Муж.

Жена.

Мамаша.

Племянник.

Стрелок.

Хозяин

Гость

Одноместный номер в обычной гостинице. Тахта, тумбочка, журнальный столик, стул, кресло. На столике – графин с водой, два стакана.

На стене – картина в раме. Вечер. На тахте лежит постоялец, хозяин номера. Мы так и будем называть его – Хозяин. Он прилег с газетой, сняв только пиджак и скинув ботинки.

Стук в дверь. Хозяин вскакивает и прямо в носках идет к двери.

Хозяин. Кто там?

Голос из-за двери: «Свои… Откройте, пожалуйста». (Открывает дверь.)

На пороге – Гость. Ровесник Хозяина, года 42–43. На нем поношенное серое пальто с поясом, модное лет 15–20 назад, белый шелковый шарф, вместо галстука – небрежно повязанный черный бант. В руках зеленая велюровая шляпа.

Вы к кому?

Гость. Я в 343-й номер… Это 343-й номер?

Хозяин. Да.

Гость. Тогда я к вам.

Хозяин. Ко мне?!

Гость. К вам. Не прогоните?

Хозяин. Входите…

Гость (проходя в номер). Как вам здесь нравится? Недурный апартамент, правда?

Хозяин. Для одного в самый раз.

Гость снимает пальто:

Давайте я повешу.

Гость. Ничего. Я сам. (Подходит к шкафу, открывает дверки.) А где вторая вешалка?

Хозяин. Не было… Была одна.

Гость. А если подумать?

Хозяин. Я не видел второй.

Гость. Я так и знал! Крохобор.

Хозяин. Но…

Гость. Да я не про вас. (Садится в кресло, вынимает пачку папирос.) Ку́рите?

Хозяин. Нет.

Гость (прикуривает, ищет, куда бросить спичку). Где пепельница?

Хозяин. Не было.

Гость. А вы искали?

Хозяин. Я думал, не положено… Я не курю.

Гость. Вы всегда только о себе думаете?

Хозяин. За пепельницей обязана следить администрация.

Гость. Не трогайте администрацию! Она здесь ни при чем.

Хозяин. А при чем здесь я?

Гость. Вы хозяин.

Хозяин. Я гость.

Гость. Это я ваш гость.

Хозяин. А ведете себя как хозяин.

Гость. Я имею право.

Хозяин. Это почему?

Гость. Потому что я знаю, где ваша пепельница.

Хозяин. Где?

Гость. Поищите за портьерой. Быстро!

Хозяин заглядывает за портьеру и достает оттуда керамическую пепельницу.

Хозяин (искренне удивлен). Смотрите!

Гость. Это вы смотрите. Я ее уже видел. Она целая?

Хозяин. Что?

Гость. Не разбитая?

Хозяин. Целая.

Гость (презрительно). Слабак!

Хозяин. Слушайте, кто вы такой?

Гость. А какое вам дело?

Хозяин. Я хозяин!

Гость. Только что вы говорили, что вы гость.

Хозяин. Не путайте меня!

Гость. А может, я хочу вас запутать.

Хозяин. Зачем?

Гость. Чтобы потом, в конце концов, вы мне сказали правду.

Хозяин. Вы сыщик, что ли?

Гость. Ну, все мы что-нибудь ищем…

Хозяин (решительно). Я ничего не знаю.

Гость. А я вас еще ни о чем не спрашивал.

Хозяин. Я в смысле, что не представляю для вас интереса.

Гость. Ошибаетесь. Я очень хочу с вами познакомиться. Очень!

Хозяин. Что вам от меня надо?

Гость. Кто вы такой и сколько времени находитесь в этом номере?

Хозяин. Я инженер, приехал сюда в командировку по делам. Живу здесь три дня… три с половиной.

Гость. Вы ничего не заметили тут странного? Ничто не привлекло вашего внимания в этой комнате?

Хозяин. Нет. Номер как номер.

Гость. Номер как номер… Обидно.

Хозяин. А что я должен был заметить?.. Вы спросили – я ответил.

Гость. Впрочем, может быть, вы просто невнимательный. Придется вас проверить. Закройте глаза.

Хозяин. Зачем?

Гость (жестко). Закройте глаза!

Хозяин (закрывает глаза). Ну.

Гость. Опишите мне все, что есть в комнате.

Хозяин. Стол… два стула…

Гость. Неверно.

Хозяин. Почему? Два.

Гость. Один стул, одно кресло.

Хозяин. Какая разница!.. Так… Тумбочка… Шкаф… Ну и все.

Гость. Не все.

Хозяин (с раздражением). Я больше ничего не помню!

Гость. Неправда. Такую важную вещь вы не могли не заметить.

Хозяин. Еще кровать.

Гость. Тахта.

Хозяин (открывая глаза). Слушайте, у вас есть документ?

Гость. Какой документ?

Хозяин. Что вы сыщик, или как там у вас это называется… Покажите мне документы, что вы имеете право задавать людям вопросы.

Гость. Разве на это нужны какие-то особые документы?

Хозяин. А как же! Приходят – закрой глаза, открой глаза…

Гость. Открывать я вас не просил.

Хозяин. Ваши документы!

Гость. Ну что вы заладили – документы, документы… Как будто в документах счастье.

Хозяин. Документы! Или я выброшу вас из номера.

Гость. А вот это, дорогой, не получится. Учтите! Даже если я сейчас уйду, я останусь с вами. По крайней мере, пока вы живете в этом номере.

Хозяин. Бросьте!.. Тумана-то напускать. Нынче мода такая – напускают на себя черт-те что, а сами… ноль без палочки. Документы!

Гость (протягивает Хозяину паспорт). Думаю, моей фамилии вам будет достаточно.

Хозяин (читает). Алопатьев… Яков Николаевич. Ну и что?

Гость. Это вас надо спросить. Нигде мою фамилию не встречали?

Хозяин. Нет…

Гость. А если подумать?

Хозяин. Алопатьев… Алопатьев… Что-то знакомое… Совсем недавно…

Гость. Вы не безнадежны.

Хозяин. То ли на двери какого-то кабинета, то ли в приказе по министерству…

Гость. Вот видите! А вы грубили.

Хозяин. Но вы как-то странно себя вели…

Гость. Не бойтесь, я не из начальства.

Хозяин (осмелев). Не вам ли выговор в последнем приказе объявили?

Гость. Приказы, министерства… Я не имею с этим ничего общего.

Хозяин (облегченно). Вот и хорошо… Курите. (Протягивает Гостю сигареты.)

Гость закуривает.

Но где-то я видел Алопатьева…

Гость. Теперь не успокоитесь. Ну-ну – вспоминайте. (Курит.)

Хозяин. Может быть, здесь, в гостинице… Или в номере… (Встает, начинает ходить по номеру.)

Гость. Холодно… холодно…

Хозяин подходит к тахте.

Тепло, тепло…

Хозяин делает шаг в сторону двери.

Еще теплее!

Хозяин подходит к стене.

Жарко! Жарко! Уф-ф-ф, как жарко!..

Хозяин уставился в стену перед собой. На стене висит картина. Хозяин тычет пальцем в угол картины.

Хозяин. Вот! Нашел. Алопатьев. Так вы художник?

Гость. Художник.

Хозяин. Так что же ты мне тут голову морочил! Вопросы, ответы… Я-то думал…

Гость. А что вы думали?

Хозяин. Не ваше дело! Нагородишь себе черт-те что, а все просто.

Гость. Да нет, не просто.

Хозяин. Опять за свое?

Гость. Я хочу сказать: вас тут ничего не удивляет?

Хозяин. А что?

Гость. Ну вот вы сидите в номере, и вдруг с вами рядом оказывается художник картины, которая висит у вас на стене. Не странно ли?

Хозяин. Что ж тут такого? Ведь ничего странного не было бы, если бы в номер вошла горничная или, скажем, водопроводчик – ведь нормально. Сфера обслуживания…

Гость. А вы заявку давали?

Хозяин. Какую заявку?

Гость. Чтобы водопроводчик пришел.

Хозяин. Нет.

Гость. Значит, было бы странно, если бы водопроводчик явился без заявки?

Хозяин. Но я ведь и на художника заявки не подавал, а тем не менее явились.

Гость (гордо). Художники не приходят по вызовам.

Хозяин. Тем более ничего удивительного в том, что вы мне не нужны, а вы пришли в мой номер.

Гость. Так вы не хотели меня видеть?

Хозяин. Я вас не знаю.

Гость. Почему же? Вот моя картина. Тут весь я. Вы три дня живете в этом номере, три дня вы смотрели на мою картину. И вам не хотелось познакомиться с автором?

Хозяин. Ничего я на нее не смотрел. Только кинул взгляд на подпись, увидел – Алопатьев, и все. Я люблю фамилии читать.

Гость. А живопись вы любите?

Хозяин. Сейчас посмотрю. (Подходит к стене, разглядывает картину.) Ничего себе.

Гость. Вы находите?

Хозяин. А что? Все нормально. Деревья похожи, небо, тучи… Человек идет как настоящий… С натуры рисовали?

Гость. С натуры.

Хозяин. Тут же дождь идет!

Гость. Ну и что?

Хозяин. Так под дождем и рисовали?

Гость. Не под дождем, а под зонтом.

Хозяин. Да… У вас, у художников, тоже жизнь несладкая…

Гость. Я тогда этого дождя даже не заметил…

Хозяин. Бывает. Я тоже сижу иногда без обеда, не жрамши. Домой надо идти, а ты сидишь… Про все забываешь… Особенно про жену.

Гость (вдохновенно). А я тогда только про нее и думал.

Хозяин. Про кого? Про жену, что ль, свою?

Гость. Тогда она мне еще не была женой.

Хозяин. А потом?

Гость. А потом и подавно.

Хозяин. Разошлись. Эх, я тоже… Кто с ними уживется?

Гость. У меня все другое. Я не сходился.

Хозяин. Это тоже правильно. Лучшее средство от развода.

Гость. Как сказать… Я ведь очень хотел жениться.

Хозяин. Так что ж?

Гость. Картина между нами встала. Эта.

Хозяин. Ей не понравилась?.. А, по-моему, ничего. Все на месте. Деревья, небо, тучи…

Гость. Да она тоже оценила. Только в буквальном смысле. Она директрисой этой гостиницы была.

Хозяин. Этой?!

Гость. Этой.

Хозяин. Полезная любовь.

Гость. Да, я имел несчастье в нее влюбиться. Эту картину только ей рисовал. Кисть сама по полотну ходила, и краски ложились необыкновенные. Влюбленный художник, знаете, он сразу становится мастером. Между ним и Леонардо разницы нет. Вообще великие стали великими потому, что каждую минуту они любят. А рядовому художнику это счастье выпадает раз в жизни. У рядового художника любовь проходит, и все. И он уже не Леонардо. Это я понял… Надо ловить момент. И я поймал. Вот он, этот момент. (Встает, подходит к картине.) Хорошо, правда?

Хозяин (с некоторым раздражением). Я же говорю, ничего себе. И похоже, и красиво.

Гость. А что? Похоже и красиво! Наверное, это и есть искусство, когда похоже и красиво… (Вздохнул.) Ничего-то вы не поняли.

Хозяин. Это почему же?

Гость. Я не вам. Я своей директрисе. Ничтожная оказалась женщина. Недостойная порыва.

Хозяин. А вы еще говорите, она из вас Леонардо сделала.

Гость. Инвентарный номер она из меня сделала!

Хозяин. Все они такие. Из меня тоже веревки вьют.

Гость. Нет, она буквально сделала из меня инвентарный номер. 675247. (Снимает картину с гвоздя, переворачивает – на обратной стороне холста крупно выведен номер 675247.)

Хозяин (сочувственно). Как же она вас так?..

Гость. Вот так… Я ей плод вдохновения, порыв. Перед самой свадьбой… Ей! Только ей и никому больше! А кому же? Рембрандт писал для своей Саскии, а я для директрисы. Меняются времена…

Хозяин. Да они этого не стоят, бабы!

Гость. Не стоят… Моя Саския провела картину через бухгалтерию. И приобрела ее как руководитель хозрасчетной единицы. И выписала мне деньги…

Хозяин. Все-таки ваша не окончательная сволочь.

Гость.…чтобы на свадьбу нам из своих не тратиться. Чтобы все даром обошлось. Леонардо в водку да в сайру превратить!..

Хозяин. Свадьбы нынче дорого обходятся… Я дочку свою замуж выдавал, пришлось готовых котлет купить четыреста штук! Два ведра!

Гость. Какие котлеты? Что вы говорите? У художников не бывает свадеб. Тем более с котлетами. А ей, конечно, хотелось! Хотелось фаты, машины с пупсом, загса, марша Мендельсона, жирной закуски… «Горько! Горько!..» Эх, людишки!..

Хозяин. А у нас все было: и фата, и машина с пупсиком, и загс… Только вот Мендельсона не было… Не достали. Пришлось под Мигулю по ковру идти…

Гость. Грустно все это…

Хозяин. Почему грустно? Всю ночь гуляли. Два раза неотложка приезжала.

Гость. Это все не для меня. Мне это, понимаете, противно.

Хозяин. Противно?.. Это почему же?

Гость. Некрасиво… неэстетично… Котлеты в ведрах… Бр-р-р!..

Хозяин. Не подавились. Все подмели подчистую.

Гость. Какая гадость!

Хозяин. Что-о-о?!

Гость. Пошлость все это.

Хозяин. Пошлость? Ну знаешь!.. Ты на себя посмотри! Ты чистенький! А твои шашни с директором гостиницы? Знаем мы таких хлюстов.

Гость. Вы не смеете!..

Хозяин. Смею! Нет чтобы с простым работником – ему директора дай пощупать.

Гость. Хам!

Хозяин. Чего-чего, чего-чего?.. (Наступает на Гостя.)

Гость (отступая к стене). Хам, хам, хам… Тупой жлоб. Ты на свою морду посмотри – сплошное мясо. Вот из чего можно котлет наделать.

Хозяин. Ах ты, гнида!.. (Хватает Гостя за лацканы пальто.)

Гость (визжит). Не трогайте меня!

Хозяин. Да я тебя!..

Внезапно Гость кусает Хозяина за руку.

(Взвыл от боли.) А-а-а-а!..

Гость. Говорил, не трогайте меня.

Хозяин. Ты что ж кусаешься, сука!

Гость. А вы что хватаетесь?

Хозяин. Может, ты сумасшедший.

Гость. Я же не до крови…

Хозяин. Я б тебя тогда убил!

Гость. Сами первыми начали.

Хозяин. А кто хамом обзывался?

Гость. Но вы же меня хлюстом…

Хозяин. А кто про свадьбу «пошлость» говорил?

Гость. Но я с эстетических позиций…

Хозяин. Вот за это вас и не любят!

Гость. Кого это нас?

Хозяин. Вас. Таких.

Гость. А кто не любит?

Хозяин. Мы. Народ.

Гость. А мы вас любим.

Хозяин. Кто это вы?

Гость. Мы. Такие.

Хозяин. А кого – нас?

Гость. Вас. Народ. Если хотите, ешьте ваши котлеты, идите под Мендельсона…

Хозяин. Под Мигулю.

Гость. Да идите подо что хотите!

Хозяин. Хочешь сказать – «к черту»?

Гость. Да куда хотите! Только оставьте меня в покое! Я даже готов быть свидетелем на вашей свадьбе. Свидетелем – не больше!

Хозяин. Ишь ты, снизошел! Как-нибудь без тебя обойдемся. Обошлись уже и дальше обойдемся.

Гость (грустно). И я вас на свою свадьбу не позову.

Хозяин. Куда нам со своими котлетами!..

Гость. Просто свадьбы у меня никогда не будет.

Хозяин. Да какая баба за тебя пойдет!

Гость. Что вы понимаете в женщинах!..

Хозяин. Зато я в мужиках разбираюсь. Кусаешься как баба.

Гость. Она очень хотела за меня. Она была уже не девочка, у нее это был последний шанс. И она его бездарно упустила.

Хозяин. Тоже мне шанс!

Гость. Когда я узнал, что мне перед свадьбой надо зайти в бухгалтерию, я и в бухгалтерию не пошел, и на свадьбу не явился.

Хозяин. Обиделся?

Гость. В душу она мне плюнула. В душу! Оскорбила, понимаете.

Хозяин. Ну и дурак! Как деньги могут оскорбить человека. Вот когда их не дают – вот оскорбление! За это убивать мало.

Гость. Такую картину – и в рядовой гостиничный номер…

Хозяин. А что же, мы не люди?

Гость. Я не к тому. Я же ей, ей одной рисовал!

Хозяин. Да что ты уцепился за свою картинку! Ты бы ей после свадьбы сто таких наделал.

Гость. Как вы с ней похожи! Она мне то же самое говорила. Даже цифру эту же называла – сто. Не понимала, что так я больше никогда в жизни не нарисую. Вот такая Саския мне попалась…

Хозяин. А может, у них тоже… Может, она у него… у мужа своего… Ну, ты называл фамилию…

Гость. Рембрандт.

Хозяин. Во! Может, она у него тоже фату требовала, Мендельсона…

Гость.…Четыреста котлет.

Хозяин. Опять?!

Гость. Нет, что вы!.. Наоборот, то, что вы говорите, вполне возможно – они любили поесть. Да я, собственно, тоже против котлет ничего не имею.

Хозяин. А что в них плохого?

Гость. Ничего.

Хозяин. Если с чесночком да мясцо хорошее – пальчики оближешь.

Гость. Нет, не Саския она была. Правда, и я не Рембрандт.

Хозяин. А что, собственно, в нем такого особенного, если разобраться?

Гость. Я себе цену знаю…

Хозяин. Ну вот! Чего тогда обижаться! Она директор – эту цену определила и на руки хотела выдать. Может, занизила?

Гость. Я отказался и от денег, и от ее согласия на нашу свадьбу.

Хозяин. И теперь жалеешь!

Гость. Ни капли!

Хозяин. А то я не вижу! Ходишь в гостиницу, думаешь, простит.

Гость. Вы не поняли, зачем я хожу в гостиницу?

Хозяин. Зачем?

Гость. С вами поговорить.

Хозяин. Со мной?!

Гость. Я имею в виду всех, кто останавливается в этом номере.

Хозяин. И вы ко всем приходите?!

Гость. Ну, собственно… Да, ко всем.

Хозяин. Времени не жалко.

Гость. Здесь висит моя картина.

Хозяин. Боитесь, что украдут?

Гость. Не понимаете… Это мой выставочный зал, мой музей. Пока здесь висит моя картина. Когда-то я думал, что мои картины будут украшать самые большие музеи мира. Но все свелось к этой комнате…

Хозяин. Маловато.

Гость. Вам так кажется?

Хозяин. Если кто мечтает о мировой известности…

Гость (вызывающе). А я ее имею!

Хозяин. Ну ладно, ладно…

Гость. Нет, не ладно, а имею! Мировую известность! Просто мой мир – эта комната. Поняли? Все, кто здесь побывал, меня знают.

Хозяин. У-у-у… Сколько тут могло побывать народу! Номер-то одноместный.

Гость. Вполне достаточно. Вполне! Я тоже раньше думал, что маловато, а потом решил, что достаточно. Ведь что получается – провинциальная знаменитость мучается, что ее не знают в столице республики; столичный бог приезжает за рубеж и обнаруживает, что городской сумасшедший личность более известная, чем он; мировой знаменитости уже скучна земная слава, она хочет полететь на Марс, и чтобы там марсиане хвостиками трепетали от восторга…

Хозяин. На Марсе жизни нет.

Гость. Неизвестно. Но лучше считать, что нет. Уже легче. Не надо искать космической популярности, не надо покорять марсиан. Точно так же можно предположить, что вне этих стен нет искусства. И все! И я – король!

Хозяин. В четырех стенах. Ничего себе королевство!

Гость. Лучше быть королем на девяти с половиной метрах, чем рабом во Вселенной.

Хозяин. Вас послушать, так все кругом короли. Уж такая-то площадь у каждого найдется.

Гость. В том-то и дело, что не все… Вы, например, ничего этого не знали, значит, не король. А могли бы.

Хозяин. Спасибо. Теперь-то я знаю, что мне делать. Эх и королевство я себе организую! Приеду к себе в шарагу, запрусь в уборную – лучше меня в кабинке инженера не будет.

Гость. И чудно! Если где-то вы можете чувствовать себя наверху блаженства, зачем метаться всю жизнь, суетиться – надо это состояние длить.

Хозяин. Ну и перспективку вы мне наметили! Да здравствует толчок – персональный трон каждого человека!

Гость. Да здравствует. И когда мы поймем, что мы все короли, когда уединимся в своих королевствах, наведем там порядок, накопим монаршьи ценности – вот тогда нам будет интересно снова встретиться в новом обществе, в обществе королей. Тогда мы будем говорить на равных…

Хозяин. Ха! Стоит становиться королем, чтобы потом говорить с другими на равных!

Гость. Это будут совсем другие встречи. Совсем другие! Встречи двух держав имеют высший смысл, полны значения и важности. А сейчас мы встречаемся, как рабы.

Хозяин. Как рабы?

Гость. Как рабы.

Хозяин. Значит, я раб.

Гость. Раб.

Хозяин (встает). Ну хватит; поговорили. (Указывает на дверь.) Ауфвидерзейн.

Гость. Вы что… Почему?

Хозяин. А почему я раб? Нечего, нечего… Освободите помещение.

Гость. Но и я раб…

Хозяин. Это твое личное дело. Закрой дверь с той стороны!

Гость. Мы так мило сидели.

Хозяин. А теперь я один посижу.

Гость. Не прогоняйте меня!..

Хозяин. Ничего себе! Сам только что из номера меня вытурял, а теперь – не прогоняйте.

Гость. Я – вас? Как может быть, как может быть?..

Хозяин. Ты король, этот номер твое королевство, а для меня, получается, здесь места нет. Что ж мы, не соображаем?

Гость. Что вы, что вы!.. Вы не так меня поняли. Я чисто символически. Для вечерней беседы. Мы ведь с вами беседуем вечером. Так же?

Хозяин. Ты не беседуешь, а мелешь языком. Слушать противно.

Гость. Вы правы, я болтун… Червь, старый неудачник. Точно.

Хозяин. Ну вот! Теперь в другую сторону поехали.

Гость. Да, да, да! Всем заметно. И вы заметили. Невооруженным глазом.

Хозяин. Ничего я не заметил. Я только сказал, что говорите вы много.

Гость. Учуяли! От меня на три версты воняет неудачником. Я тухло выгляжу?

Хозяин. Запах я не чувствую.

Гость. А я чувствую! Я отлично слышу, чем от меня пахнет. Чем-то вроде смеси капель датского короля с запахом гнилых цветов. Даже не цветов, а воды, в которой они стояли недели две. Я каждый день тру себя пемзой – не помогает. Пахнет, пахнет! Это идет изнутри. Живот, сердце, мозг источают. Ничего не поделаешь… Собаки чуют лучше всех. Когда я иду по улице, они перебегают на другую сторону. Собаки нападают на удачливых, и те отшвыривают их носком ботинка. А ко мне у них брезгливость. Кусать не хочется. Я несчастный человек. А вы говорите – король…

Хозяин. Это вы говорите.

Гость. Я одинокий человек. У меня нет никого. (Пауза.) Кроме вас.

Хозяин. Меня?!

Гость. Всех, кто поселяется в этом номере. В 343-м. Я прихожу сюда, а вы меня выгоняете.

Хозяин. Да сидите, если нравится…

Гость. Не вы, а другие, которые здесь живут. В 343-м.

Хозяин. Выгоняют?

Гость. Прошлый постоялец в меня пепельницей швырнул. (Берет со стола пепельницу.) Чуть не разбил…

Хозяин. Во люди!.. Жуть.

Гость. Жизнь!..

Пауза.

Хозяин. У меня сын артистов собирает. Ты, говорит, папка, счастливый, что в Москву едешь, там, говорит, артисты по улицам ходят, может, даже с каким-нибудь в трамвае ехать будешь. Приеду, расскажу, одного, мол, художника видел. С глазу на глаз разговаривал. Парню интересно будет.

Гость. Куда мне с артистами тягаться!..

Хозяин. Почему? Ну пусть они знаменитые, зато вы популярный! А что? Картина в гостинице висит! Шутка ли! Мы, конечно, постояльцы, в художестве мало понимаем…

Гость. Почему же, почему! Вы тоже не наговаривайте на себя! Помню, лет восемь назад останавливался здесь один теплотехник. Очень тонко разбирался в живописи. Я говорю так, не потому что он хвалил мою картину. Наоборот! Он мне несколько замечаний сделал. По нюансам. Я потом, когда в гостинице санитарный день был, брал картину домой и дотягивал. Небо прорабатывал, красным немного ударил… А вы говорите, технический человек… Мы до сих пор с ним переписываемся. Он в Николаеве живет. Недавно жена его приезжала. 343-й был занят, так я ее у себя дома поселил. Хотел привести сюда, картину показать, но ей не до этого было. Она днем металлические хлебницы для всех знакомых покупала, а по вечерам их запаковывала. У вас есть жена?

Хозяин. Две.

Гость. Как две?

Хозяин. От одной у меня ребенок, а со второй я живу.

Гость. Сюда не собираются?

Хозяин. Нечего. Пусть дома сидят. Насчет хлебниц я им из Тбилиси привез.

Гость. Может, сапоги нужны финские? У меня в обувном знакомство.

Хозяин. Вот это не надо. Не надо! Знакомства разные, блаты – не надо… Это я не люблю.

Гость. Но я только для вас. Для 343-го…

Хозяин. Не надо, не надо… Я эти все дефициты и видеть не хочу. Так приезжаешь из командировки, ничего не привозишь, и порядок. Не достал сапоги и не достал. В валенках перебьются. Зато деньги целы. Это, я так скажу, наше большое счастье, что в магазинах ничего нет! Во всяком случае, всегда при деньгах. А если эти знакомства, а еще того хуже, изобилие начнется, везде все появится – на хлеб не хватит. Не-е-ет, я люблю жить богато!

Гость (вдруг). Закажите мне картину.

Хозяин. Чего?

Гость. Картину. Портрет ваш. За небольшой гонорар.

Хозяин. Гонорар?! Это деньги, что ли?

Гость. Какие там деньги!.. Вы мне дадите рублей там тридцать…

Хозяин. Тридцать?!

Гость. Двадцать, двадцать… Хватит двадцати.

Хозяин. Сейчас дать?

Гость. Это было бы мило с вашей стороны. А я бы прямо завтра пришел писать картину.

Хозяин. Завтра?

Гость. Сегодня поздно уже… Потом, у меня нет с собой ничего. Ну так как?

Хозяин (встает, идет на Гостя). А правильно тот в тебя пепельницей пульнул.

Гость (в недоумении). Вы что?..

Хозяин. А то, что раскусил я тебя, – вот что. Чтой-то, думаю, он мне целый вечер голову морочит, мозги пудрит, разговоры разговаривает… А, все просто. Сначала сапоги финские предлагает, а потом просто деньги требует. Читали про таких в фельетонах… По номерам шастают… Аферист! Спекулянт!

Гость (вскакивает). Да вы что, в самом деле!

Хозяин. Сидеть! Я вот сейчас милицию вызову. Ишь художник! За такие художества ты у меня срок живо схлопочешь.

Гость. Это еще доказать надо! Доказать! Не те времена! Не докажете! А я докажу. Что я художник. Прямо сейчас докажу. (Быстро вынимает из своих широких карманов карандаш, блокнот и начинает, поглядывая на Хозяина, набрасывать его портрет.)

Хозяин. Ну-ка, брось! Не смей! Перестань хулиганить! Слышишь? Я сейчас на помощь крикну.

Гость. Я вас не трогаю. Сижу рисую.

Хозяин. Интересно! Вперся в чужой номер, да еще над хозяином издевается. (Бросается к Гостю.) Отдай карандаш, отдай, слышишь!.. (Вырывает из рук Гостя карандаш, ломает его пополам.) Вот! Рисуй теперь!

Гость невозмутимо вынимает из бокового кармана ручку и продолжает рисовать.

Вот как ты заговорил! Ну держись! (Снова бросается на Гостя, вырывает у него авторучку и каблуком раздавливает ее.) Посмотрим, чем ты теперь порисуешь.

Гость (теперь он взрывается). Жлоб! Тупой жлоб! Ты даже не понимаешь, что художнику, настоящему художнику, не нужны ни карандаши, ни кисти.

Хозяин. А чем же ты малевать будешь, чем?

Гость. Пока в моих жилах течет кровь…

Хозяин. Вот-вот – ею и малюй, красненькой.

Гость (вдруг сникнув). Не сейчас… Это я приберегу совсем для другой работы, для моей самой большой работы…

Хозяин. Что ты там нарисуешь?.. В тебе всего один стакан крови.

Гость (горячо). А этого хватит, хватит!.. Не хватит другого.

Хозяин. Чего?

Гость. Времени. Смотрите, вот я стал перед мольбертом, вскрыл вену, хлынула кровь, и мне надо спешить, спешить, чтобы не упасть до конца работы…

Хозяин. Представляю эту картину!

Гость. Нет-нет! Я вам расскажу.

Хозяин. Да я и слушать о такой гадости не желаю!

Гость. Постойте! Погодите! Я вам все простил. Я вас люблю. Только дайте мне рассказать про мою последнюю работу. Я быстро, ведь я вскрыл вену, мне надо спешить. Представьте картину – деревья, небо, трава… На траве стоит мать, к ней бежит ребенок, она раскрыла ему объятья. За деревом спрятался отец, он целится в большую птицу, птица камнем падает на ребенка. Все красное. Жизнь и смерть одного цвета.

Хозяин делает движение в сторону Гостя.

Стойте! Не подходите ко мне, у меня в руках бритва.

Хозяин. Опасный тип…

Гость. Кровь уже течет. Я начинаю рисовать. Первыми штрихами, пока рука моя тверда, я набрасываю деревья, облака, траву. Природу надо писать четко, она самое определенное в жизни, она всегда есть. Унесет ли птица ребенка, убьет ли отец птицу, деревья, небо, трава останутся… Затем я принимаюсь за отца. Он застыл, колоссальное напряжение, ему нельзя промахнуться, от него все зависит в этой картине. Его тоже надо хорошо выписать. Потом птицу. Летящий комок перьев и мускулов. А когда рука моя начнет слабеть и в голову просочится сладкий туман, я напишу мать. Она и должна быть дрожащей. Вот я уже падаю, падаю, и, перед тем как упасть, последние капли своей крови я употреблю на малыша. На холсте он будет выглядеть слабым розовым пятном. Вы его не отличаете от травы. И так тоже должно быть. Он еще почти ничто и в любой момент готов превратиться совсем в ничто. Он – это я.

Произнося свой монолог, Гость так входит в роль, так натурально изображает угасание жизни, что Хозяин смотрит на эту сцену словно загипнотизированный. Последние слова как бы с трудом прорываются сквозь предсмертные хрипы. Наконец, сотрясаемый конвульсиями, Гость падает в кресло и затихает.

Хозяин выходит из транса, бросается к Гостю, трясет его за плечо.

Хозяин. Ты что?! Что ты?! Эй?!. Теперь отвечай за него… Свидетелей нет. Уважаемый, уважаемый, очнитесь… (Трясет Гостя.) Не надо… Я вам верю… Мы вам верим… Верим, что вы умеете рисовать… вы большой художник. Слышите? Только не надо… здесь… тут… Я же не виноват! Мы же беседовали тихо… Уважаемый!..

Гость (внезапно вскакивая). Ап! Ну так нужны мне ваши краски?!

Хозяин. Фу, черт! Напугал… Ну-ка руку покажи. (Рассматривает руку гостя и, естественно, не находит на ней никаких следов.) Симулянт!

Гость. Вы же говорили – спекулянт.

Хозяин. Не путай меня! И то и другое!

Гость. Но убедил я вас, что могу создать картину без красок?

Хозяин. Иди ты к черту! Не нужны мне ни твои краски, ни твоя картина!

Гость. Вы мне, кстати, тоже не нужны.

Хозяин. А зачем в гостиницу приперся?

Гость. Тут иногда и порядочные люди останавливаются. Номер не люкс, но все-таки… В сезон могут иностранца поселить. Да-да, не смейтесь! Если разобраться, то вы здесь у нас человек случайный. Радуйтесь, что пожили в 343-м. Завтра приедет какой-нибудь нигериец, и вас как миленького выселят или, в лучшем случае, переведут в шестиместный номер. Вы еще вспомните о 343-м, о моей картине – там, в шестиместном, вместо нее вам придется любоваться клопами на стене.

Хозяин (взрывается). Ах, нигериец! Его, значит, сюда, меня, значит, в шестиместный!

Гость (заносчиво). Вам здесь не место!

Хозяин. Он, значит, картинками любоваться, а я, значит, клопов давить?!

Гость. Никто не виноват, что вам любоваться не дано.

Хозяин. А ему дано? Ах ты, черная жемчужина! Пусть она тоже на клопов полюбуется! Сейчас, сейчас… мы ему русский сувенир устроим. (С этими словами выхватывает из кармана авторучку, подходит к картине и что-то чиркает на ней.) Вот! Теперь у нигерийца тоже клоп есть. Равенство! У него даже больше настоящего. Клоп величиной с фамилию «Алопатьев»! Вот, можешь поглядеть – всю закрывает. А-ха-ха-ха-ха!..

Гость (подходит к картине). Ну что ж, вы только помогли мне. Вы превратили мою скромную картину в анекдот. Анекдот приносит славу. Теперь я могу быть спокоен. Спасибо.

Хозяин. Спасибо?! Да как ты смеешь мне говорить спасибо? Хам! Тогда я добавлю! (Брызгает чернилами из ручки на картину.) Вот теперь настоящее спасибо! Теперь анекдот – животики надорвешь!

Гость (внимательно разглядывая расположение капель на полотне). Блестяще! Ве-ли-ко-леп-но! И как вам с одного раза удалось расположить пятна на полотне таким гармоническим образом!

Хозяин. Что?!

Гость. У вас определенные способности к ташизму.

Хозяин. Ах ты, вот как заговорил! Сволочь! Гад! Фашистом меня обзывать! Ну за такое!.. Я тебя… Негодяй! С ним как с человеком, а он – фашист! Сам ты фашист! Понял?! Сволочь!!! (В порыве бешенства срывает со стены картину и бьет ею Гостя по голове.)

Картина прорывается. Голова художника нелепо торчит из рамы.

Гость. Вот я и шедевр.

Хозяин (несколько растерявшись). Непрочная вещь… хотел только по голове тебя ударить, а она порвалась…

Гость. Оказывается, вы и поп-артом владеете, коллега.

Хозяин. А ну, вылезай оттуда! (Пытается стащить порванную картину с головы Гостя.)

Гость (упираясь). Не надо… Зачем? Мне так хорошо.

Хозяин. Ты мне сам нарочно башку свою подставил! Башка у тебя чересчур твердая. Это ты, ты картину прорвал! Ты!

Гость. О, если бы я сам смог это сделать! Я бы не приходил к вам сегодня.

Хозяин (не переставая бороться с Гостем). Ага!.. Сознался… Специально пришел… Имуществу вред нанести… (Наконец мощным движением срывает раму с головы Гостя.)

При этом в клочья рвутся остатки холста.

Гость (облегченно). Ну вот, теперь конец. Все.

Хозяин. Ничего не все. (Вешает раму с клочьями холста на гвоздь.) Так ведь висело? А?

Гость (торжествующе). Нет! Не так! Теперь ее не повесить. Все. Конец.

Хозяин. Ничего не конец. (Тщетно пытается соединить остатки холста.) О черт! Не соединяется дыра… Еще платить за порчу придется.

Гость (гордо). Я сам заплачу вам!

Хозяин. Зачем мне? Ты им заплати – и дело с концом. Повеселились…

Гость. Нет. Если кто и достоин вознаграждения, то это вы.

Хозяин. За что?

Гость. За мою свободу. Вы спасли меня.

Хозяин. Перестань издеваться, гад!

Гость. Я? Над вами? Как может быть, как может быть!..

Хозяин. Тогда скажи им, что это ты сам. Тебе же ничего не будет. Твоя картина. Сам нарисовал, сам и испортил. Художники часто так. Я где-то читал… Возьмешь на себя?

Гость. Мне здесь никто не поверит.

Хозяин. Как так – не поверят! Ты же им свою вещь продал, а денег не взял.

Гость. Когда это было!.. Теперь можно считать, что этого вовсе и не было.

Хозяин. Давай так – я подтвержу, что ты художник, а ты подтверди, что сам порвал картину как неудачную по просьбе многочисленных проживающих из 343-го номера.

Гость (гордо). Никто меня об этом не просил. Наоборот, все хвалили. У меня благодарственные письма есть. Из Николаева…

Хозяин. Да что ты заладил! Нашел одного дурачка… Тот, из Николаева, хотел просто, чтобы ты сапоги жене достал. Понял?

Гость. Вы не имеете права! О незнакомом человеке так…

Хозяин. Не хочешь по-хорошему, можем по-другому. Сейчас всю эту рвань в унитаз спустим, никто и не вспомнит, что она здесь висела. (Делает движение в сторону картины.)

Гость. Постойте! Погодите! Пусть так немножко повисит. (Рассматривает остатки картины.) Я ждал этого момента пятнадцать лет. Никто не решался. У нас народ, знаете, свято относится к искусству. Пепельницей иногда могут запустить, но чтоб руку на полотно поднять – такого не бывало. И оно висело и висело здесь. Иногда я просыпался утром и думал, что мои дела не так уж плохи. Моя работа выставлена в гостинице, я еще не стар, еще в хорошей форме и многое могу успеть. Но к вечеру я снова понимал: я жалкий неудачник, не больше. И так все время… И, я решил, что, пока существует эта картина, пока она висит здесь, в этом проклятом номере, не будет мне покоя, я буду думать только о ней и ничего больше не сделаю. А время идет… Я хотел жить нормально, как все – завести семью, дом, я хотел, чтобы у меня был ребенок, чтобы он бегал по траве, а я спасал его от налетающих птиц… Я все придумал, как мне хорошо жить, но я был на крючке. На этом. (Показывает на картину.) А сегодня вы меня сорвали с него. Я наконец свободен! Я – ничто!

Хозяин. Ничтожество! Так вернее.

Гость. Вот!.. Хорошие вы слова подбираете. Ничтожество. Именно! О, вы не понимаете, как прекрасно ощущать себя ничтожеством! Все впереди. Словно ты еще не родился, а только стоишь у входной двери, за которой – мир. Жизнь еще только будет. Все великие дела начинаются с ощущения себя ничтожеством, пылинкой, клопом перед Богом, Вселенной, Истиной. Только тогда можно приниматься за великое дело, начинать медленно подбираться к Богу… ближе… ближе… ближе… и – раз! – схватить старика за бороду. Да, я ничтожество, но с этой минуты я начинаю приближаться к Богу. Тихо… тихо… тихо… на цыпочках… (На цыпочках идет к двери.)

На его пути встает Хозяин.

Хозяин. Стой! А кто заплатить обещал?

Гость. Но я чисто символически… У меня как раз несколько… Перебои с деньгами…

Хозяин. Ах, перебои! Тогда вот что. Ты сейчас пойдешь домой, а завтра такую же картину мне предоставишь. Ночь работай, кровь из носа, а чтоб картина к завтрему была.

Гость. Это по какому такому праву вы мне приказываете?

Хозяин. А по такому, что у меня твой паспорт.

Мгновенно оба кидаются к столу, где, с тех пор как Хозяин проверял у Гостя документы, лежал паспорт Гостя. Хозяин успевает выхватить паспорт из-под носа Гостя.

Хоп! Теперь ты у меня в руках.

Гость. Отдайте паспорт!

Хозяин. Э, нет. Сначала ты мне намалюешь то, что я поломал.

Гость (жалостливо). Отпустите меня.

Хозяин. Иди, пожалуйста. Только паспорт у меня останется. Посмотрим, как тебе другой выдадут, ведь ты человек без определенных занятий – тунеядец. Ох, крышка тебе без документа! Иди, иди, проваливай! (Распахивает перед Гостем дверь номера.)

Гость не двигается с места.

Вот так. А теперь иди и берись за работу. Сам тут расчирикался: «Я гений, я гений…» Гений, так давай! Что ты, простенькую картинку за ночь намахать не можешь?

Гость. Не могу…

Хозяин. А ты постарайся.

Гость. Простенькую не могу… У меня опять шедевр получится.

Хозяин. Шедевр? Тащи шедевр – и шедевр сойдет.

Гость (рвет ворот рубахи). Все снова, все снова… О, какая мука! Я снова создам шедевр. То есть это я буду так думать, что создал шедевр. Или не шедевр – буду думать я. И все. Пропащая душа! Я снова не ничтожество, не клоп, не пылинка – я автор картины, лучшей картины 343-го номера. Снова эти четыре стены станут моим миром. Здравствуй, 343-й! Прощай, жизнь! Я никогда не буду стоять за деревом и целиться в птицу… (Хозяину.) Вам меня не жалко?

Хозяин. А раз ты сам себя не жалеешь. Зачем ты думаешь, что делаешь что-то особенное? Зачем так? Ты не старайся, делай на живую нитку, прохладно, прохладно, чтобы ничего в душу не западало. Душа не будет болеть. Ты побереги ее. Меньше волнуйся, как можно меньше. Учись у спокойных людей. Вот я сейчас здесь, в вашем городе, а что там у меня дома, меня совсем не волнует. Я, если хочешь знать, не очень точно помню, кто там у меня дома остался. Вроде жена, вроде бы еще одна, а может, две… вроде бы дети… один… девочка. А, что вспоминать, тужиться – приеду разберусь. Все это еще мне до следующей командировки плешь переест. А сейчас мне легко – и слава богу. Вот и ты – рисуй чего полегче, а мы тебя тут, в 343-м, всегда простим. Нам лишь бы кран в туалете не подтекал.

Гость. Знаете, я лучше заплачу́ за порчу имущества.

Хозяин. Зачем тебе тратиться?

Гость. Наскребу… Дешевле выйдет.

Хозяин. У тебя такое ремесло в руках, а ты наскребать будешь.

Гость. Да и кому нужна моя картина!..

Хозяин. Ты тут не прав. Вот я как-то встал утром, посмотрел в окно – дождик накрапывает, а на твоей картине он еще больше. Настроение поправилось.

Гость. Значит, вы все-таки смотрели на мою картину?

Хозяин. Смотрел, смотрел. Это я так, чтобы тебя позлить.

Гость. Но я к завтрему не успею.

Хозяин. Я понимаю… Там еще рама треснула.

Гость. Небо сложно прописывать.

Хозяин. Я командировку продлю. Дам телеграмму… Я им тут поршни выбиваю. Думаешь, просто?

Гость. Паспорт останется у вас?

Хозяин. Пока у меня.

Гость. Не отдадите?

Хозяин. Нет.

Гость. Это ваше последнее слово?

Хозяин. Ты что, мне угрожаешь?

Гость. Нет. Просто мне надо ощутить безвыходность положения. Чтобы засесть за работу. У меня так. Мне нужно состояние безвыходности.

Хозяин. Выхода у тебя нет. Будь уверен.

Гость. Спасибо. (Встает.) Ну, я пойду.

Хозяин. Посиди еще.

Гость. Нет, надо сегодня начать. А то к утру все растеряю.

Хозяин. Тут такая скука… Я никого в этом городе не знаю. Вот только тебя… Завтра не зайдешь?

Гость. Нет. Приду, когда кончу.

Хозяин. Могли бы посидеть…

Гость. Нет. Без картины мне в этом номере будет плохо.

Хозяин. Можем в ресторан спуститься.

Гость. Я, когда работаю, должен быть голодным.

Хозяин. Ну, тогда скорей кончай. Ты особенно не старайся. Здесь сойдет… (Спохватывается.) Извини.

Гость. Я постараюсь побыстрей.

Хозяин. Я тебя буду ждать.

Гость. До встречи.

Хозяин. Не затягивай.

Гость. Хорошо.

Хозяин. Будь здоров.

Гость. До свидания. (Уходит.)

Хозяин некоторое время ходит по номеру. Потом останавливается перед остатками картины. Пытается соединить края холста.

Хозяин. Над небом он, наверно, долго работает. Как настоящее было…

Он.

Сын.

Скупыми театральными средствами обозначена комната. На переднем плане – небольшой стол. На нем стоят телефон, шахматы, картотека, графин с водой, стакан… Телефон долго звонит. К телефону подходит тот, кого в дальнейшем мы будем называть Он.

Он. Алло! Ты, Николай? Ничего не слышу… Трещит что-то. Дай перезвоню.

Кладет трубку. Уходит за кулисы, снова звонит телефон. Он появляется, натягивая на ходу домашнюю куртку. Поднимает трубку.

Сказал, перезвоню. Имей терпение.

Кладет трубку. Застегивает куртку на все пуговицы. Звонит телефон.

Он берет трубку.

(Подделываясь под женский голос). Родильный дом слушает. У вас девочка – вес 72 кило, рост метр восемьдесят, глазки красненькие, усы рыжие. А кто говорит – отец или мать? (Нормальным голосом.) Ты, Николай?.. А кто?.. Куда звоните?.. В родильный дом? Не туда попали.

Кладет трубку. Набирает номер.

Николай, это ты, наконец? Ну, чего? Не могу. Я все помню. Ты знаешь, какой мороз на дворе? Так вот посмотри на градусник. В комнате-то у меня тоже двадцать, а ты взгляни на тот градусник, что за окном. Нет градусника? Тогда приходи ко мне, покажу. Ага, не хочешь… Значит, ты свой нос боишься отморозить, а на мой паяльник тебе наплевать… Это тебе черт с ним, с носом, а мне он дорог как подарок от мамы в день рождения. Вообще, чтобы ты знал, в связи с последними достижениями науки роль носа резко повысилась. Сердце уже научились пересаживать, а носы еще нет. И, кстати, отлично, что не пересаживают. Сердце у тебя свое, чужое – никто этого не видит. А представь, на твоем лице появляется другой нос. Тут же получается непохожая фотография в паспорте, а раз так, документы надо менять, и начинаешь ты новую жизнь. Хорошо еще, если нос приличный попадется… Значит, не приду. Да ты не обижайся, не обижайся! Во, обиделся… Ну, договаривались, договаривались… Вчера договаривались, а сегодня мороз. Но это не значит, Николай, что пропали наши планы на сегодня. «План» для нас – святое слово. И в экономике, и в личной жизни. Я слышал, там, наверху, разрабатывают сейчас глобальный план вплоть до конца света и на более отдаленную перспективу. Но когда это будет!.. А то, что у нас с тобой было намечено, мы выполним сегодня, сейчас. Что было намечено? Встреча друзей? Сейчас будет встреча друзей! Ну, хорошо, встретились, а что дальше?.. Пропустить по рюмочке? Отличная идея! Я уже наливаю (Имитирует бульканье жидкости.) А ты чего же?.. Нет бутылки? Бедняга! А закуска, закуска-то есть?.. Давай так – моя выпивка, твоя закуска. Идет? Ну, поехали! За встречу! (Делает вид, что выпивает.) Уф! Хорошо пошла… Давай скорей твою колбаску! Нет-нет, сиди дома. Ты что, по такому морозу с колбасой!.. Ты мне лучше расскажи, я пойму, я понятливый… Какая она вареная, копченая?.. Сыро, твердо?.. Да подробней, подробней – душа после рюмки горит… Нет, сказал, не приду. Такой мороз! Да у меня и дверь-то не открывается – заиндевела вся, замок от холода прокалился, не проворачивается. Сиди, сиди у себя… Зачем трубку бросать? Стой – еще идея! Давай в шахматишки сгоняем! Даже интересно по телефону. Я будто бы поселок Мирный, а ты пионеры подмосковной исправительно-трудовой колонии. А? Мысль! А ты раскис. Телефон, брат, великая вещь. Все по нему! Чего не знаешь – позвони 09, заснуть не можешь – тебе сказку по телефону расскажут, скучно – набери телефон доверия, весело – набери любой телефон, скажи, из КГБ звонят… Телефон на все случаи жизни! Все проблемы можно решить заочно. А кому нужно твое прыщавое лицо разглядывать?.. Кстати, ты не замечал, что голоса людей гораздо красивее их лиц? Ну, поехали! Вернее, пошли. Кто первый ходит?.. В какой руке?.. В левой? Молодец! Твои черные, я хожу. Е2 – Е4. Сильный ход? Ну обдумывай, обдумывай. А я пока экзамен сдам. Нет, никуда я не пойду – мы в связи с морозами по телефону сдаем… Как же, как же, ни черта не подсмотришь. Профессора тоже умные – вместо экзамена тест ввели. Сам не знаю, что это такое. Сдам, расскажу. Ты помнишь, как я пошел – Е2 – Е4. Ну думай!

Кладет трубку. Набирает номер.

Иван Алексеевич? Здравствуйте, Иван Алексеевич! Я готов. То есть совершенно не готов. Я понимаю, что это бессмысленно. Как себя чувствую? Нормально чувствую. Психофизический аппарат? В порядке… Присел… Выпрямился… Вдохнул… Выдохнул… Отвечать, не задумываясь? Есть отвечать, не задумываясь! Ваш вопрос – мой ответ? Слушаю… 36. Два пи эр. Пламя, вымя, семя, знамя. В марте 1953-го. Длинноше-е-е. По диагонали. Взболтать и добавить серной кислоты. Куба? Си! Янки? Но! Ту, что с краю. Плюс электрификация всей страны. До села Чугуева. Так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы… Присел… Выпрямился… Вдохнул… Выдохнул… Постойте, постойте, Иван Алексеевич! А диплом? На улице мороз… Как я его получу? Так… так… достал бумагу… перо… Пишу: «Настоящий диплом выдан такому-то, такому-то в том, что он является специалистом широкого профиля с узкой специализацией и включается в систему „Знаете ли вы, что…“ Личный номер 173». Профессор… Иван Алексеевич, а ваша подпись?.. Как? Самому?! Что вы, мне неловко… Я никогда… Нет, я вовсе не намекаю, чтобы вы ко мне приехали. Я просто не умею… Хотя бы подскажите, как выглядит ваша подпись. Ага… так. Значит, точка, точка – два крючочка, носик, ротик… погодите, погодите, я не успеваю… оборотик, палка, палка, огуречик… Спасибо, Иван Алексеевич, за то, что вы сделали меня человеком. Теперь я не пропаду ни при каком морозе.

Кладет трубку. Два коротких звонка.

173-й слушает… (Быстро вынимает из картотеки карточку, читает.) «Клуб неторопливых основан в штате Нью-Джерси. Члены этого клуба читают газеты двухнедельной давности. Они утверждают, что после этого срока плохие известия уже никогда не огорчают, а хорошие всегда остаются хорошими. Они не слушают радио, не смотрят телевизор и отмечают только каждый двадцатый день рождения. Их гимном является „Неоконченная симфония“. На значке членов клуба изображена улитка». 173-й ответ закончил.

Кладет трубку. Повязывает шарф на шею. Набирает номер.

Позовите, пожалуйста, Симу Сергеевну. Она может подойти? Скажите, сын просит. Ее сын. Мама, мама, поздравь меня! Да, и диплом на руках. Отметить действительно надо, но, мама, такой мороз… И все сильнее становится. Ты же знаешь, у меня гланды… Как удалили? А что же мне не удалили?.. Ах, аппендицит! Ну, значит, я перепутал. Всю жизнь думал, что у меня в горле болит, оказывается, это в животе… Но все равно, ведь и на аппендицит мороз плохо влияет Правда? Ну вот. А как ты? Ну ничего, ничего, главное потеплее укутайся. От тепла все пройдет. Как ты меня учила – ноги в тепле, голова в холоде, а живот в голоде… Кстати, как у вас насчет этого?.. Главное – это тепловой режим. Сейчас же завяжи горло шарфом. Тем, помнишь, моим розовым… В те годы это еще не называлось «мохер», но, когда ты заматывала меня в этот шарф, мне было очень тепло. Гораздо теплее, чем сейчас. Если будут какие вопросы, звони – отвечу, я теперь специалист.

Кладет трубку. Два коротких звонка.

173-й слушает… «По утверждению шведского ученого То́гда Эразма, самое болтливое существо на свете – четырехлетний ребенок. Он произносит ежедневно около 12 тысяч слов, хотя осмысленно использует не более 920». 173-й ответ окончил.

Кладет трубку. Звонок. Снимает трубку.

Алло. Да, это я. Татьяна! Почему я тебя не узнал? Что с тобой? У тебя какой-то странный голос. Ну слава богу! Почему так долго не звонила? Да, я все забываю спросить, как ты добралась тогда? Ну, тогда! Помнишь? Мы у меня были. Я еще говорил: «От меня такси всегда поймаешь», – а они проезжали и проезжали мимо. Ну! Я таксистам рубль издалека показывал, а они мне из-за своих баранок десятками помахивал! Нужен им мой рубль!.. Наконец, помнишь, поймал поливальную машину. Помнишь? В кабине было одно место, и ты поехала без меня. Я, конечно, мог бы залезть в цистерну с водой. Но ты же знаешь, я не умею плавать. Пока доехали, я бы утонул. Или замерз в этой чертовой цистерне. Тогда еще было лето, но уже начались морозы. Как добралась? Шофер не приставал? А то знаешь, у нас на старой квартире соседка вот так ехала однажды на такси. Он ее, шофер, довез до дома, честь по чести. Денег не взял. А у нее через девять месяцев – бац! – ребеночек. Но она баба ушлая – номер машины не забыла записать и по номеру ребеночку отца нашла на одной стоянке. Свадьбу сыграли, слышишь, в столовой таксомоторного парка. Потом, правда, выяснилось, что подвозил соседку домой не тот, который мужем стал, а его сменщик. Ну, свадьбу переигрывать не стали. Просто поменяли смены. Ты чего молчишь? Почему не смеешься? Или вот еще случай… Ты что, смеешься?.. Что?! Поменьше надо в такси ездить. Серьезно? Ну извини, думал, ты шутишь… Так, что теперь делать будем?.. Ну, надо же что-то делать… Я не готов. Да и ты тоже. И потом, такие морозы, ребенку просто гибель. Нет, нет и нет. Пока не поздно, я говорю: нет. В конце концов, я отец. Решать судьбу ребенка мне, и я говорю – нет! Я боюсь?! Это ты, ты боишься. Слушай, можно же под наркозом… У меня есть один телефончик. Тебе он и не нужен, я сам позвоню. Я все возьму на себя, ты мне для этого дела вовсе не нужна… Ну, разумеется, на последнем этапе тебя придется подключить. Неужели тебе хочется стать матерью-одиночкой? Мне, например, не хочется. Я не желаю становиться отцом нового человека! Да! Я не боюсь это сказать. И пусть это слышат все, включая Бюро по вопросам народонаселения при Организации Объединенных Наций. Оно-то меня оправдает! Я бы на месте этого бюро ввел такой закон: чтобы женщины платили алименты мужчинам, которые постарались предотвратить последствия любви. Ты слушаешь? Алло! Где ты? Дослушай до конца (достает карточку из картотеки) и ты поймешь: я поступаю из принципа, а не из трусости. Ты знаешь, сколько на Земле людей? (Читает карточку.) 3 миллиарда 308 миллионов! Если сохранятся нынешние темпы, то к 2000 году человечество превысит 7 миллиардов. А что ты слышала о демографическом взрыве? Да ты не плачь, не плачь, я тебе расскажу. (Читает по другой карточке.) «Демографический взрыв – это резкое ускорение численности населения, происшедшее после второй мировой войны». Поняла? Значит, что мы имеем на сегодняшний день? Рождается каждый год 125 миллионов человек, а умирает всего только шестьдесят. Наша с тобой задача сократить этот разрыв на одного человека. Не варварским методом увеличения смертности, а гуманным путем сокращения рождаемости. 173-й ответ закончил.

Кладет трубку. Два коротких звонка.

173-й слушает… «На земном шаре проживает тысячи лилипутов. Сорок процентов лилипутов сочетаются браком с нормальными людьми. Интересно, что дети от таких браков – высокого роста. Английские карлики Роберт и Джудиф Скиннер произвели, например, 14 детей нормального роста. Самым маленькие лилипутом считается Хуан де ля Крус. Его рост – 48 сантиметров». 173-й ответ закончил.

Кладет трубку. Неподвижно склонился над картотекой. Вдруг вскакивает как ужаленный и начинает метаться по сцене. Бросается к телефону. Судорожно набирает номер.

Татьяна! Татьяна!.. Какой же я дурак! Что я тебе наговорил! Все это чепуха, слышишь, чепуха! Неудивительно, что ты бросила трубку. Надо быть полным кретином!.. Цифры, которые я называл, относятся к 1965 году, и это не считая 3 тысячи лилипутов. Вот теперь все точно!

Кладет трубку. Два коротких звонка.

173-й слушает… «Маленькими слабостями обладали многие великие люди. Например, Диккенс, написав каждые пять – десять строчек, выпивал стакан горячей воды. Бетховен верил, что бритье лишает его творческой удачи, поэтому подолгу ходил небритым. Гёте работал в наглухо закрытой комнате без доступа каких-либо звуков и даже воздуха». 173-й ответ закончил.

Звонок.

Алло! Да, это я. Кто – я? Ты что, старик, не узнаешь своих лучших друзей и их лучшие ходы – e2–e4?.. А-а-а, сразу вспомнил! Нехорошо, старик, нехорошо… При чем тут голос?.. Так что ты скажешь в свое оправдание?.. Фe2–b6… Неожиданно, неожиданно. Я бы даже сказал, парадоксально. Дездемона задушила Отелло, Волга выпала из Каспийского моря, в магазин № 16 завезли парную телятину… Тут думать надо, думать… Слушай, Николай, у тебя дети есть?.. Серьезно?! Сын, дочь? Поздравляю, дружище! Как назвал? Чудное имя. В тебя, в нее? Это хорошо, когда в отца, хотя девочке лучше в мать. Будет у нее твой нос – век в девках ходить. Глаза твои. Интересно, как эти дети себе что получше выбирают? Казалось бы, сидят в темноте, отца-мать не видят, а появляются на свет божий, глядь – урвали самое что ни на есть доброкачественное. Ну а уши, уши-то, конечно, как у тебя – ребром к голове приделанные?.. Да не кипятись, не кипятись. Верю, что не такие, на слово верю. Пришел бы, проверил, но, Николай, – мороз. В такую погоду хороший хозяин собаку из дому не выгонит. А я сам себе и хозяин, и собака. Неужели в холодину на улицу попрусь?.. И потом, Николай, ты только выигрываешь от того, что мы друг друга давно не видели. Ты-то небось уже и полысел, и растолстел, может, даже шрам поперек лица имеешь, а мой Николай все такой же – молодой да зеленый. Так с последней встречи и запомнил тебя – лежишь голенький на пузе и в воздухе ножками дрыгаешь. Да и я уже не тот. Годы, брат, годы… От мороза убережешься, а они, годы, тебя изнутри съедят. Но все-таки, Николай, слышишь, жизнь прекрасна! И она тем прекрасней, чем меньше мы с ней соприкасаемся. В своей фантазии как хочу, так и представляю себе мать, друга (это я про тебя, Николай), жену, ребенка… Но стоит взглянуть на них – и сразу эти чистые понятия сведутся к горбатой старухе, плешивому мужику, рыхлой женщине и бледному ребенку. Что?.. Да, у меня есть ребенок. Мальчик или девочка? Как тебе сказать… Я их люблю. Да нет, не двое. Просто я люблю своего ребенка, кем бы он ни был. Впрочем, тебе этого не понять. В твоей жизни все было просто. Дитя родилось под боком и никаких хлопот не составляло узнать пол. Ты приподнял одеяльце – и пожалуйста, ответ на все родительские вопросы. Мне сложнее – мой ребенок родился совсем по другому номеру телефона. Опять ты за свое!.. От того, что я в один прекрасный момент появлюсь у них, пострадает только ребенок. Приду с мороза, нанесу с собой холода, а у него гланды, наверняка в меня. А уж аппендицит-то обязательно… И вообще ты пошел b2–b4, а я c7–c5. Все.

Кладет трубку. Два коротких звонка.

173-й слушает… «Самым упрямым человеком является 95-летний житель города Ковентри Артур Арч. Он считает, что жизнь в мире спешит на 20 минут. Как известно, в 1922 году все часы в Англии были передвинуты на двадцать минут вперед. С тех пор Арч не может с этим примириться. Его шесть раз увольняли с работы за опоздания. Он ни разу не смог успеть на поезд, так как тот уходил всегда на 20 минут раньше». 173-й ответ закончил.

Кладет трубку. Набирает номер.

Татьяна, ты?.. Мороз, какой морозище… У вас как там, тепло? Рефлектор бы купили. Денег вышлю. Как ребенок? Ничего… Укутан? Как ты сказала – укутан? А одеяльце голубое?.. Значит, мальчик. Мальчик – это хорошо, это вроде как бы сын. Головку держит? Говорит уже?! Ну-ка, попроси этого мужчину к аппарату. Эгей! Вернее – агу!.. Агу-гу-гу… Гу-гу-гусеньки… Скажи: па-па. Ну. Папа, па-па… Так просто. Один раз «п» и другой абсолютно так же. Ну, па. Так, хорошо. Теперь опять – па… Ну!.. Что ты говоришь? Почему зимой холодно, а летом тепло? Видишь ли, земля вращается вокруг солнца и вокруг своей оси… Ах, это вы уже по географии проходили… Отметки-то какие? Молодец! Учись на пять – матери помогать будешь. Она дома? А где же? В отпуске? А куда уехала? На юг? В такой мороз! Сумасшедшая!.. Я говорю, так и надо. Живем один раз. Это я, старый дурак, еще ни разу в отпуске не был. Да и зачем мне? Я не устал. Если разработать для себя правильный тепловой режим, всегда будешь бодрым и веселым. Ведь вся усталость от перепада температур. По физике проходили? Сидишь ты, положим, дома и вышел на улицу – вот и устал. А домой возвращаться – второй перепад, чуть на ногах стоишь. Сразу тебе отпуск нужен, море, юга разные, а ведь там еще жарче. Вот тебе и снова перепад. Что?.. По физиологии проходили… А почему ты в медицинский не пошел?

Кладет трубку. Два коротких звонка.

173-й слушает… «Рыбка, название которой далия, водится в водоемах Чукотки, промерзающих до самого дна. Зимой эта рыбка замерзает вместе с водой, вмерзая в лед, а летом оттаивает. Суровая ледяная купель нисколько не вредит рыбке, она приспособилась и прекрасно чувствует себя в полярном климате». 173-й ответ закончил.

Кладет трубку. Два коротких звонка.

173-й слушает. Кто говорит? Почему по служебному телефону? Ах, это ты, 172-й… Привет! Ну конечно, помню, помню. Вместе же учились. В лицо-то ни разу тебя не видел. На улице встречу, не узнаю, а вот по телефону всегда определю. Впрочем, как мы можно встретиться на улице, когда такие морозы? Так что лучше звони мне, коллега 172-й, звони. Твой голос мне приятен. А вот интересно, какие у тебя глаза? Нет, нет, не говори!.. Я сам отгадаю. По-моему, они у тебя… коричневые. А, угадал? Нет? Серые… Промашка. Ты не удивляйся, у меня хобби такое – по голосу глаза угадывать. Есть у меня один знакомый человек… Голос у него похож на твой, а глаза коричневые. Правда, этот человек женщина. Чего звонишь, 172-й? Давай твое дело… Поздравляю! Невеста молодая? Это не страшно. С молодой – гулять, со старой – жить. Ты сам-то, судя по мне, не мальчик. Ребеночка-то успеете сделать? Уже есть? Подсуетился, значит, 172-й!.. Не твой… А чей же? Вот и хорошо, а то, если б знал, пришлось отношения выяснять, морду бить, подлецу. Жить где будете, молодежь? Обмен… Дело нехитрое. Ага! Тройной обмен – это посерьезнее. Значит, у тебя комната… у нее комната… А третий кто?.. Я?! То есть как я?.. Я в ее комнату… а дальше? так… так… так… – и вы в однокомнатной квартире. Дело за мной?.. Ну что ж, 172-й, я в принципе не прочь. Только вот я без телефона не могу. У нее тоже телефон… Но я здесь уже привык, понимаешь, у меня справа – дверь, слева – окно, посередине – стол… Ты что, какие деньги! Мы же друзья! Святая дружба! Я рад за тебя. Женитьба – это же раз в жизни бывает… ну два… как максимум три… от силы четыре… ну пять – это предел… короче, не каждый день. Но только сам посуди, тебе одно удовольствие, а мне съезжать, переезжать, на новом месте устраиваться… Не по-товарищески поступаете, 172-й, не по-товарищески… Понимаю, последний шанс… А почему ты к другим не пристаешь? Значит, если я одинокий, меня можно туда-сюда обменивать, переменивать… И потом, 172-й, я тебе самую главную причину не сказал. Какую? Ой-ой-ой, подожди… молоко сбежало… Позвони минут через десять.

Кладет трубку. Набирает номер.

174-й? А это 173-й. Привет. Помнишь?.. Ну, хотя бы по голосу… Ты когда-то говорил, что мой голос тебе приятен. Вот я и звоню. Слушай, вопрос у меня. Это по твоей части. Скажи, пожалуйста, этот мороз надолго? Что значит – какой мороз? Тот, который за моим окном… и за твоим, между прочим, тоже. Ты не хочешь о них говорить? Или, понимаю, не можешь… А что, есть установка не говорить об этом?.. Да ты не кипятись, не кипятись, я все понял… Я думал, мне ты можешь сказать, вместе учились, в одной системе работаем… Нет, что ты! Я тоже холода не чувствую. И мне тоже жарко! (Кутается в плед, даже разыскал меховую шапку.) И мне душно… А про мороз я уже и забыл. И ты тоже? (В сторону.) Даже помнить о них запретили… Значит, надолго. (В трубку.) Спасибо, старик! Ты меня поддержал. Все хорошо! И вообще скажем спасибо, что сейчас не тридцатые годы… и не сороковые… и не пятидесятые… и не шестидесятые… и не семидесятые…

Осторожно кладет трубку. Набирает номер.

172-й? Это 173-й. Так вот, 172-й, я согласен. Погоди благодарить. Выслушай до конца. Дело в том, что у меня гланды и врожденное воспаление среднего уха. Короче, пока не кончится этот проклятый мороз, переезд исключен. Как станет тепло, пожалуйста: вы – туда, я – сюда. Про какие я морозы говорю? Ты-то хоть не придуривайся, 172-й! Я понимаю, тебе не терпится со своей кралей съехаться. Кровь кипит, вот и мороз не заметен, а у меня кровь не теплая, для меня мороз – гибель. А-а-а, я тебе скажу, почему ты так испугался – потому что знаешь, что мороз надолго. А зачем врешь, что его нет? И ты, и 174-й врете! Я, я один знаю точно про мороз… Да не отказываю я, 172-й, только погоди (читает по карточке), ведь «сегодня 23 % населения земного шара не имеют своего жилья, а 7 % проводят ночлег под открытым небом». 173-й ответ закончил.

Кладет трубку. Звонок.

Алло! Слушаю! Мама, ты? Как я рад! Как я рад, что ты позвонила! У меня как раз сегодня хорошая новость – я решил ничего не менять в своей жизни. А что у тебя? Говори громче… Не можешь? Почему не можешь? Ах, я же говорил, укутайся… Что с тобой? Не говори «прощай», не надо «прощай» – только «до свидания»! Я сейчас приеду! Я приеду сейчас! Я уже одеваюсь. (Натягивает пальто.) Может быть, ты просто устала? От перепада температур. Я же говорил, укутайся… Все от мороза, от перепадов… Я иду, я иду… Я уже надел шубу, ведь мороз как зверь. Трамваи, наверное, не ходят, придется пешком… Нет-нет, не отговаривай меня. Мы столько не виделись! Ты меня даже можешь не узнать… Я-то? Я-то узнаю, я же видел тебя взрослой, а ты меня вот такого не видела. Ну ничего, я, когда войду, назовусь, фамилии у нас одинаковые… Шапка куда-то запропастилась… Черт с ней! Пойду без шапки… Нет-нет, не отговаривай меня. Мама, я не маленький! Я буду бежать к тебе быстро, расталкивая замерзших в воздухе птиц. Можно мне петь веселые песни на бегу? Я понимаю, что это сейчас неуместно, но я должен чем-нибудь взбодриться, иначе я просто замерзну. Кстати, мама… мама… Мама! Где ты?! Не говори, не говори, тебе вредно говорить. Я сам спрошу тебя. Ответь только – да или нет. Мама, вспомни, болел я воспалением среднего уха? Это я к тому, что побегу без шапки… Нет-нет, не отговаривай меня, я уже бегу. Хорошо, хорошо, я заткну уши ватой. Я сейчас, я сейчас… Нет-нет, не отговаривай меня. Я должен тебя посмотреть. Ведь всех остальных я еще увижу… Кончатся же когда-нибудь эти морозы, и мы… слышишь, мама… мы с тобой выйдем погулять, как прежде. Только все будет наоборот – ты будешь маленькая, а я большой, и, если ты захочешь мороженого, я тебе его обязательно куплю… Впрочем, вряд ли нам захочется мороженого после таких морозов… Лучше я куплю тебе сахар. Помнишь, такой воздушный, на палочку наматывается. Ты мне еще в Хосте покупала… Я не забыл! Но учти, если тогда будет даже тридцать градусов тепла, я тебя заставлю замотать шею шарфом. Тем, розовым, который сейчас на тебе, а раньше был мой, когда он еще не назывался мохером. И ты будешь… Почему не будет?.. Кто со мной говорит? Бывший доктор?.. Почему бывший?.. Ее бывший доктор… (Пауза.) Где ее похоронили? Я бы поехал с цветами, но где сейчас достанешь цветы?.. Кстати, раз уж вы доктор, мне бы нужно вырезать аппендицит. Нет, приехать я, как вы сами понимаете, не могу. Мороз, мороз… А, собственно, зачем я вам нужен? Мой аппендикс, как у всех, справа. Какой он, вы тоже знаете. Сто раз видали. Вы мне по телефону продиктуйте, что надо делать, а я все в точности выполню. Я понятливый. Что?.. Приготовить нож? Какой нож?.. Острый. Надо поискать. Доктор, я поищу, как найду, сразу звякну.

Кладет трубку. Два коротких звонка.

173-й слушает. «Слизистые гормоны, извлеченные из мозга умерших людей, впервые использовал для ускорения роста детей доктор Близзарт из города Мериленд. Один мальчик в возрасте 14 лет обладал ростом восьмилетнего ребенка. После двухгодичных инъекций его рост достиг 150 сантиметров». 173-й ответ закончил.

Кладет трубку. Достает из стола нож. Набирает номер.

Николай, ты? Почему не звонишь? Мы же не закончили партию… Николай, это ты?.. А почему у тебя такой молодой голос?.. Сколько, сколько?! Восемнадцать лет. Здорово! А где папа? (Пауза.) Давно?.. Я был его лучшим другом. Мы были с ним неразлучны всю жизнь. Куда он – туда и я, куда я – туда и он. Всю жизнь. При этом практически не выходя из дома. Впрочем, вам, молодежи, этого не понять… Неужели он про меня ничего не рассказывал? Что-что? Что просил передать? Кc2–b4… И все?.. Хороший ход. Еще один такой, и я проиграю…

Кладет трубку. Два коротких звонка.

173-й слушает… Иван Алексеевич, здравствуйте! Как я рад, что вы мне позвонили!.. Конечно, конечно, помню. Я и не мог вас забыть. Путевку в жизнь из ваших рук получил. Что где? Путевка?.. Ах, вы диплом имеете в виду? Вот он, всегда при мне. (Достает диплом.) Положил перед собой. Взял ручку. Так. Левый верхний угол соединить с правым нижним? Соединил. Теперь правый верхний угол соединить с левым нижним? Готово! Профессор, что я наделал, вернее, что вы наделали! Мой диплом перечеркнут крест-накрест… Что это значит?.. Пенсия… Выведен из сети… Профессор, но мне смешно слышать о пенсии. Я еще – ого! – какой здоровый мужик. Я очень сохранился. Всю жизнь я соблюдал тепловой режим и знаете, как сохранился! Мне никто не даст моих лет. Ни один человек! Я законсервировался. Да и на консервах пишут: «Срок годности 12 месяцев». А я бессрочный! Когда ни открой – всегда свежий и годный к употреблению! Вы бы видели меня! Вы бы сказали: «Чтой-то за мальчик под ногами путается?» И отвесили мне легкий подзатыльник, как пацану какому, а я, ей-богу, я бы не обиделся. Раз молодо выглядишь, так и получай от старика, от почтенного старика… Я еще знаете на сколько звонков могу ответить?.. Моя картотека полна. Что? Информация устарела… А мне и подучиться не стыдно, переквалифицироваться не поздно… А? Можно я сотру крест на моем дипломе, Иван Алексеевич?.. Что же мне прикажете делать? Знаете ли вы, профессор, вы наверняка этого не знаете, какое оригинальное занятие нашел для себя (читает по карточке)… «76-летний работник щецининского музея Западного поморья Стефан Сея? Он вырезает из липового дерева воинов польского кроля Мешко I. В его квартире уже собрана целая коллекция лучников и мечников первого исторического правителя». Может быть, мне тоже заняться резьбой по дереву?.. У меня даже нож припасен. Но он мне потребуется совсем для другого дела, совсем для другого… 173-й ответы закончил.

Кладет трубку. Набирает номер.

Татьяна, Татьяна!.. Позовите Татьяну. Выехали? Куда? И номера телефона тоже не знаете? У нее был сын… Такой крепкий парень… (Достает зеркало, смотрится в него.) С голубыми глазами, нос, правда, немного набок… Тоже выехал. Скажите, а у него действительно были голубые глаза и нос набок? Не разглядели? Я понимаю, понимаю… У них много было вещей, когда они переезжали? Это уж вы должны были заметить… А кто помогал перевозить вещи? Простите еще раз, но мне крайне важно знать, может быть, они вам рассказали, что у них есть еще один знакомый мужчина, даже отец… Не говорили… И номера телефона не оставляли? Моего. Ну, чтобы вы изредка звонили мне… Действительно, зачем. Нет, не скажите, не скажите, я могу быть вам очень полезен. Вы, например, не знаете, что (читает по карточке) «американская компания «Америкэн телефон энд телеграф» сообщает, что в настоящее время в мире зарегистрировано 208500000 телефонов – вдвое больше, чем десять лет тому назад. Наиболее словоохотливыми в мире оказались канадцы: в среднем каждый из них говорит по телефону 664 раза в год». 173-й ответ закончил.

Кладет трубку. Набирает номер.

Николай, ты? Это я. Тот, который играл в шахматы с твоим отцом. Я хочу сделать следующий ход. Я понимаю, понимаю, какие уж тут шахматы, если жена рожает. Конечно, конечно, я и не настаиваю… Уж больно ход хороший… Знаешь, d3–d4… А? Что скажешь? Сынишка дедовы шахматы растащил? Не беда! Главное, смотри, Николай, чтобы в рот не тянул, а то, чего доброго, съест коня. Ты знаешь, знаешь?.. Ты наверняка этого не знаешь. (Читает по карточке.) «В городе Тамбове мальчик проглотил вилку. Как потом выяснилось, проглотил ее для того, чтобы нечем было есть голубцы, которые он терпеть не мог». 173-й ответ закончил.

Кладет трубку. Набирает номер.

Доктор, я нашел нож. К операции готов! Диктуйте… Это не доктор? А кто?.. Простите… У вас мужской голос. А где сейчас живет доктор? Нигде… Простите еще раз. Я думал, что у докторов этого не бывает. Каждую минуту столько пациентов под рукой… Всегда можно заменить себе больное сердце. А тут только на свои внутренние органы и рассчитываешь. Поневоле приходится беречься от всяких случайностей и перепадов температур. Ваш доктор самоохраной не занимался. Ведь вот я его однажды еле отговорил ехать ко мне в мороз на операцию. А другие клиенты, видно, тормошили, вот и дотормошили беднягу… Дорогая моя, я понимаю, вам нелегко сейчас, и заранее простите мой вопрос, но если вы были ему женой, может быть, так, в разговоре, слышали о моем аппендиците? Ну, как его вырезать. Мы с вашим мужем, когда он еще был жив, разумеется, договаривались об операции. Я даже нож достал… Ничего не говорил… Мой случай очень рядовой – у меня аппендицит справа, как у всех, как у вас. У вас нет. Вырезали. Так вы должны помнить: как вам это делали? Я бы все понял. У меня и нож припасен… Жаль. Мне очень нужна помощь. Нет, совсем не ноет. Но ведь заноет когда-нибудь. Вот и ваш муж, когда со мной разговаривал, тоже ни на что не жаловался. Может быть, я могу вам чем-нибудь помочь? Чем-нибудь, что в моих силах. Знаете ли вы, например, где можно купить необитаемый остров? Тогда слушайте. «Необитаемый остров можно купить в Греции. В связи с тем, что многие туристы выражают желание жить в одиночестве, греческое министерство финансов опубликовало список двух тысяч небольших островов, которые сдаются внаем на 99 лет». 173-й ответ закончил.

Кладет трубку. Набирает номер. Видно, первый попавшийся.

Девушка, послушайте: «Женщина, регулярно с 14 до 80 лет красящая губы, съедает за свою жизнь 6 килограммов губной помады». Можете подсчитать, сколько килограммов вам осталось.

Кладет трубку. Наобум набирает номер.

Алло! «В лесах Белоруссии живет до 20 тысяч лосей, 40 тысяч косуль, 10 тысяч диких кабанов и более полумиллиона зайцев». Есть смысл купить ружье.

Каждый раз, набирая новый номер, Он выхватывает из картотеки пачку карточек и прочитывает верхнюю, а затем швыряет всю пачку в воздух. Карточки, словно белые бабочки, летают по всей сцене.

«Рекорд горла принадлежит исполнительнице тирольских песен австрийской певице Розе Мюльбахер. Громкость голоса певицы равна 102 фонам. Для сравнения: пневматический молоток производит шум только 90 фонов». Вам бы такую соседку за стеной.

Бросает трубку. Набирает номер.

«В Майами неизвестные лица взломали дверь с черного хода школы полиции и похитили 372 доллара. Жуликам не повезло, либо они не обратили внимания на подпись «Подделка». Проверяйте деньги, не отходя от кассы!

Бросает трубку. Набирает номер.

«Все спасательные шлюпки французского флота будут снабжены колодой карт, завернутых в клеенку. По мнению психологов, самое страшное для потерпевших кораблекрушение – это скука, которую можно развеять игрой в карты». Может, запишем пулечку?

Бросает трубку. Набирает номер.

«В одном очень тихом районе штата Южная Каролина неподалеку от шоссе установлен камень с надписью: «На этом месте никогда ничего не происходило». Поставьте такой камушек в вашей спальне.

Бросает трубку. Набирает номер.

«Житель острова Флорес (Индонезия) по имени Субанга нашел в лесу маленького питона и решил его выходить…» Нет, вы не кладите трубку. Это совсем не чепуха. Вы наверняка не знаете, что было дальше. А питон вырос. «Теперь шестиметровая змея по приказу хозяина влезает на кокосовую пальму и трясет ее до тех пор, пока не свалится последний орех»… на голову хозяина.

Кладет трубку. Набирает номер.

Алло. Только, ради бога, не бросайте трубку, выслушайте до конца. Это моя последняя карточка… Спасибо. «Эксперты Всемирной организации ООН по вопросам здравоохранения подсчитали, что каждый год примерно 3 миллиона людей делают попытку к самоубийству, 15 миллионов обитателей нашей планеты угрожают убить себя, по крайней мере, одна тысяча человек на земле ежедневно по доброй воле кончают счеты с жизнью…» Простите, вкралась ошибка: не тысяча – тысяча и один человек, 173-й ответ закончил.

Своим ножом он перерезает телефонный провод. Долго сидит не двигаясь, опустив голову на грудь. Вдруг вскакивает, хватает концы шнура, судорожно пытается соединить проводки, пробует звонить, но телефон не работает. Снова откидывается на спинку стула, голова падает на грудь. Недвижный, закутанный в шарфы, кофты, шали, сидит.

На сцену вбегает загорелый длинноногий Парень. Он в синей майке и в белых спортивных трусах. Парень описывает несколько кругов вокруг стула, на котором сидит Он.

Парень. Эй, проснись, встань, эй!

Он не двигается.

Эй, ну же, эй!

Он шевельнулся, поднял голову.

Дай попить… воды… попить… холодненькой…

Он наливает стакан воды, подает Парню. Тот жадно пьет.

Он. Ты должен говорить мне «вы».

Парень. Я воспитанный, но тебе я могу «тыкать».

Он. Кто тебе сказал?

Парень. Мать Татьяна.

Он подходит к парню-Сыну.

Он. Ты уже такой… Даже выше. (Приподнявшись на цыпочки, целует его в лоб.) У тебя жар! Ты здесь простудился! Ну конечно, у меня так холодно… А-а-а-а!.. Да ты раздет! И по улице бежал… Оденься, на, на… (Пытается напялить на него свою шаль.) Ты же мой единственный… Как тебя зовут?

Сын. Саша.

Он. Саня… Санек… Мороз, а ты голый, вот и схватил инфлюэнцу… Лоб как сковородка. И куда только мать смотрит?..

Сын. Отец, я здоров. У меня тридцать шесть и шесть.

Он. А вот я тебе сейчас свой градусник поставлю… (Вынимает из-за пазухи градусник.) Сейчас, сейчас, Санька…

Сын. Не надо мне градусник. От градусников люди только болеют. Ты знаешь – ты наверняка этого не знаешь – суд французского города Лиона отклонил жалобу одной женщины, требовавшей возмещения убытков от владельца аптеки, который продал ей неисправный термометр. Следуя показаниям термометра, эта женщина провела несколько недель в постели, будучи вполне здоровой. А-ха-ха-ха…

Он. Кто тебе это рассказал?

Сын. 172-й.

Он. Значит, это он помогал вам перетаскивать вещи на новую квартиру. Ты зовешь его папой?

Сын. Нет. Просто 172-й.

Он. Называй меня тоже – 173-й.

Сын. «Папа» – очень приятное слово. Па-па… Па-па…

Он. Если я тебе отец, я приказываю: немедленно оденься! На улице мороз, да и здесь не жарко.

Сын. Папа, что ты все время говоришь!.. Какой мороз, когда кругом лето. Деревья полны листьев и птиц. Одуванчиков столько, что за год не обдуешь. Горячая пыль бьет фонтанчиками между пальцев, когда босиком бежишь по дороге. А солнце стоит над головой целый день, потому что глубоко вонзило свои лучи в землю и теперь не может сдвинуться с места.

Он. Ты все напутал, сынок. Кругом бело: и дорога, и деревья, и листья, и птицы. Они как летели, так и застыли в воздухе и висят, стукаясь друг о друга и позванивая. Слышишь… Динь-динь-динь… Это значит, что опять подул ветер с севера. Оденься, он всегда сюда задувает. Видишь, мои карточки разбросал.

Сын. Отец, выйдем со мной, я тебе покажу, да и ты сам увидишь, как собаки вывесили свои красные языки.

Он. Замерзшие мыши лежат в подвалах, и голодные коты ломают зубы об их каменные тушки.

Сын. Отец, комары, мухи, жуки, гусеницы, червяки, бабочки, улитки.

Он. Иней, иглы, лед, наст, свист, звон.

Сын. Плеск, гуд, смех, свет, красное, зеленое, желтое.

Он. Белое, белое, белое, снег, снег, снег, холод.

Сын. Почему снег холодный? Если раз в год и бывает зима, то жара от этого не спадает. Я купаюсь в проруби и валяюсь в снегу. Снег горячий. Снег – смех!

Он. Снег – снег, снег – снег, белое на белом, замороженное, холодное, застывший студень, заледеневший лед.

Сын. Пойдем на улицу, выйдем, отец, и все кончится. Начнется лето. Я тебе обещаю. Только надо все снять, снять, а то можно не почувствовать жары. Сними, и пойдем. (Пытается снять с отца его зимние доспехи.) Возьмем только белый носовой платок, я положу его тебе на голову, чтобы не получился солнечный удар.

Он. Мы не сможем выйти отсюда: замок прокалился от холода и не поворачивается.

Сын. Но я же здесь. Я вошел к тебе.

Он. Действительно, как ты вошел сюда?..

Сын. Я бежал по дороге – я каждый день бегаю до дома Максимки 5 километров, а обратно мы бежим вместе, – и вот из-под моих ног выскочил камушек, в пыли попался, и стукнул прямо в твою дверь. Она и открылась. Я увидел такую прекрасную тень и забежал сюда, жара тоже, знаешь, надоедает… Пить хотелось… Ах, какая у тебя холодная вода! До сих пор зубы ломит.

Он. Камушек, тень, вода… Ты ко мне случайно… Может, ты мне и не сын?

Сын. Сын. Я тебя сразу узнал.

Он. Узнал?

Сын. Да. Мне о тебе мать рассказывала и 172-й.

Он. Что они тебе говорили?

Сын. Говорили, что ты страшный мерзляк.

Он. Кто?

Сын. Мерзляк. Я тебя по этим хламидам и узнал. Да разденься же ты!.. Пойдем, мать будет очень рада. И 172-й.

Он. Мы пойдем, пойдем, но не сразу, не сейчас… Поживи со мной. Тебе надо пожить со мной. Мы сначала должны как следует привыкнуть друг к другу, а потом вместе – к ним. Ведь мы с тобой отец и сын. Мы должны хоть немножечко побыть одни. Знаешь, дверь закрывать не будем… Я привыкну к жаре, ты – к холоду, и когда температуры наших тел сравняются, мы пойдем к матери и к 172-му.

Сын. Нет, отец, тебе будет хорошо, если сразу. Я хотел бы испытать то, что испытаешь ты, но у меня не получится. Ты выходишь и сразу наступаешь на что-то мягкое и теплое, как будто у твоего порога лежала лиса. А это просто толстый слой нагретой пыли. Над головой висит белое солнце – платок не забудь, как договорились, – а в грудь упирается стена раскаленного воздуха. Тебе трудно будет сделать первый шаг, но я подтолкну, и мы зашагаем, зашагаем, а потом и побежим.

Он. Мне нужно переодеться.

Сын. Ну что ты опять говоришь!.. Не переодеться – раздеться совсем. Снять, снять!..

Он. Да-да… А ты почини пока телефон. Перед выходом позвоним матери и 172-му, пусть готовятся. Шнур от мороза перетерся.

Сын. Это я мигом. В школе проходил. А ты тоже, между прочим, побыстрей. Мне еще к Максимке забежать, я обещал.

Он. Максимка твой друг?

Сын. На одной парте сидели.

Он. У него есть телефон?

Сын. Ну конечно.

Он. Я сейчас. (Уходит.)

Сын возится с телефоном, соединяет проводки, потом перематывает шнур изоляционной лентой. Поднимает трубку – гудок есть, телефон работает. От нечего делать собирает карточки, разбросанные по полу, и укладывает их в картотеку, слегка сортируя. Сидит, ждет отца.

Долго сидит. Наконец поднимает трубку, набирает номер.

Сын. Максимка! Привет. Я тут в одном месте застрял. Не знаю. Жду одного человека… Знаешь, что, давай в шахматишки сгоняем. (Расставляет фигуры на доске.) Ну ладно, ладно, не гнуси… По телефону даже интереснее. Ты будто поселок Мирный, а я пионеры подмосковной исправительно-трудовой колонии. А? Тогда начали. e2–e4.