В серии «Витчхантеры» вышли книги:

1. Идентификация Вики

2. Инициация Вики

3. Инкарнация Вики

Я родился в стране, которой больше нет, в городе, которого теперь нет на карте, в роддоме номер тринадцать.

Я родился, вырос и живу в самом мистическом месте на Земле. В темном и сыром городе, где по Невскому проспекту когда-то носился сбежавший от хозяина Нос, а Медный всадник скакал по затопленным улицам; где Раскольников с окровавленным топором заблудился в коридорах будущих коммуналок, а старая графиня до сих пор является питерским игроманам в тревожных снах, зловеще бормоча: «Тройка, семерка, туз».

Я вырос на берегу узкого и мелкого канала Грибоедова, где каждое утро здоровался с золотыми крылатыми львами на скрипучем деревянном Банковском мостике. Я ползал в колготочном детстве по ступеням Казанского собора и согревался снежными зимами дыханием кондиционера у входа в Дом книги. А синими вечерами я, трехлетний малыш, ежился под одеялом в темной комнатке полуподвальной квартиры во дворе-колодце, мучительно выбирая, чего я боюсь больше – черных рук теней, тянущихся ко мне по стене из-за шкафа, или страшного лица ведьмы, которая обязательно выглянет из моего сна. Поэтому не стоит сильно удивляться тому, что из меня получилось.

Мистика, фантазия, сверхъестественное, называйте эту сторону жизни как вам больше нравится, – для меня она с детства неотделима от реальности. Я рос, но мое отношение к мистике только укреплялось. Я предпочитаю веру отрицанию и знаю, что в мире, который мы нагло считаем нашим, возможно все. За мою жизнь со мной происходило столько всего необъяснимого, что впору написать десятки книг по мотивам реальных событий. Эта книжка всего лишь одна из них, и я искренне надеюсь, что прототипы героев, узнав себя в них, не станут сильно обижаться на автора. Хотя на всякий случай я подготовил пару-тройку защитных заклинаний.

Я могу найти все что угодно. Достаточно просто закрыть глаза и представить себе предмет поиска. Я вижу в глазах людей их настоящую сущность. Я могу превратить их в хомячков или змей. Могу летать. Могу создавать новые волшебные миры. Влюбить в себя кого угодно. Единственное, чего я пока никак не могу, – быть счастливой.

Моя боль не проходит. Она со мной каждую секунду. Потому что она – моя судьба. Мой проклятый талант – чувствовать боль, которую я причинила своим любимым. Великий подарок от Первородного, от которого я не смогла отказаться, потому что я – Виктория Адамсон, Королева витчхантеров, спасительница мира Людей, Колдунов и Древних. И знаете, что я думаю по этому поводу? К черту такие подарки, к черту мировую справедливость и к черту вселенскую гармонию!

Привет, дневник. Меня всю трясет, буквы скачут, словно пляшут тарантеллу. Издеваются надо мной. Сижу в поезде, летящем из Выборга в Питер, и пытаюсь успокоиться. А лучшего способа успокоиться, чем писать в своем дневнике, я не знаю. Изолью в тебя свою ненависть, дневничок. Терпи, бумага, терпи!

Я выскочила в Выборге из поезда «Аллегро», убитая страшной догадкой, – во всех моих бедах последнего времени виновата моя любимая бабушка Люба! Ну, для кого бабушка, а для кого и Великая мать. Это она стояла за страшными убийствами ведьм перед Новым годом, она манипулировала Шкатовым, она рвалась на трон витчхантеров, прикрываясь мной. И вот теперь она сослала меня в финские леса, чтобы безнаказанно проворачивать в Питере свои темные делишки. Это из-за нее чуть не погиб Цой… Хотя почему не погиб? Для всех, кроме меня, Вани и Кати, его больше нет. Бедный Цоюшка, каково ему теперь мерзнуть в вампирском теле, вечно алчущем крови? Но Цой сейчас хотя бы с Анжело, и его не мучают совесть и одиночество. Меня же переполняет гнев, желание отомстить и безумная отвага. Полная решимости положить конец грязным проделкам бабы Любы, я лечу на электричке в Питер, еще не зная, как именно все это прекращу. Меня душат слезы. Доберусь до города, а там сразу в больницу к старой ведьме. Слышишь, баба Люба? Я еду к тебе! Я так зла, что, наверное, разорвала бы тебя на мелкие клочки или сожгла взглядом, как Шкатова, попадись ты мне на глаза прямо сейчас. Но нет. Сначала ты ответишь мне на все вопросы, подлая предательница! А ведь я так любила тебя! Меня предала Любовь! Символично, черт побери.

Перед глазами крутятся разноцветные круги. Но это не от голода, хотя я ничего не ела с утра. Кусок в горло не лезет. Круги от дурацкой вспышки. Зачем вообще пользоваться вспышкой в солнечный зимний день, когда никуда не деться от морозного солнца, отраженного синим снегом? Я даже не разглядела как следует этого болвана на перроне, ослепившего меня своим фотоаппаратом! Вспышка бахнула, словно взрыв в моей и так уже основательно взорванной голове. И мир на мгновение исчез. Я даже обрадоваться не успела, как он появился обратно. А с ним эти чертовы круги перед глазами. Сначала черные на желтом. Потом синие. Теперь вот разноцветные. Но мне плевать на них. Пусть крутятся. Я еду домой наводить порядок. Жди меня, баба Люба!

Чем дальше Вики отъезжала от Выборга, тем меньше становился градус ее ненависти к бабе Любе. И тем больше вопросов роилось в ее мыслях. Она вспоминала мягкие добрые руки бабушки, с пяти лет взявшие ее под свою защиту. Теперь у бабы Любы всего одна рука. Вторую она потеряла, защищая ее от Шкатова. Маньяка, которым, как считала Вики, бабушка сама же и манипулировала. Нестыковочка какая-то… Во всем этом необходимо разобраться. Злость выходила из Вики, словно пар из кипящего чайника. Нахлынули воспоминания. С бабой Любой ей всегда было хорошо. И в башне, и в Италии. С бабушкой она проводила гораздо больше времени, чем с отцом и Ма-Машей.

Бабе Любе она могла доверить любую тайну. Это бабушка читала ей в детстве волшебные книги; это она преподала ей столько магических тонкостей, научила летать, открыла секреты нового мира Вики… Неужели все это было только для того, чтобы занять черный трон?

«А вдруг я ошиблась и снова совершаю ошибку, которая опять потянет за собой шлейф трагических последствий? Вечно я лечу впереди паровоза. Может, сначала посоветоваться с Ваней и Катей? Люди Зверя меня не встретили – значит, он уже в курсе моего побега. Или считает, что меня похитили. Родители тоже наверняка в курсе. Наверняка кто-нибудь из ордена на всякий случай дежурит на вокзале».

Вики не ошиблась. На Финляндском вокзале ее действительно ждали. У головы электрички стоял Цой со спортивной сумкой на плече, в папиной военной летной куртке, слегка пританцовывал на морозе и улыбался ей во все свое широченное лицо.

Цой, которого они в Новый год вырыли из могилы! Цой-вампир, который улетел вместе с Анжело и которого она уже никогда не чаяла увидеть! А где Анжело? Может, он тоже здесь? Нет, Цой был один. А из его улыбающегося рта едва заметными облачками вырывался пар. Цой дышал. Но как? Как?! От такого сюрприза ошалевшая Вики забыла, зачем она вернулась, и бросилась другу на шею. Щеки у Цоя были ожидаемо холодными, но губы горячими – живыми и влажными. Цой смешно смутился от неожиданно бурных проявлений чувств подруги. Так она его никогда не целовала. Так его еще вообще никто не целовал. Цой попятился и аккуратно поставил на перрон висящую на нем Вики. Смущенно вытер губы, посерьезнел и тихо спросил:

– Эй, Вик, ты чего? Сначала просишь встретить, потом лезешь целоваться. Ты в порядке?

– Цоюшка, родной! Я так рада, что ты… Кто тебя оживил? Я не сплю? А где Анжело? Вы вместе здесь? Или ты один?

Цой еще не видел маленькую Вики в таком возбужденном состоянии: скачет перед ним, как бешеная белка, синие глаза блестят сапфирами, несет какую-то ахинею – «оживил», «Анжело». Может, это наркотики?

– Вики, успокойся. Я правда ничего не понимаю. Я один. Ты позвонила и попросила встретить тебя из Выборга. Что ты там, кстати, делала? Ты никакие опасные вещества не принимала?

– Позвонила? – Вики машинально заглянула в телефон, прекрасно понимая, что она не могла звонить Цою.

В «исходящих» стоял телефон Цоя. Что за глупые шутки?

Вики заглянула другу в глаза. В его живые глаза! Ничего нового – любовь, преданность, покой. Чистая душа ее друга была на месте. Это был Цой, живой Цой, не фантом, не оптический обман, не «подменыш». Но как такое могло быть? И почему он не понимает ее вопросов?

Некоторое время они шли молча. Цой никогда не был говоруном, а сейчас ему совсем не хотелось болтать. На его губах горел поцелуй любимой девушки, о котором он даже не мечтал. И ни о чем другом он сейчас думать не мог. Сумасшедшая! Она всегда была немножечко «того» – может, она его поцеловала потому, что безумие усугубилось? Или это ее новая игра, правил которой он пока не знает? Поцелует ли она его так еще хотя бы раз?

Перед входом в метро они одновременно заговорили.

– Слушай, Вик…

– Цой…

– Извини, Вик. Говори ты.

– Да я даже не знаю, с чего начать. Ты давно э-э… – Вики замялась, подыскивая деликатное слово, – вернулся?

– Куда?

– К нам?

– Да я вроде никуда и не уезжал. Сборы у меня только весной. А сейчас каждый день тренировки. Это Ваня с родителями в Германии. Завтра прилетит. Ты точно ничего не принимала? – Цой участливо посмотрел на Вики.

Может, это у нее от мороза? Бегает, дурочка, без шапки, а на улице минус пятнадцать.

– Ничего не принимала. – Вики так же участливо смотрела Цою в миндалевидные глаза. – Просто я рада тебя видеть, Олег!

– Здорово! Вчера же вроде виделись. Даже чаю выпили.

Похоже, у него амнезия… Вики опять потянулась к лицу друга, и он весь напрягся, ожидая поцелуя. Но вместо этого она отогнула его шарф на шее и с любопытством заглянула за воротник. Шрама не было. Вики отпрянула от юноши. Одновременно с испугом к Вики пришло осознание, что у нее тоже кое-чего не хватает. Она схватилась за ухо – ни Уробороса, ни даже следа от дырочки. Сняла перчатку – да, так и есть, еще и кольцо Анжело бесследно исчезло с безымянного пальца левой руки! А вот это девочке уже совсем не понравилось. Кто-то обокрал ее. Разоружил. Может, старуха продолжает ее контролировать?

– Кто еще из ордена знает, что я здесь? – нервно спросила она у Цоя, с тревогой наблюдающего за ее действиями.

– Чего?

– Кому ты доложил о моем звонке? Па и Ма в курсе?

На слово «доложил» Цой отреагировал адекватно, «по-пацански», – смертельно обиделся.

– Знаешь что, подруга! Ты просила – я тебя встретил. А эти твои задвиги я чего-то не догоняю. Извини, но мне пора на тренировку. Проспишься – поговорим.

Цой, резко развернувшись, великанскими шагами затопал на трамвайную остановку. Вики проводила задумчивым взглядом воскресшего друга и впала в ступор.

Ситуация вырисовывалась странная. С кем-то нужно было срочно посоветоваться. О воскресшем Цое можно было говорить только с двумя людьми на Земле. Ваня на звонки не отвечал. Даже в вайбере. Вики решила набрать Катю. Плохо, что ее номера почему-то не было в записной книжке телефона. Хорошо, что Вики помнила его наизусть.

– Привет! Кто это? – услышала Вики из динамика знакомый бодрый голос красноволосой экстремалки.

– Привет, это я! Ты знаешь, что Цой жив и вернулся? Я только что видела его на вокзале.

– Что за глупые приколы? Делать нечего? Даже не смешно.

Катя отключилась и больше не брала трубку, несмотря на терпеливые звонки Вики. Забанила ее, наверное. Девочка в полной растерянности застыла (во всех смыслах этого слова) у входа в метро. Мимо нее шли потоки хмурых зимних людей с электричек и на электрички. Стемнело до сумеречной синевы. Нужно было что-то решать.

Хватит мерзнуть! Совсем не обязательно ехать сейчас в больницу к Любе. Тем более что там карантин. Надо ехать домой, поговорить с родителями и Филом. Баба Люба никуда не денется до завтра, а мне сейчас нужна поддержка, решила Вики. Заодно совру чего-нибудь, почему я вернулась. Живот заболел, например. Или паническая атака. Про предсказание пока никому ни слова.

Приняв решение, Вики, как простая смертная, покорно зашла в метро. Можно было, конечно, полететь, но с первого раза почему-то не получилось: в глазах потемнело, ноги от земли не оторвались, а больше пытаться она не стала. В метро Вики почувствовала себя неимоверно усталой. И немудрено – эмоциональные переживания выматывают гораздо сильнее тяжелой физической работы, а за сегодня она пережила их уже столько, сколько другие – за целую жизнь. Но переживания совершенно не спешили заканчиваться.

Выйдя из лифта и взглянув на дверь в башню, Вики поняла, что дома никого нет. Тихо и темно. Ключи в Финляндию она с собой не брала, чтобы не потерять их. Ну, Фил-то наверняка дома, пусть и открывает. Вики позвонила в старинный звонок. В ответ на его дребезжание через пару секунд послышался противный звук. Кто-то драл когтями обшивку двери.

– Фил! Я вернулась. Открывай скорее.

И снова кто-то стал царапать дверь, на этот раз еще и мяуча.

– А, так это кошка-зомби. Она вряд ли мне чем-то поможет. А Фил, наверное, где-то шляется или на собрании ордена…

Расстроенная, Вики засунула руки в карманы и – о чудо! – наткнулась в правом на ключ.

«Ну и замечательно, значит, я хотела его оставить и забыла, – обрадовалась она. – Вот и молодец».

В темноте прихожей к ее ногам бросилась кошка. Стала тереться и мурчать в голос. Оголодала, зомбячка. Вики включила свет и обомлела. Об ее ноги терлась не зомби, а одноглазая Матильда собственной персоной. Вот тебе и раз! Вернее, два, если считать Цоя. На том свете День открытых дверей? Вики, не раздеваясь, схватила Мотю на руки и закружилась с ней в радостном танце.

– Мотя! Мотя! Королева ты моя крысиная! Ты вернулась! Как же это здорово, что я никуда не поехала! Но кто все это устроил? Кто меня так любит?

Матильде явно не нравились бальные танцы, и она замяукала еще жалостнее и противней. Пришлось ее отпустить. Но почему она мяукает словно обычная кошка, а не разговаривает с ней?

– А ты почему меня не встречаешь, магистр? – обратилась Вики к Филу, который совершенно спокойно сидел в своей клетке, уныло хлопая желтыми глазами.

Но это ладно. Неладно было другое. Рядом с его клеткой стояла еще одна, в которой как ни в чем не бывало сидела Карма и нагло глядела на нее антрацитовыми бусинами глаз.

– Кра, – поздоровалась с хозяйкой Карма.

– Да что тут у вас вообще происходит?

Рассвирепевшая Вики схватила клетку с вороной и вытрясла Карму на подоконник ближайшего окна. Ворона непонимающе уставилась на нее.

– Больше ты меня не обманешь! Ну надо же, какая наглая тварь! Здесь ты больше жить не будешь! Вали к Цою!

Вики с трудом распахнула окно и выпихнула цыганку-интриганку на покрытый льдом отлив[1]:

– Чтоб я тебя здесь больше не видела! И вообще, чтоб я тебя больше нигде никогда не видела!

Окно с треском захлопнулось. Грустная Карма, вцепившись когтями в лед, недоуменно смотрела сквозь морозные узоры в комнату, где Вики продолжала допрос упрямо молчащего магистра.

– Фил! Предатель! Как ты мог это допустить? Ведь ты своими глазами видел, что она сотворила с Авессаломом. Ей же совсем нельзя верить. Что она опять наплела? Молчишь, потому что стыдно? Да хватит уже играть со мной в молчанку! Вы что, все сговорились, что ли? Хотите свести меня с ума?

Филин прикрыл свои огромные глаза-фары и отвернулся от кричащей девочки. Резкие перепады эмоций от бурной радости свидания с Цоем и Матильдой до яростного гнева на всех вокруг довели-таки Вики до истерики. Такое с ней случалось нечасто. Она посмотрела на себя со стороны и очень себе не понравилась.

«Хватит орать на птицу, – твердо сказала она себе. – Хочет молчать – пусть молчит. Лучше покорми ее и кошку заодно. Может, их кто-то заколдовал!»

А может, кто-то заколдовал ее? Или она просто заснула в электричке и все еще крепко спит. Вики сильно ущипнула себя за руку и тут же вскрикнула от боли. Не спит – уже хорошо. Значит, это колдовство. Кто-то заколдовал ее или всех вокруг. Вернул Цоя и Матильду. Кто-то очень сильный из магов не на шутку запарился, пока ее здесь не было. Но зачем? Вики почувствовала себя беззащитной маленькой девочкой, и ее рука сама потянулась к телефону.

– Па, это я. Не пугайся. Со мной все нормально, – затараторила Вики. – Просто живот резко заболел в поезде, я вышла в Выборге и вернулась. А тут все очень странно. На вокзале меня встретил Цой. Живой Цой. Дома Матильда и Карма. Фил со мной не разговаривает. Что все это значит?

– Что? У тебя болит живот? Что ты ела? – Отец явно был где-то далеко, голос шел со страшными помехами.

– Ерунда. Уже все прошло. Ты скоро придешь?

– Что-что? Приедем, как и собирались, – послезавтра. Рейс из Гонконга. Посмотри сама в интернете, когда мы прилетим. Маша тебя целует. Ты уверена, что с животом уже все нормально?

– Угу, норм. Когда это вы улетели в Гонконг? Мы же с утра виделись? Ну хоть фантомы свои можете прислать?

– Что-что? Чего прислать? Не пугай меня! Связь плохая. Я по скайпу или вайберу попробую тебе набрать позднее. С животом не шути. Вызывай «скорую», если что.

Папа отсоединился. Бред какой-то. Не могут они быть в Гонконге – туда лететь дольше, чем прошло времени с их утреннего прощания на вокзале. Семь часов назад она их видела. Да и не собирались они никуда. Что за чертовщина? У Вики зазвонил телефон. Помяни черта, он и нарисуется. Звонила баба Люба.

– Привет, внученька!

– Отлично! Ты-то мне и нужна. Знаешь уже небось, что я дома, – накинулась Вики на Великую мать. – Признавайся – твоя работа? Ты наколдовала?

В трубке повисло молчание.

– Зачем ты устроила это представление? Чтобы показать мне свою силу? А я ведь любила тебя! – Вики чуть не плакала.

– Так, – баба Люба в трубке была явно не на шутку напугана, – похоже, дети правы. Ты чем-то отравилась. Успокойся, деточка, у тебя обычные галлюцинации. Скажи мне честно, что ты съела? Или, может, выпила? Я надеюсь, ты не курила? Скажи, милая.

– Какая трогательная забота. Завтра в больнице я тебе все скажу, – угрожающе сказала Вики. – И покажу!

– Ты в больнице? – всполошилась Люба.

– Заканчивай этот цирк, старая ведьма. Я все про тебя знаю. Ты была кукловодом Чистильщика. Ты специально сплавила меня в лес, чтобы занять мой трон. Мне показали недостающую часть предсказания. Вот так!

– Ой-ой-ой! Плохо дело. Диссоциированный бред пошел. Тебе срочно нужно вызвать рвоту, Вики! Ты слышишь меня? Немедленно иди в туалет и постарайся вытошнить из себя все без остатка!

– Мудрый совет Великой матери! Магия рвоты! Особо стараться не придется – меня уже тошнит от тебя! – Вики бросила трубку, вполне довольная собой.

Она смело сказала бабе Любе почти все, что хотела. Выдала виновнику своих бед все, что наболело. Вроде бы теперь ей должно стать легче? Только неприятный осадок от собственного хамства все равно остался. Ну и что же теперь делать дальше?

«Накормлю-ка я своих питомцев», – решила Вики.

Да и себя неплохо было бы покормить – целый день все-таки не ела. В животе противно заныло, а потом и вовсе заурчало, совершенно не по-королевски.

Тук-тук-тук! – а это уже в ушах.

Вики прислушалась.

В окно снова тихо, но настойчиво постучали. Это замерзшая Карма методично долбила клювом стекло.

– Вот наглая тварь, – поразилась Вики, почувствовав легкий укол совести. Птицу, как ни странно, было жалко. Стараясь не думать о том, что она делает, Вики открыла окно и запустила замерзшую ворону внутрь. Карма дрожала на подоконнике, обиженно глядя на хозяйку. В ее черных глазах читалось полнейшее непонимание происходящего.

«Прямо как у меня», – подумала девочка.

Холодильник поразил Вики удивительной пустотой. Словно его только что ограбили вежливые гномы и, чтобы на них не сильно обижались, оставили на средней полке бумажную коробку из-под пирожных, в которой чудом уцелела одна ромовая баба.

«Ничего себе! Они что же, всю еду с собой в Гонконг забрали? Во дают», – мысленно ворчала голодная Вики, уминая ром-бабу с чаем. Пирожное оказалось почти свежим. Максимум вчерашним. Вкус прошлой жизни. Раньше ее друзья, Ваня с Цоем, не приходили к ней без ромовых баб. Такая у них была дивная традиция. Раньше – это почти полгода назад, до войны с крысами и ее несостоявшейся коронации. Тогда все было так просто. Три неприкаянные личности делились друг с другом горестями и радостями, читали стихи, мальчишки тайно вздыхали о ней, а она мечтала о внимании Федди. Полгода – или целую жизнь назад. За это время произошло столько разных событий – страшных, грустных и прекрасных, – что Вики напрочь забыла свою жизнь до них. Теперь у нее миссия вселенских масштабов, Ваня погряз в любви, а Цой дважды вернулся с того света. И ром-баба тоже откуда-то вернулась. Однако одного пирожного оказалось маловато юной ведьмочке, ничего не евшей весь день. Ладно, сейчас чего-нибудь наколдуем. Еще пару пирожных, например. Но, к удивлению Вики, простейшая кулинарная магия ей не удалась. Раз за разом она повторяла заклинание, но вместо желанных сочных пирожных появились только злосчастные круги перед глазами, заболела голова, болезненно и неприятно засосало под ложечкой, и маленькая колдунья-неудачница отчетливо поняла, что еще немного, и она потеряет сознание. А это совсем не входило в ее планы. К тому же ей показалось, что сытые Фил и Матильда тихонько смеются над ней за ее спиной.

«Это все от усталости. Утром наколдую себе целую кучу вкусностей», – решила Вики и отправилась по винтовой лестнице наверх, чтобы принять ванну. Но и в любимом месте уединения ее ждал неприятный сюрприз. В ванной комнате на голубом кафельном полу лежали дурацкие розовые тапочки в черную черепушку, которые она лично выбросила на помойку после своего «чудесного» шестнадцатилетия. Разозлившись, Вики с силой пнула их так, что они улетели к стиральной машине, открыла воду и забралась в чугунную ванну на львиных лапках. Она любила лежать там и смотреть, как набирается вода из старинного широкого и плоского медного крана. Сначала немножко холодно, потом привыкаешь. Струя сильная, ванна наполняется быстро, а горячая вода всенепременно снимет любую усталость, смоет любой стресс. Вот только бы не заснуть тут в этой нирване. Но сегодня расслабиться не получилось. Одновременно с водой, подобравшейся к подбородку откинутой на край ванны головы Вики, девочке пришла страшная догадка, которую немедленно нужно было проверить. Выскочив из ванной комнаты с мокрой головой, замотанная в большое полотенце с Муми-троллем, Вики помчалась наверх в свою спальню к компьютеру и зашла на свою страничку ВКонтакте. Предчувствия ее не обманули. Кто-то взломал ее страничку и непостижимым образом накидал туда постов от ее имени, чего она точно не делала уже пару месяцев. В принципе никакого криминального трэша там не было. Пара копипастов умных мыслей известных писателей, ну и новости о выходе музыкальных альбомов ее кумиров и их клипы. И да, Вики естественно слушала новый «Radiohead», но точно знала, что не вывешивала его здесь. Видимо, это сделали те же добрые гномы, что сожрали всю еду в холодильнике, вернули с помойки тапки и… И воскресили Цоя с Матильдой? Вики докрутила записи на стене до своего дня рождения. Да, она вроде бы помнила эти поздравления с нелепыми котятами и цветочками от ее виртуальных друзей, часть из которых она вообще никогда не видела. А вот поздравление от Федди, которое ее тогда так удивило, исчезло.

Кто-то подкорректировал ее реальность, в том числе и виртуальную. Этот «кто-то» играл с ней в игру с непонятными, одному ему известными правилами, и девочке это совершенно не нравилось. Вряд ли баба Люба причастна к взлому ВКонтакте. Значит, у Вики в этом мире есть еще таинственные враги, которые пытаются свести ее с ума. Хотя, с другой стороны, эти загадочные враги воскресили Цоя и Матильду, и за это можно простить им и тщетные попытки применить магию, и пустой холодильник, и Карму в клетке, и тапочки, и родителей в Гонконге, и даже взлом странички. Может, все это плата за воскрешение друзей? Тогда ладно, она готова примириться с небольшими нестыковками с реальностью. Например, с этим платьем, висящим на спинке стула. Платьем, которого она никогда раньше не видела. Нет, все-таки ее очень бесят эти сюрпризы!

На кухне зазвонил мобильный телефон, который она оставила на столе. Сил тащиться вниз совершенно не осталось, но пришлось. Вдруг это папа вышел на связь по вайберу? Так и есть.

– Привет, коза-дереза! С легким паром! Как твой живот?

Улыбающиеся лица родителей немного успокоили Вики. Па как Па, а вот у Ма-Маши новая прическа. Когда это она подстричься успела? Ладно, бог с ним, хоть не ругаются, что Вики сорвала их операцию по своему спасению в чухонских лесах.

– Живот нормально. Лучше, чем голова. Она полна вопросов. Чего это вы так стремительно подорвались в Гонконг? И кто сейчас старший в ордене без вас? Фил? Он почему-то все еще не разговаривает со мной. И кстати, Карма с Матильдой при вас вернулись или нет? И где зомби? Где эта кошка, за которую я отвечаю перед Лерой? Еще у меня пропал телефон Зверя. Может, вы сами свяжетесь с ним и объясните ситуацию?

Улыбки на лицах родителей сменились озабоченными выражениями. Особенно у Ма-Маши.

– Вики, ты сделала все, как сказала баба Люба? Тебя вырвало? Тебе стало легче? У тебя нет визуальных галлюцинаций?

«Опять двадцать пять. Сейчас меня и правда стошнит от них. Только вот нечем!»

– Маш! Па! Перестаньте надо мной прикалываться. Вообще не смешно. Что это еще за рвотная магия, блин? Меня стошнит, и Цой с Матильдой снова исчезнут, а зомби появится? Нет, ну правда, где она? Что я Лере скажу?

– Может, она нас просто разыгрывает, Маш? – Профессор Адамсон на экране повернулся к жене, а потом снова уставился в камеру. – Вик, скажи, ты нас разыгрываешь?

– Я вас разыгрываю! – разозлилась Вики. – Клянусь Уроборосом! Надоел мне этот разговор. Все, пошла тошнить.

– Моло…

Вики отключилась, не дослушав похвалу от отца. Не похоже было, чтобы они прикалывались. Ни они, ни баба Люба, ни Цой. Тогда что? Значит, они искренне считали, что она отравилась и бредит. Что бредового было в ее вопросах? Чего они так переполошились? Может, это они все посходили с ума, пока ее не было в городе? На пару часов их нельзя оставить!

Вики посмотрела на себя в карманное зеркальце, лежащее на столе. Абсолютно нормальная девочка с мокрыми растрепанными волосами. Даже губы нормальные – розовые. Что? Губы розовые?! Нет, это уже просто какой-то сюрреалистический сон. Вики даже разобрал нервный смех. У нее розовые губы. Вот прикол. Отмылись! Ничего, что они у нее от рождения были черными от перебора пигмента? Видишь, Вик, их надо было просто помыть! Отличненько! А ногти все-таки черные. Как с рождения. Вот незадача. Недоработка! Вики присмотрелась к ногтям и поняла, что и с ними что-то не так. Она с усилием поцарапала ноготь ногтем. Точно. Это был всего лишь черный лак. Черт побери! Караул! Мои губы и ногти украли!

– Эй, ты! – закричала Вики невидимому приколисту, откорректировавшему не только ее жизнь, но и тело. – Где ты, тварь? Покажись! Я все равно тебя достану! Я могу найти все что угодно! Слышишь? Ты зашел или зашла слишком далеко!

«Так-так, только не психовать. Нужно успокоиться и подумать, кому все это может быть нужно».

Девочка старалась взять себя в руки и проанализировать ситуацию. Кто из знакомых Вики колдунов или колдуний ненавидит ее, но любит Цоя и Матильду? И хотя мысли скакали мартовскими зайцами, от очевидного ответа было не уйти. Карма, черт ее побери. Ворона-доходяга, которую она, пожалев, подобрала на улице, оказалась цыганской колдуньей из горной Индии, претендующей на черный трон, и уже в октябре как могла испортила жизнь Вики, лишив ее заслуженной короны. Правда, тогда все думали, что она раба могущественного мага Авессалома. И даже жалели ее. Но оказалось-то все наоборот. А перед Новым годом Карма уже совсем обнаглела. Цыганка обезглавила Авессалома, втерлась в доверие к кругу Вики, похитила ее и пыталась убить, надеясь свалить все на маньяка-чистильщика, наводившего ужас на питерских ведьм. Убитая в человеческом обличье, Карма сохранила себе жизнь в виде вороны. В последний раз, перед сегодняшней встречей, Вик и видела ее на кладбище в новогоднюю ночь. Карма покаялась, была прощена и улетела вместе с Цоем, в которого давно уже была влюблена.

И вот теперь она снова появилась в жизни Вики. Сидит в своей клетке, как будто она обыкновенная серая птица без этого адского бэкграунда, и настойчиво просит, чтобы ее покормили. И это честолюбивая принцесса-убийца, влюбленная в Цоя? Или у них ничего не сложилось и Цой вернул ее в зоопарк Вики? Как бы там ни было, без ее колдовства тут не обошлось. Если у Вики неприятности – виновата Карма. Не наколдовала, так накаркала! Это аксиома. Как там она глумилась над привязанной к стулу Вики в квартире Авессалома? «Ты глупая и добрая, ты точно не ведьма!» А ведь Карма была права: глупая добрая девочка снова пустила ее в свою жизнь! Поэтому она и не улетала, когда ее выставили в окно: хотела насладиться плодами своего нового коварного плана. Это она лишила ее магических сил и рушит ее реальность. Да что тут думать, нужно расспросить эту тварь как следует. Уж с вороной она справится и без колдовства!

Вики даже не заметила, как в одной ее руке появился большой хлебный нож с волнистым острым лезвием, а вторая заметалась в клетке Кармы в попытках схватить птицу. Перепуганная ворона шарахалась по клетке, больно ударяясь о железные прутья и жалобно каркая, но, странное дело, даже не пыталась клюнуть хозяйку. Фил проснулся от страшного шума и недовольно заухал. Матильда, вместо того чтобы помочь хозяйке, убежала к входной двери и спряталась за диван. Тоже мне боевая подруга.

– Что, страшно, курица? – кричала Вики. – Я сейчас из тебя ворону-табака сделаю! Верни все обратно! То есть не все – Цоя с Матильдой оставь, а остальное верни. И хватит уже изображать глупую птицу, я слишком хорошо помню, кто ты!

Схватить ворону одной рукой Вики не удавалось. Во все стороны летели перья. Девочка увидела, что Карма разбила голову в кровь, и ее боевой пыл немного поостыл. Поэтому когда зазвонил телефон, Вики даже обрадовалась.

– А, это ты, старая ведьма! – поприветствовала Вики бабу Любу в вайбере. – Ясное дело, вы заодно! Стоило потрясти твою подружку, как ты и проявилась. Может, ты следишь за мной ее глазами?

– Вики, Вики, что ты несешь? Остановись! Ты больна! Я вызвала тебе «Скорую помощь», они промоют тебе желудок. Открой им, деточка. Это все токсины!

– Хватит промывать мне мозги! Меня никто не остановит. Сейчас я разберусь с вороной, и, если вы не снимете свои чары, я доберусь и до тебя, однорукая тьма! Увидимся в больнице!

– Если бы я была не в Италии, – страдальчески прокричала баба Люба, – я бы уже вылечила тебя, бедная девочка!

– Ты уже в Амальфи? Сбежала, когда узнала, что я возвращаюсь? Ничего! Я тебя даже в Астралии найду! Хотя, я уверена, что ты опять врешь! Ты лежишь в больнице и ждешь протез руки из Японии.

– Вики, включи видео, – сменила тактику Великая мать, игнорируя угрозы, – я хочу взглянуть на тебя, моя внученька.

Я тоже хочу взглянуть в твои подлые глаза, подумала Вики и кликнула на значок камеры. Баба Люба была реально перепугана. Рядом с ней сидел чрезвычайно обеспокоенный Марио, что не оставляло сомнений – она действительно находилась в Амальфи. Сцепленные замком руки Люба держала перед бледным лицом. Две руки! Вики зарычала, как загнанный зверек.

– Рука на месте? Я ничего не понимаю! Ты меня дуришь, как маленькую девочку! Думаешь, я поверю в эту картинку?

– Ты бредишь, деточка. Положи, пожалуйста, нож и впусти врачей «Скорой помощи». Это какое-то ужасное, ужасное отравление. Но мы справимся. И ни в коем случае не выключай телефон.

– Ага, сейчас! – прокричала Вики.

И, естественно, сразу же отключила телефон. Потом в бешеной ярости оглянулась на клетку с Кармой. Она оставила дверцу в клетке открытой, но ворона и не подумала улететь. Несчастная птица забилась в дальний угол клетки и дрожала там, пытаясь спрятать разбитую голову под крыло. Вики злобно бросила нож на пол. Злилась она в первую очередь на себя. Ей опять было жалко Карму. Если та изображала обычную птицу, то получалось у нее гениально.

Звонок в дверь заставил Вики вздрогнуть. Это еще кто? Ах да, «Скорая помощь»! Так вот какой план у хитрой бабы Любы. Она просто хочет упрятать ее в больницу. А может быть, сразу в психушку! Все, что с Вики приключилось за сегодня, возможно, просто морок, напущенный ею, визуальные галлюцинации, воображариум старой ведьмы, чтобы сломить ее и свести с ума! Как это она сразу не догадалась!

В дверь еще раз позвонили, теперь уже долго и настойчиво.

«М-да, звоните-звоните, – подумала внезапно успокоившаяся Вики, – глупейшая затея. После вампирской «скорой» я бы все равно ни за что не открыла дверь, даже если бы не знала, что это проделки бабы Любы».

В дверь позвонили еще раз, видимо для очистки совести. Вики мягкими неслышными шажками подошла к двери и заглянула в глазок. На площадке стоял усталый пожилой врач с врачебным чемоданчиком и хмурая медсестра. Им очень не нравилась ситуация.

– Дурдом, – сказала медсестра, – пойдемте, Анатолий Николаевич. Пусть, если хотят, полицию вызывают.

– Пойдемте, – согласился врач. – Жалко, конечно, девочку. Но не выламывать же дверь?

– Если она вообще есть, эта девочка, – недовольно пробурчала спускающаяся к лифту медсестра, – может, балуется кто-то. Типичный ложный вызов.

Вики тоже было жалко девочку. Потому что она точно знала, что девочка есть, и точно знала, что девочка эта запуталась. Версия происходящего, которая пять минут назад казалась ей очевидной и прозрачной, почему-то все меньше ее устраивала.

«Мне надо успокоиться и все еще раз разложить по полочкам, – решила она. – Доскональный анализ – вот что мне сейчас нужно».

А лучшего способа успокоиться и разобраться во всем, в том числе и в себе, чем пообщаться с личным дневником, еще никто не придумал. Ее тайный дневник – заповедная зона личности. Это вам не аккаунт в социальных сетях, где легко может потоптаться любой мало-мальски годный хакер. Вики плюхнулась на кожаное брюхо дивана с дневником и уже собралась начать писать, как в голову к ней, словно противный паучок, забралась неприятнейшая мысль. А вдруг и там, в ее «святая святых», поселился непорядок, и ее ждет очередной разрушающий мозг сюрприз? Она наугад открыла запись. Ноябрь… Стоп! Она точно знает, что не вела дневник со своего дня рождения в октябре до дня рождения отца в конце декабря. Так и есть, коррозия реальности добралась и сюда. Буквы поплыли перед глазами. Или это слезы отчаяния закрыли глаза пеленой… Нет уж, она прочтет, что бы там ни было написано! Может, именно там и таится ключ ко всему этому разъедающему ее мозг бардаку.

«Сегодня я поцеловалась с человеком, которого еще месяц назад и человеком-то не считала. С главным врагом своего детства. Хамом и троллем. И вот, ничего не случилось. Я жива. Более того, мне даже понравилось. Ничего большего я ему не позволила. Только короткий поцелуй. Прощай, Федди. Ты сам виноват, что теперь между нами ничего никогда не будет. Будь счастлив со своей курносой королевишной. Цой и Ваня, простите. Я знаю, что вы в сто раз лучше и чище меня. Надеюсь, вы никогда не узнаете про мою тайну».

Вики, прочитавшей это, реально стало плохо. Ее не оставляло отвратительное чувство, что она читает чужой личный дневник. При этом она понимала, что это ее почерк и даже местами – ее манера. Но содержание не укладывалось ни в какие рамки ее восприятия действительности. Первым ее желанием было сжечь испорченный дневник. Избавиться от этих мучительных переживаний. Но любопытство победило. Вики погрузилась в странное состояние раздвоения собственной личности. И ужаснулась той девочке, которая вела дневник за нее. Глаза отказывались верить увиденному! В дневнике ее рукой была написана жуткая чушь, начиная с того дня, когда она вызвала лягушачий дождь. Вернее, хотела вызвать, если верить этим записям. Как только Вики начала читать дневник, шок сменился удивлением, страхом и брезгливостью. А когда она закончила, то оказалась в полной растерянности.

Она как будто заново прожила последние три месяца. Прожила жизнью серой мышки. Из дневника исчезли все упоминания волшебных событий. Никаких приключений, никакой магии. Когда Вики попробовала наколдовать лягушек для филина, оказывается, она потеряла сознание. После этого девочка зареклась практиковаться в магии и вычеркнула ее из своей жизни. Никаких живых кукол, никакой коронации, никакого Чистильщика – ничего не было! Зато все живы и здоровы – что не могло не радовать.

День рождения с Ваней и Цоем. Каникулы в Амальфи у бабушки. Осенний бархатный сезон у моря. Конфликт с химичкой. И Федди, Федди, Федди. Цитаты из его песен и даже портреты. Пока в ноябре не появляется окутанная тайной любовь непонятно с кем. Такое чувство, что писавшая (испортившая) дневник ненастоящая «Вики» не доверяла даже бумаге. Тайная переписка в интернете, ночные созвоны… Боязнь, что ее молодой человек ее стесняется. Невозможность представить Вики его друзьям. Невозможность представить его своим друзьям. Так кто же заполнил мой дневник этой розовой тушью (чушью)? Новый год с родителями – а все мечты о Федди. Это при живом-то молодом человеке! Да что не так с этой девочкой? Кто написал всю эту хрень? Ответ очевиден. Тот, кто очень хочет убедить ее в том, что она не Королева витчхантеров, не могущественная колдунья, а все еще странная девочка-фрик, влюбленная в Федди и назло ему встречающаяся с кем-то другим. Со странным чуваком, ради которого она завела тайную страничку ВКонтакте под отвратительным ником «Тори».

Тори! Всю свою сознательную жизнь Виктория Адамсон ненавидела, когда ее так называли, и выдавливала, изгоняла из себя эту «Тори». Все плохое в себе носило для нее это имя. И вот, пожалуйста, она берет себе такой ник. Да никогда в жизни! Это на сто процентов подтверждало невозможность ее авторства. Бедная девочка дошла до того, что пыталась доказать себе непричастность к написанному в ее дневнике бреду! Вот как легко свести человека с ума.

Но все-таки оставалась соломинка, в которую она вцепилась. Последняя запись в дневнике была сделана Вики сегодня в поезде из Выборга в Санкт-Петербург. Девочка прекрасно ее помнила – она полностью противоречила предыдущим записям и соответствовала ее представлению о реальности. Реальности, существующей только в ее голове. В маленькой голове, которая просто лопалась от неимоверного испытания вопросами без ответов. А если их и не будет, этих ответов? Если она не справится с вызовом, и ей придется смириться с жизнью, описанной в дневнике? Какие только глупые мысли не залетают в усталую голову. И как же от них трудно избавиться. Вики взяла ручку и начала писать:

«Привет, дневник! Это я, твоя настоящая Вики. И я справлюсь с мороком, который пытается свести меня с ума. Я прошла через кровавые битвы, потеряла друзей, узнала, что такое настоящая любовь и что такое настоящая боль. Я знаю свои силы и возможности и никогда даже мысленно не смогу вернуться в беззащитную скромницу. Я не могу жить без магии, мне надо спасти…»

Вики задумалась и отложила дневник.

«И кого мне теперь спасать? Мир? Так если верить дневнику, здесь все спокойно. Никаких ведьм, орденов и чистильщиков. Я сама видела, что Цой и Матильда живы-здоровы. Баба Люба цела, мила, любит меня из далекой Италии. Разве не об этом я мечтала сегодня, отправляясь в ссылку? Но как все это объяснить? А может быть, я сама изменила реальность так, как бы мне хотелось? Чтобы все были живы и любили меня… Но разве я когда-нибудь мечтала о том, чтобы лишиться дара? Нет, никогда! Противоречия зашкаливают. Одно из двух – либо я сошла с ума, либо мир…»

Несмотря на горящий в комнате свет, глаза Вики закрылись сами собой. Дневник и ручка выпали из ослабевших девичьих рук. Сон пришел на помощь ее плавящемуся мозгу.

Когда вокруг творится полный кошмар, то выхода всего два. Либо заснуть, либо проснуться. Выбор за тобой. Но иногда кто-то выбирает за тебя.

Вики снилось, что она едет в метро. Именно так. Вики знала, что она спит и видит сон. Обычно, как только ты вспоминаешь во сне, что спишь, – мгновенно просыпаешься. Но это обычно. Сон был необычным во всех отношениях. Во-первых, пугающе реалистичный, он практически ничем не отличался от жизни. Во-вторых, Вики фантастически странно ощущала себя в нем. Вернее, в себе. Она одновременно была собой и видела себя со стороны, при этом она никак не контролировала ситуацию и даже собственное тело. Странная, гнетущая ситуация – вроде бы Вики спит и видит сон про себя, но при этом все совершенно реально: мысли, чувства и боль, которую ей причиняют эти мысли и чувства. Причем мысли-чувства одновременно как бы и ее и не ее.

Боль, ненависть и злоба переполняли Вики из сна, сидящую в полупустом вечернем вагоне. Вики реальная, которой снился сон, присутствовала в самом дальнем уголке ее мозга и могла лишь наблюдать и страдать. Боль, ненависть и злоба правили бал в душе Вики из сна. Испуганная Вики видела, как полыхают в глубине желтым пламенем ее синие глаза. Словно азотная кислота, плескались боль, злоба и ненависть в душе сидящей в метро девочки, выжигая все остальные чувства. Душа ее кричала:

– К черту все! Ненавижу вас!

И Вики слышала этот крик в своей голове. Она слышала страшные проклятия безумной маньячке бабе Любе и предателю-любовничку Анжело, всему магическому миру, Диснейленду для колдунов под названием Астралия, вселенскому обману под названием «жизнь» подлым Древним, глупым, напыщенным магам и жалким людишкам. Предатели! Ну ничего, ничего, «она» им всем покажет!

«Да она не в себе, – подумала Вики, оглушенная воплями „Вики”. – Хотя технически это я не в себе, а в ней…»

Острая, резкая колющая боль в том месте, где начинается безымянный палец левой руки, заглушила на секунду боль «Вики» из сна и прервала размышления Вики. «Вики» сняла перчатку. Вместо пальца, на котором раньше было кольцо Анжело, в рассеянном свете метро тускло засиял серебряный трехфаланговый протез, грубо вживленный в руку. Ого! «Вики» согнула и разогнула серебряный палец с черным ногтем из обсидиана, причиняя себе адскую боль. Вики поняла – ущипнуть себя, чтобы проснуться, – не получится. Не тот случай.

– Эй, прекрати! – не в силах терпеть адскую боль, закричала девочка мазохистке, которая ей снилась. – Прекрати, Злюка!

Злюка! Так Вики решила ее называть. Непонятно, услышала ее Злюка или нет, только страшным пальцем она шевелить перестала, надела обратно перчатку и продолжила проклинать все на свете, но в первую очередь подлого предателя Анжело.

– Анжело-то мой прекрасный что тебе сделал? – не выдержала Вики.

Будто осознав вопрос, Злюка начала-таки с ней разговаривать. Причем вслух!

– Убирайся! Ты прекрасно все знаешь сама. Он предал меня! Предал! Обманул глупую девочку. Любовь? Малолетка тупая! Как я только могла купиться? Ангел смерти? Обычный шпион. Пеленгатор поставил!

– Какой еще пеленгатор?

– Кольцо! Пришлось от него избавиться…

– Куда ты его дела?!

– Оторвала вместе с пальцем, – сардонически расхохоталась Злюка. – Иначе оно не слезало…

Вики умолкла в ужасе. А Злюка продолжала плеваться ядом:

– Гад! Гад! Гад! А ты вечно всех защищаешь. Только я у тебя плохая. Хватит. Не буду тебя слушать!

Вики обожгло чужой ненавистью и горечью. Так вот оно какое, раздвоение личности. Девочке было жаль и себя, и Злюку, она страдала вместе с ней, не в силах ни проснуться, ни унять истерику Злюки, ни утешить ее.

Злюка, слегка раскачиваясь взад-вперед, бормотала себе под нос, как заправская сумасшедшая. Люди рядом испуганно посматривали на нее, чувствуя опасность, отсаживались и отходили подальше. Но ей было абсолютно все равно, мира вокруг для нее не существовало. Только мир внутри. Точнее, ад внутри. И это было непереносимо.

– Эй, тряпка, прекрати истерику. Это всего лишь сон. Правда, реальность немногим лучше. Но Анжело меня, тьфу ты, тебя, ну, то есть нас, не предавал, – пыталась урезонить ее Вики.

– Убирайся, – яростно бормотала Злюка, – убирайся, ты больше мне не нужна. Ни у кого тебя теперь нет, и мне ты не нужна. От совести нет никакого смысла, один вред. Ты бесполезна и только вечно мешаешь мне. Меня предали, и я отомщу. Понятно? Убирайся или молчи, подлюка.

Вики вдруг явственно осознала, что Злюка вовсе не торопится принимать свою вторую личность.

– Елки зеленые! Она, похоже, решила, что разговаривает со своей нежданно проснувшейся совестью! Вот это номер! Я – совесть?

И хотя совесть ей была совершенно не нужна, Злюка продолжала оправдываться перед этим бесполезным фантомом.

– Все мои самые близкие люди оказались предателями. Родители продались Древним, которые подло изгнали Создателя. Про Анжело я даже говорить не хочу.

– Нет, уж давай поговорим, – не унималась Вики, войдя в роль «совести», – расскажи мне об Анжело. В чем он так провинился? Может, я тебя пойму?

И тут неожиданно в их интимный разговор в голове Вики вклинился третий навязчивый голос.

Это был прекрасно поставленный дикторский баритон взрослого мужчины. Привлекательный, обволакивающий и одновременно отталкивающий; ужасно, даже пугающе, знакомый. Он не говорил, он вещал:

– Разочарование! Нет ничего страшнее, чем разочарование, девочка. Теперь ты в состоянии понять меня. Я разочаровался в людях и пытался избавиться от них. Но это оказалось сложнее, чем я думал. Они живучи, как черные муравьи на дачном участке. Даже нет, плохой пример, они живучи, как раковые клетки. Я не смог их победить. Оно и понятно, ведь я создавал их по своему образу и подобию. Дал им почти все свои силы и способности. Когда я понял, что бороться с ними бесполезно, отнял у них дар миросозидания. Люди быстро забыли о нем, сосредоточившись на разрушении созданного мной мира, войнах, разврате и обогащении. Я поставил Древних, свою родню, чтобы они контролировали людишек, управляли ими и служили мне. Но Древние быстро вкусили радостей человеческой жизни и предали меня. Они изгнали меня, объявили безумцем и служат моему антиподу и главному врагу – Первородному Хаосу, нещадно эксплуатируя людей и используя в качестве своих слуг посвященных колдунов. И вот теперь, когда я нашел способ все исправить и упорядочить, Древние угрожают мне вернуть людям дар миросозидания и обратить мой мир в полный хаос. И главный их козырь – это Ты, моя девочка. Им невдомек, что Ты создана мной для служения Порядку. Спесивые глупцы, мы обратим их же оружие против них. Да, моя Жанна? Ты приведешь Порядок на престол?

«Да это уже не раздвоение, а растроение личности, еще и со слуховыми галлюцинациями», – подумала Вики и наивно спросила:

– Извините, пожалуйста! Вы сейчас со мной разговариваете?

– Да, повелитель, – явно совсем не ей ответила Злюка, и Вики с удивлением обнаружила нотки сарказма в ее голосе, – я все помню. Не надо лишний раз зомбировать меня. Я в порядке.

«Это точно! Порядок полный. Вот это порядок так порядок, всем порядкам порядок! Раздвоение, нет, растроение личности, паранойя и маниакальный психоз со слуховыми галлюцинациями. Просто чудо, а не порядок. Хорошо, что это всего лишь сон», – иронизировала Вики, послушно выходя вместе со Злюкой из вагона метро на станции «Ленинский проспект».

«Станция, названная в честь проспекта имени главного «секретика» страны, мумии, лежащей на Красной от пролитой там крови казненных людей площади. О, она наверняка неспроста появилась в этом сне», – пронеслась в голове у Вики какая-то совершенно ненужная информация.

Все оказалось гораздо проще. Станция была ближайшей к улице Костюшко, на которой располагались высоченные корпуса одноименной больницы, где лежала бабушка Люба.

«Так вот куда нацелилась Злюка! Она делает то, что собиралась сделать я», – поняла Вики, поднимаясь на эскалаторе.

– Эй, Злюка! Ты ведь не натворишь дел, за которые тебе потом будет больно и стыдно?

Ответом Вики не удостоили. Зато когда Злюка, выйдя из метро и отойдя пару шагов от фонарей в вечерний полумрак, разбежалась и взмыла в воздух, Вики охватил восторг полета. Она даже забыла, что это сон. Она летела! Она смогла! Как же приятно это было осознавать после неудачных дневных попыток совершить хоть что-нибудь магическое. Морозный воздух обжигал кожу лица Злюки и Вики, но обжигал приятно, в отличие от ненависти, боли и злобы, клокотавших внутри летящей девочки.

– Да здравствует магия! – вырвалось у Вики.

– Да заткнись ты уже, наконец, – обломала ей кайф и вернула ее в свой ад Злюка.

Она уверенно подлетела к освещенному окну на десятом этаже и прошептала открывающий заговор. Окно тут же послушно распахнулось, и Злюка с Вики влетели в палату бабы Любы. И вот тут спящей Вики стало по-настоящему страшно. Она поняла, что влипла в самую ужасную историю в своей жизни.

Палата казалась нереально маленькой. Все ее пространство занимали больничная койка, тумбочка рядом с ней, выключенный аппарат искусственного дыхания и капельница с иглой, воткнутой в единственную руку бабы Любы. Зато это была палата люкс – на одного человека. Хотя баба Люба была не совсем человеком, но это к делу не относится.

– Внуча! – Бледная женщина резко поднялась с подушки навстречу Злюке. В ее глазах одновременно читались и радость, и тревога. – Ты как здесь? Ты же уехала! Что-то случилось?

– Привет, бабуля! – не удержалась Вики.

Но ее никто не услышал. В палате с салатовыми стенами повисла нервозная тишина. Сверху противно трещали лампы дневного света. Злюка молчала и, злорадно улыбаясь, поедала бабу Любу наглым взглядом, искрящимся ненавистью.

Вики не понимала, как такое может быть, но она по-прежнему видела происходящее одновременно и глазами Злюки, и своими глазами со стороны. От ее взгляда не ускользнул лежащий на тумбочке распакованный протез руки, собственно говоря, ничем не отличающийся от настоящей конечности. Японская биомеханика… Вика вспомнила, что ей рассказывал Ваня, получивший консультацию о протезе для Великой матери у своего отца. Так что на тумбочке лежала одинокая правая рука, делающая тягостную сцену еще более зловещей.

– Ненавижу тебя, – наконец прорвало Злюку, – злобная, сумасшедшая, старая манипуляторша! И никакая ты мне не бабушка. Хватит уже лечить меня этой чепухой. Думала, что все пройдет как по маслу? Сплавила меня в чухонские леса, а сама здесь быстренько бы забралась на трон? А меня там в темном лесу закопали бы твои викторианцы. Так, Тьма однорукая?

«Тьма однорукая сядет на трон», – всплыла в памяти Вики строчка из тайного послания, подсмотренного в поезде. Но баба Люба не была сейчас похожа ни на хитрую, коварную Верховную ведьму, ни на мудрую Великую мать, ни на ту страшную толстую змею с крыльями, что насмерть билась со Зверем меньше недели назад. Цветущая женщина бальзаковского возраста превратилась в испуганного бледного инвалида. Она откинулась на подушки, силясь понять, что происходит, и вызывала у Вики только жалость.

– Это морок! Тебя околдовали, внученька! Оболгали меня!

– Морок – это все, что было со мной раньше. Сплошной обман. И за всем стояла ты. Па и Ма всего лишь твои верные слуги. Уверена, что они не до конца посвящены в твои замыслы. Несчастные твари, они даже не знают, кому служат. Не знают, что Уроборос – это символ Хаоса, змей Ермунганд, опоясавший Землю и ждущий своего часа! А ты ради трона готова пожертвовать не только мной, но и родной дочкой. Как это ты ее не убрала руками Шкатова? Странно. Или ты будешь отрицать, что Чистильщик был твоей марионеткой? И даже не пытайся обратиться в гадюку. Я блокировала твою змеиную сущность. Ты даже не представляешь, какая я теперь сильная. Так что насчет Шкатова?

Баба Люба сверлила Злюку взглядом и, если бы не блок, наверное, высверлила бы в ней здоровенную дыру. Но сейчас этот взгляд был скорее просящим, полным мольбы и отчаяния.

– Да, я делала все это. Но делала для тебя и ради тебя. Ты вернешь в мир справедливость. Жертвы были не напрасны. А то, что случилось со Стражем, гложет меня до сих пор. Но у меня и в мыслях не было занимать трон. Он твой. Ты – наша Виктория, долгожданная победа посвященных викторианцев!

– «Чтоб посвященных от смерти спасти – ведьму на трон ты не допусти», – глумливо пропела Злюка. – Ты об этих посвященных? О колдунах, которым скоро всем придет конец?

– Тебе кто-то отравил разум и душу. Околдовал. Я даже боюсь предположить, кто это. Но это точно враг нашего ордена и твой враг!

– Пустые слова. Я знаю все про тебя, твой Уроборос и про остальные клоунские витчхантерские ордена. Кстати, почему вы так тупо называетесь? Вы же в России. Значит, должны называться ведьмоловами. Вы отчаянно хотите погубить мир. Или настолько глупы, что хотите спасти мир, и этим окончательно погубите его. Нелепые ряженые слуги Древнего Хаоса! Хотите окончательно уничтожить Порядок? Древние испугались Системы, они во что бы то ни стало хотят продлить свою власть и используют вас, безумцев, для возврата Хаоса. Мне с вами не по пути!

– Что за околесица? Где ты этого набралась, Вики? – Взгляд бабы Любы из жалостного постепенно превращался в негодующий.

– Я больше не Вики. Вики делала много глупостей. В том числе слушалась тебя, старая гадюка. Теперь меня зовут Тори!

Тори! Опять Тори! Имя, которое она ненавидела всей душой, проникло и в этот бешеный сон. Честно говоря, Вики так увлеклась перепалкой Злюки и Любы, что даже забыла, что спит. Пора бы уже проснуться. Ничем хорошим этот сон не кончится однозначно.

«Хватит болтать! Старая ведьма хитра и обведет тебя вокруг пальца. Убей ее немедленно, сожги библиотеку, готовь армию к битве», – зазвучал в голове Вики уже знакомый мужской баритон, сколь неприятный, столь и завораживающий.

Злюка засунула руки в карманы и, ехидно улыбаясь, глядела на мучительно пытающуюся сесть бабу Любу.

– Что с тобой, моя девочка? Кто промыл тебе мозги? Кто настроил против семьи? Кто этот подонок? Почему ты молчишь? Что ты задумала?

Люба не могла слышать страшного приказа, прозвучавшего в голове Злюки, но каким-то образом почуяла скорую развязку. Ее глаза стали суживаться, а нижняя губа затряслась. Вики стало ее ужасно жалко. Она даже крикнула Злюке:

– Не смей ее трогать, мерзавка!

– Заткнись! И ты заткнись! И ты! Заткнитесь все! – Тори бешено замахала руками в перчатках перед лицом, резко прекратила и снова спрятала руки в карманы пальто.

– Сумасшедшая, – прошептали хором Вики и Люба.

– Я не твоя девочка! У меня нет семьи! Ты никогда не любила меня! Вы все просто использовали меня, даже не потрудившись рассказать мне, кто я такая на самом деле. Только Создатель объяснил мне все. Он показал мне ваши истинные лица. Он научил меня отличать иллюзию от правды. Только он дал мне поверить в свои силы и показал истинный порядок вещей. Только ему я теперь верю и служу. А тебе пришел конец. Тебе и всем твоим планам! – Тори не кричала, скорее шипела, как кобра, угрожающая более сильному врагу.

– Создатель? Изгой, который предал древних собратьев? Враг людей? Ненавистник Первородного? Его много сотен лет никто не видел. Это он наговорил тебе про меня всю эту чепуху? Ты знаешь, что его второе имя – Лжец? Он – Создатель иллюзий. И это ему ты поверила? – Любе удалось кое-как усесться на высокой больничной койке. – Я учила тебя плавать и летать! Я любила тебя, как родную! Я отдала руку за твою жизнь. А ты поверила первой же клевете врагов на меня. Подойди ко мне. Дай я обниму свою деточку, и морок пройдет! Не позволь ему загубить тебя!

– Убей ее! – Голос в голове Вики-Злюки (у них ведь была одна общая голова в этом сне) перешел на истошный крик.

– Обними меня! – требовала Люба, из последних сил гипнотизируя внучку зелеными глазами.

– Руку, говоришь, за меня отдала, – ухмыльнулась Злюка, – так вот же она на тумбочке. Вот пусть она тебя и обнимет.

– Это же демонстрационный образец. – Люба в замешательстве замолчала, предчувствуя нечто отвратительное.

И оно не заставило себя долго ждать. Протез руки, лежащий на белой тумбочке, противно пошевелил пальцами, словно кальмар щупальцами. А потом, извиваясь, пополз по направлению к притихшей Любе, перебирая по поверхности тумбочки пальцами, будто маленькими ножками. Зрелище это, надо сказать, было пренеприятное.

– Немедленно прекрати это! – завопила Вики, но Злюка снова проигнорировала ее протест.

Биомеханическая рука тем временем ловко оттолкнулась от тумбочки и запрыгнула на койку к Любе. Та в ужасе схватила ее единственной рукой, пытаясь сбросить с себя. Капельница с грохотом повалилась на Любу сверху.

– Что там такое? – раздался из коридора голос дежурной медсестры.

По коридору зашлепали шаги.

Но поздно. Безжалостная японская рука уже добралась до горла Любы и вцепилась в него железной хваткой. Люба даже не смогла закричать. Она хрипела, глаза выкатились из орбит. Злюка перестала улыбаться. Она прикрыла глаза рукой и истерично вскрикнула:

– Теперь ты доволен? Ты этого хотел?

Вики не переставала кричать уже несколько минут подряд. В отличие от Злюки, она не могла закрыть глаза и продолжала видеть ужасную сцену. В борьбе с рукой, уже в агонии, баба Люба упала с высокой кровати, увлекая за собой на серый больничный линолеум капельницу и матрас. Взгляд ее застыл, дыхание остановилось… В палату ворвалась медсестра…

Вики проснулась от грохота и собственного крика, вся в холодном поту. Перед ней сидела встревоженная Матильда. Вики включила свет.

– Давала же себе слово не засыпать на этом старом диване. Здесь всегда снятся ужасные кошмары, – вслух сказала себе Вики.

Рядом с диваном валялся любимый дневник. Вики помотала тяжелой головой. «Глаза бы мои его не видели!»

За окнами еще темно. Восемь утра. Город только просыпается. Ее город. Или не совсем ее. Но тот, в котором она была только что во сне, нравился ей еще меньше. Надо что-то делать. Но что? У кого бы спросить совета? Где сейчас ее Анжело?

Сквозь темную полярную ночь, озаренную прожектором полной луны, летели двое. Это была странная пара. Обоих несли быстрые, почти невидимые человеческому глазу крылья. На этом их сходство заканчивалось. Хотя тому, кто их не знал, могло показаться, что они ровесники. Два юноши, решивших прогуляться в небе над Норвегией. Только вот изящный альбинос, что с ангельской внешностью, был в пятьсот раз старше плечистого коренастого азиата. Они летели неспешно, сполна наслаждаясь полетом над мерцающими в лунном свете фьордами. Им не было холодно, ведь их мертвые тела не знали, что такое холод. Зато про голод они знали гораздо больше живых. Именно об этом и шел сейчас их разговор.

– Потерпи еще немного, Цой. Я обещаю, что сегодня ты насытишься как никогда в прошлой жизни. Это будет не просто ужин, а обряд посвящения в воины света. И в наслаждение пищей. Ты ведь раньше любил пожрать?

– Мама очень вкусно готовила.

– О да! Корейская кухня. Я как-то прожил пятьдесят лет в Корее. На мой вкус слегка островато. Но я подсел на кимчхи.

– Да. Это очень вкусно. Но разве ты можешь есть и пить что-то, кроме крови?

– Тогда мог. Корея тогда еще носила древнее имя Чосон, но кимчхи уже было. Так вот, Цой, кимчхи – полная ерунда по сравнению с кровью вампира. Ничего вкуснее быть не может, и ты поймешь это с первой капли.

– Почему же тогда вампиры до сих пор не сожрали друг друга?

– В логике тебе не откажешь, Цой. Так бы и было, будь они полноценными личностями, но они всего лишь носители древних паразитов, оккупировавших их клетки – каждую клеточку – и использующих их мозг, чтобы длить свое существование.

– Но ведь ты… То есть мы тоже – носители?

Почти. Мы симбионты. Чувствуешь разницу? – Анжело подлетел к Цою поближе, чтобы насладиться его удивленным выражением лица. – Биологию надо было учить лучше. В общем, так: я пустил этих паразитов в свою кровь за то, что они сохраняют вечным мой мозг, куда я их не пустил. В моей ангельской крови они мутировали настолько, что и при передаче от меня ведут себя так же. Так что твой мозг тоже под надежной защитой. За это мы балуем их вампирской кровью, даруя им и получая сами неведомое людям и вампирам наслаждение. Ну и утоляя при этом свой голод.

– Лучше не надо о голоде. – Губы Цоя злобно скривились.

– Брось, мальчик. Ты голоден всего пару дней. Иногда приходится голодать месяцами. Вот это невыносимо. Я еще не успел как следует проголодаться после драчки в больнице. А тебе крупно повезло.

– А ты доверяешь этим троллям, Анжело?

– Я никому не доверяю. Но пока не проверишь – не узнаешь. Да и тебе пора уже размяться. Не все же играть в снежки с эльфами. Ты же воин, Цой!

– Какие снежки? Я учил их играть в регби снежным мячом. Ребятам приходилось впятером поднимать снежок, но они очень старались.

– Молодцы! Хорошо, что все обошлось без смертоубийства. Эльфы любят подвигаться. Вот цвергам с их куриными вывернутыми ножками спорт вообще противопоказан. Смотри-ка кто летит!

Беседующих юношей догнала крупная ворона. Видно было, что она смертельно устала.

– Карма, ты ли это? – радостно спросил Анжело – Что-то ты долго, подруга!

– Это нечестно! – Возмущению Кармы не было предела. – Почему вы меня бросили?!

– Не бросили, а оставили дома, – вставил Цой. – Ты бы спокойно дождалась нас у эльфов. Анжело сказал, что на битвы ворон не берут. Плохая примета.

– Я не ворона! Я – Карма!

Видя, как она задыхается, Анжело смилостивился.

– Ладно уж, лети с нами, упрямица. Что ж с тобой делать, если ты догоняла нас от самой Исландии.

Довольная ворона тут же опустилась Цою на загривок, аккуратно вцепившись в одежду когтями.

Двое последних суток эта странная троица провела в Исландии в гостях у горных эльфов. Днем они отсыпались в уютных норах под снегом, а ночами всячески развлекались.

– Делай что хочешь, только не вспоминай свою прошлую жизнь, – так сказал Цою Анжело. – Никаких вопросов про тех, кто остался там. Это закон!

И Цой очень старался. Хотя все время об этом думал. О родителях, о Ваньке. И, конечно, о Вики. То, что она предпочла ему Анжело, угнетало его больше, чем смерть и новая жизнь в вампирском теле. Он ненавидел Анжело. Прекрасное чувство к тому, с кем тебе придется провести вечность! Ненавидел, но очень уважал. Такой вот парадокс. Ну, а Карма, казалось, была счастлива и не отходила от Цоя ни на секунду.

Прошлым вечером эльфы получили сообщение для Анжело. Его доставили белые почтовые гуси. Один из них принес письмо, а второй – флягу с морошковой настойкой в подарок эльфам. Письмо было длинное, написанное от руки корявыми странными буквами, больше смахивающими на примитивные картинки. Если убрать все витиеватости, то вкратце в письме рассказывалось следующее. В пригороде Осло в эти дни проходил тайный блэк-метал фестиваль. Самые отъявленные сатанисты, неоязычники-викканцы и любители жанра ужасов наслаждались по ночам выступлениями своих любимых групп. Но для особо посвященных этой ночью на одном из маленьких островов в Ослофьорде – Проклятом острове – в Сгоревшей кирхе в полнолуние устраивался еще один концерт. Совершенно секретный, только по личным приглашениям, напечатанным на коже летучей мыши. Перед тринадцатью богатыми дьяволопоклонниками, заигравшимися в сверхлюдей, должны были выступить темные короли блэк-метала «Бафаметаморфос».

И все бы ничего, только вот в списке приглашенных оказались настоящие вампиры, которые планировали как следует попировать после концерта, принеся себе в жертву остальных меломанов. Музыканты были в курсе их коварного плана, но согласились молчать за огромные деньги. Однако у любящего напиться до свинского состояния басиста «Бафаметоморфос» язык за зубами держался плохо, и он открыл страшный секрет случайному собутыльнику в одном из баров портового района. По неслучайному стечению обстоятельств этот встречный оказался местным витчхантером. Колдуны Осло отправились на Проклятый остров, чтобы обсудить с местными троллями ситуацию.

Надо вам объяснить (как это сделал Анжело для Цоя), что Скандинавия – это такое место на Земле, где Астралия практически повсеместно пересекается с реальным миром. Местных жителей совсем не смущает соседство эльфов и троллей, а туристы, иногда сталкиваясь с ними на улице, просто удивляются, что за гигантский норвежец только что прошел мимо или что за странная бабочка упорхнула в лес.

Так вот, колдуны-витчхантеры предупредили местных троллей на острове о готовящемся вампирском пире и предложили свои услуги. Тролли ответили, что им совсем не жалко эту публику, но вампирских гуляний они на острове не потерпят. Вот только витчхантерам тут делать тоже нечего, они справятся сами. Но как только колдуны отправились восвояси, тролли отправили почтового гуся к снежным эльфам, у которых гостил Анжело, с предложением ему сделать за них черную работу. Все в Астралии знают, что нет в подлунном мире лучшего убийцы вампиров, чем Анжело.

Дело в том, что тролли терпеть не могут убивать людей, а отличить вампиров от раскрашенных фанатов блэк-метала – нелегкая работа. Тролли теперь мирный народ и уже давно не едят людей. Более того, даже не пугают. Некоторые из них ушли в мир людей, нашли там себе жен или мужей, и их дети даже не считают себя троллями. Разве что когда достают кого-то в интернете. Но это уже совсем другое дело. Да, да, мельчает сказочный народ.

Анжело сначала очень расстроился, что его так легко нашли. Ведь он думал, что они с Цоем надежно спрятались у эльфов и никто об этом не знает. Но ругаться с эльфами он благоразумно не стал. Все равно убежище уже засвечено. А вампирский шабаш на острове – удачная возможность попробовать обновленного Цоя в бою. Да и подкрепиться пора. Так что они, не мешкая, отправились в полет, не сказав ничего Карме, в первый раз за два дня улетевшей на охоту. А что делать, голод не тетка! Они не спешили. Анжело знал, что лучше прилететь во время концерта, дабы не спугнуть кровососов. А Цою лишь оставалось ему верить.

– Кстати, давно хотел спросить, почему ты Цой? Ведь твое имя Олег Хван. Верно? – Анжело летел перед Цоем, внимательно всматриваясь в горизонт.

Они подлетали к широкому Осло-фьорду.

– Ну-у… – промычал Цой.

Анжело откровенно нарушал собой же провозглашенный закон – не говорить о человеческом прошлом. Но он был главным в их тандеме и сам устанавливал и менял правила.

– Цой – гениальный музыкант, легенда русского рока. Он умер почти за десять лет до моего рождения. Я раньше фанател от его песен. Даже разговаривал цитатами. Вот все и стали меня так звать. Прилипло.

– Понятно, – довольно сказал Анжело, – значит, ты любитель рока. Отлично. Правильный выбор. Сейчас оторвешься на концерте. Потрясешь козами.

– Слушай, русский рок и норвежский блэк-метал – далеко не одно и то же!

– Да брось ты, – продолжал подтрунивать над ним ангел, – а как же «группа крови на рукаве» и ходить во всем черном? Вампирам бы понравилось.

– «Группа крови» – это совсем про другое. И если ты все знаешь о «Кино», зачем под дурачка косишь? Нравится прикалываться надо мной? – Цой напряг мышцы, шарами перекатывающиеся под одеждой.

Карма нежно погладила его клювом по волосам, желая успокоить.

Анжело сделал вид, что ничего не услышал, и торжественно протрубил в воображаемый рог.

– Видите эти огоньки вдали? Это чудесный город Осло. Один из моих любимых городов. Сколько раз я беседовал здесь с Мунком и Вигеландом… Мрачные были ребята, но совершенно гениальные. А Проклятый остров прямо под нами. Добро пожаловать в ад, господа и дамы!

Наверное, Анжело не шутил бы так, если бы обладал даром предвидения. Они резко снизились, ориентируясь на грохочущие барабаны, завывающие гитары и хриплый рык вокалиста. Сгоревшая кирха вовсе не походила на развалины. Просто ее каменные стены полностью почернели от пожара, устроенного здесь оголтелым викканцем в девяностые годы. Кирху в темноте можно было и не заметить, если бы не оглушительная музыка и горящие внутри факелы.

Юноши выхватили мечи. Анжело – огненный, а Цой – обоюдоострый клинок из эльфийской стали, украшенный в узкой ложбинке посередине эльфийским же золотом. Меч был подарком от новых друзей – подземных черных эльфов – цвергов.

Воины света влетели в высокие окна кирхи с выгоревшими витражами, как мотыльки на свет факелов. Свет, который тотчас же погас. И дьявольская музыка тоже мгновенно стихла, словно по мановению чьей-то дирижерской палочки. Цой, Анжело и Карма оказались в полной тишине и темноте. Вернее, оказались бы в темноте, если бы не полыхающий огнем меч ангела смерти, отбрасывающий сполохи света на стены кирхи. Анжело с Цоем спиной к спине висели в воздухе в центре здания и медленно вращались, стараясь понять, что же здесь происходит. От неожиданной тишины после раскатов блэк-металлического грома у Цоя заложило уши. Он ничего не видел, кроме их с Анжело теней на черных стенах, но чувствовал притаившуюся вокруг опасность всем своим могучим мертвым телом. Если бы его сердце могло замереть от страха…

– Это ловушка, валим отсюда, – тихо сказал Анжело, но слова прозвучали как гром и даже отразились эхом.

«…Сюда, сю-да, да, да, да», – спели им обгоревшие кирпичи. А вслед за этой песней по незадачливым воинам света с трех сторон снизу перекрестным огнем ударили пулеметные очереди.

«Ну вот и все. Прощай, Вики», – успело пронестись в голове у Цоя.

Скорость мысли слегка опередила скорость серебряных пуль.

Голова раскалывалась, как будто девочка не спала всю ночь.

Но хуже было другое. На душе у Вики было тяжело и муторно. Перед глазами постоянно стояло несчастное лицо задыхающейся бабы Любы. Вся вчерашняя злость на нее прошла, исчезла вместе со страшным сном, каждый эпизод которого теперь навечно врос в ее память.

«А ведь я тоже хотела наведаться к ней в больницу! – в ужасе вспоминала девочка. – Хорошо, что она умотала к своему Марио. Нет, все-таки надо еще раз проверить. Понимаю, что это глупо, но делать глупости мое кредо». – И ее палец уже набирал номер на только что включенном телефоне.

– Вики! Как ты меня напугала! Мы с Марио всю ночь не спали. И Маша с Германом тоже. Как ты? Тебе лучше?

«Жива», – отлегло от сердца у Вики.

– Мне лучше, – честно сказала она. – Ба, что ты знаешь про Создателя? Это маг? Он мог бы чисто теоретически воздействовать на нашу реальность? Воскресить кого-нибудь? Поменять цвет моих губ и ногтей? Лишить меня магических сил?

В трубке повисло тягостное молчание. А самое противное, что даже самой Вики ее вопросы начинали казаться нелепыми.

– Держись, деточка. Мы скоро прилетим. – Вики показалось, что баба Люба чуть не плачет, и у нее тоже навернулись слезы.

Да что ж за состояние такое истерическое!

– Не надо прилетать, ба. Извини меня. Я в порядке. Просто сон плохой увидела. Я сама со всем разберусь.

Вики снова отключила телефон, понимая, что сейчас начнутся звонки от Па и Ма-Маши. А она к ним совершенно не готова. Кто-то усиленно поработал с ее миром и много чего здесь натворил, пока она металась между Питером и Выборгом. Разбираться со всем этим бардаком будет непросто. Но она справится. Она очень сильная. Только вот надо поспать хотя бы пару часов. Может, ей теперь все время будут сниться такие реалистические кошмары? Не дай Первородный!

Она боялась опять оказаться в голове Тори. Боялась и одновременно хотела. Ей было совсем не безразлично, что еще может натворить эта обуреваемая ненавистью безумица. С полузакрытыми глазами Вики поднялась в свою комнату. Включила свет. Портреты на потолке и люк на смотровую площадку были на месте. Ну, уже неплохо, подумала девочка, машинально натягивая любимую пижаму с лягушачьим принтом.

– Спать хочу, и пошли вы все к черту, – обратилась она вслух к невидимым врагам, пытающимся довести ее до безумия, и упала на свою круглую кровать.

Через пару секунд она уже крепко спала. Но вместо продолжения кошмара она упала в глубокую яму кромешного черного сна, беспамятного и пустого. Пустого, да не совсем. В какой-то момент она явственно осознала, что слышит нарочито дикторский, даже можно сказать диктаторский, голос. Тот самый голос, который приказывал Тори убить бабу Любу. Слышит, только вот ни одного слова не понимает. Язык похож на все скандинавские сразу, но наречие ей неизвестно. Как же так, стала мучиться во сне Вики, я же знаю все языки в мире, в том числе мертвые и эсперанто. С этим вопросом она и проснулась, тут же начисто забыв, что ее так мучило секунду назад. За окнами было светло. Вики проспала до полудня.

«Надо позвонить родителям. Они ведь там с ума сходят из-за того, что я с ума сошла!» – подала голос совесть.

Да, а совесть-то у меня с юмором, решила Вики и призадумалась, не сидит ли в ней сейчас какая-нибудь ее спящая версия. Но эта бредовая мысль исчезла сразу, как только она пошла умываться и взглянула в зеркало. Паника накатила волной. Это были не ее губы. Она уже и забыла, что ее губы украли! Ее черные губы, которые так нежно целовал Анжело. Может, он ее и полюбил только за них! Надо срочно раздобыть черную помаду. Но сначала позвонить родителям и попробовать им подыграть.

– Вики, наконец-то! – Таким испуганным она видела отца в последний раз, когда Герта Подколодная примотала его скотчем к стулу. – Мы прилетим сегодня вечером. Прямого рейса не было. Держись, девочка.

– Па! Маша! Простите, что я вас так напугала. Похоже, я действительно чем-то траванулась в поезде. Помню, что съела в вагоне-буфете бутерброд с красной рыбой, и он мне сразу не понравился. Наверное, это был белорусский лосось. Но я уже выздоровела. Глюки прошли. Все нормально, родители!

– Ты нас не обманываешь, коза-дереза? – Родоки наконец-то стали похожи на себя. – Любу с утра ты очень напугала. Она тоже летит в Питер. Зачем ты вообще в этот Выборг поперлась?

– Я выспалась, и все прошло. Скажите бабушке, пусть спокойно отдыхает. Если что, обращусь к доктору Гамелянскому.

– Кто это? – искренне поразился папа.

– Ванин отец.

– А, точно, забыл Ванину фамилию. А он что, врач?

– Вы, похоже, много чего забыли. Хорошо с вами поработали, – не выдержала психического напряжения Вики.

Ей по-прежнему кажется, что родители ее разыгрывают. Но, учитывая то, что их вполне устраивает розовый цвет ее губ, возможно, что и нет. Все очень серьезно. Энтропия растет!

– Ты это о чем? – насторожился папа.

– Ни о чем. Токсины гуляют. Остаточные явления. У меня все в порядке. Перестаньте волноваться и дергать меня. Сдавайте билеты и работайте в Гонконге сколько нужно. Я тут со всем разберусь. Вечером созвон. Хорошо?

– Хорошо, – отозвался профессор.

Но его испуганные глаза говорили обратное.

Ладно, пообщались, теперь можно подумать, что делать дальше. Наколдовать себе вкусный завтрак, например…

Опять ничего не получилось, поняла Вики, подымаясь с пола в кухне. На этот раз она все-таки потеряла сознание, произнося заклинание. Ситуация-то усугубляется… Стараясь не смотреть на филина, ворону и кошку, – не называть же этих неблагодарных тварей по именам, на которые они теперь не реагируют, – Вики села пить кофе, благо запасов этого добра у нее не переведется на ближайшие пять лет. Родители-кофеманы – это иногда очень полезно.

Что ж, надо окончательно признать: колдовство ей больше недоступно. Возможно, что у нее забрали и другие способности вместе с родным цветом губ и ногтей. У ее родителей отшибло память. В ее дневнике и аккаунте изменились события последних трех месяцев, которые она прекрасно помнит. А вот остальные, похоже, нет. Правда, детально она общалась только с родителями и Любой. Ее монологи с бессловесными – что ее страшно бесило – Филом, Кармой и Матильдой общением назвать язык не поворачивается. С Цоем тоже все получилось скомкано. Нужно продолжить разведку и понять, насколько глубоко врагам удалось перепахать ее реальность. А это значит, что придется пообщаться со всеми ключевыми участниками событий последних трех месяцев ее ведьминской жизни.

Анжело! Вот с кем она сейчас пообщалась бы. Он бы точно ей все объяснил. Поставил бы своей маленькой возлюбленной мозги на место. Ведь если Цой вернулся, значит, и Анжело может быть здесь. И тут же на бедную девочку накатила теплая волна воспоминаний, сбившая ее с ног и вернувшая в жаркую декабрьскую ночь у Тругота. Как здорово и странно, что ей оставили воспоминания! Или она смогла сохранить их вопреки замыслу врагов? Значит, она будет бороться до конца, чтобы вернуть себе настоящую жизнь! Ей есть за что биться. Вернуть свою жизнь! Еще вчера главной ее мечтой было вернуть жизнь Цою, который безрассудно погиб от любви к ней. А сегодня она даже не рада, что Цой здесь. Так, надо с ним поговорить. Или сначала рвануть к Труготу в поисках Анжело? А вдруг его там нет? А вдруг он там есть, но при этом откажется ее узнавать? Станет вести себя, как ее родители. Будет молчать и глупо таращиться, как Фил. Объявит чокнутой, как баба Люба. Она этого просто не перенесет. Значит, начнем с Цоя. С ее верного рыцаря и Стража. Даже если он ничего не помнит, он ведь все равно любит ее. Или уже нет?

– Цой, привет!

– Хай, Вик. – Цой был бодр. – Мы тут с Вано по Невскому гоняем. Звонили те. Была вне зоны. Пришла в себя?

«Хороший вопрос». – Вики даже призадумалась на секунду, в себя ли она пришла?

– Может, зайдете ко мне?

– Слушай, мы уже в «Якиторию» зашли. Роллы заказали. Может, ты к нам?

– Не, не могу. У меня тут дела по дому. Цой, ты только не пугайся, ответь мне на простой вопрос: «Где сейчас Анжело?»

Цой нервно засмеялся. Было слышно, что он зажимает микрофон в телефоне.

– Опять гонит, – услышала Вики и поняла, что это сказано Ване.

Ей стало страшно обидно.

– Слушай, Вик. – Трубку взял ее лучший друг Иван Гамелянский. – Цой чего-то никак не впилит в твой новый прикол. Может, мне объяснишь, в чем фишка?

– Фишка в том, что нам троим нужно серьезно поговорить, – сказала Вики таким тоном, что Ваня наверняка сразу осознал свою ошибку и понял, что она вовсе не прикалывается.

– О’кей, – сказал Крысолов (хотя Вики уже очень сомневалась, можно ли его так называть), – вечером заедем к тебе. Заодно подарочек тебе новогодний передам. Первый Новый год с шестого класса не вместе встречали.

«Да уж, и Ваню, похоже, накрыло», – констатировала девочка. Она вдруг перестала расстраиваться. Видимо, наступил некий эмоциональный предел. Наоборот, даже появился азарт дойти до дна искривления реальности, понять, насколько все плохо.

Ваня считает, что провел Новый год не с ней. Замечательно. Значит, она раскапывала и закапывала могилу Цоя с фантомом Вани. Есть еще вариант – ей приснилась ее жизнь в течение последних трех месяцев, пока она спала в поезде по дороге в Питер. Чем не вариант? Унылый и тухлый. Прямо как взгляд Фила сейчас. Может, не кормить Магистра, пока он не перестанет издеваться и не заговорит с ней? Раньше его было не заткнуть. Ладно, черт с ним. Не до Фила ей. Сон – последний вариант, который она будет принимать в расчет. Хотя нет, последний вариант – сумасшествие. Именно свести ее с ума и хотят враги. Те, кто не хочет, чтобы королева Виктория села на трон и вернула в мир справедливость. Те, кто украл ее магию, ее жизнь. Постойте-ка! Украл жизнь…

«Вспышка! Фотоаппарат на станции! Вот когда это случилось!» Вики поразилась, как это она не догадалась раньше. В памяти всплыла их первая поездка с папой в Египет. Они бродили по жаркому, душному Порт-Саиду, и десятилетняя любопытная Вики беспрестанно щелкала фотоаппаратом.

– Только людей не снимай, – строго сказал утомленный чудовищной жарой профессор, – а то нас побьют.

– Почему? – удивилась Вики.

– Они верят, что фотоаппарат может отнять их душу.

Отнять душу? Отнять личность? Дикие люди. И вот теперь Вики на полном серьезе рассуждала, могла ли яркая вспышка фотоаппарата на перроне вокзала в Выборге украсть ее жизнь.

«Не знаю, как насчет личности, но привычное лицо у меня точно отняли. А что олицетворяет личность, если не лицо человека? Так, это я уже в какие-то филологические дебри забралась, подумала Вики, а мне, наоборот, выбираться надо. Анализировать, искать ветки истины, которые вытянут меня из трясины лжи».

«Что точно поменялось в моем мире?» – рассуждала Вики. В него вернулись те, кого она похоронила. Если Цой и Мотя на месте, не значит ли это, что Шкатов тоже может объявиться здесь и «по старой дружбе» ответить на ее вопросы? Ведь перед тем, как выстрелить в нее из парабеллума Зверя, лихой майор вроде как даже признавался ей в любви и преданности и сулил рассказать что-то важное… Вот пусть и расскажет. Сложный он все-таки был тип: влюбленный в нее маньяк, штатный ассасин ордена, марионетка в руках бабы Любы, преданный воин-витчхантер, убийца Цоя. Ну, раз последний жив, можно попробовать забыть об этом. К тому же кто сказал, что Шкатов вернулся? Ведь от него остались одни ботинки. Но проверить можно.

Во всяком случае, в сидении дома не было совершенно никакого смысла. И Вики отправилась на улицу Чехова в знакомое отделение полиции.

Погода для января стояла вполне приличная. Ветра почти не чувствовалось, небо было синее, высокое, и даже солнце в нем присутствовало, хотя и ни фига не грело. Градусов десять питерского мороза из-за высокой влажности кусались по ощущениям как все двадцать, но это только бодрило Вики. Это был ее Питер, ее январь. В метро и на улицах никто не обвинял ее в безумии, все было знакомо и привычно, и девочка немного успокоилась.

«Естественно, мне скажут, что майор Шкатов героически погиб на боевом посту, защищая город от маньяка», – думала Вики, сворачивая с широкой улицы Жуковского на коротенькую улицу Чехова. О том, как на самом деле погиб Шкатов, Вики предпочитала не вспоминать. Она не гордилась своим подвигом.

Небо над улицей Чехова было сплошь перечерчено пересекающимися проводами. Все к ним привыкли и не обращали никакого внимания, а Вики впервые подумала, что это дополнительная нервная система города. Ей бы тоже сейчас дополнительные нервы не помешали.

– Здравствуйте, я к майору Шкатову по делу.

Скучающий щекастый дежурный без вопросов пропустил ее внутрь. Даже паспорта не спросил, только лениво поправил:

– Не к майору, а к капитану. Знаете, куда идти?

Вики кивнула. Сделала пару шагов вперед и сразу замерла.

Она знала, куда идти, и совершенно не хотела этого делать. Перед глазами стояла обожженная рука ассасина с ножом, приставленным к горлу Цоя…

– Девушка, вы в порядке?

Вики опять кивнула и заставила себя подняться на последний этаж.

«Один раз я с ним уже справилась, так что пусть он меня боится!»

Подниматься на чердак к Шкатову не пришлось. Он курил на лестнице. Взгляд его внимательных глаз лениво скользнул по Вики и, не меняя выражения, вернулся в зарешеченное окно.

– Привет, Шкатов, – не своим чересчур высоким голосом выдавила из себя Вики, – как жизнь ассасинская?

– Чем обязан? – Шкатов, не выпуская сигарету изо рта, смерил наглую малявку недобрым взглядом.

Вики молчала, решив устроить с ним дуэль взглядов. Этими глазами она уже превращала его в кучку пепла: может, повторить? Но Шкатов не стал играть с ней в гляделки.

– Извините, что-то не могу припомнить, кто вы. Мы знакомы? Вы чья-то дочь?

– Ага, – злорадно подмигнула ему раздухарившаяся Вики, – правой руки ордена Уробороса. Хорош прикалываться, Шкатов. Я все про тебя знаю, маньячина!

На мужественном лице полицейского не дрогнул ни один мускул. Он достал айфон из кармана и стал набирать номер, не глядя на грозно пыхтящую Вики.

– Семенов, ты что там, спишь, что ли? А как ты тогда пропустил ко мне эту сдвинутую пигалицу? Вот давай поднимайся и выпроваживай ее! А это не мои проблемы!

Убрав телефон, Шкатов многозначительно посмотрел на Вики:

– Я сегодня добрый. У тебя есть десять секунд, чтобы уйти самостоятельно. Мы даже на наркотики тебя не будем проверять.

Вики поперхнулась гневом. Но что поделать? К сожалению, поведение Шкатова полностью укладывалось в матрицу последних бредовых событий. «Чистильщик» Шкатов воскрес, как Цой и Мотя, и теперь принимал ее за сумасшедшую, как и родители. Или притворялся, как они. Надо ломать эту тенденцию. Ишь, стоит гад, улыбается, глядя, как ее распирает от негодования! И Вики прорвало странной импровизацией:

– Свяжи меня со Зверем, Шкатов! Со своим московским начальником Зверским свяжи. У меня для него есть срочная информация. Создатель вернулся и хочет уничтожить Древних. Всех Древних без разбора.

Шкатов помрачнел. Голливудскую улыбку словно тряпкой стерли с прямоугольной доски его лица. Он даже снова перешел на вы:

– Что еще за шутки? Кто вы такая? – Стало видно, как от напряжения обозначились скулы ассасина.

– Я же сказала, Шкатов, я все знаю! Так что, свяжешь меня со Зверским?

Но ответа на вопрос Вики не дождалась. Дежурный Семенов подло подкрался к ней сзади. Оценив обстановку, он без лишних слов крепко обхватил, поднял и понес по лестнице вниз отчаянно сучащую в воздухе ногами девочку.

Несмотря на ожесточенное сопротивление Вики, щекастый полицейский вынес ее на улицу и, не стесняясь прохожих, дотащил до угла с улицей Некрасова, где и поставил у помятой водопроводной трубы.

– Иди домой, девочка. Прощаю тебя только ради Нового года. Ну и потому, что мне лень рапорт писать. Еще раз сюда придешь, я тебя арестую за хулиганство! – тяжело отдуваясь, сказал Вики на прощание дежурный Семенов и пошел нести свою вахту дальше.

Публично униженная королева витчхантеров в состоянии аффекта попыталась превратить удаляющегося полицейского в хомячка, но у нее уже привычно поплыли круги перед глазами. Пришлось обняться с трубой.

– Может, тебе «скорую» вызвать, милая?

Рядом с Вики остановилась добросердечная старушка, замотанная в теплый пуховый платок.

– Спасибо. Все в порядке.

Девочка оттолкнулась от трубы и побрела по улице Некрасова, не понимая, куда направляется. Все вокруг вызывало у нее неприятные ассоциации. Слева позади остался Большой театр кукол – красивое здание в стиле модерн. Вики не раз бывала там на замечательных представлениях. А сейчас она сама ощущала себя куклой в чьем-то большом инфернальном театре. Ей казалось, что кто-то с удовольствием наблюдает за ее злоключениями, дергая за ниточки и озвучивая всех ее знакомых.

«Прогуляюсь-ка я до башни Иванова, – решила она. – Есть у меня такое подозрение, что Лера Зомби должна быть дома. Надо убедиться, что с ее Кошкой все в порядке».

И она пошла к Таврическому саду, двигаясь по Некрасова до района, который издавна назывался Песками. «Песок – это моя жизнь, что сыплется у меня сквозь пальцы, – печально думала Вики, бредя по промерзшим улицам. – Мой мир рассыпается у меня на глазах, словно песочная скульптура на берегу моря. Я «девочка в песках» в лапах у какого-то местного злобного Кобо Абэ»[2].

В Таврическом саду бегали поздние лыжники. Проходя мимо продуктового магазина, Вики вспомнила, что ничего еще сегодня не ела.

«Может, Лера мне хотя бы чаю нальет?» – мечтала замерзшая Вики. Губы у нее без всякой помады приобрели красивый синеватый цвет.

Вики повезло. Она успела перехватить закрывающуюся дверь за вышедшим из парадной Леры господином в шапке-пирожке. Звонок у дверей в квартиру Леры отсутствовал. Вики робко постучала кулаком. Ноль эффекта. Постучала тяжелым гриндерсом. В квартире раздалось недовольное ворчание. Дверь распахнулась. На пороге стоял заспанный молодой человек. Из одежды на нем были только трусы, но огромное количество цветных татуировок создавало иллюзию одетого тела. Помятое смазливое лицо в пирсинге, растрепанные крашеные волосы и перегар. Ни дать ни взять – рок-звезда районного масштаба. Парень и Вики испытующе уставились друг на друга. Девочка почувствовала, как ее и так раскрасневшееся от мороза лицо покрывает румянец стыда. Рокер же ничтоже сумняшеся похлопывал себя рукой по кубикам плоского живота и продолжал поедать глазами молчащую гостью.

– Лера дома? – тихо спросила Вики, отведя глаза от парня и делая вид, что рассматривает нескончаемую череду зомби, изображенных на стенах.

– Алекс! Да ты совсем охренел, походу, – раздался в коридоре знакомый голос, – уже ко мне домой своих фанаток малолетних водишь?

– Да чего ты орешь-то? Это к тебе какая-то готелочка пришла! Поспать не дают!

– Штаны надень, звездюк, – крикнула синеволосая Лера своему парню, который медленно продефилировал в спальню, – светишь тут своими картинками перед каждой чикой, самовлюбленный павлин!

На Лере тоже, однако, не было перебора одежды. Фирменная майка группы «Бафаметаморфос» закрывала ее худое, перемазанное краской тело до острых коленок. На руках у художницы сидела, лениво щурясь на яркий свет, Кошка. Целая и невредимая!

«Вот и замечательно», – обрадовалась Вики.

– Мы что, типа знакомы? – прервала молчание Лера, внимательно всматриваясь в лицо невысокой черноволосой гостьи. – Чего тебе надо, девочка?

«Чаю не будет», – грустно поняла Вики.

– Мы знакомы, Лера. Но ты не вспомнишь, не трудись. Я зашла буквально на секунду. Кошку проведать и сказать тебе одну важную вещь. Не желай, пожалуйста, никогда никому ничего плохого. И зомби своих не пытайся оживлять.

– Слышь, Алекс! Она по ходу обдолбанная! Иди давай отсюда, нарколыга! Советы она мне тут дает. Учит жизни! Зашквар какой-то!

Дверь с грохотом захлопнулась прямо перед носом Вики. Старый дом, видавший представления поинтересней, недовольно заскрипел. А Вики спустилась на один пролет, села на ступеньки холодной лестницы в башне Иванова и впервые за эти два дня заплакала от бессилия и полной безысходности.

Цой зажмурился и приготовился к смерти. Поэтому он не увидел, что закрыт от пуль левым крылом Анжело. Тот полностью укрылся крыльями и обернул пуленепробиваемым колоколом себя, товарища и сидящую на плече у Цоя Карму. Пули со звоном отскакивали от крыльев ангела смерти, летели в стены, рикошетили во все стороны. Под сводами кирхи сновал рой ослепших, обезумевших серебряных ос. Вот только воинов света они ужалить не могли. Анжело, продолжая укрывать товарищей парашютом из сложенных крыльев, медленно опускался вниз, а пулеметы все строчили и строчили. Если бы ангел был один, то обязательно попытался бы вылететь наружу через сводчатые окна, но сейчас он точно потерял бы Цоя. Что же делать? Самое неприятное в жизни охотника – поменяться с дичью местами. Званый ужин оказался чересчур горячим и запредельно острым, но Анжело было не привыкать к смертельной опасности. Развернувшись лицом, как ему показалось, к одному из источников огня, он резко взмахнул правым крылом и отправил туда смертельный луч своего меча. Молния сверкнула резко и неожиданно.

Грохот и три пули в груди.

«Неплохой результат», – подумал ангел.

– Один есть, – прокричал он, желая подбодрить притихшего Цоя.

И тогда из-под его левого крыла, прямо под весело поющие пули, с боевым карканьем вылетела Карма.

«Прощай, птичка», – только и успел подумать ангел, как все вокруг озарилось необыкновенно яркой белой вспышкой, ослепившей его даже через крыло. Если бы они с Цоем умудрились сейчас увидеть Карму, они не забыли бы эту картину никогда. Над колоколом из крыльев Цоя в воздух поднималась, медленно кружась, обнаженная девушка, сотканная из белого солнечного пламени. Протуберанцы пылающими нитями сновали в снопе ее световых волос, увенчанном ослепительной короной.

Сила света, огня и красоты преображенной Кармы была такова, что все пули в кирхе расплавились на лету. Расплавились не только пули, но и пулеметы. А пулеметчики, лежащие с трех сторон в укрытиях из замшелых валунов, сгорели без остатка. Даже сажа на кирпичах кирхи сгорела, и стены заблестели, как новые. Все это произошло за долю секунды. Для Анжело и Цоя это была всего лишь вспышка, обдавшая их жаром, будто пар в русской бане, но не более того.

– Все спокойно, воины. Можете выходить, – чуть насмешливо обратилась к товарищам Карма.

Через пару секунд, когда к Анжело вернулось зрение, Карма в вороньем обличье как ни в чем не бывало сидела на плече у Цоя, хлопающего глазами в пахнущей озоном темноте. Подняв над головой горящий меч, Анжело обошел кирху, но, кроме застывающих клякс расплавленного металла в каменных кучах, ничего не обнаружил.

– Прости, Цой! Ужин подгорел. Но все претензии к хозяйке. Карма, ты спасла нас. Не знаю как, но мы теперь твои должники.

– Я и сама не знаю, что это было. Я просто так испугалась за Цоя, что вышла из себя. А потом… – Карма замялась, подбирая слова, но нужных так и не нашла.

– Никто из нас не знает себя до конца…

Анжело тяжело опустился на горячие валуны.

Серебро в груди жгло нещадно. Хорошо, что из мягкого золота не наделать пуль, иначе ему сегодня пришел бы конец.

– Что? Что это было? Где концерт? Где вампиры? – Цой не понимал ничего, кроме того, что чудом избежал неминуемой смерти.

– Везунчик ты, Цой. Это была засада. Нас заманили. Вернее, не нас, а меня. Старею я, видать. Перестал чуять обман. Голод меня делает глупым. – Анжело тихо застонал.

– Эй, Анжело, ты, часом, не ранен? – Карма подлетела к нему и села на колено. – Ну-ка быстро ложись на спину.

Анжело беспрекословно выполнил команду птицы, неожиданно осознав, что теперь доверяет ей целиком и полностью. Он лег, вставив меч рукоятью в щель между валунами, что окончательно превратило его в факел на ближайшее время. Странно, не правда ли? Всего неделю назад Анжело, не задумываясь, разрубил бы Карму надвое, а сейчас она спасает ему жизнь второй раз подряд.

– Ты еще и доктор, бесценная птица?

– Я цыганская колдунья, если ты не забыл. Врачевать нас учат с рождения. Терпи!

Она быстро, как могла, вытащила острым клювом из его узкой груди три серебряные пули. А потом еще раз очень нежно дотронулась клювом до каждой из ран, что-то тихо прокаркав.

– Больно, черт побери! Что за несправедливость? В моем вампирском теле сердце не бьется, легкие не дышат, а нервная система работает даже более чутко, чем прежде. Только на холод не реагирует.

– Радуйся, – сказала Карма, – если бы она не работала, тебя давно бы уже не было. Тупые зомби живут недолго.

– Если сердце не бьется, как кровь двигается по телу? – удивился Цой, стоящий над Анжело.

В прошедшие два дня новой жизни физиологические особенности его мертвого тела не сильно интересовали его, а сейчас вдруг стало любопытно.

– Долго объяснять. Паразиты в наших клетках занимаются всеми необходимыми процессами и обменом веществ и энергий в том числе. Лучше не думать об этом, чтобы не сойти с ума. Дай-ка мне пули, Карма! Я так и знал! Это были орки-пулеметчики, ассасины – наемники высшего класса. Видите, три стрелки, процарапанные на пуле, это их знак. Дорогие были киллеры. Мои заказчики не скупятся. Хотят показать всем в Астралии, что предателя покарали. Красивую публичную смерть мне заготовили. Спасибо, Карма, раны уже почти не болят.

– Значит, эльфы нас предали? – грустно спросил Цой, поглаживая дареный меч.

– Не думаю, – ответил Анжело, – и эльфы, и местные тролли наверняка не были в курсе планов ассасинов.

Словно услышав его слова, в кирху через главный вход ворвалась целая толпа высоченных существ с факелами в руках. Оказавшись внутри, они бухнулись на колени перед Анжело, полулежащим на камнях.

Цой с интересом разглядывал их. Ростом они все были не меньше двух метров, и мужчины, и женщины – широкоплечие, ушастые, с грубыми, словно высеченными из камня чертами лица. Но в общем и целом они не сильно отличались от людей. Одеты тролли (а Цой сразу понял, что это они) были кто во что горазд. Большинство в меховых шубах, штанах, унтах и шапках, украшенных лосиными и оленьими рогами. Но попадались и модники в цветных пуховиках и зеленых алясках.

– Слава Имиру, ты жив, Анжело! – проревел самый большой тролль с косматой рыжей бородой.

Его пробитые ноздри украшали кабаньи клыки. Говорил он на общем языке Астралии, доступном всем ее волшебным обитателям и некоторым посвященным. Кстати, Цой тоже обрел способность его понимать после своего перерождения.

– Не Имиру, а Карме! Это она спасла нас, Рагнарек, – ответил ангел, и важная птица горделиво поклонилась троллям. – Рассказывайте, что у вас здесь случилось. Как вы запустили в кирху этих подонков?

– Нас обманули, – угрюмо сказал рыжий бородач, названный родителями Рагнареком в честь дня гибели всесильных асов, – эти подлые люди были такие хитрые.

– Орки, – поправил его Цой.

– Не вижу разницы. Для нас они люди. Разновидность людей, как, собственно, и ты, узкоглазый вампир. Или ты думаешь, что мелкие твари в твоем теле делают тебя ровней нам – етунам, потомкам инеистых великанов?

Рыжий тролль набычился, свирепо взглянул на Цоя и даже обнажил желтые клинки зубов. Цой не остался в долгу, упрямо наклонил голову и дерзко уставился на тролля.

– Прости его, Рагнарек, – вмешался Анжело. – Он молод, глуп и обращен всего пару дней назад. Но он Страж королевы Виктории, которая вернет в мир справедливость, и мой друг, так что отнесись к нему с должным уважением. Продолжай, пожалуйста, свой прекрасный, занимательный рассказ.

Тролль с большим трудом выдавил на рубленом лице подобие улыбки и даже чуть кивнул Цою: видимо, таким способом принеся ему извинения. А потом снова сбивчиво заговорил. Чувствовалось, что длинная речь дается ему тяжело.

– Они появились позавчера, эти трое. От них дурно пахло смертью. И эти пулеметы. Ты знаешь, как мы ненавидим все эти человеческие машинки смерти. Благородные тролли используют для убийства только натуральные материалы. Они сказали нам, что викканцы снова хотят учинить шабаш на острове. Опять хотят играть свою громкую электрическую музыку, славить Одина и Тора, которых мы ненавидим, и устроить пожар в кирхе. А их троих, профессиональных убийц, будто бы послали Древние, чтобы они положили этому конец. Они сослались на тебя, Анжело. Сказали, что Древние хотели послать тебя, но ты же на отдыхе, как мы знаем. Ну, мы покивали, что, мол, да, знаем. Они спросили, чего это ты решил отдыхать на Ледяном острове, но мы схитрили и не ответили им, что ты там прячешься. Сказали, что тебе виднее, где отдыхать. Мы так поверили им, что даже помогли натаскать камней в кирху. А потом они сказали, чтобы мы ушли на другой край острова. Что здесь будет громко. А ты знаешь, как мы не выносим гром! Они обманули нас. Эльфы заподозрили неладное и послали к нам гуся, узнать, как у вас все прошло. И тогда мы все поняли и побежали сюда. Прости нас, ангел смерти. Тролли чтят тебя и помнят твои подвиги. И у нас для тебя есть подарок.

– Да? И что за подарок?

– Вампир. Мы поймали его три дня назад. Он приплыл на остров ночью и что-то вынюхивал. Мы связали его и держим в пещере. Теперь мы думаем, что он искал тебя. У него были золотые метательные ножи.

– Альбус, – скривился Анжело. – Белые волосы? Красные глаза?

– Точно. Все, как у тебя. Он тоже альбинос. Это твой брат?

– Это мой враг. Видишь, мой юный друг, как опасно находиться рядом со мной. На меня идет серьезная охота. Поэтому я не могу быть рядом с любимой.

Цой даже не знал, на что ему обижаться больше: на насмешливый тон ангела, на то, что он назвал его юным другом. Или на то, что он напомнил ему о Вики, и о том, что она выбрала не его. Но Анжело продолжал говорить, делая вид, что не замечает его обиженного лица.

– Зато мы с тобой сейчас все-таки поужинаем. Да, понимаю, что звучит жутко. Я ненавижу себя за то, что я такой. И мне очень стыдно. И я обязательно дам Альбусу шанс умереть в бою. Но все же нам надо питаться. Мы с тобой вампирофаги, Цой. Хищники! Это суровый закон твоей новой жизни, и тебе все равно придется его принять.

Анжело привстал и махнул троллям тощей рукой, словно благословляя их:

– Рагнарек, мы прощаем вас. Вы, великие потомки инеистых великанов, – благороднейшие создания, и вам неведома ложь. Поэтому вам всегда так трудно распознать ее. Забудем про орков. Тащите сюда Альбуса, а сами уходите. Я всегда стесняюсь питаться при ком-то не таком, как я. И это еще одна причина, Цой, почему я не могу быть рядом с Вики. И никогда не смогу.

Вики стояла на площадке у квартиры Тругота и вжимала большой палец правой руки в пластмассовую кнопку звонка уже минуты три, но к дверям до сих пор никто не подошел. Девочка слышала, как переливается в квартире навязчивая мелодия, и не собиралась уходить, пока ей не откроют. Это был оплот ее последней надежды. Возможность встретиться с Анжело. Возможность попасть в Астралию. Возможность доказать себе и этому миру, что она нормальная. Даже когда дверь наконец-то распахнулась, Вики еще пару секунд держала палец на звонке.

– Добрый день, прекрасное дитя! Может, вы уже перестанете развлекать нас этой примитивной и постылой музыкой?

Из дверей на Вики с любопытством смотрела Джозефина. Вики с трудом признала в ней жену белого мага – она больше походила на городскую сумасшедшую, чем на даму из высшего света, какой ее привыкла видеть девочка. Ни бального платья, ни драгоценностей, ни макияжа с тонной пудры, ни трехэтажной прически. На пожилой женщине был теплый красный спортивный костюм с начесом, толстая белая шерстяная вязаная кофта, домашние тапочки в клеточку, на голове хипстерская лыжная шапка с помпоном, на носу огромные очки, а за ними – о счастье – все те же проницательные глаза. Ну и грассирующее «р» тоже выдавало Джозефину, прикинувшуюся странной старушкой. Рядом с ней быстренько нарисовался большой белый пудель, стриженный подо льва, и тоже уставился на девочку. Может, хотя бы красавец Доротеус ее узнает?

– Вы уверены, что не ошиблись квартирой, деточка? Пройдете или предпочитаете стоять на площадке?

– Я к Гавриилу. – Вики замялась, сообразив, что она не знает отчества Тругота.

Но отчество не потребовалось. Джозефина, шаркая тапками по растрескавшемуся паркету, удалилась внутрь квартиры, откуда до Вики донеслось:

– Гаврик, посмотрите, какое прелестное создание к вам пришло!

Внутри мастерской белого мага все было как всегда – знакомо и незнакомо. Каждый раз, когда Вики попадала сюда, в преддверии Астралии, пространство квартиры играло с ней в странные игры. Сейчас квартира мага прикинулась более-менее обычной мастерской со стенами, полностью завешанными картинами и фарфоровыми тарелками, расписанными мастером. Из тесной темной прихожей двери на две стороны вели в большие комнаты с высоченными готическими окнами. На этом все. Никаких бесконечных темных галерей, никаких тронных залов, да и над головой метрах в пяти белел потолок в трещинках и паутинках, а не синело высокое небо Астралии.

Словно два фрагмента отсутствующего волшебного неба, на Вики уставились вечно молодые, любопытные глаза Тругота. Художник, в отличие от жены, снова выглядел роскошным франтом. Ярко-красные бархатные штаны, черный бархатный же пиджак, неимоверной длины шарф, лихо закрученный вокруг морщинистой шеи, и облачко седых волос над худощавым лицом.

Тругот остался тот же, и он был белым магом, это у Вики не вызывало ни малейшего сомнения.

Вот только смотрел он на нее, как будто видел в первый раз.

– Добрый день, магистр. Я – Виктория Адамсон, дочь глав ордена Уробороса. Вы меня не узнаете?

Вики прекрасно помнила, что белый маг не умеет говорить и все свои слова рисует в воздухе руками в виде символов, и очень ждала повторения этого волшебства. Но в этот раз вечно молчащий Тругот заговорил с ней скрипучим старческим дискантом:

– Уробороса? Ух ты! Красиво придумано. Простите, не узнал вас. Мы, что же, знакомы? И что за дело у такой красавицы к моей скромной персоне? Я думал, вы – журналистка. Много в последнее время приходит. Или из издательства. А вы из Уро-бо-ро-са. Чем же я могу быть полезен вам?

Увидев слезы в глазах замявшейся гостьи, добрый старик расстроился:

– Ну вот! Что ж это такое? Немедленно перестаньте разводить сырость, милочка. Давайте сюда ваше пальтецо, обувь снимать не надо. Пойдемте чаевничать. Заодно расскажете, что привело вас ко мне. Джози, дорогая, сделайте нам с Викторией чаю, пожалуйста.

Тругот под ручку проводил Вики в комнату и усадил на скрипучее кресло за длинным столом, целиком покрытым тонкими листами бумаги с акварельными эскизами. Маг сгреб их в сторону, к старой настольной лампе, тускло поблескивающей медной головой, и, словно извиняясь, пояснил:

– Заказали Данте. Так что я, извините, с головой в аду.

Вики взяла себя в руки, перестала плакать и с любопытством смотрела по сторонам: кругом на столиках, софе, стульях и креслах лежали кипы, пачки и стопки рисунков Тругота, полки вдоль стен были заполнены книгами по искусству и несчетным количеством книг с иллюстрациями мага. На старинных подставках стояли и смотрели на нее слепыми глазами бюсты Пушкина и Петра Первого. Со стен глядели яркие необычные картины Тругота: синее солнце, зеленые люди, откровенно обнимающиеся в малиново-желтом небе. Вики отвела глаза. Солнечный свет в высоких окнах потихоньку угасал.

«Ко мне же ребята скоро придут, – вспомнила она. – Надо торопиться».

– Простите, магистр. Я что-то совсем перестала держать себя в руках. У меня к вам очень важное дело.

– Я весь внимание, – кивнул Вики художник.

– Помогите мне найти Анжело. Я попала в странную ситуацию. Боюсь, что только он может мне помочь. Анжело, он сейчас не у вас?

Тругот изменился в лице, словно услышал несусветную глупость. Но через мгновение в уголках его синих глаз снова залучились добрые морщинки.

– Анжело? Ах да, конечно, Анжело. И правда, есть у меня такой дальний родственник. Вагабондо! Болтается по всему свету. Сто лет уже не проявлялся. У меня, к большому сожалению, нет никаких его координат. Но вы, милочка, как вы могли с ним познакомиться? Хотя теперь с этой вашей глобальной сетью…

– Анжело есть в интернете? – встрепенулась Вики.

– Не знаю. Я никогда не пользовался интернетом. Меня пугает слово «сеть». Боюсь, что меня ею поймают.

Джозефина, отчаянно шаркая, принесла Вики большую кружку чаю и вазу с овсяным печеньем. С ней пришел пудель. Он сел рядом с Вики и положил расстроенной девочке голову на колени, пытаясь ее утешить. Услышав слова мужа про сеть, Джозефина включилась в беседу:

– А паутина? Как вам нравится «глобальная паутина», милочка? Если есть паутина, значит, должен быть и паук?

– Джози, любимая, я тоже жду чай. И мое любимое клубничное варенье принеси, пожалуйста!

Вики ничего не ела с утра и очень проголодалась. Еще немного, и она могла бы бухнуться в голодный обморок. Поэтому овсяное печенье с горячим сладким чаем оказались настоящим спасением. Она доедала уже третью печенину, мучительно соображая, что же делать дальше? Кровь отлила от головы к желудку. Стало гораздо спокойнее. Захотелось спать. Анжело здесь нет. Искать его через белого мага бесполезно. Да и какой он белый маг? Только не здесь и не сейчас. Тругот искренне ее не узнает и ведет себя как обыкновенный добрый старый петербургский интеллигент. Даже не заигрывает с ней в этот раз.

Джозефина принесла чай себе и мужу, варенье, розетки, ложечки и присоединилась к ним за столом, бросая на Вики любопытные взгляды.

– Спасибо! Все очень вкусно. Значит, вы не знаете, как мне найти Анжело? И ничем не можете мне помочь? – отвалилась Вики от стола, отодвинув пустую чашку.

– Ума не приложу, – вздохнул Тругот. – А вы знаете, что вы прекрасны, юное дитя? Я хочу писать ваш портрет. Немедленно. Садитесь сюда. Милая, принеси девочке еще чаю с бисквитом. Я буду писать ее. Не бойтесь, это займет пять-десять минут от силы.

Полусонная Вики очень удивилась, обнаружив себя сидящей у окна на старой продавленной софе и снова пьющей горячий черный чай, почему-то пахнущий лыжной мазью.

«Боже, – подумала она, – я позирую Труготу, вместо того чтобы искать выход из западни. Совсем рехнулась! Эта квартира – портал в Астралию. И мне просто необходимо туда попасть!»

– Что-что? Австралия? Это на вас лапсан-сушонг так подействовал, деточка? Больше не пейте его. Это Джози его любит, а я всегда говорил, что эту гадость надо закусывать мухоморами.

«Я что, сказала это вслух?» Вики испугалась и стряхнула с себя остатки дремы. Во всяком случае, ответ про Астралию она получила четкий и ясный. Спросит еще раз, и Тругот вслед за родными объявит ее крэйзанутой.

– Простите за глупый вопрос, Гавриил. А вам никогда не казалось, что вы живете не в своем мире? Что это не ваша жизнь? Что вас и всех вокруг заколдовали и они забыли про себя что-то очень важное? Никогда?

– Эх, – художник, не отрывая глаз от Вики, водил карандашом по бумаге, – да я просто уверен в том, что так все и есть, деточка. Каждое утро в зеркале я вижу какого-то старика, который украл мою личность. А что я могу поделать? Мои миры – это мои картины, мои иллюстрации. Я проживаю каждую книгу, как новую жизнь. Создаю свои Вселенные, и мне грех жаловаться на мироздание.

– На Первородного? – не удержалась Вики.

– Что-что?

– Простите. – Вики почувствовала, что ее несет и она не может сдержаться. – Я знаю мир, в котором вы – могущественный маг, а ваша квартира ведет в волшебный мир с чудесными существами, где нет никаких земных законов и все счастливы или так, хотя бы, кажется.

– У вас очень образное мышление, дитя мое. – Труготу нравилась беседа, и она совершенно не мешала ему заниматься любимым делом. – Вам нужно писать книги. Конечно, я маг. Каждый творец – маг. Мои творения – это волшебный мир, куда каждый может попасть с моей помощью.

Спорить с мудрецом без явных доказательств было бесполезно и бессмысленно. Вики умолкла, мучительно собираясь с мыслями. Сгорбившийся над столом Тругот делал набросок за наброском, а девочка рассматривала картины, висящие за его спиной. Вот фиолетовая гора, на которой происходит веселый шабаш каких-то немыслимых крылатых существ, вот наводнение в игрушечном городе, вот разряженная франтом горилла на помпезном балу, война клоунов, а вот… Черт побери! Вики обожгла ногу выплеснувшимся чаем. Но внутри ее обожгло гораздо сильнее. Обидой и надеждой одновременно.

– Зачем вы меня обманываете! Как вам не стыдно! Вы все знаете и помните! – Вики показывала пальцем на большую картину в углу комнаты.

Картина висела там так давно, что левый верхний угол весь зарос серой лохматой паутиной. Тругот смешно дернулся от ее крика и вскочил из-за стола, пугливо оглядываясь, словно ожидая увидеть там нечто страшное.

– Эти три карусели в небе, одна в виде торта, и эти две фигурки влюбленных, обнимающихся в небе над ней! – торжествовала Вики. – Только не говорите, что вы не знаете, кто это!

На ее крики в комнату приковыляли Джозефина с Доротеусом. У обоих был перепуганный вид.

– Немедленно прекратите кричать! Ваши фантазии переходят все дозволенные границы. Гаврик – старый, больной человек, а вы кричите на него, как на нашкодившего мальчишку! Стыдно, милочка! Я вынуждена указать вам на дверь.

– Ах, это? – Тругот, как загипнотизированный, смотрел на картину, силясь понять, что так вывело из себя его гостью. – Это писал мой отец. Причем еще до моего рождения, дитя мое. Вы какая-то неуемная фантазерка! Посмотрите – вот дата.

– Ничего я не буду смотреть. Все понятно. Вы все просто издеваетесь надо мной. Пытаетесь свести с ума. Участвуете в заговоре! Вступили в преступный союз с врагами Трона. Ничего. Каждому воздастся! – Вики с грохотом поставила недопитую чашку чаю на стол, залив лежащие рядом эскизы, и устремилась к выходу.

Гнев переполнял ее, подобно Тори из давешнего сна.

– Возьмите свой портрет, милочка, – услышала она уже в дверях.

– К черту портрет! Мне пора. А вам должно быть стыдно за вранье.

Вики выбежала на лестницу, по дороге натягивая пальтишко.

– Надо же. Такая красивая и при этом совершенно безумная! Бедная девочка. Афф, – услышала она за спиной.

Вики могла бы сейчас поклясться, что это сказал пудель Доротеус, стоя в распахнутых дверях теперь уже ненавидимой ей квартиры плута и обманщика Тругота.

Совещание верховного совета ведьм в расширенном варианте шло полным ходом. Все витчхантерские ордена Санкт-Петербурга в полном составе топтались на пустынной и туманной Дворцовой площади. Пустой она была не благодаря раннему зимнему утру, а лишь потому, что дело происходило в Астралии. Каждый витчхантер был встречен на входе в квартиру Тругота стоящими на посту Ваней и Катей и отмечен с тыльной стороны ладони печатью с зелено-черным Уроборосом. Сегодня в Астралию попадали только так, а еще сбор был строго обязателен. Все витчхантеры явились без опозданий и лишних вопросов. «Прощание с Великой матерью, а также дело вселенской важности!» – сообщил главам орденов, Ратибору и Карлу Ивановичу, принесший им повестки сбора Магистр Филантроп. Такой повестки в Петербурге не помнил никто, а ведь многим из посвященных было гораздо больше лет, чем городу, которому они служили.

И вот теперь они плотными рядами окружили Александрийский столп. Двести посвященных без малого, все витчхантеры Питера, слушали речь шестнадцатилетней ведьмы, последние три месяца постоянно становящейся главной героиней всех мистических событий в городе. Прислушивались к ее речи и статуи на Зимнем дворце. Даже ангел на столпе чуть склонил голову, чтобы лучше слышать ее. Ведь эта Историческая Поворотная Речь должна была изменить ход событий и порядок вещей, как в реальном мире, так и в Астралии. Во всяком случае, так анонсировала свое выступление неистовая фурия, наворачивающая в морозном воздухе круги у заиндевевшего столпа.

Но начала она говорить, восседая на обсидиановом троне Королевы, у подножия которого стоял открытый гроб Великой матери. Массивный гроб из черной яшмы, в который никому не хотелось заглядывать. Виктория сидела на троне, не будучи коронованной, что само по себе было кощунством и святотатством. Но когда до всех (в том числе ее родителей, стоящих впереди бойцов Уробороса в черно-зеленых одеждах ордена) начал доходить смысл ее слов, стало понятно, что отныне понятия кощунства и святотатства сильно изменятся, расширятся и расплывутся.

Произнося речь, Виктория Адамсон в черном длинном платье и с черненой серебряной короной на голове, сияющей Голубым Карбункулом, не усидела на троне. Распалившись от собственных слов, она взлетела, чтобы продолжить жечь сердца пришедших своей пламенной речью. Она говорила о священной войне, которую объявил магии объявившийся на Земле Создатель. О продавшихся ему Древних и подлых предателях среди витчхантеров, которые убили ее бабушку. Как вы поняли, это вовсе была не поминальная речь.

– Лукавый Создатель иллюзий, имя которому лжец и обманщик, снова лелеет мечту вернуть Хаос на трон и уничтожить Первородного и его замысел, – громом гремел голос девочки посреди огромной площади, пережившей три революции. – Мы с вами, витчхантеры Санкт-Петербурга, отныне – последний оплот и надежда Первородного. Древние – алчные жалкие сибариты, купленные лжецом на корню, и мы с этого дня должны перестать подчиняться им. С сего момента у вас больше нет обязательств перед ними, как и перед жалкими людьми, которые ничем не могут нам помочь в этой битве с надвигающимся Хаосом. Люди будут рады питаться иллюзиями Создателя, они с удовольствием примут его мир и сгинут в Хаосе, если мы единым фронтом не выступим против Древних под знаменами Первородного! Они, эти древние предатели, уже убили Великую мать, подло пробравшись к ней в больницу. Чего еще нам ждать? Они перебьют нас по одному, если мы не примем вызов и не вступим в бой! И в этот бой поведу вас я, ваша королева Виктория! Помазанная на царство самим Первородным!

Витчхантеры внимали этому энергичному потоку ахинеи, забыв о январском морозе и непроизвольно открыв рты, из которых в небо Астралии уходили сизые клубы пара. Неистового оратора меж тем что-то явно беспокоило. То и дело Виктория резко встряхивала головой, словно хотела вытрясти из нее нечто, что ей очень мешало. Первого витчхантера, засмеявшегося, глядя на ее странный тик (а им оказался молодой розенкрейцер), она превратила в мадагаскарского таракана. Стоящий рядом друг поднял с булыжной кладки насекомое и положил его за пазуху пуховика. Больше никто на площади не смеялся.

Ма-Маша, с ужасом наблюдающая за происходящим, шепнула на ухо остолбеневшему Герману Адамсону:

– Это наша девочка? Ты что-нибудь понимаешь? Она же собиралась говорить о маме. Бедняжка, похоже, помешалась от горя.

– Тсс, Маша. Все не так просто. Наша маленькая девочка выросла в большую проблему. Мне очень страшно. Страшно за нее.

Единственный из собравшихся на Дворцовой площади, кто внимал речь Виктории спокойно и с удовольствием, был старый филин. Магистр Филантроп сидел на широком поручне трона и внимательно следил за реакцией витчхантеров недобрыми желтыми плошками глаз. Тем временем Виктория продолжала радовать собравшихся сногсшибательными новостями:

– Услышьте меня и примите это навсегда как единственную истину! Древние нам больше не нужны. Я теперь напрямую общаюсь с Первородным! Я – единственная не продавшаяся Древняя, не считая левой главы Уробороса. Каст больше нет. Есть только мы – посвященные, Первородный и наши враги! Питер отныне и навеки будет столицей Астралии, как и рассчитывал Первородный, когда посылал сюда колдуна Петра Великого. Нам необходимо сплотиться! Нужно вычистить предателей в своих рядах и готовиться к войне с Москвой, где в Кремле засели продажные Древние, пока они не обратили все вокруг в Хаос. Властью, данной мне свыше, я объявляю себя вашей королевой, Великой матерью, Верховной ведьмой и Главным Инквизитором. Слава Первородному!

– Слава королеве Виктории! – прокричал ей в ответ Фил.

Остальное витчхантерское воинство безмолвствовало. Они собирались на траурное прощание с Великой матерью, а попали на призывной пункт. Воевать с Древними – это звучало более чем дико. Большая часть витчхантеров никогда ни с кем не воевала, лишь единицы участвовали в боевых операциях, и то против таких же, как они, посвященных, только оступившихся и вредящих людям. Но биться со всесильными Древними? Это же полное безумие. Возможно, это какой-то спектакль? Или странная проверка? Уставы тайных обществ не позволяли их членам роптать, поэтому они угрюмо молчали, стояли и ждали, что за них выступят главы их орденов.

– Вот как, значит? Не хотите кричать славу Первородному? Боитесь воевать со слугами Хаоса? Вам страшно умереть во славу добра, справедливости и порядка? Тогда зачем вы вступали в витчхантерские ордена? Чтобы ходить на костюмированные балы и карнавалы в Астралию? Или чтобы раз в году линчевать зарвавшуюся ведьму? Вы не витчхантеры, вы тараканы! Хотите спрятаться и пересидеть апокалипсис за холодильником? Есть здесь кто-то, кроме трусов? – неистовствовала перед молчащим собранием самопровозглашенная королева.

– Королева Виктория сказала свое слово, – зычно произнес мрачный филин, – теперь слово за главами орденов. Есть ли среди вас несогласные, о Великие Мастера?

Виктория перестала кружить вокруг столпа и уселась на трон, саркастически улыбаясь и нагло скрестив руки на груди. Голова ее по-прежнему нервно подергивалась.

Ратибор, бородатый дородный глава ордена Перунов, всю пламенную речь Виктории пытался встретиться взглядом с Германом Адамсоном, но ему это так и не удалось. Отец фиглярши, превратившей прощание с собственной бабушкой в злостное осквернение традиций, нелепый спектакль с самокоронацией и объявление войны тем, кому они служили испокон веков, прятал от него глаза, полные стыда. Если бы не стоящий тут гроб с Великой матерью, могучий воин Ратибор давно бы уже положил конец этой истерической речи. Его – великого ведуна – обозвали трусом и тараканом! Прав был покойный Авессалом: от этой девчонки одни проблемы. Еле сдерживая клокочущую внутри ярость, Ратибор ждал возможности сказать зарвавшейся ведьмочке все, что о ней думает.

– Я не согласен!

Огромный ведун сделал два шага вперед в сторону трона. Над площадью пронесся вздох облегчения. Это витчхантеры дружно приветствовали своего защитника. Никто из них не сомневался в том, что сейчас скажет ведун.

– Но сначала я хочу поклониться Великой матери и попросить у нее прощения за то, что мы не смогли ее уберечь. И еще хочу от имени всех присутствующих попросить у нее прощения за тот позорный спектакль, в который нас втянула ее неблагодарная внучка.

Бледное лицо Виктории вытянулось и стало белее снега. Она опустила руки на подлокотники трона и теперь дробно отстукивала серебряным пальцем по вулканическому стеклу известный только ей мотивчик. Синие, полные ненависти глаза она устремила на огромного Ратибора, дрожащего от негодования.

– Я не помню большего позора на собраниях витчхантеров! Это даже не смешно. Мы – орден Перуна, и мы не пойдем против Древних по первому велению сошедшей с ума ведьмочки. Мы испокон веков служили Древним и будем им служить всегда. Это наша главная скрепа и традиция. Мы держимся наших корней, клянусь Велесом! Это и есть мировой порядок, а все остальное – происки Хаоса, под какой бы личиной он ни прятался. Клянусь Перуном, если бы в Астралии не было запрещено убивать, я бы прямо сейчас свершил праведный суд! – Захлебнувшись волной злобы, Ратибор на секунду умолк. – Мы выходим из подчинения ордену Уробороса и отныне не желаем знать никого из его членов. Теперь мы будем защищать священный Петербург от злокозненной нечисти и слуг Хаоса. Мы – великие ведуны-богатыри, и нам с гадюками больше делить нечего! Может, ты и меня превратишь в таракана, девочка?

Ратибор ударил о камни медным посохом, зажатым в правой руке, выбив из них сноп искр. И в тот же миг ведун на глазах у всех раздулся, став в семь раз больше, чем был. Теперь над каменным гробом Великой матери возвышался настоящий былинный богатырь в полной боевой амуниции. Блестящие монгольские доспехи ведуна покрывали скандинавские защитные руны. За ним поспешно выстроились члены его ордена.

Королева-самозванка продолжала молчаливо отбивать дробь пальцем, сидя на троне, как всем показалось, в глубокой задумчивости и растерянности. Она дождалась, когда весь орден Перуна с примкнувшим к нему бывшим орденом Авессалома выстроится за непреклонным гигантом Ратибором. Два оставшихся ордена колебались, ожидая слова своих глав. Ведьма на троне видела каждое шевеление губ каждого витчхантера на площади. Она слышала каждую их мысль. Она знала, что все будет именно так. И была готова. На плечо к ней взлетел верный Фил.

– Первородный говорит, что предатели и еретики будут гореть синим пламенем, – громко произнесли черные губы Виктории, совершенно не ее голосом, низким мужским баритоном, от которого ей самой стало немного страшно.

– Предатели будут гореть, это ты верно подметила, ведьмочка, – издевательски передразнил лжекоролеву Ратибор, грозно поглядывая на нее с высоты своего великанского роста. – А мы, витчхантеры Перуна, – не предатели и никогда не оскверним клятву, данную Древним…

Он повернулся налево, сделал шаг – и вспыхнул синим факелом. Голова богатыря стала высоким и яростным пламенем, а могучее тело по инерции сделало еще пару шагов вперед и встало, воздев огромные руки к небу Астралии, будто требуя от Первородного прекратить это безобразие. Мощные ладони-лопаты Ратибора, вслед за головой, тоже вспыхнули синим огнем, превратив его тело в сюрреалистический трехсвечник. Витчхантеры ордена Перуна отпрянули назад и застыли, словно древние люди, в первый раз увидевшие огонь. Страшное зрелище заворожило присутствующих. Кричащий от нестерпимой боли Ратибор стоял, удерживаемый неведомой силой, а его голова и руки выгорали, словно бенгальские огни, разбрасывая вокруг красно-черные шипящие искры. От яркого пламени резало глаза. От ужасного предсмертного крика, летящего из адского факела, заткнули уши даже самые отважные.

Страшный ритуал сожжения самого сильного из них подавил волю собравшихся. Не решившись сразу вступиться за Ратибора, они теперь мучились вдвойне – и от страха, и от сознания собственного ничтожества. Герман и Ма-Маша смалодушничали, не выступили всем орденом против своей обезумевшей дочери, замешкались на какую-то минуту. И этой минуты Виктории хватило, чтобы переломить ситуацию в свою пользу. Ведьма на троне закричала:

– Гори, еретик, гори! Вот что будет с каждым, кто предаст Первородного и его королеву! Я теперь слово Божие и его закон! Нигде не укрыться вам от зоркого ока Первородного и от руки Королевы его!

– А ну-ка на место, мои смелые воины! Вы с нами или с Ратибором? – истошно проорал собравшимся магистр Фил с плеча Верховной ведьмы, и никто на Дворцовой площади теперь не посмел его ослушаться. – Молодцы! Правильный выбор. Нам, магам-витчхантерам, теперь нужно держаться вместе!

– Слава Первородному! Смерть еретикам! Слава королеве Виктории! – Это кричал Карл Иванович Розен, глава ордена Розенкрейцеров, потрясая в воздухе шпагой и искоса глядя, как догорает его друг Ратибор.

– Слава! – нестройно, но уже достаточно громко пронеслось над рядами смертельно испуганных витчхантеров. – Слава королеве Виктории!

– Еретики! Ваше время вышло! Хаос не пройдет! – ликовала Тори, забравшись с ногами на черный трон. – Пепел! Я вижу пепел священных костров! Мы победим! Слава витчхантерам Питера!

– Слава королеве Виктории! – послушно ответило ей войско.

Теперь уже ее войско.

Ратибор давно прекратил кричать. Огромное мертвое тело богатыря с лязгом грохнулось рядом с гробом бабы Любы. Теперь оно грудой раскаленного железа, словно немой укор кричащим «славу» его убийце колдунам, лежало там, дотлевая в доспехах и источая отвратительные ароматы страшного каннибальского пикника. В широко открытых глазах Ма-Маши и Германа Адамсона горел жгучий ужас стыда и бессилия. На трон, где бесновалась их дочь, они старались не смотреть. Ваня Гамелянский, спрятавшись за спинами родителей, стоял с прикрытыми глазами и непрестанно, как мантру, шептал на ухо ничего не понимающей Кате одни и те же слова:

– Это не настоящая Вики. Это не настоящая Вики. Это не…

Вики проснулась от звона в ушах.

«…не настоящая Вики…»

В носу стоял противный удушающий запах горелого мяса. И вовсе не от голода. В черных волосах Вики белела седая прядка, но она об этом еще не знала.

«Блин, я все-таки опять срубилась на этом чертовом диване!»

Она действительно лежала на продавленном диване в прихожей. Лежала прямо в пальто. Матильда сидела у дверей и жалобно мяукала. Резкий звон повторился – кто-то звонил в дверь.

– Ой, это же парни пришли! – Вики бросилась открывать.

– Ого! Новый имидж, Вик! Тебе идет эта белая прядка! – с порога обрадовал ее «деликатный» Ваня. – Смотри-ка, и губы не накрашены черным. Поздравляю! Давно пора было попрощаться с готическим детством! Расскажешь, чего происходит?

И она рассказала! Рассказала все с самого начала про свою и их украденную жизнь, про то, что происходило с ними с того момента, как она наколдовала лягушачий дождь. Рассказала им все то, что они наверняка забыли или будут делать вид, что забыли, или ничего не знали об этом. Вывалила все, что мучило ее с того момента, как она вчера встретилась с Цоем на Финляндском вокзале.

Ваня и Цой, держащий на коленях мешок с подарком и ромовыми бабами, сидели на диване, даже не сняв пуховики, а Вики, все-таки догадавшаяся сбросить пальто, меряла шагами паркет перед ними и рассказывала, рассказывала, рассказывала. Любые попытки задать вопросы она пресекала громким возгласом, боясь, что друзья собьют ее с мысли. Так что ребятам оставалось только недоверчиво хмыкать, охать и ахать. Ну и иногда покрываться румянцем, хотя Вики, пожалев Цоя, не стала рассказывать ни про свои отношения с Анжело, ни про то, как Цой дважды признавался ей в любви. Внимая ее истории, Цой и сам не заметил, как открыл коробку с ром-бабами… Рассказ поглотил парней настолько, что, когда Вики закончила, они еще пару минут оглушенно молчали и переглядывались. Вики испытующе уставилась на друзей, мучительно ожидая реакции на свою исповедь. Они были ее последним оплотом, ее свитой, Стражем и Шутом – и просто априори не могли ее подвести.

Мои мальчишки, мои друзья, моя стая…

– Что-то меня на хавчик пробило, – прервал молчание Ваня, – давайте, что ли, чаю попьем с ромовыми бабами.

– С бабами? Ой, а я их по ходу того. – Цой сделал виноватое лицо. – Извините.

– Ну, Цой, ты и здоров жрать! – возмутился Ваня. – Когда ты успел-то?

– Так я это, на нервной почве! Заслушался, и раз. Их всего-то шесть штук было.

Лицо у Цоя было такое смешное и растерянное, что Ваня не выдержал и засмеялся. За ним громко и заразительно захохотал Цой. Через пару секунд к гогочущим в голос мальчишкам присоединилась Вики, меньше всего ожидавшая этого от себя. Это был очень странный смех. Нервная система Вики, дошедшая до предела, активно занималась самолечением, пытаясь вместе со смехом изгнать разрушающие ее страшные мысли и вопросы. Но это было не просто. Смеховая истерика прекратилась так же быстро, как и началась.

– Будем пить чай без ничего, – сказала Вики. – Парни, я в полной растерянности. Не знаю, что со всем этим делать? Вся надежда только на вас. Спасибо Первородному, что вы у меня есть.

Ваня с Цоем растерянно переглянулись. Ваня снял неожиданно запотевшие очки и стал их протирать, не глядя на Вики. Цой побежал ставить чайник, насвистывая что-то из своего любимого «Кино».

– Эй, парни! – возмутилась Вики. – Я что, непонятно спросила? Что мне теперь делать? Могу ли я рассчитывать на вас?

– С чем делать? Я что-то не догоняю.

Цой, честно говоря, никогда не отличался сообразительностью, но так тупить можно было только специально.

– Я что, зря тут перед вами распиналась два часа? – Вики уже почти потеряла терпение. – Ты что, ничего не понял, Цой?

Да все я понял, – обиделся спортсмен, взявшийся за свое любимое занятие, уборку клетки Фила. – Я «Гарри Портера» не читал, что ли? А на пылесосе, кста, летала девочка в другой книжке! Мне все понятно. Мы типа колдуны, спасающие мир, ты наша Куролева, у Ваньки подружка с дредами, а меня убил полицейский-маньяк, а потом воскресил ангел-вампир. Фантазия у тебя, систа, аховая. Я бы ни за что такое не придумал! Респект и уважуха! Только я что-то не готов играть в такие ролевые игры. Я уже типа перерос всю эту фэнтезню.

Фантазия? Ролевые игры? Такого Вики от Цоя не ожидала. От обиды и возмущения она даже не нашла в себе сил ему ответить и просто повернулась к Ване. Он сидел на диване и поглаживал по спине сладко мурчащую одноглазую Матильду.

– Вик! Да не слушай ты Цоя! Круто ты все придумала. Красава! Витчхантеры, Уроборос, Чистильщик, Астралия – мне все нравится. Только я бы витчхантеров на ведьмоловов заменил, так трендовей будет. И зоопарк весь свой туда вписала, и даже нас с Цоем. Крутотень! Нужно теперь это записать и издать. Есть такой конкурс в сети для писателей – «Лучший вынос мозга года». Я уверен, что ты его с этой телегой выиграешь на раз.

– Я ничего не придумала, – грустно сказала девочка, резко потерявшая интерес к дальнейшему разговору с друзьями.

Кончай прикалываться, Вик, – начал бодро выговаривать ей Ваня, но, увидев слезы в глазах Вики, осекся. – Ты что, серьезно в это веришь, мать? Ой-ей! Цой, наша Вики верит во всю эту халабуду и, похоже, вовсе не прикалывается.

Цой ожесточенно драил клетку Фила и делал вид, что ничего не слышит.

– Вам домой не пора, мальчики? – Вики демонстративно уселась на подоконник и уставилась в окно, где, кроме ее слез, все равно ничего не было видно.

– Ну вот, теперь еще и обиделась на нас. – Ваня искренне хотел помочь подруге. – Ну прикинь сама. Ты только что прогнала какое-то жестокое фэнтези про нас и себя и требуешь, чтобы мы поверили, что Матильда, – Ваня поднял кошку на руки, – погибла в бою с крысами, что Цой теперь вампир, я – Гаммельнский крысолов, а ты заколдованная принцесса, которую никто не узнает. Так?

– Именно так, – сказала Вики, – и я вроде бы никогда вас не обманывала.

– Вик, – Ваня встал с дивана и подошел к подруге, – ты же всегда была разумной девочкой. Со странностями, но разумной. Пару месяцев назад ты, правда, стала тихариться от нас с Цоем, но мы списали это на твою очередную влюбленность. Видимо, зря. Похоже, ты перечитала каких-то сказок. Я даже не знаю, чем тебе теперь помочь. Очень хочу, но не знаю как.

– А ты попробуй сыграть на своей флейте, Крысолов.

– Клевый совет. Только вот я уже три года не играю на флейте. Не только мы все позабыли, Вик. Ты тоже отличилась.

В заплаканные глаза Вики вернулся интерес.

– Три года не играешь?

Ваня кивнул. А Цой решил напомнить подруге, как все было:

– Десятиклассники курили в туалете, когда Вано туда случайно ворвался. Они отняли у него флейту и чехол, разломали их и спустили в унитаз. Вано неделю ходил весь в синяках. Родоки его писали заяву в полицию. А меня хотели исключать за то, что я этим козлам надавал потом по рогам. Твоя Ма-Маша ходила в школу на родительский комитет и отстояла меня. А Ванька с тех пор больше ни во что не дует. Вспомнила?

– Бред какой-то, – выдохнула Вики, изумленно глядя на Цоя.

Придумать такую историю он просто не смог бы. Фантазии бы не хватило.

– Вики! Я понял, что ты веришь в эту придуманную тобой же лабуду. Наверное, я сейчас поступлю жестоко, но послушай меня внимательно. Я – твой друг с первого класса, и никто не знает тебя так хорошо, как я. Ты говорила про свои черные от рождения губы, но это не так. И губы, и ногти ты стала красить черным в четырнадцать. Тогда же ты стала носить все эти древние платья и шляпки с вуалями. Это нормально. Цой тогда же подсел на «Кино». Я играю в свои игрушки. Все не без греха. Но никакой магии не было. Еще факты, – развивал тему собравшийся с мыслями и нащупавший логические аргументы Ваня. – Ты никогда не умела находить пропавшие вещи. Наоборот, из-за своей рассеянности ты вечно что-то теряла. Может, тогда у тебя и появилась эта мечта: уметь находить все, просто закрыв глаза. Никакой суперспособности к языкам у тебя нет. Английский я знаю лучше тебя. Мой отец не врач, он биолог-арахнолог, изучает паучков. Уроборос у твоих дверей – обычный полуразвалившийся узор на плитке.

Каждое слово Вани словно гвоздь входило в мозг Вики. Вдруг она ясно вспомнила свой последний сон с беснующейся на троне Тори. Ваня в этом сне был точно так же растерян, как она сейчас.

Гамелянский принял ее молчание за знак согласия с его словами и продолжил «лечить» подругу:

– Так что это не какой-то злой колдун изменил твою реальность, Вик. Это тебя что-то переклинило после поездки в Выборг. Зачем ты туда ездила? До нас с Цоем долетали странные слухи, что ты теперь тайно, как бы это сказать помягче… – Ваня запнулся, подбирая слово, – френдишься с Серегой Михайловым. Мы как могли от этих сплетен отмахивались. Но теперь уже готовы поверить. А ведь он же гад, чмо и обкурок. Забыла? Ты его раньше терпеть не могла. Но, учитывая твою неуемную фантазию, готов поверить и в такую метаморфозу. Ирка Бондарь трепалась, что засекла вас в кино первого января. Даже в Инсту хотела выложить, но фотка в темноте не получилась. Ты не с Серегой была в Выборге? Он, случайно, не давал тебе там пробовать ничего интересного? Магических грибов, например?

– Что? Михась? – Лицо Вики перекосила гримаса отвращения. Непонятно, что было противней представить: себя с Михайловым или поедание поганок. – Вы что, совсем сбрендили? Еще меня уличают в каких-то фантазиях. Как вы могли поверить в эту ахинею обо мне и этом отвратительном типе? Чтобы я в последний раз такое слышала! Друзья, называется!

И тут Вики вспомнила записи в дневнике о таинственном парне, «главном враге ее детства», и ее немедленно накрыло волной паники, даровавшей ей неожиданное озарение.

– Нет-нет-нет! Я все поняла. Это просто была не я. Это не моя жизнь. Ее никто не менял и не корректировал. Просто меня подменили. Отправили в чужую жизнь. А в мою запустили злобную копию. Понимаешь, Ваня, – синие глаза Вики заблестели от слез, она вцепилась обеими руками в воротник рубашки Вани и встряхнула его, – это не моя жизнь! Я не знаю, как мне выбраться отсюда!

Испугавшись того, что она делает, Вики отпустила Ваню и снова забралась на подоконник. Друзья с жалостью смотрели на нее.

– Думаешь, ты «попаданка» из параллельного магического мира? Прости, но это тоже не тема. Где же тогда твои хваленые магические способности? Ты – точно такая же, какой я знал тебя всю жизнь. – Ваня уже со всем разобрался. – Я думаю, у тебя вчера случился нервный срыв. Может, ты пытаешься спрятаться в своих фантазиях от неизвестных нам серьезных проблем? Подумай, повспоминай. Мы с Цоем всегда рядом. Друзья – навсегда. А сейчас тебе нужно отдохнуть и перестать терроризировать людей своими фантазиями.

– Может, тебе поговорить об этом с родителями? Они все-таки психологи. Батя у тебя вообще классный мужик, – подал голос Цой, заканчивающий уборку у грязнули Фила. – Хотя история про Карму и старого вампира мне понравилась. Жесть ваще!

– Я поговорю с родителями, – задумчиво сказала Вики. – Но вообще-то я считала вас друзьями. И мне казалось, что друзья должны верить и помогать друг другу.

– Что мы можем сделать? Ты же сама говоришь, что в этом параллельном мире нет никаких зацепок, никакой магии. Обычная скучная жизнь старшеклассников-задротов, – попытался отшутиться Ваня. – У меня даже девушки тут нет, а там – неимоверная красотка.

– Хочешь, я тебя с ней познакомлю?

– Да не нужен я ей. Я же обычный. – Ваня решил сворачивать бессмысленную беседу.

«Вики явно не в себе. И сейчас лучше всего дать ей отдохнуть», – думал он.

– А у меня там есть девушка? – Цой, пряча глаза от Вики, заглянул в клетку вороны. – Блин! Вик! А что случилось с Кармой? Ты что, серьезно напала на нее с ножом? Бедная птица!

– Доходит потихоньку? – Вики спрыгнула с подоконника и пошла в последнюю атаку. – Ребята, все очень серьезно. Пока мы медлим – гибнет целый мир.

– И кто его рушит? – потерянно спросил Ваня.

– Я и рушу. Вернее, Тори. Просто поверьте мне. Разве я многого прошу?

На несчастную Вики было очень грустно смотреть.

– Хорошо. – С сумасшедшими надо соглашаться, вспомнил Ваня. – Что надо делать-то?

– Для начала последить за моими родителями и Шкатовым.

– Ок, – сказал Цой, – мы последим с Ваней. По очереди. А ты поговори с родителями. И не бросайся ни на кого с ножом. Хорошо?

Вики кивнула.

– Мы к тебе будем заходить каждый день, – сказал Ваня.

– А Карму, пока тебе не станет лучше, я заберу к себе домой. – Цой взял ажурную клетку за кольцо сверху и пошел с ней к дверям.

Двери за друзьями захлопнулись. Вики снова осталась наедине со своими страшными мыслями и чужой, бессмысленной, поглотившей ее жизнью.

Когда тролли притащили в кирху пленного вампира, глаза Цоя уже почти приспособились к полумраку. Но воткнутые троллями в расщелины между камнями факелы оказались совсем не лишними для детального рассмотрения колоритного пленника. Впрочем, с колоритом у него все было очень скудно. Присутствовали всего две краски – белая и красная, – причем красными были только горящие злобой глаза Альбуса. Белые кроссовки, белые джинсы и даже белый, безжалостно разодранный троллями кожаный плащ делали альбиноса похожим на огромное насекомое. Он легко сошел бы за полного клона Анжело, если бы не длинные волосы, собранные белой резинкой в хвост на затылке, и хищное скуластое лицо, ангельским которое никто бы не решился назвать. Вампир стоял на коленях перед ангелом смерти и глумливо улыбался, хотя его руки были связаны за спиной толстой веревкой. Страха в его красных глазах не было.

– Салют, Альбус! Сто лет не видел твою мерзкую рожу. Все так же тупо копируешь мой стиль? Я же просил тебя никогда не попадаться мне на глаза.

– Я тоже рад тебя видеть, ангел! Какой же ты смелый и остроумный. Тяжело, наверное, быть таким отважным остряком перед связанным противником? – Альбус перевел свой взгляд на Цоя. – Завел себе дружка? Это правильно. От одиночества портится характер. Кстати, малыш, мой стиль будет постарше, чем у твоего дружка-ангела. Эти божьи птички еще летали голышом, когда я уже ходил весь в белом и стрелял по ним из лука. Ты знаешь, малыш, какая вкусная требуха у ангелов?

Цой даже отвернулся, чтобы не видеть воспаленных красных глаз неприятного существа.

– Я развяжу тебя, как только ты мне скажешь, с чего это ты так рад меня видеть? – произнес Анжело, со стоном принимая сидячее положение. – Зачем ты искал меня, Альбус?

– Да, я искал тебя и рад, что нашел живым, хоть и не в добром здравии. Меня послал Создатель, и я рад, что смогу исполнить его волю.

– Кто-кто тебя послал? – Лица Анжело и Альбуса теперь разделяло не больше метра. Страшные тени, порождаемые неровно горящими смоляными факелами, весело плясали на стенах кирхи. – Создатель иллюзий? Отец лжи? Обманщик? Плут? Лиходей? Клеветник?

– Я вижу, ты прекрасно знаешь, как его зовут. – Вампир сплюнул кровью на пол кирхи.

Только сейчас Цой понял, что рот Альбуса разбит, хотя снаружи его белые губы выглядели совершенно анемичными.

– Но он по-прежнему предпочитает имя Локи?

Анжело явно развлекал этот разговор. Цоя же, напротив, утомлял. Он с ужасом ждал обещанной Анжело неминуемой развязки и не мог сейчас думать ни о чем другом.

Карма с большим интересом слушала двух альбиносов, выделывающихся друг перед другом как дворовые мальчишки.

– Нет, он теперь для всех Создатель. И я бы не советовал тебе употреблять другие имена при встрече с ним.

– Мне жаль, что я отправил троллей восвояси. Они бы очень порадовались нашей беседе.

Тролли – тупые скоты. Такие же, как и их предки великаны. Короче, наш Создатель здесь, и он вернулся, чтобы править этим миром. Всех Древних к ногтю! Кто не подчинится, будет уничтожен. Всю магию сотрем с лица земли. И люди опять займут свое место. Все вернется к должному порядку. Создатель хочет, чтобы ты вернулся под его знамена. У вас сейчас есть общие враги – Древние. Они одинаково хотят и его, и твоей смерти. Ты сам все прекрасно видишь, Анжело. Сегодня тебе повезло, а завтра они тебя обязательно достанут. Создатель готов взять тебя под свою защиту. Вместе с тобой он наведет порядок в мире. Хватит тебе уже бегать от Древних.

Анжело брезгливо поморщился, то ли от боли, то ли от того, что услышал.

– Последний раз я его видел лет семьсот назад. И он тоже нес эту пафосную чушь. Уже тогда в него никто не верил. Уже тогда почти весь мир служил Первородному. Потом Лжец появлялся то там, то тут, нашептывал чего-то Древним, плел интриги. Но говорят, что Древние его изгнали. И лет двести его никто не видел. Так что случилось сейчас? Что изменилось? Откуда новый план и силы? И почему он вдруг послал тебя меня убить? Чем я так помешал ему – тому, в слова которого давно никто не верит, а дел его уже никто не помнит? Одно лишь имя – Лжец!

– Браво, ангел! Ты, как всегда, велеречив. Прекрасный ритор. Скажи мне, чем ты так прогневал своих покровителей, что они собрали всех лучших ассасинов и отправили их за твоей тупой головой? Хотя не надо. Я скажу сам. Ты не убил. Не смог убить ту, что приведет на трон Создателя. Пророчества сбылись. «Черная ведьма села на трон. Все колдуны из Астралии вон!» Ты уже немало сделал для нашего дела… Черная ведьма, которую ты спас, теперь служит Создателю. Она собирает войско. Война с Древними неизбежна. С кем вместе ты будешь сражаться? С Создателем и со своей королевой или с опьяневшими от всевластия Древними, которые жаждут твоей смерти? Создатель ждет твоего ответа.

Цой не особо понимал, о чем и о ком конкретно идет речь, но чувствовал, что разговор очень важный, и сейчас он принял неприятный для Анжело поворот. Но внешне раненый ангел был совершенно спокоен:

– Не люблю таких, как ты, Альбус. И не только потому, что ненавижу вашу братию. Даже среди вампиров есть достойные уважения. Но не ты. Ты – флюгер по жизни. А я – ветер, дую куда хочу. Я не пойду служить твоему господину, ни одному слову которого я не верю.

Альбус снова сплюнул кровь, словно издеваясь над говорившим. Но Анжело это нисколько не смутило.

– Более того, Альбус, я практически уверен, что ты прямо сейчас придумал историю о щедром предложении Создателя. На самом деле он послал тебя убить меня. В этом его интересы и интересы моих бывших работодателей сошлись. Никому не нужен свободный, принимающий решения, сильный игрок. И еще не известно, для кого в сложившейся ситуации моя персона опасней! Создатель, тьфу ты, Лжец не очень доверяет ассасинам Древних, потому и послал тебя. Но как всегда ошибся. «Тупые», как ты их называешь, тролли взяли тебя в плен, отобрали твои золотые ножи, и тебе пришлось придумывать эту песню.

– А хоть бы и так, – ощерился вампир, и Цой прекрасно разглядел острые иглы его клыков, – теперь все это неважно. Ты отказался от своего счастья. Сейчас со мной разговаривает не мудрый ангел, а голодный вампир. Твой мозг не работает, ты видишь пищу и думаешь только о ней, жалкая летучая собака Павлова.

Для флюгера ты достаточно смел, Альбус! – неожиданно похвалил врага ангел. – Я дам тебе шанс вернуться к хозяину и передать ему мой отказ. Для этого ты должен победить в поединке. Либо станешь нашим ужином. Все честно.

Такого поворота не ожидал ни Цой, ни Альбус. Они в недоумении уставились на ангела.

– Анжело! Да ты сошел с ума от ран, – встрепенулась Карма, – ты не можешь сейчас биться. Ты слишком слаб. Это самоубийство.

– Я и не собираюсь, – спокойно ответил ей ангел, – твой выход, Цой. Соперник для посвящения в воины света тебе достается более чем достойный. В прошлой жизни, сражаясь в больнице, ты был неплох. Покажи нам, что ты можешь теперь!

Сказать, что Цой обрадовался, это ничего не сказать. Его распирало от счастья от одной мысли померяться силами с отвратительным Альбусом. А вот Карме все это совершенно не нравилось.

– Я сражусь с ним! – крикнула ворона, чем вызвала безудержный смех вампира, закончившийся кровохарканьем.

– Нет! – жестко сказал Анжело. – Ты уже проявила себя в битве. Теперь очередь Цоя! А мы с тобой, Карма, будем судить их поединок.

– Согласен! Только я безоружен, – обрадовался неожиданному шансу Альбус.

– Вот и отлично! Битва будет на кулаках! – провозгласил Анжело, и Цой обрадовался еще больше. Перерезав путы на руках и ногах вампира, он отдал свой меч Анжело.

Альбус был невысок, худ и жилист и с первого взгляда казался несерьезным противником квадратному атлету Цою, в два раза превышавшему его по росту и массе. Но первый взгляд почти всегда обманчив. Цой, решивший дать вампиру пару секунд, дабы размять так долго связанные конечности, моментально поплатился за свое благородство, получив болезненный удар в нос. Причем он не только не зафиксировал момент удара, но даже не понял, что произошло.

Взревев, как дикий зверь, Страж бросился на врага. Но его сильные руки молотили пустоту, а затылок тут же ощутил еще один пренеприятный удар, от которого голова Цоя чуть не соскочила с монументальной шеи. Альбус оказался необычайно проворен и резок. Словно огромный комар-альбинос, он кружил вокруг Цоя и жалил, жалил, жалил. Карма все время пыталась подсказывать Цою местоположение врага, но каждый раз опаздывала. Анжело безучастно наблюдал за битвой. Вампир оказался очень силен. Оставалось только предполагать, насколько он был бы опасен, окажись у него в руках метательные ножи. Но Цой, хотя и не имел за спиной опыта боя длиной в несколько тысячелетий, все-таки был прирожденным воином. Пудовый кулак Стража, посланный им наугад вверх, нокаутировал Альбуса, и тот отлетел на пару метров от места драки в полную темноту. Анжело поднял свой светящийся меч повыше, и все увидели, что вампир лежит ничком и не шевелится.

Торжествующий Цой с боевым кличем бросился к нему, чтобы закрепить свою победу, и даже не понял, что случилось. В глазах его потемнело, а горло словно попало в стальные тиски. Это подлый Альбус сначала швырнул ему в глаза пепел с пола кирхи, а затем длинными ногами зажал его горло удушающим приемом. Задушить недышащего Цоя он не мог, а вот открутить ему голову – запросто. Цой из последних сил вцепился могучими руками в стискивающие его горло мосластые ноги вампира и потерял сознание.

– Довольно, Альбус, – выкрикнул Анжело. Огненный луч из его меча уперся в высокий мраморный лоб вампира, – ты победил. Слезай с мальчишки. Я отпускаю тебя.

Альбус недовольно зарычал, словно собака, у которой вырывали кусок мяса из пасти, но ноги разжал. К Стражу, лежащему без чувств, тут же подлетела Карма и стала что-то шептать ему на ухо, обмахивая крыльями застывшее в гримасе боли лицо.

– Так я свободен? – недоверчиво спросил Альбус, придерживая рукой сломанную челюсть.

– Насколько может быть свободен древний вампир, продавшийся Лжецу, – отчеканил Анжело.

Альбус без лишних слов взлетел к высокому окну, некогда остекленному красивым витражом, и исчез в темноте. Однако уже через мгновение Анжело, Карма и пришедший в себя Цой услышали страшный крик, а еще через пару секунд в кирху вошел довольный Рагнарек. В одной рыжей лапище он держал пустую пращу, во второй голову Альбуса с отвисшей сломанной челюстью. Красный свет в глазах вампира потух, и они стали такими же бесцветными, как и его тело, висевшее как грязная белая тряпка на могучем плече у тролля.

– Так будет правильно, – сказал Рагнарек воинам света. – Никто не может называть потомков Имира и етунов тупыми скотами. Мы не тупые, мы острые как камень, которым я сбил этого кровососа. У нас с гнусом разговор короткий.

– Не очень красиво получилось, брат, – констатировал Анжело, – но, похоже, дело сделано. Всегда забываю, что у троллей большие уши совсем не для красоты и вы, ребята, слышите ими гораздо лучше нас. Напрасно только ты принес нам Альбуса. Мы не берем чужие трофеи.

– Я знаю, – улыбнулся Рагнарек, – просто показал вам, что с ним стало. Чего там этот тип болтал про Локи? Лжец жив и снова хочет обмануть весь свет? Ты веришь в этот бред?

– Нет, не верю, – коротко ответил ангел, – чего только не придумаешь, чтобы остаться живым.

– Хорошо, если так, – прогрохотал Рагнарек, – но если Лжец все-таки жив и ты надумаешь с ним биться, уж только не забудь про нас. Тролли помнят свои вековые обиды. Наши пращи и дубины будут тебе не лишними.

– Аминь, – ответил троллю ангел, – я не забуду твоих слов. Разрешишь нам побыть в этой кирхе, пока я оклемаюсь?

– Весь этот остров в вашем распоряжении, друзья. – Рагнарек дружески кивнул им и отправился восвояси.

– Мне так стыдно, – подал голос Цой, как только тролль вышел. – Я подвел вас.

– Глупости. – Анжело, кривясь от боли, доковылял до Цоя и похлопал его по плечу. – Ты достойно прошел посвящение. Сломал челюсть лучшему бойцу в мире после меня. Не печалься, я научу тебя всему, Цой. У нас еще полно времени.

– Я оставил тебя без ужина, – продолжил каяться Страж.

– Нас, – поправил его Анжело, – ты оставил без ужина нас. Но ничего. Завтра же на метал-фесте мы легко найдем каких-нибудь отвратительных вампиров и исправим твою оплошность. Меня сейчас гораздо больше беспокоит другое.

– Черная ведьма? – спросила Карма.

Анжело задумчиво кивнул.

– Да, точно. Она и ее армия. Я так надеялся, что чертово пророчество не сбудется…

Прошла неделя с памятного выступления королевы Виктории перед витчхантерами Питера в Астралии. Многие за эту неделю заметили, что с их миром происходит что-то не то, но лишь единицы знали, что это всего лишь начало Апокалипсиса.

Как только витчхантеры, не чуя под собой ног от страха, вышли из дома Тругота, с серого питерского неба повалил густой серый снег. С тех пор снегопад над всем Петербургом и Ленинградской областью не останавливался ни на минуту. Городские власти волком выли от напасти, в прямом смысле слова свалившейся на них с неба, бросив на борьбу со стихией все имеющиеся у них силы. Но небо побеждало в неравном бою со снегоуборочной техникой. Город встал. Транспорт, занесенный снегом, спал в парках. Самолеты не летали. Мобильные телефоны и спутниковые антенны не работали. Пропал интернет. Из Москвы и других городов в город на Неве спешила помощь, но, чтобы пробраться сквозь снежные завалы Ленинградской области, нужно было время.

А пока жители Северной столицы, поневоле ставшие обитателями снежного города, начали постепенно осваивать новую реальность. Они откапывали лопатами двери в парадные по утрам и вечерам, прокладывали, как кроты, ходы во дворах, выпрыгивали из окон в многометровые сугробы. По Невскому проспекту бегали под снегопадом отчаянные лыжники. Дети, понастроившие бесконечные крепости и горки, играли в снежки и катались на санках. Никто, кроме правительства, пока не задумывался, что запасов продовольствия в городе хватит еще максимум на пару недель. Прихожане в церквях пытались замолить все грехи, за которые их город настигла кара небесная, а снег все шел и шел, будто кто-то наверху не желал больше видеть Питер и решил таким вот образом сровнять его с землей.

– Колдун Степанов продолжает распространять среди знакомых витчхантеров ересь, что снегопад сей есть кара Первородных за наше отступничество и за смерть Ратибора в Астралии, вопреки официальной версии вашего величества о том, что это ваши чары, не дающие Древним нас атаковать, пока мы не будем достаточно сильны, чтобы сразиться с ними…

Карл Иванович, похудевший за неделю на десять килограммов, докладывал королеве о настроениях в своем ордене, стоя перед ней по струнке на первом этаже башни на Бармалеева, превращенном Викторией в приемную залу. Теперь здесь стоял черный трон, на котором сидела хмурая королева Виктория. У подножия трона, переливаясь в свете люстры, лежали два грифона, положив орлиные головы на передние лапы и лениво помахивая львиными хвостами.

– Не Первородных, а Первородного, сколько можно поправлять, Карл? Не можешь запомнить, называй его Всевышним, – сказала Тори, выжигая глазами (пока) виртуальную дырку в голове старого мага. – Мне уже надоело превращать ваших подопечных во всякую живность. Бедняга Фил объелся за неделю ужами и крысами из бывших Розенкрейцеров. Хотя немудрено, что именно в вашем ордене оказалось столько еретиков и предателей. Я отлично помню, как подло вы предали меня на моей первой инаугурации.

Карл Иванович на всякий случай бухнулся на колени, а Тори продолжила, словно не замечая этого аттракциона жалкого раболепия:

– И вот что мне совсем не нравится. Я уничтожила уже двадцать еретиков за неделю! Это десять процентов моей худосочной армии. Если так пойдет и дальше, кто будет за меня воевать? Может, вы нарочно стараетесь оставить меня без солдат, Карл Иванович?

– Матушка! Государыня! Ваше величество! Не казните зря самого верного слугу вашего! Я же первый за вас жизнь отдам. Я ж от Древних открестился. Еретиков по вашей просьбе вычисляю денно и нощно…

– Встаньте, Карл! Дыру в паркете протрете. Пошутила я. – Тори поморщилась и резко встряхнула головой.

С ней опять попыталась заговорить совесть, мучающая ее уже которую ночь подряд. Это было невыносимо. Мало ей голоса Создателя, который не отпускает ее даже во сне, так еще и этот атавизм теперь насилует ее мозг.

– Так что мне делать со Степановым? Арестовал же я его. Выпускать? – Карл Иванович на всякий случай остался на коленях перед грозной колдуньей.

– Переубеждайте своими силами. Секите, муштруйте. Мне нужны герои, берсеркеры. Каждый колдун на счету. – Тори выдержала паузу. – А если не справишься, Карл Иванович, обещаю, что и тебя накажу, и всю семью Степанова до седьмого колена уничтожу. Иди уже, Карл Иваныч, скоро Магистр Филантроп с учений вернется. Он после уроков боевой магии очень зол бывает. И я его прекрасно понимаю – разучились воевать ваши витчхантеры. Все с азов им преподносить приходится. Тут никакого терпения не хватит, даже такому опытному преподавателю, как Фил. Так что беги, пока цел. И напоминаю: львы на тебе.

– Я помню, ваше величество. Только они же все под снегом глубоко. Пока до каждого докопаешься… – Карл Иванович встал с пола и принялся отряхиваться.

– Это твоя проблема. Маг ты или шут гороховый? Или мне тебя поучить, как снег растапливать? Мне нужны все львы города в моем войске, и точка.

– Вот же со сфинксами я успел договориться. Они под снегом часа сбора ждут.

– Ой! Не договорился ты с ними, а купил их за золото. Между прочим, за их золото, – кивнула возмущенная Тори на грифонов. – Ты мне тут еще крылатых львов с Банковского мостика вспомни.

– Так кто же знал, что они такими несговорчивыми окажутся, – опять стал оправдываться седой маг.

– Ничего, полежат еще недельку на дне канала Грибоедова – станут посговорчивее!

– И то правда, ваше величество! – Карл Иванович стал пятиться задом к дверям в башню, где стояли четыре дюжих витчхантера, вооруженных автоматами Калашникова. – Главное, что Александр Сергеевич и Петр Алексеевич с нами, самые сильные и могущественные духи города!

Маг мотнул головой в сторону огромного стола, по бокам от которого на массивных устойчивых дубовых подставках стояли бюсты Пушкина и Петра Первого, сделанные по их посмертным маскам.

Тори поморщилась, как от зубной боли, и махнула рукой на прощание велеречивому магу, которого она и раньше недолюбливала, а теперь так и вовсе еле терпела. Бюсты эти были непростые, а магические. Тори чудом успела забрать их из квартиры Тругота после своей тронной речи – ведь как только они с Филом покинули квартиру, в ней случился страшный пожар. Труготам повезло, что они уехали на рождественские каникулы в Париж. Выгорело все. Ни квартиры, ни портала в Астралию больше не было. Кто-то сразу же пустил слух, что это кара за убийство Ратибора и огонь изошел из его догорающего тела. Пришлось казнить пару болтунов. Но, к сожалению, в тот же день сгорели все доступные и известные выходы в Астралию. Древние пошли в контратаку немедленно, отрезая Тори пути отхода и показывая ей ее место. И хотя Тори объявила своим воинам, что это она сожгла мосты в Астралию, чтобы обратного пути не было и дабы оттуда не явились мстительные Древние, на душе у нее было неспокойно. Если бы у нее было сердце, оно бы теперь все время учащенно билось. Слава Создателю, он избавил ее от этого романтического анахронизма. Биомеханический заменитель работал ровно и исправно. А скоро ей привезут Сердце Жанны, и она поставит его рядом с непокорными бюстами духов. Да, черт побери, ей до сих пор не удалось уговорить Пушкина и Петра Великого служить Создателю. Даже вызвать их на разговор не получилось! Каждый раз, думая об этом, Тори выходила из себя от злобы. Это витчхантеров она обманула, а себя и голос Создателя в голове ей не обмануть. Вот и прямо сейчас он следит за ее мыслями и вещает:

«Не трать зря силы. Духи Петербурга нам ничем не помешают. Они хранят город, а не власть Древних. Чтобы призвать их на борьбу против нас, нужен маг твоей силы. А равного тебе здесь сейчас нет. Пора разобраться с твоими лжеродителями и уничтожить библиотеку».

– Не торопи меня! Я сама решу, когда и что делать, – устало огрызнулась Тори. – Ты такая же иллюзия, как и все остальное.

У каждого из окон башни в тронной зале дежурили ее гвардейцы, но они ничего не смогли сделать, когда три окна – с юга, запада и востока – в один момент разлетелись на мелкие осколки, засыпав пол. Все охранники в башне вмиг превратились в голубой лед, попадали вниз и со звоном разбились. В окна ворвалась серая метель. Грифоны вскочили и громко заклекотали, открыв хищные клювы, а Тори в мгновение ока оказалась за спинкой обсидианового трона.

– Друзья из Москвы приветствуют вас, ваше величество, – услышала Тори до боли знакомый голос полковника Зверского и выглянула из-за спинки.

Перед троном стояли три огромных белых волка с налитыми кровью глазами. Их зубастые пасти были приоткрыты в натужных подобиях улыбок, а правые лапы смешно подняты вверх с растопыренными по два когтистыми пальцами. Это подобие «виктории» насмешило и успокоило Тори, и она, красиво перелетев через спинку, снова оказалась на троне.

– И вам привет, волки-викторианцы! Странные у тебя, Зверь, понятия о дружбе. Волчьи, судя по всему. Окна разбили, гвардейцев моих поубивали… – Королева поежилась от холода, воцарившегося в зале. – Почему не принимаете свое человеческое обличье, ликантропы?

– Простите, переусердствовали, ваше величество. Личины не меняем, дабы не смущать вас своей наготой, – пугающая улыбка Антона Зверского стала еще шире, – а окна я тотчас же починю.

Толстый огромный волк, покрутив лобастой головой, что есть силы дунул по направлению окон, подняв в зале нешуточные вихри, которые вынесли в разбитые окна снег, осколки стекол и куски льда, оставшиеся от убитых гвардейцев. Оконные рамы сами собой затянулись то ли стеклами, то ли прозрачным льдом.

Волки перед троном отряхнулись, будто мокрые собаки. Двое из них сразу стали обычного серого окраса, а Зверский остался белым, блистая благородной сединой.

– За гвардейцев извиняйте, ваше величество, только службы своей они не нюхали. Недостойны они были снежной королевы, и теперь вам не понадобятся. Мои мальчики будут вас теперь охранять, – сказал седой волк, и его напарники быстро разбежались по зале. Один застыл у дверей, второй легкой рысцой побежал дозором по кругу.

– И не скажешь, что они семьсот километров пробежали по морозу да насту, – похвастался Зверь. – Бешеной собаке семьсот верст не крюк. Ну да ладно! Я восхищен вашими действиями, ваше величество. Особенно со снегопадом. Древние обескуражены. Прекрасно, но очень рискованно, моя королева. Древние, естественно, послали нас убить вас, потому что мы – лучшие. Они еще не расчухали нашего предательства, и теперь у нас есть еще немного времени в запасе. Но как вы решились, ваше величество? Откуда что взялось? Воля, разум, мудрость, жесткость! Я сам посадил на поезд в Выборг растерянную девочку, а оттуда вернулась могучая королева? Вы расскажете мне, что случилось? Кто вдохновил вас, кто развернул, кто украсил руку серебряным перстом? И главное, каков теперь наш план, моя королева?

Произнося свою речь, Зверский, медленно переваливаясь, шел к трону, не отрывая при этом тяжелого взгляда хищника от синих глаз королевы. Грифоны вздыбили спины, подняли крылья, напрягли золотые тела и тихо заклекотали, поглядывая на хозяйку. Но королева сидела совершенно спокойно. Огромный волк подошел к Тори настолько близко, что от его дикого, непереносимого запаха засвербило в носу, и, вытянув к ней страшную морду, смешно лизнул ее правую руку, опасливо косясь на серебряный палец. Усилием воли Тори не отдернула маленькую руку от противного влажного теплого языка зверя и даже потрепала его за ухом.

«Какая прелесть – Зверь у моих ног», – пронеслось в голове мятежной королевы.

Грифоны расслабились, видя такую умилительную картину, и снова, как кошки, свободно раскинули свои роскошные крылатые тела рядом с троном.

«Держись от него подальше, а лучше сразу убей! Ненавижу волколаков, хоть они и дети мои», – нашептывал Тори голос Создателя.

Хорошо хоть, совесть умолкла.

Волк же, проявив свои чувства, снова отошел на почтительное расстояние и вопросительно воззрился на королеву. Тори, картинно вздохнув, сказала:

– В поезде мне явился Первородный. Он дал мне прочесть вторую часть пророчества и открыл истинное положение вещей, суть жизни и природу вселенной.

В волчьих глазах засветилось благородное желание приобщиться к истине:

– Пролейте свет, ваше величество! Я всю жизнь этого ждал.

Тори усмехнулась, но снизошла до просителя.

– Все просто, Зверский. Мир – есть иллюзия! Свет – есть изнанка тьмы. Хаос называет себя Порядком. Проживи сто тысяч лет – в этом мире мира нет! Так что план у нас простой – вернуть в мир Порядок Первородного, а Древних – слуг Хаоса – уничтожить. Я собираю армию. Витчхантеры, грифоны, сфинксы и львы уже дали свое согласие. Могущественные духи города на подходе. – Тори кивнула на мраморные бюсты. – У нас есть карбункул. Скоро мне доставят Сердце Жанны. Ты со мной? Вам, потомкам Фенрира, не привыкать свергать самозваных богов.

Волк внимательно смотрел на Тори и глубоко дышал, втягивая мокрым носом тревожный воздух.

– Мы ведь тоже древние твари.

– Как и я, Зверь. Ты понимаешь, что речь идет о предателях Первородного, зажравшихся слугах Хаоса. Тебя посетили сомнения?

– Любой действующий интеллект подразумевает наличие сомнений, моя королева! Разве не так?

Тори не стала спорить с хитрым волколаком. Она была спокойна, как скала. Тем более что идейные союзники гораздо полезнее в революциях, чем трусливые воины, воюющие под страхом смерти, которые быстренько перебегут на сторону более сильного противника. Слепые фанатики, конечно, еще полезнее, но, чтобы они появились, нужно явить чудо. А за этим-то у них с Мастером иллюзий не залежится.

– Вы уверены, что общаетесь именно с Первородным, госпожа? – будто услышав ее мысли, с дрожью в голосе спросил полковник Зверский. – Мы, викторианцы, ждем от вас возвращения справедливости в наш мир. Вы же не сказали об этом ни слова. А формула бытия «все – есть лишь иллюзия» слабо подвигает на смертельный бой с нынешним миропорядком.

– Зверский! Ты просил меня открыть суть вещей. Я сделала это. Мне жаль, что я разочаровала тебя. Но все так и есть. И не думай, что я в восторге от этого знания. Ваша вера в меня – иллюзия. Любовь – иллюзия. Справедливость – иллюзия. И это знание наполняет меня такой злобой, что я пойду до конца. С тобой или без тебя. Возвращение Порядка вместо Хаоса, вот высшая мера справедливости. И я верну ее в мир. Предатели получат по заслугам. Вот она, справедливость. Согласен?

По нашей легенде, правление черной ведьмы ознаменуется возвращением магии людям: исчезнут касты, каждый будет творцом своей судьбы, бесчисленные счастливые миры вместо страшного цирка для древних паразитов… Вот она – мечта викторианцев. Моя мечта. И ваши слова, моя королева, подвергают ее сильному испытанию. Когда вы планируете вернуть смертным людям священный дар магии?

– Как только покончу с Древними и верну Порядок на мировой престол. Люди ждали тысячелетия, подождут еще немного.

– Значит, люди подождут… Хорошо, ваше величество. – По взгляду волка было совершенно невозможно прочитать, о чем он сейчас думает.

На всякий случай Тори начертила серебряным пальцем на поручне трона защитную руну. Ее глаза были готовы сжечь волколака в любую секунду, но Зверь сказал смиренным голосом:

– Спасибо за ответ, моя королева. Все теперь стало на свои места. А где главы ордена Уробороса? Хотелось бы поклониться им за то, что воспитали для нас такую великую Королеву.

– Они в надежном месте под охраной, – без смущения сообщила Тори. – Мария до сих пор сильно переживает смерть матери, а Герман не совсем понимает, что происходит с его миром. Но я обязательно передам им, что вы присоединились к нам. Филантроп тоже будет очень рад узнать об этом.

Ровно на этих словах в окошко иллюминатора постучали с улицы. Тори взмахнула рукой, и в распахнутый иллюминатор влетел, легок на помине, грозный филин, на которого тут же бросился волк, дежуривший у окон. Фил выставил вперед могучие лапы и вцепился оборотню в морду, со скрежетом вонзив в нее длинные когти. В этот же момент грифоны расплавились в две золотые лужи, подчиняясь движению пальцев на правой лапе Зверя. Одновременно на Тори с двух сторон прыгнули Зверский и второй волк, стоявший у дверей. Глупая совесть проснулась и заверещала от страха в ее голове. Но биомеханическое сердце снежной королевы стучало ровно. От короткого горящего взгляда Тори Зверский, скуля, как щенок, отлетел к окну, а она в этот момент уже пронзала взглядом волка над своей головой. Ему достался смертельный выстрел прямо в сердце. Снова раздался звон стекла, и обескураженный Фил остался на полу один среди летающих клочьев шерсти, перьев и серого снега.

– Ушли, собаки! Я его упустила! Как же так? Я ведь точно попала в него. – Тори подлетела к разбитому окну. За ним стоял сплошной снежный занавес.

– Что это было, ваше величество? – Фил вновь обрел способность говорить и в ужасе оглядывал пустую залу, где на спинке трона висел переломленный пополам голый юноша, а из переливающихся золотых луж у трона постепенно восставали плавные контуры фигур грифонов.

– Предательство, Фил! Всего лишь очередное предательство. Я никогда не верила этим сумасшедшим викторианцам. Люба тоже была из их числа. Все Древние – наши враги. Остальное иллюзия. Но я не дам им уйти. Я ранила Зверского, найдем их по следам.

– Но снег, – робко возразил Магистр.

– Снег больше не идет, – сказала Тори и резко взмахнула рукой. – Достаточно нападало. Им бы этот расчистить за неделю. А этого времени мне хватит с лихвой.

Семидневный снегопад закончился так же резко, как начался. За окном стало проясняться. В голове у Тори тоже. Создатель трусливо молчал. Совесть опять пропала.

– Фил! Переведешь Германа и Марию из башни Иванова сюда и утроишь охрану. Я поставлю дополнительный блок и защиту. Ускоришь боевую подготовку витчхантеров. Всех неспособных воевать уничтожим без жалости. Мы с тобой перебираемся к грифонам в цифровую башню. Здесь теперь оставаться опасно. Вы – бесполезные твари, – Тори обратилась к грифонам, – берите трон, бюсты духов и ждите нас дома. Да, и еще, Фил. Найди мне Федди, помнишь, моего одноклассника? У них еще каникулы. Хотя сейчас у всех каникулы.

Филин недоуменно уставился на свою повелительницу.

– Найдешь его и притащишь в башню Пеля. Мне катастрофически не хватает любви. Иллюзии любви. И я ее получу. Хотя бы так. Чего зенки вылупил, крылатый инвалид, исполняй приказание!

4 января

Представляете, как это – жить не своей серой жизнью без возможности вернуться в свою настоящую жизнь, и каждую ночь во сне видеть, как твоя вторая личность, твое альтер эго разрушает все, что тебе дорого в твоем потерянном навсегда мире?

Констатирую – во мне не осталось никаких особенностей, кроме прядки седых волос. Я стала девочка «ничего особенного». Такая же, как все. По сравнению с той, кем я была в своем мире, – слепая, немая, ни на что не способная особь. Попала в этот мир, как в аварию. Потеряла все силы и возможности.

Но сегодня у меня новая мантра. Я образумилась. Ладно, пусть я обычная, главное – жива и здорова. Так что грех жаловаться. Хватит уже сопли распускать. И я верю, что все равно скоро найду лазейку обратно. А пока мне всеми силами приходится себя сдерживать, чтобы не выдать в очередной раз окружающим порцию правды, принимаемой ими за обыкновенное безумие. «Правда в том, что правды нет», – сказала стерва Тори в последнем сне, и я уже начинаю ей верить. Вот решила на всякий случай подстраховаться и вести дневник каждый день, чтобы потом посмеяться над этим болотом.

Пока что-то совсем не смешно. Предки заявились в башню полным составом вчера вечером, сразу после того, как ушли мальчишки. Столько внимания своей персоне я не получала уже давно. Да и я тоже была крайне внимательна, чтобы не ляпнуть лишнего. О, как же меня бесят эти метаморфозы с родоками! Я не верю ни единому их слову, зная, кто они есть на самом деле. Но самое грустное – похоже на то, что они действительно ничего не знают ни про свою сущность, ни про какие-либо витчхантерские ордена. Слово «Древние» не вызывает у них ни трепета, ни ненависти. Они теперь чудовищно обычные родители. Притом что Ма-Маша все так же помогает реабилитироваться жертвам нечистоплотных имитаторов колдунов, а Па продолжает научно обосновывать невозможность существования ведьм. Такая вот ирония судьбы. Нелепо это все.

Как бы просто так поговорила с бабой Любой про гадюк. Выяснилось, что она их с детства ужасно боится. У них была дача в Синявино, и ее там якобы на всю жизнь напугала змейка, выползшая из-под крыльца погреться на солнце. В Синявино! Я даже что-то пошутила про праматерь Гадюку, но Люба никак не отреагировала. Бросила ради меня своего Марио – прилетела убедиться, что я в порядке. Вроде убедилась, но почему-то не улетает. Хорошо хоть, в школу пока ходить не надо.

Под предлогом слабости после отравления я весь вчерашний день провалялась в постели. Пыталась гуглить Создателя иллюзий, Астралию и витчхантеров. Ничего полезного не нашла. Есть пошлейший сайт знакомств «Астралия» и какое-то бульварное чтиво «Витчхантеры». Вот и все. Зато про «Уроборос» узнала много нового. Во-первых, это любимый знак алхимиков – ведь он символизировал превращение всех их нелепых элементов в вожделенный философский камень, то бишь, золото! Я уже знаю одного алхимика, у которого благодаря Уроборосу жизнь удалась, – привет аптекарю Пелю и его золоту в башне, охраняемой грифонами (кстати, к ним я еще не сходила).

Но кроме алхимических заморочек, наш Уроборос с дичайшей древности имеет еще целую кучу значений в различных мифологиях и культурах. Змея, кусающая свой хвост, везде была символом мудрости, вечности, Вселенной и бесконечности. Был свой Уроборос и у индийцев. Его звали Шеша, и на нем, когда он выпускал хвост изо рта, катался Кришна.

Но круче всех с Уроборосом поступили мои любимые викинги. Их змей Ермунганд, сын аса-насмешника Локи и какой-то великанши, будучи по совместительству богом зла, обернулся вокруг земли в Мировом океане и ждет своего часа, чтобы низвергнуть мир в Хаос. Как тут не вспомнить: «Хаос всю землю охватит змеей»?

Но больше всего меня заинтересовало то, что многие философы и теософы считали Уробороса символом бесконечных перерождений, постоянной смены разрушения созиданием, и наоборот. Разрушение и созидание? Но ведь это и есть прямая аналогия борьбы Хаоса с Порядком, о которой теперь в каждом моем сне вопит одержимая Тори. А история с перерождением, вполне возможно, тесно связана с моим появлением в этом сером мире. Может быть, ключ к разгадке моей проблемы в разгадке понятия Уробороса?

Голова пухнет от подобных мыслей, и при этом я ни на миллиметр не продвигаюсь к возвращению обратно в свой родной мир. Меня отправили сюда при помощи магии – в этом нет сомнения. А вот как мне без нее попасть обратно – это большой вопрос! Остается только надеяться, что мне помогут папины книги. Они-то на месте, слава Первородному.

Мальчишки, как и обещали, зашли вчера вечером в гости. Мы пили чай с бабой Любой, причем она не спускала с нас глаз и задавала парням идиотские вопросы. Мне кажется, родоки теперь подозревают, что я наркоманка. Час от часу не легче.

5 января

Оказывается, я не могу читать папины колдовские книжки! Я напрочь забыла все языки, кроме русского, английского, ну и итальянского на бытовом уровне. Так что полдня я, как пятилетняя дурочка, просто тупо смотрела картинки. А когда Па пришел с работы, он и вовсе запретил мне их листать. Сказал, что это драгоценные фолианты, памятники культуры и все такое и нечего их без дела эксплуатировать. Они, мол, должны служить науке. Он де говорил мне это множество раз в детстве, и с тех пор я их не трогала, и поэтому он очень удивлен и расстроен. В общем, целый скандал получился. И теперь он будет запирать свою комнату с наиболее ценными экземплярами. А те книги, которыми забиты полки до потолков во всех остальных комнатах, я смотреть, значит, могу, но толку-то от этого все равно не будет никакого.

С Цоем и Ваней опять не удалось поговорить по-человечески: теперь с нами за столом сидела Ма-Маша и проявляла живейший интерес к молодежным проблемам. Наивняк какой-то! Как будто я не могу пообщаться с друзьями в интернете или по телефону, если захочу. На улицу меня пока родители не пускают, да я и сама не хочу. Чего там делать? Лучше пить кофе и думать об Анжело.

6 января

Сегодня я впервые призадумалась, чего я так психую. Я же жила шестнадцать лет без всякой магии – и ничего страшного. И не чувствовала себя ущербной или несчастной из-за этого. Было много других поводов чувствовать себя несчастной и ущербной. Да и будучи уже полноправной ведьмой, разве я не страдала и не мучилась угрызениями совести из-за того, что подвела свой орден на коронации, подставила друзей и родителей? Нам же всем тогда, кроме Любы, запретили колдовать и закрыли вход в Астралию – и ничего страшного, я даже не особо психовала. Так, депрессовала, конечно, но даже в школу ходила. Ваня с Цоем меня тогда, кстати, игнорировали, а сейчас, наоборот, поддерживают, как могут. Чего же я так расклеилась и разнюнилась сейчас? Из-за Анжело? Так его и в той жизни со мной больше нет и, возможно, никогда не будет. Зато у нас с ним была ночь, которая стоит десяти жизней. А приключения, которые я пережила, – их тоже уже на сотню жизней хватит. Да еще и Цой жив. Любуюсь им каждый вечер. Даже обидно, что он не помнит, как признавался мне в любви. И Матильда жива. Может, я просто дура неблагодарная?

Но стоит вспомнить картину с каруселями у Тругота, в меня словно бес вселяется. Так обидно, что хочется разорвать все вокруг на мелкие клочки. Но с этим надо как-то бороться. Пример злобной фурии у меня каждую ночь перед глазами, и это наказание мне за что-то, о чем я совершенно ничего не знаю. Хоть совсем не спи, чтобы не видеть этого кошмара. Ненавижу эту Тори!

7 января

Ну вот, когда кажется, что хуже уже ничего не может быть, ночью тебе звонит Сергей Михайлов. Сначала я даже не поняла, кто это. «Котёна, Вичичка, Торик, прости, я не могу без тебя…» Я решила, что какой-то чудак ошибся номером, тем более что его номер мне ничего не говорил. Но голос, этот отвратительный голос, который я всегда ненавидела, стряхнул с меня остатки сна (не менее отвратительного, чем он), и я, как полная дура, вместо того чтобы отключить телефон, спросила:

– Михась, ты? Ты чего там, плачешь, что ли?

Плачущий Михайлов – это ж мечта всей моей школьной жизни. Даже когда Цой кулаком разбил ему за меня нос в пятом классе, он не заревел, к моему разочарованию, а убежал куда-то зализывать раны. А сейчас Михайлов плакал. И вот, пожалуйста, вместо того чтобы радоваться, я целый час этой ночью утешала влюбленного в меня Сергея. Уму непостижимо! Оказывается, я его бросила в Выборге. Бросила и сбежала. Ну, то есть мы расстались. Расспрашивать его о том, что у нас с ним вообще было, я не решилась. Меня от мысли о поцелуе с Михасем выворачивает наизнанку. А Тори, похоже, преуспела в этом вопросе…

Тут главное – совсем не запутаться. Я-то понимаю, что я – это я, и я появилась в этом мире, так похожем на мой, в поезде, идущем из Выборга. А до этого здесь была вовсе не я. Или другая я. Назовем ее Тори, как она сама и захотела. Вот как это кому-то объяснить, тем более плачущему в телефон придурку Михайлову, я не понимаю. Из его сбивчивых объяснений я узнала, что у него в Выборге бабушкина квартира, которую они сдают. А сейчас она оказалась без квартирантов. И мой кавалер не преминул этим воспользоваться. Решил устроить Тори (не путать со злобной Тори из моих снов) сюрприз на романтическом свидании. Позвал ее в Выборг смотреть средневековый замок, а потом потащил на квартиру греться. А Тори (то есть я, как он думает) сбежала от него, и теперь он в слезах и соплях просит прощения за свой косяк, кается и готов ждать, сколько угодно, пока я созрею. Бедный парень – он же сгниет, пока я буду зреть. А еще Тори ему сказала, что любит она только Федди, а с ним, Михасем, была только назло своему недосягаемому любимому. Хорошая девочка, ничего не скажешь! И что мне после этого было делать?

Битый час я врала Михасю, что он классный чувак и рэп читает не хуже Федди, а баттлится даже лучше и просто я такая вот дура ненормальная, не смогла его оценить, но он обязательно найдет себе девушку, которая воздаст ему по заслугам и все такое. И даже (страшно писать такую вопиющую банальность) предлагала ему остаться друзьями. Слава Первородному, Михась не согласился. Он плакал и ныл, что такой девушки, как я, он никогда не найдет, что я самая лучшая, остроумная, прикольная, оригинальная и даже (не ожидала) красивая. И знаете, я в ужасе поймала себя на том, что мне приятно слышать это нытье. Не в том смысле, что я садистка и мне нравится, когда человек (даже такой, как Михась) убивается и ревет в трубку, а в том, что приятно, когда тебе говорят такие вещи. (Хотя на самом деле не совсем мне и даже совсем не мне.)

В общем, в конце я все же не выдержала и сказала ему, чтобы он прекратил истерику и вел себя как мужик. Сам виноват – испугал меня, стал давить, потащил обманом, а это неприемлемо. Так что теперь мне нужно время. Время лечит и прочая банальная чушь. Но она сработала. Михась даже сопеть перестал, не то что плакать. Сказал, что он готов ждать сколько надо. А я его попросила не звонить, не писать и держаться подальше от моего личного пространства. А про Федди я, мол, ему наврала. Психанула и ляпнула сгоряча. Не люблю я его больше. Причем сказала я это совершенно искренне. Так что Михась мне поверил, успокоился и отправился на боковую. Исправила одну большую ошибку Тори Адамсон, и мне тоже стало легче. Честное слово.

А днем под воздействием последнего просмотренного сна я поехала к Медному всаднику. Знаете, попытка не пытка. Стояла у памятника и пыталась воззвать к духу Петра Первого, чтобы он отправил меня обратно в мир, где я сейчас была гораздо нужнее. Там эта полоумная такую бучу мутит, никому мало не покажется, объясняла я лупоглазому царю. Приводила аргументы, про змею у него под копытом напоминала: вот, мол, я, гадюка-Виктория, отправьте меня в мой мир. Даже на колени вставала. Женихи и невесты, которых к памятнику привозят, с опаской на меня поглядывали. А что делать? Надо пробовать любые ходы.

Но главный дух Петербурга не соизволил мне ответить. Зато я насмотрелась на него на всю жизнь. Очень страшный памятник. Недаром раскольники его так боялись и считали, что это самый настоящий всадник Апокалипсиса на бледном коне. Правда, они Петра самым настоящим антихристом считали, а он, наоборот, наш город от бед защищает и витчхантерам покровительствует. Но страшные они очень – и Петр, и конь. И я понимаю, откуда у Пушкина идея «Медного всадника» родилась. Такого дядю с усами скачущим по городу увидишь – враз сбрендишь. И никакой он не медный, а бронзовый на самом деле. Это Пушкин всех запутал. Пушкин! Он теперь моя последняя надежда. Сейчас как раз Святки. Девицы, как и сто лет назад, будут на женихов гадать и дух Пушкина вызывать, чтобы он им на вопросы глупые отвечал. Если он ко всем подряд выходит, пусть и ко мне выйдет и отправит меня обратно. Очень уж меня беспокоят сны про мою двойницу с серебряным пальцем. Не подведите, Александр Сергеевич!

8 января

С духами у меня не заладилось. Как, впрочем, и со всем остальным. Пушкин ко мне не явился. Зато явился какой-то мерзкий грипп. Чихаю, кашляю, температура тридцать девять. Валяюсь дома, переживаю, не заразила ли Цоя. Он вчера один приходил. У Вани срочные дела нарисовались. А Цой вчера был просто прекрасен. Они с папой о музыке разговаривали. Папа ему БГ цитировал и Шевчука, а Цой – сами понимаете кого. В общем, получился вечер памяти ленинградского рок-клуба. Папа даже задвинул телегу, что русский рок – это большая поэзия конца двадцатого века, а сейчас уже никто подобного не напишет. Пришлось ему пару песен Оксимирона и Скриптонита процитировать. Положила отца на лопатки. Мне даже стало немножечко стыдно. То есть, как видите, я начинаю постепенно ассимилироваться в этом скучном обыденном мире без волшебства. А Цой и правда вчера был как-то необычайно красив. Почему я раньше не обращала внимания, какие у него красивые глаза? А ведь я его дважды возвращала к жизни. Правда, про второй раз лучше не вспоминать. Но он живой, и он со мной. Мой Цой! Это моя высокая температура так проявляется, наверное.

9 января

Из-за жара совершенно не помню последнего ночного кошмара. Вот какая от моего гриппа польза! Все утро думала про Цоя. И нашло на меня озарение. Самая первая мысль была верной – я же сама все это и устроила. Ехала на «Аллегро» и все время думала о том, что я готова все отдать, только бы вернуть Цоя (правда, я и про Анжело думала, но перед ним я не была так виновата). Ну а поскольку я не простая девочка, а королева витчхантеров и великая ведьма, Первородный услышал мои мольбы и вернул Цоя. И меня заодно вернул… Или нет. Не так. Отправил меня в одну из параллельных вселенных, где я уже не смогу ничего испортить своим колдовством, потому что здесь никакого колдовства в помине нет. Зато есть Цой и родители, которые меня любят и обо мне заботятся. А я все куда-то пытаюсь сбежать, вернуться и беспокоюсь из-за иррациональных снов. Мало ли что кому снится! Надо жить здесь и сейчас. Принять жизнь такой, какая она есть. Перестать дергаться и начать получать от жизни удовольствие.

Снова 9 января

Я поцеловала Цоя. Не знаю, что на меня нашло. Он сидел в марлевой повязке на краешке моей кровати такой трогательный и озабоченный моим здоровьем. Я не выдержала и поцеловала его повязка в повязку. А потом мы их сорвали и целовались по-настоящему. И теперь для меня большой вопрос, кто целуется лучше – Цой или Анжело. Я такая ветреная! Настоящая ведьма. А еще настоящая дура. Ведь Цойчик теперь точно заболеет. Хотя он говорит, что делал прививку в Институте гриппа и к нему зараза не пристанет. Он уходил совершенно счастливый. Просил меня ничего не говорить Ване.

– Я сам ему скажу. Это очень деликатный вопрос. – В устах Цоя слово «деликатный» показалось мне исключительно экзотическим.

В общем, я и без колдовства умудряюсь создавать проблемы на ровном месте. А с другой стороны, по-моему, все логично. Я в этом мире только из-за Цоя. Он меня любит и нравится мне. Почему бы нам не быть вместе? Почему?

Худой подслеповатый очкарик в красном пуховике с серьезным и несколько испуганным лицом и его подружка, чьи красные косички были спрятаны под вязаной растаманской шапкой, ежились под взглядом всесильной королевы, лукаво и высокомерно глядевшей на них с высокого обсидианового трона.

– Замерзли? – нарочито заботливо спросила Тори.

– Ну да, – щурясь, ответил Ваня, – прошлый раз обстановка здесь была гораздо теплее.

Огромный внутренний зал цифровой башни, совершенно не соответствующий ее внешним размерам и геометрии, встретил их лютым морозом. Казалось, что здесь холоднее, чем на улице. Но дрожал Ваня не только и не столько от холода. Он не общался со старой подружкой с тех пор, как она, неожиданно вернувшись, объявила себя их королевой. Вики, которая теперь требовала, чтобы никто не смел ее так называть, не отвечала на их с Катей сообщения и звонки. Сначала это пугало и расстраивало Ваню, который страстно желал услышать лично от нее объяснение тому безумию, что обуяло ее, а затем и всех витчхантеров города. Всех, включая Ваниного отца, теперь в качестве полевого врача постоянно находящегося на учениях по боевой магии, которые ежедневно проводил Фил.

Ваня и Катя в учениях не участвовали. Катя практически дезертировала сразу после достопамятной сходки на Дворцовой площади. Официально в списки витчхантеров ордена Уробороса ее внести не успели. Поэтому ее никто не искал. Германа и Марию Адамсон их венценосная дочь в тот же день посадила под домашний арест в пустой квартире Леры Зомби в башне Иванова. А Тори и ее верный слуга герр Филантроп по какой-то причине о Кате не вспоминали. И она очень надеялась, что и не вспомнят. Надеялась до этого вечера. Ваню на сборы не брали, потому что с ним все и так было понятно. Его оружие – флейта Гаммельнского крысолова, и она всегда при нем.

Ваня перестал искать встречи и общения с Вики-Тори, как только отец рассказал ему о первых публичных казнях еретиков. Учения проходили в узкой дельте реки Мокруши, ныне смертными называемой Ждановкой. На берегах реки с обеих сторон в результате снегопада высились спрессованные бульдозерами горы снега, закрывающие учения от любопытных глаз посторонних. Каждое утро армия Тори проходила сквозь эти снежно-ледяные горы через тайный лаз, пробитый силой ее магии и видимый только посвященным. И каждое утро на построение прилетала сама королева Виктория, вся в черном. Прочитав своему воинству короткую проповедь, обращала обвиненных в ереси витчхантеров в змей, крыс или тараканов, которых тут же на глазах у всех пожирал ставший придворным палачом магистр Фил. От сжигания еретиков на костре пришлось отказаться, чтобы не привлекать лишнего внимания.

Поэтому, когда в полночной темноте в окно к Ване постучались золотые грифоны, они с Катей совсем не обрадовались. Ждать чего-то хорошего от нынешней реинкарнации их безбашенной подружки не приходилось.

– А как же любовь, – продолжила глумиться Тори, – разве вас не должна греть любовь? Посмотрите на меня. Моя любовь к Первородному безгранична. Хотя нет, вру. Меня греет ненависть.

Ваня с Катей быстро переглянулись.

– Может, объяснишь нам, что с тобой происходит? – поборол страх Ваня.

– Как смеешь ты, шут, в таком тоне тыкать великой королеве Виктории? – В башню влетел грозный Фил, своим криком разбудив дремавших у трона грифонов.

Филин сел у правой руки Тори и долгим, мрачным взглядом голодного хищника уставился на ребят. Ваню с Катей снова затрясло крупной неконтролируемой дрожью.

– Перестань, Фил, – театральным голосом обратилась к своему соратнику Тори, – это же Ваня с Катей. Мои друзья. Даже у королевы могут быть друзья, которым она может доверять. Да и шут у меня теперь совсем другой.

Тори громко хлопнула в затянутые черными кружевами ладоши. Одна из бесконечно повторяющихся дверей за ее спиной отворилась, и оттуда выскочил румяный Федди. Одет он был так, словно только что читал рэп со сцены: в футболке на три размера больше, чем нужно, красной бейсболке, еле налезающей на голову, шортах и кроссовках. На его красивом лице было написано полное недоумение. Похоже, он вообще не понимал, где он и что с ним. Вид у него и правда был такой шутовской, что даже Ваня и Катя не смогли сдержать улыбки. Рэпер подбежал к трону и уставился на Тори влюбленными глазами.

– Феденька! Чая горячего спроворь гостям! – мягко приказала Тори.

– Угу, – то ли кивнул, то ли поклонился Федди и побежал обратно. Но на полдороге к дверям остановился. – А где его взять-то?

– Забудь, – сказала Тори, – спи дальше.

Она снова хлопнула в ладоши, и перед Ваней с Катей, на уровне их лиц, появился поднос с двумя чашками горячего чая и сушками с маком.

– Бедолага уверен, что спит и все это ему снится, – сказала Тори. – Наиграюсь – верну Таньке.

Ваня поперхнулся чаем и не смог без баллончика остановить кашель, перешедший в астматический.

– Ваня! Катя! Расслабьтесь, – участливо сказала Тори. – Я позвала вас сюда, чтобы вы помогли мне в одном деле, о котором никто не должен узнать. Нам понадобится твой дар, Ваня. Ничего страшного нас сегодня не ждет. Просто мы должны уничтожить зеркало Дракулы, прежде чем до него доберутся продажные слуги Древних.

Вики, смотревшая на все это, как обычно, во сне (из головы Тори и снаружи), немедленно услышала знакомый противный баритон:

«Зачем ты им что-то объясняешь? Теперь тебе придется их убить сразу после операции. А они бы пригодились нам в бою. Или ты серьезно считаешь их друзьями?»

– Вот видите, я серьезно все еще считаю вас своими друзьями, – улыбнувшись чуть шире нужного, сказала Тори, словно стараясь позлить голос в голове.

«У тебя нет друзей, кроме меня», – тут же отозвался голос.

«Не смей над ними издеваться!» – потребовала Вики.

Услышав ее, Тори смешно мотнула головой.

– Зеркало Дракулы. Это в особняке Брусницыных, что ли? – оживилась Катя, осознав, что ее прямо сейчас не будут превращать в какую-нибудь гадость и сжирать. – Но ведь это сказка, легенда.

– В каждой сказке есть доля сказки, Катюша, – снова хищно улыбнулась Тори.

– Может быть, правды? – осмелел отдышавшийся Ваня.

Нет, правды нет нигде, – помрачнела Тори. – Правда в том, что правды нет. Хватит разговоров, друзья. Нам пора лететь. По грифонам! Летим на Кожевенную линию, детки.

Последняя фраза предназначалась грифонам, в круглых орлиных глазах которых читалось полное непонимание.

– В Чекуши, на юго-запад Васьки, к бывшему кожевенному заводу, – уточнила Тори для темных тварей, до сих пор живших адресами позапрошлого века.

Грифоны кивнули и подскочили к ребятам. Через минуту два грифона с седоками, огромный филин и ведьма в черном платье уже летели в беззвездном зимнем питерском небе. Лететь было недолго, ведь башня Пеля тоже стояла на Васильевском острове. Несмотря на ночь, город не спал. Снегоуборочная техника упорно работала, круглосуточно расчищая недельные завалы. Фонари светили, экскаваторы ворчали, рабочие громко переговаривались, но никто не смотрел в ночное небо, где, методично пересекая линию за линией, летела черная королева Виктория со своей свитой.

Наслаждаясь полетом в своем сне, Вики отчаянно пыталась припомнить, что она знает о зеркале Дракулы. А помнила она, как ни странно, достаточно много. Кожевенные магнаты, купцы Брусницыны, широко развернулись в девятнадцатом веке. Но были они странноватые, хоть и очень богатые. Зачем-то, например, свой шикарный особняк с большущей оранжереей выстроили на территории своего же кожевенного завода. Чтобы на работу далеко не ходить, что ли? А как же отвратительный запах и вредные испарения, от которых там некуда было скрыться? Непонятно. Странные ребята. Похоже, им было что скрывать.

Может, из-за этого и появилась легенда, что в особняке, прямо в вестибюле, висело большое зеркало, привезенное из Венеции. На вид – зеркало как зеркало, только многие почему-то боялись в него заглядывать. А некоторые из тех, кто не боялся, заболевали болезнями неизвестной природы и быстро угасали. Это все, конечно, были слухи. Как и то, что зеркало это хоть и было куплено в Венеции, но висело раньше в тайной усыпальнице Влада Цепеша, по прозвищу Дракула, дьявола во плоти и самого известного вампира в мире.

После революции кожевенный завод и особняк у Брусницыных отобрали, экзотические растения из оранжереи отправили в Ботанический сад, а зеркало попало в один Дворец культуры. Но провисело там недолго. Потому как люди там стали натурально исчезать. И хоть время было такое, что люди исчезали где ни попадя, зеркало на всякий случай вернули в особняк. И стало оно висеть в кабинете у нового директора завода, который вскоре заболел и скончался. Тогда проклятое зеркало и убрали с глаз долой.

Никто теперь не знает, где оно. Но молва все равно уверенно приписывает его местонахождение Брусницынскому особняку. Говорят, что оно надежно спрятано от глаз непосвященных (и посвященных), поэтому туда и пытаются попасть на частные экскурсии все любители темного тайного мира. И Вики тоже там была. Зеркало Дракулы, конечно, сильный артефакт, но спрятали его не зря. Древние ничего не делают зря. Вики читала в одной из колдовских книг, что нет ничего опасней для вампиров и оборотней, чем заглянуть в зеркало Дракулы. А еще оно ловит в себя призраков и пришельцев из зазеркалья. В общем, серьезное оружие широкого спектра действия и назначения. Понятно, почему оно Тори сейчас так сильно понадобилось. Оборотня в погонах Зверского она не нашла, и он может снова заявиться, чтобы убить ее в любой момент. А если в ближайшее время миссия Зверя не увенчается успехом, то Древние, потеряв надежду на оборотней, пошлют в Питер свое войско. И тогда безумной Тори точно наступит конец. Жаль только, что перед этим она погубит всех витчхантеров Питера. Вики вообще не понимала, почему Древние медлят с развязкой.

С такими мыслями в спящей голове она вместе со всеми подлетела к Кожевенной линии. Особняк Брусницыных сверху напоминал букву «Ш». Сейчас в отреставрированной части особняка, кажется, располагался какой-то офисный центр, а в заброшенной – снимали мистические фильмы. Зависнув над Косой линией, Тори снизилась первой, резко махнув рукой остальным, чтобы ждали. Она пронеслась над двухэтажной застекленной оранжереей и пропала из виду, найдя выбитое стекло. Грифоны и филин нырнули вслед за ней. Виктория летела по темной оранжерее, освещая себе путь горящими, как фонари, глазами. Вылетев на широкую лестницу, она притормозила и опустилась на мраморный пол. То же самое сделали и остальные.

– Я чувствую, что оно здесь, на втором этаже. Но на нем стоит защита. Поэтому я не знаю, где точно оно замуровано. Может быть, в стенах столовой или в стенах парадных залов, под лепниной потолков или в мраморной кладке каминов. Но я точно знаю, что оно откликнется на твою музыку, Ваня. Играй что хочешь. Как только вы найдете его, вернетесь за мной. Ничего не делайте сами и старайтесь не заглядывать в него. Хотя для вас это должно быть совершенно безопасно, но чем черт не шутит. Фил посветит вам.

Ваня снял с поясного ремня флейту, которую долгое время все вокруг считали просто старинным футляром, и подул в нее. Мрачное помещение особняка наполнили звуки прекрасной мелодии. Фил толкнул сильными лапами двери в парадный зал и пронзил его темноту двумя желтыми прожекторами своих глаз. За ним не спеша, опасливо поглядывая по сторонам, двинулись Катя и играющий на флейте Ваня. Тори осталась стоять в полумраке на лестнице, грифоны послушно легли у ее ног. Вики глазами Тори видела фрагменты стен парадного зала, богато украшенные резным деревом. Раньше стены над деревянными пластинами были затянуты выделанной кожей. Теперь там красовались современные обои. Ребята с филином скрылись в темноте. Только переливчатая мелодия напоминала о том, что они внутри.

«Что ты задумала? Ты даже не представляешь, как оно опасно. Дракула считал, что сильнее его, но остался в нем навсегда. Мастера, создавшие его золотую амальгаму, покончили с собой, их секрет так никто и не разгадал. Брусницыны – могущественные колдуны, они боялись Древних и держали у себя это зеркало, потому что знали: пока оно здесь, ни вампиры, ни оборотни к ним не сунутся… – «Радиоголос» в голове Тори, похоже, нервничал. – Поэтому его нужно уничтожить. Прямо здесь. Пусть они положат его амальгамой вверх. Испепелишь его, и все. Делай, как я тебе велел. Мы не можем так рисковать».

– О, да, конечно, мой повелитель, – устало, но с издевкой, вслух сказала Тори, – может, вообще не стоило сюда лететь? Просто сожгли бы усадьбу вместе с поганым артефактом?

«Не глупи. Ты должна убедиться, что зеркало Дракулы здесь, и уничтожить его».

– Как умно! Уничтожить оружие, которого боятся Древние, перед решающей битвой с ними! Нет, не умно, просто гениально!

«Для тебя оно еще опасней, чем для них! Ты все провалишь! Тебе не надо думать! Только выполнять. Я думаю за тебя. Я уже послал своих слуг за Сердцем Жанны. Надеюсь, что завтра оно будет у нас. Тогда у Древних не останется ни единого шанса против тебя. Заодно и огненный ангельский меч прибудет. Нашли кого поставить охранять главную…»

Договорить баритон не успел. Раздался громкий хлопок, следом шум падающих кирпичей и звон битого стекла. Ванина флейта смолкла. Вики замерла в ожидании.

Полыхая безумными желтыми глазами, на лестницу вылетел взъерошенный филин.

– Что с зеркалом, Фил?

– Разбилось на мелкие осколки, госпожа!

– Чертовы придурки, – Тори пришла в ярость, – ничего никому нельзя поручить! Все нужно делать самой!

– Оно выпрыгнуло на нас, будто сидело в засаде, ваше величество! Сначала полетела лепнина, потом оно ударилось об пол и взорвалось, как фугас. Зеркальный фейерверк, ваше величество!

– Ну тебя, я вижу, не задело. А остальных? Они что, мертвы?

У бедной Вики на мгновение остановилось сердце.

– Живы, ваше величество! Напуганы, оглушены, но живы. Катю слегка поцарапало.

– Ей не привыкать. Слава Создателю! А то я уже испугалась, что потеряла два артефакта за ночь. Лети за ними, Фил, ты же бросил их в темноте. Где оно пряталось?

– В потолке столовой, – уже улетая, крикнул Фил.

– Ну что же, – пробормотала под нос Тори, – одной проблемой меньше. Надо спешить.

Она уставилась на деревянные двери тяжелым огненным взглядом, и старая древесина немедленно вспыхнула, осветив бывшую когда-то непомерно шикарной парадную залу, по которой вслед за филином со всех ног неслись Ваня с Катей. В воздухе запахло паленой курицей. Грифоны равнодушно смотрели, как пожар стремительно и хаотично распространяется по второму этажу. Алхимические твари совершенно не боялись огня. Черт его знает, чего они вообще боялись. Ваня без очков, но с флейтой в руке поддерживал бледную Катю, из рассеченной щеки которой капала кровь.

– За мной! – закричала Тори и влетела с лестницы в оранжерею раньше, чем туда добрались длинные огненные руки-сполохи.

Королева-ведьма взмыла вверх, пробив двойное остекление оранжереи. Сделав пару кругов в холодном воздухе над бушующим пламенем, поглотившим особняк, она спросила у понурых всадников, крепко держащихся за хвосты грифонов:

– Надеюсь, у вас хватило ума не трогать осколки? Они ядовитей полония. Катя, я заберу тебя в цифровую башню на пару дней. Рана легкая только на вид. Придется серьезно поколдовать над ней. Заодно отдохнешь от своего очкастого зануды. А ты, крысолов, приходи в башню Пеля, когда захочешь. Я люблю своих друзей. Только не болтай лишнего. Понял?

Вики не поверила ни единому ее слову. А еще она, в отличие от Тори, увидела, как странно что-то поблескивает в капюшоне Ваниного пуховика. Но тут же забыла об этом, услышав кричащий баритон, от которого раскалывалась голова Тори:

– Хватит откладывать на потом главные дела, девочка! Лжеродителей убить, библиотеку – сжечь!

– Если к тебе во сне приходит архангел и просит что-нибудь сделать, лучше соглашаться с первого раза, Страж. Если, конечно, не хочешь приобрести дыру в башке.

– Слушай, Анж, ты, конечно, очень крутой чувак, но не мог бы ты разговаривать со мной попроще. А то меня жутко раздражают все эти твои шутки-прибаутки.

– Я знаю, – сказал Анжело, дружески похлопал Цоя по плечу и рассмеялся звонким мальчишеским смехом.

Карма, сидящая на втором могучем плече Цоя, недовольно каркнула. Ей тоже не нравилось, что ангел все время подтрунивает над ее любимым. Все трое в данный момент сидели у основания высоченного шпиля на крыше монастыря Святого Михаила, что стоит на острове Мон-Сен-Мишель на границе Бретани и Нормандии, в стране под названием Франция.

Появились они в этом сказочном месте вчера вечером. Переночевали на деревянных балках под крышей монастыря, а весь день провели в дозоре на крыше. По счастливой случайности впервые за неделю весь день не было дождя, хотя небо все время хмурилось, и ветер без устали гнал мимо кудлатые тучки. А сейчас на закате тучки рассеялись, и странная троица могла свободно любоваться закатом в одном из самых красивых и необычных мест Земли. Отдать ему должное приезжали туристы и паломники не только из Франции, но и со всего земного шара. Глядя на шпиль в бинокль даже при самом большом увеличении, люди замечали только трех птиц: ворону и двух больших альбатросов, черного и белого. Воины света прекрасно замаскировались.

Цой, который в прежней жизни совершенно справедливо не считал себя эстетом, вместе с зараженной кровью Анжело вдруг приобрел необъяснимую тягу к прекрасному. Вчера, например, когда он увидел вдали Мон-Сен-Мишель, он ужасно расстроился, что не может немедленно сфотографировать его и выложить фото на всеобщее обозрение.

– Мы что, случайно попали в Астралию? – восторженно спросил он Анжело.

– Почти, – весело ответил ангел. – В реальном мире случается встретить красоты не меньшие, чем в сказочном.

Недалеко от материка в вечернем океане синел высокий и гордый остров-скала, опоясанный крепостными стенами, из которых вырастал средневековый монастырь, острым шпилем протыкающий небо. Единственный кусочек Франции, который не смогли завоевать ни викинги, ни англичане. А все благодаря быстрым приливам, которые страшной волной накатывали из океана и пресекали любые попытки подобраться к острову во время отлива. Приливных календарей в Средние века не было, и неожиданно являвшаяся стихия равно топила как завоевателей, так и несчастных паломников. Сейчас от материка к острову шел мост, постоянно днем заполненный машинами, а остров и замок на нем охранялись как памятник архитектуры. И не только. Ведь крылатая троица на крыше монастыря сторожила его совсем по другой причине. Но эта причина пока таилась в голове Анжело, который вместе с соратниками наслаждался прекрасным видом многокилометрового отлива, оставившего лежать в морском песке многочисленные рыбацкие катера и крутобокие лодки.

– Ладно, Цой, не обижайся, – продолжал ангел. – Если тебя заинтересовало, как на этом острове появился монастырь, то тебе крупно повезло. Ты услышишь эту историю из вторых уст, так как мне ее поведал сам архангел Михаил!

«И как только Вики полюбила этого выпендрежника», – подумал Цой, но сделал вид, что внимательно слушает ангела.

– Михаил давно присмотрел этот похожий на зуб остров, торчащий в море, и ночью семьсот восьмого года явился во сне норманнскому архиепископу Оберу с повелением посвятить ему эту скалу. Видимо, епископ оказался не сильно верующим и побоялся выполнить приказ Михаила, списав его на дурной сон. А может, решил, что это черти с ним шалят, или опасался, что над ним будут потешаться… В любом случае Михаилу пришлось явиться ему во сне еще пару раз. А когда архангел понял, что епископ тот еще упрямец, то перстом прожег ему голову, чтобы избавить от сомнений. Епископ проснулся утром со сквозной дырой в голове, и такая напоминалка сработала прекрасно. Вскоре остров-гора получил свое нынешнее название, и на нем начали возводить крепость, а потом и монастырь, у которого до нашего времени поменялась куча хозяев, но не имя и не покровитель. А Обер так и жил до самой смерти с дырой в голове. Его дырявый череп до сих пор хранится в сокровищнице монастыря. Вот как мои товарищи иногда развлекаются.

– Так это архангел Михаил попросил тебя охранять монастырь? Тогда в Норвегии ты исчез на целый день и с тех пор темнишь. Что именно нам угрожает и что именно мы охраняем? Кого ждем? – пошел в атаку на ангела Цой. – Как-то не очень красиво использовать боевых друзей втемную, Анж.

– Ох, какой же ты редкостный зануда, Цой! Посмотри, какой закат! Да за такую красоту и жизнь отдать не жалко!

– Красиво, не спорю. Но в Питере бывало и покрасивее. Там сейчас, наверное, все в снегу, – сказал Цой и принялся методично точить о шпиль монастыря свой эльфийский меч.

– Не то слово, Цой. Птицы рассказали мне, что Питер едва виден из-под снега. А еще до меня долетели слухи, что там готовится большая буча. И затевает ее не кто-нибудь, а наша общая подружка Вики.

Цоя как током ударило запрещенное в их разговорах имя. Если Анжело заговорил о ней, значит, все действительно серьезно.

– Мы сможем вернуться в Питер, чтобы помочь ей?

– Там все не так просто, малыш.

«Дать бы ему в ухо за малыша», – подумал Цой, но сдержался.

– Черная королева – все-таки Вики, а не Люба? – немедленно встряла между парнями миротворица Карма. – Надо же. А я не верила. Неужели она и правда связалась со Лжецом?

– Может, я тупой, но, по-моему, я так и не услышал ответа на вопрос, – набычился Цой. – Мы поможем Вики?

Небо снова затянуло тучами. Закапал холодный январский дождь. Анжело сделал серьезное лицо:

– Поможем, Цой! Конечно, поможем. Только при одном условии: если она сама этого очень сильно захочет и вызовет нас. А пока с ней потеряны все контакты. Но даже здесь и сейчас мы помогаем ей.

Цой как будто не услышал последних слов ангела, а может, их и правда унес сильный порыв шквалистого ветра.

– Я скучаю по ней, – тихо, еле слышно, одними губами сказал Цой, держась за шпиль, чтобы не слететь с куполообразной крыши.

«Я тоже скучаю по ней, Цой. Просто я умею ждать и верить», – про себя ответил товарищу Анжело.

Карма недовольно топталась на плече Цоя. Она так надеялась, что любовный дурман у Цоя когда-нибудь пройдет. Ничего, ворона терпеливая птица. Она дождется его любви.

Меж тем в резко потемневшем небе разыгрывалась самая настоящая морская гроза. Тяжелые лиловые тучи пронизывали толстенные зигзаги ослепительных молний; словно небесные литавры, грохотал гром. Пошел дождь, мгновенно обратившийся в сплошной ливень.

– А вот и гости, – прокричал ангел, вздымая над головой пылающий меч. – Вернее, гостьи. Покажем им наше гостеприимство!

И тут же Цой и Карма увидели их в черном небе, метрах в ста перед собой. Они летели острым клином, словно журавли, приближаясь со стороны океана. Но это были не птицы. Двенадцать полуобнаженных разъяренных женщин в серебряных доспехах, не скрывавших высокие груди и трепещущие крылья. Их волосы выбивались из-под остроконечных шлемов и развевались на ветру, с раскрытых губ летел боевой клич, в руках они сжимали сверкающие молнии. Это было чертовски красиво и страшно одновременно.

– Карма, только не повторяй здесь свой норвежский фокус! – крикнул Анжело. – Расплавишь шпиль – все погубишь. Мы справимся и так.

На этот раз Анжело был готов к атаке и мог показать себя в полную силу. Войдя без разбега в адский штопор, ангел словно горящий пропеллер врезался в клин грозных воительниц, разрубая их на части со скоростью электрического миксера-убийцы. Ни одна из молний не причинила вреда ангелу, исполняющему в воздухе макабрический вариант танца небесного дервиша[3]. На мокрую крышу вместе с ливнем полетели части вражеских тел, звонко ударяясь металлом о металл. Кровь водопадами стекала вниз по монастырским водосточным трубам.

Из двенадцати валькирий к куполу приблизились только шесть. В глаз одной из них воткнулась живая ракета по имени Карма. С другой валькирией, оказавшейся неплохой фехтовальщицей, скрестил меч Анжело. Пять воительниц успели метнуть молнии в Цоя. От одной тот отпрыгнул, две отбил сталью цвергов, одна чиркнула по его жестким волосам, полностью спалив их, а последняя попала в шпиль, со звоном отрикошетив в черное небо. Крутиться, как Анжело, Цой не умел, но он смело полетел в атаку на противниц, выхвативших из-за поясов короткие мечи. Однако сразиться он успел только с одной – остальных покрошил резвящийся в небе ангел смерти. Он же потом помог Карме вытащить клюв, застрявший в глазнице убитой амазонки.

– Эй, Цой, не убивай «Брунхильду»! К ней есть вопросы, – крикнул Анжело.

Но было поздно. Цой уже отрубил противнице голову и, проводив взглядом ее полет до земли, вернулся к товарищам на крышу. Совершенно чистую крышу благодаря их сообщнику ливню, исправно отмывшему ее от крови и останков непрошеных гостий. Бледного Стража трясло, словно он только что сотворил нечто ужасное.

– Перестань, Цой! – Анжело обнял парня, которого душили беззвучные рыдания. – Я все понимаю. Но если это облегчит твое сердце, я хочу, чтобы ты знал: эти женщины были ненастоящие. Лжец может создавать таких кадавров во множестве, но силы у них не очень много. Все его миры ущербны, и поэтому он никогда не победит. Если только на его сторону не станут все посвященные мира. А уж мыто с вами этого не допустим.

– Ненастоящие? – переспросил всхлипывающий Цой.

– Ну, в каком-то смысле точно ненастоящие. Настоящие валькирии летали на лошадях, крыльев у них не было, к тому же они никого не убивали, только забирали души павших героев в Вальхаллу. Правда, сами наши «валькирии» вряд ли об этом знали. – Непонятно, не потешался ли опять над Цоем насмешник Анжело. – Создатель иллюзий всегда предпочитал продуктивности дешевые эффекты. И всегда горел на этом. Однозначно могу сказать одно: мы только что спасли мир. Если бы в руки к этим гарпиям попало Сердце Жанны, все кончилось бы в ближайшие дни.

– Сердце Жанны? – опять переспросил Цой, заставив себя успокоиться.

– Ах, да, простите! – Анжело театрально поклонился. – Этих тварей, несомненно, прислали за сердцем Жанны д’Арк. О, наконец-то этот чертов ливень закончился и я могу вам спокойно рассказать о нашей миссии. Правда, сразу хочу предупредить. Это были далеко не последние гости. Следующие воры могут быть гораздо сильнее. Я жду теперь делегатов от Древних, ведь сердце, которое мы охраняем, необходимо сейчас заполучить обеим сторонам. Поэтому меня могут отвлечь в любой момент. Что ж, вы оба наверняка прекрасно знаете официальный вариант истории Орлеанской девы?

Карма отрицательно помотала умной головкой. Цой напрягся и выдал:

– Она была девушкой-воином, освободившей Францию. А потом ее обвинили в колдовстве и сожгли.

– Браво, малыш. Со второй частью совсем в точку. Тебе, кстати, идет отсутствие волос. – Анжело улыбнулся. – О’кей, мне придется немного занять вас рассказом о той, чье сердце в свинцовом сосуде пятьдесят лет назад было тайно помещено в этот новый шпиль на старинном соборе. Раз в полвека просто необходимо перепрятывать такие сильные артефакты, способные изменить мировую историю. Так вот, Жанна Дарк – а именно так звали ее при рождении, и пусть вас не пугает созвучная английской «тьме» фамилия, – была и есть до сих пор самая известная девушка на Земле, которую сожгли по обвинению в ведовстве, в общении с Сатаной, ношении мужской одежды и прочих несомненных атрибутах ведьмы. Что ж, епископ с говорящей фамилией Кошон, что по-русски значит «свинья», так сильно желающий угодить завоевавшим его страну островитянам, не сильно ошибся. Жанна действительно была ведуньей и посвященной. Правда, первой и последней в своем роде. Она не была наследственной ведьмой, а получила свой дар напрямую от Первородного. Он и привел ее в девятнадцать лет на костер в городе Руане. Кстати, прекрасный город, и нам с вами неплохо было бы туда потом слетать. Там чудом сохранились готические соборы и коломбажные[4] дома, которые навсегда впитали в себя стыд и проклятие дыма от костра, на котором сожгли Жанну д’Арк, великую дочь Франции, храбрую воительницу и верную слугу Первородного.

Анжело прервался и внимательно вгляделся в едва различимый горизонт.

– Показалось. Прекрасно все-таки уметь видеть в темноте. Так вот, я, с вашего разрешения, продолжу рассказ о пастушке Жанне. Годы ее детства совпали с нескончаемым позором Франции в затянувшейся Столетней войне с англичанами. Французы проиграли почти все и на суше, и на море; страной, вернее, тем, что еще от нее осталось, вроде бы правил реально безумный король Карл Шестой, считавший себя стеклянным сосудом. Но на деле страной управляла его жена Изабелла Баварская, благодаря дурной репутации и прямому содействию которой дофин, сын безумного короля Карла, тоже Карл (от этого имени когда-то в Германии и произошло слово «король») был отправлен в ссылку. Новым королем Франции по договору с Изабеллой должен был стать англичанин, и Франции бы просто не стало. Английским войскам оставалось только взять непокорную крепость Орлеан и объединить свои владения на севере и юге. И тут в ситуацию вмешался Первородный. Шестьсот лет назад он еще следил за тем, что происходит в этом мире, и явно был неравнодушен к любвеобильной плодородной Франции. В помощники себе он выбрал юную деву Жанну и стал общаться с ней через своих верных слуг, в том числе и архангела Михаила, который не раз подтверждал мне лично эту историю. Шестнадцатилетнюю ведунью Первородный отправил к ссыльному дофину с вестью от себя. Он просил отдать ей руководство своим войском и немедленно короноваться в Реймсе. Жанна, которую сразу посчитали сумасшедшей, смогла пробраться через всю страну и пробиться к дофину только со второй попытки, когда ей уже стукнуло семнадцать. Дофин подверг смелую крестьянку, одетую в мужское платье, всяческим проверкам и неприятным процедурам, из которых с помощью дара Первородного она вышла с честью. Например, при первой встрече он посадил на трон своего слугу, а сам спрятался в толпе, но Жанна тут же обнаружила подмену и разыскала его, хоть никогда раньше не видела. И дофин, которому очень льстило, что высшие силы признали и подтвердили его притязания на корону, поверил семнадцатилетней пастушке, сделав ее своим полководцем.

Во всем белом, в специально выкованных для нее латах Жанна со знаменем в руках повела войска дофина на Орлеан и со второй попытки смогла его отбить. Это была первая победа французов за последние страшные годы, и страна воспряла духом. А дофин с войском Жанны пробился через англичан к священному городу Реймсу, где торжественно короновался и стал Карлом Седьмым. Граждане Реймса громко приветствовали его, но еще громче они чествовали Орлеанскую деву, спасшую Францию. Так сбылось древнее пророчество, что женщина погубит Францию, а дева – спасет. Но, видя, как восторженно народ приветствует смелую крестьянку, уже раненную, но ни разу не побежденную в боях, король заревновал. Теперь он верил в свои силы, и Жанна ему стала ни к чему. Его пугали истории о том, как во время походов она по своему желанию меняла направление ветра. Его тяготила ее популярность. Обескураживало ее бесстрашие. Она хотела идти до конца, освободить всю Францию, а у Карла уже были другие планы. Тем более, что поход Жанны на Париж закончился провалом и ранением, и Карл убедился в том, что не такая уж она неуязвимая. Все кончилось подлым предательством. Когда девятнадцатилетнюю Жанну пленил герцог Бургундский, Карл Седьмой не стал ее выкупать, зато деву с удовольствием купили англичане и устроили над ней судилище в подвластном им Руане. Ее судили не за войну с англичанами, ее обвинили в том, что она ведьма, прислужница Сатаны. Жанна стойко переносила допросы и отвергала свою связь со Лжецом, ведь она точно знала, кто наделил ее даром и послал спасать страну. Но она была слабая девушка с добрым сердцем, разбитым предательством короля, которого сама привела на престол. И Кошону, этой свинье, удалось запугать ее, продемонстрировав ей на площади готовый костер, и заставить подписать признание. Это было очень важно для его хозяев. Они не хотели просто убивать ее, она должна была публично признаться, что ею руководил главный враг Первородного. Кошон сказал неграмотной девушке, что она подписывает всего лишь отречение от ереси ношения мужского платья, а сам вписал в признание все возможные ведьмовские грехи. Жанна поставила крест на лживой бумаге и одновременно на своей судьбе. Ее помиловали, но отправили обратно в тюрьму, где через пару дней снова обвинили в ношении мужской одежды. А что было делать несчастной девушке, если всю женскую одежду у нее в тюрьме отобрали, оставив только мужскую рубашку? Объявив, что ведьма Жанна взялась за старое, Кошон сжег ее измученное тело на площади. Жанна, даже горя на костре, держала перед собой две хворостины, сложенные крестом. Почти все на площади рыдали.

– А что же Первородный? – не выдержал такой несправедливости Цой. – Ну ладно подлый дофин. Все эти короли – какие-то ущербные и порченые. Но почему Первородный не защитил ее, не спас? Ведь это же он послал ее на смерть и наделил даром, который ее погубил?

– У него, видимо, возникли дела поважнее, – ответил Анжело. – Он добился своего, спас Францию, а дальше – это уже не его проблемы. К тому времени он давно разочаровался и в Древних, и в Посвященных, а про людей и говорить нечего. Ни мне, ни тебе, Цой, рассуждать о справедливости Первородного не приходится. Когда я потерял свою любимую, то закончил рассуждать на эту тему навсегда. Если тебя это утешит, подлый король Карл Седьмой реабилитировал доброе имя Жанны через двадцать пять лет после ее смерти, а еще почти через пятьсот лет церковники признали ее святой. Так вот…

– И как же ты с такими мыслями служишь Первородному? – снова перебил его Цой.

– Послушай, малыш, – раздраженный Анжело взглянул Цою прямо в глаза. – Я в пятьсот раз старше тебя, но не могу сказать, что я в чем-то разобрался за свою длинную жизнь. Единственное, что я понял: все мы служим Первородному, что бы мы ни творили. Если мы творим зло, то губим себя, но это совсем не значит, что при этом мы не служим его замыслу какую-то странную службу. Иначе откуда бы в мире взялись такие создания, как клопы, пиявки, акулы, пираньи и, наконец, вирусы. Ведь это все дело рук его, ибо он создал все вокруг и Лжеца в том числе. И значит, Лжец тоже служит его благим целям и ему лично. А про меня и говорить не приходится. Так ведь, Цой? Или ты будешь спорить со мной, теософ новоиспеченный?

Цой промолчал.

– Спасибо, – сказал Анжело, – все настроение мне угробил. Ладно, перехожу к главному пункту, напрямую касающемуся нас в истории несчастной Орлеанской девы. Тело ее сожгли, и останки сожгли еще три раза, а пепел развеяли над Сеной. Но упрямое Сердце Жанны не сгорело. Более того, оно продолжало биться, когда палач нашел его в груде пепла. Пораженный этим чудом, он спрятал отважное, чистое, полное веры в свою правоту сердце от церковников и сохранил его тайну. Первородный послал архангела Михаила за Сердцем Жанны, и тот забрал его у палача, раскаявшегося и ушедшего пешком в Иерусалим. С тех пор живое, отважное Сердце Жанны, запаянное в свинцовый сосуд, раз в пятьдесят лет переезжает из одного тайного хранилища в другое. Есть поверье, что владеющий им сможет покорить мир, поэтому желающих его найти всегда было хоть отбавляй. И Наполеон, и Гитлер среди них отметились. Ну, а в решающей битве между Хаосом и Порядком такой талисман просто необходим любой стороне. Позавчера выяснилось, что тайник засвечен. Времени перепрятать Сердце не было. Поэтому, и по просьбе моего старого товарища Михаила, мы сидим здесь на этой мокрой крыше и ждем новых гостей.

– Ты сказал, талисман? Не очень-то уважительно, – мрачно прогундосил Цой, – ты что, не веришь в силу Сердца Жанны?

– Любой артефакт питается силой веры в него, Цой. Такое у меня мнение, – ответил ему ангел. – Вот, например, пока французы верили в силу девы Жанны и шли за ней на смерть, она не знала поражений. Стоило ей получить ранение в бедро при осаде Парижа, как их вера поиссякла, и вскоре Жанну пленили.

– Я видел своими глазами силу Голубого Карбункула и силу флейты Гаммельнского крысолова! – пылко возразил ему Цой.

– О, если бы ты знал, малыш, сколько фокусов я видел за свою жизнь. Но не буду с тобой спорить, чтобы ты не записал меня в прожженные циники. Во всяком случае, я готов отдать свою никчемную жизнь за Сердце Жанны. Разве этого мало?

– Шестнадцатилетняя девчонка, добрая и наивная, которую Первородный наделил великим даром и послал спасать Порядок в мире. Вам это ничего не напоминает? – задумчиво спросила Карма.

Но ответа на свой мудрый вопрос ворона не получила.

– Снизу! Они лезут снизу! О, эти твари гораздо опаснее! За мной, друзья, – крикнул Анжело и прыгнул с крыши в темноту.

Не медля ни секунды, Карма и Цой нырнули следом.

12 января

Я не брала дневник в руки почти неделю, хотя обещала писать каждый день. Что же, вряд ли кто-нибудь сможет понять, что происходило у меня в душе все это время, если даже я сама не могла описать это словами. Было несколько счастливых сумасшедших дней, дорогих моему сердцу подробностей, которыми я ни с кем не хочу делиться. Я болела, и Цой просиживал у меня долгими часами, вызывая жгучий интерес у бабы Любы. Рискну предположить, что она даже подслушивала за дверями.

Возмущенный Ваня напомнил Цою про клятву, которую они дали друг другу, – не ухаживать за мной до окончания школы. Уж не знаю, что ему ответил Цой, но Ваня так жестко на нас обиделся, что даже удалил из друзей ВКонтакте и перестал общаться по телефону.

Как только у меня упала температура, я сразу же сбежала из башни. Мы с Цоем целыми днями болтались по городу, прогуливая нашу школу и его тренировки. Мерзли, потом грелись в кафешках, ели бесконечные суши и пышки, болтались, как зомби, по «Галерее», ходили в кино, не посмотрев толком ни одного фильма (я даже названий их сейчас не вспомню). В общем, вели себя как все молодые влюбленные придурки. Слово «целовались» я целомудренно исключу из своего рассказа, чтобы оно не заняло всю страницу. Два счастливых дня, когда мне удалось выгнать из головы все дурные мысли о той жизни, что я потеряла.

Сны из головы Тори продолжали мучить меня ночами, но я научилась относиться к ним, как к страшному мистическому сериалу, где действия происходят вовсе не со мной, хотя порой это было крайне сложно. Я просыпалась, стряхивала с себя остатки сна, уверяла себя, что все это лишь ночной кошмар, который рано или поздно отстанет от меня. И это при том, что каждую ночь я как резаная орала в голове у неуемной Тори, казнившей очередных витчхантеров-еретиков. Орала, напрасно пытаясь остановить ее злодеяния.

Утром начиналась совсем другая реальность. Ведь во дворе меня уже ждал Цой. Только один раз за наши счастливые шатания по городу у меня случился небольшой сбой. Да и вспомнила я о нем только сейчас, когда стала все заново анализировать.

Сегодня с утра мы отсидели с Цоем на последнем ряду какую-то комедию в кинотеатре «Художественный». Народу практически не было, и никто не мешал нам наслаждаться общением. Потом неведомая сила потянула меня на улицу Маяковского. Может быть, потому, что я так люблю его любовную лирику, а может быть, потому, что там стоит роддом «Снегиревка», где я родилась. Снег искрился, розовощекие прохожие улыбались нам, а мы держались за руки и летели, не чувствуя под собой ног. Это была настоящая магия – магия любви. Единственная из магий, доступная до сих пор каждому смертному. Немудрено, что я, потеряв возможность колдовать, полностью окунулась в любовь.

Так вот, мы бежали по той стороне улицы, где стоит «Снегиревка». Почему-то мне очень захотелось показать это место Цою. А когда мы остановились, чтобы осмотреть место моего появления на свет (хоть и не в этом мире), я неожиданно почувствовала тяжелый взгляд на своем затылке. Я оглянулась. С той стороны улицы за кованой оградой располагался Институт мозга имени Поленова. Перпендикулярно главному входу института стояли пустые скамейки – естественно, кто будет сидеть на них в пятнадцатиградусный мороз? Но взгляд, который я ощущала почти физически, шел именно оттуда. Как загипнотизированная, я перебежала улицу. Цой послушно, не задавая вопросов, перебежал улицу за мной. Я встала у самой ограды и увидела ее. То есть мне на миг показалось, что я вижу худенькую белесую девушку в накинутом поверх осенней куртки больничном халате, сидящую на скамейке и глядящую мне прямо в глаза. Может, солнце на этот миг зашло за тучу, ведь как только оно вышло, девушка-видение пропала. Почему-то я была уверена, что она плакала.

– О, институт Поленова. Говорят, тут над животными издеваются, чтобы потом людей спасать, – сказал Цой и обнял меня сзади. – Чего ты там увидела, Вик? Ты что, все-таки решила подлечиться?

Я пихнула его в бок, и мы, весело смеясь, погнали дальше. Тогда я даже не сообразила, кого увидела. А сейчас очень хочется расспросить Матильду, да только я ее мяуканье вряд ли пойму. Но если это была та, о ком я думаю, значит, с этим миром не все так плохо, как мне казалось. Вот, пожалуй, и все на сегодня.

13 января

Тринадцатого января закончилось мое короткое счастье. Я проклята, сомнений нет. Ни в одном мире у меня ничего не складывается. Всем, кого я люблю, от меня достаются только неприятности. Только я смирилась со своей судьбой и решила играть по правилам серого мира, в который низверглась, как он нанес мне сокрушительный удар.

С Цоем я сегодня утром не встретилась, хотя он должен был ждать меня у арки. Трубку он не брал, и я сразу заподозрила неладное. Баба Люба, которая все еще у нас торчит, хотя ее в Амальфи заждался Марио, думала, что я пошла в школу, а я пошла болтаться совершенно одна. Вернее, поехала на Маяковскую, чтобы опять дойти до института Поленова. Вдруг там и сегодня будет сидеть невидимая миру девчонка с заплаканными глазами, и на этот раз мне удастся выйти с ней на контакт? У меня к ней много вопросов. Я вышла из метро, перешла Невский и почти дошла до угла с Маяковского, как получила эсэмэску от Вани: «Вик, ты где? В школу не собираешься?»

Странные вопросы от человека, который пять дней назад перестал с нами общаться. Может, он остыл, образумился? Я обрадовалась и тут же набрала его.

Ваня говорил совсем не своим, растерянным и тихим голосом:

– Привет, Вик. Ты где? У нас тут такое. Блин. Даже уроки отменили.

– Что там у вас такое? – спросила я, и хоть еще ничего не понимала, но сердце уже неприятно защемило.

– Ты только не волнуйся. Цой жив.

В глазах у меня потемнело, я сползла по стенке рядом со входом в «KFC» и выронила телефон. Пришла в себя, подняла трубку дрожащей рукой. Ваня терпеливо ждал.

– Что с ним?!

– Кавалер твой бывший подстрелил.

– Анжело?

– О господи, я думал, что у тебя прошло это помутнение. Какой там Анжело! Михась из папиного травмата прямо в лоб пальнул. Цоя, короче, в Поленова по блату увезли. У его бати там друг в хирургии. Я бы поехал, но у меня астматический приступ на нервной…

Ноги помчали меня в больницу. Через пару минут я уже была там. Мир вокруг закрутился юлой. Я носилась по вестибюлю, пугая больных и врачей, пока не натолкнулась на родителей Цоя. Они тихо сидели в коридоре и ждали врачей. Цой был в реанимации. Родители Цоя мне совсем не обрадовались. Скорее наоборот. Были предельно вежливы, но смотрели исподлобья, как на жабу какую-то или змею. Может, я и есть змея?

Потом примчался папаша Михайлова в форме, он же полковник в Военмеде. Меня он сначала старательно не замечал. Хотя, может, и не узнал сразу. Он ведь видел меня всего пару раз, когда ездил с нами на экскурсии. Михась-старший, краснея и потея, извинялся перед Хванами, чуть ли не на колени становился, просил не губить молодого парня! Мол, его от любви переклинило совсем, а виновата во всем эта вертихвостка, маленькая дрянь, ведьма, которая свела его с ума, а может, даже и на наркотики посадила. Еще он говорил, что Цой первый начал, а Михась оборонялся, и обещал, что с Цоем все будет хорошо, и он лично его в Военно-медицинской академии вылечит и реабилитирует. Он так бы и продолжал, если бы папа Цоя не попросил его уйти. Вежливо, но очень твердо. По-военному твердо. Меня Хваны Михасю-старшему не выдали. Но он, похоже, меня все-таки узнал, потому что перед уходом помахал кулаком перед моим носом. Если бы я не была такой контуженной в этот момент, я бы его по стенке размазала без всякой магии. Но я сидела тихо и молила Первородного помочь Цою. Но почему? Почему со мной так поступают? Ведь я не делаю ничего плохого! И почему опять страдает лучший из всех, кого я знаю и люблю?

Не знаю, сколько мы там просидели, пока не вышел седой приятный доктор и сказал Хванам примерно следующее:

– Состояние тяжелое, он сейчас в коме. Но есть надежда, что все обойдется. Рефлексы вроде во всех частях тела есть. На днях его попытаются вывести из комы по медицинским показаниям и будут думать, что делать дальше. Гематомы, слава богу, нет. Но есть сильный ушиб с возможным повреждением коры. То есть если говорить проще – его надо «включать» и смотреть, что работает, а что нет.

В реанимацию нас конечно же не пустили. И мы пошли на выход. В дверях больницы отец Цоя выпустил жену на улицу, а сам остановил меня и тихо сказал:

– Вика, ты ни в чем не виновата. Олег тебя очень любит. Не вини себя. Это я виноват, что мужиком бескомпромиссным его воспитал. Но жене я это объяснить не смогу. Так что ты лучше пока не ходи в больницу. Ей и так тяжело. А я тебе буду звонить – рассказывать. Телефон твой я у Вани возьму. А как только Олег в себя придет и видеть тебя захочет – мы тебя позовем. Ладно?

А что я должна была ему сказать? Я согласилась и вышла из Поленова совершенно опустошенная. «Захочет видеть»… А если не захочет? Что я вообще делаю в мире, где должна отвечать за ошибки, совершенные какой-то идиоткой Тори? В этот момент я как никогда прониклась историей Матильды. Если бы на скамейке в скверике Института Поленова мне сейчас попался какой-нибудь мерзкий Максимаус, я бы не раздумывая отдала ему душу за выздоровление Цоя. Но на промерзших скамейках никого не было.

С тяжелой душой и болящим сердцем я вернулась домой. Бабе Любе ничего объяснять не стала. Заперлась в комнате и уже хотела заснуть, как мне позвонил Ваня. Я передала ему сводку о здоровье Цоя, а он рассказал мне в подробностях, что сегодня случилось в школе.

Лучше бы я никогда этого не слышала. Оказывается, вчера кто-то напел Михасю, что я теперь с Цоем. Мальчика Сережу перемкнуло, и он выложил в инстаграме некие мои интимные фотографии с проклятьями и оскорблениями. Насколько все там было плохо, я у Вани уточнять не стала. Ничего серьезного у нас (тьфу ты, у Тори с Михасем) не было. Это он мне лично ночью выплакал, а чего они там творили, что за селфи снимали, – меня не интересует. Тем более что уже утром он все сам убрал. Видимо, ночью опять сорвался, а утром протрезвел и Цоя испугался. Но было поздно. Ночью эти фотки увидел Ваня и позвонил Цою. А если бы не он, так все равно их видела куча народа и кто-нибудь бы Цою рассказал. Поэтому мой герой пошел с утра в школу и без особых прелюдий дал Михасю по морде. Ну, а тот, предполагая подобный сценарий, подготовился и приволок в школу отцовский травмат, из которого в упор и выстрелил прямо в лоб моему Цою.

Я просто не знаю, что теперь делать? Молить Первородного за Цоя, это понятно. Но отвечать за Тори я совершенно не хочу. Мало ли что она еще здесь творила? К черту этот мир – нужно выбираться в свой. Только бы у Цоя все было хорошо. Но врач же сказал, что надежда есть. Буду надеяться и верить. А что еще остается простой смертной, не владеющей никакой магией?

Да, и еще, чуть не забыла. Ваня признался, что после моей просьбы помочь и последить за родителями и Шкатовым он целый день следил за мной. И видел, как я кривлялась перед Медным всадником. Так вот, он почти уверен, что за мной еще кто-то следил из огромного черного джипа. А у кого из моих знакомцев есть такой джип? Правильно – у Шкатова!

– Это ужасно. Ужасно. Дол жен быть какой-то другой выход. Нужно попытаться с ней поговорить. Все объяснить. Рассказать про Герту. Мы же собирались сделать это на ее шестнадцатилетие…

Голос Германа дрожит. Каждое слово дается ему с болью. Он очень старается говорить тихо, но эмоции мешают. Рвутся с голосом наружу.

– Собирались, но не собрались с духом. Сами виноваты. А теперь деваться некуда. Каждый час на счету, – так же тихо говорит ему в ответ Ма-Маша. – Объясняться поздно. Она нам не поверит. Ты же все сам читал. Придумала свой мир. Магия, тайные ордена, спасение мира. Мы для нее никто – скучные, обычные смертные, а она королева.

– Но почему, почему в шестнадцать лет им теперь так хочется быть королевами? Нам вот в шестнадцать уже замуж хотелось. Я вон в семнадцать Машку родила.

– Типун вам на язык, Любовь Поликарповна, – грубит бабе Любе профессор Адамсон, – это все ваша дурная наследственность. И теща моя, которую я никогда не видел, и Герта моя несчастная, без вести пропавшая, все пали жертвами вашего родового проклятия.

– А чего ж ты, милый, за голубой кровью погнался? – злится баба Люба, повышая тон, но тут же спохватывается и продолжает тише: – Женился бы на буфетчице или кондукторше, жил бы с ней сейчас счастливо в хрущовке однокомнатной. Герта, племянница моя, красавицей была, и, честно говоря, я не понимаю, что она и потом Машка в тебе нашли. Хотя Машка-то ладно. Пожалела тебя. С хутора эстонского, где ты от самого себя прятался, вытащила. В дом привела. На работу устроила…

Вот только нам сейчас переругаться не хватало, – шипит Ма-Маша. – Гера прав, это наша беда, Щекотихиных-Потоцких. Чего тут спорить? Прапрадед мой, сумасшедший архитектор, башню эту на доме спроектировал и построил. Как ему только позволили? Прабабка наша, твоя бабушка любимая, потолки картинами заклеивала, книги эти колдовские собирала по всему миру. Дышать в доме нечем из-за них. Герта с моста сиганула, Германа с грудным ребенком оставила. Чего ты на него взъелась?

– Все, молчу-молчу. Конечно, это безумие родовое во всем виновато, а не воспитание ваше, вернее, его отсутствие. Поэтому она хвостом перед двумя кавалерами сразу крутит. Теперь одному – тюрьма, а второй инвалидом может на всю жизнь остаться. Но я одно могу сказать: я Вичку люблю и в дурдом ее вам определить не дам. Ишь, придумали «профилактику подросткового суицида»! Здоровая она. Как я, как Машка. Это возраст у нее такой. Фантазии, дневники, романы, губы черным красить, школу прогуливать, целоваться в парадных. Ну, перечитала фантазийных книг. Ну, дух Пушкина вызывала. Кто из нас его не вызывал? А чтоб кошмары ей не снились, пусть валерьянку на ночь пьет. Через год ей самой стыдно и смешно вспоминать все это будет. А вы ее искалечить хотите! – Люба опять забыла о конспирации в этот утренний час, и, сама испугавшись своего мощного голоса, покосилась на лестницу: не разбудила ли она Вики.

Там никого не было. Не разбудила. Вики проснулась чуть раньше, от очередного кошмара. Видеть и ощущать Федди в объятиях Тори она не смогла и проснулась в холодном поту. Тогда она и услышала голоса родителей снизу. Прислушалась и тихонечко спустилась по винтовой лестнице, встав так, чтобы ее не было видно, а ей было все слышно. Реальность оказалась ужасней ночного кошмара. Ее предали самые близкие люди.

– Любовь Поликарповна, смешно вас слушать, право слово. Значит, я свою родную дочь не люблю и желаю ей зла, по-вашему? Я вам просто не все рассказывал. Щадил. Вика ходила в полицию и там напала на моего знакомого Шкатова. Видела она его всего один раз на моем дне рождения восемь лет назад. Он тогда только в полицию поступил. Пришла к нему в участок, пугала тайным орденом… Я его попросил за ней последить по-дружески. На следующий день она полдня на коленях перед Медным всадником на коленях простояла. Это не фантазии. Это серьезная болезнь. И угрожает она в первую очередь ей самой. Герту я не смог спасти, а Вики спасу. Говорите, что хотите.

– Так это ты гада Шкатова за мной следить послал! – Вики взорвалась и полностью потеряла контроль над собой. Она в пижаме подскочила к столу, за которым шла тайная беседа, и, размахивая руками, начала кричать. Вся боль, накопившаяся в ней, прорвалась наружу. Слезы обиды полились ручьями.

– Шкатова! Убийцу послал! Почему ж следить? Нужно было сразу убить. Я же больная, оказывается! Сумасшедшая! Врали мне! А сами! Сами… – Вики задохнулась.

Отец спрятал лицо в трясущиеся руки. Люба капала в большую кружку корвалол. Ма-Маша вскочила и глупо раскачивалась с носков на пятки, скрестив руки на груди.

– Сами врали мне всю жизнь про маму. А теперь вообще охренели! Родители называется! Следили, подслушивали, подглядывали, дневник мой тайный читали! Хвостом я кручу? Да, Люба! Я видела, как ты своим змеиным хвостом крутишь. Не развижу никогда! Правильно тебя Тори задушила! Убить и сжечь эти книги! Так она и поступит! А я, я, я… Жалкая дура. Я верила вам, любила. А вы меня в дурку решили упрятать? Да? Чего замолчали?

На страшную истерику Вики было невозможно смотреть. Герман незаметным движением отодвинул подальше хлебный нож и сказал, пряча глаза:

– Это для твоей же пользы. Пойми, чем раньше мы выявим болезнь, тем больше шансов ее побороть. Полежишь в стационаре у меня на Пряжке в отдельной палате. Мы тебя обследуем. Выспишься наконец-то. Ты же уже две недели не спишь. Камеры фиксируют, что ты ночами лежишь с открытыми глазами и беспрестанно с собой разговариваешь. Это очень тяжело. Любой бы не выдержал. Тебе нужно полечиться, попринимать антидепрессанты. Никто из посторонних ничего об этом не узнает, доча!

– О-ой, – глубоко вздохнула Вики. – Вы еще и камеры у меня в спальне установили? Хороши родители! А в ванной и в туалете камер нет? Извращенцы сумасшедшие! Предатели! Да Карма лучше, чем вы!

Вики уже совершенно не понимала, что она кричит и что делает. Кто-то должен был ответить за все непомерно тяжелые беды, свалившиеся на нее. И кто, если не эти гады, которых она сейчас ненавидела столь же сильно, как раньше любила. Она их накажет! Не контролируя себя, она рванула к ближайшему окну. Герман помчался за ней с криком:

– Маша, скорей! Маска в холодильнике!

Вики сопротивлялась, как раненый зверек. Царапалась, кусалась, ругалась страшными словами, но силы были неравны. Сильные руки отца отцепили ее от ручки полураскрытого окна и стащили с подоконника на пол. К лицу с силой прижали вонючую марлевую повязку, и Вики погрузилась в темноту.

Она уснула черным мертвым сном и не видела, как плакал над ней расцарапанный в кровь отец, ревела Ма-Маша и причитала, держась за сердце, бледная как молоко баба Люба.

– Она была в одном шаге от смерти, – проговорил Герман и сел на пол рядом с дочкой.

– Гера, прости меня, дуру старую! – завыла Люба.

– Я сам во всем виноват. Нужно было обследовать ее сразу, как только мы вернулись из Гонконга. – Профессор перестал трястись, встал на ноги и вытащил телефон. – Сергей, привет. Через полчаса мы будем у тебя на МРТ. Не занимайте аппарат. Все очень плохо. Еще хуже, чем я думал.

Войско королевы Виктории стояло на расчищенном льду реки Мокруши. Здесь были витчхантеры из четырех петербургских орденов: ордена Ариев, ордена Перуна, ордена Розенкрейцеров и ордена Уробороса. Еще девять бойцов круглосуточно охраняли башню на Бармалеева и ее пленников – Германа и Марию Адамсон.

Итак, сто пятьдесят витчхантеров стойко мерзли на льду в ожидании своей повелительницы. Сто пятьдесят боевых магов, прошедших двухнедельную, ускоренную военную подготовку под руководством магистра Филантропа. Сто пятьдесят посвященных, молча наблюдавших гибель своих сотоварищей, проглоченных у них на глазах страшным филином. Вернее, сто сорок девять бойцов и музыкант Ваня Гамелянский, которого отец сегодня впервые потащил с собой.

– Королева велела тебе обязательно быть, – сказал он утром, с трудом разбудив сына.

– Я вообще-то общался с ней прошлой ночью, – сказал Ваня и осекся.

Конечно же он пойдет. Ведь там должна быть Катя, которую он не видел уже больше суток. Тори обманула его. Он даже не смог подойти к башне Пеля. Все дворы вокруг были закрыты на кодовые замки. Хорошо еще, родители Кати пока не вернулись с Гоа. Ваня надеялся что она шлет им сообщения. Потому что ему она их не слала. И вот теперь он стоял на льду перед выстроившимся полукругом войском королевы Виктории и вместе со всеми мучительно ждал ее появления. Ваня старался не смотреть на лица витчхантеров. Это были теперь совсем другие люди. Не те легкие, счастливые, разодетые красавцы и красавицы, которых он видел на коронации. Не те уверенные в себе, самодостаточные и мудрые ведуны, что две недели назад собирались почтить память Великой матери. Теперь это было безликое войско с одинаковыми глазами, в которых читались только страх и обреченность. Всего две недели понадобилось Тори, чтобы превратить посвященных города Питера в своих рабов, готовых убивать по ее приказу любых обозначенных ею врагов. Они стояли на морозе уже целый час, но не роптали, а лишь топтались на месте, зная, что каждый недовольный может стать жертвой доноса и закончить свой жизненный путь в клюве у Филантропа. Ровно в десять к подслеповатому Ване, потерявшему единственные очки в поместье Брусницыных, подошел бывший глава ордена Розенкрейцеров Карл Иванович Розен.

– Сыграй бойцам что-нибудь духоподъемное, Крысолов.

Ваня послушно приложил свою флейту к замерзшим губам. Ему, астматику, играть на двадцатиградусном морозе было нелегко, но что поделать – служба есть служба. Он теперь всего лишь один из солдат безумной королевы, что бы она там ни говорила о дружбе.

Будто услышав бравурную музыку, в прозрачном воздухе перед витчхантерами обозначились контуры черного трона и лежащих перед ним грифонов. Картинка проявлялась все ярче, пока не стала совершенно реальной. На троне красовалась королева Виктория, а справа от трона в воздухе парил странный светящийся субъект в белой, расшитой рунами сутане.

– Браво, Ваня! – Тори, сидящая на троне в уже привычном черном платье, пребывала в прекрасном расположении духа. – Слава отважным витчхантерам Питера!

– Слава Виктории! – выдохнули замерзшие глотки воинов, а их глаза в это время с интересом разглядывали нового спутника королевы.

Вики в голове у Тори, с болью оглядев лица изможденных витчхантеров (а ведь среди них были родители Цоя и Вани, да и сам Ваня с лицом мученика), тоже перевела взгляд на лучезарно улыбающегося, бородатого толстяка с носом-картошкой и длинными льняными волосами вокруг аккуратной лысинки. Где же она видела это помятое лицо? А, точно, конечно, это же он! Ее сосед в «Аллегро». Это же он передал ей послание в стихах. И у него в компьютере она прочла недостающую часть пророчества. И он… Да, да, да, Вики вдруг отчетливо вспомнила, именно он на перроне держал в руке фотик, направленный на ее лицо. Значит, это он ослепил ее тогда вспышкой? Этот карикатурный сияющий божок?

«Ну, что ты тянешь? Представь меня скорее своему жалкому войску», – опять начал вещать противный баритон в их общей с Тори голове.

– Воины мои, сегодня великий день. – Тори забралась на трон с ногами, и все смогли оценить ее черные кожаные сапоги с коваными серебряными носами, острыми как ножи. – Еще вчера вы были не готовы принять свет, но сегодня он сам пришел к вам. Откройте же свои души и внемлите! Сегодня случилось то, чего все ждали тысячелетиями. К вам пришел Первородный, чтобы лично сказать вам, что вы теперь его избранники. Вы – воины света. И вы вернете в мир справедливость. Возрадуйтесь – ибо с нами Всевышний!

На этих словах Тори бухнулась на колени прямо на троне, склонив голову перед бородачом, сияющим, словно небольшое солнышко.

– Я люблю вас, дети мои! – сказал бородач тем самым ненавидимым Вики баритоном из головы Тори. – И верю в нашу победу над Хаосом!

Витчхантеры как один бухнулись на колени. Хорошо, что речка Мокруша промерзла до дна, а то лед обязательно треснул бы от такого удара. Все они, даже Ваня, не могли в этот момент думать ни о чем, кроме этого сияющего сгустка доброты и любви перед ними. На глазах у измученных страхом людей (ведь все они были людьми, пусть и посвященными в магию) выступили слезы умиления. Они больше ничего не боялись. Все испортил старик Розен. Стряхнув дурман, старик-розенкрейцер встал с колен и, грустно улыбаясь, воскликнул:

– Ваше величество, простите, но это же не Всевышний, клянусь Первородным! Я знаю этого…

Когда остальные витчхантеры подняли головы, Карла Ивановича Розена больше не было. Только маленькое облако пара поднималось в почерневшее небо на том месте, где он только что стоял. Снег и лед же окрасились в ярко-красный цвет, благодаря чему происходящее стало восприниматься еще острее.

– Безверие – вот что погубило ваш мир, – в благостном баритоне бородача появились грозные нотки, – только верой спасетесь! Только она поможет одолеть вам слуг Хаоса. Победите безверие в себе и получите силу мою.

И словно в доказательство этой самой силы бородач вернул природе ее родные зимние краски.

– Завтра нас ждет первая битва с предателями – Древними. И я хочу, чтобы вы знали: я буду биться вместе с вами. И никто из вас не умрет. Потому что смерти нет, а есть лишь вечная и счастливая жизнь для тех, кто уверовал.

– Слава Создателю! Слава Всевышнему! Слава Первородному! – прокричала Тори.

– Слава! Слава! Слава! – ответили ей с колен потрясенные происходящим витчхантеры.

«Ну все, девочка! Дальше сама. Я – греться. Отправляю к тебе твою ленивую птицу».

Баритон опять переместился в голову Тори. И паривший в воздухе бородач исчез. Тори выдержала паузу и обратилась к войску:

– Вставайте с колен, мои верные слуги! Вы теперь воины света, благословленные на бой самим Первородным. Завтра в бою у каждого из вас будет возможность проявить свою любовь и веру. Но некоторым повезет показать свои боевые умения уже сегодня. Воины мои, ведьмин круг! – скомандовала Тори. – Играй, Иван.

Растерянный Ваня заиграл первое, что пришло ему в голову, – это был «Танец с саблями». Витчхантеры засуетились и побежали по кругу, вскоре выстроившись вокруг трона плотным кольцом. Тори вскочила на грифона и взмыла метров на десять вверх. Второй грифон подхватил играющего Ваню и тоже поднял его в небо. Тори хлопнула в ладоши – черный трон исчез. Хлопнула еще раз, и над круглой ледяной ареной появился Фил, с трудом удерживая в когтях тяжелую стальную клетку для перевозки крупных хищников. В толстые прутья клетки вжался совершенно голый, волосатый юноша с мускулистой фигурой кавказского борца. Фил, громко ухнув, поставил клетку на лед. Тори жестом попросила Ваню перестать играть.

– Подлые Древние прислали убийцу, чтобы лишить мир шанса на справедливость. Они боятся биться с нами в честном бою, поэтому прислали этого волчонка, но он попал в один из наших капканов. Древние есть Древние – они патологические трусы и предатели, и наш пленник не исключение. Но он выдал нам планы своих хозяев в обмен на жизнь. А я всегда держу свое слово. Древние ждали от него подтверждения моей смерти до сегодняшнего полудня, но я жива, слава Первородному, и, значит, завтра они высадят свой боевой десант на Марсовом поле, где мы подготовим им достойную встречу! Хаос не пройдет! Порядок или смерть!

– Порядок или смерть! – дружно ответили ей сомкнутые ряды соратников, подняв к небу кулаки правых рук, а левые они прижали к бешено стучащим сердцам. Перед их глазами еще сияло маленькое солнце Всевышнего, внушая им бесстрашие и беспрекословную веру в победу.

– Я обещала волколаку сохранить его жизнь и сдержала свое слово. Ведь мы возвращаем в мир справедливость. Так, мои воины?

– Так! – был общий ответ королеве.

– Но волколак, по имени Сидор Лупов, захотел присоединиться к нам, чтобы в наших рядах бороться за новый Порядок и славить Первородного. Он готов биться с Древними, но готовы ли вы принять его в свои плотные ряды?

В вопросе и в интонации Тори чувствовался подвох, и витчхантеры не спешили с ответом.

– Видишь, Сидор, моим воинам ты не нужен. Счастье стоять вместе с нами нужно заслужить. Предать своих – это не заслуга.

– Но ты же обещала! – Юноша в клетке подпрыгнул на одной ноге (вторая висела как плеть), ухватился за верхние прутья, подтянулся и прижался лицом к прутьям, глядя на Тори. – Слово королевы ничего не стоит?

– Мое слово стоит очень дорого. Но прежде чем я возьму тебя в свои воины, я должна проверить, умеешь ли ты еще что-нибудь, кроме как попадать в капканы и торговаться за жизнь. Будешь биться до смерти с тремя моими воинами. Победишь, я возьму тебя. Не победишь – зачем ты мне нужен? Готов?

Рыкнув что-то неприличное вместо ответа, Сидор с треском упал спиной на лед и стал с воем преображаться в волка. Он катался по льду, покрываясь шерстью, его кости с треском росли, вот уже и страшные зубы защелкали в огромной пасти. А витчхантеры, словно в кинотеатре, смотрели на него, не в силах отвести взгляды от страшного зрелища. Наконец Сидор превратился в здоровенного черного волка, с трудом помещавшегося в клетке, которая теперь казалась миниатюрной. Глаза его горели желтым пламенем злобного помешательства, из пасти капала пенная слюна. Зверь был свиреп и страшен, несмотря на перебитую заднюю лапу. По рядам витчхантеров прошла волна первобытного ужаса. Даже обещание вечной жизни от самого Всевышнего не отменяло страха перед смертью в пасти чудовища.

– Завтра вам с божьей помощью предстоит биться с десятками, сотнями, а может, тысячами таких и даже более жутких монстров, – закричала Тори сверху, почувствовав запах страха. – Кто из вас покажет сегодня Древним, чего они стоят на самом деле? Мне нужны три добровольца.

– Смелей, ребята! Покажите королеве, чему я вас научил, – разволновался Фил, устроившийся на высокой спинке трона.

– Да здесь одни трусы! Я же в клетке, зайчишки! Древние явно переоценили вас, – хмыкнул раненый волчище и смачно сплюнул на лед.

– Дайте пройти.

Из заднего ряда из круга витчхантеров выбрался невысокий худощавый парень в длинном плаще, выдающем орден Розенкрейцеров. Он откинул глубокий капюшон, и все увидели длинные русые волосы, собранные в пучок на затылке, и серые лучистые глаза. Вики помнила его. Это был один из тех бедолаг, которых Цой одной левой уложил на пол в квартире несчастного вампира. Но сейчас он выглядел гораздо уверенней.

– Зачем три добровольца? Я – Сергей Казанков, и я один легко управлюсь с хромым волчонком. Надо только достать его из клетки.

– Отлично, Сергей, ты мой герой! Хочешь биться один? – обрадовалась в небе Тори. – Тогда начнем представление.

Королева вперила в клетку горящий злобой взгляд и словно автогеном вырезала проход для волка. Тяжелые прутья попадали на лед в полной тишине. Волк не спешил покидать свою тюрьму.

Витчхантеры дружно подались назад, расширяя круг и одновременно увеличивая площадь ледяной арены. Сергей, стараясь выглядеть как можно спокойней, сделал несколько шагов в сторону клетки, подняв руки в ее сторону. Вики отметила, что руки предательски подрагивают, выдавая волнение бойца. А кто бы не волновался на его месте? Видя, что зверь затаился, соратники Сергея дружно заулюлюкали и закричали, стараясь поддержать смельчака. Под их крики он подошел к клетке еще на пару метров. Теперь его отделяло от врага каких-то пять метров, которые волк с легкостью мог преодолеть одним прыжком, даже с перебитой капканом лапой. Что тот и попытался сделать. Огромная зверюга метнулась вперед и с выставленными вперед лапами и разверстой пастью зависла в воздухе над Сергеем, страшно рыча и издавая зловоние. Но висел оборотень не по доброй воле. Это юный витчхантер, покрывшийся холодным, застывающим на нем потом, пассами длинных рук держал волка в воздухе. Бойцы продолжали его подбадривать, крича все громче и громче.

– Кончай его!

– Убей зверя!

Сергей начал совершать движения руками, как будто выжимал мокрую тряпку, – и могучее тело хищника стало скручиваться, словно этой мокрой тряпкой был он. Мышцы волка напряглись, проступили буграми под черной шкурой, противясь магии. Вики видела, насколько тяжело дается Сергею каждое движение.

– Давай, давай! – кричала толпа.

Щелкнула, как стальной капкан, волчья пасть. В одно мгновение раскрутившись обратно, оборотень продолжил свой прыжок. Правая лапа волка ударила юношу точно в грудь, отчего он отлетел к замолкшим витчхантерам, с размаху ударился спиной и затылком об лед и последние три метра проехал, оставляя за собой кровавый след.

«Бедный парень!» – ужаснулась Вики.

– Первый слабак готов, жду еще двоих, – прорычал волколак, будто бы лениво потягиваясь, а на самом деле стараясь привести в порядок свое тело, изрядно потрепанное магией Сергея.

Ему не удалось нанести противнику смертельный удар, но сил добить его хищник пока не чувствовал и тянул время, стараясь их накопить. К раненому Сергею выбежал доктор Гамелянский с полевой аптечкой и стал осматривать его.

– А вот и второй, – произнес волк и приготовился броситься на Ваниного папу.

Но перед оборотнем в мгновение ока вырос грифон, на котором сидел Ваня. Резким колющим движением Крысолов воткнул огромному зверю свою флейту прямо в горящий левый глаз, а в следующий момент тяжелый клюв грифона размозжил волчий череп, положив конец его мучениям. На льду теперь лежали два юноши: один обнаженный, мертвый, с флейтой в глазнице, и другой – с поломанными ребрами и разбитым затылком, но еще живой. Третий юноша, стремительно спрыгнув с грифона, подбежал к спасенному отцу и заплакал, обнимая его и стараясь не смотреть на мертвое тело, распластанное на красном от крови льду. Ваня не слышал радостных победных криков соратников – все заглушала кровь, стучащая в висках. Парень так испугался за отца, что даже не понял, что и как он сделал.

– Браво, Крысолов! Его пример – наука нам всем! – вещала с неба довольная боем Тори. – Мы все – одна семья, и будем биться друг за друга, как Ваня сейчас бился за отца! Сергей – смельчак, но он чуть-чуть не поплатился жизнью за свое бахвальство. Наша сила в сплочении! Брат за брата, сын за отца, и Древним завтра не устоять против нас. Однако они очень сильны, как вы могли сейчас заметить. Поэтому весь день сегодня вы проведете с Магистром Филантропом в подготовке к завтрашней битве. Слава витчхантерам!

– Слава Виктории!

Королева опустилась на лед рядом с Гамелянскими, к которым присоединилась плачущая от счастья мать Вани.

– Крысолов, ты сегодня мой герой, тебя я забираю с собой. Ты удивил меня, Ваня. Надеюсь, это была не волшебная флейта?

Ваня, уже пришедший в себя, даже нашел силы улыбнуться и похлопал себя по боку, где на поясе висел футляр, – он же по совместительству сильнейший артефакт витчхантеров.

– Слушай, Ваня! Давно уже хотела попросить, да все забываю каждый раз. А дай мне попробовать на ней поиграть?

Секунду поколебавшись, Ваня взглянул на отца. Тот, глядя на сына с гордостью, разрешающе кивнул и похлопал Ваню по плечу. Крысолов отцепил футляр от пояса и отдал Тори, легко запрыгнувшей на второго грифона и взлетевшей в серое небо.

– Эй, догоняй! – крикнула Тори Ване.

Грифон, вставший с ним рядом, нетерпеливо подтолкнул его лапой. Ваня, трижды прыснув в горло вентолином, уселся на него задом наперед, как обычно в дальних полетах, крепко держась за львиный хвост.

Они летели вчетвером по направлению к башне Пеля: два грифона, Тори и Ваня, думающий только об одном, – как он сейчас будет рассказывать Кате о своем ратном подвиге. Она же мне ни за что не поверит, переживал герой.

Но в башне их встретил только разодетый средневековым шутом Федди. На его трехрогом колпаке весело звенели золотые бубенцы.

– О, Гамелянский, бро, ты тоже решил мне присниться? – Федди вел себя как будто был вусмерть пьян.

Ваня с трепетом ждал появления Кати, не сводя глаз с бесконечной череды дверей вестибюля башни. Тори взмахнула рукой, и перед ней вырос черный трон.

– Видите, мальчики, – назидательно, но при этом с наигранным весельем сказала она, вертя в руке Ванину флейту-футляр, – я научилась телепортировать свой трон. Это совсем не сложно. Как и левитировать. И пускать смертельные лазерные лучи из глаз. А вы вот ничегошеньки не умеете. Зато вы смешные.

Но Ване было совсем не смешно.

– Где Катя? – потерянно спросил он у королевы, уже забравшейся на трон и тискавшейся там с Федди, нисколько не стесняясь покрасневшего Вани.

– Она умерла, Ваня. Извини. Я говорила, что осколки очень опасны, – сказала Тори обиженным тоном, словно это он был виноват, что задал такой неуместный вопрос. – Вот только не надо плакать. Смерть – такая же иллюзия, как и жизнь. Только мертвых реже предают, чем живых. Она умерла вчера, а завтра, возможно, умрем мы все. В этом мире все умирают. Главное – до смерти успеть отомстить миру за это.

– Ты – сумасшедшая! Где моя Катя? Покажи мне ее! – Ваня сжал кулаки и шагнул к трону.

Грифоны насторожились, приняв угрожающие позы.

– Я совершенно нормальная. А мир вокруг – нет. Все иллюзия, Ваня. И Катя твоя – иллюзия. И любовь твоя к ней – иллюзия. Стоит мне хлопнуть в ладоши, и ты забудешь ее, и будешь ползать передо мной на коленях, вымаливая поцелуй…

– Чувак, чего ты паришься, это же сон, – искренне удивился Ваниному поведению Федди. – Иди к нам!

Королева захохотала и демонстративно поцеловала Федди в губы.

– Какая же ты дрянь! – Угловатое тело Вани трясло от негодования. – Ты убила Катю! Ты не Вики! Я давно это понял!

Ваня бросился к трону, но был мягко отброшен на пол тяжелой лапой грифона.

«Не смей его трогать! Не смей!» – зашлась в истерическом крике Вики в голове безумной королевы.

Тори грубо отпихнула Федди и встала на троне во весь свой небольшой рост.

– Да, я не Вики! Я никогда этого и не скрывала. Вики нет. Она тоже умерла. Я убила в себе эту добренькую глупую девчонку, которую использовали и предавали все, кому не лень. В том числе и ты, Ваня. Эй, грифончики, мне что-то надоел этот скучный тип. Оглушите его и отнесите в башню. Пусть сидит там с остальными предателями и ждет часа расплаты!

«Просто убей его», – завел свою пластинку баритон в ее голове.

«Не смей!» – пыталась перекричать его Вики, у которой почему-то не получалось проснуться, а сил смотреть этот гадкий сон совершенно не было.

– Отвалите от меня! Все отвалите, – закричала Тори, когда грифоны с оглушенным Ваней вылетели через невидимые двери. – Хватит руководить мной. Я сама знаю, что мне делать. Кто будет воевать за меня, если я всех убью? Мне пришлось уничтожить старика Розена, чтобы он не разоблачил тебя. И я потеряла львов для завтрашней битвы. Или, может быть, ты сам облетишь их всех сегодня?

«Именно этим я сейчас и занимаюсь, девочка. Львы и сфинксы будут завтра биться вместе с нами».

Вики умолкла и внимательно слушала бредовый диалог королевы с голосом в ее голове. Федди испуганно забился в угол у спинки трона. Его сон совершенно испортился.

– А Сердце Жанны? Где оно? Ты обещал сегодня показать его моему войску! А огненный меч? А сердце предателя Анжело?

«Нам не нужна вся эта мишура. Ты, моя девочка, в тысячу раз сильнее любых артефактов. Ты – моя Жанна Д’Арк. Ты вернешь мне мировой трон, и я установлю новый Порядок!»

– Не хочу быть Жанной д’Арк! Она плохо кончила. Ее все предали, а потом сожгли.

«Бедная девочка. Я тебя никогда не предам! Твой Создатель всегда будет с тобой».

– Мой Создатель? – глумливо переспросила Тори. – Ты заменил мое сердце механическим и обещал, что я перестану страдать. Почему же мне по-прежнему больно, почему я не могу смотреть отцу в глаза и почему в моей голове не затыкается проклятая совесть?

«Не знаю, – искренне удивился баритон, – этого не должно быть. Какие-то загадочные остаточные явления».

– Может, ты соврал мне про Первородного? И он все-таки есть?

Вики поняла, что застряла между сном и явью. Свет в глазах Тори погас, и девочке удалось выбраться из ее головы, покинуть очередной кошмарный сон, но вот проснуться окончательно никак не удавалось. Она все плыла и плыла в темноте – то ли в густом тумане, то ли в распыленной во времени тяжелой воде, не в силах открыть как будто сшитые крепкой нитью глаза. Сначала в ушах что-то стрекотало, как голоса роботов-инопланетян, потом откуда-то с небесной выси доносился тихий-тихий плач Ма-Маши. Чужой голос говорил непонятные латинские слова, словно читал приговор. «Злокачественная», – ахала вдалеке баба Люба. «Срочно оперировать!» – кричал кто-то похожий на отца. А Вики все плыла и плыла.

Ее несло быстрым течением, чудом проводя через пороги, от темных камней которых она ловко отталкивалась то ногами, то руками. Летела вперед, зная, что скоро должен быть высоченный обрыв с водопадом. Падать в него так не хотелось. Уже было слышно, как ревет, падая вниз, пенная вода. А зацепиться было совершенно не за что. Снова плакали в унисон Ма-Маша с бабой Любой, а Вики потряхивало, словно она не просто плыла, а еще и на машине ехала куда-то одновременно. Нет, конечно же, нужно было просыпаться, но для этого требовалось перестать нестись по течению.

Зацепиться. За что-то немедленно надо зацепиться. Хотя бы в голове. Жанна д’Арк. Попробую зацепиться за нее. Почему бы и нет. Тори сказала, что ее предали и сожгли. А вот Вики недавно читала версию, что ее вообще не было в природе, а в роли Орлеанской девы выступил сводный брат Карла VII, некий Филипп Орлеанский, сын его распутной мамаши Изабеллы Баварской. Вики почувствовала, что немного цепляется ногами за дно, течение утихло, и она уже не так быстро неслась к водопаду. Отлично. Нужно продолжать цепляться. Так вот, зная легенду о непорочной деве, которой уготовано спасти Францию, этот Филипп решил воодушевить ее появлением французов на борьбу с англичанами и стал выдавать себя за некую Жанну д’Арк, нарядившись девушкой и утверждая, что слышит голоса святых. Поэтому-то никто из солдат никогда не видел лица Жанны, скрытого за забралом шлема. А несчастная девушка, сожженная в Руане, была всего лишь подменой. Жертвой, ставшей выгодной со временем обеим сторонам…

Уфф. Течение стало совсем тихим. Вики несет еле-еле. А водопад теперь ревет где-то далеко-далеко. Но вот только непослушные глаза Вики открыть так и не может. Жалко Жанну, которую сожгли. Вранье все это про подмену. Вики уверена, что отважная воительница была на самом деле. Вот и ей тоже повезло узнать одну девушку, сражающуюся отважнее мужчин. Правда, она тоже погибла. Бедная ее Матильда! Хотя постойте. Она же жива. Или нет? Трудно сказать. Эй, Матильда, отзовись! Это здесь, в неправильном скучном мире, она жива, а в ее родном мире лежит в могилке. В ее родном мире, где все, что ей дорого, того и гляди уничтожит ее злобный клон на пару с каким-то маньячным Создателем…

– Ты меня звала, Вики?

О, этот томный низкий голос трудно перепутать с другим. Над Вики склонилась одноглазая усатая мордочка.

– Мотя! Я сплю или ты снова научилась говорить? Что со мной такое, Мотя?

– Долго рассказывать! Сейчас главное, чтобы ты ни в коем случае не просыпалась.

– Я пытаюсь проснуться, но у меня не получается.

– Прекрати пытаться проснуться.

– Хорошо. Но почему?

– Ты потеряла сознание.

– Так-так. Что-то припоминаю. – Ужас ночной разборки с родителями снова накрыл Вики, и она тяжело задышала.

– Просыпается, – услышала она откуда-то с небес голос отца. – Вики, ты меня слышишь?

– Молчи, – строго приказала девочке Матильда, – молчи и слушай. Я не Матильда. Я ее призрак. Тень, оставшаяся между мирами. Я – то девочка, то кошка, хожу во всех мирах, но только в одном месте. Пару дней назад я случайно увидела тебя рядом, но не смогла тебе ничего сказать. А сейчас ты каким-то чудом попала сюда в нужном состоянии. Я могу с тобой общаться, только пока ты находишься между мирами. Не просыпайся!

– Я поняла, поняла. А что происходит? Где я? Черт, я что, в институте мозга? – Вики бросило в холодный пот от страшной догадки.

– Ага. Злая ирония судьбы. Ты в палате, где лежал мой Андрей. В соседней палате лежит Цой. С тех пор как меня, то есть Лену, сбила машина на углу Невского и Маяковского, я навсегда заперта здесь. Но это нескучное место. Здесь перекрещивается огромное количество миров. Видишь, даже этот твой жалкий подсознательный мир сюда занесло.

– Что с Цоем?

– Пока в коме. Но функции в порядке. Вроде бы идет на поправку.

– А как я сюда попала?

– Ты спишь. Похоже, под хлороформом. А теперь держись, Вики. – Матильда на секунду зажмурила глаза, собираясь с силами. – У тебя злокачественная опухоль мозга. Пока операбельная. И твой отец привез тебя сюда договариваться о срочной операции. Врачи его отговаривают. Велик шанс летального исхода. Как видишь, все не очень весело.

Вики болезненно застонала.

– Тихо-тихо! Если ты сейчас проснешься, ты забудешь все, что я тебе рассказала. Не знаю, будет ли у нас второй шанс. Слушай меня внимательно! Как я уже тебе говорила, призраки свободно гуляют между мирами. Около недели назад в нашем с тобой мире я встретила Зверя. Уверена, ты знаешь, о ком я говорю. Здешний главврач – викторианец, и он тайно оставил раненого Зверя отлежаться в закрытой палате. Тот был ранен в голову, и его погрузили в искусственную кому. Там мы с ним чудесно пообщались. Он рассказал мне, что случилось с тобой. Тебе будет трудно в это поверить.

– Да не томи уже, Мотя!

– Этого мира, где ты сейчас застряла, не существует нигде, кроме твоего подсознания. Ты внутри его, среди своих болезненных страхов и детских комплексов. Понимаешь?

– Не очень. Но стараюсь. Я вижу сны про королеву Тори. Она практически мой двойник, только отвратительный, и ею управляет какой-то ущербный шарлатан, возомнивший себя Создателем.

– Это не сны. Это реальность глазами твоего негатива. Маленькая часть твоего «я» сохранилась в нем, вернее, в ней, и очень мучает ее, удерживает от самого страшного.

– Негатива? В каком смысле? Мотя, поверь, я очень стараюсь тебя понять.

Вот что рассказал мне Зверь. Есть один могучий, но не совсем адекватный Древний, которому когда-то стало скучно быть жрецом Первородного. Сначала он возомнил себя богом, а когда его свергли, стал колдуном, специалистом по фокусам и иллюзиям. Древние открестились от него, колдуны изгнали из сообщества за его жажду власти и патологическую лживость. Патологическую даже для Древних. У него много имен. Когда-то он выдавал себя за скандинавского бога Локи. Теперь требует, чтобы его называли не иначе как Создатель. Он помешан на скандинавской мифологии, старательно воссоздает ее в разных уголках планеты, а еще его идея фикс в том, что он и есть настоящий Создатель, свергнутый Древними. И теперь он одержим идеей мести Древним и магам. Ужасно то, что он совершенно чокнутый, и сам уже давно не отличает свою ложь от правды, и свято верит в то, что все вокруг – иллюзия. Осталось только прибрать эту иллюзию к рукам. И тут он узнает, что древнее пророчество свершилось и в мире появилась суперведьма с неограниченными возможностями – прости, я буду упрощать для скорости. Он нашел тебя, Вики, чтобы использовать твои силы в своих целях. Но он прекрасно понимал, что ты не согласишься ему помогать. Тогда он похитил тебя. Зверь не знал, как это происходило в точности, но понял, что ты еще жива, потому что двойник, которого он создал, не может существовать без тебя. Практически подлый Создатель разделил твою сущность надвое. Этот «негатив», как назвал его Зверский, – твоя проекция, отражение твоей личности, типа зеркального, но гораздо сложнее. Все, что ты старалась всю жизнь отделить от себя, все, с чем боролась в душе, – твои обиды, неконтролируемый гнев, тайные плохие желания, – все это собралось и ожило в твоем двойнике. Но главное, что негатив вобрал твои магические силы. На самом деле Создатель планировал уничтожить твою память, и я была приятно поражена, когда ты меня узнала. Зверь думал, что тебя уже не вернуть, а я вижу, что шансы есть.

– Зверь здесь?

– Да. Зверь здесь. В больнице. Только в нашем мире. Я уже сообщила ему о твоем прибытии, и он послал меня помочь тебе. У него есть план, как остановить Создателя и Тори. А ты все еще сидишь в своем придуманном мире комплексов и страхов. Довела себя практически до смерти.

– Но как так получилось? Как я попала сюда? Я думала, меня сюда отправили…

– Твой мозг и магия отправили тебя сюда. Спасли от Создателя. В момент, когда он создавал твой негатив, твое «я» успело сохраниться и спрятаться в подсознании. Теперь ты знаешь, что у тебя здесь есть целый параллельный мир. Осталось только выбраться отсюда.

– Но я не знаю как! – Вики похолодела от неожиданной мысли. – А что со мной будет в этом мире, если я из него уйду?

– Об этом не беспокойся. Этого мира нет. Ты придумала его! Представь лучше, что случится с нашим миром, если Тори и Создатель добьются своего. Твои родители в опасности.

Вики молчала. Чтобы разрядить напряжение, Мотя спросила:

– Какой ты меня видела пару дней назад? Кошкой или девушкой?

– Это была девушка. Худенькая. С веснушками. Очень красивая.

– Спасибо, Вики.

– Значит, я все-таки не сумасшедшая? А то я уже начала сомневаться. Правда-правда. Но что же мне делать, Мотя?

– Ты должна поверить в себя. Вернуться в себя и найти себя. Дверь – внутри твоего сознания. Это очень сложно, но у тебя должно получиться. Пытайся уйти в себя. Или найти себя. Или прийти в себя. Я не смогу тебя проводить. Прости, но ты знаешь, что я привязана к этому месту.

– Спасибо, милая Мотя! Ты и так мне очень помогла. Попрощайся за меня с Цоем и передай ему, что я его очень, очень люблю. Иди к нему прямо сейчас!

«Искать себя мне нравится больше, чем уходить в себя», – думала Вики, пытаясь прижать к груди Матильду. Но в результате она лишь обняла саму себя и судорожно засмеялась. Или заплакала, что в ее нынешнем промежуточном состоянии было совершенно неотличимо одно от другого. Матильда исчезла. Вики снова плыла одна в темной глубокой реке. Плыла и пыталась войти в себя. Прийти в сознание. «Найти себя в этой жизни – это так сложно, что удается только единицам», – лезли в голову навязшие в зубах банальности. Как бы там ни было, уйти в себя оказалось проще. Но чем больше Вики погружалась в себя, тем сильнее начинала себя жалеть. Она думала обо всем, что ей рассказала Матильда, и от этих мыслей было никуда не скрыться. Опухоль, «рак», операция и, наконец, смерть – Вики хотела убежать, спрятаться от этих страшных обыденных слов. Но было поздно – они уже поселились в ее мозгу и не давали ей сосредоточиться на поисках себя. Снова и снова она думала о судьбе несчастной больной девочки, пытаясь внушить себе, что ее это больше не касается, что это не она, что это был придуманный мир, что ей нужно просто прекратить об этом думать.

«Думать о смерти бессмысленно, – внушала себе Вики. – Я просто теряю время жизни, трачу его на разрушительные мысли, лишаю себя сил».

Смерть – табу для человека, мысли о ней деструктивны и иррациональны, они обессмысливают его жизнь, ведь противостоять он ей не может, а если будет думать об этом постоянно, то просто сойдет с ума. Поэтому все и живут, как будто они бессмертны, не перенося на себя то, что случается с другими и обязательно случится с ними. Случится когда-нибудь, но только не сейчас. Сколько раз Вики была на волосок от смерти, но никогда не думала о ней и не боялась ее. А вот сейчас – думала и боялась. Пыталась заставить себя прекратить, выгнать из головы эти позорные пораженческие мысли.

Но эффект получился ровно обратный. Вместо уверенности в ней поселились сомнения. Уж больно гладко и логично все получается с этим страшным диагнозом. Он прекрасно объясняет все, что случилось с этой странной девочкой Вики. Началось все, похоже, в октябре, когда она в первый раз решила поколдовать. Странное желание наверняка было вызвано болезнью. Ну а кризис случился две недели назад: придуманное прошлое, агрессивность, галлюцинации, неадекватное поведение, ночные кошмары – все это прекрасно объясняют эти отвратительные убийственные слова: «опухоль мозга».

А что, если это не просто слова? Что, если все так и есть на самом деле? И только что она разговаривала не с Матильдой, а сама с собой. Она даже в глубоком сне, даже в искусственной коме, могла услышать свой диагноз и таким образом отреагировать на него. Что, если никакого другого мира с магией и Анжело, с Создателем и Тори, со Зверем и викторианцами никогда не было, и все это был лишь бред ее больного, убиваемого опухолью мозга? Тогда она сейчас абсолютно бесполезно пытается выбраться из подсознания в сознание, охотится за миражом, вместо того чтобы смириться, положиться на врачей и дать им возможность себя спасти. Принять эту тухлую реальность и сдаться. Принять свою судьбу и положиться на Всевышнего. Сдаться! Нет, нет, нет, только не это – она будет бороться! Бороться до последней мысли. Будет искать себя в этом беспросветном мраке. А там будь что будет. Если что-то будет…

«Найди, найди, найди», – уговаривала себя Вики, зажмурившись и стиснув зубы. Вся ее энергия превратилась в мольбу, обращенную к себе и сведенную в одно слово, пульсирующее в голове. Она не знала, сколько времени провела в изнурительной медитации – час или день, – и очень испугалась, очнувшись от страшного крика. Сначала кричала не она, не долго, но только до того, как ее глаза открылись. Теперь кричали обе – и она, и Тори. Да-да – Тори! И обе как по команде замолчали, уставившись с ненавистью, каждая на свою копию.

«Ты зашла не туда, срочно возвращайся». – Голос расстроенной Матильды затихал где-то вдалеке, там, откуда Вики с таким трудом вырвалась. Вырвалась, чтобы влипнуть в зеркальную поверхность, как муха в смолу.

Тори стояла, замерев с расческой в руке, перед зеркалом в ванной. Причесывалась она перед ним только лишь по старой привычке. Королева витчхантеров не видела своего отражения с момента просветления в Выборге. Еще секунду назад настенное зеркало ванной комнаты было привычно пусто. А теперь оттуда на нее пялилось ее карикатурное изображение. Измученное лицо с белыми искусанными губами, седая прядь в волосах, заплаканные покрасневшие глаза с потухшей где-то глубоко внутри синевой.

Вики впервые видела Тори, не будучи в ее голове. Теперь она знала, что это не сон. Только, как ни старалась, не могла выйти к ней из зеркальной поверхности. Зато наконец-то могла с ней побеседовать. Но первой заговорила Тори. И вовсе не с ней.

– Ты тоже это видишь, Создатель дешевых фокусов? Толстый обманщик! И как же мне тебе теперь верить? Ты обещал, что мое отражение исчезнет навсегда вместе с засвеченным негативом? Так почему эта жалкая сущность по имени Вики вернулась? Мало мне совести, так ко мне вернулись доброта и глупость. Может, еще и любовь к предателю Анжело вернется?

– Так, значит, это я негатив? Круто! – ответила на тираду смешком Вики из зеркала. – Эй, может, хватит разговаривать со своей тупой головой? Поговори уже, наконец, со мной по душам. Чем тебе насолил ангел смерти? Никак не могу вспомнить. Ах, да, вспоминать-то нечего, если только твой новый дружок, живущий в твоей голове, не наврал тебе с три короба.

Тори скорчила презрительную рожу, но соблаговолила ответить:

– Уверена? Анжело, влюбив в себя меня или тебя, как тебе больше нравится, поставил мне на палец датчик в виде кольца, чтобы быть в курсе всех моих передвижений. Окольцевал редкую птицу по приказу хозяев. Ну и заодно украл самое дорогое – мои искренние чувства. Только и всего. А любви там и в помине не было. Он предал меня и забрал с собой единственного верного мне человека. Так что красавчик Анжело – профессионал-соблазнитель, продажный агент Древних, которые, похоже, хорошенько промыли тебе мозги!

– У меня хотя бы есть мозги. И сердце. И я не предаю своих друзей и близких.

– Ой-ой-ой! – Тори состроила гримасу, в которой попыталась соединить презрение, сарказм и пафос. – Уйди, видение. Я против раздвоения личности. Виктория Адамс может быть только одна – и это я. Когда мы разберемся с Древними, я уничтожу всех магов, и между мной и моим Создателем никого не будет. Пусть лелеет свой новый Порядок, а я получу весь этот мир в безраздельное пользование. Магия – это я. А ты всего лишь моя прошлая оболочка. Я вылезла из тебя, как бабочка из куколки, и упорхнула. Исчезни, моя забытая куколка!

– Ты не магия! Ты обозленная на весь мир девочка с разбитым обугленным сердцем, которое фокусник заменил на бездушный механизм. Ты – мои страдания и сомнения, постыдные желания, боль, комплексы и слезы, отлитые в пули. Ты – мой негатив, похищенный злым колдуном-факиром, возомнившим себя Создателем. Но он не может создать ничего, кроме еще одной иллюзии.

Вот только не надо всего этого нытья, самокопания и психоаналитики. Оставь их себе, Вики. Все это в прошлом, с которым я навсегда попрощалась, как и с тобой. У меня все прекрасно. За Цоя я Любе отомстила. Все витчхантеры Петербурга уже присягнули мне. Еретики мертвы. Предатели-родители и Ваня – мои заложники. Скоро весь мир ляжет к моим ногам. Да и, кстати, Федди ничем не хуже Анжело.

– Даже слушать это не хочу! – Вики попыталась ударить по зеркалу кулаком, и оно пошло волнами, размывая ее изображение.

– Вот и проваливай. И если еще раз появишься, убью заложников. – Тори решила подтвердить свою угрозу действием и злобно сверкнула глазами. Этого хватило, чтобы огромное старинное зеркало расплавилось и оплыло жидким стеклом и серебром амальгамы на мраморный пол, распространяя по комнате ядовитые пары ртути и оголив ровную кладку кирпичной стены башни Пеля.

– Ненавижу зеркала! – истерично прокричала Тори и спешно покинула ванную комнату.

Вики снова оказалась в полной темноте и тишине. Она слышала сейчас только стук своего бешено колотящегося сердца. Значит, она жива. Ей не удалось найти себя, зато удалось получить еще одну порцию негатива. Новая волна жалости к себе накатила, сменив волну злобы на Тори, как только она вспомнила о той Вики, что сейчас лежит в палате и ждет решения врачей. Она так четко увидела свою побритую наголо голову, безвольно откинутую на белую подушку, что чуть не захлебнулась слезами. Но каким-то чудом вынырнула и теперь плыла по реке жалости. Сначала ей было жалко только себя, но вскоре ее жалость переключилась на родных. Она вспомнила, как убивались над ней Ма-Маша и Люба, как плакал отец, и Вики заревела в голос, пополняя и без того полноводную реку. Простите меня, я так подвела вас всех – глупая, вздорная, сумасбродная девчонка. А когда она вспомнила, как бросилась к окну этой ночью, к жалости добавился стыд. Всеобъемлющая жалость, жгучий стыд, щемящая тоска обернули ее плотным саваном, лишая последних сил. Она уже не плыла. Она тонула. Но смогла пересилить себя.

«Да что ж это такое со мной, что я творю? – испугалась и одновременно разозлилась Вики. – Я упиваюсь жалостью к себе, а эта чертова Тори даже не знает такого слова. Мои родители и Ваня у нее в заложниках, а я сдалась и застряла в небытии. Я подвела их, и я должна все исправить. Должна! Я обязана вернуться и остановить безумного Создателя и его королеву. Обязана! Отец, Ма-Маша и Ваня – это и есть мой мир, и я должна его спасти. Спасти! Нужно искать себя, а не исходить на слезы. Тори не плачет, она убьет их, если я не приду на помощь!»

Вики перестала реветь.

– Ненавижу, – закричала она в темноту, – ненавижу! Я не сдамся! Я все исправлю! Я не отдам этой твари свой мир!

Казалось, она нашла чувство, которое должно привести ее к себе. Но ненависть продолжала тянуть ее вниз, закрутив водоворотом, как бы она ни сопротивлялась. Купаться в ненависти оказалось так же непродуктивно, как и в жалости к себе. Вики ненавидела Тори за то, что она уничтожает все, что она любит. Все, что она любила, любит и могла бы любить. Ее родных, ее друзей, ее саму – добрую, глупую, взбалмошную Вики.

При мыслях о потерянном мире нескончаемый поток ненависти к Тори сам по себе неожиданно иссяк. Он сменился ручейком любви, который все ширился и ширился, превратившись в бурную реку, и в конце концов впал в море. Море любви разливалось в ней, и она сама стала им. Но моря было мало, и появился бескрайний океан любви! И эта любовь поглотила Вики, которая сама и была этой самой любовью. И это она теперь кричала:

– Я люблю отца! Я люблю Ма-Машу! Я люблю Ваню! Я люблю Цоя! Я люблю Анжело! Люблю свою скучную школу! Люблю свой дождливый серый город! Я люблю свою жизнь! Я не отдам их тебе, Тори! Я не отдам их никому!

Вики кричала, и кричала, и кричала, пока совершенно не охрипла. Но и тогда она продолжила хрипеть. Перед ее заплаканными глазами в полной темноте закрутились желтые круги, как тогда после злосчастной вспышки на перроне в Выборге. Потом круги стали синими, потом разноцветными. А следом за ними хлынула боль. Вики почувствовала, как страшно затекли руки и ноги, которые она не могла увидеть и за мгновение до того не чувствовала. Но теперь миллионы иголок воткнулись в сведенные мышцы спины и живота.

Неожиданно она поняла, что уже давно проснулась и уж точно не в больнице. Холод и сырость промерзшей земли, запахи плесневого грибка и мокрой собачьей шерсти – вот что она сейчас ощущала.

«Или мне удалось прийти в сознание, или я все-таки умерла, и меня закопали, – пронеслось у нее в голове. – Но при чем тут собака?»

Боль в мышцах затихала. Вики перестала хрипеть и прислушалась. Где-то рядом звенел хрусталем ручей. А еще, грузно ворочаясь, стонало нечто огромное.

– Где я? – спросила девочка, не особенно надеясь на ответ. – Я в аду?

Тори носилась по бесконечному коридору башни Пеля, рывками открывая одну за другой одинаковые массивные двери. Заглядывала во все зеркала. Выбегала и неслась дальше, то и дело воинственно вскрикивая:

– Где это мое жалкое подобие? Где она?

Вместе с королевой весело бегали грифоны, думая, что это такая новая игра.

Федди вышел из королевской опочивальни и теперь растерянно смотрел на свою бешеную одноклассницу, мельтешащую туда-сюда наперегонки с какими-то странными золотыми существами. Дурман в его голове медленно рассеивался. Парень совершенно не понимал, что происходит вокруг. Затянувшийся сон – а он еще считал происходящее сном, – ему надоел и перестал нравиться. Федди вглядывался в свой шутовской наряд, в пол башни, напомнивший ему огромную шахматную доску, а перед глазами мелькала Вики Адамсон в черном платье и короне. Как его сюда занесло? О том, что у них с Адамсон было каких-то десять минут назад, парень стыдливо пытался не думать. Но это было невозможно. Да и черт с ним. Чего только не приснится подростку! Федди протер глаза и попытался остановить пролетающую мимо Тори, схватив ее за рукав.

В ответ он получил болезненный удар ногой под коленку (хорошо еще, что Тори переобулась и сняла свои страшные сапоги).

– Убирайся! Надоел.

Острая боль пронзила ногу Федди. Да это же не сон! Парень в ужасе схватился за голову, но тут же, повинуясь взмаху руки Тори, послушно отправился обратно в спальню, блаженно улыбаясь.

– Все львы с нами, девочка. Завтра порвем Древних на ветхие тряпочки.

С этой радостной вестью и порывом зимнего ветра в башню влетел Создатель. Проход в стене, через который он появился, затянулся так же быстро и незаметно, как открылся. Бородатый толстяк основательно утеплился. Теперь на нем была медвежья шуба и нарядные зимние сапоги. Вокруг головы искрился электрический нимб.

– Прекрати истерику, девочка! Все идет по плану, – попытался образумить он Тори, которая продолжала методично обшаривать комнаты. Но королева не удостоила его даже взглядом.

– Ну, все понятно. Любимое развлечение людей в действии. Борьба с собой в полный рост. Всю-то жизнь вы, человечки, боретесь с собой. С неправильным произношением, дурными привычками, лишними килограммами, ленью и похотью, с чем угодно, но главное, чтобы с собой. Иногда вы так увлекаетесь, что радостно побеждаете себя. И кто же остается побежденным? Кто раздавлен, кто убит? Не вы ли, человечки? Соскучилась по комплексам, девочка? Хочешь найти их и продолжить борьбу?

В ответ на длинную сентенцию королева только глумливо фыркнула.

– Сколько раз я говорил тебе, все в тебе от меня, Тори! Не борись с собой, наслаждайся замыслом Создателя и борись с Хаосом вокруг, – не сдавался бородач.

Мне сейчас не до твоих философствований. Она прячется где-то здесь. Я найду ее и убью! Сделаю твою работу. – Тори все-таки остановилась. – Когда ты говорил, что никому нельзя верить, то, видимо, имел в виду и себя. Твои слова – такая же иллюзия, как и все остальное.

– Ты просто неправильно меня поняла, Тори. – Создатель возвысил свой гипнотический баритон. – Я не убивал твое альтер эго. Ведь без него не будет и тебя. Вы как добро и зло, как Хаос и Порядок – не можете друг без друга. Я нейтрализовал ее и спрятал навечно. Она там, где никто ее не найдет. Благодаря вашей змеиной сущности она легко впала в анабиоз. В вечный анабиоз. А если даже и воскреснет, каким-то чудом выйдет из него, то никогда не вспомнит, кто она такая.

– И где же она прозябает? – спросила Тори, с вызовом глядя на толстяка.

Однако его слова возымели некое действие, и огонь беспокойства в ее глазах уже не полыхал так сильно.

– В Астралии, детка, в Астралии. В одном из ее уголков глубоко под землей. Ты помнишь, я говорил тебе, что Астралию создали Древние, как стимул для посвященных. Хорошо служишь Древним – молодец, добро пожаловать в счастливый параллельный мир, где правит волшебство и живут сказочные существа. Бескрайний Диснейленд для колдунов, где нет земных законов, полностью населенный воссозданными существами. Любой маломальски способный криэйтор может подселить в Астралию своих существ. Я тоже кое-что там воссоздал, реконструировал, как сейчас модно говорить. Семьсот лет на это потратил, между прочим. И никто, кроме меня, ну и теперь тебя, не знает об этом. Хорошо, что Астралия бескрайняя.

– У Вики, которую я видела в зеркале, была отличная память, и выглядела она вовсе не змеей и не коматозницей в вечном летаргическом сне. Может, ее разбудил поцелуем какой-нибудь принц-извращенец – из тех, что целуют лягушек? – Тори опять начинала злиться.

– Исключено. – Создатель вещал уверенно, как опытный пропагандист, и смотрел при этом прямо в синие глаза Тори. – Я тоже видел ее вместе с тобой. И вот что я тебе скажу. Это была подделка. Древние нашли нас и решили тебя смутить перед завтрашним боем. Они не могут попасть сюда физически, но смогли заслать изображение-фантом. В любом случае нам нужно валить отсюда. Они так трясутся, что могут пойти на крайние меры. Наша защита может не выстоять. Лучше спрятаться до завтра в другом месте.

– Надоело прятаться, – нахмурилась Тори. – Завтра сразу после встречи десанта Древних прямо с Марсова поля отправимся в Москву. Снесем гидре голову и начнем освобождать остальной мир.

– Прекрасный план, королева, – улыбнулся Создатель. – Только вот почему до сих пор живы предатели в бармалеевской башне и не сожжена библиотека? Ты же прекрасно понимаешь, как опасны для нашего дела эти книги. Пока они существуют, планы викторианцев по возвращению людям магии могут воплотиться. Мы не можем этого допустить. Пока живы твои родители и Ваня, будут жить и сантименты, которые так тебе мешают. Сколько можно просить разобраться с этим? Сделать это должна ты, а не я. В этом весь смысл. Я – Создатель, а не убийца. Ты – мои руки!

– Я пока не…

– Я понимаю, – вкрадчиво перебил Тори толстяк, – это сложно. Но они враги, предатели, слуги Хаоса. Они для нас страшнее ленивых зажравшихся Древних. Если бы их викторианский план удался и они вернули людям магию, наш мир продержался бы от силы пару часов. Люди и без магии готовы его уничтожить, из личных амбиций и просто по глупости, а если они будут всесильны, никто уже не сможет их остановить. Людям нельзя доверять магию. Им вообще ничего нельзя доверять, кроме палки-копалки.

– Ты не понимаешь, – опять попыталась заговорить Тори.

Но Создатель сел на своего любимого конька и жаждал довести речь до конца:

– Миром должны править мы с тобой. Никаких Древних, никаких колдунов, никаких витчхантеров. Один Создатель, одна королева, один мир. Мы сделаем людей приложением к нашей с тобой системе, гаджетоносцами, подчиняющимся нашей воле. Постчеловеческая земля с погруженными в матрицу счастливыми людьми – вот наша цель, ради которой можно пожертвовать всем. Пустота, Порядок и всеобщая мистификация. Иллюзия Порядка и есть Порядок, Тори.

– Но это же полнейшее безумие! – возмутилась Тори.

– Полнейшее безумие и есть высший разум! – нисколько не смутившись, констатировал толстяк. – Или ты решила отступить?

– Я знала, с кем связалась. Когда ты открыл мне глаза на мир, где все обманывали и использовали меня, у меня появилась цель – отомстить этому миру по максимуму, и твой план ей совершенно не противоречит. Ты избавил меня от ненужных сантиментов, сомнений, слабостей и прочей муры. Робкие уколы совести будем считать остаточными явлениями. Я сильна, как никогда. И в этом твоя заслуга. Ты мой Создатель. Только вот не пойму, почему ты считаешь, что меня нужно уговаривать и убеждать расправиться с башней, ее книгами и пленниками. Я сама жду не дождусь этого часа. Просто действую по плану.

– Отлично, – искренне обрадовался толстяк. – Значит, это не прокрастинация, а коварный план. И каков же он?

– Я сожгу их перед завтрашним боем. И обвиню в этом Древних. Все любили их. И страшное преступление Древних придаст сил моим солдатам.

На этих словах в башню влетел усталый Фил.

– Великолепно, – толстяк громко аплодировал Тори, – я потрясен, моя королева. Ты превзошла своего Создателя.

– Что за преступление? – поинтересовался Филин.

– Не твоего ума дело, – срезала его Тори, – твои боевые маги сегодня чуть дружно не сдались одному хромому волку. Может, я ошиблась в тебе, Филантроп?

– Ваше величество, – жалобно заухал Фил, – я же предупреждал. Слишком мало времени, чтобы сделать их бойцами. Но сегодня вы с Первородным так вдохновили их, что они совершили колоссальный рывок вперед. Завтра вам не будет стыдно за них.

– Надеюсь на это, – вздохнула Тори. – Мы с Первородным проведем эту ночь в священном месте, о котором даже тебе нельзя знать. Увидимся завтра в полшестого у Вечного огня на Марсовом поле. На тебе – общий сбор. В пять часов снимешь шесть человек с караула на Бармалеева. На время боя там хватит и троих. А сейчас отнеси мальчишку домой. Он мне надоел!

– Слушаюсь, ваше величество. – Старый хищник раболепно склонился перед Тори.

Вики действительно пришла в себя. Она лежала на промерзшей земле в полной темноте. И вот что еще – рук и ног у нее больше не было. Чтобы передвигаться, нужно было извиваться всем длинным телом.

«Я не сошла с ума до сих пор, не сойду и сейчас, – твердо решила девочка. – Я – змея? Гадюка Виктория? Интересно, какой я длины? Как анаконда? Ну и сколько же можно надо мной издеваться?» Реакция на собственные вопросы удивила Вики. Ей стало смешно. Может, конечно, это был истерический смех, но Вики не могла остановиться. Смеющаяся змея. Покатушечки! Жаль, что она не могла сейчас увидеть себя со стороны. Пройти через все сегодняшние муки и испытания, найти себя – и оказаться змеей. Вам это не кажется смешным? А Вики почему-то казалось. Не все же плакать!

«Ладно, надеюсь, что я все-таки попала из подсознания в реальный мир, пусть даже и в таком виде, – отсмеявшись, подумала Вики. – Почему бы не попробовать вспомнить заклинания и не вернуть себе старое тело?»

Вики напрягла мозг, и тут – о это почти забытое за две недели удовольствие! – ее память снова заработала, как лучший компьютер в мире. Вики быстренько отыскала в голове нужный заговор на древнегерманском (ура, она опять помнила все языки мира) и трижды повторила его. Ни с чем не сравнимое удовольствие моментальной трансформации тела наполнило ее физической эйфорией. Руки, ноги и все остальное оказалось на месте.

– Мое тело вернулось, моя память вернулась, я снова колдую! – Вики не уставала радоваться приятным метаморфозам. Плюс ко всему ее переполняло новое странное чувство всеобъемлющей любви. Оно просто распирало изнутри всю ее вновь обретенную личность.

Ой, я же совершенно голая, застеснялась Вики. К тому же в этой кромешной тьме было еще и смертельно холодно. Девочка немедленно наколдовала себе зимний наряд. Теперь на ней было надето ровно то же, что и в злополучный день отъезда в Финляндию. Даже сережка-уроборос исправно висела в ухе. Только кольцо Анжело по-прежнему отсутствовало. Теперь осталось понять, где она. Одним движением пальцев Вики перевела глаза в режим освещения и с любопытством огляделась. Она стояла на замерзшей земле в просторной пещере, посреди которой прорастал гигантский корень исполинского дерева, уходящий вверх и вглубь. Прямо из-под корня, из темной дыры в земле, хрустальным фонтанчиком, звеня и переливаясь, бил чистый источник, разбегаясь многочисленными ручейками в разные стороны. С другой стороны корня кто-то громко застонал. Вики, не задумываясь, перелетела туда.

Огромный пятиметровый волчище, тяжело дыша, лежал на впалом животе и страдальчески смотрел на нее. В неимоверных размеров пасть был вбит великанский двуручный меч. Острие пробило верхнюю челюсть и торчало рядом с мокрым черным носом. Длинная серебряная рукоять меча находилась под языком животного, не давая его пасти закрыться. Горло волка перетягивала узкая петля привязи, другой конец которой был мертвым узлом соединен с гигантским стальным кольцом, намертво вколоченным в каменную стену пещеры. Вики бесстрашно заглянула чудовищу в глаза. Там жили только боль и обида. Никакой опасности для себя Вики там не увидела. Волк жалобно заскулил и показал лапой на свою морду.

Но как же достать этот меч? Даже если Вики засунет руку в страшную пасть, не побоявшись, что ее откусят, то вытащить меч, не разрезав морду волка, она не сможет. Что за садист засунул его туда? Вики прочитала заклинание, превращающее сталь в воск, но ничего не произошло. Тут все было очень непросто. Посветив волку в пасть между желтых клыков толщиной в ее руку, Вики разглядела руны на рукояти меча. Ну, с рунами-то я договорюсь, обрадовалась девочка и быстро-быстро зашептала заклинание викингов, снимающее древнее заклятие. Выпуклые руны, немного помедлив, втопились в серебряную рукоять, из грозных стражей став красивым узором, готовым по первому правильному вызову верно служить новому хозяину.

Волк внимательно следил за каждым движением Вики умными коричневыми глазами, полными боли и ожидания. Вики помахала в воздухе перед его носом тонкими руками, выписав сложную фигуру, и страшный меч уменьшился в разы, превратившись в маленький ладный кинжал, который счастливый волк выплюнул к ногам спасительницы. Пасть чудовища сомкнулась. Мучившая его боль исчезла. На глазах волка появились слезы размером с грушу. Он подался вперед, словно силясь поблагодарить Вики, но жесткий ошейник перехватил его горло, из которого до Вики долетел только жалкий хрип. Помогать так до конца, решила бесстрашная девочка и, подхватив с земли кинжал, полоснула им по странной тонкой привязи, сотканной из каких-то непонятных лоскутов, местами органических, местами металлических. Чем бы ни был этот материал, острие кинжала разрубило его с первого раза. Волк неуверенно поднялся на все четыре лапы и торжественно встряхнулся, раскидав слежавшуюся шерсть по всей пещере. Потом он закинул тяжелую морду вверх и громогласно завыл, торжествуя свою свободу.

Вики отбежала на пару шагов и принялась разглядывать освобожденное ею чудовище. Таких огромных хищников она видела только в виде скелетов в Лондонском музее естественной истории. А ведь волчище наверняка голодный… Может, она сотворила очередную глупость? Последнюю глупость. Но тут гигантский волк преклонил пред ней колени (или правильно будет сказать локти?) передних лап и положил голову на землю, по-собачьи преданно глядя Вики в глаза.

– Благодарю тебя, праматерь Гадюка! Фенрир отныне твой верный слуга. Буду служить тебе, пока не отпустишь. О, как же меня мучила эта железка во рту!

Волк говорил на мертвом языке викингов, что нисколько не удивило Вики. Которую, впрочем, уже ничего не могло удивить. Хотя нет. Могло!

Гадюка? Вики испуганно посмотрела на себя. Руки-ноги вроде на месте.

– Знаешь что, называй меня, пожалуйста, Вики. Хорошо, Фенрир? Так ведь тебя зовут? Кто-то назвал тебя в честь сына Локи, бога-обманщика, – решила Вики блеснуть своими знаниями пантеона скандинавских богов-асов.

– Он сам и назвал. Не хочу произносить его имени. А этот гад, что перенес меня сюда из пещеры, где меня держали раньше, выдает себя за него. Но он еще хуже Локи. – Волк разминался и потягивался. Из его пальцев торчали когти длинней кинжала в руках Вики.

– Перенес куда? Где мы сейчас, Фенрир? И как отсюда выбраться?

– Не знаю, госпожа, – сокрушенно покачал лобастой головой волк, – он усыпил меня. Вот кто все знает. Толстый обманщик! Он не ас, хотя выдает себя за моего отца. Я должен был глодать корень этого цвергского ясеня, чтобы не сдохнуть! Клянусь глазом Одина, я сожру этого жирного вруна!

– Похоже, у нас много общего. Меня тоже упрятали сюда против воли. Так, значит, это ясень, – сказала Вики и уставилась на корень, погрузившись в размышления.

Итак, что мы имеем? Волк Фенрир, который во время Рагнарека, конца света в верованиях викингов, сожрет богов-асов. Отлично. Я знаю только один ясень, связанный с викингами. И это Иггдрасиль – ни больше ни меньше. Мировое древо, соединяющее все сказочные миры древних скандинавов, оно же Вселенная в их понимании. Если это так, то Создатель иллюзий не на шутку расстарался, воссоздав его в нашем мире. Или не в нашем?

Волк тем временем добрался до источника и шумно лакал воду.

«О! А это, стало быть, источник Хвергельмир, из которого вытекают все подземные реки. Наверняка, если пойти за одним из этих ручейков, я куда-нибудь выйду», – обрадовалась Вики.

– А-а-а! Фенрир на свободе! Гадюка выпустила его! Спасайся кто может!

Серая белка размером с бультерьера, спустившись по корню откуда-то сверху, носилась туда-сюда и верещала так отчаянно, что у Вики заболели уши.

– Рататоск, – не без труда вспомнила Вики ее имя, – если ты еще раз назовешь меня гадюкой, я поймаю тебя и сделаю воротник из твоей шубки!

– Караул! Гадюка обещала сделать из меня воротник! – Белка зависла на корне вниз головой, растопырив когтистые лапы и хитро посверкивая глазками. Но все-таки природное любопытство победило панику: – Ой, простите, негадюка, и как же мне вас называть?

– Ваше величество, например, или Виктория. – Вики решила сразу поставить на место новую знакомую.

– Вашевеличествонапримериливиктория! – протарахтела белка, – а я-то всегда думала, что Рататоск – сложное имя.

– Зови меня просто Вики, – грустно вздохнула девочка.

Она видела белку всего полминуты, но уже устала от ее общества. Фенрир же вообще не обращал внимания на Рататоск, продолжая нещадно заливать в себя воду.

– Простовики! – обрадовалась белка.

– Вики, – простонала девочка, – где мы, Рататоск? И как отсюда выбраться?

– Мы у третьего корня Иггдрасиля. Отсюда никак не выбраться. Некуда выбираться.

– Хитрая белка! Врать нехорошо. – Вики топнула ногой. – Я прекрасно знаю, что ты местная мобильная связь и только и делаешь, что носишься по Мировому древу вниз-вверх, передавая ругательства от змея, гложущего корень, к ястребу, сидящему на вершине ясеня.

– Ой! Она все знает!

Рататоск попыталась улизнуть наверх, но Вики, готовая к такому повороту, успела крепко схватить ее за кончик хвоста. А что делать, белка была ее единственным шансом выбраться отсюда. Белка завопила благим матом, решив, что пришел ее смертный час.

– Съешь ее? – понимающим тоном спросил Фенрир, оторвавшись от фонтанчика. – Это правильно. Она прислуживает Лжецу.

– Нет, не съем, если она выведет нас отсюда, – ответила Вики скорее белке, чем волку.

– А, тогда ладно. – Волк продолжил упиваться чистейшей водой Хвергельмира. Его огромное тощее тело на глазах наливалось силой.

– Я никому не прислуживаю. Я такая же пленница Создателя, как и вы. Мы все тут живем по его правилам.

– И кто еще живет в этом мифическом зооботаническом саду? – поинтересовалась Вики.

Рататоск послушно затараторила:

– Здесь у корней – змей Нидхегг, норны и голова великана Мимира. На ветвях – четыре оленя. На верхушечке сидит мудрый орел, а на клюве у него – ястреб Ведрфельнир. Не убивай меня, Вики, я свожу тебя к ним.

– Да не собираюсь я тебя убивать. Если ты не будешь дергаться, конечно.

Вики надоело держать Рататоск за хвост. Белка была тяжеленная, к тому же обгадилась от страха.

– Фу. – Вики отрезала часть привязи волка и, сделав петлю, накинула Рататоск на шею. Теперь белка была на прочном поводке.

– Ну все, веди нас наверх, Рататуй!

– Не могу. Тут свои законы. – Белка дула на хвост. – Пока змей Нидхегг не обругает орла, я не могу бежать наверх. Слово чести!

Вики тоже дунула на беличий хвост, и боль мгновенно покинула его. Похоже, Рататоск не врала, здесь все подчинялось законам сумасшедшего Создателя. Настроение у Вики наперекор всему было замечательное. Любовь продолжала наполнять ее силой. Еще бы! Она нашла себя. Она скоро вернется домой и всех спасет. Домой!

– Я очень спешу. Где этот фанат словесных баттлов?

– Сейчас появится, – пообещала Рататоск, глаза которой снова радостно заблестели.

И действительно, почти тут же из углубления под корнем, из которого бил ключ, показалась черная змеиная голова. Фенрир аж подскочил от неожиданности. Отпрыгнув на пару метров, волк внимательно смотрел на появляющегося монстра. Черный змей Нидхегг был не очень длинный, размером с крупного крокодила. По бокам покрытого мягкой чешуей тела имелись четыре маленькие бесполезные лапки с перепонками. Подслеповатую голову пещерного жителя украшали большие наружные ажурные жабры, которые закручивались на гребнистую спину. В целом его вполне можно было принять за гигантского, заросшего чешуей аксолотля, если бы не полная острейших зубов пасть и длинный змеиный язык.

– Слепая кишка с гнилыми зубами! – выпалила Рататоск.

– Фу, как противно, – возмутилась Вики, – никакой фантазии. Кто же так ругается?

– Кто-кто – Ведрфельнир, естественно, – удивилась ее вопросу белка.

Кого это ты мне привела на съедение, Рататоск? Кто ты, милое дитя? Прелюбодейка, клятвопреступница или убивица? – Змей, хищно скалясь, уставился на Вики белесыми, еле видящими глазами.

– Всего понемножку, – вздохнула девочка, на всякий случай приготовившись сжечь противную амфибию глазами.

Но приготовления оказались напрасными. Змей перестал показывать зубы и уткнул голову в мокрый песок, откуда послышалось:

– Простите меня, слепого дурака, ваше величество!

Белка и волк с интересом посмотрели на Вики.

– Все нормально, Нидхегг, я не обиделась, – недоуменно промолвила Вики.

– Я просто не признал вас в человечьем обличье! Старый слепой червяк не признал праматерь Гадюку! – продолжил убиваться змей.

– Да что ж это такое! Опять двадцать пять, – обиделась девочка, – я – не змея, я – Виктория Адамсон!

– Я знаю, – сказал змей, павший ниц, – вы аватара праматери Гадюки! Вы – Черная ведьма! Простите меня, ваше величество! «Мудрость змеи да пребудет с тобой». Не узнал, не заметил Ермунганда в вашем ухе! Зато я сберег ваше кольцо. Когда Создатель иллюзий принес вас сюда, оно выпало из его кармана, а я подобрал и спрятал.

Змей выплюнул розовое кольцо Анжело в ручеек. Чистая вода омыла его, и Вики с наслаждением надела его на палец, который сразу запульсировал, срастаясь с магическим украшением. Вики показалось, что это Анжело целует ее руку, нежно покусывая пальчик. Эх… Где ты, Ангел мой? Почему не спешишь на помощь?

Она пришла в себя и перебила мысли об Анжело более актуальными рассуждениями. Они все тут считают меня аватарой праматери Гадюки? Ладно. Пожалуй, я не буду спорить с этим паноптикумом. Я разберусь с этим потом. Главное, скорее выбраться отсюда.

– Спасибо, змей, – сказала Вики, – а теперь ругайся скорее. Мы очень торопимся.

– Хорошо, – послушно согласился Нидхегг, – слышишь, белка?

– Слышу-слышу! Давай, ругайся уже.

– Не ястреб он, а ощипанная курица, нанизанная задом на ветку ясеня! Вот так ему и передай!

Волк, змей и белка дружно засмеялись. Вики непонимающе посмотрела на них. Доисторический юмор не доставил ей никакого удовольствия.

– Все, – спросила Вики, – погнали наверх?

– Ваше величество, вы что же, так и уйдете, не узнав свою судьбу и не испив из колодца мудрости?

Вы же будете жалеть об этом все будущие жизни, – спохватился Нидхегг.

– Судьба? Мудрость? К черту все это, – прорычал Фенрир, – я голоден, как волк. А госпожа Вики торопится по делам.

– Мы можем очень быстро забежать к норнам и Мимиру. Это не займет много времени. Тем более что все это чуть выше, и крюк будет маленький, как мой хвост, – сказала белка.

– Ладно, – сказала Вики, – только очень-очень быстро.

И белка немедленно поскакала вперед, утягивая ее в темноту пещеры от источника и змея, с которым девочка даже не успела попрощаться. За ними тяжело бежал Фенрир, отвыкший двигаться за долгие столетия заточения. Освещая глазами путь перед собой, Вики с интересом рассматривала стены подземных пустот, украшенные рунами и просто наскальными рисунками с ладьями, китами и орлами, пока не увидела подземную реку, быстро текущую рядом с огромным корнем, почти вертикально уходящим вверх. В этой просторной пещере было достаточно светло от факелов, горящих в руках трех женщин. В других руках норны, – а Вики была уверена, что перед ней именно эти мифические предсказательницы судьбы, – держали кувшины, из которых старательно поливали корень ясеня. При появлении гостей норны остановились, будто бы разглядывая их. Только вот как они могли это делать совершенно белыми глазами без зрачков и зачем им тогда факелы?

Вики с интересом смотрела на них. Старуха, зрелая женщина и совсем молодая девушка, не старше Вики, были в одинаковой экипировке. Белые одежды, похожие на длинные платья с красивыми капюшонами, вышитыми сложными узорами и геометрическими орнаментами, серебряные кольца с рунами и сложные серебряные украшения в виде оленей и собак, собранные из мельчайших деталек, – ничего не ускользнуло от зоркого взгляда Вики. Норны терпеливо молчали.

– Это Вики. Она очень торопится, но забежала узнать свою судьбу, – представила девочку белка Рататоск, – а с ней чудовищный Фенрир, который…

– Мы знаем, кто они и кем были когда-то, – прервала ее старуха, – и даже кем они будут.

– А зачем вам факелы, если вы незрячие? – не удержалась Вики.

– Мы разгоняем тьму, – сказала девочка-норна и улыбнулась ей. – Меня зовут Скульд, Вики. И это значит «Будущее», или «Долг». Но для тебя это одно и то же, потому что твое будущее – это твой долг. Ты не можешь изменить его. Ты должна его отдать, как бы тяжело тебе при этом ни было.

– Отлично, – сказала Вики, – а как же «человек – сам творец своей судьбы»? Будущее в наших руках и все такое?

Скульд промолчала, а в разговор вступила старшая норна.

– Я Урд, – представилась старуха, – меня зовут так же, как и эту быструю реку, и наше имя означает «Прошлое», или «Судьба». Что в твоем случае однозначно. Твое прошлое, которого ты не знаешь, давно уже определило твою судьбу. Твой дар – тяжелая ноша. Но скинуть ее нельзя. Смирись. Твоя судьба уже ждет тебя в будущем, Вики. И она в том, чтобы выполнить свой долг.

«Похоже, я тут зря теряю свое время. Я ж и так спешила выполнить свой долг! Моя мачеха спасает людей от последствий подобных гаданий. Липовые предсказательницы. Нет, ясеневые!» – подумала Вики, но вслух сказала, обращаясь к третьей норне:

– А вы почему молчите? Вы мне ничего не расскажете, милая женщина?

– Ничего, – отозвалась норна, – я Верданди, и мое имя – «Настоящее», а мое настоящее имя – «Становление». И мне нечего сказать вам, ваше величество, ибо ваше настоящее уже прошло вместе со становлением и стало прошлым, а теперь вы в будущем и вам пора отдать долг.

– Отлично, – резюмировала Вики, – я всегда так и относилась к предсказаниям. В будущем ваше настоящее станет прошлым. Завтра сегодня будет вчера. А я-то и не знала. Большое спасибо! Видимо, дело в том, что вы не настоящие. И даже не прошлые, не говоря уж о будущих. Так ведь? Вас же по древнему эпосу воссоздал Создатель иллюзий, этот обезумевший колдун? Или этого вы тоже не знаете?

– Мы знаем все, – сказала Верданди, ничуть не обидевшись, – в этом-то и беда. Даже сумасшедший Создатель способен сотворить шедевр, силы которого он не достоин знать. Главное – верить. Викинги верили нашим словам и завоевали полмира.

– На все твои вопросы уже скоро ответит Первородный, – грустно сказала Скульд. – Но, зная ответы, я совсем тебе не завидую. Лишь за концом наступает начало. Вспомни, змея, как свой хвост ты кусала!

Опять дразнится, окончательно обиделась девочка, но ответить Скульд не успела. Взрослые норны разозлились на малышку не меньше Вики.

– Зачем? Зачем ты ей это сказала? Маленькая болтунья! – набросились они на нее, расплескивая воду из кувшинов.

– Можно, я их съем? – тихо спросил девочку Фенрир.

– Нельзя! Вперед, Рататуй, – скомандовала Вики белке, – и больше никаких остановок!

– А как же колодец мудрости? – удивилась Рататоск.

– Хочешь, чтобы я отдала свой настоящий глаз фальшивой голове великана за глоток фальшивой мудрости? Знаешь, мне хватит моей девичьей мудрости, чтобы пропустить этот аттракцион, – напустилась Вики на ни в чем не повинную белку, – надоел мне ваш «Луна-парк»! Быстро веди нас наружу.

И белка послушно понеслась, как угорелая. Вики еле поспевала за ней, а Фенрир пыхтел и стонал метрах в десяти от них. Без Рататоск они бы точно не справились. Во всяком случае, путь наружу занял бы у них уйму времени. Белка и ее спутники летели, как шквалистый северный ветер, перебегая из пещеры в пещеру вслед за извивающимся корнем. Иногда беглецам приходилось проползать через узкие лазы среди нагромождения острых каменных глыб, так называемых шкуродеров. Как только огромный волчище пролез через них? Его вой намертво застрял в ушах Вики. Она следовала за поводком белки, глубоко врезавшимся в ее руку, уже несколько часов, то прыгая с камня на камень, то ползя по корню, цепляясь за него руками и ногами, то стрелой пролетая большие темные пещеры с речками и водопадами, как обезумевший спелеолог. Это был настоящий кросс в темноте, в вертикальном петляющем лабиринте. Страшно подумать, как глубоко под землю запрятал ее подлый Создатель иллюзий! Пальтишко Вики изорвалось и теперь представляло собой от пояса гирлянду грязных тонких лоскутов. Ногти на руках обломались и почернели бы, если бы не были такими от рождения. Наконец, силы Вики начали иссякать. Свет в глазах-фонарях стал меркнуть, и она уже подумывала, не сделать ли передышку, как вдруг в глаза ей ударил ярчайший свет, в который Вики выпрыгнула вслед за Рататоск. Девочка тут же ослепла, задохнулась холодным морозным воздухом и отключилась, упав без сил в мягкую перину снега. Волк Фенрир жалобно скулил где-то далеко внизу, несясь за ней по запаху.

Где-то наверху трудяга-дятел в красном берете старательно колотил клювом в толстый ствол, разрушая своей дробью прозрачную тишину и мертвый покой заснеженных деревьев и спящих под снегом камней, которым опять снился ледник, несущий их в синюю даль.

Вики сидела на толстенной голой ветке ясеня и болтала ногами в тяжелых гриндерсах. Как это она столько пробежала в этих ботинках! Несмотря на чудовищную усталость, чувствовала она себя прекрасно. В двух метрах под ней лежал снег, высчитать глубину которого не составило особого труда. Фенрир, выскочивший на поверхность следом за ней, оказался в снегу по холку, значит, покров был не менее двух метров. Волк же и откопал спящую в снегу девочку и аккуратно подсадил ее на толстую ветку – так сильно Вики ослабла после изнурительного подземного марафона.

– А где Рататоск? – сонно спросила волка девочка.

– Я ее съел! Простите, госпожа. Очень есть хотелось. А она так много болтала.

«Отличный у меня фамильяр[5]», – с содроганием подумала Вики, но ругать Фенрира у нее просто не было сил. Все-таки ее тело, хоть и в змеином виде, пролежало две недели в анабиозе без какого-либо питания, а потом пробежало неизвестно сколько по сильно пересеченной местности. Так что уже около получаса Вики сидела на ветке ясеня и набиралась сил, блаженно улыбаясь и поглядывая вокруг. Снаружи Иггдрасиль не казался таким огромным, как под землей. Видимо, именно снизу находился разлом, он же вход в Астралию, которым и воспользовался Создатель иллюзий, чтобы втиснуть сюда кусочек своего мира. Но его ясень все равно был раз в пять толще любого дерева вокруг и отличался от них, как баобаб от березы, а его крона уходила высоко в небеса.

Фенрир упрыгал по веткам вверх в надежде поживиться оленями, а Вики ждала его и с интересом осматривалась. Она была в своем теле, в своем мире, и ее переполняла любовь, которая привела ее сюда. Никаких сомнений в том, что она спасет родных, у Вики не было. Пора было лететь в Питер, и хорошо, что она уже поняла, где находится. Остров Мертвых в парке Монрепо (он же Парк отдохновения) в Выборге. Создателю иллюзий трудно было отказать в своеобразном чувстве юмора.

Вики уже бывала там с Цоем и Ваней два года назад. Правда, они приезжали туда летом. Маленький скальный остров не произвел на них тогда того сильного впечатления, которое описывали многие видевшие его в середине девятнадцатого века. Тогда потомки первого хозяина Монрепо – правоведа и поэта-романтика барона Людвига Николаи – обустроили на нем фамильное кладбище, добраться до которого можно было только по воде. На островных скалах среди гнилых камней росли исключительно суровые молчаливые ели, а белая капелла-усыпальница на крутой гранитной скале навевала грустные мысли о вечном. Вики и ее друзьям неоготическая капелла тоже понравилась, несмотря на свою запущенность. А может, и благодаря этому. Именно по торчащим из снега четырем колоннам, больше похожим на маленькие дозорные башни крепости карликового шахматного королевства, Вики и определила свое местонахождение. Иггдрасиля тем летом на острове и в помине не было, хотя лиственные деревья теперь росли в большом количестве, испортив готический колорит острова. Видимо, Создатель вырастил свой ясень совсем недавно.

Осталось дождаться Фенрира с охоты и отправляться в путь. Можно было, конечно, бросить его здесь, но такой монстр точно не помешал бы ей в бою. Только как такого огромного волка транспортировать в Питер? В сером безмолвном горизонте неба появились три точки. «Наверное, птицы», – подумала девочка. Очень крупные птицы… Точки росли, приближаясь прямо к ясеню, и сердце Вики замерло, а потом зашлось от счастья. К ней на всех парах летели Анжело, Цой и Карма. Трудно поверить, но в этот раз Вики была рада даже вороне. Что уж говорить про Анжело и Цоя! Вместе со вспыхнувшей радостью ее душу посетили смятение и запоздалый стыд. Она была счастлива видеть своих любимых, – именно так, потому что Цой уже не мог восприниматься просто другом, а любовь к Анжело все так же пылала в ее сердце. Вики была виновата перед обоими. И что с того, что вина осталась в другой жизни? Она все равно продолжала жить в ее подсознании. Что же делать? Вики еще не успела принять никакого решения, как уже оказалась в крепких объятиях белого ангела, заливая его лицо слезами.

– Я, я… – Вики так и не нашла что сказать.

Воины света встали рядом с ней на ветке. Цой прятал от нее несчастные глаза, а Карма на его плече, наоборот, была спокойна и довольна.

– Я тоже рад тебя видеть, – сказал Ангел, – спасибо, что позвала. Ты наворотила таких дел, любимая, что мы не могли не прилететь. Не знаю, как теперь и разгребать все это.

– Это не я. – Вики вырвалась из ангельских рук.

Она обняла холодного, почему-то побритого наголо Цоя и, не удержавшись, поцеловала его в губы. Глаза друга удивленно округлились, насколько это было возможно. Карма на его плече демонстративно отвернулась, чтобы не видеть этого безобразия.

– Конечно не ты. Твоя темная сторона, – съязвил Анжело, которому совсем не понравились эти не совсем дружеские объятия. – Зверь нам все объяснил. Единственное, чего он не знал, – где ты появишься.

– Это Иггдрасиль, врубаетесь, парни? Я полдня выбиралась из-под его корня, – похвасталась Вики. – Этот гад засунул меня в глубокое подземелье.

– Все-таки этот безумец умудрился вписать свой ясень-красень в реальный мир, – восхитился Анжело. – Астралии ему оказалось мало!

– Ты, наверное, совсем без сил? – участливо спросил девушку Цой, слегка контуженный поцелуем. – Я могу понести тебя. Заодно расскажу тебе про нас и про Сердце Жанны.

Цой выудил из-за пазухи свинцовый сосуд и потряс им в воздухе.

– Это дельная мысль, – поддержал его Анжело, – нам нужно торопиться. Через три часа Лжец и его королева готовятся встретить десант Древних на Марсовом поле. По иронии судьбы, битва пройдет на самом странном кладбище в Питере. Там, я надеюсь, эти революционеры и упокоятся вместе с безымянными жертвами прошлой революции.

– Древние шлют большой десант? – поинтересовалась Вики.

– Никакого десанта нет, – ответила ей Карма, – все это придумал Зверь, чтобы выманить Лжеца и его Королеву на открытое место. Его помощник пожертвовал жизнью, чтобы Зверю поверили. Эти волки – настоящие фанатики.

– Я видела это, – сказала Вики, – наш Ваня убил его. А теперь Ваня и мои родители заперты в башне. Тори обещала убить их, если увидит меня.

– Ничего себе! – присвистнул Цой. – Откуда ты все это знаешь? Ты же все это время была здесь.

– Долго рассказывать, – отмахнулась девочка, – у меня с Тори сохранилась ментальная связь. Я видела ее в своих снах.

– С Тори? – не понял Цой.

– Ага. Прикинь, Цой, моя фальшивая копия называет себя Тори. – Вики состроила саркастическую рожицу, перешедшую в гримасу боли. – Она убила бабу Любу и Катю!

– И еще множество невинных посвященных, – добавил Анжело.

– Жду не дождусь нашей встречи. – Цой со свистом рубанул воздух мечом.

– Покарать уродов! – прокаркала Карма с его плеча.

– Это не главное, – сказала Вики, – вы не поверите, но я стала гораздо мудрее, когда потеряла надежду на возвращение. Я навсегда могла остаться под этим корнем и даже ничего не узнала бы об этом. Никто не смог бы мне помочь. Никакая магия. И знаете, что мне помогло вернуться?

Все молчали, ожидая ее ответа на свой же вопрос.

– Только не смейтесь. Это прозвучит жутко пафосно и банально. Это слово затерли до состояния черной дыры. Но я должна вам это сказать. Меня вернула любовь!

– Баба Люба? – не удержалась Карма.

– Любовь к моему миру, родителям, друзьям, к тебе, Анжело! Понимаете?

– И ко мне? – снова подначила ее Карма.

– И к тебе. В каждом из нас есть что-то, за что его можно любить. Поэтому для меня сейчас самое важное – спасти мир от бессмысленной битвы, которую ему навязывают Создатель и Тори. Мы должны спасти пленников башни, мы должны уберечь витчхантеров от боя и обезвредить наших врагов.

Цой слушал Вики, приоткрыв рот. Видно было, что он гордится подругой и по-прежнему по уши влюблен в нее.

– Браво, – захлопала крыльями Карма, – теперь я уверена, что перед нами наша прежняя добрая и наивная Вики!

– Не совсем, – улыбнулся ангел смерти. – Вот что значит избавиться от всего своего негатива. Ты теперь воплощенная любовь, Вики!

И Анжело снова обнял девочку, на этот раз закрывшись от соратников крыльями. Им было что скрывать.

– Ну что, летим? – нетерпеливо спросил страдающий Цой.

– Летим, – подтвердил Анжело, опустив крылья. – Мы должны успеть и в башню, и на Марсово поле. Возможно, нам придется разделиться. Зверь хоть и надеется на нашу помощь, но собирался обратиться к духам Питера. Значит, битвы не избежать. Вики права! Мы должны разобраться со Лжецом и Тори до того, как прольется невинная кровь питерских витчхантеров.

– Мои родоки среди них, Вик. Представляешь? Эта тварь их заколдовала, зазомбировала, – пожаловался Цой.

Вдруг ветка, на которой они мирно общались, с треском обломилась и рухнула вниз, унося с собою в снег всех, кто на ней расположился. Крылатые воины света и Вики мгновенно поднялись в воздух. Анжело и Цой обнажили мечи, а Карма грозно закаркала на огромного волка, чудом балансирующего на сломанной ветке. Зверюга, вздыбившись, рычала и брызгала слюной, показывая страшные клыки.

– Фенрир, тише! Это свои! – Вики спланировала на толстую волчью шею, и монстр сразу успокоился.

– Фенрир? – Анжело опешил. – Вот это сюрприз!

– Да, – подтвердила Вики, – мой новый фамильяр. Он собирается проглотить Лжеца. Только как он доберется до Питера? Нам его не утащить.

– Какой страшный проглот, – прокаркала Карма.

– Смешные у вас друзья, госпожа, – сказал Фенрир, сплюнув в снег олений рог, – хорошо, что я сыт. Не беспокойтесь, меня не надо тащить. Если вы куда-то полетите, я побегу следом. Если чуть отстану – не беда, мой нюх приведет меня куда надо. Я буду чуять вас, госпожа, из любого далека!

– Чего там твоя собачка говорящая сказала? – спросил Цой, не понявший ни слова из волчьей пасти.

– Он добежит. – Вики взмыла в воздух. – Полетели, друзья! Пора вернуться домой.

Заснеженное Марсово поле ведать не ведало, что сегодня оно должно стать ареной страшной битвы. У Вечного огня грелись прохожие. В офисах на Миллионной улице шли переговоры и совершались сделки. В ресторанчиках варился вкусный грибной суп с боровиками и перловкой и мутился облепиховый морс. Мимо закрытого на зиму Летнего сада неслись машины, стараясь успеть до вечерней пробки на мост через Неву. Но около пяти часов вечера все кардинально изменилось. Движение наглухо встало. Мало того, автомобилисты дружно высыпали из машин, держа перед собой гаджеты с фотоаппаратами. То же самое сделали и клерки с Миллионной, и посетители ресторанов. Все они, забыв про еду, работу и прочие неотложные дела, неслись на Марсово поле, где происходили воистину фантастические события. Современного человека, пресыщенного голливудскими спецэффектами и воспитанного компьютерными играми, трудно удивить. Если он видит что-то необычное в повседневной жизни, у него тут же срабатывает рефлекс – он срочно должен это сфотографировать и поделиться с остальным человечеством в интернете, иначе мир рухнет.

Но в этот раз действительно было что фотографировать. На Марсово поле со всех сторон бежали тяжелой рысцой ожившие каменные львы. Твари разных веков и размеров устремились в центр Питера из Пушкина, Павловска, Петергофа и Гатчины, с набережных, из дворцов и музеев. Ошалевшие от увиденного зеваки уже несколько часов подряд выкладывал и в сети фото отдельных оживших скульптур, но совсем другое дело сфотографировать, как эта разношерстно-каменная братия выстраивается в шеренги напротив Вечного огня, словно их туда призвал сам Марс, кровавый бог войны. Объяснения этому явлению пока никто дать не мог, и как реагировать на него, тоже было непонятно. Версий было много – от конца света и массовой галлюцинации до суперквадропрезентации какого-нибудь модного бренда при помощи неизвестных до сих пор компьютерных технологий. Первая версия, надо заметить, была гораздо ближе к реальности. Ну а пока все фотографировали львиный парад у Вечного огня. Но никто не мог предположить, что все это было лишь началом трагедии глобального безумия, которой сегодня было суждено здесь разыграться.

Количество неверующих людей в Петербурге резко сократилось, когда бронзовый Петр Первый на своем бронзовом же коне ловко спрыгнул с Гром-камня, – скалы, служащей ему постаментом, – оставив там одинокую змею, и, разбивая зимний асфальт тяжелыми копытами, поскакал по направлению Марсова поля. Ни одна машина и ни один пешеход при этом, как ни странно, не пострадали, если не считать упавших в обморок. Правда, уже рядом с Инженерным замком царю, зажатому между толпой зевак, рвущихся к Марсову полю, и автомобильной пробкой, пришлось растолкать несчастные машины бронзовыми конскими ногами.

В то же самое время на Пушкинской площади, которая находится рядом с Невским проспектом на Пушкинской же улице, с высокого гранитного постамента сошло, а вернее, спрыгнуло, солнце русской поэзии – Александр Сергеевич Пушкин. Поэт улыбнулся бронзовыми губами застывшим в изумлении прохожим и куда-то побежал. Куда – вы, наверное, сами уже догадались.

Над Дворцовой площадью, широко расправив крылья, взлетел ангел с ликом, полным печали, тревоги и решимости, и направился в сторону Марсова поля. В руках он, как всегда, держал свой огромный крест, только теперь как двуручный меч. На Александрийском столпе осталась следить за порядком в Питере одинокая бронзовая змея.

И только тогда городские власти догадались забить тревогу. Правда, было уже поздно. Никакие сирены не могли помочь полиции и пожарным проехать к Марсову полю. Оставались только вертолеты МЧС. Только вот что им делать с несанкционированным сборищем оживших памятников, их руководство пока еще не понимало, отчаянно молясь о прощении грехов и даровании им светлой мысли из Москвы. Кремль подозрительно молчал, явно перекладывая ответственность на местных бонз, что было им в новинку и совсем не в радость. Счастливы были только телевизионщики новостного канала, которым разрешили вести прямой репортаж прямо с борта одного из вертолетов МЧС.

Тем временем выяснилось, что среди толпы у Марсова поля в этот час оказались не только случайные свидетели разворачивающейся там фантасмагории. За львами полукругом решительно выстроились люди, которых по экипировке можно было разделить на четыре отряда. Первый отряд был одет в черно-зеленой цветовой гамме. Женщины и мужчины в зеленых шапках и черных пальто вместе с остальными скандировали:

– Слава Первородному! Слава Виктории! Хаос не пройдет!

Но никаких активных действий не предпринимали. То же можно было сказать про их сообщников в длинных кожаных пальто с деревянными крестами в руках, об отряде фриков с чалмами на головах, и об оставшихся – в шубах, подпоясанных веревками. В целом это напоминало странный митинг с элементами карнавала и участием каменных львов, по смешным мордам которых могло показаться, что это все милое, увеселительное мероприятие. Но лица их противников, стоящих с другой стороны Вечного огня, были чрезвычайно серьезны. Толстый мужчина в волчьей дубленке, с совершенно лысой, непокрытой, несмотря на мороз, головой, то и дело поглядывал на серое тяжелое небо, словно ждал кого-то. Хотя гигантский бронзовый ангел уже давно приземлился у него за спиной и пятиметровым грустным великаном стоял между маленьким бронзовым Пушкиным (тот был всего на голову выше полковника Зверского) и суровым Медным всадником. На решительных бронзовых лицах духов – защитников города на Неве играли отсветы пламени Вечного огня. Над полем ястребами кружили вертолеты МЧС. Напряжение сгущалось вместе с быстро разливающимися вокруг синими сумерками.

Над вечерним Петербургом в этот час летали не только вертолеты. Воины света и примкнувшая к ним Вики уже добрались до Петроградки и неслись над ее ветхими крышами.

– План такой, – сказал Анжело, – мы с Вики летим в башню. Быстро освобождаем ее родителей и Ваню, потом мчимся к вам. Нам даже сражаться не придется. Стражники не смогут ослушаться свою королеву.

– Собираетесь выдать Вики за Тори? – спросила Карма.

– Внешне мы практически неразличимы, – подтвердила Вики.

– А ты с Кармой должен попробовать выкрасть своих родителей, – обратился ангел к Цою. – Действуйте стремительно. Вас там никто не ждет. Отнесите их в безопасное место, возвращайтесь, а там уже и мы подоспеем. Разоблачим самозванцев и распустим всех по домам.

– Отличный план, – сказал Цой. – А зачем тогда родителей уносить?

– На всякий случай, малыш. На всякий случай. Вдруг все пойдет не так, как мы надеемся, – многозначительно ответил ангел.

Цой уже перестал обижаться на Анжело за «малыша». Двух драк хватило, чтобы понять, что это бесполезно. Задиристый характер ангела сформировался и закостенел за несколько тысячелетий, и с ним теперь можно было только смириться.

– Тогда вот! Вики, возьми-ка это. Тоже на всякий случай. – Цой подлетел к подружке максимально близко и, словно обнимая ее, переложил из-за пазухи к ней во внутренний карман пальто свинцовый сосуд с сердцем Жанны д’Арк. – Анж, ты, надеюсь, не против, чтобы оно немного побыло там?

Анжело молча закатил свои розовые глаза, демонстрируя Цою, какой тот идиот. Но возражать не стал.

– Тяжеленькое, – сказала Вики.

Ровно в половине шестого Тори, одетая в белое платье невесты, подлетела к родной башне и совершила вокруг нее несколько прощальных кругов. После чего, посчитав ритуал прощания завершенным, она трижды постучала в единственное горящее на первом этаже окно. Конечно, ей нетрудно было открыть его заклинанием, но неопытные стражи могли от неожиданности испугаться и применить к ней боевую науку Филантропа. Окно растворилось, и Тори залетела внутрь.

– Фил! И что ты здесь делаешь? Я просила тебя только уменьшить охрану. Наше войско во главе с Первородным ждет тебя на Марсовом поле, а ты отсиживаешься в башне. Попахивает предательством. Испугался Древних?

Кроме мрачного, насупленного филина, на кухне никого не было. Пораженная страшной догадкой, Тори побежала к лестнице, путаясь в длинном платье. Но филин долетел до лестницы первым и встал у нее на пути, растопырив могучие крылья и выкатив на Тори свои желтые фары, горящие грозной решимостью.

– Ваше величество, я случайно услышал вчера о ваших намерениях и не дам вам загубить свою душу. Вы околдованы опасным безумцем. Он – ненастоящий Создатель и уж точно не Первородный. Я верил вам и шел за вами, но сейчас я, как хранитель традиций и самый старый член Уробороса, должен спасти вас от дальнейшего позора. Вы не причините вреда главам ордена и Крысолову! Не будете сжигать наши мудрые книги! Вы немедленно помиритесь с родителями, и мы все вместе отправимся на Марсово поле, чтобы там прилюдно развенчать злодея, ввергнувшего нас в пучину братоубийства. Потом мы покаемся и помиримся с Древними.

– Браво, старик! Отличный план по спасению мира! – рассмеялась Тори злым звонким смехом. – Покаемся-помиримся-спасем мир, ха-ха-ха. Мне для спасения достался неправильный мир. Здесь ничему и никому нельзя верить, никого нельзя любить. Если этот мир уже не спасти, может, просто пристрелить его, чтобы он не мучился? Может, именно этого и ждет от меня Первородный? Я знаю – герои обычно спасают мир, но я ведь всегда делала все наоборот! Так что уйди с дороги, Фил. Ты еще пригодишься мне сегодня в бою, старина. А если ты героически погибнешь, обещаю сделать из тебя классное чучело.

Фил неожиданно резко взмахнул крылом, и Тори отлетела к входным дверям, больно ударившись о них затылком. Она не ожидала от своего верного слуги такой прыти. Недооценила старичка.

– Бегите наверх, – крикнул Фил пленникам, – я задержу ее.

Тори медленно поправила корону на голове и ударила в Фила своим убийственным огненным взглядом. Но магистр магии с легкостью отбил его одним взмахом крыла. Тори зашептала страшные заклинания, но и от них магистр также легко отмахнулся. Обратившись черными червями, ее чары попадали на пол и расползлись по комнате.

– Мы сейчас улетим, – уверенно сказал Фил. – Надеюсь, больше никогда не увижусь с вами. Вы сделали неправильный выбор, ваше величество, и Первородный накажет вас с вашим лжепророком. А нам пора на Марсово поле. Мы еще успеем всех спасти.

– Филин-спаситель! Вы только посмотрите на него. – Тори медленно и плавно подходила к Филу. – Глупый фамильяр, да кем ты себя возомнил?

– Никем, – спокойно ответил Фил, – я просто честно несу свою службу.

Тори слышала, как ее пленники бегут вверх по лестнице, и мучилась от страшной злобы бессилия.

– Простите меня, ваше величество, но я вынужден вас оглушить, – сказал Фил, и его глаза из желтых стали оранжевыми, – не сопротивляйтесь. Вы только сделаете себе хуже. Спокойно теряйте сознание.

Тори с ужасом почувствовала, как от страшной боли у нее начала раскалываться голова. Ее трясло, в глазах темнело, но она всеми силами пыталась сохранить сознание. «Я же предупреждал тебя! Ты все провалила!» – бесился Создатель у нее в голове. А из ушей уже понемногу закапала кровь. Тори схватилась руками за корону, требуя помощи у Голубого Карбункула. Спасение пришло внезапно.

– Фил, она летит сюда! Вики здесь! – закричал со смотровой площадки Герман Адамсон.

Филин всего на долю секунды потерял концентрацию. В его глазах мигнул желтым светом немой вопрос, и Тори хватило этого для смертельного удара. Огонь из ее глаз на этот раз точно поразил тело филина, которое вспыхнуло, как вязанка сухого хвороста.

– Так ты не Вики? Как же я… – Горящий Фил грузно взлетел и попытался броситься на Тори, выставив вперед когтистые лапы.

Но битва была уже проиграна. Тори легко увернулась от умирающей птицы, разбрасывающей в воздухе огненные перья. Они разлетались по круглой комнате, словно пиротехническая забава. От этого перьевого салюта загорелись книги, стоящие в стеллажах по стенам. Благодаря мгновенно воспламеняющейся пыли на старых фолиантах пожар распространялся со страшной скоростью, превращая башню в адскую доменную печь, посреди которой лежал догорающий Фил.

– Я – Тори! Старый придурок! Тори! Неужели так трудно запомнить! – Злобная гримаса исказила милые черты лица королевы Виктории, склонившейся над мертвой птицей.

Со смотровой площадки башни снова раздался шум. Сперва крик: «Это тебе за Катю!», а следом страшные вопли, полные боли и негодования.

Тори плюнула на труп предателя и стремительно полетела по винтовой лестнице наверх. Длинный подол ее белого платья загорелся, и от него воспламенялось все, к чему бы он ни прикоснулся. Но ненависть в ее душе пылала ярче и жгла сильнее.

В семнадцать тридцать пять над притоптывающими витчхантерами и их молчаливыми противниками завис вертолет МЧС. Из его громкоговорителей послышался громкий, хорошо поставленный голос:

– Просьба всех митингующих немедленно покинуть Марсово поле. Иначе мы будем вынуждены применить силу.

Войско дружно рассмеялось в ответ. Веселые львы просто покатились от смеха по снегу, задрав каменные лапы.

Конь Петра Первого заржал. А Пушкин постучал себе по лбу пальцем, показав, что он думает об умственном развитии вертолетчиков. Меж тем со стороны Невы, прыгая через нещадно раздавленные автомобили, появились два каменных сфинкса и легли рядом со львами.

– Вот эти мерзкие богопротивные твари, арап, с твоего континента. Они топили в Неве корабли при наводнениях страшных. Мне их оставь. Наконец-то сегодня с ними поквитаюсь, – тихо сказал Петр Первый, склонившись с коня к Пушкину.

Сразу за сфинксами на поле появились новые действующие лица, и события понеслись лавинообразно. Из темноты за спинами витчхантеров вырисовался черный трон, на котором, потрескивая синим электричеством черного платья, восседала неподвижная королева Виктория. Над троном кружились быстрые грифоны. А чуть повыше над ними в длинной белой сутане парил толстый бородатый Создатель иллюзий, сияя электрическим нимбом.

– Да здравствуют витчхантеры Петербурга, которым выпало первыми сразиться с силами Хаоса за новый Порядок!

Войско Тори в едином порыве обернулось к нему с криком:

– Да здравствует Первородный!

Дальше войско с трепетом внимало каждому слову Всевышнего, лично ведущего их на бой. Львы и сфинксы тоже делали вид, что слушают. Зверский с той стороны огня скептически улыбался, глядя на эту профанацию, и, собирая снег с земли, лепил снежок.

– Хаос силен и страшен, но да не убоимся мы его. Только что силы Хаоса, подло обманув нас, напали на башню Уробороса, убили глав ордена, убили героически сражавшихся Магистра Филантропа и юного Крысолова. Они сожгли их тела вместе с магической библиотекой Уробороса, пытаясь запугать нас. Но они не на тех напали! Пусть пепел героев стучит в ваши сердца, мои смелые воины. Древние испугались и решили расправиться с нами чужими руками. Посмотрите, кого они прислали на битву. Бронзовых истуканов и одного старого волколака! Да наши львы шутя разобьют их пух и прах в память о павших героях. Сегодня никто из вас не умрет! Всех смельчаков я заберу в Вальхаллу! Вперед, мои воины! Вперед!

Львы, давно уже заждавшиеся команды, тут же рванули через Вечный огонь. За ними побежали витчхантеры, меча молнии из глаз и кидая взрывающиеся электрические шары в неподвижных противников. Зверский, не спеша принимать боевое обличье, переместился за свою бронзовую команду, быстренько долепил снежок и кинул его в королеву Викторию. Снежок, пролетев насквозь через заискрившийся фантом, разбился о спинку трона. Зверский недовольно плюнул под ноги и нехотя ударился оземь. Поднявшийся с земли могучий волк ринулся в толпу бегущих на него витчхантеров и принялся рвать их на части своими страшными зубами и когтями, стараясь прорваться к бородатому Лжецу. Бронзовый ангел взмыл в небо ракетой и тоже полетел по направлению к лжевсевышнему. Навстречу ему золотыми молниями уже неслись золотые грифоны.

Поле осыпали брызги раскаленного золота и обломки оплавленной бронзы. Львы, рыча и воя, буквально облепили каменными телами царского коня. Царь Петр снисходительно поглядывал на них, не считая достойными противниками. И то правда, стоило его коню взбрыкнуть, как во все стороны разлетелись куски львиных тел. Но следующие безумные звери уже пытались кусать каменными зубами бронзовые ноги коня.

Пушкин в это время прокладывал в людском месиве крепкими металлическими кулаками дорогу к попавшему в серьезную передрягу Зверскому. Оборотня в погонах настигли и оглушили молнии витчхантеров. Теперь около тридцати воинов пытались его добить и давно бы уже это сделали, если бы не мешали друг другу. Примерно столько же убитых витчхантеров уже лежали на красном от крови снегу, а остальные тщетно пытались сразить магией бронзовых духов Питера. Ангел в небе продолжал биться с грифонами. Как бешеные собаки, наскакивали они на него, пытаясь клюнуть в печальные глаза. Своим тяжелым шестиметровым крестом ангел разбивал их тела на мелкие части. Но стоило золотым остаткам грифонов упасть на землю, как они, подобно ртути, резво текли навстречу друг другу и сливались вместе в прежнего живого грифона, немедленно взмывавшего продолжать бой. С такой алхимической регенерацией бороться было совершенно бесполезно, но ангел не сдавался. Петру надоело крошить львов, и он направил коня к сфинксам, которые пока не принимали участия в бойне и уныло переминались с лапы на лапу в стороне.

Глядя на все это, Создатель иллюзий окончательно приуныл. Похоже, он опять ошибся в выборе своей фаворитки. Молодая ведьма не оправдала его надежд. Он потерял с ней ментальную связь пять минут назад, ровно тогда, когда начал бой. Возможно, ее уже не было в живых. Пора было сматываться из этого балагана. Может быть, лет через сто – двести он опять вернется в этот пропащий мир, чтобы попытаться его спасти. Если, конечно, мир к этому времени не накроется без его участия.

Вики издалека увидела стоящих на смотровой площадке башни маленьких человечков, и сердце ее забилось быстрее. А когда она убедилась, что это папа, Ма-Маша и Ваня, нежность наполнила ее до краев, выплеснувшись слезами счастья. Она даже забыла об Анжело, едва поспевающим за ней, так быстро понеслась вперед. Вики настолько была рада их видеть, что ее нисколько не смутили напряженные взгляды родных и Вани, наблюдающих за ее прилетом. Снижаясь, девочка раскрыла свои объятия, и первым в них ринулся Ваня.

– Это тебе за Катю! – закричал Крысолов и что есть силы воткнул Вики в область сердца острый осколок зеркала. Да-да, осколок того самого зеркала Дракулы, который случайно залетел ему в капюшон, потом был найден и сохранен. Он так и лежал у него в кармане до первой возможности поквитаться с лживой убийцей его любимой девушки.

Волк Фенрир бежал быстрее, чем скоростной поезд «Аллегро». Он уже миновал трассу «Скандинавия», оставив в кюветах не один десяток покореженных, смятых машин, так и не успев разобраться, что за металлические гробы носятся теперь по твердым как камень дорогам. У Фенрира была цель, он бежал за летящей Госпожой и не должен был отставать. Что же, он пока прекрасно справлялся.

Но вдруг произошло чрезвычайное. Запах его новой хозяйки перебил запах подонка, выдававшего себя за его отца и столетиями державшего в сыром холодном каземате с мечом в пронзенной пасти. Ровно секунду Фенрир сомневался. Но выбор в его голове уже был сделан. Он не собака. Он свободный волк, сын аса Локи, и сначала он разберется со своим главным врагом, а потом уже все остальное. Фенрир угрожающе взвыл и побежал еще быстрее. Но теперь уже по новому ориентиру.

Зеркало воткнулось в свинцовый сосуд во внутреннем кармане пальто и сломалось.

– Это тебе за Катю! – засело в ушах ошеломленной Вики.

Словно издалека неслись крики ее несчастных родителей, скрутивших Ване руки за спиной и поставивших его на колени. В его руке по-прежнему был зажат осколок, но теперь с обломанным кончиком.

«О ужас, он принял меня за Тори!» – дошло до девочки.

Над Ваней сверкнул огненный меч.

– Нет! – кинулась под падающий меч Вики, и Анжело чудом успел отвести свой удар. Меч вонзился в плиточный пол смотровой площадки.

– Ты с ума сошла! – испуганно выкрикнул ангел.

Если бы его белые волосы могли седеть, они бы точно поседели секунду назад.

Вики и ее родители, в глазах которых вместо полного непонимания затеплилось что-то разумное, одновременно раскрыли рты, чтобы сказать друг другу что-то важное. Даже Ваня начал что-то понимать, как вдруг из выскочившего пробкой за пределы площадки люка, словно черт из ада, вылетела Тори с горящим подолом платья, а за ней показало всем свой наглый желтый язык жаркое пламя.

Анжело снова взмахнул мечом, но Вики опять остановила его резким жестом. Она не могла оторвать взгляд от горящих безумием и ненавистью глаз Тори. Своих глаз. Вместо того чтобы немедленно испепелить Тори взглядом, Вики смотрела на нее и чувствовала жалость, понимая, что это вся ее боль и ненависть сосредоточена сейчас в этом несчастном существе.

«С ней надо поговорить, – пронеслось в голове Вики, – она просто жертва». Вики крепко держала Анжело за руку с мечом, сдерживая его.

– Привет, женишок! – Тори, энергично затоптав тлеющий подол, уставилась на Анжело. – Смотри-ка, мы оба в белом. Как славно. Может, попросим у родителей благословения? Пока они еще не сгорели вместе с их книгами?

Окна башни со страшным треском полопались, и из них вылетели яркие сполохи пламени. Профессор Адамсон словно проснулся. Он отпустил Ваню, потом невидящим взором обвел всех на площадке.

– Мои книги! Я должен их спасти, – закричал Герман и бросился внутрь огненной печи.

– Ненормальный, ты сгоришь! – крикнула Ма-Маша и последовала за ним.

– Дай мне убить ее! – крикнул Анжело, вырывая руку с мечом.

Но Вики вцепилась в нее изо всех сил:

– Подожди!

Вики прошептала заклинание, и внутри башни помчались потоки воды, туша бешеный огонь и сметая все на своем пути. Пока боролись две стихии, Тори не теряла времени.

– Гори, предатель! – Вся ее ненависть вылилась в огненном взгляде, направленном в грудь ангела смерти.

Анжело, любовь всей жизни девочки Вики, смертоносный альбинос, гроза вампиров, ангел смерти в белых одеждах, так и не успевший выдернуть руку из крепкой руки своей возлюбленной, в одно мгновение сгорел, превратившись в черную пепельную статую, которую через секунду развеял ветер, осыпав пеплом на прощание застывшую в ужасе Вики. От Анжело на башне остался только золотой меч, лежащий на разрубленной плитке. Рука Вики до боли сжала пустоту, а ее разум упорно отказывался верить в происходящее. «Нет! Нет! Нет! Этого не может быть! Я все исправлю!»

Тори истерично засмеялась. И, только услышав этот жуткий смех, Вики поняла, что Анжело больше нет, и ей стало совершенно все равно, что будет дальше. Она больше ничего не хотела. Ничего.

– Не знала, что ангелы горят? Он не сказал тебе. Как жаль. Думаешь, ты все исправишь? Глупышка! Явилась сюда остановить меня с добрым сердцем, полным любви! Ну что, всех спасла? О, как же ты смешна и жалка! Не смогла убить меня в себе. А я легко смогу! Гори, слабачка!

Тори выстрелила глазами в левую грудь Вики, но смертоносный взгляд, отразившись от свинцового сосуда, ранил безумицу в правую грудь. На белом платье невесты распустилась кровавая роза раны. Сердце Жанны второй раз за сегодня спасло жизнь Вики. Жизнь, потерявшую для нее всякий смысл.

Ваня, поднявшийся с колен позади Тори, подслеповато щурился, силясь осознать, что за чертовщина здесь происходит.

– Ничего себе, – поразилась Тори, недоверчиво прикасаясь к своей ране, и тут же перевела взгляд на совершенно седую, покрытую пеплом голову Вики, готовясь нанести ей смертельный удар.

Но не успела. Ваня поднял осколок зеркала и направил на Тори. Королеву затрясло, с нее свалилась корона, откуда-то из платья выпала Ванина флейта. Потом невидимая ручища неведомых сил смяла Тори, как использованную белую салфетку, и зашвырнула этот комок в маленький осколок зеркала, который жадно поглотил его, словно вкуснейшую амброзию. Ваня нервно отбросил страшный осколок, но тот, отравленный злой волей Тори, мстительно отскочил от пола и воткнулся ему в грудь. Ваня, застонав, упал. Очнувшаяся Вики быстро подскочила к другу и выдернула из него острый кусок зеркала. Но было поздно.

– Прости меня, – шепнули посеревшие губы Крысолова, и он перестал дышать.

Вики поцеловала Ваню в холодный лоб и поднялась с колен. В руке она сжимала острый осколок, наслаждаясь болью изрезанных пальцев. Она продолжала сжимать его, не осознавая, как боль и ненависть по имени Тори возвращаются в ее душу в десятикратном размере. В тех местах, где зеркало разрезало ее кожу, кровь не вытекала из ран. Наоборот, из зеркала в раны сочилась тоска, черная, как ночь, заражающая каждую клетку Вики. Рука ее уже полностью почернела, приобретя цвет эбонитового дерева, а чернота продолжала распространяться по телу. Но это совершенно не беспокоило Вики. В ее ушах по-прежнему стоял глумливый смех Тори, и ее голос все спрашивал и спрашивал:

«Ну что, всех спасла? Всех?»

А перед глазами девочки стояли экраны синих глаз Тори, в которых словно на вечном повторе в рапиде горел ее Анжело.

– За что? За что? За что? – шептали черные губы Вики.

И тут ярчайшая вспышка со стороны Марсова поля ослепила ее. Затем раздался грохот взрыва – и над городом вырос отвратительный сизый гриб, который увидели жители со всех концов несчастного Питера.

– Опоздали, – расстроенно крикнул Цой и бросился в самую гущу страшного боя, где бронзовые изваяния топтали ослепленных яростью людей.

Карма, стараясь не отставать, последовала за ним. Цой не нашел своих родителей среди живых витчхантеров, – а их оставалось еще около половины. В этом жарком сплетении тел найти и опознать кого-то было делом крайней сложности. В глазах у стража потемнело. Искать отца и мать среди окровавленной массы затоптанных и разорванных людей, перемешанных с каменными остатками львов, Цой не стал. Вместо этого он рванул в бой, но вовсе не против витчхантеров, а против армии Зверского. Цой встал на сторону проигравших по велению сердца. Возможно, его родители были еще живы – разве мог он поступить по-другому? Какой там Порядок и Хаос в смертельном котле? Какая там справедливость? Цой взлетел в небо и присоединился к грифонам, стараясь выбить крест-меч из рук исполинского бронзового ангела с лицом императора Александра Первого.

Полковника Зверского к этому времени торжествующие витчхантеры уже разодрали на мелкие клочки. Старый волколак погиб в бою за свои викторианские идеалы, не дождавшись обещанного ему воинами света Сердца Жанны. Огромная куча тел витчхантеров (как живых, так и мертвых) погребла под собой Александра Сергеевича, продолжавшего и оттуда глаголом жечь сердца людей. Петр Первый гонялся по всему Марсову полю за петляющим сфинксом. Одного он уже растоптал, попутно передавив вместе со сфинксом и немало витчхантеров, случайно попавшихся им на пути. Ошалев от картины развернувшейся внизу кровавой бойни, командир эмчеэсников вызвал на помощь боевые вертолеты.

Москва, потеряв связь со Зверским, наконец-то дала разрешение на начало боевой операции на поле римского бога войны. Но, к своему счастью, военные не успели туда долететь.

Создатель иллюзий спустился на холодную землю за черным троном. Там бородатый толстяк скинул с себя внешнюю оболочку, словно костюм ростовой куклы, и из нее вышел стройный рыжий юноша в ярко-зеленом шутовском трико. Создатель иллюзий широко улыбнулся своим тайным мыслям, которыми уже ни с кем бы не смог поделиться. Потому что через мгновение черный трон стал еще чернее, накрытый тенью Фенрира. Создатель иллюзий, даже не успев вскрикнуть, исчез в пасти волка, отправившись в короткое путешествие в его желудок. В тот же миг исчезло фантомное изображение Виктории на троне.

Огромный страшный волк задрал голову к сияющей на петербургском небе луне и торжествующе завыл. Оставшиеся в живых витчхантеры оглянулись на вой и застыли в оторопи, обнаружив на поле боя новое чудовище, а также – исчезновение Первородного и их королевы. Остановились и Петр с выбравшимся из-под тел противников Пушкиным. Бой кончился. Но, к сожалению, не для всех.

Упрямый Цой, не глядя вниз, в очередной раз атаковал ангела, и тяжелый крест последнего снес отважному Стражу его бедовую голову. Карма, летавшая поблизости, бросилась к его безголовому телу. Но тут уже не могло помочь никакое колдовство индийской целительницы. Прокляв этот свет громким карканьем, в неожиданно воцарившейся на Марсовом поле тишине, ослепшая и оглохшая от горя Карма ракетой метнулась ввысь, по дороге обратившись ослепительной девой-солнцем, спалившей все живое, что было в радиусе пятисот метров вокруг нее.

Но на этом пылающая Карма не остановилась. Поднявшись еще метров на пятьдесят, она оглушительно взорвалась, превратив город вокруг себя в выжженную мертвую пустошь. Красное Марсово поле, похожее на поверхность Марса, зияло посреди этой пустоши, как свежая смертельная рана. Даже на экранах компьютеров было больно смотреть на мертвый песок новой красной пустыни. Никого и ничего не осталось в радиусе нескольких километров. Ни прекрасного Летнего сада, ни «Кулька»[6], ни гордого, полного тайн, Инженерного замка, ни уютного Михайловского сада… Хотя нет, подождите, это просто пепел летает и закрывает картинку со спутника! На Марсовом поле кое-что осталось. И это был черный обсидиановый трон. Больше ничто не сумело пережить ослепительный Кармагеддон.

Спешу успокоить любителей бронзовых исторических памятников – прямо в момент страшного взрыва бессмертные духи города вернулись на свои постаменты, словно никогда их и не покидали. А вот львов и сфинксов, вставших на темную сторону, больше не было. Остался лишь черный трон из вулканического стекла на красном песке, мертвая обгоревшая земля и сизый пепел над ней. Пепел, который зимний питерский ветер нес все дальше и дальше, за спящую подо льдом Неву, пока не донес до черной от пожара башни, на которой стояла черная от горя девочка.

Полностью почерневшая Вики Адамсон стояла на площадке башни и смотрела пустыми глазами в сизую даль. Пигмент, раньше украшавший только ее губы и ногти, теперь полностью окрасил ее кожу в черный траурный цвет. Теперь она стала настоящей черной ведьмой. Черной снаружи и изнутри. Виноватой во всем. Ничего не успевшей. Никого не спасшей. Все потерявшей.

Правда, Герман и Ма-Маша были живы. Они сидели здесь же на площадке, рядом с мертвым Ваней, чумазые, мокрые и несчастные. Подходить к дочке они боялись, но были готовы в любую секунду броситься к ней, чтобы не дать прыгнуть вниз. Она это чувствовала. Но она не хотела прыгать. Она ничего не хотела. Здесь же на площадке грудой ненужных бессмысленных вещей лежали колдовские артефакты: корона с Голубым Карбункулом, флейта Крысолова, меч ангела, Сердце Жанны в свинцовом сосуде и осколок зеркала Дракулы. Все они не стоили и одного волоса с головы Анжело. Как и те немногие книги, что чудом спаслись после пожара. Вики еще не знала, что именно случилось на Марсовом поле, но страшный сизый гриб и укрывающий город пеплопад не оставляли сомнений в самом страшном исходе. И виновата во всем этом была только она. Черная ведьма! Зачем она вернулась сюда из своего спасительного подсознания? Зачем? Зачем? Зачем? Самонадеянная жалкая бездарность, погубившая своей «любовью и добротой» все, что было ей дорого. Может быть, она при помощи магии сможет вернуть все назад? Нет! Невозможно! Кто-нибудь слышит меня? Первородный, ты слышишь меня?

Вики стояла и беззвучно шевелила губами, разговаривая сама с собой.

Она просила Первородного помочь ей. Требовала. Умоляла. Угрожала. Молила. А когда поняла, что ничто не поможет, закрыла глаза и страшно закричала. Герман и Мария бросились к ней, чтобы обнять, но дочь тенью выскользнула из их объятий и исчезла. Над городом кружился серый пепел.

Неведомая сила вытолкнула ее в неизвестное пространство, и девочка вынырнула из одного воздуха в другой. Из зимнего в осенний. Здесь было мокро. Она тоже вся была мокрая, будто только что родилась. Прямо так и родилась в любимом черном платье и тапочках в дурацкую черепушечку. Вики по-прежнему стояла на смотровой площадке башни. Сияло ослепительное солнце. Лягушачий дождь только что закончился. На площадке рядом с тазом, накрывающим раскрытый гримуар, немым укором лежали распластанные трупики лягушек.

– Получилось! – Вики, не веря собственному счастью, посмотрела на руки.

Кожа вернула свою молочную белизну. Она больше не черная ведьма! Кошмар закончился. Ей удалось проснуться раньше, чем он начался. Она вернула события в отправную точку. И она уже не повторит своих ошибок. Не выпустит из себя Тори. Не подведет друзей. Не потеряет любовь. Не огорчит родителей. Никогда! Никогда! Никогда!

– Мудрость не получишь без горя и потерь. Чтобы понять чужую боль, ты должен пережить свою. Чтобы научиться хоть что-то ценить, ты должен все потерять. Чтобы быть справедливым, ты должен ненавидеть несправедливость. Ты согласна со мной, Виктория? Этот голос звучит везде и нигде. Голос пригвоздил Вики к разбитой плитке площадки. Она не в силах пошевельнуться. Даже кивнуть не может. Страх пополам с благоговением переполняет ее сердце. Она знает, кто говорит с ней. Это не противный гипнотический баритон Создателя иллюзий. Этот голос она помнила с рождения и сразу узнала, хотя никогда прежде не слышала.

«Но ведь я все провалила, всех подвела, никого не спасла. Какая уж тут мудрость?» – несутся в голове у Вики мучительные вопросы.

– Самая настоящая. Та самая мудрость, которую не получишь, если не проживешь жизнь, не наломаешь дров, не потеряешь голову от любви. Прости меня за всю ту боль, которую я причинил тебе, но без нее ты была бы не готова к своей миссии. Мне тоже порой совсем не нравится то, что я должен делать. Но главное слово тут «должен». Ты прошла свой первый круг. Первый круг Уробороса. Ведь без конца не пребудет начало. Понимаешь, девочка?

«Господи, да когда же все это кончится?» – проносится в голове у Вики помимо ее воли.

– Кончится, обязательно кончится, девочка. И гораздо быстрее, чем ты хотела бы. Что говорить о человеческой жизни, если даже вечность проносится мгновенно. Помнишь, как мы говорили об этом вечность назад? Не помнишь. Но ведь мой голос ты сразу узнала, девочка.

– Анжело… – У Вики вдруг прорезается голос. – Я увижу его?

Это со связок спали невидимые путы.

– Ты встретишь его снова. И всех остальных, кого ты любила и еще не успела полюбить. Теперь, когда ты успешно прошла свою школу и сдала экзамены на «отлично», мудрость останется при тебе. А вот ненужную память я буду вынужден забрать. Иначе она сведет тебя с ума. Все, что было с тобой в тренировочных мирах, останется там навсегда.

– И я никогда ничего не вспомню?

– Никогда в этой жизни. Никогда в этом круге. Но даже я не знаю, сколько еще кругов тебе предстоит пройти.

– А Создатель иллюзий? Он что, тоже снова жив? – Вики пронзает боль от мысли о враге, лишившем ее всего, что она любила.

– Да, девочка. Он тоже здесь. Всегда при мне, как тень. Во всех мирах. И снова лелеет свою безумную мечту о новом Порядке. Но теперь я спокоен за этот мир. Я передаю его в надежные руки. В твои руки, Виктория! Будь добра и благоразумна, и я не оставлю тебя без помощи. Не разочаруй меня.

Вики оглохла от наступившей тишины. Оглохла ровно на мгновение. Оглохла и ослепла, – в глаза попал солнечный зайчик. А через пару секунд она уже неслась по лестнице башни с большой банкой в руках. Неслась на поиски выживших лягушек, пострадавших от ее первого сознательного колдовства.

Как вы уже поняли, Вики не помнила совершенно ничего из того, о чем теперь знаете вы, и больше всего на свете ее сейчас беспокоило, как рассердится отец, когда узнает про незапланированный лягушачий дождь.

– Что я наделала, что я наделала, – испуганно причитала бледная девочка, – больше никакой магии. Никогда, никогда…

Никогда?