— Сильмариэн, мы тебя найдем! Ауу! — голоса братьев становились все тише, и я захихикала. Ни за что не найдут! Я была мастером игры в прятки. Наслаждаясь мыслью, что братья — дураки, я не заметила, что их голосов уже давно не слышно, и приближается вечер. Если Амрод и Амрос вернутся домой раньше, отец меня накажет. Я начала всхлипывать. С единственной дочерью отец скор на расправу. Надо было поторапливаться. Я с трудом вылезла из огромного куста, залезть под который было куда проще, и осмотрелась. Сад, в который я так нелепо попала, был огромным, а вдали виднелся красивый дом. Нужно подойти поближе и выяснить, живут ли там эльфы. Утирая слезы, я пошла вперед.

Дом приближался, и я могла лучше его разглядеть. Это место казалось не таким, как все в Амане. Тут все было каким-то грустным и серым. Меня одолевали странные предчувствия. Куда я забрела? Кто необычный хозяин этого жилища?

— Кто ты, дитя? — я повернулась на голос и увидела перед собой красивого голубоглазого юношу. Его взгляд был отрешенным, и сам он очень подходил этому странному месту. Я видела много эльфов, хотя мне и было всего десять лет, но никого похожего на него я раньше не встречала.

— Меня зовут Сильмариэн, я дочь мастера Феанора. Я играла и потерялась, — смущенно ответила я.

— Это не страшно. Я отведу тебя домой. Меня зовут Олорин, — юноша улыбнулся, и его взгляд на миг стал менее отрешенным. Он подал мне руку. — Пойдем!

— Олорин, у нас гости? — раздался тихий голос совсем рядом с нами. Я обернулась и обомлела, ведь передо мной стояла самая прекрасная женщина из всех, что мне довелось видеть, а мы, Эльдар, привыкли видеть вокруг только прекрасное. Эта женщина была очень высокая и стройная, с длинными золотистыми косами и голубыми глазами, взгляд которых проникал прямо мне в душу. В тот момент мне показалось, что в этих глазах заключается вся скорбь Арды, а я коснулась чего-то, что понять мне не суждено, проживи я хоть все эпохи мира. Без сомнения, передо мной стояло существо куда благороднее и прекраснее, чем я и все мои сородичи.

— Кто ты, дитя? — спросила женщина.

Я снова представилась, низко поклонившись. Я уже поняла, что удостоилась чести встретиться с одной из светлых Валиэ. Я знала только то, что передо мной не Варда или Йаванна, их эльфы Амана видели часто.

Прекрасная Валиэ смотрела на меня не отрываясь, но вдруг ее глаза расширились в ужасе, и внезапно она заплакала, громко, надрывно. Ее плач напугал меня. Олорин метнулся к своей госпоже, может, в надежде ее успокоить, но Валиэ схватила его за руку, притянула к себе и что-то шепнула на ухо. Олорин, нахмурившись, взглянул на меня, снова взял за руку и сказал: «Я отведу тебя домой».

Мы пошли по аллее, удаляясь от дома и оставляя позади себя плачущую Ниенну. Внезапно мир стал еще серее, как будто мы были не в цветущем Валиноре, все поблекло и пропало.

После пробуждения я долго не могла прийти в себя. Опять этот сон. Самый страшный сон в моей жизни. Он всегда снился мне перед крупными неприятностями, например, перед расставанием родителей. Что же плохое случится на этот раз?

Я встала с кровати и подошла к окну. В тот далекий день, когда я попала во владения Валиэ Ниенны, я была еще ребенком и не знала хорошо, кто такие Ниенна и ее Майа Олорин. Конечно, я слышала о них, но никогда не видела ранее, даже на праздниках, где был весь Аман, а интересовали они меня куда меньше, чем прекрасная Элберет. Мама рассказала мне, что Ниенна видит судьбу любого создания Эру и скорбит о нем. «Что она увидела? Что ужасного в моем жребии?» — я задавала этот вопрос себе всю осознанную жизнь. Мне было еще меньше века, и я была очень юна для бессмертной Нолдиэ.

Я нахмурилась, глядя на то, как розовеет небо. Судьба была мне очень важна, но что-то должно было случиться уже завтра. То есть, сегодня. Необходимо было отдохнуть. Мысли терзали разум, эмоции раздирали грудь, и я заснула с трудом, и весь остаток ночи мне снился странный серый мир, вытянутые размытые тени деревьев и шепот, зовущий меня идти за собой.

Был у меня один секрет. Мои родители не одобрили бы его, если бы узнали. Скорее всего, они заперли бы меня дома и запретили выходить в ближайшее тысячелетие. Отец с ума бы сошел от злости, мама очень бы расстроилась.

Как бы то ни было, наутро после той ужасной ночи я отправилась к Мелькору. В то время многие эльфы общались с ним. В основном к Темному Вале обращались как к мастеру, когда хотели узнать, как создать что-то. Некоторые приходили унизить бывшего врага, припомнить его трехвековое заточение в чертогах Мандоса. А кому-то было просто интересно посмотреть на самого Валу Мелькора. Мне же были более симпатичны те, кто интересовался его философией, взглядами на жизнь, а таких посетителей было меньшинство. Я любила слушать рассуждения Мелькора об устройстве мира, и сожалела, что он никогда не рассказывал о своем прошлом еще до суда Валар. Хотя история со Светочами, которая была известна всем, меня откровенно огорчала и пугала.

Таких пристрастий моя семья бы не одобрила. Мама считала, что благовоспитанной девушке полагается выйти замуж пораньше, разбираться в целительстве, играть на музыкальных инструментах. Моей кузине и лучшей подруге Артанис повезло больше; дома ей разрешалось все, даже общаться с Мелькором. Я любила Артанис, но кое в чем завидовала ей. Ее в семье все любили, ни в чем не ограничивали. И волосы у нее куда красивее. Мои рыжие волосы никогда не смогли вдохновить на создание Сильмариллов. Сильмариллы! В моей семье их любили настолько, что единственную дочь назвали в честь бесчувственных камней.

Идти от дома, где жили только мы с мамой, до жилища Мелькора было недалеко. Голосов в саду я не услышала, значит, скорее всего, Вала один. Хвала Эру. Я приблизилась к главному входу.

-“Иди в сад”, - раздался голос как будто у меня внутри. Значит, хозяин уже знает о моем присутствии. Было бы странно, если бы не знал.

Я последовала указанию голоса, и вскоре увидела Мелькора, лежащего на кушетке под раскидистым деревом. Он был один, что бывало в последнее время очень редко.

— Приветствую, Владыка, — я почтительно склонила голову.

— Привет и тебе, Нолдиэ, я почувствовал твою тревогу задолго до твоего прихода. Да и как мне не почувствовать кого-то из семейства Феанора, — усмехнулся Темный Вала.

Я вспыхнула. Как мне надоело повторять ему, что многие взгляды своего семейства я не разделяю! Я дочь Феанора, однако, в отличие от него и моих братьев, не ненавижу Мелькора.

— Впрочем, я готов тебя выслушать, — вполне благодушно добавил Мелькор. — Ты же пришла за советом?

— Да, господин, я хотела спросить про одну Валиэ, ведь вам известно больше всего про Валар. Я хотела спросить про Ниенну.

Я рассказала ему все без утайки. И про тот давний случай, и про сон, не дающий мне покоя уже много лет.

— Олорин потом говорил с моей матерью. Я спрашивала у нее несколько раз, что он рассказал, но мама отказалась говорить. Она считает, что я слишком юна, чтобы задумываться о печальном.

Мелькор не раздумывал над ответом:

— Не бери это в голову, Сильмариэн. Ниенна всегда найдет повод поплакать. Для нее у тебя ужасная судьба будет, если ты, допустим… — тут Мелькор задумался, но потом шутливо вздохнул. — Да какие у вас, эльфийских дев, могут быть печали! Самое худшее, если ты на лютне будешь влюбленному не в тебя эльфу играть, или Палантир разобьешь, и папочка тебя поколотит. Теперь насчет сна. Это уже хуже. Сон к тебе приходит перед плохими событиями, но самое плохое для тебя, если бы нас сейчас увидел Феанор. Так? Если бы тебе сегодня не приснился сон, ты не пришла бы ко мне, но скоро у меня будет еще один гость, Сильмариэн, Феанор прибудет сюда с минуты на минуту!

Земля ушла у меня из-под ног.

— О Эру! — даже не попрощавшись с Мелькором, я схватила свой плащ и кинулась в глубину сада, не надеясь, правда, укрыться, от зорких глаз отца. Меня остановил громкий смех Мелькора.

— Успокойся, девочка, Феанор меня ненавидит, как же ты могла поверить в то, что он сам придет сюда?

Мои щеки как будто жаром опалило. Действительно, отец никогда не стал бы работать с Мелькором. Какой глупый розыгрыш! Но злиться на бессмертного Валу было бы еще глупее.

— Я сглупила, — криво ухмыляюсь Мелькору.

— Поэтому ты одна из немногих здесь, кто может меня развеселить. Здесь, в Валиноре, так скучно, не то, что в Средиземье! Вы, эльфы, много о себе думаете, считаете себя венцом творений Единого. Только совсем немногие из вас еще могут вести себя не так заносчиво. Вот ты, например, — просто прелесть, над тобой всегда можно посмеяться!

Сомнительный комплимент. Но все же очень почетно узнать о том, что ты симпатична такому великому созданию больше, чем твои сородичи, даже если и обязана этой симпатии только благодаря своему таланту постоянно позориться.

— Благодарю вас, Владыка, — я склонила голову в знак почтения.

— Теперь я хочу сказать по поводу твоего сна уже серьезно. У вас, Эльдар, есть дар предвидения, не такой мощный, как у меня, других Валар или Майар, но все же вполне пристойный. Ты им пользуешься?

— Нет, господин.

— Ты еще слишком юна, не имеешь достаточно опыта, и поэтому твой дар дает о себе знать при помощи снов. А может, он останется таким навсегда, и только твои сны будут вещими. Моя шутка была тебе уроком. Не давай своим предчувствиям или видениям загнать тебя в плохие ситуации. Тебе сегодня приснилось дурное предзнаменование, а ты пошла ко мне, к врагу своей семьи? Огромная глупость! По такому случаю тут вполне мог бы оказаться кто-то из друзей твоего отца. В следующий раз лучше избегай опасности. Поняла? Теперь иди. Мне некогда, ко мне сейчас придет мой ученик.

— Спасибо большое, господин, вы так помогли мне!

Я уже хотела уйти, чтобы в одиночестве обдумать слова Мелькора, которые меня поразили. Неужели я могла так сильно сглупить? Неужели во мне совсем нет осторожности и здравого смысла? Глупая Сильмариэн!

В спешке я бормотала слова благодарности и прощания, как вдруг за моей спиной раздался еще один голос, здоровающийся с Мелькором. Голос этот был мелодичен, он заставлял забыть обо всех печалях и казался прекраснее любой музыки. Изумленная, я обернулась. Обладатель голоса был очень хорош собой. Его красота была похожа на красоту любого юноши из Нолдор, но она была еще более нежной и казалась нереальной даже в Валиноре. Он выигрышно смотрелся на фоне чуть грубоватой по вкусам эльфов красоте Мелькора. Реален ли этот прекрасный мужчина, или мне снова снится сон?

Не знаю, что выражало мое лицо в те моменты, когда я увидела это прекрасное создание Единого, но, наконец-то переведя взгляд на Мелькора, я увидела, что он внимательно наблюдает за мной и, по-видимому, забавляется моей реакцией.

— Сильмариэн, позволь представить тебе Майа Майрона, моего ученика и подмастерья Аулэ, — сказал Темный Вала.

Я почтительно склонила голову. Майа, конечно же! Можно было бы сразу догадаться. Никто из Эльдар не может быть настолько прекрасен!

— Майрон, это Сильмариэн, единственная из детей Феанора, кто не хочет отправить меня в Чертоги Мандоса, — беззаботным тоном продолжил Мелькор. Они с Майроном ухмыльнулись, переглянувшись.

— Вы верно заметили, Владыка Мелькор, я действительно не собираюсь отправить вас к Намо, у меня сил не хватит, — я снова почувствовала, как во мне вскипает ярость, все же половина крови Феанора делает любой дух огненным, а Мелькор достаточно издевался надо мной. — И я не хочу мешать вашим занятиям, так что позвольте мне, пожалуйста, попрощаться с вами.

Мелькор, усмехаясь, кивнул, и я поспешила обратно к главному входу, откуда и пришла. К сожалению, я не заметила раскидистые ветви шиповника, которые были у меня на пути, и моя юбка зацепилась за шипы. Сгорая от стыда, я дернула подол чуть сильнее, и высвободилась, оставив на кусте добрый кусок ткани. Я вздернула подбородок вверх и гордо удалилась.

Уходя, я слышала за спиной хохот Мелькора.

После этого нелепого случая я стеснялась снова идти к Мелькору. Только после долгих уговоров Артанис я пошла на новую встречу, где, впрочем, было полно других Нолдор, и насмешки Темного Валы мне не угрожали. Тем более Мелькору было не до меня. Речь шла о каком-то оружии, эльфы роптали, все были очень злы. Некоторые говорили о войне, но я этому не верила. Война в благословенном Амане? Нет, такого никогда не случится!

И все же, стремясь держаться поближе ко всему неискаженному, я решила пожить у отца, который присматривал за мной строже, чем мама. Близнецы Амрод и Амрос очень обрадовались мне, а остальные братья почти не обратили внимания. Я к этому привыкла. Отец же, поговорив со мной немного в первый вечер, позже вспоминал обо мне, только когда надо было выполнить какое-либо поручение. К этому я тоже привыкла.

Я знала, что отец не любит меня. Он вообще не любил женщин, считал их глупыми, болтливыми, годными лишь для замужества. Девушкой нельзя было гордиться, и на гербе отца было только семь звезд. Пользу Первому Дому я могла бы принести лишь удачным замужеством. Девочка в семье была не нужна Феанору, несмотря на то, что к моему рождению у него было семеро сыновей. Я старалась не расстраиваться; у меня была любящая мама, да и Амрод и Амрос не разделяли мнение отца, мы всегда были лучшими друзьями. Маэдрос и Маглор неплохо относились ко мне. Остальные братья думали так же, как Феанор. Это было больно.

Иногда я задумывалась о будущих семьях своих братьев. Женятся ли они? Как воспитают своих сыновей, если те у них будут? Да и какие жены могут быть у таких эльфов, как мои братья? Склонившие головы, покорные и несчастные? Нет, такого брака я для себя не хотела бы.

Обстановка дома у отца была тяжелая. Феанор был постоянно зол и все время ругал дядю Финголфина и его сыновей. «Я никогда не буду вторым», — иногда бормотал отец, расхаживая в своей комнате по ночам. Из Валар он вел дела только со своим другом кузнецом Аулэ, остальных же считал узурпаторами. Я не хотела слушать дурное про светлых Валар и всегда уходила.

И все же в обстановке невнимания в отцовском доме мне было куда легче. Мама всегда могла определить, когда меня что-то тревожило, а потом умела начать откровенный разговор. Меня даже удивляло, что она ни разу не заподозрила, что я хожу к Мелькору. Наверное, она просто считала, что ее милой дочке такое и в голову не придет. А здесь можно было обдумывать свои переживания сколько угодно. Братья считали мое унылое лицо всего лишь одной из женских глупостей и не приставали. Тревоги отца, политическая обстановка… на тот момент меня все это не сильно интересовало.

У меня из головы не выходили не только пророческий сон и разговор с Мелькором, но и тот прекрасный Майа, которого я видела у него. Когда я вспоминала про него, у меня на лице появлялась дурацкая улыбка, которую я заметила только после того, как над ней посмеялся Карантир. И все же совершенное лицо Майрона занимало большую часть моих мыслей. Это было так глупо — думать так много о том, с кем ты даже не говорила! Пытаясь выкинуть Майрона из головы, я ругала себя на чем Арда стоит.

Ранним прекрасным утром я лежала в гамаке, наслаждаясь прохладой, легким ветерком на лице и светом двух Древ. У меня в руке была книга, роман «Любовь эльфа Тингола и Майэ Мелиан», реальная история, которую рассказали последние прибывшие из Средиземья. Эта красивая и романтичная повесть была очень популярна среди юных дев Валинора. Однако мои мысли были далеко от истории Тингола и Мелиан, и в первый раз за долгое время на сердце был покой. Как же мне было тогда хорошо!

— Сильмариэн, иди сюда! — раздался вдалеке голос отца.

Я открыла глаза. Тысяча балрогов, моя идиллия рушилась!

— Я долго буду ждать? — не унимался Феанор. — Иди сюда, быстро, есть поручение!

Очень надеясь на то, что поручение будет легким и недолгим, я поспешила на зов. Отец, как всегда, создавал что-то. Несмотря на раннее утро, в кузнице уже было очень жарко натоплено — видимо, на отца снизошло вдохновение, и он приступил к работе еще ночью.

— А, наконец-то пришла, — сказал Феанор, утирая пот со лба. Он подошел к верстаку и взял ларец с драгоценными каменьями. — Это небольшие работы Карантира, преподнеси их в дар Аулэ для Йаванны. Он должен что-то мне передать, забери это.

Мне было лень идти, но отец дважды не приказывает. И хорошо, что он не посылает Аулэ в дар доспехи, которые тайно кует.

Дорогу к кузнице Аулэ я помнила, идти от отца было недалеко — я была рада этому, потому что ларчик оказался довольно тяжелым. Лучше бы отец отправил к Аулэ кого-нибудь из братьев!

Неожиданная мысль заставила меня резко замереть на месте. Ведь у Аулэ работает тот прекрасный Майа! Мелькор говорил это, а я совсем забыла. Мне захотелось снова увидеть Майрона, и я пошла быстрее, зная, что если его не будет на месте, то я уйду очень разочарованной. Свободной рукой я пригладила волосы. Размышляя, я и не заметила, как быстро добралась до места.

Кузница Аулэ была куда больше их с Йаванной дома, расположившегося среди деревьев. Этот небольшой дом казался частью живой природы, его оплетал плющ, а в кронах деревьев пели птицы. Вокруг росли цветы и кустарники, и все цвело пышным цветом. Было видно, что эта земля находится под покровительством Владычицы всего цветущего.

Кузница же была огромная, там что-то гремело, и помощники Аулэ торопливо бегали туда-сюда. Я не без содрогания зашла в это помещение, которое так сильно отличалось от небольшой кузницы отца, где он чаще всего работал в одиночестве. Увидев огромную фигуру Аулэ, я отправилась к нему.

— Простите, Владыка Аулэ, — начала я обращение к кузнецу. — Меня прислал Феанор, он просит вас принять в дар работу его сына Карантира, а также забрать…

— Да, давай сюда, — перебил меня Аулэ, выхватывая ларец с камнями из рук. — А ты кто такая?

— Я Сильмариэн, дочь… — снова начала я, но кузнец уже не слушал. Он начал беспокойно озираться вокруг и вдруг закричал:

— Курумо, иди сюда, бездельник, и приволоки ящик для Феанора!

Ничего себе у него обращение с подмастерьями! Со мной даже Келегорм никогда так грубо не разговаривал, а ведь именно он обижал меня чаще всех.

— Отвезешь эти камни Феанору, — теперь Аулэ снова обращался ко мне. — Скажешь, что мне наплевать на то, что он там думает, а работать надо, и это половина из того, что Варда просила огранить к следующему месяцу, а я не успеваю, да и куда уж тут успеть с такими бездельниками — учениками? Интересно, где они ходят?

Кажется, Вала Аулэ жалуется мне на жизнь. И это немного странно.

В ту же секунду к нам подошли двое учеников, которые тащили ящик устрашающего размера. Я взглянула на них и застыла. Один из них был Майрон, тот прекрасный Майа, который не выходил у меня из головы уже который день. Я была рада его видеть, но… Аулэ, кажется, звал кого-то другого? Майрон же смотрел прямо на меня и, кажется, усмехался. В груди что-то сжалось, а в голове образовался какой-то туман, который смог немного развеять только голос Аулэ:

— А, явились, бездари. Отдайте девчонке камни и марш работать!

— Но, Повелитель, — запротестовала я, — этот ящик слишком тяжел для меня, я не смогу донести его до дома. Дайте же мне помощь, иначе как мой отец сумеет помочь вам выполнить эту работу?

Если он вообще будет ее выполнять. Аулэ почесал затылок. Видимо, такие трудности он не предвидел.

— Ладно, — наконец решил он, кинув на меня враждебный взгляд. — Майрон, донеси это до Феанора, а потом марш обратно, работа сама себя не сделает. Курумо, быстро на место, и не вздумай удрать вслед за ним!

Майрон легко поднял ящик, я попрощалась с Аулэ, кинула сочувствующий взгляд на расстроенного Курумо, который, по-видимому, очень хотел удрать, и мы пошли к выходу.

— Почему Аулэ столь суров с вами? — спросила я, как только дверь кузницы затворилась за нами.

— Тихо, — шепнул Майа, кинув выразительный взгляд назад.

Мы еще некоторое время шли молча, и я украдкой любовалась прекрасным лицом Майрона, пока тот внезапно не спросил:

— Так что же привело тебя к Мелькору, Сильмариэн? Чем он привлекает эльфов вроде тебя?

Я и сама много думала о том, чем привлекает меня Мелькор, но в итоге смогла дать только такой ответ:

— С ним интереснее. Намного интереснее, ведь жизнь здесь так однообразна!

— Однообразна и бесконечно длинна, так? И лишь общение с тем, кто отличается от всех, кого ты знаешь, и от всего, что ты видишь, разгоняет скуку этой жизни?

— Да, — слова Майа смутили меня. — Это и тебя привлекает в общении с Мелькором, Майрон? Ведь твоя жизнь куда длиннее моей, да и куда печальнее, — я выразительно посмотрела в сторону кузницы, и Майрон скривился, Но кивнул. Значит, причины поступков у нас схожие.

— Здесь жизнь неинтересна для тебя. И где же будет лучше? — спросил Майа.

— Не знаю. В Средиземье? — легкомысленно откликнулась я.

— Да, там, наверное, лучше. И слушать Мелькора мне куда интереснее, чем слова Валар, которые повторяют все, — внезапно добавил Майрон.

— И мне тоже. Так что с Аулэ?

— Ничего, — хищно усмехнулся прекрасный Майа. — У него просто манера общения такая, любит оскорблять учеников. А с тобой что, Нолдиэ? Дочь Феанора лично идет по ерундовым поручениям отца?

Майрон был не откровенен со мной. И я не буду! Гордо вскинув голову, я заявила:

— Помощь отцу — мой долг и величайшая честь, потому что он великий мастер, он создал Палантиры и Сильмариллы.

— А, Сильмариллы, — снова усмехнулся Майрон. — Величайшие произведения искусства, но мне кажется, что они не так прекрасны, как дочь Феанора.

Я застыла. Прекраснейший мужчина на Арде назвал меня прекрасной. Это было лестно, но все же…

— Это дерзость, — нахмурилась я, пытаясь выглядеть строже.

— Это комплимент, — весело возразил Майа. — И ты знаешь, что тебе приятно его получить.

Он так весело улыбался, что я не могла противостоять и тоже расплылась в улыбке.

— Не скрою, приятно. Майрон, ты — настоящий дамский угодник.

— Вовсе нет, я не делаю комплиментов даме, если дама — не особенная. — почти прошептал Майа, чуть приблизившись ко мне.

От его слов у меня закружилась голова, а его взгляд обжигал. Я была еще очень молода, и мало в жизни слышала приятных слов. Мы с матерью жили уединенно, и поклонников у меня было мало. Слава Эру, идти оставалось пару минут. Или наоборот — какая жалость? Я отстранилась. Вдалеке показалась кузница отца.

Указав Майрону на вход в кузницу и сухо попрощавшись с ним, я поспешила обратно в гамак. Что же такое со мной творится, когда этот Майа рядом! Я легла, но тут же почувствовала, что мне в бок что-то впивается. Ругаясь, я вытянула из-под себя книгу. «Любовь эльфа Тингола и Майэ Мелиан» — прочитала я на обложке. Еще и это! Я вскочила на ноги, кинула книгу обратно в гамак и поспешила в дом. Мои чувства были в смятении.

Я собиралась ложиться спать, когда Амрод и Амрос вбежали в мою комнату с громким смехом.

— Кажется, у кого-то появился поклонник! — кричали они, размахивая небольшой коробкой.

— Сестричка, скажи нам, кто он?

— Незнакомец, я тебя люблююю, жить без тебя не могууу! — запел Амрод.

— А встречу с папой он переживет? — дурачился Амрос.

Они перебивали друг друга и кривлялись, и я с трудом поняла, что случилось. Оказывается, у главного входа близнецы нашли подарок, адресованный мне. Это событие настолько обрадовало моих братьев, что они явно собирались смеяться до конца дня. Или года.

— Как вам не стыдно? — я попыталась успокоить близнецов. — Отец сегодня выслушивает упреки от самих Валар в Кругу Судеб, а вам лишь бы посмеяться! Будьте серьезнее! И отдайте мне то, что принесли.

— Ой, да перестань!

— Ничего отцу не будет! Он же великий мастер!

— Да тебе плевать на Круг Судеб, просто от нас отвязаться хочешь! — так оно и было.

Обиженные Амрод и Амрос, ворча, удалились. Освободив комнату от непрошенных гостей, я рухнула на кровать и потянулась к маленькой коробочке, которую отвоевала у Амрода. Я знала, кто ее прислал, и мое сердце билось сильнее чем обычно. Вздохнув, я решительно открыла подарок.

Внутри лежали длинные мифриловые серьги, украшенные изумрудами. Они были прекрасны. В коробочке была еще и записка. Развернув ее, я прочитала: «Ты прекраснее Сильмариллов. Они всего лишь холодные камни. М». Да, он настойчив, и мне было очень приятно его внимание. Нет, мне было не просто приятно, я была почти счастлива, и не только потому, что подарок был великолепен!

Спрятав коробочку с серьгами, я спустилась в столовую. Все были серьезны и очень сосредоточены, даже Амрод и Амрос больше не смеялись, да старшие и не дали бы им повеселиться. Маглор был без лютни, зато стучал пальцами по столу. Все ожидали возвращения отца.

— Его просто отчитают и все, — Келегорм кажется и сам не верил в то, что говорил.

— Надеюсь, — тихо сказал Маэдрос, нервно разрывая салатный лист.

Почти сразу же дверь в столовую отворилась, и в нее ворвался разъяренный отец. По его лицу было видно, что Валар его не просто отчитали.

— Двенадцать лет! — кричал Феанор. — Они самые настоящие тираны! Ненавижу их всех! А мой братец!..

Он схватил тарелку и швырнул ее в стену. В своем буйстве Феанор не замечал окружающих, и мы с близнецами, не сговариваясь, ринулись к задней двери. В этом доме невозможно было находиться, если Огненный Дух не был спокоен.

Мы выбежали из дома. Смеркалось, и воздух становился прохладнее. Но просто посидеть в саду не получилось.

— Амрод, Амрос, Сильмариэн, куда вы подевались? — раздался громовой голос из дома. — Быстро в дом, я еще не договорил!

— Бежим! — прошипел Амрос, и мы быстро ринулись в лес, надеясь, что отец вскоре забудет про нас.

Я поняла, что нам очень сильно попадет, но все же ринулась вслед за братьями. Мы бежали несколько минут, пока я не стала осознавать, что была здесь совсем недавно.

— Вы что здесь делаете? — донесся знакомый голос откуда-то из-за деревьев.

— А, Майрон, здравствуй, — откликнулся Амрод. — Да мы от отца убежали, он сейчас в бешенстве, слышал уже, что его на двенадцать лет из Тириона изгнали?

— Да, слышал. Жаль, что вы все отсюда уедете, — Майа взглянул на меня. — А у нас небольшой праздник, не хотите присоединиться? В последний раз здесь сможете повеселиться.

Близнецы обрадовались, и мне ничего не оставалось, как последовать за ними. Мы зашли в дом, который, по-видимому, принадлежал ученикам Аулэ. За столом уже сидели Курумо и несколько других Майар и Эльдар, имена которых я не запомнила. Амрод и Амрос сразу наперегонки побежали к бочонку с пивом, а я скромно присела на скамью, не зная, куда девать себя. Майрон присел рядом со мной. Амрос поставил передо мной кружку, и я неосознанно начала пить. Чем больше я пила, тем больше осознавала сложность ситуации. Отец прогневил Валар и изгнан, он поднял руку на брата. Я вернусь к маме, конечно, но всей остальной семье придется далеко уехать. Отец виноват, он слушал ложь про дядю Финголфина, ложь… А кто распускал слухи?

— Мелькор! — воскликнула я, с грохотом поставив полупустую кружку на стол.

— Какой Мелькор? — хихикнул уже нетрезвый Амрод.

— Твоей сестре надо проветриться, — Майрон схватил меня за руку и потащил к выходу на воздух. Я не могла идти ровно, меня качало.

— Что ты творишь? — прошипел он, когда мы достаточно отошли от дома. — Разве не понимаешь, что нельзя говорить о Мелькоре, если кто-то рядом?

— Это Мелькор во всем виноват! — я попыталась высвободиться. — Это он лгал всем, а ты — его ученик, ты ему помогал, ты должен был знать все и только смеяться над Нолдор!

— Сильмариэн, — Майрон вздохнул, — я не имею отношения ко всему этому. Интриги Мелькора, были они или нет, меня не интересуют, я изучаю у него магию. А его политика — это его дело, не мое. Почему ты мне не веришь и ведешь себя так враждебно? Я не желаю зла твоей семье. Особенно пока в ней есть ты.

Он перевернул мою руку ладонью вверх, поднес к губам и поцеловал запястье. Кожу на месте поцелуя как огнем опалило. Может, я действительно зря была так строга?

— Не злись, Майрон, зря я тебя…

Но закончить эту фразу мне так и не удалось. Небольшое черное облако налетело на нас и накрыло с головой на несколько секунд. Мне показалось, что оно что-то шепнуло или пропело. И вдруг все исчезло. Мы с Майроном лежали на земле, и он выглядел не менее пораженным, чем я. Я абсолютно протрезвела, и меня била дрожь.

— Что это было? — мой голос был больше похож на писк.

— Я не знаю, — Майа был растерян.

Он легко поднял меня с земли и за руку повел в дом. Мы снова сели за стол, но мне совсем не хотелось болтать и веселиться. Я сидела на скамье, задумавшись, а Майрон гладил мою ладонь под столом.

— Твой подарок просто прелестен, — только теперь я вспомнила, что надо сказать спасибо. — Благодарю тебя, я была очень рада.

— Я счастлив, что тебе понравилось, Сильмариэн, — широко улыбнулся Майа. — Хорошо, если что-то сделало бы тебя счастливой теперь, когда твоя жизнь сильно изменится.

— Ничего не изменится, я вернусь к маме. И меня много что делает счастливой, — улыбнулась я, ощущая поглаживания моей ладони. Сейчас именно это легкое прикосновение делало мою жизнь прекрасной.

— Наверное, это главное — быть счастливым, — задумчиво ответил Майрон.

Была уже поздняя ночь. Братья, Курумо и все остальные совсем развеселились, и я попросила Майрона отвести меня домой. Когда мы вошли в темноту леса, мне снова стало страшно.

— Я все же не понимаю, что это было такое, и что оно сказало, — прошептала я. — Мне страшно.

— Не бойся, — Майрон обнял меня, и я положила голову ему на плечо. — Со мной ты в безопасности.

— Я тебе верю. Знаешь, я не хочу уезжать.

Это было правдой. Впервые я не хотела покидать негостеприимный дом отца.

— Я знаю.

Мы стояли слишком близко. Майрон играл кончиками моих волос, а потом склонился и поцеловал меня в губы, совсем легко, почти невесомо. Я даже не успела осознать то, что происходит мой первый поцелуй. Но я почувствовала прилив счастья. Мне хотелось, чтобы эти объятия продолжались вечно, чтобы мне всегда было так прекрасно. Но пора было возвращаться к реальности.

Мы шли домой в полном молчании. На крыльце мы попрощались, я открыла дверь, и…

— И кто же у нас тут пришел? — разъяренный отец сидел в столовой, откуда прекрасно был виден вход. Рядом с ним стояло несколько пустых бутылок от вина. — И где же мы были? А где Амрод и Амрос?

Кажется, мне конец.

— Отец, не злись, но… — отговорки, как назло, в голову не приходили.

— Не сердитесь, мастер, Сильмариэн была со мной, — Майрон возник за моей спиной, — а ее братья заночуют в кузнице, где они все трое и были этим вечером. Мы рассматривали украшения из драгоценных камней. А Сильмариэн устала и попросила отвести ее домой. Дорога заняла у нас чуть больше времени, чем планировалось.

— Вот как! — отец с усмешкой взглянул на меня. — Хорошо, до свидания, Майрон, с дочерью я поговорю позднее.

Майа поклонился Феанору и вышел. Минуту отец молчал. Я ждала расправы.

— Молодец, дочка, — изрек он внезапно. — Хорошего жениха себе нашла, мать рада будет.

Что? Кажется, теперь у меня проблемы!

— Но, отец, Майрон мне не жених! — запротестовала я, краснея и спешно думая, можно ли услышать этот разговор майарским слухом.

— Сегодня — не жених, завтра — жених, — отмахнулся отец. — В любом случае — хорошая партия, очень полезно будет для семьи. И парень отличный, хороший кузнец. К тому же Майа. Иди спать, дочка.

Я поднялась к себе. Как всегда — принеси пользу семье, или от тебя все отвернутся. И почему у нас всегда так? Я вышла на балкон. Майрон поджидал меня внизу. Значит, все слышал.

— Все в порядке, — сказала я, с улыбкой помахав ему. — Когда вернешься домой, пожалуйста, проследи за братьями, как бы они что ни натворили.

— Хорошо, — кивнул Майа. — Спокойной ночи, Сильмариэн.

Я наблюдала, как он удаляется в темноту леса, такой красивый, такой безупречный. Когда Майрон скрылся, я вернулась в комнату, раскрыла свой дорожный сундук и стала кидать туда платья, книги и другие вещи. Уже завтра мне надо будет вернуться к маме. Как я тогда буду далеко от него!

Что это — лихорадка бессонной ночи или зарождающееся чувство? Кажется, я уже знала ответ. Тяжелая была ночка. Я рухнула на кровать и погрузилась в сон без сновидений.

Дом Феанора опустел. Отец и старшие братья уехали в изгнание в старую крепость Форменос. Вскоре к ним собирался присоединиться и дед Финвэ. Мы с Амродом и Амросом поехали к матери. Близнецы хотели позже вернуться к отцу, а я, разумеется, оставалась с мамой.

Уже на следующий день после праздника у Майар Аулэ мы с братьями отправились в дорогу. Амроду и Амросу было ужасно плохо, и они призывали на свои головы тысячи балрогов и самого Мелькора. Я же хихикала, вспоминая, как ранним утром Курумо привез их к дому в тележке, и как их потом сурово отчитывал отец.

Дорога была долгой, и мы приехали лишь поздним вечером. В доме горел свет, и мама сразу же выбежала на крыльцо. Она плакала от счастья, увидев, что приехали еще и ее младшие сыновья, которые так возмужали с момента их последней встречи.

Они трое были так счастливы, что и у меня на душе стало светлее. Я была рада вернуться домой, но тут было так далеко от кузницы Аулэ, от Майрона! И все же я старалась казаться веселой, чтобы порадовать маму.

Однако, верно говорят, что хорошая мать заметит все. Когда я уже легла в кровать, мама прошла в мою комнату и села у изголовья кровати. Она погладила меня по голове.

— Послушай, Сильмариэн, ты ведь грустишь не из-за отца. Ты мне все рассказала?

Тогда я отвернулась к стене и рассказала маме все, опустив только моменты, связанные с Мелькором.

— Сильмариэн, милая, но это же замечательно! Теперь и у тебя есть любовь! И я надеюсь, что у вас выйдет все лучше, чем у нас с отцом, — в ее голосе я почувствовала горечь.

— Я не уверена, что он настроен серьезно.

— Как, Сильмариэн, ты сомневаешься? Разве такое бывает, чтобы мужчина начинал ухаживать за девушкой, не имея серьезных намерений? — недоумевала мама.

Да, это звучало очень наивно, но в Валиноре такое действительно было не принято. Я сомневалась в Майроне в основном из-за его долгого знакомства с Мелькором, но этого маме было знать не обязательно. Да что Майрон! Я сама общалась с Мелькором, и моя семья могла бы меня счесть предательницей.

— Нет, мама, наверное, мои опасения глупы. Хотя мы живем так далеко, и можем уже не увидеться…

— Глупышка! — усмехнулась мама. — Если ему нужно будет, он приедет.

Хотелось бы на это надеяться.

— Я пойду, дорогая, спи, — мама поцеловала меня в лоб и ушла, оставив меня наедине со своими невеселыми мыслями.

Уже три дня мы жили у мамы, не расставаясь ни на минуту. С братьями было очень весело. Вчетвером мы готовили, разговаривали, смеялись, читали друг другу книги вслух. В те дни я вспоминала о Майроне только когда оставалась одна перед сном.

Мы устроили праздник, куда пригласили много друзей, среди которых была семья дяди Финарфина. Его семейная жизнь казалась мне идеальной. Он и его супруга Эарвен жили душа в душу, а их дети Финрод и Артанис были моими лучшими друзьями. Праздник был веселым, двое эльфов устроили певческий поединок. Я слушала их, когда почувствовала, что кто-то тянет меня за рукав. Я обернулась и увидела Артанис. Мы отошли подальше от остальных.

— Хвала Эру, ты приехала! — взволнованно сказала Артанис. — Я хочу кое-что сделать, и мне нужна твоя помощь!

— Что случилось? — я была готова испугаться.

Артанис взяла меня под руку, и мы отошли еще дальше от веселящихся Эльдар.

— Тебе мама рассказала, как Мелькор отбыл из Валинора? — спросила двоюродная сестра.

— Нет, конечно же, он что, действительно ушел?

— Конечно! Валар разоблачили его ложь в тот день, когда твоего отца отправили в ссылку, и он, прикинувшись темным облаком, улетел в Средиземье! Мы отсюда его прекрасно видели.

— А мы из дома отца не видели, — я задумалась. Неужели то темное облако, что накрыло нас с Майроном тогда и есть Мелькор? Что ему было надо?

— Я подозреваю, что он не ушел, — прошептала Артанис. — Давай пойдем к нему и посмотрим, пуст ли дом! Пойдем прямо сейчас, пока все празднуют. Никто не заметит нашего отсутствия!

— Я уверена, что он ушел, — сказала я резче, чем хотела.

— А я нет! Ты что, не видишь, что происходит? Свет Древ уже не так ярок, и тени вытянулись! Я думала, что Мелькор стал лучше после заточения, но я ошиблась так же, как и мы все, он просто сеял между нами вражду. Сильмариэн, я не думаю, что он может сеять зло так далеко, из самого Средиземья! Пойдем, прошу тебя!

— А что нам это даст? Он просто убьет нас, когда увидит!

— Как ты можешь такое думать? Эту землю не обагрит кровь кого-то из нашего народа, — возмутилась Артанис. — Он нас напугает, и мы уйдем.

Я подозревала, что если Мелькор и затаился дома, то нам-то он уж точно не покажется, но мы все же пошли хорошо знакомой дорогой, куда часто ходили за советом или за новыми знаниями.

Мы шли быстро, не останавливаясь по дороге. Когда мы подошли к дому, первое, что бросилось нам в глаза, была темнота вокруг. Снаружи стоял ясный день, но уже на подходе к дому создавалось впечатление, что идешь в сумерках. Я задрожала от страха и странного, пронизывающего до костей холода. Мне очень хотелось развернуться и побежать домой.

— И что мы будем искать? — раздраженно спросила я у Артанис.

— Давай залезем в дом! — предложила сестричка. Я пыталась запротестовать, но она уже тащила меня к дому, и я с трудом избежала столкновения с очередным кустом шиповника. Дверь была открыта, и мы вошли в холл, где бывали уже далеко не в первый раз. Дом Мелькора в Валиноре не был похож на мрачный замок жестокого Черного Властелина, каким описывали Утумно. Здесь все было довольно просто и со вкусом, а отделка дома была в основном из темного дерева.

Артанис хотела подняться вверх к покоям Темного Валы, но вдалеке послышались голоса. Прятаться было некуда, и мы едва успели спуститься с лестницы и спрятаться за диванами в гостиной на первом этаже, когда они вошли. Их было трое, я не знала Майар это или Эльдар. Во всяком случае, голоса были незнакомые, а сами гости были в плащах с капюшоном.

— Да, он был прав. Повелитель действительно оставил эти… покои, — сказал первый, презрительно усмехаясь.

— И правильно сделал! — горячо отозвался второй. — В Средиземье он сможет развернуться!

Кажется, этот голос мне был знаком. Только где я могла его слышать?

— Тут был кто-то! — внезапно заявил третий. — Я чувствую запах духов.

— Может и заходила какая-то эльфиечка посмотреть, верны ли слухи, — захохотал первый. — Нам то что!

— Нас могут подслушивать, — угрюмо сказал третий.

— Да кому это надо! — уже раздраженно сказал первый. — Я не собираюсь осматривать весь дом только потому, что тебе что-то показалось. Ты хоть думаешь о том, что можно найти в этом доме? Лучше и не думай!

Они ушли. Через несколько минут, уже не слыша голоса, мы вылезли из-за диванов.

— Ты знаешь, кто это был? — спросила я, дрожа.

— Нет, — Артанис была в панике. — Знаю лишь то, что среди нас появились настоящие предатели!

Я промолчала. У меня возникли подозрения, связанные с одним из моих недавних знакомых, но я не собиралась их озвучивать. Это было слишком тяжкое обвинение.

— Мы сглупили, что пошли сюда, — сказала я, поправляя платье.

— Ты стала какая-то странная, Сильмариэн. Ты сама не своя, с тех пор, как вернулась от отца. Там что-то произошло? — прищурилась Артанис.

— Нет, — прошипела я. Меня внезапно окатила совершенно новое для меня чувство. Это была злость. Злость на Артанис, которая потащила меня в это жуткое место, злость на саму себя, так глупо поддавшуюся на уговоры сестры. Раньше я никогда не чувствовала такой злости ни к игнорирующему меня отцу, ни к братьям с их издевками. Даже когда меня обижали, я злилась меньше.

Обратно мы шли молча, и за это время я успела успокоиться.

— Где вы гуляли? — вскричала мама, когда мы вышли обратно к месту пиршества. — Еда уже на исходе, а к тебе, Сильмариэн, приехал гость!

Мама взяла Артанис под руку и подмигнула мне. Я, уже догадавшись, кто приехал, пошла здороваться с гостем.

Майрон и Амрос сидели на больших качелях в саду, раскачивались и весело смеялись над чем-то.

— Здравствуй, Майрон, — в присутствии брата я немного робела.

— Здравствуй, Сильмариэн, я приехал забрать твоих братьев. Феанор попросил отвезти их в Форменос.

— Так быстро? — а я думала, что он приехал ради меня… И так не хочется расставаться с братьями…

— Да, ты знаешь, что, к сожалению, твой отец не любит ждать.

— Я, пожалуй, пойду собирать вещи, — Амрос соскочил с качелей и побежал к дому. Я присела на освободившееся место, и Майрон взял меня за руку.

— Я скучал по тебе.

На меня нахлынула волна спокойствия, и я откинулась на спинку качелей.

— И я тоже.

Мы сидели в обнимку и целовались на качелях. Мне было очень хорошо.

— Вот бы так было всегда! — сорвалось у меня с губ.

— Так может быть, — сказал он и снова поцеловал меня.

— Майрон, мы готовы! — раздались крики вдалеке. Похоже, братцам не терпелось увидеть новый замок.

— Жаль, что пора уходить, — сказал Майрон. Он поднялся с качелей, и тут я кое-что вспомнила.

— Послушай, а Курумо ходил к Мелькору учиться?

— Нет, а почему ты спросила? — Майа был удивлен, но, кажется, не встревожен.

— Да так, просто подумалось, что вы же друзья, и, наверное, вместе занимались.

— Нет, Курумо — прилежный ученик Аулэ, он занимается только у него.

Близнецы уже погрузили вещи в телегу Майрона и ждали самого Майа. Майрон зашел в дом, чтобы наша семья могла без помех попрощаться. Мы слезно прощались у порога, у всех было плохое предчувствие, что следующая встреча произойдет не скоро. Мне с трудом удалось успокоить маму. Она плакала о своих мальчиках, таких красивых, беззаботных и веселых. Она плакала, что старшие сыновья так и не приехали навестить ее после такого долгого отсутствия. Обнимая маму, я думала, почему у нашей семьи все сложилось именно так, а не как у всех остальных, нормальных эльфов. И я надеялась на то, что моя собственная семья будет намного счастливее.

Они уезжали, трое моих самых близких и любимых, и я вытирала слезы с лица. Я знала, что Майрона вскоре увижу, но вот братьев… Мои любимые весельчаки!

Когда тележка окончательно скрылась из глаз, мама, все еще расстроенная, но уже более бодрая, повернулась ко мне и сказала:

— Знаешь, мне кажется, что он влюблен в тебя, — и добавила. — А ты не хочешь немного поучиться у Йаванны?

Я прекрасно понимала, почему мама отправила меня в ученицы к Йаванне. Это было вовсе не для того, чтобы я изучала деревья, цветы и травы, а для того, чтобы я побольше времени проводила возле кузницы Аулэ и вернулась уже для подготовки к свадьбе, тем более, что родители фактически дали мне благословение.

Все было решено, необходимые письма написаны, и я должна была ехать к Валиэ Йаванне в Тирион, чтобы вместе с другими юными эльфийками получить знания о природе. Жить я должна была в прежнем доме отца, совсем одна.

Мне хотелось ехать как можно скорее. Растения и животные меня, в отличие от многих ровесниц, не очень интересовали, я предпочитала рукотворную красоту, которую создавал мой отец и другие кузнецы, но мне хотелось быть рядом с Майроном. Только жаль было оставлять маму совсем одну.

Мама отправила меня в путь примерно через неделю после отъезда братьев. Я не стала брать с собой много вещей в надежде вскоре вернуться домой. В пути меня сопровождал двоюродный брат Финрод, сын дяди Финарфина.

Дом Феанора был оставлен совсем недавно, но уже казался полузаброшенным. Наверное, так было из-за того, что раньше в доме постоянно шумели, слышались смех и молодые голоса. А сейчас там было пусто, мебель была накрыта, и на свету была видна летающая в воздухе пыль.

— Да, нужно придать жизни этому месту, — распорядилась я, сбрасывая покрывало с длинного обеденного стола. — Буду устраивать здесь праздники, когда познакомлюсь с другими ученицами Йаванны.

— Говорят, у тебя и так тут есть друзья, — подмигнул брат, — среди учеников Аулэ. Так и по нам с Артанис скоро перестанешь скучать!

— Неправда, по вам я всегда буду скучать, — я обняла Финрода. — Приезжайте ко мне в гости скорее!

Мы попрощались. Финрод благословил меня именем Элберет и уехал. Я осталась совсем одна в старом доме.

К своему стыду я не могу сказать, что была хорошей ученицей. И это было не только из-за того, что меня больше волновали рукотворные чудеса Арды, но и потому что мысли мои вечно витали где-то очень далеко. Майрон, Форменос, отец, Тирион, мама совсем одна дома, обман Мелькора — все это и еще очень многое занимало мои мысли, пока Йаванна рассказывала о том, что все живущее — чудное создание Валар и Эру. Я стала размышлять об отце и вдруг разозлилась. Из-за его гордыни вся семья в какой-то Илуватаром забытой дали, мама страдает, а меня отправили в погоню за мужем, способным поддержать рухнувший престиж семьи!

Со мной вместе занимались еще четыре девушки, знаний у которых было куда больше. Однако все их внимание было направлено на меня, не только как на новенькую, но и как на дочь знаменитейшего мастера, а может, как и на предполагаемую подругу сильного Майа. Эти девушки не были из Нолдор, поэтому я вскоре не могла даже вспомнить их имена.

В конце занятий Йаванна подозвала меня к себе и немного отчитала:

— Сильмариэн, ты совсем невнимательна, ты витаешь в облаках!

— Простите, госпожа, этого больше не повторится, впредь я буду внимательнее, — мне было стыдно, ведь другие девушки были куда послушнее и образованнее.

— Девочка, когда на сердце тень, мы должны искать утешения у природы, у земли, а не у холодных камней, как это делает твой отец. Ты поймешь это со временем. Все живое и неискаженное может быть другом эльфа. Я вижу, что у тебя на сердце большая печаль, которую ты должна преодолеть.

— Спасибо вам, я постараюсь, — ответила я, не желая откровенничать.

Я вернулась в свой уже приведенный в порядок дом. Было скучно. Одна я жить не привыкла, мне хотелось с кем-нибудь поговорить. Села писать письмо Артанис — поняла, что писать пока нечего. В конце концов, я взяла книгу, прилегла с ней на кушетку в саду, начала читать и сама не заметила, как уснула.

Я проснулась от того, что кто-то легко погладил меня по щеке. Прикосновение было приятным, и я улыбнулась.

— Узнал, что ты приехала, и решил тебя навестить, — раздался над ухом знакомый голос.

Мы шли за руку по тропинкам, смеясь и болтая. Майрон целовал меня, и я была самой счастливой девушкой на всей Арде. Вскоре мы подошли к кузнице Аулэ.

— Зря мы сюда пришли, пойдем лучше, — нахмурился Майрон. — Аулэ меня не отпускал, если сейчас увидит, то мне не поздоровится. Сейчас за меня Курумо работает.

— Тогда давай убежим от него! — хитро усмехнулась я.

Но было уже поздно.

— Майрон, вот ты где, безрукий идиот, опять со своей рыжей девчонкой крутишься, а кто за тебя работать будет, бестолочь Курумо? — столь внезапного появления разъяренного Аулэ я не ожидала.

— Не повезло, придется идти, — скривился «безрукий идиот».

— Бросай девчонку и иди быстро работать, ученик, я не шучу!

— Я не какая-то девчонка! — в монолог Аулэ я вмешалась самым наглым для кузнеца образом. — Я Сильмариэн, дочь Феанора, великого мастера, создателя Палантиров и Сильмариллов, по сравнению с которым любой кузнец — безрукий идиот. И я не хочу, чтобы обо мне отзывались в столь оскорбительном тоне, так же, как и о моем возлюбленном, — признание выскочило совершенно случайно.

Кузнец застыл на месте. С ним, с Валой, вздумала спорить какая-то ничтожная эльфийка! Он мог бы прибить меня одним ударом молота, но Манвэ этого явно не одобрил бы, да и Феанор был его другом. И Аулэ не мог сказать ничего, кроме:

— А ну убирайтесь отсюда, оба!

Майрон, опасливо глядя на учителя, попрощался с ним, взял меня за руку и повел в сторону дома. Спиной я чувствовала злой взгляд кузнеца.

— Прелесть моя, что на тебя нашло? — Майрон был изумлен. — Ты возразила самому Аулэ, а даже мы, его ученики, Майар, опасаемся это делать!

Я улыбнулась.

— Я не жалею об этом. Ненавижу, когда оскорбляют меня или моих близких! Я не хочу терпеть такое ни от кого! Ради этого я даже готова пугать именем моего отца.

— Ты просто чудо! — Майрон был восхищен. — И по характеру ты — вылитый Феанор, Огненный Дух, только гораздо очаровательнее.

— Но я никогда такой не была, — задумчиво произнесла я.

Мы пошли в сторону моего дома, и до конца вечера уже не заговаривали об этом происшествии.

Поздно ночью лежа в кровати без сна, я размышляла о причине столь странной ярости. Невозможно было то, что во мне просто так взяли и проявились отцовские черты, я всегда была копией мягкой и незлобивой матери. Кажется, злость в первый раз вспыхнула во мне после похода в дом Мелькора… Но в чем же причина?

Облако, странное темное облако, которое накрыло нас с Майроном в ночь, когда отца изгнали в Форменос! Оно что-то сказало или пропело тогда. А ведь в ту ночь Мелькор покинул Средиземье! Значит это… Мелодия Искажения?! Я вскочила с кровати и заметалась по комнате. Что теперь мне делать? Мелькор травит мою душу, дурманит рассудок! Может, сказать Йаванне или написать маме? Кто-то должен знать, что с этим делать!

Но, подумав, я решила справиться с этим самостоятельно. Как бы ни был силен Темный Вала, пока в наших душах есть добро, ему не победить окончательно. Нужно радоваться даже мелочам — скоро Валар устраивают большой праздник, нам будет очень весело! И у меня есть большая семья, замечательный возлюбленный, учеба, которая меня вскоре заинтересует. Все что нужно для счастья! И нечего мне злиться!

Искажению Мелькора никогда не победить меня.

Ужас, охвативший меня во сне, был огромен. Я долго не могла отдышаться и дрожала от страха, обхватив колени. Мне опять приснился кошмар про Ниенну, только в этот раз он был еще тягостнее, еще печальнее. Не помню, что меня так сильно напугало, но пробуждение было жутким.

Снаружи уже светлело, и я старалась успокоиться. Пора было собираться на праздник в славу Эру, который в этом году обещал быть особенно пышным. Я облачилась в лучшее белое платье, расшитое жемчугом, и в подходящие туфли. Подошла к туалетному столику и надела мифриловые серьги, которые мне подарил Майрон. За те месяцы, что я училась у Йаванны, он не преподнес мне другого украшения, того большого подарка, о котором мечтает любая девушка. Впрочем, куда торопиться нам, бессмертным!

Все мы, ученики Аулэ и ученицы Йаванны, весело переговариваясь, пошли на праздник урожая. За время, проведенное мной у Валиэ, я подружилась со многими эльфами, живущими рядом, особенно с теми, кто работал у Аулэ. Учеба мне тоже стала приносить удовольствие, я стала лучше понимать природу и жалела, что ничему серьезно не училась раньше.

Праздник был великолепен! Давно я уже не видела такого веселья! Пришло очень много Эльдар и Майар, а все Валар сидели за большим столом на возвышении. Я сразу заметила дядю Финарфина и его детей, но никак не могла увидеть никого из братьев.

— Майрон, видишь кого-нибудь из моей семьи?

— Я вижу твоего отца, он в повседневной одежде и очень мрачен, — ответил мой возлюбленный, нарядившийся на праздник в наряд из синего шелка, подходящий под цвет его глаз.

С отцом мне здороваться не хотелось. Я знала, что он пришел сюда не по своей воле. Лучше было поприветствовать друзей и родственников. Я ходила по залу, рассматривая лица из толпы. Вот моя двоюродная тетя, Лалвен, дочь Финвэ, веселая, как всегда. Вот незнакомый светловолосый эльф, бережно держащий за руку ребенка. А вот прелестная и светлая Варда, прекраснейшая из созданий Единого.

Пир был роскошным, столы ломились от яств и питья, а музыка играла так весело, что хотелось немедленно идти танцевать. Был час слияния света Древ, Майрон обнимал меня, ничто не предвещало беды, но вдруг…

На Валинор пала Тьма, одушевленная, деятельная и злобная Тьма. Кто-то кричал и плакал, поднялась настоящая паника. Тьма давила на нас, воля многих была сломлена, а с горы, на которой мы находились, можно было увидеть огромное отвратительное ненасытное чудовище, лакающее свет Древ. Эта тварь исчезла также внезапно, как и появилась, но эта Тьма осталась.

Моя наставница Йаванна пыталась воскресить Лаурелин и Тэлперион, но ее попытки оказались тщетны, а отец отказался пожертвовать Сильмариллами. Я не была удивлена. Ради своих камешков Феанор пожертвовал бы и своими детьми, и всей Ардой, что уж ему всего каких-то два светлых Древа! В тот момент моя ненависть к отцу не была последствием искажения Мелькора, это было справедливое пламя негодования на бесчестие, творимое им. Мне захотелось подбежать к Феанору и трясти его до тех пор, пока он не отдаст Валар свои проклятые Сильмариллы. Но разве я могла? Все остальные затихли, то ли от изумления, то ли от отвращения. Я тряслась от злости, плакала Ниенна. Неудивительно, что в тот день мне приснилась именно она!

Кажется, что могло произойти ужаснее уничтожения Древ? Но нет, прибыли гонцы из Форменоса, неся весть о тот, как Моргот пролил первую кровь на нашей Благословенной земле. Я горько заплакала, потому что дедушка Финвэ был мне дорог.

— Уйдем отсюда! — Майрон взял меня за руку, и мы стали спускаться с горы, удаляясь от горюющих жителей Валинора, бывших такими счастливыми еще утром этого страшного дня.

Спустившись, мы отошли в сень деревьев.

— Нам надо попрощаться, — сказал Майрон.

— Я не пойду в изгнание за отцом, я останусь с тобой, — устало покачала я головой. — Мне не за чем идти в Средиземье, все, кто у меня остались — это ты и мама. Пусть хоть все остальные Нолдор уходят.

— Я ухожу, — ответил мне Майрон.

Я подняла на него взгляд. Как будто меня ударили… Лучше бы меня ударили.

— Зачем тебе это? — только это не было бы связано с Мелькором…

— Я собираюсь последовать за Мелькором.

— Нет, ты не можешь! Ты ведь больше не с ним! — я не хотела в это верить.

— Нет, Сильмариэн, с ним. Мелькор всегда был моим учителем. Я солгал тебе, прости.

Мне не хотелось в это верить. Еще один страшный удар. Я оперлась о дерево, чтобы не упасть, по лицу струились слезы. Я все еще надеялась, что Майрон говорит неправду, что все это мне просто снится, что все это происходит не со мной…

— Ты можешь уйти со мной. У нас будет все, что мы пожелаем, мы будем счастливы в новом мире. Помнишь, дорогая, как ты хотела в Средиземье, говорила, что в Валиноре скучно?

Он все говорил и говорил что-то, а я прижималась к дереву, глотая горячие слезы. Я хотела быть с ним, но это было бы предательством. Да и Мелькора я в тот день ненавидела не меньше, чем все остальные жители Амана. Мне надо было набраться сил и озвучить свое решение. Это был единственно правильный выбор. Как бы ни сладки были речи Майрона, а до него — Мелькора, я не собиралась покидать свет.

— Убирайся, Майрон, — я нашла в себе силы в последний раз посмотреть ему в лицо. — Уходи навсегда, не смей никогда вспоминать обо мне!

— Сильмариэн, выслушай…

Договорить мы не успели. Раздался гул рога, и к нам летел глашатай Владыки Манвэ Эонве. Кажется, это должен был быть конец Майрона, но Майа превратился в клуб черного дыма и исчез на северном горизонте.

Наш дом в Тирионе снова заполнился эльфами. Приехали все потомки деда Финвэ, мои родители, да и незнакомцев было полно. Все они выражали сочувствие и ужас в связи с гибелью Финвэ. Я же заперлась в своей комнате. Я страдала из-за дедушки и нависшей над нами тьмы, несчастная любовь разбивала мне сердце, и мне казалось, что судьба Нолдор висит на волоске над пропастью. Единственное, что мне было совершенно не жаль, так это украденные Сильмариллы. Мама сидела со мной, пыталась заговорить, но я молчала. Мне было нечего сказать. Мне не хотелось ничего говорить. Мне хотелось умереть. Говорят, Чертоги Мандоса дарят покой заплутавшим душам. Мне хотелось умереть, но мне не хватало смелости.

Мама уговаривала меня поесть, когда ко мне без стука вломился отец. Я встала перед ним, он остановился напротив, посмотрел с презрением и вдруг влепил мне сильную пощечину, от которой моя голова запрокинулась налево.

— Потаскушка несчастная, как далеко у вас все зашло?

Я не ответила. Только держалась за щеку и смотрела на отца.

— Феанор, прекрати! — закричала мама. — Она ничего не знала!

— Замолчи, Нерданель! Я уверен, что она-то как раз все знала, да только надежды, что любовничек заберет ее в Средиземье, не сбылись! А если она ничего не знала, то она просто дура, каких здесь сотни! И как только у меня могла родиться такая дура, как она?

— Феанор, ради Эру, успокойся! — мама уже кричала в полную силу. — Не смей так говорить о нашей дочери!

Разгорался огромный скандал. Я вышла из комнаты и побрела по дворцу. У меня уже не было сил даже ненавидеть отца. “И как у меня могла родиться такая дура?” — я словно до сих пор слышала это.

Моя рука задела ухо, в котором была серьга из мифрила. Я вынула обе серьги из ушей, бросила их на пол и изо всех сил надавила каблуком. С мифрилом так просто не справиться; я злобно топтала серьги, но они даже не погнулись. Я оставила их лежать на полу.

Вернувшись к своей комнате, я услышала крики родителей. Они не прекратили ссориться, напротив, их голоса были еще выше и громче.

— Ты не можешь так поступить с ними! — в голосе мамы были слышны слезы. — Не ломай им жизни!

— Они мужчины, и должны уметь отстоять свои интересы! И они должны уметь сражаться! Им это пойдет на пользу! Не смогу я вернуть Сильмариллы, пусть это сделают они!

— Оставь хотя бы близнецов! Они еще совсем дети! Им еще играть, а ты гонишь их на войну! С Морготом!

— Они уже взрослые, Нерданель, и они пойдут со мной. Я все решил. Кстати, Сильмариэн тоже может пойти. Этой глупой девчонке давно пора вправить мозги настоящей жизнью, а не Валинорской идеальной картинкой. Может, и замуж ее смогу наконец выдать за кого-нибудь! Если кто-то ее возьмет!

Отец, вылетая из комнаты, чуть не сшиб меня с ног. Я зашла внутрь. Мама лежала на кровати и плакала. Я легла рядом и обняла ее.

— Он хочет, чтоб они поклялись Эру преследовать любого, кто захватит Сильмариллы, — простонала мама сквозь слезы. — Но ему не победить Моргота!

Я прижалась к маме крепче. Кажется, наша семья обречена.

К нам приходили другие Нолдор. Их было очень много, знакомых и незнакомых. И отец начал свою речь. Он был прекрасным оратором. Он говорил ужасные вещи — все соглашались. Он говорил покинуть Аман, называл Валар подлецами и тиранами — толпа одобрительно кричала.

И наконец Феанор поклялся Илуватару преследовать любого, кто захватит Сильмариллы. Его сыновья стояли рядом, и приносили один за другим страшную клятву. Когда дошла очередь до Амрода и Амроса, они замялись. Я смотрела на их лица, такие юные, растерянные и перепуганные. Еще несколько дней назад они бегали по праздникам и веселились от души, а теперь они должны были принять ужасную судьбу.

Перед речью отца, я успела найти Амроса и шепнуть ему: «Не приноси клятву, как бы отец ни заставлял». Потом толпа разлучила нас, и я успела лишь поймать непонимающий взгляд брата.

— Что же вы медлите? — прикрикнул на мальчиков отец. — Клянитесь!

Мама согнулась от рыданий.

— Нет! — раздался голос из толпы, и я не сразу осознала, что крик принадлежит мне, так внезапно это вышло, — Так нельзя! Вы совершаете огромную глупость! Послушайте меня, не клянитесь, прошу вас именем Эру и светлых Валар!

Феанор угрожающе придвинулся ко мне.

— Кто дал тебе право голоса здесь, девчонка? Или ты безумна и совсем забыла о нашем общем деле, как и об уважении к отцу и народу? Или Моргот затуманил твой разум сладкими речами? Или ты здесь шпионишь на своего возлюбленного, Майа-предателя?

Это был позор, но мне уже было все равно.

— Ты призываешь к безумию, отец-детоубийца! Ради камней ты ввергаешь души своих детей во мрак! Эру Илуватар никогда не простит вам вашей клятвы и не забудет ее! Безумен тот, кто пойдет на борьбу с Морготом только из-за Сильмариллов!

Пока я говорила, в толпе начался шум. Кто-то начинал сомневаться в правильности речей Феанора. Когда я закончила, отец дал мне пощечину.

— Довольно, маленькая дрянь, — и, уже обращаясь к толпе, — Взгляните на эту девчонку! Она безумна, ее разум порабощен Черным Врагом Мира! Мне жаль, что она принадлежит к моей семье, и я говорю, что теперь ты, Сильмариэн, мне не дочь! Оставайся здесь или уйди в Средиземье с кем захочешь, и проживи там свою бесполезную жизнь!

Толпа пораженно и испуганно замолчала. Не думаю, что кто-то ожидал подобного. Я устало опустилась на свое место, ощущая во рту вкус собственной крови. Как ни странно, отречение отца меня не сильно расстроило. Эти дни принесли неприятности куда ужаснее. На меня навалилась огромная усталость.

— Амрос, Амрод, клянитесь! — отец, то есть уже не отец мне, вернулся к своим сыновьям.

Братья были напуганы, и сказали все, что от них требовалось. Они не желали тоже стать отверженными детьми.

Когда пошли раздоры между Феанором и его братьями, а Артанис встала и горячо поддержала своего дядю, я незаметно выскользнула из зала и ушла в свои покои. Больше здесь мне делать было нечего.

Все вокруг закипело. Нолдор собирались в путь недолго, ведь брать можно было только провизию, но шумно. Все были охвачены огнем воодушевления, постоянно обсуждали перспективы, которые ожидали их в далеком Средиземье.

Я собиралась отстраненно, стараясь не задумываться о будущем. Мне незачем было оставаться в Валиноре, мне незачем было идти в Средиземье, я больше не хотела попасть в Средиземье. Но я все же собиралась пойти вместе с дядей Финарфином, присоединившемуся к отряду дяди Финголфина. С отцом и братьями я больше не говорила, даже Амрос и Амрод избегали меня, отверженную сестру. Финарфин же наоборот проявил ко мне благоволение, за что я была ему благодарна.

— Племянница, — ответил он на мою просьбу отправиться в поход с его семьей, — ты могла бы, не спрашивая меня, присоединиться к нам. Ты член нашей семьи, ты осталась им и даже после того, как отец отказался от тебя. А для моих детей ты преданный друг.

Тяжелее всего мне далось прощание с мамой.

— Может быть, мне следует остаться? — спросила я. Мы сидели в доме отца в Тирионе. Выход планировался в ближайшие часы, но я еще колебалась.

— Нет, — покачала головой мама, — ты должна идти. Нолдор больше здесь не место, нашему народу уже не суждено жить в светлом Амане. Уставшие, как я, могут остаться. Но ты должна пойти вперед, перешагнув все плохое, что произошло здесь.

— Я боюсь, что не справлюсь с тем, что ждет меня. Жизнь больше никогда не будет простой.

Немного замявшись, мама вдруг сказала:

— Помнишь, как ты потерялась в саду у Валиэ Ниенны? Олорин, ее ученик, рассказал мне, что Ниенна узрела много испытаний на твоем пути, поэтому она и назвала твою судьбу ужасной. И твоя жизнь зависит от того, вынесешь ли ты эти испытания или нет. И еще Олорин сказал, что какой бы путь ты ни выбрала, света или тьмы, ты пойдешь по нему очень далеко и вкусишь все последствия своего выбора. А выбор тебе предстоит тяжелый. Прошу тебя именем Эру Илуватара, дочь моя, избегай тьмы и искажения. Забудь Майрона навсегда!

Я не так много думала о нем в последнее время. Но не потому, что забыла. Просто общие испытания, выпавшие на нашу долю, казались значимее отдельно взятого разбитого сердца. Мне хотелось плакать, когда я вспоминала о Майроне.

— Я хотела бы этого, мама, но ведь эльфы любят лишь однажды, — в моих глазах стояли слезы.

— Часто, но не всегда, вспомни дедушку Финвэ. Тебя не могут ожидать лишь испытания, радость будет на твоем пути. Мне бы хотелось, чтобы ты встретила новую любовь, достойного и мужественного эльфа. Я верю, что однажды, проснувшись счастливой, ты поблагодаришь Эру за то, что Майрон ушел. Ты должна быть сильной, дорогая.

Я заплакала, закрыв лицо руками. Мама была единственной в Валиноре, кого мне не хотелось оставлять, но она была права — я должна была найти свой путь в этой жизни.

Мама протянула мне небольшой кулон. Он светился так, как, наверное, светился бы погасший Сильмарилл.

— Возьми его, это твой свет. Я хотела подарить тебе его на столетие, но мы, скорее всего, не увидимся вновь в этой жизни. Ты можешь подарить его, а можешь оставить себе. Он отражает состояние твоей души. Посмотри, какой он тусклый после всего зла, что произошло с тобой за последние дни. Это благословенная земля, а ты умираешь. Целебный воздух Валинора не в состоянии облегчить твою печаль, а жизнь тут идет так неспешно, что тебя ни чем будет не отвлечь от твоей боли. Именно поэтому ты должна пойти, Сильмариэн. Будь счастлива в другом мире.

Я обняла и поцеловала маму, и мы простились навечно.

Кажется, все знают, что произошло потом, во время Исхода Нолдор. Я шла в самом конце, вместе с дядей Финарфином. Путь был ужасен. Была стужа, непереносимый холод, проникающий до самых костей. От этого холода невозможно было спастись, приходилось кутаться во все, что попадалось под руку и, рыдая, делать еще один шаг, молясь, чтобы он был не последним. Нолдор были не сильны в географии, и никто не знал, что на севере будет настолько холодно. Поэтому запаса теплых вещей никто при себе не имел. А еще был голод, жуткий голод, от которого тошнило, а мир казался нереальным и расплывался перед глазами. От этого Эльдар стали умирать. Под крылом Валар такого никогда не происходило, но здесь, в Эру забытом краю, голод и холод уносили множество жизней. Иногда я доставала свой кулон и смотрела на него. Свет становился все более тусклым, и иногда мне даже хотелось попасть в чертоги Мандоса, только чтобы не было этих голода и стужи. Кроме кулона у меня с собой были только два маленьких портрета в медальоне — мамы и Майрона. И память о более счастливых днях.

Я видела много зла в то время: резню в Альквалондэ, Северное пророчество — проклятье Мандоса, после которого дядя Финарфин вернулся домой, под покровительство Валар. Его дети продолжили путь.

А потом отец, нет, наверное, стоит перестать называть его так, сжег корабли Тэлэри, и нам пришлось идти через льды. Удивлена ли я была этим предательством? Нет!

Еще до перехода пролива между Валинором и Средиземьем многие эльфы болели, а мне стало нехорошо еще до Альквалондэ. Сначала были просто слабость, апатия, легкая лихорадка и бледность, которая пугала Артанис. В сочетании со спутанными рыжими волосами и истощением, моя бледность делала меня похожей на замерзший труп. Поход полностью уничтожил милую девочку из Валинора, по крайней мере, внешне. Если мне что и снилось, то только Ниенна. Только она.

Огонь пылал в сердцах моих сородичей и согревал их кровь, но мое сердце замерзало во льдах пролива. Кулон периодически загорался и снова гас, и вспышки его света в основном совпадали с приступами кашля, одолевавшими меня с начала перехода по льду. Я старалась не думать об этой странной болезни, многим ведь везло куда меньше чем мне. Жена кузена Тургона, сына дяди Финголфина, Эленвэ, наступила на тонкий лед и провалилась. Ее не успели спасти, а их с Тургоном дочь Идриль была еще совсем маленькой. Многие погибли во льдах, от болезни или от роковой случайности. А тьма и липкие туманы, насланные Морготом, давили на нас еще больше.

Был привал, и мы жевали лембас, когда тьма стала рассеиваться. Я обернулась к Западу и увидела прекрасное светило, бледное и холодное, но все же великолепное. Оно словно давало знак о том, что Эру не забыл о своих блудных детях. Затрубил рог Финголфина, и те из нас, кто был в состоянии, запели хвалу Элберет. Я пыталась петь, но голос был совсем охрипший. Артанис взволнованно сжала мою руку. Может, не все так ужасно…

Мои мысли прервал жуткий приступ изматывающего влажного кашля. Грудь ужасно болела, и меня всю трясло. Артанис держала меня и что-то взволнованно кричала, пока все не прекратилось.

— Как глупо было идти в такую даль, чтобы вернуться в чертоги Мандоса так скоро, — криво усмехнулась я. — Жаль, что дома нам не рассказывали, что такое возможно. И болезнь — это не только порезаться о бумагу.

— Не говори глупостей, — взволнованно сказала сестра. — В Средиземье ты обязательно поправишься, это всего лишь жалкая простуда. Не преувеличивай, Сильмариэн! Я думаю, что ты умрешь только на поле боя.

Артанис недавно стала настоящим воином. Она храбро сражалась в Альквалондэ, но как же мне была отвратительна та битва с нашими сородичами!

— Да, убегая от Феанора по полю боя, я умру, — попыталась пошутить я и поднялась с места. Домой не по пути, надо дальше идти.

Через неделю мы добрались. Измученные, больные и оборванные, мы, отряд Финголфина, все же выбрались на берег Средиземья. Темными и неприветливыми показались нам новые места. Но вдруг мы узрели чудо. Огромное желтое светило быстро поднималось в небо, рассеивая тьму, пробуждая все живое и светлое. Явление Луны было прекрасным, но явление Солнца было благословением Валар. Мы восхищенно смотрели на то, как новая надежда озаряет землю, ставшую внезапно такой родной и знакомой. Мы не знали, что вместе с Солнцем грядет народ, который позже вытеснит нас из Средиземья, сделает нас героями полузабытых легенд и детских сказок. Но это было и не важно. Наступила Первая Эпоха, Эпоха Перворожденных, и все, от зачинщика мятежа до девчонки, медленно умирающей от чахотки, вступали в нее с надеждой. Что завтра будет лучше, чем вчера. Что Моргот будет повержен и опозорен. Что Сильмариллы будут возвращены. А кто-то просто надеялся найти обычную любовь и дружбу. Надежды были разными, и кроме них у нас пока ничего не было.

Надежда грела наши сердца, но вскоре Солнце скрылось. Морготова тьма расползалась по Средиземью, но это было уже не важно. Боевой дух Нолдор был восстановлен. Мы, отряд Финарфина и Финрода, разместились на южном берегу озера Митрим. На северном берегу уже жили те, кто остался от отряда Феанора. Я не расстроилась, когда узнала о смерти отца. Слишком горько было вспоминать все зло, которое он причинил семье и народу. А мне повезло, что никто после его отречения не стремился меня поддеть или унизить. Брошенная дочь, бывшая подруга врага, я могла рассчитывать на самое плохое отношение не только от Феанора. Но нет, мудрые Эльдар понимали, что я также была обманута.

Болезнь моя на время отступила. Возможно, эта кара Эру была позади, потому что почти все, кто был болен во время Исхода, излечились в Средиземье.

Мы построили небольшое поселение Хитлум на берегу Митрима. Конечно, это не была красивая и безмятежная Валинорская жизнь, но мне она нравилась, даже несмотря на то, что вдали виднелись пики Тангородрима. Забот в строящемся селении было много, и мы с Артанис были постоянно чем-то заняты. Мой кулон сиял неярко, но ровно. Медальон я разломила напополам; портрет мамы я носила с собой, а портрет того, кого мне следовало забыть навсегда, спрятала подальше, не решаясь его уничтожить. Я часто вспоминала о Майроне. Даже слишком часто. Иногда я просыпалась и думала, что вчера ни разу не подумала о нем. И тут же удивлялась — как я могла целый день прожить, не вспоминая его? Я одергивала себя: «Он — враг, и он тебя бросил. Мама наказывала тебе пересилить это. Успокойся уже, Сильмариэн!»

Прошло несколько лет постоянных хлопот, и примирение между домами Феанора и Финголфина застигло меня врасплох. Мне страшно было снова увидеть братьев после столь долгой разлуки. Увидеть перенесшего ужасные муки в Ангбанде Маэдроса, узнать презрение и страх в глазах Амрода и Амроса. Это было выше моих сил…

Маэдрос просил прощения, взывая к домам Финголфина и Финарфина. Бледный, изможденный брат, бедный однорукий Маэдрос, бывший когда-то самым сильным из братьев. Мне было жаль его. Мы никогда не были близки, но я всегда считала его самым мудрым в нашей семье. И его решение о передаче власти тоже было мудрым, но, не думаю, что остальные феаноринги согласились бы со мной.

Выслушав речь Маэдроса, я хотела вернуться к себе. Хотелось побыть в тишине и разобраться в своих чувствах, и дома меня ждало недошитое платье. Я уже отошла от места скопления народа, но тут меня схватили за руку.

— Какая встреча! — сказал кто-то издевательским тоном.

— Келегорм! — изумленно воскликнула я, выдергивая руку. — Разве отец разрешил бы тебе говорить со мной?

— Его здесь нет, — ухмыльнулся брат, — а тебя я не видел много лет! Ты ведь не собираешься оказывать на меня дурное влияние? Ты расцвела, стала настоящей красавицей, сестренка.

— Ты тоже хорош собой, Келегорм. Но почему ты не взял с собой остальных братьев, если хотел поприветствовать меня?

— Ты их еще увидишь. Я хочу примириться, Сильмариэн. Ты сделала много глупостей, но ты была так юна и наивна! Я думаю, что враг обманул тебя, и ты была испорчена не по своей воле. Я великодушно тебе прощаю все — и отношения с врагом, и противостояние Исходу. Уверен, Маэдрос согласился бы со мной! Он теперь не король, но он старший сын и остается главой нашего дома. Неужели тебе не хотелось бы вернуться к нам?

Я задохнулась от возмущения. Какая наглая и надменная речь! Он бы еще свалил на меня вину за все неприятности Нолдор. И этот эльф предлагает мне вернуться к тем, кто меня никогда не любил и не ценил, и покинуть верных друзей?

— Нет, Келегорм, я не вернусь. Моя настоящая семья живет на южном берегу озера. Никогда больше не спрашивай это у меня, — я развернулась и пошла прочь, надеясь никогда больше не видеть это противное самодовольное лицо.

— Смотри, сестра, я предлагал, у тебя был выбор! — крикнул вслед Келегорм. — Как бы тебе не пожалеть об этом, Сильмариэн! Кстати, тебе не показалось странным то, что Оромэ слишком уж быстро прибыл после откровения Майрона тогда, после уничтожения Древ?

Я резко застыла на месте и обернулась к нему.

— Что ты хочешь этим сказать? Тебя же не было там!

— Я пришел почти перед самым уничтожением Древ, — усмехнулся Келегорм. — Ты меня не видела. А потом, когда все были в панике, мне стало интересно, куда это Майрон повел мою сестренку. И, знаешь, дорогая, я услышал ужасные вещи, настолько ужасные, что я не мог не рассказать об этом самому Манвэ. Оромэ тогда быстро сработал, не правда ли? Видишь! А расстройся я бы сильнее из-за каких-то Древ, гнить бы тебе в Ангбанде наложницей приспешника Моргота. Так что ты у меня в долгу! В большом долгу.

Ненависть вспыхнула в моем сердце сильнее, чем когда-либо. Кровь шумела в ушах, виски ломило. Только бы не сорваться! Келегорм, увидев мою реакцию, отвратительно расхохотался, и ушел туда, откуда доносились веселые голоса пирующих. Я развернулась и пошла к дому.

Несколько минут я брела прочь от брата. Злость кипела во мне стаей балрогов, когда меня кто-то подхватил на руки и заключил в объятия так, что мои ноги оторвались от земли.

— Хвала Эру, ты жива! — кричал тот, кто держал меня.

— И руки целы, и ноги! Благослови тебя Валар, сестренка!

Меня опустили на землю.

— Амрод? Амрос? — я застыла от удивления, забыв о своей злобе. Братья возмужали, на лице Амроса был огромный шрам во всю щеку, но они улыбались мне ясно, как в детстве. Интересно, они действительно ничуть не постарели душой, или юность на краткий момент вернулась к ним вместе с образом давно пропавшей сестры?

Мы кинулись друг другу в объятия и стояли так, втроем, как бывало раньше, несколько минут.

— Мы сто раз пожалели, что бросили тебя тогда, в самом начале Исхода, — серьезно сказал Амрос, когда мы разомкнули объятия.

— У вас не было другого выхода. Отец не отпустил бы вас и не принял бы меня, — я устало покачала головой. Никогда не держала зла на младшеньких. Отец надавил на них, и они прогнулись. Они были слишком юны и внушаемы. Как и я.

— Но мы могли помочь тебе здесь! Взять тебя к нам. Ты пыталась нас защитить, а мы предали тебя, — виновато добавил Амрод. — Мы не должны были тебя отпускать. Мы обрадовались, когда узнали, что ты выжила в пути, но мы так стыдились, что не могли прийти к тебе!

— Совсем не плохо мне здесь живется, — ответила я, — и я не хочу возвращаться в Первый Дом. Но я всегда рада буду видеть вас здесь теперь, когда мир между нашими домами восстановлен!

— Может быть, ты хотя бы погостишь у нас на северном берегу? Побудем вместе, как в старые добрые дни в Валиноре. Помнишь, как хорошо нам было, когда мы в последний раз были у мамы?

Да, как тогда было хорошо! Не была еще пролита кровь на благословенной земле Амана, у меня еще были семья и надежды, а сердце мое не было разбито.

— Конечно, как можно такое забыть, — задумчиво сказала я. Прошло не так уж много лет, но казалось, что это было в давно забытой жизни.

Мы с братьями долго гуляли по берегу озера, обсуждая наши жизни. Позже к нам присоединились Маэдрос и Маглор. Они тоже рады были меня видеть, и я не увидела в них той враждебности, что была в Келегорме. Они сказали, что никогда не желали мне зла. Я знала, что ими управляла злая воля отца. Маэдрос ни за что бы не бросил своего лучшего друга Фингона умирать во льдах! Это был счастливый день! Воссоединение с семьей было радостным для меня. Я понимала, что в селении Феанора могу столкнуться с враждебностью, но решила принять приглашение погостить у братьев.

Вернувшись домой, я встретила взволнованную Артанис.

— Представляешь, какая радость! — восклицала сестра.

Выяснилось, что король Дориата Элу Тингол, родич Артанис, пригласил их с братом Финродом погостить в его чертогах. Меня эта новость опечалила. Нужно было радоваться за Артанис и Финрода, но мне так не хотелось расставаться с ними!

— Я буду очень скучать по вам, — я крепко обняла подругу, стараясь скрыть слезы. Я понимала, что мы расстанемся даже не на пару лет.

— Вовсе не обязательно нам расставаться, — промолвила сестра, отстранившись и взглянув мне в лицо. — Элу Тингол — наш родственник, и я думаю, он сможет принять тебя по нашей просьбе.

— Он не примет никого из семьи Феанора, — я усмехнулась, качая головой, — и правильно сделает. Наш род несет одни раздоры и беды. А ведь брат твой, Ангрод, говорил, что Дориат так же прекрасен и чист, как и прежний Валинор.

— Примет, — уверенно заявила Артанис. — Я знаю, что надо сказать.

И что такого Артанис хочет сказать Тинголу, чтобы он принял дочь Феанора? Идей у меня не было. Сказать то, что отец отрекся от меня, значит рассказать о клятве, а этого делать было нельзя. Об этой позорной странице истории нашего народа было бы хорошо забыть, но из памяти моих братьев она не сотрется за все века.

— Я попрошу Владычицу Мелиан. Она мудра и прекрасна. Она примет верное решение, — заговорщически шепнула Артанис. — Мы будем весело жить в Дориате, и наша дружба никогда не прервется.

— Если я в чем-то и уверена в своей жизни, так это в бесконечности нашей дружбы, — ответила я, снова обнимая сестру.

Про мудрость Майэ Мелиан ходили легенды, и я понадеялась, что Владычица отнесется ко мне благосклонно. Мне очень хотелось увидеть Дориат! Говорили, что воздух там целебный, а душевные раны затягиваются. В последнее я не верила. Но целебный воздух мне бы пригодился. Приближалась зима, и ко мне время от времени возвращался кашель.

Артанис заложила в мою душу неразумное стремление к поездке, и я стала мечтать о Дориате, как когда-то в Валиноре мечтала о Средиземье. Я забыла о приглашении братьев, мои мысли уносились далеко от берегов Митрима. Я смотрела на закат и фантазировала о прекрасном крае.

Они уехали на рассвете через неделю, оставив меня ждать письма и безумно волноваться. Глупое стремление к переменам, такое же, как и когда-то давно в Валиноре, снова завладело всем моим духом. Я волновалась настолько, что слабость и лихорадка, надолго оставившие меня, вернулись вновь. Я старалась побороть надежду побывать в Дориате. Ведь мне и в Хитлуме жилось хорошо, да и мое желание попасть в Средиземье сбылось не лучшим образом.

За месяц до возвращения Финрода я успела побывать у братьев. Отношение ко мне у всех было разное, но в целом доброжелательное. Только самые неистовые последователи Феанора считали меня недругом, но главой дома теперь был Маэдрос, и им пришлось замолчать. Карантир уехал осваивать новые земли, Куруфин был занят ремеслом, а Маглор — музыкой, и я больше всего общалась с Маэдросом, и, как во времена беззаботной юности, с Амросом и Амродом, которые, кажется, не стали намного серьезнее. Келегорм ко мне больше не подходил, но я не раз ловила на себе странный взгляд, в котором читалось еще что-то помимо глубокой неприязни. Я отворачивалась, не испытывая к брату никаких добрых чувств.

Позже я вернулась на южный берег, но без детей Финарфина он показался мне неродным и скучным.

Я спала и во сне видела благословенный край в лучах быстро восходящего солнца. Внезапно, видение развеялось, и я увидела, что кто-то склонился надо мной.

— Сильмариэн, вставай! Приехал Финрод, и он ждет тебя! — чей-то голос вырывал меня из прекрасного Амана, но сон сразу отлетел от меня, и сердце забилось чаще. Я быстро оделась и побежала на встречу с братом.

— Что они решили? — от волнения я даже забыла поприветствовать Финрода.

Брат весело улыбнулся.

— Все хорошо, дорогая сестра. Мы едем в Дориат!

Я была счастлива, что попаду в Дориат, но мне было очень интересно каким образом Артанис и Финрод добились этого. И через пару дней пути я решила спросить брата об этом.

— Меня очень волнует этот вопрос, — заявила я во время привала на обед. — Неужели вы рассказали о том, что отец отрекся от меня? И о клятве вы тоже рассказали?

— Нет, конечно, — быстро ответил Финрод. — О клятве и резне в Альквалондэ мы молчали, и ты тоже ничего не говори.

— Естественно, я буду хранить это в тайне. Мне самой не хочется вспоминать это. И не нужно, чтобы все Средиземье знало о тех ужасных событиях. Но что же вы сказали Владычице Мелиан? Финрод, не лги, я знаю, что нужна веская причина, чтобы кто-то не из родственников короля Тингола побывал в Дориате!

Брат замялся. Кажется, ему не очень хотелось говорить об этом.

— С тобой поговорит об этом Владычица Мелиан, если захочет. А Тингол вообще не знает, в чем причина того, что Мелиан решила тебя принять.

— Нет, Финрод, я хочу узнать, в чем дело от тебя, мой брат. Не хочу чувствовать неловкость при разговоре с Владычицей.

— Ладно, Сильмариэн, я тебе скажу. Мы рассказали Мелиан о некоторых твоих личных проблемах. Сказали, что соблазн, исходящий от тьмы, пожирает тебе заживо, что сердце твое разбито, и ты не можешь оставить прошлое в прошлом. И не говори, что это не так! Артанис слышала, как ты плачешь по ночам. И то, что ты спрятала портрет Майрона, мы тоже знаем. Мы беспокоимся о тебе. Твое здоровье, как телесное, так и душевное, оставляет желать лучшего. Ты должна была поехать в Дориат!

Кажется, у него действительно не было другого выхода. Но это было мое. Мое! Личное! И я хотела хранить это в тайне. И Артанис влезла, как всегда, не свое дело. Финрод и Артанис всегда все про меня знают! Раздражение поднималось в глубине души ядовитой змеей.

— Финрод, ты не должен был рассказывать это! Это унижение для меня! Да, я действительно была влюблена в нашего врага, сильно влюблена! Но манипулировать этим Мелиан, чтобы я проехала в Дориат, не честно! И сейчас я держусь!

— Ты ничего не понимаешь, это все ради твоего блага! И в Дориате множество молодых эльфов! Может, ты полюбишь еще раз! Взгляни на себя! Ты молода и красива, но несчастна и одинока! Сколько это будет продолжать? Пока ты сама не захочешь уйти в Чертоги Мандоса?

Я проигнорировала разумные слова Финрода. И в Чертоги Мандоса я пока точно не собиралась. Остаток пути мы проделали в зловещем молчании.

Проехать в Дориат было сложно, ведь пояс Мелиан пускал далеко не всех. Когда мы въезжали в пределы страны, я, пущенная туда Владыками, почувствовала толчок, мир вспыхнул всеми цветами радуги, и внезапно я очутилась совсем в другом месте. Мир стал таким ярким, необыкновенно живым и прекрасным. Даже воздух в этом месте был другим, нежели в остальном Средиземье. Дышалось легко, и долгожданное спокойствие заполняло душу.

Я медленно ехала, жадно разглядывая все вокруг. Сказочные дома эльфов были одинаково красивы и богато украшены, а лес вокруг был необыкновенно ярок и зелен. Я была восхищена всем в Дориате, но королевский дворец в Менегроте привел меня в необыкновенный восторг. Он был похож на дом Йаванны и Аулэ в Валиноре, но больше и роскошнее. Белый дворец, обвитый сильными зелеными растениями и украшенный всевозможными архитектурными ухищрениями, производил сильнейшее впечатление. Тут было так красиво… Даже лучше, чем в самом Тирионе!

Король и королева приветствовали нас очень тепло. Я ожидала более формального общения, но нас приняли как ближайших друзей. Однако, все разговоры были впереди; сначала новоприбывшим нужен был отдых.

Мне, Артанис и Финроду выделили по небольшой уютной комнатке во дворце. Я вынимала платья из сундука и развешивала их в просторный шкаф, когда ко мне зашел симпатичный молоденький эльф и попросил проследовать за собой в покои Владычицы Мелиан. Разговор обещал быть серьезным, и я последовала за ним не без содрогания.

Идти долго не пришлось — моя комната не была далеко от покоев Светлой Майэ. Мой новый знакомый отворил передо мной дверь, и пропустил в гостиную королевы.

Она смотрела в окно, но, услышав, что я вошла, обернулась с приветливой улыбкой. Ее Величество была красивой, чуть пухловатой, невысокой и светловолосой, с невероятно милой и доброй улыбкой и большими светло-голубыми глазами. Ее прелесть не была обыкновенной красотой эльфийки, но это отличие делало внешность леди Мелиан еще более привлекательной.

— Приветствую тебя в Дориате, Сильмариэн, дочь Феанора, — с улыбкой сказала госпожа Мелиан, — и надеюсь, тебе здесь понравилось. Присаживайся!

Я робко примостилась на краешек уютного светло-голубого кресла. Леди Мелиан села в такое же напротив меня.

— Благодарю вас, госпожа. Ваша страна просто чудесна. Она напоминает мне цветущий Валинор. Ваша светлая сила охраняет эту благословенную землю, как сила Валар защищает Аман.

— О да, — ответила Светлая Майэ, разглаживая белоснежное платье, расшитое серебром, — давно не была я в Валиноре, но твоя сестра Артанис говорила, что тени там удлинились, и чудесная земля была осквернена кровью.

— Да, госпожа, это Мелькор пролил кровь эльфа в Валиноре, это он осквернил нашу землю и уничтожил Светоносные Древа. Мы называем его Морготом — Черным врагом Мира.

— На моей земле такого никогда не случится, — Мелиан встала и снова подошла к окну. — Я буду охранять свою страну от тьмы, и она останется чистой и невинной. Я не хотела принимать здесь никого, кто не относился бы к роду моего мужа, — внезапно добавила она, повернувшись ко мне, — но Артанис рассказала мне о тебе, и я поняла, что тебе нужна помощь, такая же, как и моей стране, ибо тяжело в одиночку противостоять тьме.

Взгляд Мелиан стал вдруг более пристальным, и я вздрогнула.

— Я не могу словами выразить всю благодарность вам, Ваше Величество. Такое доверие много значит для меня, но если есть тьма во мне, в том нет моей вины.

— Ты права, я вижу в тебе тьму, но она совсем незначительна. Это тень старого гнева, который ты испытывала по отношению к кому-то. Это тревога, подрывающая твое здоровье. Это горечь, которая с тобой уже много лет.

— Это еще и влияние Моргота, госпожа, — добавила я. Я рассказала ей ту давнюю историю про темное облако, накрывшее меня, и испарившееся так же быстро, как и пришло.

— Я думаю, это маловероятно, — Мелиан покачала головой. — Такое воздействие было бы чистой темной магией, вроде той, с помощью которой появляются орки. Я же не вижу, чтобы на тебя воздействовало подобное омерзительное колдовство. Нет, Сильмариэн, та тьма, которая есть в тебе — твоя собственная.

Я была поражена. Нет, не во всех своих темных помыслах я винила Мелькора. Причин злиться у меня хватало, да и характер отца с годами проявлялся во мне все ярче, но те вспышки раздражения и гнева, которые казались совсем беспричинными, я списывала на воздействие Искажения. И внезапно мне в голову пришел один простой вопрос — а интересно ли было бы Мелькору, которого я знала, шутнику, хитроумному интригану и манипулятору, просто так, с помощью магии исказить душу? Думаю, нет.

— Я не хочу погружаться во тьму. Я стремлюсь к свету.

— И именно поэтому ты здесь, — Мелиан широко развела руки. — В Дориате ты сможешь отдохнуть душой, разобраться в себе. Все мы поможем победить твою тьму. Я покажу тебе настоящую светлую магию. Дочь моя уже умеет все, а вам с Артанис предстоит многому научиться. Здесь тебе будет спокойно и хорошо. Может, ты сможешь найти здесь настоящую любовь и создать счастливую семью. Тебе хотелось бы этого?

— Конечно, мне хотелось бы любви, — ответила я, — но Артанис вам ведь рассказала… Прошлое причиняет мне боль.

— Если прошлое причиняет боль, значит, что прошлое не совсем в прошлом. Ты вспоминаешь его, и оно обступает тебя со всех сторон, сдавливает в тисках. Только отпустив эту любовь, ты сможешь добиться гармонии в своей душе.

— Я рада бы забыть и найти новую любовь. Но если кто-нибудь влюбится в меня здесь, госпожа, то я не выйду за него замуж. Не хочу сделать несчастным еще одного эльфа, не хочу спасаться за чужой счет, — я так разволновалась, что сильно раскашлялась. Приступ согнул меня пополам, и я изо всех сил зажимала рот.

— О Эру, да ты серьезно больна! — Мелиан позвонила в колокольчик, и в комнату впорхнула тоненькая эльфийка. Госпожа попросила принести ее отвар какого-то целебного растения, и она убежала.

— Я не могу вылечить твою душу, — сказала Светлая Майэ, — но могу излечить твое тело. Ты поправишься. Странно, мы умеем лечить много болезней, но чаще всего такие лекарства нам нужны лишь для людей. У нас никто не болеет.

— Дорога шла через север Амана. Многие заболели из-за туманов и сырости, насланных Морготом, — только бы мне не сболтнуть лишнего. Про переход через льды и предательство Феанора Мелиан знать не обязательно.

— Твое решение по поводу брака кажется мне благородным, — добавила королева. — Только светлая душа не захочет делать несчастным другое живое существо, особенно зависимое от нее.

— Ваша история любви меня восхищает! — вырвалось вдруг у меня. — Дома, в Валиноре у меня была книжка про вас с королем.

Светлая Майэ улыбнулась. Явилась ее прислужница, неся перед собой кубок с дымящейся жидкостью. Я выпила ее и с удивлением поняла, что обруч, давящий мне на грудь, исчез, и дышать стало куда легче. Я была исцелена.

— Спасибо вам, госпожа! — моя благодарность была безграничной. — Вы спасли меня!

— Не благодари меня, Сильмариэн, — улыбнулась Мелиан. — Тут место радости, а не скорби и болезни. Теперь иди и отдыхай после долгой дороги.

Я встала с места, поклонилась и поспешно вышла из покоев королевы, неловко столкнувшись с темноволосой девушкой, которая собиралась зайти.

— Извини! — воскликнула я. — Я очень неуклюжа сегодня.

— Ничего страшного, — девушка улыбнулась. — Я Лютиэн, дочь королевы, а ты из Нолдор?

Я внимательно вгляделась в лицо Лютиэн и поняла, что вижу перед собой более, чем просто красивую девушку. Ее внешность ей досталась от отца. Роскошные черные волосы, ясные серые глаза и безупречно тонкий стан. Я, как и все жители Средиземья, была наслышана о поразительной красоте дочери Элу Тингола, но при первом же взгляде она изумила и мой избалованный вкус. Не было в Средиземье никого прекраснее Лютиэн! Даже Артанис не могла соперничать с ней.

— У тебя кровь здесь, — и Лютиэн указала на уголок моего рта.

— Слава Эру, это в последний раз, — я достала платок и вытерла рот. — И да, я из Нолдор. Ты же уже познакомилась с моей сестрой Артанис?

— Да, она очаровательна, — Лютиэн улыбнулась. — Мы с мамой очень рады вам обеим!

— Твоя мама — сам свет и мудрость, — ответила я Лютиэн, чувствуя возрастающую симпатию к этой славной девушке.

— Сильмариэн, я так скучала! — услышала я чей-то радостный возглас, и Артанис, моя дорогая сестренка, заключила меня в объятия. — Как рада, что ты приехала! Ты уже познакомилась с принцессой Лютиэн? Она — воплощенная красота и радость!

— Я тоже скучала! — я обняла сестру, чувствуя все возрастающее счастье. — Давайте прогуляемся в саду, — предложила я девушкам. Они согласно закивали.

Мы, три эльфийские девушки, черноволосая, светловолосая и рыжеволосая, пошли к саду. Я чувствовала небывалую легкость во всем теле и смотрела на чудесные цветы, растущие под синим небом Дориата, на места, которым предстояло стать мне родными, на старую и новую подругу, чьи лица делали меня счастливой, и думала, что любая, даже самая отчаянная жизнь, бесконечно чудесна.

Часто кажется, что тебе не о чем рассказывать, когда ты счастлива, и наоборот — рассказ о твоих злоключениях может получиться насыщенным и интересным. Так было и со мной. Годы в Дориате, однообразные, но неизменно счастливые, проходили быстро, как песок сквозь пальцы. Время шло, и оно меня лечило. Все горе и зло, произошедшее до прибытия в Менегрот, ушло в дальние глубины памяти и не поднималось оттуда. Ничто нас не тревожило, и мы не знали печалей, даже когда тьма новой войны окутывала Средиземье. То было воистину прекрасное время, мой собственный золотой век!

Удивительно и то, что про некоторые дни можешь рассказывать не один час, настолько они богаты событиями и переживаниями. А иногда бегут годы, складываются в века, и, оглядываясь на них, ты не можешь сказать почти ничего. Но разве не самое лучшее, если ты можешь сказать про прошедшие долгие годы лишь одно: «Да, я была счастлива!»

Эту пору я проводила с дорогими мне эльфами. Наша дружба с Артанис была неизменно крепкой, а Лютиэн стала нашей новой дорогой подругой. Не было никого прекраснее и добрее Лютиэн, но вместе с тем в ней чувствовалась немалая внутренняя сила, которой, правда, не было причин пользоваться в столь добром краю. Принцесса была и великой волшебницей, равной которой не было во всем Дориате.

Финрод недолго пробыл в Дориате и вскоре отправился строить сначала крепость Минас Тирит, а потом город Нарготронд. Это было ожидаемо — такой мудрый и сильный Нолдо, естественно, хотел иметь собственные владения. Артанис же осталась в Дориате, и, не успели мы с Лютиэн удивиться и обрадоваться этому, как она и родственник короля Тингола Келеборн объявили о своей помолвке.

В ночь перед свадьбой мы втроем сидели на просторной террасе с кувшином вина, и Артанис радостно и возбужденно говорила об их с мужем будущей жизни. Я была счастлива за подругу, но мысли о своей судьбе в первый раз за долгое время посетили меня и оставили тяжесть на сердце, а лицо прежнего возлюбленного, о котором я и думать забыла в последние годы, стояло перед глазами.

— Когда же придет мое время? — скорее сказала в пространство, нежели спросила нас, Лютиэн.

И Артанис ответила ей:

— Не печалься, Лютиэн, того, кто долго не мог полюбить, ждет великое чувство. Я предсказываю тебе любовь настолько сильную, что потомки будут складывать о ней песни, все народы будут восхищаться ею, и каждый ребенок будет знать ваши имена.

Тогда Лютиэн не поверила Артанис. Как показало время, зря.

«А когда придет мое время?» — подумала я. Свобода постыла мне уже давно.

Свадьба Артанис и Келеборна была прекраснейшим праздником, а невеста лучилась светом и радостью. Песни и танцы того дня остались в моей памяти одним из самых чудесных воспоминаний, к которому я часто обращалась в более темные времена.

— Моя любимая Галадриэль, — ласково называл Келеборн молодую жену, и это было так прекрасно, что слезы радости за сестру наворачивались на глаза.

Еще одной радостью в годы, проведенные в Дориате, стали для меня занятия с Мелиан. Мы с Артанис многому научились у светлой Майэ — целительству, мудрости и, самое главное, магии. Королева учила нас понимать все живое на Арде, оказывать помощь несчастным, пораженным болезнью, что было необходимо на случай войны. Мелиан говорила, как стать мудрым и добрым, что важно научиться прощать своих врагов, но, вместе с тем нужно уметь постоять за себя. Боюсь, я плохо усвоила этот урок, исключая часть про сопротивление. Приемами защитной магии я управлялась в совершенстве. После недолгих занятий с Йаванной я стала больше любить природу, но волшебство интересовало меня все же больше. Лютиэн была замечательной волшебницей, и мы с Артанис хотели дорасти до ее уровня. Валар благоволили мне, и у меня хорошо получалось управление стихиями — водой, огнем и воздухом. Я могла не только управлять уже имеющимися материалами, например водой в чаше или зажженным огнивом, но и сама создавать стихии — с моих пальцев могли срываться капли воды, огненные искры или потоки воздуха. Конечно, на приобретение таких навыков ушли годы, но я ни за что не отказалась бы от полученного результата. Я часто вспоминала слова мамы о том, что далеко пойду, какой бы путь в жизни не избрала. Может быть, имелись в виду как раз мои неплохие магические способности. Мой кулон горел ярким ровным светом.

Гром грянул внезапно. Помня о давнем соглашении, я, Артанис и Финрод молчали о причинах и некоторых последствиях Исхода. Мелиан знала лишь про уничтожение Древ, а еще я давно проболталась об убийстве деда Финвэ, но наши несчастья начались, когда Галадриэль рассказала про похищение Сильмариллов. По Дориату поползли темные слухи, и я заметила, как стали сторониться меня добрые знакомые. Феанор! Снова имя отца накладывало дурной отпечаток на мою жизнь! Многим был известен дурной нрав сыновей Феанора, и те, кто ранее видел во мне добрую девушку, теперь задавались вопросом: «А не носит ли она благочестивую маску?»

Еще год — и длинный язык двоюродного братца Ангрода поведал королю Тинголу обо всех ужасах пути Нолдор в Средиземье. Синдарин стал единственным разрешенным языком на территории Дориата, и новая тень пала на пришедших за Феанором. Помню, как в тот вечер мы с Артанис кричали на ее глупого брата, призывая на его голову Моргота и всех балрогов.

— А Гортхаура Жесткого на свою голову не хочешь, дорогая сестренка? — этот мерзавец еще смел сопротивляться.

— Это кто? — язвительно спросила я. — Тот, кто тянул тебя за язык?

— Нет, это твой дружок, — медовым голосом пропел Ангрод. — Помнишь, какой сладкой парочкой вы были с одним Майа в Валиноре?

Недолго пришлось гадать, кого он имел в виду. Я буквально застыла на месте от такого унижения, и темная ярость заклокотала в груди.

— Знаешь, он сейчас многого добился в Ангбанде. Правая рука Моргота, внушает ужас всем, кто его видит, потому что уродлив, как и его хозяин, — злобствовал братец.

Злость выплеснулась наружу. Я изо всех сил ударила Ангрода по щеке. Затрещина получилась неплохая — эльф даже пошатнулся и вынужден был схватиться за стену.

— Убирайся вон, — злобно сказала брату Галадриэль. Нолдо издевательски поклонился и ушел. События того дня потрясли меня, я проплакала всю ночь, но вскоре успокоилась и стала глубже изучать Синдарин. Это был единственный несчастливый день за все мое пребывание в Дориате.

И снова потекли годы. Мир между мной и всеми Синдар был восстановлен после того, как Тингол назвал феанорингов союзниками против общего врага, но мне уже не хотелось все время проводить в Дориате. Край был небольшой, и я часто совершала конные прогулки, выходящие за границы Пояса Мелиан. Меня нисколько не волновало то, что это может быть небезопасным. Быстрая езда на лошади позволяла привести в порядок мысли и почувствовать всю бесконечность пространства радующего глаз Средиземья. Осенью мы большой компанией ездили на охоту, чтобы позже приготовить запасы мяса на зиму. Это был одних из моих любимых дней в году. В Дориате было вечное лето, но за его пределами стояла золотая осень, опавшие листья шуршали под копытами скачущих лошадей, и последние теплые ветра развивали волосы всадников и пытались сорвать шляпы с голов. После охоты мы оставались ночевать за пределами нашего края, и непривычная прохлада только бодрила танцующих и поющих под луной эльфов.

Однажды во время моих прогулок у меня появился сопровождающий. Трандуил, сын Орофера, был красив и мужественен. Он был младше меня, но это не имело для него значения. Наше общение началось вскоре после запрета Квенья; я была грустна, и меня, как члена семьи Феанора, стало недолюбливать большинство Синдар. Трандуил меня поддержал, впрочем, виделись мы тогда редко, и я не думала о нем. Позже Трандуил с отцом уехали в строящийся Нарготронд, но после его возвращения мы стали подолгу разговаривать и вместе совершать длительные конные прогулки. Я не могла не замечать лукавые взгляды Лютиэн и Артанис, а также радость Мелиан. Но сама я до поры до времени не думала о чем-то большем, поэтому, когда Финрод написал нам с Артанис, что Нарготронд полностью отстроен и ждет нас, я с легкостью пустилась в путь. Я давно не видела брата и скучала по нему.

Пребывание в Нарготронде затянулось на несколько лет. Это был воистину великолепный город; величественные залы, высеченные в скалах, внушали благоговейный трепет. Мне было хорошо с Артанис и Финродом, но я скучала по вечному лету и мягкой красоте природы Дориата и вскоре вернулась домой.

Те, кто был мне дорог — Мелиан, Лютиэн, Трандуил — ждали меня с нетерпением. Их дружеское участие согревало меня, но вскоре я заметила, что Трандуил стал совсем по-другому ко мне относиться; его чувства переросли дружбу, и привязанность стала открытой и сильной. Мои чувства тоже изменились. Я искренне поверила в то, что Валар дали мне второй шанс, и меня удивило, насколько быстро я влюбилась в Трандуила.

Однажды мы ехали бок о бок по дороге из Дориата в Нарготронд. Была середина весны, и вокруг дороги росла молодая трава, листья покрывались зеленью, и дул теплый ветер с запада. Я подставляла лицо весеннему солнышку. Мы погнали коней наперегонки, и остановились не у того дерева, у которого договорились, а только когда окончательно запыхались. Я тяжело дышала и смеялась, руками ощупывая развалившуюся прическу. Я спрыгнула с лошади в объятия Трандуила, и внезапно он поцеловал меня.

— Извини, — он смущенно отвел взгляд.

— Все хорошо, — улыбаясь ему, я вся горела.

— Я люблю тебя, Сильмариэн! — внезапно вырвалось у моего спутника. — Ты самая удивительная девушка из всех, что я видел! Нет никого, кто затмил бы тебя в моих глазах! — Трандуил говорил увереннее, его голос крепчал, но я понимала, насколько он волнуется. — Прошу тебя, выходи за меня замуж!

То не было неожиданностью для меня, и я лишь улыбнулась, привлекла Трандуила к себе и страстно поцеловала.

Мы не хотели затягивать со свадьбой и вскоре объявили о помолвке. Жители Дориата ликовали; Трандуила все любили, да и ко мне, в общем, уже относились неплохо, хотя я иногда и вспоминала вспышки неприязни после речи Ангрода. Лютиэн, которая радовалась больше всех, придумывала золотую вышивку на мое свадебное платье.

Я была счастлива, как никогда ранее. Мое согласие было совершенно искренним, и палец украшало кольцо из белого золота, усыпанного множеством сверкающих сапфиров. Однако кое-что омрачало мою радость; не все друзья знали о свадьбе, которая должна была состояться в первый день осени. Я так хотела поговорить с Артанис! В начале лета я решила ненадолго съездить в Нарготронд. Короткое отсутствие ничего бы не изменило — у нас с Трандуилом была впереди целая вечность. Я радостно собиралась, предвкушая удивление и радость на лицах Финрода и Артанис. Помимо своих вещей мне нужно было отвести в подземный город дополненные новыми сведениями карты Средиземья и книги по истории Арды. Дорога существенно растягивалась — с таким грузом не доедешь так быстро, как если ехать верхом на лошади. Кроме того, со мной должен был поехать провожатый, ибо Мелиан считала, что девушке ездить одной небезопасно. Я пожала плечами и выбрала в попутчики менестреля Даэрона, самого давнего воздыхателя Лютиэн. Ко мне он всегда относился неплохо, с ним было интересно, а его голос завораживал. Нельзя не добавить, что это обрадовало Лютиэн, которой Даэрон столь редко давал возможность насладиться блаженным одиночеством.

Доехали мы на удивление быстро, и в середине первого летнего месяца уже были в Нарготронде. Путь был веселым; Даэрон пел мне восхитительные песни, но вместе с тем я видела, что он скучает по Лютиэн. Мне не было стыдно — подруга по нему не скучала.

Недолго пробыла я в чертогах Подземного города. Галадриэль с Келеборном и Финрод были счастливы видеть меня и радостно взволновались, услышав о моей свадьбе. Все вместе мы собирались вернуться в Дориат к середине лета, но мои планы изменили известия, полученные от Финрода.

— Давно ли ты общалась со своими братьями? — спросил однажды Финрод.

Я отложила книгу и задумалась. У меня было мало возможностей общаться с братьями. Феанорингам, разумеется, не было доступа в Дориат. Переписка наша была редкой; почта через границу Дориата ходила плохо, потому что лишний раз в страну никто не въезжал и не выезжал из нее соответственно. Поэтому письмо от Амроса и Амрода раз в несколько лет, подробное и теплое, да еще реже весточка от Маэдроса, только разжигали тоску по семье. Я скучала по братьям и хотела хотя бы недолго поговорить с ними.

— Да, брат, кажется, уже больше года прошло с момента нашей последней переписки. Они живут почти у Рубежа Маэдроса. Это так далеко отсюда!

— Я узнал, что Амрод и Амрос сейчас в Хитлуме, у дяди Финголфина. Ты могла бы написать братьям, и кто-нибудь быстро донес бы до них известие о твоем браке. Дорога сейчас спокойна, Моргот сидит тихо.

Я задумалась. Финрод, безусловно, предлагал хороший план. Мы успели бы списаться еще до середины лета, и не пришлось бы задерживать отъезд из Нарготронда. Но мне так хотелось самой увидеть братьев! Я часто вспоминала Амроса и Амрода во время разговоров с Лютиэн, и она смеялась до слез, слушая о наших проделках. Я вспомнила, как однажды мы втроем решили отправиться в большое путешествие посмотреть море, но перепутали стороны и пошли вглубь материка. Уже начинало смеркаться, а моря все не было. Мы испугались, что нам попадет от отца, и побежали домой. Подоспев к позднему вечеру, мы приняли виноватый вид и приготовились оправдываться. А родители даже не заметили, что нас троих не было. Они так сильно ругались, что ничего не замечали, а старшие братья в такое время старались держаться подальше от дома. Мне стало грустно, я так давно не видела маму!

— Финрод, я хочу сама съездить повидаться! Мне может больше не предвидеться такая возможность. Я чувствую, что Трандуил не одобряет действия моих братьев и не захотел бы встречи с ними.

— Нет! Я не могу послать свою сестру туда! Ангбанд совсем близок, неужели ты хочешь неприятностей? — на лице Финрода читалось беспокойство.

— Помилуй, брат, я буду очень осторожна! А светлая Мелиан научила меня защищаться от врагов.

— И все же, как брат, я тебе запрещаю.

Я потеряла терпение; сосредоточилась, и огненный шар ударил в каменную стену, и был тут же погашен мощным потоком воды.

— Ты еще думаешь, что я не способна постоять за тебя?

Финрод устало вздохнул.

— Ты только доедешь до Митрима почти к середине лета. Неужели ты думаешь успеть в Дориат к свадьбе?

— Разумеется, я успею. Я поеду налегке, а лошадь моя очень быстрая. Я не пробуду у дяди Финголфина больше недели.

— А как же подготовка к свадьбе? И разве ты не будешь скучать по своему жениху?

— Разлука лишь усиливает стремление к возлюбленному, и я буду еще счастливее на свадьбе. А подготовкой занимается Лютиэн. Даэрон предупредит, что я задержусь здесь, в Нарготронде, хорошо, брат?

— Ничего не поделаешь, Сильмариэн. Как и всех феанорингов, тебя не переспорить. Отправлю Даэрона обратно. А ты тогда выезжай сразу за ним.

Я торжествующе улыбнулась. Брат был очень мягок, и его, в отличии от меня, всегда можно было переспорить!

Первый месяц лета еще не истек, когда я покинула Нарготронд. Несмотря на долгую дорогу и приближение к неспокойной местности, я воспринимала все происходящее как почти что увеселительную прогулку. Невзирая на мои заверения, брат отправил со мной одного эльфа, сурового и неразговорчивого. Ехали мы почти налегке, не разговаривая, и я чувствовала неприязнь воина к капризной девчонке, пожелавшей поехать почти к Морготу в лапы.

Я не чувствовала вины за то, что не предупредила Трандуила. Он должен был понять меня, дать прочувствовать свое прошлое. И мой отъезд никак не мог повредить нашей свадьбе.

Никаких неприятностей в пути мы не встретили, и я обрадовалась, когда вдали показались дымящиеся вершины Тангородрима. Я предвкушала встречу с братьями и хотела увидеть, насколько изменился Хитлум за последний век. Перед глазами стали мелькать воспоминания первых лет в Средиземье. Память эльфов глубока, но из-за давности мне казалось, что все это было словно не со мной. Боль в сердце, боль в груди, постоянные заботы, жизнь под сенью крепости Врага — разве все это было? И ведь та жизнь все же не была несчастной. Были удовлетворение от сделанной работы, уверенность в собственной силе и значимости, веселые праздники, пусть и лишенные роскоши, близкие друзья рядом и надежда на то, что все будет только лучше.

Когда сумерки накрыли землю, я стала замечать курганы вдоль дороги. На небе засветился серп луны, мягко освещающий поля и могильники, покрытые густой травой. Со смешанным чувством скорби и облегчения я ехала вдоль последних пристанищ павших воинов. Я сожалела о погибших, но вместе с тем радовалась, что никогда не окажусь на их месте. С чего мне, счастливой невесте, обласканной самой светлой Владычицей Дориата, лежать в земле и осознавать из Чертогов Мандоса, что черви пожирают мою плоть, молодое, красивое тело? Я так себялюбива, подумалось мне.

Несколько свежих курганов, увитых цветами, вызвали у меня мысль об умершей любви. Может быть, где-то далеко, над каждым умершим чувством тоже насыпается такая же зеленая могила? А может быть, недосып туманит мой разум и вызывает такие странные мысли… Когда-то моя любовь тоже умерла, перегорела и потухла, но, жалея умерших, я не жалела себя.

Я почувствовала облегчение, когда увидела вдалеке огни поселения. Мысли приобрели более существенное направление. Я представила, как увижу моих дорогих сердцу братьев.

— Прибавим ходу! — бросила я попутчику и перешла на галоп.

На месте деревянного дома Финголфина теперь стоял небольшой каменный замок. У ворот стояла стража, мои старые знакомые еще по Валинору. Увидев меня, они перегородили дорогу и нахмурились.

— Не узнали? — спросила я, сбросив капюшон. Восторг приветствия — и я вошла в замок. Солдаты показали мне дорогу к покоям правителя. Я шла, разглядывая стены из грубого черного камня. Замок находился на границе войны, поэтому выглядел сурово и был почти лишен украшений. Было уже очень поздно, и все спали. Найдя покои дяди, я тихо постучала в дверь. В комнате горел свет.

— Келегорм, если это ты, уходи! — донесся до меня усталый голос дяди. — Мы уже все обсудили.

Я нахмурилась. А он что здесь делает?

— Это не Келегорм!

— Войдите! — голос стал выше. Дядя как будто пытался вспомнить, кого напоминает ему женский голос за дверью.

Я распахнула дверь и вошла в комнату. Дядя сидел за письменным столом, перед ним была раскинута карта Белерианда, но он вскочил с места, увидев меня.

— Сильмариэн, девочка! — вскричал он. — Как ты здесь очутилась? — дядя крепко обнял меня.

— Я приехала навестить вас, дядя, и моих братьев, которые сейчас гостят у вас.

— Ты совсем не изменилась, все так же прекрасна, — сказал дядя, с теплым вниманием рассматривая меня. — Я счастлив, что ты здесь. Я хотел бы с тобой побеседовать, но позже, уже поздно. Разбуди Амроса и Амрода, сделай им сюрприз, — хитро подмигнул Финголфин.

Я поспешила к двери, но, не выдержав, обернулась и задала вопрос:

— А что здесь делает Келегорм? Я знаю, что Амрос и Амрод приехали увидеться с вами, но он?

Дядя нахмурился.

— Он приехал по делам, племянница, связанным с осадой, но остальное тебе не обязательно знать, война не женское дело. Она и так достаточно калечит женские души, как, впрочем, и мужские.

Я получила свой ответ. Дела Келегорма, впрочем, меня не интересовали.

В комнате близнецов света не было. Я открыла дверь. Сквозь тьму я различила скромную обстановку и две небольшие кровати, на которых лежали братья. Присев на краешек одной, я шепнула в ухо брату:

— Просыпайся, Моргот наступает!

Он вскочил и потянулся за свечой, но его остановил мой смех.

— Сильмариэн? — голос еще дрожал.

— Да!

— О Эру, это и вправду ты? Амрос, просыпайся, малютка Сильмариэн приехала!

Они окружили меня, принялись обнимать и расспрашивать обо всем. Их радостный крик был слышен, наверное, на весь дядин замок, когда я объявила о помолвке. Мы разговаривали и смеялись, пока небо не окрасилось золотыми и розовыми красками рассвета, и, смотря братьям в глаза, я видела в них накопившуюся за долгие века привязанность к друг к другу.

Я не хотела покидать дом дяди. Мне было хорошо с братьями, жизнь тут кипела, была такой яркой и интересной! Близость черного замка заставляла ценить каждое мгновение жизни, и кровь моя от этого бурлила. Я ценила стабильность моей жизни, любила Дориат и его жителей, но все же иногда там бывало скучно. Я скучала по Трандуилу, думала о свадьбе, часто вспоминала друзей, но те десять дней, что я отвела себе на пребывание у дяди прошли быстро и уже закончились. Лето перевалило за середину, и первые одинокие желтые листья украсили деревья. Зима в Хитлуме наступала рано. Я оставалась на месте, с каждым днем промедления теряя шанс успеть к собственной свадьбе. Чувство вины вечерами царапало душу. Мне не хотелось быть сбежавшей невестой, но и грядущий отъезд не приносил радости.

— Может, ты просто сомневаешься, стоит ли тебе выходить замуж? — спросил однажды Амрос.

Я удивилась. Брат не был склонен к разбору чьих-то мотивов и поступков.

— Нет, — чуть раздраженно бросила я, шутливо пнув Амроса, — в этом я как раз уверена.

В конечном итоге, я назначила отъезд на последний день июля. Тяни я дольше — и только орлы Владыки Манвэ смогли бы вовремя довезти меня до Дориата.

Мне очень понравилось пребывание у дяди, и я жалела, что так давно не бывала здесь, и что больше не смогу побывать. Финголфин показал мне все, что изменилось за последний век — новые постройки, свой собственный замок. Братья водили меня на прогулки и непрерывно развлекали. Я давно не смеялась так много, до боли в животе и скулах.

Каждый день мужчины отправлялись на военные тренировки, где дрались на мечах, стреляли из лука и обсуждали военные стратегии. В это время я, присоединившись к другим женщинам или в одиночку, брала грубую холщовую сумку и шла в лес собирать лекарственные травы. Запасы следовало пополнять постоянно, и работы хватало. Несмотря на тень войны, витавшую в воздухе, лес успокаивал и вселял надежду. И именно в этом лесу моя жизнь снова пошла под откос.

В тот день я зашла дальше, чем обычно, но оставалась на нашей территории. Голоса других девушек еще были слышны, но очень далеко. Я напевала простую любовную песенку, популярную в Дориате несколько десятилетий назад, собирала ателас и складывала его в сумку. Я допевала последний припев:

— И никто так не прекрасен, как моя любовь, — сильный мужской голос подхватил мелодию и закончил ее вместе со мной. Я сразу узнала его, хотя разум на секунду поддался соблазну и захотел решить, что это дядя Финголфин, кто-то из местных эльфов, да хоть Келегорм… Кто угодно, но только не он.

Я быстро вскочила с колен и обернулась. Он стоял, прислонившись к дереву, и, не смущаясь, разглядывал меня. Словно со стороны я увидела себя — в старом рабочем платье, вспотевшую под жарким летним солнцем, — и разозлилась. Майа же был как всегда безупречен. Идеальный черный камзол с серебряной вышивкой, черные волосы стали длиннее, а лицо как будто исхудало. Впрочем, все это ему шло — он стал еще красивее.

Еще больше я разозлилась, когда, открыв рот с целью сказать что-то дерзкое и остроумное, я смогла выдавить из себя только:

— Эээ… М… Май… Эээ… Гортхаур Жестокий, что ты делаешь на земле моего народа?

Мои чувства пришли в смятение, а в голове была абсолютная пустота. Я столько лет не знала, как называть того, кого я когда-то любила, что теперь в моих мыслях этот Майа был просто Он. Не Майрон, не Гортхаур. Просто Он.

— Пожалуй, мне не нравится, как ты меня теперь называешь, — легкий смешок.

Теперь. Как будто мы расстались только вчера вечером, договорившись сегодня вечером выпить по кубку вина.

— А мне не нравится то, что ты здесь стоишь! Эта наша земля! — я откровенно наглела, почему-то уверенная в том, что Гортхаур ничего мне не сделает.

— Не хочется сегодня с тобой спорить, — он возвел глаза к небу. — Выпусти пар, дорогая Сильмариэн. Клянусь Эру, мне всегда безумно нравилось, когда ты злишься, но объектом твоей злости я быть побаиваюсь, — откровенная и наглая насмешка. Почему бы не показать себя и не запустить в него огненный шар или хотя бы не облить водой? «Давай, попробуй», — гаденько хмыкнув, ответил внутренний голос.

— Впрочем, я рад, что ты сохранила свой огненный темперамент, даже живя с этими скучными эльфами, — Майа странно усмехнулся и подошел ближе. Я вздрогнула. Кивнул на кольцо.

— Ты…?

— Да, замужем, — торжествующе заявила я.

— Оно не обручальное.

Унголианта и легион орков! Я забыла, что он разбирается в украшениях. Майрон, или нет, лучше называть его как врага, Гортхаур издевательски изогнул бровь.

— И кто же твой жених? Какой-нибудь Гил-Как-Его-Там, мечтающий побороть дракона и спасти принцессу?

— Мой жених — достойный и сильный мужчина, который любит меня и не бросит ни ради кого, — гордо сказала я, тонко намекнув на дела давно ушедших дней.

— Очередной скучный эльфик, каких полно в наших подвалах, — разочарованно вздохнул Гортхаур. Я вздрогнула. Он враг, он пытал и убил сотню эльфов и людей, моих сородичей и совершенно незнакомых мне. Он ненавидит Нолдор, он ученик Моргота. Но почему я не могу оторвать взгляд от его прекрасного лица, такого знакомого и любимого… прежде любимого. А сейчас он смотрел мне прямо в глаза, и мне становилось жарко, не тепло, как с Трандуилом, а именно очень жарко. Подумала бы, что это полуденное солнце беспощадно палит, если бы не ощущала этого чувства и раньше, тогда, в Валиноре.

— Ты так смотришь, — хрипло прошептал Майрон и вдруг шепнул дерзко и насмешливо. — Признайся, ты от меня без ума.

И скрылся, оставив меня стоять истуканом с открытым ртом в чаще леса. Руки были все влажные. Разжав кулак, я увидела на ней липкую зеленую кашицу, в которую превратила лист ателаса.

Осознав, что Гортхаур, скорее всего, за мной еще наблюдает, я развернулась и медленно пошла обратно в селение. Лицо горело, и дрожь пробегала по телу. Ну почему, почему этот призрак прошлого встретился мне именно тогда, когда жизнь приветливо улыбалась и раскрыла объятия? Спокойная жизнь, счастливый брак, может и дети, любимые друзья рядом… «Признайся, ты от меня без ума!» — шептал в голове насмешливый голос, и я трясла головой, отгоняя его. Скоро я буду замужем, и забуду эту встречу. Майрон всего лишь воспоминание далекой беззаботной Валинорской юности, небольшой роман, случившийся на заре жизни.

Я зашла в госпиталь, отдала листья ателаса и пошла домой. Я жила в небольшом домике у края леса. Дядя поселил меня туда, потому что в замке не было свободных покоев. Мне хотелось лечь и уснуть, а потом проснуться и понять, что встреча в лесу была всего лишь сном. Я шла, склонив голову, не замечая ничего вокруг, и внезапно врезалась в широкую мужскую грудь.

— Сестра, — длинные холодные пальцы коснулись подбородка, — ты грезишь наяву?

— Да, замечталась, — я старалась говорить как можно спокойнее. — Думала о свадьбе. Скоро уезжать.

— Но ты ведь не пропустишь День рождения Амроса и Амрода? — вздохнул Келегорм.

Мне хотелось вскочить на лошадь и уехать прямо сейчас, но нельзя. Двести лет исполнялось братьям, и они не поняли, если бы я уехала до праздника. А отъезд как раз планировался на следующий день.

— Они ужасно огорчатся, так реши же верно. Я надеюсь, ты потанцуешь со мной на празднике, — скорее утверждение, чем вопрос. — Знаешь, твоему жениху очень повезло, жаль только… — он не закончил фразу и сокрушенно покачал головой.

— Жаль только что?

— Да нет, — характерная усмешка Келегорма меня напугала, — ничего.

Я пожала плечами и отправилась дальше, намереваясь отдохнуть дома. Однако странные события этого дня никак не желали подходить к концу.

Недалеко от дома я услышала плач. Девушка рыдала так громко, что я не могла пройти мимо. Я залезла вглубь зарослей, и увидела и саму несчастную, укрывшуюся длинными русыми волосами и ветками кустарника. Я подошла к ней и осторожно тронула за плечо.

— Могу я помочь тебе? Что с тобой произошло?

Девушка подняла голову, и ее глаза загорелись неприязнью.

— Уходи! Ты из его семейки! Вы все одинаковые! Я не верила тому, что мама говорила про вас, феанорингов, но это правда! Вы все такие, беспощадные твари!

Я разозлилась. Зачесались руки, и я с трудом сдержалась, чтобы не влепить скандалистке пощечину. Однако, интерес перевесил, и я решила узнать, чем не угодил девчонке род Феанора. Я напустила на себя сочувствующий вид и присела на одно колено рядом с ней.

— Я вижу, что тебе нужна помощь, что тебя постигло несчастье. Тебе нужно выговориться. Ты можешь рассказать мне, что произошло? Ты можешь мне довериться, я не похожа на своего отца.

Девушка вытерла лицо. Я не помнила ее внешность. Значит, она совсем молода.

— Да не волнует меня твой отец, я его не знала! — ее голос вдруг снова сорвался на крик. — Это все твой брат! Пусть теперь женится на мне!

Я похолодела. Вгляделась в нее внимательно — большие серые глаза, милое личико, совсем тоненькие руки, не до конца оформившаяся грудь. О Эру! Она же еще совсем дитя… В таком возрасте я еще играла в куклы, лазала по деревьям и бегала наперегонки с близнецами.

— Келегорм? — других вариантов не было. Амрода и Амроса я никогда бы не смогла заподозрить в такой мерзости.

— Он, — она шмыгнула носом. — Обещал жениться, а сам сбежал после…

— После чего? — Все Валар, пусть это будет не то, о чем я думаю…

Непонимающий взгляд огромных серых глаз.

— Ты что, совсем ничего не понимаешь? — и снова причитания и слезы. — Он сказал, что на мне женится, и я думала, что после этого будет свадьба, — она схватила меня за руку. — Я сразу в него влюбилась! Он же такой красивый! И сильный! И из знатного рода! И он обратил внимание на меня, хотя другие девчонки красивее! Раньше на меня никто так не смотрел! Скажи ему, что я буду хорошей женой! Ты его сестра, тебя он послушает! Я говорила, но он меня больше не слушает! Только смеется! Я его теперь ненавижу!

Эру Илуватар! Келегорм никогда на ней не женится. И как она опозорила своего будущего мужа! Мне в свое время такое и в голову не могло прийти. Может, мне и хотелось большего, чем просто поцелуи, но я контролировала себя и помнила, что телесная любовь — прерогатива супругов. Но это было только с Майроном. Во время объятий с Трандуилом я не чувствовала желания, только тепло и нежность. И каково ему было бы обнаружить, что его невеста не чиста? Нет, я не хотела бы так разочаровать своего будущего мужа.

— Я попытаюсь что-нибудь для тебя сделать, — я высвободила руку и встала. — Скажи мне свое имя.

Ее звали Анариэль.

— Хорошо, Анариэль, я поговорю с Келегормом, — повторила я. — А ты поднимайся и иди домой.

— Спасибо тебе, — девушка вытерла лицо волосами.

Я понимала, что этот разговор ни к чему не приведет, но закрыть глаза на такое я не могла. Если бы я не опасалась позора для Анариэль, я бы рассказала об этом дяде Финголфину. Его ярость была бы огромна, и Келегорм пробкой вылетел бы из Хитлума. А может и в Чертоги Мандоса попал бы, кто знает нрав отца Анариэль? Я задрожала. Нет, это дело надо уладить мирно.

Келегорм сидел у окна, небрежно закинув ноги на стол.

— Как приятно, ты сама ко мне пришла!

— И у меня была серьезная причина. Я хочу поговорить о той девушке, что ты развратил и обманул. Как ты мог, Келегорм, Анариэль еще так юна!

Келегорм лениво потянулся. Кажется, он не был впечатлен моими увещеваниями.

— А, та девица. Она мне уже надоела. Глупа как пробка. Похожа на тебя в Валиноре, и возраст почти такой же. Такая доверчивая слепота! Это так привлекает. И мужу ее повезет так же, как и твоему. Я-то желанием жениться не горю.

Меня трясло от бешенства. Небрежно, он оскорблял и девушку, и меня.

— Какое право ты имеешь так говорить про меня, твою сестру? Я не одна из таких девиц! Уезжай отсюда, Келегорм, пока дядя не поймал тебя на горячем. Говорят, что у человеческих девиц не так строго с честью, вот к ним и езжай!

— Какие у тебя интересные познания! — очередная мерзкая ухмылка. — А что ты еще знаешь такого? Скажу тебе, что люди меня не привлекают, большинство из них так некрасивы, не то, что ты!

Продолжать этот разговор не имело смысла. Я вышла из комнаты, не забыв громко хлопнуть дверью. Келегорм был самым отвратительным, гадким и подлым ублюдком из всех, кого я знала! Он не имел идеалов, не имел чести и принципов. И его намеки меня настораживали. Интересно, почему его так будоражит моя личная жизнь? Странные намеки о подробностях моих отношений с Майроном… Тревога кольнула меня и отступила. Это просто извращенное чувство юмора. Амрос и Амрод тоже, бывало, смеялись над тем, что у меня появился поклонник, но они делали это беззлобно и не пошло. Насмешки же Келегорма были странными и вызывающими.

Я посмотрела на дымящиеся вдалеке пики Тангородрима. Конечно, я люблю Трандуила. И все же — «ах, Гортхаур, Гортхаур!» — шепнул какой-то гадкий внутренний голос.

В мыслях моих царил хаос, и где-то в глубине душе поднималась боль воспоминаний и сожаление об утраченном. Слишком тяжелый был день. Кажется, все вокруг тронулись умом — я, Гортхаур, Келегорм, Анариэль. Возможно, даже по одной причине. Конечно же, всему виной удушающая жара. Я махнула рукой, развернулась и пошла к дому.

Лучше бы мне было уехать в тот безумный день, ничего не откладывая и не оглядываясь назад. Однако, я осталась в Хитлуме, но отдохнуть не получилось — всю ночь меня терзал старый кошмар, который я не видела уже множество лет. Огромные голубые глаза Ниенны, шепот, посеревший мир… Невыспавшаяся и напуганная, я сидела на крыльце и смотрела на рассвет, но наступление нового дня не приносило облегчения. Что бы ни должно было случиться, я чувствовала, что дальнейшее пребывание здесь куда опаснее, чем все неприятности дороги.

— Можно с тобой поговорить? — знакомый голос вывел меня из задумчивости. Анариэль смотрела на меня слегка боязливо, но с затаенной надеждой во взгляде. Я похлопала по ступеньке, и она робко примостилась рядом.

— Ты поговорила с Келегормом? — она принялась накручивать прядь волос на палец. Мне не нравился этот раздражающий жест.

Я собралась с духом, и хотела начать объяснять ей все, но нас прервали.

— Доброе утро, сестренка! — к нам приближались Амрос и Амрод. — Здравствуй, Анариэль. Что так рано поднялись?

— Прекрасное утро, преступлением было бы его потерять, — улыбнулась я. — Посмотрите, какой рассвет!

— Мы зайдем к тебе взять попить?

— И поесть?

— Мы на охоту собираемся, а в замке еще все спят, нам еды не найти.

— Вся еда к празднику готовится. А так почти ничего нет, кроме лембаса.

Братья весело болтали, и я, краем глаза глядя на сидящую рядом девушку, заметила, что от волнения она еле сидит на месте. Близнецы отправились искать еду в моем доме, и Анариэль внезапно довольно крепко схватила меня за руку и потащила к лесу.

— Я не пойду туда, пусти! — прошипела я, пытаясь вырвать руку.

— Они же услышат!

— Не услышат! Им вообще все равно! Поговорим здесь!

Мы еще не успели зайти далеко в лес, но дом уже скрылся из глаз. Я нервничала. Вчерашняя встреча не давала мне покоя, и мне хотелось скорее вернуться в селение и избежать всех опасностей.

— Что он сказал? — огромные серые глаза Анариэль пытливо всматривались в меня, словно пытаясь прочитать ответ по выражению лица. Что, как я думаю, было нетрудно.

Стараясь щадить чувства девушки, я рассказала ей о нежелании Келегорма жениться. Анариэль заплакала. О Эру, что это были за рыдания! Они были настолько оглушающие, что даже Моргот на своем троне, наверное, зажал уши. Я схватила эльфийку за руку и потянула ее в чащу леса. Не хватало еще, чтобы она перебудила весь Хитлум!

Было жарко, Анариэль вешалась на мою руку, и далеко мы не ушли. Взмокнув и разозлившись, я была не в состоянии идти уже через несколько минут. Хорошо, что появление Амроса и Амрода нам не грозило — лесные тропинки не подошли бы для большой охоты.

— Что мне теперь делать? — горестно вопрошала девушка. — Он не любит меня! Только умереть мне и остается!

— Немедленно замолчи! — мой голос сорвался на крик. — Не смей даже думать о смерти, поняла? Наш народ пережил столько испытаний, чтобы каждая бестолковая девчонка захотела сходить в Чертоги Мандоса из-за глупого влечения? Я была бы уже много раз мертва, если бы призывала Намо при каждой беде! Послушай меня! — понемногу я начинала брать себя в руки. — Никаких мыслей о смерти. Это не было любовью. Просто увлечение, мимолетная страсть, которая бывает в твоем возрасте. А потом ты станешь старше и встретишь достойного мужчину, за которого выйдешь замуж. Вы будете очень счастливы, ты понимаешь, Анариэль?

Она продолжала всхлипывать, но мои увещевания действовали. Анариэль кивала при каждом моем слове и пыталась вытереть слезы волосами.

— Даже если я и выйду замуж, то муж обнаружит, что я не чиста, — жалобно сказала она. — Как мне поступить?

Я возмутилась. Неужели она думает, что я знаю, как обмануть жениха в первую брачную ночь?

— Этого я не знаю. Главное, ты не должна подавать ему повод для сомнений в своей невинности. Молчи обо всем, что с тобой произошло. Я скоро уеду, и пусть вместе со мной уезжают все упоминания об этой истории.

— Хорошо. Я буду молчать, — она была покорна и со стороны казалась почти спокойной.

— Вот и хорошо. Забудь обо всем, Анариэль. Пойдем домой.

— Сильмариэн, — вдруг спросила она, — а откуда ты знаешь, что то, что было со мной — не любовь?

Я не долго думала над ответом.

— Настоящая любовь никогда не причинит тебе боли. Она приносит счастье и покой. Такая любовь — мирный ручей, а не бурлящий речной поток. Великое чувство рождает душа, а не тело, — я улыбнулась, вспомнив Трандуила. Бушующая страсть — это было не для нас, и как же я была счастлива! «А действительно ли ты так думаешь? Или просто хочешь так думать?» — прошептал внутренний голос, хихикнув.

— У тебя именно такая любовь с Трандуилом?

— Да, и у тебя такая будет, — я улыбнулась Анариэль и обняла ее.

— Я никогда не смогла бы так поговорить ни с кем из своих подруг, — Анариэль уткнулась в мое плечо. — А ты можешь выслушать и сохранить все в тайне. И ты умная. Наверное, это потому, что ты старше. Жалко, что ты уезжаешь.

Анариэль прижалась ко мне, и я растрогалась от ее слов. Я не сделала для нее ничего особенного, но, может, ей нужны были простое тепло и поддержка вместе с правильным советом?

— Я пойду, хорошо? — она высвободилась из моих объятий. — Мне нужно подумать и окончательно порвать со всеми воспоминаниями.

Я смотрела, как она идет к селению, и мне стало спокойнее. Я надеялась, что Анариэль не повторит своих ошибок, и я радовалась, что сумела помочь девочке, запутавшейся в своих чувствах, живущей в страхе огласки. Когда-то мне помогла мама, но смогла бы я обратиться к ней, если бы мои отношения с Майроном зашли бы так далеко, как отношения Анариэль и Келегорма?

А я сама? Анариэль сказала, что я умна, потому что старше ее и, естественно, больше знаю жизнь. И ведь она права. Будучи чуть старше ее я только по воле Эру не совершила глупостей, а теперь, вместе с последними днями моего девичества, отмирает и моя юность, когда радостная и беззаботная, а когда горькая и разочаровывающая.

— Ты должна была стать менестрелем вместо своего брата, — раздался за спиной сладкий голос. — Твои слова про любовь настолько умилительно прекрасны, что я чуть не прослезился!

— Ты меня преследуешь? — устало осведомилась я, не удивленная его появлению.

— Что ты! Я каждое утро гуляю по лесу, иногда и по ночам. Не моя вина, что ты со своими глупыми подружками считаешь эту территорию своей.

— А не боишься, что Нолдор тебя здесь, на своей территории, поймают, разрубят на куски и устроят по этому поводу огромный праздник?

Гортхаур расхохотался.

— Они испугаются и убегут, едва увидев меня!

— Мы — храбрейший народ! — я разозлилась на самоуверенного наглеца.

— Тогда приводи завтра своих братьев поохотиться на меня, — Майрон подошел ко мне и дотронулся до пряди, лежащей на плече. Я содрогнулась, и безумная идея промелькнула в голове.

— До завтра ждать не обязательно!

Невдалеке тек ручей. Магической силой я привлекла его воды к себе и направила их к Майрону. Одно мгновение огромный поток готов был обрушить Майа на голову, но один взмах рукой, ленивый и томный, как будто бы отгоняющий докучливую муху, и вода вернулась на место. Я была посрамлена.

— И это все, на что ты способна? Признаюсь, немного разочарован. Впрочем, способности твои недурны, но нужны хорошие учителя. Хочешь, покажу фокус поинтереснее? — Майрон подмигнул.

— Сомневаюсь, что мне будет интересно, — я почувствовала, что жаркая волна заливает мое лицо, но пыталась говорить дерзко.

— Но ведь тебе интересно.

Мы стояли слишком близко. В голове был бардак, в ушах шумела кровь. Что я собираюсь сделать? У меня есть жених, я люблю его, мы счастливы, но дыхание Майрона обжигало щеку. Воздух вокруг словно накалился. Мне никогда ранее так сильно не хотелось, чтобы меня поцеловали. В Валиноре желания были куда слабее, может, потому, что я была ребенком. А может… Никаких мыслей не осталось, когда он поцеловал меня. Я страстно ответила, вкладывая в поцелуй всю боль воспоминаний, все отчаяние от измены, все эмоции, переполнявшие меня последние сутки… Долгие поцелуи, страстные поцелуи…

Что я творю? Я вырвалась из его объятий и отскочила. Как я теперь посмотрю в глаза Трандуилу? И смогу ли я испытывать хоть какие-то эмоции от его поцелуев?

— Ты можешь вернуться, — сказал Гортхаур, и я не увидела на его лице иронии. — Ты могла бы пойти со мной тогда.

— Я не могла, и ты это знаешь! Я никогда не предам свой народ и свою семью! И теперь все кончено! — я развернулась и побежала в селение, давясь слезами. Нет, я никогда не смогла бы сражаться на другой стороне! Меня предавали, но я не смогла бы сделать это в ответ.

Я сказала Анариэль забыть все, теперь это необходимо было сделать и мне.

Весь день я просидела взаперти, сославшись на необходимость сборов и создания записей о пребывании в Хитлуме. На самом деле, собрав часть вещей, я бесцельно бродила по дому, не желая присесть ни на минуту. Вина и давно позабытое чувство раздирали мне душу, создавая ноющую боль. Как тяжело было забыть на самом деле!

Я открыла шкатулку, в которой хранила свои личные сокровища — мамин кулон, который в тот момент горел ярко, иногда лихорадочно вспыхивая, письма от братьев, мелочи, напоминающие о разных периодах жизни, и медальон, разломленный напополам. Часть, на котором был мамин портрет, лежала на самом верху, а та часть, которую я искала, была на самом дне. Я отыскала портрет Майрона и вгляделась внимательнее в его лицо. Черные волосы, глубокие синие глаза, мужественная линия подбородка… Нормально помнить свои первые нежные чувства, но они не должны одерживать верх над настоящим. Странно, но образ Трандуила расплывался в моей памяти. Нет, мне точно пора обратно в Дориат. Благословенный край уже излечил мои печали однажды, излечит и сейчас. Завтра будет праздник моих братьев, а послезавтра я со всей скоростью поскачу домой, и все будет забыто. В моей жизни есть место лишь одному мужчине, и это Трандуил.

Праздник удался на славу! Братья принимали поздравления, вино лилось рекой, со всех сторон были слышны радостные возгласы танцующих и веселящихся эльфов, их разговоры и смех. Праздники в Хитлуме были не столь изысканны, как в Дориате, но они были куда ярче и шумнее, и были здесь куда необходимее. Война была близко, рядом была крепость врага, и здесь лилась кровь. Для кого-то это веселье могло быть последним, и все ловили каждый момент. Наверное, именно так и живут люди. В отличие от эльфов, у них мало времени, и они должны ценить жизнь выше тех, чье существование долгое до невыносимости. И все же никогда не захотела бы стать человеком. Я и так ценила жизнь. Мандос предсказывал, что когда-то нам, Нолдор, бытие станет в тягость, но я не верила этому. Жизнь еще прекраснее, когда знаешь, что так же хорошо будет и через тысячу лет!

Я отдыхала после долгих танцев, сидя под деревом и потягивая вино, и краем глаза наблюдала, как Амрос общается с симпатичной девушкой. Внезапно меня что-то легко толкнуло в плечо. Я повернула голову и увидела Хуана, Валинорского пса Келегорма. Хуан смотрел на меня очень грустно, а его взгляд был осмысленным, как у эльфа или человека.

— Кушать хочешь? — я встала, взяла со стола куриную ножку и вернулась к псу. Он отверг угощение, отвернувшись.

— А что с тобой? — я села на прежнее место и почесав собаку за ухом.

Хуан тревожно заскулил, царапая когтями землю. Потом положил мне голову на колени и заглянул в глаза. Йаванна и Мелиан учили меня понимать животных, и я осознала, что пес сильно встревожен и пытается о чем-то предупредить. Вряд ли он пошел бы ко мне, если бы опасность угрожала бы всем, скорее, поискал бы хозяина. Правда, Келегорм был сильно пьян и ушел уже пару часов назад.

— Что-то с Келегормом? Ему легион балрогов на потолке мерещится? — усмехнулась я.

Пес оскалился и зарычал. Потом забил хвостом, взвыл и зубами схватил меня за юбку. Мне пришлось встать, и Хуан потащил меня в толпу. Мне это не понравилось. Я хотела вернуться к себе и лечь спать — завтра предстоял долгий путь, и отъезд был назначен рано. Всякий раз, когда я пыталась уйти, Хуан толкал меня носом обратно к танцующим. Почему-то он не хотел, чтобы я шла домой. Тревога животного передалась и мне. Перед праздником мне снова снились кошмары, умный Валинорский пес не давал уйти от других эльфов. Что ждало меня дома? Однако усталость брала верх.

— Хочешь, пойдем вместе и посмотрим, не сидит ли у меня в шкафу Гортхаур Жестокий? — шепнула я Хуану. И на секунду задумалась: а вдруг угадала? Пес успокоился и позволил мне уйти с поляны, где проходил праздник. Открыв дверь дома, я увидела, что тот пуст.

— И чего ты боялся, глупыш? — с облегчением рассмеялась я. — Иди к хозяину!

Мне пришлось несколько раз повторить это, прежде чем Хуан понурил голову и ушел. Тревога отпустила меня. Я сняла праздничное платье и уложила его. Вещей было немного. Осталось уложить лишь шкатулку с моими сокровищами. Я села за туалетный столик и открыла ее. Сверху лежал портрет Майрона, и я, как и накануне вечером, невольно залюбовалась им.

— Я не помешаю? — почти в ухо вкрадчиво шепнул голос.

Лучше бы это был Гортхаур. Я вскочила и повернулась к нему лицом. Половинка медальона выскользнула из моментально вспотевшей руки и тихо звякнула при ударе об пол.

С первого взгляда было видно, что Келегорм, мягко говоря, не пришел в себя после застолья. Глаза налились кровью, а винные пары распространялись на всю комнату. Сказать, что я испугалась — не сказать ничего. Хуан меня предупредил, но что он мог сделать против своего хозяина?

— Келегорм, ты пьян, пожалуйста, вернись в замок, — дрожащий тонкий писк. Неужели, это мой голос? Появись передо мной сам Моргот, я бы была напугана меньше.

— Да, я пьян! И хочу быть еще пьянее! — он дико захохотал. — Живо на место, — Келегорм толкнул меня рукой в грудь, и мне пришлось сесть. — У меня есть, что с тобой обсудить, дорогая сестренка. Я недавно узнал про тебя кое-что интересное.

— Следил за мной, как в детстве? — кажется, я поняла, что он увидел, но так хотелось ошибиться! — Теперь папочке не сможешь рассказать! Зато я могу много рассказать дяде, ты понимаешь, о чем я?

— Лучшая защита — это нападение? — Келегорм почти ласково усмехнулся. — А ты, ты понимаешь, про какие твои развлечения в лесу я могу рассказать? — он грубо схватил меня за горло, прижал к стене, и я с ужасом ощутила, насколько он силен. — Ты мерзкая тварь, предательница! Решила поразвлечься перед свадьбой со старым дружком? За этим сюда приехала?

Он отпустил меня, и я сползла по стене, растирая шею, а он заметался по комнате, выкрикивая ругательства.

— Послушай, Келегорм, — я все еще пыталась повернуть ситуацию в свою пользу, — у нас обоих есть постыдные секреты, о которых не нужно знать ни дяде, ни кому-либо еще. Достаточно того, что мы о них знаем. Завтра я еду домой. Может быть, мы сумеем сохранить все в тайне так, чтобы ничья репутация не пострадала?

— А ты не так глупа, — перекошенное лицо Келегорма приближалось к моему, но внезапно он остановился и выругался, когда наступил на что-то. Этим чем-то был портрет Майрона. Будь подошва его туфель толще, все бы обошлось. Но увидев портрет, Келегорм посмотрел на меня с глубочайшим отвращением, размахнулся и ударил. Резкая боль, нос хрустнул, и кровь хлынула на белоснежную ночную рубашку. Вдобавок я ударилась головой об стену, и перед глазами на миг все потемнело. Стало трудно дышать. Этот изверг подхватил меня под локти, не давая упасть. У меня не было сил применить магию, перед глазами все плыло, а в ушах звенело.

Келегорм продолжал орать мне что-то в лицо, проклятия или обвинения, но сквозь звон в ушах я расслышала далеко не все.

— … мог бы рассказать об этом всем, но, — тут он странно усмехнулся. — зачем же отправлять к Мандосу такую красоту? Нет! — он провел рукой по моему лицу. — Твоему придурку-жениху не повезет, ты к нему вернешься! Но сначала мы с тобой немного повеселимся!

Он потащил меня к кровати, и, несмотря на травму головы и свою невинность, я поняла, что он собирается делать, когда он рванул на груди мою залитую кровью ночную рубашку.

— Что ты делаешь? — взвыла я. — Ты же мой родной брат! Эру проклянет тебя во веки веков!

— Я и так проклят, девочка, — он швырнул меня на покрывало и навалился сверху. — Проклят из-за Сильмариллов. Но как же они прекрасны! Как и ты. Из-за вас я готов к вечному проклятию!

А у меня кружилась голова из-за боли, унижения и страха. Как бы хотелось оказаться где угодно, только не здесь! Я попыталась кричать, но Келегорм, выругавшись и залепив мне еще одну пощечину, оторвал кусок от моей рубашки и грубо затолкал мне в рот. С моих пальцев сорвалась слабая искра, которая тут же потухла. Пока я пыталась пробудить магию, Келегорм принялся мять и щупать мои груди. Он приподнялся и осмотрел мое тело полностью.

— Ты настоящее совершенство, — с восхищением шепнул Келегорм. — Не представляешь, как давно я хотел тебя, такую красивую и такую грязную и порочную! — его голос снова ожесточился.

Я попыталась его скинуть, и на мгновение у меня получилось, я кинулась к выходу, но насильник снова схватил меня и ударил в солнечное сплетение. Я очнулась, когда он снова лежал на мне и ощупывал все тело.

— Расслабься, — сладострастно прошептал Келегорм. — С ним наверняка понравилось, а я ничем не хуже, ты еще будешь петь от счастья! — он вынул кляп из моего рта и прижался к губам, держа голову и не давая отвернуться.

— Да у меня с ним ничего не было! — завопила я после этого отвратительного подобия поцелуя.

— Лжешь, — уверенно сказал он, и, о Эру, мне между ног что-то уперлось, и это был не палец. — Вот сейчас и проверим.

Я обезумела от ужаса. Я пыталась оттолкнуть Келегорма, молила о пощаде, призывала на помощь всех Валар и Эру, но никто не пришел, никто меня не спас, и Келегорм ворвался в меня, разрывая все внутри. Он сделал мне очень больно. Так больно мне не было никогда в жизни. Страдания достигли своего пика, и, когда он вошел в меня, я закричала, разрыдалась и почувствовала, как слезы катятся по изуродованному лицу. Он снова сунул кляп мне в рот и принялся двигаться, не замечая, что был первым, а я беззвучно плакала и мечтала, чтобы это все поскорее закончилось. Осталась одна только боль. Про себя я продолжала звать на помощь всех, кого могла: маму, которая была так далеко, друзей, которые никогда ни о чем не узнают, высшие силы.

Когда все закончилось, он с удивлением посмотрел на окровавленную простыню.

— Пыталась обмануть своего жениха каким-то колдовством, ведьма? Ничего, — он потрепал меня по щеке, — еще раз сделаешь для него. А меня ты не обманула тем, что была бревном.

Я с ненавистью смотрела, как Келегорм приводит себя в порядок, но с места сдвинуться не могла. Внутри все болело, ныли места, на которых были синяки и удары. Я чувствовала, что ненависть разливается внутри меня как яд. Ненависть, которую я не испытывала ранее ни к отцу, ни к врагам Нолдор, ни к Гортхауру. Я хотела пролить кровь Келегорма до последней капли, выпотрошить его, сделать такие вещи, что даже мастер пыток Ангбанда удивился бы моей ненависти и изобретательности.

— Я отомщу, — тихо сказала я ему перед тем, как он ушел.

— О Эру, да ты даже встать не можешь! — издевательский смех.

Он вышел, а я лежала, чувствуя, как из меня что-то вытекает, и думала, что мне делать дальше. Да, память об этом кошмаре будет преследовать меня всю жизнь. Я не могу вернуться к Трандуилу, не смогу объяснить ему, что произошло. Между ног все невыносимо болело. С усилием встав, я подошла к зеркалу. Синяки там, где он держал меня, подтеки крови на ногах. Разбитое лицо, но с носом все в порядке, перелома нет. Я больше не рыдала, наоборот, я предельно собралась, мысли прояснились и заметались в голове, пытаясь отодвинуть прошедшее вглубь. Я не могу вернуться в Дориат, а здесь оставаться выше моих сил. Я хотела отомстить прямо сейчас, но все же понимала, насколько Келегорм сильнее. На месть нужно время. Мне оставалось только поехать к Финроду в Нарготронд или… Я открыла окно и увидела дымящиеся пики Тангородрима. «Ты можешь вернуться,» — вспомнился мне голос Гортхаура. Я закрыла окно. Нет, не могу. Даже ради грандиозной мести и, может быть, чего-то большего. А сейчас надо прийти в себя. Завтра я поеду в Нарготронд, но не с разбитым лицом. Как жаль, что я не взяла ателас с собой. В госпиталь мне не зайти, значит, опять лес.

Стоя между деревьями с пучком травы между ног и прижимая такой же пучок к лицу, я вдруг подумала: «А не лучше бы мне умереть?» Может, Чертоги Мандоса снимут всю боль, душевную и телесную, и дадут мне, наконец, долгожданный покой? Боль плоти уменьшилась благодаря ателасу, но страдания души от этого только возросли. Насколько легче было бы покинуть этот мир! Еще несколько дней назад я была счастлива. Я смотрела на луну и уже готова была призвать Владыку Мандоса, как мне вспомнился один давний разговор, который произошел перед моим отъездом в Дориат, более ста лет назад.

— Маэдрос, — неловко переминаясь с ноги на ногу, спросила я, — давно хотела спросить у тебя, почему ты не умер у Моргота в плену?

Маэдрос перестал махать мечом, тренируя левую руку, и нахмурился.

— Что ты имеешь в виду?

— Я не хотела тебя обидеть! Просто… Ты столько мучений и пыток пережил там, у врага, испытал столько боли, но не сломался, выжил и победил. А ведь мог бы добровольно уйти в Чертоги Мандоса.

— Вот оно что, — невесело усмехнулся брат. — Послушай меня, дорогая сестра. Какие бы испытания тебя ни ждали в жизни, помни, что они сделают тебя сильнее. Какой бы враг перед тобой ни встал — борись, цепляйся за существование и живи, даже если не для своей радости, то хотя бы для несчастья твоего противника.

У меня давно не было неприятностей, и я почти забыла эти слова Маэдроса. Что ж, пришло время их вспомнить. Я медленно побрела к дому. Уже после лечения ателасом мне стало холодно. Голова болела и кружилась, идти становилось еще тяжелее. Споткнувшись о какую-то ветку, я потеряла равновесие и упала. Удар головой о землю, резкая вспышка боли…

Я с трудом открыла глаза. Высокий стрельчатый потолок плыл у меня перед глазами. Я не была здесь ранее.

— Чертоги Мандоса! — выдохнула я перед тем, как сознание оставило меня вновь.

Я смотрела в тот же стрельчатый потолок, который, впрочем, не плыл теперь перед глазами. Новое пробуждение было совсем другим, намного лучшим — ничего не болело, в голове была пустота, и пару минут я пролежала в блаженном забытьи. Значит, легенды, рассказывающие, что в Чертогах Мандоса ждет спокойствие, были правдивы. Я не помнила, как попала сюда, но это, наверное, и к лучшему. Нет никаких мучений… мучений. Я резко поднялась на кровати, и воспоминания о прошлой ночи навалились на меня огромным снежным комом. Обхватив голову руками, я застонала. Нет, гибель не избавила меня от воспоминаний, приносящих боль!

Почему это произошло именно со мной? Почему я не осталась с празднующими, почему не обратила внимание на пса? До вчерашнего дня я даже не знала, что такие мерзости возможны, а теперь… Здесь я не увижу ни одно родное лицо. Мои друзья будут горевать, но через пару лет забудут обо мне, и тоска их уляжется. В день моей памяти они подумают, что когда-то у них была такая подруга, сестра, но умерла она рано, не оставив о себе особой памяти и не сделав ничего выдающегося в жизни.

Скрипнула дверь. Наверное, это Владыка Мандос решил поприветствовать новоприбывшую. Или кто-то из погибших Нолдор. А может, отец? Я крепко зажмурилась, но, найдя в себе силы наконец открыть глаза, я увидела того, кого ждала меньше всех. Майрон подошел к моей кровати, и показалось ли мне, что выглядел он встревоженным?

— Как ты здесь оказался? Тебя убили?

Его лицо исказилось от изумления. Он попытался взять меня за руку, но я непроизвольно отдернула ее.

— Я же Майа, меня нельзя убить. И мы в Ангбанде, Сильмариэн.

— Где? — я расхохоталась. — Лучше скажи, что ты всего лишь плод моего воображения. Или Мандос разыгрывает меня?

Никогда я не видела Майрона таким изумленным.

— Ты жива, мы не у Мандоса. Выгляни в окно, мы в Ангбанде!

Я бросилась к окну и распахнула его. Резкий ветер кинул мне в лицо холодные дождевые капли. Я видела все тот же лес. Серые облака заволокли небо. Жара спала.

Я все еще была жива. Я не видела горящие вдали огни Хитлума, где Амрод и Амрос наверняка недоумевали, куда пропала их сестра. Они знали, что я не смогла бы уехать, не попрощавшись. А Келегорм размышлял о том, насколько на руку ему мое исчезновение.

Я горько усмехнулась.

— Значит, я стала еще одной пленницей Железного Ада. Что ж, ты можешь отвести меня в темницу. Или после Маэдроса тут есть отдельное место для детей Феанора? Веди, я не буду сопротивляться.

— Я спас и вылечил тебя, — обида зазвенела в голосе Майрона, — и я не собираюсь подвешивать тебя на крюки или делать что-то еще, о чем ты думаешь! Тебе повезло, что я нашел тебя!

— Ты нашел меня? Где? — я поразилась. Сам Гортхаур вылечил меня, дочь и сестру врагов. Получается, я обязана ему жизнью?

Майрон вздохнул и начал рассказ. На следующее утро после праздника он, по своему обыкновению, решил прогуляться по лесу. Не знаю, рассчитывал ли он на новую встречу со мной, но она случилась весьма неожиданным для Майа способом. Увидев в траве странный блеск, он заинтересовался и нашел кулон на расстегнутой цепочке, который ранее видел на мне. Это показалось Майрону странным, он, кузнец, прекрасно знал, что эльфийские украшения просто так не теряются. Вскоре он нашел меня, в глубочайшем обмороке, с разбитым лицом и исцарапанными лесными растениями руками.

— Я сразу понял, что это дело рук не кого-то из нашей крепости, они не бывают в вашем лесу, да и пленников просто так не оставляют, — добавил Гортхаур.

С первого взгляда Майрону стало ясно, что это было не просто падение, от которого я разбила лицо. У меня был сильный жар, потом начался бред, в котором я проклинала кого-то, плакала, просила оставить меня в покое, молила о смерти. Я закрыла лицо руками, мне было горько и отчего-то стыдно. Он понял, что со мной произошло, и молчал об этом. Это и было стыдно.

— Я решил взять тебя с собой. Там ты бы умерла.

— Лучше бы я умерла. Ты же понял, что случилось со мной в ту ночь! Сейчас я была бы в Чертогах Мандоса, в покое и в безопасности. Как я смогу вернуться в Нарготронд, побывав здесь?

— Кто тебе сказал, что ты уйдешь отсюда?

Я пораженно посмотрела на Майрона.

— Значит, я пленница?

— Нет.

— Но домой ты меня тоже не отпустишь?

— Нет!

Я не знала, что делать, смеяться или плакать от странной логики Майрона.

— Тогда какого балрога ты приволок меня сюда? Я бы лучше сдохла в тех кустах, чем сидеть в замке врага и наблюдать за тем, как мой народ проливает там кровь! Что я должна здесь делать? О Эру, за что мне все это! — я наконец-то разрыдалась, вымещая в слезах всю свою боль и обиду. Сначала Келегорм сотворил со мной ужасную вещь, теперь Майрон ради забавы собирается держать меня в клетке. Как жить с таким грузом на сердце? Смогу ли я теперь вообще жить?

Он присел рядом со мной на кровать.

— Я не хочу отпускать тебя, да и как я сделаю это, если твой насильник еще на свободе? Да, ты говорила о нем в бреду. Но он уже убрался из Хитлума. Тот мир полон опасностей. Я не собираюсь заставлять тебя резать твоих сородичей или делать еще что-то в этом духе. Знаешь, и ведь ты звала меня в бреду, звала долго и отчаянно.

Я пораженно уставилась на него.

— И ты все это время был здесь?

— Я не уходил далеко. Вылечить тебя полностью было не так легко. У тебя было слишком мало сил и желания жить.

— Сколько все это продолжалось?

— Ты здесь уже больше недели.

— Так долго… Я ничего не помню.

Вот почему ветер и дождь были настолько холодны! Лето приближалось к концу, и я, если бы все было нормально, проехала бы уже значительную часть пути до Дориата. Странно, но меньше всего я жалела о том, что мой брак с Трандуилом стал невозможен.

— Да, и теперь ты здорова, но только телесно. Ты должна сама себе помочь вернуться к жизни. Не думай о Чертогах Мандоса, думай о том, что у тебя есть.

— У меня больше ничего и никого нет, — внезапно я обратила внимание на то, что кольца Трандуила на мне больше нет. Я так никогда и не узнала, куда оно делось, да это меня и не сильно интересовало. Та жизнь была для меня окончательно закрыта. И слова полились из меня. — Я никогда больше не увижу ни Артанис, ни Лютиэн, ни Амроса и Амрода! Моя жизнь там, и мои друзья остались там! Здесь есть только клетка.

— Кое-кто у тебя все же остался.

— Ты спас меня, но не знаю, следует ли тебя благодарить за такую жизнь. Я не могу ценить ее, особенно после того, что произошло.

Майрон встал. На его лице была огромная обида, которую он пытался побороть. Я поняла, что перегнула палку.

— Спасибо тебе. Как бы то ни было, ты спас мне жизнь, и я обязана тебе. Но теперь ты не можешь сделать мою жизнь лучше. Но ты можешь кое-что для меня сделать. Помоги мне отомстить, — горячо шепнула я.

Взгляд Гортхаура стал внимательнее и заинтересованнее.

— Ты действительно этого хочешь?

— Да! Я хочу отплатить Келегорму за то, что он сделал со мной, и за все плохое, что он сотворил в своей жизни.

— Это достойное желание. Мне это нравится, сам люблю месть. Я помогу тебе. Думаю, Мелькора твои стремления тоже обрадуют.

О Эру. Мелькор. Я и забыла, что главный враг Нолдор тоже здесь. Насколько было бы лучше, если бы мы с Майроном были одни, где-нибудь в домике в лесу, а не в огромной черной крепости, забитой орками и балрогами.

— Не бойся, Мелькор не причиняет зла почетным гостям.

— Но Мор… Мелькор же зло! — я понимала, насколько нелепо звучат мои обвинения, и что неразумно здесь называть Мелькора Морготом. Майрон тоже это понял и рассмеялся.

— А не думаешь ли ты, что с добром, подобным твоему братцу или отцу, злу довольно тяжело соревноваться? Каким бы ни казался Мелькор вам, горделивым Нолдор, не он является причиной всех несчастий этого мира. В твоем случае он, к примеру, нисколько не виноват. И раньше тебе казалась разумной часть его речей.

Мне не хотелось спорить сейчас о том, кто и в чем виноват. Усталость снова навалилась на меня, силы до сих пор не восстановились после болезни. Я жалобно попросила Майрона дать мне отдохнуть.

После того, как он ушел, я осмотрелась вокруг. Настоящие королевские покои с высоким потолком, резными стенами и огромной кроватью посередине. В огромном шкафу сиротливо лежали вещи, в которых я здесь оказалась — серая юбка из грубой ткани и просторная белая рубашка, обыкновенный костюм для верховой езды. На туалетном столике лежал мамин кулон, и я порадовалась тому, что он остался со мной, как частичка моей прошлой жизни, воспоминание обо всем хорошем и светлом, что было в моей жизни — Валиноре и Дориате, первой любви и верных друзьях, матери и братьях, разделивших со мной детство.

— Леди Сильмариэн, просыпайтесь, — кто-то пытался разбудить меня весьма настойчиво. Я неохотно открыла глаза. Надо мной склонилась девушка определенно не эльфийской наружности.

— Я Иннару, ваша служанка, госпожа. Вас призывает Владыка Мелькор, — служанка вздрогнула, а я окончательно проснулась. Что могло понадобиться от меня Темному Вале?

Я тщательно вымылась в огромной мраморной ванне, примыкавшей к покоям, куда меня поселил Гортхаур и оделась в свои единственные вещи. Взглянула в огромное зеркало — вид просто ужасный, лицо бледное и заострившееся. Вспомнив заклинание, которому я научилась в Дориате, я собрала свои магические силы и направила их к голове. На мгновение щекам стало жарко изнутри, а потом частица силы словно лопнула во мне, и я увидела в зеркале здоровый яркий румянец. Так было куда лучше.

Дорога к Мелькору была долгая, наверное, Иннару провела меня по большей части крепости. Я была настолько поглощена своими мыслями, что не запоминала путь, не разглядывала комнаты и галереи, попадавшиеся на пути, лишь мельком отметив роскошь убранства и его непохожесть на все, что я видела ранее. Так ли ужасен Мелькор, как рассказывал Маэдрос? Я ожидала увидеть гиганта, закованного в доспехи, который может раздавить меня одним пальцем. А вдруг он подвергнет меня пыткам и начнет что-то выспрашивать о Нолдор или о Дориате? Странно, совсем недавно я была готова умереть, а сейчас снова боялась за свое существование.

Когда мы пришли, служанка исчезла, оставив меня одну. Дверь была небольшая, и я не удивилась, когда не увидела перед собой тот самый тронный зал врага нашего народа. Напротив, передо мной отворилась небольшая и вовсе не мрачная гостиная, со столом, накрытым на троих. Никакого великана в ней не было; Мелькор выглядел так же, как и в тот далекий день в Валиноре, когда я в первый раз увидела Гортхаура, который тоже был здесь. Знаменитой короны с тремя Сильмариллами на Мелькоре не было. Темный Вала любезно и слегка саркастически улыбнулся мне.

— Прошу к столу, дорогая Сильмариэн, ты выглядишь прелестно, как всегда!

Как будто бы в последний раз мы виделись вчера. Ведет себя так же, как Гортхаур. Но какую игру затеял сам Мелькор? Чего он хочет добиться своей вежливостью и приветливостью?

В отличие от других Нолдор, моя ненависть к Черному Врагу не была безусловной. Конечно, убийство деда Финвэ и уничтожение Древ потрясло меня, но в те дни меня волновали другие проблемы, похищение Сильмариллов совсем не трогало, а в глупостях моего народа я винила совсем не Мелькора. Да, ненависть к отцу и обида на Майрона были куда сильнее в те далекие последние дни в Валиноре. Времени и желания ненавидеть Моргота у меня не оставалось. Я вежливо улыбнулась Темному Вале и присела на свободное место. Передо мной поставили тарелку с курицей и овощами.

— Ешь, я вовсе не собираюсь отравить тебя, — усмехнулся Мелькор. — Зачем бы тогда было столько тебя лечить? Гортхаур так просил за тебя!

— Благодарю вас, — я даже не знала, как правильно к нему обратиться, — но, честно говоря, мне бы больше всего хотелось вернуться домой, — звучало глупо и наивно, но как знать?

— Так поезжай, Сильмариэн! — Мелькор расхохотался, а Гортхаур изумленно уставился на своего учителя. — Но только с одним условием. Напишешь письмо, в котором подробно опишешь все, что с тобой произошло, свое пребывание здесь, наш милый ужин, свое долгое лечение, да и свои ночные развлечения не забудь. Куда ты собиралась, в Нарготронд? Приедешь — отдашь письмо своему братцу Финроду, обязательно отдашь, я же все равно узнаю! И посмотрим, что будет.

Я поперхнулась. Все правильно, не следовало ожидать серьезного ответа от Мелькора. Как и разрешения уйти. Он всегда любил надо мной пошутить.

— Так что, Сильмариэн, поедешь?

— Пожалуй, мне лучше остаться здесь, — я вежливо улыбнулась и сжала нож и вилку так, что костяшки пальцев побелели.

— Ты злишься, — отметил Мелькор. — Это хорошо. В тебе кипят эмоции. Несмотря ни на что, теперь ты хочешь жить. Ты ранена, но та девчонка, которая смешила меня в Валиноре, еще здесь. Гортхауру с тобой повезло, ты не стала занозой, как твои родственники.

— Благодарю вас, — Владыка Ангбанда меня одобрял, так же, как и много лет назад. Это было странно, я считала, что изменилась, стала взрослее и серьезнее. Даже Артанис остепенилась, я думала, что тоже смогу.

— Ты же понимаешь, что теперь не можешь вернуться в Дориат, Нарготронд или Хитлум, — мягко продолжил Темный Вала, — но ты можешь начать здесь жизнь заново. Я вижу, что у тебя есть мысли, которые я одобряю, — Мелькор игриво подмигнул мне. — Ты ведь хочешь отомстить?

Он посмотрел мне в глаза, и я выдержала этот взгляд.

— Я об этом мечтаю.

— Прекрасно, и ты справишься с этим, — хлопнул в ладоши Мелькор. — Я вижу в тебе незаурядный колдовской потенциал, почему бы тебе не развить его? Толковых знаний у тебя явно нет, умеешь только цветочки выращивать и щечки румянить, пора бы и полезным вещам научиться. Обещаю не направлять твои знания туда, куда ты сама не хочешь, жечь своих бывших друзей заставлять не буду.

Я задумалась и поняла, насколько плохо управляю магией. Гортхаур сокрушил меня одним взмахом руки, а нападение Келегорма лишило меня самообладания, и я не смогла ничего сделать.

— Я согласна. Можно задать вам один вопрос?

— Разумеется, — Мелькор выглядел заинтересованно.

— В тот день, когда отца изгнали из Тириона, вы превратились в облако и полетели в Средиземье. Но перед этим вы нашли нас с Майроном и что-то шепнули, а после этого я стала сама не своя, намного злее. Я слышала Искажение?

Темный Вала чуть не поперхнулся вином.

— Ты обо мне низкого мнения, так грубо я не действую! Я сказал что-то, и у тебя испортился характер? — Мелькор расхохотался. — Нет, милая Сильмариэн, ты злилась просто потому, что твоя жизнь изменилась в тот день, да и темперамент у тебя отцовский. Я тогда всего лишь дал пару инструкций Гортхауру, ждать пока ты уйдешь, я не мог. Да, ты все также наивна, как в старом добром Валиноре. Думаю, нас в будущем ожидает немало интересных бесед!

Я вспомнила, как перепугалась, когда подумала, что Мелькор исказил меня. Действительно, глупая мысль, даже Мелиан мне это говорила. Да и самой мне в голову приходил правильный ответ. Я допила вино и попросила разрешения идти к себе.

— Конечно, иди, — благодушно махнул рукой Мелькор.

Сразу за мной вышел и Гортхаур. Мы встали у окна, в которое светила почти полная луна.

— Мелькор, похоже, доволен, что я здесь.

— Мелькор доволен тому, что я доволен. И тому, что ему будет с кем поговорить. Я очень рад, что ты здесь, — улыбнулся Гортхаур.

— Я не знаю, могу ли я быть с тобой, даже если я здесь, ты понимаешь? Ты обидел меня в прошлый раз, бросил, когда началось все самое страшное! А после того, что со мной случилось недавно, я и вовсе не знаю, смогу ли я пережить, если кто-то дотронется до меня снова, — я разрыдалась. Майрон попытался обнять меня, но я отпрянула, сама не понимая почему.

— Вот видишь, — горько добавила я.

— Это пройдет, — ласково сказал он, легко дотронувшись до моей руки, и в этот раз я не отшатнулась. — Я провожу тебя в твои покои.

Майрон повел меня за руку через весь замок, а я думала о том, что у меня есть на данный момент. Впервые после Исхода моя жизнь изменилась кардинально. Я застряла в Ангбанде, став почетной пленницей. Я не увижу тех, кто мне дорог. После того, что сделал со мной Келегорм, после… изнасилования (я впервые отважилась произнести это слово, пусть даже и про себя), смогу ли я вернуть себе покой?

— Тебе нужно принять, что это было, прошло и никогда не повторится. Теперь ты в безопасности, — сказал Майрон, словно читая мои мысли.

Я не ответила, и задумалась о другом, о том, что здесь делают с моими сородичами и людьми. Мелькор сказал, что мне самой не придется с этим сталкиваться, но смогу ли я не думать постоянно о том, что происходит в подвалах и пыточных камерах крепости? О том, что делает Гортхаур, когда уходит к пленникам? И все же я знала, что люблю его, несмотря на все, что было между нами ранее, несмотря ни на что. Он был у меня, и легкая радость робко закралась в душу.

— Ты все равно бы от него ушла, — неужели он действительно научился читать мысли?

Я снова промолчала. Радость прошла так же быстро, как и появилась. Груз всего этого был слишком тяжел, и когда Майрон ушел, доведя меня до покоев, я, чтобы расслабиться и скорее снова погрузиться в сон, налила себе бокальчик вина.

— И они тебя боятся? — спросила я, хмуро глядя со смотрового балкона на легион орков, шагающих по плацу.

— Боятся, — подтвердил Гортхаур, почти невесомо придерживая меня за плечи, на которых лежала легкая накидка. — Меня боятся даже балроги.

— Огромные огненные твари боятся тебя? — удивилась я и расплылась в улыбке. — И ты, и Мелькор не выглядите такими ужасными, как вас представляют Нолдор!

— Необязательно быть монстром снаружи, чтобы внушать ужас и поклонение, — ответил Майрон. — Мелькора все будут бояться безотносительно его внешнего облика. Мне же пришлось доказать балрогам свою силу, сначала я действительно не внушал им никакого уважения. Но во внешне хрупкой оболочке я все же сильнее их всех: и орков, и троллей, и даже балрогов. Еще я могу привлекать к себе эльфов и людей, как не смог, если бы был чудовищем. Скажи, ты бы поцеловала меня, если бы я был гигантом из железа?

Я рассмеялась впервые за долгое время.

— Еще чего!

Сегодня я должна была бы выйти замуж, и меня преследовало неприятное чувство. Я могла бы быть в вечно зеленом и теплом Дориате, а вместо этого сидела в Ангбанде, в котором было слишком холодно для начала осени. Страшно представить, что будет здесь зимой. Но жалела ли я, что с Трандуилом все кончено? Совсем нет. А ведь я даже не смогла с ним попрощаться. Сказала когда-то, что вернусь, села на коня и поехала в Нарготронд. А попала в Ангбанд.

— Ты так много времени проводишь с войсками, вы готовитесь к битве? — как бы хотелось, чтобы хотя бы эта моя тревога осталась беспочвенной!

— Посмотрим, — я поняла, что Гортхаур не хочет обсуждать это со мной.

Как ни странно, я начала привыкать к жизни в крепости Мелькора. Я почти смирилась со своим нынешним положением, да и что мне оставалось делать? Мне больше не требовалось вино на ночь, чтоб уснуть, а объятия Майрона, правда, совсем ненавязчивые, были приятны почти так же, как и раньше.

Но жажда мести все еще неукротимо пылала, и я не была против узнать парочку сильных боевых заклинаний от Мелькора. Они получались у меня хорошо, когда я представляла себе Келегорма. Чтобы создать заклинание, мне нужно было сосредоточиться до предела, представить ненавистное лицо и… Мелькор считал результаты впечатляющими для новичка, печально осматривая разрушения. Конечно, требовались годы тренировок. Но у меня ничего не получалось, если я вспоминала кого-то из близких или думала о Гортхауре.

— Ты сентиментальна, — презрительно бросил Мелькор, — вечно раскисаешь, думаешь о мамочке и подружках. Поверь, если бы они увидели тебя здесь и сейчас, то убили бы на месте, ни о чем не спрашивая. Для них ты была бы предательницей, осрамившей себя связью с врагом и заклеймившей род вечным позором. Чем дольше ты будешь жить своими воспоминаниями, тем слабее ты себя сделаешь и тем глубже погрузишься в яму собственных переживаний.

Я попыталась возражать, но скорее для сохранения лица. Умом я понимала, что Мелькор прав. Но не хотела бы я увидеть изумление и ужас Мелиан, отвращение Артанис, горе Лютиэн, торжество Келегорма и его победный крик: «А я говорил, какая она! Я предупреждал!» Я взмахнула рукой, и одна из скульптур взорвалась так сильно, что осколки разлетелись по всей комнате, чудом не задев ни меня, ни Мелькора.

— Вот еще один урок, — сказал Темный Вала. — Не пользуйся магией, если не умеешь управлять ей и ее последствиями. Этими осколками ты разнесла бы голову не только врагам, но и себе. Не проси помощи у того, кто при желании может победить и тебя.

— Почему вы вообще со мной занимаетесь? — раздраженно, потому что он был прав, бросила я. — Я же не собираюсь сражаться, мне все это нужно только ради мести.

— Потому что это забавно, — недоумевающее пожал плечами Мелькор. — Нельзя все время посвящать подготовке к войне.

— Значит, война все же будет?

— Да, и она будет долгой и кровопролитной.

— Я не собираюсь в этом участвовать.

— Никто тебя не неволит.

Я пристально посмотрела в глаза Мелькору. С ним можно было говорить открыто, Темный Вала ценил это еще в Валиноре.

— А если я пойду против вас?

— Этого не случится, — рассмеялся он, и мне нечего было возразить.

В другой раз я спросила у Темного Валы про его облик.

— Маэдрос говорил, что вы железный великан с громовым голосом, ужасающего вида.

— Но не всегда же, — спокойно ответил Мелькор. — Я принимаю боевое обличье только когда хочу очень сильно запугать. Балроги, кстати, тоже могут не всегда быть огненными тварями, хоть и предпочитают эту форму. Мне же больше нравится мой нынешний облик. А до твоего брата я хотел добраться слишком долго. Бедный Маэдрос славно помучался, вися на башне! — Мелькором овладели приятные воспоминания. Зато меня они не слишком обрадовали.

— Вы говорите о моем брате!

— И что? У тебя их много, и ты любишь не всех. Девочка, тебе пора понять, где ты, и привыкнуть к этому. Мы не в твоем обожаемом Дориате, и жизнь тут намного жестче и тяжелее. Но в последнее время мне кажется, что ты возмущаешься скорее для вида.

Частично он был прав. Боль мне причиняли только воспоминания. Как ни странно, плохие приходили ко мне теперь куда реже. А вот хорошие резали живьем. Больше никогда я не пройдусь с Лютиэн по цветущему саду Мелиан, вдыхая запах роз, не посмеюсь над шутками Амроса и Амрода, не обниму Артанис и не раскрою перед ней душу, не поспорю дружески с Финродом. Все это было передумано мною сотни раз. Мелькор был прав — я должна была идти дальше. И я решила пойти. Однажды осенним вечером я села и написала письмо самой себе, в котором подробно описала самый страшный эпизод в своей жизни. Это было обращение к самой себе, где я пыталась поговорить с той Сильмариэн, которой мне еще только предстоит стать — сильной, взрослой и, несомненно, пережившей все неприятности и задушившей в себе все плохие воспоминания. Я плакала и бросала перо, через каждые две строчки. Но это было необходимо. Мне стало легче, когда я закончила писать. Перечитав письмо, я сожгла его в камине. Глядя на огонь и вороша угли, я чувствовала, что мне становится лучше, что это событие перестает быть ключевым в моей жизни. Я приняла то, что это было и уже закончилось, оставив разочарование и боль, но и это все пройдет. Моя жизнь будет длиться еще слишком долго, чтобы вспоминать один ужасный вечер через сто лет или через тысячу. Правда, я и не знала, что со мной будет даже через год. Знала только то, что если бы здесь не было Гортхаура — не было бы и меня, и даже не потому, что он спас меня, а потому, что я предпочла бы умереть в застенках крепости, если попала бы к врагам, и среди них не было бы его.

Увидев однажды свою служанку Иннару с ребенком, я поняла, что избежала самого страшного, и что за это можно поблагодарить эльфийскую природу, позволявшую иметь детей лишь тогда, когда этого захотят оба супруга, вознесших молитву. Иннару рассказала, что у человеческих девушек все может произойти после одного раза, даже после насилия. Ужаснувшись в душе, я постаралась внешне сохранить спокойствие и дала сыну служанки конфету. Мать вздрогнула. К своему огорчению, я понимала, что Иннару боится меня не намного меньше, чем Гортхаура, который был у меня частым гостем.

Он никогда не был груб или жесток со мной, напротив, он вел себя милее, чем в Валиноре, я не слышала даже подколов, на которые теперь был щедр только Мелькор. Я перестала бояться прикосновений Майрона, сначала легких, к руке или волосам, потом объятий, которые были нежными и почти невесомыми. Но чего-то большего я все же страшилась, плотская любовь казалась ужасной и болезненной. Я знала, что у всех нормальных эльфов это не так, Артанис говорила, что любовь великолепна во всех ее проявлениях, но тело все равно протестовало, и когда Майрон попытался меня поцеловать, перед глазами у меня за мгновение проплыли все пережитые ужасы, и я вырвалась из его объятий и метнулась в сторону.

— Прости, я просто не могу, — как мне было объяснить эту краткую вспышку страха?

— Надеюсь, этот подонок не оглушил в тебе женщину навсегда, — в его голосе прозвучала горечь.

Эта претензия даже не ко мне, а к Келегорму, была единственной, что я слышала от Майрона. И все же я не питала иллюзий и понимала, что такой он только со мной, и это может долго не продлиться.

Однажды я уговорила его взять меня на прогулку в лес. В первый раз я вышла за территорию крепости. Стояла поздняя осень, и снег уже полностью покрыл землю. Сугробы были огромные, и Майрон смеялся, когда я падала в них и долго пыталась подняться. Мы уже были близко к месту нашей первой после разлуки встречи, когда я услышала знакомые голоса. Нужно было уходить, не травить душу, но я побежала вперед, и, спрятавшись за деревом, принялась жадно смотреть, как Амрос, Амрод и несколько совсем юных девушек, среди которых была Анариэль, играют в снежки, громко хохоча при попадании в противника или случайном падении в снег. Странно, в первый раз в жизни я не могла присоединиться к играющим и веселящимся братьям. Как бы мне хотелось, чтобы кто-нибудь из них крикнул: «Эй, сестренка, ты идешь играть или уже слишком взрослая?» Нет, совсем не взрослая! С громким воплем я бы выбежала из-за деревьев к играющим и закидала бы их заранее припасенными снежками. Все мокрые, мы бы вернулись домой и выпили бы чаю, отогреваясь у камина и рассказывая друг другу смешные истории. Я не стала досматривать игру, развернулась и, глотая слезы, тихо пошла к Ангбанду.

За всеми этими размышлениями, занятиями с Мелькором и познанием новой жизни, я не заметила, как закончился год. Люди Ангбанда устраивали праздник в честь наступления Нового года. Мне, а Мелькору и Гортхауру подавно, идея отмечать наступление каждого года казалась глупой, но я понимала, что у людей, даже живущих в более спокойной обстановке, чем в Ангбанде, этих лет куда меньше. Я попросила Гортхаура отвести меня на праздник, до этого я очень мало видела людей, никогда не общалась с ними, и мне было любопытно.

Праздник людей и праздник эльфов отличаются друг от друга, как небо и земля. Определенное сходство было только с днем рождения братьев в Хитлуме. Музыка людей казалась мне грубой, его извлекали из странных металлических инструментов, непохожих на эльфийские флейты и арфы. Сначала она резала слух, но потом я уже стала получать удовольствие от этих непривычных звуков и грубых текстов песен. Столы ломились от мясных блюд, пива и вина. Я наблюдала за людьми вокруг, и когда двое юношей, в шутку меряющихся силой на кулаках, сцепились, злобно выкрикивая что-то на своем языке, расхохоталась. Я не понимала их язык, но они явно не призывали светлых Валар. Люди были так грубы, но, отчего-то, интересны. Гортхаур держал меня за руку и не отпускал ни на минуту.

— Вот тот хочет вырвать себе оба клыка на спор, — Гортхаур показал на подростка, явно переусердствовавшего с вином, который ожесточенно спорил со своим приятелем на неизвестном мне языке. Я снова расхохоталась.

Не раздумывая, я выпила какой-то мерзкий напиток, который обжег горло так, что я поперхнулась. Майрон сказал, что это гадкое пойло называется ром, и что он не для трепетных эльфийских дев. О, он был прав! Голова закружилась, а по телу разлилось тепло большее, чем после вина. Я качнулась и обняла Майрона, чтобы не упасть. Мне стало весело, и я выпила еще, не обращая внимания на то, насколько отвратителен был ром.

— Тебе уже хватит, прелесть моя, пойдем отсюда, — он вывел меня из зала, я покорно пошла сзади, глупо хихикая и напевая: «И никто так не прекрасен, как моя любовь».

— Правда, никто так не прекрасен, — серьезно сказала я у двери своих покоев. Мне было так хорошо, тепло, мыслей в голове не было, и меня абсолютно ничего не волновало. Я обвила руками шею Майрона, привлекла его к себе и поцеловала страстно, как никогда ранее, но в этом был виноват лишь алкоголь, полностью раскрепостивший меня. Мне даже стало немного стыдно.

— Спокойной ночи, — шепнула я и скрылась за дверью своих покоев. Я все же опасалась, что ночь может стать неспокойной.

Открыв глаза в новогоднее утро, я почувствовала головную боль и разбитость. Начался еще год мучительных вопросов, неразрешимых проблем, самобичевания и невыразимой тоски, которую я чувствовала в то хмурое утро.

Встретив Гортхаура днем, я притворилась, что плохо помню прошлую ночь. Не знаю, поверил ли он мне. У него забот хватало и без моих вечных страхов и сомнений. Я мало следила за его деятельностью, предпочитая о ней не задумываться, но не могла не замечать странных смуглых людей, приезжающих к Ангбанд поговорить с Мелькором и Гортхауром. Тьма вокруг сгущалась. Я догадывалась, что все это связано с грядущим нападением на Нолдор. Если бы я могла предупредить родных! Я не могла понять, кто мне дороже — Майрон или родные, друзья, народ. К тому же, узнай обо мне в Хитлуме, я не смогла бы сохранить жизнь ни среди Нолдор, ни в Ангбанде.

Мои предчувствия меня не обманули. Через неделю после Нового года Мелькор нанес удар, и началась война.

Дракончик был совсем маленьким, похожим на ящерку. Пока еще единственный, он чихал огненными искрами и пищал тонким голосом. Неподражаемое, чудесное существо, второго какого пока на Арде не было. Я представляла себе полный замысел, взрослого дракона, огромного и устрашающего, на создание которого Мелькор потратил так много времени.

— Подрастет — станет прекрасным собеседником, — сказал Темный Вала, любовно глядя на свое творение. — Я вложил в него немало мудрости.

Глаурунг выплюнул пару языков пламени и схватил своего создателя зубами за палец. Мелькор подскочил, пытаясь стряхнуть голодное животное, которое еще даже не могло прокусить толстую кожаную перчатку, скрывающую ожоги от Сильмариллов. Я постаралась не рассмеяться.

— Он вас уже любит, — заметила я, кусая губы.

— Ему предстоят великие дела, — изрек Мелькор, сажая дракона обратно в клетку.

Я улыбнулась и вышла из драконьего ангара, огромного помещения, под которое Глаурунгу еще только предстояло вырасти. Из-за темных чар весна в этом году запоздала, и в конце апреля кое-где еще лежал мокрый грязный снег. Мелькор и Гортхаур были заняты драконом, а я ждала гостью к чаю.

Хастару, южанка, жена одного из командующих людскими войсками, была женщиной неплохой, но любопытной и довольно глупой. Грозный и жестокий воин, ее муж, дома подчинялся жене и обожал ее до безумия. Иногда он рассказывал и что-нибудь про военную обстановку. Но чаще всего Хастару, будучи отменной сплетницей, сама узнавала все, что ей было интересно путем подслушивания и слежки. Нельзя сказать, что ее сильно интересовала военная ситуация в Средиземье и принцы Нолдор, но ради своей новой подруги, подарившей ей недавно прелестнейшую золотую брошь, усыпанную бриллиантами, Хастару была готова постараться. Теперь я могла позволить себе более чем щедрые подарки. Золота и алмазов у меня теперь было даже больше, чем в Валиноре, а гардеробная была размером с мою комнату в Дориате.

Гортхаур не хотел, чтобы я много знала о том, что происходит во внешнем мире. Поэтому я решила узнать все сама, без него.

— Здравствуй, Хастару, что скажешь? — сладко поприветствовала я приятельницу.

Мы пили чай, говоря ни о чем, о глупостях, которые забудутся через пару часов. Я дождалась ухода служанки и задала главный вопрос:

— Что происходит снаружи?

— Все очень плохо, — тон Хастару стал намного серьезнее. — Эти проклятые эльфы, ты уж извини, Маэдрос и Финарфин…

— Финголфин.

— Да, Финголфин. Они гонят наши основные войска обратно к крепости, а другие отряды перебивают поодиночке. Муж мой говорит, что Владыка в ярости.

Странно, я не заметила, чтобы Мелькор был разъярен. Конечно, он не юная девица, чтобы показывать всем вокруг свое дурное настроение, но такая беззаботность, веселость меня очень удивляли. Кажется, Темного Валу больше интересовал дракон, чем война.

Хастару тяжело вздохнула:

— Ты можешь попросить, чтобы моего милого не казнили и ничего ужасного с ним не делали? Он старался, кто же знал, насколько сильны эти ушастые, — она понизила голос. Я услышала шаги в коридоре, но не успела ничего сказать ранее нее. — Муж мой говорит, что война скоро закончится, и она будет проиграна.

— Тихо, — запоздало воскликнула я, но было уже поздно. Дверь в мои покои отворилась, и разозленный взгляд Гортхаура пронзил нас обеих. Хастару побледнела и вскочила на ноги, пролив на себя чай.

— Господин Тар-Майрон, здравствуйте, — глупо залепетала она, — а я собиралась уходить, не буду мешать вам с леди Сильмариэн.

Бормоча какую-то чепуху, Хастару протиснулась в дверь мимо Гортхаура и выскочила из комнаты. По ритму шагов южанки я поняла, что она почти перешла на бег. Бедняжка Хастару! Наверняка думает, что ее с мужем казнят за опасные разговоры, а то и предательство. На мгновение мне стало нехорошо из-за сжавшего душу страха. Никогда я не видела Гортхаура столь сердитым.

— Я, разумеется, не верю в ее слова, — чашка в трясущейся руке задрожала, грозя выплеснуть чай на платье, и я поставила ее на столик.

— И зря, — ответил он, — война действительно проиграна. Жаль, что Глаурунг еще совсем мал и ничего не может сделать. Не притворяйся, что не рада за своих друзей, — в последнее слово он вложил все презрение.

Только не злиться. Думать, кто он, а кто я.

— Почему она вообще говорила это тебе? Разве я не повторял тебе много раз, что война тебя не касается?

— Ты не говоришь со мной ни о чем существенном, и я не знаю, что происходит в мире. Я даже не знаю, кто погиб на этой войне, — вскричала я.

— В прежние времена тебя не сильно волновали такие вещи. И сейчас тебя интересуют только твои обожаемые друзья, которые не обрадовались бы, если бы увидели тебя здесь живой и невредимой.

— Все изменилось! А в прежние времена я могла узнать, что нужно, не таясь и не прибегая к помощи посторонних! — закричала я. — Майрон, пойми, что бы там ни происходило, я должна об этом знать! Чем меньше я знаю, тем сильнее мне хочется вернуться, — глупый и опасный аргумент, но другого у меня уже не было.

— Ты знаешь, что не уйдешь отсюда.

Конечно, я это знала.

— Да, и я с этим смирилась, — я подошла к окну, не могла смотреть ему в лицо. — Но я не могу быть оторвана от всего. Даже в такой прекрасной комнате с чудесными драгоценностями и нарядами и с тобой. Где-то там, вдали живут те, кто мне все еще дорог, и это не изменишь.

— Ты бы предпочла знать все и мучиться? — он грубо схватил меня за талию и притянул к себе. Я вздрогнула, на секунду меня снова обуял страх.

— Я знаю, что ты можешь посадить меня на вершину крепости и заставить смотреть на то, что происходит по всему Белерианду. Но ты этого не сделаешь, — я вырвалась из его рук.

— С тобой я такого не сделаю, — он усмехнулся, — но за идею спасибо. На ком-нибудь ее можно будет опробовать. И ты права, легче рассказать тебе, что происходит. Тем более, что рассказывать почти нечего. Твои друзья живы, наша армия разгромлена. Скоро войска Нолдор подойдут к Тангородриму. На этом все, — его лицо страдальчески исказилось. — Я не знаю, что делать дальше.

Минуту назад он был в ярости, и был тем, кого все называли Гортхауром Жестоким, а теперь я снова видела Майрона. Я подошла и мягко коснулась его плеча.

— Это не твоя вина. Мелькор это тоже понимает. Я могу что-нибудь для тебя сделать?

— Продолжай заниматься магией, — Гортхаур рассеянно потер бровь, — и в следующий раз мы вместе им покажем.

Эти слова неприятно резанули меня. Я говорила, что не собираюсь участвовать в войнах со своим народом. Но сейчас мне не хотелось спорить. Я села рядом с Майроном и обняла его, положив голову ему на плечо. Так мы и сидели, смотря на медленно заходящее кроваво-красное солнце. Внезапно меня поразила еще одна догадка.

— Ты ничего не говорил мне, потому что все еще думаешь, что я могу предать тебя? — и, не дождавшись ответа, добавила. — Я этого не сделаю. Ты можешь доверять мне.

Частично из-за обстоятельств, но больше по своей воле, я не смогла бы этого сделать. Мелькор и Гортхаур были правы. Я умерла для всех, кого знала раньше.

— Все равно какой-то частью ты всегда будешь на их стороне, — он сильно, почти до боли, сжал мою руку, — а я не хочу этого! Ты должна быть со мной!

Я кивнула, вглядываясь в его потемневшие глаза. С кем связала меня судьба? И все же он прав. Я могла быть теперь только с ним.

Тогда я и решила, что с меня хватит. Мне надоело смотреть в темный бездонный колодец собственных страданий и воспоминаний, надоело плакать о жизни, которой больше никогда не будет. Но больше всего мне надоело разрываться надвое между теми, кто мне дорог. Я сделала выбор, и выбрала Гортхаура. Да, я не могла принять другое решение, он бы мне не позволил. Да, я понимала, что это предательство по отношению к семье и к прошлому. Но это решение было добровольным и осознанным, и я приняла бы его, даже если бы имела возможность в ту же секунду уехать в Дориат, Нарготронд, Валинор. Я все равно выбрала бы его и осталась бы в Ангбанде, в месте, ненавистном для всей моей семьи. В конце концов, мне и раньше приходилось быть отщепенкой.

Я решила не вспоминать свою прошлую жизнь и своих друзей, потому что так мне когда-нибудь стало бы легче. Конечно, я не собиралась воевать против них и не вынесла бы их мучений. Но, может быть, я этого не увижу? Я не собиралась думать о таком раньше, чем кто-то из моих родных попадет в подвалы Ангбанда. В темной крепости, с Гортхауром Жестоким в своих покоях, я решила остаться им другом, но давно ушедшим от них и забытым. Мелькор говорил, что я сентиментальна. Это губило меня. Отныне никаких болезненных воспоминаний, никаких мыслей о том, что могло бы быть. Лишь одного я никогда не забуду и никогда не прощу.

Я захотела жить настоящим. Тем, что я имею, и с тем, кого я люблю.

Я теснее прижалась к Гортхауру, и наши пальцы переплелись.

— Я на многое готова ради тебя, — шепнула я. Я не могла сказать, что готова на все, это было бы неправдой. Он крепче сжал мою руку и поцеловал меня.

Взгляд огромных черных глаз буквально прожигал меня своей неприязнью, и я старалась смотреть куда угодно, но только не на вампиршу, сидящую напротив. Тхурингветиль была высокой черноволосой и очень худой женщиной с нездоровым желтоватым оттенком бледного лица. Не будь она, по слухам, Майэ, я бы заподозрила у нее грудной недуг. Подняв взгляд от тарелки, я принужденно улыбнулась так неприятной мне вампирше.

Я, она и Гортхаур сидели на ужине у Мелькора. Темный Вала, не переставая, говорил о чем-то, а я сидела как на иголках, чувствуя, как взгляд Тхурингветиль прожигает на мне дыру. Причину такой неприязни я понять не могла, она вернулась в крепость совсем недавно, и Гортхаур познакомил нас всего пару часов назад.

— Как идет работа над книгой, Сильмариэн? — внезапно спросил Мелькор, чем отвлек меня от неприятных мыслей.

— Очень хорошо, — ответила я, положив вилку, — я уже дошла до вашего освобождения из Чертогов Мандоса.

Недавно у меня появилось новое дело, вдобавок к магии. Мелькор решил, что его деяния достойны быть записанными. Люди Ангбанда, даже самые знатные, в большинстве своем были неграмотны, Гортхаур был занят другим, и летопись доверили писать мне. Когда у Мелькора было время и желание, он призывал меня к себе в покои и часами говорил. Я делала заметки и позже пыталась облечь все в художественную форму. Так как магическая практика была необходима ежедневно, у меня почти не осталось свободного времени, и даже Гортхаура я могла не видеть сутками.

— Она молодец, — похвалил меня перед учителем Гортхаур, нежно сжав мою руку под столом, — пишет, не отвлекаясь ни на что.

Я заметила, какой ненавистью вспыхнули глаза вампирши, и непроизвольно задрожала.

— Замечательно. Продолжай также, девочка, и будешь вознаграждена, — усмехнулся Мелькор. Почему-то он постоянно переводил взгляд с меня на Тхурингветиль.

— Благодарю вас, Владыка, но у меня есть все, — ответила я и не покривила душой.

Вскоре Темная Майэ, попросив разрешения у Мелькора, ушла, и мне стало намного спокойнее. Я уселась в кресло перед камином. Мелькор и Гортхаур о чем-то негромко переговаривались, пламя трещало, а сытный ужин и бокал вина дали о себе знать, как и недосып, и я очнулась только, когда Мелькор легко коснулся моего плеча и сказал, что его гостиная — не место для сна, и лучше бы мне пойти к себе. Камин уже почти догорел. Уставшая, я даже не удивилась, что Майрона уже не было в комнате, и, желая лечь как можно быстрее, пошла к себе. Засыпая на ходу, я различила голоса Майрона и Тхурингветиль, когда подошла к ним уже совсем близко.

— Значит, вот на кого ты меня променял? — злобно спрашивала вампирша. — На тупую эльфийскую дрянь? Что с тобой, Гор, ты же мог раньше перерубить глотки сотням таких?

— Успокойся, — спокойный и скучающий голос Гортхаура. Мне же было совсем не спокойно. Сон прошел, и меня всю трясло.

— Ни за что! — закричала она. — Ты ублюдок! Я думала, что ты соскучишься по мне и сам станешь ждать, пока я вернусь, а ты тут забавляешься с этой рыжей сучкой? Я доберусь до нее, слышишь, Гор? Не оставлю на ней живого места!

— Немедленно заткнись! — до меня донеслись звуки возни, потом стук удара и женский вскрик. — Тронешь ее, узнаешь, на что способен я.

— Ты? — она расхохоталась. — Ты?! Ты стал тряпкой, Гор! Совсем раскис! Будешь таким и дальше, ее семейка будет жить здесь уже через пару лет. А ты будешь в подвале гнить, если под ее юбкой не спрячешься! Ничего, пару эпох посидишь — ума наберешься.

Я не могла видеть их, стоя в какой-то нише, но я и не хотела видеть, насколько разъяренным может быть Гортхаур. Угрозы этой дряни меня не пугали, меня было кому защитить. Куда больше пугало, что она может как-то повлиять на моего любимого. Он мой и только мой! И пусть только попробует…

— Я не хочу, чтобы тебя победили, — ее тон стал умоляющим. — Я хочу, чтобы ты стал самим собой, таким, как раньше. Помнишь, Гор, как хорошо было еще до того, как эти эльфы засели вокруг нашего замка? Я хочу, чтобы все это вернулось! Может, перережем ей глотку и отпразднуем воссоединение? — жарко шепнула она.

— Лучше тебе замолчать, — ответил Гортхаур, и я поняла, что он сдерживается из последних сил.

— С какой стати я должна молчать? — Тхурингветиль прорвало. — Тебя настолько забавляет эта маленькая игрушка, что ты забыл даже что такое настоящая женщина? Она же эльф, и тебе не ровня! Посмотри же на меня! Я красива, и я принадлежу тебе, Гор! Ты словно околдовал меня! Я горю от страсти! За полвека я не смогла забыть тебя! Я люблю тебя!

— Все в прошлом, — ответил Гортхаур, и я услышала, что он приближается ко мне по коридору. Я глубже вжалась в нишу, выбираться уже было некуда. На долю секунды мне показалось, что он пройдет мимо, но чтобы увидеть меня не нужно было майарское зрение, и наши взгляды встретились.

За время нашей долгой разлуки я чуть было не вышла замуж за другого мужчину, но я никогда не думала о том, что у Гортхаура тоже мог кто-то быть, и мне стало чудовищно обидно. Она была моей полной противоположностью, она была воплощенный мрак, но ведь все говорили, что и он такой… Я была нежностью, она была страстью… Я не знала, о чем думать, боль переполняла меня, но в душе поднималось какое-то новое странное злое чувство, которое заставляло меня хотеть выбежать из укрытия, побежать к вампирше и испробовать на ней весь набор боевых заклинаний, узнанных у Мелькора. Что касается Гортхаура… Может быть, мы квиты. Может, не стоит думать о том, что было много лет назад, но злость на него обжигала меня — меньшая, чем на соперницу, но ощутимая.

— Я все слышала, — пока я не хотела говорить долго, не хотела слушать никаких объяснений. Оттолкнув Гортхаура, я хотела побежать к себе, но с той стороны к нам приближалась Тхурингветиль.

— Говоришь, все слышала? — рассмеялась она мне в лицо. — Тогда понимаешь, что тебе нечего здесь делать? Я вернулась домой, так что теперь Гору не нужна жалкая эльфийская грелка для постели! Я провожу тебя до выхода! Или лучше до входа… в пыточную камеру.

Я была сражена наповал, но обязана как-то ответить. Дело было в моем смятении, а не в том, что я боялась ее.

— Кажется, это тебе лучше уйти туда, откуда пришла. Поверь, нам здесь было неплохо и без тебя. Ты слышала, что сказал Майрон? — не очень убедительно и красноречиво, но все лучше, чем униженно молчать и показать себя еще более слабой, чем есть.

Тхурингветиль усмехнулась. Кажется, она достаточно овладела собой.

— А она только и может, что прятаться за твоей спиной, Гор! Будет с тобой только, пока ты будешь победителем. И она называет тебя Майрон, о Мелькор, как же это смешно! Решай же! — и, уходя, шепнула уже мне. — Посмотрим, кто кого.

Когда шаги вампирши затихли, я повернулась к Гортхауру.

— Что это было?

— Ничего особенного, — скучающе ответил он. — Тхури давно уже страдает от безответной страсти, бедняжка.

— Тхури? Безответной? Помнишь, Гор, как хорошо было когда-то давно? Как бы я хотела вернуть это, Гор! — злобно передразнила я. — Давай все начнем заново, Гор!

— А чего ты ожидала? Что я буду ждать тебя до скончания мира? Нет, дорогая, не появись ты так вовремя, я и не вспомнил бы о тебе! Когда ты запомнишь, наконец, кто я? Я Гортхаур Жестокий, величайший Майа, а не милый добрый Майрон из Валинора! — в коридоре резко потемнело, а Гортхаур словно вырос. Я по-настоящему испугалась. В конце коридора раздался звон посуды, испуганный вскрик, и я краем глаза заметила убегающего человека. Мне тоже хотелось убежать.

— Прошу тебя, Майрон, успокойся, прекрати это, — я поняла, что перед глазами все плывет не только от страха, но и от набегающих слез. — Я все понимаю. Прости меня, — я не знала, за что извиняюсь.

Он овладел собой. В коридоре снова зажглись свечи. Он поднял мою руку и прижал к губам.

— Извини, — в его тоне мне послышалась издевка, и моя рука безвольно упала, после того, как он отпустил ее. — И, знаешь, Тхури — ничто по сравнению с тобой.

— Да что ты говоришь? — не хотелось злить его снова, но меня злило, что он сравнивает меня с ней. — Ну хорошо, мы квиты! У меня был Трандуил, у тебя — Тхури.

— Твой предыдущий болван? — усмехнулся он. — Сомневаюсь, что это сопоставимо, но хорошо, будем считать, что квиты.

После долгого поцелуя, я спросила:

— Она ведь не останется в Ангбанде?

— Я не знаю, — на секунду задумался Гортхаур, — но думаю, что нет. Не вынесет нашего вида и снова отправится в странствия.

— Тогда, много лет назад, она ушла потому, что ты ей сказал?

Он нахмурился.

— Не стоит тебе задавать столько вопросов. Отвечу только на этот. Да, я охладел к ней и отправил погулять по Средиземью. Это было уже очень давно. Теперь хватит об этом. Лучше тебе не знать обо всем.

Значит, что-то он к ней чувствовал, пусть это и было много лет назад. А вдруг он также охладеет и ко мне? И отправит куда-нибудь! Но мне больше некуда идти. Моя жизнь возможна только здесь. Пока я принадлежу Гортхауру, пока я полезна Мелькору… Но что, если я перестану быть нужна обоим? Нужно было подогреть наши отношения. Плевать на все страхи, он мой, и я не отпущу его к ней. Не отпущу от себя. Конечно, он Гортхаур Жестокий, а я простая эльфийская девушка, но это не значит, что я сдамся.

С немного наигранной страстью я прижалась к Гортхауру и потянулась к его губам. Это было замечательно, но где-то на задворках разума билась мысль, что я делаю это не совсем по доброй воле. Словно обозначаю границу своей территории. И он понял это, взял меня за плечи и отодвинул от себя.

— А ты ведь лгунья, дорогая. Только не понимаю, зачем ты меня целуешь, когда не хочешь этого?

— Хотела доставить тебе удовольствие, — я лукаво улыбнулась и коснулась воротника его рубашки.

Он мягко взял мою руку.

— Только не сегодня, прелесть моя.

И ушел, оставив меня стоять в коридоре с открытым от изумления ртом.

— Кстати, она уже не смотрела, — раздался голос издали.

Не для нее это было! Просто нужно было укрепить наши отношения, сделать хоть что-то. И я никогда не думала, что он мне откажет!

Лучше мне было бы не знать всего этого. Счастье в неведении.

Женщина на портрете поражала своей красотой и изяществом. Рыжие волосы были убраны в высокую прическу, в которой сверкали золотые нити. Идеально стройная фигура была облачена в роскошное черное платье, которое ей удивительно шло. На шее было потрясающее колье из изумрудов. Женщина стояла на фоне великолепного цветущего сада, но ни один цветок не мог соперничать с ней, затмить ее. И этой женщиной была я. Художник, низкорослый старый человек, подобострастно вглядывался в мое лицо, пытаясь предугадать реакцию, готовясь ловить каждое слово.

Я усмехнулась. Полотно мне бессовестно льстило. Фигура стала чуть выше и тоньше, а черты лица были слегка усовершенствованы. Но само лицо… В нем я не видела своей искры, хотя бы тени веселости и живости. Оно казалось даже не спокойным, а холодным, застывшим. Лишь легкое подобие улыбки трогало губы. Было что-то странное в выражение лица. Художник этот явно не был чтецом душ. И все же работа мне нравилась, женщина на портрете была обворожительна, кем бы она ни была.

— Хорошо, — я поднялась с кресла, — работа мне нравится, распорядись, чтобы ее повесили в моей гостиной.

— Благодарю вас, милостивая госпожа, — художник явно испытал огромное облегчение. — Я так счастлив, что вам пришелся по вкусу мой скромный труд, светлейшая леди!

Я кивнула ему и вышла из комнаты. Льстецов среди людей здесь я видела ни раз.

Еще одно лето заканчивалось. Наступало то самое печальное время, когда природа готовится ко сну и увяданию. Листья уже начинали желтеть, по вечерам становилось холоднее, и время от времени с небес на землю лил холодный дождь.

Я вышла из крепости и пошла к лесу. Солнце садилось, окрашивая небо в золотистые и багровые тона. Мыслей в голове роилось множество, и мне хотелось спокойно подумать в одиночестве. Мне нельзя было ходить в лес, но я думала, что достаточно доказала то, что не убегу. Если бы я увидела кого-то из старых друзей, я могла бы использовать магию отвода глаз, которая не позволила бы смотреть в мою сторону.

Полностью примирившись с Гортхауром, я, однако, почувствовала безысходность. Я никогда не смогла бы сделать другой выбор, дать ему почувствовать страх потери. Я была полностью ведомой и зависимой, и это угнетало меня. Отгоняя слова Тхурингветиль о том, что я всего лишь хорошенькая игрушка в его руках, я пыталась отвлечься обычными делами. В магии я продвигалась медленно, но верно, так же шла и работа над книгой Мелькора.

Словно издеваясь, Гортхаур предоставил мне полную власть над множеством человеческих слуг, даже такую, какую я никогда бы не стала применять. Однако люди этого не знали и боялись меня не меньше моего спутника. Тень этого страха была видна даже на моем портрете, иначе откуда взялось это усовершенствованное холодное лицо? Хастару, единственная приятельница, которая у меня появилась за этот год, после разоблачения старательно меня избегала, видимо, все еще боясь расправы для себя и мужа. Меня это немного расстраивало, но времени на одиночество не оставалось.

— Добрый вечер, моя большая проблема, — раздался почти под ухом у меня голос Тхурингветиль.

Я судорожно осмотрелась. Я уже отошла от крепости, и вокруг был лес, и ни души вокруг. Мельком я отметила и почему-то запомнила, что глаза вампирши были густо подведены черным, как у человеческой женщины с юга.

— Что тебе надо? — я старалась, чтобы мой голос не задрожал. О Эру, она же обещала Гортхауру перерезать мне горло! Вдруг она пришла это сделать?

— Да ничего особенного, — Тхурингветиль подошла ближе. На мгновение ее ухмылка напомнила мне глумливую усмешку Келегорма, и я по-настоящему испугалась, зная, на какую ярость способна брошенная женщина. Я и сама разозлилась, но страх был сильнее.

Слова были не нужны, я видела все в ее глазах. Но теперь я могла дать отпор.

— И что в тебе такого, девочка? — спросила она, пристально вглядываясь мне в лицо, и продолжила, кажется, больше обращаясь самой к себе. — Я сначала думала, что ты однодневка, одна из десятков, если не сотен. Кто знает, чем он тут занимался все эти годы? — ее голос в истерике поднялся выше. — Но тогда Гор так бы не трясся. А Мелькор сам доверил тебе дело, хоть ерундовое, для его развлечения, но все же дело. Но все же ты кукла, эльфийка, понимаешь?

— Лучше уходи отсюда, — ответила я разозлено и поэтому неожиданно дерзко. — Если Гортхаур увидит тебя здесь со мной, то ничего хорошего не будет, ты сама знаешь!

— Да ничего мне не будет, — усмехнулась вампирша. — Гор поорет, может выдернет пару деревьев из земли или сожжет пару эльфийских деревушек, а потом успокоится. Ты лучше бойся за себя, дрянь, — ее тон стал жестче, и она двинулась ко мне, занося руку. Я отпрыгнула, и красная искра пролетела мимо, ударившись о дерево. Оно моментально вспыхнуло, и настолько сильно, как не смогло бы от обычного огня.

— Что ты делаешь? — закричала я. — Сумасшедшая, ты сожжешь весь лес!

— Очень удобно, — ответила она. — Лес сгорит, и все сгорит. И все сгорят.

Кажется, даже в ее глазах отражались языки пламени. Тхурингветиль двинулась ко мне, открыв рот, и я увидела два растущих клыка. Я закричала и бросилась к замку. Мимо меня пролетела еще одна искра.

— Стой, — сильная рука схватила меня за шею и прижала к себе, — не дергайся, так будет больнее. Хотя тогда продолжай, дергайся сильнее! — она прошипела это с истинным наслаждением.

Несмотря на ужас, я на мгновенье сосредоточилась, а потом схватила соперницу за руку. Не ожидая сопротивления от маленькой эльфийской дряни, вампирша закричала, и я, убегая, увидела ожог в форме ладони на ее руке.

Отсрочка была смехотворная, но я успела выбежать к открытому пространству перед Тангородримом. Позади руки Тхурингветиль в последний раз взмахнули в пустоте, пытаясь поймать меня, но было поздно. Если бы кто-то смотрел вниз со стен, то прекрасно бы видел нас и любую дальнейшую кошачью драку.

Жителями Ангбанда в большинстве были люди, которые не знали Тхурингветиль, когда она еще имела влияние. Это было слишком давно, и они были детьми, если вообще родились. Зато они знали меня. Эта мысль промелькнула в голове за секунду, и я закричала изо всех сил, усилив голос магией:

— Измена! Люди Севера и Юга! Спасите! Она пыталась убить меня!

В тот же момент из крепости моментально выбежало несколько человек с мечам наперевес.

— И ты думаешь, что они одолеют меня? — презрительно спросила она, и когда первый воин подбежал к ней, поднимая меч для удара, молниеносно сильным рывком обезоружила его, схватила за шею и сломала ее. Мертвое тело повалилось на землю, и вампирша ухмыльнулась, обнажив клыки. Остальные мигом остановились и замерли в нерешительности, не зная кого больше бояться — госпожи или странной женщины в черном плаще.

— Что застыли? — закричала я.

— Пошли вон! — рявкнула она, и бравых воинов Ангбанда как ветром сдуло. Мы снова остались вдвоем, и я внутренне собралась. Мне стало жарко.

— И ты думаешь, что я не расскажу Гортхауру о том, что ты пыталась меня убить? — спросила я.

— Конечно, расскажешь, — почти дружелюбно сказала она. — Ты ведь только и умеешь, что прятаться за ним и другими мужчинами. А я дождусь другого раза, когда…

Сильная рука легла мне на плечо.

— Чего ты дождешься?

Гортхаур был разозлен настолько, что на него нельзя было смотреть, не ужаснувшись. Я испугалась, хотя знала, что он зол не на меня. Мне захотелось спрятаться куда-нибудь, стать маленькой и незаметной. А вот Тхурингветиль не казалась напуганной. Она без смущения и даже с вызовом смотрела Гортхауру в лицо.

— Ничего, Гор, только нового шанса поговорить с твоей милой леди.

Только сейчас я заметила, что лес пылает. Пара огненных искр разожгла огромный костер, который мог вскоре добраться и от эльфийских поселений.

— Она пыталась меня убить, — спокойно сказала я. — Думаю, ты сам это понял.

Вампирша изогнула губы в презрительной усмешке, Гортхаур помрачнел еще больше и шагнул к ней.

— Прежде чем потащишь ее в подвалы, потуши, пожалуйста, лес. Пламя, которое она зажгла, может навредить крепости, — попросила я, надеясь, что он не будет разговаривать с ней при мне.

Небо моментально помрачнело, и я подняла голову, когда на руку упала первая тяжелая капля дождя. Когда я снова опустила взгляд, Гортхаура и Тхурингветиль уже не было.

Дождь лил, не переставая, и из своего окна я еле различала в ночи обгоревшие остовы деревьев. Со стороны Тангородрима лес был выжжен. Наверное, эльфы Хитлума подумали, что это очередное злодеяние Мелькора.

Я накинула на себя теплое одеяло и стерла набежавшие слезы. Ужас прошедшего дня с опозданием обрушился мне на голову. Меня не раз в жизни обижали, но никто не пытался ранее меня убить.

Я не услышала, как он зашел в спальню и подошел ко мне.

— Она тебя больше потревожит, — тихо сказал Гортхаур.

Я подняла к нему заплаканное лицо.

— Ты убил ее?

— Нет, — он задумчиво покачал головой, — просто опять отослал ее из Ангбанда и немного поговорил с ней.

Я заметила на воротнике его камзола брызги крови и вздрогнула, но не как раньше. В конце концов, мне давно пора было привыкнуть к тому, что здесь происходит. Я глубоко вздохнула и обняла его.

— Спасибо тебе. Я так счастлива, что она уберется из нашей жизни.

— Тхури тебя не вспомнит, если снова увидит.

Даже представить страшно, насколько это сильная и страшная магия. Наверняка, нелегко влезть в голову не эльфу даже, а Майэ. Я взглянула на Гортхаура. Кажется, он был страшно доволен собой.

— Значит, теперь я могу жить спокойно? — с надеждой спросила я.

Он улыбнулся, и мне стало необыкновенно спокойно. За окном было темно, и лил холодный осенний дождь. Мы выпили по бокалу вина и поцеловались. Мне было так хорошо, когда он расстегнул мое платье, и оно скользнуло вниз. Я уже почти не боялась. И меня даже не волновало то, что мы не муж и жена пред лицом Валар. Кто мог бы меня осудить? Я хотела, чтобы так, когда он со мной так нежен, проходили долгие годы. И все равно, что было раньше, и что будет потом.

Он положил меня на кровать.

— Ты прекрасна, — прошептал Майрон и положил мне руку на грудь. Не верилось, что у этого нежного и заботливого мужчины чужая кровь на воротнике. И на руках. Впрочем, я об этом тут же забыла.

— Я боюсь.

Он ничего не ответил, но это было не нужно. Я закрыла глаза. Руки Майрона были такими теплыми, они гладили меня сначала легко, потом все настойчивее, и давно забытый огонь разгорался в моем теле. С губ сорвался стон. Только бы он не останавливался. Я видела развратную усмешку на его губах, и со всей страстью впилась в них поцелуем, стаскивая его камзол.

С наслаждением мы касались горячей кожи друг друга, и я даже почти не испугалась, только вздохнула, когда его палец проник в меня. Это было чуть больно, непривычно и странно. На мгновение плохие воспоминания встали у меня в голове с пугающей четкостью, но нет! Сколько можно помнить об этом! Я крепко зажмурилась. Больше никаких страхов. Сегодня я пойду до конца.

Потом была боль, но куда менее сильная, чем в тот раз. Я вскрикнула и на мгновение прикусила губу. Его движения были сильными, и сначала казалось, что я не выдержу такого натиска, но вскоре боль осталась позади, и наслаждение усилилось. Он был внутри, а рука касалась неведомого ранее кусочка плоти между ног, приносящего столько удовольствия. Ах, вот бы это чувство длилось и длилось!

Но так не могло продолжать вечно. Страсть все усиливалась, и… мне показалось, что мир взорвался перед моими глазами, а я вся в огне. Это длилось недолго, но это было самым прекрасным чувством в мире.

Немного отдышавшись, я только и смогла вымолвить:

— Балрог, и как я жила без этого все это время?

Майрон усмехнулся.

— С твоим пылом мы быстро наверстаем упущенное.

Впрочем, сейчас ничего наверстывать мне не хотелось. Первый всплеск энергии прошел очень быстро. Я слишком устала, и меня начало клонить ко сну. День был довольно необычным во всех смыслах. Глаза слипались, и я упала на подушку, пытаясь натянуть на себя теплое одеяло. Майрон лег рядом и вытянулся поверх одеяла.

Я хотела сказать ему что-то, может даже очень важное, но не вышло. Не сумев вымолвить не звука, я провалилась в глубокий сон.

Трясущимися руками Иннару пыталась закрепить шпильку в моих волосах и нечаянно уколола меня, не сильно, но все же болезненно.

— Тебе пора на покой, — слегка раздраженно сказала я, пытаясь потереть место укола.

— Прошу вас, не надо, госпожа, — на лице старой служанки отразился ужас, — не отсылайте меня! У нас в народе говорят, что, если хочешь есть, умей и работать. Таково правило!

Какое странное правило. Люди такие слабые и хрупкие, а на них взваливается работа намного тяжелее, чем на эльфов. Как же они быстро стареют! Я помню Иннару молодой стройной девушкой, которая выглядела ничуть не хуже меня. Годы же превратили мою верную служанку в худую слабую старуху, покрытую морщинами, не оставив и следа на моем лице.

— Послушай, — вздохнула я, — пришли вместо себя завтра свою внучку. А то я начинаю бояться, что ты когда-нибудь проткнешь мне голову этими шпильками. Я все равно буду платить тебе.

Служанка кинулась мне в ноги, бурно выражая свою благодарность. Я наблюдала за ней с сожалением, смешанным с легкой брезгливостью. Как же омерзителен закат человеческих дней! Хвала Эру, что меня эта доля миновала! Ни за что не хотела бы быть человеком!

Я отослала Иннару, поблагодарив ее за долгие годы службы. Сколько лет уже прошло! Я пристальнее всмотрелась в свое отражение в зеркале, как будто оно могло дать мне подсказку сединой на волосах или изменившимися изуродованными чертами.

Дверь в комнату, примыкающей к спальне была открыта, и я могла видеть лежащую на столе гигантскую книгу, над которой я провела так много дней и ночей. Снаружи раздался рев теперь довольно большого Глаурунга, который подхватили драконы помоложе. Все вокруг менялось.

Я подбежала к окну и выглянула наружу. Предводитель балрогов Готмог с трудом справлялся с сильно разозленным Глаурунгом, и я рассмеялась. У этого дракона был излишне вспыльчивый характер. Как бы он ни разгромил полкрепости!

В эти долгие годы жизнь моя была замечательна. Майрон делал меня счастливой, и мне так хотелось все последующие долгие века говорить с ним дни напролет, гулять по лесу и заниматься любовью. Мне никогда не было лучше, и воспоминание о предыдущей жизни приходили ко мне теперь очень редко, одинокими ночами, когда Майрона не было со мной. Но и воспоминания стали другими. Сожалений не было никаких. Спокойная жизнь, которой мне так хотелось ранее, теперь представлялась мне скучной. Обычный муж? Столько же детей, как у моей мамы? Нет, вздрагивала я, хорошо, что я здесь.

В Средиземье был мир. Малыми стычками ограничивалась вечная борьба за Сильмариллы между Нолдор и Мелькором, и я наслаждалась покоем. Осада Нолдор была практически незаметна жителями самого Ангбанда. Мы по-прежнему ни в чем себя не ограничивали, Мелькор и Гортхаур, как и всегда, занимались своими опытами, после которых у Майрона горели глаза, когда он рассказывал мне их результаты. Ему нужен был слушатель, а я готова была слушать его вечно, что бы он ни говорил.

В последнее время Майрона волновало, что дракон Глаурунг слишком зарвался. Считая себя самым сильным существом в крепости, Глаурунг не подчинялся ни Готмогу и его балрогам, ни Гортхауру, нехотя признавая лишь власть Мелькора и постоянно требуя себе все больше еды и сокровищ, до которых был большим охотником. Гортхаур злился, предвещая, что нам это принесет много неприятностей. Он собирался через несколько лет отправить дракона искать скрытый город Гондолин, но скверный характер Глаурунга оттягивал этот момент. Сейчас дракон скорее обстрелял бы языками пламени Ангбанд, чем полетел бы искать Гондолин.

Однажды Гортхаур пришел ко мне с необычной и неприятной мне просьбой. Он попросил меня уговорить племя людей с матриархальным укладом встать на его сторону.

— Там очень сильные воины, но ими управляют женщины, их матери и жены, — объяснял Майрон. — Я думаю, что будет лучше, если с ними тоже поговорит женщина.

— Но почему? — я решила отшутиться. — Это совсем не обязательно! Ты сможешь их убедить сам! Смотри, какой ты красавец! Они будут без ума от тебя! Убедишь их во всем, что тебе нужно!

— Ты не хочешь? — он приподнял мой подбородок и заглянул прямо в глаза. Он не улыбался. Я же смущенно улыбнулась, как застигнутый за проделкой ребенок.

— Хочу. Но не знаю, получится ли у меня. Я совсем не красноречива.

— Получится. Я в тебя верю, — уверенно сказал он, но по его взгляду я видела, что он разгадал все мои замыслы. И, кажется, он меня испытывает.

Всего полдня пути отделяло меня от места, где жили эти люди. С парой слуг, полностью закрыв лицо плотной тканью, я впервые выехала из Ангбанда без Гортхаура. Я не думала, что все дело в том, что он мне верит. Такое странное проявление доверия было больше похоже на очередную проверку. Гортхаур решил поиграть. Странно, столько лет прошло, а мы не совсем доверяли друг другу. Я думала, что он давно был уверен в том, что я не убегу в Хитлум при первой же возможности, громко вопя от ужаса. Или все дело было в том, что я не могла одобрить то, что происходило вокруг, и отгораживалась от этого? Я же не была уверена в том, что он не сделает мне больно, если на то будут причины.

Селение людей было довольно убогим. Переносные шатры, временная стоянка лошадей. Все было как будто сделано наспех, в последний момент. Интересно, зачем Мелькору такие союзники? Люди были вовсе не похожи на воинов, и у меня снова создалось впечатление, что все это игра, что этого места вообще по-настоящему не существует. Я вспомнила, как мы с двоюродной сестрой Аредель в детстве разыгрывали сценки из книг с легендами. Правда, мне тогда это быстро надоело. Именно на такую сцену и было похоже все происходящее вокруг.

Женщины, с которыми мне пришлось говорить, еще больше укрепили мои сомнения. Они были вовсе не сильными, гордыми воительницами, вроде Артанис, как я себе представляла. Напротив, они казались измученными своими недолгими жизнями исхудалыми существами без металлического блеска в глазах, но с согнутыми спинами. Ужасно. Мне хотелось уйти, но я понимала, что деваться некуда и продолжила игру, пару минут серьезно рассказывая им, насколько выгодно присоединиться к Мелькору, какие преимущества откроются для их народа. Они вяло кивали, и я чувствовала себя как никогда глупо, злясь на Гортхаура.

— А зачем нам воевать с этими эльфами? Для чего нам их убивать? — внезапно с вызовом спросила одна из них, и в горле у меня пересохло. Я открыла рот, но оттуда вырвался лишь тихий хрип. Я знала, что слуги Гортхаура за мной наблюдают. И я сказала то, что их могло бы удовлетворить:

— Потому что вы должны напасть первыми. Если вы этого не сделаете, нападут они, и от ваших поселений не останется абсолютно ничего. Им нужны ваши территории.

Я говорила еще что-то о вреде эльфов, и в этот момент я презирала себя, как никогда в жизни. И я знала, что эти люди, собранные здесь лишь с одной целью, тоже презирают меня, видя острые уши и слишком тонкие черты лица. Наверное, они бы не стали такое говорить про свой народ.

Возвращаясь в Ангбанд, я в первый раз за много лет снова пожалела, что ничего нельзя вернуть обратно.

— Иди сюда, Галадриэль, дорогая! — позвала я. Откуда-то рядом раздался заливистый детский смех и звенящий голосок сказал: «Не выйду!» Я слегка нахмурилась.

— Она растет такая же бесстрашная и сильная, как старшая Галадриэль, — радостно сказал мой муж, обнимая меня сзади.

— Да, и такая же шаловливая, как ее мать, — вздохнула я. — Чего я только раньше не вытворяла! И в дом Моргота залезала вместе с Артанис, и одна по всему Средиземью путешествовала… Хорошо, что вовремя вернулась к тебе, не попав ни в какие неприятности! Надеюсь, Галадриэль не будет настолько отчаянной!

Муж улыбнулся.

— За это я тебя и люблю! А Галадриэль теперь не попадет в неприятности. Как хорошо стало с тех пор, как враг был повержен!

— Да, — я обняла его, — теперь мы можем быть счастливы.

Мы простояли так недолго, а потом я сказала:

— Иди лови дочь, скоро подадут ужин.

А вокруг было так красиво, светило жаркое летнее солнце, а сад Мелиан цвел еще пышнее, чем всегда.

Лошадь внезапно оступилась, меня резко тряхнуло, и я открыла глаза, выйдя то ли из дремы, то ли из чертогов собственных мыслей.

Когда мы вернулись в Ангбанд, я была уже на пределе. Странное видение и унижение перед людьми жгли мою душу каленым железом. И какую ярость они разжигали! Ни одна страсть не могла сравниться с моим справедливым гневом.

— Ты так низко оцениваешь мой ум? — злобно спросила я, кидаю дорожный плащ на пол. Гортхаур же, как обычно, совсем не испытывал смущения.

— Догадалась?

— Только совсем бестолковая бы не догадалась! — прошипела я, быстро приближаясь к нему. — Зачем ты это сделал? Я и так верна тебе навсегда! Можно было и не разыгрывать весь этот фарс!

Он был абсолютно невозмутим. Огненный шар, запущенный мной в стену, никак не впечатлил его и моего гнева не охладил.

— Какого балрога ты это делаешь со мной? — орала я, мечась по комнате.

— Хотел тебя проверить, — сказано абсолютно невинным тоном.

— И тот вопрос насчет эльфов ведь тоже не был задан случайно, — я уперлась ему пальцем в грудь.

Гортхаур кивнул, и злые слезы потекли по моим щекам.

— Имей в виду, что я так не думаю. Я это сказала только чтобы отвлечь твоих прихлебателей!

— Я знаю. Но все же, ты готова на очень многое. Ты убедишься, когда придет время делать выбор.

— Не надейся, — я вышла, громко хлопнув дверью.

Будь я чуть менее зла, мне бы не пришла в голову столь безумная затея. Я осознала бы, чем мне это грозит, и вернулась бы к себе. Но нет. Я была в ярости, в ушах шумело, и в мою голову пришла месть о маленькой сладкой мести.

Занималась заря, и драконий ангар никто не охранял, кроме пары орков, которые отшатнулись от меня в ужасе. Я приказала им открыть дверь на полную ширину. Мне казалось, что от меня пар повалит, как от дракона.

— Эй, Глаурунг! — позвала я.

Дремавший дракон лениво приоткрыл глаз и тут же снова закрыл его. Я всегда казалась Глаурунгу кем-то недостойным его внимания.

— Хочешь полетать? — заговорщически спросила я.

— Ты смеешься, Сильмариэн? — устало вздохнул Глаурунг. — Я обречен сидеть в этом кошмаре вечно. Мне некуда деваться! Отсюда даже не пострелять огнем по крепости!

— Я упросила Мелькора дать тебе полетать немного, — подмигнула я, обрадовавшись желанию дракона пострелять. — Это не шутка!

Я принялась отвязывать дракона, который уже принялся радостно махать крыльями. Вылезая из ангара, он радостно сказал:

— Постреляю по стенам потом. Лучше сейчас слетаю в эльфийское селение рядом. Я слышал, что там может быть интересно, — и облизнулся.

Я же поняла, что натворила. Да, это была месть Гортхауру, но я не учла, что он может полететь в Хитлум и сожрать половину селения!

— Стой, Глаурунг, стой! — взвыла я, перегородив ему путь и замахав руками. — Мелькор передумал!

— Да? — дракон начал сердито раздуваться. — И как ты об этом узнала, стоя здесь?

— По Палантиру, — пискнула я первую пришедшую в голову глупость. Глаурунг уже открыл пасть, готовясь то ли съесть меня, то ли плюнуть пламенем, когда внезапно завалился на бок, вывалив язык и закатив глаза.

Я обернулась и увидела, разумеется, изрядно разозленного Гортхаура. Он подошел ко мне и влепил сильную пощечину.

— Идиотка несчастная! Ты представляешься, что могла натворить?

Я держалась за щеку и молчала. Мне нечего было сказать. Вспышка ярости прошла, и я задрожала. Пришло окончательное понимание того, что я только что чуть не сделала. Потом пришел страх. Эру, пусть Мелькор ничего не узнает!

— Прости меня, — шепнула я, чувствуя, что вот-вот разрыдаюсь.

— Молись всем своим Валар и Эру, чтобы Мелькор был благодушен, — мрачно сказал Гортхаур и, пошатываясь от усталости после сильного заклятия, пошел к замку. Скорее всего, Мелькор все это видел. Балрог!

Я стояла на поляне, смотря на тушу спящего Глаурунга, и чувствовала, что мне конец.

Я не могла встать с постели из-за жуткой головной боли. В мой висок как будто втыкали меч, копье и секиру одновременно. Старая служанка, не покинувшая меня в трудный час, клала на мой лоб холодные мокрые повязки, но как человеческий метод мог победить магию разъяренного Мелькора?

Голова раскалывалась. Сколько прошло времени? День, два дня, неделя? Я не знала. Мне казалось, что прошла вечность. Мелькор про меня забыл, Гортхаур избегал, и я была наедине со своей болью. В первый раз я испытала на себе жестокость Владыки Ангбанда. Ледяной взгляд Темного Валы, наполненный отвращением, — и моя голова словно разлетается на множество мелких кусочков. Кажется, он еще пытался удержаться от того, чтобы вообще не стереть меня с лица Арды. Я застонала. К моим губам прижался бокал с водой, но я даже не могла нормально пить. Эру, когда же это кончится!

Да, я совершила большую ошибку и была виновата. Мелькор ни в коем случае не хотел, чтобы дракон вырвался из крепости, по крайней мере, пока тот настолько молод и неуравновешен. А я чуть не испортила все из-за своей глупости и семейной склонности к безумствам. Но наказание было таким суровым! Темный Вала хорошо относился ко мне, и я не ожидала от него такой жестокости.

Перед глазами все плыло, и я не поняла, когда силуэт Иннару сменился на силуэт Гортхаура.

— Больно? — просто спросил он.

Я отвернулась. Он не смог бы ничего сделать, даже если бы захотел. Магия Мелькора должна быть сильнее его.

Но он положил мне руку на лоб, и — о, чудо! — боль ушла, и мир расцвел перед моими глазами. Все вокруг словно обрело цвет, и я почувствовала себя счастливой. Как же восхитительна жизнь без боли, жизнь, которую я раньше и не думала ценить!

— Владыка прощает тебя.

Я приподнялась на кровати.

— Неужели? И ты снимаешь магию, которую он наложил?

— Мне многое по силам, — Гортхаур усмехнулся, — а тебе нет. Ты ведь не собираешься больше делать глупости?

Я упрямо поджала губы.

— Не собираешься, — уверенно заключил он, — по крайней мере, так бы ты сказала Мелькору, не правда ли?

Напряжение нарастало. О, мы ни раз ругались настолько яростно, что наши яростные выкрики были слышны по всей крепости! Потом мы так же бурно мирились. Но никогда ранее мне не приходила в голову мысль о том, что лучше этого всего бы и не было, и лучше была бы нормальная спокойная жизнь. И никогда в комнате не воцарялась столь мертвая гнетущая тишина.

— Я действительно не собираюсь ничего делать, — сухо сказала я. — Ты можешь не проверять это и просто уйти. Я думаю, что у тебя еще есть дела. Можешь поколдовать на пустынных землях.

— Как тебе будет угодно, — кривая усмешка, издевательский поклон, и я осталась одна, уже забыв о недавней радости избавления от боли, и кипя от негодования.

Необходимо было сказать спасибо Мелькору. Да, это он наслал на меня столь сильное проклятие, но за избавление от него Владыку стоило поблагодарить. Таково правило. Это для своего же блага. Я помылась, надела изумрудное платье под цвет глаз и пошла в покои Темного Валы.

Когда я зашла, Мелькор задумчиво разглядывал корону, в которую были вставлены три Сильмарилла. Я кинула неприязненный взгляд на камни, Мелькор же был словно зачарован. Его руки обгорели, он чуть было не лишился облика, но все равно был околдован Сильмариллами. Забавно, сколько бед со всеми нами произошло из-за этих блестящих камушков!

— Не правда ли, они прекрасны? — любовно спросил Мелькор скорее себя, нежели меня.

Я молчала, не желая лгать.

— Гортхаур со мной не согласен, — продолжал Владыка, — он предпочитает другое детище Феанора, — и он наконец-то взглянул на меня. — И зачем же ты пришла, девочка?

— Я хотела поблагодарить вас за избавление от наказания, Владыка, — смиренно сказала я, — и извиниться за свою грубую ошибку. Я не должна была приближаться к дракону.

Я стояла, склонив голову, и ожидала ответа и желаемого разрешения уйти. Повисла ужасающая тишина. Было слышно, как ревет Глаурунг, и как подвывают ему варги.

— Нет, — сказал Мелькор и встал с кресла. Я подняла голову — Нет, я вижу, что ты лжешь мне. Вижу, что ты не согласна с наказанием. Я объясню тебе, почему наказал тебя. Да, я был добр с тобой ранее. Но так было, пока ты была покорна, пока выполняла мои пожелания и вела себя смирно. Да, ты прелестное дитя, и ты мне нравишься, Сильмариэн, однако я никому не позволю нарушать свои законы в своей твердыне. Я имею свои планы на этого дракона, и они тебе не касаются, пока не стали историей. За нарушением закона следует наказание. Ты понимаешь меня, девочка?

Я кивнула, испуганно смотря на Мелькора.

— Хорошо, — ответил он, — а раз ты здесь, покажи, как ты освоила вызывание пламени Удуна.

Инцидент был исчерпан, и он собирался вести себя так же, как и до него. Мне, конечно же, пришлось принять эти правила.

Заклятие было сложное, и мне пришлось сосредоточиться, чтобы показать хоть что-то и не повредить ничему вокруг. Я собрала волю в кулак, готовясь, и внезапно услышала ужасающий рев, удар, лязг металла и громкий вопль балрога Готмога. Мелькор бросился к окну, я поспешила вслед за ним, и мы увидели, как небо закрыла черная стремительно удаляющаяся тень Глаурунга. Дракон все же вырвался на свободу.

Мелькор схватился за голову, и я испугалась того, что он может сделать.

— Тупая тварь! — прошипел он и, еще раз взглянув в окно, медленно добавил. — Кажется, уже ничего не исправить…

Я стояла рядом в нерешительности.

— А ведь это ты ему подсказала, девочка, — яростный взгляд налитых кровью глаз Мелькора уперся в меня, и передо мной пронеслась вся жизнь. Я что-то испуганно забормотала в свое оправдание, и Темный Вала, не слушая, махнул рукой.

— Убирайся отсюда и держись пока подальше!

С величайшим облегчением я выскочила за дверь и побежала по коридору. В крепости был настоящий переполох. Отовсюду доносились вопли людей, рев растревоженных драконов и вой варгов. На секунду я словно услышала испуганные крики эльфов и почуяла тошнотворный запах горелого мяса. Слава Эру, это было игрой моего разума; я ничего не смогла бы услышать из Хитлума.

Из окна я видела, как Гортхаур кричал на Готмога, и главный балрог, как испуганный мальчишка, все твердил: «Я держал его, держал! Он ведь неожиданно хвостом по мне ударил и вырвался!»

Гортхаур резко развернулся и пошел в замок. Я встретила его в коридоре, и мы зашли в покои вместе.

— Сбылась твоя мечта, — зло сказал Майа. — Птичка улетела!

— Ты считаешь, что в этот раз тоже виновата я?

— Нет. Он давно хотел этого. Мелькору мы об этом не говорили, но Глаурунг уже несколько раз пытался улизнуть из Ангбанда.

Но именно я дала ему надежду на успех. Ко мне пришло запоздалое чувство вины. На небо набегали черные тучи — Мелькор был страшно зол и вымещал это на погоде.

— Прости меня, — на мои глаза набегали непрошеные слезы, — теперь я буду делать только то, что будет тебе приятно!

— И докажешь свою верность, если представится случай, правда, дорогая? — взгляд Гортхаура все еще был ледяным, и я сдавленно вздохнула и робко кивнула, загипнотизированная его взглядом.

— Хорошо, — он грубо поцеловал меня и прижал к стене. Никаких ласок, но даже самое грубое его прикосновение приносило наслаждение. С моих губ сорвался вздох, когда он разорвал мое платье, и стон, когда он резко вошел в меня. Я впилась ногтями в его спину. Это было быстро, но потрясающе.

После любви лицо Гортхаура словно посветлело. Внезапно он стал таким же очаровательным и прекрасным, как до всей истории с фальшивыми переговорами и драконом. Я недоумевала, что послужило причиной столь резкой смены настроения. Возможно, у него появился какой-то план.

— Ничего страшного, Мелькор не будет долго злиться на тебя, — беззаботно говорил Гортхаур, протягивая мне бокал вина. — Во всем Ангбанде из хороших собеседников есть только я и ты. Все было бы куда хуже, если бы ты пришла к нему в покои с пауками.

— С пауками? — не поняла я.

— Да, — Темный Майа возвел глаза к небу. — Ты же слышала об его неудачной встрече с Унголиантой?

Я рассмеялась, помимо своей воли. Да, неудивительно, если у величайшего из Валар неприятности с пауками. Унголианта была на редкость омерзительной тварью!

Потом мы еще раз занялись любовью, но уже медленно и нежно, и потом, лежа на груди Майрона, я думала, что хочу, чтобы так было всегда и готова сделать для этого все, что угодно. Неважно, что он попросит.

— Я все сделаю для тебя, — тихо сказала я, глядя в темноту.

— Я знаю, — раздался ожидаемый ответ, и по моей коже пробежал легкий холодок.

Долгий мир прошел для меня быстро и закончился внезапно. Это была передышка, за время которой я почти уверила себя в том, что все и дальше будет так же спокойно и хорошо. Я желала, чтобы этот мир никогда не закончился. Если бы наступила война, мне снова пришлось бы горько терзаться. Когда-то я сказала Гортхауру, что я сделаю для него все. И все же боялась, что он может попросить нечто ужасное.

Я не видела новую войну, но я знаю, что она была по-настоящему страшной. Битва Внезапного Пламени унесла множество жизней. Битва Финголфина и Мелькора, единственная, которую я видела, была поразительной — ужасной, но одновременно вдохновляющей и прекрасной. Смерть дяди меня очень опечалила, но раненный Финголфином в ногу и поцарапанный орлами Мелькор не обрадовался бы этому, и я держала свое при себе.

В какой-то момент я осталась одна. Гортхаур уехал на войну, Мелькор был зол до предела, и я сходила с ума от страха. Я боялась поражения Темного Валы, ведь кто знает, как он бы отреагировал и что сделал бы Гортхауру, мне, всем вокруг? За возлюбленного я боялась не меньше. Майа нельзя убить, но развоплотить, покалечить, причинить боль можно. Конечно, я не сказала бы это Гортхауру, но я боялась за свою семью. Кто погибнет на этой войне следующим?

Вскоре Гортхаур отбил у Финрода крепость Минас Тирит, в которой мы впоследствии прожили несколько лет. Никогда не забуду пребывание в Тол-ин-Гаурхоте. Оно было недолгим, но именно эта часть моей жизни с Гортхауром запомнилась мне больше всего. Триумфальное прибытие и позорное возвращение, первая встреча эльфом за много лет и песенный поединок, прославившийся на всю Арду. Но Остров Оборотней запомнился мне не только этим.

— Я решил, что Гортхаур уже готов для самостоятельных дел, — заметил однажды немного воспрявший духом Мелькор. Кажется, ему удалось на время забыть битву с Финголфином. Темный Майа недавно вернулся в Ангбанд после взятия Минас Тирита. Туда нас и решил отправить Темный Вала. Одних, в компании только волков — оборотней и орков.

— Вы нас отсылаете, господин? — грустно спросила я. Мелькору это было приятно, да и мне не хотелось уезжать в замок, который ранее принадлежал брату. Правда, держаться подальше от разозленного Мелькора было бы неплохо.

— Не печалься, дорогая Сильмариэн, — ответил Вала. — При первой провинности я вас верну обратно. Так что не думаю, что вы там задержитесь.

Гортхаур немного побледнел, а я расплылась в улыбке, заметив, что вилка дрожит у меня в руке.

— Отдохнете пока от меня, — продолжил Мелькор. — Не забудь записать, если произойдет что-то важное, Сильмариэн. Гортхаур, работай над улучшением породы варгов. Жду результатов как можно скорее. Вы все поняли?

Мы закивали. Да, нас ожидал прекрасный отдых!

Мы прибыли в Минас Тирит днем. Несмотря на то, что крепость раньше принадлежала Финроду, я никогда не была в ней. Я осматривала просторные залы крепости, когда на небе сгустились тучи, и на Минас Тирит пала тьма. За годы в Ангбанде я привыкла к тьме, но для этого места она была явно внове.

— Ты сделаешь Минас Тирит ужасающе мрачным снаружи?

— Это место больше не будет называться Сторожевой Башней, — заявил Гортхаур. — Я нарекаю его Тол-ин-Гаурхот — Остров Оборотней!

За окном грянул гром. Гортхауру захотелось эффектного появления в новых владениях.

— А мне здесь нравится, — продолжил он уже менее важным тоном. — Конечно, непривычно, не как в Ангбанде, но все же и не совсем как в Валиноре. Неплохо. Пока менять внутри ничего не будем. Тут и так все держится на одном моем колдовстве.

Убранство нашего нового жилища было довольно простым, это все же была военная постройка, а не шикарный город, как Нарготронд.

— Все равно мы здесь ненадолго, — ответила я.

— Так скучаешь по Мелькору? — шутливо спросил Гортхаур.

Я натянуто улыбнулась. Мне здесь просто не нравилось. Еще недавно здесь жили мои родичи, и я чувствовала себя странно в этом месте. Так же странно я чувствовала себя, отправляясь на редкие прогулки в Хитлум во времена долгого мира. Окружив себя полным набором отводящих глаз заклятий, я рассматривала эльфов, здания Хитлума. Иногда видела старых знакомых, например Анариэль с двумя детьми и мужем, в котором я узнала слугу Финрода, сопровождающего меня в Дориат. Как бы мне хотелось, чтобы мне не пришлось чувствовать это в Нарготронде, Дориате!

— Просто необычно оказаться в новом месте после стольких лет в Ангбанде, — я улыбнулась Гортхауру, он пристально взглянул на меня, но промолчал. Мы продолжили осматривать довольно скромное убранство замка.

В одном из залов я заметила резной камин из белого камня. Он был, как и многое в крепости, довольно простой, незапоминающийся, и Гортхаур не обратил на него внимания, но я сразу кое-что вспомнила и поняла. В Валинорском доме Финарфина, отца Финрода был такой же камин, скрывающий потайную комнату. Не то, чтобы Финарфин считал, что в Валиноре придется от кого-то прятаться, даже от Мелькора. Но эта комната была, и мои двоюродные братья и сестра часто играли в ней. Однажды Артанис под строжайшим секретом показала ее и мне. И теперь, много лет спустя, увидев такой же камин в Минас Тирите, я загорелась желанием проверить, верна ли моя догадка.

Дождавшись, пока Гортхаур уедет из замка осматривать окрестности, я вернулась в комнату с камином. Тщательно проверив, не наблюдает ли за мной какой-нибудь излишне любопытный охранник, я просунула руку внутрь не горевшего очага и нажала внутри на один из камней. Часть стены рядом с камином сразу же отворила, открыв узкую лестницу вверх. Я начала подъем. Эта лестница была намного выше, чем лестница в доме Финарфина, и на ней было довольно пыльно. Я боялась представить, на что похож подол моего платья, которым я подмела уже все ступени.

Наконец подъем закончился. Я оказалась в маленькой комнате с одним единственным узким оконцем. Пыли и грязи здесь было меньше чем на лестнице — комнатой не так давно пользовались. В нашей потайной комнате в доме дяди Финарфина всегда было полно игр, книг и подушек, которыми мы радостно кидались в детстве. Позже комната хранила немало наших тайн нашей юности. Именно в той комнате я, волнуясь и млея, рассказывала Артанис о том, как мне впервые понравился юноша, а она вздыхала и держала меня за руку. Здесь же стояли только письменный стол со стулом, а к стене прислонили что-то похожее на картину, завернутую в белую ткань. Движимая любопытством, я сняла ткань, и мне в нос забралась пыль. Да, это была картина, прекрасный портрет! На меня смотрела прекрасная темноволосая и синеглазая девушка. Ее лицо было очень выразительным и умным, но в нем чувствовалась некая затаенная печаль. Это же та девушка, которую Финрод любил в Валиноре, но которая не пошла в Исход! Как же ее звали? Амариэ!

Я завернула портрет и поставила его на место. Как же Финрод любил ее! И до сих пор любит! Почему же она предпочла оставить его? Что произошло, что она не смогла покинуть родной дом? Я не знала. У меня защемило сердце, а в носу стало щипать не только от пыли.

Я подошла к письменному столу. На нем стояла чернильница с полузасохшими чернилами и несколько перьев. Открыв единственный ящик стола, я обнаружила толстую книгу в переплете из коричневой кожи. Открыв ее, я поняла, что это дневник Финрода. У меня перехватило дыхание. По-видимому, при отступлении в спешке брат не успел забрать дневник с собой. Мне было интересно прочитать, что там, но не хотелось лезть Финроду в душу грязными руками. Вдруг в дневнике обнаружится что-то, что я предпочла бы скрыть от Гортхаура? Я вообще не собиралась говорить ему об этой комнате. Это была тайная обитель Финрода, кто знает, какие тайны его души она скрывала? Прочитать дневник Гортхаур бы не постеснялся. Над откровениями Финрода он хохотал бы на весь Тол-ин-Гаурхот, а отдельные понравившиеся места цитировал бы еще лет так сто пятьдесят. А если там что-то про Нарготронд или, не дай Эру, тайный город Гондолин? Это были тайны, которые я не хотела бы знать.

На случай если эта комната найдется, я решила уничтожить дневник Финрода, но перед этим… Мне всегда хотелось узнать, что подумали родственники о моем исчезновении.

Я села, открыла дневник и начала искать свое имя. Финрод вел его не только в Минас Тирите, я видела записи тех дней, когда он был в Нарготронде. Написано было много. Личного там хватало — я несколько раз мельком заметила имя Амариэ. Жаль будет уничтожать такую память, но ничего не поделаешь. Да и все равно он никогда не сможет забрать дневник отсюда. Я еще не знала о том, что мне еще суждено будет свидеться с Финродом и довольно скоро.

Записи начинались еще до того, как нас пригласили в Дориат. Я быстро листала, стараясь не вникать в содержание строчек, но мельком замечая, что в дневнике много стихотворений. Наконец я нашла то, что искала.

10 августа 154 г.

Еще с утра мы с Артанис и Келеборном спокойно укладывали вещи в поездку в Дориат. Но потом произошло страшное. Меня всего трясет, я пишу скорее для того, чтобы успокоиться, нежели чтобы поразмыслить над происшедшим. Приехал Келегорм. Сказал, что принес плохие вести и не хочет говорить с порога. Сразу же заявив, что очень устал с дороги, он занял одни из лучших покоев во дворце и только потом заявил нам с Артанис, что Сильмариэн исчезла. Сначала я не понял его, вернее желал, чтобы я не так понял, чтобы это было ошибкой. Артанис вскрикнула и закрыла лицо руками.

— Очнись, Финрод, Сильмариэн пропала! — истерично воскликнул Келегорм, хлопнув в ладони перед моим носом. Я увидел, насколько он встревожен и взвинчен. Но когда он продолжил рассказ, в его голосе появилась и грусть.

— Там произошло что-то ужасное! Она жила в отдельном доме рядом с лесом. Тем утром должна была уехать. Амрод и Амрос пришли ее будить, и увидели, что в доме никого нет. Я все видел сам, — Келегорм закрыл лицо руками и всхлипнул. — Вещи разбросаны, кровать в крови, рядом разорванная ночная сорочка, тоже окровавленная. Никто ничего даже не слышал. О Эру, это был настоящий ужас! Почему она не уехала днем раньше?

Артанис рыдала. Я обнял сестру, вытирая рукавом набежавшие слезы.

— И что было дальше? Вы ее искали?

— Мы обыскали весь лес, заходя даже на территорию врага. Никаких следов. Как будто она растворилась в воздухе. Или… — Келегорм вздрогнул. Он мог и не продолжать. Мы все прекрасно поняли, что означало это или. Однажды такое случилось с Маэдросом.

— Я уехал через день, хотел рассказать вам. Амрод и Амрос были поражены, не могли прийти в себя от потрясения. Не удивительно, они были ее лучшими друзьями. Дядя Финголфин тоже очень горюет. И многие другие ее приятели в Хитлуме.

Я спросил у Келегорма, как он сам. Выглядел он с дороги ужасно изможденным.

— Справляюсь. Мы никогда не были близки, хотя неплохо общались в последнее время. Но все же Сильмариэн была моей родной сестрой. И она была такой милой и забавной. Мне хотелось сблизиться с ней. Я не хотел, чтобы такое произошло.

Что-то мне не понравилось в его высказывании, но эта мысль пронеслась в голове молниеносно и ушла. Меня накрыло огромное чувство потери. Сильмариэн больше нет. Вернее, можно только надеяться на то, что ее нет, как бы страшно это ни звучало, это было бы лучше для нее. Мне страшно было представить, что враги сделали с ней. Я не хотел давать волю своим чувствам при Келегорме, и только теперь, сидя в своей комнате, я могу плакать. Наша маленькая девочка, лучшая подруга и в горе, и в радости, мертва. Я не должен был отпускать ее в Хитлум. Я должен был запретить ей уезжать, сразу отправить ее в Дориат под охраной. Чувство вины гложет меня. Я спросил Келегорма, где эльф, который сопровождал Сильмариэн. Почему Келегорм приехал вместо него?

— Он решил остаться в Хитлуме, — ответил двоюродный брат. — Кажется, решил жениться на ком-то из местных девушек. И я считаю, что это семейное дело, о котором не должен сообщать слуга.

В этом Келегорм был прав.

Я молюсь всем Валар и Эру Илуватару о том, чтобы Сильмариэн упокоилась с миром, чтобы Мандос принял ее, чтобы ей не пришлось мучиться при жизни. Я хотел бы, чтобы она была жива. Но я не верю в это.

Слезы капали на бумагу, и одиннадцатое августа расплывалось. Я знала о том, что им было тяжело, но теперь я словно приняла этот груз на себя. И каков хитрый гаденыш Келегорм! Он довольно быстро испарился из Хитлума после происшедшего, неудивительно, что он выглядел усталым с дороги. Может, он подумал, что я решила добровольно уйти в Чертоги Мандоса, и задумал удобно расположиться в Нарготронде, тем более что его планы в Хитлуме провалились? Я вспомнила, что когда я постучалась в комнату Финголфина, только прибыв, он прогнал меня, приняв за Келегорма.

Но скорее он испугался, что мой небезобидный возлюбленный оторвет ему голову, если не сделает, что похуже, когда я нажалуюсь. Пораскинув мозгами, братец сообразил, что живому самостоятельно легче исчезнуть, чем мертвому. А рядом были только Хитлум и Ангбанд. И в одном из этих мест меня искали.

Я давно не думала о Келегорме, но внезапно старая ненависть вспыхнула во мне с новой силой. Я сжала кулаки. Впервые я подумала о том, что Гортхаур делает в пыточной камере без отвращения и с каким-то странным извращенным интересом. Попадись мне сейчас Келегорм, я не уверена, что смогла бы справиться с желанием испробовать на нем все игрушки из подвала Ангбанда.

«Там произошло что-то ужасное! Вещи разбросаны, кровать в крови, рядом разорванная ночная сорочка, тоже окровавленная. Никто ничего даже не слышал. О Эру, это был настоящий ужас!» — я словно наяву слышала лицемерные причитания Келегорма. Нужно контролировать себя, пока я не разнесла пол замка, представляя, что это останки братца. Продолжу читать дневник.

Все последующие записи Финрода были посвящены мне. Там были и наши общие воспоминания, светлые и тяжелые, и то, что Артанис плачет уже несколько дней, и то, что в Дориате Трандуил и Лютиэн с ума сходят от горя. Пару раз мелькнули раздраженные высказывания в адрес Келегорма, который, видимо, решил утолить боль потери в развлечениях, а не в тихих раздумьях. Еще бы, Финрод, это Келегорм, а не трепетная дева или даже достойный муж, что ты ожидал!

12 августа 154 г.

Конечно, я не должен так думать о родственнике, особенно перед лицом общей утраты, но мне кажется, что Келегорм совсем неравнодушен к Нарготронду. Да и есть в нем что-то отталкивающее. Что-то не нравится мне в речах Келегорма, и сам он мне кажется довольно скользким.

Меня насторожила запись от 13 августа.

Сегодня я узнал, что не все в нашей семье скучают по Сильмариэн. Ангрод, мой родной брат, придумал отвратительные вещи!

— Не горюй, Финрод, — заявил он сегодня утром. — Я уверен, что не все там так просто. Если бы Морготовы твари напали на Хитлум, они бы вырезали полселения, а не разгромили бы один домик с беспомощной девчонкой. Тем более, ночью после праздника там было бы полно легкой добычи.

Я спросил, что он пытается сказать таким образом.

— Ты помнишь, с кем она путалась еще в Валиноре? Так вот! Представление не удалось, леди Сильмариэн, я вас раскусил! — издевательски протянул Ангрод. Я не мог этого больше терпеть, приставил меч к его горлу и дал ему выбор — замолчать или драться. Он сразу закрыл свой ядовитый рот.

Как он может измышлять подобную пакость! Даже Келегорм проявляет намного больше чуткости и понимания. И даже в его голову не пришла бы такая мерзость.

Я нахмурилась. Ангрод все же не понял, что на самом деле произошло той ночью, но с ее итогом он не ошибся. Больше ста лет примерного поведения в Дориате — и все равно кое-кто мне не доверял! Но не думаю, что ему кто-то поверил. А Финрод знал, что Ангрод терпеть меня не мог еще с детства, с тех пор, когда он задирал меня, и Амрос и Амрод его поколотили. Жаль, что они не могли поколотить его за длинный злой язык и в Дориате.

В конце концов, мое имя в дневнике стало появляться все реже и реже. Не драться же с Морготом из-за девчонки, в самом деле! Прощай, Сильмариэн, ты окончательно мертва! На своей ладони я создала пламя, и положила на него дневник Финрода. Я смотрела, как книга с шипением горит на моей руке и думала обо всем, что прочитала. Я была мертва в глазах своих старых друзей, но это было к лучшему.

Вернувшись к себе, я, не раздеваясь, упала на кровать и вскоре забылась беспокойным сном, в котором мелькали знакомые места и лица, давно забытые происшествия. Мелькнули Валинор, озаряемый быстро восходящим солнцем, Дориат и Хитлум. Я увидела лицо Келегорма, почувствовала руки на своей талии и, закричав, проснулась, но увидела лишь изумленное лицо Гортхаура.

— Извини. Мне снова снилось… Я так давно не видела этот сон, — я прислонилась головой к его плечу.

— Но тебе это не снилось уже множество лет! Новое место тревожит тебя?

— Я много думала сегодня о своей семье и кое-что решила. Старые чувства проснулись во мне, — я подняла голову и посмотрела ему в глаза. — Обо мне уже давно забыли, но я хочу, чтобы кое-кто вспомнил. Это будет очень холодная месть.

— И она сокрушит его, — мы улыбнулись друг другу, и я увидела в его взгляде силу проявившейся во мне жестокости.

Несколько дней подряд я думала об осуществлении своего грандиозного плана мести. Ненависть к Келегорму разгорелась с новой силой после прочтения дневника Финрода, о котором я твердо решила молчать. Даже Гортхаур был слегка удивлен моему порыву, однако решил принять участие в разработке плана, сказав что-то вроде: «Давно пора!»

В голову мне не приходило абсолютно ничего стоящего. Убить? Сама я не смогла бы этого сделать. А сделал бы кто-то другой, это стало бы слишком просто, так сказал Гортхаур. Пытки не устраивали меня. Я всегда питала отвращение к физическим расправам и могла думать о них только в минуты бешеной ярости. Милый Гортхаур же был готов оказать Келегорму почетнейший прием в своей камере пыток и показать ему все свои игрушки. При этих словах я скривилась. Он же говорил с истинным воодушевлением мастера своего дела.

— Сильнейшую боль можно причинить, не касаясь тела, — заметил Гортхаур.

— Душевную боль приносят страдания близких, — ответила я. — Не думаю, что они есть у Келегорма. Он держался в стороне от семьи, из братьев был близок только с Куруфином. У него нет жены и детей. Не думаю, что есть друзья. Нам не через кого добраться до него.

— Ты права, этот способ работает всегда. Но на этот раз я предлагал не это. Почему бы не заставить любвеобильного Келегорма пострадать от любви?

— И как мы этого добьемся? Подошлем Келегорму красавицу? Он не будет мучиться от любви. Скорее, женщины буду страдать из-за него.

Я имела в виду не только себя. Келегорм преуспел с женщинами. У него было преимущество — умение преподнести себя. Он проявлял обольстительные манеры, когда это было необходимо. Не сомневаюсь, что малышка Анариэль была далеко не единственной жертвой подобного рода. Келегорм нравился многим еще в Валиноре. Я, как всезнающий младший ребенок, подслушивающий разговоры взрослых, знала про нескольких влюбленных в него девушек. Я не могла вспомнить лицо Келегорма без отвращения, но если судить беспристрастно, то нельзя было не признать, что он красив. Обладатель прекрасной фигуры, золотистых локонов и правильных черт лица, он приковывал взгляды. Мне же давно казалось, что в линии его пухлого рта и наивном взгляде больших серых глаз есть нечто порочное; едва уловимое, но понятое мной еще до полного узнавания его сущности. Будь Келегорм человеком, последствия его пороков и излишеств уже отразились бы на нем сполна.

Так что я была изумлена наивностью плана Гортхаура, пока он не ответил мне, недоумевая:

— Ты же волшебница! Или уже нет?

Он предложил мне использовать очень сильное проклятие.

— Несколько слов — и Келегорм будет страдать так, что пожалеет, что родился на свет. Избранница никогда не ответит ему взаимностью, и его сердце будет разбито! — удовлетворенно говорил Гортхаур, развалившись в кресле и глядя, как я нервно мерила шагами свои покои.

— Келегорм может просто прийти к ней и взять свое! — я резко остановилась посреди комнаты. — Он излечится, и одной искалеченной девушкой станет больше!

Гортхаур не замедлил с ответом:

— Мы сделаем его отношение к этой женщине трепетным. Он не сможет причинить ей боль. Будет готов носить ее на руках, подарить ей целый Валинор! И ей будет все равно — у нее уже будет избранник.

Я знала, что такое боль от разбитого сердца. И улыбнулась.

— Это нам подходит!

— Проклятие само выберет подходящую девушку из его окружения. Мы не станем указывать на конкретное имя. Но знай — может пройти некоторое время, пока такая леди не появится.

— Надеюсь, проклятие не выберет Артанис, иначе любовь Келегорма к семье станет известна всем, — усмехнулась я. — А она очень подходит. Прекрасна, давно и счастливо замужем. Недостижимая мечта! И постоять за себя умеет. Бедные Тэлэри это проверили. А Келегорм? Клятва феанорингов, проклятие Мандоса, груз множества грехов, а вскоре и наше заклятие! Тяжелая у него жизнь!

— Но проклятие Мандоса лежит и на тебе.

— Думаешь, я переживаю по этому поводу? Думаешь, я хотела бы сейчас оказаться в Валиноре? — я села Гортхауру на колени и обвила руками его шею. — Нет, я счастлива здесь и сейчас.

Гортхаур окинул меня восхищенным взглядом.

— Такой ты мне нравишься намного больше, чем нравственной светлой девчонкой! Через столько лет ты удивила меня. Месть делает тебя прекрасной.

— Странно, но сейчас я сама себе нравлюсь. Ты и месть — вот что заставляет бурлить мою кровь. Но не забывай, что это месть Келегорму, а не кому-то, кто не делал мне зла.

— О, нет, опять ты за свое! Ни слова больше! — Гортхаур картинно закатил глаза. Я поцеловала его, и мы мягко опустились на пол.

Проклятие, предложенное Гортхауром, пришлось доработать. Поразмыслив, мы вывели формулу, которая бы заставила Келегорма быть почтительным и не распускать руки. Это было несложно.

— Если хочешь, мы можем просто схватить его и посадить на раскаленный кол, — снова предложил Гортхаур. Я скривилась. Одним из больших плюсов нашего метода было то, что мне не придется видеть мерзкое лицо Келегорма в своем доме.

Кроме того, птичку не нужно было выманивать из клетки. Гортхаур имел много шпионов, и мы знали, что старый враг сейчас в Нарготронде и является там довольно влиятельной персоной. Представляю, как был счастлив Финрод! Что ж, по крайней мере, не думаю, что в пещерном городе можно было без опаски делать все, что ему заблагорассудится. Финрод никогда бы не одобрил аморального поведения на своей земле.

Я же в полной мере ощутила, что жизнь в Ангбанде оставила на мне свои следы. Я стала намного циничнее. По-прежнему беспокоясь за свою прежнюю семью, я почти спокойно относилась к деяниям настоящей. Отвращение во мне вызывали пытки и казни, но, не видя их, я не беспокоилась ни о чем. Меня это пугало, но не удивляло. Нельзя было остаться совсем чистой и невинной, прожив столько лет рядом с Мелькором. Иногда я думала, что они могли бы убедить меня сделать нечто худшее, чем я делала ранее.

Примерно через месяц после прибытия в Тол-ин-Гаурхот я прочитала заклятие и стала ждать.

Стояла середина осени. Дни были совсем коротки, и непрекращающийся дождь поливал землю. Приближалась зима. Тот темный вечер я проводила одна в своих покоях. Гортхаур следил за какой-то странной группой орков, а я скучала.

За прошедшие восемь лет я не получала никаких новых сведений о Келегорме. Знала лишь то, что он по-прежнему имеет большое влияние в Нарготронде, и его позиции лишь усиливаются. Гортхаур говорил, что возможно придется подождать, но мне казалось, что ждали мы достаточно, и я впала в уныние, обдумывая, где могла ошибиться.

Снаружи послышались какие-то крики, и я выглянула в окно. Орки Гортхаура тащили других сопротивляющихся орков. Интересно, не противно ли правой руке самого Мелькора разбираться с такими мелкими сошками? Я пожала плечами и отошла от окна. Дождь не прекращался ни на минуту, и вскоре я задремала.

— Вставай, — с меня резко сдернули одеяло, и я протестующее застонала. Гортхаур расхаживал по моим покоям, и я давно не видела его таким радостно-возбужденным. — У нас почетные гости, и мы должны встретить их!

— Кто здесь может быть почетным гостем, кроме Мелькора? — сонно спросила я.

— Может быть, владыка Нарготронда?

— Что? — сон мигом покинул меня, и я распахнула глаза. — Нет!

Вот и наступил момент, которого я так боялась.

— Да! Не знаю, что ему здесь нужно, но выясню. Одевайся! — Гортхаур, весело напевая, скрылся в моей гардеробной и снова появился, неся роскошное черное бархатное платье, расшитое золотом и драгоценными камнями.

— Ты должна быть роскошной перед высоким гостем! — кинув мне платье, он перешел к шкатулке, доверху забитой драгоценностями.

— Ты смеешься? Я не выйду! — запротестовала я. — Все думают, что я мертва, зачем менять то, что устраивает всех? Ты хочешь, чтобы Финрод увидел меня?

— Ты можешь показаться Финроду! — Гортхаур захохотал, очевидно, предвкушая победу. — Он все равно уже не жилец! Пусть только расскажет, что ему надо на моих землях!

Я схватилась за спинку кресла. В тот момент он был тем самым Гортхауром Жестоким, имя которого наводило ужас на людей и эльфов. Поймав врага, Темный Майа горел желанием уничтожить его.

— А если не расскажет?

— Обычные методы, — Гортхаур недоумевающе пожал плечами. — Все рассказывают. Не бойся, — он нежно провел рукой по моему лицу. — Тебя это уже давно не должно волновать. Я уверен, что Финрод предпочел бы, чтобы ты была сейчас в Чертогах Мандоса, а не здесь.

Я еле стояла на ногах. Гортхаур застегнул на моей шее золотое ожерелье с огромными изумрудами и позвал служанку, которая привела меня в порядок. Под руку он повел меня в зал. Передо мной все плыло как в тумане. Если он заставит меня смотреть, как умирает Финрод… Мой брат, друг моего детства и юности… И сейчас мы были по разные стороны. Мне хотелось остаться лежать под одеялом и трястись от страха, а не идти в тронный зал Тол-ин-Гаурхота, где Гортхаур с таким успехом играл в Мелькора.

— Ты очень бледна. Я хочу, чтобы сегодня ты выглядела королевой. Ты моя королева, — заботливо сказал Гортхаур и поцеловал меня в щеку. Мне захотелось закричать, но я пересилила себя.

Пока служанка делала мне высокую прическу, я напряженно думала, что могу сделать. В моей голове сложился небольшой план. Он был еще сырой, довольно простой, но мог и сработать.

Немного не дойдя до зала, я резко остановилась и сказала:

— Я хочу, чтобы Финрод остался в живых. С остальными делай все, что захочешь. У меня есть к тебе предложение.

Веселое изумление в глазах Гортхаура.

— У тебя есть что мне предложить? Смотри не передумай, когда Финрод скажет, что предпочел бы видеть тебя мертвой!

— Я хорошо знаю Финрода. Он честный и доблестный Нолдо. Ты ничего не сможешь вытянуть из него своими пытками и угрозами. А я смогу. Узнаю, что он делает со своим отрядом на нашей земле. Может, узнаю что-то и про Нарготронд. Я сделаю это в обмен на жизнь Финрода.

— И как ты это сделаешь? — Гортхаур явно заинтересовался.

Я рассказала.

— Что ж, — задумался Гортхаур, — у нас впереди много времени. И в любом случае будет забавно это увидеть. Если ты проиграешь, я смогу убить Финрода и позже. Если выиграешь, подотрем ему память и отпустим домой.

Я кивнула. Мы торжественно пожали друг другу руки, и я ощутила, что равна ему. Во второй раз в жизни я не смотрела на Гортхаура снизу вверх, но стояла рядом, и в какой-то мере мы были союзниками.

Мы вошли в зал. Гортхаур сел на большой железный престол, ощутимо напоминавший трон Мелькора в Ангбанде. Я села на небольшой трон, стоящий ниже. Сидя словно на иголках, я наблюдала, как люди тьмы грубо втаскивают в зал Финрода и еще одиннадцать эльфов. Нет, десять. Один из спутников короля Нарготронда был человеком, и это было странно. Я не знала никого из пленников, кроме Финрода. Его спутники казались очень молодыми, и явно были рождены, когда я уже жила в Ангбанде. Я рассматривала их только потому, что мне не хотелось встречаться взглядами с братом. Но этот момент должен был произойти, и, подняв голову, я поймала на себе взгляд, полный изумления, ненависти и отвращения. «Ангрод был прав! Предательница!» — наверняка думалось в тот момент Финроду.

Пора было начинать играть свою роль. Я быстро отвела взгляд, выпрямилась на троне и придала себе гордый, но слегка напряженный вид, ощущая на себе тяжелый взгляд Финрода.

Гортхаур заговорил:

— Приветствую тебя, Финрод Фелагунд! Как оказался ты в землях, столь далеких от Нарготронда? Или твоя память настолько коротка, что ты решил, что эта крепость все еще принадлежит тебе?

Стражники заухмылялись.

— Это не касается тебя, Жестокий! — запальчиво воскликнул человек.

Гортхаур расхохотался. Я старалась держать бесстрастное и отстраненное лицо.

— Ты глупец, человек, и ты заплатишь за это!

— Не сомневаюсь, проклятый слуга мрака!

Этот человек напомнил мне отца, проклинающего Мелькора после похищений Сильмариллов. Гортхаур не видел этого достопамятного эпизода, но мысли у него возникли схожие.

— А не берешь ли ты пример с Феанора? Его дух тоже был огненным, и он за это поплатился. Подробнее можешь расспросить мою прекрасную леди, — он обернулся ко мне и подмигнул, и я вжалась в трон, затравленно глянув на него.

— Я уважаю любого, кто борется с тобой и Морготом любыми способами! — воскликнул человек.

— Молодец! — рассмеялся Гортхаур. — Как твое имя, человек?

— Я Берен, сын Барахира.

— Прекрати! — внезапно воскликнул Финрод. — Хватит полоскать имена наших родичей, нечестивый мерзавец! Лучше сразись со мной, как мужчина с мужчиной, и посмотрим, кто победит. Давай, Гортхаур, или ты можешь лишь ее побеждать? — брат кинул на меня презрительный взгляд.

— Договорились, — кивнул Майа. — Какой ты хочешь поединок? На мечах? Топорах? Или выпустим твоих лошадей против моих варгов? — засмеялся он.

— Ты ошибаешься, Гортхаур. Я знаю, что ты весьма сведущ в колдовских песнопениях и темной магии. Так почему бы нам не устроить певческий поединок?

Я закрыла лицо ладонью. Безумец! Глупец! Задумал тягаться в магии с правой рукой самого Мелькора? Даже я могла бы легко победить Финрода, особенно если взглянуть на его состояние — рваная одежда, засохшая кровь под носом, спутанные грязные волосы. По-видимому, его эльфам пришла в головы такая же мысль — они выглядели напуганными. Зато Гортхаур был в восторге.

— Принимаю! — хлопнул в ладони он. — Не возражаешь, если я начну по праву хозяина?

Это было вероломно, ведь Гортхаур был и так силен, а брат ослабел. Темный Майа пел о предательстве и мести. Эльфы зажали уши. Финрод покачнулся. Мне, привыкшей к темной магии, песни Гортхаура не доставляли неудобств, но я склонила голову и изобразила недомогание. А Майа старался. Он вкладывал в свои песни всю свою силу и жестокость.

— И как, Фелагунд? — спросил Гортхаур. — Ты сможешь продолжать?

И Финрод запел. Он пел о силе дружбы, о смелости и чести. Он пел о Владыках Запада, о прелести Благословенного Края, о бесконечной красоте этого чудесного мира, и я словно очутилась в Валиноре, в днях своего далекого детства. Картины из прошлого встали у меня перед глазами. Амрод надевает мне на голову венок из ромашек, и они с братом объявляют меня королевой лета. Варда говорит маме, что у нее очаровательная дочь, и гладит меня по щеке. Мама с гордостью сжимает мою руку. И теперь Финрод звал светлую Элберет, но она, как всегда, не пришла. Валар давно отреклись от нас. Я разрыдалась, по лицам эльфов Финрода тоже текли слезы.

Но и Гортхаур не отставал. Он бесстрастно выслушал песнь про Аман и тоже запел. Мотивы обоих вскоре переплелись. Майа пел о жестокостях, происходящих в подвалах Ангбанда, об одушевленной Тьме, павшей на Валинор в конце Предначальных времен в лице Мелькора и Унголианты. Лаурелин и Телперион были уничтожены, пролилась первая кровь. Лишь один Финрод теперь стоял перед троном своего врага. Берен и другие Нолдор лежали как мертвые у подножия трона. Даже мне тяжело было выносить всю силу Майарских проклятий, и я ощутила чудовищную головную боль, словно насланную самим Мелькором. Я поставила защиту вокруг себя. Ангбанд побеждал Валинор, видения Благословенного края таяли. Гортхаур восхвалял Тьму. Он пел о том, как насколько могуч Мелькор, о том, что темное куда привлекательнее светлого. Он пел, что настоящий мудрец всегда выберет Тьму, ибо только она сулит истинное могущество и блаженство.

— Довольно, святотатец! — вскричал Финрод, силы которого уже были на исходе.

— Так продолжай, эльф!

Финрод вдруг взглянул на меня и снова запел. Слова песни были простыми, сочиненными наспех, но мне они запомнились навсегда. Финрод пел об эльфийке, соблазненной тьмой, покинувшей родной дом ради недостойной жизни во зле. Он пел, что такая жизнь отвратительна и недостойна дочери Эру.

Я вскрикнула. Гортхаур побледнел.

— Продолжай, жестокосердный!

— Нет, ты еще ничего не успел сказать в это раз!

И Финрод принялся на распев читать древний эльфийские заклятия. Была ночь, но за окном все равно посветлело, а дождь прекратился. Стены Тол-ин-Гаурхота содрогнулись, и с потолка посыпалась каменная крошка. Большой камень едва не убил одного из лежащих замертво пленников, упав рядом с его головой. И тут Гортхаур вмешался. Он произносил заклятия на неизвестном мне языке. Я увидела, как небо стало еще темнее, чем прежде, грянул оглушающий гром. Но самое жуткое изменение произошло с самим Майа. Он был словно окутан облаком из тьмы, был виден лишь красный блеск его глаз, и из центра облака доносился громовой голоса. Защита треснула, и я упала с трона на ступени перед ним. Головная боль моментально вернулась и стала невыносимой. Сверкнула молния, и Финрод замертво упал перед троном Темного Майа.

Тьма рассеялась, и Гортхаур перестал походить на воплощенного духа тьмы, вернув свое обычное обличие. У меня даже не было сил ужасаться тому, что сейчас произошло. Боль спадала, и я оглядела разрушенный зал и не подающих признаков жизни спутников Финрода. Я сняла остатки практически бесполезной защиты и села на ступени. Гортхаур подошел и сел рядом.

— Неплохо все прошло? Давно я с таким, как твой братец, не сталкивался! — он был в восторге после такого великолепного поединка. — Не бойся, я его не убил, завтра будет в порядке.

Я почувствовала, что по подбородку у меня что-то течет. Вытерев лицо, я увидела кровь, пошедшую носом от напряжения. Меня страшно мутило. Гортхаур положил руку на мою голову, и боль и тошнота отступили, а кровотечение прекратилось.

— Я сам придумал эти заклятия, прелесть моя! Они не практически не трогают тела, но сильно давят на разум и душу, — он явно восторгался своей изобретательностью.

Я безразлично кивнула.

— Завтра я поговорю с Финродом, — сказала я. — А сейчас пойду к себе. Наслаждайся своим триумфом.

Я встала и ушла к себе. Мне не хотелось видеть Гортхаура.

С сомнением смотрела я на закрытую дверь темницы, никак не решаясь войти. Но это было необходимо ради спасения Финрода. Новая ночь опускалась на землю, сменяя день после поединка. Я колебалась, не зная, поверит ли брат моей лжи.

Пересилив себя, после ночи без сна я сразу же пошла к Гортхауру и примирилась с ним. Он не мог не почувствовать мою фальшь, злость на него, однако держался как обычно и сказал, что день потребуется Финроду для восстановления сил. Поэтому я шла ночью. Я дико устала, не спала ни минуты. Мне так хотелось уйти!

— Открывайте, — решившись, сказала я двум оркам, охранявшим дверь в темницу. Они принялись выполнять приказ, но так долго ковырялись, ища нужный ключ, что я едва не сорвалась.

— Живо! — рявкнула я. Орки испуганно закивали, ключ нашелся почти через секунду, и я зашла в темницу, робко озираясь по сторонам.

Камера была слишком мала для двенадцати пленников. Стоял удушливый запах пота, крови, гнилой соломы, кинутой на пол. Эльфы и человек лежали на полу, и я могла бы наступить на кого-нибудь, если бы все заключенные разом не вскочили бы с мест и не отошли к противоположной стороне. Один Финрод остался лежать на полу, так он был слаб. Я быстро прошептала заклинание, и орки за дверью ничего не смогли бы услышать, даже если бы обладали в десятки раз более тонким слухом. Я была наедине с двенадцатью мужчинами, которые смотрели на меня кто со страхом, кто с интересом, но большинство — с неприкрытым отвращением на красивых лицах. Человек брезгливо отвернулся. Все заготовленные ранее слова вылетели у меня из головы.

— Финрод, — я опустилась на колени рядом с братом. Он был в сознании, но молчал. Его взгляд не выражал ничего. Понимает ли он, что я здесь?

— Отойди, женщина! — вскричал Берен. — Не трогай моего друга!

Я подняла голову. Эльфы Нарготронда смотрели на меня с ужасом и отвращением, но именно в человеке я видела самого опасного противника. Я чувствовала в нем огромную внутреннюю силу, которая есть не во всех Эльдар. Но также в нем было что-то светлое, доброе — то, чего боятся слуги тьмы. Я решила, что его нужно немного поставить на место.

— Замолчи! — грубо прикрикнула я. — Я пришла помочь! Финроду нужно немного больше сил, чтобы поправиться. И лучше его подлечить, пока он отсутствует.

— Твой муж? — Берен смотрел на меня с недоверием.

— Он мне не муж, — я злобно посмотрела на человека. — Может, ты дашь мне заняться делом, а потом выяснишь мой брачный статус? Не беспокойся, я хочу его спасти, а не убить. Думай быстрее, ведь если Гортхаур вернется раньше… — я изобразила ужас, чтобы дать понять Берену, что ему лучше не знать, что будет в таком случае.

Немного поколебавшись, человек кивнул. Я положила руки на грудь Финроду и вдохнула в него сил. Я почти не соврала Берену, брат был слаб настолько, что без этого он лежал бы достаточно долго. Если бы оправился вообще.

Через несколько минут Финрод встал. Спасение не смягчило его, он смотрел на меня, как на гадкое насекомое.

— Значит, вот куда ты пропала, Сильмариэн? — начал он. — Все время, пока мы тосковали по тебе, ты была с врагом, и вы вдвоем гадко смеялись над нами? Так?

Я заплакала. Не совсем правдиво, но и не совсем ложно.

— Финрод, прошу тебя…

— Что просишь? Ты предательница! Какой же я был дурак, про тебя ведь говорили, но я не слушал! О Эру! — брат схватился за голову.

— А не думаешь ли ты, что если бы все было так, то я не стояла бы здесь перед тобой и не выслушивала бы все это? — закричала я на него. — Ты ничего не знаешь из того, что со мной произошло, и не смей обвинять меня! То, что я здесь, — продолжила я, пытаясь справиться со срывающимся голосом, — результат не огромной ошибки, а чудовищной случайности и преступления. Тебе ведь говорили, что было в том доме, — я посмотрела ему прямо в глаза.

— Ты?..

— Да. И уничтожила, — твердо сказала я. Не нужно было говорить о дневнике Финрода здесь.

— Поверь мне, прошу, — я подошла ближе. — Я желаю тебе добра! Ты мой брат, и я люблю тебя! Как бы мне хотелось тебя освободить! — в этот раз я была искренна.

— Так попроси Гортхаура! — вклинился в разговор Берен.

— Гортхаура? — воскликнула я. — Гортхаур по моей просьбе не отпустит и мухи, которой он отрывает крылья после обеда, глупый ты человек! Ты что, не понимаешь, что я здесь никто?

— Серьезно? А выглядишь как королева этих мест! Орки за дверью тебя явно боятся, и ты применяешь магию!

— Послушай меня, Берен, сын Барахира, — мягко сказала я, хотя упрямец вызывал у меня желание одолжить у Мелькора Гронд. — Я понимаю причину твоего недоверия ко мне. Более того, ты был бы дураком, если бы сразу поверил женщине, сидящей рядом с правой рукой Владыки Тьмы. Итак, господа, — обратилась я ко всем присутствующим. — Позвольте же мне поговорить с вами и рассказать обо всем, что произошло. Сначала отвечу тебе, Берен. Магии я научилась в дни своей юности в Дориате у леди Мелиан. — показалось ли мне, что лицо Берена на миг странно просветлело? — Я еще не забыла это великое искусство. Орки же меня боятся по той же причине, что боитесь и вы. Да, я считаюсь хозяйкой этого замка. Так считают слуги, коих здесь много. Им я могу приказывать, как пожелаю. Однако они не знают, что главной слугой здесь являюсь все же я. Слугой одного господина, который использует меня, как хочет с одной далекой темной ночи, когда я после праздника вернулась в свой домик на краю леса и обнаружила там его. После этого ничего хорошего со мной не происходило.

На лицах присутствующих читались изумление и ужас. Все молчали, ожидая продолжения.

— И что было дальше? — срывающимся голосом произнес Финрод.

— А дальше, — я невесело усмехнулась, — было много всякого. Он притащил меня в Ангбанд. Я даже не представляла, какие отвратительные вещи могут происходить в спальне, что любовь может быть грязной и отталкивающей. Так проходили год за годом. Я стала любимой игрушкой своего господина, собакой, которую осыпают бранью и ударами, когда хозяин не в духе, и которую чешут за ухом после удачного дня. Он заставляет слуг уважать меня, считает, что это поддерживает его авторитет. А сам… — я покачала головой, словно разговаривая сама с собой. Потом подняла взгляд на обомлевшего Финрода. — Поэтому я и хочу помочь тебе. Гортхаур не выпустит свою собственность. Со мной все давно кончено. А у вас еще есть шанс. И как бы мне хотелось сделать гадость за его спиной, чтобы в дальнейшем смеяться в душе над ним, знать, что обманула его! Но я сомневаюсь, можно ли сбежать отсюда. Эру, зачем, зачем вы пошли в такую даль, так далеко от Нарготронда, Дориата, родных любимых мест! Как бы мне хотелось вернуться туда! Нет, нет, не говорите мне ничего, он на меня влияет, давит. Он из любого может выбить все, что захочет! — я заплакала. Мои измученные нервы сдали всерьез, мне не пришлось притворяться.

— Это ужасно, отвратительно! Мы ничего не скажем ему, не волнуйся, сестра, — Финрод подошел ко мне и взял меня за руку. — Он никогда не выбьет признаний из Нолдор или из Берена.

— Грелись бы вы сейчас у камина в Нарготронде, — рыдала я. — Зачем вы ушли?

— Это был правильный поступок ради благой цели, — твердо сказал Финрод. Я кивнула и вдруг прижалась к груди брата. На мгновение меня охватило тепло и спокойствие. Я не могла поверить в то, что Финрод, возможно, скоро умрет.

— По ночам он обычно со своими оборотнями. Сам превращается в одну из мерзких тварей и охотится в лесу, — сказала я, отстранившись и вытирая глаза. — Здесь он вечно занят всякой пакостью и посещает меня намного реже, слава Эру! Но он может скоро вернуться, Морготов ублюдок. Я пойду к себе.

Финрод снова обнял меня.

— Держись. Клянусь, я вытащу нас всех отсюда.

Я кивнула ему, мельком попрощалась с Береном и остальными и вышла из темницы. Двери за мною с грохотом захлопнулись.

Я взбежала по лестнице и оказалась в кабинете Гортхаура, который, к вящему неудовольствию хозяина, здесь был куда меньше, чем в Ангбанде.

— Как все прошло? — лениво осведомился он, перекладывая какие-то бумаги.

— Финрод мне доверяет, — с гордостью сказала я. — И я выясню, зачем они ушли. Но он сказал, что это правильный поступок.

— Не сомневаюсь. У этих благородных Нолдор все поступки правильные! А тебе не все доверяют, — он отодвинул один из камней в стене, и я подошла ближе. Из образовавшейся дыры доносились еле различимые даже эльдарским слухом голоса. Прослушивающая труба уходила на многие метры вниз от кабинета Гортхаура до самого подвала с темницами. — Они только начали тебя обсуждать.

— Она обманщица! — вскричал Берен. — Настоящая слуга тьмы! Я таких чую! Эта женщина провела вас всех, не моргнув и глазом! А вы уже готовы поверить ей, развесив уши! Поверили в эту дурацкую жалостливую историю! Не похожа она на даму в беде, клянусь Эру!

— Она моя сестра! — Финрод говорил тише, но с достоинством. Я еле различала его речь.

— И что с того, Фелагунд? Она лгунья, я уверен!

Они продолжали спор, но ничего интересного я не услышала. Каждый из них стоял на своем. Я повернулась к Гортхауру.

— Как давно ты это слушаешь?

— Немного опоздал к началу, — пожал плечами он. — Оборотни сегодня никак не уймутся! Что-то услышал про мух, которым я якобы отрываю крылья.

Я вздохнула с облегчением. Он не узнал про вскользь упомянутый дневник Финрода. Конечно, мы не говорили о нем прямо, но одно-единственное слово могло насторожить Гортхаура и навлечь беду на все наши головы.

— У тебя замечательно получилось. Никогда бы не подумал, что ты настолько хорошо лжешь; почти, как я! Это было настоящее искусство! С годами ты становишься все более похожей на меня, — гордо сказал он.

Не ответив, я снова повернулась к трубе.

— В любом случае, жаль девчонку, — внезапно сказал Берен. — Фелагунд, расскажи мне больше, и я решу, верить ей или нет. Пока она не внушает мне доверия.

— Ох, Берен, этот рассказ окончательно убьет доверие ко мне! — вздохнула я.

— Надоело, — внезапно сказал Гортхаур. В ту же секунду я услышала рычание волка и полный боли крик одного из эльфов. В темнице поднялась паника, все закричали. Кто-то заплакал. Я отскочила от отверстия для прослушки и непонимающе взглянула на Гортхаура. Однажды его оборотни разбежались…

— Это послужит им уроком, — беспечно сказал он. — Им следует рассказать все быстрее. Я пока не писал Мелькору о своей добыче, но когда-нибудь придется. И его гнев будет ужасным, если мы не узнаем их цели.

Я снова приложила ухо к дыре в стене. Из нее доносились горестные вскрики и плач пленников.

— Будь ты проклят, Гортхаур! — доносился из трубы крик Берена.

— Между прочим, мы с тобой договаривались только на одного Финрода. Остальных я могу забрать.

Я кивнула. Сделка есть сделка. А Гортхаур Жестокий убил еще одного эльфа. Привычное дело, не из-за чего тут меняться в лице.

— И что я могла сделать? — раздраженно воскликнула я. — Сказать: «Ах, прошу, не убивай еще одного эльфа, ты и так много убил, тебе уже хватит?»

— В этом нет твоей вины, — устало сказал Финрод.

— Неужели ты за столько лет не обрела на него никакого влияния? — недоуменно спросил Берен. — У людей так бывает довольно часто.

В этот раз Берен разговаривал со мной куда мягче. Я не слышала, что говорил ему брат про меня, но этот рассказ был явно не про плохие черты.

— А эльфы уважают своих женщин всегда, — кивнула я. — Но Гортхаура не зря называют Темный Майа. Он Айну, злой и жестокий Айну, и только Эру знает, сколько ему лет. Было бы даже странно, если девчонка, к которой он относится как к рабыне, прихоти, смогла бы на него влиять. Ему нравится моя красота и только. Поэтому он меня лечит, если побьет, и не трогает лицо.

— А ты одна тут? — спросил Берен.

— В каком смысле?

— Другие женщины есть? Может, еще кто-то из давно пропавших?

— Конечно, нет! — поморщилась я.

— Тогда тебе не повезло. Многие люди стремятся к разнообразию и часто меняют женщин. Если бы ты ему надоела, Жестокий мог бы переключиться на других. Ты же уже и так давно тут.

Я словно услышала хохот Гортхаура, приникшего к трубе. Прекрасно, Берен дал повод для шуток на все следующее столетие.

— У нас так не бывает! — возмущенно воскликнуло несколько совсем молодых и, видимо, наивных эльфов.

— У Айнур и Эльдар все не так. Выбор делается надолго, чаще всего навсегда. Пусть даже такой извращенный и для не лучших целей, — грустно сказала я. — Лучше бы он тогда действительно был бы человеком!

— Я бы уже убил бы его, — мрачно добавил Берен. — Все равно мы отсюда можем выйти только на тот свет. Я никогда больше не увижу свою будущую жену. А ведь я пытался… — он внезапно замолчал.

— Я хотела бы, чтобы вы вышли отсюда. Но вы не должны ему ничего говорить! Прошу вас, молчите, если это военная тайна, иначе мы все погибнем! Я столько лет живу в страхе, что Белерианд падет!

— Это не военная тайна, будь спокойна за это, — сказал Финрод. — Но это тайна личная, и она не должна быть раскрыта тем, кому не понять ничего светлого.

— Дело ради любви? — улыбнулась я.

— Да, — мечтательно сказал человек. — Ради той, которая прекрасней всех и всего на этой земле!

— Кто же твоя леди, Берен, сын Барахира?

— Я не могу тебе это сказать. Но ты бы удивилась.

— Согласна. Лучше не говори.

Мне и не было это особо интересно. Какая-нибудь королева или принцесса людей? Скучно, да и не так много знала я про них. Подвиг ради этой принцессы? Но не могли же они в таком малом количестве желать отбить Тол-ин-Гаурхот? Я терялась в догадках, а между тем каждую ночь оборотень уносил жизнь еще одного спутника Финрода и Берена. Раньше долгие годы проходили для меня незаметно. Теперь каждый день тянулся вечно, принося с собой только смерть, ни на шаг не приближая меня к разгадке.

Я дремала, сидя на стуле у отверстия для прослушки в кабинете Гортхаура. Мне нужно было слушать, что происходит в темнице, пока Майа не закончит со своими варгами. Однако усталость взяла свое, и я задремала, впервые за несколько дней не видя во сне старый, почти забытый сон про Ниенну. Проснулась я, когда кто-то несколько раз произнес мое имя. Стряхнув с себя оцепенение, я плотнее прижалась к дыре. Оставшиеся пленники о чем-то быстро и взволнованно шептались. Я разозлилась, что не могу ничего понять из их слишком тихой речи. Сильмариэн, несколько раз сказали они. Или Сильмариллы? Вряд ли, на что им нужны камни моего отца? А если они говорили обо мне, то почему все это напоминало мне военный совет?

Загадок становилось все больше.

Ходить к пленникам каждый день было бы подозрительно, и я снова пришла в темницу, когда их осталось всего семеро. В этот раз я взяла с собой еды, и оголодавшие эльфы и человек с радостью на нее набросились.

От Финрода я узнала некоторые новости о своей семье, о которых не слышала от шпионов Гортхаура. У Галадриэль и Келеборна родилась прекрасная золотоволосая дочь Келебриан. Какое восхитительное имя! У Куруфина были жена и сын Келебримбор, с которыми они жили в Нарготронде. С ними жил и Келегорм.

— Какой сюрприз! — воскликнула я. — Странно, что Келегорм не завоевал какое-нибудь королевство для себя!

— Келегорм очень влиятелен в Нарготронде, как был бы влиятелен и любой член нашего знатного рода, — ответил Финрод несколько сухо.

Разумеется, подумала я. Кажется ли мне, или брат несколько обижен на этого члена знатного рода?

— Он сейчас правит городом?

— Нам лучше не говорить об этом.

— Я согласна, прости. Любопытство прорывается наружу, — и сдерживать его становится все труднее.

Значит да, правит. Готовься к новым порядкам, прекрасный Нарготронде! И я очень удивлюсь, если все останется таким же мирным и тихим, как при Финроде. Но пора было закидывать новый пробный камень.

— Финрод, ты столько работал над этим городом, обустраивал его и украшал. Келегорм бывает беспечен, он не очень хороший руководитель и не будет трястись над Нарготрондом, как Моргот над Сильмариллами, — с улыбкой сказала я.

— А он сильно трясется? — несколько напуганно спросил один из самых молодых эльфов.

— Еще бы! — фыркнула я. — Он ради этих камешков любому шею свернет! Их трогать нельзя никому, даже Гортхауру. Моргот может целыми днями только на них и смотреть, — я вспомнила слухи, ходящие в Хитлуме в незапамятные времена. — Сильмариллы причиняют Морготу дикую боль, даже в короне. Когда он ее надевает, чтобы напугать пленников, она оставляет ожоги на его лбу, и Черный Враг звереет еще больше! Все, что говорили раньше в Хитлуме, правда — и про дикий рев Моргота в ночи от боли, и про его неестественную страсть к Сильмариллам, и про то, что он надевает их, чтобы пугать эльфов. Он помешан на камнях! — красочно расписывала я.

Семеро пленников уставились на меня с ужасом. Я же в душе смеялась, зная, что корона не доставляет Мелькору никаких неудобств, а дикий рев в ночи принадлежит балрогам, а иногда драконам или другим темным созданиям.

— В Ангбанде страшно, — добавила я. — Никому не пожелаю туда попасть.

— Мы туда и не собирались, — сказал Берен. — Надеюсь, нас туда не потащат?

— Не думаю, — ответила я. — Скорее всего, Гортхаур убьет всех вас здесь.

— Утешила, — усмехнулся человек.

— Я ничего не могу сделать! Брат, ты сам знаешь, что из этих темниц не выбраться, это же твоя бывшая крепость! Я на всякий случай смотрела чертежи в библиотеке, но ничего не нашла!

— Какая горькая ирония — гнить в темнице, которую сам же и построил, благодаря тому, кого хотел бы в нее посадить, — горько сказал Финрод.

— Я буду искать дальше. У нас должен быть шанс, — ответила я, сжав его руку.

Вскоре я пошла наверх. Пленники не показались заинтересованными именно в Сильмариллах. Наверное, я снова ошиблась. Ведь не Маэдроса или еще кого-то связанного клятвой Гортхаур держал в темнице.

Я ничего не смогла из них выбить хитростью, а Гортхаур — жестокостью. Мы кричали друг на друга после очередной неудачи, обвиняя другого в бездействии, мягкости или излишней жестокости, неумении общаться или неспособности выбить информацию. Тень гнева Мелькора висела над нами, как тень палача над осужденным.

Наконец их осталось всего двое — Финрод и Берен. Прошлой ночью погиб Тирон, последний из их спутников, самый юный и наивный Нолдо.

— Вас только двое! — кричала я при последнем визите. — И сегодня ночью волк придет за кем-то из вас! Прошу вас, сдайтесь! Может, вы проживете дольше благодаря этому! Я ничего не могу для вас сделать, сделайте же что-нибудь сами!

— Ты думаешь, — презрительно спросил человек, — моя жизнь мне настолько дорога, что я продамся слуге тьмы для ее спасения?

— Да! — закричала я на него. — Ты же любишь свою невесту? Может быть, ты еще сможешь вернуться к ней и зажить нормальной жизнью! Такой, что ты даже не будешь представлять, насколько тебе повезло!

— Мы не можем, — покачал головой Финрод. — Это слишком большая тайна. И этот монстр Гортхаур бы ей не обрадовался.

— Я пыталась поговорить с ним о вас, — я чуть ли не плакала.

— И что?

— Вот что, — я подняла подол платья и показала им большой шрам, пересекающий все бедро до колена. Его я сделала себе сама для этого дня, и это было чудовищно больно. — Это урок на будущее. Значит, пока он снова ко мне не придет, и лучше мне было бы молчать, если вы, дураки, не хотите спасти сами себя! Я тоже рискую! Если Гортхаур поймает меня здесь, то не думаю, что моя голова продержится на плечах долго. А убьет он нас всех не сразу, вы еще не знаете, как он может пытать! Прошу тебя, брат, скажи ему все, и возможно это как-то облегчит вашу учесть!

— Я не скажу ему ничего, — ответил Финрод. — И будь он проклят вовеки веков.

Со смешанными чувствами я уходила из темницы. С одной стороны меня восхищала решимость и непреклонность брата. Хотя восхищала ли? Раньше я была бы горда, была бы в восторге от его героизма. Теперь же я скорее была раздражена тем, что он даже не пытается спастись. Ответственность за жизнь Финрода лежала на мне, и я злилась от того, что теперь мы ничем не можем помочь друг другу.

Гортхаура не было в кабинете, что меня удивило. Обычно он приникал к слуховой трубе и слушал разговор от первого до последнего слова. Не было его также и в спальне, и я вышла во двор и, подняв голову, увидела Темного Майа на крепостной стене. Дождь прекратился совсем недавно, но небо было хмурым, а ветер холодным. Поднявшись, я спросила Гортхаура, почему он не слушал разговор.

— Какой смысл слушать это? — устало ответил он. — Смысла в твоих разговорах не больше, чем в переливании воды из одного сосуда в другой. Ты снова ничего не смогла узнать. И снова потерпела неудачу.

Я разозлилась.

— У нас полно времени! Куда бы ни шли эти эльфы, их поход окончен! Мы сможем узнать все, что хотели, и через месяц! Их всего двое, и они тебе не сильно помешают.

— А Мелькор? Он тоже узнает все через месяц? Он и так будет в ярости от того, что мы так долго скрывали такого пленника! Ты знаешь, что он сделает, если узнает. Сегодня на одного пленника станет меньше. Я подумаю, что дальше, когда Фелагунд останется один.

— Это твое право. Но этот человек нам нужен! Он много знает, и этот поход затеян ради него! Эльфы его уважают — он герой, сын героя! Как ты что-то узнаешь, когда ты убил почти всех?

— Значит, из этого похода его не дождутся! — Гортхаур терял терпение. — А ты что хотела? Думала, что я буду ждать вечно? Нет, это твой провал! Ты знаешь, что Финрод зависит от тебя! И у тебя остался последний шанс!

Ссора, которая могла бы за этим последовать, была бы разрушительна. Я уже открыла рот, чтобы сказать что-нибудь, что уязвило бы Майа не меньше, чем его слова меня, как внезапно на Тол-ин-Гаурхот пала тень, и на землю плавно опустилась вампирша Тхурингветиль, которую я не видела уже очень много лет. И не хотела больше видеть.

— Что она здесь делает? — зло воскликнула я, обернувшись к Гортхауру. — Ты ее пригласил, чтобы унизить меня? Слова Берена про надоедливых женушек запали тебе в душу?

— Успокойся, любовница, я не приглашал сюда Тхури. Но она весьма кстати. Мне всегда нравился ее метод уничтожения врагов. Я поздороваюсь с ней! — хищно ухмыльнулся он.

— Нет, я первая с ней поздороваюсь! — я ринулась к лестнице и быстро сбежала вниз к входу в крепость, где на мосту стояла вампирша.

— Тхурингветиль! — крикнула я ей, задыхаясь. — Что ты здесь делаешь? Разве Гортхаур не прогнал тебя подальше от меня еще много лет назад?

На лице вампирши проявилось изумление, и я издевательски закивала ей.

— Да, я все еще здесь. Видишь, я оказалась игрушкой на много лет. В отличие от тебя!

Тхури молчала, не отрывая от меня удивленного взгляда. Внезапно раздался жуткий вой, и я еле успела отскочить от визжащего дерущегося клубка, состоящего из огромного злобного оборотня Драуглина и какой-то собаки, которая мне показалась смутно знакомой. Через несколько секунд я, к своему изумлению, узнала Хуана, пса Келегорма. Я обернулась к вампирше.

— Ты серьезно? Ты и Келегорм? Это… это настоящий абсурд! Где он? Он-то что здесь делает?

Если к кому Келегорм и был привязан, так к своей собаке. Он не дал бы ее кому-то постороннему. Но значит ли это, что Тхури — большая любовь Келегорма? Злая летучая мышь с восковым лицом? Тхури, которая пыталась меня убить в горящем лесу? Безнадежно влюбленная в Гортхаура Жестокого Темная Майэ? Которая должна была меня забыть… Сколько же красоты и иронии в этой жизни!

Тхурингветиль не ответила. Помолчав еще несколько секунд, она запела. Я узнала ее голос, который не смогла бы скрыть ни одна лживая оболочка. Не раз я слышала ее чудесное пение. Не здесь, в другой жизни… в Дориате.

— Лютиэн! — я, изумленная как никогда в жизни, внезапно почувствовала удар, и, отлетев к стене замка, я на мгновение забылась. Очнувшись, я увидела драку столь ужасную, что она врезалась мне в память навсегда. Гортхаур, превратившийся в волка, и пес Келегорма катались по земле, разрывая плоть друг друга когтями и зубами. Лютиэн была без сознания. Жуткий вопль, от которого содрогнулись стены, прокатился над Тол-ин-Гаурхотом. Колдовской дым пополз над крепостью, затуманивая разум наших врагов. Раздались еще какие-то слабые возгласы, и, обернувшись, я увидела наших людей и орков, в ужасе разбегающихся от крепости. Темный Майа менял обличия, прикидываясь змеей и еще более ужасающим оборотнем. Но все оказалось бесполезным — битва закончилась, и Хуан держал скулящего от боли волка за шею, а Лютиэн угрожала содрать с него шкуру и отправить Морготу на растерзание. Нельзя этого допустить! Со стоном я встала и кинула в пса заклятием. Хуан разжал челюсти, и Гортхаур, превратившись в летучую мышь, мгновенно исчез в свинцовых облаках. Лютиэн повернулась ко мне. Изобразить беззащитную жертву я уже не могла.

Я знала, что Мелькор не погладит нас по голове за сдачу Тол-ин-Гаурхота, и решила попробовать отстоять крепость в одиночку.

— Не смотри так, как будто ты увидела приведение, — раздраженно сказала я бывшей подруге, стряхивая грязь с рукава черного плаща. — Гортхаура здесь уже нет, но и твоя шавка устала, а я не слабее тебя. Я дам тебе шанс, и ты можешь уйти. Крепость моя!

— Верни мне Берена! — закричала принцесса.

— Берена? Зачем он тебе? — ответ, неожиданно пришедший мне в голову, изумлял. — О Эру! Это ты его возлюбленная? Это же отвратительно, он человек! — засмеялась я. — А как же Келегорм? Он не дал бы свою собаку кому попало! — умерив свои изумление и любопытство, я спокойно добавила. — Я могу тебе вернуть твоего человека при условии, что вы расскажете, зачем они с Финродом ушли из Нарготронда и оставите это место немедленно.

Лютиэн вспыхнула.

— Ты не в том положении, чтобы ставить условия! Все пленники, которых вы с этим чудовищем пытаете здесь, будут отпущены, и крепость вернется к Финроду. А ты убирайся! Я дам тебе уйти. Это будет твой второй шанс! А я наивно думала, что тебя убили! Ты была моей подругой! — мне показалось, что я слышу слезы в ее голосе. — Как я могла так в ком-то ошибаться?! Ангрод был прав! Ты стала предательницей своего народа и своей семьи, ты держишь брата взаперти! Может, лучше бы было, если бы я не ошибалась!

Вот оно. Сколько раз Мелькор говорил мне, что родные сказали бы это, увидев меня с врагами! И, несмотря на это, я была поражена до глубины души. Понимая, что подруга прошедших дней не встретит меня с распростертыми объятиями, я все же была ошеломлена, раздавлена. И я ударила первой, вымещая в заклятии всю боль и бессильную злость. Бывшая подруга еле успела поставить защиту и выкрикнула ответное заклинание. Не знаю, пару минут или пару часов мы продолжали напряженно биться, но в какой-то момент Лютиэн начала наступать, и я постепенно сходила с моста, приближаясь к мрачным стенам Тол-ин-Гаурхота.

Все решила моя глупость. Наши заклятия столкнулись и повисли в воздухе маленьким светящимся шаром. Мы обе замерли, не дыша глядя на него. До двери в крепость мне оставалось идти всего несколько шагов, и я рванулась к ней.

— Стой на месте! — услышала я вопль Лютиэн, но было уже слишком поздно. Шар настиг меня, когда я уже открыла дверь, прошел через меня и испарился. Это было совсем не больно. Все прошло, и я осталась тяжело дышать, смотря на не менее пораженную Лютиэн. Крепость сдана, Гортхаур ранен, а меня заколдовала, признаю, одна из лучших волшебниц в Средиземье! Я не знала, что могло получиться из моего оглушающего заклятия и магии Лютиэн, которая мне была незнакома. Было от чего прийти в ужас! Кроме того, Мелькор будет в ярости, и это будет по-настоящему страшно.

— Убирайся! — сказала Лютиэн. — Я даю тебе уйти. Даю тебе шанс. Мне не до того, чтобы брать тебя в плен.

— Балрог с Береном, забирай! — крикнула я, как будто еще что-то здесь решала, и побежала в конюшню. Она была пустой. Воины, отступая, забрали с собой всех лошадей, даже наших с Гортхауром. И я побежала по недавно отстроенной дороге в Ангбанд, высоко задирая юбки и тяжело дыша. Как ни страшно будет предстать перед Мелькором, только он может знать, что со мной и вылечить это. Если он станет это делать.

Что с Гортхауром, где он? Его рана на шее была ужасна, и я сильно тревожилась. Вдруг он погиб? Эта мысль причинила мне почти физическую боль, и я побежала быстрее, но скоро, очень скоро, усталость дала о себе знать, и мне пришлось остановиться. Не сумев удержаться на странно ослабевших ногах, я скатилась с обочины прямо в груду давно опавших влажных листьев. Смеркалось, и на земле лежать было холодно. С трудом поднявшись, я вылезла обратно на тракт, пачкаясь в жидкой грязи, и села на обочину. Я еле могла поднять ноги, и жуткая усталость навалилась на меня. Неужели это и есть последствие заклинаний? И неужели я умираю? Интересно, мелькнула непрошенная мысль, чей гнев страшнее — Мелькора за глупое поражение или Мандоса за неправедную жизнь?

Вдали раздался волчий вой, и я занервничала. Не следовало забывать, что оборотни скитались не только по своему острову, который я уже покинула. Немного отдохнув, я медленно побрела по дороге, понимая, что вряд ли дойду до Ангбанда. Заклятие, голодный оборотень, отряд людей и эльфов, стремящихся к покинутому Тол-ин-Гаурхоту, ночной холод или обычные жажда и голод сведут меня в могилу. И все же я не могла ничего с собой поделать — неестественная усталость брала верх. Я уселась на обочину, плотно закутавшись в плащ и низко надвинув капюшон. Наверное, издали я смотрелась как нищенка.

До меня донесся тихий скулеж, и волк положил мне голову на колени, заглядывая в глаза. Я осторожно дотронулась до его шеи. Шерсть на ней свалялась из-за запекшейся крови, но, кажется, сама рана уже немного зажила не без вмешательства магии.

— Гортхаур! — прошептала я, улыбнувшись, и зарылась пальцами в густую черную шерсть на затылке.

Волк жалобно завыл. Я попыталась подняться, но ноги дрожали и подгибались, и я рухнула, едва не задавив Гортхаура, у которого силы тоже были на исходе. Волк лег рядом, и я, поняв, чего он хочет, с трудом залезла на него.

Снова начинался дождь. Темный Майа в волчьем обличье поднялся и, неся меня на спине, медленно побрел по дороге.

Мы скрывались в разрушенном укрытии в Таур-ну-Фуине, жутком краю, покрытом беспросветной тьмой. Завывания жутких тварей, впрочем, держащихся подальше от Гортхаура, не смолкали в вечной ночи. Я бы сказала, что это самое жуткое место, которое мне приходилось видеть, если бы меня сильнее волновала окружающая обстановка.

Мы дрожали от страха и мучились от ран. Попытки вылечить друг друга отняли последние силы, но оказались не совсем бесплодными. Гортхаур вернул себе привычное обличье и кое-как залечил свою рану на шее. Огромный шрам багровел на его горле. Уничтожить заклятие, лежащее на мне, он не смог, и только остановил его распространение. Я не могла ходить, чувствовала себе изможденной до предела, и магия оставила меня. Но я была жива, и заклятие не остановило мне сердце. И все же я была полумертвой обузой. От напряжения рана Гортхаура снова начала расходиться, и кровь капала на мой черный грязный плащ, делая его еще чернее.

Мы были напуганы. Помочь нам смог бы только Мелькор, но как вернуться в Ангбанд после всего произошедшего? Какой ласковый прием ожидал бы нас? Сидя в развалинах старой крепости, мы не знали, что делать дальше.

— Мне нужно немного прийти в себя, и я вылечу нас обоих, — Гортхаур сидел, прислонившись к стене. Он выглядел болезненно истощенным, лицо приобрело землистый оттенок, а щеки запали. На шее багровел шрам, который, казалось, был даже больше, чем вчера. Я подозревала, что выгляжу не лучше. — И все же не понимаю, как у вас могло получиться настолько сильное заклятие, что я не могу его снять.

Я не знала. И я, и Лютиэн были сильными волшебницами, но принцесса Дориата была талантливее. Мелиан учила меня, и я знала приемы Лютиэн, но там было что-то новое и мне неизвестное.

— Что мы будем делать дальше, даже если поправимся? Мелькор найдет нас всюду, — устало заметила я.

— Но пока же не нашел, — ответил Темный Майа. — Ему придется обойтись без нас. Мелькор не простит такую грубую ошибку. Даже не знаю, что он сделает с нами, если найдет.

Я была согласна. Воздаяние должно было быть ужасным, как и гнев самого Темного Валы. Но бежать? Всю оставшуюся бесконечно долгую жизнь провести в бегах? Это было очень опасно. И без Мелькора мы оба, что вместе, что по раздельности, были никем.

У нас было много времени для разговоров, когда реальность не уплывала от меня. Впервые мы остались абсолютно одни, и могли говорить даже о том, что раньше не обсуждали. Я рассказала про Лютиэн, о том, как тесно мы дружили долгие годы в Дориате. Темный Майа назвал эту историю скучной и добавил, что в Валиноре у него тоже были друзья, но их пришлось оставить после того, как он решил последовать за Мелькором, и он ни разу не заколебался и не пожалел о принятом решении. Некоторые из них тоже сочувствовали Темному Вале, но ни один не имел решимости последовать за ним после уничтожения Древ. Даже ты, осуждающе заметил он.

Гортхаур рассказал, как впервые увидел меня. Это произошло на празднике, устроенном отцом в те давние времена, когда я не знала еще ни Мелькора, ни тем более его ученика Майрона. Я с трудом вспомнила, о каком именно дне говорит Гортхаур. Это был праздник урожая, на несколько лет раньше того, на котором Мелькор уничтожил Деревья. Накануне отец намекнул, что не помешало бы мне уже с кем-нибудь познакомиться (ведь замужество — прекрасный повод избавиться от надоевшей бестолковой дочери). Не смея открыто перечить, я весь праздник пряталась от отца в дальнем углу, в компании Амрода или Амроса, когда им хотелось передохнуть от танцев. Братья, как всегда веселились, болтали и рассматривали девушек. Они пытались развеселить и меня, но я была настолько поглощена собственными печальными мыслями, что не могла говорить даже с ними и весь вечер мрачно смотрела в свою тарелку. Тяжело быть обузой для собственной семьи. Именно такой, сумрачной и сердитой, увидел меня Майа Майрон, пришедший к Феанору вместе с другими учениками Аулэ. Я не знала, что он там был. Я вообще не знала, кто там был, настолько я была поглощена навалившимися мыслями. Но я знала, что, несмотря на свою потрясающую красоту, Майрон вызвал бы у меня тогда только отторжение, как и любой другой гость на этом отвратительном мне празднике. Понял ли он это или нет, но в тот вечер он держался от меня подальше, и это было правильно. Честно говоря, все в тот вечер старались держаться подальше от моего кислого вида. А Майрон лишь запомнил мое лицо и решил, что эта девушка довольно привлекательна и в ней есть что-то странное — то, чего нет в остальных эльфах. Впрочем, тогда ученик Аулэ не так долго общался с Мелькором и не мог полностью понять, в чем дело. Он увидел лишь грусть и необщительность.

— И что же это было? — спросила я.

— Тьма, — просто ответил он. — Я не видел такого в остальных твоих родственниках. А еще беспокойство, недовольство своей жизнью. Эльфы тогда еще не общались с Мелькором, и поэтому я не видел такого в других. Только в тебе и твоей сестре Артанис. Тьма жила в тебе уже тогда, когда в Валиноре никто не мог о ней и помыслить.

Я знала, что он прав. Даже Мелиан говорила об этом. Я могла сколько угодно размышлять о добре и свете, чести и морали, считать себя воплощенной добродетелью, но вместе с тем тьма была во мне всегда. С детства я ненавидела своего отца, который пренебрежительно относился ко мне и маме, а потом и вовсе оставил нас. А теперь я обрушила страшную месть на голову эльфу, которого уже не могла назвать своим братом, а своего настоящего брата, эльфа, которого я любила и который любил меня всем сердцем, я предала и бросила. Я работала на Мелькора, его дела сносила с терпением, где-то даже с одобрением и понимание, и если бы пришлось, я бы убила Лютиэн. Теперь особенно Лютиэн. Я первая начала наш поединок, но разве это сделает мою боль меньше? Если бы во мне не было бы этой тьмы, Мелькор мною бы не заинтересовался. А Гортхаур?

— Поэтому ты выбрал меня?

— Отчасти. Когда я в следующий раз увидел тебя через несколько лет, я понимал уже больше и увидел это в тебе снова. И ты была так прелестна. Твоя тайна, которую ты сама не знала, вносила особую пикантность. Мы давно уже полетели в глубины мрака, ты ничего не можешь с этим поделать, дорогая.

— И скоро об этом узнает все Средиземье. Лютиэн, Берен и Финрод расскажут всем, — вздохнула я.

— Боюсь, что это так, — кивнул Гортхаур. И я только и добавила:

— Представляю, как они взбесятся. Проклянут меня во веки веков, — и почему-то меня это мало тревожило.

— Я видел, как они втроем покидали разрушенную крепость, но мне их было уже не остановить. Но мы еще разберемся с Лютиэн.

— Ты был прав все это время. Никто не захотел бы меня знать после той ночи. Они предпочли бы, чтобы я умерла, чтобы то, что я сказала Финроду, было правдой, — столько лет я боялась, что когда-нибудь мне придется произнести это признание и осознать правоту единственных, кто теперь мне был близок — Мелькора и Гортхаура.

— Жаль, что ты поняла это так поздно.

Мы помолчали. Я не знала, о чем говорить дальше. За эти долгие дни мы успели обсудить многое. Мы говорили больше, чем обычно. Ему было жаль, что я поняла поздно, но не было жаль, что поняла таким образом.

Не знаю, сколько бы длилось это неловкое гнетущее молчание, если бы над старой крепостью ни сгустилась тьма, еще более мрачная, чем вокруг. Эта тьма имела новые запахи и оттенки.

— Он здесь? — испуганно спросила я, но Гортхаур покачал головой: «Не совсем».

Столб черного дыма опустился на землю, превратившись в женщину, которую я на самом деле не видела уже долгие годы и не стремилась видеть. Глупо было бы, если бы Лютиэн снова прикинулась ей.

— Здравствуй, Гор, — ласково проворковала Тхурингветиль, удостоив меня лишь короткого взгляда. Ее черные волосы стали короче, лицо приобрело более здоровый оттенок, и выглядела она куда лучше, чем во времена нашего знакомства. Сейчас она была почти красивой. И ее улыбка была сияющей.

— Здравствуй, Тхури, — кивнул Гортхаур, — только не говори, что наша встреча случайна.

— И не скажу, — ответила Майэ, поглаживая воротник роскошной черной меховой накидки. — Меня прислал Мелькор. За вами обоими, — Тхури кисло взглянула на меня, и я ответила ей тем же.

— Ты возвращаешься в Ангбанд? — настороженно спросил Гортхаур.

— Да нет, не совсем. Но Мелькор именно мне приказал поехать за вами. А мне так хотелось увидеть старого друга, — ее лицо расплывалось в сладкой улыбке. — Ты ужасно выглядишь! Поедем домой, дорогой. Тебе, конечно, немного достанется, но потом все снова будет хорошо!

Тхури продолжала мило ворковать. Я злилась, но все же чувствовала, что она не была серьезна. В ней было больше желания позабавиться, чем подлинного интереса к Гортхауру. Может, интерес исчез с годами, а может, он просто стал спокойнее, и вампирша его успешно скрывала.

Гортхаур поднял меня, как мне показалось, с трудом, и вышел из крепости вслед за Тхурингветиль.

— Обоих в одной лапе, Тхури, — предупредил он. Та скривилась и надменно вздернула подбородок:

— Мне будет тяжело! Лапа устанет.

— Зато ты будешь чувствовать вес, и лапа случайно не разожмется, как в тот раз, — мне послышалось, что в усталом голосе Гортхаура послышались угрожающие нотки.

— Тому эльфу просто не повезло! Я не виновата, что задумалась! Повезло, что это был не Маэдрос, а то Мелькор мне бы голову оторвал! — закатила глаза Тхури и фыркнула.

Она превратилась в летучую мышь и стала расти. Вскоре она стала ненамного меньше Мелькора во время битвы с Финголфином. В одну лапу она сгребла нас с Гортхауром, и мы полетели. Я взглянула вниз, и у меня захватило дух. Ясно, почему Темный Майа настоял, чтобы мы летели вместе. Если бы Тхури случайно разжала лапу на такой высоте, Повелитель Тьмы не дождался бы одну из виновниц сдачи Тол-ин-Гаурхота. Конечно, вампирше бы досталось, но цель ее была бы достигнута.

Тхурингветиль летела очень быстро, и вскоре вдали показались дымящиеся пики Тангородрима. Дом, милый дом? Кинув нас на площадку перед крепостью, Тхури просто приказала тут же прибежавшим оркам: «Взять их!» Обезумев от страха, я чуть было не пожелала себе мгновенной смерти, обнаружив, что нас швырнули перед троном разъяренного Мелькора.

Келегорм хватал меня за руки, я чувствовала вес его тела и тяжелое дыхание у себя на шее, и все мое существо наполнялось животным страхом, из груди рвался вопль. Вдруг все прошло, и я ощутила щекой и ладонями холодный склизкий камень, на котором лежала. Вокруг была кромешная тьма. Я застонала. Сколько раз еще это должно повториться?

Когда Мелькор, исчерпав потоки угроз и брани, кинул меня и Гортхаура в темницу, я ожидала что-то вроде раскаленных щипцов или дыбы — я не разбираюсь в подобных вещах, и, думаю, мысли Горхаура были куда страшнее и разнообразнее. Но Владыка Тьмы выбрал кое-что другое: раз за разом я переживала худшие моменты в своей жизни — переход через льды из Валинора в Средиземье, крики отца на мать, Келегорма… Выныривая время от времени из пучины воспоминаний, я задавалась вопросом «А что сейчас переживает Гортхаур?» Или для него Мелькор выбрал другую пытку?

Я поползла по грязному полу темницы, и, нашарив в темноте стену, с трудом встала на ноги, боясь, что снова нахлынет. Вскоре мой взгляд приспособился к темноте, и я увидела, что в камере одна. Держась за стену и еле волоча ноги, я с трудом подошла к двери, и тут меня осенило: я же хожу! Значит, Мелькор, несмотря на всю свою ярость, вылечил меня. Губы сами растянулись в улыбке. Падение еще не близко.

Я заглянула в маленькую решетку наверху двери и потрясла ее. Два орка, играющих в карты под моей дверью, недовольно зашумели:

— Второй раз за три часа ломится!

— Сука эльфийская!

Они захохотали и принялись поливать грязью меня и Гортхаура, предрекая, что теперь нам конец и что-то еще в таком роде. Я не стала прислушиваться, но подумала, что потом скажу Гортхауру, чтобы он насадил головы этих тварей на пики. Реальность снова расплывалась… Была ли эта реальность правдивой?

— Вставай, девочка, — я с трудом подняла голову и увидела, что дверь темницы открыта, и на меня сверху вниз взирает сам Мелькор. — Можешь выходить.

— Почему? — хрипло спросила я, хоть мне и не хотелось грубить или спорить, и больше всего мне не хотелось, чтобы Темный Вала передумал.

— Я решил дать вам обоим еще шанс, — Мелькор пожал плечами. Он явно снова пребывал в благодушном настроении. — Толку от вас больше от живых и здоровых. Поэтому можешь поблагодарить меня за мою доброту. Конечно, придется потрудиться, — он вздохнул, — но что поделать, что поделать!

— Спасибо вам, — с трудом произнесла я, хотя в душе бушевал гнев, перемешанный с вытащенным из темных закромов прошлым. Мелькор это понял и усмехнулся:

— Иди к себе.

Я никогда ранее не бывала в темницах, мне было плохо, я отвыкла от Ангбанда, поэтому дорогу к себе я нашла не скоро. Отворив дверь в свою комнату, я словно очутилась в прошлом. Давно я все же здесь не была. У стены сидела девушка, которая, увидев меня, встала и начала говорить:

— Здравствуйте, госпожа, я…

— Знаю, иди ванну приготовь, — раздраженно прикрикнула я.

Служанка испуганно побежала к ванной, а я посмотрелась в зеркало: вся в грязи, распущенные волосы перепутались, зверский взгляд налитых кровью глаз. Я пожалела, что кто-то видел и запомнил меня в таком виде. Хотелось вымыться и проспать сто лет, чтобы потом ничего этого не было: ни Мелькора, ни боли, ни поднятых воспоминаний, которые теперь казались мне более реальными, чем комната, плывущая перед глазами. До чего надоело цепляться за ускользающую реальность.

Я проснулась и потянулась в кровати. Ничего не болело, а все вокруг было ясным и понятным. Я подошла к окну. За стеклом бушевала метель, и я подумала, а сколько времени прошло со дня бегства из Тол-ин-Гаурхота?

— Ты очнулась! — меня подхватили на руки, и я увидела Гортхаура.

— Сдается мне, такая ситуация уже была, — вздохнула я, прижимаясь к нему. — Много лет назад, почти в другой жизни.

— Да, все повторяется, — сказал он, и я вздрогнула. Мне хотелось расспросить его о множестве вещей: сколько времени прошло, как он получил прощение Мелькора, что он делал, что нам теперь делать?

— Уже наступил следующий год, — ответил он на первый вопрос, который еще не успела задать вслух. — Сидение и в крепости, и в темнице отняло больше времени, чем казалось.

— Я думала, что этот кошмар уже никогда не закончится, — мне было грустно. Снова навалилась усталость.

— Я устал, — вдруг сказал Гортхаур. Я удивленно взглянула на него. Мне снова хотелось спать, болезнь, наверное, но с чего бы ему?.. Знакомый голос разносился откуда-то снизу.

— Ты тоже это слышишь? — в голосе Темного Майа послышался страх.

Не может же Лютиэн мне мерещиться повсюду… Но что она здесь делает?

— Я ее убью, — мрачно пообещал Гортхаур и пошел к двери.

Я не увидела, добрался ли он до выхода. Мои глаза закрывались, голова клонилась, и, из последних сил добравшись до кровати, я уснула, успев подумать: «Когда мир снова станет реальным?»

Время шло. Событий в Средиземье с каждым годом происходило все больше, а Мелькор становился все злее, следя из отдаления за внешним миром. Первая смерть Лютиэн и Берена, вторая смерть Лютиэн и Берена… Хорошо, что на второй они остановились. На самой высокой башне Ангбанда сидел человек по имени Хурин, наблюдающий за происходящей снаружи грызней.

Сильмарилл был по-прежнему недосягаем. То, что случилось после похищения… это стало моим вечным кошмаром. Даже после сдачи Тол-ин-Гаурхота Мелькор не был так зол, так ужасно отвратительно зол! Всем его приближенным — едва отправившейся от заклятий мне, Гортхауру, зачем-то задержавшейся Тхури и каждому из балрогов — досталось, как никогда ранее. Этих мучений я никогда ему не простила. Но прошло время. Мелькор успокоился и понял, точнее до него осторожно донесли мысль, что Сильмарилл может быть поводом для раздоров среди Нолдор и всех остальных народов Средиземья. Мелькор хохотал, слушая рассказ доносчиков об охоте на волка с Сильмариллом в животе. С тех пор он и не вспоминал об украденном камне иначе, чем с усмешкой, да и к оставшимся двум стал относиться несколько небрежнее. Несмотря на это, желающих воровать Сильмариллы у Моргота больше не нашлось.

Из-за всего пережитого отношение Гортхаура к Мелькору изменилось. Раньше Майа считал Валу учителем и наставником, непререкаемым авторитетом. Теперь, редко, шепотом, за закрытыми дверями, он признавался мне, что Мелькора ему становится переносить все труднее. Я была согласна. Кроме того, я боялась. Думаю, что Гортхаур тоже, но в этом бы он не признался. В прежние времена я, бывало, забывала, что Владыка — самое могущественное и темное существо на Арде, так он был любезен со мной, но теперь, видя Мелькора, я начинала дрожать от страха, ожидая крика или удара, вспоминая не обучение в первые года в Ангбанде, а наказание за потерю Тол-ин-Гаурхота. К тому же, ни Гортхаур, ни тем более я, так и не сделали ничего особенно значимого в глазах Мелькора после сдачи Острова Оборотней. Были лишь обычными приближенными, а похвалы в ту пору в основном удостаивались балроги, особенно их предводитель, Готмог. Гортхаур всегда соревновался с балрогом в достижениях, но теперь сильнейший из Майар уступал сопернику, и от того злился. И выхода из всего этого не было, так могло продолжаться и сто лет, и двести, и пятьсот.

Шанс проявить себя появился внезапно, когда мы уже не надеялись на удачу. У этого шанса было красивое эльфийское имя — Маэглин. Одним ранним летним утром его, пленника, принесли орки, и Гортхаур как-то сразу понял, что это его возможность снова выдвинуться. Юноша был схвачен в одном из тех мест, где по предположению Мелькора мог находиться тайный город Гондолин. Никаких других поселений поблизости не было, место, где был пойман Маэглин, было пустынным, и это было довольно подозрительным. Что мог делать одинокий путник, да еще и эльф, в столь подозрительном месте?

Юноша был очень худым, как будто не евшим слишком долгое время, а его волосы и глаза были поразительно темными для эльфа. Мне показалось, что он похож одновременно и на Нолдо, и на Синда, в его чертах тоже было что-то знакомое. Неужели какой-то родственник?

Только одно сказал этот эльф — свое имя. Но оно было мне незнакомо.

— Где Гондолин? — допрашивал его в подвалах Гортхаур, но чаще всего получал один издевательский ответ: «А кто это такой?»

— Нам конец, — мрачно объявил Гортхаур однажды вечером, закончив на сегодня с Маэглином. — Мелькор собирается пустить нас обоих на мясо для варгов, если этот гаденыш ничего не выдаст. Проклятый, с веками становится все безумнее, — прошептал Гортхаур, и я прижала палец к его губам, испуганно зашикав, но внутренне соглашаясь с ним. Кажется, проклятие Сильмариллов действовало даже на великого Валу Мелькора.

— Что нам делать с Маэглином? — спросила я.

— Не знаю, — Гортхаур устало склонил голову на руки. — Но быть развоплощенным из-за жалкого Синды не хочется. Надо что-то придумать.

И мы придумали. План не был гениальным, но мог и сработать. Он заключался в том, что я, под видом ложного друга, спасала Маэглина, выводила его из крепости и, во время побега, немножко его расспрашивала. Потом, разумеется, нас бы поймали и приволокли обратно в Ангбанд. По полученным сведениям Гортхаур смог бы если бы и не найти Гондолин, то вычислить слабое место пленника. Мелькору план не очень понравился, но, решил он, это все же лучше, чем просто каждый день слушать бесконечное «не знаю».

— В бреду он повторяет одно имя, — сказал, когда мы разрабатывали план, Гортхаур. — Идриль.

— Идриль, — я нахмурилась. — Я знаю одну эльфийку с подобным именем. Это дочь Тургона, сына Финголфина. Получается, моя… двоюродная племянница? Очень красивая девушка, младше меня.

— Наверняка, его женушка, — скривился Гортхаур. — Выяснишь, когда придет время.

Наступила та самая ночь. Необходимо было приступать к делу. Идя в камеру, я думала, что, наверное, это конец. Столько лет в Ангбанде — но только сейчас я совершаю по-настоящему черное дело. Столько лет все к тому и шло. Я не желала зла жителям Гондолина, Маэглину и Идриль, но какой у меня был выход? Я шепнула сильное заклятье, и все орки-охранники моментально уснули глубоким сном.

Маэглин валялся на полу камеры, обессиленный, но еще не сломленный, я присела рядом и потрясла его.

— Маэглин, вставай, поднимайся же! — юноша застонал, я принялась трясти его сильнее, а потом, вздохнув, использовала заклинание, которое сделало эльфа чуть сильнее. Стон стал громче, и я прошептала. — Тише, тише, нас могут услышать!

Будто я и вправду этого боялась. Если бы Гортхаур был бы здесь, он бы смеялся.

— Кто ты? — его хрип был тих настолько, что я еле различила слова.

— Меня зовут Мириэль, я пришла помочь тебе.

Имя бабушки я выбрала абсолютно случайно, настоящее не пошло бы делу на пользу. Не сомневаюсь, что Лютиэн и Финрод рассказали о моем падении многим в Средиземье.

— Вставай, надо отсюда выбираться, — тихо сказала я.

— Кто ты такая? — уже громче повторил эльф.

— Сейчас не время, — раздраженно шепнула я. — Уходим отсюда, пока можем.

Помогая Маэглину подняться, я заметила, насколько он слаб после перенесенных испытаний и длительного голодания. Впрочем, это было мне на руку — сознание юноши помутилось, и он не задавал вопросов, почему стражники крепко спят, почему один из небольших выходов из крепости открыт, почему над всем замком стоит мертвая тишина. Я специально дала Маэглину так мало лишних сил, чтобы он меня не отвлекал. Конечно, объяснения у меня были, но был неподходящий момент озвучивать их. К тому же я сильно волновалась, да и ослабевший Синда так наваливался на меня, что идти становилось все сложнее. Я подумала, что будь это настоящий побег, мы давно бы уже выдали себя. Да и разве возможен настоящий побег из Ангбанда, если ты не Лютиэн? Одно воспоминание о ней злило меня.

Открыв небольшую дверь, с обеих сторон очень умело замаскированную под гладкую стену, мы вышли в прохладную летнюю ночь, и я задрожала от пронизавшего тело холодка.

— Надо идти быстрее, пока усыпляющая магия еще действует на охранников, — сказала я. Маэглин сделал несколько шагов и вынужден был опереться о дерево, чтобы отдохнуть. Вздохнув, я закинула его руку на свое плечо, шепнула еще раз свое заклинание, и мы пошли по лесу, который был свидетелем уже стольких событий моей жизни.

Пару часов спустя Маэглин был еще слаб, но утренняя прохлада и несколько глотков проточной воды его приободрили. Пришло время для разговоров.

— Как же ты умудрился попасть в плен к Мелькору? — спросила я.

— Я просто подошел слишком близко к его территории, — усмехнулся юноша, — так и попал. А ты? Кто ты такая и зачем помогла мне?

— Попала в Ангбанд так же, как и ты, — ответно усмехнулась я. — Потом сумела в некотором роде выдвинуться, приобрести небольшое влияние. Стала заниматься магией. Но вырваться оттуда я мечтала всегда. И, увидев тебе, поняла, что время пришло. Подумала, что если ты и вправду из Гондолина, как все говорили, то ты можешь сдать его, — Маэглин побледнел еще больше, — и я не хотела бы это видеть, но хотела бы это предотвратить. Вот и все. Оцени мое благородство. Так что отойдем подальше, и можешь идти домой, тебя, думаю, заждалась жена, — по лицу эльфа пробежала тень, и я вспомнила про Идриль.

— А ты откуда? И куда пойдешь?

— Из Хитлума, — ответила я. — А куда пойду теперь, не знаю. Главное, что я на свободе. Может быть, найду какое-нибудь людское или эльфийское поселение. Или, может быть, возьмешь меня с собой в Гондолин? — я посмотрела Маэглину прямо в глаза, и он опустил взгляд.

— В Гондолин нельзя чужим, — ответил он, чуть покраснев, и я разочарованно усмехнулась:

— Я пожертвовала своим почти высоким положением в Ангбанде, чтобы спасти город, в который я даже не попаду.

— Я никогда не выдал бы наш город, — побагровевший Маэглин злобно посмотрел на меня. — Ты зря пожертвовала своим статусом.

Я печально усмехнулась. Он явно мало ценит свою жизнь. Какое-то время мы шли в тишине, потом я спросила:

— Кто такая Идриль? Я знаю, что такое имя носит дочь Тургона из рода Финголфина.

Он замер:

— Откуда ты знаешь про Идриль?

— Ты бормотал ее имя в бреду, — непонимающий взгляд юноши. — Мне приходилось тебя подлечивать тебя после пыток пару раз. Она твоя жена?

— Нет, — его голос был полон горечи. — Она всего лишь та, кого я люблю почти всю жизнь. Только ей это совсем не нужно. Она замужем за человеком, — с омерзением, как грязное ругательство, выплюнул он, я тоже скривилась, — и у них есть сын. Она моя сестра, — мне стоило большого усилия воли не отшатнуться уже от него с отвращением, но он вовремя добавил. — Двоюродная. Думаю, Идриль и не заметила, что меня нет. Ради нее одной я бы не выдал расположение Гондолина Врагу.

Он говорил и говорил о том, как любит Идриль, как скучает по ней. Я поняла также, что Маэглин ненавидит мужа своей любимой, которого просто обожают все остальные жители. Таким же было его отношение и к маленькому Эарендилу, сыну Туора и Идриль.

Утро уже заканчивалось, приближался полдень. По идее, орки должны были уже проснуться и побежать докладывать хозяину о пропаже пленника.

— Расскажи мне о тайном городе, — попросила я. — Я так давно в плену, что совершенно ничего не знаю о том, каким стал мир. Я убежала, но совсем не представляю, как мне жить дальше.

Сказала и подумала: а не выглядит ли моя история уж слишком нереалистичной? К счастью, Маэглину было не до раздумий о своей новой спутнице.

— Когда я попал туда, — юноша мечтательно улыбнулся, — мне показалось, что это самое прекрасное место во всем мире. Мириэль, ты даже не представляешь себе, насколько это красивый город, утопающий в зелени! А самый прекрасный цветок в Гондолине…

— Ты попал туда? — перебила очередное восхваление Идриль я. — Но ты же сам сказал, что туда невозможно попасть!

Маэглин снова густо покраснел. Кажется, слово «попал» нечаянно сорвалось с его языка. После небольшого замешательства, уже поверивший мне эльф рассказал все: несчастливый брак его родителей и детство во тьме, несчастная запуганная мать и отец-тиран, бегство из дома и приход в Гондолин, смерть родителей и первая встреча с Идриль. Слушая это, я проникалась сочувствием к этому почти что мальчику, чья жизнь была ничуть не легче моей и в разы несчастнее. Он говорил без умолку, и я поняла, что в этом виноваты не только подвалы Ангбанда, но и прекрасные сады Гондолина — одинокий Маэглин слишком давно не видел перед собой друга и теперь хотел увидеть его в той, кто, по его мнению, явилась спасением, а дух свободы пьянил его. Но выдуманная мной Мириэль была все же не я. Я же настоящая пыталась не поддаваться сочувствию.

— Как ты думаешь, за нами уже гонятся? — спросил юноша.

— Думаю, да — ответила я. — Даже если орки еще не проснулись, Гортхаур уже спускался в подвал. На самом деле, меня больше тревожит то, что никаких признаков погони нет. Может, то, что мы ушли так далеко, означает, что Мелькор хотел нас отпустить?

— И теперь он думает, что мы идем прямо в Гондолин? — прошептал Маэглин.

— Может и так, — кивнула я. — Давай выйдем куда-нибудь из этого проклятого леса и решим, что делать.

Мы ускорились. Некоторое время шли молча, пока Маэглин не спросил:

— Так что ужасного с тобой случилось? Мириэль, ты же Нолдиэ, ты бы не стала сотрудничать с врагом, если бы ничего не случилось!

— Хочешь жить — умей вертеться, Маэглин, — ответила я. — Когда-то давно, мы с друзьями решили посмотреть на крепость Моргота вблизи. Мы родились уже в Средиземье, были молоды и глупы, и решили, что все это сойдет нам с рук. Ночью мы подобрались к Тангородриму, нечаянно расшумелись и двоих из нас поймали. Остальные, кажется, успели убежать, во всяком случае я не знаю, что с ними стало. Моя подруга не выжила, ее запытали до смерти, когда сообразили, что ни к каким военным тайнам мы отношения не имеем. Я же не хотела так скоро отправляться в Чертоги Мандоса и предложила Гортхауру свои услуги. Я, знаешь ли, несмотря на возраст, неплохо колдовала. Не смотри на меня так, Маэглин! Ты не сломался пока и, может, не сломался бы вообще, но не все Нолдор сильные, что бы там ни говорили легенды. Здесь я провела много лет, но не было и дня, чтобы я не вспоминала прошлое и не мечтала бы вернуться домой, даже когда стало некуда возвращаться. Представляю, как хочется вернуться тебе! — к концу своей речи я чуть было не плакала, не зная сама, наигранные или искренние слезы подступают к горлу.

Маэглин кивнул.

— Я хотел бы взять тебя с собой, но боюсь, что король не примет тебя, с твоим прошлым.

— Понимаю, поэтому и не рассчитываю попасть в Гондолин, как бы мне этого ни хотелось. Буду скитаться по Средиземью, — ответила я.

Приближалось оговоренное с Гортхауром время. Солнце уже медленно опускалось вниз, а мы все шли и шли. Кто-то из Ангбанда мог быть совсем рядом, но так, что даже я его не услышала бы. Все дороги были достаточно далеко, всадникам было бы не проехать, а Темный Майа и его люди могли быть достаточно незаметным. Я все чаще озиралась по сторонам и нервно поглядывала на солнце, следя за временем.

— Нам надо больше пройти до темноты, — сказала я. — Ночь близко, и она может быть страшной. Незачем тебе знать, что творится во тьме, — и мы прибавили шаг.

Они появились внезапно — Гортхаур и несколько сильных рослых людей — настолько внезапно, что я даже не поняла, караулили ли они нас в кустах или спрыгнули с деревьев. Маэглин закричал и слепо ринулся вперед, не разбирая дороги, даже я вскрикнула от неожиданности.

— Давно не виделись, — ухмыляясь, сказал Гортхаур. Он грубо схватил меня за волосы и прижал лицом к дереву. Я недовольно зашипела — незачем было так грубо, я почувствовала, как вырвалось с корнем несколько волос.

— Взять его! — приказал Темный Майа, и люди бросились на Маэглина и грубо скрутили юношу. Я кричала на Темного Майа, осыпая его самыми грязными ругательствами. — Его в крепость, в самый нижний ярус, — приказал Гортхаур, — а девчонкой, — он нарочито медленно вынул кинжал и грязно ухмыльнулся, — я займусь прямо сейчас.

— Нет! — закричал юноша. — Отпустите ее! — человек ударил Маэглина по голове, и он без сил повалился на траву. Я вскрикнула.

Люди, накинув пленнику на голову мешок, грубо хохоча, потащили эльфа в замок. Мы настороженно смотрели друг на друга. И лишь когда отряд был достаточно далеко, Гортхаур расхохотался.

— Отлично сделано, дорогая! — небрежно сказал он. — Славная была комедия. Расскажешь мне все, что я пропустил?

— Не мучай его больше, — попросила я. — Он и так натерпелся. Его слабое место найдено, если кое-что ему посулить, город будет сдан.

— Как вам будет угодно, миледи, — шутливо поклонился Темный Майа. — Если мы с ним найдем общий язык, своего языка он не лишится.

Я поморщилась. Побывав один раз пленницей в темницах Ангбанда, я стала избегать их еще более рьяно, поэтому не знала в подробностях, что там делали с Маэглином ранее.

Гортхаур обратился в огромную летучую мышь, и мы полетели домой. В полете я все пыталась себе представить, к чему приведет сегодняшний день не только Маэглина, меня, Мелькора и весь Ангбанд, но и Гондолин. Возможно, в глубине души я еще желала, чтобы племянник короля Тургона не сдавался, чтобы отправил Мелькора в другую сторону, чтобы… Я понимала, что без этой информации нам не жить. А может, плевать на все, пусть Мелькор делает со мной все что хочет, отправляет к Мандосу, и покончим со всем этим? Я уйду, сумев сохранить хотя бы частицу достоинства. Но Гортхаур! Он Майа, его не убить, но можно развоплотить, и Мелькор будет глумиться над его духом веками, тысячелетиями? О Эру!

В конце концов, вряд ли много жителей пострадает. Мелькору нужно падение самого города и гибель его лидеров, а не простых горожан. Скорее всего, город не будут выжигать дотла, а просто посадят там наместника из балрогов. Хотя может, это место стоит посулить как раз Маэглину? Когда мы прилетели, я поделилась этой мыслью с Гортхауром, и он ответил, что сам думал о подобном подкупе. Потом я рассказала все, что узнала в тот день.

Через пару дней все было кончено. На карту Белерианда был нанесен жирный крест, закипело производство нового вооружения, а будущий наместник и муж своей двоюродной сестры был отпущен домой. Я давно пала во мрак, но никогда до этого не чувствовала себя хуже.

Совесть у меня давно была не чиста, но такой груз, как чувство вины из-за разрушения целого города, я не готова была принять, поэтому старалась как можно меньше думать о Гондолине. Старалась, но как это могло получиться, когда весь Ангбанд гудел, как растревоженный пчелиный улей? А потом, когда все ушли, я осталась наедине с собой, и плохие мысли возвращались ко мне днем, а кошмарные сны — ночью.

Маэглин продался. Велика в нем была тьма, если он согласился предать свой город ради того, чтобы впоследствии править им. Наверное, он хуже, чем я. Или нет никого хуже меня? А Идриль? Маэглину обещали, что она полюбит его и станет его женой. Я знала, что такое невозможно. В лучшем случае, это будет темная магическая страсть, как у Келегорма к Лютиэн. Да и то если Мелькор соизволит, что было маловероятно. Я, в отличие от Маэглина, теперь понимала, что править ему суждено остовами сгоревших дворцов с одержимой тенью, лишь издали похожей на его бессменную прекрасную возлюбленную. И это в лучшем случае. От этого становилось еще хуже — другого выхода не было, но я была виновата в падении целого города! Я перестала себя убеждать, что убьют лишь короля, когда увидела армию, вышедшую на Гондолин.

— Не бери в голову, — сказал Гортхаур про Маэглина. — Он бы все равно все рассказал.

Может, он и хотел меня утешить, но скорее ему нужно было увеличить свои заслуги перед Мелькором.

С горестным стоном я опустила голову на руки и снова разрыдалась. Армия ушла вчера. Такой скорби я не чувствовала с тех пор, как узнала о падении и разрушении Нарготронда, города своей беспечной юности, около пятнадцати лет назад. Только тогда я и узнала, что мой любимый брат Финрод, оказывается, был мертв, а я об этом и не догадывалась! Гортхаур сказал, что Фелагунд был жив, когда мы покинули Остров Оборотней, но тень подозрения на мгновение коснулась моего сердца. Но только на мгновение. Брат мог погибнуть и позже. А в разрушении Нарготронда, как мне сказали, во многом была виновата человеческая гордыня. Мерзкие люди! Сначала Берен, теперь этот Турин, чей отец так долго сидел у нас на башне. Как бы то ни было, моими слугами все также оставались люди, но все потому, что эльфов-рабов я боялась куда сильнее. Боялась их взглядов.

Темный Вала был счастлив, как никогда ранее. Он без конца любовался на карту, на которой был жирно отмечен Гондолин, лично следил за всеми приготовлениями и смягчился ко всем своим приближенным, что добавляло мало радости в мою печальную жизнь.

— Это будет грандиозное зрелище, девочка, — как-то сказал Мелькор и потрепал меня по щеке. Я кивнула и натянуто улыбнулась, не сомневаясь в том, какие зрелища он любит. — Ты славно потрудилась, Сильмариэн. Толку от тебя становится больше с каждым веком. Хорошо я тебя научил!

— Благодарю вас, — поклонилась я. А что, если он действительно прав?..

Гортхаур злился от того, что командовать осадой города Мелькор поручил балрогу Готмогу. Такая честь для старого соперника была для Темного Майа словно плевок в лицо, и в этом я его понимала. Это мы узнали у Маэглина всю информацию, а слава доставалась не Гортхауру, а Готмогу! Надо сказать, их противостояние во всем усилилось и почти дошло до абсурда. Как глупые мальчишки, балрог и Майа делили сферы влияния во всех сторонах жизни Ангбанда и пытались добиться большей благосклонности господина, который прекрасно все видел и не мешал им соревноваться. Я лишь пожимала плечами и слегка опасалась, что когда-нибудь они друг друга отправят во Мрак или к Намо.

Я не хотела, чтобы Гортхаур уходил на войну, хотя наши отношения и испортились после всей истории с Маэглином. Темный Майа не понимал, что для меня значил мой плохой поступок, и насколько я презирала себя. Если он и чувствовал подобное когда-то, то уже давно забыл, каково это. Он, также как и Мелькор, был поглощен подготовкой к войне, и я видела его не часто, все же он был очень занят. Мне снова приходилось описывать какие-то эпизоды из истории Ангбанда. Внешне с тех времен, когда я только появилась в здесь, ничего не изменилось, но мне казалось, что изменилось все и прежде всего я сама. Я становилась настоящей частью этого мрачного места.

И вот теперь все ушли. В огромном замке осталась лишь небольшая армия орков и людей, впрочем, достаточная для обороны в случае опасности, слуги, Мелькор и я.

Мелькор, бывало, вызывал меня к себе и говорил со мной. Я была в фаворе в то время, но все равно мне приходилось уговаривать себя не дрожать от страха в присутствии Темного Валы, слушать его речи и разумно отвечать на них. Когда-то давно это не составляло для меня труда, я даже могла немного поспорить с Мелькором, но он стал намного суровее после всей этой истории с пропавшим Сильмариллом, хотя больше и не сожалел о нем. Теперь я старалась вести себя как можно тише — помнила, что наказание в случае промаха будет ужасным.

— Скоро все это закончится, девочка, — однажды сказал мне Мелькор.

— Конечно, Владыка, — вежливо ответила я. — Скоро Гондолин падет.

— Не это, — Темный Вала раздраженно поморщился, и меня на мгновение пробрала дрожь. — Не только Гондолин. Вся война скоро закончится, я это чувствую. И не ври, что ты желаешь моей абсолютной победы. Точнее, желаешь, но только потому, что мы плывем на одном корабле. Так, Сильмариэн?

— Я желаю вашей безоговорочной победы, Владыка.

— Лгунья, — беззлобно констатировал Мелькор. — Но я доволен, что ты на моей стороне, все-таки я тебя слишком хорошо выучил, и теперь незачем тебя убивать. Живи и радуйся, Сильмариэн. Победа совсем близко. Это будет великая победа. Но я чувствую, что скоро случится что-то гораздо более грандиозное, — взгляд Мелькора стал пустым, и казалось, что он обращается скорее к самому себе, нежели ко мне.

— Что? — тихо спросила я.

Мелькор вздрогнул, словно очнувшись от дремоты, и посмотрел на меня.

— То, чему я должен буду противостоять, — он медленно поднялся с кресла, держась за больную ногу. Я поспешно опустила голову, чтобы сдержать свои чувства. Что-то в его тоне напугало меня, но не так, когда я боялась расправы.

Только выйдя из покоев Мелькора, я почувствовала сотрясающую меня крупную дрожь, трясущиеся колени, и одинокая слеза потекла по моей левой щеке. Из горла вырвался какой-то странный хрип.

Я поднялась на одну из башен и взглянула на плац, по которому пинало камень несколько орков из охраны. Слезы стояли у меня в глазах. Нечем было дышать, и я, не сумев справиться с множеством мелким пуговиц, рванула ворот. Маленькие жемчужины полетели вниз, и я проводила их взглядом. Как бы ни упасть за ними следом!

Слова Мелькора напугали меня потому, что я тоже что-то ощущала. За сотни лет я привыкла к существованию в Ангбанде, но в последнее время меня все чаще преследовало чувство, что жизнь, которую я знала эти долгие века, уже заканчивается. Конечно, это было необоснованно, ведь Мелькор торжествовал — Нарготронд пал, Дориат разграбили, Гондолин доживал последние дни. И сегодня в словах Темного Валы я почувствовала то, чего боялась сама. Может, он чувствовал, что война закончится не в его пользу, и воздаяние будет ужасным? Такое я точно не решилась бы спросить — не хотелось, чтобы от меня осталась лишь горстка пепла. А что тогда будет со мной? Меня будут ненавидеть не меньше падшего Валы. А Гортхаур? Я стерла слезу. Надо сделать все, чтобы Ангбанд выиграл эту войну!

А что, если война ни при чем, и только я скоро умру? Я вздрогнула и поспешила к себе. Необходимо было отвлечься. Только не к Намо, только не к отцу… Ниенна была права — жизнь моя не была простой, но терять я ее не хочу. Нет, я еще повоюю против всего, что встанет на пути!

Я быстро зашла в свою комнату, распустила волосы, сняла платье и, накинув ночную рубашку и пеньюар, села перед зеркалом. Вид у меня был так себе.

— Ниниэль! — позвала я служанку.

Девушку, конечно же, так не звали, но я называла ее Плачущей из-за огромных светло-голубых глаз, которые почти при любом освещении казались водянистыми. В сочетании с высоким лбом и почти белыми волосами, взгляд придавал ей вечно опечаленный вид. Да и история Турина меня, надо признаться, впечатлила.

— Зашей ворот, — показала я на платье, когда Ниниэль пришла.

— Да, госпожа.

Изображение в зеркале дрогнуло. Я приложила к лицу ладони. Щеки горели. Кажется, ты сходишь с ума.

— Но сначала принеси мне поесть, — я резко поднялась с места. Сколько дней я уже не ела? И не спала дня три или, может, четыре. Усталости не было, и кусок не лез в горло.

Ниниэль поклонилась и ушла, оставив меня нервно мерить комнату шагами. К счастью, еда прибыла быстро, и я принялась крошить куски хлеба, пока не учуяла странный запах. У меня, как и у большинства эльфов, всегда было чуткое обоняние, и мне показалось, что пахнет деревом, лесом. Окно было закрыто. Я поднесла кусок мяса ко рту и запах усилился. Он не был неприятным, но был очень странным. Что это? Какой-то новый способ готовки? Рот наполнился кислой слюной. Мясо, пахнущее деревом? Или?.. Я подскочила на стуле. Неужели меня решили отравить? Меня учили разбираться в ядах. Я отодвинула тарелку от себя и отчего-то засмеялась. Действительно, я была очень легкой мишенью, пока была одна и сходила с ума от страха!

— Соберись, — тихо произнесла я вслух. — Нужно мыслить ясно.

— Ниниэль! — позвала я, вернувшись за стол. — Эй, Ниниэль!

Служанка зашла в комнату.

— Присядь, — ласково улыбнувшись, сказала я.

— Я еще не закончила чинить ваше платье, миледи, — тихо пробормотала Ниниэль.

— Потом, — покачала я головой. — Раздели со мной трапезу.

— Я не смею, — служанка подняла на меня свои бесцветные глаза, но села.

— Ешь, — сказала я с улыбкой, но твердо, подтолкнув к ней поднос.

Служанка взяла кусок хлеба и разломила его.

— Ешь мясо, — добавила я, и я заметила, что в глазах Ниниэль промелькнул страх. Я не ошиблась, и это крайне разозлило меня. Это яд, если бы это была приправа, она бы ела! Это я ей приказала, значит она должна сделать все, как нужно мне! Как можно возражать кому-то, кто стоит так близко к вершине мире?

Девушка взяла кусок мяса и поднесла его ко рту. Очень медленно, рука ее дрожала. Не выдержав этого фарса, я мигом побежала к служанке и схватила ее за волосы. Я была настолько зла, что даже не стала применять магию, да и было бы к кому!

— Отравить меня решила, гадина! — закричала я и со всей силой ударила лицо Ниниэль об стол. На белой скатерти появились красные брызги крови, и я услышала крик. Я ударила еще раз и за волосы вытащила служанку из-за стола, в другой руке держа кусок мяса.

— Это не я! — вскричала Ниниэль, держась за разбитое лицо.

— А кто? Повар?

— Нет! Это…

Я резко оттолкнула девчонку, и она упала, ударившись об стол, и заревела. Я медленно подошла к ней.

— Кто? Немедленно говори! Спрашиваю по-хорошему в последний раз!

— Это… это… господин Готмог! Прошу вас, госпожа, я не хотела…

— Ах ты, продажная тварь! Балрогова подстилка! — я размахнулась и дала ей пощечину. Готмог! Конечно же! Даже если Гортхаур вернется назад с победой и превзойдет балрога, тот все равно нанесет ему удар. А сейчас Готмог в безопасности — Гортхаур ничего бы не узнал, а Мелькор слишком далеко…

Меня потянули за ночную рубашку, и я увидела молящий взгляд стоящей на коленях Ниниэль. В ее глазах было столько страха! В моей душе поднялась волна отвращения, и, наверное, я поняла, что испытывают Мелькор и Гортхаур наедине со своими жертвами в самых темных глубинах Ангбанда.

— Прошу вас, миледи, — прошептала Ниниэль, вцепившись в меня. — Меня заставили. Он сказал, что так надо, — и она осеклась, глотая слезы.

Ее нельзя было оставлять безнаказанной. В моей руке все еще был холодный отвратительный кусок ядовитого мяса. Она хотела меня убить.

— Ешь, — повинуясь какому-то темному наитию, сказала я.

— Пожалуйста!.. — застонала Ниниэль.

— Ешь! — закричала я и схватила служанку за лицо, надавив ей на щеки. Рот открылся, и я запихала в него полкуска и с силой дернула. Я держала ее за волосы, пока она не проглотила. Сначала она тряслась, а потом словно одеревенела и стала намного тяжелее.

Я отпустила ее волосы, и она со стуком упала на пол. Огромные голубые глаза Ниниэль без выражения смотрели в потолок. Она была мертва. Совсем мертва…

Я закричала, только сейчас осознав, что случилось. Красная пелена ярости спала с глаз, и я поняла, что я натворила. Я убила человека. Сползая по стене, я сдерживала крики и, не мигая, смотрела на мертвое тело в своей столовой.

Не знаю, сколько я так сидела, но нужно было брать себя в руки. Я принялась считать свои вдохи. Меня пытались отравить, и я убила человека. Нет, не так. Балрог Готмог пытался меня отравить, подкупив мою служанку, и я отравила ее в припадке ярости. Так лучше. Надо идти к Мелькору. Конечно, к Мелькору просто так не придешь в гости, истерично расхохоталась я, нужно ждать, пока он сам позовет. Но при нынешней ситуации… Даже если Вала накажет и меня, за то, что я нарушила его покой, надо сказать сразу. Кажется, я начала соображать.

Быстро смыв с рук кровь и надев первое попавшееся платье вместо ночной одежды, я вышла из своих покоев и увидела четырех людей, толкавшихся под дверью. Видимо, их привлекли крики. Увидев меня, они тут же замолчали.

— Пошли вон отсюда! — рявкнула я, нечаянно толкнув одного, и они мигом исчезли.

Подойдя к двери Мелькора, я нерешительно постучалась.

— Входи, девочка, — я толкнула дверь, и удивилась тому, что она была незакрыта, как обычно. Меня как будто ждали.

Мелькор смотрел в окно, но когда я зашла, он перевел взгляд на меня.

— Зачем же ты пришла, Сильмариэн?

Я закрыла глаза и выпалила на одном дыхании:

— Балрог Готмог пытался меня отравить, подкупив мою служанку, и я отравила ее в припадке ярости. Меня пытались убить, — я замерла, не открывая глаз, ожидая ответа Темного Валы.

Я услышала смешок, скрип кресла, холодные пальцы коснулись моего подбородка и исчезли.

— Это не Готмог, Сильмариэн. Это я.

Мои глаза резко распахнулись.

— Что? — я ожидала чего угодно, только не такого ответа. — Зачем? Вы пытались меня убить?

Мелькор рассмеялся.

— Вовсе нет. Просто пора было тебя взбодрить. Ты слишком уж бесполезна и грустна после Маэглина. Ходишь целыми днями и дуешься. А тут такой задор, такой боевой феаноровский дух! Я решил тебя проверить, чтобы узнать, не растеряла ли ты всего этого, и я в тебе не ошибся. Я впечатлен тем, что ты наконец это сделала, Сильмариэн!

— Значит, я убила Ниниэль, потому что… — мне хотелось схватиться за голову и закричать. Мир закружился перед глазами. Как бы ни упасть при Мелькоре в обморок.

— Служанку? Она выполняла мой приказ. Когда вернешься к себе, ее уже не будет. Не горюй, тебе пришлют новую. Поздравляю с первой жертвой!

— Значит, — каждое слово давалось мне с трудом, — это была всего лишь проверка?

— Именно, — ответил Мелькор. — Мне было скучно, как и тебе. Это все. Я доволен, что ты ее не просто отшлепала. Иди к себе и отдохни, девочка. И не беспокойся, ты бы не отравилась, даже если бы ничего не заметила. Если только совсем чуть-чуть.

Я отвернулась, стараясь не разрыдаться и не давать лишнего повода для насмешек.

— Яд называется эльфийский удар, — остановил меня уже на пороге голос Мелькора. — Забавно, не правда ли?

Вернувшись к себе в идеально убранные покои, я смотрела в огонь и не знала, что думать. Проклятый Моргот? Или проклятая я?

Все ушли, но у меня все же оставался один друг, если его так можно было назвать. По крайней мере, с этим существом я всегда могла поговорить. Дракон — создание очень умное, и всегда может дать совет.

— Здравствуй, — сказала я, заходя к нему в ангар.

Дракон лениво открыл большие желтые глаза. Он был самым молодым среди своих сородичей в Ангбанде, совсем еще небольшим, и лет ему было всего около тридцати, поэтому на войну этого юного дракона не отправили.

— Приветствую тебя, эльфийская дева. Расскажешь что-нибудь на этот раз?

Я рассказала о том, как Мелькор разыграл меня.

— Не связывайся, — лениво сказал дракон и отвернулся от меня. — Разозлишь сейчас господина, и тебе конец.

— Смауг, я и не собираюсь ничего делать! — воскликнула я. — По крайней мере, пока Гортхаур не вернется из Гондолина, — тихо добавила я.

— Вернется он, и что? — зевнул Смауг. — Он вернется, и тут ты сделаешь глупость, и господин тебя убьет за измену. Знаешь, что придется сделать Гортхауру? Сказать спасибо Мелькору, что избавил от предательницы, и руку ему поцеловать!

Я молчала, понимая, что дракон прав.

— Ты принесла мне что-нибудь сегодня? — спросил Смауг. — Что-нибудь золотое? Какую-нибудь прелесть?

— Ты наглец! — возмутилась я. — Кто тебе отдал три кольца в прошлом месяце?

— А кто тебя развлекает, пока все на войне? — передразнил дракон. — Не твои же глупые музыканты? Я могу с тобой вообще больше не разговаривать. Разве тебе не нужны мои советы, Сильмариэн?

— Тебе будет также скучно, как и мне, — коварно улыбнулась я. — Тебе тоже не с кем будет поговорить.

Смауг вздохнул. Мы были квиты. Действительно, в крепости осталось только два молодых дракона, но Скату, ледяного дракона, Смауг считал ниже себя, потому что тот не умел дышать огнем.

— Ладно, — скучающим тоном произнес он. — Тогда в следующий раз приноси! А твоих глупых терзаний я не понимаю. Пока я убиваю лишь потому что мне надо есть, но если бы кто-то попробовал убить меня, — из пасти дракона повалил дым, — я бы ему показал, на что способен Смауг Огненный!

Я подавилась смешком. Смауг Огненный! Уже и титул себе придумал, хотя размером еще с лошадь!

— Так что, Сильмариэн, — добавил дракон, — оставь все так, как есть. И я думаю, Мелькор правильно сделал.

— Спасибо тебе! — я возмущенно взглянула на дракона.

— Мне больше нравится, какой ты была после смерти того братца, которого ты ненавидела! Было намного забавнее! Город тогда разрушили, но ты все равно была радостная, — ехидно сказал Смауг.

События в Нарготронде действительно сильно опечалили меня, но Дориат! Я обомлела, узнав о смерти Элу Тингола, но когда я услышала, что Келегорм был убит сыном Лютиэн… Радости моей не было предела! Гортхаур даже спрашивал, посылать ли дочери погибшего Диора от меня дары и цветы в знак благодарности.

— Что же он тебе такого сделал? — полюбопытствовал Смауг. — Мучил твою собаку? Рвал твои платья?

— Даже когда мы выросли, без конца жаловался родителям. А так все верно. И платья мои рвал, и рисунки, и мучил мою собаку, ах нет, это я мучила его собаку! Точнее, Гортхаур! В общем, он был тем еще гадом, — отвлекшись, я не видела, как дракон все ближе подбирается ко мне, и разгадала его план только когда Смауг взвился, схватил меня за медальон и дернул. Цепочка порвалась, и дракон мигом отлетел в дальний угол ангара, где были его сокровища, многие из которых ранее были моими. Сейчас он украл медальон с единственным портретом Гортхаура, который у меня был.

— Эй ты, ящерица, а ну отдай! — возмутилась я и протянула руку.

— Нет! — дракон выпустил из носа клубы пара, показывая, что за ящерицу можно и ответить.

— Отдай! Мне важен этот медальон! Хочешь, я принесу тебе что-нибудь другое?

Смауг заворчал, сжимая в зубах свою добычу. Я топнула ногой в бессильной ярости. Драться с драконом, даже с маленьким, я бы явно не смогла. Помня способности Глаурунга, я не собиралась применять магию против Смауга.

— Золото, самоцветы! Все, что хочешь! Хочешь красивое ожерелье из изумрудов?

— Хочу Сильмарилл из короны Повелителя Тьмы, дорогой Берен! — дракон громогласно захохотал, и мне пришлось зажать уши.

— Хочешь браслет, что сейчас на мне?

— Нет!

— Пожалуйста!

В конце концов, Смауг разорил меня на три броши, два золотых кубка и, в отместку за ящерицу, на браслет. Я вышла из ангара и пошла в свои покои за выплатой, ругая себя за то, что забыла снять свое любимое украшение к дракону, и на то, что Смауг смог заговорить мне зубы. Мудрое существо, но все равно проклятая ящерица!

Я вспомнила, как потеряла кулон, который мама подарила мне перед Исходом. Это был словно маленький Сильмарилл, он показывал мое телесное и душевное состояние и, когда все было хорошо, светился мягким серебристым светом. Потрясающая вещь, которая была со мной множество долгих лет! Он остался в разрушенном Тол-ин-Гаурхоте, и я в последний раз видела его в тот же день, что и Финрода, Берена и Лютиэн. Я вздохнула. Это было давно. Медальон из моей прежней жизни ушел в тот же день, что и мои старые друзья. Это было символично.

Что бы я ни говорила Смаугу, моя совесть почти не тревожила меня из-за убийства Ниниэль. И вот это как раз меня и беспокоило. Намного больше моих мыслей было отдано Мелькору. Я мечтала, как я отомщу за его страшный розыгрыш. Идей не было, да что я могла бы сделать бессмертному Вале? Поэтому мечта оставалась не только неисполнимой, но и неясной. Украсть бы у него Сильмарилл и убежать отсюда, как Берен! Я резко остановилась. Находясь здесь, даже думать о таком нельзя!

Вернувшись к дракону, я протянула ему ларец с кубками и бархотки с украшениями.

— Мало, — сказал Смауг и отвернулся.

— С чего бы? — возмутилась я. — Мы с тобой так договаривались!

— Нет, не договаривались! Свидетелей нет, и мы ничего не записывали!

Я даже обомлела от наглости дракона, но сдаваться не собиралась!

— Ты страшнейшее из моих бедствий, знаешь ты это, Смауг Огненный? — рассержено воскликнула я, и удивилась, когда услышала:

— Знаю. Продолжай! — дракон повернул ко мне голову, и в его желтых глазах вспыхнул интерес. Меня это удивило.

— Величайшее горе в моей жизни! — воскликнула я. Неужели сладкая лесть для него такова? — Когда ты вырастешь, твои крылья накроют все Средиземье!

— Мои крылья и сейчас несут тьму! — выдохнул дым дракон. Надо сказать, что он едва умел еще летать. Мудрости по вопросам, не касающихся его самого, Смаугу было не занимать, но себя он мог превозносить до бесконечности. Я говорила откровенную чушь, и дракон ей верил. Наверняка, он думал, что сильнее и Мелькора с Гортхауром, и всех Валар вместе взятых! Мне даже стало смешно.

— Конечно! Твое дыхание — испепеляющее пламя! Ты пожрешь и испепелишь множество воинов, выступающих против Ангбанда и против тебя, Ужаснейший! — у меня уже кончались восхваляющие слова, и я гадала, сколько я буду еще позориться. — Твоим жилищем будет потрясающий город из золота, и все на Арде будут бояться тебя и завидовать твоим несметным богатствам! Ты победишь королей всех народов и отвоюешь себе столько золота и самоцветов, что их не смогла бы унести целая армия гномов! Но у них не хватит сил и доблести даже попытаться сразиться с тобой за эти сокровища!

— Держи! — сказал вдруг Смауг. Он неловко подлетел ко мне и положил в руку медальон, потом зубами поднял с пола все, что я принесла с собой, и неловко, с трудом, потащил в свою сокровищницу.

— Спасибо тебе! — обрадовано воскликнула я.

— Давно мне ни с кем не было так приятно беседовать, Сильмариэн! Даже господин не хвалил меня с таким восторгом! Я этого не забуду, эльфийская дева.

Учтиво попрощавшись со Смаугом, я пошла к выходу, недоумевая, как такое мудрое создание могло поверить в чепуху, которую я говорила, чтобы получить назад свой медальон. Воистину говорят, у каждого свои слабости!

Распахнув дверь ангара, я чуть не задела двух орков, которые, взглянув на меня, как-то странно заухмылялись и принялись пихать друг друга локтями. Было видно, что они с удовольствием подслушивали все происходящее.

— Что-то смешное? — нахмурившись, спросила я у них.

— Нет, госпожа, — оба моментально попытались сделать как можно более серьезные лица, но было ясно, что они оценили мое представление. Как ни странно, мне тоже стало смешно, но я этого не собиралась показывать.

— Правильно, — сказала я. — А то отправлю вас во Тьму, — их лица действительно стали серьезными, и улыбка появилась уже на моем лице. По крайней мере, последние события показали всем в Ангбанде, что меня тоже можно бояться, и, признаюсь, мне это даже нравилось.

Я вздохнула и улыбнулась, ощущая, как летний свежий ветерок обдувает лицо. Впервые за последнее время было так тепло!

Я скучала и старалась развлечь себя тем, что создавала в воздухе небольшие огненные шары и тушила их струями воды, стараясь не задеть при этом свои вещи.

— Госпожа! — отвлек меня от этого важного занятия голос. Я отвлеклась, и поток воды вылился мне на юбку.

— Что? — раздраженно спросила я у новой служанки. Девушка боялась меня до дрожи.

— Вас требует к себе Владыка Мелькор.

Я неохотно встала с кровати и высушила юбку. Интересно, зачем он зовет меня на этот раз? По дороге к Мелькору я увидела, что люди и орки чем-то очень возбуждены, в коридорах было более шумно, чем обычно, а факелов горело намного больше.

Неожиданный вызов и шум по всему замку меня раздражали. В коридоре я заметила кое-что, чего, как мне говорил Гортхаур, очень не любил и даже боялся Темный Вала. Я ухмыльнулась и опустила это себе в карман.

Мелькор ждал меня не один. За небольшим столом сидело несколько человек и балрог, которые остались возглавить оборону крепости в случае нежданной опасности.

— Чудесная новость, дорогая! — радостно воскликнул Темный Вала и подал мне кубок с вином. Я приняла его без опаски — повторяться Мелькор бы не стал. — Гондолин пал! Не бойся, не отравлено, — небрежно заметил он, но я уже забыла про вино.

— Это… это чудесная новость! — чуть громче и тоньше, чем надо, сказала я. — Это необходимо отметить!

— Я с тобой согласен. За падение Гондолина! — поднял кубок Мелькор.

— За победу! — сказал один из людей.

— За Ангбанд! — пискнула я и залпом выпила полкубка и еле сдержала кашель. — И за его единственного хозяина! За нашего Повелителя! — сколько грубой лести для одного дня!

Темный Вала польщено усмехнулся, впрочем, его, в отличие от Смауга, таким было не обмануть.

— Спасибо, девочка! — тихо ответил он. — Но нужно не забывать и заслуги остальных в этой победе. Мои славные войска возвращаются назад, но кое-кто из присутствующих тоже внес весомый вклад в завоевание Гондолина. За леди Сильмариэн, которая вызнала все секреты ныне покойного дурака Маэглина! Ты славно постаралась, дорогая! — он взял меня за руку и галантно поцеловал ее.

— За леди Сильмариэн! — подняли бокалы гости.

— Спасибо! — выдавила я из себя улыбку и допила вино. Мне хотелось сквозь землю провалиться, и Мелькор это понимал. Он аккуратно отпустил мою руку и усмехнулся, глядя мне в глаза. Я нервно улыбнулась в ответ и снова попыталась отпить из кубка, забыв, что тот опустел.

— Налейте даме еще! — приказал Темный Вала. — Сегодня праздник!

В жизни мне так сильно ни хотелось уйти с праздника! У Мелькора было тихо, но далеко не спокойно, но в остальных частях замка было явно хуже. Несмотря на толстые стены, какие-то вопли раздавались со всех сторон. Темная крепость веселилась больше, чем в Новый год.

— Когда вернется армия? — тихо спросила я у Мелькора.

— Скоро, — ответил он и очень скорбным тоном добавил. — Но, Сильмариэн, у меня есть для тебя плохая новость. Один твой друг пал на поле битвы.

— И кто же? — я испугалась, если только на мгновение. Наверняка, очередная шуточка Мелькора. Я посмотрела Вале в глаза и слегка улыбнулась.

— Это… Готмог, — он слегка замялся, явно не ожидая такой реакции.

— Что ж, очень жаль, — ответила я. — Можно вас спросить?

Его Темнейшество дернул плечом, и я расценила это как положительный ответ.

— Вы надо мной будете еще издеваться?

Мелькор запрокинул голову и захохотал.

— Пока ты не перестанешь вестись на это. Сейчас ты была молодцом, что не поверила. Так что я могу оставить тебя в покое!

— Благодарю вас! — я присела в поклоне, скрывая усмешку.

— Поверила? — через секунду спросил Мелькор.

— Нет! — рассмеялась я.

— Умница!

Наши бокалы соприкоснулись, и я улыбнулась, глядя в глаза Темного Валы. В этот момент мы явно понимали друг друга.

Уходя, я вынула из кармана небольшого паучка, пойманного мной в коридоре, немного увеличила его и посадила на стол у тарелки Мелькора.

— Я так счастлива, что ты вернулся, — я нежно погладила Гортхаура по щеке, стирая последние капли легкого теплого дождя. — И вернулся невредимым.

Победа была абсолютной, Гондолин был разрушен, но потери были весьма велики: кроме Готмога, возглавлявшего войска, и множества обычных солдат, погибли еще несколько балрогов, людских военачальников и один из взрослых драконов. Впрочем, это никому не мешало с размахом праздновать победу, и настроение жителей Ангбанда ничем не омрачалось.

Мы медленно шли по двору. Мне даже не хотелось ни о чем говорить, я просто соскучилась и хотела провести время с возлюбленным. Мы направлялись к драконам — Гортхауру нужно было навестить Смауга и Скату и проверить, как разместили вернувшихся с войны любимцев Мелькора.

Рядом с ангаром Скаты я услышала детские вопли и звуки ударов. Перед моими глазами предстала весьма мерзкая картина — полный человек преклонного возраста с искаженным от злобы лицом бил по спине железной палкой тощего грязного мальчишку, который отчаянно кричал и упирался.

— Что тут происходит? — рассерженно спросила я. Человек медленно поднялся, и в его глазах появился страх, когда он увидел Гортхаура. Мальчик, увидев нас, разревелся больше прежнего.

— Милорд, миледи, этот мальчишка, мой слуга, обокрал меня и пытался скрыться в лесу, — запинаясь, проговорил он.

— Вот как? И что же он украл? — спросил Гортхаур.

— Изумрудную брошь моей жены, — человек открыл ладонь и показал мне украшение.

— И зачем тебе это украшение, мальчик? — спросила я. — Не слишком ли ты юн, чтобы делать подарки девушкам?

— Нет нужды спрашивать. Он пытался сбежать из Ангбанда, — резко и зло сказал Гортхаур. — К эльфам. Я ясно читаю это.

И слуга, и хозяин замерли. Дело принимало совсем нехороший оборот.

— Ах ты, поганец, — прошипел обокраденный хозяин. — Задам я тебе!

— Не задашь, — спокойно ответил Гортхаур.

— Господин? — человек, казалось, был напуган.

— Я его забираю. Предательство и попытка побега караются смертью, не говоря уже о том, что воровство само по себе довольно серьезное преступление. Ты можешь идти, а его я забираю.

— Благодарю вас, господин Гортхаур! — человек, несмотря на внушительные габариты, испарился так быстро, что я на секунду подумала, не пользуется ли он магией. Мальчишка, поняв, кто перед ним и что его ожидает, замолчал и лишь с ужасом смотрел на нас.

— Эй, охрана! — крикнул Гортхаур, и из-за деревьев вышло несколько орков. — Отведите этого мальчишку к Скате. Дайте дракону подышать! — раздался звук удара о землю. Малолетний преступник упал без сознания.

— Будет сделано, господин! — загоготали орки и взвалили на себя бесчувственную ношу.

— Ската его заморозит насмерть? — спросила я.

— Да, — ответил он. — Я не рад, что ты это увидела это разбирательство.

— Не стоит. Мне не жаль его. И я видела и хуже, пока тебя не было, — и я рассказала ему, как убила Ниниэль.

— И самое странное, что я совсем не думаю о том, что сделала, и большую досаду во мне вызывает то, что Мелькору удался столь злобный розыгрыш. Впрочем, Смауг, как и Мелькор, считает, что мне это только пошло на пользу. Что ты думаешь? — закончила я свое повествование. На мгновение мне показалось, что Гортхаур как то странно усмехнулся, но потом я поняла, что это всего лишь игра затухающего вечернего света.

— Прожив столько лет в Ангбанде, даже Манвэ не остался бы полностью безгрешным, — Темный Майа легко поцеловал меня. — И это случилось бы рано или поздно. Сейчас жестокие времена, ты знаешь. Ты поступила правильно, защищая себя любыми возможными способами. Никто на твоем месте бы не медлил и тем более не переживал бы из-за такой ерунды, тем более опасность оказалась мнимой.

Я вздохнула и отвернулась. Действительно, неужели я ждала сочувствия от Гортхаура Жестокого? Да и произошедшее действительно пошло мне на пользу. В тот день я поняла, что не дрогну, если мне или Гортхауру будет что-то по-настоящему угрожать.

Из ангара Скаты раздался нечеловеческий вопль преступника, и губы Темного Майа искривила довольная усмешка. Решив сейчас не мешать ледяному дракону, мы зашли к Смаугу.

— Гортхаур и Сильмариэн! — дракон явно нам обрадовался.

— Иди сюда, Огненный Смауг, — позвал Гортхаур, и Смауг радостно подлетел к Майа и положил голову ему на плечо, даже не требуя золотых украшений. Гортхаур обвил рукой шею дракона.

Это было прекрасное зрелище. Черные волосы Майа разметались по бронзовой чешуе юного дракона, и я, смотря и восхищаясь, попросила:

— Дайте мне запомнить этот момент!

Потом подошла к ним, встала рядом и тоже обняла Смауга, ощущая его тепло. В тот момент мы все были счастливы.

— Шах и мат! — усмехнулся Гортхаур, и забрал моего короля с доски.

— Но как! Я даже не заметила! — расстроилась я. — Может, заново с позапрошлого хода? — Гортхаур поднял руку, и я потянулась, стараясь выхватить черного короля. — Отдай мне Мелькора!

— Ты считаешь, что это Мелькор? — удивился Гортхаур.

— Да, — почему-то смутилась я. — Он ведь тоже… король.

— И тоже сидит на одном месте, не участвует сам в битвах и ждет, пока его загородят, — вздохнул Майа, и я улыбнулась. Можно было расслабиться — вряд ли за нами кто-то следил в моих покоях.

— Тогда ты, получается, королева! — засмеялась я. — Ходишь по всей доске, можешь съесть любую фигуру и прикрываешь короля.

— Только если называть меня ферзем. Королева по отношению ко мне звучит глупо, — поморщился Гортхаур. — А себе ты отводишь какую роль?

— Пешка перед ферзем, — вздохнула я и откинулась на спинку кресла. — Меня легко съесть и сильно ударить я не смогу, даже если захочу.

— Учитывая всю твою магию, ты, скорее, ладья или конь, но никак не пешка.

— Не хочу быть лошадью! — расхохоталась я.

— Ладно, тогда драконы будут конями, — мое шутливое настроение передалось и Гортхауру. — Но ты точно не пешка. Ты слишком многое умеешь. И ты мне слишком дорога.

Я польщено улыбнулась ему, с радостью принимая эти приятные слова.

— А как тебе такая расстановка? — Гортхаур подошел ко мне сзади, присел рядом с креслом и показал две шахматные фигуры. — Ты, — поставил на стол черную королеву, — и я, — рядом встал король.

Я поняла, что разговор становится серьезным, и отшутиться, что я не хочу бегать по всему Средиземью и защищать своего короля до конца времен, не получится.

— Здесь не хватает того, кто сейчас на самом деле король, — тихо ответила я, встав с кресла и мягко отведя его руки. — Ты сам знаешь, что деваться некуда.

— Еще можно уйти отсюда! Пока мы не нарвались на расправу худшую, чем в тот раз. После Тол-ин-Гаурхота. Ты знаешь, о чем я, — Гортхаур говорил настолько тихо, что я едва могла его расслышать.

— И мы наживем самого сильного в этом мире врага. Кроме того, наши нынешние враги тоже сильны, — я указала на белые фигуры.

— Кто? Маэдрос и Маглор? Многие эльфийские короли мертвы. Почти никого не осталось, — Темный Майа был явно разочарован моим ответом.

— Я подумала о других. Послушай, — я притянула Гортхаура к себе и заговорила ему в самое ухо. — Мелькор кое-чем поделился со мной, пока тебя не было, и я много об этом думала. Он сказал, что чувствует, что война скоро окончится. Не битва за Гондолин, а вообще вся война. И я тоже это чувствую. Дара предвидения у меня так и нет, но предчувствия терзают. Но эльфам и людям не под силу выиграть, а если они проиграют, закончится только битва в Средиземье, а ведь остаются еще и, — я выразительно посмотрела на раскиданные белые фигуры, — более сильные игроки.

— Нет! — Гортхаур стал даже бледнее, чем обычно. — Этого не может быть!

— Может! Только у нас один Вала, пусть и самый сильный, а там их много! Так что Манвэ, — я подняла белого короля, — и Варда, — и поставила рядом белую королеву.

— Это абсурд, такого не может быть! — повторял Гортхаур, и я давно не видела его столь сильно встревоженным… столь напуганным. — Они же не бывают в Средиземье!

— А вдруг! — зашипела я. — Ты представляешь, что будет, если начнется такая война? Ангбанд — защищенная твердыня, ее можно осаждать годами, а если мы уйдем, то не только окажемся без защиты, но и навлечем гнев Мелькора, и нам не пережить войны.

— Наоборот! — прошептал Гортхаур. — Можно будет спрятаться и переждать это все подальше от Ангбанда, где-нибудь на востоке за Андуином.

— А если все это будет длиться годами? Веками? И в конце концов от Средиземья ничего не останется?

На лице Гортхаура я видела все переполняющие его мысли и эмоции, но потом он медленно произнес:

— Мы ничего еще не знаем наверняка. Возможно, не будет никакой войны с Валинором. Да и пока я не так силен, как хотелось бы. Я пойду к себе. Доброй ночи, Сильмариэн.

— Подожди, — я вскочила с кресла и схватила Гортхаура за рукав. — Я ни в коем случае тебя не поучаю! Я же хочу нам помочь, — зашептала я. — Но если ты захочешь уйти, я пойду с тобой, и все равно, будет война или нет!

Я почувствовала, что он слегка расслабился.

— Я знаю. Ты же не подумала, что я хочу уйти сейчас? Нет, Сильмариэн, после такой победы это неразумно, да и я потерял много сил на этой войне. Я не глупец. Надо выждать время, — он погладил меня по щеке, и я выдохнула с облегчением. — Скорее всего, много времени. Мелькор слишком много издевался над нами обоими.

С последним я была согласна. Мелькор больше не шутил надо мной после того вечера. По всей видимости, он не догадался, кто подложил ему паучка, но я все же была настороже, на всякий случай, ожидая нового подвоха. Реакция Темного Валы на маленькую Унголианту, надо сказать, была не такой бурной, как я ожидала, и как, по рассказу Гортхаура, бывало ранее. Стоя в соседнем коридоре, я услышала всего лишь громкий крик Мелькора, потом что-то с грохотом упало и разбилось, а из покоев господина выбежал один лишь балрог, тех людей я больше не видела. Это было еще неплохо. С годами Мелькор более или менее научился держать себя в руках при виде пауков и реже вспоминал Унголианту.

— Нужно стараться не навлекать его гнев, пока мы здесь, — шепнула я, мысленно уже ругая себя за дурацкую детскую затею с пауком, и поцеловала Темного Майа. Через минуту я уже не думала о неприятностях.

Гортхаур ушел от меня лишь после рассвета, и тогда мрачные мысли вернулись ко мне вместе с солнечным светом. Лежа в постели, я думала о том, что, несмотря на все, что мы обсуждали вечером, не хочу бежать. Пусть сейчас есть страх перед Мелькором — внешний мир пугал меня куда больше. За прошедшие века Ангбанд стал мне настоящим домом, а за его пределами было полно врагов. Как хорошо, что Гортхаур никуда не собирается бежать прямо сейчас, и можно спокойно спать, а войну не предвещает ничего, кроме тех мрачных предсказаний Мелькора! Но он мог и ошибиться. Такое уже случалось. Новый страх накрыл меня внезапно. А вдруг он проклянет предателей и беглецов? Как Хурина и его детей? Я накрыла голову подушкой и застонала. Сон полностью прошел.

Впрочем, мы с Гортхауром больше не говорили ни о войне, ни о побеге. Все шло как обычно, крупных битв до уничтожения гаваней в Средиземье больше не было, и предчувствие большой беды оставило меня. Ангбанд упивался последними крупными победами. Мелькор, как нам казалось, расслабился, пиры становились все чаще и роскошнее, но военная дисциплина внутри крепости все же не слабела.

Прошло время, и однажды ночью я выглянула в окно полюбоваться лунным светом и увидела нечто, что потрясло меня до глубины души. На небе взошла новая звезда, но не такая, как все остальные. Она была много больше, и свет ее был столь ярок и чист, что напомнил мне… свет Сильмариллов? Тот свет, что ни с чем нельзя перепутать, если увидел его раз.

— Как такое может быть? — воскликнула я, прибежав к Гортхауру. — Это же безумие!

— Но это действительно похоже на настоящий Сильмарилл, — задумчиво ответил мне Темный Майа. — Мелькор будет в ярости, готовься к этому. А еще это значит, что кто-то из Валинора побывал в Средиземье.

— Или кто-то из Средиземья сумел попасть в Валинор, — закончила я, и мы испуганно переглянулись.

Все вышло хуже, чем мы предполагали. Началась война, самая ужасная и жестокая, самая долгая из всех, что были в Средиземье. Несчастная Арда раньше не видела такой войны, и я надеялась, что больше не увидит. Войска Ваниар и Нолдор под предводительством Оромэ, верного Майа Манвэ наступали и громили орков и балрогов Мелькора. Битвы были кровопролитными, боевые действия почти не прекращались, но все равно прошли года, пока войско Валинора не подошло к границам Ангбанда. Я совсем не понимала, почему началась война — все и так почти было завоевано Мелькором, новых боевых действий не планировалось, и можно было просто продолжать жить, как прежде. И почему этому человеку Эарендилу не сиделось на месте? И главное — почему Валар вообше согласились выслушать человека, да еще и в самом сердце своей обители?

За все это время мы с Гортхауром так и не задумались серьезней о побеге. Темный Майа сначала смеялся над Оромэ и его войском и говорил, что ничего у них не выйдет, и Мелькор слишком силен. Это была еще одна причина, почему мы были тихи и послушны — не было до Войны Гнева более сильного властителя в Средиземье, чем Мелькор, и его не стоило гневить. Однако война шла, силы Ангбанда становились слабее, надежды стали гаснуть, и Гортхаур заволновался.

Он вернулся с одной крупной вылазки потерявший силы и раненный, не очень серьезно, но достаточно болезненно. Крепости уже осаждали, и единственным козырем в нашей обороне оставались драконы — потрясающий, но очень злобный Анкалагон Черный, почти взрослые красавцы огненный Смауг и ледяной Ската и еще несколько. О, как же я любила драконов, не меньше, чем их создатель!

После того, как Гортхаура подлечили, и мы остались одни, он сказал:

— Надо сделать это в ближайшее время.

Я давно ожидала этих слов, но опасалась их. Моя надежда была еще жива. И Мелькора я боялась и уважала. Но все и так было решено — если мой Темный Майа уйдет из Ангбанда, я отправлюсь с ним. И я только кивнула.

Гортхаур потерял очень много сил в последних битвах с эльфами, и ему нужно было восстановить силы перед побегом, но не настолько, чтобы Мелькор успел его отправить еще куда-нибудь. Было бы лучше, если бы мы сбежали раньше, сказал мне Гортхаур, но он не думал, что потеряет столько сил. И в его душе тоже была жива еще надежда.

Темный Майа залечивал раны и отдыхал не меньше месяца. За это время я тайком повторяла боевые навыки, полученные от Мелькора, знания об Арде, данные мне Йаванной и Мелиан. Обходила места, которые мне были дороги — шикарные покои, в которых происходили важные и торжественные события, небольшую башню, куда я шла подумать и поплакать, ангары драконов и лес, в котором все началось. Много времени проводила со Смаугом. И не верила, что мне предстоит покинуть место, в котором прошло столько лет. Я поняла, что мне будет в какой-то мере не хватать даже злобных шуточек Мелькора. Не знаю почему, но это было даже больнее, чем уходить из Валинора. Больнее, чем знать, что больше никогда не увижу Нарготронд и Дориат, даже если бы они еще и существовали. Что-то слишком важное подходило к концу.

Мелькор почти не посылал за нами. Темный Вала все глубже погружался в свои черные думы. Я предполагала, что он пал духом, но такое произносить вслух не полагалось. В конце концов, война еще могла быть выиграна.

— Когда мы уйдем, нам нужно будет желать победы Валар, — сказал мне Гортхаур в последний день нашей жизни в Ангбанде. — Если Мелькор победит, он найдет нас и на этом все. — он посмотрел на мое печальное лицо и добавил с удивлением. — Послушай, на какой ты все же стороне? Твои эльфы, Валар побеждают, а ты печалишься из-за проигрыша Ангбанда?

— Эльфы уже давно не моя семья, — резко заметила я. — Принцессу из дома Феанора Нолдор давно уже заклеймили позором после рассказов Лютиэн. И мне жаль покидать Ангбанда, я давно привыкла к этому месту и полюбила его и некоторых его обитателей. И я печалюсь из-за проигрыша Мелькора, потому что наша устоявшаяся жизнь летит ко всем балрогам и троллям, и уже ничего не сделаешь! — я говорила куда резче, чем хотела.

— Будешь скучать? — напряженно спросил Гортхаур.

— Конечно, — я встала и подошла к окну. Шел дождь, вот новый повод для печали. Было зябко. Мы оба были подавлены, хотя и не хотели этого показывать.

— Сегодня вечером будем ужинать у Мелькора, — помолчав сказал Темный Майа. — Он нас позвал, не знаю зачем. Скорее всего, у него есть поручения для меня.

— Нет, — я закрыла лицо руками. — Я этого не вынесу. Вдруг он догадался?

Мы оба молчали, не желая и думать о таком. Если Мелькор догадался… удачей будет не дожить до завтра.

— Главное уйти достаточно далеко, хотя бы за хребет Эред Луин. А потом, может, и до Мглистых гор доберемся.

Я молчала.

— Я кое над чем работал перед войной, — снова начал разговор Гортхаур. — Кольцо, которое может дать невидимость. Жаль, что не успел довести до ума. Сейчас было бы очень кстати.

— Ничего, — грубовато ответила я, раздраженно подумав о том, что стоило бы быть Гортхауру поусерднее в такой тяжелый момент. — И так выберемся.

Последний ужин у Мелькора был невеселым. Всех троих охватило унылое молчание. Темный Вала погрузился в свои мрачные раздумья. Не понятно, зачем мы были нужны ему в этот вечер. Гортхаур явно нервничал, но держался очень хорошо. Я время от времени роняла несколько слов в пространство, но никто не отвечал. Молчание становилось гнетущим.

— Через неделю выходишь с наступлением, Гортхаур. Теперь идите к себе, — отрывисто сказал Мелькор, и мы, не доев, встали из-за стола. Гортхаур открыл передо мной дверь.

— Послушайте, — повинуясь внезапному порыву, я подошла к Мелькору, опустилась рядом с его креслом и коснулась его руки. — Вы самый сильный и умный на Арде. У вас хватит сил победить в этой войне. И все у вас получится.

— Почему ты говоришь мне это, девочка? — Мелькор посмотрел на меня, и в его взгляде я почти не увидела интереса. Он не думал о моих словах. Гортхаур застыл у двери, словно каменная статуя.

— Не знаю, — я поднялась с колен. — Мне просто захотелось это сказать.

Мелькор не ответил. Его тревожили лишь собственные думы. Гортхаур открыл передо мной дверь, и мы вышли в коридор.

— Какого орка ты вытворяешь? — прошипел он, как только дверь закрылась. Он так сильно схватил меня за локоть, что я вскрикнула, и потащил за собой по коридору. — Ты что, не понимаешь, что все это прозвучало как прощание?

— Мало слез для прощания, — злобно ответила я. — Отпусти меня.

— Нет, достаточно, — он сжал мою руку еще сильнее. — Я теперь не удивлюсь, если он догадается, что я задумал. Я придумал отличный план, и опасность совсем близка, а ты, — он открыл дверь в неизвестную мне комнату и буквально втолкнул меня туда, — ты все испортила!

— Ничего я не испортила! — возразила я, потирая локоть. — Мелькору сейчас не до нас. Особенно не до меня, — я как можно более ехидно улыбнулась. — Это тебя он отправляет на войну, а я могу и дальше сидеть и вышивать!

Гортхаур изобразил в ответ такую же улыбку.

— А если нет? Если он тебя тоже отправит на войну? Представляю, как обрадуются твои оставшиеся в живых братишки!

— Нет, — я ухватилась за что-то, чтобы унять страх. — Зачем я ему нужна? Такого не будет! Он же обещал…

— Обещал он! Зачем пропадать военной силе? — продолжал рассуждать Гортхаур, разглядывая свои перстни. — Мелькор учил тебя, пусть и не так глубоко, пусть и для развлечения, но учил! Странно, что ему до сих пор не пришла в голову такая идея! Может, если все будет совсем плохо?

— Почему ты говоришь это, Гортхаур Жестокий? — спросила я, не веря своим ушам. — Я и так собиралась пойти с тобой, пара прощальных слов не вызвало бы подозрений. Может, ты сам хочешь подкинуть Мелькору эту идею?

— Почему ты это сделала? Просто скажи, — раздраженно спросил он, не ответив на мой вопрос.

— Из сочувствия, — ответила я. — Никого ближе тебя у Мелькора не было, и ты уходишь. И надо мной ему тоже теперь не посмеяться.

— Сентиментальность, — презрительно усмехнулся Гортхаур. — В этом ты все такая же, как и была. Проявить сочувствие к Мелькору — интересно, кто-нибудь еще на Арде до этого додумался? Думаю, только Ниенна. Он уже не выиграет эту войну, и после нее не поднимется. Иначе весь мой план — безумие!

Я промолчала. Просто смотрела на него.

— Так ты идешь, — взмахнул рукой Гортхаур, — или нет?

— Иду, — я вложила в свой взгляд немалую долю сильной неприязни, которую испытывала в тот момент.

— Тогда будь готова к рассвету.

Мы вышли из комнаты и направились в крыло крепости, где располагались наши покои. Я открывала дверь в свои комнаты, когда Гортхаур остановил меня.

— Сильмариэн, — сказал он и взял меня за руку. — Я был груб, извини, — его голос показался мне искренним.

— Пытаешься подольститься ко мне? — спросила я.

— Да, — он улыбнулся так открыто, что я почти простила его жестокие слова и сжала его руку в ответ. — Иди собирайся, — шепнул он мне на ухо и поцеловал в щеку. — Как можно меньше всего, помни.

Попрощавшись с Гортхауром, я зашла к себе. Я медленно прошлась по своим покоям и осмотрелась, понимая, что вижу все это в последний раз. Гостиная, где висит мой огромный портрет, написанный много лет назад. Красивая женщина кривит губы в холодной усмешке. Тогда я еще не была такой, почему эта картина выглядит так? Эта мысль мелькнула и мгновенно пропала. Столовая комната, где я отравила свою служанку. Спальня с огромной кроватью, на которой мы с Гортхауром сотни раз предавались любви… и шкуры у горящего камина, и большая каменная ванна. Впрочем, я не в настроении думать об этом. И все вокруг я вижу в последний раз! Все те мелочи, которые казались неважными до сего дня. Я опустилась в кресло, и тяжелые мысли словно упали на мои плечи. Нет, надо вставать. Я взяла удобную холщовую сумку через плечо и стала собираться. Нельзя брать ничего лишнего. Смены белья, немного еды. Жаль, я не знаю рецепта лембаса, он бы помог. Надо вымыться, мало ли когда удастся в следующий раз. И поспать хоть немного.

Я помылась и переоделась в дорожное удобное платье болотного цвета — маскировка на природе не помешает. Хорошо, что холода наступят не скоро, если Мелькор не вызовет их. Подумав, я положила в сумку несколько колец и браслетов — материальные ценности всегда пригодятся. Потом вернулась в кресло и так и просидела до рассвета, не сомкнув глаз, глядя в окно на конец ночи и начало нового дня. Я не слышала, не слушала ни звуков войны где-то за окном, ни еще чего то. Битва подобралась совсем близко к Ангбанду. Всего этого словно и не существовало. Как же быть дальше?

Действительно, Мелькор мог заставить меня сделать что-то. Что-то плохое, худшее, чем я уже делала. Как ни жаль, уходить надо. Хотя я и так бы пошла, из-за любви, которая за долгие годы выжгла мне сердце и привела к куче неправильных решений. Правильно ли я поступаю сейчас?

Уже рассвет, где же Гортхаур? Я встала с кресла и принялась ходить по гостиной, встревожено поглядывая в окно. Неужели я действительно нас выдала? Зачем мне, глупой девчонке, вообще понадобилось прощаться с Мелькором? Вдруг он уже в темнице, а этот шум в коридоре — топот орков, идущих за мной?

Гортхаур пришел только через час.

— Почему ты так долго? — отрывисто спросила я.

— Извини, опоздал, — беспечно ответил Майа. — Был занят последними приготовлениями. Ты готова? — я кивнула. — Тогда пойдем. Веди себя как обычно.

В последний раз взглянув в зеркало, я увидела насколько я бледна и пожалела, что не могу вознести молитву Валар, как бывало когда-то очень давно. Я взяла Гортхаура под руку, мы вышли из моей комнаты, и вскоре я уже не узнавала коридоры, по которым он меня вел. Мы спускались вниз, и я услышала какие-то стенания. Наверное, пленники. Время от времени навстречу нам попадались какие-то люди. И как я могу держаться естественно, если я не почти не бывала в этих частях Ангбанда? То есть бывала только в роли жертвы. Так страшно…

— Господин Тар-Майрон, — перед нами появился какой-то человек, который сразу заговорил с Гортхауром о чем-то. Я ничего не понимала и еле стояла на ногах от ужаса, стараясь еще и сохранять нормальное выражение лица. Как долго Темный Майа будет разъяснять какую-то ерунду этому недоумку? Почему бы просто не отшвырнуть его с пути?

Наконец, этот затянувшийся разговор закончился, и мы продолжили путь. Темные подвальные помещения, казалось, будут тянуться бесконечно, как и вопли тех, кто в них заключен. Я старалась не смотреть по сторонам. И самым большим счастьем для меня было, когда мы вышли на воздух.

— Северная сторона, — шепнул Гортхаур. Он обратился в большую летучую мышь с кроваво-красными глазами. Я накинула на себя чары для отвода глаз — как я ни старалась ранее, перевоплощаться, как Лютиэн или Финрод, я так и не научилась. Темный Майа схватил меня, и мы полетели куда-то, удаляясь от Ангбанда. Я знала, что сразу туда, куда собирался Гортхаур, мы не полетим, нужно сбить с толку тех, кто может за нами следить. И как легко все прошло! Подозрительно легко?

Пики Тангородрима медленно растворялись вдали. Вырвались.

Во сне я видела своих родных такими, какими они никогда не были в жизни. Отец был добр ко мне, он брал меня на руки и кружил над головой. Мама смеялась, она выглядела очень счастливой. А братья, кроме двух старших, были совсем еще детьми. Взглянув на свое отражение в чаше воды, я увидела, что и сама еще совсем маленькая девочка. Я вздохнула с облегчением. Ничего этого не было. Я ребенок, вокруг поднимаются прекрасные здания Тириона, а все, что со мной произошло, было всего лишь ночным кошмаром, местами страшным, местами грустным, а когда и прекрасным, но без сомнения очень и очень долгим. Но все это уже позади.

Засмеявшись, я кинула мячик Амросу и побежала к отцу по зеленой влажной траве, пачкая шелковые туфли. Отец обернулся ко мне, я увидела его улыбку, а потом его лицо стало стремительно меняться, и Мелькор подхватил меня на руки. Нет, такого не может быть. Он же… его же нет! Он ведь в Чертогах Мандоса… Я задрожала, мир угрожающе качнулся, как во время землетрясения.

— Проснись, девочка, — шепнул мне Мелькор. — Твоя жизнь там!

— Нет! — крикнула я. — Я не хочу обратно! — и Темный Вала зловеще улыбнулся.

Он стал расти и темнеть, превращаясь в того пугающего Моргота из страшных легенд, великана, который боролся с дядей Финголфином. Теперь я помнила и это, и все остальное. Я закричала от ужаса и проснулась. Подскочив, я больно ударилась о ветку над своей головой и застонала от боли и страха. Гортхаур сумрачно взглянул на меня и отвернулся.

— Дурной сон, — намеренно грубо сказала я и рухнула обратно на землю, заворачиваясь в теплый плащ.

Мы были в пути всего два дня, за которые не так далеко, как хотели, удалились на восток от Ангбанда. Но по мере пути погода улучшалась, и если около самой крепости лежал снег, то там, где мы находились сейчас, весна уже перетекала в лето, и земля была теплой. Гортхаур не был так силен, как надеялся, поэтому передвижение было медленным, и я боялась за него, за себя и за судьбу нашего похода. Мы даже не знали, ищет ли нас Мелькор. Или Темный Вала забыл про все, кроме ожидаемого поражения? Глупо на это полагаться. Если Темный Властелин захочет отомстить — он это сделает.

Мы бежали, насколько я знала, бесцельно. Главным было как можно дальше уйти на восток — за Синие горы, а там и за Мглистые, если повезет. Куда угодно, лишь бы подальше от Мелькора, от Войны Гнева, от эльфов и Майар из Валинора. У нас с Гортхауром не было никаких друзей, и опасаться стоило воинов обеих сторон. Это сильно тревожило, нагнетало обстановку. Даже друг с другом мы почти не разговаривали.

Лежа на земле и кутаясь в плащ, я снова и снова вспоминала этот ужасный сон. Родители, братья, Моргот… Что это значит? Вдруг скоро все мы окажемся в месте, откуда нет возврата? В месте, куда уже попала почти вся моя семья, куда заточили Мелькора много сотен лет назад, еще до моего рождения? На меня навалились ужасные предчувствия, а весеннее утро словно бы надо мной смеялось. Сейчас я бы предпочла сырую промозглую осень, только сидеть бы сейчас у камина, а не лежать на голой земле.

— Вставай, — Гортхаур тронул меня за плечо. — Пора в путь. Только сначала есть одно дело, — и он протянул мне прозрачную бутыль с черной жидкостью.

— Что это? — спросила я.

— Тебе надо покрасить волосы, — ответил Майа. — Это восточное средство.

— Что? Зачем? — возмутилась я. Я слышала, что человеческие женщины прибегают к подобным ухищрениям, красят лицо и волосы, но я всегда относилась к подобным средствам с пренебрежением.

— Не будь глупой, — устало сказал Гортхаур и сунул бутылку мне в руку. — Неужели ты не понимаешь, что тебя могут узнать? Рыжеволосая эльфийка, скольких таких ты еще знаешь? Я привык к твоем лицу, но если кто-то увидит в тебе черты Маэдроса, или Феанора, или кого-то еще из твоих братьев? А твою внешность прежде всего благодаря чему замечали?

Он был прав, и я пристыжено кивнула. Чего будут стоить волосы, если мне отрубят всю голову? Через час на меня из ручья смотрело совсем незнакомое лицо. Те же скулы и зеленые глаза, но черные, как вороново крыло, незнакомые волосы. Все стало хуже, чем было. Я закусила губу, сдерживая слезы. Какая ерунда, плакать из-за волос, когда вокруг происходит столько всего ужасного! Главное, что это бледное лицо, обрамленное черными волосами, никак не походит на лицо Сильмариэн, дочери Феанора. И это лицо невозможно уродливо.

По лицу Гортхаура пробежала смутная улыбка, но он сдержался и соврал, что я выгляжу хорошо. Темный Майа обратился в волка, и мы продолжили наш тяжелый путь.

— Мне надо ненадолго покинуть тебя, — сказал Гортхаур однажды вечером во время скудного ужина. Прошло несколько недель, мы были уже далеко от Ангбанда, и я приободрилась. Чувствовать себя в безопасности было рано, но все же мы медленно, но удалялись от Мелькора и от Войны Гнева.

— Зачем? — я очень испугалась. Новость выбила почву у меня из-под ног. Ничего мне не хотелось бы меньше, нежели чем остаться одной на огромных недружелюбных просторах Средиземья.

— Я не хочу этого, но так надо, — он выглядел озабоченным. — У меня совсем нет сил, и мне не вытянуть нас обоих. Но идти мне надо. Ненадолго. Всего лишь немного посмотреть, что впереди.

— Для чего? Мы все равно увидим, что там будет.

— Не спрашивай меня! — теперь по лицу Гортхаура пробежало раздражение. — Так надо, Сильмариэн. Это серьезное дело, мы тут не в игрушки играем, и я не могу об этом говорить, пока исход дела неясен. Ты понимаешь это?

Я кивнула. Раз он говорит, что дело серьезно, то так оно и есть. Видимо, от этого дела зависит наша безопасность. И все же кое что необходимо было выяснить.

— Но что делать мне? Где мне ждать тебя все это время?

— Прямо здесь.

Мы остановились на руинах старого эльфийского укрепления. Каменный пол небольшой башни был лучше сырой промерзлой земли.

Я понимала, что все, что происходит вокруг, очень важно, что Гортхаур так просто меня бы не оставил, но мне так не хотелось его отпускать! Я не хотела выживать одна. Оставалось надеяться лишь на то, что он закончит свои дела и вернется ко мне, как возвращался и раньше.

— Будь здесь и жди меня, моя принцесса в башне, — сказал он и поцеловал меня.

Наутро он ушел, и я осталась одна.

За время, проведенное в ожидании, я успела передумать множество страшных вариантов развития событий. Мне не было настолько страшно со времен побега из Тол-ин-Гаурхота. Даже все, что мне пришлось пережить во времена падения Гондолина не шло не в какое сравнение с этим. Я больше не могла оставаться одна в этой древней разрушенной и насквозь отвратительной мне башне. Мне надоело рассматривать древние покрытые мхом стены и статую эльфийского короля, смутно похожую на Финрода, от чего моя душа ныла еще больше. Брат как будто наблюдал за мной, за своей опустившейся сестренкой.

Я старалась думать о чем-то несвязанном с войной. Вспоминала книгу, которую читала перед побегом — про прекрасную сребровласую человеческую принцессу, мечтающую вернуть захваченный трон своего отца с помощью трех драконов. В начале книги принцесса была маленькой напуганной девочкой, но к середине стала сильной личностью, внушающей кому любовь, а кому страх. Она стала королевой других мест, далеких от земель, которыми три столетия правила ее семья. Жаль, что драконы у нее были глупыми, не то, что наши. Сесть бы сейчас на Смауга и полететь куда-нибудь далеко! Увы, я так и не дочитала ту книгу и не узнала, вернула ли принцесса свой законный трон.

Сначала я отходила совсем ненамного — башня оставалась в пределах моей видимости. Потом уходила все дальше — башня скрывалась из вида, но я знала, что она находится где-то там, за деревьями. Я всегда знала в какой стороне мое укрытие. Впервые я осталась ночевать в лесу, когда ушла настолько далеко, что не успела вернуться в башню к темноте. Я лежала на земле, прислушиваясь к тишине и думала, что даже Эру забыл про это место, столь далекое от величайших событий, происходящих сейчас в мире. Уже давно я не видела ни одной живой души. И никто в мире, кроме Темного Майа, не был на моей стороне. Проснувшись утром, я пошла к своему пристанищу, и завидев его вдали, ощутила отвращение. Гортхаур говорил ждать его здесь, но… Он же Майа! Что случится, если я отойду совсем ненамного? Может, найду что-нибудь важное или кого-нибудь, кто станет моим союзником. Может, получу какие-либо известия о том, как продвигается война. Может… Мои доводы кончались. Разум твердил, что идея не очень хороша, но мне настолько опротивели эта башня и все, что с ней было связано — тоска, одиночество, ожидание и полнейшая беспросветная неизвестность, что я решила. Будь что будет! Я и так сопротивлялась мыслям об уходе долгие две недели. Гортхаур меня не потеряет. Слишком часто мы разлучались на более и долгое время и находили друг друга в худших обстоятельствах. Пора в путь! И все же мне было страшно, и я покинула башню не с очередным рассветом, а лишь еще через несколько дней.

Я двинулась на восток в сторону Синих гор, куда мы и собирались. Покинув развалины своего вынужденного жилища, я почувствовала себя намного лучше. Путь был далек, но мне это даже нравилось. Я все еще боялась своего вынужденного одиночества, скучала по Гортхауру и боялась за нас обоих, но в пути мне было спокойнее, чем в заточении.

Я не видела ни одной живой души уже очень долго время, но когда встреча наконец случилась, я этому не обрадовалась. Пробираясь через лесные заросли, я услышала вдали голоса и из любопытства решила посмотреть на говорящих поближе. Единственное, что я поняла, что говорили не эльфы, и не орки. Накинув на себя отводящие глаз чары, я прошла совсем немного и вышла на большую дорогу. О Эру! Кто знает, сколько времени я находилась так близко от тракта, не подозревая этого и не зная, какая мне грозит опасность! Настоящая угроза была совсем близко. Отряд из нескольких десятков гномов производил намного больше шума, чем армия из пары сотен эльфов, но я была рада этому. Меня передернуло. Гномы! Разрушители Дориата! Отвратительные создания, которые были созданы даже не Единым! И даже не Мелькором, шепнул вредный внутренний голос. Бородатые гномы, отвратительно орали что-то, отдаленно напоминавшее песню, и размахивали своими секирами. С таким количеством врагов я бы справилась, но если их больше? Хорошо, что на мне лежат чары, а волосы покрашены, хотя рыжие корни уже сильно отросли. Я, дрожа, кинулась в лес и, стараясь производить как можно меньше шума, углубилась в чащу. Было еще только начало дня, и я недавно подкрепилась, поэтому бежала я довольно долго, прежде чем начала уставать.

Я сразу заметила, что с местом, куда я прибежала что-то не так. Точнее, все не так было для меня, привыкшей ко тьме Ангбанда и удивившейся, выйдя оттуда, даже обычному свету. Для нормальной эльфийки это место стало бы родным. На этой поляне было необыкновенно светло и просторно. В кронах деревьев пели птицы, невдалеке журчал ручей. Все было настолько прекрасно и мирно, будто нигде в этом мире и нет войны, горя и боли. Я улыбнулась. Лишь в одном месте ранее я видела такое. Это было очень давно, в Валиноре, и там их было больше. Если бы я никогда не училась у Йаванны, я не за что не отличила бы тех, кого вижу сейчас от обычных деревьев.

— Энты, — шепнула я, улыбаясь. — Пастыри леса.

— Нет, — услышала я голос позади себя. — Жены энтов.

— Я знаю это, — ответила я. — Ваша кожа нежнее, и вы меньше похожи на обычные деревья, чем ваши мужья. Но незнающий глаз, особенно человеческий, все равно не отличил бы ваш дом от обычной поляны. Приветствую вас, прекрасный народ, друзья эльфов!

— Давно не видели мы никого из твоего народа, эльфийская дева, — два силуэта, которые бы показались невнимательному путнику обычными деревьями, пришли в движение, и передо мной предстали две энтийские женщины — голубоглазые, светлокожие (надо сказать, при ближайшем рассмотрении их кожа совсем не напоминала кору) и прекрасные. — Что привело тебя в наши края?

— Моя семья мертва, — с горестным выражением лица сказала я. — Они погибли при разрушении Дориата. Потеряв всех, я решила двинуться подальше от этой войны в мирные земли за Синими горами. В Белерианде меня больше ничего не держит. Эта земля опорочена ужасным злом, и я не хочу здесь жить.

До этого я думала о легенде, связанной с Гондолином, но я никогда не была в тайном городе, и это было бы слишком опасно, если бы мне встретился кто-нибудь знающий. Поэтому я выбрала Дориат — место, где я долго жила, которое когда-то знала и любила. За эти годы я научилась лгать искусно. Энты ни за что не догадались бы, что их обманули.

— Сочувствуем твоему горю, эльфийская дева, — сказала женщина, которая меня приветствовала. Вторая все еще молчала — Мы сами направляемся на восток. Однако решили остановиться и передохнуть. Зачем действовать быстро? Войны здесь нету, и это не наша война. Наши мужья отправились на восток искать прекрасные зеленые земли, где мы могли бы разбить свои сады.

— А много вас? — спросила я.

— Здесь только мы вдвоем. Меня зовут Липа, а это Ива. Она не слишком любит разговаривать на общем языке. Считает, что он слишком быстрый.

Я вежливо улыбнулась и кивнула. По правде сказать, Липа разговаривала очень медленно, сильно растягивая гласные. Но меня, как ни странно, это не раздражало. Я сразу прониклась симпатией к этим странным, но прекрасным созданиям Йаванны. И у меня появилась идея.

— Могу я остаться пока что с вами? — спросила я. — Мне некуда идти, а ваш лес прекрасен.

Липа кивнула.

— Мы будем рады, прекрасная дева. Любой из вашего народа всегда желанный гость для нас. Скажи же свое имя!

— Мириэль, — снова улыбнулась я энтийским женам, называя свое фальшивое имя.

— Добро пожаловать, Мириэль! Будь нашей желанной гостьей! — провозгласила Липа, и даже Ива как будто бы одобрительно скрипнула.

Я глубоко вздохнула. Улыбка не сходила с моего лица. Гортхаур скоро вернется, а пока что у меня есть надежное и безопасное прибежище.

Комментарий к 1.33. Стражницы леса

Очень надолго пропадала в реал, извините! Там неожиданные приключения били просто через край)

Впервые за долгое время мне было приятно дотрагиваться до своих волос. Густые, блестящие и, наконец, рыжие. Я снова стала самой собой. И за это следовало благодарить энтийских жен. Вода из ручья, которую мы пили и в которой купались, была чудодейственной — мои волосы вернули свой цвет и выглядели лучше, чем когда-либо, загрязненная в пути кожа стала чистой и мягкой, в теле чувствовалась удивительная легкость. Я бы не заметила, если бы Липа не указала, что от этой воды можно вырасти, и я стала чуть-чуть выше. Я испугалась, что из-за чудодейственной воды могу вырасти до размеров горного тролля, но энтийские жены посмеялись, сказав, что живое существо не сможет стать выше, чем ему положено Эру, поэтому опасаться нечего.

Было еще много того, за что мне следовало благодарить своих новых подруг. Кроме еды и воды, у них я получила то, о чем уже давно и не мечтала — душевное спокойствие. Даже тоска по Гортхауру куда-то отступила и не так сильно терзала душу. Так же хорошо мне было в Дориате, иногда в Валиноре. Рассказав свое фальшивое жизнеописание, добавив туда детали из настоящего, я получила сочувствие, помощь и поддержку. Разговаривать с Липой для меня было все равно, что разговаривать с матерью, которую я давно потеряла. Мама… Интересно, знаешь ли ты, какие грехи сотворили все твои дети, покинув тебя?

— тихо пела Липа как-то вечером. Лето уже заканчивалось, но тепло обещало держаться еще довольно долго. В этих краях не было такой суровой зимы, как в Ангбанде, где всем управляла ненависть Мелькора. Синие горы еще не были видны, но мне казалось, что они должны быть не очень далеко.

— Что это за песня? — спросила я, приподнявшись с постели из листьев.

— Это песня, которую мы пели вдвоем с моим мужем Древнем перед тем, как уйти на восток, — с грустью ответила Липа. — Он и другие наши мужчины пошли искать чудесные земли вдали от зла, где мы все смогли бы начать новую жизнь и растить своих детей. Мы могли бы посадить чудесные сады и густые леса, вздымающиеся до небес. Это понравилось бы нашей Владычице Йаванне. Скоро наши мужчины вернутся, и мы все вместе отправимся туда. Они ушли в прошлом году, думаю, они уже нашли чудесные земли. Скоро они будут здесь.

Гортхаур, видимо, тоже отправился искать чудесные земли, и так и не вернулся. Видимо, разбивает сады вместе с энтами, с горечью подумалось мне. Если бы он хотел, он нашел бы меня и здесь. Он должен понимать, что я не смогла бы сидеть на одном месте, еще и старом и разрушенном, особенно обретя, наконец, свободу.

— Я так хочу, чтобы они скорее вернулись, — внезапно сказала чаще всего молчавшая Ива. — Хочу жить в маленьком лесу, где жило бы много энтов, все наши друзья. А рядом с лесом был бы огромный сад с цветами и фруктовыми деревьями, — я улыбнулась, представив эту идеальную картину, хотя пару лет назад бы и скривилась бы. — И чтобы у меня было много детей. Мириэль, у тебя есть или были дети? — смущенно добавила она.

— Нет, никогда не было, — ответила я. — Моя жизнь была слишком непредсказуемой для этого.

— Непредсказуемой? В Дориате? — удивилась Липа.

Ох. Глупое оправдание.

— Дориат был островком покоя, но вокруг все кипело в пламени войны. И теперь один из последних домашних приютов в этом мире пал, — горестно сказала я. Энтийские жены грустно кивнули, а я задумалась. Действительно, когда меня в последний раз посещали мысли о своих детях? Очень давно. Это было еще, когда я была помолвлена с Трандуилом, хотя и тогда эта мысль была отстраненной. Он был надежный и любил меня, а дом наш был бы безопасен и прекрасен, а мы были бы окружены друзьями. В Ангбанде эта мысль была бы нелепой. Там всегда было слишком много других проблем. Возможность быть матерью я тоже упустила из-за того, чтобы быть рядом с Гортхауром, но игла сожаления не кольнула мое сердце. Все мы делаем свой выбор, и мой выбор подразумевал множество того, с чем другой эльфийской девушке не пришлось бы столкнуться. Но в том то и суть выбора — мы делаем его сами. И должны делать его добровольно.

Закончилось лето, но в обиталище энтийских жен было тепло. Их мужья все не возвращались, и Липа и Ива тревожились. Кроме того, мы не встретили ни одну другую энтийскую женщину, что также было странно. Мне рассказали, что другие потерялись по дороге на восток. Сначала отстала Осина, потом Береза, а последней была Рябина. Некоторые женщины облюбовывали себе такие же уютные местечки, а куда делись остальные, Липа и Ива не знали. Но именно они были теми, кто дальше всех зашел на восток.

Понемногу мое радостное настроение испарялось. Приближалась зима, и я давно не видела Гортхаура и не знала, что мне делать дальше. Уходить от энтийских жен мне не хотелось, но было очевидно, что вечно оставаться с ними я не смогу. Они были рады мне, я еще не разу ничем не выдала себя, и это было прекрасное, хоть и недолгое время, но пора, наверное, было возвращаться к прежней злодейской жизни с Темным Майа.

Вскоре Липа и Ива по очереди стали ходить на разведку. Они уходили на восток и пропадали там на несколько недель, доходя до самого предгорья Эред Луина. В поисках своих мужей энтийские женщины были отважны до безрассудства. Я боялась за своих подруг — любое Морготово создание могло ранить или убить их. Может, даже Гортхаур. А потом они обе ушли.

— Мы чувствуем приближение своих мужей, — сказала радостно возбужденная Ива. — Деревья в лесу шептались ночью. Они уже близко. Мы слышим, как они идут за нами и пойдем им на встречу.

— Но там же война! — простонала я. — Темные Морготовы твари рыскают по Средиземью. Откуда вы знаете, что они не добрались до сюда?

На самом деле, мне ничего было не известно про ход войны. Кто побеждает, а кто умирает — это для меня было загадкой. Иногда мне отчаянно не хватало новостей из внешнего мира, но в периоды особого умиротворения — нет. Победа любой из сторон не сулила мне ничего хорошего. Пусть воюют и забудут про нас с Гортхауром на века.

— Ты хочешь пойти с нами, Мириэль?

Я задумалась. Любой встреченный враг мог меня узнать, много эльфов Нолдор и Синдар знали меня, даже Майар могли меня помнить. Впервые я пожалела о том, что черный цвет смылся с волос. А если придется использовать магию? Как смогла бы эльфийка из Дориата объяснить владение темными чарами своим подругам? Да и жилище Липы и Ивы было ближе к месту, где мы с Гортхауром расстались, чем неизведанные земли на востоке Средиземья.

— Нет, — ответила я. — Со временем ваша магия покинет место, которое вы оставили, но пока что я останусь здесь, а, перезимовав, продолжу свой путь.

И как они меня ни уговаривали, я не изменила своего решения.

Уже на следующий день после ухода Липы и Ивы, меня принялась терзать тревога и за себя, и за них. Я даже начала жалеть, что не последовала за энтийскими женами, хоть это было и глупо. Но дней через пять после их ухода случилось неожиданное.

Я мыла волосы в пруду, который за последнее время довольно сильно разлился и, как всегда, думала о чем-то неприятном. Услышав свист, я подняла голову. Над зелеными верхушками деревьев летел гигантский сгусток тьмы, и он приближался ко мне. Нашли, обреченно подумала я и приготовилась к защите. Но тьма не спешила нападать — она ударилась об землю и превратилась в ту, о ком я и думать забыла уже очень и очень давно. Теперь она была очень красива — черное платье, обтягивающее фигуру, красные губы, очень короткие черные волосы.

— Тхурингветиль! — изумленно воскликнула я.

Вампирша ослепительно улыбнулась. Ее лицо сияло.

— Сильмариэн! — весело воскликнула она, и я впервые порадовалась, что жены энтов ушли. — Нашла приют в милом энтийском лесочке? Очень на тебя похоже! У меня есть для тебя новости от Гора. Мы теперь работаем вместе, но он не смог прийти.

— Выдаешь желаемое за действительное? — спросила я, чувствуя, однако, себе очень неуверенно. На лицо с волос капало. Повезло, что я была одета.

Она ухмыльнулась и закатила глаза.

— Я тебя умоляю! С чего такие подозрения? Я бы тебе сказала, что Гор очень по тебе скучает, но ты же все равно не поверишь! Кстати, искать мне тебя пришлось долго, и зачем ты забрела в такую глушь?

— Чтобы держаться подальше от таких, как ты! — запальчиво ответила я.

— Поаккуратнее, милая, — нахмурилась она. — Я, конечно, леди, но ничто не мешает мне оставить тебя без руки! Лучше бы держалась подальше от таких, как твой светлый братец-эльф. Кстати, ужасно выглядишь. В общем, что мне нужно тебе сказать! Собирайся и двигайся на восток в сторону Синих гор. Я тебя забрать не могу — у меня есть дело ближе к Ангбанду. Гор сейчас тоже занят. Так что собирайся и иди, за пару недель доберешься, на месте тебя встретят. Или, может быть, Гор освободится раньше и заберет тебя по дороге.

Я ни капли ей не верила.

— Я уверена, что ты мне врешь, — хмуро сказала я. Я понимала, что она только играет, но эти «Гор» и «вместе» резали мой слух. А еще когда-то она хотела меня убить.

Тхурингветиль вздохнула.

— Сильмариэн, милая, ты видишь это? — и она показала рукой в сторону ручья с энтийской водой.

— И что я должна там видеть? — с вызовом спросила я.

— Ручей, — она разговаривала со мной, как с идиоткой. — Видишь, сколько воды? Он разливается, как и все остальные ручьи, реки, озера и прочие водоемы этой части Средиземья. А может и не этой. В любом случае, надо бежать на восток. Война окончена, Сильмариэн, и наши милые светлые Валар решили подзатопить наш материк. Ангбанд стерт с лица земли и почти ушел под воду. Неизвестно, сколько еще будет затоплено, но спасение есть только на востоке. Кстати, Мелькор теперь в плену у Валар, а наш дорогой Гор теперь кто-то вроде нового Властелина Тьмы.

Я была бы ошарашена этими новостями, если бы не знала, что из себя представляет Тхури и что она способна придумать.

— И как долго ты это сочиняла? — я не поверила ей ни на мгновенье. — Настоящую книгу придумала затем, чтобы Гортхаур не нашел меня?

— Послушай, — грубо сказала она, — Гор приказал мне найти тебя и передать все это, что я и сделала. А тебе он приказал подняться наконец с места и идти к Эред Луину, что ты и сделаешь. Я не собираюсь нянчиться с тобой вечно и ждать, пока ты соблаговолишь выдвинуться. Так что собирайся и в дорогу! Если бы я собиралась тебе врать, то сказала бы, что Гор не ждет тебя, а мы с ним снова вместе. До скорого, эльфийка, — и она начала обратное превращение в сгусток тьмы.

— Тхури! — воскликнула я, и она снова вернула себе эльфийское обычие.

— Что? — спросила она.

— Разве Гор не должен был сделать так, чтобы ты забыла все ненависть ко мне? Разве не должен был стереть тебе память?

Тхурингветиль опять усмехнулась.

— Он говорил тебе это? Мелькор Всемогущий, и ты поверила? Он со мной так бы не поступил, — и она улетела в сторону запада так быстро, что я даже не успела ничего ей ответить.

Я стояла широко раскрыв рот, не приходя еще в себя после столько неожиданной встречи. Тхури, призрак прошлого. Разумеется, она мне солгала. Ей только и нужно, чтобы я пустилась в путь. Может быть, Гортхаур уже идет за мной, а она его опередила, и ей хочется, чтобы я отсюда ушла. Может быть, на востоке меня поджидает какая-нибудь тварь, которая не может ступить на столь светлую землю, кто знает? Может быть… Вариантов развития событий было много, все они были не радостны и доказывали одно — Тхури лжет! Гортхаур не настолько глуп, чтобы послать ко мне ее. Теперь даже речи не может быть о том, чтобы уйти из бывшего пристанища энтийских жен!

И все же… Я взглянула на ручей. Кажется, он становился шире не по дням, а по часам. Я нахмурилась. Нет, это все ложь и сказки! И война не могла бы так просто закончится. И Мелькора нельзя так просто взять в плен.

Я остаюсь.

Ручей тихо журчал. Светило солнце. Ничто не предвещало беды.

Комментарий к 1.34. Правда или расплата?

Песня энта и жены энта. Пеpевод М. Каменкович и С. Степанова.

Открыв глаза, я увидела высокий серый стрельчатый потолок. Комната, где я находилась, удивительно напоминала мою первую спальню в Ангбанде, куда Гортхаур принес меня когда-то давно после чего-то ужасного. Или… Я с ужасом вскочила с пола. Это и была моя комната, только почти без мебели и с огромным окном во всю стену вместо нескольких маленьких. Эру, я снова в Ангбанде. И сейчас придет Мелькор. Он ухмыльнется, как всегда, и скажет: “Я с тебя шкуру сдеру. Ты предала меня, девочка. Знаешь, что бывает с предателями?” Я осела на пол и разрыдалась. Меня трясло. Как страшно! Спасите меня…

Но долго трястись от страха в одиночестве мне не пришлось. Дверь отворилась, но в комнату не хлынул свет, напротив, казалось, что стало только темнее. Вошедшего я раньше не видела. Кто это? Новый приближенный Мелькора? Его внешность была скорее человеческой, нежели эльфийской, а взгляд был суров и холоден. Я медленно стала отползать от этого человека. Я боялась его.

— Не трогайте меня! — воскликнула я, но мой голос был похож на писк, и прозвучало это жалко. Не найдя ничего, чем я смогла бы отбиться от нежелательного гостя, я просто забилась в самый дальний и темный угол.

— Сильмариэн, дочь Феанора, — начал человек. Его голос был очень грубым и доносился будто издалека. — Ты знаешь, где мы?

— В Ангбанде, а ты — мастер пыток! — дерзко ответила я, дрожа от страха. — Я хочу поговорить с Мелькором!

Вдруг он смягчит наказание… Хотя нет, не смягчит.

— Так значит, — человек ухмыльнулся. — Ангбанд, начало Второй Эпохи Средиземья?

— Что? — не поверила я. — Какая Вторая Эпоха? Сколько прошло времени? Сколько я здесь?

— Не так долго. Новая Эпоха только началась. Но ты думаешь не о том. Ты не в Ангбанде. Я — не мастер пыток.

— Так где же я? — не выдержав, я сорвалась на крик. — И что со мной случилось?

Он улыбнулся.

— Ты не помнишь, девочка? Ты не помнишь, что Ангбанда больше нет? Тебе ведь говорили, но ты не слушала. Ангбанда больше нет, поэтому и началась Вторая Эпоха.

— Кто вы? — затаив дыхание, спросила я, уже не надеясь на открытый ответ. Девочка — так меня называл только Мелькор. Человек подошел ко мне, и я позволила поднять себя за руку, не сопротивляясь. Он подвел меня к огромному окну и приказал посмотреть вниз.

Это было нечто. Подо мной расстилался вид на… Этот участок земли был огромен, настоящий материк. Но места были незнакомы. Огромный материк, а на западе — одинокий остров.

— Это Синие горы, — указал незнакомец на горы на самом западе материка.

— Это не может быть Средиземье! — воскликнула я — Где все остальное? Где наши земли?

Но это было Средиземье. Все было также, как и на картах, которые я разглядывала еще дома, перед Исходом. Но только запада не было. Я видела великую реку Андуин и вздымающиеся Мглистые горы, но не видела ни Белерианда, ни Ангбанда. На землях, по которым когда-то ходили я, мои друзья и родственники, расстилалось великое море. Я пошатнулась. Значит, Тхури не лгала? Неужели Валар и Эру сотворили такое со Средиземьем?

— Ты тоже там, — ответил незнакомец. — Знаешь, кто я? Знаешь, где мы?

Такого просто не может быть… Со мной не должно было такого случиться…

— Да, — ответила я, всей душой желая ошибиться. — Мы в Чертогах Мандоса, а вы — Вала Намо.

Хоть бы это Мелькор играл со мной…

Он улыбнулся, а в комнате стало, кажется, чуть светлее.

— Вот и умница, — ответил он.

— Как это со мной случилось? — спросила я. В памяти ничего не всплывало. Нет, я помнила сильный удар по голове. А, может, и журчание воды…

— Ты тонула, — ответил он. — Вы все тонули.

Тонули… Потоп. Неужели действительно стоило послушаться Тхури?

— Грязную ты жизнь прожила, — сказал Мандос. — Недостойную стать примером для других. Ты покинула свою семью, выступала за Мелькора, мерзко лгала и изворачивалась.

— Я совершала ошибки, — зло ответила я. — Но в той ситуации, в какой я оказалась, я была не виновата, и вы сами это знаете, если вы всеведущи. Моя жизнь была бы более достойной, если бы не Келегорм. Я не собиралась сама идти в Ангбанд. Но я не жалею о том, как прошла моя жизнь, потому что я провела ее с тем, кого люблю и сейчас, находясь в Чертогах Мандоса, чему я вовсе не рада.

— Ты во всем винишь Келегорма, — ответил Намо. — Не спорю, он поступил с тобой, как последний мерзавец. Да, возможно, ты не попала бы в Ангбанд, если бы не твой брат, но что ты делала после? Ты сама выбирала, как тебе жить в Ангбанде. Ты стала лгуньей, убийцей… Вспомни Маэглина, вспомни свою служанку. На тебе лежит вина за разрушение Гондолина. Если бы не ты, Келегорм не погнался бы за Лютиэн и не вступил бы в ссору с Береном. Если бы не ты, Финрод, возможно, стал бы сам искать способ побега из Тол-ин-Гаурхота, вместо того, чтобы смиренно ждать, пока его найдешь ты.

— А вот это уже подло! — вскричала я. — Из той крепости не было выхода, Финрод знал это, он сам строил Минас Тирит. Неужели вы не понимаете какая жизнь в Ангбанде? Если бы я не стала той, кто там нужен, Мелькор бы меня…

— Теперь Мелькор, — остановил меня Намо. — Ты всегда винишь кого-то и сваливаешь свои недостойные поступки на других, вместо того, чтобы ясно взглянуть на себя. Сильмариэн, ты сама дала своей жизни стать такой, какой она стала. Ты перестала верить даже правде. Тхурингветиль соврала тебе лишь в том, что была с Гортхауром. Про то, что произошло в мире, она сказала правду.

— Но она же мой враг!

— И поэтому ты не сделала то, что она предлагала, даже разумом понимая, что она права. Ты враждовала с Тхурингветиль столько лет назад, могла бы уже и забыть об этом. А Келегорм? Сколько лет прошло, прежде чем ты воплотила свою месть? — вопрошал он меня.

— Мне нужно было набраться опыта, — с угрюмым вызовом ответила я.

— Видишь! Ты хотела нести зло! Ты сама хотела, чтобы Мелькор обучал тебя темной магии! Ты рада была быть его маленьким развлечением!

— Знаете, — разозлено воскликнула я, — я всегда считала, что вы беспристрастный судья, а вы только и знаете, что обвинять меня!

Да, меня мучала совесть за Финрода, за Маэглина, но я не должна позволять так оскорблять себя!

— Я больше не беспристрастен, Сильмариэн. Когда-то я был таким, но из-за таких, как ты, ко мне попало слишком много добрых и благодарных Эльдар. Впрочем, достаточно об этом. Несколько из тех, кто давно уже здесь, хотят тебя увидеть, — его ухмылка не предвещала ничего хорошего.

— Кто же это? — с возбуждением, смешанным со страхом, спросила я. Только бы не отец…

Вала снова ухмыльнулся и исчез. Я осталась одна, но ненадолго.

— Сильмариэн, — услышала я за собой женский голос, — дочка!

— Мама! — воскликнула я и бросилась ей на шею. И даже удивилась, почувствовав ответное крепкое объятие.

— Сильмариэн, дочурка! — она отстранилась, и я увидела, как по ее щекам катятся слезы. — Мне так жаль, что ты здесь! Тебя не должно было быть здесь!

— Мама, прости меня! — воскликнула я. — Я много вреда причинила нашей семье и вообще всем, кто когда-то был добр со мной!

— Дочка, — ответила мама, — ты сделала много недостойного в своей жизни, но я, также, как и ты, понимаю, что такое такая сильная любовь к мужчине. Я много думала о том, что с тобой происходило. Я тоже сделала бы все для твоего отца, когда мы только поженились, до того, как появились дети. Потом мы охладели друг к другу, а вы нет. Гортхаур — чудовище, Сильмариэн, но я понимаю тебя, — мама обняла меня, — а поэтому могу лишь пожалеть и утешить тебя, милая дочка. Мне нечего сказать тебе плохого и злого, несмотря на все твои ужасные поступки. Я люблю тебя, Сильмариэн.

— Мама, как ты оказалась здесь? — спросила я со страхом.

— Я давно уже здесь, Сильмариэн, — ответила мама. — В Тирионе я получала вести о том, как погиб Феанор, о том, как Маэдрос попал в плен, о том, как моих детей раздирают противоречия и споры, и даже о том, что произошло между тобой и Келегормом, — я вздрогнула. Орлы Манвэ не дремали.

— В какой-то момент я этого всего не выдержала, — продолжила мама, — и решила уйти добровольно, как мать Феанора, Мириэль. Чертоги Мандоса дают успокоение даже самым мятущимся душам, Сильмариэн, пусть ты этого сейчас и не понимаешь. Здесь ты все видишь и все чувствуешь, но со временем все равно набираешься спокойствия и мудрости. Твое тело практически бесплотно, но душа и ум бодрствуют. У меня не хватило отваги уйти в сады Лориэна, где ты теряешь абсолютно всю связь с миром. Теперь все мои дети, кроме Маглора, здесь, в этих Чертогах, и я рада, что смогла увидеть вас всех снова, пусть только раз.

— Ты больше не придешь, мама? — спросила я со страхом.

— Нет, дочка, — она покачала головой и поцеловала меня в лоб. — Можно лишь только раз. Так Владыка Намо решил.

— Побудь со мной еще немного, — попросила я, и она кивнула. Я положила голову маме на колени, и она стала гладить мои волосы. Я беззвучно плакала и до бесконечности шептала: «Прости меня, прости».

— Бедная моя девочка, — шептала мама. — Тебе столько всего пришлось перенести. Я так боялась за тебя, девочка моя. Что с нами сделала жизнь…

Прошло еще какое-то время, потом мама встала и, держа мою руку, сказала:

— Мне уже пора уходить, — она отпустила мою руку и стала отступать в темноту.

— Нет, мама! — я попыталась ее удержать. — Прошу тебя, не уходи! Я люблю тебя, мама, прошу, не бросай меня!

— Я люблю тебя, дочка! — прошелестело где-то вдали, и мама окончательно скрылась из виду. Нет! Я бросилась на пол и разрыдалась. Мамин визит был неожиданным, и что-то мне подсказывало, что последующие посетитель будут не столь приятны. И я не ошиблась.

— Дура Нерданель, что она говорила! Дочь, подойди! — раздался за мной раздраженный громовой голос, и я, вскочив, не оглядываясь, побежала со всех ног. Нет! Его я точно никогда не хотела видеть!

— Сильмариэн, вернись! — раздавался злой голос Феанора у меня за спиной, но я бежала и бежала вперед, пока хватало дыхания, и голос за мной стал затихать. Отец отступил. Я остановилась, и поняла, что, хотя и бежала довольно долго, ничего не чувствую — ни усталости в мышцах, ни покалывания в боку, ни нехватки дыхания. Мое тело словно стало совсем другим. Но долго об этом думать я не стала. Разберусь с собой потом, а сейчас мало ли кто еще может мне встретиться в Чертогах Мандоса. Мама, отец… Это еще не все, подумалось мне, и я не ошиблась. Я снова оказалась в той же комнате. Сзади раздался до боли знакомый мерзкий голос.

— Здравствуй, дорогая сестрица, — сказал он и выступил откуда-то из темноты.

Я была в ужасе.

— Что ты здесь делаешь? Тебе не стыдно приходить ко мне? Убирайся прочь!

— Не стоит, — сказал Келегорм, усаживаясь на одно из двух кресел у окна, которые составляли всю мебель в комнате. Я села на соседнее, испытывая острое желание выкинуть Келегорма из окна. Хотя здесь это ему бы не повредило. — Разве мы не квиты? Ты даже больше испортила мне жизнь, дорогая сестрица. Исчезла ты тогда, конечно, вовремя, спасибо большое, но кто натравил меня на эту дрянь Лютиэн?

— Сам виноват! — воскликнула я. — И Лютиэн не дрянь!

— Конечно, дрянь! — весело возразил Келегорм. — И настоящая стерва. А как она славно сделала тебя про Тол-ин-Гаурхоте! Разве после этого ты не считаешь ее дрянью?

Нет, я не считала Лютиэн дрянью. Я понимала причины ее поступков, хотя мне и пришлось за них заплатить.

— Мне интересно, — злобно сказала я. — Знает ли отец о том, что ты сделал со мной тогда?

Келегорм помрачнел.

— Тому, кто находится в Чертогах Мандоса, известно все, — откликнулся он. Это прозвучало зловеще.

— Надеюсь, тебе за это досталось, — удовлетворенно ответила я. — Если, ты, конечно, не убежал. Но как ты мог сделать со мной такое, Келегорм? Я всегда знала, что ты гад, но я все же твоя сестра!

— Да если бы ты не была моей сестрой, я женился бы на тебе! — воскликнул он. — Ты меня просто с ума сводила! Также, как потом сводила с ума Лютиэн! Только это было настоящее! Ты была так хороша, с виду мила и невинна, но я то знал, что ты не так уж проста! Связалась с самим Горхауром или как там его тогда звали! Ты же видела, как я смотрел на тебя тогда, все понимала! Я чувствовал, что в тебе есть та же порочность, что и во мне! — с жаром шептал он. — Что ты терпеть не можешь нашего папашу, что тебе по сути наплевать на возвращение Сильмариллов и на исход войны! Ты была такая же, как и я, я чувствовал это. Ночами я проклинал Эру за то, что ты моя сестра и за то, что ты принадлежишь этому проклятому Гортхауру, а не мне! — он ударил кулаком по стене. — Здесь мое тело ничего не чувствует, но разумом я все еще желаю тебя, даже сильнее из-за того, что знаю, что ты там делала! Если бы мы могли отсюда выйти!

— Келегорм, — сказала я в ужасе, — ты же не в себе! Все то, что ты говоришь, ненормально! Эти мысли чувства еще более недостойны эльфа, чем мои поступки!

— А ты? — закричал он. Его лицо покраснело, а на лбу вздулись вены. — Ты поступала нормально? Сначала Гортхаур Жестокий, потом твой женишок, потом опять Гортхаур! Ты самая настоящая маленькая дрянь! Я не удивился бы, если бы узнал, что война началась из-за тебя! Может, ты еще и с Морготом была? И я не жалею о том, что хоть раз в жизни попробовал тебя!

— Сволочь! — воскликнула я, вскочив и двинувшись на Келегорма. — Я тебя убью!

Келегорм неожиданно исчез. Мой удар, довольно сильный, пришелся в пустоту. Через секунду передо мной снова возник Намо.

— Не убьешь, — сказал он. — Вы оба и так уже мертвы. Кажется, ты об этом забыла. Думаю, на этом все. Есть еще те, кто хотел бы тебя увидеть, но, думаю, они не так уж важны.

— Дайте мне увидеть братьев, прошу вас, — заплакала я.

— Каких братьев? — ухмыльнулся он. — Своего любимого брата ты увидела, остальные тоже хотели, но им я решил отказать.

— Амрода, Амроса, Финрода, — плакала я, не скрывая слез. — Тех, кого я люблю. Прошу вас. Я приму любые оскорбления от них. Пусть говорят, как низко я пала, я соглашусь. Только дайте мне их увидеть!

— Нет, Сильмариэн, больше ты никого не увидишь, — с долей торжественности в голосе сказал Вала. — Только Эарендила тебе будет видно в окно, но это не так интересно. И мне надо уходить. А ты будешь здесь вечно, — он развернулся и пошел к двери. Я попыталась догнать его, но получалось только, что Намо отступал, а я словно бежала на месте, не приближаясь к нему ни на шаг.

— Пожалуйста, прошу вас, не оставляйте меня здесь! — кричала я, пытаясь догнать Намо, путаясь в полах своего длинного белого одеяния. — Я больше не причиню зла никому и никогда! — по моим щекам текли слезы. — Только не оставляйте меня здесь!

Он застыл в дверях и обернулся ко мне. Лицо его было суровым.

— Можно мне хотя бы задать еще один вопрос? — мой голос был похож на жалкий скулеж раненного щенка.

— Последний.

— Что стало с Мелькором и Гортхауром?

— Гортхаур у нас. Повезло тебе, что умерла и не пойдешь под суд вместе с ним. Ты в Чертогах Мандоса, а ему сюда не попасть. А Мелькор… Его судили и вышвырнули за край мира, где ему самое место. Оттуда он не вырвется. Смирись, Сильмариэн. Ты никогда больше не увидишь их обоих. Я думаю, они будут скучать. Хорошо тебе провести вечность, девочка, — закончил он и ушел.

— Может, за хорошее поведение вы меня выпустите через пару лет? — крикнула я вслед Намо, но он этого не слышал. Я повалилась на пол и разрыдалась.

Дверь захлопнулась. Я осталась одна.

Конец первой части

Комментарий к 1.35. Не конец

Половина позади. Прошло полтора года.

Спасибо всем, кто читает!

Дверь захлопнулась. Я осталась одна.

— Пожалуйста! — крикнула я еще раз в пустоту, но не получила ответа. Вокруг сгустился мрак, и я рыдала, лежа на полу, не в силах поверить в то, что со мной произошло. Я никогда не думала о том, что могу когда-нибудь умереть. Такое могло случиться с кем угодно, но только не со мной!

Наверное, проходили недели, а может и года, но я не чувствовала этого. Эльфу подвластно проводить много времени, не поддаваясь скуке, довольствуясь размышлениями. Для мертвого эльфа, погруженного в собственные горькие раздумья, годы подобны часам. Я была зла. Я была преисполнена ненависти ко всему миру. Часами я горестно рыдала, обвиняя весь мир в своих несчастьях. Стоило мне хоть на минуту вспомнить отца, Келегорма, Мелькора, Намо, я взрывалась потоками оскорблений и проклятий. Гортхаура я вспоминала редко. В конце концов, это он бросил меня. Да, может я его еще любила, но теперь и он стал одним из объектов моей ненависти. Мама была права, ум и душа в Чертогах Мандоса бодрствовали как никогда ранее.

Тело… Оно мне было больше не нужно. Да, я выглядела как раньше. Да, мне приходилось ступать по полу, летать я не могла, и мое тело было доступно для моих собственных прикосновений, хоть я и ощущала их как-то иначе, отстраненно. Такое чувство испытывает затекшая нога, когда к ней прикасаешься. Никакое плотское желание отныне меня не касалось. Я больше не нуждалась ни в пище, ни в сне, так что ничто не отвлекало меня от страданий.

Мама также обещала, что в Чертогах Мандоса мятущиеся души смогут найти успокоение. Сначала я не верила этому, но оно пришло. Однажды я подошла к окну, которое показал мне Намо и… пропала. Сначала я видела только расстилавшееся где-то вдалеке измененное Средиземье. Я смотрела на мир от безысходности, от желания избавиться от страданий, от начинающейся скуки. Потом я увидела Эарендила Морехода, рассекающего по ночному небу с Сильмариллом на борту. Крикнув ему вслед пару гадостей и не получив ответа, я надолго перестала обращать на него внимание.

Но потом я всмотрелась внимательнее и скука ушла навсегда. Целый мир расстилался подо мной! Сосредоточившись, я могла видеть не только сам материк, но и куда меньшие территории. Я могла наблюдать за каждым из жителей Средиземья. Лишь Валинор оставался недоступным моем взгляду, но он меня не сильно интересовал. Что интересного могло произойти в Валиноре после того, как оттуда ушло большинство Нолдор? Разве только Эарендил.

Сначала я, разумеется, нашла тех, кто был мне когда-то близок (из тех, кто еще остался жив). Был кое-кто, кого я искать не переставала очень долго, даже не имея никакой уверенности, что вообще найду его в Средиземье. Гортхаур, я полностью осмотрела все Средиземье, я преследовала тебя своим взглядом долгие годы, и я тебя не нашла. В конечном итоге я решила, что Намо не солгал мне, и Гортхаур действительно теперь в Валиноре. Что же с ним произошло? Пленник ли ты, мой дорогой, или новый любимчик, играющий Манвэ на лютне? Я знаю, ты бы мог таким стать, если бы захотел. Мне же стоило двигаться дальше.

Артанис и Келеборн поселились в прелестном местечке под названием Эрегион к западу от Мглистых гор. Они были, как и раньше, прелестны и счастливы, а их дочь Келебриан была невероятной светловолосой красавицей. Я хотела бы с ней подружиться. Дивный зеленый край был усажен падубами и остролистами. Управлял этой небольшой страной сын Куруфина Келебримбор, показавшийся мне весьма достойным и довольно добродушным молодым эльфом. Мне хотелось бы побыть в таком тихом и спокойном месте, как Эрегион, но даже наблюдать за ним мне стало вскоре скучно. В Ангбанде я привыкла к действиям, а не к спокойствию, и недолгая прогулка с женами энтов этого не изменила. Мне хотелось кипения чужой жизни, раз моя была кончена. Вскоре я перестала присматривать за Галадриэль и ее семьей. Эльфы Второй Эпохи были невоинственны, их жизнь протекала мирно и скучно, и мне не за чем было наблюдать. Поэтому я обратила внимание на тех, про кого раньше почти и не думала, а если и думала, то с презрением.

Нуменор. Остров под Звездой. Новое королевство людей, давшее им шанс начать все сначала. Это место захватило меня полностью и навсегда стало моей настоящей любовью. Люди, которых я так презирала, дали мне то, что не смогли дать эльфы — интерес к жизни, даже в жизни после смерти. С виду Нуменор был идеален, как эльфийский город, но людские интересы, привычки, страсти, все это так отличалось от нашего! У людей было в запасе совсем немного времени, и они старались его использовать как можно интереснее. Затаив дыхание, я следила за разнообразием людских судеб. Фрейлина королевы бежит ночью на свидание с капитаном королевской стражи. Король Элрос Тар-Миньятур, бывший некогда одним из нас, сосредоточенно изучает эльфийские рукописи. Прислуга распевает не совсем приличную песенку, стирая белье в реке. Я волновалась за озорного мальчишку, свалившегося с пристани в море, радовалась за фермера, удачно продавшего свой урожай. И гордилась своей тезкой, несостоявшейся королевой Сильмариэн. Пусть трон и не стал ее, однако она была достойной женщиной, много сделавшей для жителей Нуменора. Вид кольца Барахира заставил меня поморщиться, но как же я гордилась этой девочкой! А как она была красива! И однажды, по прошествии многих лет наблюдений за людьми и их миром, я спохватилась, что все мои мысли за последние (сколько уже прошло?) лет, совсем не похожи на мысль прежней Сильмариэн. Я полюбила Нуменор, полюбила людей. Теперь, понаблюдав за множеством разных жизней, я поняла, что каждая из них бесценна, а мои поступки… они были непростительны. А моя боль… ее давно больше не было! Я была свободна!

— Эй, Эарендил! — крикнула я, высунувшись из окна. Впервые за долгие годы я испытывала потребность с кем-то поделиться, с кем-то поговорить. Сегодня мне не хотелось быть только наблюдателем. Эарендил, каждую ночь ненадолго проплывавший мимо моего окна, таков уж был его путь, был еще достаточно далеко, но когда он приблизился, я увидела, что выражение его лица довольно кислое.

— По правде сказать, я удивлен, что ты назвала меня просто по имени, — наконец ответил он.

— Прости меня, Эарендил, за то, что оскорбляла тебя, но теперь все изменилось! Я теперь другая! — радостно воскликнула я. — Я больше не испытываю ненависти к твоему народу!

— Очень рад за тебя, но ты все равно Морготова приспешница, — заявил человек и двинулся дальше.

— Неправда, теперь все не так! Скажи, каково быть человеком? — задала я сразу интересующий меня вопрос.

— Тебе бы не понравилось, — был ответ, а потом он покинул меня.

Раньше я ненавидела Эарендила за то, что он, как мне казалось, разрушил весь мой мир. Поплыв в Валинор, этот человек спровоцировал Войну Гнева. Пал Мелькор, пол-Средиземья ушло под воду, погибшим не было числа. Но теперь я видела каким потрясающим стал новый мир без угрозы войны, без вечно дымящихся вершин Тангородрима. Этот мир был чудесен, и во многом он стал таким благодаря Эарендилу. На Арде наступил настоящий золотой век. Одного я не понимала…

— За что Валар тебя так наказали? — крикнула я на следующий день, но он не ответил и просто проплыл мимо.

День за днем я пыталась заговорить с Эарендилом, но он не откликался. И однажды я потеряла надежду. И мне снова стало грустно.

— Прости меня, — опустив голову тихо сказала я. — Больше я тебя не потревожу.

К моему удивлению Эарендил остановил свою лодку возле моего окна.

— Чего ты добиваешься, Сильмариэн? — просто спросил он. — Ты приспешница Моргота, и мир никогда тебя не простит.

— Я знаю, — ответила я. — И я на это не претендую. Сидя здесь, я не смогу сделать ничего хорошего для этого мира, как-то искупить свою вину. Но с тобой я хотела бы просто поговорить.

— Человеком быть также, каково быть и эльфом, — помолчав, ответил Эарендил. — Разница лишь в том, что мы быстро и внезапно смертны. Многие люди думают, что вы, Эльдар, холодны и бесчувственны, почти живые статуи, но я знал и вас, и людей, с самого начала жизни и понял, что это не так. Те же страсти, те же сомнения, разницы нет. Будучи человеком, тяжелее лишь все успеть.

— Но теперь ты имеешь вечность, — возразила я.

— Да, — согласился человек и, развернувшись, уплыл, оставив меня в недоумении. Неужели я сказала что-то не то?

Да, моя боль, обида и злоба ушли, но взамен им пришло кое-что страшнее.

— Я сожалею, что так поступила с Маэглином и Гондолином, — начала я наш следующий разговор. — Я понимаю, сколь ужасное действие я сделала, сколько всего я разрушила.

— Ты разрушила город и загубила множество жизней, — сурово отрезал Эарендил. — Называй вещи своими именами, Сильмариэн.

— Я сделала это лишь для того, чтобы спасти наши с Гортхауром шкуры, — ответила я, — и теперь сожалею об этом. Лучше бы я была тут уже тогда и не имела бы никакого отношения к разрушению Гондолина.

— Город пал во многом по твоей вине, — Эарендил не щадил меня. — Но, я вижу, теперь ты относишься к этому совсем по-другому.

— Теперь я очень сожалею об этом, — я спрятала лицо в ладони. — Раньше тоже сожалела, но не так. Намо был прав, я прожила недостойную жизнь, хотя она была и интересна, и полна событий. Я всегда буду говорить, что в Ангбанд я попала не по своей воле, но не стоило мне становиться одной из них.

— А как же твоя любовь? — прямо спросил человек. Я подняла на него взгляд.

— Моя любовь яйца выеденного не стоит. Я не видела Гортхаура уже много лет, не знаю где он и, кажется, даже не скучаю. В конце концов, забыла же я его тогда, в Дориате, когда вместо него у меня были и друзья, и семья, а потом за мной стал ухаживать Трандуил…

Невежливый кашель Эарендила ясно дал понять, что ему не интересно слушать подробности моих глупых любовных дел.

А может, я все еще люблю его… Просто отвыкла.

— Ты изменилась, — просто ответил Эарендил.

— Скажи мне, а сколько уже прошло лет? — задала я давно мучивший меня вопрос. — Тут время движется по-другому, чем на Арде, а начало моего пребывания здесь я помню очень смутно.

— А вот этого ты никогда не узнаешь, — и он снова уплыл, не ответив на тот вопрос, который я собиралась задать следующим.

— А как же ты? — наконец спросила я на следующий день. — Твоя любовь пошла за тобой на край света. Ты счастлив? Когда-то давно я спрашивала за что Валар наказали тебя вечными странствиями. Теперь я хочу спросить по-другому: как ты относишься к своему уделу?

— Да, я счастлив, — сухо обронил Эарендил, и у меня создалось впечатление, что не все так просто. — Я путешествую с Сильмариллом на борту. Заметил, что ты ни разу на него не взглянула. Нетипично для кого-то из семьи Феанора.

— Что на него смотреть, на проклятый камень! — вздохнула я. — Сильмариллы погубили всех моих братьев. «Ты прекраснее Сильмариллов. Они всего лишь холодные камни», — вспомнилась мне записка, которую я получила когда-то сотни, а может и тысячи лет назад, и я невольно вздохнула. Для кого-то я была четвертым Сильмариллом.

Годами мы беседовали с Эарендилом. Он рассказал мне, что из обитателей Чертогов Мандоса он видится не только со мной, но никогда не говорил об этом подробнее. Я должна была наблюдать лишь за Средиземьем. Чертоги меня не касались.

От постоянных наблюдений и общения с Эарендилом я была почти что спокойна и счастлива. Единственным, что меня беспокоило были муки совести, но они не длились бесконечно, и в минуты спокойствия я благоденствовала. Но однажды я поняла, что минуты спокойствия становятся все короче. Я рассказала об этом Эарендилу.

— Знаешь, мне страшно хотелось бы все исправить, но я знаю, что это невозможно, — говорила я. — И меня очень это тревожит. Мое тело практически бесплотно, но ум и душа почти на пределе. И я знаю, что ничто не положит этому конца.

— Есть один выход, — ответил человек. — Сады Лориэна.

— Поступить как бабушка Мириэль? — испуганно воскликнула я. — И проспать до конца мира? Туда вообще можно попасть не из Валинора, а отсюда? Это слишком страшно для меня, — грустно закончила я.

— Но есть еще один вариант, — и Эарендил впервые улыбнулся мне. — Но я расскажу о нем позже.

— Подожди, расскажи сейчас! — воскликнула я. — Ничто не может быть страшнее вечного забвения в Садах Лориэна.

— Я не могу остаться, — Мореход вскочил в свою небесную ладью и умчался прочь, оставив меня в раздумьях.

Нет, Сады Лориэна я оставлю на тот случай, если мои терзания будут совсем невыносимы.

Эарендила не было несколько дней, и я уж начала беспокоиться, и без того измучив себя постоянными раздумьями. А когда он вернулся, я получила от него еще более неожиданное и пугающее известие.

— К сожалению, сегодня мы видимся в последний раз, — объявил человек, еще до того, как я успела спросить, где он пропадал.

— Но почему? — я была удивлена и расстроена. — Тебя переводят на другой край неба? Или Валар решили, что мы с тобой состоим в каких-нибудь недопустимых отношениях, что вообще невозможно, ты же человек, уж не говоря о том, что у меня практически нет тела!

— Остановись! — оборвал меня Эарендил. — Ты, как всегда, думаешь только о самом худшем. А должна думать о лучшем. Кое-кто хочет увидеть тебя прямо сейчас. А мне пора.

— Постой! — я схватила его за руку. Впервые за все эти годы я прикоснулась к кому-то живому. — Ответь на мой давний вопрос!

— Хорошо. Сильмариэн, пойми, меня устраивает та жизнь, которую я веду здесь, я не ропщу. На все воля Валар. Я могу видеть Элвинг, и у меня есть миссия. Я счастлив быть здесь. Я выбрал удел эльфа, но я человек, и я человек, который много сделал для мира. Не понимаю, почему ты все это время считала, что мне не нравится жизнь, которую я веду.

— Но ты никогда не говоришь о себе и выглядишь слишком…

— Холодным? Отстраненным? Несчастным? Ты неверно все истолковала. А задачей моей было говорить не о себе, а о тебе.

— Задачей? Я не понимаю…

— Прощай, Сильмариэн, — Эарендил дотронулся до моей руки. Иногда общение с тобой было настоящим удовольствием.

Я грустно улыбнулась.

— И с тобой. Я буду скучать.

Я наблюдала, как человек залезает в свою ладью и продолжает движение по небесному склону.

— Знаешь, Сильмариэн, — внезапно крикнул мне удаляющийся Эарендил, — а ведь день за днем я движусь не только мимо Чертогов Мандоса.

— Но и мимо чего? — крикнула я. Впервые за все годы моего пребывания в Чертогах подул ветер, и мне стало… холодно? Холод. Я уже и забыла, что это такое. Ветер сносил звуки.

— Врата Ночи, — его было пока что хорошо слышно, но он удалялся прочь.

Врата Ночи. Это же… край мира? Мелькор.

— И что он? — от волнения перехватило дыхание.

— Только рычит и проклинает весь мир. Он не ты. Ему нечем гордиться. Он никогда не изменится, — последние звуки уже были еле слышны. Эарендил Мореход исчез из виду. Больше я его никогда не видела.

И тут дверь распахнулась, впервые с того дня, как я попала в Чертоги Мандоса. На пороге снова стоял Намо.

— Пойдем, — просто сказал он, и я покорно двигалась за ним, покидая комнату в которой провела, сколько, пятьсот? Может, тысячу лет? Этого я не знала. Мы долго шли в кромешной тьме, но потом вдалеке забрезжил яркий свет. Мы приближались к нему, подходили ближе, и, наконец! Я, уже одна, вышла на огромный балкон, залитый ярким солнечным светом. Чертоги Мандоса были серостью, здесь все было ярким и таким… живым! А солнце… оно грело! Сначала мне было холодно, а теперь было жарко, и это было таким непривычным! Как будто я снова была жива и свободна!

Я взглянула вниз. Под моими ногами расстилался Валинор. Я видела холмы и башни Тириона. Я нашла и разрушенный теперь Форменос, и дом отца в Тирионе, и уединенный домик матери. Места, в которых я жила, которые были дороги мне. Мастерская Аулэ и Йаванны, клянусь, ничуть не изменилась за все эти долгие годы. Я могла бы сходить к Аулэ попросить пару камней для своего отца. Я могла бы прийти к Йаванне и спросить, чем один цветок отличается от другого. И это было… невероятным!

— Сильмариэн, — негромко позвали меня, и я обернулась. Сзади стоял тот, кого я точно не ожидала увидеть. В последний раз я его видела на одном очень давнем пиру. У него были русые кудрявые волосы и огромные добрые голубые глаза, в точь-точь такого же цвета, как и его одеяния. А еще самый могущественный Вала был ниже меня ростом. Он не был потрясающе красив, как его брат, но излучал теплоту и обаяние.

— Вала Манвэ! — пораженно воскликнула я. — Почему вы призвали меня?

— Потому что я хотел поговорить с тобой, — Вала оперся на балкон рядом со мной. — Когда я послал к тебе Эарендила я, честно говоря, не рассчитывал, что он до тебя достучится.

— Послали? Но я думала, путь Эарендила пролегает мимо меня! — я была поражена.

— Нет, но я подумал, что в твоем случае он может помочь. Главным его местом пребывания считается Грань Мира, но Эарендил каждый день совершает свои путешествия по всему небесному своду, но после того, как вы начали разговаривать, я порекомендовал ему заглядывать к тебе на более долгое время.

— Но почему? Вы же не рассчитывали, что у него получится повлиять на меня?

— Не рассчитывал, — ответил Манвэ, — но надеялся где-то в глубине души. И подумай, Сильмариэн, ведь он почти не влиял на тебя. Просто был собеседником, который был тебе нужен. Кстати, окно в мир есть тоже не у всех Чертогов. Это тоже, можно сказать, мера помощи. Все остальное ты сделала сама. Поэтому я и позвал тебя сегодня. У меня есть планы на твой счет. Ты хотела бы вернуться туда? — он показал рукой вниз, на Валинор.

Я задумалась.

— Нет, — покачала головой я. — Я правильно сделала, что покинула Валинор, это совершенно не мое место.

— Ценю, что ты ответила честно, но я имел в виду не совсем это, — слегка улыбнулся Манвэ. — Я имел в виду в целом мир живых.

— Что? — неужели я ослышалась. — Мир живых? Средиземье?

— Да. Снова быть из плоти и крови, есть, дышать, жить…

Эру! Да, конечно же я хочу этого, о чем, не скрывая восторга, я и сообщила Манвэ.

— Но почему я? Чем я заслужила такую честь? — спрашивала я. — Вы же знаете, что при жизни я была не лучшей эльфийкой.

— Я давно хотел попробовать вернуть кого-то из умерших эльфов обратно к жизни, — ответил Манвэ. — И мой выбор пал на тебя. Был еще один вариант, куда более логичный. Эльфийский военачальник, одна из твоих косвенных жертв. Почему же я выбрал тебя? Потому что ты все осознала. Ты горишь желанием исправить свои ошибки, искупить свою вину. Ты не мой брат, в этом стремлении ты меня не обманываешь. Ну и не могу не сказать то, что тебе уже говорили другие — ты необычна. Ты отличаешься от большинства эльфийских дев.

Мне это говорил Гортхаур, поэтому я в это верила.

— Ты знаешь, что теперь нужно делать, Сильмариэн. Проживи свою новую жизнь правильно. Проживи ее достойно. Не повторяй своих ошибок, — напутствовал Манвэ. — Подумай о том, что не получила в предыдущей жизни — добра, тепла, согревающей любви, а не разрушающей страсти. И получи это от новой жизни. И, Сильмариэн, — добавил он, — постарайся сюда не возвращаться.

Я улыбнулась.

— Я не вернусь.

Вала Манвэ шагнул ко мне с широкой улыбкой и коснулся пальцами моего лба.

Когда я открыла глаза, я взглянула в чистое синее небо и почувствовала, что лежу на влажной траве.

Сначала я ощутила холодную влажность травы подо мной. Потом, открыв глаза, я увидела чистую синеву неба. В Чертогах Мандоса всегда было серо и мрачно, а тут солнце светило так ярко, что глазам стало больно. Боль, телесная боль. Я так давно не чувствовала ее, что легкая резь в глазах, когда я привстала, показалось ужасно болезненной, как настоящий удар ножом. Охнув, я закрыла лицо руками и повалилась обратно на траву. Неужели придется обратно привыкать к собственному телу? Если только Манвэ не решил пошутить и не забросил меня в тело какой-нибудь жирной орчихи. Нет, кажется, рука все же моя, как и рыжие пряди, надеюсь, и все остальное тоже.

Ноги тряслись и подкашивались, пока я пыталась встать. Было страшно отрывать руки от земли. Наконец, сумев подняться, я осмотрелась. На мне было надето белое платье, весьма напоминающее ту ночную рубашку, что я носила в Чертогах Мандоса. Но вокруг все было гораздо интереснее. Погода была превосходная, я так давно не чувствовала тепла! Так давно вообще ничего не чувствовала… Я стояла среди зеленой травы и видела вдали небольшое поселение и… море. Я никогда не видела его раньше, но так давно мечтала увидеть! Когда мы шли в Средиземье, море было подо льдом, а из Чертогов Мандоса мир видится совсем иным. Море было прекрасно. Воды переливались на солнце всеми оттенками синего и зеленого, среди волн бугрились белые барашки из пены. До моего слуха доносился легкий шепот волн, разбивающихся о берег. Такой необыкновенной красоты я не видела настолько давно, что все мысли покинули меня и осталась только одна — к морю! Широко раскинув руки и радостно рассмеявшись (голос неприятно резанул мне слух) я ринулась к морю и, вроде как пробежав пару шагов, упала, споткнувшись о собственную ногу. Выругавшись, я попыталась встать и поняла, что первым словом, которое я произнесла на Арде после возвращения, было имя Моргота. Я рассердилась на себя за это. Думая о том, что похожа на маленького ребенка, учащегося хоть как-то управлять собственным телом, я встала во второй раз, и в этот раз все прошло гораздо лучше. Я медленно побрела к морю, чувствуя, как ко мне возвращаются силы, насколько становится легче идти. Последние шаги до моря я, со скоростью улитки, но почти бежала и с размаху влетела в воду, радостно хохоча и создавая фонтан брызг.

Я стояла в воде, погрузившись по подбородок, и наслаждалась ощущениями от всего вокруг — от прохладной воды, омывающей тело, от мокрых волос, липнущих к лицу, от солнца, свет которого уже не причинял боли, от собственного тела, которое теперь было снова со мной. Я могла пальцем дотронуться до ноги, и обе эти части тела чувствовали легчайшее прикосновение. Да, я была жива. Я чувствовала. Я обоняла и осязала. И очень хотела есть. Да, к телесным потребностям придется заново привыкать. Надеюсь, это не будет слишком сложным. Хотелось поплавать, но я никогда этого не умела, да и такой нагрузки сейчас мне было не вынести. Я вспомнила, как мы с Амродом и Амросом пошли искать море и рассмеялась.

— Кто ты? — чей то голос вывел меня из задумчивости. Я лениво открыла один глаз.

— Знаете, никогда не видела бородатых эльфов! — это было не слишком вежливо, но этот факт действительно меня поразил. Обращающийся ко мне эльф был очень высок, с серебряными волосами и бородой. И он вопросительно смотрел на меня.

— Никогда не видел рыжеволосых эльфиек, — парировал незнакомец. — Но слышал об одной много лет назад.

— Я тоже о вас слышала, — ответила я. — Мы у моря. Я ви… слышала об этом поселении. Мы ведь у Серых Гаваней? А вы — Кирдан Корабел, один из старших эльфов?

— Именно, — подтвердил мой новый знакомый. — А ты?

Я вышла из моря. Платье набухло и тащило меня вниз. Я почувствовала усталость и без стеснения опустилась на траву. Новообретенное тело очень быстро потребовало отдыха, а еще еды и воды.

— Меня зовут Сильмариэн, — я уже и не помнила, когда мне в последний раз приходилось кому-то представляться этим именем, но ведь Манвэ говорил мне вести честную жизнь, и я очень хотела этого. И я должна была вернуть себе свою личность.

Кирдан изогнул бровь.

— Сильмариэн? Рыжеволосая эльфийка? Дочь Феанора?

Я кивнула.

— Та самая Сильмариэн, о которой никто не слышал еще с середины Первой Эпохи? — в голосе Кирдана послышалось сомнение.

— Если быть точнее, то со сто пятьдесят четвертого года Первой Эпохи, — подтвердила я. — Но откуда вы обо мне знаете, я понятия не имею. Я — внучка одного из старших эльфов, но изучать всех родственников Финвэ все равно, что…

— И теперь ты, — оборвал меня Корабел, — прославленная на все Средиземье дочь величайшего мастера и воина, принесшего всем столько бед, пропавшая без вести более тысячи лет назад, просто так плаваешь в море рядом с моим домом? Я тебе не верю!

Действительно, так все звучало очень нехорошо.

— Да, чудеса бывают, выслушайте меня! Валар вернули меня из Чертогов Мандоса!

Кирдан изумленно смотрел на меня.

— Никогда раньше не слышал о подобном.

— Потому что мой случай — первый, — улыбнулась я.

— Иди сюда, девчонка, — внезапно сказал первый из Эльдар. — Жаль, что я не знал тебя при жизни, но тут есть кое-кто, кто сможет тебя узнать, если ты та, за кого себя выдаешь, — и застыл, внимательно наблюдая за моей реакцией.

— Пойдемте, — спокойно ответила я. Бояться мне было нечего, но, интересно, кто же мог меня узнать? Сюда приехала Галадриэль? Или кто-нибудь из старых знакомых по Дориату или Нарготронду, из тех, кто выжил? Нет, случайные знакомые были бы не слишком очевидны для Кирдана, тут должен быть кто-то очень близкий. А вдруг это Трандуил? Только бы не он… И когда я в последний раз вспоминала Трандуила? Даже не в Чертогах, еще когда-то в Ангбанде… Ах, нет, как-то раз я говорила о нем Эарендилу!

Кирдан твердо взял меня под руку и повел к одиноко стоящему небольшому дому у самого моря, из которого раздавалось показавшееся мне очень знакомым пение. Дом этот стоял в отдалении от всех остальных, видимо, Корабел любил уединение.

— Знаешь, — сказал он, уже открывая дверь, — если ты и вправду Сильмариэн, то это действительно чудо.

Войдя в дом, я поняла, что знаю голос того, кто пел. Я думала, что он давно мертв… О Эру, надо было присматривать за Гаванями из Чертогов!

— Маглор! — воскликнула я и побежала туда, откуда слышала его голос, не обращая внимание на Кирдана, громко хлопая дверьми.

Он был в самой дальней комнате, но его голос был настолько силен, что разносился на весь дом и далеко за его пределами.

— Сильмариэн! — воскликнул брат и, выронив лютню, кинулся ко мне и, подхватив меня, крепко обнял.

— Теперь я тебе верю, Сильмариэн, — сказал появившийся сзади Кирдан, наблюдая за сценой семейного воссоединения.

В детстве мы с Маглором никогда не были особенно близки, как с Амросом и Амродом, с которыми были неразлучны, но и не враждовали, как с Келегормом, Карантиром и Куруфином, которые меня постоянно задирали. Мои отношения с ним были такие же, как с Маэдросом — спокойные, ровные, без особой любви и интереса с обеих сторон, но приятные. Брат был намного старше меня и почти все время проводил со своими музыкальными инструментами. Мы немного поговорили в последний раз, когда увиделись, перед моим отъездом в Дориат, но на этом было все. Сейчас же мы были рады видеть друг друга, как любые давно потерявшиеся родственники.

— Я думала, ты погиб! — воскликнула я.

— И я так тоже про тебя думал, — когда Маглор говорил, а не пел, его голос был очень тихим.

— А я и погибла, — смущенно ответила я.

Втроем мы сели за длинный деревянный стол, и Кирдан и Маглор выжидательно смотрели на меня. Вздохнув, я начала свой рассказ. Очередная ложь, конечно, но без нее мне было бы здесь не выжить. Конечно, мне всю новую жизнь или, если повезет, только ее начало, придется всем что-то доказывать, объяснять, но правдоподобная легенда вызовет сочувствие и расскажет всем, что со мной случилось. Надеюсь, навыки лжи у меня сохранились. Но теперь я буду использовать их лишь для того, чтобы скрыть свое прошлое. И никогда и никому больше не причиню вреда.

— Ты ведь знаешь, когда я пропала? — спросила я Маглора.

— В ночь праздника, двухсотлетия близнецов, — ответил брат.

— И что со мной случилось, как вы все думали?

— Келегорм сказал, что, скорее всего, тебя забрали в Ангбанд.

Похоже, именно Келегорм разнес вести по всему Средиземью. Как любезно с его стороны.

— Он был прав, — я закрыла лицо руками, изображая скорбь. — Это был он, Гортхаур Жестокий. На следующий день после праздника мне нужно было выезжать обратно в Дориат, чтобы успеть на свадьбу с Трандуилом. Я вернулась к себе домой собирать вещи, а там был он, Гортхаур. Я ужасно перепугалась, но позвать на помощь не могла, да и кто бы с ним справился? Он сказал, что не хочет, чтобы я выходила замуж, — недоумевающий взгляд Кирдана. — Маглор знает, Гортхаур был влюблен в меня в Валиноре, — пояснила я. — Если это, конечно, можно так назвать. Тогда его звали Майрон, и он был прекраснейшим Майа. Но в ту ночь я наотрез ему отказала, хотя мне было безумно страшно, и не зря. Я велела ему убираться, а он… Он набросился на меня и… дальше объяснять? Он забрал меня с собой в Ангбанд, издевался, мучал, а потом убил, — вот и все. Я фальшиво всхлипнула. Надеюсь, моей истории хватило художественности.

Маглор и Кирдан сидели как громом пораженные.

— Это гнуснейшее преступление, — только и вымолвил Корабел. — Но мы так и полагали.

— Сестра, мне так жаль, — горестно прошептал Маглор. По его щеке катилась слеза.

— Это же правая рука Моргота, — горько усмехнулась я. — Чего еще можно было бы от него ожидать? После Валинора он стал ужаснейшим монстром. Но мне уже не больно, когда я вспоминаю об этом. Чертоги Мандоса дарят покой всем попавшим туда душам, а я там провела достаточно. Дайте мне лучше поесть, я не ела уже с… Кстати, какой сейчас год?

— 1022 год Второй Эпохи, — ответил мне брат.

— Что? — настала моя очередь удивляться. — Не могло же так много лет пройти так быстро! Это просто немыслимо!

— Видимо, в Чертогах время идет по-другому, — сказал Кирдан, ставя передо мной тарелку с хлебом и сыром и стакан с водой. — Мы никогда не спросим тебя, что там происходит, потому что это не дело живых. Ответь же мне только на этот вопрос, почему тебя вернули?

— Вала Манвэ сказал, что давно хотел кого-нибудь вернуть, — почти честно ответила я, жадно жуя. — Не знаю почему, но выбор пал на меня. Я первая, но не последняя. Скоро вернется какой-то военачальник из Гондолина. Ой! — первая еда более чем за тысячу лет оказала воздействие на мой желудок, и я согнулась пополам от боли.

— Не переедай с непривычки, — слишком поздно подсказал Корабел, и я скривилась.

Чуть позже я вышла из дома и направилась к морю.

— Простите, что соврала им, — шепнула я, обернувшись к воде. — У меня не было другого выхода.

В лицо мне подул холодный ветер с запада.

— Я никогда больше не буду лгать, чтобы причинить кому-то вред. Но мне придется скрывать свое прошлое, вы же понимаете, — прошипела я.

В лицо ударил фонтан соленых брызг.

— А что вы предлагаете? — вскинулась я. — Сказать — всем здравствуйте, я Сильмариэн, я много лет была в Ангбанде, водила дружбу с Мелькором и не только дружбу с Гортхауром, поучаствовала во многих их темных делах, а теперь, так как я ваша давно пропавшая родственница, все равно примите меня и любите?

Ветер чуть стих.

— Спасибо, — натянуто улыбнулась я, все равно чувствуя напряжение.

Имея намерение вести добропорядочную жизнь, я прекрасно понимала, что ее придется начать с огромной лжи и теперь меня это пугало. Конечно, я смогла бы справиться с такой историей и не раскрыться, но обманывать близких, всю жизнь жить в страхе разоблачения… Это будет тяжело.

И что я буду теперь делать? Манвэ не зря отправил меня к Серым Гаваням — он знал, что здесь я найду последнего живого брата, Маглора. Теперь же следовало решить, куда отправиться дальше. Задумки у меня уже были.

Нуменор, место, которое я так хотела посетить. Страна, которая была одинакова рада и людям, и эльфам. Место, где я могла бы применить свои способности и влияние. Это была заманчивая мечта, но было еще одно место, куда я должна была отправиться, чтобы почувствовать себя снова частью семьи и народа, чего не было с той далекой ночи, о которой я соврала Кирдану и Маглору. И да, я скучала. Мне хотелось снова увидеть своих родных. Нуменор подождет. Если я захочу, я всегда могу отправиться туда. Сейчас же я поеду в Эрегион. И тут меня как громом поразила одна давно забытая мысль. Лютиэн! Она ведь видела меня в Тол-ин-Гаурхоте и вместе с Береном могла рассказать всем. То, что не знают Маглор и Кирдан, не означает, что не знают все остальные. Тем быстрее это нужно было выяснить. Вариантов не оставалось — нужно было ехать в Эрегион и узнавать, что Нолдор про меня известно.

Вернувшись в дом Кирдана, дрожа от страха, я сообщила им с Маглором свое решение, умолчав естественно о главной причине поездки.

— Тебе было бы полезно увидеть тех, кого ты так давно потеряла, — одобрил Корабел. — Ты, Маглор, мог бы поехать с Сильмариэн.

— Нет, — ответил мой брат. — Я не хочу, чтобы кто-то узнал, что я жив.

— Что? — изумилась я. — Галадриэль не знает, что ты жив?

— Никто в Средиземье не знает, — ответил Маглор. — Только ты и Кирдан. Он долго берег мой секрет. Остальные Эльдар думают, что я погиб, унося Сильмарилл от Эонвэ.

— Унося Сильмарилл? Что случилось?

И он рассказал.

— Я не хотел этого, понимаешь? Красть Сильмарилл. Но Маэдрос сказал, что камни принадлежат нам по праву. Мы перебили стражу Эонвэ и похитили по камню. Но эта боль… такая жуткая боль! — Маглор положил руки на стол, и я заметила, что они обожжены.

— Как у Мелькора, — не подумав, ляпнула я. Кирдан бросил на меня внимательный взгляд. — Так говорили в Хитлуме, — быстро сказала я. — Что у Моргота руки черные и обожженные Сильмариллом, и что он кричит ночами от боли.

— Камни обжигали наши руки, потому что мы больше не были их владельцами, — не обращая на меня внимание продолжал Маглор. — Маэдрос с Сильмариллом бросился в огненную пропасть, а я бросил свой камень в великое море, и оно поглотило его.

— Так вот куда они в конце концов делись, — прошептала я. — Никогда не задумывалась об этом. А что стало с тобой дальше?

— Потому что Сильмариллы никогда тебя не волновали, — ответил брат. — Меня, на самом деле, тоже не очень. Повезло, что я после травмы рук смог снова играть, пусть и через много лет. После гибели Маэдроса я скрылся ото всех. Бродил по Средиземью, пока оно изменялось, погруженный в раздумья, и годы казались мне днями. А потом попал сюда, в Гавани. Я считал, что проклятье Мандоса покарало всех нас. Я не нарушил клятву, данную отцу, но меньшим злом было бы ее нарушить.

Я не знала, что ответить на это. История была ужасна.

— Брат, — только и вымолвила я. — Я очень сожалею. Но тебе будет намного легче, если ты увидишь тех, кого знал в детские годы в Валиноре и поговоришь с ними. Не держи горе в себе. В Эрегионе тебя ждет покой.

— Ты так много знаешь о мире, в котором мы сейчас живем, — спросил Кирдан, — потому, что узнала что-то о нем в Чертогах Мандоса? Я обещал не мучить тебя расспросами, и я сдержу слово, просто хочу знать, верно ли мое предположение.

— Верно, — коротко ответила я. — Но я не могу рассказывать вам о жизни после смерти. И это был уже второй вопрос про Чертоги Мандоса. А теперь, если вы не против, я бы хотела побыть одна. После полутора тысячи лет молчания меня утомил разговор, — это было правдой. Я очень устала, и все тело ныло.

В тот день они меня больше ни о чем не спрашивали.

Прошло около месяца. Все это время я провела в доме Кирдана. Я заново полностью привыкла к своему телу и научилась его контролировать. Я познакомилась со многими жителями Серых Гаваней, но ни с кем не сблизилась. Я не соврала Кирдану — я так долго наблюдала за чужими жизнями, что уже почти забыла, как это жить своей.

Конечно, я проводила время с Маглором, но чаще всего я читала. Все книги Кирдана по истории Первой и Второй Эпох были мною хотя бы пролистаны. Это мое занятие ни у кого вопросов не вызывало — после стольких лет отсутствия мне нужны были большие знания о мире, в который я попала, это было очевидно. И, все же, мне было жаль расставаться с Кирданом и Гаванями. Меня терзала мысль о том, знает ли кто-то о моем темном прошлом.

— Когда-нибудь ты вернешься, — предрек Корабел. — Проклятья Мандоса больше нет, и когда-нибудь ты захочешь вернуться в Валинор.

— Сомневаюсь, — улыбнулась я. — Я слишком скучала по Средиземью.

— Время эльфов не вечно, — ответил Кирдан, — это истина. Когда-нибудь наше место займут другие народы.

Я тоже слышала об этом когда-то давно, но ни капли не верила в это.

— Пусть, — сказала я. — Но пока что мы еще поживем здесь.

Мы двинулись в путь. Кирдан как-то уговорил Маглора поехать со мной в Эрегион и теперь мы держали путь на восток вглубь Средиземья. Дорога была чистой и безопасной. Это было самое подходящее место для путешествий. Без охраны, имея с собой лишь двух лошадей и небольшую поклажу, особо не спеша, мы тихо преодолели пол материка. Старый лес тогда был намного больше и занимал еще те места, где позже появились Шир и Курганы. Но этот путь ни минуту не был сложным или страшным.

И вот, наконец, добрались. У ворот Эрегиона, состоящих из двух огромных остролистов, стояло несколько эльфов-охранников.

— Мы Нолдор, — начала говорить я, скинув капюшон и поприветствовав охрану. — Наш путь был долгим, и мы хотели бы пройти в Ост-ин-Эдиль и поговорить с госпожой Галадриэль.

— Мы не пропустим вас просто так, — надменно ответил один из охранников. — Кто знает, может, вы слуги Саурона.

— Кто это? — спросила я у Маглора. Охранник фыркнул:

— Не притворяйтесь, что не знаете.

— Понятия не имею, — ответил брат.

— У вас есть знакомые в Эрегионе? — не отставал первый страж. Второй упорно сохранял молчание.

— Да, — ответила я, — как минимум двое. Госпожа Галадриэль и господин Келеборн. Мы хотели бы их увидеть.

— Только двое и сразу из самого именитого рода? Родичи правителя Келебримбора? — не верил охранник. — Придется самому отвести вас к госпоже, нельзя пускать на чистую землю кого попало.

— Спасибо, Тантон, — раздался голос позади охранника. Артанис появилась так неожиданно, как умела это только она. Внешне она не изменилась, но ее взгляд… он был другим. И поэтому выглядела она старше и мудрее. Хотя золотые волосы по-прежнему сияли так, как больше ни у одной женщины на Арде. Но все величие и мудрость испарились с ее лица, когда она увидела нас двоих, восставших из мертвых. Меня объял ужас, пока я не осознала, что на лице ее радость.

— Артанис! — крикнула я, но настолько тихо, что сама с трудом расслышала свой голос.

— Сильмариэн! Маглор! — воскликнула она, и сделала то, чего я не ожидала, хоть и надеялась — подбежала и крепко заключила меня в объятия.

Я знала, что Келегорм был не прав. Лютиэн не была дрянью. Нельзя было бы ее обвинять, если бы она рассказала, но она этого не сделала. Несмотря на все, Лютиэн осталась мне подругой. Она сохранила мой секрет.

Я повторила свою историю Галадриэль и Келеборну. Их реакция была сокрушительна, и никогда мне не было так стыдно за свою ложь.

— Я знала это, — голубые глаза Артанис были полны слез, все видимое спокойствие ушло с ее лица. Мне было очень жаль сестру. — Я знала, что именно он, что именно это чудовище виновато в твоей, — сестра замялась, — пропаже. Это ужасно! Как я рада, что он поплатился за все, что сделал! Но я до сих пор не могу поверить в то, что ты снова с нами. — Галадриэль не отпускала мою руку, словно боялась, что, если она отпустит, я снова пропаду. Келеборн обнимал жену и пытался успокоить ее, но и сам выглядел выбитым из колеи. И неудивительно — сестра сестрой, но из Чертогов Мандоса никто ранее не возвращался.

— Я очень по тебе скучала, — Галадриэль подняла на меня взгляд. — Я молилась всем Валар, чтобы ты была жива!

— Это зря, — поморщилась я. — В темницах Моргота живой как раз лучше не быть. Я рада, что умерла, а потом вернулась. Знаешь, моя смерть многое мне прояснила. Я не могу рассказать, что я видела в Чертогах Мандоса, но теперь я еще больше уверена в том, что я невероятно сильно ненавижу зло. Знаете ли вы, — внезапно спросила я, хотя и не собиралась, — что стало с этой тварью, Гортхауром?

— Мы слышали, — ответил Келеборн, — что Эонвэ забрал его с собой в Валинор, где он предстал перед судом Валар. Очень надеюсь, что он разделил участь своего подлого хозяина.

Я удовлетворенно кивнула. Больше мне не хотелось говорить о нем.

— Я пришла сюда с намерением сделать очень много хорошего, — продолжила я, помолчав. — Вернувшись в Средиземье, я очутилась в Серых Гаванях, где встретила Маглора, и мы направились в Эрегион, в надежде найти вас. Артанис, ваша земля прекрасна, и я хотела бы остаться с вами, если разрешит правитель Келебримбор.

Маглор, все это время молчавший, внезапно заговорил.

— И я был там, — я пораженно посмотрела на брата. — Сильмариэн я не видел, но я тоже был в Чертогах Мандоса все эти годы. Валар простили меня и вернули на несколько лет раньше, чем сестру. Все это время я провел в Серых с Кирданом Корабелом, а потом нашлась Сильмариэн, и мы решили найти родню, которую не видели сотни лет.

С трудом я отвела изумленный взгляд от Маглора. Меня удивила эта наглая ложь, но я не подала виду, и решила разобраться с этим позже.

— Мы должны ехать к Келебримбору, — сказал вдруг Келеборн, — и решить, что вам делать дальше.

— Я слышала, что Келебримбор благородный и добрый правитель, — ответила я, — и, надеюсь, он решит все в нашу пользу. — Я так сильно хотела в Эрегион, что не подумала, что нас могут туда не пустить! Видимо, Маглор задумался об этом вовремя и повторил мою историю. И верно, благословение Валар весьма пригодится любому эльфу.

— Ты останешься, — уверенно сказала Галадриэль. — Ты ни в чем не провинилась и заслужила спокойную и счастливую жизнь.

— А Маглор? — спросила я. Келеборн нахмурился.

— Мы все решим во дворце, — ответил он. Мне же хотелось, чтобы Маглор остался. Не то, что бы я очень привязалась к нему, хотя это тоже имело значение. Скорее, я считала, что справедливо было бы и ему дать шанс, если даже я его получила. Если я буду хорошей, Манвэ не раскроет мою тайну никому из живущих в Средиземье, в этом я была уверена.

— Келеборн, мы все не без греха, — осторожно сказала я, — но мы должны учиться прощать друг друга.

— Сильмариэн, и какой у тебя серьезный грех? — усмехнулся Келеборн. — Особенно по сравнению с ним? Нагрубила отцу перед Исходом? Это было наоборот благом!

— Келеборн! — вспыхнула Артанис. И больше ни он, ни я не проронили ни слова.

Дорога в Ост-ин-Эдиль занимала всего несколько часов быстрой езды на лошади.

— Знаешь, — рассказала мне Галадриэль перед выездом, — у меня и Келеборна сегодня не было никаких дел на границе. Но я чувствовала, что должна, просто обязана поехать, и уговорила мужа съездить со мной.

— Твой исключительный дар предвидения, — улыбнулась я, — которого у меня почти нет.

— Он есть у всех эльфов, — ответила Артанис, — просто ты не успела развить свой. Теперь ты сможешь заняться этим, как и твоими другими талантами. Помнишь свои занятия магией?

Еще бы не помнить. Особенно те, которые были с Мелькором. Заклятия, которые убивали, калечили, уродовали, жгли… Я знала очень многое. А вот предвидение и осанвэ я так и не смогла развить. Если бы я обладала способностью предугадывать наперед, я знала бы, что нужно раз в жизни послушать Тхури и идти на восток. И поняла бы, была вампирша с Гортхауром или нет. Если бы я могла, как Артанис, видеть образы будущего, а не испытывать лишь неприятные смутные ощущения от предстоящих бед! Оставалась еще Ниенна, мой давний кошмар. Я видела этот сон еще в конце Первой Эпохи. Сон преследовал меня с тех пор, как мы с Гортхауром собрались покинуть Ангбанд. И надеялась никогда не увидеть снова.

— Магией можно снова заняться, — улыбнулась я сестре и залезла на лошадь.

Волнуясь, мы с Маглором и Галадриэль с мужем переступили порог комнаты, где Келебримбор принимал гостей. Я невольно заулыбалась правителю Эрегиона. Он был высоким, златовласым, что было необычно для Нолдо, и его внешность казалась очень добродушной и располагающей к себе. Он обнял Келеборна и Галадриэль, словно после долгой разлуки, и с улыбкой поздоровался со мной и с Маглором, хоть и во взгляде его появилась тень, когда он взглянул на своего дядю.

Галадриэль начала рассказ за меня, чтобы дать краткие разъяснения Келебримбору, а потом я продолжила. С каждым разом моя ложь выходила все убедительнее, и я как будто бы сама начинала в нее верить.

— Я рассказала это вам, рассказала Галадриэль и Келеборну, а до этого Маглору и Кирдану Корабелу, — закончила я повествование, — и мне бы не хотелось снова повторять эту историю. Я не хочу, чтобы о моем несчастье знали все. Если вы, конечно, разрешите мне остаться на своей земле. Я обещаю чтить законы Эрегиона и делать все для блага страны и ее жителей.

— Сильмариэн, — сказал Келебримбор, — я прихожусь тебе племянником. Ты — моя родня. Ты — принцесса Нолдор. Мои горячо любимые родичи — твои друзья. Разумеется, ты даже обязана остаться!

Я облегченно вздохнула и расплылась в улыбке.

— Значит, это относится и к Маглору?

Келебримбор стремительно развернулся к моему брату и нахмурился.

— Расскажи же ты свою историю, дядя!

Маглор повторил то же самое, что рассказал Галадриэль и Келеборну. Лжец из него был куда худший, чем из меня. Но, кажется, все в это поверили. Странно, я бы не поверила ему, даже если бы не знала правду. Но ведь остальные не жили в Ангбанде и не имели дела с отцом лжи.

— Ты украл Сильмарилл, терзаемый злобной клятвой, тьму которой я не желал бы видеть на своей земле, — неприязненно сказал Келебримбор. — Как после всего этого я могу пустить тебя в Эрегион?

Маглор открыл рот, собираясь что-то ответить, но я его опередила.

— Эта клятва больше не имеет силы, — быстро заговорила я. — Сильмариллы ушли из этого мира, и клятвы тоже нету. Проклятье Мандоса тоже не влияет на Нолдор. Первая Эпоха закончилась, и ее зла больше нет. Моргота больше нет. Мир изменился до неузнаваемости. Когда я в последний раз была в Средиземье, еще до смерти, это было прекрасное место, но зло хотело изменить его до неузнаваемости. Мы, Нолдор, не дали ему этого сделать. Зло хотело рассорить нас между собой, и у него это удавалось, но в конечном итоге оно потерпело поражение. Теперь мы едины. Этот новый мир прекрасен и безопасен. Это самое лучшее время для Эльдар. Нам ничто больше не угрожает. Мы можем лишь совершенствовать этот мир. И для этого мы должны сплотиться и простить своим близким их ошибки. Келебримбор, твой отец тоже давал клятву и был жертвой проклятия Мандоса! Дай же Маглору начать жизнь с чистого листа! Валар дали ему шанс искупить свою вину, значит и ты можешь!

Закончив, я с трудом перевела дух. Все изумленно смотрели на меня, пораженные столь горячей речью. Да, дар убеждения у меня не был таким, как и у отца, но сейчас все получилось!

— Ты говоришь с истинным жаром дочери Феанора, Сильмариэн, — признал Келебримбор. — Эта речь убедила меня кое в чем, — я затаила дыхание. Правитель Эрегиона выдержал паузу. — Маглор остается.

Я с шумом выдохнула. Брат утер пот со лба. Теперь я должна была спросить его, зачем он солгал. В принципе, я понимала мотивы Маглора — в последнее время брат хотел попасть в Эрегион не менее сильно, чем я. Но спросить стоило.

— Я очень рада, — обняла меня Галадриэль, когда мы остались наедине. — Столько лет прошло, ты так много пропустила! Я познакомлю тебя с Келебриан. Это моя дочь.

Я изобразила изумление.

— У тебя есть дочь?

— Уже взрослая. Златовласая красавица. Она такая же веселая и порывистая, как я была в молодости. Тебе она очень понравится! — с улыбкой сказала сестра. Ее глаза еще сильнее засияли при упоминании дочери.

— После всего, что произошло, мне не помешает общество молодежи. Тех, кого не коснулись ужасы если не Первой Эпохи, то хотя бы Предначальных дней, — ответила я. — Пойдем, я очень хочу знать Келебриан.

Дочь Галадриэль и Келеборна буквально излучала солнечный свет. Ее лицо, как и Келебримбора, дышало добротой и любовью к миру. Однако я не могла надолго остаться с ней, мне хотелось найти Маглора.

Я нашла брата в просторном солнечном зале, полностью оформленном в белом цвете.

— Я изучаю акустику этого помещения, — объяснил брат, хотя я ничего и не спрашивала.

— Зачем ты солгал? — я подошла вплотную к Маглору и заговорила ему чуть ли не в ухо.

— Пора бы тебе научиться спрашивать мысленно такие вещи, как делают это остальные Эльдар, — огрызнулся Маглор. Было видно, что ему не по себе, поэтому он и раздражен.

— Этого еще не хватало! — зашипела я. — Ненавижу, когда копаются у меня в голове, и я тоже делать этого не буду!

Мысленно общаться умеют почти все взрослые Эльдар, но мне не было необходимости прибегать к этому даже в период активного интриганства у Мелькора. И мне это никогда не нравилось и не казалось удобным. Осанвэ тоже было талантом, и им я была обделена, как и предвидением. После сеанса мысленной связи я всегда чувствовала головную боль.

— Придется, — шепнул Маглор, и я почувствовала, как на мой мозг что-то давит, и в голове зазвучал голос.

— Как ты думаешь, дорогая сестра, шанс, что меня пустили бы в это прекрасное место был бы выше, если бы я сказал Келебримбору правду? — его голос был очень сердитым, и я поморщилась. Этот вид общения был мне неприятен. Даже во времена, когда мы с Гортхауром ненавидели Мелькора и обсуждали это, мы просто говорили за закрытыми наглухо дверями, и за всю Первую Эпоху я пользовалась осанвэ всего пару раз. Мелькор тоже не считал нужным мне развивать эту способность.

— Прости, Сильмариэн, — голос в голове исчез, и Маглор заговорил. — Я не хотел тебя обидеть. Просто я напуган, и хочу начать все сначала, как и ты. А для этого благословение Валар мне не повредит, — и он выразительно округлил глаза. Я еле заметно кивнула. Мы поняли друг друга.

Маглор ушел, и я, усмехаясь, смотрела в окно и накручивала прядь волос на палец. Голова слегка болела. Нет, мы не далеко ушли от тех, кем когда-то были. Коварство у детей Феанора в крови.

Мне было очень хорошо в Эрегионе. В последний раз такие ощущения покоя и безопасности я испытывала в Дориате, еще до скандала, вызванного Ангродом. Так давно. Это было задолго до Трандуила. Я была рада, что мой бывший жених жил где-то на востоке далеко за Мглистыми горами, а не рядом со мной в Эрегионе, чего я слегка опасалась. Однажды Галадриэль лукаво намекнула мне, что Трандуил так и не женился, на что я решительно ответила, что хочу быть одна, что мне слишком много пришлось пережить, чтобы я хотела вступить в любовные отношения.

— Кроме того, — добавила я, — если бы Трандуил был тот, кто мне предназначен судьбой, из Чертогов Мандоса я хотела бы вернуться именно к нему. Но я здесь, с вами, моей настоящей семьей, и через столько лет ничего не чувствую к нему.

Галадриэль понимающе улыбнулась.

— Третья попытка будет удачнее, сестра, — и она легко пожала мою руку.

Я усмехнулась. Никакой третьей попытки не будет. Я хочу жить одна, окруженная лишь близкими друзьями.

Друзей в Эрегионе у меня появилось великое множество. Я была счастлива, я сияла, кроме того, у меня была интересная история, и это привлекало ко мне очень многих. То, что я рассказала Артанис и Келебримбору, осталось в секрете. Остальным я говорила лишь то, что вышла из Чертогов Мандоса, совсем не уточняя, как я туда попала, а особо любопытных сразу отсекала, стараясь на всякий случай больше не иметь с ними дела. Моя дружба с Галадриэль была крепка, как в Дориате, а самыми близкими из моих друзей стали Келебриан и правитель Келебримбор. Оба они были по душе каждой стороне моей натуры. С одной стороны, я не могла отойти от годов в Ангбанде, где приходилось участвовать в важных делах, поэтому беседовала с Келебримбором о внешних и внутренних проблемах государства. Правитель видел во мне незаурядный ум, кроме того, я, как и Галадриэль, была его близкой родней, что позволяло мне вплотную интересоваться делами Эрегиона. Я знала, что Келебримбора тревожило новое зло на востоке, называемое Сауроном, и я могла если не помочь, то хотя бы поддержать своего друга. Но я хотела еще и отдыхать, поэтому мне очень нравилось общество Келебриан и ее юных подружек. Мне было интереснее с этими юными незамужними девушками, нежели с эльфийками, которые были мне ближе по возрасту. Это никого не удивляло — ведь я погибла совсем молодой. После всех ужасов, что я прошла после давнего отъезда из Дориата, мне хотелось веселья и счастья, поэтому общество молодых легкомысленных девушек развлекало меня и возвращало во времена беззаботной юности в Дориате, когда мы с Артанис, Келеборном и Лютиэн были молоды и никогда не расставались.

Мне нужно было и расти, и развиваться. Уже Артанис показывала мне некоторые заклинания светлой магии, которые не показывала Мелиан, и я, зная сильнейшие заклинания темной магии, выполняла задания сестры, стараясь иногда ошибаться, чтобы Галадриэль не угадала во мне сильнейшую волшебницу. Кроме того, я очень много читала. Раньше я предпочитала книги развлекательные, в основном про любовь, теперь же не расставалась с томами по истории, особенное внимания уделяя первому тысячелетию Второй Эпохи, которое я просидела в Чертогах Мандоса. Да, я наблюдала за всем, происходящем в мире, однако мое внимание было отдано в основном Нуменору. Теперь же я читала про эльфийские и гномьи государства, основанные после Войны Гнева. Про Нуменор же я прочла абсолютно все, что смогла найти. И я все еще очень хотела посетить этот чудесный остров! За годы в Эрегионе я прочла очень много книг по истории и географии Средиземья, а также про населяющие его народы.

Мое воображение поразило гномье королевство Мория на границе с Эрегионом. Эльфы торговали с гномами, и я смогла посетить Морию с одной из торговых делегаций. Далеко нас не пустили, и я так и не увидела знаменитые Чертоги Казад-Дума, но посещение все равно запомнилось мне надолго и произвело на меня неизгладимое впечатление. Мне хотелось и дальше осматривать Средиземье, восхищаясь разнообразием жизни в нем. Но все это были пока лишь только планы.

Много времени прошло. Это были спокойные годы, и я была счастлива в Эрегионе, как когда-то в Дориате. У меня были и дальнейшие планы на мою прекрасную идеальную счастливую жизнь. Впереди меня ждало много интересного и чудесного.

Но однажды пришел один неожиданный гость и разрушил все.

Все началось с того, что никто не видел Келебримбора уже несколько дней. Правитель Эрегиона заперся в своих рабочих покоях, как мне сказали, с каким-то гостем с запада. Я и представить не могла, кто это был, и сразу же забыла об этой новости. Мало ли чем может быть занят Келебримбор.

Началась весна, и наступил праздник Восхождения Солнца. Для меня, как для одной из пришедших в Средиземье из Валинора, праздник мог бы иметь символическое значение, но те времена были так далеки, и вспоминать мне о них не хотелось, потому я просто хотела веселья со всеми. Келебриан пригласила на праздник много гостей. Я знала, что по делам в Эрегион прибыл Элронд из Линдона, сын Эарендила. С самим же Полуэльфом меня познакомил в Серых Гаванях Кирдан. Мне смутно казалось, что у Элронда в Эрегионе не только деловые, но и личные интересы, но только собиралась выяснить, кто из моих подруг в этом замешан, и хихикала.

Я спросила, конечно, Келебриан, придет ли Келебримбор на праздник. Подруга ответила, что, скорее всего, нет. Говорили, что он работает над чем-то с эльфом по имени Аннатар, и что они очень заняты. Это имя ни о чем мне не говорило, и я выкинула его из головы. Опьяненная всеобщим весельем и несколькими бокалами вина, я и думать забыла об странных делах Келебримбора. Я разговаривала с одной из подруг, когда кто-то тронул меня за плечо.

— Сильмариэн, — позади меня стоял Келебримбор. С ним был еще кто-то, но он стоял в тени.

— Рада тебя видеть, — улыбнулась я, обняв друга. — Наши говорят, что ты погряз в работе. Отдохни хоть сегодня.

— Обязательно, — ответил Келебримбор, — но сначала позволь тебе представить нашего гостя, Аннатара. Аннатар, это моя тетя, Сильмариэн.

— Тетя? — насмешливый голос мне был весьма знаком. — Выглядите как младшая сестра. Очень приятно, миледи.

— Такой комплимент больше пришелся бы по душе человеческой женщине, озабоченной возрастом, однако мне тоже приятно, — ответила я, думая, не мерещится ли мне этот слишком уж знакомый голос, и тут незнакомец вышел из тени. Мое сердце как будто остановилось. Дыхание перехватило. Только бы не закричать…

— Здравствуйте, — к нам подошла Келебриан. Инстинктивно я схватила подругу за руку.

— Ой, — пискнула племянница. — Сильмариэн, мне больно!

— Прости, — я отпустила Келебриан. — Извините, мне надо отойти.

Развернувшись, я пошла куда глаза глядят, пытаясь взять себя в руки. Я заметила, что на его лице было удивление не меньше моего. Но он же всегда играет…

— Сильмариэн, — меня догнала Келебриан. — что случилось? Ты как будто Моргота увидела!

— Откуда ты знаешь? — пробормотала я, не подумав. А Келебриан, секунду помолчав, рассмеялась.

— Ты такая шутница! — Эру, она подумала, что я пошутила!

— Мне просто стало нехорошо, — ответила я. — Мне надо немного полежать, сегодня очень жарко, Восхождение Солнца все же.

Праздновали мы на природе, и, когда Келебриан наконец отправилась снова веселиться, я поспешила вернуться во дворец. Буквально забежав в свою комнату, я схватила легкую дорожную сумку, в которую влезло бы лишь самое необходимое и стала собираться. Бежать, бежать отсюда во что бы то ни стало! Он не идиот, сейчас, если он хочет обхаживать Келебримбора, он за мной не пойдет. На востоке гномы, они просто так не пропустят, а горы опасны, значит нужно бежать на запад, обратно к Гаваням. Кирдан будет не против, если я приеду. Мое отсутствие заметят лишь завтра, сегодня все отдыхают, и им не до меня. Но все равно, как же это сделать, это вызовет слишком много вопросов. Я рухнула на кровать и обхватила голову руками. Я не могу так уйти. После такого я не смогу вернуться. Почему так? Уже второй раз Гортхаур появляется в моей жизни, когда у меня все прекрасно, и я счастлива. Наверное, это мое личное проклятье. Или испытание от Эру на прочность. Новая мысль поразила меня, как молния. Если Гортхаур здесь, на это есть причина. Он что-то задумал. Что-то ужасное. Я говорила Галадриэль, что хочу сделать что-нибудь хорошее в новой жизни. Вот мой шанс — я должна выяснить злодейские планы врага и сорвать их.

Освежившись, я вернулась на праздник. Меня трясло, но приходилось изображать покой и счастье, чтобы друзья ничего не заподозрили. Я смеялась с другими девушками над какой-то шуткой. Я весело расспрашивала Элронда за кем он к нам приехал. Я танцевала с Гэлрэном, которому давно нравилась, хотя я и была старше примерно на полторы тысячи лет. Однако я видела только его. Мерзавец изменил внешность, но какое-то сходство осталось. Галадриэль его бы не узнала, о нет, да и видела она его всего несколько раз в Валиноре, но для меня, смотревшей на него столько лет подряд, сходство было очевидным. И голос остался прежним — тягучим, низким и самым сладким на Арде. Все это не осталось незамеченным.

— Я заметила, что ты целый вечер смотришь на новоприбывшего господина, — Иримэ, одна из подружек, положила голову мне на плечо. — Он так красив, вздохнула она, — я тебя понимаю. Но ты на нем взглядом дыру протрешь, если себе шею не свернешь раньше, — и она лукаво засмеялась. Я не могла оторвать взгляд от Гортхаура. И тут он взглянул прямо на меня и усмехнулся. Мы стояли и просто смотрели друг на друга, не в силах отвернуться.

— Опять! — Иримэ вернула меня в реальный мир, встряхнув за плечо. — Отвлекись! Ой, посмотри! — возбужденно воскликнула она. — Он смотрит! Может, поговоришь с ним?

— Что-то не хочется, — я натянуто улыбнулась Иримэ. — Лучше поговорю с Келебримбором. Интересно, что у него за дела с этим… Аннатаром.

Иримэ фыркнула. Слушать про дела ей было неинтересно.

— Кто он такой? — долго искать Келебримбора мне не пришлось. — Аннатар. Он же не эльф.

— Ты права. — Правитель Эрегиона выглядел уставшим, но очень довольным. — Он Майа из Валинора. Не удивлен, что ты догадалась. У нас есть несколько очень интересных задумок. А что, собственно, случилось? Ты выглядишь взволнованной.

— Просто не доверяю я ему. Он точно из Валинора? — ответила я. — И что за задумки?

— Ты имеешь право волноваться, но…

— Да, Келебримбор, я очень за тебя волнуюсь! — воскликнула я. — Вдруг он обманщик?

Келебримбор мягко взял меня за плечи и развернул от себя.

— Мне приятно, что ты волнуешься, но все будет хорошо. Веселись, Сильмариэн. Я расскажу тебе про наши задумки, когда договоримся обо всем. Поверь, они тебе очень понравятся! — я развернулась и взглянула в сияющее лицо Келебримбора. И никогда оно мне не казалось настолько счастливым. И мне придется разрушить его счастье!

Я дождаться не могла окончания праздника, чтобы наконец изловить Аннатара. Народу было еще довольно много, когда я заметила, что он уходит. Я последовала за ним. К моему удивлению, шел он во дворец. Я преследовала его на почтительном расстоянии, но даже не сомневалась в том, что он все понимает, что все видит и знает. Гортхаур зашел в одни из жилых покоев дворца. Выждав несколько минут, я решительно постучала в дверь. Как же мне не хотелось этого делать. Мне хотелось сбежать в Нуменор, в Валинор, куда угодно подальше от него. Лишь бы больше не видеть этот насмешливый взгляд.

Дверь открылась. Я грубо спихнула руку Гортхаура с дверного косяка, на который он облокотился и ворвалась в его комнату. Не хватало еще чтобы дурочки вроде Иримэ увидели нас вместе и все неправильно истолковали.

— Какого Моргота ты здесь вытворяешь? — злобно сказала я. — Что ты, балрог подери, делаешь в Эрегионе?

Гортхаур изобразил обиду.

— Вот уж не думал, что первые слова за столько лет разлуки будут такими. Ты так строга к старым друзьям!

— Тебе следует уехать отсюда прямо сейчас! — прошипела я. — Иначе я все про тебя расскажу.

— А я про тебя, — спокойно ответил Темный Майа. Я застыла, изумленно смотря на него. Я и забыла о том, что так может быть. Он расхохотался.

— Про свои грехи, как я вижу, ты уже забыла. Хотя они ничто по сравнению с моими, — он посерьезнел. — Послушай, Сильмариэн, может поговорим спокойно? Прошло столько лет, и я не ожидал тебя здесь увидеть. Как ты договорилась с эльфами? Они что-нибудь про тебя знают?

— Не ожидал, что тут будет кто-то, кто помнит тебя так хорошо? — зло спросила я. — Какую игру ты затеял, Гортхаур? Где ты был все это время?

— В Валиноре, — просто ответил он. — Разве ты об этом не слышала? Я уверен, что Келебримбор говорил тебе, что его гость — Майа из Валинора. Валар прислали меня в Средиземье.

— Я тебе не верю, — сказала я. — Валар никогда не простили бы тебе все, что ты натворил. Мне говорили, что Гортхаура Жестокого забрали в Валинор, но, видимо, все ошибались, и ты туда не возвращался. Прятался в какой-нибудь грязной норе, а потом решил прикинуться добрым посланником от Валар!

— Хорошо, а где была ты? — внезапно спросил Темный Майа. — Мне говорили, что ты… — он замялся и не закончил фразу, опустив взгляд, но я его поняла.

— Да, — ответила я. — И были правы.

— И как ты вернулась? — спросил Гортхаур. — Из Чертогов Мандоса возвращений не бывает.

— Теперь бывает. Валар вернули меня, — я поняла, что говорю, как Гортхаур. Но он же лжет. — Они дали мне шанс исправить все, что я натворила в той жизни.

— И мне также, — вздохнул Темный (а Темный ли уже?) Майа. — Велели применить свои знания во блага детей Эру. Может, мы должны были встретиться. Может, они это планировали. Я тосковал по тебе.

— Что ты хочешь этим сказать? — поморщилась я. — Даже не думай, я больше не буду с тобой, из этого никогда не получится ничего хорошего. Ты чудовище. И я тоже такой была. И ты оставил меня тогда, в лесу.

— Оставил? — Гортхаур повысил голос, что с ним случалось довольно редко. — Я говорил тебе ждать меня! Когда я вернулся к той башне, а тебя так не было, я от страха чуть с ума не сошел! Искал тебя повсюду, и живую, и мертвую. Думал, что ты не могла далеко уйти. Думал, что тебя взяли в плен. А когда Белерианд затопило… — он сглотнул и замолчал. Я не видела ранее, чтобы его так переполняли чувства. — А теперь, когда я собираюсь начать все сначала, снова появляешься ты, — продолжил он. — Целая и невредимая, в окружении своих друзей. Разве это не истинной благословение Валар? Останься со мной.

— Нет, — ответила я решительно, хоть на сердце и лег камень. — Я не буду с тобой, да и нам обоим в Эрегионе будут тесно. Кто-то из нас должен уйти, и это должен быть ты. Здесь живет моя семья, и я тебе не верю, Гортхаур Жестокий. — Я встала, намереваясь уйти.

— Постой! — он схватил меня за руку и прижал к себе. — Разве я тебе больше не нужен? Разве ты по мне не скучала? — наши губы были очень близко. — Разве ты обо мне не думала?

— Думала, — шепнула я. — Думала, как было бы хорошо, если бы тебя посадили в клетку вместе с Мелькором, и он втыкал бы тебе иглы в глаза целую вечность. И о том, как жаль, что ты не можешь умереть.

— Да, дорогая, да, — он понимающе кивнул. — И ты часто об этом думала? Очень часто?

— Нет, — улыбнулась я. — Я давно тебя отпустила, — и это было, наверное, правдой, пока он не поцеловал меня. Ведь и в тот раз я почти забыла его до нашей новой встречи. И того поцелуя в лесу. А этот поцелуй разрушил мой мир, и я отвечала страстно, как никогда. Я действительно мало и скорее с ненавистью вспоминала об Гортхауре все эти годы, но теперь воспоминания высвободились, и я прижималась к нему все сильнее и понимала, что по-прежнему не свободна. Пораженная этим, я позволила Гортхауру мягко опустить себя на кровать.

— В одном мы совсем не изменились, — сказал он после, усмехаясь, когда мы просто лежали и отдыхали. Мне было страшно не по себе. Отодвинувшись на дальний край кровати я избегала смотреть в сторону Гортхаура и не отрывала взгляд от потолка. — Мы стали хорошими, но наша страсть такая же, как прежде, — продолжал он. — И это прекрасно. Сильмариэн, ты можешь ничего не говорить, но я вижу, что ты все еще не забыла меня.

Последние его слова меня отрезвили. Вскочив, я быстро начала одеваться.

— Давай же, — Гортхаур похлопал рядом с собой и распахнул объятия, — вернись!

— Будет подозрительно, если я не буду ночевать в своей кровати, — ответила я, натягивая платье. — Пора идти.

— А других причин нет?

— Ненавижу тебя! — крикнула я и, не дожидаясь ответа, быстро выскользнула за дверь. В коридоре никого не было. Я привалилась к стене и отдышалась. Мне казалось, что я слышу злобный смех Гортхаура. Почти дойдя до своей комнаты, я внезапно передумала и изменила направление.

За всю свою длинную бессмертную жизнь я напивалась до абсолютно беспамятного состояния лишь дважды. Раньше алкоголь помогал мне справляться со своими проблемами, но не в таком количестве. До той ночи такого не было. Этот раз и стал первым. Набрав в погребе побольше выпивки и узрев спящую пьяным сном охрану я проскользнула к себе наверх и там дала выход своему горю.

Утро встретило меня разрушительной головной болью. Я лежала под одеялом, даже с закрытыми глазами чувствуя, как мир кружится вокруг моей постели. Голову просто разрывало, и периодически накатывали приступы дурноты. Я еще сильнее закуталась в одеяло. Нет, никогда не встану с кровати!

Легкий стук в дверь показался мне ударом молота об голову. Со стоном я кое-как встала и, держась за стену, поковыляла к двери. Одно я знала точно — пить я больше никогда не буду.

— О Эру! — воскликнула Келебриан вместо пожелания доброго утра, когда я ей открыла.

— Что? — недовольно спросила я.

— Извини, — осторожно начала подруга, — но ты смотрелась сегодня в зеркало?

— Перебрала вчера немного на празднике, с кем не бывает, — я провела рукой по грязным волосам. Явно я предстала перед подругой во всей красе вчерашнего одинокого пьянства. Впустив Келебриан в комнату, я рухнула в кресло, потирая виски.

— Но я не видела тебя весь вечер, — возразила племянница.

— Я была… это… внизу, — с трудом сказала я. Язык еле ворочался и ужасно хотелось пить. — Почему ты меня разбудила с утра пораньше?

— Сейчас три часа дня.

Да уж. Я проспала почти весь день, давно такого не было. Лучше бы и не просыпалась.

— Я хотела тебе кое-что рассказать, — было видно, что Келебриан неловко. — У меня кое-что произошло. Но, пожалуй, пока не буду. Поправляйся, Сильмариэн. Я лучше пойду.

— Да, хорошо, — ответила я. У меня никаких сил не было слушать сейчас о делах Келебриан.

Проводив гостью, я умылась, слегка причесалась и снова рухнула в кровать. Лучше мне не стало, однако долго страдать не дал очередной стук в дверь.

— Тебя только не хватало, — открыв дверь, я увидела весьма довольного и прекрасно выглядящего Гортхаура. — Проходи, — сказала я, закатывая глаза. Выгонять его и спорить у меня не было ни сил, ни желания. Я впустила его и рухнула в кресло. Он сел напротив меня.

— Тяжелая ночка? — усмехнулся Темный Майа.

— Отличная, — злобно сказала я, пытаясь буравить Гортхаура злобным взглядом, что, учитывая мое состояние, у меня не слишком получалось. Мой бывший возлюбленный вздохнул, привстал с кресла и дотронулся до моего лба. Боль ушла, и мир снова обрел цвета и запахи.

— Теперь головная боль не сможет меня уберечь от воспоминаний о твоей гнусной роже, чего я и добивалась, — поморщилась я. — Может, тебе уже пора отстать от меня и идти дурить голову Келебримбору?

— Нет, — ответил Гортхаур, — я пришел поговорить с тобой. Мне нужно о многом тебя расспросить.

— И мне, — парировала я. — Как насчет Тхури?

— Тхури? — изумился Темный Майа, — О Эру, женщина! Тысячи лет прошло, а ты все еще ревнуешь! Вообще-то это приятно, — он расплылся в сладенькой улыбочке, и мне стоило большого труда нечем в него не кинуться, — но в последний раз я видел Тхури еще задолго до Войны Гнева.

— Опять врешь! — я была не удивлена, но все равно раздосадована. — Брось, ты же знаешь, что мне известно, как вы спелись во время Войны!

— Мы? Спелись? — удивился Гортхаур, — Знаешь ли, Тхури со мной тогда не было. Она была, наверное, с Мелькором. Не знаю, куда она делась после Войны, может, умерла, а может…

— Довольно лгать! — закричала я. — Это ты послал ее ко мне! — и, пародируя гнусный голос Тхурингветиль, продолжила. — Ты ужасно выглядишь, милочка. Двигайся на восток. Я тебя забрать не могу, и Гор сейчас тоже занят, нам не до тебя, так что собирайся и иди, на месте тебя встретят, если ты раньше не помрешь. Или Гор освободится раньше и заберет тебя, но это вряд ли, он делами занят. Так что же, Гор? — уже своим голосом выкрикнула я. — Значит, ты не посылал ко мне эту злобную тварь?

Гортхаур пару секунд просто смотрел на меня, а потом расхохотался. Это разозлило меня еще больше.

— Что смешного? — грубо закричала я.

— Милая, — не прекращал смеяться Темный Майа, — скажи, я очень похож на идиота?

— Тебе не надо быть похожим, ты и так идиот. А почему ты спрашиваешь? — подозрительно спросила я.

— Во-первых, — начал Гортхаур, — вероятность того, что я тебя не забрал бы сам, если бы знал, где ты, близка к нулю. Но если учитывать тот самый малейший шанс, что я не смог бы этого сделать, я ни за что не послал бы за тобой того, кто ненавидит тебя. И того, кого ненавидишь ты. То есть, я не послал бы за тобой Тхурингветиль, даже если больше послать было бы некого. Я хоть из шкуры бы вылез, но пришел за тобой сам. Понимаешь? И, повторюсь, я не имел никаких дел с Тхури в те давние времена, а где она сейчас, я не имею ни малейшего понятия.

Я изумленно смотрела на Гортхаура. За все время у меня не возникало и тени сомнения в том, что Тхури была с ним. Зачем-то она мне подсказала ведь, куда нужно идти, и подсказала правдиво. Я поделилась своими сомнениями с Гортхауром.

— Это очень просто, — фыркнул он. — Я достаточно знаю Тхурингветиль и представляю себе, как работает ее голова. И как работает твоя. Тхури тоже знает, как устроен ум, — он усмехнулся, — кого-то из рода Феанора. Она пошла от противного. Она знала, что нужно разжечь твою ненависть и сказать то, осуществления чего ей бы не хотелось. Она сказала тебе, что сейчас со мной? Отлично, она тебя распалила. А сказав тебе идти на восток, к сухому и безопасному месту, она добилась того, что ты поступила прямо противоположно, как ей и хотелось. Закончив осуществлять свой план, Тхури улетела с полной уверенностью, что море поглотит тебя, что в итоге и произошло. Не знаю, зачем она это сделала. Может, — он самодовольно усмехнулся, — потому, что я шикарен, и она все еще хотела меня. У нее все удалось. Возможно, Тхури боялась того, что ты все же выйдешь из своего укрытия и спасешься. Что ж, она это предотвратила, — было видно, что Гортхаур в восторге от такой умелой интриги.

— И из-за этого я умерла, — грустно сказала я. Улыбка Темного Майа померкла.

— Я бы убил ее за это, если бы встретил сейчас, — уже серьезно сказал Гортхаур. — Даже несмотря на то, что я поклялся себе не уничтожать более живых существ.

Я была очень опечалена. Тхурингветиль так умело меня подставила, а я и за полторы тысячи лет этого не поняла. Гортхаур потянулся ко мне и накрыл мою ладонь своей, и мне было так грустно, что я не отдернула руку.

— Я не виноват в том, что с тобой случилось, — мягко сказал Гортхаур. — Я никогда не захотел бы тебя потерять. Тогда мне нужно было уехать. Я знал, что Мелькор долго не просидит на своем троне, и я собирался заручиться поддержкой других темных существ — драконов, возможно, балрогов. Я не хотел бежать, я хотел вывести тебя если не в безопасное место, то хотя бы в место, где тебя никто бы не нашел. Поэтому я и оставил тебя в той разрушенной башне, а сам вернулся в Ангбанд. Но те мечты позади. Я теперь другой, Сильмариэн. Как и ты.

Я подняла голову, и наши взгляды встретились. Если я смогла измениться в лучшую сторону, то почему он не мог? Может ли быть, что он со мной искренен?

— Извини, — сказала я, — что ушла тогда. Это было очень глупо. Просто я устала, так сильно устала сидеть там в полном одиночестве и неизвестности. Но теперь я не знаю, верить ли тебе. Кто-нибудь здесь знает о твоем прошлом?

— Нет, — он убрал руку и откинулся в кресле назад, — а о твоем?

— И о моем, Гортхаур, — прошептала я.

— Не стоит называть меня так здесь, — покачал он головой. — И не из-за безопасности. А потому, что я больше не он. Того, кем я был, называли Гортхаур Жестокий. Теперь я Аннатар. Но, Сильмариэн, надеюсь, мне не нужно объяснять, почему я никому не сказал о том, что со мной было?

Я покачала головой. Мне было очень грустно.

— Поэтому я просто Майа из Валинора, который был послан Валар помочь жителям Средиземья, — продолжил Гортхаур, или, может, все же стоит его теперь называть Аннатар? Конечно, снова предстоят проблемы с привыканием к его новому имени, но если он искренен…

— В этом я не солгал. Но я никому не могу рассказать, что я делал раньше. В этом мы схожи, — Темный (или Светлый?) Майа снова взял меня за руку.

— Да, — кивнула я, сглатывая слезы, — мы оба сделали много плохого.

— Сильмариэн, — он крепче сжал мою руку, — мы можем держаться вместе. Мы должны. Хотя бы потому, что никто другой не поймет нас лучше друг друга. И не полюбит сильнее.

— Я не знаю, — пискнула я. — Честно, я должна подумать об этом. Дай мне побыть одной.

<Майа вздохнул и поднялся с кресла. Когда он ушел, я дала волю слезам. Успокоившись, я глубоко задумалась. Несколько дней я почти никуда не выходила. Я думала, переживала все произошедшее не только за эти два дня, но и за все предыдущие эпохи вплоть до нашего знакомства. Хотели бы Валар, чтобы мы были снова вместе, пусть и делая добро?

Гортхаур меня больше не беспокоил, понимая, видимо, что мне предстоит принять тяжелое решение.

— Величайший Вала Манвэ, — молила я, стоя на балконе. — Дайте мне подсказку! Скажите, говорит ли он мне правду?

Ветра не было. Манвэ предоставил мне право выбора.

Решение было непростым, и далось мне тяжело. Но я любила Гортхаура и понимала, насколько мы крепко связаны. Что он — моя судьба. И что мы оба заслуживаем второго шанса.

Набравшись храбрости, поздней ночью я постучала в дверь покоев Гортхаура-Аннатара. Он открыл мне незамедлительно.

— Сильмариэн! — его лицо озарила улыбка.

— Пойдем пройдемся, — предложила я. Я изнервничалась и была не в силах сидеть на месте.

Мы шли по саду в неловком молчании. Шли рядом, не держась за руки.

— Я подумала о твоем предложении, — глубоко вздохнув, начала я, заведя его в уединенную беседку, в которой любила проводит время, — и я думаю, что ты прав. Никто другой не поймет нас лучше, никто другой не будет любить нас настоящих, тем более так сильно, никто другой не будет знать наши тайны. Но я с тобой не поэтому. Я все еще люблю, Гор… Аннатар. И мне кажется, что ты говоришь правду. И будь ты проклят, если это не так, — агрессивно добавила я, утирая непрошенную слезу.

Лицо Аннатара просияло. Он нежно обнял меня.

— Я никогда тебе больше не солгу, — прошептал Майа мне на ухо, и я поцеловала его. Не знаю, сколько длился поцелуй, но он был прерван самым грубым образом. Невдалеке послышалось хихиканье, топот бегущих ног, и, едва мы успели оторваться друг от друга, в беседку ворвались смеющиеся и запыхавшиеся Келебриан и Элронд.

— Ооо, — только и смогла вымолвить подруга, во все глаза глядя на нас.

— Так вот, что ты мне хотела рассказать утром! — воскликнула я, вскочив со скамейки. — И вот ради кого ты приехал! — я ткнула пальцем Элронду прямо в грудь.

— Так вот с кем ты была прошлой ночью! — в тон мне вскричала Келебриан. — Мы с Элрондом знакомы много лет, а вы же познакомились только вчера! — Элронд и Аннатар подозрительно притихли, не желая лезть в женскую ссору.

— Какая тебе разница? — возмутилась я. — Между прочим, я старше тебя!

— Сильмариэн, ты меня удивляшь! — заявила Келебриан. — Ты пьешь и обнимаешься по ночам с первым встречным в уединенных углах, — она кинула неприязненный взгляд на Гортхаура. — Что с тобой случилось?

— Сами тогда вы что делаете вдвоем в уединенном, как ты говоришь, угле? — парировала я. Келебриан покраснела.

— Пойдем, Элронд, — только и ответила она и, гордо задрав голову и поморщившись, удалилась. Ее сердечный друг, еще раз взглянув на нас, пошел за ней.

Я изумленно смотрела им вслед.

— Гадкие дети, — сказал Аннатар, усмехаясь. Видно было, что он с трудом сдерживает смех.

— Никогда не думала, что буду выслушивать нотации от кого-то, кто младше меня на столько лет. Или хотя бы от кого-то, кто не правит королевством. Или не от того, кто не Мелькор или Манвэ, — я не могла прийти в себя от изумления.

Мы с Гортхауром переглянулись, и он, не сумев сдержаться, расхохотался. Мне же было не очень весело.

— Может ты и изменился, — недовольно заметила я, — но юмор у тебя определенно такой же.

Отсмеявшись, Майа сказал:

— Смех смехом, но мы не должны скрываться ото всех. Это вызовет подозрение. Нужно показать всем, что мы дороги друг другу, чтобы такой случай не повторился.

— Да, — подтвердила я. — Нужно встречаться на виду у всех, чтобы о наших отношениях узнали другие эльфы. И чтобы наши отношения развивались у всех на глазах. Это отведет от нас подозрения. Хотя не удивлюсь, если наутро о нас будет знать весь Эрегион. Келебриан не сплетница, но сейчас она очень раздражена.

— Сильмариэн, она раздражена потому, что мы поймали ее с дружком, — усмехнулся Аннатар, — и она никому ничего не скажет.

— Нет, — сказала я. — Дело не в этом. Пару дней назад Келебриан хотела мне что-то рассказать. Думаю, это касалось Элронда.

— Тогда, скорее всего, рассказ немного отличался от истины, — усмехнулся Майа.

— Или она обиделась, что я ее не выслушала, — вздохнула я.

— Возможно. Все равно не расскажет. Но как бы то ни было, Сильмариэн, здесь наши отношения не могут быть такими, как в Ангбанде, — я изумленно взглянула на Гортхаура и спросила, что он имеет в виду.

— Здесь нам нужно будет пожениться, — просто сказал Майа. — Не сейчас, но когда все будут думать, что мы достаточно знакомы. Прости, что я делаю это так не романтично, но все же я прошу тебя о том, о чем следовало бы давно попросить. Сильмариэн, выходи за меня замуж!

И тут я по-настоящему удивилась.

— Я предлагаю, — рассказывал Аннатар, — вложить все наши способности в дело, которое сможет изменить Средиземье раз и навсегда. Магические кольца, которые мы создадим, станут своеобразными проводниками нашей магии и усилят ее в несколько раз. Мы, Майар и Эльдар, сильнейшие и мудрейшие творения Единого. Нам под силу улучшить этот мир, более того, мы обязаны это сделать! Я недавно приехал из Валинора, поэтому я вижу, сколько проблем у нашего дома, Средиземья, и горю желанием их решить. Поэтому я и предложил господину Келебримбору, который, несомненно, все здесь решает, создать Кольца Власти.

— И для чего нам делать это? — не очень вежливым тоном спросил Келеборн. Я знала, что им с Галадриэль Аннатар пришелся не по вкусу. — Ни в Эрегионе, ни в Линдоне нет никаких проблем.

— Все мы, — ответил Аннатар, — кроме господина Келеборна, пришли в Средиземье из-за великого моря. Все мы, кроме меня, в Средиземье очень давние гости. Я мог бы сказать, что вы, возможно, забыли, как прекрасны земли Валар, но нет — ваши земли ничуть не хуже, господин Келеборн прав. Эрегион и Линдон процветают. Но так не во всем Средиземье. Рядом с нашими землями живут эльфы, не увидевшие благословенный свет Валар, не знавшие свет Древ. Они блуждают во тьме. Да, Средиземье стало прекрасней и безопасней по сравнению с тем, что здесь было в начале этой эпохи. Да, явных угроз больше нет, а Саурон, скорее, страшилка для малышей, нежели реальный враг. Но все это далеко не предел! Множество земель не заселено и дико. Мы могли бы помочь нашим сородичам-эльфам обжить и сделать эти земли прекраснее. Но для этого нам нужно создать то, что направило бы нашу магию на путь созидания. Кольцо имеет удобную форму, как магический проводник. Оно всегда может быть при своем хозяине. Поэтому, и из-за того, что предмет обладает магией, его тяжело потерять. Кроме того, наши с господином Келебримбором творения будут прекрасны!

Келебримбор восторженно закивал. Я знала, что он очень поддерживает идеи Аннатара. Но его энтузиазм разделяли далеко не все. Собственно, из-за этого мы и собрались сегодня.

— И поэтому тебе не доверяют ни Гил-Галад, ни Элронд? — спросил Маглор. — Я переписываюсь с Кирданом, и он тоже от тебя не в восторге.

— Владыки Гил-Галад и Элронд несомненно мудры и ими движут лишь благородные мотивы, — тщательно подбирая слова заговорил Майа, — но, я уверен, что они просто не осознали еще всей пользы, которую мы сможем доставить не только всему Средиземью, но и по отдельности вашим государствам. Да, Линдон и Эрегион прекрасны, и здесь нет проблем. Но что если так будет не всегда? С Кольцами мы сможем не только строить новое, но и сохранять старое. Что могло бы измениться с течением времени, станет неизменным. Сейчас время эльфов, но кто знает, когда настанет век людей, с их бесконечными изменениями всего, что изменять не следовало бы?

Маглор фыркнул. Галадриэль лишь молча смотрела на Аннатара.

— Кроме того, — продолжил Аннатар, — мы сможем сделать ваши земли еще прекраснее, хотя, благодаря стараниям мудрых владык Эрегиона и Линдона, это будет сделать тяжело.

— И поэтому, — Келебримбор встал с места и начал ходить по комнате, — я принял предложение господина Аннатара и собрал своих ближайших родственников из Первого и Третьего Великих Домов, чтобы сообщить об этом. Мы уже начали работу над кольцами, но все, что было сделано, можно назвать лишь очень слабой пробой. Мы с господином Аннатаром продолжим работать вместе, чтобы развить и усовершенствовать кольца.

— Почему здесь нет Элронда? — спросил Маглор.

— Он сегодня уезжает в Серые Гавани, — ответил Келеборн.

— Элронд, — добавил Келебримбор, — мой друг, но я решил пока не посвящать его в подробности дела, которое он не одобряет. Я надеюсь, вы проявите понимание. И не будете посвящать в суть тех, кто сегодня был не приглашен, — выразительный взгляд на Келеборна и Галадриэль. Да, Келебриан точно бы рассказала все Элронду.

Возвращаясь к себе в комнату, я пыталась оценить ситуацию. Галадриэль и Келеборн недовольны. Маглор колеблется. Зато Келебримбор в восторге, а это самое главное. Перетащить бы на свою сторону Элронда… А вот и он. И зовет меня.

— Что случилось? — спросила я, подойдя к Полуэльфу.

— Пройдемся, Сильмариэн? — лишь отведя меня в уединенный угол Элронд начал разговор.

— Ты знаешь, что делаешь? — прямо спросил он меня.

— Послушай, — поморщилась я в своей шутливой манере, — тебя еще на свете не было, а я уже давно знала, что делала. Элронд, что происходит?

— Тогда так, — изменил вопрос Элронд, — ты знаешь, с кем связываешься? Тут ты раньше ошибалась, помнишь?

— Нельзя напоминать про такие вещи! — возмутилась я. — Тебя мама не учила?

Элронд поджал губы.

— Прости, — смутилась я. — Будем считать, мы в расчете. А теперь объясни, чем ты недоволен. К чему это беспокойство за меня, Элронд?

— Я знаю этого Аннатара, — ответил Полуэльф, — он приходил в Линдон и говорил со мной, с Кирданом, с Гил-Галадом. Мы не верим ему, Сильмариэн. Может, он и не опасен, но явно он себе на уме. Келебримбор обожает его идеи, но что если этот Майа не честен с нами и пытается создать что-то худшее?

— Но Келебримбор говорит…

— Келебримбор может ошибаться! — воскликнул Элронд.

— Как и ты! — выкрикнула я. — И зачем ты ко мне с этим пристаешь? Я думаю, твое мнение разделит кто-нибудь другой!

— Келебриан волнуется за тебя, — просто сказал Элронд.

— Не надо, — ответила я. — Я сама разберусь. И мы гуляли вдвоем всего один раз, и больше наедине не виделись, — и это было правдой. — Я была слишком смущена, что вы зашли, но это было вовремя. Келебриан была права, и я не хочу никуда торопиться.

— Скажи ей об этом, — посоветовал Элронд. — Келебриан хочет помириться.

— Скажу, — пообещала я. — Я по ней слишком соскучилась. И по тебе буду скучать, — я обняла Элронда. — Жаль, что ты уезжаешь. Возвращайся скорее. Мы будем тебя ждать, — и я ему подмигнула.

Попрощавшись с Элрондом я направилась к Келебриан. Без Полуэльфа Аннатару будет спокойнее. Он уезжает вовремя. Но здесь Келебриан, и Элронд рано или поздно все равно вернется…

Подруга была очень расстроена тем, что ее возлюбленному приходится возвращаться к обязанностям герольда Гил-Галада, и мы без труда помирились. Келебриан, однако же, повторила слова Элронда, что не доверяет Аннатару. Меня это начинало тревожить. Элронд, Келебриан, Келеборн, Галадриэль, Маглор… Никто не доверял Майа, кроме меня и Келебримбора, а я была необъективна. Да, я люблю Аннатара, но подстраховаться мне не помешало.

— Они начали работу над Кольцами, — прервала я рассуждения Келебриан об Аннатаре. — Сегодня об этом говорили.

— Все же начали, — Келебриан опустила голову. — Чувствую, ничего хорошего из этого не выйдет.

— Послушай, — я наклонилась вперед и взяла подругу за руку. — Мне очень нравится Аннатар, но я уже однажды ошиблась в мужчине, а почти все мои друзья ему не верят. Выслушай меня и постарайся донести эту мысль до Келебримбора. Скажи это своей маме. Но, пожалуйста, не говори никому, что это посоветовала я. Если придет момент, когда Келебримбор будет делать Кольцо, которое будет мощнее предыдущих, которое будет носить кто-то из нас, от которого будет зависеть благополучие нашей страны, не подпускайте его к этому Кольцу. Он не должен касаться этой вещи и принимать участие в ее создании. Келебриан, это очень важно!

— Ты абсолютно права, — Келебриан широко распахнула глаза и, казалось, даже не дышала. — Если он зло, то он осквернит его. Извратит. Сделает так, что оно будет служить не нам, а ему.

— Именно, — я обняла подругу и прижалась к ней. Почему, когда он появляется в моей жизни, то приходится выбирать между ним и семьей, даже если он, кажется, хочет творить добро? И кого я предаю в этот раз?

Я проснулась от того, что Аннатар обнял меня. Я вздрогнула. Это было неожиданно.

— Что ты здесь делаешь? — ошарашенно спросила я. Сон как рукой сняло.

— Я не мог ждать, — он довольно улыбался. — Слишком хотел остаться с тобой наедине.

— А если тебя кто-то увидит, — прошептала я, хотя мы и были только вдвоем.

— Нет, — Аннатар сиял. — Меня никто не сможет увидеть, — и он показал мне кольцо, которое держал в руке. — Я наконец его доделал!

— Кольцо невидимости! — ахнула я. — Ты же хотел его создать еще в прошлую эпоху!

— И лишь теперь доделал! Видимо, следовало тебя от меня запереть еще тогда, — Аннатар поцеловал меня. — Это стало мощным стимулом. Я принес тебе такое же. Теперь мы сможем видеться еще до того, как все о нас узнают, — и он надел кольцо на мой указательный палец.

Мои ощущения никак не изменились, но я перестала себя видеть. Подняла руку, посмотрела в ее сторону, а там лишь пустота. Это было непривычно. Раньше я накладывала на себя заклинания для отвода глаз, но при них я могла себя видеть, меня не замечали лишь чужие.

— Ух ты! — я подскочила к зеркалу. В нем ничего не отразилось. — Это невероятно, Аннатар, ты превзошел сам себя!

Я прыгнула в кровать и с шутливым рычанием накинулась на Аннатара.

— Я все равно тебя вижу, Сильмариэн, — засмеялся он. — Я же сам сделал это кольцо. Но видеть тебя в нем могу только я.

Я сняла кольцо. И он тут же надел свое.

— Поймай меня! — раздался лукавый голос из другого края комнаты.

— Держись! — воскликнула я и бросилась на голос. Но Аннатар поймал меня первым и кинул на кровать. Невидимые руки только начали ласкать меня, как раздался настойчивый стук в дверь. Я тихо, но с чувством выругалась.

— Надевай кольцо и прячься! — шикнула я Аннатару.

Накинув пеньюар, я открыла дверь. На пороге стояла испуганная Иримэ.

— Что? — раздраженно спросила я. — Сейчас поздновато.

— Прости, прости, — виновато зашептала она. — Мне нужно кое-что рассказать тебе.

— До утра не могло подождать? — я была страшно недовольна. — Что уж там, проходи.

— Нет, пойдем со мной, — не успела я опомниться, как Иримэ тащила меня за руку в свою комнату. Когда мы пришли к ней, подруга посадила меня в кресло и вывалила на колени целую пачку писем.

— Это за неделю, — сказала Иримэ. — Они любовные.

— И что? — спросила я. — Радуйся, что тебе их пишут!

Иримэ указала мне на подпись. Там стояла только одна буква — Э.

— Ты знаешь почерк? — спросила подруга.

Я сглотнула. Почерк был мне знаком. С его обладателем мы были достаточно дружны. А еще дружнее я была с его возлюбленной.

— Свет моих очей, — начала читать Иримэ. — Ты поразила меня в ту же секунду, что я увидел тебя. Твои синие глаза напоминают мне про великое море, рядом с которым я хотел бы прожить с тобой всю жизнь. Сегодня я уезжаю, но я обязательно за тобой вернусь, — девушка прервала чтение. — Ты ведь поняла, кто мне пишет? Он и подарки каждый день шлет, — она показала мне красивый рубиновый браслет. — А вчера, — глаза Иримэ наполнились слезами, — он написал, что будет ждать меня в беседке. Я подошла, увидела его, но испугалась и убежала. Я и не догадывалась, что он обманывает Келебриан! Не ожидала увидеть именно его.

Я хотела бы сказать, что это совпадение, но почерк не оставлял возможности для сомнений.

— Но Элронд любит Келебриан, это почти все знают, — прошептала я. — Такого просто быть не может!

— Что мне делать, Сильмариэн? — плакала Иримэ. — Я боюсь рассказывать Келебриан, я боюсь ее потерять! Она подумает, что я сама виновата, что завлекала Элронда!

Я обняла подругу.

— Все будет хорошо. Но ты должна рассказать Келебриан об этом. Элронд не должен морочить головы вам обеим, — я была твердо убеждена в своих словах.

Успокоив Иримэ и уложив ее спать, я пошла обратно. Аннатар был все еще у меня.

— Какой же хитрый гад Элронд! — возмущалась я. — А еще мне говорил, что ты плохо со мной поступишь! Сам обманывал Келебриан! И не любил ни ее, ни Иримэ!

— Элронд говорил, что я буду плохо к тебе относиться? — спросил Аннатар, выслушав мою гневную тираду.

— Именно!

— Тогда тем более хорошо, что его больше здесь не будет, — Аннатар встал и обнял меня. — Он не заслуживает твоей дружбы и любви принцессы, — что-то мне не понравилось в его тоне, но я сразу же об этом забыла и лишь крепче прижалась к своему возлюбленному, который меня точно никогда не бросит и не предаст. А потом он снова надел кольцо и мы продолжили то, что начали.

Комментарий к 2.6. Его поступки

С наступающим выходом последнего “Хоббита”, толкинисты!;Р

С тех пор Элронд не появлялся в Эрегионе. После того, как Иримэ открыла всю правду Келебриан, у него не осталось здесь друзей. Обманутая Келебриан горевала из-за предательства ее возлюбленного. И, конечно, ее родители были в ярости. Келеборн и Галадриэль теперь близко бы не подпустили к дочери виновника ее разбитого сердца. Я и еще некоторые друзья Элронда просто не знали, как теперь общаться с ним и хранили молчание в ответ на его письма, в которых Полуэльф умолял нас помочь примирить его с возлюбленной. Мне было очень больно за подругу. И было кое-что, чего я никогда не понимала. Келебриан была замечательной девушкой, не только невероятно красивой, но и обладающей богатым внутренним миром. И я не понимала, как ее можно было променять на Иримэ. Конечно, эта девушка тоже была моей подругой, и тоже обладала красотой, но… Иримэ была глупенькой пустышкой. Очень привлекательной, но не более того. Она не обладала тонкой душой и замечательным умом, как Келебриан. Ее никак и ни в чем нельзя было сравнить с дочерью Галадриэль и Келеборна. И таких девушек, как Келебриан, было очень мало. А таких как Иримэ — очень много. И мне это совсем не нравилось. Элронд казался мне замечательным молодым эльфом, так почему же он сделал такой глупый выбор? Аннатар говорил, что всему виной мужская природа и свойственная некоторым невоздержанность в удовольствиях.

Моя же жизнь протекала весьма успешно. Через несколько лет после прибытия Аннатара в Эрегион мы поженились, и необходимость скрываться отпала. Кольцо невидимости пылилось в шкатулке с теми украшениями, которые я давно не надевала. Наши покои в Эрегионе не были так огромны и роскошны, как всего лишь мои личные комнаты в Ангбанде, но это было неважно. Мы были безумно счастливы. Аннатар был идеальным мужем, самым лучшим из всех возможных. Жаль, что он только играл свою роль. А я этого и не знала. Я бы все отдала за то, чтобы вся та наша жизнь не была бы ложью.

Но пока что, в годы нашего недолгого по меркам Эльдар брака, до создания Единого Кольца, Аннатар казался мне совсем другим, чем он был раньше. Все, что я любила в Майа — его обаяние, красоту и яркую личность, остроту его ума и ширину познаний, фееричное чувство юмора и невероятную нежность ко мне — осталось прежним. Все, чего я в нем не любила и боялась, ушло. Он больше не был Гортхауром Жестоким. Нет, слово «жестокость» не пришло бы в голову никому, кто видел его открытое доброе честное лицо. Аннатар всегда готов был прийти на помощь любому советом или делом. Он очень много сделал для еще большего улучшения Эрегиона и жизни его жителей. С его помощью наша страна стала еще прекрасней. И он был невероятно добр. Меня это приводило в восторг. Мы были снова вместе, и были на стороне добра! Все было так, как я мечтала еще в Валиноре. Жаль, что моя радость оказалась недолгой.

Галадриэль со временем несколько смягчилась к Аннатару. Да, он не стал ее любимцем, да, она пришла в ужас от новости, что мы собираемся пожениться. «Одумайся! — заклинала сестра. — Я уверена, что этот Майа нас обманывает! Уверена, что от него нам будут одни лишь неприятности!» Я лишь качала головой и блаженно улыбалась. Но годы шли, наш брак был невероятно счастливым, как и у самой Галадриэль и Келеборна, работа над кольцами шла успешно, и бесконечные придирки сестры к Аннатару хотя и не сошли на нет, но значительно уменьшились. Как ни странно, мой муж даже больше ценил из-за этого Галадриэль. «Я был чудовищем, — говорил мне Майа, — и если она чувствует это, даже по прошествии стольких лет, мудрость и проницательность этой женщины воистину безграничны». Галадриэль в Эрегионе была очень влиятельна (часто мне казалось, что даже влиятельнее самого Келебримбора, и, кажется, не одна я так думала), и сердца других эльфов стали постепенно оттаивать. Польза Аннатара для Эрегиона и помощь эльфам была столь очевидна, что, в конце концов, даже Маглор стал с ним здороваться, пусть и сквозь зубы.

Чья любовь к Аннатару оставалась неизменной и только росла со временем, так это Келебримбора. Правитель Эрегиона и Майа стали самыми верными друзьями. Они не только почти всегда работали вместе, но и проводили вдвоем бесконечные вечера за совместным отдыхом и беседой. Работа над кольцами шла прекрасно. Поначалу дело двигалось довольно тяжко, но, проведя несколько экспериментов, за три сотни лет Келебримбор и Аннатар выковали уже шестнадцать довольно сильных магических колец. Правда, для эльфа они были бы слабоваты, но вполне сгодились бы для человека или даже гнома. Я не могла ни радоваться, наблюдая их дружбу. Аннатару нужен был кто-то добрый помимо меня, чтобы он не свернул с намеченного пути. То, что это произойдет, пугало меня больше всего.

Однажды вечером мой муж спросил меня:

— Что если бы я снова стал таким, как прежде? Таким, как был в Первую Эпоху?

Я вздрогнула и отложила расческу.

— Скажи, что это просто вопрос. Что ты таким не станешь, — дрожащим голосом попросила я.

Аннатар закрыл лицо руками.

— Конечно, не стану. Но я постоянно думаю о том, сколько эльфов и людей я мучил и убил, пока работал на Мелькора, сколько судеб сломал. Это невыносимо, Сильмариэн! Скажи, как ты меня тогда терпела? А если моя судьба быть таким, темным? Ты бы осталась со мной, если бы я снова сбился с пути?

Я села рядом с мужем и обняла его. Разговор обещал быть не из легких.

— Нет, — ответила я. — Я не осталась бы с тобой, если бы ты снова стал бы на сторону тьмы. Потому что теперь ты просто не можешь поступить так. Посмотри вокруг, Аннатар! Ты живешь в прекрасном месте, с красавицей-женой, окруженный друзьями. Ты сумел убедить в своих добрых намерениях даже тех, кто сомневался в тебе больше всего! У тебя есть любимое дело, о котором ты мечтал еще очень давно. У тебя есть возможность улучшить этот мир! У тебя есть все, Аннатар! Мелькора больше нет. Нет того, кто смущал бы твой разум бесконечными рассказами о преимуществах тьмы. Он создан был быть злым. Ты не такой. Мелькор сбил тебя с истинного пути своими лживыми речами. Да, я помню, насколько он был хорош, и в глубине моей души осталась частичка уважения к нему, но мы должны сделать выводы из всего, что произошло, чтобы не повторять наши ошибки. Тебя сбил с пути Мелькор, меня — Келегорм. Я настолько сильно хотела отомстить ему, что забыла о всякой доброте и чести. Когда-то я была не намного хуже тебя, лишь слабее. Да и не было у меня выбора терпеть Гортхаура Жестокого или нет — никто не смог бы покинуть Ангбанд, Мелькор дал мне это понять в самый первый день. В Чертогах Мандоса переосмысливаешь свою жизнь. Я это сделала. И теперь я не смогу никому причинить зла по доброй воле. Я слишком люблю Эрегион, люблю своих друзей и семью, и не желаю видеть этот чудесный край в запустении. И я очень не хотела бы, чтобы ты имел отношение к такому ужасному деянию. Я хочу быть с тобой всегда. И я за тебя переживаю. Не думай о плохом, любимый!

— Теперь я спокоен, — ответил Аннатар. — Мне необходимо было это услышать. Я вижу, насколько ты изменилась, Сильмариэн, и это меня потрясает. В тебе действительно больше нет мстительности и злобы. И теперь я еще больше восхищаюсь тобой, дорогая. И я постараюсь быть достойным тебя.

Я постаралась забыть об этом разговоре сразу по его завершении. Глупо, но он не стал для меня тревожным звоночком. Больше мы этой темы не касались.

Я была такой дурой, неисправимо наивной идиоткой, что поверила Гортхауру Жестокому! Но почти четыре сотни лет мы были очень счастливы. Я искренне верила в то, что он стал совсем другим. Но ошиблась. И была за это наказана.

Случалось, что Аннатар ненадолго уезжал из Эрегиона. Он говорил, что путешествует по Средиземью, хочет увидеть то прекрасное, что было недоступно ранее его затуманенному взору. Но почему-то он никогда не предлагал мне поехать с ним. Нужно было мне еще тогда удивиться, но…

Аннатар даже в своих путешествиях оставался самым прекрасным и заботливым мужем. Он постоянно писал мне, хотя бы пару строчек, но всегда вовремя. В своих письмах он рассказывал мне, что видел. Я скучала по мужу, но понимала, насколько ему полезны его поездки. В конце концов, раньше Гортхаур тоже надолго отлучался из Ангбанда, но не со столь дружелюбными целями. Да, настоящие цели Аннатара тоже были отнюдь не добрыми, но пока что я об этом не знала.

В тот день Аннатара не было в Эрегионе, но почему-то я особенно радовалась, наслаждаясь летней жарой. В Эрегионе в последние годы было как-то по-особенному хорошо. Пару дней назад в моих снах мелькнула Ниенна, но тогда мне подумалось, что я просто ошиблась, и это был кто-то другой. В последний раз Валиэ снилась мне незадолго для попадания в Чертоги Мандоса, а в новой жизни я ни разу ее не видела. Я могла ее перепутать, к примеру, с белокурой Артанис. Поэтому я, не предав значения сну, грелась на солнышке. Я давно не навещала Келебримбора, и в тот день решила наверстать упущенное.

Правитель Эрегиона, как и всегда, был очень рад меня видеть. Мы сразу разговорились о будущем.

— У меня очень много планов! — с жаром рассказывал Келебримбор. — Ты даже не представляешь, сколько я уже сделал! И можно сделать еще лучше! И больше! Сильмариэн, ты представить себе не можешь, какая это радость — творить!

Я с интересом задавала вопросы об его делах. Было очевидно, что Келебримбор сделал очень много. В последнее время жить в Эрегионе стало еще лучше, а раньше я думала, что улучшать больше нечего. Это я и сказала Келебримбору.

— Я так рад, что уже видны плоды моей работы! — радостно воскликнул он. — Спасибо, Сильмариэн! Сегодня такой замечательный день! Сегодня жизнь прекрасна!

Мы разговаривали, смеялись и ели орехи, когда Келебримбор внезапно сильно побледнел и схватился за виски.

— Келебримбор, — я приподнялась со своего места и легко дотронулась до плеча друга, — что случилось?

И тут глаза Келебримбора закатились, он рухнул со стула и его начало жутко трясти. Я поняла, что слышу собственный крик. Я была так напугана! Эльфы не болеют, если кому-то из нас стало плохо, то это проклятье Валар или самого Эру. Но что же мы сделали?..

— На помощь! — кричала я, стараясь сдерживать дикие судороги, сотрясающие тело Келебримбора. — Правителю плохо!

Эру, что же с ним происходит?

Внезапно Келебримбор обмяк в моих руках, но уже через секунду я почувствовала, что мое запястье сжали неожиданно крепкие пальцы.

— Его кольцо… — шептал Келебримбор, — кольцо, чтоб править всеми..

— Я не понимаю, — я еще ниже склонилась над правителем, но расслышала не все из его бормотания. Келебримбор что-то говорил из последних сил.

— Оно сберет их вместе и заключит во тьме, — последнее слово Келебримбор буквально простонал и тут же потерял сознание. Я еле расслышала конец этой фразы. В комнату ворвались другие эльфы, и их испуганные и горестные восклицания могли заглушить все звуки, кроме голоса, который звучал у меня в голове.

Кольцо. Его. Чтоб править всеми. Сберет их вместе. Заключит во тьме.

Или я не так поняла происходящее, или все очень плохо.

Он снова меня обманул.

Я даже ничего не чувствовала. Во мне просто что-то сломалось.

«Тебе нужно позаботиться о себе, девочка», — прошептал внутренний голос, и этот голос почему-то принадлежал Мелькору.

Вернувшись к себе, я первым делом переложила кольцо невидимости к себе в карман. Готовиться следовало к самому худшему.

Комментарий к 2.7. Годы лжи, века обмана

Я все-таки переписала эту главу!:Р

Итак, мои дорогие, уважаемые и любимые читатели! Не думаю, что я появлюсь еще здесь в этом году, хоть и вынуждена покинуть вас на крайне печальной ноте. У меня предзащита, сессия и миллион дел. А потом ПРАЗДНИКИ!

Поэтому я хочу заранее поздравить вас с наступающим Новым годом и Рождеством. Пусть 2015 год принесет в ваши жизни только самое лучшее и ваши мечты исполнятся. Желаю вам всяческих творческих успехов, а также попадать на творчество только хороших авторов и не ходить в кино на плохие фильмы. И экранизации “Сильмариллиона” (если кто ее хочет так же, как я). И здоровья, ребят, без него ни любовь, ни путешествия, ни лето ни в радость. И побольше счастья и волшебства в ваших жизнях.

И я обещаю в 2015-ом дописать “Подобную Сильмариллу”, а то можете меня повесить, как Бессердечная Фреев (но это уже совсем другая история).

С Новым годом!

Бежать! Такова была моя первая мысль. Схватить все самое необходимое и бежать сломя голову из Эрегиона, подальше от всех. Гигантским усилием воли я заставила себя сесть и немного подумать. «Успокойся, Сильмариэн, — шептала я. — Может, тебя и не заподозрят, а если повезет, то тебе и сочувствовать будут больше всех». Правда, в такое развитие событий я не верила. Галадриэль и Келебримбор были совсем не глупы, а жен злодеев всегда подозревают в первую очередь. Какая-то часть меня шептала, что сейчас я должна быть сломлена из-за нового предательства Аннатара… Гортхаура, а не думать только о спасении собственной шкуры. Однако, как ни странно, я почти не была удивлена его поступком. Эру, он же Темный Майа, ученик Мелькора, чего я вообще могла ожидать? Четыре сотни лет спокойствия с Гортхауром и так были слишком большим подарком судьбы.

В этот раз я никуда не побегу. Если опасность есть, то я встречу ее лицом к лицу. А если нет… то и прекрасно. Просто буду жить дальше. А может Келебримбору просто стало плохо, и он бредил, и на самом деле ничего не случилось? Нет, брежу я, если хотя бы допускаю эту мысль. Гортхаур — змей, и он сделал что-то, о чем мы все, а может даже и он, горько пожалеем.

Я решила не сидеть в своей комнате и не дожидаться пока за мной придет кто-нибудь (я думала, прежде всего, об охране). Необходимо было проведать Келебримбора. Какая-то часть меня, что сейчас не тряслась в страхе попасть в темницу, беспокоилась за безопасность друга. По дороге в покои правителя я не выдержала и сорвалась на бег. Мне хотелось как можно скорее выяснить, что происходит. И что будет со мной. Когда-то я побывала в подвалах Ангбанда, но стать преступницей в глазах своих близких для меня было намного страшнее, чем снова вернуться туда, даже если бы Ангбанд не был бы стерт с лица Арды, и это было бы возможно.

С Келебримбором были Галадриэль, Келеборн и Маглор. Подходя к двери, я слышала их голоса, но после того, как я зашла в комнату, они внезапно затихли.

Правитель Эрегиона лежал на кровати. Выглядел он ужасно. Бледность Келебримбора бросалась в глаза даже в комнате с плотно задернутыми шторами.

— Случилось что-то плохое, — я села в изголовье кровати, стараясь не замечать устремленных на меня пристальных взглядов. — Но я не поняла что. Как ты, Келебримбор?

— Плохо, — он отвел взгляд. — Сильмариэн, твой муж предал нас.

— Что? — я притворилась удивленной. — Как?

— Он создал… — однако Галадриэль прервала Келебримбора:

— Ты знала, что он замышляет, сестра?

— Что замышляет? — вскричала я. — Келебримбор, о чем ты говорил перед тем, как потерял сознание? Что за кольцо?

— Одно Кольцо, чтоб править всеми, оно главнее всех, оно сберет их вместе и заключит во тьме, — мрачно продекламировал Келебримбор. — Аннатар, то есть теперь я не уверен, что его зовут так, создал Единое Кольцо, которое будет подчинять себе все остальные магические кольца, которые я создал. Теперь Эрегион в огромной опасности.

— И в чем же проблема? — спросил Маглор. — Выкинь или расплавь те шестнадцать или кинь их гаду в лицо, они не для нас, пусть отдаст их людишкам, а нас оставит в покое. Каждый останется при своем.

Галадриэль метнула в него такой взгляд, что мне стало жутко. И заодно у меня сложилось впечатление, что мы с Маглором не все знаем. Может, колец стало больше?

— Я понятия не имела… — начала я, и говорила же совершенно искренне…

— Докажи, — грозно сказала Галадриэль. — Докажи, что ничего не знала про дела Аннатара!

— Для начала, я здесь, — ответила я. — Наверное, если Аннатар замышлял бы что-то, после чего ему пришлось бы уйти отсюда навсегда, он забрал бы меня с собой.

Галадриэль фыркнула. Маглор издал сдавленный звук похожий на еле сдерживаемый смешок. Я поморщилась. Это было довольно оскорбительно. Очевидно, то, что я сказала, никого не впечатлило. И я разозлилась.

— Да что вы от меня хотите? — вскричала я. — Если это все не глупое недоразумение, значит, я потеряла мужа, а Келебримбор — лучшего друга! Мне очень плохо, а вместо утешений я должна выслушивать необоснованные подозрения от вас, моих лучших друзей!

— Мне нужны доказательства, — иногда Галадриэль могла быть очень жестка.

— Позволь заметить, Сильмариэн, — добавил Маглор, и я чуть не ударила его за это, — тебе очень не везет с мужчинами.

— Однажды повезло, — бросила ему я. — И каких доказательств вы хотели бы? — я устроилась удобнее в кресле, зная, что спорить с Галадриэль, как всегда, бесполезно.

— Я хочу посмотреть твои воспоминания об Аннатаре, — твердо сказала сестра.

— Нет! — меня обожгла горячая волна паники. Мысль о побеге перестала казаться мне неудачной. — Ни за что!

— Почему? — спросила подруга.

— Ты же знаешь, — из моего рта вырвался глупый нервный смешок, — как я этого не люблю! От осанвэ мне очень плохо!

— Придется потерпеть, — сказал Келеборн, и я заметила, каким взглядом он обменялся с Маглором. — Или ты знаешь про Аннатара что-то, чего не хотела бы рассказывать? И теперь боишься, что Галадриэль увидит это?

Перед внутренним взором пронеслась вся моя жизнь с момента приезда в Хитлум навестить братьев перед свадьбой до возвращения из Чертогов Мандоса. Да, я много чего не хотела бы рассказывать и показывать. Если Галадриэль залезет в мой разум, то она может увидеть что-то из этого моего прошлого. Этого нельзя допустить.

— Я знаю только одно, — призналась я. — Я расскажу, если ты не будешь лезть ко мне в голову, сестра.

— Ты не в том положении, чтобы ставить условия, Сильмариэн, — заметил Келеборн. Кажется, он больше всех был настроен против меня.

— Я понятия не имела о создании этого самого Единого Кольца, — начала я, — я не знала ни о каких злодейских планах моего мужа. И мне сейчас намного тяжелее, чем вам. Я могу сказать вам только одну вещь, но невероятно важную. Клятву Эру давать не буду, эта семейная традиция не для меня, но скажу я вам только правду. Я очень любила своего мужа и считала, что он изменился, поэтому скрыла это от вас.

— Изменился? — изумился Маглор. — Значит, вы были знакомы прежде?

— Именно, — тихо ответила я. — Еще в Валиноре.

— О Эру! — вырвалось у Галадриэль. — Ты хочешь сказать, что Аннатар это?..

— Моргот! — выругался Маглор. — Я понял, о ком вы.

— А я нет, — прошептал Келебримбор. — Не о Морготе же, надеюсь?

— Да нет же! — возмущенно воскликнула я. — Как ты вообще мог такое подумать?

Келеборн закрыл лицо рукой, как будто ему было стыдно.

— Келебримбор, ты устал и нездоров, и твой разум путается. Разве ты не помнишь, благодаря кому Сильмариэн попала в Чертоги Мандоса? Хвала Эру, Моргот тут не причем. Мы нарвались на его прислужника, — пояснил Келеборн. — Одного из самых главных. Его звали Гортхаур Жестокий.

— Что? — Келебримбор даже привстал с кровати, забыв о своей слабости. — У нас был сам Гортхаур, и ты, Сильмариэн, об этом мне не сказала?

Я жалела, что рассказала им. Если бы у меня было время придумать что-то более правдоподобное… А пока происходящее попахивало абсурдом. И я была уверена, что на этот раз меня не простят.

— Послушай, Келебримбор, — я протянула руки к другу, но он отстранился. — Я думала, что он изменился. Когда Аннатар пришел в Эрегион, я сразу узнала его. Я сказала, что ему не место среди нас, и рядом мы жить точно не должны. Но я увидела совершенно другого Майа. Такого же обходительного, как раньше, но доброго, чуткого и желающего помочь нам. Он сказал, что был с Валар, что исправился, что пытается забыть все то зло, что он причинил. Мы говорили всю ночь, а потом наши чувства, которые зародились еще тогда давно, в Валиноре, до того, как мы ушли, вспыхнули вновь. Как вы думаете, сейчас я очень рада, что опять ошиблась и оказалась обманутой?

— Погоди, — после некоторого молчания спросил Маглор, — он изнасиловал и убил тебя, а потом просто появился у нас, и ты сразу его простила?

Мне захотелось закричать. Как же я могла забыть об основе всей своей лжи! Я не смогла бы сказать им про Келегорма, они никогда бы не поверили! Я совсем завралась. Придется снова изворачиваться.

— Я немного изменила события, — вздохнув, сказала я. Надо было собраться, сейчас я шла буквально по лезвию самой острой в мире бритвы. — Чтобы еще сильнее не тревожить вас. И чтобы вы сильнее ненавидели его, слугу врага, если пришлось бы снова встретиться, — я горько усмехнулась. — Сам Гортхаур и пальцем меня не трогал. Тех людей, которые привели меня в крепость, тех, кто… поступил со мной плохо, он убил на месте. Он считал, что я приехала в Хитлум к нему, и поэтому просто выкрал меня. Он говорил, что я должна быть только его. Говорил, что в Ангбанде нам будет хорошо. Но я никогда бы не смирилась с этим. Бежать из Железного Ада я бы не смогла, никто бы не смог. Поэтому, когда он оставил меня одну, я просто… ушла, — я чуть не расплакалась. Я почти сказала правду. Так бы все и было бы, если бы у меня были силы поступить правильно. Говоря это, я посылала образы в сознание Галадриэль. Где-то изображение, где-то эмоцию. Навалившееся на меня тело (Келегорма, но Галадриэль это было не видно), лицо Гортхаура, когда он говорил мне, что я не смогу уйти, и измененное чувство близости смерти — меньше паники, больше тоски и всепоглощающее ощущение того, что все кончено. То ощущение, которое было со мной в тот момент — я понимала, что, чтобы Келебримбор ни решил, моя прекрасная жизнь в Эрегионе кончена.

— Но почему ты нам не сказала? — потрясенно спросила Галадриэль.

— Сказать вам, что я была в Ангбанде? — воскликнула я. — О, теперь я вижу, что я сделала правильный выбор. Сегодня один из худших дней в моей жизни, и я снова ошиблась в Анна… Гортхауре, о Эру, как же мне его теперь называть! А вы ни на минуту не поверили мне, своей подруге и родственнице, и устроили допрос с пристрастием. Знаете, я не висела как Маэдрос на башне, и доказать, что я делала в Ангбанде и как долго, мне бы не удалось. Поэтому я и решила опустить эту маленькую подробность. Я знала, что вы будете меня подозревать всю оставшуюся жизнь! Вы представляете, что я почувствовала, когда снова увидела его в Эрегионе, через столько лет! Страх, опустошенность. Я думала, что моя жизнь кончена, что он снова ее испортит. И, представьте себе, так и вышло! — и тут я не выдержала и разрыдалась. Эти слезы были искреннее, чем все мои слова. Но я не услышала не единого слова утешения, не почувствовала на плече дружеской руки. Ответом на мои слезы послужило гробовое молчание, и я вынуждена была затихнуть.

— О Эру! — внезапно взревел Маглор. — Что же мы за тупая семейка!

— Она ничего не знала о Кольце, — сказала Галадриэль, и в комнате снова воцарилось пугающее молчание.

Мне не о чем было больше с ними говорить, и я ушла. Маглор был прав. Глупые доверчивые феаноринги. Поверили нашему отцу Феанору, который якобы вел нас в лучшую жизнь. Отец поверил Мелькору, якобы желавшему честного поединка. Так же попался и Маэдрос. Я попалась почти также.

Я не знала, вернется ли за мной Гортхаур. То, что он оставил меня разгребать все это, было для меня дико и невыносимо. Но предложи он мне пойти с ним и снова делать то, что мы делали раньше, разве я бы согласилась? Нет. И он понял это. Он же спрашивал однажды.

Гортхаур оставил меня. Друзья будут меня ненавидеть. Теперь снова придется учиться жить одной.

Но впервые Гортхаур оставил меня так. Не попросив последовать за ним, не обещав вернуться. Неужели это конец?

Я вышла на балкон своей комнаты и взглянула на последние лучи заходящего солнца. Еще утром этого дня я особенно сильно радовалась и наслаждалась летом. Этот день должен был стать таким же прекрасным, как тысячи дней до и после него. Но он стал одним из худших дней в моей очень долгой жизни.

Что же будет завтра? Меня выгонят из Эрегиона? Все же влезут мне в голову? А, может, простят и скажут, как сожалеют о моей потере? Нет, мне не кажется, что все наладится. Наладится ли все когда-нибудь вообще? Я в этом сомневалась.

Я горько улыбнулась, глядя на заходящее солнце.

— И так он обманул всех, — я в очередной раз закончила рассказ о своих злоключениях, глотнула еще вина и поморщилась. Элронд потрясенно смотрел на меня, хотя и выслушивал все это не в первый раз.

— Я знаю, можешь осуждать меня так же, как и другие, — сердито добавила я. — Я сама понимаю, что была полной дурой, когда покрывала Гортхаура.

— Ты была очень наивной, — заметил Элронд.

— Наивностью я бы это не назвала, ты слишком добр, — отмахнулась я. — Кирдан и Гил-Галад были куда суровее. А уж что мне сказали в Эрегионе… — я снова махнула рукой, не желая снова пересказывать все то, что Элронд и так не раз уже слышал.

— Аннатар обманул всех, — вздохнул Полуэльф. — Хотя я и раньше думал, что он лжец. Я всегда был уверен, что это он рассорил меня с Келебриан.

— И я теперь так тоже думаю, — угрюмо сказала я. — У меня было время подумать, пока я ехала в Линдон. Прости, что не отвечала на твои письма, Элронд. Извини, что не верила. Я была самой слепой и глупой из всех.

— Ты жестче всех поплатилась, Сильмариэн, — покачал головой Полуэльф. — Но я тебя понимаю. Я бы поверил всему, что сказала бы мне Келебриан, хотя ее прекрасную светлую душу и нельзя сравнивать с этой черной и гнилой. А ты уже думала, как будешь избавляться от этого брака?

— Понятия не имею, — мрачно ответила я. — Мои родители просто разъехались и все. Они друг друга, конечно, не переносили, но все же не люто ненавидели. Сам понимаешь, что супруги, живущие раздельно, для Эльдар уже редкость. Но все же они считались супругами. А уж чтобы состоявшийся брак не считался существующим в глазах Валар и Эру… — я скрестила руки на столе и уныло положила на них голову. — Овдоветь я не могу — он Майа. Умирать самой мне не очень хочется. Остается, наверное, лишь забыть о том, что я замужем за чудовищем и жить дальше, — все же повторный брак был у эльфов всего единожды, и мне теперь придется быть всегда одной. Я содрогнулась, не желая представлять себе это. Неужели никто никогда больше не скажет мне, что любит меня, не обнимет, не утешит и не поцелует? Мне было плохо от этой мысли. Теперь у меня даже друзей нет. Я была готова снова заплакать.

Элронд понимающе кивнул.

— Все наладится, Сильмариэн, я уверен. Но нужно решать проблемы по мере их поступления, — сказал он. — Сейчас Гортхаур затаился где-то. Но я абсолютно уверен, что он вскоре вернется и не даст нам спокойно жить.

— Я знаю, что вас уже предупредили об этом, — ответила я. — Но мне хотелось бы верить, что Владыка Гил-Галад поможет Эрегиону в случае опасности.

— Я в этом не сомневаюсь, — кивнул герольд Гил-Галада. — Ему, как и мне, очень жаль, что Эрегион, несмотря на наши предупреждения, связался с этим проклятым Валар лжецом, но мы всегда поможем нашим братьям-эльфам.

— Его влияние и способность дурачить невероятно, — задумчиво произнесла я. — Что же он сможет сделать с людьми или гномами, если уж так повлиял на нас? — а уж если он захочет забрать шестнадцать колец….

В покоях было тепло, но я ясно увидела, что Элронд содрогнулся, и отнюдь не от холода.

— Мы даже не знаем, где он, — Полуэльф был очень грустен и задумчив. — Гортхаур может обитать где угодно. Может, он даже затаился где-то между Эрегионом и Линдоном. А, может, где-то еще, на востоке, севере или юге. Я не знаю этого.

Мы не продолжили беседу. Мрачно замолчали, погрузившись в собственные мысли.

Я приехала в Линдон меньше, чем через год после предательства Гортхаура и создания Единого Кольца. Никто не отсылал меня из Эрегиона — я уехала сама, и, зная недоверие родных к себе, собиралась привести из Линдона доказательства моего пребывания там, на подобии письма от Гил-Галада, а перед отъездом несколько раз предупредила не только тех, кто когда-то считал меня своей подругой, но и охранников границы.

После всего произошедшего для жителей Эрегиона я стала призраком. Меня никто не осуждал в открытую, никто не плевал мне в лицо, никто не пытался мне навредить. Все просто старательно меня избегали. Мои бывшие подружки чуть ли не убегали в ужасе, завидев меня. «Да, конечно, я очень злая жена очень злого злодея, — с усмешкой отвращения думала я, завидев очередное побледневшее лицо. — Бегите, детишки, а то я вас всех съем». И это при том, что мало кто знал о том, что Аннатар — это Гортхаур Жестокий, ученик Мелькора. Келебримбор решил скрыть это, чтобы не провоцировать панику среди эльфов, и все думали, что Аннатар — просто лживый Майа, обманувший Келебримбора.

Что-то подобное я пережила в Дориате, после того, как Ангрод разболтал всем о прегрешениях Феанора и его детей до и во время Исхода Нолдор, а Владыка Элу Тингол запретил Квэнья. Тогда тоже многие держались от меня подальше, и я частенько бродила одна по Дориату и его окрестностям. Но тогда у меня были подруги — Галадриэль и Лютиэн, наставница Мелиан, и я познакомилась с Трандуилом, который поддерживал меня, и мне больше никто не был нужен. Да и среди феанорингов я была далеко не худшей, раз уж Тингол даже не пытался выгнать меня из своей страны. В конце концов, все поняли, что не я виновата во всех грехах моего семейства, и стали относиться ко мне, как и прежде, дружелюбно. Тут все было куда хуже. Моя вина не была тайной ни для кого, даже для меня самой, и никому я теперь совсем не нравилась. И в Нарготронд, к любящему брату, я уехать больше не могла. Нарготронда больше не было, как не было Дориата и Гондолина, да и всего Белерианда. И я прожила уже так много…

Мои бывшие друзья были слишком заняты, очевидно, разгребая последствия наших ошибок. Естественно, чем они занимались на самом деле, и что стало с кольцами, я понятия не имела — о таком меня никто больше не оповещал. Принудительно осанвэ ко мне так и не стали применять — наверное, Галадриэль решила, что в моей голове слишком много грязи. А может, она и действительно поверила, что я не знала про Единое Кольцо. Однако, заговаривать со мной больше никто не спешил.

Устав от изнурительного одиночества в Эрегионе, я решила отправиться в Линдон, надеясь, что Элронд и Кирдан будут ко мне добрее. Зная, что из писем они прекрасно осведомлены обо всем произошедшем, я рассказала им то же, что сказала Келебримбору и остальным. Несмотря на то, что отнеслись они ко мне мягче, видимо, потому, что не их стране грозила опасность, я видела, как Кирдан и Гил-Галад меня презирают. Именно презирают, а не ненавидят — ненавидеть у них не было повода. Другое дело, Элронд. Он был очень добр. Он единственный, кто понял меня, и это легло целебным бальзамом на мою душу. Поэтому я старалась проводить больше времени с Элрондом, как когда-то давно с его отцом, Эарендилом. Полуэльф познакомил меня с Глорфинделем, гондолинским военачальником, убитым балрогом Готмогом. Этот эльф тоже недавно вернулся из Чертогов Мандоса, и теперь стал советником Гил-Галада. Поначалу мне было так стыдно, что я в глаза не могла смотреть Глорфинделю, вспоминая, что я помогла Мелькору разрушить его город. Но потом я почти переборола стыд, а Глорфиндель был из тех, кто относился ко мне наиболее дружелюбно, и мы, оба перешагнувшие черту жизни и смерти, лучше всех понимали друг друга. Да, дружба Элронда и Глорфинделя много для меня значила, пока я была в Серых Гаванях, да и Гил-Галад и Кирдан позже сменили гнев на милость. Но вечно так продолжаться не могло. Я не хотела возвращаться в Эрегион, но, надеясь, что Келебримбор и Галадриэль уже остыли, решила вернуться.

«Если нет, — мрачно размышляла я по дороге в Эрегион, — уеду опять в Гавани». Или…

Именно тогда меня впервые серьезно посетила мысль уехать в Нуменор. Почему бы и нет, семья меня больше не держит, я одна, а впереди лишь множество длинных одиноких лет. Можно попробовать сменить обстановку. Я давно уже хотела узнать мир людей ближе, и эльфов на западном берегу Нуменора тоже хватает. Правда, говорят, что жить эльфам так стало чуть похуже, чем во времена, когда я наблюдала за жизнью острова… А жители Серой Гавани жаловались, что нуменорцы стали наглее, и приезжают к средиземским людям намного чаще и даже берут с них небольшую дань. Но какая разница!

За все время путешествия меня терзал страх, которого не было еще тогда, когда я отправлялась в Линдон. Со всех сторон мне мерещились злобные глаза наблюдателей и различные опасности. Я с трудом засыпала по ночам на пару часов, и при первых же лучах рассвета продолжала путь. Разумеется, добралась я довольно быстро, но совершенно расстроенная и издерганная.

Приехав во дворец, я в первую очередь отправилась к Галадриэль.

— Вот письмо от Гил-Галада, — произнеся краткое приветствие, бросила я. — Тут дата, когда я приехала в Линдон, тут дата, когда уехала. Прибавь сюда время на дорогу до Эрегиона.

— Сильмариэн, — Галадриэль оторвала глаза от письма, — ты вовсе не обязана отчитываться.

— Я так не думаю, — резко сказала я. — А то вы подумаете, что я была с Гортхауром и вернулась шпионить, разве не так?

— Нет, — растерянно сказала сестра. — Владыка Гил-Галад писал, что ты в Гавани. За то время, что тебя не было, я много думала обо всем, что с тобой произошло, и я думаю, что ты виновата лишь в своей наивности. Ты попала к Намо совсем юной, и…

— Спасибо, — усмехнулась я. Упоминание о Чертогах Мандоса разозлило меня. — Впрочем, это неважно. Я снова уезжаю. Заехала попрощаться и поговорить в последний раз.

— Ты не можешь, — твердо произнесла Галадриэль. — Границы закрыты. Мы пустили тебя лишь потому, что знали, кто ты и где ты была. Надвигается война.

— Гортхаур угрожает нам? — встревоженно спросила я, мигом забыв о прекрасном видении Арменелоса.

— Саурон бросил нам вызов, — голос Галадриэль был мрачен, как никогда.

— Саурон? — недоуменно спросила я. — А ему что надо? Я уже о нем совсем забыла.

— Ты не поверишь, — вздохнула Галадриэль, — ведь Саурон — это Аннатар.

— Что? — я тяжело рухнула в кресло. — Такого быть не может! Получается, что Саурон — это Гортхаур, и теперь он — главное зло на Арде? — ошарашенно спрашивала я.

— Именно, — подтвердила сестра.

— О Эру! — воскликнула я, поднимая руки к небу, — Сколько же у него имен? Кто же он такой?

— Тебе лучше знать, — ядовито бросила Галадриэль.

Я метнула на сестру злобный взгляд.

— Извини, — смутилась она.

— Надеюсь, — устало спросила я, — ты не думаешь, что я это знала? Про Саурона?

— Не думаю, — ответила Галадриэль. — Я тебе верю, Сильмариэн. Послушай, я должна тебя спросить. Не замечала ли ты ничего странного на пути сюда?

— Еще как замечала, — мрачно ответила я. — На дорогах творится что-то не то. Кажется, ничего не изменилось, но ощущения хуже, чем в Хитлуме рядом с Ангбандом. Такое чувство, что за тобой наблюдают. Птицы и звери кажутся злыми, не как раньше. Даже деревья словно вытянулись к небу и закрывают солнечный свет. Мне было так страшно, пока я сюда ехала, Галадриэль! Ведь раньше управлять живыми созданиями во зло мог только Моргот!

— А теперь есть его замена, Саурон, — кивнула сестра. — И это даже не с восточной стороны…

— Надвигается беда, — прошептала я. — Послушай, Галадриэль, — внезапно я снова обрела уверенность и силу. — Ты сказала, что веришь мне. Я очень рада тому, что это, наконец, случилось. Нас здесь много. Я помню то, чему меня учила сама Мелиан. Ты — самая сильная эльфийская волшебница. Келебримбор — искуснейший мастер. И множество эльфов, готовых постоять за свою родину. В случае опасности, мы можем позвать на помощь Владыку Гил-Галада или еще кого-нибудь. Главное, чтобы мы были едины. Саурон не хотел бы этого. Любая ссора, даже между тобой и мной, обрадовала бы его до предела. Мы не должны давать ему повод. И мы должны будем выстоять.

— Ты права, — кивнула Галадриэль. — Я тоже об этом думала. Саурон не сможет сломить нас. У него большая мощь на востоке, и он будет сопротивляться, но не победит нас.

Я гордо улыбнулась.

— Скажи, что ему еще надо, кроме шестнадцати колец, которые нам самим не нужны?

— Откуда ты знаешь про его требования? — напряглась Галадриэль.

— Не трудно догадаться, — отмахнулась я. — Что ему еще может быть нужно? Лишь поддержка для Единого. Раздаст их кому-нибудь…

— Есть еще Кольца, — замявшись, сказала сестра. — Келебримбор сделал их сам, не привлекая Аннатара. Но они связаны с Главным Кольцом. И они куда сильнее. Саурон знает о них и жаждет их всей своей черной душой.

— Это уже очень плохо, — прошептала я.

Мы с Галадриэль обменялись испуганными взглядами. Каковы будут следующие действия Саурона? Мы не знали, но догадывались, что ничего хорошего нас не ждет. И что гроза вскоре разразится.

Эрегион не зря готовился к угрозе. Война пришла к нам и довольно скоро. Войска Саурона (теперь я предпочитала называть его именно так) появились внезапно с востока — еще вечером их не было видно, хотя что-то злое и витало в воздухе, а уже утром мы обнаружили, что окружены. Я радовалась хотя бы тому, что Галадриэль и Келебриан, как и многие другие женщины, вовремя уехали подальше от начинающегося кошмара в Лотлориэн. Они не предлагали мне поехать с ними — также как и я, они понимали, что теперь моя судьба неразрывна с исходом войны, и бежать я просто не имею права.

Без долгих предисловий Саурон потребовал отдать ему Кольца Власти. Келебримбор отказался. И Саурон напал на нас. Битва шла днем и ночью, и теперь границы некогда мирного Эрегиона безостановочно дымились. На какое-то время Келеборн со своим войском сумел отбросить Темного Майа назад, но тот вскоре вернулся и продолжил осаду. Мы знали, куда ему необходимо попасть — в кузницы Эрегионских мастеров, где создавались кольца. Саурон отчаянно рвался к своей цели, и скоро границы пали. Война вошла в сам Эрегион, но до цели враг пока не добрался. Кольца еще ему не принадлежали.

Я, как и остальные женщины, не ушедшие в Лориэн или Гавани, не участвовала в битвах. На мне была работа в госпитале. Когда-то давно я многому научилась у Майэ Мелиан, умела исцелять раны и облегчать страдания умирающих, но в глубине души считала, что мое место в бою — но Мелиан мало учила меня боевой магии, а умения, полученные от Мелькора, я показывать не могла — это вызвало бы слишком много вопросов. Но мне так хотелось отомстить Саурону, причинить ему боль… И госпиталь не был подходящим для этого местом.

А Саурон и его войска подбирались все ближе к своей главной цели — кузницам. Война шла за каждый дом, но враг был все ближе… Келебримбор собирал отряд из самых храбрых воинов, чтобы направиться к Дому Мирдайн, где хранились сокровища эльфийских мастеров.

«Я больше не могу так», — думала я, слушая стоны раненных, которые в тот день казались мне особенно тягостными. Я знала, что сегодня решится очень многое, если не сам исход войны. Саурон на пороге того, чтобы найти кольца, а Келебримбор этому будет препятствовать. Я же неплохая волшебница, я умею биться, я могу ему помочь… Я должна ему помочь.

Вымыв руки, я выскользнула из госпиталя и направилась во дворец. Путь, ранее бывший приятной прогулкой, теперь стал почти невыносим. Издали слышались крики и звуки битвы. В воздухе стояла гарь от далекого лесного пожара. И на некогда прекрасной аллее не было ни одного гуляющего эльфа с весельем на лице. Все это осталось далеко в прошлом.

— Келебримбор! — воскликнула я, зайдя во дворец и найдя собирающегося в бой правителя, — Возьми меня с собой!

— Сильмариэн! — изумился Келебримбор. — Зачем тебе идти с нами?

— Я знаю боевые заклинания, я могу помочь! — закричала я, паника накрывала меня с головой. — Я ненавижу Саурона больше, чем кто бы то ни был! Позволь мне пойти с вами, и я покажу тебе, на что я способна!

— Это не обсуждается, — твердо сказал Келебримбор, но, смягчившись, добавил, подойдя к выходу из зала, где собирался отряд. — Это ради твоего же блага. Береги себя!

«Келебримбор, может, и запретил мне идти, но остановить меня не сможет» — думала я, надевая кольцо, которое подарил мне Гортхаур в период наших тайных встреч. Кольцо врага послужит благой цели, чем не ирония судьбы? Невидимая и неслышимая, я направилась за Келебримбором и его войском. Я знала, что сам Саурон воюет у кузниц, и знала, что сегодня хочу его достать.

Я увидела его одновременно с Келебримбором, который бросился на врага вместе со своим отрядом. И мне… стало очень страшно. Я и раньше видела настоящие битвы, но не принимала в них участие. Кляня себя за трусость и малодушие, я побежала к кузнице и проскользнула в нее через небольшой черный ход. По пути я пустила несколько заклятий и несколько орков рухнули замертво. Небольшой урожай. Но мне нужно хоть немного успокоиться…

Как и в былые времена в Доме Мирдайн было тепло и сухо. Саурон пока не осквернил это место своим присутствием, но был так близок к этому! Я осмотрелась вокруг. Это место все же изменилось — теперь Келебримбор и его мастера ковали не волшебные кольца, не чудесные драгоценности. Теперь здесь создавались мечи, кинжалы, доспехи, топоры — то, чего мирный народ Эрегииона не стал бы создавать без надобности.

С трудом открыв тяжелую дверь, я зашла в сокровищницу. Здесь почти ничего не было — большую часть золота и драгоценностей надежно укрыли в других местах. Что-то, возможно, пойдет на оплату союза с людьми — Келебримбор был уверен, что Нуменор поможет нам и так, однако Келеборн был противоположного мнения. Кольцо на моем пальце внезапно быстро запульсировало, и я охнула от неожиданности. Что-то словно толкнуло меня к западной стене сокровищницы, заставило вынуть из стены кирпич (и дало сил сделать это) и достать из стены небольшую шкатулку. Я издала потрясенный вздох, открыв ее. Передо мной на бархате лежали Девять Колец. Мое кольцо, по-видимому, желало оторвать мне палец, так сильно оно пульсировало, и я сняла его. Конечно, опасно снова стать видимой, но кто знает, что способна сделать эта вещь? Вдруг, оно в состоянии прямо сейчас отвести меня к Саурону и с поклоном преподнести ему Девять?

Что я знала точно, так это то, что Кольца нельзя оставлять здесь. Если я нашла их так просто, то что мешает это сделать их создателю? Я положила шкатулку в сумку на поясе. Теперь нужно уходить отсюда, придется рискнуть и снова надеть кольцо. Нужно бежать как можно дальше, спрятать Девять там, где Саурон не догадался бы их искать, и сказать об этом лишь Келебримбору.

Я надела свое кольцо и ринулась к выходу из Дома Мирдайн. Выскользнув через черную дверь, я обогнула дом и снова увидела поле битвы. А там…

Келебримбор загораживал собой вход в Дом Мирдайн. Его лицо было с трудом узнаваемо — оно было сплошной раной, залитой кровью. Но на ногах он стоял твердо. Напротив него стоял Саурон. Было видно, что эти двое уже долго боролись. Невольно я приблизилась к входу. Конечно, Саурон может меня видеть и в кольце, но оставалась надежда, что он меня не заметит.

— Нет! — сцепив зубы, говорил правитель Эрегиона. — Ты сюда не зайдешь! Я сделаю все, чтобы не пропустить тебя, отродье Тьмы!

— Жаль, друг мой, очень жаль, — с издевкой вздохнул Гортхаур. — Буду по тебе скучать, но ты сам вынуждаешь меня так поступить!

Темный Майа бросил в защитника кузниц заклятье. Я знала, что это заклятье очень мощное, но не достаточно сильное, чтобы убить, что еще хуже. Гортхаур желал сделать с моим другом что-то, по сравнению с чем и смерть покажется благословением… Келебримбор почти сумел увернуться. Заклинание не попало ему в грудь, однако задело плечо, и правитель почти уже разрушенного Эрегиона оступился и упал на одно колено, вскрикнув от боли.

Саурон, ухмыляясь, снова поднял руку. И я поняла, что этот удар будет решающим, ведь Келебримбор был уже так слаб…

— Нет! — воскликнула я, сняв кольцо и бросившись к другу. В следующую секунду тьма накрыла меня с головой.

— Сильмариэн! — услышала я чей-то голос. — Возвращайся!

Я с трудом открыла глаза. Луч света отозвался ужасной резью в глазах и вспышкой головной боли. Я не сразу поняла, что расплывчатая фигура, склонившаяся надо мной — Келеборн.

— Где Келебримбор? — с трудом прошептала я. Келеборн молчал.

— Пал? — тихо спросила я. Хоть бы он был жив…

— В плену, — срывающимся голосом ответил Келеборн. — Саурон пленил его.

О Эру! Это намного хуже! Что же он с ним сделает…

— Что случилось, Келеборн? Я ничего не помню, — я осмотрелась, и увидела хорошо знакомые мне стены госпиталя.

— Саурон попал в тебя, — ответил Келеборн. — То заклятье было не смертельным, но мощным. Мне говорили, что враг целился в Келебримбора, а ты хотела его защитить.

— Но не смогла, — мрачно сказала я. Моя рука потянулась к поясу, но не нашла сумку. С тихим криком я потянулась к платью, лежащему на стуле рядом с кроватью. Сумки не было.

— Саурон забрал Девять Колец, — мрачно ответил Келеборн.

— Я не сумела их спасти, — прошептала я, схватившись за голову. Желание спасти Келебримбора пересилило все, и я просто забыла о Кольцах…

— Он все равно забрал бы их, — ответил Келеборн. — Кузницы взяты. Гил-Галад и Элронд уже близко, но мы проигрываем.

— Это моя вина, — прошептала я. — Я так хотела помочь спасти Эрегион, но сделала лишь хуже…

— Нет, Сильмариэн, — Келеборн нерешительно взял меня за руку. — Ты помогла выиграть время. Келебримбор ранил Саурона, прежде чем тот пленил его. Увидев, что ты для него сделала, Келебримбор дрался еще более яростно, хотя силы и покидали его. Твой поступок был замечательным, я хочу сказать тебе спасибо от имени Келебримбора и от всех нас.

Приятно было слышать это от того, кто раньше не питал ко мне совершенно никакого доверия.

— Не стоит, Келеборн, — ответила я. — Тебе не за что благодарить меня. Я сделала то, что была должна. Но, если хочешь, можешь сказать Келебримбору поблагодарить меня, когда мы его вернем.

Келеборн слегка улыбнулся, но сразу помрачнел.

— Мы прикладываем все усилия, — ответил он, — но враг слишком силен. Эрегион практически лежит в руинах.

— Сколько я пролежала здесь? — спросила я. Необходимо узнать, если ли еще время…

— Почти две недели, — ответил Келеборн.

Вдруг Келебримбора уже нет…

— Я должен сказать тебе еще кое-что, — запинаясь, сказал Келеборн. — Маглор мертв.

Я высвободила свою руку из ладони Келеборна, отвернулась от него и заплакала.

Я восстанавливалась медленно, вокруг пылала война, и меня злило, что я должна валяться в госпитале, вместо того, чтобы приносить какую-либо пользу. Поначалу я была настолько слаба, что с трудом вставала с кровати, но, по прошествии недели, была уже способна оказать небольшую помощь лекарям. Госпиталь теперь был одним из самых безопасных мест, Саурон до него еще не добрался, да и зачем ему были нужны едва живые, израненные эльфы? Он предпочитал пополнять их ряды, измываясь и раня здоровых и сильных воинов. Каждый день в госпиталь приносили новых раненных. А сколько еще было погибших? Скольких не сумели спасти, вытащив с поля битвы?

Я могла бы погрузиться в свои страдания, как делала раньше. Могла бы. Но на это не было времени. Я оплакивала Келебримбора и Маглора. Я была уверена, что Келебримбор мертв так же, как и мой брат, к которому я привязалась за годы в Эрегионе несравненно больше, чем за годы в Валиноре. Но, как никогда я понимала это, мои страдания не должны были затмить реальность. Только не теперь.

Я дремала, лежа на кровати, которую делила еще с несколькими женщинами, работающими в госпитале. Меня разбудил странный шум за окном. Я вздрогнула и приподнялась на постели. Шум не прекращался. Однако остальные крепко спали. Я осторожно слезла с кровати и подошла к окну. Никого не было. Я вздохнула с облегчением, но оно было недолгим. Обернувшись, я увидела человека. Южанин держался за клинок и отвратительно улыбался, глядя на меня. Я отпрянула.

— Кис-кис-кис, — нагло прошептал он, направляя клинок в мою сторону. В госпиталь зашел еще один человек, похожий на первого.

Нет, то, чему научил меня Мелькор, все же не должно было пропасть зря. Я прошептала заклинание, и на мгновение вспышка ослепила даже саму меня. Когда я открыла глаза, оба лежали мертвые на полу. Я потрясенно огляделась. Все спали. Неслышно было даже стонов раненных. Это было очень странно. Эльфы, не услышавшие приближение топочущих людей…

— А ты держишь форму и не забываешь того, чему тебя научили, — раздался знакомый голос. Я взвизгнула, оступившись, чуть не упала, и была вынуждена схватиться за спинку чужой кровати.

— Можешь кричать, никто тебя не услышит, — рассмеялся Саурон.

— Как ты попал сюда? — воскликнула я, твердо уверенная, что госпиталь был в безопасности. А, может, мне это снится…

— Подкуп, — пожал плечами Саурон. — Даже среди вас, Нолдор, Синдар или как вас там, есть продажные сошки. — Поэтому я и имею честь снова видеть тебя, дорогая.

— Что тебе нужно? — я сжала небольшой кинжал, который лежал у моей кровати, ясно понимая, что уж им-то сделать Саурону ничего не смогу.

— Всего лишь хотел поговорить со своей женой, — ответил Гортхаур. — Ты меня очень разочаровала, Сильмариэн, но ты еще можешь искупить свою вину. Будь такой, как раньше!

— Не подходи ко мне, гад, — прошипела я, держа перед собой кинжал. — Я никуда с тобой не пойду и делать для тебя ничего не собираюсь. Я изменилась. Лучше убей меня сразу, если хочешь.

— Я не убью тебе, моя дорогая, — ответил Гортхаур. — Я глуп и сентиментален, и не убью женщину, подарившую мне столько приятных минут. Ты можешь остаться здесь, со своими глупыми друзьями, и умереть, как пожелаешь. Как твой дорогой Келебримбор, ради которого ты жизнь готова положить, — по его лицу скользнула мерзкая ухмылка, и я с трудом сдержала слезы. — Я пришел, чтобы убедиться, что ты этого заслуживаешь, и теперь я точно уверен, что это так.

— Раньше ты был совсем другим, — сказала я. — Даже при Мелькоре. В твоем сердце не было столько тьмы, как теперь.

— Все меняется, дорогая, — вздохнул Гортхаур. — Теперь я главный. Я сильнее, чем был Мелькор даже в свои лучшие годы. И у меня нет желания терять все это. Ты так разочаровала меня, Сильмариэн, маленькая глупая девочка из Валинора! Я думал, что мы будем командой, как раньше, но ты раскисла и совсем уподобилась своим светленьким друзьям.

— Да, нам теперь с тобой не по пути, — злобно подвела итог я. — Можешь проваливать и оставить меня в покое. Больше нам говорить не о чем.

— Я уйду, — кивнул Гортхаур. — Но, думаю, я зашел все же не зря, — он обозрел помещение госпиталя. — Больные, измученные и спящие. Это хорошо. Ты, как мой старинный друг, можешь уйти, — бросил он мне.

Поняв его намерения, я пришла в ужас.

— Не смей, — прошептала я.

— Попрощайся со своими друзьями, — губы Гортхаура раздвинулись в ужасающей улыбке, и я, насколько я ни была слаба, поняла, что обязана помешать ему.

«И за это я должна благодарить Мелькора», — мелькнула непрошенная мысль. Я не могу защитить всех этих эльфов, но могу позвать на помощь и… напасть на Саурона, моего мужа, любовь всей моей жизни… бывшую любовь.

«Келеборн! Помоги! Помоги! — отправила я мысленное сообщение, надеясь, что Келеборн его услышит. — Госпиталь! Враг здесь! Приди! Помоги!»

Как же я ненавижу осанвэ. Голова снова начала раскалываться…

Я послала заклятье в Саурона. Если бы повезло, или если бы я была сильнее, он, может, и упал бы. Но он всего лишь скучающе отклонил его.

— Ты дерешься, как маленькая девочка, — ехидно сказал Темный Майа.

Я попробовала еще. Я пробовала снова и снова, но Гортхаур лениво отстранялся.

— Я не отвечаю лишь потому, что нехорошо мужу поднимать руку на жену, — ответил он.

Мелькор научил меня многому. Заклятье, помогающее скрыться от посторонних глаз. Сильные боевые заклятья, которые, однако, Гортхаур тоже знал. Заклятье, с помощью которого можно пытать. И даже заклятье, которое может сразу же лишить жизни. Но Темный Вала научил меня еще кое-чему. «Не живи воспоминаниями, девочка, — говорил он, везде добавляя свои бесконечные шуточки. — Если тебе был кто-то дорог раньше, это не значит, что теперь он не заслуживает ножа. Будь сильной и стойкой». Я знала, что настал такой момент. Я должна была ранить Саурона так глубоко, как только смогла бы.

И я напряглась из последних сил. Магия, которой я воспользовалась, действовала как на тело, так и на разум. Я надеялась, что Саурону сейчас больно, как было больно и мне. Мне казалось, что я разваливаюсь на части, но я продолжала давить. Я надеялась, что разум Саурона тоже сейчас бурлит от боли, и что его контроль и над самим собой, и над спящими эльфами, и над своей армией, ослабел хоть немного.

— Уходи! — кричала я, корчась от невыразимых страданий. — Отпусти нас!

Получи! За Маглора, за Келебримбора, за Эрегион, за мое разбитое сердце… Умри, Саурон, и не только моя жизнь станет намного лучше…

Из последних сил я открыла крепко зажмуренные глаза, и их обожгла вспышка от моей же магии. Боль в глазах была почти невыносимой, но я смогла увидеть лицо Саурона, и на нем было изумление.

— Остановись! — услышала я. — Хватит, Сильмариэн, прекрати!

— Нет! — я усилила натиск, но силы покинули меня, свет погас, и я рухнула на пол, стараясь сохранить ускользающее сознание.

Мы больше не были одни. Прибежали воины, раненные и целители проснулись, и госпиталь наполнился криками. Несколько эльфов кинулись к Саурону, но тот отшвырнул двух, пусть и с трудом, и подошел ко мне.

Я не могла встать с пола. Во рту чувствовался кровавый привкус. У Саурона кровь текла из носа, но мне было гораздо хуже — кровь поднималась откуда-то изнутри, и проявлялась во рту невыносимым привкусом. Глаза страшно болели. Я не хочу снова умереть…

— Ты поплатишься, Сильмариэн, — сказал он, вытирая кровь. — Ты сделала неверный выбор. До встречи.

Обратившись в летучую мышь, Саурон вылетел из госпиталя, разбив окно. Я смотрела, как он улетает, теряя последнюю связь с миром.

— Госпожа, вы в порядке? — кричал кто-то, но я с трудом слышала этот голос, погружаясь в объятия чего-то, что не было сном, но, однако, не было и смертью.

Я настолько долго приходила в себя, что не видела ничего. Ни как в Эрегион пришла долгожданная помощь в лице Элронда. Ни как вслед за Элрондом на подмогу приходили еще эльфы и гномы из Мории. Ни как Саурон нес перед собой истерзанное тело бедного Келебримбора, чтобы сокрушить дух своих противников. Все это я услышала потом. И это было к лучшему.

Но я помнила, как Эрегион окончательно пал. Как горели последние здания, как разбегались последние эльфы. Кто-то бежал в Ривинделл, кто-то в Линдон. Уже способная управлять и своим разумом, и своим телом, я отправилась в Линдон, хотя он и был дальше, и этот поход был не легче перехода по льдам Хэлкараксэ. Я выбрала Гавани, потому что не совсем доверяла новой крепости Имладрису. Вдруг она будет не настолько крепкой, чтобы суметь сдержать врага? Элронд был уверен в обратном, но все же… А до моря Саурону еще нужно будет добраться — последних бегущих из Эрегиона Темный Майа, слава Эру, никак не преследовал. Может быть, думал, что мы и так умрем.

Первые несколько недель после борьбы с Сауроном мне было совсем плохо. Говорили, что я находилась на грани жизни и смерти. “Не в первый раз”, - подумала я, услышав это. Сама же я это время практически не помнила — почти все время я была без сознания, а когда приходила в себя чувствовала лишь боль. Болело все — внутренности словно скрутили в тесный клубок и сжимали его, но особенно невыносимой была резь в с трудом открывающихся глазах. Еще несколько лет я радовалась только пасмурной погоде и не могла даже посмотреть на небо, пока на нем было солнце. Но к тому времени, когда нам пришлось убегать из павшего Эрегиона, я была уже более или менее здорова — могла не только самостоятельно передвигаться, но и помогать больным и раненным, которых мужчинам приходилось нести на себе или сплетенных прямо в лесу носилках.

Да, мое самочувствие было не блестящим, путь был очень тяжелым, но все же до Линдона мы добрались более или менее без приключений. В лесу было очень страшно, темных тварей расплодилось в избытке, но никто не попался нам по пути, и никто нас не преследовал.

То ли это было случайностью, то ли злой шуткой Саурона, но я, потеряв Девять Колец, не потеряла своего кольца невидимости. Оно было там же, куда я его бросила, ринувшись спасать Келебримбора, друга, которого я все же не уберегла — в кармане бывшего на мне платья. Как оно не выпало оттуда, пока меня выносили с поля битвы, осталось для меня загадкой. Сначала я хотела избавиться от этого кольца — растоптать его, как я сделала это с первым подарком Майрона еще в Валиноре, сжечь, уничтожить, забросить куда-нибудь, где его не нашла бы ни одна живая душа. Но я сдержала этот порыв. Времена были опасные, и кольцо могло бы мне пригодиться, оно работало лучше, чем чары по отведению глаз, которые могли подвести, или на которых могло бы не остаться сил. Однако я решила не пользоваться кольцом без веской причины, и оно ни разу не пригодилось мне во время похода в Гавани. И я боялась пользоваться им, ведь оно могло привлечь внимание Саурона… Я боялась этой вещи и хранила ее.

Эрегион уже был разрушен, но мрак этой войны не покинул Средиземье, а лишь крепче охватил все наши несчастные земли. Саурон долго копил силы, сидя в Мордоре (какое омерзительное, но подходящее ему название!), и когда он напал, все увидели, что его силы воистину безграничны. Ни Гил-Галад, ни Элронд, ни Келеборн не могли победить его окончательно. Войско врага редело, но не было сломлено. Пока что Линдону ничего не грозило, но спокойствия его жителям это не прибавляло. Все знали, что мы можем оказаться под угрозой в любую минуту. Стоял Имладрис, стоял Линдон — а за ними бушевала тьма. Враг завладел Семью и Девятью Кольцами, что же ему еще было нужно?

— Я думаю, ты заслуживаешь знать кое-что. Саурону нужно не только покорить наши земли, — ответил мне однажды Келеборн, вернувшийся с очередной битвы, бушевавшей в глуби Средиземья, когда я задала ему этот вопрос.

И Келеборн рассказал мне все про Три Кольца. Он не сказал, кто их носит, и я это приняла. Я была благодарна тому, что он счел нужным рассказать мне про их существование. Я была в ужасе, поняв замысел Врага. Получив Три Кольца, он получил бы огромную власть над эльфийским народом. Ему даже не пришлось бы ничего завоевывать. Этого никак нельзя было допускать.

Война бушевала, и как-то незаметно угроза докатилась до самого моря. Гавани были под ударом. Я, как и раньше, отправилась в госпиталь, и лечила раненных, которых приносили с окрестных битв, а потом уже и с битв у границ Линдона, даже когда мне самой становилось плохо, даже когда я думала, что больше не могу. Я была такой уставшей, что у меня не было сил даже думать о том, что произошло.

Со мной ничего не происходило всю войну, пока я не увидела корабли… Огромные красивые корабли пришли с моря, и сначала я даже подумала, что это Валинор пришел к нам на помощь, что Валар не забыли о Средиземье, и явились именно в тот момент, когда, казалось бы, все уже было кончено, и Линдон был на грани разорения. Но нет. Это был Нуменор. Люди, возглавляемые королем Тар-Минастиром, очистили от врагов Гавани, а потом уже, вместе с Элрондом и Гил-Галадом, весь Эриадор. Саурон бежал. Мы были в руинах, но мы были живы и свободны, но не было никаких праздников и веселых возгласов — мы слишком многих потеряли, и многим выжившим остались лишь поминальные костры и разрушенные поселения.

Нуменорские корабли собирались уплывать, и некоторые эльфы потянулись к ним, надеясь начать новую жизнь на, как они слышали, чистой и благословенной земле, ведь в Нуменоре жило множество Эльдар, и он был так близок к Валинору. И я… решила отправиться за ними.

— Многие уезжают, — осторожно сказала я однажды Гил-Галаду, — как ты относишься к этому, ведь теперь нам нужно восстанавливать то, что осталось после войны?

Хотя многое, увы, включая и Эрегион, восстановить бы не получилось, слишком мощное зло прошлось по этой земле. Именно это и ответил мне Гил-Галад.

— Ты славно потрудилась на этой войне, Сильмариэн, ты многое сделала, и ты не должна чувствовать себя виноватой, потому что хочешь уйти, — как всегда тихо и грустно сказал мне Гил-Галад, когда я сообщила ему о своих намерениях. — Но почему ты желаешь этого?

Я задумалась. Дело ведь было далеко не в том, что я всегда хотела побывать в Нуменоре, сейчас было не время для прогулок, и даже не в том, что меня кто-то сторонился как жену (все еще, балрог подери, жену) врага, ведь это было не так. Эльфы меня уважали. Я пыталась спасти Келебримбора, задала трепку Саурону, и, что было менее явным, но не менее важным, всю войну я трудилась в госпитале и спасала жизни там. Нет, никакой неприязни к себе я не видела уже долгое время.

— Наверное, мне просто хочется побыть одной и отдохнуть от всего этого, — собравшись с мыслями, ответила я. — Я сделала все, что могла для Эрегиона, но я была с вами, и всегда, чтобы я ни делала, я была с кем-то, кто прикрывал меня, помогал мне. Чертоги Мандоса не считаются, Гил-Галад, там ничего не происходит, и там ты всегда будешь одинок.

— То есть, — удивился Гил-Галад, — ты просто хочешь побыть одна и пожить своей жизнью?

— Да, — улыбнулась я. — И посмотреть, что из этого выйдет. Да и не помешает Линдону еще один друг в Нуменоре, ведь должны же вы будете узнать, если там что-то пойдет не так?

— Почему ты думаешь, что что-то может пойти не так? — изумился Владыка Нолдор.

— Не знаю, — широко улыбнулась я. Словно гора свалилась с моих плеч — я свободна, и я еду в Нуменор. У меня не было никаких плохих предчувствий по поводу этой земли. — Я просто так сказала.

Я взяла с собой лишь самое необходимое, а также кольцо Саурона и драгоценности, которые всегда можно было продать.

Через несколько недель я и многие другие эльфы вместе с нуменорцами взошли на борт и отправились в долгое плавание.

Мы пришвартовались в порту Роменны ранним утром, когда солнце только начало вставать, и я выбралась с корабля, как только смогла. Приятно было снова оказаться на твердой земле. Меня немного качало. Я никогда раньше не путешествовала по морю, и опасалась, что меня настигнет морская болезнь, хотя с эльфами такого ранее не случалось. Я могла смотреть на море часами, оно было прекрасней всего, что я когда-либо видела. Путешествие было не тяжелым, а люди были так рады, что скоро вернутся домой, хотя и скорбели по погибшим товарищам, и так вежливы по отношению к эльфам, что это делало дорогу еще приятнее.

Эльфы, решившиеся поехать в Нуменор, делились на два типа — отчаявшиеся одиночки, потерявшие все на войне и мечтающие сделать свою жизнь лучше и отчаянные путешественники. Я сочувствовала первым. Скорбь читалась на их лицах, и я думала, что не пройдет и пары лет, как они сами отправятся в Чертоги Мандоса или хотя бы уедут в Валинор, и никакие нуменорские красоты их не спасут. Я же была из вторых.

Эльдар, в большем или меньшем количестве, жили по всему Острову под Звездой. Больше всего их было в западном порту Эльдалондэ. Говорили, что оттуда при хорошей погоде можно было увидеть прекрасные башни Тол-Эрессеа, откуда и прибыла большая часть жителей порта. Севернее находился город Андуниэ, но там жило больше людей, хотя Эльдар тоже было немало. В Роменне, куда я прибыла, жили эльфы, которые вели дела со Средиземьем, путешествуя туда и обратно. Меньше всего Эльдар было в Арменелосе, столице Нуменора, но именно туда я и хотела попасть прежде всего.

За годы, проведенные в Чертогах Мандоса, Арменелос, если так можно выразиться, стал моим вторым домом. Именно там происходили все важные события, плелись самые изощренные интриги и устраивались самые жаркие свидания. Когда в Роменне, Андуниэ и других городах было все спокойно, в столице всегда находилась беспокойная душа, стремящаяся на встречу с приключениями. Этот котел, полный кипящей жизненной силы, манил меня, своих сил почти лишившуюся. Я чувствовала, что если я вдохну чужой жизни, своя покажется мне намного лучшей, чем была. Что я возрожусь. После Саурона, после войны, после горя и разрушений, я снова хотела жить.

Я шла по улицам Арменелоса и радовалась тому, что я наконец-то здесь. Это был большой город, город людей, и он был совсем не похож на эльфийские королевства, где я провела почти всю жизнь. Столица, как я ее и помнила, была шумной и красивой, а люди, живущие в ней, не были злыми или враждебными. Когда люди признавали во мне эльфа, то они начинали говорить со мной с уважением. «Смотри, мама, эльфийская принцесса», — закричал какой-то маленький мальчик, и я радостно рассмеялась. Солнце ярко светило над городом, мои глаза уже совсем не болели, и я радовалась солнечному свету, который словно отражался от великой горы Менельтармы. Вдали виднелся роскошный королевский дворец. Город праздновал возвращение на родину своих героев, и вокруг царило веселье. Это был прекрасный город. Жаль, что таким он остался ненадолго.

В самом центре Арменелоса был большой сад. Я села на одну из скамеек, подняла голову к солнцу и прикрыла глаза, позволяя теплому ветерку обдувать шею.

Я все еще тосковала. Я тосковала по Эрегиону, по Келебримбору, по всем тем, кто не пережил эту войну. Я тосковала по тому, что снова потеряла жизнь, которую так любила и в которой была так счастлива. Но теперь все было по-новому. И я должна была радоваться. Я знала, что боль от душевных ран, оставленных войной, по-настоящему пройдет еще не скоро, но сейчас мне было хорошо.

Через много лет я стояла на пороге дома Кирдана в Линдоне. Прошло столько времени, что не одно поколение людей, даже нуменорцев, успело родиться и умереть, но для эльфа эти годы были всего лишь мигом. Моя жизнь снова изменилась, но в тот день мне было очень грустно, но не страшно. Ведь я была дома, и я знала, что здесь меня ждет теплый прием.

Да, за себя я не волновалась. Но мне было страшно за тех, кого я оставила позади. За тех эльфов, кто еще остался в Нуменоре, надеясь на лучшие дни.

Шел дождь, и когда Кирдан открыл мне дверь, я порывисто обняла его, окатив брызгами воды, часть которой была соленой не только от близости великого моря.

После всех приветствий и радостных возгласов я, Кирдан, Гил-Галад и приехавший погостить Элронд сели за стол. Нам нужно было о многом поговорить. Я должна была рассказать им о том, что случилось в Нуменоре.

— В Нуменоре все очень плохо, — без предисловий сказала я, — поэтому я и вернулась. Эльфом в Нуменоре теперь быть не безопасно. Нашему народу больше там не место.

— Ты писала, что происходит нечто подобное, — нахмурился Гил-Галад, — и несколько кораблей с эльфами причалили недавно в Серебристой Гавани, но я понятия не имел насколько все серьезно. Я думал, что это все можно повернуть назад.

— Конечно, все можно повернуть назад, — подтвердила я, кроша кусок хлеба, — но для этого нужен подходящий король. А с этим Нуменору теперь не везет. Минастир уже был не таким, как короли начала этой эпохи. Он был хорошим правителем, помог нашему народу, но это все же был не Элрос. Дальше ситуация лишь ухудшалась. А этот ублюдок Тар-Атанамир отправил к Морготу все, что оставалось!

— Ты не могла бы так не выражаться? — поморщился Гил-Галад. — Я понимаю твои чувства, но поминание Моргота за столом мне неприятно.

— Тебе будет еще неприятнее, — не смутившись и не извинившись воскликнула я, — когда ты узнаешь, что к Тар-Атанамиру приезжали эльфы из Валинора. А он им такого наговорил, что они явно больше не приедут! Я этого не писала вам лишь потому, что узнав об этом я запрыгнула на ближайший корабль в Средиземье и уплыла сюда, молясь Эру, чтобы ничего не случилось! Нуменор погружается во тьму, Гил-Галад, и я понятия не имею, что из этого выйдет! Люди теперь хотят все — наш разум, нашу молодость, наше бессмертие и… — я замялась, — Валинор.

— Рассказывай все, — нахмурился Элронд, и я начала свой рассказ, не упуская даже то, что ранее писала в многочисленных письмах к друзьям.

Как и большинство нуменорских эльфов, я жила в Эльдалондэ, гавани на западном побережье, куда приплывали посланники из Валинора. С годами таких посланников становилось все меньше, и к началу правления так разозлившего меня Тар-Атанамира каждый редкий корабль становился большим событием, которое весь город обсуждал еще очень долгое время.

Приехав в Нуменор, первым делом я отправилась в путешествие по всей стране. Я наслаждалась ее красотами, природными или рукотворными, наслаждалась теплым приемом от людей и общения с ними, и пришла к выводу, что у нас, Эльдар, и этих существ куда больше общего, чем принято считать у эльфов. Да, они были смертными, более порывистыми и менее умными, но чувства, которые испытывали и они, и мы, были одинаковыми. И гнев, и любовь, и радость человека и эльфа были одинаковы, если были настоящими, разве только у эльфов они выражались в более возвышенной форме. Я видела людей в Андуниэ и Роменне, Аймайде и Арменелосе, и это подарило мне немало интересных и радостных моментов. Я любила наблюдать за ними, как и раньше, в Чертогах Мандоса. Только теперь я была внутри, в самом центре этого сообщества.

Первое время после окончания путешествия я провела в столице. Я познакомилась с многими живущими там людьми, избегая, однако, много рассказывать о себе. Я представлялась настоящим именем, но всегда боялась, что до людей дошли какие-то темные слухи, и они могли меня неправильно понять. Естественно, я никогда не говорила о Сауроне. И о своей близости, особенно родственной, с эльфийскими правителями Средиземья тоже. Впрочем, людям, в большинстве своем, в те времена нравились эльфы, и всегда находились те, кто хотел поговорить с Эльдиэ. Притворяясь среди людей самой обычной эльфийкой я все равно была для них необыкновенной. А я была еще и старше многих, и я была интересна, как осколок древней истории, способный рассказать даже про Валинор еще до эпохи Солнца и Луны. И я, иногда, радовала своих людских знакомых, небольшим и не подробным рассказом о событиях Первой Эпохи, не говоря им неправду, но и не сообщая все правду.

Я очень любила Арменелос, и то, как в нем кипела жизнь, но вскоре мне стало ясно, что такой ритм жизни мне не подходит. Все же я была эльфом, и постоянные шум и суета меня довольно быстро утомили. Люди всегда куда-то спешили, но зачем это было мне? Моя бесконечная эльфийская жизнь продолжалась, и мне некуда было торопиться. И, любя рассвет над пыльными улицами Арменелоса не меньше, чем шепот морских волн, я уехала, чтобы быть ближе к теми, с кем это было мне уготовано судьбой.

Меня тянуло к своему народу, и я приняла самое очевидное решение и осела в Эльдалондэ, в покое, рядом с морем и другими Эльдар. Гортхаур мне, все же, в чем-то помог — я продала подаренные за годы нашего брака украшения и построила себе большой красивый дом, в котором жила, пока не покинула Нуменор. Это были спокойные и тихие, но довольно скучные годы. Я вдыхала морской воздух, и понимала, что, несмотря на множество новых знакомств и частые, но недолгие поездки в любимый Арменелос, начинаю скучать — по Средиземью и Линдону, по Элронду и Гил-Галаду, по Галадриэль и Келебриан, даже несмотря на частую переписку с ними. Скорее всего, даже если бы в Нуменоре все было бы по-прежнему благополучно, я все равно уехала бы обратно в Средиземье. Но на Нуменор пала тень, и в какой-то момент, еще во время правления сына Тар-Минастира Тар-Кириатана, я осознала, что кораблей из Валинора почти нет, а из Эльдалондэ, наоборот, стало гораздо больше — эльфы возвращались в благословенный край. Эльдалондэ сильно опустел, и, когда я попыталась продать свой дом, то у меня ничего не получилось — его просто некому было покупать. Уезжая в Роменну, чтобы отправиться в Средиземье, я просто оставила закрытый дом с мебелью, забрав лишь необходимые личные вещи и горюя из-за потери состояния. Также делали и другие уезжающие эльфы. Мне было очень жаль так просто оставлять свой дом, единственный дом, которым я когда-либо владела сама, но ничего нельзя было сделать — я должна была покинуть Нуменор.

Если большинство эльфов уезжало, просто видя главную причину — падение нравов Нуменора, тень павшую на страну, растущую неприязнь человеческого населения к эльфийскому, то мне нужен был решающий толчок, и он произошел. В одно не слишком прекрасное утро к порту Эльдалондэ причалил прекрасный корабль из Валинора. Разумеется, у жителей города возникли вопросы — зачем Валинор послал своих жителей в страну, где Эльдар давно уже не в чести?

Благодаря нескольким друзьям эльфов в Арменелосе я знала, что поговаривают про Тар-Атанамира. Молодой король был самовлюбленным и бесконечно жадным. И он позарился на то, о чем и мечтать не следовало бы. Он говорил о вечной жизни, о том, как хотелось бы ему посетить Аман и потребовать у Валар сделать его бессмертным, как его предка Эарендила. В какой-то момент эти разговоры стали настолько частыми и серьезными, что на них обратили внимания и те, кому так завидовал король — Валар. И теперь посланники Манвэ прибыли, чтобы серьезно поговорить с Тар-Атанамиром. Я как раз собиралась в Арменелос, чтобы проверить верны ли слухи, о том, что противные эльфийским настроения сильно укрепились за последние несколько лет, и не могла отказать себе в удовольствии поехать вместе с жителями Валинора, которые рассказывали мне о моей родине, по которой я пусть и не скучала, но о которой вспоминала с неким удовольствием.

Приехав в Арменелос, я убедилась, что никакой ошибки не произошло. Город был таким же, как и раньше, но его жители — нет. Я и десять лет назад, во время последнего посещения, замечала, что люди охладели к эльфам, и теперь никто не хотел дружбы с нашим древним народом. Увидев величественную эльфийскую процессию и огромных орлов Манвэ в небе над королевским дворцом, люди притихли, но я отделилась от валинорцев еще на въезде в город, и мне пришлось выслушать несколько брошенных в спину оскорблений, а потом, в с трудом полученной комнате в гостинице, вычищать из волос брошенную кем-то липкую гадость. За один день я так наелась Арменелосом, как не наелась Ангбандом за несколько веков, и от этого мне было горько. На следующее же утро я бросилась обратно в Эльдалондэ, упаковала вещи и устремилась на корабль в Роменну. В последний раз проехав Арменелос, я узнала, что посланники были грубо выдворены Тар-Атанамиром из дворца с приказом возвращаться лишь в случае, если Валинор захочет предложить Нуменору что-нибудь выгодное для людей, например, вечную жизнь для короля. И ведь тогда никто не подозревал, что все будет намного хуже, и однажды нуменорский король будет не просто желать и требовать себе бессмертия, а пойдет на настоящую войну против Валар.

Как ни странно, в Роменне я не встретила к себе никакой неприязни. Люди были там совсем другими. Они были такими, как были люди Арменелоса в те далекие времена, когда я только прибыла в Нуменор. Это было бесконечно приятно после всех издевательств столицы, но я больше не хотела задерживаться в Нуменоре, и, поблагодарив радушных хозяев гостиницы, уплыла на первом же корабле в Средиземье. И была там не единственной эльфийкой.

И так, спустя двадцать лет после начала правления Тар-Атанамира я стояла у дверей дома Кирдана и Линдоне, ждала, пока меня пустят, и дождь падал мне на лицо, смывая со щек не прошенные слезы грусти и ностальгии.

— Это ужасно! — воскликнул Гил-Галад. Элронд опустил голову, Кирдан ушел в глубокие раздумья.

Я не знаю, что будет с Нуменором дальше, — тихо сказала я. — Им нужно другое правление. Если бы правил кто-то из Владык Андуниэ, потомков Сильмариэн, все можно было бы спасти, остров избавился бы от тени. А пока каждый король лишь жаднее и властолюбивее предыдущего. Но нуменорцы никогда не пойдут против своего монарха — с детства их приучают к безоговорочному уважению и подчинению власти. Для них пойти против короля значит то же, что для нас пойти против Эру.

— Это печально, — сказал Кирдан, — но это не наше дело. Валар протянули руку помощи этим людям, дали им шанс раскаяться, и не наше дело, что они не приняли эту помощь.

— Мне жаль их, — склонил голову Гил-Галад, — но мы ничего не можем сделать. Нуменор помог нам, да, но это их внутреннее противостояние. Это духовная война, не телесная. Мы помогли бы им в войне, но с этим люди сами должны разобраться.

— Я ненавижу Тар-Кириатана за то, что он начал в Нуменоре и за то, как он третировал людей Средиземья, — мрачно произнесла я. — И ненавижу его сына Тар-Атанамира. Но я думаю, что время эльфов в Нуменоре прошло. Мы должны заботиться о себе. Знаете, я очень люблю людей. И, будь я юнее и наивнее, я сказала бы, что мы должны помочь им. Однако каждый, эльф он или человек, должен пройти через свои испытания, и они либо закалят его, либо сломят. Я буду молиться Эру, чтобы для Нуменора все это стало лишь черной полосой, и я бы смогла еще показать вам всем как прекрасен Арменелос и думать обо всем произошедшем лишь как о нелюбимой главе в исторической книге.

— Мы не должны вмешиваться в их дела, — подвел итог Элронд. Мы грустно замолчали. Друзья обрадовались моему приезду, но не обрадовались тому, о чем от меня узнали, и на всех нас нахлынула печаль.

Меня поселили в одном из самых старых домов в Линдоне, в моем предыдущем доме кто-то уже жил. Я растянулась на кровати, мрачно обозревая гору своих вещей, которые уже привезли. Пальцы привычным жестом скользнули в карман и нащупали кольцо невидимости. Повинуясь внезапному порыву, я вскочила с кровати и открыла самый большой сундук с вещами. На самом его верху лежал холст, любовно завернутый в бумагу, а сверху еще и в огромный уютный шарф, который был незаменим на севере Нуменора зимой. Я достала картину из обертки и любовно посмотрела на нее. Улицы города словно оживали на полотне, а вдали золотился прекрасный королевский дворец. Я купила ее в столице у уличного художника, когда в последний раз ехала в Роменну. Я так любила Арменелос, но знала, что теперь в нем нет для меня места.

Я повесила картину и собиралась уже лечь, обдумывая, что завтра нужно будет обживать новое жилище и стоит ли мне остаться в Линдоне или поехать в Имладрис. Я не была там ранее, нужно будет спросить у Элронда, когда он собирается поехать обратно. И после этого думать, стоит ли обстоятельно обживать дом. Я уже почти задремала, когда оказалось, что этот тяжелый день, в начале которого я была еще в море, не закончен. Раздался стук в дверь. Открыв, я увидела Элронда.

— Я бы налила тебе выпить, но у меня нет посуды, — сказала я, впуская друга в дом. — Я почти уже спала, но рада, что ты зашел.

— Если хочешь, выпей, — ответил Полуэльф. — Я не знаю, как ты отнесешься к моей новости. Может, тебе будет все равно, а может, ты очень расстроишься.

— Что случилось? — улыбнулась я, и не подумав пойти за бутылкой нуменорского вина. Я даже не помнила в какой сундук его упаковала. — Вы с Келебриан решили пожениться? — подмигнула я.

Элронд покраснел. Они с Келебриан наконец помирились после разрушения Эрегиона, но она была с матерью в Лориэне, а Элронд то в Имладрисе, то в Линдоне, виделись они не часто, и я частенько думала, чем закончится эта сильная, но вялотекущая любовь.

— Пока нет, — смутился Полуэльф, и я разочарованно вздохнула. — Но к свадьбе это некоторым родом относится. Правда, не к моей. На днях мы ждем посланника из Зеленого Леса на востоке Средиземья, — и он взглянул на меня странным взглядом, так, как будто бы я понимала, что он имеет в виду.

— И что с того? — спросила я, не понимая к чему он клонит.

— Приедет принц Зеленолесья, — со значением сказал Элронд и поднял бровь. — Принц. Зеленолесья.

— Погоди, — кажется, я начинала что-то понимать, и мне это совсем не нравилось. — Правит Зеленым Лесом ведь Орофер из Дориата?

— Да, — подтвердил Элронд, не сводя с меня своего теперь уже не странного для меня взгляда.

— Значит, принц?… — прошептала я.

Элронд сконфуженно кивнул. Мы поняли друг друга без слов.

Кажется, Тар-Атанамир не так уж плох и страшен. А Нуменор и сейчас лучше Валинора в десять раз. И почему я не осталась в Роменне?.. Там же такие милые люди…

— О нет, нет, нет! — воскликнула я, повалившись на кровать и закрывая лицо руками.

— Это было в твоем сундуке, — Элронд приподнял меня и вручил бутылку вина. Я сделала пару глотков, и Полуэльф отобрал у меня вино. — Тебе достаточно.

— Я не хочу встречаться с Трандуилом, — сконфуженно прошептала я. — Мы еще ни разу не виделись после того, как я тогда покинула Дориат.

— И тебе и в голову не приходило, что такое может случиться? — изумился мой друг. — Что вы еще встретитесь?

— Нет! — простонала я, закрывая лицо. Сейчас мне хотелось провалиться сквозь землю. — Я знаю, тогда я должна была написать ему, что жива, что вернулась, но я вернулась не к нему! Еще до Чертогов Мандоса я поняла, что он совсем не мое! Что ничего не выйдет! Поэтому я не хотела уезжать из Хитлума, а дальше ты сам знаешь… Гортхаур… Можно, я где-нибудь спрячусь, пока он не уедет?

— Не говори ерунды, Сильмариэн! — Элронд никогда не говорил со мной так резко, как сейчас. — Я не буду настаивать на вашей встрече, когда Трандуил приедет, ты не должна ходить за ним по пятам, но прятаться я тебе не позволю, ради твоего же блага. Это был бы очень подлый поступок! Что на тебя нашло? Я не ожидал настолько бурной реакции! Ты боролась с Сауроном, а он вроде как до сих пор твой муж! Ты ездишь в одиночку по всей Арде, уж не говоря о Чертогах Мандоса, но боишься даже ненадолго увидеть Трандуила!

— Ты бы понял меня, если бы тебе предстояло встретиться с кем-то, кого ты подло бросил много лет назад, — угрюмо бросила я, найдя силы хотя бы сесть на кровати. — Будто бы тебе не было страшно перед тем, как ты помирился с Келебриан. Я боюсь этой встречи больше, чем новой битвы с Гортхауром.

Гортхауру пришлось бы не сладко, если бы он увидел меня в том состоянии, в котором я была в тот момент. Кажется, Элронд подумал что-то вроде этого, поэтому засобирался к себе домой, сказав, впрочем, что ему не было страшно перед примирением, потому что он знал, что ни в чем не виноват, и ему не было стыдно перед Келебриан.

— Если тебя это мучает, просто встреться с ним побыстрее, — посоветовал напоследок Элронд. — Чем дольше ты тянешь, тем болезненнее все пройдет.

— Не мучило до сегодняшнего вечера, — мрачно ответила я, провожая Элронда. И действительно, я почти никогда не вспоминала Трандуила.

Я легла на кровать и накрылась с головой одеялом. Я приехала в Серые Гавани, чтобы найти успокоение после нуменорских беспокойств, но здесь меня ожидало то, чего я боялась сильнее Тар-Атанамира, Саурона и Мелькора вместе взятых. Встреча с бывшим женихом, которого я предала и бросила, которому разбила сердце, которого обманула, и которому даже не написала, что жива, после того, как вернулась из Чертогов Мандоса. Даже не подумала написать. Я ни разу не извинилась перед женихом, который так любил меня, и к которому я тоже питала теплые чувства, а потом, когда объявилась прежняя любовь, и думать о нем забыла. Может, Элронд прав, и пора сбросить это прошлое со своей души. Необходимо извиниться перед Трандуилом… если будет такая возможность. А пока стоит просто лечь спать и, если повезет, не увидеть во сне Ниенну.

Мое отчаяние от возможной предстоящей встречи с Трандуилом было столь велико, что я предпочла бы пуститься вплавь в Нуменор, если бы смогла ее избежать. Но когда сила духа окончательно покидала меня, и мысли о бегстве начинали терзать с удвоенной силой, я вспоминала суровые слова Элронда. Впрочем, деваться все равно было уже некуда — дорога от Ривенделла в Гавани, откуда ехал Трандуил, была только одна, и даже если бы я уехала из Линдона, то встреча с эльфами из Зеленолесья была бы неминуема. Я так надеялась, что все наладится, когда я приеду в Средиземье, и то, что эта надежда не оправдалась, повергало меня почти что в отчаяние.

Я увидела Трандуила, когда он только приехал. Я не вышла встречать процессию зеленолесских эльфов, как это сделали многие любопытные жители Линдона. Я наблюдала за своим бывшим женихом из окна спальни, пока он не скрылся вдали, направляясь во дворец. Разумеется, Трандуил приехал не один — все же дороги не были полностью безопасны, но я видела только его, ведь его подданные не смущали меня своим приездом, не заставляли стыдиться самой себя. За эти годы Трандуил возмужал. Он выглядел намного старше, чем много лет назад в Дориате. Разумеется, принц Зеленолесья не постарел, ведь Эльдар старость чужда. Просто теперь он выглядел не мальчиком, а мужем, и ему это очень подходило. Трандуил был роскошно одет и безупречно красив, это не изменилось. И он был все еще не женат. Может, после меня он больше ни в кого не смог влюбиться? Почему, почему он никого не полюбил?! Я чувствовала бы себя гораздо менее виноватой, если бы знала, что он счастлив в любви! Мне просто стало бы от этого легче.

Я знала, что у Зеленого Леса и Линдона какие-то дела, но я была слишком расстроена, что бы они мне были интересны. Знала, что Трандуил с Гил-Галадом будут беседовать завтра, а сегодня вечером предстоит большой пир в честь приезда гостей, на котором мне, наверное, нужно быть. Элронд говорил, что мне нужно прийти. Я не знала, известно ли Трандуилу о том, что я так близко, но на мое решение в тот вечер это знание все равно бы не повлияло — я осталась дома, надеясь, что никто обо мне не вспомнит. Так и получилось. Впрочем, вспомнили обо мне на следующий же день. Утром ко мне пришел Элронд.

— И где ты была вчера? — спросил Полуэльф, изогнув бровь. В его взгляде читалось осуждение.

— Я думала, что ты будешь сегодня занят, — изобразила изумление я. — Разве ты не должен беседовать с Гил-Галадом? — Трандуила я старалась даже не упоминать.

— Еще слишком рано, Сильмариэн. Почему тебя не было видно на пиру? — сразу перешел к делу Элронд.

Придумывать отговорки не было смысла. Я опустилась в кресло и смущенно потупила взор.

— Я испугалась, Элронд. Я не хочу говорить с Трандуилом. Я боюсь этого. Боюсь того, что он может сказать. У него достаточно причин ненавидеть меня. Я понимаю, что это нужно сделать, но как объяснить ему все произошедшее? — я подняла взгляд на Элронда. Он выглядел слегка смущенным.

— Трандуил пробудет здесь еще две недели, — просто сказал он. — Может, не сегодня, но ты должна набраться смелости и сделать это. Понимаешь?

— Понимаю, — обреченно вздохнула я и обняла друга. — Спасибо тебе за все.

Элронд ушел, и я осталась набираться смелости. Самым сложным было начать этот разговор.

Днем я получила неприятное известие. Гил-Галад, видимо, понятия не имел обо всем произошедшем между мной и Трандуилом, а может не воспринимал все всерьез, поэтому пригласил меня к себе рассказать гостям про произошедшее в Нуменоре. Встреча с бывшим женихом теперь была неминуема, не отказывать же королю Нолдор? Я постаралась успокоиться и привести себя в надлежащий вид и на трясущихся ногах отправилась во дворец. Кажется, я боялась Трандуила не меньше, чем в свое время Мелькора.

Я тихо зашла в покои, где собрался совет, опустилась в кресло на которое мне указали и лишь после этого решилась оторвать взгляд от пола. Первым, что я увидела, единственным, чего я ждала увидеть, был взгляд Трандуила. Недоумевающий, испуганный, изумленный… Широкие брови взлетели вверх. Я тихо всхлипнула и опять уставилась в пол, борясь с желанием надеть кольцо невидимости и убежать куда глаза глядят.

Гил-Галад что-то спрашивал, но мои мысли были далеко не в Нуменоре. Они вертелись только вокруг того, что происходило здесь и сейчас. Бесцветным голосом, борясь со страхом, я рассказывала Владыкам Эльдар то, что их интересовало, не вступая в обсуждения и не высказывая своего мнения. Не знаю, сколько прошло времени, до того, как меня отпустили, но выход из той комнаты был для меня как глоток свободы, смешанный с горьким ядом вины. Впрочем, это ощущение пришло ко мне ненадолго. Я задумалась и не сразу пошла к себе, бесцельно блуждая по коридорам. Когда я уже пришла в себя и собиралась уйти домой, я увидела, что на встречу мне идет Трандуил, что он меня заметил, и деваться больше некуда. Я могла бы надеть кольцо, могла бы просто убежать, но я вспомнила слова Элронда. Он был прав. Это действительно было бы очень подлым поступком. И я не только не убежала, но и смело пошла Трандуилу навстречу.

Мы поравнялись, и каждый не знал, что сказать другому.

— Трандуил, я… — я с трудом разлепила засохшие губы.

По его лицу промелькнула вся палитра чувств, которые им овладели. Но что это были за чувства? Я подозревала, что они не были добрыми. Впрочем, это было ненадолго. В следующий же момент на лице зеленолесского принца воцарилось полнейшее спокойствие.

— Я хотела сказать… — продолжила я, но была прервана.

— Не стоит, — резко ответил Трандуил. — Мне и без того все ясно, — и он прошел мимо меня. Просто собирался уйти.

— Трандуил! — бросилась я за ним. — Постой! Я просто хочу поговорить!

— Поговорить? — Трандуил слегка повернул ко мне голову, но не замедлил шаг. — Если бы ты хотела поговорить, ты бы сделала это раньше!

С этим было не поспорить, но я не отставала, совершенно, впрочем, не зная, что нужно говорить в таком положении. И, пока я мешкала, Трандуил успел дойти до своих покоев, войти внутрь и с грохотом захлопнуть передо мной дверь.

— Трандуил! — принялась стучать я, не слишком надеясь на успех. — Трандуил, прошу, открой!

Я не собиралась уходить, и через несколько минут мой бывший жених сдался.

— Заходи! — ответил он. — Ты так стучишь, что в Мордоре слышно. Кстати, что нового в Мордоре?

— Я не имею дел с Сауроном! — возмущенно вскричала я. — Это всем известно!

— И как давно ты не имеешь с ним дел? — тоже повысил голос Трандуил. Разговор грозил перейти в неконтролируемые крики от нас обоих. Оба мы были на пределе. Я подумала, что не стоит кричать на Трандуила, он не может сказать мне ничего, что побило бы мою вину перед ним. Что бы он мне ни сказал, я навсегда останусь хуже и грязнее.

— Не можешь ответить? — Трандуил еще чуть-чуть и начал бы кричать. — Не удивлен! Вы с Сауроном стоите друг друга! Ты не заслуживаешь никакой любви, — эти слова были сказаны уже спокойно, но резанули меня так больно…

— Прошу тебя, — уже тише сказала я. — Давай успокоимся и просто поговорим. Трандуил, ты всегда был умным и великодушным. Я не надеюсь, что ты меня простишь, но надеюсь, что ты сможешь хоть немного понять ту ситуацию, что с нами произошла!

— Говори, — подумав, разрешил Трандуил. Он снова взял себя в руки, и на лице снова появилось бесстрастное выражение. И оно мне не нравилось.

Как же гадко мне было лгать Трандуилу… Но я не могла рассказать ему всю правду о себе. Он мог узнать лишь то, что знали другие.

— Прости меня… — начала я.

— Поздно просить прощения, — он сказал это слишком резко.

И я начала рассказ. Я рассказывала все, что случилось, и вымысел привычно переплелся в моих речах с правдой. Про Первую Эпоху я рассказала Трандуилу то же, что Галадриэль и всем остальным. Про Вторую я говорила только правду — про то, что я знала, кто такой Аннатар, но не знала про Кольца и про то, что он так и не изменился, про войну, про Нуменор. Трандуил слушал меня молча, не задавая ни единого вопроса, но не сводя с меня внимательного взгляда. Я разглядывала его, пока рассказывала. У него были великолепные светлые волосы, глубокие серые глаза и широкие темные брови. Кажется, раньше я не замечала, насколько потрясающе он был красив.

— И я все же прошу у тебя прощения, — закончила рассказ я. — Я не прошу у тебя прощения за то, что поехала в Хитлум — это было мое право, не прошу прощения за то, что попала в Чертоги Мандоса — это от меня не зависело. Но я и не думаю, что ты укоряешь меня за это, это было бы непохоже на того Трандуила, которого я знала в Дориате. Я прошу у тебя прощения за то, что не написала, что жива, что в Эрегионе, за то, что после всего этого вышла замуж за другого, и за то, что никак не объявилась, пока судьба снова вынужденно не свела нас вместе. Я очень виновата в этом и корю себя. Я совсем не подумала о тебе. Я не подумала о том, что ты можешь быть от этого несчастен.

Я взглянула на Трандуила. На его лице было так много грусти, что я отвела взор, не желая, чтобы он знал, что я заметила его слабость.

— Тебя не было две с половиной тысячи лет, — просто сказал он.

— И почти тысячу лет назад я могла бы тебе написать, — я не могла смотреть ему в глаза.

— Так много, — в его голосе слышалась горечь.

— Да, — подтвердила я. — Я просто не знала, что тебе написать. Я знала, что между нами ничего не будет после стольких лет, но я должна была хотя бы сказать, что со мной все хорошо.

— Почему ничего не будет? — этот вопрос застал меня врасплох. Поразил до глубины души. Я и понятия не имела, что Трандуил мог еще не так уж и давно так обо мне думать.

— Потому что прошло много лет, и все, что было между нами случилось слишком давно.

— Ты не могла знать про меня, — возразил Трандуил. — Скорее, это не было нужно тебе.

Я не видела смысла возражать.

— В Чертогах Мандоса переосмысливаешь все, что с тобой произошло при жизни, — вздохнула я.

— И там ты и решила, что я тебе не нужен? — спросил он. — А потом объявилась твоя старая любовь, которая была нужна тебе больше? Та любовь, которая была полна порока и грязи?

— Я приняла неверное решение, — честно ответила я. — Я была полной дурой, и я этого не скрываю. Ты был таким хорошим в Дориате, ты был самым лучшим! А я не оценила тебе по достоинству. Но теперь ты спрашиваешь меня обо всем этом? О нас. Почему?

Трандуил растянул губы в ледяной ненастоящей улыбке.

— О, не думай, что все еще нужна мне, Сильмариэн. Может, и была бы нужна тысячу лет назад, но только не теперь. Ныне это просто обиды минувших лет. И я рад, что все выяснил. А теперь уходи. Ты мне не друг, Сильмариэн, и я больше не хочу тебя видеть.

Я встала с кресла и прямо спросила:

— Ты сможешь когда-нибудь простить меня?

После долгого молчания Трандуил ответил:

— Я не знаю.

Я была уже на выходе, когда он окликнул меня. Я так на это надеялась…

— Постой! — я замерла в ожидании. — Говорят, ты одолела Саурона в поединке в Эрегионе? — я не ждала больше вопросов. Я надеялась, что он передумал. Что он простил меня.

— О, не сомневайся, — я выдавила из себя фальшивую улыбку. — Ему досталось так, что он еще долго этого не забудет. Что бы ты ни думал обо мне, поверь, сейчас он такой же мой враг, как и твой.

И Трандуил ответил:

— Я тебе верю.

Я уже взялась за дверную ручку, когда меня остановил еще один вопрос. Вопрос, который даже я себе никогда не задавала, потому что мне было стыдно.

— Сильмариэн, — я обернулась. — Ты когда-нибудь любила меня?

И я не знала, что сказать. Возможно, и любила, но это было когда-то давно. Любовью всей моей жизни был, как ни прискорбно, Гортхаур, я прекрасно знала, насколько сильно любила его в прошлом. А Трандуил… Привязанность? Влюбленность? Что?

— Я не знаю, — просто ответила я. Наверное, это было самое честное, что я могла бы сказать. На его лице не дрогнул ни один мускул.

После этого я ушла.

Придя к себе, я подумала, что этот разговор, как бы это ни было тяжело, был действительно необходим нам обоим. Не потому, что мысли о предательстве Трандуила терзали меня все время после нашей разлуки — нет, на самом деле, я почти никогда об этом не вспоминала. Просто это было правильно. Я предала того, кто так любил меня, почти что с радостью последовала за самым жестоким существом на Арде… Но теперь я отреклась от зла, которое любила и облегчила совесть перед прекрасным мужчиной, который когда-то давно любил меня, и старалась сказать ему как можно больше правды. Разве это ни еще один шаг на пути исправления? Уже очень долго я хотела быть на светлой стороне, была на ней, но совершенно не подумала о том, что так было не всегда, и где-то далеко позади осталось зло, которое я успела причинить.

Разговор с Трандуилом был самым тяжелым за очень долгие годы. Но он был и самым честным.

Комментарий к 2.13. Честность, совесть, вина

С Днем святого Трандуила, ребята! <3:D

Я старалась больше не встречаться с Трандуилом и мечтала, чтобы он поскорее уехал. Наш печальный разговор вызвал во мне не только чувство вины и стыд. После него пришла очень глупая неловкость. Я просто представить не могла о чем бы мне еще можно было поговорить с Трандуилом, если бы мы снова нечаянно встретились. Да и разговаривать мне, собственно не хотелось. Поэтому я с превеликим удовольствием отсиживалась в своем домике, искренне надеясь, что Гил-Галад больше не захочет меня ни о чем расспросить при гостях. Элронд же был очень доволен тем, что мы с Трандуилом во всем разобрались. Хоть кто-то доволен, думала я. У меня после разговора остался тяжелый осадок.

Так прошел месяц. Я сидела дома, скучала, ждала отъезда гостей из Зеленолесья. И в то утро я совсем не ожидала прихода Трандуила. Это потрясло меня.

— Мы завтра уезжаем, — сказал мой неожиданный гость, когда я открыла ему дверь, — и мне нужно тебе кое-что сказать. Ты ведь простила Саурона после того, как отправилась в Чертоги Мандоса из-за него?

Я устало вздохнула и впустила Трандуила в дом. Не хотелось заново выяснять отношения, но раз уж он за этим пришел… Зачем, зачем было снова приходить, чтобы поговорить о Сауроне?

— Именно так. Ты пришел спросить меня об этом?

Уже давно я замечала в себе странную вещь, которая с годами лишь усиливалась. Чем больше я лгала про свою жизнь, тем сильнее начинала верить в эту ложь. Это привело к тому, что иногда я действительно верила в то, что говорю другим, например в то, что именно из-за Гортхаура и его приспешников мне пришлось отправиться в Чертоги Мандоса. Напротив же, такие неизвестные остальным подробности, как наша жизнь в Ангбанде, казались мне далеким сном или сказкой, выдуманной мной самой когда-то давно. Конечно, в чем-то это было хорошо — моя ложь стала еще искуснее, и снижалась угроза снова завраться, ошибиться в том, что я и кому сказала. Такую ошибку я повторять не хотела. Но все равно я знала, что не должна потерять связь со своим прошлым, с тем, что мне действительно пришлось пережить. В тайне ото всех, наедине с собой, я должна была повторять себе, какая моя жизнь была правдивой.

— Я пришел не для того, чтобы снова осудить тебя, как ты могла подумать, — развеял мои сомнения Трандуил. — Просто то, что ты смогла простить его, поражает меня. Это было глупо, но и благородно в то же время. И я думаю, что тоже так смогу.

Эти слова Трандуила поразили меня. Это было как если бы Тар-Атанамир рассыпался бы в почестях перед эльфами, как если бы Гортхаур пел бы молитву Эру. Я и не подумать не могла, что Трандуил когда-нибудь скажет мне такое.

— Я прощаю тебя, Сильмариэн, — продолжал зеленолесский принц, — ведь ты действительно не виновата почти во всем, что с тобой произошло. Наверное, после Чертогов Мандоса, почти забываешь прошлую жизнь, ведь ты была там так долго. Конечно, ты должна была мне написать, что жива, но я помню, что вы, феаноринги, этикету особо не обучены.

Я слегка улыбнулась. Тут он был прав. А еще мы все унаследовали горячий характер отца.

— Я очень долго думал обо всем, что произошло, — признался мой бывший жених. — На самом деле, я больше ни о чем не думал, хотя и приехал сюда по важным делам. И я принял решение проявить милосердие и простить тебя. Это было бы благородно.

Мне очень не понравились его последние фразы. Сама я так никогда бы не выразилась и никогда не слышала, чтобы подобные витьеватые выражения были искренни.

— Постой, — осторожно спросила я, — ты действительно простил меня или просто думаешь, что так было бы лучше?

Что это выставило бы тебя в лучшем свете, показало бы тебя благородным прекрасным принцем, подумала я, однако вслух этого не сказала.

Трандуил слегка смутился. Видимо, он не хотел, чтобы я догадалась.

— Я не могу, — признался он после долгого молчания. — Но я понимаю, что должен, может, даже хочу этого, ведь так было бы намного лучше для нас обоих. И я завтра уезжаю, и неизвестно, встретимся ли мы еще.

Почему то мне казалось, что еще встретимся. Мне просто не может настолько повезти, чтобы не встретились.

— Пойдем прогуляемся, — предложила я, не зная, что сказать, но усиленно думая об этом. Мы вышли из дома и двинулись в сторону моря. Я нервно теребила ключ в кармане платья. Погода была прекрасной, и от воды доносился легкий свежий аромат соленого бриза. Легкий ветерок обдувал наши лица. Манвэ благоволил к эльфийским Гаваням.

— Я знаю, что ты хочешь донести до меня, — слегка собравшись с мыслями заговорила я. — Я чувствовала то же самое. Я тоже думала, что должна простить Гортхаура, ведь он перешел на сторону добра, ведь он стал Аннатаром, другом Келебримбора. Но потом, выслушав его, я просто простила, — снова ложь. Ложь, нужная, чтобы добиться своего. — Ты тоже выслушал мои доводы, и, если не простил меня за этот месяц, значит, ты пока не готов. Ты не должен это делать, Трандуил. Ты если и должен искренне простить меня, то только ради себя. Не знаю, насколько добрыми будут дальше наши отношения, но сейчас я об этом и не говорю. Сейчас вопрос только в том, сможешь ли ты мне дать второй шанс. Ни как возлюбленной, ни как близкому другу, а лишь как девушке из далеких воспоминаний юности, которая все равно желает тебе добра и которая не хочет причинить тебе боли. Мне не хотелось бы, чтобы плохие мысли терзали тебя годами, может, до нашей следующей встречи, — и это было правдой.

Трандуил смотрел на море. Он даже не повернул голову в мою сторону, но это было и не нужно.

— Я не ожидал от тебя столь мудрых слов, Сильмариэн, — признал он. — Я не думал, что ты скажешь, что я должен что-то делать только ради себя. Думаю, никто бы так не сказал. Чаще всего кто-то просит прощения только ради себя. Чтобы успокоить свою совесть. Ты заставила меня посмотреть на себя с другой стороны.

— Надеюсь, не с худшей, — грустно улыбнулась я. Трандуил не улыбнулся в ответ.

В большей степени я действительно хотела облегчить свою совесть. Конечно, я беспокоилась за Трандуила, но это не было главным. Он этого не понял.

— Ты ведь тоже была несчастна очень долгое время? — спросил он, и, опять же, я не ожидала этого вопроса.

— Слишком долгое, — ответила я, и мне стало горько.

— Мы оба были ужасно себялюбивы, — грустно сказал Трандуил.

— Я просто кошмарной, — мне тоже было совсем не весело.

— И я не лучше. Ты пережила смерть и воскрешение, да и после них тебе не было легче. Элронд рассказал мне немного о твоих злоключениях. А я злился из-за того, что ты не написала мне и из-за Саурона… Я прощаю тебя, Сильмариэн, и ты прости меня.

— Я прощаю тебя, — ошарашенно ответила я, совершенно не понимая, за что Трандуил извиняется. Впрочем, его извинения не были горячими и долгими. Возможно, принц прав, и он действительно стал себялюбцем? Ведь в Дориате я встретила Трандуила совсем юношей, и с ним еще не произошло ни одного события, способного хотя бы немного изменить, сформировать или закалить его характер. Он был всего лишь наивным и добрым, и мне было этого мало. Но почему он сказал, что злится из-за Саурона?.. Даже задумываться об этом не хочу.

Трандуил ушел, а я еще долго сидела у моря, размышляя обо всем произошедшем. Принц Зеленолесья, которого я увидела месяц назад, разительно отличался от дориатского юноши, встреченного мной в Первую Эпоху. Он стал более себялюбив, величественен, скрытен и гораздо более красив. В нем появилась изюминка, которой раньше не было. Нынешний Трандуил мне нравился куда больше предыдущего. “Он чуть более стал похож на твой прежний идеал?” — мерзко прошептал коварный внутренний голос. Я вскочила на ноги, тряхнула головой и бросилась бежать обратно к дому.

Одно я знала точно. Может, у меня пока еще нет друга, но и врага у меня точно нет.

Трандуил уехал, а когда Элронд собрался уезжать в Ривенделл, я отправилась вместе с ним. Я еще не бывала ни в Ривенделле, ни в Лотлориэне, и теперь хотела наверстать упущенное. Слишком долго меня не было в Средиземье. В эльфийских землях царило теперь относительное спокойствие. Большая война с Сауроном закончилась, но к чему она привела? К росту злобы и подозрительности и у людей, и у эльфов. Я даже думала, ни это ли отвратило от нас нуменорцев? Для Тар-Минастира было делом чести помочь Средиземью. А его сыну это показалось бесполезным пролитием человеческой крови ради жителей далекой и пугающей эльфийской страны. А мы… Более тысячи лет Средиземья не касалась никакая угроза. Все были беспечны как никогда. Я, вернувшись из Чертогов Мандоса, была беспечней всех, и развлекалась, как могла. До этой войны мы все словно спали. И злодейства Саурона заставили нас проснуться.

Мне понравился Ривенделл. Он показался мне очень радостным местом. Лотлориэн был не таким, и от этого его красота показалась мне еще более поразительной, хоть и пугающей. Королевский дворец в Лориэне показался мне жилищем кого-то из Валар. Хотя Галадриэль и была для Средиземья как Валиэ. Она всегда была особенной эльфийкой, и величие ее дворца лишь подчеркивало это. Я не сомневалась, что из Галадриэль получится блестящая правительница.

К сожалению, мы так и не сблизились до конца после той ссоры из-за Саурона и Единого Кольца, хотя и оставались подругами. Это я тоже намеревалась исправить в этот приезд. Из Нуменора я уехала, скорее всего, насовсем, значит, пришло время восстанавливать старые связи. Конечно, все снова захотят подробный рассказ про Нуменор. Почему бы и нет, всегда приятно вспомнить место, которое ты любила.

Я шла навестить мою дорогую Келебриан, с которой в последние века общалась даже больше, чем с ее матерью. Я была благодарна ей, потому что Келебриан была единственной, кто пытался меня поддержать после того, как меня возненавидели абсолютно все. Правда, это продолжалось недолго — общаться со мной Келебриан запретили родители, но в этом их можно было понять.

— Ты все хорошеешь, моя принцесса, — без предупреждения зайдя в комнату Келебриан, сказала я ей.

— Сильмариэн? — я увидела искреннюю улыбку на лице девушки. Келебриан сидела на кровати с книгой, я уселась рядом, и мы обнялись. — Как я давно хотела тебя увидеть!

— И теперь я здесь, — улыбнулась я. — И понятия не имею, когда уеду и куда двинусь дальше.

— Я не видела тебя сотни лет! — воскликнула Келебриан. — Я знала, что ты вернулась из Нуменора, но не знала, что ты приедешь в Лориэн! Даже не думай уезжать в ближайшее время! Расскажи мне все!

По мере продвижения моего небольшого (я не хотела волновать Келебриан излишними подробностями) рассказа, лицо подруги мрачнело.

— Плохо дело, — сказала она, но тут же улыбнулась. — Впрочем, давай не будем об этом! Сейчас я просто рада, что ты здесь. Я всегда говорила, что тебе незачем ехать в это жуткое, — она поморщилась, — место. Я не имею ничего против людей, но мы слишком разные, и с людьми жить не должны.

— Не знаю, — ответила я. — Мне там нравилось. Если в Нуменоре все изменится в лучшую сторону, я снова уеду.

Келебриан слегка закатила глаза. Не бывать этому, ты не уедешь, говорил ее взгляд.

— Мы списывались еще, когда я была в Нуменоре, — сменила тему я. — О том, что я вернулась, тебе Элронд написал?

— Да, — ответила подруга. — А еще он написал, что ты встретила своего бывшего жениха.

Я поперхнулась пирожным, взятым из вазочки у кровати Келебриан. Ох, Элронд…

— Да, мы поговорили и более или менее примирились, — как можно спокойней постаралась ответить я.

— Только и всего? — удивилась Келебриан.

— Только и всего, — передразнила ее я. — А вы с Элрондом когда-нибудь поженитесь?

Келебриан обиженно поджала губы. Из чувства такта я никогда не спрашивала у нее, почему они с Элрондом не поженятся и собираются ли вообще. Не следовало поднимать эту тему и сегодня, но я, понимая, что подруга желает мне только добра, все же не могла ни подколоть ее в ответ.

— Извини, — смутилась я.

— А у тебя здесь есть соперница, — в ответ решила поддеть меня Келебриан. — Трандуил был у нас пару лет назад, и Анорсель, дочь главного маминого стража, в него сильно влюблена.

— И какое мне до этого дело? — спросила я. — В Трандуила теперь тяжело не влюбиться, но между нами давно все прошло. Пусть эта Анорель ждет его следующего приезда, если хочет.

— Анорсель, — поправила меня Келебриан, и ее внимательный взгляд мне не понравился.

— Подумаешь, перепутала, — ответила я. — Я тут никого пока не знаю. Пойдем, покажешь мне дворец. Я преодолела столько миль, чтобы попасть сюда, но теперь совсем не чувствую усталости. Здесь такой же воздух, как в Эрегионе, особенный, целебный. Даже в Ривенделле все не так. А тут… как в Валиноре…

— Я ценю твою попытку сменить тему, — усмехнулась Келебриан, — но ты все же подумай. Я слышала, что кто-то говорил, что в Зеленом Лесу ходят слухи, что Трандуил до сих пор не забыл свою погибшую много лет назад невесту. Правда, не думаю, что кто-то знает, что это была именно ты.

— Келебриан, я замужем, — резко ответила я. Разговор начинал мне надоедать.

Подруга моментально сникла, и взгляд ее погас.

— А, — прошептала она. — Точно. Об этом легко забыть.

— Но, к сожалению, это так, — мрачно ответила я. — И от этого брака мне не избавиться никогда. Так что давай не будем больше говорить о Трандуиле.

— Разумеется.

Притихшая Келебриан вышла из комнаты, и я пошла вслед за ней осматривать дворец.

Келебриан разбередила старую рану. Конечно, я больше не собиралась выходить замуж. Однако всякий раз, когда я вспоминала, что уже состою в браке, у меня начинало ныть где-то в груди. Потому что я знала, что этот отвратительный ненавистный брак продлится до конца моих дней, и мне из него дороги нет.

А Трандуил. Что ж… Трандуил… пусть будет счастлив сам. Точно без меня.

Я устало вздохнула и выглянула в окно. Еще один день прошел, а сколько их уже было? Сколько еще впереди?

Прошло много лет с тех пор, как я вернулась в Средиземье. Тар-Атанамир давно уже сгинул в небытие, как и его сын Тар-Анкалимон и многие их дальнейшие потомки. Теперь Нуменором правил король Ар-Гимильзор. А я была все еще жива, молода и прекрасна. И это было замечательно. Я была такой же, как и всегда, и могло пройти хоть десять тысяч лет — внешне я бы не изменилась. Но не менялось еще кое-что — моя жизнь, и это уже не так радовало. За годы после Нуменора я не раз побывала в Лориэне, Ривенделле и Линдоне. Поездки были замечательными, и мои отношения со всеми друзьями окончательно наладились. После всего, что нам пришлось пережить, я даже смогла остаться в хороших дружеских отношениях с Трандуилом. Но в моей жизни не происходило ничего интересного, и это меня немного расстраивало. И определенного места в мире у меня тоже не было. Я ненавидела Саурона, но иногда задумывалась о том, что на самом деле почти все интересные события в моей жизни были связаны, так или иначе, с ним. И большинство значимых тоже. Даже в Нуменоре под конец стало довольно спокойно… скучно…

С другой стороны, моя жизнь была спокойной и довольно счастливой, так с чего бы мне было жаловаться? Я и не жаловалась, а просто продолжала жить, быть с близкими, путешествовать, размышлять. Я о чем-то думала, что-то записывала. Когда-то я писала хроники жизни Мелькора, теперь мечтала взяться за свои, но понимала, что создавать такое было бы просто безумием. Иногда я чувствовала такое одиночество, от которого никакие друзья не в силах спасти. Но, все же, у каждого в жизни свои неприятности. И, по сравнению с другими, я была той, у кого их сейчас почти не было.

Да, прошло очень много лет, но многое осталось неизменным. Большинство эльфов вообще не любят перемены. Мой отец был исключением, а я была истинной дочерью своего отца, как бы его я ни не любила. И Келебримбор был таким же. Почти тысячу лет я была спокойна, и душа требовала изменения чего-то.

Чаще всего теперь я жила в Серой Гавани. И там я была в то утро, когда пришел корабль из Нуменора, и Гил-Галад получил одно весьма интересное письмо.

— Ты только посмотри на это, — возмущенно сказал король Нолдор, отдавая мне письмо, как только я зашла пожелать ему доброго утра и заодно выяснить, что пришло интересного. Я взяла листок бумаги и сразу же поняла, чем обижен Гил-Галад.

“Эй, ваше остроухое величество, — гласило письмо. — Недавно я тут поймал парочку ваших ребят. Они шныряли по моему имению в Эльдалондэ. Я не потерплю такого обращения с моей собственностью! Если надо, приезжай и забирай своих крыс, а если нет, то жду три месяца и продаю их в дом развлечений. Не забудь золото. Турадан, сын Партдила.” Ниже был указан адрес, по которому нужно было прийти и забрать эльфов, а также сколько для этого требовалось золота.

— Он заломил цену больше, чем ему заплатило бы такое место! — возмущенно воскликнула я, и взгляд Гил-Галада выразил недоумение. — Нет, я понятия не имею, сколько бы точно ему заплатили, — объяснила я, — но на эти деньги раньше можно было купить дом, а сейчас Нуменор лишь богатеет, и нет, наверное, смысла поднимать цены.

— О каких развлечениях идет речь? — спросил Гил-Галад, и я умилилась его невинности.

— Не думай об этом, — ответила я, и тут же озвучила моментально пришедшую о мне мысль. — Я хочу поехать! Этих Эльдар нужно спасти!

— Ты же говорила, что гавань Эльдалондэ заброшена, — сказал Гил-Галад. — Что там теперь делают какие-то незнакомые эльфы? Наши все на месте.

— Скорее всего, кто-то приплыл из Валинора, только не понятно зачем, — задумалась я. — Мало у кого из людей были там дома, а если у кого и были, то все заброшены, как и эльфийские жилища. Я свой дом в Эльдалондэ тоже бросила. А этот Турадан скорее всего жирная крыса, которая бесится от того, что собственность есть, и не нужна она, а ее не продать и не нажиться. Вот и послал туда охрану и думает, что сидит на том доме, как дракон на наворованном золоте.

— Но как же ты туда поедешь? — возразил Гил-Галад. — Сильмариэн, ты же сама говорила, что Нуменор опасное место для эльфов!

— Явно более опасное для валинорских эльфов, чем для меня, — возразила я.

На месте Гил-Галада я бы скорее опасалась за Турадана, сына Партдила. Этот скот умудрился внушить мне ненависть к себе одним тоном своего отвратительного неуважительного письма к Гил-Галаду. Даже “Ваше Величество” он умудрился написать не с больших букв, и я была уверена, что это не случайность. А уж если думать о том, как он обращается с двумя несчастными попавшими к нему эльфами… По крайней мере, он их не обесчестил, если хочет продать подороже в дом развлечений. Скорее всего.

— Ты принцесса Нолдор, последняя из Первого Дома, — взывал к голосу рассудка Гил-Галад. — Тебе это не по статусу. А если с тобой что-то случится? Кто продолжит твой род?

Я яростно взглянула на друга, и Гил-Галад смутился, поняв, что сказал глупость.

— К сожалению, а может и к счастью, — ядовито сказала я, — сама с собой я свой род продолжить не смогу. А моему мужу тут не обрадуется никто, включая меня. Не по статусу же мне было очень многое, в том числе и первая поездка в Нуменор. И мне странно, что ты говоришь мне это теперь. Так что я с радостью поеду и во второй раз.

Может быть опасно, шепнул внутренний голос. О да, подумала я. Будет интересно.

— Положение вещей в Нуменоре может измениться, я верю в это, — добавила я. — Ты же знаешь, что сын короля — Верный человек. Что он нас поддерживает. Говорят, старый король Ар-Гимильзор совсем плох. Он не собирается уйти добровольно, как и его предки, поэтому страдает от старческих болезней и безумия.

— Хвала Эру, мы от этого защищены, — закатил глаза Гил-Галад.

— Именно, — содрогнулась от отвращения я. — Может быть, к тому времени, как я приеду в Нуменор, все уже будет решено, и удача снова повернется лицом к Эльдар в Нуменоре.

Нехотя, после уговоров, думая о судьбе двух несчастных валинорских эльфов, Гил-Галад дал согласие, и я радостно подумала, что меня снова ждут перемены. И я возвращаюсь в Нуменор.

Неудобства возникли еще на корабле. Конечно, я ехала на том судне, где были в основном эльфы, занимающиеся торговлей между островом и материком. Как бы Нуменор ни ненавидел Перворожденных, его знать не могла отказать себе в некоторых гурманских изысках, которые могли создавать только никогда не разглашающие своих секретов эльфы (рецепт лембаса, к примеру, до сих пор не знала даже я, но им Эльдар точно не торговали). Но пару косых взглядов от людей я на себе почувствовала. Все это заставляло меня все сильнее нервничать и все дольше и быстрее крутить кольцо невидимости в кармане. Но все же ни корабль, ни по-прежнему тихая и дружелюбная Роменна не могли сравниться с Арменелосом.

Того города, который я так любила, больше не было. Нет, конечно, большинство старых построек было на месте, и по-прежнему вдали сиял прекрасный королевский дворец, но… все это было не то. Здесь и раньше было шумно, но не было так грязно, и я испачкала дорожное платье почти до колен. Стало намного больше карет и тележек, и я едва успела отскочить от потока грязи, вырвавшегося из под колес огромной повозки. Желание надеть кольцо возрастало с каждым недружелюбным человеческим взглядом, крепло и желание поехать домой в Линдон и больше никогда не уезжать из Средиземья. А до дома человека, к которому я направлялась, идти было еще так далеко…

Я забрела на базарную площадь. Раньше мне здесь нравилось — все вокруг казалось веселым и шумным. Все осталось таким же, как и было. Только теперь люди вызывали во мне страх, а из него рождалось отвращение, и мне хотелось поскорее уйти. Глашатай что-то громко вещал, и я подошла послушать. Состояние короля ухудшалось. Что ж, тяжко вздохнула я, это хорошая новость. Ходили слухи, что новый король возьмет эльфийское имя и вернется к давно утраченным традициям. А еще говорили, умирающий король от этого не в восторге, как и его младший сын. И вся эта распря может разорвать страну напополам.

Свой багаж я оставила в Роменне, и перед Тураданом, сыном Партдила, мне пришлось бы пристать уже в весьма запачканном дорожном костюме. Впрочем, меня это не волновало. Я не сомневалась, что нахала придется припугнуть, а такие таланты мне давали вовсе не драгоценные камни и высокие прически. Спасибо Мелькору.

Указанный в письме дом был огромным и довольно безвкусным, со всеми своими лепниной и позолотой. Дверь мне открыл слуга, одаривший меня довольно развязным взглядом. Я уже поняла, что услышу много колкостей и грубостей, но вспыльчивость проявить собиралась все же не сразу на пороге. Пока я ждала, когда хозяин дома изволит меня принять, мне сделали довольно интересное предложение.

— Хозяин ложится в десять, — сообщил мне слуга. — Может, заглянешь? Я куплю тебе выпить, куколка.

Естественно, я не удостоила его ни то что ответом, но даже ледяным взглядом. Куколка! Саурон упал бы от хохота…

Наконец, я дождалась высочайшего приема. Зайдя в рабочие покои Турадана, я села, не дожидаясь приглашения. Мне не хотелось быть вежливой, и не хотелось, чтобы этот скот рассматривал мою фигуру так же нахально, как и его прислужник. Турадан оказался таким, как я его себе представляла. Жирная крыса с сальными редеющими волосами и маленькими бегающими глазками, хватающая промасленные креветки и трогающая свои бумаги этими же грязными пальцами. Если уж их высшая знать такая, то куда катятся нуменорцы?..

— Недолго же пришлось ждать, — ликующе воскикнул Турадан. — Вы, эльфы, друг за друга горой? Хотя не ожидал, что Гил-Галад пришлет ко мне девку, тем более такую аппетитную!

Я брезгливо поморщилась.

— Где эльфы? — холодно спросила я, в душе проклиная идиотов, за которыми я приехала сюда.

— Потише, крошка, — выставил вперед жирную ладонь Турадан. — Я люблю рыженьких, но это не значит, что ты сохранишь все зубы, если будешь и дальше дерзить. Твой король — дурак! — человек отвратительно улыбнулся. — Послал ко мне столь ценный трофей! Никогда не видел столь привлекательной малютки. Ты стоишь больше тех двух вместе взятых.

Двое охранников, стоящих у дверей захохотали и зашевелились, видимо, ожидая приказа.

— Да что ты говоришь, скотина, — спокойно, не повышая голоса, сказала я. В комнате стало темно и холодно, окно отворилось так резко, что стекло треснуло, и порыв неоткуда взявшегося в тот спокойный день ветра, снес со стола все бумаги и лакомства Турадана. А я даже не старалась.

— Что ты вытворяешь, дрянь? — взвизгнул хозяин. — Успокойте ее! — обращаясь к охране. Я усмехнулась. Я слышала голос истинного труса.

— Стоять! — рявкнула я, и охранники оказались прижатыми к стене. Отойти они бы уже не смогли, и я услышала их испуганные вопли. Жалкое ничтожество, возомнившее себя властелином Нуменора, тряслось в кресле.

Я подошла к Турадану и легко схватила его за шею. Я не применяла никакой силы, ему не было больно, но он чуть ли не плакал. Однажды я нагрела руку своим внутренним пламенем и обожгла вампиршу Тхурингветиль. Велик соблазн был так сделать и сейчас. Но это было бы слишком… по-гортхауровски. Так я делать не хотела. Моей целью было напугать, а не покалечить. Я не собиралась никого пытать.

— Успокоился? — тихо спросила я. — Тогда веди к эльфам.

Вместе с присмиревший Тураданом я зашла в тесную темную комнату, в углу которой скорчились худенькие юноша и девушка. Видимо, их почти не кормили. Эти эльфы были совсем юными, и я удивилась, как они вообще попали в Нуменор из Валинора. Вряд ли их могли бы отпустить родители.

— Не бойтесь, — сказала им я. — Я пришла за вами, и теперь вы в безопасности, — и, обращаясь к Турандану. — Как ты понимаешь, никаких денег не будет.

— Только убирайтесь поскорей, — хозяин дома буравил меня мрачным взглядом.

— Нет, — широко улыбнулась я, с удовольствием видя ужас в глазах Турадана. — Это еще не все.

Мы вернулись в кабинет, и я усадила человека за стол.

— Идите наверх и возьмите себе золота и драгоценностей, — велела я юным эльфам. — Если возникнет опасность, зовите. И переоденьтесь во что-нибудь приличнее этих ночных рубашек. О, и никогда не делайте так с другими эльфами, — крикнула я вслед, когда юноша и девушка убежали.

Я не брала чужого раньше, но мое собственное золото кончалось, а продавать те украшения, которые дарил мне не Саурон, мне не хотелось. Кроме того, богатства Турадана были достойной платой за его же гостеприимство. И если бы он встретился со мной в конце прошлой эпохи… Этому человеку очень повезло, что не встретился.

— Пиши письмо Гил-Галаду, — приказала я. — В том письме ты был отвратительно груб с моим другом, и тебе придется извиниться.

— Но…

— Никаких но, иначе останешься без дома! Пиши!

Турадан что-то старательно писал. Его охранники больше не появлялись, и были абсолютно правы.

— И зачем же тебе, гад, следить за домом в покинутом городе? — из любопытства спросила я, и сын Партдила разразился речью, что его род стар и горд, и тот дом — его имущество. А если есть собственность, за ней нужно приглядывать. И пусть сам Турадан туда никогда не поедет (да и что делать в городе, в котором больше никто не живет), он не позволит шнырять по своему дому каким-то эльфам.

— Поняла, — лениво, взмахом руки, оборвала я его речь. Другого я и не ожидала. Эльфы уже ждали меня, распихивая по карманам золотые монеты.

Мне стало грустно. Если семья этого отвратительного человека владела домом в Эльдалондэ, значит этот род был когда-то мудр, и предки Турадана были друзьями эльфов. Как же противно им было бы созерцать столь жалкого потомка!

— Это никуда не годится! — вскричала я, прочитав письмо, которое нацарапал Турадан. — Тут полно ошибок! И восхвалений маловато.

Скрипя зубами и не смея выразить свою злобу иными способами, человек снова взялся за перо.

— Больше лести, — напутствовала я, — и извинений. Чем больше хороших слов ты напишешь моему другу, тем скорее я уйду!

Наверное, “Ваше Величество”, он написал неправильно все же не специально, чуть не расхохоталась я.

Смотря через плечо Турадана, я помогала ему избегать ошибок и угощалась деликатесами, принесенными наглым слугой, который теперь тоже вел себя тише травы. Между делом, я спросила мнение сына Партдила о принце Инзиладуне. Турадан отозвался нелицеприятно, но понимая, что я явно на стороне друга эльфов, избежал потока брани.

Наконец, написание письма было окончено, и мы втроем вышли из дома Турадана, сына Партдила. Хозяин был рад до беспамятства, что сумел наконец-то избавиться от своих гостей.

— Распустите волосы и ведите себя тихо, — напутствовала я юных эльфов. — Я могу справиться с несколькими разозленными людьми, но не со всем городом.

Одежда, которую эльфы раздобыли в доме Турадана, была слишком яркой и роскошной, и явно вышла из моды, по крайней мере я не встречала больше нарядов таких фасонов ни ни людях, ни на прилавках. Эта пара была слишком приметной, и нужно было вернуться на рынок, чтобы они выглядели менее заметно, как я.

— Как вас угораздило попасть сюда? — мне не терпелось выслушать историю, которую юные эльфы поведали мне с грустью и сожалением.

Юных Эльдар звали Айвендиль и Менелтор, и они были влюблены в друг друга. Они могли бы жить в Тол-Эрессеа, рядом со своими семьями и друзьями, не зная забот и печали, но в них было то же, что и во мне. Эти юные эльфы мечтали о путешествиях и приключениях. И они хотели увидеть далекое прекрасное Средиземье и его эльфийские земли. Они думали, что весь мир принадлежит им, и, когда они захотят, то смогут поехать в Нуменор, в Средиземье, а если захотят, то вернуться на остров Эрессеа, или отправиться дальше и увидеть Валинор. Живя у моря, они прекрасно разбирались в картах и морском деле. Путь до Нуменора не был далек, и юные Тэлери, взяв небольшой корабль отца Менелтора, отправились покорять мир. Приплыви они в Эльдалондэ пару тысяч лет назад, все сложилось бы не так. Но что случилось, то случилось, и, в недоумении блуждая по покинутому городу, на свою беду, они забрели в дом Турандана, и сами не заметили, как попали в плен. Хрупкость и красота не смогла убежать от грубой силы.

— Теперь мы хотим вернуться в Эрессеа, — закончил рассказ Менелтор.

— Это возможно, если люди Турадана не нашли ваш корабль, — ответила я. — Больше отсюда до Валинора никто не поплывет. Вам придется вернуться туда, откуда вы прибыли. Если Турадан забрал ваш корабль, то езжайте в Роменну и купите там небольшой корабль, если хватит золота, что вы забрали. Хотя… я не могу вас бросить, поэтому буду помогать вам, пока вы благополучно не отправитесь домой, поэтому в Эльдалондэ поедем вместе.

— Родители нас запрут дома на несколько веков, — уныло сказала Айвэндиль.

— И правильно сделают, — отрезала я. — Вы причинили им много боли, сбежав из дома.

Мы быстро купили одежду, и уже собирались уходить с рынка и вообще из этого ужасного города, когда громкий звук трубы глашатая раздался над всей площадью. Мы подошли поближе, протискиваясь через любопытную толпу.

— Король Ар-Гимильзор, — глашатай выдержал паузу и возвестил, — умер. Трон переходит принцу Инзиладуну. Да здравствует будущий король Ар-Инзиладун!

Я слышала горестные вопли, чьи-то рыдания. Видимо, подданные любили своего Неверного короля. Но мое лицо озарила улыбка. Да здравствует юный король, подумала я. Я развернулась к юным эльфам и радостно прошептала:

— Прежде чем мы отправим вас домой, нужно кое-что сделать. Вы не пожалеете, что задержались. А может, и захотите остаться. Теперь в Нуменоре все изменится!

Комментарий к 2.15. Король умер. Да здравствует король!

Дорогие читатели! Собиралась написать и выложить главу намного раньше, но не смогла, потому что повредила руку. К сожалению, 1 апреля у меня ГОСы, и я еще почти не готовилась, так что совесть и страх получить от преподов подсказывают, что следующая глава, увы, будет только в апреле.

Всем добра! <3

— Линдон бесконечно рад вашему вступлению на трон, Ваше Величество, — сладко пропела я, а Айвендиль и Менелтор согласно закивали. — Мы все надеемся, что ваше правление будет долгим и принесет только радость как жителям Нуменора, так и их друзьям из Средиземья, — Тар-Палантир слушал меня с одобрением, он кивал и улыбался. Этот человек казался слегка печальным и отстраненным, и лицо его не было красивым, как у его предков, первых королей, но он понравился бы мне и уродливым горбуном. Как же иначе, ведь Тар-Палантир хотел вернуть Нуменору былую добрую славу, сделать из воителей защитников, а из врагов — друзей.

Новый правитель был коронован очень быстро, можно сказать, поспешно, и на то была причина. По старой традиции он взял себе эльфийское имя, и политика, которую он намечал, крайне отличалась от всего, что происходило в Нуменоре со времен короля Тар-Минастира. Разумеется, большая часть людей в Арменелосе была недовольна этим. Знать была недовольна тем, что новый король был неприхотлив, и королевский двор перестал жить на широкую ногу, а придворные получать бесконечные подачки (и просторы для плетения своих интриг). Простолюдинов волновало другое — кто-то из так называемых людей Короля ходил в народ и предвещал владычество злобного эльфийского народа на исконно человеческих нуменорских землях, и многие этому охотно верили. Впрочем, сторонников у Тар-Палантира тоже хватало, так что за него можно было не беспокоиться. Нуменорцы никогда не пошли бы против своего короля, пусть даже и нелюбимого.

Я быстро связалась с Гил-Галадом и получила одобрение на дальнейшие действия. За последнюю тысячу лет я много практиковалась в осанвэ, понимая, что мне это еще понадобится, и теперь головные боли почти прекратились. Я стала сильна в этом искусстве почти также, как и сам король Нолдор, но, все же, была намного слабее Галадриэль. Это и помогло мне в разговоре через столь огромное расстояние. Мое происхождение позволяло мне участвовать в столь почетной миссии, и, для важности оставив при себе молодых эльфов с острова Эрессеа, вскоре после коронации Тар-Палантира я прибыла во дворец.

— Линдон хочет восстановить дружеские отношения с Нуменором, — продолжила я. — Нам всегда было грустно от того, что эти связи были утеряны. Мы были бы очень рады, если бы вы, Ваше Величество, и ваши очаровательные жена и дочь когда-нибудь посетили бы нашу страну и познакомились с королем Гил-Галадом, который испытывает к вам глубочайшее уважение еще с тех пор, как вы были принцем.

— Я бы с радостью посетил вашу страну вместе со своей семьей, миледи, — ответил Тар-Палантир, — и мне очень льстит уважение короля могущественного народа Нолдор, но сейчас не время уезжать из Нуменора. Думаю, вы со мной согласитесь.

Я опустила взгляд. Король был прав. При его отсутствии в стране могли бы начаться совсем нехорошие вещи. Я не зря долго гуляла по рыночной площади с кольцом невидимости на пальце — это помогло мне узнать настроения людей.

— Однако я хотел бы сотрудничать с жителями Линдона, — продолжил король. — Я хотел бы восстановить гавань Эльдалондэ, чтобы гости с запада снова могли посещать нас. Я хотел бы увидеть остров Эрессеа с башни на западном берегу, — он вздохнул, и его лицо стало еще печальнее.

— Увидеть? — удивилась я. — Но ведь остров не так далеко, и всегда был хорошо виден. Я сама наблюдала как-то остров Тол-Эрессеа с этой башни, и это стало прекрасным воспоминанием! — Айвендиль и Менелтор завозились, услышав про родину.

— Раньше, миледи, раньше, — печально ответил Тар-Палантир. — Вы могли видеть его очень давно. Мудрецы говорят, что уже много веков остров Тол-Эрессеа скрыт во мраке. Я сам ни разу не имел счастья наблюдать его вдали.

Я нахмурилась. Я не знала этого, и это было действительно плохим знаком. Неужели Валар совсем отвернулись от некогда любовно украшенного ими острова?

— Тучи рассеются, когда Валар поймут, что у Нуменора наконец появился достойный правитель, который их уважает, — в этом я не была полностью уверена. Ведь у Нуменора нет Эарендила…

— Я много слышал о вас, леди Сильмариэн, — внезапно сказал Тар-Палантир.

— Да? — напряглась я. — И что же?

— Не только плохое, не пугайтесь, — впервые за нашу встречу, лицо короля показалось мне почти веселым. — Вы одна из достойных представителей своего народа, и я слышал, что вы любите Нуменор и приехали сюда уже не в первый раз.

Я не стала говорить ему, какое дело привело меня в его страну еще до смерти Ар-Гимильзора. Я и сама достаточно припугнула Турадана и знала, что при желании смогу это повторить.

— Да, и я хотела бы задержать здесь подольше, — ответила я. — С таким королем, как вы, эльфу не придется больше бояться выходить на улицы Арменелоса.

— Вы всегда будете желанной гостьей при моем дворе, — сказал король. — Надеюсь, простота, которой я хочу добиться, не смутит ваш изысканный вкус.

— Вовсе нет, — улыбнулась я. — Я, как и многие эльфы, не сторонник безудержной роскоши, — только безудержная роскошь Ангбанда меня всегда завораживала.

— Леди Сильмариэн, я не хотел бы утруждать вас, — замялся Тар-Палантир, — но мне придется попросить вас написать письмо Его Величеству Гил-Галаду. Разумеется, я напишу ему сам, но, может, вы сможете дать некоторые рекомендации. Так как я хочу возобновить отношения Линдона и Нуменора, было бы прекрасным, если бы Его Величество прислал кого-нибудь из вашего народа, кто помог бы мне в общении с другими эльфами и вашими прекрасными государствами.

— Зачем? — удивилась я. — У вас есть я. Я уже здесь и рада буду вам помочь.

— Просить вас об этом? — изумился король. — Вы же одна из самых знатных эльфийских леди в Средиземье! Вы — последняя из рода Феанора!

Теперь по знатности со мной могла бы сравниться только Галадриэль. “Не по статусу”, - вспомнились мне слова Гил-Галада. Но не в этот раз.

— Простите, Ваше Величество, — осторожно начала я. — Но на вас тоже работают не гончары или кузнецы. Ваши вельможи — представители самых древних семейств страны. Я знаю, что происходило в эльфийских государствах еще в Предначальные Годы. Я знаю людей — я не в первый раз в Нуменоре, и наблюдала за ними годами. Я не раз помогала советом королю Гил-Галаду и покойному правителю Келебримбору. И я выполняла любые поручения… еще одного короля древних времен, — добавила я.

— Вы точно уверены, что вас не затруднит это дело? — помявшись, проговорил Тар-Палантир.

— Совсем нет, — радостно улыбнулась я. Тар-Палантир, если бы ты знал, как мне было скучно последние века… Я была так рада! Я радовалась, что не только сменила обстановку, но и получила возможность заняться настоящим делом.

Я собиралась на свой первый ужин в королевском дворце. Я была одета в изысканное белое платье, какие носили в Линдоне и Лориэне. В последнее время я видела такие и на улицах Арменелоса, хотя любая тряпка по моде времен Ар-Гимильзора, если не приглядываться, казалась роскошнее лучшего из платьев Лютиэн. При Тар-Палантире одежда знатных персон уже стала гораздо скромнее, хотя из всех придворных, встреченных мной во дворце, я успела разглядеть лишь дочь короля, Мириэль. Она была еще очень молоденькой, но показалась мне копией отца — очень грустная и не слишком красивая. Дай Эру, она умна, как и отец, и сможет впоследствии стать хорошей королевой. Да, Тар-Палантир только сел на трон, но сто или двести лет — не срок для эльфа, и необходимо уже смотреть в будущее. Я буду помогать новому королю, как смогу, и лет через двести настроения в Нуменоре сменятся, и все будет, как в те годы, когда за людьми я могла лишь наблюдать сверху.

— Леди Сильмариэн? — раздался у меня за спиной молодой самоуверенный голос. Я повернулась к его обладателю и увидела перед собой весьма красивого золотоволосого юнца с дерзким взглядом.

— А вы? — настороженно спросила я.

— Фаразон, — ответил он, — племянник короля.

Я ничего не слышала ранее о самом Фаразоне, и не удивительно — он был очень юн. Зато слышала о его отце Гимильхаде — о том, что он является главным противником своего брата Палантира.

— Я впечатлен, что при нашем дворе завелись эльфы, — сказал он тоном, как будто имел в виду, что завелись крысы.

— И останутся тут очень надолго, — холодно ответила я. Я не собиралась играть ни в какие человеческие игры. Мне это было не нужно. И, как сказал бы Гил-Галад, не по статусу. Я была сильнее любого сопляка, пусть даже и с мечом.

— А я про вас наслышан, — я двинулась по коридору, но Фаразон не двинулся за мной следом. — Дядюшка обсуждал это на днях. Он вас как-будто одобряет, не смотря ни на что.

— Не смотря на что? — я резко развернулась и впилась в Фаразона гневным взглядом. Такой взгляд, бывало, действовал и на Саурона, но не на этого юношу. Фаразон спокойно смотрел мне прямо в глаза, и я сама даже немного смутилась. Да, он однозначно не трус.

— Вы знаете, миледи, знаете, — просто ответил Фаразон. — Все сами понимаете. Если дядюшка знает не все, мне было бы интересно об этом узнать, но боюсь, — он скривился, — что король Нуменора не стал бы иметь дела с кем попало. И вам придется верить.

— Именно, — ответила я.

Лицо Фаразона моментально переменилось, и я почувствовала какой-то подвох. На лице юноши засияла широкая улыбка.

— Я тоже его ненавижу, — сообщил племянник короля. — Саурона. Когда-нибудь я пойду в поход на Мордор и разгромлю его.

— Я искренне желаю вам удачи, — я не знала, говорит ли Фаразон правду, и меня удивил столь резкий переход в разговоре, но я не могла не улыбнуться, представив, как этот самоуверенный человек побеждает силы Мордора. Пусть даже такого никогда и не будет. Конечно, говорят, что враг моего врага — мой друг, но, все же, Фаразон мне совсем не нравился.

— А, Мириэль, — внезапно воскликнул молодой человек. Если его появление не оставило бы равнодушным ни одно общество, то приближение принцессы было трудно заметить. — Я как раз сопровождаю нашу новую гостью вниз на ужин. Ты составишь нам компанию? — девушка залилась краской и кивнула.

Я с неохотой приняла подставленную руку Фаразона — он был галантным кавалером, и вторую предложил принцессе, и мы пошли в обеденный зал.

За ужином я старалась знакомиться с людьми и разговаривать с ними, но больше наблюдала, пытаясь понять, кто верен королю, а кто стал Верным всего лишь из выгоды, по велению наступившего времени. Увы, все же я не могла считать свои выводы о людях безошибочными, уж слишком часто я ошибалась ранее. Но больше всего я наблюдала за подрастающим поколением, заподозрив неладное еще пока мы спускались на ужин. Без преувеличения можно было сказать, что Фаразон был блестящим молодым человеком. Хорошим собеседником, а значит, возможно, и оратором, замечательно красивым и умным. С ним следовало быть осторожным. Неудивительно, что такие мальчики часто нравятся девочкам, я сама когда-то была такой, как Мириэль, которая не сводила с Фаразона взгляда и краснела. Только дурак бы не увидел, что девушка влюблена, а Фаразон дураком не был. Если королева окажется под контролем такого человека, как этот, думала я, все, что успеет за свое правление сделать Тар-Палантир, может скатиться к Морготу. Все может стать даже еще хуже, чем было. Фаразона следует аккуратно убрать подальше от принцессы и от двора. Эру! Еще одна мысль пришла мне в голову. Они же двоюродные брат и сестра! Какая мерзость! Наверняка, Тар-Палантир даже и не думает о том, что его примерная на вид доченька влюблена в своего кузена. А если он не предполагает, значит, и не сможет догадаться.

Через пару дней я нашла слуховое окно, с помощью которого Фаразон прослушивал Тар-Палантира. В то время письмо к Гил-Галаду, в котором король и я писали приветствие королю Нолдор, уже плыло через море. Через месяц я перехватила письмо от Фаразона к Мириэль, наполненное чуть более, чем братской нежностью (Фаразон изощренно давал сестре надежду на взаимность). А еще через полгода искусными намеками я добилась того, что юного Фаразона, сына Гимильхада и племянника короля, отправили на дело в средиземские колонии Нуменора. Правда, оставался еще сам Гимильхад, но тот довольно редко появлялся в самом королевском дворце, и я ничего не могла с ним поделать. Я не могла решить сама все проблемы Нуменора, но могла сделать так, чтобы королю было легче решать их. Надев кольцо, я часами бродила по дворцу, подслушивая разговоры, ища неблагонадежных людей и отсеивая их. Тар-Палантир думал, что сам принимает решения, кого следует убрать от трона, но это я доносила до него эти мысли, осторожно, иногда по нескольку месяцев намекая о чем-то через равные промежутки времени. Я не хотела, чтобы кто-то, даже король знал, что я шпионю за придворными.

В конце концов, изменников, называвших себя людьми Короля, вокруг законного правителя Нуменора не осталось. Отношения между Линдоном и Нуменором были возобновлены, и корабли в обе стороны стали ходить куда чаще. Даже в гавани Эльдалондэ снова появились жители. Однажды я приехала туда и нашла свой старый дом. Точнее, то, что от него осталось — полу-рассыпавшиеся развалины, вещи внутри которых обратились в тлен (если не были раньше разворованы кем-то вроде охранников Турадана, которого Тар-Палантир впоследствии лишил большинства имущества за многочисленные провинности).

Только остров Тол-Эрессеа был по-прежнему недоступен печальному взору Тар-Палантира. Но, несмотря на это, он продолжал надеяться на милость Валар.

Жизнь в Арменелосе, тем более при королевском дворе, в конечном итоге меня измотала. Оставив вместо себя Менелтора и Айвендиль, которые порядком поумнели за годы жизни среди людей и под моим присмотром, я уехала отдыхать в Роменну. Конечно, не совсем отдыхать, король попросил меня присматривать за приезжающими Эльдар. Но это было совсем не то, что жить в королевском дворце, когда никогда не знаешь, какая за спиной плетется интрига, и кто именно ее плетет. Этот отъезд был огромной ошибкой.

Роменна была прекрасным местом, и я приехала туда с полной уверенностью в своих силах, в том, что я сделала все, что смогла. Когда я покинула ее в следующий раз, моя уверенность была еще на месте. Жаль, что все случившееся позже обратило в прах и мою уверенность, и жизнь короля Тар-Палантира, и жизнь всего Нуменора.

Тем утром я постучалась в дверь дома Амандила — советника короля Тар-Палантира, живущего в Роменне.

— Вы уже получили послание из столицы? — спросила я, как только мне открыли. — Король при смерти.

— Да, — мрачно ответил сын Амандила Элендил, пригласив меня в дом. — Черные вести. Сегодня пришло письмо от отца. Надежда на выздоровление Его Величества очень слаба.

Настроение у всех было подавленное. Тар-Палантир был далеко еще не стар по нуменорским меркам, и его болезнь не казалась лекарям слишком серьезной. Короля мучили постоянная слабость и частые простуды, однако, это не была чахотка. Я сама давала Тар-Палантиру эльфийское лекарство по рецепту королевы Мелиан, и, казалось, он даже приободрился, но, почти сразу по возвращении обратно в Роменну, я получила сообщение о том, что королю стало хуже. Мне было грустно, но я не была удивлена — этот человек просто не хотел жить, и с этим ничего не могли поделать даже самые лучшие целители. Он умирал медленно, как моя бабушка Мириэль, и причиной этому был не телесный недуг. Трагедия Тар-Палантира была в том, что его надежды и стремления не сбылись. Корабли с Запада не приплыли, никто не сказал Верному Королю, что он исправил все зло, причиненное Нуменору его предками. Несмотря на все старания, злобность и гордыня прежних времен не оставили даже его собственный двор. Тар-Палантир умирал от горя, а не от болезней. Будь он эльфом, он давно был бы в Чертогах Мандоса или в умиротворяющих садах Лориэна.

Когда мы прибыли в Арменелос, печальная новость встретила нас. Король скончался. Погода словно издевалась над людьми — полстраны было в горе во время самого жаркого и прекрасного лета за последнюю сотню лет. Неужели Валар наконец сменили гнев на милость? Мне было грустно от того, что Тар-Палантир мертв. Он был очень хорошим человеком. Но такова была людская доля. Сменяются поколения, люди взрослеют, стареют и умирают. Только мы, Эльдар, не меняемся.

У Нуменора же теперь была королева Тар-Мириэль. Точнее, должна была быть. В отличии от быстро коронованного отца, Мириэль с церемонией тянула. Впрочем, причина была известна всем. Как оказалась, к горестям последних дней покойного короля добавилась еще одна, напрямую связанная с этой причиной. Мне даже не пришлось воспользоваться кольцом, чтобы что-то разузнать — весь двор знал абсолютно все. Несмотря на отсутствие подтверждения от королевы, это даже уже не считалось слухом. Я никогда ранее не видела в королевском дворце столько людей сразу — дворяне, смирно сидящие при Тар-Палантире по своим замкам, приободрились и приехали в столицу, чтобы не пропустить ничего в водовороте быстро развивающихся событий. Королевский дворец снова пестрел интриганами, после долгого перерыва собравшимися все вместе. Мне было неприятно это — я очень хотела уехать. Мое мнение разделяли и спешившие домой Амандил с Элендилом и его сыном Исилдуром.

Я ругала себя на чем Арда стоит. Не стоило было мне покидать Роменну! Конечно, в любом случае Тар-Палантир не смог бы удерживать Фаразона вне Нуменора вечно, да и не желала бы я уже настрадавшемуся Средиземью такого гостя. Но я могла бы попытаться удерживать эту парочку на почтительном друг от друга расстоянии. Теперь же о помолвке Мириэль и Фаразона при дворе не знал только слепой или глухой. От простого народа это пока держалось в тайне — те были более склонны придерживаться условностей и не одобрили бы торжества во время глубокого траура по ушедшему монарху. Но придворные мусолили мельчайшие подробности союза последних потомков Элроса.

— Это все эта помолвка! — уверенно сказал мне Менелтор. — Когда король узнал о ней, он очень сильно расстроился и слег. А ему только стало лучше от твоих лекарств и рассказов. Принцесса все сказала ему через пару дней после того, как ты уехала в Роменну. Король долго плакал, говорил о том, что проклятье Валар падет на такой союз.

— Не сомневаюсь, — скривилась я. — Выйти замуж за брата, пусть и двоюродного! Отвратительно! После такого и Берен покажется самой подходящей парой для Лютиэн.

— А что не так? — изумилась Айвендиль. — Берен и Лютиэн — лучшая пара, какая только могла бы быть!

— Я уважаю людей, — терпеливо ответила я, бросив на девушку кислый взгляд, — но Старшие и Младшие дети Эру не должны соединяться в браке. От этого будет несчастье что человеку, что эльфу. Впрочем, речь не о Берене и Лютиэн. Как Мириэль дошла до такого? Ведь Фаразон вернулся из поездки всего за два месяца до смерти короля!

— Может, там все раньше началось, я не знаю, — смущенно ответил Менелтор.

Волна злости обожгла меня.

— Не знаешь? — воскликнула я, вскочив с кресла. — Какого Моргота ты не знаешь? Я говорила вам обоим приглядывать за принцессой и писать мне о ней! И ты не знал, встречается ли с кем-нибудь тайно Мириэль! Я учила тебя заклинаниям, с помощью которых можно ходить незамеченным!

— А сама ты ими не пользовалась! — вызывающе ответил Менелтор. — Ты что-то другое используешь, я видел! Ты не произносишь заклинаний!

— Потому что мне не обязательно произносить их вслух. Что-то еще? — спросила я, стараясь сдержать подступающую волну страха.

— Мы думаем что, это связано с тем, что ты прячешь. Ты только одну руку всегда на виду держишь! — дерзко продолжила Айвендил. — У тебя маленькие карманы есть даже на вечерних платьях!

— Это не ваше дело, — как можно более спокойно ответила я. — Не зарывайтесь. Мы находимся здесь, чтобы обсудить не мои привычки, а рок, который может пасть на эту страну. И, поверьте, вам грозит еще большая опасность, чем мне. Вы представляете, что будет, если Фаразон придет к власти? Тар-Мириэль будет всего лишь марионеткой на троне! И, если вы чувствуете опасность, езжайте в Роменну и отплывайте в Средиземье первым же кораблем.

— Нет, — фыркнула Айвендиль. — Нам и тут живется не плохо.

— И Мириэль марионеткой не будет, — добавил Менелтор.

— Что? — разом пересохло в горле. Я не подумала, что Менелтор имеет в виду то, что Мириэль будет сильным лидером. Я подумала…

— Мы предполагаем, что коронация откладывается из-за того, что коронуют Фаразона, — просто сказала Айвендиль. — Видишь, Сильмариэн, мы не все проморгали.

— Ар-Фаразона, — прошептала я, и мной овладело очень нехорошее предчувствие. Почему-то мне показалось, что страшнее этого правления с Нуменором ничего не может случиться. А ведь дар предвидения у Эльдар — вещь сильная, даже если этот талант не развит. Я жалела, что оставила в Арменелосе не самых умных, а теперь еще и ставших дерзкими Менелтора и Айвендиль. Впрочем, деваться было некуда — я писала Гил-Галаду, но никто из Линдона, Ривенделла или Лотлориэна, несмотря на все мои заверения о короле Тар-Палантире, не захотел приехать ко двору. В Нуменор Эльдар ездили, в сам Арменелос — нет. Не стоило мне покидать столицу.

Наконец, о помолвке Фаразона и Мириэль было объявлено официально. Страна была в недоумении. С одной стороны, Фаразона любили многие, даже не только люди Короля. С другой стороны, наиболее нравственные из них испытывали неприятные чувства от того, насколько близкой родней являлись будущие король и королева. Верные же, разумеется, были категорически против этого брака. На улицах Арменелоса царило веселье, иногда перераставшие в кровавые побоища между несогласными с мнениями противников.

Направляясь к Мириэль, чтобы поздравить ее с помолвкой, я снова, как и все последние дни, думала о том, что не стоило мне тогда покидать Арменелос. А теперь, скорее всего, у меня не будет другого выхода. Как же я могла так ошибиться? Принцесса всегда казалась мне тихой, забитой, несчастной, но далеко не глупой! Или дело в том, что любовь слепа и может любого превратить в дурака? Но на кону стояла судьба Нуменора, и необходимо было хотя бы узнать, что двигало королевой. Может быть, зло еще можно обратить во благо? Хотя, если эта любовь так сильна, как я думаю, это дело заранее обречено на провал. Я видела их вместе, и рядом с женихом королева сияла от счастья. Но попытаться стоило, раз уж я ранее не сделала ничего, чтобы предотвратить этот противоестественный союз. Неужели когда-то и я была такой же глупой и одержимой, как сейчас Мириэль? И если бы я осталась с Сауроном после всего, что произошло в Эрегионе, кем бы я стала теперь? Я вспомнила свой портрет в Ангбаде. Холодная и красивая женщина в дорогих украшениях… Нет, счастье, что я избежала этой судьбы.

Я неплохо ладила с Мириэль, пока жила в Арменелосе, и теперь надеялась, что смогу с ней поговорить по душам. Точнее, что она откроет передо мной душу.

Королева была одна. Она не была уже юной девушкой, а траур лишь старил ее. А Фаразон остался таким же блестящим, как раньше, даже стал еще привлекательнее. Когда любовный блеск окончательно покинет взгляд Мириэль, вместе король и королева будут смотреться не слишком хорошо. Многие человеческие мужчины стареют очень красиво, но женщины…

— Поздравляю, Ваше Величество! — жизнерадостно начала я, едва поздоровавшись с королевой. — Я бесконечно рада, что вы быстро оправились от случившейся с вашей семьей беды и готовитесь вступить в новую прекрасную фазу своей жизни!

— Спасибо, леди Сильмариэн, — улыбнулась королева. — Я рада, что кто-то из друзей моего отца поддерживает меня.

Как будто она считала, что друзья отца действительно поддержат это!

— Я говорила вашему отцу, — защебетала я, усаживаясь рядом с Мириэль, — что вы и господин Фаразон самая прекрасная пара, какую я видела за очень долгое время! Я призывала Его Величество не расстраиваться так сильно. Жаль, что он не послушал меня, — картинно загрустила я.

— Вы не представляете, как ценны для меня эти слова, — растрогалась королева. Фаразон меня бы уже раскусил.

— У вас много друзей, Ваше Величество, — заметила я. — Эти чудесные цветы ведь прислал знатный господин Ларнах?

— Нет, господин Ларнах прислал этот букет, — Мириэль указала на прекрасный букет из белых и розовых роз. — Этот прислал господин Вэантур, а эти господин Бэргиль.

Лучшие друзья Фаразона, отметила я. Он уже окружает королеву со всех сторон своими людьми. Люди Короля каждый день прибывают в Арменелос со всех концов страны и из Средиземья. Лучше бы Верным особо рьяно не отговаривать королеву от брака, а то их головы могут оказаться на пиках. Разумеется, Фаразон в курсе, как люди Тар-Палантира относятся к готовящемуся браку.

— Вас ждет чудесный праздник! — с каждой минутой мне было все тяжелее и противнее изображать воодушевление.

— Ах, леди Сильмариэн! — воскликнула вдруг королева. — Я так благодарна вам за вашу поддержку! Мне так дорого это! Вы придете на коронацию и свадьбу?

— Они будут в один день? — изобразила изумление я.

— Нет, сначала будет коронация, — потупилась Мириэль. — Этого я еще никому не говорила.

— Что не говорили? — я села еще ближе и заглянула королеве в глаза. Не люблю я такие вещи… Даже Гортхаур пользовался этим редко, да и то, если воля собеседника не была сильна, а это как раз про Мириэль. Если смотреть кому-то в глаза и при этом думать нужное заклинание… этот кто-то может что-то рассказать. Фаразон бы на это не поддался. Но Мириэль была слаба.

— Фаразон будет править Нуменором, — бесцветным голосом сказала королева.

Я судорожно вздохнула и отпустила руку Ее несостоявшегося Величества. Связь прервалась. Это все же правда, а не домысел Менелтора. Или моя догадка, воплощения в жизнь которой я очень боялась.

— У меня так не получится, как у него, — залепетала Мириэль, словно в свое оправдание. — Я не создана для правления, а у Фаразона все получится! Он умный и сильный и будет хорошим королем!

И твой Фаразон заведет в страну в пропасть, мрачно подумала я. Мне хотелось встать и закричать: “А знаешь ли ты, дура набитая, каких взглядов на правление страной придерживается твой будущий муж?”

Но все же я не сделала этого и не стала спрашивать у Мириэль, что же станет с начинаниями ее отца. Зачем смущать ее ум такими неважными по сравнению с великой любовью вещами?

— Вы должны быть на нашей свадьбе, леди Сильмариэн, — добавила королева (по праву замужества она, все же, королевой остается).

— Боюсь, это будет неуместно, Ваше Величество, — грустно ответила я. — Король не любит меня, как не любит всех Эльдар вообще. Позвольте мне вернуться в Роменну.

— Мне жаль это слышать, леди Сильмариэн, — опечалилась Мириэль, — но это ваше решение. Если хотите, можете вернуться в Роменну. Я прослежу, чтобы с вами все было в порядке.

“Что означает последняя ее фраза? — подумала я. — Мириэль не так уж и глупа и представляет, что может натворить ее муж? Или это просто вежливые слова?”

Скоро Нуменору придется не сладко. Конечно, он будет только богатеть, но его люди… И через сколько поколений теперь появится новый Тар-Палантир? Мне было очень грустно. Если все продолжится так, как при Ар-Гимильзоре, я вернусь в Средиземье.

— Я скучаю по отцу, — печально сказала Мириэль, и впервые за этот разговор я увидела в ней большее, чем приложение к ее жениху, дающее ему право на трон. — Мне так хотелось бы, чтобы он был счастлив за меня, и смерть не разлучала бы нас. Фаразон же не мой единоутробный брат, а отец так и не понял, какое это счастье — найти свою любовь. У них с мамой не было такой любви, как у нас с Фаразоном, — хорошее впечатление развеялось, словно утренний туман. — Я чувствовала себя словно я — Лютиэн, а моей отец — Тингол, ведь он вел себя так же!

О Эру! Кажется, любая романтичная дурочка, что из эльфов, что из людей, представляет себя Лютиэн, а своего избранника Береном! Только Фаразон ведь не благородный сын Барахира, подумала я. Жаль, что Палантир не потребовал за дочь Сильмарилл, может, мы бы избавились от общества Фаразона до самой последней битвы.

Влюбленная дура, презрительно думала я, возвращаясь в свои покои. Придется покинуть Арменелос, если не совсем уехать из Нуменора. Кто знает, какие меры предпримет новый правитель?

Я не смогла сдержать изумленного возгласа, когда, зайдя в свои покои и тщательно заперев дверь, я обнаружила сидящего в кресле у окна… Фаразона!

— Господин Фаразон! — воскликнула я, стараясь сдержать изумление и неприязнь. — Какой неожиданный визит!

— Зато ваш визит к моей невесте оказался более, чем ожидаемым, леди Сильмариэн, — вкрадчиво сказал Фаразон. Моя рука скользнула в карман платья и схватила кольцо. Даже Мелькор никогда не вламывался в чьи-то покои, чтобы лично его припугнуть. Лучше бы Фаразон пригласил меня на ужин.

— Ваша невеста очень счастлива тем, что любима вами, господин Фаразон, — беззаботно сказала я, — а я рада всему, что приносит радость моей дорогой подруге.

А еще я рада тому, что в любой момент могу оставить от тебя кучку пепла на полу. Но такого я не сделаю.

— Вы умны, миледи, — Фаразон встал с кресла и подошел ко мне. Мы стояли вплотную, глядя друг другу в глаза и, кажется, каждый понимал, что у другого на уме. Но, все же, Фаразону, будущему королю Нуменора, удалось меня удивить.

— Не уезжайте из Нуменора, миледи, — эти его слова походили на просьбу, а не на приказ. — Мне может вскоре понадобится ваша помощь, — и, предотвращая мой следующий вопрос. — Не с Мириэль. Вы знаете, что я стану королем. И на свое правление у меня есть планы.

Я только кивнула, не в силах справиться с удивлением. Фаразон, которому требуется помощь эльфа? Это что-то очень странное. И от этого только более интересное. Помощь нужна, наверняка, в чем-то, с чем не смог бы справиться ни один человек. Какая-нибудь крайне сложная магия? Или что-то, о чем может знать лишь тот, кто прожил на Арде столько времени, что сам сбился со счета лет?

Что бы это ни было, я решила не покидать остров и подождать, к чему судьба приведет всех участников тех странных безумных дней начала правления рокового короля Нуменора Ар-Фаразона Золотого.

Долго гадать, что на уме у Ар-Фаразона, мне не пришлось. Новый нуменорский король, взявший себе прозвание, не более или менее, как Золотой, буквально через несколько лет после начала своего правления прислал мне письмо с требованием явиться во дворец. Впрочем, я восприняла это послание без удивления — у меня были догадки, зачем я понадобилась королю. Из Средиземья в последнее время приходили пугающие вести. Говорили, что Саурон объявил себя владыкой людей то ли Средиземья, то ли всей Арды — этого так никто и не понял. И все это породило волну домыслов. Говорили, что Саурон поведет свои войска на Нуменор. Говорили, что скоро воспрянет Моргот, затопит остров, потом Средиземье, и придет конец всему. Что только ни говорили! Саурону, сидящему в Мордоре, наверняка было очень весело от того, как страх перед ним охватил всех жителей Нуменора. Впрочем, Ар-Фаразон скорее был в бешенстве, чем боялся, и в этом я вскоре и убедилась.

В первые годы правления короля Ар-Фаразона Золотого все было далеко не так плохо, как я боялась. Конечно, эльфов в Нуменоре не осталось, на их въезд на остров был сразу наложен строжайший запрет, что весьма оскорбило Гил-Галада и Галадриэль. Я и мои подопечные Айвендиль и Менелтор были исключениями — королю я пока что была нужна, а двое с острова Эрессеа его, видимо, забавляли, точно я не знала; они по-прежнему жили в Арменелосе, а я в Роменне. Эти врата в Средиземье, пока не начались гонения на Верных, ничуть не изменились. Я жила рядом с Амандилом и его семьей, общалась еще со многими другими Верными людьми, ничем особо не занималась, старалась не выделяться и ждала развития событий. Так что письмо от короля было даже слегка… ожидаемым.

Приехав в Арменелос, я заметила пока что тоже мало изменений. Стало больше огромных роскошных домов, только и всего. Королевский дворец внутри был заново отделан, и стал гораздо изысканнее, чем во времена Тар-Палантира. Мне так даже понравилось больше. Безвкусной вызывающей роскоши тут не было. Пока что.

По дороге в столицу я размышляла о том, что сказать королю о том, кого мы оба ненавидели больше всех. Я не злилась от того, насколько много обо мне известно Фаразону. Конечно, Тар-Палантир, как король, имел право знать, кого он принимает в своей стране и своем дворце. Теперь уже сам Ар-Фаразон стал королем, а не надоедливым королевским племянником, подслушивающим то, что его совершенно не касалось, и тоже имел право знать все. Кроме того, меня давно бы выгнали из Нуменора, будь я всего лишь очередной эльфийкой, тем более, дружной с прежним королем. Это меня больше не беспокоило. Как и то, что, скорее всего, замыслил Фаразон. Дошедшие слухи о владыке людей явно разозлили его. Он и раньше, в юности, хотел воевать с Сауроном. Значит, скорее всего, будет война. Что ж, Нуменор сможет с этим справиться.

— Я знаю, что вы далеко не глупы, миледи, и явно догадываетесь, зачем я позвал вас сегодня, — начал Ар-Фаразон после всех необходимых приветствий. Да, он тоже был далеко не глуп.

Я чуть наклонила голову и улыбнулась, выжидающе глядя на короля.

— Разумеется, — ответила я, выдержав небольшую паузу. — Вы хотите узнать о нашем общем старом враге, с которым я, к сожалению, имела дел больше вашего.

— Вы, как всегда, не ошиблись, — усмехнулся король. — Теперь вы и вправду умны.

Теперь. Гаденыш, подумала я, очень прав. Разговаривать с Ар-Фаразоном было все равно, что ходить вокруг насторожившейся змеи — в любой момент может подпрыгнуть, вытянуться и укусить, отравив еще при этом своим ядом.

— Любовь бывает зла, — усмехнулась я. — Думаю, даже некоторые члены вашей семьи с этим бы согласились. Ведь бывали же, наверняка, случаи. Те же Лютиэн и Берен — абсолютно невинно закончила я, отпивая из кубка с вином. И ни в коем случае не намекая на супругу короля. Но хватит обмена любезностями. Пришло время важных разговоров.

— Как вы и полагали, я давно догадалась, для каких целей вы попросили меня остаться, Ваше Величество, — уже серьезно продолжила я, допивая вино. — Вы ведь сами говорили мне об этом. Давно, когда мы впервые встретились. Я об этом не забыла. И всю дорогу до Арменелоса размышляла, что стоит вам сказать. И лучшим, пусть и неожиданным советом от меня будет одно — не связывайтесь с Сауроном. Не в том смысле, что не ходите воевать, я буду только рада, если Мордор кто-то побьет, а кто еще, кроме нуменорцев способен на такое? Я имею в виду то, что не говорите с ним сами, — Фаразон не сводил с меня напряженного внимательного взгляда. — Я знаю это, как никто другой. Саурон — воистину мастер речей и убеждений, а его голос завораживает и чарует. Если он захочет переговоров, то пусть не участвует в них лично. Вам с ним встречаться не нужно.

— То есть, — несколько раздраженно сделал вывод король, — вы советуете мне отказаться от триумфа над поверженным врагом и просто уехать?

Говорит уже как победитель, устало подумала я. С одной стороны хорошо, что он уверен, но с другой… не перешагнет ли эта уверенность допустимые границы?

— Если под триумфом вы понимаете глумливый разговор с самым опасным жителем Средиземья, то да, — жестко сказала я. — Даже если Саурон не сможет одурачить вас, то он точно не забудет эту беседу и захочет вам отомстить.

— Буду рад на это посмотреть, — фыркнул Фаразон.

— Ах да, — добавила я. — Я должна сказать еще кое-что, что вам совсем не понравится. Не пытайтесь убить его. Саурон — Майа, он бессмертен. Что бы вы ни делали, он будет жить, даже когда сгинет вся Арда вместе с древними эльфийскими владыками. Вы сможете уничтожить лишь телесную оболочку, но злой его дух вскоре создаст себе новую, и счастливой вдовой я остаться, увы, не смогу, — лицо короля мрачнело с каждой секундой. — Впрочем, что я рассказываю, — не удержавшись, с удовольствием добавила я. — О том, что Айнур бессмертны знает каждый ребенок.

— Если бы не знал вас, миледи, уже много лет, и если бы вы все это время не имели бы дел с дядюшкой Палантиром, я бы подумал, что вы до сих пор на его стороне, — недовольно сказал Ар-Фаразон.

Я поморщилась.

— Ни в коем случае, Ваше Величество. Саурон принес много бед мне и моему народу. Я желала бы ему проигрыша, с кем бы он ни воевал. Я просто хотела бы дать вам дельные советы, — уже мягче добавила я.

И в правду, если выбирать между Ар-Фаразоном и Сауроном, я бы, без сомнений, выбрала бы победу Фаразона. Конечно, самого нуменорского короля из-за надвигающейся войны с Мордором я больше любить не стала, но все же возможная победа Нуменора грела мне душу. Позже, вернувшись в Роменну, я узнала, что не все разделяли мое мнение — Амандил в принципе был против войны, но и тогда король всего лишь терпел пока его в совете. Я же сама понимала, что будь эта война не против Мордора, я бы тоже не была за нее. Понимала, но ничего поделать с собой не могла. Когда я представляла возможное унижение Саурона, темная, как душа Моргота, радость вспыхивала в моей груди.

— Но все же я должна сказать вам, что произойдет, если вы встретитесь, Ваше Величество, — решила все же добавить я. — Так было с Келебримбором, правителем Эрегиона. Моим другом. Его якобы лучшим другом, — я горько улыбнулась. — Скорее всего, если вы встретитесь, Саурон будет славить вас в речах, а в уме держать способы вонзить вам нож в спину. Отомстить вам. Он будет стараться обмануть. Лучше держитесь подальше от Саурона. Я понимаю, что вы ждали другого, думали, что я знаю способы что-нибудь выведать у него, но я не могу этого сказать и после четырехсот лет нашего брака. Хотя, — задумалась я, — если хотите унизить Саурона, попробуйте заставить его почаще вспоминать о Ме… Морготе, — я понадеялась, что Фаразон не заметил мою ошибку, — Это его страшно разозлит.

Уходя, я понимала, что король мной недоволен. И что он ждал совсем другого. И голос Фаразона, остановивший меня на пороге, удивил меня.

— Так как же вам от него избавиться, миледи? — спросил Фаразон, и в его заинтересованном голосе не было ни капли глумления.

— А никак. На это мне не стоит даже надеяться, — ответила я, усмехнулась и ушла.

Я догадывалась, что Ар-Фаразон меня не послушает. Наверняка, думал, что я выложу ему все способы, как победить Саурона, но не получил ничего. Но того, что случилось в итоге, не ожидал никто.

С шумом и радостью флотилия короля уплыла на войну. Нуменор, потерявший связь с внешним миром (были уведены даже торговые суда, возящие грузы из колоний), на год затих в ожидании. И когда Ар-Фаразон вернулся, я готова была рвать на себе волосы из-за того, что он вернулся не один. Привезти с собой Саурона — как король мог до такого додуматься? Привезти сильнейшего из Майар на землю, которую тот люто ненавидел! Я не была в Арменелосе, но слышала, какой там устроили праздник, и как Фаразон выводил показать Саурона публике на потеху. Я бы уехала в Средиземье в тот же день, когда нога Темного Майа коснулась нуменорской земли, если бы мне не сказали, что пока корабли будут осматривать и при необходимости чинить, и поездок в Средиземье не будет еще долгое время.

Понимая, что такого человека, как Ар-Фаразон, если он что замыслил, не переубедят и все Валар, я все же решила попытаться воззвать к разуму короля и направилась в Арменелос. К сожалению, незадолго до меня это пытался сделать Амандил, а его Фаразон и так терпел с трудом и слушать не собирался, поэтому Его Величество был весьма раздражен.

— Здравствуйте, леди Сильмариэн, — с трудом скрывая гнев, поприветствовал меня Ар-Фаразон. — Дайте угадаю, пришли повидаться с милым мужем?

— Только с вами, Ваше Величество, — тихо ответила я. — А что до него… он, надеюсь, заперт надежно?

— Вполне, — резко бросил король. — Или хотите посмотреть?

— Обойдусь, — ответила я.

— Почему же? Может, вам стоит устроить небольшую встречу после стольких лет разлуки? — ухмыльнулся Фаразон.

Я напряглась. Рука в кармане сжала кольцо. И тут король захохотал.

— Я пошутил, миледи, — даже не отсмеявшись, проговорил он. — Но вы бы видели сейчас свое выражение лица, — и Фаразон продолжил хохотать, и я тоже выдавила из себя пару фальшивых смешков. — Я знаю, что вы хотите сказать мне, миледи, — сухо бросил король когда его вспышка веселья закончилась так же резко и неожиданно, как и началась. — И глупо будет спрашивать, почему я вас не послушал. Я король, и я принял решение. У меня в заложниках сам Саурон! Это много значит для меня, как для правителя. А ваши советы я обдумал и счел их просто глупыми. Саурон — существо мудрое, как ни противно мне это признавать, и обладает многими знаниями, которые я могу из него выжать. Я не впечатлительная девица, в отличии от вас, и я сумею справиться с Сауроном.

Впечатлительная девица! Жене своей бы он это сказал, яростно думала я.

— Я поняла. Не смею вас больше тревожить, Ваше Величество, — сказала я, и отступила к двери.

— Если вы все же захотите свидания, приходите! Буду ждать! — весело крикнул мне в спину Фаразон, и я не ответила ему.

Выйдя из рабочих покоев короля, я осмотрела и, убедившись, что за мной никто не наблюдает, надела кольцо. Послушала у дверей нескольких королевских сановников. Новость была слишком свежей и все разговоры были только о Сауроне. И, в основном, вельможи были в восторге от решения короля. Либо они притворялись друг перед другом. На минуту я остановилась у лестницы, ведущей в темницы. Постояла там, смотря во тьму, уходящую далеко вниз, и, поборов вспышку безумия, направилась к выходу из дворца. В саду, снова убедившись, что одна, сняла кольцо и чуть ли не бегом ринулась к карете, которая ждала меня, чтобы увести в Роменну.

Необходимо уезжать, думала я по дороге домой. Вернуться в Средиземье. Какие бы мотивы ни двигали королем, как бы ни был сейчас силен Нуменор, Саурон сумеет это разрушить. Возможно, он начнет это делать в ближайшее время. Ар-Фаразон не будет никого слушать. Он силен, но Саурон намного сильнее. И злее. И хитрее.

Теперь судьба Нуменора находится только в руках этих двоих, и от того, кто будет сильнее, зависит все. И я очень надеялась, что это будет Ар-Фаразон, хотя знала, что надежда эта напрасная.

Исилдур, сын Элендила, был юношей честным и справедливым, чем напоминал мне друга своего отца Гил-Галада. Однако, в отличии от короля Нолдор, и, как большинство людей того времени, молодой нуменорец наивностью не отличался. Раньше Исилдур часто ввязывался в ссоры с людьми Короля, но в последнее время это стало происходить все реже — юноша недавно женился и решил по возможности оберегать молодую жену от волнений.

Однако, если кто думал, что Исилдур полностью закончил с приключениями, то он явно ошибался. В тот день я, как обычно, забежала в дом Амандила без предупреждения, как друг и ближайший сосед. Двери моего дома всегда были открыты именно для этой семьи, а их двери не были помехой для меня — так уж повелось с тех пор, как правление Ар-Фаразона сплотило нас. И в тот день, когда я решила испечь яблочный пирог, и мне не хватило яиц, я застала дома только Исилдура — он запихивал вещи и еду в дорожный мешок и выглядел очень расстроенным.

— Здравствуй! Куда собираешься? — с интересом спросила я. Не было больше города в Нуменоре, куда Верный мог бы поехать просто так. Эльдалондэ был окончательно заброшен, а в Андуниэ семья Амандила больше не ездила.

— Никуда, — нервно ответил Исилдур, пытаясь закрыть вещи от моего взгляда.

— Ис, — я пристально посмотрела на юношу, — ты же знаешь, что я все равно узнаю.

— И я понятия не имею, как ты все узнаешь, — раздраженно сказал Исилдур. — Так что лучше уходи, Сильмариэн.

— Как хочешь, — я повернулась к двери. — Только не забудь, что у тебя есть семья, которая за тебя волнуется, а со мной, куда бы ты ни собрался, не пропадешь. А Элендилу будет очень интересно узнать, что ты собирался ввязаться в очередную авантюру, когда он вернутся домой.

— Уговорила. Нимлот, — бледный Исилдур пристально взглянул на меня. — Белое Древо Нуменора. Потомок Серебряного Древа Келеборна. Король вот-вот прикажет его уничтожить.

— Слышала, — ответила я, тяжело опустившись на один из кухонных стульев. — Это было бы огромное горе. Слава Эру, Фаразон пока еще боится пророчества предыдущего короля.

— Ты сама понимаешь, что это ненадолго, — грустно ответил Исилдур. — Саурон сумеет его переубедить.

— Понимаю, — согласилась я. — От того, что сейчас происходит в Арменелосе, волосы дыбом встают.

В этом, что Исилдур, что остальные Верные, со мной были согласны. Даже меня поразило то, как быстро Ар-Фаразон, этот напыщенный и властолюбивый человек, стал марионеткой Саурона. Люди же, знающие Саурона только по страшным рассказам, были удивлены этим до глубины души. Многие Верные жители Роменны понимали, что истинным королем Нуменора теперь является не Ар-Фаразон. Жить при правлении Саурона им не нравилось, но покидать окутанную мраком вялотекущей гражданской войны Родину они не спешили. Именно это всегда поражало меня в жителях Нуменора — они были настолько привязаны к своей земле, что порой это доходило до глупости. Я же не покидала Нуменор по другой причине. Конечно, я тоже любила эту землю, но моя причина была в том, что я… ждала. Чего-нибудь. Какого-нибудь решительного действия, которое подтолкнуло бы меня к отъезду. Но его не было. Ар-Фаразон меня больше не беспокоил, его стража тем более не полезла бы к сильной, владеющей магией эльфийке, Саурон никак не давал о себе знать, золота еще со времен Тар-Палантира хватало, так что жилось мне неплохо. Тем более, в Нуменоре я могла помочь многим людям из тех, кого в правлении Фаразона унижали или уничтожали — и словом, и делом. Притеснения Верных в Роменне были довольно заметными, уличная стража злобствовала, некоторым было тяжело получить даже элементарную помощь. А что творилось в Арменелосе, мне даже думать не хотелось.

— Я собираюсь поехать в столицу и сорвать плод Нимлота, я спасу Белое Древо от окончательного умирания, — твердо сказал Исилдур.

— Ты с ума сошел? — воскликнула я, силясь осмыслить услышанное. — Это очень опасно! После такого похода ты можешь даже умереть! Исилдур, у короля и каждого из его вельмож есть личная огромная стража. И еще до дворца тебя сможет поймать городская стража, а они там будут даже злее, чем здесь. Но все это мелочи по сравнению с главной опасностью Арменелоса — Сауроном! Не моргнув глазом, он кинет тебя в темницу, а там…

— Я знаю, Сильмариэн, — ответил Исилдур. — Он еще больше побледнел и сильнее стиснул зубы. Но другого выхода нет. Нимлот — наша последняя связь с Валинором. Его Величество Тар-Палантир был прав — без него, без Валар мы все падем во тьму. Оглянись вокруг — Нуменором правит Саурон, а король этого не понимает. Разве этого хотели бы наши великие предки? Разве такое будущее не ужаснуло бы короля Элроса? Я должен спасти хоть что-то в нашей стране! И я пойду и сделаю это, даже если после этого и умру. И если ты расскажешь все родителям, они будут только гордиться мной! Мы должны сохранить частицу светлого Валинора!

— Ты прав, — я ответила медленно, но решение уже созрело. — Но ты во дворец не пойдешь. Потому что пойду я.

— Ты? — возмутился юный нуменорец. — Но ты не должна!

— Послушай, — устало спросила я, — тебе что важнее — успех дела или посмотреть на фрейлин королевы? Я смогу подобраться к Белому Древу намного быстрее и уйти оттуда незамеченной. А в тебе, извини, я не уверена. Ты ввяжешься в драку еще на подъезде к Арменелосу.

— Тебя во дворце может кое-кто специально ждать, — возразил Исилдур и со значением кивнул мне.

— А ты откуда об этом знаешь? — возмутилась я.

— Еще в детстве подслушал, как дедушка обсуждал тебя, — признался Исилдур. — Сначала, конечно, испугался, но потом, когда сам познакомился с тобой, понял, что ты совсем не чудовище, в отличии от Саурона.

— Спасибо, Ис, — фыркнула я. — А теперь скажи, есть хотя бы кто-то, кто не знает о том, чья я жена?

— У нас в семье нет, — не растерялся юноша.

— Так я и думала, — я горько усмехнулась.

— Сильмариэн, тебе все же не стоит идти… — снова начал Исилдур, но я прервала его возражения.

— Может, я хотя бы поеду с тобой в Арменелос? — эта попытка был последней.

— Нет, — ответила я. — Ты должен остаться здесь. И никому не рассказывать о том, что я задумала, даже отцу или жене. Я им полностью доверяю, но у Саурона вокруг шпионы, ими могут быть даже наши соседи, так что ты должен молчать.

Возвратившись домой, я начала думать о том, как мне стоит действовать. Вестей из Арменелоса не поступало уже давно — Айвендиль и Менелотор давно мне не писали, я не была в столице со дня последней встречи с Ар-Фаразоном и мало знала о том, что там происходит. Впрочем, одно не менялось из года в год, и с этого я и решила начать.

Каждый год в королевском дворце устраивали бал в честь окончания зимы. Правда, раньше первые дни весны, когда устраивали праздник, были уже теплыми, а в последние несколько лет на улицах до середины весны еще лежали огромные сугробы. Наверняка, Саурон сказал Фаразону, что это благословение Мелькора, владыки льда и холода, а не гнев Валар, ведь в Ангбанде и прилегающих к нему территориях Хитлума зима была долгой и суровой, а лето всего лишь небольшой частичкой года, краткой вспышкой тепла и веселья. И в Нуменоре погода в последние годы совершенно испортилась и постепенно становилась такой, как в Ангбанде. Дожди шли все чаще, ветры становились холоднее, а урожаи погибали. Что ж, думала я, хотели поклоняться Мелькору, так получайте последствия этого в виде холода, который Владыка так любил.

Легче всего пройти куда-то, когда знаешь подходящие для этого время и внешний вид. Да, у меня было кольцо, но Саурон мог почувствовать его присутствие, и лучше всего было просто раствориться в толпе, стать ее частью. Я решила проникнуть в королевский дворец в ночь Весеннего бала. Но для этого следовало быть похожей на тех, кто приглашен туда по праву. Жаль, что бал не был маскарадом.

— Не так плохо, как в первый раз, — пробормотала я, разглядывая подсыхающие черные волосы в зеркало. — Может, даже привыкну когда-нибудь.

Свои рыжие волосы, увы, делали меня слишком узнаваемой, а безумная мода двора все же, как я тогда подумала, еще не дошла до париков. Яркий макияж в дополнении к цвету волос изменил меня до неузнаваемости.

— И как здесь в таком ходят? — спросила я у портнихи, у которой перешивала старое платье жены Исилдура, в котором ее мать когда-то надеялась представить дочь ко двору.

— Зря вы отказываетесь от корсета, миледи, — в который раз сказала мне пожилая женщина. — Вы чуть пышноваты, а так как вы отказываетесь от объема снизу…

Какие же теперь при дворе дамы, если я, стройная, как и все эльфийки, кажусь этой женщине пышноватой!

— Я из Средиземья, — ответила я. — Там такое не носят, я не привыкла.

И в платье с широченной юбкой, которая может и не пролезть в дверь, и тугим корсетом при опасности я далеко не убегу.

— Парик вам нужен? — спросила портниха. — Друг моего мужа…

— Сейчас носят парики? — изумилась я. Портниха посмотрела на меня, как на отсталую.

— Уже второй год как, миледи.

Сначала я пожалела, что покрасила волосы, а не купила парик, но, увидев эти конструкции на витрине, я лишь присвистнула, поняв, что учиться держать голову под гнетом такой тяжести пришлось бы очень долго. И в такой, опять же, далеко не убежишь.

— Вы очень просто будете выглядеть, миледи, — сокрушалась портниха. — Королева пытается ввести такую моду, но у нее не выходит, и так уже мало кто из дам одевается.

Я же никогда не носила столь широких юбок. Хорошо, что она хоть держалась не на металлическом каркасе, а всего лишь на множестве пышных нижних юбок.

— Ничего страшного, — улыбнулась я своему отражению. — Думаю, что я буду не одна.

Он не выносил чересчур роскошных одеяний, надевая их лишь когда хотел кого-то полностью ошеломить.

Пытаясь привыкнуть к новому облику, я вышла на улицы Арменелоса. Я так давно не видела некогда любимый город! Портниха, у которой я только что побывала, была не из лучших, поэтому была свободна в такой день, и обреталась на окраине города, поэтому, осматривая эти жуткие уголки Арменелоса, я радовалась, что у меня с собой кольцо. Некоторые части столицы ужасали своей нищетой, некоторые — мрачным и опасным видом. Дороги были грязными и все в колдобинах. Конечно, эти места никогда не были идеальными, но раньше…

К тому времени, как маленькие дома бедноты сменились огромными роскошными особняками, я привыкла к странности своего нового наряда. Насколько же богатыми были эти дома! Напыщенное жилище Турадана при Ар-Гимильзоре было просто маленькой избушкой по сравнению с домом второго советника Фаразона.

Смеркалось. На ясном небе появился бледный месяц. Бал должен был скоро начаться. В оставшееся время я решила отдохнуть от долгой прогулки и посидеть в своем любимом парке, решив, что осмотреть изменения в центре города я успею когда-нибудь позже.

Сначала я подумала, что совсем забыла Арменелос и пришла в какое-то другое незнакомое место. Моего парка больше не было. Зато вместо него стояли клетки с чем-то страшным — бородатая женщина, карлик, катающийся на свинье, мужчина с носом, похожим на хобот олифанта. «Цирк уродов», — гласила надпись на вратах в это безумие. Народу на бывшей территории парка было не протолкнуться. Перевозбудившаяся чернь, празднующая вместе с господами, свистела и улюлюкала. Необходимо было уходить, пока невидимую меня тут не затоптали и не отпинали. У одной клетки народу было особенно много.

— Ну что, парень, спасли тебя твои Валар? — этот глумливый крик привлек мое внимание, и я, незаметно расталкивая людей, подобралась к клетке и с трудом сдержала крик, увидев, кто в ней сидит. Бледный истощенный эльф в цепях. Менелтор, глупый ты дурак! Я же говорила бежать со всех ног из Нуменора…

Я изо всех сил ударила в бок какую-то толстуху, тычущую пальцем в Менелтора, и отскочила в сторону, специально отдавив еще несколько, раздав несколько тумаков и выкрикнув несколько оскорблений. Гнев толстухи обратился на стоящего рядом мужчину средних лет. Еще несколько человек недовольно заворчало.

— Эй ты! — рявкнула женщина. — Глаза на затылке разуть не забыл? Я вообще-то готовлюсь стать матерью!

Мужчина забормотал какие-то извинения, но тут подоспел муж толстухи с приятелями, и ссора набрала обороты. Через несколько минут половина пьяной толпы сцепилась в драке, а вторая половина разбежалась. Владелец цирка пытался вмешаться, но тут же получил по голове. Про эльфа в клетке все забыли.

— Ура! Ура! Драка! — вопил карлик, треща погремушками. — Лучшая драка в мире, дамы и господа!

— Менелтор! — я сняла кольцо и подскочила к клетке.

— Сильмариэн! — эльф попытался встать, но он был настолько истощен, что пошатнулся и снова упал. — Айвендиль в доме развлечений, — по его лицу потекли слезы.

— Мы ее вытащим! Я приду за тобой сегодня! Жди! — я снова надела кольцо и, отбежав подальше от дерущихся, вернулась к выходу из бывшего парка. Пора было идти на бал.

«Куда же катится Нуменор?» — горько думала я. Даже тогда, когда Фаразон только начинал править, тут, в Арменелосе все было далеко не так. А теперь страна купалась в золоте за счет колоний, но многие граждане Нуменора все равно были голодны. Цены выросли до небес. Наживалась лишь знать. Излишества богачей Арменелоса становились просто отвратительными. А злость, царящая в сердцах этих людей, была просто невыносима.

Менельтарма уже была заброшена, но Мелькоропоклонство пока что не достигло своего пика, и знаменитый храм с серебряным куполом пока что не был построен, так что самую знаменитую достопримечательность Нуменора мне было уже не суждено увидеть. Впрочем, ее с успехом мог бы заменить королевский дворец, который стал как никогда кичлив. Как внутри, так и снаружи, все утопало в золоте. Ар-Фаразон Золотой…

В кольце я без труда прошла внутрь и тут же сняла его, затерявшись в толпе. Я знала, что Саурон чувствовал свои кольца острее, когда их кто-то носил, и уже мог ощутить мое присутствие. А, может, он забылся в пылу веселья, и я, если не воспользуюсь кольцом во дворце, смогу уйти незамеченной.

Новая мода знати меня ужаснула, хоть я уже и была наслышана о ней от портнихи. Эти огромные юбки, с трудом проходящие в узкие двери в личные покои. Корсеты, рядом с которыми моя талия действительно казалась огромной, и я не понимала, как можно оставаться настолько тощим при таком изобилии изысканных яств. Гигантские парики, в которых могло бы уместить воронье гнездо. Напудренные мужчины. Жеманные хихикающие женщины с огромными веерами. Мне хотелось скорее закончить дело и уехать в Роменну, которой все еще не коснулась эта грязь, и где люди были просто нормальными.

— Потанцуем, миледи? — обратился ко мне довольно симпатичный златовласый молодой человек.

Я хотела отказаться, когда заметила вдалеке уже весьма постаревшего, но по прежнему выглядящего очень властно Ар-Фаразона. Конечно, его, скорее всего, обманули бы мои ухищрения, но рисковать не стоило.

— Конечно! — с улыбкой согласилась я.

— Вы ведь не отсюда? — спросил мой партнер, и меня прошиб холодный пот, но я только улыбнулась ему.

Мы прошли пару кругов вальса, пересекли зал, после этого я распрощалась с юношей и стала понемногу продвигаться к внутреннему дворику, где росло Белое Древо. Как я и боялась, на скамье вплотную к Нимлоту уже сидела очередная целующаяся парочка. Надевать кольцо было опасно, использовать магию из-за близости Саурона я тоже не слишком хотела.

— Ой! — я быстро подошла к парочке и широко улыбнулась. — Вы не подскажите, где тут покои?..

Я вскрикнула словно от острой боли и согнулась напополам, схватившись за ветку Древа, на которой уже успела усмотреть плод. Молодой человек обеспокоенно вскочил со скамьи.

— Корсет? — обеспокоенно спросил он.

— Тут корсетом даже и не пахнет, — презрительно заявила девушка.

— Живот! О, мое дитя! — простонала я. В это время моя рука, которой я держалась за ветку, успела схватить плод и сунуть его в рукав.

— Я схожу за лекарем, — решил юноша.

— Не стоит, полегчало, — я якобы с трудом распрямилась и улыбнулась ошарашенной паре. — Большое вам спасибо, вы мне очень помогли.

Я переложила плод в небольшую сумочку, которую держала в руках, и вернулась к танцующим. Позволила провести себя в танце через зал еще парочке молодых людей, и уже почти дошла до галереи, ведущей к главному входу, когда мое бедро на самом деле обожгло болью. Кольцо в кармане раскалилось настолько сильно, что прожгло насквозь нижние юбки. Морщась от боли, я развернулась, посмотрела в зал и наткнулась на холодный взгляд Саурона.

Комментарий к 2.19. Закат эпохи

Дорогие читатели! Я говорила, что планирую встречу Сильмариэн и Саурона в этой главе, но так она получилась бы очень огромной. Так что долгожданное свидание со всеми вытекающими в следующей главе, а здесь я решила показать общий упадок Нуменора.

Приятного прочтения и с началом майских праздников! (в апреле не успела выложить, ну нееет! (((((XD)

Злобный взгляд темных глаз Саурона словно выжигал дыру в моей душе. Он заметил меня, в этом не было никаких сомнений. Стараясь не привлекать к себе внимания веселящихся, я развернулась и спокойно пошла к выходу, но внутри меня все дрожало. Только не оборачиваться и не бежать. Не бежать… Ох, он идет за мной. Бежать!

Потеряв последние капли самообладания, я бросилась к вратам. В спину полетело несколько возмущенных воплей от тех, кого я нечаянно толкнула. Я знала, что мне не уйти, что смешно пытаться убежать от самого Саурона, но слабая надежда еще оставалась. Внезапно сильная рука схватила меня за плечо.

— У тебя есть кое-что мое, дорогая, — шепнул мне на ухо Саурон. — Отдай мне это!

Кольцо! Вот что ему нужно… Нет, он не получит его, как я буду жить без кольца…

Я развернулась и ударила так сильно, как могла. Для Саурона это было неожиданно, и я была поражена, что осмелилась на такое. Он схватился за челюсть и пару секунд мы просто ошарашенно смотрели друг на друга. Несколько придворных дам во все глаза следили за развитием событий, одна слегка ухмыльнулась. Впрочем, это я видела лишь мельком — со всей возможной скоростью я выбежала из дворца и ринулась в город, понимая, однако, что это не имеет никакого смысла, и Саурон все равно меня догонит. Но кольцо он не получит так или иначе. И коли мне суждено потерять его это ночью, я лучше спасу невинную душу.

Гулянка у цирка уродов уже почти закончилась. Несколько групп пьяных зевак распевало песни, сидя на лавках, но основная толпа уже разошлась. Карлик пытался напоить свинью пивом из кружки, сумасшедший старик что-то бормотал на каком-то своем языке. Хозяина всего этого кошмара видно не было. Город почти опустел, и с толпой мне было больше не смешаться, поэтому нужно было скорее убираться отсюда.

— Менелтор! — воскликнула я, будя криком задремавшего эльфа. — Лови! — и я кинула ему кольцо. Эльф с трудом поймал его. — Оно делает тебя невидимым. Не надевай его до завтра, тут Саурон, он его почувствует. Потом беги. Спаси Айвендиль, потом отправляйтесь в Роменну. Уплывайте из Нуменора. Больше я не смогу вам помочь.

— Эй, ты! — к нам уже спешил не вовремя появившийся хозяин цирка, и Менелтор сумел только кивнуть мне. — Ты что ему дала?

— Его грязные деньги, — как можно более развязно начала я. — Этот урод предлагал мне плату за ночь, представляете! Но я честная женщина, а с таким я не свяжусь и за все золото короля, я ему так и сказала!

— С тобой я разберусь позже, — хозяин бросил на Менелтора мрачный взгляд. — А ты не хочешь прогуляться, милая? — обратился он ко мне, но, накинув на себя совсем слабенькое заклинание для отвода глаз, я уже спешила к выходу из цирка. Надеюсь, Менелтор и Айвендиль найдут друг друга и сумеют выбраться из кошмара нового Нуменора.

Оказавшись на страшных улицах Арменелоса ночью, без привычного кольца, чувствуя приближение Саурона, я дрожала от ужаса. Я давно так не боялась за свою жизнь. Потеряв кольцо, я почувствовала себя так, как чувствовал бы себя голый на главной площади города. И меня это страшно пугало. Мне говорили это не раз, но я никогда раньше не признавалась себе, насколько я привязалась к кольцу. Это все из-за того, что его создал сам Саурон! Говорили, что Девять Колец сделали страшные вещи с теми людьми, Назгулами. Значит, мое тоже могло обладать такими способностями, только гораздо более слабыми. Но где же Саурон? Неужели, я сумела оторваться? Я проверила сумочку. Плод Белого Древа был на месте. Недалеко за городом меня ждет Исилдур, чтобы поехать домой, в Роменну. Нужно немного побродить по городу, проверить, не следят ли за мной, и направляться к нему.

— Прогуляемся? — раздался у меня за спиной голос. Саурон возник словно ниоткуда, и я была уже довольно далеко от цирка, тем более от дворца. Он был одет в простой черный камзол и прекрасен, как всегда, но эта красота не трогала мое сердце. Я пыталась совладать со своим страхом, но не могла даже унять быстрое прерывистое дыхание. Если бы я знала, что когда-нибудь буду так бояться Майрона Восхитительного, золотого юношу Валинора, самого талантливого из Майар… Вздохнув, я сняла с себя все чары.

— Дорогая, не стоит на меня так смотреть, — улыбнулся Темный Майа. — Я не буду тебя есть, даже если попросишь. Но и убегать тоже не имеет смысла. И, прежде всего, отдай то, что взяла.

— У меня его нет, — торжествующе сказала я.

— Кольца? — выгнул бровь Саурон. — Признаюсь, то, что ты от него так неожиданно избавилась, ввело меня на краткий миг в заблуждение. Но оно мне не нужно. Я могу сделать таких хоть несколько сотен, но ты о новом и не проси, не заслужила. Ищи того, кому ты его отдала.

Как же глупо… Я избавилась от того, что совсем не нужно было Саурону, но мне для выживания было необходимо! Утешает лишь то, что Менелтору оно нужнее, чем мне. Но слабо утешает.

— Держи, — я достала из сумки плод Белого Древа и грубо впихнула в подставленную ладонь Темного Майа.

— Большое спасибо, очень мило с твоей стороны долго не спорить — светским тоном сказал он. — Ты меня удивляешь уже второй раз за вечер. То, что ты избавилась от кольца… Мне говорили, что ты привязана к некой маленькой вещи, которая помогает тебе шпионить. и я сразу понял к какой. Что интересно, это ведь просто кольцо невидимости, в нем нет ничего более. Ничего, что есть в кольцах Назгулов, я туда не вкладывал. Вряд ли кольцо тебе нравится, потому что оно мое. Скорее, потому, что оно полезное. Или тебе просто нравится быть невидимой, потому что твоя жизнь скучна, и поэтому тебе нравится наблюдать за другими?

Как же ты прав, подумала я, но ничего не ответила.

— Я могу уйти? — без особой надежды спросила я.

— Не так быстро, — Саурон расплылся в радостной улыбке. — Мы так давно не виделись, Сильмариэн, неужели ты не хочешь поговорить со своим мужем, как в старые добрые времена? Впрочем, хочешь не хочешь, а придется, — его взгляд мгновенно помрачнел. — Я хочу тебе кое-что показать.

Саурон взял меня за локоть не сильно, но властно — вырваться бы не получилось. На ближайшем перекрестке его ждала карета, к которой он меня и подтолкнул.

— Зачем мы едем обратно во дворец? — изумленно спросила я, поняв, куда мы направляемся.

— О, я хочу показать тебя свое царство, — воодушевленно ответил Темный Майа. — Устроить незабываемую прогулку по городу. Есть у меня подозрение, что ты скоро его покинешь, и я не хочу упускать этот шанс. Надеюсь, ты видела еще не все в новом Арменелосе. Тебе понравился цирк? — и, не дожидаясь ответа. — Думаю, что нет. Для меня это тоже не самое любимое место, но что поделать, — пожал плечами Саурон, — черни такое нравится, а она должна быть бедна и довольна. Я тебе потом покажу еще одно место, которое они любят. Мы не виделись многие сотни лет, но я никогда не терял тебя из виду, Сильмариэн, — внезапно сменил он тему, — не только потому, что мы еще считаемся мужем и женой, но и потому, что мне всегда было интересно, что же с тобой еще случится, как изменятся твои взгляды на мир. Ты разочаровала меня в Эрегионе, дорогая, очень разочаровала, но сейчас… Ты поразительная смесь добра и зла, которую клонит из одну сторону в другую, но сейчас ты достигла идеального баланса. И я готов простить тебя за все твои глупые ошибки.

— Простить меня? — поразилась я. — Ты разрушил мою страну. Убил моих друзей. И это ты хочешь меня простить? Отвечай, что ты сделал с Келебримбором?

— Ах, друг Келебримбор! — Саурон возвел глаза к небу. — Надо же, кого ты вспомнила! Что бы я ни делал с ним, тебе бы это не понравилось. Ему пришлось сильно пострадать за свои глупые убеждения. А мог спокойно отдать бы мне Три Кольца и раскрыть те секреты, что у него от меня еще были и умереть спокойно. Может, и Эрегион меньше бы пострадал. Хотя нет — иначе зачем бы мне было все это начинать?

— Он был твоим лучшим другом, он любил тебя, — я с отвращением смотрела на Саурона.

— У меня нет друзей, — поморщился Темный Майа. — Есть только те, кто мне нужен. Даже ты. О, как же мне было тяжело терпеть тебя в Эрегионе, когда ты была такая добренькая и правильная. Куда противнее, чем в Валиноре, где ты была зла на весь мир из-за своего папаши. А меня раздражало, что ты говорила, что и я в глубине души такой же добрый, а в моем падении виноват Мелькор. Ты была не такой, как я хотел, — внезапно вскричал он, и в его голосе я услышала огромную обиду. — Я думал, что в Эрегионе будет все так хорошо, как раньше, в Ангбанде, но я ошибался. Ты стала совсем другой, — он постепенно успокаивался, — а ведь когда-то я любил тебя.

— Любил? Меня? — тихо спросила я. — Не часто же ты тогда об этом распространялся. И ты любил меня или ту, что была готова участвовать во всех ваших грязных делах?

— Именно такой я и любил тебя, — сдержанно сказал он. — И мне все равно, если ты скажешь, что это была не настоящая ты, или еще какую-нибудь чушь. Но все это давно прошло.

— И у меня тоже, — медленно ответила я. — Раньше я была такой дурой, что простила бы тебе все, что угодно, но Келебримбор стал последней каплей. Если бы ты знал, как я тебя ненавижу. И за Нуменор тоже.

— Келебримбор все равно был не жилец, — спокойно ответил Саурон. Он уже полностью взял себя в руки. — Не стоит так доверять первому встречному. Он поплатился за свою наивность. Если хочешь, передай Гил-Галаду, что он еще больший идиот. Я сам его трогать не собираюсь, но не все плохое в этом мире исходит от меня, можешь удивляться. Впрочем, давай поговорим о чем-нибудь хорошем, — в этот момент карета остановилась у дворца.

Только я вышла из кареты, как полыхнула вспышка. Мертвый кучер лежал на дороге, и его остекленевший взор устремился в темное ночное небо.

— Спасибо что подвез, — и, обращаясь уже ко мне, Темный Майа объяснил. — Мог слишком многое слышать.

Я с отвращением посмотрела на него.

Во дворце мы встали в один из мрачных альковов в галерее, с которой можно было наблюдать за бальным залом.

— Иди сюда и взгляни, — Саурон вышел из алькова, облокотился на перила и протянул мне руку. Не взяв ее, я подошла, встала рядом и взглянула вниз. — Это мое царство. Конечно, все думают, что король тут Ар-Фаразон, но это далеко не так, — он откинул голову и блаженно зажмурился. — О, как давно я об этом мечтал! Нуменор в моих руках, что может быть лучше!

— Зачем тебе Нуменор? Чего ты добиваешься? — это может быть очень, очень полезно, и я лучше передам Гил-Галаду это, чем то, что просил передать Саурон.

Темный Майа лениво приоткрыл один глаз.

— А ты потом расскажешь это своим друзьям — королям эльфов? — усмехнулся он. — Я очень хотел бы перед тобой похвастаться всем, чего я хочу добиться, но после этого мне пришлось бы тебя убить. Не думаю, что решусь на такое когда-нибудь, но лучше не зли меня, дорогая, — я открыла рот, намереваясь задать еще пару вопросов, но Саурон прервал меня. — Не стоит. Я прекрасно знаю все твои приемы. Можешь играть так с Фаразоном и Мириэль, если они тебе это позволят. Хотя нет, с ними так играю я. Твой был Тар-Палантир. А теперь твои Верные друзья.

— Ты просто хочешь стать правителем величайшего в мире государства, — с вызовом ответила я.

— Только это было бы слишком просто, — усмехнулся Саурон. — Но больше я тебе ничего не скажу! Так что можешь так и думать. Посмотри на это, — он указал вниз на бальный зал. — Посмотри на этих муравьев, которых ты так любишь. Они же любят только свое золото и то, что на него можно купить и свое потомство, и то, если оно это заслужит. Каждый из них глотку перегрызет другому за любую мелочь. Конечно, есть и исключения, — он захохотал, — но с ними нужно бороться. И в общей массе это не исправил бы уже никакой Тар-Палантир. Это свиньи в костюмах людей. И это я сделал их такими! Даже их король, их якобы истинный король из рода Элроса, думает лишь о том, что скоро состарится и помрет. Я его не разубеждаю, так оно и будет. И скорее бы. Надоело гладить его по шерстке. Ты же сама понимаешь, Сильмариэн, — его взгляд смягчился, — что ныне люди уже не те, и их не за что любить и уважать.

Я взглянула вниз. Эта картина буйного веселья меня отвращала. Да, из Чертогов Мандоса я видела совсем другое. На этом месте лежала печать искажения, но не такого, как в Ангбанде, мрачного, но чарующего. Здесь все было излишеством, всего, от количества лепнины на потолке до количества пудры на придворной даме, было много. Это было омерзительно.

— Понимаю, — ответила я. — Но не перестаю надеяться.

— Надо же, — Темный Майа поморщился. — Пойдем, покажу тебе, куда приводят надежды.

У кареты нас ждал уже новый кучер. Как только мы сели внутрь, я отсекла нас от кучера заклятьем глухоты, при котором он слышал бы все, что происходит вокруг, но только не то, что происходило бы в карете.

— Не убивать же всех подряд, — объяснила я.

— Неплохо, я бы и не догадался, — кивнул Саурон. — Кстати, я еще не сказал, как мне нравится твой новый внешний облик! Твой рыжий цвет волос необычен для всех, но именно на тебе черный я видел всего раз, и это новшество делает тебя весьма пикантной, также как и краска на лице и нуменорский наряд!

Я не удосужилась ответить на эту грубую лесть.

— Здесь будет храм Мелькора, — Саурон указал мне на скопление нескольких больших домов в самом центре города, мимо которых мы проезжали. — А им придется куда-то переехать.

— Зачем ты придумал эту странную веру? — с любопытством спросила я. — Неужели, ты действительно так уважаешь память Мелькора?

— Это не секрет, и я могу тебе ответить, — улыбнулся Саурон. — Все просто. Лучше, чтобы этих свиней сдерживал не только авторитет короля, а на замену Валар нужен кто-то другой. Валар нынче не в чести к них, потому что всегда были не в чести у меня. В одном театре про них даже пьесу поставили, ох и похабщина! А насчет Мелькора я ошибался. Он был слишком силен, чтобы следовать правилам, которых придерживались другие правители. Он был сильнее всех в Средиземье, и он не нуждался в друзьях. Любили мы его или нет, его не волновало. Он и не должен был быть для нас добрым дядюшкой. Главное, что мы его боялись и ничего не могли против него сделать. Конечно, я бы сделал немного по-другому — внушил бы нам страх так, чтобы мы никогда не ощутили ненависти. Тут знать меня боится, но любит. Но то был Мелькор. Он был выше всех этих дрязг. Я же пока только иду к такому величию.

Вот что тебе нужно, подумала я. Править всем миром. Довольно ожидаемо. Но ведь он может этого добиться, по крайней мере в Средиземье… А как же Валинор?

— Я до сих пор ловлю себя на мысли, что не могу его не уважать, — смущенно сказала я, покачав головой. — Таких личностей, как он больше не было и будет. Мелькор был уникален.

— Согласен, — ответил Саурон. — К Мелькору можно относиться по-разному, но совсем не признавать его достижения глупо. Кстати, меня всегда забавляло, когда ты говорила, что в душе я хороший и добрый, а все остальное — влияние Мелькора.

— Я ошибалась, — ответила я. — Может, благодаря нему ты и открыл свою темную сторону, но во всем остальном виноват только ты сам. Я сама хотела все валить на Мелькора, только чтобы думать, что ты изменился и верить тебе. А ты останешься тем, кто ты есть и еще через много тысяч лет.

— Я так и думал, — ответил Саурон. — А насчет меня ты наконец-то права.

Роскошь дворца контрастировала с тем, что я видела из окна кареты на улицах Арменелоса, когда мы заехали в бедную часть столицы. Я видела ужасающие примеры нищеты и уродства, попрошаек разных возрастов, бездомных, лохмотья которых еле прикрывали изможденное голодом тело.

— Ничего не поделаешь, — пожал плечами Темный Майа. — Такие должны быть всегда, чтобы богатые были еще богаче и еще счастливее от того, какой у них государь. Сейчас нам с Ар-Фаразоном нужна поддержка знати. За благополучие меня и любят.

Карета внезапно остановилась, и я увидела, что мы снова в центре города.

— Хотел показать тебе и самое худшее, — объяснил Саурон. — И разговор мне понравился, не хотелось, чтобы он прерывался так быстро. Пойдем посмотрим, куда отправляются Верные.

Мы вышли на одну из центральных площадей города. Раньше там не было ничего особенного, но теперь…

В центре площади стоял позорный столб, к которому было приковано множество цепей с сидевшими на них людьми. Большинство были в ошейниках, кто-то висел на вершине столба за руку, как когда-то Маэдрос. Люди были разных возрастов, и их было так много! Старик с седой бородой и гноящимися глазами, испуганная девушка со светлыми грязными волосами и, о Эру, ребенок, мальчик лет семи. Я зажала себе рот, из которого рвался крик. Верные.

— Это было еще до меня, — заметил Саурон скучающим голосом, — только не в таких размерах. Но до Ангбанда все по-прежнему не дотягивает. Это хорошее средство запугивания. Уже второе правление длится война в Нуменоре и, чтобы она скорее закончилась победой, необходимо заставить Верных взглянуть на то, во что они могут превратиться.

— Ты мерзкий гад, убийца, — прошептала я. — Как жаль, что ты не сдох на войне, что я не могу остаться вдовой…

— Тише, тише, милая, — Саурон взял меня за плечи. — Ты меня очень обижаешь! Я не настолько плох. А вдовой ты не останешься, не волнуйся, я об этом позабочусь. Хотя бы так, но ты никуда от меня не денешься, дорогая, даже если уедешь на край света. Ты расстроена, пойдем отсюда.

Мы не вернулись в карету, а зашли в один из трактиров рядом с площадью. Всю дорогу я дрожала, ужасная картина стояла у меня перед глазами. Народу в трактире уже не было, праздник был окончен.

— Закрываемся! — рявкнул немолодой хозяин.

— Не думаю, — ответил Саурон, бросая на прилавок золотой. — Подай кувшин вина и сгинь.

Мне не хотелось пить со своим названным мужем, но после перенесенного ужаса я сама не заметила, как залпом осушила первую чашу.

— Еще кувшин, — крикнул Темный Майа и, не дождавшись ответа, сходил за ней сам. — Он, наверное, уже в Средиземье удрал, — он рассмеялся. — Я не хотел специально искать тебя, Сильмариэн, не собирался злить Фаразона, — начал Саурон, налив нам еще вина. — Но увидеть тебя все же хотелось, ведь ты была так близко! Поэтому я был очень рад увидеть тебя сегодня, но причина этого, — он покачал головой, — всего лишь какой-то жалкий плод! И зачем он твоим друзьям Верным? Они же не посадят его у себя в саду!

— Мы верим в пророчество Тар-Палантира, — ответила я, скрывать это смысла не было. — Без Белого Древа Нуменор погрузится во мрак.

— О, дорогая, — рассмеялся Саурон, — но я как раз этого и хочу! Нуменор во мраке, этого я уже добился! Мне не нужен светлый и прекрасный Нуменор, что нужен тебе! А теперь я прикажу поставить охрану и сам буду приглядывать за Белым Древом, спасибо, что предупредила. Честное слово, с каждым годом жизнь при дворце становится все веселее!

— С Ар-Фаразоном и Тар-Мириэлью я в этом не сомневаюсь, — усмехнулась я впервые за этот вечер.

— Каждый из них туп по-своему, — захохотал Саурон, и с этим я не могла не согласиться. — Однако, дорогая, у меня для тебя есть ошеломляющая новость, — снова резко сменил тему он, и мое веселье испарилось. — Хочу тебе сразу сообщить, чтобы ты потом на меня не злилась. Возможно, я скоро женюсь.

— Что? На ком? — эта новость действительно повергла меня в шок.

— Хорошо, не скоро, — поправился Саурон, — а возможно и никогда. На дочери короля и королевы.

— Я не слышала, что у них появился ребенок, — еще больше удивилась я. И на самом деле новость о дочери королевской четы поразила меня больше, чем о том, что Саурон хочет снова жениться. Это меня почти что не волновало.

— Нет, — помрачнел Саурон. — Королева только лишь ждет дитя. Но это не в первый раз, и даже не в пятый, и я не могу полностью надеяться на эту девочку.

— Так много раз, — мне стало жаль Тар-Мириэль. — Ты ведь понимаешь, что это неспроста, что гнев Валар, и они посылают эту напасть королевской семье.

— Да, — Темный Майа устало потер глаза. — Как бы я того ни хотел, но они более реальны, чем Мелькор, и они в гневе. Когда она ждет мальчика, я просто жду, но когда она ждет девочку, я делаю все, что могу, а ты помнишь, что я искусен и в убийстве, и в целительстве. Надеюсь, в этот раз все получится. Может, конечно, дело и в том, что они слишком близкие родственники, но я сомневаюсь.

— Хочешь войти в королевскую семью на законных правах, — усмехнулась я. — И когда Ар-Фаразон и Тар-Мириэль умрут, ты станешь королем с полным правом, и никто не сможет обвинить тебя в узурпаторстве престола. Продолжить род вы с королевой не сможете, и, когда твоя супруга умрет, род Элроса прервется, и ты сможешь безраздельно править Нуменором до конца времен. Умно.

— Именно так, — ответил Саурон. — Но меня удивляют твои слова. Ты даже не возмутилась, не спросила как я собираюсь жениться на дочери короля, если я уже женат.

— Это очень просто, — ответила я. — Мы женились пред ликами Валар, а вы поженитесь пред ликом Мелькора. Тебе даже не понадобится моя голова на пике. Наш брак по вашим новым законам и так будет недействителен.

— И это прекрасно, — продолжил Темный Майа. — Я не знаю, смог бы я лишить тебя жизни. Где-то в глубине души ты мне все еще дорога, Сильмариэн. Сегодня ты была такой сильной и отважной, почти так, как раньше. Оставайся! Плевать на королевскую семью! Оставайся и мы будем вместе править Нуменором.

Проверка. Что ж, Саурон, ты сказал, что я сумела тебя удивить уже несколько раз за эту ночь. Удивись еще раз.

— Нет, — я встала, собираясь уйти, и знала, что Саурон не будет мне препятствовать. — Я ухожу. Я больше никогда не буду иметь с тобой дел, что бы ни случилось. Я очень надеюсь, что здесь у тебя ничего не получится.

— Сильмариэн, ты уверена? — Саурон тоже поднялся с места и подошел ко мне. — Ты точно уверена? — он был совсем близко.

— Да, — ответила я, твердо глядя ему в глаза. — Я никогда не вернусь.

И тут он поцеловал меня. Это всегда действовало на меня безотказно, меня будто подхватывало море страсти. Но сегодня… я не вырывалась, просто стояла и ждала, пока этот поцелуй закончится, чувствуя лишь легкое омерзение и недоумение.

— Хорошая проверка, — заключила я, когда он наконец отстранился, — но нет.

— Слышал, что тебе часто пишет один эльфийский принц, — обиженно заметил Саурон.

— Но не в этом же дело, — улыбнулась я.

— Я никогда не уважал тебя сильнее, чем сегодня, — слова Саурона догнали меня, когда я уже толкнула дверь. — И я легко могу это признать. Ты совсем повзрослела.

— И ты мне в этом тоже помог. Должна сказать, что без тебя моя жизнь была бы совершенно другой, — кивнула я.

Мы оба посмотрели друг на друга, грустно улыбаясь. Каждый в тот момент знал, что сегодня все окончательно закончилось.

— Иди спокойно, Сильмариэн, — добавил Саурон. — Этой ночью тебя никто больше не потревожит. И прощай, а может, и до встречи.

— Прощай, Майрон. Спасибо за все, — я не знала почему назвала его именно так.

Уже светало, когда улицы Арменелоса закончились, и я увидела вдалеке карету, в которой меня ждал Исилдур.

— Ничего не вышло, — бросила я юноше, сразу начавшему восклицать о том, как он беспокоился. — Белое Древо слишком хорошо охраняют, у меня не получилось к нему подобраться.

По пути домой я наблюдала, как солнце вставало над Нуменором, которому оставалось жить так недолго. Наступала весна. И я понимала, что закончилась моя история любви не только с Сауроном, но и с Нуменором. Здесь меня больше ничего не держало. Через несколько дней я уехала в Средиземье.

«Замечательно доехали, не терпится повторить!» — злобно подумала я, впервые за долгое время ступая на средиземский берег. Путешествие было ужасным, хуже него был только мой первый поход в Средиземье. Но все бы ничего, если бы довезли меня до Серых Гаваней, а не до морготова Умбара! Эта крепость была настолько далеко от всех знакомых земель, что мне хотелось плакать, когда я представляла, сколько придется добираться хотя бы до Лориэна. И дело было даже не в том, что я вскочила на первый попавшийся корабль до Средиземья — все суда теперь ходили только до нуменорских колоний или портов. В эльфийскую гавань не поплыла бы ни одна даже самая жалкая лодчонка. В отчаянии я предложила почти все свое оставшееся золото владельцу такой жуткой развалюхи, что, плывя в ней, стоило опасаться скорее Намо, чем Саурона, но и тот мне отказал. А потом пришлось уносить ноги от его приятелей, жаждущих узнать, что мне вообще понадобилось в Линдоне.

Само плавание до Умбара было тоже весьма изощренным испытанием. Корабль был кошмарным, из всех удобств была только охапка сена на полу. И люди на меня косились как-то странно, ведь несмотря на новый цвет волос и делающую меня полнее лишнюю одежду под простым крестьянским платьем, я слегка отличалась от них внешне. Впрочем, может все это внимание мне просто казалось, но все же я старалась не терять бдительности, спала по несколько часов в сутки с перерывом и при малейшей опасности лезла в карман, лишь через несколько секунд вспоминая о том, что кольца там больше нет. Иногда казалось, что мне словно отняли часть пальца, настолько его там не хватало. А в карман пришлось положить небольшой камешек, потому что болезненная привычка что-то там крутить с потерей кольца никуда не девалась, лишь наоборот сделалась сильнее. Я понимала, что потом нужно будет от нее избавиться, но мне было настолько плохо во время поездки, что я решила пока дать себе послабление.

Несмотря на все сложности, на корабле у меня было время подумать. И, кажется, я поняла, что задумал Саурон. Эта догадка окатила меня волной холодного ужаса, лишь усиливающегося от обстановки вокруг. На берег я сошла окончательно измотанной телесно, духовно и умственно.

Думая о нашей последней встрече, я не верила, что она произошла наяву. Но теперь я не обманывалась. Саурон не стал хуже со времен Эрегиона или Ангбанда. Нет, он всегда был таким, просто теперь не было нужды не показывать мне своего истинного лица. Эта встреча изменила все. Кто знает, уехала бы я из Нуменора, если бы не она? Скорее всего, нет. Ведь где-то в самой глубине души я ждала этого, дожидалась возможности прояснить все между нами и сказать то, что я сказала. Вспоминая произошедшее через некоторое время, я усмехалась и мысленно слегка даже благодарила Саурона за толчок, окончательно выгнавший меня из Нуменора. Сомневаюсь, что Вала Манвэ дал бы мне еще один шанс. Утонуть один раз невесело, утонуть два раза просто глупо.

Да, всю дорогу мои мысли были посвящены только Саурону. Но теперь он окончательно стал для меня всего лишь воспоминанием из прошлого и врагом из настоящего и будущего.

По пути из Умбара в Лориэн, несмотря на хорошего коня, пока были дороги, и уже привычную одежду, я чуть было не прокляла весь свет. Дни сменялись днями, а дорога никак не прекращалась. Раньше я почти всегда получала удовольствие от путешествий, но каким может быть удовольствие, когда идешь пешком вблизи Мордора и молишься Эру, чтобы ни на кого не наткнуться в зарослях на берегах Андуина? Хотя, возможно, не поздоровилось бы как раз тем, кого я бы встретила — даже когда до Лотлориэна оставалось всего пара дней пути, я была раздражена до предела и ужасно переживала. Легче не становилось. Мне хотелось скорее приехать к Галадриэль и Келебриан, рассказать обо всем произошедшем и проспать несколько суток подряд.

Недалеко от Умбара я нашла несколько трав и сварила из них бодрящий напиток — жуткую орочью гадость, которая, тем не менее, какое-то время прекрасно работала. Однако путь был долгим, время шло ужасно медленно, и мне требовалось все больше отвара, чтобы действие сохранялось. Но мне настолько сильно хотелось поскорее попасть в Лориэн и избавиться от чувства страха, что я не обращала внимания на свое состояние. Я страшно устала, но не могла заснуть. В самые темные часы суток, когда продолжать путь, конной или пешей, уже не было сил, я лежала, глядя в ночное небо и пугающие картины перед глазами не давали мне погрузиться в дремоту дольше, чем на час.

И вот начался последний день пути. Оставалось проехать совсем немного. Последние дни у меня уже не осталось своих сил, бодрящий напиток заканчивался, а травы, из которых можно было сварить новый, остались далеко на юге. Голова болела, челюсти раздирало зевотой, и временами мне хотелось рухнуть под ближайшее дерево и больше никогда не вставать. По стройности же я, наверное, достигла идеала нуменорской красоты, в последнее время есть у меня тоже получалось с трудом. И в таком состоянии я встретила отряд примерно из десяти эльфов Лихолесья. Впрочем, может их было и двадцать или даже больше, сначала я этого не поняла, а потом не запомнила.

— Сильмариэн? — я очнулась, когда кто-то, едущий на встречу, обратился ко мне по имени, и я не сразу это поняла. Моргот, я довела себя до чего-то ужасного! Я впервые испугалась за то, что осталось от моего здоровья.

— А вы… едете из Лориэна? — осторожно спросила я. Собеседник подтвердил это. Замечательно, я не забрела ненароком на другую дорогу. Только кто это передо мной? Лицо знакомое…

— Ваше Величество? — наугад спросила я. Похож немного на Ар-Фаразона, но нет, это же эльф…

— Раньше ты меня называла просто лорд Орофер, — улыбнулся оказавшийся давним знакомый.

Отец Трандуила. Верно, похож на моего бывшего жениха больше, чем на нынешнего нуменорского короля. Соберись и веди себя пристойно, Сильмариэн.

— Как же приятно видеть вас! — улыбнулась я. — Жаль, что я не сумела застать вас в Лориэне. Когда же вы собираетесь, — я протяжно зевнула, — посетить нас в следующий раз?

— Пока не могу сказать, — покачал головой Орофер. — Но я очень рад, что встретил тебя, воистину это провидение Эру. Не знал, что ты вернулась. Нам нужно поговорить.

«Пожалуйста, только не сейчас, — обреченно подумала я. — Меня слишком мучает бессонница, я так устала».

— О том, что я возвращаюсь знают только Гил-Галад и Галадриэль, и то они не ждут меня к определенному дню. Буду очень рада вас выслушать, — я достала из сумки флягу и допила все оставшееся бодрящее зелье.

— Простите за мое состояние, — объяснилась я, когда мы с королем отошли от его подданных. — В последний раз я хорошо спала еще в Нуменоре, путь был долгим и очень опасным и заставил меня поволноваться, а к этому бодрящему зелью я уже привыкла настолько, что пользы от него почти нет.

— Тебе нужен отдых, а то и лечение, — в глазах короля я увидела сочувствие. — Нельзя так изводить себя, Сильмариэн, и пить разные непроверенные зелья. Я направлю с тобой одного из моих эльфов, чтобы убедиться, что путь закончился благополучно. Я не хочу надолго тебя задерживать и еще больше утомлять, у меня к тебе есть только одна просьба. Отвергни моего сына.

Казалось, что Орофер говорит эти несколько предложений вечность. И я настолько устала, что ответила только одно:

— Хорошо.

Хорошо! Правда, в тот момент я бы ответила также на просьбу убить Галадриэль, поцеловать Ар-Фаразона или уйти за край мира к Мелькору. В последствии мне было очень стыдно за этот разговор, и я даже предпочла бы вовсе его не запомнить.

— Сильмариэн, сосредоточься! — воскликнул Орофер, и я честно постаралась, но ничего не получилось. — Выпей это! — он протянул мне свою флягу, я отпила, и — о, чудо! — прежняя Сильмариэн вернулась. Разум снова стал чистым и ясным, как небо над Дориатом, а сна не было ни в одном глазу.

— Вода из целебной реки, — пояснил король Зеленолесья. — Правда, действие скоро закончится, но потом тебе все равно не будет так плохо.

— Мне бесконечно стыдно, — смущенно прошептала я. — Я сейчас похожа на жительницу весьма неблагополучной части Арменелоса с соответствующим поведением. Простите, Ваше Величество. О чем вы хотели меня попросить?

— Ничего страшного, Сильмариэн, я все понимаю, — ответил король. — Такой долгий и опасный путь нелегко пережить и самому сильном и отважному воину.

— От Умбара до Лориэна! Как я рада, что этот путь подходит к концу… — начала я. Как же приятно поговорить наконец с кем-то из Эльдар!

— Я хочу, чтобы ты не отвечала Трандуилу взаимностью, — прервав меня на полуслове, сказал Орофер. Я подумала, что правильно, что он хочет скорее перейти к делу, а не растягивать разговор бесполезной болтовней.

— Что? — удивилась я. — Почему вы думаете, что между нами что-то есть? Наша помолвка была так давно, еще в Первой Эпохе. И меня не было в Средиземье больше ста лет. Кстати, к сожалению, я все еще замужем сами знаете за каким… Темным Майа, — подавив рвущиеся неприличные слова, закончила я.

— Но вы с моим сыном переписываетесь? — допытывался Орофер, особо, кажется, не обращая внимания на все, что я сказала.

— Да, но не так уж и часто. Я не имела возможности часто отвечать вашему сыну, особенно в последние годы, пока правил король Ар-Фаразон. Мы даже не близкие друзья, — отпиралась я.

— Может для тебя это и так, Сильмариэн, — покачал головой Орофер, — но Трандуил так и не женился, и это меня очень тревожит.

— Уверяю вас, я тут не причем, — любезно заверила короля я. — Тем более, как я и говорила, наша переписка в последние годы практически сошла на нет.

— Я тебе верю, — кивнул Орофер, — но пожалуйста, пообещай мне только одно. Что бы ни случилось, не давай моему сыну ложных надежд.

— Ложных? Никогда, — с легким сердцем пообещала я. — Более того, я не дам вашему сыну никаких надежд, потому что никаких, кроме ложных дать и не могу. К сожалению, или к счастью, уже давно я могу быть только сама по себе. Но одно я могу вам сказать — никто не властен над выбором Трандуила, кроме него самого, и, если он на что-то решится, то ни вы, ни я, изменить это не сможем.

— Увы, но в этом ты права, — взгляд короля Зеленолесья стал колючим, и мне стало немного совестно. Такую правду Орофер точно слышать не хотел. Но что если он прав, и я, даже не задумываясь об этом, все эти годы держала своего бывшего жениха не крючке? Но мне так нравилось с ним переписываться, и когда я вспоминала о нем в последние невеселые годы… Нет, как бы то ни было, я должна была быть только другом.

— Я не буду отвечать на последнее его письмо, — внезапно сказала я. — Оно пришло ко мне давно, еще до того, как нуменорские корабли поплыли к Мордору. Но письмо в Средиземье было не отправить, и я не могла на него ответить. И теперь не буду, хотя и хотела бы. Вы правы, Ваше Величество, так будет намного лучше для всех. Пусть Трандуил лучше думает, что я про него снова забыла. Вы же знаете, что со мной лучше не связываться, от этого один вред, — мой голос задрожал, и я умолкла, боясь заплакать.

— Спасибо, Сильмариэн, — чуть помедлив, ответил Орофер. — Трандуил мой сын, и я пекусь о его благополучии, даже если это и несправедливо по отношению к другим. Это очень благородно с твоей стороны, послушать меня.

— Ничего страшного, Ваше Величество, — с усилием ответила я. — Вы абсолютно правы. А я и не такое переживала.

Когда-то давно мы с Келебриан поспорили на ожерелье, любит ли меня еще Трандуил или нет. Подруга всегда считала, что да. Я, разумеется, старалась все отрицать, но изредка задумывалась о правоте Келебриан. Впрочем, я старалась избегать таких мыслей — мне становилось слишком неудобно. Доказательством в нашем споре считалось бы личное признание или неоспоримое подтверждение. Теперь было ясно, что я проиграла, иначе с чего королю было бы беспокоиться? Но меня расстраивала отнюдь не потеря одного из украшений.

— Больше никаких переписок, будьте уверены, Ваше Величество, — еще раз сказала я, возвращаясь на дорогу. — До свидания. Надеюсь, что мы еще увидимся.

— Надеюсь, что нет, Сильмариэн, — и процессия короля двинулась в сторону своего леса.

— И правильно надеетесь, — тихо сказала я, когда Орофер точно уже не мог меня услышать. Один из зеленолесских эльфов остался со мной, и меня раздражал его выжидающий взгляд.

— Иди со своими, я сама справлюсь, — сердито сказала я. Но он отстал лишь после того, как с моих пальцев сорвалась пара искр. Я пошла дальше, но вскоре остановилась и вынула из небольшой сумки, последней из моей поклажи, небольшой свиток. Это было мое письмо Трандуилу. Я написала его очень давно, но не могла отправить из-за проблем с кораблями и хранила все эти годы. Я не сказала о нем Ороферу, даже несмотря на то, что в том письме не было ничего особенного, а по прошествии лет и интересного.

— Твой отец абсолютно прав, — прошептала я, разрывая письмо на клочки. — Так будет намного лучше. Я должна была подумать об этом раньше.

И все же мне было грустно наблюдать за тем, как ветер разносит мои несказанные слова по лесу, а, может, и по всему Средиземью. Одно я знала точно — Келебриан об этом не узнает.

Впереди уже показались лориэнские мэллорны. По-особенному приятный теплый ветер играл с волосами, и, несмотря на все расстройства последних лет, я почувствовала себя хорошо и рассмеялась. Я не стала мысленно связываться с Галадриэль, это отняло бы у меня все ненадолго появившиеся силы, и лишь прибавила скорость.

— Кто идет? — внезапно передо мной выпрыгнул один из стражников границ. Он наставил на меня лук, но я была готова броситься ему на шею от радости видеть знакомое лицо.

— Спокойно, Румил, — осторожно сказала я. — Это я, леди Сильмариэн, родственница госпожи Галадриэль.

— Вы на нее совсем не похожи, — возразил Румил. — У леди Сильмариэн рыжие волосы, и на лицо она прекрасна.

— Это обидно! — возмутилась я, понимая, впрочем, что стражник прав. — Если не веришь, отведи меня к госпоже и посмотрим, что она скажет. И, если хочешь, взгляни, корни волос уже рыжие, — я надеялась, что он воздержится от созерцания этого ужаса.

— Ох, миледи, я вас узнал, — смутился Румил. — Простите, но вы теперь… совсем не похожи на себя.

— Представляю, — усмехнулась я. После встречи с Орофером я взглянула на свое отражение в одном из ручьев, ужаснулась и даже подумала о том, что королю понравилось бы, если бы его сын увидел бы меня такой. Может, Трандуил бы меня испугался. — Но это точно я. Румил, проводи меня, пожалуйста, до покоев правительницы. Только… — на меня снова навалилась усталость, и я зевнула, — можно мне немного отдохнуть в одном из ваших флетов? Совсем недолго.

Стражник провел меня во флет, и я, наконец, прилегла и закуталась в ненужное еще в середине лета меховое одеяло.

— Только пять минут, — прошептала я и закрыла глаза. И, наконец, уснула.

— Как вы понимаете, Нуменор стал теперь хуже Мордора, ведь именно его можно назвать главным местом обитания Саурона, — закончила я свой рассказ. Галадриэль и Келеборн встревоженно переглянулись.

— Об этом должны знать все. Необходимо собрать совет, — прошептала королева Лориэна.

— Согласен, — кивнул ее муж. — Ситуация в Нуменоре может отразится на нас всех.

— И отразится, — добавила я. — Есть кое-что, что я вам пока еще не рассказала, но очень хотела, — я бросила на сестру обвиняющий взгляд. — Хотя при Ар-Фаразоне я жила далеко от двора, — решила немного приврать я, — я пристально следила за тем, что там происходит. А происходит там многое. Саурон захватил Нуменор, как бы там Фаразон наивно не думал, что это он завоевал Мордор. Силы Саурона здесь и здесь, — я показала на карте Нуменор и Мордор, затем обвела колонии. — Вся армия и боевые приспособления людей в его распоряжении. А силы эти далеко немаленькие. Нуменор баснословно богат, и на войско и постройку новых кораблей уходит с каждым годом все больше средств. Страна вооружается. Вокруг нас словно смыкается кольцо врагов. Сейчас Саурон наслаждается триумфом от обретения когда-то благословенного острова. Но потом этого будет слишком мало. Чего же он захочет?

— Говори прямо, — нервно сказал Келеборн.

— Мировая война, — прошептала Галадриэль. Ее и так бледное лицо сравнялось по цвету с белыми одеждами.

— Именно, — кивнула я. — Как бы нам того ни хотелось, но по всей видимости, это скоро произойдет. Затем я к вам и торопилась

После моего возвращения в Лориэн прошла уже неделя, когда я наконец смогла поговорить с Келеборном и Галадриэль. До этого первые двое суток я просто спала, а потом еще несколько дней приходила в себя, принимая вместо бодрящего зелья отвары из целебных трав и воду. Сестра отчитала меня за питье того, что через какое-то время свалит здорового орка и не пожелала выслушать сразу то, что так настойчиво я хотела ей сказать. Теперь же мое здоровье наладилось, я снова стала выглядеть почти как прежде и вернула волосам родной цвет.

После того, как Галадриэль произнесла вслух словосочетание, так мучающее меня всю дорогу от Нуменора, с моей души словно упал камень. На несколько секунд. Когда я увидела тревожные взгляды Келеборна и Галадриэль, мне стало еще страшнее.

Тем утром я проснулась от раската грома и шума ливня за окном. С большой неохотой я встала с кровати и подошла к окну. Снаружи не было видно ничего, кроме сплошной стены дождя. Мелькнула молния, и я отшатнулась от окна. Я вернулась в кровать и лежала около часа, пребывая в том странном состоянии, когда ум уже проснулся и может работать, но тело просто не способно начать двигаться. Всю ночь мне снились кошмары, и я проснулась с давящим, раздирающим душу чувством ужаса, лишь усиливающегося из-за непогоды. Такого страха я давно не испытывала. Буря же мне казалась очень странной. Земли эльфов Валар всегда щадили и никогда не посылали нам подобных бедствий. Здесь, в Ривенделле, дожди всегда были теплыми и шли тогда, когда это нужно было самой земле. Сегодняшний же ветер, казалось, может подхватить нас и разбить о Мглистые горы. Буря с Запада, каковой я не видела с Нуменора… Это же… Гнев Валар! Тут даже Три Кольца не помогут, если одно из них вообще охраняет Ривенделл (этого я точно не знала, да и не стремилась узнать). Ветер взвыл, и послышался такой сильный раскат грома, что мне показалось, что потолок сейчас рухнет мне на голову. Я с ужасом забралась под одеяло с головой. Признаюсь, всегда побаивалась сильных гроз, не столько из-за громов и молний, столько из-за того, какой высший посыл они несли.

Прошло несколько лет, с тех пор, как я вернулась в Средиземье. И лишь теперь правители эльфийских государств собирались в Ривенделле, чтобы обсудить сложившуюся в мире благодаря Саурону ситуацию. Мы с Галадриэль и Келебриан прибыли на место уже несколько дней назад. К Элронду еще должны были приехать Гил-Галад из Линдона, а также Трандуил или Орофер из Зеленого Леса (вторых я, как раз, видеть и не хотела). Я не могла ни поехать с Галадриэль — я как никто другой знал о том, что сейчас происходит в Нуменоре. Или происходило до недавнего времени, а теперь стало только хуже.

Грянул еще один раскат грома. Кровать скрипнула от того, что на нее сел кто-то еще. Выглянув из-под одеяла, я увидела Келебриан. Подруга вся дрожала.

— Я никогда такого не видела, — чуть не плача, прошептала она. — А мамы нигде нет.

Она залезла под мое одеяло, и несколько минут мы лежали в темноте, прислушиваясь к реву непогоды.

— Такое я видела только в Нуменоре, — мой голос бы хриплым после сна. — Валар на что-то гневаются. Даст Эру, не на нас.

— Как же не нас, раз происходит такое? — спросила Келебриан. — Вала Манвэ сейчас в ярости.

— Может быть, происходит что-то настолько ужасное, что мы видим только отдаленные последствия этого? — предположила я. И эта мысль мне очень не понравилась. Я вскочила с кровати и снова выглянула в окно. Запад не было видно из-за дождя и тьмы, сгустившейся вдали.

— Вдруг это Нуменор? — голова Келебриан высунулась из-под одеяла. — Вдруг они идут на нас? И Валар гневаются на них, а нас предупреждают, что гроза разразилась?

Эта мысль меня настолько встревожила, что, не выдержав бездействия, я быстро привела себя в порядок и вышла посмотреть не приехал ли кто еще. Совет нужно было начать как можно скорее! Хотя, если Нуменор и Мордор уже выступили на нас, неподготовленных, стоит ожидать скорее не войны, а кровавой бойни. Увы, мало кто поверил моим доводам так, как поверила Галадриэль. Остальные сошлись на том, что Саурон сидит в Нуменоре, Фаразон уже удовлетворил свои амбиции завоевателя в Мордоре, и ничего плохого нам ждать не придется. Особенно на этом настаивал Гил-Галад, невзирая на доводы Галадриэль о том, что именно его страна из — за близости моря находится под наибольшей угрозой. Элронд же говорил о том, что если Фаразон услышит о наших приготовлениях к войне, то может выступить раньше, чем собирался. Но в конечном итоге, к правительнице Лориэна пришлось прислушиваться, и совет собрался в самом центре Средиземья — Ривенделле.

Услышав о том, что приехали послы из Линдона, я радостно бросилась вниз и среди прочих рядом с Гил-Галадом увидела… моих старых приятелей Менелтора и Айвендиль! Кого я не ожидала увидеть, так это их, хоть я и надеялась, что они переживут бегство из Нуменора.

— Менелтор! Айвендиль! Дурилки! — радостно бросилась я к ним и обняла сразу обоих, сама сразу вымокнув от этого. — Что вы здесь делаете?

— Сильмариэн! О Эру! Рад, что ты в порядке! Мы ожидали тебя здесь увидеть! Мы приехали вместе с королем Гил… — начал Менелтор, но я прервала его:

— Это понятно. Но как вы оказались у Гил-Галада? Как вы после Нуменора?

— После того, как ты освободила меня, я спас Айвендиль от ее хозяина, и мы вместе уехали в Линдон, где встретили Его Величество, господина Кирдана и многих других эльфов, — рассказал Менелтор. — Мы никогда не был счастливы так, как в Серых Гаванях! Сильмариэн, мне не отблагодарить тебя за все, что ты для нас сделала! Ты нам теперь как мать! Мы так рады видеть тебя живой и здоровой!

— Но как вы добрались до Гавани? Корабли же не ходили? — недоуменно спросила я.

— Они снова стали ходить, почти сразу после того, как ты уехала, — с безоблачной улыбкой поведала Айвендиль. — Что-то произошло, что Верные стали убегать из Нуменора с новой силой, а не изредка, как раньше. Вроде бы, это связано с человеком по имени Исилдур.

Значит, Исилдур все-таки залез в королевский дворец, подумала я. Мне хотелось рвать и метать! Стоило бы мне подождать, и не было бы этого жуткого путешествия, зависимости от мерзкого лекарства и полного истощения!

— Нам нужно будет поговорить обо всем, — сказал Менелтор, — но не сейчас. Мы мокрые с головы до ног. И мы очень устали.

— Не так быстро, — прервала его я и, взяв за локоть, отвела в сторону от Айвендиль и остальных.

— Кольцо, — сказала я и выжидающе посмотрела Менелтору в глаза.

— Прости, — замялся эльф, опустив взгляд. — Я потерял кольцо в Роменне.

Я закатила глаза. Такого просто не могло бы случиться, чтобы Менелтор закончил дело абсолютно удачно! Хотя и я тоже была хороша со своим плаванием да Умбара. Впрочем, потеря кольца невидимости не самое плохое, что могло бы случиться, рассудила я. После последнего разговора тем более не стоило иметь вещь Саурона, тем более так к ней привязываться. Пожалуй, даже лучше всего то, что кольцо ко мне не вернулось.

Гил-Галад тоже был рад меня видеть после долгой разлуки, но принял меня чуть более прохладно, чем Айвендиль и Менелтор.

— Ты зря это говоришь, Сильмариэн, — наставлял меня он. — Ничего не будет. Не думаю, что мы интересуем Нуменор. У них и так полно земель в Средиземье. А ты всегда попадаешь в приключения и делаешь после них неверные выводы. Так можно договориться и до того, что Нуменор будет воевать с Валинором.

— На это я бы не поставила, — фыркнула я. Но отрицание Гил-Галада мне не понравилось. Я пыталась сказать королю Нолдор, что буря, разворачивающаяся за окном, дурной знак, но он ответил, что я преувеличиваю беду, а у моря бывают бури и похуже. Правда, перебрав в памяти годы жизни в Линдоне, я не вспомнила ни одной.

После обеда, к всеобщей радости, ливень прекратился, и прибыла измотанная после Мглистых гор и пережидания бури в пещерах процессия из Зеленолесья. К моему удивлению, там были и Орофер, и его наследник. Как и в дни, предшествующие нашей первой встрече с Трандуилом после моего возвращения из Мандоса, мои желания свелись к сидению в собственных покоях, но я понимала, что нельзя давать себе поблажку. Вместе с Элрондом я приветствовала гостей, выдержав на себе сумрачный взгляд Трандуила и одобрительный Орофера. Этот взгляд меня разозлил. Король Зеленолесья смотрел так, будто он — великий манипулятор, а я — его послушная куколка. Я вспомнила, что такое лицо, когда я слушалась, делал Мелькор, а потом добавлял что-то вроде: «Умница, девочка!» Но Орофер — не Мелькор.

Совет должен был начаться только завтра. На сегодня намечался лишь ужин, и я вернулась к себе. Странно было от того, что под одной крышей наконец собрались все главные эльфы Средиземья, такого я не заставала уже очень давно. Внутренне я готовилась к жарким спорам завтра, а скорее всего, даже сегодня, за ужином.

Несмотря на мои опасения, вечер проходил гладко. Эльфийские Владыки, видимо, решили отложить дела на положенное время и пока что просто наслаждаться вкусной едой и приятной беседой. Даже тему ночной бури, так ужаснувшей многих из нас, упомянули вскользь. Видимо, не только я и Келебриан поняли, что это может означать. Я прекрасно осознавала, что никто не хочет думать о самом худшем, какая бы в том ни была необходимость. Все хотели медлить и выжидать.

Я уже собиралась идти к себе, когда меня позвал тот, кого услышать я боялась.

— Сильмариэн! — ко мне шел Трандуил. Его лицо было холодным и застывшим.

— Здравствуй, Трандуил, — я расплылась в широкой улыбке, пытаясь сделать вид, что все между нами хорошо. Возможно, это было низко и стоило сказать все прямо, но я, как всегда, струсила.

— Я не видел тебя очень давно, — просто сказал Трандуил.

— Да, — отозвалась я. — В последний раз мы виделись в Лориэне.

— После того, как ты уехала, не сказав ни слова, а потом просто, как ни в чем не бывало, прислала ответ на одно из моих старых писем? — безжалостно уточнил зеленолесский принц.

— И ты ответил, — возразила я.

— Я не мог этого не сделать.

— А я не могла не написать.

Мы немного помолчали, глядя друг на друга.

— Прости, что давно не писала, — наконец, сказала я. — В Нуменоре в последние годы было трудновато отправить письмо в Средиземье.

— Но ты уже давно вернулась.

Я не собиралась подставлять Орофера, как и не собиралась лгать по поводу того, что потеряла прошлое письмо или выдумывать еще какую-нибудь нелепицу.

— Я решила, что нам лучше будет совсем не общаться, — просто сказала я. — Что бы ни случилось, ни к чему хорошему это не приведет. Увы, я никогда не смогу избавиться от Саурона. Как бы я его ненавидела, он мой муж, и так, увы, будет всегда.

— Но, Силь…

— Тебе лучше совсем забыть обо всем.

— После стольких лет? — вскричал Трандуил. Его лицо перестало быть бесстрастным. — И после стольких разочарований? Как я могу забыть лучшую женщину из тех, что я встречал? Ты же знаешь, что я всегда любил и до сих пор люблю тебя! А ты, ты хотела бы остаться со мной?

Я не знала, что ответить. Я просто не могла сказать нет, хотя и хотела. Может, это разорвало бы этот тесно запутавшийся узел.

— Не ври, — предупредил Трандуил. — Я пойму.

— Я… я, — начала я. — Я не могу тебе сказать. Какая разница, если это ни к чему не приведет?

— Мне есть разница. И в Лориэне ты так не думала.

— И я сглупила! — вскричала я. Наши крики начинали привлекать внимание. Я заметила, как в комнату заглянул и сразу же быстро скрылся Элронд. — Позволила себе поддаться своим… эмоциям! Я не должна была делать этого! И никто не знает о том, что произошло в Лориэне! Даже Келебриан я не рассказала о том поцелуе, — я наконец понизила голос. — И даже в Нуменоре я еще думала о том, чтобы забыть обо всем окончательно, но просто не смогла.

Я развернулась и ушла, глотая слезы, не желая больше ничего слушать. Моргот побери, из-за неосмотрительного брака со старой, уже изживавшей себя любовью, я попала в положение, когда не могу быть с тем, кто всегда искренне любил меня! И с тем, по кому я уже тайно вздыхала уже несколько веков. Об этом не знала даже Келебриан, но, всякий раз, получая письма от Трандуила, я готова была прыгать от радости. Конечно, окончательно разлюбить Саурона, а потом отвергнуть его в Нуменоре, меня заставило не это, но тот поцелуй в Лориэне, после того, как мы провели вместе несколько веселых дней, окончательно смутил мои чувства.

А, к Морготу все, решила я, мечась по своей комнате и уже не сдерживая слезы. Раз я не могу отдать Трандуилу свою душу, то я смогу отдать хотя бы тело. Почему бы нет? Мне тоже хуже не будет.

Мрачновато, как будто собираясь на войну, а не к мужчине, я приняла ванну, и, к тому времени, как вода почти остыла, уже слегка развеселилась. Настроение мне чуть подпортило то, что я поскользнулась на луже на полу и чуть не упала. Но это было мелочью, и я не прекратила напевать какой-то приевшийся еще в стародавние времена мотивчик.

Накинув на себя ночную рубашку и халат, я подошла к зеркалу и обнаружила, что оно треснуло. Это меня слегка расстроило. Я расчесалась, глядя в разбитое зеркало, подушилась и, надев туфельки, направилась к двери. Меня остановил звук разбившегося стекла. Повернувшись, я увидела, что разбитый флакон духов лежит на полу. Запах, от переизбытка ставший удушливым, распространился по комнате. Это меня рассердило. Что за день, когда все ломается? Присев на полу, я начала собирать осколки и дотронулась до пола. Он дрожал. Испугавшись, я встала, приложила руку к стене и почувствовала мелкую усиливавшуюся дрожь. Моргот, землетрясение в горах! Не переодеваясь, я нашла удобную обувь, вместо кокетливой, быстро выскочила из комнаты и побежала к выходу. Необходимо было как можно быстрее выбраться из дворца! В голове остались только мысли о выживании, остальное сразу испарилось. По пути я раскрывала двери покоев других эльфов на случай, если кто-то спал или был слишком занят, чтобы заметить тряску. Мне стало дурно, когда я вспомнила о близости Мглистых Гор. Страх чуть было не превратился в панику, когда рядом со мной упал кусок потолка размера достаточного, чтобы меня раздавить. И все же, уже не в одиночку, я благополучно выбралась из дворца на поляну, где собралось и так множество испуганно переговаривающихся эльфов.

Слава Эру, подземные толчки закончились довольно скоро. Я переждала их, сидя на одеяле вместе с Элрондом и Келебриан и содрогаясь от каждого звука. Никогда я еще не видела землетрясения и надеялась с ним больше не столкнуться.

— Сначала буря, теперь это, — задумчиво сказал Элронд.

— Что же с нами будет? — Келебриан сильно сжала руку возлюбленного, и ее глаза наполнились слезами.

Я ничего не сказала. Два таких явления за один день ужасали. Что же для нас готовит следующий день?

Через несколько часов землетрясение закончилось. Нам повезло — на Ривенделл не упало ничего с Мглистых гор — ни камней, ни потоков грязной воды, ни снегов с самых вершин. Видимо, Валар все еще берегли нас. Я боялась себе представить, что случилось с землями, не принадлежащими Эльдар. Слава Эру, выбраться наружу успели все, да и сам дворец не сильно пострадал. Все тревоги этого жуткого бесконечного дня измотали меня. Уже занимался новый рассвет. Последним, что я помню, были чьи-то насмешливые слова: «Прелестный халатик». А потом моя голова упала на грудь Элронду, и я заснула.

Я открыла глаза и увидела над собой прекрасный рассвет. Сначала я удивилась, но потом, вспомнив, что произошло вчера, все поняла. Я спала не под крышей. Но, оглядевшись, я не увидела больше ни одного эльфа. Да и сколько я спала, если все сейчас рассвет — пять минут или целые сутки? Я осмотрелась. И балкон, на котором я находилась… я уже была здесь однажды! После Чертогов Мандоса! Я ведь не…

— Не бойся, Сильмариэн, — я резко повернулась и увидела Вала Манвэ. — Ты всего лишь спишь.

— Но… — от волнения я не могла внятно вымолвить ни слова. — Как? Зачем? Как такое возможно?

— Тихо, — остановил меня Манвэ. — Я позвал тебя, чтобы обсудить одну важную вещь. Точнее, две. Одну в подробностях я уже рассказал Гил-Галаду. Нуменор пал. Его больше нет.

— Что? — не поверила я. — Как… как вы могли?

— Мы создали этот остров, мы его и уничтожили, — отрезал Манвэ, но по его лицу скользнула тень горя. — Нуменору больше некуда было падать морально. Теперь ему некуда падать вообще. Теперь остров покоится на дне Великого Моря.

Я кивнула, не в силах вымолвить ни слова. Я этого не ожидала. Конечно, хорошо, что войны с эльфами не будет, но сильная боль в груди заставила меня замереть на месте и пытаться сдерживать слезы. Я даже помыслить не могла, что все так обернется. Моего некогда любимого Нуменора больше нет… Это конец целой эпохи…

— Но есть и хорошая новость, — снова заговорил Вала Манвэ. — Правда, только для тебя. Я подумал, что это стоит сообщить тебе лично. Об остальном расскажет ваш король. Вы очень удачно собрались все вместе. Вам будет что обсудить.

— Что за новость? — прервала я Манвэ, даже не заботясь о том, что говорю грубо с главным из Валар.

— Твой брак, — улыбнулся Манвэ, — если его можно так назвать, был заключен пред нашими ликами. Но теперь Саурона больше нет. Он затонул вместе с Нуменором. Конечно, дух его жив и зол, как никогда, но в нашей воли развести вас, не заботясь о том, кто жив, а кто мертв. Никто не заслуживает быть привязанным к такому злобному чудовищу всю оставшуюся долгую жизнь. Ты и так ждешь очень долго. Наверное, стоило мне подумать об этом раньше.

Я не могла отвести изумленного взгляда от Манвэ. И боль в моей душе перемешалась с не менее дикой радостью. Сколько лет я мечтала об этом! Я совсем не понимала, что я сейчас чувствую, что важнее.

— Спасибо, — выдохнула я, с трудом разлепив губы. — Спасибо вам, Великий Вала! Эру, я просто….не могу в это поверить!

Манвэ улыбнулся еще шире.

— Рад твоему счастью, Сильмариэн. Пусть хоть кто-то будет доволен в этот ужасный день.

Я посмотрела с балкона и снова увидела под собой весь Валинор. Я увидела, что сильные волны бьются о берег, и в них увидела обломки.

— Ничего не осталось от великой нуменорской флотилии, Сильмариэн, — пояснил Вала. — А теперь иди и наслаждайся новой страницей своей жизни.

— Постойте… — кажется, я хотела спросить еще что-то, но Манвэ коснулся пальцами моего лба, и, открыв глаза, я снова увидела небо над Ривенделлом.

Комментарий к 2.22. Тот день, та ночь

Дорогие читатели, продолжение ориентировочно ждите в июле. Я могу выложить и раньше, но у меня сейчас намечаются диплом, поступление в магистратуру плюс работа. Так что если долго не буду появляться, не расстраивайтесь <3

Очень тяжело описать то, что со мной происходило после того, как я открыла глаза и снова увидела рассветное небо над Ривенделлом. Единственным, на что я тогда была способна, было и дальше лежать на траве и пытаться хоть как-то осознать все произошедшее. Мысли путались, каждый вздох давался с трудом. Я не могла поверить в то, что услышала от Вала Манвэ. И никогда ни до, ни после я не ощущала такого смятения чувств. Самая прекрасная и самая ужасная новости одновременно… Счастье, вызванное новостью о том, что нас с Сауроном ничего не связывает, испарилось вместе со сном. Потому что только теперь я начала осознавать, что к этому привело.

— Что случилось? — надо мной склонилась встревоженная Келебриан. — Ты выглядишь, как будто тебе приснилось нечто ужасное!

— Не приснилось, — я слышала, как мои зубы громко стучат друг об друга. — Все это… на самом деле. Где Гил-Галад?

— Они с мамой куда-то пошли, — Келебриан нахмурилась. — Скажи мне, Сильмариэн, что-то произошло?

— Ты не поверишь что, — я встала и пошла во дворец, все с каждым шагом двигаясь все быстрее и быстрее, обходя тех, кто еще отдыхал и переступая через поломанные садовые украшения. Обернувшись, я наткнулась на изумленный и немного обиженный взгляд оставшейся стоять на месте Келебриан. Впрочем, я сразу о ней забыла. Две более важные мысли не давали мне покоя. Да, я свободна, и это потрясающе. Но… теперь это не главное! Столько лет я мечтала о том, чтобы наши с Сауроном судьбы окончательно разошлись, и теперь, когда это произошло, оно меня почти не волновало! Мир рушился на моих глазах. Сначала Белерианд, теперь… Нуменор… Мой желудок свело, и нахлынула внезапная волна дурноты. Я решила пока забыть о разрыве с Сауроном. Ведь, возможно, когда боль от потери Нуменора утихнет, я смогу обдумать это событие, и оно еще сделает меня счастливой…

Я шла по дворцу, не обращая внимания на ущерб, нанесенный ему землетрясением. Мне стало еще хуже, когда я представила, что произошло в Валиноре, раз последствия этой бури так сильно затронули Средиземье. А остров Эрессеа? Не накрыла ли его, как жалкую лодчонку, огромная волна, смывшая Нуменор?

В коридоре я встретила Трандуила. Он тоже шел в зал, где должен был собраться совет. Только теперь повод собрания должен измениться. Войны уже не будет. Хоть это хорошо.

— Сильмариэн! Что происходит? — остановил меня зеленолесский принц. — Ваш король только что позвал меня, отец уже там, и… — у меня не было сил вслушиваться в его слова.

Они ничего не понимают… Только я и Гил-Галад, а может теперь еще и те, кто уже собрался в зале совета знали правду о том, какая страшная катастрофа постигла наш мир. А остальные были просто встревожены и напуганы. И ничего не знали. Я прислонилась к стене и устало вздохнула. Я должна сказать все хотя бы ему.

— Вчера… буря… это был гнев Валар. Может, даже Эру. А Нуменор… Трандуил, его больше нет.

Трандуил ничего не ответил, но его выразительный взгляд заставил меня вздрогнуть.

— Пойдем, — он взял меня за руку и крепко сжал ее. — Тебе надо переодеться и пойти к остальным. Кто еще знает?

— Думаю, только Гил-Галад. Может, уже твой отец и Галадриэль, — я взглянула на себя. Халат порван настолько, что можно сказать, что я иду по Ривенделлу в одной не самой закрытой ночной рубашке. Но мне было все равно. — Сам Вала Манвэ сказал мне об этом, думаю в это сложно поверить… Я расскажу все потом. Ты прав, — я сжала руку Трандуила. — Мы должны идти.

Когда я зашла в свою комнату, то обнаружила, что мне еще повезло. Конечно, туалетный столик и его содержимое были разбиты в дребезги, а кровать придавил огромный кусок потолка, но шкаф стоял на месте, и мне было во что переодеться, да и остальная мебель была, как ни странно, цела. В комнате стоял тяжелый запах перемешавшихся парфюмов и чего-то гнилого.

— Ты готова? — спросил Трандуил, ждавший меня у двери, когда я вышла уже причесанная, в простой белой рубашке и серой юбке.

— Я не знаю, — ответила я. — Мне страшно. Я рассказала тебе все, но ты поймешь, если это был сон, или помешательство, или дурное вино. Вала Манвэ, он ведь мог мне просто присниться, верно? — меня было уже не остановить. — Мне часто снится Валиэ Ниенна, всегда перед чем-то ужасным. Кажется, этот сон был недавно… Но нет… сегодня был точно не сон! Понимаешь, если я скажу все остальным, то эта трагедия будет более настоящей. О ней будут знать не только мы с тобой. А мои… мои старые друзья! Верные люди, не причинившие никому зла! Я не смогу спокойно спать, думая о том, как они погибли. Утонуть… это ведь так страшно. Ты можешь управлять своей жизнью до мелочей, быть сильным и очень опасным, но стихия тебя разобьет, — тут я поняла, что говорю не то, что кому-либо стоит знать и, наконец, замолчала.

Этот день должен был бы стать одним из лучших за всю эту Эпоху. Но все получилось наоборот…

— Они люди, — заметил зеленолесский принц. — Люди смертны.

— Все мы в конечном итоге смертны, Трандуил, — резко ответила я. Его высказывание мне не понравилось. — Что бы мы ни делали, когда-нибудь наступит последняя битва, и придет конец всему.

— Прости меня, — смущенно ответил Трандуил. — Я не должен был так говорить. Мне очень жаль твоих друзей. Жаль этих людей.

— Я надеюсь, что тот, к кому они отправились, кто бы ни был этот неведомый нам Айну, будет милосерден с ними и достойно примет их, — я вытерла набегающие слезы. — Они этого не заслужили. Может, они и уехали, но эта надежда так слаба, — я больше не могла сдерживаться и разрыдалась. — Я не могу поверить в то, что Нуменора больше нет. Мне… мне так плохо!

Трандуил, как мне показалось, немного смущенно обнял меня, и я прижалась к нему, желая забыть обо всем произошедшем.

— Я не могу пойти к ним прямо сейчас, — прошептала я. — К Гил-Галаду, твоему отцу… Мне нужно еще немного поговорить, чуть успокоиться.

Уже вдвоем мы зашли в мою комнату и сели рядом со сломанной кроватью. И мы говорили так долго, что я потеряла счет времени. Я рассказывала Трандуилу о том, как я любила Нуменор, особенно в старые времена. О том, как там было хорошо и весело. О том, что в истории этого славного некогда королевства были и прекрасные, и ужасные времена. И о том, насколько люди похожи на нас, несмотря на то, как мы от них отличаемся.

— Раньше все было почти как в Дориате. Небольшая теплая зима и ранее прекрасное лето. И так было еще, когда я впервые приехала в Нуменор. Была весна, и такой прекрасной сирени я не видела ранее даже в Валиноре. Первое тысячелетие всегда оставалось лучшим, но какая же красота была тогда вокруг! — улыбалась я.

И тут же вспоминалось и плохое:

— Но в последние годы почти все время стоял ледяной холод, а по весне дули ветра, которые уносили множество человеческих жизней. Король говорил, что это из-за того, что кто-то еще лазает на Менельтарму и поклоняется злобным Валар. И это было даже до того, как вера в Мелькора переросла во всеобщее безумие. Хорошо, что я успела уехать до этого кошмара!

Хорошее и плохое переплетались в моем рассказе об Острове под Звездой. Я не знала, сколько прошло времени, и пора ли мне замолчать, но Трандуил меня слушал. Внимательно. Не отрываясь. Не произнося лишних слов, но все равно проявляя интерес вопросами и замечаниями.

— И когда Тар-Палантир стал королем, — почти весело вспомнила я, — я подумала: «О Эру, я остаюсь в Нуменоре! Только теперь мне за это платят!» — резкое чувство ностальгии по тем временам охватило меня, и смех снова сменился слезами. — А я думала, что придется вызволить этих двух бестолковых и возвращаться в Линдон. А мне так хотелось остаться! Но Ар-Гимильзор ненавидел эльфов чуть ли не сильнее, чем Фаразон. А при Тар-Палантире я отлично проводила время, хоть мне и пришлось иметь дело с огромным количеством злых людей.

Дверь распахнулась, и мы увидели Келебриан. Трандуил весь рассказ держал меня за руку, но теперь убрал ее.

— Извините, — смутилась подруга. — Вас все очень ждут, Сильмариэн, и уже давно, — она села с другой стороны от меня и обняла меня, — мне очень жаль. Это… ужас, что такое произошло.

Мы молча посидели втроем, глядя в разбитый потолок.

— Я опустошена, — внезапно произнесла Келебриан. — А ведь меня никогда не интересовали люди. Тяжело поверить, что Эру может допустить что-то настолько ужасное.

Я сжала руку подруги, и молчание продолжилось.

— Давайте никуда не пойдем, — чуть погодя, предложила я. — Давайте запремся и останемся здесь навсегда.

Никто не двинулся с места. Мы словно находились в каком-то странном оцепенении.

— Нужно идти, — Келебриан первой вышла из сна. Она вскочила и тряхнула головой. — Я принесла тебе кувшин воды, умойся и пойдем, — подруга придвинулась ко мне вплотную и шепнула, — Поздравляю, — она вымученно улыбнулась. — За тебя я вправду рада.

— Сейчас не время, — прошептала я одними губами и покачала головой. Келебриан устало пожала плечами.

Когда мы втроем зашли в зал, где собирался совет, нас встретили не менее усталые Галадриэль, Элронд, Гил-Галад и Орофер. Мне стало совестно, что из-за меня всем пришлось столько ждать в бездействии.

— Наконец-то, — язвительно заметил Орофер. — Я уже думал, что Сильмариэн похитила моего единственного сына.

— Сейчас не время, Ваше Величество, — внезапно отрезала Келебриан. — Сегодня день огромного горя, и ваши замечания абсолютно неуместны. Никто из нашего народа не горюет сегодня больше, чем Сильмариэн.

Будь я в порядке, я бы развеселилась, увидев, каким изумленным, а потом оскорбленным стало лицо короля Зеленолесья. Однако пререкаться с такой высокой леди, как Келебриан было бы неуместно, и подруга, слегка улыбнувшись мне, села рядом с матерью. Заметив, по-видимому, эту улыбку, Орофер надулся еще больше.

Мы говорили долго. Говорили только о Нуменоре. И все были предельно серьезны и сосредоточены, пока шло обсуждение. В очередной раз я рассказывала обо всем, что пережила за годы жизни в Арменелосе и Роменне, вспоминая даже о своем первом давнем визите. Говорила о личности самого Ар-Фаразона, а также о королеве и его приближенных, высказывала догадки о том, как Саурону удалось совладать с некогда благословенным островом, и в тот раз, хвала Эру, никто не подколол меня при упоминании Темного Майа. Привели Менелтора и Айвендиль, и они тоже рассказывали о злоключениях, которые пережили за эти годы. И я, и Гил-Галад рассказали о том, что сказал нам вчера Вала Манвэ. Королю, в отличии от меня, он рассказал о крушении подробно. Манвэ рассказал обо всем — о мерзком почитании Мелькора, о мучившем короля желании бессмертия, о великой флотилии, погибшей у берегов Валинора, и о том, что Арда закруглилась, и Валинор теперь неприступен (это мне было осознать тяжелее всего). Немного смущенно, в конце я поведала совету и свою личную новость. Впервые за тот день собравшиеся улыбнулись. Трандуил смотрел на меня так, словно не верит собственным ушам. Владычицы Лориэна сияли теплыми улыбками.

— Ты уверена? — вдруг скучающе спросил Орофер. — Может, это тебе просто приснилось? Я заметил, что вчера ты налегала на красное, которое мы привезли с собой.

Келебриан кинула на Орофера испепеляющий взгляд, Трандуил слегка покраснел и сжал челюсти.

— Я это подтверждаю, — голос Гил-Галада звучал довольно раздраженным. — Вала Манвэ сообщил мне решение насчет Сильмариэн. На случай, если кто-нибудь не поверит, — эту фразу он сопроводил выразительным взглядом.

Все собравшиеся смотрели на Орофера с нескрываемым раздражением. И он пошел на попятную.

— Постойте, друзья! — его голос стал слишком расслабленным и не подходящим ситуации. — Я просто глупо пошутил! Я рад за нашу дорогую леди так же, как и все вы! — но его раздраженный взгляд принялся буравить меня, когда обсуждение переключилось на другой предмет. «Я с тобой поговорю», — словно подразумевал этот взгляд. «А я отвечу», — я посмотрела на Орофера еще более рассерженно, но сразу отвернулась, опасаясь, что все это заметит Трандуил.

— Трагично и ужасно, что с Нуменором случилось такое несчастье, — подвел итоги Гил-Галад, — но та угроза, ради которой мы собирались, разрушена. Средиземье в безопасности. Наши земли в безопасности. Мы не будем вмешиваться в дела жителей бывших колоний Нуменора. Я сообщу Кирдану, и он отправит в море корабли. Возможно, кто-то успел уплыть, и мы найдем выживших. Людям, сумевшим добраться до Средиземья, будет оказан достойный прием. Но это все, что могут сделать наши страны. Нам нужно жить дальше.

Все кивнули. Общее решение было мудрым. И единогласным. Не случись ничего с Нуменором, совет был бы долгим, а споры бурными. Сейчас же все закончилось довольно быстро. Вскоре все разъедутся. Наверняка, кто-нибудь из спутников эльфийских правителей скажет: «Морготов Нуменор, зря только тащились из-за этих людишек!»

Когда совет закончился, я выскользнула за дверь первой, пока все еще переговаривались. Я была уверена, что кто-нибудь точно захочет со мной поговорить, а я этого не хотела. Мне хотелось найти какую-нибудь наименее пострадавшую комнату, забраться там под одеяло и подумать.

— Сильмариэн, постой! — уйти не удалось. К мне со всех ног спешил Менелтор, которого с собрания давно попросили уйти. — Это правда? — но я не успела ответить.

— Сильмариэн! — из зала вышел Трандуил, и, если бы Менелтор меня не задержал, мне бы удалось скрыться. — Постой! Я хочу поговорить!

— Сын! — за ним вышел и Орофер. — Думаю, Сильмариэн очень устала, день был долгим. А нам надо поговорить.

Трандуил застыл в нерешительности. Я заметила, что Менелтор наблюдает за происходящим во все глаза.

— Поговорим позже, Трандуил, — я вымученно улыбнулась принцу. — Твой отец ждет тебя. Менелтор, о чем ты говорил?

Но Менелтор словно меня не слышал. Он наблюдал за тем, как отец и сын заворачивают за угол. Наверное, он, как и я, догадывался, что их ожидает тяжелый разговор.

— Сильмариэн, я зайду к тебе потом, у меня есть одно дело, — Менелтор резко развернулся и пошел в противоположную сторону.

Куда пошел Менелтор, у меня сомнений не возникло. Но странно, что он там сильно заинтересовался делами Зеленого Леса. Пожав плечами, я вернулась в свою комнату.

Я не жила на самом верхнем этаже дворца, но все равно, пока я сидела у холодного камина, на лицо мне падала вода, которая никак не могла быть моими слезами. Снаружи снова начинался дождь.

Я думала о людях. Что, если те эльфы, которые так презирали людей, были правы? Что, если люди подвели нас, Валар, Эру? Нет, это все глупости. Я была знакома со слишком многими людьми, чтобы думать так. Нас, Эльдар, многие люди считали идеальными. До войны в Эрегионе так думали почти все нуменорцы. Любой эльф для них был самым прекрасным, благородным, добрым. Я сама не раз чувствовала эту любовь. Но Маэглин, Ангрод, Келегорм… Были ли они великодушны и возвышены? Нет. Значит, и люди не заслуживают участи уравниваться между собой. Был Тар-Палантир, но был и Ар-Фаразон. И между ними лежит огромная пропасть. Возможно, отдельные люди и подвели Валар. Но у этого народа еще есть надежда.

Мои раздумья прервал стук в дверь. Трандуил? Я медленно встала, пригладила волосы и подошла к двери. Впрочем, мое секундное колебание было совершенно лишним. Передо мной стояли Менелтор и Айвендиль.

— Поздравляем! — расплылись в улыбке оба. — Мы так рады! Ты абсолютно заслуживаешь этого!

Однако, когда я впустила их и закрыла дверь, они мигом посерьезнели.

— Не ожидала я такого, — мрачно сказала Айвендиль. — Мы чего только ни пережили в этой морготовой стране людей, но то что с ней случилось, для меня чересчур, хоть я и желала ей всех благ, когда мы уезжали. Даже за тебя порадоваться на получается, ты извини, Сильмариэн. Слишком тревожно все вокруг.

Я молча кивнула, не желая долго разговаривать.

— Но мы пришли не за этим, — прервал жену Менелтор. — Я кое-что узнал, и тебе это явно будет интересно.

Я не испугалась, и в моей голове не начали проноситься картины жуткого будущего. Я заметила, как Менелтор резко сбежал, увидев Орофера и Трандуила. Наверняка, узнавал что-то про них.

— Ты так много для нас сделала, — продолжил Менелтор. — И мы хотим, чтобы ты была счастлива. Мы рады, что твоя связь с Сауроном осталась в прошлом. Но и твоя связь с Трандуилом тоже может уйти в никуда, и этого мы не хотим.

— Не отрицай! — Айвендиль покачала головой, когда я попыталась возразить ее мужу. — Мы все заметили еще в Арменелосе.

— Что ты выяснил? — просто спросила я.

— Король Орофер жутко зол, — ответил Менелтор. — По всей видимости, он не ожидал, что ты когда-нибудь освободишься. Принц любит тебя, и об этом знают абсолютно все. Сознаюсь, я подслушал этот разговор. По-видимому, король в отчаянии. Тяжело это говорить… Я услышал, что, если Трандуил не откажется от тебя, отец лишит его права наследовать трон.

— Что? Как? — ошеломленно спросила я.

— Я воспользовался заклинанием отвода глаз, которому ты нас учила. Понимаешь, после того, как я потерял кольцо, мне пришлось довольно тяжело, и…

— Я ни о том, — перебила его я. — Как он сможет так поступить? Остаться без наследника, лишить единственного сына трона…

— Он сказал, что ты этого не достойна, — объяснил Менелтор. — Орофер говорит, что женщина, о которой ходит столько слухов, кроме того, уже бывшая замужем, не достойна стать в будущем королевой его леса.

— Не достойна? — вскричала я, и в моей душе проснулась чудовищная злоба. — Я не достойна? Я дочь Феанора, создавшего Сильмариллы, сына Перворожденного Финвэ, принцесса Нолдор! Я прекрасная волшебница и целительница! И мой муж, каким бы он ни был ужасным, всегда был величайшим из себе подобных! Мой прежний муж, — сконфуженно поправилась я, поумерив пыл. — Я достойна сама править, а не быть всего лишь принцессой королевства Синдар.

— Он так сказал, извини, — испуганно прошептала Айвендиль.

— Оставьте меня, — я хотела попросить, но мой голос прозвучал слишком резко, и моих нуменорских приятелей не стало в комнате уже через пару секунд.

После того, как Менелтор и Айвендиль ушли, я принялась метаться по комнате, размышляя об услышанном. Обида погасла, я решила о ней не думать. Это всего лишь очередное оскорбление. Передо мной стоял куда более важный вопрос. Что делать? Мне не хотелось терять Трандуила. Но нужно мыслить здраво, Сильмариэн.

Вскоре я устала бродить и снова уселась у камина. Стало довольно прохладно, но зажигать его пока нельзя, вдруг дымоход поврежден. Передо мной стоял тяжелый выбор. И снова мои раздумья прервал стук в дверь. Без колебаний я открыла ее, и в этот раз это был Трандуил.

— Здравствуй! — приветствие я сопроводила нервной улыбкой. — Пожалуйста, проходи.

На лице Трандуила я видела тяжесть печального выбора, поставленного перед ним отцом. Его лицо словно посерело, и, когда Трандуил зашел, между нами не осталось и следа того понимания с полуслова, бывшего во время разговора сегодня утром. Какое-то время зеленолесский принц понуро разглядывал книжные полки, содержимое которых в основном еще лежало в беспорядке на полу. Я нервно теребила волосы и пыталась прекратить тереть палец, на котором когда-то носила кольцо Саурона — это была привычка, возвращавшаяся теперь ко мне только в минуты крайнего беспокойства.

— Что-нибудь случилось? — мягко спросила я, прекрасно зная ответ.

— Что? — я повторила вопрос, и Трандуил, осознав его, словно очнулся ото сна. — Нет, все в порядке, я просто…пришел поговорить с тобой.

— Я знала, что ты придешь, — я улыбнулась, наверное, не слишком весело и присела в единственное кресло, которое успела поднять. — Мы так и не поговорили, ты понадобился отцу не совсем вовремя, — Трандуил поднял еще одно кресло и сел напротив меня.

— Я хочу, чтоб ты поехала со мной, — серьезно сказал он, глядя мне прямо в глаза. Я испытывала острое желание отвернуться. — Прошло столько бесполезных лет, а мы давно могли бы быть счастливы. Сильмариэн, будь моей женой! Я знаю, что теперь ты тоже по-настоящему хочешь этого, что все сложится лучше, чем в первый раз! Я в этом уверен! Я так сильно люблю тебя, что не мог успокоиться все эти годы, не мог не думать о тебе, даже когда тебя не было в мире живых, и я наверняка это знал! Будь со мной, Сильмариэн. Мы нужны друг другу.

Я печально улыбнулась. Слезы мне удалось сдержать. Он поступил именно так, как я и думала. И я должна была действовать так, как решила. Так, как было бы лучше.

— Нет, — ответила я. — Я не могу согласиться, — на моей душе скребли кошки. Ливень за окном был не слабее вчерашнего. Когда же закончатся разочарования этого ужасного дня…

— Нет? — Трандуил поднялся с места и изумленно взглянул на меня. — Нет? Почему? Послушай, если дело в моем отце, то мы не поедем ко мне, мы можем остаться здесь! Или поехать куда-нибудь еще! Если это он… я заметил, как он смотрел на тебя. Он тебя совсем не любит, но мне на это…

— Нет, — перебила его я. — Дело вовсе не в твоем отце. Он только лишь заботится о тебе, и, наверное, он прав. Дело во мне. Ты торопишь события.

— Тороплю? — голос принца Зеленого Леса стал подозрительно высоким. — Мы ходим вокруг друг друга уже долгие тысячи лет! Как можно торопить события тогда, когда уже столько воды утекло? Ты помнишь, когда мы познакомились, мир был еще совсем другим!

— Да, мы знаем друг друга уже не первое тысячелетие! — воскликнула я, тоже вскочив на ноги. — Но ведь только сегодня утром произошло то, что все изменило, то, что вообще сделало наш союз возможным! Предыдущие годы не имеют значения, отсчет начался заново! Да, я ненавидела Саурона, но мне еще сложно осознать то, что наши дороги теперь разведены окончательно, не говоря уже о том, что мне невероятно плохо из-за того, что случилось с Нуменором! Трандуил, ты ждал столько лет, но пойми и меня — я не могу сейчас ответить тебе согласием! Мне нужно побыть наедине с собой какое-то время.

— То есть, — недоверчиво сказал Трандуил, — ты отказываешь мне только сейчас? Ты еще можешь передумать? И у тебя есть ко мне чувства?

— Я не могу ничего обещать тебе, милый, — ответила я. — Я с удовольствием согласилась бы, если бы ни думала, что тебе будет лучше без меня, — я поняла, что сказала то, что говорить не собиралась, что сказала это зря, когда он стал горячо убеждать меня, что я зря наговариваю на себя, что я женщина его мечты, что он не знал никого лучше. Я только грустно улыбалась и кивала головой.

— Я слишком изранена, чтоб сделать тебя счастливым. Но ты знаешь, как ты мне дорог, — сказала я в конце концов, не имея больше сил сопротивляться. Его уговоры были долгими. Мы обнялись. Я положила голову ему на плечо, жалея, что все так вышло. Я соврала Трандуилу. Я была совершенно готова к новой жизни.

— Я вернусь к этому, — закончил он наш разговор. — Если тебе будет лучше, то я не буду беспокоить тебя какое-то время. — Когда твои раны заживут, мы поговорим снова.

Я крепко сжала его руку.

— Я не знаю никого лучше тебя. Спасибо за твое понимание и заботу, — и я поцеловала Трандуила в щеку. — Пусть это будет нашим маленьким секретом, — сказала я напоследок.

Когда Трандуил сделал мне предложение в первый раз, много лет назад, это было похоже на свадьбу. Когда он предложил мне пожениться второй раз, сегодня, это походило на похороны.

Когда он ушел, я долго сидела возле холодного камина, глотая слезы. Я ругала себя за то, что разговор прошел совсем не так, как я его планировала. Я должна была прогнать Трандуила, а не снова кормить его обещаниями. Мы договорились встретиться снова, пусть даже через много лет. У меня не было сил отказаться от него полностью. Может, за эти годы у меня получится что-то изменить, как-то сдружиться с Орофером? Трандуил должен был сохранить трон. Его любовь ко мне всегда была сильна, но я знала, какой он был гордый, как он хотел в будущем стать королем, и даже как он любит отца, и просто не могла позволить того, чтобы он ото всего отказался ради меня. И вряд ли его сегодняшнее решение было обдуманным. Если ради тебя кто-то теряет все, нужно быть готовой, что за это тебя потом возненавидят. А я не хотела ни того, чтобы Трандуил был несчастен, ни того, чтобы любовь переросла в ненависть.

Орофер узнает лишь то, что ему полагается и будет доволен. Теперь у меня будут годы отсрочки, за которые я, может быть, все исправлю.

Но тот ужасный день и не думал заканчиваться. К сожалению, мне нужно было идти на ужин. Я могла бы попросить, чтобы еду принесли в покои, но понимала, что мне нужна чья-нибудь поддержка, и мне необходимо увидеть Келебриан или другого близкого друга. Я надела лучшее платье из всех, что у меня было, и сделала прическу. В кошмарный день всегда желательно выглядеть как можно лучше, потому что иногда это единственное, что может тебя спасти от полного разрушения.

В коридоре я встретила болтающихся без дела трех девчонок, две из которых были примерно в том возрасте, в каком я познакомилась с Сауроном. При моем приближении они подозрительно притихли и принялись толкать друг друга локтями, а когда я прошла мимо, за моей спиной раздался взрыв хохота. Мне стало интересно, и я, использовав самое легкое заклинание для отвода глаз, зашла за угол и прислушалась, ожидая всего лишь парочку может и не совсем пристойных шуточек про Трандуила или Саурона. Однако, все сложилось куда интереснее.

— Смотрите, не очень наша Сильмариэн сегодня весела, — самодовольно сказала та, что была старше остальных, высокая, светловолосая и очень красивая. Я вспыхнула и стала слушать еще внимательнее.

— Видимо, с Трандуилом ничего и не вышло, — ухмыльнулась сероглазая черноволосая девушка, которая стояла почти вплотную к светловолосой. Видимо, младшая подружка.

— У нее горе, — запальчиво сказала почти полная копия первой девушки, видимо, ее сестра. — Если вы не заметили, у всех сегодня горе. Все ужасно переживают из-за трагедии в Нуменоре.

— И поэтому Трандуил выскочил от нее таким разъяренным? Я тебя умоляю, Нимродель, кому здесь по-настоящему есть дело для Нуменора? Может, королю Гил-Галаду, но явно, не нашему золотому принцу. Его интересует только одно. Точнее, только одна. Но они точно не поженятся в ближайшее столетие, поклянусь вам чем угодно! Скоро все разъедутся по домам, и все будет по-прежнему. Отдавай мне матушкино ожерелье, — внезапно сказала светловолосая сестре.

— Я что-то не понимаю, — недоуменно спросила ее подруга. — Ты мне не рассказывала, вы что, поспорили на брак Сильмариэн и Трандуила?

— Да-да, — пропела девушка, которая была против меня. — Мама просила нас самих решить, кому оно достанется, она-то любит нас одинаково. — она скорчила гримаску, явно сомневаясь в матушкиных словах. — Мы и поспорили.

— Ты сама хочешь выйти за него! — запальчиво воскликнула Нимродель.

— Это давно не секрет, сестренка. Да и кто не хочет. Может, я и выйду, — улыбнулась старшая из сестер. — И ожерелье, милая, теперь мое.

— Моргот тебя побери за то, что ты права, — Нимродель топнула ножкой, развернулась и ушла. Стоя невдалеке я кипела от возмущения.

— Ох, какие слова от милой сестренки, — поразилась красавица. — Видимо, сильно жаль ей ожерелье! Моргот — Моргот, — задумчиво пропела она, — Знаешь, — словно по секрету сказала она своей подруге, — теперь они точно не поженятся. Я даже знаю, почему они поругались. Не из-за всех их серьезных королевских дел.

— Говори, — черноволосую подругу чуть ли не трясло от любопытства.

— Дам тебе подсказку. Нимродель только что про кое-кого упомянула…

Но ее подруга так и не смогла отгадать.

— В общем, — давясь смехов сказала девушка, которую я и без того уже начинала не любить, — я наболтала нашим сплетницам, что Сильмариэн, знаешь, — она не могла сдержать смех, — была, как это сказать, не только с Сауроном, но и с Морготом. Ты ведь понимаешь, о чем я. И я попросила их под страхом смерти никому этого не рассказывать, — она не выдержала и расхохоталась. Наверное, это был первый и единственный смех, который дворец Элронда услышал в тот день.

За стеной я взвыла в немой ярости, желая разбить голову об стену сначала девчонке, потом себе. Какой позор… Орофер точно будет ненавидеть меня всю жизнь. Трандуил, конечно, не поверит в эту чушь, но если меня опять ждут неприятные объяснения с кем-то… Стоит надеяться, об этом знает еще не весь дворец.

— Ты чокнутая, Анорсель! — благоговейно сказала ее младшая подруга. — Как тебе такое пришло в голову? — Анорсель только ухмыльнулась и приподняла бровь. Я старалась сдерживаться от того, чтобы выйти из-за угла и размазать мерзких девчонок по стенам и потолку, но, когда мне удалось чуток успокоиться, я поняла, что давно не слышу голосов. Выйдя из-за угла, я окончательно убедилась, что подружки испарились.

Теперь мне было стыдно идти на ужин. Негодование переполняло меня, а когда я представляла все эти осуждающие взгляды… такое тяжело пережить, даже если это и не в первый раз. Мелькор… подумать только! Он трясся бы от смеха так, что пол-Ангбанда бы развалилось, если бы услышал об этом. Хорошо хотя бы, что никто уже и не вспомнит, что в старые добрые времена Темный Вала был безумно привлекателен. В историю Мелькор вошел великаном, закованным в железо, но обычно, даже в конце правления, он выглядел намного лучше.

По дороге в обеденный зал я думала, что даже если никто ничего не знает, то нужно все равно намекнуть об этом Гил-Галаду. Так я покажу королю Нолдор, что ничего не скрываю и не хочу выносить того, что на меня возводят напраслину. Однако, попасть на ужин я так и не смогла.

— Еще раз здравствуй, Сильмариэн, — передо мной стоял король Орофер и как-то неприятно улыбался.

— Что вы хотите? — я остановилась и скрестила руки на груди. Мы стояли посреди коридора и неприязненно смотрели друг на друга.

— Только лишь поговорить с тобой. Мне нужно тебя поблагодарить, — отозвался король Зеленолесья.

Я пожала плечами и направилась обратно к себе, когда Орофер намекнул, что разговор должен быть серьезным и очень личным. Пусть Анорсель удавится об любопытства, размышляя, зачем ко мне по очереди ходило трое мужчин.

— Как я и сказал, я должен тебя поблагодарить, — начал Орофер, когда мы уселись на те же кресла, на которых мы только что сидели с Трандуилом.

— За что? — холодно спросила я.

— За то, что сделала именно то, чего я от тебя ожидал, — насмешливый взгляд Орофера словно пронизывал мою душу.

— Что? — спросила я. — О чем вы?

— Девочка, — вздохнул король, — и это обращение неприятно резануло меня, вызвал новый поток воспоминаний. Нет, это всего лишь слово, обычное слово, ему неоткуда знать, кто меня так называл, — милая девочка, я прекрасно знаю своего сына и не первый век слежу за твоей жизнью. Скажи мне, неужели я похож на того, кто будет лишать своего сына всего? Вовсе нет — Трандуил моя плоть и кровь и моя единственная слабость. Зато ты вполне похожа на ту, кто готов поступиться своим счастьем ради того, чтобы все сложилось как можно лучше. Знаешь, я даже не планировал всего этого. Просто пришло в голову, когда твой нуменорский тупоголовый дружок увязался за нами. Кстати, передай ему, что в Дориате на таком уровне творили магию малые дети, и его бы заметил даже самый тупоголовый тролль.

Я сидела, как громом пораженная.

— То есть, — не в силах поверить Ороферу, заключила я. — Вы не собирались отлучать Трандуила от трона? Вы хотели, чтобы я ушла — и от вашего государства, и от вашего сына? И чтобы я ушла сама?

— Именно, — почти весело сказал Орофер. — Кого я не хочу видеть принцессой, а в будущем, как знать, и королевой своего леса, так это тебя. Посуди сама, репутации хуже нет ни у одной женщины, а если уж добавить сюда репутацию всей твоей семьи… — он изобразил притворный ужас. — Все, что про вас говорили или писали, как бы это сказать, ужасно. Прибавь еще то, что мне не нравится, как ты обходилась с моим сыном все эти годы. То для меня тоже важно. На самом деле, ты мне и во времена вашей помолвки не очень нравилась, но я это терпел. Но все же жаль. Как бы то ни было, ты красивая, умная и знатная женщина. И, наверное, ты действительно добра. Только из-за этого обмануть тебя сможет не только Саурон, — подколол он меня.

— Саурон… — прошептала я. Да, меня задело, меня так задело то, что обманул меня не Саурон! Я не думала, что это могло бы получиться у кого-то, кроме него… Мелькор, Саурон, я… мы были лучшими лжецами! Только Орофер увидел во мне то, чего не было у них двоих — доброе сердце.

— Девочка, — словно прочитав это по моему ошарашенному лицу, сказал король Зеленолесья. — Видимо, ты слишком расслабилась, если стала думать, что обмануть тебя может только Саурон. На твоем месте я был бы вообще осторожнее. Про тебя снова ходят странные слухи.

— Про Моргота? Я даже знаю, кто их распускает, — поморщилась я. — Я с этим разберусь.

— Лучше оставь это, Сильмариэн, — предупредил Орофер. — Тебя и так многие недолюбливают или боятся. Ты мне не нравишься только как жена для сына. Без этого ты вполне приемлема, и я могу дать тебе совет. Не усугубляй свое положение.

— Эти слухи распустила девушка по имени Анорсель, которая очень хочет выйти замуж за вашего сына, — сказала я. — Думаю, с ней не так уж и тяжело справиться.

— Ох уж эта девчонка! — зло выругался Орофер. — Трандуил терпит ее приставания уже не первый век. Она так мне надоела! Настоящая вампирша! И, Сильмариэн, — уже спокойнее сказал он, — именно потому, что она легкая мишень, всего лишь бестолковая девица, не трогай ее. Я сам разберусь с этими сплетнями.

— И мне стоит вам верить? — недоверчиво спросила я. — Может, вы просто хотите украсить слух красочными подробностями?

— Молодец, — усмехнулся король Зеленого Леса. — Но сейчас стоит меня послушать. Такое клеймо на твоем имени — клеймо и на имени моего сына. Как бы меня это ни раздражало, ваши имена всегда будут идти рядом в чужих разговорах. Все будут еще долго помнить и говорить о том, что между вами произошло.

Я не могла не признать, что это разумно.

— А если я расскажу Трандуилу обо всем, о чем мы сегодня говорили? — спросила я, когда наш разговор подошел к концу.

— Но ты же не хочешь разбить его сердце, — глядя мне в глаза спокойно сказал Орофер.

В конце концов, на ужин я так и не пошла. Но Келебриан сказала, что позор Анорсель был ужасающим. Орофер передал Гил-Галаду, кто возвел на меня напраслину и выставил перед всеми интриганку настоящим чудовищем. Сплетню король все же чуток приукрасил. Видимо, и для собственного смеха, и для большего позора лгуньи. Все это Келебриан рассказала мне, когда мы сидели поздним вечером с чашами вина, смотрели на камин, который наконец смогли затопить, и слушали шум дождя. А потом этот ужасный день закончился.

Комментарий к 2.24. Ходят слухи

НАКОНЕЦ-ТО!:D Поздравьте меня — я дипломированный специалист!

П.С. Завтра выпускной, так что на комментарии отвечу не скоро.

После всего произошедшего между мной, Трандуилом и его отцом, я сочла за лучшее уехать как можно дальше от их земель. Сбежать. Это было очень больно, но я понимала причину поступка Орофера, и, в общем-то, признавала его правоту. Неприязнь отца Трандуила ко мне была обоснованной, и я могла ее принять. Я даже была благодарна ему — не только за то, что он разделался со слухами про меня, но и за то, что он так печется о том, о ком я тоже хотела бы позаботиться.

Вместе с Гил-Галадом, значимо охладевшим ко мне, и своими нуменорскими приятелями, скачущими вокруг меня с щенячьим восторгом, я вернулась в Линдон. И это было прекрасным решением, потому что только там я смогла одной из первых узнать то, на что давно надеялась.

В ту пору мои кошмары изменились. Раньше больше всего я переживала бы из-за того, что мои отношения с Трандуилом опять были под угрозой, или из-за того, что омерзительные слухи обо мне, хотя и развеялись, но из моей же памяти совсем не стерлись. Теперь же большинство моих мыслей было посвящено Нуменору. Меня всю колотило от боли, когда я вспоминала безрассудного Исилдура и его прелестную жену, мудрого Элендила и даже Верную, но глупую королеву Тар-Мириэль. Кому было знать лучше, чем мне, то, как страшно утонуть? Я все помнила. Не смогла бы забыть тот день, даже если бы и хотела. Я помнила то, как глупо купилась на обман Тхурингветиль. То, как земля словно ушла из-под ног, а небольшая речка переросла неожиданно в бурный поток, который с легкостью подхватил меня, как тростинку, и понес. То, как что-то ударило меня по голове, но до конца не оглушило. И ту беспомощность перед стихией и, когда удар выбил остатки воздуха, раздирающую боль в груди. И ту агонию, и тот ужас. И из-за своей лжи я никогда не смогу ни с кем этим поделиться. Я вздрогнула. Не стоило вспоминать этот кошмар.

Единственным нуменорцем, кого мне было совсем не жаль, был король. И Саурон. Я не тешила себя надеждами, что он никогда не вернется, но надеялась, что потеря тела в этот раз поумерит его спесь и задержит следующий выпад против жителей Средиземья. Увы, в этом я, как всегда, ошиблась.

Каким же облегчением для меня было услышать встревоженный голос наблюдающего за морем эльфа, кричащего, что видит корабли, плывущие с запада! Я не стала скрывать своих слез, когда увидела нуменорских друзей, сходящих на берег, выглядящих измотанными и больными, но все же живых. Я была так благодарна Валар за то, что они позволили этим людям выжить! Все же в этом я была права! Не все нуменорцы мертвы. Род Элроса не угас. Рано списывать людей со счета.

Когда Исилдур рассказал нам обо всем, что случилось с Нуменором в последние годы, я снова не могла сдержать свои чувства. Но я испытывала гордость за Элендила и его народ, за то, что они сумели выжить в этом кошмаре. И меня очень радовало то, что они уже начинали строить планы — освоить новые земли, основать свои королевства, следить за угрозой из Мордора.

Нуменорцы пробыли у нас недолго. И в последний день перед отплытием Исилдур позвал меня на прогулку.

— Не думаю, что мы увидимся скоро, Сильмариэн, — сказал он, — но я хотел бы тебе кое-что показать. Может быть, это вызовет у тебя приятные воспоминания.

Я совершенно не ожидала увидеть то, что Исилдур собирался мне показать, и обомлела, когда узнала, что он с собой привез из Нуменора. Непосвященному, возможно, показалось бы, что это простые шары из черного хрусталя, какими пользовались рыночные мошенницы для гадания. Но это было бы огромной ошибкой.

— Палантиры, — прошептала я, протягивая руку к одному из видящих камней, но не решаясь до него дотронуться. — Откуда они у вас?

— Король Гил-Галад подарил их моему роду много лет назад, — ответил Исилдур. — Я подумал, что ты захочешь узнать, что часть из них удалось сохранить и вернуть в Средиземье.

— Я даже не знала, что они еще существуют, — я отдернула руку, так и не дотронувшись до Палантира. — И не знала, что они были у Гил-Галада. Меня никогда не волновала судьба творений отца, даже Сильмариллов, пропади они пропадом.

— Почему? — удивился Исилдур. — Понимаю за что ты ненавидишь Сильмариллы, но Палантиры очень полезны! Они пригодятся нам при освоении восточных земель.

— Одно могу сказать тебе, Ис, — отмахнулась я. — Мой отец создавал великие вещи, которые становились причинами ужасных трагедий. В таких вещах, как Сильмариллы, Палантиры, Кольца Саурона таится великая магия и вместе с ней великая опасность. Нельзя слишком привязываться к этим вещам, понимаешь, желать обладать ими сверх меры. Палантиры пока не запятнали себя так, как главные творения Феанора и Саурона, которые я уже упомянула. Поэтому обладай ими сам, но не позволяй обладать собой им.

— Ты слишком серьезно к этом относишься, Сильмариэн, — скучающе протянул Исилдур. — Конечно, я не позволю обладать собой какой-то вещи. Твой отец, бесспорно, был великим мастером, но, не обижайся, я думаю, что его творения не такие уж пугающие, как ты считаешь. Вы все просто были слишком зациклены на этих сокровищах в Первую Эпоху. Палантиры мне нужны только для связи, а на Сильмариллы, если бы они еще существовали, любой здравомыслящий человек не посягнул бы теперь, зная их историю.

— Но посягнул бы тогда! Даже Мелькор зависел от Сильмариллов! — воскликнула я. — Любой человек поддался бы соблазну обладать ими, в них был свет Валинора, все считали, что они прекрасны! И сейчас бы ничего не изменилось! Желающие всегда бы нашлись! Вспомни Назгулов! Даже самое слабое из Колец Власти сделает тебя рабом, как сделало их! Такие вещи должны быть очень в надежных руках, а множество людей жаждет силы и власти! Ты же сам знаешь, какими были большинство из тех, кто жил в Нуменоре в последние его годы!

— Род людей не так слаб, как вы, эльфы, думаете! — презрительно бросил раздраженный Исилдур. — Вы заранее настроены предвзято и считаете себя лучшими творениями Эру, рядом с которыми люди ничтожны. И не осуждай меня, Сильмариэн. Сама ты только и стремишься к тому, чтобы наладить свою любовную жизнь, а у меня есть цели поважнее.

Последнее высказывание меня очень обидело, но я решила оставить его без ответа.

— Мы предвзято настроены? — возмутилась я. — Тогда вспомни, сколько времени я провела с людьми и сколько раз вам помогала? Именно я первая пошла красть плод Нимлота из-под носа короля!

— И именно у тебя это не получилось, — фыркнул Исилдур. — Зато, надо думать, встреча с муженьком тебя впечатлила, раз ты удрала обратно в Средиземье на той же неделе.

Я не рассказывала Исилдуру о том, как встретила Саурона на весеннем балу.

— Да как ты смеешь? — задохнулась я. — Ты отлично знаешь о том, как я ненавидела Саурона, и…

— А я хотел ведь отдать это тебе, — прервав меня, наследник Элендила взял в руки один из Палантиров, — ты же часто переезжаешь, много кого видишь. И, как бы то ни было, твой отец все это создал. Но теперь я вижу, что это было бы глупо с моей стороны. Лучше десять врагов, чем лицемерный друг, Сильмариэн. Ты постоянно занимаешься своими магическими делами, но не хочешь, чтобы что-то из великих знаний вашего народа помогло моим людям. Вся твоя помощь и поддержка состоят только из слов. Не рассчитывай на мою помощь, Сильмариэн, если она тебе понадобится, — Исилдур грубо взял меня за локоть, вывел из комнаты и с силой закрыл за собой дверь, после чего я, разозленная, пошла к Гил-Галаду и поругалась с ним. Я считала, что не стоит использовать Палантиры, что вообще не стоило отдавать их людям, что это может принести дурные последствия. И что будет, если видящие камни попадут в руки врагов? Гил-Галад был согласен во всем с Исилдуром, и был со мной ответно груб.

Впоследствии мои взаимоотношения с Исилдуром слегка потеплели, чтобы окончательно закончиться уже из-за более серьезной ссоры в конце войны Последнего Союза. Мою же дружбу с Гил-Галадом было уже не спасти. Разные взгляды на события, происходящие в мире, заставили нас охладеть друг к другу и то, что началось еще после моего возвращения из Нуменора, окончательно закончилось уже во время осады Барад-Дура. Король Нолдор погиб на войне, пал еще одной жертвой Саурона, и даже несмотря на то, что Гил-Галад помешал мне полностью выполнить свой долг на той войне, чем ранил меня, я жалела о том, что не успела снова стать ему другом.

Так, уже не в первый, но и не в последний раз, творения моего отца уронили тень на мою жизнь.

Никто не ожидал, что война начнется так быстро, ведь с разрушения Нуменора прошел всего век. Я жила в уверенности, что Саурон долго будет восстанавливаться после того, как был утоплен. Поначалу так считало большинство эльфов, но зло вскоре пробудилось вновь. С первым союзом, который пытались заключить люди и эльфы, ничего не получилось, но… Сначала захват Минас Итиля, крепости Исилдура, новой и прекрасной, потом угроза его столице Осгилиату и Минас Анору, белой крепости, уже тогда впечатляющей и не слишком сильно разросшейся ко времени великих событий конца Третьей Эпохи, заставили всех жителей Средиземья собраться свои силы вместе. Саурон все же развязал мировую войну, и за это его проклинали от Линдона до Лотлориэна.

Это была бойня до победного конца. Я помнила войну в Эрегионе, помнила далекие столкновения с Морготом, видела еще немало битв, уже позже застала великую Войну Колец. Но война Последнего Союза людей и эльфов против Саурона была ужаснейшей на моей памяти. Никогда еще я не проводила в госпитале столько времени. Никогда еще не видела столько раненых и мертвых. Никогда еще не ощущала запаха крови даже во сне. И никогда так не хотела выйти на поле брани и, умерев там самой, утащить с собой как можно больше врагов, а лучше бы и самого Саурона, и да поможет мне Эру.

Эта война была безумием, где каждый мечтал дожить до завтрашнего дня, и никто не мог с уверенностью сказать, получится ли у него это. Времени и сил не хватало ни на что, кроме облегчения страданий раненных, и во время жестокой Дагорладской битвы я думала, что сама умру — не только от горя, но и от усталости. Во время осады Барад-Дура стало немного легче телу, но не душе — мне пришлось вернуться в Минас Анор, поскольку на земли Мордора вместе с другими лекарями, мне ступить не разрешили, то ли опасаясь за меня, то ли все еще не доверяя, этого я не выяснила, не желая услышать честный ответ. Именно спор об этом окончательно похоронил нашу дружбу с Гил-Галадом. До хрипоты я умоляла Короля Нолдор разрешить мне отправиться в Мордор, но он был непреклонен. Зато перед отъездом я встретила Трандуила. Времени не было совсем, вдали раздавался грохот битвы, но мы успели договориться, что если мы оба сумеем пережить эту войну, то больше никогда не расстанемся и наплевать на все. Удивительно, как близости смерти прочищает нам головы и заставляет увидеть то, что на самом деле важно и понять, что нужно делать.

В Минас Анор привозили уже мало кого из раненных, слишком это было далеко от военных действий. Так что я видела уже совсем безнадежных больных, желающих умереть дома, либо самых значимых воинов, чью смерть нельзя было допустить ни в коем случае, чем я и занималась, либо мертвецов, привезенных в свой последний приют.

Тайком я приглядывала и за границами города. Конечно, вся война теперь проходила мимо меня. Но иногда несколько невесть откуда взявшихся южан или орков появлялось невдалеке от белой крепости, и я, будучи всегда на страже, незаметно выбиралась из города и оставляла от врагов лишь пыль на земле еще до того, как немногочисленная охрана успела бы заметить хоть что-то, а потом так же тайно возвращалась в свой госпиталь, кипя от того, сколько мизерным был мой вклад в общее дело победы над врагом.

Я ненавидела эту войну, но меня злило то, что я не могла в ней участвовать. Того, что я делала, явно было недостаточно, и я могла бы сделать неизмеримо больше, находясь, как и прежде, в гуще событий. Я могла бы спасти намного больше людей, эльфов или гномов, и я винила Гил-Галада как за то, что именно он, мой король, запретил мне следовать за войском в Мордор, так и за его недоверие и неприятие. В голове возникали безумные мысли о побеге. Что уж говорить, во время всех этих военных лет в первые с ностальгией я часто вспоминала Чертоги Мандоса и нередко мечтала о пустоте и покое, которые несут Сады Лориэна.

Все кого-то потеряли на этой войне. Мне повезло — мои друзья прежде чем, кто раньше, кто позже, умереть, стали моими неприятелями. Правда, это везение было весьма сомнительным. Все же, мне было очень жаль, что Гил-Галада, что умершего уже позднее Исилдура. Но был и день, когда меня сковали тиски ужаса, когда вероятность великой потери для меня была так огромна, что я с трудом смогла справиться со случившимся.

Отец привез Трандуила на закате, и, увидев рану на его животе, я поняла, что с таким уже не живут, и меня обуяла такая ледяная волна жути, что мне захотелось просто убежать подальше от всего, что я вижу вокруг и никогда, никогда не возвращаться. Лишь огромное усилие воли уберегло меня от нелепого и рокового срыва. Новая волна нахлынула на меня, когда я, еще не пришедшая в себя, увидела лицо принца Зеленолесья. Левая половина его была по-прежнему безмятежно прекрасной, но правая… я в жизни не видела столь изуродованного лица. Оно было черным, обугленным, словно сгоревшим в самом страшном, каком видела Арда, пожаре, прикрытый бельмом глаз был лишен века, а сквозь обгорелые мышцы щеки были видны зубы. Лишь на лбу, незадолго до начала роста волос, снова появлялась розовая и нежная кожа.

— Это случилось уже очень давно, Сильмариэн, — сказал, хотя я ничего и не стала бы спрашивать, Орофер, — в конце Войны Гнева. Драконье пламя. Я так и не смог убить ту проклятую тварь, она… она улетела. Трандуил научился скрывать это в совершенстве, но только не когда он…

С трудом я отвела полный слез взгляд от лица своего тайного жениха и посмотрела в лицо его отца. В глазах Орофера я видела боль, он слово постарел на тысячу лет, хоть с эльфами так и не бывает. Передо мной стоял не самоуверенный король, плетущий интриги. Это был напуганный и убитый горем отец.

— Прошу тебя, помоги, — произнес Орофер. — Там за это никто не взялся, а в дороге ему стало только хуже. Он… наверное, он на грани. Мой сын… единственный сын… Мне больше не к кому идти. Если ты не сможешь, не сможет никто.

— Я сделаю все что смогу, — серьезно ответила я. “Или будь я проклята”, - добавила я мысленно. И я сжала руку Орофера. С неожиданной силой он ответил на рукопожатие.

— Я тебе верю, девочка, — всхлипывая, сказал король Зеленолесья.

Это была ужасная ночь. Лечить тяжело. Куда тяжелее лечить того, кого ты давно знаешь и любишь. Важно не давать своим чувствам победить себя. Всю ночь я обезболивала, чистила, зашивала, вырезала, перевязывала, стараясь сосредоточиться на враге — жуткой гноящейся ране, пытаясь вообразить, что совсем не знаю того, кто лежит передо мной и в любую секунду может умереть. Иногда все же чувства брали верх и приходилось делать передышку, глубоко дышать и всеми силами пытаться сдержать рвущуюся из груди панику, ведь я знала, что именно такое мое поведение может убить Трандуила. Всю эту ночь я шептала заклинания, снимающие боль, а в перерывах просто говорила сама с собой, с Трандуилом, с пустой комнатой, пытаясь сделать менее ужасной эту ночь. Вслух я вспоминала случаи из детства, пыталась петь развлекательные песенки, говорила только о хорошем, чтобы не дать моему страху победить себя.

Поздним утром, когда явная угроза миновала, я, еле держась на ногах, выползла из госпиталя. Нужно было полностью смыть кровь с рук и с лица, а потом мне хотелось отдохнуть всего лишь пару часов, прежде чем вернуться к Трандуилу. Я бы не доверила его больше никому из лекарей.

Орофер, всю ночь сидевший под дверью госпиталя, вскочил, едва завидев меня. Не имея больше сил разговаривать, я лишь слабо улыбнулась и кивнула, и этого было достаточно. А затем произошло то, чего я совсем не ожидала. Отец Трандуила шагнул вперед и сгреб меня в объятия, приподняв над полом. Он крепко обнимал меня, держа в воздухе и плакал, постоянно повторяя: «Я был дураком, я был таким дураком! Спасибо, спасибо тебе за все!» И когда Орофер поставил меня на землю, немного собравшись, глядя мне в глаза он произнес:

— Если между вами все осталось, как прежде… — он снова несколько раз всхлипнул, а потом, все же взяв себя в руки, закончил, и меня поразило, то, что он сказал, — Прости меня за все. Будь счастлива с моим сыном, дочка.

В живых я больше короля Зеленолесья не видела.

Однажды кто-то сказал мне, что алый рассвет означает то, что ночью где-то пролилась кровь. Я не помнила, кто поведал мне эту примету, и не верила ей — если бы это было правдой, тогда все средиземские рассветы за последний десяток лет были бы куда краснее крови. Но тогда, стоя на верхней террасе Минас Анора и смотря на зарево на востоке, я впервые за долгое время вспомнила это высказывание, не зная еще, что война окончена. В тот момент я подумала, что видение, что тьма уменьшилась, явилось всего лишь плодом моего воображение, поглощенного бесполезными надеждами.

Мой жених поправлялся медленно, но верно. После той страшной ночи, когда его жизнь висела на волоске, прошло несколько не менее ужасных дней, но потом Трандуил пришел в себя, начал понемногу принимать сладкую воду и разговаривать. Я знала, что ему не слишком понравилось то, что это я подняла его с края могилы. Трандуил хотел казаться сильным воином с несгибаемым характером, настоящим наследным принцем. То, что я видела его при смерти, было для него в своем роде унижением. Впрочем, эту глупую на мой взгляд тревогу мне удалось вскорости развеять, и, если она и осталась в глубине души Трандуила грязным темным пятном, об этом я не знала. Но мне стоило куда большого труда убедить своего жениха в том, что ожог половины его лица меня не пугает и не отвращает. Это было правдой, и не потому, что я была мясником, который и так видел уже все, что только возможно (а так и было), но потому, что я на самом деле считала, что это совсем неважно. Когда я впервые узнала о тайном уродстве Трандуила, оно смогло обратить на себя мое внимание из-за вмешательства более серьезной беды всего на минуту. Потом я уже успела привыкнуть, и было слишком поздно. Этот ожог меня не отпугнул.

— Не важно, что с твоим лицом, — сказала я Трандуилу, когда заметила его терзания. — Для меня ты все равно прекрасен. Главное, что так повреждена не твоя душа, — и добавила, искренне восхищенная. — Должна сказать, это просто прекрасная работа! Я никогда не замечала, что ты используешь какую-либо магию, а ведь сколько времени прошло. Я даже не знала, что те чары, что используешь ты, возможны и так совершенны! — впрочем, такие комплименты принц Зеленого леса не слишком оценил.

И все же испытала облегчение, когда Трандуил окреп достаточно, чтобы снова наложить на себя чары. Ему самому это было по-настоящему нужно. Я же любила его и с ожогами, но разве не приятно, когда твой жених прекрасен словно Айну?

Сделав неотложные дела в госпитале и отдав нужные распоряжения, я вернулась на наблюдательное место. С высоты седьмого яруса Минас Анора я смотрела, как остатки объединенного войска возвращаются домой. Что случилось? Этого я не знала, но слышала ночью жуткий грохот со стороны Мордора. Это меня очень встревожило, и именно поэтому я вышла с утра пораньше на крепостную стену, надеясь увидеть, что происходит, и когда оставшиеся люди, эльфы и гномы достаточно приблизились к городу, я бросилась в госпиталь, сообщила, что видела, и со всей скоростью кинулась вниз. Неужели, война закончилась? Я не знала, что думать. Я уже пыталась ранним утром мысленно выйти на связь с Гил-Галадом, но не смогла его найти, и в моей душе зародились жуткие подозрения, что король Нолдор не просто от меня закрывается, что что-то произошло.

Я едва успела добежать до центрального яруса крепости, когда меня остановил Элронд.

— Слава Эру, ты в порядке! — воскликнула я и бросилась к другу на шею.

— Спасибо, — Элронд снял мои руки с плеч. — Прости, но радость будем проявлять не сейчас. Особенно поздравлять нас не с чем, хоть все и закончилось. Мне очень нужно тебе кое-что сообщить. Срочно. И наедине.

— Конечно, — обступаемые со всех сторон толпой возбужденных мирных жителей, высыпавших из своих обиталищ, мы насколько могли быстро отправились обратно в госпиталь. — Что произошло?

— Прости, я больше не могу ждать, — Полуэльф завел меня в какой-то очень маленький дворик, и я на всякий случай поставила вокруг нас заглушающее весь наш разговор заклятие, хотя взбудораженной толпе явно было не до двух спрятавшихся эльфов. — Впрочем, для начала я тебе скажу то, что не тайна. Саурону пока что конец, но войско очень пострадало. Гил-Галад пал. Орофер тоже. И Элендил.

— Как? — не поверила я, и Элронд на всякий случай поддержал меня за плечи. — Они все… мертвы?

Он кивнул. Я видела, что ему больно не меньше, чем мне.

— Орофер только и говорил, что о вас с Трандуилом в последнее время, — сказал Элронд. — Говорил, что очень ошибался, что ты лучшее, что могло случиться с его сыном.

— А с Гил-Галадом я так и не помирилась, — медленно заговорила я. — А Элендил… он пережил столько ужаса…

— И погиб в последний день войны.

Мы с Элрондом немного помолчали, погруженный каждый в свое горе, но мой друг прервал молчание.

— Пусть Намо примет души всех павших Эльдар, — сказал он. — И пусть милостив будет рок с младшими детьми Илуватара.

Я повторила все за ним слово в слово, а потом Полуэльф рассказал мне обо всем, что произошло той ночью и объяснил, почему с победой поздравлять нас не следует.

— Исилдур срубил Единое Кольцо с пальца Врага, и тот был повержен, — рассказывал Элронд. — Он просто вспыхнул и рассыпался в прах, и это случилось за несколько секунд. После того, как Саурон исчез, раздался жуткий грохот, словно сама Арда злорадствовала изгнанию своего мучителя.

— Да, все это слышали, — кивнула я. — Значит, все кончено? — я была не в силах пока еще полностью осознать услышанное. — Без Единого Саурону придется тяжело. Значит, война окончена?

— Эта война окончена, — ответил Элронд, и, несмотря на то, что новость была хорошей, его голос был мрачен, как никогда, — но будут и другие. Этот мир будет продолжаться, пока Саурон не вернет себе Единое или не накопит достаточно сил, чтобы продолжить биться без него. После Нуменора Враг стал скорее более злобен, чем хитер. Люди считают свою победу безоговорочной и радуются ей. Я бы не был на их месте столь уверен.

— Как? — воскликнула я. — Так Единое еще не уничтожено? Гил-Галад же говорил, что его можно уничтожить прямо в Мордоре!

— Я пытался! — воскликнул Элронд. — Кольцо можно уничтожить в огне Роковой Горы, где оно было выковано! Исилдур стоял у него, но так и не бросил Кольцо! Я не смог его уговорить!

— Исилдур! — злобно прошипела я. — Я говорила ему, что делают с рассудком такие вещи, как Кольца Власти. И чем он отличатся от Ар-Фаразона, гордеца и дурака? Моргот, уехала бы отсюда прямо сейчас, если бы Трандуил мог хотя бы ходить! Я серьезно, Элронд, нам придется держаться от этих людей подальше, пока они так жаждут Сауроновых игрушек, — и я развернулась на месте.

— Стой! — Элронд схватил меня за руку, не давая мне уйти. — Я и позвал тебя, чтобы сказать все это. И попросить поговорить с Исилдуром еще раз!

— Мы не всегда хорошо ладили с тех пор, как он приплыл с Средиземье, — сухо ответила я. — С чего ты взял, что он меня хотя бы выслушает?

— Потому что ты, как никто другой знаешь, что способен сделать Саурон! — воскликнул Элронд. — И про влияние, которое оказывают подобные предметы!

— Этого я сама не знаю, — сказала я. — Я никогда не владела Сильмариллами, и Саурон не доверил бы мне по-настоящему ценного кольца. Этого было не нужно, пока я и так была в его власти. Думаю, что Исилдуру лучше бы следовало пойти к Морготу и поговорить с ним, тот знал о влиянии подобных вещей не понаслышке.

— Сильмариэн, — серьезно сказал Элронд и отпустил мою руку. — Я понимаю, что ты не хочешь в этой ввязываться. Я тоже считаю, что, если ничего не выйдет, мы должны будем оградиться от людей, и у Эльдар достаточно своих забот. Но пойми, что Кольцо уже завладело Исилдуром и нужно хотя бы как-то попытаться ослабить это влияние! Еще один раз. Он король, и кто знает, сколько благодеяний или бед может еще принести его правление?

— Хорошо, — согласилась я неохотно. — Конечно, у меня мало времени и нужно вернуться в госпиталь…

— Если Кольцо не будет уничтожено, то рано или поздно все умрут, и не стоило бы тебе стараться, — отрезал Элронд. — В госпитале есть работники и кроме тебя.

— Ты прав, — сказала я, устыдившись. — И я поговорю с Исилдуром.

Впопыхах, я снова заглянула в госпиталь и отправилась на тяжелый разговор. По дороге в королевские покои я буквально клокотала от злости. Кому угодно было бы ясно, что неуничтоженное Кольцо Саурона принесет всем нам много бед! Надо же было Исилдуру додуматься оставить эту вещь себе!

Несколько минут я стояла у двери рабочих покоев короля Гондора и Арнора, не решаясь постучать.

— Прости за беспокойство, Исилдур, — сказала я, когда наконец набралась смелости и была пущена слугой внутрь. Я пыталась быть как можно более вежливой и мягкой, чтобы не развязывать ссору раньше времени, — Мне очень жаль твоих отца и брата. Я очень сочувствую тебе, Ис… Ваше Величество.

Исилдур сидел за маленьким столом, за которым обычно в одиночку трапезничал, разглядывая что-то спрятанное в его сложенных ладонях. Он поднял на меня воспаленный взгляд.

— Подай мне перо и пергамент, — обратится он, как я подумала, к своему слуге. Однако Исилдур грубо указал мне, к кому обращается и я, не решаясь спорить, взяла с письменного стола и подала ему то, что он потребовал.

— Я напишу про него, — и я без объяснений поняла, про что идет речь. — Пусть потомки знают. Мои сыновья должны уважать эту вещь, но не слишком. Все должны помнить, как я низверг его создателя. Я знаю, зачем ты пришла, Сильмариэн, — Исилдур вдруг резко поменял тему. Он был словно пьян, но это было безумием другого рода. Его перо застыло над чернильницей. — И ты этого не дождешься. Ни ты, ни Элронд, ни Кирдан. Мне плевать на то, что вы говорите, на ваши сочувственные слова. Вам не понять того, что я собираюсь сделать. Вы настолько трусливы, что даже свои Кольца почти не используете.

— Исилдур, — ответила я. — Я просто хочу поговорить с тобой. Я твой друг, прислушайся ко мне! Мы уже говорили об этом много лет назад. О том, что некоторые вещи, такие, как Кольцо…

— Хватит! — Исилдур вскочил с места. — Ты не заставишь меня от него отказаться, моли ты здесь еще хоть тысячу лет! Это я взял платой за отца и брата! Оно мое по праву крови! И проклятый Саурон… — я уже не слушала. Я взглянула на стол, который он перестал прикрывать руками и увидела… эту вещь.

В первую секунду я удивилась, что Единое Кольцо-то, оказывается, совсем обыкновенное — простой золотой ободок, ничем не украшенный, кроме каких-то блеклых росписей. Но оно так красиво переливалось под лучами солнца, светящего в окно, и его цвет был так глубок и благороден! Вне сомнения, такое великолепное золото встречается очень редко. Даже мой отец был бы впечатлен этой работой. А я… О, я не могла оторвать от Кольца взгляда. У меня было столько украшений, сделанных тем же создателем, но это… Настоящее сокровище! На меня нахлынула детская обида. И почему, почему Саурон не дарил мне такую же прелесть? Он говорил, что любил меня когда-то, но мне досталась жалкая побрякушка, дающая только невидимость! Настоящее достояние прошло мимо меня! Почему это Кольцо досталось Исилдуру? Обида сменилась злостью. Оно должно было принадлежать мне! Я была женой Саурона, я имела на него права, может и не сейчас, но раньше точно имела, так что Кольцо мое! И у кого, как ни у меня есть право, нет, обязанность, поглумиться над Сауроном? В моих руках Кольцо обретет светлую и прекрасную силу, и вместе мы сделаем столько, что мой бывший муж взвоет от неистовой злобы, думая о том, как я использую его детище на благо всех свободных народов Средиземья!

Я не знаю, сколько секунд, или минут, или часов я думала об этом, не отрывая взгляда от Кольца. И Исилдур это заметил.

— Нет! — взревел он, хватая свое сокровище и пряча его в карман. Наваждение моментально спало, и я, обессиленная, оперлась об стену и начала сползать вниз. — Ты его не получишь, ведьма! Оно не твое! Оно только мое! Оно досталось мне по праву! — он угрожающе навис надо мной.

— Исилдур, прекрати! — испуганно взвизгнула я, вся в холодном поту, осознавая, что чуть было сама не встала добровольно на путь погибели и ожидая, что он меня ударит, а у меня не хватит сил отразить удар. — Оно завладело твоим рассудком и чуть не завладело и моим! Прошу, уничтожь его!

— Лучше уезжай, Сильмариэн! — Исилдур кипел от ярости. — И своего ничтожного женишка забери, и своих друзей. Вы, эльфы, такие трусы! Лишь сильный человек способен взять свой трофей и совладать с ним сам! А вы прячьтесь по своим норам и посмотрим, что вы запоете, когда зло попытается вернуться в ваши земли, и только я или мои потомки сумеют совладать с ним!

Я с ужасом смотрела на Исилдура, как на безумца. Он и был сейчас безумен. И я его понимала, и только надеялась, что он больше не достанет Кольцо, и я не увижу ни кусочка этого золотого ободка, и зловещая мгла снова не окутает мой разум. Все было бесполезно. Элронд был прав. Кольцо завладело королем людей, как почти что завладело и мной.

Я вскочила на ноги и бросилась вон из покоев Исилдура. Рядом с моим ухом просвистело что-то тяжелое и разбилось об стену.

— Проваливай! — донесся до меня крик. — Даже не думай вернуться! — и я со всей скорости бросилась в свои покои рядом с госпиталем и заперлась.

«Может, я тоже скоро стану королевой, — думала я, умывая пылающее лицо. Как ни странно, эта мысль мне пришла в голову только сейчас. — И тогда ты у меня попляшешь. Трандуил теперь король, а я его невеста. Очень глупо так обращаться с королевой эльфов» — я вытерла лицо полотенцем и отшвырнула его в сторону, борясь с такими мыслями, чувствуя в них остатки влияния кольца. Оно было бы радо посеять вражду между членами Союза. Ликовало бы, если бы мы пошли друг на друга войной за пустячные обиды. Я даже не винила Исилдура за то, что он так повел себя так грубо и жестоко — меня настолько напугало то, как Кольцо подействовало на меня саму, что я не могла винить человека в том, что он проявил слабость.

— Ничего не вышло, — с горечью сообщила я Элронду, который, наверное, ждал пока я вернусь к себе, так он быстро появился. — Он даже не захотел поговорить. Кольцо уже изменило Исилдура и будет менять его дальше. Все это очень плохо.

— Если мы ничего не сможем сделать, — заключил Полуэльф, — следует просто уйти и продолжить жить своей жизнью. Пусть люди пока что сами разбираются со своими несчастьями. У нас достаточно ран от этой войны. Не представляю, сколько Эльдар уедет теперь на Запад. Мы сами должны это пережить.

— Всякий раз, когда я думала, что Саурон не появится еще долго, — печально усмехнулась я, — он возвращается в Средиземье с новыми силами. Но, может, потеря кольца повлияла на него сильнее, чем развоплощение в Нуменоре, и в этот раз он действительно надолго пропал?

— Стоит на это надеяться, — мрачно проговорил Элронд. — И стоит собрать наш совет и обдумать, что следует делать дальше с людьми и следует ли что-то делать вообще. Эта война слишком больно ударила по Эльдар. Не знаю, когда мы полностью оправимся и оправимся ли совсем. Время подсчитывать потери.

На это я только кивнула. Я знала, что если мы и оправимся, то уже точно не забудем.

Когда Элронд ушел, с тяжестью на сердце я вспомнила еще об одном горе. Сказал ли кто Трандуилу, что его отец мертв? Этого я не знала, но все поняла по его лицу, когда вернулась в госпиталь. И я даже обрадовалась. У меня не было сил еще и на это. Я легла рядом со своим женихом на кровать и обняла его, слушая его тихие всхлипы, и на моем сердце была не меньшая тяжесть. В тот день я в первый и единственный раз слышала, как Трандуил плакал. Я не ожидала, что теперь Орофер станет мне близким другом или отцом, но радовалась тому, что между нами все наладилось, и мне было безумно жаль, что король Зеленолесья закончил свою жизнь где-то в гари и пепле Мордора. А Гил-Галад? Все его неверные поступки были продиктованы только лишь наивностью и мягкосердечием. Он не заслужил такой страшной смерти. А я даже не смогла с ним попрощаться.

С этими печальными мыслями, слушая молчаливые рыдания своего жениха, перешедшие потом просто в стоны, а потом в молчание измученного больного, погружающегося в сон, я сама уснула. И в первый раз за много лет сон мой был настолько глубок, что ни один кошмар не смог прорваться в него, и мне как никогда было жаль возвращаться в настоящий мир, чтобы продолжать исполнять свой долг.

Ни одна Эпоха не началась еще для меня хорошо. Наступившая Третья Эпоха не стала исключением.

Конец второй части

Всем известно, что Третья Эпоха стала последней для Эльдар в Средиземье. На всем ее протяжении мы медленно уходили в прошлое, как герои забытых легенд, как великие владыки Первой Эпохи, и Три Кольца охраняли наш покой и помогали отстраниться от мира. Если взглянуть на исторические хроники Предначальных дней или Первой Эпохи, то можно заметить, что основными участниками, главными героями всех тогдашних событий были Эльдар, хотя роль людей тоже не была малой, и они многое дали этому миру. Все изменилось во Вторую Эпоху, когда великий Нуменор набрал мощь и достиг своего рассвета, а потом и заката. Мы стали медленно уходить на второй план. Что осталось на нашу долю в Третью Эпоху? Воспоминания о былом величии, попытки сохранить мир таким, каким мы его знали в годы далекой юности, и бесконечная светлая печаль от невозможности этого сделать. Даже мудрейшие из нас, даже будущие участники Белого Совета ветшали, стремительно уносились в прошлое, не в силах вынести того, что готовил новый мир. Третья Эпоха ознаменовала наш закат.

Однако, это не значит, что мы были несчастны. Да, уже в начале Эпохи самые мудрые из нас понимали, что конец времени Эльдар уже близится, уже чувствовали усталость, но в большинстве своем эльфы были счастливы, оставаясь на своем месте. Как и раньше, в хорошие годы я старалась не думать о смущающих меня вещах и поэтому была одной из тех беззаботных счастливцев.

В те годы мы отдалились от людей. Смерть Элендила и слабость Исилдура перед Единым Кольцом привели к тому, что государства бывших нуменорцев Гондор и Арнор остались сами по себе, так же, как и наши Линдон, Ривенделл, Лориэн и Зеленолесье. Я всеми силами старалась не разочаровываться в людях. Всякий раз, чувствуя горечь за какой-нибудь поступок младших детей Эру, я вспоминала Чертоги Мандоса и то, чему они меня научили, и успокаивалась. Я верила, что Клинок, что был сломан будет перекован, и верила не зря. Я не переставала любить людей, хотя мне и говорили, что это напрасная любовь, и что люди слишком плохо показывали себя в последние столетия. С этим, увы, я не могла не согласиться, но моя надежда была сильна. Я всегда любила надеяться до последнего.

Впрочем, вовсе не люди занимали большую часть моих мыслей. Еще до того, как на Зеленый Лес пала тьма, и жители соседних земель стали называть его Лихолесьем, до того, как в Средиземье пришли Истари, до того, как владения лесного короля уменьшились, а власть Дол Гулдура увеличилась, на мою долю выпало немало счастья. Когда боль от потери близких на войне уменьшилась, когда дела, не терпящие отлагательств, были выполнены, было сыграно две долго ожидаемые эльфийские королевские свадьбы. Я не ждала свою свадьбу с Трандуилом так, как ждала свадьбы Элронда и Келебриан, и, наконец, она случилась, и была одним из самых радостных событий за прошедшие годы.

Мы с Трандуилом поженились двумя годами позже, в такой же прекрасный летний день. Наша свадьба была роскошной и помпезной церемонией, вовсе не такой, как когда я выходила замуж в первый раз. Это было само собой разумеющимся — я выходила замуж за короля эльфийского государства, а не за простого кузнеца и друга короля, коим казался тогда Аннатар. Я радовалась тому, что выхожу замуж за любимого, как девчонка, и все-таки это чрезмерное вопиющее богатство мне не понравилась, заставляя вспомнить Ангбанд и королевский дворец при Ар-Фаразоне, где все было устроено по вкусу их владельцев. Мне не нравилась безотчетная любовь Трандуила к роскоши, которая вызывала у меня такие неприятные воспоминания. Саурон всегда, как и я, более стремился к простоте, но была у моих бывшего и настоящего мужа одна страсть на двоих — ювелирные украшения из золота и драгоценных каменьев. При Орофере королевский дворец был достаточно скромен, и, слава Эру, мне удалось остановить его переделку, пока дворец не стал чем-то блестящим, как серебряный купол храма Мелькора, и результат перестройки более или менее удовлетворил нас обоих. Впрочем, у всех есть свои недостатки, и любовь Трандуила к блестящим рукотворным безделушкам, к которым я относилась с прохладцей еще с далеких времен Сильмариллов (и именно благодаря им), меня до поры не волновала.

Мало что вообще волновало меня в первое тысячелетие новой эпохи, для этого мы были слишком спокойны и счастливы. Тогда, после исчезновения Саурона, во всех эльфийских королевствах воцарился долгий мир и покой. Все эльфийские владыки понимали, что когда-нибудь зло вернется, но старались не думать об этом темном дне и насладиться тем, что имеют. Галадриэль и Келеборн помогали Амроту править Лотлориэном, и на это место уже тогда пала тень грусти, которая исходила во многом и от несчастного в любви правителя, и от пытающейся прозреть будущее прекрасной и мудрой, но печальной владычицы. Элронд вместе с Келебриан заседали в Ривенделле, и это место стало настолько прекрасным, что любое доброе существо было бы радо назвать его своим домом. Кирдан Корабел держал Гавани, откуда Эльдар отплывали на запад, чтобы уже больше не никогда не вернуться. Мы с Трандуилом почти не покидали Зеленый Лес. Теперь я была королевой, однако титул меня совсем не интересовал. Я не вмешивалась в правление мужа, да и делать мне это было не за чем — внутренние дела король успешно решал сам, что происходило в государствах нуменорцев, нас не интересовало, а другие эльфийские земли жили мирно. Единственное, что мы были все же меньше отгорожены от людей, чем другие эльфийские государства — у нас не было одного из Трех, но зато были людские города в соседях. Однажды я посидела на престоле Трандуила, но огромный трон из дерева и оленьих рогов показался мне жестким и неудобным, и я слезла с него с огромным удовольствием. Странно, может, но титул не интересовал меня настолько, что я далеко не сразу привыкла отзываться на подобающее мне «Ваше Величество». Мне это не было нужно — я всегда была одной из самых знатных жительниц и Валинора, и Средиземья, и я знала это, хотя это и не приносило особого утешения или удовольствия.

А нужен мне был Трандуил. Наш брак, который в то время был крепок и прекрасен. Наша любовь, которая расцветала под прохладной зеленой листвой. Даже то, что я теперь редко видела своих друзей и нечасто ездила с места на место, меня совсем не печалило. Начался новый период моей жизни, и я была счастлива от того, каким он был, счастлива, что наконец могу быть полностью уверена в том, с кем я рядом.

Все просто было очень хорошо.

Однажды, когда на дорогах было еще безопасно, ко мне приехала Келебриан. Элладан и Элрохир поехали гостить в Лориэн к Галадриэль, и вместе с ними подруга решилась на далекое путешествие. Арвен, которая была примерно такого возраста, как я, когда покинула Валинор, приехала вместе с матерью. Я была рада видеть свою дорогую подругу, и как всегда удивилась, как случилось то, что Келебриан, с которой у меня изначально было мало общего, сумела заменить мне свою мать, бывшую моей лучшей подругой детства. Трандуил говорил, что это из-за того, что хотя Галадриэль и была моей ровесницей, но я слишком много времени провела в Чертогах Мандоса, где не имела возможности общаться хотя бы с кем-то, и по возвращении меня потянуло в такое общество, с которым я привыкла иметь дело при жизни, юное и веселое. В Средиземье только я и Саурон знали, сколько лет я провела в Чертогах Мандоса на самом деле, но отчасти я с Трандуилом была согласна. После всего пережитого тогда мне было нужно молодое и легкомысленное общество, в котором можно было весело провести время, а Галадриэль на тот момент была уже слишком мудра и серьезна для подобных глупостей. С годами она словно закостенела, на нее давили ее мудрость и печали, а из Келебриан, как и из меня, жизнь тогда била ключом. Я и сейчас все еще любила Галадриэль, но на одно письмо к ней у меня приходился десяток к ее дочери. Я не могла беспокоиться о мире так, как это делала Галадриэль. Так мне было бы слишком тяжело жить.

В первый вечер по приезду мы с Келебриан отправили Арвен знакомиться с дворцом и его жителями, а сами расположились с вином и сладостями в креслах для отдыха на огромной открытой террасе. Стояла грустная пора конца лета, когда природа начинает увядать, а вечера становятся все прохладнее, но пока еще не все кончено. Мы долго вспоминали прошлые радости и делились последними новостями, и вечер был веселым, пока не стал грустным.

— Нравится мне твоя девочка, — сказала я, доливая чашу Келебриан. — Она такая же красивая и умная, как и ты.

— И как Элронд, — улыбнулась подруга. — Красотой и Арвен, и близнецы пошли в него, но по характеру они все такие разные!

— Может, и нам завести детей? — пожала я плечами. — Не знаю. Мне об этом не мечтается. Хотя в любом случае трону когда-нибудь понадобится наследник.

— Вы должны это обсудить, — рассудила Келебриан. — А о чем тебе сейчас мечтается?

— Ни о чем, — просто ответила я. — Чтобы все и дальше оставалось так, как есть сейчас. У нас с Трандуилом все очень хорошо, Келебриан. Так хочется, чтобы так было всегда!

— Так не бывает, — сказала подруга, помолчав немного, и по моей коже словно прошелся ледяной ветерок. Слишком спокойно она это сказала. В ней говорило не вино, слишком ясно она осознавала сказанное.

— Я знаю, — осторожно ответила я, — но нужно наслаждаться моментом, пока он у нас есть. Мы не всегда знаем, где окажемся через год. Со мной было и так, что веками я находилась в полном покое и благоденствии, и так, что за один день со мной происходило множество событий. Помнишь, тот день после падения Нуменора? Я про это говорю. Все, что мы любим, может исчезнуть за минуту, и я понимаю это, как никто другой. Но это не значит, что я хочу об этом задумываться постоянно.

Келебриан очень грустно смотрела на меня.

— Ты права. Сейчас все хорошо, и нужно просто стараться, чтобы дальше было только лучше. На все воля Валар и Эру, — она помолчала и добавила. — Но все же, Сильмариэн, если ты хочешь что-то сделать сейчас, не откладывай это. Самая большая ошибка — думать, что что-то будет всегда. Я в жизни не поверила бы раньше, что Эрегион осквернят и уничтожат. Я так боюсь, что опять начнется война, или случится еще что-то страшное, — я увидела, что на глаза подруги навернулись слезы. — Особенно теперь, когда у меня есть дети. Кто знает, с чем им придется столкнуться? Даже мама не видит все в своем зеркале, хотя с ним она проводит все время. У меня плохие предчувствия по поводу Арвен, — призналась Келебриан, чуть замешкавшись перед этим. — Она такая хорошая девочка! Знаешь, мне часто снится, что с ней случается что-то страшное, что ее накрывает тьма. Я уверена, что сама она никогда не сделает ничего плохого, но вдруг она просто не сумеет выжить, если ее что-то сломает? Или если жизнь вокруг будет настолько ужасной, что она просто не сумеет с этим справиться?

Я потянулась и взяла подругу за руку.

— Ты просто слишком сильно беспокоишься за Арвен, и это понятно. Присматривай за ней, люби ее, не мешай ее порывам, если они будут добры и разумны, и с Арвен будет все хорошо. А мы все в этом тебе поможем. Твои друзья всегда с тобой, Келебриан. Даже я смогу тебе помочь. Посмотри, я в каком только кошмаре ни побывала, однако сейчас жива, сижу рядом с тобой и любимым вином, и я даже королева. Жизнь удалась, — улыбнулась я.

И этот пример сработал, хоть Келебриан никогда и не знала, насколько я была сломлена, насколько в ужасных ситуациях побывала, и сколько плохих поступков совершила.

— Ты очень хорошо устроила жизнь, — с грустным смешком сказала подруга, — и это замечательно. Я очень рада за тебя, Сильмариэн, потому что у тебя раньше жизнь легкой не была. Сильмариэн и абсолютные счастье и покой, так просто не бывает!

— Было однажды, — сказала я, — и ты прекрасно помнишь те времена. В Эрегионе, — и я опустила глаза.

— А когда было лучше? — внезапно спросила Келебриан, и я подняла на подругу изумленный взгляд. — Сейчас… или с ним?

— Не знаю, — я много думала об этом и решила ответить честно. — Знаешь, моя жизнь тогда и сейчас не имели больших отличий. Каждый из них был хорош по-своему, но имел и недостатки. Не стану врать, я не ожидала тогда, что все так закончится, не ждала никакого подвоха, хотя и должна была после того, что случилось раньше. Но я и не слишком сильно удивилась, когда все произошло. Однако, не думай, что я смогла бы снова… сблизиться с ним. Я люблю Трандуила сейчас, очень люблю, и ты знаешь, кем стал тот, другой… Сауроном. И он и был им всегда. Никакого Аннатара не существовало, но я была не способна понять это. Так что, наверное, мне лучше сейчас. По крайней мере, теперь я точно знаю, что мой брак — не иллюзия. Времена, когда я могла не только враждовать с Сауроном, уже давно закончились.

— И Слава Эру, что закончились, — ответила изумленная моей искренностью Келебриан. — Не знаю, что бы мы делали, если бы ты выбрала не ту сторону. Я поражена твоим ответом! Ты сказала то, что думаешь, а не то, что я должна была ожидать услышать, и я благодарна тебе за доверие. О, я так рада, что сейчас у нас обеих все хорошо!

— Сейчас так и будет, — сказала я, вставая. — По крайней мере, пока Единое не будет найдено. Или еще какая-нибудь мерзость ни случится. Мало ли, что может произойти.

Я понимала правдивость слов Келебриан со всей тщетностью. Так не бывало. Я была слишком счастлива те полтысячелетия, была слишком счастлива следующие, и как никто знала, что всему приходит конец. Но в тот немного грустный, но безусловно прекрасный летний вечер, как и в тысячи остальных, я была слишком беспечна, чтобы думать об этом и гнала прочь мысли, которые подруга достала из глубин моего сознания. И это было правильно — тот, кто будет всегда думать о будущих несчастьях заранее обречен на печальную жизнь. В этом и была моя огромная разница с Галадриэль.

— Как прошел вечер? — спросил Трандуил, когда я, уже придя в себя, подмигивая и улыбаясь, зашла в нашу спальню и рухнула на кровать.

— Немного грустно, — призналась я, кладя ладонь мужа себе на голову и заставляя его перебирать мои волосы, — Келебриан живет счастливо, но ее одолевают некоторые невеселые мысли, и наш разговор закончился на печальной ноте.

— Наверное, твоя подруга выпила слишком много вина, — отмахнулся Трандуил. — С чего бы ей всерьез печалится? Жизнь Келебриан идеальна, как и наша.

Я не стала рассказывать мужу опасения своей подруги, и ничего не ответила на это высказывание, лишь слегка пожала плечами.

— Помнишь, мы познакомились в такой же прекрасный летний вечер? — внезапно спросила я. Воспоминания о прошлом всегда вызывали у меня все новые, а сегодня мы с Келебриан вспомнили слишком многое.

— Сейчас уже ночь, — улыбнулся Трандуил, — но такое всегда приятно вспомнить.

— Когда я впервые видела тебя, я подумала: «Что это за сопляк следит за мной?» — рассмеялась я.

— Я наблюдал за тобой к тому времени уже некоторое время, — признался мой муж, — ты была такой красивой, но такой грустной и одинокой.

— Ты так меня напугал, когда вышел тогда из-за дерева и предложил мне свое общество! У меня чуть сердце из груди не выскочило. Тогда со мной мало кто разговаривал, кроме Лютиэн и ее матери, грустные были деньки, — от веселых воспоминаний всегда тянутся грустные.

— А я считал это несправедливым. Ведь ты не была виновата в грехах своих отца и братьев.

Я вспомнила, что тогда у меня еще не было своих грехов, и согласилась с мужем. Я не была виновата ни в чем, но жителей Дориата в этом было убедить не так просто.

— Все так изменилось с тех времен, — добавил Трандуил.

— Да, — согласилась я. — Ты был почти мальчишкой, а я была пережившей много зла девушкой, пытающейся найти тихую гавань. Теперь мы не такие юные. И мы король и королева. Подумать только.

— И тогда ты не любила меня по-настоящему, — сказал мой муж. Как же я ненавидела, когда он об этом вспоминал! Мне с трудом удалось подавить вспышку раздражения, но сейчас я все же первая начала вспоминать.

— Это сейчас тоже изменилось, — я повернулась и посмотрела ему в глаза. И мне было жаль, что я даже не могла оспорить слова Трандуила. Если бы я любила его больше в те далекие дни в Дориате, все могло бы пойти совсем по-другому.

Я поцеловала мужа и уселась на него.

— Я всегда могу показать то, как сильно люблю тебя, — игриво прошептала я, наклоняясь, и касаясь лица Трандуила своими волосами, и целуя его. — Ты знаешь, как я это умею, как никто другой.

— Ты все, чего я хочу, — шептала я ему, пока мы ласкали друг друга, а над лесом уже занимался рассвет.

После того, как мы насладились друг другом, я вышла на балкон, чтобы немного остудить разгоряченное тело. Я смотрела на рассветное небо, задумчиво попивая лимонную воду и зевала. Я так любила такие ночи, переходящие в утро, когда мы не отрывались друг от друга, любила наш размеренный темп жизни, и то, что с Трандуилом мне никогда не было плохо или скучно.

— Сильмариэн? — раздался голос из спальни.

— Да? — не сразу отреагировала я. Я уже начинала засыпать на ходу и сочла за лучшим вернуться в кровать.

— Докажи еще раз, что ты любишь меня, — попросил лесной король.

— Без проблем, — захихикала я, потянувшись к одеялу, которым укрывался Трандуил, — на это у меня всегда есть силы, мой король.

— Не так, — возразил он и перехватил мою руку. — По-другому.

— Как? — спросила я, и улыбка сползла с моего лица, очень уж странно решительным был его тон.

— Подари мне наследника, — просто сказал он.

Келебриан была права. Абсолютное блаженство не может длиться вечно. Миновало тысячелетие мира и покоя, очередная золотая для меня пора, и на Зеленый Лес пала тень. Нет, пока что это не было явной угрозой, это можно было назвать тенью тени, но кто, как ни мы, Эльдар, знали, что за этим может последовать? Тем более, тень эта с самого начала вызывала немалые подозрения. Впрочем, через некоторое время случилось то, что предвидеть было практически невозможно.

Они прибыли в наш лес через несколько лет после того, как пришли в Средиземье. К тому времени эти гости успели побывать в Линдоне, Ривенделле и Лориэне, и меня немало уязвило то, что впервые я услышала о них только, когда они сами навестили королевство моего мужа. Их называли Истари, волшебники, но они были не просто бродячими колдунами.

Трандуил сидел на троне и беседовал с гостями. Я и несколько его друзей и советников (которых он, впрочем, редко слушал) сидела за столом, стоящим ниже престола, и разглядывала гостей. Двое из них казались мне очень знакомыми. Я узнала их по глазам, чернее ночи у одного и голубее неба у другого, и, когда они заговорили, по голосам. Внешность у них была совсем не такой, как я помнила, но для меня они остались узнаваемыми. Слишком часто я видела во сне одного и, бывает, вспоминала про второго. Я знала, что Трандуил этого не знает и гостей этих узнать не мог, ведь из Майар он видел только Мелиан, а в Валиноре никогда не был.

Истари представились и рассказали о своих странствиях по Средиземью. Я ждала, но они не подтверждали того, о чем я уже догадалась, а Трандуил пока не задал этого вопроса, да я и не слишком ожидала, что задаст.

— Как погода на море, господа? Не слишком штормило? — якобы беззаботно спросила я, когда мое терпение иссякло.

Королевские советники удивленно переглянулись, а Трандуил с непониманием посмотрел на меня. Я послала ему выразительный взгляд, обещающий объяснение, но потом.

— Ничто не скроется от вашего острого взора, Ваше Величество, — сказал глава Ордена, тот, кого эльфы называли Куруниром, а люди Саруманом, прожигая меня взглядом. Я с вызовом приподняла бровь, его взгляд мне не нравился.

И тут одна мысль окатила меня словно холодной водой. Они из Валинора… значит, им известно про меня все… Моргот! С возвращения из Чертогов Мандоса я хранила свои огромные секреты, и вовсе не хотела, чтобы они вышли наружу. Только не сейчас. Определенно, мне нужно подружиться с этими магами или хотя бы сделать так, чтобы я была им безразлична. Надо было рассмотреть всех поближе.

Всего Истари было пятеро. Саруман Белый или Курунир, известный мне ранее под другим именем, почему-то не внушал доверия. Его наглый взгляд холодил душу, а голос словно пытался зачаровать, но я столько раз слушала пение Саурона, чьего голоса волшебнее не было, что на мне это не сработало. Когда я посмотрела Куруниру в глаза, он не отвел их, и у нас состоялся долгий поединок взглядами, из которого я вышла посрамленной. Трандуилу, однако, Белый маг понравился; насколько я могла судить, король беседовал с ним с удовольствием. Но я этого Майа отметила как недружелюбного. Митрандир или Гэндальф Серый тоже был мне известен, и когда я взглянула на него, то получила в ответ такую теплую улыбку, что не могла ни улыбнуться в ответ. Я решила, что хочу побеседовать с ним сразу после того, как король закончит прием. Маг в буром, Радагаст, показался мне слегка сумасшедшим, и я отвела глаза от его измазанной одежды и грязных волос и бороды, чтобы меня не замутило. Однако он тоже улыбался, очень открыто и искренне, а потом протянул мне невесть откуда взявшуюся канарейку. Нет, решила я, он безобиден и дружелюбен, хотя и чудаковат. Два Синих мага смотрели в пространство безо всякого выражения, не отвечая ни на улыбки, ни на взгляды, и отделываясь односложными ответами. Им начхать на весь мир, подумала я, а не только на меня. Так что из всех пяти мне совсем не нравился только Курунир. Правда, одного из Синих звали Алатар, а мне послышалось Аннатар, и я чуть не выскочила от ужаса из тронного зала, боясь пережить эту встречу вновь, хотя умом и понимала, что эта вспышка страха была абсолютно глупой, и к Саурону Алатар имеет не больше отношения, чем я к несостоявшейся нуменорской королеве Сильмариэн.

— Мы пришли помочь вам в борьбе с Сауроном, — высказывался Курунир. — Тень пала на этот лес, она собирается на юге, и только Мудрые знают, что с ней делать.

— С тенью? — поднял бровь Трандуил. — Возможно, это Назгул, но не более. А скорее всего, это обычный колдун из черных нуменорцев, до которого у меня пока не дошли руки. Кто-то говорит, что это Саурон, но я не верю в этот бред.

А я верила. Но Трандуилу пока что этого не говорила.

— Не более, чем Назгул? — тихо спросил Митрандир. — Даже если это только один из девяти, он представляет огромную опасность для вашего королевства, Ваше Величество.

Король раздраженно дернул плечом.

— Мы вышвырнем оттуда этого человечишку, — пообещал он. — Мое войско соберется и возьмет Дол Гулдур… когда я сам решу.

Как взяло в тот раз, вяло подумала я, начиная чувствовать усталость. Больше мы тех эльфов не увидели. Это и озвучил Митрандир:

— Для того, чтобы пойти на Дол Гулдур ваших сил не хватит. Если это невоплощенный Саурон или Назгул, тут нужна сильная магия, но не оружие. Так что вашей прекрасной королевы, может, и хватило бы, но даже ста ваших лучших воинов — нет.

Пришли бы вы немного пораньше, обреченно подумала я. И тут же, по тому, как король вскочил с трона, поняла, что Серый маг допустил огромную ошибку (хотя он и впоследствии не умел разговаривать с зазнавшимися правителями). Трандуил же часто бывал довольно раздражительным во время выполнения королевских обязанностей.

— Даже не думайте впутывать в свои дела королеву, маг! — я послала обоим по кислому взгляду, но они этого не заметили. — Довольно на сегодня! — гневно сказал король Лихолесья и вышел из зала. Советники устремились следом за ним. Я могла бы тоже пойти за мужем, но… вместо этого спокойно вышла из-за стола и подошла к Митрандиру.

— Я бы очень хотела с вами переговорить, — улыбнулась я ему.

— Хотите возглавить армию? — насмешливо спросил Курунир.

— Наедине, — добавила я, не удостаивая Белого мага ответом, и двинулась в свой кабинет.

— Глава нашего Ордена прав, — заговорил Митрандир, пока мы шли. — Вы сейчас явно не можете сражаться, Ваше Величество. Простите меня за мои грубые слова. Я не хотел злить вашего мужа.

— Вы все видите своим майарским зрением, — усмехнулась я. — Да, вы правы, сейчас не могу. Но вскоре смогу снова. Я королева, и я должна буду сделать это, если будет необходимость.

— Вы отважны, — заметил Митрандир.

— Как и вы, — ответила я, запираясь в кабинет и ставя все возможные заглушающие заклятия. — Не многие отваживаются спорить с Трандуилом. Он бывает резок и даже груб. Я же бываю неосторожна. Впрочем, какое вам до этого дело, Олорин, — и я улыбнулась. — Даже не представляете насколько я рада видеть именно вас!

— Вы узнали меня, Сильмариэн, — и Майа Ниенны тоже улыбнулся, тепло и искренне. — Я этого не ожидал.

— Ваши глаза и голос не изменились, — объяснила я. — Вы только как будто состарились на много лет и стали больше походить на человека, чем на эльфа. Мне немудрено было узнать вас. С вами связано одно из моих первых, да и самых главных воспоминаний, с вами и с вашей госпожой Ниенной. Я не раз вспоминала этот вечер. По правде сказать, и не смогла бы забыть. Сон этот всю жизнь снится мне как дурное предзнаменование.

— Всегда лучше быть предупрежденным о беде, моя королева. Думаю, сон этот послан вам во благо, — сказал Митрандир. — Я тоже помню эту встречу. Вы были еще маленькой девочкой, но госпожа уже видела то, что должно было случиться или могло. Она говорила, что…

— Я помню, — прервала я Майа Ниенны. — Что моя судьба будет ужасной, с множеством испытаний и соблазнов, и многое зависит от того, паду я во тьму или нет. Как видите, не пала.

— Пока вы в Средиземье, ваши испытания не закончены, прекрасная королева, — заметил Митрандир. — Тьма сгущается. Все еще только впереди.

Я глянула на него с ужасом.

— И не беспокойтесь насчет вашей главной тревоги, Ваше Величество, — добавил Митрандир, словно прочитав мои мысли в тронном зале. — Я всегда вам сочувствовал. Я был вам другом в мыслях, останусь вам другом и на деле. Со мной ваши тайны в безопасности. Могу также поручиться за Радагаста, Алатара и Палландо. Вряд ли они даже знают, кто вы такая, а если и знают, то им это не интересно.

Я немного усомнилась в правильности выбора Майар для работы в Средиземье. Раз уж они королей наших местностей не знают… Впрочем, кто может судить замысел Валар?

— Глава нашего Ордена мудр и великодушен, — продолжил Митрандир. — Он собирается быть другом эльфийским владыкам, — я кивнула, не слишком убежденная в этом.

— Значит, вы пришли из Валинора помочь жителям Средиземья в борьбе против врага?

Серый маг кивнул.

— Вы опоздали на тысячу с лишним лет. Впрочем, я рада, что вы приехали, — вздохнула я. — Кстати, я поняла, что вы не хотели бы распространяться о том, откуда пришли, но мне придется сказать обо всем Трандуилу. Муж имеет право знать то, о чем я сама догадалась, я не могу скрывать от него столь важные знания.

— Справедливо, Ваше Величество, — согласился Митрандир.

— Только не думайте, что от этого он будет уважать вас больше, — усмехнулась я. — Трандуил не считает, что пришедшие с запада принесли много хорошего в Средиземье. И с ним трудно поспорить, если честно. Но это дела минувшие, теперь у нас есть другие проблемы. Зеленый Лес испортился, все это знают. Люди, живущие в селениях рядом с Одинокой Горой, называют его Лихолесьем. Надо было мне решаться пораньше, — Серый маг кинул на меня понимающий взгляд, — лет на сто хотя бы. Но уже поздно сожалеть об упущенных возможностях. Но…если что-то случится… я ведь должна буду думать сначала об общих интересах, а потом о своих, верно?

— Вам решать, какой королевой вы хотите быть. Вы же не правите вместе с мужем?

— Нет. Но я тоже бываю занята. И я знаю свои способности. Они могли бы пригодиться… если что. А теперь, — я понизила голос, хоть никто и не мог нас подслушать. — Я расскажу вам, почему я считаю, что в Дол Гулдуре затаился именно Саурон, — я сразу приняла решение довериться Серому магу. Как показало время, это решение не было глупым, хотя и было поспешным.

Митрандир придвинулся ко мне поближе.

— При короле вы не говорили, что так считаете.

— Два года назад, — начала я, дернув плечом, — Трандуил отправил в заброшенную крепость отряд воинов, который не вернулся. Очевидно, что тот, кто там таится, вырезал их всех. Но мой муж не знает, и вы никому не говорите, что я была там годом ранее. Я пришла в развалины старой крепости, над которой висела тьма, и знаете, кого я там обнаружила? Никого!

— Глупый поступок и неосторожный, Ваше Величество! Вы могли погибнуть. Вас могли взять в плен или ранить, — сокрушенно сказал Серый маг.

— Согласна с вами, это было безумием. Но я бы не погибла. С человеком или даже с Назгулом я смогла бы справиться. Но вернемся к Саурону.

— Может быть, враг только набирал силы? — предположил Митрандир.

— Он отдыхал больше тысячи лет, — возразила я. — И Единое, в котором он хранит свои силы, давно пропало, но уничтожено не было. Вы сами знаете, что для Майа год? Даже меньшее, чем для эльфа. Если Саурон не сумел накопить силы за тысячелетие, то не смог бы это сделать всего лишь за год. С призраком, думаю, все обстоит так же, тем более они зависят от сил своего господина. Кроме того, Назгул увидел бы во мне легкую мишень, слабую женщину, разгуливающую по его владениям. Вряд ли Саурон стал бы делиться с ним своими сердечными делами, — я издевательски закатила глаза, — и он бы знал, кто я. Как и человек. Какой-нибудь колдун попытался бы убить меня.

— То есть, вы поняли, что это Саурон только по его бездействию? — в голосе Митрандира я не слышала ничего, кроме сомнения.

— Да, но я еще не закончила. Пока я бродила по Дол Гулдуру, я вспоминала былое. Вспоминала то, что Саурону бы не понравилось. Я знаю, чем его задеть словесно, что вспомнить, чтобы уязвить его.

— И?

— И ничего! Ни единого камешка не свалилось с потолка и не упало на меня, ни одного орка не выскочило из темного угла и не всадило в меня кинжал! Назгул — слуга, всецело преданный Саурону и Кольцу, которое я тоже оскорбляла. Он не стерпел бы такие речи. Может, удар, а может и хохот, если бы это был людской колдун. Почти любому жителю Средиземья было бы интересно услышать о позорных страницах жизни Саурона Ужасного. Но ничего! Абсолютно ничего! Только Саурон знает, что я на самом деле могу, и он не сунулся бы против меня со слабыми силами. И только Саурон из всей своей темной армии, как бы это глупо ни звучало, не убил бы меня. У него миллион раз была такая возможность и в Эрегионе, и в Нуменоре, когда мы уже разлучились, и моя жизнь не представляла для него уже особенной ценности, но он этого не сделал!

— Вы только королю Трандуилу этого не скажите, — Митрандир был явно потрясен моей откровенностью.

— Не сомневайтесь, — усмехнулась я. — Ему это знать не положено. Ох, где же моя вежливость! Сама я не пью, но вам могу предложить вина?

Серый маг согласился, и сказал, что над моими доводами стоит поразмыслить.

— Только не знаю, как объяснить это всем остальным, если до того дойдет дело, — сконфуженно сказала я. — Все упрекнут меня так же, как и вы.

— В любом случае, мы должны знать все наверняка, — заключил Митрандир, — и обсудить все с советом. Я могу не упоминать вашего имени, если придется рассказать про этот случай.

Совет, на который меня опять не пригласят, подумала я с обидой.

Так началась моя долгая и теплая дружба с Гэндальфом Серым.

После того, как волшебник ушел по своим делам, я села за стол и принялась писать письмо Галадриэль, где спрашивала, почему о приходе Майар из Валинора, моего родного дома, я узнаю последней. Я хотела просить у сестры больше доверия, больше важной информации, если такая появится. Я усердно писала, когда дверь распахнулась, и без разрешения ко мне вошел Курунир.

— Какой неожиданный сюрприз, — я отложила перо и попыталась выдавить из себя широкую улыбку.

— Не надо любезностей, Ваше Величество, — Белый маг без приглашения сел напротив меня. — Я пришел обсудить с вами кое-какие дела. Думаю, вам будет интересно.

— Внимательно слушаю, — я напряглась.

— Я понял, что вы знаете, кто мы, — сказал Курунир. Я кивнула. — Не забывайте, однако, что и мы знаем, кто вы, — добавил он.

Явная угроза. Еще бы я этого ни знала.

— И чего же вы хотите? — спросила я осторожно.

Курунир расслабился и откинулся на спинку стула.

— Ничего, Ваше Величество, только вашей дружбы. Вы сильны сами по себе, и ваша дружба стоит многого. А ваше королевство, населенное эльфами скорее воинственными, чем мудрыми, стоит и того больше.

Я решила пропустить обиду мимо ушей.

— Сожалею, господин Курунир, но дела королевства решает только мой муж. Сама же я сейчас ничем не могу вам помочь, — я повторила его расслабленное телодвижение.

Белый маг поморщился.

— Не думайте прикрываться этим всегда, прелестная королева. Даже если вы станете крольчихой, как ваша матушка, в чем я, кстати, сомневаюсь, вам это не поможет. Да и кто говорил о сейчас? Могут настать совсем другие времена, сейчас все еще относительно хорошо. И будет хорошо и дальше, если поступать правильно, — он буравил меня ожидающим взглядом.

Да, глава Ордена Истари умел заводить друзей.

— А я должна сказать, что и я помню вас, — начала я решительно, облокотившись о стол. — Вы Курумо, Майа Аулэ, и я помню, как мы познакомились. Помню даже, как помогала вам несколько раз сбегать с работы, потому что вы боялись своего наставника куда больше, чем я. Аулэ было весело доводить, с этим не поспоришь. Но я помню и как в последний раз видела вас в Валиноре. Как ни странно, это было не на празднике, во время которого были уничтожены Лаурелин и Тэлперион, а ведь там были все. Это было в доме Мелькора почти сразу после того, как он сбежал в Средиземье, — с темным ликованием я наблюдала, как в глазах Курунира триумф сменяется на страх. — Вы пришли туда с дружками, проверяли, покинул ли Мелькор дом на самом деле или снова всех обманывает. Вы называли его Повелителем. Вслух надеялись, что его дела в Средиземье пойдут успешно. Так кому из нас, господин Курунир, теперь нужны друзья?

Потрясенный волшебник вскочил на ноги, стул позади него с грохотом упал. Я торжествующе улыбнулась.

— Я не причастен ни к каким делам Моргота! Ты ничего не сможешь доказать!

“Не причастен только потому, что ты трус” — презрительно подумала я. По взгляду Белого мага я понимала, что он всей душой желает мне пойти к Морготу.

— Может, и смогу, я была там, к вашему сожалению, не одна. Но вы тоже ничего не сделаете, — торжествующе ответила я. — Остальные смолчат, — в этом при прямом вопросе я совсем не была уверена, но рискнуть стоило, — а я добавлю, как вы пытались шантажировать меня, королеву, угрожая жизнью и благополучием моим и… не только.

— Я еще вернусь к этому разговору, — мрачно пообещал волшебник, — когда мне будет нужно, и посмотрим, как быстро с тебя слетит корона. Жди!

— Всего доброго, господин Курунир, — я постаралась придать своему тону как можно больше беззаботности и сделала вид, что вернулась к письму. И лишь после того, как он вышел из комнаты, со злости чуть не выбив дверь, я шумно выдохнула и позволила себе почувствовать, как бешено колотится мое сердце, как пот заливает спину, как сбилось дыхание. Одну атаку я отбила, но когда последует следующая? И к чему она приведет? Рыбка сорвалась с крючка Курунира. Мне стало так обидно… какого Моргота? Столько лет я жила спокойно, а теперь, в самой неподходящий момент… снова жить в страхе разоблачения…

Немного успокоившись, я пошла к мужу и застала его в рабочих покоях.

— Я ждал тебя намного раньше, — нахмурил кустистые брови Трандуил.

— Я говорила с гостями, — ответила я и села к нему на колени. — Мне не нравится Курунир. Он производит впечатление коварного Майа, у которого защита нас от Саурона — далеко не единственная и, может, не главная цель.

— Майа? — недоуменно спросил мой король, и я рассказала ему, что узнала в волшебниках двух своих старых знакомых, и что Курунир, или Курумо, не нравился мне еще в Валиноре, в отличии от приятного мне Митрандира.

— Он был груб и пытался протолкнуть свое мнение, — снова нахмурился Трандуил.

— Я знаю, — ответила я, сжав его руку, — прости его. Я знаю, что говорю, поверь. Сейчас мне как никогда нужна твоя поддержка. Что бы ни случилось, в ближайшее время я смогу действовать только умом. Тьма сгущается, но никаких других сил у меня не будет. Мое тело и магия ослабеют.

— Почему? — спросил король, и в его глазах я увидела робкую надежду.

— Потому что у нас будет ребенок. Я уверена уже несколько дней.

И когда он радостно охнул и прижал меня к себе, я забыла и о Курунире Белом, и о его темном прошлом, и о своем.

И лишь позже, когда наш сын уже появился на свет, и Мудрые собирались впервые изгнать тень из Дол Гулдура, но я, разумеется, не могла пока пойти с ними, я позволила себе думать и мечтать о том, что Курунира Белого больше не будет ни в Средиземье, ни где бы то ни было. Я никому об этом не говорила, но нужды произносить это и не было.

Мне не показалось подозрительным то, что во время первого похода на Дол Гулдур, после которого зло надолго затихло, Курунира потрепало больше, чем остальных мудрых, да так, что он едва не развоплотился и еще долго отходил. Нет, я только радовалась потаенной темной радостью. Воспоминания об Ангбандском периоде жизни, что были разбужены Белым магом, и часто преследовали меня в то время, не делали меня лучше.

— Это был Назгул, — укоряюще сказал мне Митрандир, когда они вернулись из похода. — Ангмарский король-чародей. Вы ошиблись, Ваше Величество.

— Я рада, что ошиблась, — ответила я, но червячки сомнения проползли в мою душу. Ошиблась ли я, или успел уйти он?

Но всю иронию я поняла после того, как получила записку. Ее принес черный как глаза Курунира ворон и улетел, клюнув меня в руку. Я ахнула и потерла ранку.

— Мамочка, тебе больно? — с беспокойством спросил меня мой сын. Он был добрым и хорошим мальчиком, моим золотым принцем.

Мне было больно, но болела не рука. В записке было только три слова, но они пугали меня даже больше чем то, что она была написана кровью. Она означала лишь то, что он всегда и все знал. И был там. И следил.

«Не за что», — гласила записка.

Тогда я решила, что лучше всего будет приготовиться к худшему. Курунир выдает мои секреты семье и друзьям, и меня позорно выгоняют отовсюду, куда бы я ни пришла. Муж ненавидит меня всей душой, запрещает видеться с сыном. Он говорит мальчику, что я ушла… что бросила их обоих. Друзья сторонятся меня, для них было бы лучше, если бы я просто была бы мертва. Сбывается все, о чем предупреждал меня Мелькор. Саурон начинает писать мне постоянно с целью… с какой, собственно, целью? В одних моих мрачных фантазиях это было простое глумление, в других — шантаж, в следующих — попытка вернуть перегоревшую страсть. Какое-то время я жила в страхе. Я старалась все время проводить с сыном и мужем, если тот не был занят, потому что боялась, что завтра такой возможности уже не будет.

— Ты стала такой нежной и ласковой, — говорил мне Трандуил. Он связывал это лишь с рождением Леголаса, но только я знала правду.

Однако, прошли месяцы, сложились в год, потом еще в один, и я с удивлением поняла, что мои страхи пока что не сбываются. Дол Гулдур стоял, как мы думали, пустым, полностью оправившийся Курунир странствовал по Средиземью и у нас больше не показывался, и я начала расслабляться. Угрозы Белого мага не стирались из памяти, а записка не казалась мне сном, но я перестала думать о них постоянно. Тогда я едва взглянула на такое короткое, но красноречивое послание от Саурона, пряча его от маленького Леголаса, потом сразу же бросила его в огонь. Больше пока что он мне не писал, и я, конечно же, не стремилась возобновить переписку. Я надеялась, что и он не будет этого делать, но та надежда была напрасной.

Вскоре после того, как Некроманта поразили в первый раз, Митрандир снова пришел в лес. Мы приветствовали друг друга, как добрые друзья. Леголас был еще мальчиком, и когда Серый маг сказал, что нам нужно поговорить, то, как бы сын ни любил в то время ходить за мной хвостиком, мне пришлось отправить его поиграть с непонятно в кого рыжеволосой дочкой моих старых друзей Айвендиль и Менелтора.

— В чем дело, Митрандир? — спросила я с беспокойством. — Я знаю, ты не пришел бы просто так.

Потому что Трандуил тебя на дух не переносит, мысленно добавила я. Хотя, наверное, Митрандир, это и так знал.

— Я спешил, чтобы сообщить вам свои подозрения, Ваше Величество, — ответил Серый маг. — Мудрые изгнали зло из Дол Гулдура несколько лет назад, но оно собирается вновь неподалеку от старой крепости. За этим не может стоять Назгул. Это слишком быстро для него. Я считаю, что мы были обмануты в тот раз, и главный злодей просто не показался нам. Наверное, вы были правы.

— Я не сомневалась в этом, — сказала я, нисколько не удивившись. — Я знаю, что это был он. Митрандир, он написал мне кое-что, — я понизила голос до шепота. — Я не могу сказать что, но это была лишь краткая записка, и я узнала его, даже не из-за почерка, не из-за содержания. Я просто не могла его не узнать.

— Плохо дело, моя королева, — помрачнел Митрандир. — Вам нужно опасаться Дол Гулдура, как никому другому.

— Я понимаю. Не думаю, что он убьет меня, но может попытаться использовать в какой-то своей игре, — я посмотрела в сторону, куда убежал сын со своей подружкой. — И надо беречь Леголаса. Но долго это не получится делать. Он скоро вырастет и станет воином, наследником трона своего отца. Он уже настоящий маленький принц. Нельзя превращать его в плаксивую девчонку, запирать дома, потчевать сказками про злой внешний мир, годами пугать Некромантом.

— Тогда постарайтесь помочь ему обрести как можно больше силы, — посоветовал Митрандир. — Что бы ни случилось дальше, сила нам всем понадобится.

— Элронд говорил, что чувствует, что эта Эпоха закончится катастрофой, — задумчиво сказала я. — Ты абсолютно прав, Митрандир. Если это будет так, нам всем понадобится огромное напряжение сил. Пусть пока что Леголас побудет ребенком. Но нужно принять то, что это не навсегда. Войны никогда не закончатся. Мы должны быть готовы.

Это было грустно, но правдиво. Самые мирные времена Третьей Эпохи прошли. Приближались воистину великие и ужасные события. Приближались, но пока еще не пришли.

Леголас вырос красивым и сильным юношей. В нем не было ничего от меня, ни внешне, ни внутренне, но это не печалило меня, и не отдаляло нас друг от друга. Мы оба были по-своему добры, и на этом все сходство. Сын любил мать, которая пыталась сделать все для его блага, а я не могла не любить своего золотого принца, который был моей гордостью. Он был веселым, и добрым, и отзывчивым, и всегда готовым прийти на помощь. Мы с Трандуилом воспитали достойного сына. Я не видела в нем никаких внутренних противоречий, хотя и боялась, что все это скрыто за пеленой моей любви к нему. Однако я надеялась, что не ошиблась в этом и радовалась за сына — меня саму противоречия терзали даже в период беззаботной валинорской юности, и я не хотела, чтобы его ожидали такие же неприятности. Я радовалась, что Леголас намного проще и меня, и Трандуила, которого тоже терзали свои страсти. И как же сильно он был похож на отца! Сын вырос невероятно сильным и проворным, явно не в меня, да и Трандуила он превзошел. Мы ни раз поражались его ловкости, стати и быстроте движений. Леголас был настоящим принцем. Он был слишком мал, чтобы помогать зеленолесским эльфам при отступлении на север, но по прошествии времени Трандуил возлагал на него огромные надежды. Сын был для отца надеждой на лучшее будущее. Он был юн, свеж и прекрасен.

При первом пришествии тени нам пришлось отступить на север леса, и даже после того, как зло было изгнано из Дол Гулдура, это оставило след на гордости моего мужа. Он стал властолюбивее и жестче. Его новый дворец, построенный на севере леса, поражал своей роскошью, что мне совсем не нравилось.

Еще через много лет после первого разгрома тени, когда дворец был наконец достроен, и мы окончательно перебрались туда, мне пришла еще одна записка. «С новосельем! — гласила она. Я похолодела, когда увидела еще одно слово строкой ниже — Увидимся». Принесший записку ворон смотрел на меня круглыми черными глазами.

— Пошел вон, злобная тварь, — шикнула я, и ворон, недовольно каркнув, медленно поднялся с места и полетел. Вызвал на ладони маленький огонек, я без промедления сожгла пугающее послание. Я не хотела этого «увидимся».

Что мне не нравилось даже больше записок от Саурона или, как его называли незнающие истины, Некроманта, так это растущая гордыня моего мужа. Один раз ее проявление чуть не привело нас к первой крупной ссоре.

Однажды я решила совершить небольшое путешествие в Лориэн. Никто из друзей не отважился бы приехать в некогда безопасный и гостеприимный Зеленый Лес, поэтому я решила поехать самой и повидать Галадриэль, у которой как раз гостили Келебриан с сыновьями и дочерью. Трандуил обрадовался, узнав это.

— Езжай, дорогая. Тебе будет полезно сменить обстановку, ты давно не выезжала, — и муж добавил. — А ты собираешься взять с собой Леголаса?

Леголас в то время уже был взрослым юношей, примерно в таком возрасте я отправилась в Исход.

— Не знаю, — пожала я плечами. — Я спросила, и он обещал подумать. Ему было бы полезно посетить новые места.

— Спроси еще раз, — посоветовал Трандуил. — Его давно пора познакомить с детьми Келебриан.

С этим я была полностью согласна.

— Я говорила ему, что они там будут, но он не хочет расставаться с друзьями. Элладан и Элрохир намного старше, но Келебриан писала, что они очень веселые и к тому же отличные бойцы. Думаю, Леголасу будет с ними радостно и интересно.

— Дорогая, — заметил Трандуил, — я говорил не о близнецах, а об Арвен.

— Арвен — тихая девушка, любящая уединение на природе или в библиотеке, — покачала головой я. — Леголасу такое времяпрепровождение быстро надоедает. Да и Арвен он не будет слишком интересен со своими юношескими играми. Она совсем не такая, как его друзья здесь.

— Какая разница, что ему надоедает, — я услышала в голосе Трандуила раздражение. — Я хочу, чтобы он понравился принцессе. Придется ему быть тише, раз она это любит.

Я отложила вышивку и тяжелым взглядом уставилась на мужа.

— Зачем тебе это нужно? — тут все и так было понятно, но я хотела услышать, как он это скажет.

— Что тут непонятного? Арвен — дочь Элронда, внучка Галадриэль. Она из рода Финвэ.

— Как и Леголас, — прервала я мужа. — Ты считаешь, что он сам по себе недостаточно знатен?

Не следовало бы этого говорить. Трандуил мигом помрачнел.

— Леголас — мой сын. Он не может быть незнатен. Однако, Арвен — ключ к Ривенделлу и Лориэну. От такого союза…

— Достаточно, — я вскочила с кресла и выставила вперед правую руку, как барьер. — Ты понимаешь, что ты хочешь сделать? Ты знаешь, что так делают только люди? Династические браки — это не для Эльдар. Наш удел браки по любви! — про один брак на всю жизнь я благополучно промолчала, чтобы не попасть в собственную ловушку.

— Я ведь не настаиваю, — не обращая внимание на мое раздражение продолжил Трандуил, — и не заставляю их жениться. Просто было бы неплохо, если бы они понравились друг другу. Вы с Келебриан стали бы еще ближе.

— Да, — расплылась в улыбке я. — Это было бы чуд… Нет, — я нахмурилась, — они слишком близкие родственники.

— Не слишком.

— Галадриэль — моя двоюродная сестра…

— Феанор и Финарфин были лишь сводными братьями. У них когда-то давно был всего один общий предок…

— А Келебриан — моя двоюродная племянница, так же, как и Арвен — племянница Леголаса. Ар-Фаразон и Тар-Мириэль были ненамного более близкими родственниками, а их брак был проклят!

— Ты права, — сник Трандуил. — Но я очень хочу, чтобы Леголас был счастлив.

К сожалению, я тут видела совсем другое. Не думаю, что в речах Трандуила было много заботы о счастье Леголаса, или о моем счастье, ведь он упомянул о большем сближении с Келебриан только чтобы убедить меня в правильности своей идеи.

— Так же, как и я, — возразила я. — Но мы не можем выбрать счастье за него. Это подождет. Когда придет время, Леголас сам влюбится и сам женится. Это не в нашей власти.

— На ком он тут женится? — внезапно зло воскликнул Трандуил. — На этой девчонке, что целыми днями пропадает в лесу?

— Тауриэль.

— Он же на шаг от нее не отходит! Но кто она? Никто тут не равен ему по положению. Ты сама задаешь очень высокую планку.

Спасибо, что вспомнил, что Леголас и мой сын.

— Трандуил, послушай, — я потянулась и взяла мужа за руку. — Когда придет время, Леголас женится хоть на Тауриэль, хоть на другой лесной эльфийке, хоть на Арвен. Главное, чтобы это решение принесло ему и девушке счастье. Главное, чтобы он нашел, ту, кого он будет любить, ту, кто сама его полюбит. Родители Тауриэль пусть и не короли, но они мои близкие друзья, хотя дури в них и хватает. И они все же с острова Эрессеа. Это не так уж и плохо, даже для тебя. Прошу, не мешай Леголасу жить. Не уподобляйся своему отцу. Он тоже пытался помешать нам быть вместе, и к чему хорошему это привело?

— Мой отец заботился обо мне, — упрямо сказал Трандуил. — Он меня любил.

— Удушающей заботой. Моя мама тоже любила меня, но она не была так настойчива. Не так настойчива, как мой отец.

— И поэтому ты наделала кучу ошибок. Мать за тобой совсем не следила.

— Да что ты знаешь о том, как мы жили в Валиноре? — вспылила я, отшвырнув руку мужа. — У моих родителей помимо меня было еще много детей и куча проблем! Они еле терпели друг друга, а потом разъехались, и мы возблагодарили Эру за это! Мои ошибки были только моими, и в итоге многие из них пошли мне на пользу. Но знаешь, кто не любил меня и не заботился обо мне? О ком я сегодня уже вспоминала? Мой отец! Однако, как он радовался, когда я познакомилась с Майроном! С Сауроном, — колко заметила я, с удовлетворением видя, как меняется выражение его лица. — Это был единственный раз в жизни, когда он по-настоящему меня похвалил, и мама тоже была так рада! Молодец, дочка! Нашла себе достойную пару, хотя бы где-то не позор семьи! Какой хороший парень! Кузнец, сильнейший Майа! На свадьбе будет веселиться весь Валинор! А хороший парень между тем у Мелькора пропадал! И кто знает, если бы надежды моего отца сразу сбылись, не последовала бы я за Гортхауром тогда, когда он улетел в Средиземье вслед за Морготом? И как бы пошла моя жизнь? Хорошо, что у Гортхаура хватило совести не жениться на мне сразу. Он мне говорил потом, что это было именно от его добрых чувств ко мне, а они все же были. Так что не говори, что родителям нужно было решать за меня!

— Ты никогда не говорила, что твои родители любили Саурона, — мрачно сказал Трандуил. Кажется, из этой речи он вынес только это.

— О, — рассмеялась я, — до дня уничтожения Древ они его просто о-бо-жа-ли. Он был самым желанным гостем. А твой отец меня не переваривал до последнего дня, а я все же тешу себя надеждой, что я лучше Саурона, хотя бы чуть-чуть!

Трандуил мрачно смотрел на меня.

— Послушай, — сказала я, желая смягчить свою грубость и примириться с мужем. — Мои родители давно мертвы, да и мнение отца меня никогда сильно не волновало. Саурон тоже давно в прошлом. Но если хочешь, ты бы тоже им понравился, ведь ты король. Остальное отца совершенно бы не волновало. Ему было бы наплевать на то, какой ты милостивый, — я погладила брови Трандуила и запустила руки ему в волосы, — какой ты хороший муж и отец, насколько ты хороший правитель. Давай не будем ссориться. Наш сын счастлив и не стоит омрачать его жизнь своими спорами и разногласиями. И нам самим будет намного лучше, если мы продолжим жить мирно, любить и уважать друг друга.

В тот раз Трандуил оттаял. Ссоры почти не произошло. Мы примирились, но этот разговор все равно оставил у меня неприятный осадок.

Мы с Леголасом все же съездили в Лориэн. Как я и думала, сын очень подружился с сыновьями Элронда и Келебриан. Иногда они до боли напоминали мне Амрода и Амроса, моих любимых братцев, которые были мертвы уже так давно. Наблюдая за радостью этой троицы, я вспоминала уже нашу давнюю троицу, веселящуюся, поднимающую вверх дном все и везде. Поход к морю, веселье у Майар Аулэ, тайные вылазки в кузницу отца, воровство вина из родительского погреба, нахождение тайного хода, который оказался всего лишь дыркой в полу деревянного сарая, куда провалился Амрос. Это было так давно… столько тысяч лет назад! И теперь они молоды, а не мы. И тогда я удивилась, потому что впервые почувствовала… усталость? Элронд говорил, что Третья Эпоха положит конец нашему пребыванию в Средиземье, и никто не знает, чем все закончится — смертью или обратным исходом. Однажды я сказала Кирдану, что никогда не захочу покинуть Средиземье. Но теперь я в этом сомневалась. Если все уже пережито, то к чему стремиться? Впрочем, это странное настроение прошло у меня, стоило мне только отвлечься от наблюдений за молодежью и задуматься о чем-то другом. Как бы то ни было, в Средиземье было еще слишком много дел. Третья Эпоха и не думала оканчиваться.

«С возвращением!» — гласила новая записка, которую я получила, вернувшись домой. Одноглазый ворон, который принес ее, казался еще свирепей и мрачнее предыдущих.

— Сиди здесь, мерзкая тварь, — приказала я, погрозив ему пальцем. Злость переполняла меня. Я схватила пергамент и начала писать.

«Я знаю, что это ты, и я не прекращу говорить об этом всем остальным. Скоро о тебе узнает все Средиземье. Я знаю, что ты вернулся в Дол Гулдур, и не сомневайся, что к тебе еще придут. И тебе сильно повезет, если меня среди них не будет. Ты затронул мое королевство. Ты отобрал мои земли. Ты отобрал наследство моего сына. Я предлагаю тебе убраться или затаиться так тихо, чтобы твое присутствие стало менее заметным, чем присутствие мухи. Выбирай! Если ты не сделаешь этого, я уничтожу Дол Гулдур, прогоню твою омерзительную Девятку и сделаю так, чтобы ты позавидовал Мелькору за Краем Мира».

Лишь отослав письмо, я поняла, что следовало писать не я, а мы, да и все написанное выглядит истерично и по-детски.

— Вернись! — крикнула я, но ворон был уже далеко. Я грязно выругалась. Не стоило поддаваться злости и отвечать Саурону! Мало ли, что теперь придет в его темные мысли. Впрочем, в будущем я воплотила в жизнь одну из своих угроз.

Ответ не замедлил долго себя ждать.

«Как скажешь, дорогая, — было написано в нем. — Мы обязательно еще увидимся. Жди».

И это была последняя записка. С тех пор очень долгое время, если кто из Мудрых и бывал в Дол Гулдуре, то находил его пустым и заброшенным. Саурон затаился очень хорошо. Впрочем, я чувствовала, что это был всего лишь подвох.

«Мы и так потеряли слишком многое, — думала я, делая тайник в стене своего кабинета, — Я должна была подумать об этом раньше. Почему, почему я не сделала этого раньше? Теперь это займет долгие годы».

Хорошо, что время у меня как раз было. Саурон в тот раз затаился очень надолго.

Я была королевой. Я должна была сделать для своего государства все, что могу, чего бы это ни стоило. Об этом я думала, укладывая в тайник первые записи, столь темные и древние, что никто не должен был их найти. Очевидной опасности пока нет, но это не значит, что она вскоре не возникнет.

Пора было вспомнить уроки моего самого злобного, но и самого лучшего из наставников.

С тех пор я снова стала заниматься магией. За долгое время в Ангбанде Мелькор научил меня множеству заклятий, и мало какие из них можно было назвать безобидными. Чем злобнее и неувереннее становился Темный Вала, тем страшнее были его уроки. Конечно, Саурон тоже умел все это и даже намного больше. Но могло ли ему в голову прийти то, что я когда-нибудь решусь воспользоваться такими знаниями? Я сама не хотела этого, но понимала, что, если придет необходимость, другого выхода не будет. Тут же приходило и чувство вины. Я должна была заняться этим раньше. Кто знает, чем бы закончилась война в Эрегионе, если бы я отважилась воспользоваться магией Мелькора? Я знала также, что это может быть опасно. Мелькор — сильнейший Вала, Саурон — величайший Майа, а я всего лишь довольно сильная Эльдиэ. Если какое-нибудь мощное колдовство у меня и получится, то оно может лишить меня магии очень надолго, если не навсегда. Поэтому я решила отложить сильнейшие заклятия Мелькора до крайнего случая, а при не самой страшной угрозе использовать то, что успешно употребляла раньше (многому из этого меня научил все тот же Темный Вала). Да и глубины, в которые я начала погружаться, меня пугали так, как они не пугали в Ангбанде. Тогда я не могла себе представить, что буду использовать что-то ужасное в реальном бою (хотя заставить меня было легко), да и рядом с Мелькором я не боялась, что нечаянно сотру с лица Арды часть Ангбанда. Теперь же мне было страшно принести вред лесу. В конце концов, я перестала копать глубже, искать самые темные и древние знания и, в общем-то, недалеко ушла от прежнего уровня.

К началу третьего тысячелетия Эпохи власть Дол Гулдура снова возросла. Тьма опустилась на Лихолесье, и в этот раз все больше голосов Мудрых склонилось к тому, что Некромант — это Саурон, в чем я так долго пыталась всех убедить. Только Курунир по-прежнему высмеивал мою точку зрения:

— Королева Сильмариэн упорно настаивает на том, что в Дол Гулдуре поселился сам Майа Саурон, — издевательски тянул он. — Но откуда ей об этом знать? Узнает ли королева его приметы? Или она видела его сама? И насколько он теперь прекрасен? Или может быть вы, Ваше Величество, видите лишь то, что сами хотите, и возлагаете свои напрасные надежды на какого-то Назгула? Какое разочарование, должно быть!

Я сочла за лучшее промолчать, но возблагодарила Эру за то, что на встрече не было Трандуила. За такие слова он бы не постеснялся наброситься на Курунира. Любое упоминание Саурона, о чем бы ни шла речь, о прошлом, настоящем или будущем, выводило мужа из себя. Да и Леголасу я ничего еще не рассказывала про прежнюю жизнь, а пора бы…

— Вы забываетесь, — раздраженно сказала тогда Галадриэль. — Сильмариэн пережила достаточно, чтобы не оправдываться сегодня перед нами. Где ваша Майарская мудрость, господин Курунир? — хорошо, что Галадриэль тоже не переваривала Белого мага, но была близка с Митрандиром.

Я вздрогнула от того, как Курунир пристально уставился на меня жуткими черными глазами.

— Простите, прекрасная королева. Кажется, я забыл, как вас любят ваши друзья.

И как легко ты можешь это разрушить, да?

Эта встреча проходила в Ривенделле. После нее и не слишком долгого отдыха в доме Элронда мы с Митрандиром и Радагастом отправились обратно в Лихолесье на огромных санях Бурого мага, в которые, как ни странно, были запряжены кролики.

— Курунир не любит меня, — однажды сказала я Серому магу в дороге.

— Он не может смириться с тем, что вы были на другой стороне, Ваше Величество, — ответил Митрандир. — Не всем это легко принять, вы же понимаете. Если бы он узнал вас получше, он бы все осознал.

«Никогда и ни за что», — подумала я, но говорить этого Митрандиру не стала.

Радагаст отвез меня во дворец, и оба мага уехали в его хижину. Я вздохнула. Теперь нужно было рассказать все Трандуилу. С тяжелым сердцем я пошла в его рабочие покои.

— Они… мы… Все же решено, что это Саурон, — заговорила я смущенно, как будто была сама в чем-то виновата. Не хотелось мне поминать имя Темного Майа при муже, но выбора не было, — Митрандир собирается в скором времени съездить к старой крепости и выяснить все точно. Он прогонит Некроманта, если получится.

Лицо Трандуила словно окаменело. Я обеспокоенно обогнула письменный стол, подошла к мужу и положила руку ему на плечо.

— Что с тобой?

С неожиданной злостью он вскочил с кресла.

— Какого Моргота это он? — рявкнул Трандуил. — Эру, он что, будет следовать за тобой до Последней Битвы?

— При чем тут я? — пораженно воскликнула я, не ожидая такого поворота. — Неужели ты думаешь, что это я притащила Саурона в наш лес?

— Не специально, но притащила! Посуди сама — ты едешь в Нуменор, и он едет, ты живешь в моем лесу, и он перебирается сюда! Ооо… — в бешенстве протянул он. — Я совсем забыл про Эрегион! Он пришел тогда к тебе? Как ты это объяснишь?

— Объяснишь? Я жила в Валиноре, и он там тоже жил задолго до меня и вообще до Эльдар! Я приехала в Хитлум к братьям, а он был неподалеку в Ангбанде! — разозлившись, вскричала я. — Выходит, до Второй Эпохи я преследовала его, а потом мы поменяли правила игры? Как ты можешь, Трандуил? В Эрегион Саурон пришел, чтобы обмануть Келебримбора и создать Кольца Власти, это известно всем! За Нуменор можешь поблагодарить Ар-Фаразона, а не меня. А сейчас мы не настолько близкие друзья, чтобы я могла спросить у Саурона, что он забыл в Дол Гулдуре! Почему ты ревнуешь меня к делам давно минувших дней?

Трандуил молчал, но я видела, что он кипит от злости. Молчал ли он потому, что пытался сдержаться? Или все, что он хотел сказать, прозвучало бы глупо, и он этого боялся? Этого я не знала.

— Я люблю тебя, — прошептала я. — Но пожалуйста, не надо так. Ты обижаешь и оскорбляешь меня. Не соединяй меня в мыслях с Сауроном, прошу. Он уже давно и мой враг, ты знаешь это! Мне и так до сих пор иногда говорят отвратительные вещи, и я до сих пор чувствую на себе злые взгляды. Не все твои подданные любят меня, но ведь ты знаешь меня лучше остальных! Если бы я не любила тебя, разве был бы у нас Леголас? Я не предам тебя, Трандуил, только не будь таким злым со мной, — я присела у его кресла и снова взяла его за руку.

— Я не в тебе не уверен, Сильмариэн, — наконец тише, но не мягче сказал Трандуил. — Я не верю, что он не попытается тебя использовать. Вдруг он усилится настолько, что сможет причинить тебе вред, даже несмотря на свои заклинания? Вдруг, он ненавидит нашего сына и захочет убить его? Я не знаю ответов.

— Тогда мы можем сделать только одно, — решительно ответила я. — Выяснить все окончательно и прогнать его как можно скорее. Я помогу Митрандиру в этом деле.

— Нет, — лицо мужа побелело. — Даже не думай! Это слишком опасно!

— Не слишком, — заверила его я. — У меня есть несколько сюрпризов. Я не просто так запиралась у себя в кабинете некоторое время. Я кое-над чем работала. И ему это совсем не понравится, — на моей ладони взвился огненный столб, и я легко затушила его одним дуновением.

Мне так и не удалось убедить Трандуила в том, что я могу помочь Серому магу справиться с Сауроном, но в тот день, когда Митрандир и Радагаст приехали за мной, я, ничего не сказав мужу, выскользнула из дворца, села в сани, и росгобельские кролики легко понесли нас в сторону заброшенной крепости. Дорога была быстрой, но не легкой. За пределами владений Трандуила над лесом висела странная темная дымка, из недр которой лезли отвратительные многоногие потомки Унголианты. Мы отгоняли их огнем и заклинаниями, и они, отвратительно шипя, уползали обратно во тьму. «Мелькор с ума сошел бы тут от страха», — подумала я и ухмыльнулась.

— Мама? — внезапно раздался удивленный голос. Мы были уже довольно далеко от дворца, и я не ожидала увидеть здесь Леголаса и нескольких его друзей.

— Что ты делаешь в такой глуши? — обеспокоенно спросила я.

— Мы охотимся, — нахмурился Леголас, — а что тут делаете вы?

— Мы катаемся, — беспечно сказала я, пытаясь изобразить легкомысленное веселье, которое совсем не подходило к ныне помрачневшему Лихолесью. — Просто отдыхаем. Присоединяйтесь!

— Нет, спасибо, — с лица сына все еще не сходило хмурое выражение. — Не слишком ли вы далеко заехали? Тут же пауки!

— Волшебники мы или ярмарочные дураки, сынок? — внезапно подал голос Радагаст. — Нам не страшны жалкие пауки, пусть еще угонятся за росгобельскими кроликами! — меня всегда смешило, когда Бурый маг начинал нахваливать своих “лошадок”.

— Мы недолго, — заверила я сына, и сани снова полетели к крепости Некроманта. Мне было противно врать сыну, но что еще оставалось? Леголасу бы не понравилась истинная цель нашего похода. И я была уверена, что, вернувшись домой, он без всякого умысла расскажет отцу, где и с кем я была. Тем более, чтобы поехать на такую прогулку, нужно быть сумасшедшим.

Я никогда еще не видела Дол Гулдур, но он представлял из себя довольно жуткое зрелище. Старая, с виду заброшенная крепость скалилась на нас дырами в стенах с вершины холма. От нее словно веяло ледяным холодом. Я вздрогнула.

— Вы уверены, Ваше Величество? — спросил Митрандир. — Мы еще достаточно далеко, вы можете вернуться. Мы можем довезти вас до места, где охотился принц.

— Я уверена, — ответила я. Я королева. Я должна быть сильной и уметь справляться с опасностями…

Что бы ни было нужно Саурону — лес, остатки нашего народа, Леголас или я — пусть сначала попробует это забрать. Я приготовилась к тому, что после битвы мы будем едва живы, но в тот раз Враг не хотел сражаться насмерть. Саурон не хотел перенапрягаться в тот день. Он хотел накопить сил, чтобы потом вернуться, окруженным еще большей тьмой. Но что-то мне подсказывало, что будь я в тот день одна, без двух Истари, все закончилось совсем бы другому, и, наверное, намного хуже.

— Саурон! — воскликнула я, и голос эхом расходился от древних стен. На нас смотрели замшелые статуи давно забытых королей, и от этого было еще страшнее. — Мы пришли! Покажись нам!

Мы с Гэндальфом и Радагастом стояли вплотную спина к спине, маги сжимали свои посохи, на вершине которых горели небольшие огоньки.

— Не будь трусом! — подбодрила я Некроманта. — Если это ты, имей смелость признаться. Тут только твои старые знакомые, те, кто может тебя узнать.

— Мы все же увиделись, Сильмариэн, — было ощущение словно говорят сами стены Дол Гулдура. Я не видела ни одной фигуры, испуганно осматривала статуи, но этот голос… это был прежний сладкий голос, голос Майрона, Гортхаура и Аннатара. — Как я и думал, ты сама пришла. Ты всегда приходишь сама, стоит только правильно поманить. Жаль, что ты не одна, впрочем, вас я тоже помню, Гэндальф Серый и Радагаст Бурый. Увы, показаться вам я не смогу, — предвосхитил он мое требование. — Вам не слишком понравится то, что вы увидите. Впрочем, сейчас меня это не волнует, прости, Сильмариэн. Здесь мне не нужно тело, — пока он говорил об этом в центре зала, в котором мы стояли материализовалась тень, смутно напоминающая эльфийскую фигуру.

Речь Некроманта прервалась тем, что Радагаст бросил в него световой шар, который мог бы развеять тень на какое-то время. Однако Майа легко отклонился. Моргот, он уже был силен. Огонек на посохе Митрандира разгорелся сильнее. Я принялась читать себе под нос старое заклятье, которое бы замутнило на время разум врага.

— Сильмариэн, не хочу обижать тебя, но это не действует, — воскликнул Темный Майа. Вокруг ничего не происходило. Не выскочили из-за угла Назгулы или орки, Саурон не преобразился в огромную фигуру в доспехах, он оставался по-прежнему тенью. Но пока что он справлялся с нашими атаками. — Я все же до сих пор сильнейший Майа. Не в пример этим двум шутам, — его голос изобразил презрение.

— Получай, — крикнула я, и на миг все вокруг охватил невероятно яркий свет. Я напрягала все свои силы, но у меня не получилось держать этот свет дольше нескольких секунд. В один момент силы покинули меня, и я рухнула на пол. Когда свет погас, на нас снова навалилась тьма, еще более ужасающая из-за контраста с этим светом. Я словно ослепла. Я протянула руку, но не сумела нащупать ни одного из своих спутников. Была только тьма… и этот голос. И это было безумно страшно.

— Зачем ты делаешь это, Сильмариэн? — раздался у меня над ухом прекрасный голос. — Я не трогаю тебя, но ты сама идешь ко мне в руки. Зачем?

— Потому что ты захватил наши земли, и мы вынуждены скрываться вдали! Потому что твое присутствие здесь тревожит все Средиземье! Что тебе нужно здесь еще, Саурон? — воскликнула я.

— Хочешь спросить, не гоняюсь ли я за тобой? — голос усмехнулся. — Это твоя идея или твоего глупого мужа? А может, ваше совместное измышление? Нет, это вряд ли. Думаю, Трандуил даже имя мое не переваривает. Пусть не боится, я не собираюсь украшать его оленьими рогами, он и так видит их каждый день на своей нелепой замене боевого коня. Ах, Сильмариэн! — вздохнул Майа. — Надеюсь, ты с ним довольна, но не слишком. Со мной тебе ведь было лучше. Интереснее и веселее, не сомневаюсь, да и никто не может ублажить женщину лучше меня. И я не пытался заронить в твою прелестную головку всякие нелепые идеи. Думаю, он так же влияет на твои поступки, как раньше влиял я.

— Оставь нас в покое, прошу! — взмолилась я. Надо было подняться и использовать любое заклятие, которое бы я смогла, но я ничего не видела, не могла … и мне было интересно, что он скажет дальше.

— Это вы от меня не отстаете, — устало вздохнул Некромант. — Меня это так печалит! Я живу тут мирно и никому не досаждаю. Тьма — это мой неотъемлемый спутник, но я же не пускаю ее в ваш дворец! А теперь вы пришли и пытаетесь выгнать меня из моего родного Дол Гулдура, к которому я так привык, и который так люблю! Это немыслимо!

— Не дурачься, Саурон. Все прекрасно понимают, что ты не можешь просто спокойно жить.

— Мне не нравится, когда ты меня так называешь! Я это уже говорил…а может, и нет. Слишком давно мы встречались в последний раз, Сильмариэн, и слишком многое с нами случилось за это время. Забыл сказать — если Трандуил обидит тебя, дай мне знать, и тогда лучше бы ему бежать за Край Мира.

— Трандуил намного лучше тебя, — злобно прошипела я. — Он хотя бы не обманывает меня!

— Не обманывает? Ты до сих пор так думаешь? Сколько можно… Все лгут друг другу. Я лгал тебе, но и ты мне лгала. Я уверен, у твоего мужа есть пара грязных секретов и страстишек. Как и у тебя, моя дорогая.

Мне нечего было на это возразить. На меня наваливалась чудовищная головная боль. Голова грозилась расколоться напополам…

— Забыл тебя поздравить, — продолжил Некромант. — Твой сын…

Внезапно его голос исчез, и я словно полетела куда-то в пропасть, и через мгновение очнулась там же, где и была, в Дол Гулдуре. Я услышала дикий вой, потом задул чудовищный ветер, и все исчезло. Я лежала на полу, а надо мной склонились Митрандир и Радагаст.

— Вы лежали, моя королева, — испуганно пролепетал Бурый маг, — и смотрели в потолок невидящим взглядом, и стонали, словно от страшной боли. Это было…

— Он говорил со мной, — я села, в голове словно что-то взорвалось. Если это было осанвэ, то какое-то слишком странное и болезненное. Я застонала, но Радагаст поддержал меня за плечи, — я не помню, о чем, — я старалась избегать всепроникающего взгляда Митрандира.

— Он ушел, — сказал Серый Маг. — Когда я прогнал его, вы очнулись. Странно, я не использовал слишком сильных заклятий. Видимо, без Кольца у него быстро кончаются силы.

— Может, и так, — с трудом сказала я, — а может, он решил отступить, чтобы их сохранить.

Митрандир поднял меня и отнес в сани Радагаста. Несмотря на боль, я вскоре заснула, но и во сне продолжала видеть Дол Гулдур — разбитые пустынные залы, поливаемые дождем, и одиноко бродящую по ним тень, на которую взирают старые короли. Мы приехали в хижину Радагаста, грязную, как ее хозяин, но, как ни странно, чем-то милую мне. Бурый Маг дал мне настои из трав, которые помогли снять боль и восстановить силы, и перевязал разодранные при падении руки. Странно, мы одержали победу, но настроения ни у кого не было, и всю дорогу до Радагаста мы проделали в полной тишине, хотя и видели, как посветлело в лесу.

— Вы должны больше практиковаться в том, чем вы занимаетесь, Ваше Величество, — посоветовал мне Митрандир. — Не забрасывайте! Вы сами понимаете, что сегодня он смог бы победить вас, даже без тела и без Кольца.

Я кивнула. Серый маг прав. Как только оправлюсь, сразу же вернусь, и в этот раз вспомню такое, что напугало бы даже Саурона Ужасного, как бы оно ни пугало меня саму. Если он придет опять (а он придет, я была уверена), я должна одержать верх.

— Я не сказала тебе правду, — тихо сказала я Митрандиру. — Я помню о чем говорил Саурон, просто не хотела рассказывать это сразу. Он вспоминал прошлое, говорил о моей нынешней жизни, и настроение у него было отменное. Он не сказал ничего важного. Может, собирался, но не успел.

Серый маг только кивнул и пристально посмотрел на меня.

Мне хотелось скорее попасть домой, и я попросила Радагаста отвезти меня. Пока мы ехали, снова в полной тишине, я размышляла над тем, что сказал мне Некромант. Ничего. В это раз он только отшучивался, но о своих планах он не сказал ничего. Но что он хотел сказать про Леголаса? Ох, Митрандир! Ты пытался спасти меня, но сделал бы ты это минутой позже… А лучше еще позднее. Саурон сказал бы мне что-нибудь значимое, обязательно сказал бы, если бы нас не прервали!

Идя по дворцу в платье, порванном и испачканном кровью и грязью, я ловила на себе и одобрительные взгляды. Но в основном смотрели на меня с нескрываемым ужасом. Подданные боятся за меня или боятся меня саму? Кто знает… Синдар никогда не считали меня, Нолдиэ из проклятого рода, своей любимицей. И… неужели всем уже известно произошедшее в Дол Гулдуре? Возможно, ведь тьма стала намного меньше.

Когда я зашла в нашу спальню, мой муж сидел в кресле у камина, и лицо его было застывшим.

— Ты вернулась, — его голос был тих и спокоен, но я чувствовала в нем ярость.

— Да, — сказала я, подойдя к умывальнику и снимая с рук окровавленные тряпицы. — Я была права. У нас с Митрандиром и Радагастом все получилось. Саурон ушел.

— Поздравляю, — Трандуил поднялся, прошел мимо меня и вышел из спальни так быстро, что я даже не успела ничего сказать. У меня не было сил его преследовать, да и не хотелось. Интересно, поверит ли он, что к Саурону я ездила не для приятной беседы или еще чего-нибудь, что успел придумать Трандуил? Я рухнула на кровать, чувствуя горечь, словно от поражения. В ту ночь и последующие муж не приходил в нашу спальню.

В тот раз победа над Сауроном не принесла мне радости.

Те дни стали очень беспокойными для всех. Зло вернулось в Дол Гулдур, как мы и ожидали, и его силы были огромны, как никогда до этого. Наш с Митрандиром и Радагастом поход купил нам всего четыре сотни лет мира. Пока война не начиналась, но кто знает, что и когда планировал Саурон?

Мы снова собрались в Ривенделле. Создаваемый ныне Белый совет намеревался всячески мешать воплощениям темных помыслов Саурона. Весь его главный состав, кроме представителя от дунадайн, был давно мне знаком. Серый и Белый маги, Галадриэль с Келеборном, Элронд, Кирдан. И я. Мы сидели за большим круглым столом, за которым я чувствовала себя очень неудобно. Каждый из нас был окружен еще множеством стоящих вокруг эльфов или людей, и пока совет не стал закрытым, заседания его проходили под бесконечный шум и споры. От множества взглядов в спину мне становилось еще неуютнее. Хорошо, что я тоже приехала не одна. Трандуил остался править, и я взяла с собой Леголаса, с грустью понимая, что то, что Элронд пригласил на совет именно меня — очередной удар по гордости мужа.

Я чуть не взвыла от досады, когда Митрандир отказался возглавлять совет. То же разочарование я читала на лице Галадриэль. До последнего мы надеялись, что Серый маг передумает, пытались его переубедить, но что поделать — возглавить совет поручили раздувающемуся от гордости Куруниру.

Несколько минут Белый маг говорил торжественную речь о том, как он рад возглавить столь могучее собрание, как горд повести за собой великие народы Средиземья и направлять своей мудростью детей Эру. Я слушала эту чушь вполуха. Мое отношение к Куруниру было настолько испорчено, что я никогда даже не думала о том, что он может быть действительно полезен Средиземью, о том, что он сильный и в чем-то, наверное, мудрый волшебник, и что вообще он не так уж плох (последнее было бы самой невероятной мыслью). Я думала только о том, что Курунир может превратить для меня этот совет в Ангбанд. Так и случилось. Закончив речь, Белый маг заговорил о теме, ради которого, собственно, мы и собрались, а потом перешел к обсуждению состава совета. Сначала он выразил почтение каждому из сидящих за столом (кроме меня), после чего напыщенно добавил:

— Я хочу внести изменение в состав тех, кто сидит за столом, за которым сегодня будут вершиться судьбы жителей Средиземья, — я зевала и что-то рисовала на лежащем передо мной пергаменте, мечтая о прекращении этих любезностей. — Королева Сильмариэн, пожалуйста, выйдите из-за стола.

— Что? — не поняла я, выронив перо. — С чего бы мне это делать?

— Я вас умоляю, — Белый Маг издевательски закатил глаза, а потом обвел зал заговорщическим взглядом, словно приглашал всех присутствующих разделить его секрет. — Вы еще спрашиваете, Ваше Величество? Вам лучше присоединиться к стоящим потому, что вам я могу оказать доверия меньше, чем любому из них. Но все же вежливость не позволит мне просить вас совсем уйти. Думаю, все понимают, что я имею в виду.

Зал загудел, и я слышала, как возмущение, так и одобрение. Какой позор… Но смотрела я только на Леголаса, лицо которого выражало полное непонимание происходящего. Я пока еще колебалась.

— На самом деле, с чего бы Сильмариэн делать то, что вы говорите? — в голосе Галадриэль слышался еле сдерживаемая ярость. — Она — знатная Нолдиэ, королева Зеленого Леса, и имеет право…

— Леди Галадриэль, — обманчиво мягко перебил ее Курунир. — Я глава совета, а не вы. И мое происхождение куда весомее, чем ваше или королевы Сильмариэн. Кроме того, вашу мудрость тоже можно поставить под сомнение, но, позвольте, кто из нас никогда не ошибался?

Неужели и у Галадриэль есть тайны, которые она предпочла бы скрыть? Или про что говорит Курунир — про ту порывистость, которая ей была когда-то свойственна, и которая могла принести обладательнице много бед?

Я видела, что лицо сестры потемнело от гнева. И я решила не усугублять свое положение. Покачала головой Элронду, который уже открыл рот, чтобы тоже вступить в спор.

— Я вас понимаю, господин Курунир, — тоже как можно мягче сказала я, — но в любом случае здесь должен сидеть кто-то из Зеленого Леса. Наша страна слишком важна для Средиземья. И именно рядом с нами располагаются основные силы врага, — я обернулась к залу. — Леголас, прошу, — пока Курунир не придумал возражений, я встала с места, и сын медленно подошел к нему и сел. Я видела, как пылает его лицо.

— Вы собираетесь посадить сюда этого мальчишку? — с презрением воскликнул глава совета. — Здесь сидят Эльдар, некоторый из которых помнят свет Валинорских Древ! Что может сказать тот, кто был рожден в Третью Эпоху?

— И я помню этот свет, — сдерживая гнев, улыбнулась я. — Но я не подхожу вам, а Леголас давно уже не ребенок. Он принц и наследник нашего трона, так было, даже когда ему был год, и этого у него не отнять. Кроме того, может, вы спросите у присутствующих людей, в какую Эпоху они родились?

Проклятый Курунир, злобно думала я, стоя в темном углу, и не слушая, о чем они говорят. Может, он думал, что я не стану устраивать сцены при большом скоплении людей и эльфов? Нет, скорее всего, он знал, что я не смогу ничего возразить при Леголасе. Столько лет прошло, а я боюсь рассказать сыну хотя бы о какой-то части своего прошлого. Он знает о Трандуиле почти все, а обо мне ничего. Для него я просто любимая мать, которая была там, где он, всегда, а что было до этого, ему практически неизвестно. Я даже не знаю, интересовало ли это сына когда-нибудь? Если бы я рассказала Леголасу обо всем раньше, Курунир не смог бы поймать меня сегодня. Если бы я рассказала, Белый маг мог бы выплюнуть то, что и так известно всем, мне прямо в лицо, и мне было бы на это наплевать, и я смогла бы отбиться. О том, что он расскажет все, я пока не волновалась. Не то время, чтобы заканчивать такую большую игру. Курунир не откажется от своих тайных знаний задаром. О, он подождет действительно страшного для кого-то из нас момента. Сейчас же мне было стыдно и страшно. Я понимала, что после собрания Леголас обязательно спросит, что имелось в виду. И хорошо, если он спросит это у меня.

Обсуждался сбор сил Саурона в Дол Гулдуре, но впервые за долгое время меня это не интересовало. Трандуил был бы этому рад. После той ссоры из-за похода в Дол Гулдур мы помирились далеко не сразу, но тень на сердце моего мужа спала, как спала тень в лесу, и мы снова зажили мирно. Он ничего не сказал на то, что меня пригласили на этот совет. Я просто знала, что ему это неприятно. А мне было неприятно то, что в глубине души он порадуется тому, что меня выгнали (но постыдится того, что с позором). Теперь Куруниру придется пригласить в совет Трандуила, в конце концов, он все же король, а не принц, и родился далеко не в нынешнюю Эпоху.

Наконец, долгожданный перерыв настал. Леголас, как и остальные, встал из-за стола. К нему были расположены все. Даже Курунир выглядел вроде бы довольным, хотя с чего бы ему было печалиться? Из нас двоих у него есть только один выбор.

— Пойдем, мама, — спокойно сказал Леголас, — нам надо подкрепиться.

Я заметила ухмылку Белого мага. Он знает, что рассчитал все верно.

— Пойдем, — ответила я и взяла сына под руку.

Я очень боялась предстоящего разговора, но знала, что когда-нибудь он должен произойти. Трандуил разозлится, он не хотел бы этого, но что теперь можно поделать?

Мы присели на уединенную скамейку в саду. Шли мы туда молча, и сын долго еще собирался с мыслями, прежде чем заговорить.

— О чем сегодня говорил глава совета? — спросил Леголас. — Что произошло? Почему он тебе не доверяет? Почему тебя выгнали? Я ничего не понимаю!

— Много всего произошло, Леголас, — начала я, на самом деле, совсем не зная с чего лучше начать. — Прости, что тебе пришлось выслушать это, не зная ничего из этой долгой истории. Как ты себя чувствуешь?

— Очень странно. Я не думал, что буду сидеть за одним столом с великими. Но не об этом сейчас речь! Мне жаль, что тебя так опозорили. Мама, ты же не делала никому зла, ты всегда была добра ко всем! Что случилось?

— Все, о чем говорил Курунир случилось очень давно, — начала отвечать я, пытаясь тщательно выбирать слова. — Еще до твоего рождения. И до того, как мы с твоим папой поженились. У нас об этом никто не говорит, потому что Трандуил ненавидит, когда кто-то вспоминает про мое прошлое. И мы не хотели, чтобы ты узнал об этом. Но теперь пора, ты давно уже не ребенок, и имеешь право знать, из-за чего тебя могут оскорбить, назвав всего лишь моим сыном. Ты должен знать обо мне все, потому что сегодняшняя ситуация не должна повториться. Я не должна была столько лет от тебя скрывать это.

И я рассказала Леголасу все. То есть все, что знали и другие, но опустив подробности, смягчив жестокость истории. Я не рассказала только то, что не знал никто в Средиземье, кроме Саурона и магов. На протяжении всей истории лицо Леголаса менялось. Заинтересованность — на Валиноре, печаль — на Исходе, улыбка — на Дориате, ужас — на всем, что было до Эрегиона, а потом…

— Саурон? Это был он снова он? О Эру! — кричал сын. — Я не могу в это поверить!

Я боялась, что он никогда теперь со мной не заговорит. Но мне приходилось продолжать. Я закончила историю нашим с Сауроном столкновением в Эрегионском госпитале и его исчезновением. Про встречу в Нуменоре, когда стало ясно, что наша история окончательно закончилась, я промолчала, как и про столкновение в Дол Гулдуре.

Я сидела, опустив голову. Внутри меня все сжалось от страха. Леголас напряженно ходил по дорожке из стороны в сторону. Не выдержав, я жалобно позвала его по имени. Сын повернулся ко мне, его глаза метали молнии.

— Прости, мама, — отрывисто сказал он. — Не сейчас. Мне нужно подумать. Пора возвращаться на совет.

И он ушел. Я не хотела идти на совет, все равно я там была не нужна. Я предпочла бы вернуться с свою комнату и провести остаток дня в мрачных раздумьях, но вместо этого отдышалась, вытерла слезы и гордо подняв голову вернулась в зал совета. Не прийти было бы окончательным поражением, и я не хотела так радовать Курунира.

— Ваше Величество, как вы? — Митрандир поймал меня перед входом во дворец.

— Боюсь, что Леголас меня возненавидит за мое прошлое, а Трандуил за то, что я открыла его сыну, — мрачно ответила я. — Извини, сейчас я не хочу об этом говорить.

— Если Леголас мудр, он простит вас, — после этих слов Митрандир ушел. Мне бы очень хотелось верить в его правоту.

Вторая часть заседания тянулась долго и муторно. Велика вероятность скорого нападения на Гондор. Что-то происходит в Эреборе, что-то в каком-то Шире, над которым все смеялся Курунир. Я устала стоять, но приказала себе терпеть до конца.

Наконец, собрание закончилось, и все начали расходиться, я была полна решимости побеседовать с Куруниром по душам. Как сделать так, чтобы он перестал портить мою жизнь? Но не успела я и двинуться с места, как Элронд подхватил меня под руку и повел к столу, из-за которого не вышел никто, кроме предводителя дунадайн. Мы начали говорить только когда в зале остались два волшебника, Элронд, Галадриэль, Кирдан и мы с Леголасом. Сын, бледный, как полотно, настоял на том, чтобы остаться. Никто не мог ему этого запретить.

«Скажи спасибо, что я храню твои секреты, — раздался наглый голос у меня в голове. — Не советую тебе вступать в перепалку». Я поморщилась. Но вслух Белый маг изрек совсем другое:

— Я лишь оказываю королеве услугу, — сказано небрежно и скучающим тоном. — Думаю, каждый должен знать, какими бывают последствия его неправильных решений. Теперь вы это знаете, Ваше Величество, и это правильно, — Элронд хотел что-то сказать, но Курунир пресек это. — Не ставьте мою мудрость под сомнение, лорд Элронд, ибо она побольше вашей. Ваша подруга совершила на своем пути много ошибок. Кто действительно знает, насколько много? — его пугающие черные глаза словно пытались узреть меня изнутри. — И теперь она должна, увы, уйти из совета. Нельзя полностью верить такой, как она. Я считаю, нечего тут делать Сауроновой жене, — дальше Курунир продолжить не смог. Я не ожидала такого от Леголаса. Размахнувшись и вложив всю силу в удар, сын так мощно приложил главу совета, что тот не удержался на ногах, схватившись за сломанный нос. Все изумленно вздохнули. Кирдан громко усмехнулся. Я прижала руки ко рту. Белый маг медленно поднимался, его глаза горели злобой. Никто из стоящих вокруг не подал ему руки.

— Пойдем отсюда, мама, — Леголас выглядел очень гордым собой. — Не надо тебе это выслушивать, — он подал мне руку, и я с надеждой улыбнулась ему. Мы вышли из зала провожаемые гробовым молчанием, и в тот момент меня не волновал никто из них.

— Ты понимаешь, что ударил Майа? — шепнула я сыну, и я заметила пробежавшую по его лицу усмешку. И вправду, было бы смешно, если бы не было страшно за сына. — Нам нужно уехать, — продолжила я. — Курунир этого не простит, и кто знает, что он задумает?

— Уедем сей же час, — весело подтвердил Леголас. — Что-то мне подсказывает, что в совет больше ни ты, ни я не попадем, — и он расхохотался. Я заметила, что смех его был явно вызван душевным волнением и перенапряжением, но тоже не могла не засмеяться таким же больным смехом, который лишь усиливался при каждом воспоминании о падении Курунира.

— То, что я сделал, далеко не значит, что я принял все, что ты рассказала мне, мама, — отсмеявшись, Леголас внезапно посуровел. — Мне тяжело осознать все, что с тобой произошло, это так. Мне даже кажется, что все это сон или безумие. Мне понадобится время. Но знаешь, что мне куда более противно? То, что ты не рассказала мне все по доброй воле. Я так и не знал бы ничего, если бы не этот отвратительный маг. Об этом… об твоем прошлом все же, видимо, знали?

Я пристыженно кивнула.

— Ты должна была сказать мне раньше. Невыносимо, что любой, кого я знаю, все мои друзья, могли знать об этом, смеяться над нами…

— Знают только старшие, — мне было очень стыдно так оправдываться. — У тебя мало ровесников в Средиземье, и тем, кто из нашего леса, твой отец запретил об этом рассказывать. Тауриэль и остальные твои друзья ни о чем не знают, да если бы и знали, то не стали бы смеяться. Они очень ценят тебя, Леголас.

Мы застыли в неловком молчании. Я думала, что еще добавить, когда Леголас снова заговорил.

— Ты так глупо поступила, — казалось, что теперь он больше говорил сам с собой, — снова довериться такому существу… так глупо… но я тебя понимаю…

— Понимаешь? — я шагнула ближе к Леголасу. — О чем ты? Поделись, прошу.

— Иногда я ловлю себя на мысли… — начал сын. — Нет, это глупо. Не хочу говорить об этом сейчас.

— Хорошо, — испуганно кивнула я. Сейчас было не время просить откровенность за откровенность. Вместо этого я подошла и обняла сына. Он не ответил на объятия, но и не отстранился. Это было уже хорошо.

— Что бы ни случилось, — прошептала я ему на ухо. — Знай, что ты всегда можешь со мной поделиться. Я всегда тебя выслушаю и постараюсь помочь. Я люблю тебя, Леголас.

«Неужели мой сын влюблен?» — думала я, уже оставшись одной в саду. Эта мысль была самой радостной из всех за сегодняшний день. Это было бы замечательно, но… реакция Трандуила может убить все. Подумав об этом, я встала со скамейки и беспокойно прошлась по дорожке. Для нашего общего блага было бы хорошо, если бы это была бы Арвен. Но и ум, и сердце подсказывали мне, что это девушка, почему-то очень похожая на дочь Элронда и Келебриан, но вовсе не она. Ее волосы огненные, а не черные. Кое-что важное придется спросить у ее родителей. А пока я не знаю наверняка, остается только надеяться, что у возлюбленной Леголаса есть очень могущественные предки.

Комментарий к 3.5. Самое сложное признание

ЕЕй, я успела до первого сентября! XD Август был ударным месяцем)))

А теперь, если вы такая же студентота или школота, как и я, хочу вас поздравить с наступающим (наступившим) страшным деньком, и да пребудет с вами сила в эту холодную осень!

Я ожидала, что реакция Трандуила на то, что Леголас узнал о моем прошлом будет бурной. Но то, что получилось, было хуже, чем быстро вспыхивающая, но также быстро гаснущая злость. Мой муж почти никогда не кричал на меня и не был груб, и в тот день он не изменил себе.

— Что ж, — он был бледен, как мел, но говорил спокойно, — когда-нибудь это все равно бы произошло. Лучше даже, что это сделала ты, а не кто-то посторонний.

Но слова его расходились с делом. Я знала, что Трандуил не покажет всей глубины своих боли, разочарования и злости. Тень Саурона теперь и так словно стояла между нами, а то, что Леголас знал обо всем, делало ее лишь реальнее, существеннее. После произошедшего мой муж как будто огородился от меня огромной ледяной стеной, которую я не могла разбить, как бы ни пыталась. Что бы я ни делала, как бы ни пыталась порадовать Трандуила или сделать ему приятное, ничего не помогало. Самое большее, что я получала — вежливую улыбку. Попытки поговорить тоже не дали ничего. Жаркие ночи, уютные вечера, веселые деньки и сонные утра — все это кончилось, ушло от нас, и я замерзала от этого. Мы даже не разыгрывали в чьем-то присутствии прекрасных и влюбленных друг в друга короля и королеву. Мы больше не спали вместе, не разговаривали, под конец почти никак не касались друг друга. Я не знала, любит ли меня еще Трандуил, но мои чувства, которые он больше не принимал, никуда не делись, и от этого мне было еще больнее. Мой муж убивал меня своей холодностью и подозрениями. Но я знала, что также убиваю его своими тайнами, свои прошлым.

В то время у нас почти даже не было сил следить за происходящим в жизни Леголаса, а сын и не навязывался, потому что все понимал. Я надеялась, что он чувствует себя в чем-то виноватым, но на любые личные вопросы Леголас теперь отмалчивался. Так продолжалось довольно долго. Мы трое отдалились друг от друга настолько, насколько это было возможно. Лишь большое горе сумело наконец сблизить нас.

В первый из многих последующих ужасных дней я зашла в давно уже отдельные покоя мужа без приглашения, но мое сердце замирало не от этого.

— Трандуил, — сказала я дрожащим голосом, — у меня очень плохие новости.

Раньше Трандуил сразу вскочил бы с кресла, чтобы спросить, что произошло и, если нужно, утешить меня.

— Да? — ровно спросил мой муж, не выказывая особого интереса.

— Келебриан исчезла.

В глазах Трандуила промелькнула тревога, и он все же поднялся с места.

— Галадриэль рассказала мне это, — продолжила я, нервно расхаживая по комнате. — Келебриан ехала из Ривенделла в Лориэн. Она сумела передать произошедшее матери. Ей сейчас больно и страшно, но неизвестно, где она, — я всхлипнула и разрыдалась. — Кто знает, куда нашу Келебриан уволокли эти проклятые орки. Она может быть даже здесь, неподалеку.

«И если это Саурон… — подумала я, охваченная внезапной яростью, — Не знаю, к чему это приведет нас обоих»! Однако, об этом я промолчала. Не к чему снова злить мужа.

— Мне очень жаль, — лишь чуть менее ровно сказал Трандуил. — Я отправлю всех, кого смогу, обыскивать лес и окрестности. Дочь леди Галадриэль должна найтись живой и невредимой.

— Спасибо, — я попыталась успокоиться. Не стоило рыдать при Трандуиле, теперь я не могу знать, как он это воспримет. — Это достойный поступок, — и я развернулась, чтобы уйти к себе, но была остановлена. Муж положил мне руку на плечо, чего не было уже очень давно, и я почувствовала, что он слегка дрожит.

— Как ты? — спросил Трандуил.

— Мне больно, — ответила я, развернувшись и посмотрев ему в глаза, — из-за всего, что происходит. И сомневаюсь, что будет лучше.

Трандуил убрал руку с моего плеча.

— Ты не зря сомневаешься. Не будет.

— Я поеду в Лориэн, — сообщила я, желая сменить тему. — Хочу быть рядом, когда ее привезут туда.

— Не надо, — в голосе мужа я с удивлением различила беспокойство. — На дорогах сейчас может быть опасно.

— Обычные орки не слишком меня пугают, — пожала я плечами.

— А если это будет целая армия?

— Мне нужно к Галадриэль. Ты сам понимаешь…

— Стой! — Трандуил снова положил мне руку на плечо. — Пожалуйста, не делай этого! Если с тобой что-то случится… — он замолчал.

В душе шевельнулась надежда, но копившееся годами раздражение подстрекало сказать что-нибудь гадкое.

— Я знаю, — сомневаясь, что лучше сказать, я просто взяла его другую руку и сжала ее. — Я вернусь, когда все наладится. Тогда и поговорим.

— Не переезжай Мглистые горы одна, — напоследок добавил Трандуил. — Прошу тебя.

Я и не собиралась. Я больше не отваживалась переезжать горы в одиночку, как часто бывало раньше. Единственный безопасный ныне проход был слишком близко к Изенгарду, а рядом с жилищем Курунира мне делать было нечего. Однако, горы я все же пересекла, уже вместе с убитыми горем Галадриэль и Келеборном, направляясь в Ривенделл, куда Элладан и Элрохир привезли искалеченную мать.

Первые дни Келебриан совсем ни с кем не разговаривала. Никто из ее убитой горем семьи не мог привлечь ее внимания — ни муж, ни родители, ни дети. Она лишь смотрела мутным взором куда-то вдаль, не ела, и, кажется, не спала. От той веселой и прекрасной женщины, которую мы знали, серебряной леди Ривенделла и Лотлориэна, осталась лишь одна тень. Ей овладело настолько глубокое безразличие, что все боялись, что в любой момент она может отправить в Чертоги Мандоса.

Произошедшее с Келебриан потрясло всех нас, но больнее всего ударило по Элронду. Вслед за женой, не желающей его видеть, он тоже отстранился от происходящего. Когда его попытки приблизиться к Келебриан закончились неудачей, Элронд заперся у себя в кабинете, и оттуда не доносилось ни звука. Никто старался не беспокоить убитого горем мужа.

Я не знала, получится ли у меня поддержать и утешить подругу, но понимала, что должна что-то сделать, потому что тоже когда-то переживала все это. Воспоминания были из самых худших за всю мою жизнь, но, глядя ночью в темный потолок, я без жалости к себе подняла их и все, что они повлекли за собой, из памяти и под конец этого кошмара почти что простила Саурона за все лишь потому, что после всего он был рядом. Я так давно не вспоминала о Келегорме… это было тысячи лет назад… Я надеялась, что и Келебриан найдет в себе силы все забыть.

— Попытайся, прошу! — воскликнул Элронд, когда я пришла к нему и сказала, что тоже хочу попытаться достучаться до нее. — Келебриан так любит тебя, может, ты сможешь…

— Келебриан не любит меня сильнее, чем тебя, ваших детей или своих родителей, — покачала я головой. — Не в этом дело. Просто я лучше всех понимаю, что с ней произошло, и могу ее поддержать.

— Знаешь? — спросил Элронд. — А, да, знаешь, — он надолго задумался. — Я и забыл… что с тобой тоже такое было. Эру, я не могу думать ни о чем другом, кроме нее! — с болью в голосе вскричал Полуэльф. — Но я не могу ей помочь. Вдруг, она уйдет… как ты…

Я надеялась, что этого не случится, но ведь Келебриан была изранена куда сильнее… Последние годы были невеселыми, однако давно на сердце у меня не было такой тяжести.

Собравшись с духом, я зашла в покои подруги. Келебриан полулежала в кровати. Рядом лежали закрытая книга и ваза с увядшими фруктами, ничего из этого она не касалась. Подруга была опрятна и причесана, но ее бледное, лишенное всякого выражения лицо было страшно, и даже не из-за ввалившихся щек. Она была похожа… на живой труп. Я присела на кровать подруги, избегая, впрочем, телесного контакта.

— Келебриан, — попросила я. — Вернись.

Она не ответила, даже никак не показала, что знает, что я здесь.

— Послушай, — начала я, сомневаясь в каждом слове. — Наверное, тебе уже говорили об этом, но я действительно понимаю, что ты сейчас переживаешь. Возможно, тебя эти слова сильно злят, потому что большинство, кто так говорит, в на самом деле совсем ничего не понимают. Они не могут этого понять, и слава Эру, их же счастье. Но я все знаю, я помню, каково это. И ты держишься куда достойнее меня, чему я безумно рада. Мы не хотим тебя терять, Келебриан. Мы очень тебя любим.

И она чуть повернула голову. Совсем немного, но я поняла, что она слушает.

— Ты чувствуешь боль от своих ран, — продолжала я, затаив дыхание и надеясь на успех, — но это не главное. Ты чувствуешь себя испачканной, использованной, потерянной. Тебе просто очень плохо, и ты совсем не знаешь, как жить дальше. Так было со мной, и я никогда этого не забуду. Но лучшее в том, что для нас все это позади. Позволь твоим родным помочь тебе. Мы сделаем для тебя все, что сможем.

— Я знаю, — сказала Келебриан голосом, лишенным всякого выражения. Я мысленно восторжествовала. Все, что она говорила ранее, было просьбами оставить ее в покое, а при виде Элронда его любимая жена и вовсе начинала биться в истерике.

— Ты знаешь, что я тоже пережила это, — эти слова мне дались труднее всего. — Но это было давно, и теперь у меня все хорошо. Это не конец, Келебриан, поэтому не отталкивай нас. Я бы тоже не выжила, если бы мне некому было помочь.

— Ты и так не выжила, — холодно заметила подруга, и я смутилась. Как же было противно лгать ей даже в этот момент… И я решила немного приоткрыть завесу лжи.

— В этом не было вины того, кто пытался мне помочь, — отрезала я. — Меня хотя бы пытались спасти, и я была благодарна за это. Все было куда хуже, чем вы все знаете. Я не сказала всю правду про ту ночь, и мне тоже больно вспоминать об этом.

— Неудивительно, — дернула плечом Келебриан. — Я тоже никогда не расскажу все, что со мной сделали. Это меня… убьет, — последнее слово она проглотила, и мне показалось, что она готова разрыдаться. Заплачь, Келебриан, прошу, ведь ты еще не проронила ни слезинки! Может, тебе стало бы легче… Но этот момент прошел. Я прекрасно понимала, что она не хочет вспоминать о произошедшем, а тем более говорить о нем. Поэтому, не зная зачем, продолжила говорить о своем.

— И у меня тоже все было ужасно. Там был тот, кого я знала очень давно, поэтому после мне было так тяжело. Но я никогда не скажу, кто это был. — решительно сказала я. Пусть думает, что там были и незнакомцы, и кто-то мне знакомый. Впрочем, зачем я вообще начала говорить об этом? — Это слишком страшно. Наверное, если бы это был не он, я бы не ушла. И я могу рассказать об этом только тебе, — я пододвинулась поближе к Келебриан. — Ты моя лучшая подруга. И ты можешь рассказать мне все, что захочешь, все, что поможет тебе вернуться к нам. Поговори со мной, или с кем-нибудь еще о чем угодно, ведь мы так этого ждем!

— Я не могу видеть Элронда, — дрожащим голосом заговорила Келебриан после долгого молчания, за время которого я уже почти отчаялась. — Когда я вижу его, я вспоминаю о них, — ее затрясло, и я придвинулась еще ближе и хотела прикоснуться к ее руке, но подруга отрезала. — Не приближайся, Сильмариэн, я не хочу, чтобы кто-нибудь меня трогал, но особенно он. Я никогда не думала, что то, что мы с ним делали, может стать… таким, — и она наконец заплакала, тонким и надрывным голоском, от которого мне стало страшно. Я снова хотела дотронуться до подруги, но она отодвинулась.

— Сейчас здесь вся твоя семья, — говорила я, желая утешить Келебриан, по-прежнему не зная, что нужно говорить в такой ситуации. — Когда тебе станет лучше, сможешь подольше побыть со всеми. Будущей весной мы все сможем…

— Будущей весной меня здесь не будет. Я хочу уехать, — перебила меня Келебриан. Она вдруг резко успокоилась, и вся напряглась.

— Куда хочешь, — испуганно улыбнулась я. — Можем поехать ко мне, сейчас, когда нет тени, в лесу так солнечно, и…

— Нет, — снова оборвала меня подруга. — Я хочу уехать за море.

Эру, как я этого боялась… Я так надеялась, что она не придет к этому решению… Элронда это убьет…

— Мы поговорим еще об этом, — заверила я ее. — У тебя еще будут время и силы все обдумать.

— Конечно, потом, как всегда. Не думай, что я несерьезно, — предупредила Келебриан и снова ушла в себя.

Посидев еще немного с подругой, погруженной в свои мрачные мысли, я пошла к Элронду и рассказала ему про замысел жены. К моему удивлению, эта мысль не повергла его в еще больший ужас.

— Я думал, что такое возможно, — скорбно сказал он. — Но я готов к разлуке, если ей от этого станет лучше. Она хотя бы заговорила. Хотя бы проявила свои чувства. Я очень благодарен тебе, Сильмариэн. Я перед тобой в неоплатном долгу.

Предупредив Элронда, чтобы он не пытался трогать жену и был с ней очень осторожен, я пошла к родителям Келебриан и провела с ними еще один невеселый вечер. Весь обычно приветливый Ривенделл в те дни впал в траур. Нигде не слышался привычный смех близнецов Элладана и Элрохира. Арвен было давно совсем не видно и не слышно. Я пыталась найти девушку, чтобы предложить свою помощь, но поиск закончился ничем. Если Келебриан действительно уедет, дочери будет тоскливее, чем сыновьям, которые бесконечно близки друг с другом. Наверное, Галадриэль захочет взять Арвен в Лориэн как напоминание о дочери… По моей коже прошел мороз, когда я поняла, что в мыслях, если не похоронила, то уже проводила Келебриан. Я ни минуту не сомневалась, что она действительно уедет. Чего бы мы ни хотели, ее решение уже принято.

Так и произошло. Никто не пытался отговаривать Келебриан, все понимали, что раны души и тела, полученные ей, слишком глубоки и болезненны. Оставалось только надеяться, что сам Валинор исцелит ее раны, и горе не доведет эту во всех смыслах прекрасную Эльдиэ до Чертогов Мандоса или садов Лориэна. Интересно, спокоен ли сейчас прекрасный Валинор, или там все… как при нас?

Весной следующего года, мы выехали из Ривенделла и в начале лета добрались до Серебристых Гаваней. В дороге все старались держаться, как-то порадовать Келебриан, на лице которой больше никто ни разу не видел радостной улыбки. Теперь она была тиха и молчалива, холодна и зажата. Прощание было недолгим, но я успела заметить, что Келебриан сумела робко взять Элронда за руку и сжать ее. Я знала, какое это для него счастье.

И лишь когда корабль отплыл от берегов Средиземья и почти уже достиг горизонта, мы позволили проявиться своей боли. В то невыносимо прекрасное летнее утро на причале стояли сильнейшие эльфийские правители и обливались слезами столь горькими, словно мир для них рухнул. А так ведь и было.

— Когда-нибудь мы все туда поедем, — внезапно сказала я, вытирая глаза. — И надеюсь, что и там мы все воссоединимся, — я повторила слова Келебриан. Она сказала, что будет ждать нас всех в месте куда более счастливом, чем то, откуда уехала.

И в тот момент меня снова накрыло чувство, что с нами в Средиземье скоро будет покончено. Однажды мы добровольно поднимемся на корабли и поплывем… но зачем? Что нас будет там ждать? И будем ли мы печалиться о тех временах, когда нашим был весь мир? Я смотрела на Великое море и не знала никаких ответов.

Горе и грусть преследовали нас всю обратную дорогу до Ривенделла. Мы немного отклонились от обычного пути, и повстречали каких-то маленьких странных человечков, которые смотрели на нас весьма неодобрительно. После отдыха в ныне грустном доме Элронда, мы с Галадриэль и Келеборном отправились в Лориэн, а затем я устремилась домой.

— Мама! Тебя не было так долго! — при виде меня Леголас спрыгнул с коня и бросился ко мне, абсолютно не смущаясь своего счастья. Он радовался так мне только в далеком детстве, и у меня отлегло от сердца. Значит, хотя бы сын по мне скучал.

— Я знаю, — я тоже выпрыгнула из седла и крепко обняла его. — Прости меня за это. Я очень, очень по тебе скучала!

Леголас встречал меня на границе леса, и путь до дворца мы собирались преодолеть вместе. В дороге я вкратце рассказала сыну о всем произошедшем за время нашей разлуки.

— Ужасная трагедия, — грустно сказал Леголас. — Мне невыносимо больно за леди Келебриан. Все время, что тебя не было, я охотился на орков и перестрелял немало мерзких лесных тварей. Нельзя допустить, чтобы такое повторилось с кем-то из наших женщин! Как бы мне хотелось, чтобы такого больше ни с кем не случалось!

— Мне тоже этого бы хотелось, сынок, — согласилась я. — Не в наших силах предотвратить все, но в наших руках сделать этот мир лучше. Случившееся с Келебриан показывает нам еще и то, что даже мы, Эльдар, не вечны, и стоит попытаться осчастливить себя и близких, пока мы это еще можем. Я так хочу увидеть твоего отца! Такие события всегда навевают мысли о тлене.

— Ты права, — тихо сказал Леголас, — но иногда очень сложно рискнуть и сделать что-то нужное.

— О чем ты? — спросила я. — Чего ты можешь бояться?

— Мало ли, — уклончиво ответил сын, отводя взгляд, и я решила спросить напрямик:

— Ты говоришь о девушке, в которую влюблен?

— Прости, мама, — сын ощутимо напрягся, — я хочу оставить это при себе. И такие чувства… это пока не для меня.

— Но почему? — спросила я. — Я не на чем не настаиваю, мне просто хочется узнать.

— Я разобрался в себе, — ответил Леголас. — Это все было глупостями, — и я поняла, что он не сказал правды. Впрочем, я не хотела принуждать сына открывать свои секреты. Я всегда старалась делать так, чтобы он сам хотел мне открыться, но теперь, увы — хоть Леголас и простил меня после того, как я рассказала ему о своем прошлом, сам он стал куда менее откровенен, и это тоже было предметом моих неустанных переживаний. Но то, что он сказал потом, напугало меня так, что я даже не смогла ему ответить.

— Когда я думаю о тебе, мама, — Леголас был очень спокоен, — я понимаю, что не хочу большой любви.

Мы продолжили путь в молчании. Но тогда мне думалось, что любовь еще может мне улыбнуться. Я говорила сыну, что стоит осчастливить себя, пока это возможно. Этим я и собиралась заняться, когда вернусь во дворец.

Увидев мужа, я робко улыбнулась ему.

— Тебя не было больше года, — впервые за долгое время я услышала в голосе Трандуила волнение. Я снова была в его покоях и снова без приглашения, и я надеялась, что оно мне больше не понадобится. Я очень тосковала по нему, мы никогда еще не были в столь длительной разлуке.

— Верно, — согласилась я. — И мне очень жаль, но иначе было нельзя. Это был ужасный год. Я так хочу поделиться с тобой.

И я рассказала мужу обо всем, что произошло за этот год, про всю боль, что мы все испытали, о том, как трагедия одной из нас стала трагедией для всех. Под конец рассказа Трандуил прижал меня к себе, и я разрыдалась от горя и усталости. Муж нежно сцеловывал слезы с моих щек.

— Прости меня, Сильмариэн, — шептал он. — Я так скучал по тебе все это время, просто невыносимо. Я отвык тебя не видеть… Мы потратили так много времени на пустые размолвки… я не прощу себе этого. Я так люблю тебя, дорогая!

И он снова извинялся и целовал меня, и от этого мне становилось куда легче. Горе постепенно отступало, и я забыла о нем на то время, пока мы с Трандуилом снова были вдвоем, вместе, как и раньше. Я надеялась, что теперь мы снова научимся доверять друг другу, и наш брак, как раньше, станет прекрасным и дарящим только радость. Я наделась, что все мы теперь снова обретем капельку счастья — и мы с Трандуилом, и Леголас со своей тайной возлюбленной, и Элронд и Арвен, Элладан и Элрохир, Келеборн и Галадриэль, чья боль была еще острее и глубже. И Келебриан, как бы далеко она ни была.

У нас с Трандуилом и Леголасом снова все стало хорошо. Однако, потеря подруги не способствовала моему безоблачному счастью, так что даже несмотря на то, что теперь муж меня холил и лелеял, как было еще до того, как родился наш сын, я не чувствовала себя очень хорошо. Конечно, потом прошло время, и стало легче. Однако, как и всегда, счастливое время тянулось очень недолго.

Тьма опять заворочалась в Дол Гулдуре. На большую часть леса снова упал непроглядный мрак, и мы опасались, что в этот раз Некромант восстал еще с большими силами. Но меня тревожило не только это.

Недавно Трандуил посетил гномье королевство Эребор. Он предлагал мне поехать с ним, но в те дни я была занята другими делами и отказалась, хотя мне и было интересно посмотреть на знаменитую подгорную страну. Взволновало меня то, что из Эребора Трандуил вернулся странно увядший и задумчивый. Я пыталась выяснить, что произошло, но муж упорно отмалчивался. Впрочем, я и так догадывалась. Причиной расстройства Трандуила была, увы, обыкновеннейшая зависть. И неудивительно — сокровищ у Короля-Под-Горой тогда было куда больше, чем у лесного короля. Слава о богатстве и роскоши Эребора гремела на все Средиземье. Это восхищало многих, но Элронд и Митрандир считали, что такая молва может только повредить гномам. К сожалению, так все и вышло. Меня же расстраивала тяга мужа к чужим сокровищам. Но тогда я еще не знала, что не только обычные самоцветы стали причиной его грусти…

Кое-что все же объединяло Трандуила и с королем гномов Трором, и заодно со всеми остальными жителями нашей части Средиземья. Нас всех коснулась одна беда, многих же она совсем сразила. Я никогда не задумывалась о том, куда делись все драконы Мелькора. Считала, что их всех перебили во время Войны Гнева, и была удивлена тому, что некоторые из них чудом пробудились в середине Третьей Эпохи и стали совершать набеги на чужие земли. Один дракон уже убил гномьего короля пару сотен лет назад, другого видели над Ривенделлом, но тогда все обошлось. Самым же ужасным из их племени был Смауг. Услышав это имя, я почувствовала легкий холодок, потому что прекрасно помнила его (и помнила, сколько раз он грабил мои шкатулки с украшениями). К концу нашего знакомства этот дракон уже порядочно вырос, и его можно было называть угрожающим и ужасающим без всяких скрытых смешков. И теперь этот заносчивый змей без всякой опаски летал по Средиземью, жег все, что только хотел, и никто не мог ему помешать! Я на целые дни запиралась в кабинете и вспоминала заклинания Мелькора. Опасения, что Смауг обратит внимание на королевство эльфов, были весьма велики, правда, я была совсем не уверена, что при всем желании могу что-то сделать дракону — слишком многое вложил Мелькор в свои любимые детища, слишком сильными их сделал. Такого, как Смауг мог уничтожить только великий воин, но мог ли это сделать великий волшебник?.. Я ждала приезда Митрандира, чтобы попросить совета.

Надежды на то, что новая гроза Средиземья не обратит на нас внимание, не оправдалась. Понятно, что хотел доказать Смауг — однажды он выжег целый кусок леса где-то между нашим дворцом и логовом Некроманта. Ситуация становилась опасной — мы могли быть сожжены заживо, и произойти это могло практически в любой момент! Это пугало и угнетало. Я даже не могла просить помощи у волшебников — Радагаст был слишком бесхитростен, чтобы знать, как подступиться к дракону, а Митрандир был занят чем-то на западе Средиземья. И я решила действовать. Тайком, ведь это не понравилось бы Трандуилу, но сделать что-то, полагаясь на лишь старое смутное знакомство. Да, это было слишком рискованно; так глупо, что даже безумно. Но все же это было лучшим решением. Ни одного Трора считали богатым и могущественным королем, и у меня были нехорошие подозрения, какую цель наметил дракон. Он кружил вокруг Лихолесья, но пока не летал к Одинокой Горе.

Так получалось, что нам грозили две большие опасности. Некромант и Смауг. Кто же был хуже? И что каждый из них выберет? Лихолесье или Эребор?

Я была наслышана о том, в каком месте находится драконье лежбище, где Смауг отдыхает, пока не выжигает окрестности. И знала, что эти твари — неисправимые одиночки, то есть на другие неприятные встречи мне рассчитывать не пришлось бы (Смауг к тому же раньше считал всех остальных молодых драконов недостойными даже его внимания). Наконец, я прекрасно помнила некоторые из уроков Мелькора и помнила самого Смауга — наверняка с годами дракон стал только заносчивее и самовлюбленнее, так что подход к нему у меня есть.

Я долго думала обо всем этом. Пыталась поговорить с Трандуилом, но он не хотел обсуждать со мной дракона. А я не могла показать ему, насколько много знаю о Смауге. Меня пугала мысль о том, что дракон хочет завладеть огромными лесными территориями и превратить их в выжженную пустошь. Муж снова отказывался от моей помощи. Придется не только снова взять дело в свои руки, но и попытаться оставить это при себе.

Мне не пришлось далеко ехать — дракон облюбовал себе место рядом с южной границей леса, что меня с одной стороны радовало, ведь при желании ему было бы легче сжечь Дол Гулдур, чем наш дворец, а с другой стороны — нет, ведь мне самой пришлось проехать мимо логова Некроманта. Это я проделала с огромной осторожностью, однако не теша себя надеждами, что осталась не замечена.

Избавиться бы от этой проклятой крепости… «Я уничтожу Дол Гулдур, прогоню твою омерзительную Девятку и сделаю так, чтобы ты позавидовал Мелькору за Краем Мира», — вспомнилась мне моя самая глупая записка Саурону. Было бы прекрасно все это осуществить.

Всю дорогу я перебирала в уме заклинания, которые смогли бы хотя бы ненадолго остановить Смауга, если тот все же попытается меня сожрать. Моргот, я сотню раз успела пожалеть о том, что вообще вышла из дома, но что можно было сделать? У меня был долг, и я хотела защитить наши земли.

Дракон даже здесь, на огромной поляне, некогда бывшей зеленой, а теперь сожженной дотла, не мог обойтись без золота. Вокруг него были разбросаны в кажущемся беспорядке и монеты, и кубки, и разные украшения. Однако я знала, что отсюда нельзя взять ни единой золотой крупинки, пусть даже от нее зависела бы вся жизнь — драконы помнят каждый украденный пустячок и могут за него жестоко отомстить. А у Смауга когда-то была прекрасная память на это. Я так давно не видела столь великолепного зрелища — живого дракона! На минуту я забыла, как дышать. Это было прекрасно, и величественно, и… безумно опасно. Большой красный дракон казался дремлющим, огромная голова лежала на лапах, но пока я стояла и, раскрыв рот, смотрела на него, и мне казалось, что я вернулась на Эпохи назад, он поднял голову, принюхался, и его глаза раздраженно сузились.

— Эльф? — спросил он. Эру, какой чарующий голос… напоминает голос Саурона. От этого еще больше хочется убежать…

— Эльфийка, — я храбро выступила из-за деревьев и зажмурилась, опасаясь открыть глаза уже в Чертогах Мандоса.

— Хммм, — задумчиво сказал дракон, — я тебя помню, — я открыла глаза. — Что привело тебя в мои владения, Сильмариэн?

Что ж. Это уже неплохо. Пора было начинать.

— Я пришла к тебе с просьбой о дружбе, если мне будет позволено так сказать, о великий Смауг, гроза Средиземья! — на одном дыхании произнесла я. — Я пришла к тебе от имени лесного короля и от своего, и надеюсь, что ты не оставишь нашу скромную просьбу без внимания, о Темнейший!

Интересно, работает ли еще это с ним? Я готова была, если понадобится, льстить еще отчаяннее и придумывать еще более напыщенные восхваления! Кажется, все получалось — Смауг снова положил голову на лапы, в его взгляде вспыхнул интерес.

— А твои речи сладки, как и прежде, эльфийская дева! — довольно сказал дракон.

Я, сдерживая вздох облегчения, скромно улыбнулась. Еще бы они были не сладки!

— Очень боишься меня? — спросил вдруг Смауг. Его пасть изогнула усмешка. Из ноздрей вырвался дым. Он играл.

— Я сильно боюсь тебя, величайший, — честно ответила я. — Глупо не бояться столь могущественное сознание. Один твой вздох может обратить меня в пепел!

Дракон польщено ухмыльнулся. Он выглядел невероятно довольным, что не могло меня не радовать.

— Да, это так. Я могу убить тебя одним вздохом, и одним махом крыла, да даже просто пошевелив лапой. Но… — он задумался, и я затаила дыхание, — не сегодня. Ты совсем не вызываешь желания убить тебя, Сильмариэн, ты вызываешь память о счастливых временах. Глупо, но это так. К тому же, зачем мне убивать тебя, если ты сама ко мне пришла? Это было бы глупо вдвойне. Да я и не любитель эльфов, ваше мясо отдает тленным унынием. Так что же ты хочешь найти здесь, Нолдиэ? Не ограбить же меня ты пришла? — его желтые глаза снова опасно сузились, мое сердце пропустило пару ударов.

— Я пришла не только, чтобы просить тебя об одолжении, — стараясь быть чуть спокойнее, продолжила я. — Я хотела посмотреть каким ты стал. Все вокруг говорят, что ты — сильнейший дракон из оставшихся в Арде, и теперь я вижу, что меня не обманывали! Ты выглядишь величественнее Глаурунга в его лучшие дни…

Нет, наверное, это было уже чересчур. Ни один дракон не был сильнее великого и ужасного Глаурунга. Впрочем, Смауг так не считал. Он выглядел как объевшийся кот, и чем больше я пела, тем больше он становился ко мне расположен. Он даже приподнялся, чтобы я могла лучше его рассмотреть. Однажды ты споткнешься на ком-нибудь столь же льстивом, сладком и приятном, о Смауг, в этом я была уверена…

— Значит, ты удостоверилась в том, что я велик? — удовлетворенно спросил он, когда мои запасы изысканных речей стали уже иссякать.

— Более чем, — выдохнула я с облегчением.

— Тогда говори свою истинную цель, — скучающим тоном произнес красный дракон. — Ты хотела о чем-то меня попросить? Наш разговор протекает хорошо. Пожалуй, я готов тебя выслушать.

Хвала Эру, до главного блюда мы дошли!

— Недавно ты, великий Смауг, — осторожно начала отвечать я, тщательно подбирая слова, — почтил вниманием наш лес. Это было великим и ужасным зрелищем.

— Так, — равнодушно кивнул дракон.

— Такое внимание несомненно лестно, — продолжила я, — ведь ты не уделил бы его незначительному государству, но, если ты позволишь, это очень пугает мой народ.

— Теперь ты королева, — задумчиво сказал дракон. — И ты пытаешься защитить свой народ? Как скучно! Надо сказать, я был удивлен, узнав, что с тобой стало. Ты прекрасно знаешь, Сильмариэн, что, если я захочу — я приду за вами. Но пока что у меня есть другие дела. Можешь ехать домой.

— Не только! — пискнула я, боясь и разозлить Смауга, и уехать ни с чем. — Я хотела просить у тебя не только о том, чтобы ты не жег наши земли.

Тогда поездка была бы бесполезной. Дракон мог бы в любой момент переменить свое решение или просто сразу сжечь меня.

— А о чем же еще? — Смауг клацнул зубами. — Думай тщательнее, Сильмариэн!

— Я хочу просить тебя о союзе, — ответила я, осознавая, как это глупо и вымученно звучит. — Я хотела просить твоей помощи в борьбе с главным противником нашего государства.

Красный дракон поднял голову и расхохотался. Его смех был громче любой бури, и я была уверена, что случайный впечатлительный путник мог бы расстаться с жизнью от одного только раската этого громового смеха.

— Союза просят тогда, когда две стороны хотя бы примерно равны, эльфийская дева, — еще не досмеявшись, заговорил Смауг. — А вы, всего лишь жалкие эльфы, что вы можете мне предложить? Я дракон, я могу забрать у вас все в любую минуту! — он обнажил клыки.

— При всем величии, ты не можешь забрать у нас то, что нам больше не принадлежит, — храбро сказала я, вскинув голову, — а именно это я тебе и предлагаю. И не только это. Я предлагаю тебе золото. Много золота!

— Интересно, — усмехнулся Смауг, — о чем же ты ведешь речь? Предлагаешь то, что не имеешь, занятно. Я, кажется, догадываюсь, но… хотел бы, чтобы ты сама это сказала.

Мой прямой взгляд столкнулся с его заинтересованно-прищуренным.

— Сожги Дол Гулдур, — прямо сказала я, — и забирай себе лес.

Смауг снова хохотнул, но теперь уже не так громко.

— Сожги Дол Гулдур, — задумчиво протянул он. — Я должен подумать… А пока я думаю, ответь мне на один простой вопрос, эльфийская дева. То, чего ты добиваешься — настоящая тревога за свою страну и ее жителей или обыкновеннейшая скучнейшая месть? — Смауг снова прилег на лапы и довольно ехидно посмотрел на меня. Этот вопрос поставил меня в тупик. Я сама не знала, что из этого будет большей правдой.

— И то, и то, — вздохнула я, сознавая, что дракону лучше не лгать. — Я бесконечно беспокоюсь за наш лес, точнее, за ту часть, что осталась нашей. Но я всегда хотела по-настоящему отомстить Саурону, и моих собственных сил на это не хватит. Мне бы очень хотелось, чтобы такой великолепный союзник, как ты, Смауг, был на моей стороне.

— Ответила, не ответив, — дракон задумался. — Что ж, возможно ты сама не хочешь признавать того, что тобой движет прежде всего месть, — он щелкнул зубами и еще раз хохотнул. — Мне это очень нравится! Конечно, я могу не согласиться на твое предложение. Тогда ты будешь мучиться от того, что и я, и Гортхаур будем слишком близко, опасно близко, и ты ничего не сможешь поделать ни с одним из нас. О, ты будешь очень страдать. Но… зачем мне это нужно? Твое предложение достаточно заманчиво, чтобы я мог на него согласиться. Гортхаур теперь — лишь тень прошлого себя. Я легко могу его сокрушить. Мне было бы это даже приятно. Он был не очень любезен во время нашей последней встречи. И не почтил меня теперь.

— Так ты согласен, величайший? — недоверчиво спросила я.

— Почему бы и нет? — беспечно отозвался Смауг. — Это не только принесет мне пользу, но и порядком развлечет. Не стану скрывать, что предложи мне такое первым Гортхаур, я бы тоже согласился. Но… кто успел, тот успел, — усмехнулся он. — Перейдем к делу. Я хочу от вашего королевства дань. Пока что единовременную, а потом как уж пойдет. Принесете все, что у вас есть. Я сам решу, когда ее затребовать. Кроме того, я хочу, чтобы ваш король преклонил передо мной колено и признал меня своим повелителем, — красный дракон мечтательно закатил глаза. — За это я обещаю вам безопасность ваших земель и ту помощь с Дол Гулдуром, что ты просила.

Ужасные условия. Трандуил будет страшно зол. Но есть у меня пара соображений, которые нужно будет обдумать…

— Ты правильно сделала, что пришла, Сильмариэн, — усмехнулся Смауг. Теперь его настроение было явно на высоте. — Вы были весьма лакомой целью, но так я и заберу у вас самое лучшее, и стану вашим признанным властителем, оставив вам жизни. Это даже лучше. О, какой чудесный подарок! Я даже хочу сказать большее, — добавил он после небольшого молчания. — Вы были следующими.

И по моей коже пробежал мороз от того, что я поняла, что все же на какое-то время купила мир, однако какой ценой…

— И какова же следующая мишень для твоего интереса? — осторожно спросила я, хотя и не следовало бы это делать.

— Та, куда твой муж принесет мне дань, когда я потребую, — зловеще ответил Смауг. — Цель настолько роскошная, что остальные драконы могли бы о ней только мечтать. О, я вижу, что теперь ты в растерянности? Так я скажу тебе, Сильмариэн, только попробуй предупредить их… и меня больше ничего не остановит, — его глаза опасно сузились, я боялась, что он может не сдержаться прямо сейчас…

— Я не стану этого делать, — поспешно ответила я, — но даже если бы и захотела бы, что бы это изменило? Перед тобой мы все — ничто. Даже если гномы начнут готовиться к твоему прибытию, им это не поможет.

— В этом ты права, — удовлетворенно сказал дракон, — но все же… Я предупредил. Девочка.

Я кивнула.

— Спасибо за твое согласие, величайший из драконов, великолепнейшее из созданий Темного Властелина, — прошептала я.

— Я сделаю то, что обещал в свое время. И ты сдержи слово, иначе заплатишь за все, — сказал дракон, отвернулся и потерял ко мне интерес. Я глубоко вздохнула. Не стоило больше его тревожить.

Из всего этого было ясно только одно. Следующая цель Смауга — великое гномье королевство Эребор. Неясностей было куда больше. Главным был вопрос — что я натворила? И — к чему все это теперь приведет?

Вернувшись домой, я стала ждать неминуемого. Остатки совести кричали мне, что нужно поехать в Эребор, рассказать королю Трору, какая страшная опасность нависла над его страной. Здравый же смысл (или инстинкт выживания?) твердил, что нужно спокойно оставаться на месте, ничего не предпринимать и ждать. За несколько недель я вся истерзалась. Я не могла ни есть, ни спать, ни занимать себя какими-либо делами. Я похудела и побледнела, на целые дни запиралась в кабинете и думала, что делать дальше, и сумею ли я выпутаться из ситуации, в которую сама себя загнала. В конце концов, когда все произошло, я почти обрадовалась. Чем больше дракон тянул, тем хуже становилось мне. Наконец, Смауг начал действовать. Разведчики сразу донесли, что произошло за пределами леса. Город Дейл был полностью сожжен, а Одинокая Гора захвачена. К моему ужасу, Трандуил, разумеется не ведавший о позорном тайном договоре с драконом, решил выдвинуться к Горе.

— Ты не сможешь его остановить! — в панике воскликнула я, когда узнала об этом. Бледный и решительный Трандуил готовился к выступлению. — Смауг же дракон! Кровавое жуткое древнее чудовище! Ты только зря погубишь своих эльфов, наших эльфов! Прошу, Трандуил, останься!

— Я должен, — король надел свою корону и пустым взглядом уставился в зеркало, — Иначе, что я за король, раз рядом с моими владениями происходит такое?

— Просто помоги гномам, — предложила я. — Они обездолены. Предложи гномам кров и пищу, помоги добраться до гор, где живут их родичи.

— Помощь гномам? — вскинулся Трандуил. — Ни за что! Этого точно не будет! Нога гнома не переступит границу моего леса! С чего ты решила, что я вообще думал об этом? Гномы сами виноваты, что навлекли на себя беду. Их полоумный король, его заносчивый внук… Я никогда не буду помогать этому народу, мне просто нужно самому увидеть, что там произошло, и показать, что мы не сдадимся так легко!

— Ты хочешь вступить в сражение, чтобы что-то доказать Смаугу? — зло прошипела я. Это худшая чушь, которую я слышала в своей жизни! Этот дракон сильнее всех нас!

— Вряд ли я вступлю в сражение, — было видно, что Трандуил в ярости, — но тебя это совершенно не касается! Если ты принимаешь меня за идиота, который пожертвует своей армией ради гномов, Сильмариэн, то ты очень сильно ошибаешься!

— Я знаю, — я с трудом сдерживалась, но не следовало сейчас спорить с мужем. — Извини. Я всего лишь волнуюсь. Пообещай, что ты вовсе не станешь биться. Ты и сам понимаешь, что это было бы напрасно! Пообещай, что ты просто взглянешь на то, что там произошло и уйдешь!

— Хорошо, — чуть смягчился Трандуил. — И правда, воевать мы будем только в самом крайнем случае.

Но все же я боялась, что до битвы дело дойдет. Трандуил и его армия ушли в поход, а я нервно бродила по замку, разрывая шелковые носовые платки, и ждала. Я знала, что если Смауг поймает лесного короля на сопротивлении ему, нам всем конец. Как расценит дракон то, что эльфы там всего лишь появились?.. Эребор, почему он начал с Эребора, а не с Дол Гулдура?

К счастью, все обошлось. У Трандуила действительно не было причины биться с драконом. Гномам он тоже помогать не желал. Поэтому король и его армия всего лишь взглянули на все произошедшее и вернулись домой, предоставив встреченных ими лишенных всего гномов своей судьбе. Это казалось мне злым решением, хотя я и знала, насколько мой муж не любит этот народ. И насколько он ему завидовал… до недавнего времени. Трандуил предоставил помощь только людям. Небольшую, конечно, но и это было хорошо.

Теперь мне оставалось ждать следующего хода Смауга. Я знала, что он потребует дань и потребует ее в Гору. Прошло несколько недель. Но эта отсрочка не успокаивала — я понимала, что дракон наслаждается новоприобретенным богатством, но, восхитившись достаточно, захочет еще. И снова мне захотелось, чтобы все это поскорее закончилось. Я давно придумала способ выйти из этого положения с наименьшими потерями… вот только сработает ли все так, как надо? Дол Гулдур… Почему Смауг так тянет?

Чуть больше, чем через месяц после падения Эребора, драконьи думы дотянулись и до нас. В тот вечер во дворце был очередной пир, на который я спустилась совсем ненадолго, только чтобы показаться и слегка перекусить. У меня давно не было настроения для веселья, даже если бы ни тайные интриги, его бы не было. Слишком страшной была трагедия, произошедшая со всеми нашими соседями, слишком печальным могло бы быть ее продолжение. Но это не могло остановить Трандуила. Он хотел веселья. Была уже ночь, и никакая тень не пала на дворец. Ни шороха не услышали разгоряченные вином и танцами эльфы. Дракон остался почти незамеченным, и от этого стал еще более пугающим. Лишь раздался стук, когда в окно было закинуто что-то, и после этого мы услышали громовой чарующий голос.

— Я жду, эльфы, — после этого Смауг улетел, и когда передо мной все расступились, чтобы я смогла подойти и посмотреть на эту жуткую посылку, я увидела три гномьих тела. Они были мертвы, никто уже не смог бы им помочь. Два из них обгорели настолько, что даже матери не смогли бы узнать своих сыновей. Я зажала рот, из которого рвался крик. И увидела на обнаженной груди последнего, наименее обгоревшего, жуткую кровавую надпись: “Вы мне должны”. Дракон потребовал свое.

— Похоже, старина Смауг пожертвовал нам свой ужин, — хохотнул кто-то в толпе.

— Кто это сказал? — рявкнула я, в бешенстве обозревая собравшихся. Все притихли.

Подоспевший Трандуил взял меня за локоть.

— Пойдем, Сильмариэн, — и, обращаясь к кому-то. — Уберите их и… похороните, — он повел меня к выходу из пиршественного зала. За нами шел Леголас.

— Что дракону может быть от нас нужно? — испуганно воскликнул сын, когда мы остались только втроем. — Зачем он пришел к нам?

— Как что? — дрожащими руками я налила всем нам вина и опустилась в кресло, устало потирая виски. — Золото. Дракону всегда нужно только золото, Леголас. И он требует его от нас. Весть о славе и богатстве нашего королевства достигла ушей Смауга, и наше счастье, что он сразу не поступил с нами как с Дейлом и Эребором.

— Я не отдам этому проклятому змею свои сокровища! — разъярился Трандуил. — Некромант наступает, Смауг будет требовать все больше и больше, мы разоримся и вынуждены будем уйти из леса! Стать никем, уйти в Лотлориэн… а куда дальше? За Мглистые горы? За море?

Некромант… Но где же моя часть сделки, Смауг?

— Мы этого не допустим! — я вскочила с места. — У меня… есть одна идея, безумная, правда, но ее нужно обдумать. Есть способ… мы должны избавиться от дракона любой ценой! — я заходила по комнате, мне даже не нужно было изображать отчаяние.

— Что за идея, мама? — спросил Леголас.

— Пока это лишь тень идеи, — я покачала головой, хотя все и было давно продумано. — Дайте мне ночь на размышления.

Я боялась, что Трандуил сейчас начнет спорить и возмущаться, что не стоит мне думать об этих делах, и он сам будет все решать, но этого не последовало. Видимо, мой муж был настолько убит происходящим, что у него уже не было сил. А может, он признавал мои таланты. Думая об этом, я смотрела на лицо Трандуила и почти бессознательно отметила, что почему-то оно поменяло цвет, на него упали оранжевые и бордовые блики. Но ведь до рассвета еще далеко… Леголас вскочил и подбежал к окну. Я встала рядом, затаив дыхание в смутной надежде, и… Дракон меня не подвел. Юг леса пылал.

— Он решил сжечь лес, — впервые за много лет голос Леголаса стал похож на голос маленького мальчика. — Он… он убьет нас.

— Не сегодня, — ответила я. Я почему-то успокоилась. — Сегодня мы не умрем. Я в этом уверена, — и я очень надеялась, что выражение торжества не отразилось на моем лице, а если и отразилось, то муж и сын его не заметили.

Позже, оставшись одной, я дала себе волю. Я стояла у окна, попивая вино, и наблюдала за пожаром. Он уже уменьшился, видимо, Смауг его контролировал. Зарево рассвета уже побеждало отблески пожара. Я тихо посмеивалась. Что ж, Некромант, я предупреждала. Одну из своих угроз я исполнила. Наверняка, ты этого не ожидал. Когда пожар стал уже совсем небольшим, я отошла от окна. Нужно было лечь, хотя я и знала, что не усну. Но последним, что поразило меня той ночью, стало мое лицо. Бросив взгляд в зеркало, я увидела там ту, кого уже давно не было, и кого я не ожидала увидеть. Это была женщина с портрета в Ангбанде. Холодная, красивая и злая. И это была я.

— Бросайте все, что есть! — сурово говорила я, когда очередная эльфийка не желала класть в сундуки, предназначенные в дань дракону, последние сережки. Потом, отходя, те, кто был посмелее, бросали на меня вздорный взгляд. Трандуил рвал и метал, выслушав мой план, он назвал его чистейшим безумием, но потом вынужден был согласиться — выхода не было. Это был единственный способ, который помог бы сохранить нам наше состояние и независимость.

И теперь все эльфы Лихолесья собирали все свое золото и драгоценные камни и несли все ко мне. Я прекрасно знала, что если все получится, золото вернется к своим владельцам, но обнадеживать никого не собиралась. О плане знали только я, Трандуил, Леголас и Менелтор, который вызвался быть моим главным помощником в столь опасном деле.

— Расправимся с тварью и заживем, как прежде! — задорно говорил Менелтор.

Я очень настаивала на том, чтобы Леголас не шел с нами, а от Трандуила было бы только больше вреда. Мы с Менелтором собирались взять с собой лишь еще нескольких эльфов, которые потащили бы дань Смаугу в Гору. Конечно, мы не собирались сразу нести все, и поначалу решили взять около полудюжины огромнейших сундуков. Для моего плана и этого бы хватило.

Когда золото было собрано, я заперлась с ним одной из дальних комнат и не выходила оттуда больше суток. Когда все было закончено, я шаталась от усталости и проспала два дня. А после этого мы отправились в поход. Леголас проводил нас с золотом до разрушенного Дейла. Вид его обнищавших жителей был худшим, что встретилось нам на этом невеселом пути. Голодные люди видели наше богатство и вслед летели проклятья эльфам, которые собирались откупиться от дракона, вместо того, чтобы мужественно столкнуться с ним. Почти каждую ночь дракон летал в селение людей и воровал жителей, предпочитая красивых девушек. Я надеялась, что сегодня смогу положить этому конец.

Парадный вход в Эребор был разрушен, но дракон сам делал вылазки и ждал гостей, поэтому кое-как раскиданные обломки врат были отброшены с нашего пути. Замирая от страха, мы преодолевали темные пустые коридоры, недавно бывшие, наверняка, такими гостеприимными. Я жалела, что не побывала тут раньше, и не увидела, каким было это королевство при гномах, потому что, когда мы нашли место, где лежал Смауг, мы увидели…

Огромные горы золота и самоцветов вздымались в высь, которую не мог охватить мой взгляд. Наша дань на фоне всего этого казалась жалкой крупинкой. Золото блестело и переливалось, оно словно излучало свое сияние, или это светилась чешуя Смауга? Мою душу обуяла жажда обладать всем этим богатством. Не смотри на него, приказала себе я, но я не могла не смотреть. Проклятое золото, драконье золото… Как хорошо, что Трандуила здесь нет… Это зрелище спалило бы его душу.

— Эру, о Эру! — шептала я пересохшими губами, на миг забыв обо всем. Из недр сокровищницы раздался тихий смешок.

— Добро пожаловать в великое королевство Эребор! — раздался бархатный голос Смауга.

— Это… это просто великолепно! — я была едва в состоянии говорить. — Это прекраснейшее, что я видела в своей жизни, о великий и могучий Смауг!

— Неудивительно, — ответил змей, довольно распластавшись внизу на груде сокровищ. — Я ни капли этому не поражен. Это место — чудо света, и я владею им…

— Но даже это, — продолжила я, с трудом глотая воздух, — не отражает всего твоего величия.

И сейчас я не кривила душой. Потрясающий огромный красный дракон раскинулся на богатстве большем, чем я видела даже в Ангбанде, и даже я, никогда не питавшая особой приязни к роскоши, была поражена до глубины души.

— Теперь я Король-Под-Горой. Все эти сокровища мои… и не только они. Почему вы принесли так мало? — недовольно осведомился Смауг, ударив хвостом по груде золотых монет. — Где мое золото?

— Несомненно, все золото Зеленого Леса принадлежит тебе, о величайший, — ответила я, — но мы всего лишь скромные эльфы. Прости меня, Смауг, остальное золото в городе, и, если ты разрешишь, мы принесем его завтра. Мы просто не смогли донести сюда все!

— Какие же вы жалкие создания, — презрительно искривил пасть Смауг. Он вытянул ко мне шею, и из его ноздрей вырвался пар, который коснулся моего лица, — но я согласен. Тебе повезло, королева. Частично, но ты держишь слово. Но где же твой король? Где твой принц?

— Мой сын остался дома, — ответила я, как можно спокойнее. — Он еще слишком юн для подобных важных дел. А мой муж… — неприятная полуправда, но Смаугу это понравится. — Ему сейчас лучше не выходить из леса. Помимо тебя, величайший, его может ждать здесь множество бед. Люди из Дейла взбешены, ведь его помощь им была слишком мала, а гномы злы и того больше. Я слышала, что внук Трора все бы отдал, чтобы отомстить королю Лихолесья.

Смауг поднял голову и расхохотался.

— Выходит, из всех вас только ты обладаешь какой-то смелостью! Теперь видно, кто из вас муж! Что ж, Сильмариэн, зная твое прошлое… я не удивлен. Оставляй сундуки и возвращайся завтра, — он сменил тон, показывая, что потерял к нам интерес. — Остальное обсудим завтра. Я должен показать тебе кое-что… оно было у гномов, и я был поражен этим. Ты удивишься еще больше, Сильмариэн, — его голос звучал тихо и вкрадчиво, — эта вещь не из этой Эпохи.

— Постой, о Смауг! — воскликнула я, не обращая внимание не последние слова дракона. — Я должна показать тебе то, что мы принесли! Ты поразишься, узнав, какие богатства скрывала казна Лесного короля.

— Давай, — согласился дракон. — Показывай.

У каждого сундука наготове стояло по два эльфа-стражника. Я подняла руку и взглянула на нее. Момент настал. Глубоко вздохнув, я отдала взмахом команду и в ту же секунду упала на кучу золота, не удержалась и начала скатываться по ней вниз к дракону, стараясь зарыться в золото, исчезнуть, скрыться. Но все напрасно. Поток монет неотвратимо нес меня к драконьему боку, а руки, стремясь остановить падение, цепляли лишь пустоту и одиночные монеты. Я закричала от страха и кажущейся нереальности всей этой ситуации, и мой крик слился с драконьим. В сокровищнице возникло еще одно сияние, не имеющее отношение к золоту, но оно пропало, не задев меня.

Скатившись, я больно ударилась о горячий бок дракона, но тот уже не мог ничего сделать. Всем телом я почувствовала глубокое ровное дыхание. Смауг спал.

— Вы в порядке, Ваше Величество? — крикнул один из стражей.

— Вполне! — выкрикнула я в ответ. — Дракон уснул!

Надеюсь, он проспит долго. А потом пусть гномы с ним разбираются. С трудом я полезла по горе золота.

— Ничего тут не трогать! — крикнула я. — Не смейте вынести оттуда ни колечка! Смауг еще жив, и он уже успел запомнить, что у него имеется!

Зато нас он не вспомнит. Ударное сочетание из Мелькоровских заклятий не только усыпит его на неопределенное время, но и лишит последних воспоминаний. Любое другое существо убил бы даже один сундук, даже половина, но то дракон. Теперь худшее, что может случиться, так это то, что через много лет Смауг снова прилетит требовать дань.

Когда я поднялась, сундуки уже были закрыты, а стражники стояли рядом с ними. Но кого-то не хватало.

— А где Менелтор? — спросила я. Все потупились. — Где он?

Обожженное заклятьем тело моего друга, отца лучшей подруги моего сына, лежало рядом с местом, с которого я упала. Он встал там, где заклятье достало его. Наверное, он пытался меня подхватить, когда я упала. Глупый, глупый Менелтор! В последний раз он сотворил глупость. Он даже умер по глупости. Но виновата в этом я. Не надо было ему меня спасать. Не надо было мне все это начинать. Что я скажу Айвендиль? А Тауриэль? Я заплакала, присев рядом с телом, совсем не заботясь о том, как я выгляжу или себя веду.

— О Менелтор, — прошептала я. — Это моя вина. И моя ошибка. Я виновата в том, что притащила тебя сюда, что заварила эту кашу…

Он хотел устроить самый большой праздник, когда мы вернемся из похода… Теперь этим праздником будут похороны… Он думал, что все будет хорошо, когда мы избавимся от дракона…

Но нужно обезопасить себя. Несколько слов, совсем ерунда, и другие эльфы не вспомнят мой разговор с драконом, особенно если что-то показалось им подозрительным. Можно будет сбросить это беспамятство на действие заклятия.

Убитая горем, терзаемая чувством вины, я вышла, пошатываясь, из Одинокой Горы. Кожа на руках, где я коснулась дракона, покраснела и болела. Лицо чесалось. Вернувшись домой, я обнаружила, что мои брови и ресницы сгорели, а кончики волос скукожились. С помощью магии я завалила главный вход в Эребор самыми большими валунами, какие обнаружила. Больше никто не должен войти сюда, пока здесь обитает такое древнее и нерушимое зло.

Мы остановились на руинах Дейла, на пустоши Смауга. Я смертельно устала, но я должна была сделать хоть что-то однозначно хорошее. Я сняла заклятье с одного из сундуков. Это заняло больше времени, чем я планировала. Я знала, что Трандуила это не обрадует, но отдала весь сундук с золотыми монетами бежавшим из Дейла. Я сказала, что дракон их больше не побеспокоит, что он спит. После этого количество проклятий в сторону эльфов сильно уменьшилось, хотя кто-то был недоволен тем, что мы заодно не захватили с собой весь клад Смауга и не отдали его людям. После этого мы отправились домой.

Митрандир прибыл в Лихолесье, пока мы были в отлучке. Мы долго сидели и разговаривали. Маг курил трубку. И мне было приятно, что есть кто-то в Средиземье, кто знает обо мне правду и все равно принимает меня. Митрандир сказал, что большое чудо, что все прошло так, как я это планировала. Он был поражен моим планом, считал его безрассудным. Я была со всем согласна. И пообещала себе больше не встревать в приключения, но разве такое бывает?

Трандуил был в ярости. К году возвращения Короля-Под-Горой и еще множества достопамятных событий, положение нашего королевства стало, как никогда, шатким. И на то было несколько причин.

Не переставая, я радовалась тому, что Смауг спокойно спит в Горе и не вылезает наружу. Но теперь отдых дракона мог быть нарушен! Мой муж на чем Арда стоит клял гномов, которые не так давно вышли в поход к Одинокой Горе, и обещал с ними разделаться при первом подходящем случае. “Им все равно придется пройти через Лихолесье. Они никуда не денутся”, - с нехорошей улыбочкой говорил Трандуил. Мне же было куда обиднее от того, что этим походом руководит мой друг Митрандир, но я сдерживала эти нехорошие чувства, ведь Серый маг говорил, что этот поход необходим, что возвращение короля гномов принесет огромную пользу всему Средиземью. Причин он, правда, не объяснял, но на мудрость Митрандира я могла положиться. Смауг забыл о моем приходе к нему, в этом я была почти уверена. Нам передавали, что он все же еще пару раз совершал нападения на Эсгарот, но быстро улетал обратно, и теперь его не видели уже лет шестьдесят. Значит, чары еще действуют. Если дракон окончательно проснется, скорее всего, вовсе не Лихолесье будет его главной заботой. А как было бы прекрасно, если бы от дракона избавились, и все стало бы, как до его прихода… Я была бы очень рада больше не сталкиваться со Смаугом. Доводов в пользу гномов было много, но! Этот поход все равно представлялся мне слишком большой опасностью для нашего королевства, и мне не хотелось, чтобы последовавшие события растревожили, как улей, все Средиземье. Интересы гномов меня не слишком интересовали. Да, я трусила перед Смаугом. Но Трандуил трусил больше.

Была и другая проблема, куда серьезнее пока что спящего дракона. Смауг исполнил свое обещание. Исполнил, но не совсем. Когда я впервые пришла в Дол Гулдур, то обнаружила, что старая крепость сожжена не полностью — тот же зал, где я столкнулась с Некромантом, был цел. Дракон был небрежен, и хотя Дол Гулдур и казался пустым, я давно разучилась верить его обманчивой тиши. Еще задолго до того, как Торин Дубощит и его отряд выступили в знаменитый поход, Саурон снова начал травить некогда зеленый и прекрасный лес. После очередного пришествия тьмы Митрандир предлагал снова напасть на крепость Некроманта, но глава Белого совета воспрепятствовал этому. Мы стали задыхаться под гнетом тьмы. Никогда в лесу за пределом королевства Трандуила не было так страшно. Мы устали сдерживать пауков и прочих темных тварей, ползущих через границу. Даже я почти не отваживалась ходить в лес в одиночку, а о нападении на Дол Гулдур без помощи Митрандира или кого-нибудь еще из совета не было и речи. Я не могла бы удержать весь лес, да и не хотела и защищала лишь наши границы. А Серый маг был занят другими делами…

Да, год, в который произошла Битва Пяти Воинств, был очень сложным, и для меня тоже. Впрочем, как раз сама Битва меня не коснулась. Зато…

Все началось, когда в середине лета отряд Дубощита пересек границу Лихолесья. То, что гномы осмелились это сделать, очень разозлило Трандуила, который и так из года в год становился все более вспыльчивым и мстительным. Лесной король клял всех — Торина Дубощита, который вовсе не тот герой, которым пытается предстать, и всю его компанию. Дракона и Некроманта, с которых вообще начались все неприятности этой Эпохи. Тауриэль, к которой раньше он был по-своему привязан, но в отношении которой в последние годы испытывал некоторые подозрения. Но больше всех доставалось Митрандиру, устроившему этот поход, подтолкнувшему Дубощита к этому опрометчивому шагу. Всем было известно, что Серый маг был одним из моих ближайших друзей, поэтому подозрения мужа не обходили стороной и меня. Нет, Трандуил пока не считал меня предательницей и врагом (ведь поход Дубощита никак не был связан с Сауроном), однако мне не раз пришлось выслушать укоры Митрандиру, которые переходили и на меня. Кажется, единственным, кому Трандуил еще верил, был Леголас. Последние века я все больше времени проводила в Лориэне или Ривенделле. Но тогда я была дома.

Жаль, что Серый маг тогда не появился в Лихолесье, и гномы зашли туда в одиночку. Трандуил уже точил ножи. Он давно уже мог взять странников в плен, но предпочитал выжидать, пока они ни заблудятся еще больше, а рассудки их ни пошатнутся. Гномы бродили по лесу уже две недели. Один из них упал в зачарованную черноводную реку и чуть не пропал в ней. Мне даже хотелось помочь неудачливым путникам, но это было бы слишком неразумным поступком. Это могло бы разозлить Трандуила. Но, надо признаться, меня бы даже обрадовало, если бы птичка ускользнула из-под его носа. Было понятно, почему лесной король хочет заточить гномов, с этим я была даже согласна — пусть посидят и подумают. Соблазн избавиться от дракона был велик, но к чему может привести подобная самонадеянность? Но мучить гномов, сводить их с ума, запутывать их дороги… Нет, в этом я мужа поддержать не могла. Такой поступок меня возмущал. И вот свершилось, король проявил своеобразное милосердие — захватить лидера похода планировалось на следующую ночь.

О знаменитом упрямстве гномов мне было известно. Скорее всего, они откажутся покинуть лес. Но откажутся ли они избежать Трандуила?…

Когда я вышла к тропе, вдоль которой вповалку ночевали уже едва живые гномы, было уже очень поздно. Я дрожала — лето заканчивалось, ночь была прохладной, а мне было страшно. Я давно не была одна в лесу, давно не совершала того, о чем могла бы пожалеть. В нерешительности я оглядела спящий отряд, но, пока я раздумывала, с чего бы начать, ближайшие кусты зашевелились, и оттуда вышло существо, которое явно не могло быть гномом. Маленький человечек уставился на меня с огромным удивлением, однако враждебным он не выглядел.

— Здравствуйте, — первой сказала я. — Это ведь ваши друзья? Вы не подскажете, кто из них, — я показала на спящих, — Торин Дубощит?

— Ооо, добрый вечер, — мой собеседник, после некоторой заминки, кажется, сумел сдержать свое изумление. — Простите, не ожидал увидеть лесных эльфов.

— Я здесь одна. И я припоминаю, где видела ваших сородичей, — изумилась я. — Вы ведь из той маленькой страны между Гаванями и Старым Лесом? Далеко же вы забрели!

— Все верно, мисс. Бильбо Бэггинс, — он приосанился, — хоббит из Шира. К вашим услугам.

— Могу ответить той же любезностью, — улыбнулась я. Хоббит прищурился — заметил, что я не представилась.

— Не советую вам будить Торина, — сказал Бильбо Бэггинс, — он не расположен общаться с кем-то из вашего народа, вы уж простите.

— С кем ты там болтаешь, Бильбо? — внезапно раздался раздраженный голос. Я мигом скрылась за деревом. Над грудой спящих тел приподнялась голова в странной меховой шапке с ушами.

— Ни с кем, — быстро ответил Бильбо. Голова скрылась обратно, и в тот же момент самый толстый гном захрапел так, что я от неожиданности вздрогнула.

— Проклятье, Бомбур! — простонал гном в шапке, и все его товарищи начали возиться и шевелиться. Я целый час прислушивалась к ворчанию и шорохам, и вернулась только, когда все успокоились.

Бильбо Бэггинс не спал. Он лежал с открытыми глазами, и, когда я подошла и беззвучно прошептала: “Который?”, он просто указал на гнома в меховом плаще — единственного, кого не разбудил храп толстяка.

— Стойте! — все же прошептал он, когда я, осторожно переступая через спящих, двинулась к цели. — Поговорите лучше с Балином!

— Это кто? — так же тихо осведомилась я. — Мне нужно поговорить с вашим лидером, у меня есть очень важная новость.

Узнав, кто такой Балин, я, все же, выбрала мудрого гнома вместо вспыльчивого и опасного. Балина долго будить не пришлось. Он открыл глаза, как только я в первый раз потрясла его за плечо.

— Эльфы, — голос старого седого гнома был неодобрительным, но не злым. — Что вы тут делаете?

— Я пришла сообщить вам кое-что, — ответила я. — Вы уже очень далеко от границы леса, но я знаю, как выйти отсюда быстрее и без особых потерь. Я прошу вас уйти. Здесь слишком опасно.

— Мы и так прекрасно знаем это, — отозвался Балин, — но ваш проклятый лес не может длиться вечно.

— Может, и вы сами прекрасно знаете это, — отозвалась я. — Вы сбились с тропы, которая вам была нужна, и слишком близко подошли к владениям лесного короля, — сказав это, я подумала, что давно уже истинный король этого леса вовсе не Трандуил. — Поэтому я и пришла. Вы нужны королю Трандуилу, он собирается схватить вас. Я пришла вас предупредить, потому что, если вы уйдете из леса, будет спокойнее и вам, и нам.

— Значит, спокойнее? — раздался у меня за спиной тяжелый голос. Мы с Балином отошли от лагеря, и я не ожидала, что за нами пойдет Торин Дубощит собственной персоной.

— Да, потому что уже завтра вас схватят, — раздраженно отозвалась я. — Добрый вечер, господин Дубощит. Ваш друг, если спросите, ни в чем не виноват. Я сама пришла, чтобы вас предостеречь. Лес полон опасностей, и король Трандуил лишь меньшая из них. Если вы хотите продолжить свой путь, позвольте хотя бы направить вас в верном направлении. Вы заблудились. Другая тропа поможет вам обогнуть короля эльфов и достичь цели.

Дубощит фыркнул.

— И зачем одному эльфу предупреждать нас о приближении другого?

— У меня есть свои причины. Было бы прекрасно, если бы вы просто ушли домой. Короля бы это тоже устроило.

— Домой? — наследник рода Дурина казался очень мрачным. — А где наш дом, госпожа эльфийка? Мы туда и идем, — Дубощит нахмурился. Несмотря на низкий рост, выглядел он весьма внушительно, и несколько тысяч лет назад я бы вспомнила, что у гнома тяжелая рука, а у меня хрупкие кости, но теперь мало кто мог меня напугать.

— Трандуил не хочет, чтобы мы приближались к Горе, — усмехнулся претендент на трон Эребора, — и вполне понятно почему. Но не ему решать. Так и передайте ему. А вам советую уйти

— Какими бы ни были мотивы короля, вас может подстерегать не только он, — предупредила я. — Если вы не послушаете меня и не уйдете, мы увидимся уже завтра, во дворце.

— Сначала схватите нас, — вызывающе сказал лидер отряда.

Я еще раз предложила показать тропу, которая могла бы вывести гномов туда, куда Трандуил бы уже не отважился бы пойти, а потом и на выход из леса, но, не доверяя мне, наследник рода Дурина наотрез отказался.

Проклятое гномье упрямство! Отойдя от лагеря, я выругалась и сбросила с себя заклятье, которое помешало бы гномам запомнить мое лицо. Не хватало бы еще, чтобы кто-то из моих сегодняшних собеседников выдал меня при встрече Трандуилу. Жаль, что я не умела такое во времена Нуменора.

На следующую ночь Трандуил пировал на одной из лесных полян, что само по себе было небезопасно, и ждал, что привлеченные эльфийскими огоньками гномы выйдут на свет и сами придут к нему в руки. И, как я и предупреждала, в ту ночь поход остался без лидера. Решив подождать с другими гномами, Трандуил повелел схватить Дубощита и заточить его в темницу. Что ж, главная цель достигнута.

Когда закованного гнома вели в темницу, я, пристально наблюдая за ним, поймала его взгляд, но в нем не промелькнула и искры узнавания. “Я ведь предупреждала”, - так и хотелось сказать мне, но я сдержалась. Не за чем Дубощиту знать, кто я на самом деле. Окончательно я убедилась в том, что гном меня не узнал, когда уже в своем истинном облике отнесла ему поднос с едой. Вид у пленника был такой, будто он собирается швырнуть мне его в голову. Но он все же сдержался.

— Так чего же вы хотите, господин гном? — непринужденно и не надеясь на ответ задала я главный вопрос, мучивший моего мужа. — Отбить королевство и убить дракона или просто ограбить его и вернуть Аркенстон?

Дубощит уставился на меня в изумлении.

— А этого вы никогда не узнаете, госпожа эльфийка, — он заговорил лишь тогда, когда я уже развернулась и собиралась уйти. Его голос был пропитан издевкой. Я замерла. Я выдала себя?

Трандуил был безмерно счастлив. Но, как показали дальнейший события, радовался он зря — один из будущих пленников сумел подкосить нашу семью так, как мы этого не ожидали. Король пока еще не говорил с Торином Дубощитом — решил подождать воссоединения всей команды и подержать гнома в неизвестности. Наверняка в этот момент дезориентированные, лишенные лидера путники бродили по лесу, подозревая, что и их вскоре схватят. Или не зная, если Балин и Торин решили сохранить мой визит в тайне. Как бы то ни было, Леголас и Тауриэль уже вышли на поиски гномов.

Первое, что я заметила, когда плененных гномов привели в королевский дворец и рассадили по камерам в темнице, это то, что Леголас казался откровенно раздраженным. Второе — то, что хоббита Бильбо Бэггинса не было вместе с остальными. Что ж, оставалось его только пожалеть. Дворец Трандуила — не самое приятное место для члена команды Торина Дубощита, но Лихолесье за его стенами, темное и полное опасностей, едва ли лучше. Еще от чего-то мне было очень не по себе. Словно вместе с гномами во дворец вошло что-то намного хуже…

Разговор Трандуила с Торином Дубощитом прошел не лучше моего — гном не только отказался обсуждать свой поход с королем леса, но и отверг все его притязания, а также был ужасно груб. Меня это не удивило. Не удивило и то, что с каждым днем Леголас становился все мрачнее и мрачнее. Увы, я видела сколько времени Тауриэль проводит, сидя у камеры молодого темноволосого гнома. Казалось, эти двое могут говорить целыми днями. Недавнее знакомство всколыхнуло в девушке то, чего не случилось и после целой жизни рядом с моим сыном… Увы, думала я, вряд ли Леголас получит от Тауриэль того, чего желает. Слишком много уже прошло времени…

— Она догадывалась о моих чувствах, — говорил мне Леголас. — Но почему, почему я не мил ей так, как этот отвратительный грязный гном?

Я не стала говорить сыну, что надо было послушаться моего совета и признаться во всем Тауриэль раньше. Даже если она и догадывалась, как она могла знать наверняка? Тем более, Трандуил был так против, что вопреки моим словам, несколько раз беседовал с Тауриэль о том, какие отношения между ней и нашим сыном недопустимы. Это добавило еще больше холода в наш брак. Я ненавидела, как он обращался с девушкой, в которую был влюблен наш сын, с девушкой, которая осталась без родителей, потому что ее отец умер по моей вине, а мать так и не смогла пережить это…

И я только обняла Леголаса. Сердце мое разрывалось, и я не могла помочь, ведь когда тот, кого ты полюбил, отворачивается от тебя ради другого, родительская любовь не в состоянии исправить это.

Я списала свое отвратительно тревожное настроение на беспокойство за Леголаса. Я боялась, что интерес, который питает Тауриэль к гному, не мимолетен. Но лишь через много лет я узнала о том, что в то время находилось в Лихолесье, и какой вещи мы, поглощенные своими дрязгами, позволили пройти мимо себя.

— Эльфийка и гном, подумать только, — говорила я Трандуилу. — Как это мерзко! Они ведь даже не дети Эру, как такое вообще возможно?

Трандуил что-то отвечал на мои возмущенные фразы, но ему, увы, было глубоко плевать и на то, о чем я говорю, и вообще на Тауриэль с гномом, и даже на расстройство Леголаса. Мой муж был одержим другой идеей — сокровища Эребора манили его, как Торина Дубощита, в чем я убедилась после одного неосторожного высказывания.

— Давай отпустим их, — предложила я, когда у меня закончились силы смотреть на страдания Леголаса. — Было бы прекрасно, если бы эти голубки наконец-то разошлись. Мы должны убрать этого гнома от Тауриэль. Леголас очень переживает!

— Отпустим? — переспросил Трандуил. — Отпустим? — повысил он голос. — Ты совсем лишилась ума? Отпустить гномов? Тогда мы не получим ничего из того, что по праву принадлежит нам! Отпустим их, говоришь? Дубощит получит все, а я ничего?

— Хорошо, давай тогда отпустим только этих двоих братьев, — предложила я. — Фили и Кили, кажется? Они — племянники и наследники Торина Дубощита. Отпустив их, мы покажем другим гномам, что настроены мирно. Кто знает, может быть их родичи уже проведали, что мы держим эту команду в заложниках и уже идут сюда?

— Прелестно, — откликнулся Трандуил. — Тогда у меня другая идея. Дубощит и его племянники ценнее остальных, и они последними выйдут отсюда. Если я захочу избавиться от кого-то, то я выкину толстяка и того идиота, что горланит песни по ночам. Леголасу придется смириться, эта девчонка и без гнома не станет его женой. Можем только перевести племянника Дубощита в самое глубокое подземелье, куда Тауриэль не пройдет, но, боюсь, там можно стать уж слишком смертным.

— Это не выход, — покачав головой, я ушла. Спорить с Трандуилом было бесполезно.

“Ты стал хуже Саурона, — как-то обреченно подумала я. — Когда вся эта история с гномами завершится, я уеду отсюда так надолго, как только смогу. И уговорю Леголаса уехать со мной”.

Лето уже давно закончилось. Наступила осенняя пора. Дворец был украшен золотыми и бордовыми тонами — наступил праздник звездного света.

— Потерпи, — увещевала я Леголаса. Я нашла сына за тем, что он наблюдал сверху, как Тауриэль рассказывает своему гному про сегодняшний праздник.

Леголас молчал. В его глазах виднелись слезы.

— Всякий свет священен для Эльдар… — донесся до меня голос Тауриэль,

— Отец тоже говорил мне быть терпеливым, — наконец ответил сын. — Этот гном не проживет дольше пары сотен лет.

— Это совсем не то, о чем я хочу тебе сказать, — покачала я головой. — Прости, но смертью гнома ты не решишь эту проблему. Если… у них что-то сложится, и он умрет, сердце Тауриэль будет разбито. Надолго. Может быть… скорее всего, навечно, — это было жестко. Но сказать это было необходимо. — Единственное, на что тебе стоит надеяться, так это на то, что этот интерес — всего лишь мимолетный эпизод в ее жизни. Я надеюсь, что это так. Брак между человеком и эльфом — огромная редкость. Но я никогда не слышала о браке между эльфом и гномом.

И не хотела бы слышать. Мне казалось это слишком странным, ненормальным… А если от этого пострадает мой сын…

— Было бы прекрасно, если бы здесь не было этого проклятого гнома, — как-то жестко сказал Леголас, и его выражение лица и застывший взгляд меня напугали.

— Ты ведь не собираешься отправить его к Аулэ? осторожно спросила я.

— Нет, — ответил он, — вовсе нет.

Леголас волновался не зря. Но в ту ночь гномы пропали.

Комментарий к 3.9. Пленники лесного короля

Старые добрые всем известные события:) Кто что забыл — садимся и пересматриваем “Пустошь Смауга”:)

С одной стороны, побег гномов меня обрадовал — друга Тауриэль больше не было в лесном королевстве, и Леголас мог вздохнуть спокойнее. С другой стороны, все это могло привести к катастрофическим последствиям. Впрочем, о таком я уже почти не задумывалась. Кто-то может сказать, что это глупо, но благополучие сына встало для меня на первое место.

В ночь пира звездного света, когда скрылись гномы, я сама спустилась в погреб, чтобы взять себе вина и обнаружила, что стража спит мертвецким сном. Это меня разозлило, но я сразу забыла о пьяницах, когда услышала довольно громкий звон ключей у выхода. Одним щелчком пальцев я намертво заперла дверь заклинанием. Что это? Отдышавшись, я подошла к стражникам и увидела… что на поясах ключей у них нет. Либо мне все показалось, либо помимо нас, тут есть кто-то еще!

— Покажись! — крикнула я, не особо веря в то, что в подвале был кто-то еще — остались ли еще невидимки в нашем мире? Наверное, от усталости и волнений мне уже мерещатся всякие глупости… Но, к моему удивлению, через секунду я увидела хоббита Бильбо Бэггинса.

— О, и что же ты делаешь в нашем дворце? — я плотоядно улыбнулась, решив развлечения ради ненадолго нагнать на него ужаса.

Хоббит не ответил. В его больших глазах плескался ожидаемый страх.

— Впрочем, мне это неважно, — я взяла с полки кувшин вина и снова щелкнула пальцами. Дверь открылась. — Я знаю, ключи от темниц у тебя. Можешь уходить.

Но, к моему изумлению, он не ушел. Вместо этого я услышала вопрос:

— Это были вы? В лесу?

— Откуда ты знаешь? — я с интересом посмотрела на хоббита. — Ты не должен был запомнить мою внешность.

— Я и не помню. — ответил Бильбо. — Просто из всех здесь только вы пришли нас предупредить об опасности. Значит, только вы отпустили бы нас, мисс. Я не знаю, зачем вы это делаете, но я вам благодарен.

Этот хоббит не переставал меня удивлять. Кажется, он действительно необходим гномам в походе — странно было представить кого-то из компании Дубощита мастером таких бесед.

— А ты умнее, чем твои друзья. И если ты мне благодарен, скажи мне только одно — как ты скрываешься ото всех?

Бильбо замялся. Я видела, что он не хочет отвечать на вопрос и возможно прикидывает, как можно меня обмануть.

— Если это какой-то волшебный предмет, — мягко заметила я, — то будь осторожен. Такие вещи могут быть очень опасны. А теперь беги. Эти, — я указала на стражников, — скоро проснутся и вам лучше всего уйти как можно скорее. У вас есть план?

Хоббит кивнул.

— Вот и хорошо. Беги. Большие события только начинаются. Быть может, мы встретимся снова.

После этого я отвернулась от Бильбо Бэггинса и налила себе вина. Я сразу забыла о даре невидимости хоббита и совсем не подумала тогда о Сауроне. Мне не было стыдно за свой поступок — я была рада, если бы гномы поскорее убрались из нашего дворца. А что насчет дракона… как никто, я прекрасно понимала, что когда-нибудь он и так проснется…

Бильбо Бэггинс выпустил своих спутников и, выбрав весьма остроумный способ, они сбежали из дворца. Я знала, что эльфы погнались за ними почти сразу и поймали бы беглецов, если бы не столкновение с орками у границы леса. В конце концов, гномы в бочках уплыли в Эсгарот, а Леголас со стражей вернулись, волоча за собой заложника. Я слышала, как прошел разговор с этим орком, видела, как Трандуил отрубил ему голову, и заметила, как повела себя Тауриэль, когда орк донес до нее очень страшную весть.

— Постой! — окликнула я девушку, когда она вышла из тронного зала. — Поговори со мной!

Тауриэль обернулась, и я увидела в ее глазах смятение и желание бежать как можно дальше и как можно быстрее.

— Ты не должна делать глупости! — предупредила я ее. — Ты сейчас и так на плохом счету у короля, — я сама была на худшем. — Что ты замышляешь, Тауриэль?

Я видела, что она мнется, размышляет, что сказать.

— Послушай, — сказала я. — Ты знаешь, что я всегда тебя любила и поддерживала. Я все знаю про тебя и того гнома, все знают. Произошедшее мне странно, но я могу тебя понять.

— Я хочу уйти, — призналась наконец Тауриэль. В ее глазах я заметила блеск слез. — Вы слышали, что сказал тот орк? Кили ранен моргульской стрелой. Он умрет, если я ему не помогу.

— Это чушь, — фыркнула я. Девушка вспыхнула, и я объяснила. — Моргульские стрелы есть только у Назгулов, может, еще у кого-нибудь из близких приближенных Саурона. Но явно не у рядового орка. Однако та стрела все равно может быть очень опасна. Я видела вещи тех гномов, Тауриэль, и среди них нет лекаря, — ее губы задрожали. — В походе это огромная глупость. Так любая рана может стать смертельной.

— Я должна идти, — растерянно прошептала Тауриэль. — Я не прощу себе, если он умрет, — и что-то больно кольнуло меня прямо в сердце. В конце концов, я сама сделала немало глупостей ради любви.

— Беги, — сказала я, как будто ей нужно было мое разрешение. — И будь осторожна. Если что, я все возьму на себя, — лицо Тауриэль ничего не отразило. Ее не волновали возможные проблемы с Трандуилом или Леголасом — ничего, кроме спасения любимого.

— Используй ателас, — напомнила я.

— Я все помню, — ответила Тауриэль. — Спасибо вам за все.

Она протянула мне руку, но в тот момент внешний мир отступил для меня на второй план. Голову заполнили голоса. Я слышала боль Митрандира, смятение Галадриэль, решимость Элронда… И все они повторяли: “Некромант… Саурон… Саурон!”. Митрандир попал к нему плен, и члены Белого совета шли на выручку. Я знала, что должна к ним присоединиться. Когда я открыла глаза, Тауриэль уже не было. Что ж, ни одна она сегодня покинет лес. Уже почти собравшись выходить, я вспомнила о Трандуиле. Сначала пленники сбежали, потом без спросу ушла Тауриэль, теперь я. Это может убить его. Я пыталась найти Леголаса, но ничего не вышло — стражники сказали, что он буквально передо мной ушел из дворца, последовав за Тауриэль. Я чувствовала огромную печаль. Почему, дав нам так крайне мало шансов любить за всю нашу долгую жизнь, Эру создал возможность невзаимной любви? Это было так грустно и так… несправедливо. Чем Леголас заслужил так страдать? Видеть, как его любимая бежит вслед за другим, и самому бежать за ней, чтобы помочь…

Я чувствовала, что сейчас мы все покинули лесной дворец далеко не просто так, и этот уход может повлечь многое для каждого из нас. Вернемся ли мы все? А если вернемся, то какими?

Радагаст на своих санях подобрал меня вскоре после того, как я отошла достаточно, чтобы мой дворец скрылся из виду. По дороге в Дол Гулдур Бурый маг, трясясь от ужаса, рассказал мне о посещении Ангмарской гробницы, о том, как после этого они с Митрандиром поехали к крепости Некроманта, и о том, как Серый маг попросил его оставить его там наедине с врагом. Дорога от дворца Лесного короля до Дол Гулдура была долгой и трудной, и я боялась, что мы с Радагастом не успеем ничего сделать. Белый совет собирался, и тогда я была рада даже Куруниру — несмотря ни на что, он был могущественным магом, а Митрандир был в огромной опасности. Мне было очень страшно за него. Серый маг говорил со мной, и я чувствовала его боль и ужас. Однажды он назвал Радагасту имя Траина, и мы поняли, что отец Торина Дубощита был в плену у Некроманта. Говорил Митрандир и о последнем гномьем кольце — для нас оно было потеряно. Меня пугало, что волшебник пытается рассказать обо всем, что видел в Дол Гулдуре, не жалея последних сил — неужели он задумывался о том, что из логова Некроманта он может и не выбраться?

Мы опоздали ненадолго, но, когда сани Радагаста во весь опор подъезжали к полыхающей от магических вспышек полуразрушенной крепости, стало ясно, что битва уже в самом разгаре.

— Скорее! — воскликнула я, крепче хватаясь за края саней. — Им нужна помощь!

И в тот же момент, я услышала в своей голове голос: “Стой!” Мы вдруг остановились.

— Радагаст, что случи?.. — начала я, но почувствовала, что падаю, а сани Радагаста помчались к крепости.

— Какого Моргота? — я ярости закричала я вслед Бурому магу, потирая ушибленную руку, но тот уже не мог меня слышать. Почему он меня скинул? Неужели они до сих пор мне не верят? Курунир… Кажется, это он приказал мне остановиться… Проклятый интриган! Митрандиру была нужна любая помощь, а Курунир даже в такой момент сделал все, чтобы подвинуть меня! Я бегом бросилась к проклятой крепости. Через десять или пятнадцать минут я все равно буду там, и Белый маг не сможет меня остановить! Это отвратительно и неприемлемо устранять меня… и Саурон должен ответить за все…а когда-нибудь я доберусь и до Курунира…

— Запрыгивайте! — я почти забежала в Дол Гулдур, когда сани Радагаста выскочили мне на встречу. С облегчением я увидела лежащего в них Митрандира.

— Нет! — закричала я, — Я должна им помочь!

И в этот момент крепость окутало жуткое магическое сияние. Мы увидели синий мертвенный свет, доносящийся оттуда и пламя… ужасное пламя… Митрандир протянул ко мне руку:

— Королева… мы… должны… ехать… в Эребор… — прошептал он, а ужасающее сияние усилилось.

— Они справятся! — воскликнул Радагаст. — Бежим!

С неохотой я приняла их правоту и запрыгнула в сани. С облегчением, надо сказать, но мне было так страшно за оставшихся там Элронда и Галадриэль! Я вернусь, решила я, вернусь и узнаю, что стало с Сауроном. Я была дика зла… я ведь была почти у цели, а меня так грубо изгнали…

Митрандир был очень слаб, и мы направились к хижине Радагаста. В дороге я пыталась связаться с Галадриэль, но она молчала. Через какое-то время Элронд рассказал обо всем, что произошло в Дол Гулдуре — о том подвиге, что совершила моя сестра. Глава совета сказал оставить Саурона ему — если это так, то я тем более должна вернуться в старую крепость… Курунир и Саурон — я не сомневалась, что эти двое друг друга стоят, хоть и понимала, какую большую роль в моих рассуждениях играет личная неприязнь.

К тому времени, как мы добрались до хижины Радагаста, Митрандир уже окончательно пришел в себя и был готов продолжать свои дела.

— Надо предупредить Эребор! — воскликнул он, спрыгивая с саней. — Они не подозревают о том, что их ждет! Я видел их своими глазами — целую орду орков Мории. Созови наших друзей, зверей и птиц, — обратился он к Радагасту. — Битва за Гору вот-вот начнется!

— Я поеду с тобой, — вмешалась я. — Леголас там. Я думаю, что он там, — поправилась я. Узнать наверняка я не могла — сыну, как и мне большую часть жизни, с огромным трудом давалось осанвэ. — И я… не могу вернуться домой, — с кем мне не хотелось сталкиваться, так это с Трандуилом. — И я могу помочь! Митрандир, сейчас решается судьба всего Средиземья!

— Вы правы, королева, — кивнул Серый маг. — Уже давно мир не потрясали столь великие и ужасные события. Произойдет чудо, если все это закончится счастливо.

Мы с Митрандиром долго скакали во весь опор и уже до крайности вымотались, когда увидели руины Эсгарота. Что стало с недавно цветущим и полным жизни Озерным Городом? Чадящие обгорелые обломки указывали на то, что Смауг все же окончательно проснулся. Страх подгонял нас, заставлял почти не останавливаться, и я почти падала из седла от усталости, когда мы въехали в до недавнего времени заброшенный город Дейл. Теперь там кипела жизнь. Люди бегали из стороны в сторону, передавая друг другу оружие и припасы, стараясь как-то обустроить свою разрушенную жизнь. Мужчины тренировались сражаться на мечах. Кажется, шла подготовка к битве. С ужасом я заметила отряды марширующих лихолесских эльфов. Неужели Трандуил тоже здесь?

— Эй ты, в колпаке! И ты, рыжая! — мы обернулись и увидели сутулого человека весьма отвратительного вида, который, по всей видимости, обращался именно к нам. Глядя на нас, этот мерзкий тип разразился речью о бродягах и попрошайках. — Проваливайте! — крикнул он, махнув рукой. — И коней заберите!

— Кто здесь главный? — яростно рявкнул Митрандир, которому, как и мне, совсем не понравились такие высказывания.

— А кто спрашивает? — спросил уже другой человек, в отличии от первого довольно приятный и симпатичный.

— Гэндальф Серый, — ответил мой друг. — И королева Лихолесья. — оба человека с интересом посмотрели на меня, и я поняла, что после последних ужасных дней выгляжу так, что совершенно не подхожу Трандуилу (если эти люди уже успели с ним познакомиться и оценить его великолепие).

— Пойдемте, — сказал приятный человек. — Я отведу вас на совет.

По дороге этот человек, которого звали Бард, рассказал нам обо всем, что произошло за последние несколько дней — сначала дракон сжег Эсгарот и был убит…

— Он убил его! — льстиво завопил сутулый, — Король Бард убил чудовище! — но Бард приказал ему замолчать, с чем я была совершенно согласна, и сам продолжил рассказывать.

Король-Под-Горой и его компания после смерти дракона заперлись в своем королевстве и совершенно не желали делиться золотом с бедствующими жителями Эсгарота, с которыми был заключен договор. Король лесных эльфов тоже имел виды на часть богатств гномов, и собирался вступить в битву.

— Но вы это и так знаете, — закончил Бард, и я кивнула. Не знала наверняка, но догадаться было совсем не сложно. Я знала, что теперь не подхожу Трандуилу не только потому, что сейчас он хорош, как и всегда, а я вся перепачкана. Я знала, что просто не смогу быть с тем, кто стал таким, как мой муж. Два рухнувших брака… слишком много для одной эльфийки, пусть ей уже и больше семи тысяч лет. Впрочем, не время думать об этом сейчас. От Барда я узнала, что принц Леголас жив и здоров, и помог отбиться гномам и людям, когда на них еще в Эсгароте напали орки, а потом спасал людей во время и после пожара. Я ощутила прилив гордости. С принцем была рыжеволосая эльфийка, которая вылечила гнома Кили от наверняка смертельной раны прямо в доме самого Барда. Я почувствовала облегчение. Леголас в порядке! Это главное. Несмотря ни на что, я почувствовала радость и за Тауриэль.

Но все хорошее вылетело из моей головы в ту же минуту, когда мы зашли в большой желтый шатер, и я встретилась с полным злобы взглядом Трандуила.

Комментарий к 3.10. Когда мы ушли

События “Пустоши Смауга” и “Битвы Пяти Воинств” (кое-где дословно из фильма).

Главы по “Хоббиту” закончу до Нового Года:)

Митрандир не стал долго медлить и сразу перешел к делу. Он заговорил о смертельной опасности, грозящей всем людям и эльфам, и если на лице Барда были только волнение и недоумение, то Трандуил явно издевался.

— Я вижу, ты ничего не знаешь о волшебниках, — сказал он Барду. — Они, как зимний гром, принесенный ветром, грохочут вдалеке, вселяя напрасную тревогу, — веселился лесной король, наливая вина себе и человеку, — но иногда гром — это всего лишь гром.

— Остроумное высказывание, — не сдержалась я. Трандуил с яростью взглянул на меня, но Митрандир не дал ему времени придумать не менее остроумный ответ и продолжил свой рассказ. Волшебник говорил о том, что по замыслу Некроманта гномы не должны были достичь Эребора, что орки должны были убить их раньше, потому что Одинокая Гора нужна их хозяину из-за своего стратегического положения, ведь она может быть вратами в земли проклятого королевства Ангмара.

Некромант. Хозяин. Трандуил нахмурился.

— А эта твоя армия орков, Митрандир, — с невинным видом спросил он. — Где она сейчас?

И на это у Митрандира не было ответа.

— Так и я думал, — протянул лесной король и отвернулся.

“Пойдем поговорим”, - раздался его голос у меня в голове. Мы оставили Митрандира и Барда беседовать вдвоем и отошли довольно далеко, прежде чем сам Трандуил начал говорить.

— Что ты вытворяешь? — злобно спросил он, прижав меня к стене. — Я даже не знал, куда ты делась, а теперь ты объявляешься здесь, да еще и с этим твоим другом!

— Да, наверное, — мило ответила я, — если ты так волновался, то стоит объясниться. Мы были в Дол Гулдуре. Точнее, все, кроме меня, побывали в Дол Гулдуре. Белый Совет изгнал Саурона оттуда.

— Снова? — усмехнулся Трандуил. — Сколько же раз твои друзья пытались сделать это? И сколько раз у них ничего не получалось?

Я почувствовала, что мои щеки запылали.

— Может, мне стоит съездить проверить? — издеваясь, спросила я.

Курунир сказал оставить Саурона ему. Я не доверяю Белому Магу. Это придется сделать в любом случае…

А Трандуил ответил:

— Съезди. Тебя это порядком развлечет. Уезжай прямо сейчас — раньше успеешь. Может, если твои друзья были достаточно беспомощны, еще застанешь его.

— Нет, я вернусь на совет, — сдерживая гнев, ответила я. — Мне слишком важно то, что происходит здесь.

— Ты бы причесалась для начала, — с насмешкой сказал Трандуил, и я фыркнула, но все же последовала его недружелюбному совету.

Когда мы с Трандуилом и Бард с Митрандиром снова собрались вместе в том же шатре уже стемнело, и обсуждение продолжилось — впрочем, ничего нового не говорилось, и Серый Маг все так же ругался с Лесным Королем, когда…

— Бильбо Бэггинс! — радостно вскричал Митрандир, увидев вынырнувшего откуда-то из темноты хоббита.

— Если я не ошибаюсь, это тот полурослик, что выкрал ключи от темницы из под носа моих стражников? — взгляд Трандуила мог пробуравить хоббита насквозь.

— Дааа… Прошу прощения, — Бильбо замялся и посмотрел сначала на Митрандира, потом на меня, и я ему подмигнула и улыбнулась, что не осталось незамеченным Трандуилом. Но все это стало совершенно неважным, когда хоббит положил на стол то, что похитил из под носа Торина Дубощита.

Они все изумились тому, что увидели, но я… ахнула, и, не слыша того, что говорили остальные, выскочила из шатра на воздух. Паника захлестнула меня, и я не могла с ней справиться, в растерянности смотря на вооружающиеся войска, но не видя их. Эта вещь… какая из трех? Как давно я не видела ни одного из этих камней… и лучше бы не видела никогда…

Когда Бильбо с Митрандиром вышли из шатра, я набросилась на мага.

— Ты знал? — воскликнула я.

— Да, — Митрандир долго мялся, прежде чем ответить. — Я знал, что такое по сути своей Аркенстон, но хотел бы, чтобы вы этого никогда не узнали. Я не мог предвидеть того, что Бильбо принесет его, иначе отговорил бы вас ехать со мной, ради ваших же благополучия и безопасности!

— Безопасности? — перебила его я. — Теперь мы никогда не будем в безопасности! Пока эта проклятая вещь так легко доступна, вокруг нее продолжат разгораться воины! Митрандир, ты помнишь, в свое время Сильмариллы разрушили наши жизни!

— Я знаю, — скорбно ответил Серый Маг. — И именно поэтому надеюсь, что люди, гномы и эльфы не встанут завтра друг против друга.

Я знала, что моя обида на Митрандира была бессмысленна, но ничего не могла с собой поделать и, оставив волшебника до того времени, пока не остыну, вернулась в шатер. Там Трандуил разговаривал с Бардом, но, увидев меня, он попросил человека оставить нас наедине.

— Ты знаешь, что это? — спросила я, кивнув на Аркенстон, все еще лежавший на столе.

— Конечно, — губы Трандуила растянулись в самодовольной усмешке, и он положил руку рядом с камнем.

— Лучше не трогай, — предостерегла его я. — Сожжет руку до кости. Помнишь, что говорили про Мелькора?

— Ты приехала очень вовремя, — Трандуил совсем не обратил внимание на то, что я сказала. — Я поражен тем, как все удачно совпало. Я собирался позвать тебя… позднее, когда камень был бы захвачен вместе с гномами… Чтобы все знали, кому он принадлежит на самом деле… — и он подошел ко мне.

— Нет, — испуганно выдавила я из себя, отступая. — Этот камень принадлежит гномам! Это наследство Торина Дубощита!

— И будет оставаться им, если ты будешь все отрицать! — рявкнул Трандуил. — Я видел, как незаметно ты ускользнула, когда увидела его. Просто ушла, вместо того, чтобы воскликнуть: “О Элберет! Это же мой Сильмарилл! Наследие моего любимого папочки!” — эта пародия вызвала у меня омерзение.

— Так вот что тебе нужно! — догадалась я. — Ты очень хочешь забрать себе этот Сильмарилл, или Аркенстон, и хочешь сделать это законно, через меня! Хочешь, чтобы я сделала все за тебя — объявила бы всему Средиземью, чем на самом деле является сердце Одинокой Горы, и забрала его себе, как последняя наследница Феанора. Так не бывать этому! Я не хочу видеть эту проклятую вещь, и желаю, чтобы она не досталась никому, ради их же безопасности!

— Так ты не сделаешь этого? — недоуменно спросил Трандуил. — Не заберешь камень себе?

— Я много раз говорила тебе, начиная еще с Дориата, и не хочу повторяться вновь. До своего исчезновения Сильмариллы разрушили множество жизней, и не только тех, кто мечтал о них, но и тех, кто был вынужден выполнять волю своих жаждущих повелителей. Я скорее отдала бы камень Морготу, чем тебе! Взгляни на себя, Трандуил! Когда ты начал так яростно мечтать об Аркенстоне?

— Когда увидел его в Эреборе, — угрюмо ответил муж, — во время визита к Трору. Тебя со мной не было. Я видел такой же камень много веков назад, в Дориате, у короля Тингола, и забыл об этом, но увидев его у гномов, стал мечтать о нем.

— Эти камни манят к себе со страшной силой, — кивнула я, — но ты должен с этим справиться! Молю опять, посмотри на себя, Трандуил! Жажда сокровищ полностью овладела тобой! Из-за них ты желаешь развязать войну! Ты потерял себя!

— Потому что эти гномы отняли слишком многое из того, что принадлежало нам! — снова вспылил Трандуил. — Да, и это не только Сильмарилл, твой по закону Сильмарилл! А как же самоцветы Дориата? Разве тебе самой не противно, что украшения, которые носили королева Мелиан и твоя подруга Лютиэн, теперь трогают эти грязные гномы?

— Это неприятно, — ответила я. — Но ни одна ностальгия не стоит наших жизней. Поэтому слушай. Я уеду из Дейла прямо сейчас. Не надейся, что я поддержу тебя в возвращении Аркенстона. Если будет нужно, я буду все отрицать, и мои друзья тоже не заговорят об этом. Я не хочу, чтобы камень достался Дубощиту. Я просто хочу, чтобы его не было.

С этими словами я покинула шатер Лесного короля. Я спросила у Митрандира, Барда и даже сутулого Алфрида про Леголаса, но никто так и не смог сказать большее, чем то, что они с Тауриэль уехали на разведку в сторону Гундабада. Я не могла ждать. Перед выездом я, наконец, помылась и привела себя в порядок, и, через несколько часов после того, как я покинула лагерь, началась Битва Пяти Воинств.

Возвращение Сильмарилла выбило землю у меня из под ног. Я давно забыла о существовании этих проклятых камней в принципе, а теперь страшные картины из Предначальных дней и Первой Эпохи никак не могли покинуть мой разум. Сильмариллы, мои родители и братья, Валинор, Дориат, Мелькор, Майрон… Как это было давно… Призраки прошлого не хотели уходить и пугали меня.

Я надеялась, что одного из этих призраков в Лихолесье больше нет. Удалось ли на самом деле Белому Совету изгнать Саурона из Дол Гулдура? Это и предстояло проверить.

В старой разрушенной крепости было, как всегда, темно и сыро. Вокруг зловеще завывали ветры. Но там было пусто, еще более пусто, чем у меня на душе. Я прошлась по нескольким залам. Поглядела в лица старым статуям. Посидела на большом сером валуне, глядя на грозное темное небо, готовое разразиться бурей. В одном из залов я нашла тело гнома, очень похожего на Торина. На его перекошенном лице застыло выражение такого бесконечного ужаса, что мое бедное сердце сжалось еще сильнее. Я присела рядом и с трудом закрыла гному глаза. Несчастный Траин… Мысленно я рассказала Митрандиру об увиденном и пошла к выходу. Рядом с ним корчилась незамеченная мною ранее длинная тень. Один из Девяти? Такое создание нельзя уничтожить, но я использовала заклятье, которое заставило эту тварь страдать еще сильнее. Признаться честно, я хотела бы поделиться тем, что сегодня увидела с кем-то, кто меня бы понял. С кем-то, кто был со мной когда-то давно и знал и видел, что происходило в то время. Я противоречила сама себе. Проклятый Сильмарилл потряс меня до глубины души. Снег с дождем, пошедшие, когда я выбралась из Дол Гулдура, соответствовали тому, что я тогда чувствовала.

Не решаясь и не желая возвращаться домой, я какое-то время провела в хижине Радагаста, а когда наконец-то отважилась, то лишь на день опередила остаток лихолесского войска. По крайней мере, в одном в своей жизни я была уверена точно — в том, как поступлю, когда вернусь во дворец.

— Леголас ушел, — это было первым, что сказал Трандуил, когда зашел в свои покои. Я давно уже ждала его, сидя в кресле у камина. Этот разговор был необходим.

— Что ж, — ответила я спокойно, хотя этот ответ и полоснул меня ножом по сердцу. — Он давно взрослый мужчина, волен выбирать, да и мне только легче от того, что он не останется здесь с тобой.

— Битва…

— Митрандир рассказал мне все. Не трудись. Я пришла сообщить тебе другое. Я уезжаю в Лориэн. В этот раз насовсем.

— Но…

— Ты сам знаешь почему, Трандуил. Мы давно уже не семья. Мы чужие, и теперь, когда Леголас покинул лес, эта пропасть станет еще глубже. Ведь ты в этом виноват, муж мой. Я всегда тебе говорила не мешать Леголасу с его мечтой, а теперь? Не поэтому ли он ушел? Кстати, что стало с Тауриэль?

— Не знаю, — Трандуил отвел взгляд. — С нами она не вернулась, и с Леголасом не пошла. Ее приятеля убил сын Азога. Она действительно его любила.

Бедная, несчастная девочка… Нужно будет найти ее…

— Придется оставаться тебе здесь без нас, — вздохнула я. — Одному. Можешь снова попробовать набрать себе советников, но…

— Я отказался от него! — вдруг яростно закричал Трандуил. — Отказался от Сильмарилла! Он теперь похоронен вместе с Дубощитом! И останется там!

— Серьезно? — я не ожидала этого и думала, что король Лихолесья все равно найдет способ вернуть себе сокровища.

— Он не стоил их жизней, — уже тихо сказал Трандуил. — Ни одно сокровище того не стоило, — а мне стоило большого труда сдержать набежавшие горячей волной слезы. — Теперь я свободен, Сильмариэн, — продолжил муж. — Я отказался от мыслей о Сильмарилле, примирился с сыном, даже простил Тауриэль за ее предательство. И я не хочу, чтобы ты уезжала. Это все влияние камня и драконьего золота… Я никогда всерьез не думал все то плохое, что говорил тебе. Ты всегда пыталась защитить лес. Прошу тебя, пожалуйста, останься.

Я колебалась, глядя в умоляющие серые глаза мужа.

— Мне очень жаль, что все заканчивается так, — наконец сказала я. — Я тебя любила.

Комментарий к 3.11. Третий Сильмарилл

С “Хоббитом” и конкретно с “Битвой Пяти Воинств” заканчиваем.

На этой печальной ноте хочу заметить, что закругляюсь с написанием в этом году и… что в следующем году я все же закончу это огромное произведение (да, хоть и обещала сделать это в 2015ом).

С наступающим Новым годом и Рождеством, дорогие друзья! Хочу, чтобы 2016 год прошел у вас не только не хуже 2015ого, но и намного-намного лучше! Желаю вам потрясающих праздников, которые вы запомните очень надолго! Желаю вам успехов в учебе, работе, творческих активностях — в общем, во всех ваших занятиях! И большой любви! (не как у Сильмариэн с ее мужьями: D глава получилась не рождественская (()

И спасибо за все ваши письма и отзывы в течении года!

Счастья, счастья, счастья всем и потрясающего новогоднего настроения!

Я надеялась, что Трандуил не пойдет за мной, не будет больше уговаривать меня остаться. Слава Эру, эта надежда оправдалась. Для такого лесной король был слишком горд.

В последний раз зайдя в свою спальню, которую когда-то очень давно мы делили с мужем, я занялась последними приготовлениями. В ближайшие дни мне предстояло выбраться из леса и направиться в сторону Лориэна. Я была глубоко погружена в свои мысли, и громкий быстрый стук в окно стал для меня огромной неожиданностью. Обернувшись, я увидела черного ворона, к лапе которого была привязана записка. Поняв, что я его заметила, ворон громко и недовольно каркнул, словно требуя впустить себя, что я и сделала. Я прекрасно понимала, что только один житель Арды способен мне так написать, и мои руки дрожали, пока я забирала записку. Впрочем, содержание не сильно отличалось от тех посланий, которые Саурон слал мне много лет назад. “Мы обязательно скоро увидимся”. Он, как всегда в таких записках, был краток. Но что он же задумал? Неужели, я ошиблась, и Некромант не ушел из Дол Гулдура? Тогда тем более нужно уезжать, нужно направляться к Галадриэль, или к Элронду, или к Кирдану… все равно к кому. “Ты не можешь об этом мечтать”, - сама не зная зачем, я ответила на записку Некроманта и отправила ее с вороном. Мне не стоило этого писать. И, разумеется, я написала глупость. Саурон всегда умел добиваться своего.

В дороге у меня было время подумать обо многом. Уже второй мой брак окончательно рухнул. В ком же дело — в них, моих мужьях, или во мне? Наверное, виноваты всегда оба. Ведь даже у Саурона были свои причины, хотя и весьма подлые, по которым он меня бросил. Что было бы, если бы он не оставил меня тогда в Эрегионе? Были бы мы еще вместе? Какой бы я стала? Слишком много лет и событий прошло с тех пор, так что можно ли уже думать об этом? Я даже не знала, почему сегодня ответила на его послание. Я была в полном смятении и понимала это. И понимала, что пройдет это все еще совсем не скоро. Я не была рада тому, что оставила Трандуила. Такому невозможно радоваться, даже если последние века брака и были сплошным разочарованием. Леголас… Я надеялась, что с ним все будет хорошо. Я хотела его увидеть как можно скорее, и понимала, что в лес он пока что не захочет вернуться. Мой сын, наш с Трандуилом сын совсем вырос и впервые сам отправился в путь. Я была бы рада этому, если бы к этому решению его привело что-нибудь другое, что-то хорошее. Любовь, или дружба, или желание увидеть новый мир. То же, что произошло в этом году, стало для нас катастрофой, привело к окончательному распаду нашей семьи. Вспоминала я и Тауриэль. Что стало с этой несчастной девушкой? Я надеялась, что еще встречу ее, желала, чтобы она была в безопасности.

Начинало смеркаться. Было довольно прохладно, и я крепче закуталась в меховой плащ. Я выехала из Лихолесья, но до Лориэна еще ехать и ехать…

— Стой где стоишь, эльфийка! — раздался позади меня мужской голос. Я обернулась и увидела тощего человека, размахивающего ножом. Позади него стояла лошадь, через седло которой была перекинута толстая женщина. Наверняка, разбойник, бежавший после пожара Эсгарота. Вид у этого человека был весьма голодный и агрессивный. Я могла бы избавить мир от его тупого вредного присутствия на месте, но, вместо этого, решила посмотреть, что из этого выйдет, и немного позабавиться.

— Стою, — безразличным тоном ответила я. Это было глупым решением, но мне было отвратительно грустно. Может быть, руководствуясь сильными чувствами или благими намерениями, я и совершала глупости, но глупостей ради глупости я еще, наверное, не делала. Я особо не спешила, а такой человек не мог причинить мне неудобств больше, чем надоедливый комар в середине лета.

— Слезь с коня!

— Хорошо. — я увидела, что женщина подняла голову, и с удивлением узнала в ней мерзкого Алфрида из Эсгарота. Мне захотелось расхохотаться от одного вида его лица, обрамленного грязными кружевами чепца. Интересно, зачем он понадобился разбойнику? — О Эру! — весело воскликнула я, спрыгивая с лошади. — Что это у вас? Нож?

— А ты как думала? Мы что, в песне что ли, эльфийка? Снимай с себя мех и украшения! Быстро!

— Хорошо, только пожалуйста, уберите нож! Я очень боюсь ножей! — заныла я, борясь с желанием расхохотаться, и расстегнула пряжку мехового плаща. — Ты чудесно выглядишь, Алфрид, — внезапно я сменила тему и подмигнула пленнику.

— Спасите, госпожа! — завопил он, и, не желая особо ему помогать, я словно увидела себя со стороны. Что я делаю? Какое безумное помрачение на меня нашло? Саурон советовал мне заигрывать с едой, но я не делала этого никогда ранее. Опять Саурон… сегодня в моем разуме явно его день.

— Чего копаешься? — заорал разбойник, и это окончательно отрезвило меня.

— Ты мне надоел, — я прошептала заклинание, и разбойник упал на землю. — Не бойся, он в глубоком обмороке, хотя, если хочешь, можешь его убить, — раздраженно сказала я причитающему Алфриду и щелкнула пальцами. Путы упали с пленника.

— Спасибо, спасибо вам, моя госпожа! — отвратительный человек рухнул передо мной на колени. — Вы спасли мою жизнь! — он плакал. — Он забрал все мое золото!

— Да не за что, — сказала я. — Я поеду, а что делать с ним, сам решай. Только долго не тяни, а то очнется.

— Стойте! — возопил Алфрид и бросился ко мне, мешая вернуться в седло. — Подождите, прекрасная королева! — он быстро добежал до лошади разбойника и снял с нее два мешка. — Вот, возьмите! Это мое золото, великая королева! Вы спасли меня от плена и смерти! — он тыкал мне ими чуть ли не в лицо. Правда, второй мешок через пару секунд человек деликатно забросил в кусты, и теперь мне предлагался только один. Я догадывалась, как нелепо и глупо со стороны выглядит эта сценка.

— Так, послушай, — преодолевая гадливость, я схватила Алфрида за платье и притянула к себе. — Это золото нужно твоему родному городу, и вообще странно, что у тебя его так много в такое время, поэтому возвращайся в Эсгарот и отдай все королю Барду, понял? Приеду к вам еще — проверю!

— В Эсгарот? — заверещал Алфрид. — Мне? Через этот темный и страшный лес? Ни за что!

— Один раз проехал — проедешь во второй. Можешь благодарить судьбу — теперь тут намного спокойней, — я залезла в седло и взялась за поводья.

— А куда вы едете?

Я проигнорировала этот вопрос.

— Теперь, — продолжал разглагольствовать Алфрид, — я всем буду говорить, что это вы меня спасли, что вы самая добрая и прекрасная королева Средиземья, — он явно был вне себя от счастья и нес чушь. Я уже и закатила глаза, и натянула поводья, когда неожиданно, в первый раз за долгие века, услышала среди деревьев знакомый громкий смех.

— Испарись отсюда, — тихо сказала я Алфриду.

— Вы даже не представляете, ведь моя мать будет так счастлива… что?

— Беги подальше от леса! — крикнула я, и напуганный Алфрид бросился к лошади разбойника. Яркая вспышка — и он осел на землю, мертвый, каким через минуту стал и его все еще бессознательный мучитель.

— Некому теперь отвести золото в Эсгарот. Пусть кто-то найдет клад, — вздохнула я. — И зачем было это делать? — крикнула я, слезая с лошади, потом повернулась лицом к лесу и внимательно осмотрелась. Внутри меня все дрожало. Он напомнил о себе, а я не могла не думать и не вспоминать после этой записки. Новая встреча после такого долгого перерыва, все же, стала для меня неожиданностью… или не стала?

— Не трудись, — ответил он. — Ты все равно меня не увидишь.

— Стыдно показываться на глаза?

— Никогда ничего мне не было стыдно. А тебе? — невидимый где-то среди деревьев Саурон явно наслаждался своим положением. — Поверь, сейчас я держался из последних сил. Это было поразительно смешно, Сильмариэн, я рад, что не окликнул тебя раньше! Последние недели были не слишком удачными, но вы с этим шутом развлекли меня на века вперед. Кстати, я убил его не только потому, что не люблю свидетелей, но и потому, что не люблю соперников. Учитывая всю отвратительность этого типа, ты меня еще и благодарить должна. Он явно не отказался бы быть твоим следующим мужем.

— Раз так, то я тебя действительно благодарю, — усмехнулась я. — В ответ рада для тебя стараться. — я вернулась к своей лошади. — Но теперь, мне, пожалуй, пора.

— Поздравляю тебя с расставанием с Трандуилом. Это меня тоже не может не радовать, честно говоря. Твой дурачок-муж никогда тебя не заслуживал. Поверь, я за тобой присматривал, как и ты за мной, и мне не раз хотелось свернуть этому павлину шею.

Я снова усмехнулась, ведь если бы Саурон бы бы вороном, то Трандуил явно был бы павлином. Что-то не так было со мной в тот день, и обе сегодняшние встречи меня явно забавляли.

— Павлин — красивая птица.

— Но становится ужасной, когда начинает открывать рот, — я не могла сдержать улыбку. Насчет Трандуила Саурон был прав. Но я не должна была так улыбаться…

— Почему ты разговариваешь со мной, как со старым другом?

— Но Сильмариэн, — в его голосе послушалось недоумение, — мы ведь и есть старые друзья!

— Мы отвратительно расстались и причинили друг другу слишком много боли, чтобы быть друзьями, — я не стала говорить Саурону о том, что он разрушает мир, что он убивает моих друзей, что он вообще убил слишком многих — и эльфов, и людей, и даже гномов. Нет, все это было и так понятно, и неизменно, и слишком старо, чтобы это следовало повторять еще раз. Я говорила все это во время нашей предпоследней встречи в Нуменоре… в стране, которую я любила, и которую он помог разрушить. Сколько зла Некромант причинил еще за все последние века… даже за этот готовый уже закончиться год. Но я не собиралась тыкать ему это в лицо. Этот лес когда-то был моим, нашим с Трандуилом, и я должна была хотя бы выглядеть сильнее, зная, кто отобрал его у нас почти полностью.

— Я поехала к своим настоящим друзьям, друг, — сказала я, залезая на лошадь. — Удивлена, что ты все еще здесь. Тебе не поздоровится, когда я доложу совету о нашей встрече, — я знала, что на самом деле вряд ли об этом расскажу.

— Не беспокойся, Сильмариэн, — сахарным голосом заговорил Некромант. — Хотя… с чего тебе теперь беспокоиться? Ты же здесь больше не живешь. А у меня в лесу оставалось только одно дело и очень приятное — встретить тебя. Теперь мне нужно заняться другим. Я покидаю Лихолесье. Возможно, навсегда.

Сомневаюсь, подумала я. Хотя… этот лес уже исчерпал себя для нас обоих.

— Я хотел поговорить с тобой, — продолжал Саурон. — Мы не встречались уже очень давно. Я был приятно удивлен, что ты ответила на мою записку.

— Это был внезапный безумный порыв. Не принимай всерьез.

— Ты часто вытворяешь что-нибудь такое, когда у тебя все плохо, я это помню. Кто-нибудь, даже Трандуил, сказал бы, что это сумасшествие, я же скажу, что у тебя потрясающий характер! Я рад, что ты его больше не скрываешь!

Он так часто понимал меня лучше, чем кто-бы то ни был…

— Я не верю твоей лести. — нахмурилась я. — О чем ты хотел со мной поговорить по существу? Пожаловаться на поражение? — и тут я поняла, что и так осталась намного дольше, чем собиралась. Пора было заканчивать разговор и уезжать. — Может, ты хотя бы покажешься?

— Показаться? Я не думаю, что тебе было бы приятно меня видеть, Сильмариэн. Я же говорил тебе, что больше не нуждаюсь в теле. Честно говоря, я уже и отвык от материального воплощения. Я давно им не скован.

— Ты призрак, Саурон. Призрак того, кем когда-то был, — и призрак моего прошлого. — Можешь не показываться. Я ухожу.

— Постой, — и я снова его послушалась. — Ты спрашивала, зачем я хотел с тобой поговорить. Собственно, какой-то особой темы у меня не было. Мне просто хотелось с тобой поболтать в память о старых временах, и можешь сама думать, какая у меня скрытая цель. Но все же нам надо решить одну небольшую задачу. У меня есть для тебя подарок.

— Какой? — фыркнула я. — Чья-нибудь отрубленная голова?

— Ты обвиняешь меня в недостатке вкуса? Я оскорблен. И все же эта голова пока вовсе не отрубленная, — и из-за деревьев на поляну была вытолкнута Тауриэль.

— Откуда она у тебя? — я бросилась к девушке, помогла ей подняться и обняла. Тауриэль выглядела так, как будто на нее наложили страшное заклятье. Ее расширенные глаза с ужасом глядели на меня, но явно не узнавали. — Что ты с ней сделал?

— Очухается, — лениво сказал Некромант. — Я ничего с ней не делал, она просто напугана. В ее голове абсолютно пусто. Я нашел ее, когда она в одиночестве бродила по лесу и рыдала, и решил, что ты хотела бы помочь своей любимице.

— Да, — пораженно сказала я.

— Можешь не искать скрытый смысл в моем поступке, — предупредил меня Некромант, когда я как раз поспешно начала думать, в чем тут подвох. — Даже я пару раз в жизни могу сделать что-то хорошее. Кроме того, ты меня недавно очень порадовала, Сильмариэн.

Он еще о вновь обретенном Сильмарилле не знает, подумала я. Но и я об этом не расскажу. Любое, даже самое ничтожное знание, Некромант может обратить себе на пользу.

— Я был рад с тобой поговорить, — сказал мне Саурон. — Было действительно приятно, хотя все же я был бы рад получить благодарность за эту девчонку. До новой встречи, Сильмариэн, — и Некромант замолчал, или исчез. Он не дал мне одержать верх, закончить этот разговор первой и, как всегда, победил.

“До новой встречи”, - подумала я. Теперь было важно как можно скорее добраться до Лориэна. Но сначала я сделаю что-нибудь, чтобы Тауриэль пришла в себя и постараюсь как можно меньше думать об этой неожиданной, странной встрече с Сауроном. Мне было жаль это делать, но я подтерла Тауриэль память. Незачем ей помнить черное бесплотное лицо истинного зла всю свою бессмертную жизнь. После этого девушка пошла на поправку.

Зима была практически бесснежная, а дороги недостаточно опасными, чтобы меня остановить, и мы добрались до Лориэна быстро, и обеих нас уже не волновало ничто, кроме наших разбитых сердец.

Галадриэль встретила меня в Лориэне далеко не так дружелюбно, как я предполагала. Горюя из-за разрыва с мужем, да и вообще из-за всего произошедшего за последний год, я хотела ощутить дружескую поддержку, но, к своему огромному удивлению, наткнулась на стену холодности и отчуждения. Это разбивало мне сердце. Да, с Галадриэль отношений ближе, чем до войны в Эрегионе, у меня больше не было, но она все же всегда оставалась моей сестрой и подругой. Не сумев и, возможно из-за собственной приподнявшей голову гордости, даже не желая преодолеть ледяную стену между нами, я, оставив в Лориэне по-прежнему безутешную (но, слава Эру, не помнящую о встрече с Некромантом) Тауриэль, отправилась в Ривенделл, к Элронду. У него я, наконец, получила столь необходимую мне поддержку. Элронд по-настоящему мне сочувствовал, и в Последнем Домашнем Приюте я пыталась восстановиться и отдохнуть от всех переживаний, но это плохо у меня получалось.

Единственной по-настоящему сильной радостью в те годы было для меня увидеть сына. Странствуя по Средиземью, Леголас часто приезжал в Ривенделл и, по началу, никогда не ездил в Лихолесье. Пройдя через войну и испытания, он изменился, повзрослел, возмужал и стал не тем, что прежде, но совсем не хуже. Приезжая в Ривенделл, Леголас много беседовал и с Элрондом, и со мной, и присматривался к юноше Эстелю из рода дунадайн, об истинном происхождении которого знали очень немногие. И только в те годы в Ривенделле, после последнего Белого Совета, я узнала о том, кому принадлежат Три Кольца. Это было знаком огромного доверия со стороны Элронда.

Ничего не происходило у нас в те годы, до того, как тень снова опустилась над миром, и открылось Единое Кольцо. Мы просто жили, как и всегда, спокойно и тихо, вдали от большинства людей. Но все было уже не так, как прежде. Нет, не было уже сильной радости, как в Эрегионе в начале Второй Эпохи, когда позади осталась война, уничтожившая полмира. Не было уже счастья, от которого захватывало дух, как в те годы, когда началась наша совместная жизнь с Трандуилом в Лихолесье, и любовь была повсюду. Печаль витала в воздухе, как осень. И так было не только со мной. Каждый из нас, Эльдар, понимал, что время вот-вот придет, и многие начали покидать Средиземье: кто-то из-за того, что чувствовал близость беды, которая вскоре потрясет мир; кто-то из-за того, что просто устал от такой жизни. И я устала, и с горечью вспоминала о тех временах, когда мне и в голову не могло бы прийти то, что я тоже захочу вернуться туда, откуда убегала по льду и сквозь огонь многие века назад. Время эльфов уходило. Когда уйдут все, мне оставаться будет незачем.

У большинства из нас были свои печали. У некоторых они были просто невыносимы. Я разделяла горе Элронда, понимала его грусть. Я была в Ривенделле, когда после долгой отлучки туда вернулась Арвен и встретила Арагорна. Они были Береном и Лютиэн Третьей Эпохи, и отцу Арвен это разбивало сердце. Самое большое счастье для его дочери закончилось бы ее смертью, а противоположностью этому была лишь вечная печаль… Элрос, Келебриан, Арвен… Элронду суждено было жить с огромным грузом на сердце. Как же он скучал все эти годы по жене, как же жаждал к ней вернуться… И мне было больно за друга, ведь я относилась к детям Элронда с не меньшей любовью, чем к собственному сыну. Мы с Элрондом много говорили, но часто после серьезных разговоров мы делали вид, что вовсе ничего и не происходит. Так мы и коротали годы до Войны Кольца, древние дети уходящего народа, осужденные на забвение и изгнание из все же до сих пор любимого нами Средиземья, безумно боящиеся за своих собственных детей и за судьбу своего мира.

Трандуил писал мне письма, сначала очень часто, потом реже, но все же регулярно. Я читала их, но не находила в душе достаточно сочувствия, чтобы хоть раз ответить своему грубому, лживому, жадному, но, все же (и я уже не понимала почему), неравнодушному мужу. Он не оставил себе Сильмарилл, и этот поступок был воистину благороден. Но этого было уже недостаточно для того, чтобы мы снова соединились. Леголас же отца вскоре за все простил, и этому я была рада, как и тому, что странствия сына закончились в родном дворце, и он пробыл в нем довольно долгое время до отбытия на совет в Ривенделле, не выезжая. Что бы между нами с Трандуилом ни произошло, я хотела, чтобы у Леголаса были с ним хорошие отношения. Сама же я с мужем так и не поговорила.

Саурон мне больше не писал. Теперь я была слишком далеко и старалась не вспоминать о нашей последней встрече. Но забыть было сложно, ведь, когда враг объявляется через столько лет и ведет себя, как друг, это становится событием… острым? противоречивым? Что было тогда на уме у Саурона? Этого я понять не могла. Но в Лихолесье его больше не было, это я знала точно. Тогда он мне не солгал.

Я просто жила в те годы, ничего не делая, ни во что ни ввязываясь. Жила, словно во сне, была не слишком счастлива. Мне кажется, на время я потеряла себя. Позднее мне пришлось об этом пожалеть. Слишком мало внимания я тогда обращала на то, что происходило в мире.

На последнем заседании Белого Совета между Митрандиром и Куруниром сгустились тучи.

— Ты, Гэндальф, забавляешься, играя с огнем и дымом, как полурослик, ума у которого даже меньше, чем у гнома! — только и веселился Белый Маг, и Митрандир хмурился. Он уже тогда догадывался о том, что с главой их Ордена происходит что-то ужасное, но я тогда об этом не узнала. Не узнала я раньше многих и о том, в какой близости, в какой легкой, и от того обидной доступности находилось от нас Единое Кольцо. Нет, Саурон, ищущий Единое, и Курунир, втайне желающий его не менее сильно, куда менее занимали меня на том совете, чем Галадриэль. Да, меня возмутили недостойные насмешки Белого Мага, но меня больше интересовало то, что приехавшая в Ривенделл подруга вела теперь себя со мной совсем по-другому.

— Мое поведение было грубым и недостойным, прости меня, Сильмариэн, — говорила она. — Я была кое-чем встревожена, когда ты была у меня в последний раз, но теперь все это позади.

— Что же так опечалило тебя? — спрашивала я, но сестра упорно отмалчивалась, и, в конце концов, я решила, что это не было связано именно со мной, а у Галадриэль были свои тайные горести. Тогда я же хотела обсудить и наши предыдущие недопонимания.

— Глупости, я доверяла тебе, и когда ты жила в лесу, и сейчас, — отвечала подруга. — Я тебе доверяла почти всегда, ты сама помнишь, что тучи между нами рассеялись еще в прошлой Эпохе. Но я не смогла бы писать тебе все, пока недалеко от тебя было обиталище такого сильного врага, как Некромант, пусть мы и не знали тогда наверняка, кто он такой.

И даже не подозревали, а потом усиленно избегали осознания кто он. Объяснение Галадриэль показалось мне очень сомнительным. Не хотела писать мне — было осанвэ. Не знала, что в лесу обитает Саурон — но не мог же простой человеческий колдун быть сильнее и опаснее Темного Майа? Впрочем, я решила не гневить сестру и не требовать у нее всех объяснений, и мы снова расстались друзьями, пусть и не самыми близкими — такими же, как и в предыдущие тысячелетия, когда мне куда ближе были Келебриан и Элронд. Да, они были куда младше меня, но я столько лет провела в Ангбанде и в Чертогах Мандоса, что, когда вернулась, мне с ними было куда лучше, чем с теми, кто, в отличии от меня, взрослел вместе и без меня. И тогда я не знала того, что все же, невзирая на мои собственные особенности и размышления, я была куда ближе Элронду, чем Галадриэль и потому, что сестра была проницательнее и видела куда больше.

Галадриэль привезла с собой в Ривенделл Тауриэль. Прошло двенадцать лет со смерти Кили, и девушка была неутешна. Слишком мало прошло времени, качала головой сестра. Но мы обе знали, что иногда время совсем не лечит, и есть раны, которых мы боялись больше всего. Тауриэль любила зеркало Галадриэль, и сестра считала жестоким, но необходимым поступком убрать страдающую девушку подальше от него. Я была согласна с этим. Мы обе прекрасно понимали, что в нем хочет видеть Тауриэль. То, чему уже не дано свершиться.

Я уехала из Ривенделла лишь, когда Война Кольца была уже в самом разгаре. Но пока что я была там — сонная, грустная, почти ничем не интересующаяся, уставшая от жизни. Думая о своем прошлом, я понимала, сколько ошибок натворила, и почему-то иногда мне казалось, что близка расплата за все. Раньше я всегда, пройдя через смерть эльфийскую, с ужасом думала о смерти человеческой, непознанной и неизвестной. Быть может, она похожа на вечный сон бабушки Мириэль в садах Лориэна в далеком, ждущем нас Валиноре? Я боялась такого, но иногда завидовала людям. Забыть обо всем и просто не думать… Наверное, в те годы я ощущала себя, как человеческая старуха, горюющая о минувших годах молодости и ждущая смерть, иногда со страхом, а иногда и с жадным нетерпением. Только для нас такой смертью был Валинор. Мог бы он стать воскрешением? Началом новой жизни? Это мне лишь предстояло узнать.

Время эльфов уходило, но еще не ушло. Единое Кольцо было цело, и Три Кольца неизменно берегли наш покой, отсрочивали увядание, сохраняли светлый дух прошлого. У многих из нас оставались неоконченные дела, и в своем сне я забыла, насколько их много было у меня. Те годы были спокойными, грустными, вялыми. Мне действительно нечего было вспомнить из этого последнего момента относительного спокойствия и для Эльдар, и для всего Средиземья. Тогда мне нужна была сильная встряска, и она, разумеется, не замедлила себя ждать. И эта встряска была катастрофой. Облако тьмы сгущалось над миром, и начало этого я пропустила мимо себя. Была бы я разумнее, в те годы я не раз за разом перебирала бы свои далеко не самые выдающиеся горести, а наслаждалась бы оставшимися моментами уже далеко не идеальной, но и не превратившейся пока в кошмар средиземской жизни.

И однажды пришло время вернуться к жизни, и связано это было с теми, кто был лучше, честнее и сильнее меня. С Братством Кольца. Встретив их, я окончательно проснулась.

Комментарий к 3.13. Между двумя войнами

Итак, мы приблизились к “Властелину Колец”! Пристегните ремни, дорогие читатели, нас ожидают новые повороты сюжета!

Темные тучи сгустились над нашим миром. Приближалась война, и каждая мелочь, любой небольшой спор лишь ближе подталкивали к ней Средиземье. Мне было плохо от этого, но еще хуже было от того, что возможность прятаться от суровой правды в своем уютном уголке стремительно ускользала. Как одна из тех, кто был более или менее знаком с происходящим в мире, я понимала, что нам грозит. Понимала, давно все прочувствовала. Но, пока конфликт не развернулся на полную силу, ни в чем не участвовала. Интересно, удивлялся ли этому Саурон? Думал ли он что я первая побегу навстречу битве, используя всю свою магию, когда зло проявит себя на полную силу? Или он вообще об этом не думал?

Даже когда Глорфиндель привез в Ривенделл практически бездыханного Фродо Бэггинса, пораженного моргульским клинком, я ничем не помогла Элронду. Впрочем, ему это было и не нужно — мой старый друг и сам был великолепным целителем. Я же только утешала, насколько могла, старого Бильбо, в беседах с которым за последние пару десятилетий провела немало приятных часов. Бильбо Бэггинсу я могла рассказать о прошлом. Нет, конечно не о самой его волнующей части, которая много столетий оставалась скрытой во мраке (кто знает, возможно из нее получился бы роман, поразивший бы немало юных сердец). Я рассказывала о прошлом мира, о том, что осталось в тени событий, о которых знали все. И о себе, конечно, тоже. Но для таких, как Бильбо, да даже для таких, как Арагорн, невзирая на его мудрость и древний род, я была историей — слишком далекой и недоступной, чтобы они полностью поняли меня. Я могла смеяться с юными жителями Средиземья или болтать с ними о чем-нибудь незначительном, но, если они вспоминали, что точно так же я могла беседовать с теми, кто для них был историей — с Лютиэн, например, или Финродом (или Мелькором) — их лица менялись. Я не могла рассказать все о себе никому. Но мне нравилось рассказывать, и именно поэтому я любила разговаривать с хоббитом Бильбо, а точнее заваливать его потоком воспоминаний об ушедших временах. И я до сих пор, через очень много лет после того, как эта идея появилась впервые, мечтала писать.

Однажды я рассказывала Бильбо про Эрегион — каким прекрасным он был до прибытия зла, как хорошо спорилась тогда работа эльфов над улучшением мира, как мы были тогда счастливы. И, даже если я повторялась, хоббит слушал меня почти что с раскрытым ртом.

— Моя королева, вы должны написать об этом, — не раз говорил мне Бильбо. — Любой, кто проживает такую долгую великолепную жизнь, полную событий и приключений, просто обязан поделиться ею с остальными!

И, когда хоббит сказал об этом в первый раз, я пораженно взглянула на него, потому что не могла понять, как он, единственный из всех, смог прикоснуться к моей давней тайной мечте.

— Не думаю, — однако, ответила я. — В моей жизни было слишком неприятных моментов, которые должны остаться со мной, — и, увы, с Сауроном и частично с Куруниром, что намного для меня хуже.

— У всех в жизни бывают сложности, но вы только подумайте, сколько удивительно смогут узнать о мире те, кто…

— У всех в жизни бывают сложности, — бесцеремонно перебив Бильбо, слегка передразнила его я. — Кого ты учишь, Бильбо Бэггинс? Как ты уже любезно заметил, мне множество тысяч лет, и от меня веет седой древностью. Кстати, не каждая дама была бы рада тому, что ей об этом напоминают. А если серьезно, Бильбо, то я никогда не напишу о себе, потому что большая часть моей жизни выставляет меня в нелицеприятном свете.

Хоббит, слегка смутившись, кивнул. Неудивительно, я была хотя и не самой известной личностью Средиземья (слава Эру), но определенной славой пользовалась. И, увы, о некоторых неприятных моментах моей частной жизни было неизвестно только тем, кому было совсем на этом наплевать — например, хоббитам в Шире да травке в лесу. Да, не удивительно, что в свое время отец Трандуила был настолько против нашего брака.

— Но ведь это было совсем недолго, — возразил Бильбо, — Напишите про что-нибудь другое — например, про Первую Эпоху.

Воспоминания о том, чем я занималась большую часть Первой Эпохи, заставили меня, не задумываясь, ответить отказом.

— Тогда про Нуменор. Как вы там жили. Вы же любили Нуменор.

— Любила, — медленно ответила я. — Очень любила, — эта идея была уже много лучше.

Но, в конце того разговора, я все же посоветовала хоббиту идти приставать к Элронду — пусть лучше правитель Ривенделла напишет про себя книгу.

— А не то, — шутливо пригрозила я, — превращу тебя во что-нибудь такое страшное, что и Гэндальф ввек тебя не расколдует.

Бильбо потом уже почти сдался и предлагал мне писать не про себя, а про тех, кого я когда-то знала — про свою семью, или про тех, кто стал мне семьей в Дориате или Эрегионе. Но мне не подходило и это. Я не хотела рассказывать чужие истории, я, странным и самоубийственным образом, хотела рассказать свою. Иногда я сидела с чистым листом и бокалом вина на столе и с пером в руке и боялась, что когда-нибудь все мои секреты все же будут раскрыты. Но не мной, думала я, и откладывала перо в сторону. Нет, мои страшные тайны не стали тяготить меня больше, чем тысячу лет назад или во Вторую Эпоху, просто мне все чаще казалось, что никто, кроме Саурона, так и не знал настоящую меня. В Ривенделле было слишком много времени для ненужных разрушающих раздумий. Когда-нибудь я напишу о себе. В Валиноре, когда я уеду от всего.

Сейчас же у всех нас были куда более насущные заботы. Страшная беда, о которой мы начали подозревать вскоре после Битвы Пяти Воинств, дала о себе знать. Единое Кольцо явилось. И оно было в Ривенделле. И в то время, пока Элронд пытался вернуть к жизни страдающего полурослика, я думала и вспоминала о своей единственной встрече с этим Кольцом. О том ужасном дне, когда мы узнали, что закончилась война Последнего Союза, и я окончательно разругалась с Исилдуром. “Ты его не получишь, ведьма! Оно не твое! Оно только мое! Оно досталось мне по праву!” — кричал побагровевший от злости король Гондора, а потом вытолкнул меня из своих покоев. Тогда я впервые в жизни испугалась человека, даже несмотря на то, что у меня были силы его одолеть. Фродо Бэггинс принес в Ривенделл страшное зло, после тесного знакомства с которым никто не останется прежним. Фродо был настоящим героем. Как и Бильбо. Я ругала себя — почему, зная примерно, чем был одержим старый хоббит, я не догадалась о том, как велик масштаб бедствия? Почему думала, что это одно из очень слабых колец, может даже и не очередная шутка Саурона? И как я могла пропустить его мимо себя в Лихолесье, находясь с Кольцом в одном дворце такое долгое время?.. Я ведь тогда чувствовала что-то плохое, но разве я могла подумать, что?.. Понятно, почему Митрандир пропустил тревожные звоночки, но я, так долго имевшая дело с Сауроном и даже носившая одно из его творений, как могла? У меня не было ответов, только злость на себя. Мне пора было снова возвращаться в жизнь, отчетливо понимала я, но не могла сдвинуться с места. До встречи с Братством.

Фродо Бэггинс был уже почти готов прийти в себя, когда стали прибывать они — эльфы, люди, гномы. Среди них был и мой сын, которого я не видела уже очень давно. Вернувшись в Лихолесье, Леголас стал там еще более незаменим, чем прежде. Увы, новости у него были неутешительные — старый владелец Кольца, тварь по имени Голлум, воспользовавшись добротой лесных эльфов, сбежала из под носа у своих стражников, и даже Моргот не знает, где его искать, и к чему приведет его побег. Впрочем, всем этим Леголас обещал поделиться позже, на совете, планирующемся тогда, когда поправится новый Хранитель Кольца. Несмотря на краткость рассказа, Леголас хотя бы чем-то поделился со мной, в отличии от всех остальных. Никто, даже выглядящий еще более взъерошенным, чем всегда, Митрандир, не стремился делиться подробностями своих последних деяний и исследований. Серый Маг сказал, что это делается во избежании появления нехороших слухов, вполне возможных, когда на одном месте собираются столько разных и не похожих друг на друг личностей. В этом я не могла быть не согласна — представители всех народов Средиземья сейчас собрались в Ривенделле, и любой искры хватило бы, чтоб раздуть пожар. Врагу было бы это выгодно. Кроме того, добавлял Митрандир, зачем тревожить одних раньше, чем других? Пусть путники просто немного отдохнут в доме Элронда. Сама же я заметила, что с нетерпением жду общий совет. В последние много лет я ничего не ждала, кроме встречи с сыном. Меня радовала случившаяся перемена. Нет, наверное, я была еще готова пожить, готова была побороться за благо нашего мира. Сама уходя в прошлое, я больше не хотела жить только прошедшим.

Наконец, свершилось. Фродо Бэггинс очнулся, и у всех отлегло от сердца. Сидя на праздничном ужине неподалеку от моей дорогой Арвен, но все же в одиночестве, я наблюдала за Хранителем Кольца. В отличии от Митрандира, я была почти незнакома с маленьким народцем, исключением был только Бильбо. Но, если судить по рассказам Серого Мага, хоббиты должны были быть скорее такими, как два веселых и шумных спутника Фродо. Весь вечер эти забавные ребята болтали и хихикали между собой и пытались завязать разговоры с эльфийками. Еще один довольно толстый хоббит смотрел на все окружающее так, будто он видел плод замысла самого Эру. Было видно, что он давно мечтал обо всем этом. Бильбо ничто уже не было здесь в новинку, и старый хоббит, предпочитавший уединение, не присутствовал на трапезе, решив встретиться с племянником позже. Но Фродо же… Фродо казался особенным. Взгляд его огромных голубых глаз, казалось, был наполнен такой вековой мудростью, какую и не у каждого эльфа встретишь. Его лицо казалось одухотворенным — было видно, что полурослик перенес немало невзгод. Пройти с Кольцом от Шира до Ривенделла… Тогда, в первый день Третьей Эпохи, я не смогла вынести даже одного открытого взгляда на Кольцо, а еще осуждала Исилдура. Фродо Бэггинс разговаривал со старым и преисполненным важности гномом, и я решила, что тоже должна познакомиться с Хранителем Кольца. Я хотела, чтобы Кольцо больше никогда не попадалось мне на глаза, хотя догадывалась, что такой радости не случится.

Я, чего со мной не случалось уже очень давно, почему-то слегка робела перед Хранителем Кольца. Он, маленький юный хоббит, казался мне преисполненным такого мужества, какого у меня самой никогда не было. И Кольцо… Оно же было создано при мне, когда мы с Сауроном были вместе! Я всегда терзалась виной за войну в Эрегионе, но никогда не мучила себя из-за дальнейших злодеяний Саурона, даже во время войны Последнего Союза. Не следовало и сейчас начинать; я знала, что это бессмысленно, что это ни к чему не приведет, но нежданная вина накатила на меня бурным, как воды Бруинена, потоком, и я поняла, что мне жаль этих маленьких созданий, жителей Шира, куда даже больше, чем наш род, именно потому, что они были совсем ни при чем, а у большинства даже лучших из нас руки были по локоть в крови. И у меня. Особенно у меня.

Устало потирая виски и время от времени делая глотки из бокала, я почти уже справилась с неприятными мыслями, когда скамейка рядом со мной от тяжести низко прогнулась, и я от неожиданности чуть не свалилась с нее. Рядом со мной присел человек со светло-рыжими волосами.

— Милая леди, вы слишком грустны для пира, — заметил он.

— Изображаю какой я буду на завтрашнем совете, — невесело усмехнулась я. — Думаю, завтра нам всем будет не до улыбок.

— Вы приглашены на совет?

— На каждый, начиная с первого Белого совета, — я улыбнулась, увидев, что человек слегка недоуменно сморщил лоб. — Вам же явно только предстоит со всем здесь познакомиться.

— Моя стезя — военные советы у меня на родине, — ответил он.

— Я так и поняла. Вы из Гондора?

Человек оказался Боромиром, сыном Дэнетора, наместника Гондора.

— Ваш род древен и славен, — заметила я. — Однако вам тоже приходится ему соответствовать.

— Для меня это несложно, — этот человек был самоуверен и явно напорист и в речах, и в битве. Не так много людей первыми отваживались подходить к эльфам, если не знали их до этого. Для Боромира явно в этом не было сложности. Либо он был просто глуп.

— Вы так и не назвали, кто вы, прекрасная госпожа, — обманчиво мягко добавил человек. О Эру, может быть он думает, что мне лет… сколько? Тридцать? Сорок? Я сдержала рвущуюся улыбку. Раньше жизни нуменорцев были длинны, как сейчас у Арагорна, но я знала, что срок жизни нынешних людей, особенно тех, чьи предки не жили на Острове-Под-Звездой, был совсем короток. Но ведь предки наместников Гондора были родом, кажется, тоже из Нуменора. Увы, я слишком мало интересовалась людьми в текущую Эпоху, поэтому не имела понятия, на сколько их лет я выгляжу и что вообще мог обо мне подумать Боромир.

— Я Сильмариэн, королева когда-то прекрасного леса, ныне называемого Лихолесьем, — улыбнулась я, искренне наслаждаясь потрясением на лице Боромира. О да, я королева. Только уже, наверное, бывшая, — Вот там, — указала я рукой на группу беседующих молодых эльфов, — справа, стоит мой сын, принц Леголас, — меня веселило то, как обомлел от этого человек, ведь я не выглядела намного старше Леголаса.

— Простите, — потрясенно сказал он. — Я вовсе не знал и не имел в виду…

— Конечно, не знали. Но советую вам и впредь не связываться с эльфийскими женщинами, если не хотите, чтобы вам во время прекрасной встречи лунной ночью рассказали о том, как жилось в Валиноре еще до создания Солнца и Луны.

Боромир моргнул. Потом моргнул еще раз. Я разгадала его план мило побеседовать с эльфийкой и явно поколебала толком несложившееся представление о нашем народе.

— Мы любим поностальгировать, особенно в последние годы, — с милой улыбкой добавила я, удивляясь своему сегодняшнему почти молчаливому остроумию.

— Я поверить не могу, что встретил эльфов, — признался Боромир. — Я сам много не интересовался вашим укладом, поэтому многому удивляюсь в последние дни. Но мой младший брат все детство провел за чтением о вашем народе. Ему в Ривенделле было бы интереснее.

— Книгочей и воин, — заметила я, — Наверное, вы прекрасно дополняете друг друга.

— Это воистину так. И Фарамиру известно куда больше о том, какие народы и события повлияли на этот мир. Я не дал бы вам больше тридцати, — резко сменил тему человек.

— А если бы вы выглядели чуть более утонченно, — улыбнулась я, — я не дала бы вам больше восьми тысяч, — и в очередной раз я насладилась изумлением на лице Боромира. Такое количество лет тяжело представить большинству людей, но ведь я-то их прожила…

Я хотела бы продолжить беседу с Боромиром, который явно по началу хотел просто игриво поговорить с эльфийкой и не рассчитывал на серьезный разговор, но я понимала, что мои дела на сегодня еще не закончены. Наверху меня ждало очередное письмо от Трандуила, которое привез Леголас, и которое я не хотела открывать, и к которому не хотела даже идти… Но это было далеко не главным. Главным был Фродо. Мой интерес к хоббиту не ослабевал, и я боялась, что потом может просто не хватить времени его удовлетворить… И не только это. Кольцо. Единое Кольцо. Все мои чувства пришли в смятение, может, я опять стояла на пороге глупости…

Но, когда я подошла к столу, за которым сидел Фродо, я увидела там лишь двоих очень похожих друг на друга гномов, отца и сына, скорее всего. Рыжебородый гном помоложе смерил меня таким неодобрительным взглядом, будто я просила отдать мне Аркенстон. Такой скорее умрет, чем будет любезничать с эльфом. Только сейчас я обратила внимание, что трапезная слегка опустела. Когда я зашла в Зал Пылающего Очага, все только рассаживались по креслам. После трапезы и в предвкушении песен и историй все казались повеселевшими. Пусть радуются, ведь времени, возможно, осталось не так уж и много.

Я устремилась к Фродо, но тут же поняла, что ему сейчас будет совсем не до меня. Бильбо не был на пиру, все это время он сидел рядом с камином и пытался дописать давно обещанную нам песнь об Эарендиле, а вместо изысканных яств у хоббита были кусочек хлеба и чашечка воды. Еще издали я увидела радостную встречу дяди и племянника, и у меня защемило сердце. Мне не хотелось мешать им в момент, которого они ждали двадцать лет, такой значительный для них срок. Но я не могла не подойти.

— Я восхищаюсь тобой, — шепнула я Фродо Бэггинсу, быстро проходя мимо него и лишь слегка коснувшись его плеча, но зная, что он запомнит мой пристальный взгляд. — Ты тот, кто сделал невозможное. А ты еще узнаешь, кто я. И позже мне будет очень нужно поговорить с тобой, Хранитель Кольца.

Ранним утром в Зале Пылающего Очага никогда никого не бывало. Утро перед советом не было исключением. Лишь я с ногами сидела в большом кресле перед затухшим камином и ждала. Меня измотала очередная практически лишенная сна ночь. Дремота, наполненная привычными кошмарами с одной небезызвестной Валиэ, не принесла никакого облегчения.

— Госпожа? — раздался робкий голос сбоку, и я резко встала, чтобы тут же опуститься обратно. Это был Фродо Бэггинс, герой наступившего дня. Я не была уверена, что он придет.

— Присаживайся, — устало сказала я, будто бы он нуждался в моем приглашении. Хоббит уселся в соседнее кресло.

— Зачем вы пригласили меня? — спросил Фродо.

“Я не знаю”, - хотела ответить я.

— Я хотела узнать, какой ты, — я подвинулась ближе к собеседнику. — Сегодняшний день и его решения могут изменить не только любого из нас, но и судьбу всего мира. Поэтому я и хотела поговорить с тобой ранее.

— Вы уже не узнаете, какой я был до Кольца, если вы об этом, — устало сказал Фродо. — Даже если сегодня я распрощаюсь с ним, все уже изменилось. Дядя говорил, что опасное это дело — выходить из дому, но я не мог представить насколько.

Я кивнула, удовлетворенная откровенностью Фродо. Конечно, приключение с драконом и Одинокой Горой, которое с удовольствием вспоминал старый хоббит, было наполнено опасностями, но, по сравнению с походом Фродо и его друзей, путь дядюшки Бильбо был просто увеселительной прогулкой. Путешествие Бильбо только раскрыло того, путешествие Фродо могло его уничтожить.

— Наверное, ты прав, — все же ответила я. — А ты знаешь, кто я?

— Знаю, — сказал хоббит. — Мы с дядей долго говорили вчера. Он упоминал и вас. Он считает вас замечательной.

— Я думаю о нем так же, — улыбнулась я. — Нам всем здесь только пошло на пользу влияние такого, как Бильбо, — такого юного и бесстрашного существа, вспоминавшего свои единственные дни беспокойства как лучшие в жизни…

А еще я знала, что насчет меня не все были согласны со старым хоббитом. В моем прежнем доме, Лихолесье, он, скорее, был бы в меньшинстве. Но мои якобы подданные любили Леголаса, который никогда не дал бы обидеть меня открыто… Однако оставалось скрытое влияние. Я, Кольцо, Саурон… за последние годы до меня дошла парочка очень неприятных и абсолютно лживых слухов о моей роли в создании Колец Власти, и мне не хотелось бы, чтобы Фродо Бэггинс о них слышал.

— Значит, сегодня ты с ним простишься, — решив долго не тянуть, сказала я. — Что ты чувствуешь?

Фродо напрягся, и я испугалась, что перегнула палку всего лишь одним вопросом. Кольцо — тема опасная. Кто знает, быть может сейчас я кажусь хоббиту жадной или покушающейся на чужое, на его собственное? Мне не хотелось бы, чтобы Фродо сам или с помощью Кольца неправильно меня понял.

— Я буду рад, если моя роль в этой истории закончится, — я увидела, как хоббит сжал кулак в кармане своего сюртука, и покачала головой. Я шла, наверное, неправильным путем.

— Прости, я не должна была спрашивать, — я понятия не имела куда ведет эта беседа.

— А вы хотели бы его забрать? — чуть более быстро, чем нужно, спросил Фродо.

— Нет, — пораженно воскликнула я. — Я ни за что не взяла бы его себе! Даже не думай мне его предлагать! — а если он действительно его предлагает? Кольцо. Предлагает. Мне. Как тогда могло бы все повернуться… Саурон просто взвыл бы, когда я, его бывшая покинутая женушка, сравняла бы Барад-Дур с землей… Нет, я не должна думать об этом, я думала об этом тогда, давно, у Исилдура! И все Третью Эпоху до последних лет я и не вспоминала о Кольце! Но теперь, если я не узнаю…

— Я не забрала бы его, но прошу… Покажи мне Кольцо, — во рту все пересохло, и мои рука сильно дрожала, когда Фродо, кажется, почти даже не колеблясь, положил эту вещь в мою протянутую ладонь. Зачем я это попросила?…

Я ждала от себя чего угодно. Любого срыва. Мыслей о том, что оно все же должно стать моим. Но нет. Что же произошло? Ничего. Кольцо было красиво, но те страшные мысли, что пришли ко мне парой минут ранее… были ли они воспоминанием о моей первой встрече с этой вещью? Кольцо было прекрасно, но я, накрутив себя до предела, сразу не поняла, что теперь вовсе его не хочу. Оно, такое чудесное, лежало на моей ладони, заманчиво поблескивая золотыми гранями, но я понимала, что если я сожму руку в кулак и возьму Кольцо себе, то оно сожрет меня. Нет, мне не победить Саурона, самое противоречивое существо в моей жизни, не уничтожить его до конца. И никакой пользы в моих руках Кольцо бы не принесло, только вред. И дело даже не только во мне, просто сама эта вещь пропитана злобой. А сколько у меня личных обид на его создателя? Разве они могли бы подкрепить добрые помыслы? Нет, с Кольцом стоит поступить согласно решению совета, а я уже знала, к чему он склонится.

Какой, интересно, я казалась Фродо Бэггинсу в эти минуты?..

Солнечный свет разливался по залу, и я, повернувшись к окну, взглянула на него сквозь ободок Кольца. Волнение проходило, я улыбнулась и повернулась к Фродо, который выглядел очень настороженно. Наверняка, не доверяй хоббит эльфам, он бы уже потребовал свою прелесть (прелесть! Так же Саурон называл свои любимые украшения!.. И не только Саурон…) обратно. Я вложила Кольцо в ладонь Фродо. Я рассталась с ним без сожаления. И на меня снизошло странное спокойствие, приправленное искоркой счастья.

— Держи, — сказала я. — Ты лучше знаешь, что с ним делать, — и, провожаемая недоуменным взглядом хоббита, я, улыбаясь и чуть ли не пританцовывая от радости, вышла из Зала Пылающего Очага. Я была свободна… Кольцо не смогло бы меня одолеть. Еще одно свидетельство моей свободы от Саурона. “Но ты все же сама его попросила”, - робко заикнулся внутренний голос, и я сразу его заглушила. Я и так всю жизнь во всем сомневаюсь.

Оставалось сделать еще одну вещь, пока не начался совет. Победить еще один страх. Чувствуя себя почти что полностью счастливой, я влетела в свои покои и схватила с туалетного столика еще запечатанное письмо от Трандуила. Я думала, что там будут все те же слова и обещания, перемешанные в этот раз с опасениями по поводу грядущей войны. Я ненавидела такие письма. Но, пока я читала именно эти строки, моя радость от победы над собой, победы над Кольцом меркла. Счастье лопнуло, как мыльный пузырь. Я грязно выругалась, скатала письмо в бумажный шарик и швырнула его в угол. И зачем я решила прочесть этот бред до совета? Оставшегося до звона колокола времени мне как раз хватило на то, что немного успокоиться.

Сидя в самом углу, я молчала весь совет. Они же говорили о многом. Говорили о том, что знали и так уже многие — об Эрегионе, о Кольцах и их создании, о Нуменоре и войне Последнего союза. Говорили о том, что знали далеко не все — о Мории, о посланцах Врага к свободным народам. Но больше всего речь шла о том, о чем знали лишь единицы — об охоте на Голлума, о пленении Гэндальфа вследствие предательства Сарумана (я не знала, радоваться духовному падению противника или огорчаться этому), о наследнике Исилдура. И о Погибели Исилдура — маленьком золотом Кольце, которое могло уничтожить всех и каждого из нас. Говорили о том, как сложилась судьба Кольца, после того, как оно покинуло своего создателя, какими путями дошло оно до Бильбо, а потом и до Фродо Бэггинса. И о том, как следует с ним поступить. Конечно, гладко все не прошло.

— Вы не понимаете! Чем больше мы ссоримся между собой, тем сильнее становится Саурон! — кричал Митрандир, пытаясь урезонить схлестнувшихся людей, эльфов, гномов. Он был прав. Любая наша ссора была бы выгодна Врагу. Но только одна тихая фраза заставила стихнуть все крики.

— Я возьму его! — Фродо вскочил с места. Митрандир печально прикрыл глаза, словно предвидел сказанное. — Я отнесу Кольцо в Мордор, — и весь совет с уважением, позабыв о своих размолвках, обратил взоры на храброго полурослика. Гэндальф с печальным вздохом прикрыл глаза.

И так собралось Братство Кольца — девятеро пеших против девятерых конных. Мое сердце кольнула тревога, смешанная с гордостью, когда мой сын вступил в этот ряд. Четверо хоббитов, двое людей, эльф, гном и Майа. Такая разная, не похожая ни на одну другую компания. К чему все это может привести? Как каждый из них повлияет на печальные, но великие события, которые уже начались и будут только нарастать?

Новообразовавшееся Братство скоро уйдет отсюда, чтобы пойти на встречу опасности, помочь улучшить этот мир. Я знала, что мне следует сделать так же. Нельзя дольше отсиживаться в Ривенделле, если даже хоббиты вступили в войну. Да и Ривенделл скоро перестанет быть одним из последних мирных уголков этого безумного и совсем уже нам не подходящего мира. А мне начать следует с помощи королевству, которое когда-то было моим, в котором меня никогда особенно не любили, но в котором вырос мой сын и в котором я была когда-то давно счастлива. Пора просыпаться от своего долгого печального сна.

Служанка, слава Эру, во время уборки не нашла письмо Трандуила, с такой яростью заброшенное мной в угол комнаты. Я сама с трудом нашла его и еще раз прочитала строки, и во второй раз вызвавшие у меня лютое негодование.

“Я знаю, что ты совершенно не хочешь возвращаться в мой лес, — писал мне мой (к сожалению) муж, — но в этот раз, увы, мне придется просить тебя об этом по совсем другой причине. Когда-то давно ты что-то делала для помощи государству и не раз предлагала свою помощь и в дальнейшим. Об этом я и вынужден тебя попросить. Возвращайся в лес. Над нами нависла серьезная угроза, и ты должна помочь с ней справиться — все же, ты до сих пор королева. Твои магические способности весьма велики, я знаю. Поэтому жду тебя дома. Трандуил. ”

Больше никаких заверений в любви и тому подобном. Ни обращения по имени. Даже никакого пожалуйста. Но я заулыбалась, внезапно подумав, чего стоило Трандуилу написать мне такое письмо. Как же действительно опасна ситуация, если лесной король попросил помощи у меня? Но я вернусь, решила я. Но вовсе не потому, что Трандуил меня об этом попросил. Я вернусь, потому что не могу иначе. Во всем Средиземье началась война, и те, кто в состоянии ее вести, не должны стоять в стороне.

— Завтра я возвращаюсь в Лихолесье, — объявила я изумленному Элронду.

Роханское ущелье, которое так и не встало на пути членов Братства, долгое время оставалось самым безопасным проходом через Мглистые Горы. Но теперь, когда Изенгард перешел на сторону Саурона, о лишенной тревог поездке можно было забыть — кто знает, чего еще можно ожидать от Курунира? Но другого выхода у меня не было — и переправа через горы, и проход под ними через Морию одинаково не внушали доверия.

— Как ты поедешь одна? — тревожась, вопрошал меня Элронд. — Неужели ты не слышала всего, о чем говорили на совете? Сильмариэн, ездить нынче очень опасно!

Слышать-то я все слышала, но что поделать? Ехать было необходимо. Как бы то ни было, мне все же было интересно, что скажет мне Трандуил. Но я была бы полной дурой, если бы поехала в Лихолесье только поэтому, а не потому, что угроза уничтожения леса очень меня пугала.

— Я буду очень осторожна, — уверила я друга. — Все наши враги теперь больше заняты подготовкой к битвам и… сам знаешь, чем. До меня мало кому есть дело, но даже если и есть… Я умею за себя постоять, Элронд, ты прекрасно это знаешь.

Элронд был недоволен, но, несмотря на все его попытки меня переубедить, я уехала из Ривенделла и добралась до Лихолесья довольно быстро, еще до того, как Братство вышло в путь. Я соврала Элронду, я знала, что кому-нибудь точно будет дело до того, что я снова начала действовать. В дороге я столкнулась с тем, кого ненавидела больше прочих, и испугалась этой встречи. Но мало испугалась.

Проезжая в отдалении от крепости, я, благодаря прекрасному эльфийскому зрению, могла видеть клубы дыма, поднимающиеся над Изенгардом. Я даже не хотела знать точнее, чем там занимается Курунир, но происходящее мне откровенно не нравилось. Белый маг перешел на сторону Врага. Меня поразило, что он посмел пленить Митрандира! Кто мог такого ожидать? Я ехала мимо Изенгарда очень осторожно, пыталась преодолеть его как можно быстрее, и башня Ортханк скрылась из виду. Но я вымоталась, лошадь устала, и мне пришлось заночевать в открытом поле, не слишком далеко от леса Фангорн. Пытаясь заснуть, я убеждала себя в том, что изменение цвета волос еще в состоянии кого-то одурачить, что никому нет до меня никакого дела, но тщетно. Я вспоминала свое кольцо невидимости — как бы оно мне сейчас пригодилось! Где-то оно сейчас плавает вместе с Нуменором…

Опасность пришла сразу же, как только я расслабилась и задремала. Я проснулась, почувствовав неприятный тычок в бок. Надо мной склонился опирающийся на посох Саруман Белый. Видимо, посохом он меня и пнул.

— Доброй ночи, Ваше Величество, — с весьма сладкой улыбкой поприветствовал меня он. Слишком вежливо после такого неприличного способа пробуждения.

— Что вам нужно? — сон исчез в мгновении ока, я вскочила на ноги, прижимая к груди покрывало, как будто была не одета.

— Поговорить, — что ж, хорошо, что не убить, хотя я подозревала, что до этого тоже может дойти.

— О чем же? — я постаралась придать лицу насмешливое выражение, будто это не Курунир застал меня ночью врасплох, а я его. Я не слишком боялась, но понимала, что сейчас я далеко не в безопасности.

— О том же, о чем и раньше. О том, о чем я говорил в нашу первую встречу, очень давно. Вы ведь это помните?

Я ощутила легкую дрожь, а сердце сжалось. Теперь мне стало куда страшнее. Если бы Курунир попытался бы просто пленить меня, у меня был бы шанс уйти. Он же пытался меня застать врасплох, подставить, унизить. Я давно не видела Белого Мага, но лучше бы не видела бы его еще столько же.

— Я понятия не имею, о чем вы, — ложь с моих уст слетала легко уже долгие века. Но мой собеседник не поддался.

— Лжете, — глаза Курунира смотрели насмешливо, он все понимал. И понимал то, что у меня больше нет ничего, что могло бы ему повредить. Еще в Валиноре, до начала Первой Эпохи я узнала, что Майа Курумо как-то связан с делами Мелькора. Но как дела таких давно минувших дней могут повредить Саруману Белому, кого и так считают злодеем все свободные народы Средиземья? Связь же с Гортхауром и Мелькором, жизнь в Ангбанде в Первую Эпоху, в самый разгар непрекращающейся войны за Сильмариллы, может уничтожить королеву Сильмариэн. Курунир насмехался. Он все прекрасно понимал. Я понимала это даже еще лучше, ведь опасность грозила именно мне, и ужас заполз в самые глубины сознания.

Мы стояли и смотрели друг на друга. Слова были не нужны. Мы понимали друг друга без слов.

— Вы хотите того, о чем задумывались, когда только пришли в Средиземье, — наконец, я все же нашла силы вымолвить все это. — Вы хотите, чтобы я работала на вас, иначе вы расскажете обо мне всем. Скажите только, вы сразу задумывали захватить здесь власть? Думали об этом, пока плыли в Средиземье?

— Что и когда я думал, не ваше дело, — Белый маг презрительно усмехнулся. — А остальное вы верно понимаете, — он одобрительно поднял бровь. — Я всегда считал вас разумной женщиной, коро… нет, леди Сильмариэн, — я пропустила оскорбление мимо себя, — так не разочаровывайте меня. Присоединяйтесь ко мне, и наши разногласия будут забыты. Мы можем выдать вас за мертвую, это вам уже не в первой. Ваши друзья огорчатся, но скоро у них будут куда более значимые поводы расстраиваться. Разумеется, после войны вы получите то, чего сами пожелаете, в разумных, естественно, пределах. И, конечно, если вы снова захотите выйти замуж, — его глаза хитро блеснули, — ваш нынешний супруг будет уже не в состоянии что-либо возразить.

— А у вас уже все продумано, — медленно проговорила я, пораженная таким натиском. — Скажите, господин Курунир, вы считаете, что вы с хозяином, — по злобному блеску его глаз я поняла, что попала в яблочко, — уже выиграли войну?

Курунир снова презрительно усмехнулся, но не снизошел до ответа. Глупец, он давно списал со счета всех своих эльфийских, человеческих и гномьих противников. И как же он уверен, что Саурон даст ему вкусить власти, если Мордор победит с помощью Изенграда! Ошибка, уже две огромные ошибки. Но меня он держит крепко. Может ли тайна храниться вечно?

— Что же, леди Сильмариэн, — прервал мои раздумья Курунир. — Что скажете? — он так и лучился самодовольством, знал, что у меня нет другого разумного выхода, думал, что сейчас я паду к его ногам и буду умолять о том, чтобы он разрешил мне помогать ему в его черном деле.

— Я, пожалуй, откажусь, — и тут же этого самодовольства как ни бывало, лицо Белого мага перекосила ненависть.

— Вы не в том положении, чтобы отказываться, леди!

— А вы не в том, чтобы ставить мне условия. В конце концов, кто вам теперь поверит? — мой голос окреп. — Если вы придете со своими удивительными рассказами о том, что я делала многие сотни лет назад к моему мужу, к Элронду или Галадриэли, то кто из них поверит вашим россказням? Курунир, вас теперь ненавидят все, а сильнее всех остальных — ваш хозяин, ради которого вы так стараетесь, — и, как бы это ни было спорно и противоречиво, я подумала, что узнай Саурон о грязном шантаже Сарумана, он преподал бы своему новому слуге урок, на то мы с ним практически и старые друзья. Впрочем, этот довод я не решилась озвучивать, кто знает, как его способно извратить воображение Белого мага?

Мой ответ лишил его самообладания, но только на миг. Лицо Курунира снова расплылось в еще более сладкой и от того отвратительной улыбке.

— Вы об этом пожалеете, — пообещал он. — Жаль, что я не могу вас заставить колдовать, как заставляю биться своих орков. Я бы пропустил тебя, сука, через всю их орду, — он так сильно сжал свой посох, что, казалось, тот сейчас сломается. — Когда-нибудь, Сильмариэн, — его голос снова стал почти спокойным, — я найду момент, когда ты не будешь ничего подозревать и тогда отомщу. Ты сама это знаешь.

— Чего ждать, действуй сейчас, — я, пытаясь казаться спокойной, подозвала свою лошадь, закинула на нее скромные ночные пожитки и сама запрыгнула в седло. — Кстати, Саурон в жизни не сказал бы таких грубостей и не дал бы мне основания быть настороже, что еще раз показывает, что ты до него не дотягиваешь. До встречи, Курунир.

— До встречи, Сильмариэн. Будь очень осторожна.

Не ответив, я тронулась с места, стараясь ехать не слишком быстро, не показывать того, как я боюсь. И, лишь когда я была почти уверена в том, что даже майарское зрение Сарумана не дотягивается до меня, я поскакала со всей скоростью, чувствуя, как страх переполняет меня. Сегодняшняя встреча с Куруниром была худшим, что со мной случилось за долгое время, и я совсем не знала, как мне теперь действовать! Не в силах больше продолжать путь, я слезла с лошади и, присев на большой камень, связалась с помощью осанвэ с Митрандиром и сбивчиво рассказала ему обо всем, что сказал мне Курунир.

Зима еще не началась, и Серый маг был все еще в Ривенделле. В ответ на мой рассказ он лишь вздохнул: “Вы знали, что когда-нибудь это произойдет, Ваше Величество”. Знала, но давно постаралась забыть об этом, а теперь старая опасность стала, как никогда, реальной. Хоть действительно пиши Саурону и проси его с этим разобраться! Но так я никогда бы не поступила.

Мы с Митрандиром так ни к чему и не пришли. Мне нужно быть настороже, и сам Серый маг сделает все возможное, чтобы знать о любых перемещениях Курунира — явно, что он стал бы докладывать на меня другим эльфийским правителям только при личной встрече. Но на этом все. Мы оба понимали, что моя давнишняя тайна трещит по швам. Если только… Если только Саруман Белый ни лишится оболочки здесь, и дух его ни отправится обратно в Валинор и ни предстанет пред судом Валар. Я должна была убить его. Но что бы меня тогда отличало от Саурона? Но я уже убивала и орков, и людей… Но ведь это было, когда шли войны! Но смерть Курунира обратила бы ход этой войны, и многие, многие хорошие эльфы и люди смогли бы сохранить свои жизни! Но ведь сначала я подумала не об этом, я подумала о том, как было бы хорошо мне, если бы Курунира не стало! Да, в такой непростой ситуации мне помог бы лишь совет Саурона, или лучше даже Мелькора. Лишь они всегда умели разумно разложить такие вопросы, но могли и изменить решение почти любого… Но они же вдвоем и толкали меня во мрак, из которого я уже давно выбралась… Я еще раз задумалась обо всем этом, когда услышала о битве у Хельмовой Пади, и пожалела о том, что мысль об убийстве не пришла мне в голову раньше. В конце концов, я просто решила, что все равно не справилась бы с таким делом. Даже Митрандир не справился, когда лишь защищался, ведь Саруман Белый — не какой-то одинокий орк.

Когда я, мучимая страхом, прибыла в Лихолесье, холод уже накрыл землю. Я не пошла к Трандуилу, слишком сильны были еще мои собственные обиды, а вместо этого закрылась в своих покоях (они сохранились в том же виде, вот сюрприз!) и стала приводить себя в порядок после длинного переезда.

Прикрыв глаза, я лежала в горячей ванной, и по моему усталому телу растекалась нега. Служанка по взмаху моей руки добавляла горячей воды, и я хотела лежать так вечно и никогда никуда не вставать, и проспать сто лет, и очнуться, лишь когда все закончится, а на Арде воцарятся мир и покой. Я очень устала от всего. Но мой покой был прерван самым бесцеремонным образом.

— А, — воскликнула я, лениво приоткрыв один глаз, — вот и ты, Трандуил! — он сдержанно кивнул. — Дай мне халат, пожалуйста, и уходи, — обратилась я уже ко служанке. Моему мужу не удалось застать меня врасплох, я догадывалась, что он придет, но не сразу, и пока мое тело расслаблялось, мысли бодрствовали, и тревожное ожидание угнетало, заставляло дрожать от волнения. Что он скажет, когда придет?

Я оделась, ни капли не смущаясь, и тем самым смущая сама, и мы вернулись в спальню и уселись у камина.

— Я приятно удивлен, что ты все же приехала, Сильмариэн, — сказал Трандуил.

— Я не меньше удивлена твоему последнему письму, но можешь не благодарить. Я считаю, что у меня остались некоторые обязательства. Не перед тобой.

— Я был груб, и за это извиняюсь, но я понятия не имел, прочитаешь ли ты это письмо. У меня не было уверенности, что ты читала и предыдущие.

— Читала. Но не была уверена, что хочу отвечать. По правде сказать, и сейчас не уверена в том, что правильно поступила, приехав. Мы отвратительно расстались.

— Я думал, ты расставалась и хуже.

— Ох! — я подняла руки, показывая, что сдаюсь. — Ты готов все сделать, чтобы меня задеть!

— Я имел в виду наше первое расставание, когда ты пропала. Не выдумывай, чего нет, — но я прекрасно понимала, что он думал совсем не о том. Мое последнее расставание с Сауроном — вот что было по-настоящему унизительно.

— Хорошо, — тем не менее, ответила я. — Мы можем говорить о наши обидах вечно, но это ни к чему не приведет. Скажи лучше, зачем ты позвал меня. Я прекрасно понимаю, что ты не сделал бы этого без весомой причины.

— А ты не заметила ничего по дороге сюда?

— Заметила, конечно. Здесь стало еще хуже и мрачнее. Дол Гулдур?

— Именно. Угроза растет. Мне уже предлагали, — Трандуил замялся, — склонить колени.

Я пораженно взглянула на мужа. Сам факт того, что он признался мне в том, что такое предложение было, поразил меня. Еще один удар по гордости и самолюбию Трандуила. Само предложение покориться Саурону, унизило короля леса так, как я не смогла бы и за тысячи лет.

— Ты принял верное решение, — прошептала я. — Мы не должны позволить так с нами поступать. Мы должны выиграть эту войну. Ты сам знаешь, что… есть у нас еще возможность победить.

— Но мы не должны слишком сильно полагаться на эту вещь, — кивнул Трандуил.

— Должны, ведь иначе придется признать, что он отправился на верную смерть, — я закусила губу, стараясь сдержать слезы. Я гордилась Леголасом, но это волнение тоже съедало меня…

— Это ты была на той стороне. Это ты знаешь, каково оказаться там.

— Да, — я кивнула, не ожидая такого ответа от Трандуила. Какого Моргота он так равнодушен к нашему сыну? Не может же быть, чтобы ему было плевать? Или?.. Он выглядел еще более роскошным, чем когда мы виделись в последний раз, но в этот раз на его лице было больше боли и какой-то отчужденности. Если бы он Трандуил был человеком, я сказала бы, что он постарел. Но он эльф, поэтому он просто тоже изменился, как и все мы.

В окно я увидела, как горит что-то на северной стороне леса. Мы с Трандуилом оба понимали, что подготовка вражеских сил идет полным ходом.

— Мы тоже должны готовиться. Нужно напрячь все силы, — медленно сказала я.

— Я понимаю, поэтому и позвал тебя. Ты сильна, никто не знает насколько, — я пораженно обернулась к мужу. — Ты знаешь больше, чем очень многие из бессмертных. Я знаю, как много ты упражнялась. Но ты еще не раскрывалась на полную мощь. Твоя магия… Я знаю, что ты можешь делать страшные вещи. И ты можешь помочь, — я в жизни не ожидала от него таких слов. Никто давно не хвалил меня именно за это.

— И это доставит мне радость, — ответила я. Как бы ни развела судьба наши с Трандуилом судьбы, кое-в-чем мы были схожи. Лихолесье было важно для нас обоих. Мы оба хотели выжить. И оба мы желали Саурону проиграть эту войну.

— Давай же, Сильмариэн, постарайся! Ты же знаешь, что мы делаем это все ради нашей страны! — в тот день я закончила свои занятия раньше, и Трандуил был этим не слишком доволен.

— Мы делаем? Я делаю! — возмутилась я, но тут же устыдилась этой вспышки. — Прости. Мы делаем. У каждого из нас своя роль.

— Именно, — нахмуренное лицо Трандуила разгладилось, и он подал мне чашу с водой — от веселящих напитков я отказалась, потому что целыми днями снова и снова восстанавливала свои подзабытые уже магические навыки, и еще в более разрушительном масштабе. Эта война будет самой страшной в этой Эпохе. Границы остатков когда-то огромного государства Трандуила и сейчас горели, но Дол Гулдур притих, и это вызывало у нас еще больше подозрений. Чего ждет Саурон? Я знала, что война еще не достигла кульминации, и боялась, что удары будут сокрушительными. Но не будут внезапными — мы будем к ним готовы.

— Тебя не смущает, что я уже разнесла половину покоев замка? — усмехаясь, спросила я.

— Раньше я выгнал бы тебя хотя бы то, что ты разгромила мой малый зал, — в том же тоне ответил Трандуил, — но сейчас, — он приподнял бокал, — я даже рад тому, что там не осталось ничего, кроме голых стен.

— А я еще сдержалась, — вздохнула я. — Жаль, что небезопасно работать вне замка. Мне так нужен простор! А с тобой приятно иметь дело, когда ты не трясешься над украшениями, — подколола я, чокаясь своей водой с вином Трандуила.

За зиму, до конца которой оставались считанные дни, мы не стали снова супругами, но стали напарниками. Мне приходилось много трудиться, оттачивая свою магию, Трандуил исполнял обязанности короля, и мы делали все это с одной целью. Конечно, в Лихолесье никто особо не был рад возвращению нелюбимой королевы, но я утешала себя мыслью, что война скоро закончится (интересно, где там Фродо?), и я смогу уехать отсюда уже навсегда. Элронд говорил, что если Единое Кольцо будет уничтожено, то лишатся сил и Три. Время эльфов окончательно закончится, и мы сможем уйти. И да, я чувствовала, что Средиземью совсем недолго осталось быть мои домом. И, как бы я ни любила это место, скоро оно отринет меня, также, как и всех перворожденных детей Эру. Я уже хотела этого. Я хотела вернуться в свой первый дом.

Когда закончится война… Если кровь больше не оросит прекрасный Валинор, это будет последняя война в моей жизни. Хватит. Я больше не хочу вспоминать все те ужасы, с которыми вскоре снова придется столкнуться, и заклинания Мелькора, темные и страшные. Не жалко убивать орков, не стоит сочувствовать врагам.

Страшно умереть, когда знаешь, какая безнадежность ждет на той стороне, и страшно, что эту грань может вскоре перейти кто-то еще, кто-то, кто очень близок. Но не менее страшно пасть во тьму — решить, что вправе использовать то, что знаешь только в своих собственных интересах. И с Кольцом также — чем больше силы, тем больше шансов на то, что твои мысли и желания будут становиться лишь темнее.

— Что ты будешь делать после войны? — я давно хотела задать этот вопрос Трандуилу, но не решалась, боясь нарушить наше лишь недавно установившееся и еще довольно хрупкое взаимопонимание.

— Что я буду делать? Или что мы будем делать? — Трандуил вопросительно поднял бровь. Я вздохнула. Этого я и боялась.

— Что ты будешь делать, — уточнила я. Трандуил опустил голову. — Помнишь, я говорила тебе, что нас ожидает после уничтожения Кольца?

— Я помню, — резко ответил он. — Но нужно сначала пережить эту войну.

— Ты слишком многое пережил, чтобы сейчас так быстро сдаваться, — возразила я.

— Но всему когда-то приходит конец.

— Ты прав. И все же.

— Это мой дом, и я останусь здесь, — голос Трандуила казался чужим, как никогда. Он был обижен на меня. А ведь когда-то мы любили друг друга. — А ты? — я не думала, что он спросит. Я не стала говорить, что хочу уехать на Запад.

— Попутешествую еще, — пожала я плечами. — Мир стоит на пороге больших перемен, и некоторые точно придутся мне по вкусу. Надеюсь, в Гондоре снова появится король. Тогда непременно загляну в Минас Тирит, — и это было правдой. Сразу же бежать в Гавани я не собиралась. Трандуил только кивнул, и над столом повисло неловкое молчание. Я встала и неловко оправила юбку — хотела пойти в свою спальню. Но мой муж все же решил заговорить.

— Сильмариэн, — голос Трандуила остановил меня у двери, и я прикрыла глаза. Я знала, что когда-нибудь он это спросит. Спроси, спроси что-нибудь другое! — у нас еще может что-нибудь получиться?

Ответ дался мне тяжело. Когда-то мы любили друг друга, а сейчас я хотела скорее от него уехать. Когда-то, сидя в закрытом Нуменоре, я мечтала получить весточку от него, а теперь понимала, что если я уеду, то вряд ли что-нибудь о нем еще узнаю.

— Нет.

Трандуил молчал. Я знала, что ему жаль. Его чувства ко мне переменились за прошедшие века, но кое-что осталось неизменным.

— Мне очень жаль, — добавила я, и в этом я тоже не солгала. У нас были по-настоящему хорошие годы, счастливые века. Я рада, что сумела осчастливить Трандуила хотя бы ненадолго, и что поэтому, наверное, он любил меня всю жизнь не зря.

Но он все так же молчал, и я, не решившись подходить ближе, ушла к себе. Я больше не любила своего мужа, но мне было больно.

До нас доходили вести о том, какие кошмары происходят в мире. Мы слышали об осаде Хельмовой Пади и о падении Изенгарда (мое сердце ликовало! Курунир заперт в своей башне — одной опасностью меньше!), о распаде Братства Кольца и о том, где сейчас Леголас и часть его друзей. О Митрандире. О первом штурме Лориэна и о том, что Враг нацелился на Минас Тирит. А потом очередь дошла и до нас. И на меня снизошло ужасное озарение. Я строила планы, мечтала о будущем, но что, если?..

Весна уже началась, когда это случилось. До этого Дол Гулдур обходился небольшими набегами, но сейчас начался настоящий штурм. Мы пока что отстреливались, старались не растрачивать силы понапрасну, но понимали, что долго так продолжаться не может.

Когда стало ясно, что битва вот-вот начнется, я бросила свои занятия. Мне требовалось хотя бы недолгое восстановление сил. Я была горда собой. Я знала, что многое смогла, а на поле битвы смогу еще больше. То же одобрение я видела и в глазах Трандуила. Но отдых не затянулся — враги начали полноценную атаку.

— Пора мне приступить к делу, — с горечью сказала я королю леса. Леса, от которого, если так все продолжится, останутся только горелые деревья и воспоминания.

Трандуил вернулся с битвы совсем ненадолго, только чтобы проводить меня. Меня всю трясло, пока я застегивала пуговицы на своем зеленом костюме обычного стражника леса. Пальцы не слушались, и Трандуилу пришлось помочь мне одеться. С отчетливым ужасом я осознавала, чем может закончиться эта вылазка.

— Ты очень боишься? — спросил Трандуил, и я просто кивнула, не в силах ничего сказать. Как объяснить страх, что не доживешь до конца этого дня? Да и моему мужу такой страх уже был знаком… Раньше я не была в самом центре большого сражения. Я уже умирала, и от этого мне было лишь страшнее. Снова увидеть Мандоса… По крайней мере, в этот раз моя смерть не стала бы глупой.

Трандуил подошел совсем близко, приподнял мою голову за подбородок и взглянул мне в глаза. Я знала, что в них он увидит слезы. Я давно не была такой слабой, такой уязвимой… Трандуил наклонился ко мне и впился в мои губы страстным поцелуем, в котором я почувствовала его собственное отчаяние. И я, не думая ни о чем, с готовностью ответила ему. Мне нужно было чужое тепло. Кто знает, возможно это мой последний поцелуй. Наверное, он думает то же самое. Меня снова озарило — ведь Трандуил тоже может сегодня погибнуть! Я прочувствовала этот ужас каждой частичкой своего тела. И потом, когда наши губы разъединились, я разрыдалась, положив голову на грудь мужа и рыдала так отчаянно, как только могла. Трандуил обнимал меня, гладил по спине и что-то успокаивающе шептал.

— Я никогда не попросил бы тебя об этом, если бы не было другого выхода, — горько прошептал он. Я кивнула. Тянуть было некуда. Мы давно уже не знали, где находится Фродо. Может быть, Саурон сейчас торжествует, держа в руке свое Кольцо. Мы должны были рассчитывать только на себя. Трандуил не хотел отправлять меня на смерть, он и не отправлял. Я сама отправлялась.

Нет, да ни за что этого не случится! Я должна отогнать это уныние. Я еще всех переживу.

Вдали лес полыхал ярким пламенем, сжирающим все на своем пути. Вокруг же нашего дворца все было выжжено подчистую, и лучники никак не могли оставаться незамеченными. Лесные эльфы лишились своих деревьев. Я должна была прийти раньше. Перед тем, как я вышла из дворца, почти все воины отступили внутрь, потому что король предупредил их, что так надо. На том месте, где только что разворачивалось сражение, горелая земля была обагрена кровью. Меня мутило. Я надеялась, что это орочья кровь, но не стоило обманывать себя. Настал тот самый момент. Помоги мне Эру.

— О, девчонка! — воскликнул какой-то орк и цокнул языком. — Они уже девчонок выпускают, слабаки! — и его товарищи загоготали. Страх словно обручем стиснул мою нещадно разболевшуюся голову. На поляне оставалось всего несколько эльфов. Мы с орками были практически один на один. Кто-то выпустил в меня стрелу, но она растворилась прямо в воздухе. В этом не было никакой сложности.

— Да они все удрали! — запоздало осенило еще одного, но больше свои речи продолжить никто не смог. Я была безоружна, но я была сильнее. Они считают наших лесных эльфов трусами, так пусть поплатятся за все, что сделали и сделают тут, в Лориэне, в Рохане, во всем Средиземье!

Я сказала те слова, которых всегда очень боялась, и которые никогда ранее не поднимала с самой глубины своей памяти, и все вокруг поглотила тьма. Я до последнего не знала, что смогу, что не придется обойтись чем-то более простым, но тьма словно вышла из моего сердца и захватила этот лес. Я боялась, я так боялась…

А потом тьма сменилась светом, ведь Мелькор нес и свет, когда-то давно. Он научил меня слишком многому. Расплатись за это, Саурон! Я не Вала, и даже не Майа, но я копила силы и ненависть много тысячелетий. Того, кто смог бы меня победить, тут нет, а те, кто пришел, мне по силам. Скоро тут никого не станет. В худшем случае, не станет и меня. Но я не вспоминала об этом, когда говорила те проклятые слова. Я никогда не хотела использовать именно это заклятье, но ради спасения народа, для которого я все же оставалась королевой, стоит поступиться своими желаниями.

Я давно так не напрягалась, нет, никогда так не напрягалась. Ни о чем не думала, лишь повторяла древние темные слова, которые могли помнить лишь те двое, кто во многом создал меня, и смотрела на разгорающийся свет, не видя никого вокруг. Какой же силы это заклятье… Если все получится, лес будет спасен. Ради этого стоит пойти на все.

— Стой! — он дернул меня за рукав. Я не знала, как он смог ко мне подобраться, пройти через все это. Свет, льющийся из меня, окружал его, и он был прекрасен, как никогда.

— Ты! Это ты! — внезапно я засмеялась, слезы обжигали щеки. — Эру, это ты! — тогда я не задавала себе вопросов, как он мог тут оказаться, зачем пришел. Просто видела его перед собой, ясно, как не видела уже долгие сотни лет. Мы словно оказались в Валиноре на заре нашей юности.

— Остановись! — кричал Саурон. — Они ушли, ты губишь наших! Ты разрушишь наш…

И он отвлек меня. Я запуталась. Связь разорвалась. Свет погас. Обожженная земля рванулась ко мне. И мир снова накрыла тьма.

Комментарий к 3.17. Последняя песня

Каким-то странным совпадением выкладываю именно эту главу именно в День Победы))) С праздником, дорогие читатели! Да пребудет с вами сила, как с Сильмариэн!

Слава Эру, я не запомнила тот путь, который проделала от беспамятства до яви. После не знала, что виделось мне тогда, и виделось ли что вообще. Но я не забыла пробуждение — с трудом открыв глаза, я почувствовала, что голова абсолютно пуста, а тело ослабело настолько, что даже не чувствует никакой боли. Я лежала, уставившись в потолок. Рядом со мной не было никого. Никаких страхов я тоже не испытывала, хотя и не могла понять, где нахожусь. Я попыталась оторвать голову от подушки, но перед глазами все поплыло, и я рухнула обратно, обреченно взглянув на кувшин с водой у кровати. В следующий раз очнувшись от беспамятства, я почувствовала себя немного лучше. И в этот раз я была не одна.

— Сильмариэн, ты очнулась! — Трандуил выглядел изможденным, как никогда ранее, его голос дрожал, но он улыбался. На его щеке проступали следы старых ожогов, и я ощутила укол беспокойства, ведь до этого Трандуил умело прятал их магией. Я поняла, что все еще в лесу. Я жива. И мне сейчас могло бы быть намного хуже. Громадное облегчение заставило меня слегка улыбнуться.

— Что с тобой? — слабо спросила я.

— Я потерял много сил, — просто ответил Трандуил. — Это не важно, — я удивилась — когда это внешность не имела для моего мужа значения? — Меня волнует, как ты? Я… я почти не отходил от тебя все эти дни.

— Сколько дней? — даже короткие фразы мне давались с трудом.

— Одиннадцать. Вчера закончилась война.

— Что? — у меня совсем не было сил, но я даже подскочила на кровати. — Чем закончилась?

— Тебе еще нельзя волноваться, давай я расскажу…

— Сейчас! — я хотела закричать, но это было, скорее, похоже на мышиный писк. — Что произошло? — это слишком важно, куда важнее моего самочувствия…

— Полурослик смог его уничтожить, — сказал Трандуил, и слезы облегчения побежали по моим щекам. Единого Кольца больше нет, нет больше и Саурона. Неприятное воспоминание настигло меня. Что это было — правда или наваждение?

— Леголас?

— С ним все в порядке. Он в Минас Тирите, с их новым королем.

Я хотела знать подробности, но Трандуил наотрез отказался ими делиться. Сказал, что мне нужно больше отдыхать. Что я и сделала. Проснувшись в следующий раз, я почувствовала себя куда лучше. Тело еще чувствовало дикую слабость, но туман в голове совсем прояснился. К сожалению, потому что со мной было не все хорошо, и теперь я была в состоянии понять это.

— Прелестно. Стоило прожить столько тысяч лет и самой сжечь их, — злобно сказала я, смотря в робко протянутое Трандуилом зеркало. От моих прекрасных рыжих волос осталась лишь короткая поросль, не дотягивающая и до плеч. — Хорошо, хотя бы без лысины. — фыркнула я, откинув зеркало.

Но это не было худшим — волосы могут и отрасти. Куда больше меня напугало совсем другое.

После того, как я упала в беспамятстве на поле битвы, Трандуил сумел унести меня оттуда так, что я не пострадала, и вызванный мной кошмар не сумел сильно ранить меня саму. То, что я сделала, привело вражескую армию в замешательство, но немногие орки успели разбежаться. Конечно, в стенах Дол Гулдура их оставалось еще немерено, но на какое-то время осаду удалось снять, да и такое сильное сопротивление со стороны лесных эльфов поразило врагов, которые были и так разделены из-за проводящегося в то же время штурма Лориэна. После того дня они стали куда менее уверены в себе, и Трандуил и Келеборн с войсками смогли и дальше держать оборону без особенных потерь.

— Ты спас мне жизнь, — растроганно сказала я Трандуилу. И он был рядом со мной все эти дни восстановления… Когда я уеду, как же меня будет мучить совесть…

— Это ты спасла нас всех, — возразил он. — И, если бы не я, ты даже не пошла на этот риск. Тебе не за что благодарить меня, родная, я не мог поступить иначе.

“Но что же с Сауроном?” — хотелось взвыть мне. Я не могла спросить об этом Трандуила прямо, но, думаю, если бы он там был, я бы уже об этом узнала. Или нет… Муж говорил, что хочет о чем-то поговорить со мной, когда мне станет намного лучше. Не об этом ли? Ведь не об этом?

И, когда мне стало лучше (но еще не настолько, чтобы Трандуил перешел к своему разговору), я обнаружила то самое плохое. Я просто хотела зажечь свечу, как делала это уже миллиарды раз. Щелкнула пальцами, затем еще раз. Ничего. Раньше этого хватило бы, чтобы поджечь дом (если бы я, конечно, такого захотела бы). Но теперь… Даже слабой искры не срывалось с моих пальцев, как бы я ни старалась. Повалившись на кровать, я разрыдалась, потому что хотя и задумывалась об этом, но наверняка не знала, исчерпаема ли магия. Может, я скоро восстановлюсь, но… Я использовала магию, которая мне была не по зубам. Прыгнула выше головы. Замахнулась на то, что скорее подходило бы Саурону. Знал бы он, что мне теперь делать? Как бы то ни было, теперь остается только ждать и надеяться, и, если мне повезет, хотя бы попробовать дотянуться до прежнего уровня.

Мне не удалось скрыть свою беспомощность от Трандуила. Он заподозрил неладное, когда я стала вставать с постели, но при этом любую мелочь делала своими руками, либо звала слуг. Сочувствие мужа было для меня невыносимым, и я чувствовала себя слабой и зависимой, как никогда ранее. Ведь такого со мной никогда не случалось. По мелочи, так нелепо, что стыдно уже вспоминать, я начала пользоваться своими возможностями, когда приехала в Дориат, на заре Первой Эпохи. Я училась, потратила на развитие проклятые сотни лет, а теперь я была слабее Сильмариэн из Валинора, обиженной младшей дочки. Но у той были радость жизни, надежды на лучшее, влюбленность, мечты, желание увидеть новые берега. Теперь же я хотела лишь покоя.

И Трандуил предложил мне покой, но совсем не такой, как мне хотелось. В тот день он уезжал на встречу с Келеборном — они хотели что-то обсудить, разделение владений, кажется, или что-то в этом роде. Мысли о делах Трандуила и Келеборна не задержались в моей голове из-за совсем других слов мужа:

— Я хотел поговорить с тобой именно сейчас, — говорил Трандуил, — чтобы у тебя было время подумать и все решить, пока я буду в отъезде.

Я была не слишком поражена, но мне все равно стало слишком неловко. Он опять разрушил то установившееся между нами после войны взаимопонимание. Снова предложил мне сойтись, как супруги, править вместе лесом, жить долго и счастливо. Война ведь закончилась, и теперь все будет совсем по-другому. Мир изменился, и мы тоже можем.

— Я думал, что могу надеяться, потому что видел такую радость на твоем лице в тот день! — воскликнул Трандуил, смущенный моим, по всей видимости, удивленным выражением лица.

— Я всегда рада тебя видеть, — пробормотала я. — Но если ты говоришь о том дне, когда я очнулась…

— Я о том дне, когда мы бились плечом к плечу и спасли друг друга! — обиженно воскликнул муж.

Трандуил. Это был Трандуил. Следовало бы догадаться, но что это?.. Грусть? Разочарование?

— Сильмариэн, — глаза мужа нехорошо сузились, — ты этим удивлена? Ты думаешь, что видела кого-то другого?

— Я не помню такого, — соврала я. Я могла бы соврать, что видела Леголаса, ведь их сходство поразительно, но это еще больше обидело бы Трандуила. — Ты же понимаешь, как мне было тяжело в тот момент. Я очень плохо помню все, что с нами тогда случилось.

На миг мне казалось, что он не поверит. Но потом лицо Трандуила разгладилось.

— Прости. Конечно же, я понимаю. Тебе сильно досталось, — он подошел и обнял меня. Я растянула губы в вымученной улыбке, но все же положила руки на его талию. Сейчас я не буду говорить однозначного, вертящегося у меня на языке “Нет”. Пусть спокойно едет на совет с Келеборном, решила я, но тут же у меня вырвалось:

— Может быть, нам стоит быть друзьями, и только?

— Друзьями и только? — он отстранился, и его лицо окаменело. — Я думал, что война показала тебе, дорогая жена, как легко можно потерять все то, что дорого для тебя.

— Давай поговорим, когда ты вернешься, — взмолилась я, укоряя себя за этот неразумный всплеск честности.

Трандуил холодно кивнул и оставил меня. Я поняла, что друзьями мы вряд ли будем, но, давно забыв о весьма очевидной опасности, не подумала, что все обернется намного хуже.

И еще одна нехорошая мысль пришла ко мне слишком запоздало, когда Трандуил уже уехал. Я не могу уехать из леса, пока я беспомощна. Но сколько продлится это состояние? Без магии я чувствовала себя, как без рук, боялась выйти из дворца. Ривенделл, даже Лориэн — теперь все это слишком далеко. Война в мире уже закончилась, но для меня еще все только начиналось. Я слаба. Я решила, что даже если Трандуил будет не слишком доволен, пока что останусь в безопасности бывшего Лихолесья.

Король леса уехал, и его подданные сразу перестали обращать на меня внимание. Лесные эльфы никогда особенно меня не любили, но теперь и вовсе избегали. Меня это не слишком волновало, напротив, я хотела одиночества, но все же было и обидно — ради них я рисковала своей жизнью.

Но без Трандуила я могла подумать о совсем другом, о том, что было стыдно даже если муж просто был где-то рядом. Саурон. Я знала, что теперь, когда Кольца больше нет, он стал никем. Но насколько? Не иметь никакого тела? Быть лишь слабой мыслью в окружающем огромном мире? Раствориться в земле, воде, горах? Умереть?.. Я не знала, может ли совсем умереть Майа, или Эру не допустил такой возможности. Но считала, что Саурона больше не увижу. Не поэтому ли он привиделся мне тогда, когда я сама была на гране жизни и смерти? Не потому ли его облик был там, что это было предзнаменование мне? Но кто его послал — Манвэ или просто воспаленный рассудок? Я вздохнула и вытерла единственную упавшую за все время из-за этого слезу. Я держалась. Мы давно были лишь врагами, но такая давняя связь оставляет свой след, какой бы она ни была. И, когда это заканчивается, мир становится чуть пустее.

И, Моргот побери, будь Саурон где-то поблизости, он не позволил бы случиться тому, что случилось в тот день! Он потом мне сам сказал это.

В тот день должен был вернуться Трандуил. Мне стало немного хуже накануне вечером, я почувствовала страшную слабость, рано легла, проспала много часов и проснулась с сильной головной болью. Меня немного потряхивало, было холодно, виски ломило, и я вспомнила, как жаловались на подобное самочувствие нездоровые люди при перемене погоды. Но ведь я эльф, и такое не может меня касаться. Наверное, это все из-за волнения, которое я испытывала при мысли о Трандуиле. Я понимала, что грядущий разговор будет не из самых приятных, а ведь нам предстоит долго еще пробыть в одном месте.

На моем прикроватном столике лежала записка, и, прочитав ее, я не почувствовала особенных подозрений. “Великая королева, — было написано там, — Я поражен вашей силой, равной вашей красоте. Смею ли я надеяться, что вы уделите мне каплю своего драгоценного внимания? Я буду ждать вас в зимнем саду весь день, и, если ваша милость будет столь велика, явитесь мне”. Послание не было подписано, поклонник предпочел остаться неизвестным. Я усмехнулась. Напыщенная пошлятина. Давно мне не писали ничего не подобного. В то время, когда я жила в Лихолесье, точно не писали, и дело было даже не в том, что король такого бы не одобрил, это я была не слишком популярна. Я позавтракала, причесалась и оделась, чувствуя, как немного слабеет головная боль. А потом ради интереса пошла в ту часть дворца, где располагался зимний сад, чтобы посмотреть, какого поклонника мне принесла битва. Однако его я увидеть не ожидала. Белая одежда, белые волосы… нет, теперь все это грязное. Я шла к нему все быстрее, чувствуя, как загрохотало мое сердце. Война закончена… но не для всех.

— Чувствуете себя хорошо, Ваше Величество? — донесся до меня елейный голос. Курунир спокойно сидел на скамейке в саду и наслаждался теплым солнцем, льющимся из окна, и это было еще одно мгновение той весны, которое я запомнила на всю оставшуюся жизнь. — Не смущайтесь и присаживайтесь, — сказал маг, будто бы я нуждалась в его приглашении. — Вам понравилась записка? Мой слуга очень старался написать ее как можно красивее!

— Что вы делаете в моем дворце? Разве вас не прибили разъяренные энты под командованием двух маленьких полуросликов? — усмехнулась я, все же сев на скамью напротив. — Или Митрандир и Теоден посадили вас под недостаточно плотный замок? — по нахмурившемуся лицу Курунира я поняла, что попала в цель, но мне было этого мало. — Я слышала, что Ортханк теперь — это затопленная развалина, а его войску пришел конец.

— Я же слышал, — усмехнулся уже овладевший собой Курунир, — что вам сегодня совсем нехорошо, но это мелочи. Ведь я слышал, что ваш дар пропал, словно его и не было. Сильмариэн, мне очень вас жаль, потому что теперь вы совсем беззащитны перед ударами судьбы. Вам теперь совсем некому помочь.

— Почему же? — пожала плечами я. — Я дома, рядом с моим мужем, и война уже точно не возобновится. У меня все хорошо.

“Ты отравил меня, сволочь?” — тут же промелькнуло у меня в голове. Откуда ему знать, что мне сегодня нехорошо… Или моя магия тоже пострадала из-за него?…

— Сегодня я побеспокою вас в последний раз, — внезапно сменил тему Курунир. — Знаете ли, что бы с вами не произошло, вы все еще нужны мне. Почему бы, Сильмариэн, вам не сделать то, о чем я вас просил?

— Война уже окончена, — фыркнула я. — Вам уже нечем поживиться, в Средиземье больше нет места таким трупам, как вы.

— И как вы. Время эльфов тоже прошло. Вы такой же дух прошедшего праздника. А по поводу войны, вы совсем не правы, — его глаза вспыхнули. — Вы живы, Сильмариэн, лишь пока я вам это позволяю. Кем вы себя возомнили после того, как убили парочку орков — величайшей правительницей в Средиземье? Даже несмотря на то, что убили своих же эльфов?

— Нет! — я вскочила с места, и меня качнуло. Курунир — проклятый лжец, но те взгляды, что я видела с тех пор, как мой муж уехал. — Заткнись, ты, лгун!

— И ты бы так не злилась, если бы ни знала, что это правда! — Белый Маг тоже вскочил, и мы приблизились друг к другу почти вплотную, словно каждый был готов вцепиться в лицо противника. — Ты знаешь, что они тебя ненавидят еще сильнее, чем раньше! А ты видела потом тех, кто был тогда с тобой во время битвы?

Я об этом не думала, поняла я, почувствовал, как еще сильнее перехватывает дыхание. Я о них даже не подумала… И я их не видела. Я больше думала о Сауроне, чем о них…

Курунир засмеялся мне в лицо, потом неспешно вернулся к скамье, уселся и закурил.

— На, угостись в честь конца своего правления, королева! — Белый Маг кинул мне мешочек с табаком, который я даже не попыталась поймать, и тот, шлепнув меня по боку, упал на землю. — Неуклюжая дура! — выругался он. — Ничего, скоро от тебя будет чуть больше толку.

— Какого толку? — постаралась я выдавать из себя усмешку. — Ведь моей магии больше нет.

— Увидишь, Сильмариэн. Так что выбирай — присоединишься ко мне, или я рассказываю обо всем твоему мужу, родственникам, всем, кто будет готов меня выслушать?

Я совсем, совсем ничего теперь не смогу ему сделать!

— Я никогда не присоединюсь к тебе.

Курунир вздохнул.

— Что ж, Сильмариэн, ты опять сделала неверный выбор, — краем глаза я успела заметить, как он взмахнул рукой, рядом промелькнула какая-то тень, и тут же моя голова взорвалась от боли. Это снова случилось. Я опять погрузилась в небытие.

Когда я открыла глаза, то в окне увидела звезды. Неужели я была без сознания весь день? В этот раз я хорошо помнила, где я и что произошло. Голова очень болела, и, потрогав затылок, я почувствовала запекшуюся кровь в коротких волосах. Схватившись рукой за скамью, я сумела встать. Почему никто не забрал меня, и я весь день пролежала на том же месте? Или прошел уже даже не один день… Курунир, он обещал рассказать все Трандуилу. Про Гортхаура и Мелькора. Про Ангбанд. Я медленно побрела в сторону покоев Трандуила. Он должен уже вернуться. Про Тхури, про Финрода, Берена и Лютиэн. Про Маэглина. Для тех, кто был тогда в Валиноре, моя жизнь не была тайной. Митрандир все знал, но он всегда был моим другом… Может быть, я смогу что-то исправить… Тот взгляд Лютиэн, когда она увидела меня в Тол-ин-Гаурхоте… То, как Мелькор предупреждал меня, что случиться, когда эта правда всплывет…

Взрывающаяся от боли голова и почему-то абсолютно пустой и темный дворец придавали тому вечеру оттенок нереальности. Хоть бы это был бы сон! Я медленно, держась за стены, шла к покоям Трандуила, сердцем уже понимая, что все кончено. Все мои шансы потрачены.

Еще несколько дней назад я видела в его взгляде сочувствие, просьбу о взаимности, еще не ушедшую любовь. Теперь же в глазах Трандуила была лишь холодная ненависть.

— Здравствуй, — все же сказала я, как ни в чем не бывало (кажется, мой голос жутко дрожал). — Как прошла встреча с Келеборном?

Трандуил не ответил. Стоял у камина и смотрел на меня так, будто видел в первый раз в жизни. Собственно, так оно и было. Не было нужды спрашивать, что произошло.

— Ко мне приходил Саруман Белый, — только и произнес он.

— И что он сказал? — я долго собиралась с духом, чтобы спросить, и после этих слов Трандуил, наконец, взорвался. Так было даже легче. Мой вопрос был нелеп.

— И что он сказал? Ты спрашиваешь это у меня? Он рассказал мне такое, что не привиделось бы мне и в кошмаре, Сильмариэн! — в его голосе я слышала горькое отчаяние.

Я могла бы вскочить с кресла, на котором только что удобно расположилась, и закричать, спрашивая, что он имеет в виду, как он может верить в какую-то грязную ложь, почему его так легко настроить против меня, несмотря на все хорошее, что я сделала для нашей семьи и страны? Но вместо этого я промолчала.

— Почему ты молчишь? — разъяренный Трандуил подскочил ко мне и схватил за плечи, вытаскивая из кресла. Я вся сжалась — если бы он хотел, он мог бы убить меня парой сильных ударов. Теперь я была так беззащитна… Голова раскалывалась от жуткой боли.

— Прошу тебя, — воскликнула я, чувствуя, как подступают слезы, — прекрати это! — Трандуил, словно очнувшись, наконец, от своего безумия, покачнулся и отпустил меня. — Что он тебе сказал? — ведь может же быть, что все еще не так страшно… Ведь может? Может?

Не могло. Курунир выложил моему мужу все, начиная с того вечера, когда я приехала в Хитлум, чтобы повидать Амроса и Амрода перед свадьбой. Даже больше, чем все. Белый маг извратил то, что хотел, то, что мог.

— Как ты могла сама сбежать к нему в Ангбанд? — кричал Трандуил. Я знала, как правдиво на это ответить, но догадывалась, что никто мне не поверит. Об этом меня предупреждали, но я рискнула. И когда я рассказала Трандуилу о том, как на самом деле попала в крепость Мелькора, он закричал еще сильнее:

— Только ты могла придумать подобную мерзость! — его лицо перекосило от отвращения, и тут я окончательно поняла, что никакой пощады ждать не стоит. Что бы я ни говорила, сейчас Трандуил представляет только то, как мы с Гортхауром бежим по тому лесу, взявшись за руки, и во весь голос хохочем над моим дураком-женихом и над тем, как ловко я обвела всех вокруг пальца, исчезнув. А ведь я сейчас призналась ему в том, о чем до сих пор ненавидела вспоминать, в том, о чем не знал почти никто… В одном из худших позоров в моей жизни. Это далось мне нелегко. Но моему мужу было на это наплевать.

— А принцесса Лютиэн? — спрашивал потом Трандуил. — А Финрод? А Маэглин? — он знал обо всех моих крупных проступках. И я знала, что даже если буду сопротивляться, мой муж мне не поверит. Он так легко принял слова Курунира… Да, мы с Трандуилом давно уже были не вместе, но это все равно причиняло мне боль. Я и не оправдывалась, только молчала, благо, больше никакой вопиющей лжи Белый маг себе не позволил. До поры до времени.

— А Мелькор? — выплюнул мне в лицо Трандуил. — Это он научил тебя всему?

— Он научил меня тому, что спасло наш лес и сильно задело Врага, это же хорошо! — умоляюще простонала я. Тут мне было, что возразить. Знания Мелькора спасали меня далеко не один раз. Но сил сопротивляться у меня не было. Боль из затылка растекалась до лба, сводила щеки и скулы, вызывала тошноту…

— Просто так взял и научил? — фыркнул Трандуил, приподняв бровь, и до меня не сразу дошло, что он имеет в виду. Точнее, какую мысль ему вложил в голову Курунир.

— Ох, брось! — я была поражена и возмущена. — Не надо вешать на меня уж абсолютно все зло в мире!

— Я не знаю, что на тебя вешать, а что нет! — по лицу Трандуила было видно, что он мне не верит, и если бы кто-то сейчас по секрету сказал бы ему, что это я в свое время разрушила Светочи, он бы и этому поверил. Он-то знал, что на меня повесить. Все, абсолютно все…

— Я не признаюсь в том, чего не делала, и ты знаешь, о чем я! — в этом я была тверда, но потом подумала — а какая, собственно, разница? Хуже уже не будет. Родной брат, Мелькор, Гортхаур, Трандуил — приходите все к веселой душечке Сильмариэн! Было нелегко стряхнуть с себя это внезапно навалившееся отвратительное равнодушие.

Трандуил замолчал. О чем он думал? Может быть об этом — как я мог быть так слеп, кто эта женщина передо мной, что теперь будет с моим сыном? Я надеялась, что он думал именно об этом, а не о чем-то куда хуже — как мне от нее избавиться, может быть, ее, проклятую лгунью, следует убить?.

— Почему ты так просто ему поверил? — наконец спросила я, понимая, что мне пора уходить.

— Потому что знал, что это в тебе есть, — ответил Трандуил, и я вздрогнула. — Что-то такое, чего немного было в Галадриэль, а в тебе было через край. Я осознал это слишком поздно, когда уже стал старше. В юности не понимал — просто считал тебя немного не такой, как все. Более интересной. Твоя темнота немного отталкивала меня и непреодолимо влекла. Даже в Дориате, когда все было спокойно, ты не была самим эльфийским светом, но когда наступали темные времена… Тебе же никогда не сиделось на месте, ты всегда была там, где что-то случалось и действовала так, как считала нужным! И это вас, видимо, и роднило, — не было необходимости спрашивать, каких нас имеет в виду Трандуил. — Но, несмотря на это, не было никого лучше тебя в хорошие времена, — грустно закончил он. Наконец, он понял, что все, что было между нами, окончательно закончилось. Он поверил и осознал.

Трандуил видел, что я никогда не горела ровным светом, что всегда была лишь лихорадочным огнем, то затухающим, то распаленным на полную мощь. Он был совсем не таким. Таким же, как я, был Саурон.

И была еще одна причина, почему мой муж поверил Куруниру, догадалась я уже после. Белый маг оставил меня самой собой. Добавив моим поступкам невыразимой черноты, он оставил мне терзания и смятения, не сделал искусственной злодейкой. И Трандуил не мог этому ни поверить, потому что Курунир описывал именно меня. Мой муж правильно сделал, что в тот день заставил меня уйти. Если бы он дал бы мне остаться, он предал и уничтожил бы себя — моя ложь была слишком долгой, серьезной и омерзительной.

— Ты должна уехать прямо сейчас, — нарушил наше задумчивое молчание Трандуил, и я попятилась.

— Я понимаю, — пробормотала я, но его слова заставили меня ужаснуться. Я не была готова уезжать. А на языке у меня вертелся еще один вопрос, про который я (к своему стыду) вспомнила только сейчас: “Правда ли, что я убила своих?”

— Прямо сейчас и быстро! — Трандуил снова начал кипятиться, и я еле успела выскочить из его покоев, прежде чем тяжелый бьющийся предмет ударился об уже закрывшуюся дверь. При небольшом везении Трандуила он мог бы разбить мне голову.

— Вон! — слышался отчаявшийся голос из-под двери, и я побежала к себе так быстро, как только могла, на скорую руку собрала лишь самые необходимые вещи и бросилась на кухню за провизией.

Кухарки, увидев мое наверняка бледное и перекошенное лицо, отшатнулись. В их глазах читался ужас, но они промолчали. Но они что-то знали! О Эру, либо наш скандал слышало все Лихолесье, либо Курунир теперь треплет языком с каждым встречным…

— Что уставились? — крикнула я, наконец, не выдержав этого сгустившегося в воздухе страха. Девушек как ветром сдуло, а я, схватив еду, бросилась на конюшню.

— Быстро, дай мне лошадь! — крикнула я молоденькому эльфу, занимающемуся лошадьми.

— Вот еще! — фыркнул он, не двигаясь с места. — Мы тебе больше не подчиняемся, потаскуха, убийца! — я похолодела. И этот кошмар тоже оказался правдой… как же я могла…

— Еще как подчиняешь! — я схватила юношу за руку и до крови впилась в его кожу ногтями, наслаждаясь тем, как его бравада уступает место ужасу. — Быстро дай мне лошадь! — не знаю, что он увидел тогда в моем лице, но он побледнел, кивнул и кинулся вглубь конюшни.

Когда все было готово, я со всей скоростью выехала из небольшой наземной конюшни и бросилась к границе леса. Я ехала куда глаза глядят.

Так я в последний раз покинула Лихолесье и начала последнее большое путешествие по Средиземью. Я сразу знала, куда мне нужно ехать в первую очередь. Слухи сейчас поползут очень быстро. Интересно, куда направился Курунир, кому он еще захочет сообщить о моих тайнах? Кто же может это знать… Я же поеду к сестре, с которой пусть мы и не всегда ладили, но которая всегда меня знала и, наверное, хотя бы частично поняла бы. Лориэн — место, где можно отдохнуть и набраться сил…

Галадриэль с Келеборном, Элронд, Кирдан, Леголас… Леголас… Пока я лихорадочно выбиралась из леса, я даже думать не хотела о том, как эта новость повлияет на них. О Эру, Леголас будет просто раздавлен, куда хуже, чем после того дня, когда он узнал, что мы с Сауроном были женаты! Не в силах больше ехать, я слезла с лошади и потерла виски. Вспомнила о том, что была ранена и оказала себе самую простую помощь. Стояла глубокая ночь, такая же темная, как та, перед Ангбандом, когда я стояла с ворохом ателаса между ног и понимала, что моя прежняя жизнь безвозвратно ушла. Забавно, еще несколько недель назад я, при должном усилии, могла бы навредить даже Майа, а теперь меня повалил один простой удар по голове… Моей магии больше нет, моей короны больше нет, моей семьи больше нет. Моей привычной жизни больше нет.

Сейчас я могла обратиться только к одному своему другу, который и так давно знал обо мне все и принимал меня такой. Митрандир не удивился, услышав меня. Видимо, он тоже знал, что любой лжи когда-нибудь придет конец. Я рассказала ему обо всем, что наболтал обо мне Курунир. Но страшнее всего и важнее мне было говорить о том, как я боялась, что никто больше меня не примет. Конечно, я всегда могла сбежать на Запад, но это было бы просто заслуживающей презрения трусостью. Я, как никогда, хотела быть здесь, со своими близкими. Угроза потерять их заставила меня еще больше к ним тянуться. Я так боялась, что мой сын больше никогда не захочет меня видеть… Митрандир молчал. Он не давал мне никаких советов, просто внимательно слушал. А потом сказал:

— Я знаю, что вы еще найдете свой путь, Ваше Величество…

— Не Величество, — перебила его я. — Это все в прошлом, — и как раз это мне было более всего безразлично. Корона не принесла мне радости.

— Как бы то ни было, леди Сильмариэн, — Митрандир не дал мне надолго помешать его мысли. — Мы почти закончили со Средиземьем. Но еще не совсем. Я могу сказать только одно — держитесь тех, кому может быть нужна ваша помощь.

Я не поняла. Война уже закончилась, и я думала, что жизнь свободных народов скоро начнет налаживаться. Кому теперь нужна помощь от той, которая была ближе некуда с Врагом?

— Вы еще найдете свой путь, — закончил, наконец, Митрандир и оставил меня в полном недоумении. — Я же свой нахожу.

Галадриэль смотрела на меня совсем не так, как я ожидала. Ни ярости, ни осуждения. Она уже все знала. Тяжело было не знать — такой шокирующий слух молниеносно добрался до и так тесно связанного с Лихолесьем Лориэна. Долго гадать почему сестра так спокойна, мне тоже не пришлось. Впрочем, ее ответ меня потряс еще больше.

— Я давно все знала, — сухо, но спокойно сказала Галадриэль.

— Но как? — у меня даже голова закружилась так сильно, что сердце, все последнее время и так сжимавшееся от ужаса, на мгновенье было позабыто.

— Зеркало, — устало вздохнула Галадриэль. — Я видела там многое — прошлое, настоящее и будущее, и даже то, что никогда не свершится. Не думала я, что на самом деле было и то, что я видела про тебя. Нет, про вас — про тебя и Саурона.

— И… и что ты?… — в своем разуме я уже вообразила самые пугающие и постыдные события. Но Галадриэль нарисовала мне прекрасную для того времени картину. Звездная ночь, удивительна ясная для владений Мелькора, и мы, стоящие на балконе и рассматривающие звезды. В том видении мы тоже были удивительно спокойны и счастливы. Так было и на самом деле. Я не могла понять, какую именно ночь видела Галадриэль, ведь их было слишком много. И у нас с Горхауром были счастливые времена, даже в Ангбанде, даже в Тол-ин-Гаурхоте.

— Сначала я подумала, что это полная бессмыслица, и такого не могло быть, — добавила моя сестра. — Но потом вы вдвоем стали появляться все чаще, и это заставляло задуматься. Ничего омерзительного в моих видениях не было, — Галадриэль предостерегающе подняла руку, и невысказанный мною вопрос пропал, — кроме того, что это был Гортхаур, и это был Ангбанд. Я все думала, что, может быть, это ошибка, что это твои безумные мечты, ведь это было перед тем, как ты покинула Трандуила…

— Поэтому ты была так груба со мной, когда я приехала? — все же перебила сестру я.

— Поэтому. Мне было тяжело смириться с тем, что такое могло происходить хотя бы в видениях, и я уже сомневалась в том, что это не было правдой, — признала Галадриэль. — Я никому не говорила о своих подозрениях, даже Келеборну, но эти видения меня мучили, и пришло время обратиться за советом. Я спросила о тебе у Митрандира, и он не стал скрывать правду.

— Как? — потрясенно вскричала я. — Как он мог так поступить? Он обещал, что никому не выдаст мои секреты! — и осеклась. Вспомнила, что потом, когда мы виделись в последний раз, Галадриэль была ко мне намного добрее. Она извинилась тогда и признала, что ее поведение до этого было грубым.

— Митрандир рассказал мне все о том, что случилось до твоего прибытия в Эрегион, — куда мягче сказала Галадриэль. — Он поступил правильно. Не вини его. Я злилась на тебя, очень долгое время, ненавидела втайне ото всех, даже от мужа и зятя. Но потом обдумала все и поняла тебя. Это стоило мне немалых сил. Но мне действительно жаль, что тебе пришлось так тяжело. Ты виновата совсем не во всем. И теперь я верю тебе и уважаю то, что после всего этого ты снова вернулась к нам.

— Значит, ты снова мой друг?

— Конечно. И останусь им.

И я разрыдалась от облегчения. Весь мир мог меня ненавидеть, но Галадриэль не отрекалась от меня, и это уже вселяло надежду.

— Больше я ничего не жду, — заверила сестру я, вытирая слезы. — Мне лучше уехать как можно скорее, но я очень тебе благодарна.

— Тебе незачем уезжать так быстро, — возразила Галадриэль. — Ты себя давно видела? Ты должна отдохнуть.

— Нет, — покачала я головой. — Я должна. Меня ждет Леголас. Или теперь, скорее всего, не ждет, — а еще я не хотела позорить Галадриэль. Я так и не столкнулась с Келеборном и не узнала, что он обо мне думает, но вставать как между супругами, так и между Галадриэль и ее подданными, мне не хотелось.

— Скажи только, — попросила я напоследок, — ты действительно верила мне все те годы, еще до того, как начала видеть меня в зеркале?

— Я говорила тебе, — мягко ответила сестра, — что верила тебе, но не верила Врагу, живущему рядом. Сколько раз еще ты об этом спросишь?

Просто теперь я была не уверена вообще ни в чем. Но после этих слов Галадриэль я, несколько успокоенная, могла уезжать. Страшный капкан, сжимавший мое бедное сердце, слегка разжался.

Галадриэль была права в одном. Уезжать из Лориэна сразу же мне было слишком опасно, хотя другого выбора у меня и не было. Моя магия так и не вернулась. Я устала раз за разом пробовать и в ответ не получать ничего и прекратила попытки, тем более сил у меня и так осталось мало. За те долгие годы, что я была сильна, что я была богата и окружена друзьями, я отвыкла что-то делать сама или надолго беспокоиться за свою личную безопасность, и теперь путешествие даже до Лориэна представлялось мне нескончаемым кошмаром. Мне повезло — война закончилась, орков выкосили, южане разбежались, и в Средиземье стало куда безопаснее, но я все равно пугалась каждого шороха и не могла ни представлять себе самые ужасающие кошмары. Я еще больше похудела и ослабла, и мне действительно нужен был отдых. Приехав в Лориэн, измученная я, даже не увидевшись еще с Галадриэль, рухнула на подушки и проспала два дня. Мне стоило бы поправить здоровье в Лориэне. Но я не могла ждать. И отправилась дальше.

И через долгое время передо мной предстал Белый Город, которым теперь правили мой давний знакомый, ныне называемый королем Элессаром, и его эльфийская жена. Впрочем, интересовал меня вовсе не он, а его близкий друг, прошедший рядом с королем всю войну. Мой сын почему-то не вернулся в Лихолесье. Меня опечалило то, что Элронд уже покинул город, я мечтала увидеть друга, хотя и боялась того, что он скажет.

Арагорн быстро узнал, что я, бывшая королева, приехала в столицу его государства, и прислал за мной. К счастью, к тому времени я уже немного оправилась от поездки, которая прошла уже куда легче благодаря припасам Галадриэль. Но почему Леголас сам не пришел за мной? Я не понимала, но боялась предположить…

Я знала Арагорна с его детства и знала, что слова о его чести и мудрости — вовсе не пустой звук. В этом я снова убедилась и в тот раз. Саурон принес Гондору и его новому королю не мало горя, но меня Арагорн не судил. Он просто сказал, что хотел поприветствовать меня в своей стране, и, когда я спросила о том, знает ли он, почему я здесь, ответил положительно. Арагорн не выглядел разгневанным. Он ничего не сказал напрямик, но обронил, что бывает, что ошибки совершаются, но тот, кто очень далек от них, не может и судить. Это удивило меня не меньше, чем понимание Галадриэль, но когда я спросила об Арвен, то Арагорн покачал головой и ответил:

— Не стоит ее беспокоить. Она очень расстроена.

Хорошо, что Арвен слушала больше правду Галадриэль, чем мерзкие наветы Курунира. Я немало сама рассказала сестре, пока была в Лориэне.

Но кое-кто, кого я желала видеть больше всех, тоже хотел со мной повидаться, и когда я, окрыленная надеждой, бросилась к сыну, чтобы обнять его, он принял эти объятья холодно и не дотронулся до меня в ответ.

— Мама, — сказал он так тихо и беспомощно, как будто я бросила его умирать. Может, так оно и было. По моим щекам снова потекли слезы.

— О, Леголас, — прошептала я, — мне нужно столько тебе объяснить!

— Мне уже объяснили, — бесцветным голосом сказал он. — Митрандир говорит, что я должен хорошо обдумать все и понять.

Леголас не злился и не кричал, не отшатывался от меня с отвращением, и это было хорошо. Но у сына был такой вид, словно в нем что-то умерло безвозвратно, и это в свою очередь убивало и меня.

— И ты обдумал? — спросила, наконец, я.

— Я не могу, мама, — ответил Леголас. — Пока что не могу. Я хотел бы, но не могу пока что об этом говорить.

— Я хотела бы тебе рассказать, что правда, а что нет из того, то ты слышал…

— О Эру! — внезапно взорвался он, но тут же притих. — Конечно же, я знаю, что правда. Митрандир, тетя, я верю им.

— Но не они же начали об этом говорить…

— Мне тяжело во все это поверить, и не знаю, смогу ли я это принять, — ответил Леголас. — Но если я когда-нибудь увижу эту лживую тварь Сарумана, я убью его. Я обязательно поговорю с тобой, мама, но не сейчас. Не знаю когда.

Мое сердце разрывалось, но я знала, что сейчас будет лучшим оставить его.

— Я не могу, — то же, что и Леголас, мне ответил и Элронд. В его глазах читалось огромное горе, которое он испытывал. — Вся эта боль, война, мои родные… Я не могу поверить, что ты участвовала во всем этом, — не совсем то же, что и Леголас.

— Но я не участвовала…

— Конечно, тебя там не было, — устало покачала головой мой давний друг, — но никто не отменяет косвенной вины. И никто так до конца и не знает, чем ты там занималась. Брось, сама ты худшее не расскажешь, — фыркнул он, видя, что я хочу что-то сказать, — а Саруману можно верить только не в подробностях. Они у него слишком… отвратительные. Я не верю ему и не верю тебе. Мне больно. Извини, Сильмариэн, но я не могу с тобой говорить. Тебе стоит уехать.

Я устало сидела за столом в деревенском трактире, наклонившись над кружкой пива. Последняя часть дороги измотала меня больше всего, и я только и радовалась, что сегодня, наконец, приняла ванну, и мне предстоит сон на настоящей постели. Местные здоровались со мной уважительно. К эльфам тут явно расположены, хоть и видят их раз в поколение, если не реже. Да и я сейчас на эльфа похожа мало — слабые волосы не доросли еще и до плеч, а еще я сама была слишком худа и болезненного вида.

Но, несмотря на это, высокий и симпатичный юноша за соседним столом призывно мне улыбался. Но нет, я вовсе не сошла с ума, чтобы ответить на такое приглашение. Все было, конечно, плохо. Мой муж меня ненавидел, мой лучший друг может меня не простить, а мой сын колеблется. Но, все же, моя сестра и еще один близкий друг не бросили меня в беде и помогли советом и делом. Все было не безнадежно плохо.

Я устала от этого бесконечного путешествия, длившегося уже больше полугода. Я объехала всех, кого хотела, узнала все, что мне было нужно, чудом осталась жива и невредима и хотела только одного — снова осесть на одном месте. Только куда мне было ехать? Ни Лихолесье, ни Ривенделл больше не приняли бы меня. Лучшим вариантом был Лориэн, но мое сердце восставало против этого. Я не хотела, чтобы кому-то было снова больно от моего приезда.

— Шарку! Шарку сдох! — влетевший с трактир хоббит был, кажется, искренне счастлив этому событию, как и его остальные сородичи, поднявшие свои кружки и радостно заголосившие.

— Кто этот Шарку? — без особого интереса спросила я у одного из хоббитов, когда первые крики радости уже закончились.

— Так этот, мисс, большой, который Шир наш забрал! — охотно объяснил хоббит. — Мерзкий человек, злобный, как собака. Грабил, воровал, погубил их главу Лотто! — возмущался мой собеседник.

— Господин Бэггинс со своими друзьями недавно вернулись домой, одетые, как рыцари. Они, наверное, его и одолели, — вмешался в разговор толстый трактирщик.

— Господин Бэггинс? — дернулась я. — Что с ним?

— Вы, мисс, из светлого народа, — сказал трактирщик, — поэтому я вам это и говорю. Кажется, про самого мистера Бэггинса нет никаких новостей, но в Шире сейчас все плохо.

— Насколько плохо, господин Подсолнух? Гэндальф был с Фродо? — я с ужасом вспомнила, что давно не связывалась с Серым магом.

— Гэндальфа не было, а там все разгромили, — покачал головой пивовар и отошел, оставив мне чувство тревоги. Шир, чудесный мирный край, пал жертвой не той большой войны, что закончили ее жители, но какой-то жалкой человеческой душонки. Хорошо, что этот человек уже мертв, иначе я сама, ради Бильбо и Фродо, оторвала бы ему голову. Нет, осеклась я, теперь я и этого не могу. Но зато я, возможно, смогу им помочь.

Мое внезапное решение поехать в Шир быстро окрепло, и уже на следующее утро я покинула Бри. Да, теперь я была слаба, но я начала вспоминать, что помимо магии, у меня были еще знания и умения, которые могли бы помочь земле, опаленной войной.

Когда я въехала в земли хоббитов, я поняла, что мое решение было верным. Не было больше зеленых пригорков, высоких дарящих прохладу деревьев, бойких собирательниц урожая и веселых хоббитят, играющих в полях. Жители Шира казались угрюмыми и мрачными, какими не были никогда до этого. Старый хоббит в клетчатой жилетке наградил меня неодобрительным взглядом и качанием головы, пока старательно выметал крыльцо. Многие просто старались не смотреть — видимо, чужаков им и так хватило.

Бэг-Энд стоял на прежнем месте, но зеленая дверь была исписана неприличными надписями, а оторванный почтовый ящик валялся рядом со сломанной помолам скамейкой. Виды этого кошмара заставили меня подумать о том, что я приехала вовремя. “Держитесь тех, кому может быть нужна ваша помощь” — словно раздался у меня в голове голос Митрандира. Может быть, действительно пора вспомнить о том, что мое несчастье — не единственное в мире?

— Здравствуй, — с волнением сказала я изможденному хоббиту, открывшему мне дверь, — я думаю, что вам нужна моя помощь.

Кто-то на его месте, наверное, захлопнул бы дверь, при этом постараясь еще бы прищемить мне пальцы, но Фродо Бэггинс совершенно спокойно пригласил меня, и я, слегка пригнувшись, вошла в его нору и без особого удивления огляделась. Нет, это жилище больше не было уютным — на полу валялись осколки мебели и посуды. Кажется, в этой норе больше не было ничего целого. Фродо в это время как раз, видимо, убирался — по углам комнаты стояло несколько наполовину заполненных мешков. Раньше мне понадобилась бы одна минута, чтобы вещи снова стали целыми, но теперь я просто подняла с пола осколок тарелки.

— Тут много битого стекла, — робко сказала я и кинула осколок в мешок.

— Спасибо, — без выражения кивнул Фродо. — Но потом придут мои друзья и помогут мне. Бэг-Энд подождет. Сейчас важнее привести в порядок весь остальной Шир, Ваше Величество.

— Но и ты сам не должен жить в руинах, — возразила я. — И не называй меня королевой, Фродо. Это осталось позади, ушло вместе с этой войной.

— Я это слышал, — снова кивнул хоббит.

— Еще бы, — усмехнулась я. — Что здесь произошло? Это теперь настоящий Мордор.

— А может быть Ангбанд? — устало спросил Фродо.

— Нет, — я слегка изумленно покачала головой, — Ангбанд был полон роскоши, пусть и мрачной. Но как было в Мордоре, я совсем не знаю, — на всякий случай уточнила я.

— Мы встретили Сарумана по дороге в Шир, — добавил хоббит. — Он много говорил… всякого… и про вас, в том числе.

— Не удивлена. Кажется, он говорил со всеми подряд. И ты этому веришь?

— С нами были Владычица Галадриэль и Гэндальф, но и без их мудрых советов мы давно поняли, что доверять Саруману нельзя. То, что здесь произошло, служит этому доказательством, — Фродо кинул половину ножки стула в мешок и устало потер глаза.

— Как? — похолодела я. — Какое Саруман имеет отношение к… — выговаривать это мне не хотелось, и я просто беспомощно обвела рукой нору, имея в виду весь Шир.

— Это он все устроил. Грабежи, заключения, убийства. Он пытался уничтожить Шир.

Ненадолго присев, Фродо рассказал мне обо всем. Компания хоббитов следовала в Шир медленно, не торопясь, и приехала как не к себе домой. Множество их соотечественников сидели по тюрьмам, уютные норки были разрушены и заменены на уродливые бараки, деревья были вырублены, а в самой стране установился настоящий военный режим! Но новые порядки в родных местах не понравились путешественникам, они подняли восстание и сразу же свергли новую власть. Но, к их удивлению, весь этот кошмар возглавлял не нелюбимый ими родственник Лотто, и не человеческие разбойники, а…

— Саруман! — с ненавистью прошипела я. — Что он сотворил, когда его оставили одного! Хорошо, что его так быстро убили! — хотя я до сих пор не отказалась бы сделать это сама. И за себя, и за все, что он сделал в последние годы нашему миру…

— Я не хотел смертоубийства на этой земле, — бесцветным голосом сказал Фродо.

— Ты слишком добр.

— То, что я не хотел этого здесь не значит, что я опечален смертью Сарумана, пусть он когда-то и был мудр, — возразил хоббит, и я понимающе улыбнулась. Это была странная беседа, где каждый словно ступал по тонкому льду, и, сколько бы ни было сказано, до сути еще никто не добрался.

— Значит, теперь вы будете заниматься восстановлением своих земель? — спросила я.

Фродо кивнул:

— Мы уже начали разбирать уродливые стройки Сарумана, завтра утром работа снова закипит. Бэг-Эндом займемся позже.

— Я хотела бы чем-нибудь вам помочь, — призналась я. — Только теперь я совсем не знаю чем. Во время битвы за Лихолесье я потеряла свою магию. Сейчас я не сильнее любого из вас. Но мне не хотелось бы быть совсем бесполезной… после всего, что наговорил Саруман. Особенно после этого.

— Я, может, и не забирался так далеко, как вы, — усмехнулся Фродо, — но я умею отделять правду ото лжи, как я вам и говорил. Вы вовсе не так плохи, как говорил Саруман. Гэндальф и Владычица Галадриэль сказали, что во многое из его гнусного рассказа нельзя верить. Они знают, как было на самом деле, верно? — я кивнула. — Разум моего дядюшки начал путаться, но, услышав про то, что Саруман говорил про вас, он посылал его ко всем троллям и балрогам, — добавил хоббит, и уголок его рта снова дернулся.

“А ведь я так быстро уехала из Ривенделла, что забыла повидать старика Бильбо!” — вспомнила я с угрызениями совести. Надеюсь, что мы еще свидимся, он же уже так дряхл! И Кольца, способного поддержать слабую жизнь хоббита, больше нет. А Тауриэль! Она ведь тоже живет в доме Элронда, а я, поглощенная своим страхом, о ней и не вспомнила…

— Знаешь, — вернула я хоббиту его улыбку, — я в жизни не забиралась так далеко, как ты! Мои путешествия были далеки и трудны, но далеко ни как твое.

— И у обоих из нас остались раны, которые не сотрет время. И уничтожение Кольца их тоже не стерло, — кивнул Фродо. — Я полагаю, королева, мы оба его жертвы. Я нес его Кольцо, и это чуть не уничтожило меня. Мне до сих пор снится его Око. Вы же годами смотрели злу прямо в лицо.

Почувствовав слабость, я присела прямо на порог, не отрывая взгляда от лица от снова начавшего работать Фродо.

— Как ты мудр, — пораженно прошептала я. — Я не ожидала такого… принятия.

— Сэм тоже его нес. Никто из тех, кто держал Кольцо, не станет осуждать того, кто поддался его Властелину. Я сам поддался этому… в последний момент, — Фродо опустил глаза. Я понимала, что та минута будет доставлять ему невыразимые страдания до конца его дней, и дело вовсе не в откушенном Голлумом пальце.

— Все было немного не так, — возразила я. — Понимаешь, я не была его жертвой, по крайней мере, не тогда, не в Первой Эпохе. Я… мы… он… он говорил, что любит меня, и когда-то это было правдой, — после этих слов я слегка смутилась.

Фродо вздохнул с выражением “О-Эру-и-ты-все-еще-в-это-веришь”, но сказал:

— Никто не знает, каким может стать каждый из нас. Кем бы он ни был в начале. Говорят, изначально даже Мелькор вовсе не был зол.

— Это было слишком давно. Я его не злым не знала. Но, знаешь что, — вздохнула я, решив что достаточно и того, что Фродо с друзьями ко мне расположены, и не за чем вступать в споры, — давай выпьем и, если хочешь, я расскажу тебе все о своих путешествиях, а ты мне о своих.

— Трактиры были закрыты Саруманом, — вздохнул Фродо, — и их еще не открыли. Мои же запасы уничтожены, как и все в норе, — я тут же обнаружила, что взволнованно комкала, оказывается, не тряпку, а узорно вышитую салфетку, и виновато спрятала руку за спину. То, что вышивка не выжила, было виной только моих ногтей.

— Как? — жалобно воскликнула я. — Моргот, куда же я приехала!

— У Мерри и Пиппина возник такой же вопрос! — пошутил Фродо, и мы оба искренне и с надеждой на то, что выпивка еще вернется, рассмеялись.

— Тогда давай я помогу тебе вынести весь этот сор, — развела руками я, и мы снова принялись за очистку норы. Я уже долгие тысячи лет не делала ничего руками — это дело не волшебницы, и, тем более, не королевы.

Больше мы не говорили о зле в этот вечер. Фродо рассказывал мне о пути домой и о том, какое впечатление произвели на него эльфийские Владыки и их земли.

— Забавно, вы не кажетесь такой, как они, — произнес он, внимательно посмотрев на меня. — Не кажетесь такой бесконечно далекой, отстраненной и всесильной.

— И такой красивой, как Галадриэль я тоже не буду, — шутливо вздохнула я. Некоторые поводы для смущения, могут остаться с тобой и через века, пусть даже теперь ты над ними только смеешься.

— Вы обе прекрасны. Но и леди Галадриэль теперь тоже не кажется мне всесильной, как и лорд Элронд, — покачал головой Фродо. — А вы не казались мне такой с самого начала.

— Ты прошел великое испытание, и, наверное, теперь не будешь относиться к эльфийским Владыкам с таким благоговением, как прежде, — ответила я. — Но дело еще и в том, что Трех Колец больше нет, и магия, которую они творили, тоже уничтожена. Единое должно было быть стерто с лица Арды, но оно утащило с собой Три, и я не знаю, во зло это или во благо. Теперь мы, Эльдар — усталые странники прошлых лет, наши испытания закончились, и вскоре никто не будет нами восхищаться, и все о нас забудут.

— Я не забуду, — возразил Фродо, — и те, кому суждено было видеть ваш народ, тоже не смогут.

— Это очень трогательно, — улыбнулась я, — но твой век так короток по сравнению с моим! — я хотела сказать еще что-то о скоротечности жизни, но вместо этого вскрикнула от боли. Не подумав, я слишком сильно схватила острый обломок картинной рамы, и он сильно разодрал мне палец. Когда-то еще недавно я бы… Но теперь я всего лишь жалобно попросила у Фродо повязку.

Мои опасения насчет Шира были беспочвенными. Четверо героев приняло меня хорошо, а остальным жителям не было никакого дела до моего прошлого, и я, с радостью известив Галадриэль и Митрандира, что у меня все хорошо, осталась с хоббитами. Здесь я на самом деле была нужна. Рабочих рук было полно, а у Сэма Гэмджи была коробочка с волшебной пыльцой Галадриэль, но немного эльфийской работы все равно многого стоит, особенно для тех, кто раньше Эльдар не встречал. Я знала способы улучшить землю, не прибегая к помощи магии. Иногда достаточно одного эльфийского благословения. Я могла варить зелья, благодаря которым работа спорилась, а усталость уменьшалась — Шир был плодородным краем, и запасы, спрятанные людьми Сарумана были богаты и разнообразны. Я была королевой, поэтому даже такие секреты, как рецепт лембаса, были мне известны, и это тоже помогало. Я делала все, чтобы помочь хоббитам — от этих нехитрых для прежней меня забот до помощи Фродо в создании новой обстановки Бэг-Энда. Сэм был поражен тем, что я придумала — теперь нора слегка напоминала Ривенделл, слегка Лориэн, но не теряла так любимого жителями Шира простого домашнего уюта. И хоббиты, не любящие чужаков еще больше после недавних событий, начали относиться ко мне с теплом и приязнью, что не могло меня ни утешать. Они были благодарны за помощь, сказал Фродо, теперь они полюбили бы и Гэндальфа.

К великой радости жителей Шира, перебои с продуктами и крепкими напитками скоро прекратились. Зимы в Шире были теплыми, а нынешняя так и вовсе похожей на весну. Новым стройкам ничто не мешало работать, Сэм ждал, когда же вырастут посаженные им деревья, а мы с Фродо, который временно стал Бургомистром Шира (пока прежний отъедался), все чаще оставались вдвоем. Я так и жила в Бэг-Энде — сначала переезжать мне было неудобно, а теперь и самой не хотелось. Фродо сказал, что я могу оставаться столько, сколько сама пожелаю — ему была приятна моя помощь, нравилось мое общество, и… он до сих пор считал мое присутствие честью.

Мы очень много разговаривали. Фродо рассказывал мне о своем путешествии, о тех чувствах, что тогда испытывал, и когда он сказал, что мало кому мог бы так довериться, для меня это было наивысшей похвалой. Я тоже рассказывала ему обо всем, что со мной произошло. Рассказывала правдиво и без прикрас, как дергала за ниточки истории, даже когда рассказанное повергало Фродо в ужас, и он не мог этого скрыть. Я говорила с Галадриэль, когда была в последний раз в Лориэне, говорила с Митрандиром, но ни перед кем я не раскрывала душу так, как в те долгие зимние вечера перед маленьким полуросликом, прошедшим огромное испытание. Говорила даже когда сама не могла разобраться в собственных чувствах. И однажды Фродо сказал мне то же, что говорил и Бильбо, то же, о чем и я думала уже так долго.

— Но Леголасу нужно время, чтобы все обдумать, хотя он и знает, что правдиво, а что нет, — задумчиво протянул Фродо как-то раз, и это было довольно внезапно.

— Да, — я угрюмо положила голову на скрещенные передо мной на кухонном столе руки, — но не с моих слов. Он отказался говорить со мной, пока все не обдумает.

— Тогда поговорите с ним сами.

— Он не владеет осанвэ, придется ждать следующей встречи. Кто знает, когда она будет…

— Не обязательно, — Фродо вскочил с места, ринулся в свой кабинет и вернулся оттуда с пером, чернильницей и большой бархатной синей тетрадью.

— Какая красивая, — я пролистала страницы и увидела, что они чистые.

— Напишите ему, — решительно сказал Фродо. — Такая история, как ваша, не должна пропасть. Запишите ее!

— И в эпиграфе нужно написать: “Прочитавший! Никогда так не делай!” — я усмехнулась. — Послушай, ты у дядюшки эту идею позаимствовал? — с сомнением спросила я.

— Нет, — ничуть не обиженно ответил хоббит. — Даже без тех подробностей, что открылись недавно, ваша жизнь была интересной, а с ними она становится…

— Поучительной?

— И это тоже. Но я хотел сказать, что это ваш шанс. Напишите все правдиво и дайте это почитать Леголасу, Владыке Элронду, вашему мужу. Леголас очень добр, и он поймет вас. Владыка Элронд мудр и тоже добр, ныне он думает о прошедших днях, но когда обратится к настоящему, он все простит.

— Трандуил же кинет мне эту тетрадь в лицо и скажет, чтобы я шла к Морготу, причем за той же целью, что и к брату. В лучшем случае, — я пыталась пошутить, но это фраза оставила у меня горечь во рту. — Но ты об этом и сам уже догадываешься.

— Он не может быть настолько безнадежен, иначе не считался бы столько лет достаточно мудрым эльфийским королем, — может быть, Фродо прав? Сильмарилл же теперь лежит на теле Торина Дубощита, а не стоит рядом с троном лесного короля… Нет, все же не думаю, что Трандуил меня поймет и простит.

— Ты пишешь свою книгу, я буду писать свою, — медленно протянула я. — Я даже не знаю, с чего начать, моя жизнь была такой длинной… А знаешь, это хорошая идея. Лучшая из всех, что я слышала за очень долгое время. Я всегда об этом мечтала, если быть совсем честной. Только раньше я не могла бы написать никакой правды. Я думала, что напишу это только в Валиноре, ведь раньше книга в Средиземье могла бы меня разоблачить.

— Но теперь это будет не разоблачением.

— Нет. Теперь я просто открою душу, как всегда об этом мечтала. Как раскрывала ее только перед тобой. И перед ним, когда-то давно.

Я взяла пустую тетрадь и все принадлежности и отправилась к себе в комнату. Потом, немного подумав, прошла в погреб и прихватила оттуда бутылочку — кое-какое состояние у меня имелось, и я могла позволить себе баловать нас с Фродо. Села за стол и раскрыла тетрадь на первой странице. Подумав еще, пошла в кабинет Фродо — хоббит был уже там — и попросила у него листы для заметок и черновиков. Снова села за свой стол. Откладывать было больше некуда. Я смотрела на тетрадь, и мне казалось, что она будто бы делает то же самое. Писать — это не говорить. Это куда сложнее. Это требует массу душевного труда и боли, не говоря уже о том, что и пальцы можно стереть в кровь. Я налила себе вина и отпила. Я не знала, с чего начать.

“Когда мне было десять лет, я попала”… - банально, и так можно и с сотворения Арды начать.

“Я встретила Саурона, когда пришла поговорить с Мелькором о моем сне”… - оба в первом же предложении! Ненависть читателя так и клокочет и переливается через край! Да и рассказ не про него, Саурона, а, все же, про меня, Сильмариэн.

“Мой отец был величайшим мастером в Валиноре”… - а мама была красивая и добрая. Да уж. Балроги, и почему про Мелькора, сидя в Ангбанде, было куда легче писать, чем здесь про себя? Не потому даже, что там за неповиновение, мне могло бы достаться.

Посвящение лучше не ставить. “Моему сыну Леголасу”, - а потом история про все эти непотребства, о которых уже в подробностях выслушал Фродо. Прелестно! “Моему мужу Трандуилу”, - издевка из издевок. “Моему бывшему мужу Гортхауру. Покойся с миром”.

“Если ты читаешь эти строки, то знай, что история эта не будет простой. Она не развлечет тебя холодным зимним вечером и не заставит смеяться. Быть может, плакать ты не будешь, но, возможно, проявишь капельку сочувствия к одной из Благословенного народа, чья жизнь”… - дальше я не могла придумать, но это было уже лучше. Кажется, не банальное глупое вступление, как предыдущие, но и не нравоучение, не пересказ, рассказывающий все о том, что ждет впереди, но и не заметка, которая создаст ложное впечатление. Но, кажется, все равно не то. “Быть может, плакать ты не будешь”, - нет, не будешь, потому что я хочу, чтобы ты рыдал! Не получается у меня ничего придумать! Да и разве обязательно начинать все с начала? Можно начать с главы — с истории, за которую первой зацепится моя мысль! Но, полагаю, мои мысли меня подводили не только из-за усталости или растерянности. Первая бутылка, пока я пыталась выдавить из себя начало книги, подошла к концу, и я сходила за второй, хотя вовсе и не собиралась этого делать. Но, открыв вторую бутылку, я продолжала думать, думать и думать, вспоминать, что-то записывать, делать какие-то пометки на листках… потом, с третьей, то плакать, то смеяться от того, какие мысли лезли мне в голову…

Я значительную часть жизни пила много вина, но до абсолютно беспамятства за свою длинную бессмертную жизнь я напивалась лишь дважды. Первый раз, абсолютно осознанно, чтобы утопить горе от того, что Саурон приехал в Эрегион, потревожив мою абсолютно спокойную, веселую и устоявшуюся после Чертогов Мандоса жизнь. А второй раз, совершенно случайно, вышел таким — в норе Фродо Бэггинса, в компании лишь воспоминаний о прошедших Эпохах и мятых клочков бумаги. Проснувшись поутру, я обнаружила, что большинство из моих ночных записей представляли из себя каракули, но зато ими прекрасно можно растопить камин.

Комментарий к 3.21. Пустая тетрадь

Ребята! Дело близится к концу, поэтому я решила все перечитать, перепроверить, подтереть ошибки, поностальгировать… На это у меня ушло два дня, но я не желею! По крайней мере, ошибки, надеюсь, хотя бы на 99 % выпилены.

Кроме того, как можно видеть, я кое-где поменяла названия глав, а также решила разбить текст на три части, а не на две — думаю, так будет целесообразнее.

А так как мы на финишной уже прямой, то у меня назрел вопрос — каким вы видите финал то вообще?) честно говоря, у меня он сам в голове полностью сложился практически недавно. Это было не к с Дж. Роулинг, которая практически последнюю главу написала чуть ли не первой.

Так что было бы очень интересно послушать ваши мысли на этот счет.

Забавно, как быстро может поменяться жизнь. Даже если живешь многие тысячи лет, нельзя рассчитывать, что многовековое привычное сегодня ни превратится в совершенно иное завтра. Два года назад я все еще продолжала размеренное ривенделльское существование. Годом спустя все это рухнуло, и я была уже в Лориэне, с сестрой, которая меня поддержала. А в эту ночь я ложилась спать в гостевой спальне в норе Фродо Бэггинса, хоббита, Хранителя Кольца. Кто бы мог подумать, что все так обернется? До начала лета оставался ровно месяц, и с утра должно было состояться событие, которого долго ждали многие жители Шира — свадьба Сэмуайза Гэмджи и Розы Коттон.

Этот же наступавший день был еще и днем моего рождения, который я, как и все эльфы, справляла далеко не каждый год, да и не каждый век. Иногда я могла не вспоминать об этом дне годами, но в ту ночь почему-то вспомнила, и это навело меня на грустные размышления. Впрочем, печаль эта была светлой — я уже почти смирилась с тем, какое будущее мне оставалось. Но улучшить его все же было в моих силах, и этим я и занималась. Я понимала, что это ненадолго, но мне нравилась моя новая, не похожая ни на что раньше жизнь в Шире.

Я заснула уже далеко после полуночи, хотя встать хотела рано — Фродо с самого утра отправлялся к жениху, я же собиралась впервые за долгое время принарядиться. Шир, работа в котором спорилась прекрасно и который за полгода после окончания правления Сарумана просто расцвел, нуждался в большом празднике.

Голос, разбудивший меня, я узнала бы даже спросонья.

— С Днем рождения, моя королева! — странно, что бы с ним ни случалось, голос все так же чаровал.

— Огненное Око? — с удивлением спросила я, намеренно использовав то обращение, которое вряд ли бы ему понравилось. Моргот, похолодела я внезапно. Фродо спит всего за парой стен от этой комнаты, а я до сих пор слабее некуда, и совсем ничего не смогу ему сделать!

— Можешь так не трястись, — фыркнул Саурон, заметив, видимо, мое напряжение. — Ты живешь с дружком, который уничтожил мое Кольцо, но мне все равно не хочется его убить.

— Серьезно? — издевательски приподняла бровь я, сумев слегка совладать со своим волнением. Одно я знала — мне самой бояться нечего, но и верить ему насчет Фродо было бы глупо. — Правда, не хочется? С чего бы такая доброта, Саурон?

— С того, что я больше не вижу в этом смысла, милая, — вздохнул он.

Или с того, что ты теперь слабее даже меня?

— Может быть, покажешься?

— Я думал, ты понимаешь, что я не могу.

— Не так рад теперь тому, что больше нет телесной оболочки?

— Теперь не рад, — признался он. Ни тела, ни сил. Бедный Саурон, сказала бы я, если бы по-настоящему ему сочувствовала.

За стенами раздалось шевеление и скрип кровати. Потом хлопнула дверь комнаты. Фродо зачем-то встал.

— Ты его разбудил, — раздраженно шикнула я. — Говори тише! А если Фродо что-то услышал?

— Суровый хозяин не разрешает тебе водить мужчин по ночам? — усмехнулся Саурон, и я ударила кулаком в ту сторону, откуда доносился голос и прижала палец к губам.

Когда Фродо снова улегся, и в норе стало тихо, я встала и, накинув длинный шелковый халат, махнула рукой, приглашая следовать за собой. Лучше было не вызывать никаких подозрений у Фродо, и я прокралась к выходу из норы. Уже расцветало, и я, стряхнув ночную росу, села на качели, которые Сэм поставил рядом с Бэг-Эндом, и осмотрела вокруг. Никого не было — ни тени, ни облачка. Но я знала, что разговор еще только начинается. Почему-то не была слишком удивлена, хотя и думала, что он почти мертв, что больше его никогда не увижу. И, почему-то, все происходящее не было мне неприятно.

— Так зачем ты пришел? — спросила я, вглядываясь в даль.

— Поздравить тебя с Днем рождения, милая, — тихий голос говорил прямо над моим левым ухом, я почувствовала легкое прикосновение к волосам и слегка отодвинулась.

— Очень мило, — усмехнулась я. — Спасибо. Польщена, что ради меня ты оторвался от своих дел. Кстати, чем ты был занят весь этот год?

— Ходил по свету. Размышлял о том, что произошло, — хотела бы я сейчас видеть выражение его лица! Но у него больше нет лица… того прекрасного лица. И вряд ли будет.

— Неужели ты пришел к истинному пониманию скрытого от нас смысла жизни? — немного подколола я его, изобразив изумление.

— Не думаю. А может быть, в чем-то и да.

— И что ты надумал?

— Что некоторые мои действия были большой ошибкой.

— Такие, как вкладывать все свои силы в одно Кольцо? Это верно, — я была язвительна, как никогда. — Ты никогда не думал, что можешь его потерять?

— Сильмариэн, — он сказал это таким тоном, что мое желание шутить слегка остыло. — Я хочу поговорить серьезно. Мне действительно нужно с тобой поговорить.

Мы не говорили серьезно со встречи в Нуменоре, а не советовался Саурон со мной вообще с самой Первой Эпохи. И этот его тон удивил меня больше чем то, что он вообще пришел.

— Рассказывай, — так же серьезно сказала я.

— Не о чем особо рассказывать, — мои качели скрипнули и сами начали легко раскачиваться. Я одобрительно улыбнулась. — Только в последние годы я все чаще стал задумываться, что все, что я делал — напрасно.

Я даже присвистнула от изумления. Зачем он снова пытается меня одурачить тем же способом, что и в Эрегионе? Нет, Саурон, глупо будет поверить, что ты хочешь как-то измениться в лучшую сторону.

— Я знаю, о чем ты сейчас подумала, — немного раздраженно сказал голос. — О том, что мне нельзя доверять в таких вещах, верно, Сильмариэн?

— А ты как думаешь? Ты же не глуп!

— Думаю, что ты в жизни не поверишь в то, что я хочу тебе сказать, и с твоей стороны это будет оправдано и верно. Но скажи, неужели ты сама за эти годы не устала от жизни здесь, от той жизни, что вела в последние века?

— Ты прав. Но так уходит время эльфов. Мы должны уступить дорогу, — еще пару тысяч лет назад я не поверила бы в то, что скажу это с таким смирением.

— И я тоже должен. Теперь я это понимаю. Я тоже почувствовал усталость.

— Не надо сваливать все на влияние Эпохи, — тряхнула головой я. — Что бы ты на самом деле ни думал, до уничтожения Кольца ты творил свои зверства весьма настойчиво и без какой-либо усталости!

— Я делал то, что от меня все ждали.

— Не надо сваливать это на нас! — пришла в негодование я. — Если бы ты всерьез хотел измениться, ты бы ни говорил, что грешил потому, что кто-то считал тебя великим злом! Ты сам создал о себе такое мнение! Вспомни, у тебя ведь была настоящая возможность измениться, — уже мягче сказала я.

— И я ее упустил, — голос абсолютно бесстрастен. — Но тогда все это было совсем иначе. Та эрегионская жизнь тогда казалась мне омерзительной. Тут, кстати, тоже довольно мило.

— А сейчас?

— Я не знаю. Я устал от всего, Сильмариэн.

— И ты переосмысливаешь свою жизнь. Похвально, если это так, — вдали я увидела Сэма Гэмджи, идущего в сторону своей норы, улыбнулась и в ответ помахала ему. К моему ужасу, хоббит направился к нам. Саурон любезно прекратил меня раскачивать.

— Уже встал или еще не ложился, Сэм? — легкий разговор помог бы мне ничем не выдать своего волнения.

— Не спится, госпожа Сильмариэн, — глаза хоббита блестели от радости. — Никак не могу уснуть!

— Только не засни завтра прямо на свадьбе! — моя неестественная улыбка стала еще шире. — Пьяный жених — явление частое, но вот спящий… такого я не припомню! — я сделала вид, что глубоко задумалась и улыбнулась счастливому жениху.

— Не засну! — пообещал Сэм. — Я так счастлив!.. — и он принялся говорить о том, как сильно он любит Рози, как он счастлив. Я улыбалась и кивала, как будто не слышала это уже сотню раз.

— Мне тоже не спится, — сказала я. — Странная сегодня ночь.

— Почему? — полюбопытствовал хоббит.

— Вспомнила кое-что, — я закусила губу.

— Это вы из-за книги? Госпожа, что я вам скажу! Не надо вам так перетруждаться! Вы и так слишком заняты нашими делами, чтобы еще и думать о всяком плохом.

— Ты, наверное, прав. Спасибо, Сэм. Я посижу еще и пойду отдохну, — и я попрощалась с хоббитом.

— Один из моих новых дорогих друзей? — полюбопытствовал Саурон, когда Сэм, чуть ли не пританцовывая, скрылся за углом. Я дернула плечом.

— Да. Он женится днем.

— Кто бы этого ни понял! Не беспокойся, дорогая. Этому я тоже не причиню никакого вреда.

— Потому что не видишь в этом смысла и ты что-то там осознал? — в моих словах была заключена немалая ирония, но Саурон не обратил на нее внимание.

— Именно. Все равно все со мной кончено, — в его голосе чувствовалась горечь. — А у вас у всех еще многое впереди.

Явно не у меня.

— Ты же понимаешь. Что бы хорошее между нами ни было, я не могу тебе посочувствовать. Ты сам виноват в том, что с тобой произошло. Если ты действительно чувствовал усталость, мог бы остановиться. Давно мог бы, — заметила я.

— Уже не мог. И, может быть, и хорошо, что меня остановили.

“Для Средиземья, конечно, хорошо”, - подумала я, но почему-то просто не смогла вслух сказать этого. Может быть, Саурон видел это изумление в моих глазах.

— То, что ты сделал недавно, эта война, она была ужасной, — наконец, сказала я.

— Тогда она казалось мне необходимой, — он вздохнул. — Не знаю, так ли это было на самом деле.

Кто бы слышал — не поверил бы! Я сама с трудом объясняла себе, что не сплю. Нет, конечно, во сне эти слова были бы правдой. Но здесь реальная жизнь.

— Ты говорил почти то же самое в Эрегионе.

— Твое право мне не верить, — голос казался опечаленным.

Беседа пошла по второму кругу. Я замолчала, не зная, что еще добавить.

— Я хотел поговорить с тобой еще кое-о-чем, — вскоре сказал Саурон. Я подняла взгляд с колен. — Я знал, что Саруман точит на тебя зуб. И что это продолжается довольно давно. Но я думал, что он успокоился после того, как ему попало от меня в Дол Гулдуре.

— Ни так уж ты и всеведущ, — усмехнулась я. — Он никогда не бросал своих замыслов и никогда не прекращал меня ненавидеть. Просто какое-то время мы не пересекались.

— Сильмариэн, — очень серьезно сказал Саурон, — если бы я знал, что он против тебя всерьез злоумышляет, я стер бы его в порошок за это. Если бы я знал, что он загонит тебя сюда и на самом деле раскроет те тайны, которые мы так тщательно оберегали, от которых зависела твоя жизнь… Ему повезло, что он уже мертв.

— Я сама бы его убила за это, да и за все, что он сделал за последние годы, — угрюмо процедила я, не добавив, что его, Саурона, у меня уже долгое время не получается ненавидеть так, как Сарумана. — И, если бы я знала, какой он подлец, то не помогала бы ему сбегать от Аулэ когда-то давно!

— Веселые были деньки. Надо было приковать его к кузнице вечными цепями перед тем, как уйти из Валинора.

— Аулэ бы очень обрадовался! Работник всегда под рукой, — фыркнула я.

— Шутки шутками, но все же, я тоже имел отношение к тем тайнам. Ты могла бы сказать мне про Сарумана.

Я с изумлением взглянула туда, откуда доносился голос.

— И как ты себе это представляешь? Ты был нашим злейшим врагом! Я не могла к тебе обратиться и не собиралась! Это мои дела! А представляешь, как был бы рад Трандуил?

— Сейчас речь не о благополучии твоего идиотского мужа, Сильмариэн, а о твоей безопасности. Это намного важнее.

— С чего ты стал таким добрым? — фыркнула я.

— Я почти всегда таким был по отношению к тебе. Ты сама это знаешь. Вспомни. Никогда не задумывалась о том, почему твой тупой сынок без страха бродил по всему лесу и не получил ни царапинки?

— Мой сын — не тупой! — возмутилась я. — Он бесхитростен и не склонен к интригам, но вовсе не глуп. И он прекрасный воин, что и помогло ему в лесу!

— Не хочу об этом спорить, пусть будет так. Но его друзья тоже были хорошими воинами, а некоторые из них гибли. Дело только в том, что я не причинял ему вред, потому что не хотел бы печалить тебя. Ты ведь опечалилась бы?

Я изумленно поморщилась. Издевается.

— А ты как думаешь?

— Поэтому я его и не трогал. Хотя я и не в восторге от того, что он был одним из тех, кто помог моему поражению.

— Зато я в восторге, — я постаралась вложить в голос как можно больше ехидства. — Я очень горжусь Леголасом. Да ты и сам говорил, что вроде как поражение тебе помогло… встать на путь исправления?

— О, но моя гордость все равно задета, милая! И я не знаю, на каком я буду пути. Об этом я тоже хочу поговорить. Я ухожу на Запад. Теперь мы больше не увидимся, Сильмариэн, — когда он сказал это, мне показалось, что над миром нависло гробовое молчание.

— Что? — воскликнула я, чтобы развеять эту гнетущую тишину. — Ты собираешься предстать перед судом Валар? Сам? Без указа?

— Да. У меня нет тела, нет сил вообще ни на что. Я еле добрался до тебя, потому что хотел увидеть напоследок. У меня остались только мысли. Мне невыносима такая жизнь.

— Ты не боишься? — новость, которую преподнес Саурон, как-то странно смутила меня. Позже разберусь с этим, решила я. Главное, ненароком ему не поверить, но я теперь не так глупа, как прежде.

— Боюсь. Боюсь, что перестану существовать. Боюсь, что меня отправят к Мелькору. Он бы тобой гордился, кстати.

— О, в этом я не сомневаюсь, — я не могла ни улыбнуться. — За то, что я учинила в Лихолесье, учитель меня бы похвалил. Я действовала без страха, без сентиментальности.

— Я был поражен тем, что ты смогла то, чего не смог Трандуил со всей своей жалкой армией. Хотя тут и нечему удивляться. Ты всегда была выше. Но ты давно не использовала магию, я это чувствую. Неужели тебе больше не к чему приложить свои таланты?

— Если ты что-то слышал обо мне за этот год, — печально сказала я, — то знаешь, что я лишилась своей магии.

— Магии нельзя лишиться, милая! Магия — это неисчерпаемый источник, который сам рождается в тебе! Твой источник мог ненадолго иссякнуть, потому что ты перетрудилась тогда. Но все это исправимо.

— Я устала пытаться, — я покачала головой. — Я пробовала миллионы раз, и ничего. Я теперь слабее обычной человеческой женщины, но кто-то из них может защититься с помощью кулаков или оружия. Я же и этого не могу.

— Но ты давно даже не пыталась, — мягко сказал Саурон. — Попытайся. Я скоро уйду и попытайся. Это тебе нужно. Ты так долго с этим жила.

— Знаешь, — я понимала его правоту. Понимала то, что попытки прекратить меня заставил только страх. — Я попытаюсь. Не знаю, сегодня ли или завтра, но попытаюсь.

— Хорошо. Именно это я и хотел услышать.

— Ты слишком многое обо мне знаешь, — с подозрением сказала я.

— Как же иначе. Я всегда за тобой приглядывал. Даже если вполглаза. Ты всегда была для меня важна, Сильмариэн. У нас было великое падение, но я сам совершил большую ошибку. Я не должен был тебя отпускать, — и меня словно окатило холодной волной.

— Слишком много времени прошло, — мягко осадила его я.

— Я понимаю. Но меня восхищало то, как ты упорно прокладываешь свой путь. А когда мы пересекались… ты все делала, чтобы уязвить меня. Твоя магия, волшебники, даже дракон. Не говоря уже о том, что было в Нуменоре. Тебе кажется это странным? — я отрицательно покачала головой. — А как ты менялась! Дорогая, это было очень интересно. Ты разбавляла мою жизнь своим присутствием.

Мы оба замолчали. Я не знала, что ему ответить. Уже наступило утро. Скоро проснется Фродо, на улицу выглянут отдохнувшие жители Шира. Хоббиты начнут воздвигать палатки для праздника, ставить столы, приносить еду и выпивку.

— Мне нужно уходить, — печально сказал голос. Я кивнула. — Я был так рад повидаться с тобой в последний раз.

— И я, кажется, тоже, — в горле у меня словно встал ком.

— У меня есть для тебя подарок, — голос наполнился ехидцей, и я словно услышала прежнего веселого Саурона, который явно готовил какой-то подвох. Серьезный разговор был окончен.

— И какой же? — я приготовилась быть настороже.

— Если хочешь, можем вернуться в твою спальню, и я вручу его тебе, — до моей груди дотронулось что-то невидимое, и я дернулась, сбрасывая это прикосновение, больше забавляясь, нежели чем сердясь.

— Вижу, ты не растерял боевой дух! — хохотнула я. — Но ты портишь все хорошее впечатление о тебе! Нет, спасибо, я лучше вернусь к себе одна, заварю крепкого чая и напишу о том, как невежливо будить по ночам и о том, что ты был так себе!

— Я видел твои наброски на столе, пока ты спала. Но разве ты собираешься в книге лгать о своем прошлом? — усмехнулся он.

— Нет. Поэтому я лучше просто опущу эту часть нашей жизни. Я знаю, что мы больше не увидимся, но это вовсе не повод нам с тобой уединиться.

— А какой повод был бы весомее? — вздохнул голос. — Единственное удовольствие, которое я сам теперь могу получить — это порадовать тебя! А ты не хочешь этого, даже в память о старых временах…

Я задумалась. А почему бы, собственно, и нет? С Трандуилом мы давно расстались, и теперь я буду только одна… Хотя бы раз в жизни можно…

— Нет, — все же решила я, выставив вперед себя руки. — Я лучше продолжу жить без всяких таких удовольствий.

— Без всяких удовольствий? Твой муж просто идиот, — вздохнул Саурон.

— Ты тоже был таким идиотом, — поддразнила я его. — Помнишь, сколько лет мы еще были женаты?

— Я был идиотом, признаю, — он снова сокрушенно вздохнул. — Но Трандуил — идиот сейчас. Печально, что ты мне отказываешь. Мне остается только уйти.

— Иди. И не наделай больше глупостей. Я в жизни не думала, что ты признаешь себя неправым, но если ты серьезно — не повторяй своих ошибок. И, если его увидишь, передай Мелькору, что я очень благодарна за победу над тобой, — я понимала, что он боится, очень боится. Саурон оскорбленно фыркнул.

— Прощай, Сильмариэн. Я не надеюсь на новую встречу.

— Прощай. Я… я не знаю, что тебе еще сказать, — растерялась я. Этот странный разговор совсем меня запутал, но не сбил с истинного пути. Сколько, сколько всего придется обдумать! Но только дура поверит Саурону.

— Прощай, моя королева.

С виду ничего не изменилось, только голос затих, как затихал и в паузах нашего разговора. Только теперь я знала, что все. Разговор окончен. Саурон ушел. Кто знает, сказал ли он мне хотя бы слово правды? Уйдет ли он на самом деле в Валинор? Я понимала, что ни одному из слов этого практически покаяния верить не следует. Я не хотела сразу думать об этом.

Но я решила сделать кое-что, что сама пообещала Саурону. Совсем небольшая попытка, и, если не получится… Росток герани, стоящей на крыльце, внезапно дернулся, и через минуту на его месте красовался уже настоящий цветок. Я улыбнулась. Следовало попытаться раньше. И я даже не приложила больших усилий.

Наконец, я встала с качелей и легко прошла обратно в нору, где было еще тихо. Как только моя голова коснулась подушки, я уснула, почему-то совсем с легким сердцем.

Когда я проснулась, Фродо уже собирался уходить, и мы успели лишь перекинуться парой слов и выпить по чашке чая. Я была откровенна с Фродо все то время, пока жила у него, но о том, что произошло этой ночью, рассказывать явно не собиралась.

А потом я сделала прическу и оделась, рассеянно думая совсем над посторонними предметами, и пошла на свадьбу. Это была красивая церемония, праздник, которого ждали все, кто хорошо работал последние полгода, и я смеялась не меньше остальных, когда Перегрин Тукк поймал букет невесты и очень этому смутился.

В тот день у меня было прекрасное настроение, и, стоя у стола с закусками и наблюдая за танцующими новобрачными, я даже не вспоминала о своих свадьбах или о чем-то еще из прошлого. Сэм и Рози казались такими счастливыми, и я просто радовалась тому, что в этом мире еще есть любовь.

Я дописала книгу о своей жизни еще до того, как из Гавани отправился один из последних кораблей, и началась Четвертая Эпоха — Эпоха уже без Эльдар в Средиземье. Мне было тяжело провожать своих лучших друзей, хотя я и знала, что мы вскоре увидимся. Пусть Митрандир будет выглядеть иначе, пусть Фродо состарится, это все равно будут они. Я очень надеялась, что хоббит доживет до моего приезда. Наверное, груз на душе Галадриэль уменьшится, ведь теперь ей можно не беспокоиться о судьбе Средиземья, и она больше будет похожа на ту девчонку, с которой мы когда-то бегали по всему Валинору. Наверное, боль Элронда из-за выбора жизненного пути Арвен смягчится, когда он увидит давно потерянную жену. Я надеялась, что раны Келебриан затянулись. Что она еще жива. Мои друзья отплыли, и в тот день слез у меня было не меньше, чем у Сэма, Мерри и Пиппина, а у них увидеть своего друга не было даже шанса.

После отплытия корабля я, вместе с хоббитами, вернулась к себе домой. Не желая оказаться в центре большой и дружной хоббичьей семьи, я уехала из Бэг-Энда почти сразу после того, как Сэм и Рози поженились и переехали к Фродо. Я не слишком хотела заражать их своим унынием, поселилась в западной части Шира, где вместе с норами можно было встретить и дома, как для больших. Один из этих милых домиков и стал моим, и я собиралась там жить одна, но лишь до тех пор, пока ни закончу с последним делом и не покину Средиземье. Я очень давно не жила одна, совсем отвыкла от этого. Но теперь мне стало намного легче — магия возвращалась, хотя и совсем понемногу. Я снова чувствовала себя сильной, хотя и понимала, что прежняя мощь может ко мне никогда не вернуться. Как и в прежние времена, я старалась упражняться как можно чаще, но так, чтобы меня никто не видел. Одинокая эльфийка в хоббичьей стране — и так явление довольно необычное. Вскоре король Элессар издаст указ, запрещающий большим, то есть людям, вступать на территорию Шира, но я все же была из Эльдар, и хоббиты меня уважали и любили. Я могла оставаться на их земле столько, сколько захочу.

Первое, что я сделала, зайдя домой после проводов, так это села за свой рабочий стол и взяла книгу, лежащую в верхнем ящике. Первый экземпляр моей работы я оставила себе. Это была та самая синяя бархатная тетрадь, которую мне дал Фродо со словами, что я должна написать это для Леголаса, для себя. Я пролистала исписанные страницы, поднесла книгу к лицу и вдохнула запах, погладила бархатный корешок. Писать ее было невероятно тяжело. Решать, что нужно написать, а о чем следует умолчать (последняя встреча с Сауроном — даже для этой книги слишком личная, да и не поверила я в его лживые раскаяния, так зачем об этом писать?) Иногда мое чувства стыда так громко вопило, что мне хотелось убежать, а не писать то, что было необходимо. Я боялась, что меня сочтут чудовищем, но писала правду, только правду. Первая причина ярости Трандуила явно будет то, что я не желала уезжать из Хитлума, хотя мне и предстояла свадьба с ним. А то, что случилось с Маэглином, моя последняя встреча с Лютиэн… Это были серьезные тревоги, измотавшие меня, но иногда все складывалось намного прозаичнее — какое слово нужно использовать, как составить предложение? Да, это было ерундой, но иногда вводило меня в долгий ступор. Когда книга была закончена, я ощутила громадное облегчение, но предстояло ее переписывание, и не один раз. У Фродо была своя работа, а других хоббитов я привлекать не хотела не только потому, что среди них было не так много грамотных, но и потому, что мои темные тайны были не нужны этому маленькому милому народцу, у которого после Сарумана теперь была своя боль. Я переписала свою книгу несколько раз, борясь с искушением изменить в лежащем перед глазами оригинале каждое слово. Это было очень непросто — после многих часов труда моя кисть даже не хотела распрямляться, а рука чуть ли не теряла чувствительность! Первый экземпляр я оставила себе. Второй — отправила Леголасу, написав, что жду встречи с ним. Третью книгу я отослала Трандуилу, рассудив, что дальность и тяжесть поездки не стоят удовольствия швырнуть тетрадь в лицо своего несправедливого мужа. Две последние достались Элронду и Галадриэли — она должна была это видеть, он мог меня простить.

Мои надежды оправдались. Когда мы встретились с Элрондом на пути в Серые Гавани, он улыбнулся, как только увидел меня. Мы поговорили.

— Я ошибался, — сказал мой друг. — Я судил тебя, узнав слишком мало, плохо разобравшись в этом деле. Сильмариэн, я поражен тем, что ты написала.

— Написать это было очень тяжело, — опустив голову, ответила я.

— Я понимаю. Это… эта история произвела на меня огромное впечатление. Мне сложно представить, насколько тебе пришлось тяжело тогда… в Ангбанде…

— Теперь я даже не представляю, что смогло бы развязать весь этот узел, кроме моей гибели, — невесело усмехнулась я, и Элронд не нашел, что ответить. В своей книге я описала все, но именно Первой Эпохе уделялось основное внимание, ведь именно эта часть моей жизни была всех интересней и насыщенней (и именно про нее хотели узнать все). Я писала и про все дальнейшее… но Первая Эпоха… О, Первая Эпоха! Одновременно прекрасная и ужасная пора! Но про Чертоги Мандоса я не писала абсолютно ничего, кроме того, что побывала там. Это было не мое право.

— Я забираю твою книгу с собой в Валинор, — сказал мой друг, — но она должна остаться и в Средиземье, где все это произошло. Галадриэль оставила свой экземпляр Сэмуайзу, как поступил со своим произведением и Хранитель Кольца.

— Меня пугает название его книги, — усмехнулась я. — “Властелин Колец”. Когда я спросила, почему он дал ей название в честь Саурона, Фродо сказал, что не мог придумать ничего более подходящего*.

— История названа в честь того, кто ее начал, — кивнул Элронд.

— Тогда мне стоило назвать свою также, — слабо улыбнулась я. — Без него я просидела бы всю свою жизнь в Валиноре. Это было бы ужасно. Сейчас я устала, но какова был раньше моя тяга к приключениям…

Мы примирились с Элрондом, долго поговорили, и каждый из нас выразил надежду, что вскоре мы встретимся на более счастливой земле. Галадриэль и Митрандир попрощались со мной не менее тепло. А Кирдан Корабел, с которым мы не слишком часто беседовали в последние тысячелетия, уже почти отстранился от этого мира, и мои дела его не волновали. Я была рада, что Бильбо еще жив, и с радостью обняла и поцеловала старика, который узнал меня далеко не сразу. Но я знала, что больше всего буду тосковать по Фродо. С ним мне было расставаться тяжелее всего, ведь я не знала, увидимся ли мы вновь. Молча стоя рядом с тремя хоббитами на причале и всматриваясь вдаль в туманное море, я глотала слезы, потому что хотела уехать вместе с ними, с Владыками Эльдар. Но пока не могла.

Трандуил отреагировал на мое послание весьма странно — прислал в Шир все мои вещи. Не знаю, кто и как их доставил, они просто ждали меня на крыльце одним прекрасным утром. Вещей было немало, и большую часть пришлось раздарить или выбросить, иначе места в доме не осталось бы даже для хозяйки. Пара эльфийских безделушек, довольно дорогих, нашли место в Ширском музее. Никакого письма к моим вещам не прилагалось. Я усмехнулась. Может быть, Трандуил и прочитал мою книгу, но вряд ли он из нее что-нибудь вынес.

Леголас же написал, что приедет, но пока не знает, когда. Ему нужно подумать обо всем, что он прочитал, разобраться в этом. Я знала, что сын часто ездит между Гондором и Лихолесьем (теперь оно называлось Лесом Зеленой Листвы или что-то вроде этого). Мне хотелось надеяться, что сын не принимает безоговорочно точку зрения отца.

Я не знала, соберется ли Леголас в Валинор. Думаю, тогда, в начале правления Арагорна, он сам точно этого не знал. Он и уехал-то очень поздно. Поэтому я ждала его здесь, в Шире, не надеясь, впрочем, на скорую встречу. Сын был добр и отходчив, но переварить столько грязи о своей матери… Я не могла представить каково это, моя мать была идеалом, а к отцу я никогда не питала теплых чувств. Но я понимала, что должна подождать.

Да, я ждала к себе Леголаса, очень надеялась на его приезд, но я вовсе не ожидала увидеть его отца. Мы не виделись всего лишь несколько лет, и я просто обомлела, когда однажды днем открыла дверь, думая, что принесли почту, или пришел кто-то из соседей, но увидела его, роскошного, как всегда. Каждый волосок на голове Трандуила лежал ровно, словно он не преодолел только что огромное расстояние, разделяющее лес и Шир. Сидя дома, я выглядела не в пример хуже. Ширские ребятишки, играющие неподалеку, смотрели на лесного короля, разинув рты.

— Привет, мелюзга! — я помахала им рукой. — Заходи в дом, — холодно бросила я мужу.

— Значит, ты теперь что-то вроде королевы их сердец? — приподнял бровь Трандуил, когда зашел в дом. — Живешь с хоббитами? Не ожидал такого.

— Я помогла им, а они помогли мне, — пожала я плечами. — И теперь полурослики разрешают жить мне на своей земле. Элронд и Галадриэль уехали. Скоро в Средиземье не останется места для эльфа.

— Останется мой лес.

Я фыркнула. В лес Трандуила, где я когда-то была королевой, я точно никогда не вернусь.

— У тебя тут светло и чисто, — оглядевшись и присев на стул, сказал Трандуил. — Все, как раньше.

Светлые комнаты, наполненные преимущественно теми же вещами, что были у меня в Лихолесье.

— Да, не совсем соответствует моей черной душе, — ответила я. — Зачем ты пришел, Трандуил? Кажется, в нашу последнюю встречу ты велел мне убираться как можно быстрее и чуть голову мне ни разбил какой-то дрянью. Ты прости, я понимаю, что ты имеешь право злиться, но сама я теперь злюсь на тебя не меньше, ведь после того, как я спасла Лихолесье, ты выставил меня прочь, слабую и больную, не дав и полностью объяснить все, что произошло. Ты слушал только себя и свою обиду, а ведь тогда меня мог убить любой разбойник из-за цепочки на шее.

Трандуил опустил голову. Он казался пристыженным, а меня подмывало сказать, что жаль, что Манвэ вряд ли расторгнет еще один мой брак. Какая же жалость, что из-за этого я не смогу взять под ручку Мелькора и пуститься с ним заново открывать мир и любовь! Сдерживаться было непросто.

— Я прочитал твою книгу, — сказал, наконец, мой муж.

— Язык достаточно изысканный для тебя?

— Сильмариэн! — Трандуил вскочил со стула, в его глазах мелькнула ярость. — Я пришел поговорить с тобой, проехал такой путь! Я хочу настоящего разговора, а не череды твоих упреков!

— Наших взаимных упреков, ты хотел сказать?

— Нет… — он замялся. — Да. Хотя я и постараюсь тебя не упрекать. Я прочитал все, и не один раз. Я должен был судить тебя не так строго. Ты пережила ужасные вещи, и, я думаю, что после всего этого ты могла бы стать гораздо хуже, чем сейчас. А ты сумела изменить свою жизнь, и не стала прислужницей Саурона. Это… очень достойно.

— Так ты меня прощаешь? — недоверчиво прищурилась я. Я понимала, что в его словах нет безоговорочного принятия, как было у Элронда. Но для Трандуила и это было очень неплохо.

— Я не знаю, я не знаю. Твоя ложь мне, твоему мужу и королю, была слишком ужасной. Я король, и мои руки в крови, как и у любого правителя, но Ангбанд… Я не знаю, Сильмариэн. Я знаю только то, что не могу простить себя за то, что никогда не переставал тебя любить и даже не догадывался о том, сколько лжи стоит за нашим браком.

— И… даже сейчас? — я напряглась.

— Нет. Не думаю. Я бы понял это, особенно теперь, когда снова вижу тебя. Столько лет прошло, и, кажется, сейчас я, наконец, от тебя свободен.

Слава Эру! Я начала бояться, что Трандуил приехал в Шир, чтобы снова попытаться меня вернуть, снова предложить быть его королевой. Видимо, это облегчение явно отразилось на моем лице, и мой муж горько усмехнулся.

— Я очень рада за тебя, — прошептала я. Глаза помимо моей воли наполнились слезами. — Честно. Ты заслужил от меня избавиться.

— А ты заслужила избавиться от Саурона, — самое неожиданное, что он мог сказать. Я заморгала. Я никому не рассказала о той ночи перед свадьбой Сэма и Рози. Но я много о ней и не думала.

— Это дело прошлое, — все же сказала я. — Я уже давно избавилась. Здесь не о чем говорить.

Мы помолчали, чувствуя взаимную неловкость. Но еще я чувствовала облегчение от того, что этот разговор состоялся, и теперь мы с Трандуилом можем спокойно разойтись по разным сторонам. Мы никогда не станем полностью чужими, но как хорошо, что теперь можно уменьшить эту боль…

— Как поживает Леголас? — спросила я, наконец.

— Очень хорошо, — Трандуил в первый раз за наш разговор улыбнулся. — У него грандиозные планы. Хочет заселить нашими эльфами Итилиэн, это неоскверненное место неподалеку от Мордора.

— Я знаю, где это, — кивнула я. — Он говорил тебе, что приедет ко мне?

— Он приедет, — кивнул Трандуил. — Жди, — он встал со своего места.

— Я не ожидала твоего приезда, — мягко сказала я. — Шир так далеко от твоих владений.

— У меня были дела неподалеку, — Трандуил пожал плечами. У него не было никаких дел. — Я ухожу.

— Так, значит, это все? — я поразилась. Думала, что разговор будет долгим, но ведь прошло всего несколько минут! — Это все, и теперь мы просто старые знакомые?

— Скорее, слишком старые знакомые. Но да, это все. Я не питаю к тебе ненависти, Сильмариэн, а может и питаю где-то в глубине души, но это дело нужно было уладить.

— Я согласна. Нам нужен был этот разговор, чтобы подвести итог нашему браку.

— Я с теплотой вспоминаю его первые века.

— Я тоже. Ты подарил мне немало счастья.

— Я хотел бы все это вернуть. Но только так, чтобы все полностью было как раньше, чтобы мы любили друг друга, чтобы я ничего этого не знал. Я так привык любить тебя, Сильмариэн, что теперь чувствую себя совсем непривычно. Даже когда счастье сменила боль, я чувствовал себя не так потерянно.

— Я разлюбила тебя чуть раньше, — склонила голову я. — Извини. Но в нашем браке было и немало радостей, хотя горести потом и пересилили их. Прости, что причинила тебе столько боли. Не ненавидь меня.

— Прости и ты меня, — Трандуил подошел ко мне, обнял и поцеловал в щеку. Я сделала то же самое. Наш брак закончился лучшим способом из всех возможных. Я сначала подумала, что мой муж пришел, чтобы еще раз плюнуть мне в лицо. Может, где-то в глубине его души и есть ненависть, но я ее в тот день не видела.

Я встречала еще Трандуила в Валиноре, мельком и ненадолго, но больше долго и откровенно с ним не разговаривала. Этот разрыв стал окончательным.

Теперь в Средиземье мне оставалось ждать только одного.

Комментарий к 3.23. Нам не о чем говорить

* — на самом деле книга Фродо называлась “Нисповержение Властелина Колец и Возвращение Короля глазами Маленького Народа” (перевод М. Каменкович и В. Каррика). Однако, в фильме используется именно название “The Lord of Rings”. Здесь я решила встать на сторону экранизации.

Я ждала, что он приедет в Шир вместе с Арагорном, но в свите короля моего сына не было. Отсутствие Леголаса вонзило еще один кинжал в мое сердце, хотя я и была очень рада увидеть Элессара и его королеву. Но потом мой прекрасный и добрый сын не заставил долго себя ждать. Прошло еще несколько лет после того, как Арагорн посетил земли хоббитов — и Леголас стоял на пороге моего ширского дома, и уже другие дети взирали на него, широко распахнув глаза.

Я так рада была наконец увидеть своего сына! Я бросилась к Леголасу на шею и обняла его, чувствуя, как к глазам подступают слезы, но не пряча их, и почувствовала, как Леголас крепко обнимает меня в ответ.

— Ты приехал, — не веря своим глазам, прошептала я.

— Мама, — тихо и ласково сказал он, — пойдем в дом.

И, когда мы сели рядом, я никак не могла наглядеться на своего сына, не могла отпустить его руку.

А потом Леголас сказал то, чего я так давно хотела и так долго ждала. Он все обдумал. Он больше не винил меня. Он давно хотел поговорить и примириться, и очень рад, что наконец приехал.

— Мне было очень тяжело знать, что ты прочитаешь всю эту грязь, когда я ее писала, — я была очень смущена. Не должны дети знать настолько личные секреты родителей, но иногда без этого никак… — Но я написала это ради тебя.

— Мне было тяжело читать, потому что я знал, что это именно про тебя, а не про кого-то чужого, — кивнул Леголас. — Я столько раз порывался выбросить это в окно! Я так злился! Столько раз хотелось пристрелить тех, кто участвовал во всем этом! Этих… проклятых манипуляторов!

— Как жаль, что меня не всегда было кому защитить, — вздохнула я. — Хотя ты не смог бы защитить меня от самой себя, — да и от Мелькора с Гортхауром тоже. Но от Келегорма сын вполне мог бы ни оставить живого места.

Леголасу было непросто принять все, что я о себе написала, но он это сделал. И, когда неприятная часть разговора закончилась, сын рассказал мне обо всем, что я пропустила в его жизни. Я знала о путешествиях Братства Кольца от многих, но только не от него, и мне хотелось об этом послушать даже больше, чем о том, как все сейчас хорошо в Гондоре. Разговор был долгим. А потом настало время сообщить и плохую для сына новость.

— Я уезжаю из Средиземья, — сказала я. — Здесь мне больше нечего делать. Я поговорила с тобой, и теперь хочу вернуться туда, где я родилась.

Леголас изумленно смотрел на меня.

— Мама, неужели ты тоже уедешь в Валинор? Вслед за остальными? — он был так поражен! Кажется, сыну никогда и не приходило в голову то, что я тоже могу хотеть уехать.

— Да, — ответила я, — я хочу это. Раньше я никогда не поверила бы, что скажу такое, но это так. Я действительно хочу домой, Леголас. Хочу настоящего покоя. Хочу в Валинор.

Он все еще не мог отвести от меня пораженного взгляда.

— Но разве ты любила Валинор, когда жила там? Мне показалось, что не слишком.

— Не слишком, — кивнула я, — но тогда все было совсем по-другому, ты же понимаешь. Тогда я была очень молода и довольно отчаянна. Ты уже старше, чем я была, когда попала в Чертоги Мандоса, а уж в Валиноре… Я мечтала о приключениях, путешествиях, большой любви. Я это получила, но совсем не так, как мне о том мечталось. Я люблю Средиземье, очень люблю, но теперь мне больше нет здесь места. Посмотри на этих ребят, Леголас, — я подошла к окну и отдернула занавеску. — Через сто лет их уже не будет на Арде, а на этом месте будут играть их правнуки. Правнуки! Старшая дочь Сэма Гэмджи уже почти взрослая девушка, а сколько лет прошло с ее рождения? Да почти нисколько! — я снова опустилась в кресло напротив сына и принялась заплетать косу. — В Шире, если все и дальше будет хорошо, все останется таким же, просто все, кто здесь есть сейчас, уйдут. Мы, Эльдар, видели много давно погибших мест. Эти же места увидят много поколений их жителей. Как же быстро они взрослеют, стареют и умирают! В Первую Эпоху я просто считала это гадким и держалась от людей подальше. Во времена Нуменора я сблизилась с людьми, жила среди них, но понемногу, и не обращала особого внимания на их перемены, да и старели нуменорцы медленнее. Но потом я устала от быстрых изменений столицы, да и мыслила я на более дальнее будущее, чем они. Когда король только вступал на престол, я уже думала о том, как будет править его наследник. Я полюбила людей, Леголас, но мне стало еще тяжелее на них смотреть. А теперь я чувствую, что уже никогда не поспею, здесь все слишком быстро меняется. Быть может, ты тоже почувствуешь это, когда увидишь, как стареет Арагорн, а потом и его сын. И, если ты захочешь уехать, знай, что я всегда буду ждать тебя там, в Валиноре, где жизнь снова замедлится.

— Я не знаю, уеду ли я, — помедлив, сказал Леголас. Кажется, он был поражен моей столь длинной речью. — Я думаю, у нас здесь еще есть шанс.

Он был слишком молод и пока не понимал, что все наши шансы давно закончились, и у эльфов остались только отголоски от того, что когда-то составляло нашу жизнь.

— Я буду очень по тебе скучать, — сказал мне напоследок Леголас. — Если я почувствую, что должен уехать в Валинор, я сразу найду тебя там, мама. И… если бы я знал, что ты ждешь меня, потому что хочешь уехать, что я задерживаю тебя, я постарался бы поговорить с тобой раньше. Я не хотел, чтобы ты здесь мучилась.

— Ты приехал тогда, когда это было нужно. Я хотела от тебя только искренности и готова была бы ждать еще много лет. И спасибо, что не отнимаешь у меня надежду, что мы еще увидимся, — и я улыбнулась и в последний раз обняла Леголаса. В последний раз в Средиземье, разумеется. Мне не пришлось ждать сына слишком долго. Леголас, его жена и его друг Гимли пересекли море после того, как король Элессар покинул мир живых. Сын устал раньше, чем я того ожидала.

Леголас простил меня. Деяния в Средиземье давно закончены. Все сложилось даже слишком прекрасно. И теперь я была свободна. И могла уехать.

В это было сложно поверить, но я возвращалась в Валинор. Я не знала, следует ли говорить “домой”. Подумав, я решила, что какого-то одного дома, к которому я была привязана больше, чем ко всем остальным, о котором вспоминала бы постоянно, у меня и не было. Были те места, которые становились моим домом на какое-то время, чтобы потом уйти из моей жизни. Дориат, Зеленый Лес, Эрегион, Лориэн, Ривенделл. И, Моргот побери, Ангбанд, который тоже когда-то был для меня домом. Валинор, место, где я родилась… Кто знает, какое оно сейчас? Я почему-то не могла представить Валинор изменившимся, но вдруг…

Я попрощалась с Сэмом, Мерри, Пиппином, их семьями и со всеми, кого знала в Шире, то есть, с большинством хоббитов. Собрала побольше вещей — кто знает, все же, какой сейчас Валинор, и что может там понадобиться? Я оставила свой дом постоянно растущей семье Гэмджи — для них лишним дом не будет. Все последние дни в Шире меня не покидало чувство нереальности происходящего. Через месяц я буду в Серой Гавани, через неделю, завтра… И теперь я уже там, снова вижу перед собой море и поверить не могу, что скоро снова буду на своей родине. Радость начала переходить в испуг. Интересно, стоят ли еще дома моих родителей? От Форменоса остались хотя бы развалины? А дома Валар, которые я когда-то посещала, изменились ли они? Я видела Валинор с балкона Манвэ перед тем, как он позволил мне уйти из Чертогов Мандоса, но реальность ли он мне тогда показывал или иллюзию?

В юности я не поверила бы, что когда-нибудь захочу вернуться в Валинор, но в последние дни перед отъездом я и не хотела. Мне было страшно. После возвращения из Чертогов Мандоса я покидала Средиземье лишь когда уезжала в Нуменор, но это было не слишком далеко, и я всегда могла вернуться. Но Валинор — совсем другое дело. Не устраивать же второй исход, как отец, если мне там будет неуютно? Интересно, а каково отцу в Чертогах Мандоса? Я тряхнула головой. Какие только мысли ни приходят в голову в ночь перед отъездом! Мне так бы хотелось поговорить с кем-нибудь, кто был бы мне близок…

Я плыла не одна. Со мной были еще эльфы, молодые, не знающие жизни в Валиноре. Они уже подустали от жизни в Средиземье, и еще были преисполнены надежд на то, что в Валиноре им будет хорошо. Как и Леголас, эти юные Эльдар не уехали раньше потому, что еще думали, что им еще что-то здесь осталось. Не осталось. И они тоже решили уехать.

Это было очень странное плавание. Мысли не покидали меня ни на один день, мысли о прошлом и о будущем, которое меня ждет. Какое оно? Великие события уже позади, большие страсти тоже прошли, как и видимые причины для тревоги. Я буду окружена друзьями, но как жаль, что я осталась одинока! Что ж, однако это можно пережить. Я чуть ли ни заталкивала себе в голову мысль, что в Валиноре все будет очень хорошо. Моя тяга к приключениям закончилась, юность прошла слишком давно, и скоро я буду в месте, где можно обрести покой.

И в одно прекрасное утро я почувствовала в воздухе знакомый запах, аромат из своего детства, в котором смешивалось все самое сладкое и вкусное, а потом увидела родные берега, освещаемые лучами восходящего солнца и разрыдалась, как сумасшедшая. Меня раздирало от переживаний, а разделить их было и не с кем. Я первой ступила на Валинорскую землю и глубоко вдохнула целебный воздух. Добралась.

В порту было тихо, кораблей было не так много. Быть может, рядом есть еще порт. Я не знала. Я всегда плохо представляла, что и где находится в Валиноре. Во времена Средиземья я предпочитала планировать путешествия, но теперь просто сидела на одном из сундуков, ждала, пока выгрузят все мои вещи, и на меня навалились странные усталость и безразличие. И тут я увидела ее. Галадриэль шла быстрыми шагами мне навстречу, и белая легкая накидка развивалась за ее спиной. Я радостно засмеялась и метнулась к сестре, крича о том, как я рада ее видеть. Мы обнялись, громко смеясь, и на мгновение мне показалось, что мы никуда и не уезжали.

— Как ты узнала, что я приехала? — изумлялась я, но губ Галадриэль лишь коснулась легкая улыбка. Сама ли она это предвидела, или ей подсказал кто-то, кто знал больше нашего, я так и не узнала, да мне было и все равно. Я просто рада была ее видеть.

— Ты побывала уже везде здесь? — спросила я прежде всего. Я так мечтала увидеть наши старые места!

— Нет, — уголки ее губ слегка дрогнули и опустились. — Слишком тяжелы воспоминания. Мне нужно собраться для этого с духом. Я хотела бы показать все наши места Келеборну, когда он вернется ко мне.

— И для этого было бы лучше, если бы ничего не стало бы для тебя сюрпризом, когда приедет Келеборн, — возразила я, сознавая, впрочем, что я могу слишком давить на сестру. Но мне было тяжело поверить в то, что Галадриэль не обошла же сразу же по приезду те места, где мы провели юность. — Я предлагаю тебе отправиться в путь!

Сестра думала не слишком долго. Мои уговоры подействовали очень быстро.

— Я боялась ехать потому, что рядом со мной не было кого-то, кто смог бы все это со мной разделить, — призналась она, — кого-то, кто помнит тот Валинор, который был при нас. Знаешь, я очень рада, что ты приехала, ведь ты часть моей Валинорской юности. Теперь самая большая часть, — ее губы задрожали. Я никогда не думала, что еще увижу слезы Галадриэль. — Ты одна пережила все это, Сильмариэн. И я… я согласна. Поехали.

И мы с Галадриэль отправились в путь.

Кто-то в Средиземье полагал, что Валинор — это маленький кусочек счастья, расположенный далеко на Западе. Но те, кто бывал там раньше знал, что все далеко не так просто. Совершенного счастья не было даже на Благословенной земле, да и мала она тоже не была. Мы с Галадриэль при всем желании не смогли бы закончить путешествие по Валинору за пару дней, да нам этого и не хотелось. Оставив мои вещи в порту, мы сразу же пустились в путь, не торопясь, разглядывая все вокруг. Средиземье сильно изменилось. Коснулись ли эти перемены Валинора, или там… здесь все осталось таким же спокойным, таким же застывшим? Это мне и предстояло узнать. Я вступала в это путешествие с дрожащей боязливой радостью.

— Начнем с Форменоса, — решила Галадриэль.

— Почему с него? — удивилась я. — Я думала, мы начнем с дома твоих родителей. Это ближе.

— Тебе там больше понравится, — усмехнулась сестра, и я пожала плечами. Сюрприз, так сюрприз.

И лишь увидев сам старый замок отца, я обомлела, поняла, что и в Валиноре жизнь может сильно измениться. Когда я стояла на балконе Манвэ в середине Второй Эпохи и смотрела на Валинор, от Форменоса оставались лишь развалины, но теперь он был куда лучше, чем во времена моей юности — казался построенным лишь недавно.

— Что это? — изумленно воскликнула я, но потом мой взгляд упал на табличку на двери. “Музей Финвэ и его потомков”. Что?

Галадриэль видела, что я пребываю в крайнем изумлении и, кажется, даже немного потешалась.

— Что тут еще построили, пока меня не было? — воскликнула я. Музей! Да после разрушения Нуменора я видела лишь один — в Шире! А тут…

— Не волнуйся, — рассмеялась сестра. — Больше у меня нет для тебя никаких сюрпризов. Зайдем же! Я тоже здесь раньше не была.

Я медленно кивнула. Наш музей. Это… странно.

Слава Эру, кроме нас большие заставленные залы были пусты. Последние живые потомки Финвэ медленно бродили по обновленному Форменосу и смотрели на прекрасно сохранившиеся наряды самого прародителя и его второй жены, на оружие, сделанное Феанором, на небольшие портреты наших родных и двоюродных братьев. Пара вещичек Келебриан. Нет, моя дорогая племянница была жива, это я сразу же выяснила у ее матери. С ней теперь было все хорошо. Я очень ждала дня, когда снова увижу ее.

— Эй! — Галадриэль, словно девчонка, подскочила ко мне и схватила за руку. — Посмотри! Это же мое!

Мои глаза наполнились горючими слезами, когда я увидела ее неровную вышивку — красный цветок на белой канве, и книгу сказок, которые ее отец написал специально для дочки, и прядь ослепительных золотых волос, которые невозможно спутать с чьими-то еще.

— Я помню день, когда он ее сделал, — я указала рукой на деревянную дудочку (и как только дожила до наших дней?) — Маглор так гордился ею! Играл потом, не переставая целыми днями. Ух, как злился через несколько дней отец!

Феанор. Этот музей был посвящен Финвэ и его потомкам, но большая часть всего имущества принадлежала именно Феанору и его сыновьям. Только Палантиров нет. Правильно, их нельзя показывать каждому — кто знает, чей взор может быть устремлен в давно пропавший камень? Но нет, его нет в Средиземье! Он должен быть с Морготом, или где-то здесь… Я ущипнула себя за руку и бездумно уставилась на брошь матери, сделанную отцом еще когда-то, когда родители любили друг друга. И Сильмариллов нет… этих главных свидетелей тех дней. Считают ли те, кто собрал все это самой выдающейся личностью именно отца, или это просто от того, что мы больше всего оставили после себя?

Нет, не мы. Они. Меня тут не было. Словно и не жила вовсе. Лишь семь звезд на гербе отца, его сыновья. Жаль, что тот портрет из Ангбанда, где я наводила ужас, как никогда, пропал. Он хорошо смотрелся бы тут на самой пустой стене. Как напоминание о том, что никого из детей нельзя отодвигать в сторону.

— Сильмариэн! — Галадриэль снова подошла ко мне, и в этот раз она выглядела еще более взволнованно. — Я кое-что нашла.

Мне больше не хотелось смотреть все эти вещи, но я покорно пошла за сестрой. И громко ахнула, когда увидела их.

Мифрил не меняется с годами. Не пачкается, не ломается, не ржавеет. Мифриловая кольчуга спасла Фродо Бэггинсу жизнь в Мории. Но эти серьги… Они выглядели так, словно я оставила их на туалетном столике всего на одну ночь. Это был его самый первый подарок. Я помнила, как они пропали — в ночь, после того, как я узнала о его предательстве, я чуть ли не вырвала их из ушей и топтала со всей злостью, почти заталкивала в каменный пол. И как только их нашли?

Мельком обратив внимание на маленькую табличку “Серьги Сильмариэн, дочери Феанора”, я схватила эти маленькие украшения и стиснула в ладони, второй рукой вытирая хлынувшие слезы.

— Простите, — ко мне уже спешила какая-то эльфийка. — Предметы нельзя трогать руками.

— Это мое, — недоуменно ответила я. — Я Сильмариэн.

Девушка смерила меня недоверчивым взглядом, я яростно глянула в ответ. Цвет волос ей ни о чем не говорит? Сейчас еще скажет, что если я Сильмариэн, то она — Элберет! А я хотела свою вещь на память!

— Извините, — эльфийка, видимо, не захотела вступать в перепалку. — Это музейный предмет.

— Сильмариэн, — предупреждающе добавила Галадриэль.

Я разжала вспотевшую ладонь и, печально вздохнув, неохотно положила серьги на место. Что ж, не судьба, Майрон.

— Я больше не хочу тут оставаться, — шепнула я сестре. Да, тут действительно всех понемногу. Не хватает только моего сына. А я… Только одна вещь в музее принадлежала дочери Феанора. Во мне колыхнулись старые детские обиды. Стоило прожить такую жизнь, чтобы остаться самой незначительной в давно погибшей семье.

— Да, и я, — ответила Галадриэль, горестно рассматривая предметы из своего детства. Нет, это слишком больно.

Мы вышли из замка и медленно побрели к карете, чувствуя себя совершенно раздавленными. Если мельчайшие воспоминания резали, как осколки стекла, как же нас растопчет вид наших бывших домов?

Следующая часть дороги проходила куда более печально. Мы ехали туда, где располагались дома моей мамы и семьи Галадриэль. И, чуть в отдалении, дом Мелькора. Это было в дали от Валинорских городов, и мы не знали, что там найдем.

— Надеюсь, в доме Мелькора нет еще одного музея? — мрачно спросила я.

— Кажется, нет. Не думаю, что тут любят о нем вспоминать, — ответила Галадриэль, и была права. Мы обе не могли ошибаться, хотя это место и всегда было в стороне от других. Мы с сестрой проверили округу, на всякий случай, вдруг, что забыли, но дома Мелькора нигде не было. Он был стерт с лица Арды, как и дом, в котором я когда-то недолго жила вместе с мамой. Это мы проверили еще раньше, и дом Темного Валы мы искали уже будучи еще более опечаленными. Там, где раньше была пусть и тихая, и скрытная, но жизнь, теперь было пусто.

— Помнишь, как мы пытались найти его? — спросила я, и сестра только кивнула. Пугающее было приключение. Мы думали, что Мелькор прячется в доме, и боялись, что он нас нас напугает. Всего лишь напугает. Было над чем посмеяться в Ангбанде. Как же мы были наивны.

Дом родителей Галадриэль не был уничтожен полностью. Нет, странным образом его остов стоял на прежнем месте, сохранился, дождался Артанис. Крыши не было, как и второго этажа. Заходить туда было небезопасно, но мы рискнули. Камин, за которым располагалась секретная комната, обвалился. Лишь каркас, голые стены. Мы ушли оттуда с гнетущим чувством. Путешествие становилось все грустнее. Мы бродили по развалинам собственных воспоминаний.

Но оставалась еще пара мест, куда я хотела заехать, и сестра последовала за мной. Дом отца. И кузница Аулэ рядом с цветущим садом Йаванны.

Город отца разросся вширь, а дома стали выше. Я вздохнула. С одной стороны, это радовало — жизнь все же не стояла на месте даже в спокойном Валиноре, но это же и огорчало — к прежнему возврата нет. Как же грустно… Как же грустно то, что старого дома отца тоже больше нет, но на его месте стоит другой, куда более большой и красивый. Кто там живет? Неужели кузницы Феанора пропали так же, как и его творения? Впрочем, не жалко. Память осталась, но нельзя жить только ей.

Я медленно, опустив голову побрела знакомым, очень давно нехоженым путем, даже почти не обращая внимания на сестру. Вспоминала, как жила в уже давно несуществующем доме совсем одна и бегала учиться в сады Йаванны и развлекаться в кузницу Аулэ. Как же давно это было… Как же больно…

Увиденное заставило меня изумленно присвистнуть. Кузница стала больше, из нее по прежнему доносились недовольные крики, но… Тут все выглядело даже слишком похоже на то, каким было это место, когда мы его оставили. Теперь, много тысячелетий спустя, здесь нет ни Майрона, ни Курумо, но Аулэ, кажется, по-прежнему лютует. Я усмехнулась, и мне стало даже как-то весело. Хотя бы что-то есть постоянное в этом мире!

Впрочем, сады не изменились вообще никак, и это еще больше подняло мне настроение. Отдыхая после долгого пути и множества потрясений, мы с Галадриэль присели прямо на траву. Кажется, все, что было нужно, мы увидели. Почти все.

Я обомлела от удивления, когда вдали увидела своих старых знакомых, гуляющих по саду. Хоббиты Мерри и Пиппин рассказывали о том, что энты все еще ищут своих жен, но как могли мои ушедшие перед большим потопом знакомые попасть на запад, если ушли на восток? Я думала, что они утонули вместе со мной. Мне было жаль их тогда. Но это точно были именно те женщины-энты, с которыми я проводила последние дни перед затоплением! Удивительно, я тысячи лет не вспоминала о женах энтов, а теперь они проходят вдали и сами не замечают меня… Как же я тогда назвалась… Мириэль? И помнят ли они, что кто-то ждет их в Средиземье? Галадриэль лишь пожала плечами, когда я рассказала ей об этом.

— Удивительны решения Валар, — протянула сестра.

— Поедем, я покажу тебе свой новый дом, — предложила, когда мы достаточно отдохнули, Галадриэль. Навещу ее, а потом мне нужно будет заняться устройством и собственного дома и начинать ждать сына. Но не прямо сейчас.

— Нет, — покачала головой я. — Осталось посетить еще одно место.

— Я думала, что мы увидели все наши места, — сестра явно удивилась. — Какое же осталось?

— То, где ты раньше не была, — мрачно ответила я. Волнение колыхалось внутри, как мерзкое гнилое болото. — Это очень близко.

Это место оставалось все таким же странным, как в моем сне — серым, не похожим на весь остальной цветущий Валинор. В конце большого дикого сада виднелся большой дом. Тут совершенно ничего не изменилось. Валар, эти вечные силы мира, видимо, любят спокойствие и стабильность своих жизней. Неудивительно, сколько же лет они прожили…

— Мне здесь не нравится, — сказала Галадриэль. А я просто не могла поверить в то, что я во второй раз в жизни на самом деле попала в место своего вечного ночного кошмара.

— Пойдем, — сказала я, но Галадриэль лишь покачала головой. А я должна была идти.

— Постой, не надо! Мне это не нравится! — крикнула мне сестра, но я быстро зашагала по дорожке, ощущая абсолютную нереальность происходящего и страшась того, что все это на самом деле настоящее.

В этот раз я все же дошла до дома, и никто меня не встретил. Я решительно постучала в дверь. Увижу ли я снова Олорина? Вернулся ли бывший когда-то Белым магом Майа к своей госпоже. В Валиноре кое-что изменилось со времен моей юности, поменялось ли это?

Дверь мне открыл высокий голубоглазый юноша. Я сразу его узнала, он не был Митрандиром, он был из моего сна.

— Олорин, старый друг, — улыбнулась я.

— Сильмариэн, — он улыбнулся в ответ. И все. Здесь пылкие восторги казались неуместными, и то множество вопросов, которое я хотела бы задать Митрандиру… Олорину словно отступило прочь. Не то место, не то время. Все здесь казалось слишком странным, пугающим, продирающим до костей. Как страшный сон.

— Я не заблудилась, — прошептала я. — Не все повторяется.

И мне больше не десять лет, а столько, сколько страшно представить.

Олорин провел меня внутрь дома, в маленькую комнату, все в которой было серо-голубое. Здесь было прохладно. Мне казалось, что я нахожусь в чудом получившем продолжение или не так пошедшем сне. Я опустилась на диван и прикрыла глаза. Сейчас я их открою и пойму, что всего этого не было. Ни Средиземья, ни моего сына, ни Трандуила с Сауроном. Ни Ангбанда, Дориата, Ривенделла и так далее… Я лежу в кровати в доме мамы, он по-прежнему на месте. Завтра нужно навестить Мелькора, кажется, я хотела у него что-то спросить… но про что? Все вокруг поплыло. Я крепко сцепила руки в замок, напряженно прислушиваясь. Тогда Олорин сам отвел меня домой, и я не была здесь, но я почти услышала хихиканье и зов братьев.

— Эй, дурочка! Вылезай! — крикнули близнецы, и я мысленно огрызнулась. Пусть сами ищут, иначе я так в прятки не играю.

— Сильмариэн! Дочь! Куда ты запропастилась? — громыхнул голос отца, и я вздрогнула, сжала кулаки, но боль от впившихся в ладонь ногтей не вернула меня к реальности. Что я опять сделала не так?

— Ты прекрасней Сильмариллов! — прошептал самый прекрасный в мире голос, и я широко распахнула глаза. Нет, они не могут быть здесь, как не могла вся моя бесконечная жизнь быть всего лишь сном! Это все какие-то видения… Все перемешалось… Сколько мне лет? Десять? Сто? Больше семи тысяч?..

Я не сразу заметила наблюдавшую за мной Валиэ. Чувствуя себя немного пристыженно, я встала и сказала:

— Должно быть, я задремала.

— Это место полно воспоминаний, — ответила Ниенна. — Воспоминаний множества живых существ. Скорбных воспоминаний. Я помню тебя, — она шагнула ко мне, дотронулась до моих волос и аккуратно заправила переднюю прядь за ухо. — Почти все твои хорошие воспоминания стали скорбными.

— Почти все, кто был в этих воспоминаниях мертвы, — вздохнула я. — Но несмотря на это, я цепляюсь за свои воспоминания, даже если они причиняют мне боль. Без них я никто.

Ниенна печально улыбнулась.

— Вы предрекали мне ужасное будущее, — продолжала я. — Но я вернулась и хотела сказать, что я справилась. Я не потерялась во тьме.

— Разве? — откликнулась Валиэ. — В тебе нет чистого света, как и в твоей сестре, что стоит в саду.

— Свет не может не стать глуше после стольких лет борьбы, — решительно ответила я. — Но и чистой тьмы во мне нет. Это давно уже в прошлом. И теперь все прошло, и мне больше не надо делать выбор. Больше никаких тревог и никаких сюрпризов. Никакого выбора стороны. Я больше не сделаю ничего великого, и меня это лишь радует.

Улыбка Ниенны стала еще печальнее, пусть до этого мне и казалось, что это уже невозможно.

— Я понимаю тебя, дитя, — сказала она. — Я за тобой, бывало, наблюдала. У тебя была тяжелая жизнь. Настало и твое время успокоения. И я желаю тебе счастливой жизни, Сильмариэн. Я желаю, чтобы ничто не нарушило твой покой.

В первую нашу встречу Ниенна плакала, а теперь улыбалась. И я улыбнулась ей в ответ.

Больше мне никогда не снилась Ниенна.

Я вышла из этого дома успокоенной и счастливой. Я увидела все, что хотела, отдала все долги, примирилась со всеми, кого я любила. Все началось там же, где и закончилось. Пора было начинать новую жизнь.

Услышав стук в дверь, я подумала, что, должно быть, принесли почту — приглашение от кого-нибудь или заказанные мной новые туфли. А, быть может, хотя я никого и не ждала в тот день, заглянул кто-нибудь из моей семьи. Отложив книгу и широко улыбнувшись, я пошла встречать неожиданного гостя.

В Валиноре я жила спокойной жизнью, не замечая течения лет. Я жила одна, но вблизи от Леголаса и Тауриэль; встречалась с друзьями, ходила на праздники, занималась всякими необременительными делами, пыталась написать что-то еще. И эта неожиданная встреча заставила меня впервые за множество размеренных веков побледнеть и покрыться испариной.

— Здравствуй, Сильмариэн, — сказал он, широко и самоуверенно улыбаясь.

— Ооо, — только и сумела вымолвить я, понимая, что веду себя глупо, по-детски.

— Мне кажется, или ты рада меня видеть? — спросил Саурон, скорчив жалобную мину. Его вид заставлял меня сомневаться в собственном рассудке и в том, какое сейчас время. Он был… совершенно таким же, как в те дни, когда мы только познакомились — абсолютно точно не бестелесный, красивый, статный, и в первые моменты я не чувствовала ничего, кроме бесконечного изумления.

— Сильмариэн? — позвал Саурон. Я же не могла перестать изумленно смотреть на него, ведь Темный Майа, Враг, как его когда-то называли — это совсем не тот, кого ожидаешь увидеть в мирном и спокойном Валиноре!

— Я так и думал, — вздохнул он, едва прикасаясь взял меня под локоть и завел обратно в дом. Через минуту я сидела в любимом кресле-качалке, а в моей руке оказался стакан воды с лимоном, который я тут же осушила.

— Тебя уже отпустили? — спросила я, чуть-чуть придя в себя. — Не слишком ли быстро? — нужно скрыться за этой иронией, не показывать ему, как я себя чувствую на самом деле… Хотя нет, уже поздно.

Саурон довольно кисло улыбнулся и сел в кресло напротив.

— Ты саркастична, как всегда, дорогая, но я подозреваю, что ты будешь самой доброй из всех, с кем мне еще предстоит здесь встретиться. А откуда меня должны были отпустить?

Я вернула ему его улыбку.

— От Мелькора, конечно!

— Почему ты так уверена, что я там был? — фыркнул Саурон. — Дорогая Сильмариэн, если бы меня отправили к Мелькору, я так просто бы не выбрался. Нет, со мной Валар решили не повторять своих ошибок. Он по-прежнему там же, и в заточении его ненависть растет и крепнет. Подозреваю, что если он вырвется, нам всем придет конец. Но я не хочу тебя пугать, не думай об этом, — добавил он. — Я был в куда более странных и отдаленных местах, чем Мелькор.

— В каких же? — с подозрением спросила я.

— В самых разных. Не здесь, далеко отсюда. Арда — не единственное место в мире. Кажется, мы даже ничтожны по сравнению с некоторыми из этих других вселенных. Но тебе нельзя говорить о Чертогах Мандоса, а мне о том, что я видел там.

— А ты видел Средиземье? — спросила я, потому что хотя моя жизнь там давно закончилась, я все равно хотела знать, что происходит в Средиземье, а это уже давно было неосуществимо. — Подозреваю, о нем тебе говорить можно, — остальные миры, пусть они и действительно существовали, а не были выдуманы Сауроном или не привиделись ему, меня не сильно интересовали. Только наш.

— Видел, — вздохнул Саурон, — и не так давно. Там теперь все совсем по-другому. Другое общество, другая техника… И все о нас уже давно забыли. Считают героями старых сказок, но не более. Люди думают, что на западе есть какой-то материк. Не Валинор, куда уж им. Доплыть, правда, пока не могут. Да и никогда не смогут. Уже Пятая Эпоха, поверить только.

Его голос казался печальным, и мне тоже взгрустнулось. И как могло так быстро пройти время в Валиноре? Никаких тревог, пока в Средиземье сменялось все, пока там память о нас отмирала, а история становилась легендами.

— Я расскажу тебе об этом потом, — добавил Саурон, — если ты будешь готова.

Я слабо пожала плечами. Тяжело быть к такому готовым. Когда-то напуганная, но много мнящая о себе Сильмариэн боялась, что ее история интересна всему Средиземью, а теперь о ней вряд ли кто-нибудь вообще слышал. А может и слышал, как о спутнице чудовища, который пытался завоевать какие-то сказочные земли. Наверняка, чудовище это теперь тоже герой бабушкиных сказок. А ведь когда-то одно имя великого и ужасного Саурона боялись произносить вслух. Когда-то так оно и было, но как же давно это прошло…

— Теперь мои странствия закончены, — сказал Майа, я видела, как он внимательно наблюдает за моим лицом. — И я снова вернулся туда, откуда начинал, как и ты. Странно, многое тут вообще не изменилось.

— И это замечательно, — ответила я. Действительно, за то время, что я уже прожила в Валиноре — много-много счастливых лет — перемен почти не было. Те же Эльдар, время от времени строящие себе новые дома или придумывающие новые способы времяпрепровождения. Те же Валар, с той же волей и теми же предпочтениями. И все. Все, кто хотел уехать из Средиземья, прибыли много лет назад, всколыхнули легкой волной слегка застоявшийся Валинор, а потом все снова стало так, как было. Немного фантазии — и я могла себе представить, что мне не больше сотни лет, и рядом со мной сидит новый друг, о котором я мало что знаю, но который мне безусловно нравится.

— Я только что вернулся, — сказал Саурон, отвлекая меня от раздумий. — Теперь мне разрешили остаться здесь.

— Валар разрешили?

— Кто же еще. Я скитался целую Эпоху, но теперь мне даровали прощение, дали шанс на новую жизнь. Я действительно благодарен за это. Я думал, что все закончится куда хуже.

Я вспомнила, как Майа трясся в ту ночь, когда мы виделись в последний раз, и он сказал мне, какое принял решение. Я была поражена, но больше не тем, что Саурон был прощен относительно быстро, а тем, что тогда он действительно не солгал и пошел к Валар, и просил дать ему шанс.

— Я на самом деле удивлена тому, что ты сидишь здесь передо мной, спустя столько лет, — протянула я, словно объясняясь. Не было смысла этого скрывать.

— Я вижу. Ты ведь не верила мне, не думала, что я могу измениться, верно? — он смотрел на меня внимательно, без улыбки.

Я с опаской кивнула.

— И они мне поначалу не верили, но ты сама видишь, чем все закончилось.

— Тем же, с чего и началось? — то же место и те же двое, сидящие рядом друг с другом.

— Да, и мы снова здесь, на земле Валар и Эльдар, и внешние события касаются нас не больше, чем в те далекие времена, — он понимал все не хуже меня. Я снова кивнула.

— Как живешь? — спросил Майа.

— Хорошо. Тихо, размеренно и спокойно, как того и хотела.

— Не скучно?

— Ни капли. Все замечательно. У меня даже есть взрослая внучка, представь, — я осеклась, и в голове тут же мелькнула мысль о том, как бы она или ее родители ни решили бы сейчас ко мне зайти. Было бы не слишком вовремя.

Саурон (или нет?… Я снова не понимала, как следует его называть) фыркнул, словно угадав мои мысли.

— Рад за тебя, если ты действительно счастлива. Ведь ты счастлива?

Я выгнула бровь и посмотрела ему прямо в глаза.

— А ты?

— Я относительно спокоен, об остальном говорить рано, — Саурон пока что не устроен, не уверен в себе, осознала я с внезапной радостью. Ему явно придется тяжело. Даже сейчас я мелко радовалась его неудачам.

— Ох и разозлятся же мирные жители Валинора, когда ты объявишься перед ними! — не сумев сдержаться, подколола его я.

— Сам знаю, — нахмурился Саурон.

— Жить тебе спокойно явно не дадут, — предупредила я. — Кстати, как следует тебя называть?

— Называй, как хочешь. Майрон, Аннатар, да хотя бы Гор, — последнее Майа сказал с ехидцей, и я растянула губы в кислой усмешке. Легкое упоминание о нашей старой давно пропавшей подруге Тхури мне не нравилось даже сейчас. — Только не Сауроном, прошу.

— Не хочешь использовать былую славу?

— Нет. Просто я больше не он.

Я окончательно растерялась. Много последних тысячелетий я считала, что только дурак поверит Саурону, но теперь… Все же Валар дали ему свое прощение! Но и Мелькора они простили после того, как он три столетия отсидел в Чертогах Мандоса… Это же, Моргот побери, Саурон, как можно простить его после всего, что он сделал… когда-то очень давно? На самом деле, я даже не была уверена, что не покидавшие Валинор Эльдар хорошо знают, кто он такой.

— Я думаю, — осторожно и все же с сомнениями начала я, — что, наверное, Валар не зря дали тебе свое прощение.

— Ты не хочешь сомневаться в Валар, но во мне все же сомневаешься? — спросил Саурон. Я ничего не ответила, но он и так все понимал. О, он почти всегда все понимал, даже когда я сама еще не могла собрать все свои мысли.

— Я знаю, что навсегда подорвал твое доверие, — вздохнул он.

— Еще в Эрегионе, сам помнишь, — усмехнулась я, ясно давая ему понять, что, что бы ни случилось, об Эрегионе я буду помнить всегда, хотя теперь его тогдашние зверства казались такими далекими… даже нереальными.

— А ты помнишь, каким я был во времена Эрегиона? — спросил он. — Таким, каким нравился тебе, только хорошим.

— Да? — приподняла бровь я. — И, не напомнишь, ведь все это было притворством?

— Зато теперь я такой, как тебе нравится, только это не притворство, — сказал он, и я почувствовала одновременно и смущение, и раздражение.

— Это было давно. Откуда тебе знать, что мне нравится теперь? — мягко возразила я, сдержавшись. — Да и обсуждать сейчас такие вещи мы не договаривались, так что лучше вернемся к насущным делам, — мне не нравилось, что Саурон вообще поднял тему наших давным-давно умерших в муках отношений, и я решила свести все к шуткам.

— Как скажешь, дорогая, — сокрушенно сказал он. — Тебе решать.

— Ты стал слишком уж смиренным, — с подозрением протянула я. — Мне это не слишком нравится.

— А говоришь, что твои пристрастия изменились, — но я лишь закатила глаза. Все же раскусил.

— Единственное, что я тебе скажу — живи, как живется, не делай зла другим, и я не буду тебе мешать.

— Что бы ты ни сделала, ты мне не помешаешь, — весело возразил он.

— Думаю, ты понял, — я мягко улыбнулась.

— Значит, ты не против меня неподалеку. И ты готова поручиться за мной перед другими? — воскликнул он, схватив меня за руку.

— Тебя теперь волнует и мнение других? — я встала с кресла и высвободила руку. — Удивительно. Но нет и нет! — я двинулась в сад за домом. Майа пошел следом. — Ты в состоянии сам за себя постоять, потому что в то, что у тебя выпали все зубы я и сейчас, и через десять тысяч лет не поверю.

— И правильно, — усмехнулся он. — И мой юмор тоже на месте.

— Я не хочу, чтобы мои дети на меня разозлились, — продолжала я. — Или ты думаешь, что я только и ждала тебя, чтобы со всеми разругаться? Разбирайся сам, дорогой, но знаешь… — задумалась я, — я готова иметь с тобой дело, если ты ничего не выкинешь, а в таком случае я буду очень и очень разочарована.

— Я буду безупречен, Сильмариэн, — заверил меня Саурон. — Я рад, что ты согласна. Скажи честно, тебе скучно здесь?

— Нет, — отрезала я, — я делаю это не от скуки, а от великой доброты.

Скучно мне не было, но одиноко изредка бывало. У Леголаса была своя семья, у Келебриан и Галадриэль свои, и мне нравилось жить одной, в небольшом отдалении от остальных Эльдар. Но изредка, в долгие прохладные вечера, в бесконечно одинокие часы эта тоска накатывала, и я жалела о том, что рядом со мной нет никого, способного расцветить жизнь. Я давно избавилась от всех старых любовных чувств, и я вовсе не думала о том, что где-то меня ждет новая любовь, поэтому и не просила Валу Манвэ, чтобы он закончил наш с Трандуилом брак. Муж, по каким бы то ни было причинам, тоже этого не делал. Мы виделись иногда, но только на семейных праздниках и только в присутствии Леголаса. Хотя мой брак еще и существовал, я была одна, но меня это не часто тревожило.

Не беспокоил меня больше и брак Леголаса и Тауриэль, хотя когда я узнала о нем… это стало самым сильным переживанием за всю мою валинорскую жизнь. Я удивлялась схожести судеб отца и сына. Такие одинаковые внешне, но непохожие по характеру, они оба влюбились в отчаянных рыжеволосых женщин, которые сами сначала любили кого-то темноволосого и куда более необычного… Но шли годы, у моего сына все было хорошо, его семья была прекрасна, и тревога меня давно отпустила. Я радовалась тому, что у Леголаса и Тауриэль все сложилось куда лучше, чем у нас с Трандуилом. Радовалась тому, что Тауриэль смогла найти в себе силы, что жить дальше после всего, что с ней произошло. И я, и Келебриан, и Тауриэль — мы все перешагнули свое прошлое.

Но Саурону всего этого знать было не обязательно, поэтому я просто сказала твердое “Нет”.

— Думаю, и мне скучать не придется, — заметил Майа. — За последние века я видел немало полезного, что можно было бы использовать и здесь.

Все обуревавшие меня сомнения сразу отразились на моем лице, и Саурон добавил:

— Не то полезное, о котором ты думаешь. Я не про новые колодки, если ты об этом.

Я оскорбленно усмехнулась.

— Смотри, — предупредила я, — я буду за тобой наблюдать.

— Почту за честь. Наблюдай, дорогая. Все равно ты не найдешь к чему придраться, — я еще раз усмехнулась. — Неужели найдешь?

— Посмотрим.

Найду.

Мы посмотрели друг другу в глаза, и я почувствовала легкий азарт и какую-то ненормально большую радость. Но нет, хватит, наверное, на сегодня этого странного разговора.

— Мне нужно подумать, — недвусмысленно намекнула я на его желаемый уход.

— До скорого, Сильмариэн, — бросил Саурон перед тем, как уйти. — Думаю, теперь мы долго не соскучимся.

— Как посмотреть, — на самом деле я была с ним совершенно согласна. — До скорого, Саур… Гортх… а, неважно. Просто до свидания, — пока что я не могла решить ни то что как относиться к произошедшему, как относиться к нему самому, но даже то, как к нему обращаться. Все произошло слишком неожиданно. Я не так много вспоминала о нем за последние века. Не чаще раза в год, наверное, а может и нет…

Я стояла в двери и смотрела, как он уходит в сторону домов других эльфов и улыбалась, прекрасно осознавая, что не следует мне выглядеть такой довольной. Но сдержаться не могла. Внезапно Майа развернулся и помахал мне. Я неуверенно подняла руку и сделала то же самое. Нас еще разделяло всего лишь несколько десятков шагов, но мы прощались, как будто кто-то отправлялся в дальнее плавание.

Он приподнял бровь, подмигнул, взмахнул рукой. Я сделала то же самое. Все было ясно без слов, и я подумала, что будет куда лучшим мне остаться дома и все хорошенько обдумать.

— Постой! — воскликнула я, спустившись с крыльца. — Так что тебе можно рассказывать про свои дальние странствия? — обещала же я себе не делать ничего глупого, поспешного или предосудительного… И очень долго и не делала.

— Множество вещей, дорогая. Ты себе даже не можешь представить…

Я взяла его под руку, и мы медленно пошли по дороге, ведущей из города, и разговаривали так, словно не виделись множество лет, но при этом привыкли говорить каждый день. Он придет и завтра и будет приходить пока весь круг нашего бытия не замкнется.