(Пятница, 13 апреля, 10 ч. веч.)

Ужасное, во многих отношениях совершенно необыкновенное преступление, совершенное в доме Гарденов в день розыгрыша Ривермонтского Большого приза, было так умело задумано, что только по чистой случайности, или я бы сказал, вследствие неожиданного вмешательства, оно вообще было раскрыто. Я считаю, что это было одним из самых больших успехов Фило Вэнса, т. к. только его необыкновенное понимание человеческой природы, его поразительный нюх к подпочвенным течениям повседневной жизни привел его к истине.

Убийство в день Ривермонтского приза было поразительной смесью страсти, скупости, честолюбия и увлечения скачками. Была тут также и примесь ненависти.

Для нас это дело началось вечером 13 апреля. Мы сидели в квартире Вэнса, вместе с его приятелем, следователем Маркхэмом. Обед, как всегда у Вэнса, был превосходный, и после него мы уселись в библиотеке за рюмкой удивительного коньяка «Наполеон, 1809». Вэнс и Маркхэм рассуждали о преступлении вообще. Вэнс отрицал возможность возникновения «волн преступности», утверждая, что преступление — нечто совершенно личное, не поддающееся никаким законам. Во время разговора в комнату вошел Карри, старый английский лакей Вэнса. Мне показалось, что ему не по себе. По-видимому, и Вэнс почувствовал что-то необычное в его манере, потому что он повернулся и спросил:

— В чем дело, Карри? Видели вы призрак, или в доме грабитель?

— Только что звонили по телефону, сэр.

— Какие-нибудь скверные вести от ваших? — спросил Вэнс.

— О нет, сэр, звонили не мне, один джентльмен…

— Джентльмен, Карри?

— Он говорил, как джентльмен, сэр. Это не был простой человек у него был культурный голос, сэр.

— Раз вы так много узнали по голосу, — сказал Вэнс, — может быть, мне сообщите возраст этого джентльмена?

— Мне кажется, что он был средних лет или немножко старше, — сказал Карри. — Голос его звучал солидно и основательно.

— Великолепно, — сказал Вэнс, гася папиросу. — Зачем же звонил этот основательный, солидный джентльмен средних лет? Хотел он говорить со мной и назвал ли он свое имя?

В глазах Карри появилось тревожное выражение:

— Нет, сэр, это-то и странно. Он сказал, что не хочет говорить с вами лично и что он не назовет свое имя. Но он просил меня кое-что передать вам. Он заставил меня записать это слово в слово и затем прочесть ему. И когда я это сделал, он повесил трубку. Вот это послание, сэр, — и он протянул Вэнсу листок блокнота.

Вэнс взял его и кивком приказал Карри удалиться. Потом он стал разглядывать бумажку. Глаза его несколько затуманились. Он прочел послание еще раз более внимательно и откинулся в кресле.

— Честное слово, — прошептал он, — весьма необыкновенно! Это, конечно, вполне понятно, но я не улавливаю связи.

— Что это — секрет? — с некоторым неудовольствием спросил Маркхэм.

Вэнс виновато посмотрел на него:

— Простите меня, Маркхэм, мой ум невольно двинулся по рельсам. Простите. Вот послание, которое записал Карри: «В доме профессора Эфраима Гардена имеется весьма тревожное психологическое напряжение, не поддающееся диагнозу. Перечтите то, что известно о радиоактивном натрии. Взгляните книгу XI-ую Энеиды, строчку 875. Хладнокровие существенно». Курьезно, не правда ли?

— Мне это кажется довольно-таки бессмысленным, — сказал Маркхэм. — Разве вы водитесь с сумасшедшими?

— О, это совсем не был сумасшедший, — заверили его Вэнс. — Это загадочно, я признаю, но довольно ясно.

— Во имя неба, какое отношение имеют друг к другу профессор, натрий и Энеида?

Вэнс глубоко затянулся папиросой перед тем, как ответить.

— Эфраим Гарден, о котором вы наверное слышали, один из наиболее известных специалистов по химии в нашей стране. Кажется, он профессор химии в Стейвезантском университете. Его последние изыскания касались радиоактивного натрия. Удивительное открытие, Маркхэм. Новый радиоактивный натрий, по-видимому, открывает новые пути для лечения рака. С другой стороны, радий и радиоактивные вещества могут быть очень опасны, если попадают в нормальную ткань человеческого тела. Открытие радиоактивного натрия сильно продвинуло дело вперед…

— Все это весьма увлекательно, — иронически сказал Маркхэм, — но что это имеет общего с вами или с тревогой в доме Гарденов? А уж, в особенности, с Энеидой. Во времена Энеиды не знали о радиоактивном натрии!

— Маркхэм, старина, я не гадатель. У меня нет ни малейшего представления о том, причем тут я или Энеида. Но у меня смутное ощущение, что в этой книге Энеиды имеется одно из лучших описаний битвы в древней литературе. Однако посмотрим…

Вэнс достал с полки книгу и стал ее перелистывать.

— Вот то место, на которое ссылаются, Маркхэм, — сказал он. — Это знаменитая звукоподражательная фраза, гласящая в более или менее точной передаче:

«От топота копыт пыль по полю несется».

Маркхэм вынул сигару изо рта.

— Тайна только сгущается, — сказал он. — Вы теперь мне расскажите, что имеют общего троянцы с этим профессором химии и его радиоактивным натрием.

— Нет, о нет. — Вэнс говорил совершенно серьезно. — Не троянцы, но может — топот лошадей.

— Вам это может казаться осмысленным… — начал Маркхэм.

— Видите ли, — ответил Вэнс, — я улавливаю намек на некую схему. Молодой Флойд Гарден, единственный сын профессора, и его кузен, тщедушный малый по имени Вуд Свифт, страстно увлекаются лошадками, Маркхэм. Они интересуются спортом. Это весьма распространенная болезнь вообще, но лошадки — это их страсть. Они принадлежат к той группе молодых аристократов, которые проводят свои дни в бесплодных гаданиях о том, какая лошадь придет первой.

— Вы хорошо знаете Флойда Гардена?

Вэнс кивнул:

— Недурно. Он член клуба Далеких Лужаек. И я часто играл с ним в поло. Молодой Гарден несколько раз приглашал меня присоединиться к нему и к его небольшой компании в момент розыгрыша скачек. По-видимому, он получает по радио сведения со всех ипподромов, и у него есть громкоговоритель. Профессор этого не одобряет, но он не возражает против того, что миссис Гарден иногда делает ставки на ту или иную лошадь.

— Бывали ли вы у него? — спросил Маркхэм.

— Нет, — сказал Вэнс, — но я думаю на этот раз принять его приглашение.

— Я не понимаю, как вы можете серьезно относиться к этому загадочному посланию.

— Вы упустили из виду одну фразу, — ответил Вэнс. — «Хладнокровие существенно». Одна из наиболее знаменитых лошадей, участвующих в скачках, называется Хладнокровие. Она принадлежит к той же компании «бессмертных», как Боевик, Истребитель, Смелый Фокс и Граф Рей. Кроме того, Хладнокровие участвует завтра в розыгрыше Ривермонтского Большого приза.

— Я все же не вижу оснований… — начал Маркхэм.

— Кроме того, — продолжал Вэнс, — доктор Майльс Зиферт, домашний врач Гарденов, сообщил мне, что миссис Гарден уже несколько времени страдает загадочной болезнью.

— Дело становится все более запутанным, — проворчал Маркхэм.

— Я могу сказать, — заметил Вэнс, — кто послал мне это сообщение.

— Вот как!

— Да. Это был доктор Зиферт.

— Можете вы мне сообщить, как вы пришли к этому заключению?

— Это было нетрудно, — ответил Вэнс. — Во первых, меня не вызвали к телефону самого. Очевидно, этот человек боялся, что я узнаю его голос. Затем, это послание составлено на профессиональном медицинском наречии. «Психологическое напряжение» и «не поддается диагнозу», — это фразы, которые редко употребляет рядовой обыватель. Далее, говоривший, очевидно, знает, что я более или менее осведомлен о положении в доме Гарденов и о страсти молодого Гардена к скачкам. Из этого я вывожу, что говоривший — врач, которому известно мое знакомство с Гарденами. Единственное лицо, соответствующее этим условиям, — Майльс Зиферт. Я к тому же случайно знаю, что он знаток древних языков. Я встречался с ним в клубе латинской литературы.

— В таком случае, почему же вы не позвоните ему и не спросите, что скрывается за этой криптограммой?

— Дорогой Маркхэм, о, дорогой Маркхэм! — Вэнс прошел к столу и выпил рюмку коньяку. — Зиферт не только негодующе отверг бы какую-либо причастность к этому посланию, но стал бы мне всячески препятствовать. Этика медицинской профессии поразительна. А Зиферт — фанатик в этом отношении. Нет, такой способ действий не подойдет. Я должен разобраться в этом сам.

— Но в чем вы, собственно, должны разобраться? — настаивал Маркхэм, — и почему вы думаете, что тут нечто серьезное?

— Кто знает! — протянул Вэнс. — Кстати, я и сам интересуюсь скачками.

— Что же вы предполагаете делать? — спросил Маркхэм.

— Нью-йоркский следователь, почтеннейший Маркхэм должен гарантировать мне безнаказанность раньше, чем я отвечу.

— Вы собираетесь нарушить закон? — спросил удивленно Маркхэм.

Вэнс снова взялся за рюмку коньяку.

— О да, сказал он. Это преступление, кажется, карается тюрьмой.

— Хорошо, я посмотрю, что можно сделать для вас.

Вэнс еще раз хлебнул Наполеона.

— Ну, старина Маркхэм, — объявил, он, — я завтра отправляюсь к Гарденам и буду вместе с молодежью держать пари насчет лошадей.

(Суббота, 14 апреля, полдень)

Как только Маркхэм ушел, выражение лица Вэнса переменилось.

— Мне это не нравится, Ван, мне это совсем не нравится. Зиферт не такой человек, чтобы прибегать к загадочным телефонным звонкам, если у него не было для этого серьезной причины. Очевидно, его нечто очень беспокоит. Но причем тут квартира Гарденов? Мне всегда казалось, что там не происходит ничего ненормального.

Он вышел в переднюю и я услышал, что он крутит телефонный диск. Вернувшись, он имел более бодрый вид.

— Завтра нам предстоит прескверный завтрак, Ван, — объявил он. — Мы должны будем обременить себя мясом в самый неподходящий час — в полдень. Мы завтракаем с молодым Гарденом у него на дому. Там будет Вуд Свифт и несносное существо по имени Лоу Хаммль. Любитель лошадей из какого-то имения на Лонг-Айланде. Затем к нам присоединятся еще несколько любителей спорта, и мы вместе будем заниматься пари. Ривермонтский Большой приз — одно из событий сезона. Что же, надо к нему подготовиться. Я уже давно не занимался лошадьми, — он допил свой «Наполеон» и удалился в спальню.

Хотя я понимал, что у Вэнса в виду нечто серьезное, я, конечно, ни малейшим образом не подозревал тех ужасов, которые должны были последовать. Днем 14 апреля произошло первое действие одного из самых страшных преступлений этого поколения. Я никогда не забуду этот роковой полдень в субботу. Кроме убийства он еще ознаменовался первым сентиментальным эпизодом в жизни Вэнса. Впервые его холодное безличное отношение растаяло перед обаянием привлекательной женщины.

На следующий день мы прибыли незадолго до полудня в красивую квартиру профессора Гардена, помещавшуюся в небоскребе, и нас сердечно встретил молодой Гарден. Флойд Гарден был человеком лет тридцати, атлетического сложения, ростом в шесть футов, с черными волосами и смуглым цветом лица. Его нельзя было назвать красивым, черты его лица были слишком угловатые, уши слишком отставали, губы были слишком тонки. Но в нем было нечто привлекательное, и в его движениях была уверенность, он умел быстро схватывать то, что ему говорили.

— Нас к завтраку только пятеро, Вэнс, — заметил он. — Старик возится со своими трубочками и спиртовками в университете. Матушка разыгрывает больную, окружив себя врачами и сиделками, снующими взад и вперед и переворачивающими ее подушки; но придут Лоу Хаммль, а также мой почтеннейший кузен Вуд. Вы знаете Свифта, Вэнс? Вы как-то с ним обсуждали какие-то китайские статуэтки. Не могу понять, какую роль он тут играет. Старик и матушка питают к нему необыкновенную симпатию, а может быть, просто его жалеют. Я ничего не имею против Вуда, но у нас очень мало общего, кроме лошадей. Только он принимает игру на скачках слишком всерьез. Правда, у него мало денег, и выигрыши и проигрыши много для него составляют. Он конечно, разорится, но это мало переменит его положение. Мои любящие родители погладят его по головке и наполнят ему карманы. А если бы я разорился от игры на скачках, они мне сказали бы убираться к черту и взяться за работу!

Он засмеялся с некоторой горечью. Когда нам подали напитки, Вэнс заговорил в свою очередь.

— Слушайте, Гарден, — сказал он, что это все за семейные сплетни? По правде сказать, это не особенно уместно.

— Простите за отсутствие манер, старина, — сказал Гарден, — но я хотел, чтобы вы поняли положение. Я терпеть не могу загадок, а сегодня могут произойти некоторые курьезные вещи. Если вы будете знать обстановку заранее, это вас будет меньше беспокоить.

— Премного благодарен и тому подобное, — пробормотал Вэнс.

— Вуд вел себя странно за последние несколько недель, — продолжал Гарден. — Как будто бы его грызет тайная печаль. Он еще бледнее обыкновенного. Часто приходит без причины в мрачном настроении, может быть он влюблен, но он такой скрытный. Никто никогда этого не узнает, даже предмет его симпатии.

— Есть какие-нибудь признаки ненормальности? — спросил Вэнс.

— Нет, — нахмурившись сказал Гарден. — Но у него появилась странная привычка подниматься в сад на крыше, как только он сделает крупную ставку, и он остается там один, пока не выяснится результат.

— В этом нет ничего необычного, — сказал Вэнс. — Многие игроки таковы. Терпеть не могут оставаться на виду, пока не выяснится результат. Простая чувствительность!

— Вы наверное правы, — признал Гарден. — Но я бы хотел, чтобы он играл более умеренно, а не входил в такой азарт.

— Кстати, — спросил Вэнс, — почему вы ожидаете сегодня каких-то курьезных вещей?

— Дело в том, — сказал Гарден, пожимая плечами, — что Вуди за последнее время много проигрывал, а сегодня — день Большого Ривермонтского приза. Я чувствую, что он последний свой доллар поставит на Хладнокровие… Хладнокровие — это одна из лучших лошадей нашего времени, — но с изъяном. Когда она приходит первой, ее обычно дисквалифицируют. У нее дикая страсть к заборам. Поставьте забор поперек дороги за милю от старта, и она без сомнения прибежит первой. А на скачках в Беллей, и в Колорадо, и в Урбане она каждый раз перескакивала через забор. Кроме того, эта лошадь уже немолодая. Ей приходится состязаться с изрядными молодцами. По-моему, это прескверный объект для ставки. Но я чувствую, что этот мой шальной кузен поставит на нее все, что может. А в таком случае, Вэнс, будут осложнения, если Хладнокровие не победит. Это будет каким-то взрывом. Я чувствую его приближение уже неделю.

— Весьма интересное положение, — сказал Вэнс. — Я согласен с вами насчет Хладнокровия. Но я думаю, что вы слишком суровы. Я не так уверен в его непобедимой страсти к заборам. В качестве двухлетки Хладнокровие побивал всех. В три года уже у него были осложнения с ногами, в четыре года он снова выиграл десять крупных скачек. Я, конечно, сам не стал бы на него ставить, я изучал записку вчера вечером, но решил не придерживаться Хладнокровия.

— А вы какую лошадь предпочитаете? — спросил Гарден.

— Лазурную Звезду.

— Лазурную Звезду, — презрительно заметил Гарден. — Да это же аутсайдер! У него слишком слабые ноги. Он не может выдержать скачку в милю с четвертью. Нет. Я бы поставил свои деньги на Любителя Риска.

— Любитель Риска ненадежен, — сказал Вэнс. — Лазурная Звезда побила его в этом году в Санта Аните. Ну, — каждому своя лошадь!

В это время мы услышали звук легких шагов, и в комнату вошел худощавый, бледный молодой человек лет тридцати, слегка сутулый, с обиженным меланхолическим выражением на нервном лице. Пенсне еще увеличивало впечатление физической слабости.

— Привет, Вуди, — воскликнул Гарден. — Как раз во время, к завтраку. Вы знаете Вэнса, нашего славного детектива. А это мистер Ван Дайн, его скромный спутник.

Вуд Свифт приветливо поздоровался с нами, пожал руку кузену, взял бутылку Бургундского вина и налил себе большой стакан, который залпом выпил.

— Боже мой, — воскликнул Гарден. — Как вы переменились, Вуди! Кто же ваша дама?

Лицо Свифта подернулось, точно от боли.

— О, умолкните, Флойд, — раздраженно отозвался он.

— Простите, что же вас сегодня тревожит кроме Хладнокровия?

— Достаточно одной тревоги на целый день. Но я не могу проиграть! — он налил себе еще стакан. — А как тетя Марта?

Гарден прищурился.

— Так, ничего себе. Нервничает, как черт, с утра и курит папиросу за папиросой. Она, наверное, встанет ко времени скачек.

В эту минуту появился Лоу Хаммль. Это был коренастый невысокий человек лет пятидесяти с круглым красным лицом и коротко подстриженными седыми волосами. На нем был полосатый костюм с жилетом шоколадного цвета.

— Вот ваш шотландский виски с содой, — сказал в виде приветствия Гарден. — А вот вдобавок мистер Фило Вэнс и мистер Ван Дайн.

— Очень польщен, очень польщен, — сказал Хаммль, здороваясь. — Давно я вас не видел, мистер Вэнс.

В это время объявили, что завтрак подан. Еда была тяжелая и безвкусная, и вина сомнительного происхождения. Вэнс оказался прав. Разговор шел почти исключительно о лошадях, об истории скачек, о Большом Национальном призе и о шансах различных участников розыгрыша сегодняшнего Ривермонтского Большого приза. Гарден оказался хорошим знатоком современного скакового дела и обладал удивительной памятью.

Завтрак уже приближался к концу, когда на пороге показалась высокая, статная и, по-видимому, крепкая женщина, которой на вид было не более сорока лет (я позднее узнал, что ей было сильно за пятьдесят). На ней был костюм тайер и боа из чернобурой лисицы.

— А, матушка, — воскликнул Гарден. — Я думал, что вы больны. Откуда этот прилив сил и энергии?

Он представил меня своей матери. Вэнс и Хаммль уже с ней встречались.

— Я устала лежать в постели, — сказала она сыну. — Садитесь, господа. Я иду за покупками и вошла взглянуть, все ли у вас в порядке. А раз уж я здесь, я пожалуй выпью крем де мант.

Лакей поставил ей стул около Свифта и прошел в буфетную. Миссис Гарден положила руку на плечо племяннику.

— Как дела, Вуди, — спросила она его товарищеским тоном. Не ожидая ответа, она повернулась снова к Гардену. — Флойд, пожалуйста, поставьте за меня сегодня, если я не вернусь вовремя.

— Назовите вашего погубителя, — с улыбкой сказал Гарден.

— Я ставлю на Гранд-Скор в ординаре и двойном. Сто, как всегда.

— Ладно, матушка, — сказал Гарден. — Бывают и менее остроумные ставки. Вы ничего не хотите поставить на Хладнокровие, не правда ли, матушка?

— Оценка слишком неблагоприятна, — сказала миссис Гарден.

— Его сегодня дают по пять на два.

— Он и при этом не останется, — авторитетно сказала миссис Гарден. — А я получу восемь или десять на один за Гранд-Скор.

— Вы правы, — согласился Гарден, улыбаясь.

Лакей принес крем де мант. Миссис Гарден выпила его и встала:

— Ну я иду, — сказала она, похлопав племянника но плечу. — Не будьте неосторожным… Добрый день, господа, — и она вышла из комнаты твердой мужской походкой.

Мы также поднялись с места и направились в гостиную.

— Снид, — приказал Гарден, — наставьте радио.

Я посмотрел на электрические часы на камине. На них было ровно десять минут второго.

(Суббота, 14 апреля, 3.45 дня)

— Великий момент приближается, — объявил Гарден, — и хотя он говорил с напускной веселостью, я почувствовал напряжение и у него. — Телефон Ханникса будет очень занят последние десять минут, и поэтому я прошу вас всех заявить свои ставки раньше, чем настанет последний момент.

Воцарилось молчание. Свифт, подняв глаза от печатного листа, сказал странным голосом: — Узнайте-ка новейшие сведения, Флойд. Мы их не получали с самого начала, и, может быть, кто-нибудь выбыл, или шансы оцениваются по-другому.

— Все, что вам угодно, дорогой кузен, — сказал Гарден и взялся за телефонную трубку. — Не очень отличается от утренних сведений, — объявил он, послушав. — Молния — на два пункта ниже, Поезд — на три ниже, Лазурная звезда на две выше. Флирт — на одну ниже, Гранд Скор поднялся с 6 на 10, вот удачно для матушки, если он придет первым! — Любитель риска на один выше. Головной — на две ниже, Сара Ди на одну выше, а остальные без перемен. А Хладнокровие понизилось с 2,5 на 2. Я думаю, и этого она не даст! Ну, как же вы? Решили все, кто сколько ставит?

Крун встал, допил свой коньяк, вытер рот аккуратно сложенным платком из карманчика на груди и сделал несколько шагов по комнате.

— Я решил уже вчера, — сказал он, — запишите меня в вашу книжку на сто долларов на Хиджинса в ординаре и двести на него же в двойном. И можете приписать двести на Головного на третье место. Вот мой вклад в празднество этого дня.

— Головной — плохой актер, — заметил Гарден.

— Ну что же, — вздохнул Крун, — может быть, сегодня он будет пай-мальчиком, — и он направился в переднюю.

— Что это, вы сбегаете от нас, Сесиль? — окликнул его Гарден.

— Крайне сожалею, — ответил Крун, — я охотно бы остался, но юридическое совещание у моей тетушки, старой девы, назначено на 4 ч. 30. Надо подписывать бумаги и т. п. Постараюсь вернуться возможно скорее.

Мэдж Уезерби подобрала листы и прошла к столу Зелии Грэм, с которой начала разговор вполголоса.

— Что же? — спросил Гарден. — Это единственная ставка, которую я должен сообщить Ханниксу?

— Запишите меня на Поезд, — сказал Хаммль. — Я играю его на второе и на третье место, по сто в каждом случае.

— Записано, — сказал Гарден. — Кто еще?

В эту минуту в дверях появилась необыкновенно привлекательная молодая женщина и робко поглядела на Гардена. Она была в форме сестры милосердия безупречной белизны, в белых туфлях и чулках и в белом накрахмаленном чепце. Ей было не больше тридцати лет, но большая зрелость чувствовалась в спокойных карих глазах; энергия проявлялась в твердых очертаниях ее подбородка. Она не была накрашена, и ее каштановые волосы были расчесаны на пробор и заложены за уши. Она представляла собой разительный контраст с обеими другими женщинами.

— А, мисс Битон, — сказал Гарден. — Я думал, что у вас свободные часы, так как матушка настолько оправилась, что пошла за покупками. Хотите вы тоже присоединиться к нашему сумасшедшему дому и послушать скачки?

— О нет, у меня слишком много дела. Но если вы ничего не имеете против, мистер Гарден, ответила она робко, я хотела бы поставить два доллара на Лазурную Звезду и в ординаре, и в двойном, и на третье место.

Все слегка улыбнулись. Гарден хихикнул:

— Ради Бога, мисс Битон, — ответил он, — почему вам в голову пришла Лазурная Звезда?

— О, так, без особого основания, — ответила она, улыбаясь. — Я читала сегодня газеты и мне показалось, что Лазурная Звезда — такое красивое название.

— Что же, можно выбирать и так, — снисходительно заметил Гарден. — Но только у этой лошади никаких данных. А кроме того, мой букмекер принимает ставки не меньше пяти долларов.

Вэнс, который наблюдал за девушкой с более заметным интересом, чем он обычно проявлял к женщинам, наклонился вперед.

— Погодите минутку, — сказал он. — Я думаю, мисс Битон сделала отличный выбор. — Затем он обратился к мисс Битон. — Я буду счастлив помочь вам разместить вашу ставку. — Он вновь повернулся к Гардену. — Ваш букмекер не будет против принять от меня двести долларов на Лазурную Звезду?

— Против? Да он вцепится руками и ногами. Но зачем…?

— Тогда решено, — быстро произнес Вэнс. — Это моя ставка. А два доллара из этой суммы на каждую позицию принадлежат мисс Бигон.

— Отлично, — сказал Гарден, записывая в книжку.

Я заметил, что во время короткого разговора Вэнса с сиделкой относительно Лазурной Звезды Свифт мрачно смотрел на него через полузакрытые веки. Сиделка бросила быстрый взгляд на Свифта и потом ответила:

— Вы очень добры, мистер Вэнс, — потом она добавила: — Я не буду притворяться, будто я не знаю, кто вы. Даже если бы мистер Гарден не назвал вас по имени! — она посмотрела на Вэнса со спокойным восхищением, повернулась и вышла в коридор.

— О Боже мой! — воскликнула Зелия Грэм. — Рождение романа! Два сердца бьются за одну лошадь. Как удивительно!

— Выбирайте свою лошадь и говорите, сколько ставите, — строго остановил ее Гарден.

— Ну что же, — ответила девушка. — Я возьму Флирт, скажем, на двести. Мое весеннее платье полетит в трубу. Ну что же, я могу потерять и свой спортивный костюм! Запишите меня на него также в двойном — двести. А теперь дайте мне еще этого целебного напитка, — и она направилась к бару.

— А вы, Мэдж? — спросил Гарден.

— Я ставлю на Сулему. Пятьдесят во всех трех случаях.

— Больше никто? — спросил Гарден. — Я возлагаю свои надежды на Любителя Риска — сто, двести и триста. Ну, а вы, Вуди?

Свифт сидел, изучая лист.

— Не беспокойтесь обо мне, — сказал он, — я не пропущу розыгрыша. Сейчас только четыре часа.

Гарден нахмурился, но взял телефонную трубку и передал букмекеру все ставки, записанные в его книгу. Свифт встал и прошел к шкапу с бутылками. Он налил себе стакан виски и выпил его залпом. Потом он медленно прошел к столу, где сидел его кузен.

— Теперь я скажу вам свою ставку, Флойд, — хриплым голосом начал он. — Я ставлю десять тысяч долларов на Хладнокровие в ординаре.

Глаза Гардена испуганно расширились.

— Я этого и боялся, Вуди, — сказал он. — На вашем месте…

— Я не спрашиваю совета, — перебил его Свифт. — Я прошу вас передать эту ставку.

Гарден не отводил глаз от лица кузена.

— Я думаю, что вы шалый дурак, — сказал он.

— Ваше мнение меня нисколько не интересует, — ответил Свифт. — Я прошу вас передать эту ставку. Если вы этого не сделаете, я займусь этим сам.

— Вам же хуже, — сказал Гарден и взялся за телефон.

Свифт прошел к бару и налил себе еще большую рюмку коньяку.

— Алло, Ханникс, — говорил Гарден. — Вот еще одна ставка. Держитесь за стул, или вы потеряете равновесие. Я ставлю десять больших на Хладнокровие в ординаре. Да да, десять тысяч. Можете вы это передать? Ладно. — Он повесил трубку и вернулся к своему месту, тогда как Свифт направлялся к выходу.

— А теперь, я полагаю, — иронически заметил Гарден, — вы отправляетесь к себе, чтобы быть наедине, когда придут вести?

— Если это не разобьет ваше сердце, то да, — ответил Свифт, — и я сочту особой любезностью, если меня не будут беспокоить, — он медленно повернулся и вышел.

Гарден быстро встал и крикнул:

— Погодите минутку, Вуди, я хочу сказать вам слово, — и он вышел следом за ним.

Я видел как Гарден схватил рукой плечи Свифта, и они оба скрылись за поворотом коридора.

Гарден отсутствовал минут пять. В его отсутствие говорилось очень мало. Казалось, всех охватило беспокойство. Было ощущение нависшей катастрофы. Мы все знали, что Свифт не мог себе позволить такую экстравагантную игру. Он, по-видимому, поставил все, что имел. И мы знали, или подозревали, что от этой ставки зависит нечто серьезное. Не чувствовалось веселья. Легкомысленная атмосфера рассеялась.

Когда Гарден вернулся в комнату, лицо его было несколько бледным.

— Я старался убедить его, — заметил он Вэнсу. — Но это бесполезно. Он не стал слушать. Только сердился. Бедняга! Если Хладнокровие не выиграет, ему крышка. Не знаю, правильно ли я сделал, что передал эту ставку, но, в конце концов, он совершеннолетний.

— Да, конечно, — сказал Вэнс. — Мне кажется, у вас не было выбора.

Зазвонил звонок. Через несколько мгновений в дверях появился Снид.

— Простите, сэр, — сказал он Гардену, — мисс Грэм зовут к другому телефону.

— Кто это на земле, на воде или под землей может меня вызывать?! — воскликнула Зелия. Потом, добавила: — О, я знаю. Я буду говорить из кабинета, — и она вышла из комнаты.

Гарден мало обратил внимания на этот вызов. Он весь превратился в ожидание, то и дело хватаясь за трубку.

— Вот, скачка в Ривермонте начинается. Молитесь, дети. Слушайте, Зелия, — крикнул он громко. — Передайте увлекательному джентльмену на другом конце телефона, чтобы он вызвал вас попозже.

Ответа не было, хотя кабинет был в нескольких шагах. Вэнс встал и, пройдя через комнату, заглянул в коридор.

— Я хотел известить даму, — пробормотал он, — но дверь в кабинет закрыта.

— Она сама знает, какой теперь час, — заметил Гарден, поворачивая выключатель около громкоговорителя. Из аппарата раздался хорошо знакомый голос спикера Мак Эльроя.

«…И Хладнокровие брыкается. Они столкнулись с Головным. Теперь они тронулись. Хиджинс несется впереди, Лазурная Звезда за ним. Молния тотчас же следом. Остальные в куче. Я не могу отличить одну от другой. Погодите секунду. Вот они несутся мимо нас. Хиджинс впереди на два корпуса. За ним Поезд. Да, а вот Сулема, немножко отстала. Сулему нагоняет Любитель Риска. Вот они кончают первый круг. Хиджинс все еще впереди на полкорпуса, Поезд на полтора корпуса впереди Флирта, который идет третьим. Лазурная Звезда на один корпус позади Флирта. Хладнокровие сильно отстал, но нагоняет. Прямо за ним Гранд-Скор, делающий отчаянное усилие, чтобы выбиться вперед»…

В эту минуту Зелия Грэм появилась в дверях и стояла, глядя на радио и засунув руки в карманы своего жакета. Она слегка покачивалась взад и вперед, увлеченная описанием скачек.

«Они огибают далекий конец. Хладнокровие улучшил свое положение и бежит своим знаменитым шагом. Хиджинс отстал. Флирт идет первым, на голову впереди Поезда. Третьим на корпус — Лазурная Звезда… Вот они на длинном пробеге. Лазурная Звезда вышла вперед на целый корпус. Поезд прилагает большие усилия и остается на втором месте, Флирт прямо за ним. Хиджинс отстал и, по-видимому, уже не представляется серьезным конкурентом. Хладнокровие быстро нагоняет и уже на шестом месте. У него осталось уже немного времени, но он славно бежит и может еще выдвинуться. Гранд Скор отстает. Сулема впереди обоих, но не перегоняет. Остальные, я думаю, уже выбыли из состязания. Вот они подходят к финишу. Больших перемен нет. Еще секунда вот… выиграла Лазурная Звезда на два корпуса. Следующий Флирт, на корпус за ним Поезд, Верхняя Полка — четвертый. Погодите минуту. Да. Вот результаты: Лазурная Звезда выиграла Большой Ривермонтский приз».

Хаммль откинулся на стуле и закрыл радио.

— Ну, — сказал он, — я хоть отчасти был прав.

— Не такая уже азартная скачка, — сказала мисс Грэм. — Я, кажется, ни выиграла, ни проиграла. Во всяком случае, мне не придется ехать в колонию нудистов этой весной. Теперь я пойду и закончу свой телефонный разговор.

Она вышла. Гардену казалось не по себе. Он приготовил коктейль.

— Хладнокровие ничего не выиграл, — заметил он, — но результаты еще не официальны. Не слишком приходите в восторг, не слишком отчаивайтесь. Помните недавние скачки в Саратоге, когда все три выигравших лошади были дисквалифицированы?

В эту минуту в комнату вошла миссис Гарден с двумя маленькими пакетами в руках.

— Не говорите мне, что я опоздала, — воскликнула она. — Ужасное движение! Я три четверти часа ехала сюда от угла Пятидесятой улицы и Пятой Авеню. Что? Большая скачка кончилась?

— Кончилась, но официального результата нет, — сообщил Гарден.

— А как мои дела?

— Как всегда, — улыбнулся Гарден. — Ваш был Гранд Скор. Этот благородный конь и на этот раз остался не причем. Весьма, прискорбно, но это еще не официально.

Гарден повернул громкоговоритель. Раздался снова голос.

«Официальный результат Ривермонта:

Тронулись в 4 ч. 16. Выиграл № 3 — Лазурная Звезда. Вторым — № 4, Флирт. Третьим — № 2, Поезд. Бежали 2 м. 2,5 сек. Выигрыши: Лазурная Звезда 26,80, 9 и 6,60. Флирт 5,20 и 4,60. Поезд 8,40».

— Итак, вот результаты, — сказал Гарден, подсчитывая. Наш славный Снид выиграл 6 долларов с половиной. Отсутствующий мистер Крун проиграл 500, присутствующая мисс Уезерби 150. Наш старый охотник выиграл 250 долларов. Вы, матушка, проиграли 200 долларов, что весьма печально. Я сам ограблен на 600. Зелия, которая получила свои сведения от приятеля — друга отдаленного родственника морганатической жены двоюродного брата одного из жокеев, выигрывает 120. Как раз хватит на туфли, шляпу и сумочку. А мистер Вэнс, знаменитый любитель преступлений и лошадей, может позволить себе роскошные каникулы. Он выиграл 3640 долларов, из которых 36 долларов и 40 центов идут нашей милой сиделке. А Вуд, конечно… — Голос его сорвался…

— Что сделал Вуди, — спросила миссис Гарден.

— Мне очень жаль, матушка, — но у Вуди голова была не совсем в порядке. Я пробовал его отговорить, но ничего не выходило.

— Да, так что же сделал Вуди? — настаивала миссис Гарден. — Много он проиграл?

Гарден ответил не сразу. Раньше, чем он заговорил, молчание нарушил резкий звук револьверного выстрела.

Вэнс первый вскочил на ноги. Лицо его было мрачным. Он быстро выбежал в коридор. Я последовал за ним, за мною Гарден. Из коридора я увидел, как все остальные столпились в дверях гостиной. Если бы выстрел не раздался в такой наэлектризованной атмосфере, он не вызвал бы особого волнения. Но при данных обстоятельствах, по-видимому, у каждого сразу возникла та же мысль.

Когда мы бежали по коридору, Зелия Грзм отворила дверь из кабинета.

— Что это было? — спросила она, глядя широко открытыми глазами.

— Мы еще не знаем, — сказал ей Вэнс.

В дверях спальни в глубине коридора стояла мисс Битон с выражением тревоги на ее обычно спокойном лице.

— Идите с нами, мисс Битон, — сказал Вэнс. — Вы можете нам пригодиться.

Вэнс взбежал по лестнице и вышел в дверь на крышу. Зрелище, представшее нашим глазам, не было вполне неожиданным. Там, на низком кресле, которое он показывал нам еще в этот день, сидел Вуд Свифт, откинув голову на спинку и вытянув ноги. На нем еще были надеты наушники от радио. Глаза его были широко раскрыты, губы слегка раздвинуты, пенсне сползло к кончику носа.

И на его правом виске была небольшая дырка, около которой виднелось несколько капель застывающей крови. Его правая рука свисала со стула, и прямо под ней на цветном кирпичном полу лежал маленький револьвер с перламутровой рукояткой.

Вэнс подошел к неподвижной фигуре. Остальные столпились кругом. Зелия Грэм, пробившаяся вперед и стоявшая рядом с Вэнсом, вдруг покачнулась и схватилась за его рукав. Лицо ее побледнело, глаза стали точно стеклянными. Вэнс быстро повернулся и, обхватив ее рукой, наполовину донес ее до большой качалки. Потом он сделал мисс Битон жест головой.

— Посмотрите за ней минуту, — попросил он. — Потом он вернулся к Свифту. — Пожалуйста, отойдите все, — приказал он. — Пусть никто его не трогает.

Он вынул свой монокль и вставил его в глаз. Потом он нагнулся к фигуре, распростертой в кресле. Он тщательно разглядел рану, верхнюю часть готовы, сдвинутое пенсне. Когда он окончил свой осмотр, он встал на колени на пол и начал что-то искать. По-видимому, он не нашел того, что искал, потому что он поднялся, нахмурив лоб, и поглядел на собравшихся.

— Умер, — сказал он необыкновенно угрюмым голосом. — Я временно принимаю руководство делами на себя.

Зелия Грэм поднялась с дивана, сиделка нежно ее поддерживала. Девушка, казалось, ничего не замечала кругом и стояла, не отрывая глаз от умершего.

— Пожалуйста, мисс Битон, — сказал Вэнс. — Немедленно отведите эту даму вниз. Я думаю, что она скоро оправится.

Сиделка кивнула и, крепко держа мисс Грэм, повела ее к выходу. Вэнс подождал, чтобы обе молодые женщины удалились, и потом обернулся к остальным.

— Будьте добры спуститься вниз и оставаться там в ожидании дальнейших распоряжений.

— Но что вы хотите делать, мистер Вэнс? — испуганным тоном спросила миссис Гарден. — Мы должны постараться, чтобы было как можно меньше шуму. Бедный мой Вуди!

— Я боюсь, сударыня, что мы никак не можем устроить, чтобы было как можно меньше шуму. — Вэнс говорил, подчеркивая свои слова. — Моим первым долгом будет телефонировать окружному следователю и в бюро уголовного розыска.

— Окружному следователю? Бюро уголовного розыска? — переспросила миссис Гарден, широко раскрывая глаза, — О нет! Зачем? Кажется, всякому ясно, что бедный мальчик покончил с собой.

Вэнс покачал головой и посмотрел расстроенной женщине прямо в глаза.

— Очень сожалею, сударыня, — сказал он. — Но это не самоубийство, это убийство.

(Суббота, 14 апреля 4 ч. 30 м. дня)

За неожиданными словами Вэнса последовала минута молчания. Все медленно направились к выходу. Остался только Гарден.

— Слушайте, Вэнс, — заговорил он. — Это действительно ужасно. Не даете ли вы своему воображению увлечь вас? Кто мог желать убить бедного Вуди? Он должен был сделать это сам. Он всегда был человеком слабым и не раз говорил о самоубийстве.

— Благодарю вас за эти сведения, Гарден, — холодно ответил Вэнс, — но никакого из этого толку. Свифт был убит, и мне нужна ваша помощь, а не ваши сомнения.

— Все, что я могу, я, конечно, сделаю, — пробормотал Гарден, пораженный манерой Вэнса.

— Есть тут телефон? — спросил Вэнс.

— Да, конечно. Там, в кабинете. — Гарден открыл дверь в конце коридора и впустил нас в кабинет. — Вон там, — сказал он, показывая на стол. — Это отдельная линия. Никакой связи с той, которой мы пользуемся для скачек, хотя он и соединен с кабинетом внизу. Повернув этот ключ, вы совершенно выключаете нижнюю ветвь.

— Понимаю, — сказал Вэнс. — У меня самого такая же система в квартире. А теперь, пожалуйста, присоединитесь к остальным внизу и содействуйте поддержанию спокойствия. Будьте добрым малым!

Гарден направился к двери, когда Вэнс его окликнул.

— Кстати, Гарден, мне вскоре понадобится небольшой разговор с вами, наедине.

— Я полагаю, — сказал Гарден, — что вы захотите узнать все семейные тайны? Это понятно. Я сделаю что могу. Я приду, как только вы меня позовете. Я буду поливать масло на возмущённые воды, а когда вы будете готовы, позвоните в этот звонок у книжной полки, около стола. — Он указал на белую кнопку, выдававшуюся из черного квадратного ящичка, стоявшего между двумя книжными полками. — Эта часть той системы, которая соединяет этот кабинет с нижним. Я позабочусь о том, чтобы дверь осталась открытой, так чтобы я мог услышать звонок.

Вэнс коротко кивнул, и Гарден удалился. Как только мы услышали его шаги на лестнице, Вэнс закрыл дверь и взялся за телефон. Через минуту он говорил с Маркхэмом.

— Скачущие лошади, старина! — сказал он. — Троянцы несутся с топотом. Хладнокровие было необходимо, но слишком осталось позади. Результат убийство. Молодой Свифт умер. И это такая ловкая инсценировка… Нет, Маркхэм, я не шучу. Приезжайте немедленно. И известите Хиса и судебного врача. Я буду вас тут ждать.

Он повесил трубку, закурил папиросу Режи медленным жестом, который, как я узнал из долгого опыта, был признаком озабоченности и недоумения.

— Это тонкое преступление, Ван, — сказал он. — Слишком для меня тонкое. Мне это не нравится. Совсем не нравится. И мне не нравится, что к этому примешались скачки.

Он огляделся в кабинете. Это была большая квадратная комната, уставленная полками с книгами. На некоторых из полок стояла также коллекция старинных аптекарских принадлежностей, каменных, медных, бронзовых, с львиными головами, головками херувимов, фигурами птиц; старые аптекарские весы из бронзы и слоновой кости, аптекарские склянки различных форм, цилиндрические, яйцевидные, грушевидные, из фаянса, из ценного фарфора, из стекла и хрусталя. Собирание этой коллекции потребовало немало времени и денег.

— Удивительная коллекция, — пробормотал Вэнс. — Она также дает представление о том человеке, который ее собирал. Это и художник, и ученый. Любитель красоты и искатель истины…

Он подошел к северному окну и поглядел в сад.

— Крокусы умирают, — сказал он. — Они уступают место гиацинтам и нарциссам. Уже открываются тюльпаны. Краска сменяет краску. Но каждый час в саду что-нибудь умирает, Ван, или сад не мог бы жить. Да, надо поговорить до появления представителей закона.

Он нажал на белую кнопку. Один раз и другой. Он подошел к двери и отворил ее. Прошло несколько мгновений, но Гарден не появлялся. Вэнс снова нажал кнопку — опять никакого результата. Тогда Вэнс направился к выходу, но по пути остановился у двери в чулан. Мне сперва показалось, что дверь крепко заперта, но потом я заметил, что она была только притворена. Оставалась щель, шириной около дюйма. Вэнс осторожно толкнул дверь, и она медленно качнулась внутрь.

— Весьма странно, — сказал он, — чулан для хранения ценных документов, а дверь не заперта. Хотел бы я знать…

Свет из кабинета проникал в темный чулан и, когда Вэнс отворил дверь, то мы увидели белый шнурок от верхнего света. Вэнс тотчас же потянул за него и чулан залило светом. Этот чулан был небольшой кладовой с исключительно толстыми стенами, величиной в пять на семь футов. Стены были уставлены глубокими полками, на которых были нагромождены всевозможные бумаги, брошюры, ящики с карточками, подставки с всевозможными трубочками и т. д. Три полки были отведены под тяжеловесные стальные шкатулки для хранения денег и драгоценностей. Пол был выложен белым с черным кафелем. Хотя в чулане было достаточно места для нас обоих, я остался в коридоре, наблюдая за Вэнсом.

— По-видимому, — сказал он, — здесь нет ни одного предмета, который бы вор удостоил своим вниманием. Всякие формы, результаты, всевозможные данные, не имеющие ни ценности, ни интереса ни для кого, кроме самого профессора. И все-таки он построил специальную кладовую, чтобы их запирать.

Вэнс нагнулся и подобрал пачку разбросанных бумаг исписанных на пишущей машинке, которая очевидно свалилась с одной из полок против двери. Он проглядел их и старательно положил их на пустое место на полке.

— Этот беспорядок довольно интересен, — заметил он. — Профессор, очевидно, не последним заходил сюда, иначе бы он, конечно, не оставил бумаг на полу. Честное слово! Эти упавшие бумаги, эта незапертая дверь… знаете, это возможно… — в его голосе чувствовалось волнение. — Ван, не входите сюда. А главное, не трогайте дверной ручки.

Он опустился на колени на пол и старательно начал разглядывать квадратики, как будто пересчитывая их. Мне это напомнило, как он таким же образом разглядывал пол около кресла, в котором мы нашли молодого Свифта. Мне показалось, что он ищет здесь того, что он не нашел в саду. Следующие слова его подтвердили мое впечатление.

— Это должно быть здесь, — пробормотал он, — это объяснило бы многое. Это создавало бы первый неясный контур возможного рисунка…

Поискав минуту, другую, он вдруг наклонился вперед, взял из кармана кусок бумаги и ловко подхватил на него что-то с полу. Старательно сложив бумагу, он засунул ее в карман жилета. Хотя я был от него только в нескольких футах, я не видел, что именно он нашел.

— Я думаю, сейчас это будет все, — сказал он, вставая, и потянул за шнурок, чтобы закрыть свет.

Выйдя в коридор, он закрыл дверь в чулан, старательно избегая прикосновения к самой ручке. Потом он быстро прошел по коридору, вышел в сад, и направился прямо к умершему. Я видел, что он взял сложенную бумажку из своего кармана и раскрыл ее. Он несколько раз переводил взгляд с бумаги в своей руке на неподвижную фигуру в кресле. Наконец, он энергично кивнул головой и вернулся ко мне. Мы вместе спустились в следующий этаж. Как раз, когда мы входили в нижнюю переднюю, парадная дверь отворилась, и вошел Сесиль Крун. Он, казалось, был удивлен, увидя нас в передней, и спросил, бросая шляпу на полку:

— В чем тут дело?

Вэнс пристально поглядел на него и не ответил. Крун продолжал:

— Наверное, большие скачки кончились? Черт их подери! Кто выиграл? Хладнокровие? Вэнс медленно покачал головой, прямо глядя ему в глаза:

— Скачки выиграла Лазурная Звезда. Кажется, Хладнокровие пришло пятым или шестым.

— И что же? Вуди действительно поставил на него все, как он грозился?

Вэнс кивнул:

— Боюсь, что так.

— Боже мой! Это для него удар. Как он его переносит? — он отвел взгляд в сторону, как будто ему было неприятно услышать ответ.

— Никак не переносит, — ответил Вэнс. — Он умер.

— Как?! — Крун глубоко вздохнул, и глаза его прищурились. Потом он заговорил, понизив голос: — Так он застрелился, не правда ли?

Вэнс слегка приподнял брови:

— Таково общее впечатление, — ответил он. — Кстати, я не упоминал, как умер Свифт, но действительно он умер от выстрела из револьвера. Признаю, что по внешности дело похоже на самоубийство. Ваше замечание весьма любопытно: как вы узнали, что он застрелился, а не, скажем, прыгнул с крыши?

В глазах Круна появилось гневное выражение. Он достал портсигар и пробормотал:

— Я не знаю в точности, только большинство людей теперь стреляется.

— О, конечно. Это довольно обычный вид ухода из этого беспокойного мира. Но знаете, я вообще не упоминал о самоубийстве. Почему вы решили, что он сам покончил с собой?

Крун рассердился.

— Он был вполне здоров, когда я его покинул. Никто не станет простреливать другому голову на людях!

— Простреливать голову? — заметил Вэнс. — Отчего вы знаете, что он умер не от выстрела в сердце?

Крун был сильно взволнован:

— Я, я только предположил…

— Конечно, — заметил Вэнс, — ваши академические выводы относительно возможности убийства на людях не лишены логики. Но остается факт, что кто-то действительно прострелил Свифту голову и действительно на людях. Такие вещи иногда случаются. Логика имеет весьма малое отношение и к жизни, и смерти, и скачкам. Логика — самый лучший способ прийти к ложному выводу, — он протянул Круну зажигалку. — Я однако был бы рад слышать, где вы были и когда именно вы вернулись в этот дом.

Крун два раза затянулся папиросой раньше, чем ответить:

— Кажется, я указал перед тем, как вышел, что я иду к одной родственнице, чтобы подписать какие-то глупые документы.

— Могу я узнать имя и адрес вашей родственницы? Тетка, если я не ошибаюсь? — спросил Вэнс любезным тоном. — Я здесь распоряжаюсь, в ожидании полиции.

Крун вынул папиросу изо рта с видом деланной небрежности.

— Не вижу, — сказал он сухо, — почему эти сведения могут интересовать кого-либо, кроме меня.

— Я тоже не вижу, — признал Вэнс. — Я только надеялся на откровенность, но могу вас уверить, что после всего происшедшего полиция захочет в точности узнать, когда вы вернулись после вашего таинственного подписывания документов.

— Не думаете же вы, что я тут бродил по коридорам? Я прибыл только что и прямо поднялся наверх.

— Благодарю вас, — пробормотал Вэнс. — А теперь я попрошу вас присоединиться к остальным в гостиной и ждать прихода полиции. Я надеюсь, что у вас нет возражений?

— Никаких, могу вас заверить, — ответил Крун, — регулярная полиция будет облегчением после этих любительских фокусов, — засунув руки в карманы, он направился в гостиную.

Когда Крун скрылся из виду, Вэнс прошел к выходной двери, осторожно открыл ее и нажал кнопку лифта. Через несколько мгновений дверца отворилась, и появился черный худой молодой человек лет двадцати двух в светло-голубой форме.

— Едете вниз? — спросил он почтительно.

— Я не еду вниз, — ответил Вэнс. — Я хочу только задать вам два-три вопроса. Я имею некоторое отношение к окружному следователю.

— Я вас знаю, мистер Вэнс!

— Тут произошло одно дело, — сказал Вэнс, — и я думаю, вы можете мне помочь.

— Я скажу вам все, что знаю.

— Отлично. Знаете ли вы мистера Круна, который навещает Гарденов?

— Белокурого господина с навощенными усиками? Конечно, знаю. Он приходит туда почти каждый день. Я и сегодня его поднял.

— Когда это было?

— В два или в три часа. А разве его тут нет?

Вэнс ответил вопросом:

— А вы были все время на лифте?

— Конечно, с полудня. Я сменяюсь только в семь часов.

— И вы не видели мистера Круна с тех пор, как вы его подняли около двух часов?

— Нет, сэр, не видел.

— У меня было впечатление, — сказал Вэнс, что мистер Крун выходил около часу назад и только что вернулся.

Юноша покачал головой и удивленно поглядел на Вэнса.

— Нет, я поднял его только один раз сегодня, и это было часа два тому назад. Я с тех пор его не видел. Он не подымался и не спускался.

Звонок в лифте зажужжал, и Вэнс быстро сунул юноше сложенную бумажку.

— Очень вам благодарен, — сказал он. — Это все, что я хотел знать.

Мальчик сунул деньги в карман и скрылся с лифтом.

Когда мы снова вошли в переднюю, сиделка стояла в дверях спальни справа от входа. В ее глазах было встревоженное, вопросительное выражение. Вэнс осторожно закрыл дверь и хотел пойти дальше по коридору, но остановился и повернулся к девушке.

— У вас встревоженный вид, мисс Битон, — сказал он. — Но ведь вы, наверное, привыкли к смерти?

— Я привыкла, — ответила она тихим голосом, — но это совсем другое. Это пришло так неожиданно, без всякого предупреждения, хотя мне всегда казалось, что у мистера Свифта есть склонность к самоубийству.

— Ваше впечатление может быть, верно, — сказал Вэнс. — Но дело в том, что Свифт не кончил самоубийством.

Глаза девушки широко раскрылись. Она глубоко вздохнула и прислонилась к косяку двери. Лицо ее заметно побледнело.

— Вы хотите сказать, что кто-нибудь его застрелил? — проговорила она чуть слышно. — Но кто? Кто?

— Мы не знаем. Мы должны это выяснить. Хотите вы мне помочь, мисс Битон?

Она выпрямилась. Лицо ее приняло обычное выражение. Она была снова невозмутимой сиделкой.

— Буду рада это сделать, — сказала она.

— Тогда я попросил бы вас стоять на страже, — сказал он с приветливой улыбкой. — Я хочу переговорить с мистером Гарденом и не хотел бы, чтобы кто-нибудь подымался наверх. Не будете ли добры занять место в этом кресле и известить меня немедленно, если кто-нибудь захочет подняться наверх?

— Это нетрудно, — ответила девушка и уселась в кресло против лестницы.

Вэнс поблагодарил ее и пошел в кабинет. Там, на диване сидели рядом Гарден и Зелия Грэм и переговаривались шепотом. Неясный гул голосов из глубины комнаты показывал, что остальные были в гостиной.

Гарден и мисс Грэм быстро отодвинулись друг от друга, когда мы вошли в кабинет. Вэнс, игнорируя их явное смущение, обратился к Гардену как ни в чем не бывало:

— Я вызвал окружного следователя, и он известил полицию. Они будут здесь через несколько минут. А сейчас я хотел бы видеть вас наедине, — он повернулся к мисс Грэм. — Надеюсь, что вы не будете на меня в претензии.

Девушка встала, подняв брови.

— Пожалуйста, не обращайте на меня внимания, — сказала она. — Можете секретничать, сколько вам угодно.

Гарден укоризненно посмотрел на нее… Потом обратился к Вэнсу:

— Почему же вы не позвонили мне? Я поднялся бы. Я нарочно оставался в кабинете, так как думал, что могу вам понадобиться.

— Я, знаете ли, звонил, — сказал Вэнс, — и дважды при этом, но так как вы не поднялись, то я спустился.

— Здесь ничего слышно не было, — заверил его Гарден, — а я был тут все время после того, как спустился.

— Я могу за это поручиться, — вставила мисс Грэм.

Вэнс поглядел на нее с иронической улыбкой:

— Очень благодарен за подтверждение, — прошептал он.

— Вы уверены, что нажимали на кнопку? — спросил Гарден. — Это довольно-таки курьезно. Шесть лет эти звонки действуют безошибочно. Погодите минутку.

Подойдя к двери, он громко окликнул Снида, и лакей почти тотчас же появился в комнате.

— Пройдите в верхний кабинет, Снид, — приказал Гарден, — и нажмите кнопку от звонка.

— Звонок не действует, сэр, — сообщил лакей. — Я уже известил телефонную компанию и просил прислать нам человека.

— Когда же вы это узнали? — сердито спросил Гарден.

Сиделка, услышав этот разговор, встала с кресла и подошла к двери.

— Я сегодня днем обнаружила, что звонок не действует, — объяснила она, и я сказала Сниду, чтобы он известил телефонную компанию.

— А, вот что! Благодарю вас, мисс Бигон. — Гарден повернулся к Вэнсу. — Что же, мы пройдем наверх?

— Почему же наверх? — сказала мисс Грант. — Я испарюсь в гостиную. Вы можете говорить здесь сколько вашей душе угодно!

Вэнс несколько секунд глядел на девушку и потом кивнул:

— Благодарю вас, — сказал он. — Это будет проще, — он посторонился и она медленно вышла в коридор, закрыв за собой дверь.

Вэнс бросил папиросу в пепельницу и, быстро подойдя к двери, отворил ее. С того места, где я стоял, я увидел, что мисс Грэм вместо того, чтобы идти в гостиную, быстрыми шагами шла в другом направлении.

— Минутку, мисс Грэм, — крикнул Вэнс, — пожалуйста, идите в гостиную. Никто сейчас не должен идти наверх.

Она обернулась.

— Почему же нет? — ее лицо покраснело от гнева и приняло вызывающее выражение. — Я имею право идти наверх! — воскликнула она.

Вэнс ничего не сказал, но отрицательно покачал головой, глядя ей прямо в глаза. Она встретила его взгляд. Медленно она вернулась к нему. В ней произошла внезапная перемена. Глаза ее затуманились, и в них появились слезы.

— Но вы не понимаете, — протестовала она прерывающимся голосом. — Я виновата в этой трагедии. Это было не из-за скачек. Если бы не я, Вуди был бы еще жив. Мне… мне это так страшно, и я хотела пройти наверх — взглянуть на него.

Вэнс положил ей руку на плечо.

— Право же, — сказал он мягко, — ничто не указывает на то, что вы в этом виноваты.

Зелия Грэм испытующе поглядела на Вэнса.

— Значит то, что Флойд старался мне передать, правда? Вуди не сам застрелился?

— Совершенная правда, — сказал Вэнс.

Девушка глубоко вздохнула, губы ее задрожали. Она сделала быстрый шаг по направлению к Вэнсу и, опустив голову на его руку, разразилась слезами.

Вэнс взял ее за обе руки и отодвинул ее.

— Бросьте этот вздор, — сказал он ей сурово. — Не старайтесь казаться слишком умной. Идите обратно в гостиную и выпейте коктейль. Это вас подкрепит.

На лице девушки появилось циничное выражение, и она преувеличенно пожала плечами.

— Отлично, мосье Лекок! — ответила она, кивнув головой, и быстрыми шагами прошла в гостиную.

(14 апреля, 4 ч. 50 м. дня)

Вэнс поглядел ей вслед, потом обернулся и встретил полуиронический взгляд мисс Битон. Мрачно Вэнс улыбнулся ей и направился обратно в кабинет. В эту минуту на пороге появилась миссис Гарден с решительным выражением на лице.

— Зелия мне только что сказала, — заявила она гневно, — что вы запретили ей подняться наверх. Это оскорбление. Я-то конечно могу пойти. Это мой дом, не забывайте. Вы не имеете права мешать мне провести эти последние минуты с моим племянником.

Вэнс повернулся к ней. На лице его было огорченное выражение, но глаза его были холодными и суровыми.

— Я имею полное право, сударыня, — сказал он. — Положение весьма серьезное. И если вы не захотите принять этот факт, мне придется, на свою ответственность заставить вас это сделать.

— Это невероятно! — воскликнула она.

Гарден подошел к двери кабинета.

— Ради Бога, матушка, — сказал он. — Будьте разумны. Мистер Вэнс совершенно прав. Да и зачем вам теперь видеть Вуди? И так уже достаточный скандал! Зачем еще его усиливать?

Миссис Гарден посмотрела на сына, и мне показалось, что между ними происходил какой-то обмен мыслей без слов.

— Конечно, это не составляет особенной разницы, — сказала она, и, повернувшись к Вэнсу, вызывающее спросила: — Где же, сэр, вы прикажете мне оставаться до прихода полиции?

— Я не хочу казаться слишком требовательным, сударыня, — спокойно ответил Вэнс, — но я весьма бы это оценил, если бы вы остались в гостиной.

Миссис Гарден подняла брови, пожала плечами и повернула обратно.

— Все это весьма прискорбно, Вэнс — сказал Гарден. — Матушка привыкла считать себя хозяйкой. Она не любит получать приказания. Я сомневаюсь, чтобы у нее было особенное желание сидеть у остывающего тела Вуди. Но она терпеть не может, чтобы ей говорили, что ей делать и чего ей не делать. Она, вероятно, проводила бы весь день в постели, если доктор Зиферт не запретил ей вставать.

— О, пожалуйста, — сказал Вэнс равнодушно. Он прошел к двери в кабинет. — Теперь поболтаем, не правда ли, — он пропустил Гардена в комнату, а затем прошел за ним и закрыл дверь.

Гарден устало опустился на один конец дивана и достал трубку из маленького ящика в табуретке. Он достал табак и медленно набивал трубку, в то время как Вэнс отошел к окну и вглядывался в панораму города.

— Гарден, — начал он, — есть несколько вещей, которые я хотел бы прояснить прежде, чем прибудут окружной следователь и полиция. — Он лениво повернулся и сел за стол лицом к Гардену. Последний испытывал некоторые затруднения, пытаясь зажечь трубку. Когда ему, наконец, это удалось, он нерешительно поднял глаза и встретил пристальный взгляд Вэнса.

— Все, что угодно, чтобы помочь, — пробормотал он, посасывая трубку.

— Несколько необходимых вопросов, знаете ли, — продолжал Вэнс. — Надеюсь, они вас не рассердят и все такое. Но факт в том, что мистер Маркхэм, вероятно, захочет, чтобы я принял участие в расследовании, так как я был свидетелем преамбулы к этой печальной трагедии.

— Надеюсь, что он так сделает, — ответил Гарден. — Это — омерзительное дело, и я хотел бы увидеть, как падет топор, независимо от того на кого. — Трубка все еще создавала проблемы. — Между прочим, Вэнс, — спокойно продолжал он, — как оказалось, что вы приехали сюда сегодня? Я часто приглашал вас присоединиться к нашим сеансам скачек, но вы выбираете именно тот день, когда здесь просто крыша едет.

Вэнс ни на секунду не спускал глаз с Гардена.

— Факт в том, — сказал он, наконец, — что вчера вечером я получил анонимное телефонное сообщение, неопределенно обрисовывающее в общих чертах ситуацию здесь и упоминавшее про Хладнокровие.

Гарден дернулся и стал весь внимание. Его глаза широко открылись, и он вынул трубку изо рта.

— Вот дьявольщина! — воскликнул он. — Это странно. Мужчина или женщина?

— О, это был мужчина, — небрежно ответил Вэнс. Гарден скривил его губы и после минутного размышления спокойно сказал:

— Ну, так или иначе, я чертовски рад, что вы действительно приехали… Что я могу рассказать вам, чтобы помочь? Что вы хотите знать, старина.

— Тогда прежде всего, — спросил Вэнс, — вы узнали револьвер? Я видел, что вы смотрели на него со страхом, когда мы вышли на крышу.

Гарден нахмурился, занялся на мгновение трубкой и, наконец, ответил, как будто внезапно решившись:

— Да! Я действительно узнал его, Вэнс. Он принадлежит старому джентльмену…

— Вашему отцу?

Гарден мрачно кивнул.

— Он у него в течение многих лет. Как он у него оказался, я не знаю, а он, вероятно, не имеет представления, как им пользоваться…

— Кстати, — вставил Вэнс, — во сколько ваш отец обычно возвращается домой из университета?

— Почему… почему… — начал было Гарден, но затем продолжал: — По субботам днем он всегда здесь — редко позже трех. Устраивает себе и сотрудникам сокращенный рабочий день… Но, — добавил он, — отец очень эксцентричен… — Его голос нервно затих.

Вэнс дважды глубоко затянулся сигаретой: он продолжал внимательно наблюдать за Гарденом. Затем он спросил мягким тоном:

— Что у вас на уме?.. Если, конечно, у вас нет серьезных оснований не рассказывать мне об этом.

Гарден глубоко вздохнул и встал. Он казался глубоко обеспокоенным и принялся ходить взад и вперед по комнате.

— Правда в том, Вэнс, — сказал он, когда вновь уселся на диван, — что я даже не знаю, где патер сегодня днем. Как только я сошел вниз после смерти Вуди, я позвонил ему, чтобы рассказать новости. Я думал, что в сложившейся ситуации он захочет приехать сюда как можно скорее. Но мне сказали, что он запер лабораторию и покинул университет около двух часов. — Гарден бросил быстрый взгляд на Вэнса. — Он, вероятно, пошел в библиотеку для каких-то исследований. Или он мог отправиться в Колумбийский университет. Он тратит там приличную часть своего времени.

Я не мог понять волнения этого человека, и видел, что Вэнс также этим озадачен. Он попытался вести себя как можно непринужденнее.

— Это действительно не имеет значения, — сказал он, как будто отметая эту тему. — С тем же успехом ваш отец может узнать о трагедии позднее. — Некоторое время он курил. — Но вернемся к револьверу: где он обычно хранился?

— В центральном ящике стола наверху, — быстро ответил Гарден.

— Действительно ли этот факт был известен другим домочадцам или самому Свифту?

Гарден кивнул.

— О, да. Это не было секретом. Мы часто шутили со старым джентльменом о его «арсенале». Только на прошлой неделе за обедом ему показалось, что он услышал кого-то в саду, и он бросился наверх, чтобы посмотреть, кто это. Мать ехидно заметила: «Наконец у тебя появился шанс использовать свой драгоценный револьвер». Старый джентльмен вернулся через несколько минут очень застенчивым. Ветром опрокинуло один из цветочных горшков, и он покатился по плиткам. Весь оставшийся обед мы подшучивали над отцом.

— И револьвер всегда был заряжен?

— Насколько я знаю, да.

— А были ли дополнительные патроны?

— Что до этого, не могу сказать, — ответил Гарден, — но не думаю.

— И вот еще очень важный вопрос, Гарден, — продолжал Вэнс. — Сколько из людей, которые находятся здесь сегодня, могло знать, что Ваш отец держит этот заряженный револьвер в своем столе? Подумайте хорошенько прежде, чем отвечать.

Гарден немного задумался. Он смотрел куда-то в пространство и постоянно попыхивал трубкой.

— Пытаюсь вспомнить, — сказал он задумчиво, — кто был здесь в тот день, когда Зелия наткнулась на оружие…

— Когда это было? — резко вмешался Вэнс.

— Это было приблизительно три месяца назад, — объяснил Гарден. — Видите ли, у нас был телефонный аппарат, подключенный наверху — в кабинете. Но некоторые из западных гонок шли настолько поздно, что это стало мешать распорядку старого джентльмена, когда он возвращался домой из университета. Таким образом, мы спустили все оборудование в гостиную. Фактически, так было даже удобнее, и мать не возражала — ей это все даже нравилось…

— Но что же произошло в этот особый день? — настаивал Вэнс.

— Ну, мы были все наверху в кабинете, неся всякий вздор, как вы сами могли в этом убедиться сегодня днем, когда Зелия Грэм, которая всегда сидела за столом старого джентльмена, начала открывать ящики в поисках бумаги для заметок, на которой можно рассчитать общие ставки. Она, наконец, открыла центральный ящик и увидела револьвер. Это привело ее в восторг, и, смеясь как глупая школьница, она достала его с стала направлять во все стороны. Затем она сделала некоторые комментарии о том, что здесь прекрасное игорное помещение, проводя параллель между присутствием оружия и комнатой самоубийств в Монте Карло. «Все удобства Ривьеры», — лепетала она. Или что-то в этом роде. «Когда вы лишитесь последней рубашки, можете выбить себе мозги». Я выговорил ей довольно, боюсь, грубо, и велел положить револьвер на место, поскольку он заряжен, — и именно в этот момент через громкоговоритель пошла гонка, и эпизод завершился.

— Весьма интересно, — пробормотал Вэнс. — А можете вспомнить, сколько из присутствующих сегодня, были и на небольшом выступлении мисс Грэм?

— Думаю, что все они там были, если память мне ни изменяет.

Вэнс вздохнул.

— Немного бесполезно, а? Эта линия не позволяет устранить никого.

Пораженный Гарден поднял взгляд.

— Устранить? Не понимаю. Мы все были внизу здесь этим днем кроме Круна, — он отсутствовал, когда прозвучал выстрел.

— Именно, именно, — согласился Вэнс, откидываясь назад на стуле. — В этом и состоит загадочная и огорчительная часть этого дела. Никто не мог этого сделать, и все же кто-то сделал. Но не будем зацикливаться на этом пункте. Есть еще один или два вопроса, которые я хочу вам задать.

— Тогда вперед. — Гарден казался абсолютно озадаченным…

В этот момент в прихожей произошло небольшое волнение. Казалось, будто началась потасовка, и слышался пронзительный, протестующий голос, смешанный со спокойными, но уверенными тонами медсестры. Вэнс немедленно подошел к двери и распахнул ее. Там, около двери чулана на небольшом расстоянии от лестницы были мисс Уезерби и мисс Битон. Медсестра крепко держала вторую женщину и спокойно спорила с ней. При виде Вэнса мисс Уезерби повернулась к нему и высокомерно вопросила:

— Что это значит? Должна ли я подвергаться ударам от какой-то холопки, если хочу пройти наверх?

— У мисс Битон приказ, чтобы никто не проходил наверх, — строго сказал Вэнс. — И я не считаю, что она — холопка.

— Но почему я не могу пройти наверх? — спросила женщина с драматическими артикуляциями. — Я хочу видеть бедного Вуди. Смерть так красива, а я очень любила Вуди. По чьему приказу, — молю, скажите, — мне запрещено это последнее общение с покойным?

— Согласно моим распоряжениям, — холодно сказал ей Вэнс. — Кроме того, эта конкретная смерть совсем не красива, уверяю вас. К сожалению, мы живем не в эпоху Матерлинка. Смерть Свифта, знаете ли, довольно гадкая. И полиция будет здесь в любую минуту. До тех пор никому не разрешается ничего трогать наверху.

Глаза мисс Уезерби вспыхнули.

— Тогда почему, — потребовала она с театральным негодованием, — эта женщина, — она с преувеличенным презрением поглядела на медсестру, — как раз спускалась вниз по лестнице, когда я входила в холл?

Вэнс даже не попытался скрыть веселую улыбку.

— Не имею ни малейшего представления. Я спрошу ее позже. Но она действует в соответствии с моими инструкциями и не позволяет никому идти наверх. Будьте так любезны, мисс Уезерби, — добавил он, почти резко, — вернуться в гостиную и оставаться там, пока не прибудут официальные лица?

Женщина ослепительно и надменно улыбнулась медсестре, а затем, слегка кивнув, зашагала к сводчатому проходу. Там она обернулась и с циничной ухмылкой, пролепетала неестественным тоном:

— Благословляю вас, дети мои. — После чего она исчезла в гостиной.

Медсестра, очевидно смущенная, повернулась, чтобы вернуться на пост, но Вэнс остановил ее.

— Вы были наверху, мисс Битон? — спросил он доброжелательным тоном.

Она стояла очень прямо, а лицо ее немного покраснело. Но при всем своем волнении она представляла собой символ уравновешенности. Она честно и открыто посмотрела Вэнсу прямо в глаза и медленно покачала головой.

— Я не покидала свой пост, мистер Вэнс, — сказала она спокойно. — Я понимаю свои обязанности.

Вэнс некоторое время пристально смотрел на нее, а затем слегка наклонил голову.

— Спасибо, мисс Битон, — сказал он.

Он вернулся в кабинет и, закрыв дверь, вновь обратился к Гардену.

— Теперь, когда мы временно избавились от театральной королевы, — он мрачно улыбнулся, — предположим, что мы продолжим нашу небольшую беседу.

Гарден мягко усмехнулся и вновь принялся набивать трубку.

— Странная девица, эта Мэдж, — всегда ведет себя как трагическая актриса, но не думаю, что она когда-либо действительно была на сцене. Подавленное стремление к театру и все такое. Мечты о себе как о второй Назимовой. Очень болезненно. За пределами всего этого она — довольно обычный типаж. Относится к потерям, как старый генерал, а она за последние несколько месяцев потеряла много…

— Вы слышали, как она сказала мне, что она особенно любила Свифта, — заметил Вэнс. — Только, что она под этим подразумевала?

Гарден пожал плечами.

— Вообще ничего, если хотите знать мое мнение. Она и не подозревала, что на земле есть Вуди. Но мертвый Вуди становится поводом для драматизма.

— Да, да вполне, — пробормотал Вэнс. — А это напоминает мне: что там за размолвка между Свифтом и мисс Грэм? Этим днем я заметил ваши небольшие потуги миротворца.

Гарден стал серьезным.

— Я не смог понять ситуацию. Знаю, что некоторое время назад они питали слабость друг к другу — то есть, Вуди увяз довольно глубоко, насколько речь шла о Зелии. Все время увивался вокруг нее и смиренно сносил все ее добродушное подтрунивание. Затем внезапно весь зародыш любовной интриги — или что там было — завял. Что-то типа «больше я с тобой не разговариваю». Как два ребенка. Казалось, каждый из них тащит на себе тяжеленное бревно на каждом плече, когда другой оказывался рядом. Очевидно, что-то у них произошло, но я никогда не получал прямого доказательства. Возможно, какие-то дополнительные переживания со стороны Вуди, — это скорее всего… Что касается Зелии, так или иначе, она никогда не относилась к этому серьезно. И мне кажется, что Вуди сегодня стремился добыть эти дополнительные двадцать тысяч именно по некоторым причинам, связанным с Зелией… — Гарден резко замолчал и хлопнул себя по бедру. — Черт возьми! Я не удивлюсь, если эта маленькая авантюристка дала Вуди от ворот поворот именно потому, что у него было туго с деньгами. Трудно судить о сегодняшних девушках. Они практичны как сам дьявол.

Вэнс глубокомысленно кивнул.

— Ваши наблюдения полностью соответствуют тому, что она недавно говорила. Она также хотела пойти наверх, чтобы увидеть Свифта. В оправдание заявила, что чувствует себя виноватой во всем этом деле.

Гарден усмехнулся.

— Ну вот вам, пожалуйста. — Затем он философски заметил: — Но женщин трудно понять. В одну минуту Зелия производит впечатление поверхностной; а в следующую — сделает такой комментарий, который заставляет вас признать ее восьмидесятилетним мудрецом. Необычная девушка. Неограниченные возможности.

— Интересно. — некоторое время Вэнс курил молча. Затем он продолжал: — Есть еще один вопрос в связи со Свифтом, который вы могли бы мне разъяснить. Можете предложить хоть какую-то причину, почему, когда днем я сделал ставку на Голубую Звезду для мисс Битон, Свифт посмотрел на меня так, словно готов был убить?

— Я тоже это заметил, — кивнул Гарден. — Не думаю, что это означает что-то особенное. Вуди всегда испытывал слабость к женщинам. Требовалась сущая мелочь, чтобы он считал, что влюбился. Возможно, он страстно увлекся медсестрой — он же видел ее здесь несколько месяцев. И теперь, когда вы напомнили, он несколько раз брызгал ядом в мою сторону, потому что она была более или менее дружелюбна со мной, а в его сторону и не смотрела. Но замечу: если у Вуди действительно были планы на мисс Битон, то его вкус улучшился. Она — совсем другая девушка…

Вэнс медленно кивнул и пристально стал что-то разглядывать за окном.

— Да, — пробормотал он. — Совсем другая. — Затем, словно отрешаясь от каких-то посторонних мыслей, он затушил сигарету и наклонился вперед. — Однако в данный момент мы прекратим гадания… Давайте поговорим о чулане наверху.

Гарден поглядел на него с явным удивлением.

— Об этом чулане и сказать-то нечего. Ни таинственный, ни большой. Да это и не чулан вообще. Несколько лет назад патер обнаружил, что скопилось много личных бумаг и экспериментальных данных, в которые он не хотел, чтобы заглядывали случайные гости. Вот ему и построили это несгораемое помещение с полками, чтобы он мог хранить там свои научные сокровища. Этот чулан, как вы его называете, был построен скорее, как личный склад, нежели сейф. Просто очень небольшая комната с полками вдоль стен.

— Все в доме имеют туда доступ? — спросил Вэнс.

— Любой, кто захочет, — ответил Гарден. — Но кто, ради всего святого, может захотеть войти туда?

— На самом деле, не представляю, — ответил Вэнс, — однако, когда я сейчас спускался, я обнаружил, что дверь в чулан приоткрыта.

Гарден небрежно пожал плечами, как будто этот вопрос не был ни важен, ни необычен.

— Вероятно, — предположил он, — патер закрыл дверь неплотно, когда уходил утром. Там пружинный запор.

— А ключ?

— Ключ — простая формальность. Он висит на гвоздике со стороны двери.

— Соответственно, — размышлял Вэнс, — чулан доступен любому домочадцу, который захочет войти.

— Правильно, — кивнул другой. — Но чего вы пытаетесь достичь, Вэнс? Как связан чулан со смертью бедняги Вуди?

— Я не уверен, — медленно произнес Вэнс, вставая и вновь подходя к окну. — Хотелось бы знать. Просто пытаюсь не упустить ни одной возможности.

— Ваша линия расследования кажется мне несколько неправдоподобной, — безразлично заметил Гарден.

— Никогда не знаешь, не правда ли? — пробормотал Вэнс, идя к двери. — Мисс Битон, — позвал он, — Сделайте одолжение, сбегайте наверх и посмотрите, на месте ли ключ от двери чулана?

Через минуту медсестра вернулась и сообщила Вэнсу, что ключ висит там, где всегда.

Вэнс поблагодарил ее и, закрыв дверь кабинета, вновь обратился к Гардену.

— Есть еще один довольно важный вопрос, который вы можете мне разъяснить, а он может сильно изменить ситуацию. — Он сел на низкий зеленый кожаный стул и достал портсигар. — Можно ли попасть в сад с пожарного выхода, открывающегося на крышу?

— Да, черт возьми! — тут же ответил другой. — В восточной ограде сада имеется калитка, как раз около живой изгороди из бирючины, и она ведет на террасу, на которую открывается пожарный выход здания. Когда нам построили изгородь, мы были обязаны вставить эту калитку по требованиям пожарной безопасности. Но ею редко пользуется за исключением жарких летних ночей. Однако, если кто-то поднимется по главной лестнице на крышу и выйдет через пожарный выход, он легко сможет войти в наш сад через ту калитку в изгороди.

— Разве вы не держите калитку запертой? — Вэнс пристально изучал кончик своей сигареты.

— Правила пожарной безопасности запрещают. У нас там просто старомодная щеколда.

— Это очень интересно, — тихо прокомментировал Вэнс. — Значит, насколько я понимаю, любой, поднявшийся по главной лестнице, мог выйти через пожарный выход на террасу и войти в ваш сад. И, конечно, вернуться тем же путем.

— Это правда. — Гарден, прищурившись, вопросительно смотрел на него. — Вы действительно думаете, что кто-то мог войти в сад тем путем и убрать беднягу Вуди в то время, когда все мы были здесь?

— Я сейчас вообще ничего не думаю, — уклонился от ответа Вэнс. — Я, знаете ли, пытаюсь собрать материал для того, чтобы потом думать…

Мы услышали резкий звонок внизу и звук отпираемой двери. Вэнс вышел в холл. Мгновение спустя дворецкий ввел окружного следователя Маркхэма и сержанта Хиса, сопровождаемого Сниткином и Хеннесси.

(Суббота, 14 апреля; 5 ч. 10 м. дня)

— Ну, в чем проблема, Вэнс? — резко потребовал Маркхэм. — Я позвонил Хису, как вы просили, и привез его с собой.

— Гадкое дело, — ответил Вэнс. — Как я вам и сказал. Боюсь, вы столкнетесь с проблемами. Это не рядовое преступление. Все, что я смог изучить до сих пор, противоречит всему остальному. — Он посмотрел мимо Маркхэма и вежливо кивнул Хису. — Жаль взваливать на вас все это дело, сержант.

— Ничего, мистер Вэнс. — Хис протянул руку с торжественным добродушием. — Я рад, что шеф мне позвонил. Итак, в чем тут дело и куда мы отсюда направимся?…

Тут в прихожую энергично ворвалась миссис Гарден.

— Вы действительно окружной следователь? — спросила она, свирепо уставившись на Маркхэма. Не ожидая ответа, она продолжала: — Все это сущий произвол. Мой бедный племянник застрелился, и этот джентльмен здесь, — она посмотрела на Вэнса с высочайшим презрением, — пытается раздуть из этого скандал. — Ее глаза пробежали по Хису и двум детективам. — И я полагаю, что вы — полиция. Нет никаких причин вам здесь находиться!

Маркхэм стойко выдержал взгляд женщины и, казалось, немедленно взял ситуацию под контроль.

— Мадам, если дело обстоит так, как вы говорите, — его голос звучал умиротворяюще, но строго, — вам нечего бояться какого-либо скандала.

— Я полностью полагаюсь на вас, — ответила женщина со спокойным достоинством. — Я буду в гостиной и, полагаю, вы уведомите меня, когда закончите все, что необходимо. — Она повернулась и прошла обратно в холл.

— В высшей степени деликатное и сложное положение, Маркхэм, — снова заговорил Вэнс. — Признаю, все выглядит так, что парень наверху убил себя. Но это, я думаю, именно то, во что все должны поверить. Сцена подготовлена. Постановка и декорации хороши. Но все в целом далеко от совершенства. Я уже нашел несколько несоответствий. Фактически, парень не убивал себя. И здесь есть несколько человек, которых необходимо допросить позже. Все они теперь в гостиной… кроме Флойда Гардена.

Гарден, который стоял в дверях кабинета, сделал шаг вперед, и Вэнс представил его Маркхэму и Хису. Затем Вэнс повернулся к сержанту.

— Я думаю, что вы должны распорядиться, чтобы Сниткин или Хеннесси, оставались здесь и следили, чтобы никто не покидал квартиру некоторое время. — Он обратился к Гардену. — Надеюсь, вы не будете возражать?

— Нисколько, — любезно ответил Гарден. — Я присоединюсь к другим в гостиной. В любом случае. чувствую потребность выпить. Он обошел нас по дуге, слегка поклонился и прошел в холл.

— Теперь мы должны пройти на крышу, Маркхэм, — сказал Вэнс. — Я расскажу вам все. В деле есть некоторые странные элементы. Мне все это не нравится. Просто жаль, что я приехал сегодня. Все могло пройти как хорошее рафинированное самоубийство без каких-либо беспокойств или подозрений — облегчение для всех. Однако я здесь…

Он прошел в холл, а Маркхэм с Хисом и я последовали за ним. Но прежде, чем подниматься по лестнице, он остановился и повернулся к медсестре.

— Вам больше не нужно дежурить здесь, мисс Битон, — сказал он. — И спасибо за вашу помощь. Но еще одна просьба: когда приедет судебно-медицинский эксперт, пожалуйста, проведите его сразу наверх.

Девушка согласно кивнула и прошла в спальню.

Мы немедленно поднялись в сад. Когда мы вышли на крышу, Вэнс указал на тело Свифта, раскинувшееся на кресле.

— Вот ваш малый, — сказал он. — Именно так его и нашли.

Маркхэм и Хис подошли поближе к лежащей фигуре и некоторое время рассматривали ее. Наконец Хис поднял хмурый взгляд.

— Ну, мистер Вэнс, — ворчливо объявил он, — это очень похоже на самоубийство. — Он передвинул сигару из одного угла рта в другой.

Маркхэм также повернулся к Вэнсу. Он кивнул, выражая согласие с выводом сержанта.

— Конечно, все выглядит как самоубийство, Вэнс, — заметил он.

— Нет, нет, — вздохнул Вэнс. — Не самоубийство. Чертовское зверское преступление — и бесконечно умное.

Маркхэм некоторое время курил, все еще скептически разглядывая мертвеца, а затем уселся лицом к Вэнсу.

— Давайте послушаем всю историю прежде, чем сюда явится Доремус, — сказал он с некоторым раздражением.

Вэнс остался стоять, и его взгляд бесцельно перебегал по саду. После небольшой паузы он кратко, но точно изложил всю последовательность событий дня, описав группу присутствующих людей, их отношения и темпераментные стычки; различные забеги и пари; уход Свифта в сад, чтобы прослушать результат главного забега; и, наконец, выстрел, который поднял всех нас и заставил броситься наверх. Когда он закончил, Маркхэм на мгновение скривил подбородок.

— Я все еще не вижу ни единого факта, — заметил он, — который логически противоречит самоубийству.

Вэнс прислонился к стене около окна кабинета и зажег «Режи».

— Конечно, — сказал он, — в том резюме, что я вам дал, ничего не указывает на убийство. Однако, это было убийством, а резюме — это та последовательность и связь событий, которые убийца хочет, чтобы мы приняли. Предполагается, что мы приходим к очевидному выводу о самоубийстве. Самоубийство как результат проигранных на лошадях денег — ни в коем случае не редкость, и лишь недавно в газетах был репортаж о таком самоубийстве. Вполне возможно, что схема убийцы составлена под влиянием именно этого репортажа. Но есть другие факторы, психологические и физические, которые противоречат этой поверхностной и обманчивой структуре. — Он затянулся сигаретой и смотрел, как тонкая струйка дыма рассеивается на легком ветерке, дующем с реки. — Для начала — продолжал он, — Свифт не относится к типу самоубийц. Банальное наблюдение — и часто оказывающееся ложным. Но мало сомнений в том, что в данном случае оно справедливо несмотря на то, что молодой Гарден старался изо всех сил убедить меня в обратном. Во-первых, Свифт — слабая и впечатлительная натура. Кроме того, он был слишком полон надежд и честолюбия — слишком уверен в собственных суждениях и удаче — чтобы убрать себя из этого мира просто потому, что потерял все свои деньги. Факт, что Хладнокровие могло и не выиграть гонку, был возможностью, которую он, как опытный игрок, должен был учесть заранее. Кроме того, его характер таков, что, если бы он расстроился, результатом была бы жалость к себе и ненависть к другим. В чрезвычайной ситуации он, возможно, и совершил бы преступление — но не против себя. Как все игроки, он был доверчив и легковерен; и, думаю, именно эти черты его характера вероятно сделали его легкой добычей убийцы…

— Но смотрите, Вэнс. — Маркхэм подался вперед с недовольным видом. — Никакое количество простого психологического анализа не может сделать преступлением ситуацию, столь очевидную, как эта. В конце концов, это — практичный мир, а я — принадлежу к практичной профессии. У меня должны быть более материальные причины, чем вы мне дали, чтобы я отказался от теории самоубийства.

— О, не сомневаюсь, — кивнул Вэнс. — Но у меня есть более материальные доказательства, что малый не убрал себя из этой жизни. Однако именно психологические черты характера человека — противоречия, если можно так выразиться, между его характером и текущей ситуацией — были тем, что заставило меня пытаться искать более конкретные и наглядные доказательства, что в этом уходе ему кто-то помог.

— Ну, давайте послушаем. — Маркхэм нетерпеливо заерзал на стуле.

— Во-первых, мой дорогой Юстиниан, пулевое ранение в висок несомненно вызвало бы больше крови, чем вы видите на покойном. Имеется, как вы видите, только несколько частично засохших капель, тогда как сосуды мозга не могут быть пробиты, не вызвав значительного потока крови. И нет никакой крови ни на его одежде, ни на плитках под его стулом. Значит, кровь была, возможно, пролита в другом месте прежде, чем на сцену прибыл я — а это случилось, скажем, через тридцать секунд после того, как мы услышали выстрел…

— Но ради Бога, послушайте!..

— Да, да, я знаю, что вы собираетесь мне сказать. И мой ответ — джентльмен не получил пулю в висок, когда сидел на вон том стуле с надетым наушником. Его застрелили в другом месте и перенесли сюда.

— Неправдоподобная теория, — пробормотал Маркхэм. — Раны не кровоточат одинаково.

Вэнс проигнорировал возражение окружного следователя.

— И, пожалуйста, взгляните повнимательнее на беднягу, сидящего там и освобожденного от всех этих ужасов борьбы за существование. Его ноги согнуты под неестественным углом. Брюки перекручены и выглядят очень неопрятно. Его пальто, хотя и застегнуто, сидит на плечах так, чтобы воротник по меньшей мере на три дюйма выше его изящной сиреневой рубашки. Никакой человек не мог бы вынести, чтобы его одежда сидела так криво, даже в момент самоубийства — он старается выглядеть пристойнее почти бессознательно. Сorpus delicti [1] демонстрирует нам все признаки того, что его перетащили на стул и опустили на него.

Пока Вэнс говорил, Глаза Маркхэма внимательно рассматривали обмякшее тело Свифта.

— Даже этот аргумент не совсем убедителен, — сказал он категорически, хотя его тон немного изменился, — особенно ввиду факта, что на нем все еще надет наушник…

— А, точно! — быстро подхватил Вэнс. — Это — другой момент, на который я обратил бы ваше внимание. Убийца зашел немного слишком далеко — в своем старании он перегрузил сцену подробностями. Если бы Свифт застрелился в этом кресле, полагаю, что его первым импульсивным движением должно было бы снять наушник, поскольку он очень легко мог помешать его цели. И наушник этот, конечно же, был бы ему совершенно бесполезен после того, как он уже услышал сообщение о гонке. Кроме того, я сильно сомневаюсь, что он поднялся наверх слушать гонку, уже решив, что совершит самоубийство, если лошадь не победит. И, как я вам объяснил, револьвер этот принадлежит профессору Гардену и всегда хранится в столе в кабинете. Следовательно, если бы Свифт решил застрелиться после окончания гонки, он едва ли сходил бы в кабинет, достал оружие, затем вернулся на свой стул на крыше и надел наушник снова прежде, чем покончить с жизнью. Несомненно, он застрелился бы тут же в кабинете — за столом, из которого достал револьвер.

Вэнс чуть шагнул вперед словно для усиления сказанного.

— Другой момент насчет того наушника — момент, который дал мне первый намек на убийство — это тот факт, что наушник в настоящее время надет на правое ухо Свифта. Ранее сегодня я видел, как Свифт ненадолго надевал наушник, и он тщательно надел его на левое уху — как обычно. Видите ли, Маркхэм, наушник в телефонной будке всегда кладут слева, чтобы оставить свободной правую руку, чтобы делать записи или для других целей. Результат — левое ухо привычнее и лучше слышит телефон, чем правое ухо. И человечество в результате привыкло прижимать наушник к левому уху. Свифт действовал просто согласно привычке и инстинкту, когда надел наушника на левую сторону головы. Но теперь наушник занимает противоположное положение и поэтому неестественен. Я уверен, Маркхэм, этот наушник надели на Свифта после того, как он был уже мертв.

Маркхэм на некоторое время задумался.

— Однако, Вэнс, — сказал он наконец, — можно привести разумные возражения против всех пунктов, которые вы перечислили. Они почти полностью основаны на теории а не на доказуемых фактах.

— С юридической точки зрения вы правы, — признал Вэнс. — И если бы это были мои единственные причины полагать, что совершено преступление, я не стал бы вызывать вас и отважного сержанта. Но даже в этом случае, Маркхэм, могу вас уверить, что несколько капель крови, которые вы видите на виске паренька, не могли бы свернуться до такой степени, которую они имели, когда я впервые увидел тело — они, должно быть, взаимодействовали с воздухом в течение нескольких минут. А я, как уже сказал, оказался здесь спустя приблизительно тридцать секунд после того, как мы услышали выстрел.

— Но если это так, как вы это объясняете?

Вэнс немного выпрямился и посмотрел на окружного следователя с непривычной для него суровостью.

— Свифт, — сказал он, — не был убит выстрелом, который мы слышали.

— Это бессмысленно, мистер Вэнс, — вмешивался Хис, хмурясь.

— Один момент, сержант, — Вэнс дружески кивнул ему. — Когда я понял, что выстрел, который выбил жизнь у этого малого, не был выстрелом, который мы слышали, я попытался выяснить, где мог быть сделан фатальный выстрел, чтобы мы его не услышали. И я нашел это место. Это в подобном сейфу звуконепроницаемом чулане — с другой стороны от прохода, который ведет в кабинет. Я обнаружил дверь открытой и поискал там доказательства некоторой деятельности…

Маркхэм поднялся и сделал несколько нервных шагов вокруг бассейна в центре крыши.

— Вы нашли какие-нибудь данные, подтверждающие вашу теорию? — спросил он.

— Да, несомненные данные. — Вэнс прошел к неподвижной фигуре в кресле и показал на пенсне с толстыми стеклами, сидевшее на носу трупа. — Начнем с того, Маркхэм, что пенсне Свифта насажено далеко не нормально. Это указывает, что его впопыхах надел на него кто-нибудь другой, как и наушники.

— Да, мистер Вэнс, — согласился сержант. — Конечно, похоже на то, что не он сам их надел.

Маркхэм выпрямился, сжал губы и кивнул:

— Отлично, — сказал он, — что же дальше?

— Взгляните, Маркхэм, — сказал Вэнс, указывая своей папиросой. — Левое стекло пенсне, — то, которое дальше от простреленного виска, — треснуто и не хватает маленького треугольного кусочка в начале трещины. Я могу вам заявить, что стекло не было треснутым, когда я в последний раз видел Свифта в живых.

— Не мог ли он уронить свое пенсне здесь на крыше? — спросил Хис.

— Конечно, сержант, — ответил Вэнс. — Но он этого не сделал. Я тщательно просмотрел весь пол вокруг кресла и не нашел недостающего куска стекла.

— Может быть, вы знаете, где он? — иронически спросил Маркхэм.

— Да, о да, — сказал Вэнс. — Поэтому-то я и вызвал вас. Этот кусочек стекла сейчас находится в кармане моего жилета.

— Где вы его нашли? — воскликнул Маркхэм.

— Я нашел его, — сказал Вэнс, — на полу в чулане по ту сторону коридора. И он лежал около разбросанных бумаг, которые легко могли упасть с полки, если бы кто-нибудь, падая, задел за них.

Маркхэм поглядел на мертвеца, глубоко вздохнул и сжал губы.

— Я начинаю понимать, почему вы вызвали меня и сержанта сюда, — сказал он. — Но чего я не понимаю, Вэнс, это второго выстрела, который вы слышали. Как вы его объясняете?

Вэнс затянулся своей папиросой.

— Маркхэм, — сказал он, — когда мы узнаем, как и почему был произведен второй выстрел, — рассчитанный, конечно, на то, чтобы мы его услышали, — мы будем знать, кто убил Свифта.

В эту минуту появилась сиделка, которая вела с собой доктора Доремуса. За судебным врачом шли эксперты по отпечаткам пальцев, капитан Дюбуа и детектив Беллами, и полицейский фотограф Питер Квакенбуш.

(14 апреля, 5 ч. 30 м. дня)

Мисс Битон кивком головы указала судебному врачу на нас.

— Благодарю вас, милая, — крикнул он ей через плечо.

— Если я могу чем-нибудь помочь… — сказала сиделка.

— Сейчас нет, благодарю вас, — ответил Вэнс. — Хотя позже мы вас, может быть, позовем.

Кивнув головой, сиделка удалилась. Доремус помахал нам рукой и остановился перед Хисом.

— Поздравляю вас, сержант, — сказал он, — поздравляю.

— В чем дело, доктор? — сказал Хис, ухмыляясь.

— Раз в жизни, — продолжал Доремус, вы нашли подходящее время, чтобы меня вызвать. Прямо-таки удивительно: я не ел, я не спал, когда получил ваш вызов. Сидел и скучал. В первый рез в истории вы не оторвали меня от еды или от пуховой перины. Чем объяснить такое благосклонное отношение? Тащите сюда ваши тела, и я без всякой злобы рассмотрю их.

— Я не приспособляю убийства к вашим удобствам, — сказал Хис, — и очень рад, что застал вас в свободную минуту. Вот этот малый лежит там в кресле. Это находка мистера Вэнса, и у него на этот счет свои идеи.

Доремус откинул шляпу на затылок, подошел к креслу и стал разглядывать неподвижную фигуру. Он рассмотрел рану от пули, пощупал руки и ноги и потом повернулся.

— Ну, в чем же дело? — спросил он своим обычным небрежным тоном. — Он умер. Выстрел в голову. Пуля малого калибра. Вероятно, засела в мозгу… По-видимому, он решил покончить с собой. Ничто не противоречит этому утверждению. Пуля попала в висок под надлежащим утлом. Есть следы пороха, показывающие, что револьвер держали очень близко к голове. Вам нечего меня спрашивать — как давно он умер — этого я не могу вам сказать. Самое большее, я знаю, что он умер не позже, чем тридцать минут назад, и не раньше, чем часа два назад. Тело еще не остыло и не окостенело. Кровь из раны только слегка запеклась, но на открытом воздухе этот процесс идет быстро. Что вы еще хотите знать?

— Скажите, доктор, — спросил Вэнс. — Вы говорили о крови на виске этого малого. Что вы скажете про ее количество?

— Ее чересчур мало, я бы сказал, — ответил Доремус, — но раны от пули бывают самые разные, хотя, конечно, должно бы быть гораздо больше крови.

— Вот именно, — сказал Вэнс. — Моя теория в том, что его застрелили в другом месте и принесли сюда.

— Застрелили? — сказал Доремус. — Так вы думаете, что это не самоубийство? Конечно, возможно. Нет оснований, почему тело не перенесли бы с одного места на другое. Найдите остальную кровь, и вы, очевидно, узнаете, где произошло убийство.

— Очень вам благодарен, доктор, — улыбаясь ответил Вэнс, — мне это тоже приходило в голову, но я думаю, что кровь вытерли. Я только надеялся, что ваши наблюдения подтвердят мою теорию о том, что он не сам застрелился, сидя на этом стуле.

— Это разумное предположение, — сказал доктор, пожимая плечами. — Конечно, крови должно было быть больше. И я могу вам сказать, что он не вытер ее после того, как в него попала пуля. Он умер немедленно.

— Есть у вас еще какие-нибудь указания? — спросил Вэнс.

— Может быть, будут, после, того как эти младенцы, — он указал на фотографа и экспертов, — кончат свои фокусы.

Капитан Дюбуа и детектив Беллами уже начали свои изыскания с телефонного столика, а Квакенбуш наставлял свой аппарат.

— Слушайте, капитан, — обратился Вэнс к Дюбуа. — Обратите особое внимание на наушники, револьвер и пенсне, а также на дверную ручку у чулана в коридоре.

Закончив работу на крыше, все три эксперта направились в чулан. Когда они удалились, Доремус испустил преувеличенный вздох облегчения.

— Как вы думаете, не переложить ли нам тело на диван? Будет легче его осматривать. Сержант дал Сниткину знак головой, и оба детектива положили тело Свифта на тот самый диван-качалку, на который положили Зелию Грэм, когда ей стало дурно при виде тела.

Доремус по своему обыкновению работал быстро. Кончив дело, он покрыл тело ковром и сделал Вэнсу и Маркхэму краткий доклад.

— Нет никаких указаний на борьбу, если вы этого ожидали. Но кожа слегка содрана на переносице, как будто бы пенсне резко слетело с носа. И есть ушиб над ухом с левой стороны, который мог быть вызван каким-нибудь ударом, хотя кожа и не пробита.

— Скажите, доктор, — сказал Вэнс, — соответствует ли следующая теория вашим наблюдениям: этого человека застрелили в другом месте; он упал на каменный пол, ударившись о него головой; при этом его пенсне упало и левое стекло ударилось об пол; после этого тело принесли сюда на кресло и пенсне снова посадили ему на нос?

— Это было бы весьма разумное объяснение ушиба на голове и содранной кожи на переносице, — заметил Доремус. — Так это опять одно из ваших диковинных убийств? Только я скажу вам сразу: вы сегодня от меня не дождетесь рапорта о вскрытии. Мне нужно развлечение. Я иду в Мадисон Сквер Гарденс, чтобы посмотреть на борьбу Люиса и Лондоса. И я не намерен отказываться от своего билета. Итак, сержант, можете отложить до завтра все последующие убийства, или вам придется обращаться к кому-нибудь из моих помощников.

Он распорядился унести тело, надвинул шляпу на лоб, помахал рукой и скрылся в коридоре.

Только мы с Вэнсом успели усесться в кабинете, как появился капитан Дюбуа и сообщил, что ни на одном из поименованных Вэнсом предметов не было отпечатков пальцев.

— Действовали в перчатках, — сказал он кратко, — или вытерли.

— Это ничуть меня не удивляет, — сказал Вэнс.

Дюбуа, Беллами и Квакенбуш удалились.

— Ну, Вэнс, вы удовлетворены? — спросил Маркхэм.

— Я и не ожидал отпечатков. Ловко задуманное убийство. То, что обнаружил Доремус, заполняет некоторые пробелы в моей теории. Молодец этот Доремус. При всех своих странностях он понимает свое дело и знает, что искать. Несомненно, Свифт был в чулане, когда его застрелили. Он упал на пол, смахнув при этом бумаги с полки. Он ударился головой об пол и сломал при этом одно из стекол пенсне. После этого его потащили в сад и положили на кресло. Свифт — невысокий худощавый человек. Наверное, весит меньше 60 килограмм. Было бы не так трудно перенести его сюда после смерти.

Раздались шаги в коридоре. Мы поглядели на дверь и увидели внушительную фигуру старого профессора Ефраима Гардена. Я тотчас же узнал его по фотографиям. Это был высокий человек, немного сутулый, и, хотя он был очень худ, он держался с той выправкой, которая показывала, что он сохранил в значительной мере физическую силу своей молодости. Его лицо выражало благожелательство, а в его глазах чувствовался острый ум. Контуры его рта свидетельствовали о некоторой жесткости. Волосы его были почти совсем белые и также подчеркивали желтизну его цвета лица. Глаза и выражение лица напоминали его сына, но было видно, что он гораздо более чуткий и внимательный человек, чем молодой Гарден.

Он поклонился нам со старомодной вежливостью.

— Сын мой меня только что известил, — сказал он, — о происшедшей сегодня трагедии. Я жалею, что не вернулся домой раньше, как обычно по субботам. В таком случае трагедию, вероятно, удалось бы предотвратить. Я сам был бы в кабинете и следил бы за своим племянником. Во всяком случае, он не мог бы добраться до револьвера.

Я совсем не уверен, доктор Гарден, — сказал Вэнс, — что ваше присутствие здесь сегодня днем предотвратило бы трагедию. Это не такое простое дело, каким оно кажется на первый взгляд.

Профессор Гарден сел в старинное кресло около двери.

— Да, да, я об этом слышал. Я хочу знать об этом больше, — в голосе его звучала тревога. — Флойд говорил мне, что смерть Вуда очень походит на самоубийство, но что вы отрицаете такое заключение. Могу я вас спросить о причинах такого вашего отношения?

— Не может быть никаких сомнений, сэр, — ответил спокойно Вэнс, — что ваш племянник был убит. Слишком много данных противоречат версии самоубийства, но было бы нежелательно, а также и не нужно сейчас входить в подробности. Наше расследование только начинается.

— Разве тут будет расследование? — протестующе воскликнул профессор Гарден.

— Разве вы не хотите, чтобы убийца попал в руки правосудия? — холодно ответил Вэнс.

— Да, да, конечно, — невольно ответил профессор. Но глаза его мечтательно устремились в окно, выходившее на реку. — Это все-таки очень прискорбно, — сказал он. — Уверены ли вы, что правы и что вы не создаете ненужного скандала?

— Совершенно уверен, — сказал Вэнс. — Кто бы ни совершил это преступление, он сделал несколько существенных ошибок. Умелость этого убийства проявилась не во всех его фазах. Мне кажется, что какой-то случай вызвал в последние минуты некоторые перемены плана. Кстати, доктор, могу я вас спросить, что вас задержало сегодня днем? Я узнал от вашего сына, что вы обычно возвращаетесь домой по субботам гораздо раньше.

— Конечно, можете, — сказал профессор, но в глазах его выразилась тревога. — Мне нужно было кое-что проверить раньше, чем продолжать свой опыт. И я решил, что это будет самое подходящее время, так как я закрываю лабораторию и отпускаю своих ассистентов по субботам раньше.

— А где вы были, профессор, после того, как вышли из лаборатории, и перед тем, как пришли сюда?

— После того, как я оставил университет около двух, — сказал Гарден, — я отправился в публичную библиотеку и оставался там все время. Ушел только полчаса назад. Оттуда я в экипаже прямо проехал домой.

— Вы пошли в библиотеку один? — спросил Вэнс.

— Ну разумеется, я пошел один, — ответил профессор. Я не беру с собой ассистентов, когда мне нужна какая-нибудь справка. Но какой смысл этого допроса — значит ли это, что от меня требуют алиби?

— Дорогой мой доктор, — сказал Вэнс успокаивающе. — В вашем доме произошло серьезное преступление, и нам существенно знать, где находились все лица, так или иначе имеющие отношение к этому печальному делу.

— Я вас понимаю, — сказал профессор Гарден. Он встал с кресла и подошел к окну, глядя на низкие лиловые холмы по ту сторону реки, на которые ложились первые тени вечера.

— Я рад, что вы понимаете наши затруднения, — сказал Вэнс, — и я думаю, что вы проявите такое же понимание если я расспрошу, какие отношения были между вами и вашим племянником.

Профессор медленно повернулся.

— Мы были очень близки, — сказал он без всякого колебания. — И моя жена, и я смотрели на Вуда почти как на родного сына, с тех пор как его родители умерли. Он не был сильной личностью и нуждался в духовной и материальной поддержке. Может быть, из-за этой его природной слабости мы относились к нему мягче, чем к нашему собственному сыну. Флойд но сравнению с Вудом — энергичный и упрямый человек, способный сам о себе заботиться.

— В таком случае, — сказал Вэнс, я полагаю, что вы и миссис Гарден позаботились о Свифте в своем завещании?

— Это верно, — сказал Гарден. — Мы действительно уделили в нем ему в нашему сыну равные доли.

— А есть у вашего сына какой-нибудь собственный доход? — спросил Вэнс.

— Никакого, — ответил профессор — Он по временам зарабатывал немного денег на разных предприятиях, связанных со спортом, но он совершенно зависит от тех денег, которые жена моя и я даем ему. Мы назначили ему большую сумму — может быть, скажут, что слишком большую. Но я не вижу, почему не побаловать мальчика. Он не виноват, что у него нет склонности к профессиональной карьере и никакого нюха для деловой жизни. Миссис Гарден и я получили наши деньги в наследство, и, хотя я всегда жалел, что у Флойда нет никаких серьезных интересов, я никогда не имел склонности лишать его тех вещей, в которых он, по-видимому, видит свое счастье.

— Это очень либеральное отношение, доктор, — сказал Вэнс, — особенно со стороны человека, который всецело отдается таким серьезным занятиям. А как насчет Свифта, был у него собственный доход?

— Его отец оставил ему довольно значительную сумму, — объяснил профессор. — Но я думаю, что он растратил или проиграл ее почти целиком.

— Еще один вопрос, — сказал Вэнс, — насчет того же завещания. — Знали ли о нем ваш сын и ваш племянник?

— Не могу вам сказать. Очень возможно, что знали. Ни миссис Гарден, ни я никогда не считали это тайной. Но какое отношение все это имеет к нынешнему ужасному положению?

— У меня нет самого отдаленного представления, — откровенно признался Вэнс. — Я только ощупью иду в темноте, надеясь увидеть луч света.

В эту минуту из коридора появился детектив Хеннесси.

— Там пришел тип из телефонной компании, сержант, — говорит, он должен починить звонок. Он пробовал внизу и говорит, что там все в порядке. Тогда лакей сказал ему, что, наверное, что-нибудь испорчено наверху. Но я хотел вас спросить, раньше чем послать его наверх.

Хис пожал плечами и вопросительно поглядел на Вэнса.

— Отлично, Хеннесси, — сказал Вэнс, — позовите его наверх.

Хеннесси кивнул головой и удалился.

— Знаете, Маркхэм, — сказал Вэнс, — хотел бы я, чтобы этот проклятый звонок не портился как раз сегодня. Я терпеть не могу совпадений.

— Вы хотите сказать, — перебил его профессор Гарден, — что испортился звонок между этим кабинетом и нижним этажом. Он сегодня утром был совсем в исправности. Снид вызвал меня к завтраку, как обычно.

— Да, да, — сказал Вэнс, — в том-то и дело. Он, очевидно, перестал действовать после того, как вы ушли. Сиделка это обнаружила и сказала Сниду, который позвонил в телефонную компанию.

— Это не имеет особого значения, — сказал профессор, — это, однако, удобно — избавляет от хождения вверх и вниз по лестницам.

— Пусть он чинит звонок, это нам не помешает, — сказал Вэнс. — А вы, доктор, не будете ли так добры присоединиться к остальным в гостиной? Мы тоже скоро спустимся. Профессор наклонил голову и, не говоря ни слова, удалился.

Высокий бледный молодой человек появился в дверях. У него была в руках черная сумка с инструментами.

— Меня вызвали, чтобы починить звонок, — объявил он с угрюмым равнодушием. — Я не нашел внизу никакого непорядка.

— Может быть, непорядок тут? — сказал Вэнс. — Звонок вон там, около стола.

Механик пошел к звонку, вынул карманный фонарь и маленькую отвертку и снял внешнюю оболочку звонка. Повозившись немного с проводами он презрительно поглядел на Вэнса.

— Как вы хотите, чтобы телефон звонил, когда провода разъединены.

Вэнс внезапно заинтересовался этим. Надев монокль, он поглядел на коробку.

— Разъединены, вы говорите? — спросил он.

— Конечно, разъединены, — проворчал механик. — Я не думаю, чтобы они сами разъединились.

— Так вы думаете, их намеренно разъединили? — сказал Вэнс.

— Похоже на это. Оба винта плохо завинчены, а проволока не согнута. Как будто бы их выдернули наружу.

— Это очень интересно, — сказал Вэнс. — Это, конечно, возможно, но я не понимаю, почему бы это сделали. Простите за беспокойство.

— О, все это входит в мою работу, — сказал механик. — Хотел бы я, что бы вся моя работа была настолько легкой как эта! Посмотрим, будет ли действовать звонок. Есть внизу кто-нибудь, кто на него откликнется?

— Я позабочусь об этом, — сказал Хис и повернулся к Сниткину. — Сбегайте вниз в кабинет и, если вы услышите звонок — позвоните в ответ. Сниткин побежал вниз и через несколько мгновений, когда мы нажали кнопку, в ответ раздалось два звонка.

— Теперь все в порядке, — сказал механик, собирая свои инструменты. — Пока! — и он исчез в коридоре.

Маркхэм рассматривал Вэнса в течение нескольких минут.

— У вас что-то на уме, — сказал он серьезно. — В чем дело с этим испорченным звонком?

Вэнс молча курил. Потом он подошел к окну, выходившему на север, и задумчиво поглядел в сад.

— Я не знаю, Маркхэм, это очень загадочно. Но у меня такое представление, что лицо, сделавшее выстрел, который мы слышали, разъединило эти провода.

Вдруг он спрятался за занавеску, продолжая осторожно вглядываться в сад. Он сделал нам предостерегающий знак рукой, чтобы мы не показывались у окна.

— Чертовски странно, — сказал он. — Калитка в том конце изгороди медленно отворяется. О Боже мой! — и он быстро кинулся в коридор, ведущий в сад, знаком призывая нас следовать за собой.

(14 апреля, 6 ч. дня)

Вэнс пробежал мимо тела Свифта на диване и бросился к калитке. Когда он ее достиг, он увидел перед собой высокую величественную фигуру Мэдж Уезерби. Очевидно, она собиралась войти в сад, но остановилась, когда увидела нас. Однако наше присутствие не удивляло и не смущало ее.

— Очень мило с вашей стороны, миссис Уезерби, — сказал Вэнс. — Но только я сказал, чтобы все оставались внизу.

— Я имела право прийти сюда, — ответила она, выпрямляясь с царственным достоинством.

— А? — пробормотал Вэнс, — да конечно. Это возможно, знаете. Но не будете ли вы добры объяснить…

— К вашим услугам, — и выражение ее лица не изменилось, и голос звучал глухо и искусственно. — Я хотела удостовериться, мог ли он это сделать.

— А кто же, — спросил Вэнс, — этот таинственный «он»?

— Кто? — переспросила она, насмешливо откидывая голову назад. — Разумеется, Сесиль Крун.

Вэнс прищурил глаза и внимательно поглядел на нее. Потом он сказал легким тоном:

— Весьма интересно. Но погодите минуту. Как же вы попали сюда?

— Это весьма просто. Я притворилась, что мне дурно, и сказала вашему милашке, что иду в буфетную выпить стакан воды. Я вышла через буфетную в общий коридор, поднялась по главной лестнице и вышла на террасу.

— Но как же вы знали, что вы таким путем доберетесь до сада?

— Я не знала, — она загадочно улыбнулась. — Я только производила разведку. Я хотела доказать самой себе, что Сесиль Крун мог застрелить бедного Вуди.

— И вы удостоверились в этом?

— О да, — ответила она с горечью. — Без всякого сомнения. Я давно знала, что Сесиль убьет его рано или поздно. Я была уверена, когда вы сказали, что Вуди убит, что это дело рук Сесиля. Но я не понимала, как он мог попасть сюда, уйдя от нас сегодня днем. И я старалась разузнать.

— А почему, позвольте спросить, — сказал Вэнс, — мистер Крун мог бы желать избавиться от Свифта?

Женщина театрально прижала руки к груди. Сделав шаг вперед, она сказала замогильным голосом:

— Сесиль был ревнив, ужасно ревнив. Он безумно влюблен в меня. Он терзал меня своим ухаживанием. Я ничего не могла поделать. Когда он узнал, что я люблю Вуди, он пришел в отчаяние. Он угрожал мне. Я была в диком страхе. Я не решалась совсем порвать с ним, я не знала, до чего он мог дойти. Я старалась его успокаивать и я выходила с ним, надеясь, что это безумие у него пройдет. Одно время мне казалось, что он становится более нормальным и разумным. А потом сегодня… это ужасное преступление… — голос ее перешел в жалобный вздох.

Вэнс не выразил в своем лице ни сочувствия, к которому взывала ее напыщенная речь, ни того насмешливого презрения, которое, как я знал, он чувствовал. В его глазах проявлялся только интерес.

— Печально, очень печально, — проговорил он.

Мисс Уезерби закинула голову назад. Глаза ее засверкали.

— Я пришла сюда, чтобы посмотреть: возможно ли, что это сделал Сесиль. Я пришла сюда в интересах правосудия!

— Очень почтенно, — сказал Вэнс. — Мы это весьма ценим и тому подобное. Но я должен настаивать на том, знаете, чтобы вы вернулись вниз и оставались там с остальными. И будьте добры пройти через сад и спуститься по внутренней лестнице.

Он закрыл калитку и проводил мисс Уезерби к дверям. Она минуту поколебалась, но потом последовала его указаниям. Когда она проходила мимо дивана-качалки, она вдруг упала на колени.

— О, Вуди, Вуди, — простонала она драматически. — Это моя вина, — она закрыла лицо руками и наклонила голову, выражая всей своей позой глубокую скорбь.

Вэнс глубоко вздохнул, бросил папиросу и, взяв женщину крепко за плечи, поднял ее на ноги.

— Знаете, мисс Уезерби, — сказал он резко. — Все это не мелодрама!

Она выпрямилась с заглушенным рыданием и направилась вниз по лестнице. Вэнс повернулся к детективу и кивнул ему на выход:

— Сниткин, — сказал он, — спуститесь вниз и скажите Хеннесси, чтобы он следил за этой Сарой Бернар, пока она нам не понадобится.

Сниткин ухмыльнулся и последовал за мисс Уезерби вниз. Когда мы вернулись в кабинет, Вэнс опустился на кресло и зевнул.

— Боже мой, — пожаловался он. — Дело было достаточно сложным без этих актеров-любителей.

Маркхэм, насколько я мог видеть, был смущен и поражен этим инцидентом.

— Может быть, это и не все игра, — сказал он. — Эта женщина сделала весьма определенное заявление.

— О да, еще бы! Это в ее природе. — Вэнс взял еще папиросу. — Определенное заявление. Да. И сбивающее с толку. Право же, я ни минуты не думаю, чтобы она считала Круна виновным.

— Тогда в чем же дело? — воскликнул Маркхэм.

— Ни в чем, решительно ни в чем. Суета сует. Эта дама суета. Да и мы суета, ничто не ведет ни к чему.

— Но у нее что-то, очевидно, было на уме, — протестовал Маркхэм.

— У всех людей что-нибудь на уме. Но если бы мы могли до конца прочесть ум какого-нибудь человека, мы бы вероятно поняли весь мир.

— Боже милосердный, — воскликнул Маркхэм, вставая с места. — Неужели вы не можете разумно разговаривать?!

— Маркхэм, мой дорогой Маркхэм. — Вэнс покачал головой. — Что такое разум? Однако, как хотите. Что-нибудь кроется за театральностью этой дамы. У нее есть идеи. Но она действует не прямо. Она хочет, чтобы мы были чем-то вроде китайских божков, которые могут двигаться только по прямой линии. Печально. Но обозрим положение. Оно приблизительно таково. Несчастная дама выскальзывает через буфетную и поднимается в сад на крыше, надеясь привлечь наше внимание. Когда ей это удается, она сообщает нам, что доказала самым убедительным образом, будто некий мистер Крун убил Свифта на почве любви и ревности. Вот прямая линия, которая на самом деле — самое длинное расстояние между двумя точками. Теперь возьмемте кривую: предположим, что дама была отвергнутой, а не отвергала ухаживания. Она на это обижена. Она раздражена. Она раздразнена и мстительна и приходит на крышу с единственной целью — доказать, будто Крун виноват. Она отнюдь не выше этих соображений. Она была бы весьма рада, если бы Крун пострадал, все равно виновен он или нет.

— Но ее история весьма правдоподобна, — вызывающе ответил Маркхэм. — Почему стараться найти скрытый смысл в очевидных фактах. Крун мог это сделать, а ваша психологическая теория относительно мотивов этой женщины совершенно его обеляет.

— Дорогой Маркхэм, она его совершенно не обеляет! Она только показывает, что эта дама занимается весьма несимпатичными интригами. Эта маленькая драма, которую она разыграла на крыше, может оказаться для нас существенной.

Вэнс вытянул ноги и глубже уселся в кресло.

— Курьезное положение. Знаете, Маркхэм, Крун ушел из компании минут за пятнадцать-двадцать до больших скачек. Ему нужно было подписывать какие-то бумаги для своей тетушки. И он появился после того, как я телефонировал. Он предположил немедленно, что Свифт застрелился, и упомянул несколько верных подробностей. Все это одинаково могло быть результатом действительного знания или правильной догадки. Сомнения побудили меня поговорить с мальчиком лифта. Я узнал, что Крун не спускался и не поднимался на лифте с той минуты, как он прибыл сюда сегодня днем.

— Это еще что? — воскликнул Маркхэм. — Это более, чем подозрительно. Особенно, если сопоставить это с тем, что мы слышали от мисс Уезерби.

— Пожалуй. — Вэнс был довольно равнодушен. — Это действует на ваш юридический ум, но с моей любительской точки зрения требуется больше, о, много больше! — Вэнс встал и остановился в раздумье. — Я признаю, что малая толика дружеского общения с мистером Круном была бы весьма пользительна. — Он повернулся к Хису. — Пошлите-ка мне его сюда сержант, и будьте с ним милы, не раздражайте его, прежде всего вежливость! И не надо его предостерегать.

Хис кивнул и направился к двери.

— Понимаю вас, — мистер Вэнс.

— Сержант, — окликнул его Вэнс. — Можете еще спросить мальчика из лифта и узнать, есть ли кто-нибудь в этом доме, к кому Крун имеет обыкновение заходить. Если так, произведите в этом направлении конфиденциальное расследование.

Хис удалился по лестнице. Через минуту в комнату вошел Крун с видом человека, которому все происходящее весьма надоело.

— Я полагаю, что мне предстоит несколько каверзных вопросов, — заметил он, бросая презрительный взгляд на Маркхэма и Сниткина и враждебно остановив его на Вэнсе. — Должен ли я проделывать эту «третью степень» стоя или сидя?

— Как вам будет угодно, ответил Вэнс.

Крун, оглядевшись вокруг себя, уселся на край широкого дивана. Манеры этого человека явно раздражали Маркхэма, который наклонился и спросил со скрытым бешенством.

— Есть ли у вас какие-нибудь настоятельные причины отказывать нам в содействии при раскрытии этого преступления?

Крун поднял брови и покрутил навощенные кончики своих усов.

— Абсолютно никакой, — ответил он спокойно и гордо. — Я, может быть, буду в состоянии сообщить вам, кто застрелил Вуди.

— Это очень интересно, — сказал Вэнс. — Но мы лучше это узнаем сами. Это будет гораздо спортивнее. И всегда есть возможность, что наши собственные изыскания окажутся более точными, чем догадки других.

Крун лукаво пожал плечами и ничего не сказал.

— Когда вы ушли от компании сегодня днем, мистер Крун, — продолжал Вэнс, — вы по собственной инициативе сообщили нам, что идете на какое-то юридическое совещание к тетушке, старой деве. Я знаю, что мы уже об этом говорили, и я вас спрашиваю заново — возражаете ли вы против того, чтобы сообщить нам имя и адрес вашей тетки и содержание тех документов, которые вы должны были подписать так срочно, что ушли от розыгрыша Ривермонтского Большого приза после того, как поставили пятьсот долларов?

— Конечно, я буду возражать, — хладнокровно ответил Крун. — Я полагал, что вы расследуете убийство, и я вас уверяю, что моя тетка не имеет к нему никакого отношения. Я не понимаю, почему вы можете интересоваться моими семейными делами.

— Жизнь полна неожиданностей, не правда ли? — сказал Вэнс. — Никогда не знаешь, где кончаются семейные дела и начинается убийство.

Крун невесело засмеялся, но разом остановился.

— В данном случае, — заметил он, — я имею счастье сообщить вам, что семейные дела и убийство не имеют ничего общего друг с другом.

Маркхэм резко обернулся.

— Это мы можем решать, — буркнул он. — Ответите ли вы на вопрос мистера Вэнса?

Крун покачал головой:

— Нет, я считаю этот вопрос излишним, несущественным и пустым.

— Да, да, — сказал Вэнс, улыбаясь. — Может быть, это и так, знаете. Оставим это, Маркхэм. Резюмируем положение. Имя и адрес тетушки — старой девы — неизвестны. Содержание этих документов — неизвестно. Причины для умолчания со стороны этого джентльмена также неизвестны.

Маркхэм сердито пробормотал несколько слов и продолжал курить свою сигару. Вэнс продолжал:

— Скажите, мистер Крун. Будете вы считать это несущественным и тому подобное, если я спрошу вас, каким путем вы вышли из квартиры Гарденов. Как вы туда вернулись?

Круну это показалось очень забавным.

— Я буду считать это несущественным, — сказал он, — но есть только один естественный путь, которым я мог прийти и уйти, я взял такси и проехал к тетке туда и обратно.

Вэнс глядел на потолок и курил.

— Предположим, — сказал он, — что мальчик из лифта стал бы отрицать, что он спускал и поднимал вас после того, как сегодня вы появились в этом доме. Что бы вы на это сказали?

Крун насторожился.

— Я сказал бы, что он потерял память или лжет.

— Да, конечно, естественный ответ, конечно. — Глаза Вэнса медленно уставились на человека, сидящего на диване. — У вас будет случай это сказать на свидетельском месте.

Глаза Круна прищурились, и лицо его покраснело. Раньше, чем он заговорил, Вэнс продолжал:

— И вы будете иметь случай официально сообщить имя и адрес вашей тетки или отказаться это сделать. Дело в том, что вам может оказаться весьма необходимым доказать свое алиби.

Крун откинулся на диване с высокомерной улыбкой.

— Вы весьма забавны, — сказал он. — Что дальше? Если вы мне зададите хоть один разумный вопрос, я постараюсь вам ответить. Я гражданин этих штатов, всегда готовый по мере своих сил помогать властям в деле правосудия, — и тому подобное, — в его тоне чувствовался скрытый яд.

— Мы посмотрим, как обстоит дело, — Вэнс подавил улыбку. — Вы вышли из квартиры без четверти четыре. Спустились на лифте, взяли такси, проехали к вашей тетке, чтобы проделать какие-то операции с документами, вернулись на такси, поднялись на лифте наверх. Отсутствовали вы немного более получаса. Во время вашего отсутствии Свифт был застрелен. Это верно?

— Да, — коротко ответил Крун.

— Но как же вы объясните тот факт, что когда я встретил вас в коридоре по вашему возвращению, то вы каким-то чудесным образом знали все подробности смерти Свифта?

— Мы уже об этом говорили. Я ничего о нем не знал. Вы сказали мне, что Свифт умер, и я предположил остальное.

— Да, конечно. Верное предположение — не преступление. Но это чертовски странное совпадение. Особенно в сопоставлении с другими фактами — вроде того, как угадать пять выигрывающих лошадей подряд.

— Я слушаю вас с большим интересом, — сказал Крун, — почему вы все ходите кругом да около?

— Это ценное замечание, — Вэнс раздавил папиросу, выпрямился на стуле, наклонился вперед и поставил локти на колени. — Я веду к следующему: кто-то определенно обвинил вас в том, что вы убили Свифта.

Крун вздрогнул, лицо его побледнело; через несколько мгновений он деланно хрипло засмеялся.

— Кто же это, могу я вас спросить, обвинил меня?

— Мисс Мэдж Уезерби.

Рот Крупа злобно искривился.

— С нее станется! И она, вероятно сказала вам, что это преступление из страсти, вызванное неудержимой ревностью?

— Именно так, — сказал Вэнс. — Вы, по-видимому, к ней приставали и угрожали ей, а она все время была безумие влюблена в мистера Свифта. Потом, когда вам стало совершенно невтерпеж, вы устранили соперника. К слову сказать, у нее есть недурная теория, которая соответствует известным нам фактам и которую ваш собственный отказ отвечать на мои вопросы сильно укрепляет.

— Ну, черт меня побери! — Крун медленно поднялся на ноги и глубоко засунул руки в карманы. — Я вижу, к чему вы клоните. Почему вы не сказали мне этого сразу?

— Ожидал более полных сведений, — сказал Вэнс. — Вы еще не сделали своей ставки, но теперь, когда я сообщил вам об этом, не будете ли вы добры назвать нам имя и адрес вашей тетушки и указать содержание документов, которые вам пришлось подписывать?

— Что? Все это проклятый вздор! — закричал Крун. — Мне не нужно никакого алиби. Когда придет время…

В эту минуту в дверях показался Хис и, прямо пройдя к Вэнсу, передал ему листок, вырванный из записной книжки, на котором было написано несколько строчек.

Вэнс быстро пробежал эту записку, тогда как Крун смотрел на него со злобой и раздражением. Потом он сложил записку и сунул ее в карман?..

— Когда придет время, — прошептал он. — Да, конечно, — он лениво поднял глаза: — Вы говорите, когда придет время? Время теперь пришло, мистер Крун.

Тот выпрямился, но ничего не сказал. Я видел, что он весь насторожился.

— Известна ли вам, — начал Вэнс, — некая дама по имени Стелла Фрюмон? У нее недурная маленькая квартирка в семнадцатом этаже этого здания, всего на два этажа ниже нас. Она говорит, что вы были у нее в гостях около четырех. Ушли от нее в 4 ч. 15. Это объясняет почему вы не воспользовались лифтом. А также ваше нежелание сообщить имя и адрес. Ушли от нее в 4 ч. 15. Это может объяснить и кое-что другое. Готовы ли вы пересмотреть свою версию?

Крун, казалось, быстро размышлял. Он нервно ходил взад и вперед по кабинету.

— Загадочное и интересное положение, — сказал Вэнс. — Джентльмен покидает эту квартиру, скажем, без двадцати четыре. Ему нужно подписать какие-то документы. Он не садится в лифт и появляется в квартире на два этажа ниже через несколько минут, он там вообще часто бывает. Остается до четверти пятого, потом уходит, опять появляется в этой квартире в половине пятого. За это время Свифту пускают нулю в голову — неизвестно точно в котором часу. Джентльмен, по-видимому, осведомлен о различных подробностях этого несчастья. Отказывается сообщить что-либо относительно своего времяпровождения. Одна дама обвиняет его в убийстве и показывает, как он мог его совершить. А также любезным образом сообщает мотив. Пятнадцать минут из времени отсутствия джентльмена, от четверти пятого до половины пятого остаются необъясненными.

Вэнс затянулся папиросой.

— Поразительный подбор фактов, — продолжал он. — Сопоставьте их. Математически говоря, это дает сумму… что же, мистер Крун, есть у вас какие-нибудь замечания?

— Нет! — буркнул он, — к черту вашу математику! И вы, господа, вешаете людей на основании таких данных!? Так вот, слушайте. Верьте или нет. Я имел сношения со Стеллой Фрюмон в прошлом году. Она не что иное, как эксплуататорша и шантажистка. Об этом узнала мисс Уезерби. Ревностью отличается она, а не я. И она интересовалась Свифтом не больше, чем я сам. Как бы то ни было, я запутался со Стеллой Фрюмон. Дошло до огласки, и мне пришлось платить ей. Конечно, чтобы избежать скандала для моей семьи. Иначе я бы выбросил ее в окошко и счел бы, что это, как для бойскаута, доброе дело на данный день. Как бы то ни было, мы обратились к своим адвокатам, и достигнуто было соглашение. Она, в конце концов, назвала крупную цифру и согласилась считать это окончательным требованием. При данных обстоятельствах у меня не было выбора. Сегодня в четыре часа был назначен срок для завершения этой сделки. Мой адвокат и ее адвокат сошлись в ее квартире. Засвидетельствованный чек и бумаги были готовы. Я спустился вниз незадолго до четырех, чтобы закончить с этой неприятной историей. Я покончил с ней и ушел. Я прошел на два этажа ниже в ее квартиру и в 4.15, когда дело было кончено, я сказал этой даме, что она может убираться к черту, и пошел вверх по лестнице.

Крун глубоко вздохнул и продолжал:

— Я был в бешенстве и в то же время чувствовал облегчение. Шел, не зная, куда иду. Когда я открыл дверь, которая, как я думал, вела в коридор квартиры Гардена, я увидел, что оказался на террасе на крыше. Очевидно, этот факт вам тоже покажется подозрительным — что я поднялся на три этажа вместо двух, после всего, что я проделал.

— Нет, о нет. — Вэнс покатал головой. — Это вполне естественно. Гора свалилась с плеч и тому подобное. Три этажа показались как два. Лошади лучше 6егут, если с них снять груз. Вполне понятно, но, пожалуйста, продолжайте.

— Может быть, вы это думаете, может быть и нет, — сказал Крун. — Во всяком случае, это правда. Когда я увидел, где я нахожусь, я подумал, что проще всего пройти в сад и спуститься по лестнице. Это было самым естественным.

— Так вы знали про калитку, ведущую в сад?

— Я давно уже это знал. Всякий, кто сюда ходит, это знает. Летом по ночам Флойд оставляет калитку открытой, и мы гуляем взад и вперед по террасе. А что неладного в том, что я знал про эту калитку?

— Ничего, это вполне естественно. Итак, вы открыли калитку и вошли в сад?

— Да.

— И это было между четвертью пятого и двадцатью минутами пятого?

— Я не следил за собой по часам, но думаю, что было около того… Когда я вошел в сад, я увидел, что Свифт сидит в своем кресле. Его поза мне показалась странной, но я не обратил на это внимания, пока не подошел к нему и не попробовал с ним заговорить. Тут я увидел револьвер на полу к рану на его виске. Это меня порядком встряхнуло, могу вам сказать, и я бросился бежать вниз по лестнице, чтобы забить тревогу. Но я сообразил, что это будет для меня плохо выглядеть: я был один на крыше с мертвецом.

— А, так. И вы предпочли искать безопасности? Не могу сказать, чтобы я вас вполне осуждал, если ваши хронологические данные правильны. Итак, я полагаю, вы снова прошли на главную лестницу и спустились по парадному ходу к квартире Гарденов?

— Это именно то, что я сделал, — решительно заявил Крун.

— Кстати, за то короткое время, когда вы были на крыше или после того, как вы вернулись на лестницу, не слыхали вы выстрела?

Крун с явным удивлением посмотрел на Вэнса.

— Выстрел? Я говорю вам, что он был уже мертв, когда я его видел.

— Тем не менее, — сказал Вэнс, — выстрел был. Не тот, который убил его, а тот, который вызвал нас на крышу. Было два выстрела, знаете, хотя, по-видимому, никто не слышал первого.

Крун на минуту задумался.

— Клянусь небом! Я действительно что-то слышал, раз вы об этом упоминаете. Я над этим не задумывался, так как Вуди был уже мертв. Но как раз, когда я входил на главную лестницу, снаружи раздался какой-то звук вроде взрыва. Я подумал, что это лопнула шина на улице, и не уделил этому особого внимания.

Вэнс кивнул. Лоб его задумчиво нахмурился.

— Это очень интересно. Хотел бы я знать… Но продолжайте ваш рассказ. Вы говорите, что вы с крыши сейчас же спустились вниз. Но прошло, по крайней мере, десять минут между тем временем, пока вы покинули сад, и тем, когда я вас встретил у парадной двери в квартиру. Где и как вы провели эти десять минут?

— Я оставался на площадке лестницы и выкурил пару папирос. Я старался взять себя в руки. После всего, что я проделал, — а тут еще оказалось, что застрелился Вуди, — я был в адском душевном состоянии.

Хис быстро встал, засунув руку в карман пиджака, и угрожающе выпятил челюсть по направлению к Круну.

— Какой сорт папирос вы курите? — рявкнул он.

Крун удивленно посмотрел на сержанта и ответил:

— Я курю турецкие с золотыми кончиками. А в чем дело?

Хис вынул руку из кармана и поглядел на что-то лежавшее на его ладони.

— Правильно, — пробормотал он и потом обратился к Вэнсу. — Окурки у меня, я подобрал их на площадке, когда поднимался из квартиры той дамы. Подумал, что они могут иметь какое-нибудь отношение к делу.

— Славно, славно, — иронически заметил Крун. — Итак, полиция действительно нечто нашла! Что вам еще угодно? — обратился он к Вэнсу.

— В данный момент ничего, благодарю вас, — ответил Вэнс с преувеличенной любезностью. — Вы очень хорошо провели этот день, мистер Крун. Вы нам больше не понадобитесь. Сержант, дайте инструкции Хеннесси насчет того, что мистер Крун может покинуть квартиру.

Крун, не говоря ни слова, направился к двери.

— Да, скажите, — остановил его Вэнс, когда он уже был на пороге. — Есть ли у вас на самом деле тетушка — старая дева?

Крун поглядел на него через плечо с ехидной улыбкой.

— Нет, слава Богу! — и он с шумом захлопнул за собой дверь.

(14 апреля, 6 ч. 15 м. дня)

— Хорошая история! — заметил Маркхэм, после ухода Круна.

— Да, да, хорошая. Но он рассказал ее неохотно. — Вэнс казался встревоженным.

— Вы этому верите?

— Дорогой мой, Маркхэм, я не решаюсь ни за, ни против, не могу сказать, что верю или не верю. Я ищу фактов, но их пока нет. Всюду драма, но ничего вещественного. История Круна, по крайней мере, последовательна. Это одна из причин, почему я смотрю на нее скептически. Всегда не доверяю последовательности. Слишком легко ее создать, а Крун чрезвычайно хитер.

— Однако, — заметил Маркхэм, — эти окурки, которые нашел Хис, подтверждают этот рассказ.

— Да, о да, — Вэнс кивнул и вздохнул. — Я не сомневаюсь, что он выкурил эти папиросы на площадке лестницы. Но он совершенно так же мог их выкурить, если бы он уложил этого малого. В данный момент я подозреваю всех и каждого. Это чрезвычайно угловатое дело.

— С другой стороны, — заметил Маркхэм, — если иметь в виду, как легко войти сюда через главный ход, почему Свифта не мог убить человек со стороны?

Вэнс с меланхолическим видом посмотрел на него:

— Маркхэм, мой дорогой Маркхэм — вот он ваш юридически ум! Всегда ищете лазейки. Следователь надеется на благополучный исход. Нет, о нет, не человек со стороны! Против этого слишком много основательных соображений. Убийство было слишком хорошо скомбинировано во времени. Только человек, присутствовавший тут все время, мог совершить его. При этом оно было совершено в том чулане. Только человек, хорошо знакомый с квартирой Гарденов и со всеми обстоятельствами данного дня, мог его совершить…

Раздался шум в коридоре, и Мэдж Уезерби ворвалась в кабинет; за ней по пятам бежал, протестуя, Хис. Было очевидно, что мисс Уезерби взбежала по лестнице раньше, чем кто-нибудь мог ее остановить.

— Что это значит?! — воскликнула она повелительно. — Вы отпускаете Сесиля Круна после того, что я вам сказала? А меня, — она показала на себя драматическим жестом, — меня держат здесь, в плену!

Вэнс лениво встал и протянул ей папиросу. Она отвергла ее решительным жестом и чопорно опустилась на стул.

— Дело в том, мисс Уезерби, — сказал Вэнс, возвращаясь к своему креслу, — что мистер Крун вполне удовлетворительно объяснил свое краткое отсутствие сегодня днем. Оказывается, он не делал ничего более предосудительного, чем разговор с мисс Стеллой Фрюмон и парой адвокатов.

— А! — глаза женщины злобно сверкнули.

— Именно так. Он порывал с этой дамой на веки вечные. И получил от нее отказ от всех притязаний за нее и за всех ее наследников от начала мира до скончания дней, кажется, так выражаются? Я думаю, он на самом деле никогда ее не любил. Он уверял меня, что она крайне назойлива. Говорил довольно резким тоном. Сказал, что никакая женщина больше не будет верховодить им и шантажировать его, и тому подобное.

— Это правда? — Мисс Уезерби выпрямилась на стуле.

— Да, да, никаких уловок! Крун сказал, что вы ревновали к Стелле. Я думал, что это облегчит вашу душу.

— Почему же он тогда мне этого не сказал?

— Возможно, что вы не дали ему никакого шанса это сделать.

Мисс Уезерби энергично закивала.

— Да, это верно. Я не захотела с ним говорить, когда он вернулся сюда сегодня днем.

— Не хотите ли вы пересмотреть вашу первоначальную теорию? — спросил Вэнс, — или вы все еще думаете, что Крун и есть преступник?

— Я, я право теперь не знаю, — ответила она неуверенно. — Когда я последний раз говорила с вами, я была так расстроена. Может быть, это было все мое воображение.

— Воображение, да! Ужасная и опасная вещь. Вызывает больше несчастья, чем действительность. Особенно воображение, подстрекаемое ревностью, — он поглядел на нее. — Раз вы не так уверены уже, что преступник Крун, может быть, у вас есть другие предположения?

Настало напряженное молчание. Мисс Уезерби сжала губы. Глаза ее почти закрылись.

— Да! — воскликнула она, наклоняясь к Вэнсу и снова оживляясь. — Это Зелия Грэм убила Вуди! У нее были для этого причины. Она способна на такую вещь. Она кажется ветреной и легкомысленной, но в глубине души это демон. Она не остановится ни перед чем. Между ней и Вуди что-то было; потом она его бросила, но он не хотел от нее отставать. Он продолжал надоедать ей, а она его игнорировала. У него было слишком мало денег, чтобы он мог ей понравиться. Вы видели, как они сегодня друг с другом обращались.

— Есть у вас какое-нибудь представление о том, как она могла совершить преступление? — спросил Вэнс.

— Она достаточно долго отсутствовала в гостиной, не так ли? Говорилось, что она телефонирует. Но разве кто-нибудь в действительности знает, где она была и что она делала?

— Захватывающий вопрос! Положение крайне таинственное! — Вэнс медленно встал и поклонился. — Очень вам благодарен, мы все вам глубоко признательны. Мы больше не будем вас задерживать. Если вы нам позже понадобитесь, мы с вами снесемся.

Когда она ушла, Маркхэм кисло улыбнулся.

— У этой дамы имеется целый запас подозреваемых лиц. Как вы относитесь к этому новому обвинению?

Вэнс нахмурился.

— Враждебность перенеслась с мистера Круна на девицу Грэм. Да, курьезное положение. Логически говоря, это новое обвинение более разумно, чем первое. В нем кое-что есть. Если бы только я мог выбросить из головы этот разъединенный провод звонка. Он должен иметь значение. И этот второй выстрел, который мы все слышали…

— Не мог ли это быть какой-нибудь механизм? — предположил Маркхэм. — Не так трудно вызвать взрыв при помощи электрического провода.

Вэнс равнодушно кивнул:

— Да, я об этом думал, но после звонка нет никаких признаков, что его использовали для взрыва какой-нибудь петарды. Я старательно осматривал его, пока над ним работал механик.

Вэнс еще раз подошел к звонку и старательно оглядел его. Потом он уделил свое внимание соседним книжным полкам. Он взял несколько книжек одну за другой, осматривал книги и полки. Наконец, он покачал головой и вернулся на свое место.

— Нет, ничего тут нет. Пыль за книгами густая, и никаких следов, что ее недавно шевелили. Нигде нет следов пороха и никаких признаков механизма.

— Его могли убрать раньше, чем приходил механик для починки, — заметил Маркхэм без всякого энтузиазма.

— Да, это еще одна возможность; я об этом тоже думал, но случая не было. Я пришел сюда тотчас же после того, как нашел этого малого застреленным, — он вынул папиросу изо рта и выпрямился. — Боже мой, ведь кто-нибудь мог проскользнуть сюда, когда мы все побежали наверх после выстрела! Конечно, это отдаленный шанс, но все-таки… Еще одна курьезная вещь, Маркхэм. Три или четыре человека хотели забраться сюда, пока я разговаривал с Гарденом. Все они говорили о своем желании побыть у тела. Хотел бы я знать… Однако уже слишком поздно разбирать дело с этой стороны.

— Соединяет ли этот звонок с какими-нибудь другими комнатами, кроме нижнего кабинета?

Вэнс покачал головой:

— Нет, это единственное соединение.

— Не говорили ли вы, что кто-то находился в этом кабинете в тот момент, когда мы услышали выстрел?

Взгляд Вэнса скользнул мимо Маркхэма, и он ответил не сразу:

— Да, там была Зелия Грэм. Говорила, что она телефонирует, — голос его, как мне показалось, звучал горечью; и я мог понять, что его ум устремился в каком-то новом направлении.

Хис подмигнул и покачал головой.

— Ну, мистер Вэнс, это нас кое-куда ведет!

Вэнс уставился на него.

— Вы так полагаете, сержант? Это только запутывает дело, пока мы не получим новых сведений в том же направлении.

— Мы могли бы их получить от нее самой, — иронически вставил Маркхэм.

— О да. Конечно, самый простой способ. Но я еще должен задать несколько вопросов Гардену — для расчистки пути, так сказать. Сержант, притащите-ка сюда Флойда Гардена.

Гарден появился в комнате. Вид у него был беспокойный и несколько смущенный.

— Что за история! — сказал он, вздыхая, и опускаясь на стул. Он вынул трубку трясущимися пальцами. — Узнали вы что-нибудь новое?

— Несколько проблесков фантазии, — сообщил Вэнс. — Кстати, по-видимому, ваши гости ходят и уходят через парадную дверь, не звоня и без того, чтобы о них докладывали. Это у вас принято?

— О да. Но только когда мы играем на скачках. Это гораздо проще. Избавляет от надоедливых перерывов.

— И еще другое. Когда мисс Грэм телефонировала из кабинета, а вы предложили, чтобы она просила этого господина вызвать ее позже, знали вы в действительности, что она разговаривает с каким-нибудь мужчиной?

Гарден удивленно раскрыл глаза.

— О нет, я просто ее дразнил. У меня не было ни малейшего представления. Но, если это составляете какую-нибудь разницу, я уверен, что Снид сможет дать вам эту справку, если не захочет сама мисс Грэм. Первым к телефону подошел Снид.

— Это не имеет значения, — сказал Вэнс. — Однако, может быть, вам интересно узнать, что звонок в этой комнате не действовал из-за того, что кто-то старательно разъединил провода.

— Черта с два!

— Да, о да, конечно! — Вэнс пристально поглядел на Гардена. — Насколько я знаю, этот звонок соединен только с нижним кабинетом, и, когда мы услышали выстрел, мисс Грэм была в кабинете. Кстати сказать, выстрел, который мы все слышали, был не тем выстрелом, который убил Свифта. Роковой выстрел был произведен минут за пять перед тем, по крайней мере, Свифт так никогда и не узнает, выиграл ли он или нет.

Взгляд Гардена устремился на Вэнса с выражением удивления и испуга. Заглушённый возглас вырвался из его губ. Он быстро взял себя в руки и, встав с места, огляделся в комнате.

— Боже милосердный! — он схватился за голову, — дело принимает адский оборот. Я понимаю, какой вывод вы делаете из этого звонка и из этого выстрела, но я не могу себе представить, как это могли сделать, — он обернулся к Вэнсу. — Уверены вы, что провод действительно был разъединен, и уверены ли вы в том, что сказали про второй выстрел?

— Совершенно уверен, — сказал Вэнс. — Печально, не правда ли? Кстати, мисс Уезерби старалась убедить нас, что Свифта застрелила мисс Грэм.

— Были у нее какие-нибудь основания для такого обвинения?

— Только то, что мисс Грэм имела какую-то претензию против Свифта и терпеть его не могла, и что в предполагаемый момент его убийства мисс Грэм отсутствовала из гостиной. Она сомневается, чтобы мисс Грэм все время провела в кабинете за телефоном. Полагает, что она была здесь, деятельно занимаясь убийством.

Гарден затянулся из своей трубки и задумался.

— Конечно, Мэдж знает Зелию довольно хорошо, — признал он неохотно. — Они часто выезжают вместе. Мэдж могла знать истинную причину ссоры между Зелией и Вуди. Я ее не знаю. Зелия могла решить, что у нее достаточные основания покончить дни Вуди. Она поразительная девушка. Никто на самом деле не знает, что она будет сейчас делать.

— Считаете ли вы сами, что мисс Грэм способна на хладнокровно и умело задуманное убийство?

Гарден сжал губы и нахмурился. Он раза два откашлялся, чтобы выиграть время, и заговорил:

— Черт вас побери, Вэнс, я не могу ответить на ваш вопрос! Откровенно говоря, я не знаю, кто способен, и кто не способен на убийство. Молодежь наших дней до смерти скучает, терпеть не может никакого стеснения, живет выше своих средств, любит скандалы и сильные ощущения. Зелия, насколько я знаю, мало отличается от остальных. Она всегда точно нажимает на ускоритель и превышает дозволенную скорость. Как далеко она способна пойти — я не берусь сказать. Кто вообще это знает! Может быть, она только так, просто дает цирковое представление, а может быть, у нее в природе такая резкая реакция против всего уважаемого. Ее семья — исключительно почтенные люди. Она получила очень строгое воспитание — даже несколько лет воспитывалась в монастыре. Потом сорвалась с цепи и живет в свое удовольствие.

— Яркий, хотя и не очень милый набросок характера, — пробормотал Вэнс. — Можно было бы сразу сказать, что она вам скорее нравится, но что вы не одобряете ее поведения.

Гарден неловко рассмеялся.

— Я не могу сказать, что я не люблю Зелии. Большинству мужчин Зелия нравится, хотя я не думаю, что кто-нибудь из них ее понимает. Я, с своей стороны, ее не понимаю. Она точно окружена непроницаемой стеной, и самое странное — мужчины ее любят, несмотря на то, что она не делает ни малейшего усилия для того, чтобы приобрести их уважение или привязанность. Она Бог знает как с ними обращается — делает вид, что их внимание только ей надоедает

— Ядовитая особа, так сказать! — сказал Вэнс.

— Да, пожалуй. Или она адски поверхностна, или чертовски глубока. Я не могу еще сообразить, как обстоит дело. А что касается ее роли в данной ситуации… Право, не знаю, что и сказать. Меня бы отнюдь не удивило, если бы Мэдж оказалась права. Зелия меня ошеломляла не раз — не могу в точности объяснить как. Вы помните, когда вы спросили меня насчет револьвера отца — я сказал вам, что Зелия нашла его в том столе и устроила сцену с ним в этой самой комнате? Знаете, Вэнс, в ту минуту у меня застыла кровь. В том, как она это делала, в тоне ее голоса что-то заставляло меня действительно опасаться, что она вполне способна застрелить всех нас, а потом, посмеиваясь, ходить взад и вперед по комнате и глядеть на тела. Конечно, это мое ощущение может быть совершенно необоснованно, но поверьте мне, я почувствовал значительное облегчение, когда она положила револьвер обратно и закрыла ящик. Все, что я могу сказать, — добавил он, — это, что я не вполне ее понимаю.

— Нет, разумеется, нет. Никто вполне не может понять другого. Если бы кто-нибудь мог это сделать, он понял бы все. Неутешительная мысль… Очень вам благодарен за изложение ваших страхов и впечатлений. Вы понаблюдаете за положением внизу еще некоторое время, не правда ли?

Гарден как будто свободно вздохнул, когда его отпустили, и, пробормотав что-то утвердительное, направился к двери.

— Да кстати, — окликнул его Вэнс. — Есть еще один маленький пунктик, о котором я хотел вас спросить.

Гарден остановился и вежливо ждал.

— Почему, — спросил Вэнс, пуская дым к потолку, — вы не поместили ставку Свифта на Хладнокровие?

Гарден вздрогнул, раскрыл рот и чуть не выронил трубку на пол.

— Ведь вы не поместили, не так ли? — продолжал Вэнс, глядя на Гардена полузакрытыми глазами. — Это весьма интересный момент, если иметь в виду, что ваш кузен не должен был прожить достаточно долго, чтобы пожать плоды, если бы Хладнокровие выиграло. А при данных обстоятельствах, если бы вы поместили ее, на вас бы лежал долг в 10000 долларов, так как Свифта уже нет, чтобы по этому долгу расплачиваться.

— Боже мой, перестаньте, Вэнс! — воскликнул Гарден. — Откуда это вы узнали, что я не поместил ставку Вуда?

Вэнс поглядел на него испытующими глазами.

— Никакой букмекер не принял бы ставку такого размера за пять минут до срока. Он бы не мог пойти на такой риск. Он должен был бы передать его другим. Ему могло понадобиться даже снестись с иногородними — Чикаго или Дейтройтом. Ему понадобилось бы время. Ставка в 10000 долларов обыкновенно помещается по крайней мере за час до начала скачек. Я достаточно нюхался с букмекерами и любителями скачек, чтобы это знать.

— Но Ханникс…

— Не превращайте ради меня этого Ханникса в финансиста с Уолл Стрит! Я знаю этих джентльменов с мелком и губкой не хуже, чем вы. И еще одно — я сидел около вашего стола, когда вы делали вид, что передаете поручение Свифта. Вы очень умно протянули шнур через рычаг телефона, когда снимали трубку. Вы говорили в отключенный телефон.

Гарден выпрямился и пожал плечами.

— Ладно, Вэнс, — сказал он, — я не поместил этой ставки. Но если вы думаете хотя бы на минуту, что у меня было подозрение, что Вуди могут застрелить сегодня днем, — вы ошибаетесь.

— Дорогой мой, — Вэнс вздохнул. — я не думаю. Высшие слои ума сейчас не работают. Я только собираю известные данные. 10000 долларов — крупная сумма. Она меняет наш итог, не так ли? Но вы мне еще не сказали, почему вы не поместили эту ставку. Вы могли ее поместить. У вас было достаточно указаний на то, что Свифт хочет поставить крупную сумму на Хладнокровие, и вам нужно было только его известить, что такую ставку нужно помещать заранее.

Гарден гневно поднялся с места, но под его гневом чувствовалось большое волнение.

— Я не хотел, чтобы он терял эти деньги, — заявил он. — Я знал, как много это для него значит.

— Да, да, добрый самаритянин, очень трогательно, но предположим, что Хладнокровие бы выиграло, а ваш кузен остался бы в живых — как тогда быть с платежом?

— Я готов был принять на себя этой риск. Он был не так уж велик. Самое большее могли выдавать 1 доллар 80 центов на доллар. Я бы рисковал 18000 долларов. Но не было никаких шансов, что Хладнокровие выиграет. Я в этом был убежден. Я взял на себя этот риск ради Вуди. Это была слабость с моей стороны, если хотите. Если бы лошадь выиграла, я бы сам заплатил Вуди и он бы никогда не узнал, что эти деньги не от Ханникса.

Вэнс задумчиво поглядел на него.

— Благодарю за это трогательное признание, — сказал он. — Я думаю, пока это все.

Пока он говорил, в коридоре показались два человека с продолговатыми носилками. Хис двумя прыжками оказался у двери.

— Это пришли за телом, — сказал он через плечо.

Вэнс встал.

— Знаете, сержант, пускай они лучше выйдут через главный ход. Нет надобности возвращаться через квартиру, — и обратился к Гардену: — Будьте добры, покажите им дорогу.

Гарден мрачно кивнул и вышел на крышу. Через несколько мгновений оба носильщика следом за Гарденом вышли из садовой калитки со своею страшной ношей.

(14 апреля 6 ч. 25 м. дня)

Маркхэм поглядел на Вэнса с тревогой.

— Какой смысл в том, что Гарден не поместил эту ставку?

Вэнс вздохнул.

— Какой смысл во всем? Однако из таких курьезных фактов может в конце концов возникнуть правильная гипотеза.

— Я совершенно не понимаю, какое отпишете поведение Гардена имеет к этому делу, если только…

Вэнс перебил его:

— Нет. Странное положение! Но все, что вы до сих пор знали, может иметь какое-нибудь значение. Конечно, если мы сумеем разгадать этот смысл. Ключом может оказаться — волнение.

— Не говорите загадками, — буркнул Маркхэм. — Что у вас на уме?

— Дорогой Маркхэм, вы мне слишком льстите. Решительно ничего. Я ищу чего-нибудь вещественного, например, другой револьвер. Тот, который где-то выпалил, когда этот бедняга был уже мертв. Он должен быть здесь или вообще поблизости, — он повернулся к Хису:

— Сержант, не могли бы вы и Сниткин поискать его? Предполагаемый маршрут: сад на крыше, грядка, терраса, общая лестница, нижний коридор. Потом сама квартира. Предпосылка: любой из присутствующих мог иметь его. Проследите все известные перемещения каждого из находящихся внизу. Если он тут, то по всей вероятности он где-нибудь спрятан в ожидании возможности окончательно с ним разделаться. Не переворачивайте всего и не держите себя слишком официально. Мягкость и вежливость!

Хис усмехнулся.

— Я знаю, что вы хотите сказать, мистер Вэнс.

— Сержант, раньше чем вы приметесь за розыски, будьте добры, приведите Хаммля. Наверное, вы найдете его у бара внизу за шотландским виски.

Когда Хис ушел, Вэнс обернулся к Маркхэму.

— Может быть, от Хаммля мы дождемся хорошего совета, а может быть, и нет. Мне этот тип не особенно нравится. Пожалуй, будет самое лучшее с ним разделаться, по крайней мере временно. Место и так слишком переполнено.

Хаммль торжественно вошел в кабинет, его представили Маркхэму. Через окно в начинающихся сумерках я видел, как Хис и Сниткин ходили между грядками.

Вэнс сделал Хаммлю знак, чтобы тот сел в кресло, и смотрел на него некоторое время с печальным видом, как бы стараясь найти оправдание для его существования.

Разговор был короткий и, как выяснилось, довольно значительный. Значение было не в том, что говорил Хаммль, а в последствиях того любопытства, которое пробудили в нем вопросы Вэнса. Это любопытство позволило ему впоследствии снабдить Вэнса существенными сведениями.

— Я не хотел бы задерживать вас дольше, чем надо, мистер Хаммль, — начал Вэнс с явной неохотой, — но мне пришло в голову спросить вас — есть ли у вас какие-нибудь идеи, которые могли бы нам помочь разгадать убийство Свифта?

Хаммль откашлялся и как будто задумался всерьез над этим вопросом.

— Нет, у меня никаких нет, — признался он наконец. — Совершенно никаких. Но, разумеется, никогда нельзя поручиться — самый незначительный факт может получить серьезное значение, если о нем хорошенько подумать. Что касается меня самого, то я еще недостаточно обдумал различные подходы к этой теме.

— Конечно, — согласился Вэнс. — Но было достаточно времени для серьезных мыслей о положении. Но я думаю, что какая-нибудь черта отношений между различными людьми, собравшимися сегодня здесь, — я предполагаю, что вы хорошо знакомы с ними всеми — могла бы внушить вам какие-нибудь соображения.

— Все, что я могу рассказать, — ответил Хаммль, тщательно взвешивая свои слова, — это, что среди собравшихся было немало взаимно враждебных элементов, иначе сказать, получалась любопытная комбинация. О, ничего преступного, — он помахал рукой — я хотел бы, чтобы вы это поняли, но имелись те или иные комбинации, которые могли повести — к чему угодно.

— Например, к убийству?

Хаммль нахмурился.

— Знаете, убийство — очень серьезное дело. Однако, мистер Вэнс, поверьте моим словам, я говорю вполне серьезно — я не считаю никого из присутствующих совершенно исключенным, когда речь идет об убийстве. Нет, клянусь Богом!

— Это замечательное утверждение, — сказал Вэнс, — но я рад знать ваше мнение. Я его обдумаю. Кстати, не показалось ли вам что-нибудь неправильным в том, как Гарден в последнюю минуту поместил крупную ставку Свифта на Хладнокровие?

Лицо Хаммля приняло странное выражение. Потом, не выдерживая взгляда Вэнса, он криво улыбнулся.

— Зачем это отрицать? — ответил он, — помещение этой ставки было не только неправильным — оно было в сущности невозможным!.. Я не знаю ни одного букмекера в Нью-Йорке, который бы взял на себя такую сумму, не имея времени хоть немного перестраховаться. Хотел бы я видеть этого Ханникса, который подводит свои итоги в последний момент и вдруг получает такую бомбу! Вся эта история мне показалась довольно-таки странной. Не понимаю, чего хотел Гарден.

Вэнс наклонился вперед и, прищурив глава, прямо посмотрел на Хаммля.

— Это может иметь определенное отношение к положению, создавшемуся сегодня днем, и я очень хотел бы знать, почему вы об этом не упомянули.

Короткое мгновение Хаммль казался смущенным, но почти тотчас же он откинулся на кресла с самодовольным видом и развел руками:

— К чему мне было запутываться в это? — спросил он с циничным добродушием. — Я никогда не любил вмешиваться в дела других людей. У меня достаточно собственных забот.

— Возможна и такая точка зрения на жизнь, — сказал Вэнс, — и она имеет свои преимущества, — он поглядел на кончик своей папиросы и спросил: — А как же, ваша скромность позволит вам что-нибудь сказать мне про Зелию Грэм?

Хаммль оживился:

— А! — сказал он, покачав головой, — Да, об этом стоит подумать. Эта девушка открывает широкие возможности. Может быть, вы на правильном следу. Ее вполне можно заподозрить в убийстве. Вообще, за женщину никогда не поручишься. А когда начнешь соображать, — ведь стрельба-то произошла в то время, когда ее не было в комнате. Она тоже хороший стрелок из револьвера. Я помню, как она раз приезжала в мое имение на Лонг-Айланд — она долго практиковалась в стрельбе в цель. О, она оружие знает так же хорошо, как другие женщины знают шляпы. И она такая же необузданная, как лошадь-двухлетка у своего первого барьера.

Вэнс кивнул и ждал дальнейшего.

— Не думайте хотя бы на минуту, — продолжал Хаммль, — будто я намекаю, что она имеет какое-нибудь отношение к смерти Свифта. Совершенно нет. Но упоминание ее имени заставило меня задуматься.

Вэнс встал, заглушая зевоту.

— Совершенно очевидно, — сказал он, — что вы не склонны вдаваться в подробности. Я, со своей стороны, не интересуюсь общими соображениями. Впоследствии, может быть, нам понадобится еще поговорить с вами. Где вас можно застать, если это понадобится?

— Если мне разрешат уйти, я немедленно вернусь на Лонг-Айланд, — сказал Хаммль, глядя на часы. — Это все, что вам угодно в данную минуту?

— Все, благодарю вас.

Хаммль снова поглядел на часы, поколебался на мгновение и ушел.

— Неприятный человек, — сказал Вэнс, когда Хаммль удалился. — Совсем неприятный человек. Как вы заметили, по его мнению, каждый подходит к роли убийцы. Каждый, кроме него самого, разумеется. А этот невероятный жилет, а толстые подошвы башмаков! А это невыглаженное платье! О, очень небрежен и спортивен, истый англичанин. Как бы носит форму помещика, любителя лошадей и собак. Право, эти животные заслуживают лучших товарищей.

Он пожал плечами и, подойдя к звонку, нажал кнопку.

— Странные сведения у нас об этой девице Грэм, — заметил он. — Настало время войти в общение с ней самой.

В дверях появился Гарден.

— Вы звонили, Вэнс?

— Да. Звонок теперь действует. Простите, что беспокою вас, но мы бы хотели мисс Грэм. Не будете ли вы добры….

Гарден поколебался, продолжая глядеть на Вэнса. Он точно хотел что-то сказать, но передумал и, пробормотав «ладно», повернулся на каблуках и отправился вниз.

Зелия Грэм вошла в комнату, засунув руки в карманы жакета и вызывающе поглядела на нас.

— Мой нос напудрен для г.г. инквизиторов! — объявила она. — Долго ли вы намерены меня терзать?

— Вы бы лучше сели, — сказал Вэнс с суровой вежливостью.

— А это обязательно? — спросила она. Вэнс не отозвался на этот вопрос, и она прислонилась спиной к двери.

— Мы расследуем убийство, мисс Грэм, — голос Вэнса звучал учтиво, но твердо, — и мне, может быть, придется задавать вам вопросы, которые вам покажутся неприятными. Но, поверьте мне, что в ваших собственных интересах отвечать нам откровенно.

— Так меня подозревают? Это увлекательно!

— Все, с кем я до сих пор говорил, считают это возможным.

— О, вот как дело обстоит! Замечательно, — она нахмурилась. — То-то мне показалось, что я заметила смутное выражение страха в их глазах! Я, пожалуй, все-таки сяду, — она опустилась в кресло и поглядела на нас с деланным унынием. — Что же, меня арестуют?

— Сейчас нет. Но нужно выяснить некоторые обстоятельства. Для вас было бы весьма существенно оказать нам в этом содействие.

— Это звучит жутко. Продолжайте.

— Во первых, — начал Вэнс, — мы хотели бы знать о вражде между вами и Свифтом.

— О, черт! — недовольно воскликнула девушка. — Неужели надо это выкапывать? Право, тут ничего нет. Вуди мне смертельно надоедал. Я его жалела, иногда выходила с ним, когда он умолял меня и грозил прибегнуть ко всем известным формам самоубийства, если я этого не сделаю. Потом это уже стало для меня чересчур, и я решила перечеркнуть эту страницу. Но я боюсь, что я поступила с ним не совсем так, как следовало. Я сказала ему, что я расточительна и думаю только о роскоши, и никогда не выйду замуж за бедного человека. У меня было глупое представление, что это может убить его обожание. Это по-своему подействовало. Он пришел в бешенство и наговорил мне кучу неприятных вещей, которые я, откровенно говоря, не могла ему простить. И тогда — он отправился по верхней дороге, а я но нижней.

— Итак, из этого я могу сделать вывод, что он так крупно играл на скачках в отчаянной надежде собрать достаточное состояние, чтобы преодолеть ваше отвращение к его бедности, и что его ставка на Хладнокровие сегодня была последней попыткой…

— Не говорите этого! — воскликнула девушка, ее руки сжимали ручки кресла. — Это ужасная мысль, но, может быть, это и правда, и я не хочу этого слышать.

Вэнс продолжал критически на нее смотреть.

— Да, как вы сами сказали, это может быть правда. С другой стороны… однако, оставим это. — Потом он быстро спросил: — кто вам телефонировал сегодня перед Ривермонтским Большим призом?

— Тартарэн Тарасконский, — иронически ответила девушка.

— А вы просили этого славного искателя приключений, чтобы он позвонил вам именно в это время?

— Какое это имеет значение?

— И почему вы так хотели говорить с ним по телефону из кабинета и даже закрыли дверь?

Девушка наклонилась вперед и с вызовом посмотрела на Вэнса.

— До чего это вы докапываетесь? — спросила она сердито.

— Известно ли вам, — продолжал Вэнс, — что этот нижний кабинет — единственная комната, соединенная проводом с этим помещением наверху.

Девушка, казалось, не могла сказать ни слова. Она сидела, бледная, неподвижная, не отводя глаз от Вэнса.

— И знаете ли вы, — продолжал он, не меняя интонации, — что провода на этом конце соединения были разъединены? И знаете ли вы, что тот выстрел, который мы слышали внизу, был не тем выстрелом, который прикончил Свифта, и что его застрелили в чулане около коридора за несколько минут до того, как мы услышали этот выстрел?

— Вы ужасный человек, — воскликнула девушка. — Вы создаете кошмары, чтобы меня напугать. Вы намекаете на ужасные вещи. Вы меня пытаете, стараясь добиться признания в том, чего не было и только потому, что я отсутствовала из комнаты, когда Вуди застрелили…

Вэнс движением руки остановил ее упреки.

— Вы неправильно толкуете мое поведение, — сказал он мягко. — Я просил вас минуту тому назад в ваших же собственных интересах откровенно ответить на мои вопросы. Вы отказываетесь. При таких обстоятельствах вы должны узнать факты в том виде, как они представляются другим. Вы со Свифтом были в плохих отношениях. Вы знали, как и другие, что он обычно подымался на крышу перед скачками. Вы знали, где профессор Гарден хранил свой револьвер. Вы умеете обращаться с оружием и хорошо стреляете. Вызов по телефону был как раз для вас вовремя. Вы исчезаете. В течение ближайших пяти минут Свифта застреливают за этой стальной дверью. Проходит еще пять минут. Скачки кончены. Раздается выстрел. Могло случиться, что этот выстрел был произведен при помощи механизма. Провода у звонка были разъединены для какой-то непонятной цели. Ко времени второго выстрела вы находились на другом конце этого провода. Вы чуть не упали в обморок при виде Свифта. Потом вы пытались пройти наверх. Сопоставьте все это. У вас была причина, было достаточное знание положения, был доступ в орудию преступления и возможность его совершить. — Вэнс остановился. — Готовы вы теперь говорить откровенно, или вы действительно должны нечто скрывать?

Девушка изменилась в лице. На нее точно нашел припадок слабости. Она не отводила глаз от Вэнса и, казалось, старалась его понять и решить, как ей следует поступить.

Раньше, чем она успела заговорить, по лестнице с топотом поднялся Хис и отворил дверь в кабинет. Он держал в руках дамское черное с белым шерстяное пальто. Он поглядел на Вэнса и торжествующе закивал.

— Я полагаю, сержант, — протянул Вэнс, — что ваши поиски были успешными. Можете говорить, — он повернулся к Зелии Грэм и объяснил ей: — Сержант Хис искал тот револьвер, из которого был сделан второй выстрел.

Девушка вдруг оживилась и наклонилась вперед.

— Я последовал указанному вами маршруту, мистер Вэнс, — доложил Хис. — Обойдя крышу, лестницу и коридор у квартиры, я решил заглянуть в чулан, где висели пальто. Револьвер был в кармане одного из них. Он бросил пальто на диван и вынул из его кармана револьвер. Он раскрыл его и показал Вэнсу и Маркхэму.

— Видите, — сказал он, — один выстрел был из него сделан.

— Великолепно, сержант, — поздравил его Вэнс. — А кстати, чье это пальто?

— Я еще не знаю, мистер Вэнс, но я это скоро выясню.

Зелия Грэм встала и вышла вперед:

— Я могу вам сказать, чье это пальто. Оно принадлежит мисс Битон, сиделке. Я видела, как она вчера в нем выходила.

— Очень вам благодарен за ваше опознание, — сказал Вэнс, внимательно глядя на нее.

Она ему криво улыбнулась и вернулась на свое место.

— Но один вопрос еще остался открытым, — сказал Вэнс, — а именно, готовы ли вы теперь быть откровенной?

— Хорошо, — она снова поглядела на Вэнса. — Лэмми Мерритт, один из многочисленных отпрысков нашей лошадиной аристократии, наводняющей восточное побережье, просил меня отправиться с ним завтра на игру в поло, в Сайдс Пойнт. Я думала, что найду более увлекательное занятие и просила его позвонить мне днем в половине четвертого насчет ответа. Я нарочно указала это время, так как не хотела пропустить розыгрыш Большого приза. Как вам известно, он позвонил только после четырех и извинялся, что не мог раньше добиться телефона. Я постаралась от него избавиться как можно скорее, но он был настойчив — это, насколько я знаю, единственное его достоинство. Я оставила его у того конца провода, когда вернулась слушать скачки, и снова пошла к телефону, чтобы сказать ему «прощайте и веселитесь без меня». Как раз когда я вешала трубку, я услышала что-то вроде выстрела и подошла к двери. Все уже толпились в коридоре. Мне пришло в голову, что Вуди, может быть, застрелился. Вот почему я оказалась такой старомодной и чуть не упала в обморок, когда его увидала. Вот и все. Я ничего не знаю насчет проводов, звонков и механических приспособлений, и я не была в этой комнате целую неделю. Однако я навлеку на себя подозрение в том смысле, что признаю, что Вуди мне не нравился и что в целом ряде случаев у меня появлялось желание пустить в него пулю, а я, как вы знаете, хороший стрелок.

Вэнс встал и поклонился.

— Благодарю вас за ваше чистосердечие, — мисс Грэм. — Мне очень жаль, что пришлось вас пытать, чтобы добиться от вас ответа. Пожалуйста, забудьте те кошмары, в выдумывании которых меня обвиняли. Я очень вам благодарен, что вы помогли мне заполнить пробелы в рисунке.

Девушка нахмурилась, глядя на Вэнса.

— Мне кажется, вы в этом деле знаете больше, чем показываете.

— Дорогая мисс Грэм, я не притязаю на то, что знаю что-либо. — Вэнс прошел к двери и отворил ее. — Можете теперь идти. Но мы наверное захотим вас повидать еще завтра, и я должен просить у вас обещания остаться дома на случай, если вас придется вызвать.

— Не беспокойтесь, я буду дома. — Она пожала плечами и вышла из комнаты.

Когда, она выходила, мисс Битон шла по коридору по направлению к кабинету. Обе женщины прошли друг мимо друга, не говоря ни слова.

— Простите, что я вас беспокою, мистер Вэнс, — сказала сиделка, — но только что прибыл доктор Зиферт и просил меня известить вас и сказать, что он хочет видеть вас как можно скорее. Миссис Гарден сообщила ему про смерть мистера Свифта.

В эту минуту взгляд ее упал на пальто, и удивленное выражение появилось на ее лице. Раньше, чем она заговорила, Вэнс сказал:

— Сержант принес ваше пальто сюда. Он не знал, чье оно. Мы искали одну вещь, — и он быстро добавил: — пожалуйста, скажите доктору Зиферту, что я буду очень рад видеть его сейчас же, и спросите его, не будет ли он так добр подняться сюда в кабинет.

Мисс Битон кивнула и вышла, тихо притворив за собой дверь.

(14 апреля, 6 ч. 40 м.)

Вэнс прошел к окну и некоторое время молча глядел в него. Было видно, что он глубоко встревожен. Маркхэм из внимания к его волнению ничего не говорил. Вэнс, наконец, первый сам нарушил молчание.

— Маркхэм, — сказал он, глядя на яркий солнечный заход по ту сторону реки. — Чем больше я занимаюсь этим делом, тем меньше оно мне нравится. Каждый старается пришпилить ярлык вины к другому. И куда я ни повернусь — я вижу страх. Это работает нечистая совесть.

— Но каждый, — заметил Маркхэм, — по-видимому, согласен с тем, что Зелия Грэм причастна к этому.

Вэнс наклонил голову:

— О да, — сказал он. — Я заметил этот факт. Хотел бы я знать…

Маркхэм несколько мгновений разглядывал спину Вэнса.

— Думаете вы, что доктор Зиферт нам поможет? — спросил он.

— Это возможно, конечно, — сказал Вэнс. — Он желает меня видеть. Но я думаю, что это с его стороны скорее всего простое любопытство. Кроме того, человек, который не был в доме, может нам рассказать весьма мало. Затруднение в этом деле, Маркхэм, лежит в том, что постоянно возникает целая куча обманчивых представлений.

Раздался легкий стук в дверь. Вэнс отвернулся от окна. Он увидел Гардена, который раскрыл дверь в кабинет, не дожидаясь, чтобы ему сказали войдите.

— Простите Вэнс, — сказал Гарден, — но доктор Зиферт внизу и говорит, что хотел бы вас повидать, если это возможно, перед своим уходом.

Вэнс поглядел на него и нахмурился.

— Мисс Битон известила нас об этом факте несколько минут назад. Я просил ее сообщить доктору, что буду рад его немедленно видеть. Я не понимаю, зачем он посылает еще вас. Разве сиделка не передала ему мое поручение?

— Боюсь, что нет, я знал, что Зиферт послал мисс Бнтон сюда и я предположил, как вероятно и Зиферт, что вы задержали ее наверху. — Он огляделся в комнате с удивленным выражением. Я думал, что она еще здесь.

— Вы хотите сказать, что она не возвращалась вниз? — спросил Вэнс.

— Нет, она еще не спустилась.

Вэнс сделал шаг вперед.

— Вы в этом уверены, Гарден?

— Да, вполне уверен. — Гарден энергично кивнул. — Я был в переднем коридоре, около низа лестницы, с той минуты, как пришел доктор Зиферт.

Вэнс задумчиво прошел к маленькому столику и стряхнул пепел со своей папиросы.

— Видели вы, как спускался кто-нибудь другой? — спросил он Гардена.

— О да, — ответил Гарден, — сначала спустился Крун и вышел. Потом Мэдж Уезерби и тоже вышла. А скоро после того, как сиделка прошла наверх, по поручению Зиферта, Зелия спустилась и тоже поспешила прочь. Это и все. А как я вам говорил, я все время был в нижнем коридоре.

— А где же Хаммль?

— Хаммль? Совершенно его не видал. Думал, что он еще здесь, у вас.

— Это довольно-таки странно. — Вэнс медленно прошел к кресло и сел в него, удивленно нахмурив лоб. — Возможно, что вы его пропустили. Однако это не имеет особого значения, — он немного поднял голову и поглядел на Гардена. — Будьте добры, попросите доктора наверх.

Когда Гарден оставил нас, Вэнс сидел, куря и глядя в потолок. Я знал по выражению его глаз, что он был встревожен. Он беспокойно ворочался в кресле и, наконец, наклонился вперед и оперся локтями на колени.

— Чертовски странно, — проговорил он.

— Ради Бога, Вэнс, — сердито отозвался Маркхэм. — Вполне возможно, что Гарден гораздо хуже наблюдал за лестницей, чем он сам это думает.

— Да, о да. — Вэнс кивнул. — Все встревожены, никто не настороже, нормальные механизмы не действуют. Однако лестницу видно почти из всего коридора, а сам коридор не так велик.

— Возможно, что Хаммль спустился по общему ходу с террасы, желая избежать остальных.

— На нем не было его шляпы, — ответил Вэнс. — Он должен был выйти в коридор и пройти мимо Гардена, чтобы достать ее. Не было бы смысла проделывать тут странные маневры… Но я думаю не о Хаммле, а о мисс Битон. Мне это не нравится, — он медленно встал и вынул еще папиросу. — Это не такая девушка, которая стала бы пренебрегать моим поручением немедленно позвать Зиферта — если бы для этого не было очень серьезной причины.

— Много вещей могло случиться. — сказал Маркхэм, но Вэнс его оборвал:

— Да, конечно, в том-то и дело! Слишком много вещей уже случилось сегодня, — он прошел к окну, выходившему на север, и заглянул в сад. Потом он вернулся на середину комнаты и несколько времени стоял, напряженно думая. — Вы верно сказали, Маркхэм. Что-нибудь могло случиться. — Вдруг он отбросил папиросу и повернулся на каблуках. — О Боже мой, вдруг! Идемте, сержант. Мы должны произвести розыски немедленно…

Он быстро отворил дверь и вышел в коридор. Мы следовали за ним с неясным предчувствием, не понимая, что у него на уме, не ожидая того, что последовало. Вэнс выглянул в дверь сада, потом вернулся, качая головой.

— Нет, там это не могло быть. Мы бы это увидели, — его глаза вопросительно скользнули по коридору, и в них вдруг появилось странное испуганное выражение. — Это возможно, — воскликнул он. — О, Боже мой! Здесь совершаются чертовские дела. Погодите секунду.

Он быстро вернулся к двери в чулан. Схватившись за ручку, он стал ее трясти, но дверь была заперта. Сняв ключ с гвоздя, он поспешно вставил его в замок. Когда он приотворил дверь, из щели навстречу нам потянуло едким удушающим запахом. Вэнс быстро отскочил.

— Выходите на воздух, — крикнул он через плечо. — Все!

Мы инстинктивно бросились к двери в сад.

Вэнс, зажав одной рукой нос и рот, толкнул дверь в чулан. Густой янтарного цвета дым потянулся в коридор, и я почувствовал, что мне стало трудно дышать. Вэнс слегка отшатнулся, но продолжал держаться за ручку двери.

— Мисс Битон, — крикнул он. Ответа не было, и я увидел, как Вэнс опустил голову и двинулся вглубь густого дыма, выходившего из открытой двери. Он опустился на колени у порога и наклонился вперед. Через мгновение он выпрямился, держа в руках неподвижное тело сиделки.

Весь этот эпизод занял меньше времени, чем нужно, чтобы его передать. Не прошло и десяти секунд с того мгновения, как он вставил ключ в замок. Я знал, какое он сделал усилие.

Даже стоя у двери в сад, где дым был менее густой, я задыхался, а Маркхэм и Хис задыхались и кашляли. Как только девушка оказалась вне чулана, Вэнс взял ее на руки и нетвердыми шагами вынес ее в сад, где положил ее на диван-качалку. Лицо его было смертельно бледно, из глаз текли слезы, ему было тяжело дышать. Когда он опустил девушку, он с усилием прислонился к одному из железных столбов, поддерживающих навес. Он широко открыл рот и жадно вдыхал свежий воздух.

Сиделка громко и прерывисто дышала, хватаясь за горло. Грудь ее судорожно подымалась и опускалась, тело оставалось неподвижным и безжизненным. В эту минуту в сад вышел доктор Зиферт с выражением удивления на лице. Он имел внешность, соответствующую его положению крупного медика. Ему было лет шестьдесят. Он был одет старомодно, но элегантно и держал себя с большим достоинством.

С большим усилием Вэнс выпрямился.

— Торопитесь, доктор, — закричал он, — это броминовый газ. — Он сделал дрожащей рукой жест по направлению к распростертой фигуре сиделки.

Зиферт быстро прошел вперед, переместил тело девушки в более удобную позу и открыл воротник ее форменного платья.

— Ей может помочь только воздух, — сказал он, передвигая качалку так, чтобы она попадала под свежее дуновение с реки. — А вы как себя чувствуете, Вэнс?

Вэнс вытирал себе глаза платком. Он раза два моргнул и слабо улыбнулся.

— Мне совсем хорошо, — он прошел к дивану и посмотрел сверху на девушку. — Чуть не опоздали, — прошептал он.

Зиферт наклонил голову в знак согласия.

В эту минуту Хаммль бодрой походкой появился из отдаленного угла сада.

— Боже мой, — воскликнул он, — это еще что за дела?!

Вэнс повернулся к нему с гневным удивлением.

— Ну, ну, — сказал он. — Я вам потом скажу, в чем дело. Или, быть может, вы будете в состоянии мне это сказать? Подождите вон там, — и он кивнул ему головой в сторону кресла.

Хаммль обиженно поглядел на Вэнса, хотел протестовать, но Хис, подойдя к нему, крепко взял его за руку и повел его к тому креслу, на которое указал Вэнс. Хаммль покорно сел и вынул папиросу.

— Было бы лучше, если бы я отправился на более ранний поезд в Лонг-Айланд, пробормотал он.

— Знаете, пожалуй, это было бы лучше! — пробормотал Вэнс, отворачиваясь от него.

Удушающий кашель сиделки слегка затих. Она дышала глубже и правильнее. Вскоре она уже попыталась сесть. Зиферт помог ей:

— Дышите как можно глубже и быстрее, — сказал он. — Вам нужен воздух.

Девушка попыталась последовать этому указанно, опираясь одной рукой на спинку дивана и схватившись другой за руку Вэнса. Через несколько мгновений она была в состоянии говорить, но только с большим трудом.

— Я теперь чувствую себя лучше. Только очень жжет в носу и в горле.

Заферт послал Хиса за водой, и, когда сержант принес ее, мисс Битон начала пить большими глотками. Через две-три минуты она несколько оправилась. Она поглядела на Вэнса испуганными глазами.

— Что случилось? — спросила она. 

— Мы еще не знаем. — Вэнс встретил ее взгляд с видимым волнением. — Мы только знаем, что вас отравили броминовым газом в том чулане, где был застрелен Свифт. Мы надеялись, что вы нам сможете об этом рассказать сами.

Она покачала головой. В глазах ел было растерянное выражение.

— Боюсь, что не могу вам много рассказать. Все это случилось так неожиданно, так внезапно. Я только знаю, что когда я пошла сказать доктору Зиферту, чтобы он пришел наверх, меня сзади ударили по голове, как раз когда я проходила мимо двери в сад. Этот удар не вполне меня лишил сознания, но оглушил меня настолько, что я ничего не сознавала вокруг себя. Потом я почувствовала, что меня схватили сзади, повернули и толкнули в чулан. У меня смутное воспоминание о том, что за мной захлопнулась дверь, а я не достаточно соображала, чтобы протестовать или даже понять, что происходит. Но я почувствовала, что в чулане ужасный удушающий запах. Я прислонилась к стене, и было очень больно дышать. Я почувствовала, что падаю, и это последнее, что я помню, — она содрогнулась. — Вот все, что я знаю, и вот теперь очнулась.

— Да, не очень приятный опыт, но могло быть и хуже, — сказал Вэнс вполголоса и улыбнулся девушке. — У вас на затылке сильный ушиб. Тоже могло бы быть хуже. Очевидно, накрахмаленная повязка спасла вас от более серьезного ущерба.

Девушка поднялась на ноги и стояла, немного шатаясь и держась за Вэнса.

— Я теперь себя действительно хорошо чувствую, — сказала она, — и я должна вас поблагодарить, не так ли?

Зиферт ворчливо заметил:

— Еще несколько минут этого броминового газа, и наступила бы смерть. Тот, кто вас нашел и вынес оттуда, сделал это как раз вовремя.

Девушка не отводила глаз от Вэнса.

— Как это вы так быстро меня нашли? — спросила она.

— Запоздалое рассуждение, — ответил он. — Я должен был вас найти на несколько минут раньше, в ту минуту, когда узнал, что вы не вернулись вниз. Но сначала было трудно себе представить, что с вами могло случиться что-нибудь серьезное.

— Я и теперь этого не могу понять, — сказала девушка с озадаченным видом.

— Я тоже, по крайней мере, не вполне, — ответил Вэнс. — Но, может быть, скоро я узнаю нечто большее.

Быстро пройдя к лоханке с водой, которую принес Хис, он обмакнул в нее платок. Приложив его к лицу, он скрылся в коридор. Через минуту он вернулся. В руке у него был осколок стекла длиною в три дюйма. Это была часть склянки. На ней еще виднелся кусочек этикетки, на котором было напечатано «Бр.».

— Я нашел это на полу, в углу чулана. Оно лежало как раз под той полкой, где хранятся химические принадлежности профессора Гардена. На полке есть пустое место, но эта склянка с бромином не могла случайно упасть на пол. Ее должны были сознательно снять с полки и разбить в надлежащий момент, — он передал осколок стекла Хису. — Возьмите его, сержант, и хорошенько исследуйте насчет отпечатков пальцев. Если, как я подозреваю, с ним орудовало то же самое лицо, которое убило Свифта, я сомневаюсь, чтобы вы нашли отпечатки. Хис принял осколок стекла, завернул его в платок и сунул в карман.

— Если на нем окажутся какие-нибудь отпечатки, — сказал он, — это будут первые, которые мы здесь нашли!

Вэнс повернулся к Маркхэму, который стоял у скалистого бассейна в течение всей сцены с удивленным и раздраженным выражением.

— Бромин, — объяснил он, — довольно обыкновенный реактив. Его можно найти почти в любой лаборатории. Он не часто встречается в истории преступлений, хотя случайные отравления бромином нередки. Им много пользовались во время войны для изготовления газовых бомб, так как он рассеивается от контакта с воздухом. Броминовый газ — удушливый и смертельный. Тот, кто задумал такой конец для мисс Битон, — был человеком, не лишенным жестокости.

— Подлое деяние, Вэнс! — воскликнул Зиферт со сверкающими глазами.

Вэнс кивнул. Глаза его обратились к сиделке.

— Да, как и убийство Свифта… Как вы себя чувствуете, мисс Битон?

— Немного кружится голова, — ответила она со слабой улыбкой. — Но больше ничего. — Она опиралась о диван.

— Так мы можем продолжать?

— Конечно, — ответила она.

Флойд Гарден вышел из коридора. Он покашлял и поглядел на нас, моргая глазами.

— Что это за ужасная вонь к коридоре? Она проникла вниз и Снид уже плачет, как заблудившийся младенец. Что-нибудь неладно?

— Теперь нет, — ответил Вэнс. — Несколько минут назад было пущено немного броминового газа. Но воздух скоро очистится. Человеческих жертв нет. Все чувствуют себя прекрасно. Вы хотели меня видеть?

Гарден огляделся кругом с удивленным выражением.

— Простите, что перебиваю вас, Вэнс, но я пришел за доктором, — глаза его остановились на Зиферте, и он сухо улыбнулся. — Обычное дело, доктор. Матушка в полной прострации. Она уверяет меня, что в ней не осталось ни одного грамма силы. Я уложил ее, она очень охотно на это согласилась. Но она настаивает на том, чтобы немедленно вас видеть. Я никогда не знаю, что она имеет в виду и чего не имеет. Но таково мое поручение.

Встревоженное выражение появилось в глазах Зиферта, и он глубоко вздохнул:

— Я сейчас приду, — сказал он. Он поглядел на сиделку и перевел взгляд на Вэнса.

— Вы меня извините?

— Конечно, доктор. Но я думаю, что мисс Битон лучше еще немного остаться на открытом воздух.

— О, разумеется, разумеется. Если она мне понадобится, я за ней пошлю. Но я уверен, что необходимости в этом не будет, — и Зиферт в сопровождении Гардена неохотно удалился с крыши.

Вэнс поглядел ему вслед, потом обратился к сиделке:

— Пожалуйста, посидите здесь немного, мисс Битон. Я хотел бы поговорить с вами. Но прежде я должен уделить минуту или две мистеру Хаммлю.

Сиделка кивнула в знак согласия и с усталым видом уселась на диван.

Вэнс обратился к Хаммлю:

— Пройдемте на минуту в дом.

Хаммль поспешно встал:

— Я уж спрашивал себя, как долго вы меня будете тут держать.

Вэнс провел нас в кабинет; Маркхэм и я последовали за Хаммлем.

— Что вы делали на крыше, мистер Хаммль? — спросил Вэнс. — Я сказал вам некоторое время назад, после нашей краткой беседы, что вы можете идти.

— Но ведь это не преступление немного пройтись по саду? Не так ли? — ответил Хаммль, явно волнуясь.

— Отнюдь нет, — спокойно ответил Вэнс. — Я только спрашиваю себя, почему вы пошли в сад вместо того, чтобы ехать домой? В этом саду сегодня днем происходили дьявольские дела.

— Я уже говорил вам, что жалею, что не поехал. Как я мог знать?

— Дело не в этом, мистер Хаммль, — оборвал его Вэнс. — Вы не ответили на мой вопрос.

— Ну, послушайте, — сказал Хаммль, — я опоздал на поезд на Лонг-Айланд и мне оставалось больше часа до следующего. Когда я вышел отсюда и начал спускаться вниз, я вдруг сказал самому себе: будет приятнее обождать в саду, чем на Пенсильванском вокзале. И я вернулся на крышу и стал тут бродить. И вот я тут.

Вэнс поглядел на него и кивнул:

— Да, совершенно верно. Вот вы и тут. Более или менее на виду. Кстати, мистер Хаммль, что вы видели, пока вы ожидали в саду следующего поезда?

— Ничего, абсолютно ничего, — ответил Хаммль объективным тоном. — Я ходил вдоль живой изгороди, курил, смотрел на вид, когда услышал, как вы выносите из дому сиделку.

Вэнс прищурился. Было видно, что его не удовлетворяет объяснение Хаммля.

— И вы не видели никого другого ни в саду, ни на террасе?

— Ни души, заверил тот.

— И вы не слышали ничего?

— Ничего, пока вы не вышли.

Вэнс несколько мгновений смотрел на Хаммля. Потом он повернулся и направился к окну, выходившему в сад.

— Это пока все, — сказал он. — Но мы, вероятно, завтра еще вас вызовем.

— Я буду дома весь день. Рад услужить. — Хаммль бросил исподтишка взгляд на Вэнса, быстро распрощался и пошел вниз по лестнице.

(14 апреля, 7 ч. вечера)

Вэнс тотчас же вернулся в сад. Мисс Битон несколько приподнялась, когда он подошел к ней.

— Можете вы мне теперь ответить на несколько вопросов? — спросил он ее.

— О да,  — она улыбнулась более уверенно и встала.

Сумерки быстро распространялись над городом. Тусклый серый свет заменял голубую дымку над рекой. Небо за Джерзейскими холмами окрасилось яркими огнями заката, в отдалении там и сям в окнах домов начали появляться золотые пятна света. С севера потянуло легким ветерком. Было прохладно.

Когда мы прошли через сад к балюстраде, мисс Битон глубоко вздохнула и слегка содрогнулась.

— Вы лучше наденьте ваше пальто, — предложил Вэнс. Он вернулся в кабинет и принес его ей. Пока он помогал ей надеть его, она вдруг повернулась и вопросительно поглядела на него.

— Как мое пальто попало в верхний кабинет? — спросила она. — Это меня очень встревожило в связи со всеми ужасными вещами, которые случились сегодня.

— Почему это может вас тревожить? — улыбаясь спросил Вэнс. — Пальто, оказавшееся не на месте — не такая серьезная вещь. Но мы действительно должны это вам объяснить. Видите ли, в деле о смерти Свифта имеется два револьвера. Один из них мы все видели здесь на крыше. Тот, из которого его убили. Но никто не слышал этого выстрела, потому что бедняга покончил свою жизнь в чулане кладовой профессора Гардена.

— А, вот почему вы хотели узнать, на месте ли ключ, — сказала девушка, кивая.

— Выстрел, который мы все слышали, — продолжал Вэнс, — был сделан из другого револьвера, после того, как тело Свифта было вынесено из чулана и положено на то кресло. Мы, конечно, очень хотели найти этот другой револьвер, и сержант Хис произвел розыски.

— Но… но мое пальто, — она протянула руку и схватилась за рукав Вэнса, тогда как в глазах ее появилось выражение испуга.

— Да, — сказал Вэнс, — сержант нашел револьвер в кармане вашего пальто. Кто-то туда его сунул, чтобы временно спрятать.

Она отшатнулась, глубоко вздохнув.

— Как ужасно! — голос ее был чуть слышным.

Вэнс положил руку на ее плечо.

— Если бы вы не пришли в кабинет и не увидели бы пальто, мы бы его вернули в нижний чулан для пальто и избавили бы вас от этого беспокойства.

— Но это ужасно! А теперь покушение на мою жизнь. Я не могу этого понять. Мне страшно.

— Ну, ну, — успокаивал ее Вэнс. — Теперь это прошло, и нам нужна ваша помощь.

Она прямо досмотрела ему в глаза. Потом, успокоенная, слегка улыбнулась.

— Простите меня, пожалуйста, — сказала она, — но этот дом, эта семья, тут делались странные вещи, повлиявшие на мои нервы за последние месяцы. Я не могу этого объяснить, но тут что-то очень неладное. Я работала в течение шести месяцев в операционном зале одного госпиталя в Монреале и присутствовала на шести-восьми операциях в день. Но это никогда на меня не действовало так, как жизнь в этом доме. Там я, по крайней мере, видела, что происходит — я могла помочь и знала, что помогаю. Но тут все происходит в темных углах, и что бы я ни делала, все как будто ни к чему. Представляете вы себе врача, который бы вдруг ослеп во время трудной операции и все-таки должен был ее продолжать? Так я себя чувствую в этом доме… Но, пожалуйста, не думайте, что я не хочу помогать. Я сделаю для вас все, что могу. Вам ведь тоже приходится работать впотьмах, не так ли?

— Не всем ли нам приходится работать впотьмах? — прошептал Вэнс, не отводя от нее глаз. — Расскажите мне, как вы думаете, кто может быть виновником этих ужасных деяний, которые тут совершились?

Страх и сомнение, казалось, оставили девушку. Она подошла к балюстраде и стояла, глядя за реку, со спокойным самообладанием.

— Право, я не знаю, — ответила она сдержанно. — Есть несколько возможностей, но я не имела времени это ясно обдумать. Все это случилось так внезапно.

— Да, конечно, — вставил Вэнс. — Такие вещи обычно происходят внезапно и без предупреждения.

— Смерть Вуда Свифта — совсем не то, чего я могла здесь ожидать, — продолжала девушка. — Я не удивилась бы какому-нибудь насильственному поступку, вызванному гневом, но это предумышленное убийство, так тонко и старательно разработанное, как будто не подходит к здешней атмосфере. Конечно, это не любящее семейство. Здесь все друг с другом в каких-то противоречиях, все полно скрытой ненависти. Никаких контактов — я хочу сказать — никакого взаимного понимания. Флойд Гарден здоровее остальных. У него интересы, конечно, узкие, но если оставить в стороне его умственный уровень, то он всегда казался мне прямым и гуманным. На него можно положиться, я думаю. Он не любит тонкостей и глубокомыслия и всегда сознательно игнорировал их у других членов семьи, чем вызывал не раз трения. Может быть, я и не права, но таково было мое впечатление.

Она остановилась и нахмурилась.

— Что касается миссис Гарден, то я чувствую, что она по природе очень неглубокая и сознательно создает для себя более сложную жизнь, которую она совершенно не понимает. Это, конечно, делает ее неразумной и опасной. Я никогда не имела более неблагоразумной пациентки. Она нисколько не считается с другими. Ее привязанность к племяннику мне никогда не казалась подлинной. Он был как глиняная фигурка, которую она сама вылепила и потом расхваливала. Если бы ей пришла в голову другая модель, я чувствую, что она бы снова смочила глину и вылепила из нее другой предмет обожания.

— А профессор Гарден?

— Он исследователь, ученый, и поэтому не имеет многих обычных человеческих свойств. Я иногда думала, что в нем есть нечто не вполне нормальное. Для него люди и вещи — только элемент, который можно соединить в какую-нибудь новую химическую комбинацию. Понимаете, что я хочу сказать?

— Да, вполне понимаю, — заверил ее Вэнс. — Всякий ученый считает себя сверхчеловеком. Могущество — вот его Бог. Многие из величайших ученых мира считались сумасшедшими. Может быть, они ими и были. Да, сложная проблема. Обладание определенной силой создает слабость. Странное представление, не правда ли? Самое опасное в мире влияние, это наука — опасное, даже дли самого ученого. Всякий ученый, делающий великие открытия — своего рода Франкенштейн. Однако… какое ваше впечатление от гостей, которые были сегодня тут?

— Я недостаточно их знаю, чтобы хорошенько о них судить, — серьезно ответила девушка. — Я не вполне их понимаю. Но каждый по-своему кажется мне опасным. Все они играют какую-то игру, и иногда кажется, что эта игра без правил. Для них результат оправдывает применяемые средства. Они кажутся искателями ощущений, старающимися натянуть покрывало иллюзий на реальности жизни, потому что у них нет силы взглянуть ей в лицо.

— Да, конечно, у вас ясное зрение, — Вэнс внимательно поглядел на девушку. — А вы взялись за ремесло сиделки, потому что вы умеете смотреть в лицо действительности. Вы не боитесь ни жизни, ни смерти.

Девушка казалась смущенной.

— Вы слишком много придаете значения моей профессии. В конце концов, мне надо было зарабатывать свой хлеб, и занятие сиделки привлекало меня.

Вэнс кивнул.

— Это понятно. Но скажите, не предпочли ли бы вы, чтобы вам не приходилось зарабатывать свой хлеб?

Она подняла на него глаза:

— Может быть. Но разве не естественно для всякой женщины предпочитать роскошь и безопасность утомительной работе и неопределенности?

— Без сомнения, — сказал Вэнс. — А раз мы говорим об уходе за больными, что вы думаете о состоянии здоровья миссис Гарден?

Мисс Битон несколько поколебалась, прежде чем ответить:

— Право, не знаю, как вам сказать. Я этого не понимаю, и я подозреваю, что доктор Зиферт сам этим поражен. Миссис Гарден бесспорно больная женщина. Она показывает много признаков того нервного, переменчивого расположения духа, которое появляется у людей, страдающих раком. Хотя в одни дни она себя чувствует гораздо лучше, чем в другие, я знаю, что она сильно страдает. Доктор Зиферт говорил мне, что это невропатический случай. Но у меня самой иногда бывает чувство, что это гораздо серьезнее, что все эти нервные симптомы происходят от какого-то физиологического состояния.

— Это очень интересно. Доктор Зиферт упоминал мне об этом несколько дней назад. — Вэнс подвинулся ближе к девушке. — Не могли бы вы мне сказать что-нибудь про ваши отношения с обитателями этого дома?

— Мне очень мало что рассказывать. Профессор Гарден фактически не замечает меня, я иногда даже сомневаюсь, знает ли он, что я здесь. Миссис Гарден переходит от периода раздражительных поучений к самой интимной откровенности. Флойд Гарден был всегда очень мил и вежлив. Он хотел, чтобы мне здесь хорошо жилось, и несколько раз извинялся передо мною за неприятные выходки своей матери. Мне он скорее нравится из-за его внимательности.

— А Свифт? Хорошо вы его знали?

Девушке видимо не хотелось отвечать. Она отвернулась, поглядела в сторону и потом посмотрела на Вэнса и заговорила.

— Дело в том, что мистер Свифт несколько раз приглашал меня с собой обедать и в театр. Он никогда не делал чего-либо предосудительного, но по временам он мне надоедал. У меня создалось впечатление, что он один из тех несчастных мужчин, которые чувствуют себя униженными и стараются подбодрить себя ухаживанием за женщинами. Мне кажется, что он на самом деле увлекался мисс Грэм и обратился ко мне только с досады.

Вэнс несколько минут курил молча. Потом он сказал:

— А как насчет сегодняшних скачек? Много было об этом разговора?

— О да, больше недели я не слышала почти ни о чем другом. В доме нарастало странное напряжение. Я слышала однажды вечером, как мистер Свифт говорил с Флойдом Гарденом, что Ривермонтский Большой приз — его последняя надежда и что, по его мнению, выиграет Хладнокровие. Они тотчас же бешено заспорили насчет шансов Хладнокровия.

— Было ли известно остальным членам компании, собравшейся сегодня, как Свифт относился к скачкам и Хладнокровию?

— Да, вопрос этот обсуждался подробно в течение ряда дней. Видите ли, — объяснила девушка, — мне никак невозможно не слышать части этих разговоров. И миссис Гарден сама часто вмешивается в них, а потом обсуждает эти вопросы со мной.

— Кстати, — спросил Вэнс, — как вы решили поставить на Лазурную Звезду?

— По правде сказать, — робко созналась девушка, — я немного заинтересовалась этой игрой на скачках, которая происходила здесь, хотя мне самой не приходило в голову делать ставку. Но я услышала, как вы говорили мистеру Гардену, что избрали Лазурную Звезду, и это название мне так понравилось, что я попросила мистера Гардена сделать ставку и для меня. Это первый раз, что я играю на скачках.

— И Лазурная Звезда победила, — вздохнул Вэнс. — Вы играли против Хладнокровия, хотя он и был фаворитом. Крупная игра! Очень прискорбно, что вы выиграли. Выиграть для дебютанта, видите ли, это всегда бывает роковым.

Лицо девушки внезапно омрачилось. Она поглядела на Вэнса и не сразу заговорила. — Думаете ли вы, что оно окажется роковым?

— Да, о да, это неизбежно. Вы не будете в состоянии воздержаться от новых ставок. Тот, кто выиграет свою первую ставку, уже не может остановиться и неизбежно в конце концов проигрывает.

Девушка снова поглядела на Вэнса тревожными глазами. Потом ее взгляд устремился на темнеющее небо над нашими головами.

— Но Лазурная Звезда — такое красивое имя, не правда ли? — она показала наверх. — Вот видите, там видна такая…

Мы все поглядели вверх. Высоко над нами сияла крупная одинокая звезда голубоватым светом. Вэнс направился к балюстраде и поглядел через нее на воды реки, на лиловые холмы и на еще горевший на западе закат. Резкие очертания гигантских небоскребов города к югу возвышались фантастическими силуэтами, как на театральных декорациях.

— Ни один город в мире, — сказал Вэнс, — не прекрасен так, как Нью-Йорк, если смотреть на него сверху в ранних сумерках. Он встал на балюстраду и поглядел вниз — в огромную пропасть глубоких теней и мерцающих огней. Я почувствовал неясный страх — тот страх, который всегда испытывал, когда видел акробатов, проделывающих опасные движения высоко над ареной цирка. Я знал, что Вэнс не боится высоты и обладает исключительным чувством равновесия. Но я тем не менее глубоко вздохнул. В ногах у меня забегали мурашки, и на мгновение мне чуть не стало дурно. Мисс Битон стояла рядом с Маркхэмом, и она, по-видимому, почувствовала то же, что и я, так как ее лицо внезапно побледнело. Глаза ее устремились на Вэнса с выражением ужаса, и она схватилась за руку Маркхэма, как бы ища поддержки.

— Вэнс, — сурово сказал Маркхэм, — сойдите отсюда.

Вэнс соскочил в сад и повернулся к нам.

— Простите, пожалуйста, — сказал он, — высота действует на большинство людей. Я этого не сообразил. Он поглядел на девушку: — Простите, мисс Битон.

Пока он говорил, Флойд Гарден вышел на крышу.

— Простите, Вэнс, доктор просит мисс Битон вниз, если только она чувствует себя достаточно хорошо. У матушки один из ее обычных припадков.

Сиделка поспешила вниз, а Гарден подошел к Вэнсу. Он снова возился со своей трубкой. Скверная история, — бормотал он. — Вы, конечно, внушили страх Божий сердцам всех этих благочестивых мальчиков и девочек, собравшихся сегодня у нас. Они все дрожали после того, как поговорили с вами. Знаете, Вэнс, если вы хотите видеть Круна, или Зелию Грэм, или Мэдж Уезерби по какой-либо причине сегодня вечером — они будут здесь. Они просили разрешения прийти. Должны вернуться на место преступления и тому подобное. Нуждаются во взаимной поддержке. И, по правде сказать, я чертовски рад, что они приедут. Мы сможем обговорить все дело за коктейлями, а это лучше, чем мучиться и терзаться наедине…

— Вполне естественно, — сказал Вэнс. — Я понимаю их чувства и ваши. Скверная история, как вы говорите. А теперь пройдемте вниз.

Доктор Зиферт встретил нас внизу лестницы.

— Я как раз шел за вами, мистер Вэнс. Миссис Гарден настаивает на том, чтобы вас повидать, — и он прибавил вполголоса, — у нее припадок, что-то в роде истерики. Не принимайте слишком всерьез того, что она будет вам говорить.

Мы вошли в спальню. Миссис Гарден в желто-розовом халате лежала в кровати, опираясь на гору подушек. Лицо ее казалось осунувшимся и нездоровым при свете ночника. Глаза ее демонически блестели. Пальцы нервно комкали край одеяла. Мисс Битон стояла у постели, глядя на пациентку спокойно и внимательно. Профессор Гарден, прислонившись к подоконнику против двери, казался встревоженным и недовольным.

— Я должна вам что-то сказать, и я хочу, чтобы вы все это слышали, — голос миссис Гарден был резким и пронзительным. — Мой племянник был сегодня убит, и я знаю, кто это сделал. — Она злобно глядела на Флойда Гардена, стоявшего у подножия постели и державшего трубку во рту. — Вы это сделали, — она обличительным жестом показала на него пальцем. — Вы всегда ненавидели Вуди! Вы ему завидовали! Ни у кого другого не было причины совершить это преступление. Мне, может быть, следовало бы лгать ради вас и укрывать вас, но ради какой цели? Чтобы вы убили еще кого-нибудь другого? Может быть, меня или вашего отца? Нет. Настало время сказать правду. Вы убили Вуди, и я знаю, зачем вы его убили. Я знаю, зачем вы это сделали!

Флойд Гарден во время этой тирады стоял, не двигаясь и не проявляя какого-либо волнения. Он с циничным равнодушием продолжал глядеть на свою мать. Когда она остановилась, он вынул трубку изо рта и с грустной улыбкой спросил:

— Почему же я сделал это, матушка?

— Потому, что вы ему завидовали. Потому, что вы знали, что я разделила свое состояние поровну между вами двумя, а вы хотели получить все. Вы всегда сердились на то, что я любила Вуди так же, как вас. А теперь вы думаете, что, убрав Вуди, вы получите все, когда я умру. Но вы ошибаетесь — вы ничего не получите. Слышите — ничего! Завтра я переменю свое завещание, — глаза ее выражали злорадное ликование. Казалось, она совершенно лишилась рассудка. — Я изменю свое завещание, понимаете ли вы? Доля Вуди достанется вашему отцу с оговоркою, чтобы вы не получили из нее ни одного доллара, а ваша доля пойдет на благотворительность. — Она истерически расхохоталась и стала колотить по постели сжатыми кулаками.

Доктор Зиферт внимательно наблюдал за больной. Он подошел ближе к постели.

— Ледяной компресс, немедленно, — сказал он сиделке, и она быстро вышла из комнаты. Потом он взялся за свои несессер и быстро вынул оттуда шприц.

— Я не допущу этого, — воскликнула женщина. — Я совершенно здорова. Мне надоели ваши снадобья.

— Да, я знаю. Но на этот раз вы их примете, миссис Гарден, — сказал доктор Зиферт со спокойной уверенностью.

Под его властным взглядом пациентка сразу затихла, откинулась на подушки и позволила ему сделать впрыскивание. Вернулась сиделка и положила ей на голову мешок со льдом.

Доктор Зиферт быстро выписал рецепт и повернулся к мисс Битон:

— Сейчас же закажите это. По чайной ложке каждые два часа, пока миссис Гарден не заснет.

Флойд Гарден вышел вперед и взял рецепт.

— Я позвоню в аптеку, — сказал он. — Через несколько минут они это пришлют, — и он вышел из комнаты.

Дав несколько последних инструкций мисс Битон, доктор направился в гостиную. Все мы последовали за ним, оставив сиделку приводить в порядок подушки миссис Гарден. Профессор Гарден, который в течение этой тягостной сцены стоял спиной к нам, глядя в окно, так и остался в той же позе. Когда мы проходили мимо двери нижнего кабинета, мы слышали, как телефонирует Флойд Гарден.

— Я думаю, что теперь миссис Гарден успокоится, — сказал доктор Зиферт Вэнсу, когда мы пришли в гостиную. — Как я уже говорил вам, вы не должны принимать ее слова всерьез, когда она в таком состоянии. Она наверное завтра уже все это забудет.

— Ее раздражение, однако, мне показалось не лишенным некоторой рассудительности, — ответил Вэнс.

Зиферт нахмурился, но никак не отозвался на эти слова. Вместо этого он сказал своим спокойным ровным голосом:

— Вся эта история очень прискорбна. Флойд Гарден сообщил мне только несколько подробностей, когда я пришел. Будете ли вы так добры рассказать мне об этом подробно?

Вэнс охотно на это согласился. Он начал с анонимного телефонного звонка вечером накануне. Доктор ничем не проявил, что ему было известно по этому поводу. Он сидел, слушая Вэнса с невозмутимым вниманием. Вэнс перечислил все существенные подробности. Он объяснил все, что касалось скачек и ставок, ухода Свифта на крышу, действия других членов компании, упомянул про выстрел, про нахождение тела Свифта, про то, что найдено в чулане, про разъединенные провода звонка, про свои беседы с различными членами семьи Гарденов и их гостями и, наконец, про нахождение второго револьвера в пальто сиделки.

— А дальнейшее, — заключил Вэнс, — вы видели сами.

Зиферт медленно кивнул раза два-три, как будто бы давая понять, что составил себе ясное представление о событиях этого дня.

— Очень серьезное положение, — сказал он, как бы ставя диагноз. — Некоторые из вещей, которые вы мне рассказали, представляются мне весьма знаменательными. Хитро задуманное и злостное убийство. Особенно любопытны: факт, что револьвер спрятали в пальто мисс Битон, и покушение на ее жизнь при помощи броминового газа. Я не понимаю этой стороны дела.

— Понимаете ли вы какие-нибудь другие стороны дела? — быстро спросил его Вэнс.

— Нет, нет. Я отнюдь этого не хотел сказать, — поторопился ответить Зиферт. — Я только думал о том, что если смерть Свифта можно было бы объяснить рациональным образом, то я не вижу никаких оснований для этого подлого посягательства на жизнь мисс Битон.

— Но я серьезно сомневаюсь в том, что револьвер был положен в карман пальто мисс Битон для того, чтобы навлечь на нее подозрение, — сказал Вэнс. — Я представляю себе, что его хотели унести из дома при первой же возможности. Но я согласен с вами, что покушение на жизнь мисс Битон чрезвычайно загадочно. — Вэнс, не подавая виду, внимательно наблюдал за доктором. — Когда вы высказали желание видеть меня сегодня днем, — продолжал он, — я надеялся, что у вас будут какие-нибудь соображения, которые, исходя от человека близко знающего всех в доме, могли бы навести нас на какой-нибудь след.

Зиферт несколько раз отрицательно покачал головой.

— Нет, нет. Очень сожалею, но сам совершенно теряюсь. Когда я просил вас поговорить со мной, я надеялся от вас услышать какие-нибудь новые подробности этого дела. — Он остановился, повернулся в кресле, и спросил: — Составили ли вы себе мнение на основании того, что вам удалось узнать?

— Да. О, да. — Вэнс перевел свой взгляд с доктора на статуэтку лошади, стоявшую на камине. — Откровенно говоря, мне это мнение самому очень не но душе. Я был бы рад, если бы оказался неправ. Мне приходит в голову мрачный, противоестественный вывод. Это сплошной ужас. — Он говорил с необычной интенсивностью.

Зиферт молчал, и Вэнс снова на него поглядел.

— Скажите, доктор, беспокоит ли вас состояние миссис Гарден.

Точно туча нашла на лицо Зпферта. Он ответил не сразу.

— Это странный случай, — сказал он уклончиво. — Как я недавно говорил вам, он меня сильно интригует. Я завтра приведу с собой Капфельбаума.

— Да вы правы. Капфельбаум — хороший специалист по раку. — Вэнс задумчиво поглядел на доктора. — Мое анонимное телефонное сообщение прошлой ночью упоминало про радиоактивный натрий. Но Хладнокровие существенно. Да. Несомненно. Нехороший случай, доктор, очень нехороший. А теперь, я думаю, мы пойдем.

Вэнс встал и сухо поклонился. Зиферт также поднялся с места.

— Если я что-нибудь могу сделать для вас, — начал он…

— Мы можем обратиться к вам впоследствии — ответил Вэнс и направился к выходу.

Зиферт не последовал за нами. Он повернулся, медленно прошел к одному из передних окон и стоял у него, заложив руки за спину. Мы спустились в переднюю и застали Снида, который ждал нас с нашими пальто.

Мы как раз дошли до двери и вышли в квартиру, когда до нас донесся резкий голос миссис Гарден. Флойд Гарден стоял как раз в дверях спальни, глядя на свою матушку.

— Ваша заботливость вам не поможет, Флойд! — кричала миссис Гарден. — Вы теперь ко мне проявляете заботливость, телефонируете насчет рецептов, вообще очень любезны, но вы меня не обманете, это никакой разницы не составит. Завтра я меняю свое завещание. Завтра…

Больше мы ничего не услышали.

Но миссис Гарден не переменила свое завещание. На следующее утро ее нашли мертвой в кровати.

(Воскресенье, 15 апреля, 9 ч. утра)

На следующее утро около девяти часов утра нам протелефонировал доктор Зиферт. Вэнс еще лежал в постели, и к телефону подошел я. Голос доктора был настолько расстроенным и взволнованным, когда он просил меня разбудить Вэнса, что у меня появилось чувство сильного беспокойства. Вэнс ни за что не хотел вставать, но, наконец, накинул на себя свой китайский халат, надел сандалии, зажег «Режи» и с громкими возгласами протеста вышел в переднюю.

— Подавайте завтрак, — сказал он Кэрри, когда тот явился на звонок, — и приготовьте мне черный костюм и темную шляпу... и, Кэрри — дайте лишнюю чашку для кофе — м-р Маркхэм скоро сюда приедет.

Кэрри вышел, и Вэнс повернулся, чтобы идти в спальню, но у дверей он остановился и посмотрел на меня.

— Миссис Гарден сегодня нашли мертвой в ее постели. Видимо, это какой-то яд. Я позвонил Маркхэму, и мы вместе отправимся на квартиру Гарденов. Скверное дело, Ван, очень скверное. В этом доме делают слишком высокие ставки.

Через полчаса приехал Маркхэм. Вэнс уже оделся и допивал вторую чашку кофе.

— Что опять неладно? — спросил раздраженно Маркхэм, входя в библиотеку. — Может, теперь вы будете так добры и отбросите вашу таинственную манеру?

Вэнс посмотрел на него и вздохнул.

— Маркхэм, мой дорогой Маркхэм, сядьте и выпейте чашку кофе, пока я докуриваю свою папиросу. Знаете ли, очень трудно говорить о некоторых вещах по телефону. — Он налил Маркхэму чашку кофе. — И не кладите сахару — он испортил бы дивный вкус этого напитка.

Маркхэм злобно положил три куска сахару в чашку.

— Зачем вы меня вызвали?

— Это глубокий философский вопрос, — с улыбкой сказал Вэнс, — но на него нет ответа. Зачем вообще все? Но так как вы уже здесь, перейдем к делу. — Он затянулся папиросой, удобно устроился в кресле, и продолжал: — Зиферт сегодня утром позвонил мне перед тем, как я вызвал вас. Он сказал мне, что не знает вашего частного телефона, поэтому он не обратился прямо к вам.

— Ко мне? Зачем? — Маркхэм поставил чашку на стол.

— Умерла миссис Гарден, Вероятно, это убийство.

— Боже мой!

— Вот именно. Не очень уютное положение. Совсем не уютное. Эта дама умерла в течение этой ночи. В котором часу, еще не выяснено. Зиферт сказал, что причиной может быть слишком большая доза сонных капель, которые он ей прописал. Капель больше не осталось. И он говорит, что их было достаточно, чтобы вызвать смерть. С другой стороны, он допускает, что это могло быть что-нибудь другое. Он не решается определенно высказаться. Он жаждет нашего совета и помощи. Поэтому он нас и вызвал.

Маркхэм со звоном опустил чашку на стол.

— Где сейчас Зиферт? — спросил он.

— У Гарденов. Он вполне корректен. Присутствует на месте событий и так далее. Сиделка телефонировала ему около восьми часов утра. Это она нашла тело, когда принесла утренний кофе миссис Гарден. Зиферт поспешил туда и, осмотрев тело, вызвал меня. Сказал, что ввиду вчерашних событий он не хочет продолжать действовать без нас.

— Так почему же мы не едем? — воскликнул Маркхэм, вставая.

Вэнс медленно поднялся со стула и вздохнул.

— Нечего торопиться. Дама от нас уйти не может. Зиферт не сбежит с корабля; кроме того, можно ли в такой час поднимать людей с постели? Вы знаете, Маркхэм, у меня есть целая монография удивительного отсутствия внимания со стороны убийц. Они думают только о себе, забывают о своих ближних. Всегда нарушают нормальный порядок. И они не признают никаких праздников. Для них не священно даже утро воскресенья. Однако, что же — будем собираться.

— Не уведомить ли нам Хиса? — спросил Маркхэм.

— Да, конечно, — ответил Вэнс. — Я уже звонил сержанту после того, как телефонировал вам. Он полночи не спал. Молодец этот Хис. Удивительно прилежен. Но все совершенно без толку. Такая энергия ведет лишь к заполнению архивных шкафов.

Когда мы приехали к дому Гарденов, нам дверь отворила мисс Битон. У нее был осунувшийся встревоженный вид, но она приветствовала Вэнса слабой улыбкой.

— Я начинаю думать, что этот кошмар никогда не кончится, мистер Вэнс, — сказала она.

Вэнс угрюмо кивнул ей, и мы вошли в гостиную, где нас ждали доктор Зиферт, профессор Гарден и его сын.

— Я рад, что вы прибыли, господа, — приветствовал нас Зиферт.

Профессор Гарден сидел на конце длинного дивана, опершись локтями на колени, закрыв лицо руками. Он едва заметил наше появление. Флойд Гарден встал и рассеянно кивнул нам. В нем произошла ужасная перемена. Он казался намного лет старше, чем вечером накануне, и лицо его, несмотря на загар, было зеленовато-бледным. Глаза его бессмысленно бегали по комнате. Он был явно потрясен.

— Какое адское положение, — сказал он, уставившись слезящимися глазами на Вэнса. — Матушка обвиняет меня прошлой ночью в том, что я убил Вуди и грозит исключить меня из своего завещания. И вот она умерла! А это я как раз взялся устроить дело с рецептом. Доктор говорит, что это лекарство могло ее убить.

Вэнс пристально поглядел на него:

— Да, да, — сказал он, — я думал об этом, конечно. Но вам совершенно не поможет, если вы впадете в мрачность. Не хотите ли выпить коктейль?

— Я уже выпил их четыре, — уныло ответил Гарден, опускаясь в кресло. Но почти в ту же минуту он вскочил снова. Он показал пальцем на Вэнса, и глаза его наполнились ужасом и мольбой. — Ради Бога, — воскликнул он, — вы должны найти истину! Иначе мне придется плохо. Я вчера выходил из комнаты с Вуди, я не поместил его ставку, потом мать обвиняла меня, грозила изменить завещание, вы должны выяснить, кто виновен…

Пока он говорил, зазвонил звонок у двери, и Хис появился в передней.

— Конечно, мы должны выяснить, — зазвучал воинственный голос сержанта из передней. — И вам не очень хорошо придется, когда мы это сделаем.

Вэнс быстро повернулся.

— Послушайте, сержант, поменьше живости, пожалуйста! Едва ли сейчас для этого время. Слишком ранний час, — он повернулся к Гардену и, положив ему руку на плечо, стал уговаривать его сесть в кресло. — Прибодритесь, — говорил он, — нам нужна ваша помощь, и если вы впадете в истерику, — от вас толку не будет.

— Но разве вы не видите, как скверно обстоит мое дело? — протестовал Гарден.

— Не вы один в это дело замешаны, — спокойно ответил Вэнс и повернулся к Зиферту. — Я полагаю, доктор, что нам надо иметь маленький разговор. Может быть, нам кое-что удастся выяснить насчет смерти вашей пациентки. Не хотите ли пройти в верхний кабинет?

Когда мы выходили в переднюю, я оглянулся. Молодой Гарден смотрел нам вслед жестким решительным взглядом. Профессор не пошевелился и как будто не обращал никакого внимания на наши передвижения.

В верхнем кабинете Вэнс перешел прямо к делу.

— Доктор, настало время быть совершенно откровенными друг с другом. Обычные условные соображения вашей профессии должны быть временно отставлены. Тут дело гораздо более серьезно, и оно требует более серьезного отношения, чем обычная связь между доктором и пациентом. Поэтому я буду с вами совершенно откровенным и надеюсь, что вы ответите мне тем же. Зиферт, севший около двери, с некоторой тревогой посмотрел на Вэнса.

— Очень, сожалею, но я не вполне понимаю, что вы хотите сказать, — заметил он с самой изысканной вежливостью.

— Я хочу сказать, — хладнокровно ответил Вэнс, — что я вполне убежден, что это вы передали мне анонимное телефонное послание в пятницу вечером.

Зиферт слегка поднял брови.

— Вот как? Это очень интересно.

— Не только интересно, — протянул Вэнс, — но это правда. Откуда я это знаю, сейчас для вас не имеет значения. Я только прошу вас это признать и соответственно действовать. Этот факт имеет прямое отношение к этому трагическому делу. И если вы нам не поможете откровенным заявлением, то может совершиться серьезная несправедливость — несправедливость, которую нельзя оправдать никаким кодексом врачебной этики.

Зиферт некоторое время колебался. Он отвел глаза в сторону и задумчиво поглядел в окно, выходившее на восток.

— Предположим на минуту, — сказал он, — что это я вам телефонировал в пятницу вечером. Что из этого следует?

Вэнс наблюдал за ним со слабой улыбкой.

— Могло бы быть, знаете, — сказал он, — что вы были осведомлены о положении вещей в этом доме и что у вас было подозрение или, скажем, опасение какой-нибудь трагедии. Я вполне оценил значение этого послания, доктор, как вы этого и хотели. Потому-то я и оказался здесь вчера днем. Ваша ссылка на Энеиду и упоминание слова «хладнокровие» не ускользнули от моего внимания. Я, однако, должен сказать, что ваш совет — заняться радиоактивным натрием — был для меня не вполне ясен, хотя я думаю, что теперь у меня есть ясное представление о том, на что вы намекали. Однако ваше послание содержало некоторые более глубокие намеки. И теперь время, я думаю, подойти к этому с полной откровенностью.

Зиферт перевел глаза на Вэнса, долго глядел на него, потом повернулся к окну. Через минуту-другую он встал, заложил руки за спину и стал ходить по комнате. С озабоченным видом он смотрел вдаль за Гудзон. Потом он остановился и, кивнув, как бы отвечая на какой-то мысленный вопрос, заговорил:

— Да, я передал вам это послание. Может быть, это не вполне соответствовало моим принципам, так как я почти не сомневался в том, что вы это поймете и что вы угадаете, что именно я хотел бы передать. Но я понимаю, что сейчас не выйдет ничего хорошего, если я не буду с вами откровенным. Положение в этом доме тревожило меня уже давно, а в последнее время я ощущал близость катастрофы. Все факторы как будто вели к этому последнему взрыву. Я это так сильно ощущал, что не мог удержаться от желания послать вам это анонимное предупреждение в надежде, что эти туманные намеки позволят вам предотвратить беду.

— Как давно у вас были эти неясные предчувствия? — спросил Вэнс. 

— Около 3-х месяцев. Хотя я в доме Гардена бываю в качестве врача уже много лет, перемена в состоянии миссис Гарден привлекла мое внимание только около Нового года. Сначала я этому не придал особого значения. Но постепенно оно ухудшалось, и я не был в состоянии достаточным образом объяснить это ухудшение. У меня появилось странное подозрение, что эта перемена к худшему не вполне естественна. Я начал приходить сюда чаще, чем имел обыкновение, и за последние два месяца я чувствовал много подпочвенных течений в отношениях между членами семьи, чего я раньше не замечал.

Конечно, я знал, что Флойд и Свифт не особенно ладят друг с другом, что между ними существует вражда и взаимная ревность. Я также знал об условиях завещания миссис Гарден. Кроме того, я знал, что игра на скачках стала частью повседневного обихода этой семьи. Ни Флойд, ни Вуд ничего от меня не скрывали, я всегда был их поверенным, а не только их врачом, и их личные дела, в которые, к сожалению, входила игра на скачках, были мне известны. — Зиферт остановился и нахмурился. — Как я говорил, я недавно почувствовал нечто более глубокое и значительное в этом столкновении темпераментов. И это чувство настолько разрослось, что я действительно опасался какого-нибудь резкого столкновения, особенно после того, как Флойд рассказал мне несколько дней тому назад, что его кузен намерен поставить весь остаток своего состояния на Хладнокровие при розыгрыше большого приза. Ощущение предстоящей беды сделалось у меня настолько сильным, что я решил предпринять что-нибудь, если только это было возможно без нарушения профессиональной тайны. Вы угадали мою уловку, и, по правде сказать, я этому скорее рад.

Вэнс кивнул:

— Я вполне понимаю вашу щепетильность в этом вопросе, доктор. Я только жалею, что мне не удалось предотвратить эти трагедии. Это, очевидно, превышало человеческие силы. Кстати, доктор, были у вас определенная подозрения, когда вы телефонировали мне в пятницу вечером?

Зиферт энергично покачал головой:

— Нет, откровенно говоря, я был озадачен. Я только чувствовал, что приближался какой-то взрыв. Но у меня не было ни малейшего представления, с какой стороны может произойти этот взрыв.

— Можете вы указать, с какой стороны вы рассматривали причины для ваших опасений?

— Нет. Я также не могу сказать, вызвано ли было это чувство состоянием здоровья миссис Гарден или скрытой враждой между Флойдом и Вудом Свифтом.

Я много раз себя спрашивал и не мог найти удовлетворительного ответа. Я, однако, по временам ощущал, что эти два фактора каким-то образом тесно связаны между собой. Этим объясняется мой телефонный звонок, причем я одновременно привлек ваше внимание к своеобразной болезни миссис Гарден и к той напряженной атмосфере, которая создалась вокруг ежедневной игры на скачках.

Вэнс некоторое время молча курил.

— А теперь, доктор, — сказал он, — будьте так добры сообщить мне все подробности насчет этого утра.

Зиферт выпрямился на стуле.

— Мне почти нечего прибавить к тем сведениям, которые я дал вам по телефону. Мисс Битон вызвала меня вскоре после восьми и сообщила мне, что миссис Гарден умерла этой ночью. Она просила об инструкциях, и я сказал ей, что сейчас приду. Я прибыл приблизительно через полчаса после этого. Я не мог найти определенной причины для смерти миссис Гарден и предположил, что она вызвана сердечным припадком, но мисс Битон обратила мое внимание на тот факт, что пузырек с лекарством, присланным из аптеки был пуст.

— Кстати, доктор, что вы предписали ей прошлой ночью?

— Простой раствор барбитала.

— Почему вы не предписали одно из патентованных средств?

— Зачем бы я стал это делать? — сказал Зиферт. — Я всегда предпочитаю в точности знать, что получает мой пациент. Я настолько старомоден, что мало верю в специальные патентованные лекарства.

— Вы мне, кажется, говорили по телефону, что прописано было достаточно барбитала для причинения смерти?

— Да, — сказал доктор, — если принять весь пузырек сразу.

— И смерть миссис Гарден могла быть вызвана отравлением барбиталом?

— Ничто не противоречит такому заключению, — ответил Зиферт, — и ничто не указывает на другие причины.

— Когда сиделка обнаружила пустой пузырек?

— Очевидно, не раньше, чем она мне телефонировала.

— Можно ли узнать это лекарство по вкусу?

— Да и нет, — ответил доктор. — У него кисловатый вкус, но эта жидкость бесцветна, как вода, и если ее быстро выпить, то можно не обратить внимания на вкус!

Вэнс кивнул:

— Таким образом, если это лекарство было вылито в стакан и разбавлено водой, миссис Гарден могла его проглотить, не заметив его странный вкус?

— Это вполне возможно, — сказал доктор. — И у меня чувство, что этой ночью произошло нечто подобное. Придя к этому выводу, я и телефонировал вам немедленно.

Вэнс, лениво покуривая, наблюдал за Зифертом, прищурив глаза. Потом, потушив папиросу в маленькой яшмовой пепельнице, он сказал:

— Расскажите мне что-нибудь о болезни миссис Гарден, доктор, а также скажите, почему вы упоминали про радиоактивный натрий.

— Я так и опасался, что вы меня это спросите! Но теперь церемониться нечего. Я должен всецело быть с вами откровенным. Как я уже говорил, я не знаю истинной природы болезни миссис Гарден. Симптомы ее очень напоминают те, которые наблюдаются при отравлении радием. Но я никогда не предписывал ей никаких радиевых препаратов. Я отношусь весьма скептически к их полезности. Однажды вечером, читая отчеты об изысканиях насчет радиоактивного натрия в Калифорнии, я вдруг сообразил, что профессор Гарден сам живо интересуется этой областью исследования и достиг в этом отношении немалых результатов. Это была простая ассоциация мыслей, и я сначала не придал ей особого значения. Но идея эта засела у меня в голове, и вскоре мне стали приходить на ум весьма неприятные возможности.

Доктор остановился. На лице у него появилось тревожное выражение.

— Около двух месяцев тому назад я предложил доктору Гардену, чтобы он, если это только возможно, поручил мисс Битон наблюдение за его женой. Я уже пришел к заключению, что миссис Гарден нуждалась в более постоянном уходе и наблюдении, а мисс Битон — профессиональная сиделка — последний год-другой работала с доктором Гарденом в его лаборатории. Я рекомендовал ему ее, когда он сказал, что ему нужна ассистентка в лаборатории. Я в особенности желал, чтобы она взялась ухаживать за миссис Гарден, т. к. чувствовал, что ее наблюдения могут быть полезными. Эта девушка уже несколько раз ходила за тяжело больными, которых я лечил, и я знал ее опытность и сдержанность.

— И что же, наблюдения мисс Битон были для вас полезными, доктор? — спросил Вэнс.

— Нет, я этого сказать не могу, — признал Зиферт, — несмотря на то, что доктор Гарден продолжал пользоваться ее услугами в лаборатории, давая ей лишнюю возможность наблюдать за общим положением. Но с другой стороны, она и не рассеяла моих опасений.

— Скажите, доктор, — спросил Вэнс, — можно, ли было дать этот радиоактивный натрий пациенту без того, чтобы тот это заметил?

— О, вполне легко, — заверил его доктор. — Например, его можно было подмешать в солонку, и это не вызвало бы ни малейшего подозрения.

— И это можно сделать в количестве, достаточном для отравления?

— Без сомнения.

— А через сколько времени такое постепенное отравление могло бы возыметь результат?

— Этого невозможно сказать.

Вэнс изучал кончик своей папиросы. Наконец, он сказал:

— А что же, присутствие сиделки в доме дало вам возможность получить какие-нибудь сведения относительно общего положения?

— Нет, я узнал только то, что я знал и без того. Ее наблюдения только подтвердили мои собственные выводы. Возможно также, что она невольно увеличила вражду между молодым Гарденом и Свифтом, т. к. она упоминала мне раз-другой, что Свифт надоедал ей своим ухаживанием. А у меня сильное подозрение, что она лично заинтересована Флойдом Гарденом.

Вэнс поглядел на него с интересом.

— Что создало у вас такое впечатление, доктор?

— Ничто определенное, — сказал Зиферт. — Я однако несколько раз наблюдал их вместе, и по моему впечатлению, какое-то чувство между ними есть. Ничего определенного, конечно. Но однажды вечером, когда я гулял по Версальскому шоссе, я видел, как они направлялись погулять в парк.

— Кстати, доктор, ведь молодой Гарден и сиделка знакомы только с тех пор, когда она стала ухаживать за его матерью.

— О нет, — сказал Зиферт. — Но прежде это было только отдаленное знакомство. Видите ли, в то время, когда мисс Битон была ассистенткой доктора Гардена по лаборатории, она часто приходила сюда на квартиру и работала с профессором в его кабинете — делала стенографические записи и т. д. И, понятно, она познакомилась с Флойдом, с Вудом Свифтом и самой миссис Гарден.

В эту минуту сиделка показалась в дверях и сообщила о приходе судебного врача. Вэнс просил ее привести доктора Доремуса прямо в кабинет.

— Я предложил бы, — сказал Зиферт, — если вы ничего не имеете против, чтобы судебный врач принял мое заключение относительно смерти, вызванной случайно принятой чрезмерной дозой барбитала, и, таким образом, мы бы избегли неприятностей, связанных со вскрытием.

— О, конечно, — сказал Вэнс. — Это я и намеревался сделать.

Он повернулся к окружному следователю:

— Принимая все во внимание, Маркхэм, — сказал он, — я думаю, что это самое лучшее. Вскрытие не даст нам ничего нового. У нас достаточно фактов, чтобы действовать без него. Несомненно, что смерть миссис Гарден была вызвана раствором барбитала. Радиоактивный натрий — это совершенно особая статья.

Маркхэм утвердительно кивнул с видимой неохотой. Мисс Битон ввела в комнату Доремуса. Судебный врач был в скверном настроении и горько жаловался на то, что его вызвали в воскресенье утром. Вэнс несколько раз успокоил его и познакомил его с Зифертом. После краткого обмена мнениями Доремус охотно согласился на предложение Маркхэма счесть, что смерть была вызвана чрезмерной дозой барбитала. Доктор Зиферт встал и нерешительно поглядел на Вэнса.

— Я вам больше не понадоблюсь, не правда ли?

— Сейчас нет, доктор, — сказал Вэнс, вставая. — Позже мы наверное еще снесемся с вами. Еще раз благодарю вас за вашу помощь и вашу откровенность. Сержант, пожалуйста, проводите доктора Зиферта и доктора Доремуса вниз и позаботьтесь о всем необходимом… А вы, мисс Битон, сядьте на минутку. Я хочу задать вам несколько вопросов.

Девушка прошла вперед и села на ближайший стул, тогда как трое мужчин вышли в коридор.

(Воскресенье, 15 апреля, 10 ч. 45 м. утра)

— Я не хочу вас напрасно беспокоить, мисс Битон, — сказал Вэнс, — но мы бы хотели получить из первых рук отчет об обстоятельствах смерти миссис Гарден.

— Я бы очень хотела иметь возможность рассказать что-нибудь определенное, — с готовностью ответила сиделка. — Но я только знаю, что, когда встала сегодня утром, скоро после семи, — миссис Гарден, казалось, спокойно спала. Одевшись, я прошла в столовую и позавтракала. Потом я взяла с собой поднос к миссис Гарден. Она всегда пила чай с поджаренным хлебом в восемь часов утра, как бы поздно она накануне ни легла. Отдернув занавеску и закрыв окна, я вдруг сообразила, что что-то неладно. Я заговорила с ней. Она мне не отвечала. Я попробовала разбудить ее, но без результата. Тут я увидала, что она умерла. Я тотчас же позвонила доктору Зиферту, и он приехал, как только смог.

— Вы, кажется, спите в комнате миссис Гарден?

Сиделка наклонила голову:

— Да. Видите ли, миссис Гарден часто нуждалась ночью в мелких услугах.

— Обращалась ли она к вам этой ночью?

— Нет, укол, который ей сделал доктор Зиферт перед своим уходом, казалось, успокоил ее, и она мирно спала, когда я вышла.

— Вы выходили вчера вечером? В которому часу вы покинули дом? — спросил Вэнс.

— Около девяти часов. Мистер Флойд Гарден предложил мне это, сказав, что он останется дома, и что мне нужен маленький отдых. Я была очень рада этой возможности, так как очень была утомлена и изнервничалась.

— Не было ли у вас профессиональных угрызений совести по поводу того, что вы оставляете в такой момент свою пациентку?

— В другом случая я, может быть, и почувствовала бы их, — ответила девушка с некоторым раздражением. — Но миссис Гарден никогда не проявляла ко мне никакого внимания. Она была самым эгоистичным человеком, какого я когда-либо знала. Во всяком случае, я объяснила мистеру Флойду Гардену, что он должен дать своей матери чайную ложку лекарства, если она проснется и будет беспокоиться. И я вышла погулять в парк.

— В котором часу вы вернулись, мисс Битон?

— Наверное, это было около одиннадцати. Я не собиралась оставаться так долго, но воздух был такой укрепляющий, и я пошла вдоль реки почти до могилы Гранта. Вернувшись домой, я немедленно легла.

— Миссис Гарден спала, когда вы пришли?

— Я… я думала, что она спит, — сказала девушка с некоторым колебанием. — У нее был нормальный цвет лица, но может быть… уже и тогда…

— Да, да, понимаю, — сказал Вэнс. — Однако… — он поглядел на кончик своей папиросы. — Кстати, не заметили вы никакой перемены — не было ли что-нибудь переставлено в комнате к вашему возвращению?

Сиделка медленно покачала годовой.

— Нет, все оказалось по-старому. Окна и шторы были в том же виде, как я их оставила… да, погодите, вот что! Стакан, который я оставила на ночном столе, был пуст, а я наполнила его водой перед тем, как лечь.

Вэнс кинул на нее быстрый взгляд.

— А пузырек с лекарством?

— Я не обратила на это особого внимания, но, вероятно, он был на том же месте, как и раньше. Я помню, какое почувствовала облегчение, подумав, что миссис Гарден так и не потребовалась доза снотворного.

Вэнс казался глубоко заинтригованным, но пока ничего не сказал. Потом он вдруг посмотрел на нее.

— А какой свет был в комнате?

— Только слабый свет ночника у моей постели.

— В таком случае вы могли легко принять пустой пузырек за пузырек, наполненный жидкостью.

— Да, конечно, — неохотно признала сиделка. — Это могло быть, если только… — Она не договорила фразы.

Вэнс закончил за нее:

— Если только миссис Гарден сознательно не выпила лекарство несколько позже, — он пристально посмотрел на девушку. — Но это не имеет никакого смысла! Эта теория мне не нравится, а вам?

Она открыто встретила его взгляд и сделала легкий отрицательный жест головой.

— Нет, — сказала она, но я бы хотела, чтобы это было правдой.

— Конечно, — согласился Вэнс, — это было бы менее ужасным.

— Я понимаю, что вы хотите сказать. — Она глубоко вздохнула и содрогнулась.

— Скажите мне, когда вы заметили, что лекарства в пузырьке больше нет? — спросил Вэнс.

— Незадолго перед тем, как прибыл доктор Зиферт. Я убрала пузырек, когда прибирала стол, и заметила, что он пуст.

— Как будто это сейчас все, мисс Битон. — Вэнс мрачно поглядел на девушку и потом отвернулся. — Знаете, это весьма прискорбно, но вы лучше пока отсюда не уходите. Нам несомненно еще понадобится вас сегодня видеть.

Когда она встала, глаза ее устремились на Вэнса с загадочным выражением. Она, казалось, хотела что-то сказать, но вместо этого повернулась и быстро вышла из комнаты.

Хис, должно быть, ждал ее выхода в коридор, потому что, как только она ушла, он появился и доложил, что Зиферт и Доремус удалились и что Флойд Гарден распорядился, чтобы унесли тело его матери.

— А что же нам теперь делать, мистер Вэнс? — спросил Хис.

— О, мы продолжаем действовать, сержант, — Вэнс говорил с необычайной серьезностью. — Я, прежде всего, хочу поговорить с Флойдом Гарденом. Пошлите его наверх и вызовите одного из ваших людей. Но оставайтесь внизу, пока он не придет. Мы, может быть, сегодня уже выясним это дело.

— Это меня бы отнюдь не огорчило, мистер Вэнс, — с жаром ответил Xис и направился к двери.

Маркхэм встал и ходил взад и вперед по комнате, бешено кусая свою сигару.

— Вы, по-видимому, видите свет в этом проклятом положении, — сказал он. — Хотел бы я сказать то же про себя! Вы всерьез говорите о возможности выяснить дело еще сегодня?

— О, конечно, это возможно, знаете ли. — Вэнс, прищуря один глаз, посмотрел на Маркхэма. — Конечно, не с точки зрения закона, нет. Юридические приемы в таком деле совсем излишни. Тут замешаны более глубокие вопросы. Тут дело в человеческой психологии.

— Вы говорите вздор, — проворчал Маркхэм. — Вы с вашими проклятыми псевдопсихологическими явлениями!

— Откровенно говоря, — сказал Вэнс, — положение здесь мне нравится еще меньше, чем вам. Но ничего другого не поделаешь. Закон сейчас бессилен и, по правде сказать, ваш закон меня не интересует. Я ищу справедливости.

— И что же вы намерены делать? — буркнул Маркхэм.

Вэнс поглядел мимо Маркхэма, как бы на некий воображаемый мир.

— Я постараюсь инсценировать трагедию, — сказал он. — Она может возыметь эффект. Если это не удастся, я боюсь, что нам ничем нельзя помочь.

— Фило Вэнс, импресарио! — проворчал Маркхэм.

— Именно так, — ответил Вэнс, — импресарио.

Маркхэм некоторое время пристально глядел на него.

— Когда же подымается занавес?

— Сейчас.

В коридоре раздались шаги. В комнату вошел Флойд Гарден. Он казался глубоко потрясенным.

— Я сегодня не могу многого вынести. Что вам надо? — тон его был крайне раздраженный. Он сел и, казалось, совершенно не обращал на нас внимания, нервно теребя в руках свою трубку.

— Мы понимаем ваши чувства, — сказал Вэнс. — Я не намерен вас беспокоить без надобности. Но если мы желаем добиться истины, нам нужно ваше сотрудничество.

— Говорите, в таком случае, — пробормотал Гарден, продолжая заниматься своей трубкой.

Вэнс подождал, чтобы он разжег свою трубку.

— Нам нужно иметь как можно больше подробностей относительно этой ночи, — сказал он. — Пришли ли гости, которых вы ждали?

Гарден мрачно кивнул:

— О да. Зелия Грэм, Мэдж Уезерби и Крун.

— А Хаммль?

— Нет, слава Богу.

— Вам это не показалось странным?

— Это мне совсем не показалось странным, — буркнул Гарден. — Мне это показалось только приятным. Хаммль — человек, как человек, но он крайне надоедлив. Самодовольный парикмахер! У меня такое чувство, будто у него в жилах течет не кровь, а вода. Интересуется он лошадьми, собаками, лисицами, дичью, — только не человеческими существами. Если бы умер один из его проклятых псов, он принял бы это ближе к сердцу, чем смерть Вуди. Я рад, что он не показывался.

Вэнс сочувственно кивнул:

— Был еще кто-нибудь?

— Нет, это все.

— Кто из ваших посетителей пришел первым?

Гарден вынул трубку изо рта, поглядел на Вэнса.

— Зелия Грэм. Она пришла в половине девятого. А что?

— Я только собираю факты, — равнодушно ответил Вэнс. — А как скоро после мисс Грэм появились мисс Уезерби и Крун?

— Через полчаса. Они пришли через несколько минут после того, как вышла мисс Битон.

Вэнс прямо поглядел в глаза Флойду Гардену.

— Кстати, зачем вы послали вечером сиделку пройтись?

— Было видно, что ей нужен свежий воздух, — откровенным тоном ответил Гарден. — У нее был трудный день. Кроме того, я не думал, что с матушкой было что-нибудь серьезное. Сам я оставался дома и мог достать ей все, что бы ей ни понадобилось, — он прищурил глаза. — А что? Я не должен был отпускать сиделку?

— О, почему же нет! Это было только гуманно. Для нее это был трудный день.

Гарден перевел взгляд к окну. Вэнс продолжал внимательно его изучать.

— В котором часу ушли ваши гости? — спросил он.

— Скоро после полуночи. Снид принес сандвичи около половины двенадцатого. Потом мы еще выпили коктейль… — он резким движением повернулся к Вэнсу. — Неужели все это имеет значение?

— Я надеюсь, может быть и нет. Однако могло бы. Что, они все ушли в одно и то же время?

— Да. Автомобиль Круна был внизу, и он предложил завезти Зелию в ее квартиру.

— Мисс Битон к тому времени уже вернулась, конечно?

— Да, задолго до этого. Я слышал, как она прошла в квартиру около одиннадцати.

— А что вы делали после того, как ушли ваши гости?

— Я посидел еще с полчаса, выпил, покурил, потом запер наружную дверь и улегся.

— Ваша спальня рядом с спальней вашей матери, как будто?

Гарден кивнул:

— Да. Я сплю вместе с отцом с тех пор, как здесь сиделка.

— А что, ваш отец уже улегся, когда вы пришли в спальню?

— Нет, он редко ложится до двух или трех часов утра. Он работает наверху в своем кабинете.

— Был ли он здесь прошлой ночью?

Гарден несколько смутился:

— Думаю, что так. Едва ли он был где-либо в другом месте. Он несомненно не выходил.

— А слышали вы как он ложится?

— Нет.

Вэнс зажег еще папиросу, несколько раз глубоко затянулся и глубже откинулся в кресло.

— Вернемся немного назад, — заметил он. — То снотворное, которое доктор Зиферт прописал вашей матери, представляет собой, по-видимому, решающий элемент положения. Давали ли вы ей это лекарство за то время, пока уходила сиделка?

Гарден выпрямился и стиснул зубы.

— Нет, не давал, — ответил он.

Вэнс не обратил внимания на перемену в его манере.

— Сиделка, насколько я знаю, дала вам определенные инструкции насчет лекарств перед тем, как вышла. Можете вы мне в точности сказать, где это произошло.

— В передней, — с удивленным видом ответил Гарден. — Перед самой дверью в нижний кабинет. Я оставил Зелию в гостиной, чтобы сказать мисс Битон, что она может пройтись. Я подождал, чтобы помочь ей надеть пальто. Тогда она и сказала мне, что следует сделать, если матушка проснется и будет беспокоиться.

— А когда она ушла, вы тотчас же вернулись в гостиную?

— Да, немедленно, — у Гардена был все еще удивленный вид. — Это именно то, что я сделал. А через несколько минут прибыли Мэдж и Крун.

Настало короткое молчание. Вэнс задумчиво курил.

— Скажите мне, Гарден, — проговорил он наконец, — не входил ли кто-нибудь из ваших гостей вчера вечером в комнату вашей матери?

Глаза Гардена широко открылись. Краска хлынула ему в лицо, и он вскочил на ноги.

— Боже мой, Вэнс! Зелия была в комнате матери.

Вэнс медленно кивнул:

— Очень интересно! Да, очень. Пожалуйста, садитесь. Зажгите вашу проклятую трубку и расскажите нам об этом.

Гарден колебался одно мгновение. Он резко рассмеялся и сел.

— Черт возьми, вы относитесь к этому довольно-таки легко, — заметил он. — Может быть, этим все и объясняется.

— Кто его знает, кто знает! — ответил Вэнс. — Продолжайте.

Гарден с некоторым трудом зажег свою трубку.

— Это было около десяти часов, — сказал он наконец. — Матушка позвонила в маленький колокольчик, который у нее на ночном столе. И я собирался пойти, когда Зелия вскочила и сказала, что она взглянет, что нужно матушке. Откровенно говоря, я был этому рад — после той сцены, которую мы вчера видели, у меня было чувство, что я мог бы оказаться нежелательным. 3елия вернулась через несколько минут и заметила, что матушка только хотела, чтобы ей наполнили стакан воды.

— А сами вы заходили в комнату вашей матери во время отсутствия мисс Битон?

— Нет, не заходил. — Гарден с вызовом поглядел на Вэнса.

— И вы уверены, что никто другой не входил в комнату вашей матери за время отсутствия сиделки?

— Совершенно уверен.

По выражению лица Вэнса я видел, что ответы Гардена его не удовлетворяли. Не поднимая глаз, он спросил:

— Были мисс Уезерби и Крун все время с вами в гостиной?

— Да. Кроме того, что они на десять минут выходили на балкон.

— А вы и мисс Грэм оставались в гостиной?

— Да, У меня не было настроения любоваться на ночной пейзаж. Да и у Зелии тоже.

— Около какого времени мисс Уезерби и Крун выходили на балкон?

Гарден подумал.

— Я сказал бы, что это было незадолго до возвращения сиделки.

— А кто, — продолжал Вэнс, — первый предложил расходиться по домам?

— Кажется, Зелия.

Вэнс встал.

— Очень мило с вашей стороны, Гарден, что вы в такое время позволили надоедать вам всеми этими вопросами. Мы очень вам благодарны. Вы сегодня не уйдете из дому?

Гарден покачал головой.

— Едва ли, — сказал он. — Я останусь с отцом. Он совершенно разбит. Кстати, вы хотели бы его повидать?

Вэнс сделал отрицательный жест рукой.

— Нет, это сейчас не нужно.

Гарден мрачно вышел из комнаты. После его ухода Вэнс остановился перед Маркхэмом, разглядывая его с циничным добродушием.

— Не особенно милый случай, Маркхэм. Откровенно говоря, видите ли вы какую-нибудь зацепку для правосудия?

— Нет, черт возьми! — воскликнул Маркхэм. — Тут все так запутано: мотивов и возможностей сколько угодно.

— О да, — согласился Вэнс. — Почти против всякого можно было бы построить обвинение. И в каждом случае одинаково убедительное. Приятное положение.

— Адское! — добавил Маркхэм. — Я был почти что готов признать два самоубийства, и дело с концом.

— Ну нет, — сказал Вэнс. — Это не было бы надлежащим проявлением гуманности, — он выглянул в окно. — Но я владею положением. Узор выделяется все отчетливее. Я собрал все кусочки, Маркхэм, кроме одного. Этот кусочек также у меня, но я не знаю, к какому месту он приходится.

— А о каком кусочке вы говорите, Вэнс?

— Об этих разъединенных проводах звонка. Они меня страшно смущают. Я знаю, что они имеют определенное отношение к ужасным событиям, происходившим здесь. Зачем было разъединять эти провода? Какое отношение они могли иметь к смерти Свифта или к выстрелу, который мы слышали? Никакого механизма не было, в этом я убежден. Провода только соединяли два звонка… Какой-нибудь сигнал?..

Вдруг Вэнс остановился против двери в коридор и впился в нее взглядом, как будто бы никогда раньше ее не видел.

— Тетка моя! — воскликнул он. — Тетка моя драгоценная! Да это же слишком явно! — он повернулся к Маркхэму. — Ответ был все время тут, — сказал он. — Был так прост, а я искал сложностей! Теперь картина готова, Маркхэм. Все сходится. Эти разъединенные провода показывают, что предполагалось еще одно убийство, убийство, которое было намечено с самого начала, но так и не состоялось, — он глубоко вздохнул. — Это дело должно быть выяснено сегодня. Да.

Он направился вниз, а мы следом за ним. Хис мрачно курил в коридоре.

— Сержант, — сказал ему Вэнс. — Телефонируйте мисс Грэм, мисс Уезерби, Круну и Хаммлю. Пусть они все соберутся здесь, скажем, в шесть часов. Флойд Гарден может вам помочь с ними снестись.

— Они будут тут, мистер Вэнс, будьте покойны! — заверил его Хис.

— И, сержант, как только вы примете меры на этот счет, телефонируйте мне. Я хочу вас повидать сегодня. Я буду дома. Но подождите Сниткина, и оставьте его здесь сторожить. Никто не должен приходить сюда, кроме тех, кого я просил вас вызвать, и никто не должен покидать квартиру. И, в особенности, никого не надо пускать наверх, ни в кабинет, ни в сад. Ну, теперь я отправляюсь.

— Когда вы будете дома, я вам сейчас же позвоню, мистер Вэнс.

Вэнс остановился у выходной двери.

— Пожалуй, я лучше предупрежу Гардена насчет сборища. Где он, сержант?

— Он прошел в тот кабинет, как только спустился, — сказал Хис, мотнув головой.

Вэнс прошел к двери в нижний кабинет. Я шел за ним следом. Когда дверь отворилась внутрь и Вэнс появился на пороге, мы увидели неожиданную картину. Мисс Битон и Гарден стояли друг против друга перед столом на фоне окна. Сиделка закрыла лицо руками и, рыдая, прислонилась к Гардену. Его руки обнимали ее. Услышав, что в комнату входят, оба отшатнулись друг от друга. Девушка отвернула свое лицо от нас быстрым движением, но я успел разглядеть, что глаза ее красны и полны слез. Она всхлипывала и, быстро повернувшись, выбежала в соседнюю спальню.

— Очень извиняюсь, — сказал Вэнс, — я думал, что вы одни.

— О, это ничего, — сказал Гарден. — Надеюсь, Вэнс, что вы не истолкуете это неправильно. Все сегодня, знаете, так взволнованы. Мисс Битон столько перестрадала вчера и сегодня, и, когда я увидел ее здесь, с ней случился припадок. Я старался ее успокоить, положил ее голову к себе на плечо; мне жаль эту девушку.

Вэнс сделал равнодушный знак рукой.

— О, конечно, Гарден. Измученная дама всегда рада сильному мужскому плечу, на котором можно поплакать. Большинство из них оставляет пудру на его пиджаке, но я уверен, что мисс Битон в этом неповинна. Крайне сожалею, что помешал вам, но я только хотел сообщить перед своим уходом, что я поручил сержанту Хису собрать всех ваших гостей сегодня к шести часам вечера. Конечно, мы просим вас и вашего отца также быть там. Будьте добры, помогите сержанту насчет телефонных номеров.

— Очень охотно, Вэнс, — ответил Гарден. — Есть у вас что-нибудь особое на уме?

Вэнс повернулся к двери:

— О да, о да, разумеется. Я надеюсь все это выяснить. А пока бегу, — и он вышел, закрыв за собой дверь.

Когда мы шли по направлению к лифту, Вэнс с некоторой грустью сказал Маркхэму:

— Я надеюсь, что мой план удастся. Он мне не особенно нравится. Но мне еще меньше нравится несправедливость.

(Воскресенье. 15 апреля, днем)

Мы только успели приехать домой, когда позвонил сержант Хис. Вэнс вышел в переднюю, переговорил с ним и вернулся к нам.

— Я убегаю, старина, — сказал он Маркхэму. — Я отправляюсь к сержанту в его бюро. Но я останусь недолго. А пока позавтракайте здесь.

— К черту завтрак, — проворчал Маркхэм. — Зачем вы идете к Хису?

— Мне нужен новый жилет, — ответил Вэнс.

— Замечательно ясное объяснение!

— Простите, это единственное, которое я могу сейчас вам дать, — ответил Вэнс.

Маркхэм некоторое время смотрел на него.

— Что это за тайна? — спросил он.

— Знаете ли, Маркхэм, так надо, — серьезно ответил Вэнс. — Я надеюсь разрешить сегодня вечером этот проклятый вопрос.

— Ради Бога, Вэнс, что вы намереваетесь делать?

Вэнс выпил рюмку коньяку и зажег папиросу. Потом он ласково поглядел на Маркхэма.

— Я намереваюсь провоцировать убийцу для того, чтобы он сделал еще одну ставку, которую он проиграет. Привет! — и он удалился.

Маркхэм ворчал и сердился в отсутствие Вэнса. Он старался развлечься, перебирая библиотеку Вэнса, но ни на чем не остановился и, закурив сигару, уселся у одна.

Было около половины третьего, когда Вэнс вернулся в квартиру.

— Все готово, — сказал он. — Сегодня нет скачек, но, тем не менее, я рассчитываю, что сегодня вечером будет сделана крупная ставка. Если этого не произойдет, мы проиграли, Маркхэм. Надеюсь, все будут налицо. Сержант с помощью Гардена снесся со всеми, кто вчера были налицо, и все они соберутся в шесть часов в гостиную Гарденов. Я также послал сообщение доктору Зиферту и надеюсь, что он поспеет присоединиться к нам. Я думаю, ему следует быть там.

Он поглядел на часы, позвонил своему лакею и заказал бутылку Монтраше 1919 года. После завтрака Вэнс пригласил нас на концерт, но Маркхэм не пожелал идти.

После концерта мы вернулись к себе. Сержант Хис ждал нас на квартире.

— Все готово, сэр, — сказал он Вэнсу. — Я принес это сюда.

Вэнс немного грустно улыбнулся.

— Отлично, сержант. Пройдемте в соседнюю комнату, а я избавлюсь от этого наряда.

Хис вынул маленький пакет, завернутый в коричневую бумагу, которую он принес, по-видимому, с собой, и последовал за Вэнсом в спальню. Через десять минут оба вернулись в библиотеку. На Вэнсе был темный костюм из толстой шерстяной материи. Хис довольно улыбался.

— До свидания, мистер Вэнс, — сказал он, пожимая его руку. — Желаю вам успеха, — и он удалился.

Мы прибыли в квартиру Гарденов без нескольких минут шесть. Хеннесси и Берк ждали нас в передней. Как только мы вошли, Берк подошел к нам и вполголоса сказал Венсу:

— Сержант Хис просит передать вам, что все в порядке. Он и Сниткин занялись этим делом.

Вэнс кивнул и направился вверх по лестнице.

— Подождите меня внизу, Ван, — сказал он, — я сейчас вернусь.

Я вошел в нижний кабинет, дверь которого была открыта, и бродил по комнате, осматривая картины на стенах.

Потом появился Вэнс. Когда он вошел, он распахнул дверь так, что заслонил меня ею. Я хотел заговорить, но как раз вошла Зелия Грэм.

— Фило Вэнс, — сказала она тихим голосом.

Он повернулся и, нахмурив лоб, посмотрел ка нее.

— Я ждала в столовой, — сказала она. — Я хотела видеть вас раньше, чем вы поговорите с остальными.

Я тотчас же почувствовал по тону голоса, что она не заметила моего присутствия, и в первую секунду я хотел выйти из угла. Но потом я решил, что при данных обстоятельствах она ничего не может сказать такого, чего мне не полагалось бы знать, и я решил не перебивать их.

Вэнс продолжал прямо смотреть на девушку, но ничего не говорил. Она подошла к нему очень близко.

— Скажите мне, почему вы заставили меня так страдать? — сказала она.

— Я знаю, что сделал вам больно, — ответил Вэнс, — но обстоятельства этого требовали. Пожалуйста, поверьте мне, что я об этом деле знаю больше, чем вы думаете.

— Я не уверена, что понимаю, — сказала девушка нерешительно. — Но я хочу, чтобы вы знали, что я вам доверяю, — она поглядела на него, и я видел, что глаза ее блестели. Она медленно опустила голову. — Я никогда не интересовалась ни одним мужчиной, — продолжала она, и голос ее дрогнул. — Мужчины, которых я знала, все делали меня несчастной и всегда как бы уводили меня от того, к чему я стремилась. Вы — единственный человек, которого я знала и которого могла бы любить.

Это признание было таким неожиданным и поразительным, что я не успел проявить свое присутствие, а когда мисс Грэм кончила говорить, я остался в углу, чтобы ее не смущать.

Вэнс положил руки на плечи девушки, отстраняя ее от себя.

— Милая моя, — сказал он необычным для него голосом. — Я — мужчина, которого вам никак не следует любить.

Позади Вэнса отворилась дверь в спальную, и на пороге появилась мисс Битон. Она больше не была в форме сестры милосердия, а в прекрасно сшитом тайере.

— Простите, — сказала она, — я думала, что Флойд… мистер Гарден тут.

Вэнс поглядел на нее острым взглядом.

— Вы явно ошиблись, мисс Битон.

Зелия Грэм глядела на сиделку с гневным раздражением.

— Много ли вы слышали, — спросила она, — раньше, чем вы решились отворить дверь?

Глаза мисс Битон прищурились, и в них появилось презрительное выражение.

— А вам может быть нужно что-нибудь скрывать? — ответила она и, пройдя через комнату, вышла в коридор.

Зелия Грэм следила за ней взглядом, как очарованная, а потом повернулась к Вэнсу.

— Эта женщина пугает меня, — сказала она, — я ей не доверяю. Что-то темное и жестокое скрывается за ее спокойной самоуверенностью. И вы были так добры к ней, а меня заставили страдать.

Вэнс грустно улыбнулся.

— Будьте добры, подождите меня в гостиной, — сказал он.

Она испытующе поглядела на него и, не говоря ни слова, повернулась и вышла из кабинета.

Вэнс некоторое время стоял в нерешимости, нахмуря лоб, как будто бы ему не хотелось продолжать осуществление своих планов. Потом он повернулся к окну. Я воспользовался этим случаем и вышел из своего угла. В эту минуту в дверях коридора появился Флойд Гарден.

— А, Вэнс, — сказал он, — я не знал, что вы вернулись, до тех пор пока Зелия не сказала мне, что вы тут. Могу я чем-нибудь быть полезным?

Вэнс быстро повернулся.

— Я собирался послать за вами. Все в сборе?

Гарден кивнул:

— Да, и все перепуганы до смерти. Все, кроме Хаммля. Он все это дело принимает за шутку. Был бы рад, если бы кто-нибудь пристрелил его вместо Вуди.

— Будьте добры, пошлите его сюда, — сказал Вэнс. — Я хочу переговорить с ним. Других я увижу после.

Гарден вышел в коридор, и в это мгновение я услышал, что Берк говорит с Маркхэмом у входной двери.

— Надеюсь, что я не заставил вас ждать, — сказал Маркхэм Вэнсу.

— Нет, о нет, — сказал Вэнс. — Как раз вовремя. Все в сборе кроме Зиферта, и я вызвал сюда Хаммля для маленького разговора. Я надеюсь, что он может подтвердить несколько пунктов, которые у меня на уме. Он до сих пор не рассказал нам ничего. И мне, может быть, понадобится ваша моральная поддержка.

Маркхэм едва успел усесться, как в комнату с веселым видом вошел Хаммль.

— Мистер Хаммль, — сказал Вэнс, — мы хорошо осведомлены о вашей философии: не соваться не в свои дела и молчать во избежание осложнений. Такую точку зрения можно защищать — но только не при данных обстоятельствах. Это — уголовное дело, и в интересах правосудия мы должны узнать всю правду. Вчера вы были единственным из находившихся в гостиной, который мог отчасти видеть то, что происходит в передней. И мы должны знать все, что вы видели, каким незначительным вам это ни казалось бы.

Хаммль, надувшись, продолжал молчать. Маркхэм наклонился вперед, нахмуря брови.

— Мистер Хаммль, сказал он с холодным спокойствием, — если вы не желаете давать нам необходимые сведения, вас вызовут на суд и приведут к присяге.

Хаммль уступил. Он развел руками.

— Я от всей души готов сообщить вам все, что знаю, нечего вам угрожать мне! По правде сказать, я не сообразил, насколько серьезно это дело.

— Во-первых, — начал Вэнс, не сводя с него глаз, — когда мисс Грэм вышла из комнаты будто бы к телефону, заметили ли вы в точности куда она пошла?

— В точности нет, — ответил Хаммль. — Но она повернула налево. К кабинету. Вы, конечно, понимаете, что с моего места нельзя было видеть в глубину передней.

— Конечно, — сказал Вэнс. — А когда она возвращалась в гостиную?

— Я увидел ее сперва у двери в кабинет. Она прошла к чулану, в котором хранятся пальто и шляпы, а потом вернулась и стояла в дверях, пока не кончились скачки. После этого я не заметил, куда она направилась, т. к. пошел закрыть радио.

— А как насчет Флойда Гардена? — спросил Вэнс. — Вы помните, что он следом за Свифтом вышел из комнаты. Заметили ли вы, куда они пошли, и что они сделали?

— Насколько я помню, Флойд обхватил Свифта одной рукой и провел его в столовую. Через несколько мгновений они вышли. Свифт, казалось, отталкивал Флойда от себя, и потом он скрылся в коридоре, направляясь к лестнице наверх. Флойд несколько мгновений стоял у двери в столовую, глядя вслед своему кузену, а затем направился по коридору следом за ним. Но он, наверное, передумал, т. к. он вскоре после этого появился в гостиной.

— Вы больше никого не видели в передней?

Хаммль энергично покачал головой:

— Нет, больше никого.

— Отлично. — Вэнс глубоко затянулся папиросой. — А теперь перенесемся в сад на крыше. В переносном смысле, конечно! Вы находились в саду, ожидая поезда, когда сиделку чуть не удушили броминовым газом в чулане. Дверь в коридор была открыта, и, если бы вы глядели в этом направлении, вы легко увидали бы, кто проходит по коридору. И у меня такое чувство, что вы глядели через эту дверь, мистер Хаммль. Ваше удивленное выражение при нашем появлении на крыше показалось мне деланным, и вы не много могли видеть от города с того места, где вы стояли.

Хаммль прочистил горло и улыбнулся.

— Вы поймали меня, Вэнс, — сказал он. — Раз я уж не мог поймать свой поезд, я думал удовлетворить свое любопытство, наблюдая за тем, что происходит. Я вышел на крышу и стал так, чтобы иметь возможность заглянуть в коридор. Я хотел видеть, кто следующим отправится в ад, и что из этого всего получится.

— Благодарю вас за честный и прямой ответ, — холодно сказал Вэнс. — Будьте добры сказать мне в точности, что вы видели через эту дверь, пока вы, по вашем собственным словам, поджидали, не случится ли еще что-нибудь.

Хаммль снова прочистил горло.

— Видите ли Вэнс, говоря по правде, видел я не очень много. Народ приходил и уходил. Сперва я видел как Гарден прошел в кабинет и почти тотчас же вернулся обратно. Потом Зелия Грэм прошла мимо двери, направляясь в кабинет. Через минут пять или десять мимо двери прошел детектив — кажется, его зовут Хис — он нес на руке пальто. Немного позже, минуты через две или три, Зелия Грэм и сиделка прошли друг мимо друга в коридоре: Зелия шла к лестнице вниз, а сиделка — в кабинет. Через несколько минут после того, как Флойд Гарден прошел мимо двери, направляясь вторично в кабинет…

— Погодите минутку, — перебил его Вэнс. — Вы не видели, чтобы сиделка спускалась вниз после того, как она разошлась с мисс Грэм в коридоре?

Хаммль решительно покачал головой:

— Нет, абсолютно нет. Первый человек, которого я увидел после этих двух девушек, был Флойд Гарден, направлявшийся в кабинет. Он вышел из двери обратно через минуту.

— Вы вполне уверены в вашей хронологии?

— Абсолютно.

Вэнс казался удовлетворенным и кивнул.

— Это совершенно сходится с теми фактами, которые я знаю, — сказал он. — Но вы уверены, что никто другой не проходил мимо двери ни в ту, ни в другую сторону за то время?

— Мог бы поклясться, что это так.

Вэнс еще раз глубоко затянулся своей папиросой.

— Еще одно, мистер Хаммль. Когда вы были в саду, никто не входил на крышу через садовую калитку?

— Совершенно никто. Я не видел вообще никого на крыше.

— А что было после того, как Гарден вернулся вниз?

— Я видел, как вы подошли к окну и выглянули в сад. Я боялся, что меня заметят, и, когда вы на минутку отвернулись, я прошел в глубину сада около калитки. Следующее, что я видел, это как вы сиделку вынесли на крышу.

Вэнс отошел от стола.

— Благодарю вас, мистер Хаммль. — Вы сказали мне все то, что я хотел знать. Может быть, вас заинтересует узнать, что, по словам сиделки, ее ударили по голове, когда она проходила по коридору из кабинета, и втолкнули в чулан. полный броминовых газов.

Хаммль широко разинул рот и схватился за ручку кресла.

— Боже мой, — воскликнул он, — так вот что произошло! Кто мог это сделать?

— Весьма уместный вопрос, — сказал Вэнс. — Кто действительно мог это сделать? Во всяком случае, подробности ваших тайных наблюдений из сада подтвердили мои подозрения, и, может быть, я вскоре сумею ответить на ваш вопрос.

Хаммль бросил на Вэнса тревожный взгляд и сел опять на свое место. Вэнс подошел к окну и поглядел на темнеющее небо. Потом он повернулся к Маркхэму. Лицо его внезапно переменило выражение, и я знал, что в нем происходит какой-то глубокий внутренний конфликт.

— Настало время действовать, Маркхэм, — сказал он неохотно. Потом он подошел к двери и позвал Гардена. Тот немедленно вышел из гостиной. Он явно нервничал и с беспокойством смотрел на Вэнса.

— Будьте добры, вызовите всех в нижний кабинет, — сказал Вэнс.

(Воскресенье, 15 апреля, 6 ч. 20 м.)

Зелия Грэм первая вошла в кабинет. На ее лице было напряженное, почти трагическое выражение. Она умоляюще поглядела на Вэнса и села, не говоря ни слова. За ней следовали мисс Уезерби и Крун, которые сели рядом с ней на диван. Затем вошли Флойд Гарден и его отец. Профессор казался ошеломленным, и морщины на его лице, казалось, еще более углубились за последние двадцать четыре часа. За ними стояла мисс Битон. Она задержалась на пороге и вопросительно поглядела на Вэнса.

— Я вам тоже нужна? — спросила она.

— Я думаю, что да, мисс Битон, — сказал Вэнс. — Нам может понадобиться ваша помощь.

Она утвердительно кивнула, и, войдя в комнату, села около двери.

В эту минуту зазвонил звонок и Берк ввел доктора Зиферта.

— Я как раз получил ваше послание, мистер Вэнс, и немедленно прибыл, — сказал он.

— Я думал, что вы захотите присутствовать в случае, если мы придем к какому-нибудь заключению, — сказал Вэнс. — Я знаю, что вы лично этим интересуетесь, иначе я бы вас не вызвал.

— Я рад, что вы это сделали, — сказал Зиферт и уселся около стола.

Вэнс зажег папиросу и бесцельным взглядом окинул комнату. Все напряженно ждали. Но, как показали дальнейшие события, никто не мог знать, что было на уме у Вэнса и зачем он всех созвал.

Наконец, голос Вэнса нарушил молчание. Он говорил спокойно, но подчеркивая отдельные места.

— Я просил вас собраться сюда днем, надеясь, что нам удастся выяснить создавшееся трагическое положение. Вчера Свифт был убит в чулане наверху. Несколько часов позже я нашел мисс Битон, запертую в том же чулане и почти задохнувшуюся. Прошлой ночью, как вы все знаете, миссис Гарден скончалась. Смерть ее, как мы все имеем основание полагать, была вызвана чрезмерной дозой барбитала, прописанного доктором Зифертом. Совершенно несомненно, что эти три события тесно связаны, что это — дело одних и тех же рук. Несомненно, имеется дьявольская причина для каждого поступка этого убийцы. И в основе причина одна и та же. К несчастью, обстановка этого преступления настолько запутана, что она облегчала действия убийцы и в то же время способствовала тому, что подозрение распространялось на людей, совершенно неповинных.

Вэнс на минуту остановился.

— К счастью, — сказал он, — я был тут при совершении первого убийства, и я с тех пор мог подобрать целый ряд фактов, связанных с преступлением. Во время этого отбора фактов мои действия могли казаться неразумными или жестокими некоторым присутствующим. Во время моего краткого расследования мне приходилось воздержаться от выражения какого-либо мнения, чтобы как-нибудь не предостеречь преступника. Это, конечно, могло бы иметь роковое значение, так как весь план задуман настолько умело и обстоятельства настолько ему благоприятствовали, что легко могло случиться, чтобы нам так и не удалось найти истинного виновника. Поэтому было существенно, чтобы подозрение было распределено ровно между всеми. Если я кого-нибудь обидел, кому-нибудь показался несправедливым, я полагаю, что при таких ненормальных и ужасных обстоятельствах это простительно…

Голос его вдруг прервал звук выстрела, напоминавший тот, который мы слышали вчера. Все в комнате вскочили со своих мест, испуганные этим звуком. Все, кроме Вэнса. Раньше, чем кто-либо мог заговорить, уже зазвучал его спокойный авторитетный голос:

— Беспокоиться нечего, пожалуйста, садитесь. Я нарочно устроил, чтобы вы слышали этот выстрел. Это имеет большое отношение к делу.

В дверях внезапно появился Берк.

— Это было то, что нужно, мистер Вэнс? — спросил он.

— Именно то, — ответил ему Вэнс, — холостой выстрел из того же револьвера.

— Я сделал все так, как вы мне сказали. Стрелял с того места, про которое вы говорили.

— Благодарю вас, — сказал Вэнс.

Детектив широко ухмыльнулся и вышел.

— Этот выстрел, как я полагаю, — заключил Вэнс, — совершенно тождественен с тем выстрелом, который мы слышали вчера днем, с тем выстрелом, который вызвал нас к телу Свифта. Вас, может быть, заинтересует, если я вам скажу, что выстрел детектива Берка был произведен из того же револьвера, теми же патронами, которыми пользовался вчера убийца, и с того же самого места.

— Но этот выстрел прозвучал так, как будто бы стреляли где-нибудь поблизости, — заметил Зиферт.

— Именно так, — сказал Вэнс. — Выстрел был сделан из одного из окон в этом этаже.

— Но мне говорили, что вчерашний выстрел раздался сверху, — удивленно заметил Зиферт.

— Это было общее ошибочное представление, — объяснил Вэнс. — На самом деле было не так. Вчера, из-за открытой двери на крышу и на лестницу, из-за того, что дверь комнаты, в которой был сделан выстрел, была заперта, а в особенности потому, что мы психологически были настроены так, что ожидали выстрела с крыши, у нас создалось такое впечатайте. Нас ввели в заблуждение наши собственные невысказанные страхи.

— Клянусь небом, вы правы, Вэнс! — взволнованно заговорил Флойд Гарден. — Я помню, что в первый момент я спросил себя, откуда этот выстрел? Но потом сейчас же подумал про Вуди и заключил, что выстрел из сада.

Зелия Грэм быстро повернулась к Вэнсу.

— Мне вчера показалось, что этот выстрел не из сада. Когда я вышла из кабинета, я удивилась, почему вы все бежите наверх.

Вэнс прямо посмотрел на нее.

— Выстрел прозвучал гораздо ближе от вас, — сказал он. — Но почему вы не упомянули об этом существенном факте вчера, когда я говорил с вами насчет этого преступления?

— Я, я не знаю, — пробормотала девушка, — когда я увидела, что Вуди лежит мертвый, я, конечно, подумала, что ошиблась.

— Но вы не могли ошибиться, — ответил Вэнс вполголоса. Глаза его снова устремились в пространство. — И после того, как из револьвера был сделан выстрел в окно, его тайком положили в карман пальто мисс Битон в чулане для верхнего платья. Если бы выстрел был произведен наверху, револьвер было бы удобнее спрятать где-нибудь на крыше или в кабинете. Сержант Хис, искавший его и наверху, и внизу, нашел его, в конце концов, в чулане для пальто, — он повернулся снова к девушке. — Кстати, мисс Грэм, не ходили ли вы в этот чулан после того, как телефонировали из кабинета?

Девушка ахнула.

— Откуда, откуда вы это знаете?!

— Вас там видели, — объяснил Вэнс. — Вы должны помнить, что этот чулан видно из одного конца гостиной.

— О! — Зелия Грэм повернулась гневно к Хаммлю. — Так это вы ему рассказали?

— Это был мой долг, — ответил Хаммль, выпрямляясь с достоинством.

Девушка повернулась к Вэнсу со сверкающими глазами.

— Я скажу вам, зачем я ходила в чулан. Я пошла достать носовой платок, который я оставила в сумочке. Значит ли это, что я убийца?

— Нет, о нет, — Вэнс покачал головой. — Благодарю вас за объяснение. А теперь будьте добры рассказать нам в точности, что вы делали вчера вечером, когда отозвались на звонок миссис Гарден.

Профессор Гарден, который сидел с поникшей головой, не обращая ни на кого вникания, вдруг поднял взгляд и остановил его на девушке с некоторым проблеском внимания. Зелия Грэм вызывающе поглядела на Вэнса.

— Я спросила миссис Гарден, что я могу для нее сделать, и она просила меня наполнить стакан для воды, стоявший на столике у ее постели. Я пошла в ванную и наполнила его. Потом я поправила ей подушки и спросила, не хочет ли она еще чего-нибудь. Она поблагодарила меня и покачала головой, и я вернулась в гостиную.

Глаза профессора Гардена снова затуманились, и он откинулся в кресле, забывая про окружающих.

— Благодарю вас, — сказал Вэнс, кивая мисс Грэм и поворачиваясь к сиделке. — Мисс Битон, — сказал он, — когда вы вернулись прошлой ночью, было ли закрыто на задвижку окно спальни, выходящее на балкон?

Сиделка, казалось, была удивлена этим вопросом. Она ответила на него спокойным деловым тоном:

— Я этого не заметила. Но я знаю, что оно было заперто, когда я выходила. Миссис Гарден всегда на этом настаивала. Я сожалею, что не поглядела на окно по своем возвращении. А что, это действительно имеет значение?

— Нет, особенного не имеет, — Вэнс обратился к Круну: — Я слышал, что вы с мисс Уезерби выходили вечером на балкон. Что вы там делали эти десять минут?

Крун взъерошился.

— Если вам угодно знать, то мы ссорились из-за мисс Фрюмон.

— Ничего подобного, — взвизгнула мисс Уезерби. — Я только спрашивала Сесиля…

— Отлично, отлично, — сказал Вэнс, успокаивая их. — Была ли это ссора или только расспросы — это не имеет значения. — Он повернулся к Флойду Гардену. — Скажите, Гарден, когда вы вышли из гостиной вчера днем, чтобы последовать за Свифтом после того, как он сделал ставку на Хладнокровие, куда вы с ним направились?

— Я провел его в столовую. Я некоторое время спорил с ним, потом он вышел и по коридору направился к лестнице. Я наблюдал за ним несколько секунд, соображая, что еще можно сделать, так как, по правде говоря, я не хотел, чтобы он слышал результаты скачек. Я был почти уверен, что Хладнокровие не выиграет, а он не знал, что я не успел поставить на лошадь. Меня беспокоило, как он к этому отнесется. Сначала я хотел пойти за ним наверх, но передумал. Я решил, что не остается ничего другого, как надеяться на лучшее, и я вернулся в гостиную.

Вэнс опустил глаза и несколько мгновений задумчиво курил.

— Это весьма прискорбно и тому подобное, — сказал он наконец, — но факт тот, что мы не подвигаемся вперед. Имеются удовлетворительные объяснения для всех и для всего. Например, во время совершения первого преступления доктор Гарден был либо в библиотеке, либо в такси. Флойд Гарден, по его собственным словам, отчасти подтверждаемым мистером Хаммлем, был в столовой и в нижнем коридоре. Сам мистер Хаммль, как в мисс Уезерби, были в гостиной. Мистер Крун объясняет, что он курил на наружной лестнице и оставил там в доказательство два окурка. Мисс Грэм, насколько нам удалось установить, была в кабинете и телефонировала. Поэтому, если предположить, что кто-либо из присутствующих повинен в убийстве Свифта, в покушении на жизнь мисс Битон и, быть может, в убийстве миссис Гарден, то все же нет никакого доказательства против кого-либо. Все это было проделано слишком ловко, задумано слишком умно, и ни в чем не повинные люди бессознательно и невольно помогали убийце и укрывали его.

Вэнс огляделся и продолжал:

— Кроме того, почти каждый действовал так, что мог показаться виновным. Было поразительное число взаимных обвинений. Мистер Крун был первой жертвой одного из этих неподтвердившихся обвинений. На мисс Грэм мне указывало несколько лиц. Миссис Гарден прошлой ночью прямо обвиняла своего сына. Вообще, наблюдалось стремление вовлечь различных лиц в преступную деятельность. С психологической точки зрения положение было таким запутанным, что убийце было легко действовать в этой атмосфере, а расследование было крайне затруднено… и все же, — заметил Вэнс, — одно из лиц, находящихся в этой комнате, и есть виновный.

Он встал. Я не мог понять его манеру. Все это было так не похоже на человека, которого я хорошо знал. Вся его самоуверенность исчезла, и я почувствовал, что он с неохотой признавал себя разбитым. Он отвернулся и выглянул в окно. Потом он повернулся снова к нам. Глаза его гневно оглядели комнату, останавливаясь на мгновение на каждом из присутствовавших.

— Кроме того, — сказал он, подчеркивая свои слова, — я знаю, кто виновен!

В комнате воцарилась недолгая, жуткая тишина. Ее прервал голос доктора Зиферта.

— Если это так, мистер Вэнс — а я не имею основания сомневаться в искренности ваших слов — я думаю, что ваш долг назвать это лицо.

Вэнс несколько мгновений задумчиво смотрел на доктора. Потом он сказал тихим голосом:

— Я думаю — вы правы, сэр. — Он снова остановился и, закурив еще папиросу, прошелся взад и вперед перед окном.

— Однако, — сказал он, — я раньше должен кое-что еще осмотреть наверху, чтобы окончательно удостовериться, Я вас прошу остаться здесь. — Он быстро направился к двери. На пороге он остановился и повернулся к сиделке. — Пожалуйста, пройдите со мной, мисс Битон. Я думаю, вы можете мне помочь.

Сиделка встала и последовала за Вэнсом в переднюю. Через мгновение мы услышали, как они поднимаются по лестнице.

Беспокойство охватило оставшихся внизу. Профессор Гарден медленно поднялся на ноги и прошел к окну. Крун отбросил наполовину выкуренную папиросу и, вынув свой портсигар, предложил его мисс Уезерби. Зажигая свои папиросы, они шептали что-то друг другу, что я не мог разобрать. Флойд Гарден беспокойно вертелся на своем кресле и нервным жестом набивал трубку. Зиферт расхаживал по комнату, делая вид, что рассматривает гравюры на стенах. Глаза Маркхэма следили за каждым его движением. Хаммль несколько раз громко прочищал горло, зажег папиросу и занялся газетами, которые он вынул из кармана. Только Зелия Грэм оставалась спокойной. Она откинула голову на спинку кресла и курила, закрыв глаза. Я мог бы поклясться, что на губах ее была легкая улыбка.

Прошло полных пять минут, и вдруг тишину прорезал страшный крик о помощи. Голос принадлежал женщине и звучал откуда-то сверху. Когда мы выбежали в коридор, сиделка, шатаясь, бежала вниз но лестнице, удерживаясь за перила руками. Лицо ее было смертельно бледно, в глазах ее было дикое, испуганное выражение.

— Мистер Маркхэм, мистер Маркхэм! — кричала она истерически. — О, Боже мой! Произошла самая ужасная вещь!

Она как раз спустилась до низа лестницы, когда Маркхэм подошел к ней. Она стояла, держась за перила.

— Мистер Вэнс… — говорила она, задыхаясь… — он погиб!

Холодный ужас охватил меня, и все в передней казались ошеломленными. Я заметил, что Хис, Сниткин и Питер Квакенбуш, полицейский фотограф, вошли в переднюю со стороны главного входа. Квакенбуш имел при себе свою камеру и треножник, и все трое спокойно стояли в дверях, отдельно от растерянной группы, собравшейся у низа лестницы. Я невольно удивился — почему они так спокойно принимают происшедшее. Отрывистыми фразами, перемешанными с судорожными рыданиями, сиделка объясняла Маркхэму что случилось.

— Он упал. О, это было ужасно! Он сказал, что хочет у меня что-то спросить, и вывел меня в сад. Он стал спрашивать меня про доктора Зиферта, профессора Гардена и мисс Грэм. И пока он говорил, он поднялся на балюстраду помните, как вчера. Он стоял на ней и смотрел вниз. Я испугалась и стала протестовать. И потом… и потом, пока я говорила с ним, он наклонился, и я увидела… о Боже!... он потерял равновесие, — она дикими глазами смотрела на Маркхэма. — Я протянула ему руку, и вдруг… его больше там не было. Он свалился в пропасть! — ее глаза вдруг устремились куда-то поверх наших голов, и в их выражении произошла внезапная перемена. Лицо ее исказилось, превратилось в безобразную маску. Следуя за ее испуганным взглядом, мы невольно повернулись и поглядели в коридор, в сторону гостиной.

Там, около входа, спокойно глядя на нас, стоял Вэнс.

Я пережил немало волнующих испытаний. Но вид Вэнса в эту минуту, после ужаса, который я пережил, повлиял на меня больше, чем что-либо другое. Холодный пот выступил у меня на лбу. Голос Вэнса еще только больше взволновал меня.

— Я говорил вам вчера вечером, мисс Битон, — сказал он, сурово глядя на сиделку, — что ни один игрок не прекращает игру после первого выигрыша, и что, в конце концов, он всегда проигрывает, — он подошел на несколько шагов ближе. — Вы выиграли вашу первую ставку, когда убили Свифта. И отравление миссис Гарден посредством барбитала также оказалось удачной ставкой. Но когда вы попытались прибавить меня к числу своих жертв, потому что вы подозревали, что я знаю слишком много, вы проиграли. У вас не было никакого шанса.

Маркхэм глядел на Вэнса с гневным изумлением.

— Что все это значит? — воскликнул он, стараясь сдержать свое волнение.

— Это только значит, Маркхэм, — объяснил Вэнс, — что я дал мисс Битон возможность столкнуть меня через балюстраду, что в обычных условиях было бы верной смертью. И она воспользовалась этой возможностью. Я также принял меры для того, чтобы Хис и Сниткин были свидетелями этого эпизода и чтобы он был надлежащим образом запротоколирован.

— Запротоколирован? Боже мой, что вы хотите сказать? — Маркхэм казался совершенно ошеломленным.

— Только одно, — спокойно ответил Вэнс. — Была снята официальная фотография при помощи особого объектива, приспособленного для сумерек, — он поглядел на Квакенбуша. — Я надеюсь, вы сделали снимок? — сказал он.

— Конечно, сделал, — ответил тот с довольной усмешкой. — Под надлежащим углом. Дивно вышло!

Сиделка, которая окаменелым взглядом смотрела на Вэнса, вдруг отпустила перила и закрыла лицо руками жестом безнадежности и отчаяния. Потом она снова опустила руки. На лице ее выражалась горечь поражения.

— Да! — крикнула она Вэнсу. — Я хотела убить вас! Почему бы и нет? Вы собирались отнять у меня все — все!

Она повернулась и быстро побежала вверх по лестнице. Вэнс немедленно кинулся за ней.

— Скорей, скорей, — кричал он. — Остановите ее, прежде чем она войдет в сад!

Раньше, чем кто-либо из нас мог понять смысл его слов, сам Вэнс уже был на лестнице. Хис и Сниткин бежали следом за ним. Остальные в недоумения догоняли их. Когда я вышел на крышу, я увидел, что мисс Битон бежит в отдаленный конец сада, а Вэнс гонится за ней. Сумерки сгущались. Наступала темнота. Когда девушка вскочила на балюстраду в том самом месте, где накануне стоял Вэнс, она казалась призрачным силуэтом на слабо освещенном небе. И она исчезла в темной пропасти за мгновение перед тем, как Вэнс мог ее догнать…

(Воскресенье, 13 апреля, 7 ч. 15 м. веч.)

Через полчаса мы снова все собрались в кабинете. Хис и детективы удалились, сделав все необходимые распоряжения насчет тела мисс Битон.

Вэнс снова сидел в кресле. Трагический исход дела опечалил его. Он несколько минут мрачно курил. Потом он заговорил:

— Я собрал вас сюда, чтобы дать вам объяснение трагических событий, происходивших здесь. Начну с того, что я с самого начала знал, что имею дело с очень умелым и беспринципным человеком, и я знал, что это кто-нибудь из находившихся в доме вчера в середине дня, Кроме того, пока я не имел доказательств вины определенного лица, мне было нужно делать вид, что я подозреваю всех и каждого. Только в атмосфере взаимных подозрений можно было вызвать в убийце ощущение безопасности, которое и привело к его разоблачению. Я заподозрил мисс Битон почти с самого начала, потому что, хотя почти каждый, так или иначе, навлек подозрение на себя, только сиделка имела время и возможность совершить первое преступление. Она была вне чьего-либо наблюдения, когда приводила в исполнение свой план. И она так хорошо знала распорядок дома, что ей было нетрудно скомбинировать свои действия. Последующие события только усиливали мои подозрения. Например, когда м-р Флойд Гарден сообщил мне, где хранится ключ от чулана, я послал ее посмотреть, на месте ли он, не указывая это место, чтобы узнать, известно ли ей, где висит ключ. Конечно, этот факт еще не устанавливал ее вину. Были и другие люди, которые это знали. Но все же это было свидетельством против нее. Если бы она не знала, где этот ключ, она автоматически исключалась бы.

Одна из самых больших трудностей в этом деле, — продолжал Вэнс, — была необходимость действовать все время так, чтобы не возбудить ее подозрений. Это было существенно, потому что я мог надеяться доказать свою теорию только в том случае, если бы заставить ее саму себя выдать.

Мотив ее был сначала неясен. И, к несчастью, я думал, что смертью Свифта она достигла своей цели. Но после моего разговора с доктором Зифертом сегодня утром, я установил весь ее ужасный план. Доктор Зиферт определенно указал на ее интерес к Флойду Гардену, хотя уже намеки на это и были. Так, Флойд Гарден был единственным лицом, о котором она говорила с восхищением. Ее мотив был смесью огромного честолюбия, жажды финансового обеспечения и роскоши, и, вместе с тем, в ней действовала также странная, болезненная любовь. Эти факты я понял, только сегодня.

Вэнс поглядел на молодого Гардена.

— Она хотела вас, — сказал он, — и мне кажется, ее самоуверенность была такова, что она ни минуты не сомневалась в том, что достигнет своей цели.

Гарден вскочил с места.

— Боже мой, Вэнс! — воскликнул он, — вы правы. Я теперь все понимаю. Она подыгрывалась ко мне уже давно. И, сказать но честности, я говорил и делал вещи, которые она могла истолковать как поощрение. Бог да поможет мне!

Он снова сел в сильном смущении.

— Никто не может вас осуждать, — сказал Вэнс. — Она одна из самых ловких женщин, каких я встречал. Но дело в том, что она хотела не только вас, она хотела и состояние Гарденов. Поэтому, узнав, что Свифт должен получить половину наследства, она решила его устранить. Но и это убийство еще не составляло весь ее план.

Вэнс снова обратился ко всем:

— В этот ужасный план входила также и смерть миссис Гарден. И действительно, физическое состояние миссис Гарден показывало признаки отравления. Эти признаки все усиливались. Доктор Зиферт сообщил мне, что мисс Битон была ассистенткой профессора Гардена при его опытах с радиоактивным натрием и часто приходила в эту квартиру. Доктор Зиферт сообщил мне также, что она месяца два назад поступила сюда, чтобы ухаживать за миссис Гарден. С этого времени состояние здоровья больной ухудшилось, несомненно потому, что у мисс Битон было больше случаев давать ей радиоактивный натрий. Решение устранить миссис Гарден, чтобы Флойд Гарден наследовал ее состояние, созрело у нее вскоре после того, как она стала ассистенткой профессора и познакомилась с обстановкой в этом доме.

Вэнс повернулся к профессору Гардену.

— Вы, сэр, — сказал он, — были также одной из ее намеченных жертв. Задумав убить Свифта, она замыслила двойное убийство — вас и Свифта должны были застрелить в одно и то же время. Но к счастью, вы в этот день не вернулись домой в обычный час, и ей пришлось пересмотреть свой план.

— Но… но… — пробормотал профессор, — как же она могла убить меня и Вуди?

— Ответ на это мне дали разъединенные провода, — объяснил Вэнс. — Ее план был простым и смелым. Она знала, что если пойдет за Свифтом наверх перед скачками, ей будет нетрудно заманить его в чулан под тем или иным предлогом, особенно если иметь в виду, что он ею интересовался. Она хотела застрелить его в чулане, как она и сделала, а потом пройти в кабинет и застрелить вас. Тело Свифта было бы затем перенесено в кабинет с револьвером в руке. Казалось бы, что произошло убийство и самоубийство. В дальнейшем ее первоначальный план должен был соответствовать тому, что произошло. Она только сделала бы из окна спальни два холостых выстрела, а не один. На случай, если бы вы угадали ее намерение, когда она войдет в кабинет, и попытались бы позвать на помощь, она заранее разъединила провода у звонка, находящегося позади вашего кресла.

— Но, Боже мой, — воскликнул Флойд Гарден. — Ведь она сама сказала Сниду, что звонок испорчен!

— Именно! Она нарочно подчеркнула, что обнаружила этот факт, так как хотела этим отвлечь подозрение от себя на других. Это был смелый шаг, но он вполне соответствовал всей ее технике.

Вэнс остановился. Через мгновение он продолжал:

— Итак, ей пришлось пересмотреть план, так наш профессор Гарден не вернулся вовремя. Она избрала Ривермонтский Большой приз в качестве фона для своих маневров, так как знала, что Свифт делает крупную ставку, и, если он проиграет, то самоубийство может показаться правдоподобным. Что касается убийства доктора Гардена, то решили бы, что он погиб при попытке помешать самоубийству своего племянника. Когда профессор не пришел, то вместо того, чтобы переносить тело Свифта в кабинет, она положила, его в кресло на крыше. Она старательно вытерла кровь на полу в чулане. Сиделка с опытом операционных зал проявила в этом свое искусство. Потом она спустилась вниз и сделала холостой выстрел из окна спальни, как только был официально объявлен результат скачек.

Конечно, одной из главных трудностей было то, как избавиться от второго револьвера. Так как она казалась наименее подозрительной, она решила, что проще всего спрятать его в кармане своего же пальто. Я, однако, думаю, что она собиралась спрятать его наверху, когда мисс Уезерби увидела ее на лестнице. Конечно, мисс Битон отрицала, что поднималась по лестнице, но я думаю, что в этот момент револьвер был при ней. Она уже направлялась на крышу, но вдруг увидела мисс Уезерби, и тогда ей ничего не оставалось, как сунуть револьвер в карман своего пальто в чулане.

— Но почему же, — спросил профессор Гарден, — она не сделала выстрела наверху? Звук был бы более соответствующим ее цели. И почему она не спрятала револьвер после этого в саду?

— Дорогой сэр, вы сами поймете, что это было бы невозможно! Как бы она спустилась вниз? Мы уже бежали вверх по лестнице через несколько секунд после того, как услышали выстрел. И, конечно, встретили бы ее. Она, правда, могла спуститься по общей лестнице и вернуться через парадный ход, но в таком случае она не могла бы доказать, что была внизу, в ту минуту, когда раздался выстрел, а это ей было крайне существенно. Когда мы достигли низа лестницы, она стояла в дверях спальни миссис Гарден и давала этим понять, что она также слышала выстрел. Это, конечно, было весьма совершенное алиби. А для этого ей нужно было сделать выстрел из окна спальни.

Он повернулся к Зелии Грэм:

— Теперь вы понимаете, почему вам показалось, что выстрел не из сада? Потому, что в кабинете вы были ближе всего к месту выстрела и могли более или менее точно определить направление. Я жалею, что не мог вам этого объяснить, но мисс Битон была в комнате, и я не хотел открывать ей своих знаний.

— Но, во всяком случае, вы были очень неприятны, — сказала девушка. — Вы держали себя так, как будто верили, что я отчетливо слышала выстрел потому, что сама его произвела.

— Так вы не могли читать между строк моих замечаний? А я-то надеялся…

Она покачала головой.

— Нет, я была слишком встревожена в ту минуту, но должна сознаться, что, когда вы попросили мисс Битон пройти на крышу вместе с вами, я угадала истину.

В комнате снова воцарилось молчание. Его нарушил Флойд Гарден.

— Меня смущает еще одно, Вэнс, — сказал он. — Как могла мисс Битон поддерживать версию самоубийства, если бы Хладнокровие выиграл приз?

— Это бы расстроило все ее расчеты, — сказал Вэнс. — Но она была азартным игроком. Она поставила на эту карту свою жизнь.

— Но, мистер Вэнс, — вставил доктор Зиферт. — Ваша теория не объясняет покушения на ее собственную жизнь.

Вэнс слегка улыбнулся.

— Никакого покушения на ее жизнь не было, доктор. Когда мисс Битон вышла из кабинета на минуту или две позже мисс Грэм, чтобы передать вам мое поручение, она вместо этого прошла в чулан, заперла дверь, позаботившись о том, чтобы она защелкнулась, и нанесла себе легкий удар в затылок. Она имела основание думать, что вскоре мы отправимся ее искать. И она подождала того, чтобы ключ заскрипел в двери, раньше, чем разбила пузырек с бромином. Возможно, что когда она вышла из кабинета, у нее возникли опасения, что я имею некоторое представление об истине, и она разыграла эту маленькую мелодраму, чтобы сбить меня со следа. Она несомненно хотела набросить подозрение на мисс Грэм.

Вэнс с симпатией поглядел на девушку.

— Я думаю, что когда вас позвали из гостиной к телефону, мисс Грэм, в то самое время, как мисс Битон направлялась наверх, чтобы застрелить Свифта, она решила использовать вас, если это понадобится, чтобы отвлечь подозрение от себя. Она несомненно знала про вашу вражду со Свифтом, и строила на этом свой расчет. Поэтому, дорогая моя, я и старался обмануть ее, делая вид, будто считаю вас виновной. И это оказало свое действие. Я надеюсь, что вы в глубине сердца простите мне за причиненные вам страдания.

Девушка ничего не ответила. Она боролась с охватившим ее волнением.

Доктор Зиферт наклонился вперед.

— Это весьма логичная теория, но, в конце концов, это только теория.

Вэнс покачал головой.

— О нет, доктор, это больше, чем теория. Мисс Битон сама в вашем же присутствии выдала себя. Не только она лгала нам, но и противоречила самой себе, когда мы с вами были на крыше и она поправлялась от действия броминового газа — кстати, она искусно симулировала признаки отравления газом, знакомые ей по больничной практике.

— Но я не помню…

Вэнс остановил его.

— Конечно, доктор, вы помните то, что она рассказала нам? По ее словам, ее ударили по голове и втолкнули в чулан. И она лишилась чувств от действия броминового газа. А следующее, что она помнит, это что она лежит на диване в саду и мы с вами стоим около нее.

— Совершенно верно, — сказал Зиферт.

— А вы помните, доктор, что она поглядела на меня и поблагодарила меня за то, что я принес ее в сад и спас, и спрашивала еще, как я ее нашел так скоро?

Зиферт хмуро посмотрел на Вэнса.

— Это верно, но чем же это ее выдает?

— Доктор, — сказал Вэнс, — если бы она была без сознания с того мгновения, как ее втолкнули в чулан и до тех пор, пока она не очнулась в саду, как могла она знать, кто ее нашел и спас ее из чулана? И как она могла знать, что я нашел ее скоро после того, как она попала в чулан? Видите ли, доктор, она совсем не лишалась сознания. Она не хотела рисковать действительно умереть от броминового газа. Она разбила пузырек с бромином, только когда мы открывали дверь, и она отлично знала, кто вошел в чулан и вынес ее в сад.

— Вы совершенно правы, Вэнс. Я это упустил из виду, — сказал Зиферт.

— Однако, — продолжал Вэнс, — даже если мисс Битон не сделала бы ошибки, есть другое доказательство того, что она одна участвовала в этом эпизоде. Когда она рассказывала, что ее ударили по голове и толкнули в чулан, она не знала, что мистер Хаммль находился в саду и наблюдал за всеми, кто проходил по коридору. И она была одна в коридоре в момент мнимого нападения. Мисс Грэм прошла мимо нее и спустилась вниз, и сиделка рассчитывала, что это создаст впечатление, будто мисс Грэм напала на нее.

Вэнс молча покурил.

— Что касается радиоактивного натрия, доктор, то мисс Битон давала его миссис Гарден малыми дозами, рассчитывая на постепенное действие. Но когда миссис Гарден стала грозить сыну, что она завтра же лишит его наследства, понадобились немедленные меры, и изобретательная девица решила прибегнуть к солидной дозе барбитала. Она, конечно, предвидела, что эту смерть легко изобразить в виде несчастного случая или самоубийства. Обстоятельства сложились для нее еще более благоприятно, так как возникла возможность набросить новое подозрение на мисс Грэм.

С самого начала я ощущал, как будет трудно доказать обвинение против мисс Битон, и я все время придумывал способы поймать ее в ловушку. Имея это в виду, я поднялся на балюстраду вчера вечером в ее присутствии, надеясь, что это внушит ей способ избавиться от меня, если она решит, что я слишком много угадал.

Вэнс глубоко вздохнул.

— Я условился с сержантом Хисом, чтобы он прикрепил к столбу в далеком конце сада крепкую стальную проволоку — такую, которой пользуются в театрах, когда артисты должны летать или парить в воздухе. Проволока была как раз достаточно длинной для того, чтобы достать до высоты балкона этого этажа. К ней была приделана автоматическая застежка, которая затем прикрепляется к особой одежде, надеваемой на артиста. Эта одежда — жилет из крепкой кожи. Сержант Хис сегодня принес мне такой жилет, который у артистов называется «корсетом для летания», и я надел его перед тем, как пришел сюда. Вам, может быть, интересно на него взглянуть? Я уже снял его, так как он крайне неудобен.

Он встал и вышел в соседнюю комнату. Оттуда он принес пресловутый корсет. Он был из очень крепкой коричневой кожи с холщовой подкладкой. Обе половины были скреплены крепкими ремнями, продетыми сквозь петли. Вэнс поднял это странное одеяние.

— Вот он, — сказал он. — Обыкновенно застежка для проволоки прикрепляется сзади. Но для моей цели это нужно было сделать спереди. Мне нужно было, чтобы эти кольца были спереди, потому что я должен был прикрепить к ним проволоку, повернувшись спиной к мисс Битон, — он показал на два тяжелых кольца диаметром в два дюйма, крепкими ремнями приделанных к передней стороне корсета.

— Этот корсет, — сказал Вэнс, — обычно носится под костюмом артиста. И я сегодня надел этот широкий плотный костюм для того, чтобы были менее заметны эти два выступающих кольца.

Когда я прошел с мисс Битон наверх, я вывел ее в сад и обличил ее, как виновницу убийства. Она протестовала. Я поднялся на балюстраду, стоя к ней спиной и делая вид, что разглядываю город, как делал это вчера вечером. В полутемноте я прикрепил проволоку к кольцам с передней стороны моего кожаного жилета, и она этого не заметила. Она подошла ко мне очень близко, и некоторое время я опасался, что она не захочет воспользоваться предоставленным ей шансом. Но вдруг, посредине одной фразы, она бросилась на меня с простертыми руками и толкнула меня с балюстрады. Я повис на проволоке, и после этого мне было очень легко спуститься на балкон, отцепить от себя проволоку, войти в гостиную и появиться у выхода в коридор. Когда мисс Битон узнала, что у меня есть свидетели ее поступка, а также фотография, она поняла, что игра ее проиграна. Я, однако, признаю, что не предвидел ее самоубийства. Может быть, это и к лучшему, Она была из тех женщин, которые по какому-то извращению природы становятся воплощением зла. Может быть, это извращение и привлекло ее к профессии сиделки, дававшей ей возможность наблюдать за людскими страданиями.

Вэнс откинулся в кресле и молча стал курить. Он казался глубоко потрясенным, как и все мы. Было еще задано несколько вопросов, и затем настало гробовое молчание.

Доктор Зиферт ушел первым. Понемногу разошлись и остальные. Я налил себе рюмку коньяку и некоторое время стоял, глядя на свинцовые воды Гудсона.

Я слышал, что кто-то вошел в комнату, но я не оглянулся сразу. Когда я посмотрел вглубь комнаты, я увидел, что Вэнс стоит в дверях на балкон. Я хотел заговорить с ним, но в эту минуту к нему подошла Зелия Грэм.

— Прощайте, Фило Вэнс, — сказала она.

— Мне так жаль, — пробормотал Вэнс, взяв ее протянутую руку. — Я надеюсь, что вы простите меня, когда поймете все.

— Я прощаю вас, — сказала она. — Я и пришла это вам сказать.

Вэнс наклонил голову и поднял ее пальцы к своим губам. Девушка тогда медленно отвела руку и, повернувшись, вышла из комнаты. Вэнс глядел ей вслед, пока она не вышла. Потом направился к балкону. Через некоторое время я прошел в кабинет, где Маркхэм сидел и беседовал с профессором Гарденом и его сыном.

— Пожалуй, нам пора идти, Ван. Где Вэнс?

Я пошел за ним. Он все еще стоял на балконе, смотрел на город с его огромными призрачными зданиями и блистающими огнями.

* * *

По сей день Вэнс не забыл свою глубокую привязанность к Зелии Грэм. Он редко упоминал ее имя, но я это приписывал той перемене в его природе, которая вызывается чувством. Вэнс скоро поехал в Египет на несколько месяцев и, мне кажется, что эта одинокая поездка была вызвана его чувством к мисс Грэм.

Возвратившись из Каира, он мне как-то сказал:

— Привязанность человека налагает на него большую ответственность. Из-за этой ответственности часто приходится жертвовать тем, что всего дороже.

Я понял его мысль. Он сомневался, чтобы, при многообразии его умственных интересов он мог сделать женщину счастливой в обычном смысле.

Что касается Зелии Грэм, то она вышла замуж за Флойда Гардена, и они живут на Лонг-Айланде. Мисс Уезерби и Крун еще встречаются вместе. По слухам, она подписала контракт с одной фирмой в Голливуде. Профессор Гарден продолжает жить в своей опустелой квартире.

Примерно через год после гарденовской трагедии Вэнс встретил букмекера Ханникса. Тот стал расспрашивать его — почему Флойд Гарден перестал играть на скачках.

— Может быть, — сказал Вэнс, — ему надоело обогащать вас.

— Ну, ну, мистер Вэнс, — сказал Ханникс, — какое жестокое замечание. Я никогда не начислял мистеру Гардену обычных комиссионных. Поверьте мне, я выплачивал ему всю сумму по результатам скачек… Кстати, мистер Вэнс, через несколько минут разыгрывается приз Бутлера, и все котируют Единицу по восьми. Не хотите ли вы поставить на нее десять? Это отличный шанс!

Вэнс холодно посмотрел на него и покачал головой:

— Нет, благодарю вас, Ханникс. Я уже поставил на Открытие.

Открытие выиграло эту скачку на полтора корпуса. Единица пришла второй.

КОНЕЦ