«В год седьмой правления князя Харата, да упокоится он в мире, явился во владения его человек незнаемый. И был человек сей колдун великий, превзошедший иных в искусстве своем и гордыне без меры. А явился он из страны Севера и поселился за Темной рекой, рече: „Я — бог, и здесь царствие мое“. Жителей же тех мест оплел он чарами, дав им здоровье и силу многую, но лишив души человеческой. И работали они без устали по велению его. Он же рек: „Сие есть спасение и жизнь вечная“.

Разгневался князь Харат и послал ратников, но полонил их колдун. Тогда явились пред очи князевы два странника, а были они колдуны мирные, и рекли: „Он нарушил законы наши“. И князь дал им одного из воинов своих, именем Рам, и пошли они за реку, и сгинули без следа. А народ пребывал во страхе и смятении великом.

Но в ночь едину были великий гром и землетрясение, и стало светло, как днем. А на утро другое пошли смотреть и узрели: нет более царствия бога ложного, нет и слуг его, одна лишь земля, от огня черная. Так поразил колдуна гнев Господень…»

В южном полушарии планеты Фонтау у полуразрушенного моста через Темную реку замер в раздумьях юноша, терзаемый неясными предчувствиями и странными грезами. Он был очень похож на своего отца, но не знал об этом. А сказать было некому.

В северном полушарии планеты Земля на веранде своего загородного дома стоял человек с седыми висками и, заслонившись ладонью от солнца, смотрел, как из бездонной синевы неба черно-зеленой птицей падает флаер Службы Безопасности. Мирной передышке пришел конец.

Дух прошлого, казалось, навсегда вселился в эти серые каменные стены. От высоких лепных потолков и узких, словно бойницы, окон веяло холодом власти. Как ни пытались нынешние обитатели здания придать помещениям современный вид, все попытки дизайнеров оказывались тщетными и неуместными. Столь же неуместным здесь казался маленький пухлощекий человечек в форме полковника, выходящий из-за массивного дубового стола, чтобы пожать Ивину руку.

— Роман Синицын.

— Лев Ивин.

— Очень приятно. Присаживайтесь, пожалуйста.

Ивин сел в кресло и перевел любопытный взгляд на мерцающую разноцветными искрами карту Галактики, висящую над столом. Зрелище впечатляло.

— Вы догадываетесь, зачем мы вас пригласили?

— Понятия не имею. Кстати, зачем было посылать за мной ваших агентов? Можно было связаться по видеофону. Что за игры в конспирацию?

— Это не игры, господин Ивин, совсем не игры. Дело очень серьезное, и нам необходимо соблюдать определенные меры предосторожности.

— Ради Бога. Так в чем проблема?

— Что вам известно о событиях на Фонтау?

— Только то, что было в газетах.

— Хорошо, — сказал полковник, бросая на Ивина оценивающий взгляд. — Я все же напомню.

Правительство Вейрии арестовано. Президент Ялаан бежал. Вся власть находится в руках Радикал-оптимистической партии, ратующей за чистоту расы и национальное возрождение. Что это означает на практике, вы сами понимаете. Опаснейший прецедент. В этой связи федеральное правительство выражает серьезную озабоченность происходящим.

— Это так теперь называется?

— Простите?

— Сообщение появилось в печати две недели назад. Времени более чем достаточно, чтобы разобраться с кучкой зарвавшихся фашистов. Судя по вашим словам, ничего не сделано. Где же наш героический флот, где наши славные спецслужбы?

— Все не так просто, — поскучнел Синицын. — Прошли те времена, когда жизнь Галактики на сотни парсек контролировалась имперской канцелярией. Империя потому и рухнула, что не смогла удержать свою власть силой. Теперь у нас Содружество. «Живи сам и дай жить другим» — вот его основной принцип.

— А я почему-то думал, что наши главные принципы — это демократия и права человека.

— Все не так просто, — повторил полковник.

Наступило молчание. Мигала огнями карта.

— Так что же вы все-таки от меня хотите? — не выдержал Ивин.

Вместо ответа Синицын бросил на стол блестящую пластинку голограммы:

— Радикал-оптимистическую партию возглавляет некто товарищ Мьор. Ваш старый знакомый.

На мгновение Ивину стало по-настоящему страшно. Он взял пластинку и долго, бесконечно долго всматривался в нее и одновременно — в собственное прошлое.

— Да, — тихо сказал сыщик. — Он ничуть не изменился.

— Странно, правда? — оживился полковник. — А ведь сколько лет прошло!

— Немало…

— Я разыскал в архиве ваш отчет по тому делу. Честно говоря, мне он показался неполным. Возможно, теперь вы могли бы предоставить нам недостающую информацию?

— Во-первых, — медленно произнес Лев Ивин, изо всех сил стараясь держать себя в руках, — я никогда не состоял на службе у вашей организации. То, что вы называете отчетом, было написано мной по личной просьбе полковника Дятлова, одного из ваших предшественников и моего старого друга. Не думал, что на этом основании меня зачислят в осведомители.

Во-вторых, я был тогда всего лишь пешкой в большой игре, подробности которой мне не известны до сих пор. Меня просто использовали любители загребать жар чужими руками.

— Извините, — круглое лицо Синицына выражало искреннее сожаление. — Не знал, что вы к этому так относитесь… В таком случае не смею вас больше задерживать. Придется послать на Фонтау кого-нибудь другого. Хотя лучшей кандидатуры, чем вы, все равно не найти. Конечно, это наши проблемы…

— Постойте, — вскочил с кресла сыщик. — Давайте разберемся. Вы хотели послать меня туда? Чтобы я в одиночку расправился со всеми злодеями и навел конституционный порядок?

— Вовсе нет, — возмутился Синицын. — Речь шла только о представительстве.

— И кого я должен был представлять? Службу Безопасности? Землю? Содружество?

— Все прогрессивное человечество, — серьезно сказал полковник.

— Так и будет написано в сопроводительных документах?

— Никаких документов! Вы летите исключительно как частное лицо к частному лицу.

— Да, это очень удобно с точки зрения межзвездной политики. Если что — вы не при чем. Понятно. Вы также полагаете, что Мьор примет меня с распростертыми объятиями, по старой дружбе выложит все свои планы и секреты, а потом я стану уговаривать его отдать власть законному правительству и президенту, он заплачет у меня на плече и согласится.

Лицо полковника стало каменным.

— Я готов еще раз извиниться перед вами. Должно быть, у нас сложилось неверное представление о легендарном Льве Ивине. Мне очень жаль.

— Да погодите вы жалеть! Лучшей кандидатуры вам действительно не найти… Ладно, я согласен.

Юноша угрюмо брел по дороге через деревню, а позади в безопасном отдалении плелась стайка жестоких мальчишек:

— Ведьмин сын! Чертов сын! Хонст, Хонст, покажи хвост!

Он старался не обращать внимания, тем более что и хвоста-то никакого не было. Он такой же как все, ничем не хуже. На него даже девушки заглядываются. Но не больше: водиться с сыном ведьмы запрещено. Даже дразнят его на расстоянии. Уйти бы куда-нибудь, где никто его не знает…

Из ближайшей избы вышла женщина в крестьянском платье.

— А ну, брысь, пострелята! Совсем человека затравили.

Мальчишки замолчали, но не ушли, рассредоточившись вдоль забора с независимым видом, готовые вновь начать преследование в любой момент.

Хонст тоже остановился и посмотрел на свою заступницу. Женщина быстро отвела глаза и проговорила нарочито грубо:

— А ты что бродишь здесь, душа неприкаянная? Мать помирает, а он шляется невесть где.

Хонст вздохнул и пошел дальше, к дому на краю леса, в стороне от других. С тягостным чувством переступил он порог, тихо прошел в комнату и вздрогнул, попав под пронзительный взгляд черных глаз.

Мать не спала. Приближающаяся смерть удивительным образом преобразила ее черты; полубезумный взор прояснился.

— Как ты похож на него! — раздался хриплый шепот. Подойди, я расскажу тебе о твоем отце.

Сердце тяжело забилось в груди Хонста. Наконец он узнает тайну своего происхождения! Сколько раз он грезил об отце — в ослепительно прекрасных мечтах и невыносимых кошмарах.

— Его называли колдуном, демоном, призраком… — шептала мать. — Не верь! Он был богом. Я поняла это, едва увидев его.

Я была дряхлой старухой и ждала смерти, а он дал мне жизнь, вторую молодость и любовь! Я любила его и ничего не боялась. Те, кто боялись, умерли… Он знал, что уйдет. Враги убили его, но остался ты. Я выносила тебя и выкормила. Теперь — твое время. Когда я умру, иди за реку, на запретный холм — там стояло его святилище. Сила придет к тебе…

Мать закашлялась. Изо рта брызнула кровь.

— Любимый, иду к тебе! — лицо ведьмы осветилось невыразимой радостью и счастьем, да так и застыло навсегда. Хонст закрыл ей глаза.

Словно в тумане, вышел он из дому. Невдалеке собирался народ, в основном почему-то мужчины. Некоторые держали в руках факелы. Был здесь и жрец в черной рясе, с позолоченным крестом. Увидев юношу, толпа затихла и молча подошла ближе.

— Ну что, ублюдок, проводил мать в пекло? — спросил один из мужчин, со свирепым взглядом и черной бородой.

Хонст кивнул, не в силах вымолвить ни слова. На глаза наворачивались слезы.

— Да будет сие гнездо зла очищено огнем! — провозгласил жрец, нервно сжимая крест в вытянутой руке. — Да покинут нас демоны, да будут низвергнуты в бездну!

— Слышь, парень, — перевел все тот же бородач. — Иди в дом. Отправим тебя в ад вместе с матушкой.

Хонст наконец понял, что происходит: его хотят сжечь заживо. Бежать? Но враги обступили со всех сторон. Его могут забить до смерти. Потихоньку пятясь назад, Хонст прошмыгнул в дом и запер дверь на задвижку. Родные стены давали ложное ощущение безопасности. Под окнами слышались молитвы жреца и ругань мужиков. Запахло дымом. Дом горел — никаких сомнений. Кашляя, Хонст бесцельно бродил по избе. Ему вдруг пришло в голову, что все происходящее — только кошмар, одна из грез, посетивших его в любимом месте уединения у Темной реки. Надо проснуться!

У него получилось. В лицо ударил ветер. Солнце клонилось к западу. Отдышавшись немного, Хонст оглянулся и увидел горящий дом своей матери. Вокруг бесновалась толпа. «Иди за реку, на запретный холм…» Похоже, ничего другого не оставалось.

Ивин решил ознакомиться с материалами, переданными ему Синицыным, по дороге на Фонтау. Нескольких дней полета для этого было более чем достаточно. Не без усмешки сыщик отметил, что данные разведки в основном сводились к обзорам прессы, а аналитические разработки отличались не столько глубиной, сколь глубокомыслием. Люди старательно отрабатывали свой хлеб.

Сложившуюся за последние сто лет политическую систему Вейрии следовало бы охарактеризовать как полуторапартийную. Правящая партия консерваторов бессменно стояла у кормила власти, поддерживая статус-кво. Остальные партии по-настоящему не претендовали на власть, ограничиваясь достаточно беззубой критикой, и служили скорее для удовлетворения амбиций своих лидеров. Шла игра в политику, плелись мелкие интриги, поднимались бури в стакане воды.

Радикал-оптимистическая партия казалась совершенно новым явлением. Не будучи официально зарегистрированной, не участвуя в выборах и не стремясь к этому, эта организация за несколько лет создала себе имидж таинственной и грозной силы. О ней говорили со страхом и восхищением. Неуклюжая правительственная пропаганда играла только на руку радикал-оптимистам, а безуспешность попыток органов госбезопасности пресечь деятельность экстремистов вызывала молчаливое одобрение населения, не питавшего теплых чувств к спецслужбам. Массовое сознание изнывало от скуки и пустоты жизни; обыватель жаждал острых ощущений — и он получил их сполна.

Государственный переворот превратился в захватывающий спектакль, непрекращающееся грандиозное шоу. Продолжались аресты, разоблачались все новые факты коррупции и злоупотреблений, выносились на всеобщее обсуждение подробности общественной и личной жизни членов партии и правительства. Параллельно строились самые радужные планы и грандиозные проекты, создавались новые рабочие места, шли митинги в поддержку нового порядка. Сам товарищ Мьор регулярно появлялся на экранах телевизоров, внушая народу идеалы радикал-оптимизма и разъясняя политику партии. Все происходящее было в какой-то степени продолжением прежнего балагана, только теперь в нем лилась кровь, а не клюквенный сок.

Ивин понял, что имел в виду полковник, говоря об «опаснейшем прецеденте». Перебирая в уме известные ему миры, сыщик сразу выделил несколько, где подобная постановка была бы возможна — при талантливых режиссерах. Впрочем, Синицын ошибался в одном: он недооценивал Мьора. А Мьор был исключением во многих отношениях. По-настоящему неясными оставались мотивы его поведения; очевидность здесь только мешала. Возможно, мотивы эти лежали вообще за гранью человеческого понимания и логики.

В последней своей речи Мьор коснулся двух специфических для Фонтау проблем. Выражая глубокую озабоченность продолжающимся вырождением вейров, он возвестил новую государственную программу «Здоровье нации». Всем гражданам надлежало пройти обязательное медицинское обследование и получить генетические паспорта. Вейры со здоровыми генами должны были занять в обществе привилегированное положение. Сосуществование нормальных граждан и выродков признавалось противоестественным и вредным для здоровья нации, а проводимая прежним правительством политика терпимости и согласия — преступной. Выродков ждали гетто, лагеря и эфтаназия — в особо тяжелых случаях. Готовился закон об уничтожении неполноценных детей и превентивных абортах.

Вторым пунктом стояла война с Тьюрией. Впрочем, войной ее никто не называл. Речь шла о санитарно-гигиенической операции по ликвидации очага эпидемий, анархии и варварства. Иммигранты из Запроливья объявлялись вредителями и шпионами. Тьюры представали опасными врагами цивилизации и прогресса. Цитировались дышащие ненавистью тексты времен Восьмилетней войны. Договор о разделе планеты признавался недействительным — какие могут быть договора с дикарями-фанатиками?

Земли за Темной рекой считались запретными. Но запрет этот никогда не исполнялся строго. Немало нашлось смельчаков, отважившихся проникнуть в ближний лес и вернуться оттуда с ворохом небылиц. Там якобы видели отряд воинов Харата, ищущих дорогу домой, но не способных вырваться из магического плена. Видели и самого Призрака Темной реки, хоть ни одно описание и не сходилось с другим. Еще в том лесу росли невероятной величины грибы и ягоды, но почему-то совершенно безвкусные, и это было единственным фактом, поддающимся проверке.

За лесом открывалось пустое пространство, поросшее высокой жесткой травой и цепким кустарником. Дальше возвышался запретный холм. Здесь уже много лет не бывал никто из живых.

Хонст добрался до вершины и в изнеможении упал на землю. Ему стало хорошо и спокойно. Он снова был один, вдали от злых и безумных людей, наедине с вечностью…

Разверзлось небо, и пала с него звезда, ударилась оземь и обрела человеческий облик. Сердце Хонста бешено забилось: в мужественных и благородных чертах незнакомца он увидел свое отражение. Глаза пришельца светились любовью и нежностью.

— Ну, здравствуй, сынок.

— Папа!

Хонст ринулся к отцу, но израненые руки обняли лишь пустоту. Призрак печально покачал головой:

— Мне пришлось покинуть эту реальность. Это произошло еще до твоего рождения. Но я знал: ты будешь жить. Ты — мое продолжение. Мои расчеты подтвердились: мутация оказалась рецессивной. Ты был таким же, как все… до поры. Стресс активизировал программу. Спящие гены пробуждаются.

Хонст не понимал и половины слов отца — тем более мощными заклинаниями они ему казались. Призрак почувствовал это, и светлый лик его омрачился. Через столько лет сказались профессорские замашки, а говорить-то следовало по существу.

— Ты обретешь Силу, — сказал он. — Не трать ее по мелочам. Помни: у нас есть могущественный враг. Скоро его легионы будут здесь. Останови их! Ты должен защитить свою страну и свой народ — он достоин этого, ибо из него была твоя мать. Я благословил эту землю, когда пришел сюда, — не дай свершиться ее поруганию. Ты разобьешь врага и станешь королем Тьюрии. Возможно, мы не увидимся больше, но помни: я с тобой. Время истекает. Прощай…

Небо распахнулось и приняло в себя звезду. Хонст тихо заплакал. Кругом воцарилась тишина южной ночи.

В холле государственной поликлиники пахло лекарствами. Электрический свет придавал лицам людей неестественно-бледный оттенок, делая их похожими на мертвецов. У входных дверей стоял охранник в камуфляже и что-то лениво жевал.

В стороне от всех, в углу за искусственной пальмой сидела женщина маленького роста, похожая на ребенка, с непомерно большой головой и грустными синими глазами. Совсем недавно эти глаза сводили поклонников с ума.

Она родилась выродком. Родители отказались от нее и сдали в приют — это все, что она о них знала. Всеми законами природы ей предопределено было стать человеком второго сорта. Так и было, пока Фортуна не повернулась к уродливой девушке лицом. Сначала маленькие, иногда комические роли, а потом — неслыханный успех.

Да, успех и счастье быть нужной людям. По вечерам их было не оторвать от телевизоров. Казалось, вся страна плачет и смеется вместе с ней. Но вновь повернулось колесо судьбы: кому-то понадобилось свернуть сериал. В прессе появились злобные, язвительные отклики. Бывшие друзья перестали здороваться. Стало ясно, что за показной любовью скрывалась тайная ненависть, а за терпимостью — лицемерие. Так проходит мирская слава…

Напротив расположилась пара: муж пытался читать газету, а жена донимала его болтовней. Видя, что ее внимание не ценят, супруга начала озираться по сторонам, и взгляд ее случайно упал на маленькую женщину. Простоватое лицо выразило удивление, а затем восхищение.

— Дорогой, — зашептала она. — Смотри, это же Ользи!

— Какая еще Ользи?

— Ну, какая может быть Ользи, глупенький! Из сериала, конечно.

— А… — Муж снова углубился в газету. Жена состроила удрученную мину, вздохнула и направилась к обладательнице грустных синих глаз.

— Скажите, вы ведь Ользи, правда?

— Теперь уже нет.

— Ах, извините, какая же я глупая! Ользи — это ваша героиня, а по-настоящему вас зовут Вьорна. Вьорна Као, верно?

— Верно.

— А меня — Сина Птар. Мы здесь с мужем.

— Очень приятно.

— Вы знаете, я с таким удовольствием смотрела ваш сериал… Так жаль, что он кончился!

— Мне тоже.

— Ох, когда ваша героиня умерла, я даже заплакала! Ну зачем они это сделали, а? Пусть бы жила со своим возлюбленным.

— Да, конечно.

— Скажите, а вы сейчас где-нибудь снимаетесь? Будут еще фильмы с вашим участием?

— Не знаю, — хмуро ответила Вьорна и закрыла глаза.

— Ах, извините меня, пожалуйста.

— Ничего, все в порядке.

— Простите, а вы не могли бы дать автограф? У меня есть ваша фотография, я все время ее ношу с собой в сумочке… И ручка есть.

— Пожалуйста.

Вьорна аккуратно взяла ручку своей шестипалой лапкой и крупным детским почерком вывела: «Сине Птар на память о бедняжке Ользи». Поклонница довольно закудахтала и вернулась на место показать мужу трофей.

— Номер шестьдесят семь, — раздался металлический голос свыше.

— Кто это — шестьдесят семь? Это не мы, дорогой?

— Нет, это она.

Вьорна Као неловко слезла с кресла и проковыляла в кабинет.

— Ах, не волнуйтесь, дорогая, у вас все будет хорошо.

Прошло минут пятнадцать.

Двери открылись. Двое санитаров выкатили тележку с мешком из черного пластика. Один из них показал переставшему жевать охраннику какую-то бумажку и негромко пояснил:

— В морг.

Тишину расколол истерический крик обладательницы последнего автографа «бедняжки Ользи».

Ивина встречали. Не успел он спуститься по трапу звездолета, как попал под скрещенные лучи прожекторов. Зазвучала музыка: невидимый оркестр, жутко фальшивя, играл «Марш Земли». От трапа протянулась мерцающая ковровая дорожка. Ивин шел по ней, чувствуя себя полным идиотом. Вся затея насчет неофициального визита пошла насмарку.

Навстречу, радостно улыбаясь, топал Мьор. Позади шумела толпа, сдерживаемая кольцами оцепления. В воздухе с тихим жужжанием парили телекамеры: вся сцена непрерывно снималась с различных ракурсов.

Мьор подошел и протянул Ивину руку. Ивин рефлекторно поднял свою, но тут же опустил. Мьор едва заметно хмыкнул и махнул рукой, приглашая следовать за ним. Под приветственные крики толпы они молча прошли по мерцающей дорожке и сели в черный правительственный электромобиль.

Здесь можно было поговорить.

— А вы постарели, господин Ивин.

— Зато вы ничуть не изменились, товарищ Мьор.

— Приятно слышать. Говорят, я немного располнел.

— Ну, это не помешает вам вести страну к сияющим вершинам.

— Конечно, не помешает.

— У вас тут большие перемены, я смотрю.

— Радикальные.

— Для чего же вы все это затеяли?

— Долгая история.

— Расскажите, мне интересно.

— Кончайте валять дурака, Лев. Сейчас вас отвезут в гостиницу, там вы сможете отдохнуть с дороги. Потом я организую встречу. Договорились?

— Разве у меня есть выбор?

Электромобиль въехал в какие-то ворота и остановился. Двое охранников выросли словно из-под земли, готовые сопровождать Ивина куда угодно. Это было сыщику не в новинку, пока он не обратил внимания на глаза парней в камуфляже. Они были совершенно пустыми. Такое он тоже видел, только совсем в другом месте, хоть и при подобных обстоятельствах. Похоже, произошел обмен опытом.

Войдя в свою комнату, Ивин почувствовал, как оживает память. Словно и не было долгих лет скитаний и поисков, словно только сейчас его озадачили историей о смертоносном вирусе и преступном профессоре Дьорке.

Почувствовав голод, Ивин пожевал знакомые пищевые плитки и запил стаканом воды. То ли подводила память, то ли вкус стал хуже, а вода явно отдавала какой-то химией. Отметив про себя эти факты, сыщик завалился спать. По опыту он знал, что на новом месте — это самое лучшее…

Ивин шел по тропинке через поля. Кругом стояла удивительная тишина, нарушаемая лишь пением птиц и стрекотом кузнечиков. Солнце сияло с голубого безоблачного неба; начинало припекать. Впереди, за березовой рощицей, виднелся дом — двухэтажный резной теремок со спутниковой антенной на макушке. Это было исполнение мечты, тихая обитель, убежище от космических бурь, надежда на спокойную старость. Здесь он будет пить чай на веранде и вспоминать о былом. Возможно, напишет мемуары о похождениях знаменитого сыщика.

Небо вдруг потемнело, наполняясь быстро движущимися багровыми тучами. В глубине их что-то рычало и выло. Ивин побежал к дому, пытаясь спрятаться от грозы. Но тут хлынул ливень. Пространство заполнили красноватые нити. Горячие соленые капли слепили глаза, текли по лицу. Это была кровь…

Ивин проснулся, но знакомый вкус не исчез: во сне сыщик прикусил губу. Поняв это, он выругался, но спать снова не лег, а сделав несколько дыхательных упражнений для концентрации энергии и успокоения нервов, включил телевизор. Шла программа новостей.

Экран заполнился трупами.

— …новые жертвы экстремистов, — сообщил диктор. — Дикая Зона, это уродливое образование, возникшее благодаря откровенному попустительству насквозь прогнившего режима, ныне превратилась в оплот реакции и вырождения. Антинародные силы не оставляют попыток утопить нашу великую революцию в крови. Всюду рассылают они своих боевиков и шпионов. Но им не сломить нашу волю к победе, наш дух истинного радикал-оптимизма. Наши славные мальчики гибнут с улыбками на устах, исполняя священный долг перед Родиной. Спите спокойно: никто не забыт и ничто не забыто…

Как Ивин ни старался, никаких улыбок ему заметить не удалось. А вот из остального текста можно было почерпнуть немало ценной информации.

Прежде всего, Дикая Зона. Помнится, и в прошлый раз они с Мьором говорили о чем-то подобном, обсуждая вопрос о возможных путях бегства Дьорка. Аварийные сектора, неконтролируемые территории, заброшенные города, старые подземные коммуникации. Тоже своего рода государство в государстве. Теперь там окопались «антинародные силы», то есть силы, верные прежнему правительству и президенту. Местонахождение последнего неизвестно, но с планеты он бежать не успел — а значит, скорее всего, тоже там руководит «реакцией». Выродки, естественно, на его стороне. Фактически, в стране идет гражданская война. Да, если бы законное правительство обратилось к Содружеству за помощью, у Службы Безопасности оказались бы развязаны руки…

Между тем кадры на экране сменились. В сиянии прожекторов товарищ Мьор приветствовал дорогого гостя, большого друга вейрийского народа, господина Льва Ивина.

Он возник сияющим призраком в Круге Сосредоточения, в самом сердце тайной обители последних колдунов Тьюрии. Медитировавшие старцы тут же вышли из транса и начали торопливо плести заклинания, но сила, исходящая от пришельца, рассеяла их колдовство.

— Я пришел с миром, — раздался звонкий голос.

— Вот как? — недоверчиво произнес старший колдун. — Но ты ворвался в наше святилище незваным гостем. Кто же ты, юноша?

— Хонст, сын Дьорка.

— Призрака Темной реки? Так значит, это существо оставило сына. Если бы мы знали о тебе, то уничтожили бы во чреве. Теперь уже слишком поздно. Чего ты хочешь от нас?

— Мира и сотрудничества. Мы вместе должны победить врага, грядущего с Севера.

— Да, звезды предсказывают войну. Близятся великие испытания, и мы не намерены оставаться в стороне. Но можно ли доверять тебе? Ты лишь наполовину тьюр. В тебе течет кровь существа, чуждого земле и небу. Твой отец превращал живых людей в говорящие и движущиеся вещи. Он убил нашего брата Тальфа. Он навлек на нашу землю небесный огонь вейров.

— Не по злому умыслу! Отец хотел дать людям силу, но плоть поглотила разум. А ваш брат Тальф сам избрал свою участь, нарушив запрет Круга.

— Да рассудит нас Господь, — молвил колдун. — Мы стары, а ты слишком молод. Мы не можем принять твою силу, а ты не нуждаешься в нашей. Пусть каждый идет своей дорогой.

Хонст вздохнул и исчез.

Ивина повели на встречу. Настроение у сыщика было мрачное. На долгом жизненном пути его подставляли не раз, но этот случай был просто из ряда вон. Мьор превзошел самого себя во лжи и коварстве, навязав сыщику роль друга в своем политическом спектакле. Публичный отказ от этой роли выглядел бы вероломным предательством и черной неблагодарностью. Но никто не помешает Льву Ивину высказать свое мнение прямо в лицо главному радикал-оптимисту, оставшись с ним наедине.

Черный электромобиль двигался в центр мегаполиса. Ехать на нем при других обстоятельствах было бы сплошным удовольствием: остальные машины дружно уступали дорогу.

Они вошли в большое приземистое здание со служебного входа. Охранники молча подвели Ивина к автоматически раскрывшейся перед ним двери в темное помещение. Пройдя вперед по узкому тускло освещенному коридору, Ивин наткнулся на какую-то занавеску. А когда он откинул ее, в глаза вдруг ударил яркий электрический свет, а в уши — звук фанфар. Сыщик оказался в огромном круглом зале, заполненном гомонящей толпой. Ряды вздымались амфитеатром, а в центре зала располагалась круглая площадка с двумя креслами. С противоположной от Ивина стороны появился улыбающийся Мьор. Он помахал сыщику рукой и сделал приглашающий жест. Зрители разразились аплодисментами. Отступать в подобной ситуации было бы смешно и нелепо.

Двое сошлись в середине зала и уселись в свои кресла.

— Товарищи! — сказал Мьор, и звук его голоса, многократно усиленный скрытой аппаратурой, разнесся вокруг, заставив толпу мгновенно утихнуть. — Сегодня мы приветствуем здесь необычного гостя. Его зовут Лев Ивин. Он — человек с Земли, далекой от нас планеты на краю Млечного Пути. Что привело его к нам? Не праздное любопытство, но живейший интерес к переменам, происходящим в нашей стране. Сегодня мы постараемся ответить нашему дорогому гостю на интересующие его вопросы, а сами попробуем взглянуть на свои проблемы со стороны. Думаю, что выражу общее мнение: наша дискуссия обещает быть плодотворной.

Вновь раздались аплодисменты. В дальнейшем Ивин убедился, что каждая реплика Мьора вызывает такую реакцию.

— Итак, господин Ивин, — белозубо улыбаясь, обратился к сыщику вождь революции. — Нам прежде всего хотелось бы знать, как оценивают нашу победу в мирах Содружества и что вы сами думаете по этому поводу.

— Вашу победу оценивают резко отрицательно, — сообщил Ивин. — Прежде всего, никто не считает это революцией. Речь идет о государственном перевороте, совершенном экстремистами. На смену законной власти пришли беззаконие и произвол. Нарушаются права человека. В результате — гражданская война, гибель людей.

— Весьма прискорбно слышать подобные оценки, — покачал головой Мьор. — Очевидно, не хватает информации, нет понимания происходящего. Поверьте, мы готовы к самому широкому диалогу с федеральными властями, а встречаем лишь настороженное молчание. Теперь понятно, чем оно вызвано.

Вы говорите — переворот? Посмотрите вокруг, и вы увидите: радикал-оптимистическое движение нашло в широких народных массах самую горячую и искреннюю поддержку. Без нее мы не смогли бы прийти к власти, не могли бы осуществлять наши реформы. Даже сейчас вы видите, что мы проводим нашу дискуссию в обстановке полной открытости. Разве такое возможно, когда у власти заговорщики-экстремисты? Так скорее следует назвать наших противников, которые тайно точат свои ножи, дабы вонзить их в спину революции.

— Почему же тогда вы не пришли к власти парламентским путем, при вашей-то всенародной поддержке?

— Там все было куплено! Вы не представляете, насколько уродлив был прежний режим. Все демократические процедуры он превратил в формальность, в ширму, за которой обделывались самые грязные дела. Мы не могли участвовать в этом балагане. Это значило бы запятнать честь истинного оптимиста.

— И тем не менее, вы преступили закон и Конституцию.

— Нет смысла отрицать. Но когда приходит время исторических решений, когда в обществе назревает необходимость радикальных перемен, когда наступает час великого выбора — тогда ветхие законы старого мира должны отступить. Остается один закон — воля народа, пробивающего себе дорогу к достойной жизни, к светлому будущему.

— Замечательно. Но действительно ли была необходимость в столь радикальных переменах? Вейрия всегда считалась весьма благополучной и процветающей страной.

— Во многом такое впечатление было ложным, созданным пропагандой консерваторов. Но ведь даже самый благополучный и обеспеченный человек может заболеть от неправильного образа жизни. И тогда, чтобы исцелиться, ему необходимо пройти курс лечения — иногда неприятного и даже болезненного, но жизненно важного. Наши методы могут показаться вам грубыми и жестокими, но мы вынуждены действовать так — слишком уж запущенный больной нам попался.

И нет никакой гражданской войны. Налицо лишь жалкая кучка клевретов старого режима, стремящихся вернуть свои привилегии. Они озлоблены так потому, что знают: им не уйти от суда истории. Им не остановить наше движение вперед по пути реформ.

— Какова будет участь экс-президента и его правительства?

— Президент Ялаан находится в бегах. Я лично выражаю ему свое сочувствие. Это старый больной человек, которого консерваторы избирали три раза подряд. В свой последний срок он правил страной, не покидая стен правительственного госпиталя. Президент стал игрушкой в руках своего окружения. Он подписывал любые бумаги, которые ему приносили, полагая, что этим исполняет свой долг перед народом. От имени всех радикал-оптимистов я заявляю: ему ничто не грозит, он может вернуться в любую минуту. Мы обеспечим ему достойную старость.

А тех чиновников из государственного аппарата, что погрязли в коррупции и разврате, ждет суровая, но справедливая кара. Весь вейрийский народ сможет увидеть на экранах телевизоров, как будут казнены эти уголовники и разложенцы, как прольется их гнилая кровь. И пусть это послужит уроком для всех, кто стремится ухватить власть грязными руками.

— Если еще не решены проблемы внутри страны, зачем затевать войну с Тьюрией?

— Какая война? Да разве она возможна? Речь идет об операции по наведению порядка на планете. Что такое Тьюрия? Недоразумение и анахронизм. Тьюрия формально даже не является государством, у нее нет центрального правительства. Ее территория контролируется вооруженными группировками, лидеры которых гордо именуют себя князьями. Им выгодно держать народ в нищете и невежестве. Люди там не имеют представления об элементарных благах цивилизации. Тьюрия — рассадник всяческой заразы. Мы не можем больше мириться с этим. Настало время решительных действий.

— Похоже, у вас на все есть ответ. Но должен предупредить: сейчас на федеральном уровне решается вопрос о дальнейшей политике в отношении Вейрии. В силу имеющихся договоренностей Центр должен поддерживать законное правительство всеми доступными мерами вплоть до насильственных. А многое из того, что вы творите здесь, — не в вашу пользу. Никогда не помешает вовремя остановиться. Одна планета не может противостоять мощи Содружества.

— Жаль, что наверху придерживаются такой точки зрения. Мы не хотим конфронтации. Но если будет нужно, не кучка мятежников, а весь вейрийский народ поднимется на защиту своих завоеваний и в едином порыве отдаст жизнь за свободу нашей Родины. Однако я верю в мудрость федеральных властей, верю в коллективный разум Содружества. Я верю в то, что будет принято правильное решение.

Я верю в вас, Лев. История возложила на вас великую миссию и великую ответственность. Вы должны убедить ваших друзей и коллег в необходимости диалога и мирного решения всех проблем. Я знаю: вы сделаете это. Спасибо вам!

Ивин хотел ответить, но голос его потонул в аккордах торжественного марша и буре аплодисментов. Встреча была окончена.

Звездный час для тех, кто много лет ждал настоящего дела. Праздник огня и металла. Торжество бессмысленного разрушения.

В тот злосчастный день тысячи тьюров по городам и селам узрели, как небо разверзлось сверкающими дисками воздушных кораблей Вейрии. С крепостных стен навстречу им поднялись тучи стрел, заговорили старинные пушки, стреляющие каменными ядрами. В эфире раздался хохот.

Первые удары лучеметов разнесли дворцы и храмы. Последующие были не столь избирательны. Корабли опускались на землю и лопались ручейками солдат. Черные боевые скафандры делали их похожими на диких муравьев, безликих и беспощадных.

Мечущиеся в панике люди падали под беззвучными выстрелами парализаторов. Улицы заполнились грудами неподвижных тел. Их выборочно складывали на летающие платформы, чтобы потом загрузить в трюмы кораблей. Победителей интересовали прежде всего женщины и дети: по плану великого стратега им суждено было влить свежую кровь в дряхлеющее тело вейрийской нации.

Вождь революции не бросал слов на ветер: за несколько часов власть князей и жрецов пала. Остатки населения в ужасе бежали в леса. Потом их травили с воздуха, как вредных насекомых.

На главном терминале возникла картинка, переданная со спутников: все северное побережье Тьюрии мерцало, охваченное пожарами. Над морем протянулся грязный шлейф дыма. Довольная ухмылка не сходила с лица режиссера.

Ивин бродил по своим роскошным апартаментам, словно раненый тигр в клетке. С него хватит! Он сыт всем этим по горло. Задание он провалил, но заложником и марионеткой Мьора быть не собирается. Надо возвращаться на Землю, и пусть будет, что будет. Каждый должен возделывать свой сад. Сколько можно решать чужие проблемы? Нельзя принять на себя всю боль человечества. Помнится, он объяснял это Тали. Но Тали сделал свой выбор, отказавшись от миллиардного наследства и продолжив борьбу за свободу своей второй родины на безымянной планете красного солнца. Может, он был просто болен войной?

Нет, это малодушие — закрывать глаза на опасность, как будто ее и нет. Кто знает, сколько проживет Мьор? Когда-нибудь ему надоест издеваться над сопланетниками, захочется чего-то большего. Например, создать свою Галактическую Империю. Да он ведь и сам говорил об этом, когда речь шла о возможных планах Дьорка.

Это существо следовало уничтожить сразу, а не затевать с ним тайные переговоры. Полковник Синицын еще мог питать какие-то иллюзии, не зная всей правды, но Ивин-то должен был понимать, с кем имеет дело. Надо было тогда все-таки пожать ему руку, а заодно пропустить заряд в тысячу вольт. Впрочем, повредило ли бы это Мьору, или он рассмеялся бы сыщику в лицо?

Неожиданно раздался грохот. Здание затряслось, задребезжали стекла. Где-то зазвучала сирена. Ивин бросился к двери, которая вдруг распахнулась перед ним. Сыщик успел увидеть пятнистый комбинезон и злое девичье лицо в боевой раскраске. Потом все погрузилось во тьму…

Когда он пришел в себя, то увидел, что находится в маленькой комнатушке, освещенной тусклым оранжевым светом. Капала вода с потолка. Было холодно и сыро. Помещение здорово напоминало тюремную камеру. Неужели его посадили как врага народа?

За обитой металлом дверью раздался лязг. Вошла все та же девушка в комбинезоне, а с ней — два выродка с мощными бицепсами и маленькими головами. Амазонка презрительно посмотрела на Ивина и процедила какое-то местное ругательство.

— Извините, не понимаю.

Выродки заржали.

— Тихо! — прикрикнула на них дева-воительница. — Я вам все объясню, господин Ивин, мало не покажется. Вы знаете, кто я?

— Нет.

— Меня зовут Иштра Ялаан. Я дочь законно избранного президента Вейрии Орма Ялаана.

— Очень приятно. Лев Ивин.

— Очень сомневаюсь, что вам приятно. Особенно после всего, что вы натворили. Знаете, как мне хочется задушить вас — прямо здесь, голыми руками? Но я должна исполнять приказы отца. Он хотел поговорить с вами. Пошли.

Ивина вновь повели, словно преступника. Мрачные, плохо освещенные коридоры, проржавевшие металлические ступени и плесень на стенах красноречиво говорили о том, что сыщик попал в Дикую Зону. Здесь могло происходить все, что угодно…

— Предатель! — было первым словом, вырвавшимся из обмотанного шарфом горла старика, сидящего в инвалидном кресле. Не оставляя сомнений в адресате, загудел сервопривод, поднимающий руку, и дрожащий палец указал на Ивина.

— Мы так ждали! Мы ждали, когда на орбите появится победоносный флот Содружества. Сколько было красивых слов и обещаний! Мы ждали, что звезды отомстят за нас, железной рукой сметут власть проклятых мятежников. Потом мы решили: там, наверху, не хотят большой крови. Ладно, пускай. Но кто-то должен был прийти и помочь нам. И вот пришли вы…

На губах старика запузырилась слюна. Возможно, он хотел плюнуть, но не смог. Стоявшая рядом Иштра тут же вытерла слюну платочком. Теперь она выглядела уже не амазонкой, а заботливой дочерью-паинькой.

— Думайте, что хотите, но я никого не предавал, — сказал Ивин. — В любом случае, Центр на вашей стороне. Но там не знают соотношения сил; не знают даже, живы вы или нет. Если вы выступите с официальным заявлением и просьбой о помощи, она не заставит себя ждать.

— Каким образом? — насмешливо спросила Иштра. — Враг контролирует все гиперпередатчики. Единственный способ послать сообщение — через вас. Но у вас ведь иная «великая миссия» оправдать вашего друга Мьора и его подельщиков перед «коллективным разумом Содружества». Мы здесь тоже смотрим телевизор.

— Плевать я хотел на Мьора с его миссией! — рассердился сыщик. — Да, я дурак, что позволил себя втянуть в политическое шоу. Но вы видели, что я ни слова не сказал в его поддержку. Под конец мне просто заткнули рот. Когда меня посылали на вашу планету, то сказали, что я буду представлять здесь «все прогрессивное человечество». От имени этого человечества я сам готов задушить Мьора и тоже — голыми руками. Жаль, что ничего не получится. Его не так-то просто убить. А потом, что делать с массами, которые его поддерживают?

— Без него все развалится. Массы — это наша забота, холодно сказала Иштра. — Толпа любит плеть. Мы утолим ее жажду.

Старик издал какой-то звук: то ли довольно усмехнулся, то ли просто срыгнул. Ивину стало тошно.

— Вы останетесь здесь, — проговорил экс-президент. — Мьор не сможет больше использовать вас. Да вы ему больше и не нужны. Теперь вы наш… друг. Хе-хе!

Главный режиссер был недоволен. Дела на Юге шли все хуже и хуже. Казалось, сама природа взбунтовалась против захватчиков.

Неизвестно откуда взявшиеся ураганы раскидывали эскадры воздушных кораблей и топили их в море. Наводнения и смерчи обрушивались на только что выстроенные военные базы. Вождь приказал расстрелять синоптиков, но это не помогло.

Пошли слухи о демонах и вампирах. Стали поступать сообщения о чудовищах, диких и неуязвимых: гигантские пауки выходили из лесов, исполинские черви выкапывались из земли, огнедышащие драконы атаковали с воздуха. Железные легионы бесследно исчезали в дебрях южного материка. Все это было совершенно невероятно, а потому строго засекречено.

В безумии, охватившем его армию, Мьор явственно ощущал присутствие иной, враждебной ему Силы. Но лик этой Силы был скрыт от него.

Кто он, таинственный рыцарь на белом коне из донесений разведки, неуловимый, как призрак, появляющийся то здесь, то там и объединяющий людей? Он разгоняет страх и внушает тьюрам веру в победу. Трусливые дикари превращаются в храбрых воинов, а настоящие воины сходят с ума.

Великие планы трещали по швам. Будущее погружалось во мрак неизвестности. Хаос дышал в лицо.

Лев Ивин впал в депрессию. Нахлынуло чувство полнейшей бессмысленности бытия и собственной полной беспомощности. Какая разница, кто победит — все суета и томление духа. Ему не дано вылечить этот мир, очистить от зла и скверны. Всю жизнь он строил из себя супергероя, а был всего лишь частной ищейкой, наемником, «чужими руками» для тугих кошельков. Но вот время его истекло. Старый лев мышей не ловит…

Обращались с пленником неплохо. Ел он то же, что и все, не задумываясь, из чего приготовлена пища. Выродки им мало интересовались, видимо, не очень понимая, кто он такой. Рядовые повстанцы с Ивиным не разговаривали, подчиняясь приказу. Оставалась компания Ялаанов, да единственный здесь черно-белый телевизор, казавшийся окном в совершенно нереальный мир. В подземельях терялось ощущение времени.

Иштра несколько раз вызывала сыщика на допрос. Но постепенно эти допросы превратились в беседы за кружкой безвкусного чая. Дочери президента хотелось побольше узнать о жизни в иных мирах. Интересовалась она и прошлым Ивина.

— Это правда, что много лет назад вы помогали Мьору в расследовании, связанном с государственной безопасностью?

— Правда. Думаю, ваш отец должен знать об этом.

— Он не хочет об этом говорить. Старики так упрямы…

— Я тоже не хочу. Просто случилось так, что я помог одному злу победить другое. Существовала опасность для всей планеты она не исчезла, но стала иной. И, в конце концов, реализовалась.

— Вы имеете в виду переворот?

— В том числе. Но многое мне остается неясным. Я помню Мьора тех лет: это был человек системы, как рыба в воде. Я знаю такой тип людей — они осуществляют свою власть тайно, не выходя за рамки неписаных правил аппаратных игр. Что произошло? Как из чиновника-бюрократа он превратился в экстремиста, вождя кровавой революции?

— Я знаю, — потупилась Иштра. — Все произошло из-за меня.

— Из-за вас?!

— Этот грязный тип хотел переспать со мной, когда я была еще совсем девчонкой. А я, естественно, отказала ему. Тогда он и решил отомстить нашей семье.

— Ему нужно было ваше согласие? — поднял брови Ивин.

— Вы не такой дурак, каким кажетесь. Да, у Мьора есть дар внушения, но на меня его гипноз не действует. Я сама могу манипулировать людьми. Иначе мы с отцом не смогли бы выжить здесь, а тем более сколотить целую армию добровольцев.

— Как давно у вас эти способности?

— С детства. Я не знаю, откуда это. Отец знает, но молчит. Подозреваю, что кто-то похимичил с моими генами. Я ведь ребенок из пробирки…

Иштра вздохнула.

— Иногда я сама не понимаю, что со мной происходит. В последнее время мне все чаще снится какой-то рыцарь. Вы не знаете, кто бы это мог быть?

Однажды Ивин вернулся в свой кошмар.

Кровавый дождь кончился. Смрадный туман плыл над землей. Ивин подошел к дому, но, отворив калитку, оказался вдруг в знакомом круглом зале. Зрительские ряды были пусты, свет притушен. Стояла мертвая тишина.

Послышался тихий скрип шагов, и в круге света возникла человеческая фигура.

— Это я, — раздался голос Мьора. — Надо поговорить.

— Нам не о чем разговаривать.

— Неужели? Тебя больше не интересуют мои мотивы?

— Мне их уже объяснили.

— Эта маленькая негодница Иштра? У нее мания величия, впрочем, как и у всех нас. Так ты хочешь узнать правду?

— Правду — от тебя?!

— Не хами! Лишь немногих избранных боги удостаивают такой милости. Поверь, я способен испытывать благодарность.

— Верю. Говори.

— Как-то мне принесли на подпись проект учебника по новейшей истории для государственных школ. Чистая формальность, но я от нечего делать пролистал. И понял — там ничего нет! Одни торжественные съезды партии и постановления правительства о мерах по дальнейшему развитию, углублению, расширению… Цифры экономических показателей, неуклонный рост благосостояния граждан… Пустота. Ноль. Самодовольство и тупость застоя. Нас постигла большая беда, которой никто не заметил; имя ей — конец истории. Это состояние устойчивого равновесия, минимум социальной энергии. Дальше — только разложение и гибель.

— И ты решил все изменить?

— Да. Если законы истории завели нас в тупик, то вывести из него может только беззаконие. Не разум, а безумие. Не логика, но абсурд. Ты думаешь, я стремился решить какие-то проблемы? Я только создавал их! Я расколол общество; я заварил такую кашу, которую надеюсь, будут расхлебывать долго. Конец истории прекрасная возможность написать ее заново.

— Ты пишешь кровью.

— А чем еще, по-твоему, пишется история? Сахарной водичкой? Конечно, обо мне будут спорить. Для одних я буду святым, для других — исчадием ада. Историки назовут меня противоречивой фигурой. Ну, ты знаешь, как это бывает.

— Представляю. Но с чего вдруг этот разговор?

— А с того, Лев, что у меня возникли проблемы.

— Ты же сам их создавал.

— Речь не об этом. Похоже, Дьорк жив…

— Что?! Это невозможно.

— Откуда смертному знать, что возможно, а что нет, когда сие неведомо богам? На Юге что-то происходит. Я чувствую, что должен быть там. Пора расставить все точки над «и». Поэтому я и пришел попрощаться — на всякий случай.

— Значит, снова битва богов?

— Да. И не ломай себе голову, как это происходит. Я слишком обжился в этой реальности, но игра идет на другом поле. Здесь только отголоски. Прощай…

В ту ночь над запретными землями бушевала гроза. Спутники фиксировали вспышки невероятной энергии.

В ту ночь непокорные тьюры в тайных убежищах молились за своего предводителя. Небеса отзывались раскатами грома.

Хонст вернулся с победой и стал королем.

Так исполнилось предсказание.

Бесследное исчезновение харизматического лидера нанесло серьезный удар по радикал-оптимистическому движению. Вчерашние шестерки быстро перешли от состояния растерянности к выяснению отношений и дележу власти. Каждый клялся в беззаветной любви к Родине и утверждал, что только он один знает, как вывести страну из кризиса. Партия раскололась на фракции, которые тут же передрались между собой. Глядя на это безобразие, обыватель быстро протрезвел и начал тосковать по старому режиму, в котором было столько хорошего. Через пару недель «новый порядок» пал под ударами добровольческой армии, выходящей из подполья. Народ встречал освободителей с искусственными цветами в руках. Законный президент вернулся в свою больничную палату и подписал указ о публичной казни мятежников. Публика была в восторге.

Они шли навстречу друг другу по звездному мосту прекрасная амазонка и доблестный рыцарь — по другую сторону мироздания, в ином континууме, куда влекла их судьба, дабы вручить ключи от Грядущего. Юные боги смотрели друг на друга сначала настороженно, а потом с интересом. Она сняла свой армейский комбинезон, он — сверкающие доспехи. Время войны прошло. Настала пора любви.

Лев Ивин без лишнего шума вернулся на Землю и занялся огородом.