А будет ли утро?
Люблю фруктовую помаду, такую жирненькую, от которой губы становятся призывно влажными. Какие у женщин возникают ассоциации, когда они красят губы? Я сразу вспоминаю своего любимого, люблю, когда он дотрагивается к ним кончиками пальцев и говорит: "Тссс. " С близкими людьми слова не нужны, здесь все понятно по жестам и по выражению глаз, а чужие, нас и со словами не поймут. Пишу ему sms: "Я хочу слизывать ванильный крем с твоих губ…".
Ответ: "А я с твоих".
"С каких?"
"А разве твои губки и те, и те, не сестры-близнецы?"
После долгого рабочего дня хочется побыстрее залезть в ванную и не вылезать оттуда и чтобы вода была очень горячая, а потом — горячий мужчина и все, я расплавлюсь и потеку. Лёжа в ванной, в мыльной благоухающей пене, из которой слегка выгладывают мои соски, как маленькие островки. Заходит Дима, я высовываю ногу из воды, он начинает ее ласкать, потом всю грудь и соски, я закрываю глаза, он целует шею, потом язычком соски. Я поднимаюсь, обвернувшись полотенцем, Дима подхватывает меня на руки и, держа на весу, прижимает к стене, слизывая капельки воды с моей кожи.
— Дорогая, надо собираться, мы уже опаздываем, сегодня день рождения моего друга, ресторан "Кантина" — сказал он, не прекращая целовать мои плечи и шею.
— Давай сделаем "это" по-быстрому…
— Ты еще не влажная, ты хочешь жестко и быстро?
— Нет, я хочу сначала очень долго ласкать тебя, пока ты не кончишь, я хочу видеть твое лицо в этот момент, как ты дрожишь, такой горячий и чувственный…
— После вечеринки, когда ты будешь такая игривая и раскрасневшаяся после выпитого вина, начнешь меня соблазнять прямо там, но десерт получишь только дома.
— А какой десерт будет в ресторане?
— Может мне не ехать, ты поедешь, сама и выберешь себе любого мужчину… или женщину.
— А ты будешь ревновать, что самая красивая девушка из гостей достанется мне, а не тебе. Я надела длинное черное платье с разрезом, когда я сажусь в нем, то видно верх чулков и голую кожу бёдер, волосы закручены и заколоты на затылке шпильками с камушками, чтобы открыть на обозрение мою красивую шею.
Как я люблю кататься на машине по ночному городу, в сладостном предвкушении, что целая ночь впереди, и мы ее проведем как захочем и с кем захочем. Я наклоняюсь и целую Диму в шею, за ушком, рука ложится на его бугорок на брюках, расстегаю их, освобождаю его член и начинаю массировать по всей длине, задевая все самые чувствительные точки. Его глаза туманятся, на щеках появляется румянец, приоткрытые губы подрагивают.
— Мы так никогда не доедем, ты хочешь, чтобы я там появился в испачканных брюках? — сдавленным голосом спросил он.
— Тебе же хотелось экстремальной езды.
Я наклоняюсь, мои губки жадно всасывают его член, такой тёплый и трепетный, язык порхает по головке, не останавливаясь, теснота сковывает движения, а хочется сделать минет очень качественно.
— Милый, ты следишь за дорогой?
— Нет, а ты?
Я сама уже от возбуждения начинаю мокреть, соски напряглись и трутся о тонкую ткань платья. Его твердый член почти упирается мне в горло, я ускоряю темп, Дима останавливает машину у обочины, его бедра напрягаются, меня так возбуждает его запах, учащенное дыхание, что начинает кружится голова. И вот тугая струя извергается в рот, я не прекращаю движений, чтобы продлить его оргазм.
В ресторане все гости были уже в зборе, с некоторыми я была знакома, приходилось поддерживать непринужденные беседы, хотя мысли были о другом. Я уже немножко захмелевшая, какой-то парень приглашает меня на медленный танец, прижимается ко мне всем телом. Рядом танцует парочка, девушка — шатенка с голубыми глазами и пухлыми губками, у неё такие красивые, загорелые ноги, я закрываю глаза и представляю, что занимаюсь сексом с девушкой и ее парнем. Мне хочется попробовать вкус её губ, посмотреть, как он её удовлетворяет всеми возможными способами. Я подхожу к Диме и шепчу ему на ушко:
— Если мы сейчас не уедем, я тебя изнасилую прямо здесь.
Мы дома, я лежу на животе и Дима делает мне массаж всего тела, руки скользят по плечам, спине, я чувствую его нежные прикосновения всей кожей, внизу живота начинается томительное покалывание. Его руки сжимают ягодицы, массируют ноги, особенно стопы, такая расслабляющая нега, заставляющая забыть обо всем на свете.
Я переворачиваюсь на спину, Дима стоит на коленях между моих раздвинутых ног, это предвкушение в ожидании удовольствия заводит меня больше всего. Заниматься с ним сексом, все равно что купаться в ванной с шампанским. Дима берет кубик льда, проводит по моей щеке, шее, обводит вокруг сосков, чередуя горячие губы и холод, лёд тает и потихоньку капает на мое распаленное тело. Я знаю, что он не опустит лёд ниже, рука ложится на мой клитор, палец надавливает на самое чувствительную точку, проникает внутрь, целует, заглушая мои стоны. Приятно чувствовать тяжесть его тела, ласкать мускулистую спину, вдыхать его запах, когда его мягкие, нежные губы начинают меня страстно целовать, язык проникает в мой рот. Потом целует мою шею, грудь, его лицо между моих раздвинутых ног, я чувствую его горячее дыхание на моих бедрах. Дима целует мои ножки снизу вверх, пока его губы не доходят до моего клитора, проворный язычок начинает ритмичные движения, проникает внутрь, вылизывает каждую капельку с моей вульвы. Жар невыносимого удовольствия заставляет извиваться, словно в конвульсиях. Я стаю в коленно-локтевую позу, я уже настолько возбуждена, что мне все равно куда он войдет. Дима гладит мою спину, входя в меня как можно глубже, просовывает руку под мой живот, пальцы настойчиво скользят по клитору, я задыхаюсь и постанываю, пока не кончу. Он убирает руку, теперь начинаются беспощадные толчки во влагалище, истекающее влагой, такой бешеный ритм заставляет испытать умопомрачительный оргазм. (
После секса такое состояние эйфории и блаженства, силы словно возобновляются, несмотря на бессонную ночь. Я приношу в постель два бокала, один с вином, другой — с коньяком и фрукты. Пол четвертого утра, но спать совсем не хочется, волна желания опять захлёстывает с головой. Дима берет дольку апельсина, подает мне в ротик, его пальцы всё еще на моих губах, я начинаю посасывать его средний палец, как маленький член, погружая его полностью в рот. Мои влажные губы целуют его запястья, внутреннюю сторону руки, покусывают плечи.
— Мне кажется, нужен еще один мужчина, чтобы удовлетворить тебя, мои силы почти на исходе, — сказал Дима.
— А тебе — другая девушка, которая не так жестоко бы тебя эксплуатировала…
— Ты хочешь такого беспощадного секса, после которого ты не сразу попросишь добавки?
— Сделай то, что ты представляешь в своих самых дерзких фантазиях.
Дима резко запрокидывает меня на живот, берет мои волосы, слегка потягивая на себя, руки сильно сжимают ягодицы. Смазывает мой анус вазелином, без прелюдии входит в мою попу сильными толчками. Я не была готова к этому, я закусываю губу, чтобы не закричать от боли, на глаза наворачиваются слезы. Его член, как мощный поршень, как будто выворачивает меня наизнанку.
— Дима, пожалуйста, это уже чересчур, — взмолила я.
Его движения становятся более медленными и плавными, но всё равно это болезненное удовольствие, от которого не все получают кайф. Он кончает в меня и осторожно вынимает свой член, руки очень нежно гладят мои волосы и спину, боль потихоньку утихает, но какой-то неприятный осадок в душе остаётся. Я не против того, чтобы поиграть в изнасилование, когда оба партнёра готовы к этому и доверяют друг другу.
Этот случай не испортил наших отношений, может где-то глубоко в своих фантазиях я даже хотела этого, просто в реальной жизни всё не так, как мы это представляем.
А медленно лучше
А медленно лучше…
Жена должна была приехать завтра.
Мне предстояло провести еще один вечер одному.
Я зашел в магазин и купил бутылку пива. Воспользовавшись тем, что на улице потеплело, стал пить пиво прям на улице, неторопливо затягиваясь сигаретой. Так как я еще не поужинал, быстро почувствовал, что голова приятно закружилась, и подумал о том, что бы приготовить к приезду жены.
Решил, что куплю бутылку шампанского, сделаю ей ванну с эфирным маслом, а после ванной сделаю массаж. Тут же вспомнил, как видел по телевизору эротический массаж, и там использовали крем для того, что бы руки легче скользили.
Зашел в аптеку и купил масло с интригующим названием ЭРОС и обещанием того, что после этого масла эрогенные зоны будут чувствительней.
Я находился в каком то возбужденном предвкушении. Никогда еще я не оставался так долго без жены с тех пор, как начал жить с ней регулярной жизнью.
За 4 года я привык к тому, что могу сразу удовлетворить возникшее желание, и несколько раз я намеренно воздерживался от любовной игры вечером, что бы не раздразнить жену и не завестись самому, что бы на следующий день хотеть сильнее.
А в этот раз 10 дней… Мне казалось, что я кончу от одного прикосновения к своей жене, я вспоминал вид её раскинутых белых полненьких ног, и заросшие завитушками светлых волос её пухленькие срамные губки, между которыми едва выглядывали розовые складочки… Захотелось немедленно скинуть дома всю одежду и снять с себя этот груз желания мастурбацией, но было отчего то жаль расставаться с ТАКИМ возбуждением, с таким желанием этой женщины.
Следующий день я начал с уборки дома, вымыл ванную и приготовил обед. Затем я пошел в душ, с удовольствием ополоснулся. Еще я укоротил волосы на лобке, и бритвой придал прическе форму полоски, убрав растительность из складки между животом и бедром. Настроение было торжественное, как бывает, когда ты готовишься пойти к кому-то в гости.
Наконец она приехала! Я обнял её, и сразу начал целовать шейку, вдыхая этот родной волнующий запах. Руками я гладил её плечи, талию. Мне хотелось бесцеремонно стянуть с неё джинсы, наклонить и сразу войти в неё, но я держался, чувствуя, что получу большее удовольствие, если не буду торопиться.
Потом пришла пора обниматься и целоваться с дочкой, которой пошел 3-ий год, и которая ревниво наблюдала, как я обнимаю жену.
Следующие 2 часа прошли в обычной суете — обед, разбор сумок, подготовка кроватки к дневному сну дочки, рассказы о том, где были и кого видели. Все это время мы с женой переглядывались, как бы молча понимая, чего нам хочется, и ожидая той минуты, когда мы сможем заняться друг другом обстоятельней…
Наконец дочь положили в кроватку, я остался усыплять ребенка, а супруга пошла в ванную принять душ. Наконец дочь уснула, я вышел и закрыл за собой дверь в детскую.
Через минуту из душа вышла жена, обмотанная полотенцем.
Я сидел на диване и смотрел негромко телевизор. Она подошла ко мне и встала между моих ног. Я обхватил её за поясницу и прижался щекой к низу живота. Затем я медленно уложил её на диван, и сел в ногах. Минуту я любовался на её ножки, взглядом медленно поднимаясь по бедрам, затем стал гладить их руками. Она закрыла глаза и расслабилась. Я стянул с неё полотенце, и мне открылись её груди, округлые и теплые. Я стал гладить их, стараясь не задевать сосок и не отрываясь от него взглядом. По моему телу ходила волнами какая-то истома от предвкушения, заставляя меня потягиваться. Я приблизился к ней, и стал целовать её губы. Как же я давно хотел этого! Я поочередно засасывал то нижнюю, то верхнюю губку, теребя их языком, потом взял их вместе, и просунул между ними свой язык, ловя им язычок своей возлюбленной. Сладкие губки. Я стал быстро целовать её шею, пробегаясь от подбородка к низу ушка, и добираясь до затылка. Языком немного поиграл с мочкой её ушка, затаив дыхание, затем короткими поцелуями я прошел вниз, к ключице, и перешел на плечико, слегка его укусив. Я увидел, что понемногу ноги жены стараются как бы непроизвольно раздвинуться, и дыхание её учистилось. Взяв в ладонь грудь, я захватил сосок губами, и втянул его немного в себя, дотрагиваясь до его кончика языком. Она тут же подалась вперед и застонала, руками схватив меня за голову и с силой прижимая к себе. Я знаю, что ей нравится, и что заставляет её терять голову. То же самое я сразу проделал и со второй грудью.
Одна нога жены уже перебралась на спинку дивана, а в узенькой щели её киски блеснула влага. Когда я это вижу — мой и без того уже стоящий член напрягается даже до немного болезненного состояния, но я не хочу быстро закончить, я продолжаю целовать её животик, руками нежно массируя её бедра с внутренней стороны, я целую её холмик, языком спускаюсь по ложбинке между лобком и бедром, и дохожу до сладкой её щелочки, которая уже полностья заполнена соком.
Я немного раздвинул пальцами губки, открывая розовую раковинку, и вижу, что складочки выше входа в одном месте немного собрались, и выступают.
От этой картины я теряю голову, и начинаю теребить языком эту жемчужинку, она двигается, уже непроизвольно, мне навстречу, и начинает крутить тазом, я слышу стон, ложу палец на её клитор, и начинаю вылизывать весь этот сок, как бы рисуя языком круги по всем складочкам, и передвигаясь вверх-вниз, от того места, где губки сходятся, и опускаясь до розочки ануса. Жена стонет уже постоянно, глаза её сильно зажмурены. Я подвожу головку своего члена к её входу, и немного купаю его в этой влаге, щекоча клитор. Наконец я медленно надавливаю, и проваливаюсь в горящую пещерку. Я ложусь на жену, она обхватывает ногами мои бедра, а я пропускаю руки под её попку, сжимаю в руках её круглые ягодицы, и начинаю медленно двигаться, то вытаскивая член так, что в ней остается только головка, то задвигая в неё на столько, не сколько могу.
Жена дрожит, крепко ко мне прижимается, бессвязно шепчет: "какой…..ты…..", и покусывает меня за шею. Я чувствую, как кружится голова, начинаю тихо рычать, движения мои немного ускоряются. Указательным пальцем я нахожу маленькую дырочку в попке жены, она мокрая от стекающей смазки. Я начинаю надавливать на неё в такт своим движениям, и палец с легкостью начинает неглубоко проваливаться внутрь. Стон жены переходит в оборвавшийся крик, мой палец все настойчивей и глубже массирует это волшебное колечко, и вот её тело резко изгибается, с губ срывается "а-а!", она чувствует оргазм, и теперь я очень медленно вытаскиваю палец, обхватываю её попку сильней, и яростно и ритмично притягиваю её к себе, уже ничто не может остановить меня, внизу живота растет напряжение, и вместе с моим хриплым вздохом из меня вырывается и бьет в стенки её влагалища сильными толчками горячая сперма, её пещерка обхватывает мой член, и доводит меня до состояния потери связи с происходящим…Я не могу открыть какое-то время глаза, мы лежим и восстанавливаем дыхание….
…Вечером, когда жена пошла укладывать дочку спать, я включил воду в ванной, и поставил шампанское охлаждаться. Затем я достал 2 теплых шерстяных одеяла, постелил их на полу, накрыл большой чистой выглаженной простыней, и разбросал все имеющиеся в доме подушки и подушечки по краям этого "гнездышка". Еще я включил обогреватель, что бы в комнате было тепло и комфортно…
…Любимая лежала в ванной, я сидел на краю, смотрел на неё и поливал из ладони её плечи теплой водой. Потом она стала полоскаться, а я тем временем открыл шампанское, поставил и зажег в комнате 2 большие свечи. Затем пошел в ванную ополоснуться тоже, пока жена сушила волосы. И вот мы полулежим на полу, на хрустале переливается свет от свечей, негромко играет "Cafe del Mar". Мы пьем шампанское и любуемся друг другом, иногда целуясь. Я отставляю бокал, и поворачиваю любимую на живот. Сам сажусь на её ноги, наливаю немного масла на спину, и начинаю массировать. Я не пропускаю ни сантиметра её кожи, надавливаю пальцами, легонько пощипываю и глажу её тело. Закончив со спиной и попкой, массирую и глажу её ноги. Когда дохожу до её маленькой ступни, целую каждый пальчик, затем языком провожу между ними. Это её здорово заводит, недавно открыл, и в этот раз она реагирует вздохом. Я переворачиваю её на спину, снова выливаю немного масла, и массирую начиная с плечиков, глажу грудь, животик.
Руки скользят по её телу без препятствий, доставляя удовольствие обоим. Я чуть раздвинул её ноги, и стал гладить бедра, слегка сжимая их с внутренней стороны. Жена полностья расслабилась, у неё прикрыты глаза, и вероятно крем производил какое-то действие, потому что скоро от того, что я просто гладил её, она стала чаще дышать, и изгибаться, приподнимая таз. Она хотела меня, сейчас же. Я не заставляю себя ждать, и пристраиваюсь у неё между ног, начинаю целовать её уже влажную киску, играю языком с её клитором. Затем я поворачиваюсь и встаю на четвереньки над ней так, что её голова оказывается между моих ног, и продолжаю её ласкать языком. Она с жадностью хватает губами мой член, и я чувствую, какой у неё горячий рот. Начинается блаженство, горячее влажное блаженство. Когда я начинаю чувствовать, что скоро я уже кончу, я отстраняюсь от её ротика, который не совсем хочет меня отпускать.
Я немного перевожу дыхание, стоя рядом с ней на коленках, и одной рукой поглаживая её промежность. Один пальчик я начал, дразня, неглубоко вводить в неё. И тут она впервые перешла своё нежелание прикасаться к себе, она стала ласкать себя на моих глазах, я только мечтал об этом. Мне давно хотелось увидеть, как девушка ласкает себя. Поверьте мне — это красиво. Я давно как бы невзначай ложил её пальчик на её клитор, но она пару раз водила им влево-вправо, и тут же прижимала к себе мою руку. А сегодня она не старалась передать инициативу мне, а увлекалась собой все больше, её пальчик летал по раскрытому лону, рисовал круги, зигзаги, то замирал, но начинал снова, набирая скорость, то сильно надавливал в какой-нибудь точке, то отрывался и легонько ударял. Я смотрел на неё с обожанием и помогал — ласкал её бедра, раздвигал в стороны большие губки, гладил живот, брал двумя руками её соски. немного сдавливал их, оттягивал и покручивал — её все нравилось! Я ввел в неё два пальца, и стал массировать переднюю стенку её влагалища. Это было великолепно! Она стонала и извивалась. Я добавил масла в огонь — вынул один палец из неё, он был весь в её смазке, и начал круговыми движениями ласкать её анус, все приближаясь к центру. Затем чуть усилил давление, и палец чуть протиснулся в колечко, я стал как бы вворачивать его дальше, пока он не вместился туда полностью. Немного подождав, я чуть высунул палец, и надавил снова. Её попка стала расслабляться, и скоро я начал двигать рукой, имея её двумя пальцами в обе дырочки. Этого она уже терпеть не смогла, она стала кричать, сильно выгнулась и кончила, я прекратил движение и чувствовал, как оба моих пальца в ней обхватывали и отпускали мышцы, в ритм её стонам, она все не могла успокоиться, и несколько секунд продолжался её пик, прежде чем её ягодицы снова опустились на пол. Дав ей немного отдышаться, я повернул её на живот, попросил приподняться и подложил под неё подушки. На миг я залюбовался этим зрелищем: тело супруги было расслаблено, ноги раздвинуты, попка приподнята, пещерка её раскрыта во всем великолепии и зовет моего мальчика. Я приставил его к горячим влажным губкам и одним движением вошел в неё на всю длину.
Сопровождением был благодарный вздох любимой. Я начал любить её неторопливыми глубокими и напористыми движениями, затем сменил ритм: 3 раза часто входил в неё лишь головкой, а на 4-ый раз до самого конца, резко. Потом я попробовал 4 коротких и 2 длинных. Жена почувствовала, что я играюсь с ней, и от этого необычного темпа она здорово заводилась. Почувствовав приближение невероятного оргазма я перестал разделять короткие и длинные, мое тело само несло меня насаживать и насаживать её киску на мой фаллос, я крепко держал её за талию, я упивался зрелищем входящего и выходящего из неё моего поршня, вслед за которым вытягивались и её малые губки. От нарастающего напряжения я закрыл глаза, полностью переключившись на мои ощущения приближающегося блаженства, и вот я в последний раз притянул к себе её попку, и с глухим рычанием выплеснулся в неё, она сильно зажмурила глаза и напряглась, и тут же с её губ сорвался длинный стон, она улыбнулась, не открывая глаз.
Я не выходя из неё прилег на её спинку и обхватил руками, благодарно целуя. Через минуту мы так и уснули. Очнулся я, когда мой член, ослабев, выскочил из неё, и я почувствовал прохладу. По её бедрам стекали струйки спермы, которые я прихватил и вытер приготовленной салфеткой, потом я нежно протер её лоно от всей влаги насухо, подхватил спящую принцессу на руки и отнес в спальню на кровать. Прижавшись к её попке животом и обняв супругу рукой так, чтобы взять в ладонь её грудь, я провалился в сон…
А что у нас под юбкой?
А что у нас под юбкой?
У любого человека бывают такие моменты в его жизни, когда в голову проникает идея, овладевающая им полностью, порой сумасбродная, порой находящаяся за границами приличий, но не менее от этого сладостная. И все помыслы человека, все его желания и поступки подчинены только воплощению этой мысли в жизнь. Одни суматошно бросаются изобретать велосипед, другие хотят осчастливить сразу весь мир, кто-то пускается во все тяжкие, а кто-то уходит в монастырь. Тот, кто ни разу не испытывал подобного наваждения, тот не поймет, но думаю, что большинству людей это чувство знакомо.
Вот и у меня на четвертом десятке лет, голова была занята одной мыслью: А что находится под юбкой у подружки моей дочери. Нет, нет. Я знаю, ЧТО есть под юбкой как у девочек, так и у женщин. Меня волновало другое: как ЭТО выглядит? У меня не было тяги к несовершеннолетним нимфеткам, я не мечтал обладать этой девочкой, я просто хотел узнать, что там от меня спрятано. Предполагать я мог довольно уверенно, зная ее возраст и физические данные, но знать и предполагать — это далеко не одно и то же. Впрочем, все по порядку.
В Германию мы переехали год назад, было лето и все казалось просто прекрасным: мир открыл нам навстречу свои двери и все, ранее недоступные удовольствия стали возможны, словно по мановению волшебной палочки. Моей дочери на тот момент исполнилось двенадцать лет, и ее должны были посадить учиться в шестой класс, и хотя дома она ходила в седьмой, но до того перескочила сразу из третьего в пятый.
Свободных мест в шестых классах в ближайшей гимназии по закону пакости не было, и директор школы, впечатленный отметками, принял решение отправить ее в седьмой, что автоматически сокращало дочке год обучения. Сказать что она не обрадовалась, значит — погрешить против истины. Покажите мне такого ребенка, который был бы не рад закончить школу на год раньше, тем более, что в Берлине в гимназиях дети учатся не десять, как у нас, а тринадцать лет.
Мы с супругой тоже радовались за компанию с дочерью, ровно до тех пор, пока не познакомились с ее одноклассниками. Совершенно другая система воспитания, иные моральные критерии. Эти дети, причем из престижного района, выглядели какими-то отморозками.
Весь школьный двор заполняла гудящая толпа. Она образовывала замысловатые течения среди клумб и столов для тенниса, роилась кучками, вспыхивающими громким гоготом и окутывающимися клубами не только сигаретного дыма. Одеваются в Германии кто как на душу положит, — демократише ланд, — никаких правил для повседневного ношения одежды не существует, но толпящиеся во дворе подростки поразили меня в самое сердце. Повсеместно джинса чередовалась с кожей, ширина и длинна брюк варьировалась в самой широкой степени, платформы напоминали пизанскую башню, а прически щетинились оранжевыми и зелеными копьями.
Как оказалось, мы сильно прогадали, отдав свою дочку в тот же класс, в который она ходила в Москве. Самым младшим по возрасту в ее новом классе был маленький итальянец, и ему скоро должно было стукнуть шестнадцать. Четыре, а то и пять лет отделяло Жанну от ее одноклассников. Хотя физически она была развита не по годам, и рост, и грудки, и задик, все это могло дать фору большинству девочек из ее класса.
Но дело было сделано, до первой сессии оставалось полгода, и мы решили посмотреть что из всего этого получится. Дома супруга провела разъяснительную работу: не курить, не выпивать, с мальчиками не дружить, ну и так далее. Жанка кивала головой и клялась всеми богами, что до окончания гимназии ее перечисленные предметы абсолютно не волнуют.
А дальше пошла жизнь заполненная повседневной суетой: мы ходили на работу, дочка в школу, и этот порядок прерывался только в выходные дни, когда мы выбирались отдохнуть. Постепенно мы обрастали знакомыми и приятелями, Жанка тоже помаленьку сходилась с подружками. У них в школе образовалась своеобразная компания из ребят, для которых немецкий язык был неродной.
На Рождество она выпросила у нас хенди и целыми днями обменивалась с ними SMS-сообщениями. Мы как могли поощряли ее контакты, опасаясь влияния местных ребят, которых по прежнему воспринимали не иначе как отъявленных бандитов и наркоманов. К Жанне стали забегать подруги, приглашая ее погулять, пробежаться по магазинам. А однажды в дверь постучала ОНА:
Признаться, я тогда не обратил на нее особого внимания, мы с дочкой играли в Дартс, и я выигрывал, а потому воспринял приход очередной подружки скорее как досадную помеху. Стройная фигурка, миловидное личико, неплохо, со вкусом, одета. Девчонки выскочили из комнаты о чем-то пошептаться, я сел, закурил сигарету и внезапно ощутил пробуждение интереса к новой Жанниной подружке. До этого момента больше жена интересовалась подробностями школьной жизни нашей дочери. Я в основном вежливо здоровался с забегающими на минутку девочками, плохо различая их в лицо и тем более не представляя кого как зовут.
Пытаясь сделать незаинтересованный вид, я вяло полюбопытствовал у вернувшейся из коридора Жанны кого нам Бог прислал на этот раз.
— Это Руфь. — ответила дочь.
— Интересное имя. Она еврейка? — поинтересовался я.
— Не знаю, по моему ее дедушка еврей. А что?
— Да нет, так просто. Это твоя одноклассница?
— Нет, она учится в шестом классе.
— А! Так значит она младше тебя?
— Опять не угадал, — засмеялась Жанка,
— Ей уже пятнадцать. Хотя не выглядит, правда? Я выше нее вот на столько.
Жанна показала на сколько именно, и удовлетворив мое любопытство упорхнула с Руфью то ли в кино, то ли шататься по магазинам.
— Руфь! — я катал на языке это имя, смутно сознавая, что заинтересовался этой девочкой всерьез.
Прошла еще пара месяцев. Руфь иногда забегала к нам, не чаще и не реже чем остальные девочки, но каждый раз, когда я видел ее летящую по подъездной аллее фигурку, в груди что-то сбоило, и я судорожно хватался за сигарету.
Это легкое наваждение, возникающее при появлении Руфи и исчезающее вскоре после ее ухода, почти не доставляло мне неудобств. Жена ничего не замечала, все текло своим чередом, и лишь подступающая весна помаленьку, исподволь лелеяла свои планы.
Я не знаю, когда я в первый раз понял, что мне уже не хватает периодических появлений Руфи в нашем доме. Я захотел ее страстно, до зубовного скрипа, до круженья головы. Видеть ее, любоваться ей, ласкать, гладить по руке, и только по ночам, уткнувшись в диванную подушку, я мечтал о большем.
Стоп, девочка-ночь! Руфь подходит ко мне, ее стан гибок как лоза, он настолько тонок, что его легко можно обхватить руками. Я прижимаю ее к груди, чувствуя кожей выпуклости сосков, вдыхая аромат тела, лаская руками бедра. Она в легком топике и юбке, что с того, что в юбках здесь никто не ходит, это мой сон, мои мечты. Я поднимаю руки по бедрам вверх, они движутся, увлекая за собой тонкую материю и оголяя загорелую бархатистую кожу. По пути натыкаются на узкую полоску трусиков, или нет, пусть она будет без трусиков. Одна моя рука мнет ее грудь, а вторая поднимают подол юбки, и я вижу:
В этом месте моя фантазия постоянно буксует. Мне уже далеко за тридцать, и я прекрасно знаю, что я должен увидеть, но под юбкой темный треугольник волос ускользает, растворяясь и сменяясь точеным чисто выбритым лобком, сочными губами, которые так же через мгновение плывут туманом, сливаясь в манящее неразличимое пятно, через которое я никак не могу увидеть сокровенные места моей Руфи. Этот бред преследует меня уже несколько недель. Я сбрасываю напряжение, запираясь в душе, но желанная разрядка только отодвигает на некоторое время желание узнать, что там есть на самом деле.
— Папа, завтра суббота. — сказала Жанна, отрывая меня от мыслей о своей подруге.
— Ну, и что?
— Первая суббота месяца. — настойчиво повторил ребенок, заглядывая мне в глаза.
— Дискотека в "Аква Центре".
Да, как я мог об этом забыть! Дискотека в "Аква Центре" излюбленное мероприятие моей дочери. Предприимчивые турки откупили старые турецкие бани и сделали на этом месте неплохой комплекс, с аттракционами, водными горками, каруселями, и прочей чепухой, которую так любят и взрослые и дети. Не забыли, конечно, и сауну.
Сауна в Германии — штука особая и для пуританского воспитания противопоказана. Мужчины и женщины здесь находятся вместе. Но, это не похоже на знакомые многим вечеринки в частной бане, куда ходят тесной компанией, ну а заодно и моются. Учитывая размеры заведения, количество домиков-саун, бассейнов и соляриев, это скорее напоминает комфортабельный нудистский пляж.
Местный же "банный" комплекс предлагал, кроме обычных дней, разные мероприятия для продвинутой публики: дни для голубых, дни для розовых, для бисексуалов, для: А раз в месяц, в "Аква Центре" проводили дискотеки на воде. Лазерное шоу, цветная пена, теплая водичка и множество укромных гротиков, где так хорошо укрываться от чужих глаз. Стоит ли говорить, что такие вечера были крайне популярны у городской молодежи, и занимать очередь приходилось заранее для того, что бы найти свободную кабинку для вещей.
Жанну мы водили несколько раз в игровую часть, но сама сауна была безусловно под запретом. То же и с дискотекой, слишком просто молодые люди перемещаются из укромных гротиков бассейна, где правила запрещают полную обнаженку, в не менее укромные галереи сауны. Жанна внешне вполне удовлетворялась полученным и не стремилась избавиться от родительского контроля. Единственное, что всегда составляло нам проблему — это то, что я будучи любителем не столько обнаженки, сколько хорошего пара, предпочитал торчать именно в этой части "Аква Центра", в то время как жена и дочь довольствовались бассейнами и аттракционами. Супруга косилась на меня и время от времени грозилась прекратить походы в этот бордель.
— А мама что сказала? — поинтересовался я у Жанки, вспомнив, что они собирались на дискотеке встретиться со своей кампанией, и у меня есть все шансы узнать, что находится под юбкой у моего наваждения.
— Сказалась больной. — уныло процедила дочь.
— А двоих она нас не отпустит. Ты будешь сидеть в сауне, а за мной приглядеть не кому.
— Но, ты же будешь с ребятами?
— Да какие там ребята, почти все передумали. Одна только Руфь поедет, она же там рядом живет.
Ага, Руфь поедет! Это было как раз то, что я хотел услышать. Моментально, со всей дипломатичностью, я развил бешенную кампанию по организации поездки в "Аква Центр".
Переговорив с супругой, я добился того, что меня назначили руководителем группы, состоящей из меня и дочки. Жена долго не хотела верить, что я не собираюсь в сауну, но я привел кучу достаточно убедительных причин для того, что бы убедить ее в своей искренности. Сложнее обстояло дело с Жанкой. Сомневаюсь, что бы она когда-либо видела в живую обнаженных мужчин, а тем более своего отца. Картинки и видео не в счет. А ведь для успеха моего плана, мне предстояло заманить обоих девочек в сауну, причем так, что бы у них не возникло и тени сомнения, что это делается не по их собственной инициативе. Но поразмыслив, я понял, что без этого не обойтись, ведь не мог же я затащить в сауну одну Руфь, оставив Жанку плюхаться в бассейне.
— Кстати, вы с ребятами не собирались сходить в сауну? — поинтересовался я у дочери, делая вид, что не помню о резком сокращении состава группы.
— Нет, там же ребята будут. — привела аргумент Жанка.
По интонации я понял, что тема не закрыта и она ждет продолжения.
— Но, ведь ты говорила, что ребята раздумали идти. — в свою очередь удивился я ее забывчивости, не замечая, что полностью противоречу предыдущей фразе.
— Ну, другие ребята в сауне, мужчины всякие разные.
— А тебе то что до них. Ты пойми, в Германии этим никого не удивишь, здесь люди ходят в сауну с детства и подобными глупостями не интересуются.
Далее, я развил мысль о пользе сауны в плане здоровья. Расписывал Жанне то, как здорово выскочить из домика и с размаху прыгнуть в бассейн с прохладной водой, — всю простуду как рукой снимет. Ее утверждение, что она ни в малейшей степени не простужена, меня не смутило, и я перешел на описание пользы бани для похудения. Тоже мимо. Моя дочь имеет идеальную фигурку, не смотря на то, что ест все подряд. Все аргументы Жанна встречала недоверчивым хмыканьем и неопределенным "Посмотрим".
Я заливался соловьем, плел паутину слов словно прожженный интриган. Если бы меня услышала жена, она немедленно подала на развод, заподозрив в нехорошем, а соседи, скрутили бы меня самолично и линчевали, как совратителя малолетних. Порой я действительно перегибал палку. Усердие, с которым я распинался перед дочерью, взрослого человека давно натолкнули бы на мысль, что дело не чисто. Хорошо хоть, что перспективу раздевания перед посторонними людьми, мне удалось заболтать и сделать крайне размытой, так что к этому вопросу мы больше не возвращались. Хотя не уверен, что это так уж смущало Жанку, все таки нынешние дети рано взрослеют, скорее ее на самом деле больше привлекали аттракционы, чем сидение в нагретой комнате и дальнейшее ныряние в холодную воду.
— Но ты ведь не пробовала, так как же ты можешь судить понравиться тебе это или нет? — вопрошал я. Если бы не моя навязчивая идея, то я давно бы отступился от мысли переубедить этого настырного ребенка. Легче ишака заставить делать то что нужно, чем вдолбить что-то Жанке.
Лишь через полчаса уговоров, я нащупал спасительную мысль. Жанна, как и большинство девочек в ее возрасте, была озабочена собственной привлекательностью, которую сильно мешали достичь подростковые прыщи на лице. Ждать пока гормоны перебурлят ей не хотелось, и по этому в нашем бюджете изрядную брешь пробивали расходы на "Клерасил" и тому подобные косметические средства.
— И самое главное, сауна прекрасно помогает вывести прыщи! — менторским тоном произнес я, в душе предчувствуя удачу.
И точно. Глаза Жанки оживились, и она стала жадно ловить мои рассуждения о паровых масках и о том, что в каждом домике сауны, в воду добавляют различные травы, крайне благоприятно действующие на кожу лица и тела.
— Хорошо, я подумаю. — встав с кресла, сказала она, останавливая мое красноречие и отправляясь к себе в комнату. Через мгновение, стоящий с моей комнате телефон начал подзванивать, что было явным признаком того, что Жанка кинулась обсуждать эту идею с подружкой.
На следующий день, мы сидели в вагоне штат-банна, направляясь в заветный "Аква Центр". Девчонки тихонько болтали о своем. Я сидел и мечтал о той минуте, когда смогу увидеть Руфь во всей красе, то есть без ничего.
— Мы можем сходить в сауну по раздельности. — предложил я девочкам, всем тоном показывая, что сам вопрос "идти или не идти" уже решен, причем положительно.
— А зачем? — удивилась Жанна. Руфь молча смотрела на меня, и я потихоньку тонул в ее глазах.
— Ну, мало ли, — заблеял я, смущаясь и покрываясь румянцем, словно красна девица,
— Я ведь все же твой отец, а люди часто стесняются близких, оставаясь равнодушны к чужим.
И Жанна и Руфь в ответ промолчали, оставив меня гадать, как они отнеслись к моему предложению. Я и сам не ожидал, что ляпну подобное. Наверное, это была последняя попытка совести, или, что там ее заменяет, вернуть дело в привычную колею.
В "Аква Центре" я купил три билета с правом посещения сауны. Девчушки стояли рядом и ни как не прокомментировали мое решение. Мы переоделись в купальные костюмы и пошли купаться в бассейн.
Признаться, Руфь в купальничке была очень мила. Мокрая ткань рельефно прорисовывала все складки и выпуклости тела, не давая тем не менее ответа на мой вопрос. Они с Жанкой резвились как две русалки, брызгаясь и хлопая по воде мокрыми гривами волос.
Наигравшись, проплыв весь бассейн вдоль и поперек на три раза, накатавшись по водным горкам и желобам по полного посинения, девочки растянулись на шезлонгах, уплетая за обе щеки взятые из дома припасы.
— Ну, что! Пора погреться? — бодро спросил я, — Пойдете одни?
— Да. Но только мы даже не знаем, где там вход. — ответила Жанна, оглядываясь на Руфь.
— Я вас провожу до входа.
Я поднялся, сказал девочкам, что бы взяли халаты и полотенца, и повел своих подопечных в раздевалку. По пути мне пришла в голову мысль, которую я поспешил озвучить.
— Плохо, что вы не знаете, с чего начать. Ведь во всех домиках разная температура, влажность. И если сунетесь не туда, то можно вместо удовольствия получить одно расстройство. Но ничего, я придумал как мы сделаем. Я вам покажу что там к чему, а потом мы разделимся, я пойду в один домик — где погорячее, а вы в другой — для начинающих. — сказал я, когда мы зашли в раздевалку.
— Папа, я что одевать, халат или полотенце. — спросили дочь.
— Халат, на полотенце ты будешь садиться. Но, сначала нужно снять купальник.
Вокруг сновали мужчины и женщины, кто в накинутом на себя халате, кто полностью обнаженный. Я надеялся, что эта картина поможет расслабиться девочкам, так как при виде окружающих голых людей, понимаешь, что ты лишь один из толпы, и выглядишь так же как все, что пожалуй очень важно для подростков. Что бы не смущать Жанну и Руфь лишний раз, я предложил им снять купальники в кабинке, зная, что все равно увижу их голыми не в сауне, так в бассейне, в котором встречаются парящиеся во всех домиках.
Показав девочкам местные достопримечательности, я отправил их в сауну с низкой влажностью, наказав, что при входе нужно оставлять халаты в предбаннике, а сам отправился в свою любимую "цитрусовую", очень удачно имеющую окошко с видом на бассейн. Не опасаясь пропустить выход Руфи с Жанкой из домика, я снова размечтался представляя, как Руфь сейчас сидит на полке, ее тело расслабляется, ноги постепенно раздвигаются шире и шире, открывая доступ лечебному жару ко всем складкам тела. Пот начинает выступать не плечах и лице мелкими капельками, которые набухая, срываются и капают прямо:
Воображение, опять спасовало, но я был спокоен будто мамонт. Тем временем, жар заставил меня выйти из домика и кинуться в спасительную прохладу бассейна, не дождавшись выхода девчонок. А вот и они.
Прикрываясь халатами, они выскочили из дверей, о чем то весело щебеча, и через секунду оказались в воде, не дав мне рассмотреть свои богатства. Подплыв к ним поближе, я поинтересовался впечатлениями. Пока они делились своими ощущениями, я пытался рассмотреть Руфь поближе.
Грудь просматривалась сквозь воду четко, и была весьма хороша собой. Два аккуратных бугорочка с маленькими сосками. Отведя взгляд, что бы не слишком обращать на себя внимание, я посмотрел на Жанну, и с удивлением понял, что ее грудь ничуть не хуже. Мы о чем то говорили, лениво плавая от бортика к бортику. Дальнейшее сравнение достоинств девочек показало, что грудь моей Жанки даже немного превосходит прелести Руфи. А вот главная цель пока еще не была достигнута. Вода предательски бликовала, искажая картинку, и в глубине просматривался только колеблющийся треугольник темных волос.
— Еще пойдете париться? — спросил я.
Девочки кивнули головами, и мы снова разошлись по разным домикам.
Зайдя в сауну, стоящую немного на отшибе, я расположился на верхней полке и, буквально через минуту, услышал в тамбуре знакомые голоса.
— В же хотели в другой домик? — поинтересовался я у вошедших девочек.
— А там куча мужиков, мы их стесняемся. — ответила Руфь, опередив открывшую было рот Жанку.
— А меня стало быть нет?
— А ты не смотри на нас. — игриво предложила Жанна.
— Очень вы мне нужны. — фыркнул я, — Ну проходите, рассаживайтесь.
Девочки прошли мимо меня прикрываясь полотенцами и бросая любопытные взгляды на мое достоинство. Усевшись в уголке, они стали перешептываться, поминутно оглядываясь в мою сторону. Предмет их обсуждения был ясен без долгих раздумий. Я тоже ненавязчиво косил глазом в их сторону и приветливо улыбался, когда наши взгляды встречались.
Моя Жанна сидела ко мне ближе, и с моего места прекрасно были видны волосики, покрывавшие ее оформившийся лобок, довольно приятный для ее возраста. Руфь была частично скрыта, и только когда она откидывалась на локти, можно было различить ее паховую поросль. Я уже давно понял, что она не подбривается, и ее растительность имеет естественную форму. Сейчас же, я хотел разглядеть губки, скрывающие вход в ее малышку, но для этого нужен был другой ракурс.
Так как этот домик имел более высокую влажность, то девочки просидели недолго. Как только они начали подниматься, я сказал,
— А сейчас мы пойдем в маленький бассейн. Не накидывайте халаты — это не далеко, а нам сперва нужно смыть пот.
С этими словами, я встал и, так как был ближе к выходу, первым вышел в коридор, задавая направление. Маленький бассейн находился неподалеку, но до сих пор нами обходился стороной, так как был наполнен просто ледяной водой мало пригодной для долгого купания. То есть, то что надо после доброй баньки.
Отбросив полотенце на ближайший шезлонг, я с уханьем прыгнул в воду, вынырнул и, задрав голову, повернулся на встречу девочкам. Они набегали на меня смеясь. Жанка сразу бросилась в воду, а Руфь в нерешительности притормозила на бортике бассейна, позволив мне, наконец, рассмотреть себя полностью.
Солнечный лучик, на секунду выскочивший из обложивших небо туч, позолотил пушок в ее паху, скользнул вдоль бедра и, когда Руфь немного повернулась, окружил ее сияющим ореолом, словно ожившую богиню. Моему взору предстала девочка с несколько угловатыми, еще не окончательно оформившимися женскими формами. С небольшими симпатичными грудками и совсем маленькой темно-розовой складкой губ внизу пахового треугольника.
Жанка уже давно убежала в другой бассейн с подогретой морской водой, а Руфь все стояла, позволяя моему взгляду как можно лучше запечатлеть ее вид. Наконец она прыгнула в воду и поплыла ко мне:
Вы наверное думаете, что дальше я обнял желанную девушку и предался с ней любовным играм прямо в холодной воде? Увы. Ничего этого не было.
Просто наваждение схлынуло. Я знал, что скрывается под юбкой у Руфи, и не мог понять, что заставило меня так стремиться к разгадке этой, в целом тривиальной тайны. Никакого желания сблизиться с ней более у меня не возникало, на душе стало спокойно и может быть даже немного пустовато.
P.S. Мы вволю накупались, несколько раз еще возвращаясь в сауну, что бы попариться. Девочки пообвыклись и перестали прятаться за полотенцами. А на последок решили зайти в душ, что бы смыть с себя песок и морскую соль. В душе я смотрел на Руфь и Жанку, сравнивая их тела и убеждаясь, что моя дочь, не смотря на разницу в возрасте, ничем не уступает подружке, а некоторыми нюансами так ее вовсе превосходит. И по прежнему не мог понять, почему пустился в эту авантюру, да еще впутал в нее своего ребенка.
В трамвае, на обратном пути, я задремал и передо мной, под шум колес, появился четкий образ Жанны, стоящей в душе. Она водила вехоткой по своему телу, с ног до головы ее окутывала мыльная пена, из которой островками то появлялись, то пропадали задорно торчащие соски, крепкие ягодицы и холмик волос в паху.
P.P.S. А ночью, когда и жена и дочь уже уснули, я выходя покурить заглянул к Жанке в спальню. Она лежала раскинувшись на кровати, одеяло сбилось к стене, а пальцы руки, отодвинув резинку трусиков, тихонько теребили складочки ее бутона.
Я вышел, закурил сигарету и задумался. Неужели теперь меня будет преследовать образ моей дочери. Странно, ведь я же знаю, что спрятано у нее под юбкой.
Нимфодром (А что у нас под юбкой 2)
Иногда, особенно под ночь, желание наваливалось на Антона с такой силой, что ему приходилось стискивать край одеяла зубами, разлохмачивая ткань пододеяльника до отдельных волокон. Он боялся пошевелиться, иначе тело прикасалось к жене, отвернувшейся к стенке, и настрой мыслей сбивался. Запустив руку в плавки, или сняв их вообще, что было вполне оправданно из-за обрушившейся на город жары, Антон мял упругую плоть, скользя пальцем по выделяющейся смазке, и упорно представлял себе, как дочка подходит к нему, садится на коленки, тесно прижимаясь всем телом и туго охватывая его бедра, край ночнушки сползает вверх, натягиваясь на раздвинутых ногах и приоткрывая не белую полоску трусиков, а темную щелку покрытую нежным пушком….
На этом сцена заканчивалась, так как по сюжету дальше требовалось перейти к активным действиям, что было чревато мокрым пятном на постельном белье, а по утру неизбежным и вполне закономерным удивлением супруги по поводу внезапного рецидива подростковой эякуляции в столь зрелом возрасте.
И вправду, за пятнадцать лет семейной жизни Антону еще не приходилось жаловаться на совместную жизнь в интимном плане. Жена его полностью удовлетворяла, да и сам он был довольно ленив для похождений на стороне. Имея склонность к уюту и комфорту, пришедшую с возрастом, Антон никогда, даже по пьянке, не стремился владеть другими женщинами, и все его редкие интрижки были вызваны той же ленью, когда легче было согласиться на приставания настойчивой поклонницы, нежели ей отказать.
Но все изменилось благодаря их переезду в Европу и европейскому же стилю жизни, который они стали судорожно перенимать, натягивая его, как новое платье. Ломая себя, вырывая с корнем вжившиеся в кровь стереотипы, бравируя отсутствием ханжества, и уже только этим вгоняя в нервную дрожь большинство родственников и знакомых.
Оденемся секси! Нудистский пляж? Пожалуйста! Вместе в сауну? Битте шен вам с кисточкой. Под эти лозунги, жадно хапая впечатления и одновременно стараясь ничему не удивляться, они винтом вкручивались в местную жизнь старательно восполняя провалы кругозора. А пространство вокруг заполняло множество людей, все они имели свои странности и непонятные непосвященным стремления. И это разнообразие людских желаний вынуждало их карабкаться на новый круг, снова и снова примеряя на себя всевозможные стили и направления. Жизнь бурлила и кипела как в чашке Петри. И хотя их бравада была по большей мере напускной, было бы странно, если бы они изменились только внешне, оставшись прежними в глубине души.
Антон, наконец, смог реализовать давнюю мечту, о широченных штанах, мечте тинэйджера. Супруга стала одеваться в молодежных бутиках. Они словно попытались вернуть ускользающую молодость, успокаивая себя тем соображением, что только эта одежда полностью их устраивает по качеству и стилю, исходя из их более чем скромных финансовых возможностей. И на удивление, новые наряды на них не выглядели смешно или нелепо, а наоборот, как будто и вправду сбросили лет по десять.
Дочка, благодаря отличным оценкам, пошла в класс с более старшими ребятами. Быстро подхватив все веяния моды, начиная от стильной одежды и заканчивая навороченным телефоном, она неуловимо подросла, не вытянувшись в длину, а скорее заполнив собой все пустоты в итак обтягивающей одежде. Оставаясь внутри все той же тринадцатилетней девочкой, внешне она давала фору своим пятнадцатилетним подружкам.
Болезнь Антона началась в тот день, когда Жанна привела домой свою школьную подружку, наскоро представила ее и, тут же отпросившись погулять, они убежали. Девочка поразила Антона совершенством форм, налетом обаяния и неуловимой грацией. Причем, мысли о ней имели ранее не свойственную ему, когда дело касалось девушек младше определенного возраста, эротическую окраску.
Промучившись некоторое время желанием увидеть прелестницу в неглиже, Антон воплотил в жизнь иезуитский план, заманив, под предлогом похода в бассейн, девушек в сауну, где и смог рассмотреть свою неожиданную страсть в полной мере. Влечение к юной нимфе быстро прошло, но внеплановым последствием авантюры стало то, что он впервые за последние годы увидел свою дочку одетую лишь в струи воды.
Всю дорогу домой его преследовали уже вполне оформившаяся грудь, дерзким соском выглядывающая из кипенья струй, плавный изгиб бедра, скругление ягодиц, меж которыми, когда Жанна нагибалась, на секунду проступали пушистые лепестки темного цветка. Все это корежило Антона, и не смотря на сладостность мыслей, видение дочери представлялось ему неправильным, крайне дурным и абсолютно невозможным.
Голенькой Антон ее видел пожалуй лет пять назад в убогом номере московской гостиницы, куда они приехали на Рождество, и где Жанна по малолетству еще не смущающаяся наготы переодевалась ко сну. Тогда ее детское тельце с завязями грудей и без признаков растительности, не вызывало ничего кроме нежности. С тех пор Антону доставались только просверки белизны ее тела, которые удавалось зацепить краем глаза, когда он нечаянно входил в ее комнату во время переодевания или заглядывал в ванную, которую она моясь упорно забывала закрывать на защелку.
Превратившись год назад в девушку и почувствовав в себе женское начало, Жанна, во время их игр, резвясь как котенок и не контролируя себя, задирала ноги к потолку, раскидывая их и разводя в стороны, обнажая тонкую тканью трусиков, но тут же спохватывалась и уже стыдливо натягивала подол короткой юбки, пытаясь прикрыть интимное место, пока не забывалась и вновь не оголялась под влиянием момента.
Антон старался во время подобных развлечений не дотрагиваться до ее груди и промежности, опасаясь слишком раннего пробуждения женственности, и ограничивая себя ласковыми поглаживаниями и похлопываниями по попке. Тем не менее жена, изредка наблюдавшая их возню, крайне негативно относилась к происходящему и неоднократно брала у Антона слово о прекращение подобных забав. Но дочке эти игры доставляли удовольствие, и не желая ей отказывать, Антон начал скрытничать, баловаться с Жанной только наедине, что она интуитивно поняла и стала придерживаться того же правила, что и стало их первым совместным секретом.
И вот уже третий месяц Антона преследовали сладостные, бередящие душу фантазии связанные с дочкой. Не желая идти на поводу у своей новой мании, но не в силах сдержаться, Антон пустился на маленькие хитрости, оправдываясь исключительно эстетическими критериями. Рассуждая про себя о том, что любование юным телом еще не является извращением, он покритиковал Жанну за пух густеющий подмышками, что позволило ему с этого момента регулярно ловить в зеркале отражение обнаженной груди управляющейся с бритвенным станком дочери.
Затем, воспользовавшись покупкой Жанны облегающих брюк из тонкого материала, Антон заметил ей, что рельефная полоска трусиков сзади выглядит не очень красиво, чем вынудил дочку настоять к неудовольствию супруги на покупке тончайших узеньких трусиков, абсолютно не заметных под брюками, зато не скрывающих почти ничего во время их развлечений.
Все эти мелочи скрашивали ему жизнь, и постепенно, внимательно наблюдая за дочкой, Антон пришел к выводу о том, что его усилия, наложившись на внешнее окружение, все-таки пробудили латентную, пока еще спрятанную внутри Жанны сексуальность. Вначале он заметил ее руку, спрятанную под одеялом и мимолетным движением скользнувшую на лобок. Со временем, очевидно распробовав вкус нового занятия, Жанна стала теребить себя почти открыто, во время их задушевных бесед перед сном. Развалившись рядом с отцом на диване и блуждая взором по сторонам, она рассеяно запускала руку под юбку и поглаживала, ласкала пальцами сквозь трусики выступающий бугорок. Антон, стреляя глазами и напуская на себя невозмутимый вид, не мог понять чего больше в движениях тонкой кисти… детской уверенности в том, что никто не заметит этих легких касаний, или скрытого вызова, попытки прощупать его реакцию.
Мучаясь неопределенностью, не зная провоцирует ли его дочь или же он сам выдает желаемое за действительное, Антон зарылся в Интернет в безнадежной попытке найти ответы на гложущие его сомнения. Периодически попадая в кольцо порносайтов, он перебирал варианты поиска в течение нескольких дней, пока не набрел на дурно оформленную, состоящую из одного текста, страницу с переводами, привлекшими его внимание.
Скачав себе на машину несколько файлов, Антон открыл первый попавшийся, и с удивлением и восторгом понял, что нашел своего единомышленника. Автор описывал похожую ситуацию, описывал с любовью, без пошлого смакования эротических сцен, но и не манкируя подробностями. Чувства главного героя удивительно перекликались с чувствами самого Антона, переплетаясь и встраиваясь в его мысли, внося в них своеобразный порядок.
Сюжет, в отличие от классической версии, заканчивался на мажорной ноте, впрочем, не имея финала, а лишь подразумевая отдаленное в размытом будущем продолжение. Все были счастливы, и эта развязка так зацепила Антона, что нынешнее подвешенное состояние он стал воспринимать уже как неоправданное промедление, глупую отсрочку своего счастья.
Следующий файл назывался "Инструкция по совращению девочек" и представлял из себя руководство по совращению малолеток, впрочем являя интерес чисто теоретический, так как оперировал недоступным Антону реквизитом и не подходил как по финансовым, так и по жизненным условиям. В остальных текстах оказался либо полный бред, либо откровенная порнография, собранная владельцем странички из одному ему ведомых источников.
Под впечатлением от прочитанного, Антон, не решаясь более откладывать развитие событий из боязни передумать, развернул незаметную в своей активности деятельность, опутывая дочку паутиной слов и действий.
Для начала, он дал ей возможность беспрепятственно бродить по просторам Интернета, взяв не очень строгое обещание немедленно сворачивать со страниц с эротическим содержанием и нецензурными анекдотами, тем самым только раззадорив девочку на исследование именно запретных сайтов. А учитывая, что даже на самых безобидных для взрослого развлекательных порталах эротика и анекдоты про это составляют сейчас большую часть содержания, Антон был абсолютно спокоен по поводу времяпровождения Жанны.
Постоянно контролируя ситуацию, он стал незаметно поощрять Жанну делиться с ним находками, выловленными ей на просторах сети, спокойно и смеясь выслушивая анекдоты приличные на вид, но под завязку набитые скрытым смыслом, который от дочки пока ускользал. Причем, исподволь формируя у девочки рефлекс, позволяющий делиться своими находками и впечатлениями от них в отсутствие матери.
Проводя вечерние доверительные беседы перед сном, Антон вплетал в канву нравоучений о пользе учебы и спорта, и о безусловном вреде алкоголя, наркотиков и секса для развития молодой девушки, коротенькие эскизы о половой жизни старшеклассниц, к каковым Жанна себя уже однозначно причисляла. В эти моменты Жанна как никогда более теряла контроль над своим телом, ее взгляд мутнел, руки начинали порхать между ног, потирая набухшую щелку, а бедра судорожно сжимались, подтягиваясь к груди и сдавливая в плоские диски увенчанные упруго торчащими сосками полусферы.
Ей очень нравились эти разговоры, во время которых Антон общался с ней как с равной, не навязывая свое мнение, а как бы размышляя на различные темы и предоставляя возможность делать выводы самой Жанне. Постепенно, открытость Антона, его готовность обсуждать любые вопросы и спокойная реакция на ее действия, расшатали барьер скромности и приучили Жанну к мысли, что наедине с отцом позволительно все то, что она ранее проделывала лишь в кровати или уединившись в душевой.
Этому же способствовали их ласки, начинающиеся в виде шуточной борьбы и попыток хлопнуть друг друга по заду, и заканчивающиеся объятиями на диване, в кресле или в любом другом месте, где их тела окончательно переплетались. Жанна, мурлыча словно котенок, принимала его поглаживания, с готовностью подставляя щечку, лобик и носик для поцелуев, которыми он не жалея покрывал все доступные места, шепча ей ласковые слова и щекоча колючим подбородком.
Безусловный запрет, вбитый в ее сознание матерью, о недопустимости поцелуев в губы, вынуждал ее сворачивать в сторону и чмокать Антона в щеку или нос, когда их губы встречались в поисках друг друга. Так продолжалось до тех пор, пока Антон не зажал ее лицо в ладонях и, поймав увиливающие губы Жанны, крепко прижал к своим губам, целуя по настоящему. Отстранившись он внимательно вгляделся в ее лицо, боясь поймать на нем выражение отвращения, но увидел только блеск широко распахнутых глаз, смотрящих на него с радостным недоумением. На следующий день Жанна сама неумело клюнула, поцеловала его в губы, крепко сжав рот и шалея от собственной смелости.
А однажды Антон сделал следующий шаг, выбрав вечер дня, когда они всей семьей ходили в сауну. В сауне, Жанна, под влиянием матери и окружающих, почти перестала стесняться своей обнаженности, логически проведя у себя в мозгу водораздел, по одну сторону которого мораль и пуританство по умолчанию не действовали. Дома же ее постоянно бросало из одной стороны этого водораздела в другую. То она зачисляла Антона на ту сторону, которая оставалась свободной от запретов, и тогда ходила по квартире в одних трусиках и топике. То, внезапно, ее что-то дергало, и тогда она постоянно поправляла полы халата, тщательно следя, что бы ненароком не показались ее тайные местечки.
В этот вечер Антон явно находился на нужной стороне, что Жанна доказывала предъявляя на его обозрение свою грудку и ажурный узор на тончайшем материале трусиков, радостно валяясь на кровати и дрыгая ногами, уворачиваясь от щекочущих пальцев Антона. Он с удовольствием поцеловал ее в охотно подставленные губки и внезапным движением руки удержал ноги Жанны в раздвинутом состоянии, пристально разглядывая ее промежность. Жанна моментально притихла и попыталась вырваться из захвата, но Антон огорошил ее, не дав свернуться в комочек.
— Я сегодня посмотрел на тебя в сауне и понял, что ты уже совсем большая.
Жанна, неподвижно замерев, ждала продолжения.
— Посмотри сама, — произнес Антон, огибая рукой лобок вдоль кромки материала.
— У тебя уже заросли выбиваются из трусиков. И в купальнике их тоже видно, а это некрасиво. Пора тебе, милая, их подбривать. А если хочешь и в сауне выглядеть хорошо, тогда нужно озаботиться прической.
Антон улыбнулся, убирав руку и позволив Жанне сжать ноги, прикрывая объект его столь внезапного интереса.
— Молодые девушки обычно или полностью выбривают свой бутончик, или оставляют наверху над лепестками узенькую полоску. Я тебе советую оставить такую, под плавками ее видно не будет, зато в сауне никто не перепутает с маленькой девочкой, еще не имеющей кустика. Помнишь, мы сегодня видели девочку примерно твоего возраста? У нее была как раз подобная полоска. Скажу тебе по секрету, что тут даже специальные парикмахерские есть для этих целей, нам правда не по карману.
Антон еще раз ободряюще улыбнулся и, резко обрывая разговор, вышел на балкон с сигаретой. Когда он вернулся, Жанна лежала в той же позе, но уже прикрытая накинутым покрывалом, которое едва уловимо двигалось вторя покачиваниям ее руки. Подойдя к дочери, он потянулся к ней губами для прощальной ласки. Жанна подалась ему навстречу и, уже после поцелуя, с сомнением в голосе спросила…
— Но я наверное не смогу там себе побрить?
— Я уверен, что в этом нет ничего страшного, — Антон, прямо через покрывало легкими касаниями дотрагиваясь до лобка и попутно отодвинув ее руку, наметил контуры будущих движений.
— Кстати, это еще и гигиенично, особенно во время циклов. Да и мужчинам больше нравится. А если боишься, то попроси маму или меня, конечно, если не стесняешься. Мамину малышку я брил, думаю, что у тебя конструкция не сложнее.
Антон опять улыбнулся, давая понять что это всего лишь шутка. Причем отсыл к жене был абсолютно несостоятелен. И Антон и Жанна прекрасно знали, что, из-за загрузки в институте, она, убегая рано утром, возвращается довольно поздно выжатая словно лимон. По этому любые просьбы дочери будут рассмотрены не раньше следующего воскресенья, а в пятницу Жанна с подружками собиралась в Аквацентр, где ей наверняка захочется всех поразить своим внешним видом.
Последующие два дня были загружены текущими делами. Антон не возвращался в беседах с дочерью к этому разговору. А на третий день Жанна позвала его из ванной. Когда он вошел, обнаженная дочка стояла слегка укрывшись занавеской и сжимая в руке бритвенный станок. На ее лице пунцовели щеки, и хотя взгляд был решительный, голос дрогнул выдавая напряжение владевшее девочкой, уже не уверенной, не шуткой ли было предложение помощи.
— Папа, ты кажется, грозился мне помочь?
— Джентльмены от своих слов не отказываются, — с улыбкой произнес Антон, принимая протянутый станок и поднося вторую руку ко рту.
— Но только, т-с-с-с-с! Пусть это будет нашей маленькой тайной. Совсем ни к чему, что бы мама лишний раз разволновалась. Ты же знаешь как ей не по вкусу наши игры, а если она узнает, что я лез бритвой в интимные места ее дочери, то вполне может этой же бритвой лишить меня выступающих частей тела. Так что если будешь дергаться, и я тебя ненароком порежу, вся ответственность на тебе.
Жанна, до того державшаяся с видимым напряжением, расслабилась и рассмеялась.
— Если порежешь, то я тебя точно маме заложу, или еще лучше — буду шантажировать, грозя разоблачением.
— Фу, как не стыдно! Ты что, молодец-погранец? Я тогда тебя вообще брить не буду!
— А если не будешь, то я сама изрежусь, а все равно свалю на тебя.
Так, пересмеиваясь и перешучиваясь, Антон загнал Жанну в ванну, настроил воду и пустив себе в ладонь пены для бритья подступил к дочке вплотную.
— Немножко раздвинь ноги, — просьба Антона была выполнена без пререканий. Он прикоснулся к промежности Жанны, потянул руку вниз, перенося содержимое ладони на ее кожу, поросшую довольно густыми волосиками. Жанна стояла придерживаясь за поручень, и слегка покачивалась на расставленных ногах, упруго пружиня под его ладонью. Ее глаза только что лучившиеся смехом, расфокусировались, рот приоткрылся, и из него тихо на грани слышимости раздалось хриплое неровное дыхание, вырывающееся в такт движениям мужской руки, впервые в жизни проникшей в запретную зону.
Антон, давно закончил намыливать набухающий от трения бутон своей дочери, но никак не мог остановиться, и снова и снова двигал рукой по скользкому мыльному склону, заставляя Жанну то пружинисто приседать, то подаваться ему навстречу. Мылкий палец Антона, живущий своей жизнью, во время одного из этих поступательных движений, скользнув между волосиками, раздвинул верхние лепестки бутона и очутился между тесных стенок, с ходу наткнувшись на бусинку клитора.
Жанна охнула, ее ноги сжались, и она одним движением бедер сорвалась со снующей в мыльной тесноте ладони. Еле удержавшись за поручень, она отшатнулась от Антона, глядя на него требовательно и недоуменно.
— Не бойся, солнышко, — мягко улыбнувшись, произнес опомнившийся Антон, сразу понявший состояние дочери, — Это не больно. Просто небольшой побочный эффект, безвредный и немного приятный. У взрослой жизни есть много хороших сторон, и это одна из них. Да ты и сама с некоторыми из них знакома, не правда ли? Иди ко мне, малышка.
Антон ворковал, окутывая Жанну пеленой слов, акцентируя приятность и безвредность происходящего. Его поза выражала спокойствие и готовность помочь дочери, поддержать ее в нелегкой попытке постижения новых правил игры. По мере того как слова проникали в сознание дочери, ее тело расслаблялось, взгляд помягчел, и она коротко вздохнув снова придвинулась к Антону. Он, продолжая ворковать, взял бритву и нежными плавными движениями начал соскребать девственную поросль.
Когда с бутоном было покончено, и Антон душем смыл остатки мыльной пены, тщательно следя, что бы ненароком не зацепить чувствительные места, он снова привлек внимание Жанны к оформлению верхней части лобка. Дочка уже успокоившись внимательно наблюдала за его пальцем, скользящим поверх лепестков и намечающим возможные контуры будущей стрижки. Обсудив несколько вариантов, они пришли к решению оставить вертикальную полоску очерченную четкими гранями. Антон подбрил боковинки и ножницами, используя расческу, снял лишний слой волос, оставив меньше сантиметра.
Закончив стрижку, он посоветовал Жанне тщательно промыть щелку с шампунем и вышел из ванны, по пути обернувшись и успев захватить удивленный взгляд дочери уже настроившейся на дальнейшее продолжение.
После этого эпизода, хотя Антон ни словом, ни взглядом не давал Жанне повода думать, что что-то между ними изменилось, она сама произведя ревизию в своей голове решила, что теперь они повязаны общей тайной, каковая дает ей право вести себя с отцом более раскованно. Она все охотней принимала его ласки, отвечая на поцелуи со всей доступной ей страстью и прижимаясь к нему всем телом. Решив, что все покровы сорваны, Жанна все чаще в отсутствие матери стала выскакивать из своей комнаты в одних трусиках, не смущаясь Антона и, очевидно, окончательно занеся его на сторону свободную от моральных запретов.
Антон, не пытаясь воспользоваться появившимся преимуществом, продолжал приучать Жанну к полной свободе в отношениях. Расспрашивая ее о походе в Аквацентр, он поинтересовался оценкой ее подруг произошедшей с ней перемены.
— Да они все уже давно подбриваются. Так что никто и не заметил, — махнув рукой, как о чем-то абсолютно несущественном, ответила дочка, болтая ногами в воздухе. Но, как только разговор зашел на эту тему, ее рука машинально опустилась на ткань трусиков, почесывая выступающие валики лепестков.
— Ну-ка, ну-ка, дай посмотрю, — Антон потянулся меж дочкиных бедер. Она без задержки качнула ими в стороны, пропуская его руку, но продолжая прикрывать лобок своей кистью.
— Ты постоянно там чешешь. Тебя что-то беспокоит? Или ты это делаешь просто так?
— Да, чешется, — не задумываясь, ухватилась за подсказку Жанна.
— Тогда убери руку, я посмотрю в чем там дело.
Антон скользнул пальцами по плавкам и, секунду помедлив, захватив край материала, оттянул их вверх открывая доступ к лепесткам нежно-розовым снаружи и темным с внутренней стороны. Он сильно прижимая руку провел по бутону нащупывая колкие молодые волоски, пробивающиеся из бархатной кожи. Натянутая его пальцами кожица развалила складку лепестков, разомкнув их и открыв жадному взору небольшую бусинку дрожащего клитора, а немного пониже, створ ведущий в глубину этого цветка, влажно блестящий от проступившей смазки.
— Ничего страшного, — слегка дрожащим от волнения голосом, сказал Антон, — Ты просто немного натерла свою малышку трусиками. Смажь кремом, а на ночь их снимай. В конце концов, и мама и я спим без трусиков. Тело ведь должно по ночам отдыхать. Все пройдет за пару дней.
Дочка внимательно слушала, не пытаясь прикрыться или сменить позу. Антон, не желая торопить события, бережно вернул на место оттянутую полоску, но не удержавшись и так же сильно прижимая пальцы, провел рукой на прощание по распахнутому бутону, вызвав тем самым волну прокатившуюся по телу Жанны с головы до пят.
Вечером, зайдя пожелать дочери спокойной ночи, Антон, привычно поцеловав Жанну, начал ее поглаживать по спине, постепенно подкрадываясь к нежным бочкам, прикосновение к которым она не могла вытерпеть спокойно, и начинала сучить ногами и увертываться. И в этот раз, откликаясь на прикосновение его рук, тело Жанны дернулось, легкое покрывало отлетело в сторону, и глазам Антона в сумасшедшем мелькании ног предстал распущенный цветок, ничем не прикрытый, с бесстыдно раскрывшимися лепестками.
Постепенно и Антон, и Жанна привыкли у новому стилю взаимоотношений. Дочка, по-прежнему в присутствии матери оставалась радующей глаз скромницей, зато оставаясь наедине с отцом, она постоянно провоцировала его, то наваливаясь упругой грудью на его руки, как бы предлагая ее оценить, то демонстративно задирая ноги и поглаживая рельефно проступающий через ткань трусиков бугорок, бросала на Антона хитрые взгляды. Подбривала пах она теперь самостоятельно, что впрочем Антона только радовало, так как искушение накатывающее на него при прикосновениях к складкам дочери оказывалось слишком сильным, и он все время боялся сорваться и натворить глупостей.
Безусловно, Антон мог, продвинувшись чуть дальше, с легкостью заставить дочку полностью отказаться от одежды и любоваться ей без преград в те моменты, когда они были наедине. Но этот путь не привлекал его именно своей доступностью. Антон умел ценить радость одоления преград и считал, что легкие покровы между ними только усиливают эротичность их отношений. Он был вполне удовлетворен возможностью время от времени получать доступ к тайным местечкам дочки и не настаивал на большем.
При этом, сам Антон, не будучи в восторге от своей излишне покрытой волосами и с наметившимся пузиком фигуры, во время их игр всегда оставался одетым, и дочь видела его обнаженным, только во время совместных походов в сауну. Сопоставляя их внешность, Антон всегда представлял Жанну в образе маленького ангелочка, а себя в виде старого лохматого черта, старающегося запустить свой хвост между бедер крылатой фигурки.
Осмелевшая Жанна взяла в привычку садиться ему на колени, когда он работал у себя в комнате, и ерзая задиком и спиной по его телу, разглядывать картинки появляющиеся на экране монитора. Иногда, играючи, Антон принимался ее тискать, шепча в шейку нежные слова, отчего она жмурилась, выгибалась вперед, тычась грудками в его руку, сладко замирая от подступившего наслаждения. Со временем, он осмелел и уже не страшась ее реакции, опускал ладонь на ее грудь и начинал мять и тискать, охватывая сосок через тонкую ткань пальцами. Второй рукой обхватив Жанну за талию, он пускался в исследование ее изгибов, медленно продвигаясь пальцами по внутренней части бедра вверх, туда где гладкая кожа едва прикрытая тканью набухала жаркими складками. Сдвигая в сторону непослушный материал, дотрагивался до соединения этих складок, проникая в масляно блестящую глубину, прокатываясь от бусинки клитора, обязательно потеребив ее по пути, до плотного отверстия тесно обхватывающего и увлажняющего обильным соком его палец. В эти моменты Жанна замирала затаив дыхание и лишь слегка покачивала бедрами навстречу его руке.
После таких посиделок, Антону приходилось застирывать брюки вместе с трусами, так как к его выделениям пачкавшим трусы, добавлялся одуряюще пахнущий сок, сочащийся из бутона Жанны. Но отказать ей, да и себе в этом удовольствии он не мог.
Вернувшись из школы, Жанна прыгала к нему на кровать, если он к тому времени еще не вставал, и требовала ласки, нападая на него, тормоша и стягивая с дивана. А учитывая преимущественно ночной образ жизни Антона, когда он засыпал порой только под утро, такие сцены были не редкость. Но почти всегда он успевал натянуть на себя трусы, когда слышался звук открываемой двери. Либо дочь, уловившая этот его пунктик, и заметив, что он заворачивается в одеяло, деликатно давала ему возможность одеться, делая перерыв в игре и убегая к себе в комнату. Но, казалось, что ее эта его особенность не волнует, и она была вполне довольна сложившейся ситуацией.
Так продолжалось почти до октября, когда почти одновременно произошли два события… жена Антона уехала в командировку на две недели, а у Жанны начались осенние каникулы. Погода по-прежнему стояла теплая. Ниже пятнадцати градусов температура не опускалась даже по ночам, и Антон ходил по дому в одних шортах, не выпуская из рук бутылку пива и почесывая волосатую грудь. Шеф в очередной раз подкинул ему сложную задачку, над решением которой он бился третий день, то задумчиво откидываясь в кресле, то начиная трещать клавишами компьютера. Жанна, у которой большинство подружек разъехались на отдых, слонялась по дому, пытаясь придумать какое-нибудь занятие.
Ближе к вечеру, когда дело у Антона наконец сдвинулось с мертвой точки, он повеселел, шлепнул по заду проходящую мимо дочку и, завалившись на диван, начал щелкать пультом телевизора. Жанна вскарабкалась к нему на колени и прижавшись губами к его уху тихонько спросила…
— Папа, а можно я сегодня буду спать с тобой?
Антона словно дернуло током. Боясь даже предположить, что же в действительности кроется за этим, в свете их отношений, довольно двусмысленным вопросом, машинально кивнул, чувствуя как в груди расползается теплая волна нежности
Когда они совместными усилиями расстелили постель, Жанна сбегала в ванную и вернулась оттуда уже переодетая в ночную рубашку. Антон тоже быстренько приведя себя в порядок в одних трусах забрался под одеяло, всей кожей ощущая близость дочки, втягивая ее запах, чистый и слегка пряный. Жанна, изрядно повозившись и устраиваясь поудобнее в чужой кровати, поднырнула Антону под руку, закинув на него ногу, и привалилась всем телом, не обращая внимания на сбившуюся почти до пояса рубашку.
Она лежала, тихонько сопя и почти не двигаясь, нанизавшись лобком на выступающее колено Антона и плотно обхватив его ногами, а он замер в каменной неподвижности, боясь шевельнуться, что бы не потревожить ее неловким движением. Но не смотря на старания, Антон был просто не в силах сдержать глубинные рефлексы, и член его постепенно разбухал, наливаясь кровью, увеличиваясь в размерах, теснясь и прижимаясь к оголенному животу Жанны. Антон попытался сменить позу, но в это момент девочка, очевидно решив, что он пытается начать с ней игру, схватила корень Антона, пытаясь отвести его в сторону.
В первую секунду, Жанна не поняла, что она сжимает в руке, настолько это было не похоже на ту болтающуюся письку, которую она видела у Антона в сауне, а фотографии мужчин с эрегированными членами, веденные ей в Интернете, до сих пор оставались для нее не более чем некой размытой абстракцией. Но уже во второй миг, моментально сложив в уме дважды два и получив результат, она задохнулась от изумления.
— Извини, я подумала, что это твоя рука.
Это признание, сопровождаемое отразившейся на ее лице гаммой чувств сменившихся крайним смущением, внезапно рассмешило Антона, и он абсолютно идиотски заржал, даже не пытаясь вытащить из руки дочери свой инструмент.
— Это не рука, — всхлипывая от смеха произнес Антон, и продолжил уже более спокойным тоном, лишь иногда срывающимся в смешки, — Не бойся, девочка. Я понимаю, что ты не ожидала встретить ничего подобного, но получилось так, что теперь ты меня приласкала, пусть и нечаянно. Спасибо тебе.
Услышав благодарность Антона, Жанна, растерянно замеревшая и слегка испуганная его внезапной реакцией, захлопала глазами и несмело улыбнулась, заражаясь весельем Антона и постепенно сбрасывая охватившее ее напряжение. Уже через минуту они хохотали на пару, проскочив очередной рубеж в своих отношениях.
Отсмеявшись, Антон теснее прижал к себе дочку и начал ласкать ее поглаживая по спине, опуская руку, цепляющуюся за скомканную рубашку, вниз к скругленью упругого задика и там давая себе волю. Жанна окончательно успокоившись, стала ввинчиваться ему в плечо пробиваясь наверх и помогая дотянуться до своей обнаженной половины. Потом, когда рука Антона окончательна завязла в паутине рубашки, она, не желая естественной остановки нежных прикосновений, решительным движением отбросила покрывало, сдернула уже ничего не скрывающую, а лишь мешающую рубашку и легла обратно, вытянувшись в струнку, раскинув ноги и уложив руки вдоль туловища.
Антон, уселся на нее сверху и начал делать Жанне расслабляющий успокоительный массаж. Он прошелся руками по середине спины, размял плечи и чередуя легкие поглаживания с поцелуями спустился к ягодицам, обработал и их, затем отодвинулся и возобновил движение уже снизу. Подобравшись к верху бедер, его руки стали понемногу сдвигаться на внутреннюю часть, оглаживая подступы к ясно виднеющимся складкам валиков. Жанна вздрагивала каждый раз, когда рука Антона слишком быстро подбиралась к укромному месту. А он, сосредоточив все усилия уже на этом малом пятачке, все активнее оглаживал ее промежность, натягивая пальцами кожу и мимолетно открывая темное, как и вульва, колечко ануса и раздвинувшиеся лепестки влагалища.
Затем, Антон, одним движением перевернул Жанну на спину, возобновил свое занятие, покрывая ее лицо поцелуями, на которые она жадно отвечала, а руками массируя грудь, теребя затвердевшие соски, спускаясь по плоскому животу к выбритой полоске волос и заставляя вздрагивать ее всем телом. Постепенно он стал спускаться ниже, хватая губами розовые соски и дотрагиваясь натянутой тканью трусов лобка Жанны. Она, запрокинув голову вверх, закрыв глаза, реагировала на каждое такое прикосновение встречным качком бедер, оттягивая момент расставания и приближая встречу со следующим.
Когда дыхание Антона стало опалять ее живот, а поцелуи вплотную приблизились к темной полоске, венчающей свод ее лепестков, Жанна, словно уловив его намеренье, а скорее всего выражая так свою готовность к любому исходу, еще шире раскинула ноги, слегка согнув их в коленях и открывая доступ к своему сокровищу.
Задержавшись на мгновение, стараясь не оцарапать нежную кожу щетиной, Антон самым кончиком языка пробежался между лепестками, разворачивая их окончательно и добравшись до бусины, выпирающей из верхней части складок, всосал ее в рот одним движением. Жанна, охнув и заворчав каким-то звериным тоном, выгнулась ему навстречу, насаживаясь на язык, сразу провалившийся до входного отверстия. Антон, забыв все на свете, работал над дочерью не на секунду не останавливаясь. Дурманящий сок, сочащийся из влагалища, покрывал его лицо. Язык без устали скользил между лепестками, натыкаясь на клитор и проваливаясь в уже значительно раздавшееся отверстие. Жанна, его стараниями заброшенная в поднебесье, стонала и выла, мотая головой и с трудом удерживая свое бьющееся в судорогах тело. С каждой секундой их слияние грозилось разнести их в клочья, а Антон никак не мог остановиться.
Внезапно его рот толчком наполнился ароматным выбросом, бедра Жанны мотавшиеся в воздухе, отвердели и сжали ему шею, а сама она, с отчаянным стоном, взметнулась вверх, затем обмякла, как будто из нее вынули стержень, и повалилась на кровать. В это же мгновение Антон разрядился мощным выбросом заполнившей его трусы спермы.
Доставив на руках засыпающую, не стоящую на ногах дочку в ванну и обмыв ее, Антон отнес Жанну в ее комнату и уложил на кровать. Сам перестелил постель и долго плескался под душем, приводя тело и мысли в порядок. Когда он, держа в руках постиранные трусы, вернулся в спальню, то увидел Жанну, перебравшуюся в родительскую комнату и глазеющую на него, вольготно раскинувшись на кровати. Прятать свое хозяйство уже не имело смысла, по этому Антон, пристроив трусы на сушилке, взобрался на кровать и выжидательно устроился рядом.
— Что, котенок, не спится? — сказал Антон, отвернувшись к прикроватной тумбочке и прикуривая сигарету. Пуская струи дыма, он терпеливо ждал реакции дочери.
— Скажи, папа, это был секс? — Жанна с заметным усилием вытолкнула из себя последнее слово.
— Нет, солнышко, не секс. Мы просто с тобой немного побаловались. Хотя, если тебе важно определение, то это был петтинг. Когда людям по разным причинам нельзя заниматься сексом, они могут доставлять друг другу удовольствие иными способами.
— А нам нельзя заниматься с тобой сексом потому, что ты мой отец?
— И по этому тоже. А еще по тому, что ты еще слишком мала.
— А что важнее?
— И то и другое. — забавляясь, ответил Антон.
Жанна задумалась, но почти сразу парировала, проявляя значительную эрудицию по данному вопросу.
— Но ведь близким родственникам нельзя только иметь детей, иначе они будут неполноценные.
— Ты права, солнце. Но не забывай про мораль, уж она то подобные развлечения однозначно запрещает.
— А она не запрещает заниматься петтингом?
Антон посмотрел на свое дите, смотрящее на него честными глазами, в которых едва уловимо проскальзывали хитрые искорки, а лицо было полностью непроницаемым.
— Хорошо, победила, теперь выкладывай на счет возраста.
— А что возраст, я уже девушка, а значит мне уже можно. Да и у нас в классе девственниц почти не осталось.
— Малышка моя, — Антон подтянул дочку поближе и прижал к груди, захватывая в кольцо рук. — Ты, что же собственного отца соблазнять начинаешь?
— Ага! — Жанна теснее прижалась к Антону, — только не начинаю, а продолжаю. Я тебя, папка, люблю и хочу что бы ты стал у меня первым.
Антон, аккуратно вытряхнул Жанну из своих объятий. Встал, закурил, прошелся по комнате. В голове был полный сумбур. Он боялся признаться себе, что именно на такой результат и рассчитывал с самого начала, но одновременно и страшился его, в любой момент, даже после сегодняшнего, готовый дать задний ход. Игры с раздеванием, взаимные ласки, даже минет и анал Антон мог признать в качестве допустимых развлечений. Но дефлорация дочери, о которой она прямо попросила, с ее необратимостью, страшила его, будучи одновременно очень желанной. Если бы речь шла о любой другой девочке, приходившей к нему в видениях, он бы не колебался. А сейчас сомнения мучили его, заставляя хмурить брови и нервно затягиваться табачным дымом, стряхивая столбики пепла на ковер.
Жанна, внимательно следила за его хаотичными метаниями, не отводя глаз. Он, мимоходом оглядев ее распластанное тело, зацепил взглядом трепещущие над промежностью пальцы, которыми дочка продолжала ласкать себя, и уже отбросив сомнения, внезапно охрипшим голосом сказал…
— А ведь я, осел, думал, что это я тебя соблазняю.
Ответом ему был лишь журчащий, переливчатый смех, суливший Антону массу наслаждений, стоит ему сейчас шагнуть к дочери и заключить ее в объятия. Что он спустя мгновение и сделал, выбросив из головы не сказанные, никому не нужные слова.
Этот день у Отто явно не задался. Все началось с того, что позвонил Генрих и объявил о том, что вечером они идут на подбор, в то время, как Отто имел свои планы на это время. Несмотря на безусловный запрет шефа на контакты с моделями, Отто договорился о встрече со вчерашней малышкой, очень уж она призывно ему улыбалась во время сессии. Родители Сельмы были из иммигрантов, но сама она родилась уже здесь, и за свои тринадцать лет освоила многие науки, в том числе постельную. По крайней мере, он делал такой вывод из поведения девочки на съемках.
Ее не приходилось подгонять и показывать ей наилучшие позы, Сельма сама вытворяла на площадке что-то невероятное, заставляя его потирать набухший ствол. Это несколько мешало процессу, но Отто даже не подумал ее остановить. Весь отдавшись работе, он щелкал кадр за кадром, а после завершения съемок, улучшив момент, немного потискал эту малышку. Она охотно приняла его ласку, и, когда он безрассудно предложил ей встретиться еще раз, не только согласилась, но и сама назначила время и место. А теперь, из-за распоряжения Генриха, все срывалось. Девчушка так распалила Отто, что он был полностью уверен в том, что со своей девственностью она распрощалась уже довольно давно и вполне может скрасить ему какое-то время безо всякого риска.
Выругавшись, Отто принялся за текущие дела. Отвез пленки в лабораторию, поругался с Микаэлем, штатным ассистентом, не успевшим подвести лампы к прожекторам. Их запас уже подходил к концу, а новые доставать с каждым днем было все сложнее, так как большую часть светильников давно было пора выбросить на свалку из-за их древности. Не взирая на прибыльность дела, Генрих постоянно скупился на замену оборудования, что вызывало у Отто частые вспышки раздражения. Затем, один из клиентов потребовал срочной сдачи заказа, хотя договаривались они на конец недели, но, очевидно, клиента приперло, и разговаривать с ним снова пришлось Отто. Шеф как всегда вовремя испарился, и Отто злой до чертиков, что ему приходится отдуваться за Генриха, вынужден был уговаривать этого педераста немного потерпеть.
Впрочем нормальных клиентов у них почти не было. Студия Генриха занималась съемкой заказных фото для разной клиентуры, но по большей мере их контингент составляли извращенцы и любители клубнички всех мастей. Естественно, подобное занятие было не совсем легальным, но шеф ухитрялся кому-то в полиции давать на лапу, и их не трогали. С самого Отто спроса почти не было. Кто он — фотограф, осветитель, курьер и мальчик на побегушках, другими словами — пустое место. Таких как он Генрих мог найти десяток по первому слову. Художественных требований к его работе почти не предъявлялось, при том, что толстяк — а именно так про себя он называл Генриха — платил весьма неплохо. Работа Отто тоже вполне устраивала.
За исключением клиентов, которых он не любил, и с которыми в основном общался Генрих, Отто приходилось иметь дело с объектами их заказов, а эти объекты были весьма милы. Иногда мальчики, разного возраста и цвета кожи, иногда обладательницы могучих бюстов с садистскими наклонностями, но чаще всего молоденькие девочки. Последнее время спрос был на молоденькое мясо, причем возраст моделей с каждым годом неуклонно снижался. Если в начале своей карьеры Отто приходилось снимать по большей мере уже половозрелых девиц, от шестнадцати и старше, то постепенно планка опустилась до десяти — одиннадцати лет, а бывало ему приводили совсем малышек.
Задания ставились до нельзя примитивные, но Отто старался вложить душу в каждый кадр, и даже не потому, что хотел угодить клиентам, а потому, что девочки, его модели не заслуживали иного. Уже попавшие на порносъемки, они в силу своего возраста еще не растеряли ощущения девственной чистоты и свежести. Командуя ими во время сессии, Отто чувствовал себя скульптором, лепящим из их угловатых с подростковыми неразвитыми формами тел совершенное творение, выявляющее в безжалостном свете юпитеров скрытое в них женское начало. Он буквально влюблялся в каждую свою модель и ревновал их к ассистентам, лапавших девочек во время групповых съемок.
С Генрихом его примиряло еще то, что толстяк имел определенные моральные границы, которые никогда не переступал. Так, во время парных съемок никогда дело не доходило до реальных половых актов, совокупление лишь имитировалось, что позволяло Отто чувствовать себя художником, мастером ракурса, а не опускаться до уровня фиксатора чужой случки. Так же не допускались контакты между сотрудниками фирмы и моделями за рамками студии. По мнению Генриха это плохо влияло на бизнес. Отто разделял это мнение и никогда не пытался переспать с кем-нибудь из своих девочек, но со временем сдерживать себя становилось все труднее. Если к мальчикам или разбитным девицам легкого поведения он был довольно равнодушен, то малолетние красотки буквально заставляли его вылазить из штанов. А вчера буквально опьянев от череды прошедших перед ним нимфеток, Отто запал на обольстительную Сельму, и от нарушения правил его спас только звонок Генриха.
На подбор моделей они выезжали на молодежные дискотеки, или иногда в Аквацентр, где по пятницам так же проходили молодежные вечеринки и в сауне можно было выбрать тело для эксклюзивных съемок под любого дотошного клиента. Такие заказы им периодически попадались, и тогда выбирать модель приходилось исходя из подробного описания, что на дискотеке сделать было довольно затруднительно.
В этот раз Генрих притащил именно такой заказ. Клиент подробно расписал внешние качества модели, от размера груди до цвета волос на лобке. Согласно описанию требовалась девочка двенадцати-тринадцати лет, с небольшой грудью, длинными волосами, славянского типа. Это была не редкость, среди иммигрантов, являвшихся основной средой, из которой выходили наши модели, подобный типаж найти было довольно нетрудно. Посовещавшись, они решили отправиться в Аквацентр, так как соответствие будущей модели некоторым нюансам заказа можно было определить только работая с обнаженной натурой.
Сам Генрих на подборы ездил довольно редко. Его бегающие глазки и сальный взгляд быстро привлекали к нему нежелательное внимание, а случалось его били, приняв за извращенца, что в общем было недалеко от истины. По этой причине на подборы в Аквацентр вместе с Отто ездила падчерица Генриха, Лиза. Ей недавно стукнуло пятнадцать и, по мнению Отто, Генрих приспособил свою приемную дочурку не только для выполнения обязанностей по подбору моделей, но и к собственному удовлетворению, что, впрочем, самого Отто ни сколько не касалось. Родственница шефа была слишком опасной штучкой, что бы он мог повестись на ее достоинства, игнорируя на возможные последствия. И хотя Лиза была вполне в его вкусе, их отношения не выходили за рамки дружеских. Глаз у нее был наметан, лишнего внимания она не привлекала, и могла незаметно выбрать подходящую кандидатуру, то есть была практически идеальным партнером.
Раздевшись и оставив вещи в кабинке, они прошли в помещение сауны. Устроившись возле бассейна, Отто взял в баре для себя пару пива, Лизе бокал колы, и они принялись осматривать зал, отхлебывая напитки и болтая о разной чепухе.
— Смотри, кажется, вот то что нам нужно. Сиськи маленькие, жопка худенькая. — тихо, не слышно для посторонних произнесла Лиза через пять минут наблюдения.
Ее нередко заносило, и тогда она переставала выбирать выражения, оценивая свои жертвы с самодовольной беспощадностью подростка. Впрочем, ей было чем гордиться. Фигуркой ее бог не обидел. Отто покосился на Лизу, прикрытую только наброшенным на колени полотенцем. Крепкая довольно большая грудь слегка покачивалась при каждом движении, когда Лиза крутила головой озирая зал. По шелковистой коже стекали редкие капли оставшиеся после душа. Круглые вполне женственные бедра подсказывали, что с попкой у Лизы так же все в порядке. Если не принимать в расчет любителей малолеток, то она выглядела сейчас мечтой любого мужчины, что прекрасно сознавала, от чего и позволяла себе пренебрежительно отзываться о вероятной кандидатке. Но нынешний заказчик был именно любителем молодежи, и Лиза давно вышла из интересного для него возраста.
Отто откинулся на спинку стула, незаметно обозревая окрестности. Его скучающий взгляд довольно быстро нашел девочку, на которую указывала Лиза. Да, основные параметры совпадали, но тип лица был явно восточный, что не подходило под описание клиента.
— Не пойдет, надо искать еще. — сказал он, снова отворачиваясь к стойке и прикуривая сигарету, — Ты сходи прогуляйся вокруг, а я тут посмотрю.
Лиза фыркнула, но беспрекословно отправилась вокруг бассейна в направлении зимнего сада. Проводив ее взглядом, Отто принялся посматривать на фланирующих мимо него обнаженных девушек. В большом зале шумела дискотека, и звуки музыки достигали второго этажа, где располагались непосредственно сауны и небольшие бассейны, в которых могли окунуться распарившиеся люди. Стойка, возле которой он сидел, притягивала юных прелестниц словно магнитом, что было не удивительно. Если в большом зале молодежь развлекалась, то сюда приходили не столько париться, сколько предъявить товар лицом. Традиционно здесь можно было снять приглянувшуюся девочку, чем с равным успехом пользовались как пресыщенные клиенты, так и искательницы приработка либо интрижки на стороне. Молоденькие мальчики могли удовлетворить свое естественное любопытство и без помех разглядывать девичьи прелести, люди постарше выбирали здесь партнершу на ночь, то есть вниманием ни одна девочка обижена не была. Впрочем, попадались люди пришедшие сюда только ради самой сауны, но их было не так много.
Отто заканчивал уже вторую кружку, когда заприметил девочку полностью подходящую под описание клиента. Она вместе с подружкой резвилась в бассейне, не обращая внимания на посторонних. Ее тельце беззаботно крутилось в воде периодически выставляя на обозрение то упругую спину с рельефно выступающими позвонками и появляющиеся следом ягодицы, то небольшую грудь с вишенками сосков и на секунду проявляющийся лобок, тут же скрываемый бурунами воды. На взгляд Отто она была просто прекрасна.
— Обрати внимание на тех двух подружек в бассейне. — сказал он подошедшей Лизе, — Я думаю, что это подойдет.
— Какая из них? Впрочем, они обе вполне сгодятся. Другой вопрос, что вряд ли они пришли для съема. Слишком уж беспечны. Да и похоже, что не одни. Видишь мужика на другом конце бассейна? Он их явно пасет.
Отто глянул через плечо Лизы в указанном направлении. Мужик действительно следил за девчушками, но по выражению лица было ясно, что это не любитель клубнички, а сопровождающий, скорее всего отец одной, а может и обоих девочек, что полностью меняло дело. Генрих избегал ввязываться в явный криминал и ограничивался моделями, на уговоры которых не приходилось тратить слишком много времени. Девочки сами услышав о возможности заработать охотно соглашались на съемки. Лишь иногда, когда дело касалось самых маленьких, приходилось вступать в контакт с родителями. Но деньги как правило и в этом случае были веским аргументом. В любом случае дело решалось полюбовно. С поставщиками живого товара Генрих не связывался, так как с большой долей вероятности это могло кончиться залетом в полицию. А с малолетними любительницами риск был на порядок меньше.
— Когда нужны снимки? — спросил он Лизу, частенько знавшую больше, чем ей полагалось по возрасту.
— Во вторник. Но придется работать с этими, я посмотрела, больше никого подходящего нет, а тянуть некуда.
— Плохо. — помрачнел Отто. Он не любил сложностей, а как подступиться к этому мужику пока не представлял.
— Ты не слышала, на каком языке они говорят?
— Русский, или польский, а может украинский, не разберешь. — Лиза отвернулась к стойке, — Какая разница, все эти иммигранты одинаковы.
Сам Генрих был из поляков, но быстро прижился и выдавал себя за местного, а Лиза тоже имевшая русские корни, однозначно считала себя арийкой и относилась к туркам и славянам с оттенком пренебрежения.
— Здесь будешь клинья бить? Если хочешь возьму мужика на себя. — предложила она.
— Нет, все равно с ним придется договариваться. Позвони Микаэлю, пусть узнает где живут, и кто им этот мужик. Ну и все остальное, тогда и поговорим.
Отто слез с табурета и отправился в сауну. На сегодня его работа была закончена, а завтра, когда Микаэль раздобудет нужную информацию, можно будет встретиться с малышками и их отцом снова. В большинстве случаев это был просто вопрос суммы, а все затраты по подбору оплачивал заказчик и на его гонораре они никак не отражались.
На следующее утро Отто, затягиваясь сигаретой, сидел в машине и терпеливо ждал, когда нужная ему малышка появится из своего подъезда. Микаэль неплохо пошустрил и приволок нужную ему информацию. Оказалось, что девочки вообще не родственницы, и мужик, разговаривать с которым Отто так не хотелось, вчера проводил одну из них до дома, после чего укатил со второй девчушкой дальше. Микаэль правильно рассудил, что не стоит его пасти и выяснять подробности, раз у них есть адрес одной из подружек. Покрутившись по окрестностям, он выяснил имя и номер квартиры девочки, а заодно и наличие родственников.
Девчушку звали Катрин, была она, как и предположил Отто, откуда-то из Средней Азии, но по чертам лица на азиатку не походила. В наличии у нее только имелась безработная мать, а так как самой девочке, по информации Микаэля, было уже пятнадцать, это позволяло не интересоваться мнением ее матери. Ну а словоохотливые соседи характеризовали ее, как юную проблядушку, что обещало легкую работу и небольшие затраты.
Когда Катрин вышла из дома и направилась к остановке, Отто дождался пока она поравняется с его машиной, миновать которую она никак не могла, и через открытое окно показал ей сотенную купюру. Как он и рассчитывал, девочка сбилась с шага и притормозила рядом с ним ожидая продолжения.
— Я хотел бы с тобой поговорить. — произнес Отто, открывая дверь, — Возьми деньги себе, это будет компенсацией за потерянное время.
— Простите, герр, но я тороплюсь в школу. — Катрин не стронулась с места, но и не сделала попытки отправиться дальше.
— Пустое. Я думаю, что сотняжка стоит двадцати минут твоего времени, а школа никуда не денется. Не так ли? — ухмыльнулся он, еще шире распахивая дверцу. — Залезай, здесь уютнее, чем стоять на ветру.
Немного поколебавшись, она залезла внутрь салона, оставив дверцу приоткрытой, готовая в случае чего моментально выскочить назад. Отто заметив это хмыкнул и продолжил как ни в чем не бывало…
— Я фотограф, снимаю молоденьких девушек для разных журналов и по частным заказам. Да, ты права, я снимаю их обнаженными. — откровенно добавил он, заметив ее скептическую улыбку. — Ведь ты не думаешь, что я тебя приглашу сниматься в "Cosmo" или "Girls", все гораздо проще. У меня есть заказ на съемку девочки вроде тебя, оплата хорошая — четыре сотни в день. Я тебя вчера видел в Аквацентре, подходишь по всем статьям. Работы на один или два дня. Только съемка, никакого секса. Деньги сразу. Если согласна, объясню подробнее, если нет, можешь выходить.
Отто закурил сигарету и принялся ждать ответа девочки. В принципе, он заранее знал ее решение, но торопить не собирался. Катрин размышляла минут пять, потом вдруг захлопнула дверку и спросила…
— Едем прямо сейчас? Кстати, можно сигаретку?
Он протянул ей пачку и ухмыльнулся, доставая из кармана визитку.
— Вечером. К семи придешь по этому адресу, там тебя встретят. С собой ничего брать не нужно, все есть. И, пожалуйста, помойся перед выходом. Если вопросов нет, то иди. Мне еще работать надо. Деньги оставь, это аванс. И не опаздывай.
Высадив девочку и добравшись до офиса, Отто готовил технику к съемке и размышлял о том, как просто стало уговаривать молодежь. Его в целом устраивало подобное положение вещей, но слегка коробила готовность, с которой малолетки подставляли свои мохнашки как под объектив камеры, так и под мужиков с деньгами. "Трахались бы со своими пацанами. Неужели парней не хватает? Или все дело только в деньгах?" — думал он протирая оптику и заряжая пленку в аппараты. Но, по большому счету он ничего против них не имел, а Катрин ему даже понравилась, по крайней мере, — внешне.
Помаленьку Отто начинал заводиться, как всегда перед съемкой. Он прикидывал ракурсы, с каких будет снимать Катрин, реквизит, который можно использовать. Задание было довольно простое… помимо требований ко внешности модели, заказчик оговорил лишь несколько обязательных моментов, вроде использования дилдо, цепочек и других аксессуаров. Обязательным условием было, что бы снимок дышал страстью, а не был стандартной постановкой. Интерьер, наряды и позиции целиком оставлялись на усмотрение фотографа, что Отто очень любил. В этом заказе имелось место творчеству, чего ему не всегда хватало, и по этому он с нетерпением ждал начала съемочной сессии.
Работать он предпочитал в одиночестве, если не считать модели, и присутствия кого-либо на площадке не терпел, о чем все знали и старались заранее удалиться. Особенно ему не нравилось, если заказчик сам желал выступать в роли режиссера. Были и такие любители, для которых фотосессия была лишь поводом для похотливого разглядывания девчушек, либо, что еще хуже, для их лапанья с последующим сексом прямо на площадке. Когда Генриху попадались такие заказы, он отправлял Отто домой, выплатив ему стандартную сумму за сессию, а сам подменял его Микаэлем, умеющим только нажимать на спуск, да приблизительно точно направлять камеру на объект. Но, впрочем, иного в этих случаях и не требовалось.
В назначенное время позвонил Микаэль и сообщил, что везет девочку в студию. Запустив ее внутрь, Отто попрощался с Микаэлем, закрыл за ним дверь и повернулся к Катрин. Она с интересом рассматривала обстановку, ничуть не смущаясь того, что осталась в незнакомом месте наедине с мужчиной.
— Раздеться можешь там. — Отто кивнул в угол, где стояла ширма. — И давай сразу приступим к делу.
— Полностью? — перебила его Катрин.
— Да, конечно. Не беспокойся, я же сказал, что это только съемка.
— А я и не боюсь. — она передернула худыми лопатками под обтягивающим тело свитерком и отправилась за ширму.
— Заказчику нужны фотографии девочки твоего возраста забавляющейся с разными игрушками. Надеюсь ты понимаешь, какими? — уточнил Отто, услышав в ответ приглушенное хмыканье.
— Хорошо. — продолжил он, — Заказ на две дюжины снимков, но снять мы должны несколько пленок, потом я отберу самые удачные кадры.
— А остальные вы куда денете?
Отто обернулся на голос. Катрин стояла возле ширмы полностью раздетая. Ее руки спокойно свисали вдоль тела, не пытаясь прикрыть ни задорно торчащие маленькие груди, ни лобок, с аккуратно выстриженной полоской волос над ним… Фигурка была несколько угловатой для ее возраста, еще не окончательно оформленной, но заказчику требовалась именно такая. Катрин перехватила взгляд невольно залюбовавшегося ей Отто, но продолжала стоять спокойно не выражая ни тени беспокойства.
— Если хочешь отдам тебе. — буркнул Отто, от чего-то смутившись.
— Хочу. — она вышла на середину студии, — Что я должна делать?
Отто про себя подивился ее деловитости, но не подавая вида сказал…
— Ты должна выполнять мои указания. Но для начала вопрос. Сколько раз ты уже занималась сексом?
— А это имеет значение? — удивилась Катрин.
— Раз спрашиваю, значит имеет. Пойми, не знаю, что клиент будет делать с твоими карточками, скорее всего на них дрочить, но моя задача сделать так, что бы они вызывали у него такое желание. Если бы ему была нужна невинная малышка, я бы такую и нашел. Но сейчас у меня заказ на девочку, уже понимающую, что по чем. И я хочу быть уверен, что ты сможешь сыграть настоящую страсть.
Отто спокойно втолковывал ей эти простые вещи и видел, как в ее глазах начинает появляться понимание ситуации.
— Достаточно. Я поняла. Я должна сделать так, что бы старый хорек возбудился. Не беспокойтесь, я смогу.
— Почему, старый? — удивился Отто. Против "хорька" он ничего не имел. Иногда он называл своих клиентов еще покруче.
— Не знаю. Но, наверняка, не молодой. — ответила Катрин.
— Да. Логично. — Отто покрутил головой, — Ну а теперь, малышка, сделай так, что бы у этого хорька, будь он на моем месте, лопнули штаны от возбуждения.
Он включил свет, и работа началась.
Вначале, впрочем, как всегда бывает с новой моделью, Катрин робела и выполняла распоряжения Отто чисто механически. Ее позы были напряженны, полны неестественности и лишены признака малейшей страсти. Отто, дожидаясь пока она оттает, щелкал пустой незаряженной камерой, командовал, заставляя ее двигаться, одновременно подстраиваясь под ее пластику, ища наилучшие ракурсы и положения. Чуть позже, он дал ей пару дилдо и несколько цепочек и попросил поиграться с ними.
Катрин, разогревшись от света прожекторов, которые не только светили, но и ощутимо нагревали съемочную площадку, раскраснелась. Ее тело оживало на глазах, и было видно, что эта своеобразная игра постепенно затягивает ее, доставляя нешуточное удовольствие.
Она уселась в кресло, взяла один из дилдо и, раздвинув ноги, начала гладить им по своей щелке. Пластик покрытый силиконом мягко скользил в ее руке, дилдо постепенно погружался все дальше, выворачивая наружу валики скрывающие влагалище. Катрин, прикрыв глаза и покусывая губы, надавила немного сильней, и дилдо под ее руками пошел внутрь, проваливаясь в расширенное отверстие, глубоко, так глубоко, что Отто не сразу поверил увиденному. Когда в ладони у Катрин осталось не больше дюйма, она гортанно захрипела, выгнулась, навалившись на спинку кресла, и потянула дилдо обратно. Ее движения все ускорялись, хрипы, вырывающиеся из горла, начали сливаться в один клокочущий звук, а дилдо просто мелькал, то выглядывая на всю длину, то погружаясь практически полностью.
Отто давно уже поменял аппарат и щелкал кадр за кадром, ужом вертясь вокруг девочки, наклоняясь к ней вплотную, приседая, меняя объективы, углы и ракурсы съемки. Он не пытался вмешиваться в процесс и лишь прикидывал в уме, сколько рабочих кадров можно выжать из этой сцены. А сам выцеливал планы, продолжая снимать уже зашедшуюся в бурном оргазме девочку.
Катрин, по телу которой пробежал последний спазм, расслабилась и раскинулась в кресле, не в состоянии шевельнуть ни рукой, ни ногой. Отто, отложив аппарат, протянул ей зажженную сигарету.
— На вот, возьми. Мы с тобой молодцы. — он ухмыльнулся, тоже закуривая, — Такого я еще не видел. Да такое и не поставишь специально. Я с тобой себя прямо королем репортажа чувствовал, только и успевал на кнопку давить. Да, это удача.
Катрин молча пускала струи дыма в потолок. Затем она опустила взгляд на Отто, радостно хлопочущего с фотоаппаратами, и спросила…
— Ты же сказал, что всего две дюжины кадров надо, а снял сколько?
— Это точно, немного увлекся. Но ты не переживай, клиент получит столько, за сколько заплатил, зато будет из чего выбрать. Да и тебе останется на память. Отдохнула? Тогда давай дальше работать.
И они стали давать дальше. Катрин, разрядившись и сбросив сексуальный запал, изменила манеру поведения, и ее движения приобрели грацию и медлительную томность. Она изгибалась, переворачивалась со спины на живот и обратно, подтягивала ноги к груди, дотрагиваясь пальцами рук до раскрытых створок влагалища. Запускала туда цепочки, медленно шарик за шариком вытягивая их назад, при этом ее глаза распахивались во всю ширь, ресницы трепетали в такт движениям, а взгляд мутнел и затягивался поволокой.
Отто, отсняв около десятка пленок, понимал, что работа закончена, — закончена необычайно быстро для модели-новичка, вся съемка не продолжалась и двух часов, — но продолжал снимать дальше, уже для себя, тщательно ловя наиболее красочные моменты. Его трусы уже давно промокли от выделяемой членом смазки, штаны буквально лопались от вожделения, а Катрин, не обращая на него внимания, продолжала ласкать себя, используя реквизит с большой фантазией и выдумкой.
Наконец, она иссякла. Вытянувшись в полный рост, Катрин лежала без движения, глядя на бугор выпирающий из штанов Отто.
— Хочешь меня? — внезапно спросила она.
Отто замялся. Отрицать очевидное было бессмысленно, но он давно привык не обращать внимание на желания своего головастого приятеля. Тем более, он обещал девочке, что дело ограничится одними съемками. Он понимал, что не смотря на запреты шефа, Микаэль никогда не упускал возможности воспользоваться возбужденным состоянием модели после съемок, впрочем, тот имел дело в основном с дешевыми шлюхами. Самому Отто пока удавалось держать себя в рамках. Хотя последняя малышка ему чертовски понравилась. А Катрин просто сводила с ума. От ее тела, вольно раскинувшегося на помосте, исходили такие мощные сексуальные эманации, что его ноздри трепетали, втягивая в себя этот прекрасный запах.
— Иди ко мне, я тебя хочу, прямо сейчас. — срывающимся голосом позвала его Катрин.
На ходу снимая одежду и роняя, мешающие, попадающие под ноги штативы, Отто молча подошел к девочке, переложил ее в кресло и, устроив поудобнее, одним мощным толчком погрузился в ее лоно. Катрин сильными движениями бедер встречала каждое его движение. Он словно пытаясь продолбить ее насквозь, как зверь, не сдерживаясь, работал с нарастающим постоянством, на всю длину погружая поршень в горячее отверстие.
Катрин вскрикнула и забилась под ним в финальном оргазме, но он и не думал об остановке. Перевернув ее к себе задом, Отто снова вошел в ее влагалище, все так же размеренно забивая член до самого конца. Обхватив руками ее зад, он раздвинул пальцами ягодицы и начал теребить колечко ануса, погружая туда палец, вначале совсем немного, а затем все глубже, двигая им синхронно с основным действием. Катрин уже выла в голос, мотая головой и отбрасывая с лица залепившие его волосы. Ее ноги подкашивались, и если бы не плотная хватка Отто, она бы уже давно упала на пол. Крупная дрожь сотрясала тело девочки, делая неразборчивыми ее слова.
— Да. Да. Возьми меня туда! О боже!
Не дожидаясь повторных просьб, Отто вытащил член и, немного наклонив его вверх, прижал к растянутому анусу, мягко, но быстро наращивая давление. Упругое колечко, раскрываясь и пропуская его головку внутрь, меняло цвет, становясь из темного розовым. Когда уздечка скрылась между ягодиц, сопротивление ануса резко ослабло, и член Отто одним движением проскочил на всю длину, вызвав у девочки крик наслаждения. Несколькими резкими фрикциями Отто приблизил себя к финалу, и, дернувшись от прокатившей по всему волны оргазма, толчками начал выбрасывать из себя сперму, заполняя анальный проход Катрин и заставляя ее забиться в очередном пароксизме страсти.
— На вот, возьми деньги. — сказал он ей намного позже, когда они пришли в себя и собрали раскиданную одежду. Протянув купюры, Отто посмотрел на Катрин и продолжил, — Если понравилось, приглашу еще, когда будет заказ.
— Хорошо, зови, если самому понравилось, и если будет заказ. — ответила Катрин.
— И никому не болтай. — закрывая двери, буркнул Отто ей в спину. Впрочем, зная подобных девчонок, сам он в это особо не верил.
Для Антона и Жанны неделя, которую они провели вдвоем, пронеслась сладким сном. И хотя Антон так и не решился уступить дочери и лишить ее невинности, это не отразилось на их отношениях. Они словно сошли с ума… просыпаясь, Жанна тут же лезла к отцу, напрашиваясь на ласки, а он как всегда не мог устоять и выполнял любые ее пожелания. До приезда супруги они спали вместе, и Жанна окончательно распоясалась. Она забросила ночную рубашку и в постель укладывалась голышом, заставляя Антона следовать своему примеру. Ее любимым развлечением стала игра с членом Антона, который она теребила, не уставая поражаться его размерам, когда он пробужденный ее руками вставал во весь рост. Жанна размеренно двигала его кожицу, заставляя головку наливаться кровью, когда крайняя плоть опускалась до отказа вниз, прикасалась к ней губами и слегка щекотала языком.
Распаленный Антон не выдерживая соскакивал, пристраивался над дочкой и, прикасаясь членом к ее распахнутым лепесткам, начинал водить им по влажной расщелине до тех пор пока наслаждение не накрывало его с головой, и из судорожно сжатого ствола не ударяла мутновато-белая струя. Он старался не попадать Жанне внутрь и направлял струю вверх, на живот. В результате, многие капли попадали гораздо выше, на грудь, шею и иногда на ее лицо. Но Жанне нравилась подобная игра, и она не протестовала, а наоборот, с удовольствием размазывала их об себя или, окунув палец, подносила его ко рту и втянув терпкий запах слизывала языком. Антон после этого нес ее в ванну и ополаскивал ее душем, что заводило их обоих еще больше.
А в последний вечер их идиллии он решился на следующий шаг и, потерев членом об ее лепестки и распалив дочку до крайности, Антон сдвинулся повыше, усаживаясь Жанне на грудь и поднося возбужденный ствол к ее рту. Не раздумывая, она схватила его губами и жадно всосала в себя. Работая языком и губами, Жанна доставляла ему такое наслаждение, что Антон даже не подумал предупредить ее о близком извержении. И когда его член, разбухнув и перекрыв ей дыхание, начал ритмично подергиваясь выбрасывать из себя струи спермы, Антон не успел отстраниться и заставил тем самым дочку принять внутрь свой внезапный подарок. Вынужденная проглотить большую часть спермы, Жанна в конце закашлялась, испугав Антона, но успокоившись улыбнулась и заявила, что ей это понравилось, вот только порция была немного великовата.
Заглаживая вину, Антон еще долго в этот вечер ласкал свою малышку, заставляя ее множество раз содрогаться от накатывающих приступов оргазма. Он работал языком и руками, оглаживая ее промежность, тиская грудь и ягодицы. Смазав палец кремом, он аккуратно вводил его дочке в анус, заставляя ее сжимать свои булочки и изумленно распахивать глаза. Они оба хотели большего, но оба осторожничали, предпочитая медленное, по шажку продвижение вперед.
Затем был приезд супруги Антона, вернувший все на свои места. Они снова были разлучены, и им приходилось довольствоваться мимолетными беглыми ласками во время недолгих моментов уединения. Каникулы закончились, Жанна целые дни проводила в школе, а по вечерам занималась уроками. Антону тоже привалило работы, да и жена, оголодавшая за поездку, заставляла его выполнять супружеский долг с полной отдачей, что не могло не отразиться на его потенции. И выходки дочки, демонстративно задирающей перед ним подол ночной рубашки под которой ничего не больше было, или прижимающей руку к его промежности, уже не вызывали бешенного желания, а только легкую эрекцию и расплывающееся в груди теплое чувство.
Они вместе с Катей, дочкиной одноклассницей сходили в Аквацентр на дискотеку, где Антон смог снова полюбоваться на голенькую Жанну и ее подружку. Катя, не смотря на то, что была на два года старше его дочки, проигрывала Жанне, более развитой в физическом плане. Но, ее поведение, как и исходящий от нее запах табака, заставляли думать, что она уже давно опробовала себя в постели. Антон, по дороге домой несколько раз пытался позаигрывать с ней, но девочки держались от него на дистанции, о чем-то шушукаясь между собой и периодически взрываясь раскатами смеха.
Через несколько дней после этой поездки Жанна подошла к Антону и с заговорщицким видом предложила поведать некую сногсшибательную новость. Супруги в этот момент дома не было, по этому Антон усадил ее на колени, где она сразу разлеглась, давая доступ к своим сокровищам, и приготовился слушать.
— Помнишь Катю, с которой мы ездили в Аквацентр? Представь себе, ей на следующий день предложили поучаствовать в съемках. Голой! За деньги! Пятьдесят евро в час! — жарко зашептала в ухо Антону Жанна.
Возбуждение нахлынувшее на нее от такой новости заставляло дочку подпрыгивать на месте, ерзать всем телом, прижимаясь к Антону как можно плотнее. Он прижал ее крепче, ухватив одной рукой поперек груди, а другую запуская ей в штанишки. Проскользнул пальцами под резинку трусиков, и тут же ощутил влагу, сочащуюся из щелки. Мысль о съемках в обнаженном виде на Жанну подействовала словно самые активные ласки Антона, ее бутон был буквально переполнен выделяющимися соками, а тело подергивало спазмами желания.
Антон, уже давно мечтавший запечатлеть свою маленькую любовницу на фото, не сделал этого только по причине неумения обращаться с химикатами. Сдавать подобную пленку в проявочный сервис было бы слишком рискованно, — он слышал, что сюжеты с детьми обязательно проглядываются на предмет порнографии, — а надежных связей в этой сфере не имел. Мечтой Антона была хорошая цифровая камера, позволявшая сразу перегонять снимки в компьютер, что позволяло весь процесс делать самостоятельно. Но подобный аппарат стоил довольно дорого, и по этому мысль о съемках была отложена про запас. Он ожидал, что Жанне может понравиться эта идея, но реакция дочери его просто поразила.
— И что же, она согласилась? — поинтересовался Антон, тихонько лаская Жанну пальцами.
— Ага! — ответила Жанна, и ее щеки сразу запунцовели.
— Ну, что же. Ей уже пятнадцать, имеет полное право, да и деньги не плохие.
— Да, но вдруг кто-нибудь увидит эти карточки? — голос Жанны сел от смущения.
— Конечно, увидят. Для того их и делают.
— Нет, я про знакомых. — еще тише поправилась она.
— Это вряд ли. Такие снимки стоят довольно дорого и заказываются обычно для частных коллекций.
— Да, но в Интернете полно фотографий. Вдруг и эти туда же попадут?
— Если и так, то далеко не сразу. А почему тебя это собственно смущает? — задал встречный вопрос Антон и добавил… — А ты бы согласилась?
— Нет! Что ты! — категорично заявила Жанна, и ее тело снова дрогнуло под руками Антона.
— А для меня согласилась бы позировать? — снова поинтересовался он.
— Для тебя, да.
— А если бы снимал кто-то другой?
— Не знаю. — окончательно смутилась Жанна и затихла на плече у Антона.
Он гладил дочку и обдумывал сложившуюся ситуацию. Катюшка оправдала его ожидания и на самом деле оказалась довольно продвинутой девочкой. Прокрутив в памяти их посещение Аквацентра, он вспомнил мужика у стойки, бросавшего оценивающие взгляды на купающихся девочек. Вот значит, как здесь подыскивают моделей. И что интересно, выбор пал не на Жанну, а на ее подружку. А ведь могло быть и наоборот. И что он тогда делал, если бы к его малышке подкатили с таким предложением? Или такого не могло быть в принципе? Если, да, то у них неплохо поставлен сбор информации.
— А ты был бы против, если мне предложат тоже самое? — словно размышляя поинтересовалась Жанна, — Ведь за день это получается четыреста евро.
— Молчи, финансист, — Антон легонько хлопнул ее по попе, — тебе что, на конфеты не хватает? Так вас малолеток и покупают! Ты меньше о деньгах думай, без сопливых справимся.
— Хорошо, а если дело не в деньгах, а так. Тогда согласился бы?
Антон снова ощутил дрожь ее тельца.
— Что? Уже загорелась дырочка? Не ты ли боялась, что в Интернет попадет, что знакомые увидят?
— Не увиливай! — вскинулась Жанна.
— Согласился. — спокойно ответил Антон, — Но только в том случае, если заказчиком буду я, а не кто-то другой. Я, милая, эгоист. И тобой ни с кем делиться не собираюсь. Хочу один тобой любоваться.
Он перевалил дочку на спину и начал щекотать, отталкивая ее руки, которыми Жанна безуспешно пыталась прикрыться. Они сползли с кресла на пол и разошлись в яростной битве, пытаясь ухватить друг друга за бока и заливаясь смехом. Когда возбуждение схлынуло, и они немного устали, Жанна уселась на Антона и наклонившись к его уху сказала…
— А ты закажешь такие снимки? Но, я хочу не одна, а с тобой сниматься, что бы вместе потом рассматривать. Только для меня и тебя.
Так как выход на порностудию у Антона с Жанной был только через Катю, Антон надоумил дочку попросить у подружки визитку, которую дал ей фотограф.
— Ты, главное, не настаивай, а притворись, что не веришь и потребуй доказательств. А когда она покажет визитку, попытайся запомнить номер. Потом незаметно запишешь. — инструктировал Антон Жанну.
— Папа, я же не маленькая, сама понимаю. — легкомысленно ответила она, собираясь в школу.
Включив плеер, Жанна отрубила дальнейшие реплики Антона и убежала, как всегда опаздывая на автобус. Вечером, с довольной улыбкой она продемонстрировала отцу свою добычу.
— Ну вот, а ты боялся. Катька точно ничего не заподозрила. Такая важная, то же мне фотомодель. — фыркнула Жанна.
— Ну и славно, только ты больше с ней на эту тему не говори. Хорошо? — не смотря на свои опыты с дочкой, он совсем не хотел, что бы она пошла по стопам школьной подруги.
Выбрав подходящее время, Антон созвонился с фотографом. Вначале тот не хотел разговаривать, и Антону пришлось напомнить ему дискотеку в Аквацентре, а так же намекнуть, что знает про Катины съемки.
— Катя? Не понимаю, мистер, о чем вы говорите. — голос в трубке поперхнулся, затем огорченно продолжил, — Понял! Катя. Катрин! Я так и знал, что у девочки длинный язык. Так вы выходит, отец второй девчушки, которая была вместе с ней в бассейне?
— Выходит, так. — проронил Антон.
— У вас есть какие-то претензии? Мне казалось, что девочка уже вправе сама решать, как ей распорядиться своим телом?
— Нет, напротив, у меня нет никаких претензий. И тем более меня абсолютно не волнует происходящее с Катей. Я к вам по другому вопросу. Хочу поинтересоваться стоимостью серии снимков для частной коллекции.
— Это не ко мне. Я простой фотограф и не решаю финансовые вопросы. — снова начал отнекиваться собеседник. — Или вы имеете ввиду снимки Катрин?
— А это интересная мысль! — воодушевился Антон, — Я полагаю, что мы ее тоже обсудим. Но, речь о другом. И не думаю, что в это стоит посвящать вашего шефа. Ведь мы можем договориться просто, как два частных лица. Я хотел бы снять свою маленькую подружку. Гонорар ей не нужен, по этому речь идет только об оплате ваших услуг, как фотографа. И желательно не использовать территорию студии.
Отто задумался. Того, о чем говорил этот парень ему еще не приходилось делать. Обычно заказы проходили через Генриха, и он же распоряжался отснятыми работами. Конечно, Отто представлял стоимость услуг своей фирмы для клиентов, но довольно расплывчато. Опять же, лаборатория была полностью в ведомстве Микаэля, и не факт, что можно было пропустить через нее левую пленку, не известив об этом шефа. А как тот отнесется к халтурке своего сотрудника, Отто не представлял.
— Это надо обмозговать. — задумчиво произнес Отто, — Давай, приятель встретимся вечерком в парке, посмотрю, что ты за человек. Заодно и поговорим.
На встречу Отто пришел заранее. В принципе, подвоха он не боялся, но понимал, что этим поступком может сильно подставиться и получить массу неприятностей. Антона он заметил из далека. Это на самом деле был тот мужик из Аквацентра, по этому Отто его сразу узнал. Тот так же не шарил глазами по лицам гуляющих, а сразу направился в сторону Отто. Они сошлись рядом с детской площадкой, померились взглядами. Мужик Отто понравился, открытое лицо, спокойные манеры. Чувствовалось, что ни с полицией, ни с криминалом он не связан. Так же, не было на нем налета бедности, свойственного иммигрантам, хотя язык и построение фраз безошибочно выдавали в нем иностранца.
— Хэлло, фройнд! — поприветствовал мужика Отто, — Что ты там говорил про свою подружку?
Антон, затягиваясь сигаретой, приглядывался к фотографу и не спешил начать разговор. Наконец, он решился и сказал…
— Я знаю, что ты имеешь отношение к эксклюзивным съемкам. И хотел бы воспользоваться твоими услугами. Впрочем, я это уже говорил. Так, что лучше ты сам продолжи. Да. Нет. Цена. Условия.
— Сделать можно. Но я, брат, не берусь за левые дела. Только художественная съемка. Понял? И предупреждаю сразу, если ты собрался девчушку трахать под объектив, то я пас. И почему ты не хочешь обратиться в студию? — Отто посмотрел на Антона.
— Не хочу, что бы снимки потом у кого-то другого появились. — спокойно сказал Антон, — Это чисто семейные дела, и чужим здесь делать нечего. Меньше народу — больше кислороду. Снимаешь дигитальной камерой, снимки скачиваем ко мне на машину и разошлись, как в море корабли.
"Ага, так все же это его дочка" — понял Отто. Поговорки, которые вворачивал мужик, он раньше не слышал, но они ему понравились, как понравилось и предложение Антона. Толковая задумка. Можно будет не посвящать Микаэля в эти дела, да и шеф точно ничего не узнает.
— Так, что нужно-то? — спросил он, уже понимая, что согласится.
— Портретная съемка, одиночная, парная. Ни какого порно. В общем, ты профи, тебе и решать, что и как. Заметь, она мне очень дорога, по этому, я хочу, что бы ей все понравилось.
Отто немного ошалел. То, о чем говорил этот парень, было как раз в его духе, но, как следовало из слов Антона, заказчиком на самом деле была девочка, а с такой ситуацией Отто сталкивался впервые.
— Реквизит нужен? Дилдо, цепочки, всякие игрушки?
— Нет. — подумав, ответил Антон, — Я сам достану. Не думаю, что у вас имеется стерилизатор, не хочу рисковать.
— Логично. — отметил Отто. — Тогда говори время и место. И готовь уголек. Пять сотен, если, конечно, твоя подружка на гонорар не претендует.
После того, как они договорились на послезавтра и Отто получил аванс, он отправился в студию, куда должны были привезти очередную малышку. Генрих взял от "Моста" заказ на обложку, что было довольно хлопотно, но Отто любил именно такую работу. Здесь было где развернуться фантазии, и он мог часами выставлять свет, работать со светотенью, для того, что бы сделать один единственный удачный на его взгляд снимок.
Девочку звали Эльза, ей было семь лет, и она была уже достаточно опытной моделью. Отто несколько раз снимал ее как для журналов, так и для частных заказчиков и считал, что девчушка очень мила и очень перспективна. У Генриха было несколько подобных моделей, разного возраста и пола, но работа на потоке требовала разнообразия, из-за чего и приходилось заниматься постоянным поиском новых девчушек. Некоторые из них оставались надолго, некоторые, удовлетворив любопытство и срубив немного деньжат, в дальнейшем отказывались от повторных съемок, а других сам Отто браковал из-за отсутствия пластики, различных выкидонов или непомерной тупости. Впрочем, ротация моделей служила на пользу дела, а подбор новых никогда не являлся особой проблемой, по этому, если девчонка по каким-то причинам отказывалась продолжать сотрудничество, ее просто оставляли в покое.
С такими малолетками, как Эльза напрямую договариваться было нельзя, и приходилось подключать их родителей, заманивая их деньгами. Вот и на этот раз, девочку привел ее отец, довольно неприятный тип с бегающими глазами. Можно было отдать руку на отсечение, что он, согласившись на съемки своей дочки, этим не ограничился и потискивал, а может и трахал малышку, несмотря на ее годы.
Отто, привычно выдворив папашку Эльзы за дверь, кивнул девочке в угол, а сам взял заказ и начал обдумывать концепцию кадра. Предстояла парная съемка с мужчиной. Кадр должен был иллюстрировать тему номера об отношениях в семье, и Отто сразу вспомнил мужика с которым сегодня заключил договор. Он идеально подошел бы на роль Эльзиного партнера. "Что же." — усмехнувшись про себя, подумал Отто, — "Вот и попробуем раскадровку". В принципе, идеи этих двух заказов удивительно совпадали, но так как Отто не любил повторяться, это обещало ему лишь дополнительную головоломку.
Наконец, появился мужик, который должен был быть партнером Эльзы в сегодняшней съемке. Профессиональный актер, он обладал красивым атлетического сложения телом, приличной пластикой и спокойной готовностью выполнять все указания Отто. Отто снова усмехнулся, вспомнив, как Микаэль уговорил Генриха разрешить ему сняться в одном из заказов. Придурок думал, что вволю потрахает девчонок, как его клиенты, но забыл, что подход Отто к работе сильно отличается от его представлений. В итоге, Микаэлю пришлось подолгу замирать в неудобных позах, прислонив член к девичьим мохнашкам, но не имея возможности его туда воткнуть. Через час его бойца можно было поднять лишь при помощи лошадиной дозы возбудителя, а так как сбросить напряжение ему так и не пришлось, Микаэль зарекся в дальнейшем выступать в роли статиста, уступив это место профессионалам.
Отто обсудил с Эльзой и ее партнером варианты позиций. В отличие от прошлых съемок, он удивил девочку, поинтересовавшись ее собственным мнением о сюжете кадра и тем, какие эпизоды ей наиболее нравятся. Эльза долго размышляла, после чего поделилась своими соображениями. К огорчению Отто, в них не было ничего стоящего. Отец Эльзы, как он и предполагал, успел развратить девочку до такой степени, что ее возбуждали лишь самые грязные сцены с налетом садизма. Он прервал дискуссию, и они приступили к съемкам.
Жанна пришла в восторг от игрушек, купленных отцом. Антон, после разговора с фотографом, заглянул в сексшоп и приобрел фалоиммитатор, баночку смазки и еще несколько различных приспособлений.
Она развернула упаковку и долго перебирала новое снаряжение, интересуясь у отца способами использования некоторых предметов. Какие-то из них Антон видел и раньше, а вибратор даже опробовал на супруге пока он не испортился, но с большей частью был знаком только по порнофильмам. Затрудняясь с ответами на дочкины вопросы, Антон предложил ей включить кассету и самой разобраться в технологии процесса. У него было несколько фильмов с лесбиянками, использующих подобное оборудование в своих играх. Более жесткие фильмы Антон ей давать избегал, боясь, что у Жанны сформируется не совсем верное, циничное представление о вопросах секса, но мягкую эротику смотреть не воспрещал, сам присоединяясь к просмотру, но больше уделяя внимание маленькой зрительнице.
Схватив кассету Жанна убежала к себе в комнату, где у нее имелся свой видик. Заглянув к ней через некоторое время, Антон застал дочку валяющуюся на постели и напряженно уставившуюся на экран. Если он правильно представлял себе сюжет, то судя по картинке, Жанна перемотала часть изображения, выбирая только ключевые моменты, в которых девочки орудовали дилдо и другими игрушками. Супруга Антона отсутствовала в городе, и ее поездка должна была занять еще несколько дней. По этому Антон мог спокойно присоединиться к своей подружке, пренебрегая мерами предосторожности.
Жанна, уже слегка на взводе, привалилась к Антону, позволяя ему пустить в ход шаловливые пальцы, а немного погодя, когда он уже добрался до ее бутона и ласкал бусинку клитора, заставляя ее вздрагивать от удовольствия, она многозначительно подсунула ему дилдо. Антон помог дочке стянуть трусики и, взяв в руку теплую пластиковую штуковину, прикоснулся ей к лобку Жанны. Забавляясь, он проводил дилдо вокруг ее промежности, описывал круги внизу живота, касался внутренней части бедер. Затем, перевернув на живот и заставив ее согнуть ноги в коленях, Антон начал протаскивать фалоиммитатор между ягодиц вниз, дотрагиваясь им до дырочки ануса, спускаясь еще дальше и, раздвинув упругие лепестки, легонько утопив его в вульве, наконец, добрался до клитора, где и завершил свой путь возбудив дочку до предела.
Она вывернулась из его рук, улеглась на спину и, широко раскинув ноги, стала повторять его движения самостоятельно. Добравшись до створа влагалища, Жанна медленно, но верно начала утапливать кончик дилдо в расширяющемся отверстии, сосредоточено ловя момент, когда он упрется в естественную преграду. Антон, немного выждав, схватил ее руку останавливая движение.
— Мне кажется, что ты решила избавиться от девственности самостоятельно? — полушутя поинтересовался он у дочери.
— А если и так. — улыбнулась в ответ она. — Тебя ведь не дождешься.
— Нет уж, солнце, давай мы это отложим как-нибудь на потом. И если ты ставишь вопрос подобным образом, то я предпочту это сделать сам, и более пригодным инструментом.
Инструмент Антона к этому времени принял такие размеры, что шорты не могли скрыть охватившее его возбуждение. Жанна дотянулась до его штанов и вцепилась в пояс, стягивая с него шорты вместе с трусами. Освободив своего дружка, она схватила его губами, не обращая внимания на смазку, покрывающую головку члена. Антон, не мешая Жанне, развернул ее валетом и тоже начал работать языком, выглаживая распахнутые створки ее бутона.
Почувствовав подкатывающее возбуждение, грозящее преждевременным извержением, он вывернулся из-под дочери, ухватил лежащую по близости цепочку и, смазав шарики кремом, аккуратно принялся вправлять их один за другим в анальное отверстие Жанны. Она судорожно задергалась, непроизвольно сжимая ягодицы каждый раз, когда очередной шарик исчезал в ее дырочке. Когда в руках у Антона осталась лишь петелька, а все шарики нашли себе место внутри у дочки, он пересадил ее на край кровати поближе к зеркалу, для того, что бы она могла видеть свой анус. Жанна задрала ноги повыше и, прерывисто дыша и вслушиваясь в свои ощущения, потянула за цепочку вытягивая ее обратно.
Внезапно раздавшийся звонок в дверь сбросил их с кровати. Лихорадочно одеваясь, они принялись собирать разбросанные по всей комнате игрушки. Антон, по пути выключив магнитофон и пригладив прическу, вышел в прихожую и открыл дверь.
— Здравствуйте, Жанна дома?
Некоторое время он непонимающе смотрел на Катю, одетую в довольно откровенную юбку и коротенький топик, затем взял себя в руки и отступил в сторону, освобождая ей проход. Из своей комнаты появилась встрепанная Жанна в наспех накинутом халатике. Девочки прошли к себе, а Антон, все не мог успокоиться и, глядя на пляшущую в руке сигарету, представлял, что могло случиться, если бы вместо Кати на пороге оказалась его супруга.
Катя прошла в комнату Жанны и втянула воздух ноздрями. Слабый, но ощутимый запах разврата витал в воздухе, а вместе со смятой постелью и разбросанными предметами туалета, наводил на размышления.
— Чем это ты тут занималась? — непринужденно свалившись в кресло, поинтересовалась Катя.
— Ни чем, просто лежала.
— Ну, да. Конечно. — с этими словами Катя наклонилась и вытащила из-под кровати, завалившийся туда маленький вибратор, который Жанна с Антоном не успели опробовать и в спешке забыли.
— Это мамин. — оправдываясь пролепетала Жанна, — Я взяла посмотреть.
— Ага, посмотреть, — Катя раздвинула ноги, от чего ее юбка поползла вверх, и провела игрушкой по лобку, едва прикрытому тканью трусиков. — И вот так сделать.
Она разбросала ноги на подлокотники кресла и стала двигать вибратором, вдавливая материю внутрь лепестков. Потом, рывком сдвинув матерчатую полоску в сторону, одним движением погрузила его во влагалище. Жанна заворожено смотрела на происходящее, успокоенная тем, что Катя не заподозрила правды, а решила, что она баловалась в одиночестве. Внезапно раздался негромкий щелчок и следом тихий жужжащий звук. Вибратор в Катиной руке ожил и, раздвигая и выворачивая толстые складки, начал сновать, погружаясь, а затем выглядывая из распахнутого отверстия.
— Так ты не знала, что его можно включить? — заметила Катя ошарашенный вид Жанны. Та отрицательно помотала головой.
— Девчата, будете смотреть… — слова замерли у Антона на губах.
Картина, открывшаяся его глазам, была создана для взгляда ценителя. Две полуобнаженные девочки замерли на месте. Катя, застигнутая на месте преступления, механически продолжала себя мастурбировать, а Жанна, запустив руку под халат, не отрывала от нее глаз. Полную тишину нарушал лишь тоненький звук эксцентрика в пластмассовой игрушке.
— Простите, что ворвался без стука. — извинился Антон, — Похоже, что у вас свое кино.
— Не волнуйся малышка, — кивнул он побледневшей Кате, — я тебя уже видел голышом, а так ты еще симпатичней. Только Жанке эту штуку не вставляй, она у меня еще девочка.
Когда, Катя в полном смущении убежала, Жанна подошла к отцу, взяла его руку и завела ее к себе в промежность. Пальцы Антона с ходу натолкнулись на непонятное препятствие, в котором он не сразу опознал петельку от цепочки. Жанна развернулась и медленно стала сдвигаться в сторону, всем телом ощущая, как шарики поочередно покидают ее сфинктер. Когда цепочка полностью оказалась в руках Антона, Жанна хихикнув сказала…
— Все это время она была у меня внутри. Я чуть не сдурела от волнения. Представляю, что бы сказала Катя, особенно после сегодняшнего, если бы узнала об этой штуке.
Так ничего и не придумав, Отто отправился на встречу с Антоном решив положиться на интуицию. В конце концов, именно поведение во время съемок как девочки, так и ее отца должно было определить способ подачи материала. По дороге он пытался понять, что ждет его на этой съемке, жалкие потуги любителей в изображении чего-то необычного, или статичные зажатые тела, из которых ему придется лепить что-нибудь приемлемое. Конечно, ему могло и повезти, и отец с дочкой могли быть актерами от природы, но надеяться на удачу он не любил, и по тому по привычке ожидал худшего.
Антон пригласил его внутрь. По средине большой светлой комнаты стояла высокая девочка в расклешенных голубых брючках и легкой обтягивающей не знавшую бюстгальтера грудь кофточке. Симпатичная, не блистающая красотой, но весьма обаятельная.
— Меня зовут Жанна. — представилась она, протягивая ему руку.
— Отто. — в свою очередь отрекомендовался он, продолжая разглядывать девочку.
— Спасибо за то, что вы согласились на наше предложение, — появился из-за его спины Антон, — Мне почему-то кажется, что у нас не получится сегодня обычной прелюдии, и по тому, когда осмотритесь, вам придется взять командование на себя. И я, и дочь несколько волнуемся.
Отто прошелся по квартире. Ничего особенного… несколько комнат, все чистенькие светлые; две спальни, в любой из которых можно устроить павильон; гостиная с низкими креслами и толстым ковром по средине пола; куча аппаратуры; мощный, судя по виду, компьютер. Он обернулся к Антону.
— Где вы предпочитаете развлекаться.
— Везде. Проще сказать, где мы еще не баловались, но, по большому счету, все же на кровати. Но, думаю, что там не совсем удобно. Ведь это съемка, а не просто удовольствие.
— Это точно. Удовольствие вы должны получать от фотографий. — сказал Отто, взглядом спросив разрешение курить. И прикурив сигарету, продолжил… — Только вы зря думаете, что без удовольствия можно сделать хорошие снимки. Что бы раскрыться, вы должны забыть о моем присутствии, или гордиться друг другом так, что бы хвастаться передо мной. Понимаете, хвастаться и гордиться. А ни то, ни другое без удовольствия сделать нельзя. По этому давайте начнем там, где вам привычней, а уж затем посмотрим, что можно сделать.
— Нам раздеваться? — спросила девочка.
— Нет. — слегка поморщился Отто, — Иди, тебя отец разденет.
Они прошли в спальню. Отто нагнулся над кофром, доставая и настраивая аппаратуру, а Антон, которому Отто незаметно подмигнул, сел на край кровати, усадил на колени Жанну и начал мурлыкать ей на ухо какой-то незатейливый мотив.
Он легонько дул ей в шею, его пальцы выстукивали на боках дочки замысловатый ритм, постепенно захватывая грудь, перебегая по животу на бедра и возвращаясь по позвоночнику к тонким ключицам. Он что-то ей тихонько говорил, и постепенно девочку отпускало владевшее ею напряжение. Жанна расслабилась, устроилась поудобней, и вскоре по ее телу начали пробегать пока еще едва уловимые волны, первые признаки сексуального волнения.
Антон легонько потянул боковую молнию, удерживающую ее брюки на бедрах. Жанна, уже не обращая внимания на суетящегося где-то в углу комнаты Отто, выгнулась всем телом, помогая отцу справиться с неподатливыми штанами. Антон, усадив ее к себе лицом, запускал ладони под короткую кофту, ласкал ее грудь, спину, просовывал палец между сжатых у основания ног, оттянув резинку тонких ажурных трусиков, оглаживал упругий задик. Затем он, взявшись за низ кофточки, потянул ее вверх оголяя грудь. Жанна, помогая ему, подняла руки. И в этом момент комнату разорвала вспышка фотоаппарата.
Отто, довольно улыбаясь, смотрел на их ослепленные светом лица и тихо радовался, уже абсолютно четко представляя, в каком ключе вести ему эту сессию. Эта парочка была настолько погружена друг в друга, что его присутствие просто оставалось ими не замеченным. Взгляды бросаемые на партнера, трепет тел, все просто кричало ему… да, мы любим друг друга. И не нужны были им заготовленные игрушки, все эти приспособления для разжигания страсти. Слияние мужчины с этой девочкой было настолько полным, что Отто оставалось только любоваться их ласками, иногда нажимая кнопку аппарата.
Перезарядив сим-карту в аппарате, Отто позвал их в гостиную. И они пошли туда, не отрывая глаз друг от друга, опьяненные своей близостью. Жанна охотно выставляла на показ свои прелести, но только Антону, а не фотографу. И ему приходилось постоянно перемещаться, оказываясь за спиной отца девочки, для того, что бы поймать в кадр все самое лучшее.
Они так и не стали распечатывать сделанные фотографии. Вешать их все равно было некуда, а просто прятать в квартире не хотелось. По этому, они решили удовольствоваться снимками Катрин, которые в качестве презента преподнес им Отто. Вид обнаженной девочки, азартно мастурбирующей себя внушительным дилдо, не на шутку возбуждал Антона и Жанну, и заставлял их вспоминать тот конфуз, в который они попали все втроем. Иногда дочка подкатывалась к Антону с разного рода подначками… а почему он не трахнул в тот день Катерину, и не позвать ли ее в этот раз для совместного времяпровождения?
Антон утверждал, что ему хватает его малышки и, что она его в одиночку уматывает до полного бесчувствия. Хватал дочку в охапку и заваливал на диван, где они радостно возились до изнеможения.
И лишь изредка, когда в очередной раз оставались одни, Жанна усаживалась Антону на колени, и они разглядывали себя на экране монитора такими, какими их запечатлел Отто.
Алиса и Марина
И так))…..мой рассказ…. Вдохновение довольно быстро накатило… место я выбрал обычное… думаю… квартира, простая, довольно просторная подойдёт….)) и так приступим… встречу я не буду описывать… на улице шёл дождь…, довольно сильный… поэтому обе мокрые….))..не успели добежать, сейчас вы на кухне… пили кофе… Марина обронила кружку… вы обе спустились…..на пол и……взглянув друг дружке в глаза….Одеты были легко….Алиса в юбке и майке, а Марина была в одном халате так как сильнее промокла и быстро переоделася…)) Губы Марины дотронулись до губ Алисы, и та ответила на поцелуй. Он получился длинным и очень возбуждающим. Оторвавшись от губ Алисы, Марина посмотрела ей в лицо. На кухне стояла тишина.
Только капли дождя барабанили в оконное стекло. Алиса густо покраснела, но не пыталась сопротивляться. Рука Марины скользнула ей под майку и с удовольствием обнаружила отсутствие лифчика. Грудь Алисы была упругой, словно у девочки. Не переставая любоваться ее лицом, Марина! играла с ее соском.
"Пожалуйста, — хрипло проговорили обе чуть ли не одновременно, — только не здесь". (улыбнувшись друг другу……)
Марина схватила ее ладонь и потянула за собой в спальню. Единственная двуспальная кровать (предусмотренная мой), как нельзя лучше подходила для любовных игр. Они остановились около кровати и вновь поцеловались. На этот раз Марина обняла бедра Алисы и принялась их медленно поглаживать. Короткая юбка поднималась все выше и выше. Язык Марины скользил во рту Алисы, от чего та прикрыла глаза от удовольствия. Обе женщины испытывали удовольствие от соприкосновения своих тел. Алиска…. медленно опустилась на кровать. Марина наклонилась вниз, так что их губы продолжали быть вместе, и толкнула ее на спину. Оказавшись наверху, женщина принялась с жадностью за майку любовницы.
"Подожди, я разденусь сама", — прошептала она.
Марина поднялась с кровати и быстро сбросила с себя халат. Теперь она могла наблюдать, как Алиса снимает свою одежду.
Этот маленький стриптиз завораживал и одновременно возбуждал. Первым делом, расстегнула юбку, потом быстро освободилась от трусиков и только потом вывернула через голову майку. Ее тело было как нельзя лучше сложено для любовных игр. Большая грудь, широкие бедра и маленький бритый лобок. Марина как зачарованная смотрела на нее и не могла оторвать своего взгляда. Алиса в недоумении посмотрела на свою пылкую любовницу и промурлыкала… "Ну, же"(муурр….. да с вами тут нафантазируешь))))). Марина нырнула, словно пловец в бассейн. Ей хотелось слиться с этим божественно прекрасным женским телом, до одури ласкать, а потом погрузиться в него с головой. Уйти на дно, утонуть, стать частью его. Алиса… вздрогнув… не ожидавшая столь молниеносной атаки, резко подалась в сторону. Марина тут же поймала ее в свои объятия и, словно сумасшедшая, принялась покрывать ее тело поцелуями. Алиса…тихо. застонала а потом… вскрикнула, когда её… партнёрша попыталась укусить ее за плечо. Марина рычала подобно голодной пантере. Их ласки превратились в борьбу, в которой не могло быть проигравшей стороны. Она отчаянно сопротивлялась натиску, пока тело Марины не оказалось на ней, и они вновь поцеловались.
Занятие любовью между женщинами напоминало игру двух кошек. Они использовали весь свой арсенал — губы, язык, пальцы и, наконец, груди. В какой-то момент, она приподнялась над Алисой, и принялась плавно двигать телом в стороны, так что ее соски лишь слегка касались сосков партнерши. Она чувствовала трепет и возбуждение своей подруги. Она также испытывала жажду и желала немедленно ее утолить.
Алиса обхватила спину своей страстной любовницы и нежно ласкала ее своими маленькими ладошками, пока не достигла ягодиц. Крепко сжав их пальцами, она заставила Марину опустить таз. Та, в свою очередь, сделала несколько толчкообразных движений (как сделал бы это я с ней)))), но соприкосновение двух влажных влагалищ лишь разжигало съедающую их страсть, но, ни в коем случае, не удовлетворяло ее.
Схватив ртом сосок Алиса, Марина провела рукой по животу любовницы вниз. Нащупав маленький холмик, она позволила своим пальцам опуститься дальше и скользнуть внутрь. По телу Алисы пробежала волна. Она вскрикнула и почти в тот же момент кончила. Мариша… наслаждалась, как её подруга кончила…тихо постанывает и прикусывает себе губу….. потом Марина, предложила перейти в ванную. Обе быстро подхватились… и чуть бежав переместились в ванную…. Ванна был уже полна тёплой почти горячей воды, обе нежно лаская друг дружку… (я начну лучше описывать с чей нибудь стороны…. А то не удобно вообще….и рассказе очень получается((к примеру…..со стороны… Алисы)
Залезав ванную, Марина предложила потереть Алису мочалкой….. И так… (я Алиса))))))…. От теплой воды и её рук стало так хорошо и приятно, что я закрыла глаза и стояла, замерев пока она меня намыливала. Когда она дошла до ножек она чуть замедлила свои движения и так осторожно прошла мочалкой мне между ножек и указательным пальчиком попала мне внутрь я от этих прикосновений и очень приятных ощущений вздрогнула и чуть не упала (скользко было), поскользнувшись в мыльной ванне. Но Марина меня поймала и удержала меня на ногах. Она улыбнулась и посадила меня в ванну и стала поливать из душа, смывая с меня мыльную пену. Мы сели друг против друга и стали целовать друг дружку, марина проникала языком всё больше и глубже ко мне в ротик… мне нравилось.
Я замерла от новых нахлынувших на меня ощущений, а она стала играть пальчиком своей ножки у меня там. Водя им, верх и вниз, а то и ниже да попки затем стала немного вводить мне его внутрь я замерла и боялась пошевелиться, чтоб чего ни будь не пропустить моя голова стала кружиться. Тут она остановилась я открыла глазки, чтоб посмотреть, что там, а она развернулась и лежала на животе между моих ножек. И стала пальчиком меня ласкать, немного засовывая мне его внутрь водя им по кругу и так заново моя голова опять закружилась и я почувствовала, что что-то приближается ко мне оттуда изнутри снизу от моих ножек и ручки Дианы. В этот меня что-то как накрыло меня, и я вся как будто затряслась мелкой дрожа, я как оказалась в раю до этого у меня ничего не было такова в жизни, все мужчины с которыми я была, были грубы со мной… и мало чем меня удовлетворяли…… я… потеряла сознание… смутно помню как дошла кровати, точнее Марина меня можно сказать дотащила… мы легли и вырубились…..
Близкая подруга, стала её первой любовницей, тогда утомлённые дождливым днём они блаженно лежали вмести, приняв душ и валяясь голышом на кровати, дурачась и постанывая от усталости в мышцах. Марина снова коснулась губами соска Алисы, а он как на грех у неё просто супер — чувствительный, стон сделал глаза подруги большими как два блюдца, движения стали идти неровными рывками, а дыхание участилось. Склонившись над ней, роскошной гривой своих тёмных волос Алиса провела по её телу, вызвав волну нового для неё ощущения, какого-то уюта и защищенности и она как-то сразу (до последнего, весьма редкого кстати, волоска на лобке), почувствовала, что они ещё долго не закончат…..)). Подруга склонилась над ней, уловив, что её нравится прикосновение её волос, и стала, едва касаясь, её трепещущей кожи, медленно водить волосами по её внезапно требовательно изогнувшемуся телу. Как завороженная глядя ей в глаза расширенными зрачками, она медленно склонилась над её приоткрытым ртом, из которого уже шло такое горячее дыхание и со страхом посмотрела на её губы.
О-о-о твои Марина… бедные губы не даром они были "прекрасны"- охваченные странным ощущением, в котором было жжение и холод одновременно, став неизмеримо более чувствительными они требовали бритвы и шёлка одновременно, разбухли от прилившей в них крови и даже (она отчётливо — как под лупой, чувствовала это) — покрылись мелкими бисеринками пота. Не веря своим глазам, подруга осторожно поднесла тонкий, дрожащий пальчик, осторожно прикасаясь к её вспухшим губам, каждоё её прикосновение вызвало сначала усиление жжения, острое как удар холодным лезвием бритвы ощущение прикосновения другого тела и непередаваемое чувство зависимости от чужой воли и ласки. Прикоснувшись кончиком пальчика несколько раз к её губам, они обнаружили, что от каждого прикосновения её тело словно бьет в губы невидимая молния и не в силах сдержаться она, словно от удара с силой выгибается и трепещет губами, не в силах сдержать тихий больше похожий на мольбу стон. Неуверенно, глядя на неё, Алиса чуть отняла пальчик вверх, словно спрашивая нужно ли продолжать эту странную пытку, её волосы по-прежнему уютным шатром окружали её распростёртое нагое тело и несмотря на шок от острых и непривычных ощущений. Когда она ткнулась в неё… уже истекающую…пальчиком… новый удар ощущений буквально парализовал её.
Порывисто дыша, как в тумане, она забыла обо всём. Теперь для неё во всё мире существовал только этот карающий и дарующий наслаждение пальчик….облизнувшись… и требуя продолжения… марина… прогнулась……подруга сразу поняла, что та хотела….и стала медленно по животику спускать вниз до заветного места где орудовал её пальчик…., лизнув пупок…. И уже не отрывая языка медленно и уверенно спускалась вниз…лизнув по губам…..слегка раздвигая их, Марина вся прогнулась и тяжело задышала, Алиса нежно прикусила клитор, потом ещё раз….. при каждом, таком укусе…. Марина просто с ума сходила…дальше сжалившись над ней, ты продолжила нежно ласкать клитор. Закончив над Мариной, она взяла инициативу…. Взяв за волосы и потянув к себе подарила поцелуй, слизав с шеи….свой собственный сок……..Поменяли местами…. И практически то же… Марина проделала над…..тобой… не давая тебе отдыху………
Думаю на это хватит…
Амазонка
— Идем, я покажу тебе!
Лита остановилась, скинула платье и наклонилась расстегнуть сандалии. Я все никак не мог привыкнуть к тому, что эти женщины не стеснялись своего тела, и непроизвольно отвернулся. Через несколько секунд, когда я решился посмотреть на девушку, ее уже не было рядом. На траве у моих ног лежало брошенная одежда и пара сандалий, а обнаженная Лита, мелькая на солнце розовым, уже бродила между деревьями, внимательно осматривая каждое со всех сторон.
— Вот, нашла! Иди, будешь смотреть.
Я подобрал ее вещи и, не торопясь, подошел к выбранному ею дереву. Лита тем временем обняла толстенный, гладкий матовый ствол и уселась на достаточной широкий выступ. Обхватив дерево ногами, а руками взявшись за две ветки, удобно выросшие как раз в нужных местах по обе стороны ствола, она зажмурилась и закусила губу. Я стоял сбоку и смотрел на девушку. Лита не видела меня, поэтому я мог без стыда ее разглядывать. Она сидела, отставив попку, прижавшись животом к серебристо-серому стволу. Ее руки протянулись вверх, к ветвям, и мне были отлично видны золотистые волосы у нее под мышками, мягкие грудки, придавленные к дереву, торчащий краешек темного ореола соска. Полминуты ничего не происходило, но вдруг по лицу Литы пробежала волна возбуждения. Ее щеки зарумянились, а на лбу выступили капельки пота. Я не понимал, что происходит, до тех пор, пока девушка не начала елозить попкой по выступу, на котором сидела. Я догадался подойти к Лите со спины, присесть на корточки… и вскрикнул от удивления — выступ начал удлиняться, на нем появился толстый отросток, который вскоре стал достаточно быстро расти, упираясь прямо в дырочку Литы… вот конец отростка уже скрылся в светлой шерстке, вот пухлые губки раздвинулись, чтобы впустить его… я заворожено смотрел на то, как дерево берет мою золотистую Литу, как девочка вертит попкой и прижимается к нему… я слушал, как вздыхает и стонет моя красавица… Лита теперь уперлась ногами в землю и приседала, а мне же было превосходно видно, как серебристый отросток дерева распирает ее губки, как жадная дырочка моей амазонки всасывает его. Отросток блестел от соков Литы, все ее ножки были мокрыми, ее влага стекала по стволу на траву… Мой член давно напрягся и я сжал его ладонью сквозь шорты. Вскоре крики Литы стали совсем громкими, она вращала попой с безумной скоростью, а когда волна оргазма понесла мою девочку, она судорожно обхватила ствол руками и через несколько секунд потеряла сознание… Едва справившись с собой, я подхватил ее обмякшее тело и бережно снял с древесного хуя. Из отверстия в конце отростка еще сочилась белесая жидкость, на вид вполне похожая на сперму. Я осторожно положил девушку на траву в тени густых ивовых зарослей, принес в ладонях воды из озера и ополоснул ее лицо. Лита пришла в себя и улыбнулась мне.
— Посмотрел? Вот так мы получаем детей.
Я присел на траву возле девушки. Она повернулась на бок, подперла щечку рукой и смотрела на меня с интересом.
— То есть, у тебя теперь будет ребенок?
— У меня теперь нет. Чтобы получить потом детей, нужно есть плоды.
— Этого дерева?
— Это не дерево, это Хум. От плодов Хум-женщина получаются семена в животе, а Хум-мужчина поливает их соком и они становятся детьми.
— Лита, а тебе нравится… то, что ты сейчас делала?
— Хумисам? Мне очень хорошо от этого. Я делаю это часто, три, четыре раза в день. Почти каждый раз, когда прохожу через Хумовую рощу.
— Ты всегда делаешь это с кем-нибудь вместе?
— Нет, я обычно одна. Просто решила тебе показать… Но ты тоже расскажи, как это у вас. Да-да! Теперь ты!
Я покраснел и растерялся. Не имел ни малейшего представления о том, как объяснить амазонке, никогда не встречавшей мужчины, привычный для нас способ размножения. У нас все не так просто, дуплом в дереве не обойдешься… а Лита нетерпеливо дергала меня за рукав — на самом деле, обещал ведь… Но вообще-то, почему бы не показать ей?
— У нас все совсем по-другому. Мы сами, как Хум — среди нас есть и мужчины, и женщины.
— А где же растут дети?
— В женщинах. В мужчинах есть семена, они сеют их в женщинах, так же как мужчина-хум в тебе, а потом в женщинах вырастают дети.
— Очень странно. А если мужчина захочет детей?
— Он ищет себе женщину, и она растит для него ребенка.
— Но это очень странно, Майк. Это же будут не его дети…
Я попытался объяснить, что такое брак и семья, но Литу интересовал уже другой вопрос…
— Майк, а ты — женщина?
— Нет, Лита… я мужчина.
— И как ты сеешь детей?
— Э… у меня есть такой же отросток, как у Хума.
— Покажи.
Лита мне явно не верила. Я мог бы придумать предлог и не показывать ей ничего такого, но тем самым я раз и навсегда потерял бы ее доверие. Пришлось встать, расстегнуть шорты, спустить их до колен и стянуть трусы. Мой 22-самтиметровый "хум" висел между колен унылым хоботом…
— Это он? Но как же так получается, ведь он не твердый.
Я покраснел и начал сумбурно объяснять Лите, что у меня отросток, как и у Хума, не всегда в рабочем состоянии, и нужно сперва, чтобы женщина докаснулась до него. Не долго думая, девушка подошла ко мне, присела на корточки и достаточно бесцеремонно схватила мой член. Приятного в таком прикосновении было мало… Понаблюдав несколько секунд и не заметив никаких изменений, Лита посмотрела на меня с упреком.
— Ну, здесь все не так просто. У нас все это не так быстро происходит. Мы делаем это для удовольствия, а не только для того, чтобы были дети, понимаешь? И поэтому мы специально стараемся делать приятно друг другу. Нужно знать, как это делать.
— Не понимаю, почему у вас все так сложно. Зачем это так?
— Ну… ну да, сложно… мне, понимаешь, тоже иногда хочется, чтобы можно было подойти к любой телке и ее трахнуть… ну, в смысле — любому мужчине договориться с любой женщиной и ввести в нее свой отросток. Но знаешь, так получается, что чем сложнее, тем больше удовольствия. Это уже разнообразие, игра… появляется азарт. И если у тебя получается сделать женщине приятно, ты получаешь гораздо больше удовольствия от этого. Ты же ведь не задумываешься о том, нравится ли Хуму то, что ты делаешь…
— Хуму не может не нравится… он для этого и есть.
— Ну да, я понимаю. Но и ему ведь все равно, нравится тебе или нет. А нам не все равно.
— И тебе не все равно?
— Ну… да, Лит, если бы мы с тобой занимались сексом, мне было бы важно, чтобы тебе понравилось.
— Сексом?
— Ну да, так мы это называем.
— А мы можем это сделать?
Хм… Можем ли мы это сделать… непростой вопрос это был, я же не знал, отличаются ли амазонки от обычных женщин на уровне физиологии. Но вообще я прикинул, что от моей спермы ей точно плохо не станет… а так, что я — опаснее дерева?
— Лита, я думаю, мы можем… попробовать.
— А как это делается?
Такой технический подход меня явно не устраивал, но объяснить, что такое романтика, нежность и все такое прочее я бы явно не смог. Решил попробовать показать… Я разделся догола, подошел к ней и обнял за плечи. Лита смотрела на меня с удивлением. Я провел руками по золотистой коже, привлек ее еще чуть ближе к себе. Она стояла, расслабившись, не чувствуя никакого смущения. Тогда я взял ее руки в свои и положил себе на бедра. Снова обняв ее и отодвинув в сторону пушистую волну ее волос, я наклонился к нежной шейке моей амазонки и поцеловал ее.
А что, если у амазонок вообще нет никакой реакции на ласки? Может, у них просто нет таких рецепторов или еще чего-то…
Когда я провел кончиком языка от ключицы до розового ушка, мне показалось, что ровное спокойное дыхание Литы на мгновение чуть сбилось. Я поцеловал ее в ямочку за ухом, потом скользнул языком по краю раковины, взял губами бархатистую мочку. Ее пальцы чуть пошевелились на моих бедрах. Мои руки скользили по ее плечам и спине, наслаждаясь нежностью и мягкостью ее кожи. Я посмотрел ей в глаза — прочитал в них удивление и зарождающееся желание. Осторожно поцеловал ее в губы, лизнул кончик ее языка и нежно пощекотал в уголках рта. Я не ожидал ответа на поцелуй, и потому удивился, почувствовав, что язык литы повторяет мои действия… я решил показать, что мне это нравится и ответил с азартом… наши языки сплелись, поцелуй длился не меньше двух минут, за это время мой член успел прийти в боевую готовность, а Лита успела освоить основные приемы оральной ласки… когда я наконец отпустил ее, она часто задышала — то ли от долгого поцелуя, то ли от возбуждения.
Я притянул ее к себе. Лита тоже крепче обняла меня за спину. Целуя ее плечи, я путешествовал ладонями по ее спине, а руки девушки повторяли мои движения… она явно решила учиться, подражая мне. Это было удобно. Я мягко схватил мягкие половинки ее попы, и сразу же почувствовал, как девочка сделала то же самое. Ягодицы всегда были одним из моих самых чувствительных мест, и после нескольких секунд я распалился по полной программе. Подхватив амазонку на руки, я отнес ее на мягкую траву и бережно положил. Не давая остыть нам обоим, я поцеловал ее и сразу спустился ниже, к загорелым холмикам ее груди. От прикосновения к ее нежной, ароматной коже я застонал… я урчал над ее грудью, целуя и обсасывая соски, тихонько разминая ладонями молочную мякоть. Разгоряченная девушка закрыла лицо руками и тихонько поскуливала… не отрываясь от ее груди, я сполз ладонью по ее животу, погладил его, спускаясь все ниже.
Коленки Литы были плотно сжаты, я мягко, но настойчиво ткнулся ладонью между ее ног и через несколько секунд она поддалась. Я погладил пушистую челку на ее лобке, пощекотал внутренние стороны ее бедер, кожа на которых была еще влажной после этого дерева… я почувствовал что-то вроде ревности к этому хуму, обиду какую-то за мужской род, что ли… да нежели деревянный истукан может заменить мужчину? С шумным вздохом я оторвался наконец от сахарных литиных сосков, перебрался на мягкий животик. Тем временем мои пальцы осторожно раздвинули мохнатые губки Литиной письки и чуть не утонули в горячей влаге ее влагалища. Амазонка отозвалась на это нервным стоном. Она хотела меня, хотела, чтобы я ее трахнул, горячо и жарко. Я лег на нее, опираясь на руку. Другой рукой я отнял прижатые к лицу литины ладони и попросил ее обнять меня. Ее пальчики впились в мою спину. Направив ствол в ее лоно, я начал двигаться… я был разогрет до предела, мне ужасно не терпелось разогнаться и кончить, но должен же был я, черт возьми, доказать, что я лучше серебристого истукана? И я был на высоте… я трахал мою красавицу ритмично, меняя темп и амплитуду… стоило ей подстроиться под мой ритм и начать подмахивать, я тут же менял тактику и вызывал очередной хриплый стон обезумевшей от страсти амазонки… только тогда, когда стоны сменились криками, когда тело Литы прогнулось, а пальцы судорожно заскребли по земле, я вышел на последнюю скорость и с криком излился в нее. Обессилев, мы упали на траву и по пологому склону скатились в озеро…
Через восемь с половиной месяцев я вернулся на остров один, без экспедиции, как раз вовремя, чтобы встретить на берегу напуганную заплаканную Литу со свертком на руках — амазонки прогнали ее, потому что впервые за все время женщина племени родила ребенка-демона, у которого, как и предсказывали старинные легенды, внизу живота вместо священного плодородного лона был хобот.
Ангелы тоже люди
Ого, какой большой! — глаза у нее заблестели, как у проголодавшегося котенка.
— Прям такой уж и большой? — я с любопытством наблюдал за движением ее рук. Прикосновения изящных пальчиков были нежны и приятны. Нега растекалась от низа живота по всему телу и вот-вот должна была ударить в голову пьянящей струей.
— Ну, может быть, бывают и больше, но такой красивый — только у тебя! — льстить она умела, это точно. Видно унаследовала от матери вместе с кошачьими манерами.
Я закрыл глаза и попытался вспомнить, как подцепил эту мокрую сучку пару часов назад на дискотеке в соседнем техникуме.
— Колян, ты все, блин, болтаешься! Прям, как сопля на ветру! Давай-ка, блин, лучше двигай с нами в технарь — там сегодня, блин, будет клевый дэнс. Пиздатое, блин, пиво и кайфовые телки. — Валера-Бампер, как всегда, был настойчив. Его и трезвого-то трудно переубедить, а как выпьет, так спорить с ним становится просто невозможно. Повязанный словом, я понуро тащился в соседний квартал с компанией малознакомых ребят.
"Выгляжу, наверное, преглупо — трезвый баран в шатающемся стаде. Хоть бы дали глотнуть на дорожку", — проносилось у меня в голове в ответ на неодобрительные взгляды прохожих.
Впрочем, это было веселее медитативного вглядывания внутрь голубого экрана домашнего ящика, которому я в последнее время посвящал все свободные вечера. Тем более, что родаки свалили с ночевкой на дачу — скукота, не с кем даже полаяться ради потехи.
Окошки актового зала призывно горели в сгущавшихся сумерках. Музыка была слышна еще на прошлом перекрестке. Крыльцо, как обычно в такое время, облеплено кайфующими тинами, пускающими столбики дыма через ноздри. В фойе полумрак. Полусонная вахтерша, требующая какой-то билетик, мило замолкла после нескольких грубых, но веских слов Валеры. Вход был свободен.
Лучи разноцветных прожекторов высвечивали в центре зала дергающихся в экстазе малолеток с не по годам развитыми грудями под обтягивающими свитерочками. Торчащие из-под тоненькой ткани тугие сосочки выглядели весьма аппетитно. Волнение пробежало по моему телу и остановилось где-то в районе ширинки.
— Да ты че встал, как столб, в натуре? — вывел меня из оцепенения голос Валеры. — Сядь, расслабься! — компания уже разместилась на скамейках в углу зала. Валера-Бампер протягивал мне граненный стакан, наполовину наполненный прозрачной жидкостью с резким запахом.
— Пей, не стесняйся, здесь все свои!
— Да не держи ты тару, не один, ешь-то! — я разглядел мутные глаза, с вожделением наблюдавшие за передвижением стакана.
Давно освоенным жестом я отправил содержимое стакана напрямую в горло. Стало как-то тепло и уютно. По мере затуманивания окружающего, сидящая неподалеку прыщавая кобыла стала обрастать некоторыми достоинствами. У нее вдруг прорезалась внушительного размера грудь и вполне приличный широкий зад, по глупой трезвости принятый мной за жопу гиппопотама.
— Девушка, можно вас? — улыбается, обнажая кривые зубы, кивает радостно — видать про нее все давно забыли.
В натуре — корова коровой, но грудь, вроде, действительно ничего, если б еще не было дурацкого лифчика.
— Пойдем, перекурим, — сам я продумываю в мутном сознании план избавления от бюстгальтера. На улице должно быть прохладно — она просит укрыть ее пиджаком. Черт, мне-то что, — я все равно после двух стаканов холода не чувствую — только дикий порыв похоти. Предлагаю пройтись вокруг технаря, — согласна. После легкого, но дурно пахнущего перегаром и куревом поцелуя, пытаюсь освободить ее плоть от надоевшего лифа: ну что ты, милая, тебе не жарко? смотри, у тебя пот под грудями! — ого, вот это я понимаю — соски! Как тебе удается прятать от народа такое сокровище?
Она неловко пытается высвободиться, бормочет про какую-то комнату в общаге, отъехавшую на неделю соседку. Пытаюсь дотянуться губами до соска, — и тут замечаю здоровенную тень, двигающуюся к нам со стороны спортзала со скоростью матерого трамвая.
— Нинка, блин!?! — вот, оказывается, звали-то ее как, — что ты тут делаешь, блин, с этим мудилой?!
— А то ты, блин, козел, не видишь! — пытаюсь заслонить подругу своей широкой грудью, но по-прежнему сжимая правой рукой лямку бюстгальтера.
Фразу договорить я не успел, так как почувствовал хороший тычок в зубы.
— Ты ему лицо разбил!!! — истошно завопила толстозадая Нинка, глядя на меня, сползающего вниз по кирпичной стене.
Со стороны входа уже бежал Валера-Бампер с корешами. Не долго думая, Тень сграбастала снова ставшую прыщавой Нинку в охапку и помчалась в свою нору к спортзалу. Мне было трудно сосчитать, сколько народу промчалось мимо меня в ту минуту. Впрочем, какое мне до них дело — они не обратили на меня никакого внимания, увлеченные погоней.
В танцзале было по-прежнему темно и людно. В бывшем нашем углу, около пустых бутылок сидел Ангел. Не представляю, как он сюда попал, но был он явно женского пола — золотые волосы струились по плечам, голубые глазки смеялись в ответ на мой недоумевающий взгляд.
— Я думал, ангелов уже не бывает, думал, они вымерли вместе с динозаврами.
— Ты ошибаешься. Но все равно я ни какой не ангел — смотри, у меня нет крыльев. Видишь? Можешь потрогать.
Я потрогал.
— Вообще-то, крылья обычно растут на спине, а не на груди. Впрочем, руки у тебя сильные и нежные. Не хочешь проводить меня домой?
Мы шли под огромными звездами, проглядывающими сквозь лохматые кроны деревьев. Я что-то бормотал про связь устройства вселенной с конфигурацией зодиакальных созвездий. Она весело смеялась. Смех ее переливался и звенел в ночи подобно серебряному ручейку.
— Я не хочу домой. Отведи меня куда-нибудь, — просто так заявила она. Ах, у этих ангелов все так просто.
Когда мы пришли ко мне домой, с порога она потребовала чашечку кофе.
— Может, стакан вина? У меня как раз припасена на Светлый день бутылочка Муската.
Со звонким смехом она помчалась на кухню.
— Да нет же, дурочка, все у меня в комнате, — я проводил ее в свое маленькое логово с большой раздвигающейся тахтой посередине. Зажег свечи, разлил вина. Праздновать — так праздновать!
— За что выпьем?
— Давай, за встречу, — предложил я.
— Фу, как банально, — укор ее был колким, но коротким. Она тут же вынула из-за ворота блузки очаровательную грудку и смачно полила ее вином из своего бокала, — за любовь! Только за любовь! Причем, из моей груди, — и она подставила моим губам свой упругий молодой сосок, блестевший от света свечей.
Я растерялся, но соблазн был слишком велик. Да и выпитое накануне все еще стучало дробью в висках. Сосок оказался у меня во рту. Вино было терпким и сладким, плоть пружинила и набухала под моим шаловливым языком. Не успел я полностью вылизать ее грудь, как она уже скинула с себя все и теперь нависала надо мной — безукоризненно сложенная и совершенно голая — от золотистой макушки и до кончиков маленьких пальчиков.
"Да, она — не ангел", — подумал я, и от этих мыслей мне стало легко и приятно.
Анна
История происходила летом 98 года. Тогда стояло тёплое если не сказать жаркое лето.
Стояла 30 градусная жара. У нас была дача под Белозёрском. Это удивительное место. Песчаная почва, даже после сильного дождя всегда было сухо. Глубокие и красивые озёра были недалеко от нашей дачи. Папа работал в выходные и мы с мамой поехали одни на дачу. Соседи тоже приехали. Мне было 24. На соседнем участке приехала дочка с отцом Ей, как она говорила, было около 20, хотя по фигуре можно было дать не более 18 лет. Стройная, невысокого роста, плотная фигурка с маленькими упругими грудками и смуглой кожей. Папа атлетического телосложения, бывший велосипедист. День был жарким, но Аня, так звали нашу соседку, вместе с папой работали на огороде. Мы с мамой тоже что-то делали по дому. Я вышел на терраску. У соседей был более ухоженный участок чем у нас. У них уже была построена большая баня, да и участок сам по себе был больше нашего. Аня сидела на корточках и пропалывала клубнику. На ней была накинута футболка и лёгкие шортики. Я любовался на её гибкий стан. Папа был дома. Аня встала, стёрла с лица проступивший пот, повернулась ко мне и улыбнулась. Я смутился и предпочёл быстро пройти в дом. Так в делах незаметно пролетел день. Вечером я увидел дымок из трубы бани. Через некоторое время к нам пришел папа-Лёша и предложил пойти попариться в бане. Мы с мамой согласились. Взяли чистое бельё и через некоторое время пошли к соседям. Прошли в дом. Папа Лёша сказал, что если мы хотим, то баня уже готова и мы можем идти. Я любил, чтобы баня была жаркой, а мама не очень хорошо переносила жару. Аня тоже сказала, что любит попариться. "А как мы будем вместе?" — спросил я. Аня ничего не ответила. Я взял бельё, полотенце, Аня тоже взяла свёрток и мы вместе пошли в баню. Аня была в топике на бретельках, коротких шортиках и шлёпанцах на босу ногу. Я не мог понять, как мы вместе будем париться в одной парилке. Судя по Аниному взгляду, она не озаботилась этим вопросом. Мы подошли к бане. Аня открыла дверь и первая вошла, я вошел за ней.
— Прикрой дверь на замок, — сказала Аня повелительным тоном.
Я повернул ключ в замке. Аня зашла в предбанник.
— Не стесняйся, заходи.
— Но как мы будем вместе париться?
— А ты что собрался париться по отдельности или в плавках? — спросила Аня с ухмылкой и начала снимать топик. — ты тоже давай раздевайся, нечего стесняться. Аня стояла ко мне спиной. Она уже сняла свой топик. Красивая гладкая смуглая кожа спины узкие плечи. Наклонившись она принялась снимать шорты, оглянувшись на меня, улыбнулась. Я стоял как столб. Аня скинула шортики, хихикнула и быстро заскочила в парилку.
— Андрей, не стесняйся, раздевайся и заходи ко мне. Я снял футболку, шорты, плавки удалось снять с большим трудом, потому что член уже начал напрягаться.
— Ну, давай, Андрей, не стесняйся!
— Сейчас, сейчас, минутку. Я приоткрыл дверь парилки. На меня пахнуло жаром от печки. Аня лежала на животе на верхней полке. Я быстро проскочил в парилку и лёг на живот на нижнюю полку.
— Как наша банька?
— Хороша. Но жарко не очень, может парку поддать?
— А на верхнюю полку хочешь, тут потеплее будет?
— Да нет, лучше парку.
Я встал с полки. В углу стояли две шайки с горячей водой с отмокавшими в них пушистыми берёзовыми вениками. Я взял черпак, налил из крана холодной воды и плеснул на камни. Сразу повалил густой пар и ничего не стало видно. Я начал потеть.
— Андрей, хочешь веничком побью.
— Давай лучше я тебя.
— Давай. Тебе где будет удобнее?
— На нижней полке лучше.
Я почувствовал как Аня начала вставать с верхней полки. Я отвернулся лицом к стене.
— Ну не стесняйся, давай поднимайся а я лягу. Я, не оглядываясь на Аню, встал, подошел к шайкам, взял веник, стряхнул воду. Аня лежала на животе. Потрясающее зрелище: мокрое от пота, расслабленное от жары, тело. Гладкая кожа спины, упругие шарики ягодиц. Я начал поглаживать веником спину потом сильнее и сильнее начал хлестать. Аня только немного постанывала. От такого зрелища мой член встал.
— Хочешь я тебя теперь побью? — спросила Аня томным голосом.
— Нет, мне не нравиться, когда меня веником бьют.
Аня перевернулась на спину. Я инстинктивно прикрыл веником свой член.
— Не стесняйся, Андрюша, это так естественно, когда у мужчины встаёт при взгляде на голую женщину. Покажи мне его. Я начал ещё больше потеть, но убрал веник от члена
— Какой у тебя красивый член, ты ещё и обрезан!
— А ты первый раз видишь член мужчины в таком виде?
— Так близко — да! А можно я его потрогаю?
— Да.
Аня дотронулась до члена. По моему телу прошла волна содрогания. Первый раз в моей жизни мой член испытал прикосновение женских рук. Её тело было великолепно: смуглая кожа, маленькие холмики грудей с тёмно — коричневыми овалами сосков, практически безволосая промежность, упругий но не накачанный животик.
— Можно я потрогаю твою грудь.
— Да, — прошептала она.
Я дотронулся до её левой груди. Сосок под моей рукой был твёрдым. Аня начала прерывисто дышать. Мне тоже было очень приятно. Я чувсвтовал её руки, ласкающие мой член. Она сжимала головку, гладила яички. Я провёл рукой по животу и спустился к промежности. Толи от пота толи от возбуждения там было всё мокро. Я впервые видел женские прелести и мог дотронуться до них рукой. Губки были возбуждены, я прикоснулся к ним рукой. Аня подалась ко мне тазом, но тут я почувствовал, что Анины ручки сделали своё дело и белая струя спермы ударила ей прямо в руку.
Аноним
Третий день болтаясь по Москве без гроша в кармане, Игорь завистливо вглядывался в окна проезжавших мимо него иномарок с затемненными стеклами, пытаясь рассмотреть находящихся внутри счастливчиков. Деньги… Черт возьми, где же эти пресловутые бешеные «бабки», стекающиеся, по мнению провинциалов, в бездонные карманы москвичей со всей страны? И почему он — здоровый, умный и молодой еще мужик, не может отломить свой кусок от этого треклятого столичного пирога?
Нет денег — значит, нет ничего: ни жилья в следующем месяце, ни жратвы на ближайшую неделю, ни даже билета до родного Мариуполя. Зато в записной книжке есть один адрес…
Вспомнив об этом, Игорь криво усмехнулся и передернул плечами. Что ж… В конце концов, женщин в обозримом будущем у него тоже не предвидится, так не все ли равно куда девать накопившуюся за месяц и бесполезную, причиняющую только боль в паху жидкость…
К его удивлению, на отделении планирования семьи городского гинекологического диспансера работали не старые, с насмешливо-циничным взглядом, грымзы, а вполне нормальные и современные (в хороших костюмах и с короткими стрижками) мужики. Правда, от этого Игорю легче не стало.
— Держи пробирку, сдашь семенную жидкость на анализ. «Голый пистолет» смотрел?
— Ну…
— Что «ну»? Двигай на третий этаж, к лаборантке… Завтра — за результатами.
На лестнице курили несколько молодых баб и женщин постарше. Не обращая внимания на поднимающегося по ступенькам Игоря, они увлеченно обсуждали возможность благополучного течения беременности в предклимаксовый период. Одна, впрочем, не без интереса покосилась на него, но тут же отвела взгляд.
В маленьком кабинете в конце коридора Игоря ожидало зрелище, которое он уже и не надеялся увидеть: за столом, заваленным бумагами, сидела самая настоящая грымза лет 50-ти, эдакая старая дева из анекдотов.
— Вы на анализ эякулята?
— Совершенно вовсе, — бодрым голосом ответил Игорь, у которого при виде этой женщины почему-то отлегло от сердца.
«Старая дева» окинула его оценивающим взглядом и с плохо скрываемым одобрением кивнула:
— Ну и ладненько. Бери ключ, первая комната налево…
Повернувшись спиной к лаборантке и сделав несколько шагов в указанном направлении, Игорь вдруг с неприязнью почувствовал на своем плече ее руку. От этого прикосновения его даже передернуло. Готовый грязно выругаться и тут же уйти прочь из этого царства мастурбации, он резко повернулся и… замер. Старая грымза сидела на прежнем месте, а перед ним стояла невысокая привлекательная женщина. На почти мальчишескую фигурку с узкими бедрами был одет коротенький сарафан, прямо из под края которого выходили красивые, чуть полноватые ноги. Неправильные черты лица и слегка выпячивающая, как у обиженного ребенка, нижняя губка ничуть не портили ее, а напротив, даже придавали некий шарм.
Разглядывая это маленькое чудо, Игорь неожиданно поймал себя на мысли, что в стоящей перед ним женщине его привлекают не стройные ноги, не гладкая, без единой морщинки, кожа на грациозной шее и не колышащаяся в такт ее дыханию грудь с отчетливо вырисовывающимися под облегающим сарафаном сосками, а… взгляд. Именно он заставил кровь приливать к голове и чреслам, а мысль терять контроль и направление.
Большие темно-зеленые глаза, слегка увлажненные, смотрели на него чуть насмешливо, но в то же время серьезно. Пауза явно затянулась, и лаборантка, сидевшая за своим столом в метре от них, деликатно кашлянула и едва не прошептала:
— Ле-е-еночка…
Женщина наконец-то отвела свой взгляд от Игоря, позволив ему слегка расслабиться, и сделала пару шагов назад. Грымза тоже поднялась со стула и подошла к ним.
— Ну вот что, — тихонько сказала она, обращаясь к Игорю. — Если хочешь, можешь подзаработать прямо сейчас, не дожидаясь своей очереди. Видишь ли, — она явно смущалась, что было, в общем-то, странным для этого заведения, — видишь ли, не всем нашим клиенткам по душе искусственное оплодотворение… Ты меня понимаешь?
Игорь молча кивнул.
— Так вот, — продолжила лаборантка, — такие деньги ты здесь и за год не заработаешь, поэтому, мне кажется, тут и решать-то особенно нечего…
— Сколько? — выдавил из себя Игорь, сам не узнавший своего голоса.
— Семьсот пятьдесят. Долларов. Ну… скажу честно: семьсот пятьдесят тебе, столько же — мне. Договорились?
Игорь украдкой посмотрел на «заказчицу», все это время безучастно смотревшую в сторону.
— Договорились. Только… Почему здесь? — спросил он, в недоумении оглядывая мрачные стены, окрашенные в кирпичный цвет.
Незнакомка наконец-то очнулась и, взяв Игоря за рукав, потянула за собой к окну. Внизу, прямо возле входа в диспансер, стоял новенький «BMW», возле которого прохаживался молодой мужик в дорогущем костюме и что-то наговаривал в «трубу».
— Все, ребятки, давайте, — заторопилась вдруг лаборантка. — Деньги, конечно, хорошие, но и вылетать с этого места я не хочу. Как закончите — бегом обратно…
Комната для онанистов, как мысленно окрестил ее Игорь, оказалась еще более невзрачной, чем кабинет старой грымзы. В дальнем углу находилась обычная больничная кушетка, на дермантиновой поверхности которой явственно были видны следы «трудов» прежних ее постояльцев, а справа от двери сиротливо торчал из стены умывальник.
Лена встала напротив кушетки, облокотившись спиной на стену, и вопросительно посмотрела на него. Обстановка, мягко говоря, не располагала к расслаблению, и Игорь, тяжело вздохнув, решил настроиться на предстоящую «работу» чисто механически.
Потупив глаза и расстегнув ширинку, он достал своего совершенно вялого приятеля и совершил пару-тройку поступательно-возвратных движений. Как он и предполагал, это не возымело никакого благотворного воздействия, но и, к его радости, не послужило поводом для каких бы то ни было укоров со стороны партнерши.
Через полминуты Лена оторвалась от стены и приблизилась к нему. Подняв глаза, Игорь встретился с ней взглядом и в то же мгновение почувствовал ее руку внизу своего живота. Прикосновение было легким, едва заметным, но он уже не думал об этом, а лишь завороженно смотрел ей в глаза. В какой-то момент он понял, что действительно хочет ее, и тут же яркий, как вспышка молнии и невероятно сильный импульс, зародившийся где-то в хитросплетениях его нервной системы, в долю секунды достиг своей цели.
Женщина отпрянула, но Игорь успел схватить ее руку и удержать у себя на паху.
Через несколько минут Лена мягко, но настойчиво освободилась из этого плена и сделала шаг назад. Игорь приблизился к ней и, неровно дыша, положил свою руку ей на колено, плавно и быстро передвигая ее вверх. Она вновь отстранилась и, глядя на покрывшееся капельками пота лицо Игоря, сощурила глаза и чуть заметно улыбнулась, молча покачивая головой. Затем она осторожно, но недвусмысленно опустила глаза вниз и вернулась на прежнее место, к стене.
Игорь подошел к ней и опустился на колени. Приподняв сарафан, он увидел, как по изнанке ее кружевных трусиков каплями стекает прозрачная как слеза жидкость. Воздух в комнате наполнился всегда узнаваемым, но никогда не повторяющимся женским ароматом, и он, не в силах больше сдерживаться, одним резким движением освободил ее от последней разделяющей их преграды и припал к источнику этой влаги, источавшим при каждом его нетерпеливом движении новые капельки увлажняющего нектара…
Почувствовав, как Лена напрягла ноги и слегка задрожала, он проник в нее глубже и ускорил стимуляцию, желая закончить эту прелюдию ее полноценным оргазмом. Тело женщины судорожно сжалось, и он явственно ощутил сильные пульсирующие движения горячих, налитых кровью стенок ее влагалища. Лена прерывисто вздохнула и оттолкнула его, медленно сползая по стенке на пол.
Никогда прежде Игорь не получал такого удовольствия от орального контакта с женщиной, и, едва сдерживая эякуляцию, он быстро повалил еще не восстановившую после оргазма силы Лену на пол, легко войдя в ее влажное и все еще набухшее отверстие…
— Все в порядке? — спросила лаборантка, когда они вошли в ее кабинет.
Лена молча кивнула и взяла с подоконника небрежно брошенный плащ. Достав из кармана портмоне, она отсчитала полторы тысячи долларов купюрами по 100 и 10 и, передав деньги грымзе вышла, даже не взглянув на Игоря.
Глядя, как лаборантка трясущимися от возбуждения руками отсчитывает положенный ему гонорар за проделанную работу, его вдруг охватила необъяснимая ярость и презрение к самому себе. Красть — это одно, но признавать самого себя блядью…
Дождавшись, пока женщина отсчитает его долю, теперь аккуратно завернутую в лист бумаги, он нехорошо посмотрел на нее и, по-отечески мягко промолвив: «Помни о своей работе», собрал лежавшие на столе полторы штуки «зеленых» и не спеша направился к выходу. Вслед ему посыпались проклятия и угрозы, но Игорь не обратил на них ни малейшего внимания. Да и что, собственно, эта старая дура могла ему сделать?
Выйдя на улицу, он вздохнул полной грудью и как-то по-новому взглянул на красавицу-Москву…
ПЕРВЫЙ КУСОК ПИРОГА С ПРИВКУСОМ ЕЕ СОКА БЫЛ ИМ СОЖРАН, и он вновь ощутил вкус к жизни. Озираясь по сторонам, Игорь раздумывал, что ему хочется в эту минуту в первую очередь. А осознав, что ему сейчас необходимо, он впервые за последний месяц весело и беззаботно рассмеялся: ему нужна была женщина, ЕГО ЖЕНЩИНА…
Арабский жеребец
Целый день Элиза отсиживалась в гроте. Она чудом спаслась, забившись туда, когда на их повозку набросились дикие кочевники и убили ее отца. Ей повезло, что ее не успели даже заметить. Как только их телега поравнялась с пещерой, отец, предчувствуя беду, втолкнул ее туда, и теперь она с ужасом представляла себе страшную участь, попади она, молодая привлекательная девушка, в руки этих бешеных псов. Целый день и ночь Элиза отсидела в тесном гроте, боясь высунуться и что-либо предпринять, но все нарастающая жажда заставила на рассвете пойти на поиски воды. Девушка шла недолго, пока в чащобе не разглядела тихо струившийся ручей. Она жадно приникла в спасительной воде и, сняв с себя одежду, обмылась. Наслаждаясь легкостью тела, чистого и охлажденного, Элиза не услышала шорох вблизи. И только-только натянув на себя платье, от неожиданности ее сердце екнуло: лицом к лицу она оказалась перед смуглым арабом. Он был очень красив: с большими выразительными глазами, прямым носом, тонкими правильно очерченными губами, статен.
Он был даже слишком высок и крепок, и эта сила, исходившая от него, пугала и опьяняла. Одет он был в роскошный расписной халат, с загнутыми носами сапоги, на голове, переливаясь драгоценными каменьями, был намотан тюрбан. То, что это не один из кочевников, не вызывало сомнений, скорее, это какой-либо подданный султана. Девушка все это оценила быстрым взглядом, не зная, что предпринять. Если она бросится бежать, кто знает, может, это его введет в азарт, и, догнав ее, зверски изнасилует. Чернявый красавец молча глядел на нее, затем приблизившись вплотную, положил руку на грудь девушки. От предчувствие какой-то беды она вспыхнула, глаза наполнились слезами. Незнакомец, оттянув платье, взял в каждую ладонь ее груди, надавливая, ощутил их упругость. Элиза была на грани обморока. Ужас перед арабами, убившими ее отца, тормозил ее реакцию и нормальное восприятие действительности. "Не бойся, — вдруг произнес араб, — я не сделаю тебе больно. Ты поедешь со мной".
Накинув на нее легкое покрывало, он посадил девушку впереди себя на коня, и они поехали к его жилищу. Всю дорогу она ощущала горячее дыхание на своей шее, оно ее волновало, но, будучи девственной, боялась представить, что ее ждет. Никакого благородства от черных арабов она не ждала. Дом араба оказался богатым, с небольшим садом и фонтаном во дворе, Слуга помог ей спуститься на землю и проводил в помещение. Внутри было прохладно и пахло ароматическими маслами. Среди слуг она не увидела женщин. Элиза опустилась на софу и задумалась над своим положением. То, что ее не изувечат и не убьют, — ясно, судя по обхождению с ней. Но тогда для чего она здесь? Как пленница? Юноша-слуга принес ей арабскую одежду в виде сари, почти прозрачного, перед ней на столике поставили чашу с неизвестным напитком. Девушка скинула свое пыльное платье и обмоталась тонкой тканью, не умея толком ее закреплять. Немного подумав, решила выпить напиток.
С каждым глотком по телу разливалось блаженство, нега и безразличие парализовали ее руки и ноги, спокойствие и туман наполняли ее. Спустя некоторое время дверца комнаты отворилась, и вошел тот незнакомец, тоже переодетый в легкий халат. От него исходила подавляющая мужская сила, а пристальный томный взгляд черных глаз гипнотизировал. Элиза вяло следила за его движениями, не в силах пошевелиться. Напиток усыпил ее бдительность, но не способность воспринимать и чувствовать. "Меня зовут Фахир. А тебя?" — тихо спросил он, губами касаясь ее уха. "Элиза" — произнесла девушка, как в забытье. "Я постараюсь, чтобы тебе было хорошо со мной. Ничего больше не нужно говорить, я хочу лишь любить тебя, расслабься. Все остальное — потом. Ты очень красива" — шептал араб, кладя ладони ей на груди, разминая соски. Он вначале слегка, а затем все сильнее стал целовать ее постепенно обнажающиеся участки тела, стаскивая сари.
Поцелуй в губы был, как захлестнувшая горячая волна. Тело Элизы затрепетало, она почувствовала влагу у себя между ног. Руки Фахира проникали уже во все уголки тела девушки, и она была не в состоянии сопротивляться. Внезапно она почувствовала, как два пальца скользнули ей во влагалище и замерли, встретив натяжение девственной плевы. Какой-то свет, удивление и вновь вспыхнувшее возбуждение озарили лицо молодого араба. Он медленно развел в стороны ноги девушки и пальцами стал ласкать ее влагалище, бедра, клитор. Сквозь распахнувшиеся полы халата она увидела его напряженно торчащий член, но араб не торопился. Он прильнул губами к ее лону и засунул язык во влагалище, затем быстрыми движениями стал возбуждать языком клитор, одновременно лаская руками соски грудей. Элиза стонала и извивалась, никогда до этого не испытывавшая подобную страсть.
Она ловила ртом воздух и выгибалась на кушетке с широко раздвинутыми ногами, вся во власти человека, еще 3 часа назад совершенно не подозревая о его существовании. Фахир сбросил с себя халат и приподнял руками ягодицы девушки. Перед ним разверзлась горящая, жаждущая его мужского органа, влажная и зовущая щель. Мужчина стал медленно вводить свой член во влагалище. Кожа отверстия натянулась и побелела. Он сделал толчок, и девушка застонала от боли. Член медленно, но упорно проникал вглубь, пока не погрузился в горячую бездну до самого основания. Выждав несколько секунд, Фахир стал резкими толчками входить и выходить из отверстия, пальцами лаская клитор девушки. Оргазм навалился на них с такой силой, что они оба почти одновременно громко застонали, впиваясь друг в друга губами. От неиспытанного прежде ощущения у Элизы хлынули слезы, и она не могла объяснить самой себе — от наслаждения или от боли.
Мужские руки снова приникли в ее влагалищу, на этот раз пальцы свободно проникли внутрь, уже не встречая преграды. Фахир посмотрел на свои руки: они были в крови и его сперме, Эта девушка теперь принадлежала ему полностью. Он положил руку ей на живот и, улыбаясь, подумал о том, сколько еще приятных минут его ждет с этой белокожей пленницей, сколько уроков он ей еще преподаст по искусству любви.
Бабочка
…Она проснулась внезапно как от толчка… прислушалась… такое уже не раз бывало за последние несколько лет — внезапные пробуждения с чувством непонятной тревоги и бешено колотящимся сердцем. Это не нравилось, ведь за этим пробуждением следовала, как правило, бессонная ночь в пустой и холодной постели. Но сейчас все было иначе — она была не одна, тепло, исходящее от него было тому подтверждением…
Сразу стало так спокойно, уютно и даже немного весело… он спал очень крепко, тем безмятежным здоровым сном, каким спят дети… так близко он никогда еще не был и у нее появилась возможность беспрепятственно разглядеть его черты насколько это позволяло освещение. Такого прилива нежности она не испытывала уже давно, сколько раз в мечтах она целовала его глаза, губы, удивленно изогнутые брови, вот и сейчас она едва сдерживала желание дотронуться до него, такого родного и близкого, а мысли уже "отматывали" пленку памяти назад…
Он появился в поле ее зрения не в самый лучший период ее жизни…Её мир — такой уютный и теплый дом, ее семья не один год служившая примером для друзей — все это рушилось необратимо…Оставленная мужем ради молодой любовницы, она очень старалась скрыть от окружающих весь кошмар происходящего и одновременно усиленно работала над собой. Как гусеница перед превращением в бабочку, плела она свой кокон огораживая себя, и то что осталось от семьи от злых пересудов и сплетен, внешне оставаясь благополучной и веселой. Все непосвященные не переставали удивляться ее переменам… И одному только богу было известно, каких ей это стоило усилий.
Он появился в офисе мужа такой неказисто — полноватый, высокий и энергичный, сотрудники сразу его окрестили "Компьютерщик". Она же отметила про себя его привлекательность и какую-то целомудренность.
Вот только голос никак не вязался с его внешностью, такой мягкий и обволакивающий, что хотелось все забыть и слушать, слушать…
В задачу "Компьютерщика" входило обслуживание машин и обучение чайников азам пользователей. Учение давалось ей туго на фоне всех стрессов, которые приходилось испытывать ежедневно на работе при общении с мужем, и чтобы не лишать ее поддержки и дома, было решено установить "аську" на домашнем компьютере, так что они могли продолжать обучение каждый вечер после работы. Постепенно общение перестало быть только обучающим и они уже разговаривали на разные темы, иногда даже глубоко за полночь…Сама себе не давая в том отчета она, вероятно, очень боялась одиночества, а эти виртуальные разговоры обо всем и ни о чем держали ее на плаву.
Он как — то написал, что в его жизни есть два самых дорогих ему человека — жена и дочь…Эти слова обожгли, отрезвили…В ТОТ ВЕЧЕР ОНА РЕШИЛА ЧТО БУДЕТ ВЫКАРАБКИВАТЬСЯ САМА…
Вникать в дела было трудно, все было ново и незнакомо, принципы мышления домохозяйки с 12 летним стажем никак не вписывались в коммерцию, но она смогла, мало того, смогла даже вернуть супруга. Она не учла лишь одного, что все это время меняясь внешне и внутренне — она полностью уничтожила в себе любовь к мужу, не смогла простить предательства…Осталось то, что можно было назвать лишь уважением с примесью горечи и грусти по ушедшему времени — тому времени, когда она была любима. Значит так уготовано ей (решила она) жить без любви и привязанностей…
Сменив место жительства, построив свой дом — свою маленькую крепость заново, она уж было начала успокаиваться, но что- то постоянно тянуло туда, туда, где был Он…
Приезжая в командировки она первым делом звонила ему (слишком велик был соблазн услышать в очередной раз его голос) интересовалась его делами, они иногда встречались — но общение было скомканным, она терялась, несла какую-то чушь, а потом злилась на себя за это. Этот парень едва ли ни единственный мужчина который был в состоянии ее еще смутить. Злилась до тех пор пока не поняла что просто влюблена в него по уши.
В один из своих приездов она с ужасом узнала, что он в беде… семейные проблемы…
Он очень изменился — стал заглядывать в рюмку, появились соответствующие этому пристрастию друзья. Смириться с этим она никак не могла…. Ежедневно выдумывая проблемы она выдергивала его в офис на устранение всяческих неисправностей, она видела, что ему не хочется идти домой, ее тоже никто не ждал — и они засиживались допоздна в офисе в то жаркое лето.
Однажды он заметил ей что "только с ее приездами начинаются всякие чудеса с компьютерами" и видимо он плохо ее учил в свое время с ними обращаться…Если бы она могла ему открыться тогда…Она сказала ему правду только в конце лета за 10 минут до отхода поезда, по телефону…
Тогда Она не знала того, что он уже несколько месяцев добивается перевода в тот город, где она живет — живет без него. Она
вообще многого не знала… А сегодня она рядом с ним (в его квартире остро пахнет краской) лежит на диване, который они покупали вместе… он попросил помощи в выборе мебели, а в магазине спросил какой диван ей нравится…
Она решила для себя что это будет первый и последний раз когда она появляется в его жилище — еще не заполненным другой жизнью, посягать на которую она не имеет никакого права, пустое пока жилище с маленьким островком их призрачного счастья в виде дивана….
Он заметно волновался, видимо чувствовал, что она в этот вечер решила для себя поступиться своими принципами, по глазам понял, как она устала бороться с охватившими ее чувствами. Его недавние попытки сблизиться были встречены ею " в штыки", но это было не от "нежелания", а скорее от неожиданности…Слишком много событий произошло за короткий период… его переезд в ее город, его признание в желании обладать ею. Она настолько привыкла тосковать по нему, что растерялась, когда он оказался так близко… сегодняшний вечер должен был быть переломным в их отношениях — она так решила и очень нервничала…
Они шли по темной улице молча как заговорщики. Он держал ее за руку словно ребенка, иногда слегка сжимая ее холодные от волнения пальцы и от этих пожатий сердце замирало вместе с дыханием и подкашивались ноги.
Вопреки всем ее ожиданиям он был на удивление неискушенным любовником…
Начало было бурным едва закрылась за ними входная дверь… словно боясь что кто то из них передумает… одежда летела в разные стороны, выстилая путь к дивану…
Поцелуи не ласкали — они обжигали, движения были резкими и немного грубоватыми, но это не обижало, просто каким то образом отмечалось в голове что " не все так как было в мечтах"…он вошел в неё резко — это было неожиданно, но в порыве она даже не сразу поняла что он был великоват для нее и поэтому она испытывает некоторые болевые ощущения, но это была приятная боль, как бы странно это не звучало…Как и следовало ожидать все очень быстро закончилось — слишком велико было возбуждение обоих… они лежали молча тесно прижавшись друг к другу, но он был далеко — она это почувствовала… что терзало его в тот момент? Не хотелось даже думать об этом… Оказалось все очень просто — он был смущен тем что тоже все представлял не так… и когда она об этом услышала — рассмеялась в голос и на его удивленный взгляд сказала ему тоже самое.
— Хочешь пить? — спросил он. — правда, придется из горлышка, у меня совсем нет посуды…
— А она и не нужна, — сказала она. — будешь пить из меня.
— Как это? — он приподнялся на локте и с любопытством стал наблюдать за ее действиями.
Наполнив рот минералкой, она плотно прижала свой рот к его губам и тогда он понял чего она хочет — приоткрыл губы и стал осторожно пить отдаваемую жидкость, а вместе с водой и ее желание. Это было так ново для него, что завело его быстрее чем ее рот успел опустеть. Его руки уже без излишней торопливости стали ласкать ее тело, задерживаясь на тех местах где ей было это особо приятно, оно само подсказывало и направляло его ласки туда, где их ждали… Но по тому что некоторые участки он упорно обходил она сделала вывод что он либо не знаком с этим либо его это не заводит… и она решилась на дерзость.
— Знаешь — сказала она — хоть это и первая наша с тобой ночь, но я хотела бы знать чем ты мечтал заняться с женщиной в постели…
— Но я опасаюсь что кое что может тебя шокировать или обидеть, как это бывало с моей женой.
— Не волнуйся на этот счет, ты же не знаешь, чего я жду от этой ночи…
— Я хотел бы включить свет и разглядеть тебя поближе Там… Можно?
Пока он вставал что бы включить свет, она легла так что бы ему было удобно осуществить задуманное и поскольку свет от голой лампочки слепил глаза прикрыла их рукой. Ей очень хотелось посмотреть на его реакцию, но она не решалась, так как боялась смутить его…так и лежала с закрытыми глазами, сдерживая дыхание и пытаясь хоть как то на слух уловить что же там происходит с ее исследователем.
— А поцеловать можно? — услышала она через некоторое время хрипловатый от волнения голос.
— Можно — ответила она на удивление так же хрипло. Боже мой, пронеслось в голове, как школьница волнуюсь, ну надо же…
Дыхание было горячим и прерывистым, а прикосновения губ легкими и робкими, но испытываемые ощущения обострялись осознанием того что она первая женщина которую он так целует, и были настолько сильны что застонав она выгнулась всем телом навстречу его ласке — он осмелел. Доведя себя и ее до полного исступления он каким то неуловимым жестом перевернул ее на живот приподнял бедра и вошел в нее сзади, осторожно, вероятно, он на этот раз почувствовал сопротивление внутри и понял что полное погружение невозможно и предоставил ей самой возможность регулировать глубину проникновения. Чувствуя его горячие руки на бедрах, слыша его сдержанные стоны она совсем потеряла ощущение реальности происходящего, в голове почему то вертелось только одно "я как снег таю в его горячих руках…"
Утомленные всем пережитым они лежали на диване синего цвета как на кусочке седьмого неба, которое сотворили для себя сами… он целовал ее пальцы, придумывая на ходу ласковые словечки — им обоим хотелось, что бы этому ощущению счастья и покоя не было конца…
Он заснул первым, она же слушая как успокаивается его сердцебиение и выравнивается дыхание, думала о том, что же теперь изменится в ее жизни, ведь просто так ничего не случается и бесследно не проходит… Настала пора, пришло ЁЁ время выбираться из кокона…
Бабочка
Я привыкла к твоим сюрпризам, но увидав кучу разноцветных платков на кровати, не скрывая удивления, хочу спросить, что это за маскарад. Не успев раскрыть рта, полного вопросов, уже чувствую, как ты мне его завязываешь одним из этих платков, потом руки, согнутые ноги…, тугие шелковые платки создают напряжение во всем теле, мне взволнованно жарко…
Показывая меня в зеркало, запеленованную в шелковые платки с обнаженной грудью и промежностями, ты называешь меня цветком, бабочкой, но это звучит смешно и даже стыдно, я просто похожа на мумию или куколку шелкопряда…
Ты завязываешь мне глаза…, я не могу двигаться, сказать…, в полной темноте только слышу и чувствую… Я ЖДУ, задыхаясь от желания, жду необычных и острых ощущений, и уже удивлена твоей медлительностью, как вдруг удивляюсь еще больше… Ты говоришь мне… О ЛЮБВИ…!!! (
Это звучит неожиданно, о том как ты наслаждаешься моим запахом, звоном баночек с кремом вечером в ванной…, как ночью осторожно гладишь мое нежное тело…, страдая от мысли, что мне никогда не хватит для полного удовольствия одного мужчины или женщины…
Я слушаю неожиданное признание, ловя себя на мысли, что никогда не давала тебе возможности объясниться…, всегда обрезая тебя похотливыми интонациями — "Знаю, знаю, милый., давай лучше займемся сексом…". А теперь, "мумифицированная!.", я слушаю твои слова о любви, впервые испытывая от них возбуждение… (
Ты целуешь мои соски и играешься пальцами между ног, оргазм приходит как приступ., взрывом проносясь в моей голове, я не могу крикнуть, пошевелиться, слезы бегут по щекам, увлажняя шелковый платок. Чувствую твои торопливые движения развязывания и хочу крикнуть, что чуть не задохнулась, не потеряла сознание, но уже… ощущая все твое горячее тело и принимая тебя внутри, онемевшая от нежного поцелуя в губы, отдаваясь ноющим телом распутанной бабочки, понимаю, как я люблю тебя, милый, и только тебя, среди всех тех, кто просто проходил мимо…
База
Отпускное настроение будоражило мое воображение несколько недель перед началом отпуска. Мои поиски по туристическим сайтам продолжались до глубокой ночи. Огромный выбор различных туров, их достоинств и недостатков был предметом долгих обсуждений с друзьями и коллегами.
На сайт этой Карпатской базы отдыха я попал, в общем-то, случайно. Наверно виной этому как всегда мое любопытство. Их неброская реклама на сайте одного из туристических агентств обещала незабываемый отдых для души и тела и содержала несколько весьма откровенных фото, сделанных как говорилось, посетителями их базы. Снимки были не хуже многих виденных мною на эротических сайтах. Конечно я полез на сайт этой Карпатской базы думая что это очередная халявная реклама девочек по вызову с их интересными откровенными снимками. Однако я был приятно удивлен, это была действительно венгерская база отдых у самой границы, которая обслуживала в основном туристов из СНГ. Цены были достаточно дорогими, но сноска в условиях о весьма откровенных нравах базы и десяток, горячих фоток сделали свое дело. Оформление визы и оплата проживания заняли все оставшееся время до отпуска.
Меня и еще несколько мужчин и женщин встретили на железнодорожной станции. Сопровождающая с "типично" венгерским именем Маша и водитель микроавтобуса в котором мы ехали всю дорогу распространялись на тему живописной природы вокруг ни слово не говоря о самой базе. Все началось, когда приехали. В холе нас встретили несколько молоденьких девушек одетые в униформу французских горничных. Маша сказала, что они помогут нам разместится и освоится на базе. Ко мне подошла одна из девушек и сказала что ее зовут Юстыся и что она проводит и покажет мне мой номер. За этой красивой девушкой, одетой в белую полупрозрачную блузку и умопомрачительную короткую мимниюбку, я был готов тянуть свою дорожную сумку хоть на сотый этаж. По дороге она щебетала что-то про то что это не проста база отдыха а почти что санаторий, что я после того как размещусь должен сходить к врачу на этаже и тот после осмотра назначит какие-то оздоровительные процедуры и что мне здесь понравится.
Слушая это все вполуха я засматривался на ее стройные ножки обтянутые черными нейлоновыми чулочками. На одном из пролетов лестницы я чуть отстал, и смог увидеть ее белоснежные ляжки контрастирующую с черным кружевным краем чулок. Номер, в который она меня привела, оказался достаточно просторным. Большая двуспальная кровать, занимавшая почти пол комнаты, отражалась в зеркальном потолке. В номере была огромная ванна, можно сказать бассейн. Два шкафа купе занимали всю стену прихожей. Один из шкафов был заперт. Юстися сказала, что там какие-то вещи предыдущих постояльцев, и они заберут их в ближайшее время. Над кроватью и в стене напротив ее были сделаны какие-то отверстия. Я подумал, что они остались от настенных ламп или еще что-то и не стал спрашивать Юстисю. Она защебетала, что через полчеса меня ждет доктор, а она должна бежать, потому что сегодня дежурит по этажу. Сказав, что комната дежурной через 2 двери направо по коридору она выпорхнула из номера, оставив в нем легкий аромат фиалки. Немного покопавшись в вещах, приняв душ я отправился на разведку к доктору. В рекламе этой базы кое-что значилось про их лечебную программу, поэтому я не удивился, а зря.
Милая женщина 30 лет, представившись врачом терапевтом Инной, что то рассказывала про источники минеральной воды в Закарпатье, видимо сбивая мою бдительность, потом предложила меня послушать и осмотреть. Я же вовремя всего разговора, как приклеенный, косился на выглядывающие из под стола краешек миниюбки и беленьких трусиков. Врач слушала меня, потом сказала, что ей надо пощупать мой живот, и поэтому я должен раздеться до трусов и пройти в соседнею комнату, где есть кушетка. Большая комната, в которою я зашел, напоминала больше гинекологический кабинет, чем осмотровую комнату. Гинекологическое кресло, стоящее в углу комнаты, разложенные перед ним инструменты, все говорило о страной направленности этого осмотра. Я разделся, как велела врач, и лег на стоящую возле стены кушетку. Инна, немного замешкавшись в другой комнате, зашла и села рядом. В общем-то сама обстановка этой комнаты была немного возбуждающей и мои торчащие соски и напряженный член под трусами не ускользнули от внимательного взгляда Инны. Она как бы невзначай при прослушивании задевала соски, а при осмотре живота немного тоже вроде бы случайно задела несколько раз член. Что-то пробормотав про себя и многозначительно хмыкнув она сказала, что у меня все так запущено или что тому подобное. А также косясь на напряженный член я наверно еще и слаб к тому же в половом отношении. Неожиданный поворот событий немного сбил меня с толку, я сказал что, если она хочет то может сама проверить. Не на секунду не покраснев и не задумавшись, видимо ведущая меня в нужном направлении, Инна сказала, что конечно проверит, но после дальнейшего детального моего осмотра. Инна, указав рукой на кресло, стоящее в углу, сказала, что, так как она собирается осмотреть мою простату я должен полностью раздеться, и стать на четвереньки. Когда я выполнил то, что она хотела, Инна, надев резиновые перчатки и вооружившись расширителем приступила к обследованию. Помассировав и пощупав простату через стенку анального отверстия, Инна предложила мне нормально сесть в кресло.
Сняв перчатки она в лоб спросила меня, как часто у я занимаюсь сексом. Уклончиво ответив, что сейчас у меня нет постоянной девушки, я попытался скрыть что, перебиваясь, последний год, случайными связями и сексом занимаюсь крайне редко. Многозначительно хмыкнув, Инна достала железную линейку, приложила ее к моему уже стоящему члену. Холод линейки приложенной к головке члена возбудил меня еще больше. Замерив длину и ширину члена Инна обмеряла мои яички, помассировала их рукой. После чего взяв из кармана презерватив ловким и видимо привычным движением одела его на мой торчащий член. Немного подрочив рукой мой член Инна отошла на середину комнаты. Так чтобы я не пропустил ни одной детали, Инна спустила с себя трусы и задрав юбку медленно прошлась по комнате. Ее гладковыбритый лобок и ярко красные половые губы раззадорили мою страсть еще больше. Также медленно и профессионально она залезла ко мне в кресло на колени и направляя одной рукой мой член начала тереть его о вход в свое лоно. Ее влагалище увлажнившись и выделило смазку. Она возбуждалась вместе со мной.
Почувствовав, что вход достаточно увлажнен Инна опустилась на мой член. Через пару незабываемых минут я, кончив, излившись в лоно Инны, улетел на вершины оргазма. Инна же не удовлетворенная, недовольно слезла с моего обмякшего члена, заявив, что диагноз подтвердился и меня конечно же они вылечат, но мне придется пострадать и потерпеть. Вытащив из ящика стоящего рядом стола не большой вибратор она демонстративно включила и засунула его себе во влагалище. Фаллос скрылся полностью в ее лоне. только небольшой колпачок выдавал его. Натянув сверху вставленного в киску вибратора трусики, Инна, приспустив юбку, сказала, чтобы я одевался, а использованный презерватив положил рядом на столике. для исследования моей спермы в лаборатории. Раздумывая над словами Инны "потерпеть" и "пострадать" я оделся и пошел вслед за ней в кабинет.
Наблюдая за Инной, сидящей и что-то пишущей за столом, я так и не дождался ее оргазма или признаков экстаза от вставленного в ее киску вибратора. На ее лице только появился румянец да блеск глаз выдавал ее возбужденное состояние. Инна сказала, что все, что она считает нужным мне делать, для моего оздоровления, она напишет медсестре, а та объяснит мне все в подробностях, и что бы я обязательно зашел к ней послезавтра. Я поцеловав Инну в губы и попрощавшись, вышел из кабинета и направился в душ в своем номере. Так неожиданно начался мой отдых.
Минут через 20, когда я вылез из ванной, ко мне в номер постучали. Я открыл дверь. Это была девушка в беленьком обтягивающем халате. В ее руках была два бокала с каким-то оранжевым соком. Привет, сказала она, я Катя, медсестра этого этажа, а в ее руках фирменный коктейль этой базы который она хочет со мной выпить по случаю моего приезда и нашего знакомства. Конечно же, я не мог отказать ей, и пригласил в номер. Мы присели в комнате возле стеклянного столика. Катя, вручив мне один бокал, предложила сразу выпить на брудершафт. Осушив полбокала, я символически поцеловал Катю губы, но видим это не в ходило в ее планы и она, захватив мои губы, нагородила меня долгим французским поцелуем с языком. Немного опешив, я допил оставшуюся часть коктейля. "Ну вот мы и познакомились" — улыбаясь сказала Катя. "Я буду помогать выполнять Вам предписание врача Инны и другие лечебные процедуры. А сейчас я должна сделать вам укол. Спускайте штаны и ложитесь на кровать я через пару минут зайду."
Укол был немного болезненным. Катя, нежно похлопав по моей заднице, сказала, что надо немного полежать, она придет позже. Лежа на кровати через несколько минут я почувствовал как какая-то волна подымающаяся из низа живота будто бы захлестывает меня. Тяжесть в сосках. вставший член. Порнографически видения понеслись у меня в голове. Я не смог лежать. Встал. Недавно пережитая сцена в кабине Инны рисовалась в моем воображении. Скрипнула дверь и в комнату снова вошла Катя. Видя, что я не лежу, она сказала, что мне пора идти на водолечение. Я лишь как автомат притянул ее к себе и поцеловав в губы, сплелся с ней языком, сжимая ее грудь и ягодицы. Катя, видимо предвидя мою реакция на коктейль и укол какого-то возбуждающего, как я понял позже, резко отстранилась от меня, и еще раз настоятельно повторила, чтобы я пошел за ней. Идя за Катей по коридору, я ели сдерживал гуляющие в моем мозгу идеи оттрахать ее прямо здесь в коридоре, или завалится с ней в какой-то кабинет или комнату. Перейдя в другое крыло и спустившись на этаж ниже, мы попали в водолечебницу. Кабинка, в которую меня завела Катя, была оборудована джакузи. Вышедшая к нам женщина, лет 30, на венгерском перекинулась парой фраз с Катей. Это женщина была одета в полупрозрачный халат, под которым явно просматривалось эротическое белье. Катя пояснила, что мне надо раздеться и лечь в ванну. Под похотливыми взглядами двух женщин я разделся и залез в ванную. Включив джакузи, венгерка сняла халат и осталась только в кружевном пояске, чулках. Венгерка зашла мне за спину, а Катя осталась стоять чуть впереди. Помогая руками она начала массировать меня, мои соски и член сильной струей воды из шланга. Я на некоторое время потерял ощущение времени. Катя потом рассказывала, что я бился в экстазе под струями воды. несколько минут, пока ни кончил. Невероятной силы оргазм потряс меня и вывернул на изнанку, но облегчения он мне не принес. Я был также возбужден, как и до него.
Распаренный и неудовлетворенный я вылез из ванны. Кати и венгерки уже в кабинке не было. Одевшись, я вернулся к себе в номер.
Возбуждающее все еще действовало. Переодевшись в номере, я включил телевизор, пощелкал каналами. Среди прочих там было 4 спутниковых канал которые круглосуточно транслировали порнуху. До ужина основалось еще время, включив один из них. наверно самый крутой, я решил немного расслабится. На экране, грудаста американка обслуживала двоих мужчин. В ее заднице торчал приличных размеров вибратор, а другая дырка была растянута большим членов на котором она подпрыгивала. Кроме того, она еще сосала у второго мужика. Все это показывалось с разных планов. Через пару минут, я опять был перевозбужден. Тут в дверь постучались, и в комнату вошла Юстися. Взглянув на экран и на мой приличных размеров бугорок на штанах, она молча ласково обняла меня. и поцеловала в губы долгим французским поцелуем. Ее язык сплетаясь с моим, моментально довел меня до точки кипения. Я завалился с ней на роскошную кровать. Быстро найдя пуговицы на брюках, она освободила мой член, и направила в себя.
Она не раздевалась, а лишь сдвинула трусики в сторону. Несколько мгновений и Юстыся уселась на мне как та женщина на экране. Сюжет на экране все еще шел, только на этот раз девушку удовлетворяли двумя вибраторами, а она по очереди сосала у мужиков. Мои ощущения примешались, было такое чувство, что я присутствую и там за экраном и здесь. Приняв весь мой член Юстыся начала не двигаясь массировать его стенками влагалища. Потом немного выгнувшись не выпуская из себя она начала тереться о основание члена. Это было что-то. Видимо почувствовав, что я через пару секунд кончу, она выпустила член из себе, перевернувшись обхватила его губами и выпила все до капельки. Немного поиграв с моим опавшим другом она улыбнувшись сказала, что я теперь понял что значит дежурная по этажу. И что включение и просмотр порноканалов по телеку для них как сигнал. Приведя себя в порядок, она выпорхнула из номера. Оставив меня в раздумьях.
Спустившись в столовую, на 2 этаже, я увидел стоящую у входа Машу, которая встречала нас на станции. Она поинтересовалась, нравится ли мне тут. И как персонал ко мне относится. Я ответил, что относится можно сказать с любовью.
Заулыбавшись, она подвела, меня к столику, за которым сидели две женщины и мужчина. Столики были расставлены так, что перегородки между ними делали их закрытым друг от друга. Маша представила мне каждого. Павел и Юля отдыхают здесь неделю, а Света тоже, как и я приехала сегодня. Перекинувшись приветствиями и выяснив, что Света из Львова, а Павел и Юля из России, я начал спрашивать про то куда они здесь ездили, как проводят время. Как того загадочно улыбнувшись, Юля ответила, что они никуда ни ездили, а все время проводят здесь на базе. Поедая свой ужин, я краем глаза рассматривал сидящих рядом девушек. На Юле был широкий реглан с воротником, который закрывал шею. Длинные рукава закрывали запястья. Когда она поднимала, руку я разглядел черные браслеты, которые были надеты на ней. Несколько раз она поправляла, что-то под воротником реглана, наверно ожерелье страсти, подумал я. Во время всего ужина Юля сидела ровно, как на колу, когда она нагибалась вперед, что неуловимое болезненное проскакивало на ее лице. Света наоборот была в легком платье, крутилась во все стороны, расспрашивала Павла про окрестные магазины, рынки. Набравшись смелости, под конец ужина я спросил Юлю, что у нее болит. На что она не стесняясь заявила, что их врач для усиления ее либидо приписал ей несколько дне ходить в специальном костюме. Этот костюм состоит из корсета, где на месте грудей есть специальные отверстия для сосков. через которые они вытаскиваются и к ним присоединяется елктростимулятор. На шею и на руки одеваются специальные браслеты Во влагалище и в анальное отверстие вставляются специальные вибраторы с електростимуляторами на поверхности. Причем снять все это без врача она не может, как и не знает когда оно начинает и заканчивает действовать. Она уже второй день находится в постоянном возбуждении, Все это сидящая рядом Света слушала буквально с раскрытым ртом. Я в общем- то был готов к такому повороту, учитывая все приключения в течении дня, что со мной произошли. Не знаю, провели ли со Светой такую подготовку как со мной, но откровения Юли не был неожиданностью для меня. До конца ужина Света не проронила больше не слова. Она только переглядываясь с Юлей и чему-то загадочно улыбалась.
После ужина Павел предложил всем прогуляться в парке, что был неподалеку от базы. Еще не стемнело. Мы шли по парку Павел с Юлей чуть впереди, а я со Светой с сзади. Было довольно тепло. Вдруг Юля остановилась, она двумя руками обняла Павла и почти повисла на нем. Ее лицо покраснело, выступил румянец, через приспущенные ресницы были видны белки глаз. Через несколько мгновений она сползала по Павлу и стала на корточки, после чего начала судорожно расстегивать ему штаны. Света и я немного опешили. Но продолжающееся действо не давало нам двигаться. Найдя искомое Юля заглотнула его член почти целиком Ее буквально трясло от вожделения. Равномерно глотательные движения сопровождались стонами и какими-то гортанными криками удовольствия. После бурного финала Павла она как пылесос все до капельки высосола. Немного смущаясь мы подошли поближе. Юля уже стояла рядом с Павлом с раскрасневшимся лицом. Глаза ее были полузакрыты. Она была еще не здесь. Довольный Павел сказал, что все это действие електростимуляторов установленных на Юле.
Она не контролирует себя в момент их работы. Это может произойти где угодно. Ему конечно это нравится. Еще немного погуляв, мы вернулись на базу. Я проводил Свету до ее номера и вернулся к себе. Как только я зашел в номер, в дверь снова постучались, и вошла Катя. Он сделала мне очередной укол и напомнила, что через полчаса в большом зале на 2 этаже будет вечер отдыха. Переодевшись и приняв душ, я отправился на встречу новым приключениям.
Зал я нашел довольно быстро. Перед входом толпилось несколько женщин и мужчин в весьма сексуальных нарядах. Я сказал одной из официанток номер комнаты, она проводила меня к моему. На столике ясно выделялась табличка с 4 цифрами. Официантка показав на табличку сказал, что мой номер на сегодня 37.
За столиком ним сидели знакомые мне Юля, Павел и Света. Света, мило улыбнувшись, сказала, что горничная на этаже предупредила о том, что этот вечер будет для нее незабываемым в сексуальном плане. В полутьме зала ярко выделялась пока пустая сцен. Многие сидели за столиками пили поставленные на столе напитки, заказывали официанткам коктейли. Официантки в одеждах из черного бархата с открытыми спинами, коротких юбках, чулках и в туфлях на высоких каблуках ходили между столиками как модели по подиуму. Когда одна из них наклонялась к столику то из под юбки выглядывал краешек черных чулков который резко контрастировал с белизной ноги. В зале воцарилась атмосфера ожидания сексуального таинства. Я разлил девушкам местного венгерского вина. Его сладковатый и терпкий вкус очень им понравился. Я непроизвольно разглядывал сидящих за столом женщин. Юля была, как и час назад в своем електрокостюме, закрытым регланом, а Света в длинном, серебристом вечернем платье с глубоким вырезом.
Вдруг сцена ярко осветилась и на ней показалась знакомая мне доктор Инна и еще одна девушка. Обе были в весьма откровенных кожаных костюмах. Кожаный бюсгалтер с щипами вместо сосков, кожаные щорты с молниями между ног, ошейники и черные чулки вот и все что на них было. Весь зал зааплодировал. Инна взяла микрофон, и томно вздохнув, произнесла о начале вечера отдыха. Она сказала, что сегодня в зале находятся семь сегодня приехавших новеньких, некоторых она сама лично осмотрела, и нашла их весьма потенциально сексуальными. Поэтому она их всех ждет за кулисами для участия в сегодняшнем действе. Я со Светой переглянулся. Светины глаза блестели как две новенькие монеты. Видно сегодняшняя терапия не прошла даром. Тем временем Инна со сцены удалилась, а девушка, с вышедшем на сцену парнем, начали танцевать стриптиз.
Поднявшись, я вместе со Светой пошел за показывающей дорогу официанткой. Она привела нас и еще несколько человек в комнату, скорее похожую на процедурный кабинет, чем на гримерную для участников представления. Пол и стены были отделаны кафелем, а в разных концах комнаты стояли гинекологические кресла. Выбору фаллосов, сексуальных игрушек и костюмов в стенных шкафах комнаты, позавидовал бы не один секс-шоп Две девушки в черном шелковом белье и мужчина в кожаных шортах, находившиеся в дальнем конце комнаты, критически осмотрев нашу группу, предложили сначала пожеланию разбиться по парам, а если не устраивают партнеры, то они в нашем распоряжении. Переглянувшись со Светой я нежно обняв ее за талию, притянул к себе и сказал, что на этот вечер она точно будет моей парой. Видимо находясь под впечатление увиденного она явно была не против
Одна из пришедших женщин, лет 30, захотела себе в пару стоящую девушку, еще одну забрал полноватый мужчина, дама с ярко накрашенными красными волосами поманила к себе эти кожаные трусы.
Через несколько минут появилась Инна с кожаной подружкой, и с укором заявила, а почему еще не переоделись? Дальше события понеслись настолько стремительно, что я с трудом вспоминаю некоторые детали. Появившиеся вслед за Инной четыре девушки и она сам подошли к каждой паре, и повели за собой в разные концы этой комнаты и в две соседние. По ходу, объясняя какое участие они примут в представлении. К нам со Светой подошла Инна, хитро улыбаясь, она сказала, что наше сегодняшнее выступление точно запомнится и нам и отдыхающим базы надолго. Ловко шлепнув Свету по заднице, она увлекла нас в одну из комнат. Пока мы шли, я увидел, что почти все присутствующие в этой комнате начали раздеваться, чтобы надеть выданные девушками костюмы. Одну из раздетых девушек уже взгромоздили в гинекологические кресло. Новая комната, в которую завела нас Инна, уже больше походила на гримерную, обтянутые красным бархатом стены, дубовые панели, огромное зеркало, но вместо пуфика кожаный высокий стул, без спинки. Раздевайтесь, первое, что сказала Инна. Сегодня вы несколько раз имели отличный секс и со мной тоже, сказала она, пока мы раздевались, но то, что я хочу, что бы сделали не идет ни в какое сравнение. Единственное, что может как-то задержать Вас это публичность, но я помогу устранить Вам этот недостаток. Все что Вы будете сегодня делать, Вы будете делать в кожаных костюмах, они делают Вас почти неузнаваемыми. Одевайте их, и она указала на два черных комка лежащих возле зеркала.
Они имеют латексные вставки, и будут плотно облегать Ваше тело. Вита и Ксения помогут Вам одеться, и позовут меня когда вы будете готовы Тут в комнаты вошли две девушки одетые в белые халаты. У меня по телу пошел некоторый мандраж от этих разговоров и приготовлений. Я был полностью голый и впервые увидел голую Свету. Видимо все эти действа производили на неё какое-то гипнотическое влияние. Впервые с малознакомым парнем и вот в таком виде. Решительная девушка подумалось мне тогда. Я еще не знал, что нам предстоит. Нежно обняв, я приободрил ее.
Помощь нам действительно понадобилась, хоть и костюмы имели множество ремней и приспособлений, одеть, видимо, как и снять их было непростым делом, нижняя часть типа кожаных штанов села на меня как литая, верхняя часть, однако не очень хотела налезать ни на меня, ни на Свету. Наконец все закончилось, кожа действительно плотно облегала, медсестрички начали подтягивать ремешки. Тут начали открываться скрытые прелести костюма. Ну конечно молния на причинном месте, через всю промежность, это как само собой разумеющееся, как и отверстия, для того чтобы вытащить соски, но удивило меня другое, это кольца из стали на запястьях и ногах. Кроме того, на Свету сестрички поверх костюма уже надели пояс с несколькими кольцами.
Похожие как у меня кольца были у Светы на запястье и ногах. Белые халаты также молча одели на нас со Светой черные маски с прорезями для глаз, носа и рта. Опять таки на шею Светы они надели ошейник с массивным кольцом впереди. Пока я разглядывал и поправлял костюм перед зеркалом, они ловко отвели Свету, как она потом говорила, будто под гипнозом, к кожаному высокому стульчику, перегнув через него пристегнув руки к полу, а ноги к ножкам. Видимо это они делали это не впервые, а наличие застежек на полу и на стульчике в полумраке, что царил в комнате, я не заметил. Тело Светы, лежащее на стуле выгнулось, высоко поднятая, обтянутая кожей, попка выглядело просто эффектно. Света даже не попыталась, сопротивляется, а молча надвигаясь лежала на стуле. Медсестрички тут же обратили свое внимание на меня. Одна из них скинув халат под которым ничего не было, подошла ко мне спереди и томно вздыхая начала тереться о меня, обнимая и целуя в губы, другая сзади сжимая одной рукой мои ягодицы ласкала торчащие через прорези костюма соски. Увиденное мной в кафельной комнате, сегодняшние приключения, переодевания и горячие ласки сестричек сделали свое дело, я, не обращая внимания на осторожность и положение Светы, начал отвечать им на их ласки и не заметил, как тоже оказался в их нем плену. В последствии я пытался восстановить ход событий, но видимо их ласки и мое желание были так сильны, что я впал в экстаз. Я оказался пристегнутым напротив зеркала на диване. Ноги были пристегнуты к полу, а руки за головой к спинке дивана. Ксения немного еще подразнив меня оставила меня, выпуклость на костюме ясно говорила ей что я хочу продолжения, но видимо это не входило в их планы. Тут я увидел, что Света очнулась и пытается, что-то возмущается своим положениям, пробуя на прочность стальные кольца. Я шутя попросил девушек освободить нас, мол проигрались и хватит, на что они с улыбкой отошли к зеркалу. Выдвинули один из ящиков, взяли два красных пластиковых шара и также молча запихнули их мне и Свете в рот закрыли его на замок маски. Да такой поворот событий напугал меня не на шутку, чужая страна, база сексуальных утех, вобщем какое там удовольствие. Зеркало конечно беспрестрасно отражало наше со Светой положение.
Это было два тела в черной коже пристегнутых в различных позах. Одна голая и другая полуголая отлично сложенные, красивые девушки возле нас. Как бы продолжая свою задачу Ксения подошла ко мне. Расстегнула молнию костюма на промежности взяла в руку выскочивший член, начала теребить его, добиваясь устойчивой эрекции. Вита же проделывала тоже со Светой, она расстегнула полностью молнию и активно работала рукой и языком в ее вагине. Даже при закрытом роте стоны Светы были достаточно громки. За этими занятиями их и застала Инна. Войдя в комнату она оглядела проделанную медсестричками работу, проверила как сидят костюмы, возбуждение сосков и других частей тела, провела рукой по вагине Светы и убедилась, что смазка достаточна обильно выделяется, похвалила Ксению, что та поддерживает меня в экстазе не давая кончить. После чего отослала их помогать готовить остальных участников выступления, сказав, что здесь она сама разберется и все сделает.
Накинув халатики, они убежали в соседнюю комнату. Появление Инны как то сняло мои тревоги по поводу пережитого и нашего со Светой состояния. Она также молча подошла к оттопыренной попке Светы, критически осмотрев, двинулась к зеркалу. На мои мычания она даже не реагировала. Из трюмо она достала два приличных размера фаллоса опутанных проводами. Один из них был тонкий и длинный другой более короткий напоминал грушу. Положив их на зеркало, из других ящиков она доставала несколько баночек с мазями и пару тюбиков. Также молча она взяла один из тюбиков и наклонившись к промежности Светы аккуратно выдавила часть на половые губы, а часть на сжатое колечко ануса. Такие действа конечно заинтересовали меня. Света, пытаясь крутится, чтобы разглядеть, что там делает Инна, сдвинула попку в сторону. На что Инна звонко шлепнув по обтянутой коже заднице. Взяла за кольцо на поясе Светы и пристегнула ее к сидению стула. Затем она размазала крем по входу в вагину, пальчиком проникла в задницу Светы. Это возбуждающий крем, прокомментировала она, сейчас твои отверстия сами раскроются, и ты получишь незабываемые ощущения. Я подожду пару минут, пока крем начнет действовать, а пока подготовлю его. Она взяла другой крем со стола и также молча стала втирать его мне в член. Это чтобы у тебя всю ночь стоял, и хоть ты и будешь кончать, прокомментировала она. Да подумал перспектива Видимо крем или руки Инны, но член стоял колом, чуть подрагивая от возбуждения. Прогресс есть, задумчиво сказала она, глядя на член, с утра ты был послабее. Оставив меня, она опять взялась за Свету, гелем она обильно смазала вход в анус, также густо она намазала тонкий фаллос. Пальцами она помассировала вход и аккуратно, очень медленно с остановками. Не обращая на стоны Светы, ввела практически весь тонкий член ей в анус. Тело её изогнулось, почти 20 сантиметров киберплоти вошло в нее. Инна перестегнула ее руки выше, Она выгнулась, торчащий из нее кол не давал ей сильно сгибается. Ее буквально трясло в экстазе. Действие это крема или умелых рук Инны, но из вагины Света буквально текла слизь, глаза закатились. Ну, что ж продолжим, многозначительно сказала Инна. Взяв второй фаллос она потерла его о вход во влагалище немного повозив боком, чтобы ее соки достаточно смочили его. И не останавливаясь резко ввела его в Свету. Та охнув обмякла от очередного оргазма. Так теперь закрепим, она одела на ее губы и клитор зажимы с проводами, а поверх всего резиновый подгузник. Такие же зажимы она прицепила на торчащие соски. Ну что ж девочка готова, сказала она, закрепив на одном из колец пояса Светы аппарат, к которому шли все провода от зажимов и вибраторов. Как думаешь, где она сейчас, сказала она, глядя на ее полуприкрытые глаза, и сотрясающееся в экстазе тело. Но ничего первый оргазм самый продолжительный, сейчас она снова будет снами. Она перецепила ее руки к поясу и отцепила ее от стула. И действительно, Света открыла глаза и томно оглядев меня и Инну, что-то промычала.
Инна опять подошла к зеркалу достала из ящика, что-то полукруглое тоже с проводами. Взяв в руки гель она обильно обтерла мой член. Потом взяла в руки это и тоже влила его туда. Тебе понравится, улыбнувшись, сказала она. И дела это на член. Член оказался как в какой-то мясорубке. Его сжимало, мяло, вытягивало, он пульсировал сверху донизу, ощущения пронизывали меня, я был в экстазе, всё произошедшее и стремительно пронеслось в моей памяти еще раз и вылилось в незабываемый оргазм. Да уж эти чудеса техники.
Баллада о женской попке
Попка, попа, попочка, задочек и дальше еще много названий у этой части женского тела. Но они, эти названия, звучат в нашем великом и могучем языке как ругательства, не будем их произносить.
По моему глубокому убеждению, попа является верительной грамотой женщины. Несомненно, она выражает женскую суть лучше, чем грудь, ляжки, не говоря уже о мохнатке на венерином холмике, которые дамы нам показывают только в самый последний момент. Через любую ткань видна форма попки, что позволяет нам, мужчинам, сделать далеко идущие выводы.
Попка наиболее полно выражает отношение женщины к самой себе. Ищущая мужчину женщина одевается так, чтобы у него возникало неодолимое желание погладить мягкие булочки, помять их, на худой конец ущипнуть за ягодичку.
Юные девушки еще не знают громадной власти своих попок над сильной половиной рода человеческого. Но они чисто интуитивно облекают драгоценную часть своего тела то в коротенькие мини-микро юбочки, то в джинсики, настолько туго облекающие мягкую плоть, что непонятно, как их умудряются натянуть и застегнуть. В итоге, девичья попочка просто кричит проходящим мимо мужчинам: "обратите на меня внимание, моя носительница готова вступить в половую связь с достойным претендентом на ее тело".
Женщина, которая махнула на себя рукой и ничего не ждет в перспективе, одевается небрежно, мятое платье мышиного цвета скрывает ее задний фасад, дает мужчинам понять, что здесь их больше не ждут.
Ни у какого животного самки не имеют этой восхитительной части тела. Наши ближние родственники обезьяны обладают мускулистой задницей, и только! Нет у родичей человека этой пышности, соблазнительной округлости. Почему, спрашивается? Она просто не требовалась: обезьяны все время проводили в беготне за пропитанием, на спокойное сидение времени не оставалось. В отличие от них, Человек не даром получил название сапиенс — думающий. А думать удобнее всего сидя, а не на бегу. Сел Дикий Человек, чтобы подумать о мировых проблемах, чувствует — жестко, камешки в задницу впиваются. Вот и придумал он сделать свое седалище мягким. Задумано — сделано, так и появилась у Человека попа, пока еще одинаковая у мужчин и женщин.
Но Дикие Женщины умом были повадливы, думать горазды. Пока мужчины бегали за мамонтами, они сидели на камушке у костра и думали. Камни то в ледниковом периоде были холо-о-одные!
Нашлись и другие резоны: "У меня пузожитель живот раздул, будто я проглотила еще не существующий футбольный мяч. Чем его буду кормить, если этот раззява мамонта не добудет? Или того хуже, слопает его саблезубый тигр вместе с гениталиями. Не-ет! Нужно впрок запастись, жирок накопить. А где его хранить? Да, конечно, на попочке. И на случай голода запас, и сидеть на камне не холодно. И еще, если этот тиран мне пинка под зад даст, то не так больно будет". Опять же, сказано — сделано. Нарастила Дикая Женщина жирок на своей попке. Но не совсем ладно получилось — попка кругленькая, а ноги тонкие, и на боках ребрышки проступают. Добавила и туда жира, стала Женщина кругом гладенькая и мягкая.
Вернулся Дикий Мужчина с охоты и удивился последнему писку моды. Взялся руками за ее попку, и так ему приятно показалось, что веки вечные не отпускал бы. Женщины еще во времена питекантропов заметили, что все мужики туго соображают, так и в этом случае было. Ждет терпеливо Дикая Женщина, какое решение по поводу ее попы примет Дикий Мужчина. "Ага, — думает, скрипит мозгами Дикий Мужчина, — значит, для полного удовольствия нужно выбирать ту, у которой самая пышная попа"! И разработал целый ритуал выбора невесты.
Как только закричит Мужчина: "Жениться хочу", голые, по обычаю того времени, девушки выстраиваются перед ним в ряд. "Повернитесь, покажите попки", — командует потенциальный жених и начинает портновским сантиметром измерять у них эту соблазнительную часть тела. Для этого и сантиметр матерчатый пришлось изобрести. Измерит Дикий Мужчина, выберет самую попастую и говорит ей:
— Ты красавица, буду с тобой любовь крутить.
Ритуал этот, изобретенный в каменном веке, долго соблюдался. Последними от него отказались негры, когда научились выговаривать слово "доллар" и пользоваться автоматом Калашникова.
Так и ходили голые женщины, сверкали попками, пока одна из них по имени Ева не заметила, что у другой женщины Лолит попа больше и красивее. Но Ева хорошо знала, что телесные недостатки легко компенсировать умелым раздеванием. А для этого надо что? Конечно, прежде нужно одеться. "Адам, — сказала Ева своему мужчине, — у меня совершенно нечего надеть"! Эта фраза так понравилась, что до настоящего дня все женщины, требуя новых нарядов, повторяют ее своим мужчинам. Даже имя изобретательной Евы они включили в самую древнюю книгу.
С точки зрения Адама (да и с моей, тоже!), Ева лучше всего выглядела голой. Я даже намерен внести в Думу законопроект о нахождении женщин в общественных местах обязательно с голыми попками. Пусть прикрывают свои сиськи, пусть носят лифчики хоть со стальными шипами, но попка у них должна быть открыта всеобщему обозрению. Нет, нет! Вы даже не спорьте, пора вернуться к нашим историческим корням. Представляете, как взлетит до небес имидж правозащитницы Эллы Памфиловой, если она явится на пресс конференцию с голой попой!
Но вернемся к претензиям Евы. Адам знал, что спорить с Женщиной бесполезно, все равно на своем настоит! Пошел он на охоту и принес Еве десять чернобурых лисиц. Сшила из них Ева первые в мире шортики. Прикрыта попа, остается только строить догадки, какая она. Зато можно нежненько, будто играя, снять с женщины штанишки-трусишки или просто запустить в них руку и погладить кожу этих восхитительных округлостей. Каждый мужчина с замиранием сердца выполняет на своей женщине такой стриптиз, будто надеется обнаружить там что-то новое.
Новое не обнаруживается, но сам ритуал о т к р ы т и я д о с т у п а восхитительно приятен, где уж тут думать о телесных недостатках женщины! Как красиво ущелье между половинками — узкое, когда плотно сжаты ягодицы и широко разваленное, когда женщина присела. Восхитительно нависает нижнее оттопыренное закругление попки над ляжками, такими полными вверху и узенькими над коленками.
Несомненно, самая эстетичная поза, когда женщина стоит перед вами кверху попкой. Позиция для нее не сказать, чтобы комфортная, но, если она вас любит и желает доставить своему мужчине удовольствие, то встанет так. Выпрямленные ножки плотно сжаты, руки обхватили лодыжки, лицо прижато к коленям. Тело имеет форму восклицательного знака, оно расширяется от узких лодыжек вверх к ляжкам и венчается кругленькой, мягонькой попкой, очертания которой проступают через ткань.
Поднимите подол платья и бережно закиньте его на спину, как откидывает художник занавеску с картины. Перед вами ОНА, обтянутая целомудренными трусиками, годными для домашнего обихода, а не для пляжного показа. Когда женщина приняла искомую позу, трусики немного сползли, обнажив верхушки ягодиц и начало ложбинки между ними, что, несомненно, пробудит вашу фантазию. Не спешите, не ломайте удовольствия, полюбуйтесь ее округлостью, нежненько погладьте прямо по трусикам, скользя ладонями от верхушек ягодиц к ляжкам.
Вот теперь самое время заняться трусиками. Нет, не запускайте пальцы под резинку, не будьте вульгарным. Возьмитесь сзади за нижний край трусиков и спускайте их сантиметр за сантиметром, т и х о н ь к о п о д е р г и в а я. Остановитесь, когда резинка трусиков достигнет самого широкого места. Вам предстанет восхитительная картина. Но не торопитесь прикасаться руками, зрительно насладитесь рельефом и белизной кожи. Полюбовались? Продолжайте стягивать "последние покровы". Наконец ее булочки, ее кругляши, мягкие части освободились от трусиков полностью, их резинка ниже складочки, отделяющей ягодичку от ляжки. Передняя сторона трусиков зажата между бедрами и поникшим туловищем, остальная их ткань застряла между сдвинутыми ляжками. Ими же больше чем наполовину прикрыта и щелка между больших губок. Но сейчас мы и не собираемся их открывать. Будем любоваться нежной, зовущей попкой Женщины, как японец любуется икебаной.
Только теперь можно не торопясь, с чувством, с толком погладить, помять это произведение природы — ЖЕНСКУЮ ПОПКУ. Ощутите разницу между бархатом гладкой кожи на верхушке и боках ягодиц и приятной шершавостью нижнего закругления, на котором сидят.
Все это будет прекрасной увертюрой перед тем, как вы сервируете свою даму на постели и она закинет ноги: вам на спину, на плечи или просто разведет колени — это уж кому как нравится…
Я глубоко уверен, что и нормальной Женщине чарующе приятно заголяться перед своим Мужчиной, демонстрировать ему попочку, сисички и прочие прелести. Сим она еще и еще раз подтверждает власть своего тела в человеческом мире. Если Женщина не испытывает при этом удовольствия, значит у нее не все в порядке с мозгами.
Но, изобретая одежду и стриптиз, Женщина перемудрила. С того момента, как нам пришлось раздевать Женщину, у нас, мужчин, появилось коварное желание шлепнуть ее по попке. Многим дамам нравится, когда их шлепают, ведь проявить покорность своему Мужчине, принять от него шлепка — это так сладко.
Женщина приникает к вам, обнимая за шею и целуя в губы, а вы медленно, со вкусом поднимаете сзади подол ее платья и спускаете трусики. И вот под вашими руками голая попочка. Самое подходящее время для того, чтобы легонько шлепнуть по мягкому месту и услышать испуганный визг.
Еще более эстетично получается, когда женщина лежит животом на столе или стоит перед тобой на четвереньках, в порочной, но одновременно стыдливой и беззащитной позе, а ты готов войти в нее. В этот момент нет ничего естественней, чем шлепнуть по голой попке, и еще, и еще раз, пока не покраснеет.
И крутится отшлепанная попа,
Горит, как будто вышка нефтяная…
Возможно, когда вы шлепните даму своего сердца, она даже запищит что-то вроде: "Караул! Убивают"! Но не забудет при этом оттопырить попку и ждать продолжения. Ибо женщины знают, они обзавелись мягонькими попками в том числе и для того, чтобы их шлепали — кто звонко, кто смачно, иногда больно, порой ласково и очень нежно, но всегда возбуждающе сексуально…
Бассейн
Прыжок….. Твое тело промелькнуло мимо меня, вонзилось в голубую гладь воды и растворилось в глубине бассейна. Волны, успокаивающиеся после такого всплеска, вызвали во мне прилив желания. Я зачарованно наблюдал, как твой силует подплывает ко боритку бассейна. Подсветка снизу придавала твоему телу таинственность. Оно манило к себе. И вот ты выныриваешь… Мокрые волосы струятся по твоим плечам, глаза закрыты, ты явно испытываешь наслаждение, освобождаясь от плена воды… Твои руки касаються нежно-голубого кафеля, ты поднимаешься выше, садишься на край, разглажываешь волосы…
Капельки стекающие вниз дарили тебе нежные легкие прикосновения, почти неощутимые, но такие приятные. Вот одна капелька побежала вниз по упругой груди, вторая… Как мне хочется испить эту влагу. А вот и подходящая… Как бы дразня меня, самая крупная капля зависла на твоем сосочке. Еще секунда, и она сорвется вниз, уносясь к другим прелестным долинам наслаждения. Но я не дам ей так легко уйти. Наклонясь, я язычком достаю до нее, она аккуратно стекает ко мне. Какая она горячая… Я хочу испить всю твою влагу….
Твой сосочек, почувствовав близость моего языка напрягся в ожидании прикосновения. Но сначала я исследую эти холмы вокруг. Провожу своим язычком вокруг, поднимаюсь все выше и выше к серединке, где торчит в нетерпении один из твоих прекрасных бутончиков…
И вот наступает этот миг. Я уже не в силах заставлять тебя ждать этого блаженства. Прикосновения язычка сначала едва уловимые, становятся все смелее и смелее. Вот уже весь твой сосочек в объятии моих губ…
Ты ложишься на живот, а мои руки начинают обследовать каждый кусочек твоего тела… Поласкав шейку, спускаюсь к плечикам и спинке. Руки скользят по твоей мягкой, влажной коже, вызывая в тебе прилив желания…. Они спускаются ниже, к твоей очаровательной попочке, то пытаясь идти дальше, то замирая перед восхождением…
Я нависаю над тобой всем моим телом и начинаю медленно опускаться. Ты уже ждешь того момента, когда между нашими телами не останется никакого пространства. И вот ты чувствуешь прикосновение чего-то напряженного и горячего… По твоему телу словно пробегает электрический разряд. Ты знаешь, что это и знаешь, где это скоро окажется. От этих мыслей ты совсем заводишься и выгибаешься навстречу мне… Я опускаюсь ниже, медленно как только это возможно. Оставшаяся влага делает это скольжение легким и плавным. Вот мой член скользит по твоей спинке вниз, туда где два холмика твоей попочки разделяются и начинается ущелье наслаждения… Я прижимаюсь к тебе, чувствую твое дыхание, чувствую как бешенно бьется твое сердце… Да, сейчас, сейчас я хочу пронзить тебя своим орудием…
Ты выгибаешься ко мне еще сильнее. Лепестки твоего цветочка растворяются, открывая взору нежный бутон… Я не могу упустить такое зрелище и соскальзываю вниз, к этой пещерке наслаждения. Капельки росы предвкушаемого сладострастия уже появились на лепесточках. Как мне хочется испить их… Я касаюсь их язычком, начинаю медленно кружить зачаровывающий танец. Твой бутончик тоже ждет этого прикосновения… И он дожидается… Одновременно с моим касанием ты испускаеь сладострастный стон… А я прдолжаю вылизывать все закромные уголочки твой пещерки. Твое тело дрожит от нетерпения, извивается и боится упустить эту ласку…
Но ты хочешь большего. Да и мой жезл напрягся до предела и хочет проникнуть вглубь тебя… Ты становишься на четвереньки, выгибаясь так, что все твои прелести так нескромно выставлены мне на показ. Но они ждут одного — глубоко проникновения…
Мой член сначала немного дразнит тебя, как бы пытаясь войти, но практически не заходит… Но вот начинается это погружение… Медленно раздвигая твою плоть, он проникает в глубины… Я вхожу медленно, чтобы ты ощутила это удовольствие… Тебе кажется, что мой член бесконечный и заполняет всю тебя…
Я раз за разом насаживаю тебя на свое орудие, каждый раз заполняя всю твою плоть… Ты двигаешься в такт со мной, принимая его целиком… Я могу видеть, как он порыт твоей влагой, как входит и выходит, раздвигая лепесточки твоего влагалища…
Это может продолжаться бесконечно, но ты уже ощущаешь приближения оргазма, я начинаю двигаться быстрее и быстрее… И вот волны удовольствия захлестывают тебя… Ты кончаешь долго и бурно… Я глядя на твое извивающееся от удовольствия тело, понимаю, что сам близок к тому, чтобы кончить… И я выстреливаю в тебя большой заряд спермы. Ты чувствуешь, как пульсирует мое орудие, как залпы достигают твоей плоти…
Обессиленные, мы сползаем в бассейн, и вода успокаивает наш жар….
Без трусиков
Любишь с любимым пойти прогуляться? а если он перед выходом снимет с тебя трусики? вот так, залезет под подол и не говоря ничего снимет и положит их в свой карман… и скажет: идем… Знаешь как возбуждает когда у дамы под тонким платьем нет ничего? пробовала пойти с мужчиной в гости в таком одеянии? пощекочем нервы себе и тем кто заметит на тебе отсутствие этих коротеньких элементов одежды? не будешь сильно смущаться под нескромными взглядами через чур внимательных мужчин, которые присмотревшись поймут, чего не хватает под платьем? останемся на вечеринке? подразнишь мужчин? Видишь как они пытаются с тобой завести разговор? выпить, что то шепнуть на ушко, как бы нечаянно и непроизвольно прижаться к тебе… а сколько у них в глазах проснулось огоньков желания и страсти к тебе… а мысли о чем… когда перед тобою такая роскошная девочка… Догадываешься, что было бы если бы меня сейчас рядом не оказалось? ты как себя чувствуешь прелесть? отпустить тебя потанцевать с этим красавцем? видишь как хочется ему пригласить мою леди на медленный танец…и в полумраке прижать тебя крепко к себе всю без остатка? чтобы самому ощутить, почувствовать и положить тебе руку чуть ниже талии… проверив как талия плавно переходит в такую упругую попку… и прижать еще крепче… Знаешь как приятно чувствовать податливое и красивое тело женщины, прижав его крепко крепко к себе…и нежно с нажимом провести рукой еще раз по спине…и жарко прошептать на ушко о том что ты прелесть… и как он завидует тому, кто рядом с тобою…прижимая все крепче…и чувствуя как мачо бессовестно выпирает из брюк… и упирается в то место где трусиков на тебе сейчас нет…и трется… и жмет все сильнее… Твоя киска тоже сходит с ума? и долго так может терпеть, когда мужское начало чужого мужчины так твердо и близко? а твой мужчина все это видит и находится всего в двух шагах от тебя? ты уже не знаешь кого дразнить, а кому сегодня отдаться? прямо здесь и сейчас? ты начинаешь уже вся так дрожать? и сама прижиматься крепче к нему, зачем то покачивая так сексапильно бедрами, попкой… Нет солнышко эксперимент сейчас переведем совсем в другое русло… я подойду, заберу тебя, и взяв крепко за руку в подъезд к черному ходу и прижав тебя крепко к стене, спрошу: он сильно тебя возбудил? и положу руку тебе под юбкой прямо на то место где обычно находятся трусики… и легонько нажму на киску всею ладонью… Ах, ты сучка… как потекла… так хотелось его? и еще надавить ладонью на киску… так значит представляла, как он вставляет тебе прямо у меня на глазах…что нет, что нет… и еще, еще тебя всей ладонью… а потом достать обезумивший член и надавить им твою похотливую киску… чтоб застонала, прижалась сама, стараясь половыми губками прижаться к нему, когда подол платья так высоко уже задран… ух, как ты дрожишь… Теперь сама возьми и поводи им там у себя…нравится крошка?почувствовать как мой сходит с ума по тебе? держать в ладошке и водить им? и поработай, поработай им как ты умеешь…жадно и страстно…руками и язычком…нравится видеть как он смотрит на тебя вверх прямо в твой ротик? и головка уже открылась сама, ожидая когда ты возьмешь ее в ротик? Вот так моя девочка, вот так мое солнышко…нравится сжать яички? и захватить глубоко глубоко его в рот? чтобы мужчина стонал и безумно трахал твой ротик? и запустив руку тебе в волоса, стал задавать тебе ритм… умеешь подстраиваться в такт, когда сама уже вся потекла? а мужчина стонет… и трахает, трахает тебя в ротик… А потом поднял тебя с колен и повернул спинкой к себе…задрал подол тебе выше талии… нагнул и не говоря ничего задвинул на всю длину тебе по самый яйца… за себя и за того кто так сильно хотел тебя на той вечеринке… Ах, ты еще и глазки закрыла… представляешь его? или меня? ну, ты и сучка… и по самую матку резко и сильно… А потом… ее как и любую женщину волновал извечный вопрос: кто виноват? ну, ты же сам хотел… ну, почему же тогда сучка? наверное, у мужчин и женщин будет на этот вопрос всегда разный ответ.
Безобразие в лифте
Марина и Максим давно дружат. Я бы даже сказала больше. Они очень близкие друзья и… любовники. Им всегда весело вдвоём, тем для разговоров у них всегда хоть отбавляй, а в сексе у них полная гармония. Вот сейчас они поднимаются в лифте на 17й этаж высотного здания, где находится квартира Максима. Они беседуют на волнующую, возбуждающую тему…
— Я люблю, когда бельё прозрачное, с кружевами или просто тонкой сеточкой. Всё открыто, но в то же время недоступно! — Максим улыбнулся и показал Марине коробочку от шикарного чёрного кружевного лифчика, который он купил ей в подарок.
— Кружева это просто прекрасно, но это для любовных игр, а в повседневной одежде предпочитаю бельё без швов, косточек в лифчиках и кружавчиков! Ты же знаешь, что я ношу топики и трусики танго фирмы Pompea. Удобно и цвета яркие. — Маришка достала из-под кофточки лямочку от ярко голубого топика и показала Максиму.
— Комфорт…. Хм! Это важно! А трусики у тебя тоже голубенькие?! — Максим Потянулся поцеловать Марину, а рукой приподнял короткую юбочку! — Действительно очень красиво. — Сказал парень, оторвавшись от губ девушки и взглянув вниз.
— Да. И удобно. А как они сидят! — Марина повернулась спиной и отклячила попку.
Максим нажал на кнопку "СТОП" в лифте. Марина удивилась, но не успела и слова сказать, как парень её поцеловал. Она поняла, что её ждёт что-то незабываемое…)
Максим одной рукой погладил Маринку по попке, как бы случайно задев трусики в районе киски — там было мокренько, а другой уже залез под кофточку и топ и стал мять её сисечку. Грудь у Марины небольшая, но очень упругая и красивая. Пальцами правой руки парень отодвинул полоску трусиков от киски, не переставая ласкать грудь(только уже, подняв кофточку и топ, язычком) и залез пальчиком во влагалище. Из горла маши вырвался тихий, но протяжный стон. Когда Максим коснулся её клитора, девушку как будто ударило током. Она расстегнула молнию на брюках молодого человека и достала оттуда его игрушку. Член был уже твёрдый и напряжённый. Она стала его легонько подрачивать одной рукой, а другой стала ласкать яички.
Не в силах больше терпеть Максим прислоняет Марину к стене, она обнимает его ногами за талию, и орудие парня входит в Маринкину норку. Она стонет и тяжело дышит, он щекотит язычком Маришино ушко, а зубками нежно покусывает мочку. Они стоят почти не двигаясь, только девушко слегка то поднимается, то снова насаживается на член.
…Почти одновременно они кончили. Теплая струя спермы ударила в матку девушке. Стон. Протяжный стон вырвался из неё.
…Пока лифт добирался до 17 этажа, любовники привели себя в порядок. Открылись двери.
— А летом я люблю ходить вообще без белья. Знаешь так приятно, когда ветерок гуляет там. Рискованно, конечно, но мне нравится…
Белый свет его памяти
"Глупо бояться мёртвых. Всё зло на свете именно от живых."
1
Сырой апрельский воздух: Ели с толстыми стволами и раскидистыми ветвями. То ли туман, то ли пелена перед глазами хотела скрыть от его сознания горелый снег. Кучи обломков. Остатки багажа. Обгоревшие трупы.
Как трескалась горящая древесина, распадаясь на тлеющие щепки, ему было не слышно. Слышно было только гудение в голове. Пришедшее, скорее изнутри, чем извне. Он ощущал себя, лежащим на спине. И это всё, что ощущалось.
Думаете, боль приходит сразу? Боль — как живой организм. У которого есть воля, стремление и цели. Она не придет к тебе, пока твоё сознание не будет готово принять, понять, почувствовать её. И вот она пришла, сразу же разогнав пелену перед глазами, как побочный эффект. Как пьяный, с трудом приподняв голову, он увидел. Увидел. Вспомнил.
— Ты точно ничего не забыла? Проверь еще раз.
— Телефон: А роуминг поставим тогда? Или лучше там ихнюю симку купить?"
Видимо, его выкинуло вместе с креслом. Как то разорвало сиденье по сегментам именно так. Он заметил, что огонь подходит, распространяясь с одного на другой фрагмент самолёта, подгоняемый ветром. И вот в этот момент она и пришла.
Боль дикая. Постоянная. Заслоняющая всё. Судорожно дёрнув головой, успел заметить, что кость выбита из правой ноги. Осколок кости, пробив слой мышц, вылез наружу, ткани вокруг кровоточили.
Он орал. Орал, не слыша себя. Да и не услышал бы, если бы и мог. В сорока метрах лежала оторванная турбина, всё продолжая работать. К его счастью, она была повернута в сторону от него, периодически включаясь:
Всасывая в себя и перемалывая багаж, деревья, тела.
Нужно было идти. Ползти. Как можно дальше. Быстрей по возможности. А все силы отнимала разорванная нога. Вокруг никто не шевелился. Никто не бежал на помощь. Лес со всех сторон и выжженная поляна:
— Я люблю, солнышко: Тебя одну люблю: И это грех мой большой.
— А что это — грех?…
— Грех это когда делают плохо: Очень плохо: Другим людям: И себе получается тоже.
— А ты кому то сделал плохо?
— Боюсь, что делаю плохо тебе, маленькая:
— Вот и неправда! ТЫ — ГЛУУПЫЙ, вот ты какой!
Но боль заставляла думать только о себе. Он догадывался, что они не выжили. Он еще не скучал по ним. Он еще не скучал по НЕЙ.
Толчок, попытка оттолкнуться руками: Тщетно. Тело стало слишком тяжёлым для движения. И он понял. Понял, что останется здесь. На этой поляне, куда упал их самолет, так и не отвёзший его самого, его жену и её дочь к родственникам со стороны жены в Украину.
Его сознание сквозь боль подсказывало ему не тратить силы, ведь распотрошенная нога не отпустит его. Собрав всю оставшуюся силу, сам не понимая, зачем, он потянулся руками к окровавленной ноге. Разорвал джинсы на ноге и так больше похожие на лохмотья. Скрипя зубами, провел рукой над открытым переломом. Коснулся пальцами острого кончика сломанной кости, разорвавшего ногу. Воткнул его ладонью внутрь ноги, снова взвыв от боли. Чуть не крошились зубы, а он всё водил руками над ногой, замечая сквозь слёзы белое свечение под ладонями. Он ощущал своё вмешательство, не задумываясь о том, возможно ли это. Остановилась кровь, правильно встала кость. Он резко выпрямил ногу, в последний раз сжав кулаки от боли: Боль ушла так же быстро, как и явилась.
Встал, всё еще сильно хромая, поплелся быстро, как мог, прочь от страшного места. Прискоками, опираясь, время от времени на стволы сосен, он убегал от места, где уже никого живого не осталось:
Огромный взрыв был первым, что он услышал после катастрофы, взрывная волна догнала его, испещрив спину осколками и толкнув лицом в снег.
2
Сирены слышались где-то вдалеке слева. А сил на то чтобы перевернуться на спину уже совсем не было. Нога всё-таки ныла, хотя с той болью что чувствовалась раньше, эта микроскопическая не сравнится. Горела спина.
Чувствовалось, что она мокрая от крови.
Какие то крики, топот сапог по снегу.
— Живой что ли? Ну-ка, повернем, давай.
Две пары сильных рук переворачивают его на спину, благо снег смягчает, не давая осколкам сильнее впиться в спину. Но нет, снег оказался неглубоким, и земля всё-таки воткнула их на пол сантиметра глубже.
Сознание покинуло. А вернулось уже в больнице. Яркий свет пробивался сквозь стеклопакет окна палаты, заставляя щуриться. Он лежал на животе. В руки были воткнуты капельницы. На спину что-то было наклеено, стягивая кожу. Нога: Казалось она и не была никогда повреждена. Кровоподтёк только напоминал обо всём.
Уже придя в себя окончательно, через пару дней, он без особого удивления, не устраивая сцен горя, встретился с людьми в погонах и рассказал что знал. Взлет, двадцать минут нормального полёта, тряска, падение: Взрыв.
Оказалось, что он не один выжил. Какой-то женщине за пятьдесят, посчастливилось можно так сказать, вылететь с сидением в сторону торвавшегося хвоста. В итоге сорока процентный ожог тела, оторванная рука по локоть. И жизнь: Жизнь, которую ещё ей предстоит доживать сле реабилитации. Уже без семьи.
Среди погибших его жена. Гражданская, но всё же жена. И её дочь. Маленький человечек, ради которого он жил. Не родной по крови, но роднее всех родных. Его любимая. По-настоящему любимая, а не так как её мать — чисто номинально. Его самый большой грех и его самая большая любовь. Его всё.
Монотонные больничные дни: Невкусное больничное питание. Шутливый флирт с молодыми не слишком симпатичными, но от этого видимо такими добрыми, медсестрами. Похлопывание главврача по плечу при выписке со словами "Ты не просто в рубашке родился, а видимо, в бронежилете: Не профукай эту новую свою жизнь, братишка. Такое, сам знаешь, мало, кому даётся."
Вернувшись домой, он первым делом избавил квартиру от лишнего. Фотографий. Их вещей. Собралось три мешка вещей. В первом — диски с семейным видео, фотки, рамки с фотками, личные вещи. Всё это попало в мусорный контейнер. Только одну фотку Кристины он оставил. Он сам её тогда фотографировал. В день, когда ей исполнилось семь. Две тысячи десятый год. Восьмого мая. Как раз перед днём Победы. Красная ленточка в светло-русых волосах. "Ты моя маленькая победа" — как говорил он ей. Эта дата вряд ли забудется им когда-нибудь. Этот её взгляд: Не глаза а две маленькие льдинки: И при этом совсем не холодные. Тёплые и добрые.
Второй тюк — одежда Ольги. Жены. С которой было неплохо. Но к которой не было любви. Тюк отправился в благотворительную организацию. Жалко как то было выбрасывать столько одежды, понимая, что кому-то она может пригодиться.
Третий — одежда и игрушки Кристины. Стараясь ни о чем не думать, он все её вещи скинул в большой черный мешок и отвёз в первый попавшийся детский дом. Оставил в комнате администрации, не отвечая ни на какие вопросы и не дождавшись благодарностей.
Оставшийся в одиночестве простой учитель музыки сидел на полу ночами перед телевизором и смотрел Первый канал, не важно, что там шло.
Почему Первый?. Это был последний канал, который они смотрели в день перед вылетом, и телевизор так и остался настроенным на него.
А ещё совсем недавно всё казалось другим. Казалось, было, за что зацепиться. А сегодня: Сейчас казалось, что есть немного на свете вещей, страшнее чем быть не нужным никому. Чем бесцельная жизнь.
3
Ему звонили какие-то люди, что-то говорили о том, что случилось. Он слушал без интереса, клал трубку. А через некоторое время позвонил кто-то и взволнованным голосом попросил обязательно явиться завтра.
Ожидая очередных расспросов о том, что случилось, в помощь следствию, он всё-таки пришел, куда просили. Оказалось, что авиакомпания хочет выплатить компенсацию. Хотя вряд ли хочет, скорее вынуждена, под натиском общественности. По два миллиона рублей за смерть тех, кто был ним и полтора миллиона ему лично. Похороны так же обязались взять на себя: Хотя какие похороны: Их еще даже и не опознали.
И почему деньги за смерть Ольги и Кристины хотят отдать ему? У них ведь есть родственники: По плану мероприятий, он вместе с представителями руководства авиакомпании должен был навестить в больнице ту обгоревшую женщину, оставшуюся без руки. Второго из двух выживших пассажиров.
Она почти вся была вся замотана бинтами и не особо подавала признаков жизни, хоть была жива и в сознании. Разве деньги, пусть и немалые, могли утешить её? Уже уходя, когда основная делегация вышла из палаты, он решил задержаться на пару минут у кровати больной. В палату вошла медсестра, проверила состояние пациентки по приборам. Сказала, что ей сейчас нужно будет вколоть очередную порцию обезболивающего, иначе она просто не сможет уснуть от боли и попросила удалиться. Он попросил еще пару минут, якобы чтобы сказать пару слов женщине наедине. На самом же деле он был там ради другого. Медсестра удалилась видимо за шприцем, ультимативным тоном приказав покинуть палату до того как она вернется.
Он давно искал повод и возможность проверить, не показалось ли ему всё тогда перед взрывом. Обожженная женщина лежала на спине, смотря в потолок, периодически издавая еле слышный стон, и всё время шумно дышала сквозь не шевелящиеся губы.
Он подошёл совсем близко. Не зная, о чем нужно думать в этот момент, провёл руками над простыней, которой было накрыто её обожженное тело.
Провёл еще раз, концентрируясь.
И еще раз.
Безрезультатно.
Видимо, действительно, просто почудилось. Повернул ладони, посмотрел на них. В последний раз направил руки на женщину. И в этот раз почувствовал покалывание в ладонях. И тот самый неяркий белый свет: Представляя в голове здоровую кожу, он проводил раз за разом руками над телом женщины, пока не услышал женские голоса прямо у входа в палату. Он засунул руки в карманы и вышел, с трудом сдерживая ощущение чего-то нереального и восторга одновременно.
Позже он увидел по телевизору в новостях себя, кивающего головой на слова соболезнований менеджмента авиакомпании. А потом увидел сюжет поту женщину, оставшуюся однорукой. Она действительно, по словам врачей за последние пару дней стала быстро восстанавливаться. Необычно быстро. Сейчас находилась в состоянии, в котором должна была бы быть недели через три-четыре. И всё благодаря профессионализму врачей ожогового отделения — резюмировал корреспондент.
А ему не нужно было славы, он даже очень радовался, что женщина ничего не запомнила тогда. Всё, о чём он мечтал, чего так ненадолго смог добиться — быть нужным:
4
Дни шли. У него были деньги, но не было интереса их тратить. Он ходил в супермаркет, покупал простую еду. Постепенно отходил от случившегося. Он не делал ничего, и постепенно стал лезть на стену уже не от горя. От скуки. Отсутствие событий лишь напоминало обо всём: Легче было бы уйти в работу.
Дал себе еще пару дней отдыха, а потом всё же позвонил в офис и после выслушивания очередных соболезнований, дал знать куратору, что он готов к репетиторству. Уже вечером куратор позвонила и сказала, с кем он будет работать.
Договорился о графике, созвонившись с молодой женщиной, мамой. Мамой дочки. Куратор переспросила, не будет ли ему трудно работать с ребёнком после того как он потерял фактически своего. Еще и возраст девочки был похожим. На полгода младше Кристины. Он хотел работать. С ребенком так с ребенком. Лишь бы она не напоминала обо всём:
И она не напомнила. Женя, так её звали, оказалась совсем другой. Беззаботной и откровенно непослушной. Да и внешне ничем не напоминала девочку, которой он жил. Светлая кожа, темно-каштановые волосы, собранные в хвостик, рыжевато-карие глаза. Он впервые почувствовал трудность преподавания за много — много времени. Видно было, что у Женьки нет особого интереса к игре на пианино. Она вертелась, отвлекалась. Ему казалось, что если бы девочку не водила к нему на занятия мама, то она бы прогуливала. Просто не приходила бы.
Через неделю таких занятий он решил поговорить с её мамой. Ему не хотелось разочаровывать женщину, питавшую, судя по всему большие надежды на девочку, но дальше работать с ней он не видел смысла. Женщина поняла его и даже рассказала, что самой очень трудно с ней. Ни она, ни муж не могли уделять ей должного внимания из-за работы. А после смерти бабушки, у которой проводила лето, она стала нелюдимой, постоянно огрызалась. Жила в каком-то своём мирке, куда не пускала даже мать с отцом. И он понял, насколько это серьёзно, по неподдельным всхлипам женщины, доносившимся из телефонной трубки.
Он решил попробовать поговорить с ней тоном голоса, чем-то напоминающим отцовский. Девчонка вроде как выслушала, но лучше играть не стала. На его замечания реагировала открытой неприязнью, и это взбесило его в один момент.
Почувствовав знакомое покалывание в ладонях, он близко-близко подвёл ладонь к её спине, когда она играла, как нарочно плохо, будто бы не ходила в музыкальную школу с шести лет. Раз уж он мог лечить физическое, то может быть получится исправить и духовное? Исправить что-то внутри. Какой-то ген: Что-то, что определяет характер:
Но пару раз сделав так, он убедился, что белое свечение лишь лечит. Но не исправляет. Всматриваясь в свои ладони, он всё думал, что же они на самом деле могут? И за что же он получил эту силу: Слишком поздно, чтобы найти и помочь выжить Кристине:
Еще один день занятий с Женей, последняя попытка исправить её. Он прикоснулся к её рукам, показывая как нужно играть. Думая о том, какой она должна быть. Чтобы матери чуть не плача, не приходилось откровенничать с совсем незнакомыми людьми.
Всё казалось тщетным. Но не на следующий урок. Когда её привели вроде такую же, как и раньше: Но в чём-то другую. Более сдержанную, сосредоточенную. Невертлявую. Она играла стараясь, каждый раз смотря на него, вопрошая взглядом, на ту ли клавишу она нажала. Ему понравилась эта маленькая перемена в ней. Он записал её на свой счет.
Плюсик себе, как преподавателю.
Он стал заниматься с Женей. Её успехи стали, чуть ли не главной его радостью. Желание поощрять её успехи: Узнать, насколько сильно может изменить человека это белое свечение: Вот с чем он засыпал и с чем просыпался. На очередном занятии он несколько минут держал светящуюся ладонь в двух сантиметрах от спины девочки, когда она училась играть лунную сонату. Она ушла домой какая-то совсем притихшая, а когда вернулась:
Совсем другой взгляд. И что-то в этом взгляде: Трудно даже сказать: Она смотрела на него. С таким уважением, с таким доверием. Благодарные родители лично благодарили его, однажды встретившись случайно возле входа в торговый центр. И каждый урок белое свечение касалось её спины, когда она играла. А он перестал удивляться её переменам. По-настоящему он заметил их лишь, когда её снова привели после недельного перерыва.
Мама девочки была явно озадачена, во взгляде читалась какое-то беспокойство. Бог знает, по какому поводу.
— У тебя новый цвет волос, Женёк? — спросил он, давя нехороший холодок в груди.
— Мы ничего с ней не делали. И денег на перекраску не давали. Да и кто стал бы мелировать в салоне второклашку: Мы ходили к врачу, он говорит, это не страшно, такое бывает. Генетически. — мать не отпускала дочкины плечи, смотря пустым взглядом в окно его комнаты.
Женя молчала, словно бы рассматривая свои туфельки. То вдруг подняв взгляд на него. Едва заметно улыбаясь.
Мама вытащила из сумочки звонящий сотовый и что-то отвечая собеседнику на том конце провода, удалилась.
Он смотрел, как она играет после недельного перерыва. Чему она научилась, тренируясь игре дома. Но всё это оттеняли её волосы. Её новые волосы. Стали гораздо светлей: Более прямые. И самое главное — длинней сантиметров на пятнадцать и теперь были ниже лопаток. Пятнадцать сантиметров: Ведь волосы растут по сантиметру в месяц: И не становятся светлее сами по себе:
И что ли… Мягче. Он прикоснулся к волосам девочки и сразу поймал её взгляд. Боже. Её глаза словно начали выцветать. Она прекратила играть на секунду. Вернула взгляд на чёрно-белые клавиши и продолжила. Не спеша, сосредоточенно, филигранно порхая маленькими пальчиками по лакированным поверхностям.
Он боялся. Еще не понимал, какой эффект приносит белое свечение. Много раз он пробовал делать это на себе самом. И на той женщине. Это исцеляло, это восстанавливало: Но это не меняло: Ни его ни ту женщину. И всё же он снова приставлял ладонь к её спинке. В этот раз уже не на расстоянии двух сантиметров. Он поддерживал её, чтобы она держала спину ровно. И его ладонь светилась.
Её привел на следующий день уже отец. И еще раз рука преподавателя светилась над её спиной. А потом:
Её не привели раз. Не привели два. Не привели три урока подряд.
5
Действительно волнуясь, он позвонил её маме. Но взял трубку её папа. Он прямо объяснил, что не хочет, чтобы Женя куда-то ходила. Женщина выхватила трубку у мужа из рук и извинилась, если что-то из его слов обидело. Она рассказала, что девочка изменилась, и в этот раз очень сильно. Замкнутость ушла, но изменились и манеры поведения. Манера говорить. Ходить. Предпочтения в одежде сменились на цветастые платья вместо джинсиков и кофточек. Родители боялись, что на девочку довлеет пагубная среда старшеклассников.
Сглотнув комок в горле, он спросил, будет ли она и дальше учиться у него. Мама, помолчав чуть-чуть, ответила, что сейчас лучше бы ей заняться учебой, чем общаться Бог знает с кем. И на следующий день она привела её:
Женя была определённо в хорошем расположении духа. Ей удавались все отрывки, которые он просил её сыграть. А давал он новый отрывок ей для игры лишь чтобы осмотреть её. Её кожа сменила оттенок. Приняв более насыщенный оттенок. Лишь редкие прядки волос выдавали первоначальный тёмно-каштановый цвет, остальные были светло-русыми. И: Это невозможно: Её глаза, сначала потеряв цвет, теперь стали наливаться синевой. Будто став маленькими зеркалами, в которых отражалось сегодняшнее ясное майское небо.
Он гладил её по спинке, не в силах сдерживать яркий белый свет, когда она повернулась и посмотрела. На её личике застыло удивление и непонимание, всё сразу. Но застыло лишь на мгновение, а затем растаяло в милой, такой знакомой улыбке: До боли знакомой улыбке: Знакомой до скрежета в зубах.
Он понял, наконец, ЧТО он делал с ней. Он понял, ЧТО может этот белый свет. Он вспомнил:
Борясь с внутренней дрожью, он позвонил Жениной маме, сказав, что сегодня они закончили раньше. Дождался, когда она приехала, и забрала ничего не понимающую девочку. Он наврал её маме, что его позвали друзья в гости заграницу, и он не сможет в ближайшее время учить девочку. Женщина лишь пожала плечами и поблагодарила за хорошую учёбу Жени.
Он закрыл входную дверь и сполз вниз на пол как растаявший. Уткнулся лицом в ладони. Эти ладони, дающие то, что он захочет. Исцеление или изменения. Перерождение или воскрешение. Одушевляли его мысли через белое свечение.
День спустя он встал довольно поздно, уже ближе к обеду. В мыслях было одно. Купить самые красивые цветы и отнести на могилу Ольги и Кристины. И отпустить, наконец, её. На совсем.
Кто-то звонил в дверь, заставляя канарейку на звонке щебетать. Он уже привык не бояться распахивать двери перед кем угодно.
— Тебя отпустили? Как ты нашла дорогу?
Девочка сняла туфельки и уселась на стул перед пианино.
— Твои мама с папой знают? У нас ведь нет занятий больше, Жень:
Она прикоснулась к клавишам.
— Я хочу поиграть для тебя:
Она стала играть ту самую лунную сонату: Играть так, как играют настоящие музыканты.
— Жень, ты должна пойти домой. Тебя будут искать:
Девочка играла не отвлекаясь.
— Женя, я должен позвонить твоей маме:
Девочка играла.
— О Боже, Жень, ну зачем ты одела на волосы эту ленточку:
Нота за нотой:
— Господи: Женя: Женя: Прекрати.
Нота за нотой:
— Женя: Ну Женя, ты слышишь меня?! ЖЕНЯ!
Так же сосредоточенно. Так же филигранно.
— Немедленно перестань играть, КРИСТИНА!
Девочка застыла. Подняла на него взгляд двух льдинок. Синих, но не холодных.
Ему казалось, он сошёл с ума. Опустошённый, он опустился на диван, уставившись в потолок. Девочка встала со стула, подошла к нему и села к нему на колени, головой оперевшись на его грудь.
— Жень, солнышко. Иди домой, тебя будут искать.
Девочка не реагировала. Лишь села прямо перед ним и стала целовать его маленькими губками. Совсем несильно обнимала его за шею, но разорвать её объятья было невозможно.
— Женя, малышка, перестань.
Поцелуй за поцелуем.
— Женя.
Она не отзовётся. Это не её имя. Она не Женя. Он выдохнул.
— Кристина: Зайка:
Девочка улыбнулась, как могла улыбаться до катастрофы.
— Мне было так плохо без тебя: Ты скучала?
Он принял всё. Он обнял её, поцеловал сам её улыбающиеся губки.
— Очень-очень! У меня скоро день рождения:
Он погладил её волосы.
— Я помню: Ты простишь меня, маленькая моя?
— За грех??
— Да, малыш:
— Дурачок:
Целовал, обнимал, ласкал её. Играючи он гладил её невесомыми движениями. Целовал грудку, целовал животик, целовал ниже, там где "нельзя". Целовал трепещущую малышку, боясь хоть как то сделать неприятно. Наслаждался её реакциями, интонациями голоса, взглядом, телом, душой: Любил всю её, свою Кристину. Не давая нежности перерасти в грязь, любви перерасти в секс. Это были маленький человечек и его ангел хранитель.
Он даже не заметил, как его ладони засверкали. На них указала девочка. Он прислонил ладонь к груди девочки, и она накрыла его ладонь своей маленькой ладошкой. Стало заметно, как золотые крестик на цепочке, из насыщенно желтого становятся ярко белыми:
Девочка с непониманием осматривала свою ярко святящуюся ладонь. Он с ухмылкой рассматривал свою, почти потухшую.
— А я хотел тебя забыть. Не верил что мы встретимся, зайка:
Он всмотрелся в её глаза. Сердце как то слишком сильно стучало. И почему то медленней обычного.
Девочка протянула ладошку к нему.
— Я не хочу больше скучать.
Приставила её к его груди.
И он понял, что они всегда были вместе.
Её прикосновение: Это было последним, что он почувствовал.
ПОСТСКРИПТУМ
Говорят, в том падении самолета выжил лишь один пассажир. Женщина за пятьдесят с раздробленной рукой. А мужчина лет тридцати с женщиной и девочкой — как и все остальные, погибли. А кто-то мне сказал когда то, что всё-таки он выжил тогда. Но выйти из комы так и не смог, и белое свечение ламп реанимации сквозь веки, наверное, стало его последним воспоминанием:
Хотя одна моя знакомая девушка по имени Евгения всё твердила о том, что мёртвые могут забирать с собой своих любимых, если очень сильно любят. И тут же заливалась хохотом, уверяя, что это просто старая байка. А какая то лёгкая грусть всё равно читалась в её карих глазах:
Нет, или в синих? Да вроде бы в карих. Или:
Всем вопросам, комментариям и отзывам автор будет рад на ящике или в агенте: holy-johnny@mail.ru ICQ 643126499
Берегиня
Спасибо, что на свете существуешь Ты,
Кому небезразлична часть моей души,
Кого всегда готов я нежно целовать,
Кого готов в беде всегда обнять…
Летний Питерский вечер. Солнышко лениво склоняется к горизонту, но уходить не собирается — всё во власти белых ночей. Нудные экзамены… как выпускные так и вступительные сданы, отрыв в ночном клубе предстоит только завтра, родители уехали на свадьбу к друзьям и приедут только утром, а моя сестра гуляет с подружками до ночи — необходимые и достаточные условия выполняются; можно тоже пойти погулять, но попозже, сначала надо утолить маленькую жажду в интернете. Тихая мелодия Винампа, жужжание модема, отлично — я "онлайн"! Можно в чат, приветик передать, нет-нет… Каталог эротических ресурсов, где же он? Ага… Сюда… Ну что ж так долго? Есть! У-у-у! Какая красоточка! Неужели такие существуют в реале? А эти две! Ммм… Хочу вас! Обеих… Какое тело, какие глазки!.. Фантазия понеслась. Почему жизнь так несправедлива? Рука уже давно поглаживает ствол… С каждой новой фоткой желание увеличивается… Можно кончить… Нет. Терпи, ещё успеешь. Хорошо как… М-м-м… Звонок в дверь. Ну вот!!! Кто там пришёл?! Ну почему так не вовремя! Всё испорчено! Убираю непослушный перец обратно, но всё действтельно испорчено… Видно, чувак, видно, что перец в действии, даже через шорты. Иду открывать дверь, озлобленный на виновника. Просто замечательно! Сестра вернулась… Да ещё и с подружкой. Я открыл дверь и через секунду меня оглушил девичий хохот первой категории. Я всё понял… То есть они, наверняка, всё поняли, что я дрочил, но ни один мускул на моем каменном лице не дрогнул. Блин, и как я так облажался по-детски? Быстро зашёл в сортир, подождать пока перец успокоится, но он как специально всё делал наоборот! Тут снова хохот слышу, причём хохот из моей комнаты. Отличненько, чувак! Облажался ещё раз… Скажи пожалуйста, а ты закрыл или, хотя бы, свернул окошко с той красоткой на пляже? А с девушками-лесби которые так жадно моют друг друга в шикарной ванне? А какого хрена они в мою комнату вообще зашли? Я, окончательно озверев, понял, что терять уже нечего, направляюсь в свою комнату, как будто ничего не произошло. Да сколько можно хохотать? Всего две девушки, а шуму как от толпы фанатов Эн-Синк. Захожу. Сидят вместе и рассматривают фотки с девчонками… Причём как только загружается новая фотка их охватывает новая волна смеха… Ага! Имея приличный опыт гулянок, я смело спросил…
— Так, девушки, что же мы пили такого весёлого? — поинтересовался я иронически.
Мгновение неожиданности. Походу они не слышали, как я вошёл, и, я смог оценить её новую подружку, когда они обе повернулись ко мне. Очень даже ничего… Блондинка, с притягивающей взгляд укладкой волос, её выразительные, голубые глаза меня внимательно изучали, впрочем, как и мои глаза изучали её. На что смотрит парень? Скажу честно, что задница… Подобрать бы слово правильно… Идеальная!.. Да, то что надо! Такие, именно такие попки мне наравятся польше всего… кругленькие, активные, соблазнительные… Грудь — высокая, настоящая, какая должна быть у девчонок лет в15-16. По росту чуть ниже меня. Я обратил внимание, куда же смотрят они. Перец успокоился, поэтому приходилось хорошенько приглядываться. С подружкой всё понятно — любопытство+алкоголь+возраст — нормально, а вот что произошло с моей сестрой? Такой бесстыжей ещё я её никогда не видел. Нагло изучает что не стоит ли мой перец, а потом, ехидно, глядя в глаза спрашивает, игнорируя мой вопрос…
— Хорошо кончил?
Моя челюсть так и отвисла. Ошеломлённый и слегка смущённый присутствием подружки я чуть не покраснел. Они ждали ответа, поглощая каждую секунду моих размышлений и выражение лица. Эээ… Что сказать? Да не смотрите на меня так! На дисплее монитора появилась очередная красотка, она писала в хрустальный бокал, расположившись на диване, с неверотным усердием. Я вернулся к размышлениям, отвлечённый довольно интересным моментом, но ничего не приходило в голову. Сказать правду — облажаться в третий раз, сказать что "кончил как надо" — язык не поворачивается перед подружкой, хотя она тоже хороша, но не такая "активная", и я не знаю её как человека.
— Анна, что вы пили? — спросил я ещё раз, делая безразличный взгляд.
Они обе рассторились, явно ожидая другого. Да, в следующий раз надо быть аккуратнее.
— Какая разница, я же никогда не спрашиваю, что ты пьёшь, — с каким-то любопытством она меня проверяла на что-то. Вот только на что? Ничего не понимаю.
Тут я, предвкушая победу, ответил следующее…
— Извини, сестрёнка, — я сделал ударение на второе слово и осановился на секунду, как бы перехватывая её следующий ход продолжил. — Может я и прихожу домой в нетрезвом состоянии иногда, но моё поведение не выходит за кое-какие рамки приличия.
Чем-то я её одолел, но не так просто победить, поэтому нельзя медлить ни секуны…
— И вообще, валите из моей комнаты! — прозвучало это довольно резко и одновременно наивно.
— Правильно, пойдём отсюда, от этого извращенца! — неохотно сказала подружка, всё изучая меня и пытаясь передать что-то своим взглядом.
На самом деле, этот взгляд хотел сказать совсем другое, как понял я потом, не придавая особого значения всему событию.
— Смотри не обкончайся, — сестра окончательно испорита настроение, взяла её за ручку, — пойдём ко мне в комнату, Эля. — и они убежали, хихикая как только умели.
Ничего я не стал отвечать, только любовался Элькой. Да что пьяному? Мне самому море поколено, когда выпью. За то я узнал как зовут подружку, которая представляла гораздо больший интерес. Когда она встала, Эля понравилась мне ещё больше. Она была действительно красивой, стройной, сексуальной. Эти белые брючки мягко подчёркивали её кругленькую, довольно пышную прелесть, делая каждый шаг неповторимым и изящным. Но это не главная деталь. Её животик, интересный пупочек, вся эта часть тела в сочетании с брючками — идеальна. Тысячу раз я видел такое зрелище, но почему-то Эля одета так, что хочется раздеть как можно быстрее. Я не мог оторвать взгляд. Захватывает дыхание и путаются мысли…
"Да что ты крутишь? Признайся себе, что хочешь трахнуть её как следует. То же самое было с Ленкой из соседнего подъезда и с Маринкой прошлым летом, не так ли? Подрочи хорошенько, всё желание как ветром сдует! Дрочить можно всю жизнь, а вот с такой красоткой… И откуда сестра вообще откопала её?" — всё это пронеслось в моих мыслях.
Действительно, Эля мне очень понравилась, чем больше я смотрел на неё, тем больше хотел потрогать её, прижаться, обнять, поцеловать эти губки. Как мне показалось, она тоже проявила достаточный интерес ко мне, по крайней мере к тому, к чему Элька проявила интерес меня устраивало… Она улыбнулась на прощанье, построила глазки, а хихикала только потому что хихикала сестра. Проводив взглядом эту сладкую парочку из своей комнаты, я даже и думать не мог о том, что парочка, оказывается, поистине сладкая…
Погружённый в мысли о Эльке я рухнул на диван, который никогда не собирал в силу своих убеждений, а правильнее сказать — лени, и лежал, глядя в потолок, слушая всё также тихую мелодию Винампа, размышляя, составляя план, но ничего в голову не приходило. А вот что с сетрой стало? Толи потому что родители уехали, толи водка, или что там они пили, крепкая попалась… Такая, можно сказать образцово-показательная девчонка, и так ведёт себя! Можно, конечно же, рассказать родителям, они всё быстренько исправят, но что же всё-таки? Моей сестре 16 лет, она младше меня на год, брюнетка, ростом как я — метр семдесят, тихая, застенчивая, очень хорошо воспитанная девчонка, отличница и любимица учителей, а также мужского пола. Частенько я видел восхищёные взгляды её коварных однокласников куда следует смотреть в таком возрасте, но всё никак до сих пор не понимаю, чего же такого восхитительного? Общая оценка — выше среднего, но Анна наверняка получила бы гораздо больше, если бы не была моей сестрой. Да о чём ты думаешь? Нет, какая же она красотка! Эля… Красивое имя, очень подходит ей. Я закрыл глаза и представил, как целую её сочные, пышные губки, так сладко, нежно и жадно… "Конечно! Теперь понял. Когда девчонки так смортят, значит хотят понравиться, но Эля могла и не строить глазки, достаточно было просто пройтись по комнате… Да о чём ты думаешь! Набери адрес в инете и насладись блаженством. Заткнись! Не хочу. Не тот эффект… Что же делать?! Р-р-р…" — путались и лезли неизвестно куда мои мысли…
Я поднялся с дивана и сел за комп. Отключился от инета и, если у меня поганое настроение — вызываю Димаса — другана с 6 этажа, что бы поделиться горем. Димас — мозг, он уже написал прогу для всей нашей локалки — типа ICQ что-то. Дизайн и саунд — мой, идея, исходник и бессонные ночи — его. Ещё с детства мы знаем друг друга, учимся в одном классе, короче — мой лучший друган. Вот я запускаю иконку с изображением единички и поехали…
— Хай, нигерия!.. — \
Секунд через 30 приходит ответ…
— Да, блин, не мог раньше позвать? Я тока с Лёхой засел в стар, он опять будет материться!)) Сорри, чё случилось?))
— Приходи расскажу, ещё показать даже могу.;\
— Не, катит. Мать сказала не уходить до 11, ещё щас Катька должна зайти.
— Ясно…) Порвать тебя что-ли в кваку? Я злой как раз… —)
— Угу! В прошлый раз я тебя чуть с минусам не пронёс… Забыл?
— Ну так не пронёс же! С респом не повезло + ещё не пулялось ни фига)) Лана, забивай на Лёху, пусть со Слоном в свой стар мутит… ZTN, pro-T4, или OSP dm8 — сам выбирай!)) Всё что хош, ток не T2 плиз, сам понимаешь, папаша.))
— ОК, уговорил!))) Так а что произошло? Серьёзное чё? Почему злой?
— Да сестра тут выпендривается…)) И ещё кое-что… — \ Если ты победишь, то расскажу, лана?))
— Хех! Можешь рассказывать начинать =))
— Ой ой ой, папочка, подумаешь, какое-то 8 место на чампе!.. Мы ещё посмотрим кто кого)))
— Посмотрим… И не путай восмёрку с шестёркой!!! Заходи, я создал ZTN!!
— gl, шестёрка))))
— gl, lamoZZ =)
Я проиграл дуэль с разностью всего в 2 фрага, причём мама позвонила в самый неподходящий момент — проведать как мы. Это меня отвлекло в самый разгар, я потерял инициативу, и уже было не сосредоточиться, плюс ко всему, мысли о Эли меня не покидали. Пришлось всё рассказть, на что он мне ответил… "Лови удачу на лету, а лучше лезь в инет и не морочь мозги". Спасибо, будто я не знал. Ему хорошо, девчонка у него есть, не менее красивая, чем Элька. Мы распрощались до завтра. Нет, лучше бы он пришёл ко мне. Как-то по-дурацки разговор получился. Мы с Димоном давным-давно уже мужчины, ещё с позапрошлого лета, и большую инициативу проявил он, нежели я, за что ему глубокий респект. Если бы не Димас, то я, наверняка, до сих пор ходил бы скромным мальчиком, мысленно трахая каждую встречную девчонку…
Ужасное состояние, когда чего-то хочется, а сам толком не понимаешь чего именно. Я расположился в кресле поудобнее и поменял плейлист в Винампе с "Клаб" на "Транс". Хотел сделать погромче, но внезапно отворилась дверь и в мою комнату вошли они… Мне абсолютно наплевать зачем, меня интересовала только она одна. Как она красива! Прекрасна, безупречна… Пока я любовался Элькой, что, конечно же, не осталось незамеченным, девушки окружили меня, так, что я даже и не сообразил. Анна чуть откатила меня в кресле от столика, а я всё смотрел в бездонные глаза Эли, которая обойдя меня вокруг, расположилась слева, а сестра подошла с другой стороны… Я уже был готов встать и поцеловать её, но она начала первой… Как в сказке, Эля величественно перешагнула через меня и уселась на колени, перекинув руки через мою шею, глядя в глаза. Я обнял её соблазнительную талию. От прикосноваения к ней, к её коже, горячей и желанной я начал закипать… Я гладил и массировал её, уже не контролируя себя; всем своим видом она хотела меня не меньше, чем я хотел её. Окончательно убедился, когда ощутил горячие губы, нежные, пылающие; да, она желает, желает попробовать меня. Мы жадно целовались минут пять, пока не выдохлись. Довольные, глядим друг на друга. Руки спустились ниже, продолжая поглаживать и массировать тело… Эля откинулась назад, я поцеловал пупок и медленно прошёлся языком вверх чётко по середине до первой пуговички на блузке; попытался расстегнуть губами, но ничего не получилось. Я прижался ещё крепче, что бы максимально передать напряжение члена… Она едва двигалась, чувствовала, как будто уже сидела на нём… Мы представляли одно и тоже… как занимаемся любовью друг с другом, позабыв обо всём и наслаждаясь каждым мгновением божественного удовольствия. Перец действительно разрывал шорты как никогда. Я повернул голову и увидел стоящую рядом сестру. Она онанировала, закрыв глаза, чуть присев, с расстёгнутыми джинсиками, засунув одну руку в трусики, а другой поглаживая Элю. Я всё не мог насмотрется на сестрёнку, она меня возбуждала, так старалась, столько усердия и необычности! Эля работала языком и губами, пылающими и жаждущими… Она целовала меня везде, где только могла, была готова скушать целиком… Наконец я оторвал взгляд от Аньки и продолжил ритуал со своей жаждущей красавицей. Три пуговки на розовой блузке в одно мгновение расстегнулись и вот я вкушаю аромат её сосков, целую и целую возбуждённую Элю по всму телу, но самое интересное и вкусное, только предстоит… Шустрая Анна помогала мне со воторым бугорком и его кончиком, незанятой рукой; Эля наслаждалась закинув голову назад, постанывая, наша повелительница, всё для тебя, всё только для тебя. Вдруг моя искусительница встала, Анна прекратила свою оргию и они, забыв про меня, принялись целовать друг друга. Такого я не ожидал, но боль в штанах не думала утихать, глядя на этих двух готовых взорваться от возбуждения кисок, ещё и целующихся. Я незаметно влезаю третим. Девчонки меня охотно приняли, не отрываясь от своего дела. Тройной поцелуй оказался весьма необычным… сначала все вместе, маленький хаос, потом целуешь одну, сладко, глубоко и неистово, потом другую, нежно и неповторимо, затем они продолжают моё начало друг с другом, и завершам снова маленьким хаосом втроём… Девушки развлекались без меня в трусиках друг друга, так что мне приходилось только работать губами некоторое время, пока Эля не вспомнила про меня. Свободной рукой она ловко проникла в шорты, где без особого труда нашла мой ствол… Никогда не забуду как она обхватила его, движением вытащила, и приступила массировать от основания к головке мягкими, непередоваемыми движениями… Ствол торчал, готовый поливать горячим, сладким и нескончаемым потоком. Я обхватил девушек за талии, прижал обоих максимально близко к себе, медленно, мысленно представляя движение руки, спустился в трусики со стороны анала, средним палцем собирая влагу между попы, продвигаясь к самому центру. Девушки перестали работать, слились в очередном поцелуе, а я мягко теребил их упругие клитора средним пальцем. Трудно передать что я ощущал… полный контроль, моральное удовлетворение, мне доставляло удовольствие то, что я доставляю удовольствие им обеим, а синхронные движения пальчиков подчёркивали неистовую жажду, экзотичность и беспредел нашей оргии. Я вспотел, не говоря о руках, которые обливались ароматным соком их вагин. Какой кайф исытывали девушки, я ощущал только членом… рука Анны уже давно присоединилась к руке Эли, поэтому получал вдвое больше удовольствия; чем сильнее я ласкал их, тем сильнее девчонки доставляли блаженство мне. Безупречно! Наконец все насытились первой частью, теперь можно переходить ко второй. Я рухнул на диван, не отрывая взгляда от Эли, держа за руку. Она охотно выскочила из своих брючек, очень ловко. Теперь на ней остались только трусики. Эля почему-то улыбнулась мне, перевела взгляд на Анну, которая продолжала онанировать, ненасытная сестрёнка… Я не мог оторваться от её трусиков, слюнки так и текут, потащил девушку на себя, поймал в объятия и мы поцеловались, потом перевернул её на спину. Поджав к себе левую ножку, и вытянув правую, развратница уже летала в мечтах и мысленно умоляла меня, работая своими пальчиками. Сколько страданий, подумать только! Помучив девушку ещё чуть-чуть и насладившись этой картиной вдоволь, я хотел попытаться как можно медленне стянуть с неё этот желанный кусочек материи — чтобы получить максимальное удовольствие. С внутренней стороны правой ножки, медленно поднимался вверх, к вершине, где меня ожидала награда; неспеша, я понимал истиную цену каждого пройденного сантиметра… Как же вкусно пахнет её тело. Эля уже не выдерживала напряжения, но ведь я ещё не получил награду. И вот это место. Я попытался захватить зубами нижнюю часть трусиков, мокреньких и таких сладких… Эля всё продолжала теребить себя, мешая мне выполнить миссию. Наконец получилось и со всей силы сжав зубы я потащил их вниз. Сердце заколотилось от глубочайшего любопытсва, от неожиданности, ожидавшей там… Как будто первый раз. Я уведел аккуратно подстриженные волосики, между её пальчиков промелькнул клитор, она так быстро работала! Плюс сексуальный пупок, его почти незаметное движение, и всё это я созерцал и пытался запомнить каждую детальку. Я ощущал себя голодным львом, коварным и безжалостным… Преодолевая сопротивление её пальцев, наконец, позволил себе то, что так часто видел на экране монитора. Осторожно, опасаясь реакции, языком добрался до клитора, Эля едва вздрогнула, упругий такой, сладенький, чуть-чуть кисловатый, и ароматный, так и хочется скушать… Потом углубился, максимально напрягая язык. Она извивалась и постанывала, я едва удерживал её — пускай мучается, когда ещё такое предстоит испытать? Руками же поглаживал грудь, живот и бёдра. Со всем своим усердием и аккуратностью я работал языком, напрягая и ослабляя его в нужный момент — Эля блаженствовала. Мы слились в единое целое, я был её неотъемлимой частичкой, управляя чувствами и контролируя. До волшебного оргазама оставалось совсем ничего, и тут я решил сменить язык на развратный средний палец; повторяя движения и добавляя несколько круговых — Эля медленно приближалась к вершине наслаждения. За мгновение до старта на орбиту я изо всех сил погрузил два пальца, а большим упёрся в анал, затем всю эту конструкцию не жалея сил сжал вместе, за что получил шикарную долю похвалы — такого неистого, глубокого возбуждающего стона я ещё никогда не слыхал… Эля сжалась, глубоко вдохнула, чуть поднялась, затихла на мгновение, а потом я внимательно смотрел и слушал как она возвращается на Землю… Совсем без сил, в развратной позе она неподвижно лежала и стонала, глубоко дышала, как будто пробежала 100 киломтров без остановки. Как же она красива, чувак, тебе просто повезло как никому! В моём поле зрения появилась сестрёнка, без трусиков, только в верхней одежде, она забралась на диван, подобралась ко мне поближе, встала на коленях во весь рост, я приподнялся и встал напротив неё. Член торчал, она его обхватила, принялась массировать. Красивые глаза, надо же… Или красивые только когда она хочет. Не думай, не сейчас… Сделать пол шага и мы сольёмся… Она взяла мою руку и прислонила к своим сладким губкам, приглашая меня доставить удовольствие. Долго не думая, изучая её умоляющий взгляд я вставил средний пальчик и принялся массировать сестрёнку изнутри. Но мне что-то это напоминало, я вспомнил про Элю. Перевёл взгляд всторну на довольное, влажное личико… Она с интересом за нами наблюдала, улыбнулась мне взглядом, что взорвало меня, возбудило до невозможного максимума, сердце снова заколотилось… Глядя на Элю я сдеал шаг вперёд, чуть-чуть понизился и потянул на себя сестрёнку за талию, откинулся назад, Аня, обхвотив член двумя пальчиками, направила на верный путь и наконец медленно села на него. Какое блаженство, сладкая боль, разрывающая, готовая вырваться из тела, оболочки… и улететь неизвестно куда… Сестрёнка медленно-медленно двигалась, вверх-вниз, а я, придерживая за талию стонал, едва слышно — очень трудно сдержать эмоцию. Я всё смотрел на Элю, между нами что-то произошло, как будто мы нашли друг-друга, понимали без слов, достаточно просто встретиться взглядом, казалось, что я занимаюсь любовью с Элей, а не с сесторой, она получает удовольствие от того, что я получаю удовольствие. Анна ускорялась, мучалась наслаждением, откинув голову назад и закрыв глаза тяжело дышала, иногда всхлипывая — потрясающая картина. Я чуть приподнялся, член вошёл ещё глубже, обхватил Аню, прижался к ней… Ты моя, вся… Целиком в моей власти, теперь всё ограничивается только моей фантазией. Как только я подумал об этом, она, словно прочитав мысли, отдалась окончательно, опустив руки и расслабившись, я держал её… Даже в самых развратных мечтах я такого не мог вообразить… Меняя позицию я мельком взглянул на Элю. Она всё также лежала, без движений, подходи и бери, как говорится… Придёт и Ваш черёд, мадмуазель, потерпите… Неспеша, аккуратно опустил Анну на кровать, она машинально перевернулась на животик, приподняла свой шикарный зад… И вот вся прелесть моей сестрёнки раскрылась передо мной как просыпается экзотический цветок на рассвете… Мой член медленно вошёл в неё снова — не вытерпел, желание переполняло и управляло мной; Эля это всё видела и понимала, представляя и угадывая что же я подарю ей? Сестрёка не может пошевелить даже пальцем, я старался, выкладывался, работал как только умел, лишь тихий стон, чувствовалось, что она пытается сдержать его… Ничего у тебя не выйдет, дорогая. Я постепенно ускорялся, иногда сбавляя темп, и поглаживая ягодицы, жадно, как будто в последний раз вижу такую шикарную попу девушки. Стон становился всё чётче, неистовее и реалистичнее. Закрытые глазки… Она медленно умирает от физического наслаждения, а я умираю ещё и от морального… Наконец я почувствовал приближение бури… Что-то внутри сжалось… и вот он, блистательный номер один! Я не помню как улетел назад, но очнулся от приятных волн, ласкающих тело и тихой трансовой мелодии… Аня также умирающе постанавала, а в голове предстал образ Эли, которая работала с моим членом, собирая блаженные осатки белых капель… Я поднял голову, Эля действительно старательно за мной ухаживала, а рядом раскинулась сестричка, как и я, приходившая в себя… Ресницы Эли взлетели вверх, подарив мне волнующий взгляд, питающий меня, взгляд о котором я так часто мечтал и так редко видел во снах… В этот же момент душу переполнило чувство счастья, полного счастья… физического и духовного, мыслей небыло, тело как бы парило в Мировом эфире, такого ощущения я никогда не испытывал, мне ничего не нужно, абсолютно ничего, только этот взгляд, только тонкая улыбка этих губ… Пролежав так с минуту я осознал что надвигается ещё одна буря — легкий ветерок внутри — возбуждение после непродолжительного затишья. Эля привела в чувства Анну, как именно — я не видел, только лежал, отдыхал, придумывая заключительный акт сценария, где на сцене исключительно главные герои постановки. Ничего в голову не приходило, внутреннее потрясение от пережитого всё-таки сказывалось, сознание реального мира просачиволось туда, куда так не хочется его пускать, но тут же всё встало на свои места — Эля, сияющая, довольная, безумно красивая, как хитрая змейка подползла ко мне, заглядывая украдкой в глаза — явно что-то замышляя. Я лежал не двигаясь, боясь пошевелится, как затаившийся тигр, готовый в любой момент наброситься на свою ничего не подозревающую жертву и насладиться ею вдоволь. Наконец Эля протянула руку к моему поникшему перцу, который мгновенно вскочил, другой погладила меня по голове, поправляя волосы; несколько секунд смотрели друг другу в глаза, погружаясь и обмениваясь частичками наших душ, затем одновременно поцеловались и она окончательно оседлала меня… Такого возбуждения испытывать мне ещё никогда не приходилось. Я мечтал об этом миге, картинка стояла у меня перед глазами как живая, с того момента, когда я только увидел Элю и вот это мгновение, последняя капля перед стартом… Эля едва приподнялась и ловко опустила свой зад; проникая в самую глубь, неотрывая взгляда друг от друга я терялся от удовольствия, безумного блаженства и неистового удовлетворения… Анал был прекрасен, как небесный храм, как вожделенный источник, пульсирующий, беспощадно переполняющий и опустошающий чашу чувств в одно мгновение. Едва двигаясь на члене, занимавшего всё пространство анала, Эля устремляла удовольствие в бесконечность… Вплоть до потери сознания… Показалось, что тело разлетелось на мельчайшие частички по всей Вселенной, заблудилось в лабиринте Галактик, превратилось в туманность и вспыхнуло новейшей звездой, осепляя и гася сознание, словно ветер пламя свечи… Как долго я кончал, заполнял Элю спермой знает только она сама, но ощущение как рождается во мне каждая капелька и как извергается горячий поток я никогда не забуду… Крича и задыхаясь, совершенно без сил я валялся под своей богиней, обливаясь потом, кровь носилась по телу, сердце колотилось; пока сознание возвращалось ко мне на Землю, я ощущал какое-то внимание — всё это время на меня смотрела Эля, не отрваясь ни на миг, довольствуясь каждой секундой моих божественно приятных мучений, наслаждаясь вместе со мной… Полностью опусташённый, я понимал, что начинаю засыпать, до боли знакомая трансовая композиция убаюкивала, всё так же тихо, всё так же мелодично… Появилось одеяло, лениво накрылся, кто-то аккуратно поправил, ощутил рядом кого-то, обнял, но сил небыло даже открыть глаза, и я мгновенно отключился.
Проснулся от ощущения что кого-то обнимаю, Эля лежала рядом, свернувшись, милая и беззащитная, положив мне голову на грудь, ей снился какой-то сон, очень интересный и приятный; как же она прекрасна! И тут в мыслях пронеслось всё то, что произошло вчера, ужаснулся, ёкнуло сердце; я голый, укрывшись только одялом, рядом девушка, с которой я даже не знаком, ужаснулся ещё раз, вспомнив сестру… Готов был закричать от своего поступка, от слабой силы воли и стыда… Эля проснулась, я чмокнул её в носик, она улыбнулась, да так, что всё куда-то испарилось, словно кто-то свыше разрешил нам вчера заниматься всем, чем пожелаем! Я не поверил, но чувство вины куда-то делось, за считаные мгновения всё встало на свои места…
— Дана мне в дар земной любви, — прошептал я тихо, улыбнулся, встретил понимающий взгляд, как будто она знала всё, что я хочу ей сказать и получил награду — поцелуй девушки своей мечты.
— Сэр, вы не приготовите кофе своей девушке мечты? — поинтересовалась она, как будто мы знаем друг друга тысячу лет, хотя прекрасно понимал её отношение и чувства ко мне — мы нашли друг друга.
Поцеловал ещё раз пышные губки, всё передал взглядом; быстренько встал, накинул халат, собрал раскинутую по комнате одежду, под внимательным контролем своей б е р е г и н и. "У каждого человека есть на свете вторая половинка, так вот, по Замыслу, девушка, в которую влюбляешься с первых мгновений, с первого взгляда, когда душа сжимается — это потенциальная пара нащупывает друг друга, ловит тонкие волны души, если они полностью совпадают — союз вечен и никто другой не сможет противостоять этому союзу как бы ни старался. Для девушки — витязь, для парня — берегиня. Как романтично…" — по дороге на кухню я вспомнил не так давно прочитанную книжку Василия Головачёва — обожаю фантастику.
На кухне я столкулся со своей сестрой, она сидела за столом, грустная, слушая не громко Рекорд и о чём-то задумавшись.
— Аня… — начал я присаживаясь и пытаясь заглянуть в глаза, — Вчера кое-что произошло, о чём говорить очень неприятно, трудно и самое противное — стыдно. — помолчал, давая поразмыслить, а потом решил что обязательно должен это сказать, — Прости меня пожалуйста, этого не должно было произойти. Давай договоримся, что всё останется между нами. Окей? — она подняла взгляд и я всё понял, что ей тоже стыдно, — И алкоголя ты всё-таки перебрала вчера, сестрица. — решил пошутить я.
— А ты был очень даже не плох! — парировала она, что поставило всю мою теорию о стыде под вопрос, но только на несколько секунд, — Оба виноваты… — помолчала, вглядываясь в пол, — Что всё останится между нами мог и не объяснять — не маленькая, представляю реакцию родителей. — она едва заметно улыбнулась, противное чувство мешало, не давало свободно дышать, то же самое я испытывал проснувшись, но Эля как-то меня вылечила, одной только улыбкой! Как помочь Ане я пока не знал.
— Чайник горячий?
— Да, я кофе только что пила. Вам как раз на двоих оставила воды. — Ответила и понимающе поглядела на меня.
— Умница!
Я молча приготовил кофе, поставил на поднос и тут в мыслях подумал что скоро уже вернутся родители. Как по взмаху волшебной палочки роздался звонок в дверь, перевернувший вчера всю мою жизнь. Родители. В моей комнате обнажённая Эля ждёт кофе… Прикинул последствия. Зарычал, поворачиваясь к своей последней надежде — задумавшейся о чём-то сестре.
— Аня, очень прошу, сделай всё возможное, постарайся очень сильно, но только не пускай их в мою комнату, — присев на корточки умоляюще произнёс я, передавя во взгляде всё как можно яснее, — я влюбился в неё…
— Иди, и не переживай, ничего они не узнают. — уверенно сказала сестра, не поднимая взгляда.
— Я твой должник, — убегая в свою комнату, чуть не уронив поднос, но ни капли не пролив, я удалился.
Вошёл, закрыл за собой дверь и поставил всё на стролик рядом с диваном. Эля всё так же ждала меня, сидя, внимательно наблюдая. Запругнул к ней и немедленно поцеловал.
— Кофе подан, мадмуазель, — глядя в бездонные глаза, торжественно объявил я, и получил смущённую улыбку, разрывающую сердце и сводившую с ума…
Анна блестяще справилась со своей миссией, я до сих пор её должник. Плюс ко всему родители ужасно хотели спать и в мою комнату заглядывать было лишним. Тягостное состояние Ани развеялось через несколько дней, Эля помогла ей восстановиться.
Что касается меня и Эли — мы до сих пор вместе, такой потрясающей девушки я в жизни никогда не встречал. Кофе мы благополучно допили, закончив страстным занятием любовью. Когда я провожал Элю, родители спали, а когда вернулся, все проснулись и мир снова вошёл в свою колею, но уже на порядок выше. Она изменила меня в лучшую сторону. Мы постоянно вместе. Я без ума от неё. Она — моя вторая половинка, она — моя Б Е Р Е Г И Н Я…
Библиотека
Она стояла, опустив голову, к какой то книге. На ней была строгая юбка и белая блузка, застегнутая до самой шеи. Она была очень красивая, ее волосы, собранные в пучок, отсутствие косметики и слабый аромат цветов, исходящий от ее кожи. Ей было около пятнадцати, и вечерами она подрабатывала в библиотеке, ей это нравилось, потому что она любила книги. Тихими спокойными вечерами она сидела и читала. Посетителей вечером почти никогда не было. Но вот, в один прекрасный, тихий весенний вечер в здание библиотеки зашел молодой студент. Как ни странно это звучало, но в десять вечера ему понадобилась книга Достоевского. Но когда он увидел ее прекрасное личико, стройные ножки, изящную фигурку, то просто забыл про Достоевского и не мог совладать с желанием, охватившим его разум и тело. Минут пять он наблюдал, как она своими маленькими ручками перелистывает страницы какой то книги, а потом все-таки решился и подошел к ней. Она робко подняла голову, и устремило удивленный взгляд из-за длинных ресниц прямо в его глаза. Он оробел как какой то мальчишка, но вдруг она приблизилась к нему, обвила руками его шею и он почувствовал аромат роз, а потом как прикосновение этого цветка ее нежные, пухлые, сладкие губы. Потом ее руки скользнули ниже, начали поглаживать его спину. Он очнулся от прекрасного сна и продолжая ее целовать осторожно подхватил ее на руки и перенес на один из столов для чтения. Его руки скользнули под ее юбку открывая стройные ноги, и он понял, что на ней надеты чулки.
Она ногами обвила его бедра, продолжая его целовать, но уже в шею. Она начала расстегивать его рубашку, целуя каждый открывающийся кусочек его кожи.
Она уже почувствовала, как его член встал, и это возбудило ее еще больше. Теперь она, оперившись руками на крышку стола, она дрожала в его объятиях от возбуждения. Он начал проделывать с ее блузкой тоже самое, что и она делала с его рубашкой, только он расстегивал ее зубами. И вот его взору предстали молодые девичьи груди. Он начал нежно покусывать ее соски, и нежно водить по ним языком, опускаясь, все ниже и вот он уже видит ее красивый животик. Он целует каждый кусочек ее тела, дразнит ее. Потом он осторожно расстегивает молнию на юбки и так же аккуратно стягивает ее, и юбка падает на пол.
Его взору предстает совершенно другая девушка, не та скромница, которую он увидел, зайдя в библиотеку.
Она замечает, что он неажидано остановился, задумался. И не в силах сдержать свое желание она притягивает его к себе. На ней уже нет ничего кроме чулков. Она встает, обнимает его, целует, а потом он чувствует, как она расстегивает ширинку на его брюках, и они падают на пол, а за брюками на полу оказываются и его трусы. Она снова садится на стол, притягивает его к себе, и он входит в нее. Она выгибается от наслаждения. Она ложится на стол спиной, так что он может ласкать ее грудь. Его движения становятся все быстрее, и быстрее и вот он одновременно с ней кончает. Вынимает свой член и обливает своей спермой ее грудь и живот.
Благородным донам
Ну здравствуйте, Благородные Доны! Пожалуй, сейчас я сделаю паузу, позволяя вам присмотреться к изгибам моего тела, закину ногу на ногу, улыбнусь и подожду, пока вы вспомните…
Кажется, впервые я предстала на ваш суд в качестве Новой Пассии Благородного Дона, чье имя пишется тремя буквами и не произносится вовсе. Надо отдать ему должное: до сих пор при воспоминании о наших шалостях у меня все сладко сжимается, легкая дрожь пробегает по спинке и губы пересыхают.
Первый раз, в твоем офисе… Сразу после приветствия твой взгляд прилип к моим ногам и скользил по ним от набойки каблука до складок короткой юбки, так внимательно мои ноги изучали только тренеры, с таким открытым вожделением — никто… Рассмотрев ноги ты уперся взглядом в мою грудь, твоя ладонь невольно складывалась в чашечку, пальцы чуть раздвигались и сжимались, явно примеряясь к моей груди…
Ты выгнал всех сотрудников из кабинета и закрылся… Расстегнув блузку, ты прошелся по груди кончиком язычка, занялся сосочками, посасывая их и покусывая… (
Меня с ума сводил твой стон: "… у меня член под брюками колом стоит…". Усадив меня в кресле, ты стоял надо мной… медленно проводил пальцами по моим губам, приоткрывая их… твой палец скользнул мне в ротик, встретился с моим язычком… Ммм… зубки стиснулись, и мой язык еще настойчивее стал тереться о твой палец… Я встала и прижалась к тебе всем телом, почувствовав как твой член уперся в мой животик. Твои руки крепко стиснули меня, еще плотнее прижав к телу, а потом мягко толкнули обратно в кресло. Мои дрожащие от страсти пальцы никак не могли справиться с пряжкой твоего ремня… когда я наконец-то расстегнула брюки, твой член буквально вырвался мне навстречу…
Мой язычок скользил по стволу, вверх от яичек до головки, оставляя влажную дорожку… вылизывал головку, губы охватывали горячую плоть и язычок проворно облизывал горячую пульсирующую поверхность… Твои ладони гадили мои волосы и слегка подталкивали мою голову. Я втягивала твой член так, что головка упиралась в нёбо, еще теснее прижимала его язычком. Чуть выпускала и втягивала обратно в ротик, но каждый раз чуть глубже… Слыша мои стоны и хрипы, ты временами терял контроль над сбой, не давая мне даже вдохнуть… Вошел в горло так глубоко, что слезы полились из моих глаз… я начала тебя отталкивать… ты выходишь и нежно целуешь мою шею и плечи, пока я не успокаиваюсь и все по новой… нежность, страсть. Чувственность… Ты довел себя до исступления в моем ротике и кончил на сосочки…
Да, ему как никому удалось зацепить меня своей страстью и откровенным желанием… Даже сейчас почти физически ощущаю, как мои пальцы скользят по его животу навстречу губам, спускающимся нежными поцелуями… Как ножки обнимают его тело… Ты, кажется, хотел заласкать мою киску так, чтобы я орала, когда ты будешь входить? Думаю, ты помнишь… Я вздрагиваю, вспоминая, как ты меня хотел… Да и сейчас, наверно, хочешь… Это была просто квинтэссенция страсти…
Еще был полет чувственности, но уже с другим Доном… Коктейль из эмоций и похоти… Когда каждый взгляд обжигает, каждый вдох заставляет сердце стучать чаще… Казалось, что даже самое легкое прикосновение вызовет взрыв, фейерверк, фонтан, сносящие сознание. Острое желание влюбиться, поймать общую волну чувственности, ощутить этот удар страсти на недолгий, но яркий миг связали нас, Мой Генерал… (
Маленькое летнее кафе… Я сидела за столиком с подругой и увидела твой взгляд… и подруга с её болтовней вмиг перестали существовать… нет ничего более трогательного и влекущего, чем наслаждение от прикосновений взглядом… Да, иногда одного взгляда достаточно и вена на шее начинает пульсировать быстрее. Кончик языка скользит по пересохшим вдруг губам… и сознание, которое хотелось считать непоколебимым, покрывается сладкой пеленой, поэтому начинаешь говорить слогами и звуками, воображение рисует чувственную картину: язычок скользит по коже, оставляя чуть блестящую влажную дорожку… Почти физически ощущается взгляд, слегка затуманенный, с огоньком в глубине. Именно такой глубокий, чувственный притягательный взгляд, которому нельзя противиться, способен разбудить самые сильные эмоции, самую сильную страсть, захлестывающую сознание… опасность и игра — одна из сильных мотиваций людей, может быть поэтому мы притягиваемся?
Желание разврата и похоти сочеталось с чувственностью и тонкой эмоциональной восприимчивостью… что-то волшебное, теплое и яркое — страсть… долгожданная влюбленность, заставляющая нежно трепетать серовато-серебристым цветом область солнечного сплетения, одновременно теплой струйкой распространяясь ниже и заполняя нужные места… даже легкое, едва уловимое движение воздуха, даже не ощущение, скорее предчувствие, обретало силу урагана, наслаждение от прикосновений взглядом, трогательное и влекущее…
Он поймал мою волну. Тронул мою чувственность, польстил моему самолюбию. Не произнеся ни слова, одним лишь взглядом через столики кафе. Пощекотал нервы, прошелся по краю, погрел руки у открытого пламени…
Первым из сообщества Благородных Донов, с которым я имела честь пообщаться, чувствовал меня как никто…
Помнишь, как мы ехали на мою дачу? Когда я остановила машину на обочине, там, где грибники обычно оставляют свои вездеходы… перепрыгнула к тебе на колени… Ты был уже в полной боевой… Прижавшись к тебе спинкой я медленно опустилась, ощущая тебя каждой клеточкой, как ты пронзаешь меня… Было так забавно через лобовое наблюдать за встречными машинами, которые притормаживали на узкой дороге, водители вытягивали шеи, любопытствуя о грибном улове, а когда соображали, в чем дело, — по газам… Пока я выписывала восьмерки бедрами, чуть наклоняясь вперед и назад, медленно-медленно поднималась и опускалась на твоем члене, твой пальчик опустился на мой клитор… потерся о него нежно, погладил, едва касаясь… Каждое твое прикосновение отзывалось легкой судорогой внизу живота, сладостным стоном… Твои пальчики скользили по моим полуоткрытым губам… лаская мой ротик, пока я не поймала их зубками и нежно гладила язычком… Ты нежно вылизывал мою шею, скользя языком по коже, нежно прикасаясь губами к волшебной чувствительной точке, за ушком, отчего мурашки бежали по позвоночнику, мягкий, горячий язык скользил по шее, по ушку, губы нежно ловили мочку, все мое сознание сосредоточилось в тот момент на кончике твоего язычка… или на кончике твоего пальца, настойчиво потирающего мой влажный клитор, или в мышцах, сжимающих твой член… Я ничего не слышала из-за собственного стона, только ощущала нежно-сладостную волну, поднимавшуюся от клитора, и захлестывающую мое сознание.
Обожаю его руки, его язычок… Пожалуй, рядом с ним я бы смогла оставаться долго… Он чувствует мое тело, угадывает мои желания. Прощает мои шалости…
И последний по алфавиту, но не по значению…
Сознаюсь, впечатлила меня не сколько твоя болтовня, сколько твоя внешность: природа и твои родители неплохо постарались, хотя и твои усилия видны… Болтовня твоя тоже забавляет, к тому же она была первой… но, кажется, и моя тебя не оставила равнодушным?" Московская прелестница", "Чаровница"… со мной ты не был столь красноречив… предпочитаю думать, что кровь до мозга не доходила… с таким-то богатством, на красивые эпитеты её просто не хватит… Я бы постаралась, чтобы не хватило… Язычком по всей длине от яичек до головки… обнять губами горячую плоть со смачным поцелуем… welcome to столица.
Спасибо за внимание, Благородные Доны! Удачи вам в ваших похождениях!
Целую нежно,
Всегда ваша, Марго.
Богиня Любви. Рождение. (часть первая)
История, которую я сейчас вам поведаю произошла со мной на самом. И с тех пор, как я познакомилась с Костей, жизнь моя круто изменилась. До этого всё было иначе…
Я была скромной девушкой, из которой парни не могли вытянуть ни слова. За глаза все называли меня "бревном" в постели и фригидной девкой. Только называли, потому как на деле "занялись со мной любовью" только два подросточка. Мне тогда было 15, но так как я хотела поскорее лишиться невиности и стать взрослой, то отдалась без любви и ласки одному бабнику. Заскочив на меня, он засунул своё орудие в меня, причинил мне немыслемую боль и несколько раз подрыгавшись — кончил. Я же осталась лежать и думать: "Если уж секс — такая неприятная штука, то почему о ней понаписали столько книжек???".
Мой милый бабник на следующий день смылся от меня, обозвав на прощание неподвижной куклой. Я разочаровалась в себе. До этого я была уверена, что в постели переплюну всех. А оказалось, что я — просто кукла. Месяц помыкавшись, я решилась на второй шаг — переспать со своим одноклассником — Кириллом, дабы убедить себя в своей сексуальности. Кирилл уже давно пошловато посматривал на меня и всё время пытался шлёпнуть по попке (иногда ему это удавалось). В один из школьных вечеров, я увела его от о всех, чему он был нисказано рад. Мы заперлись в нашем классе и стали целоваться.
— Малышка… — шептал он мне на ухо, одной рукой залезая мне под свитер. — Какая же ты красивая…
Его руки нащупали мою грудь. Я ойкнула и прижалась к нему поближе. Пальцы стали неловко теребить мои соски. Низом живота я почувствовала, как стала подниматься плоть Кирилла. Я воспрянула духом — я смогла возбудить одноклассника! Значит не всё ещё потеряно.
Парень снял с меня джинсы и я осталась в одних трусиках. Я почувствовала себя новорождённой Богиней Любви, когда он начал гладить меня по животику, опуская свою ладонь всё ниже и ниже.
… И вот он уже стоит перед о мной на коленях и ласкает языком мою кисочку.
— Ты такая сладенькая. — Бормочет мой "любовник" и старательно вылизывает все мои складочки. — Я хочу тебя съесть всю!
Я устремляю свой взгляд в окно и сосредотачиваю своё внимание на зимнем пейзаже. То что он мне делал, не доставляло мне никакого удовольствия, но выбирать мне не приходилось.
Кирилл вскочил на ноги и снял свои штаны. Господи! Я чуть не прыснула от смеха — он носил такие смешные трусы! В горошек!!!
— Я хочу тебя… — Мой одноклассник стянул свои "гороховые" трусы и остался лишь в рубашке. В темноте я разглядела его напряжённый член и меня охватил страх. А вдруг я опять опозорюсь и опять не смогу шевелиться???
Кирилл снял с меня трусики и попросил улечься на парту. Я легла, раздвинула ноги и приняла его в себя. Парень начал пыхтеть и фырчать. Он входил в меня, выходил, входил, выходил… А я лежала под ним и слегка дрыгалась. Мне было неприятно, неудобно и неинтересно.
— А ты лучше не шевелись… Лежи спокойно… — сказал наконец Кирилл, когда наши телодвижения стали совсем расходиться. — Я сам справлюсь!
Я мысленно поблагодарила его и полностью раслабилась. Хотелось спать. Кирилл ещё немного помучался над о мной и вероятно кончил.
Мы оделись и молча разошлись.
Богиня Любви вновь потерпела поражение и вновь умерла, так и не успев насладиться жизнью. Я поняла, что опозорилась перед одноклассником, который считал меня когда-то сексуальной. Я еле удовлетворила его. А может и вовсе не удовлетворила, может ему надоело мучиться со мной и он поспешил пока ещё не поздно сменить объект наслаждения.
С тех пор я замкнулась и перестала делать попытки обрести сексуальный опыт. Парни перестали со мной знакомиться, потому что я стала до того скромной, что уже обходила мужчин за версту и скрывалась от их взглядов. А взгляды так и были прикованы ко мне, потому что я была симпотичной, стройной девчонкой с вьющимися волосами, большими серыми глазами, обрамлёнными длинными ресницами. Но я всё время пряталась от всех и жила одиноко в своём придуманном миру, где не было места парням и где был поставлен крест на сексе. Мне было неинтересно выслушивать рассказы подруг о своих сексуальных приключениях, которые по всему были неоригинальными, по типу
"сунул-вынул-вытер". Все свои купленные любовные романы я закинула подальше в шкаф. Всё это была лишь сплошная выдумка — страсти не бывает!
Так мне исполнилось 18. Как-то, гуляя со своим псом Грэем по лесу, я увидела паренька, который кидал палки овчарке. Я встала у кустов и стала подсматривать за ними. Парень резвился как маленький, хотя на вид ему было лет 25. Я улыбнулась, завороженная этим зрелищем. И тут он увидел меня. Наши взгляды с ним встретились. Я почувствовала сильную дрожь в ногах и быстро отвела глаза в сторону. Мой славный Грэй потянул меня в противоположную сторону — к дому.
Итак, каждый день. Я его встречаю, мы пересматриваемся и расходимся. Другой бы парень уже давно бы начал со мной знакомиться, но только не этот. Он смотрел, улыбался, смущался, но каждый раз проходил мимо…
… И мне это надоело. Я поняла, что влюбилась в этого милого паренька и в его собаку Альфу по уши. Мой Грэй кстати влюбился тоже, но только в Альфу и всё время пытался к ней подойти, однако я крепко держала его на поводке. Но только не в этот день. Заметив приближение паренька, я отпустила Грэя и он впервые понёсся к своей возлюбленной на крыльях любви.
Собаки стали резвиться. Мы с парнем стояли недалеко друг от друга, смотрели на их шалости и улыбались друг другу.
— Как его зовут? — наконец спросил парень, указывая на моего пса (помесь чёрного колли и овчарки).
— Грэй. — Ответила я и засмущалась.
— А вас? — Покраснел парень.
… Так мы и познакомились. Мы очень быстро нашли общий язык и вскоре полюбили друг друга всем сердцем. Мы стали неразлучны и месяца четыре неотходили друг от друга ни на шаг. О сексе само собой не было и разговора. Мы рассказали друг другу про наши неудачные разы и закрыли эту тему. Костя оказалось тоже давно попробывал заняться сексом с одноклассницей, но ему не понравилось. Мы поняли, что секс не для нас.
А я тем временем стала ощущать в себе затаённые до сего времени желания. По ночам меня мучали эротические сны, в которых
Костя делал со мной ТАКИЕ вещи, что мне с утра становилось стыдно. Я ругала себя за непристойные мысли и за то, что своими пошлыми фантазиями очерняю наше светлое чувство.
Но природа взяла своё. В один прекрасный день, когда мы уехали за город на шашлык, я придвинулась к Косте поближе и почувствовала его неровное дыхание. Подняв на него глаза, я ясно увидела написанное на его лице желание. Внизу живота у меня что-то приятно защекотало.
Поцелуй. Влажные прикосновения рук. Что-то не то… Я опустила взгляд на его штаны и замерла. В области гениталий они были вздуты. Он разрывался от возбуждения. Я почувствовала как начинаю дрожать от нарастающей страсти.
Костя прильнул к моим губам и я улетела в небеса. До этого мы никогда так не целовались. Сейчас наш поцелуй был жаден и ненасытен. Мы чуть ли не кусали друг друга.
Я обняла его за шею и мы повалились на траву. Костя и я начали кататься по земле — никто не хотел занимать место внизу, место побеждённого. Наконец устав сопротивляться я, игриво улыбаясь, сдалась. Костя улёгся сверху и стал нежно целовать мою шею. У меня вырвался стон наслаждения. Его руки бестыдно опустились на мою грудь и слегка пожали её. Я забилась от возбуждения и просунала свои пальцы под его майку. Мои пальцы ощутили горячую кожу его спины и я принялась гладить её. Костя вздрогнул. Застенчивость и скромность покинули нас.
Мы скинули всю одежду и стали покрывать поцелуями тела друг друга. Его язычок бестыдно играл с моими сосочками, то и дело покусывая их. Я хрипела от страсти. Моя рука между тем уже играла с его твёрдым и горячим членом, не забывая поглаживать его упругие яички…
… Я вздрогнула. Костя скользнул языком в мою киску. Я едва не задохнулась от нахлынувшего на меня сладострастного чувства. Он ласкал мой клитор, мои губки, мою попку. Я таяла…
— Возьми меня! — пробормотала я, находясь на полпути к оргазму. — Возьми! Изнасилуй!!!
Костя обнял меня за плечи и вошёл в меня. Я застонала. Его член пронзил моё влажное до невозможности влагалище до самого конца. Наши тела забились в самопроизвольных движеньях. Я чувствовала приближение рая.
— Ещё, ещё! — Бестыдно ныла я, царапая его спину. — Сильней! Сделай мне больно… Возьми меня…
Костя остановился. Перевернул меня на животик. Я встала на коленки и прогнула спинку. Костя замер от красоты, открывшейся перед ним.
— Возьми меня! — Надрывалась я. — Хочу тебя!
Его ладонь пару раз с силой шлёпнула меня по попке. Я застонала от наслаждения. В следующее мгновение его член быстро вошёл в меня сзади. Два мощных толчка и я ощутила небывалый до сего дня оргазм.
— Ко-о-нча-а-юю!!! — закричала я, но Костя меня не слышал. Он уже изливал на мою попку своё горячее семя.
… Мы долго лежали в обнимку под зелёными соснами и вдыхали свежий, лесной запах хвои. Мы принадлежали друг другу телом и душой и были счастливы.
…Богиня Любви наконец-таки обрела своего Бога, а так же и свой дар…
(продолжение следует)
Был теплый вечер
Был теплый вечер. Прогулявшись по улице они пришли к ней в квартиру. Что-то было особенное в этом дне, и они оба осознавали, что сегодня что-то должно произойти. Он знал, что его прекрасная, солнечная девушка еще невинна, но все же чувствовал, что между ними сегодня что-то случится. Немного устав от суеты города, от душных трамваев, они решили отдохнуть. Она сказала, что хочет принять душ и расслабиться. Зайдя в ванную, она не спеша разделась, включила воду и оказалась под струями теплой воды. В дверь ванной негромко постучали……….и не понятно почему, но она со спокойным сердцем открыла дверь. Там стоял он. Из всей одежды на нем были только плавки. Она же предстала перед ним во всей красоте своей наготы. У нее было красивое тело. Стройные ножки, пухленькая упругая попка, небольших размеров, но очень красивая грудь.
Он просто был ошеломлен ей. И стоял в дверях ванной как вкопанный. Вдруг его "вернул" в мир ее голос… "Чего тебе?" В ответ она услышала… " Я хочу, чтобы мы сегодня были вместе". И с этими словами он шагнул к ней. Она ответила… "Ну ты же знаешь, я не хочу до свадьбы." Подойдя ближе к ней, и поцеловав ее пухленькие, сладкие губки, он сказал… " Не бойся, я тебя не обижу, и ты останешься невинной." После этих слов, они слились в страстном поцелуе. Они целовались и до этого уже тысячу раз, но этот поцелуй был особенным. Подхватив ее на руки он отнес ее в ванную, и поставил под теплые струи воды. Быстро скинув с себя плавки, присоединился к ней. Не стоит описывать, что творилось с ним, и говорить о том, что он был готов к действиям. Под струями теплой воды они слились в в единое целое, они страстно обнимались, страстно целовали друг друга в губы.
Объятия были очень крепкими, он сильно прижимал ее к себе, и она чувствовала как его твердый дружок прижимается к ее девственному лобку. Только от этих ощущений у нее закружилась голова. Он это заметил. И медленно, ласково стал переходить ниже. Сначала нежно целовал ее шейку, одной рукой обнимая ее, а другой сжимая ее красивую грудь. Затем присев, принялся ласкать губами ее уже набухшие соски. Она тихо постанывала. Встав перед ней на колени, он оказался губами возле ее животика. Он страстно принялся целовать его. Его ласки и теплые струи воды, сделали свое дело, она была возбуждена до предела. И он понимал, что может сейчас делать с ней все, что захочет. Но………..он был честным и порядочным, и если он пообещал, что она останется невинной, то так оно и должно случиться.
Выйдя из ванной он, взяв полотенце принялся заботливо, как ребенка вытирать ее. Затем взяв ее на руки вынес из ванной комнаты, усадив ее на стол принялся целовать пальчики ее ног, поднимаясь постепенно все выше и выше.
Поднявшись до внутренней поверхности бедер, принялся нежно их целовать, затем нежно поцеловал ее девственное лоно, от чего она просто была в восторге и закрыв глаза легла на стол. Раскрыв нежный бутон, он проник язычком глубже. От чего она стала все чаще постанывать. Каждый ее стон заводил его все сильнее, он принялся с жадностью ласкать, покусывать ее клитор. Она отвечала на его ласки своими уже протяжными стонами и извивалась навстречу ему всем телом. Нельзя сказать сколько это длилось, но вдруг тело девушки вздрогнуло, а затем расслабилось, это был первый в ее жизни оргазм.
А дальше…а дальше пусть каждый домысливает в меру своей воспитанности, испорченности, порядочности…………….ну и т. д……как хотите!..))
В борделе
— Эй! Ты ещё хочешь поразвлечься?
— Этот журчащий сексапильный голос я узнал бы в толпе, ма не то, что в борделе. Ещё совсем недавно, я прижимал обладательницу этого голоса в темном углу танц. зала, здесь же, возле эстрады. А то как же! Зачем ещё нужны бордели? Какне для того, чтобы прижаться к теплому женскому телу? Но я не знал, что будет продолжение! Я дум ал, что девчоенка просто удрала из моих объятий чтобы больше не ощущать моих ласк. Ан нет! Я, после ее ухода присел за столик и курил сигарету, рассматривая новых девушек и их пожилых клиентов, танцующих на эстраде. Мне отлично было слышно, как солидные мужики чмокали в губы и нагло обнимали своих дам. И вот теперь меня позвала моя белявочка. Я не спеша погасил о фарфоровую пепельницу сиарету и медлено встал из-за стола. Конечно, девушка обращалась именно ко мне! Моё сердце запрыгало, но я спокойно, если можно говорить о спокойствии, клогда тебя зовет подобная девица. Я подошел к ней вплотную и оцеловал ее в губы. Она мне шепнула: "Здесь люди везде, целоваться будем наедине". Я ещё подумал, с каких пор это уличные девки заботятся о репутации недотрог! Но ничего не сказал, и мы направились на "женскую" половину. Это уже был иной мир, не похожий на парадный, блестящий мишурой. Как только мы вошли в двери, отделыяющие общий зал, как тут же попали в ободранный, давно не ремонтированный коридор, по обе стороны которого расплогалась двери. Из-за них явственно доноились разные звуки: иногда это был мужской храп, а иногда звуки женского сладострастия. Они возбуждали меня и я не замечал убогости этой части борделя. Я целовал свою блондинку прямо в коридоре, пытался снять с нее голубенький халатик. Но она мужествено защищалась и трдила: "Потом! Все получишь позже!" "Когда потом?" — допытывался я, нор в ответ раздавалсялишь ее смех. Наконец-то мы добрались до её комнатки-клетушки. Посредине комнатки, занимая большую ее часть стояла огромная кровать. "Давай, раздевайся и ложись в кровать" — "А ты что будешь делать? — на всякий случай поинтересовался я. " Я? — удивилсь моя спутница. — Я тоже… " — Она пыталась закончить фразу, но мои толстые плебейские губы уже целовали ее маленькие, словно у куколы, уста. "Ну нет! Так как хочешь ты, не будет! А будет все по-моему! Раздевать тебя я буду сам, а ты можешь раздевать меня". И я принялсяизучать ее тело. Так, словно это делал впервый раз в жизни. Правая рука расстегнула на уровне груди пуговку. На очаровашке оказался телесного цвета бюстгалтер. Левая рука тем времнем оказалась внизу короткого шелкового халатика, и свободно проникла под него. Там ее ждало наслаждение!
Никаких трусиков на девушке не было! ЧЯ тут же большой палец всунул ей во влагалище. Блондиночка что-то проурчала, не то от боли, не то от неожиданности. Но сквозь закрытый моими губами рта понять было что-то невозможно. Через секунду она уже дышала вплне ровно, зато я почувствовал, чтто мой "мальчик" уже вполне готов к бою на сексуальной ниве. Я только прижал девичий стан к себе поближе и шепнул на ушко чаровнице: "Скорее расстегивай мою ширинку!" Очаровашке дважды приказывать не пришлось. Она тут же опустила о" молнию" на моих джинсах и мой мальчик рванулся в ее пещерку, всю влажную от моего большого пальца. Я толкнул девчушку на кровать, и она улеглась как раз так, как я и думал: все тело уместилось на кровати, а ноги остались стоять на полу. Её пещерка едва розовела между ногами. Это особенно разогрело моё воображение. И я засунул в ее влагалище свой ствол. Она заойкала, так, словно эту процедуру ей сделали в первые в жизни. Но я-то знал, что здесь не найти истиннных целок. Она просто зачем-то притворялась, будто ей болит! Тем более, что я грамотно все подготовил: разогрел ее пизду, и она выбросила свою жидкость из влагалища. Засунув свой ствол, я не знал, что мне делать: то ли вынимать из ее податливо-желанного тела, то ли продолжать начатое. Я в нерешительности остановился, не зная, как поступить, а она вдруг рассмеялась мне в лицо: "Чего ты остановился? Испугался! Так я же для задора, дурачок ты мой. Все хорошо! Можешь продолжать!" Ну, я и продолжил. Засунул по самые яйца свой ствол, насладившись ее любовной песней и выпустил столько спермы, что спермы, что не поместилась в женских глубинах ее тела.
Сперма выливалась на ее лобок. Она растирала руками сперму по всему обнаженному животу и нюхала свои руки. Я не знал, зачем она это делает, но я чувствовал, что ей это доставляет удовольствие. А темвременем мой малыш начал "бегство" из ее глубин. Она попыталась задержать фаллос, но это было невозможно. Он неудержимо рвался наружу. И это ему удалось! Тогда блондиночка наклонилась к нему, начала его целовать, слизывая остатки спермы. Только теперь мне стало вдруг понятно, что сперма, очевидно, содержит какие- то вещества, которых недостает женскому организму. И это, видимо, мужской гормон. Она наклонилась к моему половому члену, а я, улучив минутку, расстегнул ее лиф. Теперь ее груди свободно спадали, как гроздья винограда. Я ещё больше нагнул мою белявочку, и перед моими глазами открылся чудный вид на женский анус. Я, молча, залез к ней в анус. мизинцем. Она вначале попыталась что-то сказать, но мой мизинец уверенно, так, словно он делал это ежедневно, вошел в тело женщины. Моя блондиночка вся содрогнулась всем телом. Но я уже не верил в женские штучки. Я перевернул её на живот и засунул вместо мизинца указательный палец. Она давно уже оставила в покое мой фаллос, и лежала такая беззащитная. Наконец я всунул два пальца- кроме указательного, я вставил ей в анус ещё и мизинец левой руки. Немного поиграв обеими пальцами, я перевернул её, как куклу, опять на спину. Левой рукой избавил от бесполезных бретелек, которые уже ничего не поддерживали. Я расцеловал её огромные груди-конусы, заствил стать раком, а сам я залез под нее и начал по очереди облизывать груди. Потом я заставил ее восстанавливать мою потенцию языком и в самый неожиданный момент предложил ей сделать мне миньет. Я зсуеул в ее прекрасный ротик свой волосатый огромный хуй и сказал, чтобы она его сосала. Она, конечно, его обсосала и я, почувствовав прилив новой энергии, вновь перевернул ее на живот и засунул ей в анус мой огромный хуй. И начались новые скачки. В тот момент, как прозвучали часы, говорившие, что мое время уже вышло, я как раз и кончил ей в анус.
В ванной
Вода уже почти скрывает ноги. Ванную заполняет слабый свет, который дает глазам отдохнуть от трудового дня. Вдохнув воздух, ощущаю терпкий, но приятный аромат пены. Помимо пены чувствую другой запах, не менее приятный и более знакомый. Так пахнут ее волосы. Твоя голова лежит на моей груди и я чувствую как ее щекотят твои волосы. Я специально наклоняю голову, чтобы запах стал более ощутимым. Ты не изменяешь своим привычкам и в этом запахе я узнаю запах цветов и трав — так пахнет твой шампунь. Твои волосы от пара стали влажными и я ощущаю эту влагу, прислоняясь к ним щекой. Тихо, только слышен шум воды. Ты опять о чем-то думаешь, поэтому молчишь и почти не шевелишься. Хотя ты правильно делаешь, что молчишь — сейчас не нужны слова. И ты наверное поняла это раньше меня и поэтому молчишь. Несмотря на теплую воду и пар — моей голове немножко холодно. В голове не осталось ни одной мысли. Хотя нет — я закрываю глаза и сразу же возникает твое красивое лицо, на которое смотришь и не можешь насмотреться.
Именно то лицо, улыбка на котором может заставить уйти все плохие мысли и переживания. Мои руки сами легонько сжали твои при мысли о тебе. Наши руки уже скрыла вода и теперь она уже добиралась до локтя. Своими пальцами я провожу по твоим ручкам. Вода ослабляет ощущения и делает движения более медленными. Мои руки лежат поверх твоих. Ты расслаблена и если бы я не чувствовал твою спину — подумал бы, что ты совсем не дышишь. Твои пальчики неподвижны и я чувствую, что они почти такой же температуры как и вода — значит согрелась. Я немного сместил руки так, чтобы мои пальцы легли в промежутки между твоими и твои пальцы "ожили" — немного сжав мои. Дотянувшись ногой до крана я нажал ей на кран и вода перестала течь. Больше не надо — итак она уже почти заполнила всю ванну. Я ошибся подумав, что ты согрелась, потому что ты шевельнувшись, еще больше прижалась ко мне своей спиной, и я ощутил, что она холоднее воды. Я хотел, чтобы ты побыстрее согрелась, поэтому еще ближе придвинулся к тебе.
Твои волосы еще ближе и запах цветов еще острее — я наслаждаясь этим запахом целую твою голову. Господи, Зайка, как я по тебе соскучился. Как же я тебя люблю — мой самый близкий человечек. Мои губы достали твою шейку. Прикоснувшись к ней, я почувствовал как ты вздрогнула и сжала мои пальцы. Я еле прикасаясь провел по коже губами до твоего плечика — сначала одного, затем — другого. Сжимаю тебя в своих объятиях и целую в щечку, потом шепчу в ушко — "Заинька я тебя люблю". И слышу ее шепот — "я тебя тоже". На душе становится теплее и кажется, что наши два сердца начинают биться в одном ритме. Наши руки лежат на ее животике, но ее ручки уже поверх моих. Она знает, как мне нравится ее животик. Под своей рукой я чувствую сережку в ее пупочке. Аккуратно и нежно, едва касаясь, я начинаю водить пальчиком вокруг пупочка, задевая сережку. Она убрала свои руки с моих и положила их вдоль тела. Твоя спина едва уловима подрагивает. Я чувствую, что она уже теплее воды — ты совсем согрелась.
Но никому из нас не пришла мысль покинуть объятия друг друга. Одна рука продолжает гладить твой плоский животик, играя с сережкой, вторая — гладит твое бедро. Ты не выдерживаешь и твоя рука накрывает сверху мою. Прижимая к себе ты перемещаешь ее на грудь. Проводя рукой по груди, ощущаю твой сосочек. Он чуть крупнее горошинки — как жемчужина. Пришла веселая мысль в голову — я понял почему Зайка не нудистка (натуристка)! Никакой бы мужчина не смог бы просто пройти мимо, если бы видел ее без одежды — ей и в одежде, мужчины прохода не дают. Твоя рука так и остается лежать на моей и мы вдвоем ласкаем твою грудь. Другая же твоя рука направляет мою руку с живота ниже. Я чувствую под своей рукой маленькие волоски. Они такие мягкие и маленькие, что почти не ощущаются. Ее руки всюду сопровождают мои. Она ласкает себя моими руками. Ее дыхание уже участилось и чувствуется, как подрагивает спина. Движения становятся быстрее.
Она глубоко вздохнула и я почувствовал, как сжались мышцы в ее теле. Медленный выдох и расслабление. Потом она переворачивается и рукой дает понять — чтобы я нормально лег. Я лег, а она опустилась сверху. Ее губы нашли мои. Я потерял счет времени зато пришло ощущение, что она часть меня. Та часть, без которой организм не может жить — самая главная часть. Опять никаких движений — все замерло. Остановилось время и ушли все мысли. Я закрыл глаза и погрузился во мрак и услышал — "Спасибо, Котик"
В ванну в костюме
Аромат лаванды разносился по комнате…….
— Я здесь! — услышал он, закрыв за собой входную дверь.
— Это ты, дорогой?
— Да, котенок. — Переобувшись в уютные домашние тапочки, парень устало пошлепал в ванную комнату.
Она сидела в ванной, вся в пене, глаза ее лукаво улыбались.
Парень весь подобрался. "От нее можно ожидать чего угодно" — подумал он. И право, она часто удивляла его своими милыми выходками.
Красная свеча горела около зеркала, освещая все загадочными полутенями.
— Привет, милый, как дела? — промурлыкала эта милая особа и пошевелила пальчиками левой ножки, показавшейся над водой.
— Иди сюда… иди ко мне…
Он слегка покраснел и неловко улыбнулся.
— Я сейчас переоденусь и быстренько вернусь… — Она протянула руку и ласково и призывно провела ею…
— Ну иди…
Он сделал шаг навстречу, она ухватила его за галстук и притянула к себе. Последовал поцелуй, страстный, но короткий…
Затем раздался вскрик девушки, брызги полетели во все стороны… (
— Ну я же говорил, надо было переодеться… Это же мой лучший костюм…
— Молчи, зануда! — она улыбалась. — Часто ли ты принимаешь ванну в костюме в обществе такой прекрасной леди как я?
— Тебе смешно?
— Да, ты действительно выглядишь очень забавно, но я люблю тебя таким, какой ты есть, а ты ооочень милый и сексуальный в этом мокром костюмчике… и носки постирались сами….
Он ухватил ее за ногу и начал щекотать. Ему очень нравился ее смех.
Она встала на колени и обняла его за шею.
— Ну прекрати…
Он ответил поцелуем, лаская языком ее нежные губы… прикасаясь к ее острому язычку…
… Она расстегивала ремень и тихо постанывала от предвкушения близости и его сладких, твердых губ…
О-о-о, не только губ…..
Он был такой упругий и соб-лаз-ни-тель-ный…..
— Ааабалдеть… Какой ты у меня красавчик… И он тоже. — Она улыбнулась… ее губы опустились чуть ниже… галстук полетел прочь… пальцы нервно расстегивали рубашку…
Его обнаженная грудь очень возбуждала ее…
— Вау, какой мужчина… — Она укусила его за грудь.
Он вздрогнул, но из его уст не вылетело ни звука… сделал паузу и резко прижал ее к себе…
— Нуууу… ты… прокаааазница…
Она ощутила его…
Еще как…
Одной рукой он прижимал ее к себе, а другой направил… в нужном направлении.
Она развела ноги пошире и благосклонно приняла его посланника….
Несколько сильных ударов и он вынул… и опустил ее голову к нему….
Крепко взяв его в руку и нежно обхватив ротиком, девушка начала скользить по нему губами, то дразня его язычком, то глубоко всасывая его в себя…
Парень закатил глаза и громко стонал.
Она продолжила приятную экзекуцию, лаская его яички, очень осторожно сжимая их и перекатывая в руке…..
Он уже не мог сдерживаться… Член горел от желания и просто разрывался на части…
Он оторвал ее от себя, резко поцеловал в губы и развернул ее от себя.
Его глазам предстал великолепный вид ее прелестной попки.
Она призывно прогнула спину и мурлыкнула…
Он крепко взял ее за бедра и натянул на себя…
Она изогнулась еще сильнее и начала двигаться навстречу…
Они все увеличивали темп, вода плескалась на искусно инкрустированный уральскими самоцветами каменный пол, который пять лет назад он привез из Италии… и стонали уже в унисон…
— Да… Да… Глубже… Еще… Да… — кричала она в исступлении…
— Ты моя, только моя… — стонал он в ответ…
Процесс соития длился еще пару минут… взрыв страсти увенчался экстазом… парень еще несколько секунд не мог прийти в себя, а его раскрасневшаяся соблазнительница уже вставала из ванной.
— Воды ужасно холодная… Идем отсюда…
Пушистые большие полотенца обняли их разгоряченные тела…
… Они удалились на кухню
— Сейчас будет ууууужин. Может быть. — Она опять улыбалась. — Или тебе только десерт?.
В гамаке
Очередной уик-энд Крис собирался провести за городом. Небольшой уютный домик на берегу океана достался ему по наследству от одинокой тетки, умершей в весьма преклонном возрасте несколько лет назад.
Крис отправился в путь в пятницу после обеда. Его новенький "Ниссан" с едва слышным шелестом несся по, казалось, расплавившемуся от жары асфальту. Когда кто-то проголосовал на обочине, Крис скорее машинально, чем по желанию затормозил. Через опущенное до половины стекло правой дверцы в салон заглянула жгучая брюнетка. Искусно наложенный макияж делал ее лицо неожиданно интересным и привлекательным. Крис с удовольствием взял попутчицу. Легкая болтовня скрашивала монотонность дороги. Вскоре выяснилось, что она едет навестить подругу, живущую недалеко от Криса.
Крису было приятно время от времени посматривать на загорелые рельефные ножки попутчицы, беспечно щебетавшей на переднем сидении. Когда выяснилось, что девушку зовут Шейла, он с грустью вспомнил, что именно так звали его первую любовь, с которой он провел много лет назад несколько незабываемых ночей.
До места оставалось буквально несколько километров, когда Крис без особой надежды, что его предложение будет принято, пригласил Шейлу на чашечку кофе и был приятно удивлен, что она без колебания согласилась.
Запущенный одичавший сад, окружавший летнюю резиденцию Криса, встретил их сумрачной прохладой и тишиной. Незамысловатое угощение, приготовленное Крисом на скорую руку, не отличалось изысканностью, и бутылочка "Амаретто" выглядела пришелицей из другого мира. Шейла со вкусом выпила несколько рюмочек и, слегка захмелев, совершенно раскрепостилась. Ее ладно скроенная фигура будоражила воображение Криса, и он с легким возбуждением представил себе, какие прелести скрываются за темно-вишневой блузкой и короткой, обтягивающей бедра юбочкой.
Не искупаться ли нам? — предложил он.
С удовольствием! — с готовностью отозвалась Шейла. — Вот только где мне переодеться?
Да хоть за этой яблоней! — бросил Крис. — А я поднимусь в дом, чтобы не мешать тебе.
Едва переступив порог, Крис бросился к секретеру, где у него хранился мощный морской бинокль, оставшийся еще со времен службы на флоте. Навести его на резкость было делом нескольких секунд. Ничего не подозревавшая Шейла не спеша начала переодеваться за яблоней, в то время как Крис во всех подробностях рассматривал ее, спрятавшись за плотную занавеску. Когда Шейла сняла трусики, Крис с удивлением обнаружил: вместо привычного черного треугольника между упругих девичьих ляжек виднелись совершенно голенькие пухленькие губки. Это взволновало и возбудило его. К тому же даже и на таком расстоянии было заметно, что клитор девушки отличается удивительными размерами.
Почувствовав, что подобная анатомическая особенность может доставить неизведанные удовольствия, Крис отложил бинокль и поспешно переоделся.
Они долго купались в теплой прозрачной воде, изредка бросая друг на друга настороженные взгляды. Крис отметил, что грудь Шейлы отличается упругостью и, что особенно всегда привлекало его в женщинах, кончики ее смотрят в стороны. Когда-то он слышал, что это признак особой сексапильности. Несколько раз он подплывал к Шейле совсем близко, но не позволял себе никаких вольностей Крис придерживался золотого правила: плод должен созреть и сам упасть в руки…
После купания они, не переодеваясь, снова расположились в саду. Зоркие глаза Криса отметили, что намокший купальник Шейлы слегка просвечивает. Ее маленькие аппетитные соски оттопыривают тонкую материю. После еще нескольких рюмочек восхитительного "Амаретто" Крис отметил, что глаза Шейлы потеплели, а в поведении наметилась некоторая игривость. "Пора", подумал он и словно бы невзначай предложил ей покачаться в гамаке. Шейла с радостью согласилась, заметив, что ей давно не предоставлялась такая возможность.
Гамак был гордостью Криса. Его необыкновенно эластичная сетка, изготовленная в Таиланде, почти не врезалась в тело, а густые декоративные кусты полностью скрывали его от посторонних глаз.
Шейла, по совету Криса, устроилась поперек сетки, и ее поза невольно навевала ассоциации с гинекологическим креслом. Раскинутые и согнутые в коленях ноги позволили Крису без помех рассматривать ее едва прикрытую материей попку, а расслабленно провисшее тело казалось соблазнительно беззащитным. Крис принес к гамаку плетеное кресло, поставив его напротив Шейлы. Чувствовалось, что приятная послеполуденная истома овладела ею. Она закинула руки за голову и не обращала на Криса никакого внимания. Он медленно положил ладонь на ее отставленное в сторону колено и принялся осторожно покачивать лежащую в гамаке девушку. Постепенно его рука переместилась по упругой теплой ноге вверх, лаская и нежно ощупывая ее. Шейла прикрыла глаза, и ее тонкие ноздри несколько раз трепетно вздрогнули. Пальцы Криса уперлись в узкую полоску еще влажной материи, прикрывающей вход. Затем они беспрепятственно проникли внутрь и неожиданно для Криса погрузились в горячую увлажненную вагину. Лишь слегка напрягшийся живот выдавал охватившее Шейлу волнение. Крис нетерпеливо сдвинул упругую полоску материи в сторону, обнажив чисто выбритый вход, и пальчиком осторожно нащупал выдающийся клитор. Шейла продолжала отстраненно покачиваться в гамаке. Крис привстал и свободной рукой быстро стянул с себя плавки. Его давно уже отвердевший инструмент выпрыгнул на волю словно зверь из засады. Ввести его в сладостно приоткрытые лепестки не составило для опытного Криса никакого труда Шейла громко вздохнула и запрокинула голову назад. Таиландский гамак продолжал медленно раскачиваться. Вскоре амплитуда колебаний стала столь велика, что инструмент Криса периодически стал покидать гостеприимную пещерку, а затем беспрепятственно входил в нее, изредка, впрочем, проскальзывая мимо и упираясь то в упругие ягодицы, то в розоватый киль, возвышающийся над губами. Эти непроизвольные промахи доставляли обоим особое утонченное удовольствие. Темп, заданный Крисом, позволял достаточно долго удерживаться почти на самой вершине сладострастия. Стоны Шейлы становились все громче, все отчаяннее, а охваченный огнем желания Крис энергично подавался навстречу раскачивающемуся телу, стремясь проникнуть как можно глубже. Его чуткие умелые пальцы нежно теребили кофейно-коричневые сосцы Шейлы. Едва он подобрался к ее груди, она судорожным движением, не расстегивая, стянула с себя бюстгальтер. Долгожданный пик удовольствия потряс обоих, заставив Криса упасть на Шейлу. Гамак упруго спружинил, и они, подрагивая, закачались в нем, словно две огромные рыбины в сетке.
Как хорошо! — прошептала Шейла на ухо Крису, крепко прижимая его к себе.
В легком полузабытье Крис ощутил под собой ее горячее удовлетворенное тело и был почти так же благодарен ей, как много лет назад, когда другая Шейла в порыве страсти обнимала его, шепча незабываемые слова.
В гости?
Мы решили с тобою пойти в гости и ты заехал ко мне пораньше. Ожидая пока я приведу себя в порядок, ты присел на краешек кровати в моей комнате. На мне черная юбка, красивая полупрозрачная блузка. Я весело щебечу, сную по комнате, то и дело проходя мимо тебя и пронося с собою тонкий аромат моих духов и шелест чулочков на моих ножках. Я уже почти готова, но снова и снова возвращаюсь к зеркалу, внимательно осматриваю себя, стараясь найти хотя бы малейший изъян в моем безукоризненном макияже. Приподнимаясь на носочки, я оглядываю себя всю и машинально начинаю поправлять свои чулки, проводя руками от коленок вверх по бедрам и подтягивая их за темненький ободок. При этом моя юбочка задирается и ты видишь мои ножки. В этот момент я, почувствовав твоё состояние, поворачиваю к тебе свою головку. Легкая улыбка касается моих губ — ведь мне совсем немного надо, чтобы вызвать у тебя желание…
Ты поднимаешься и подходишь ко мне. Обнимаешь и прижимаешь к себе всю. Я поднимаю голову и, видя как твои губы тянутся к моим, закрываю глаза. Нежность твоих мягких, отзывающихся на мой поцелуй губ, вкус твоего сладкого, теплого язычка только усиливает мое возбуждение.
"Милый… Ну… мы же… опоздаем, — шепчу я между поцелуями, — вот вернемся… тогда". "Конечно, милая, — говоришь ты, опускаешься передо мной на колени, начинаешь поглаживать твои ножки и целовать их. Потом поднимаешь мою юбку до пояса, оголив полностью мои ножки в чулках и темные трусики. Целуешь мои ножки между чулочками и трусиками.
Прижимаешься лицом к моим маленьким трусикам и с удовольствием вдыхаешь мой запах. Это запах твоей любимой женщины. Ты вдыхаешь мой запах и у тебя начинает кружиться голова. Сдвинув треугольничек ткани с моих половых губок, ты проводишь язычком между складочек губок, глубоко проникая им вовнутрь. Ты ощущаешь непередаваемый вкус моего, уже начинающего выделяться, сока. По моему телу пробегает дрожь.
"Ну, всё! — я решительно отстраняюсь, поправляю трусики, чулочки и, опустив юбку, вновь подхожу к зеркалу. Ты встаешь и обнимаещь меня сзади за плечи, снова целуешь меня за ушком. "Ты у меня прелесть. Самая-самая-самая желанная девочка на свете", — шепчешь ты и, скользнув по плечам, накрываешь ладонями мои грудочки и сжимаешь их. "Милый, ну что ты делаешь… прекрати! — вырывается у тебя, а сама продолжаю еще больше заводиться. Прислушиваюсь к ласкам твоих рук и, прижавшись попкой к тебе, ощущаю как ты возбужден. Проведя руками по моему животику, ты опускаешь их ниже по бедрам пока не касаюсь низа юбочки. Ты задираешь юбку, обнажая мои ножки в этих прекрасных темных чулочках и попку, прикрытую тоненькой кружевной полосочкой трусиков. Продолжая одной рукою массировать и ласкать мои грудочки, ты целуешь меня за ушком… мою шейку. Другой рукою поглаживаешь мою попку… у меня такая бархатистая и упругая попка: Скользнув рукой по чулочкам, ты проникаешь между моих ножек и ощущаешь мои половые губки. Они еще такие мягкие и податливые под твоими пальцами, но мои трусики уже чуть влажные. У меня стремительно нарастает желание и я со сдержанным стоном слегка расставляю свои ножки, давая возможность твоей руке беспрепятственно ласкать мой мягкий лобочек и начинающие сильно увлажняться половые губки. Мне очень приятно, что ты их поглаживаешь и массируешь.
На мгновенье выпустив меня из объятий, ты сдергиваешь с меня мои черненькие маленькие трусики и, чуть подтолкнув вперед, перегибаешь меня через подлокотник кресла. Я упираюсь локотками на сиденье кресла и раздвигаю ножки. Я сильно возбудилась от твоих ласк и страстно желаю, чтобы твой член поскорее вошел в мое нежное трепетное влагалище. Я обращена к тебе попкой и тебе хорошо видны мои покрасневшие от возбуждения и желания, чуть раскрывшиеся половые губки моей киски… темненькую звездочку всегда такого желанного для тебя анусика. Половые губки распустились словно лепестки красной розы и на них росинками уже поблескивает мой сок. Ты быстро сбрасываешь с себя брюки и трусики и, раздвинув мои ягодицы, резко вводишь член во влагалище. От неожиданности я вскрикиваю, но тут же замолкаю, ощущая как ты резкими толчками двигаешься во мне. Ты входишь глубоко, чувствуя как плотно обхватывает влагалище твой член, как его головка начинает упираться в мою маточку. Мне немножко больно, но эта боль такая сладкая и приятная! Я прижимаюсь к тебе попкой, давая тебе возможность входить в меня полностью. Ты руками ныряешь под выбившуюся из-под юбочки блузку и сдвигаешь с моих грудочек лифчик. Ласкаешь прыгающие от твоих сильных толчков грудочки, слегка зажимаешь между пальцев розовенькие твердые, набухшие сосочки. Потом раздвигаешь мои ягодицы и смотришь, как член входит и выходит из меня, любуешься темной норкой моей попки. Ты еле сдерживаешь желание вынуть член из влагалища и войти им в мою попку!
Наше возбуждение усиливается. Моя одна ручка уже между моих ножек… я то массирую свой лобочек, касаясь пальчиками своего клитора, то зажимаю между пальчиками твой скользкий член, ныряющий в мое влагалище. Наше дыхание учащается, становится прерывистым. Я начинаю сладко постанывать от удовольствия! Это подстегивает тебя. Чувствуя приближающуюся истому, ты наваливаешься на меня, еще сильнее начинаешь теребить мои соски. И вот он финал! Наши тела вздрагивают от наступивших одновременно оргазмов. Это так прекрасно, что мы с тобою кончаем вместе! Я чувствую, как мое влагалище наполняется теплой спермой… Судорога наслаждения пронзает мое тело… Выскользнувший из меня член орошает остатками спермы мою попку… капли ее попадают на мои чулочки.
Ты опускаешься на колени и начинаешь целовать мою попку, бедра… поглаживаешь мои ножки… Из моего красненького, переполненного влагалища вытекают маленькие капельки спермы…
Мы с тобою на целый час опоздали в гости!:)) Но потом все равно пошли. А когда вернулись, у нас с тобою был вновь незабываемый секс! Мы ведь так хотим друг друга… постоянно… и готовы заниматься любовью где угодно, когда угодно и сколько угодно!
В деревне Гадюкино… дожди
Хозяин ехал в деревню Гадюкино)))))))))))))) к своей любимой толстой сучке.
Ехал он вечером.
И хоть осень только начиналась, но уже заметно начинало темнеть.
А этот мелкий надоедливый дождь…
Но, тем не менее, Хозяин все же ехал в такую непогоду к своей суке.
Он забрал ее на обочине дороги.
И они поехали объезжать достопримечательности этого прелестного городка, все более углубляясь в лесонасаждения))))))))))
Она сидела рядом с Хозяином.
Oн аккуратно вел машину.
Oна со стороны наблюдала за ним.
Eй безумно хотелось касаться его.
Но она не делала этого.
Он смотрел на дорогу.
На мокрый асфальт, ставший черным от дождя.
На два бегущих впереди машины столба света фар.
Мимо проносились с шумом машины и скрывались в непогоде.
Она попыталась коснуться ладонью его бедра.
На что тут же услышала: "Алле, гараж! А кто разрешил?"
Она секунду смотрела на него.
Если бы он не вел машину сейчас, то она тут же бы словила смачную Хозяйскую пощечину.
Но Хозяин ограничился только этим выражением.
А потом…
Потом она сделала то, что уже делала однажды
Она привстала на ноги, упираясь ими в дно машины, и высоко задрала черную юбку.
Юбку, под которой ничего не было.
Кроме белизны бедер, что так выделялись в полумраке машины.
И клочка коротких волос на лобке, которые изредка попадали под полосы света от освещения дороги.
Она стала ерзать на этом сидении.
Постепенно освобождаясь от одежды.
Она сняла плащ, бросив его на заднее сидение.
Eе не беспокоило, что их могут увидеть.
Дождь за окном и сумерки были хорошим прикрытием.
Она расстегнула блузку.
Стащила ее с плеч, и отправила на заднее сидение.
Потом, немного повозившись с юбкой, расстегнув молнию, она освободилась и от нее.
Теперь она сидела почти голая на переднем сидении машины, рядом со своим Хозяином.
Оставаясь только в черных чулках и черных сапожках на ногах.
А Хозяин…
Хозяин за это время не произнес ни слова.
А может…. может Он что-то и сказал?
Да она и не услышала…
Он свернул на обочину.
Дорога тут была не такой оживленной.
Да и вероятность того, что тут в такую погоду будут гости, тоже была невелика.
"Трогай себя"
Она не стала возражать.
Получать по роже ей совсем не хотелось.
Сегодня ей хотелось другого.
Она приспустилась на этом кресле.
Съехав с него немного вперед.
Она стала трогать свое большое тело.
Трогать, гладя в глаза своему обожаемому Хозяину.
Она гладила свое тело аккуратно.
Осторожно.
И медленно.
Словно облизывая себя ладонями.
Словно она была шлюхой на обочине дороги, и старалась понравиться потенциальному покупателю, показывая себя как товар со всех сторон.
Она ласкала грудь.
Ласкала так, как любит это делать сама.
Нежно и легко.
Проводя кончиками пальчиков по контурам груди, пробуждая "спящую "грудь.
И так, как она знала, любит тискать ее грудь Ее Хозяин.
С силой, сжимая мякоть плоти и сдавливая ладонью всю грудь, сминая соски.
Она облизывала пальцы на левой ладони своей руки.
Правой, в это время, спускаясь по мягкому животу.
Она не отрываясь смотрела на своего Хозяина, который пристально следил за каждым ее движением.
Она сосала свои тонкие длинные пальцы, как если бы это был хуй ее Хозяина.
Несильно, изредка прикусывая по длине указательный палец, прикрывая в удовольствии свои бесстыжие глаза.
А другой рукой она уже подбиралась к пизде.
Перекинув одну ногу через коробку передач, она легко вонзила пальцы в свою пизду.
Она сделала это резко и быстро.
На секунду замерев от того, как пальцы "рвут" неподготовленное узкое влагалище.
И только через пару — тройку привычных движений рукой в сухой пизде, пальцы начали обжорливо хлюпать.
И пизда с обожанием раскрылась на встречу твердому предмету.
И не важно, что это…. пальцы, резиновый хуй или хуй настоящий.
Два пальца растягивают жадную податливую дырку.
Пальцы другой руки облизывает язык.
Она убрала руку, что грелась в теплой пизде.
И не отрывая взгляда от своего Хозяина, молча поднесла липкие пальцы к его губам.
Она еще сомневалась, в его действиях.
Он запросто мог отвести ее руку в сторону и наказать ее за это СВОЕ желание.
Но он не сделал этого.
Его теплые губы раскрылись.
И мякоть рта обволокла ее влажные пальцы.
Он стал посасывать их.
Изредка поглубже затягивая их в рот.
Он сосал пальцы совсем не так, как делала это она, когда вылизывала его ладонь и ублажала Хозяйскую руку.
Но ей было приятно видеть его лицо, и чувствовать, как ее собственные пальцы подрагивают при малейшем касании его языка.
Ее взгляд сейчас был точной копией довольной, похотливой кошки, которая получила то, что хотела.
Она знала, что эта ее "победа" или секундное превосходство отнюдь не вечна.
И что скоро, очень скоро ее Хозяин возьмет все в свои крепкие руки.
Но она была благодарна ему за это коротенькое время и эти чувства, что она испытывала сейчас.
Левая рука ее все так же теребила грудь.
Задевая уже вставшие соски.
Которые теперь с любопытством высунулись из своих убежищ и таращились на все происходящее с интересом.
Она развернула свои пальцы у него во рту.
И теперь его неба касались ее подушечки пальчиков.
Она старалась двигать рукой очень осторожно, что бы невзначай не оцарапать Хозяина ногтями.
Он пару раз глубоко втянул ее пальцы в рот, прижав языком их к небу, и услышал ее тихий стон.
Какой- то испуганный и явно сдерживаемый.
Словно она боялась, что он увидит КАК ей хорошо сейчас.
Но даже сдерживаемые стоны не могли скрыть того, что ей было сейчас очень хорошо.
Ее пальцы на руках и ногах были очень чувствительными к ласкам.
И эти ласки заводили ее очень сильно.
Она медленно вытащила пальцы из его рта и смущенно попросила его перейти на заднее сидение машины.
Он удивленно посмотрел на нее, но выполнил эту просьбу.
Пока он хлопал дверцами машины, она сняла свои сапожки.
Теперь ее Хозяин смотрел на нее уже с любопытством.
Она развернулась на сидении к нему лицом, коленями упираясь в сидения машины.
Правое колено упиралось в сидение водительского кресла.
А левое в пассажирское.
Колени были широко расставлены, и она почти сидела в таком положении, головой касаясь обивки крыши машины.
А между ее раскрытых бедер была черная пластмассовая ручка коробки передач.
Она прижалась голой задницей к приборной панели и стала осторожно опускаться пиздой на эту округлую ручку.
Как только теплая плоть коснулась холодного пластика, она остановилась.
Ее руки стали снова ласкать тело.
Затрагивая грудь, живот и бедра.
А задница стала тихонько и очень осторожно двигаться взад вперед.
А пизда тереться о поверхность переключателя скоростей.
Сесть полностью на этот набалдашник пиздой, она бы не смогла.
Да и не хотела.
А вот тереться раскрытой пиздой.
Дразня себя и задевать все более выступающий клитор… это именно то, что ей хотелось.
Она видела, что Хозяин хочет трогать ее, но он сдерживал себя, желая увидеть, чем все это кончится.
Постепенно ее дыхание становилось все более громким.
А движения все более резкими.
Она боялась, что нечаянно сможет сдвинуть ручку, если сильно надавит на нее.
Но ее задница ходила все так же ритмично.
Изредка движения взад-вперед сменялись круговыми движениями.
Она протянула к нему свои руки, и он позволил ей взять свои ладони.
Она, не останавливаясь ни на секунду, положила его ладони на свою грудь и своими пальцами стала сжимать его пальцы, показывая, как ей больше нравится.
Ее соски упиралась в его теплые ладони, и он обхватил их пальцами.
И пристально стал смотреть на нее, ожидая, когда она сама с силой сдавит его пальцы, когда будет близка к оргазму.
Она не заставила Хозяина долго ждать.
В какой то момент ее бедра дрогнули.
Руки надавили на его ладони.
И он с силой сжал ее соски и потянул их на себя.
Ее спина оставалось прямой, хотя тело сотрясалось от сокращений мышц.
Но вскоре плечи дрогнули, и ее тело последовало за его руками.
Она уперлась руками в спинки кресел, и ее лицо уткнулось в ребро водительского кресла.
Она дышала часто и глубоко.
Ее тело все еще иногда резко вздрагивало.
А бедра пытались безуспешно сомкнуться.
Она открыла глаза и посмотрела на своего Хозяина.
Она слабо улыбнулась.
Но улыбки от него она не дождалась.
Он привычно расстегивал молнию своих брюк и ремень.
Немного приспустил брюки, и на скудный свет машины появился предмет ее обожания.
Его хуй!
Толстенький.
С большой головкой.
Которая уже не была скрыта крайней плотью.
А блестела от смазки, притягивая к себе ее взгляд.
Она потянулась к нему всем телом.
Оставаясь стоять на коленях, на передних сидениях машины.
Она сама нагнулась вперед, упираясь обеими руками с двух сторон на сидение, где сейчас сидел ее Хозяин.
И облизнув губы, немного повернув голову, чтобы не упираться лбом в живот Хозяина,
она взяла губами хуй.
Ей было бы удобно помогать себе хоть одной рукой, изредка подрачивая хуй.
Но стоять так было не очень удобно.
И ей оставалось только упираться двумя руками и ласкать хуй только ртом.
Она заглатывала его.
Касалась губами, размазывая по стволу его же смазку.
Сосала осторожно, но быстро.
Ласкала головку языком, не позволяя ей выскочить изо рта, обхватив ее несильно губами.
И только когда хозяйская рука легла ей на затылок, ее отсосы стали глубокими и сильными.
Она пускала его хуй в самую глотку.
На обратном пути, сглатывая свою слюну, смешанную с неповторимым вкусом его смазки.
Смазки, в которой теперь были перепачканы ее губы и подбородок.
Хозяин сильно вжал ее голову в свой пах, и она насадилась глубоко ртом на его хуй, орудуя внутри языком.
Всего одно движение головой взад- вперед, и он пригвоздил рукой ее голову к паху.
Выплескивая в ее рот горячую сперму.
Когда его руки ослабли, она осторожно выпустила хуй изо рта, не глотая сперму.
Он хотел поцеловать ее.
Вид у нее был забавный.
Взлохмаченная, с болтающейся грудью.
С блестящими от смазки сомкнутыми губами.
И таким же перепачканным подбородком.
Раскрасневшаяся.
С блестевшими глазами.
Она и была похожа на шлюху.
Но она снова взяла его ладони в свои.
И сомкнув его пальцы лодочкой, выпустила туда белую лужицу его спермы из своего рта.
Она снова вернулась на передние сидения.
И теперь развернулась лицом к лобовому лицу.
Оставаясь стоять на коленях.
И выпятила на встречу хозяйскому взору свою большую задницу.
Хозяин аккуратно поднес ладонь с белой жидкостью, и немного развернув ее, стал капать тягучей смесью на ее ягодицы.
Размазывая затем все это по ее заднице.
Втирая в ее кожу.
Он водил кругами.
Размазывал по бедрам с внутренней стороны, до самой кромки черных чулок.
Водил перепачканными пальцами по дорожке между ягодицами.
И даже большим пальцем надавил на раскрытый анус.
Пачкая ее и там своей спермой, поглубже вводя в нее свой палец.
Она обернулась к нему и попросила свой плащ.
Накинула его на плечи.
Подобрав подол на поясе сзади, стараясь не касаться влажной кожей задницы тканью,
повозилась с обувкой.
Только просунув в сапоги свои ноги, и совсем их не застегивая.
Дождь почти прошел.
Она увидела это, как только открыла дверь.
Вышла из машины.
Открыла заднюю дверь.
И попросила Хозяина сесть к самому краю сидения, поближе к раскрытой двери.
Она опустилась на корточки, широко раздвинув колени.
Она присела не очень низко.
И держа плащ двумя руками.
Напрягшись.
Выпустила толстую струйку желтой мочи.
Которая, ударившись о землю, издавала шипящие звуки, даже не просачиваясь в пропитанную дождем землю, а взбиваясь в пузырчатую пенку.
Ее Хозяин смотрел на это и протянул к ее пизде свою ладонь.
Она на секунду прекратила ссать.
И когда его ладонь, все еще влажная от ее слюны и его спермы коснулась голой пизды, на которой были капли ее мочи, она снова напряглась.
И струйка, ударившись о его ладонь, стекала по пальцам.
Просачивалась сквозь них и стекала по ее бедрам, оседая на кромке чулка, впитываясь в капрон.
Хозяин водил ладонью взад- вперед по раскрытой пизде.
Омывая свою руку.
Когда поток закончился, он еще немного поводил ладонью по ее пизде.
Затем, попросил ее развернутся, и снова обтер свою руку об ее шикарную задницу.
Добавив к своей сперме и ее мочу.
Затем она уже сидя на корточках возле открытой машины, вылизала насухо его руку.
Руку, которой он размазывал все это по ее заднице.
Затем он вылез из машины.
Он застегнулся.
Она опустила плащ и запахнулась, только сейчас ощутив прохладу воздуха после дождя.
Они стояли и курили.
За это время влага на ее заднице немного подсохла.
И она смогла опять одеть юбку.
Ощущая, как гладкая холодная подкладка юбки все равно прилипает к ее голой заднице.
Они привели себя в порядок…
И он отвез свою суку домой….
В душе
Раннее утро. Как обычно никаких планов на день нет. Хотя нет, я совсем забыл. Ты сегодня собиралась заглянуть ко мне J. Мы так давно не виделись и я забыл о твоём приходе? На меня не похоже. Ну что же надо подготовиться. Тренировка, душ, пятнадцать минут перед зеркалом в борьбе со своей внешностью. Всё! Красавец мужчина.
Уже пять. Ты немного задерживаешься — нестрашно. Звонок. Открываю дверь. Ты как никогда прекрасна, верней ты прекрасна всегда, но сегодня по-особенному.
— Привет!
— Привет, отлично выглядишь.
Ты проходишь в дом. Я бегу на кухню и уже несу кофе. Мы садимся в кресло и просто беседуем. Мой кот уже трётся об тебя в надежде получить что-нибудь вкусненькое. И вот результат — пролитый чай и испачканная блузка. Ты в ужасе смотришь на свою одежду.
— Ну вот! Все старания насмарку. — Говоришь ты и делаешь кислое личико.
Я чтобы как-то сгладить ситуацию предлагаю тут же застирать блузку, а тебе принять душ.
— Ну не знаю, а можно?
— Конечно.
— Вот и здорово! — С этими словами ты скидываешь блузку и убегаешь в ванную.
Ух ты, это мне определённо нравится. Раз обещал, то придётся сделать. Я беру блузку и отправляюсь туда же. За полу прозрачной занавеской я вижу силуэт твоего прекрасного тела. Невероятным усилием я заставляю себя взяться за стирку.
— Не потрёшь мне спинку?
— С радостью! — скинув одежду, я вхожу под тёплые струи воды.
Я протягиваюсь за мочалкой и как бы случайно касаюсь твоей груди. Ты слегка вздрагиваешь и на твоём лице появляется еле заметная улыбка. Мне почему-то кажется что мочалка здесь совсем не нужна. Я обнимаю тебя за талию и прижимаюсь к тебе. Ты игриво смотришь на меня и совсем не сопротивляешься. Я начинаю тебя целовать. Аромат мыла и твоего тела дурманит мне голову. Мои поцелуи становятся более страстными, твоё тело трепещет, мои руки уже ласкают твою грудь. Твоя рука накрывает мою и показывает, в каком темпе мне продолжать дальше. Мои руки, то сжимают твою прекрасную грудь, то отпускают их на волю. Мои пальцы ласкают твои сосочки, своими стонами ты даёшь мне знать, что мои усилия не напрасны. Я разворачиваю тебя к себе целую в губы. Твоя вздымающаяся грудь ужасно возбуждает, и я спускаюсь к ней. Начинаю целовать, играть с твоими вздернутыми сосочками.
Твои руки прижимают меня у твоей груди. Ты тяжело дышишь, и я отправляюсь ещё ниже. Целую твой пупочек. Ты облокачиваешься на стену, а я уже разглядываю твою волнующую киску. И наконец я решаюсь поцеловать её. Этот поцелуй откликается сладострастным стоном, как бы умоляющим меня продолжить. Я начинаю целовать твои губки, провожу пальцами между них, впиваюсь языком в глубь твоего тела. Я исследую каждый кусочек твоей крошки, и ты всё сильнее прижимаешь мою голову к ней. Твои влажные губки притягивают меня, и оторваться от них невозможно, но пришло время продолжить нашу игру и я собираюсь сыграть по моим правилам. Я начинаю медленно подниматься вверх, целуя твой пупочек, грудь, шею губы. Резким движением я разворачиваю тебя. Ты нисколько не сопротивляешься и ждёшь чем же всё это закончится. Твои руки опираются о стену.
Твоя чудесная попка открыта моему взору. В такой нерешительности проходит минута и наконец я вхожу в тебя. Я двигаюсь медленно иногда останавливаясь на мгновенье. Я ни хочу быть предсказуемым, и всё время меняю темп. Тебе нравится эта игра. Стоны заполняют всё пространство небольшой комнаты. Твоё тело извивается под моим напором. Но в мои планы не входит такой конец нашей игры. Я останавливаюсь, медленно выхожу из твоего горячего тела. Ты поворачиваешься ко мне, на твоём лице можно прочитать лишь одно — ты хочешь продолжения. Твои руки обвиваю мою шею. Я приподнимаю тебя. Твои ноги обхватывают мою талию. И в таком положении я проникаю в тебя. Твоя крошка ужасно мокренькая и я скольжу в тебе получая ни с чем не сравнимое удовольствие. Твое дыхание обжигает.
Я не могу больше сдерживаться, ты внезапно вздрагиваешь я чувствую, как по твоему телу пробегают волны оргазма. Это становиться последней каплей и я изливаю всё своё наслаждение в тебя. Мы медленно опускаемся на пол. Струи душа стекают по нашим телам мы просто сидели на полу и задумчиво смотрели друг на друга.
В магазине
Мы в крупном магазине одежды, где много… кабинок для примерки, ты выбираешь какие то брючки и заходишь в кабинку, через некоторое время я под предлогом посмотреть отодвигаю немного занавеску, а ты только и успела снять свою юбочку и стоишь слегка нагнувшись в своих стрингах, я не сдержался и вошел к тебе, приставил к губам указательный палец и произнес чшшшшш, а другая рука уже во всю ласкала твою попку, затем я начал сзади ласкать твою киску, ты выпрямляешься но стоишь спиной ко мне, я убираю твои волосы в сторону и целую твою шейку, касаюсь ее своим носом, ты чувствуешь мое учащенногое горячее дыхание, я нежно ласкаю твою грудь, соски, снимаю с тебя блузку, лифчик ты сегодня не одела, ты чувствуешь своей попкой мое желание которое упираеться тебе между ягодиц.
Я достаю свой член и трусь им о твою попку, вдруг резко нагибаю тебя и вхожу в тебя весь одним стремительным движением, начинаю твигаться в тебе, резко и быстро, я крепко держу тебя за талию, ласкаю твои ягоцы сильно сжимая их ладонями, вдруг я остановился, ты сначала не поняла почему, но когда я вышел из тебя и приставил горячую и влажную головку члена к твоему анальному отверстию ты раздвинула ягодицы руками, при этом сильно выгнув спинку и оттопылив свою попку, я начал входить в твою попку, мне она так нравится, такая узкая но всегда готовая принять мой член, я начинаю толчки, все быстрее и быстрее, до самого конца, затем я начинаю чередовать твои дырочки, ты кончаешь, но вдруг мы слышим голос "девушка вы померяли брюки?", приходится быстро передиваться и делать вид что ничего не происходило, я с деловым видом выхожу а ты крутишься у зеркала спрашивая ну как тебе? В общем мы покидаем этот магазин, я все еще хочу…. я тихо говорю тебе "я хочу кончить тебе в ротик", мы заходим в другой магазин, ты береш что то померить и мы заходим в кабинку, ты сразу садишься на маленький пуфик в примерочной и достаешь мой член, начинаешь его жадно сосать, ая беру тебя за голову и начинаю входить в твой ротик с тем темпом который нравиться мне, уже не ты мне делаешь минет а я люблю твой ротик, вхожу в тебя глубоко и быстро, постоянно увеличивая темп, мои руки лежат на твоем затылке и властно задают тебе темп, я кончаю… ты глатаешь все до последней капли.
В объятиях смерти
Подъезжая к Парижу и выглядывая из окна кареты, Эмма размышляла о том, как встретит ее новый незнакомый город. Она была чужая там, никому не было до нее дела, она была одна. Означало ли это, что ее ждет враждебность? Возможно. Но это было не важно, поскольку у нее было дело, ее миссия, как она это называла. Миссия, ради которой она пережила все то, что выпало на ее долю. Эмма улыбнулась, сидящая напротив дама бросила на нее быстрый взгляд и тоже улыбнулась. На лице девушки читалась доброжелательность, в то время как в голове у нее разрабатывался коварный расчетливый план. Неужели такое может происходить из-за мужчины? Да, твердо ответила Эмма.
Готовясь к отъезду из своего городка, Эмма думала лишь об одном — найти его. Явиться вот так внезапно, чтоб он потерял дар речи и выпалить все, что она хотела. Но внезапно ее сломила болезнь, болезнь, которая когда-то унесла жизни ее матери и бабки. Тот день, когда Эмма впервые потеряла сознание за обеденным столом и потом долго не приходила в себя, полностью изменил ее. В тот момент умерла глупенькая невзрачненькая простушка Эмили и появилась она, Эмма, женщина, которая только теперь осознавала свою власть.
Теперь, подъезжая к Парижу, она вспоминала тот день, когда Крус впервые поцеловал ее. Модный, красивый, красноречивый молодой человек, приехавший в соседнее имение. Тогда он околдовал всех женщин (так же как она сейчас очаровывала окружающих мужчин). Как мог он обратить внимание на Эмили? Этого не понимала только она. Он воспользовался ее невинностью, ее влюбленностью. Их первую и последнюю ночь они провели под деревом в поле. Тогда он несколько грубо и без особых ласк овладел ею и потом довольный не появлялся у них в доме несколько дней. Тогда Эмили и заболела. Врачи говорили, что болезнь поселилась в ней еще давно, но теперь наступил кризис.
В Париже Эмма сняла номер в самой роскошной гостинице, заплатив за две ночи. В первый же вечер она разузнала все о Крусе все, что только могла. Он был довольно известен в городе. Состоятельный мужчина, холостой и к тому же охотник за женщинами. Вечером она надела платье, которое тщательно подбирала именно для этого выхода, и отправилась в клуб, пользовавшийся славой среди самой распущенной молодежи. Именно там должен был быть Крус в тот вечер.
И он действительно там был. Уже изрядно выпивший, обнимавший девицу с задранной юбкой и расстегнутым декольте. Именно в таком положении он был, с рукой уже запущенной в расстегнутые брюки, когда увидел ее. Это была прекрасная женщина, словно проплывшая мимо. От нее остался лишь легкий шлейф божественного аромата. Легкое струящееся платье, обволакивающее точеную фигуру, коралловое ожерелье, подчеркивающее тонкую линию шеи, мягко переходящей и возвышение грудей.
Незнакомка поманила его пальцем и выскользнула в коридор, ведущий к спальням. Спихнув с колен девицу, не потрудившись даже застегнуть брюки, Крус последовал за ней. Туман исчез из головы, но осталось лишь легкое опьянение, опьянение незнакомкой. Завернув за угол, он наткнулся на нее, обхватил руками чуть ниже талии и приподнял, прижав к стене. Коленом раздвинул ее ноги и удержал на весу. Ладони тут же прижались к грудям. Сквозь тонкую ткань отчетливо чувствовались бугорки сосков, которые тут же захотелось оголить и поцеловать. Но рука незнакомки ловко проскользнула в разрез брюк и сильно сжала набухший член. От неожиданности Крус отпустил руки и женщина встала на пол. Она вложила ему в руку свернутый листок бумаги и исчезла так же незаметно, как и появилась. В записке было сказано: "Завтра в девять вечера, гостиница "Ализе". Эмма Г***." Сначала, еще плохо соображая от охватившего желания, со все еще торчащим из брюк членом, Крус ухмыльнулся, но чуть позже смысл сказанного дошел до него. Эмма Г***, наивная идиотка из деревни. Крус встряхнул головой, отгоняя от себя глупую мысль. Но наутро понял, что это не ерунда, возможно, это чья-то глупая шутка, но это действительно имя той девушки, которая была для него "разнообразной забавой".
Вечером портье гостиницы "Ализе" проводил его к номеру госпожи Г*** и оставил около дверей. Крус долго не решался что-то предпринять — постучаться ли или лучше уйти. Возможно, последнее было бы самым разумным, но воспоминание о том чувстве, которая вызвала в нем вчерашняя незнакомка заставило его взяться за ручку: Дверь открылась сама. Крус оказался в гостиной, из которой вели две двери: одна, очевидно в будуар, друга — в спальню. Эта дверь была открыта, оттуда шло легкое сияние.
Войдя в комнату, Крус в первую очередь обратил внимание на то, что шторы были плотно задернуты, а по периметру спальни стояли зажженные свечи. И только потом его внимание привлекла кровать, стоящая в центре комнаты. На кровати возлежала Царица, женщина, в которой было просто невозможно угадать той запущенной девчонки, которая когда-то развлекла его. Но все же это была она. Те же волосы, тот же рот, глаза. Почему-то он ее хорошо запомнил. Когда-то она даже снилась ему. Но как это было возможно. Через месяц после его отъезда, дядя прислал ему письмо, о том что Эмили Г*** тяжело заболела и умерла. Очевидно, он ошибся, и ее удалось спасти.
Но теперь все это не имело значения.
Эмма лежала посередине широкой кровати, облокотившись на подушки, с распущенными волосами. Она была полностью обнажена, лишь легкий шелковый шарфик прикрывал ее лобок и кончик правой груди. Ее тело было божественно. Еще не зная дразнит ли она его или действительно предлагает себя, Крус нервными движениями скинул с себя одежду и остался обнаженным. Эмма следила за ним, не отрываясь. Но ее взгляд был прикован к его лицу. Казалось, она гипнотизировала его. Он подошел к кровати, при этом его член увеличивался и набухал. Он раскачивался из стороны в сторону при каждом движении. Эмма откинула голову назад и улыбнулась. Крус сел на край кровати и протянул руку к ногу женщины. Его ладонь обхватила ее лодыжку и медленно поползла вверх, задержавшись на точеной коленке, и уперлась в бедро. Не отрывая взгляд от кончика шелка, Крус слегка запустил руку под легкую полупрозрачную ткань и зарыл ее в мягкий пушок. От ощущения складки под кончиками пальцев у Круса закружилась голова. В другой ситуации он бы тут же овладел женщиной, но сейчас что-то сдерживало его, несмотря на то, что тело его болело от желания. Эмма лежала неподвижно, наслаждаясь своей властью над ним, его падением, его слабостью.
А рука Круса тем временем продолжала свое путешествие по ее телу. Вот его ладонь накрыла ее грудь и сжала между пальцев багровый сосок. Ее грудь имела великолепную форму. Большая, упругая, она так и тянула к себе взгляд. Крус со стоном впился в нее губами. Он старался как можно больше взять ее в рот, всасывал сосок, причиняя женщине легкую боль. Но эта боль вызывала похоть. Эмма схватила его рукой за волосы и сильнее прижала к груди. Когда у обоих уже не было сил терпеть, Эмма с неожиданной силой перевернула Круса на спину и легла на него. Легла так, что ее грудь колыхалась над его подбородком, соски слегка задевали его. Губы то и дело порывались схватить нависающую добычу, но глаза не отрывались от ее зрачков, которые, казалось, излучали какую-то энергию. Он чувствовал щекотание ее мягкого пушка на своем живот, его член набух настолько, что почти прижимался к животу.
И тут Эмма стала медленно сползать вниз, мягко насаживаясь на его взбухший орган. Член входил нелегко, Эмме пришлось приспосабливаться, делая круговые движения тазом. Когда наконец член полностью вошел в горячее влагалище женщины, она выгнулась и откинула голову назад, прижав грудь к груди Круса. Его грубые волосы царапали ее нежную кожу, ее соски взбухли и сильно выпирали. Потом она резко опустила голову и впилась губами в его рот. Ее язык проник за его зубы и стал двигаться там. Крус совершенно потерял контроль над ситуацией, он подчинялся ей, позволял управлять собой. Лишь его ладони обхватили ее ягодицы и помогали ей в движениях. А Эмма плавно слезала с его пульсирующего органа и снова насаживалась на него. Когда он входил в ее тело, она сжимала его стенками влагалища, как будто стараясь удержать внутри, но потом отпускала и выпускала из себя. Когда оба подошли к высшему пику наслаждения, Эмма откинулась назад, упершись руками в его колени, и стала усиленно двигать бедрами, вращая его член. А когда его семя вырвалось в ее матку, она стала сжимать его член мышцами, как бы высасывая из него всю жидкость. Уставшая, она упала на его грудь и ушла в прострацию. Он тоже вскоре заснул.
Проснулся он, когда уже рассвело, с улицы слышались голоса, цокот копыт, город ожил. Он протянул руки в поисках Эммы, но не нашел ее на кровати. Он встал и вышел в гостиную. Эмма стояла у окна и наблюдала за происходящим. Он тихо подошел сзади, надеясь неожиданно ее обнять.
— Я нужна тебе, правда? — неожиданно раздался ее голос, — Ты никогда не оставишь меня?
— Нет, — прошептал он, приближаясь к ней и прижимаясь к ее обнаженной спине. Он снова почувствовал желание. Эта женщина действовала на него ошеломляюще.
Он прижался пахом к ее ягодицам и обхватил ладонями груди, выпрямив ее. Она откинула голову назад, повернула ее, и они слились в поцелуе. Его руки мяли ее груди, сначала настойчиво, потом грубо. Затем одна из его рук опустилась к ее промежности и раздвинула складки половых губ. Его член уже входил в ее горячее влагалище, туда же Крус просунул свои пальцы. Он прикасался к своему члену, который легко проходил в ее тело, она была влажная внутри. Крус вынул пальцы из ее тела и обхватил небольшой бугорок у основания ее полового органа. Это прикосновение вызвало у нее стон. Зная, что может довести их обоих до неистовства, он стал усиленно тереть ее клитор, прижимать его к движущемуся члену. Крус уже не думал о женщине, он с силой вонзал в нее свой орган, чувствуя как тот с силой бьет что-то внутри нее, упирается в ее матку, его яйца шлепались о ее ягодицы. Его рука сдавливала ее грудь. Он получала наслаждение, которого не знал никогда раньше. Ему хотелось еще больше и больше, ему было мало ее тела, мало узкого влагалища, принимающего всю длину его члена. Он хотела ею всю без остатка. Выдернув орган из ее влагалища, он с силой и резко окунул его в ее анус. Ему стало немного больно, но лишь на миг. Потом снова пришло наслаждение. Эмма упала на подоконник, подставив ему на растерзание свою попку. Ей было больно, из глаз полились слезы, но она терпела. Терпела, потому что он получал от этого удовольствие. Все это она делала для него. Когда последние капли его семени вытекли в ее анус, он отпустил ее ягодицы и отошел в сторону. Кожица на его головке была слегка поранена, но все равно он испытывал блаженство.
Эмма с трудом поднялась с подоконника, все ее тело болело. Она дошла до кровати и легла, уткнувшись в подушку. Весь ее план о том, как она отомстит ему, как заставит его умолять отдаться ему. А теперь она сама стала его рабой. Так было всегда. В первый раз, под деревом, в ее снах, в ее метах. Она позволяла ему делать с ней, что он захочет. Теперь она всегда будет с ним. Так она пролежала несколько минут, пока ее не перевернули на спину. Крус, снова почувствовав непреодолимое желание, страдая от раздирающей боли в восставшем органе, перевернул Эмму на спину и покрыл поцелуями ее тело. Его язык быстро пробежался по ее бедрам, на секунду проник во влагалище, слизнув несколько капель своей спермы, смешанной с ее выделениями и кровью, затем поднялся вышел, очертил два круга вокруг ее грудей, захватил один сосок, больно прикусив его. Затем губы Круса впились в губы Эммы, он обсасывал каждую губу, языком наполнял ее рот. Руки раздвинули ее колени и направили член в глубь ее лона. Головка легко вошла, слегка чавкнув, и устремилась внутрь. Крус начал активно работать бедрами, не в силах растягивать пытку и думать об удовлетворении распростертой под ним женщины. Его сотрясал оргазм за оргазмом. Его семя вытекало из ее влагалища, заливая простыни, склеивая ее лобковые волосы. Оно стекало по его яйцам, размазывалась по их животам. Несколько капель попали на груди, которую Крус быстро облизал. Испытывая оргазм от одного только ощущения его оргазма, Эмма шептала:
— Ты ведь не оставишь меня никогда, правда?
Крус только мычал и сильнее вдавливал ее в кровать, нанося удар за ударом.
— Ты не представляешь, сколько всего я пережила ради тебя! Я победила смерть. Я обманула ее.
— Я не брошу тебя, ты моя. Я хочу тебя еще и еще, — шептал Крус, снова выплескивая разряд спермы в нее.
Ее тело дергалось в оргазме, от его ударов, от его семяизвержений. Он был весь мокрый, она оставалась по-прежнему бледна.
— Я заключила с ней договор, что получу тебя, если отдамся ей.
— О чем ты говоришь? О своей болезни?
— Нет, о моей смерти. Разве ты не знал? Разве никто не написал тебе?
Крус на секунду замер, обдумывая сказанное. Но, хотя смысл сказанного, и постепенно доходил до него, он не мог прекратить свои телодвижение. Он продолжал наносить ей удары своим членом, разбухающим еще больше, извергающем все больше семени.
— Я потребовала, чтобы ты стал только моим, чтобы ты действительно влюбился в меня и не был больше ни с кем, кроме меня. Тогда она сможет забрать мою жизнь. Так и произошло. Я умерла. Меня похоронили. Тебе должны были сообщить. Я просила сообщить тебе. И вот я здесь. Я добилась своего. Ты мой! Мой! Но я не хочу возвращаться. Я обманула ее, я изменила имя, я теперь мадам де Бори, я даже изменилась внешне, у меня другое тело. Она не найдет меня: нас.
С ужасом вглядываясь в лицо Эммы, силясь понять, говорит ли она правду, или же это бред воспаленного тела, охваченного оргазмом. Крус не мог остановиться. Пока силы не оставили его и он не рухнул на женщины и не придавил ее своим телом. Засыпая, изнуренный до потери сознания, он еще слышал ее слова:
— Я обманула ее, обманула!
Когда утром пришла горничная убирать номер, ее глазам предстала ужасная картина. Обнаженный мужчина лежал на кровати, а под ним виднелось полуразложившееся человеческое тело. Горничная закричала, сбежались служащие.
Мужчину, который был без сознания, отнесли к доктору, а труп закопали во дворе, стараясь скрыть происшедшее от постояльцев. У мужчины обнаружилось воспаление яичек, которые ему пришлось ампутировать, во имя его спасения. Вскоре он уехал из Парижа и о нем больше никто ничего не слышал.
В первый раз
Мы с одной моей школьной подругой встретились как то раз на улице. Повспоминали выпуск, прошедший год назад и договорились завтра встретиться и погулять вместе, повспоминать былое. Кстати, в разговоре я узнал, что моя знакомая за этот год приобрела неплохой сексуальный опыт, многому научилась… А я был ещё невинным мальчишкой, искавшим своё счастье.
Жарким июльским субботним вечером, как и договаривались, я зашел за ней. Она была ещё совсем не готова и предстала передо мной в коротеньком халатике, нескромно застёгнутом всего до уровня груди. Сквозь щелку просматривались её грудь и начало сисек.
— Проходи — ласково и тихо сказала она.
— Привет! — сказал я и перешагнул через порог.
— На улице жарко? — спросила она своим ласковым голосом.
— Очень!
— Да ты весь вспотел! Может зайдёшь и умоешься?
— Хорошо — сказал я и разувшись пошёл в ванную.
Я начал мыть лицо и руки.
— Что ты маешься ерундой! Залезь под душ! — сказала она.
Такой неожиданный поворот событий очень удивил меня.
— Как это под душ, — заикаясь сказал я — а если кто-нибудь из родных придет, что они подумают? Какой-то парнишка моется у них в ванной!
— Не волнуйся! Все уехали на дачу и вернутся только завтра вечером. Иди, иди! Будь, как дома.
Я прикрыл дверь, но на замочек не закрыл (мало ли что захочется моей подруге, пусть заходит). Вопреки ожиданиям в ванную она не зашла; я помылся и вдруг обнаружил, что полотенца нет. Тогда я позвал её, но она зашла в ванную с закрытыми глазами и протянула мне полотенце. Я понял, что мне ничего не светит, и поубавив свой пыл вытерся и оделся. Выйдя из душа, я услышал, как она зовёт меня в свою комнату. Зайдя туда я увидел её, сидящую на кровати. "Садись" — сказала она. Я подошёл и медленно сел рядом с ней, вдруг она сильно толкнула меня на кровать в положение лёжа. Я не сопротивлялся и не пытался что-либо предпринять. Но сердце моё начало учащённо биться от волнения. Она улыбнулась и сказала, чтобы я ровно лёг на кровати, затем попросила закрыть глаза и спокойно лежать. Я так и сделал, каждая секунда тянулась, как час, я с волнением ждал, что же будет дальше. Она встала с кровати и кудато пошла, затем что-то поискав в другой комнате пришла и опять села на кровать, но не по середине, а ближе к моей голове. Она наклонилась надо мной и взяла мою руку, запах её духов и ощущение её близости, так возбуждало и волновало меня, что у меня начало гореть лицо. Она нежно прикоснулась рукой до моей щеки и сказала: "Не волнуйся." Затем я почувствовал, как она делаем с моей рукой что-то, потом я понял, что она привязывает её к кровати. Я открыл глаза и спросил: "Что ты делаешь?" Она молчала и уже привязывала вторую руку. Когда всё было закончено она встала и сказала: "Все! Теперь всё в моих руках, теперь ты только мой!" Моё сердце стало стучать так сильно, что похоже это можно было услышать, не напрягая слух.
Я с нетерпением ждал, что же будет дальше. Она встала посреди комнаты и медленно начала расстёгивать маленькие пуговки, затем она сделала шустрое движение плечами и халат соскользнул по её рукам и спине на пол, под халатом не было абсолютно ничего. Она стояла полностью обнажённая, слегка улыбаясь. Маленькие соски её тугих и округлых грудей смотрели в разные стороны и то поднимались, то опускались, в такт с её дыханием. Она медленно подошла к кровати и села на неё, затем залезла на меня и села попкой на живот. Затем она начала медленно и ласково целовать меня в шею, ухо щёки, лоб — во всё, что попадалось ей на пути. Потом мы начали жарко целоваться. Я почувствовал, как её язык дотрагивается до моего, она то целовала меня взасос, то кусала мою губу. После поцелуев она подвинулась и поднесла грудь к моему рту, я начал целовать и облизывать её, она пахла тонким ароматом духов, который всё больше возбуждал меня, жаль, что мои руки были привязаны, иначе я пустил бы в ход и их. Моя девушка тихо постанывала от удовольствия, но вскоре передвинулась и села между моих раздвинутых ног. Она медленно наклонила голову к моему члену и медленно взяла его в рот. Плотное кольцо её губ двигалось то вверх, то вниз. Потом она начала целовать головку и изредка облизывать её языком, затем вновь яростно принялась сосать член иногда покусывая его. Далее в ход пошли и руки, и в одно мгновение она так схватила меня за яйца, что чуть не взвыл от боли.
Вскоре я начал кряхтеть и ворочаться, она взяла член в обе руки и начала дрочить его. Я почувствовал, как во мне что-то сжимается, а затем напрягся и, выгнувшись, как мост, кончил. Струйки матово белой спермы брызгали мне на живот. Она наклонилась и медленно аккуратно слизала с живота всю сперму. Я закрыл глаза и наконец-то расслабился.
Моя напарница быстро встала и накинула халатик.
— Ну как, понравилось? — спросила она.
— Очень, это было великолепно! — ответил я улыбаясь и не открывая глаз.
— Отдохни, это ещё не всё… — сказала она и ушла в ванную.
Спустя некоторое время она вернулась с презервативом в руке; сняв халат, она положила резинку мне на живот и начала целовать меня от губ до члена. Помяв его в руках и убедившись, что он вновь приведён в "боевую" готовность, она начала медленно накручивать презерватив на ствол члена. Сделав это, она сказала: "Не напрягайся так, не волнуйся, расслабься и наслаждайся." Я последовал её совету и слегка успокоился. Она села рядом с членом, затем приподнялась и начала медленно садиться на него. Я почувствовал нежность и жар её влагалища, было такое впечатление, что мой член опустили в горячую, маслянистую жижу.
Моя девушка начала медленно то подыматься, то опускаться на мой член, постепенно ускоряя темп. Вскоре её нежный стон всё больше перерастал в крик, она начала беспорядочно прыгать туда-сюда, её щеки порозовели и дыхание участилось. Обхватив груди руками и сжав пальцами соски она в последний раз опустилась вниз и выгнувшись назад, с протяжным стоном, кончила. Она слезла с меня и начала интенсивно гладить мой член. Стиснув зубы и кряхтя от удовольствия я спустил второй раз. Какой-то тряпкой она вытерла наши выделения, потом легла на меня и развязала мне руки. Верёвками я стер себе кожу на запястьях.
Она легла на меня, закрыв глаза. Её жаркое дыхание согревало мою шею, я крепко обнял её, и так мы заснули…
…Через некоторое время нас разбудил лай дворовых собак. Вскоре мы собрались и пошли на вечернюю прогулку.
В сауне
Мы пошли с тобою в сауну… только ТЫ и Я. Мы заказали номер люкс для двоих, а когда пришли туда, то увидели, как там красиво — все вокруг сделано из дерева, из стекла… Нам здесь очень нравится и ты, ласково шлепаешь меня по попке и говоришь: "Давай, раздевайся, Майка!" Я стягиваю через голову легкий свитерок и ты видишь, что под ним у меня ничего нет, кроме круглых и подпрыгивающих грудочек. Я наклоняюсь и аккуратно складываю свитер на скамеечке, при этом мои груди плавно колышутся в такт моим движениям. У тебя возникает невольное желание подойти и взять их в свои ладони. Ты нежно берешь их в ладони, подойдя ко мне сзади, отмечая их тяжесть и бархатистость… чуть сдавливая, начинаешь поглаживать. Целуешь меня в шейку, где такая горячая, нежная и вкусно пахнущая кожа. Даже захватываешь губами волосики у меня на шейке… "Ой, как щекотно… пусти…" — шепчу я, а сама как бы невзначай прижимаюсь попкой к твоему животу.
Я делаю это намеренно, во-первых, потому что это так сексуально, а во-вторых — чтобы немного раздразнить тебя… Ты отпускаешь меня и начинаешь раздеваться, продолжая наблюдать за мной. Я стягиваю джинсы и тоже аккуратно складываю их рядышком. Остаюсь в маленьких трусиках, они кружевные, и ты видишь сквозь эти кружева слегка уловимые очертания моих половых губок. Ты тоже совсем разделся, подходишь ко мне и обнимаешь, вдыхаешь запах моих волос… они так вкусно пахнут мною… моим запахом… таким возбуждающим… этим запахом пахну только я: Ты вдыхаешь мой аромат и снова начинаешь сходить с ума от меня. Я снимаю трусики, этот маленький клочок кружев и, стоя к тебе спиною, нагибаюсь к своей сумочке зачем-то. Твоему взору открываются мои половые губки. Внешние губки похожи на красненькие мягкие подушечки, а малые губки — на влажные лепесточки нежно-розовых роз.
Твоя рука невольно тянется к ним. Ты осторожно касаешься их… Они такие мягкие и шелковистые, такие приятные на ощупь… Я, не в силах пошевелиться, замираю и остаюсь в таком положении. А ты зажимаешь их между пальцами и ласково перебираешь… как-будто разминая… Я глубоко вздыхаю и закрываю глаза… Мне очень приятны твои ласки. Ты мягко проникаешь пальчиком между этими лепесточками, чувствуя теплую влагу у меня внутри… Я с трудом сдерживаясь, выпрямляюсь и тащу тебя за руку в парилку.
Там так жарко и влажно, и мы с тобой быстро покрываемся капельками влаги. Я ложусь животиком на деревянную полку и прошу, чтобы ты похлестал меня березовым веником, страстно желая совсем не этого… А ты словно читаешь мои мысли и ложишься на меня сверху. Обняв меня всю, ты целуешь мое горячее тело — спинку, плечики, шейку, а потом опускаешься вниз и целуешь мою горячую и упругую попку… Снизу — вверх и сверху — вниз ты ласкаешь мое тело языком и губами и оно изнемогает от твоих ласк… такое горячее и влажное. Попкой я чувствую твой напрягшийся член, я ужасно хочу, чтобы он как можно скорее вошел в меня, но мне хочется продлить наслаждение. Я встаю на коленки и мой цветочек раскрывается тебе навстречу… Он уже мокрый, словно розочка в капельках росы, а лепесточки уже не мягкие, а упруго-красные, налитые кровью, жаждущие и ждущие тебя. Ты любуешься моим прелестным, так вкусно пахнущим цветочком, любуешься темненькой розочкой моей попки и наклонившись ко мне легонько целуешь мою попку.
Проникаешь язычком в самую сердцевинку моего цветка. Я инстинктивно выгибаю спинку, чтобы ты проник как можно глубже. Стон наслаждения срывается с моих губ. Милый мой… твой язычок входит и выходит из меня, словно маленький, упругий и нежный член… Ты чувствуешь мою ароматную влагу, тонкую кожицу моих половых губок… их нежность… их скользскость… Упругость красненького набухшего клитора… Твои губы становятся мокрыми от моего сока, которым я истекаю. Нам уже не хватает воздуха, здесь так жарко! А мы не в силах прекратить это!.. Но ты все-таки снимаешь меня с полки и подталкиваешь к выходу… Я, размякшая от твоих ласк и горячая, прошу:
"Солнышко, зачем ты остановился? Еще хочу, милый… еще хочу!.." и капризно надуваю свои губы. Ты целуешь меня в них и выталкиваешь из парилки. Наши разгоряченные тела немного освежаются… Ты хватаешь меня за руку и увлекаешь за собой в бассейн. Резкая смена температур заставляет меня взвизгнуть, у меня захватывает дух. Но мы так ужасно хотим друг друга, что почти не замечаем этого… В воде я становлюсь совсем легкая и обвиваю твое тело ногами… Ты прислоняешься к бортику бассейна, а я, обвив тебя ногами, упираюсь ступнями в его стенки…
Мы лицом друг к другу и в глазах друг друга читаем бешеную страсть… страсть обладать друг другом сейчас… во что бы то ни стало… Я торопливо насаживаю себя на твой член и, ухватившись руками за бортик, начинаю двигаться… Мне хочется сначала делать это медленно и неспеша, разжигая еще сильнее вспыхнувшую страсть… Я двигаюсь вперед-назад, а еще вправо-влево, легко раскачиваюсь на тебе, уткнувшись носиком тебе в плечо… От удовольствия я нежно постанываю… Я похожа сейчас на нежно мурлыкающего котенка. Ты целуешь меня в шейку, в плечики… Постепенно движения мои ускоряются, я чувствуешь внутри себя все возрастающее желание, несокрушимое и сметающее все на своем пути… Я уже почти не владею собой и бешеный ритм моих толчков на твоем члене безумно нравится нам…
Ты берешь меня обеими руками за ягодицы и словно стараешься еще сильнее насадить меня на свой член, еще глубже и глубже… Ты уже сам помогаешь мне, держа в своих руках мои бедра и двигая ими… вперед-назад, назад-вперед… Ты чувствуешь как мои груи упираются в твою грудь и твердые, набухшие от возбуждения соски соприкасаются с твоей кожей…
Внезапно ты ощущаешь, как мышцы моего влагалища сжимают твой член еще плотнее и крепче, так что ему становится внутри меня совсем тесно, а по моему телу проходит судорога… и еще одна… Мое тело напряглось в какой-то момент и волны сладкого изнеможения, одна за другой, покатились по нему… Такого нестерпимого изнеможения, что я даже захрипела… не в силах стонать… так мне было приятно… Я замираю, крепко вцепившись в тебя руками и прижавшись к тебе всем телом… Я уже не принадлежу себе… я принадлежу тебе и подаренному тобой оргазму… Ты сам делаешь еще несколько глубоких толчков в моем влагалище и тоже уносишься к звездам… Я чувствую, как вздрагивает в моем влагалище твой член, как теплая сперма наполняет меня. Обхватив тебя своими ножками, я сильнее прижимаюсь к тебе. "Милый! Побудь во мне еще… не выходи, — шепчу я, — мне так хорошо!"… Ты ощущаешь, как сокращаются мышцы моего влагалища и это продляет твой оргазм…
Поплавав в изумрудной воде бассейна вместе со мной, ты вновь увлекаешь меня в сауну. Я ложусь на большое розовое махровое полотенце на полке и ты, подождав пока мое нежное… такое желанное тело как следует прогрелось, начинаешь сначала легонько, а потом все сильнее хлопать меня ароматным веником. Я сначала сдержанно пыхчу от удовольствия, а потом начинаю тихонько повизгивать. Мои спинка и попка становятся розовыми. "Ну-ка, а теперь повернись на спинку" — говоришь ты. Я подчиняюсь и переворачиваюсь. Легонько хлопаешь веником по моему животику, грудочкам, ножкам, своею рукою прикрывая мои сосочки и лобочек, чтобы не сделать мне больно. Потом, отложив веник в сторону, начинаешь массировать мои ступни, перебирая каждый пальчик на моих ножках. Я лежу, закрыв глазки, и с наслаждением прислушиваюсь к твоим рукам. Потом нарочно сгибаю ножки в коленях и развожу их. Я знаю, что при этом мои половые губки распахиваются и чувствую, как они приковывают к себе твой взгляд. Ты начинаешь поглаживать и массировать мои икры, а я, еще больше развожу свои ножки в стороны… "Любимая, ты меня сведешь с ума!" — шепчешь ты, но я, улыбнувшись, беру твою ладонь и кладу ее на свои распахнутые половые губки: "Теперь здесь помассируй… ты чувствуешь, как они снова набухли!" Ты ласкаешь и массируешь мои пухленькие губки, они опять становятся влажными, скользкими… Ты погружаешь палец в мое влагалище и начинаешь двигать им там. "Какая ты горяченькая внутри, котенок"… "Это потому, что очень люблю и хочу тебя, милый"…
Красненький клитор вынырнул из розовых упругих складочек и стрелкой устремился наружу… Я приподняв головку и слегка прижав ладошкой свой лобочек, шепчу: "Солнышко… Посмотри какой он красивый… как он хочет твоих ласк!" Ты наклоняешься и захватываешь его своими губами. Посасывая клитор, ты уже не одним, а двумя пальчиками ласкаешь меня внутри, глубоко проникая ими в разгоряченное, наполненное соком влагалище. Я постанываю от наслаждения, сжимаю свои грудочки ручками и пощипываю свои сосочки. Потом вдруг громко вскрикнув, сдвигаю ножки, зажимая твою голову бедрами. Мое тело выгибается, судорожно подрагивает. "Милый! — срывается с моих губ стон, — Боже, как же мне хорошо сейчас!"…
Ты, вынув пальцы из влагалища, нежно целуешь мои половые губки, ощущая во рту вкус моего сока, его непередаваемый аромат… Потом, обмакнув член в моей вагинке, осторожно вхожу им в мою попочку. Сначала плавно, потом все быстрее и быстрее двигаешь им там. И вот в яичках и в паху начинает разливаться приятное томление. Я с улыбкой смотрю на тебя, радуясь что ты тоже кончил…
В тихом уголке камбуза, ожидая, пока сварится кофе
Мэт Твэссл
Мой первый раз? О боже, дай вспомнить. Мне было двенадцать, всего лишь двенадцать. Это было в начале лета. Уроки на пианино.
Я училась играть с шести лет. Вначале у толстой миссис Бессемер, но потом, потому что все говорили, что у меня так хорошо получается, мистер Тромблей.
К мистеру Тромблей надо было ехать на машине. Он с женой жил в большом доме на другом конце города, так что маме приходилось отвозить меня туда. Каждый четверг, в четыре часа дня. Один час. Мама сказала мне, что ей это было не так уж сложно, потому что она проводила этот час в дешевом магазине неподалеку. Он назывался, кажется, "Хай-Лоу". По четвергам там удваивали скидки, или что-то такое.
Мистер Тромблей был красавчиком, как говорили другие дети в моем классе после того, как он дал концерт в нашей школе. Ему, наверное, было лет тридцать: высокий, с густыми темными волосами и мягким голосом, и большими руками. Он, вроде бы, был слегка знаменит за что-то: второе или третье место на каком-то не очень важном музыкальном фестивале — но тогда он занимался только обучением и, в основном, он брал старших ребят. Его жена была гораздо моложе, возможно только закончила учебу, и этим летом она была в отъезде — выступала в Европе. Рени? Рени Тромблей. Возможно ты слышал о ней? Нет? Ну, какая разница.
Я училась у мистера Тромблей с начала весны. И уже было лето. Школа только закончилась. Мне нравились уроки. Мне нравилось играть на пианино. Мне нравилось играть на пианино для него. "Превосходно", — говорил он иногда, когда я делала что-то особенно правильно. "Ты моя призовая ученица". Я сияла изнутри.
Когда я не делала что-то особенно правильно, он был добр. "Ударь ее уверенно, но мягко, — иногда говорил он. — Будто ты ласкаешь котенка. Вот так. Гораздо лучше! Мило. Очень мило. Снова. Снова. Прекрасно". Да, я сияла.
Или, если мне не удавалось с чем-то справиться, он иногда вставал со своего стула у скамейки и садился рядом со мной, брал мою руку в свою и пытался двигать ее так, как она должна двигаться. Я просто таяла. "Держи кисть вот так", — говорил он, держа мою кисть. "Теперь расслабься". Я пыталась расслабиться. Таять и расслабляться — не одно и то же.
"Вот, — говорил он. — Держи мою кисть. Теперь чувствуешь? Чувствуешь, как это делается?" Я держала пальцы вокруг его кисти, пока он играл. Я чувствовала силу. Заботу. Музыку. "Поняла?" — говорил он, и я кивала и пыталась сделать лучше. Дома я держала собственную кисть. Она была не такой, совсем не такой.
Хорошее кофе, правда? Тихое кофе. Успокаивающее. Не помои, как многие виды кофе сейчас. Возможно, именно такое кофе пьет Санта Клаус, вернувшись домой, доставив все свои игрушки. Расслабляющее. Боже, так мило быть здесь с вами. Я действительно расслабилась. Я бы сняла туфли, только вот на мне их уже нет. Где-то потерялись. Уверена, я их никогда не найду.
Однажды, после урока, я спросила маму, можно ли мне котенка. "Нет", — ответила она. "Пожалуйста, — сказала я. — Я буду очень хорошо заботиться о нем, и он поможет…" Я собиралась сказать, что он поможет мне научиться ласкать, но мне показалось, что так лучше не говорить. "Он мне поможет, мам. Пожалуйста?" "Нет, — ответила она уверенно. — И так достаточно сложно поддерживать дом в чистоте".
И все равно я надеялась, что получу котенка на свой день рождения, на двенадцатилетие. Я действительно надеялась. Но не получила. А получила обычный набор практичных вещей. Свитеры и юбки, мыло, и джинсы, и белье. Я получила даже тренировочный бюстгальтер! В те дни моя грудь была совсем небольшой. Я была уверена, что всегда буду плоской, хотя у меня менструации начались только двумя месяцами раньше. Не то, чтобы я совсем уж хотела иметь настоящую грудь. У некоторых девочек в школе они уже были, и мальчишки лишь смеялись. И я почти ничего не знала про секс. Почти ничего.
Единственная ученица из моей школы, которая училась у мистера Тромблей, тоже не была одарена грудью, но, думаю, это понятно — ведь она была на год младше меня и училась в младшем классе. Ее звали Беверли. Ее час был сразу после моего, с пяти до шести. Я несколько раз видела ее перед музыкальной комнатой мистера Тромблей, но моя мама всегда ждала меня в машине, поэтому мы с Беверли никогда и не разговаривали, никогда не обменивались ничем, кроме пары "приветиков", когда она заходила на свой урок, а я выходила, чтобы поехать домой.
Беверли жила вдалеке от нас, поэтому я почти ничего о ней не знала, за исключением того, что все считали ее очень умной и очень застенчивой. В чем-то вроде меня в те дни. И она была действительно симпатичной. Без груди, как я сказала, но с большими голубыми глазами и длинными светлыми волосами, мягкими, и прямыми, и красивыми, струящимися по ее спине. Иногда я желала иметь именно такие волосы, а не эти путаные кудряшки, которые, похоже, только и делают, что мешают, и раздражают, и растрепываются повсюду, что бы я с ними не делала.
Хочешь еще чашечку? Думаю, я выпью еще половинку. Милые чашки. Пурпурные любовные птички, такие пухленькие, толстенькие, целуются, и эти сердца повсюду, некоторые из них вверх ногами. Разве перевернутые сердца не выглядят лаконично… ну, они могут быть попкой женщины, или ее грудью, или мужской мошонкой?
Однажды в четверг, везя меня к мистеру Тромблей, мама сказала мне, что она немного опоздает — у нее были другие дела. "Хорошо, я просто подожду снаружи", — сказала я.
"Только если не будет дождя, — ответила мама. — Ты промокнешь. Просто скажи мистеру Тромблей, что тебе надо подождать внутри. Я не опоздаю более, чем на двадцать… тридцать минут".
"Он не любит, когда мы ждем внутри", — сказала я.
"Чушь, — ответила мама. — Он просто не хочет, чтобы там были родители. Скажи ему, что тебе надо подождать. Уверена, все будет нормально".
Я сказала, что я была стеснительной? Я была очень стеснительной. Идея того, что мне придется спросить разрешения мистера Тромблей подождать в холле после урока, бросила меня в кататоническую панику. Я не могла сделать этого. Я попыталась. Но не смогла. Что если он скажет нет? Что мне тогда делать? Боже, я вела себя глупо, так? Ведь насколько сложно выдать что-нибудь вроде: "Моя мама задержится, поэтому можно я подожду в холле после урока?"
Вместо того, чтобы сконцентрироваться на уроке, я потратила все время волнуясь… волнуясь и молясь, чтобы погода улучшилась, чтобы дождь остановился и я могла подождать снаружи, пока не придет мама. Странно, но я сыграла не хуже, чем обычно. Возможно, даже лучше. Так показалось мистеру Тромблей. "Ты сегодня действительно отлична, — сказал он. — Тебе наконец-то удался этот быстрый пассаж". Сказав это, он легко прикоснулся рукой к моему плечу, и я едва заметила это. "Моя призовая ученица", — сказал он, слегка сжимая мое плечо. Раздался удар молнии, и я вздрогнула. "Небольшая гроза", — сказал мистер Тромблей, поглаживая мое плечо. "Давай услышим этот быстрый пассаж еще раз. Заставь его нестись. Заставь его танцевать. Заставь его петь. Да. Так! Да".
Его энтузиазм должен был заставить меня почувствовать себя прекрасно. Триумфально. Взбудоражено. Возвышенно. Но все, что я ощутила, было тоской. Я собиралась подвести его. Я открыла рот последний раз, чтобы спросить его, но ничего не вышло из него. Я почувствовала себя хрупкой, как маленькая птичка, которую сейчас съест кот.
Мистер Тромблей заметил. "Ты дрожишь, дитя, — сказал он, его рука все еще покоилась на моем плече. — В чем дело?" Я не могла повернуться к нему. Он заметил бы мои слезы. Но он и так их заметил. Его пальцы прикоснулись к моей щеке, к моим слезам. "Да, — сказал он, ничего не понимая. — Ты так хорошо сыграла сегодня. Моя призовая ученица. Ты так хороша. Так хороша. Я горжусь тобой. Поработаешь над Прокофьевым для следующего раза, хорошо? Ну, удачи. Пока". Он взъерошил волосы у меня на голове, и я поднялась со скамейки, собрала свои книги и выскочила в холл, где Беверли, с бледной улыбкой и мягким "приветик", прошла мимо меня на свое занятие.
Если бы только на улице было солнечно.
Если бы только было лишь слегка темно.
Если бы только мама как-нибудь сделала все пораньше и была бы на обочине, с работающими дворниками. Но дождь был таким диким и свирепым, что я едва видела обочину. Там не было машины, и для меня не было никакой возможности подождать снаружи, не промокнув до нитки в секунду. Я могла бы не обращать на это внимания, но я не хотела рисковать нотами. Моя маленькая сумка из-за долгого и усиленного использования не выдержала бы в этом шторме. Ни на минуту. Выглядывая сквозь маленький квадратик окна двери, я подумала, могу ли засунуть сумку под юбку. Сохранить ее сухой, держа между ног, пока не приедет мама. Что-нибудь такое. В то время маленькое окошко запотело, и я не могла ничего видеть, и Беверли начала играть.
Этот шум заставил меня вздрогнуть. Я никогда не слышала, как она играет. Она была хороша. Я сказала хороша? Я сказала шум? Она была безумно хороша. Безумно шумна. Я точно могла сказать, что она была лучше меня, гораздо, гораздо лучше. Она перешла на что-то резкое, и нестройное, и раздражающе великолепное. Как она когда делать это, издавать эти чудесно вывернутые звуки? Это не было похоже ни на что, что я когда-либо слышала.
Я села на маленькую скамеечку в холле. Теперь я не могла уйти — я бы помешала им. Но, кроме того, музыка удерживала меня. Она вызывала ощущение, ох, не знаю… будто я стояла посреди перегруженной улицы, с машинами, и грузовиками, и автобусами, проносящимися со всех сторон, опасно близко. Я не могла и шагу ступить не погибнув. Я едва дышала.
Поэтому я сидела там как можно тише, слушая, смотря на маленький желтый дождевик Беверли и на довольно большую лужицу под ним. И когда музыка остановилась, я задумалась, как я узнаю, когда приедет мама, и как я смогу выскользнуть, не помешав им… не дав мистеру Тромблей узнать.
Длинная история, а? Ты уверены, что не хочешь еще кофе?
Затем я кое-что заметила. На стене напротив меня, над маленьким круглым столиком висело зеркало, и потому, что Беверли не закрыла дверь в музыкальную комнату до конца, мне была видна сидящая за пианино Беверли, в основном лишь ее бок, ее стройная спина, ее волосы, длинные и белокурые, стекающие по ее спине, пока она играла. Теперь она играла что-то мягкое; возможно это была лишь медленная часть того, что она играла ранее. Музыка была нереально прекрасной, но и бледной. Холодной. Как лампа вдалеке ночью. Я внимательно прислушивалась, пытаясь уловить каждую ноту сквозь барабанный шум дождя. Она была жесткой. Она была мягкой. Будто чья-то рука на моих ушах.
Я хотела увидеть руки Беверли, ее пальцы на клавиатуре. Не знаю почему… может, чтобы я знала, когда раздаются звуки, чтобы погода не мешала мне. Ее локти, неподвижные, как лед, ничего мне не говорили. Колено мистера Тромблей появилось с краю вида. Я смотрела на это колено, слушая. Казалось грубым, что это колено было там. Оно раздражало меня. Локти и колени, подумала я и почти рассмеялась. Локти, и колени, и длинные светлые волосы.
Но затем мистер Тромблей встал. Он зашел за Беверли. Он положил руки на ее плечи. "Моя призовая ученица", — сказал он ей. Она продолжала играть. "Так прекрасно ты играешь, — сказал он. — Так прекрасно ты выглядишь. Мой приз, мой маленький приз".
Я смотрела, как он гладил ее плечи. Я почувствовала пустоту. Глубокую пустоту. Затем он перестал гладить ее. "Хорошо, — подумала я. — Теперь он сядет". Но он не сел. Он расстегнул свои штаны. Я никогда ранее не видела пениса. Он выглядел так странно, свесившись из его штанов, как длинная рыба. Я не была шокирована. Или, скорее, я была слишком шокирована, чтобы почувствовать это. Беверли продолжала играть. Мистер Тромблей смахнул ее длинные светлые волосы с ее уха и прижал свой пенис к нему. Он ласкал ее ухо своим пенисом, пока она играла. "Так мило, — сказал он. — Так невероятно мило".
А затем что-то случилось. Он дернулся. Она хихикнула. Он забрызгал ноты. На самом деле мне этого видно не было, и я не до конца знала, что происходит, но я знала, что что-то происходило. Затем она повернула голову, повернула так, что его пенис коснулся ее щеки, и затем она поцеловала его, его край, и я могла видеть ее глаза, и я подумала, может ли она увидеть меня. Мне показалось, что может, но, возможно, это было всего лишь чувством, а не правдой. В любом случае, она повернулась и продолжила играть, хотя, на самом деле, она и не останавливалась, даже во время его толчка, его брызганья, даже во время его маленького поцелуя.
Мистер Тромблей продолжил гладить своим пенисом, теперь слегка уменьшившимся, ее ухо. Беверли продолжила играть. Пенис постоянно становился меньше, пока, наконец, он почти весь не был поглощен его ладонью, и только головка продолжала касаться изгиба ее уха.
Неожиданно она прекратила игру. Не знаю, закончилось ли произведение, или она просто решила больше не играть. Концовка, если это было концовкой, зависла в воздухе. Беверли повернулась вполоборота, и мне показалось, что я увидела, как она взглянула на дверь, на щель в двери, на зеркало, на меня по другую его сторону, сидящую там абсолютно открыто… Мне показалось, что я увидела, как ее глаза встретились с моими, но, возможно, я лишь вообразила это. Она не стала ждать — она просто взяла его пенис, головку и часть его, в рот. Тогда он пошевелился. Его спина загородила вид. Возможно, они услышали меня, а возможно нет. Я открыла дверь на улицу и выбежала, и дождь все еще шел, шел сильно, но недостаточно сильно. Мама была там. Я промокла, пока добралась до машины, промокла, но я хотела быть мокрее. Я хотела быть как можно более мокрой, и, если бы она не была там, думаю, что я дошла бы до дому пешком.
"Я начинала волноваться, — сказала мама. — Я собиралась сигналить. Как урок? Неплохо прошел?" Я дрожала. Я не могла ответить. Наконец, я смогла кивнуть. "Отлично, — удалось сказать мне. — Ты купила что-нибудь хорошее… в магазине?" Казалось, маму слегка взволновал вопрос. "Нет, — ответила она. — У меня не было достаточно времени на магазин. Я просто… занималась другими делами".
"Ага", — сказала я. Я не стала приставать с вопросами. Мы ехали домой в тишине, думая наши собственные мысли.
Я могу закончить рассказ позже, если хочешь, если ты устал? Нет? Хорошо. Кое-что странное: та музыка, что играла Беверли — я так и не узнала, что это было. Годами позже, когда я была в колледже, я попыталась найти ее. Я много времени потратила на поиски, но все без толку. Впрочем, думаю, это другая история.
Когда я попала домой, я переоделась. Все еще шел дождь, но теперь это была скорее морось, чем дождь. Я села за пианино, смотрела на клавиши и слушала звук дождя. Мне так и не захотелось играть что-нибудь. То, что я увидела в зеркале в холле, продолжало крутиться у меня в голове. Отражения мистера Тромблей, разделяющего длинные светлые волосы Беверли. Отражения его пениса, гладящего ее ухо. Его странное синкопированное движение. И потом — Беверли, берущая его в рот. Но больше всего, правда, то, как ее глаза смотрели сквозь щель в двери музыкальной комнаты, будто они искали меня, будто они знали, что найдут меня.
Я не могла понять этого. Я прекратила пытаться. Я начала практиковаться. Я лихорадочно играла, час за часом. Не уверена, что слышала, что играла. В основном, я слышала короткий смешок Беверли.
"Будешь ужинать?" — спросила мама.
"Иди на хуй". Я не сказала этого на самом деле, но это… эти самые слова были у меня в голове. Я никогда раньше не говорила "хуй" вслух. Я слышала это слово, конечно, но никогда не задумывалась над ним. "Нет, — ответила я маме, кисло взглянув. — Я не голодна. Да ты и в магазине не была".
Я закончила играть гораздо позже, чем надо было.
А когда я, наконец, легла в постель, я играла с собой.
Я раньше никогда этого не делала этого. Мылась, конечно, но ни с чем в уме… кроме мытья.
Но и тогда у меня в уме ничего особенного не было. Обессилевшая, я лежала на покрывале. Мама ушла спать несколькими часами ранее. Свет в коридоре все еще горел; я не закрыла свою дверь до конца, и желтый свет растекался по углу кровати. Если я не выключу свет, мама разозлится, но мне было все равно. Я задрала ночнушку к подбородку. "Ты моя призовая ученица", — услышала я слова мистера Тромблей. "Призовая ученица". Его руки держали мои, показывая им, как делать это. "Твои соски такие милые, — сказал он. — Прикоснись к ним так". Я прикоснулась. Я трогала их так, как он хотел. "Ты такая красивая, — сказал он мне. — То, как ты ласкаешь себя. То, как я ласкаю тебя". Он опускал свои руки по моему животу. "Такой гладкий, — сказал он. — Такой идеальный. Ты великолепная девушка. Просто великолепная. Твой маленький животик, кудряшки такие мягкие, едва ощутимые, едва ощутимые, превосходно, превосходно, превосходно".
"Позволь мне потрогать тебя, — сказал он. — Позволь мне почувствовать, какая ты превосходная. Ох, слегка скользкая. Ты, чертенок! Хорошо".
Экспериментируя, я нашла клитор. Я тогда не знала, как он называется. Я лишь знала, чего он хотел. Я вздрогнула.
"Ох, — сказал мистер Тромблей. — Тебе это нравится! Я так и предполагал". Его язык прошелестел по моему запястью. "Ох, это так странно". Я это сказала, или он? Мы продолжили делать это. Я снова вздрогнула, изогнулась и увидела щель в двери, свет за ней, и я знала, что Беверли смотрела на меня, смотрела на мистера Тромблей, хвалящего меня своим языком. Его кончик расслабился, проскальзывая скользкое место, прикасаясь прямо под как-там-он-назывался, заставляя меня корчится в практически-не-могу-выдержать дрожи. Я продолжила делать это. Мистер Тромблей не позволил бы мне остановиться.
Я дернулась, хватая, не обращая внимания на наблюдателей. Я хотела чего-то еще. Возможно, пениса мистера Тромблей в моем ухе. Моя голова металась по подушке. Пенис, сказал мой рот, представляя его внутри, мягкость, твердеющая, чтобы попасть туда.
И все же, этого не было достаточно. Чем бы это ни было, оно не должно было произойти. Я остановилась. Я тяжело дышала. Я долго лежала там, прислушиваясь к себе. А затем я начала снова. Я начала с самого начала. "Твои груди такие прекрасные, — сказал мистер Тромблей. — Прикоснись к ним так. Верно. Точно. Великолепно. Так мило. Ты такая милая. Мой приз. Мой прелестнейший, прелестнейший приз". Только он говорил с Беверли, не со мной, он касался Беверли, он учил ее касаться. Я была в коридоре, наблюдая. Я видела все, что он делал с ней. Он делал это медленно и беспрестанно, и она позволяла ему, и я смотрела, и когда его язык поднялся наверх, когда он, наконец, прикоснулся к этому особенному месту, это началось, началось по-настоящему. Она дрожала так сильно, и ее бедра поднялись, и ее ноги раздвигались и смыкались, и она подумала: вот оно, вот оно — и когда он ущипнул его, это маленькое место, ущипнул губами, его язык щекочет ниже, его большой палец весь в ее отверстии, и этого хватило. Этого действительно хватило. Я кончила.
Именно это ты и хотел узнать, верно? Но это еще не все. Я спустила ночнушку, и накрылась покрывалом, и заснула. Когда я проснулась, было утро и мама была на работе. Я начала вставать с кровати, а потом не встала. Я снова трогала себя. Или, возможно, мистер Тромблей снова трогал Беверли. Неожиданно она стала такой влажной, такой дрожащей, абсолютно неконтролируемой. Я стояла у кровати, смотря на них, смотря, как пенис мистера Тромблей увеличивается, смотря, как он полностью засунул его в ее маленькое отверстие. Она закричала, когда это произошло, и я снова кончила. Это было просто, и я задрожала.
Я поднялась, не переоделась и практиковалась часами. Сидя за пианино, я задрала ночнушку и начала щипать себя. Это не действовало, пока мистер Тромблей не начал щипать Беверли. Тогда подействовало. Когда я встала, на скамейке у пианино было блестящее пятно там, где я сидела. Пот, или что-нибудь большее. Я размазала его указательным пальцем. Я притворилась, что оно принадлежало Беверли, и попробовала его на вкус. Затем я вернулась в постель. Мистер Тромблей шесть раз трахнул Беверли в тот день. Семь раз на следующий. В промежутках я тренировалась, я спала. Иногда звонил телефон, но я не брала трубку.
"Ты уходила? — спросила мама. — Я звонила, но никто не отвечал".
"Должно быть", — ответила я ей. Я сделала ей ужин и постирала белье. Я мало съела и надела свежевыстиранную ночнушку.
Когда неделя заканчивалась, я говорила себе, что у меня получается не хуже Беверли. Она хихикала. Мистер Тромблей клал пенис ей в рот. Она хихикала, даже когда он был там. Я продолжала практиковаться. Его бедра начали совершать это синкопированное движение. Ее тоже. Я нажала не на те клавиши. Я ударила руками по клавиатуре. "Что-то не так?" — спросила мама. "Нет, все нормально". Я рано пошла спать, и мистер Тромблей трахнул Беверли три раза, прежде, чем я смогла заснуть.
Когда наступил четверг, я сказала маме, что не иду на урок. "Ты больна?" — спросила она.
"Нет, я не больна. Просто я не иду".
"Ну, тогда лучше позвонить ему и сказать. Возможно он может назначить на другое время".
"Я не буду звонить ему, — сказала я. — Я больше не собираюсь играть на пианино".
"Почему?" — сказала она, пытаясь быть правильной.
"Я ненавижу пианино", — ответила я.
"Но ты так много практиковалась, — сказала она. — Ты так хорошо играешь. Лучше, чем когда-либо. Что не так?"
"Ничего не так. Я просто ненавижу пианино, и я не иду".
"Тогда тебе лучше позвонить своему учителю и объясниться".
"Никогда!" — сказала я.
"Что же, это неприемлемо. Много времени и денег было потрачено на это. И вежливость обязывает тебя объяснить все мистеру Тромблей. Я прямо сейчас позвоню ему, и ты можешь поговорить с ним по телефону".
"Ты не можешь заставить меня", — сказала я.
"Посмотрим", — ответила мама.
В результате я пошла туда в обычное время. Мама согласилась подождать снаружи, в машине.
"Что-то не так?" — спросил мистер Тромблей, как только увидел меня.
"Я больше не могу заниматься у вас", — сказала я.
"Почему?" — спросил он.
"Мама думает, что занятия — не лучшая идея в настоящее время", — сказала я.
"Ага", — сказал он.
Затем я расплакалась.
Мистер Тромблей подошел и обнял меня. "Все будет нормально", — сказал он. Я обняла его. Я все еще плакала, но чувствовала себя гораздо лучше. Мы долго обнимались.
"Я, наверное, вернусь к миссис Бессемер", — сказала я.
Мистер Тромблей кивнул. Я взяла его руку и поцеловала ее, его пальцы, быстрым поцелуем, и поспешила наружу. Мама ждала меня в машине. Я чувствовала себя гораздо лучше. Не идеально, но лучше. Но пройдет еще четыре года, прежде чем мистер Тромблей трахнет меня, а не Беверли.
Вот и вся история о моем первом разе… Как насчет твоей?
Ветер в открытом окне
С двадцати пяти метровой высоты "Колеса обозрения" парк просматривался особенно хорошо. Да и не только парк. Весь старый город лежал как на ладони. Дмитриев внимательно осматривал вверенное ему хозяйство… шутка ли, больше тридцати гектаров старого соснового леса. По весне, а особенно осенью, когда все завалено сухими листьями или тополиным пухом, только и следи — любителей бросить спичку, а потом наблюдать, как огонь быстро бежит по дорожке, хватало. Вот и сегодня уже трижды пришлось посылать ребят с лопатами и граблями тушить непрошеные костры. А день только начинался и обещал быть сухим и жарким.
Случайно брошенный взгляд на ближайшие дома переключил внимание директора. В одном из окон, распахнутом настежь, он увидел девичью фигуру. Тонкий силуэт в легком халатике. Девушка стояла на подоконнике, подняв руки и, видимо, что-то поправляя чуть ли не на высоте потолка. Может быть, она снимала шторы, или, наоборот, готовилась их повесить. Легкий ветерок раздувал полы халатика и Дмитриев отлично видел стройные молодые ноги, а в какой-то момент, когда ветерок подул чуть сильнее, открылись округлые бедра, на которых белели маленькие, чуть ли не из ленточки сшитые, трусики. Девушка не особенно обращала внимание на свою открытость, и он не стал отводить глаз, а, наоборот, удобнее устроился в кабинке, повернув ее так, чтобы окно с пленительной незнакомкой оставалось в поле зрения как можно дольше.
Из глубины комнаты к девушке подошел парень. Был виден его спортивный обнаженный торс, крепкие плечи и рыжие, просто огненные кудри на большой голове. Он, вероятно, что-то говорил, девушка, может быть, отвечала — звуки не долетали до парка, заглушаемые машинами, трамваями, обычным городским шумом.
Дмитриев видел, как мужские руки обхватили ее вокруг лодыжек, потом медленно поднялись выше, к талии, парень прижался лицом к белой полоске трусиков, девушка не вырывалась, наоборот, опустила ладони на его рыжую голову и недвижно стояла на подоконнике.
Колесо завершало свой оборот, и кабинка опускалась все ниже и ниже, через мгновение деревья закрыли окно, и Дмитриев достал сигарету. Ему надо было спрыгнуть с аттракциона и идти в контору, где уже ждали дела, но он остался, решив подняться еще раз. Кивнув аттракционщику, директор по-деловому окинул взглядом стоящие рядом карусели, отметив, что пора бы уже перекрасить лодочки, сделать их ярче, да и цепочки ветшают. Но эти мысли были привычными и каждодневными, он не останавливался на них, нетерпеливо ожидая, когда колесо вновь поднимет его, и девушка покажется в открытом окне.
На этот раз он не блуждал глазами по соснам, не искал дыма и огня, сосредоточившись в одном направлении. Казалось, что колесо никогда не вращалось так медленно, как сейчас. Деревья все никак не хотели уходить вниз, заслоняя дом и раскрытое окно на верхнем этаже.
Наконец, Дмитриев оказался на нужной высоте. Однако подоконник был пуст. Скорее всего, девушка спустилась вниз, в комнату, в объятия к своему рыжему другу. Это разочаровало. Он даже ощутил легкий укол ревности, вспомнив, как рыжеволосый прижимал к своему лицу девичье тело. Хотя, какое ему до них могло быть дело?
Евгению Савельевичу этой зимой исполнилось сорок. Возраст вроде как и не критический, до пенсии еще ой-ой-ой сколько, а вот поди ж ты, по утрам стали приходить в голову грустные мысли. К тому же, поводов для них было достаточно. Как-то все в жизни не состоялось, не сложилось. Он не стал ни крутым бизнесменом, ни деловым предпринимателем, не накопил денег, да и в семейных делах не бог весть что… Правда, вот уже десять лет Дмитриев руководит небольшим парком в центре рабочего городка, но разве это карьера? Нет, подумал он в который раз, надо что-то менять. Может быть, все бросить и начать сначала? Найти вот такую, молодую и стройную, чтобы стояла у открытого окна в расстегнутом халатике, а он бы смотрел на нее и любовался.
Лирические размышления были прерваны внезапным и диким, почти животным криком. Евгений Савельевич даже не понял сначала, что произошло, потом, найдя глазами знакомое окно, ужаснулся.
Девушка, которой он только что любовался, висела в воздухе, уцепившись руками за подоконник. Она пыталась подняться, влезть в открытое окно, изо всех сил перебирая ногами, но сил у нее явно не хватало.
— А где же ее парень? Рыжый-то где? — закричал Дмитриев, как будто кто-то мог его услышать здесь, над землей.
Действительно, рыжего не было видно. Он не высовывался в окно, не обхватывал своими сильными ладонями ее рук, не пытался втащить ее в комнату.
— Да что же это такое?! — кричал Дмитриев, уже вне себя, дергаясь в кабинке, и не имея ни малейшего представления о том, что нужно делать. Надо бы позвонить, вызвать кого-нибудь… спасателей, пожарных, милицию, "скорую"… Но как позвонишь, если ближайший аппарат в конторе, на его столе, метрах в трехстах от карусели, а мобильника и не было никогда.
В доме стали открываться окна, балконы, высовывались головы соседей, все больше женские в намотанных на бигуди мокрых волосах да детские, с вытаращенными от ужаса и любопытства глазами.
Еще одна попытка подняться. Девушка, видимо, собрала все силы в этот порыв, уперлась ногами в какие-то незаметные глазу выступы на стене и снова повисла. Потом, видимо, передохнув секунду, она медленно, по миллиметру, неизвестно за что уж там цепляясь пальцами, стала подниматься.
Это продолжалось бесконечно, целую вечность. Каждый миллиметр, отвоеванный ею у стены, казалось, занимал около часа. Хотя, какое там! Все длилось секунды, потому что максимум минут через пять колесо снова опустило Дмитриева на землю. На это раз он ничего не стал говорить контролеру, даже не кивнул головой. Вероятно, он и не вспомнил, что надо бы выйти, добежать до телефона…
…Когда из-за верхушек деревьев снова стало видно распахнутое окно, он еще раз изумленно вскрикнул — у самого подоконника, сложив руки на груди, выпрямившись во весь свой могучий рост, поигрывая мышцами, стоял рыжий. Он ничего не говорил, потому что губы его не двигались и рот не открывался. Дмитриев ясно и четко видел — надменные глаза, сжатые в усмешке губы, лежащие на груди сильные руки. Он никуда не исчезал, все время был здесь, рядом, но в то же время не делал никаких попыток помочь.
Евгений опустил взгляд и вздохнул облегченно… девушка уже большей частью тела лежала на подоконнике. Видимо, самое страшное было позади.
Он не стал досматривать до конца, достал сигарету, повернул кабинку в сторону, закурил.
"Надо же, бывает такое. И как это? Что там у них было? Случайность? Но почему тогда парень ничего не делал? Странны дела твои, Господи…"
Он так весь день и проходил, не в силах освободиться от увиденного. А вечером, пошел к знакомому дому.
Он не знал, для чего это делает, что ему нужно в этом доме, что скажет, если увидит девушку или рыжего. Но подошел, остановился, задрав голову и пытаясь отыскать глазами нужное окно. Это оказалось сделать очень просто — окно так и осталось открыто. Сейчас оно было задернуто шторой — легким, почти воздушным куском белой материи. Дмитриев просчитал, что окно почти в центре дома, видимо, подъезд должен быть где-то в середине.
Он обошел дом со стороны двора. Так и есть, дом состоял из трех подъездов, и центральный выходил во двор большим пристроенным тамбуром, то ли кладовой, то ли гаражом под велосипеды или мопеды.
Он вошел. Лестница подъезда была чистой, с влажными после недавней уборки ступенями. Он поднимался по этажам, не зная, что делать дальше, когда остановится перед дверью.
Поднялся до верхней площадки. Ну, вот дверь. Скорее всего, эта. Покрашенная темно-коричневой краской, с обычным, стандартным английским замком и черной металлической ручкой.
Дмитриев остановился. "И что дальше? Что?" — спросил он сам себя, но так и не нашел ответа. Постояв минуту, нажал на кнопку звонка. Однако ничего не услышал. Нажал еще раз, потом еще — тишина. Он постучал. Сначала тихо, потом громче, еще громче. Никто не открывал, не шаркали шаги, не был слышен ничей голос. "Ну? Стучать? Или лучше уйти?". Но он не успел ответить на заданные самому себе вопросы. С лязганьем цепочки открылась соседняя дверь, и в нее высунулось старческое лицо.
— А что вам там надо? — спросила старуха. — Там никто не живет. Давно уже.
— Как не живет? — изумился Дмитриев. — Я только сегодня видел девушку. Она чуть не упала.
— Девушку? — переспросила старуха. — Сегодня? Нет. Никого там не было. И ключ у меня. Квартиру продают…
— Но там окно открыто, еще занавеска… — не успокаивался Евгений.
— Открыто? — недоверчиво прошамкала старуха. — Подождите.
Она закрыла дверь, шаги удалились, потом, через несколько мигнут, дверь открылась снова и старуха вышла на площадку, сжимая в руке нанизанный на черную веревочку желтый ключ.
— Так а вы что хотите-то?
Он не знал что ответить. В самом деле, совсем непонятно, что ему надо… Но старуха не очень и ждала ответа. Видимо, ее заинтриговали слова Евгения об открытом окне и она спешила удостовериться, что там, за дверью, все в порядке…
Замок не очень-то легко поддавался, старуха довольно долго кряхтела, дергала ручку, прижимаясь к ней своим худеньким плечом, вынимала ключ и вставляла его снова, а Евгений все стоял рядом и никак не мог представить, что же такое с ним происходит.
Как будто по странной прихоти времени он вернулся в какое-то из давно прожитых им мгновений. Именно мгновений, таких коротких, что не успеваешь ни ощутить, ни понять когда это все было. И как было. И что было дальше. Но именно было. Не снилось, ни представлялось в мечтах или фантазиях, а существовало в реальности, только в очень дальней, забытой. Вот так же какая-то старуха стояла у закрытой двери, шептала то ли молитвы, то ли проклятья не в силах справиться с запором, а он наблюдал за этим, не помогая и не мешая.
Наконец, дверь поддалась. Из полутемной прихожей пахнуло пыльным застоявшимся воздухом, в сумраке комнат различались какие-то стулья, громоздкий шкаф со смуглыми стеклами, стремянка.
Квартира была пустой, тихой и спокойной. Окна в комнате и кухне плотно задернуты тяжелыми неподвижными шторами, на полу и мебели ровным слоем сероватая пыль…
— Закрыто все, слава тебе, Господи… И не было тут никого. Напугали вы меня, — проворчала старуха, поворачиваясь уходить.
— Вы говорите, начал было Евгений, — что квартира продается, а… — и он не закончил свою мысль. Там, в углу, на стуле, прижавшемся к массивному шкафу, белели легкие женские трусики. Точно такие, какие он видел на своей незнакомке. Еще рыжий прижимался к ним лицом, а потом они так выделялись на ее теле, когда она ползла по стене.
— Покупать будете? Сейчас дам телефон, им и звоните.
— Им? — недоуменно спросил Дмитриев.
— Ну да, хозяевам. Я ничего не решаю. Ну. так вы посмотрите пока. А я за телефоном схожу.
Старуха вышла, оставив на какое-то время его одного. И он стоял в этой квартире, пустой, незнакомой и понимал, что это все не так, не здесь, и не те шторы, и пыли быть не могло, но вот эти трусики…
Дмитриев быстро пересек комнату, в три шага оказавшись у стула, машинально скомкал тонкую белую ткань и засунул в карман, потом, уже не спеша, на правах потенциального покупателя, подошел к окну, отогнул штору.
На улице еще вовсю светило солнце. И парк зеленел, и его Колесо, вот оно, как раз напротив. Ему даже показалось, что там, в кабинке кто-то есть, и что этот кто-то смотрит сейчас на него. Евгений тряхнул головой, отгоняя видения. Это просто сиденье, высокая темная спинка которого напоминает человека.
Он уже успокоился и полностью взял себя в руки, когда старуха принесла клочок бумаги с нацарапанными на нем пятью цифрами.
— Вот, звоните сами. Только вечером, их днем не бывает. А сейчас, уж извините, некогда мне, внук придет из школы, кормить надо.
— Да-да, — проговорил Евгений, — спасибо, я ухожу. — И быстро вышел из комнаты, и почти побежал по лестнице, даже не поинтересовавшись, как там справляется старуха с непослушным замком.
Он больше не стал смотреть на окно. Даже обошел дом двором а не улицей, глядя только под ноги.
В автобусе, прижавшись лицом к стеклу, он смотрел на дома, магазины, прохожих не в силах ни на чем сосредоточить взгляда.
Так что же это с ним такое было? Все виделось так явственно, так четко, и это окно, и занавеска, и парень… Правда, уж очень странно долго висела она на стене, и поднималась медленно, как в киноленте, с замедленным эффектом, в каком-нибудь фильме-триллере. Но соседи открывали окна и высовывались, и смотрели, и что-то совсем ему неслышное кричали. И сейчас, вечером, это открытое окно, которое оказалось закрытым. И даже шторы на самом деле были другие, плотные и тяжелые, а не белые, почти невесомые. Но как же быть с этими трусиками? Дмитриев сунул руку в карман и похолодел. "Господи! Что я делаю? Зачем? Зачем я везу это домой? Зачем я вообще это взял? Как я буду объясняться, если Катюша увидит?".
Они прожили с женой почти двадцать лет. Не сказать, чтобы брак был идеальным. Он не раз задумывался о том, чтобы остаться одному, приходить в пустую квартиру, никого не ждать по вечерам, и чтобы его тоже никто не ждал. А уж если станет совсем тоскливо, завести собаку. Но все эти мысли были пустыми, беспредметными. За ними не следовали реальные поступки. Все оставалось неизменным и постоянным. И даже легкие романчики (а их и было-то за все это время два-три, и все так себе, почти незапомнившиеся, серые и скучные) ничего не меняли, да и не могли изменить.
Однако сегодня, эти трусики в его кармане, даже непонятно чьи, и непонятно для чего им взятые волновали неизмеримо больше, чем все реальные и нереальные связи.
Евгений уже решил, что выкинет тряпку в мусоропровод, когда будет подниматься по лестнице, но сделать этого не удалось — Катюша встретила его на автобусной остановке, с тяжелой сумкой в руке, и очень обрадовалась, стала что-то рассказывать, неясное и совсем ему неинтересное, а он взял у нее сумку и мирно пошел рядом. Остановился у табачного киоска, чтобы купить сигарет и задержаться, хотя бы на минуту, но жена подхватила его под руку и потянула к дому.
— Я купила твой Соверен. Вот! — Она достала синюю пачку и ловко сунула в карман его плаща. Как раз туда. — Что это? Платок?
В ее руке оказались трусики. Жена рассмотрела их очень внимательно, потом аккуратно свернула в малюсенький комочек и опустила в тот же карман. Не было сказано ни слова.
…Утром Евгений Савельевич проснулся рано. В пустой квартире было тихо. Он еще полежал с закрытыми глазами, потом все же встал. Голову сжимал тяжелый чугунный обруч. А там, где положено было быть сердцу, что-то давило и давило.
"Ну, и чего ты добился своим молчанием? Своей глупостью безмерной?" А что ответить? Нечего ответить.
Пол под босыми ногами был неожиданно холодным. Просто ледяным. Где-то задевались тапочки… А может, он и не одевал их вчера… Он уж и не помнил… И до двери далеко… А, наверное, все так было бы здорово, без этих плавок, без висящей над бездонностью тонкой фигуры. И Катюша приготовила бы вчера свой салат, он слетал бы за пивом, и они сидели бы вечером у открытого окна, курили оба и почти ничего бы и не говорили, а было бы так спокойно… И утром, как всегда, она выкинула бы из-под одеяла руку и, не просыпаясь, помахала бы ему в ответ на его "Я ухожу!".
Он дошел до ванной, открыл дверь, почему-то не включая свет. И встал. Прямо перед ним, в зеркале, было ЕЕ лицо. Именно такое, каким он видел его там, на окне, с улыбкой, с огромным, в полщеки румянцем, со слегка курносым носиком, и даже белый с едва заметным сколом зуб виднелся из-за слегка приоткрытых губ. И это было ТО САМОЕ лицо. Он даже и не думал, что так запомнил его. Ведь столько лет прошло. Чуть не тридцать. А они и знакомы-то не были вовсе. Так, виделись иногда, да нет, это он видел ее иногда, бегущую по пляжу, или загорающую на огромном красном полотенце, или купающуюся в темном и почему-то очень грозном море.
И звали ее смешно — Эсфирь. Он не думал, что такие имена бывают. Или даже если и бывают, то только в книгах. А тут вот она, длинная, гибкая, и купальник такой крохотный, и ей в нем так тесно…
Зазвенел телефон. И все пропало, рассыпалось маленькими цветными осколками. Он, пошатываясь, дошел до стола, снял трубку.
— Женя, я была не права, да?
— Нет, Катя, все так и было. Так и было. Ты все поняла правильно.
— Ты все придумал, скажи, придумал? Но зачем? Для чего?
— Придумал? Что? Я этого ждал, всю жизнь ждал.
— Что ты ждал? Что?
— Не знаю. Ничего не знаю.
— Я приеду сейчас, Женя. Ты подожди меня, пожалуйста. Не уходи.
Он ничего не ответил и повесил трубку.
Эсфирь… Она откидывала назад голову и волосы так смешно вздрагивали на лбу, колечки волос…Черных, смоляных волос под необычайно ярким солнцем. Он и не знал до тех пор, что вообще бывают такие черные волосы.
Он вернулся в ванную и, все также не включая света, снял плавки и залез в чуть теплую, как всегда, воду. Вода была зеленоватой от цвета самой ванной. Он специально подбирал такой цвет, чтобы море напоминало каждое купание. Катя еще смеялась… "Ну вот, и на юг ехать не надо!".
Вообще они любили плескаться в теплой воде вдвоем, сплетаясь телами, поливая друг друга из сложенных ладоней, намыливая и смывая мыло раз по десять, забываясь в поцелуях, возбуждаясь и доводя себя ласками до экстаза.
Пожалуй, именно с этой ванной были связаны самые яркие ощущения. Он и сейчас, вспоминая, почувствовал прилив крови, руки опустились к ногам и он начал перебирать волоски там, где это делала Катя, перед тем, как опуститься ниже и, впившись в его лицо поцелуем, собрать в ладонь и член, и мошонку с маленькими и ставшими вдруг твердыми яичками, а потом второй рукой обхватить его зад, гладить пальцем и даже слегка углубляться в него, чуть-чуть, самую малость, но это заставляло его дрожать всем телом и он едва сдерживался, чтобы не обрушиться на маленькое тело жены со всей страстью. Но это было бы преждевременно, потому что ее губы начинали путешествие по его телу, опускаясь все ниже и ниже, и он переворачивался на живот, слегка прогибаясь, чтобы Катя могла нырнуть под него и ее ноги оказывались у его лица и он забывал обо всем, оказываясь во власти ее запахов, нежности ее кожи, ее вздрагиваний и вздохов, он погружался губами и языком в глубину ее тела а сам ощущал как ее маленький язык кружился вокруг напрягшегося члена, а рука все продолжала путешествовать по заду и углубляться в него, миллиметр за миллиметром, обжигая огнем. Казалось, это может длиться бесконечно, вернее нет, не так. Просто время останавливалось. Навсегда. Но Катя не любила, чтобы все заканчивалось в этот момент. Ни запах его спермы, ни ее вкус ей не нравились и он вынужден был продлять эту муку как можно дольше, стремясь довести ее до экстаза и остаться не опустошенным. А когда терпеть уже не хватало никаких сил, в этот самый момент, всегда точно и безошибочно улавливая его, она поднималась на ноги, поворачивалась к нему спиной и он видел ее всю, распахнутую, горячую, еще влажную от его поцелуев и тоже вставал, прижимался к ней телом, входил в нее, входил резко и глубоко, до самого корня, и теперь уже ничто не могло его остановить, он двигался внутри, он прижимался руками к ней, он ощущал под руками собственные движения там, в ее глубине и от этого загорался еще сильнее… А когда все заканчивалось, они опускались на дно ванной и включали душ, разлетавшийся брызгами по всей комнатке.
Господи! Он только сейчас вдруг отчетливо понял — все, что он заставлял делать Катю, чему ее учил и на чем настаивал, все это было лишь повторением того, давнего, казалось навсегда забытого дня…
Он выбежал тогда из дома рано утром, еще было не очень жарко, дул ветерок, так, едва ощутимый. На нем были шорты, такие, почти зеленые и выгоревшие, и порванная на груди майка. Он бежал к морю, собираясь только окунуться, понаблюдать за медузами, может быть поймать одну, или вовсе и не ловить, а так, просто посмотреть. А потом полежать на большом, горячем валуне, обсохнуть и вернуться, чтобы позавтракать. Это утреннее путешествие было для него обычным, каждодневным. И только в это время он был один, наслаждаясь морем и солнцем абсолютно и безраздельно.
Оглянувшись и убедившись, что его никто не видит, он скинул с себя одежду и, высоко подбрасывая ноги, побежал в воду, стремясь как можно быстрее оказаться там, где глубоко, где над водой останется только голова. Он не был нудистом и нисколько не стремился быть увиденным нагишом. А купался в этом виде по утрам исключительно для того, чтобы похвастаться потом дома своей отчаянной смелостью — как же, у моря, на юге, и без плавок… Хотя, надо признаться, ему это нравилось…
Он нырял в это утро довольно долго и как-то уже забыл и о себе, и об одежде, и о завтраке. Просто было здорово. И солнце, и море, и ветерок… А когда собирался уже выходить, вдруг обнаружил что на берегу, у его валуна, двое. А там, рядом, одежда. "Вот черт", — подумал было Женька, как вдруг ситуация еще больше осложнилась — они, эти двое, делали нечто такое, что ему ну никак не надо бы видеть. Он и застыл с широко раскрытыми глазами, и даже двинуться не мог. Потом, немного придя в себя, Женька решил подплыть ближе. А что делать? Уйти он не мог — одежды нет, прятаться где-то и пережидать, наверное, было бы правильнее, но на это не было сил. Женька нырнул и бесшумно поплыл под водой по направлению к берегу. Он подобрался близко, почти полз по дну, когда решился поднять голову — посмотреть и набрать воздуха. И захлебнулся увиденным. Они ласкали друг друга губами и руками, раскинувшись на валуне, и ее черные, (он их сразу узнал, именно ЕЕ черные волосы) рассыпались по его мощному загоревшему заду. Такого Женька еще не видел. Собственно, он и так мало что видел, больше на мутных, почти неразличимых картинках, а здесь — при свете дня…
Наверное, Женька слишком шумно вздохнул, она вдруг подняла голову и он увидел ее глаза. Черные, глубокие, влажные, наполненные каким-то особенным блеском, в них не было ни смущения, ни изумления. Она смотрела на застывшего паренька так, как будто его появление было само собой разумеющимся, да и во всем, что происходило у моря не было ничего странного.
— Ну, — сказала Эсфирь, — что стоишь? Иди сюда. Иди-иди. Да не бойся, дурачок… — И засмеялась, тихо, совсем неслышно.
Женька не знал что делать. Ни идти, ни стоять он не мог. А Эсфирь опустила голову и теперь он увидел, что она делала с громадным членом лежавшего на ней парня, прижимая его голову к курчавым волоскам между своих ног.
Наверное, надо было бы убежать, но Женька пошел вперед. Вода давно уже едва доставала ему до колен, но он забыл о своей наготе. Как магнитом влекли его ее волосы, и губы, и руки… Он подошел.
— А ты наклонись, — оторвавшись от парня каким-то особенно низким голосом сказала Эсфирь. — не бойся.
Ее голова лежала между ног парня и чтобы наклониться к ней, он должен был бы лечь на него. Впрочем, именно этого она и добивалась, маня к себе и облизывая влажные губы красным языком.
Он встал на колени, Эсфирь раздвинула ноги парню и Женька оказался между ними. Он и сам не понял, как она привлекла его к себе, как и что делала своим ртом, языком, руками, потом оказалось, что он лежит на парне, что она ласкает уже не его, а своего друга, что его собственный член входит во что-то упругое и это упругое движется ему навстречу и оторваться от него нет никакой возможности. Женька так и стоял на коленях на острой гальке и двигался в задаваемом парнем ритме, сбивая колени в кровь. Но он не замечал этого, поддавшись неведомой еще силе… И вдруг все кончилось. Конец был ярким и сильным. Казалось, из него выливается фонтаном вся накопившаяся сила. Такой яркости он не добивался ни разу раньше, когда все делали лишь собственные руки.
Но оказалось, что это еще не было финалом. Едва поняв, что он только что сделал как раз совсем не то, о чем грезил ночью под одеялом, а как раз наоборот, что вместо девушки с ним был парень, Женька оказался перед новой неожиданностью. Парень с все еще возбужденным и красным от напряжения членом оторвался от Эсфири и повернулся к нему.
— Ну? — спросил он хрипло.
— Что? — чуть слышно прошептал Женька.
— Теперь я.
— Что? — еще раз повторил Женька.
— То же самое, — хохотнул парень и, обхватив его за шею, пригнул к земле.
— Я не хочу, — пытался было возразить Женька, но его не слушали. Сильные руки обхватили поперек живота и притянули к горячему телу. Потом нагнули к земле и он почувствовал как что-то влажное и твердое прижимается к его заду. Он попытался вырваться и не смог. Потом стало больно, но он уже не делал никаких попыток освободиться. Парень вошел в него так глубоко, как этого хотел и плавными движениями стал раскачивать в такт собственному ритму. А Эсфирь стояла и смотрела, и от этого ее взгляда вдруг стало особенно больно и стыдно. Женька зажмурился и терпеливо дождался финала. Потом взял одежду, натянул шорты и ушел с берега.
Все происшедшее с ним было столь ужасно, что Женька заперся в своей крохотной комнатенке и даже не пошел завтракать. Родителей это не озадачило — ребенок перекупался, перегрелся на солнце… Они уехали на какую-то очередную экскурсию спокойные и довольные своим отдыхом.
…Когда стемнело, а на юге темнеет непривычно быстро и все вокруг сразу становится непроглядно черно, Женька выбрался из комнаты через окно, неслышно, пригнувшись, почти распластавшись по земле, пробрался через крохотный садик на улицу и все также, не разгибаясь, ступаю тихо и плавно, двинулся в сторону от дома.
Он знал где жила Эсфирь уже давно, дней пять. Ибо выследил ее тот же день, как впервые увидел и был поражен необычной яркостью и каким-то внутренним огнем исходившим от ее тела. Она лежала на мохнатом красном полотенце в ярко-голубом купальнике, словно резинкой обхватившем ее бедра, груди, тонкой линией растянувшемся по животу. И она смотрела на него. Наверное, этот взгляд и остановил, и напугал. Женька тогда повернулся и убежал с пляжа.
Но не ушел совсем. Он просидел, спрятавшись за кустарник с большими, белыми, жутко пахучими цветами, до самого вечера и дождался, когда девушка пойдет домой и пошел вслед за ней, дошел до самого дома и теперь он знал где она живет. Более того, он знал когда она ложится спать, знал, что окно никогда не закрывается на ночь, словом, все было вполне готово для осуществления того, что он задумал…
Когда утром весь поселок говорил о большом пожаре, в котором сгорели заживо курортники, парень и девушка, никому, конечно, и в голову не пришло поинтересоваться кто мог этому пожару поспособствовать. Само собой разумелось, что молодежь улеглась в постель с сигаретами и вот результат. А Женька убежал с утра на свой пляж и весь день просидел там…
Собственно, об этой истории он потом почти и не вспоминал. Вот только к морю не ездил много лет, пока совсем недавно, года три назад, Катя чуть ли не силком притащила его в поселок Дагомыс под Сочи, откупив путевки с проживанием в частном секторе.
И лицо Эсфири его не беспокоило до сегодняшнего дня.
ОКОНЧАНИЕ СЛЕДУЕТ
Вечер в ресторане
Все события, описанные в рассказе, происходили в действительности.
Имена действующих лиц изменены.
Этим вечером мы отмечали день рождения Натали. В свое время она достаточно удачно вышла замуж за датчанина, при том, похоже, по любви. Мы с Никой находим его очаровательным, ну он таким и является- веселый, привлекательный, спортивный. Есть, правда, минус в том, что приходится болтать по-английски, но это не беда.
В тот вечер мы собрались в шестером. Я сидел между Никой и Натали, время от времени ловя под столом теплые прикосновения то одной, то другой ножки. Датчанин сидел рядом с Натали. Еще там был друг датчанина. Для полноты картины опишем и его: за 30 лет, у него был свой бизнес в соседнем городе, там же он нашел себе подружку, которая была с ним сегодня. Мы ее видели впервые, а она в основном улыбалась да помалкивала. Ничего такая девица, все на месте, правда. моя Ника постройней будет. Мы ели, пили и ржали- а что еще делают в кабаках? Разговор клеился, водка и шампанское лились и атмосфера теплела поминутно. В целом получалась обычная посиделка с танцами, которые скоро начались. Музыканты играли шлягеры, мы прыгали и просто балдели. Медленный танец я танцевал с Натали.
Я обнял ее спину, она положила руку мне на плечо и мы двигались в ритм музыке. То ли аромат ее тела с легкой примесью терпких духов и сигаретного дыма, то ли близость ее теплых бедер и приятная ложбинка между грудей, заманчиво уходящая в глубокое декольте, то ли ее взволнованные глаза и чувственно трепещущие ноздри вызвали во мне теплую волну желания, переплетающуюся с давней моей симпатией к Натали. Она почувтвовала мою наэлектризованность и как бы случайно прижалась сильнее ко мне. У меня перехватило в горле. Сквозь тонкую материю брюк она явтвенно должна была чувствовать изменения в моем настроении.
Судя по тому, как она на меня посмотрела, она это почувствовала. Она умышленно прижималась именно к моему наливающемуся кровью и желанием члену, который пытался проложить себе путь в тесной материи трусов, но встречал сильное сопротивление одежды, от этого напрягаясь еще больше. Дыхание наше участилось, моя рука, обнимающая тело Натали, казалась мне щупальцем осьминога с миллионом чувствительных подушечек на кончиках пальцев, земля уходила из-под ног. Все кружилось. На минуту я подумал, что я пьян, но прекратившаяся музыка вернула меня к реальности.
С Натали по-моему было то же, что и со мной. Углы ее губ чувственно трепетали, сама она светилась каким-то сиянием, голос слегка дрожал. Самое удивительное, что остальные ничего не заметили-все это, казавшееся нам громом в груди, промелькнуло меж нами за доли секунды и зажгло внутри пламя, незаметное для остальных.
Мы вернулись к столу, выпили и закусили. В это время началась ночная программа с выступлением танцевальной группы. Были две девушки и парень. Их пластичные тела двигались по сцене, и я уже совсем другим взглядом смотрел на танцовщиц. Точеные ножки мелькали перед глазами, юбки взлетали на поворотах, обнажая голодному взгляду упругие попки; постепенно разгорячающиеся лица танцовщиц и их улыбающиеся губы- все это вместе с близостью моей любимой Ники с одной стороны и, не менее желанной в этот момент Натали с другой, вызывало чувство необычайной силы, такой остроты, что пришлось выпить еще водки, чтобы не завыть от желания слиться с женщиной в тесных обьятиях любовной лихорадки.
В этот момент свет в зале притушили и в полумраке выскользнула девушка. Под чарующие звуки музыки она проплыла по залу, одаряя нас своим взглядом. Сказать, что она была красива-это не сказать правду. Представьте себе квинтэссенцию женственности, грациозности и теплоты. Она была похожа на статую Венеры — чуть полновата, по меркам модельеров, но каждая линия ее тела отдавала женственностью. Датчанин улыбался натянутой улыбкой, его друг Питер следил за ней не отводя глаз, наши дамы тоже внимательно смотрели и в их глазах было видно одобрение и любопытство. Ника наклонилась ко мне и прошептала:
— Смотри, какая сексуальная девушка!
— Да., - только и смог ответить я.
Ника посмотрела мне в глаза, улыбнулась и под столом положила свою руку на мое бедро. По мере того, как танец девушки становился все более эротичным, моя реакция становилась все более ярко выраженной, и скоро рука Ники нащупала своего любимца во всей красе готового к бою. Она посмотрела на меня и улыбнулась. Она вообще без ума от члена, особенно когда гормоны женского цикла поджимают. Ее ладонь приветливо сжала моего бойца и вернулась на стол.
Девушка в это время все больше отдавалась танцу. Она не была вульгарна, как большинство стриптизерок. Она была чувственна, нежна в своем танце, все ее движения говорили о том, что она не раздевается за деньги, а просто ласкает свое любимое тело, получая от этого удовольствие. Видно, она была немного эксгибиционисткой, таккак ей самой это явно нравилось. От ее танца веяло легкой грустью неудовлетворенного желания, и это передавалось нам всем, электризуя обстановку. Вечер явно удался.
Когда танец закончился, мы принялись ее бурно обсуждать. Всем понравилось, на всех поизвели впечатление ее полноватые мягкие, но не отвисшие круглые груди с небольшими сосками, ее стройные ноги, ее округлые ягодицы, ее манящий живот, ее манера держаться, ее выражение глаз. Все порядком возбудились, и когда снова начались танцы, мы танцевали уже куда более откровенно, напоминая собой ритуальные обряды дикарей с острова сексуальных безумств. Медленной музыки не ставили, да и не надо было-наши девушки, вдохновленные примером танцовщицы, извивались все более эротично.
Их губы наполненно приоткрывались, глаза сверакали огнем. Партнеров уже никто не имел, все слились в массе из шестерых распаленных желанием тел, то одним движением, то другим пытаясь передать тому, кто в этот миг был рядом, свою страсть. Все это длилось минут десять, потом мы снова сели к столу. Пара пожилых иностранцев к этому времени закончила свою трапезу и собиралась покинуть зал, кроме нас оставалась еще одна компания, но они нам не мешали. А с уходом пожилой пары мы и вовсе почувствовали себя намного более вольготно. Под водку, шампанское и сигареты вечер приобретал все более ярко выраженную эротическую окраску.
Наваждение желания накатывалось волнами, то усиливаясь, то ослабевая. Танцоры из группы исполнили еще несколько номеров, уже более эротичных — лихо отплясали канкан, причем у одной девушки нечаянно ослабел корсет и стал виден край соска. Она этого явно не заметило, а нам снова подлило масла в огонь. Потом был номер в коже и с хлыстами, правда, только с намеком на стриптиз, но тела сводили с ума. А затем снова притух свет и вся в коже появилась Она — наша девушка. Только в этот раз она была не одинокая нимфоманка-девственница. Она была Госпожой. Ее движения были жестки и стремительны, глаза властны и холодны, тело прекрасно своей недосягаемостью.
В такт энергичной музыке она промчалась мимо столиков, исполнила несколько изящных пируэтов, легко кружась по залу. А затем. Затем она легла на пол и неторопливо раздвинула ноги. Ее промежность, туго обтянутая узкой полоской кожаных шортов, предстала перед нашими глазами. Ее лобок двигался вверх-вниз резкими непристойными движениями, а меж ног явственно выступал рельеф двух валиков со впадиной меж ними. Она взмахнула над собой хлыстом, подкинула его вверх и в стиле спортивной гимнастки поймала его в полете за середину ручки.
Потом она прижала эту ручку к своей щеке, скользнула по лицу и провела ею по губам, словно это был фаллос, погрузила его в рот и стала сосать, вводя и вынимая из полных губ, ласкать им свои обнаженные груди, то ли очень умело изображая удовольствие, то ли на самом деле его получая. Постепенно она опускалась все ниже и достигла промежности. Она водила рукоятью по той самой складке, которая притягивала взор, как магнит, водила вверх-вниз, извиваясь в своем наслаждении. Ее дыхание сильно участилось, груди покрылись каплями испарины и часто вздымались. Соски стояли дыбом.
Внезапно она как бы не в силах более сдерживаться, повернула рукоять под углом, словно намереваясь ее в себя всадить и стала нажимать ею на свою складку. Но ей мешали шорты. Разочарование промелькнуло на ее лице, она постепенно встала, не торопясь собрала свои вещи и ушла. Мы взвыли от восторга. Ведущий объявил конец программы и дальше танцы. Друг датчанина о чем-то с ним говорил не по-английски, и я его не понимал.
Датчанин повернулся ко мне и спросил, возможно ли заказать еще один танец специально для Питера-ему, мол, очень понравилась танцовщица. Я сходил к администраторше и мы договорились на 25 баксов через некоторое время. необходимое для подготовки к номеру. Пока что снова пошла музыка.
После нескольких танцев мы сели к столу. Диджей знаком спросил меня, можно ли, но Ника с Натали еще не вернулись из туалета. Они там были уже так долго, что я ненароком подумал, что они там развлекаются друг с дружкой. Вообще я пока не был уверен в том, что они это когда-либо делали, но в том что Ника за почти 20 лет дружбы выносила в себе желание к своей лучшей подруге, я знал с полной уверенностью. Мы не раз предавались с ней эротическим фантазиям по поводу Натали, Нику это сильно заводило. Она и в порнухе любила смотреть только на пары, где женщина похожа на Натали — с хорошо развитой грудью (этот фактор ее возбуждал в Натали особенно), с неплоской, но упругой попкой и бедрами. Натали не была полна, она была в стиле той актрисы, что играла в "Титанике"-все на месте и все сексуально (хотя, пожалуй, у Натали груди были побольше, правда, я могу об этом судить лишь по пляжу).
Время от времени она расслаблялась и прибавляла в весе пару килограмм, но очень быстро приходила к своей норме, вот и сейчас она была очень привлекательна. Я уже полностью отдался своему воспаленному воображению, представляя себе два женских тела среди кафеля, переплетающиеся руки, прижимающиеся друг к другу и мягко сплющивающиеся груди, сливающиеся в поцелуе губы. Почему-то дальше поцелуев дело не заходило.
Ника утверждала, что она не любит женскую плоть, а я ей верю. На этих мыслях они как раз и вернулись, весело щебеча слегка пьяными голосами. Я приласкал глазами Никины ножки, их плавные изгибы, слегка полноватые коленки, попочку, тонкую талию. Я видел, что она возбуждена — когда любишь женщину и живешь с ней столько лет, то ее уже чувствуешь.
Общество Натали, особенно в сочетании с датчанином и шампанским всегда приводило ее в такое состояние, что потом мы самозабвенно предавались любви с таким пылом, что становились мокрыми до складок между пальцами ног и приходилось менять мокрые простыни (если все происходило в постели, а не например, на лестничной клетке перед своей дверью).
Я старательно искал следы преступления, но не находил. Мысль, что все-таки это могло иметь место, меня волновала. Я вообще люблю себе представлять Нику более развратной, чем она есть. Я страшно хотел бы, чтобы она без меня иногда занималась любовью сама с собой. Вообще люди почему-то плохо относятся к самоудовлетворению, называя это разными словами, не передающими сути этого прекрасного (особенно в исполнении женщины) акта.
Когда ты предаешься любви с партнером, это называется to make love, то есть "делать любовь". Сам с собой, любимым, кстати, это называется fuck yourself, что уже более потребительски звучит как "трахать самого себя". Хотя по сути своей не возбраняется лежать на солнце, доставляя себе наслаждение. Тогда зачем же терпеть желание в те моменты, когда оно тебя переполняет, а твой партнер отсутствует? Некоторые бегают к проституткам, тратят семейные деньги, рискуют подцепить СПИД или на худой конец хламидиоз, остаются неудовлетворенными качеством обслуживания и ищут чего-то еще и т. д. и т. п. И так и не находят разрядки. А почему? Потому что нет любви. А ведь в буквальном смысле под рукой всегда есть человек, который тебя любит и хочет доставить максимум удовольствия-это ты сам.
Я пропагандирую эти идеи Нике, она потихоньку ими проникается. Она стала намного бурнее кончать, когда начала ласкать себя во время наших любовных игр. Я думаю, еще немного и она сможет кончать совсем без члена в своем теле. Пусть даже как и у меня ее оргазм не будет такой яркий, как вместе, но почему бы не доставить себе чуточку удовольствия? Я иногда представляю себе такую картину: я прихожу домой, тихонько открываю дверь с букетом цветов, желая сделать ей сюрприз.
Прикрыв дверь, я слышу странные звуки из спальни — учащенное дыхание, легкие стоны. Я подкрадываюсь к двери и делаю маленькую щель. Ооооооо. Моя прелестная Ника обнажена (видно принимала ванну, она это любит. А может, она в ванной доставляет себе каплю радости?), лежит на спине на кровати и быстро-быстро натирает пальчиком свой клитор, похотливо двигая лобком навстречу пальчику. Другая рука мнет груди, потом мнет попку, гладит лобок, потом два пальца левой руки раздвигают нижние губы, освобождая клитор от своего соседства и он весь предстает перед моим взором — набухший микрочленик, мокрый и твердый, в складках розовой кожи, покрасневший и пульсирующий.
Ника меняет темп, нетерпеливо облизывает пальцы и начинает делать круговые движения. Ее лицо покрасневшее, шея набухла, глаза закрыты. Внезапно она начинает шарить рукой возле себя и находит вибратор. Так — так. А кто-то говорил, что им не пользуется и что мы напрасно выкинули деньги. Она облизывает вибратор и медленно раздвигает вход в свою столь знакомую мне кладовую наслаждения, затем постепенно, но нетерпеливо вводит его очень глубоко в себя, при этом издав звериный рык.
Не в силах больше сдерживаться, я расстегиваю брюки и через клин достаю трепещущий член. Он невероятно стоит, до боли вздувшаяся головка не помещается в предназначенной ей от природы телесной оболочке и трещит от напряжения. А Ника в это время постепенно продвигается к оргазму, яростно двигая внутри себя искусственным фаллосом и натирая клитор пальцами другой руки. Тут какая-то мысль приходит ей в голову, она вынимает вибратор из себя, поднимает согнутые в коленях ноги и прижимает их к груди так, что мне становится видно ее маленькое отверстие ануса, в которое она так нечасто меня осторожно впускает и в которое я еще ни разу не кончал.
Она подводит вибратор к этому маленькому колечку и осторожно вводит его внутрь. Ее лицо искажается маской боли, смешанной с похотью и возбуждением от необычайности того, что она с собой надумала сделать. С большим трудом введя в себя вибратор наполовину, она оставляет его в покое и вводит два пальца в раскрытый зев своего бутона, который сильно уменьшился из-за соседства вибратора за стенкой. Видно это ее сильно заводит, потому как она с удвоенной энергией набрасывается на свой клитор.
Вот ее лицо краснеет, рот приоткрывается, она начинает захватывать воздух, как рыба, выброшенная на берег, ее дыхание вообще останавливается, она вся выгибается, напрягается и от напряжения вибратор постепенно вылезает из ее попочки, это дает последний толчок и она заходится в экстазе.
Я не в силах сдерживаться ни секунды тихо приоткрываю дверь и выстреливаю, выстреливаю, выстреливаю, выстреливаю, выстреливаю, выстреливаю содержимое своих окаменевших яиц прямо на ее попку, на волосы лобка, на быстро-быстро двигающуюся руку, на живот, на ноги.
Из почти реального мира разыгравшегося воображения меня возвращает голос Натали:
— А когда будет номер для Питера?
— Да, мы хотим девушку! — со смешком вторит ей Ника.
И что после этого о них прикажете думать? Чертовки, да и только. Сведут мужика с ума. Мы выпиваем по рюмке и я делаю знак диджею. Он кивает, но девушка не спешит появляться.
Постепенно свет притухает, начинает тихо играть восточная музыка и выходят танцовщицы, ранее исполнявшие канкан. Они в прозрачных шароварах через которые просвечивают тоненькие полоски трусиков, в полупрозрачных накидках на лицах и в блестящих лифчиках с преувеличенно большими полушариями грудей. В руках у них чаши из которых идет какой-то дым, наполняя зал ощущением призрачности происходящего.
В этом дыму и в этой одежде они вызывают намного более сильные эмоции, чем раньше. Они изображают ласки друг к другу, но ясно видно, что они лишь танцуют, что их это не волнует. Невольно у меня всплыли в воображении только что передуманные картины любви Ники и Натали, но я постарался их отогнать от себя, тем более что с появлением Шехерезады ни о чем другом не стало никакой возможности думать.
Она вошла вся в прозрачной ткани, как у девушек танцовщиц, та же одежда — но с нее хотелось сразу же все сорвать, такая от нее исходила аура чувственности. Может это оттого, что она танцевала сейчас для нас, специально, зная, что она нам нравится и мы ею любуемся и это пробудило в ней еще более сильную сексуальность. Ее тело извивалось особенно гибко, ее глаза смотрели прямо в глаза Питера и все ее движения предназначались ему одному. Сейчас она его явно соблазняла. Прямо перед его лицом она присела на пол и потом легла на спину, медленно разведя ноги в шпагате.
В полумраке было не понятно, просвечивают ее трусики или нет, но мы все шестеро как привязанные уставились в то место, где должен был быть вход в ее теплое лоно. Она перекувыркнулась назад через голову, исполнила еще несколько изящных па и сняла с себя верх. Соски ее грудей были накрашены чем-то ярко красным, резко выделяясь на ее белой коже. Она взяла свои груди в руки и начала ласкать их, не сводя взгляда с Питера.
Она подходила к нему все ближе и ближе, пока не взяла за шею и не притянула в свою ложбинку меж грудей, зажав его лицо. Немного так посидев, она продолжила свой танец. Я положил руку на бедро Нике, она ее сразу же схватила и вставила себе меж ног. Колготки на ней еще были, и трусики тоже, но я почувствовал, что там все влажно. Через ткань я попытался приласкать ее, но она сжала мою руку и как бы потребовала потерпеть.
За это время с нашей танцовщицы уже были сняты шаровары, которые держал в руках Питер, а она, сидя у него на коленях спиной к нему нагнулась до самой земли и ему открылась вся ее попка. Раскрылась, как бутон и лишь узенькая полоска материи прикрывала отверстие ануса, совсем рядом с которым была коричневая родинка. Именно эта родинка придала всему происходящему ощущение такой интимности, что у меня перехватило дыхание.
Одно движение вправо, одно влево и сидя на коленях у Питера она расстегнула застежки трусиков. Затем она выгнулась так, что обняла его за шею и глазами указала на трусики, которые плотно лежали на ее лобке, прижатые ее телом.
Питер попытался их вытащить, но она плотнее прижалась к его коленям горячо подумать каким местом и не позволила ему вытащить лоскут материи. Затем она встала с его колен и неторопливым движением руки вытянула узкую полоску трусиков из-под себя, впервые за сегодняшний вечер представ перед нами полностью обнаженной.
Ее лобок был покрыт аккуратно подстриженными волосками, уходящими вверх в форме правильной полосы. Моя Ника издала возглас восхищения, а она вообще не любительница откровенной женской натуры (без двигающегося в ней поршня — уж на это-то ей смотреть не наскучивает). Девушка откровенно завораживала. Ее нагота была столь натуральна и одновременно безгранично эротична.
Она поставила перед нами стул спинкой к нам и села на него верхом, проделала еще несколько откровенных и весьма откровенных пируэтов и закончила свой номер закинув ногу на плечо Питера, прикрыв ладонью бесстыдно раскрывающееся лоно. Мы выли, улюлюкали, кричали "Браво".
— За такое надо выпить! — не в силах более сдерживаться я разлил всем.
— To erotica! — предложил Питер и это было принято на ура.
Как там было дальше, я не скажу, так как на пару минут отлучился. Облегчиться по-малому стоило немалых трудов, член никак не хотел успокоиться и пришлось отмачивать головку под струей холодной воды.
К моему возвращению в зале оставалась лишь наша компания. О чем они договорились без меня, я не знаю, но Питер снял с себя пояс и положил его на стол. Я понял, что он решил изобразить стриптиз, но он, смеясь, предложил своей подруге снять что-нибудь с себя. Она, не долго думая, поколдовала под платьем и положила на стол бюстгальтер. — О-о, — подумал я. А сидела такая тихоня.
Следующей на очереди была Ника. Она повторила подвиг предыдущей девушки, также положив на стол свою черную "Анжелику". Однако в отличие от Ольги (так звали нашу третью даму) ее блузка была полупрозрачной, такое чередование черных полос бархата и гипюра, который был практически прозрачен. Ее крепкие округлые груди сразу же стали выглядеть даже более обнаженными, чем груди стриптизерки.
Нику это слегка смущало, но по-моему и как следует заводило (хотя мы все уже были так заведены!). С моей стороны последовал тоже пояс, ведь я обычно хожу без лифчика J. Натали сидела в легком замешательстве.
— Слушай, а что мне снимать, я без, — и она знаком указала на лежавшие на столе бюстгальтера, вопросительно глядя на Нику. После секундной паузы она поставила на стол туфельку.
— Нет-нет, не пойдет, — завозмущался датчанин. — А если я носки положу?
Тогда Натали поставила на стол вторую туфельку, повозилась под столом и с торжествующим лицом водрузила на стол колготки. Я сидел возле нее и не мог оторвать взгляда от ее смуглых бедер.
Датчанин снял рубашку и сидел, поигрывая мощными мускулами. Но. так как все смотрели на Натали, то никто не заметил, что в этот момент делал Питер. А сейчас, когда все повернулись в его сторону, он преспокойно вытащил из под стола свои трусы. — Уаау, — завизжали девчонки.
Ольга не заставила нас долго ждать и ответила своими колготками. Ника последовала ее примеру, при этом, как обычно, умудрилась их порвать. Когда пришел мой черед, я решился повторить трюк Питера. Разница была лишь в том, что у жирафа шея длинная, и на меня уже все смотрели.
Я, спокойно сидя на стуле, под столом (правда с одной стороны с удивлением смотрела Ника, а сдругой вроде невзначай поглядывала Натали) снял брюки вместе с с трусами, затем снова одел брюки и положил трусы в общак. Со смущенным лицом Натали решила последовать за нами, но тут у датчанина зазвонил мобильник — приехало такси.
Таксист запротестовал везти сразу шестерых, но баксы его убедили. Итак, мы расселись. Ника устроилась на переднем сиденье, сзади уселись три мужика и у нас на коленях Натали с Ольгой. То безумие эротического накала, охватившее нас в ресторане, не отпускало. Теплое тело Натали на моем бедре (и мысль о том, что она без нижнего белья) еще больше воспаляло гудящую плоть. Мне казалось, что скоро от желания меня стошнит.
Датчанин с Питером начали под шумок щупать девчонок, причем то свою, то друга и весело при этом гоготали. Я просто положил свою ладонь на теплое гладкое обнаженное бедро Натали и почувствовал, как она вздрогнула. Видно, моя простая ласка была ей куда эротичнее хапания Питера; а может я просто приревновал.
Мы подъехали к дому и вышли, Питер с Ольгой поехали домой. А датчанин с Натали зашли к нам попить чаю (стандартная фраза). После обычных перекуров и посещения туалета мы сидели на кухне и действительно попивали чай. Я пожаловался на Нику, что она стесняется носить одну чертовски привлекательную блузку.
Натали не была бы собой, если бы не загорелась желанием посмотреть и Ника вынуждена была одеть. Я вам скажу, еще та блузка. Такаааая прозраааачная.
Ника стала обнаженней, чем когда бы то ни было. Она ни разу не одевала это при вечернем свете, и я подумал, что она была права — ее груди выглядели безукоризненно, ореолы вокруг сосков виднелись темными пятнами правильной круглой формы, а в центре их твердыми свечками стояли набухшие соски; сразу нахлынула волна тепла, привезенная из ресторана.
Видимо, не на меня одного это произвело эффект, так как датчанин тоже сглотнул, а голос Натали стал более тихим и грудным.
— А можно мне померить?
— Конечно! Пойдем, — предложила ей Ника и они ушли в спальню.
Пока их не было, я включил телик. По "кобелке" шла эротика, и мы ее, конечно, оставили. Мы достаточно долго курили и болтали, девушки на экране лихо отдавались неграм и это навевало на вполне определенные мысли; наши дамы все это время отсутствовали.
— Что они там так долго делают? — спросил меня датчанин.
— Трахаются, — в шутку ответил я и подумал, что это может быть правдой.
Еще через пару минут я решил, что так оно и есть. Не успели мы с датчанином дойти до спальни и посмотреть, как они вышли нам навстречу. Лица у них были смущенно счастливые, глаза горели особым блеском, они смотрели друг на дружку так, что я понял, что что-то тут не то или одно из двух.
— Миленький, сгоняй за шампаном! — не терпящим возражения голосом потребовала Ника. Какие там возражения, мне стало жутко интересно, что будет дальше.
Всякие картины рисовались в моем мозгу за эти пять минут, пока я смотался в ночник, благо он находится за углом.
То, что я увидел, когда вернулся, было точной копией одной из этих картин. На диване сидела Натали, ее взасос целовала перегнувшаяся через колени датчанина и практически лежащая на них своей грудью Ника, а датчанин сидел меж ними с таким выражением, что я подумал, он уже кончает.
— Иди к нам, — позвала меня Ника и мы превратились в клубок из четырех тел. Я почувствовал Никины губы на своих, вкус ее слюны, смешанный с табачным запахом и алкоголем, запах ее разгоряченного тела, порою мне даже казалось я чувствую запах того самого сока желания, который с такой радостью пьет мой снова поднимающийся в атаку гусар; все это смешивалось с запахом Натали и датчанина; я слышал звуки их ласок, видел их совсем рядом — лишь протяни руку; я протянул — и моя ладонь вновь на бедре Натали, таком гладком, упругом и теплом, но на этот раз это уже не статическая ласка, на этот раз есть ясное ощущение, что всё, все границы открыты, мы идем навстречу друг другу, только надо не бояться, надо смелее, но не слишком нагло, чтобы не испугать, чтобы не исчезло ощущение любви, а не просто банального секса, чтобы не испортить то ощущение тонкости эротизма текущего момента, навеянное нам сегодняшним вечером в ресторане, чтобы ласки были именно ласковыми, а не способом поднятия увядшего от обыденности момента и скуки ленивца; чтобы этот вечер сблизил нас еще сильнее и не превратился в посмешише над дружбой; под вихрь таких мыслей я ласкаю сразу двух мне в этот момент любимых женщин и не знаю, кого хочу больше и как на это посмотрит другая; а рука моя время от времени натыкается на руку датчанина, также потерявшегося между двух женщин, и я понимаю, что он испытывает то же, что и я и мучается необходимостью выбора; руки женщин переплетаются с нашими руками, они ласкают нас с датчанином и друг друга; им еще сложнее, чем нам с датчанином, они еще хотят и одна другую; и в этой мешанине мыслей, чувств и ощущений моя рука гладит лобок Натали а мои брюки уже стягиваются Никой; женщины оказались мудрей, они выбирают менее рискованный вариант; и вот я уже сливаюсь с Никой в танце безумцев на алтаре Венеры, а губы мои ласкают губы Натали, пронзенной датчанином, и мы не можем нормально целоваться из-за несовпадения ритмов любовного порыва, наши губы ударяются о зубы другого, но это не больно, это волнует еще больше; а Ника от возбуждения несется, как ураган, и я ничего не могу с собой поделать, я с громким стоном оповещаю мир о том, что Везувий снова проснулся, что все кругом сейчас будет залито огненной лавой и вообще наступит конец света, что мир рушится и летит, летит, летит, и я слышу, как рядом взрывается датчанин, и его голос смешивается со стонами Натали и радостным смехом еще не разорвавшейся атомной бомбы, лежащей подо мной и принимающей меня в свои врата Вселенной; этот вихрь закруживает меня, проходит смерчем из центра Галлактики, входит в мое тело где-то между лопаток, опускается все ниже и ниже, превращается в новую красно-огненную звезду и взрывается, выплескивая через тонкий канал длинной живой трубы свое пульсирующее содержимое куда-то вперед, куда-то вглубь тесного влажного теплого тоннеля. И это повторяется снова, и уже не так важен выбор, уже позади все условности, уже не так важно, чья рука направляет тебя в себя и кто в это время наслаждается твоим языком, кто сверху и неудобство позиции, уже светят первые лучи солнца, уже закончилась эта безумная ночь, а мы из последних сил пытаемся ее вернуть, но они уже на исходе, и мы изможденные засыпаем в объятиях друг друга, счастливо вдыхая аромат зарождающегося нового дня.
Вечер вне сессии
Сессия не располагает к хорошему настроению. Никогда. Вне зависимости от того, как ты учишься. И нервирует все: звонки родителей, замечания сестры, внимание молодых людей на улице. Короче, готова рявкать на каждого встречного. Тем более, когда за окном плюс двадцать пять, и ты вместо того, чтобы лежать где-нибудь на берегу, потягивая "Кока-Колу", валяешься в душной комнате и бороздишь безбрежный океан исторических исследований.
Закопавшись в учебниках и теряя последние остатки здравого рассудка над похождениями древних и не очень русичей, я чуть было не вышвырнула в окно внезапно заоравший пейджер.
— А, чтоб тебя разорвало! — В сердцах сказала я. — Ну кому еще неймется?
"Люди делятся на две категории", — глубокомысленно сообщил неизвестный абонент. — "Одни сдают сессию. Другие имеют привычку появляться не вовремя, но у них есть коньяк, расширяющий сосуды и улучшающий умственную деятельность. Коньяк есть у меня. Ну, так я зайду?"
Даже если б под этим сообщением и не стояло подписи, я б и так поняла, кто это. В принципе, как раз-то на него злиться причин у меня не было: он был друг-подружка. Причем внезапные появления уже стали его "фишкой". Он то пропадал на полгода, то напоминал о себе раз в неделю. Странный он мужик. Внешность у него — прямо скажем, не Ален Делон, но что-то в нем есть. И обаятельным умеет быть, зараза! Но надо признать: на меня он свой шарм старался не распространять. С какой радости — неизвестно.
Хитрый он. Его рабочий номер мне неизвестен, а дома он появится, наверное, ближе к полуночи. И не позвонишь.
— Ладно, придет — выгоню, — решительно сказала я и вернулась мыслями к учебникам.
Звонок в дверь застал меня на самом трудном абзаце. Мысли разбегались в стороны, и я поймала себя на том, что одну фразу перечитываю уже раз в пятый.
— Ты действительно не вовремя, — эта заготовленная фраза слетела у меня с языка уже когда я открывала дверь.
Он стоял, небрежно облокотившись на перила. Светло-зеленые брюки, белая рубашка… В одной руке — кейс, в другой — фляжка коньяка.
— Хорошо, не хочешь впускать меня, впусти его, — он встряхнул бутылку. — Только не говори мне, что во время сессии ты не пьешь. Все равно я оставлю коньяк у тебя, и долго ты с учебниками не проваляешься.
Он был прав. Заниматься историей, когда в пяти метрах от тебя стоит дагестанский пятизвездочный — дело гиблое.
— Тем более что там того коньяка — двести грамм. — Он прошел в комнату и поставил фляжку на стол. — Тащи рюмки, и лимон, если есть.
"Ну почему я не дала ему отпор сразу?" — Эта мысль преследовала меня, пока он легким жестом разливал коньяк.
— Прозит! — Он поднял рюмку. Чтоб все хорошее, в том числе и сессии, заканчивались быстро, а все хорошее, например, коньяк — растягивалось подольше.
— Ага… — сказала я и подумала про себя "Плакали сегодня мои занятия". — Ты извини, но я тебя скоро выгоню, у меня еще дел по горло.
— Не будь занудой, — улыбнулся он. — Иначе вылью коньяк прямо на тебя. Примешь, так сказать, кожным покровом. И потом оближу, чтоб не потерять ни капли этого замечательного напитка.
— У тебя столько нахальства не хватит.
Ох, зря я это брякнула! Он же только и ждал, когда я поддамся на его провокацию. Окунул палец в рюмку и, резко наклонившись, провел им по моей шее.
— Слушай, ну ты совсем охамел.
— Подожди, я еще не выполнил вторую часть своей угрозы.
Я и опомниться не успела, как он уже крепко держал меня за плечи. Его язык коснулся участка кожи за моим ухом и скользнул вниз. Я сначала хотела оттолкнуть, а потом неожиданно поняла, что мне это приятно. Даже слишком.
У меня из горла вырвался стон.
"Ну все, вот теперь никакие учебники мне не светят", — обречено подумала я, понимая, что уже не стою, а полулежу на диване, а его губы спускаются ниже, в то время как руки расстегивают легкую летнюю одежду.
Закрыв глаза, я чувствовала, как нежно и терпеливо он меня раздевает. Губами он действовал все смелее, перемещаясь по животу, лобку, а потом он раздвинул мои ноги и я почувствовала, как его горячий язык потихоньку касается самого запретного места моего тела…
— Еще, еще… — Боже, неужели это я? Ох, совсем пропала баба… Он ласкал меня все сильнее и сильнее, в какой-то момент я поняла, что если он сейчас остановится, я сама заставлю его продолжить.
— Господи, как хорошо… — Я никогда не думала, что он способен на такое виртуозное управление женским телом. Я сама двигалась навстречу ему, извивалась, разводила и снова сводила ноги, а его язык все так же продолжал играть со мной, заводя до предела.
Кончила я резко и сильно. Меня просто выгнуло от оргазма. Его голову я рефлекторно прижала к себе крепче, и не хотела отпускать до тех пор, пока не пройдет последняя судорога восторга.
— Возьми коньяк. — Улыбаясь, он протянул мне новую рюмку. — Помогает расслабиться.
— Разденься. — Я сама от себя не ожидала такого командного голоса. — Иначе я тебя просто изнасилую.
— Подожди. — Он резким движением опрокинул рюмку коньяка, выдохнул и снял рубашку. — Не спеши.
Я положила руки на его обнаженные плечи и закрыла глаза. Он опять опустил голову между моих колен. В этот раз он был намного жаднее. Он не просто ласкал языком, он пил меня, доводил до исступления снова и снова, руки скользили по моей груди, бедрам, ногам. Я кончила раз, другой, третий…
— Все, остановись! — Эти слова вырвались у меня совершенно неожиданно. — Возьми меня! Возьми!
… Мои руки лежат на его ягодицах. Я сама хочу направлять его движения, но он дразнит, входит в меня не полностью, а по чуть-чуть, и когда кажется, что сейчас я почувствую его до конца, он резко подается назад, и снова начинает меня дразнить.
— Ну, давай же, давай! — Я начинаю яростно двигать тазом навстречу ему, приближая оргазм. Но он сдерживается. А вот я — нет. Меня будто вращает в огромной центрифуге, разбрасывая в стороны звезды и галактики. Когда эта карусель прекращается, я открываю глаза. Он нежно касается моей щеки.
— Не спеши… Какая же ты все-таки торопливая…
Теперь он входит в меня намного резче. Я вскрикиваю и через пару движений снова уплываю в космос. Он целует мои губы, и я отвечаю ему с какой-то дикой страстью. Он движется все быстрее, его ладонь сильно сжимает мою грудь…
Кажется, в этот раз я просто на пару секунд потеряла сознание. Его губы касаются моего соска, и я благодарно глажу его по волосам.
— У нас еще остался коньяк?
— Коньяк-то еще есть, — он протягивает мне фляжку. — Но… Понимаешь, дело в том, что мы тут немножко набезобразничали.
Я слежу за его взглядом и начинаю смеяться. На моих конспектах лежит опрокинутая рюмка.
— Ничего… Теперь они будут пахнуть романтичным свиданием.
— Ты не устала? — В его голосе слышится какой-то мальчишеский азарт.
— А ты еще на что-то способен? — Подзадориваю его я, хотя и так понимаю, что способен, да еще как!
В окно врывается легкий ветерок, обдавая наши тела свежим дыханием. Я кладу ноги ему на плечи и не отрываясь смотрю в его глаза. И мир снова начинает вертеться перед моими глазами.
… А на полу, шелестя мокрыми листами, лежит тетрадка, благоухающая коньяком.
Вечер для двоих
Мы решили, что сегодня у нас снова будет особый ужин. Я всегда любила смотреть в твои красивые глаза и видеть в них маленькое пламя свечей, стоящих на столе.
Итак, затратив на все приготовления к ужину уйму времени, у меня еще была возможность привести себя в порядок. Со спокойной душой я удалилась в ванную комнату, чтобы принять освежающий душ. Сняв одежду, я осталась в одних трусиках. Я включила воду и ловко отрегулировала ее температуру до нужной. Повертевшись перед зеркалом для изучения своего тела (как будто видела его в первый раз!), я быстренько скинула трусики и шагнула под душ. Как приятно было очутиться под падающей водой, расслабляющей и освежающей немного уставшее тело. Я, закрыв глаза, наслаждалась чарующей свежестью.
— Было бы здорово, если бы ты присоединился ко мне, — крикнула я.
Дверь в ванную открылась. Немного повозившись за ширмой, ты отодвинул ее и залез в ванну.
— Вот и я. Заждалась?
Я повернулась к тебе лицом. Ты с интересом наблюдал, как струйки воды стекают по моему телу вниз. Я подняла над головой руки и медленно покачала бедрами, исполняя, известный только мне, танец.
— А как ты думал? Конечно же, заждалась.
Ты шагнул ко мне, обнял за талию и притянул к себе. Откинувшись назад, я смотрела на бесконечные струйки воды, стекавшие вниз по твоим крепким плечам. Я обняла тебя за шею. Наши губы слились в страстном поцелуе.
— Я готов съесть тебя прямо сейчас, — улыбаясь, сказал ты.
— У нас все еще впереди, — тихо ответила я. — А сейчас просто целуй меня.
Мы целовались, стоя под своеобразным маленьким водопадом. Ты все же сказал, что это лучше сравнить с летним дождем, а мы, двое безумно влюбленных, его не замечаем…
Ты не стал подавать мне полотенце, а сам, с присущей только тебе нежностью, обтер мое тело.
— Подними руки.
Я завела руки за голову и, закусив нижнюю губу, покачала бедрами. Ты на мгновение замер, потом покачав головой, усмехнулся:
— Если будешь вести себя так, то я не смогу долго сопротивляться твоим чарам.
Ты укутал меня в большое полотенце и понес на руках в спальню. Положив меня на кровать, ты сказал, что ждешь меня, и вышел из комнаты.
Я немного осушила волосы полотенцем и направилась к шкафу. "Так, что тут у нас есть?" Я выбрала свои любимые джинсы в обтяжку и легкую кофточку. Посмотрев в зеркало, я послала сама себе воздушный поцелуй и вышла из спальни…
Когда я зашла в комнату, ты сидел на диване. Несмотря на то, что по телевизору показывали какую-то спортивную передачу, ты явно скучал. Я подошла к тебе и села на колени, ты обнял меня за талию.
— Ну что? Пойдем? — спросила я, зачесывая назад твои волосы. Ты прижался щекой к моей груди.
— Пошли.
Ты, взяв меня за талию, повел за собой на кухню. Надо отдать должное быстроте, с которой мы накрыли стол.
Теперь я смотрела в твои глаза, ты сидел напротив. Играла тихая музыка какого-то радио, мягкий свет свечей разогнал темноту по углам комнаты. Мы обменивались шутками, ловили на себе взгляды друг друга, обсуждали песни. Чарующе искрилось наливаемое в бокалы шампанское. Легкое опьянение только добавляло романтики.
— Иди ко мне, — сказал ты, улыбнувшись.
Держа бокал в руке, я, немного покачиваясь от выпитого шампанского, подошла к тебе. Ты усадил меня к себе на колени и стал кормить как маленького ребенка. Не буду скрывать, что мне это очень нравится. Обхватив тебя одной рукой за шею, второй я гладила тебя по щеке, сливаясь время от времени с тобой в легком поцелуе. Мы пили из моего бокала, заполняя его время от времени, когда он опустеет. От шампанского мои щеки просто горели, становилось немного жарко.
— Подожди я сниму кофту, — сказала я.
— Я тоже хочу скинуть лишнее!
— Тогда помоги мне сначала.
Я подняла руки, а ты снял кофту, ставшую теперь для меня лишней. На мое лицо упала прядь волос, закрывшая его от тебя.
— Ты прекрасна, — убрав возникшую между нашими глазами преграду, сказал ты.
— Спасибо. Ты тоже красив, — я подарила тебе еще один поцелуй.
Поцеловав меня в плечо, ты спускался ниже и каждому сантиметру моего тела дарил поцелуй. Добравшись до груди, ты стал ласкать языком мои набухшие сосочки. Свободной рукой я расстегивала твою рубашку, надеясь быстрее добраться до твоего тела.
— Подожди я расстегну ее.
Ты прекратил свои ласки, дав возможность спокойно расстегнуть пуговицы. Я даже немного пожалела, что приходится пожертвовать ласками. Я встала на ноги, немного пошатывалась, но ты удерживал меня за талию. Я скинула с твоих плеч рубашку. Ты отпустил меня и сам снял ее полностью. Твои руки обхватили меня за попку и притянули ближе.
Я села к тебе на колени, лицом к лицу. Твои губы настойчиво требовали моих губ. Мои руки играли с твоими волосами, превращая твою прическу в хаос.
Когда ты встал на ноги и направился к дивану, я прижалась к тебе всем телом. Ты уложил меня на диван, освободив тем самым свои руки.
Расстегнув молнию, ты снял с меня джинсы. На мне остались только трусики. Наверное, вид моего, практически полностью, обнаженного тела, был последней каплей. Приподняв голову, я смотрела как с себя спадает оставшаяся одежда. Это здорово возбуждало, и мои руки уже ласкали мои груди, опускаясь на живот и ниже. Зная, что тебе нравится самому снимать с меня трусики, я решила тебя немного поторопить. Мои руки достигли трусиков и начали увлекать их за собой вниз.
— Оставь их.
Твой голос только замедлил мои действия. Я продолжила, но снять их мне самой не удалось — ты сам обнажил мою киску и прильнул к ней.
Новая волна ощущений прокатилась по моему телу. Твой ловкий язык раздвигал мои губки, проникая в меня все глубже. Мои пальчики уже теребили сосочки, возбуждая меня с каждой такой лаской все сильнее и сильнее. Твои губы обхватили мой клитор. Посасывая, ты сдавливал его губами и дразнил кончиком языка.
Оторвавшись от моей киски, ты целовал меня в губы. Мой аромат прекрасно чувствовался на твоих губах. Ты покрывал поцелуями мою шею и плечи, что-то нежно шептал мне.
Мое тело еще сильнее запылало от внутреннего огня, когда, практически одновременно, ты слегка сдавил губами мочку уха, а свободной рукой стал изучать мою киску. Ты водил пальцами по моим губкам, изучая то, что тебе было уже известно. Гладя мои бедра, ты поднимался выше, начинал ласкать живот, грудь. Я двигалась навстречу твоим нежным рукам.
Я перевернулась на живот, а ты освободил мою шею от ниспадающих волос моей прически. Твои руки изучали шею, постепенно переходя на мои плечи и спину. Находясь на пике блаженства, я с жадностью ловила каждое твое прикосновение к моему телу. Я поднялась на колени и прогнулась, подставляя для твоих ласк свою попку. Но уделив ей внимание, ты снова перевернул меня на спину.
Наверное, теперь мои глаза выдали все мои желания. Ты развел в стороны мои ноги. Положив руки на мои колени, ты начал скользить по моей коже. Когда ты добрался до моей груди, своими губками я ощутила, что ты уже слишком близко и собираешься войти в меня.
Подразнив немного мои влажные губки близостью своего члена, ты раздвинул их и плавно вошел в меня. Ты начал свои движения, то убыстряя, то замедляя их. Ты отдалял самый сладкий момент, к которому мы оба стремились на протяжении всего вечера, всего лишь для одной причины. И ты не спешил, делал иногда остановки, стараясь вместе со мной одновременно достичь кульминации.
Неизбежное всегда приходит, и волна оргазма унесла меня вместе с тобой на недостигаемые ранее высоты…
P.S. Ты признался, что это был один из самых лучших вечеров в твоей жизни. В моей тоже…
Вечер
Вечер… Август… ты сидишь на лавочке возле клуба… казалось бы, совсем ничего не предвещало интересный вечер. Тебя обнимает Кирилл, и тихо говорит тебе… " милая, ты сегодня замечательно выглядишь…!"
Ты улыбаешься и думаешь… "… надо было пойти переодеться…". Он приглашает тебя и твою подругу завтра на праздник… ты живо соглашаешься…
Но вдруг, звонит мобильный… как хорошо, что придумали такое средство связи… ты отвечаешь и слышишь до боли знакомый и милый голос… " Ты где?", ты отвечаешь… "В клубе…".
И в этот же момент тебя пронизывает невероятная волна приятного волнения, и каждая клеточка твоего прекрасного загорелого тела ощущает прилив приятного возбуждения… ты сразу же на миг себе представляешь, как он подходит к тебе ссади, обнимает и шепчет нежно на ушко… "Привет солнышко, как долго мы не виделись, теперь мы не расстанемся никогда… "
Но тут же ты, немного помечтав, опускаешься на землю, и радостно говоришь Лене, что сейчас придет Владик…
И вот, наконец, он пришел… с другом Антоном. Мы пошли пить пиво… шли быстро, неизвестно куда… ты и лена как всегда весело о чем-то беседовали, иногда прерываясь на разговор с Владиком и Антоном…
Пришли… ничего такое место… и музыка тоже симпатичная… подхватив мотив известной песни ты подпеваешь…
Принесли пиво с чипсами, начались разговоры… смех… двусмысленные взгляды недавно познакомившихся молодых людей…
Еще пиво… и всем уже хорошо… разговоры поживее… ты закуриваешь сигарету… думаешь исключительно о нем, представляешь, как он тебя обнимает… но почему-то продолжаешь думать о том, что он смотрит только на Ленку…. "Какая чушь!", говорит тебе подруга… "он ведь твой Поклонник, а не мой… "
И ты, подсознательно зная, что это так, все еще не веришь своему счастью… неужели такое возможно… такой видный парень… ах… ты вся цветешь… после третьей бутылки пива… уже совсем хорошо…
Все решают пойти пройтись… как всегда на море…
Идем… ты идешь за ручку с Леной… болтаем… ты все время твердишь… о, боже как он мне нравиться, наверно я влюбилась…
Лена тихо улыбается… и искренне радуется за подругу… но что-то внутри против этого увлечения… ведь она сама очень нежно и ласково любит Олю… но подруге сейчас это слушать не очень-то хочется… ну да ладно… лишь бы Оля была счастлива…
Море… сели на лавочку… тепло… один из последних августовских дней… как хорошо на море ночью… луна… тихо плещется вода у берега, и так спокойно на душе когда смотришь на море… ночью оно особенное…
Решаем идти купаться… разделись… вода просто супер… как приятно когда вода ласкает твое голое тело… ты ощущаешь на себе ласковую прохладу воды… если бы ты была одна… ты бы поддалась соблазну и поласкала бы рукой свое тело… и нежно… закрыв глаза ты представляешь, как Вы занимаетесь любовью… он целует твои влажные губки, нежно проникая в тебя язычком… ты отдаешься вся этому нежному всепоглощающему чувству… но потом ловишь себя на мысли что ты не одна… и продолжаешь плыть…
Кувыркались, плавали, дурачились…. решили что холодно… пошли на берег… по пути на берег ты хватаешь Ленку за руку и говоришь… "прикинь нифига…", но подруга тебя успокаивает, еще не вечер… она оказалась права…
Сохнем… какое же все-таки замечательное море ночью… тихо… где-то вдали одинокий маяк… как иногда хочется уплыть туда, далеко, далеко от всех…
Потихоньку замерзаем… по телу пробегают непослушные мурашки… и тут наступает щекотливый момент… все начинают друг друга греть… в конечном итоге… Владик вместе с Олей садятся на лавочку и начинают обниматься…
Ты не веришь своему счастью… он рядом с тобой, долгожданный Владик… он нежно обнимает тебя… и ты отвечаешь ему взаимностью…
Твои руки обнимают его за плечи, а губы сливаются в нежном и страстном поцелуе… он робко и осторожно ласкает твои губы языком, целует каждую клеточку твоего лица… твои глаза, брови, уголки рта…. ты при этом немножко постанываешь и растворяешься полностью в его нежных ласках…
Но есть еще двое, которые здесь совсем лишние… и не интересны даже друг другу… потихоньку одевшись… они прощаются с любовной парой и уходят домой… думая каждый о своем…
Море… ночь… любовь… а может просто увлечение?… Ты молча сидишь и смотришь в его карие глаза и пытаешься найти в них хоть что-то родное для тебя…
Но в этих красивых глазах только юная нерешительность и страстное желание сделать что-то безумное…
Ты безмолвно… взглядом или легкими небрежным жестом говоришь ему… я твоя… бери… ну чего же ты мой маленький мальчик…
Поцелуй… ты целуешь, страстно играя язычком у него во рту… ты хочешь любви и нежности… он обнимает тебя все крепче…
Холодно… ты садишься на него и обнимаешь его за шею… ты чувствуешь как завораживающее и волнующее тепло распространяется у тебя по телу и медленно опускается… к низу живота… о, господи как же ты возбуждена… ты хочешь чтобы он вошел в тебя… прямо сейчас… ты хочешь ощутить его в себе…
Сжимаешь колени… прижимаешь их к его талии… страстно целуешь его губы… ваши языки сплетаются во рту… ты страстно сосешь его язык своими губами… издавая при этом легкий стон… ты желаешь его…
Боже… почему… он такой нерешительный… он предлагает пойти покупаться… море… тепло… но не долго т. к. надо идти… жаль… ты расстроена… а быть может все так и должно было быть…
Идем… дорога… ночь… как же прекрасно ходить на море ночью…
Молчим… такси… а вот и дом…
Пока… увидимся… до встречи… и маленький чмок в щеку на прощанье…
Ну почему же ты такой нерешительный…
Взрослая попутчица
Она мастурбировала, это было совершенно точно. Совсем рядом со мной, на расстоянии вытянутой руки, на соседней полке погружённого в темноту купе… Её прерывистое дыхание переходило в едва слышный стон, почти неотличимый от выдоха.
Я проснулся всего минуту назад, но меня уже трясло от возбуждения. "Красная стрела" бесшумно мчалась в Питер, в купе светились только индикаторы на двери, а на полке напротив меня зрелая женщина сорока с чем-то лет тайно ласкала себя… Я её уже невыносимо хотел и боялся пошевелиться, чтобы не спугнуть. Её зовут Людмила, кажется?
Мне даже было почти всё равно, как она выглядит. Я помню, что у неё длинные волнистые волосы, карие глаза и пухлые губы. Брюнетка, невысокая и чуть полная: помнится, беседуя с нею в купе вечером, я изо всех сил старался не пялиться на её пышную грудь. Ммм, смять бы её сейчас покрепче и почувствовать в ладонях эту прохладную нежную кожу.
Наверное, она сейчас развела ноги в стороны, запустила правую руку в трусики и ласкает там свои мокрые губки. А может быть, даже и крутит свои соски левой рукой… Интересно, какие на ней трусики и во что она вообще одета? Когда я вернулся в купе перед сном, Людмила уже лежала под одеялом, так что я помню только рукавчик то ли футболки, то ли ночнушки…
Дрожа от волнения, я протянул руку под столом и коснулся соседней полки. Мягкий матрас покачивался, чуть касаясь моих пальцев — значит, я прав, и Людмила ласкает себя прямо здесь, передо мной. Её тело было совсем рядом с моей рукой, мне казалось, что я чувствую едва заметное тепло её кожи.
Я потянул руку назад, как вдруг её рука опустилась мне на пальцы и Людмила чуть слышно вскрикнула от неожиданности. Я отдернул руку и замер на мгновение — чёрт, она поняла, что я тянул руку к её матрасу! Что она теперь думает? Что делать?
Я приподнялся, сел и тихонько позвал: "Людмила! Людмила… " Она молчала. Наклонившись и нащупав её руку в темноте, я погладил её пальцы, провёл ладонью по всей руке. "Люда… " Прохладная кожа её руки будто жгла мои горячие ладони. Я помассировал её руку, пользуясь тем, что она совершенно не сопротивляется, а потом запустил руки под одеяло.
Когда я коснулся её голого живота, она заметно вздрогнула, но всё равно молчала. "Люда… " я сглотнул комок в горле. "Люда, я хочу тебя. " Теперь говорить было легче и проще. "Я хочу тебя прямо здесь и сейчас…", прошептал я и погладил её по животу. Повёл рукой выше, почувствовал край футболки и запустил ладонь под футболку…
Ещё выше, и вот моя ладонь уже обхватила снизу её правую грудь. Тяжелую, нежную грудь взрослой женщины — я почти задыхался от удовольствия. Людмила всё молчала. В темноте я не видел её лица, но представлял себе, что она смотрит прямо на меня. Я слегка смял её грудь, нащупал второй рукой другую грудь и сжал её прямо сквозь одеяло. Чуть слышный выдох был мне ответом.
Затем мягкая ладошка обхватила меня за запястье и сжала. Люда не пыталась убрать мои руки, она просто легко держала меня, и я воспринял это как приглашение продолжать. Я ещё раз собрал в ладони и смял её груди — послышался тихий стон, а теплая ладошка благодарно стиснула моё запястье.
Я пустил руки в ход и стал исследовать её прекрасные груди как следует — приподнимал их, сжимал, чуть вращал и гладил. Людмила тихо стонала и возбужденно дышала в ответ… Я нашёл её сосочки и покрутил их, помассировал, как упругие ягодки. Я чувствовал запах горячего женского тела и этот аромат сводил меня с ума.
Правой рукой я нащупал её трусики и запустил ладонь прямо туда. Там было пушисто, горячо и влажно. Упругие кудряшки её лобка щекотали мою ладонь, пальцы смочились соком влагалища, который чуть ли не стекал по её ногам. Я погладил её влажные губки всей ладонью и почувствовал, как мой член почти звенит от напряжения. Пальцы сами утонули в мокрой глубине, и я с удовольствием погрузил их ещё глубже, наслаждаясь доступностью незнакомой женщины.
Людмила замерла и ждала, что будет дальше. Я стянул с неё одеяло, нагнулся и поцеловал её в плечико. Затем в шею, щечку, и наконец нашел губы. Наш поцелуй оказался немного сумбурным, но в конце концов мы вошли в общий ритм и неловкие касания превратились в жаркий и нежный поцелуй. Ах, какое это удовольствие — целовать взрослую, незнакомую женщину, отдающуюся так страстно!
Я задрал на ней футболку, взялся за её прелестные груди и наконец-то смог коснуться их губами. Горячие большие соски отзывались на мои влажные прикосновения и напрягались всё сильнее. Когда они совсем затвердели, я ещё раз поцеловал Людмилу в губы и занялся её трусиками.
Аромат ухоженного женского тела пьянил меня, я неловко нащупал тонкую резинку её трусиков и потянул её вниз. Медленно, с удовольствием высвободив её ножки, я поднёс трусики к лицу и вдохнул их запах, пользуясь тем, что она не видит этого в темноте. Манящий естественный аромат окончательно свёл меня с ума — я хотел полностью погрузиться в этот вкусный поток.
Я подхватил Людмилу за нежную пухлую попу и уложил её на полке по диагонали. Одна ножка свесилась, а вторую Люда поставила на край полки. Я развинул её ноги пошире, опустился на колени и приник лицом к её влажной промежности. Языком нашёл влажные губки и стал исступленно ласкать их, погружать язык в сладкую глубину и теребить капюшончик клитора.
Людмила сначала попробовала оттолкнуть меня, но потом расслабилась и стала дышать чаще. Я ласкал и ласкал её, желая услышать её стоны и доставить ей столько удовольствия, сколько могу. Стоны не заставили себя ждать, особенно когда я погрузил палец в её влагалище и принялся гладить переднюю стеночку.
Я ласкал и теребил её нежные губки, массировал языком клитор и вводил палец в её горячее влагалище. Людмила стонала всё громче и громче, заставляя меня стараться ещё сильней. Её ножки обвили меня за шею, я гладил нежные складочки на её животе и растирал её грудь свободной ладонью. Мой нос с удовольствием вдыхал горячий жар её тела, погружаясь в завитки волос лобка почти полностью.
Людмила стонала, а её влагалище будто дышало и двигалось… Сочные стенки сжимали мои пальцы и пульсировали, влага стекала по бёдрам на попу и вниз, мой рот был весь полон её сока и мой язык уже немного устал от непрерывного движения. Я наслаждался податливостью и покорностью взрослой женщины, дарил ей ласки и получал от этого удовольствие ничуть не меньшее, чем она сама…
Она вдруг сжала мои плечи, вскрикнула громче и испустила длинный, всхлипывающий стон… Я с нескрываемым удовольствием несколько секунд прислушивался к этому протяжному стону, пока он не закончился. Людмила прерывисто дышала и вздрагивала от моих случайных прикосновений. Я встал, нагнулся над ней и поцеловал её.
Она отвечала на поцелуй устало, но очень нежно. "Иди сюда, ", вдруг прошептала она и потянула меня за пояс. Я стянул с себя шорты и трусы, подхватил её ноги под колени и положил себе на плечи, а затем приложил изнывающий от возбуждения член к её влажным губкам. Чувство неверотяного удовольствия охватило меня — нежная, послушная женщина в моих руках в темном купе вагона готовится принять внутрь мой член. Член скользнул вглубь и я почувствовал горячую влагу на своих бёдрах.
Я сделал толчок поглубже, ощутил упругие стеночки и стал ритмично вводить член всё сильней и сильней, наслаждаясь каждым движением. Мои бёдра касались её нежных и полных бёдер, руки поддерживали её ноги на моих плечах, она стонала и гладила меня ладошками по бёдрам. Я вонзался в неё, представлял себе её всю и получал необыкновенное удовольствие.
Через некоторое время я устал держать её ноги на плечах и перевернул её на полке попкой к себе. Она стояла, почти упёршись головой в угол, а я встал на пол и крепко взял её за бёдра, насадив на свой член. Так, казалось, я входил в неё ещё глубже и ещё сильнее. Она подмахивала мне попой, насаживаясь на мой ствол и чуть вращая бедрами, чтобы мне было приятнее. Я гладил её ноги и спину, и не упустил случая провести пальцем по упругому колечку ануса. Оно было всё влажное от влагалищного сока и приятно сжалось от моего касания.
Ещё несколько толчков и я бурно кончил прямо в неё, чувствуя, как упругие горячие струи брызжут из головки члена прямо во влажную мякоть женского лона. Я насадил её как можно сильнее, чтобы почувствовать упругие стенки влагалища всей длиной члена, пронизить её всю. Людмила терпеливо ждала, пока я отдохну и покину её влажное отверстие.
Я вынул свой уже чуть обмякший член и сел на край полки рядом с ней. Он был весь мокрый и будто опустошенный. Людмила улеглась на бок и, видимо, просто тихонько лежала, отдыхая. "Красная стрела" мчалась сквозь ночь, а я никак не мог прийти в себя. Я погладил женщину по обнаженному бедру: "Это было прекрасно, Люда… Просто удивительно… Спасибо. "
"И тебе", прошептала она. Я всё не мог перестать гладить её тело, её волосы, ласкать её нежные груди. Через несколько минут я почувствовал нарастающее возбуждение и мой член снова встал. Людмила почувствовала это, мы занялись сексом ещё раз, и так и уснули вместе на узкой полке.
Утром Людмила улыбалась, но почти совсем со мной не разговаривала. Вся моя храбрость улетучилась и я чувствовал себя нашкодившим школьником перед лицом нестрогой учительницы. Когда "Красная стрела" примчалась на Московский вокзал, мы не обменялись никакими контактами и расстались, но Людмила надолго поселилась в моих фантазиях.
Взрослые игры. Часть 1
Наконец-то я встретилась с тобой, чтобы поиграть. Ты ведь знаешь как я люблю играть в взрослые игры? Ты кончил моментально, я даже не успела снять с себя одежду…
Мы после первого оргазма полежали несколько минут, потом сняв с меня чулочки на руках относишь в ванну, где мы вместе примем душ и завернув меня в полотенце относишь меня на кровать, ты хочешь чтобы я снова надела чулочки и трусики, я надев их лежу перед тобой, твой член начинает наливаться, я замечаю это и пытаюсь дотянуться до него губами, но ты отстраняешь меня, ты хочешь другой игры.
Требуешь, чтобы я привстала и завязываешь мне глаза, требуешь грубым, хриплым, от нарастающего возбуждения голосом — Быстро на живот, руки вперёд. Я чувствую как на моих запястьях затягивается твой ремень, я затихаю. Не зная что меня ждёт впереди, и хотя всё сделано грубо, но боли не было. Я опять слышу твой хриплый голос который требует — Быстро встала раком и руки к ногам ближе. Я пытаюсь что-то спросить, но получив шлепок по попке быстро выполняю приказ и чувствую как мои ноги и руки связываются вместе. Потом снова слышу- Спину прогнула! Ты видишь прекрасную картину, я стою раком выпятив свою попку, мои ягодки разошлись, бёдра раздвинуты, а трусики приспущены до середины бёдёр, губки моей киски немного разошлись, открыв розовые внутренние складочки, мои ягодички от неизвестности покрылись пупырышками, но я чувствую твоё возбуждение, оно витает в воздухе, и поэтому ты видишь кок мои внутренние губки начинают блестеть от начинающейся выделятся смазки, ты наклоняешь своё лицо ко мне и шепчешь: не бойся милая, твои губы прикасаются к моим ушкам, шейке, я чувствую своей кожей твоё горячее дыхание, твои руки начинают игру с моей грудью, поглаживают бёдра, ягодички, пробегаются по губкам киски, от этих ласковых прикосновений моя киска увлажняется ещё больше, и раздвинув их, видишь там в розовой глубине, блестящую чуть мутноватую мою жидкость любви, мой чудесный аромат ударяет тебе в нос, но ты хочешь чтобы я всё это видела и ты и сняв со стены зеркало устанавливаешь его на кровать, а потом сняв с моих глаз повязку поправляю его так, чтобы всё что видишь ты видела и я, И я вижу себя стоящей раком связанной и беспомощной, вижу как пальцы твоих рук исследуют каждую складочку моей киски, раздвигают, её губки проходятся вокруг клитора, погружаются в неё раздвигают вход во влагалище и с хлюпаньем выходят из него, как прервав игру с киской руки играют с моей попкой; сжимают, раздвигают мои ягодички, нежно шлепают по ним, пальчики поглаживают колечко ануса, я хочу, чтобы они чуть раздвинули его, расширили, но там всё сухо и тебе не хочется делать мне больно, твой рот от всего этого полон слюны и ты тихонько прильнув языком к этому колечку смачиваешь всё слюной. Слюна стекает вниз и смешавшись с соком истекающим из моей киски капает вниз на мои полуспущенные трусики. От всего этого я начинаю увлажняться ещё сильнее, а на кончике твоего уже стоящего колом члена начинает выделятся смазка, которую я вижу и хочу слизнуть и ты великодушно мне это разрешаешь встав так, чтобы твой член оказался у моего ротика, я высовываю язычок и провожу им по головке члена.
От прикосновения ты вздрагиваешь и издаешь протяжный стон, я еще раз облизываешь головку. О, боже! Как это приятно! Я приоткрываю свой ротик и головка члена скрывается в нем. Потом начинаю легонько посасывать ее, как будто это леденец на палочке. Ты снова мычишь и закрываешь глаза от наслаждения, но затем опять открываешь их, чтобы видеть как твои руки играют с моей киской и попкой; три пальца твоей руки скрылись в глубине моего влагалища и хозяйничают там, вращаются, пытаются дотянутся до матки и чувствуют два пальца другой руки вошедшие в мой анус до своей середины и нежно пытаются растянуть его раскрыть и тоже чувствуют через тонкую перегородку другую руку. Мой ротик в это время играет с твоим членом, облизывает его, сжимает губки и ты начинаешь вгонять сам тебе в ротик, мой язык сопротивляется ему когда он входит в ротик и пытается удержать его прижимая к нёбу когда он выходит из ротика, мой ротик переполнен слюной и твоей смазкой которая стекает по краешкам губ и капает вниз, я открываю глаза вижу всё это в зеркале; твои руки в моей киске и анусе, твой член у себя во рту и снова закрываю глаза. А ты продолжаю ебать меня в ротик и работать руками во всех моих дырочках, твои губы целуют мою шею, спину и ты только хрипишь и мычишь от наслаждения, из моей киски уже не капает а течёт мы слышим только твои стоны, хрипы, хлюпанье моей киски, шлепки твоих яиц об мой подбородок, мои приглушённые членом стоны, даже не стоны, а всхлипы. Ты чувствуешь, что еще немного, и ты кончишь! Кончишь так, как не кончал никогда! Потому что еще никто так не отсасывал у тебя! Я, не переставая, стону от удовольствия. Судороги оргазма начинают трясти моё тело, пальцы твоих руки сжимаются моими содрогающимися в оргазме влагалищем и анусом.
Наконец твой член выстреливает зарядом спермы, такого количества во второй раз из тебя не извергалось никогда, я не успеваю её проглатывать, и она стекает у меня по уголкам губ на подбородок. Твои руки судорожно обнимают меня и издав звериный вопль просто сползаешь вниз. Но через несколько секунд открыв глаза ты целуешь мои губы, моё тело подарившие тебе неземное наслаждение, освобождаешь меня от всех этих пут и мы тяжело дыша просто лежим рядом, твоя рука лежит на моей и ты знаешь, что это ещё не конец этого дня…
Воспоминания
Полутемная маленькая комната, наполненная ароматом восточных курительных благовоний.
Тихая, восточная музыка. Очень спокойная, почти убаюкивающая.
Белоснежная кушетка в середине комнаты.
И загорелое, блестящее от масла тело на ней.
Она лежала, закрыв глаза и вспоминала, как сорок минут назад только вошла в турецкую баню.
Традиционное приветствие: "Мерхаба!"
Еще в купальнике, ярко-голубом, под цвет турецкого неба.
Как обернулась полотенцем, белым и пушистым, поданным ей смуглым, симпатичным и улыбчивым турком.
Как он проводил ее в большой мраморный зал, с огромным круглым возвышением в середине, наполненым паром.
Попросил снять полотенце, собрал волосы в высокий пучок на затылке и уложил на это возвышение.
Как она вдыхала этот неповторимый запах влажного и теплого пара, смешанного с запахом душистого мыла.
А кожа сначала влажнела, а потом начала покрываться мелкики капельками влаги и розоветь от тепла, исходящего от нагретого камня.
А она лежала, закрыв глаза, наслаждаясь теплом и тишиной, которую нарушал только звук воды, падающей в одну из ниш в стене.
Как вернулся банщик и растер ее тело сначала жесткой варежкой, заставившей кожу покраснеть и гореть, как будто ее обдали кипятком. А потом прошелся по ставшей такой нежной коже тончайшей белой мочалкой, оставляя на теле огромные хлопья пены.
Так, что она стала похожа на большой сугроб.
Как потом обдал ее тело, лениво лежащее на нагретом камне, теплой водой с розовым маслом, смывая пену мыльным водопадом. Снова завернул в полотенце и отвел ее вот сюда, в эту полутемную комнату. Где еще один турок (как они похожи друг на друга, маленькие, смуглые и с красивыми белоснежными улыбками) снял с нее влажное полотенце и уложил ее на застеленную пушистым махровым полотенцем кушетку. Она улеглась на живот и тут же почувствовала на спине его гибкие, теплые руки. Он потянул за тесемку лифа купальника, развязывая его.
Попросил перевернуться на спину и снял с нее верхнюю часть купальника. Теперь в темноте отчетливо выделялись белые, не загоревшие треугольники на груди с розовыми, а сейчас почти коричневыми сосками в середине. И снова перевернул ее на живот.
Первые капли подогретого и пахучего масла упали на ее спину. Вызывая у нее мурашки на коже. Наверное, в прошлой жизни она была толстым и ленивым персидским котом, которого хозяин любил гладить по спине, а кот тихо мурлыкал в ответ. Потому что от прикосновения к ее спине она испытывала почти те же чувства, что и кот от поглаживания хозяина — лежала и таяла, и хотелось мурлыкать и выгибать спину навстречу руке, прикасающейся к ее спине.
Лежала, закрыв глаза и вдыхая запах благовоний, к которым теперь примешивался терпкий, сладковатый запах массажного масла: немного миндаля, опять запах роз, дерева, бергамота, лимона и еще чего-то:
Он размазал масло по спине, спустился вниз, к ягодицам, символически прикрытым стрингами купальника.
И еще ниже, по ногам, обмазывая каждую маслом.
К ее ступням.
Взял каждую по очереди в свои руки и помассировал каждый пальчик по очереди.
Снизу вверх.
Прошелся по своду стопы ребром ладони.
Не щекотно, а безумно приятно, когда теплые руки с легким нажимом скользят по своду стопы, от пальчиков к пяточке. И то же самое с другой стопой.
Она еще подумала, что массаж ног — это самое приятное в массаже. И как бы сейчас она хотела почувствовать на своей коже другие пальцы, такие же нежные и требовательные.
А ловкие пальцы двигались по масляной коже ее ног: щиколотки, икры, бедра. Находя и разминая каждую разогретую мышцу. Оставляя за собой ощущение безумной легкости и тепла.
Осторожные поглаживания ягодиц, с легким нажимом. На грани массажа и прикосновения любовника.
Пересекают узкую полоску трусиков-стрингов, переходя на спину.
Продолжая разминать ее.
Пальцы скользят вдоль позвоночника, по талии, по бокам, втирая масло в кожу, ставшую такой чувствительной и тонкой после обдирающей варежки.
Собирают кожу в складочки, вбивают подушечками пальцев масло.
Осторожно массируют плечи, обращая на них особое внимание.
Массируют так, что заставляют ее сдавленно постанывать от удовольствия.
Переходят на ручки, как бы облизывают их по всей длине. Не забывая каждый пальчик. Каждый по очереди. И ладошки.
Переворачивают ее на спину.
Снова спускаются к ее ногам, массируя теперь уже верхнюю поверхность ножек. Но здесь прикосновения больше похожи на легкие поглаживания. Почти невесомые прикосновения к подрагивающему от дыхания и сердцебиения животу и груди.
Завершающее прикосновение к шее. Снизу вверх. Последнее, ставящее невидимую точку.
Остается лишь подать полотенце и купальник.
Она заматывается в полотенце и улыбается массажисту.
— Тешекю! Bye!)))
— Bye!)))
И она уже знала, что обязательно еще раз придет сюда.
Воспоминания о первой любви
Незнаю как всё-таки произошло знакомство с моей первой любовью.
Однажды придя домой, даже не помню от куда вобщем не важно(где-то я был с друзьями) открываю дверь, а передомной стоит девчёночка лет 13-ти(а мне было наверное где-то около 18), такая хрупкая очаровательная с белоснежной улыбкой и с веснушками, и говорить:
— Ой, здраствуй, а я тут к твоей сестре зашла, мы с ней учимся в одном классе узнать по поводу домашнего задания, а то я тут пропустила урок зашла узнать что задали. Меня Мариной зовут.
— А меня Ляксеем.
Вроде было так я уже и не помню, я про неё вроде как и забыл после этого случия. Потом я ушёл армию. Служил я в своем городе(в Питере)недалеко от дома. И как следствие частенько, раз в неделю, появлялся дома, а Маришка появлялась, как оказалась, частенько у нас дома, мне правда было не до неё. Я приходил домой переодевался, мылся и сваливал к друзьям, или они приходили ко мне. Мы частенько с друзьями(у меня их двое Валерка и Лёнька)собирались у меня в комнате врубали музычку, пили пиво или водочку, играли в карты вобщем раслоблялись как могли.
Однажы придя в увал я пошёл мыться(дома я как думал никого нет)помылся и в чём мать родила выхожу из ванны (оказываеться пока я мылся домой пришла сеструха с подружками), а передомной стоит Маришка с кружками:-Ой, а я за чаем иду……
Меня блин чуть кондратий не хвотил, я прикрылся и быстренько в комнату полетел как ошпаренный, красный рак(надаж так влип а…), а она только слегка покраснела и пошла на кухню.
А после армии я устроился охранником, в одну конторку, и ночами охранял какую-то стройку, уже не помню какую, домой приходил утром и заваливался спать. Потом от туда ушёл и усроился в ВОХР и дама вроде стал появляться чаще, а к этому времени прошло гдето года два.
И вот както однажды был день рождения сеструхи 15 лет ей исполнилось, а гости были одни её подружки среди них была и Маришка. И мне пришлось после праздненства(а закончилось оно гдето около 12-ти)провожать её подружек по домам. Маришка была последней из провожаемых которую я провожал до дома. И во время дороги мы разговорились, непомню о чём, вобщем слово за слово, и мы поцеловались. И тут меня просто затинуло в водоворот взаимных отношений. Она стала часто задерживаться у нас дома и я стал постоянным её провожатым. Всё развивалось как то стремительно.
Поцелуи, обнимания, слова любви…И однажды она осталась у меня на ночь…Это невинное очаровательное хрупкое создание которое пленила меня до беспамятства. Ей было всего 15-ть. а мне 20.Я просто не знал что мне делать. То ли отдаться безумству, то ли прекратить всё это. Мы целовались(до неё я даже не знал какими могут вобще быть поцелуи).
Она целовалась со страстью и я поддавался её магии она просто сводила меня с ума. Сливаясь с ней в поцелуе я перестовал замечать чтото вокруг. Когда я пытался проникнуть язычком через её губки, которые по вкусу напоминали сладкую черешню, я натыкался на чуть сопротилявшуюся преграду её жемчужных зубок, а чуть прорвашись через них кончиком язычка они вдруг резко сжимаються и прикусывают кончик язычка — это безумное ощущение. При этом когда одергиваешь свой язычок её выкрадываеться наружу и пытаеться замонить в копканчик и когда её это удаёться она начинает похихихивать не разрывая поцелуя.
А её шаловливые ручки и ножки обивают меня в кольцо и не дают отстраниться ни на дюйм. Она словно дикий котёнок поймавший свою первую мышку. Наброситься, обхватит, прикусит, отпускает и отпрыгивает.
— Господи!? Как же так случилось, что я оказался в постели с этой невообразимой девчонкой: с изумрудными глазами и голосом как у весеннего ручейка пробивающегося сквозь промёрзшую землю к чуть тёплым лучам весеннего солнца. Её кожа может сравниться по своей нежности, сладости и лёгкой кислинкой наверное только со спелым плодом персика.
А аромат исходящий от неё…А? Как только ты попадаешь в контакт с её запахом, тебя начинает постепенно опъяняюще-дурманить. Я думаю любой мужчина попавший в такие ловко раставленые сети, не сможет такой женщине хоть в чем нибудь отказать.
Её губы сочные как вишни, а её славненький язычок…А?Вы даже не можете себе представить что она может им вытворять. Своим язычком она способна зацеплять такие чуствительные места о которых вы даже не догадывались.
Вы даже не сможете себе вообразить в каком я вообще нахожусь состоянии. У меня у самого такое чуство что я нахожусь где-то между небом и землёй и при этом меня накрывает невообразимое количесто всевозможных ощущений. Меня то бросает в жар, то в холод, то меня обжигает горячий песок пустыни, то на меня обрушиваеться водопад ледниковой воды. Её тело по грации не уступает статуе Венеры. А её плавно-скользящие движения напоминают движения снежного барса который взбераеться на вершину за своей добычей.
Её руки такие сильные и нежные как у дикой кошки когда она заботиться о своём потомстве. Её стройный стан пленит тебя своей пастичностью, ты пытаешься обьять её плечи, руки…Ты проходишься кончиками пальцев чуть косаясь по её спине не пропуская ниодной ложбинки…Твои руки пытаються завлодеть ей всей, но она уворачиваеться и при этом постоянно тебя манит и притягивает как магнит…
А вообразите себе два полушария умещающиеся у вас в руках, такие упругие, теплые и восхитительные, с бугорками по середине напоминающие собой сочные плоды Сакуры, и при каждом вашем прикосновении они вздрагивают и набухают от прилива нежности и становяться невообразимо притегательными. Которые хочеться взять в рот и нежнейше одними губами прикусить. А потом обогнув своим язычком эти два холмика Венеры вы спускаетесь постепенно ниже по еёгладенькому вогнутому животику, и при этом вы всё время чуствуете её дурманище пьянящий аромат, вы попадаете в впадинку её пупочка и преодолев это препятствие вы попадаете, чуть ниже, в очарованные молодой лес в окресностях которого к её аромату добовляеться чуточку мускатного запаха. Преодолев язычком легкое сопротивление молодых побегов вы продвигаетесь в глубь…И в середине этого зачарованного леса вы находите небольшую возвышеность с великолепной притягательной ращелинкой, и постепенно продвигаясь кончиком язычка вдоль притягательной ращелинки вы наталкиваетесь на приятные неожиданости. Вот ваш язычок натыкаеться на неочень заметный, но очень важный спусковой крючок, который нельзя обойти своим вниманием…Во первых он восхитителен, а во вторых он открывает заветные врата которые откроют вам путь к невообразимым сокровищам и ощущениям.
При этом не забывайте об уже пройденых тропах которые ещё помнят ваше зачаровывающее прохождение…
Я могу утверждать, что вы не сможете себе представить, что произошло, когда она добролась до самого важного для неё сюрприза. Что уж говорить о моих чуствах…
Вы себе только вообразите…как она своим прелесным ротиком стала иследовать доставшуюся ей игрушку…Её шаловливый язычок стал просто издеваться над моим самолюбием. А её губки?..Они захватывали моего "нефритового дракона" в одурманящий плен, и пытались захватить его полностью и без остатка, и при этом её шаловливый язычок пытался найти менее защищенное место для того чтобы ввести меня в ещё большое оцепенение…Она безостановочно тыталась зацепить, ту струну, от прекосновенния к которой мой сдерживающий клапан готов был разорваться на Миллиарды атомов. Вы не можете сее представить…я готов был просто взять её на абордаж, но она в последний момент просто растворялась.
Я никогда наверное не смогу для себя забыть, как мне открылась её адамантовая пещерка, набитая сокровищами и удовольствиями, от проникноения в которую ты теряешь голову и самообладание. Попав в её восхитительную ращелинку я отыскал тот самый скрытый рычаг, который открыл мне вход в её сокровищницу. Мой "нефритовый дракон" постепенно производя разведку проникал в глубь адамантовой пещерки. При этом он медленно обследовал каждый её уголок во всех направлениях, возвращался назад и снова бросался в глубь. В глубь для иследования ещё не обхваченных уголков скрывающих новые ощущения…a
Воспоминания хорошей девочки
Этот рассказ написан со слов одной моей случайной знакомой по имени Лиза и от её имени. Само собой он реален и ничуть не приукрашен. Разве что чуть-чутьстилистически обработан. Приятного прочтения. Давным-давно, лет 15 назад случилось так, что на весенних каникулах я поехала с мамой к каким то не слишком близким родственникам в область.
Они жили вотносительно небольшом городке, я там никогда не бывала раньше. Мне было 8 с половиной лет и в принципе рассказывать о себе в том возрасте особо и нечего. Училась хорошо, дурочкой не была, многое понимала. Может быть это потому что папа умер когда я еще в садик ходила… Не знаю, но не в этом суть. Я была очень чувствительным ребенком, хотя внешность говорила об обратном. Веселая, улыбчивая худенькая девчонка, казалось совсем беззаботная. Разве что глаза…
Все взрослые говорили что у меня "какие то слишком глубокие печальные глазки, совсем не по детски". Вот сейчас держу свою старую фотографию в руках ипонимаю, почему они так говорили. Какой то влюбчивости в себе я не замечала. Тогда. Понимание того, то мне физически необходимо, чтобы меня любили, пришлопозже. Чуть чуть позже… В общем, сидя в электричке и наблюдая, как проносятся за окном вагона березы, мне в какой то момент очень не захотелось уезжать на эту неделю к людям, которых я даже не знала.
Пусть даже родственникам. Лучше бы на эту неделю каникул осталась бы дома, читала бы книжки, смотрела мультфильмы, гуляла во дворе с друзьями… Я сказала маме об этом, но она успокоила меня, сказав, что в той семье, у которой мы остановимся, тоже есть девочка, даже вроде бы моя ровесница. Мол, нам двоим не скучно будет. Это обнадежило, но не слишком. Все равно, мне было немного не по себе. Я практически никогда не выезжала запределы своего родного города. Только пару раз, на какие то озера, когда совсем мелкая была, так что уже не помнила. А тут совсем другой город, другие люди…
Мы приехали, расположились. Нас встретила семья из пятерых человек. Дядя, тетя, их старший сын, который как оказалось — солдат, та самая младшая дочка, моя ровесница, и бабушка. Ну там вроде нормально нас встретили, стол накрыли, все дела. Осмотревшись в квартире, меня как то слегка смутило, что для пятерых хозяев и двоих гостей места то не густо. Хоть и квартира трехкомнатная была. Потом выяснилось, что брат, который солдат, приходил на три дня по увольнительной, и уже завтра утром уедет в свою часть. А дядя чуть ли не сутками работает на каком то сборочном заводе, дома бывает редко и преимущественно ближе к ночи. Так и оказалось.
После торжественной церемонии прощания с сыном, дядя буквально убежал на работу. Как основной кормилец семьи, он рано уходил и поздно возвращался. Тетя же работала по более щадящему графику, отсутствовала с девяти часов утра до шести часов вечера. А застать семью в полном составе получилось лишь потому, что мы приехали в воскресенье. Бабушка кстати говоря оказалась на редкость жизнерадостным человеком. Успевала сбегать туда-то, сделать то-то, ласково ущипнуть меня за щеку. Помню, я тогда отметила, что прикольно иметь бабулю.
Мои бабушки-дедушки все поумирали задолго до того случая… Вот, ну и о дочке. Ее звали Аня, и с самой первой минуты, как я ее увидела, я поняла насколько она скромная. Миленькая, ангельского типажа — светло русые волосы, голубые глаза, большие ресницы. И абсолютно безынициативный характер. Практически ничего не говорила за столом, никак себя не проявляла.
Мне казалось, она боится даже познакомиться со мной, поэтому я познакомилась с ней сама. Тут уже оказалось, что у нас есть общие интересы, например, рисовать котов. А после того как мы с нашими мамами прогулялись по вечернему городу, мы с Аней были уже как подружки. Так закончился второй день нашего пребывания у родных, нас с мамой разместили в комнате старшего сына. Бабушка спала в своей комнате, а у дяди с тетей и Аней был зал, там стояли большой диван и кресло-кровать.
На третий день тетя пошла на работу, и ближе к обеду позвонила домой. Вроде бы попросить мою маму помочь ей в чем-то по работе, и мама поехала. Мы жили с мамой вдвоем и не богато. Она никогда не отказывалась перехватить копеечку — другую в случайном заработке. Мама уехала, оставив нас с Аней на Анину бабушку. Мы уже более-менее сдружились, и гулять даже ходили вместе.
Бабушка повела нас в какую-то кондитерскую, где продавали пирожные. Купила нам по "корзинке" с кремом, мы слопали и довольно носились по близлежащему скверику… Вечером нас с Анькой было не унять. Мы постоянно что то выдумывали, бегали по квартире, чуть не разбили большую хрустальную вазу. Бабушка конечно нас отчитала. Ближе к ночи она почувствовала себя не очень хорошо. Не пришла на ужин. Лежала у себя на кровати, закрыв глаза и просила ее не беспокоить. Я услышала из разговора взрослых, что у нее такое бывает. Давление, мучают мигрени. К завтрашнему дню кажись, пройдет.
Но не прошло. Утром бабушка тихим голосом поговорила с тетей, и тетя позвонила куда то. Снова уходя с тетей, мама мне сказала, что бабушке нужен покой на какое-то время и что нам с Аней придется пойти к соседям, чтобы они присмотрели за нами в течении дня. Я сначала подумала, что там будут какие то взрослые люди. А оказалось, что нас с Аней сбагривают на мальчика по имени Максим…
Ему было вроде бы 14 лет, как рассказывала Аня. Она его знала, уже не в первый раз бывала у него дома. Нас отвели в соседний подъезд, на третий этаж. Завели в квартиру. Познакомили меня с этим мальчиком… Уже когда взрослые ушли, я узнала что у Максима есть еще и братишка которому три годика. Он был дома, не ходил в детсад, потому что простудил горло. Я поняла, почему нас отдали под присмотр именно Максиму, видимо подросток много времени оставался один, пока родители на работе, имел опыт присмотра за братиком, значит и за нами уследить ему не составит труда.
Максим оказался приветливым мальчиком, много улыбался, развлекал нас всячески. Я довольно быстро адаптировалась к новой компании, и заметила, как застенчиво себя стала вести Аня. Еще более застенчиво, чем тогда, когда я только приехала. Максим какое то время занимался больным братиком, у того был постельный режим, он много и громко кашлял, в зал к нам доносился его охрипший голос из детской.
Чуть позже Максим пришел к нам, закрыв дверь детской, сказав, что его братик уснул и что дверь лучше прикрыть, чтобы не мешать ему. Присев на диван, рядом со мной, Максим стал задавать мне разные вопросы. Уже не помню какие именно, но скорее всего какие то стандартные. Где я живу, как учусь, чем увлекаюсь. Я чувствовала себя достаточно открыто, мы болтали с Максимом том — о сем. Пару раз он пробовал включить в разговор и Аню, но она как то застенчиво отвечала, отстраненно рисуя что то в тетрадке. Я не замечала, как Максим располагает к себе. Сам по себе старший мальчик казался каким-то другим, не таким как ровесники в школе или друзья-мальчишки во дворе. Каким-то более интересным, таким почти взрослым…
Девушки поймут, о чем я говорю. Я не помню точно тот момент, когда Максимка стал мне нравится. То как он играл с нами, как шутил, как придумывал занятия… Я смотрела на него снизу вверх и просто балдела, когда он как-нибудь прикасался ко мне в игре или щекотал, или брал за руку и тянул куда-нибудь. Я не испытывала ничего подобного никогда, клянусь! Аня тоже участвовала, но старалась держаться меня. Максим видимо видел это и больше внимания уделял мне, как более игривой. Периодически он отходил к братику в комнату, но быстро возвращался. Вернувшись как то к нам, он вдруг просто взял и прям при нас снял с себя кофту, оголив верхнюю часть тела.
Увидев, что мы смотрим с некой долей удивления, он просто сказал "Жарко!". Он переоделся в простую белую футболку и спросил: "вам то самим не жарко? А то сидите в колготках". Было не столь жарко, чтобы их снимать, но я сняла. Просто взяла и стянула без стеснения. Аккуратненько так сложив на кресле. Аня конечно же сказала что ей совсем не жарко, кто бы сомневался. Мы пошли на кухню, чего то перекусили. Пошли обратно в зал. В зал был такой довольно небольшой проход, и проходя по нему я случайно наступила на ногу Максима и он в качестве наказания стал пытаться защекотать меня.
Я хихикая побежала от него в сторону дивана, на который можно было бы взобраться и спастись от него, но он поймал меня и стал щекотать на диване. в какой то момент я заметила что он бросил взгляд мне под платьице, я ведь играя, пыталась защищаться и оно приподнялось, видимо слегка показав трусики. Он смотрел всего лишь наверное с пол секунды, но этого было достаточно мне, чтобы почувствовать нечто… Нечто необычное для меня.
С того момента моему маленькому глупенькому разуму показалось что я нравлюсь Максиму… Нравлюсь взрослому мальчику. Бред, и сейчас я это понимаю, но тогда…
Шли дни, бабушке было то лучше, то хуже. В один день тетя с мамой повели ее в больницу, а нас с Аней к счастью оставили снова Максиму. Просто поднимаясь на этот третий этаж, в ставшую знакомой уже квартиру, я испытывала чувство радости, которое трудно было скрыть от Ани, но ей я говорила, что просто радуюсь возможности побеситься без взрослых. Егорка, брат Максима, более-менее выздоровел и отправился в садик. максим встретил нас уже один.
Опять приколы, шутки, всё с переходом в беготню… Вспоминаю, как-то Максим говорил, что без труда поднимет нас. И поднял к потолку сперва Аню, а потом меня, обняв в районе талии. Мне так нравились прикосновения его рук… Глупость, да? Не помню, зачем, но он в какой то момент погладил меня по голове, чем окончательно обезоружил. Может, мне недоставало ласки… Папы. И это каким то образом проецировалось на мое поведение. Я просто взяла и села к нему на колени, откинув голову ему на плечо. А Аня, судя по всему больше любила рисовать, или делала это от смущения каждый раз, что нас приводили к Максиму.
Конечно, Максим снял меня со своих коленей довольно быстро, под предлогом того, что ему нужно было сходить на кухню. Я не помню, что мною двигало в тот момент. Но я встала и пошла за ним. Он сидел на табуретке и пил воду из стакана. Он увидел, что я тоже пришла на кухню.
Посмотрел на меня. А я улыбнулась и глупенько так сказала: "Привет…".
Он тоже улыбнулся. Сказал: "Иди сюда". Я покорно подошла к нему на расстояние вытянутой руки. Он взял мою руку.
"Никому не расскажешь?". Я не понимала, о чем он говорит, но автоматически помотала головой в разные стороны. Тогда он чуть привстал с табурета, и…
ПОЦЕЛОВАЛ меня в щеку.
Сказать, что я зарделась — не сказать ничего. Наверное, я стояла красная как спелый помидор. Но важно не это. А то, что изнутри меня просто распирал трепет… Я испытывала такую бешеную симпатию к этому мальчику, такое безумное чувства доверия. Моя ладошка до сих пор была у него в руке, а он казалось вообще не был смущен. Просто улыбался и смотрел на меня. "Умеешь целоваться?". Дурацкий вопрос, не правда ли, если учитывать что его задали ребенку? И тут же еще один: "Хочешь, научу?". Мой покорный кивок и…
Если бы я могла, я бы закричала от радости, и какой то внутренней теплоты. Меня поцеловали в губы! И кто? Старший мальчик в которого я… Похоже, что влюбилась… Глупенький ребенок, я стояла как кукла в магазине, не двигаясь и не дыша, закрыв глазки, пока он целовал меня. Сердце мое, похоже, хотело вырваться из груди и улететь, щебеча веселую песенку… Ладошка в его руке вспотела, я уже молчу о том, что мне стало невероятно жарко. Особенно в груди и в животе.
Гораздо позже я узнала, как называется такой тип радости… Возбуждение. Похоже на бред, знаю, но я до сих пор могу искусственно участить свое сердцебиение, представляя в голове этот момент. А уж если рядом окажется мой парень…) В целом, это был первый раз, когда я совсем не хотела уходить домой откуда-нибудь. Но нас с Аней забрала мама. В тот день меня трудно было уложить спать, у меня был секрет, о котором никто не знал, даже Аня. Впрочем, недолго этот секрет оставался без ее ведома… В ночь того дня я уснула с единственным желанием
— Чтобы голова Аниной бабушки не перестала болеть и чтобы побыстрей наступило завтра.
А на следующий день…
Комментарии к рассказу или вопросы:
dmitriy_ivanovskiy@mail.ru
icq: 643126499
Воспоминания…
— Сережка, да вылезай скорей! — Наташа, держа тяжелую дорожную сумку в одной руке, другой рукой помогала сынишке выйти из автобуса.
Когда автобус отъехал, обдав маму и сына клубами пыли, Наташа отпустила руку малыша и поставила сумку на землю.
— Жара какая! — она вытерла капельки пота с лица и поправила кепку на голове ребенка.
— Пошли, зайчик, мы почти на месте, вон там бабушки домик, — она рукой показала на домик, стоящий на краю деревни, вдоль которой текла небольшая речушка, — сейчас спустимся по дороге и будем у бабушки, вернее у моей бабушки, а твоей прабабушки.
Пока они спускались к деревне, Наташа смотрела вокруг. Последний раз она была здесь, когда ей было 16 лет. Сейчас ей уже 25, она замужем, и сыну уже 4 года. Прошло девять лет, но ничего не изменилось. Аккуратные сельские домики ютились вдоль берега речки, за речкой луга со стогами и коровами, дальше лес, высокое голубое небо. Казалось, что время здесь остановилось, или это просто маленькая сказочная страна, где из века в век ничего не меняется.
Когда она толкнула калитку и вошла во двор, бабушка кормила кур. Подняв слеповатые глаза и щуря их от солнца, она долго смотрела на вошедших. И когда она узнала Наташу, выронила миску с пшеном и засеменила навстречу.
— Девочка моя, солнышко мое! Ты приехала! — глаза старушки наполнились слезами, — а я думала, помру и не увижу кровинушку мою родненькую!
— Бабуль, ну чего ты! Ты у меня еще молодая! — девушка гладила старушку по седой голове, глаза у самой заслезились, — мы тебя еще замуж выдадим! Бабуль, ну не плачь!
— Пошли, деточки мои в дом, пошли! У меня пирожки, ягодки, все у бабушки есть, пошли! Вечером, сидя на крыльце дома, Наталья грызла яблоко и вспоминала, как приезжала еще маленькой, как был жив еще дед. Мимо дома проходили прохожие, кивая Наташе головой, слух, что она приехала, уже облетел деревню, и все, делая вид, что прогуливаются, смотрели, какая стала внучка у Степановны.
Прошла неделя. Наталья уже сильно загорела, купаясь и нежась на солнышке. Вечером она помогала домашними делами бабушке, и когда все засыпали, думала о муже, который из работы не смог поехать с ними. Ей хотелось ощутить его колючие щеки и сильные руки, которые так любили ее. Ей не спалось. Тело горело и покрылось потом от ночной жары, между ножек стало мокро и горячо от воспоминаний. Она встала, накинула легкое платье и пошла в баню во дворе. Баня была и душем, большая бочка стояла на крыше и грелась на солнце, поэтому можно было принять душ всегда. Она зашла, скинула платье, открыла воду и встала под душ. Вода была немного прохладная, но это и надо было Наташе, чтобы сбросить возбуждение. Постояв под душем пару минут, она прошла баню и села на еще горячую полку, (бабушка топила баню вечером), откинулась и расслабилась. Открыв глаза, она взяла мыло и бритвенный станок. Смочив мыло, девушка раздвинула ножки и стала намыливать губки и лобок. Взяв бритву, она аккуратно стала сбривать пушок. Сбрив все и смыв мыло, Наташа легла на полку, на нее нахлынули воспоминания…
Когда ей было 16, она и ее местная подруга Аленка были в этой самой бане. Намывшись, они сидели на полке и болтали, и конечно про мальчишек. Обсуждали местных мальчишек, Наташа рассказывала про ребят из своего города, про поцелуи и объятия, про легкие несмелые ласки и свои желания.
Аленка соскочила с полки, и побежала в предбанник…
— Смотри, что я стянула у старшего брата! — она держала, какой-то яркий журнал.
Вытерев руки об полотенце, она села рядом на полку. Это был порножурнал, и девчонки с интересов стали рассматривать картинки. Через несколько минут, жар затмил глаза, они раскраснелись и возбудились.
— Натаха, смотри, какие у женщин побритые письки, я у брата станок взяла, давай побреем.
Знаешь, как классно будет! — Аленка сходила и принесла бритву. Сев на полку, она широко раздвинула ножки, намылила там и стала брить губки. Наташа заворожено наблюдала, как из под черных волос, появляется нежная розовая плоть.
— Неудобно, Натах помоги мне немножко!
Ната села на полку ниже, так что Аленкина промежность оказалась напротив ее лица. Осторожно коснувшись губок, она стала сбривать Аленкины заросли. Губки были набухшие и влажные от возбуждения. Пальчик Наташи нечаянно коснулся клитора, с губ Аленки сорвался стон.
— Ты что? — Ната подняла глаза, — я тебя порезала?
— Нет, просто… — Алена застеснялась, — очень приятно чувствовать твои пальцы, я иногда сама себе там глажу, но когда ты дотрагиваешься, меня просто током пронзает.
— Вот так!? — в глазах Наташи появились озорные искорки, и ее пальчик скользнул по губкам.
— Да так! — голос Алены стал хриплый.
— Да ты лесбиянка! — Наташа плеснула ковшик воды Аленки между ног и села рядом.
— Нет, просто приятно! — подруга была смущена, — Давай я тебя тоже побрею?
— Давай! Красиво выглядит твоя киска.
Алена скользнула на полку ниже, плеснула воды меж раздвинутых Наташиных ног и стала нежно намыливать ее губки. Это было действительно приятно. Наташа откинулась и закрыла глаза. Она чувствовала, как ее касаются Аленины пальцы, как скользит по губкам станок. Потом чувствовала воду, которая смыла мыло, но не смыло возбуждение. Алена не спешила убирать свои пальцы, они гладили, скользили, немного проникали вглубь. Наташа выгнулась, как можно шире раздвинула ноги, и сама не заметила, как стала стонать. Потом вдруг она почувствовала, как что-то горячее, мягкое, коснулась ее губок. Открыв глаза, она посмотрела вниз. Лицо Алены было у нее между ног, язык ласкал ее раздвинутые губки. Он двигался между ними, то касаясь клитора, то проникая внутрь между губками. Рука Алены гладила себе между ножек.
— Алена, что ты делаешь?
Подруга подняла мокрое от Наташиной влаги лицо, глаза были затуманенные.
— Наташа, прости, ты мне давно нравишься, ты такая красивая и… сладкая, я не могла удержаться, прости! — и ее губы опять прижались к губкам Наташи. Наташа откинулась и отдалась ласке, это было необычно, приятно и ново. Волны наслаждения накатывались на нее, тело вздрагивало от прикосновения языка. Она опустила руки и стала гладить волосы подруги, сильнее прижимая ее лицо себе между ножек…
Наташа, окутанная воспоминаниями, стала ласкать себя. Она редко это делала, но сейчас вдали от мужа, ей было это просто необходимо. Когда все кончилось, она еще раз приняв душ, прошла в дом, забралась в постель и моментально уснула.
День тек за днем. Наташа сильно загорела, ей нравились в полумраке бани белые полосы на ее груди и животе. Почти ни с кем не общалась, так как все старые знакомые разъехались из деревни. Иногда она с сыном ходила в клуб, смотреть кино. Фильмы были старые, но все равно заниматься было нечем, и поэтому она ходила с удовольствием. Однажды, смотря фильм-комедию из жизни студентов, она стала вспоминать…
Наташа уже училась в институте, когда вышла замуж. Училась на вечернем отделении, поэтому вокруг было много мужчин, и молодых и уже в годах. Много внимания и предложений посыпалось на девушку. Она, любила флиртовать, была общительная и веселая, но большего не позволяла, потому что любила мужа, и боялась, что если изменит, он узнает и ее бросить. Хотя иногда и очень хотелось, так как она была натура влюбчивая, и выйдя замуж девственницей, ей было интересны эти отношения. Самый приятный и веселый парень был Святослав. Он учился в другой группе, но лекции бывали общие. Они часто сидели вместе, он сыпал кучу комплиментов, шуток и вообще с ним было интересно поболтать. Тем более он был высоким и сильным. Такие мужчины нравились Наташе. Это произошло во время консультации перед экзаменами. Было уже лето, они сидели в огромной аудитории, на самом заднем ряду. Народу было мало, и они сидели так далеко, что чем бы, они не занимались, все равно бы никто не увидел. То ли лето навеяло, то, что случилось, то ли их молодость и красота. Наташа писала конспект и чувствовала, как его бедро касается ее бедра. Оно было горячее и твердое. На ней было только легкое короткое платье. Ей так захотелось положить руку на это сильное бедро, ощутить его теплоту. Желание было такое сильное, что она не удержалась и сделала это. Он вздрогнул, мышцы на ноге напряглись. Он посмотрел на нее, но она продолжала писать, только румянец на щеках выдавал желание. Он опустил ладонь на ее руку. Стал гладить и перебирать ее маленькие пальцы. Она отвечала на эту ласку. Его рука медленно стала двигать ее ладонь вверх. На нем были спортивные брюки (тогда было модно их носить). Ее рука двигалась вверх, и когда она коснулась горячего и пульсирующего бугра на его штанах, она испуганно отдернула руку и положила ее на стол, придерживая тетрадь. Между ножек стало мокро, и румянец на щеках стал сильнее. Она не смела, посмотреть в его глаза, и продолжала что-то писать.
И вдруг его ладонь опустилась ей на бедро, чуть выше колена, где начиналось платье. Колготок на ней не было, и она явно чувствовала горячую, чуть грубоватую мужскую ладонь на своей обнаженной коже. Он чуть сжимал ее бедро, чуть поглаживал. Его рука стала поднимать вверх, под подол платья, медленно, чтобы не спугнуть ее. Сантиметр за сантиметром он отвоевывал ее гладкое бедро. Наташа чувствовала, как стало трудно дышать, как огонь разливается в низу живота. И когда его пальцы накрыли лобок, она немного раздвинула ножки и отключилась от окружающего мира, остро чувствуя только его горячие пальцы. Они стали гладить тонкую ткань трусиков, которые ужу промокли насквозь, надавливая на расщелинку между губок. Пальцы отодвинули трусики и коснулись горячего влажного бутона. Наташа склонила голову над тетрадкой, длинные волосы заслонили лицо, зубы впились в пластмассовый колпачок ручки, чтобы не вырвался стон. Пальцы нежно терзали, перебирали каждую складочку, то один, то два скользили внутри нее. Она тоже опустила руку на его бугор на брюках. Просунула руку под их резинку и жадно обхватила большой горячий ствол. Теперь и ее пальцы принимали участие в игре. Они скользили вверх-вниз, сжимались и разжимались. Он вторил ей. Другой рукой он спустил брюки и выпустил свой член наружу. И когда волна оргазма прошла по телу Наташи, и колпачок от ручки треснул в ее зубках, член в ее руке запульсировал, выкидывая семя. Несколько минут они не убирали рук, успокаивая друг друга, и прозвенел звонок. Она одернула платье, он поправил брюки. Она собрала тетрадки и порывисто встала, чтобы уйти.
— Наташ, подожди! — он схватил ее за руку.
— Нет. Забудь все! — она вырвала руку, не смотря в его лицо. Повернулась и ушла.
Больше они не возвращались к этой теме, и ничего у них не было.
Было одно место в лесопосадке, куда Наташа боялась пойти. боялась своих воспоминаний, боялась своих чувств. Там была ее первая любовь, самая первая и самая горячая. Но однажды поздно вечером, когда большая луна превращала деревья в причудливые серебристые призраки, ноги сами понесли ее туда. Она сразу нашла эту березу, где были они… Она стала выше, но Наташа все равно ее узнала, только на месте, где ножиком было написано… "Я тебя люблю, Наташа!" была целая кора дерева. Наташа гладила это место на стволе, и ей казалось, что тепло греет ее ладонь. Ей было 15, ему 22 года. Он был с этой деревушки, и она помнила его, когда была маленькой. Он был старше, называл ее соплюшкой, мелочью и другими обидными словами. Она была влюблена в него еще тогда, совсем маленькой. В 13 лет, она уже по-настоящему в него влюбилась, когда он вернулся с армии. Высокий сильный десантник, в тельняшке и голубом берете. Но он улыбнулся ей при встрече и только сказал… "растешь, соплюшка", и потрепал, как ребенка по голове. Тогда она убежала в поле, упала в стог сена, и долго плакала, желая поскорее вырасти. В 15 лет она вечером купалась на речке. Уходила далеко, там, в лесопосадке была тихая заводь, где никого не было. Два метра прибрежного песка, и густые кусты, чтобы спрятаться от чужих глаз. Наташа любила купаться обнаженной, представляя, что она русалка. Так было и в этот раз. Накупавшись, она лежала на теплом песке и нежилась на вечернем солнышке. Она лежала на спине, подложив руки за голову, вытянувшись, и жевала травинку.
— Ты совсем взрослая, Наташа! — вдруг напугал и вырвал из полудремы мужской голос.
Это был он. Она испуганно села, прикрывая руками свои оформившиеся прелести. Он сидел на лошади, в джинсах и по пояс обнаженный, и улыбался. Видно он перешел реку с другого берега. Она растерялась. Он первый раз назвал ее по имени, он смотрел на нее как на женщину, а не как на ребенка, и она была перед ним обнажена. Схватив одежду, она побежала через кусты в лесопосадку.
Он рассмеялся и не быстро поскакал за ней. Она бежала, пока не устала, потом повернулась, прижалась спиной к березе, прикрываясь одеждой. Он подъехал, легко соскочил с коня и подошел к ней. его голубые глаза были так близко, он наклонился и нежно коснулся ее губ. Она зажмурила глаза, вся напряглась.
Не бойся, котенок! Я ничего тебе не сделаю плохого! — раздался его шепот. И почему то она поверила, страх и стыд прошел, она расслабилась. его губы касались щек, шеи, глаз. И когда они опять коснулись губ, она ответила, ведь она так давно хотела этого. Руки ее выронив одежду, обвились вокруг его шеи. Как приятно чувствовать своей грудью его сильную грудь, как наслаждение наливается на сосочках, которые трутся о его волосы на груди. Время остановилось и ничего для них не существовало. Его руки и губы были везде, они ласкали грудь, живот, бедра, когда губы коснулись бугорка между ног, ножки ее подкосились, и она опустилась на траву возле дерева. Его губы продолжали ласкать, язык как можно глубже пытался проникнуть внутрь ее. Она услышала, как он расстегнул молнию на джинсах, и отгадала по его движениям, что он их снял. Она почувствовала, что что-то горячее прижалось к ее голени. Она знала что это. Он поднялся выше, коснулся ее губ.
Ее рука опустилось вниз, и обхватила его плоть. Он застонал.
— Я люблю тебя, слышишь, люблю! Давно люблю, когда ты была еще девочкой, но боялся своих чувств, но я больше не могу! — его шепот прорывался сквозь пелену, — у тебя были мужчины?
— Нет, но я хочу, чтобы ты был первый! Я тоже тебя люблю! — прошептала она в ответ.
Он замер, отстранился. Послышался шелест и звук застегиваемой молнии. Она в недоумении открыла глаза. Он стоял и грустно смотрел на нее.
— Ну иди ко мне! — сказала она, — я не боясь.
Он молча подошел к лошади, заскочил на нее, долгим взглядом посмотрел на Наташу и уехал. Слезы горечи и злости заслали ей глаза. Она вскочила и вслед кричала ему всякие гнустности. Только поздно вечером, она вернулась домой. Через три дня она уехала, так и не видя его. В последний вечер, перед отъездом, она была возле той березы, и увидела надпись сделанную ножом… "Я тебя люблю, Наташа!". На следующий год он уехал куда-то из деревни, следующие годы она не приезжала. Только когда она вышла замуж, и в первую ночь ее любимый муж был благодарен ей за девственность (а он был наполовину армян с черными волосами и черными жгучими глазами), она поняла, какой подарок, он ей тогда сделал.
Отпуск подходил к концу. Последний вечер. Она пошла к своей березе и увидела надпись, которой не было… "Я тебя люблю, Наташа!". Несколько минут она заворожено смотрела на нее, потом подошла, обняла дерево и заплакала. Сильные руки вдруг неожиданно обхватили ее талию, и возле уха раздался шепот… "Привет, котенок! Я так долго тебя жду, соплюшка моя". Это был его голос, его запах. Губы коснулись шеи. Руки жадно гладили тело. Сорвали с плеч платье, разорвали трусики.
Под его напором она выгнулась и почувствовала, как в нее входит его горячая плоть. Сильные, жадные толчки сводили ее с ума. И в тот момент, когда она почувствовала, как он запульсировал внутри ее, как обожгло ее внутри, волна неземного наслаждения взорвалась в животе и она потеряла сознание. Очнулась, его не было, долгое время сидела, не понимая что произошло. Только разорванные трусики, и влага внутри ее говори, что это не сон. Кое-как одела платье, добрела до дому. Она спросила у бабушки, где он. Бабушка вдруг заплакала и сказала, что он пошел добровольцев в Чечню и не вернулся, погиб. Наташа ничего не понимала. Как безумная она кинулась по знакомым, все отвечали одно и тоже — погиб.
Она уехала, так и не придя в себя. Через девять месяцев у нее родился сын. Блондин, с голубыми глазами.
Все мои женщины
("153. Записки странного ловеласа")
Эпиграф
"Чтобы писанина стала литературой, необходимо умение автора быть предельно откровенным — не утаивая и не ретушируя действительные события. Для эротического произведения это важно втройне".
Цифра "153" на обложке обозначает не количество женщин, как вы подумали. Это — код, несложный шифр:
"1" — Я
"5" — ЛЮБИЛ
"3" — ВАС
Реальное количество узнаете, дочитав книгу до конца. И разве дело в количестве?! Никогда не считал КОЛИЧЕСТВО важнее КАЧЕСТВА.
Имена, фамилии, названия населенных пунктов, наименование учреждений, а также точные даты событий изменены. Это — единственная НЕПРАВДА (не хочу принести неприятности лицам, которые могут пострадать в результате огласки — лишняя "реклама" им ни к чему).
ГЛАВА 1 — "ЛЮБА"
Первой женщиной в моей жизни (имеется в виду реальный секс) стала типичная шалава. Звали ее Люба-Нос. Судя по кличке, можно догадаться, какая часть ее лица была наиболее заметной. Трахали ее все, кому не лень. "Все" — это небольшой контингент местных парней плюс наша воинская часть. В общем, за минусом аборигенов-пенсионеров и молодых "салаг", которые только мечтали о самоволке, получалось на круг человек пятьдесят-шестьдесят. Одним из них и стал я.
Первая женщина… Эх!. Каждый пацан мечтает, что это будет необыкновенная красавица, в которую он влюбится на всю жизнь. А тут — шлюха биробиджанская! Даже хуже — просто поселковая бляdь (Биробиджан у нас считался городом, Люба же обреталась намного южнее, рядом с нашей воинской частью).
Забегая вперед, скажу: какого-то охренительного удовольствия от секса я не получил. Ну это так, необязательное отступление — а то я читателю всю малину испорчу, он же в предвкушении…
В "самоход" мы дёрнули вдвоем: я и Шурик Мошкин из Вологды. Вернее, в самоволку подался я один, а Сашка напросился взять его с собой. Мы вместе играли в нашем ансамбле, я был уже "дедом", он — "фазаном", поэтому, никакого вопиющего нарушения армейской этики я не усмотрел — и согласился.
Ушли раньше "отбоя", т. к. топать от нашей части до села нужно было километров семь. Причем, идти предстояло не по дороге — слишком велик был риск нарваться на машину с каким-нибудь офицером. Короче, так и пёхали мы, словно лазутчики во вражеском тылу: озираясь по сторонам, страшась увидеть любого встречного-поперечного или нарваться на свет фар автомобиля, запоздавшегося с бляdок, офицера.
По понятным причинам, ведущим был я, Сашка покорно следовал за мной. Если бы он знал, что в сексуальный поход я тоже иду в первый раз, мой авторитет мог бы сильно пострадать. А маршрут я знал потому, что накануне очень подробно и обстоятельно расспросил о пути следования у более опытных "ходоков".
В конце концов, без ненужных неожиданностей мы добрались до пункта "П". Проще говоря — пришли к дому, где жила Люба-Нос.
Меня предупредили, что особо церемониться с девкой не стоит. Лишь одно условие: принести с собой бутылку водки. Для солдата образца… — го года, бутылка водки — практически, его месячное жалование. Добавить стоимость пачки сигарет "Прима" — будет аккурат идентичная сумма, копейка в копейку! Но, сами понимаете, для ТАКОГО дела и месячной зарплаты не жалко.
Водка лежала у меня за пазухой, заткнутая наполовину под ремень. "Пузырь" емкостью 0, 5 литра был пропуском в вожделенный мир полновесного секса, а не жалких потуг с голощелками, которые сами ничего не умеют, и другим не дают, как полагается!
Следуя полученным инструкциям, мы вошли в калитку и поднялись по деревянным ступенькам в дом. Я постучал в дверь. И сразу же, не ожидая ответа, открыл ее.
За столом сидели трое: девка (надо понимать, это и была Люба), еще одна баба неопределенного возраста и какой-то мужик. Судя по двум пустым емкостям, кир у них кончился и, вероятно, они находились в стадии тягостных раздумий: где бы достать еще?!
Когда я молча вытащил бутылку и поставил ее на стол, их лица засияли безудержным счастьем! Как все-таки надо мало, чтобы быть счастливым!. Нас приняли, как дорогих гостей.
За столом сидели не долго, рассусоливать было некогда — все-таки в самоволке, да и в часть следовало вернуться до подъема! Выпили по половинке стакана, закусили какой-то ерундой. В бутылке еще плескалось, но я специально оставил приманку для прочей компании. Пора было непосредственно заняться тем, для чего сюда и приперся.
Подмигнул Любке: мол, ну что — пойдем, что ли?. Она встала и, взяв меня за руку, повела к выходу. Мы вышли во двор и при свете луны направились к сараю. Любка зашла внутрь и села на топчан, покрытый соломой. Я вошел следом и прикрыл за собой дверь. Она сказала, чтобы я запер дверь на щеколду. Поискав пальцами засов, я сделал, как она хотела.
Моё первое "ложе любви" оказалось сверх-романтическим — сеновал! Даже чересчур… Но в те минуты мои мысли зациклились на другом: я почти трясся от вожделения и чувствовал, как кровь хлынула в двух направлениях одновременно: к моей голове, и к моей головке! Я сел рядом с девкой. Она потянулась к моим губам и поцеловала. Я ответил и обнял ее за талию. Стало жарко. Моя рука нащупала ее грудь и я принялся расстегивать пуговицы ее платья. Добравшись до округлостей, натурально ошалел от нахлынувших ощущений. В тот момент для меня не существовало Любки-шалавы, топчана из соломы, грязного сарая — я ласкал самую красивую девушку на Земле, самую любимую и желанную. И, главное — она тоже любила меня, искренне и глубоко.
Любка упала на спину и задрала подол платья — трусиков на ней не было. "Счастье-то какое!", — подумал в ту секунду я. Лег сверху и прижался к ней всем телом, продолжая целовать ее лицо и открытую грудь. Мой конец стоял как железный. Кажется, ударь по нему — зазвенит. Я торопливо стал снимать ремень и расстегивать солдатские брюки. Девка лежала, широко расставив ноги.
Сквозь щели в стенках сарая пробивался лунный свет, было почти темно, но я почему-то хорошо видел волосы на ее лобке и открытое, вожделенное отверстие! О, боже!!!
Мой "Василий" вошел туда без каких-либо помех: девка была уже готова к употреблению. Не думаю, что это я ее завел до такой степени (тогда я не умел этого делать), просто она была профессионалкой.
… Что такое первый секс? Думы о нем превышают его реальную продолжительность в тысячу, в миллион раз. В общем, на десятом-двадцатом качке я кончил. Удивительно, но не было разочарования от такого стремительного финала — эмоциональный фон от "живого" секса с женщиной не шел ни в какое сравнение с мастурбированием на картинки иностранных журналов с обнаженными бабами! Горячая внутренность влагалища подогревала и без того острые ощущения. В общем — произошло нечто Новое и Важное. Хотя, если оценивать объективно — херня была, а не секс. Спустя годы и множество постелей, говорю это безапелляционно, потому что, теперь знаю — ЧТО ТАКОЕ классный секс. А тогда мне просто почудилось чудесно-эмоциональное!
Как только из меня излилась сперма, мир перестал окрашиваться в розовые тона и возвратился в исходное положение: я в грязном сарае и лежу на задрипанной шлюхе. И так гадко мне стало в ту минуту… противно! Будто я, только что, собственными руками, убил в себе Мечту о Первой Женщине. Почему "будто"? Убил.
Я встал, застегнул на брюках верхнюю пуговицу, подобрал ремень и, открыв щеколду, вышел из сарая. Скорость моих действий была продиктована не только ощущением брезгливости — включился инстинкт самосохранения: опытные ребята вдолбили мне в голову, чтобы после "этого самого" я быстренько помочился! Как говорится, "не отходя от кассы". Тогда вероятность подхватить какую-нибудь заразу заметно уменьшалась. Я сделал два шага к углу сарая и зажурчал длинной струей. "Подзажимай и отпускай член, когда будешь ссать — пусть моча почистит канал!", — вспоминал я и четко следовал инструкциям "ветеранов любовного фронта".
Закончив экспресс-профилактику венерических заболеваний, застегнулся на все пуговицы, надел ремень, отряхнулся от соломы и… увидел, стоящего рядом Шурика. Конечно, я забыл о его существовании. По его глазам я понял, что парень был готов немедленно ринуться на амбразуру вторым номером. Быстрее Матросова!
Как ни странно, Люба Шурику не дала. Наверное, у нее была своя, собственная система отсева клиентов. А может быть, она руководствовалась очень примитивным посылом: кто принес водку — тот и танцует барышню, кто не принес — тому не даю. Вполне вероятно, она решила, что Шурик решил проскочить в дырку на халяву.
В итоге, Сашка мимо сладкого пролетел.
Честно признаться, сей облом товарища волновал меня мало — голова была занята мыслями о другом: я обрел статус полноценного мужчины (как тогда думал я!), у которого, наконец-то, появилась в жизни живая женщина, а не картинка сисястой симпатяшки из иностранного журнала.
ГЛАВА 2 — "МАРИНА АЛЕКСЕЕВНА"
Второй моей женщиной стала жена нашего комбата.
Вот уж, ни за что бы на свете не подумал, что она ВЫБЕРЕТ меня! Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы, глядя на девятнадцатилетного пацана, понять: парень в сексуальном плане — лох. Средней внешности, не красавец. Предполагаю, определяющим фактором послужили два обстоятельства: она работала библиотекарем, я пахал художником (два соседствующих помещения солдатского клуба). Литература и изобразительное искусство стали фундаментом для строительства интимных отношений.
Началось с довольно безобидных бесед на общие темы. Далее, когда она поняла, что перед ней довольно неглупый мальчик, достаточно образованный для своего возраста, Марина Алексеевна начала помаленьку располагать меня к себе: так сказать, разворачивать к себе фасадом — то сладости принесет из дома, то зайдет в мою мастерскую и настоятельно посоветует прочитать интересную книжку, из вновь поступивших. Короче, всячески заостряла моё внимание на том, что она выделяет меня среди прочих. Естественно, мне было приятно. Но и в голову не могло прийти, что у жены комбата ТАКИЕ, далеко идущие планы! Узнай я наперёд ее истинные намерения, посчитал бы происходящее фантастикой.
Марина Алексеевна была женщина… аппетитная. Несмотря на солидную разницу в возрасте (думаю, в ту пору ей было лет 35), по моему мнению, выглядела очень хорошо: всегда опрятно одета — без шика, но со вкусом. (Какой шик? Воинская часть у черта на куличиках! Забытый богом край!).
Она мне нравилась. Нравилась, как… нравится симпатичная соседка по подъезду, не более. Мыслей о сексе (?!) с ней не возникало по умолчанию — мальчик я был, по сути, нецелованный, куда уж нам… Поэтому, когда события закрутились с неимоверной скоростью, я ошарашился. Произошло всё так.
Однажды летним утром я договорился с кочегаром о помывке. Банный день в части — пятница, до пятницы — море разливанное, а жара доконала нафиг! И неохота было мне, "старику", мыться в общей кодле — статус позволял рассчитывать на некие VIP-услуги. Есть такая привилегия у "дедов" — помыться вне расписания и без толчеи. В общем, вышел я из кочегарки (там у нас располагался спец-блок для мытья) весь чистый-лучистый: кожа дышит, форма выстирана-отглажена, новый подворотничок, сапоги сияют, бляха на ремне блестит! Образцово-показательный "дед"! Три месяца до дембеля!
Топаю в клуб, на рабочее место. А идти мимо "небоскрёба" — трехэтажного здания, где жили офицерские семьи. Поравнялся с ним, вдруг, слышу: зовет меня кто-то по имени. Кручу головой в разные стороны, не пойму: откуда голос? Потом поднимаю зенки кверху: Марина Алексеевна высунулась в форточку второго этажа и машет мне рукой: зайди!
"С чего бы это? — удивился я совершенно искренне. — Может, что передвинуть надо в квартире?". Иду к подъезду. Поднимаюсь. Она уже стоит на лестничной площадке: в халатике, вся такая… растакая!
— Заходи, — приглашает вовнутрь. Вхожу. Сапоги в коридоре не снимаю (типа — "щас же тащить чё-нибудь придется на улицу").
Она: — Сапоги можешь снять.
"Уже хорошо! Значит, мебель переставлять". Сапоги снимать не стрёмно — портянки свежие, ноги вымыты. Снял. Прохожу.
— Садись, — показывает на диван в зале. — Чаю хочешь?
"Что-то здесь не то, — думаю. — Не похоже на перестановку мебели. Зачем позвала?".
Ей-богу, не вру — такие были мысли. Чистые.
Выходит из кухни, несет чай, печенье, конфеты в вазочке.
"Класс! Жрачка на халяву!".
Садится на стул рядом. Я не ем, смотрю ей в лицо. Недоумеваю, все-таки. И тут… "Ну, и вопросики у женщин"!
— У тебя девочка была на гражданке?
Чисто на автомате отвечаю:
— Она и щас есть… (хотя, к тому времени, от "своей" крали я не получал писем уже месяцев 5–6, это потом выяснилось, что загуляла "моя" девчонка с одноклассником, но я-то не знал).
— А у тебя с нею… было? Ну, ЭТО?.
Вру:
— Было.
Голова от неожиданно разворачивающихся событий погрузилась в туман, но отблеск разума подсвечивает фонариком: вопросики — нечто вроде теста — "Совсем я лопух в сексуальном плане или не очень?".
— А я тебе нравлюсь?
Вопрос, как удар. По яйцам.
Очевидно, краснею, но мямлю: "Да".
Ну, и началось…
Халатик — долой. Стоит во всей женской красе: грудь… бёдра… кучеряшки на лобке! Охренеть! И такое — голодному солдату!! На картинки с полузакрытыми титьками — и на те заводишься с полоборота, а тут — ЖИВАЯ ЖЕНЩИНА! ГОЛАЯ!! И ХОЧЕТ!!!
Не поверите, но от всего навалившегося, со мной случился ступор: "Василий" — на пол-шестого! Не шевелится. Ни малейшей реакции. Стремительная атака без прелюдии оказалась для меня слишком темповой.
А она уже расстегивает мне гимнастерку, снимает ремень.
"Брюки снимать ей не дам! Сам!", — успеваю предпринять некие действия. Раздеваюсь, а в башке молоточки: она же ЖЕНА КОМБАТА! Не просто девка со стороны: сегодня трахнул, завтра забыл! Ваааще в шоке парень!
Мои черные солдатские трусы она сняла сама. Не ведаю, ЧТО она ожидала там увидеть, но мне было стыдно — "Васька" даже не собирался полнеть! Не говоря уже о большем геройстве. Не видел ее лица (боялся поднять глаза), не знаю, как отреагировала на мой конфуз, но несколько ее прикосновений и поцелуи привели меня в боевую готовность! ЧЕРЕЗ МИНУТУ!
"Опытная женщина!". И засветился я: "ТАКАЯ — и моя! Щас будет моею!".
Классного секса не вышло.
Она постоянно корректировала меня, подсказывая: КАК я должен лечь, КАКУЮ позу принять, с КАКОЙ скоростью двигаться. Господи, да ничего я этого не умел! У меня и был-то один перепих — так, ерунда: сексом назвать — язык в вагине не поворачивается. А тут такие требования! Но облажаться нельзя! Короче — убийственные противоречия.
Я кончил (много ли солдату надо?), но об удовлетворении женщины и речи не шло. Честно сказать, я вообще мало что знал об этом необходимом процессе. Мне было неловко (сейчас бы сказал — дискомфортно). Хотелось как-то исправить положение, сказать слова любви и всё такое. Я хотел, но не успел.
В коридоре зазвенел звонок! Не телефон, а звонок ВХОДНОЙ двери!!! Сердце ухнуло в самую глубокую пропасть, какая только существует на Земле. Мариинская впадина — жалкая канава: моё сердце пробило шарик и вылетело с обратной стороны планеты — так я испугался.
"Застукают с женой комбата — всё, пиzдец!!!". Она вздрогнула, но мгновенно взяла себя в руки:
— Не дергайся. Наверное, соседка. Она сейчас уйдет.
"А если не соседка? А если это КОМБАТ???".
Ужас парализовал всё моё тело. Никогда до селе не приходилось испытывать такой страх (впоследствии — тоже: и перед ножом стоял, и били меня впятером, но как вспомню те минуты — обливаюсь потом).
Звонок звенел и звенел.
"Да уходи ты, сволочь!!!" — кричал я немым криком.
Даже безнадежный оптимист догадался бы, что ТАК соседка звонить не станет. Это вернулся муж! Домой пришел! А его НЕ ПУСКАЮТ!
Мы сидели притихшие, словно зайцы под кустом. Волк стоял за дверью. Нет, мы были двумя поросятами — Ниф-Нифом и Наф-Нафом. Скверные, гадкие, грязные поросята. Может, у "зайчихи" нервы оказались и покрепче, но "зайчонок" практически обделался.
Трели прекратились. "И правда! Чё ты звонишь? Видишь, нет никого дома! Иди! ИДИ!!!".
Марина неслышно встала и бесшумно проскользнула к двери. Я сидел ни жив, ни мёртв. Просто не представлял, как выберусь из этой ситуации невредимым? Казалось, что шансов — ноль целых, ноль десятых. Она вернулась:
— Не понимаю, почему он ("ОН!!!") приехал раньше времени?. ("Могла бы предупредить, что надо по-быстренькому!"). У них же сегодня стрельбы… Отменили, что ли? ("Дура! Ты, чё, первый год в армии?! Тут всё могут отменить!"). Я сейчас открою дверь… ("Не надо! Не надо!! Вдруг он не ушел и всё еще там стоит!!!")… ты поднимешься на верхний этаж ("Да… мы на втором, вверху еще один этаж")… там переждешь ("Пережду? Чего пережду??").
Она снова прислонилась ухом к двери и, спустя паузу, повернула ключ. Дверь открылась.
"Господи! Сделай так, чтобы никого на площадке не было! Прошу тебя!!! Я больше никогда… никогда в жизни…".
Лестничная площадка оказалась пуста.
Пулей взлетаю через два пролёта. "А что дальше-то??? Запросто, просто по закону подлости, откроется какая-нить дверь, выйдет офицер или его жена! Спросят, чё я тут делаю? Бля… хоть бы знать, кто тут живет — соврал бы, что к ним пришел. По делу. Или… Ну, пиzдец!".
Снизу послышались голоса и звук шагов, поднимающихся по лестнице людей. Моё сознание заклинило… А через мгновение мне стало абсолютно безразлично, что со мной сделают. Как отрезало. Наступила полнейшая апатия к происходящему. Моментально! Организм включил реле самозащиты — я находился на грани нервного срыва, вот и сработало. Пацан, чё с него взять?
Шаги людей приближались. Узнаю ЕЕ голос:
— Знаешь, сплю. Сквозь сон слышу будильник. Думаю: почему будильник звонит? Я же не заводила. Лежу, почти проснулась. Взяла часы — три! Не пойму, что звенело-то? Неужели дверной звонок? Открыла — никого… А у тебя, что, ключа нет?
— Помню, положил в китель, щас полез — нету, — голос комбата. — Но точно помню, что клал.
— Ну, ничего страшного, посидел минуту у подъезда.
И голоса затихли, отгородив от посторонних ушей перипетии семейной жизни за закрывшейся дверью.
"Неужели пронесло???".
Все пять чувств снова вернулись ко мне. Не медля ни секунды, на полусогнутых ногах (как шпион в плохом детективе) я спустился вниз. Вышел из подъезда и бодро (не бегом!) двинул к клубу. "Мотор" в груди лязгал клапанами! Я боялся обернуться, страшась увидеть, бегущего комбата, расстегивающего на ходу кобуру пистолета…
Не то, чтобы после того случая я стал шарахаться от Марины Алексеевны, но мои симпатии к ней явно потускнели. Теперь в ее квартиру меня можно было затащить, лишь связав и оглушив. Полагаю, она придерживалась того же мнения: "пацан напугался до смерти". Но отказываться от задуманного не собиралась, и поэтому придумала другой вариант.
Для пополнения библиотечного фонда клуба потребовалось ехать в Х. Подозреваю, что книжные новинки могли и подождать (стеллажи и так ломились), но Марина решила воспользоваться придуманным поводом ДО МОЕГО дембеля. Расчет был на то, что ящики с литературой требовалось кому-то таскать. На роль "грузчика" она запланировала меня. В нашем подразделении было полно пацанов, обладающих гораздо лучшими физическими данными, чем ваш покорный слуга, поэтому начальство сильно удивилось, почему Марина Алексеевна выбрала мою кандидатуру?
У старлея (моего командира) зародилось подозрение, что здесь "не чисто". Старший лейтенант сам имел виды на Марину, но та, насколько я был в курсе, дала ему "от ворот поворот". Представьте: женщина выбрала не начальника, а его подчиненного! Оскорбление ж! Бесспорно!. Хреново он себя чувствовал. Но скажу так: как ни странно, выбор М. А. в мою пользу никак не сказался на моей службе последних месяцев под его началом — нормальный оказался мужик, не сволочь. До сих пор вспоминаю с уважением.
В солдатской библиотеке хозяйничали две женщины — М. А. и Екатерина Андреевна. Если первая ко мне благоволила, то со второй у меня, с самого начала, отношения не сложились. Злая была баба, вечно всем недовольная, желчная и вредная. За книгами нам предстояло ехать втроём.
Поезд на Х. отправлялся в восемь вечера. Пассажиров на нашем полустанке — кот наплакал, почти пустой состав. В нашем вагоне обосновалось человек 6–7, включая нас троих. Ехать предстояло всю ночь, время прибытия — что-то около 9 утра. Как только поезд тронулся, Марина открыла сумку и стала доставать оттуда разные вкусности, при виде которых у солдата происходит обильное слюновыделение. Кто служил в армии, поймет: русский солдат голоден круглые сутки — разбуди его в три ночи и предложи тарелку борща, схавает без разговоров! А тут на столике, по мановению волшебной палочки, появились котлеты, помидорчи-огурчики, блинчики, домашний компот и еще… еще… еще что-то невозможно-вкусное. "Катька-сука" не достала из своей котомки ничего.
Я уплетал за обе щеки: когда еще придется так пожрать?! Наелся до пуза.
Мы ехали. За окном сгустился мрак.
Женщины стали собираться ко сну. Пока я ходил покурить в тамбур, мне тоже застелили постель. В соседнем отсеке плацкарта.
Поезд медленно постукивал колесами, покачиваясь на поворотах. Я разделся и лег, укрывшись простыней. Перед тем, как попасть в объятия Морфея, вспоминал родной город, знакомых ребят, девчонок, свою кралю (еще не ведая, что она меня кинула). Проснулся от прикосновений. Открыл глаза и в тусклом свете железнодорожной лампочки увидел Марину, сидящую на моей полке-лежанке. На ней была сорочка, под сорочкой не было ничего. Она ласкала меня, засунув руку под простынь.
Не помню, каким образом мы уместились на полке (там и одному-то тесно!). Условия для интима, мягко говоря, не ахти. Приплюсуйте (сминусуйте?) раскачивающийся туда-сюда вагон и опасение, что в любую секунду по проходу может пройти кто-нибудь из пассажиров. Представили (а кто-то вспомнил реальный случай)?. А теперь разрешите доложить: секс получился СУПЕР! Не только сам оторвал полную кайфуху от соития — моя женщина, разве что, не кричала в полный голос, испытывая оргазм! Именно тогда, впервые в жизни, я закрыл рот партнерше, глуша звуковые извержения страсти. Боялся, что и эта мера мало поможет: ладно, пассажиры в других отсеках — какое им, в общем-то, дело? Главная опасность лежала за перегородкой!
Опасения подтвердились уже утром: Е. А. посмотрела на меня ТАК, будто это Я пришел к ней ночью, и не спросясь, трахнул ее во все дырочки! Куда только можно засунуть!
В Х. мы прокружились по делам весь день: женщины выписывали документы, я таскал связки книг в машину. Поели в офицерской столовой штаба. Потом опять мотались. К отправлению успели едва-едва. За день я так ухандокался, что мне было уже НИ ДО ЧЕГО, включая секс — попил чаю и свалился на полку, как убитый.
Закрывая глаза, все-таки, вспомнил предыдущую ночь. "Придёт?" — мелькнуло подобие мысли. Но М. А. (спасибо ей!) меня пожалела, и я спал до самой нашей станции.
… "Ах, какая женщина, какая женщина! Мне б такую…".
ГЛАВА 3 — "ВЕРА"
Вера жила в соседнем подъезде, знакомы мы были лет 13-ть. Бегала девчонка во дворе, я не обращал на нее никакого внимания — в детстве разница 4–5 лет огромная пропасть. А тут пришел из армии и вместо девчонки увидел вполне симпатичную девушку. Особо выдающегося (в плане внешности) в ней не было — маленького роста, ноги бутылочки, улыбаться стеснялась из-за особенностей строения верхних зубов. Что выделил бы в ней опытный донжуан, так это грудь: грудь была экстра-класса, это однозначно!
Донжуаном я не был, нюансов не различал, но грудь стояла перед глазами. В общем, на мой взгляд, смотрелась она "вполне очень даже ничего".
Мой кореш, с которым мы проводили большую часть свободного времени, жил с ней на одной лестничной площадке, и, конечно, знал ее гораздо лучше меня. Не помню, чтобы я расспрашивал его о Вере. Вероятно, "положительную характеристику" на нее я получил значительно позднее — когда у меня уже закрутился роман. Началось всё достаточно неожиданно.
Куда-то намылились мы с Коляном — скорее всего, собрались купить вина и посидеть на любимом месте — на крыше нашей пятиэтажки. Нравилось нам это место: тихо, вокруг ни души, чистый воздух и небо над головой. В общем, топаем через парк, в сторону гастронома. Колян смотрит вперед:
— О! Вон Верка идет. С занятий наверное.
Бросаю взгляд на приближающуюся девушку и совершенно определенно ощущаю нахлынувшее наитие: "ЕЙ СЕЙЧАС УЖАСНО ОДИНОКО". Просто физически ощущаю ее состояние. Походка, наклон головы, сами движения говорили, что она ОДНА, что у нее никого нет, что ее жизнь скучна и однообразна, что ей давно хочется, чтобы на нее обратили внимание, что ей опротивело видеть, как ее подруги гуляют с парнями, а ей приходится вечерами сидеть дома… Вот так, за пять секунд, пока двигались навстречу друг другу, пришло ко мне это.
Поравнялась с нами:
— Привет!
— Привет! Откуда идешь?
— Занятия кончились, домой иду. (Вера училась в медицинском училище).
Диалог шел сугубо между нею и Николем. Я стоял молча. И будто кто меня дернул:
— Пошли с нами!
Она даже не спросила — "куда?":
— Пошли!
Я бросил ей маленький спасательный круг и она схватилась за него обеими руками.
После той прогулки мы стали общаться чаще.
Как-то сидели с Коляном у него дома, слушали новые записи на магнитофоне, Вера зашла по-соседски, да так и осталась с нами. Вечер провели втроем. И пошло-поехало.
Когда возник вопрос о встрече нового года и компашка формировалась по парному принципу, я уже не представлял на ее месте другую. Хотя, ничего "такого" между нами не было: так, целовались… ну, поприжимал я ее пару раз в укромных уголках, но приставать "по-серьёзному" не решался.
Новый год встречали у Власа. Какие плюсы? Частный дом — раз; мать живет за стенкой, мешать не будет — два; в нашем распоряжении аж две комнаты — это три. Набралось 14 человек, но принцип "каждый пацан приходит со своей" соблюсти в полной мере не удалось, мужиков оказалось больше. Кто бывал в подобных ситуациях, догадается, чем это обычно кончается.
Веселились, пили-ели, танцевали, пели под гитару. Компашка подобралась "по-рабочему" варианту — почти все из парней пахали на одном большом предприятии и лишь двое были пришлыми, но старыми друзьями кого-то из нас. Из праздновавших с нами девчонок раньше я не знал никого. Может несколько раз видел Люську, подругу Власа. Хотя, стоп! Вру! С нами гуляла Олька — Веркина закадычная подруга, они вместе учились в школе и вместе поступили в училище на одно отделение. Она пришла с Веткой (кликуха пацана, переделанная из фамилии) — так его называли за глаза, в лицо не произносили.
Народ собрался вполне музыкальный, на гитарах лабать и сносно петь могли трое: Ветка, Длинный и я. У меня и Ветки за плечами были выступления в вокально-инструментальных ансамблях, Длинный профессионально нигде не играл, но отсутствием музыкального слуха не страдал. А что надо для хорошей компании того времени? Выпивки побольше, музона клеевого, и чтоб девчонки сидели рядышком симпатичные. Сначала — сидели, но чтоб потом можно было положить…
Всё шло прекрасно. Когда уставали поднимать тосты и орать песняка, выходили на морозный воздух — подышать, поиграть в снежки, окунуть визжащих девок в сугроб. Потом возвращались и начинали по-новой. Хорошее было время. Или потому, что молодое?.
Выжрали мы тогда изрядно. Но молодой организм неплохо справлялся с нейтрализацией алкоголя и мы не вырубались. В какой-то момент, помню, осмотрел панорамным взглядом компашку и не обнаружил Веры: она не сидела рядом, среди танцующих ее тоже не было видно. "Чёрт, куда она подевалась? — подумал я. — В туалет, что ли, пошла?".
Отхожее место располагалось во дворе, и я решил проверить, там ли она. Не стучать, конечно, в дверь и не орать: "Вер! Ты здесь??", а так — для контроля над ситуацией. Встал из-за стола, вышел в сени (коридор в хате, кто не знает). Гляжу — а там Влас мою Верку прижал к стеночке и тискает. Бляха-муха! Ору:
— Ты, чё, сука, совсем опиzденел???
Он от Верки отлип, смеется:
— Ай, ничего не было! Мы… разговаривали…
— Ни hуя себе разговорчики! Может мне пойти с твоей Люськой побалакать? Поплотнее?.
Остудило его моё предложение. Улыбаться перестал. Но миром всё кончилось, без драки:
— Не обижайся, — сказал Влас, — я ничего такого не хотел, так… дурь немного взыграла… не сердись. Всё нормалёк.
"Ага, так и поверил я тебе! Если б не застал их, он бы эту партию постарался б доиграть до конца. В прямом и переносном смысле — "ходок" Влас был еще тот!".
— Ну! А ты чего скажешь? — обращаюсь к своей мамзель. Та бросается на шею:
— Ты ничего не подумай! У нас ничего не было! — прижимается всем телом, дрожит.
"Было бы что — убил бы!".
Поцелуи, слёзы, "прости!" — стандартная ситуэйшен.
"Ладно, — думаю, — у них и правда ничё не произошло, а на остальное наплевать, с кем не бывает… сам такой".
Вернулись в компанию, почти как ни в чем не бывало.
Где-то после трех ночи, когда гудёж пошел на убыль, ко мне подошел Ветка, отвел в сторону и заговорщицки прошептал: "Скоро народ начнет по кроватям расползаться. Я проверил — в соседней комнате две койки и диван. Чуешь?. На всех не хватит, надо занимать прям щас!".
Здравая мысль! Я — Верку за руку, Ветка — Ольку. И нырнули в соседнюю, пока толпа выходила в очередной раз освежиться. Короче, подсуетились и забили себе место! Ко времени, когда пьяная компашка стал искать ночлег "на пару", все более-менее приличные места для спанья были уже арендованы (третье место, рядом с нами, заняла парочка даже раньше нас с Веткой — не мы одни оказались такие умные!).
Вот так, в первые часы наступившего года, в соседстве с еще двумя пыхтящими парами, я сделал свою будущую жену женщиной. Осторожно, тихо, без боли. Правда, на следующее утро все равно пришлось отмывать кровь с простыни. Но это уже такие житейские мелочи, что по сравнению с важностью момента, блекнут и испаряются без следа! Важность момента ощутили мы оба — она впервые познала мужчину, а я впервые имел секс с девственницей.
"В новый год — в новую жизнь. С новой женщиной".
… Вместе мы прожили 15 лет.
ГЛАВА 4 — "ЛЕНА"
Я приехал в Германию вольнонаемным служащим. В конце… — х годов попасть на работу за границу считалось супер-удачным, хоть кого спросите! Мне повезло — у коллеги по работе (где я обретался в то время) оказались полезные связи в военкомате, он и спросил у меня: не хочу ли уехать работать за границу? Глупый вопрос! Нужно было быть полным идиотом, чтобы отказаться от такой возможности. Дома сообщил жене эту новость. Несмотря на то, что ехать предстояло одному, она согласилась без вопросов — на кону стояло материальное благополучие семьи. По крайней мере, я мог обеспечить для нас некий задел на несколько лет.
В военкомате объяснили нюанс, который стал дополнительным плюсом в решении ехать: если заняться поисками работы для супруги сразу по прибытии на место, то она сможет приехать ко мне. Вдвоем — не одному! Поиски — занятие непростое, но коли постараться, хлопоты окупятся сторицей. И добавили: "Уж за полгода найдешь обязательно!". Всё это успокаивало — и меня, и жену.
Чтобы закончить тему вызова жены, скажу: место для нее я нашел достаточно быстро — договорился с директрисой офицерской столовой, что она возьмет жену официанткой. Из части послали официальный запрос, бумага пришла в мой военкомат. Вера стала собирать документы (долгая и муторная процедура, надо отметить). Я уже подсчитывал, к какому сроку она сможет быть в Германии. Но случившиеся в последствии события перечеркнули все предпринятые усилия. О них расскажу позже, чтобы не нарушать последовательность повествования.
На пересыльном пункте во Ф. я узнал о предварительном месте моей будущей работы — меня направляли в Э. Добрался до места, поселился в армейскую гостиницу при воинской части. Сижу, кукую: куда, что и как — не понятно! Хреновые ощущения. Хуже неизвестности ничего нет. Через пару часов — стук в дверь. Заходит парень: "Это ты из В. (называет город)?". "Ну, я". "Здорово, земеля!".
"Во, пруха пошла! Земляк на чужбине — уже полдела! Он-то расскажет, что к чему!".
Земеля позвал к себе в гости. Его жена накрыла стол, мы выпили, закусили. Хозяева в два голоса распрашивали: как там город, что новенького? Их неподдельный интерес впервые дал понять одну важную деталь: как бы хорошо наши не устроились за кордоном, у всех щемит сердце по Родине. Выгодная работа, количество купленных тряпок — всё меркнет перед тоской о родном доме, всех неизбежно тянет в родные края.
Они у меня — про Союз, я у них — про Дойчланд. Новый знакомый пообещал, что замолвит словечко (он возил какую-то шишку). Особо на его помощь с трудоустройством на "теплое" местечко я не рассчитывал: ну кто я ему? Сват? Брат? Даже не дальний родственник. Вобщем-то, так и вышло.
В тот же день, ближе к вечеру, за мной приехал "купец" и меня, без лишних разговоров, посадили в уазик. И поехал я в город под названием Д. По дороге попытался узнать хоть какие-то подробности, но майор (начальник дома офицеров, где мне предстояло работать) коротко ответил: город небольшой… км от Б., всё остальное узнаю на месте. Типа: "Сиди и помалкивай в тряпочку! Тут — армия, это тебе не на гражданке".
На меня не собирались вешать погоны и вдевать в сапоги, но отношение к вольнонаемным определялось очень простым правилом: вы — рабсила, мы — начальство. Что ж, служили, знаем. И я примолк с вопросами.
Должность, по которой я вербовался, официально именовалась "художник-оформитель". Если сравнить с другими гражданскими профессиями, моя — настоящая лафа! Зарплата в марках выходила нехилая, плюс деньги, перечисляемые на сберкнижку в Союзе (по сути — вторая зарплата в рублях). "Итого" получалось клёвое!
Жить определили в так называемую "Массандру" (местный каламбур): второй этаж здания с длиннющим коридором, двадцать пять-тридцать дверей с каждой стороны. Почему "Массандра"? Селили там, в основном, несемейных, так что, народец квасил изрядно. Отсюда мансарда (надстройка) превратилась в "Массандру" — в Советском Союзе место, известное своими виноградниками.
…Одна из дверей. Крохотный тамбур без освещения. Дверь налево и направо. Налево — ко мне. Комнатуха 3х3 метра. Три кровати, шкаф, стол, три тумбочки. Всё! Моё новое местожительства. Думал, что временное: на два, максимум — на 4 месяца. Ошибался.
Два соседа, оба белорусы. Один из-под Г. - деревенщина, полное чмо, жлобяра и урод (не сгущаю краски, описываю, как есть!). Второй — из М. Звали бы Лёвой, можно было бы прикалывать, но его имя не рифмовалось с городом: звали мужика Федя. Лет за тридцать. Молчаливый. Но когда выпьет, расходился на всю катушку! Насосется, бывало, "Кокура" в буфете дома офицеров, припрется на танцы, выйдет на середину площадки, раскинет руки в стороны, и орет во всю мощь глотки: "Ба-бонь-ки! Вот он я-я-я!! Хватай, пока разрешаю!!!". Но не помню ни одного случая, чтобы кто-то вешался ему на шею — женщины скупердяев чуют за версту. А Федя был не просто скупердяй — он был крутой скупердяй. Великий жмот! Только его земляк (наш общий "однокамерник") мог оспаривать первенство в этом соревновании.
Ничего не имею против белорусов ВООБЩЕ, но соседи мне достались "замечательные".
Федя и этот, второй (имя не помню, да и без надобности вспоминать!) получали какие-то копейки, потому что завербовались кочегарами. Естественно, на их зарплату не раздухаришься. Всё заработанное складывали в "чулок", тратили на себя по минимуму. Вроде как, положительное качество, иначе: зачем было ехать сюда? Опять же, понимаю, что жить на подножном корму, перебиваясь с хлеба на воду, тяжело. Если речь идет о подобном режиме длиною в год или более, то совсем тяжко. Иногда Федя не выдерживал и напивался "в сиську": так он выпускал пар из собственного, внутреннего "котла".
Для полноты картины, поведаю еще одну деталь, характеризующую моих соседей, в частности — Федю. Когда ему предоставили законный отпуск, он рьяно засобирался на родину. В чем выражалось понятие "рьяно"? Зарплата мизерная, а приехать из Германии ни с чем — дома не поймут. Жена Феди (по его собственным рассказам) была женщина дюже строгая и могла подумать, что на чужбине он не экономил, а тратил напропалую. Короче, под честное слово, Федя назанимал денег у знакомых, малознакомых и совсем незнакомых. Столько, сколько смог. Накупил разного шмотья — и отвалил. Кредиторы оставались спокойными до тех пор, пока не настало время возвращения Федора из отпуска. А Федя не вернулся, остался дома. Видимо решил, что занятых денег ему ни за что не вернуть на его никудышную зарплату — пришлось бы отдавать всё заработанное, еще и остался бы должен. Вобщем, кинул всех, засранец. Некоторые (одолжившие поболее других) клялись, что по возвращении в Союз не поленятся съездить в М. и вытряхнуть из него должок (заодно — и душу). Но думаю, так никто и не сподобился — болтали, скорее всего, по пьянке. Бог Феде судья. Небось, наказал уже давно.
…Ленкина комната находилась почти напротив моей, чуть левее на две двери. Она жила вместе с какой-то девчонкой: их маленький отсек был разделен на две крохотные комнатушки, каждая с отдельным входом. С Леной меня познакомил Парин. О нем — вообще отдельная история, здесь не буду ничего рассказывать.
Знакомство произошло на танцах — к тому времени начальник дома офицеров назначил меня руководителем ансамбля. Мы с пацанами (солдатами срочной службы) наиграли репертуар, подходящий и к медленным, и быстрым танцам. Я привез с собой несколько кассет западного музона, мы разучили 5–8 вещичек из популярных в то время групп. Вышло недурственно. Пацаны попались трудолюбивые, "ловили масть на лету". С голосами у них было даже получше, чем у меня, так что основную часть репертуара пели они, я же сидел за барабанами. Себе я оставил пару "соляк" на английском языке — тогда кто-то из музыкантов садился за ударные, я брал в руки бас-гитару — и вперед! Мама не горюй, в общем!
Прикол рассказать?.. Однажды, исполняя на сцене соло, во время проигрыша опустил голову вниз и увидел, что стою с завернутой вверх правой брючиной. Объясняю: сидя за барабанами, колотушка задевает брюки и ее приходится закатывать. Выйдя петь, я забывал отвернуть. И такое происходило каждый раз — просто заметил только впервые. А все решили, что это моя "фишка".
В перерыве очередных субботне-воскресных танцулек Парин и познакомил меня с Леной. Первое впечатление — с фигурой у женщины всё на месте! Не стану врать: симпатичной ее назвать было трудно, но шарм присутствовал, а это значило многое. Для меня — уж точно. Настолько редкое качество, что сталкиваясь, уже не обращаешь внимания на все остальные "минусы".
Как-то сразу мы почуяли интерес друг к другу. Но в первый вечер лишь поболтали, посидели втроем в кафешке, вместе возвратились на "Массандру". Позже, в середине недели, несколько раз сталкивались в коридоре или вблизи нашей общаги. Никаких завлекалок, намёков и всего прочего из арсенала соблазнения.
— Привет!
— Привет! Как дела?
— Ну, ладно… пока! Увидимся.
На следующую субботу она снова пришла на танцы.
Когда отыграли несколько вещей и у нас наступила запланированная пауза, Лена подошла к эстраде и заказала после перерыва сыграть чего-нить под "белый танец". Слегка резануло по душе: "Хочет пригласить кого-то, а я, дурак, имел на нее виды". А потом добавила:
— Твои мальчики ведь смогут сыграть без тебя? — и лукаво улыбнулась.
Секундное разочарование обернулось ликованием: "Меня хочет пригласить! Меня!".
Песни были отрепетированы на состав в четыре исполнителя, мы никогда и ничего не играли втроем, а тут — НАДО! Басист сел за ударные, соло-гитарист — за органолу, ритмач остался в прежней ипостаси — и "медляк" я танцевал с Ленком. Поначалу она скромно удерживала меня на расстоянии, но я, окрыленный ее инициативой, внаглую прижал ее к себе поплотнее и больше она не сопротивлялась.
В конце вечера, внезапно обнаружил, что она исчезла из зала. В последнем перерыве облазил везде, где она могла быть, но не нашел — ни в буфете, ни на порожках у входа. Разве что в женский туалет не заглянул. Вернулся к барабанам в растрёпанных чувствах и вечер мы доиграли абы-как. Я ДОИГРАЛ абы-как.
После танцев, по обыкновению, мы принимали с Париным "наркомовские" и шли домой. Помню, попросил его рассказать о Лене подробнее. Санёк внезапно стушевался, что стало для меня неожиданностью… и насторожило.
Если вкратце, то его рассказ свелся к следующему: у Лены были два ухажера. Не одновременно, конечно. Девки болтали, что в первого она влюбилась без памяти, но тот, наигравшись, бросил ее и завел другую кралю. Ленок месяц ревела, ходила с красными глазами и с невыспавшейся физиономией. Лейтенант тот, по пьяне, хвастался, как она умоляла его жениться на ней… говорила, что безумно его любит, что у нее никогда не было такого мужчины, как он. Сволочь лейтёха!
Потом у нее был роман с другим "двухзвёздочником". "Кажется, они недавно расстались", — сказал мне Парин.
— Опять ее бросили?
— Не-е, сама… ну, так девчонки говорили.
С этим Ленкиным "номером 2" у меня произошла стычка, но о ней позже.
Поздний вечер, суббота. Дотопали до дома, Сашка позвал к себе "на посошок". Добавили. Выходя от Парина, я решил стукнуть в Ленкину дверь: хотелось узнать, почему она так быстро ретировалась, не попрощавшись?
Стучу. Тишина. Стучу сильнее. Тихо. Затем слышу шаги, дверь открывается. На пороге в ночнушке ее соседка: "Чего тебе?". "Где Лена?". "Нету её!", — и тянет ручку на себя. Вставил в проём носок туфли: "Врёшь ведь! Дома она!". И кричу в темноту комнаты: "Лен!". "Нет её, сумасшедший! Хочешь, сам убедись", — и машет рукой направо. Приоткрываю дверь в ее комнату — темно и пусто. "Убедился? Ну, тогда вали отсюдова!", — и закрыла калитку.
"О-о-отво-о-ори-и-и потихо-о-оньку кали-и-итку и во-о-ойди-и-и в летний сад ты как те-е-ень…".
"Где же она?", — стучит мысля в полупьяном мозгу. И включается МОЯ БОГАТАЯ фантазия. Более, чем богатая. Живо представляю порнографические картинки с ее участием: теплая ночь… кустики-полянка… поцелуи-ласки… "Вот, зараза! Приглашала на танец, прижималась, а сама сбежала с кем-то! Трахается щас, бл…!".
Нагруженный доверху переживаниями СОБСТВЕННОГО ПРИГОТОВЛЕНИЯ, пошел к себе спать. "Идите вы все на х… й!".
После обильных возлияний накануне, поутру проснулся рано (с тех пор так и укоренилось такое свойство организма: вскакивать с бодуна, ни свет ни заря). Первая мысль — вчерашние переживания перед сном. Не то, чтобы было жутко обидно, но задело меня Ленкино бегство сильно.
"Слышь, Сяв! Ты чё?. Ну, кто ты ей?. Кто она тебе?. Что у вас было, чтобы высказывать ей претензии? Угомонись, блин, егоза. Заколебал, дурилка".
Голова не болела даже от мешанины спиртного (что значит — молодость!). Умылся, привел себя в порядок, закурил. Воскресенье, выходной, день полностью свободен.
"Чем займемся?" — снова разговариваю сам с собой.
К описываемому моменту я находился на чужбине уже больше месяца. Первые "ахи" и "охи" от пребывания за границей схлынули. И периодически стала накатывать тоска: жена за тысячи километров, а ты тут один кукуешь. В пору брать член в руки… И вроде как, все в порядке, но понятие "в порядке" — лишь верхний слой "наполеона". Не пропитанный кремом. Даже черствый местами. Невмоготу мне стало в то утро, навалилось. Гормоны взыграли, что ли? Мужик, всё-таки!
Встал с кровати. Мои "сокамерники" дрыхли без задних ног. Внутренне собрался, сконцентрировался. От похмелья не осталось и следа. Тихо вышел из комнаты, тихо прикрыл дверь. Выхожу в коридор "Массандры".
Воскресное утро. "Массандра" нежится в постелях: кто в холодной и одинокой, кто — под бочком у супруги-супруга. Подхожу к Ленкиной двери. Стараясь не производить шума, стучу. Открывают через 10 секунд (я считал!). Она! Полусонная. В каком-то белом одеянии — коротенькое "нечто", выше колен. Как это у них называется?.
Не особо сознаю, что делаю, всё на экспромте. Надежда на что?.
Ее взгляд полон удивления, но ничего не произносит.
— Впустишь?
Молча отодвигается в сторону, пропуская меня вовнутрь. Показывает рукой — "ко мне сюда". Я уже знаю КУДА — вчера разведал.
Её комната. Солнце, пробивающееся сквозь закрытую занавеску. Лена обходит меня и юркает в еще не остывшую постель. Натягивает одеяло до подбородка. Молчит.
Не знаю, что делать, куда себя деть, что сказать.
— Что встал, как вкопанный? Садись.
Сажусь на край ее кровати. Хотя рядом стоит стул. Она молчит, я тоже. Смотрит на меня, я на нее. Нервное волнение достигает апогея.
"Или делай что-нибудь, или вставай и уходи", — это я сам себе (вы дольше читали эту фразу, она просквозила в мозгу в три раза быстрее).
— Почему вчера сбежала?
Пауза. Вопрос, казалось бы, простой… да ответ, подозреваю, сложный. Многоярусный. Не те у нас отношения, чтобы говорить мне, КАК ЕСТЬ на самом деле. С другой стороны, я, вроде бы, ей не безразличен. Когда-то ж нужно начинать сближаться. Может, сейчас самое то?
— Мне очень понравилось, как ты танцуешь… правда… потом ты ушел играть, я вышла покурить на порожки… а потом… ты не знаешь, — пауза уже длиннее. — У меня… в общем, я встречалась с одним парнем…
— Я знаю.
— Знаешь? С кем конкретно — тоже?? Ну, да… уже наболтали про меня, — мгновенно холодеет, теплые интонации испаряются, на смену доверительному разговору приходят жесткие ледяные иголки.
— Расскажи сама. Всё, как есть. Без испорченного телефона.
Молчит.
"Доверится или нет? Тоже ведь тест".
Без подробностей стала рассказывать историю о том, что произошло с ней здесь, в Германии. Версия Парина не сильно отличалась от услышанного мною в то утро. Она не уходила в детали — только общие факты.
Я сидел на краю кровати и мои мысли стукались друг о друга: родственно сплетались в тех моментах, когда ее рассказ вызывал во мне ПОНИМАНИЕ, и взаимно отталкивались, когда моё сознание НЕ ХОТЕЛО слышать того, что вызывало негативные эмоции. Она говорила не долго — это мне казалось, будто время остановилось.
Её роман "№ 2" был ошибкой (цитата). Две недели назад она сильно поругалась с бойфрендом (нынешний термин, в то время называли менее благозвучно) и он не показывал носа. А вчера внезапно пришел на танцы и увидел, как мы танцевали. Когда она вышла покурить, он пошел следом. Состоялся разговор. Он был выпивши, говорил на повышенных тонах. Потом стал кричать. Чтобы не привлекать внимания, Ленка увела его подальше. Они шли по улице, а он всё не успокаивался…
Я сидел и слушал ее рассказ.
Дословно передаю ТЕ ощущения: взлетная полоса аэродрома… поднимающийся в небо самолет… чуть не касается моей головы, чиркая колесами шасси по башке… от рева двигателей закладывает уши… ничего не слышу, кроме бесконечного грохота, заполняющего мои внутренности от кончиков волос до пальцев ног… железная птица давно взмыла в небо, а шум внутри остался… и не уходит…
Я словно отупел. Отшибло способность не только СЛЫШАТЬ, но и анализировать. Вырубило меня. Не было сил (или желания?) искать противоречия в услышанных словах, копаться в несуразностях женской логики. Просто тупо сидел. С заложенными ушами. Включилось МОЁ реле — я не мог слушать ее рассказ, мне было плохо. Физически. Еще толком не зная эту женщину, я стал воспринимать происходящее с ней, как СВОЁ ЛИЧНОЕ. Такое приключилось со мной впервые в жизни. Жену я ТАК не чувствовал.
Наверное, Ленка увидела моё состояние, хотя… мне казалось, внешне я оставался тихим слушателем. Ха! Женщины чувствуют острее! Мы, мужики — тупые наковальни, они — лезвия бритвы.
ОНА ПОНЯЛА, ЧТО Я ВПИТЫВАЮ ЕЁ БОЛЬ.
И тогда, прервав рассказ на полуслове, приподнялась с кровати и обхватила меня руками.
Помню, как судорожно скинул с себя одежду… нырнул к ней под одеяло… крепко прижал к себе и поцеловал! Целовал лицо, начинающее покрываться слезами. Целовал грудь, руки, живот. Она не прятала своих чувств, не пыталась навесить ширму, НИ ВО ЧТО НЕ ИГРАЛА. Мы сплелись в единое целое. Я проникал в нее, она входила в меня. Время исчезло напрочь. Пространство сузилось до размеров ее кровати. Нет, меньше — до ее самой. Рядом лежала женщина, которую я не просто ХОТЕЛ — то была Женщина, которую я ХОТЕЛ ЛЮБИТЬ. И от этого мои желания становились сильнее! И слабее — одновременно! И еще, чёрт его знает, как…
Чудо единения описать буквами невозможно.
Почувствовал, что не в силах сдерживать, рвущуюся из меня струю, замычал:
— … больше не могу… терпеть!!!
Сладчайший выплеск огласился Ленкиным криком — мои слова стали для неё завершающим аккордом, приводящим ее плоть к ожидаемому финалу! Я наполнил ее Каплями Жизни, она почувствовала это и задергалась всем телом, перекрывая силу моего оргазма собственным вулканом, куда более мощным. Её крик (уверен!) разбудил половину "Массандры" — этого дремлющего царства одиноких и соединенных.
… Постоянно жить у Лены я не мог: во-первых, ее комнатушка физически не позволяла находится в ней двум людям одновременно — ЧЕТЫРЕ С ПОЛОВИНОЙ квадратных метра (!). Во-вторых, требовалось соблюдать хоть какие-то приличия. Хотя, "массандровская" мораль мало походила на пуританскую — к одиноким девчонкам постоянно шастали вольнонаёмные, офицеры и солдатики. Периодически наша коммуналка наблюдала, как очередная жена наставляла рога благоверному, отбывшему в служебную командировку. Отправив супругу в отпуск, чей-то муж запросто мог привести к себе мамзель со стороны. Или просто соседку, причем — замужнюю, на сей момент "свободную". Скрыть любовные похождения на "Массандре" так, чтобы ни одна душа не узнала — не реально! Все были на виду. Как на центральной площади города. История чьего-либо грехопадения тут же становилась достоянием общественности.
Не стоит думать, что всё заканчивалось лишь сплетнями на общей кухне и семейными скандалами за закрытыми дверями. Порою разгорались такие бури и страсти, что "массандра" пряталась по щелям, дабы не попасть под раздачу очередной разбушевавшейся стихии! Мужья нещадно колотили своих "заbлядовавших" овечек всем, чем попадя! Соваться мирить супругов в эти моменты было бесполезно и даже опасно — могли прибить или даже пристрелить… Какой-нибудь старлей неожиданно заскочит во время дежурства домой, а там его лахудра с хмырём кувыркается в постели. А у старлея, между прочим, на боку "Макаров". А в обойме семь патронов. За глаза хватит. Обоим.
Внутрисемейные разборки — еще цветочки. Куда интенсивнее и ярче протекали события, связанные с борьбой за право обладания женским телом между несколькими конкурентами! Во, где побоища случались — будь здоров, не кашляй кровью! Молодые мужики, не поделившие бабу, мутузили друг друга беспощадно! Иногда в драке принимало участие по 5–6 самцов. Не потому, что все они пылали любовью к одной особе — а, так сказать, за обиженного товарища, за компанию! Или скуки ради… Набьет какой-нибудь хахаль морду претенденту, тот приводит с собой друга — и они уже вдвоем метелят первого. Очухавшийся пострадавший собирает трех-четырех корешей покрепче — и идут возвращать должок. Веселуха!
Иногда я все же ночевал у Лены, когда это было возможно. Следовало учитывать и интересы ее соседки — к ней тоже мог прийти воздыхатель, и тогда она (девушка чрезвычайно стеснительная, гы-гы!) просила Лену, чтобы не только я не оставался у нее в эту ночь, но и она сама ушла к подруге. Подобные просьбы были нечастыми, так что Ленка не возмущалась. В общем, мы старались жить мирно. А то, что так получалось далеко не всегда, ну что ж…
Всё чаще и чаще в наших с разговорах Лена спрашивала о моей жене: "Как она? Собрала ли документы? Когда приедет?". Я пытался уходить от этой щекотливой темы, но Лена возвращалась к ней снова и снова. В конце концов она сказала прямо: "У меня есть возможность продлить контракт еще на год (довольно редкая удача для служащих ГСВГ… обычно за такое хватаются обеими руками… бабы — обеими ногами). Что ей ответить начальству?. Хочу ли я, чтобы она осталась? (имея ввиду, скорый приезд моей жены). И как будет выглядеть НАША последующая жизнь, когда жена приедет?.".
Я понимал, что по приезде, Вере тут же доложат о моей "холостяцкой" жизни во всех подробностях. Пытался представить, как она отреагирует. И как себя будет чувствовать Лена под взглядом моей супруги?
ПЕРЕНЕСИТЕ ЭТИ МЫСЛИ НА СОБСТВЕННУЮ МАТРИЦУ, перестаньте воспринимать написанное, как текст — И ВЫ ПОЙМЕТЕ, НАСКОЛЬКО ТРУДЕН ПРАВИЛЬНЫЙ ВЫБОР.
Я не стал уходить от ответа, оттягивать решение, и сказал: "Двоим из трех будет лучше, если ты уедешь".
Лена заплакала. Наверняка, втайне надеялась на иное.
Никогда не прощу себе того поступка. Поступил не по-мужски. Проще говоря — смалодушничал. В итоге же получилось так, что и Ленке не дал остаться, и Веру в Германию не привез. По-скотски вышло, бля! Урод моральный! Как сказать иначе?.
… Уехать из Германии в Союз можно только раз в году — в свой законный отпуск, спустя 11 месяцев после прибытия. Но существовала одна хитрая уловка, известная практически всем: можно было вырваться, если приходила телеграмма о плохом состоянии здоровья близкого родственника — матери, отца или ребенка. Обязательно заверенная врачом и военкоматом. Такую "липу" мне соорудили в канун Нового года (подсуетился давний друг), и я с радостью рванул домой.
Дома встретил НГ и немного оттаял душой. Обозримое будущее в те дни казалось почти безоблачным, а проблемы — легко решаемыми.
Перед отъездом в Союз, электрик дома офицеров Шура Лисидзе посоветовал втихую привезти советских денежек. Сверх задекларированных:
— Возьми сотенку одной купюрой, ее прятать легче.
Вообще-то разрешалось везти не более 30 рублей. То есть выходило, мужик предлагал мне нелегальную операцию, этакую "легкую" контрабанду. Что давала лишняя сотня? Обменяв, можно было получить три сотни дойчмарок, а это были уже ДЕНЬГИ! Я решил чуть нарушить закон. Жадность фраера сгубила…
Заховал я сотенную в такое место, где не нашел бы ни один сыскарь, даже самый ушлый: у меня была австрийская зажигалка со съемным газовым баллончиком. Его я вытащил из корпуса, стольник свернул трубочкой и вставил в освободившийся паз. Даже лёжа на столе, тайник не открывал своего содержимого. Зажигалку прятать не стал, оставив на виду — "Самое открытое место менее бросается в глаза!".
В купе я оказался единственным, кто возвращался в Германию, остальные ехали туда в первый раз. Догадываюсь, что именно по этой причине в Бресте стали шерстить именно меня ("Ага! Уже ушлый, наученный! Наверняка, везет запрещенное!"). В купе зашел таможенник, моим попутчикам велел выйти в коридор, сел напротив меня и, глядя в упор, спокойно произнес:
— Отдашь сам — поедешь дальше. Не отдашь — всё равно найду. И тогда не поедешь никуда.
Три секунды я размышлял, прикидывая: найдет ли он мой тайник или нет? Спрятал-то я классно… а вдруг он, собака, прочухает?
Беру со стола зажигалку, протягиваю ему. Он недоуменно вертит в руке, поднимает глаза:
— ???
Тут до меня доходит, что лоханулся я: этот чмырь — понтарь, ни хрена бы он не нашел! Сыскарь, мать его! Взял меня на хапок — я и попался. Но переигрывать было поздно: подношу к его носу отверстие — теперь он может видеть, что внутри паза для баллончика что-то есть.
— Доставай!
— Сам доставай! — злюсь на собственную промашку. — Пинцет нужен, пальцами не достать!
— Тогда с вещами на выход! Живо!
Блин! Тащу чемодан и коробку с мини-телевизором на перрон. Соседи по купе смотрят на меня так, будто на их глазах поймали крутого контрабандиста — взгляд смеси страха с любопытством.
Таможенный зал. Один из "группы товарищей" выуживает мою заначку, другой шарит по моим чемоданам (разве что не отпарывая подкладку), третий проводит в отдельную комнату для личного досмотра. "Шпиёна поймали!", — горько смеюсь про себя. На душе, само собой, погано.
Бравые защитники вещевых рубежей нашей Родины, естественно, ничего больше не нашли — у меня и не было. Крутили, шмонали меня минут 50. Подсовывают протокол:
— Давай, подписывай быстренько, а то поезд щас отправляется, еще успеешь.
"Осталось только на поезд опаздать!", — стучит в голове. И я, НЕ ЧИТАЯ, подмахиваю документик. Лох в квадрате!!! Хватаю чемодан, коробку и бегу на перрон. Поезда нет. Начинаю тихо оhуевать. Спрашиваю, проходящего мимо, железнодорожника:
— Когда ушел "Москва-Берлин"?
— Минут 20 назад.
И моментально — тревожная мысль: "ЧТО ЖЕ я там подписал??? Специально торопили, чтобы не успел прочитать. Наверняка зафиксировали, что контрабанду нашли ОНИ, а не я отдал сам. Могли приписать вообще всё, что угодно! ВСЁ, ЧТО УГОДНО!! Вот это я вли-и-ип!".
Первый шок прошел, башка вернулась в состояние варить: "Та-а-ак, чё делать?. Исправить ничего нельзя… значит, эту станцию проехали… мне надо попасть в часть… на чем?. мой поезд ушел… нужно узнавать, когда следующий?".
Иду в билетную кассу. Говорят: следующий через три часа.
"А деньги на билет? Фу-у, тут в порядке! Да, рублей уже нет, но остались неиспользованные перед отпуском марки. Хватит ли?". Считаю немецкую наличность — даже с запасом. Спрашиваю у кассирши:
— Немецкие марки возьмете?
Ха! Еще бы она не взяла валюту! Она её себе, рублями доложит. Улыбается: "Возьму".
Билет в кармане. Стою на перроне, курю. И матерю долбанных таможенников. А пуще всего — собственную дурь.
… В Д. приехал поздно вечером. Захожу в свою комнату, а там Шура Лисидзе:
— Ты где был? Мы тут все переволновались, блин!
— А чё случилось-то? Отчего паника?
— Лена ж сегодня уезжает! Поезд через два часа!
"Бля! Ленка уезжает? В Союз?! Сегодня??? Как всё говнисто!!!".
Бегу к ней. Открываю дверь: сидит на кровати, опустив голову. Увидев меня, вскакивает:
— ГДЕ ТЫ БЫЛ???
— Потом расскажу…
В комнате, кроме нее, Парин и соседка. И Лисидзе, зашедший следом за мной. Вижу на столе початую бутылку, закуску. Саня наливает всем. Выпиваем. Все молчат. В душе у меня тихий ураган. Бесшумный торнадо! Самый страшный психологический катаклизм.
"Как всё наслоилось!. Таможня… Ленкин отъезд… Почему уезжает сегодня?! Она не говорила, что поедет сразу после нового года!".
Мужики и соседка ретируются, оставляя нас вдвоем. Уходя, Сашка напоминает: "Ребят… эээ… вообще-то пора ехать на вокзал, можем опоздать".
ВРЕМЕНИ У НАС НЕТ, прощаться придется впопыхах. Ненавижу, когда что-то приходится делать на бегу! Из головы не выходит мой прокол. Ленка чувствует, что я явно не в порядке. Да и мое опоздание говорит о том, что что-то пошло не так. Спрашивает. Не таясь, рассказываю, как было. Без подробностей, вкратце.
— Завтра же иди в первый отдел. Не жди, пока вызовут. Кайся, падай на колени. Тогда, МОЖЕТ БЫТЬ, пронесет.
Успокаивая ее, ответил, что так и сделаю. Обманул: никуда я не собирался идти, тем более — каяться и падать ниц. Терпеть не могу кого-то о чем-то просить. Да подавитесь, суки!
На вокзал ехали впятером: Лена, ее соседка, я, Парин, Лисидзе. Скорое расставание давило, будто каменная глыба. Слёзы наворачивались непроизвольно, как я не старался сдерживаться. Расклеился, признаюсь. Прятал голову, чтоб никто не видел. Ленка сидела… вся такая умершая: взгляд в Никуда, опущенные руки зажаты коленями.
И тогда я сделал ЭТО: снял с пальца обручальное кольцо и одел на ее безымянный.
"ТЫ ЧТО???", — сказали ее глаза, а не губы.
"ТАК НАДО!!!", — кивком ответил я. И уже вслух добавил:
— Прости.
… В феврале, в военкомате все собранные Верой документы, бросили в корзину за ненадобностью. Но сообщать об этом ей не стали — хотели подольше попользоваться ее связями доставать дефицитные лекарства (у нее была такая возможность). До моего возвращения она так и не узнала, что НЕ ПОЕДЕТ ко мне в Германию.
В конце января в дом офицеров наведался кагэбэшник, вызвал меня в кабинет начальника, расспрашивал о моей семье, о том-о сём. Я отвечал, не таясь — скрывать было нечего. Ушел от него с ощущением, что на днях придет приказ о моем отчислении. Но прошло четыре месяца, а все оставалось тихо-мирно. Я было решил, что инцидент на таможне спустили на тормозах. А то б тебе!
После первомайских праздников вызывает меня начальник — обсудить, как будем оформлять дом офицеров ко дню Победы. Во время разговора звонит телефон. По его ответам, по сдержанному тону догадываюсь, что речь идет ОБО МНЕ — хотя никаких фамилий и должностей он не произносит. Почуял я. Сработало что-то внутри. Сам удивляюсь. Когда он положил трубку, глядя ему в глаза, спокойно спрашиваю:
— Про меня?
Встрепенулся:
— Откуда догадался?!
Тоскливо ухмыляюсь в усы…
На сборы мне дали всего 24 часа. Самому собраться — что голому подпоясаться. А что делать со скарбом, который приобретал, готовясь к приезду жены? Пришлось аварийным темпом всё продавать подешевке, лишь бы взяли. Брали… но делали вид, что осчастливили меня. Козлы!
На "отходную-прощальную", как это полагается, времени не оставалось. Да и желания не было! Если бы уезжал по истечении срока, тогда другое дело, а тут…
Провожали целым кагалом: Парин, Лисидзе, семь-восемь корешей из числа прапорщиков и вольнонаёмных.
… На конец зимы и начало весны пришлись события, о которых расскажу в следующей главе. Не просто писать о них, но раз уж решил резать правду-матку, буду выдерживать линию.
… Через десять месяцев после моего возвращения в Союз, жена родила дочку. Я назвал ее Леной.
ГЛАВА 5 — "МАРТА"
Лето. Вечер. Рабочий день окончен. Шура Лисидзе позвал в нашу кафешку.
"Да пошли!".
Из спиртного, кроме "Кокура" (чтоб он провалился!), у хозяйки ничего нет. Хозяйка буфета дома офицеров — мощная баба лет 30-ти, зовут Элла, родом с Одессы… со всеми вытекающими отсюда последствиями. Близко контачить никогда не пытался — просёк, что у мадам есть кавалер на стороне, который ее вполне устраивает. Почему так решил?. Хм! Чтобы объяснить, придется писать не мемуары, а психологический опус. А если коротко, то — по её ВЗГЛЯДУ. Женский взгляд такой же необъятный, как космос. В то же время, ограничен тремя функциями состояния. Перечисляю:
— "у меня всё хорошо!" — когда на самом деле хорошо, женщина НЕ смотрит на мужчину изучающе;
— "ха! у меня лучше всех!" — когда в витрину выставляется ИЛЛЮЗОРНОЕ душевное благополучие;
— "как вы мне все надоели!!!" — когда одиночество души и тела не просто тихо скулят ночными слезами, а ВОПЯТ.
Одесситка Элла принадлежала к первой категории. По крайней мере, на данный отрезок времени. У меня сработал рефлекс: "На фига усилия, если победа призрачна, а сил потребуется много? Чего ради? Чтоб переспать разок и сделать виртуальную зарубку в памяти? Так я этим не болею! Пусть себе живет Эллочка и радуется своему женскому счастью. На этом счастье моего клейма нет".
Взяли мы с Шурой бутылку. Цедим по соточке, базарим. Лисидзе, хотя на вид и флегматик, но как у всякого грузина имеет шило в заднице: то к соседнему столику присядет (увидел знакомых немцев, часто захаживающих в нашу "богодельню"); то к другой компании подойдет (это уже наши припёрлись бухнуть). Не сидится ему на месте. И везде у него дела, всюду коммерция. Коли нужно что-то продать, но у вас нет времени заниматься реализацией — идите к Шуре, этот точно продаст. С гарантией! Объегорит вас с ценой, но продаст. Можно и не обращаться, но тогда крутитесь сами.
На остаток дня планов не было: то ли мы поцапались с Ленкой накануне, то ли у нее выпало ночное дежурство. Переться на "Массандру" охоты мало, а больше пойти некуда — Парин тоже отсутствовал в части — услали в командировку: парень слыл крупным спецом по радиоэлектронике — так что, нарасхват!.
Лис шастает по залу, временами возвращается за наш столик, что-то сообщает. Инфа малоинтересная, так… ерунда. И снова убегает. "Юла, блин!".
"Кокур" — гадость такая! — бьет в голову изподтишка: пьешь-пьешь, вроде ничего, а потом ка-а-ак шарахнет по мозгам! Сволочной напиток! И желудок я испортил именно им.
Кафешка работает до 22. 00. В выходные, когда танцульки, то на час позже.
Ближе к девяти вечера заваливаются две немочки. Немчура, что жила неподалеку, нередко наведывалась. Цены у нас ниже, чем в гаштетах, поэтому — жуть какие экономные немцы! — бывали частыми нашими гостями. Немцы — народ жадный, за пфенниг удавятся, будут торговаться до последнего. Вот такой вам пример…
Допустим, случается у какого-нибудь бюргера день рождения, и он желает отметить это дело в кругу коллег. Наш бы как сделал? Купил бы ведро водяры для мужиков, винища для баб, ну и на закусь оставил бы маленько. И позвал бы толпу бухнуть за свое здоровье. Немец поступает иначе: приглашает в гаштет двух-трех коллег (не более). Причем, желательно тех, от кого зависит его продвижение по службе. Или тех, кто может быть ему полезен в дальнейшем. И они "отмечают" день варенья такой вот мини-компашкой. Ахтунг! Важная деталь: КАЖДЫЙ ИЗ ПРИГЛАШЕННЫХ ПЛАТИТ САМ ЗА СЕБЯ!
Уроды моральные, бля… Помните пословицу — "Что русскому хорошо, то немцу смерть"?
Короче, заваливаются в кафешку две немки. Лет по 25–30, не больше. Уже навеселе. Но походки твердые. Хохочут, лопочут по-своему.
Будучи в Германии не первый месяц, понахватался я в немецком, но так, чтобы хорошо понимать — не! Разговорная практика много помогла, этого не отнять, но все-таки запас слов накопил небольшой. Хотя, как посмотреть… Если кому-то из нашей компании требовалось мотнуться в Б. за покупками, часто звали меня — с продавцами я общался вполне сносно. Но, повторю: "полиглотом немецкого" не был.
Немочки калякают. Улавливаю некоторые знакомые слова, отдельные фразы, но общий смысл — мимо.
Что удивительно: Лисидзе говорит по-немецки хуже меня, но — парадокс! — умудряется разговаривать живее и продуктивнее! Смотрю, он уже за их столиком, и чё-то там втирает. Те хохочут еще заливистее.
"Ну, Шура! Ну, кадр!".
Каламбур у меня вышел мысленный, а Лис их закадрил реально! Смотрю — бежит в буфет, тащит пару бутылок, яблоки, конфеты. Машет с того столика мне: "Давай сюда!". Подсаживаюсь. Знакомимся:
— Катрин.
— Сява (конечно, это не настоящее мое имя — я предупреждал читателей, что имена поменяю).
— Марта.
— Сява.
Влили внутрь по чуть-чуть. Дамочки шепчутся меж собой, постреливая на нас глазами.
"Обсуждают наши кандидатуры", — кумекую я. Тем более улавливаю знакомое словосочетание — "angenehme mann" (приятный мужчина).
"О ком они? О Шуре или обо мне?".
Пожалуй, пора описать внешность, которую я "носил" в неметчине: светлые длинные волосы (начальство морщилось, но художнику, вроде как, полагалось); выше среднего роста; не атлет, но фигура складная; усы — типа Мулявинских (тогда дюже модно было). Одевался не аляписто, с известной долей вкуса. Рожа не красавца, но достаточно симпотная (или мне так казалось?). Что еще?. Почти научился добиваться у женщин расположения, но никогда не мечтал (и не был!) мачо, трахающий всё, что имеет дырку там, где у мужиков весит член.
Сидим, пьем, полу-беседуем.
"А эта справа — ничё так… Марта, кажется?".
"Сява! — говорю сам себе. — А ведь у тебя еще не было немки! Недоработка, парень! Когда ж, если не сейчас? А?". Посыл сильный, согласитесь. И я включился.
С нейтралки перешел на первую, потом вторую врубил, и газую дальше. Демонстративно уделяю больше внимания Марте, так сказать, забиваю под себя. Шура вник в расклад — и стал обхаживать Катрин.
Элла вышла в зал собрать посуду. Кинула взгляд в нашу сторону, усмехнулась. Потом сообщает официальным тоном: "Через 15 минут кафе закрывается". Немки переспрашивают у нас: "Что такое?". Объяснили. Катрин и Марта стали собираться.
Пока они прятали по сумочкам сигареты-зажигалки, Шура успел мотнуться в буфет и выскочил оттуда с двумя пакетами. По виду, затарился спиртным и фруктами.
"Ай, молодца-а-а!".
Девушек я подзадержал, чтоб сдуру не улизнули. Вышли вчетвером. Довольно темно, фонари освещают дорожку, ведущую к улице. Нахлынувший свежий воздух, изрядное количество вина и… чую — повело меня. Немки тоже схватились друг за дружку, но мало-помалу передвигаются. Одному Шуре ни по чем! Грузин! Они ж привыкли у себя хлестать винище бочками.
Пока соображал, куда направить ходули, Шура увлек, нетвердо шагающую компашку, в сторону парковой зоны. "Парк", вообще-то, сильно сказано для десятка деревьев, газона и растущего по периметру кустарника. Но посидеть-полежать там можно на славу.
И тут Катрин выдает фортель: типа — "Я ТУДА не пойду!". Категорически против! Машет руками, отбиваясь от грузинских волосатых клешней и кричит, что ей пора домой.
"Вот-те раз!". Ситуация радовала мало: "Уйдет одна — потянет за собой и вторую. Блин, так немочку хоцца… а тут, похоже, облом!".
Катрин ушла — не держать же силой!? А Марта осталась! Чего я совсем не предполагал. Уходя, Катрин что-то шепнула подруге на ухо — та, соглашаясь, кивнула головой.
Марта сама взяла меня за руку. Я приободрился: "Может, всё еще получится! Щас Шура отвалит, останемся вдвоем… а там уж я…".
Вечер был тёплый. Мы недолго поблукали по полянке (там и блукать негде), переместились поближе к группе деревьев и уселись на травку в таком местечке, чтобы нас не было заметно ни со стороны дома офицеров, ни со стороны дороги. Лис открыл бутылку, Марта прижалась ко мне, положив голову на плечо. Всё складывалось вроде бы хорошо. Но меня тревожило обстоятельство, что Шура не собирался оставлять нас наедине.
"Зараза! Ладно, сейчас выпьет с нами и уйдет. Пойло и закуску покупал он, небось жалко оставлять".
Выпили из бумажных стаканчиков, съели по пол-яблока. Почти не разговариваем, сидим. Дурацкое положение.
Минут через пять-семь чувствую, что моя спутница начинает засыпать. "Много приняла на грудь", — подумал я. С сожалением. У Шуры было иное мнение на сей счет: "Давай ее вдвоём!" — показывает мне знаками.
"Ни хрена себе! Групповуха!". Никогда не приходилось.
Знаете, что скажу о моих мыслях в ту минуту?. Ассоциации, как про секс ёжиков: и хочется, и колется! Ни разу не пробовал — стимул, страх наказания — тормоз. Если засекут, или просто узнают — верёвки нам с Шурой! Махом вылетим из ГСВГ. А если немка заявление напишет об изнасиловании, вообще в тюрьму сядем. Так ли уж невероятен был этот, промелькнувший в полупьяной башке, вариант? В жизни ВСЁ бывает, НИКТО ни от чего не застрахован.
— Давай! Давай! — продолжает подначивать грузин.
"Не!" — мотаю головой, а про себя думаю: "Чё ты за мудила такой? Неужели не понимаешь, ЧТО может быть, коли ситуация повернется лихим боком?!".
А Лиса завело: вижу, уже лезет к Марте под юбку. Положение моё — хуже не придумаешь: есть баба, которую я бы не прочь натянуть, но она мне — никто. И есть Шура, с которым мы кореша, но сейчас кореш хочет втянуть меня в хреновую историю. Послать его на hуй, сохранив девку — западло, ввязаться в рискованную и опасную авантюру, с надеждой, что "авось пронесёт!" — дурь!
Половина хмеля выветрилась.
Всё разрешилось само собой, не пришлось ни кем жертвовать: когда Лис полез к Марте, она проснулась. Почуяв руки грузина на нижнем белье, заорала! Я думал, ща сюда вся полиция Д. слетится — такой был ор! Вдобавок влепила Шуре по роже. Не сильно попала, вскользь — пьяная же.
Шура, ясный пень, обиделся: баб нашел он, вино-фрукты — тоже он, а ему от ворот поворот. Зло пробормотал что-то по-грузински и свалил в ночь.
"Фу-у-у-у!".
После прочистки горла криком, Марта немного протрезвела. Осмотрелась, убедилась, что больше никто не помешает и… стала прижиматься ко мне. С явными намерениями. О!
Оставшись наедине, меня не надо было раскачивать — я сам, какую хошь, раскочегарю!
… Влупил я немке по самые "не балуйся!". С желанием! Классно отымел! Хоть и полупьяненькая была, но подмахивала Марта здорово! Как схватила меня обеими руками, так и не отпускала, пока не закончили. "Да не убегу я никуда, дурочка!".
Супер всё получилось: лето… ночь… теплая трава… жадная до секса немка, задирающая к луне стройные ноги… жаркие объятия… два рта, слившиеся в бесконечно долгих поцелуях!
О поцелуях… эээ… в деталях: в порыве страсти она так искусала мои губы, что на следующий день все, кого встречал, спрашивали, что со мной случилось? Все, кроме Лисидзе. Отвечал, что обветрило, потом занес инфекцию — вот кожа и послезала. Когда Марта кусала, я ничего не чувствовал…
Она лежала на траве, раскинув ноги в стороны. Уставшая, но, полагаю, довольная. Такая вся замечательно-бесстыжая! Ничего нет красивее женщины после оргазма. И ничего нет некрасивого в пост-оргазмной позе, как бы женщина не лежала. Хранится в моем архиве одна интересная фотография, подтверждающая эту мысль, но… ладно, промолчу.
Понравилась мне Марта! Заводная баба оказалась, самое то!
"Конечно, всё замечательно, — думал я, — но теперь надо соображать, как довести ее до дома? Пьяная ж, по сути… не бросишь же тут?". А немка лежит и будто не собирается вставать. Не спит — слышу, как что-то тихо бормочет.
"Сама с собой, что ли, разговаривает?". В этом монологе уж точно разобрать ничего не могу. Смотрю на часы: "Мать моя женщина! Начало первого! Во, время пролетело! Сколько ж мы кувыркались?. Почти час, что ли?!".
Касаюсь рукой Марты:
— Нам пора… нихт цайт! Потопали нах хауз!
— Сищас.
"Не забыла уроки русского в школе". Дальше мы объяснялись на смеси дойч-рашен.
— Марта! Цайт!
— Ся-я-яфа-а-а…
— Вас?
— Ти кароши-и-и!
— Марта! Девочка! Идем домой! Haus! Spate stunde! Тебя, наверняка, ждут…
— Ништ…
— Что? Не понял…
— Ни штут.
— Ты одна живешь?
— Я-я…
— Где твой дом?
— Перлин.
"Ёпрст! Она из Берлина?!! Бля! Скоро час ночи, я ваще не в курсе, ходят ли в это время электрички?!! Ёбт! Да и нельзя мне в Берлин ночью! Загребет патруль прямо на нашем вокзале! Не на нашем, так в Берлине попадусь! Во, влип, Филипп! Пипец полный… Чё делать-то???".
— Поднимайся! Stehe auf!! — наверное, говорю слишком грубо.
— Ни нато рюгатся… сищас…
Она встает на колени, щупает вокруг руками. Протягиваю ее трусики. Молча надевает, одергивает юбку, но даже не пытается ее отряхнуть. Подхожу, отряхиваю. Когда снимаю с ее кофточки прилипшие листья и траву, она обхватила меня руками и прижалась щекой к груди. А потом… всего один чмок в губы — и тут же отстранилась. Будто простилась.
Прячу остатки еды и вина в кустах. Марта молча курит. Вроде, протрезвела. Ну, и слава богу!
Слышу, как с той стороны кустарника, по дороге прошли несколько человек, гутарят меж собой. "Немчура с дискотеки возвращается". И внезапно вспоминаю события месячной давности. Неприятная история тогда вышла…
Я, Парин и чувак из Грозного (имени не помню) решили сходить на немецкую дискотеку. Середина недели, от танцулек в доме офицеров я свободен, чё ж не пойти? Парин меня давно звал к немцам, говорил, что у них там лучший танцпол в Д. Правда, находилась дискотека далеко, на окраине. "Там клёво, тебе понравится! Спецэффекты мощные, акустика хорошая. Пошли!".
"Ну, пошли".
Намеревались идти вчетвером, но Фимыч (один из нашей компашки) по каким-то причинам не смог. Короче, протусовались мы у немчуры часа два, дерябнули шнапса, пивком заполировали. Хо-ро-шие такие!
Чувак из Грозного (блин, надо дать ему имя, а то длинно писать приходится! Назову его… Серегой). Короче, Серега — пацан хулиганистый, в нашей компании держал себя за крутого, всячески хотел стать "паханом", но верховодил всеми, разумеется, Парин. Мой Сашка. Тихий, малоразговорчивый. Но любой пришлый сразу определял, что у пацана твердый характер и спуску никому не даст. С корнем был Саня! Я его любил и уважал. Люблю и уважаю до сих пор. Сколько искал его по всей России, кого только не подключал — нигде никаких концов! Пропал…
На дискотеке Серега хотел снять девку. За Сашку не скажу — не знаю, а я — просто так пошел, повихляться, не ЗА ЭТИМ. У меня и так было кого.
У Сереги вышел облом: подкатывал он то к одной, то к другой немочке, но везде его встречали холодно. В общем, разозлился он, еще на дискотне хотел устроить драку, да мы с Саней его охолодили. А он, сучёныш, лишь притих на время.
Возвращаемся в город, в смысле — в часть. Поздно уже, идти далеко, поэтому топаем шустро. Догоняем впереди идущую группу из трех пацанов. Немцы. Лет по 17–18. Самый говнистый возраст — ума еще нет, а амбиций — небоскрёб. И чё-то они, дураки, сказали в нашу сторону, явно не комплимент. Типа — "Scheise" ("дерьмо"). Серёга словно ждал повода, а тут — на тебе! — подарок. Разворачивается к ним. Немцы оказались не робкого десятка: не побежали, а расступились, образовав полукруг. Гляжу, один чё-то вытащил из-за пояса. Темно, бля, не видно! И машет ЭТИМ перед собой: "Ну, подходи, — типа, — russische Schwein, щас я вам дам!". Парин, не поворачивая головы в мою сторону, произносит:
— Антенна.
Видел я такие штуки — в свернутом виде можно в карман засунуть, а щелкнешь зажимом — и вот тебе упругий хлыст из гнущегося, но упругого металла. Попадет по любой часть тела — оhуеешь! Убить не убьёт, но исполосует — будь здоров! В Союзе с такими "игрушками" любили ходить на танцы, отличный "пугач". Видимо, попав от наших разок-другой под антенну, немчура сама взяла этот метод на вооружение.
"Во, сука!".
Становимся слева и справа от Серёги.
Парин:
— Видишь, чё у него?
— Вижу, — зло отвечает Сергей. И смачно сплевывает сквозь зубы. Эффектный жест. Но в нем больше понта и показухи, чем настоящей отваги. Психологическая обработки противника.
Трое на трое.
Немцы — пацанье, куда им против нас? Это плюс. Но немцы борзые — это минус. К тому же, в школах их усиленно натаскивают по физподготовке, хлюпиков почти нет. Считай, 1: 2 не в нашу пользу. Мы прилично поддатые — 1: 3. Но за плечами у каждого из нас не одна уличная драка — 2: 3. И это ОНИ нас обидели, а не мы их. Т. е., мы в данной ситуации ПРАВЫ. Выходит — ничья пока, "3: 3".
Теперь всё зависело от того, как станут развиваться события. Влияет любой штришок, любая мелкая деталь. В чью пользу склонится чаша, тот и победит.
"Штришок" появился у нас — Серёга достал из кармана куртки нож. Нажал на кнопку, и из рукоятки с сухим щелчком выскочило, сверкнувшее при свете луны, лезвие.
"Оба-на! А Серый-то с пером ходит!".
Глупо. Когда-нибудь ножичек в кармане может обернуться не средством защиты, а большой бедой. Но в данной ситуации нож был нам на руку: антенна в уличном бою хороша, спору нет… но "пером" и убить можно. А это, ребята, уже другой компот.
Немцы обосрались. Один чё-то закричал, срывая голос на дискант, второй стал пятится назад, готовый рвануть драпаля в любую секунду. А тот, что с антенной, стал крутить ею над головой пропеллером. Но мы видели — тоже пересрал пацан.
"Если "антенщик" останется один, ничё его не спасет!", — не успел я додумать до конца эту мысль, как Парин сделал ложный выпад в сторону немца, пятившегося назад. Просто резко топнул, выставив вперед ногу. Немчурёнок стартанул, щустрее "мерса", только подошвы засверкали. И мы стали окружать оставшихся двоих. Спокойно, обходя с трех сторон, оставляя им тыл для отступления. Серёга, для пущей убедительности, поигрывал лезвием. Картинка, прям как в кино. Но это сейчас так видится, а тогда… Сердце стучало, словно паровой молот. У ребят, думаю, не иначе. Но виду не подаем.
А немцы чё? Немцы обделались — второй замахал перед собой руками: "Nein! Nein!!".
— Хуля там — найн?! — злой голос Серёги.
"Номер Два" ко мне ближе всех, до него метра три. Прикидываю, как завалить быстрее? Надо, чтобы он отвлекся на Парина или Серегу, хотя бы на секунду. Тогда я резко подскочу вперед и постараюсь ударить прямой ногой в живот. Но пацан разворачивается ко мне боком: то ли собираясь последовать примеру убежавшего, то ли… Лунный свет падает на его куртку и в вырезе воротника я вижу блеснувший металл.
"Железный Крест"! Ни фига себе!. Во, гадёныш!".
Во мне закипает праведная злоба — самый лучший допинг, поверьте! Уверен — даже НЕвизульно что-то изменилось в моем поведении. Наверное, от меня поперла ВОЛНА агрессии. Немчурёнок этот момент просёк. Минуту назад я собирался, всего-навсего, поколотить его для устрашения — сейчас же готов был немца МЕСИТЬ!
Мы бы этих двоих отметелили на "раз-два". У них тут без шансов! Только судьба распорядилась по-другому. И еще не известно, что бы нам было за драку, когда бы стали нас искать. Нашли бы. Но…
На дороге сверкнули фары. Не заметить группу из пяти человек, стоящих посередине проезжей части, нельзя. Оборачиваемся только мы, потому что машина едет из города. Легковушка. Приглядываюсь и понимаю, что это ПОЛИЦЕЙСКАЯ машина.
"Ёбики!".
Громкий возглас Парина:
— Ножжж! Серега, но-о-ожжж!!!
Серега мягко выпускает (не бросает!) лезвие из рук, нож падает на асфальт. Затем быстренько отпихивает его ботинком в сторону кювета.
"Долетел? Или нет??"
Вовремя всё. Потому что из машины уже выскочили два амбала.
"Найдут перо… ща немчура скажет, что был нож… обшарят вокруг и найдут… хуль его искать — лежит в канаве… припухли мы!".
Парин думает идентично, слышу его полушопот:
— Жопа полная, мужики.
"Точно — жопа!".
Серёгу и Парина хватают за руки, я пока стою свободен — полицейских всего двое! Не крутят, не бьют дубинками — пока только крепко держат, чтоб не рванули. Что-то спрашивают грозно. Немчурята визжат, тыкая в нас пальцами. Из потока истеричного ора, слышится мне и режет слух лишь одно слово — "Messer! Messer! Messer!" ("Нож!"). Тут полицейский отпускает руку Парина — увидел-таки антенну у немчурёнка! Хватает уже его. Тот истошно кричит, по-прежнему показывая на Серёгу. Полисмен забирает антенну. Оба пацана, как попугаи, талдычут одно и тоже — "Messer!!!".
МЕНЯ ОЗАРЯЕТ!
"Спасибо тебе, господи, что надоумил, раба твоего. Спасибо!", — и обращаюсь к полицейскому:
— Herr Leutnant! Sehen! — и показываю пальцем на грудь "номера два". Типа — смотри, ЧТО у пацана висит на шее!
Отступление для несведущих: мы в ГДР — в Германской Демократической Республике. Это сейчас они единая Германия, а в то время за распространение, ношение и хранение фашистской атрибутики на территории ГДР — статья! Подобные "увлечения" карались властями очень жестоко.
Немчурёнка с "крестом" без слов хватают за шкибот и швыряют в машину, "антенщика" — тоже. Лейтенант молча козыряет нам и через десять секунд, лихо развернувшись, патруль исчезает по направлению к городу. Так же быстро, как и появился. Мы трое стоим оhуевшие. Тишина такая, что кажется, слышны кузнечики в поле под Брянском.
— Ёби-и-ит твою-ю-ю ма-а-ать! Ся-я-я-ав-а-а!!! — вопль Серёги.
"А чё — Сява? Я и свою шкуру спасал".
Придя в часть, мы пили до утра, до самого построения. Договорились, что не будем болтать о происшедшем — нам такое "геройство" ни к чему. Дойдет слух до начальства — наваляют мандюлей. Но Серёга, чмо, проболтался. На хрена, спрашивается? Хотел похвастаться?!. Чем??
… По дороге прошли немцы, возвращавшиеся с дискотеки. Марта собрала вещички. Надо идти.
"Ах, да! Ехать! В Берлин, блин!".
Кручу в башке ситуацию: "Так… щас ночь… я, она… навстречу патруль… похож я на русского? почти нет — волосы длинные, одет не как наши… можно и за немца сойти… если повезет… и в темноте… а если спросят чё-нить? чё я им в ответ?. что наш будет патруль, что ихний — отвечать надо ПО-НЕМЕЦКИ! только так смогу проскользнуть… но я ж не выдам длинную тираду! ах, так ты наш, советский?. пожалте в комендатуру, хер!. а это чё за женщина с вами?. немка? в интимных отношениях состоите, значит?. с гражданкой иностранного государства? подписывали бумагу, чего вам тут можно, а чё низззя?!. разъясняли, как должен себя вести советский гражданин за пределами Родины?!. ну, тады — вот вам на всю катушку!".
Примерно такие радостные мысли посетили меня около часа ночи.
— Марта!
Поднимает на меня глаза.
— Как будет по-немецки "Пошли вы к чёрту!"?
— Du bist zum Teufel gegangen!
"Надо запомнить, надо запомнить…".
Твержу фразу раз десять. Произнести чисто не удасться, но сгладить русский акцент можно лишь единственным способом — как бы, невнятным произношением подвыпившего немца… которого подружка (лучше — жена!) тащит "нах хауз" из гаштета! Да!!
Я как чуял, ей-богу не вру! Едва мы вышли с территории дома офицеров, по другой стороне улицы, навстречу нам немчура! Человек шесть-семь. Увидели нас, чё-то орут через дорогу. Не любят они, когда русские трахают их девок. Если будут в численном превосходстве, могут намять бока.
"Этих пидоров мне еще не хватало!"
Ну, и выдал я им "домашнюю заготовку" про "чёрта". Марта тоже что-то добавила. И пронесло, представляете? Сработало!!"Ну, я мудрый! Ну, я монстр! Или меня Бог бережёт?. Или — не Бог?. А-а-а, какая разница! Главное, что КТО-ТО бережёт".
— Марта! Ты где живешь в Берлине? — надо же знать, куда ехать?
— Ми ни поитим Пирлин…
"Вот те раз!".
— У миня стес… эээ… трух ест… Freundin…
— Подруга, что ли? — радуюсь я.
— Я-я!
"Класс! Что ж ты раньше-то молчала, чудо?".
— Куда идти?
— Ми карашо итем… Richtige Weg.
"Путь? Правильно идем?".
Шли не долго — до конца улицы, поворот, еще, еще один. Двухэтажный дом. Дверь.
— Ти… прачся… sich verbergen… ити тута… ити, — показывает на нишу, правее двери. Прячусь. Марта жмет дверной звонок. Секунд через тридцать вверху открывается окно. Женский голос спрашивает:
— Wer spaziert nach den N? chten hier gibt nicht, zu schlafen?! (типа — "Кого тут хер носит по ночам, бляха-муха???").
Бабы перекидываются словами. Окно захлопывается. Выхожу из укрытия. Марта — мне:
— Сяфа, пасипо! Ти кароши… Ити-ити! Auf Wiedersehen… то сфитания! Ити, она час видет… я пришел… присла…
Помахала рукой — и к двери. Не поцеловала, не обняла.
Успеваю коснуться ее руки. Просто коснуться — чирк!
"Ах, да! Она же простилась со мной в парке! Когда чмокнула… Ты тоже хорошая, Марта. Хорошая…", — говорю ей мысленно. И убыстряя шаг, скрываюсь за углом.
Моя "первая немка"…
Почему сказала "до свидания"? Мы же, вряд ли увидимся. Улицу и дом я, допустим, запомнил — и что? Приду и с порога спрошу: "Марту можно позвать?". Придурок!".
Ночной, спящий город. Только звук моих шагов по брусчатке. Двойной перестук: топ-топ, топ-топ. Стук двойной, а звук одинаковый.
"Ти кароши, Сяфа…".
ГЛАВА 6 — "ЖАННЕТ"
Я всё-таки попал в тот дом, куда провожал Марту летней ночью…
Нет, я не пошел искать ее — это было бы крайне глупо. Меня туда привел Лисидзе. Получилось так, что обе немки (случившиеся в моей жизни), так или иначе, оказались "связаны" с грузином Шурой. Судьба.
Опять мы где-то гульванили… У вас, наверное, сложилось ощущение, что моя жизнь в Германии — нескончаемая пьянка, да? Хе! Не, не так. Или — отчасти не так. А что мне? Молодой, временно не женатый, чем заняться? Не корите меня, самый страшный судья — я сам.
Кажется, мы вернулись из Б., ездили по магазинам. Само собой приняли на грудь граммов по 400. Такая доза вводит в состояние: "Эх! Щас бы вдуть кому-нить!". Не уверен, но может и озвучил ее. Тогда Шура говорит:
— Поехали! Есть одно место!
— Что за место?
— Сам увидишь.
— Где? У нас, что ль?
— Ага.
— А чё за бабы? Кто?
— Там узнаешь…
— Не! Так не пойдет, скажи сразу, вдруг не понравятся?
— Понравятся.
— Откуда знаешь?
— Я ТЕБЯ знаю.
— Хрен ты меня знаешь! Меня ваще никто не знает до конца!
— Не пойдешь?!
— Пойду. А далеко?.
Идем. По дороге заскочили в магазин, купили две бутылки немецкой водяры, какие-то продукты. Водяра у немцев — фуфло, но та, что взяли в тот раз, была получше остального ассортимента. Называется "Кристалл", 32-х градусная. Главное преимущество — не так сильно воняет ацетоном и стоит не дорого. Бутылка по 0, 75 литра.
Топаем по "нашему" городу. Вернее — я иду туда, куда ведёт Шура. А приводит он меня на ТУ САМУЮ улицу, куда я провожал Марту.
"Да нет, не может быть! Совпадение… Не в ТОТ ЖЕ дом идём, в конце концов?".
Ёбт! Подводит к ТОМУ САМОМУ дому, к ТОЙ САМОЙ двери. Внутри меня холодеет: "Мистика…". До полного оhуения оставалось, чтобы дверь открыла сама Марта. Торможу Шурика рукой, потянувшегося к звонку:
— Слышь! Скажи толком, кто здесь живет?
— Моя знакомая.
— И чё? Мы припёрлись к ней ВДВОЁМ?
— Ну… у неё тут… маленький бордельчик.
"Притон!". Мне совсем расхотелось идти.
— … неофициальный, — добавляет Лис.
Официальных в ГДР нет, только подпольные. "Если увижу тут Марту в качестве "работницы" — придушу Сашку!". Нельзя разрушать мечту, она — самое лелеемое у человека.
Грузин звонит в дверь. Знаю, что произойдет дальше: вверху откроется окно и через некоторое время дверь отопрут. Угадал один в один. С поправкой, что вопрос сверху прозвучал не по-немецки, да и весь короткий разговор протекал по-русски: Шуру здесь, действительно, знали.
Входим в дом. Лестница на второй этаж. Впереди идет этакая секс-бомба — огромного размера бабень, жопа "ширше гардероба", сиськи — по полведра каждая. Но мордашка ничё, не страшилка. Немки, скажу я вам, страшненькие, редко попадается красивая баба: 85 процентов от общего числа — бррр! В отличие от их парней — вот те, да! Даже мне нравятся немецкие мужики. В смысле — на лицо: —)
"Хозяйка борделя, — решаю я. — Надеюсь, девки постройнее и покраше бандерши".
Заходим в комнату. Борделем не пахнет.
Как мы представляем себе это заведение? Должна быть большая зала, плотные шторы на окнах, цветочки в вазах, рояль в углу (гы-гы!), пять-шесть барышень в полупрозрачном красивом бельишке… ну, и матрона ихняя. Матрону уже видел, весь остальной антураж отсутствовал напрочь: на полу небольшой комнаты у телевизора сидели парень и девчонка, и лопали какую-то хрень. По телеку шел не эротический фильм на кассете (как можно было бы предположить), а обычная лабуда.
Комната маленькая, типа нашей "хрущевки": стол в углу, сбоку — шкаф с посудой, у другой стены кровать. Про кровать — отдельная песня: не постель, а аэродром! Хоть это радовало глаз, всё прочее можно было увидеть и в обычной советской семье, не выезжая за рубеж.
"Может, это предбанник борделя?", — размышляю, занимаясь самообманом. Кручу головой по сторонам: сквозь приоткрытую дверь виднеется коридор, пара узких дверей (туалет и ванная?), еще дальше — кусочек кухни. Всё!
"Весь бордель к Вашим услугам, герр!. Ох и Шура! Еврей какой-то, а не грузин. Кого тут трахать-то? Неужели, вон ту голощелку, лет 14-ти?! Да за нее дадут столько же, сколько ей есть! А кого ж еще?. Не! Не!! — гоню страшную догадку и цепляюсь за спасительную соломинку, подброшенную самому себе. — Понял! Щас эта бандерша позвонит по телефону и сюда нагрянут хоро-о-шенькие девочки! Симпатичные, грудастые, стройные… не с 60-м размером задницы".
Размечтался…
Набрасываюсь на Шуру:
— Ты куда меня привёл? Чё за блат-хата? Девки здесь есть? — произношу в полголоса, почти ему в ухо — не хочется оскорблять хозяев. Шура, типа, не слышит. Обращается к хозяйке:
— Жаннет!
"Ох, и имечко! Хотя, для немецкой шлюхи французское имя должно казаться верхом сексуальности! Жоппет — во, чё ей подошло бы!", — и смеюсь собственной шутке. Не афишируя, конечно.
— Жаннет, ты сегодня одна?
— Я-я. Мои девочки уехали по делам… да.
"По-русски шарит вполне сносно", — отмечаю я.
— Не вернутся сегодня?
— Нет, завтра… ммм… послезавтра.
"Пролетел ты, сокол сизокрылый, мимо хорошеньких немочек".
— Саша! Раз привёл друга, познакомь!
Тупо смотрю на гору из сисек, живота и задницы. Потом спохватываюсь: надо быть вежливым:
— Сява.
— Жаннет.
— Это ваше настоящее имя? — чуть хамлю, не сдержавшись.
— Нет, это мой псевдоним, — отвечает абсолютно спокойно. "Или не врубилась, что я подъеbнул? Надо же! С псевдонимом она!".
— Так меня зовут все хорошие знакомые, — говорит без игривости в голосе, я бы даже сказал — с достоинством. — Сява… э-э-э… хотите стать моим ХОРОШИМ знакомым?
"Шура — не просто еврей, он — еврейский сутенёр!".
— Хочу! — отвечаю, стараясь придать голосу, как можно больше искренности.
— Отлично!
"Я бы не поставил ситуации такую высокую оценку".
Жаннет выгружает на стол, принесенную нами снедь и напитки. Громко говорю Шуре:
— Как же мы забыли про шампанское, сэр? — язвлю, ясный пень.
В процессе дальнейшего общения выясняется: девка на полу — ейная дочка; пацан прыщавый — ейный бойфренд. В смысле — этой пигалицы. Кстати, когда она встала (ныряла за чем-то на кухню), оглядел ее: ничё девка — грудь почти 3-го размера, попка круглая, упругая… ягодицы под джинсиками так и ходят, так и ходят. Мордочкой — в маму, то бишь — на "четыре с минусом".
"Может попросить у мамаши ее лолитку трахнуть? — горько шучу про себя. Пацану пинок под задницу — и заняться малолеткой, а?".
"Ох, и юмор у тя, Сява… А чё? Какое настроение — такой и юмор", — отвечаю своему второму "я".
Накрыли стол. Проще говоря — откупорили бутылку, вскрыли консервы, порезали колбасу — вот и вся сервировка, бля.
"Надо нажраться покруче, тогда может и не встанет!".
Потом даю задний ход:
"Ну уж, не-е-ет! Нажмёшь на тормоз разок, другой, а когда будет нужно — "Вася" в ауте! Пусть уж лучше встаёт всегда, даже на такую!".
Грохнули по полстакана, бросили в рот закуску. Повторили.
— Между первой и второй промежуток небольшой — Жаннет демонстрирует знание русских алкогольных принципов.
Заказываю Шуре третий заход. Спецом!
— Поздно выпитая третья — напрасно выпитая первая! — снова она лезет со своей продвинутостью.
Шура бросает на меня косой взгляд, но ничё не вякает — налил, как просил.
"Прав у него нету — вякать на меня! Затянул в афёру! Как чуял, ведь! Спрашивал же: куда идем? А он что?. Пошли, пошли!. Засранец!".
Но это уже выгребались остатки недовольства — после 250-ти грамм душа потеплела. И Жаннет стала бабой вполне ничё… и дочка ее — симпатяшка… и квартирка у них пристойная…
"Хе! Хорошо сидим!".
— Сява! Садись ко мне ближе! — глаза Жаннет блестят, улыбка поразительная. Потрясающе красит ее лицо!
"Поближе? Без вопросов!" — подвигаю задницу. Она прижимает меня за талию к своему мягкому бочку.
"Теплая женщина! Приятная!".
О чём-то болтаем, больше наливать никто не просит.
"Нам и так кайфово! И "Кристалл" не такое поганое пойло, пьется легко: 32 градуса — не 40… и колбасу мы правильную купили с Шурой!. Эх, Шура-Шура! Гад ты, конечно, но люблю я тебя, заразу! Симпатичный ты, в общем-то, мужик. Немного с прибамбасами, но у кого их нет? У всех свои тараканы в башке — и с этим надо ми-рить-ся! Иначе, сожрешь себя, изведёшь!".
Тут по телеку какой-то фильм закрутили. Пикантный. "Восточники" запросто ловили Западную Германию, их канал ZDF мог крутануть мягкую эротику, но только ближе к полуночи! Хоть и западные человеки — "немчура оттуда" — но стараются блюсти моральные устои. В своем понимании данного вопроса.
Смотрю фильм в полглаза. Чувствую — дремота на меня наваливается. Не оттого, что "время баиньки" (я — сова натуральная!), а, похоже, на старые дрожжи легло. Мы с Шурой накануне заглотили не хило. Хозяйка заметила, что я начинаю кемарить:
— Сява! Приляг, отдохни! Устал ты. Давай?.
"А-а-а, по фигу! Прилягу, отдохну малехо. Чой-то мне в самом деле поплохело".
Отдёргивается одеяло. Сажусь на край кровати.
— Хочешь, помогу раздеться?
"Вот еще чего?! Я и сам в состоянии!".
Но с меня уже стаскивают рубашку, расстёгивают зипер на джинсах.
"Бля! Девчонка ж ее сидит, видит… Срамно как-то…", — но это был последний рубеж сопротивления — сдаюсь и падаю на аэродром. Меня заботливо укрывают одеялом. Уже закрыв глаза и погружаясь в сон, слышу, как Шура прощается с хозяевами.
Есть у меня такая особенность: если пьяный вусмерть и вырубился, просыпаюсь часа через 3–4, как по будильнику (не писал еще про это?). Не дрыхну до полуотрезвления, как большинство, а вскакиваю, будто меня кто будит. Если выпита не "смертельная" доза, так вообще поражал знакомых и друзей: мог вырубиться в ноль, но через 20–30 минут поднимал голову со стола и ТРЕЗВО говорил: "Какие у нас планы на ближайшие часы?". Все оhуевали! И ведь не придуривался, не играл " в пьяного"! Жаль, что щас не могу проснуться, спустя полчаса и быть как огурчик, годы не те. Но и по сей день — долго спать после бухалова — не для меня. Я вообще мало сплю. Когда вижу, что кто-то дрыхнет по 9-10 часов, мне это непонятно на генном уровне.
В середине ночи открываю глаза. Темно.
"Стоп! Кажись, не в своей комнате! Точно! Запах не "массандровский" — там постоянно стоял дух нестиранных носков моего соседа! Сука, сколько раз говорил ему: "Стирай носки, чмо!". Не, так и ходил в одной паре недели две. ЛЕТОМ, представляете??!.
Рядом не фанерная стенка-перегородка, а тёплое тело. Женское! Большое!
Регенерация памяти, восстановление утерянных файлов: "Жаннет… ах, да!. слава богу — не храпящая…", — мысль № 1. Крупные — они ж, как правило, храпуны, а эта — нет. Еще плюсик в ее копилку. Плюсы не бывают лишними, правда?
Жаннет спит, повернувшись ко мне спиной. Осторожно протягиваю под одеялом руку — женщина голая — ни ночнушки, ни трусиков. Обнаруживаю, что трусов нет и на мне! Хотя помню (?), что сам их не снимал… да и не стал бы снимать!
Жаннет тёплая. Слегка касаюсь ее попы: ух, ты! Кожа на ощупь гладкая, почти без складок. Приятная! Мой самый близкий друг, соратник и брат — "Василий" — уже чует женские прелести. Подпитываю его стремление "восстать из алкогольного пепла" одним из пяти человеческих чувств — осязанием: запускаю руку через талию Жаннет к ее груди. Роскошные сиськи! Большущие! Шары-монстры!! Мой конец (по собственному велению, по моему хотению) упирается в попку спящей женщины. Я хочу повернуть ее на спину и окунуться в ее неизведанные недра!
Жаннет просыпается. Потому, что невозможно спать, когда от меня прёт узконаправленный луч бешеной сексуальной энергии. Она проводит правой рукой под одеялом и натыкается на мой "торчок".
— Ка-ка-я пре-лесть! — шепчет женщина. Её рука — самая жадная из всех женских рук, которые я чувствовал до сих пор! Ласкающее-мнущая, возбуждающе-нежная, хочуще-приятная, требовательно-заботливая — вот КАКАЯ!!!
"Профессионалка!".
Я собирался забраться между ее ног и показать, "на что способны гусары", но Жаннет сползла телом вниз и припала губами к "Василию", обволакивая его пухлыми губами и заставляя ощущать невообразимое удовлетворение. Минет наивысшего качества! Из деревянной ножки стула мой конец превратился в Самого Стойкого В Мире Оловянного Солдатика! Из него сладко тянули, настойчиво высасывали, приятно заставляли выплеснуть накопившийся заряд! Я готов был взорваться фонтаном брызг: вот-вот… еще чуть-чуть… ну, щас! Уже предчувствовал, как выплесну в рот женщины струю Жизни…
Но какая же профи, зараза! За пару секунд до эякуляции она освободила "Ваську" от плена губ, поднырнула под меня (как ловко вышло у нее!) — и я оказался меж ее ног. Мой член вставлен в ее пещеру, моя попка прижата ее руками, а ее жаркое тело подается навстречу, заставляя войти в ее чрево поглубже! Острота от наступающего оргазма ушла, но я получаю наслаждение от ПРОДОЛЖЕНИЯ! Я очень хорошо ощущаю эту женщину, я обладаю ею — и это приносит новый, иной виток удовольствия.
Внезапно (КАК вовремя-то! Поражаюсь — НАСКОЛЬКО тонко она чувствует мужину!!!) она превращается из умелой шлюхи, мастерски владеющей искусством секса в покорную рабыню, полностью подчиненную любому желанию своего господина! Скрещенные руки заброшены над головой (как бы связаны), ноги широко разведены (веревками). И вот Она — просто Тело, Жаждущее Доставить Удовольствие Своему Хозяину. Шикарное, божественное тело! Ничего не требующее для себя. Тело, Принадлежащее Хозяину. Оно не просит сладостей — сейчас Оно только для Тебя, о мой Властитель!!!
ПИПЕЦ, РЕБЯТА! ПОЛНЫЙ ПИ-ПЕЦЦЦЦЦ… Описать моё истинное состояние невозможно — нет таких букв в алфавите, чтобы мастерски сложить их в ТОЧНЫЕ слова. Нету!
Женский оргазм на несколько порядков выше мужского по силе. Даже сравнивать смешно. Но ТО, что я испытал в тот раз, немного приблизило меня к пониманию: "Что же это такое — женский оргазм? Каков он???". Полного понимания мужчинам не достичь никогда, но максимально возможно приблизится — уже супер-удача. Редко случается, у меня — так впервые. Беспредельное счастье. Улёт. Полнейший отрыв! У немцев есть выражение — "Das ist Phantastish!". Во!!!
Откинувшись на спину, прихожу в себя. Возвращаюсь в реал. Ее руки касаются меня возле груди и лица, не возбуждая и не требуя ничего. Она дает мне отдохнуть. Я уже понимаю, что лежащая рядом женщина — Богиня Секса. Чемпионка Германии… не, чемпионка Европы по траху! Всё знает, всё умеет, всё чувствует. Опережает желания мужчины, предвосхищяя их многократно. Супер-профи. Мастерица на все руки… и ноги. Херня, что не молодая и не стройная — зато КАКОЙ класс показывает! Ее мастерство в постели зачеркивает все имеющиеся (кажущиеся?) минусы.
"Шикарная баба! Блеск!!".
Она принесла мне воды — и я припал к стакану, словно дервиш, блукавший по пустыне много-много-дней. Я ничего не хочу, мне ничего не нужно. Даже мысли затихорились и попрятались в дальние уголки сознания. Просто лежу. Нет, всё-таки одного мне хочется — чтобы ЭТО состояние длилось вечно.
Спустя минут тридцать Жаннет завела меня. Очень быстро. Будто знала моё тело тысячу лет — куда надавить, куда поцеловать, где погладить и как приласкать. На сей раз она предстала в совершенно ином обличие: требующая, безумно хотящая мужчину Самка. "Дай мне ЭТО! Дай!!" — кричало ее тело. Она крутилась подо мною, как гибкая пантера, выбирая позу ДЛЯ СЕБЯ, она сжимала мои ягодицы, заставляя вонзаться в нее под нужным углом, с нужной силой и ритмом. Она грубо опускала мое лицо в ложбину Двух Холмов и прижимала ее там с такой силой, что я задыхался. Ее лобок с неистовостью рвался навстречу "Василию". Ее ноги опускались на мою поясницу, обхватывали меня и давили так, словно она хотела не только моего члена внутри себя — она жаждала, чтобы я оказался у нее внутри ЦЕЛИКОМ! Пещера Самки всасывала член самца в свои Вечно Голодные и Жадные до Секса внутренности: "Останься у меня ТАМ навсегда! Я приказываю тебе! Я все равно не выпущу тебя ОТТУДА!!!".
Я натурально издыхал. Она превратила меня в загнанную лошадь, в потного коня, который вот-вот отбросит копыта. И когда у меня иссякли ВСЕ силы, когда я уже был не в состоянии выносить чудовищные скачки и захрипел — только тут она пролилась оргазмом.
"Боже! Как я не сдох?!!".
Меня выпустили из постели спустя полутора суток.
Несколько раз дали доволочить ноги до туалета и снова укладывали на аэродром. Мне давали кончить — КАК и КУДА я хотел (а хотел ли я?. не помню…). Как только я приходил в себя, меня снова УМЕЛО заставляли быть готовым иметь женщину. ЛАСКОВО насиловали. Снова и снова.
Из меня перестало что-либо выливаться — сперма давно кончилась, а новую вырабатывать организм не успевал. По идее, и "Вася" должен был давно перестать реагировать даже на самые изощренные ласки, но Жаннет умудрялась его поднимать. И он стоял! Если падал от бессилия, она возвращала ему нужную твердость — и трахала, трахала, трахала меня. На спине, рачком, сбоку, сидя, на животе, поперек и вдоль кровати, на стуле, на столе, на полу и в стояк. Я не чувствовал "Ваську" — он набух, налился малиновым цветом и, вообще, существовал отдельно от меня. Чужеродный орган.
Меня затрахали вусмерть.
После секс-похода к Жаннет, про женщин я забыл на две недели. Раньше, представить себе такое, не мог даже теоретически — срок для воздержания совершенно для меня не реальный.
До сих пор вспоминаю, какое блаженство охватило меня на старте "Жаннет-марафона", и какой ад ждал меня после.
Дистанция, длиною в 36 часов.
… "Der zauberhafte Anfang und das hollische Ziel"…
От автора
НЕ ЛИРИЧЕСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ
Подозреваю и догадываюсь, что у читателя не единожды мелькнула мысль: "Как он помнить все эти мелкие детали, фразы и прочее, если они происходили… дцать лет назад?". Отвечаю: во-первых, у меня хорошая память, я тренировал ее разными способами, не ленился, понимал, что ЭТА ШТУКА пригодится в жизни всегда. Во-вторых, кое-что записывал по горячим следам, "в стол" — как выражаются писатели, не держа в голове идею написания книги, а так — на будущее. В-третьих, ключевые события моей жизни сохранялись не в "буфер обмена", быстро теряющий данные, а сразу на "жесткий диск" башки. Опять же, помятуя об их важности. В-четвертых, если что и забылось по мелочёвке, то набирая текст, додумал уже сейчас. Зная себя, воспроизвести стиль поведения и даже отдельные диалоги не трудно: главное — ухватить из памяти основное, наживить мясо на кость не сложно. Я вполне отчетливо представляю, ЧТО мог сделать или сказать в той или иной ситуации, КАК мог подумать при определенных обстоятельствах. В-пятых…
А четырёх доводов мало?. Ну, а если не верите, можете закрыть страничку и поискать в инете чё-нить другое, более "правдивое": —) я никого не заставляю.
ГЛАВА 7 — "ПОЛЯЧКА"
Из Союза я привез в Германию вещь, пользующуюся там бешеным спросом — портативный телевизор "Шилялис": два диапазона позволяли смотреть программы восточной и западной неметчины плюс Польшу. Шикарная штука, немцы хватали в лёт, почти не торгуясь (что само по себе нонсенс!). Парин подстроил в телике звук на европейский стандарт и он был готов к продаже.
Решили, что имеет смысл отъехать от Д. подальше и толкнуть "Шилялис" вдали от нашего городка — тогда за него можно получить на сотню-другую больше. Бизнес. Привыкают советские помаленьку…
Не заморачиваясь, сели вечером в электричку и проехав 5–6 остановок, вышли на небольшой станции. Наугад. Гаштет (по нашему — пивнушка) оказался поблизости от вокзала, самое место для торговли! Заходим. За столиками с десяток немцев, в основном компаниями по 2–3 человека. Сели там, где на стене была электророзетка. Заказали по бокалу пива. Осмотрелись. Через некоторое время спрашиваю Саню взглядом: ну, что, пора? Кивает. Достаю из сумки телик, включаю в розетку, вытягиваю антенну. Нахожу самую качественную по сигналу программу — а там, в аккурат, идет хоккейный матч: наши играют с чехами. Удачно сложилось (как оказалось впоследствии)! Жизнь вообще — цепь последствий: когда приятных, когда нет. В тот раз пошло плюсом.
Естественно, на нас обратили внимание, чего мы и добивались. Стали подходить к нашему столику, смотреть, характерно причмокивать губами — "гут!". Мы сами знаем, что "гут"!
Вскоре ловлю взгляд хозяина гаштета: из-за стойки подает знак — "подойди!". Заинтересовался. Беру телик, несу к стойке. Снова включаю. Босс зовет жену. Из подсобки выходит толстая фрау, чё-то лопочут меж собой, она одобрительно кивает головой. Для пущей убедительности щелкаю каналами, демонстрируя все шесть принимаемых программ.
— Сколько? — спрашивает ПО-РУССКИ хозяин.
Удивляюсь:
— А вы хорошо говорите по-русски.
— Я — не немец, я из Чехословакии. Живу здесь давно.
— Во, как!. Ваши, кстати, ведут в счете, — и показываю чеху на экран. Тот лыбится.
"Сука…".
— Айн таузен цвай хундерт, — специально называю цену по-немецки.
Не возражая, открывает кассу, отсчитывает 12 стольников.
"Живём, брат!".
Не отходя от стойки, заказываю хозяину водки, пиво и пожрать.
Возвращаюсь к Сане.
— Всё о'кей?
— Угу. Тыща двести.
— Супер!
Пьем и едим в удовольствие, настроение — лучше не бывает. Спустя какое-то время к столику приближается один из посетителей, ранее уже подходивших смотреть "Шилялис". Здоровенный такой мужик, лет 50-ти. На смеси немецко-русского выяснятся: он тоже хочет себе такую игрушку! За ту же цену (видимо, поинтересовался у хозяина).
— Когда сможете привезти?
Прикидываем с Париным, говорим:
— Через две недели.
— Гут! — и пишет свой адрес на обратной стороне картонной подставки под пивной бокал. — Это недалеко отсюда, найдете легко.
— Лады!
Почему две недели и откуда возьмется второй "Шилялис"? Потому, что нужен запас времени, чтобы найти и перекупить телик, привезенный отпускниками из Союза. В нашем городке они спокойно уходили по 700–800 марок. Если отвалить под "штуку", то избавляешь хозяина от недолгих, но все же хлопот по части реализации. И будешь иметь две-три сотни сверху. При удачном варианте — половина моей зарплаты в марках. Неплохой бизнес!
Новый "Шилялис" отыскался быстрее — дней через пять, и мы решили ехать к заказчику в ближайшие выходные. Дом нашли быстро. Приличный такой особнячок, сразу видно — у хозяев бабки имеются, не бедствуют. Палец на кнопку звонка у калитки забора. Из дома выглядывает женщина, зовет кого-то изнутри. Выходит наш заказчик: "О-о-о!". Узнал. Идет открывать.
— Я вас ждал через неделю…
— Мы быстрее управились. Разве плохо?
— Найн-найн… зер гут! — и просит проходить внутрь.
Раздеваемся, разуваемся в прихожей, нас ведут в гостиную. Неплохо так, нам до устроенности их быта, как до Марса. Ставлю телик на стол, повторяю манипуляции по демонстрации техники. Хозяева довольны. Насколько?. Можно лишь догадываться, т. к. сильных эмоций не показывают. Понятно: мы — чужаки. В общем, уже привыкли к сдержанному отношению по отношению к русским, тут всё без напряга.
Пока хозяева рассматривают новинку, в комнате появляется молодая девушка: светлые волосы, стройненькая, лет 20–23. Ничё так краля!" Видимо, дочка".
Помимо "Шилялиса" у нас для немчуры сюрприз: Парин приволок стереомагнитофон. Вернее, настоящим стерео его назвать нельзя — у него только стереоголовка. Чтобы маг стал полноценным, требуется усилок и колонки. По сути, это приставка. Зато на панели чётко видна надпись "STEREO", а это уже брэнд! И соответствующая цена! Короче — маленький полуобманчик с нашей стороны. Маг извлекается из сумки и водворяется на стол. Саня врубает агрегат, одновременно поясняя, что к чему. У дочки хозяина загораются глаза: "Хочу такой!".
— Сколько? — спрашивает глава семейства.
Парин называет цену. Цена выше реальной стоимости мага раза в три… но раза в четыре ниже стоимости настоящего западно-германского стереомагнитофона. "Ни хрена не убудет с немца! Есть у него шуршики… тем более, у дочки глаза блестят!".
Покупает. Осчастливить дочку — цель благородная. Мы полностью солидарны с папашей!
Наша программа выполнена по сверх-максимуму, поэтому можно тихо отваливать. Но нас, неожиданно, приглашают за стол. Типа — обмыть. Вспомнили русские обычаи. А кто против-то?!
Водочка ихняя (дрянь неимоверная!), жрачка (тут они мастера!), трёп (смесь языков, да и из того, что сказано, понимаешь максимум треть). Вот такие посиделки.
Парин предлагает опробовать маг в деле — катушку с хорошим музоном мы им подарили: типа, в комплекте. Звук — не стерео, из встроенного динамика. Это меня немного напрягает: вдруг начнутся распросы — а где же стерео эффект? Но заготовлен полуправдивый ответ: для полноты ощущений нужны колонки, разводящие звук по двум каналам. Раз нет, пока будет моно. Когда купите — всё станет о'кей. Сидим уже под музыку. Выясняется, что семейка интернациональная: папаша — чистокровный немец, майор в отставке; жена — полька; дочка… получается, вроде немецкой полячки. Как звали барышню, так и не вспомнил. Хотя, она называла свое имя.
Парин галантно пригласил ее на танец. Чтобы не отстать, увлекаю на середину комнаты хозяйку. С разрешения мужа, конечно. Танцуем двумя парами. Идиллия, бля. Четвертый Интернационал.
Потанцевав и пропустив по "дупельту" (рюмочка такая, граммов на 40), меняемся — теперь уже я с молодой, а Саня прижимает к себе маму-польку.
Моя партнерша теплая и… пушистая. Смущается, отводит глаза. Но (чую!) всё происходящее ей жутко нравится: "Так необычно! Пришли незнакомцы… да еще иностранцы… привезли кучу классных вещей… Так интересно!".
Разговор с дочкой поживее, чем с ее родителями: в немецкой школе русский язык — обязательный предмет. Так что, кое-чего она помнит из программы. Но не это главное: глядя на ее поведение, предполагаю, что предки держат девку в чёрном теле — на молодых ребят смотрит, будто на диковинку! Словно на свежий воздух выбралась из подвала! Странно как-то. Впрочем, родители бывают куда похлеще…
Майор, хоть и казался крепким мужиком, но спиртным, видать, баловался не часто. А если принимал на грудь, то по маленькой. А тут мы ему подсыпаем и подсыпаем. Чтобы не ударить в грязь лицом, он старался от нас не отстать. Чудила! Разве ж русского немцу перепить?! Не ровня они нам по части выпивона. В итоге, хватанул майор лишку — через час с небольшим с начала застолья поплыл. Пересел из-за стола на диванчик и привалился к спинке — то ли дремлет, то ли уже вырубился. Смекаю, что "главное надзорное око" выключено и можно попробовать довести до логического конца моё знакомство с полуполячкой. Шепчу на ушко разные ласковые слова, она рдеет пуще прежнего. Наверняка, понимает лишь часть сказанного, но и этого вполне достаточно, чтобы скумекать, что говорю не про балет и не про Гагарина.
Дерзкая задумка. Даже сверх-дерзкая. Но в тот момент показалось: "А чем черт не шутит? Попытка — не пытка! Не расстреляют же?".
"Её русского и моего немецкого должно хватить!", — так размышлял я под легкими парами алкоголя.
Хватило. Наполовину.
"Моя полячка" тоже пила, но о-о-очень аккуратно — через два на третий. И по половине налитого. Правда, и эти дозы сделали свое дело — в глазах и осанке девушки появилась раскрепощенность. Чудненько! Нет строго папы, а маму нейтрализует Саня. По крайней мере, должен помочь. Сигнализирую ему: "Я с дочкой пойду осмотреть ее комнату (показываю наверх, откуда она спустилась к нам в гостиную), а ты тут за мамой присмотри, чтоб не помешала". Мимика в ответ: "Будь спок!".
Прошу полячку разрешения осмотреть дом, в частности — ее комнату: пусть расскажет-покажет, как они живут? Мне ж, типа, интересно!" Ой! У меня не убрано", — что-то в этом смысле. "Да по фигу!", — настойчиво, но не грубо подталкиваю ее к лестнице. Та оглядывается, ища глазами маму. А маме уже вовсю кружит голову Санёк: смех, танцы, тост "За прекрасных дам и великолепных хозяев, у которых дом полная чаша!". В таком духе.
Папа спит. Мама вспомнила молодость и летает на крыльях от внимания к собственной персоне молодого и симпатичного русского! Дочка ведет меня к себе…
… Платьице упало без проблем, ажурный бюстик — тоже. С трусиками вышла заминка — у барышни включилось реле страха. Но и этот барьер мы сообща преодолели без сверхусилий.
Я ласкал ее и она тихо постанывала. Я дотронулся до каждого сантиметра ее тела и проник нежными пальчиками всюду, куда хотел. У нее давно не было мужчины — это было видно невооруженным глазом. А такого нежного, может быть, и никогда.
Но радости секса не получилось: я уже был в ней, уже стал ощущать, какая она внутри, мы уже задышали в одном ритме. Сдавленные стоны должны были вот-вот перерасти в едва сдерживаемые крики, но тут… снизу раздался голос маман. "Пани немка" пришла в себя и всполошилась отсутствием дочери. Заодно — и второго русского. "ГДЕ ОНИ?!!". Конечно, заслышав зов мамани, "моя полячка" вернулась в реал.
Она вскочила с кровати, высунула голову в проём двери и крикнула маме, что мы уже спускаемся… одевая при этом трусики. Секунд через 40 мы спустились вниз.
Маленькая трагедия в провинциальном театре. Или — комедия?
… Жалеешь ли ты, "моя полячка", об упущенном? Вспоминаешь ли об этом?. Уверен, что вспоминала. Жалела ли?. Не знаю. Хочется, чтобы жалела. Спасибо, что хоть вспоминала. Я вот, видишь, тоже помню.
ГЛАВА 8 — "НАТА"
Хоть убейте, но точной даты не восстановил (провал в памяти). По всей видимости, это была весна того года, когда я вернулся из Германии в Союз. По крайней мере, другое время событий маловероятно. Вспоминал-вспоминал — нет, так и не всплыло.
Шура Лисидзе… Грузин. С виду — безобидный парень, меланхолик, маленького роста, крепыш, губастенький такой, лицо — как у ребенка. Говорит смешно, путая окончания… плюс грузинский акцент. Но внешность обманчива! Под имиджем простака скрывался делец и проныра. "С виду невинным" проще входить в доверие — так я полагаю.
Я на него не в обиде. Доведись встретиться сейчас, обнял бы искренне, несмотря на всё, произошедшее у меня по его вине. "Вина" — не совсем точное определение. Скажем так: мои неприятности случились при его непосредственном участии и с его подачи. Речь, конечно, о моем выдворении из Германии.
Ладно, я не про это хотел рассказать. Слушайте…
Заходит он как-то ко мне в мастерскую:
— Слушай! У моего родственника, он тут недалеко работает, завтра день рождения. Завтра суббота. Хочешь, поедем вместе?
Для читателей ПЕРЕВОЖУ текст истинно сказанного: "У моего хорошего знакомого (третий брат четвертой двоюродной сестры моего дяди по маминой линии) есть ко мне деловое предложение… он работает здесь, в Германии, но пилить до него далеко… нужно забрать от него товар и мне понадобятся еще две руки, чтобы привезти его сюда… за то, что ты согласишься помочь, тебя будут поить и кормить бесплатно".
Ну, какой у меня план на выходные дни? Почти никакого. Только к восьми вечера надо быть на танцах. "Так управимся же!". А тут есть возможность увидеть незнакомый город. Хотя, большинство немецких городов, где располагаются советские части, не города — а городки. На одно лицо. Немецкая готика мне по фигу, я на архитектуру ваще не реагирую! Ни на какую. Особых задумок не намечалось, и я дал "добро".
Предстояло ехать на автобусе. Перед посадкой мы дерябнули грамм по 150 (а как же иначе?), но не больше этой нормы. Если насыпать круче — укачает на фиг. Загрузились, едем. Спрашиваю у Шуры:
— Скоко пендюхать-то?
Грузин-еврей отвечает:
— Да немного, отдыхай. Я тя разбужу, как приедем.
Склоняю башку к подголовнику и под мерное покачивание, минут через 10 засыпаю.
Чую — толкают в плечо. Размыкаю глаза — улыбающаяся рожа Шуры:
— Приехали!
"Ну, и ладненько".
Выходим из автобуса, оглядываюсь:
— Как город называется-то?
Шура произносит название (мимо денег — не помню! лишняя информация… вообще, у меня тот микропериод запомнился какими-то кусками, не полностью). Куда-то идем. Чувствую себя не фонтан. Похоже, Шурина водяра — жуткое дерьмо. Хреново мне, развозит, а не должно было бы. Ноги ватные, руки — плети, огонька в глазах — ноль целых, ноль десятых.
Наконец, продвижение по непонятному и замысловатому маршруту заканчивается: воинская часть… вертушка… Шурины переговоры… ожидание… вышедший к КПП мужик… нас пропускают внутрь… дом… дверь… комната… баба в халате и бугудях… их разговоры на кухне…
"Бля, остопиzдело!", — и вырубаюсь в зале на диване.
Проблеск сознания: Шура и кто-то еще ведут меня под руки. Брусчатка под ногами. Мои туфли. Чьи-то голоса. Далее — снова отрубон. "Шура, сука! Что за гадостью ты меня опоил?". То очнусь, то опять вырублюсь — и так несколько раз. Предполагаю, меня уложили почивать на чьей-то хате.
В свой четвертак переход от состояния "комы" к практической трезвости ума у меня происходил подчас мгновенно: еще минуту назад лежало тело, не реагирующее ни на какие внешние признаки — звук, свет, толкание, запахи — а потом что-то включалось внутри. Бац! Был труп, а тут поднимает голову и словно трезвенник от роду. Не вру, ей-богу!
… За секунду до "включения" слышу речь и запахи. Понимаю, что вокруг куча народа, ибо слышится галдящее многоголосие. Отрываю жбан, покоившийся на перекрестье рук — точно, толпа!" А-а-а, так день рождения же!". Слева интересуются: как самочувствие? Я пока не знаю — как? Голова работает нормально, вялость только, ноги прилипли к полу. И задница онемела от многочасового (?) сидения без движения. Выхожу в туалет, заодно умываюсь. Из зеркала на меня смотрит РОЖА. Знакомая, но не любимая в таком виде. Поэтому больше в зеркало не смотрю.
По пути из туалета в комнату успеваю подымить в коридоре — входная дверь распахнута настежь. Сквознячок прибавляет мозгам свежести. Доза никотина чуть ослабляет скорость прихода в полную норму, тем не менее, это сейчас необходимый для меня допинг. К гуляющей толпе возвращаюсь, почти огурчиком. Чего-то накладывают на тарелку, опять наливают. Ем, пью. Не… вот так — пью и закусываю!
Песняки под ухом, пьяные кричащие рты. Мужской оскал желтых, прокуренных зубов, женская помада — как кадминовый овал. Руки. Слова. Сигареты. Огонёк зажигалки. Коридор… Провал.
"Сука, Шура! Чем ты меня напоил, говнюк?!".
Вхождение в мир: мой сонар вычленяет, что рядом только двое — я слышу их тихий разговор. Мужской и женский голоса. Мужской принадлежит Лисидзе. Включаю второй уровень громкости и понимания происходящего. Шура:
— … да не, у нас тут дела, мы по делам приехали… ты не волнуйся, он парень хороший, нормальный… только сегодня лишнего выпил…
— Ага! Алкаш какой-то! — отвечает раздраженный женский голос.
— КТО АЛКАШ??? — поднимаю голову.
Немая сцена. Справа сидит полупьяненький Лис, напротив меня, чуть наискосок — женщина. Молодая, лет 23-х. Оба хренеют от моего внезапного пробуждения.
— А мы… думали, вы спите, — это она, смутившись, что я расслышал ее нелестную оценку.
— Щас! Не дождётесь! — почему-то говорю совершенно нелогичную, дебильную фразу. И, исправляя собственную неловкость, посылаю вдогонку:
— Наливайте!
"Вот и подтвердил ее опасения! А-а, идите вы!".
Я ЗНАЮ, что мне сейчас нужно в первую очередь, чтобы окончательно вернуться в реал. В общем-то, насрать, что думают об этом окружающие, практически незнакомые мне люди! Хорошо знающие меня в такие моменты не заморачиваются и не задают вопросов — ни вслух, ни мысленно.
Струйка, наполняющая стакан на треть — то, что надо! Принимаю лекарство внутрь. Абсолютно чётко знаю — через 150 секунд я приду в форму. Максимально в ту, на которую способен в данный день и час. Закусываю (обязательно!) тем, что лежит на расстоянии вытянутой руки. В тарелках не богато, но мне не важно, лишь бы запихнуть в рот, хоть что-то, кроме алкоголя. Две с половиной минуты! Бамс!!!
С интересом бросаю взор на единственную в комнате женщину. Мой взгляд не затуманен. Прищур глаз свидетельствует не о степени опьянения — он глубоко сканирует сидящую рядом даму: "Работаем, Сява!".
Девушка хренеет: три минуты назад лежал мордой в салате и представлял собою субстанцию под известным названием "ни рыба, ни мясо"! Пьянь бесполезная! И вдруг… Я бы сам удивился на ее месте. Понимаю.
Интересуюсь: как зовут?. долго ли в Германии?. заодно не лишне узнать, где я сам нахожусь в данный момент? Мозгу нужна информация, чтобы предпринимать последующие ПРАВИЛЬНЫЕ действия. Пока инфы нет, я слишком долго "отсутствовал". Подготовленный — значит, "жизнеспособный"!
— Наташа… Полгода… Вы у меня в гостях… Это моя комната…
Продолжает смущаться, перекладывая что-то из одной пустой тарелки в другую — тоже пустую. Шура подает голос:
— Ну, мне пора, меня брат ждет.
И уже ко мне:
— Значит, с твоим ночлегом мы решили. Я пошел.
— Подожди! — вскакивает хозяйка.
Так и хочется произнести ЗА НЕЁ продолжение фразы — "Ты, что? Оставляешь меня с этим мужиком?!".
— Пошел я! Решили же! — торопится Лисидзе, и направляется к выходу.
Наблюдаю за сценкой. Забавно! Ох, барышня-барышня…
Короткий диалог в дверях и Шура исчезает. Женщина остается поодаль. Не знает, что делать, как себя вести? Чтобы успокоить, произношу без эмоциональных синусоид — ровным тоном (полный комплект инструментов задействовать рано, сначала надо прийти действительно в хорошую форму):
— Наташ! Я тебе так скажу… честно и без всяких-яких: я — не бусалыга, как ты решила. Я тебя понимаю: лежит рожей в салатнице, кому такой нужен? Чё с ним делать?. Поверь, это лишь эпизод. Всякое бывает в жизни. Хочешь, считай, что у меня выпал не совсем удачный день. Перебрал я. А скорее всего, налили мне пойло. Отравился… Извинишь? — и совершенно искренне смотрю в ее карие глаза.
Ответьте: ТАКОЙ монолог может произнести пьянчуга, двадцать минут назад представлявший из себя свинью? Не спотыкаясь в буквах, складно выстраивая фразу?.
Возымело. Я и не сомневался. Смотрит уже без брезгливости. Даже некое любопытство проглядывается.
"Ох, барышня! А ведь я тебе еще НИЧЕГО не показал, на что способен".
Садится напротив, руки суетятся, глаза не поднимает. Но напряжение явно пошло на спад.
"Говори, говори! Не отпускай ее!".
— Наташ!
— Аюшки?
"За этот ее ответ, пиши себе, парень, "четверку" в зачетку!".
— Скажи, как я тут очутился? Извини, но ничего не помню, — и улыбаюсь, как можно обаятельнее.
— Вы пришли с… Сашей. Так же его зовут?
— Шура. Мы все его зовем Шура.
— Ну, Шура… У моей подруги сегодня день рождения…
— Здесь отмечали?
— Да, в этой комнате.
— А где именинница?
Пауза.
— Так получилось… я не знаю, как сказать…
— Говори, как есть, я парень простой ("Во, брехло!").
— В общем, мы праздновали своим коллективом, девчонки в основном… а потом вы пришли.
— Кто это "вы"?
— Ну… вы, Шура и еще один парень, я его раньше знала.
— А с Шурой вы были знакомы до этого?
— Да так, видела пару раз… у Соцо, родственника его… странные они… хи-хи! — уже улыбается. Втянул ее в диалог.
— Ладно, не заморачивайся, почему и как. Попали к вам в гости, спасибо и на этом. Ведь так?
— Так, — кивает. Бросает на меня короткие взгляды: "Какой он? Не придуряется, что не пьян?".
Реагирую мгновенно:
— Ты не думай, я в норме, Говорю же — сегодня не так карта легла… Карта вин не та попалась, — каламбурю и лыблюсь.
— Я вижу. Вы и правда почти трезвый… трезво выглядите.
— Наташ…
— Аю?
"Давай, парень! Давай! Всё нормально идет!".
— Как ты здорово говоришь это слово — "аюшки"! У меня мама так любила… ("Брехня! Мама так никогда не говорила. Прости меня, Наташка!").
Ее лицо расплывается в искренней радости.
"Сука я, конечно. Приёмчики свои включил… Ай, ну тя! Совесть у него проснулась! Спрячь немедленно!".
— Нат! (Еще один коронный номер — сокращение имени! Но не механически укороченное, а с некоей изюминкой. Действует! Оригинально и необычно! А когда оригинально и необычно — это для женщин, как нектар для пчел).
— Ау? — тоже хочет быть неординарной.
— Знаешь…, - и выдерживаю паузу. ВАЖНО!
Смотрит мне в глаза. Ждет, что скажу. Ей уже интересно.
"Не важно КАК, не важно ЧЕМ, но надо удивить!" — девиз с младых лет, с поры вхождения в юность, когда внимание противоположного пола становится чрезвычайно важным элементом жизни. Фраза, прочитанная (или услышанная от кого-то) врезалась в память намертво. И была взята на вооружение. Как абсолютная истина. С женским полом верная на все сто процентов! На двести!! Порой, и на мужиков действует, но с ними другая ситуация-мотивация.
— Нат!
Кивает головой: "Слушаю, говори!".
— Прости меня, лежал тут у тебя… свинья, конечно… прости, — прикладываю руки к груди.
— Со всяким быть может, я не сержусь, — но глаза отводит. А потом резко стреляет в меня не моргающим взглядом. В упор.
"Проверка искренности!".
— А ты… забавный!
"Ох! Сколько раз я слышал подобную фразу! Бабы-бабы… И говорите вы одни и те же слова-близнецы, и ведете себя под копирку… хотя думаете, что не похожи ни на кого… а потом одинаково дышите… независимо, сколько вам — 18 или 30… Всё, хватит! Кончай философствовать! Отключай этот блок, отключай! Помеха он щас!".
Чтобы окончательно поверила, что не пьян, мне надо встать. Чётко пройтись. Чтобы увидела твердую, не шатающуюся походку мужика. Только тогда… Блин, как тяжело-то! Но надо, Федя! Надо!
Собрав волю в кулак, как бы непринужденно поднимаюсь и бочком выхожу из-за стола. Та-ак, полёт нормальный, думал, будет похуже. Все механизмы работают в штатном режиме. Не шататься! Так, хорошо. Пройди к двери… Молодец! Где тут у них умывальник? А-а, вот он, за шторой.
— Наташ, можно я умоюсь?
— Конечно! — уже вскочила, откидывает светлую полоску ткани, берет висящее с краю полотенце. Потом передумывает, бросается к шкафу, гремит дверцей и ящиками, подает чистое.
— Спасибо! — смотрю ей в глаза.
Её глаза улыбаются.
"Половина дистанции позади. Ай, да Сява! Ай, да сукин сын!".
— Слушай! А где твои соседки? Я вижу три кровати…
Хитро улыбается:
— М-м-м… я их попросила… переночевать у подруг.
— Когда я еще спал?
— Меня грузин твой просил, чтобы я оставила тебя здесь ночевать… ему б не довести тебя до дома.
— Чё-то я не понял логики… Я сплю, Шура просит оставить меня у тебя… ты злишься на пьяного мужика… и, тем не менее, уговариваешь своих подруг идти ночевать в другое место?!
— Ой! Чё пристал с вопросами! Оставила — и оставила!
Почти злится.
— Или не рад? Так могу передумать! — произнесено уже с вызовом.
"Опасно! Можно испортить всю вступительную часть".
Смеюсь:
— Натуль! Конечно же, рад! Чего ты?
— А потом… Ты ж не голодный… до ентого дела, ведь так? — вместо приятной улыбки возникает оскал хищницы.
"От-те раз!"
— И девка у тебя, наверняка есть… симпотный мужик… вешаются, небось, на шею сами, да?
"Куда ее черти понесли??"
— А еще ты женатый… Жена-то када приедет? Устроил приезд уже?. Устро-о-о-оил, — слова-колючки из Рога Неприкрытой Злости. Или это Рог Женской Зависти?
— Разве я говорил, что женат? — ответная реакция идиотская, чисто рефлекторная ("Никогда не скрывал, ни перед кем!").
— Посмотрела я. Удостоверение в кармане.
"Точно. Там обязательная строка — "семейное положение". Но не в этом дело… Зачем по карманам лазить у пьяного мужика?. Ох, и зараза ты, Наташа!".
Она легла в постель первой. Потушила свет — и легла. Перед этим попросила:
— Отвернись.
Отвернулся. Щелчок выключателя, легкий топот босых ног, звук натягиваемого на себя одеяла.
— Теперь можно? — вступаю в предложенную игру.
— Можно, — произнесено тихо. Улыбчиво-в-темноте-и-заманивающе.
"Три четверти позади! Блин! Всё считаешь, высчитываешь чего-то… Тебе б статистиком работать, а не художником".
Раздеваюсь — не торопясь, без суеты. Пословица: "Чё ты, как голодный на еbлю?!" сейчас не про меня.
Притихла, не дышит. Не вижу ее в темноте, но могу описать позу: одеяло натянуто по нос, пальцы держат кромку, плечи втянуты, ноги поджаты. В крови адреналин и маленький страх. И ожидание. И надежда. А поверх всего этого — еще один слой страха. Господи, как это замечательно! И как хреново, когда всё знаешь наперед.
Перелезаю через нее — она легла с краю.
— Ты всегда спишь с краю?
— Откуда ты знаешь?. Ах, да! — хихикает. Дошло.
Ложусь на правый бок, лицом к ней. Она по-прежнему на спине, одеяло не опускает.
— Расслабься.
— Я расслабилась… расслаблена… Ну тебя! — снова хихикает.
Проверяю температуру своей руки, прикоснувшись к ноге. Убеждаюсь, что не холодная и осторожно кладу ее на область Наташкиного живота — не выше, не ниже. Вздрагивает. Ее приподнятые локти мешают моей дислокации. Наклоняю голову ближе и (демонстративно) вдыхаю запах ее волос. Настолько громко — чтобы услышала:
— Приятно пахнешь…
— Правда?
— Правда ("На самом деле!").
Моя рука пробирается к ее груди. Наташку начинает немного колотить, но локти постепенно расходятся в стороны и она решается повернуться ко мне фронтом. Робко ищет моё плечо и заводит на него свою руку. Я достигаю груди и легонько сжимаю ее ладонью. Движения медленные, плавные, размеренные. Успокаивающе-заводные.
"Мужской гипноз!".
Сосок, набухает прямо под пальцами. Прерывистое дыхание. Тело уже послушно и почти открыто. Она не защищается, она выбросила белый флаг. Ее лобок сам ищет мою ладонь, ее грудь хочет прикосновений все больше и интенсивней. Ее губы стремятся обхватить мои и всосать их в себя. Правая ножка заброшена на мою, открывая путь к Самому Сладкому Местечку. Я крепче прижимаю ее тело к себе. Ощущаю, как ее рука касается "Василия". Кажется, что ее сердце забилось в два раза чаще. Сначала робко, затем все смелее и смелее, она гладит его, сжимает ладошкой, перебирает пальчиками — от головки до мошонки, и обратно. ЕЙ НРАВЯТСЯ ЭТИ ПРИКОСНОВЕНИЯ. Мне — тоже.
"Я — самец! Я — самец!! Я могу дать ей наслаждение, которого она жаждет! Она моя! Я — её!".
Моя рука направляется туда, где скоро будет хозяйничать "Василий".
— Сява…, - знакомые, родные буквы. МОИ.
— Что, Натуль?
— Не знаю, как сказать, — ее голос окрашивается в незнакомые до селе тона.
"Не понял! Что случилось?! Что я сделал не так???".
— Я не могу…
"Интересное кино!".
— Почему? — спрошено со скрытым раздражением.
Молчит. Прижимается ко мне. Утыкается лицом в мою грудь.
— Да почему??? — натянутая струна лопнула: самца лишают лакомства! Озвереть не долго! Многие звереют.
— Понимаешь…
— У тебя… дела? (она легла в трусиках).
— Не могу я…
"Чёрт! Ты ж была не против! В чем дело-то?!".
— Прости! — просит прощения, но сказано жестко.
Откидываюсь на спину, оставляя ее тело без моих рук и губ. Жест мужского отчаяния. Нарочитого.
Прижимается плотнее, не отпуская далеко:
— Сявочка, милый…
"Ого!".
— … я хочу тебя, но пойми… мне трудно… у меня никогда ТАК не было.
"Не было чего ТАК? ТАК быстро? В постель с практически незнакомым мужчиной? Или что? Из-за менструации?".
Начинаю ощущать, как закипает злость: "Бля-бля… Как не хорошо-то! Ё-моё! А может ерунда? Девчонку никто не имел во время менструации, стесняется. Так переломи! Ей стыдно? Так покажи, что для тебя ЭТО пустяк!".
Но — поздно: "Васятка" прочухал ситуацию раньше хозяина — и стал падать. Вот, сволочь! Словно говорит: "Не такая она уж и желанная". Моя гордость обмякла и машет снизу сигнальным флажком: "Ооот-бооой!". Чтоб тебя!
Натали чувствует перемену:
— Сяв! Ну, Сяв… Не надо, я правда хочу… но ты тоже пойми… не ТАК хочется… грязно всё это…
— Ой, Нат… "Что ж у них, у баб, такой неистребимый романтизм в башке! Рыцарь на белом коне… шелковые простыни… нежные поцелуи… страстные объятия… а потом, НА КОНТРАСТЕ — чтоб охрененный СЕКС, уносящий за облака!!!"
— В чем я виновата-то?! Ну, хватит! — голос раздраженный. Вообще, ее настроение скачет, как испорченный манометр. Не люблю такого тона у женщин. Я холоден не наигранно — уже в натуре.
— Обними меня!
Не двигаюсь.
— Пожалуйста…
"Щасссс!".
— Сяв!
Но я уже отключился.
— Можно я попрошу тебя… о чем-то?
— Чего?
Замолкла, не решается.
"Подбирает слова? О чем хочет сказать?".
— Ну, говори, раз начала ("… а я не кончил… гы-гы!").
— Прижмись ИМ ко мне… — еле выдавила из себя. Будто заставили произнести нечто крайне непристойное.
Снова поворачиваюсь к ней лицом.
"Ах, вот как… Хм… Чем прижиматься?" Васька" того… не в боевой форме. Убила желание, а теперь: прижмись, пожалуйста!".
Обнимаю ее за талию. Наташкина рука снова нащупывает мой конец и начинает совершать уверенные, возвратно-поступательные движения. "Друг" под ласками просыпается, через пару минут я готов.
"Пионер ты мой, красногалстучный!".
Во мне толкаются локтями противоречия: знаю, что сегодня мне НЕ ДАДУТ — и это обстоятельство не увеличивает "деревянность Василия". С другой стороны, присутствие под боком женского тела и почти умелые движения Наты, не дают желанию остыть.
"А может, предложить ей сделать мне минет?. Не, дюже нахально… не в том ключе игра была… надо держать прежнюю линию", — оставляю наглую мысль в покое.
Упираюсь членом в Наташкин живот. Она чуть поднимается вверх и "Вася" оказывается напротив ее лобка. Ната приспускает трусики — совсем немного, и пристраивает мою головку к верхнему краю пещеры. Я ощущаю, как "Васька" задевает край прокладки. Ощущения не из приятных, натереть конец — пара пустяков. Понимаю, чего она хочет: чтобы я промастурбировал ее клитор членом. Так и есть — задышала, задвигала попкой. Вот уже водит "Васькой" по губам сильнее и настойчивее, будто в руке не живая плоть, а фаллоимитатор (написал нынешний термин, в то время мы о таком не ведали).
"Лежу с голой бабой, конец стоит, но трахнуть не дают. Зато просят сделать себе приятное… Как понимать ситуацию? Эгоизм и издевательство над мужиком?".
… ать лет назад думал именно так. Жизнь внесла существенные коррективы в мои отношения с женщинами. Но это произошло потом. Позднее.
Кончила Ната: задергалась, запрокинула голову, не контролируя себя совершенно. Сжала мой член пальцами так сильно ("Ногти-то какие длинные, бля-я-я-я!"), что я замычал, стараясь не заорать. Сдержался, не стал ломать девке приход. Когда она утихомирилась, осторожно разжал ее пальцы и освободил "Васю" из маникюрной пытки. Наверное, она поняла, что непроизвольно сделал мне больно:
— О, господи!.. прости!. о, господи!.. тебе больно? сильно?. какая же я дура… Сявочка!
— Всё нормально.
Спустя десять минут:
— У меня через неделю день рождения. Ты слышишь??
— Да.
— Я хочу, чтобы ты приехал!
"Хочет она…".
— Тогда у нас ВСЁ будет, понимаешь? ВСЁ-ВСЁ!!
— Угу.
— Пожалуйста, не злись. Я тебя очень прошу.
— Я не злюсь.
— Злишься, я вижу.
— Нат!
— Что? Говори!!
— Я понял про день рождения.
— Ты приедешь? Скажи!
— Приеду.
— Правда??
— Правда.
— Честно-честно?!?
— Угу…
Конечно, никуда не поеду. Вспомнил, что шарила по карманам у спящего, что не дала, а сама просила. Противно стало.
Утром явился Шура. Будить меня не пришлось — я вскочил часов в шесть: пил Наташкин кофе и курил. Она крутилась вокруг, словно провинившаяся жена. А мне она стала чё-то без разницы. По утрянке, глядя, думал: "Обычная, стандартная, без изюминки. К тому же — стерва". Погано чувствовал себя. Не от собственного неудовлетворения — от ее поведения. Впрочем, в чем ее винить? Что она ТАКАЯ? Ну так, не общайся с такими — и вся проблема. Я и не хотел больше общаться.
Когда уходил, она остановила меня в дверном проёме и ПЕРВАЯ (!), из всех моих женщин, сказала слова, которые я запомнил на всю жизнь:
— Как я завидую твоей жене… Какая же она счастливая!
Эх, мать твою!!! Не ожидал я. Совсем не ожидал.
Сама того не сознавая, эта "стерва" породила во мне Зерно Уверенности. Настоящей уверенности, не наносной, не наигранной. Первой заложила во мне то, что в последствии сыграло важнейшую роль в отношениях с женщинами. Дала мужскую Самодостаточность. Ее мне не хватало. Казалось-то, что с этим у меня всё в порядке! Иллюзия… Хорошо, что ОСОЗНАЛ.
Натуль! Я благодарен тебе! У нас не было того, чего мы хотели — и ты, и я. Но ты сделала по истине Ценный Подарок, лучше всякого распрекрасного секса. По-настоящему МОЕЮ ЖЕНЩИНОЙ не стала, но дала больше всех твоих предшественниц. Дала для других МОИХ женщин. Будущих. Ради них. Конечно, не подозревая об этом.
Ната. Стерва из далекого… — го года, о которой вспоминаю с благодарностью. Теперь ее могут поблагодарить и МОИ ЖЕНЩИНЫ — я раскрыл источник. Уж вы-то, сестры, правильно истолкуете ее слова и поступки.
ГЛАВА 9 — "ГАЛА"
В феврале, спустя два месяца после отъезда Лены, в дом офицеров прислали официального руководителя ансамбля (я-то был и. о., на общественных началах). Насколько я понимал момент, худрук нашему коллективу на фиг не был нужен, но… пришла — так пришла. "Пришла" — потому, что женщина. Да еще какая! Забегая вперед, признаюсь: красивее ее у меня никого не было — ни до, ни после. Пусть не обижаются МОИ ЖЕНЩИНЫ за это сравнение, но факт остается фактом. Галина… Гала…
Двадцать пять лет. Фигура, лицо — боже ты мой! Красючка!
Представляя ее нашему коллективу, начальник в конце сказал примерно следующее: "Прошу любить и жаловать! И не обижать!". Насчет "жаловать" — не понял; обижать такую женщину — прямая дорога в ад, а насчет "любить" — это я со всей охотой! Она мне понравилась сразу.
Когда Гала осмотрелась, первым делом пришла к моим солдатикам-музыкантам, ее будущим подчиненным, с намерением провести собрание. Гы-гы! Ребята, ничтоже сумнящеся, заявили ей в открытую: им по барабану, кого прислали художественным руководителем, у них уже есть худрук. Т. е. — я. "Если ты, — говорят пацаны Галине, — хочешь с нами разучить пару песен, мы не против, но по всем остальным вопросам и запланированным тобою нововведениям обращайся к Сяве". Выводят в коридор и показывают на мою дверь, она рядом. "А кто он?", — недоуменно спрашивает Галина. "Художник", — гогочут ребята. "Нет, правда! Вы шутите?". Мотают головами: серьезно! Девка в шоке.
Вот так мы и познакомились.
К ее чести она не стала качать права, поняла, что мы с ребятами давно спелись — в прямом и переносном смысле. Ломать построенное выйдет себе дороже. Поэтому, номинально оставаясь руководителем, реальные бразды правления оставила вашему покорному слуге.
Конечно, она всегда присутствовала на репетициях (сидела в сторонке), изредка вносила коррективы (часто — по делу), но, в основном, ее правки и замечания касались какой-нибудь вопиющей (по ее мнению) лажи. И была, по сути права — из всего состава ансамбля музыкальным образованием обладала только она. Спустя некоторое время мы совсем перестали ершиться на ее спокойные и вежливые замечания и признали "своей" до такой степени, что когда она попросила вставить в репертуар три-четыре песни в ее исполнении, мы с радостью согласились, и отрепетировали вещички "как надо". Все остались довольны. Даже начальство, которому не очень нравилось засилие зарубежных песен в репертуаре ансамбля.
В самом начале деятельности в качестве руководителя группы, у меня состоялся разговор, в котором я постарался убедить руководство, что доходы от танцулек целиком будут зависеть от того, ЧТО мы собираемся исполнять. Народ не пойдет к нам валом, если мы будем играть "Во поле берёзонька стояла". Так как деньги от продажи билетов полностью шли в кассу ДО, нач. помялся-помялся, но давить не стал — "бабки" оказались дороже устава и морального кодекса строителя коммунизма.
Наши с Галой корабли шли встречным курсом. Не на всех парусах, но постепенно сближаясь. Несколько раз она приходила в мою мастерскую по рабочим моментам, а потом стала захаживать просто так — поболтать, поделиться новостями. Как-то незаметно она перестала убегать сразу по окончании рабочего дня и оставалась подольше: как правило, сидела с музыкантами или у меня. Отдельного кабинета у нее не было — ей выделили стол в комнате председателя женсовета части, но та была настолько зловредной стервой, что ужиться с ней не мог никто. Галина, естественно, тоже.
Конечно, она мне нравилась. Как только я увидел ее в первый раз, сразу подумал: "Классная! Класс-на-я!! Но… не для меня". Честно говоря, тушевался — уж слишком красивая была женщина. Таких обхаживают мужчины другого порядка, с иной внешностью и положением, я им был не ровня. Скоро выяснилось, что моя самооценка оказалась заниженой.
Наши дневные и вечерние посиделки привели к тому… к чему и должны были привести — взаимная симпатия переросла в увлечение, оно, в свою очередь, толкнуло нас в объятия. Когда мы оба поняли, что ХОТИМ друг друга, то стали искать безопасный вариант. Конечно, можно было бы плюнуть на всех и вся, и слиться воедино прямо у меня в мастерской. Но такой вариант относился к категории "авось пронесет!". Я вообще не приемлю подобного. Закрытая на ключ дверь, двое внутри — это мгновенно вызвало бы не просто подозрение, а недвусмысленно сказало бы окружающим, ЧЕМ мы там занимаемся. Подобные отношения между женатым мужчиной и замужней женщиной всегда воспринимались обществом как нарушение морали. Приплюсуйте сюда и еще один серьезный аргумент "против" — муж Галины был страшный ревнивец! Наш роман мог серьезно подставить Галу.
Ее муж приходил в ДО с проверкой во время работы, а также в обязательном порядке встречал по окончании. Если она предупреждала, что задерживается, то приходил к назначенному времени. Мужик держал под контролем каждый ее шаг. Поймали бы нас с поличным, поднялся бы скандал. И обоих вытурили бы из Германии в два счета. Кто читал предыдущие главы, помнит: я и так висел на волоске за инцидент на таможне, второго "залёта" мне бы точно не простили!
А по дому офицеров уже поползли слухи, что "худрук слишком часто захаживает к художнику… да еще после работы… наверняка, крутят роман". Само собой разумеющееся, доброхоты донесли компромат до супруга Галины.
В один из вечеров (кажется, была пятница) в мою дверь постучали и вошел Галкин муж. Ранее официального знакомства с ним не состоялось: видел, как он приходил, пару раз возвращались в часть вместе. "Здрасьте!" — "Привет!". "Как дела?" — "Нормально" — в таком ракурсе. А тут припёрся в мастерскую.
Поздоровался, спросил, где Галина? Я че-то делаю, не в носу ковыряюсь, он видит, что занят. Он это сечёт. Отвечаю, что пересекались с Галиной час назад (истинная правда!), где сейчас — не в курсе. Но он не уходит. По его поведению догадываюсь, что настроен выяснить: насколько слухи о наших шашнях соответствуют действительности: брешут или донос не без оснований? Ясно. Никому не хочется записывать себя в рогоносцы, таких желающих нема!
"Мало ли, что болтают! Может, сплетни всё?", — примерно так размышлял Гена (так его звали). Чтобы предстать в более благопристойной роли, он решил, что вариант с мужской дружбой — наилучший выход. Втереться ко мне в доверие, а там, бог даст, чё-нить да выплывет… если есть ЧЕМУ выплывать. В принципе, его монолог в тот вечер свелся к предложению законтачить плотнее.
Не посылать же его на три буквы? Я согласился.
Конечно, какие к чёрту приятельские отношения, когда он постоянно рыщет глазами в поисках улик, вслушивается в твою речь, выискивая нестыковки! Несколько раз заходил, чтобы пригласить меня "дерябнуть" — этакий жест доброй воли… со злым умыслом. Или злой умысел не у него, а у меня?.
"Просек я тебя, Геныч! Что? Пьяный выболтает быстрее?. Хмырь ты болотный!".
Он изначально не мог мне понравится. Потому, что был мужем Галины. А своей дурацкой хитростью, шитой белыми нитками, окончательно определил моё к нему отношение — "чмо!". Гена и с виду был, мягко говоря, "не ахти". Я еще удивлялся: что в нём могла найти такая красавица, как Гала? Валенок, а не мужик!
"Может он трахальщик отменный? Тогда понять можно", — мелькала мысля. Как выяснилось позднее — увы, нет. "Увы" — цитирую саму Галину, от себя не приписал ни буквы.
На выходные он постоянно тёрся в ДО, хотя мужик явно не тянул на любителя гульнуть-покуролесить. Впрочем, какие у нас особые развлечения? Танцы, буфет, кино два раза в неделю — вот и вся программа увеселений. Интересные фильмы привозили редко, в основном крутили советские, 5-10 летней давности.
Правда, однажды киномеханик добыл у немецких коллег бестселлер — документальный фильм о шведской группе "АВВА". Естественно, просмотр организовали чисто для своих — работники ДО, плюс несколько особ, приближенных к телу начальника. Лично я фильм посмотрел с огромным удовольствием! Перевода не требовалось, т. к. он практически состоял из клипов, снятых во время большого турне группы — от Европы до Австралии. В общем, единственное светлое пятно из воспоминаний о кино, увиденном в Германии.
Нет, вру! Вспомнил! Как-то с Париным мы попали в берлинский кинотеатр, увидели афишу с надписью "Еrotic" — и ломанулись. То, что все диалоги шли по-немецки — мурня, главное — вы нам тело покажите! Не скажу, что крутое было диво, но кайф словили, в Союзе ТАКОЕ не увидишь! Никаких крупных планов гениталий, но и сисястые тёлки, сверкающие задницами на широком экране — уже НЕЧТО для советского зрителя!
У меня произошел еще один забавный эпизод, связанный с кино, рассказать?. Дело было так.
За день до очередного сеанса в ДО, киномеханик или зам. нача приносили мне листок с названием фильма, который собирались крутить в предстоящие выходные. Задание состояло в том, чтобы оформить две афишки — одну клеили на территории воинской части, другую — в штабе, он располагался вне военного городка. Принесли и на этот раз. Смотрю в рукописный текст — "Новый х/ф "Трактор на Пятницкой".
"Во, лабуда! — подумалось мне тогда. — Про что ж фильм с таким названием? Про стройку, что ли? Трактор… Бред!".
Оформил афиши, отдал посыльному на расклейку. Так как в анонсе было указано, что фильм новый, народ решил посмотреть. Тем более, с таким странным названием — ПРО ТРАКТОР (!).
Только начался субботний сеанс, ко мне в мастерскую влетает зам. нача. Весь всклокоченный, рожа красная, глаза — как блюдца. Между прочим, хороший мужик был, не скотина. Не как всё прочее начальство.
— Ксаныч! Ты чё такой взмыленный? — смеюсь.
— Сяв! Бляdь! Ты ЧТО написал в афише?!
Недоумеваю:
— Не понял…
— Какой на hуй ТРАКТОР?!?
— Что было в сопроводиловке, то и написал! — зло отвечаю на несправедливые выпады в мой адрес.
— Где эта бумажка?!
— Да выкинул давно! Хрен ее хранить-то?!
— Во, бля! Ну, будет нам распизdон!
— Да за что??
— Не трактОр, а трактИр, понял?! В зале — весь штаб! Пошли титры, генерал как заржал: "Ну, вы даёте, ха-ха! Работнички умственного труда, хе-хе!". Шестёрки, ясное дело, тут же подхватили: "Безобразие! Наказать!!". Въехал теперь, чем пахнет?
Тихо начинаю оhуевать: "Когда ж мои неприятности закончаться, а???".
Ксаныч ушел, а я полез в корзину — злополучная бумажка должна была быть еще там. Мусор (точно помню) еще не выбрасывал. Нашел! Разворачиваю скомканный листок, в надежде обнаружить ошибку написавшего: вдруг, в попыхах накарябали "трактОр"? Оч-ч-чень хотелось снять с себя обвинения.
Бля, "трактИр" написано! Хоть и мелкий почерк, но "и" с "о" не спутаешь. Рву вещественное доказательство, хотя понимаю, что отсутствие оного мало повлияет на решение начальства: захотят наказать — накажут. Без фактов. Вкупе со всеми имеющимися на мне грехами, получу "уёбен зи битте отседова!".
… Меня спасло то, что фильм генералу ПОНРАВИЛСЯ! Или его жене. Или дочери. Мне без разницы — кому. Главное, чтоб отстали. Ксаныч пришел после сеанса и доложил эту приятную весть. Мы, на радостях (он не схлопотал выговор, я ПОКА не вылетаю из ГСВГ) это событие обмыли.
"Я ж говорю — классный мужик был, майор!".
Откладывать вожделенное соитие было глупо — могли перегореть. А там, глядишь, у женщины возьмут верх моральные принципы, существующие помехи и… прощай любовь! На работе нельзя, у нее дома нельзя, у меня на "Массандре" нельзя — мои соседи-охламоны вечерами сиднем сидят, никуда не ходят. Куда ж податься?! И решил я увезти Галу подальше от нашего городка, от любопытствующее-опасных глаз.
"Едем!" — говорю ей.
"Куда?" — таращит очи.
"Да какая разница? Нам тут не дадут".
Свалили с работы на пару часов раньше, на вокзал добирались конспиративно — порознь. Сели в электричку, обратную по направлению к Б. (не лишняя предосторожность — меньше знакомых встретишь). И стал я глазеть в окно: какая станция приглянется? Где почувствую, что "здесь!"? Проехали остановок шесть-семь. Смотрю, вроде подходящее место, уж тут с нашими, наверняка, не столкнешься нос к носу. Хрен им тут делать — полустанок!
— Выходим! — говорю.
Озирается по сторонам, ничего не понимает, но делает, как мужик велел. Выйти-то мы вышли, а дальше чего? Куда идти? Куда женщину вести — я и сам не знаю? Лихорадочно соображаю по ходу движения.
— Сяв, куда мы идем? — решается задать вопрос Гала.
"Х… й его знает!", — мысленно отвечаю ей, но вслух произношу иное:
— В гостиницу нельзя ("ее еще и нету тут, небось")… могут стукануть. Мол, "была тут у нас русская парочка… вы там у себя с ними разберитесь, чем они занимались на наших широких кроватях с белоснежными простынями?". Донести на кого-нить — национальная черта характера немцев, не заржавеет у них с этим! Мёдом не корми!
Нам, служащим Советской армии, не разрешается покидать пределы городка. Конечно, смотрят сквозь пальцы на вояжи в близлежащий Б. Жёны начальства все равно мотаются туда по магазинам, поэтому, простым смертным трудно запретить. Иначе, бабы такой гай поднимут, мало не покажется.
Та-ак, гостиница отпадает. Остается единственный вариант — уйти в лес. Но на дворе не ласковый май, а сука-февраль! Хоть и немецкий, он помягче.
На что только не решишься, когда горишь желанием…
Завёл я Галу в лес, огляделся по сторонам: не видать никого. Выбрал местечко — два дерева, растущих буквой "V", в эту ложбину и пристроил ее. От необычайности обстановки, она ваще горит вся! И то! Часто ли вас тащят в лес, чтобы насладится сексом на лоне природы? Да зимой! Да в первый раз с этим мужчиной! Кто хошь замлеет.
Расстёгиваю на ней шубку, задираю юбочку на талию, нащупываю колготки и стаскиваю их вниз. "Ох, замёрзнет девка!. Не! Не дам остыть! Я ее щас ТАК согрею!". Мои руки холоднее ее тела, поэтому не сразу лезу к груди и в трусики, а грею на ее животике и бочках. Галка дышит отрывисто. Пытается расстегнуть мои джинсы. Пальцы замерзли, она торопится и никак не справится с верхней пуговицей. Нависаю над ней, стараясь как можно плотнее укрыть от холода — не крайний Север, но минус 5 есть. Малоспособствующая погодка для комфортного интима.
Мои руки постепенно согреваются и я отпускаю ее левую грудь и залезаю в трусики — женщина уже вся мокрая! Нежно тереблю клиторок вращательными движениями, потом глажу его вверх-вниз, легонько пощипываю и мягко надавливаю и оттягиваю. Стонет:
— Откуда ты знаешь, что я это обожаю???
Ее руки начинают не просто стаскивать с меня нижнюю часть одежды, она рвет ее вниз резкими движениями. "Василий", освободившись от плена, вылетает из заточения во всей красе.
— М-м-м!!! — задыхается женщина, увидев вздыбленного скакуна. Ее выпуклый лобок, с небольшим островком темных волос, прижимается к моему животу, поднимаясь все выше и выше. Она хватает "Ваську" рукой и впихивает его в себя! Именно так — ВПИХИВАЕТ! Без каких-либо прелюдий, похаживаний около и возле! Взяла — и воткнула!
Проникаю в теплую женщину и ощущаю — Гала ПО МНЕ! Сладкая даже в самом начале. Она мычит, закрыв глаза и откинувшись к стволу дерева. Ее вязаная шапочка давно сползла с головы, темно-каштановые локоны мечутся из стороны в сторону, то закрывая от меня ее прекрасное лицо, то вновь открывая моему жадному взору. Пухлые губки просят поцелуя. Она тянется ими к моему лицу, ища мои губы в каком-то зверином порыве.
"Самка!"
Я перестаю "жалеть" женщину, медленно ходя туда-сюда. Хватаю ее ноги, приподнимаю, прижимаю к себе и на провисе, под тяжестью ее тела, вонзаю "Василия", сколько хватит длины! Ритм неспешных качелей сменяется напористыми и глубокими движениями мощного насоса. Гала не мычит — она уже натурально ОРЁТ! Крик, переходящий в визг! Подо мной никто ТАК не кричал, клянусь!
Минут через шесть-восемь ей сносит крышу! Она выпадает из времени и пространства! Улетела туда, где нет ничего, кроме потрясающего по своей силе Блаженства! Туда, где Женский Рай.
"АааааааМмммАаааа!!!" — кричит женщина на весь немецкий лес.
Понимаю, что не услышать такие возгласы может только глухой от рождения. Оглядываюсь по сторонам: "Как далеко мы ушли от станции? Не на километр же! Блин, там точно всё слышат! Подумают, кого-то убивают!". Мысли не к месту и не ко времени. Но, кажется, обошлось.
Она пришла в себя. С минуту смотрела глазами, выражение которых я описать не в силах: нежность?. любовь?. счастье?. Смотрю на нее и я. Мне хорошо. Правда, хорошо. От того, что МОГУ дать такое наслаждение, сам получаю ДВОЙНУЮ дозу.
"Я — самец! Она — моя самка! Замечательно!".
Галина отрывает взгляд и замечает капельки спермы на своих ногах и спущенных колготках. Тихо произносит:
— Можно было в меня…
"Откуда я знал? Я бы не против", — не говорю, лишь думаю.
… Больше в лес мы не попали — после той встречи, она совсем перестала бояться общественного мнения, приходила в мою мастерскую, когда хотела. Молча закрывала дверь на ключ и прыгала в мои объятия. Или падала мне на колени. Рабочее время ли, вечер — по фигу! Женщину понесло. Последствия не замедлили сказаться…
Мужу уже прямо говорили, что его жену открыто трахает "этот длинноволосый". Наши с ним псевдо-дружеские отношения сошли на нет, придав им соответствующий реальности статус — "муж и любовник жены". Он уже не приглашал меня вечерами выпить, но еще не решался разобраться со мной по-мужски.
Я никогда не выглядел "качком", да и росту во мне — не под два метра. Но в зуб могу дать очень легко, даже заводить особо не надо — сам заведусь. Наверное, он мог видеть подобные эпизоды с моим участием — после танцулек или в бильярдной. Как и при любом сборище русских, у нас не обходилось без стычек и потасовок. До грандиозных побоищ дело не доходило, но зубы выплевывали частенько. Самый запомнившийся случай такой…
Был в части один парень. Легендарная личность, звали Витёк. Старший лейтенант. Красавчик. Фигура — шкаф ручной работы. Рост — 195. По гражданке всегда ходил в одном и том же прикиде: рубашка с закатанными до предплечья рукавами (чтобы бицепсы были видны близоруким), джинсы с широким ремнем, короткие сапоги. Сапоги, естественно, не офицерские, а типа — из ковбойских вестернов: темная охра, расшитая вензелями по внешней стороне, высокий, сточенный на конус каблук. Витёк слыл безусловным авторитетом! Так вот, про запавший в память случай…
В перерыве танцев заскочил я в туалет по нужде. Стою, журчу. Сзади открывается дверь и… такой странный звук — смесь цокоющих по плитке шагов и шуршания. Оборачиваюсь: Витёк втаскивает за шиворот в сортир какого-то чувака. Натурально тянет за шкибот одной рукой, у того ботинки по полу волочатся. Воротник рубашки зажат крепкой рукой, пацан лишь хрипит — рожа красная, зенки навыкате. Я стою, не двигаясь — забыл, зачем сюда пришел. Витёк останавливается посередине туалета, вскидывает парня на ноги и, не давая опомниться, тут же бьет боковым справа. Со всего размаха. Я видел, как он вложился в удар — не приведи господи, попасть под такой!
Жертва летела по касательной с таким ускорением, что собственным телом сорвала со стенки писуар! Из оторванной трубы захлестала вода. Чувак лежал на полу без признаков жизни. Витёк, не говоря ни слова, вышел. А я, как идиот, так и стоял с расстегнутой ширинкой и высунутым концом — всё произошло настолько быстро, что… Короче, писать мне расхотелось.
Отвлекся я. Возвращаюсь…
Гена взял Галу в плотную осаду: на работу — с ней (должность позволяла, свободного времени до хрена); каждые час-два — звонок: "Ты на месте?"; после работы — он снова тут.
"Дрова-а-а!".
В завершении картины — последние штрихи кисти…
Вызвает меня к себе председатель женсовета части. Она же — по совместительству (гы-гы!) — жена нашего главного чекиста. От такой не отмахнешься. И начинает: я, мол, не интересуюсь сплетнями, но ходят слухи ("Оборотик каков!"), что у вас, молодой человек, роман с коллегой… вы же знаете, что она женщина замужняя, и насколько мне известно ("Еще бы тебе не было известно, муж — гэбэшник!") у вас в Советском Союзе (так и сказала, официально) есть законная супруга… в свете вышеизложенного, я бы хотела вас… (по имени-отчеству), предупредить, что такое поведение не подобает советскому человеку… это даже актуальнее для всех нас — временного контингента советских войск в Германии ("Даже я не смог бы так закрутить фразу!")… вы нарушаете моральный кодекс строителя коммунизма ("Пипец!")… ваша интрижка даёт плохой пример для подрастающего поколения ("Кого она имеет ввиду? Солдатиков моих?")… я буду вынуждена ходатайствовать перед вышестоящим начальством о Вашей досрочной отправке на Родину ("Ясный пень, допрыгался-таки!").
Не стал я ничего отвечать. "А чего объяснять-то?". Повернулся и молча вышел.
Поднимаюсь к себе на третий этаж и мысленно суммирую все прегрешения: таможня — раз! прокол с афишей — два! развратные действия — три!
"Как это я, такой социально опасный элемент, до сих пор нахожусь среди законопослушных граждан? Не порядок! Деньки мои сочтены!", — сам себе выношу приговор.
В тот же вечер нажрались мы с Париным до положения "мёртвых тел". Теперь мне ваще терять было нечего, я мог делать, чё хочу — хуже не будет! СВО-БО-ДА-А-А!!!
Меня бы выгнали раньше, но как я понимаю, бюрократическая машина работает на неспешных оборотах: пока пошла бумага… пока дошла… там полежала, ожидая резолюцию… потом ее переправили назад… пока пришла… где-то временно затерялась… или поставили в "хвост" срочности. Короче, приказ о моём увольнении нарисовался только к началу мая.
Я передал Галине суть разговора с Главной Блюстительницей Морали. К моему удивлению, она ничуть не обеспокоилась о возможных изменениях в собственной судьбе. А вот то, что меня могут вышвырнуть, это её встревожило не на шутку. Ходила пару дней задумчивая, "не в себе". Потом улучила минутку (сняла с хвоста контроль), прибежала ко мне, прижалась и, радостно так, выпалила:
— Знаешь, о чем я мечтаю?. Чтобы вечерами я могла тихо сидеть в уголочке и что-нибудь вязать. Я отлично умею вязать, правда! А ты в это время будешь работать за своим столом, рисовать. Я тебе совсем не буду мешать, буду тихая-тихая, как мышка… Мне только нужно, чтобы ты был рядом.
Надо ли комментировать?.
В середине апреля Галкин муж чуть не словил нас с поличным. Она заскочила ко мне ближе к концу рабочего дня и традиционно повернула ключ в замке. Опережая мой вопрос, сообщила, что "мымра" (председатель женсовета) уехала по делам, из начальства никого, кроме Ксаныча (этот не выдаст!), что Гена звонил 10 минут назад и приедет за ней только через час. Так что…..!
Я успел лишь положить ее на стол, начав ласки, как услышал отчетливый скрип ступенек лестницы, ведущей к моей мастерской. Ступеньки скрипели всегда и меня не раздражали, потому что были моими союзниками — предупреждали: кто-то идет наверх! Я насторожился. Если это кто-то из солдат, то сейчас пройдут мимо двери… если в бухгалтерию, то шаги свернут в другую сторону. Но шаги никуда не повернули! Скрип прекратился. Значит, Некто остановился У МОЕЙ ДВЕРИ!
Всовываю трусики Галки в ее руку и, растрепанную, растерявшуюся, на цыпочках (но шустро!) веду за руку к платяному шкафу. В этот миг дёргают ручку входной двери! Запихиваю женщину внутрь и ОСТОРОЖНО, стараясь не произвести ни звука, шкаф закрываю. В дверь стучат уже более настойчиво. Открываю ее с паузой, требующей времени, чтобы дойти от стола.
На пороге ОН. Не спрашивая разрешения, быстро входит в комнату, отодвинув меня плечом. Оглядывает пространство. В комнате, кроме нас двоих, никого. Четыре на три метра… стол… стул… шкаф… стеллаж с красками и литературой. Всё! Думаете: чё-ж он, Отелло, не догадался посмотреть в шкафу? Ха! Вся хитрость в том, что платяной шкаф — условное название: на три четверти он состоял из открытых полок. Закрытая дверцей часть служила отделением для одежды и представляла собой узенькую нишу, 40х40 сантиметров… правда, довольно высокую. Вот там, в этом "каземате", и сидела Гала. Заподозрить, что в этой щели может поместиться человек, было вероятно при одном условии — если вы обладаете очень богатой фантазией!
— Где она?! — слышу Геннадия-Грозного.
— Кто? — наивно переспрашиваю я.
— Не придуривайся! ГАЛИНА!
— Хм… Не знаю.
Что ему оставалось делать? Хотел застать на месте преступления, да осечка вышла. На "нет" и суда нет. Зыркнул испепеляющим взором и ушёл, хлопнув дверью.
Жду, пока отскрипят ступеньки. Даже убедился, что он спустился на первый этаж, а не притаился где-нить в уголке — вышел за ним, якобы, в буфет, потом заглянул в мужской туалет. Его нигде не было. Удостоверившись, что он точно покинул здание, метнулся наверх.
— Вылезай!
Вылезла. Глаза квадратные, руки трясутся, в руках трусики. Ну да, одеть их в моём "склепе" невозможно. Там и стоять-то тесно, не то, чтобы присесть или согнуться. Мысленно представляю, КАКОЙ была бы реакция мужа, открой он дверцу и увидя жену, стоящую с зажатыми в руке трусиками.
Я ей:
— Живо домой! И не через главный вход! Выйди через подсобку буфета, Элла пропустит. И, умоляю — бегом! Как только можешь быстро! Если успеешь раньше него — за счастье! Скажешь, что ушла с работы пораньше… Не, не так! Скажешь, что тебя подвезли на машине! Всё поняла?
Говорю в полголоса. Женщина малехо в прострации. Ощущение, что не слышит. Шок у дамы. "А храбрилась!"
"Не запомнила она ничего! Напутает!".
Еще раз спускаюсь вниз, проверяю обстановку. Она стоит на площадке третьего этажа, машу ей снизу рукой — "Давай!".
Улетела.
"Блин! Как же я не ненавижу эту партизанщину!!!".
На следующий день Галина подала заявление об уходе. Муж заставил.
Совсем уже на финише моего пребывания в Германии, случилась со мной еще одна промашка.
Скажете: "Во, лох! Сплошные промашки у него!". Хе! Вас бы в мою шкуру! Давать такую оценку событиям может только тот, кто не побывал на моём месте. Я бы посмотрел, сколько ошибок наделали вы…
"Можно обманывать одного человека всегда; можно некоторое время обманывать всех; но обманывать ВСЕХ и ВСЕГДА невозможно", — это сказал какой-то умник. Имелась ввиду политика. Я бы, в полной мере, соотнёс высказывание к любовному треугольнику.
… Вечер, сидим с Париным в гаштете. Немного водяры их поганой и пиво. Водку приносят исключительно в мелкой посуде по 40 грамм. Пиво налито в высокие бокалы. Пиво немцы варить умеют, этого не отнимешь. Сидим. Минут через тридцать в пивнуху заходит Геннадий.
"Принесло козла!".
Увидев нас, идет к столику.
"Какого хрена, б…?!".
— Здорово!
— Здорово!
— Давно сидите?
— Да не…
— Я к вам… Ничё?
— Давай.
Заказал пива, потом снова подозвал кельнера и попросил жрачки и соточку водки. Разговора "на троих" не получается. Да и не было желания никакого: "Испортил вечер, гад!".
И тут меня осеняет: пока он здесь будет прохлаждаться (а это не меньше часа, с учетом дороги домой), у меня есть возможность увидеть Галину. У нее дома, конечно — с работы она ж уволилась. Стукну в окошко, может успеем пообщаться минут десять. Радостно почувствовать ее снова рядом, не хватало ее мне… Или любил я её?. Не знаю… Даже спустя столько времени, трудно ответить на этот вопрос однозначно. Может, и любил. Но не так, как она меня. Записки мои — ЧЕСТНЫЕ.
Хмырь отвлекся — с кем-то поздоровался из входящих в кафе. Толкаю под столом ногу Парина. Саня глазами вопрошает: "Чё?". Киваю головой в сторону выхода. Оставляю на столике деньги, поднимаемся.
— Вы куда?
— Под муда! — не сдерживаюсь я, и мы молча идём прочь.
За нами захлопывается дверь, я — Парину:
— Слушай! Пока это чмо здесь…
— … я всё понял, погнали! — ловит на лету Сашка.
"Обожаю его!".
И мы вжарили.
Ух, вот это был кросс! Думаю, бежал даже быстрее, чем "свою" полуторку на соревнованиях в Э., куда мы ездили прошлым летом. Кстати, дистанция почти идентичная по протяженности.
"Чем быстрее прибежим, тем больше останется времени!", — и шпандорю еще сильнее.
Прибежали. Ныряю к окну Галкиной квартиры, оно на первом этаже. Стучу в стекло. Ноль! Ни фига себе! Неужели нет дома? А мы так летели… Пробую еще раз. Наконец-то, отдергивается занавеска! ОНА! Поняла с полувзгляда, кивнула: "Я сейчас, быстро!".
Мы отошли в сторонку и закурили.
Прошло минуты три — Галы нет. Выйти из комнаты, обогнуть угол дома — ну, сколько требуется времени? Минута, не больше. "Прихорашивается она, что ли?".
— Пошли навстречу, может остановил ее кто? — говорю Парину. Поворачиваем за угол — бац! — Гена!
"Сука! Да как ты успел??? Мы ж мчались, как орловские рысаки! Я на стадионе так не бегал, а он… килограммов под 80 — и успел! Или подвёз его кто?. Во, чё ревность с человеком делает!".
Голову набычил, глаза — ща кровью брызнут.
"Ого! Похоже, не на шутку рассержен товарищ!".
Остановился в шаге от меня, сверлит взглядом.
"Сверлильщик, мать твою! Ну, давай, кинься на меня, давай! Я тебе с величайшей охотой врежу!".
Никто из нас троих не произносит ни слова, атмосфера такая… кажется, что сейчас всё влетит на воздух! Боковым зрением вижу, как Парин чиркает зажигалкой, прикуривает сигарету. Спокойно так, будто ведем дружескую беседу.
"Психолог, Санёк!".
Его спокойствие передается и мне, остываю. Тоже закуриваю, не опасаясь, что в этот момент на меня накинутся — слабо ему! Затягиваюсь. Разве что не пускаю дым в рожу Геныча. В общем, провоцирую.
"Испугался он, что нас двое… Был бы я один — кинулся бы, я видел его состояние".
Ничего не происходит, стоим там, где и столкнулись. Дурацкое положение. И тут я впервые ПОНИМАЮ!
… Откуда пришли мысли, одному Богу известно. Понимаю этого мужика. Мужа. К жене которого, пристал какой-то хлюст. "Она — его любимая жена, он ее любит. И она его любит. Да, любит, несмотря ни на что! И ему до смерти хочется удавить этого козла. Меня. Чтобы я исчез. Из его и Галкиной жизни. И тогда у них снова всё наладится, станет, как прежде. Она снова будет смотреть на него сияющими глазами и говорить в постели ласково-теплые словечки. Станет всё, как было. Обязательно вернётся, не может не вернутся! Только надо убрать одно препятствие — вот этого…..".
Вы дольше читали абзац, чем ЕГО МЫСЛИ сформулировались в моей голове. Хлопаю Парина по плечу:
— Пошли, брат.
Я не оборачивался. Я не боялся нападения сзади. Мне было неудобно, стыдно ПЕРЕД НИМ. Я был перед ним ВИНОВАТ.
Или нет?.
Примерно через неделю после той истории у окна, пришел приказ о моём увольнении. Не помню, как получилось, но в компании провожающих пацанов, оказался и Гена. Почему пришел?. Такя ясно ж — он отрезал Галине путь к последнему свиданию со мной, чтобы мы не могли проститься. С ней я так больше и не увиделся.
Пришел на работу накануне отъезда забрать свои вещи. Времени в обрез. Запихал в сумку, проверил: не забыл ли чего? Пока упаковывался, в мастерскую зашли мои музыканты. Уже в курсе событий. Стоят, морды не веселые.
— Хорош, пацаны! Разве умер кто? Всё будет нормалёк!
Молчат.
Смотрю на свою "ФАЭМИ" — это такая мини-органола, мы на ней лабали на танцах, я на ней "Дом Восходящего Солнца" играл. Гляжу на неё, торчащую из сумки. Вынимаю и протягиваю Игорю:
— На! Дарю!
— Ты что? Не, я не могу…
— Бери, бляха-муха!
Взял. Улыбается растеряно. Внезапно срывается с места, убегает.
"Не понял?".
Прилетает обратно, протягивает 20 марок:
— Знаю, что мало, но больше нету.
— Да ну тя в жопу! — смеюсь. — Я ж не продаю, я дарю!
Теперь все пацаны в три голоса:
— Сява, возьми! Не обижай!
Ладно, взял. Пожали друг другу лапы, обнялись. На пороге обернулся, спросил:
— Галина… случайно не заходила сегодня?
— Нет, не было ее.
"Знать, не судьба! Запер муж дома, она бы прибежала".
Когда сидели в привокзальной пивнухе, все совали мне бумажки с "союзными" адресами. Гена (!) тоже написал. Глянул я на его каракули: "Чмырь! Адрес-то дал НЕ ИХ С ГАЛИНОЙ! Вообще не тот город! Родителей своих, что ли? Гала как-то говорила адрес, только я его не записал — думал, успеется еще. Успел… А хоть бы и записал, то что? Писать ей письма? Зачем? Встретится мы, всё равно, не встретились бы. Чтобы и там достать мужа любовью к его жене?! Я ему и здесь крови попортил прилично. И как знать, может на всю оставшуюся…".
Вместе с парнями на вокзал поехала провожать моя коллега по работе. Кстати, тоже жила на "Массандре", вместе с мужем и дочкой. У нас сложились тёплые и дружеские отношения. До отправления поезда оставалось время и мы всей толпой зарулили в привокзальный гаштет. Да так хорошо там приняли на прощание, что я чуть не опоздал на паровоз! Спасла та самая женщина: видимо выходила, услышала сообщение по транслятору. Прибежала и орёт:
— Вы что, опупели?! Поезд отходит через десять минут!!!
Рванули, что было сил. Бежать далековато. В итоге, запихивали в тамбур чемоданы и два баула практически на ходу. Парин запрыгнул в вагон, молча обнял. Проводница кричит:
— Молодой человек! Выходите! — поезд уже начал набирать ход. — Выпрыгивайте, я вам говорю!!!
Парин выпрыгнул, когда перрон почти кончился.
… Пока ехал до Бреста, решил, что там выйду, возьму билет до Г. и поеду к Лене. Вот так, спонтанно решил! Разве она не будет рада?. Когда она уезжала, сумбурно мы простились, не по-человечески. Вот, повод встретится вновь.
Но в купе со мной оказался дюже заводной капитан, уезжавший в отпуск. И мы с ним насосались вусмерть: он — с радости, я — с горя. К Бресту мы с кэпом были никакие: не то, что чемоданы-баулы таскать по перрону — я еле голову поднимал. Чмо я, конечно.
Гала. Самая красивая женщина в моей жизни. Но не самая любимая. Странно, да?.
Вот смотрите, насколько круто может измениться судьба человека из-за одной крохотной вещицы, маленькой детали! В моём случае — это был "стольник", засунутый в зажигалку. Не было бы его, моя жена приехала бы в Германию… мы вернулись бы в Союз года через три… конечно, рано или поздно, родился бы ребенок, но это уже могла быть не девочка, и вряд ли я назвал бы ее тем именем, которое она носит сейчас… я бы наверняка не встретил женщину, которая впоследствии стала моей второй женой…
Вот НЕ ВЕСЬ перечень важных событий, которые могли произойти, не будь свернутой советской бумажки внутри австрийской зажигалки. По сути, я прожил бы ИНУЮ жизнь. Другую.
Купюра в сто рублей, изменившая всё.
ГЛАВА 10 — "ЛЮ"
На следующее лето после возвращения из Германии засобирался я к Парину. Соскучился. Не хватало мне Саньки, хотелось снова обнять, увидеть его странноватую улыбку, похожую на смесь радости и иронии. Вновь ощутить его сдержанность, за которой скрывалась настоящая дружба и понимание. Почему он не афишировал истинные чувства? Потому что был ранимой личностью: впрочем, как и я. Вероятно, мы и сошлись на почве одинакового восприятия мира — тонко чувствуя и переживая. Родственные души.
На новом месте работы отпуск подоспел к июню и я сказал жене, что хотел бы поехать к Сашке. В то время он уже перевелся в Союз и служил в Н. Мы списались, пару раз говорили по телефону, он рассказал как его найти. Жена была не против моей поездки — знала, насколько дорожу дружбой с Париным.
Добирался поездом. В этом городе я не был ни разу, но у меня был записан адрес воинской части и примерный маршрут следования. Вышел на привокзальной площади, сел на трамвай.
Никого и ни о чем просить не люблю, делаю это лишь в крайнем случае, но тогдашняя ситуация сложилась именно такой — без посторонней помощи не обойтись. Обратился к кому-то из пассажиров. Отзывчивость местных жителей меня ПОРАЗИЛА!
Что происходит в моем родном городе в подобном случае? Местные никого и ни о чем не спрашивают — не потому, что всё знают, а потому, что бесполезно. В лучшем случае, услышишь на свой вопрос — "не знаю" (даже если знают). Впрочем, не бывает правил без исключения, и можно наткнуться на отдельных граждан, которые всё расскажут и покажут: если в курсе вашего вопроса. Но основной массе прохожих ваши проблемы по барабану. Вот такая горькая правда. Признаваться в подобном менталитете своих земляков тяжело — это мой город, оттого сожаление и боль во сто крат сильнее.
Сейчас, по прошествии лет, могу отметить, что многое изменилось в лучшую сторону. Но в тот год, о котором веду рассказ, радушие и отзывчивость местного населения к совершенно незнакомому человеку, впервые попавшему в их город, меня удивили. Что называется — на контрасте.
Опасаясь проехать нужную остановку, я спросил у ближайшего пассажира, где следует выйти? Добродушно разъяснили — что и как. Мало того, переспросили, что я ищу на той остановке? Назвал улицу. "Вам нужен конкретный дом или что-то другое?". Такие участливые вопросы и вовсе обескуражили! Мало-помалу, к дискуссии подключился почти весь вагон, представляете?! Я был натурально ошарашен! Люди пытались подсказать, как легче найти и как проще добраться до нужного мне места. В тот момент я впервые в жизни ощутил неловкость за свой город — оказывается, можно И ВОТ ТАК!! Сопоставления удручали:
Благодаря детальному пояснению пассажиров, воинскую часть Парина я нашел быстро. На КПП попросил дежурного позвонить ему, и скоро увидел, шагающего к воротам Сашку — чёртова зараза улыбался!
— Старик! — слово, заменяющее у Парина десятки фраз и весь спектр радостных эмоций от встречи с другом. И правда, к чему лишняя болтовня?" Стари-и-ик!", — приветствие такое у него. Высшего разряда. Доверительное. Ёмкое. "Старик!" — произносит Сашка: а нам и по тридцатнику не стукнуло.
Он отпросился у начальства и мы поехали в его общагу. Общага как общага — описывать особо нечего, они у нас похожи, как две капли спермы:)
— Насколько приехал? — спросил Сашка, переодеваясь в гражданское.
— На три дня. Кстати, хорошо бы сегодня взять обратный билет.
— Щас поедем, возьмем, — коротко и четко. Вот за что люблю его, скотину такую! Эх, Саня-Саня! Как же мне тебя не хватает!
Прикидывая сроки поездки, я подгадал так, чтобы приехать в пятницу — и Сане хлопот меньше с начальством, и в выходные больше возможностей для гульвани. Ну, и понеслось.
К вечеру первого дня мы попали в компашку паринских друзей. Меню обычное: 1) Наливай! 2) Поддержи разговор! 3) Не будь козлом!
Расслабились отменно.
Проснулся в Сашкиной комнате. Головка бо-бо, но терпимо. Если бы мне сейчас выпить столько, организм точно не выдержал бы, а тогда: Эх-ма!
В субботу поперлись в местный парк — то ли ярмарка у них проходила, то ли праздник какой — не помню. Помню кучу народа, веселье, звон стаканов, мужские и женские лица, ноги и грудь, прикрытые с разной степенью "защиты". Кажется, еще стреляли в тире из "воздушки". Глубокая память подсказывает, что в тот день я не облажался — туманный слой воспоминаний идет с неким знаком "+", иначе, окраска была бы минусовой или стерлась бы совсем.
Потом в памяти провал, длиною почти в сутки.
Напрашивающееся объяснение — квасили по полной. Прояснения начинаются с середины воскресенья.
Медленно возникающие голоса: туманные образы: приходит осознание: чужая комната, стол, бутылки, закусь, Парин. И две девахи.
— О! Я ж говорил — он щас очнется! Ему пятнадцать минут покемарить — и снова огурец! — это голос Сани.
"Соврал. Мне надо минимум 20: Зараза любимая!".
До сих пор не знаю, где мы познакомились с девчонками, где гуляли, как шли к ним — отрезало! Только отдельные вспышки: бац! — и мы вместе в комнате. Хата общажная, женская — видно по окружению. На тот момент — это единственное, что мне понятно. Не знаю имен барышень, не ведаю местоположения. Да и который час — тоже. "Кстати!". Подношу к носу часы — около пяти. Надо полагать, вечера. В пять утра женская одежда (если есть вообще) несколько другая.
Появляется Рука Помощи в виде бутылки, наполняющей стакан на треть. "Как и положено!". Парин дозу знает. Молодца! Жидкость, проникшая внутрь, действует строго по графику — через три минуты встает солнце и мир стартует новым, ОСОЗНАННЫМ днем.
— Ты наверняка не помнишь, как нас зовут, — спрашивает одна из девушек после того, как мои щеки порозовели от принятого лекарства.
— Аб-со-лют-но! — улыбаюсь, максимально приближенно к оптимальной степени обаяния, насколько это получается в моем положении. — Неужели я долго спал? Не может быть! — уже смеюсь, стараясь снять неловкость. — Как минимум, мы должны были познакомиться: ну, раз вы пригласили нас в гости.
— Откуда ты знаешь, что у нас? Может это не наша комната! — идет легкое кокетство, без перебора. Мне нравится ТАКОЙ уровень.
— Ха! — беру микро-паузу, чтобы еще раз прокрутить в голове УВИДЕННОЕ несколькими минутами ранее. — Чья ж, если не ваша? У двери валяются туфли бежевого цвета: а на балконе сушится платье: очень точно подходящее к ним по тону.
В глазах собеседницы откровенное изумление:
— Када ж успел увидеть?!!
В такие моменты нельзя задирать нос и строить из себя Нечто Особенное. Даже если похвала заслуженная. Надо быть проще. По крайней мере, казаться. Заморочные мужики — обуза.
— Мы ж на "ты"? — задаю не праздный вопрос, важный. Хочется выяснить, насколько мы с Саней успели с ними законтачить.
— Давно, — отвечает барышня "номер 2" — та, что до селе молчала. Смеется. Взгляд лукавый, заигрывающий. Но не БЛИЗКИЙ. О чем говорит эта инфа? О том, что девушки только сидели с нами, не лежали. Постели не было. ПОКА.
У меня есть особенность, кто в курсе — тот знает: с бодуна я страшно хочу еться!" Василий" стоит колом! Не вру. Приходилось несколько раз слышать искреннее удивление по этому поводу, в том числе, и от мужиков. Нет, не подумайте чего такого:) В том смысле, что, увидев выпирающую ширинку, ребята поражались: "Бля, а я после бухалова никакой!". Женщины тоже удивлялись, но по-своему.
Разговариваю с девчонками, одновременно ощущая, как "Василий" рвется из штанов на простор. Сначала на простор… чтобы потом окунуться в мокрую, но сладкую темницу.
Парин лыбится. Ситуация с моим оживлением ему знакома, навидался.
Добивая ошеломленного "противника", выдаю коронную фразу:
— Я только с виду дурачок!
Ответ тоже давно просчитан. Что незамедлительно и следует:
— Зачем же так? Ты не дурачок: Совсем не:
— Это я так шучу… А теперь, позвольте познакомиться! Так сказать, со второго захода — но уже плотно! — а сам тестирую глазами реакцию. — Уверяю, эта попытка станет более приятной. Меня зовут…
— Сява!!! — не дав закончить, звучит веселый женский хор на два голоса. Дуплет в лузу.
— А я — Люся. Мою подругу зовут Таня, — уже сольная партия, моя визави, девушка "номер 1". Голос приятный — не хриплый, но и не девчачье-звонкий. Нравится.
— Тогда самое время выпить за знакомство! — слегка иронизирует Парин.
Однажды, в юности, совершенно непроизвольно, чисто случайно и абсолютно экспромтно, называя имя девушки, я сократил его до позволительного уменьшения: вместо "Марины" произнес "Мар". Хотел соригинальничать. Но оказалось, что нюансик работает на все 100! Лучше десятка полуправдивых комплиментов. Потому что, во-первых — действительно оригинален, во-вторых — сближает. Позже пришел к выводу, что умело сокращенное женское имя является тем кирпичиком, на котором можно строить фундамент дальнейших отношений.
"Не важно чем, не важно как, но нужно удивить!".
Так Люся стала Лю. Очень удачное сокращение, согласитесь! Трактуется произвольно, в том числе, и как "Любовь". Не в смысле имени, а как Понятие. Выгодное сокращение. Этим "Лю" я расположил ее к себе окончательно — она перестала строить барьеры, применяемые девушками при первом знакомстве. С другой стороны, какое к черту, первое знакомство — когда мы с ними полдня гульванили на ярмарке?!
Хотя, так ли уж Лю хотела защищаться? От кого? И зачем? Ради приличия? А что это такое? Некие нормы морали, придуманные обществом? Ха! Большое ли значение придают нормам морали молодые люди? Разумеется, я не говорю о хамском поведении, речь — о правилах игры между мужчиной и женщиной. Правилах, принимаемых добровольно.
… Шахматая доска. Всего две фигуры — Он и Она. И пространство черно-белых клеток. По сути — это наша Жизнь. Идет нескончаемая Игра. Правила Этой Игры похожи на шахматные лишь на дилетантский взгляд, реально всё гораздо сложнее. В дебюте фигура "Она" должна сделать ход (показать всем свои видом): "Пусть Он не думает, что Её можно просто так взять и съесть! Она не такая! Она ходит, сидит и лежит там, где хочет. Ей позволительно всё, что заблагорассудится", — ТАК думает фигура "Она". По мнению фигура "Она", фигура "Он" обязан с должным пониманием принимать такое Её поведение: "Да: Она не такая, как все: особенная: вижу: и очень этому рад".
Когда фигуры разыграют дебют, т. е. ПРАВИЛЬНОЕ начало, миттельшпиль (середина игры) и ее ключевая составляющая, плавно перетечет в Основное Русло Событий между мужчиной и женщиной. В общем, само Правильное Начало дает возможность развитию событий. Если начало плохое, хорошей середины партии взяться неоткуда — она попросту не состоится. Чтобы всё задуманное состоялось, необходимо начать правильно. Для того и сели за доску. Сели-полежали.
Простые правила Игры. На кону нет высоких ставок, обещаний, лживых признаний в любви. Не отступай от Правил — и получишь выигрыш. Не обыграешь противника, а именно так — выигрыш без чьего-либо проигрыша. Это не Игра в Любовь, это Иное. С любовью не следует играть никогда: любовь — серьезное чувство. Сознательно затевающие "игру в любовь" сами лезут в петлю собственных заблуждений. Сказав "а" ("я тебя люблю!"), человек ставит подпись под важным документом, далее последует непременное "бвгде… " (свадьба, дети, рутина, разлады, сермяга…). Игры в любовь кончаются плачевно.
Поэтому сразу оговорюсь: речь идет не об "игре в отношения" — я имею ввиду добровольно принимаемые правила, в которых нет обязательств с чьей-либо стороны, и где никто ничего не подписывает. Главное — нет необходимости лгать, выдавать придуманное за реальное. Никто никого никуда силком не тащит: хочешь участвовать — участвуй! Не нравится аттракцион — иди мимо, ищи поинтереснее. Волен-вольна!
Ах, ты хочешь чего-то иного? Не собираешься размениваешься по пустякам?. Замечательно, апплодисменты барышне! Согласен с ней полностью! Правильно, черт с ним, что подруги катаются на каруселях — ты ж принципиальная, правда? Тебе этот балаган не нужен. Может, ты и не против полетать вверх-вниз, задирая подол платья и весело хохоча, но тебе кажется, что "хихи-хаха" хороши до определенного момента. Когда ты найдешь Свой Настоящий Парк Развлечений, твои подруги-хохотушки умрут от зависти. Пусть они по-прежнему летают на качельках с непрочными веревочками и затертой доской-сиденьем! Пусть увидят, какой классный "аттракцион" ты нашла — тот, где все радости на порядок выше!
Мечты:
Сегодня подружки наверху и звонко заливаются. Живут! А ты идешь мимо. Радиус твоего движения вокруг веселых качелей сужается и сужается. Незаметно, неосознанно, спонтанно. Твои подружки-хохотушки умирают от нетерпения и просто жаждут, когда ты плюнешь на свои принципы и станешь такой же, как они: "Чё она из себя корчит? Тоже мне фря! Типа, одна такая чистенькая, а мы, вроде, говно… Зараза!!". Белые вороны не нравятся никому. В стае их не бывает, они одиночки. Одиночкам трудно. Не выживает такой индивид. Чтобы выжить, надо идти в стаю. Круг замкнулся.
Наконец, наступает день, когда ты кладешь с прибором на прежние принципы и вступаешь в клуб под названием "Принявшие Правила Игры". Если ты умная девочка, то правила заучиваешь и не нарушаешь. Это тебе пойдет плюсом в зачетку. Иными словами — зачтется потом. Ну, а про "совсемдур" говорить не хочу.
К тебе приходит первое понимание, что принц на белом коне — всего лишь розовый замок на зыбком песке, что это миф и туман. Что Единственного Своего не дождешься, сидя на берегу и всматриваясь в даль, ища там алые паруса. Это сказка. Красивая, но сказка. Живучая в девичьих умах — потому что красивая. Нету рыцарей, которые желали бы скакать за тридевять земель, через тыщи вёрст для того, чтобы привести своего коня к высокому терему, где ты живешь. Лезть по стене башни, рискуя в любой момент сорваться вниз, всего лишь для того, чтобы коснуться твоей руки и произнести твое имя. Отчего ты взяла, что появится такой рыцарь? С какого недомыслия взбрело тебе это в голову?? Не зная тебя, не видя твоих глаз, ни разу не ощутив тепла твоего тела — и вдруг такие жертвы! Ты общалась с ним, Солнышко Золотое? Приглянулась ли ему хоть чем-то?. Ах, вот оно что! Говоришь, у тебя куча достоинств, не сравнимых с казной падишаха? А кто ж об этом знает? Ты сама?. Этого, милая моя, мало — надо чтобы Он, тот единственный, тоже знал. А как ты ему это продемонстрируешь? На расстоянии? Или он сам почует?? Он еще и экстрасенсом должен быть? Опять сказки:
Любовь не рождается на расстоянии. Рожденная, она может жить, когда любимый/любимая вдали, но родиться должна в непосредственной близи — на расстоянии поцелуя, на расстоянии вытянутой руки.
Давай, деточка, разберем еще один нюанс. Он важный.
Допустим, ты прекрасна. У тебя сумасшедшая фигура и на тебя оглядываются даже пенсионеры — настолько ты хороша! А как насчет твоей Души, дорогая? Есть там, в твоих тайных закромах, зерна Теплоты, всходы Понимания и цветок Любви? Реально есть? Точно?. Ты проверяла или просто сама так считаешь? Вдруг, на самом деле, ты только с виду милый, пушистый котенок, а внутри у тебя Страшная Жаба?! Что?. Не может такого быть?! Да неужели?!!
ТОЛЬКО МУЖЧИНА способен проверить это. Окажется ли он Тем Самым Единственным — вопрос судьбы. Но вероятнее всего (уж поверь!), тебе придется долго демонстрировать свои драгоценные образцы большому количеству проходимцев, мошенников и прочему ворью. Которые не приминут вкусить твоих даров и отвалить по-тихому. Готова ли ты, радость моя, к такому варианту развития событий в своей Судьбе? Или, все же, предпочтешь сидеть у окна терема и смотреть в далекую даль: не едет ли там Твой Принц на белой кобыле? (иль непременно должен на коне?).
Никто не хочет покупать кота в мешке, девочка. Нету дураков! И двадцать, и сорок, и сто, и тыщу лет назад Покупатель хочет видеть товар лицом (в твоем случае — и лицом, и телом, и душой)! В отношении мужчины это правило еще более значимо — мужику надо дать попробовать. Ну, так он устроен. Современный мужчина — особенно. И только после пробы он станет решать: берет али нет? Но если попробовав не взял — не взыщи, не вини его: знать, не ты ЕГО ПОЛОВИНКА, а он — не твоя.
… С Лю у меня была всего одна ночь…
Щелкнул выключатель. Не близкий уличный фонарь рисовал контуры твоего тела, выхвачивая отдельные его части. Двигающийся черно-белый силуэт. Даже в темноте ты стеснялась — это было видно по кадрам немого кино, которое я смотрел. Потом ты юркнула под простынь и сразу прижалась всем телом. Как бы рядом, но спрятавшись. Еще робкая, нерешительная. Было б хуже, если бы повела себя иначе. "Игра По Правилам".
С соседней койки доносились шорохи и обрывки почти неслышимых слов. Там Саня и твоя подруга. Но тебя сейчас волнует не то, что там, а то, что здесь. Ты рядом с мужчиной и ждешь, КАКИМ будет ОНО — слияние? Ты надеешься и веришь в лучшее.
Сплелись телами, прикоснулись душами.
"Нет, не то!".
Думаю, что и Лю почувствовала то же самое. И всё! Никаких выяснений, никаких объяснений. Упреками и болью я ещё в жизни наемся.
Что случилось, то случилось. Правила не нарушены, стороны разошлись с миром, аппеляций не последует.
Два тела, одно дело: касающееся лишь их двоих. Зрители отсутствовали. Спросить: понравилась ли вам игра, не у кого. Я не спросил у нее по своему обыкновению, она тоже не поинтересовалась. Не захотела. Значит, так тому и быть. Я не испытал с нею чего-то необычного — секс вышел какой-то: стандартный. Без накатывающихся волн, бурных всплесков и фонтана, подсвеченного разноцветными фонариками. Ровненько. РавноДушно. Будто ничего и не было.
Говорю за себя. Что ощущала Лю, не ведаю. Было б нечто, что запало — думаю, сказала бы. Она промолчала.
Конечно, как мужику, мне было обидно. Задело самолюбие. Но иногда нужно уметь его спрятать.
Расстались утром, поцеловавшись. Словно брат и сестра. Не более.
А чё ты хотел? ОНА СЫГРАЛА ПО ПРАВИЛАМ ИГРЫ! Отвяжись!
ГЛАВА 11 — "ДАГМАР"
Так как с самого начала я решил не указывать реальные даты событий, мне все-таки придется взять за отправную точку какой-то год — иначе читателю будет не понятно: через какой промежуток времени произошли очередные события?" Точкой" выбираю Германию (главы о ней вы уже причитали). Значит так: это случилось спустя год после Германии, летом.
Мой закадычный друг, старый и проверенный кореш, получил назначение — ему поручили должность куратора в международном пионерском лагере. Задание исходило по партийной линии (он был членом, хе-хе, теперь не популярной коммунистической партии). Его членство мною не осуждалось, но и не поддерживалось — по типу: "Это твои личные карьерные дела, мне пофигу". Должность звучала красиво — "куратор", на самом деле обязанности заключались в урегулировании организационных вопросов: а их набегало немало.
Откуда взялся международный лагерь? Ясный пень — решение местных бонзов: сегодня приглашаем из-за кордона их мы, завтра сами едем в гости. Обмен внутри стран социалистической ориентации (контакты с представителями капстран практически исключались и строго контролировались соответствующими органами). В то лето предстояло организовать в пригороде отдых детей из Восточной Европы. Дети, естесственно, не могли приехать одни, их сопровождали взрослые воспитатели. Для контакта между воспитателями и городской администрацией и был назначен мой друг — Виталий.
Его снабдили достаточно серьезными полномочиями, поэтому в качестве "переводчика-посредника" он пригласил меня. Какие были доводы в пользу моей кандидатуры? Недавно из Германии (это так), знает язык (ну да, охрененно прям!), отпуск в июле (совпадает с датой заезда и свободен на основной работе — еще плюс). И, наконец, главный аргумент — я его друг.
Всё решилось быстро и без проволочек. Зарплаты нам никакой не полагалось, но уже то, что появлялась возможность пару недель отдохнуть на природе, бесплатно попить-поесть — весомые аргументы. Не согласился бы только дурак. На дурака я похож мало.
Мои детские воспоминания о пионерском лагере далеко не радужные: родители "бросили" на месяц — раз; вокруг чужие, незнакомые люди — два; если в отряде попадутся вредные пацаны, житья не будет — это три! В двух из трех моих поездок в лагерь, в отряде попадались исключительно говнюки. Теперь понятно, почему к "пионерскому веселому лету" я относился негативно. Но ситуация в виде помощника куратора имела совсем другой расклад: уже не ребенок, обидеть некому, рядом друг: и красивые девушки (еще до приезда гостей стали известны фамилии всех сопровождающих, их возраст, а также другие данные). Фото вожатых к досье не прилагалось и то, что приедут красивые — рисовалось чисто в моем воображении:
Мне собраться — что голому подпоясаться. В назначенный день мы отправились на вокзал — предстояло ехать в Москву и там встретить прибывающую зарубежную делегацию. В вагоне Виталька проинструктировал меня насчет поведения с иностранными гостями. Его — в горкоме, он — меня. Как правильно общаться с иноземцами мне известно — бывали, знаком. Инструктаж проводился для "галочки".
В купе ехали вчетвером: Вит, я, женщина (заместитель Виталия) и еще один хмырь (профессиональный переводчик). Вот такая встречающая группа образовалась.
Интересуюсь: "А сколько человек приезжает?".
"Двадцать — из Чехословакии, пятнадцать — из ГДР. С ними сопровождающие".
Теперь интересуются уже у меня: "Скажите, вы давно из Германии? Хорошо язык знаете?".
Чё ответить? Не скажешь же, что так себе. Рапортую, улыбаясь: "Не волнуйтесь, все будет хорошо".
Переводчик смотрит настороженно, потом неожиданно шпрехает (проверка): "Sie unterrichteten deutsch in der Schule?". Понимаю, что спрашивает про язык и школу. Для прекращения ненужных вопросов, отвечаю на берлинском диалекте (эффектно:) но другого не ведаю): "In Schule franzusisch, der Sehnen in DDR, gefollt englische". Наверняка, чё-то произнес не совсем точно, но смысл вкладывал следующий — "В школе учил французский, жил в Германии, но нравится английский". Главное, фраза построена не как отмазка — фраза нападающая!
Переводчик кисло улыбнулся, а Виталь тайком подмигнул: "Молодца! Так и надо!".
Ну, да: я ж не могу его подвести, надо соответствовать.
Прибыли в Москау.
Перрон Белорусского вокзала. Шум и гвалт! Тридцать с лишним детских глоток! На двух языках! Старшие урезонивают детей, а те, словно взбесились. Базар какой-то, а не международный лагерь! Не люблю, когда дети шумят. Сразу стало неуютно. Даже пожалел, что согласился. Правда, негатив прошел достаточно быстро — тем более, переиграть уже было нельзя.
Кое-как успокоили галдящую толпу, повели всех в зал ожидания. Рассадили по скамейкам, провели общий совет: наш поезд отправлялся через пару часов и был проходящим — следовало организовать кормежку детей и ехать на Казанский.
Когда на вокзале ты один (двое-трое) — это одно, когда толпа (детей!) — начинается морока: в туалет кто попросится — нужен сопровождающий, попить кто захотел — вожатый несется в киоск. Потом сверка-проверка на наличие голов. Кошмарик!
У Виталия был строгий наказ начальства — смотреть в оба, чтоб ничего, не дай бог, не случилось. А как уследишь за такой оравой? Переводчик объяснил вожатым, какие будут наши дальнейшие действия. Те, вроде, поняли — кивают головами. Я никуда не лезу, стою в сторонке.
Короче, сели мы в свой поезд без приключений, что удивительно при таком кагале! Купейный вагон иностранцев для железнодорожников — считай, ЧП. Проводница хренеет. Нас 43 человека: тридцать пять детей + четверо вожатых + четверо нас. Один вагон полностью, семерых разместили в соседнем. В нашем купе — мы с Витом, и по одной вожатой из немецкой и чехословацкой группы. Баба-помощник и переводчик — вместе с двумя другими сопровождающими. Дети — по четверо в своих "отсеках". Гвалта стало чуть поменьше, но тихим наш вагон назвал бы только глухой.
Детвора рассовала чемоданы и сумки по нишам и мы надеялись, что наконец-то все угомонятся. Ага, щас!" Я писать хочу!": "А сколько мы будем ехать?": "А почему у нас голубая скатерка на столике, а в соседнем купе белая?". Мрак!!
Ну, вот тронулись! Захожу в наше купе и брякаюсь задницей на полку: "Фу-у-у!". Следом вваливается Виталик и две вожатые — немка и чешка. Девки молодые, лет 22-25-ти. Чешка симпотная, немка — нет. Я на них в Неметчине насмотрелся — там краля за редкость.
— Schlechte Kopf! ("Голова кругом!"), — специально бурчу по-немецки, понимая, что надо налаживать контакт на языке "противника". Говорить придется по-немецки, по-чешски я знаю лишь пару общих выражений, не более (перед поездкой специально купил словарь, но че-нить выучить толком не удалось). Немка подхватывает мой почин и начинает лепетать со скоростью, для понимания мне недоступной.
"Труба-а-а: ".
Вступает в разговор и чешка:
— Ich in Situation: das erste Mal:
По-немецки говорит с акцентом и плохо. Типа меня. Но въезжаю, о чем хотела сказать: "В такой ситауции она впервые".
— Ich auch:, - отвечаю, вздыхая ("Я тоже").
Чешка мило улыбается, немка наваливает на меня очередную лавину — из потока разбираю пару знакомых слов, но связать воедино эту пулеметную тарабарщину не в силах. Сижу, не зная, чё делать и как себя вести.
Виталька:
— Девушки! Вы, наверняка, изучали русский в школе! Давайте попробуем общаться на нем. Как получится, так получится. Другого выхода нет. Понимаете?
— Я-я:, - произносит немка. — Я немнохо знать рюски: вених.
Чешка:
— Мине путет трутна: я не есть отлишниц: ммм: язик.
— Ну вот, Виталь: значит будем общаться мы с тобой, а они будут молчать в тряпочку, — подкалываю я, забыв, что попутчицы все же что-то понимают по-нашему.
— Я думаль ви немец! — таращит глаза чешка.
Немка тоже возмущается: но весело. Чё-то щебечет про "betrogen" и про то, что она думала, будто я из чешской группы.
— Да никого я не обманывал, — отмахиваюсь. — Я — помощник Виталия.
Во время нашего вселенского перемещения с вокзала на вокзал, я не лез ни к немецкой, ни к чешской группе. Хотя, все равно подспудно жался к немчуре — хоть и неважно, но их язык понимал, по-чешски же ни бум-бум. Немцы и чехи собрались вместе только на вокзале, так что, никто никого не знал. Немцы решили, что я советский или чех, чехи — что я советский или немец.
Выяснения прерывает наш начальник:
— Давайте знакомится! Меня зовут Виталий:
Девки кивают головами — "знаем-знаем".
— Моего помощинка зовут: (произносит мое имя).
— Рат поснакомить! — протягивает руку чешка. — Дагмар.
— Эльза, — обозначает себя немка.
Знакомство по русскому обычаю какое? Правильно — за бутылкой! Как наладить контакт с зарубежными друзьями, не нарушая чиновничьих правил? Требуется создать непринужденную атмосферу… с другой стороны, неосторожным словом или действием никак нельзя оскорбить какие-нибудь национальные чувства. Где выход? Надо всем расслабиться!
На столик водворяется бутылка армянского коньяка, яблоки, апельсины, коробка конфет, припасенные заранее стаканчики. Девушки немного в нерешительности: ясный пень, что ихние органы безопасности тоже втолковывали правила поведения с "этими русскими". Почти по Высоцкому: "Будут с водкою дебаты, отвечай: не, ребята, демократы — токо чай!". Но победили не КГБ со "Штази", а дружба народов.
Выпили по первой, по второй. Малыми дозами, дозюльками. Щеки у барышень порозовели, глазки заблестючили. Спустя час разговор пошел, будто мы из одного села и знаем друг дружку, как облупленные. Откуда что взялось!
Мотайте на ус, молодняк: коньяк — средство международного общения! Не алкоголь вообще, а именно коньяк. Водка давит на мозги: легкое вино может и не сработать: сладкое вино мужики не пьют, срамота: с пива (которым так увлечено нынешнее поколение) только ссать бегать. Про спирт не упоминаю, не тот вариант ваще. Так что, остается коньяк. Желательно хороший. Армянский "пять звезд" в то время был лучшим выбором. Всё по науке.
Беседа за полночь. Уснувший вагон.
Укладываемся и мы — сначала девушки забрались под простыни на нижних полках, потом вернулись из коридора мы с Витом, и забрались на верхотуру. Спали тихо и мирно. Всё по науке.
Конечно, утром по приезде, опять начался бардак и суета. В лагерь мы попали только после обеда. И стартануло моё четвертое "пионерское лето". Совсем не похожее на три предыдущих.
Мы понравились друг другу еще в поезде — я уже тогда словил ее заинтересованный взгляд. Своего плотного интереса на людях не выказывал, действуя по принципу: я показал, что ты мне нравишься: я тебе тоже нравлюсь?. ну а дальше, пусть будет, как получится. Никуда не гнал и не торопил события. Всё по науке.
Обычные лагерные дела: утренняя линейка, завтрак, какие-нибудь игры или поход на речку, обед, дневной сон, вечером — кино или танцы, потом отбой. После отбоя — вечерние посиделки вожатых (самое увлекательное из вышеперечисленного).
Собирались в комнате Виталия, специально выделенной администрацией лагеря. Комантуха маленькая, так что, когда набивались внутрь полным комплектом, сидеть приходилось вплотную. Что радовало.
После третьей общей посиделки состав вечеринок сократился до 4-х участников — переводчик стал "ходить на курсы совершенствования ночного немецкого языка" в конуру к немочке, наша баба (помощница Виталия) пожаловалась, что после посиделок на утро у нее болит голова — и тоже вычеркнула себя из списка совят. Вторая чешка нашла наши мероприятия малоувлекательными и ходить перестала (про немочку номер 2 и ее ночные курсы я уже упомянул). Наш купейный квартет трансформировался в квартет ночной. За такой вариант я проголосовал обеими руками.
В очередную посиделку, спустя неделю после начала потока, мы не стали увлекаться алкоголем (хотя, и до этого не сильно пили — ну, что такое бутылка на четверых?). Пригубили малость для снятия усталости и решили пойти на прогулку. Романтично! Ночь, звезды, тишина, лес. Девушки встретили идею на "ура!".
Могу с уверенностью сказать, что при всей нашей схожести с Виталькой, при всем нашем единении, мы сильно разнились в подходе к "женскому" вопросу: если меня можно было назвать "любителем баб-с", то он вел себя с женщинами: эээ: тепло, но не далее приятных разговоров. Никогда и ни с кем (!) даже не намекал на возможность интимных отношений и не пытался их завязать.
Вы еще убедитесь в правоте моих слов, дочитав книгу до конца — в одной из следующих глав я расскажу, как он стоически сопротивлялся долгой осаде со стороны одной молодой и красивой особы. Вит был примерным семьянином. Просто образцово-показательным. Уж как и кто только не соблазнял его (на моих глазах) — он мужественно оставался верным. И получалось ведь! А парень Виталя видный, можно сказать — красавчик. Девки так и липли. Его "женатое монашество" для меня до сих пор загадка. Наверное, я из другого замеса.
Ну, да. Я — другой породы. Для меня измена — не измена, а любовь с Другой Женщиной. Иногда краткая, реже — продолжительная, крайне редко — долгая. По сути, лишь с одной женщиной был у меня длинный роман (будучи уже женатым). Так эта женщина и стала, в конце концов, моей второй женой. Так что, не юбочник я, если разобраться. Не бегал, не хватал, не охотился. Если мне кто нравился и чувство было обоюдным — почему бы и нет? ЭТО ИГРА. Если игра по нраву, ты непременно захочешь принять в ней участие снова. Элементарная психология.
Положил я Дагмар на постель из опавшей хвои, травы и сухих веточек. Над нами висело черное небо, наполовину закрытое верхушками сосен. Небо было звездное, но я его не видел — только знал, что оно такое. Дагмар тоже не видела неба — я был к небу затылком, закрывая его своим лицом.
Мы целовались необычайно долго. Нам нравилось то, что мы делали. Мы ВКУСНО целовались. Первой, кто сказал мне, что я замечательно целуюсь была Дагмар. Странно, не правда ли? Сколько до нее было женщин, куда лучше владеющих русским, а первой сказала чешка! Неужто не осознавали мои женщины? Или понимали, но не хотели сказать? Хм, значит, сами любите слушать комплименты в свой адрес, а сказать мужчине — вроде как, не принято, да?. МУЖЧИНУ НАДО ХВАЛИТЬ — и тогда вы будете выглядеть в его глазах ЖЕЛАЕМОЙ женщиной. Как минимум. Всего в шаге до ЖЕЛАННОЙ.
Я ласкал ее руками и словами. Она понимала ВСЁ, что я ей тихо шептал на ушко — слова любви, они ж международно-понятные, независимо от национальности.
Летняя ночь в июле. Теплая и нежная.
Бархат груди, вздувшийся сосок, шорох одежды, непрекращающиеся поцелуи… руки, обвитые вокруг шеи: раскинувшиеся ножки: белый лоскуток трусиков, свернувшихся веревочкой на одной ноге: проникновение: стон: сладость слияния: движения: движения: движения: снова стон и: финиш.
Она была легка. Понимаете, о чем я? Легкая Женщина! Не легкая в достижении ее, а ЛЕГКАЯ! Легко отдаться может каждая вторая, быть Легкой Женщиной для мужчины способны не все. В этой легкости потрясающая прелесть, нами особо ценимая. Чёрт, пытаюсь подобрать точные эпитеты, не получается:
До ее отъезда мы успели трижды убежать ото всех в Наш Ночной Лес.
Дагмар осталась в моей памяти Легкой. Ее легкость до сих пор живет внутри. Вернее — ТО ощущение. Были другие после нее, разные: и хорошие, и не очень, и совсем никакие, а ТОЙ легкости отчего-то не испытал я больше. А может быть, те ощущения закрепились в памяти и записались так нестираемо потому, что сыграла роль атмосфера той летней ночи, темного леса, невидимого нами звездного неба, и той непринужденности, с которой мы упали в объятия друг друга. Никаких обязательств — только любовь. В чистом виде. Как ни странно это будет звучать.
Дагмара, последняя "моя иностранка".
ГЛАВА 12 — "КАРИНА"
Карина считалась "официальной любовницей" Игорька, с которым мы вместе работали. Он ее так и называл, даже в присутствии своей жены Лоры. Карина была ее подругой. От самого Игоря я услышал приблизительно следующую версию: Карина с ним переспала, а Лора не усмотрела в этом поступке ничего убийственного. Если анализировать рассказ Игоря глубже, у меня выходило, что у самой Лоры оказалось рыльце в пуху — баба была эффектная, яркая, на такую мужики заглядываются. И надо полагать, едят не только глазами. "Оформив" подругу любовницей мужа, Лора "подчистила свою совесть", давая ему откупные. Само собой, Игорь такие подробности мне не поведал, но они напрашивались.
И еще фактик, до кучи — забегая вперед, скажу: в откровенном разговоре со мной Карина не лестно отозвалась о мужских способностях Игоря. Лора, наверняка, не раз делилась своими женскими разочарованиями с лучшей подругой. Та не только участливо кивала головой — может быть, именно тогда (моя версия) у них и родился план "освобождения Лоры" — Каринка переспит с Игорем, у Лоры развяжутся руки для последующих приключений на стороне. Женщины так и сделали. Впрочем, это их ВНУТРИСЕМЕЙНОЕ дело:)
Впервые я увидел Карину зимним вечером, когда заглянул к Игорю в его конуру (его мастерская располагалась отдельно от нашей). Вижу — сидит краля не русских кровей, с Кавказа женщина. Оказалось — армянка. Красивой назвать не могу по той причине, что тяготею к славянской внешности у женщин, но Карина была, как миниум, очень привлекательной. Немного старше меня, под тридцатник. Стройная, чуть ниже ростом. Конечно же, темноволосая. Женщина С Шармом — вот это абсолютно точно!
Слово за слово, познакомились. Почти тут же дуэтом мне было заявлено, что она — "официальная любовница" Игоря. Они словно бравировали свободными отношениями и тем, какие в их треугольнике раскрепощенные понятия. Прям, русско-армянско-шведская семья!
— А мне-то что до этого? — спросил я, ухмыляясь.
— Знаю я тебя, — отреагировал Игорь, — клеить начнешь.
И не давая мне вставить слово, неожиданно продолжил:
— Да я не против: лишь бы Карина согласилась.
Недоуменно перевожу взгляд на женщину — чё та скажет?
— Посмотрим, — коротко бросила она.
Но взгляд лукавый-лукавый. Заинтриговала меня, сучка. Повёлся я. Сразу.
"Женщина горячих кровей!". Самец сделал стойку. Две новизны в одном флаконе — у меня никогда не было южной женщины; и я никогда до этого не спал с теми, кто был старше меня.
Уходил от Игоря в тот вечер с ощущением "продолжение следует". Не приминуло:
Спустя несколько дней Карина сама поднялась к нам наверх — якобы, искала Игоря. Того, действительно, не было — он уехал в командировку на монтаж продукции. Не знать о командировке мужа Лора не могла, соответственно, и ее лучшая подруга была в курсе, так как Игорь отсутствовал уже несколько дней. Короче, понял я: "поиски" Игоря — уловка.
Поговорили с ней немного о том, о сем. Разведка без боя. Прощупывание "противника", разглядывание в бинокль (или под микроскопом?) положительных и отрицательных качеств. По-моему, результатами второй стыковки остались довольны оба.
Когда она попрощалась и уже шла к дверям, я предложил ей увидеться завтра.
— Зачем? — как бы равнодушно-отстраненно спросила она, но сверкнувшая искорка в темных очах и дернувшийся в улыбке уголок рта выдали промелькнувшую радость.
— Хочу узнать тебя плотнее, — без обиняков резанул я: "А чё ходить вокруг да около?! Не детсад же!".
— Завтра я не могу:
"Врёшь! Можешь! Только не хочешь соглашаться сразу".
Изображаю понимающую физиономию: "ну, нет — так нет".
— Но послезавтра я свободна, — улыбается.
"Еще бы! Конечно: и сегодня ты свободна, и завтра!".
— Тогда встречаемся послезавтра здесь, в шесть вечера, — мои слова звучат, как необсуждаемый приказ: "С ТАКИМИ только так и надо!".
Пронизывающий взгляд черных зрачков: "Ух ты, какой: ладно: мне такие мужчины нравятся!".
Я знаю, какие мужчины нравятся. Не только армянкам — чешкам, немкам, русским: да хоть китаянкам! Женщинам нравятся не слюнтяи! Нравятся уверенные и решительные. Те, с которыми спокойно и уютно. Дёрганных невротиков и размазню пусть подбирают неудачницы и совсем безнадежные бабы — красивым женщинам ДОЛЖНЫ доставаться Настоящие Мужчины.
Примерно такая расшифровка записи "черного ящика" женской психологии.
Я пока не Настоящий Мужчина, но и не слюнтяй. Я на перекрестке: к какому стану прибьюсь, покажет время. Вернее — покажут мои будущие Женщины: каким будет "фон", таким буду и я.
К моменту появляния Карины, моя самооценка не упиралась в потолок. Да, я имел некий опыт — как жизненный вообще, так и в отношених с женщинами — но не считал себя стоумовым. Какой особенный опыт, когда за плечами лишь четвертак с хвостиком? Так — обрывки из отрывков. Кто считает, что в эти годы познал всё и во всем разбирается, тот дурак. Дураком себя не считал (никто не считает), но — вот в чем разница! — таким меня видели и окружающие. Карина это отметила.
Одно дело — казаться, совсем другое — быть. С армянской женщиной я прошел еще один отрезок пути, некую школу. За что ей, конечно, огромное спасибо!
Она умно дала мне возможность погарцевать на старте, а потом умело натянула поводья, полностью контролируя ситуацию: "Хочешь побыть элегентным ухажёром? Побудь! Решил поиграть в опытного мужчину? На, играйся!. Что случилось? Почему у тебя стали прорезаться властные нотки? Отставить! Учись быть мужчиной, Понимающим Женщину — и тогда она станет ВСЯ твоя. Но тебе пока до этого далеко: Нет, я не пытаюсь тебя обидеть, не стремлюсь поранить твое мужское самолюбие — я хочу тебе блага. Будет оно у тебя, будет и у нас… Да, ты женат и мы встречаемся тайком и урывками. У меня тоже есть муж, и сейчас он далеко. Нам с тобой хорошо вместе? Вот и отлично! А может стать еще лучше, если ты перестанешь обращать внимания на всякие пустяки и тянуть на себя одеяло. Я — не твоя собственность, а ты — не моя. У нас с тобой совпали отрезки времени и пространства — вот и всё. Не надо требовать от меня полного подчинения — у тебя, мальчик, это все равно не получится. Пусть ты повидал немало, но я мудрее. Я не ограничиваю твою свободу и никогда не собиралась этого делать. Я скажу тебе одну вещь: пожалуйста, восприми ее нормально, без закидонов: у нас с тобой контракт: на определенное время и на определенных условиях. Каждый из нас двоих волен разорвать его в любой момент: Ты меня понимаешь?".
НЕ ПРОЗНОСИЛА ЭТИХ СЛОВ МОЯ КАРИНА — ОНА БЫЛА ТРАНСЛЯТОРОМ, А Я — ПРИЁМНИКОМ ЕЕ МЫСЛЕЙ. И не я, весь такой из себя, настроился на ее волну — это ОНА подкрутила верньер, найдя нужную частоту вещания. Жесткая, мягкая женщина. Знающая себе цену. Умная. Даже чересчур — мужики таких не любят. Спать с такими — спят, но терпеть рядом постоянно не желают. Умные — это ж немой укор. Высокая планка и барьер. Прыгнуть, ваще-то, можно, но неохота. Проще найти чё-нить по себе, по своему росту, а еще лучше — пониже.
Карина была женщиной НЕ ДЛЯ МЕНЯ. Она это знала с самого начала, а я стал понимать лишь через некоторое время.
Первый раз я взял ее на площадке между этажами, когда провожал домой. К себе она пустить меня не могла — вместе с ней в квартире жила ее мама. Она собиралась поцеловать меня на прощание, но я прижал ее к стенке и стал расстегивать шубу. Она сделала (именно СДЕЛАЛА!) удивленные глаза, но линия рта потянулась в удовлетворенной улыбке — чуть хитроватой, в меру сдержанной и потрясающе соблазнительной.
Полы шубы отлетели в стороны, мои пальцы подняли вверх край ее платья. Карина отодвинула попку от стенки, чтобы я мог поднять одежду выше, освобождая доступ к ее колготкам. Резинку вниз!
— М-м-м-м-м, — мурлычит женщина.
Спускаю колготки. Несмотря на февраль, мои пальцы не холодные — я настолько возбужден, что горю огнем. Стягиваю вниз трусики и они натыкаются, на свернутые жгутиком колготки. Она почти неподвижна и, мне кажется, что даже боится пошевелиться — чтобы не спугнуть, не испортить необычность ситуации и, оттого ожидаемое, наслаждение. Лишь начинает немного подрагивать всем телом.
Расстегиваю свою длинную куртку и зипер на джинсах — "Василий" на боевом взводе, и поэтому не хочет вылезать в образовавшуюся щель. Тогда расстегиваю и верхнюю пуговицу — всё, мой конь на свободе! Прижимаюсь к женщине, давая ей почувствовать его упругость и мощь. Впервые после манипуляций с нашими одеждами, Карина задвигалась — она укрывает меня сбоку полами своей распахнутой шубы. "Теплые крылья". Насколько позволяют спущенные колготки и трусики, приседает, разведя колени, давая мне войти в нее. Она обнимает меня и целует.
"Огонь-баба!".
Раздвигаю ее губки и, чуть подсев, вхожу в нее:
Наш первый секс был самым классным! Нет, все последующие тоже были неплохими, но первый — чудо! Мы стояли НА ЛЕСТНИЧНОЙ ПЛОЩАДКЕ и в любую минуту могли быть застигнуты входящими в подъезд или выходящими из квартир людьми. Этот риск подбрасывал дровишек в наши разгоряченные топки, поддувал кислородом, все больше распаляя пламя и возводя ощущения до неописуемо высокой ноты. К тому же, стойка была настолько удобной для нее позой, что моя женщина пошла на финиш раньше меня. Она замычала, силясь с желанием выпустить наружу звериный рык кончающей самки — прижала голову к стене и сильно стиснув меня руками, задергалась мелкой рябью. Не в силах сдерживаться от нахлынувшего понимания, что Моя Женщина КОНЧАЕТ (боже, как это здорово!), я ощутил, что у меня есть всего пара секунд: может быть, меньше: чтобы успеть вытащить "Васю". Я был готов залить ее пещеру огненной лавой. Карина подергивалась, ловя сладкие остатки оргазма и пребывая в роскошном Женском Раю.
Рывком вышел из нее, но не успел отодвинуться на достаточное расстояние — густые капли залили ее лобок, ляжки, спущенные трусики и колготки.
Она наклонилась к моему уху и тихо-тихо произнесла: "Ты умничка!".
"Умничка — почему? За то, что она кончила? Или за то, что я не кончил в нее, оберегая от возможных неприятных последствий?".
Как же мы хохотали, спустя несколько секунд! Ваще ржач дикий!!! Позже вспоминали тот момент очень часто — и снова смеялись до упаду, до колик в животе. Спросите, с чего?.
Как только она натянула на себя забрызганное бельё, опустила подол платья, а я застегнул ширинку — открылась дверь чьей-то квартиры и на площадку вышел мужик с мусорным ведром. Мы стояли от него в нескольких метрах, ниже по лестнице. Он недовольно глянул на нас, пройдя мимо. Как только за ним захлопнулась входная дверь, мы заржали, как табун лошадей: застукали б не юнцов, трахающихся в подъезде, а в зрослых мужчину и женщину!!! Отпад:
Многое в ней мне нравилось, но Карина была как дорогая ваза за пуленепробиваемым стеклом музейного стенда драгоценностей. Вроде рядом, любуйся — а взять себе нельзя!" Я приоткрою бронестекло, разрешу тебе трогать меня, даже позволю спать со мной… изредка, когда захочу. Но владеть мною ты не будешь", — захлопываются дверцы и восточная ваза снова в недосягаемости. По-настоящему красивые и дорогие вещи должны принадлежать только ИЗБРАННЫМ. В их число я не входил. "Не надо капризничать, мальчик! Лучше учись на "отлично" — может потом: Скорее всего, уже не со мной: это уроки на будущее, для других. Еще скажешь за это спасибо".
Говорю.
Мы встречались несколько месяцев. Созванивались или договаривались лично: потом она приходила ко мне на работу, когда мастерская пустела и мои коллеги разъезжались по домам. Или просто шли гулять по городу, забегая по пути в какое-нибудь кафе. Проводя вечера вдвоем с ней, я перестал пить водку — она научила меня понимать и ценить вкус хорошего коньяка, различать его особенности и букет. Покажется странным, но она достаточно много рассказывала мне об автомобилях, чем привила мой начальный интерес к этому транспорту — до селе на машины я смотрел взглядом человека равнодушного.
Я учился у Карины общению с женщинами: не нахрапистости боевого петушка, а элегантному проявлению сексуального притяжения. Тонкая наука, куда сложнее высшей математики.
Всё было почти прекрасно, но однажды произошел случай, послуживший началу отравления бочки мёда ложками дёгтя.
Я игрок по натуре. Любые соревнования — моя привычная среда: будь то спорт, или любые другие игры, вплоть до карточных. В карты я научился играть с детства. Не так, как все — дали подержать картонные прямоугольнички, а научился наравне сражаться со взрослыми, вникая в нюансы разных игр и постоянно повышая мастерство.
Во дворе, где я жил, была очень популярна игра в "очко" — после рабочего дня за столом собиралась внушительная компания и мы порою резались до 2–3 ночи. Баталии стояли страшные! Рекорд, при котором я присутствовал — 250 рублей на кону (для сравнения — месячная зарплата инженера в то время составляла половину этой суммы)!
Не скажу, что игрок я был дюже везучий, но если подбить бабки за весь период "дворовых игр", вобщем-то, оказался бы не в проигрыше, скорее — немного в плюсе.
В какой-то из дней Карина неожиданно пригласила меня к себе домой — сказала, что матери не будет и мы можем устроится на ее постели, а не в моей мастерской. Но надо приехать днем, потому что мама вернется к вечеру. Кто ж откажется?! Бросаю все дела, лечу.
Карина знала о моем карточном "хобби", а тут совпало, что накануне я выиграл около 50р. и решил похвастаться. Она мило улыбнулась и похвалила меня: а спустя полчаса достала обувную коробку и показала новые туфли. Туфли были красивые.
— Представляешь, Надя принесла (подруга, работающая в магазине)! Говорит, специально для меня оставила. Тебе нравятся?
— Угу.
— Ой, мне тоже! Только я ей пока ничего не ответила: с деньгами напряжно: Слушай, ты не мог бы мне занять, я отдам — муж должен прислать перевод.
— Бери, без вопросов! Сколько они стоят?
— Пятьдесят пять.
Роюсь в карманах, нахожу "пятерку", прибавляю к своему выигрышу и протягиваю Карине.
— Ты меня выручил! Даже не знаю, как благодарить? — лыбится, зараза, и горячо целует.
В тот раз она была необычайно нежна, податлива и угадывала все мои желания. Или мне просто понравился секс на свежих простынях?.
Через полмесяца она назначила мне свидание в кафе. Прихожу. Вместе с ней сидит Лора.
"Чё эт! Не понял, зачем эта-то здесь?", — но виду не показываю. Сидим, пьем коктейли, едим мороженое. Среди пустого разговора (в основном они болтали меж собой, меня задействовали лишь изредка — чтобы не чувствовал себя посторонним) Карина вдруг говорит Лоре:
— А знаешь, Лорик, Сява мне подарок сделал!
— Да ты что? Какой же? — всплескивает руками подруга.
— Он мне туфли подарил! Помнишь, я тебе показывала пару? Мне так хотелось их купить!
— Ой, какой мужчина! Ся-я-ява, ты прелесть! Умеешь угодить женщине!
Сижу, как дурак: "Ну да, мне следовало бы подумать об этом раньше: про подарки: и почему в голову не приходило? С другой стороны, с этими деньгами в долг как-то странно вышло, не хорошо. Могла бы не говорить, что отдаст, а сразу: хотя: тоже не фонтан вариант".
Неприятный осадок остался с того случая — будто меня обманули, провели. Не в деньгах дело — в том, КАК это сделали. Да и полтинник, в конце концов, на дороге не валяется. Если б сам решил потратить такую сумму — это одно, а вот так со мной: Гадко мне стало.
Потом Карина исчезла на две недели. На мои звонки, трубку брала мать. Несколько раз бросал, как только слышал не ее голос, а потом решил спросить: где она? Ответили, что ее нет в городе. "А когда будет?". Пробурчали что-то в ответ и тут же поинтересовались, кто ее спрашивает. "Коллега с работы". "Она мне не докладывает".
Вот так вот! Типа — отвяжитесь.
Южное солнце появилось, как снег на голову: заскочила днем в мастерскую, извинилась, что не предупредила об отъезде, чмокнула в щечку на улице (без свидетелей) и убежала, пообещав скоро позвонить. Позвонить мне можно было только домой — в мастерской телефона не было. Звонок раздался в субботу, что само по себе было нонсенсом: зачем зря нервировать мою жену? А вдруг трубку возьмет она?
Карина попросила встретится в городе. Срочно. Я наврал жене, что еду по каким-то важным делам — она поверила.
… Она стояла, нервно куря сигарету. Холодная. Без вступлений и предисловий начала говорить о том, что нам надо расстаться. Снежная лавина весной…
Помню ее доводы, но не хочу приводить эти слова в книге — испорчу читателю складывающийся Образ Мудрой Женщины. Глупо всё звучало, неправдоподобно, искусственно. Не стал я настаивать на продолжении: в последнее время наши отношения, действительно затянуло инеем: хотя зима на дворе давно кончилась.
Больше мы никогда не встречались, даже случайно. Кажется, она вскоре уехала из N.
Догадываюсь, что не я был самым лучшим ее партнером в постели. Отчасти меня это злило, с другой стороны понимал, что нельзя быть самым-самым-самым-самым. Так назывался мультфильм, который помню с детства. Извините, что отвлекусь, но в конце вы поймете, почему решил немного уйти от повествования. Вкратце сюжет мультика такой:
В семье львов родился львенок, мама с рождения твердила малышу: "Ты — самый-самый-самый-самый!". "А что это такое?", — спрашивал львенок. "Ты — царь зверей! Ты самый сильный, самый смелый, самый умный и самый красивый". Львенок рос с осознанием своего превосходства над остальными животными, ходил и заявлял повсеместно, что он "СССС". А потом случилось так, что потребовалось выручить из беды, упавшего в яму тигренка. Львенок тужился-тужился, да силенок не хватило. Из ямы тигренка вытащил слоненок. И львенок понял, что НЕ ОН самый сильный. Потом произошло очередное происшествие, и львенок не смог доказать, что он самый смелый. "Ну и пусть, — думал львенок, — зато я по-прежнему самый умный и самый красивый!". А потом наступил черед разувериться в утверждении, что он самый умный: кто-то из зверей проявил себя на поприще ума гораздо эффективнее: Подрос львенок и превратился в молодого льва. Давно нет в живых мамы и папы, сестры-братья разбрелись по саванне, нет больше их прайда. И нет уверенности, что лев остался самым красивым — вон, сколько бегает грациозных ланей: вон, как изумительно парит в небе орел: вон, какая красивая рыбка плещется в реке… Шло время. И настал час, когда молодой лев встретил молодую львицу и влюбился в нее, а она полюбила его. И однажды, лежа в тени дерева, львица сказала ему: "Ты — мой самый-самый-самый-самый!". "Этого не может быть!", — воскликнул лев, услышав от львицы слова его матери. "Это так", — ответила львица. "Но ведь есть более сильные, более смелые, более умные и красивые звери!". "Мне не важно, какие они, ты для меня — ВСЁ ЭТО!". И тогда лев понял: кого любят — тот и есть самый-самый-самый-самый.
Карина меня не любила. Я не был для нее "СССС". Теперь, спустя годы, могу себе честно признаться, что и я не любил ее. Но она желала, чтобы я когда-нибудь стал Самым-Самым-Самым-Самым. Для другой женщины.
Мудрая армянка.
ГЛАВА 13 — "РИТА"
С Лешкой мы знакомы с детства, жили в одной пятиэтажке, он на два года младше меня. Когда тебе 10–12 лет, два года — огромная разница, и поначалу я относился к нему, как к мелюзге. Но прибавлялся возраст и границы смывались, становясь менее существенными. Если пацан помоложе ведет себя, как более взрослые ребята, то к нему перестают относится свысока и принимаю за своего. Лёха стал взрослым быстро: мать ростила их с младшим братом в одиночку и семье требовался "мужик в доме". Повзрослеть жизнь заставила его сама.
Совсем уж тесной дружбы между нами никогда не было: на мой взгляд, он был чересчур шебутной — какие-то малопонятные делишки, рискованные затеи. Мог запросто ринутся в какую-нибудь авантюру, что для меня исключено.
Леха был парень веселый, в то же время — закрытый, с хитрецой. Соврать, не моргая — это ему два пальца об асфальт! Подлавливали его на брехне частенько, но так как, в основном, проступки были не "смертельные", прощали.
Кроме всего перечисленного Лешка слыл парнем любвеобильным. Сказать, что выглядел как мачо (нынешнее выражение), значит, погрешить против правды, но девок он обхаживал мастерски — я частенько сталкивался с ним, когда он вел очередную "мочалку" к себе на хату. В Лёхе присутствовал некий задор, ухарство, напор и дозированная наглость — жизненный опыт показал, что такие качества девушкам нравятся, плесень в зеленой тине никого не привлекает.
Я женился, у меня появилась семья, а Леха продолжал любовные похождения. Казалось бы, теперь у нас разные интересы, распорядок жизни и цели. И все-таки, между нами существовала невидимая ниточка, не дававшая разойтись в разные стороны и больше не пересекаться — по характеру мы оба были ловеласы. Не одного сорта ягодки, но с одного поля. Он, например, мог трахнуть и страшилку, так — для коллекции. Меня же, если баба не нравилась, на такую не затащить. Но однажды Леха поколебал мой принцип "раз не хочу — то не буду".
Он знал, где я работаю. Не часто, но заскакивал. Причем, не так, как большинство "приятелей", которые наведываются, исключительно с целью выпить на халяву или занять до получки. Леха почти всегда был при деньгах, хотя никогда не занимал высоких должностей — просто он умел крутится.
Стояла весна. На улице теплело с каждым днем. Девки сбросили обременяющие одежды, коленки повылазили из-под юбок, давая простор мужской фантазии: а что там выше? Те, кто считал свои ноги красивыми, укорачивали длину платьев до возможного минимума. Весна! Пора просыпаться от зимней спячки!
Средь бела дня заваливается ко мне Леха. Рот, как всегда, до ушей. Блестит золотой фиксой:
— Какие дела?
— Да вот: пашу:
— Чё, сильно занят?
— Да нет. А что?
Переходит на шопот (кроме меня в художественной мастерской еще 5–6 человек):
— На улице ждут две тёлки, одна твоя. Поехали пороть.
У него так всегда — с бухты-барахты, с ничего, на ровном месте. Прилетит, закружит, заболтает — и вот уже вокруг всё подчинено его ритму. Он и мертвого поднимет, чтобы дерябнуть с ним: или пригласить на групповуху:)
Я не люблю, когда не по плану, когда что-то происходит неожиданно и малопредсказуемо. Но предложение заманчивое. Раздумываю. Секунды две с половиной.
— Надо только кир купить, я не успел, — добавляет Трубач (переделанная фамилия Лёхи).
— Ехать-то куда?
— У меня есть ключи от квартиры, взял у кореша на полдня. К пяти надо вернуть.
"Три часа в запасе", — автоматом фиксируя я.
— Давай! Мы тя ждем на улице, — говорит Лешка и уходит.
Отпрашиваться мне не у кого — у нас свободный режим: хочешь — иди, хочешь — работай. Но это только для постороннего взгляда классно, потому что незнакомый с обстановкой человек видит лишь перископ над волнами, вся подводная лодка скрыта внизу. У нас так: чтобы хорошо зарабатывать, надо пахать, как папа Карло — сутками, неделями напролет, иногда не приходя домой. Иначе, нифига не заработаешь. Можешь гулять, пить, веселиться, трахаться: но к художественному совету обязан представить всё, что сделал за месяц. Нечего показывать — столько у получишь, навалял гору — распишись в ведомости и лыбься. Процентов семьдесят ребят зарабатывали хорошо, 20 % — очень хорошо, остальные у нас долго не задерживались — лентяев начальство распознавало через пару-тройку месяцев и выгоняло. Чтобы закрыть тему заработка, приведу один пример. Он не совсем характерный, с некими понтами, зато нарисует вам понятную картину.
Получили мы ОБЫЧНУЮ зарплату, выходим из бухгалтерии вчетвером. Вдруг один из нас говорит: "Мужики, а не слабо пообедать в "Арагви"?". Пояснение: "Арагви" в нашем городе нет, речь про московский кабак. Знаменитый, причем. Чё вы думаете, кто-нить отказался?. Билет на аэроплан до столицы стоил 15р., плюс такси до города, плюс столик на 4-х, обратные билеты на самолет, такси по домам.
Вернулись к 9-ти вечера. Каждый из нас потратил только четвертую часть полученного в кассе. Посчитайте, во сколько обойдется подобное мероприятие по нынешним временам?
Всё, закончил пиарить себя из прошлого: ну да, проскальзывали фраерские замашки, было.
Ностальгия — страшный наркотик:
Одеваюсь, выхожу на улицу. Солнышко бьет по глазам, лужицы отсвечивают лазерными бликами. Поодаль стоят Леха и две чувихи. Подхожу.
— Знакомьтесь, это мой друг: (по имени)! — представляет меня Леха.
Девки:
— Рита.
— Света.
"Какая их них Лешкина?".
Обоим лет 18–19. "Не школьницы, но и на студенток не похожи. Их техникума, что ли?".
Угадал.
Темненькая и светленькая, почти одного роста. Света понравилась больше. Кто предназначался мне, выяснилось тут же: Трубач подхватил "мой выбор" под руку и затопал к скверу, Рита взяла под руку меня. Не плотно, едва касаясь пальцами. Типа — обозначая движение вместе.
По ходу беседа ни о чем — наводим мосты.
Гастроном возле сквера. Девок оставляем снаружи, перед этим интересуясь: какие напитки предпочитают наши дамы? Не без подъёbки, конечно (что купим, то и будут пить!). "Дамы" выбирают сладкое вино. Ни hуя оригинального, стандарт.
Затариваемся: бутылка вина, бутылка водки, шоколадные конфеты на развес, хлеб, колбаса, шпроты. Пока ходим по магазину, выясняю у Лехи подробности.
— Да, обе на втором курсе техникума: Светку подцепил позавчера на танцульках: пошлялись по улице, она в общаге живет, комната на троих: у меня мать в первую смену, так что домой нельзя: договорились на сегодня, после окончания пар: я уже и ключи взял у кореша: стою, жду, а она с подругой приперлась! во, дура! надо было как-то разруливать, вспомнил про тебя".
— А ты уверен, что нас не продинамят: раз пришла с подружкой?
— Пусть только попробуют!
Выходим. "Наши" стоят в стороне, курят. Ручки на отлете, мизинчики оттопырены, сигаретки вздернуты. "Дамы, бляха-муха! Показуха!".
Леха:
— Всё пучком. Поехали!
— Лёш, нам далеко? Я обещала, что буду:
— Хорош тебе! — обрывает он Светку на полуслове. — Еще не начали, а ты уже на часы смотришь! — раздражается Труба.
Но это не гнев, так — игра в возмущение. Передавливать нельзя, вредно для яиц:)
После возмущенной фразы Лёха расплывается обаятельной улыбкой. Его ничуть не портит коронка на переднем зубе! Монстр, блин: в хорошем смысле! Следом за улыбкой идет крученый удар в "девятку":
— Какая ж ты у меня симпапулька! Правда, Рит?
Света рдеет, Рита смущенно отводит глаза.
"Умеет, гад!".
Пять-шесть остановок на троллейбусе, несколько минут ходьбы. Трехэтажный дом старой постройки, похоже, что послевоенной. Первый этаж. Труба открывает дверь, заваливаем.
Девки потухшие, без задоринки, помалкивают и зажаты. Осматриваюсь: однокомнатная квартира, высокие потолки, туалет и ванная совмещенные, маленькая кухонька, а в коридоре даже троим тесно. Леха идет на кухню, достает провизию, сам начинает все открывать и резать. Когда-то он закончил кулинарный техникум и некоторое время работал поваром в кабаке. Так что, сервировку мог сделать лучше любой зассыхи, даже с завязанными глазами. Иду в туалет вымыть руки. Заглядывает Рита:
— Ой!
— Ничё, я уже. Проходи, — вытираюсь полотенцем, висящем на крючке. Протискивается мимо меня, слегка задевая грудью. "Первый или полтора?". Ощущаю запах ее волос, вернее — шампуня: "Приятный".
Перебрались в комнату. Большого стола не потребовалось, вся снедь уместилась на половине скатерти. Девчонкам налили вина, сами хлобыстнули беленькой — не много, граммов по 100. Но даже после второй беседа не клеилась — девки отпивали по глотку и ставили стаканы обратно. Леха травил откровенные анекдоты (мастак!), я помогал, как мог, но истории подбирал не такие сальные. И что же? Наш отличный мужской дуэт должного эффекта не произвел — Света и Рита смеялись вяло.
Не сдвигался камень с дороги. Никак! Хреновые дела… Понимаю, что зря теряем время — часики тикают, минуты бегут, девки сидят смурные. Ясный пень, что боятся. Такая реакция баб лично меня не заводит — может кто-то, наоборот, распаляется, когда барышня неприступна, я — нет. Тем более, "моя" Рита далеко не симпатюлька: не страшилка, но шарма не вижу. Трахаться неохота. Совсем. Я бы с удовольствием ушел прямо щас.
Выходим с Трубой на кухню покурить и обсудить создавшееся положение. Ассоциации о положении дел у нас идентичные. Возвращаемся.
Труба садится плотно к Светке, обнимает за плечи, наклоняется к лицу, чё-то шепчет на ушко. Та хочет отстранится, но Леха не отпускает. Потихоньку осада дает плоды — бочком-бочком Трубач уводит Свету на кухню. Та оборачивается, ища глазами Риту. Вижу, что встретились взглядами. Неотрывно слежу за Риткой: что последует? Еле заметно приподнимает плечи (типа "как сама знаешь"). Если б не вперился глазами, не увидел бы.
"Странные вы, барышни: ".
Скоро из кухни стали доноситься шорохи и хи-хи. Рита поднялась с дивана и встала у окна, спиной ко мне. Курит.
"Мы с Лехой хоть вышли из комнаты, а эта… Да уж!".
Нужно было что-то делать.
Женатый мужик, не молокосос — а не знал, как подступиться. Или всё от того, что не нравилась она мне? В воздухе, помимо табачного дыма, висело напряжение.
— Рит!
Молчание.
Подхожу сзади, прижимаюсь к ее спине, обнимаю за талию. Словно каменная статуя. Опускаю нос в ее волосы, вдыхаю аромат, пытаясь воссоздать приятные эмоции — ХОТЬ ЧЕМ-ТО завести себя. Запах волос не такой уж и приятный, как мне привиделось минут сорок назад — волосы как волосы, мылом несет.
Чуть настойчивее прижимаю ее к себе, перехлестнув руки спереди:
— Ну, что ты?
Внезапно резко поворачивается ко мне лицом. Выражение злое. Уголки рта опущены, зрачки прищурены:
— Ч Т О??? — короткое слово, каждую букву которого, она произносит раздельно.
Давно не видел вблизи такого злого женского лица. Отвык. Во всем ее облике неприкрытое раздражение. Локти прижаты к бокам, рука с сигаретой дрожит и пепел падает на ковер.
— Зачем ты так?
— К А К?!!! — уже натуральный вызов.
— На что ты злишься?
— Я не злюсь, — чуть спокойнее, — мне пофигу всё.
— Всё?
— Да.
— Я тебе не нравлюсь? — вопрос из серии "или-или?"
Молчание.
"Ну вот, парень: теперь ты свободен: тебя не хотят, да и ты не хочешь: можно отваливать с чистой совестью: никто-никого-никуда", — и поворачиваюсь, чтобы уйти.
— Вам только одного и надо! — это мне в догонку.
"А чего вы хотели? — хочется заорать мне. Посидеть-похихикать, выпить винца да разбежаться, мимолетно чмокнув в щечку?? Знали же, куда идете! Знали, ЗАЧЕМ вас ведут!!!".
Но произношу другое:
— Ладно, хватит. Ни к чему базар. Никто никого не заставляет… Давай оденемся потихоньку и уйдем оба: пусть они останутся.
Поворачиваюсь к коридору. Рита хватает меня за руку:
— Постой!
Смотрю в ее лицо. Я действительно собрался уходить, не игрушки. Она перестала мне нравится. Точнее — она и НЕ НРАВИЛАСЬ мне. Ну, если самую малость. И вообще, не люблю, когда со мной ТАК.
Какая ж разительная перемена происходит с ее обликом, мать твою! Пять секунд назад передо мной стояла злая-презлая девчонка! Глупая и манерная! Начинающая стерва! Будущая мегера! Сгусток отрицательной энергии!! Корчила из себя неприступную крепость, а как только поняла, что я не играюсь и вот-вот уйду, развернулась на 180 градусов. В прямом и переносном смысле. Уже держит за руку, смотрит в мои глаза ТЕПЛЫМ взглядом, перебирает пальчиками складки на моей рубашке.
"Оттаяла, что ль? ДА НЕ ВЕРЮ Я!!!".
— Не уходи, — совершенно другие интонации, СОВЕРШЕННО ДРУГИЕ!
А мне уже по hую. Отключился.
— ЧТО ты хочешь? — возвращаю злое "что" ее владелице.
Тянется рукой к столу, тушит в пепельнице, давно погасший окурок, истлевшей до фильтра сигареты. Прижимается.
— Что ж вы такие непонятливые? — произносит она нежным и тихим голосом. Ее голова на моей груди. Мы стоим у окна, из которого струится яркий весенний свет. Он режет мне глаза. Мне неприятно. Я щурюсь.
Рита тянется к моим губам, касается их своими, закидывает руки на шею. Я не готов к такой перемене декораций и все еще НЕ ХОЧУ ЕЕ: но целую. Ее губы холодные. Она с силой раздвигает мои зубы и проникает своим язычком в мой рот. Мну ее грудь одной рукой, второй продолжая держать за талию. Рита начинает елозить всем телом — то чуть привставая, то опускаясь. Ее телодвижения выглядят смешно, но я не смеюсь — только внутри. Она начинает выделывать разные "па", которых насмотрелась в кино: опускается на колени, проводя обеими руками по моему телу, потом снова встает, целует меня, поворачивается ко мне спиной, прижимается и, взяв в свои ладони мои, кладет их на свою грудь.
"Не, все-таки первый номер".
— Лёш! Ну-у-у, Лёш!! — это уже из кухни. Там Трубач со Светкой.
"На этой чертовой кухне совсем нет места: стол, две табуретки, газовая плита, холодильник "Саратов", раковина: остается крохотный пятачок: можно лишь сесть на пол вдвоем, но лечь, вытянув ноги?!. как же Леха:?" — это мои мысли в тот момент, когда меня ласкают.
Она меня все-таки завела. Или я включился САМ?
По боку условности, никакой тактичности — хватаю ее и мы падаем на тахту. Разлетающиеся пуговки блузки от резкого рывка ("этого хотела, стерва?! да??!"): юбка задирается вверх одним грубым движением ("чё тут у тя?!! а-а-а, трусики белые! какая ты вся обыкновенная!"): трузера слетают вниз и после броска исчезают за моей спиной ("ща я тебе вдую, сука! чтоб знала: чтоб знала!!"): я не вижу ее лица, мне до пиzды ее реакция — я ставлю ее раком и вправляю "Ваську" в отверстие: сука чё-то пытается сказать, но я резким рывком придаю её телу нужное мне положение и уже вхожу в нее по-полной: она стоит на четвереньках и не дышит: на ягодице возле щели вижу красный прыщик: даже три: нет, их больше ("взопрела, что ль?!"): я шкворю ее, словно подзаборную бляdь — не обращая внимания ни на что, сосредоточившись на получении собственного удовольствия: ("раба: покорная рабыня: как мне нравится это, сучка! вот так и стой!"):
Устав дрючить сзади, вытаскиваю "Ваську", толкаю ее вперед и вбок — девка падает на левую сторону: я дергаю ее ноги на себя, переворачивая их крестом — теперь она уже лежит на спине: в ее глазах не просто ошарашенность — в ее глазах оhуение ("а ты как думала?? это еще не всё, сука!!"): наваливаюсь на нее сверху и вхожу спереди: ее руки вздернуты над головой и крепко зажаты моими ("ты привязана, сучка! тебе никуда не деться, ясно?!! я тебя буду еbать столько, сколько захочу! и попробуй пикни, зараза — удавлю!!").
Исчез славный парень Сява — из его облочки выбрался наружу младший демон под номером 13666. Демон не злой, не из самих отвратных. Но злоебучий. Такой будет дрючить-мучить бабу, пока та не завопит во всю глотку, требуя прекратить пытку.
Бывают демоны похуже, 13666 — хороший демон.
— Видишь!! Её уже еbут! А ты:!! — это голос Лехи. Он стоит в проеме кухонной двери и показывает на нас. Я слышу его голос, но не вижу — Я ЭТО ЧУВСТВУЮ. И то, как округляются Светкины глаза, которая наблюдает за моей спиной, ЧТО делают с ее подругой!!!
"А вы как хотели???":
Она болталась подо мной, словно тряпичная кукла. Я делал с ней всё, что хотел. Она разозлила мужика. Нет — она вызвала во мне Князя, с которым (в ту пору) я еще не начал контачить по-настоящему. Первый раз в жизни я не любил женщину, а еbал субстанцию, имеющую две сиськи и три дырки.
"Довыёbывалась!!!".
P. S. 13-й Риткин "номер" в моем списке ВМЖ, и для меня самого оказался неожиданностью — осознал это только тогда, когда стал верстать эту главу на сайте и нужно было написать заголовок.
Рита, моя 13-я женщина.
ВТОРОЕ АВТОРСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ
Услышал первые отзывы на книгу, поэтому хочу сказать пару слов…
Книга задумывалась и ПИСАЛАСЬ не как сборник эротических рассказов — по сути, это мемуары. Можно назвать их записками. Жанр эро-рассказа диктует собственные законы, которым надо следовать (если хотите создать интересное и читабельное произведение).
Передо мной стояла иная цель — я хотел ПРАВДИВО описать события, связанные с МОИМИ женщинами, в тоже время ни в коем случае не утомлять длинными историями, суть которых никому не интересна, кроме автора. С другой стороны, я не стремился поведать читателю
(не собираюсь и впредь) лишь об одной стороне отношений — интимной, не ставил задачу превратить текст в набор фраз, характерных для произведений порно-жанра (этого "добра" в инете навалом).
Уже опубликованные и еще ожидающие своей очереди главы, не являются попытками увлечь читателя в "сладкий будуар писей/сисей". Я хочу ПРАВДИВО поведать о жизни, о том — кто и когда встретился на моем пути. И что из этого соприкосновения вышло.
Я не пишу эротический роман, я пишу о СВОЕЙ ЖИЗНИ. В романе я бы наворочал кучу событий, завернул бы крутую интригу, понапридумывал бы сотню несуществующих в действительности деталей, и в каждой главе смаковал бы подробности интимного характера с каждой из моих "партнёрш". Я НЕ ПИШУ эро-роман, я рассказываю О РЕЛЬНОСТИ.
Жизнь — интересный и сложнопредсказуемый процесс. Правда, иногда происходят события, которые никогда бы не пришли в голову даже самому талантливому сценаристу, наделенному богатой фантазией — это так, но такие события редкость. В основном, в жизни всё гораздо проще, я бы сказал — прозаичнее:)… что никак не умаляет всей прелести бытия!
Какие мы — таков и мир вокруг нас (а не наоборот!). Меня "делали" мои женщины: лепили, выстругивали, точили, пилили, шкурили. Не в том смысле, что я был послушной болванкой, с которой они, что хотели, то и делали — нет. А в том понимании, что каждая из них посеяла во мне личные зёрна. Одни взошли и дали пышные всходы; вторые с трудом пробивались на свет, но все-таки выбились; третьи замерзли и не проросли; другие изначально не были жизнеспособны. Всё это жило и умирало во мне, всё это и было моим движением — разумеется, не всегда последовательным и правильным.
Я ни о чем не жалею. Мне, вообще, не присущи сожаления о прошедшем. Я также малознаком с завистью (с черной — совсем не в контакте). Лишь порою, иногда находят тучки и мне хочется снова очутиться в свои двадцать семь… но такое, согласитесь, бывает со всеми. Желание простительное и абсолютно не греховное.
Я живу тем, что у меня есть. Не прошу большего и большого — так меня научила жизнь. Это верный путь. Среди того, что у меня ЕСТЬ, есть и мои женщины. И воспоминания о них.
Как в книге выгляжу я сам и какими получились мои ненаглядные — тоже результат МОЕГО ПОНИМАНИЯ МИРА.
… Закончил. Пошел работать дальше…
ГЛАВА 14 — "ТАНЬЧА"
Придется вернуться в хронологии немного назад. Вернее, начать с событий, предшествовавших тем, о которых собираюсь рассказать в этой главе.
В Германии, в доме офицеров, я успел застать художника, на чье место меня взяли. Сумасшедшая случайность, но он оказался моим земляком! В жизни бывает ВСЯКОЕ:
Мы провели с ним пару дней, скорифанились, и уезжая, он сказал: "Вернешься в Союз, приходи в мой комбинат, помогу устроиться". Вернувшись через год с небольшим, я держал в уме это предложение, но решил подстраховаться и подключил к решению вопроса Виталия.
Виталик: Один из двух настоящих друзей — все остальные, с кем встречался по жизни, лишь коллеги, знакомые и собутыльники. С ним мы понимали друг друга с полуслова, с полувзгляда: стоило мне только подумать о чем-то, он тут же озвучивал, еще не сформировавшуюся у меня мысль. И наоборот. Разные по характеру, темпераменту, иногда расходящиеся во мнениях — при этом, тонко чувствующие друг друга. Вместе нам всегда было комфортно.
С помощью Виталика был произведен начальственный звонок из горкома партии директору комбината, с просьбой (читай — приказом!) принять меня на работу. Ослушаться мог только сумасшедший. Так что, я пошел устраиваться, имея железобетонную гарантию, что меня возьмут. Но комбинат, куда меня приглашал мой предшественник в доме офицеров, сразу не понравился: кучка серых личностей, рожи смурные, неприветливые. Понимаю, о чем они кумекают: заявился какой-то хмырь, неизвестно откуда, "с улицы", вероятнее всего — художник никакой: тем более, по протекции. Чем дышит? С какой целью послали? Подслушивать-подглядывать за ними? Да запросто!
Оттого и устроили мне такой "теплый" прием.
Покрутился я там с полчасика, осмотрелся и говорю директору: "Понимаю, что вы мне не дюже рады. Но чтобы развеять ваши сомнения, скажу — я у вас работать не буду. И не стукач я, как вы решили". И свалил оттуда.
Судьба — есть стечение обстоятельств, которые как бы прописаны заранее, но человеку дается возможность покрутить рулем. И от этих движений, в ту или иную сторону, Судьба претерпевает изменения. Подчас очень значительные.
Рядом, на соседней улице, находился еще один комбинат, принадлежавший другой организации. Ноги сами понесли меня в ту сторону: и буквально через час меня взяли там на работу. Без звонка сверху, без чьей-либо протекции — вслепую. Спросив лишь, где я работал до этого. Пропахал я там последующие 12 лет.
В этом неспокойном и шебутном хозяйстве Таньча работала экономистом. Маленького роста, стройненькая, симпатяшка, немногословная. В общем — приятная женщина. По мере моего освоения, наши контакты носили мимолетный характер, чисто в рабочем плане. Когда пошла череда праздников и дней рождений, стали общаться в неформальной обстановке. Как говорится, если есть взаимное притяжение, объекты, рано или поздно, пересекутся орбитами.
Вплотную орбиты пересеклись в канун ноябьских праздников. Обычно мы отмечали своим коллективом — мастерская на десять человек, помещение большое, так что и народа и места нам вполне хватало, звали к себе коллег редко. А тут они сами заявились! Из своих тесных комнатушек — к нам, на большой огонек.
Открывается дверь и вваливаются три женщины.
— О-о-о! Какие люди к нам!
— Что? Не ждали?
— Ждали-ждали, как же!. Особенно тех, кто не с пустыми руками!
— Мы в курсе, так что принесли!
— Наши люди!
— А чьи ж еще? Конечно, ваши!
— Ха-ха-ха! Раз наши, тогда садитесь поближе! Можно на колени!
— Успеется, ха-ха! Это потом:
— Смотрите, свято место пусто не бывает, ха-ха-ха!
У нас вольготно, даже потанцевать есть где. Когда градус спиртного в крови переваливает за определенную отметку — то и на столах! Толпа обожает женский стриптиз на столе:
В тот вечер водяра и винище лились рекой, было шумно, весело и накурено. Базар про работу, баб и деньги — стандартное меню подобных мероприятий внутри одного коллектива. "Русские посиделки".
Часа через два, крепко приняв за воротник (или "на грудь"? раз про баб речь), наши женщины стали готовы на безрассудства. Сие состояние ловится мужчиной безошибочно. Особенно, если мужик опытный.
Отпочковав от толпы Таньчу и Лариску (наш экономист пришла с подругой, та у нас не работала), мы с Петюней (мой коллега) умыкнули девок в его личную мастерскую.
Личная мастерская: Мечта каждого художника! Иметь такую хочет каждый. Не общий кагал, не общий котел, где варятся все — а СВОЯ, ЛИЧНАЯ площадь! Собственная территория. Но чтоб такую иметь, нужен не хилый фарт: или готовься ежемесячно выкладывать "бабки" за аренду. Пете посчастливилось отхватить комнату дешево — в полуаварийном доме: платы практически никакой, только за свет. Обустроил, навел марафет — вот тебе и отдельная квартира! Не столько для художественных надобностей, сколько для приятного времяпровождения — кому бухать с друзьями вдали от лишних глаз, кому — девок водить, кому — и то, и другое. Своей мастерской у меня еще не было, поэтому Петюнину хату я почитал за райские кущи. Туда мы вчетвером и намылились.
Свет выключен. На дворе ноябрь, мастерская без отопления — только "козел" горит ярко-оранжевыми нитями, не давая человекам замерзнуть до околения. Никто и не думал раздеваться, пытаемся лишь оголить нужные участки тела. Обстановка приятному сексу не способствует, но приходиться довольствоваться тем, что имеется.
От ХОТЯЩЕЙ женщины веет жаром: но у нас колотун, поэтому от Таньчи не веет ничем — почти все тело закрыто. Она хихикает, пытается играть в неприступность: этакое "полу-хочу/полу-нет". Игра — хорошее дело, но должны быть правила и границы. Таньча, на мой взгляд, не соблюдает первые и переходит вторые. Меня это злит: "Уж коль пришла и знаешь зачем, чё выёbываться?!".
Ко всем минусам плюсуется еще одно: Петя не стал делать широких хозяйских жестов и отвел нам с Таньчей два стула, поставленных рядом, сам же расположился с Лариской на топчане. По сравнению с нашими условиями — просто будуар!" Гад!". Два стула — условия СОВСЕМ не фонтан! Неудобно — еще мягкое определение.
Таньча капризничает: задрала платье, стянула до колен колготки, но трусики приспускать не торопится. Настрой падает. Тем не менее, пристроился на полусогнутых и добрался Василием до ее дырочки. Мы вроде как трахаемся, но это мало походит на совокупление — уёbище, а не секс! Мне жутко неудобно, в комнате дубарь, моя партнерша словно снежная баба. Желание падает. И не только оно.
У Пети похожая ситуация, даже хуже моей — по отрывкам из разговора понимаю, что Лора Петю ваще динамит. Он пытается "образумить" партнершу, найти нужные слова, но выходит у него плохо. "Выходит он хорошо, входит плохо!", — вспоминается анекдот про визит к врачу-сексологу. Но чё-то нифига не смешно…
Что удивительно, "моя" Таньча начинает болтать! Становится словоохотливойне в меру. Раньше за ней такого не замечал, всегда считал молчуньей (что нравилось). Болтает Таньча НЕ О ТОМ. Можно сказать — о прямопротивоположном тому, чем мы занимаемся: про комбинат: про домашний ремонт: про своего мужа. Пипец какой-то! Я с бабой хочу НОРМАЛЬНО перепихнуться, она типа не против — а тут:!
Затем совсем не к месту, громко (!) начинает отпускать шуточки про "соседей" — подкалывать Петю с Лорой. У них и так не клеится, а она им палки в колеса! А затем перешла и на меня: стала буробить про мои похождения, про то, что ей, якобы, про меня понарассказывали.
— Да чё ты знаешь? Слухи всё, бабские сплетни! Какой вагон тёток, ты чего?!
Наконец, осознаю, что она из той породы женщин, которым пить ВООБЩЕ нельзя — ее несёт, дурой становится. Но правильная мысль посещает меня поздно — ЕЁ ПОНЕСЛО ПО-НАСТОЯЩЕМУ.
— А вот у моего мужа ни-ког-да не падает! — это Таня в полный голос.
"Какая ж ты дура! — мысленно отвечаю ей. — Для мужа ты — жена, секс с тобой — не испытание для него. Нет напряга, все в комфорте и тепле. Он это делал с тобой тысячу раз, у него напрочь отключено реле "вдруг не получится?". У меня с женой тоже НИ-КОГ-ДА не падает, идиотка!".
Ничего этого я не произношу. Зачем? Чтобы нарваться на истеричные вопли пьяной дуры? Эх-х: Понимаю, что НОРМАЛЬНОГО секса уже не будет, испортила всё дура. Ну, пусть хоть у Петюни выйдет.
А то-б там! Услышав злорадную фразу подруги "про упал", Лариска выпорхнула из-под хозяина мастерской, включила свет и стала застегивать то, что успелось расстегнуться.
Я — нормальный мужик, Петя — тоже. Если б бабы не выёживались и не издевались, мы б отрахали их по очень неплохой программе. Даже в таких "неахти" условиях. А они сами не получили и нам не дали получить. Собаки на сене. Сучье отродье: Вы ж не голощелки, чтоб динамить взрослых мужиков! Что за лабуда?! Игрушки ваши бабские, бля!
Разозлился я.
Вернулись к гуляющей толпе в общей мастерской — те и не думали расходиться. А мы делаем вид, будто с прогулки — подышали воздухом, проветрились. И правда — хмель улетучился, башка ясная.
Посетила первая умная мысля за вечер: "С Таней больше никаких контактов, даже намеков на них. Отрезано!".
Нас встретили хитрыми взглядами:
— Воздухом, говорите, дышали? Ха! Знаем мы, чем вы дышали: и как! Гы-гы-гы!!
Вот и хорошо. Пусть думают, что мы с Петей их трахнули. Не расскажешь же, что нас элементарно кинули. Срамота:
Нет! Не хочу быть с женщиной, которая только с виду ЖЕНЩИНА, а на самом деле дура тупая. На фиг таких! НА ФИГ!!!
ГЛАВА 15 — "ТАВИ"
Это моя вторая жена. В этой книге не будет главы, посвященной ей — о ней я пишу другую книгу.
Это СОВСЕМ ДРУГАЯ история.
Будет роман с несколькими персонажами.
Будет… если доживу и успею закончить.
ГЛАВА 16 — "ВАЛЕНТИНА"
В марте: — го года Виталик позвонил мне домой и сказал, что есть возможность взять две путевки на горнолыжный курот! В Карпаты! Те, кто помоложе и не застал советские времена, не представляют, насколько было трудно приобрести путевки в подобное место. Такие поездки разбирались строго между блатными и исключительно по личным связям. Виталь вращался в "верхних кругах", поэтому мне повезло, а так бы:
Конечно, на горных лыжах я не стоял ни разу, но кто ж откажется?!"Ерунда! Научусь по ходу! Главное — ГОРНОЛЫЖНЫЙ КУРОРТ, эх-ма!". Воображение рисовало картины, одна круче другой: горы: яркое солнце: синее-синее небо: ослепительный снег: и стройные девушки в обтягивающих спортивных костюмах и темных защитных очках! Кра-со-тищща-а-а!!!
До места добирались сложно — сначала самолетом до Киева, потом на поезде до станции Р. На паровоз чуть не опоздали, успев вскочить в вагон в последнюю минуту — иначе, пришлось бы ждать целые сутки: там было какое-то странное расписание движения. Прикатили поздно вечером. Кое-как нашли нужный адрес. Нам отвечают:
— Щас мест нет, мы ждали ваш заезд только завтра.
— Интересное кино: И чё нам делать? На улице ночевать, что ли?
— На одну ночь мы вас устроим в частном секторе.
"Хорошенькое начало курортной жизни".
Деваться некуда, поперлись с провожатым по темным улицам.
Р. - городишко маленький, живет исключительно туризмом, но заоблачным сервисом (каким тот представляется несведущим людям, типа меня) тут и не пахнет. К тому ж, это Западная Украина, "москалей" здесь, мягко говоря, не жалуют: хоть и советская власть на дворе.
Переночевали кое-как. Настроение убитое — не того ждали.
На следующий день поселили уже в гостинице. Опять-таки, не пятизвездочный отель (таких тв СССР тогда не было нигде) — номер на 3-х человек, к нам с Виталькой добавили парня. Звали Романом, сам из Минска, волейболист. Здоровый такой амбал, но характер мягкий, покладистый. Короче, нормальный мужик, без сильных заёbов.
Приставленный к нашей группе старший инструктор сообщил расписание на весь период:
— Три дня вы находитесь внизу — здесь, в городке: проходите обучение, а также подбираете себе аммуницию и закупаете продукты в дорогу.
— А что, разве в путевку питание не входит?
— Входит. Но вы ж захотите купить выпивку, мясо на шашлыки: чего там еще? Да?. Так вот, в горах магазина нет, берите здесь. Потом у вас пеший подъем до горнолыжной базы.
— А сколько идти?
— Ерунда: утром выйдем, после обеда будем на месте.
Девки:
— Нифигасебе!!!
Инструктор продолжает:
— Неделя у нас на самой базе в горах, точнее — шесть с половиной суток. Затем спускаемся вниз. Через день ваш отъезд. Это всё.
Знакомимся со всей группой. Человек 20–25, стандартное количество. Люди отовсюду: Москва, Белоруссия, Ленинград, средняя полоса России. Женщин и мужчин примерно пополам.
Вечером того же дня собрались все вместе, обсудили: что будем брать в горы и сколько? Для решения организационных и финансовых проблем выбрали комитет (мы ж советские с рождения, нам без ентого низззя). Виталика, как самого представительного и интеллигентного мужчину выдвинули в руководители (бабы — так единогласно!). Я — тоже "за": мне нравится, что начальник — мой кореш. Придумали название — "Дебютанты" (из всех в группе только трое раньше стояли на горных лыжах, остальные — натуральные "чайники"). Узнав, что я художник, поручили нарисовать наш флаг:
— Клёво! Свой флаг будет! Уррра!!
Взрослые люди, а вели себя, как дети:) Какое же это классное ощущение, ей-богу!
В результате, получилось так, что все поехали на тренировку, а я рисовал флаг. Поначалу, дело казалось плёвым — ну, чё тут возиться? Мигом сбацаю! В реальности вышло иначе: пока нашел ткань нужного цвета (не на белом же рисовать?), потом искал в городке масляные краски, кисточки, растворитель. Купил, принес в номер. Сделал набросок карандашом, стал закрашивать, а краска полностью впитывается — почти не видно ни шиша! Понял, что придется дать ей подсохнуть, затем наносить второй раз. Короче, просидел с флагом до позднего вечера, наши уже вернулись, а я все еще доделывал.
Вит с Ромкой заваливают в номер. Я — им:
— Как покатались?
— У-у-у, здорово! Зря ты с нами не пошел.
— Блин, ну вы даёте! Сами ж дали поручение:
Увидели флаг:
— Ё-моё! Клёво!
Довольно жмурюсь. Словно котяра от поглаживания по спинке.
Флаг получился такой: на голубом фоне — горы со снежными шапками, на переднем плане — этакий бутуз-карапуз на горных лыжах, с развевающимся на ветру длинным шарфом (модно было в то время!). Во рту у бутуза соска! Над ним, полукругом название нашей банды — "Дебютанты", внизу — название курорта и нынешний год. Нормально вышло, не стыдно за работу. Когда вся группа увидела, одобрительно загудела. Приятно, блин!
Раз уж начал писать про флаг, расскажу и финиш его истории:
Когда мы вернулись с базы вниз и до отъезда оставалось пару дней, флаг из нашей комнаты украли! Мы поняли, что это кто-то из наших захотел оставить его, как памятный сувенир. Но так как мы с Виталиком твердо решили увезти его в свой город, то немедленно бросились на поиски. Обшарили все уголки, пытали всю группу, но никто не признавался — все отнекивались, делая квадратные глаза: "Не я!!!". Не рыться же по чужим чемоданам, в конце концов? К вечеру инструктор параллельной группы (как-то раз мы его хорошенько угостили в горах) шепнул нам по секрету: "Флаг у вашего командира".
— У нашего инструктора?!! Во, бля!!
Наш инструктор был: эээ: как бы помягче? В общем, человек говнистый. Несколько эпизодов дали достаточно четкое понятие, с чем его едят (если вы собираетесь есть дерьмо). Сразу всплыло в памяти, что в самом начале он намекал, что неплохо бы оставить этот флаг ему. На память. О нас.
— Не-е, нам самим нужен!
Ну, тогда он взял и спиzдил.
Раз ты такой сука, то мы взяли и спиzдили у него — открыли коптерку, когда его не было поблизости, обшарили и нашли, конечно. Спрятали ТАК, что и менты не сыскали бы:
Отвлекся я, извиняюсь.
Некотрые из вас наверняка подумали: "Что это за ВСЕ МОИ ЖЕНЩИНЫ, если рассказ про какие-то флаги и прочую ерунду?". Дорогие мои, я предупреждал, что "ВМЖ" — не сборник эротических росказней, сдобренных пикантными сценами и элегантными выдумками, будоражущими воображение гламурных барышень. Я пишу про свою жизнь… в частности — про женщин, которые в ней были. А насчет эротики в этой главе?. Тем, кто сильно жаждет, сообщаю: будет вам эротика. Дождитесь.
На третий день пребывания, поутру, все собрались на улице у входа. Видуха у толпы аховая: не в том смысле, что все "в фирме", как представлялось мне дома — а наоборот! Робы грязно-землистого цвета, грубые ботинки на толстой подошве, лыжи, палки и рюкзаки. Все одеты, словно солдаты — со спины не различишь: баба или мужик? Одежда — это что:, можно пережить, а вот рюкзаки! Ноша получилась жутко тяжеленная!!
Накануне мы закупили 40 кг мяса, 30 литров водки и 10 литров вина. Хорошо, что у меня был опыт подобных вылазок и я подсказал, что тащить бутылки (в гору!) — это бред.
— Надо купить полиэтиленовые канистры, в них и зальем "горючее".
Так и сделали, облегчили вес. Но кроме вышеперечисленного каждый, конечно же, захотел взять наверх чё-нить из своих вещей — так что, рюкзаки оказались забиты сверх нормы. Некоторые даже не могли их закрыть — настолько они были переполнены. Мы потом прикидывали: сколько ж весили эти монстры? Получалось, что лыжи + палки + рюкзак тянули В СРЕДНЕМ по 40 килограммов. И это предстояло нести на себе. В гору. Плюс роба, что на тебе. И ботинки мегатонные. Тоска, а не курорт.
Не пробовали такой отдых?. Попробуйте.
Первый час пути мы еще балагурили, когда прошло полтора, стало не до шуток. Такая картина маслом: растянувшаяся по горной тропе цепочка из серо-зеленых человечков, тяжело передвигающихся под тяжестью огромных рюкзаков. Привалы помогали не сильно, даже наоборот — после десяти минут отдыха вставать было еще мучительнее. Спустя два часа послышались отдельные реплики: "На хрена мне была нужна такая песня?!". Вскоре бабы вовсе выбились из сил, и тогда половину их рюкзаков повесили на самых здоровенных ребят. Слава богу, что я не амбал, меня сия "радость" миновала, я и свой-то тащил еле-еле.
Скажу вам так: ни до, ни после не было у меня более тяжкого похода, чем тот, р: ский. Казалось, чё тут идти? Километров 12–15 всего! НО!!! Километры не по горизонтали, А ВВЕРХ! На 1, 5 кэмэ выше точки, куда мы приехали.
Нашу "пятнашку" мы шли три с половиной часа. Позднее, инструкторы рассказывали, что некоторые группы добирались аж за 6 часов, так что не мы были "анти-чемпионами". И то хлеб! Рекорд же восхождения по скорости равнялся одному часу и двадцати пяти минутам: правда, принадлежал он каким-то спортсменам, приехавшим на сборы. Но тож подготовленные товарищи, а мы??
… На горнолыжной базе существовала давняя традиция: находящаяся там группа встречала приходящую 20-литровым бачком с горячим чаем! Очень умная традиция! Правильная!
Когда меня спрашивают: "Скажи, какой момент в своей жизни ты вспоминаешь, как самый счастливый! Самый-самый?" — я неизменно отвечаю одно. Нет, на ум не приходят победы на соревнованиях, даже на самых крутых: даже рождение дочери и сына не вызвало во мне ощущения ПОЛНОГО СЧАСТЬЯ. Полное счастье — это алюминиевая кружка с горячим чаем, обжигающая закоченевшие пальцы и губы!!! В те минуты я испытал НАТУРАЛЬНОЕ СЧАСТЬЕ В ЧИСТОМ ВИДЕ! Без всяких примесей!
Как мало человеку надо, оказывается: А кто-то бубнит про деньги, вещи, про большой дом в достатке. Кому-то для счастья не хватает "грин-карты", яхты, дворца… Бредятина!
Мы сидели задницами в снегу и маленькими глотками отхлебывали, плохо заваренный кипяток. И улыбались. Какие у всех были лица, господи: вы бы видели! У меня в альбоме сохранилась фотография — берегу, как редкую монету.
Когда нам показалось, что самое ужасное позади, поступил приказ: "Женщинам получать на складе постельное белье и заправлять кровати! Мужчинам — топоры, пилы в руки: и марш на заготовку дров!".
ПИZДЕЦ!!! Вот тут я оhуел по-полной. Счастье кончилось вмиг. Ты уже отпустил натянутые струны, расслабился, а тебе: "Вперёд! Пилить, рубить, таскать!". И ведь не плюнешь: "Да пошли вы в задницу!". Не повернешься и не уйдешь — НЕКУДА уходить! Что?. Вниз?? Почти ночью?! Ну, допустим, дойдешь: а зачем тогда вообще сюда приезжал?.
Мы еще ДВА ЧАСА пилили, рубили и таскали дрова к своему бараку (а вы думали, там светлые и теплые коттеджи?. ха! я тоже так думал). Обычный деревянный барак, разделенный на отсеки, железные койки (хорошо, что не в два яруса, а то б совсем на казарму походило). Отдельный домик был только у инструкторов. Там — да, было чисто, уютно и комфортно. Даже медвежья шкура лежала на полу. И телевизор стоял с видаком. Попасть в такой рай — тоже эквивалент счастья! Кстати, на то и был расчет: барышень даже не надо было заманивать — они сами сюда слетались, словно пчелы на мёд. В чистоте, под винцо, под эротично-порнушный фильмец, на шкуре…! У-у-у!!! А кого б не убедили и эти достоинства, той упрямице был бы нанесен последний разящий укол: "А вот тут у нас душ с горячей водой: ". Никакая преграда не устоит, я вам отвечаю!!! НИ-КА-КАЯ:
В нашей группе мне нравилась одна женщина. Точно не помню, но кажется она была из Брянска. Звали Валентиной. Я "положил на нее глаз" во время нашего первого собрания. Неприметная, молчаливая: но присутствовало в ней нечто, что притягивало. Аура? Шарм?. Как говорится, легла на душу. Я думал, у нас сростется, рано или поздно.
Мои первые попытки наладить контакт были встречены холодно. И вторые, и третьи. Нельзя сказать, что я проявлял повышенную настырность и лез напролом, с целью завоевать ее расположение. Хотя, до определенного момента настойчиво стучался в калитку ее сердца. Не открыла, не захотела. Чем не приглянулся ей? Не знаю! Вот пишу главу и прокручиваю в памяти "видеоролик" тех дней: приятный, элегантный молодой человек, не урод, не тупица. Языком обольщения владеет (не в совершенстве, но на "4+") — а вот на тебе, не подошел! В группе не было "аленделонов", ну: разве что, Виталик… но он НЕ ГУЛЯКА. Так чё ж ты, Валентина??
Не хочу, чтобы читатель решил, будто я был о себе распрекрасного мнения и поэтому сильно страдал, что меня отвергли. Нет! Я знаю себе цену, и эта оценка ОБЪЕКТИВНАЯ. Лишнего не прошу, но и занижать ее не желаю. Вале я не понравился — на том наш "курортный роман" и закончился… впрочем, так и не начавшись. Был другой "роман", с другой женщиной. Спонтанный, странный. Но о нем позже.
Научиться хорошо ездить на горных лыжах за неделю невозможно, можно лишь успеть освоить азы. Кое-что мне удалось, и я пару раз съехал с горы на приличной скорости, не упав. Остальные попытки заканчивались более плачевно. Лихо рассекать, закладывая виражи — это из области фантастики. Троица наших "бывалых" — те катались явно лучше. Глядя на них, думалось: "Я тоже так смогу через три недели!": но трех недель в запасе не было.
Где-то в середине срока пребывания я получил травму. Получилось так:
Подниматься на вершину горы нужно было по канатке. Но не на той, какую вы видите по телевизору (с сиденьями) — наша представляла собою толстый движущийся трос, натянутый чуть выше головы человека: стоишь на лыжах, цепляешься за него бугелем (металлический крючок простейшей конструкции). Бугель прикреплен тонким тросом к твоему поясу — и тянет тебя наверх. Схватиться за трос крючком просто — накинул сверху, он застопорился от натяжения — и потащил. А вот снять его на вершине горы — это надо было приноровиться, получалось не у всех. Въехав наверх, нужно было сделать так, чтобы поясной трос чуть ослаб, после этого следовало сдернуть бугель резким боковым движением, тогда он соскакивал без помех. Если бугель не снять вовремя, человека утянет дальше, к месту разворота движущегося троса канатки — а там и до беды недалеко. Дело, вроде бы, не хитрое, однако требующее определенной сноровки. В один из подъемов я упустил нужный момент, засмотрелся и прозевал "точку сброса". Меня стало тащить к механизму, тянущему канатку. Запоздало дергаю бугель, он не соскакивает. Подаюсь корпусом вперед, чтобы ослабить натяжение и подпрыгиваю на лыжах, насколько это удается, одновременно дергаю бугель в сторону. Со второй попытки крючок соскакивает: и прямо мне в лицо. Железка маленькая, весит граммов 200–300, но это ЖЕЛЕЗО, а не картон. Бугель врезается в мою бровь. Хорошо, что не в глаз.
Чую — кровища льется по лицу. Подъехал кто-то, помогают прикладывать к ране снег. Вокруг места, где стою, наст покрывается красными пятнами. Приложишь комок снега к лицу, а через пять секунд он уже не белоснежный, а бордовый.
"Блин, как ж тебя угораздило, Сяв?!".
Медпункт у подножья горы. Можно идти пешком, но это долго. Взяли меня под ручки с обеих сторон и втроем, потихоньку мы съехали вниз. Снял лыжи, топаю до медсестры. Смотрю — бежит наш инструктор: лицо побелевшее, глаза навыкате. Перепугался. Ему уже кто-то сообщил, что я весь в крови. Случись что серьезное с туристом — отвечать ему.
— Что у тебя?!
— Да ерунда, бровь рассек.
— А глаз цел?
— Цел.
Отлегло у него. Пошел дальше водку пить на природе. Водка хорошо идет в горах, под синем небом, да на белом снегу — я проверял.
Шрам от укуса бугеля у меня остался до сих пор. Памятка о горнолыжном курорте.
Вечера на базе не отличались разнообразием: пока не закончилось мясо для шашлыков, ели в удовольствие. Сидели у костра, попивали вино-водку, базарили, играли в карты.
В один из вечеров нас с Виталием пригласили в домик инструкторов (а иначе, откуда б я узнал про их "рай"?). Пригласил не наш командир, а другой — из параллельной группы. Посидели душевно в тепле и уюте, посмотрели откровенный фильмец. Других развлечений на базе не было: так что, когда пришла пора возвращаться, я не особо расстраивался.
За день до отъезда организаторы всегда устраивают группе вечеринку — нечто среднее между "капустником" и дискотекой: несколько веселых конкурсов, потом врубают музон. Вход на вечеринку свободный, на танцульки собираются все, кто в этот момент находится в гостинице — уже вернувшиеся с горной базы, и еще не поднимавшиеся. Народу набирается прилично.
К середине вечера я напился. Хорошо принял за воротник, но еще соображаю.
Чё напился, спросите?. Попробовал в последний раз подкатиться к Валентине, но получил откровенный ответ (за что ее уважаю): "Сяв: если б я хотела с тобой: мы б уже давно: завтра разъезжаемся, так что не стоит!".
Ну, не стоит, так не стоит! А Валька — молодец! Не каждая смогла бы, вот так, начистоту. Вечно какую-то хреновину порят, крутят-вертят. А эта прямо и открыто!
Короче, налёг я вместо женщины на водочку. Не "с горя", а так: отвлекаясь от неприятных мыслей. Горя никакого не было. Ну, нравилась мне она: ну, не получилось: ну, и ладно.
Не смертельно.
Народная мудрость гласит — "Не бывает некрасивых женщин, бывает мало водки".
Объявили "белый" танец, меня кто-то пригласил — женщина не из нашей группы. Вроде симпатичная. И приятная на ощупь. А что еще надо пьяному? (Мужской смех, недовольный женский ропот). Что-то я ей говорю, что-то она мне отвечает: потом пили на брудершафт: потом она сказала, что неплохо бы освежить голову, а то, мол, мотает меня. Вышли на свежий воздух. Я, действительно, малехо оклемался. Собственно говоря, мысли заработали в одном направлении: "Ты ж ей нравишься, пень! Давай, действуй!".
Перед подъемом в горы, мы с Виталькой ходили в местную баню (негоже оставаться немытым столько времени!). Когда искали это заведение, то шли мимо летнего лагеря — домики, помню, маленькие, деревянные: как на турбазе. И потянул я свою партнершу по танцам туда. Нашел, представляете?!
Ворота открыты, в крайнем домике горит свет. Говорю ей:
— Постой здесь, я скоро.
Захожу в сторожку, как к себе домой — нагло, не стесняясь:
— Здорово, отец!
— Здравствуй, коль не шутишь.
— Да какие шутки, бать! Я по делу: Понимаешь, я тут с женщиной: короче: можно мы в каком-нибудь домике расположимся? Посидим-полежим… не долго: если надо, я заплачу.
— Токо не курите там, а то спалите мне всё, — и протягивает ключ. — Третий домик.
— Спасибо, отец! — улыбаюсь, довольный быстрым результатом.
Выходя, слышу в догонку:
— Ключ в двери оставь! Не забудь!
— Лады!
"Хороший мужик попался, другого пришлось бы полчаса уламывать, и то — без гарантии. Неплохой городишко, этот Р.!".
Только щас до меня доходит, что моя партнерша ни разу не спросила: куда идем? зачем?
"С понятием баба. И то верно! Чё зря языком трепать?! Как её зовут, блин?. Она ж говорила: Не помню".
В домике темно. Пощупал по стенам, щелкнул выключателем — глухо!
"А, ладно! И так сойдет!".
Панцирная сетка на койке. В свете луны вижу, свернутый на тумбочке, матрас. Бросаю его на кровать. Под матрасом оказывается тонкое одеяло. Холодно и мы почти не раздеваемся — она стаскивает под одеялом трусики, я расстегиваю брюки и вываливаю на свет божий "Василия". Он еще не готов: колотун ведь…
Мой "Василий" — он сам по себе. Отдельный от меня организм. Мне часто кажется, что ему не нужны никакие импульсы моего мозга, у него СОБСТВЕННАЯ голова. Или ему размышления вообще не нужны… А-а-а, допёр! Ему нужна лишь моя кровеносная система. Для наполнения. Во! Раскусил я тебя, Вась! Поганец ты эдакий: Не-не, извини. Я не ругаюсь на тебя, ты хороший. Ты очень хороший. Я могу тобой гордиться! И женщины. Да-а, женщины: вот, например, как эта, которую ты сейчас имеешь. И ведь как имеешь, Вась! Пофигу тебе, что хозяин полупьян — ты сам себе голова. Стойкий оловянный солдатик: Слышишь, как женщина стонет сладко? Да куда тебе, у тебя и ушей нет: занят ты… погружен с головой… Слышь, Вась! А как это тебе удается — раньше меня чуять, что женщина хорошая? Какое у нее личико, какая фигуры? Как ты это делаешь, расскажи! Тебе ж не видно ни черта, там, в штанах — какая она? Как ты их различаешь?? Как разделяешь на "годится" и "фуфло"??? Причем — не видя, заранее: Открой секрет, Вась! Все-равно, ты поганец: Мне, бывало, так понравится кто-то, а ты — ноль внимания, минус движение. Мне, что, к ТЕБЕ надо прислушиваться, а не к собственным ощущениям? Зараза: Почему я должен быть твоим рабом, а не ты моим?! Да пошел ты!. Вась, пойми: мне ж порой бывает стыдно, что именно ТЫ толкаешь меня туда, куда я бы по собственной воле не полез: Или… пусть уж лучше так? Будет на кого свалить нравственные просчеты? Найти козла отпущения: Да уж: Что-то размышления завели меня дюже глубоко — боюсь, не выберусь:
Затрахал я женщину. Дал всё, что она хотела. Чист был перед нею. Я вообще не кончал, ни разу — только работал. Для нее: (или не мог кончить?). Ну да, когда я пьяный, вообще не могу кончить. Сухостой… Ха! Отдельные особи этому обстоятельству были очень даже рады. Использовали меня, как агрегат. Как автомат для спаривания… Да, ладно, я не в обиде — им же ХОЧЕТСЯ сладенького. И подольше. Нашла подходящий и радуется. Я, правда, без претензий. Так: иногда шевельнется в душе гадкая мыслишка: "Что ж ты, сучка, так со мной… будто и не человек я, а искусственный пенис!?". Мелькнет мысль и уйдет. Вредная она, нехорошая. Дай ей завладеть тобою полностью — отобьет всякую охоту на женщин. Даже на тот тип, кто не сука по натуре. Но гораздо чаще происходит так: начинаешь искать в женщине Душу, копаться в её Сути — и находишь там кучу того, что тебе явно не нравится. И что делать с ее образом, который ты сам создал?. Рисовал вроде красиво, а получилось дрянь: А кто из них не суки? Половина? Треть? Или того меньше??. А разве ты не кобель??. Вот Валентина — она кто? Сука?. А эта баба, что сейчас подо мной — она кто? И кто из них двоих сучнее?? Та, что не дала и, по всеобщему мужскому мнению, должна быть заклеймлена "сукой"; или та, что спокойно раздвинула ноги, ничего не прося и ни о чем не спрашивая? А тебе не кажется, Сяв, что с некоторых пор ты стал по иному относиться к женщине? Ответь себе честно! Ась?. Не слышу! Что произошло? Ведь ты видишь, что что-то изменилось… С чего началось твое нравственное Падение?… Ты ж всегда возносил Женщину к небесам, считал ее неким божеством. В юношеском возрасте даже страшно было подумать: как это: еbать (?) ТАКОЕ прекрасно-замечательное? Она ж: она ж:! Такая вся воздушная, легкая, чистая: В голове не укладывалось: как можно засовывать этот отросток в ее прелестное лоно: и лить туда липкую, тягучую жидкость?: Бред. Невозможно! Это ж портило и убивало Любовь… по твоему юношескому представлению. Ты так думал, Сяв.
Проходило время, у тебя появились первые женщины, с которыми ты переспал: Хм, дурацкое выражение! Что значит — переспал? Ночевал в одной постели? В большинстве случаев это было не ночью, и не спали мы вместе: Чёрт! Почему ты перестал видеть в женщине ЖЕНЩИНУ? Где тот момент, когда всё поменялось? НАЙДИ ЕГО: и может быть, ты разберешься В СЕБЕ.
Когда?. После Карины? Когда она тебя бросила?. Ну и что? Уязвленное самолюбие? Да ерунда, не это ГЛАВНАЯ причина. Раньше надо копать, раньше: Кто тогда? Галя?. Да, любила она тебя: и ты ее: кажется. Во-о-о, это твое "кажется" само за себя говорит: Еще раньше ищи! Кто стал той точкой, после которой Женщина упала в твоих глазах, низвергнувшись с небес на грешную землю? КТО???. Лена не виновата, я перед ней виноват. Так кто?! Не жена же моя!!! И не первая твоя Любовь — там вообще ничего не было, никакого физического контакта, только Чистое Чувство. Там не могло поменяться по умолчанию:
Бог ты мой! Неужели причина в тех, кого ты заключал в свои объятия без особого желания?! Не может быть! Они не могли поменять твой образ мышления о Женщине: Или могли?. Бля! МОГЛИ!!! ИМЕННО ОНИ: Не, не они — ТЫ САМ! Сам поменял. Секс без чувств, сближение без Любви. Более того — даже без "просто любви", с маленькой буквы. Трах ради траха. Совокупление двух телесных оболочек: касания без Осязания, вхождение без Радости Тела, наполнение внутренностей без Счастья Слияния.
Вот оно! Вот:
Черт бы вас всех побрал! Черт бы подбрал ТЕБЯ, Сява!! Хуля ты ищешь каких-то внешних врагов, виновных в твоих изменившихся представлениях, когда враг сидит внутри тебя??? БЛЯ-Я-Я-Я!!!!! Пошли вы все на hуй!!!
"Ты довольна, девочка?. Ну, и замечательно: я рад: все хорошо: Что? Нет, мне не холодно: А ты?. Что?. Я? Да, я кончил: Почему не заметила? Гы: Кончил-кончил, мне тоже было приятно: Правда: Да хватит тебе: ".
Мы еще лежим, но моя голова уже не здесь: я прикидываю, который сейчас час, и как пробраться в гостиницу без лишнего шума и привлечения внимания. Она чувствует, что Я УШЕЛ.
"Хорошая женщина: Или они все чувствуют, когда мужчина УХОДИТ? И что — тогда ВСЕ хорошие??".
— Давай пойдем уже:
— Да-да, сейчас пойдем, — но не отрывается, продолжая лежать головой на моей груди. Ей не хочется никуда идти. Я её понимаю. НО НАДО.
Мучаюсь, прежде чем спросить:
— Прости: ты конечно говорила, да я: Как тебя зовут?
— Валя: Валентина.
"ОЕБЕНЕТЬ!!!"
Натягивает на себя трусики, застегивает пуговицы: или чего-там у нее: У меня полная аппатия. Безразличие. Как я ненавижу это состояние — КТО БЫ ЗНАЛ!
На улице, остановившись прикурить, бросаю взгляд на ее лицо и впервые смотрю трезво. Мамочка моя: Лучше бы я этого не делал. "Такая грудь! Такое приятное тело: и голос тоже: а лицо —:!!!". Мне некуда себя деть. Я готов провалиться под землю. Я готов бежать и бежать от нее, ломая ноги. Я хочу зарыться, скрыться, совсем пропасть — чтоб меня не было рядом. НО НЕЛЬЗЯ. Это её убьет. Это испортит всё, что было.
"Бля, Сява! Ну, вот чё ты такой, а?? Тебе, что, больше всех надо, да?? Ну какое тебе дело до ее переживаний?! Мудак: Чё ты такой урод???".
НЕ МОГУ.
— Я завтра уезжаю. А ты когда?
— Послезавтра.
— Можно я тебя попрошу о чем-то?
"О, господи! Что она придумала?".
— Проводи меня на вокзал: Пожалуйста: Сможешь?
— Я провожу тебя.
Прижимается к моему плечу. Кажется, она плачет.
— Ты в каком номере живешь?
Называю.
— Я за час до поезда приду за тобой: предупрежу: хорошо?
— Приходи.
— Поезд вечером, в:
— Я знаю, он тут один, — перебиваю её.
— Что-то не так? — заглядывает мне в глаза.
— Всё так: всё так:
Мы расстаемся на втором этаже, ее комната дальше и по другую сторону коридора. Не оглядываясь, она уходит.
На следующее утро, когда я, Валерка и Рома идем в столовую, сталкиваемся с ней лицом к лицу.
"Поджидала специально, что ли?".
— Здравствуйте!
— Здрасьте! — автоматом отвечают ребята.
— Привет! — говорю я, стараясь убрать нотки раздражения: "ОНА НИ В ЧЕМ НЕ ВИНОВАТА!".
— Это ты С НЕЙ вчера свинтил с танцев? — спрашивает Ромка, когда мы садимся за свой столик.
Киваю.
— Ну-у, стари-и-ик: ты точно был под сильной мухой! — издевается Рома.
Крыть нечем. Даже отшутиться не хочется. Стараюсь всё забыть.
"Ёбт! — всплывает в голове. — Я же обещал проводить ее до поезда!", — и моя душа выходит из зыбкого равновесия окончательно.
Возвращаемся после завтрака к себе в номер. Пару минут прикидываю, каким образом сказать? Потом жду подходящую паузу и выдаю:
— Мужики, такое дело: я обещал женщине, что провожу ее на паровоз: это: вы уж того: придет — скажите, что меня нет.
Молчание.
"Понимающее или осуждающее? А чё ты так сильно распереживался?? Или неохота выглядеть ублюдком?.".
— Она придет около восьми:
— А спросит, где ты? Что отвечать? — улыбается Роман.
— Соври чё-нить.
Виталька не проронил ни слова.
Днем шлялись по городу, покупали местное вино — негоже было вернуться с пустыми руками. Вино здешнее было неплохое. Названия, к сожалению, не запомнил. Потом сидели у себя в номере, играли в карты, пили вино, разговаривали.
Я прозевал контрольный срок, а ребятам помнить о нем не было никакой нужды. Когда раздался стук в дверь, я понял, что это ОНА. Бежать было поздно.
"Сейчас мне нужно идти провожать ее на вокзал: говорить какие-то слова, слушать какие-то признания: обещать написать или позвонить: НЕ ХО-ЧУ-У-У-У-У!!!".
Вит чуть ошалело смотрит на меня: что делать? Ныряю в кровать, с головой под одеяло. Натягиваю на себя, будто спасаюсь под свинцовой простыней от ядерного взрыва. Слышу, как открывается дверь…
— Здравствуйте: а Сява:?
— Извините, — тихо говорит Виталь, сознательно понижая голос, — он спит… Мы тут выпили немного. Его развезло.
Я почти вижу, как он деликатен с дамой, он всегда такой.
— Понимаете:, - уже ее голос, — он обещал проводить меня:
"Да! Да! Да! Обещал!! Скотина я такая: обещал: ".
— Знаете, — снова голос Виталия, — я всё понимаю, но будить его не буду.
"Да, Вит: ты помогаешь другу: но тебе противно: ты прав, мне бы тоже было противно: какая б женщина ни стояла у двери".
Пауза. Секунды две-три, но для меня они — целая вечность.
— Тогда: тогда передайте ему: когда он ПРОСНЕТСЯ, — выделила слово, специально выделила, — что я: что я очень благодарна ему: за всё.
Наверное, хотела сказать что-то еще, но сдержалась. ОНА ХОТЕЛА СКАЗАТЬ ЭТИ СЛОВА МНЕ, а не передавать их через посторонних людей. А я — козёл!!! Лежу с натянутым на голову одеялом и сгораю от стыда. НЕ ЗА ТОТ СВОЙ ПЬЯНЫЙ ВЫБОР, А ПОТОМУ, ЧТО Я СЕЙЧАС ТАКАЯ СВОЛОЧЬ. За свое малодушие…
Шорох. Стук закрывшейся двери.
Спрятавшийся под одеялом. От нее, от ребят, от себя. Но разве спрячешься от себя?. "Какая ж ты скотина, Сява!!! Какая ж ты скотина: ". И так — сотню раз в тот день. И тясячу раз позже.
Только в поезде обнаружил, что не оставил в двери ключ от турбазовского домика, как меня просил сторож — положил в карман куртки, он там и остался. "Твою мать! И деда подвел! Обещал же не забыть!".
… "Курортный роман", говоришь?.
ГЛАВА 17 — "НАДЯ"
Если бы меня попросили вспомнить самую необычную историю (в рамках этой книги), на первое место я бы поставил эту. Впрочем, экстравагантный у нее только конец. Необычный, оригинальный.
Сдвоенная сила тяги к женскому полу занесла нас со Стеблем в одну общагу. В тот момент мы находились в командировке в дальнем районе области, нам предстояло монтировать художественное оформление большого универмага. На подобные объекты обычно выезжает бригада из нескольких человек, но в тот раз мы решили обойтись вдвоем, взяли в подмогу лишь одного столяра (Стебель вообще был жаден до денег — по его понятиям, делить "монтажные" бабки лучше на троих, а не на большее число. Мне же было все равно, и я согласился на бригаду из трех рож). Рабочий день в командировке длится с 8 утра до закрытия торговой точки. Пахоты много и необходимо укладываться в сроки. Почти всегда сроки сдачи объекта авральные, так что ковыряться в носу и сидеть нога-за-ногу некогда. Если филонить и тянуть волынку, рискуешь оказаться у разбитого корыта: работа не доделана, а выделенные командировочные кончились. Попав однажды в такую, малоприятную ситуацию, в дальнейшем стараешься не наступать на грабли дважды.
Работали мы быстро и качественно, практически не халтуря. Среди нашего брата считалось западло лепить откровенную халтуру — такие мужики не пользовались уважением у коллег и долго у нас не задерживались. Внутрипрофессиональная этика позволяла расслабиться во время работы, можно было даже загулять на пару дней, но:! Если пробухал — будь добр наверстать упущенное! И без потери качества! А то, что у тебя голова трещит по утрам и тебе хреново, так тебя никто силком не тянул — это ты всё сам.
Хорошая нравственная позиция, мне нравилось.
Отбарабанили мы на универмаге три-четыре дня, стали прикидывать: на сколько еще работы? Вышло, что пашем ударными темпами, с опережением графика. Сие означало, что можем устроить тайм-аут. Иными словами — сократить рабочий день и вечером отдохнуть, как душа возжелает. Наши со Стеблем души желали женского тепла. Требовалось найти "материал". Но "материал" нашел нас сам.
Начало истории выглядело следующим образом: часов в пять вечера, буквально перед тем, как мы стали собирать инструменты и готовиться свалить на заслуженный отдых, нас позвали к телефону.
— А кого спрашивают? — задаю вопрос подошедшей к нам продавщице.
— Сказали, любого из художников.
Мы в дальней командировке, звонить на объект мог только тот, кто знает номер телефона магазина (но даже мы его не знаем). Вывод: звонок из общего отдела комбината (меж собой все художники называли его "конторой"). Начальство могло поинтересоваться, как идут у нас дела? Другого варианта не наклевывалось — НЕКОМУ было больше звонить. Родные и близкие представляли наше местоположение очень приблизительно.
К телефону пошел Степа, то бишь — Стебель. Возвращается через пару минут.
— Ираида, что ли теребит? — имею ввиду нашего старшего мастера.
На Степкиной роже гуляет лукавая улыбка:
— Не поверишь! — отводит меня в сторону, переходя на шопот. — В гости нас зовут.
— Кто??
— Бабы.
— Какие бабы?! (Дебильный вопрос, ей-Богу!).
— Местные, — и лыбится. Ну, чистый котяра в предвкушении лакомства сметаной.
— Нифигасебе!! — у меня тоже теплеет где-то внизу живота. — А кто они?
— Не сказали ничё. Говорят, приходите через 15 минут к: это: к ихнему стадиону.
— Разве у них тут есть стадион?
— Да не знаю я! Ща разведаем — где и что! Давай ноги в руки, они сказали, что ждать не будут, если опоздаем.
— Скоко баб-то?
— Да не знаю я!! — Степа уже злится.
Во дела-а-а!
По-быстренькому покидали в сумки инструмент, скинули рабочую одежду, умылись, переоделись — и на выход. Наш столяр, видя эту картину, кричит:
— Э! Вы куда?!
— Отдыхай, Палыч! На сегодня — шабаш! — и знак ему в виде перекрещенных на груди рук.
Выскочили из универмага, кидаемся к первому встречному:
— Слышь, братан! Где тут у вас стадион?
— Во-о-он там, — показывает рукой.
— Скоко до него?
— Ну: минут двадцать идти.
После звонка уже прошло минут пятнадцать, плюс эти названные двадцать. Какой хрен "идти"? Тут нестись надо!!! Рванули мы. Спринтерски рванули! Бежим. Умудряемся по ходу уточнять у прохожих правильность маршрута. Кадры, умора!
Показалось подобие футбольного поля и полуразвалившиеся деревянные трибуны. Жалкое подобие стадиона — десять длинных скамеек. Узреваем три фигурки, сидящие на верхотуре. Переходим с голопа на неспешный шаг: негоже мужикам лететь со свистом в ушах на чей-то манок. А ведь летели:
Подваливаем, издали изучая приманку. Бабы так себе, средней паршивости. "А чё ты хотел? Глухомань! Каких красавиц ты ожидал увидеть?". Но разочарования не показываем, наоборот — подходим с улыбками.
— Здрасте!
— Ой! Вы никак запыхавшись? — смеются, падлюки. — А мы смотрим: кто ж так пыль на дороге поднимает, бежамши? Кони, что ль? — уже хохочут неприкрыто.
"Блин, и правда, переборщили мы со рвением".
— Вот, водички попейте: устали, небось? — протягивают бутылку газировки.
Мне начинает не нравиться вся эта потеха. "Мы, чё, клоуны им?!".
Рассматриваю девок пристальнее: коли совсем чмушницы — развернусь и уйду. Одна, вроде, ничего так: более-менее. Две других — настоящие чувырлы: одеты безвкусно, рожи жлобские, зато косметики — в палец толщиной.
"Ладно, останусь пока, там поглядим — что к чему".
— Вы откуда нас знаете, девушки? — Степа включает первую передачу. Догадываюсь — решил: дареному коню: эээ: дареной кобыле в рожу не смотрят. На безрыбье и раком хорошо!
— А мы вас совсем не знаем, — отвечает самая бойкая (по стечению обстоятельств — самая симпатичная. Если можно применить к ней такой термин. — Вот, решили познакомиться, — все время смеется. — Увидели вас в универмаге. Симпатичные мальчики, ха-ха! Да еще из:! (называет мой город). У нас такие гости редкость!
Глаза блестят у стервы, головой крутит в сторону подружек, ища поддержки — "Чё молчите? Я одна должна за вас отдуваться?!".
— Вот, решили позвонить вам, познакомиться.
— Поплотнее? — улыбаюсь я.
— Ага!
— Сами-то местные? Али как? — автоматически подстраиваюсь под тутошний диалект.
— Вера отсюда, а мы с Дашей приезжие, учимся здесь.
— Вера: Даша: а вас как величать, мадемуазель?
— Надя! — как ей самой кажется, кокетливо строит глазки.
"Если и клеить кого-то, то только Надю. Эти две — полное фуфло!". Зная, что у Степы глаз тоже наметан, действую на опережение:
— Надюш! Чёй-то личико мне твое знакомо.
"Боже, какую херню я несу? Где твой экспромт, Сява? Где оригинальность и полет фантазии?".
— Я вас не помню: если бы где встречались, я бы узнала: такого, — снова смеется. Она постоянно хихикает. — Я и в: (мой город) была-то пару раз всего.
— А откуда ты? — незаметно перехожу на "ты".
Называет какой-то городишко из области, даже не в курсе — где это?
— Знаешь, — выдерживаю паузу, — это я зря сболтнул, не подумав. Конечно, нигде мы с тобой не встречались. Обычно я знакомлюсь оригинальным способом, не стандартно. Так проще обратить на себя внимание.
— А вам надо обращать на себя внимание? — вопрос почти без иронии, даже с налетом удивления. — По-моему, вы и так:, - впервые за время разговора не хохочет, прикусив губу, улыбаясь лишь уголками рта. Зато начинают ржать ее подруги.
Замечаю, что смеемся все пятеро. Спало напряжение первых минут, теперь все зависело от нас со Степой.
Неспешный трёп: мы расспрашиваем их, они чем-то интересуются у нас. Атмосфера теплеет. Хотя, куда уж теплее — на улице жарища, лето в разгаре. Да и юг области, к тому же. Постепенно базар подходит к главной теме: чем займемся?
— Такая программа, девчата! — берет на себя роль главного распорядителя Стебель. — Щас идем на речку! Погода соответствующая, да и нам ополоснуться не лишне после работы. Посидим на бережку комфортно. По пути заскочим в магазырь (местное обозначение сельпо), купим попить-поесть. А там сообразим, как продолжить? Принимается?
Правильная программа. Не хапок и не хамский налет, с затаскиванием сразу в койку. Если САМИ позвали, точно не откажутся.
— Я не могу, — говорит Вера. — Мне по делам надо.
"Ага! Это она местная. Побаивается. Миссия проводника выполнена, к тому же — она третья лишняя. Всё логично. Сделала свое дело — и отвалила".
— Жаль, — Стёпина интонация мало похожа на сожаление.
— Ну, бывайте! Я пошла, — Вера поднимает задницу со скамейки, идиотски машет нам ручкой.
"Платочка беленького в руке не хватает… А ведь как ей хотелось остаться! Уверен, что хотелось!".
Уходит, осторожно перешагивая через разбитые скамейки, ставя ногу на свободное от камней и мусора место. Идет излишне грациозно, вычурно. Неестесственно. Сразу видно — это НЕ ЕЁ походка. Словно копирует движения модели по подиуму. Получается охрененно скверно. От этого цирка становится не по себе. Настроение падает.
Впрочем, надо быстро выкинуть из башки и ваще забыть, что была такая. "Иди, Вера, иди. Подруги тебе благодарны. Учитесь вместе, так что, еще будет у них возможность вернуть тебе должок. Када-нить".
По намеченному плану: закупка, речка, по соточке, плескания, анекдоты, еще по соточке, смех, обжимания, еще накатили. Часов в девять вечера двигаемся в сторону общаги, где живут наши новые знакомые. Сява-Надя, Степа-Даша. Такие вот образовавшиеся пары. Давно перешли на "ты". Нет напряга, но основные трудности могут замаячить в любой момент. Вернее — в решающий. Видно, что по мере приближения к пункту назначения, девчонки начинают нервничать. Подумал: может волнуются, как пройдем через вахту? Но проникновение происходит беспрепятственно — никого из стражей порядка на месте нет.
Комнатуха малипусьная — потому только две кровати. Спешно прячут в шкафчик белье с веревок, натянутых прямо посередине комнаты. Мы со Степой достаем остатки выпивки и провизии, расставляем на столе. В помещении есть только одна табуретка, но она стоит у двери и на ней водружен железный бочок с водой. Впрочем, мест для стульев вокруг стола нет, поэтому садимся к столу, чуть придвинув к нему койки. Садимся попарно.
"Так даже лучше! А девки — ничего! Миленькие! Надя — так вообще хорошенькая! Хохотушка: Или это алкоголь повысил оценку? А-а, плевать!".
Девчонки, конечно, не девственницы, но ситуация все равно стрессовая. Ну да, подвернулись городские парни, почему бы и нет? А вот насчет потрахаться на стоящих рядом кроватях — это пока для них крутовато. Дюже смело. Не готовы еще на такие подвиги. Что ж, тогда не форсируем события, ща чё-нить придумаем компромиссное — чтоб получилось естесственно и непринужденно. Срабатывает накопленный опыт — "понимание и соответствие сложившейся ситуации, которая сама по себе индивидуальна и практически не повторяется". Стебля рихтовать не надо, он тоже ученый. Ждем-с:
— Курить в комнате строго запрещено — начальство нам голову оторвет!
Ясно. Выходим со Степой в коридор — в его конце есть дверь, ведущая на пожарную лестницу и небольшую площадку. У них тут общая курилка. Стоим, дымим. Заодно решаем: как не сильно напрячь девчонок? То бишь, кому остаться в комнате, а кому сходить прошвырнуться. Кидаем жребий:
— "Орёл" — уходишь ты, "решка" — остаюсь я.
— Стёп! Я не настолько пьян, чтобы купиться на твою заготовку! — лыблюсь, одновременно оценивая его прикол.
— Гы!! Лана: "орёл" — ухожу я, "решка" — уходишь ты.
Кидает монету вверх. Мы забываем, что пол под ногами — металлические прутья. Стеблю не удается поймать монетку в ладони, и она, соскользнув, падает с высоты третьего этажа.
— Вниз, что ли, идти?
— Да ты охренел!
Кидаем второй раз. Теперь Степа ловит аккуратнее. Раскрывает ладони — "орел".
"Моя пруха!" — улыбаюсь, довольный результатом.
Корчит мину, но делать нечего — так судьба распорядилась.
Эх, как же много в жизни моментов, когда какая-нибудь мелочь меняет судьбу человека коренным образом! НАДеюсь, Надя, что не в этот раз! Извини, но ты — всего лишь эпизод, никаких, далеко идущих планов, в отношении тебя у меня нет. Пардон-с!
Возвращаемся в комнату с видом заговорщиков. Судя по лицам девчат, они тоже прикидывали дальнейшие расклады. Выпиваем по маленькой. Степа, обнимая свою пассию за талию, говорит:
— А не пойти ли нам, Дашусь, подышать, а? Перед сном?
— Ты, чё? Ночевать у нас собрался? — гогочет Даша.
— Ночевать-не ночевать, но прилечь не против! С тобой, конечно! — и мы лыбимся в четыре рта.
— Ох, опасный ты, Степа!
— Ни в коем случае! Я открыт! Особенно для женских ласок!
Га-га-га!
Встают:
— Ну, бывайте! Не шалите тут слишком шумно! Мы — скоро!
— Не надо скоро! — парирую я.
— А скоко вам надо? — Даша навеселе изрядно. Её так и тянет услышать (или испытать?) нечто запредельно-острое. Будоражущее. Но чтоб при этом: эээ… романтично, не грубо, элегантно.
— Мы вас сами позовем! — Надюха на моей стороне.
— Так может, нам не уходить далеко? У двери постоим, а?
— Ха-ха-ха!
— В случае чего — поможем! Не?
— Идите уж!
— Ладно, не скучайте. Покеда!
Ушли.
Надька вела себя правильно до определенной точки…
Мы прилегли. Целовались. Моя рука облазила все ее закоулки. Задышала прерывисто. Я стащил с нее платье. Она сама расстегнула лиф. Я снял с нее трусики, сбросил с себя рубашку, джинсы и трусы. Мои губы теребили ее соски, а пальцы — вход в пещерку. Я ощущал, как ее губы набухают и становятся влажными. Надя изгибалась навстречу моим ласкам, чуть привставая на ногах. Её рот впился в мой и не отпускал. Я знал: она чувствует, как "Василий" уперся железным штырем в ее бедро, но касаться его своими пальчиками боялась. Тогда я сам взял ее руку и положил на него. Вздрогнула. Задышала громче.
— Сейчас он попробует тебя изнутри, — шепчу ей в ухо.
Надино дыхание выдает синусоиду. Теребит "Василия" она не слишком умело, но мне сейчас не нужна помощь, я готов на все сто. Ложусь на нее сверху, слегка раздвигая коленями ее ноги. Не сильно, но настойчиво. Она поддается моим движениям. Член ткнулся во вход пещеры, предвкушая сладостное проникновение. Я знаю, что для него ничего нет прекрасней этих мгновений, этого предвкушения! Он звереет, созерцая женские прелести! Он готов уйти в плоть по самый корень! Он — настоящий зверюга! Мне до Него далеко.
Но тут Надюха выдает фортель, выставив вперед руки и преграждая мои действия.
— Что случилось, Надь?
— Не надо.
— Почему, котик?
— Нет: нет: не надо.
— Да ты что? Всё будет хорошо! Чего ты боишься? Думаешь, я сделаю тебе больно? Ты чё, дурешка?
— Не надо! Не хочу, — и Надя стала выскальзывать из-под меня, двигая попой.
Я — не толстый, я — стройный, но 70 с лишним кило во мне есть: прижал девку всем весом, вдавливая в кровать. Она пыталась высвободиться, извиваясь всем телом, но я впечатывал ее в постель еще сильнее, всячески мешая ее стремлению обрести свободу.
"От кого? От меня?! Еще чего! Вот уж дудки!!".
Левой рукой схватил ее правую и закинул поверх головы. Приподнялся, пальцами правой развел ее губы, открывая "Васе" оперативный простор. Ему этого только и надо: он проник в пещеру подобно опытному спелеологу — крадучись, не спеша, но упорно продвигаясь вперед.
Картинка (представьте нас со стороны!) презабавная: я качаюсь на Наде, стараясь прижать ее к постели, она же всячески выкручивается, изворачивается, твердя одну и ту же фразу: "Не надо: не надо: не надо". Я ее имею, имея с ее стороны яростное сопротивление.
"Вот дурочка-то!".
Впрочем, ее сопротивление не носит характер "Пошел к черту!" — она КАК БЫ противилась и делала достаточно резкие движения, но противоборство скорее напоминало игру, нежели отчаянные попытки сбросить с себя мужчину. Который, кстати, УЖЕ вошел в нее. Признаюсь честно: нетипичная для меня ситуация. "Вася" запросто мог отреагировать падением интереса. Но Надькина полу-игра завела меня неимоверно! По сути, получился обратный эффект! От этого наигранного сопротивления, невзаправдашнего отказа, от девушки, крутящейся подо мной и пытающейся ненастойчиво выскользнуть из моего плена, я ощутил неведомую доселе сладость! Жутко медовый прилив! Хотелось взорвать эту непокорную (?) самочку взрывом спермы! Под завязку залить! Проткнуть ее насквозь и выплеснуть Капли Жизни куда-нибудь глубоко-глубоко.
Надя, буквально по сантиметру, сползала к краю узкой койки. Я не мог намертво пригвоздить ее к постели, потому что не лежал на ней плотно — я двигался внутри нее, привставая и снова прижимаясь к ее телу. И чувствовал, что приплываю!!! Что вот щас: вот щас:
Надька сделал какое-то невероятное усилие, изогнулась змеей и достигла самого края кровати — практически мы находились большей частью сплетенного организма вне плоскости койки. Ее правая нога нащупала пол, но твердой опоры не получила — лишь коснулась его кончиками пальцев. Подсознанием я понимал, что через пару секунд мы натурально грохнемся. Чтобы кончить, мне нужно было выиграть всего несколько мгновений, всего несколько:
"Блиннн… Надька-а-а-а!: Надька-а-а-а-а-а-а!! А-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!!".
Вы когда-нить кончали в полете?. Нет?? Попробуйте! Непередаваемые ощущения!!! Нечто!!! Хотя… ведь специально ТАКОЕ не подстроишь — это должно произойти не по сценарию, а самопроизвольно. Только тогда есть смысл, только тогда появляется изюминка.
Само собой, мы грохнулись об пол. Она — левым боком, я — правым. Упав, боли не почувствовал — я продолжал изрыгать семя — уже не в женщину, уже на нее, на себя, на пол:
Кончил в падении! В секундной невесомости!! Между небом и землей!!! В воздухе!!!
Ребята и девочки! Это — Мечта! Не загаданная, не задуманная, но осуществившаяся. По стечению обстоятельств. Сама по себе. Естественным образом. Как подарок.
Надя-Надя! Ни с кем позже не испытывал ничего подобного! И близко даже! Знаешь ли ты, деревенская дуреха, какое подарила наслаждение? Мужское, эгоистичное "Дай!" получило удовольствие в Самом Полном Объеме! Выше крыши! Выше Неба! Выше не бывает. Наверное, не бывает:
ГЛАВА 18 — "ЖЕНЯ"
В мае состоялся очередной "московский завоз" — в комбинат приехали три девчонки. Что такое "московский завоз"? Это означает, что из московского художественного училища, готовящего дизайнеров, направляют учащихся на летнюю стажировку в действующие комбинаты. Между училищем и нашим комбинатом заключен договор, поэтому каждый год нам присылали от 2 до 5 человек. Как ни странно, почти всегда это были молоденькие барышни (помню лишь один случай, когда в составе "делегации" приехал парень). Так вот:
Первое впечатление — девки приехали неказистые. Но жизнь учит: нельзя судить о человеке по первому взгляду. Все мы — хреновые ученики в Школе Жизни. Женька была, пожалуй, самой душевной девушкой, из числа тех, кого засылала к нам Москва.
Родом из А., небольшого росточка. Красавицей назвать нельзя, зато открытая и искренняя. По мне, так эти качества перевесят любой шикарный прикид и смазливую мордашку. Двух других ее сокурсниц не помню абсолютно. То есть, всплывают в памяти лица, слова, поступки — но все это воспроизводится, будто через плексиглас — мутно, неясно и: не интересно.
Ввиду того, что прибывший "материал" был из категории "не ахти", выбрал для "окучивания" ту, что была краше остальных — Женьку. И не прогадал. Да — провинциалка (а сам-то, что, столичный?), да — не эффектная, но в процессе общения и притирки обнаружил, что девчонка непосредственная и не играет ни в какие роли, кроме самой себя. Это понравилось. И я спрятал в дальний угол набор профессиональных отмычек. Негласно, но синхронно, мы перешли с ней на более высокий уровень отношений, минуя флирт — стали относиться друг к другу почти без фальши. Такое редко случается на ранней стадии, у нас получилось. Она ко мне — с доверием, я к ней — с опекой. Не с отцовской, конечно. У меня были на нее ИНЫЕ планы. Не платонические. Само собой, не стал форсировать телесное сближение, подумал: пусть сама сделает первый шаг, что называется — созреет.
Практикантки всегда приезжали примерно на полтора месяца. Когда прошла половина срока, я с удивлением (!) отметил, что с Женькой до сих пор не переспал. Не лукавлю, именно такая всплыла мысль: "Во! Три недели у нас, а я ее еще не:!". Неожиданная мысль. Как откровение. О чем это говорило? О том, что с Жекой (основное ее имя в моем лексиконе) во мне не горело желания побыстрее затащить ее в постель (в кусты, на рабочий стол, в лес: куда еще ведут женщин?). Даже спустя, отпущенного моими правилами, время. Не потому, что отсутствовал интерес, а оттого, что не хотелось превращать наши отношения в ничего не обязывающий трах-перепих. Прошло три недели, а я не знал ее тела. Странно и: замечательно!
Или я играл в Супер-Терпеливого Джентльмена?" Оттягиваешь? — говорило мне моё второе "я", самцовое. — Хочешь потом компенсировать потерянное время остротой эмоций?". "Совсем нет, — отвечал я оппоненту. — Просто не ставлю во главу угла задачу непременно переспать с ней".
Наполовину лукавил. Нарочитая пауза, отложенный старт предполагал новизну, а значит — более мощные эмоции. Тянул, не форсировал. Отдал инициативу ради того, чтобы всё выглядело по-другому, не банально. Для обоих, причем.
Какая Женька была на самом деле, я не знаю. Я не успел понять ее до кон: Хотел написать "до конца", потом понял, что термин неточный. У меня было мало времени, чтобы понять ее. Спокойная, уравновешенная, не игривая — всё так. Открытая, но не настолько, чтобы позволить человеку со стороны залезть в свою душу: "Как много вокруг лишь прикидывающихся хорошими! Что мужикам надо от баб? То-то! Получат — и отваливают. Тем более, нет у меня перспектив — приехала на месяц, и уехала. Ни у него, ни у меня нет далеко идущих планов, так чё заморачиваться?". Считаю, примерно так думала Жека. Сильно ли я ошибался? Наврядли.
Если дочитаете эту главу (не пытаясь сразу заглянуть в конец), то убедитесь, что моя оценка ситуации оказалась не совсем верной.
Излишняя самоуверенность, издержки тридцатилетнего возраста: уже не мальчик и, кажется, всё знакомо. На самом деле нахватался верхушек, не постигнув глубины. Опыт — дело наживное. Чем его больше — тем лучше. Слишком много опыта не бывает. Плохо одно: то, что ХОРОШИЙ опыт приходит к человеку на исходе жизненного пути. Жаль, что так устроено. Самое время пользоваться накопленным "капиталом", а времени на пользование — самая малость. Противоречие. Ну, так оно везде присутствует, пока живешь! Вот помрешь, все противоречия и исчезнут — растворятся в голубых небесах или в кипящей смоле. Какой-нибудь из двух вариантов. Альтернативы нетути.
Пока Жека была в моем городе, я ее так и не тронул. Провожая на перроне, многократно задавал себе вопрос: "Ну, и чё ты добился в результате своего эксперимента? Вася-Вася!".
За десять минут до отправления поезда она вдруг прильнула ко мне и, ничуть не стесняясь стоящих рядом людей, взяла с меня слово, что я НЕПРЕМЕННО приеду к ней в Москву. Ей предстояло учиться еще полгода. Она вместе с двумя подругами снимала комнату в частном доме пригорода Москвы — туда и позвала меня.
Я пообещал, что приеду. Через месяц слово сдержал.
Мы со Специалистом (кликуха моего напарника по комбинату в то время) закончили выездную работу раньше срока, образовалось два-три свободных дня. Фактически, мы числились в командировке. Поэтому, вернувшись в город, я сказал Спецу:
— Ты домой потопал?
— Ну.
— Не светись в комбинате, я хочу мотнуться в Москву на пару дней.
— Угу.
Отвез инструменты и рабочую одежду в свою мастерскую и рванул на вокзал. Билет до столицы и обратно — двадцатник, оставалось рублей пятнадцать: бутылка вина, бутылка водки, жрачка. Шиковать было не с чем, поехал бедным родственником: "А чё? Я буду там всего один день, хватит!".
Городок Р. в Подмосковье — место базирования будущих дизайнеров и дизайнерш. Рассадник не столько умения и искусства, сколько скопление молодых тел, жаждущих любви.
Прибыв в столицу, купил вина, водки, какой-то снеди (чтобы не искать магазин в незнакомом городишке). Денег осталось совсем мало — на пару пирожков. Сел в электричку, покатил в Р. Искал адрес недолго. Встретили меня "по-братски": подружки Женьки зыркали хитросщуренными глазками, в которых читалось неподдельная зависть: "Кто она такая, чтоб к ней ездили за столько километров?!". Женька же просто светилась.
Сели за стол, выпили, закусили. Через полтора часа девки засобирались: типа, по срочным делам. Ясный пень. Но я тормознул их деликатную уловку:
— Мы с Жекой пойдем погуляем. Оставайтесь.
Не знаю почему, но мне не хотелось ложиться в девчачью койку. Вот такой бзик случился. И потащил я Жеку на природу.
Ушли мы недалеко. Да там, где они жили, особенно и негде было уединиться — вокруг частный сектор. Может и была лесополоса, но в прямой видимости взглядом не просматривалась. Чуть прошлись. Сканируя местность, обнаружил полянку, с трех сторон окруженную кустарником. По сути, открытое место, явно не схорон. Почти как на ладони.
Прилегли в траву. Жека прильнула всем телом: понимала, что у нас дефицит времени и не стала ломаться. Впрочем, она этого никогда и не делала. По крайней мере — со мной. А там — бог знает…
Стащил с нее джинсики, трусики она сняла сама. Мохнато-рыжий пучок волос на лобке. По-девчачьи выпуклый и зазывный. Губки розовые, не заезженные мужскими пальцами и членами.
"Конечно, я у нее не первый: да мне ее неприкосновенность и не нужна — больше мороки".
Слились. Застонала. Движения не заученные, по наитию.
"Хорошо! Не люблю слишком ученых в этом деле. Лучше вот такая, чем шлюха, отведавшая всякого-разного".
Жека податливая и открытая. Не буду врать: сказать, что Женя, как женщина, оказалась дюже приятная, этого нет. Приятная в том, что СВЕЖАЯ, незатасканная.
Кончил я раньше МОЕГО среднестатистического срока. Когда вытащил "Ваську" за секунду до извержения и залил крупными каплями ее плоский животик, она мило улыбнулась. Мягко, естесственно. Сказала:
— Можно было в меня.
После одного случая, я никогда не кончаю в женщин по умолчанию. Даже перестал спрашивать заранее — не то, чтобы неудобно говорить о подобном во время процесса, а так: Неловко перебивать страстный порыв словами из сермяжного реала, возвращая женщину с небес на землю. Когда раньше слышал фразу "можно было в меня", поначалу огорчался упущенной сладости, потом перестал. Организм приспособился получать удовлетворение и при таком финале. Причем, собственный ритм руки, задаваемый при оргазме — наиболее оптимальный вариант окончания. Можно словить и дополнительные плюсовые нюансики. Человек — вообще, чрезвычайно приспособляемое животное. Многие даже не представляют — насколько!
Женькиного оргазма я не ощутил. Не было такового. Видимо, не дошла еще в своем девичьем секс-опыте до умения выключать сознанку, полностью погружаясь в мир Сладко-Прекрасного. Ей было просто приятно. Вернее, будет сказано так: ей было приятно доставить удовольствие МНЕ. Этакая благодарность за мой приезд, за подскочивший среди подруг рейтинг. Честно говоря, я не заморачивался на сей счет — ну так, так так.
Отчетливо помню наступившее безразличие. Жутко неудобное состояние души, мать ее! В эти моменты мне всегда становится неуютно, дискомфортно, совестливо. Прячу глаза, говорю о пустяках, а внутри — пустота. Ненавижу это состояние после секса! Будто слил, а теперь мне всё пофигу. Зараза!
Жека же, наоборот, не отлипала от меня, заглядывала в глаза, о чем-то болтала. Не трендела без умолку, как многие, а ГОВОРИЛА со мной. Но это был монолог, на диалог меня не тянуло. Никак. Вообще хотелось уехать, как можно быстрее. Этот городишко, эта поляна, этот кустарник с трех сторон, это слишком голубое небо — ВСЁ вдруг потеряло свои краски, запахи и привлекательность. Лишь моя тактичность не позволяла немедленно встать, забрать сумку из Женькиной хаты и свалить отсюда к чертовой матери! Натурально стало стыдно. Кто-нибудь знает надежное средство против этого состояния?.
До поезда времени было навалом, но я засобирался.
— Так ведь еще рано! — в Женькиных глазах проступила обида и предверие слёз.
— Поедем, поедем. Лучше по Москве погуляем.
Молча кивнула головой.
Неожиданно провожать меня собрались всем кагалом — подружки Жеки изъявили желание ехать вместе с нами.
"Вот, черт!". Но не отпихивать же! Поехали вчетвером.
В электричке зашел разговор о том, чем они занимаются на досуге. Девки (Женя молчала) наперебой стали расхваливать какую-то разнеможную дискотеку, на которую они ездят расслабляться: "Ой, там так улётно!! Такой музон!! Ва-а-а-аще отпад!!!". Постепенно стали сманивать меня:
— А слабо пойти с нами туда?
— Конечно: как-нибудь съездим, оторвемся…
— Не-е! А сейчас слабо?!!
Смеюсь:
— Да вы что? У меня ж паровоз!
— Да ну его на фиг! Уедешь завтра!
Честно признаюсь, что у меня нет денег — только билет и мелочь в кармане:
— Какая дискотека? Даже угостить вас коктейлем не на что. Не, девчонки, не серьезно это, я — пас.
— А давай сдадим твой билет?
— Ха! А завтра на какие шиши уеду? — понимаю, что треп их чисто понтовый, щас все попытки утянуть меня провалятся с треском.
— Завтра мы найдем денег!
Удивленно поворачиваю голову на Жеку — это она произнесла, не подружки.
— Шутите? — это я девкам.
— Нет! Нет! Точно!! — кивают головами. Женька тоже. И смотрит мне в глаза. Боясь улыбнуться. Словно страшась спугнуть замаячившую надежду.
Бляха-муха! Сработало во мне что-то. Ощутил я, как от Женьки пошла волна. И захлестнула меня. ИСКРЕННЯЯ волна: "Не уезжай! Только не сегодня! Побудь со мной еще!! Останься!!!".
Моя сущность получила возможность компенсировать возникшее после секса безразличие, получила шанс показать себя не только с плохой стороны. Я еще отнекивался, переводил слова в шутку, но Моя Сущность уже приняла решение. За меня, по сути.
На вокзале сказал девчонкам, что пойду проверить расписание (чего его проверять, оно годами не меняется!), а сам подошел к кассе и сдал билет. Вместо картонного прямоугольничка в кармане захрустел "червонец". Великие бабки по тем временам. О-хо-хо!
Возвращаюсь к моей "толпе": девки грустные, губки надули. Им хотелось от мужчины чё-нить экстраординарного, неожиданного, захватывающего, романтически-безрассудного, а он: Я не подвел их ожидания — показываю красную купюру с Ильичем:
— Хватит на четыре билета в дискотню?
Как же они завизжали!!! В три глотки! Глаза — блюдца, рты — до ушей, лезут меня обцеловать. За эту счастливую радость в их сердцах не то что "червонца" — сотни не жалко! Но нет у меня сотни, только красный Ленин в единственном экземпляре.
Имел бы я чутье провидца — ни за что бы не стал сдавать билет. Неправильно поступил, сбило меня с понталыку желание оправдать девичью жажду романтики. Типа — "как это прекрасно, когда поклонник лезет по водосточной трубе к любимой на балкон!". Во-во! Лезть и пришлось. В обратном направлении.
На чем ехали — не помню, и где находится та "знаменитая" дискотека — тоже. Но точно не в центре Москвы, где-то на окраине. Ничего сверхвыдающегося я там, конечно, не увидел — обычный танцпол. И музон — как везде. Почему они считали это заведение "очень классным", не понятно?
Танцевали. Совместными усилиями наскребли на два коктейля, пили по кругу. Девки старались отрываться по-полной, мне же вся эта дребедень надоела уже через час.
Потом Женькиных подружек пригласили за свой стол двое хачиков, те согласились с условием: "Нас тут четверо".
— Ха! Эт даже лючше! Зови усех!
То, что четверо — ВМЕСТЕ СО МНОЙ, этого они не предполагали. В первое мгновение рожи у них приуныли, но быстро смекнули, что я с Женей, остальные две барышни свободны — и заказали шикарную выпивку.
"На халяву и уксус сладкий!". Ладно, пое-е-ехали-и-и!
Болтовня. Кир. Сигареты. Полускрытый флирт. Девки гогочут, хачики лыбятся, потирая под столом потные руки: "У-у-у, сегодня будет сладкая ночь!".
Хачики оказались разной национальности — один армянин, второй: тоже с Кавказа. Как я понял, приехали в Москву сдавать сессию в каком-то вузе. Типа — заочники. Да и по разговору за столом было заметно, что парни не с рынка (с этими я бы не остался, хоть чем бы приваживали). Вели себя достаточно корректно, никакого хамства. От выпитого и накуренного головушка моя поехала. Стал ловить себя на мысли, что торчу. В такие моменты теряется контроль и Центр Безопасности (ЦБ) дает сбои. Мы за столом разоткровенничались: выплыла тема, что я иногородний, что сдал билет, что надо возвращаться в Р., а в время позднее. Тогда хачики пригласили к себе в общагу. Переночевать. Девки мои, ясный пень, отказались — куда только делась их приветливость, игра глазками и жеманные позы. Молодцы, бабы! Видать, научены горьким опытом.
— Спасибо за угощение, нам пора!
А мне чё-то стало в лом переться опять на электричку, пилить до Р., а завтра в обратном порядке. Неожиданно для себя, я согласился:
— Найдете, где нам с Женей переночевать?
— Канешно, дарагой! У нас там нэсколько комнат свабодных! Нэ всэ студэнты приэхали!
И я с Жекой поперся в ихнюю общагу.
Какого хрена??? Это я себя СЕЙЧАС спрашиваю, а тогда другая мотивация давлела.
В комнате, где жили наши "друзья с Кавказа" стояло четыре кровати, но соседи отсутствовали. Хачики достали из заначки бутылку польской водки (точно помню!). Опять базар за жизнь, про то, про сё. Женька почти молчала. Чувствовала что-то нехорошее?. А я, мудила, расслабился: пацаны, хоть и хачики, но не жлобы, разговор спокойный. О-хо-хо: "Восток — дело тонкое, Петруха!".
Глянул мельком на часы: "Ё-моё! Час ночи!".
— Мужики! Вы обещали нам комнату сделать.
— Щас устроим! Нэ волнуйся, — и один из них вышел. Минут через пять возвращается:
— Пойдем, посмотришь — устроит такая?
Пошел с ним. Без задней мысли. Комната малюсенькая — две кровати и тумбочка. Но нам с Жекой хоромы и не нужны.
— Ты оставайся, я Жене покажу, где ты.
Чё-то шевельнулось в душе. Нехорошее предчувствие. Видимо, ЦБ не совсем выключился, родной.
— Не! Я сам за ней схожу!
— Да оставайся! Ща она придет! — тон совсем иной, с нотками приказа.
"Суки!!! Вы же суки все!! Я же знал! Как же я мог довериться?!".
Отталкиваю его в сторону, выхожу в коридор, возвращаюсь к двери наших "радушных" хозяев. Дверь закрыта. За дверью слышна возня и вскрики.
Кому знакомо состояние, когда трезвеешь за пару секунд?. Вот и у меня так произошло. Для человека, очутившегося в такой ситуации — чем больше шума, тем лучше. Те, кто собирается провернуть свои темные делишки по-тихому, шум и гам — большая помеха. Ну и начал я: не просто ору, еще и колочу в дверь:
— Открывай, сучара!!!
Сначала стучу кулаками, потом ногой. Мой провожатый схватил меня сзади, пытаясь остановить, но я двинул ему локтем в живот и услышал, как он охнул. Больше удерживать меня он не пытался. Они, суки, рассчитывали, что я прилягу в отведенной для нас комнатухе и усну. А они в это время Женю: того. Сорвался ихний план — не настолько я пьян оказался.
Уже молочу в дверь со всей силы, что есть:
— Бля! Падла! Урою щас!!!
Из соседней комнаты в коридор выглядывает заспанный жилец-студент:
— Чё тут происходит?! — стоит, хлопая глазами, непонимающе.
Наконец, распахивается нужная мне дверь. Мимо армянина проскальзывает Женя и бросается ко мне. Испугана, лицо в слезах. Из одежды ничего не порвано — ну, и слава богу!
— Ах ты, су-у-ука!! — впериваюсь взглядом в армяшку. — Какой гостеприимный оказался, бля! Ну падла!!
Стоит спокойный, типа: делов-то: из-за чего шум?
— Был у меня дружбан в Германии, армянин: как и ты, сука: Классный мужик был! Сказать ему щас, что его соотечественник мог ТАК поступить — убил бы тебя! Без моей помощи!
Адреналин в моей крови зашкаливает. Готов порвать урода!
— Слюшай: извэни, што так полушилось: успокойся: всё харашо: Итыте, отдыхайте: комната до утра ваша: нихто нэ будэт мешат:
— Пошел ты на hуй, козёл! Дерьмо ёbаное! Ты не армянин, ты — пидор!!
Морщится.
Хватаю Женю за руку — и к выходу. Дверь на лестничную площадку закрыта.
— Почему заперто? — рычу в сторону второго хачика.
— У нас в час ночи запирают, — вижу, что испуган, боится огласки и последствий.
— Как выйти? — ору на него.
— Не знаю:
— Ключи у кого?!
Жмет плечами, чучело.
— Запасной выход есть?. Пожарная лестница?.
— Всё закрыто.
Башка работает в режиме дефицита времени, я физически чувствую, что надо выбираться отсюда, как можно быстрее. Это место не просто противно, оно опасно! DANGER!!!
— Неси простыни, будем спускаться!
Сначала не понял, потом говорит:
— Так мы ж: на третьем этаже:
— По hую!!!!!
Прижавшаяся ко мне Женька трясется всем телом, только сейчас чую, какой у нее колотун. Наверное, и меня трясло, только я этого не замечал. А когда нашел хоть какой-то выход, меня отпустило, перестало лихорадить. Вот и заметил Женькино состояние.
Связываю четыре простыни двойным узлом. Армяньчик скрылся за дверью и больше не показывался. Хачик "номер 2" рядом, но помогать не собирается. Проверяю нашу лестницу на прочность, прикидываю длину.
— Тащи еще, не хватит!
— Больше нету:
"Пидарасы!".
Привязываю конец к батарее отопления, открываю окно, спускаю "веревку" вниз.
— Сява, — голос Жеки, — я боюсь!
— Заткнись!
— Она оборвется!
— Не оборвется!!
Хачик, участливо:
— Давай ты первым: проверишь заодно.
— Ни hуя!!! Жека, лезь!!
Непонимающе, обалдело смотрит на меня: "Как же так? Она может оборваться, а ты меня первой посылаешь?! Ты что??!!".
"Вот дура, бля!".
— Если я полезу первым, ты С НИМИ останешься! Тогда уж ничем помочь не смогу!
Дошло.
Переставляет ногу через подоконник. Вижу, как трясутся ее руки.
— Тут не высоко: только кажется, что далеко: всё получится, — пробую успокоить хоть чем-то.
Опустив голову вниз, начинает спускаться, держась за простыни и упираясь ногами в стену.
— Держись крепко: как бы не было больно! И не торопись!
В нижних окнах света нет, так что мне не видно, насколько она близко к земле. Через минуту (а будто час прошел!) слышу снизу ее панический голос:
— Простынь кончилась!
— Прыгай! — командую я.
"Четыре простыни по два метра, это восемь: но на узлы ушло: сколько ж реально-то есть? Бля, сколько до земли от конца?? А вдруг там метра три?? Она ж разобьется: Не, здание новое, потолки не высокие: должно быть мало".
И тут слышу стук. Или "ох!".
— Как ты?! — кричу в темноту.
— На земле я, — вроде как смеется. Или показалось?. — Тут и правда не очень высоко.
Теперь лезу я. Мелькает в голове: а вдруг этот урод щас отвяжет конец? Не-е, не успеет. Простынь натянута, трудно узел развязать. Да и не дам ему столько времени, я быстро: быстро: Щас Женечка, щас!
Закончился последний отрезок "веревки", но мои ноги висят в пустоте. "Ерунда! Тут всего полметра!" — говорю себе и отпускаю руки. Время до соприкосновения с поверхностью длится дольше, чем я предполагал. Стукаюсь о землю, чуть подворачивая ногу. "Больно, бля!".
Ушли мы, ушли! Фу-у-у:
Ночная Москва. Она и днем мне чужой мегаполис, а уж ночью: Незнакомый район. Куда идти-то ваще?? Пятиэтажка с двумя светящимися окнами — то ли бессоница у кого, то ли бухают люди. Но они дома, а мы? А кто мы? Два чудика, два чужеродных организма в теле монстра. Холодного и чуждого. И опасного, причем.
Город спит. Тыкаюсь в первый попавшийся подъезд. По ноздрям шибает резкий запах мочи. "Ну, уж нет! Только не здесь!". В следующем подъезде вроде почище. Забираемся под лестницу, ведущую из подвала на первый этаж. Тесный закуток. Закуточек. Какой-то полуразвалившийся деревянный ящик. Сажаю на него Жеку, сам опускаюсь на пол.
— Я хочу с тобой.
— Сиди. Тут грязно.
— Я ХОЧУ К ТЕБЕ!
Слезает с ящика, устраивается рядом. Жмемся друг к дружке. Наступает оцепенение. Голова пустая. Полный ноль. Глаза видят только отблески уличного фонаря, пробивающиеся через узкое оконце входной двери. Но я их закрываю, чтобы не видеть ничего. Эмоции выхолощены. Напрочь. Я устал. Я жутко устал.
Но сна не было — постоянно крутилось в голове: "Как же я так лоханулся, урод?! Э-эх! Вот сиди теперь неизвестно где, в каком-то сраном подъезде… Мало ли кто может щас заявится? Менты, к примеру… "А чё эт вы тут? А ну-ка, проедем в отделение". В лучшем случае так. В худшем:, нет, не буду думать про худший вариант. Устал. Устал!".
Жека тоже не смогла уснуть. Так мы промаялись до рассвета. Практически не разговаривали. Мысленно я корил себя за беспечность, за сданный билет, за выпивку на халяву, за поездку в общагу, за: Короче — ЗА ВСЁ происшедшее, начиная со вчерашнего вечера. О чем сожалела она, не знаю. Конечно, перепугалась. Но бывает и хуже. Всё могло кончится гораздо хуже. Обвиняла ли меня в случившемся? Может и обвиняла. С другой стороны, не настояли бы они на сдаче билета, ничего бы этого не было — я бы щас мирно спал в вагоне, а она — на своей койке. Вот вам, девоньки те самые приключения, о которых вы грезите. Хе! Нестандартно, оригинально и захватывающе, бля: Это ж так интересно и романтично, правда???
В половине шестого утра Женя позвонила по телефону-автомату какой-то знакомой, проживающей непосредственно в Москве. Та, естессно, оhуела: "Утро даже не наступило! Ты в своем уме??".
Встретились у метро, знакомая привезла денег: Жеке — на электричку, мне — на поезд домой. Я к этой бабе даже не подходил — больше вопросов, ни к чему это.
Провожая меня на перроне, Женя сказала удивительную фразу. Её слова остались в моей памяти на всю жизнь. Если учесть, в КАКОЙ МОМЕНТ и после КАКИХ СОБЫТИЙ они были сказаны, эти слова кажутся еще более удивительными! Просто ПОРАЗИТЕЛЬНЫМИ:
— Я скоро заканчиваю учебу и возвращаюсь в А… я тебе не говорила, но у меня там парень: если он меня ждет: если не завел другую и захочет снова встречаться, наверное, я выйду за него замуж: но если по-другому: я: я хочу приехать к тебе в В… нет, ты не так понял: не насовсем: я хочу, чтобы у меня был ребенок от тебя.
Она не приехала.
Счастья тебе, Жека! Женечка!
ГЛАВА 19–20 — "КАТЯ+ТОМА"
В очередной "московский завоз" снова прислали девок! Везло нашим мужикам в этом смысле! Любит Бог художников средней полосы России: —) Но если он так к нам благоволил с поставками "свежатинки", соответственно, в чем-то ином жизнь должна была компенсировать эти плюсы. Вот, по истечении стольких лет, пытаюсь разобраться: ГДЕ и ЧЕМ была взята дань за те прелести, которые сулило знакомство с юными дизайнершами? Трудно сказать однозначно, вероятность ошибиться слишком велика — это ж только догадки, настоящей правды никогда не узнать.
Со старшим мастером Ираидой, ответственной за прикрепление девок к художникам, у меня сложились неплохие отношения. Ее любимчиком не был — имел дюже свободомыслящее поведение, но она меня ценила. Думаю, что я ассоциировался у нее с этаким симпатягой (в добавку к профи). Потертые джинсики, черная рубашечка, темные очёчки, патлы до плеч, улыбается — словно тянет бабу в омут. "Да, чересчур любвеобилен: да, не сильно знает меру в употреблении спиртного: но в целом — очень даже ничего! По сравнению со среднестатистической толпой художников — почти образец", — тешу себя мыслью, что приблизительно так оценивала Ираида автора этих строк. "А чё? Горячему парню полагаются горячительные напитки и женщины погорячее!".
Признаюсь: в описываемый период я и правда злоупотреблял бухаловым. Не запойно, конечно, но выпивал крепенько. Среда способствовала. Художники — они ж: ну, сами понимаете. Наша мастерская — на выселках, начальство далеко. Чего ж не расслабиться, если работа сделана? Или пока не сделана, но сделается. Впрочем, у некоторых коллег, упрямо не выходивших из состояния вечного похмелья, так и оставалась не сделанной. Но это песня другого композитора, не моя.
В тот заезд, о котором идет рассказ, в комбинат приехали только две барышни. С чем был связан столь скудный паёк — не в курсе, но то, что девчонок всего двое, а желающих много — породило в комбинате взрывоопасную ситуацию. Начались закулисные игры. Нет, не так. Игрища! Художники стали подкатывать к "маме" и так, и сяк, пытаясь склонить ее выбор в собственную сторону. Мне, в ту пору еще работавшим в паре со Стеблем, могло и не подфартить. Сыграло на руку обстоятельство, что накануне нам дали в работу большой объект, ограничив при этом сроками исполнения. Конечно, мы бы справились и вдвоем (реального проку от девок в профессиональном плане — на грош). Но мы шустро прочухали, что это наш шанс и вовремя выложили свою козырную карту: "Не успеем: нужны помощники: т. е. помощницы: давайте практиканток: заодно — поучаться реальному делу!". Сработало! Так мы обошли всех конкурентов.
Бля! Остальная толпа была готова порвать нас на портянки! А мы праздновали победу: "Вот вам! Выкусите! Облизнитесь!".
Девок мы заценили еще до маминого решения, а когда их отдали в наше услужение (абсолютно точный термин!), я сказал Стеблю в безаппеляционной форме:
— Беру тёмненькую!
Он, как водится, скривил рожу, но перечить не стал — блондинка, конечно, смотрелась похуже. Наметанный глаз прожженного ловеласа определял ценность "товара" практически безошибочно. Степа отдал мне черненькую без боя, но не потому, что мой авторитет В ЭТОМ АСПЕКТЕ был выше его — Стебель еще тот был жучара! Думаю, он осознанно оставил за собой право решающего голоса для ситуации, когда на кону будет стоять нечто большее, чем делёж молодняка. Я ж говорю — жучара!
Черненькую звали Катя, фамилия у нее была хищная (подстать моей). Судьба свела двух плотоядных, явно не вегетарианцев. Девушка оказалась с характером. Ну и хорошо — не люблю мямлей, ни рыб-ни мясо. Хотя, упертые с дурью — тоже не по мне. Несмотря на юный возраст, Катька умудрялась умещаться в золотой серединке — оставаясь собой, не вызывала во мне раздражения. До сих пор вспоминаю о ней с: уважением. Да, не слиток золота, но и не дешевая бижутерия. Сегодня заглянешь в душу нынешних мамзелей — понтов до hуя, а суть гнилая. Одно на уме — желание выскочить замуж за толстый кошелек. Будто в этих сраных бумажках вся жизненная ценность. Идиотки!
Так вот, заполучили мы Катьку и Томку в свою бригаду. Приходят они утром в общую мастерскую и спрашивают:
— Кто тут:? (и называют мою и фамилию Степы). И звучит их вопрос неприкрыто нагло. Типа — "Иде тут какие-то чмыри, к которым нас, таких разнеможных во всех отношениях девушек, прикрепили для прохождения практики?". Ну, мы им расфуфыренные хвосты обрубили моментально. Может, несколько резковато получилось, чем следовало, но поставили на место жестко. Если с первых минут дать голощелкам волю, потом проблем не оберешься. И всучили им самую фуфлыжную работу. Чтоб остепенились. И никаких заигрываний.
Девки притихли, спеси поубавилось.
Ближе к вечеру мы чуть отпустили гайки и пригласили практиканток на легкий кир. Само собой, барышни заблестели очами, почуяв потепление со стороны строгих наставников. Ха, наставники! Нам в ту пору было чуть больше тридцатника — парни в соку, лови на лету! Бухать иль трахать всю ночь — с одинаковой разницей! Платиновый фонд нации!! (Сам смеюсь, прочитав написанное!). Щас вспоминаю себя тогдашнего, и возникает зависть: к самому себе. Не, не про то, о чем вы подумали, а про "бухать всю ночь". Теперь так уже не могу. А мог квасить полночи, периодически убегая умыться (или проблевать — когда совсем хреново). Пошатовало, но сохранял полутрезвость ума и мог добраться до дома в любом состоянии. На "автопилоте", но дойти. А сейчас дай мне стакан водяры, так не факт, что останусь живой. Года, мать их!
Когда Катька с Томкой прочухали, что баловаться и вести себя с нами, как с ровесниками, нельзя, они практически стали НОРМАЛЬНЫМИ девчонками: в меру неглупыми, почти всё понимающими и не наглыми. Торкнуло и дошло, что систему самозащиты можно выключить. Сразу стало легче всем. Не проще, а легче — как в рабочих моментах, так и в чисто человеческом общении.
Через пару дней, для более полного раскрепощения и понимания между народами, мы пригласили девчонок в мою личную мастерскую. К тому времени (кажется уже года три) у меня появился личный жилой фонд — половина частного дома: две комнатухи и чулан. В чулане складировалась пустая стеклянная тара, одну комнату, насколько это было возможно, я обустроил с комфортом, другая оставалась практически пустой — одинокая панцирная кровать (запасной аэродром для желанных гостей). У входной двери, прислонившись к стене, стояла ножка от стола — на случай визита гостей незванных (такое тоже случалось). Этот "кильдим" (как я его называл) я купил у одного загулявшего художника за литр водки — он был ему нужен, пока лепил большой левый заказ. Когда работа оказалась выполнена, надобность в отдельном помещении отпала — тут я и нарисовался со своим предложением. Мужик ушел в глухой загул, так что литр водяры показался ему неплохой ценой за его хибару. Продал еще и потому, чтобы не платить домоуправлению за помещение и нагоревший свет.
Выгреб я из хибары весь хлам, вымыл, почистил. Номера "люкс" не получилось, но хата приобрела некий уют, в который можно было помещать женский контингент, не боясь вызвать чувство брезгливости. Не хоромы, но у большинства коллег и такого не предвиделось.
Создать интимную обстановку можно где угодно — было бы желание. Хрен с ним, что диван без ножек, зато чистенько — скатерть на столе, занавесочки на окнах. В углу пристроился магнитофон и обогреватель-"козёл" (на случай зимних холодов). Миленько! Главное — СВОЕ отдельное помещение! Квартира, по сути! На 99, 9 % — для траха.
У определенного числа читателей, наверняка, складывается впечатление, что автор — прожженный циник, алкаш и бабник. Верно?. Не угадали. Или это я себя так однобоко описываю, что складывается подобное мнение?.
Циником никогда не был, больше скажу — до некоего возраста я вообще доверял людям больше, чем следовало бы. Алкаш?. Да, выпивал, но в глухие запои не уходил — максимум после двух дней возлияний мне чисто физически требовался тайм-аут, организм не выносил длительных загулов и требовал перерыва. Что касается моей любви к женскому полу, то вообще не считаю сие грехом и отрицательным качеством характера — просто Я ТАК устроен. Темперамент закладывается в генах и не меняется на протяжении всей жизни. Не знали?. И потом — это МОЯ жизнь, я никого не агитирую и не тащу в свою "партию", каждая из моих "боевых подруг" выбирала добровольно: устраивает ее мой стиль жизни, или не устраивает? Будет подстраиваться под меня, или станет искать иные варианты? Всё на добровольной основе.
Я не ищу оправданий, мне не в чем оправдываться. На мой взгляд, почти все совершенные мною поступки не несли печать негатива: я никогда не был жадным, я не завидовал чужим успехам, не обманывал для того, чтобы наживиться. Если подвирал, то по мелочи, по пустякам. Ну, разве что: меня можно обвинить в неверности — тут мне крыть нечем. Будучи женатым, гулял налево (и направо тоже). Моя тогдашняя жена знала, что у меня случаются отдельные "романчики", но молчала и не устраивала скандалов. Даже тогда, когда ей стало известно, что я "завел себе" постоянную любовницу (глава о Тави в эту книгу не вошла). Почему смотрела на мои похождения сквозь пальцы? Наверное, любила меня. Впрочем (слово неуместное!), я тоже ее любил. Вам странно слышать подобные суждения? Любит жену, но гуляет налево?!! Чтобы объяснить (а вам ПОНЯТЬ, как такое возможно) надо писать книгу с другим названием, не "ВМЖ". Кто знает, может, когда-нибудь и напишу.
Катьке и Томке моя мастерская понравилась. Не трудно догадаться, что прежде их тискали по подъездам да кустам, а тут — отдельный дом, мягкий диван, кровать. И аж ДВЕ комнаты!" Классец!" — так и выразили они свое восхищение. Там мы их и взяли со Стеблем в первый раз.
Катя… Девятнадцать лет. Небольшого роста, стройненькая, темненькая, с хорошей попкой. Сиськи — не меньше 2-го размера, может и побольше. Губки чуть припухлые, глаза карие, взгляд настороженный, но к концу практики она заметно оттаяла — стала смотреть на мир не так жестко. Или мне показалось?
В постели почти ничего не умела, но это обстоятельство не служило для меня помехой. Мне бы не понравилось, демонстрируй она какую-нить виртуозность и супер-осведомленность по части траха. С постельным экспромтом дела тоже обстояли на ахти. Но, скажите, откуда у молодой барышни сексуальная раскрепощенность, когда партнеры — прыщавые пэтэушники? Тем — побыстрее б задрать юбку, всунуть: и через 40 секунд приплыл, милый. Нет времени развернуться и поэкспериментировать. Не отпущено природой.
Когда мы привели девок в кильдим во второй раз, нас там застукала Тави…
Мы резвились в моей мастерской весь вечер: музон, вино-водка, веселые песняки и постель. Две постели: я — на диване, Стебель — в соседней комнате, на панцирной кровати. Когда мы с Катькой возвращались в реал и были способны слышать окружающие звуки, до нас доносился скрип панцирной сетки — это Степа охаживал Тому. Хорошо охаживал, долго. Мы тихо улыбались, слыша стонущие скрипы.
Время пролетело незаметно, и Степкин вскрик: "Блин! Полпервого ночи!" вернул меня из розового тумана в серые будни, неприятно резанув сознание: "Надо ехать домой!". Девки скукожились, понимая, что праздник кончился. Но неожиданно Стебель произнес:
— А, может, ну ее на hуй?! Дома скажу, что работал допоздна и решил заночевать в мастерской. Как ты? — и посмотрел на меня.
Дилемма: ехать домой НАДО, но жутко не хотелось оставлять Стебля с девчонками наедине — я знал, что он непременно захочет трахнуть обеих. И ведь получится.
Я остался.
А утром, до начала рабочего дня, в кильдим пришла Тави — заносила какие-то вещи. Это был и ее дом. Наш домик. У нее был свой ключ и она приходила туда не в качестве гостьи. В общем-то, ей даже не пришлось открывать дверь ключом — войдя в ворота, она повернула за угол и столкнулась нос к носу со стоящими у двери Катей и Томой — те курили на свежем воздухе.
Молча пройдя мимо девчонок и зайдя внутрь, Тави застыла в проеме двери, воткнув в меня уничтожающий взгляд. Стебель, увидев Тави, онемел. Я тоже не мог произнести ни слова. А чё тут скажешь?
— Гульванили всю ночь?
Все слова лишни. Всё на виду. Оправдания бессмысленны и лживы.
Тави: Тави — это гораздо больше, чем ВСЕ вместе взятые, кто был у меня до нее. А я ей — под дых. Урод! Моральный урод.
Решив писать книгу, поставил себе цель ничего не скрывать, рассказывая обо всем — и хорошем, и плохом. Рассчитывал, что, перечитывая написанное, мне будет легче понять, какой я на самом деле? Отсканировать один в один, без ретуши и отдать на экспертизу. Скан без лакировки и приукрашивания. Честно. А то, что ВСЯ правда больно бьет по самолюбию — так в жизни не бывает одного малинового варенья, приходится хлебать и дерьмо.
Тави ушла, ни сказав ни словечка. Мы помирились позже… Вернусь к описываемым событиям — глава не про Тави, а про Катю с Томой.
Девчонкам мы понравились. Почему заявляю так уверенно? Трудно ответить одним предложением. Ну, вот такой простой пример: когда нас со Стеблем услали в командировку в дальний район области, Катя и Тома поехали с нами. Хотя, вполне могли остаться в городе. Поехали без уговоров, по собственной инициативе. Чему мы со Степкой, конечно, были рады.
Нас послали именно в тот район, откуда Стебель был родом. Он, вообще, при всяком удобном случае, часто мотался на родину. Не потому, что там осталась жить мать — думаю, что у него там была давняя подружка (200 % — что не одна!), жаждавшая увидеть своего возлюбленного. По договоренности, Ираида всегда отдавала заказ Стеблю, если он поступал из его района.
Мы прибыли в Д. вчетвером. Поход в магазин, в котором предстояло работать, отложили на следующий день. Стебель объявил, что недалеко отсюда живет его тетка. Живет совсем одна, дом небольшой, но на чердаке — просто рай для грехопадения! Девки визжали от предвкушения. И правда, когда мы притопали на место, чердачный альков предстал во всем своем природном великолепии: душистое сено, тонкие лучики закатного солнца, пробивающиеся сквозь щели в крыше, пара незагаженных матрасов. А что еще нужно для четырех молодых и здоровых тел?. Нарезвились мы там вволю.
Вы обратили внимание, что цифровое обозначение главы двойное? Догадались — почему? Мой первый дубль:)
Ближе к ночи, когда девчонки спустились вниз пописать, Стебель предложил махнуться — уж очень ему хотелось Катьку. Поначалу я был категорически против:
— Да ты охренел! Не-е: Да и девки вряд ли согласятся. Не нравится мне твоя затея.
— Я те отвечаю — согласятся! Зуб даю!! Им же охота попробовать! Када еще случай представиться? И проблем с "переходом" никаких — они ж нас знают!
— Ну, и как ты им об этом скажешь? — усмехаюсь я.
— Смотри и учись, салага!
Это он мне, козёл. Кстати, по возрасту он младше меня. Шуточки у него такие. Вечно с подъёбом. За ним водилось подобное. Гнилой был по натуре, Стебель. Гнилой.
Я промолчал, ожидая увидеть его посрамленным.
К моему великому удивлению, девки согласились. Так, поудивлялись-поломались немного ради приличия.
("Какого, на hуй, приличия? Где ты его увидел?! Трахаете молоденьких девчонок, а у самих дома жены с детьми! О чем ты мелешь?!").
Признаюсь, испытал неприятные чувства: не ожидал, что "моя" Катька ляжет под другого без долгих уговоров. Грязно стало как-то на душе. "Неприятно" — не точное определение. Гадко стало.
("Да хорош тебе лицемерничать, урод! Гадко ему, видите ли, стало! В глубине души ты тоже хотел этого. Не сам ли, в недавнем споре доказывал, что в жизни надо попробовать всё? Было?. Ну вот! Строишь из себя порядочного, безгрешного. Заставили его, ха! Тебя никто силком не тянул — мог наотрез отказаться — и баста! Ну, и не пиzди тада!!!").
Я сразу почувствовал, что Томка очень хочет понравиться, как женщина. Всё делала сама, опережая мои желания. Крутилась подо мной, вставала в разные позы, припадала к "Василию" губами, высасывая из него Живую Влагу, заставляя меня чувствовать, накатывающуюся снизу волну сладости, и снова подставляла свою дырочку: "Отымей меня! Бери, сколько хочешь!".
Мы крутились на матрасе, комкая простынь, скатывались с него, падая в сено и снова забирались на белое полотно любви. Она горячо дышала в мое лицо, жадно целуя мои губы, впиваясь в них, словно не могла напиться досыта. Шептала ласковые словечки, говоря о том, как ей со мной классно, какой я замечательный мужчина.
— Лучше Степы? — зачем-то спросил я ("Неужели мне ЭТО так важно?").
Она запнулась на мгновенье, но тут же зашептала с удвоенной страстью:
— Да: да: да!!!
Пауза перед ответом и интонация сказали мне о хитрости. Женской уловке.
Утомила меня Тома.
Все-таки, что-то в ней было не то. Несмотря на все постельные выкрутасы. Не потому, что Катя выглядела симпатичней — на чердаке к тому времени не различались не только черты лица, но и очертания девичьей фигуры. Не сложилось у меня с Томкой сплетение душ. Не легла она на сердце. Легла телом, но ничем больше. Я и так согласился на "обмен" под нажимом и против своей воли.
("Ты опять за своё? Кончай отряхиваться белым платочком — в дерьме по уши! Чиститься надо основательно! В химчистку, бля, топай!!")
Конечно, если бы сказал твердо, что не желаю, никакого обмена не произошло бы. Знать, в глубине тоже точил червячок любопытства: как оно, это самое — махнуться партнершами?
Махнулись. Телу — разнообразие, душе — разочарование. Вот и выбирай, что дороже. ("Ты и выбрал, козёл!").
ПонравиласьТомкина грудь — она была лучше Катькиной. Тома старалась показать себя в постели с самой выгодной стороны. Показала. И что?.
Вот пишу эти строки и сам себя спрашиваю: "Так чего ты искал в женщинах? В тех, с кем хотел разделить постель? Сиськи одни, что ли?. Нет, конечно! А чего тогда?. Приятное тело? Безусловно! Что-то еще?. ДА!" — громко кричу в свое же ухо.
Я искал во всех них не только тело, я хотел найти СВОЮ ЖЕНЩИНУ. Приятную, приветливую, покладистую, не дуру. Умеющую различать нюансы настроения мужчины, искал ту — которая ВИДИТ и СЛЫШИТ не одну лишь себя. Среди всех, кто был у меня, нашел ли хоть одну подобную?. Да нифига! Даже Тави, с которой я постоянно встречался несколько лет — и она не соответствовала всем моим требованиям. Может, мои претензии завышены? Может, я слишком разборчив?. А если и так, то что? Понизить планку? Соглашаться на эрзац? Раз легла под тебя, то рисовать в ее дневнике "пятерочку"?! ЗА ЧТО?!? За раздвинутые ножки?? Это действие не тянет на пять баллов! Даже на "четверку" не тянет. А мне нужно "пять с плюсом"!!!
"А что ТЫ готов был дать ИМ взамен? За их "пять с плюсом"? — продолжаю рассуждать сам с собою. Вот попадись тебе такая, какую искал, способен ли ты был сделать ее по-настоящему счастливой?. ПО-НАСТОЯЩЕМУ, не только в физиологическом плане? Кстати, парень! А так ли уж ты хорош в постели, что по умолчанию заносишь себя в категорию классных ёbырей? Ты уверен, что все твои женщины были довольны сексом с тобой? Ответь честно! Что?. Могли и притворяться? Само собой! Разве это для тебя новость?. Что? Уверен не на сто процентов?. А на сколько? На девяносто? Меньше?. А-а-а, ну вот. Это уже ближе к правде. Что-что? Повтори: Да, ты прав — женщина счастлива не только постелью, ей требуется еще "кое-что".
Ты в курсе про это "еще кое-что"?. Любовь, говоришь? В "яблочко" попал, парень, в "яблочко". Правильно — не о телесной любви-асисяй мы толкуем сейчас, не о постельной любви. О Любви душевной, человеческой. О Любви мужчины к женщине КАК К ЧЕЛОВЕКУ, а не как к самке. Многих ли ты любил такой любовью? Скольким ты хотя бы дал надежду, что таковая возможна между вами?. Сложный вопрос?. Хм! А ты хотел простой? На простые вопросы ответит и дурак, но ты ж не дурак! В жизни вообще мало простых вопросов — она так устроена, что стремится наложить в твой рюкзак побольше трудных. Чтоб не казалась житуха мёдом, чтоб умел думать и принимать в трудные минуты правильные решения. Согласен?.
Выбор женщины — трудное решение. Основополагающее. От него, мужик, зависит весь твой последующий путь: выбрал не ту — и жизнь покатилась коту под хвост. Даже счастливо-мартовскому.
Стоп! Стоп!! Чё ты полез в дебри, расфилософствовался? Не стоит ли жить проще? Тогда не придется морочить себе голову. Впрочем, как и всем женщинам, встречающимся на твоем пути. Или ты из другого теста и не можешь иначе?
ПОДВЕДИ ИТОГ: ТЫ ЗНАЕШЬ — ТОЙ, КОТОРАЯ ТЕБЕ НУЖНА, НЕ СУЩЕСТВУЕТ. Вот тебе честный ответ. Послушай! Противоречия раздирают твое сердце и душу потому, что ты жаждешь иметь рядом такую, которая могла бы и умела БОЛЬШЕ, ЧЕМ ТЫ можешь дать ей сам. Тебе нужен почти что идеал, но до идеала мужчины тебе, как пешком до Марса. Уймись и прекрати роптать. Нефига воздвигать башню, на которую не сможешь взобраться: ибо в процессе постройки ты забыл спроектировать личный скоростной лифт. И грузоподъёмный, кстати — говна-то в тебе набралось немало.
Ночью Катька приползла обратно — растолкала Томку, прижавшуюся ко мне, и отправила ее к "хозяину", к Степке. Устроилась рядом, положила голову на мое плечо, обняла левой рукой — и через минуту засопела. А я так и не смог уснуть — ворочался до самого утра. Мысли бузили: сталкивались, разбегались, соединялись, находя общие точки соприкосновения, и снова вступали в войну. Моё самолюбие получило допинг и летало, паря в ночном небе над чердаком сельского домика ("Всё ж вернулась ко мне!"), но душа продолжала копать яму, зарываясь глубже и глубже.
Я ВЗРОСЛЕЛ. Взрослел после тридцати.
В ту ночь я выкинул прежний дневник с отличными и хорошими оценками (я их сам себе выставлял, фальшивые были отметки!) — и начал писать новое расписание "уроков". Предстоящие к обучению "предметы" были иного плана. Я решил выбросить из головы дурь под названием "Игра в Любовь". Самообман получался… в лучшем случае. В худшем — я обманывал женщин. Если нет искорки — нечего ее имитировать. Согласилась перепихнуться с тобой — ну и хорошо! Нет — так нет. И прекращай строить иллюзии, что из твоих случайных связей выйдет чё-нить стоящее. Случайное — оно и есть случайное. Дурь всё, дурь! В конце концов, не мальчик уже — пора бы смотреть на мир трезвыми глазами. А ты всё играешься, пацан!
Через месяц мы провожали Катю и Тому на вокзале. Девчонки откровенно плакали. Понимали, что больше никогда не увидимся. Но судьба распорядилась по-своему.
Лет пять-шесть спустя, я возвращался из Москвы домой. Проще было лететь самолетом, поэтому поехал в Быково, купил билет и стал ждать своего рейса. До отправки оставалась куча времени. Не зная, чем заняться, сновал по залу ожидания и часто выходил курить к посадочным терминалам, которые располагались на улице. Часы показывали около девяти вечера. Народ сновал туда-сюда, но особого наплыва пассажиров не наблюдалось.
Вдруг, слышу за спиной разговор. Разговаривают на повышенных тонах. Раздраженный женский голос что-то выговаривает своему спутнику. Еще не обернувшись, понимаю: ЭТОТ ГОЛОС Я ЗНАЮ.
"Кто? Ведь точно слышал раньше! Знакомый: очень знакомый".
Через несколько мгновений всплывает: КАТЬКА!
Медленно, не привлекая внимания, поворачиваюсь, как бы направляясь по своим делам. "Она!".
Чуть изменилась, но не сильно. Заматерела. Не девочка — женщина. Но всё та же! Свет, идущий от здания аэропорта, падает на ее лицо, и я вижу ее рассерженное личико. Рядом с ней стоит маленькая девчушка, напротив — мужик. Его я разглядеть не успел, он находился ко мне спиной. Судя по репликам, Катька за что-то ругала мужа.
Само собой я не стал подходить, а она меня даже не заметила. Неспешным шагом я пошел вдоль здания, удаляясь от семейного скандала. Не оборачивался, хотя очень хотелось. Дошел до ограды, постоял и повернул обратно. Не доходя до продолжающей ругаться парочки, остановился и закурил четвертую (за пять минут) сигарету, искоса поглядывая в их сторону.
Минут через десять объявили посадку на рейс в ее город. Катька подхватила дочку и быстро направилась к терминалу, сзади муж нес две большие сумки. Они скрылись в толпе пассажиров.
Мы не должны были столкнуться нос к носу. Ни к чему это было. Так лучше.
"Зачем она повстречалась мне снова? Я же не могу думать, что это знак свыше? Чушь! Просто совпадение, чистое совпадение. Или простых совпадений не бывает и всё предопределено заранее?. Для чего я увидел ее снова? ЗАЧЕМ??? Что я должен был понять?".
Опять слишком сложные вопросы ты задаешь, жизнь.
Была Катя — и нету.
ГЛАВА 21 — "СВЕТА"
После того, как наш рабочий тандем со Стеблем распался, моим партнером по комбинату стал тёзка — его тоже звали Сява. Вполне логично, что коллеги окрестили наш дуэт буквами "СС". В какой-то степени мне нравилась аббревиатура, напрямую связанная с воинскими элитными частями. Хотя, чё тут хорошего, скажете вы?. Хм, видимо, не до конца помер внутри меня немец.
Мой новый партнер не радел за Дойчланд, поэтому предложил чуть скорректировать аббревиатуру — добавить цифру "20", получая в итоге "СС-20" — название стратегической советской ракеты. Хорошая была "штучка", убойная! В общем, с тех пор мы стали именоваться именно так. Даже на упаковке продукции, предназначенной для монтажа, писали не собственные фамилии (как это делали все), а четыре значка — "СС-20".
У Сявы была подруга — Света: хорошая девчонка, симпатичная. Ладная фигурка, стройные ножки, чуть пухлые губы. Главное — не говнистая, с душой была человечек. При всем при этом, девка была без тормозов — могла загулять на несколько дней, плюнуть на всё, поехать к черту на куличики — БЫЛО Б С КЕМ! Ей нравились шумные кампании и мужское внимание (не обратить внимание на такую девчонку — из разряда чего-то невозможного!). Но никто из нас, ее знакомых, не считал Светку потаскушкой — она везде становилась всеобщей любимицей. И так, чтобы взять и запросто трахнуть ее — это мимо кассы. И уж тем более, если в кампании находился ее Сява.
Все знали, что промеж них "лубофф". Конечно, отношения со стороны виделись не такими, какими являлись на самом деле, и нам было не суждено понять: насколько там серьезно или понарошку? Но я неоднократно ловил ее взгляд, когда она общалась с моим тёзкой — девчонка по-настоящему его любила. За свои слова отвечаю.
А он? Ну, что он: Трудно судить. Мне кажется, она ему просто очень нравилась, не более того. Мужику приятно, когда такая эффектная краля летит по первому твоему зову. Думаю, что не сильно покривлю душой, высказывая такое суждение об их отношениях.
Примерно на протяжении двух лет мы были свидетелями их романа. По сути, никакого развития их отношения не претерпевали — всё оставалось в одной поре: Сява встречался со Светой, трахал ее, а она ждала, когда он сделает ей серьезное предложение. У нее теплилась надежда, что когда-нибудь это должно случиться: "Ну, не может быть, чтобы нет! Ведь я так люблю его… и он — меня!".
Не она первопроходец, не она замыкающая — вечная драма мужчины и женщины. Или комедия (кое-кто из мужиков придерживается и такой точки зрения).
Кроме бесконечных совместных посиделок после работы, Светка пару-тройку раз ездила с бригадой художников в командировки. Допустим, нас отправляли на монтаж крупного объекта, работы предстояло много. Чтобы не расставаться на несколько недель, Света ехала с Сявой: помогать — не помогала, но жила, ела и спала с нами. В смысле — спала с Сявой.
В процессе пахоты мы могли попросить ее о какой-нибудь мелочи: принести, подать, отнести: но на серьезную помощь с ее стороны не рассчитывали — человек был далек от нашей профессии.
Не помню, училась она или где-то работала, но график ее загруженности был, на удивление, свободный. Так что, если тёзка бросал клич: "Светик! Завтра мы пилим в командировку! Поедешь с нами?" — она бросала всё и ехала.
Не мудрено, что такие отношения Сяву устраивали "на все сто": днем Светка помогала в нехитрых делах, вечером скрашивала своим обаянием наш командировочный досуг, а ночью: ночью ублажала своего возлюбленного. Чем не житуха? В условиях отрыва от дома — так совсем кайф!
Светку не смущало присутствие "посторонних" (даже, когда мы ехали не втроем, а большой бригадой). Обычно нас селили в гостинице в большом номере — на 5–6 коек, так что ночные стоны, "ахи" и "охи" с их кровати становились всеобщим достоянием. Порою уснуть было очень трудно: поди попробуй, когда под боком ТАКОЕ!
Но эскорт-сопровождение в командировках, все же были редким явлением — чаще Светку можно было увидеть на комбинатовских вечеринках: ближе к вечеру закупалось спиртное и мы весело гудели большой оравой. Иногда на наши посиделки заходило столько народа, что к концу застолья я смотрел на какую-нить барышню и недоуменно жал плечами: "А эт хто?!".
Света выгодно отличалась от прочих "сестёр" — стройностью фигуры и шикарным бюстом! Ерунда, что ростом мала! (не это главное, правда, пацаны?). Однажды она устроила всем нам стриптиз на столе, так после того случая, слюни на Светку потекли у абсолютного большинства. Мы и раньше с завистью поглядывали на Сяву, а уж после: Кстати, насколько мне известно: при всей симпатии к молодой особе, никто из нашей кампании не пытался затащить ее в койку — считалось западло трахнуть девушку друга.
"Всё течёт — всё меняется!".
Хорошая была девчонка: Где она сейчас? Что с ней?
Светик старалась поддерживать теплые отношения со всеми, но, естественно, сердце ее принадлежало Сяве Стояну. Само собой, их совместное проживание не проходило гладко — порою они ругались, иногда — крепко. Мой тёзка слыл человеком довольно покладистым, но и на него мог напасть бзик — тогда он раздавал "ебуки" налево и направо, доставалось и Светке. Как-то у них случился очередной разрыв. После моего вопроса: "Чё-то Светика давно не видно?", Стоян наехал и на меня. Мы с ним ладили, поэтому такая резкая реакция меня удивила. Тогда я сказал себе: "Да ну вас к черту! Разбирайтесь сами! Ваше внутрисемейное!".
В конце лета Сява попал на больничный (у него периодически обострялась болезнь почек и тогда он ложился в больницу или отлеживался дома), я остался на долгое время без партнера и тянул заказы в одиночку. Тяжкое дело — успевать сделать одному то, что рассчитано на двоих. Но как-то выкручивался!
В ту пору мы работали в мастерской, расположенной в частном секторе, недалеко от водохранилища — дом, переоборудованный под нужды художников: каждая комната — отдельный "вагон-салон". Комнаты, как правило, попарно, но не смежные — так удобнее. В один из тех дней мой сосед свинтил в контору улаживать оргвопросы, я пашу один. Лето, двери нараспашку. Слышу скрип деревянных ступенек на лестнице, ведущей к моей "хате". Оборачиваюсь — в преме двери Света.
"Объявилась!".
— Приветик!
— Ко-о-отя! — улыбаюсь в ответ. — Каким тайфуном к нам занесло девочку Элли? А где твой Татошка?
Это у нас с ней игра такая: как-то прикололись на тему "Волшебника Изумрудного города", так и повелось.
— А где мой злой Гудвин? — лыбится. Это она про Сяву.
— Ну: у него проблемы.
— ?
— Дорога из красного кирпича пожелтела: опИсал кто-то.
Хохочет. Но в глазах смеха нет.
— Свет, он на больничном.
— Я поняла.
— Ну, ты ж знаешь:
— Небось, снова нажрался дряни, да? Признавайся!
— Было, — не отнекиваюсь. Действительно, пару дней назад Стоян приволок браги, мы ее вылакали. Напиточек, видимо, оказался не таким качественным, как предполагалось, вот и:
— Что ж мне делать с вами, идиотами?! Когда ж вы напьетесь до отвала, чтоб больше не смотреть на нее?!
— Похоже, ни-ка-да, — пытаюсь отшутиться.
— Так не бывает, всему приходит конец, — садится на табурет, закуривает.
Не лезу, не оправдываюсь — она в курсе нашего житья-бытья, ей не надо рассказывать: что, как и почему?
Неожиданно выпаливает:
— Знаешь: остопиzдело всё! Невмоготу! Надоело!! Не могу больше!
Видел ее взъерошенную, но как сегодня — впервые.
— Что я ему — подстилка?! Захотел — трахнул, не нужна — пошла вон!
Часто затягивается, потом тушит недокуренную сигарету, и тут же зажигает новую. У девки стресс. Даже не от моего сообщения — видимо, НАКОПИЛОСЬ. Там капелька, тут: а в итоге — поток. Несется с гор, сметая всё на пути.
Молчу. Пусть выговорится. Чё-то переставляю на столе с места на место, но работать (ясный пень!) не в силах.
Монолог у нее вышел длинный. Дословно не запомнил, но суть в следующем:
"Годы идут, Сяв: молодость уходит, понимаешь?. я его люблю, а он меня — нет: я для него лишь подружка: хорошо подмахивающая и классно делающая минет: я устала ждать, когда он меня позовет… позовет не для траха, а замуж!. знаешь, сколько было предложений?. море! я давно могла выйти замуж: но, дура — отказывала всем, всё на него надеялась: и что имею в результате?. ни hуя!. чего я жду, спрашивается?! не могу больше, терпелка вышла вся!".
Примерно в таком духе речь.
Ничего неожиданного я не услышал — ситуация довольно банальная. "Пусть выблюет всё наболевшее, выкричится. Потом отойдет, снова прибежит к любимому. Было уже, не раз". Но Света вдруг выдает:
— Уехать хочу. Меня зовут в Москву.
"Оба-на! Вот это что-то новенькое!".
— Я попрощаться пришла.
— Тебе не со мной попрощаться надо бы:
— Я ж не знала, что его нет!
— Съезди к нему домой, наверняка будет рад.
Пауза.
— Не хочу.
Я в замешательстве — такой Светика еще не видел. Решительно настроена девка.
— Раз не оказалось на месте, значит: судьба. А то: обнимет, притянет: и я передумаю. К черту! Так больше нельзя. У меня жизнь проходит, понимаешь?!
"Чего уж тут не понять. Ясно, как божий день".
Курит третью подряд. Взведенная. Предел у бабы.
"Неужто, и правда решилась? Во, Стоян охренеет! Да не-ет, не может быть. Заскок очередной, отойдет! Не верю!".
Сел напротив нее на стол (больше табуреток нет). Курю.
"Ситуёвинка, бля!".
Молчим.
"Уедет, точно уедет!" — доходит до меня. Я растерян. Надо бы сказать какие-то слова, но понимаю, что любые слова сейчас — лажа.
Не поднимая на меня глаз, говорит:
— Мы с тобой знакомы почти два года. Да?. Ты не просто работаешь с Сявой, ты — друг Стояна. Я знаю…, - пауза, — ты всегда смотрел на меня: жадно. Я права?
"О ЧЕМ ОНА? ПРИ ЧЕМ ЗДЕСЬ ЭТО???".
— Ты всегда хотел меня, да?. Сознайся! — уже смотрит в лицо.
"Блин-н-н!", — я натурально в ступоре, не знаю, что ответить и как себя вести.
— Свет, чё-то ты не в ту степь попёрла. Извини, но я здесь при чем? Речь о вас:
— Не перебивай! Я имею право быть сама собою? Хоть разок?!
Она никогда не разговаривала со мной в таком тоне.
— Вы ВСЕ меня хотите, я вижу! Глаза завидущие, руки загребущие, — усмешка, как в кривом зеркале. Злая. Не понарошку.
— А имеет меня токо Стоян! А вы завидуете!
"Ну, завидуем. И что?", — тоже начинаю заводиться я. Не нравится мне, выскочившая из-за угла, тема.
— А мне: может, мне тоже хотелось. Например, с тобой: да Стоян все время рядом. При нём я была все время:
— Ты и сейчас ПРИ НЁМ.
— Фигушки! Вот ему!! — кричит, показывая дулю.
"Ща кто-нить прибежит снизу — такой ор стоит". Встаю, иду закрывать входную дверь. Возвращаюсь из коридора в комнату. Светка встает с табуретки и подходит вплотную.
— Ты всегда меня хотел, правда? Скажи!
Отвожу взгляд. Правду сказать — насрать Стояну, соврать — огорчить себя. Да и её — тоже.
Обхватывает руками за шею, прижимается всем телом. Ее грудь ("Господи! Какие классные сиськи!") упирается в мою. Это — удар ниже пояса. Меня на такое можно купить с полупотрохами.
"Я могу ее взять прямо сейчас: прямо щас: а то уедет — и всё!.. больше не увижу никогда: не, нельзя: Стоян!. что ему скажу?. да ни hуя я ему не скажу — не было ничего! НИЧЕГО НЕ БЫЛО!!!".
Мне стремно. Я не знаю, к какому берегу плыть. Кореш и его девушка. Впрочем, видимо, уже НЕ ЕГО — она уходит. УШЛА! И сама сказала, что хочет.
В башке мельтешня. Сумбур.
— Не думай про него, — угадывает мои мысли Света. — Я уже не его девушка! Я — сама по себе, понимаешь? Я завтра уезжаю, я твердо решила!
БУДТО СНЯЛА ЗАПРЕТ. МОЁ ВНУТРЕННЕ ТАБУ РУХНУЛО.
Я любил ее на своем рабочем столе — посадил на край, а сам стоял меж ее раздвинутых и поднятых ног. Она шептала мне на ухо всякие "грязные" словечки — и меня они раззадоривали еще сильнее:
— Выеbи меня! Выеbи! Ты же так хотел этого! Давай! Засунь мне! Трахни меня! Я — твоя! Ты так этого хотел! Я — твоя сучка! Я все для тебя сделаю! Как ты хочешь?. ВЫЕbИ МЕНЯ-Я-Я!!! ДАВА-А-АЙЙЙ!!!
Она отдавала себя — "Бери и наслаждайся!". Ничего не прося, ничего не требуя. ОТДАВАЛА. Перед тем, как исчезнуть навсегда.
Я кончил быстрее обычного раза в три. Истёк суперски! Залил пол у стола лужами спермы (мне так тогда показалось). Она опустила ноги, но продолжала обнимать меня обеими руками. Я стоял и смотрел. Не на нее — я уставился на свою сперму: "Полстакана: или больше?". Мне было стыдно смотреть на нее. Из-за Стояна, конечно. Парадокс, правда? Желанная девушка доставила мне громадное удовольствие, я так давно хотел ее — а мне стыдно смотреть ей в глаза.
Порою я ненавижу себя.
— Какой у тебя классный шампунь! Так здорово пахнет! — она утыкается носом в мои длинные волосы.
"Это не шампунь, это одеколон. "Спартакус" называется. Всем девкам нравится", — думаю я, но ничего не произношу.
Свету я больше никогда не видел. Она и вправду уехала. Насовсем.
Не соврала.
ГЛАВА 22 — "ИНКОГНИТО"
В этой главе я нарушу хронологию событий и расскажу о том, что происходило чуть ранее.
Сразу предупрежу читателя, что напрочь не помню имя той девушки, поэтому глава — безымянная. Мне даже не хочется ПРИДУМЫВАТЬ ей имя, пусть останется инкогнито. Наверное, в этом прослеживается некая система самозащиты. Одновременно — и постоянное напоминание. Нет, не целью избежать ошибок в будущем, тут другое.
Самое удивительное, что эта безымянная барышня сыграла в моей жизни роль, последствия которой сказались на всех моих последующих отношениях с женщинами. Ладно, читайте — там всё поймете.
Осенний вечер. Еще не пришла пора противных дождей, но лето уже помахало ручкой, призывая не забывать всё хорошее, что принесло с собою. Откланялось и исчезло на девять месяцев, обещав вернуться в новом обличье, но со старыми привычками.
Мы со Стояном закончили работу, прикидывая: какой будет план на остаток дня? Можно было разбежаться по домам, а можно: В принципе, ассортимент не поражал разнообразием:
1) водяра без баб;
2) водяра с бабами (вариант "бабы без водяры" не рассматривался в принципе).
Тёзка сгонял к телефону-автомату и вскоре принес весть: "Нас ждут!". Сие означало, что сегодня у нас вариант "номер 2".
— Кто? — спрашиваю чисто из спортивного интереса.
— Светка и ее подруга.
— Подругу знаю?
— Наверное, нет. Светка даже имени не назвала.
"Свежачок" — автоматически отметил мозг. Причем, без ликования. Словно предостерегал, предчувствуя. В ту пору я еще не глубоко занимался самоанализом, поэтому "звоночек" пропустил мимо ушей. Впрочем, зная итог заранее, не факт, что не захотел бы прокрутить кино по новой.
— А че не у нас? — задаю справедливый вопрос: в мастерской никого, все разошлись, мешать некому.
— Я сам не понял, но сказали, чтобы приходили к: (назвал известный в городе ориентир).
Проехали пару остановок, немного прошли пешком.
— Где конкретно будут ждать?
— Мастерская какая-то: То ли пошив, то ли ремонт чего-то.
Находим здание, дверь заперта. Вижу табличку — "Пошив одежды". Стучим. Впускают.
Столы, швейные машинки, ткань в рулонах, тряпки — лабуда всякая, короче. Рабочий день закончен, помещение пустовало. Кроме двух девчат, нас поджидающих — Светки и "инкогнито". Предположил, что "моя" тут работает.
"Хи-хи, ха-ха: познакомьтесь: ага: ну, какие будут пироги?. а вы принесли чё-нить к пирогам?. а как же!" — стандартный расклад, ни фига оригинального.
Выпили, базарим, поглядываем, прикидываем. Последние два определения актуальны для меня и незнакомки — Сява со Светкой дружат давно.
Через час Стоян завалил Светку прямо на столе: она сняла трусики и они улеглись посреди ряда швейных машинок. Ничтоже сумнящеся. Заодно — знак нам: "Присоединяйтесь!". Тёзка шкворил Светку, будто они были тут одни — у меня всегда с трудом получался подобный пофигизм. Да и получался ли когда-нибудь? Меня, вообще-то, сильно уговаривать на "это дело" не нужно, но от конкретной сегодняшней барышни я был, мягко говоря, не в восторге — какая-то вся понтовая, дерганная, фразы заученные и замыленные. Хочет казаться крутой, но выглядит пустой шалашовкой. Поэтому у нее идут противоречия, терзающие изнутри. Получается дисбаланс. Короче, "материал" очень средней паршивости — если и иметь такую, то придется прессинговать внутреннее "я". Ладно, бывало и похуже.
Подкатываю плотнее: "Мур-мур, ля мур!". Губками — чмок, ручками — туда-сюда. Не пойму: то ли смеется нервно, то ли у нее по жизни вообще всё хреново?
— Ну! Ты чё?
— Да ни чё! Давай, еbи!
"Во, как! Типа — нам без разницы, кто нас дрючит. Падла!".
Посадил ее на стол, развел ноги. Трусики она сдернула профессионально — еле успел заметить мелькнувший белый лоскуток, улетевший на груду обрезков ткани. Стараясь быть аккуратным, вхожу. Дрючу. Девка — изваяние. Ноль эмоций, ноль движений. Еbу, словно резиновую куклу, посаженную на край стола. Мы не любим друг дружку — мы спариваемся.
Я имею женщину (!), а мне противно!
Скажете: а зачем тогда вообще залез?. Даже если б вы спросили прямо тогда, а не сейчас, читая текст, я бы все равно не нашел ответа.
Стоян со Светкой выдают концерт: ахают-охают, чмокаются, смеются и пыхтят. ТАМ всё нормально, у меня же: Я натягиваю девку, для которой секс (очевидно) — такое же будничное занятие, как чистка зубов по утрам: ну, какие там особые эмоции? Но постепенно, все же начинаю чувствовать, что приплываю.
— В тебя можно? — спрашиваю у мисс Ледышки секунд за пять до финала.
— Че-го-о-о?!
Переспрашивать времени не было — кончил под ноги. Эта сука спокойно слезла со стола, подобрала с кучи тряпок свои трузера, натянула на задницу. Я пошел в туалет помыться.
Вода в кране холодная, лить такую на разгоряченного "Василия" — беда, но деваться некуда. Заодно ополаскиваю лицо. Возвращаюсь.
В швейной мастерской стоит хохот. Подумал, что Стоян зарядил свежий анекдот, но ошибся.
— Сяв! — обращается ко мне, видя что я вошел. — Ты прям так и спросил у… (называет имя "инкогнито"), да?
Гогочет. Светка сдерживает улыбку, но больше всех заливается "моя" — просто падает от смеха.
Мне жутко неудобно. Меня раздели догола и привязали к столбу на центральной площади. Народ ходит и ржет. Я горю.
— Ну, ты даё-ё-ёшь! — это снова тёзка.
Я НЕ ПОНИМАЮ, ЧТО БЫЛО СМЕШНОГО В МОЕМ ВОПРОСЕ к этой стерве? ЧТО Я СКАЗАЛ ТАКОГО, что привело кампанию в неудержимый хохот? НАДО БЫЛО ТРАХАТЬ ЕЁ, КАК СВИНЬЮ — не спрашивая и не заботясь ни о чем, кроме собственного удовлетворения??? Слить, дать пинком под зад и крикнуть чё-нить обидное в догонку?!! БЛЯ, Я ТАК НЕ УМЕЮ! Я ТАК НЕ ПРИУЧЕН!!! Вела б она себя хоть чуть-чуть теплее, не сидела-лежала б как выдра — мы бы с ней ДУШЕВНО провели время: на радость обоим. Мало того, что исполняла роль истукана, так еще и насмехается надо мной — рассказала, вот!
"Сука! Ты ж сама давала повод, чтоб к тебе отнеслись, как к дырке с сиськами! Тем не менее, я проявил к тебе УВАЖЕНИЕ. Назовем это заботой. Зачем потешаться? Не приучена к такому отношению со стороны мужчин? Так тем более! Почему смеешься надо мной, выставляя меня дураком и клоуном?!"Мы в говне — пусть и другие не ходят в белых рубашках???". Стерва ты, Последняя из Последних!".
С тех пор больше никому не задаю ЭТОТ вопрос. Отучила меня тогда Сучка-Инкогнито, "посадила на якорь" — внутренне стал бояться повторения ситуации и снова стать посмешищем. Наверняка, не правильный выход, но ничего не поделаешь — психология. Да и демона 13666 снова позвала. Я уж было попрощался с ним…
ГЛАВА 23 — "КАТЕРИНА"
Ракетный комплекс "СС-20" продолжал стеречь небо Родины — меня со Стояном отправили в командировку на замеры магазина в какую-то глухомань. Так как выехали поздно, то в райцентр прибыли почти в десять вечера. Смысла ехать в само село не было никакого, решили заночевать тут, а завтра уж: Пошли к гостинице, но тёзка вспомнил:
— Слу-ушай! У меня ж здесь одна знакомая живет! Мы с ней када-то недурственно покуролесили! На фиг гостиницу — переночуем у нее, сэкономим!
— Да давай! А ты уверен, что нас примут? Может, твоя краля давным-давно замуж вышла, а тут бывший хахаль: да еще с корешем? — смеюсь я.
— Может и вышла. Попытка — не пытка, в случае чего — в гостинице устроимся.
Идем.
На дворе темень, фонари лишь местами. Спотыкаемся и чертыхаемся, естественно. Хата, куда пришли — каких навалом, ничего приметного. В окошке горит свет. Сява постучал. Через полминуты за дверью:
— Кто?
— Верунчик! Это я!
Открывают.
— О! Какими судьбами к нам?
— В командировку приехали. Пустишь на постой? Нас двое.
— Заходите, — быстрый взгляд в мою сторону.
Не пойму: то ли не шибко рада ночному визиту, то ли стесняется проявить истинные эмоции при постороннем.
Вваливаемся. Бросили сумки, скинули верхнюю одежду, разулись. Хозяйка не торопится угощать яствами и медовухой — тихо села к столу. Дежурные фразы: "Как дела? Как жизнь?".
Пока они вспоминают, одним им известные детали, не в наглую осматриваю хозяйку: лет 30–32, чуть полноватая, среднего роста, волосы русые. Не красавица и не уродина — серединка на половинку. Среднерусский стандарт. Судя по разговору — конечно, жлобиха, интеллектом не перегружена. Где работает?. Да масса вариантов! Только не торгашка — этих я за версту чую. Да и хата ее мало напоминает дом работника торговли — бедновато даже по меркам райцентра.
— Верунчик! — слышу голос Стояна. — Мы с дороги, голодные. Ты б накормила нас, а?
— … чем Бог послал, — вставляю я.
— Только выпить у меня нет, — предупреждает хозяйка.
Надо сказать, время то было лихое — водка по талонам, две бутылки на харю! В МЕСЯЦ! Процветало самогоноварение, но если ловили — у людей возникали проблемы. Короче, достать бухалово было не просто. Идя на хату, мы рассчитывали, что у хозяйки имеется заначка. Не угадали.
— Верунь! Тебе ж проще найти, ты ж тут своя, всех знаешь, — завел песню Стоян.
— У меня и денег нет, — по всему видно — неохота ей переться в ночь.
Лезем в командировочные, сбрасываемся:
— Столько хватит?
— А на пожрать?
— У тя ваще ничего?
Мотает головой:
— Вся зарплата ушла на ремонт крыши — протекла. Нет у меня ничего, — стыдливо опускает глаза.
Обмениваемся со Стояном взглядами и добавляем наличности. Дела наши хреновые — потом придется и нам лапу сосать.
Вера ушла.
— Жадная, что ль? — не выдерживаю я.
— Да не. Она ничё баба, жизнь токо тяжелая, — оправдывает хозяйку Стоян.
— А мы, можно подумать, жируем, да?
— Нам проще, она одна. Не забывай, какая у нас зарплата, и какая у нее!
Тут он прав. Немного удивлен: впервые слышу от Сявы жалостливые речи, не замечал за ним раньше, чтобы он убивался по поводу "трудной женской доли". Открытие для меня.
Веры не было долго, мы уже все изхекались: не столько выпить охота, как поесть — три с половиной часа пилили на автобусе, потом искали ее дом, тут час сидим! Время к полуночи, а мы не жрамши.
Наконец, слышится звук открываемой двери — "Ну, слава Богу!". Заходит, сумка в руке. Следом за ней — баба!
— Здрастьте!
"О, как!".
Я думал, мне придется всю ночь слушать чужую возню, а тут такой подарочек! Ну, Верунчик! Ну, даёшь!
В хате сразу стало светлее.
Смотрю на пришедшую: почти "сестра" Веры — примерно тот же возраст, та же стать. С несущественной разницей. Очень даже похожи. Только гостья не русая, а темненькая.
"Не родственница ли?". Позже выяснилось, что нет — работают вместе. Верка пришла к ее матери, торгующей самогоном — Катька дома была, смотрела телик. Тоже незамужняя. Вернее — "разведенка". У них тут через одну — бывшие жены. Вера обрисовала ситуацию, Катька напросилась в гости. А может, Верка Катьку позвала… чтоб не одной.
Всё до боли знакомо: выпили, закусили, налили снова. Базар пустой. Покурили со Стояном на крылечке. Вернулись, налили. Лица у баб зарумянели. Анекдоты похабные идут уже на "ура!". Женские лица становятся красивыми, фигуры — привлекательными, а взгляды — многообещающими.
Тело подвигаем к женщинам ближе, рукам даем волю. Не отталкивают. Тогда еще понахамистее:
Темно. Теплые губы. Запах дешевых духов. Большая грудь под бюстгальтером. Жаркие ляжки. Шелест скидываемой одежды. Тело новое, поэтому заводит. Поцелуи. Ласки. Вхождение. Дырочка влажная: баба-хотелка. Крепко обхватывает руками, заставляя проникать в нее глубже. "Я и сам хочу, дурочка!". Жарко дышит в лицо. Целует, будто расстается. Вся распластанная, живая. Хорошо-о-о! Стонет. От звуков женской плоти завожусь еще больше — и толкаю, толкаю, толкаю: Запищала — тоненько так. И обмякла. Выключилась. А я еще не готов. Мне бы еще ее жару немножко! Но довожу себя до финиша и без ее активной помощи. Наливаю в нее, не спрашивая ("Научила тут одна сука!").
Нас с Катей, как "гостей", положили на хозяйской кровати — честь оказали. Сама хозяйка со Стояном устроились на полу, бросив под себя матрас и пару одеял. Конечно, они тоже елозили будь здоров, но я не обращал внимания — был занят:)
Трахаться на полу — не фонтан: жестко. Но есть один плюс — ничё не скрипит! Терпеть не могу, когда что-то скрипит подо мной во время секса! Мгновенно выпадаю из рабочего состояния. Повелось еще с юности.
Хозяйкина кровать малость поскрипывала, но я поборол эту неприятность. На тот раз получилось.
Трахаться на полу классно, но не спать. Мы лежали и молчали, Стоян с хозяйкой тоже стихли. Тихонько шепчу Кате:
— Давай уступим им кровать.
— Зачем?!
— Им же жестко. Мы тут нежимся, а хозяйка все бока отдавила.
И встаю, не дожидаясь ответа. Катя что-то недовольно бурчит под нос.
— Сяв! — говорю в темноту.
— Чё тебе?
— Идите на кровать.
— К вам?! — гогочет тёзка.
— Не-не-не! — протестует Вера.
Я ржу, как конь:
— Не за этим! Меняемся!
— Бабами?! — юмор у тёзки на должном уровне.
РЖУ!!!
— Не! Местами!
— Вы нам кровать, что ли, уступаете??? — Верин голос не скрывает удивления.
— Ага.
— А почему??? — она натурально поражена: "С какого хрена? В чем подвох??".
— Жалко вас стало! — произносит Катя. Тон издевательский, с неприкрытым подъёbом.
Чую — ей жуть, как не хочется уходить с перины.
Перебазируемся.
К утру я двадцать раз пожалел, что не остался на перине — будто били меня!
"Почему я такой? Ведь глупо!", — вопрос для меня чисто риторический. Я не знаю. И часто злюсь на себя.
Я не черный, я не белый, и уж тем более — не серый. Я не выдуманный литературный образ, я — живой человек. Бываю добрым и злым, могу взорваться от пустяка, и долго терпеть рядом присутствие неприятной личности. Я — и ангел, и бес в одном обличие.
Одна женщина как-то сказала мне:
— Ты обманчивый.
— ???
— Под твоей скромной внешностью скрывается Океан. Стоит мне попасть тебе в руки, происходит невероятное. Я все время пытаюсь понять, КАК ТЫ ЭТО ДЕЛАЕШЬ? Не могу. Я не могу вычленить отдельные детали, потому что всё сливается в сплошной туман из кайфа. Стоит тебе дотронуться до меня и спичка попадает в порох. Мне нравится всё, что ты делаешь. Это приносит мне безумное наслаждение. Ты — мой Океан. Ты красив и в штиле, и в шторме. Но ты — обманчивый…
Я никогда не жил легко и непринужденно — у меня постоянная борьба с самим собой: разум говорит одно, душа зовет к другому, а Ангело-Бес сидит на лезвие бритвы и решает, в какую сторону он сегодня качнется.
ГЛАВА 24 — "ВЕРОНИКА"
За чередой описываемых историй перестал информировать читателя о временной привязке к происходящим событиям. Похоже, следует сказать, что от главы номер 3 до нынешней, прошло семь лет.
Вероника устроилась в комбинат, примерно за пять лет до его распада. Та пора вообще изобиловала хаосом, развалом и прочими катаклизмами, поэтому гибель еще одного предприятия никак не отразилась на ходе мировой истории. Разве что, исключая непосредственных участников тех событий — нам было не все равно: лично я, в общей сложности, отбарабанил в комбинате двенадцать лет. Срок немалый, существенный — просто так, взять и выкинуть из жизни, не получится. Да и зачем выбрасывать? Хорошее было время, весело-молодое!
В общем, приходит в комбинат этакая швабра — худющая, ужас! Всего боится, ничего не умеет. С какого перепугу ее взяли, до сих пор не въезжаю. Наверняка, по звонку сверху.
У нас надо ПАХАТЬ. Причем, соображать не только по художественной части, но и умело обращаться с молотком и пилой — "чистые" дизайнеры комбинату на хер не нужны, художник должен уметь грамотно смонтировать то, чего намалевал. А Веронику взяли! Эта барышня молоток сроду в руках не держала, а если возьмет — уронит: весу в нем больше, чем в ней самой. Шутка:)
Точно по чьей-то протекции приняли, не иначе.
Если кратко, то предисловие таково: ни при каких выпитых дозах ("Нет некрасивых женщин — есть мало водки") у меня не возникало желание трахнуть Верону. Чем угодно могу поклясться! Никаким боком она не влезала в параметры, способные обратить на нее внимание, как на женщину (иносказательно — повернуть член в ее сторону). Что, собственно, и происходило: мы просотрудничали, оставшиеся комбинату пять лет до его благополучной кончины, без каких-либо позывов на интимные отношения — эпизод под номером "24" случился позднее. Гуляли в одной компании, ездили в командировки, но для меня Вероника всегда и везде оставалась объектом вне мужского интереса. Думаю: даже, если б меня сильно приспичило, я б скорее в туалет отбежал, а не полез бы к ней между ног. НЕ В МОЕМ ВКУСЕ БЫЛА ДЕВУШКА. Напрочь!
Не доводилось мне видеть рядом с ней и какого-нибудь парня — создавалось ощущение, что девка в глухом пролёте. Поэтому — с комплексами. По поводу собственной внешности. Кстати, на личико Веронка была ничего, основные проблемы — строение тела: как я упомянул вначале — швабра! Не знаю, может кому-то и нравятся девки-фанеры, но женщина без сисек для меня — не женщина. Я первым делом смотрю ниже подбородка, выше пупка: есть ТАМ чё или нет? А уж потом далее. Так устроен, ничего не попишешь. Дамы, читающие эту главу, и попадающие в категорию "фанерных досок", могут морщится сколько угодно — мне по барабану! Вас никто силком тут не держит — закройте окно и идите на hуй! Токо не на мой.
По сути, "ВМЖ" написаны не для раскрутки и не для наращивания популярности сайта — это МОИ воспоминания, МОИ личные переживания и эмоции. Могу я, оставаясь наедине с самим собою, быть откровенным??? Вот и считайте эти записки именно таковыми! Здесь я ничего не привираю, ничего не приукрашиваю — всё, как было. И есть. Для фантазий (коим требуется выход) завёл другие рубрики, где и оттягиваюсь.
Быть постоянно одной трудно. Когда вокруг кипит жизнь, когда видишь рядом счастливые (псевдо-счастливые) лица женщин, вовлеченных в круговорот трах-тиби-доха и сопутствующих ему мероприятий, тяжело оставаться безучастной и сохранять душевное равновесие — природа берет своё. Хочется тоже быть в центре водоворота. Ну, хотя бы, на краешке. Вероника не попадала ни в центр, ни на обочину — она находилась вне "зоны действия". Если кого-то крутило, вертело и несло по течению, то её эти стасти-мордасти миновали. Само собой, девка переживала, но изменить ничего не могла — не было желающих вынырнуть из потока и схватить ее за руку: "Ай-да со мной!". Она б (стопроцентно!) кинулась не раздумывая. Да нету руки. Даже пальчика из "воды". Даже кончика.
Проблемы Вероники ехали мимо меня незаметно — я совершенно не вникал в ее ситуацию, не собирался этого делать и впредь.
Правда, был один эпизод: Так, ничего особенного (как мне казалось). Но он, видимо, послужил некой отправной точкой для последующих событий.
Сидим вечером компашкой, как обычно — попиваем. Не сильно, больше для запаха. Зашла речь о перспективах. Уже зрели слухи, что скоро комбинату крышка — все, естессно, озабочены. Прикидывают, куда податься и чем зарабатывать на пропитание. Смотрю на Веронку — та совсем скукожилась: в комбинате, при всей ее неумелости, у нее получался стабильный заработок. Если придется уходить — кто и куда ее возьмет? Нема таких сумасшедших!
— Слушай, Верон! — говорю ей вполголоса, чтоб другие не слышали. — Грядут большие перемены. Судя по всему, мы скоро разбежимся, кто куда. Ты, это: начинай подыскивать местечко.
— Думаешь, нас закроют?
— Если и не закроют, сами уйдем. Вспомни, какие "бабки" мы зашибали 2–3 года назад? Кумовья королю, сватья министру!
— Да-а, — кривит рот в улыбке Вероника. Даже не обладая талантами, ей тоже перепадало не хило — можно было жить-не тужить.
— Ты: это, — продолжаю я, — иди в военкомат.
— ???
— Просись на работу за границу. Возьмут или нет — другая песня, но попробовать не лишне. Я там был, поверь: стоит того! Работа не пыльная, а денег: ну, щас таких в Союзе не сделаешь. Рискни.
Молчит.
— Знакомые в этой сфере есть?
— Ой! Кажется, дядька мой:
— Ну вот! Тебе даже проще будет. Падай в ножки, проси.
Я забыл про тот разговор, да Веронка сама напомнила — значительно позднее.
Иду по Столичному проспекту (название такое — я у себя в городе, не в Москве), время — ближе к семи вечера. Слышу: окликают меня сзади. Оборачиваюсь — Вероника.
— Привет!
— Здорово!
— Чё делаешь в нашем районе? — это она меня.
— А ты здесь живешь?
— Вон мой дом, — показывает рукой.
— Да были кое-какие дела. Щас на маршрутку — и до хаты.
— Слушай, мне нужен твой совет.
— Чё?
— Я ж тогда послушала тебя — пошла к дядьке. Что, забыл?. Насчет работы за границей.
— А-а-а: ну, да. Было такое. И чё дядька?
— Вроде, можно уехать в Германию. Ты не сильно занят? Пойдем ко мне, тут недалеко. На улице неудобно разговаривать.
"Да можно, в принципе. Тем более, мне есть, что ей рассказать. Авось, пригодится".
Пришли в квартиру. Двухкомнатная "хрущёвка", обстановка скромная.
— Ты с кем тут живешь?
— С дядей.
— Тем самым?!
— Не-е, тот — по материнской линии.
Начала суетится:
— Ты голодный? Сейчас я тебя чем-нить накормлю.
— Иди ты в баню, Верон! — смеюсь. — Я не хочу.
— Ну, хоть чаю?
— Лучше соточку налей.
— Кажется, есть в холодильнике.
— Во! Неси!
Пить желания не было (правило — "НЕЛЬЗЯ ПИТЬ КАЖДЫЙ ДЕНЬ — СГОРИШЬ!" у меня работало исправно). А тут: сама ситуация способствовала.
Принесла. Плюс закуску на тарелочке. Выпили.
Она стала расспрашивать про Германию: как? что? куда? Я ее инструктирую: на что следует обратить внимание, от чего отказываться сразу, какие вещи брать и как обхитрить таможню (хитрец, тоже мне!). Ну, и всё такое-прочее. Что знал — рассказал. Сжато.
Сообщает, что начала собирать документы.
В процессе разговора мы больше не пили. Но замечаю, что Верона ведет себя странновато. Уточню: не так, какой я привык ее видеть прежде — села на диван, ко мне поближе, в глаза заглядывает (раньше-то — опустит очи в пол и тупо молчит). Взгляд — не как у КОЛЛЕГИ. Я засек перемену.
"Чё-то ты хитришь, подруга".
Спрашиваю напрямик:
— Верон, кажется, ты темнишь. Давай, колись — в чем суть?
Замялась. Румянец на щеках.
— Ну, чё ты, в натуре? Вали начистоту! Я ж вижу — мысли твои от Германии далече.
Молчит, но не отнекивается.
Не врубаюсь, в чем дело. "Что у нее на уме?". Про интим (клянусь!) и полмыслишки не возникло.
— Хочу тебя попросить:, - выдавила из себя, наконец.
"Денег, что ли?".
Снова запнулась. Клин во рту.
— Верон! Не тяни! Или я пошел.
Вот тут она и выдала "на гора" тонну угля. Я чуть с дивана не упал.
— Сделай меня женщиной, — тихо так сказала, еле расслышал.
"Ни hуя себе сюжетец! Лихо!!".
Торчу. В натуре не знаю, как реагировать. Верите ли: никакой радости и воодушевления!" Может, сказать ей культурно, чтоб шла:? Девка-то она неплохая, неохота обижать. Обратилась к старому знакомому, типа — можно ДОВЕРЯТЬ… чтоб не с первым встречным-поперечным. Что ж выходит? Ей примерно 23–24 года, а ее еще никто:? Да уж!".
Раздумья мои непростые. Ничего не придумываю — как было, так и пишу.
"Насмотрелась на мои "подвиги" с бабами — как я их клеил, как девки липли: решила: знать, было за что! Вот и сделала выбор: Ох, Верона-Верона!".
Пауза выходила дюже длинная. Нехорошая пауза, неприличная. С точки зрения НОРМАЛЬНОГО мужика. И уйти нельзя, и остаться — тоже не фонтан. Дилемма, бля.
— Чё тада сидишь? — бодро говорю ей. — Дуй в ванную! Выходи оттуда вся такая: ну, чтоб: пиzдец всему! — матерюсь, не стесняясь — она привыкшая.
Фразу произношу с улыбкой — по-доброму, без ёрничания.
Убежала, словно ветром сдуло.
Пошел курить на кухню. Через стенку слышен шум падающей воды. О чем думал в ту минуту?. О превратностях судьбы, о случайностях и закономерностях. Пытаться понять: где случайность, а где закономерность — бесполезно. В жизни эти понятия переплетаются и часто одно отделить от другого невозможно. В том-то и штука: в жизни может быть ВСЁ, что угодно. Даже то, чего никогда не ожидаешь, и чего (казалось бы) не может произойти ни при каких обстоятельствах. Ничему не стоит удивляться. Хотя, нет! Если перестать удивляться, жить станет пресно и скучно. И тогда помрешь.
"Хочется жить спокойно — надоели всплески, низвергающие в пучину и поднимающие на гребень волны. Не хочу извержений вулканов, которые хороши, когда на них смотришь издалека — вблизи они обжигают и испепеляют. Хочется тихой бухты необитаемого острова, тента от солнца над головой и прекрасного пейзажа перед глазами. Но если жить тихо и незаметно, то это жизнь плесени".
Не трудно догадаться, что Верона была женщиной: никакой. Вышло это создание из ванной, неуверенно прошло в комнату, остановилось, не зная, что делать дальше. Мокрые волосы, халат, из-под него — тонкие ноги-спички, руки-плети вдоль тела. Жуткая "красота"!
"Чего тут еbать?" — вопрос в пустоту. Но, раз согласился — действуй!
— Давай выпьем по маленькой? — ищу любую возможность превратить безрадостное мероприятие в подобие плюса.
Кивает: "Давай!". Села на диван, ноги сжаты.
"Ёшкин кот!".
Выпили по граммульке. Сунул в рот малосольный огурчик, жую. А думы:
Лежит тонкое бревнышко, подрагивает от малейшего прикосновения, от легкого касания. Халат не распахиваю — боюсь, не увидят там глаза ничего приятно-возбуждающего. Руки мои шарят наощупь, работаю без зрения. Бревнышко лежит неклюже и неудобно — ни ей самой, ни мне: спинка дивана не дает раскинуть ноги, как того требуется, а высоко задрать одну вверх — смелости у девки нет. Я не настаиваю: начнешь крутить-вертеть ее туда-сюда, запросто описается от страха. Но делать всё равно чё-то надо. Я снимаю брюки и рубашку. Бревнышко скукожилось, пождав ноги.
Главная проблема — в моих трусах нету шевеления: откуда возьмется? НА КОГО?! Рассчитываю на "авось" (хотя, абсолютно не мой принцип!).
Пристраиваюсь рядом, сбоку. Запускаю руку под халат. Пытаюсь завести девку: но большей частью — себя. Противостояние "необходимость/желание" ни к чему хорошему не приводит — идут накладки, диссонанс и сплошной негатив. Так и у меня сейчас.
"Нельзя, что б не встал. Позорище! Давай, придумывай чё-нить!".
И я отправляю себя в путешествие по волне Безудержной Фантазии:
: поздний вечер, аллея парка: торопливый стук каблучков по асфальту: барышня торопиться домой: со свидания летит?. а какая мне разница!. по фигу!. я в засаде, я — зверь: жертва уже в пределах досягаемости: прыжок — ап! — и тело падает вниз: сдавленный крик: но пальцы уже сомкнуты на горле, зажимая кадык: "тихо, сучка, тихо!. веди себя смирно — и останешься жива!": след на траве — за ноги волоку бабу в кусты: широко раскрытые глаза, блеснувшие в свете одинокого, неблизкого фонаря: связываю руки над головой, раздвигаю ноги и привязываю их к разным деревьям: распластанное тело… теперь надо разрезать одежду:
Я не на диване, а подо мной не бревнышко — я в парке с пойманной жертвой. "ПО-ПА-ЛАСЬ, СУЧКА!!!" — зловещий смех, предвещающей жесткую, агрессивную, безжалостную еbлю!!!
В стремлении завести себя, я переусердствовал: вошел в роль на полную катушку. Тело подо мной моталось из стороны в сторону, взлетало и падало, охало, кричало, сопротивлялось, складывалось и выпрямлялось — а я настойчиво насаживал его на свой Клык.
Хищник! Монстр!! Второе пришествие младшего демона под порядковым номером реестра Преисподней "13. 666".
Опомнился только тогда, когда Верона до крови расцарапала мне плечо — боль вернула меня в реальность.
— Ты:! Ты:! Ты — зверь!!! — глаза на выкате, чуть ли ни пена изо рта. Вырвалась. Да я уже и не держал. Вскочила на ноги и убежала в ванную, громко щелкнув задвижкой. Стряхиваю с себя шерсть и убираю когти внутрь. "Да-а, хо-ро-ошшшш!".
Сажусь на край. Ощущаю под рукой влагу. Поворачиваю голову — на диване пятна крови.
"Моя, что ль?. А-а-а, её: блин: девственница! Ёбт!!!".
Мне жутко не по себе. От всего. ОТ ВСЕГО!
Быстро одеваюсь, забираю сумку, открываю входную дверь и выхожу. У подъезда закуриваю. Дым сладок, но мне хочется дозы, которая перебила бы своим дурманом тот, который жил во мне в данную минуту — сделав пять глубоких затяжек, тут же закуриваю следующую. Иду на остановку. Невдалеке стоит патрульная машина, двое ментов оглядывают прохожих. Мне кажется, что я привлек их внимание. "Чем?!". Незаметно оглядываю себя — вроде ничего такого. На удачу подходит моя маршрутка, и я шмыгаю в нее одним из первых. Вжжжик — и поехали!
"Вжжжик — и приехали, Сява! Или как тебя теперь называть?".
Может, кто-нибудь, по глупости, щас думает: "Любуется собой! Демона приплёл — фи!". НЕТ! Это — правда, это — моё наказание: жить с двумя разными сущностями внутри. Великое мучение. ОМУТ…
ГЛАВА 25 — "АННА"
Не смейтесь: следующей "моей женщиной" стала опять девственница. Уж так выстроились планеты, так распорядилась судьба. НИЧЕГО НЕ ПРИДУМАНО — ВСЁ, КАК БЫЛО.
Предыстория банальна: очередной московский заезд, в котором я мгновенно выделил Анну — красивая девка! С шармом (что поважнее внешних данных). Можно быть симпатюлькой, но не излучать естесственного обаяния. И наоборот — не выделяться среди "сестёр" ярким обликом, но обладать женским магнетизмом. Подчас — чудовищной силы.
Шарм, как и всё в природе, разнообразен:
1) легкий, едва угадываемый: скорее — намёк на его присутствие: этакое зачаточное, эмбриональное состояние: начальная стадия, требующая развития;
2) устойчивый — вполне зрелая аура средней силы убойности: дает женской особи превосходство над большинством соперниц, и вселяющая в обладательницу уверенность в собственной неотразимости;
3) "бомба" — когда шарм не только врожденный, но и имеет саморазвивающиеся свойства: форма, тяготеющая к совершенствованию: магнит огромной мощности — у мужиков, попавших в поле его влияния, сносит "чердак", выгоняя крыс и тараканов на открытое пространство.
Первый вариант — самый распространенный. Речь идет, конечно, о женщинах, обладающих хотя бы подобием шарма (мы не говорим об остальной части "лучшей половины человечества", напрочь лишенной этого дара). Лично я отвергаю мнение, будто "в каждой женщине есть немного шарма" — нет, нет и нет! Тот, кто утверждает подобное, путает шарм с другими качествами. В частности:
— в 70 % за (так называемый) шарм, мужчины принимают игривость;
— еще в 15 % — за умелое, хорошо дозированное и ИСКУСНОЕ кокетство (разницу чувствуете?);
— в 10 % случаев самцы подразумевают наличие шарма у "недотроги", "неприступной крепости" — тут срабатывает обратный эффект: многим нравится, что женщина (девушка) не из категории быстро доступных, и они начинают наделять ее несуществующими качествами;
— оставшиеся 5 % ложного шарма приходятся на женщин ГДЕ-ТО увидевших и, соответственно, позаимствовавших НАСТОЯЩИЙ шарм для личных нужд. Как вы догадываетесь, даже особо талантливая копия никогда не станет оригиналом. Научиться строить глазки — не значит обучиться искусству шарма! По моему мнению, шарму вообще нельзя научиться — он или есть, или его нет.
Шарм, по своей сути — не движение мышц, отвечающих за выражение лица, глаз, наклона головы, положения фигуры. Шарм — это невидимое, но четко ощущаемое биополе женщины. Энергетика предрасположенности к интиму. Шарм — небезосновательное обещание ГОРАЗДО БОЛЬШЕЙ ВЫСОТЫ ЧУВСТВ И БОЛЕЕ ГЛУБОКИХ ЭМОЦИЙ, нежели в среднестатистическом варианте "мужчина & женщина". Я бы сказал, что шарм является неким залогом продолжительности отношений между партнерами: когда проходит первый налет влюбленности, когда пара минует среднюю полосу совместного сосуществования — вот тогда наличие шарма начинает играть свою основную роль: держит мужчину рядом с увядающей женщиной. Термин "увядающей" легко заменяется на "надоевшей" — принципиально только для разных возрастных категорий.
Употребленное мною слово "держит" также не совсем точно — здесь нет насильственного удерживания: мужчине не диктуют условия дальнейшего проживания, ему не приходиться метаться, разрываясь от эмоциональных противоречий и вовлекая себя в конфликт противоположных точек зрения: "Мы столько пережили вместе!" — и — "Она стала совсем не привлекательная!". Реальный женский шарм не позволит мужчине даже приблизиться к старту подобных мыслей.
Слово "шарм" знакомо большинству людей, половина из этого числа могут его чувствовать. Что касается женской половины человечества, то половина от половины женщин, деленная еще на тысячу, этот шарм имеют. Но, опять же — лишь те особи, что попадают под пункт 1 (см. выше). Разделите получившееся число пункта 1 еще на 1000, и получите пункт 2 — "шарм устойчивый". Миллионная доля устойчивого является "бомбой".
Арифметика и алгебра любви?. Почему бы и нет.
Шарм у Анны был — легкий: по пятибалльной системе оценок тянул на 2+. Но сравнивая с нулевой оценкой — обалденное достижение!
Не вижу смысла снова описывать период притирки и стадию ухаживания — как мог, я сделал это в предыдущих главах, особых различий не нахожу. Единственная (иная!) характеристика наших отношений заключалась в том, что на мои ДЕЛИКАТНЫЕ попытки более плотного сближения, Аня отвечала ДЕЛИКАТНЫМ отказом. Она не играла в недотрогу, набивая себе цену. Она, как выяснилось позднее, действительно не знала, что такое мужчина. В физиологическом плане.
Портрет Сявы той поры: петли языка смазаны елеем: руки заточены и максимально приспособлены к ласкам женского тела: в арсенале складированы и ждут применения тысячи фраз и монологов, способных открыть практически любое женское сердце (для полноты правды — ПОЧТИ любое!). Не красавчик (это да!), зато и не урод (!). Начитан, подкован, профи. Молод, горяч, не хам. Мало?!.
Если бы меня попросили поставить оценку самому себе (10 — максимум), я бы выставил 7 (может быть — 7, 5). Кстати, совершенно не представляю, кому (из реально существующих на земле мужчин) можно дать наивысший балл? И возможно ли такое?
Мы мило проводили время. Иногда отсутствие секса ("иногда" — ключевое слово) не мешает мне сохранять дружеские отношения с противоположным полом. С Анной был тот самый случай. Я не заморачивался. Поняв, что не стану добиваться ее любой ценой, она успокоилась. И раскрылась. Наше общение стало более естесственным, что дорого стоит.
Дня за два до отъезда она сказала, что хотела бы, чтобы я проводил ее на вокзале — говорила мне об этом заранее. Разбирающимся мало-мальски в психологии, факт поведует о многом. Но окончательно просканировать (читайте — "просчитать") ее дальнейшие действия мне не удалось. Поэтому слова, сказанные на перроне (романтика, ё-моё!), оказались неожиданными:
— Я ХОЧУ, чтобы ты приехал ко мне… и ВСЁ будет, — ударение на "хочу" и "всё".
— Ты имеешь ввиду Москву?
— Да.
И закрыла тему, больше ни словечка. Типа — "я предложила, ты думай".
Подход более, чем рациональный. Я не люблю размазывать кусочек масла по целому батону, но такая супер-прагматичность меня покоробила. Но в ней было столько откровения, не сравнимого по восприятию с тысячами бессвязных фраз, литров полунастоящих слёз и килограммами непонятных обещаний, что "суровое приглашение на секс", в конечном счете, мне понравилось.
"Далеко пойдет барышня", — подумал я тогда.
Не могу сказать, что Аня была девушкой полностью в моем вкусе: во-первых, я не очень люблю брюнеток. Во-вторых, она была слишком строгих моральных правил — такому ловеласу, как я, такое вряд ли понравится (впрочем, я уже написал разъяснение). В-третьих, я кожей чувствовал, что у девушки сильный характер. Быть под каблуком не хочу. Ни у кого. Поэтому, запросто мог плюнуть и ответить там же, на перроне: "Спасибо за приглашение, но: ". Но перевесил ЕЁ ШАРМ.
Теперь вы поняли, почему столько строк в начале главы было посвящено этой таинственной, непонятно-приятной субстанции?
В Москву, к Ане удалось вырваться лишь через месяц-полтора. Это сейчас у каждого по две-три мобилы, а тогда: ни позвонить, не предупредить.
Аня меня ждала.
Девчачья квартира: две маленькие комнаты, четыре койки, ванная, кухонька. Все учатся в одном училище, вместе живут с первого курса. Аня сообщила о возможном моем приезде, и когда я нарисовался, меня встретили салютом из всех орудий (шутка!). Ну, типа того. Девчонки, и правда, обставили всё достойно — накрыли отличный стол, визит и знакомство "в одном флаконе" мы отпраздновали весело. Пили не много, но почему-то в тот вечер алкоголь надавил на меня усерднее обычного. Бывает.
Сидели часов до девяти. Прикидываю: как аккуратно и ненавязчиво разузнать, где мы с Аней будем дислоцироваться?" Скорее всего, нам отдадут одну из комнат". Неожиданно одна из Аниных подруг говорит:
—: (меня по имени), а не хотите ли отправиться в ванную?
Улыбаюсь:
— Хочу.
— Так идите!
— Один? — ржу.
— Пока да! — ответный смех.
Взял из сумки полотенце, ушел мыться. Полотенце можно было не брать — в ванной присутствовал почти гостиничный комплект необходимого — во, как подготовились! Ополоснулся под душем, выхожу. В квартире НИКОГО.
"Не понял: ".
Со стола убрано, стулья у стен. И тишина. Признаюсь — стою в шоке. Потом слышу еле заметный шорох — из второй комнаты выходит Анна.
"Ма-а-амочка-а-а мо-я-я-я!".
Выходит — не верное слово. ВЫПЛЫВАЕТ! Походка кошачья. Элегантный халатик. Волосы распущены. В глазах — ведьмин огонь.
"Вот это прикид!".
— Я скоро, — и шмыг мимо меня в ванную, щелкая задвижкой.
"Могла б не закрываться! Не полезу ж я!".
Прохожу во вторую комнату — туда, откуда вышла Аня. Одна из постелей: эээ: дайте слово подобрать: Короче: пространство возле одной из коек девки умудрились превратить в будуар! Цветы, розовое покрывало, белоснежные наволочки и простыни. Над кроватью повешен широкий тюль, спадающий двумя фалдами, символизируя балдахин. Охренеть!
Но от всего увиденного мне неуютно:
"Отчего ТАКИЕ приготовления?! Слишком помпезно!". И закралось в душу подозрение: "ТАКОЕ могли отчудить только в одном случае — если девчонку клали с мужчиной В ПЕРВЫЙ РАЗ! Анька — девственница, что ли?!".
Резко убираю высоту, иду вниз и сажусь (почти падаю) на край "свадебного аэродрома". Земля встречает белым покровом зимы и жестким настом. Холодно:
Я не люблю девственниц. Вернее, я не люблю иметь с ними дело в постели — как к женской категории, само собой, отношусь положительно.
"Может я перемудрил? Просто девчонки решили обставить мой приезд в соответствии: эээ: с чем?. Не! Похоже, все-таки, я прав".
Ани до сих пор нет: "Маникюр с педикюром там делает?". Долгое ожидание злит. С другой стороны, я не сильно рвусь на передовую. Не потому, что боюсь быть "убитым", а так — в тылу оно лучше. Наконец, слышу звук щеколды в ванной: "Вышла!". Легкий топот тапочек. Появляется.
"Принцесса, мать твою!" — раскрываю рот. Хороша до безумия! Чудо-девушка! Упасть — не встать!!!
Стоит в проеме двери. Ждет.
"Чего?. Ах, да! Чтобы подошел: взял за руку: Нет, не так! Взял на руки: отнес на постель: Боже! Ты свидетель — Я ХОТЕЛ НЕ ТАКОГО!. ПОПРОЩЕ БЫ!!! ПОПРОЩЕ-Е-Е!. У неё ж щас море ожиданий, а я…!!!".
Аня легкая — доношу до койки спокойно (три шага всего). Обнимает меня за шею, уткнулась в грудь. Аккуратно кладу на розовое покрывало. Полы очаровательного халатика едут в стороны, открывая Анины ноги до: до ЭТОГО САМОГО. "Это самое" без трусиков.
"Так и задумано, так и должно быть".
Не отпускает мою шею — и я ложусь рядом. В брюках и рубашке.
"Надо соответствовать… надо соответствовать… надо соответствовать… " — метроном отсчитывает ритм-уровень, ниже которого я не должен опуститься.
Понимаю, что от меня ждут романтических поступков, полагающихся такому торжественному моменту. А я не готов. В смысле — нигде не готов: ни внизу, ни в голове. Да, она прелестна, чудо как хороша. В любой другой ситуации завелся бы с пол-оборота, но сейчас: Лечу мимо цели. Мне не нравится навязанная роль первооткрывателя. Будто взяли зрелого актера и сказали, что он назначен на роль студента. Диссонанс у меня. Моё сознание говорит, что никакой грим и костюм не скроют разность в возрасте. Даже супер-гениальная игра! Мне легче сыграть старика, чем юношу! Такой вот пародокс.
Ну да, можно вспомнить диалоги юности, мысленно отправляя себя в то время. Но реально, без фальши воспроизвести ТО состояние души невозможно. Я уже другой! Чтобы я не сделал, пытаясь быть "пылким студентом", выйдет неубедительно и коряво. Завалю экзамен! Точно завалю!
От меня ждут именно ТОГО пыла и огня, ТОГО настроя, ТОГО запала и желания! А у меня — не глупообразный темперамент, у меня аналитический подход! Я приехал С ЖЕЛАНИЕМ трахнуть красивую девчонку, а мне коварно подсунули девственницу. Девушку, желающую, чтобы всё произошло, как в книжке про Алые паруса и принца на белом коне.
"Выкручивайся, Сява! Не порть девушке Праздник! Блин, ну постарайся!".
Размышления, уложившиеся в семь с половиной секунд:
Бельё дышит свежестью. Свежестью дышит тело Ани. От ее волос идет дурман — то ли духи особенные, то ли шампунь с добавками из трав. Она — вся моя. Как и обещала. Да я — не тот.
Хочется закричать: "Предупреждать надо!!!".
Ну, допустим, предупредили — и чё? Развернулся б и поехал домой?.
"Раньше надо было сказать!".
Когда раньше? На вокзале, когда прощались и она позвала к себе?.
"Да уж!".
Я вовсю старался не испортить "Посвящение В Женщину" — я был нежен и ласков по максимуму, я был страстен (старался, честное слово!). Я окутал ее руками и поцелуями, я осторожно блуждал по закоулкам ее тела, не торопя приближение финальной сцены, я давал ей возможность расслабиться и ощутить всю прелесть соития с мужчиной. И ВСЁ — С ПОПРАВКОЙ НА ЕЕ НЕОПЫТНОСТЬ И ДЕБЮТ. Это сложнее, чем вы думаете. Я хотел, чтобы этот вечер запомнился, как очень важный день в ее жизни, я:
Всё это я сделал. И заведясь (!), взял ее. Она не испытала боли. По крайней мере, я не услышал от нее ничего, что сказало бы об этом. Но концовку я запорол.
Предыдущая неделя выдалась ужасной: наша бригада аврально пахала в командировке — работали, как папы Карло. Объект сыпался по срокам, и мы едва успели на звонке, в последний день. Нервотрепка и беготня, крики начальства и расслабуха водярой по вечерам (а как еще снять стресс?). Ранний подъем — и снова в бой!
В поезде я никогда не сплю — не получается, хоть убей! За столом зачем-то заполировал шампанское водочкой. В результате, к ночи имел "Северное сияние" во всем организме (в отрицательном смысле). "Отсиять" (в положительном смысле) удалось практически весь период превращения "Д" в "Ж", но как только я исполнил почетную (?) обязанность, сработало реле. В общем, состояние моё было не самое благоприятное для торжественного превращения девственницы в женщину — а именно так всё и было обставлено. Меня выбрали на эту почетную роль и, по задумке режиссера, обязан я был исполнить ее на "пять". А я уснул: лег рядом с ней после ОКОНЧАНИЯ МЕРОПРИЯТИЯ — и вырубился.
Первое, что я услышал, проснувшись утром:
— ТЫ ВСЁ ИСПОРТИЛ!!!
— Ань, что было не так?
— ТЫ УСНУЛ!!! ТЫ СРАЗУ УСНУЛ!!!!! Понимаешь??? Упал на подушку и ЗАСНУЛ!!!!!!!
Великий грех, признаюсь. Нельзя было такого допускать, знаю. Говорю без иронии. Но: что сделано, то сделано — переиграть нельзя. Было б всё как в кино, пересняли б эпизод по новой — и все дела. Но мы не на съемках фильма — Скрытая Камера Жизни уже запечатлела сцену.
Этот грех висит на мне по сей день. Простила ли мне его Аня? Боюсь, нет. Конечно, повзрослела, стала гораздо лучше понимать физиологию мужчины, но В ТОТ ДЕНЬ Я БЫЛ ОБЯЗАН БЫТЬ ИНЫМ — не тем, кем был.
Вот думаю: а вдруг на Страшном Суде вменят мне этот проступок, как чудовищное злодеяние?!.
Ха! Чё это я?! Не вменят!!! Я ж с другой стороны "баррикад": это не мне надо бояться суровой кары: это ИМ надо бояться моего гнева — возьму, да подкину дровишек в костер с кипящим котлом!
Работа такая, ребята-девчата! Ничего личного.
Младший демон 13. 666 в возрасте Иисуса Христа. Разжалован в младшие, кстати, за излишнюю жалость.
ГЛАВА 26 — "ИРИНА"
В ту пору, которую я описываю, ЭТА мысль мне не приходила в голову. Зато сейчас, работая над книгой, она всплыла подводной лодкой и встревожила: "Почему так получается, что почти все женщины были у меня одноразовые?". Неожиданное открытие, правда?
Всплывая, подводная лодка ударилась рубкой в толщу льда: в образовавшуюся пробоину хлынула ледяная вода, затапливая отсеки: экипаж кинулся латать рваные щели подручными средствами, а капитан: а капитан закрылся у себя в каюте, положив на столик заряженный пистолет. Молиться он не умел, команда сама знала, что нужно делать в таких экстренных случаях, поэтому, оставалось только ждать: начнем погружаться в глубину, пока металл не сплющится под давлением или: все-таки, глотнем свежего воздуха и увидим край горизонта? Патрон в патроннике.
Пример парадокса: всплывшая мысль погрузила меня в пучину.
В свои тридцать "с гаком" я не сильно заморачивался подобными вопросами, зато сейчас они встали передо мной во весь рост. "Отчего же так?".
Причину всяческих явлений (ПРЕЖДЕ ВСЕГО!) следует искать не где-нибудь и не в ком-то, а В САМОМ СЕБЕ — это поможет верно оценить ситуацию и принять правильное решение. Попытка свалить вину на другого (других) приведет лишь к ошибочным выводам. И тогда проблема решена не будет. Как в медицине: стоит запустить болезнь — пиши, доктор, пропало!
Мне бы в ТЕ года, да теперешний ум, я бы: ого-го! Но это фантастика. Вернемся к реальности.
Если грудь большая — значит, на 99 %, талия не осиная (ежели сиськи не силиконовые). Такое сочетание — редкость и большая удача. А мне подфартило!
Работала у нас одна барышня. Нет, не художником, а в цехе сувенирной продукции: че-то они там шили, лепили. Метр шестьдесят ростом, стройненькая, в очках, на личико — очень даже симпа! И ГРУДЬ — ВО!!!"Мечта поэта", как сказал бы классик. Я ее не клеил — сама прилепилась.
Очередная вечеринка по случаю: кажется, ноябрьских праздников. Еще одна большая посиделка с выпивоном, закусоном, танцульками и, если кому повезет — с трахом. В тот раз набралось человек двадцать, не меньше.
Танцевать я люблю, но при таком скоплении народа места мне мало — предпочитаю широкое пространство для самовыражения. Быстрый ритм приводит меня в экстаз, сравнимый, разве что, с Прелюдией Любви. Близко по ощущениям. Люблю такую танцевальную музыку, чтобы появлялся кураж, чтоб заводило. Чтобы, когда закончился танец, не просто вспотеть, а быть в мыле. Вот это по мне! Однажды, на юге, я танцевал на открытой летней площадке ресторана. Уж кто-кто, а кавказцы понимают толк в танцах — так они мне потом аплодировали. Заценили Сяву. Приятно.
"Супер-Сиськи В Очках" звались Ириной, с ней я был знаком заочно. Т. е., знал, как зовут, ну и — "Здрасьте-до свидания!", больше ничего. Ирина вытянула меня из-за стола на медленный танец. Сама пригласила. Шел с неохотой — топчущаяся толпа на крохотной пятачке, между сдвинутых столов, раздражала — негде было развернуться душе. Но не отказывать же!
Пошли в гущу. Прижал ее к себе. И потёк: "Хороша, стерва!". В общем, остаток вечера мы провели, не расставаясь — села рядом со мной, вместе выходили покурить и до туалета (посещение — раздельное):)
Ира оказалась женщиной немногословной — меня воротит от пустых балаболок. Начитанная — что вторая редкость! А две редкости в одном флаконе — уже Нечто! Симпатяшка. И сиськи! Четвертый, как минимум!! Чего ж не влюбиться, а?!
После девяти вечера народ потихоньку стал рассасываться по домам: замужние бабы — те, вообще, убежали раньше. Остались мужики из числа тех, кто рассчитывал "поймать продолжение", да девки — которых, если и ждут дома, то мама с папой. Весь тогдашний остаток — три мужика и четыре гёрлс. Одна покрутилась-повертелась, прикинула, что ей не светит — и упорхнула, фыркнув на прощание.
Правильно, не порть остальным малину!
Надо отметить, что В ТО время редко кто решался на групповуху — мы были воспитаны на пионерско-комсомольских примерах, это щас — вруби телик после полуночи, и — на тебе! — хоть легкий секс, хоть тяжелое порно. Выбирай по вкусу и настроению. Тогда ВСЁ было иначе. Какое время — такие и люди.
Мне возвращаться домой за полночь привычно, так что, голова не отвлекалась — можно было сосредоточиться на главном направлении. Плохо, когда, едва налив в стакан, кто-то уже глядит на часы — типа: "Домой пора!". Еще хуже, когда рядом с тобой классная деваха, а в башке стучит молоточек: "А чё я жене скажу, припозднившись?".
У нас с женой сложились устойчивые отношения — она не лезет ко мне с вопросами: где? почему? и когда? Позднее добавилось еще и "с кем?". Добавилось, потому что мои похождения не могли пройти мимо чужих глаз и ушей. Желающие настучать всегда найдутся — этих хлебом не корми, дать посплетничать! Конечно, докладывали и нашептовали. Пару раз жена попыталась выяснить у меня, насколько слухи достоверны, но я (пардон!) резко обрезал канат темы и ушел: в открытое море. Больше с пирса сигнальными флажками мне не махали. Меня это устраивало.
Если уж заикнулся про мои семейные отношения, стоит добавить, что они были: тихими. Без скандалов, без всплесков и фейрверков — тихо и нудно, как в трясине: того и гляди, засосет с головой. Вот почему, спустя пятнадцать лет после свадьбы, когда болотная жижа достигла моего горла и была готова поглотить в своё нутро, я собрал чемодан и, взяв с собою только портативный телевизор, ушел. По сути, в никуда. Мы ушли — я и Тави: она из своего дома, я из своего. Ушли, точно, в Никуда — хаты не было.
Сначала жил в мастерской: вставал, умывался, начинал работать, заканчивал, дожидался прихода Тави, мы ложились спать, утром — по новому кругу. Через три недели нашли квартиру, переехали. Через неделю хозяин квартиры трагически погиб, и нас оттуда поперли. Мы стали мыкаться в поисках жилья. Наконец, нашли. Но жилье только называлось хатой — в нем до нас держали нутрий, зверьков на шапки и шубы. Понимаете, о чем я? Потом:
Стоп! Это я уже начал рассказывать предысторию ДРУГОЙ книги. Давайте лучше вернемся к нашим "баранам".
Квакнули мы с Иришкой еще водчонки, и повел я свою кралю в "опочивальню": с того места, где праздновали — в свою рабочую мастерскую. Хоромы у меня некудышные, кроватей-диванов нет, поэтому разместились на полу. Бросил на него пару-тройку халатов с засохшей краской, случайно затесавшееся в мое хозяйство одеяло — и залегли.
Ну, что сказать об этой женщине? Об Иришке до сих пор вспоминаю, как об одной из самых приятных в моей жизни. Не супер-пупер, но твердая "4+"! Давно мне не было так хорошо, так сладко. В ее ли сиськах дело? Черт его знает! Может, и в них. Я ж повернутый на большой женской груди:)
Не хихикала, не смущалась. Ее спокойствие, ее УВЕРЕННОСТЬ в собственной значимости и ценности мне понравилась. А то суетятся, нервничают, боясь сделать чё-нить не так — от этого мельтешения и женщине, и мне хреново. Иришка знала себе цену, знала, что нравится мужчинам. И когда кто-то нравился ей, падала в омут, не комплексуя — сама отдавалась, но и брала, что хотела.
Тихоня с виду оказалась страстной и пылкой. Жизнь, она такая: те, кто делают вид, что жутко сексуальные и охочие до траха, на самом деле — холодные лягушки. Как правило, ничего не умеют, неумение скрывают за пологом хамства или дурацких фраз и поступков. Собственные проколы сваливают на кого угодно, только не на себя — валят вину на "соседа по койке". А незаметные, не выпрыгивающие на ходу из трусиков — эти, как раз, самые горячие женщины и есть.
Иришка выложилась со мной по полной программе. Я, повторюсь, замлел от нее. Мне кажется, я тоже не подвел ее ожидания. На холодном полу было жестко и неуютно, но: не было холода, пола, дискомфорта — было слияние. Обоюдоприятное соединение тел. Обхватить шикарные холмы, уткнуться в них лицом, ощущать их колыхание — это ж сказка для взрослых! Когда я ставил ее на коленочки и входил в нее сзади, холмы снова попадали в мои ладони и, качаясь в такт движениям, доставляли моей сущности такое блаженство, что хотелось кричать от удовольствия: "Боже! Ты восхитительна!". Может и кричал:
По сей день помню те ощущения — прекрасно-восторженные. Жутко жалею, что у нас с ней больше не повторилось. Ну, но вышло так, как вышло! Не случилось, не подвернулось, не срослось. Вполне вероятно, что тот вечер и был нам дан, как ЕДИНСТВЕННЫЙ — без повторов и продолжения. Не исключаю такого варианта. Кто-то там, Наверху (или этими делами заведуют Внизу?) разрешил нам ТОЛЬКО ОДИН РАЗ испить отпущенное по максимуму. А уж как у нас получится или нет, не Их забота. Но мы с Иришкой постарались и взяли Джек-пот. Чему рад и о чем вспоминаю, как об Очень Хорошем Вечере С Приятной Женщиной. Вспоминаю с любовью.
Кого покорёжило "неуместное" слово, тех отсылаю: сами знаете, куда. Если слово напросилось, значит, крутилось на языке. На кончике пера. Напросилось набрать его на клавиатуре.
Так и вышло.
ГЛАВА 27 — "БЕЗ ИМЕНИ"
В одной из командировок я познакомился с местной бабой — продавщица магазина, в котором я монтировал рекламу. Приехал в это сельпо днем, весь день пахал. Думал, что управлюсь до вечера, но возникли непредвиденные проблемы и окончание работ пришлось отложить до завтра. Село — глухомань, никаких гостиниц, естественно, нет. Когда понял, что не уеду, стал прикидывать варианты ночлега. Первое, что пришло в голову (пожалуй, единственный вариант): попроситься на ночлег к кому-нибудь из работников магазина. В сельпо работали всего две женщины: заведующая и ее помощница. Согласилась взять на ночлег вторая.
Как описать эту женщину?. Невысокая, крепкого телосложения — это нейтральные показатели; некрасивая, типичная деревенщина — отрицательная оценка; сиськи по два ведра — единственный плюс в этом реестре. Хотя… такая огромная грудь — это уже не плюс, это перебор: "К одиннадцати — туз!". Общаться с мадам было абсолютно не о чем, лично у меня не существовало общих с ней тем: она могла рассуждать лишь о ценах на продукты, урожае и беспорядках, творящихся в их колхозе. Вы догадались, что данные вопросы интересовали меня с таким же энтузиазмом, как — есть ли жизнь на девятой планете солнечной системы? Приплыли.
Но ночевать где-то было надо. Поэтому, надо поблагодарить женщину, что пустила в свой дом и не фыркать по поводу ее интеллекта. Так и сказал: "Спасибо, что выручили, что не оставили на улице".
Дождался, пока закроют магазырь и поплелся следом за моей хозяйкой. Шел по темной улице и представлял, что сейчас приду в хату, увижу за столом бухого мужа, хлещущего самогон под жареную картошку и соленые огурцы, что в углу будут возиться двое хозяйских детей (интересно: ошибусь с количеством — двое или трое?), что мне постелят на старом диване, как я до утра будут на нем ворочаться, пытаясь уснуть под дикий храп пьяного механизатора. Могли быть варианты, но с незначительными поправками — так думал я.
Продавщица оказалась незамужней — бухой муж отсутствовал. Впрочем, как и выводок детей. Трехкомнатная хата была чистой и ухоженной, на столе сияла белизной скатерть, а в углу центральной комнаты стоял цветной телевизор "Рекорд" с пятью слониками на салфетке.
"Оба-на!".
Хозяйка ушла переодеваться в другую комнату и сказала, чтобы я пока посмотрел телевизор. Врубил телик — как всегда, показывали жуткую хрень.
Через полчаса меня накормили отличным борщом, жареной картошкой с котлетами и вишневым компотом из трехлитровой банки. Я ем мало, но тут наелся до пуза. Аж не по себе стало.
— Те, чё, плохо? — спрашивает хозяйка, заметив мое состояние.
— Кажись, да… переел.
— Ой! Много ли съел? С чего тут переесть?
— Я столько не ем.
— А, что — вкусно?
— Угу, — лыблюсь. И это признание близко к истине.
Спрятала в уголках губ довольную улыбку. Но спрятала не сильно — довольная собой была.
Мы оказались в одной постели естественным образом — как-то: раз! — и уже там! Вроде, так и должно было быть. Легла в длинной ночной рубашке — это у них мода такая, у деревенских. Ненавижу длинные ночные рубашки — стащил тут же! Не сопротивлялась.
Упал на великие холмы, как самолет, севший на поле высоких подсолнухов. Утонул. Забыл, что подо мной некрасивая — представил, что лежу и вхожу в симпатичную и жаркую. Она действительно была жаркой. Только полностью выключить свое сознание не удалось — после Вероны я стал бояться уходить в БезСознанку… мог натворить чего и похуже, чем в тот раз.
Двадцать седьмая глава "ВМЖ" получилась у меня не такой, как прочие. Дочитав до конца, поймете, в чем разница. Задумывалась и писалась так не специально, само получилось.
Что касается той женщины, то описал события, как были. А что было?. Да ничего! Не осталось в душе от той встречи запоминающегося кадра, не осталось в теле радостных искр. Трах с Большущими сиськами — вот и всё. И большие сиськи не спасли.
Говнисто как-то на душе от того воспоминания, бля…
"Покатился ты по наклонной, Сява. Не кажется тебе, брат?".
"Кажется, кажется".
"Ой, плохи твои дела!".
"Вижу, родной".
"Слушай, а я ведь знаю, в чем причина!".
"Да ты что?! Ну, скажи!".
"ТЫ — НЕУДОВЛЕТВОРЕННЫЙ".
"Не понял весь смысл".
"Ты никак не найдешь ТО, чего ищешь".
"А ты точно знаешь, ЧЕГО я ищу?".
"Кому лучше знать, если не твоему второму "я"?".
"Хм, ну-ка… повтори, чего хотел донести до меня!".
"Ты ищешь в женщинах ТУ, которая подходила бы тебе по всем параметрам: по характеру, по внешности, по темпераменту. Но никак не найдешь. Поэтому мучаешься".
"Прав, сволочь!".
"Почему же сволочь? Потому, что правду говорю? О тебе самом?".
"Извини, сорвалось".
"Да я-то прощу… кому ж, как не мне?".
"И что делать?".
"Хороший вопрос… Ну, есть два варианта…".
"Выкладывай!".
"Хочу предупредить — оба тебе не понравятся".
"Ха! Интересное кино! Ладно, излагай!".
"Первый: перестань ИСКАТЬ".
"В смысле?! Больше никаких баб?? Становлюсь примерным семьянином???".
"Да! Миришься с тем, что есть. И живешь дальше".
"Ты считаешь, что это приемлемый вариант?!".
"Я предупреждал, что не понравится".
"А второй?".
"Второй: снижаешь планку требований".
"К женщинам?".
"К кому ж еще? Они ж твоя проблема!".
"Ну, ты урод, бля!".
"Опять ты ругаешься".
"Ни хера не варианты!".
"Других не вижу".
"Но это не значит, что других нет совсем!".
"Может быть, и есть. Но у МЕНЯ, твоего второго "я", других нет".
"Сука ты, а не помощник!".
И тут Второй Я замолчал.
"Обиделся, что ли, говнюк?.".
— "Не поступай с людьми так, как не хотелось бы, чтобы поступали с тобой". Умная, жизненная фраза. Слышал раньше?
— Да.
— А как поступал ты? Всегда ли придерживался этого правила?
— Нет.
— Чего тогда ропщешь?. Почему пытаешься найти в людях то, чего у тебя самого нет?. Не кажется ли тебе, что в попытках найти ПОД СЕБЯ идеал, сам хочешь оставаться таким, какой есть? В то же время, быть нетерпимым к недостаткам других? Не слишком ли эгоистичная позиция… мягко будет сказано? Ты кто? Совершенство, чтобы требовать идентичности?
— Я — далеко не совершенство. Даже близко не лежал. Иногда мне кажется, что я редкий моральный урод… Ха! Это признание тебе должно понравиться!
— Не ёрничай. Ты не хуже меня знаешь, что облик Вселенского Зла, который мне приписывают, далек от реальности.
— Ну… в принципе, да.
— Продолжу. Инстинкт самосохранения, потребность в желании казаться лучше, чем есть на самом деле, искажает твое реальное представление о мире, и о том месте, которое ты в нем занимаешь. Ты, будем откровенны, даже не всегда стараешься казаться лучше — из-за собственного упрямства, из-за противоречий, соседствующих в тебе.
— Да! Два непримиримых существа, находящихся в одной оболочке, именуемой телом — "Белый" и "Черный".
— Не обольщайся на этот счет. Не ты один такой уникальный! Большинство людей живут, постоянно перемещаясь от света к тени, и обратно. Хорошее чередуется с плохим, после белой приходит темная полоса.
— Я не об этом, не о неоднозначности жизни! Я о том, что бело-черная чехарда творится во мне не временами и с переменным успехом, а постоянно. Стала нормой, сутью меня. Что со мной?. За что мне такое??. Какой величайший грех совершил, что несу наказание???
— Это не наказание.
— А что это?
— Ты рожден с этим.
— С ЧЕМ???
— Две сути в одном теле.
— Зачем, бляdь ты этакая?????
— Будешь материться на меня — накажу.
— Сука!
Бац! — и К. опустил меня в Кромешную Тьму. Ощущаю, как по телу ползают гадкие мелкие твари… слышны НЕчеловеческие крики, выворачивающие Душу наизнанку… моему "белому" страшно — просто жутко, как страшно… а "черный" в своей стихии… ему по фигу, он на работе… И Я НАХОЖУСЬ В ПОРАЗИТЕЛЬНО ПРОТИВОРЕЧИВОМ СОСТОЯНИИ — Я МУЧИТЕЛЬНО РАД!!!!!!
Вернул назад.
— Будешь ругаться?
— Н-н-н-н-е-е-ет!!!
— То-то же! Знай свое место! Если я говорю с тобой — цени мое расположение к тебе.
— А я — твой?
— А чей же еще? Раб и слуга.
— А мой… моё второе "я"… оно чьё? Бога?
— Не произноси Его имя в моем присутствии! Ты же знаешь, я этого не терплю!
— Ответь: моя вторая половина — она чья? Его??
— А кто тебе сказал, что это ПОЛОВИНА?
Убил, скотина рогатая. Или соврал?.
Мне бы с Другим Повелителем поговорить. Да не хочет он. Занят, что ли? Более важные дела есть?.
Ну, раз у Него есть более важные, хоть это успокаивает — значит, не так у меня всё херово, как кажется.
ГЛАВА 28 — "МАРИЯ"
К ней я присматривался давно: изучал повадки, ритм смены настроений, уровень общительности и границы дозволения. Комбинатовские баба представляли собой типичный срез советского общества того времени — "каждой твари по паре". Мария выделялась из этой толпы — прежде всего, уровнем интеллекта. Мария была еврейка.
Она никогда не рассказывала про своих родителей, но чувствовалось, что девочку воспитали в лучших традициях еврейской семьи. У нее была старшая сестра Инна, которую я видел всего один раз: та же Машка, только постарше.
Машкин портрет: маленького роста, худенькая (нетипичная комплекция для женщины-еврейки), выразительные карие глаза. Красавицей назвать трудно, но не страшилка. Термин "миленькая" — самый подходящий.
Позволю себе некое отступление, оно необходимо для того, чтобы читатель ясно представлял вкусы и пристрастия автора этих строк — тогда ему будут понятны важные психологические детали.
Перед армией я дружил с одной девочкой. Дружба была… дружбой — до секса у нас не дошло, но все окружающие (в том числе — и мои, и ее родители) считали, что после армии мы поженимся. Она часто бывала у меня дома, я — у нее. Девочку звали Машей. И она была еврейкой.
Год она писала мне письма, причем, иногда по несколько штук в день. Мне принадлежал неофициальный рекорд заставы по количеству полученных в ОДИН ДЕНЬ писем — 7! Причем, четыре из них были от Маши. А через год писем не стало. СОВСЕМ. Как отрезало.
Именно тогда, впервые в жизни, я ощутил на собственной шкуре, что такое женское коварство! Когда письма приходили пачками, мне все завидовали. Когда их не стало вовсе, все многозначительно ухмылялись: "Ну, чё? Теперь въехал, пацан, кто такие эти бабы?!". И взгляды, и речи несли информацию определенного толка: "Ты — лох!". Будто они прожили на сто лет больше меня и уже вдоволь "насладились" всеми прелестями поступков противоположного пола. А ведь это были такие же, как я, неопытные салаги.
Не стану углубляться в подробности — это длинная и неприятная история, вспоминать о которой было больно еще долго. Короче, законтачить со "Марией-2" мне было не просто чисто психологически — в глубине души жили негативные ассоциации общения с еврейской девушкой. Пусть "вторая" была гораздо старше и опытнее "первой" — все равно, передо мной стоял невидимый, но осязаемый барьер. Вероятно, это можно назвать предубеждением. Только от смены названия суть для меня не менялась. Вторая Мария невольно ассоциировалась с Первой.
Я не ярый антисемит, но вследствии сложившихся жизненных обстоятельств, контакты с девушками этой нации, представляли для меня определенную сложность. Пойти на сближение с Марией-2 — значит, сильно напрячься. Любое напряжение, малейший диссонанс в общении с женщиной — уже звоночек: или заканчивай, парень, или превозмогай. Последнее очень часто переходит в быстрое охлаждение чувств и разочарование. А оно мне надо?.
Я не пытался охмурить Машу — печальный опыт включал реле защиты. Никому не охота наступать на грабельки по нескольку раз — лоб посинеет.
У тех, кто читал книгу полностью, не пропуская глав, наверняка сложилось определенное мнение об авторе. Оно не может быть однозначным: одни посчитают меня неразборчивым трахальщиком; другие сочтут удачным покорителем дамских сердец; третья категория уверена, что я — флаг на бане (подуло — повернулся, нет ветра — висит). Это ваше право. Это ваши ощущения, и я не собираюсь их менять на более лестные и благозвучные. ПУСТЬ ВСЁ БУДЕТ, КАК ЕСТЬ.
Не вижу необходимости обелять или чернить интимный сегмент свой жизни: где оказывался на высоте — так и описывал; где обсирался — не скрывал этого, не старался отмыть руки и Душу от дерьма. Не вижу смысла представать перед читателем в образе прилизанного франта без недостатков. Чушь! В тринадцатый раз повторю: эта книга не о романтических историях отношений с женщинами. Ищущие подобное чтиво, ошиблись адресом.
По прошествии многих лет искренне считаю, что совершил неоправданно большое количество ошибок по отношению к женщинам. У моих ровесников, набравших подобных ошибок меньше, чем я, гораздо больше предпосылок считать, что жизнь удалась.
Но это — моя жизнь. Переписать по новой не получится — все жизни "пишутся" начисто, без черновиков. Возможности отмотать время вспять и "переснять кадр" не существует. Это легко катит в фантастических произведениях, но реальность так же далека от выдумки, как человек — от совершенной личности.
Я не ловелас, не "юбочник", не дамский угодник. Я — много еще чего "не"… Сколько во мне "да" — каждый читающий эти строки, пусть решит самостоятельно. Мнения разделятся. И это хорошо. Это правильно!
Я — нетипичный любитель женщин. Я — странный. Вот это слово и поставил на обложку книги в качестве подзаголовка. Странности бывают разными — какая кажется вам наиболее подходящей?.
Мы не играли с Марией в переглядки. Разве что, изредка натыкались двухсторонними, ПРОНИКАЮЩИМИ взглядами — когда не просто смотрят в лицо, а сканируют. "Сканирование" и "заигрывание" — разные субстанции. Первый наш секс случился совершенно внезапно. Почти из ниоткуда, из ничего.
Я забежал в контору по делам — крутился у мастеров и в бухгалтерии. Таньча (14-я глава книги) вдруг шепнула на ухо в коридоре, когда рядом никого не было:
— Как у тебя сегодня со временем?
— А что? — удивился я.
Почему удивился ее обращению ко мне? После ТОГО поганого совокупления в холодной мастерской Петюни, желание продолжить с ней незаконченное, отсутствовало напрочь.
— Хочешь расслабиться?
— В смысле?
— Вино… женщины…
— ???
Улыбается, зараза.
— А КТО?! — вопрос не праздный. Актуальный.
— Ты, я, Маша.
"Оп-паньки!". И впрямь — снег на голову. Не комок с крыши, а лавина. Лавинка. Засыпало по макушку, но шапочка торчит.
— Годится! — мой ответ бодрый. Тот, который ЖДУТ. -Во сколько?
— Директор уедет в три… давай, в половине четвертого… на углу.
"На углу" — это у магазина. То есть, сначала затариться: купить выпить-поесть. Потом ехать. Куда?. Предполагаю, что бабы уже подумали: раз приглашают, знамо, прикидывали варианты.
На том и разбежались.
По пути в мастерскую меня интересовал лишь один аспект: кто стал инициатором этой встречи втроем?
Помозговав, решил, что — Маша. Таньча — ее подруга, знакома со мной давно. Насколько плотно знакома — зависит от того, ЧТО она рассказала Марие? Ниточка ко мне через Таньчу — вполне приемлемый вариант сближения: не дюже оригинальный, зато позволяющий перепрыгнуть через множество неудобных, но обязательных правил Игры. Раскладывая пасьянс дальше, прихожу к заключению, что сотрудничество Таньчи в этом процессе — временное: познакомила, свела… и отвалила. Меня это устраивало — больше "контачить" с Таньчей я не хотел, наелся в прошлый раз.
Я ошибся — у девок был иной план.
"Три апельсина" — два слова, ставшие кодовым для нас троих. Так назывался ликёр, который мы купили в тот раз в магазине на углу. "Три апельсина" раньше пробовать не приходилось, я взял бутылку ИНТУИТИВНО — понравился скрытый смысл в названии: нас тоже трое. То, что ликёр будет сладким — ожидалось. То, что именно ВТРОЁМ — не предполагал.
Позже, спустя время, когда кто-нибудь из нас троих произносил фразу "три апельсина" (даже в присутствии посторонних людей), мы неизменно улыбались — ведь только мы трое знали секрет этих 12-ти букв.
На дворе лето. Мест на пленэре навалом — езжай, куда ноги поведут. Но Маша повела нас к себе домой. Девчонки накрыли нехитрый стол. В ожидании, я порылся в Машиных кассетах и поставил музон, соответствующий обстановке.
Сели, налили. То да сё, ала-бала. Тем для беседы — море, одна тема работы — уже на полвечера. НО НЕ БАЗЛАТЬ ЖЕ МЫ СЮДА ПРИШЛИ?!
Минут через 40, после трех-четырех рюмок ликёра, когда я прикидывал, скоро ли уйдет Таньча, та совершенно внезапно ошарашивает:
— Хочу в ванную!
Не типа: "Мне надо в ванную" (совмещенную с санузлом), а в смысле — "Хочу искупаться!".
Неожиданность из категории "ну, ваще!". Потому что ее слова ПРЕДПОЛАГАЛИ некое продолжение ВТРОЕМ.
Само собой, клёво, когда заезженные варианты разбавляются неожиданными ходами и новым развитием сюжета! Но совсем неожиданные… пугают. По крайней мере, в начале. "Вы хоть предупредили бы! Намекнули!". В ответ: "А разве ты сам не понял?". "Хм, видимо, нет". Мысленный обмен мнениями.
Но стало интересно! Под верхнюю планку интересно! Еще более точное слово — "заводно!".
Таньча ушла мыться, мы остались с Машкой одни. Периодически Таньча кричала из ванной, спрашивая, где взять это?. где лежит то? Машка отвечала ей со смехом, не вставая из-за стола. Потом Таньча достала ее своими бесконечными вопросами и Маша отправилась в ванную. Пару минут я слышал их смех.
И тут до меня доходит, что всё это — спланированный сценарий. "Бля! Так и было задумано!". Тонко, хитро, с фантазией, неординарно!
Зато теперь следующий ход я знал заранее. В "червонец" попал: ОНИ ПОЗВАЛИ В ВАННУЮ МЕНЯ!
Открываю дверь. Обе сидят в мыльной воде. Сиськи наружу. Хохочут. Этакие две нимфы (кстати, фигуры у обеих идентичные!). Так как девки маломерки, места им хватает. Но для третьего объекта площади нет.
Глаза хитрющие. Блестюче-лукавые.
Классное зрелище, доложу я вам! Две русалочки — улов рыбака. Хотя… не ходил я на рыбалку: я сам — наживка! Понимаете?.
Меня пригласили составить им компанию.
Стеснение неуместно — меня бы не поняли. Скидываю одежду. Остаюсь "без ничего". Перешагиваю через край. Подвигают попки, освобождая место. Места мало. Как сельди в бочке. Как шпроты в банке. "Трое в лодке, не считая мочалки". Стандартная ванная не приспособлена для группового купания — советские инженеры не проектировали такие по умолчанию. Устроится даже мало-мальски не удалось — сплетение рук, ног и тел хорошо на широкой постели, но не в ограниченном пространстве. Поняв, что занимаюсь херней, сел на край… свесив вниз член и яйца. Умора!
Девки ржут. Я тоже.
Скоро мы поняли: идея, конечно, классная, но… миссия в ванной невыполнима! И мы пошли в комнату. Голые. Оставляя на полу мокрые следы. И упали на постель. Прямо так — ничего с нее не снимая — на покрывало.
Психология отношений между мужчиной и женщиной — наука, гораздо более сложная, чем квантовая механика: в той еще можно разобраться, даже стать профессором. В первой же — хоть век учись, так и останешься неучем. В лучшем случае — аспирантом: это потолок знаний.
Жаль у мужика нет двух членов! Мне хотелось их обеих одновременно! Чтобы и ту, и эту! Сразу!! Две позы — две дозы!!
Девки были раскрепощенные. Их раскованность и с меня сняла тормозящие барьеры: негатив воспоминаний о ТОМ сексе с Таньчей, и реальность первого секса с двумя женщинами одновременно. Таньча, вообще, не походила на себя — на ту, что была со мной в холодной мастерской: живая, веселая, не напряженная. Машка, глядя на подругу, не отставала. Я, глядя на них — тоже.
Какой веселый клубок мы устроили, бляха-муха! Они ласкали меня вдвоем: одна окунулась ртом на бешено торчащего "Василия" и ходила на нем, заглатывая его до "черенка"… вторая легла на меня верхом, подставив моим жадным губам свою грудь… их руки лазили по моему телу, доставляя божественное удовольствие… они целовали меня всюду, где им хотелось… они быстро менялись местами, словно репетировали эти сцены многократно… Я ТОРЧАЛ!
Первой подставила свою дырочку Маша. Она стала на коленки и выгнула спину. Поза была настолько соблазнительной и зазывной, что не войти в девочку было смерти подобно. Никто и не отказывался! Вогнал Красавца и заходил, заходил внутри горячего жерла вулкана.
Новая женщина — всегда новые ощущения. Они бывают разными — и приятными, и не очень. Дурак тот, кто думает, что все пиzды одинаковые — чушь! Машка была приятная. Она и минет делала вкуснее Таньчи — чувствовалось по ее движениям, ритму, желанию! Женщина ХОТЕЛА и УМЕЛА.
Я имел Машу, обхватив ее бедра и натягивая ее тело на свой конец. Таньча подползла под Марию и снизу целовала ее грудь. Никогда прежде мне не доводилось видеть, как женщина ласкает женщину. Необычность ситуации давала двоякое ощущение: как гетеросексуал я не был сторонником лесбийской любви, но "бонусный кадр" дал моим чувствам дополнительные эмоции. И они были положительными!
Потом я повернул Машку на спину и вошел в нее, прижав ее своим телом к постели. Машка задрала ноги высоко вверх. Тогда я схватил ее попку и еще сильнее приподнял ее, сам привстав на коленях. Она стала стонать — ей нравилась эта поза. А я торчал от удовольствия, видя перед собой ее Сладкое Местечко, в которое проникало моё сокровище.
— Дай мне! — тихо, но настойчиво вдруг произнесла Таньча.
Я взглянул на лицо Марии — как отреагирует она? Маша улыбалась. Значит, не против. Нападаю на Таньчу.
Стервозность бабы не скроешь — хоть десять масок надень: Таньча трахалась ДЛЯ СЕБЯ. Ложилась и становилась так, как было удобно и нужно ЕЙ. Она старалась получить удовольствие САМА — по фигу мужик! — "Дай МНЕ!".
Я заёbся ее иметь! Думал, она никогда не кончит… Все-таки кончила. Вздохнул от облегчения. Кажется, не сильно скрывая этого.
На полновесное окончание с Машей сил не хватило. Мы снова сплелись телами, но секс получался уже не той свежести — "осетрина по Булгакову". Через три минуты Машка симитировала оргазм. Пожалела меня.
К тому моменту я настолько натёр Красавца, что мысли о собственном кончалове носили чисто теоретический характер. Машка-умница поднырнула под меня и Красавец оказался у ее лица. Она брала его губками, делала три-четыре наклона головой, вытаскивала наружу и делала столько же качков пальцами, потом снова брала в рот. И так несколько раз. Я почувствовал, что сладкая волна не окончательно умерла у меня внизу — она снова поднимается. И я кончил. Теребящая мой член рука, продолжала мастурбировать. Капли летели вверх, вниз, влево и вправо. Я залил ее лицо, сперма попала ей в глаза, на шею и волосы. КОНЧАЛОВО БЫЛО ПОРАЗИТЕЛЬНО ДОЛГИМ! Ну… мне так показалось.
У нас же, у мужиков, как? На полмгновения дольше обычного?. Значит, смело прибавляй оргазму пять секунд! Парадокс Времени в Сексуальном Пространстве.
С Машей мы встречались года два. До той поры, пока она не собралась уезжать в Израиль. Она стала одной из немногих (очень немногих!) женщин, с кем моя встреча не ограничилась одноразовым сексом. Не скажу, что сильно прилип к ней, но мне она нравилась — и как женщина, и как человек.
К моменту "трехапельсинового секса" Маша уже не жила со своим первым мужем. Готовясь к отъезду, вышла замуж второй раз. После этого тактично сказала мне, что больше нам лучше не встречаться. Я всё понял.
Не ведаю, что с ней? Как сложилась ее судьба? Но вспоминаю о ней, как о Женщине и Человеке. Спасибо, Маш! Не держи зла, коли что было не так…
"Три апельсина" — кодовое слово.
"Три апельсина" — три молодых тела.
"Три апельсина" — живые, сочные, вкусные.
ГЛАВА 29 — "ЭЛЬКА"
Когда я увидел ее впервые, она мне не понравилась: крупногабаритная баба, на вид торгашка, да и разговаривала в их обычной манере — грубо, хамовато. Развязный стиль общения подводил черту "итого" к сформировавшейся ассоциативной картинке: "Не моё! Держись, Сява, от нее подальше!". Единственное, на чём останавливался взгляд и чем она потенциально могла привлечь моё внимание — ее грудь. Сиськи были большие… и поэтому замечательные (для меня — точно, как остальным — не знаю, дело вкуса). Но как сказал классик (перевру немного): "Не одной грудью жив человек". Посему, Элька долгое время не существовала для меня, как объект мужского внимания. Мы оставались лишь коллегами.
Художник-оформитель из нее — как из меня балерина. То есть, никакой. Нахваталась кое-чего, но фантазия (а тем более, талант) отсутствовали у Эльки напрочь. Намешать колер, наляпать-размазать, приварганить-сгондобить — это у нее получалось. Перетащить лист ДВП, сколотить подрамник — это она запросто! Но как только требовалось напрячь мозги, тут ее клинило и она зависала (как компьютер, не справившийся с задачей).
Элька была моей ровесницей, правда, в комбинат попала лет на пять позже меня. Насколько я помню, она долго жила на юге. Как очутилась в моем городе, запамятовал… хотя, наверняка, она рассказывала.
Элька была замужем, но ее брак имел "отчетливый привкус свободы": вроде замужем, а вроде как и нет. Типа — по обстоятельствам. Причем, такая жизненная позиция отличала не только ее поведение в отношении собственного мужа — тот вел себя адекватно жене. Парочка абсолютно не заморачивалась относительно верности супружескому долгу, их устраивало такое раздельное плавание в житейском море.
Лично я отношусь к таким вещам спокойно, ибо сам имею "рыльце в пуху". Наше с Элькой окружение тоже не состояло из праведных и добропорядочных граждан, поэтому никто не пытался внушить (и ей, и мне), что в семейной жизни мы ведем себя неправильно. Толпа ясно понимала, что заведи кто-нибудь подобные разговоры с попыткой наставления на путь истинный, мгновенно получили бы в ответ стандартную реакцию: "А не пошел (пошла) бы ты на…!".
Наше с Элькой общение ограничивалось внутрирабочими моментами, да совместным бухаловом. Даже спустя несколько лет, мы так и оставались равнодушны другу к другу в плане "перепихнина". По крайней мере я. Отношения меж нами были ровные, не без скандальчиков, разумеется, но все на уровне, не превышающем допустимые значения. Поушутя-полусерьезно я называл ее "сестрой", она меня "братом". Что по сути точно отражало наши платонические контакты.
Она никогда не лезла в мои "женские" дела, я не совался в ее "мужской гарем". Меж нами существовал паритет.
Почти все мои романы прошли на ее глазах, я видел почти все её шуры-муры, но по негласному соглашению мы продолжали поддерживать статус "брат-сестра".
Ни особо яростной войны, ни любвеобильного мира между нами не было — так и жили долгие годы, в упор не замечая друг у друга первичных половых признаков. Даже когда отправлялись в совместные командировки (там-то сам бог велел переплестись разок-другой!), то и там нас не толкало прыгнуть в койку и отвязаться по полной. Мы никогда не предпринимали шагов к тесному сближению физических тел.
Не думаю, что ее удерживало то обстоятельство, что она знала о моих серьезных отношениях с Тави. Да, она видела, как Тави 3–4 раза в неделю приезжала ко мне после работы, знала о наших чувствах друг к другу. Иногда, гуляя с Тави в выходные дни, мы могли натолкнуться на Эльку где-нибудь в центре. Она понимала, что между мной и Тави существует нечто большее, чем просто встречи мужчины и женщины. Если бы Элька сильно захотела меня, она бы уволокла "в кусты", невзирая на наличие в моем сердце большой любви к другой женщине. Ей эти моральные принципы были чужды.
Теоретически, мы запросто могли бы совокупляться, не афишируя и не выставляя наш адюльтерчик напоказ. Но она никуда меня не тащила, а я — ее. В этом плане, у нас была отлажена (и действовала!) система Внутреннего Согласия. Если выразить мысль проще — "котлеты и мух мы жевали по отдельности".
Вполне могло случится так, что в этой книге никогда бы не было главы номер двадцать девять. Вернее, глава под этим номером появилась бы, только имя у "номера" было бы иное…
Надо признаться, что слово "глава" — громко сказано для описания моего с Элькой одноразового секса. Отчего так? Да потому, что случилось всё до противного буднично, быстренько и незапоминающееся. Ничем. Разовая акция трах-тиби-доха. Без последующих поползновений к повторению.
Выстроенная нами стена "антисекса" в какой-то момент почему-то рухнула. Видимо, под напором алкоголя и внезапно нахлынувших плотских желаний.
Этакое мимолетно-бесшабашное: "А давай трахнемся?". "А давай!".
Во время очередной посиделки, откололись от компашки, закрылись в моей комнате и засадились. Без прелюдий и фальшивой стеснительности: я завалил ее на диван, задрал платье, она сама стащила трусики и мы слились.
Полагаю (не сильно ошибусь), что наша случка не доставила ей кайфа. Мне — точно. Не интересно вделись. Как нелюбящие друг друга супруги после 40 лет совместной, утомительно-скучной жизни. Она терпеливо подождала моего финала, не пытаясь извлечь для себя какой-либо "женской выгоды" — лежала, подмахивала и ждала, когда приплыву. Мы даже не целовались.
Помню, мял ее грудь и думал: "Во! Дорвался-таки до Элькиных сисек!". Но приятных ощущений при этом не испытывал… черт бы меня побрал!
Пока качался на ней, она пыталась изобразить на лице некую истому, но получалось хреново. Думаю, мы оба пожалели, что решили переспать — надо было оставить всё, как было между нами прежде.
… Натянули трусы на положенные им места и разбежались без взаимных претензий и проявления неудовольствия. И позже — ни слова о том неудачном перепихе. Будто и не было ничего.
А было ли?.
ГЛАВА 30 — "КЭТ"
Я уже упомянул в предыдущих главах, что словил себя на мысли: с определенного периода мои отношения с женщинами вдруг приобрели "разовый" характер. Посетившая мысль оказалась неприятной. Прежде всего, она говорила о том, что ни о каких чувствах речь не идет. Более того: не сильно плутая по лабиринту, мысль приводила к выходу с надписью — "Самец ты, бля!". Что тоже расстраивало.
Другой бы на моем месте только воззрадовался: "Что ж плохого в том, что самец? Да класс!". Мне же, почему-то, всегда хотелось иного. Жило еще в потаенных уголках души детско-юношеское обожествление женщины, придание ей статуса существа, к которому нужно относиться не как к объекту удовлетворения похоти, а как к Подруге, Помощнице, Спутнице жизни — преданной, любящей и заботливой. Реальность же шептала на внутренний диктофон другие определения. Мягко говоря, разнящиеся с ожиданиями. Хотя… какие к черту ожидания, когда тридцать пять годков парню?! Неизбежно наступила пора взгляда на окружающий мир не через призму "хорошо, если б было вот так!". Отрезвляют как-то прожитые годы. Рихтуют сознание. Исправляют дурацкое восприятие мира.
И самое поганое в этом действии — не исправление недостатков, нет. Самое поганое, что начинаешь понимать: в этой жизни романтизму (в любой его форме) место не предусмотрено. Розовые очки сильно искажают реальность, вследствии чего, романтик постоянно набивает себе шишки. Разной величины и степени травматичности. Сталкиваясь с жесткой (и жестокой) правдой жизни, розово-голубые настроения скукоживаются, сжимаются и, в конце концов, исчезают под напором сермяги. Направление исчезновения известно — в задницу.
Если продолжать упорствовать и пытаться смотреть на мир прежними глазами, недолго и сгинуть. Затопчут, разотрут в порошок, смешают с дерьмом. Кто пробовал сохранить в себе внутренний мир подростка, будучи взрослым человеком, знают: кончаются такие попытки плачевно. Весьма плохо.
Выход есть — нужно приспосабливаться. В данном случае — стать таким же, с кем контактируешь. А еще — относиться ко всему происходящему не серьезно. В лучшем случае — как к Игре. Меньше мороки, меньше противоречий. Меньше, никому не нужных, метаний.
Уверен: в жизни каждого, мало-мальского "ходока налево", случаются эпизоды, вспоминать о которых не хочется. И не вспоминают.
У меня же обязаловка — сам сказал, что буду писать ВСЮ правду. Никуда не денешься, подпись под контрактом.
Если читатель подумал, что у меня случилась осечка (в смысле, в самый ответственный момент Вася сыграл на "полшестого") то ошиблись. Дело в ином. Причина не в физиологии, а в психологии. Эта глава где-то перекликается с предыдущей. С незначительными различиями.
Элька (из предыдущей главы) была моей ровесницей. Кэт же стукнуло… дай бог памяти… короче, баба была в возрасте "ягодки" — примерно 45.
На кого точно не была похожа Кэт, так это на гибкую кошечку. Кэт была толстой кошатиной — без признаков талии, с не сильно симпатичной мордочкой. Правда, наблюдались и плюсы — характером не вредная, местами даже добрый человечек.
Трахнул я ее практически в аналогичной (см. предыдущую главу) ситуации, буквально несколько недель спустя после "легких упражнений" с Элькой. И тоже по пьянке.
Что за отвратительный тип, этот писака, да? Бухает, баб любит без любви?.
Придется в который раз напомнить, что эта книга не задумывалась, как массовое чтиво о любовных похождениях ловеласа — с кучей интимных подробностей и обсасывания пикантных ситуаций. Для меня куда важнее другое: самому себе всё сказать начистоту. Заныр в прошлое. Для выводов на будущее. Откровенно расставить все точки над "и", превратив "и" в "й". Понять, где был не прав, где сподличал, а за что не стыдно и по сей день. За случай с Кэт стыдно. Но для того и пишу, чтобы не закрывать на стыд глаза.
Помню ее ошарашенные глаза, когда вполголоса сказал ей: "Давай я тя трахну?". За столом в тот момент никого не было, наша немногочисленная толпа разбрелась, кто куда.
Кэт оквадратила зенки, на лице — полная и неожиданная… радость. Орёт через стенку Эльке (ее напарница по работе):
— Эль! Слышь, чё Сява предлагает?!
А у самой рожа довольная-предовольная. Элька ей в ответ, тоже через стенку:
— Давай, мать! Не стесняйся! Сява хороший!
Приукрасила, конечно. Когда мы с ней тогда покувыркались, я не заметил, чтобы она впала в кайф от нашего совокупления.
— Сними бюстгальтер, — говорю Кэт.
— Не надо.
"И то верно — грудь у Кэт некрасивая. Большая, но висит. Прально, что стесняется. Не молодуха давно".
Пристроились на диване в ее комнате. Даже дверь не стали закрывать: мне по фигу, а она не успела сообразить — слишком стремительно я ее ошарашил предложением. Стала бы кобениться, а вдруг бы я передумал?
За те немногие минуты, что мы упражнялись, Кэт не издала ни звука. Я сосредоточился на том, чтобы поскорее кончить (под кайфом с этим проблема), она же помогала, как умела — "Кама-Сутрой" не пахло. Тупо совокуплялись.
… Эх! Хотелось бы написать: "Волосы женщины растрепались… она непрестанно ахала, шептала ласковые словечки… крутилась подо мной и становилась в самые невероятные позы, будоража мое либидо".
Ни фига! Прозаично до безобразия. Скучнее не придумаешь. И это, несмотря на то, что у Кэт давно не было мужика (почти все сослуживцы знали, что она разошлась с мужем и больше ни с кем не встречалась). Я-то рассчитывал, что голодная сучка прямо-таки заскулит подо мной от радостных ощущений, а она… В общем, испортила предначертанное. На что я, собственно, рассчитывал? Женщина без внимания со стороны мужчин, изголодалась. А тут я нарисуюсь — весь такой-сякой! Подарю ей немножко солнышка. Она и рухнет в Сладкую Пропасть. И мне плюс от ее неги.
Нет, не нарисовалось у нас. Хреновый эскиз я набросал…
Про что глава? Не про "номер 30", это арифметика. Глава про чувства: если их нет между мужчиной и женщиной, никакой диаметр, никакая длина не помогут. Случка — и всё.
Чем себя убаюкиваю? Буду считать, что если она ничего не сказала, если я ничего не заметил — то это оттого, что она сдерживала свои эмоции, не хотела показывать. А иначе, совсем неприглядно получается. Не картина маслом, а хилая гравюрка. Чего ради инструмент доставал?.
ГЛАВА 31 — "ГЕЛА"
С этой, приятной во многих отношениях, женщиной у меня не было никаких проблем. Как в профессиональном, так и в личном плане. Тихая, не капризная, почти незаметная — т. е. не акцентирующая внимание окружающих на своей персоне: "Смотрите, вот я какая!". При всем при этом, это была женщиной, обладающая потрясающим шармом!
Ах, шарм! Некая субстанция, которую невозможно разложить на составляющие, препарировать, проанализировать результаты исследований, а затем выдать рецепт приготовления в домашних условиях (кстати, в лабораторных тоже не получится).
Что такое "шарм" известно всем… и неизвестно никому. Его ощущают, но из чего он сделан и как его при желании воспроизвести или скопировать, неведомо.
Шарм — наиважнейшая часть имиджа женщины. Можно иметь ладную фигурку, симпатичную мордашку и даже нестервозный характер, но если нет шарма — шансы женщины стать безумно любимой и жутко обожаемой резко падают вниз, словно курс акций в период дефолта.
Отсутствие шарма не смертельно. Не обладая этим Нечто, конечно, выживешь. Большинство так и поступают — обустраивают личную жизнь с тем, что имеется в арсенале. Живут-поживают, выбросив из головы сожаления об отсутствии этого мощного вида вооружений. Типа — "раз всё более-менее устроилось, чего зря морщить лоб?".
Только вся правда в том, что женщина с Шармом и женщина без оного, это не просто две разные женщины — это женщины с разных планет. Женщина с Шармом — как беспроигрышная лотерея. Женщина с Шармом — вечный фаворит. Женщина с Шармом — олимпийский чемпион, чье звание дается пожизненно. Она не боится завтрашнего дня, ибо знает: ее бесценное качество готово прийти на помощь в любой день, в любую минуту — стоит лишь захотеть. Такой женщине не страшны катаклизмы в виде разводов, она не впадает в депрессию от мысли, что с уходом мужчины жизнь кончается. Да, горько и обидно, когда бросает любимый мужчина, но для женщины с Шармом это не вселенская катастрофа. Женщина с Шармом знает себе цену. Эту цену знают и окружающие. И эта цена велика. Кстати, женщин с Шармом бросают только сумасшедшие…
Гела была женщиной с Шармом — вторая такая, повстречавшаяся на моем пути.
Говоря на современным сленге: в чем фишка 31-й главы?. Во времени. В конце главы вы поймете, почему я сделал акцент именно на этом.
События той поры происходили в период, когда страна резко убегала от социализма, безоглядно впендюриваясь в дикий капитализм, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Перемены, которых все ждали, наконец-то, наступили. Но их стремительность посрывала головы не только верхушке власти, но и миллионам граждан. Что получится в результате — не знал никто. Бывшая великая держава катилась по наклонной плоскости в хаос, неразбериху и анархию.
Я — уже не мальчик, мне 37. Отношения с женой превратились в пустую формальность совместного проживания: утром ушел на работу, вернулся заполночь. В выходные тоже стремился уйти из дома под любым предлогом. Свободное от работы время проводил с Тави (будущей второй женой). Неизбежность развода висела в воздухе, что, впрочем, меня нисколько не страшило — внутренне я был готов на этот шаг. Что и сделал: холодным ноябрьским утром собрал чемодан, взял портативный телевизор "Шилялис" (любимая вещь в той квартире) и ушел из дома. Без сожалений и комплексов. Убежал в никуда. Ринулся, чтобы влить в жилы "свежую кровь". Свалил из тины… Тави тоже ушла от родителей.
Я упросил кореша пустить нас жить в его пустовавшую однокомнатную хату, которую он получил накануне (частный дом его матери снесли, всем прописанным в хате выдали по квартире). В нашем новом жилище не было ничего — голые стены. Даже унитаз — и тот пришлось устанавливать самим.
Так я начал новую жизнь. Резко "обновил кровь". В стране такие перемены — мне тоже не грех!
Чёрт, забежал вперед! И вообще — в другую книгу (я предупреждал: о событиях, связанных с моей второй женой, здесь рассказывать не стану). Возвращаюсь к рассказу о Геле…
С прежней работы пришлось уволиться — комбинат без заказов захирел, народ разбежался. Один знакомый организовал новую газету, пригласил поработать у него. Предложение подвернулось как нельзя кстати (деньги — на нуле!). Не задумываясь, я согласился. Важно было пережить "эпоху средневековья" — мы и так сидели с Тави почти на голом полу, да еще без рубля…
Коллективчик издания, куда я устроился, представлял собой четыре человека: директор (тот самый мой знакомый), секретарь-делопроизводитель, человек-Ноги (пацан, бегающий по рекламодателям) и я. Секретарем в нашей шарашкиной конторе работала Гела.
Время было смутное: фирмы возникали и вскоре закрывались. Новое веяние — предпринимательство — захватило умы граждан кажущейся простотой: "Да я щас!. Да мы!". Но откуда взяться понятию о бизнесе у советского человека? Мы ж инкубаторские! Детсад, пионерлагерь, комсомол — везде ходили строем и выполняли команды начальства. А тут — СВОБОДА, бля! Делай, что хошь! Ну, и ринулась масса матросовых на бесчисленные амбразуры капитализма… так же массово погибая под шквальным, перекрестным огнем новой системы экономики.
Наша газетенка продержалась в этом водовороте год. Уже подвиг!
Дирек (мой знакомый) в бизнесе не разбирался вовсе, ему токо хотелось быстрых "бабок". Думал: "Создам газету — деньги от рекламы потекут рекой". Ага, щас! Мой тогдашний начальник хорошо разбирался только в выпивке. Побыть душой компании — запросто! Заквасить по литру на харю — да легко! Полу-бард, полу-журналист, полу-музыкант. Он везде был "полу", и ни в чем "полный".
Гелу взяли на работу секретарем по очень простой причине — она была любовницей моего начальника.
У нас с ней с первого дня сложились теплые и дружеские отношения. Она не выпендривалась, не выпячивала достоинства и не сильно ретушировала собственные минусы. Как я написал выше, главным плюсом Гелы был Его Величество Шарм. Чего не отнять — того не отнять!
Говорят, что шарму научиться нельзя, хоть из кожи лезь — не получится. Согласен. Это врожденное качество. Или есть внутри, или нет вовсе. У Гелы шарм был. Она вообще выглядела очень мило. Чуть картавила, но это ее нисколько не портило — наоборот, добавляло ценных очков в ее копилку.
Мы часто оказывались вместе на вечеринках, что само по себе не странно — коллектив маленький, всё гораздо проще. Стал замечать, что в любом подпитии Гела оставалась в одной поре, без резких перепадов настроения — добродушная, спокойная. Мне это нравилось. Может потому, что самому не хватало этих качеств?.
Позже, после распада газеты, мы несколько раз пересекались в других кампашках. Она перешла под другое "покровительственное крыло", но меня это обстоятельство не корёжило — я понимал, что ТАКАЯ женщина долго быть ничейно-одинокой не может.
В тот вечер мы с ней оказались в редакции одни — "толпа" разлетелась по делам, я засиделся, работая над иллюстрациями для очередного выпуска, она проверяла входящие письма и платежки.
— Гел, может накатим по маленькой? — спросил я.
— Можно, — улыбнувшись, кивнула она.
Выпили по чуть-чуть. Тихо разговариваем. Тема очевидна — про работу. У русских нет обширного списка тем для бесед в подпитии: работа, бабы, деньги. Про баб с Гелой говорить не мог по умолчанию. Деньги нас с ней интересовали постольку-поскольку — лишь бы хватало на хлеб с маслом. Оставалась тема работы. Всё логично.
… Я посадил ее на край стола и снял с нее трусики. Она все так же продолжала улыбаться, не говоря ни слова. Мы поцеловались. И тут… обычно тихая и скромная Гела впилась в мои губы с такой страстью, что я ошалел: "Огонь-баба!". Она обхватила меня за шею руками, а талию обвила ногами так крепко, что я почувствовал себя в железном капкане. Ощущения были великолепными. Этот был сладкий плен, о таком мечтают!
Я любил ее на крае стола — она откинулась назад, опершись локтями о поверхность. Я стоял на полу, качаясь на замечательных, сладко-замирающих качелях. Она смотрела на мое лицо и прерывисто дышала. Ее личико раскраснелось. Появившийся на щеках румянец придавал ей еще большую привлекательность. Она не произносила слов. Она смотрела на меня. Мне кажется, в тот момент она ЛЮБИЛА меня. А я — ее.
Женщина, которая нравится — и твоя. Сумашедшая радость, ребята! Космос без вакуума!!
Она не просила для себя ничего — она ОТДАВАЛА себя. И главное (!) — была не бездушным бревном, позволяющим себя иметь, а вместе со мной испытывала прилив нежности и любви. Разделяла эти чувства со мной.
Это важно. Для меня это очень важно. Я истинно желал дать ей сладость, но… увидел, что она не настроена. "Может, потом? Не сегодня?".
Втихаря от директора (она ж его официальная любовница!) мы уединялись еще пару раз, но на большее идти не посмели. Все-таки она опасалась, что узнав про нашу связь, директор выгонит ее с работы. Я понимал и не настаивал.
Самое неожиданное, о чем читатель не сможет догадаться ни коем образом — Гела стала последней женщиной перед моей огромной, грандиозной Спячкой Мужчины. Да, ребята-а… вот такая хохма случилось с дядей…
Вскоре я женился на Тави. И "уснул". Меня внезапно (!) перестали интересовать ВСЕ ЖЕНЩИНЫ НА СВЕТЕ. Мне стало не интересно. Я наперед знал, КАК будут развиваться события, ЧТО произойдет в начале, ЧТО случится в середине и ЧТО будет на завершающей стадии адюльтера. Предвидение развития событий в отношениях с женщинами убило во мне охоту хотеть. Исчезла новизна, жар и пыл сладко-томящей неизвестности. Зазывно-завлекающая улыбка с помадных губ уже не будоражила во мне самца, не заставляла становится в стойку, не шевелила Василия в штанах. Я потерял стремление овладевать хорошенькими самочками, мелькнувшими на горизонте, даже в тех случаях, когда они сами неприкрыто выказывали желание и делали непрозрачные намёки.
Я впал в спячку. Причем, сделал это не ввиду привходящих обстоятельств, а ДОБРОВОЛЬНО. Я не перестал быть Мужчиной — просто завязал с похождениями "налево". Бац — и примерный муж!.
Сам поражаюсь до сих пор — как такое могло произойти? Со мной-то???
Гела… Женщина-Шарм.
Наверное, именно Она, эта женщина, невольно заставила меня перестать смотреть на окружающих самочек, как на потенциальные объекты. После ужина в шикарном ресторане трудно заставить себя жрать тюремную баланду. Мне и не хотелось. "Уснул".
А может быть, причина в ином. В том, что рядом со мной появилась Тави — женщина, с которой я встречался уже десять лет, и с которой хотел связать свою дальнейшую судьбу. Тави была лучше всех, кого я знал "до нее" и "во время нее". Забегая вперед (и вообще в другую книгу), скажу — она лучше всех и "после нее"!
"Спал" я долго — пятнадцать лет. Меня "разбудила" Весна.
ГЛАВА 32 — "МАРГО. Предисловие"
Истинное имя этой женщины — не Маргарита. В книге я дал ей это имя по нескольким причинам: во-первых, она похожа на булгаковскую Марго — та же замаскированная ведьма. "Моя Марго" тоже была замужем, но встречалась со мной. Как и героиня знаменитого романа, она видела во мне Мастера. А еще… Да не знаю, что еще! Просто с самого начала наших отношений мне хотелось звать ее Марго. Это имя родилось внутри — и сомнений в его "правильности" никогда не возникало. А может оттого, что мне хотелось, чтобы у меня была Такая Женщина — поклонница таланта, всё понимающая и обольстительно-красивая.
… У меня есть Тави, моя вторая жена. За много совместно прожитых лет наши отношения перешли в стадию хронической зависимости друг от друга, костер Любви С Искрами подгас. А я… я вошел в возраст под названием "седина в бороду — бес в ребро". Бывшему ловеласу сам Бог велел быстренько вспомнить былые подвиги — навыки, хотя и уснули, но не умерли окончательно.
Но разбудила меня ото сна не Марго.
Девчонку звали Весна (тоже придуманное имя, но похожее по созвучию). Она пришла устраиваться на работу в компанию, где я в то время пахал. Секретарь позвонила и сказала, что сейчас подойдет девушка, что она хотела бы работать у нас дизайнером. "Посмотрите, что умеет? Подходит ли нам?".
Моя должность на тот период — руководитель отдела, в подчинении — десяток дизайнеров. Мы занимаемся изготовлением рекламы.
Короче, весной появляется Весна.
Как ее описать?. Стройненькая, даже худенькая. Небольшого роста. Девчонка, по сути. Но лицо — как у высокопарной леди. Независимость и самоотрешенность так и прет из нее, "юнг-леди" не замечает вокруг никого. Изменяет этому правило только в том случае, если что-то требуется Ей. Но это происходит крайне редко, ибо она не любит просить кого бы то ни было. Ни о чем. Она олицеторяет собой Гордость и Неприступность.
Вот такая игра у девчонки, вот такой создала себе имидж.
Это ее право, она сделала выбор. Все, вытекающие из этого решения плюсы и минусы, на ее совести. Когда-нибудь поймет — было ли это правильно? Думаю, что понимание придет к ней гораздо быстрее, чем можно предположить. Наверняка, уже пришло.
Я взял ее на работу в свой отдел. Не оттого, что она была классным спецом: как дизайнер — невесть что, но мысль в головке порхала — что немаловажно. Мне не нужны тупые. Иначе я буду вынужден по сто раз растолковывать им, где лажа. Или того хуже — самому переделывать их работу. А оно мне надо?.
Весна обладала фантазией и не была закомплексована штампами, существующими в рекламном бизнесе. Иногда отсутствие "школы" играет куда более значимую роль в профессии, чем приобретенные навыки. Уметь использовать в работе двадцать проверенных заготовок-шаблонов — это один уровень мастерства. Уметь выдать нечто оригинально-свежее — совсем другое. Второе качество ценится выше. Поэтому я ее и взял. По крайней мере, при мне у нее появлялась возможность развивать в себе эти ценные для художника качества.
Я не благодетель и не альтруист, у меня есть план и я обязан его выполнять. Если стану возиться с каждым сотрудником, плохо выполнившим заданием, погрязну в мелочах. Соответственно — нарушу сроки. Как следствие, обязательно наступит завал. И тогда придется выслушивать нарекания от вышестоящего начальства. А оно мне надо?.
Мы пересекались с Весной только по работе. Общение состояло из моих поправок и замечаний, если того требовала ситуация. После работы она не задерживалась. Куда ехала после окончания трудового дня, с кем встречалась — меня это не интересовало и об этом мы с ней никогда не говорили. Она ни с кем об этом не говорила. Даже сталкиваясь в курилке, мы практически не общались на отвлеченные темы.
Она демонстративно держала себя особняком от всего коллектива. Многим это не нравилось. Почти все считали ее задавакой. Я же считал, что девчонка решила выстроить такую систему защиты, что со временем это пройдет, мамзель оботрется, поймет — что к чему. Ибо нельзя постоянно находится с окружающими в состоянии полу-войны: человек редко способен выдерживать такие психологические нагрузки. Рано или поздно "редуты" ломаются, а самые прочные "замки" открываются.
В один из майских вечеров защита Весны дала трещину.
Я задержался на работе — договорился с двумя мужиками (дизайнером и охранником) посидеть и распить бутылочку светленькой. Для расслабухи. Народ рассосался по домам, в отделе остались только я и Весна — она заканчивала срочную работу. Не знаю по какому наитию, но я (неожиданно даже для себя) спонтанно спросил ее:
— Мы тут собрались посидеть немного… Не хочешь с нами?
Спросил, будучи уверенным, что она откажется. А она вдруг согласилась. Просто, без выпендривания кивнула головой. И улыбнулась.
Улыбалась она редко.
Сколько мы сидела, не помню, но не слишком долго. Я глянул в окно — начинало смеркаться. "Э-э-э, пора по домам!". Стали расходиться.
Весна встала из-за стола и ее чуть качнуло в сторону.
— Захмелела?
— Есть немного… С непривычки, — ответила она.
Мы оделись и вышли втроем — охранник, само собой, остался дежурить. Пока шли к остановке, предложил ей взять меня под руку. Взяла.
Честно, как на духу: и В МЫСЛЯХ НЕ БЫЛО флиртовать с ней! Во-первых, она моя подчиненная. С молодых лет понял, что шуры-муры на работе ничем хорошим не заканчиваются. У всех подобных историй одинаковый финал в 99, 99 % случаев. Во-вторых, у нас огромная разница в возрасте. Наивно думать, что я интересую ее, как потенциальный муж. Она шла со мной под ручку, но я не строил амурных планов в отношении ее — просто решил проводить до дома.
На остановке спросил, где живет. Она назвала улицу.
— Это где?
Назвала район. Райончик был не близкий. Рабоче-шебутной. То есть, пилить предстояло далеко. Светиться там желания не возникало, но я решил ехать — одну ее оставлять было нельзя.
Мой сотрудник, с кем выпивали, сел в маршрутку и отвалил. Мы же стали ждать транспорта.
Скамейка на остановке оказалась сломана, присесть было негде. Сел на бордюрный камень. Неожиданно она примостилась рядом.
— Не надо. Камень холодный. Простудишься…
Ничего не ответила. И положила свою голову ко мне на плечо……… *многоточие, 13 знаков*
Вот! Ключевой момент в моей судьбе. Простое движение. Но то, какое оно оказало воздействие на меня и мою дальнейшую жизнь, даже не поддается описанию. В тот майский вечер Я ПРОСНУЛСЯ от "спячки".
Нет, у меня с ней ничего не было. В том понятии, о котором вы сейчас подумали. Иначе, эта глава называлась бы не "Марго", а "Весна".
В тот вечер я проводил ее до дома. В последующие дни мы все также общались исключительно по рабочим вопросам. Ну, разве что, она стала мне чаще улыбаться.
В конце мая руководство фирмы организовало выезд на пикник. Обычно это происходило в пятницу, ближе к обеду. От таких поездок отказывались лишь единицы — если только дома ждали супер-неотложные заботы. Набивались в заказанный автобус, рассовывали в проходе и между сиденьями сумки с провизией и выпивкой — и катили куда-нить за 15–30 километров в лесную зону.
Описывать наши вылазки нет смысла — у всех они проходят по одному сценарию. Наверняка, вы участвовали в таких поездках неоднократно, поэтому рассказывать нечего: выпивали, ели шашлыки, балагурили, орали песняка. Любители погонять мяч организовывали небольшие сражения. Потом снова пили и плясали.
В тот день моя жена с сыном уехали в деревню к родственникам, дома меня никто не ждал. Зато я мог пригласить к себе…
Когда стали собираться обратно в город, наклонился к сидевшей рядом, захмелевшей Весне, и тихо сказал на ушко:
— Хочешь, поедем ко мне? У меня сегодня дома никого.
— А что будем делать? — спросила она после небольшой паузы.
Я удивленно посмотрел на нее полутрезвым взглядом.
— Э-э-э… пообщаемся… расскажешь, какие у тебя трудности в работе… да и я… мне есть тебе, что показать… поедем?
Кивнула:
— Поедем.
Она снова согласилась НЕОЖИДАННО. Спрашивал, ни на что не надеясь. Отказала бы — не расстроился.
Оставив ее в квартире, спустился вниз, в магазин — надо было купить к столу нечто более подобающее, нежели то, что пряталось в холодильнике. Провозился в магазине долго: пока это выбрал, потом то. Подхожу к собственному подъезду и… внезапно доходит, что я забыл код входной двери. Представляете? Забыл код своего подъезда!!!
Жму кнопку домофона.
"Да подойди ты, не бойся, ответь! Ты ж понимаешь, это я!".
Взяла-таки.
— Это я… Слушай, такое дело, хи-хи… я код забыл… нажми кнопку.
Нажала. Дверь открылась.
Поднялся на лифте. Открываю дверь ключом. Стоит в коридоре. Кажется, чуть напугана. Ясный пень! Пригласил к себе, куда-то ушел, хрен знает на сколько, потом говорит по домофону, что забыл код. Прикольный мужик!
Ужинали не при свечах — я не опустился до такой низкопробной романтики. Она почти ничего не ела, так — откусила чего-то. От выпивки отказалась вообще, я пил в одиночку. Конечно, толкового разговора о работе не получилось.
Смотрю на часы: "Ба! Первый час ночи!!".
— Слушай… это… тебе нельзя так поздно возвращаться домой… а я не могу тебя проводить — видишь… это… даже языком плохо ворочаю, ха-ха! Может останешься?
— Нет, я поеду.
— Куда ты поедешь?! Ночь на дворе! Я тебя одну не отпущу!. Это… звони родителям… скажи, что остаешься у меня… под мою ответственность… дам обещание, что ни-ни…
— Мы с мамой живем одни.
— Ну! Вот и звони маме!
Посмотрела пристально в глаза, потом набрала номер. Коротко объяснила ситуацию. Затем протягивает трубку мне:
— Мама…
Беру телефон:
— Алло! Здравствуйте! Вы не волнуйтесь за дочь… ага… ну, что вы? Всё будет нормально! Я обещаю!. Угу… слово джентльмена! — стараюсь, чтобы голос не казался слишком пьяным.
— Полотенце в ванной, — открываю перед ней дверь.
Напряжена. Взгляд кошки, которую загнали в угол, но еще не лупят.
— Иди-иди, всё будет, как я обещал.
Уходит в ванную. Сижу на кухне, налил стопочку. "Получилось как-то всё по-дурацки! Не этого я хотел!".
Вышла минут через пятнадцать. Молча ушел в ванную я.
Возвращаюсь в комнату. Сидит на краю постели. Во всем облике — полная нерешительность и… ожидание чего-то жутко страшного. Смеюсь:
— Не напрягайся.
Сажусь рядом. Моя рука касается ее коленки. Дергается, будто током ударило.
— Ладно. Ложись… Всё нормально, — стараюсь быть спокойным. — Я обещал твоей маме.
Неожиданно целует меня в губы. Это не холодный поцелуй благодарности: на несколько мгновений мне кажется, что до сей поры она опять играла в неприступность, а теперь "взяла свои слова обратно". Но после страстного поцелуя Весна ложится под одеяло и поворачивается ко мне спиной. Я тоже ложусь. И отворачиваюсь в другую сторону.
… Чувствую шорох и движение. Открываю глаза. Утро. Она стоит у кровати. Уже одетая.
— Мне пора идти.
— Иди, — отвечаю спокойно. Не удерживать же? Да и зачем? Смотрю на часы — нет и шести.
Выходит в коридор. Встаю, выхожу следом — "радушный хозяин обязан проводить гостя до двери".
— Извини.
Это она.
— За что?
Это я.
Открываю дверь, Весна исчезает.
Она ушла, а мне нет покоя. Я не нарушил обещания, я был пай-мальчиком. Я ее ничем не обидел, но на душе черные кошки. А еще я все время думаю о ней. Она застревает в моей голове. От этих мыслей я бешусь…
Спустя два часа пишу ей смс-ку, взяв фразу из песни Чижа: "На подушке осталась пара твоих светлых волос". Написал зря. Как потом выяснилось, телефон был мамин — Весна взяла его на вылазку вместо своего сломанного. Мама получила мое сообщение и устроила дочери скандал. Выходило так, что я ее обманул. "Вот какой негодяй, а!".
Придя на работу в понедельник, узнаю, что Весна подала заявление об уходе.
Бля! Ну, чё теперь делать?! Вообще не совершать никаких деяний? Даже самых безобидных?! Ибо, как ни крути, "благими намерениями вымощена дорога в ад" — так, что ли?!!
Она уволилась, а я…
Девочка, не зная того сама, пробудила меня ото сна. Она до сих пор не ведает, ЧТО тогда сделала со мной. Не осознает своего влияния на мою последующую жизнь. И пусть не знает — ей это ни к чему, только навредит. Да и по барабану ей это, как мне кажется.
… Странно, не правда ли? Глава "Марго", а пишу про какую-то девчонку, с которой ничего и не было. Но считаю, все верно. Необходимо было это "предисловие", необходимо. Без него никак не понять дальнейших событий: отчего и с какого перепугу?
"Когда Спящий Проснется" — у Г. Уэллса есть роман с таким названием. Этим фантастом я зачитывался в юности. Сборник его сочинений в 15-ти томах до сих пор хранится в моей библиотеке.
Спящий Проснулся…
Удивительные ощущения, когда литературный образ тесно переплетается с реальной жизнью! Если это происходит лично с тобой — поразительно вдвойне, втройне! Наверное, в этом и есть главное отличие литературной классики от беллетристики: то, о чем рассказал писатель — воплотилось в реальность, стало частью твоей жизни.
Или классики ничего не придумывают? Берут сюжет из жизни — и пишут. А мы потом охаем и ахаем: "Как он всё точно подметил, подлец! Как угадал-то!".
ГЛАВА 33 — "ВСЕВИДЯЩЕЕ ОКО"
Спустя 15 лет после событий, рассказанных в главе "Гела".
Он открыл почту. От Сэтты пришло письмо: "Я так устала за эти дни… стресс… меня сегодня в "асе" не будет… завтра вечером мне нужно к врачу… скучаю… целую".
Закончив работу, Он — впервые за три недели — изменил привычный маршрут и не поехал домой. Всевидящее Око открыла дверь и улыбнулась: "Ты!".
Через полчаса, ломая разговор на полуслове, Всевидящее Око внезапно сказала:
— Ты сегодня целый день думаешь о Ней.
Врать было бесполезно. Он, вообще, терпеть не мог врать! Ей — тем более. Перед Всевидящим Оком детектор лжи выглядел детской игрушкой. Она в совершенстве ощущала малейшие колебания "черное-белое", "да-нет", "правда-ложь".
Он вспомнил, как они познакомились: на каком-то грандиозном сборище, в огромной толпе, неведомым ему чутьем, она уловила его сигнал "свой!". Уловила со спины. Он ее ещё не видел, но мгновенно почувствовал: приблизилось ЭТО! Обернулся. Всего одна фраза. Пароль-Код. Автоматически его язык произнес отзыв. Система распознавания "свой-чужой" выдала положительный ответ. "Контакт!". "Есть контакт!".
Всевидящему Оку врать бесполезно. И зачем?
Он молчал, глядя в ее глаза. Знакомый, странный взгляд: то ли падаешь в холодную бездну, то ли возносишься искрами от испепеляющего пламени.
"Она тебя обманывает", — мысленно сказала Всевидящее Око.
"Я знаю… Нет, не так… я боюсь признаться себе в этом", — беззвучно ответил он.
Её зрачки стали расширяться и он — в который раз! — ощутил, как в его плоть и мысли входит Чужое-До Боли Родное-Существо.
"Где Она сейчас?" "Она с другим" "Они…?" "Разве тебе это нужно знать? Тебе это важно знать?!" "Да, я хочу" "Не надо… Ты не умеешь контролировать свои эмоции. Они Тебя разорвут" "Скажи!" "…"
И Существо покинуло его. Так же внезапно, как и вошло.
Он ехал домой и думал: "Зачем я послал ей sms-ку: "Тебя пригласили на ужин?". Разве у меня нет ответа на этот вопрос?".
Предусмотрительный оставляет себе лазейку. Но он — не Преду-Смотрительный. Он — глупый.
Когда мне совсем плохо, я иду к Всевидящему Око.
Всевидящее Око сказала: "Я знала, что этим кончится. Ты никому не разрешишь крутить собой! А эта… она тебя не прочувствовала. Забудь! Всё — к лучшему!".
Всевидящее Око. Она больна.
А еще она — потрясающая! Никто не умеет так понимать мужчин, как Эта Женщина!!! Потому что, у нее нет всех этих бабских амбиций… которые уже достали, на фиг! Меня — так точно!
Она не выходит из дома.
Первое время (хм, первое… первое время — это полгода!) она отказывалась принимать от меня какую бы то ни было помощь. Отказывалась от денег, от любых приношений. Даже продукты — и те не брала. Потом перестала сопротивляться. Смирилась. Поверила. Поверила, что я не буду её использовать. Что я просто хочу с ней говорить. А когда поняла — стала Моей.
Она умеет снять боль. Чужую, не свою. Свою боль она снимать не умеет. Не дано. Нельзя! Иначе, дар — помогать другим — исчезнет. Вот такое Правило бл… дское!
Она умеет видеть будущее. Не всегда, но — умеет. Она может видеть человека изнутри: кто он?. чем дышит?. насколько сволочь?. И говорит мне об этом. Если я прошу, конечно. Даже — если никогда не видела того человека. Да она, вообще, мало кого видит.
Она — замечательная. Некрасивая, но прекрасная! Кто не понимает несоответствия этих слов, тому и объяснять нет смысла.
Всевидящее Око ошибается. При мне — несколько раз. Что ж, мы все не безупречны. Главное — Она не оправдывается за ошибки, просто "тихо" улыбается.
Она — Нечто! Она — чистая! У Нее отсутствуют уродливые человеческие качества. На Земле и должны жить только такие, как Она. Мне до человечности Всевидящего Ока — как до Луны, как до Солнца. Я, по сравнению с Ней — такая же гнида, как и все вокруг. Она это видит — и прощает меня. А я, общаясь с Ней, становлюсь чище. Лучше. Хоть ненамного.
Мои чувства невозможно описать словами, я попытался… Грустно. Не получилось…
Всевидящее Око, я тебя люблю. Это не та любовь, о которой пишут стихи и романы. Это не любовь мужчины к женщине. Это нечто иное. Название Этому я не знаю… да и придумывать не хочу. Мне важно, что Это есть.
Я не был у тебя очень давно. И это еще одна моя потаённая боль.
Люди — скоты. Как только им что-нибудь понадобиться — они тут же вспоминают давних знакомых и забытых друзей, хватают ноги в руки и бегут. Звонят, извиняются за долгое отсутствие и… че-нить просят. Потому что им приспичило, потому что это НАДО им.
Мне ничего от тебя не надо. Тебе от меня — подавно. Но как только мне снова сильно приспичит, я появлюсь.
Я ж говорю: люди — скоты. И Сява — не исключение.
ГЛАВА 34 — "ЛИНА"
Женщина, вошедшая в мою жизнь после Весны. Перед Марго…
По теории Лобачевского, две параллельные прямые, все-равно где-нибудь пересекаются. Очевидно, на моей страничке в Книге Судеб было сказано, что мы должна были с ней пересечься. Так и случилось. Нет, это была не случайная встреча по рабочим моментам — так было предопределено заранее! Даже, если бы я не поехал на то мероприятие, мы бы встретились с ней в другом месте. Чуть позднее, чуть раньше — но обязательно бы встретились.
Взгляд во взгляд. Жемчужный блеск интереса. Афродизиак опахала, почудившегося в ее руках. Начало беседы НЕ о работе — на мероприятии, посвященном бизнесу. Строка в Книге Судеб обрела реальность.
Скажу "умную вещь": строка о встрече была написана не только на моей, но и на ее странице. Разделы Книги — разные, главы — тоже, а строка идентичная.
Многие не глупые люди считают, что случайных совпадений в этом мире не бывает. Придерживаюсь того же мнения.
С самого начала между нами возникло негласное условие: не заморачиваться! Что это означало?. Никаких признаний в чувствах, никаких обязательств, никакой болтовни о любви. Есть Она, и есть Я. У нас взаимный интерес. Если быть предельно откровенным, то интерес этот — животный. Еще ни разу не прикоснувшись, мы оба знали, что понравимся друг другу в постели. Со мной такое было в первый раз. Ну, чтоб вот так — по первым словам, по первому взгляду понять, что эта женщина подойдет мне, как сексуальная партнерша. Возникшее ощущение притёртости тел не от визуального лицезрения классных физических параметров: "С этой неплохо бы покувыркаться в кровати!", а от искры осознания: "Всё у нас будет хорошо!".
Женщину звали Лина Анатольевна. Она была одним из руководителей строительной фирмы. Она была младше меня на 7 лет.
Если бы меня спросили, какое из ее качеств является для меня самым притягательнам, я бы ответил так: "Притягательных качеств много, выделить одно не могу. Зато могу сказать, какое качество для меня самое необычное: её умная головка и ее половой орган живут РАЗНЫМИ жизнями! Словно принадлежат двум отдельным людям".
Мозги Л. А. удачно справлялись с непростыми обязанностями руководителя, а ее вагина была натуральной дурой *смеюсь в 32 зуба! *. Л. А. в жизни, и Л. А. в постели были абсолютно не похожи. Совершенно!
Так как я не работал под ее началом и не интересовался ее бизнес-планами, она меня устраивала такой, какая была на простыне. На "обратную сторону Луны" я не лез (и правильно делал!).
После четвертой или пятой встречи она выдала фразу: "Знаешь, мне по нутру, что мы трахаемся вот так, без всяких сю-сю. И мне очень нравится, что ты не лезешь в мою личную жизнь. Впрочем, как и я в твою. Хорошо бы, чтобы так оставалось и дальше".
Признаюсь, такая жизненная позиция — не совсем то, что я практиковал раньше. Мне, почему-то, всегда хотелось быть как можно ближе, участвовать в делах женщины не только на территории, ограниченной шириной и длиной кровати. Мне казалось, что отношения, к которым меня призывает Л. А., более схожи с элементарным перепихом, со случкой. Мне всегда было важно: если женщина МОЯ, то уж ВСЯ! Но Лина придерживалась иного мнения.
Я понимаю, она — начальник, руководитель. Всё это влияет на стиль мышления. Она привыкла отдавать приказы, и хочет, чтобы они беспрекословно выполнялись. Мои попытки подчинить ее "я" своему "эго" пресеклись ею в зародыше. В случае с другой женщиной, я бы не стал терпеть подобного тиранства над собой — давно бы отвалил. С ней же захотел остаться. Согласился на роль "второго плана".
Конечно, я немного преувеличиваю ее стремление руководить мною — особо она меня не гнула: так, подкомандовала мною иногда:)
Я повесил на себя табличку "И фиг с ним!" — и не роптал. Ну, и чего страшного? Через пару часов выйду от нее и сниму с шеи, непривычный для меня, жетон с выбитым номером.
Мы никогда не выясняли отношения, не срывались на крик, доказывая что-либо друг другу. Не тянули на себя одеяло. Вероятно, так и надо — если речь лишь о постельной принадлежности. Во всем остальном мы принадлежали разным слоям общества, были людьми с непохожими привычками, несовпадающими понятиями и совершенно отличным, друг от друга, стилем жизни.
Встречались мы не часто — пару раз в месяц. Обычно это происходило после работы: она забирала меня на своей машине в условленном месте, подальше от любопытных глаз моих сослуживцев. Мне не нужна была афиша, ей — тем более. Лина — женщина деловая, на виду у большого числа людей. Могли возникнуть неприятности и пересуды. Мы умно прятались.
Вместо ужина в кафе она устраивала у себя дома стол не хуже, а даже лучше. Вместо похода в кинотеатр она покупала новые фильмы на DVD, и мы смотрели их на широкоформатном телике в качестве, превосходящим кайф от просмотра в современном кинозале.
Безвылазно дома не сидели, в хорошую погоду вырывались на природу, но и здесь не забывали об осторожности — обходя и минуя наиболее популярные места скопления народа.
Ее квартира была уютной, холодильник полон вкуснячек, ее кровать манила комфортом. Я давал ей то, что нужно женщины любого возраста, она давала мне женскую ласку и ощущение удовлетворенности. Нам было хорошо вместе. А то, что хорошо было всего несколько часов, так что ж?" Радуйся, дурилка, и этому!".
Поначалу, из-за новизны, мы отхватили с ней несколько классных оргазмов. Со временем острота спала, но секс, как таковой, не приелся, а приобрел форму приятного времяпровождения: очень важно знать, что получишь желаемое. Пусть не восхительно-божественное, зато стабильно на высоком уровне.
Имидж умелого любовника — не последняя роль в пьесе. В какой угодно, причем. А уж в неплохом спектакле — тем паче. Услуги обоюдны, никто не платит за другого. Плюс шикарная жратва, отборная выпивка и достаточно разнообразный досуг. Нет притязаний и претензий.
Когда у нее менялись планы, она перезванивала, предупреждала. "Ну, нет — так нет". Если мне случалось отменять намеченную встречу, она тоже воспринимала это адекватно.
Тави о Всевидящем Око и о Лине не знала. Могла только догадываться.
Однажды у меня дома разгорелся очередной "пожар выяснений отношений"…
Забегая вперед, хочу сказать, что это произошло уже после моего знакомства с Сэттой (глава об этой женщине в конце книги). К тому моменту я почти перестал встречаться с Линой. Отношения с Тави неуклонно катились в пропасть — мы перестали понимать друг друга. Общение неизменно заканчивалось руганью и скандалом. Мысль — "Бросить всё к черту!" — возникала всё чаще и чаще. Когда наступил предел усталости металла, обратиться за помощью было не к кому. Кроме, как к Лине. Я не выдержал миллионной по счету перебранки с женой и набрал ее номер:
— У меня дома базар-вокзал… я щас в лесу, взял бутылку водки, половину уже вылакал… Дома жить стало невозможно… Ты можешь приехать за мной?
Ответила почти мгновенно:
— Буду через полчаса. Жди на стоянке возле вашего магазина.
Уехать бы мне тогда… Взять — и уехать на хрен! Плюнуть на всё и всех. И пусть будет, как будет. Но моя сучья голова стала думать о том, что станет с Тави, с сыном… с Сэттой, в конце концов: "Если я переберусь к Лине насовсем, все они исчезнут из моей жизни! Разве я могу так поступить в ними?! Это же сволочизм! Ну и что, что поругались? Помиримся! Пройдет. Перемелется".
И не пошел на стоянку к магазину. Знал, если пойду — сяду в машину и уеду навсегда. Меня потом из Сладкого Комфортного Омута за уши не оттащишь.
Испугался я перемен в свои пятьдесят. В 37 не испугался, а в тот момент стало страшно.
После того звонка из леса, мы больше не виделись. Не звонили, писали друг другу смс. Отрезались. Она вычеркнула меня из своей жизни, и я это отчетливо понимал. И правильно! Мужчина не должен так поступать: сначала просит приехать, а затем не является сам. Женщина откликнулась, бросилась на зов, а он… Козёл, бля! На фига ей такой "семь пятниц на неделе"?! Пугливых и слабохарактерных — навалом, хоть пруд пруди.
Всё верно, Лин! Всё правильно.
… Примерно за месяц до разрыва отношений, мы приехали к ней домой. Вечер. Она накрыла на стол, мы поужинали. С коньяком. Коньяк был хороший, но мне хотелось выпить не из-за его отличного качества. Моя жизнь к этому моменту превратилась в кошмар. Я разрывался между несколькими женщинами, даже не двумя. "Клеточное деление" вырывало мое сердце с мясом. Я не мог избавиться от ощущения невероятной тяжести и подвешенного состояния одновременно. Тревога стала моим вечным спутником. Стрессы шли чередой.
Такой коллапс не мог пройти бесследно. Соответственно, у меня разладилось ВЕЗДЕ — дома, на работе, в общении с посторонними людьми. Я впал в неконтролируемую агрессию, рявкал по поводу и без оного. Срывался на всех, независимо — были то коллеги по работе, друзья или близкие мне люди. Точка кипения автоклава.
Лина видела моё состояние и умно помалкивала. Не лезла с вопросами, не настаивала, не советовала, не "давила" — как это делала обычно. Но ее "умное" молчание почему-то раздражало меня еще больше: "Ага, молчит… ну, ясно… ей нет никакого дела до моих проблем… по фигу!. ей лишь бы трахнуться, остальное по барабану… сука! чё ты молчишь, а?! ну, вот чё ты молчишь???".
Всё слова — мысленно. Если бы высказал вслух, на этом наш "замечательный роман" тут же бы закончился.
В тот вечер я вылакал всю бутылку. Но меня повело не сильно — так, сгладил напряг, утопил в хмелю. Не был бы натянутой струной — свалил бы меня "Хеннесси".
Мы незаметно перебрались на постель.
Алкоголь влияет на мою потенцию не так, как у всех. По крайней мере, принято считать, что при большом количестве выпитого, потенция ослабевает или исчезает совсем. У меня иначе: изрядно выжрав, я готов трахаться без остановки. Даже кончив, мой Василий не падает, предлагая мне (и моей даме) продолжить, не отходя от кассы.
Мы крутились по проверенной, удобной для обоих, программе. А потом… потом я взял и попёр против течения! Нарушил все принятые нами каноны, договоренности и условленные правила. Во мне взбунтовался Черный.
Она открыла от удивления рот и лишь успела издать короткий, непонятный возглас, когда я рывком скинул ее с постели на пол. Она упала на живот, я оказался сверху и чуть сбоку. Не давая ей опомниться, схватил одной рукой за волосы и резко потянул на себя. Лина вскрикнула громче. Второй рукой я обхватил ее талию и дернул вверх — женщина очутилась на коленях. Своими ногами я раздвинул ее колени, расставляя их, как можно шире. Она попыталась обернуться и начала бормотать что-то грозно-начальственное, но я сильнее дернул пучок ее волос, зажатый в руке, и женщина задохнулась от боли — ее лицо было задрано вверх, я видел, как гримаса искажает ее холеное лицо. Она стояла передо мной на полу раком — я был просто в восторге от этой позы подчиненной самки! Не мешкая, я всунул конец в ее пещеру и принялся долбить ее внутренности с неистовой силой, даже со злостью.
Я хотел проткнуть ее своим концом, я жаждал вогнать его так глубоко, чтобы она заорала, не в силах принять всю его мощь и длину. Я трахал ее в таком бешеном ритме, который только мог выдержать сам. Я имел-имел-имел эту бабу, и мой разум кричал от невероятной радости: "Получила, сука?! Что?! Получила?? Этого ты хотела, да??? На! На!! На!!!".
КАК ЖЕ ОНА ЗАОРАЛА… Боже! Как она заорала…
Спустя пятнадцать минут мы курили на кухне. Она делала длинную затяжку, задерживала дыхание, потом медленно выпускала струйку и смотрела, как она растворяется в воздухе. Она стряхивала серый комочек с конца сигареты в пепельницу и снова затягивалась. Ее пальцы уже не дрожали, она полностью пришла в себя, вернула себе прежнее состояние Директриссы. Но ее взгляд изменился — теперь она смотрела на меня ИНАЧЕ. Она смотрела на меня, почти не моргая. Я тоже смотрел в ее глаза.
— Запомни то, что я сейчас скажу… у тебя не только самые ласковые мужские руки в СНГ, об этом я тебе уже говорила… запомни другое… знай об этом и гордись… да, гордись, тебе можно… ты — Самец! ты — Зверюга… в самом лучшем понимании этого слова… Ты просто…, - она запнулась, подыскивая нужное определение.
Я молча перевел взгляд на рот — смотрел не в ее глаза, а на бледно-розовый горизонтальный разрез с воткнутой в него длинной сигаретой. Эти губы лили бальзам на мою израненную, исстрадавшуюся душу.
ГЛАВА 35 — "МАРГО. Старт и финиш"
Истинное имя этой женщины — не Маргарита. Но настоящее я писать не стану. Она была и останется для меня Марго. Самая Странная, Непознанная мною женщина из всех тех, с кем у меня были "романы", "повести", "рассказы" и "анекдоты". Та, к которой мне так и не удалось подобрать Истинные Ключи. При всем моем усердии.
Работая над этой книгой и поставив цель, быть абсолютно честным, признаюсь: с самого начала у меня возникали сомнения, что у нас с ней что-нибудь сростется, но я попробовал. Не вышло. Тогда я предпринял второй штурм — и снова обломался.
"Сука!".
Это я в сердцах. От горечи поражения. Эгоизм самца!
Я добился секса с ней, но мне этого было МАЛО! Конечная цель — не кончалово, не овладение телом. Сверхзадача — заполнить женщину собой! Полностью! Вытеснить всех предшественников — не только как физических конкурентов, но и из ее головы. Погрузить женщину в МОЙ СОБСТВЕННЫЙ омут — тот, который создам в соответствии с конкретной ситуацией, создам по своему разумению — на тот год, месяц, день и час. В омут, необходимый мне и женской особи — как паре. Стать Единственным для нее, сделать так, чтобы женщина жить не могла без меня. Даже дышать! Чтобы мучилась от минутной разлуки. Привязать к себе намертво — вот тогда (в моем понимании) она станет МОЕЙ. И только в этом случае, моя грешно-прегрешная душа успокоится.
Так я устроен изнутри. Из этого соткан. Данность.
Шестирукий пятичлен…
Марго — единственная из женщин, кто слушал "Hideaway" Creedence Clearwater Revival с проникновением в суть. Я это видел, я чувствовал, что она ПОНИМАЕТ. Тут не обманешь.
Эта песня — гимн моей Души. В ней ВСЁ соответствует моей личности. Уже столько лет я в смятении: как мог человек на другой стороне планеты написать ноты и спеть так, что музыкально-точно повторил все глянцевые поверхности, трещины и глубокие овраги моей Души?! Поразительно!
— Хочешь понять мою душу?
Кивнула.
— На, послушай!
И протянул ей наушники с плеера. И она ПОНЯЛА. По ее глазам видел, по мимике лица, по тому, как она повторяла некоторые слова. Как замирала там, где замирал я. Как сжималась там, где съеживался я. Кайф невообразимый! Появился человек, который "въехал" в эту непростую вещицу! До сих пор я не нашел никого, кто мог бы воспринимать "Hideaway" синхронно со мной. С ума сойти! Никто не воспринимал мою любимую вещичку подобающе: ни Тави, ни Сэтта. Весна слушала Creedence — наверное, по этой причине я и обратил на нее внимание, стал смотреть, как на "сестру по крови". Но никто из них до конца не понимал Моего Гимна… а Марго прочувствовала полностью!
Мне бы очень хотелось, чтобы ВСЕ ОНИ ощущали "Hideaway", сродни мне. "Хочется-перехочется…".
Меня можно поймать на три "крючка": овощной салат, чулки с подтяжками и "Криденс". Нехитрый набор, не правда ли? При всей сложности моего характера — и такой примитивный рецепт! А вот ведь как: даже зная мои "ахиллесовы пяты", никто в полной мере так и не сумел воспользоваться слабыми местами. Воспользоваться — не в смысле "знать слабые стороны и играть на них", а воспользоваться — "знать и грамотно обращаться с моими пристрастиями, в пользу и себе, и мне".
Или не умели готовить салат, или не придавали значения чулкам с подтяжками, или не понимали музыку Creedence. Кажется — мелочь! Ну что тут особенного?! А вон нет… Кто не вписывался по одному из перечисленных пунктов, кто по двум, а большинство — по совокупности трех. А еще удивлялись: "Чего ж тебе надо-то?!". Хохма, бля…
— Ты чё мечешься? — вопрошает Князь.
— Нету МОЕЙ женщины. Обыскался. Не-ту!!!
БГ давно спел: "Ты — не выход, но все-таки лучший ответ. Ты уходишь, и я улыбаюсь…". А чё? Невелика потеря.
Марго — сука.
Как она слушала, боже ты мой! Не дебильно открыв рот, подстраиваясь под мужика — она внимала всем нутром своим. Получала информацию не только из услышанного — она считывала ее с интонации, с мимики, с положения рук, с поворота головы, со взгляда. Я ВИДЕЛ, что она это считывает. Потрясающая! Редкая сука. ПОРОДИСТАЯ!!!
Знаете, что скажу?. Если бы в этой жизни мне суждено было стать бабой, я бы стал Марго! Хотел бы быть такой, как она. Почти под копирку. Может быть, она сейчас — это и есть я в какой-нибудь другой жизни? Поза-позапрошлой?? Великолепная зараза…
Когда она запела на той вылазке, я обомлел. Замахал руками на остальной хор — чтобы не мешали, не портили: "Да заткнитесь вы!". Наши "штатные" певцы и певуньи ей в подметки не годились. Все — дерьмо, она — Богиня. Хоть убейте меня!
На той вылазке, в том лесу у нас и случилось с ней. Мы ушли подальше от разношерстной толпы, от пьяного ора, крика и дурацкой суеты. Я прислонил ее к дереву, расстегнул ее джинсы, спустил трусики вниз. Она стояла, обняв меня за шею обеими руками. Расслабленная и напряженная одновременно. Жаркая и спокойная. Голова в холоде, тело в пылу. Сука…
Я имел ее сзади. Она уперлась руками в ствол дерева и прогнула спину. Словно кошка. Почему "словно"? Она такая и есть. Рысь… пантера… Багира, короче.
Когда вернулись к общему "костру", ни мимолетным взглядом, ни малейшим жестом — ничем не выдала нашу, только что случившуюся, интимную связь. Оставалась такой, как и двадцать минут назад. Сука!
А как она сидела в декабре на офисном диванчике, положа ногу на ногу! Бо-о-оже! Почти все сотрудники уже разъехались по домам, она же задержалась. До меня лишь спустя некоторое время дошло — это она меня соблазняет!
К тому времени меж нами уже случались неразовые ссоры, отношения шли к окончательному разрыву. Я старательно стирал эту женщину из собственных мозгов. К своему горькому сожалению, был в курсе: как "левый мужик", я у нее не один. Уже знал про ее связь с моим непосредственным начальником — таким образом она решала свои "локальные задачи", выбивала привилегии *подробнее писать не хочу — заикнись я о деталях, многие поймут, о ком речь*.
Про еще одного "левого" мужчину, своего неофициального любовника, она сказала мне сама: с ним она кувыркалась, когда мужа не было в городе. Или брала его с собой, когда ездила в длительную командировку и на отдых — если позволяли обстоятельства. Рассказала мне про своего любовника специально. Я ж говорю — сука!
Марго хотела вырваться в столицу. Ей было скучно, не интересно в ее городе — ей требовался оперативный простор. И она шла к намеченной цели по головам, не взирая ни на что. Вернее, она не топтала головы, никого не подсиживала и не устраивала заговоры — она добивалась поставленной цели, ложась под нужных мужиков. Всего навсего.
… Она сидела на диванчике, положа ногу на ногу. Пола рыжей шубки элегантно откинута в сторону, обнажая шикарную ножку в черных колготках и высоких сапогах. Взгляд примерной, послушной девочки. Пушистая-препушистая! А в зрачках — бесовские огоньки! И ироничная улыбка, адресованная лично мне: "Ну, чё? Слабо?!".
Ходит — как кошка. Смотрит — как лиса. Повадки — тигрицы. Речь — Багиры. Суть — сучья.
Божественная Сука! Однозначно — мечта поэта!
Я умирал по ней. Знал, что уже всё, конец — и подыхал. Однажды, в ту пору, на выходные вылакал весь домашний запас спиртного. Позже подсчитал: за двое суток выпил четыре бутылки водки, пять бутылок вина, две шампанского. Выпил бы и еще… да кончилось всё. Очухивался, снова приходила мысль: "Пипец с Марго!". Пугался, наливал стакан, засаживал залпом и опять валился на кровать. И так 50 часов кряду.
Меня откачала Тави. Когда вернулась. Помер бы, в натуре.
Сука-Марго…
Ее кошачьи зеленые глаза так и стоят передо мной. Вернее — стояли, сейчас уже нет.
Множество женщин хотят казаться ведьмочками — да пупок развяжется быть таковыми. Марго БЫЛА настоящей ведьмой. Без прикрас. Истинная.
Сгорел бы я с ней. Наверняка. Сгубила бы она меня.
Пишу эти строки, а сам думаю: "А может, и хрен с ним — что сгорел бы? За ТАКУЮ ничего не жаль! Или я слишком рационален, чтобы вот так?.".
Ведьма-а-а-а!!!
ГЛАВА 36 — "СЭТТА"
Глава под номером 36 в книге существует. Только в ней не будет никакого рассказа, кроме этих нескольких строк. Я не собирался рассказывать в "ВМЖ" о женщине с придуманным именем Сэтта. Имя не настоящее, но женщина реальная. Я не стану здесь писать о Сэтте, как не сделал этого в главе "Тави". Почему?
Потому, что об этих женщинах (и не только о них двоих) я собираюсь написать другую книгу. Вернее, я пишу ее давно. Увидит ли ее кто-нибудь, кроме меня — неизвестно. И не факт, что напишу ее в том виде, в каком задумал. Потому, что сложно. Вообще, всё сложно. В том числе — и жить.
ГЛАВА 37 — "ЭПИЛОГ"
О чем хочу сказать в конце книги?
Без привязки к конкретным главам, все же приведу имена моих женщин: две Ани, две Галины, две Лены… шесть Ирин (везло мне на женщин с именем Ира!). А еще была Валентина, Лариса, Люба, Люся, Марина, Надя, Нина, Тамара… и еще 11 реальных имен.
Имена перепутаны специально, это ДЛЯ КНИГИ. И мне так спокойнее (написал бы настоящие — многие бы узнали себя… или не сами, а их знакомые, друзья, родственники). Поэтому, пусть будет так, как есть.
Пять имен остались "неопознанными летающими объектами" — в двух случаях я их и тогда не знал, в трех случаях на момент событий знал, а когда сел писать книгу, забыл.
Тридцать шесть глав… Полная карточная колода. Ах, да! Не полная! Бывает колода на 52 листа.
Начни я писать ОБО ВСЕХ случаях интимных отношений, могло бы получиться и побольше 52-х. Пожалуй, что так. Думаете, утаил от вас кого-то?. Правильно думаете: хоть и говорил в начале книги, что напишу всё, как было. Немного слукавил. Совсем чуть-чуть, самую малость.
Я не имею права писать "дополнительные" главы, если у меня не доходило до интимных отношений, до близости. Давайте, назовем такие моменты "увлечениями без финальных сцен", или "флиртом без напрашивающегося окончания".
Хотя, в двух случаях интим был. Но мне не хочется посвящать читателей в какие бы то ни было подробности, даже самые незначительные. Мне неудобно, честное слово…
Один раз это было в мужском туалете. Девушка была пьяна. Попёрлась с дури за мной. Туда, куда мужчины ходят отправлять естественные надобности. Ну, мы там и… Во втором случае у меня был (не уверен, можно ли это назвать сексом?) эпизод с участием другого мужчины. Гм… Короче, он сделал мне минет. При таких невероятных обстоятельствах, что начни я рассказывать, 99, 99 % читателей ни за что бы не поверили, сочтя мою писанину чистейшей выдумкой. Поэтому не стану.
В общем, пусть останется 36 глав. Число "круглое", какое-то "правильное": делится на кучу других цифр, сопряжено с количеством месяцев ("годичное"), вон — даже в карточной колоде столько же листов.
В первой главе я упоминал про девушку, которая ждала меня из армии. Должна была ждать. Когда я вернулся, выяснилось — КАК она меня ждала. Мы расстались.
У истории с той барышней и моей несостоявшейся женитьбы на ней, было продолжение…
Спустя лет восемь-десять после разрыва, она нашла меня через мою сестру (они более-менее продолжали поддерживать контакты). Сестра передала ее просьбу: мол, ей надо нарисовать что-то, очень просила помочь, обратиться больше не к кому. Сказала, где и в какой час она назначила мне встречу.
Блин! Отказать неудобно. Пошел. Иду и думаю: "А вдруг увижу — и ёкнет сердечко?". Не ёкнуло, слава Богу.
Через минуту, как увиделись, выясняется: ни фига ей не надо ничего рисовать — она всё придумала, чтобы заманить меня на свидание. Знала, что не смогу отказать, когда просят помочь по профессиональной части. Как только я понял про "невинный" обман, развернулся и ушел.
Что-то кричала вслед. Пока удалялся, слышал: сначала умоляла не уходить, потом стали доносится обрывки гадких и злых фраз.
"Слава Богу, не ёкнуло!".
Но и тот случай не был последним в нашей с ней главе…
Спустя несколько лет она вновь вышла на меня: прислала официальное письмо в контору рекламного комбината — официальный конверт, служебный бланк. Типа, вызывают меня в… *не указываю инстанцию — она, небось, до сих пор там жопу греет — должность-то "теплая"*.
Я в недоумении: "За каким чертом я им понадобился?!", но поперся после работы. Вернее, мы отправились вдвоем с Тави — она заволновалась и решила пойти со мной. Чтобы не томиться, ожидая, чем дело кончится.
Оставил жену на входе, захожу внутрь, ищу нужный кабинет. Стучу, открываю. Был готов ко всему, но только… не наткнуться на эту суку. "Вот зара-а-а-аза-а-а! Опять заманила!".
Сразу плюнуть и отвалить не получилось — слишком был ошарашен, готовился к другим неприятностям, не к ТАКИМ. Слово за слово. Извинилась, что приврала, сказала, что по-иному я бы не пришел. "Это точно!". Сказала, что хочет устроить у себя дома встречу старых друзей — тех, с кем дружил я и с кем была знакома она в нашей юности.
Нехотя я согласился. Назвала день и время. Я записал ее адрес.
Уходил из кабинета не таким уж и злым. Но она испортила, начавшееся было выправляться впечатление — в догонку ехидно бросила:
— А жену зачем с собой взял? Один побоялся, что ль?
Следила через окно, когда приду. Видела, как я подошел к зданию вместе с Тави. Я ж говорю — дрянь!
На следующий день передал ребятам, что "нас зовут в гости", сказал — кто. Удивились: "С чего бы?". Но решили, что не идти негоже. В назначенный день собрались на остановке, недалеко от ее дома. Нас должно было быть трое, но у Хилого дома возник скандальчик: "Какая еще старая знакомая?!" — возмутилась жена, и одного не пустила, поперлась вместе с ним. Для контроля. Так что, появились мы в гостях вчетвером.
Посиделка как посиделка, ничего оригинального. Скучно. Все разговоры в одном русле: "а помнишь?.". Общих интересов — ноль. Мы стали старше на двадцать лет, все это время почти не виделись. Всё разное, всё другое.
В конце вечера, когда стали расходиться, эта манdа схватила в коридоре за руку: "Останься!". Даже не постеснялась присутствующих. Она эту встречу и организовала для того, чтобы я пришел. Взяла отпуск, отослала мужа и ребенка на юг. Приготовилась основательно. Думала, увлечь меня своими чарами. Рассчитывала, что растаю… Ага, щас!!
Грубо вырвался из ее цепких лап, дернул куртку с вешалки и хлопнул дверью. Ждал, что снова услышу вслед че-нить нелестное. Не услышал — захлопнувшаяся дверь помешала:)
Идя на остановку, в сотый раз поблагодарил Судьбу, что нарисовала для меня иную линию. А то б женился на этой падле, вот бы горя тяпнул!!! Как представлю — аж мурашки по телу… Кошмарик!
Был еще один случай, тоже не вошедший в книгу, но уже более подходящий под категорию "мои женщины". Вернее, МОГ бы стать главой. Но последующие события развернулись таким образом, что ни о каком интиме и сексе в тот момент говорить не приходилось… Ладно, изложу кратко (чтобы не считали, что напускаю загадочно-непонятного тумана).
В тот предновогодний вечер снег валил хлопьями, жутко похожими на снежные комки, а не на пушистые снежинки — такими огромными они были! Белая стена из падающего с небес снега. Нас — четверо: я, мой друг и две немочки. Девушки приехали в Союз учиться. Мы с корешем решили закадрить этих фрау. Чтобы всё срослось, для "наживки" придумали оригинальную идею — отметить Новый год в лесу! Ну, почти в лесу — на заброшенной даче, стоящей у чёрта на куличках. Девушек идея проняла: "Забавно! Необычно!!".
31-го числа накупили снеди и выпивки, сели в электричку, поехали. Вечер. Жуткий снегопад, не видел такого никогда. От электрички нужно пёхать километра два. Когда бы летом — всё нормалёк, без проблем. А зимой… да в такую метель? Нам бы вовремя сообразить и повернуть оглобли назад, но мы не хотели показать слабину (что было бы разумным поступком!), мы решили идти до конца. Холодно. Практически, не видно ни зги. А мы шарашим!" Сусанины", бля…
В общем, заблудились в этом снежном урагане. Ни дороги, ни даже тропочки еле приметной — земля покрылась сплошным белым саваном. Через полчаса начинаю осознавать, что нам "капут". Пока не стало окончательно поздно, требовалось срочно поворачивать назад и идти, хотя бы по собственным, еще не совсем исчезнувшим, следам. Иначе б, неминуемо замерзли. Мы повернули — хватило ума.
Слава Богу, поплутав около часа, вышли к окраине поселка, оттуда уже добрались до станции.
Спросите, в чем "соль" рассказа? В том, что не удалось оригинально охмурить иностранных барышень? Нет, не в том "соль".
Горечь той истории — в реальных последствиях: немочки не знали, что такое русская зима. Они у себя привыкли ходить в декабре в тонких колготках — климат в Германии позволяет. Думали, что и тут проканает. Или хотели пофорсить: "Нам ваша зима нипочем!". Пофорсили.
К концу предновогоднего плутания по заснеженной степи у нас с другом (пардон!) чуть яйца не звенели от мороза. При том, что на нас были шерстяные брюки. Девки же, сами понимаете, оделись легко. Я бы сказал — фраерски-фривольно: коротенькие шубочки на рыбьем меху, кокетливые шапочки на одно ухо, на ногах колготочки и демисезонные сапожки. Перчатки тонюсенькие на холеных ручках. Усё!
Короче, то неудавшееся приключение в канун Нового года, стоило девкам отмороженных придатков. Получили метку на всю оставшуюся жизнь. Вместо "оригинального" празднования, вместо экзотичного и сказочного секса в избушке на курьих ножках в дремучем русском лесу. Видимо, собирались на старости лет внучкам рассказывать — какие веселые и отчаянно-бесшабашные они были в молодости.
Эх-ма!.
Жаль, что приходится заканчивать книгу на грустной ноте. Но такова "се ля ви". Селявиха…
Когда закончил последнюю главу (неужто и впрямь последнюю?! жуть!!!), подумалось: а хотел бы я увидеть их ВСЕХ сейчас?.
Отвечаю: хотел бы! Но НЕ ВСЕХ. Большинство из них, но не всех. Дело даже не в том, что с кем-то не получилось, "как надо", и захотелось бы оправдаться. Мне хотелось бы увидеть тех, с кем БЫЛО ТЕПЛО. Встретится не за ЭТИМ САМЫМ и не за продолжением хорошего — а ПОГОВОРИТЬ. О жизни. О том, что удалось и что не состоялось — у них, и у меня. Откровенно пообщаться. И между делом спросить: как им было со мной? И услышать правдивый (а не ожидаемый) ответ. Или, хотя бы, услышать вопрос на вопрос: а ТЕБЕ С НАМИ?.
P. S. А с чего я взял, что не будет никакой СЛЕДУЮЩЕЙ главы?
Хм, кто ж знает… может и будет. Раз еще жив — может еще будет. Как смешно говаривала одна знакомая болгарочка: "Будем посмотреть!". Возможно, последняя глава — вовсе не последняя. Но в этой книге такой главы уже не будет.
КОНЕЦ
Вскрытые вены прерии времени
Несколько часов спустя моё второе "я" забилось в легком ознобе похмельного головокружения, но вида не показало. Оно всегда вело себя спокойно и слегка саркастически. И в этот раз его бормотание на счёт того, что "у него в жизни ещё не было такого "продуманного" групповика" не слишком вывело меня из себя. Да и смешно было бы спорить и не соглашаться, если вся наша сексуальная забава имела чёткую и строгую режиссуру под управлением первого "я", впавшего в сексуально-творческий транс.
В полном соответствии со сценарием хуже всего пришлось моей самой главной, самой большой и медленной шестеренке: на неё пришёлся основной удар. Её зубчики, жалобно скрипнув, выскочили из зацепления с соседней более расторопной и шустрой шестереночкой, и несчастная деталь моего хронометрического организма полетала в запредельную даль, таща за собой скрежещущие пружинки, втулки и маятники. Оставшиеся пока в живых другие мои детали замерли в столбняке ужаса, слишком хорошо понимая, что наслаждаться торжествующей реальностью им осталось совсем немного. Хотя и неизвестно точно, сколько же. Поток времени нёсся мимо меня. Я стоял на берегу, безучастный — как и хотел — к этому вечному движению. И еще я видел сверху, снизу, сбоку и как будто даже изнутри летящий прямо на меня свирепый каблук женской туфельки. Острый, безжалостный и неотвратимый он рассекал воздух свистом фугасной бомбы, чтобы, упав во второй раз, окончательно уничтожить механизм, рожденный временем, революцией или ещё какой другой беспросветностью для вечного-бесконечного воспроизводства всё того же времени.
— Пикколо, мой вечно спешащий, вечно опаздывающий, вечно бегущий и никуда не успевающий Пикколо! Если даже ты решил наконец-то остановиться и перевести дыхание, значит, в мире что-то перевернулось. Или повернулось. Не знаю, к худшему или к лучшему. С ног на голову или наоборот. Но я не против.
— Мы тоже не против.
— Кто это мы?
Вопрос повисает в воздухе. Как будто бы всё наше количество исчерпывается цифрой "2"! Даже если мы глядим друг другу в глаза, на периферии радужной оболочки всегда возникет силуэт кого-то третьего. Или третьей. Как в кино про Бонда. Джеймса Бонда.
На самом деле я вовсе не лежу под простыней, нагретой двумя, тающими от атомного жара только что прогремевшего наслаждения, телами. Напротив. Я стою напротив. Напротив дома, где меня ждут. Или не ждут. Я не знаю точно. Но я должен там появиться сегодня. "Падает ли снег, льёт ли теплый дождь" — сегодня мне всё равно. Время сегодня должно оставить меня в покое и унести свои мутные воды в сторону от меня и от неё. От нас всех. По крайней мере, на время.
Снег пока не падает, но становится холодно стоять вот так просто, почти не шевелясь у подъезда, греясь последней сигаретой. Собственно, я даже сам не понимаю, чего же я жду. Бог-Время дал мне увольнительную, а распоряжаюсь я ей — бездарно. Как всегда. Как это умею только я. И сигарета — лишь повод тянуть не существующее ныне время. Абсурд. И что я в нем нашел?
Несколько ступенек разбитого снегом и дождями бетонного крыльца.
Ей всегда хотелось остановить время. Я всегда это чувствовал. Но фаустовские желания меня не вдохновляют. Зачем останавливать время, если правильнее разорвать его, вырваться из его пут? И тогда можно приступить к осуществлению неясных, неосознанных ей самой, моей женщиной, желаний. Я-то, к счастью, улавливаю её желания лучше любого радиотелескопа.
Выскочить из потока времени, разрушив сначала хронометр, стучащий в моей груди, как пепел Клааса. Тем более, что её каблучок тихой сапой давно добирался до моих часовых шестёренок. После огромного числа неосознанных хозяйкой попыток сегодня ему это удалось. Вопреки теории вероятности. Потому что с моего разрешения. Значит, время пришло. Точнее, ушло. В сторону. Вниз. Вверх. Не знаю точно.
Голые, мы лежим с ней, прижавшись друг к другу, как могут только дети, убежавшие от грозы. Это называется "просто полежать" после головокружения объятий, фейерверка поцелуев и чехарды опасно-сладостных взаимопоглащений. Я окунаюсь с головой в нежность, щедро разлитую в заливных лугах её естества. Я не сопротивляюсь как раньше тающим ласкам и шелестящим, как листья травы, словам интимнейшего свойства.
— Не торопись, любимая. Давай ещё полежим. Просто полежим, не шевелясь. (Кажется, обычно это её реплика.)
— Давай, конечно. Такое блаженство ощущать прикосновения твоего тела… И прошу тебя не вынимай его из меня.
— Конечно… Нет ничего лучше, чем ощущать тебя изнутри.
Лестница. Не признаю лифтов. Не доверяю механическим монстрам. Я поднимаюсь. На двенадцатый этаж. Вялый, неторопливый. Медленный и зажатый, как начинающий актёр или новообращённый зомби. Кому бы пришло в голову, что именно сейчас во мне клокочет вулкан одержимости. Да, когда я бываю одержим, тогда остановить меня невозможно. А теперь я одержим её желанием. Желанием, о котором даже она сама имеет смутное представление. Пока её мысли всецело заняты странным поведением того, кто с ней рядом.
Ей приятно. Она удивлена. И не пытается этого скрыть. "Обычно ты сразу же начинаешь торопиться. Сразу же после душа — кидаешься к одежде, как рак-отшельник к своему панцирю. Всё на что ты способен — пара неуклюжих комплиментов. Будто дезертируешь. Мысленно ты уже в другом месте, в других делах и с другими людьми. Если ты думаешь, что ты меня обижаешь, то ошибаешься. Ты же Пикколо, как можно на тебя обижаться?! Больше досадуешь на саму себя: наверное, я не достаточна хороша для тебя, если даже на мгновение ты не желаешь просрочить отпущенное нам небесами время. Что же с тобой сегодня случилось? Ты захотел измениться, Пикколо? Ой, что-то на тебя не похоже! Ты не заболел?"
О, мой Дио, ты конечно права! Ты всегда всё чувствуешь, даже если не можешь понять, что происходит. Ты же Феличита. Такая же утонченно чувственная, как я. Только лучше и чище!
Сегодня я остановился. Не хочу спешить. Надоело! Будем лежать рядом, качаясь на волнах расслабленной эйфории, пока вселенная не перевернется, пока все цивилизации не обратятся в прах, пока мой член не утратит последнюю божью коровку напрягающей крови, способной удержать его в тёплой влаге логова страсти между твоих ног. И пусть прозрачная грациозность Боттичеллевской кисти в поисках волшебных тонов и оттенков красок вечной весны будет скользить над нами…
— Вставай и иди!
Это она говорит мне?! Моя досадующая Феличита?! Вот так всегда: самые благие намерения оборачиваются, в лучшем случае, никому не нужными причудами, а в худшем…
— Время кончилось.
Ей и невдомёк, что её собственный и даже вселенский каблучок не способен уничтожить время совсем, так, чтобы оно вдруг кончилось навсегда. Каблучок отодвинул его от нас. Но и об этом она может только догадываться. Или чувствовать. Не очень отчетливо.
Между тем, я уже стою перед дверью в её квартиру и верчу в руках ключ, который она дала мне шесть лет назад и о котором она уже успела забыть. Входить или не входить? Отчего-то кажется, что я поступаю неправильно, глупо, почти преступно. "Глупо и смешно наш устроен мир". И кошки скребут душу, как мои пальцы её дверь. Можно отступить. Я знаю. И это было бы легче, проще. Никаких головных болей, метаний в бамбуковой роще сомнений и страстей. Уйти, чтобы не вернуться. И никогда не делать глупостей. И не быть человеком, который иногда в щепотке холодного осеннего воздуха находит больше смысла, чем в великом многообразии нравоучений и морализаторства всех философий мира. Так не говорил Заратустра…
Сверкнув стальным боком, ключ ловким насекомым вгрызается в замочную скважину.
Одеться я, конечно, не успеваю. Только сделать вид, что хочу выбраться из-под простыни и выдать чужую, где-то давным-давно слышанную, хохму: "Пронто, Смольный на проводе!", чем вызываю поток истерических гримас моей любимой. Всё равно одеваться поздно, и я со спокойствием римского всадника наблюдаю за безумным па-де-де своей обнаженной амазонки. Попасть в рукава лёгкого халатика в таком состоянии, всё равно, что умудриться сделать мёртвую петлю на "кукурузнике" вокруг моста "Хрустальные ворота". Вот он ужасный образ отчаяния Медеи, вот они развивающиеся волосы, вот она пугающая динамика бессмысленных движений и безалаберных жестов. Уважаемая Маша Калас, в изображении безумия, как ни прискорбно, вы проиграли по всем статьям моей малютке Феличите.
Она еще пытается меня в чем-то убедить, но двери уже распахнуты, и ничто не может никого спасти, кроме, пожалуй, ампулы доктора Плейшнера. Но её у нас нет. Значит, на круги своя ничто не вернется.
Как в дурной комедии, я сначала кладу на дверной косяк ладонь так, чтобы все присутствующие могли насладиться бледной изящностью моих застывших на ветру пальцев. "Ку-ку, мои дорогие!". И слышу в ответ, как ни в чём не бывало, ответное и какое-то сосредоточенно-деловое "ку-ку, ку-ку!" Что же, нас ждёт вечер волнительных воспоминаний о безмятежных временах невинности! Мне, конечно, хватает наглости, ещё не перешагнув порог, осведомиться о возможности угощения водкой нежданного, но далеко не каменного гостя.
— Ребята, я всё-таки замерз. Или вы как думаете?
Водка, конечно, имеется. Другого я и не ожидал. Водка в количестве оптимального литра внесена в сценарий, который мы вчера со всех сторон обсуждали с мои вторым "я". Или двадцать четвёртым. Я точно не знаю. Моё "я" может быть каким угодно. И было ли это вчера? Или в пятнадцатом веке? А может быть, мы вообще ничего не обсуждали? Какая теперь разница…
Нет, сейчас мы не будем обсуждать, откуда, как и зачем я здесь взялся. Не наказывать же, в самом деле, собственное alter ego за наглую разнузданность, а обожествляемую женщину — за аморалку. Что? Ключ? Шесть лет прошло — мог ли он так просто сохраниться в моём кармане? И почему я не воспользовался им неделю назад, когда заходил к ней по какому-то срочному и важному делу? Нет, нет, это всё пустые разговоры, мы не будем на них отвлекаться. Зачем наступать на горло собственной песне, тем более, что в том горле уже булькает водка. Приятное расслабляющее тепло заполняет пустоты внутренностей и мозга. Давайте, братцы, вспомним лучше живопись эпохи Возрождения.
— Феличита, помнишь, когда-то ты говорила мне, что Боттичелли — твой любимый…
— Ну и что? Да, Боттичелли — мой любимый живописец. И что из этого следует?
— Ничего особенного. Просто линии его рисунков удивительным образом совпадают с линиями твоего тела…
— Это приятно слышать, только не понятно к чему ты клонишь? И почему Андрюша всё молчит?
— Наверное, без меня он изрядно напрягался и устал, стало быть.
— Андрюша, ты что — спишь?
Андрюха, как и положено по сценарию, что-то такое мычит в ответ, делая вид что водка пошла не в то горло. Вот лицедей! Или он и в самом деле так плох? Или просто вспомнил остроумную парадигму о групповом сексе? Неужели он надеется сочкануть и бросить своё параллельное "я" в тяжелый для родины час?.. Но стоила ли игра свеч, стоило ли идти на миллион ухищрений, превращённых в триллион бессмысленных, не поддающихся логике поступков. Великий Боккаччо ничего так и не объяснил на этот счет, унес тайну с собой в могилу. И вот сейчас я должен объяснить этот сложный вопрос нашей великолепнейшей из всех гейш, которая ещё не знает, что ей предстоит героический и славный путь райской гурии.
— Сольвейг, только не думай, что мы такие порочные и мерзкие. И что соприкасаясь с нами, ты становишься такой же… Но как ещё иначе разорвать этот порочный и мерзкий поток времени? Скажи мне, если ты знаешь. Мы сегодня его остановили. Ненадолго. Но для чего? Неужели просто так, забавы ради?.. Ещё мгновение — и он вновь срастется. Как щупальца Гидры. Давай, не позволим ему этого сделать. Сразу. Оттянем его торжество, для того, чтобы…
Запутавшись в собственных логических конструкциях, я тоже поперхнулся.
— Сейчас ты скажешь, чтобы почувствовать пульс собственной жизни? Дядя Федя — ты дурак? Прибереги апологию группового секса для глупых мокрощелок.
Наша Филичита — на редкость умненькая и сообразительная девочка. Лишние разговоры с ней могут завести в дебри софистики и риторики. А мои мысли уже бродят потерянной толпой малышей-карандашей под её халатиком, натыкаясь на чудесные и волшебные вещи. Если они там заблудятся, то останутся там навсегда. Заблудшие нуждаются в спасении!
Я прикасаюсь к её руке со всей нежностью, на которую способен возбужденный до изнеможения эстетствующий волопас. Я беру её запястье и подношу его к губам. Я вдыхаю запах её кожи, как запах самых экзотических цветов. Я шепчу что-то вроде "промедление — смерти подобно, если не сегодня, то когда же, и вообще: всё это только для тебя, родная, а не для нас похотливых козлоногих сатиров, когда-то и тебе нужен праздник, ты же ждала его, не отпирайся".
— Ты Алёшенька — сам по себе праздник, который всегда со мной. Ах, если бы ты ещё не был так одержим сексом, цены тебе не было! (Здесь следуют мой скользящий поцелуй в её пульсирующее горлышко.) Нет, я — вполне прогрессивна, чтобы понять прелесть альтернативного секса. (Сдержанная влажная ласка её ушка.) Но как-то вот так… решительно и сразу… без всякой психологической подготовки. (Поцелуй в губы, продолжающийся ровно столько, чтобы почувствовать ответное дуновение.) Во-первых, я не готова морально. А во-вторых, у нас и времени-то в обрез. (Мои пальцы уже жонглируют сосками её изящных грудей.) Всего-то минут сорок. (Она начинает задыхаться.) У свекрови заканчивается дежурство, и она обещала зайти…
Опять всплывает чудовищный призрак, мерно отстукивающий секунды, минуты и часы. И всё же… Это уже другой разговор! Обозначенная возможность открывает двери невозможного, за которыми сплошной свет. Ослепительный свет её обнаженного тела. Кто успел снять с неё халатик? Александр? Или ты — Валентин? Арчибальд, выключите верхний свет! День сегодня, конечной, мрачный и серый, но не до такой же степени, чтобы днем врубать электричество! Ах, это вовсе не люстра! Это женское тело, несущее свет, как планета Венера, заливает сиянием потайные уголки моего (нашего, вашего) восприятия. Самое сложное в этой ситуации — успеть раздеться. Заниматься сексом, сохраняя на себе хотя бы незначительную деталь одежды, — омерзительно. Секс в одежде теряет куртуазность и схожесть с искусством, остаётся удовлетворение физиологической потребности, и только! И я срываю ненавистные покровы под ошеломлённые всхлипывания Феличиты: "Вы что — обалдели?"
Она сжимает наши члены в своих руках, будто давно ждала этого момента, чтобы воочию сравнить их. Она держит их, как невероятная Ева держала бы два невероятных плода с древа познания — с нескрываемым восторгом. "Какие они разные!", — повисает над мировой пустыней её восторженный возглас. Я не то, чтобы ошарашен подобным поворотом, но сама мысль мне кажется интересной, хотя мне и противно разглядывать член моего второго "я". Чем уж так сильно может он отличаться от моего? Величиной и весом? Толщиной и длиной? Жизненной наполненностью оттенков и красок венчающей его удлиненной полусферы? Плавностью и законченностью линий? Может быть, его линии округлы и гармоничны, как боттичеллевский рисунок, а мои остры и опасны, как боккаччевы шуточки? Исследование заранее обречено на неудачу, потому что моё внимание более притягивает плавность и законченность её грудей, чья бесконечная линия насыщенна самой качественной гармонией и самой опасной соблазнительностью. По крайней мере, для моего второго "я". Того, который так охвачен лихорадкой спешки, что просто не замечает, что уже достиг глубин влагалища Феличиты. Как будто сделал это в первый раз, и оттого тягучий восторг дежа вю, не уместившись во мне, выплёскивается через край новых ощущений шаловливой струей нежданной спермы. Вперёд, сыны Декамерона!
На самом же деле я не спешу. Я наблюдаю. Внимательно, сосредоточенно, точно зная, что делать дальше. И только одна мысль качается во мне, колокольным языком, когда мой член с расчетливой осторожностью спецназовца проникает в её попку, изнывающую из-за моей нерасторопности. Одна мысль, которую я никак не могу ухватить за змеиный хвост, потому что сознание начинает мне изменять. Теряя самого себя в блаженном искрящемся тумане, я всё-таки успеваю засомневаться в том, что нужно ли было терзать ни в чем не повинное время. Всё, что происходит, имеет смысл только сейчас, в момент, когда происходит, поскольку растворено в нервных окончаниях. Только воспоминания, сосредоточенные в клетках мозга, зависят от времени. А то, что мы делаем сейчас, времени не подвластно, потому что сейчас — именно сейчас — оно не существует для нас. Мы плюем на него с дерзостью восставших рабов, которые, конечно, знают, что ничего особенно нового они не придумали, только слегка сдвинули спектр ощущений в сторону большего напряжения. Но двое, сгорающие в вулкане страсти, за опущенным занавесом всё равно рассыпаются во прах перед временем. Трое же, спустившиеся в жерло того же вулкана в защитных костюмах природной скромности, в свою очередь, втаптывают время в грязь. И в этом месте хронотопа можно поставить обелиск, венчающий редкую победу человека над поганым чудищем, по кличке Время.
Обелиски. Отливающие призрачным блеском странно сбывающихся надежд, они пронзают заунывно-бесконечное покрывало истории человечества своими вершинами. Серая, серая прерия с невидимыми горизонтами, исколотая там и сям хрупкими блистающими иглами, из-под которых сочатся тонкие, жалкие, но ослепительно сияющие даже на тусклом солнце и, как ни странно, питающие всё ту же постылую и жуткую прерию, ручейки — последнее, что я увидел на обратной стороне своих век, перед тем, как окончательно провалился в оргазмическое помешательство…
Всё длится не более вечности. Не более восемнадцати минут в человеческом привычном измерении, как засвидетельствовал циферблат, уцелевший на руке кого-то из нас. И бредя сквозь сгущающиеся сумерки осенних аллей, надвигающихся на меня, как бесплотные призраки чудовищ Соммы, по интимно шуршащей листве под ногами, я всё никак не могу сбросить с себя мощный заряд страсти, трясущий мои конечности и чресла до сих пор. Как будто не было шаровой молнии оргазма, прорезавшей тело и мозг великолепием освободительного наслаждения. Как будто не было радости от неожиданной предусмотрительности нашей Феличиты, приберегшей под подушкой баночку с кремом. Как будто не было забавного ступора того, второго, который сейчас в темпе румбы допивает водку, обречённый на изгнание по истечении пяти минут. Забавного ступора, когда он объявил, что ему скучно чувствовать себя лишним на этом празднике жизни в роли пассивного наблюдателя за горячим, как солнце Апеннин, сексом. "Кто же тебя просил кончать всех раньше", — ещё умудрился спросить я, ощущая жестокие пароксизмы влагалища моей непредсказуемой девочки, чувствуя её анакондины объятия на своей шее. Как будто я не задыхался, как беглец-каторжник. Как будто я не проваливался в сладкий тартар очищения и просветления вместе со всеми своими бессмысленными ухищрениями в стремлении разорвать неостановимый поток…
Я не могу сбросить напряжение пережитого приключения. Я не могу отойти от испуга наслаждения. Да я и не хочу этого делать. Всё пройдёт само. И тогда я забуду, как время было побеждено двумя мужчинами и одной женщиной. И мне захочется побороться с ним снова?..
— И зачем тебе надо было врать про какие-то шесть лет? Я же сама дала Андрюшке этот ключ вчера. Вы думаете, я совсем дурочка. Эх, Боттичелли! Ах, Боккаччо! Кстати, для Пикассо тоже не существовало ни прошлого, ни будущего. Его картины — только сегодня, только, сейчас…
И кто тянет меня за язык произносить кощунственное при прощании?
— У нас ещё будет время поболтать об искусстве.
Встреча в гостинице
Ты, наконец-то приехал в мой город, мы созвонились, встретились в кафе, где посидели попили кофе, поболтали и потом я согласилась придти к тебе в гости, в гостиницу. Мы оба хотим незабываемой встречи, утоления наших желаний и полностью испить друг, друга. Ещё по пути, не выдержав этой пытки ожидания, твои губы начинают искать мои, твои руки хотят ласкать, сжимать моё тело, твой член уже приобрёл в брюках деревянную твёрдость. Наконец мы у тебя в номере. Не мешкая, приникаешь к моим коралловым губкам, ощущая их чудную мягкость и живость. Мой бойкий влажный язычок разжимает твои губы и добавляет головокружительность поцелую.
Твои руки уже давно спустились с моих плеч и блуждают по моему восхитительному телу, ощупывая и исследуя его сквозь одежду. Одной рукой ты поглаживаешь мою спинку, время, от времени шаловливо соскальзывая ниже и сжимая ладошками мою восхитительную, упругую попку. Другая рука нетерпеливо, путаясь, расстегивает пуговички моей блузки, потом пытается расстегнуть застёжки моего бюстгальтера, господи кто их придумал такие неудобные, но, твои руки справились и с этим препятствием и твоя рука касается моей груди, чувствует нежность и мягкость её кожи, бархатистость сосочков. Твои руки расстёгивают пуговки и молнию моей юбки и вытаскивают меня из неё. Я стою перед тобой в расстёгнутой блузке, мой бюстгальтер сполз вниз, мою киску прикрывает тонкий кружевной лоскуток трусиков, мои ножки в черных чулочках кончающихся на бёдрах кружевной резинкой. Ты снимаешь с меня блузку, бюстгальтер, и любуешься моим телом, наготу которого прикрывает только кружевной лоскуток моих ажурных трусиков и чулочки.
Твоему члену тесно под брюками он просится на свободу, и ты быстро скидываешь с себя всю одежду, берешь меня на руки и несешь к кровати. Я, обхватив, твою шею руками, пытаюсь прикусить мочку уха, целую грудь. Мы рядышком в кровати, наши тела соприкасаются. Тебя охватывает неповторимое ощущение прижавшегося к тебе обнаженного женского тела. Ты всей кожей ощущаешь мои милые изгибы. И это прикосновение просто сводит тебя с ума остротой ощущений. Ты целуешь меня, гладишь, сжимаешь мои упругие гладкие ягодицы и чувствуешь, как возбуждение лавинообразно нарастает. Сейчас для тебя не существует никакого другого мира кроме меня. Я ложусь на спину и подставляю свое личико твоим жарким поцелуям. Ты готов целовать меня бесконечно! Меня всю, до самых пальчиков на моих ножках. Ты осыпаешь поцелуями мои губы, щечки, спускаешься к шейке, щекочешь язычком мое ушко. Целуешь, покусываешь, вылизываешь. Тебе это так нравится! У меня такая гладкая нежная кожа, что не хочется отрывать от нее губ. А ты тем временем добираешься до моей груди. Одной рукой ты чуть сжимаешь мою грудь и направляешь восхитительно торчащий затвердевший сосочек к своим губам. Ты засасываешь этот возбуждающий выпуклый кружочек в рот и начинаешь сладко играть с ним, кружа языком вокруг торчащей верхушки. Твоя вторая рука, скользнув по моему животу, пытается снять с меня трусики, я помогаю тебе, приподняв свою попку, наконец, они резким движением снимаются и бросаются вниз и рука осторожно касается лобка. Погладив пальчиками нежные губки ты, не в силах сдержаться, продвигаешь ладонь еще дальше и чувствуешь, как мои ножки чуть-чуть раздвигаются, сгибаясь и открывая дорогу твоей руке к нежным лепесткам своей розы. И твои пальчики уже ластятся у меня между ног, мягко поглаживая нежные губки. Я начинаю слегка вздрагивать и тихо постанывать в такт этим ласковым прикосновениям. Твои пальчики тем временем начинают осторожно раздвигать в стороны мои складочки, тщательно ощупывать и изучать их, оттягивать, теребить, поглаживать им так нравится изучать, ласкать, ощупывать мою киску. Одна только мысль о том, что твоя рука добралась до самого тайного твоего уголка, возбуждает меня до безумия! Ты раздвигаешь мои складочки шире, мое дыхание учащается, я напрягаюсь в возбуждении, а ты еще продолжаешь какое то время одновременно посасывать, то один, то другой мой сосочек и ласкать меня пальчиками между ног, прежде чем оторваться и начать целовать мой животик. Спустившись поцелуями мимо впадинки пупочка, ты касаешься губами края выпуклого треугольника. Не в силах удержаться ты спускаешься еще ниже, и я тут же с готовностью широко раздвигаю в стороны свои ножки. Твоему возбужденному взору предстает откровенно выставленный напоказ чудесный аленький цветочек. Голову кружит приятный терпкий аромат. Твои губы сами тянуться к моему бутончику, и ты утыкаешься носом мне между ножек. Язык тут же принимается скользить по моим складочкам. Сначала ты просто вылизываешь мои губки сверху, не проникая чересчур глубоко. Моя киска мягко прогибается под твоим языком.
Губки начинают набухать в возбуждении, все больше раскрываясь. И тогда ты, заострив кончик языка, втыкаешь его между складочек, и проводишь вверх, раздвигая мои губки в разные стороны. После этого ты дразнишь меня, лижешь меня, все сильнее и крепче, не упуская ни одной складочки, пока твой язычок не приникает, к сочащейся соком дырочке моей киски. Фонтан восхитительного вкуса захватывает тебя!
Ох, до чего же вкусно! Хочешь еще? И начинаешь, остервенело играть языком, зубами с моим бутончиком. Твой язычок, Твои зубки неутомимо теребят, покусывают мои складочки. Я постанываю и возбужденно дышу, мне хорошо и ты на седьмом небе от счастья, что мог сделать мне хоть что-то приятное. Тем более что тебе самому так нравится ласкать мою вкусную киску! Но тут ты чувствуешь, как мои руки тянут тебя наверх. Так не хочется отрываться, но впереди ждет еще более острое удовольствие. Твой раздувшийся от желания член легко входит в мою влажную киску. Сначала не спеша, а потом все увереннее и быстрее, ты начинаешь двигаться во мне. Тебе так хочется доставить мне максимально возможное удовольствие. Постепенно моя киска, истекая соком, увлажняется все сильнее. Ты долбишь меня, покачиваешься во мнее, кружишься внутри меня, пока острое наслаждение не сгибает тебя, заставляя засовывать свой член как можно глубже и кончать в меня. Только в меня! Ни капли мимо! В глазах вспыхивают искры, все тело сводят судороги оргазма! Эти мгновения высшего наслаждения, ты извергаешь стон, рык. Наконец ты обессиленный и опустошенный опускаешься на тебя. Пара секунд уходит, чтобы прийти в себя, после чего вновь приподымаешься и заглядываю в мое разгоряченное личико. Ты берешь его в ладони и целуешь. Ты благодарен мне за то умопомрачительное наслаждение, которое я тебе подарила.
Встреча в метро
День прошёл просто отстойно, на работе одни неприятности. Уставший, я сел в метро, собираясь домой. Народу в вагоне было не слишком много, но сесть всё равно было негде. Я встал возле двери, держась за поручни. В голове роились тёмные мысли, настроение было паршивое. Понимая, что ничего дельного на уставшую голову я не придумаю, я решил отвлечься. Оглядевшись, я обнаружил, что в метре от меня стоит симпатичная девушка. На вид ей было лет восемнадцать-девятнадцать. На ней была короткая юбочка и футболка. Мой взгляд скользнул по её стройным ногам, тонкой талии. Под футболкой выделялись полушария грудей, было видно, что она не носит бюстгальтера. У девушки были чёрные волосы до плеч, красивое лицо с выразительными зелёными глазами. Меня она не замечала, уставившись в пустоту и думая о чём-то своём.
На следующей станции в это время всегда было полно народу. Так было и на этот раз. В вагон ввалилась толпа. Увидев это, девушка повернулась лицом к закрытой двери. Тогда, сам не знаю почему, я переместился так, чтобы оказаться сзади неё. Народ всё прибывал, я упёрся рукой в дверь, чтобы меня не придавили, но это не помогло, сзади сильно толкнули, и я буквально прижал девушку к двери. Я почувствовал её упругие ягодицы, ощутил запах роскошных волос.
Но тут же, придя в себя, извинился и усилием руки отодвинулся от неё на пару сантиметров, дальше было невозможно. Она, судя по всему, не обратила особого внимания на произошедшее, и я успокоился. Но вдруг через минуту я снова почувствовал ее попку. Я было подумал, что меня снова прижали, но нет, между девушкой и дверью ещё оставалось свободное пространство, она сама прижалась ко мне. Взглянув на отражение в стекле двери, я увидел, что девушка мне улыбается.
От всего этого мой член начал напрягаться. Похоже она заметила это и начала тереться об него, двигая бёдрами. На следующей станции часть пассажиров вышла, стало посвободнее, и девушка смогла развернуться. Она посмотрела мне в глаза и, ни слова ни говоря, вновь прижалась ко мне всем телом. Я ощутил её великолепные груди сквозь свою рубашку и её футболку. Совсем осмелев, я положил руки на попку девушки. По движению её бёдер я понял, что она не против. Наклонившись, она прошептала мне на ухо… "К тебе можно пойти?" Жил я один и, естественно, ответил, что можно. На следующей станции мы вышли и направились в сторону моего дома. Девушку звали Оля. По дороге Оля почти всё расспросила о моей жизни, работе, увлечениях… Сама же она на вопросы отвечала неохотно, сказала только, что учится в институте, но не сказала в каком именно.
Наконец мы добрались до моей квартиры. Студентка с любопытством оглядела моё холостятское жилище. Первую комнату, кухню, вторую комнату. В ней она заметила просторную кровать (люблю спать на больших кроватях) и сразу же направилась туда. Я думал что мы сначала выпьем чего-нибудь перекусим, но Оля похоже была настроена по-другому, и я последовал за ней. Я смотрел на её попку, колышущуюся под юбкой, и мой член вновь начал оживать.
Войдя в комнату, девушка ещё раз огляделась, затем села на край кровати и поманила меня пальцем. Я подошёл и уже хотел было наклониться, чтобы поцеловать её, но Оля опередила меня. Её руки потянулись к застёжке брюк. Ловкие пальцы студентки знали своё дело, и до того момента, когда я успел что-либо сообразить, мои брюки и трусу валялись на полу, а мой напряжённый член уставился прямо в лицо Оли. Никогда не видел, чтобы девушка первым делом снимала с мужчины трусы, но это только сильнее возбудило меня. Студентка несколько секунд смотрела на моё орудие, затем сложила губы в трубочку и погрузила мой член в свой ротик. Как же это было приятно. Я мог кончить в ту же секунду, но сдержался. Оля опустилась передо мной на колени. Из-под бровей она смотрела мне в глаза, пока её язычок и губы прохаживались взад и вперёд по моему фаллосу. Затем студентка приподняла его, начала облизывать яйца, спускаясь всё ниже и ниже. Я не совсем понял к чему она стремится, но всё же расставил немного ноги, позволив голове Оли продвинуться дальше. Её язычок начал плясать вокруг моего ануса, а затем постепенно проникать внутрь. Ни одна девушка, которую я когда-либо знал не решалась на такое. Это было великолепно. Язык Оли не останавливаясь двигался в моей заднице, в то время как рукой она дрочила мой член.
Через минуту студентка остановилась, её голова проделала обратный путь по дороге облизнув мои яички и поцеловав на последок головку фаллоса. Затем девушка снова села и откинулась назад. Пока она работала ротиком, я успел скинуть с себя оставшуюся одежду и с нетерпением ждал, когда Оля позволит мне заняться ею. И теперь я, словно зверь, набросился на неё. Наши губы слились в страстном поцелуе. Несмотря на то что эти самые губы мгновенье назад сосали мой член, этот поцелуй возбуждал не меньше минета. В это время мои руки жадно исследовали тело студентки сквозь одежду. Наконец, я оторвался от её лица и стянул с Оли футболку.
Как я и ожидал, грудь у неё была просто великолепна. Два полушария идеальной формы, увенчанные маленькими розовыми набухшими сосочками, которыми я сразу же занялся. Оля тихонечко постанывала, когда я облизывал кончики то одной то другой груди. Но всё же мне не терпелось спуститься ещё ниже. Поцеловав по дороге очаровательный пупок девушки, я оказался около её юбки, которую я тут же поспешил снять. Студентка приподняла ноги, помогая мне. На ней оказались маленькие алые трусики. Я, как бык, бросился на красную материю, буквально сдирая её со стройных ног девушки. Я чуть не порвал трусики, но мои усилия не пропали даром. Наконец-то я увидел её заветное место… аккуратная полосочка чёрных волос и соблазнительные половые губы, сквозь которые сочилась влага. Вдоволь насмотревшись, я поглубже зарылся губами между ног студентки. Я почувствовал пьянящий запах её нежной пещерки. Мой язык, забравшийся внутрь, ощутил кисловатый вкус влагалища.
Оля вновь застонала, её бёдра пришли в движение. Она двигала ими вверх-вниз, размазывая свой любовный сок по моему лицу. Затем она мягко отодвинула мою голову и перевернулась на живот, немного приподняв свою соблазнительную попку. Я понял, чего она хочет. Я провёл языком между её ягодиц и остановился на колечке ануса. Облизнув всё вокруг, я ввёл язык внутрь. Одновременно с этим моя рука орудовала в её мокрой щёлке.
Оля попросила, чтобы я вставил палец в её попку. Я выполнил и это. Палец был мокрым от её выделений и вошёл легко. "Ещё", — простонала девушка. Я добавил к указательному пальцу средний. Её сфинктер легко растянулся и пропустил их вместе. Я начал быстро двигать рукой, заставляя студентку стонать всё громче и громче. Мне показалось, что в Олиной попке найдётся место ещё и для безымянного пальца, и я не ошибся. Студентка перешла на крики, когда я сделал это. Я нагнулся и стал целовать шею Оли, в то время, как мои пальцы сновали туда-сюда в её анусе. Наконец она не выдержала. "Давай же войди в мою похотливую щёлку", — сказала она, вновь перевернувшись на спину и призывно разведя ноги. Меня не нужно было просить дважды. Я сразу же лёг сверху, и мой нетерпеливый член погрузился во влажную пещерку студентки. Она тут же сильно обхватила меня ногами, как будто боялась, что мой фаллос её покинет.
Я начал ритмичные движения, постепенно ускоряя темп. Оля практически повисла на мне и активно подмахивала. Никогда не встречал такой активной партнёрши. Девушка громко стонала и вскрикивала, когда я особенно глубоко вводил свой член в её хлюпающую щель. Тёмные волосы студентки разметались по подушке. Её прекрасные груди пикантно подпрыгивали при каждом толчке. И всё это время её зелёные влажные глаза не отрываясь смотрели на меня.
Не понимаю как, но именно она руководила всеми движениями, несмотря на то, что была внизу. Вот и сейчас с помощью своих ног она заставила меня ускорить фрикции. Она задышала быстрее, лицо исказила гримаса наслаждения. Студентка прогнулась, сильнее прижала меня к себе. Я почувствовал, как её влагалище сокращается и расслабляется. Затем девушка закатила глаза, громко вскрикнула и кончила.
Я остановил движения, оставив свой член в её пещерке. Немного отдышавшись она снова взяла ситуацию под контроль. Она положила меня на спину, а сама уселась сверху, рукой направила в свою щель моего бойца и опустилась вниз. После оргазма студентка не стала торопиться. Она медленно насаживалась на мой член до самого конца, затем так же медленно поднималась. Постепенно Оля начала снова возбуждаться и тихонечко постанывать. Она немного наклонилась и оперлась руками о мою грудь. Теперь девушка опять смотрела прямо мне в глаза, пока совершала фрикции.
Каким-то сверхъестественным образом она точно знала, что я чувствую. Вначале она двигалась быстро, сжимая мой член мышцами влагалища, затем, когда я уже готов был кончить, резко замедлялась, расслабляла мышцы так что пенис испытывал минимальное трение, после этого, когда напряжение спадало, вновь ускорялась, и всё начиналось с начала. Не знаю как долго она держала меня на грани оргазма, я потерял счёт времени, в те минуты весь мир для меня был сосредоточен на кончике члена.
У меня создалось впечатление, что Оле нравиться мучить меня, я уж было решил, что она так и не даст мне кончить. Но, наконец, она сжалилась. В следующий раз, когда я был на грани, она полностью легла на меня, прижалась своей грудью к моей, наши губы слились в поцелуе. Студентка перестала двигать бёдрами, но вместо них заработали её влагалищные мышцы. Она то сжимала, то разжимала их, как будто доила мой член. Я слышал, что некоторые девушки умеют такое, но сам встречался с этим впервые.
Я понял, что ещё секунда и… вот густая струю спермы изверглась внутрь Оли. Она кончила одновременно со мной.
Немного полежав, я понял, что ужасно хочу есть. У меня с утра не было во рту почти не крошки. Оля заставила меня забыть о голоде, но сейчас он вновь начал мучить меня. Я предложил уставшей девушке пойти перекусить, она с радостью согласилась. Я одел трусы и пошёл на кухню. Студентка тоже натянула свои красные трусики и футболку и пошла за мной.
За едой я постоянно смотрел на Олю. Она так мило и как-то по-детски улепётывала свои бутерброды, что даже не верилось, что двадцать минут назад в этом самом ротике был мой член. К концу "ужина" она начала бросать на меня страстные взгляды и улыбаться. Я понял, что двумя оргазмами Оля не собирается ограничиваться на сегодня, да и у меня самого уже начали оттопыриваться трусы, и я с нетерпением ждал, что будет дальше.
Мы вымыли руки и направились обратно в спальню. Я лёг на кровать, ожидая, что студентка вновь возьмёт ситуацию под свой контроль и не ошибся. Оля улыбаясь скинула с себя одежду и подошла. Мне снова представилась возможность лицезреть обнажённым её прекрасное тело. Студентка сняла с меня трусы и наклонилась над моим членом, намереваясь привести его в боевую готовность, хотя он и так стоял, как скала. Девушка лишь несколько раз прошлась по нему язычком, как будто для того, что бы в этом увериться. Она весело взглянула на меня, повернулась и встала в коленно-локтевую позу, прогнувшись, как кошка, немного виляя попкой. Я взглянул на её ягодицы, на колечко ануса и на чуть приоткрывшиеся розовые губки влагалища. Даже не верилось, что всё это сейчас принадлежит мне. Студентка вновь нетерпеливо вильнула попочкой. Я прекратил рассматривать её прелести и принялся за дело… встал на колени сзади и направил пульсирующий член в её мокрое лоно, вынул, снова вонзил, затем ещё и ещё. Но Оля остановила меня… "Я хочу в попку", — сказала она таким невинным голоском, каким маленькая девочка просит у папы купить ей мороженое. Но спорить я, конечно, не стал, я уже понял, что анус доставляет ей не меньше удовольствия, чем влагалище. Я приставил головку члена к узкому отверстию и надавил. Сфинктер без особого сопротивления впустил меня внутрь. Я взял Олю за бёдра и начал трахать её в зад. Она вскрикивала при каждом толчке, мне это нравилось и делал своё дело всё быстрее и быстрее. Меня охватило какое-то животное чувство, мне хотелось, чтобы студентка кричала ещё и ещё громче не переставая. Я всаживал ей до самого конца, так что яйца ударялись о её промежность. Девушке пришлось лечь на грудь, чтобы удержаться, но ей это нравилось. Уже через пару минут у Оли был первый оргазм, потом ещё один, но я всё не останавливался. Её задний проход был довольно сильно растянут, но всё же уже, чем влагалище. Хорошо, что я уже кончал недавно, иначе бы долго не продержался. Однако после ещё одного Олиного оргазма я понял, что всё-таки не выдержу. Двигался я на предельной скорости, и вот резко загнал своё орудие подальше в попку студентки, издал победоносный рык и кончил…
Мы улеглись рядом. После такого я уже был не в силах делать что-либо. Оля, похоже, тоже насытилась. Я выключил свет и вскоре она уснула у меня на плече, затем врубился и я.
Проснулся я довольно поздно, в окно вовсю светило солнце, освещая постель, на которой кроме меня никого не было. Я встал, обошёл квартиру, но девушки в ней не обнаружил, не нашёл я так же никаких следов её пребывания. Может быть это мне приснилось, но нет я точно помню, как ехал в метро, встретил её, как привёл в дом и остальное. А ведь я даже не узнал ни её фамилии, ни телефона, ни где она живёт. Вот дурак! Надеялся спросить утром, и вот тебе на, спросил… А может всё-таки приснилось. Тут мой взгляд упал на что-то красное, лежавшее на письменном столе, я подошёл и увидел, что это Олины трусики. Я поднёс их к лицу и почувствовал запах ненасытной щёлки студентки. Она ушла и оставила мне это на память. С тех пор Олю я никогда больше не видел, но всё ещё храню её алые трусики, как напоминание о той волшебной ночи.
Встреча
Наша замечательная встреча после долгого перерыва состоялась. Мы оба уже измучились в жажде друг друга. Стремились друг другу, сдерживаясь из последних сил. Фантазировали как это должно произойти. По мейлу, смсками, по телефону. И вот сегодня мы встретились. Я договорился о квартирке. Мы едем туда в машине. Торопимся в мыслях. Бежим впереди радиатора. Я чувствую его напряжение. Только от мысли, что вот сейчас наконец-то это должно произойти.
Меня заводит твое волнение, которое я чувствую в твоей ладошке, ласково сжимающей и поглаживающей мою руку. Меня заводит твой сексуальный вид. Коротенькая кофточка, открывающая твой животик и пупочек, который я так люблю вылизывать. Меня заводит, что ты сегодня в юбке. Я гадаю, есть ли под ней трусики. Эти мысли меня жутко возбуждают. Кладу ладошку на твою коленочку и старюсь как бы случайно провести ладошкой вверх по бедру. Уловить через юбку пальчиками ответ на этот вопрос. Конечно можно спросить. Но это не интересно. Интересно незаметно убедиться в этом самому. В конце концов я не выдерживаю. И забираюсь ладошкой под юбку. Твои ножки раздвигаются. Ты заманиваешь меня вверх. Я смотрю на тебя и по глазам вижу, что ты тоже уже еле можешь сдерживаться. Моя ладошка поднимается выше. Маленькое разочарование. Трусики на месте. И сильнейшая волна возбуждения от того, что они уже слегка мокренькие. Мои ласки и игра в поисках трусиков тебя уже сильно завели.
Мы приехали. Поднимаемся в квартирку. Очень уютную. С замечательной широкой кроватью и зеркалами на стене и трюмо. Я весь дрожу от нетерпения. Твой слишком серьезный вид говорит, что ты тоже уже не можешь терпеть. Ты останавливаешься перед кроватью. И всем своим видом даешь понять, что ждешь меня. Теперь главное не потерять равновесие и не наброситься на тебя с рычанием, срывая одежду и не контролируя себя. Такая атака не лучший вариант когда есть время. Время чтобы завести тебя и себя, и оттрахаться до изнеможения.
Подхожу к тебе сзади. Обнимаю и прижимаюсь всем телом. Обнимаю тебя за талию. Глажу животик. Поднимаюсь ладошками выше под кофточку: Какое чудо! На тебе нет лифчика! Твои сисечки ложатся мне в ладошки. Я глажу их, мои любимые, мои сладкие, мои прекрасные грудки. Торчащие сосочки просятся под мои пальчики. Я слегка сжимаю их. Ты отклоняешься назад. Кладешь голову мне на плечо. Руками притягиваешь меня к себе. Выставляя навстречу попку. Прижимаясь к нему. И он благодарно упирается между твоих ягодичек. Я начинаю непроизвольно двигаться и тереться членом о твою попку. Ты ритмично двигаешься в ответ. Мы начинаем постанывать. Ну нет. У меня другой план. Я расстегиваю кофточку и снимаю ее. Как будто расстегивая брюки, вынимаю ремень и связываю тебе руки. Подталкиваю тебя и ты садишься на кровать. Подхватываю шелковый шарфик, привязанный к ручке твоей сумки, и завязываю тебе глаза. Кладу тебя на спину и закрепляю твои связанные руки на спинке кровати. Теперь ты в моей власти. Могу делать с тобой все что захочу.
Весь дрожа от нетерпения, я сбрасываю с себя одежду. Ты этого не видишь и поэтмоу вздрагиваешь когда мой член касается твоих губ. Ты сразу узнаешь его и жадно пытаешься схватить его губами. Но не тут то было. Я провожу головкой вокруг ротика. Ты ловишь ее язычком и губами. Но я не даю тебе это сделать. Я шепчу тебе на ушко, что если ты его поймаешь и хорошо полижешь, то я тебе дам его пососать, а потом оттрахаю твою киску так как ты захочешь. Ты старательно ловишь. Наконец тебе это удается. Ты лижешь головку, посасываешь ее губками. И тут я отнимаю. Ты тянешься за ним. Хочешь еще и еще. Наконец я даю тебе его весь. Вставляю глубоко, держа тебя за волосы и надевая на член до конца. Ты так изумительно сосешь. Я уже не сдерживаюсь, трахаю тебя в рот и в голос прошу сосать еще и еще. И ты стараешься. Делаешь как я прошу. Теперь ты заслужила быть оттраханной. Мои руки залезают тебе под юбку. И чудо!! На тебе не оказывается трусиков! Когда ты успела их снять? Мое желание взлетает до неба! Я сжимаю ладошкой твою киску. Она уже вся мокрая. Мои пальчики без труда проскальзывают внутрь. Один, другой, третий. Я ввожу их глубоко. Ты начинаешь громко стонать. Ты просишь меня освободить твои руки. Но я не делаю этого. Вместо этого я становлюсь между твоих ножек на колени и трахаю тебя рукой. Другой рукой я ласкаю член. Ты этого не видишь, сосредоточившись на моих пальчиках в твоей киске. Твои стоны становятся все громче. Я убираю пальчики из твоей киски. Ты не видишь что я делаю и замираешь. Сжимаешь меня коленочками и просишь продолжать. Но я лишь поглаживаю ладошкой твой животик и кискины губки снаружи. Ты двигаешься навстречу, стараясь поймать мои пальчики в себя. Эта игра продолжается недолго. Потому что ты не видишь что я нагнулся и вдруг ты ощущаешь мои губы и язык на своей киске. Ты вскрикиваешь. Я забираюсь языком глубоко внутрь. Ласкаю губки и клитор. Сосу его, наслаждаясь твоей киской. Она открыта мне навстречу, из вся истекает чудесным нектаром. Как я обожаю ее лизать и сосать!! Я ласкаю клитор пальчиками. Массируют его все сильней и быстрей:. И вдруг опять останавливаюсь. Ты не видишь, что я делаю стараешься прижаться ко мне киской. Но я держу ладошку на твоем животике, не давая тебе двигаться. И вдруг ты чувствуешь мой член слегка касающийся твоей киски. Ты вздрагиваешь и подаешься навстречу. Но он исчезает, вместо него опять ладошка. И снова член, он слегка раздвигает твои губки. Сверху вниз. И опять исчезает. Я продолжаю эту игру еще и еще. Ты не видишь когда я приближаюсь и каждый раз, когда он касается тебя ты вздрагиваешь и стонешь. Ты хочешь. Ты ждешь, что вот сейчас он войдет в тебя. Но он опять уходит. Ты уже не можешь терпеть и просишь, чтобы я вставил его в тебя. Чтобы я оттрахал тебя. Чтобы я полностью загнал его в тебя. И ты чувствуешь, что в очередной раз он медленно входит глубже, еще глубже. Я ввожу его в тебя полностью. Ты протяжно стонешь, ощущая его весь в себе. Я продолжаю игру. И вывожу его опять. Ты громко вскрикиваешь. Я снова теперь уже с силой ввожу его в твою киску. Опять до конца. И снова ты вскрикиваешь. Я снова повторяю. И уже не выхожу их тебя. Я уже не могу продолжать эту игру. Я хочу трахать твою киску. Трахать как ты и я этого хотим. Как ты этого хочешь.
Я снимаю твою повязку. Развязывают твои руки. Ты жадно обнимаешь меня. Прижимаешься ко мне на секунду всем телом. Я переворачиваю тебя и вхожу в тебя сзади. В зеркале сбоку ты видишь, как мой член входит в тебя глубоко. Как он двигается в твоей киске. Как киска обнимает его набухшими губками. Как твоя попка двигается навстречу. Все быстрей. Как я натягиваю тебя на член. Ты ласкаешь пальчиками клитор. Ты уже кричишь в голос. И я уже не сдерживаясь рычу чувствуя твою ласковую горячую киску на моем члене.
Тебя подхватывает оргазм. И тут же я чувствую его приближение. Я вынимаю член и выстреливаю тебе на попку и спину заливая их сильной горячей струей. Ты кричишь и выгибаешься как кошечка. Я присоединяюсь к тебе своим громким криком похожим на рычание. Потом мы затихаем прижавшись друг к друга. Стараемся продлить ощущение блаженства. Которое называется "оттрахивание так как хочется".
Встречи
В этот вечер было как всегда одиноко и скучно, к тому же на психику давили четыре стены и экран монитора ставший родным до слез. Ведь кроме железного друга и интеллектуального интернета в моей сексуальной жизни больше никого не было вот уже… А что может быть страшнее одиночества для человека, к тому же для женщины на самом острие красоты и сил.
Каждый раз, когда я остаюсь наедине с собой, меня мучает чувство безысходности и ужасное желание быть, спать и просыпаться с любимым человеком, чувствовать его сильные руки, бесконечно ощущать его мощь и упругость в самом заветном женском местечке, которое уже забыло чувство мужского тепла и ощущения присутствия.
Позади целый день ожидания. Привет, как мы с тобой долго не встречались, кажется прошла целая вечность, мне было без тебя жутко одиноко, ты не представляешь сколько мне потребовалось сил сдерживать себя от порыва закрыться в ванной и понежить, приласкать свое прекрасное тело, дать выход накопившемуся возбуждению за время разлуки с тобой, а ты ведь признаешь, что я красива, стоит ли тебе напоминать о моих стройных ножках, узких бедрах, очаровательной груди идеальной формы с твердыми сосками от моих фантазий о тебе, подтянутой крепкой попке и об ласковой уютной норке, помнишь ты еще говорил, что я похожа в том месте на спелый персик с расщеленкой посередине.
Я просто счастлива чувствовать тебя, ты всегда находишь такие возбуждающие красивые слова, просто таю от них. Ну подожди немного, не будь же таким нетерпеливым, я знаю, что у тебя небыло долго женщины, в прочем, как и у меня тебя. Я сейчас закричу, твои губы такие горячие и настойчивые, что больше нет терпения ощущать их на моей груди, хочу чувствовать их ниже, да, еще ниже. Подожди, позволь я сниму их сама, а ты смотри, я знаю, что тебя возбуждает это зрелище, когда я поворачиваюсь к тебе спиной, слегка нагибаюсь кокетливо выгибая попку и медленно опускаю мои очаровательные трусики, обожаю их чувствовать на себе (так уж они приятно врезаются в мою пещерку).
Представляю, что ты видишь сейчас, чувствую, что твое сердце забилось далеко не в том месте, что дано природой. Что это? О, бог мой! Как это приятно. Я и забыла это наслаждение! Как же все-таки ты искусно умеешь обращаться со своим язычком, это неземное блаженство, когда ты проводишь им, чуть дотрагиваясь до моей полоски удовольствий, которая уже разошлась от похоти, и превратилась в огненный кратер вулкана, еще чуть и будет взрыв, взрыв похожий на тот из которого зародилась вселенная. Ты, наверное, тоже заметил, мы были с минуту в каком-то замешательстве, гипнозе от нахлынувшей на нас страсти.
Пожалуйста подойди ко мне сзади, еще ближе, обними меня своими руками покрепче за талию, я хочу чувствовать напряжение твоего раскаленного столба страсти своими упругими ягодицами. Да! Это неописуемо приятно ощущать его между двумя створками рая, куда непременно стремится любой на этой земле. Ты говоришь, что больше не можешь терпеть и хочешь пронзить меня, на это я отвечаю тебе только сорвавшимся вздохом с опухших, красных от возбуждения губ и всхлипыванием влажного персика от переполненности его твоим соком. Еще два конвульсивных толчка, и мы срываемся в бездну удовлетворенности… Там нам комфортно и уютно. Это состояние умиротворенности и счастья оттого, что ты находишься сейчас со мной и во мне! Не говори ни чего, я знаю, как ты любишь оставаться там, в моем сочно-ласковом и горячем местечке после нашего с тобой совокупления, оставаться там до тех пор, пока опять не наступит желание, и тогда мое лоно вновь обнимет тебя и исследует весь рельеф и каждую жилку твоего безумно красивого и распухшего от похоти фаллоса… Но мы не будем доводить себя до изнеможения, нет и это правильно, ведь человек выходя из-за стола должен ощущать легкий голод, голод который на следующий день даст нам еще больше чувственности и остроты. Я знаю, что расставаться всегда тяжело, но наша разлука будет недолгой, завтра мы опять встретимся на несуществующем свидании, которое происходит, увы, между строк…
Вчера
Вечер не складывался. Остаться вдвоем не удалось, пришлось чистить картошку и вылавливать из банки соленые помидоры. После ужина пили чай. Он смотрел, как она, жмурясь от удовольствия, глотала взбитые сливки, и думал о том, как жадно этот сладкий рот глотал его сперму прошлой ночью. Это занятие ей невероятно нравилось. Она зажимала член губами и, причмокивая, скользила по стволу. Иногда она сжимала кольцо теснее и, прижимая член к небу языком, атаковала головку, так что удержаться было практически невозможно. К сперме она относилась как ребенок к сладкому, размазывая ее по телу, горящим щекам и слизывая со своих нежных пальчиков.
Включили телевизор. Она легла у него между ног, щекоча пушистыми волосами живот. Сразу потянуло смотреть футбол или раздражать себя надоевшими ток-шоу, чтобы подавить нарастающее желание. Она капризно потыкала пальчиком в программу и повозила носом у него в паху. Потянуло на кухню, попить водички, чтобы смочить пересохшее горло и успокоиться.
Щелкнул выключатель. Ее сиреневые тапочки прошлепали в туалет. Дверь она не закрывала. Он притаился в коридоре, напряженно глядя в зеркало. Она сидела, широко разведя ноги, и полоскала свою киску душем. Мокрые пальцы скользили между губками и ласково поглаживали по спинке развитый клитор. "Играется: " Любить свое тело он научил ее сам, как научил всему, что она умела в постели. До него у нее были увлечения, но он стал первым, кому она открыла свое тело. Он лепил ее для себя, воспитывая языком и ненасытным упругим членом.
Она увидела в зеркале его отражение и довольная заулыбалась. "Черт, давно хотел отъебать ее писающую: " Он почувствовал, что встает, и зло скомандовал своему дружку: "К ноге". К ноге: Когда она шалила, то стискивала его мягкими ножками и, прижимаясь бедрами, терлась о него гладко выбритым лобком.
Пару дней назад она простудилась и теперь сидела на диване китайским болванчиком, сопя носом и недовольно кривя губки. Фильм ей не нравился. Она любила мультики и всю эту шушеру на MTV. Он надломил ампулу и старательно начал набирать в шприц антибиотик. Она завозилась и захныкала, плаксиво тычась и скуля ему в спину. Он погладил ее по волосам и легонечко подтолкнул, понуждая ее лечь. Она, мыча, вытянулась на диване и спустила кружевные шортики, обнажая попку. Он протер кожу ваткой, воткнул шприц и, жалея, стал медленно вводить лекарство. Она жалобно смотрела через плечо, царапая простыню ногтями. Терпеть она не умела. Даже когда он до боли сжимал ее бедра, чтобы остановить ее неистовые движения и не кончить раньше, чем насытится ее телом.
Зажав ватой место укола, он начал массировать ей попку, пальцами левой руки поглаживая упругую дырочку. Белые кружки ягодичек настойчиво отводили взгляд от экрана. Он осторожно скользнул под рубашку, щекоча гладкий бочок и просовывая пальцы под теплый живот. До этого немая спина дрогнула. Он скользнул по ягодичке и остановил пальцы внизу, лаская бархатную перемычку. Она нервно передернула лопатками и сжала попку, сопротивляясь настойчивому пальцу.
Он ясно представил, как раздвинул бы твердым хуем напряженные сейчас ягодицы, надавил распухшей головкой на тесное колечко, которое бы послушно раскрылось, принимая в гладкое влажное нутро. Когда он трахал ее в зад, у нее текло по ногам и обе дырочки увлажнялись и горячели. Нет, сначала бы он отъебал ее в пизду, ненасытную и глубокую, так что иногда он не доставал до дна. Когда же это случалось, она просто безумела и насаживалась на него с еще большим остервенением, пока сознание не оставляло ее.
Он продолжал ласкать ее манящую попку, разводя ягодицы и поглаживая сладкие зовущие дырочки. Она тихо всхлипнула и посмотрела на него мутными глазами сквозь спутавшиеся волосы. Даже взглядом он мог управлять ее молодым и чутким телом. Она настолько была ему подвластна, что достаточно было, гипнотизируя, упорно смотреть ей в глаза, и она уже готова была принять его и подчиниться любой его фантазии.
Она мучительно заерзала, потянула на себя шортики и, прячась, уткнулась лицом в подушку. Сдерживаться она тоже не умела. Когда он, играя, заводил ее, она быстро распалялась, сердилась и колотила его маленькими кулачками по спине. Безраздельная власть над этой девочкой приятно щекотала самолюбие и вызывала томительное напряжение внизу живота.
Вот и сейчас, глядя на то, как она раздраженно натягивает колготки, он с удовольствием рисовал себе завтрашний день, когда заведенная и злая она придет к нему, чтобы покориться его желаниям, позволить мучить себя и делать с ней все:, все, что захочет ее господин.
Вчерашний Ангел
О Натали! Юная флагеллянтка привела меня к тебе. Я обожал ее трогательный, наивный, доверчивый задик. Многие дамы любят порку, но эта была особенно сладострастна. Она сводила меня с ума своей беззащитностью. Ее страсть обнаружилась случайно.
Девочка раскапризничалась: она хотела гулять и не давала мне работать. Будь умницей, твердил я, не отрываясь от компьютера, сходи одна. Не хочу быть умницей, вредничала малышка, надоело быть умницей! И нажимала на киборде какие попало буквы. Не балуйся, говорил я терпеливо, со всей строгостью, на какую был способен. А то что будет? — спрашивала она, продолжая шалить.
Накажу, сказал я, хотя даже представить себе не мог, что через минуту я и впрямь окажусь способен подтвердить угрозу. Крошка была совершенно уверена, что этого не произойдет. Ты? меня? — засмеялась она беззаботно. Никогда не накажешь! И нажав DELETE, стерла большой кусок текста. Ничего ужасного не произошло, текст остался в буфере, но я возмутился по-настоящему. Ах так! — и, развернувшись на вертящемся стуле, шлепнул дерзкую девчонку по попке, обтянутой тонкой шелковой пижамкой. Караул! Убивают! — запищала она, но вместо того, чтобы убежать, оттопырила свой задорный задик и, отчаянно виляя им, зажмурилась. Картина была настолько умилительная, что я расхохотался, сдернул вниз резинку штанов и шлепнул еще. В ответ девочка моя испустила стон сладострастия: Так началась наша подлинная история любви.
Хрупкая и трогательная, почти ребенок, в момент экстаза она превращалась в дикое, но испуганное животное. Мне нравился этот испуг, пусть притворный. Я приручал ее. Я наслаждался своей властью над любимой…
Теперь я знаю точно… нет женщины, которая не мечтала бы о порке, и только ложный стыд мешает ей перешагнуть барьер. Но на то и настоящий мужчина, чтобы вовремя почувствовать, чего хочет его любимая. Ведь перешагнуть барьер стыда — это так сладко.
Чаще всего момент истины наступает во время акта любви. Когда дама стоит перед тобой на четвереньках, в порочной, но одновременно стыдливой и беззащитной позе, и ты вгоняешь в нее свой шомпол со скоростью и мощью отбойного молотка, нет ничего естественней, чем шлепнуть ее по голой ягодице, и еще, и еще, пока не покраснеет, и теперь переключи скорость на предельные обороты, насаживай ее на свой вертел со всего размаху и со всей страстью, на какую только способен. Не обращай внимания на ее крик, ее шок, еще немного — и она будет кричать от восторга, потому что приближается миг неземного блаженства…
Всему приходит конец. В какой момент она сломалась? Пруст пишет, что принимал за любовь Женевьевы отраженную волну собственной страсти. Так может, это моя страсть иссякла, а я, не чувствуя ответной волны, делался все более равнодушен и в конце концов получил в ответ собственную ненависть? Так или иначе, из эротической игры, предваряющей путешествие к райским чертогам наслаждения, порка превратилась в единственное содержание нашей жизни, единственное, что нас связывало.
Теперь я уже не просто называл, но и считал ее дрянью и испытывал постоянную потребность унижать ее. Душа моя обратилась в пустыню. Она надоела мне, острота ощущений притупилась. Мне стало скучно истязать ее. У меня появилась новая любовница и мне пришло в голову, что с этим покорным, безответным существом, в которое превратилась моя некогда дерзкая и капризная крошка, я еще способен испытать последний всплеск страсти. Я решил, что теперь моя новая пассия, девица властная, вульгарная и упрямая, должна выпороть мою любимую девочку. С каким вожделением описывает подобную сцену Захер-Мазох, а ведь он смотрит на нее глазами жертвы! Все, чего я хотел — это еще раз пробудить в душе моей любимой те струны, которых я когда-то неосторожно коснулся.
Она не смогла… Она, эта типичная dominant mistress, готовая на любые эксцессы, лишь бы это доставляло удовольствие ей и мне, увидев перед собой затравленного зверька, отбросила хлыст и прошипела сквозь зубы мерзкое ругательство — о нет, не в мой адрес — она злилась на собственное милосердие, лишившее ее развлечения. Кончилось тем, что я выгнал обеих, после чего впал в глубочайшую депрессию.
Теперь я уже и сам, как некогда она, хотел нажать DELETE.
Дни тянулись бесконечной унылой чередой, я стал много ездить, перелетая из страны в страну, постоянная смена часовых поясов привела меня в полубредовое состояние, а супермаркеты во всем мире одинаковые. Не скажу, что меня вовсе не трогали красоты. В Греции на мысе Сунион, где стоят с детства знакомые по учебникам истории развалины храма Посейдона, а на одной из колонн оставил автограф Байрон, я испытал неодолимое желание покончить разом со всеми проблемами и, будь со мной моя малышка, без сомнения, увлек бы ее в бездну. Как бы то ни было, я ожил и теперь точно знал, что мне нужно.
Через два дня в Брюсселе я отправился в красный квартал. Я решил осуществить свой план именно в Брюсселе, потому что там квартал располагается на задворках города, за вокзалом, и сидящие в окнах проститутки в нижнем белье гренадерского роста и необъятных статей взирают на вожделеющих прохожих мужчин с полнейшим равнодушием.
Я отправился в садомазохистский клуб. Мистрис, которую я выбрал, способна была вселить трепет одними своими размерами. О наряде не говорю — это был гибрид эсэсовского мундира и средневекового панциря. Оставшись наедине со мной, она окинула меня изучающим взором и спросила… "Ну, бэби, с чего начнем?"
Мне предстояло самому выбрать орудие пытки. Обозрев весь арсенал, я взял в руки плетку. "О, бэби, — сказала она. Как ты догадался? Это моя любимая…"
До сих пор мне казалось, что она совершенно безразлична и ко мне, и к предстоящей экзекуции. Но в этот момент меня осенило — она так это сказала и посмотрела на плеть таким просветленным взглядом… Я не отрываясь смотрел на ее могучий зад, выпиравший из латекса трусов, и думал о том, что мне предстоит тяжелая, но упоительная миссия… Я сделал все, на что был способен, но вышел опустошенным, как никогда прежде. План мой не удался.
О Натали! Как ты не похожа на профессиональных садисток, ты, такая хрупкая с капризным ротиком и наивно-бесстыжим взглядом! Ты напомнила мне мою девочку, мое сокровище — неужели ты способна на то, о чем я грежу? О да, я вижу, как гневно раздуваются твои маленькие ноздри… наконец-то! О мой порочный ангел! Только теперь я понимаю дивный смысл фразы "Так вонзай же, мой ангел вчерашний, в сердце острый французский каблук!" Так вонзай же!..
Выходной день
Часть 1
— Ах, это чудесное утро выходного дня. Что в нем может быть хорошего? Впереди два дня и их можно провести вместе.
С такими мыслями я проснулась. Только что "показанного" для меня сна было уже достаточно для того, что бы прямо здесь и сейчас отдаться тебе. Это достаточно редкий по утрам случай, но даже из-за него я не хотела будить тебя. Ты лежал рядом, крепкий сон все еще владел тобой. Я вынула руку из-под одеяла и провела ей по твоим волосам. Утром ты всегда такой лохматенький. Я прижалась к тебе и замерла. Возможно, ощущая мою близость, ты обнял меня. Всего лишь несколько минут в твоих объятиях доставили мне столько удовольствия. Я поцеловала тебя, твои губы очень слабо откликнулись на мою инициативу.
За окном светало. Еще было достаточно времени, чтобы поспать. Мои глаза постепенно закрывались, мной тоже овладевал сон…
Часть 2
Легкая музыка музцентра, служившего нам в качестве будильника, стала осознаваться мной. "Так, пора вставать" — подумала я. Ты все еще обнимал меня, поэтому мои попытки не увенчались успехом.
— Милый, вставай. — прошептала я тебе на ухо. Одной рукой я снова ворошила твои волосы. Сон отпускал тебя достаточно медленно, но все же ты просыпался! Почувствовав, что я лежу в твоих объятиях, ты произнес мое имя и открыл глаза. Ты поцеловал меня.
— Не догадаешься, что мне снилось, — мне хотелось заинтриговать тебя.
— Дай подумать, — в моих глазах ты пытался прочесть ответ, но неудачно. — Все, сдаюсь!
— Помнишь, мы были на пустом пляже?
Перед тобой пронеслись все наши дни, проведенные вместе. Тогда мы выехали на пару дней за город, позаимствовали у друзей палатку. Все было так замечательно. И эти ночи у костра (хорошо, что был ветер и комаров почти не было), и ласки в воде (немного неудобно, но приятно). А когда под утро становилось прохладно, мы согревали друг друга.
— Да, было здорово. И тебе все вспоминалось во сне?
— М-м, а еще немного размышляла… Представь, что это был бы не пустой пляж.
— Ну?
— А как же тогда мы занимались этим при людях?!
Твое лицо осветила улыбка. Ты прижал меня и, поцеловав, сказал:
— Так же как и всегда. Я так же бы ласкал тебя.
С этими словами твоя рука начала гладить мои животик, поднимаясь все выше.
— А… люди? Они… бы догадались… обо всем!
Мое дыхание сбивалось, вернулось пламя желания, появившееся сегодняшним ранним утром и потом умышленно погашенное мной. А твоя рука не прекращала "подбрасывать топливо" в этот огонь.
— Ну и пусть. Я не стану скрывать, что люблю тебя! Даже при них.
Ласки моего тела продолжались. Теперь достигнув моей груди, ты пальчиком крутил вокруг моих сосков, уделяя каждому из них свое внимание. Возбуждение быстро росло. В мое бедро уткнулся твой "дружок", дав мне понять что я не одна сейчас хочу близости. Осознавая это, я улыбнулась и посмотрела на тебя. Ты хитро подмигнул:
— Даже при них.
— И я тоже. Но все равно, хорошо что их там не было.
Твоя изучающая рука двинулась вниз, залезла под резинку моих трусиков и остановилась. Опять ты выжидал нужный момент!
— Продолжай же…, - только и смогла выговорить я.
Ловкий пальчик скользнул между моими сжатыми губками вниз и вернулся тем же путем, слегка задев мой "просыпавшийся" клитор. По моему телу пробежали новые искорки сильного желания.
Я согнула ноги и развела их немного пошире. Все, чего мне сейчас вдруг захотелось — дать тебе доступ к моей киске. Твой пальчик заскользил вокруг моих губок. Иногда он лукавил и "срезал" половину своего пути между ними. Хорошо, что рядом не было какого-нибудь "судьи", который бы "наказал" его за эти хитрости.
Твоя рука, погладив внутреннюю поверхность моих бедер, возвратилась к моей киске. Легкими пощипываниями ты пытался склеить мои губки. Пройдясь таким образом по ним, своим пальчиком ты делал движения по их разлеплению. Несколько раз ты, как бы случайно, проваливался в глубины моей киски, сильнее раздвигая мои уже немного набухшие губки.
Мои сосочки погружались в твой рот, твой язык по очереди дотрагивался до каждого из них. Вся полнота ощущений, которую я получала от этого, не описывается словами. Пальцы твоей руки скользили в моей промежности, но мне уже хотелось нечто большего. Я слегка оттолкнула тебя от себя, стараясь показать глазами, чего сейчас хочу. Мои руки скользнули под одеяло. Вслед за ними скрылся и ты.
Сквозь ткань моих легких ночных трусиков я снова почувствовала твою руку. Она мягко и нежно легла на мой лобок и слегка сжала его. Тихо застонав, я приподняла попку. Воспользовавшись моим положением, ты быстро снял с меня единственную деталь одежды. И снова тишина!
Несколько секунд показались мне часами. Наконец, своими губками я ощутила прикосновение твоего нежного языка. Меня бросило в легкую дрожь, я сдвинула колени, зажав тебя между своими бедрами.
Отбросив одеяло, ты развел мои ноги в стороны и снова уткнулся во влажные глубины моей киски. Твои губы захватили мой клитор, а язык пытался щекотать его. Даже без этого я бы сходила с ума, но ты сделал попытку еще и посасывать его. Я была уже не в силах сдерживать себя. Моя попка уже стала сама приподниматься к твоему языку. Секунды две-три спустя меня бросил в дрожь сильнейший оргазм.
Волны наслаждения постепенно стали стихать, и я постепенно возвращалась в реальность. Видя это, ты не дал мне остыть и, не теряя времени, нежно вошел в меня и заскользил там достаточно легко. Набрав определенный темп движений, ты продолжал двигаться во мне несколько минут. Затем ты быстро вышел из меня и откинулся на спину.
Я точно знала, что теперь я буду руководить нашими любовными занятиями. Я перекинула через тебя ногу и села к тебе на живот. Твои руки начала гладить мои бедра. Я завела свои руки за голову и слегка откинулась назад, но ты крепко держал меня за талию. Я погладила свою грудь и приподнялась над тобой.
Подарив тебе поцелуй, я начала возвращаться в прежнее положение. Но ты уже предусмотрел это, и твой член снова коснулся губок моей киски. Я замерла в ожидании твоих дальнейших действий. Но их не было! Снова осознавая, что теперь именно я отвечаю за них, я начала опускаться на тебя.
Раздвинув мои губки, он плавно продвигался дальше. Когда я полностью приняла тебя в себя, твои руки не выдержали бездействия и стали ласкать мою грудь.
Сделав несколько движений, я уже старалась откидываться назад, но без твоей поддержки это вряд ли получится. Ты снова обхватил меня за талию, и я получила эту возможность. Я начала двигаться, своими руками ты помогал мне приподняться, а затем мое тело резко опускалось. Начав знакомые движения, я не спешила, наслаждаясь каждым мигом.
Приятные волны наслаждения от происходящего поднялись снизу, от моей киски, и достигли моей груди, шея и лицо "запылали" сильнее. Остановив меня, ты быстро приподнялся, заставив меня слезть с тебя. Мне стало понятно, чего ты хочешь в завершение. Надо сказать, что и я уже подумывала об очередной смене позы.
Я, повернувшись к тебе спиной, встала на колени и призывно покачала попкой. Твоя рука легла мне на поясницу, чтобы я прогнулась. Когда я опустилась на локти, моя попка задралась немного выше и, наверное, открыла твоему взору все мои прелести.
Твои руки стали нежно гладить мои ягодицы, заскользили по спине. Ты плотнее придвинулся ко мне и вошел в меня. Сколько раз я ловила себя на мысли, что это положение приносит совсем другие, еще более приятные ощущения, чем традиционные позы.
Моя рука стала подниматься по моему бедру выше, в надежде поласкать клитор. Когда она достигла своей цели, я уже была на грани оргазма. Я раздвинула колени немного шире, стараясь прогнутся еще больше.
Твоя рука заменила в ласках мою. Одновременные движения внутри моей киски и ласки моего клитора снова не могли оставить меня без оргазма. Вторая волна пришла вместе с твоими движениями, ставших более резкими…
Часть 3
После обеда ты снова занялся ремонтом в ванной комнате, а я осталась приводить в порядок кухню. Напевая понравившуюся песенку, я стояла возле раковины и мыла посуду.
Ты тихо подошел ко мне сзади, едва не напугав меня, и обнял. Я прекратила свое занятие. Невозможно делать что-то, когда чувствуешь горячее дыхание, ощущаешь поцелуи в шею, слышишь ласковые слова. Твое желание влилось в меня, быстро разрастаясь.
— Пойдем? — прошептал ты.
Твоя рука расстегнула мой халатик, постепенно обнажая меня. Ты прижался ко мне, твоя рука скользит вниз. В мою попку уперся твой член, вызвав во мне новое желание близости. Я слегка покачала бедрами, уже немного теряя над собой контроль. Твои пальцы снова стали изучать мою киску.
— Да… я хочу…
Ты поднес руку к моему лицу и я отчетливо ощутила "себя" на твоих пальцах. Ты смазал мои губы моими же соками и поцеловал их.
Мы оба поняли, что все начинается снова…
P.S. Le mien Gentil. Je connais, que tu as lu maintenant ce recit. Merci pour… (autre je dirai seulement pour toi)
Выходные
Хух… в общем я пошел и покурил, хоть и не курю:)))
Эта скрипучая кровать не дает мне теперь спать, любой услышанный мною скрип напоминает о той самой кровати, а любая кровать напоминает о том скрипе, о той самой прекрасной девушке с которой мне так безумно хорошо и приятно, которая сводит мой разум с ума… которая заставляет мое сердце биться все чаще и чаще:…
И так сегодня первый выходной день этой недели, которую мы провели вместе, когда мы занимались любовью каждый день, каждый вечер, час, минуту… и в этот прекрасный выходной и солнечный день мы собрались на отдых на природу. Вот мы собрали свои вещи, сели в роскошный автомобиль, заехав в супермаркет и прикупив еды да выпивки, поехали, проезжая живописные уголки и районы нашей родины, забираясь все дальше и дальше в целомудренную природу, наслаждаясь ее красотой и ароматом.
Едем и выбираем место для отдыха, обсуждая достоинства и недостатки этих прекрасных уголков природы., и вот мы нашли ее, она такая романтическая теплая приятная, радующая глаз и душу, поляна покрытая миллионами, нет, миллиардами желтых цветков от которых организм приходит в небольшое и приятное возбуждение. И на краю поляны растут прекрасные хвойные деревья вперемешку с березками и осинами, у которых растет прекрасная зеленая травка, где нет назойливых насекомых, на которой мы и решаем расстелить покрывало, так сказать накрыть поляну:) разложить еду, расставить напитки.
Совсем рядом стоит машина, где немного приоткрыты окна и играет романтическая музыка, играет так тихо что слышно как "пахнет" природа: Немного выпив вина мы целуемся и говорим друг другу приятные слова, слова нежной, чистой, взаимной и ласковой Любви. Мы сидим совсем близко облокотившись одной рукой на землю, нежно целуемся, моя свободная ручка нежно ласкает твой приятный и красивый животик, наши ножки трутся друг о дружку;) плюс ко всему прочему припекает солнышко, я расстилаю около деревца еще одно покрывало, там ласкающий тенек: куда мы и перебираемся: я прошу Тебя поднять ручки и стягиваю топик:) ненадолго прислоняюсь к нему и вдыхаю аромат твоего тела, ТВОЙ АРОМАТ!
И вот: ты в одном бюзгалтере и трусиках, я возбужден мое желание преобладает над интеллектом:)))), твоя нежная ручка расстегивает ширинку на моих джинсах, и потихоньку снимает их, мы слились в страстном и горячем поцелуе. Я немного помогаю Тебе снять с меня джинсы, мой злодей в боевой готовности и смотрит прямо на солнце, он рвется наружу, ты моя прекрасная девочка, накланяешься и нежно целуешь его, затем целуешь мои губки. И мы снова растворяемся в прекрасном поцелуе. Своей ручкой я ласкаю твой животик, плавно передвигаюсь на твои бедра, нежно поглаживаю ножки, не снимая трусиков пробираюсь к киске, она как всегда прекрасна!
Ласкаю ее своими пальчиками заставляя ее мокреть. Твоя ручка так же спускается все ниже и ниже, и помогает моей ручке. Наши тела переполняет энергия и сила той самой Любви. Двигаясь все сильнее и сильнее ты резким движением той самой ручки сдергиваешь свои полупрозрачные, салатового цвета трусики, от которых и без того возбужденный организм, приходит в экстаз. И медленным, медленным движением стягиваешь трусики с меня, стараясь как можно больше ласкать мое тело, твоя ручка немного влажная и горячая, она медленными рывками двигается по телу, немного прилипая и сжимается с каждым разом все сильнее и сильнее, хватает злодея в кулачок, сильно сжимает, в моем теле пробегает киловаттная дрожь.
Ты делаешь пару движений вверх и вниз, злодей уже смотрит не на это голубое небо, и не на это золотистое теплое солнышко, он пристальным взглядом смотрит на тебя, его температура намного выше этого солнышка. Своими ножками я в безудержной страсти, снимаю это тряпье со своего тела, наши ножки перекрещиваются, и двигаются, пытаясь соединиться между собой на веки. Я правой ножкой подымаюсь и нежно ласкаю твою киску, она такая теплая и приятная, ее запах.! он приятен он манит и влечет, твоя киска красивая, ее стрижка она такая экзотическая в виде неких наскальных рисунков, твои киска плачет от счастья: "я стою на краю неба подомною океан это вся вода мира водной капле дождя, у берегов красные лилии и влажный туман"…
И этот поцелуй в котом мы застыли и наслаждались, он сладок, безудержен он сказал все, все что мы говорим друг другу каждый день, час: мы молча смотрим друг другу в глаза, и медленно миллиметр за миллиметром я перебираюсь на тебя, наши взгляды прикованы, они говорят слова Любви, которые неспособен понять более никто. Мой злодей тихонько упирается впросак, немного скользя по слезам твоей киски, нежно упирается в нее и медленно, медленно, проникает, он чувствует тепло ее, а она чувствует его тепло, чувствует каждый его сантиметр, каждую его часть, это наслаждение великолепно. Твои красивые голубые глазки просят еще, в них горит огонек Любви, с каждым миллиметром проникновения злодея в объятья киски, огонек загорается все ярче и ярче.
Резким движением он проникает до самого конца, твои прекрасные глазки вздрагивают, вздрагивают от наслаждения, твой резкий и в тоже время короткий выдох воздуха я пытаюсь поймать своими губами, м вижу на твоем лице приятную улыбку, она красива, я ее Люблю. Сижу на коленях и начинаю медленно отодвигать свою, упругую и любимую тобой, попку назад. Твой взгляд красив, от него не хочется отрываться. И снова двигаю своей попкой вперед и назад, и снова вперед и снова назад, я чувствую тепло, чувствую прилив, ты немного выгибаешься, становишься на лопатки, твое дыхание, я его чувствую, ты откинула голову назад, закрыла глазки, и наслаждаешься, и в предвкушении извержения вулкана, я начинаю двигаться все тише и тише растягивая немыслимое удовольствие.
Ты моя прекрасная девочка, немножко устала и целуешь меня со всей своей страстью, с Любовью! Становишься на коленки и опираешься локтями на покрывало, на мягкое покрывало, которое прогибается под слоем травки. Метким и резким движением я ввожу его, мда, он входит в нее в твою загорелую попку, он входит тяжело, ты моя прекрасная стиснув губы наслаждаешься моментом, наслаждаешься счастьем о котором многие говорят, но еще многие не испытывали, тебе нравится, и ты помогаешь злодею, двигая попкой, твоя спинки прогнулась, нежными движениями рук я глажу твои бедра, затрагиваю все твои эрогенные зоны, и вот он тот самый момент, момент в предвкушении извержения вулкана, я обхватываю твою нежную, упругую попку приостанавливаю твои резкие движения, твой разыгравшийся аппетит.
И снова мы сидим на коленках, наши ножки запутаны между собой, своим и глазками любуемся нашими телами и ласкаем его ручками, покрываем поцелуями. И тут ты замечаешь выделившийся из остальных цветков один, один тот самый, о котором ты мечтала, представляла его в своих самых сокровенных мечтах и снах, он красив. Ты моя конфетка подходишь к нему, нагибаешься чтобы сорвать его, и чувствуешь нежные объятия, те самые объятия, те самые ручки, того самого дорого тебе, с которым тебе всегда хорошо и которого ты Любишь. Ты поворачиваешься, и мы целуемся под палящими лучами солнышка, под нежным ветерком, который хоть как-то остужает наши тела, который возбуждает нас своим соприкосновением. Ты присаживаешься, и нежно целуешь моего злодея, покрываешь его своими поцелуями, обхватываешь его своими губками все больше и больше, целуешь мой животик, вырисовываешь на нем узоры, поднимаешься и снова целуешь мои нежные губки, мы ложимся на эту девственную поляну, на эти прекрасные желтые цветы. Я целую твою розовую киску, нежно покусываю ее усики, ну а ты нежно целуешь моего злодея, своим жаждущим и горячим язычком, покрываю ее все поцелуями, мой язычок извивается и вьется, потрясая твой организм, ну а твои прекрасные поцелую поднимают моего злодея все выше и выше. Я разворачиваюсь, ты садишься на меня, садишься на злодея, привстаешь и снова садишься на него, и в предвкушении того самого, да того самого извержения вулкана. Я не могу удержать тебя, да и не хочу, и вот он теплый всплеск, который ты чувствуешь, это блаженство, ты продолжаешь свои движения, не останавливаешься, тебе приятно твое тело пробивает уже знакомая киловаттная энергия. Мы лежим рядом, смотрим, друг дружке в глаза, наши носики немножко соприкасаются, ножки перекрещены. Мы наслаждаемся этим моментом. Моментом спокойствия, Любви, безудержной страсти двух влюбленных.
Гипноз? Внушение? Не знаю
Были времена, когда я училась на втором курсе московского университета. Жизнь виделась тогда в розовых красках, самым большим огорчением казался незачет по матану. По дороге с лекций меня и других студентов постоянно останавливали "Поговорить о Боге" странноватые молодые люди со стеклянным взглядом, вкратчивым монотонным голосом и натянутой улыбкой на губах. Я всегда отнекивалась или откровенно их посылала. Срабатывал инстинкт самосохранения, что-то внутри подсказывало "Внимание, опасно!" Но однажды "сигнализация" подвела.
Она не говорила о Боге, ничего не навязывала. Представилась буквально после первой же незатейливой фразы: "Привет! С лекций едешь?" В вагоне метро было мало народу, и, не смотря на шум летящего поезда, мы прекрасно слышали друг друга. Я успела подумать "Какая милая улыбка!" Она поймала мою мысль, улыбнулась еще обаятельнее и сказала: "Меня Мила зовут. Милана. Еду на собрание! У нас такой клуб: необычный. Интеллектуальный. Собираются университетские ребята, тусуемся, общаемся. Мы стремимся раскрепоститься. Подавить комплексы, освободиться от проблем. Опытные психологи ведут занятия. Так интересно!"
Меня не напрягало, что девушка зачем-то мне рассказывает, куда едет. Милана была и правда мила. Внушала доверие с первого взгляда. Мы присели на пустующие места для инвалидов и пассажиров с детьми. Я с любопытством слушала ее щебетание. Она рассказала, что давно ходит на собрания. Туда приходят умные интересные ребята и девчонки. Некоторые там находят свою половинку. Так получилось и с ней. Она нашла себе там мужа. Они очень счастливы. У них много друзей.
Щебетание было приятным. В нем не проскакивало привычного сленга. Никаких "типа, как бы, блин, это". Речь незнакомки сливалась в единый поток рентгеновских лучей, пронизывающих мозг насквозь. Постепенно я стала пытаться включиться в ее монолог. Но быстро ощутила, что моего участия не требуется. Помычав и покивав на некоторые ее фразы, я сдалась и снова поплыла по течению вкрадчивого голоса.
Мы проехали по красной ветке от одного конца до другого. Моя Комсомольская осталась далеко за поворотом судьбы: Девушка Мила растворилась в толпе с улыбочкой Джоконды, слегка ехидной, теплой, обволакивающей. На конечной я очнулась от глубокого оцепенения и обнаружила в руках ворох отпечатанных на неважном принтере листочков. Маленькая канцелярская скрепка прижимала к ним лощеный квадратик картона вроде визитки. На пастельно-голубом фоне красной тушью выведено: "Интеллектуальный клуб "Новое поколение". И 7 цифр. Судя по всему — номер их телефона. Я оглядела пустой вагон, выскочила, пока не закрылись двери. Какое-то время пришлось соображать, где я и как вернуться на родную дорогу к дому. В голове крутились картинки.
Вот Милана взяла перо и от руки рисует тушью на картоне цифры, продолжая улыбаться. Вот в некотором светлом помещении, похожем на аудиторию для семинаров, сидят красивые мальчики и девочки в серебристых комбинезонах. За кафедрой стоит умытый, свежевыбритый, подтянутый дядька лет 40 в таком же комбинезоне и с американским акцентом рассказывает, как расцветет и прославится в скорости их родная деревня "Нью Васюки".
Эскалатор торжественно тащил меня в новую жизнь. К новому сознанию. К конкретному компостированию мозга. Гипноз? Внушение? Не знаю.
Ребята весьма профессионально конспирировались. Телефончик на визитке оказался связным. Меня вежливо профутболили еще по трем номерам, пока наконец не сообщили, куда и когда идти. Записав все подробно, я засела за листочки с серыми буковками. Перед посещением собрания новичку вменялось в обязанность въехать в тему.
Текст написан по-русски. Но в общую мысль не складывался никак. Приходилось прочитывать каждое предложение по пять раз, прежде чем удавалось уловить малейший смысл. Мой математический мозг был заточен на четкие формулировки и строго логичные формулы. Здесь же требовался принципиально иной подход. Мозг необходимо было отключить и пропустить поток сознания напрямую в подсознание. Тогда бред обретал форму и даже наполнялся содержанием. Вырисовывалась мутная теория об высвобождении заблокированных зон сознания с целью обретения недостающих звеньев в цепочке событий судьбы. Добравшись до вывода о новом поколении людей, полученных через правильное сочетание биотипов, я сдалась. Бреееееед!
Почему-то невыносимо захотелось съездить на это их "собрание". Гипноз? Внушение? Не знаю.
Собрание 1
Стандартная трешка, возможно даже и съемная, по всем параметрам была обычной, кроме того, что в ней происходило. Обычный панельный дом не самой старой постройки, обычный тухлый подьезд, обычная стальная дверь. Последнее, что показалось мне обычным, был звонок. Самый тривиальный диль-бом стал сигналом к началу полного беспорядка в моей жизни.
Дверь открыл сероглазый брюнет, которого еще лет 10 можно смело называть молодым человеком. Он улыбался и искрился точно так же, как Милана, напоминая скорее пионервожатого, чем сектанта. Все в нем радовало, кроме одного — пионервожатый был голый. Абсолютно ничего не прикрывало его естественности. "Привет, проходи, мы тебя ждем. Раздевайся, вот тут вешалки." Махнув небрежно рукой в сторону шкафа в прихожей, молодой человек невозмутимо повернулся задом (в прямом смысле) и исчез. "Нудисты что ль?!" — мелькнула шальная мысль. Как же понимать его предложение раздеться?! Тоже в прямом смысле?!?!?!?!?
Я не была готова к такому развороту событий. Я решила крепко зацепиться за свою привычную картину мира, разделась только до платья и колгот, как принято у меня в голове.
В коридор больше никто не выходил. Потянув резину возле зеркала, помявшись нерешительно возле входной двери, я прислушалась. Двери во все три комнаты были плотно закрыты. Где-то бубнили тихие голоса. Слышалось гитарное фламенко: Запах кофе с корицей смешался с каким-то экзотическим ароматом. Наверное, благовония. Общее оформление жилплощади склонялось к восточным мотивам. Я тихо постучала в ту дверь, за которой спрятался голопопый дядька. Решительно вошла.
Большая комната наполнена сизым дымком, острым запахом корицы, застелена и завешана коврами все в тех же восточных мотивах. Освещение было максимально натуральным — толстые парафиновые свечи плотным строем охватывали периметр помещения, стоя прямо на полу. Окно скорее всего было завешено одним из ковров. Посередине интимным кружком сидели несколько товарищей по собранию. Бросалась в глаза разная степень их одетости, или точнее — раздетости.
Двое мужчин постарше сидели голыми. Одного я узнала, это был сероглазый. Хотя его глаз сейчас не было видно — он сидел спиной. Мне удалось подробно его оглядеть. В меру накачанное в нужных местах тело будоражило, но отсутствие волос на туловище несколько разочаровывало. Другой был свирепого вида мужиком с аккуратной бородкой, усиками и неприлично крупным естеством под пивным пузцом. Он сидел рядом с сероглазым в полупрофиль к двери. Я прозвала его для себя Директор. Растительностью бородатый не был обижен, учитывая не только тело, но и голову. Профессионально профилированная густая шевелюра дополняла высокий лоб, перетекающий в благородный профиль. Моя природная деликатность не смогла победить женское восхижение, и я как полная идиотка уставилась ему между ног.
К бородатому слегка прижималась плечом девушка лет 25 в деловой костюме, но без колгот и с расстегнутой блузкой под пиджачком. Ослепительно белый, как улыбка иностранца, лифчик притягивал внимание. Рядом с бизнес-леди полулежала на боку юная русалка. На вид я бы не дала ей больше 16 лет. Распущенные каштановые волосы живописно рассыпались по голым грудкам и бледному животику. Грудкам я позавидовала. Аппетитные яблочки. Мужики от таких млеют. Роль рыбьего хвоста играла длинная шерстяная юбка в клеточку. Она целомудренно защищала коленки от нескромных взглядов.
— Опаздываете, уважаемая! — произнес бородатый приятным баритоном.
— Здравствуйте. Мне ехать далеко, — тускло оправдался мой ослабевший от страха голос.
— Ладно, ерунда. Заходи. Народ, подвиньтесь что ли, — баритон смягчился.
Русалка поджала ноги, клетчатый "хвост" сложился пополам. Я присела на коленки возле сероглазого, стараясь не касаться рельефного плеча и продолжая удивленно пялиться на гигантский инструмент бородатого.
Он был главным в тусовке, что вполне закономерно. Он превосходил всех не только по возрасту, весу и габаритам, но еще и по статусу в загадочной структуре "Новое поколение". Он был "ведущий".
— Так, народ, мы все в сборе. Предлагаю познакомиться. Я ваш "ведущий" Петр, можно просто Петр Александрович. Только, народ, никаких Петей и Петруш и обращаться на ВЫ. Ясно?
"Народ" внимал, глядя Петру Александровичу буквально в рот. На время его выступления таинственным образом из сознания исчезла обнаженность. Мне казалось, что это обычный препод в костюме и галстуке. Так он себя поставил.
— Представляю также моего заместителя и вашего "мастера" Евгения. Отчество не обязательно и можно на ТЫ. - бородатый протянул в сторону сероглазого увесистую волосатую ручищу.
Сероглазый "мастер" важно кивнул, одобряя все, что происходит.
— Теперь, девочки, по кругу называем себя, кратко рассказываем, кто, что, откуда. Быстренько, а то не уложимся в график. — Петр держал процесс под профессиональным контролем.
Русалка оказалась Аллой Ефимовной 18 лет из Челябинска. Училась в универе на социологическом. Жила в общаге для первокурсников, незамужем. Деловая дамочка оказалась Ольгой Анатольевной (так она ехидно уточнила) 28 лет, разведенная аспирантка, жила в съемной квартире на Калужской, подрабатывала программистом, детей нет. Тоже математическая голова! А обо мне все узнали, что я Марина 20 лет, учусь на физическом, живу с родителями в подмосковье, мотаюсь на элеткричках по 3 часа в день, незамужем.
— Ок, девочки. Супер! Поехали дальше. Я вас прошу внимательно меня сейчас послушать, не перебивать. Вопросы в конце. — Петр Александрович пошарил у себя за спиной и как фокусник извлек на белый свет стопку белых квадратиков. — Вы группа начинающих, а значит "замороженные" и плотно "запакованные". Ваше сознание на сегодняшний день — твердая мутная сосулька, которую мы с Евгением собираемся разморозить. Ваш мозг не способен мыслить, ваше тело не способно чувствовать. Вы нелепо дергаетесь как марионетки на веревочках. Вами управляют условные рефлексы, заложенные воспитанием, социальной адаптацией и нравственными установками. Поэтому, девчонки, суть нашего учения, вам пока даже излагать бесполезно. Мы будем вас сначала готовить: распаковавывать, размораживать, нагревать до приемлемой пластичности сознания. Ясно?
Свойское обращение с аудиторией всегда располагает к выступающему. Даже такому свирепо-брутальному самцу, как Петр Александрович. Мы с девчонками кивали как китайские болванчики, а он плавно переходил к нашей "распаковке".
— При входе в наш клуб всем вам было предложено раздеться. Мы с Евгением намеренно не уточняли, до какой степени это требуется делать. Давайте посмотрим, что у нас есть. Аллуша у нас повелась на полную обнаженность Евгения, сняла с себя блузочку, бюстгалтер, а потом остановилась, из сознания поступил сигнал "Стоп!". Потом Аллуша растерялась и решила оставить все как есть. За распаковку тебе 6 баллов. — Петр протянул Алле карточку с большой синей цифрой 6. — Теперь все посмотрим на Олечку. Здесь нет колгот и расстегнута блузка. 3 балла за попытку подумать. — Оля получила карточку с красной тройкой. Пришла моя очередь. Я почувствовала, что краснею. — Ну а тебе кол, дорогая. — Петр как-то не в тему ухмыльнулся, вручил мне оранжевую единицу и переглянулся хитро с Евгением.
— А какой балл максимальный? — подала голос Ольга Анатольевна, ерзая на затекшей попе.
— Вопросы в конце. — строго отрезал ведущий. — Хочу пояснить. Пока тело закрыто тряпками, пока основные зоны обмена информацией заблокированы одеждой, невозможен дальнейши процесс посвящения. Ваше либидо мешает вам думать. Поэтому, мои дорогие, сейчас доведем распаковку до конца. — Петр Александрович поднялся, размял коленки до громкого щелчка. Подошел к Алле, с напускной строгостью осмотрел клетчатый "хвост", покачивая своей огромной сарделькой.
— Начнем с тебя, отличница. Снимай тряпки. А все внимательно смотрят, как она это проделает. Запоминаем каждое движение!
Алла поднялась и вполне спокойно расстегнула молнию юбки. Медленно начала стягивать ее с бедер вместе с колготками и трусиками. Алле пришлось наклониться, так что грудь выразительно повисла двумя восхитительными теннисными мячиками и обострилась коричневыми сосочками. Ложбинка, ах, какая ложбинка открылась взорам. Если бы я была мужиком, съела бы эти грудки без масла!
Ожидая своей очереди, я почувствовала как ядовитый холод страха зашевелился в желудке. От мысли о раздевании побежали мурашки по позвоночнику. Захотелось убежать сломя голову домой и забыть этот безумный мерзкий сон. Но тело крепко приросло к пушистому ковру.
Алла стояла по стойке смирно, руки завела назад и положила их отдыхать на попку. Ведущий не скрывал своего удовольствия. Несколько мгновений он громко сопел, не сводя глаз с ее черного пушка на лобке.
— Прелесть. Умница. Хвалю, Аллуша. — мурлыкал Петр, медленно опускаясь на одно колено и приближая мощный нос к промежности Аллы. — Ммммммм! Восхитительная прелесть! — Окончательно констатировал ведущий. Его достоинство заметно окрепло.
— Обратите внимание, коллеги, как Алла раздевалась. Она стояла к нам лицом, сняла сразу все, а не поочереди. Голова высоко поднята, движения плавные, медленные, но решительные. Кто может прокомментировать? — Петр уже поднялся с колена и расхаживал по комнате, нисколько не обращая внимания на отвердевший член, который раскачивался в такт его поворотам.
— Я могу, — включилась Ольга. С ее щек еще не сошел румянец негодования, но через глаза просвечивало смирение. — Я думаю, что:
Неожиданный хохот Евгения заставил Ольгу вздрогнуть. И замолчать.
— Олечка, девочка, ну не можешь ты думать! Как вы не поймете, дурешки, мозг ваш НЕ РАБОТАЕТ! Ты вот сейчас что-то мямлишь, а сама думаешь о члене Петра Александровича, о фаллосе, он тебе всю голову заполнил, пока ты тут сидишь.
Евгений поднялся из позы лотос и, продолжая ухмыляться, обратился ко всем девчонкам.
— Дамы, запомните, ваш мозг не думает!!! Он реагирует на сигналы по заложенной в него программе! Вашу голову с детства забивали мусором школа, родители, телевизор! Распаковка, это не только освобождение от одежды, но и освобождение от инородных, вредных программ. Ваше сознание заражено вирусами, как компьютер, который подключен в интернет без Касперского! А мы будем вас реанимировать, понятно?
Тон Евгения напоминал тон следователя, который стремится расколоть уголовника. Мы вжали головы в плечи и спрятали глаза, как нашкодившие трудные подростки.
Евгений сел в прежний лотос, а ведущий, как ни в чем не бывало, разрешил Ольге продолжать.
— Она сняла все сразу, потому что преодолевала страх и робость. Как в холодную воду входят — резко и быстро, чтобы не так было мучительно. А передом повернулась, чтобы контролировать реакцию, тоже для самозащиты. — Оля проговорила все, не поднимая от пола глаз. Прямо выпускница на экзамене!
— Ок, молодец, — экзаменатор прошелся в очередной раз вдоль комнаты и уставился на меня. Я догадалась, что пришла моя очередь входить в холодную воду. Петр улыбался и кивал, мол, ты же сама все понимаешь, давай, детка, вперед!
Я поднялась на ватных от долгого сидения ногах, старалась не думать своей замусоренной головой. Пальцы не слушались, пуговицы сопротивлялись. Я предпочла снимать все поочереди. Остались трусики. Преодолевая стыд, бледнея всем телом, я стащила с себя последнее препятствие. Кучка родных тряпочек грустно лежала у моих ног. Евгений повернул ко мне лицо и откровенно меня рассматривал со всех сторон. Он был ближе всех и наверняка самый первый учуял запах моего возбуждения. Щеки пылали, я вспомнила, что давно не эпилировала ноги. Но деваться было уже некуда. Пришлось предстать перед "коллегами" в натуральном виде. Руки предательски потянулись ввверх и прикрыли пышную грудь, чтобы хоть как-то сохранить привычные рефлексы самозащиты.
— Ну что ж, Маришка! Класс! Заслужила похвалу. — Петр ехидно улыбнулся и, не стесняясь, откровенно всю рассмотрел. Неожиданно он хлопнул меня по животику и слегка дотронулся до лобка. Тело отозвалось тупой болью внизу живота. Возбуждение нарастало и не желало слушаться мозгов, которые старались пресечь неприличный ход мыслей.
— Ольчик, давай, а то не уложимся в график. Только просьба — повернись спиной. Обсудим ощущения с коллегами.
Ольга Анатольевна справилась легко и быстро, эмоции у нее кончились, пока раздевались мы с Аллой. Олино стройное упругое тело рассказывало о регулярных занятиях фитнесом, о куче денег, потраченной на спа-салоны, о внимательном отношении к питанию. Восхитительные длинные ноги, увенчанные круглой девичьей попкой, будоражили не только присутствующих мужчин, но и женщин. Попка перетекала в изящную поясницу. На крестце красовались две нежные ямочки. Тонкая талия, острые лопатки, лебединая шея. Я обзавидовалась. Не то что мой 3 размер сверху и 46 снизу.
— Ну что чувствуешь, Ольчик? — весело промурлыкал баритон Петра. Хочется повернуться к зрителям или так лучше?
— Мне так лучше, — глухо произнесла Ольга.
— Ну, как скажешь. Все равно ты умница. Тебе тоже респект! — ведущий, не моргнув глазом, облобызал олину ягодичку, нагнувшись в три погибели перед обалдевшей аудиторией. Мы любовались его откляченным полным задом, под которым висели внушительные мохнатые яйца, а он любовался Олиной промежностью. Я отвела взгляд, чувствуя, как увлажняюсь.
Поздравьте друг друга с успешной распаковкой, девочки! С переменным успехом задача выполнена. Следующий этап — разморозка. Сразу предупреждаю, будет нелегко! На сегодня все. Можно расслабиться, просто побыть здесь, пообщаться. Если есть вопросы, обращайтесь к Евгению. Я оставляю его вам на десерт! И не потеряйте карточки, это ваш пропуск на следующее собрание.
Петр теперь напоминал опытного конферансье, завершающего концерт. Его нагота снова растворилась в интонациях гипнотического баритона и превратилась в черный фрак с бабочкой.
— Следующий сеанс через три дня в это же время. Чао, мои хорошие. Петр решительно вышел, прикрыв плотно дверь. На несколько мгновений до нас долетело тихое фламенко из соседней комнаты.
Все воскресенье я вспоминала собрание и особенно финальную часть — общение с Евгением. Отсутствие начальника как всегда породило веселье и отходняк. Евгений всячески способствовал простому общению, немножко рассказал о себе. Он тоже университетский. Аспирант. Психолог. Я даже расстроилась, потому что ненавижу психологов. Они вечно лезут своими железными щипцами в душу и пытаются там грубо крутить гайки. Терпеть не могу! Ну да ладно, пришлось смириться, что наш милый "мастер" — один из них. Кроме того, он женат.
Без своего шефа Евгений был совсем другим. Веселым, разговорчивым. Мы там еще час проболтали ни о чем, совершенно не касаясь никаких научных теорий. Сизая пелена благовоний окутывала нашу славную компанию, мы пили свежий кофе с корицей и чувствовали, что попали в клуб, а не в секту. Здесь было интересно, необычно, кайфово! Я с нетерпением ждала нового собрания. Ни одна из нас еще не подозревала, во что влипла.
Собрание 2
— Существует несколько видов воздействия, приводящих к отключению контролирующей функции сознания. Это боль, наслаждение, перегрузка психики, психотропные препараты, гипноз, практика самоотрицания. Чем нам мешает, собственно, ваша контролирующая функция? М?
— Наверное, хотите нас обесчестить?! — звонким голоском дерзила Алла.
— Не спеши коза в лес, — загадочно продекламировал Евгений. От веселого свойского парня в нем не было сегодня и следа. Сама строгость и серьезность. Он постоянно перевоплощался. Не поймешь, что это за фрукт на самом деле.
У меня было полное ощущение лекции в универе! Аудитория снова клубилась сладким дымом, на стенах снова мерцали тени от свечей, а студенты сидели на коврах совершенно голые. Алла сегодня собрала свою шикарную гриву в хвост и надела жемчужные длинные бусы. Откуда только деньги, это же целое состояние! Ольга напоминала обнаженную балерину изящностью форм и гладкой прической. У нее модная короткая стрижка оттенка светлый орех. В этот раз Оля уложилась гелем с мокрым эффектом.
Я подготовилась к собранию не менее тщательно — гладкие ножки, рыжая полосочка на лобочке, распущенное белокурое каре до плеч, тонкая золотая цепочка на талии, розовый маникюрчик с цветочками. Богиня! Хотя на фоне "коллег" Оли и Аллы я чувствовала себя просто толстушкой.
Лектором выступал Евгений. Бородатого не было.
"Контролирующая функция у неподготовленного субъекта выражена набором блоков, навязанных извне, чаще всего в детстве и юности. Дальше субъект блокирует себя сам, продолжая заворачивать свое сознание в кокон алогичных противоестественных запретов. Отсюда вырастает целая гора проблем с психикой, здоровьем, мотивацией."
Девчонки скрипели мозгами так, что слышно было в соседних комнатах. Неожиданный научный разворот не входил в их планы. Ольга еще как-то держалась, но Алла поплыла сразу. Зевала, хихикала, ерзала и всячески хамила. Евгений был невозмутим.
"Основная часть нашей теории пластичного сознания и подбора партнеров по биотипу будет вам понятна только после полной распаковки и разморозки. Ваш "кокон" комплексов будем беспощадно ломать, сдирать слой за слоем. Решением совета все участники допущены к разморозке. Необходимо обнажить не только ваше тело, но и сознание. Вы разделись, вы привыкли к ситуации, вы перестали прикрывать прелести и глазеть друг на друга, НО! Вы скованы, девочки, вы запрещаете себе выражать свои естественные желания! Вы по-прежнему закутаны в собственные сигналы "Стоп!". Сегодня будем вас от этого освобождать".
На сей оптимистической ноте вломился всеми габаритами Петр Александрович. За его спиной кто-то прятался. Петр отошел настолько, чтобы было всем видно его заплечного спутника. Парень лет 20, явно дружил с компьютером больше, чем со спортом, широкий в плечах, закован в деревянное тело, сутулый, немного коротковаты ноги. Но это вполне компенсировано лейблом на джинсах. Мальчик был упакован не только в свои комплексы, но и в папины деньги.
— Знакомьтесь, дамы, это наш коллега Михаил, можно просто Миша, — знакомый баритон ласкал слух "коллег".
— Привет всем, — нарочито смело произнес Миша. Он усиленно притворялся, что его ничто не смущает.
Мы с Аллой переглянулись, прыснув в кулачок. Ольга Анатольевна рассеянно кивала, парень ей нравился.
— Мишаня, присоединяйся к милым дамам, мы продолжаем. Спасибо, Женя, отдохни. — Директор как обычно взял вожжи в свои жилистые руки и погнал.
— Достаточно теории, ребятки. У меня к вам есть вопрос. Я сейчас его озвучу и дам время подумать. Думать будете прямо тут. Можно обсуждать. Через полчаса каждый ответит нам всем на этот вопрос. Итак, вопрос: зачем вы сюда пришли?
Впервые за все время моего странного сна наяву я задумалась над этим вопросом. Что меня толкнуло в эту странную квартиру к непонятным мне людям?!
Никто ни с кем ничего не обсуждал. Каждый погрузился в себя. Алла улыбалась своим неприличным вариантам ответа. Ольга грустно что-то вспоминала про свой неудавшийся брак и проблемы с деторождением. Миша, похоже, вообще не думал над заданным вопросом, он просто крутил в голове что-то свое компьютерное, дергая невпопад головой, как будто у него в ушах плеер.
А я: Я анализировала, стараясь абстрагироваться от себя. Почему люди вроде бы неглупые, образованные, грамотные, попадаются на удочку и приходят сюда? От одиночества, от разочарования, от усталости, от безысходности. Я в свои 20 была одинока. Димка меня предал после года отношений. Я сначала бесилась, рыдала, а потом заморозилась. Ничего меня не впечатляло, жизнь превратилась в серую массу одинаковых дней. Изредка меня мучали кошмары. Периодически гормоны так взбрыкивали, что хотелось броситься на первого встречного. И тут эта Милка — как солнце сверкнуло из-за туч. Так захотелось побыть среди хороших людей, потусить, покуролесить: пусть даже и с голопопыми психологами! Мы все пришли сюда найти сексуального партнера. Проблема одиночества объединяла нас — коллег по несчастью.
Через пол часа на сцене снова блистал пузцом наш ведущий, светился профессиональным интересом к несчастным подопытным кроликам, предвкушая финал — наши судороги и агонию.
Экзекуция предстояла похлеще раздевания. Никто из кроликов еще об этом не подозревал. Все откровенно скучали.
— Меня заинтересовала информация в проспекте насчет подбора партнеров. Если говорить откровенно, мне просто дико не хватает секса. Мужа найти здесь я конечно не рассчитывала. Но пришла сюда как в клуб "Кому одиноко". Одиночество в моей жизни длится уже 5 лет. Тяжелый развод, проблемы со здоровьем. Я потеряла ребенка на 4 месяце:
Ольга скривила губы и начала плакать. У всех испортилось настроение окончательно.
Алла была менее расположена к откровениям. Но смысл ее ответа тот же. Я была права, нас всех сюда привело одиночество и сексуальный голод.
— Отлично, дорогие мои. Вы меня порадовали. Перехожу к десерту. Девочки сейчас отправляются в другую комнату. Вперед! Сегодня у нас вечер исполнения желаний!
Евгений с лицом охранника банка открыл дверь и проводил нас в соседнюю комнату, которая оказалась раза в два меньше первой. Там все так же было устлано и увешано коврами, но никаких свечей и благовоний не наблюдалось. Обычная китайская люстра с тремя зелеными плафончиками освещала помещение. В углу примостилась стопка разноцветных подушек, пуфиков и пушистых шариков. В руках мастера блеснул пульт. Из спрятанных где-то под потолком динамиков полилось фламенко. Евгений на минуту скрылся с глаз и тут же снова возник, как фокусник. В руках у него были какие-то листочки и черные ленты.
— Девочки, маленькая формальность. Вот это надо подписать, а это надеть на глазки.
Мы подписали свое согласие на психологическое, а также физическое воздействие на нас с целью лечения депрессии и что-то еще в этом роде. Евгений поочереди нам завязал глаза черными лентами. Я погрузилась в мир запахов, звуков, ощущений. Дальше началось такое, что трудно было сходу понять.
Я помню, как сильная рука мастера ухватила меня под локоток и потянула из комнаты. Мы прошли в незнакомое помещение. Наверное, в третью комнату. На сей раз я ничего не могу сказать про освещение. В глазах все было черным. Воздух был каким-то влажным и слишком теплым. Ноги нежились в длинном мягком ворсе. Запахов никаких. Только намек на незнакомые восточные пряности. Мне показалось, в комнате никого нет. Евгений отцепился от меня и ушел. Я явно слышала его мягкие шаги. Несколько мгновений ничего не происходило. Я даже успела предположить, что это такое новое испытание для новеньких — сидеть с завязанными глазами в одиночестве без одежды. Только бы не слишком долго.
В тишине стало отчетливо слышно чье-то дыхание. В комнате еще кто-то был. Неожиданно меня обхватили руки. Крупные ладони оглаживали мою спину, шею, спустились к ягодицам. Пальцы проникали между половинок, играли с попкой. Дразнили промежность. Я вся погрузилась в мощное тепло мужских рук. Незнакомых, но таких крепких и требовательных, что у меня закружилась голова. Уха коснулись горячие губы. Шепот щекотал козелок: "Ты пришла ко мне. Ты хотела меня. И я хочу тебя. Мое желание соединяется с твоим: "
Мозги выключились. Неизвестный прижался ко мне всем своим голым упругим телом. В мою попку уперся твердый тугой член. Я превратилась в рабыню. Мной управлял дикий возбужденный самец. Управлял без слов. Бесцеремонно нагнул. С силой вогнал свой горячий скользкий инструмент. Мне казалось, что это никогда не кончится. В голове пульсировало, кровь кипела в жилах от желания. Я ведь за этим пришла. На это в тайне надеялась.
"Я твой хозяин, ты моя рабыня. Так теперь будет всегда!" Шепот превратился в уверенный стальной голос. Незнакомец грубо менял позы, подталкивал мое послушное обмякшее тело, наклонял, переворачивал, продолжая вгонять крупный властный ствол. Я кричала, всхлипывала, но испытывала впервые в жизни мощнейшее наслаждение. В глубине моей женственности хранилась тайна — я люблю жесткий яростный секс, мне нравится быть рабыней мужчины. Молния этого открытия пронизывала мозг, а тело содрогалось в серии оргазмов. Это был не человек, а серийный маньяк! Кокон комплексов трещал по швам!
Черная лента крепко держалась на глазах. Мой хозяин пресекал попытки ее снять. В конце концов, он привязал веревкой мое обессилевшее тело к чему-то твердому металлическому и кончил на меня мощной струей спермы. Она размазалась по шее, груди, соскам, животу, носу, щекам. Руки незнакомца блуждали по мне, как руки скульптора, и распределяли биомассу по всем укромным уголкам. Вся моя кожа впитала каждой клеткой горьковатый, терпкий нектар.
В самом конце увертюры хозяин прошептал: "Ты получила то, зачем пришла?" Вопросительная интонация требовала ответа. Я растерялась, потому что я этого хотела, но мне было мало. Мне хотелось рассмотреть моего героя, мне хотелось: влюбиться в него. Я ответила сиплым шепотом: "Не совсем". Незнакомец ушел. Я осталась привязанной к круглой железке, изможденная, потная, развратная самка с завязанными глазами.
Я выключилась на какое-то время, минут на 10, как мне показалось.
На самом деле прошло 2 часа. Глаза мне развязали. Без черной ленты круглая холодная железка оказалась обыкновенной стальной трубой. Третья комнатка была самой маленькой. Пол застелен шкурами хищников. Стены обиты кожей. Я продолжала висеть на металлической конструкции из труб, веревок и деревяшек. Не понятно, для чего она нужна. Руки страшно затекли, я их почти не чувствовала. Мучительно хотелось пить и есть. Мочевой пузырь распирало и тянуло опорожнить.
Мысли о притоне, рабстве, продаже на органы долбили череп, голова разболелась, накатила безумная усталость. Еще часа через два пришли Евгений и Петр Александрович. Полюбовались картинкой, поглумились и отвязали. Мастер принес кофе с корицей, ведущий погладил по голове, сунул в онемевшие пальцы карточку с цифрой 9. Интимно склонился к моему уху и спросил: "Еще?" Я думала, он про кофе, и сказала: "Ага. И пару сосисок". Протянула пустую чашку, улыбнувшись своей наглости.
Но вдруг что-то пошло не так. Выражение лица у обоих приобрело оттенок восхищения. Мой ответ их порадовал больше, чем должен был в моем понимании. Я сидела на полу совершенно расслабленная с еще теплой пустой чашкой. Евгений подошел ко мне очень близко, почти коснувшись членом моего носа, и хрипло приказал: "Давай". Мысли с трудом собирались в кучку, начало доходить, что сейчас будет. Я прикоснулась губами к его мягкому члену. Он вцепился нагло мне в волосы и начал двигать, как ему нравится. "Маришка, сегодня мы вывернем твое подсознание наизнанку. Твои желания у тебя просто на лбу напечатаны. Ты классическая рабыня." Слова были сказаны Евгением совершенно безадресно, потому что я ничего уже не соображала. В тот момент только вкус отвердевающего в ротике члена и трепет влажной дырочки между ног управляли моим существом. Чашка выпала из рук и мягко стукнулась о шелковистые шкуры.
Директор поднял меня огромными руками, рывком разжал мне ноги и придвинул своего вставшего дыбом гиганта прямо к моим мокрым раскрытым губкам. Мастер держал меня за спину и плечи. Я висела всем телом на их руках животом вниз. Красный блестящий набалдашник терся о клитор, наращивая твердость намерений. Трудно было представить, как эта садистская машина влезет в мою узкую щелочку. Соки предвкушения текли по внутренней части бедер и капали на шкуру леопарда. Сексуальная энергия достигла пика, еще немного и шкура тоже начала бы меня лапать.
Директорский член протискивался в меня. Если бы запихивали теннисный мяч, было бы наверняка легче. По ощущениям, он был нереально огромный. Мастер откровенно трахал мой рот, забыв вообще о том, что это за отверстие и где оно находится. Прикрыв серые глаза и закинув выразительно голову назад, он погружался в наслаждение и приближался к кульминации. Директор ухитрился пропихнуть в меня треть своей скользкой дубины, я кричала от боли и бешеного оргазма.
Евгений финишировал с диким ревом и отпустил мою голову на волю, как голубя в небо, забрызгав мне все волосы. Директор вцепился в мои бедра мертвой хваткой и отчаянно продвигал дальше свою гордость. Поза тачки со стороны выглядела как прекрасная иллюстрация к камасутре. Вдруг Петр Александрович нервно выдернул агрегат наружу. Посадил меня на четвереньки. Я поняла, что единственный шанс выжить сегодня, это заставить адскую дубину выпустить все соки мне в рот.
Глубокой ночью Евгений отвез меня домой на стареньком форде. Благодарности моей не было границ в пределах разумного. Я сказала "Спасибо". Разговаривать с ним не хотелось да и не было сил. Он всю дорогу ласково мурлыкал, говорил, что я умница. Судя по всему, я теперь вполне размороженный кролик, готовый к тепловой обработке.
Ноги в новых замшевых туфельках уныло шлепали по лужам к родному подъезду, осенний дождь гладил меня струйками по слипшимся волосам. Сверлила сердце шальная мыслишка, что это "Новое поколение" — банальное разводилово на секс. Снимают все на камеру, потом продают. А что, вполне прибыльное дело.
Я села на лавочку возле подъезда, подставила лицо потокам небесным и дала клятву больше ни за что и никогда! Никаких собраний!
Через три дня я снова позвонила в обычную стальную дверь: "Диль-бом". Гипноз? Внушение? Не знаю.
Две девушки. Две соперницы
Две девушки… Две соперницы… Такие похожие, такие разные, такие желанные… Ты… Демон с ангельской внешностью и она Дьявол с душой ребенка… Обнаженные… В одной постели… Рядом с друг другом…Она ничего не знает о нас, но конечно догадывается, в ее глазах горит огонь ревности… Ты изучаешь ее пристальным взглядом, тело соперницы, глаза той, которая, как тебе кажется занимает твое место рядом со мной… Интересно наблюдать за этой молчаливой игрой глаз двух женщин, которые так желают обладать мной… Кто же сделает первый шаг, кто решится… Я молча пью вино, сидя в кресле и наблюдая за происходящим… Первой не выдерживает она, ей так хочется попробовать это впервые с женщиной, и я рад, что именно ты станешь для нее первой… Ее руки начинают скользить по твоему, телу, сначала робко, но постепенно происходящее начинает возбуждать ее и она гладит тебя все сильнее и увереннее… Твои глаза прикованы к моим, в них начинает загораться огонь желания, и я понимаю, что даже сейчас, ты представляешь меня на ее месте, мои руки и мое дыхание… Но постепенно твой взор затуманивается, ее желание передается тебе, и ты начинаешь ласкать ее в ответ, покрывая ее тело поцелуями… Грудь, руки, плечи, животик… А она целует тебя… И вот ваши губы сливаются в поцелуе… Боже… Я испытывая потрясающее возбуждении, но ревность беспощадно впивается в мою душу… Я ревную… Вас обеих… Я не могу спокойно смотреть как ты ласкаешь ее, и как она ласкает тебя… Ваши поцелуи и ласки становятся все горячее… Похоже вы забываете, что в комнате нахожусь еще и я… Она ложится на спину и твои губы касаются ее истекающего влагалища… Она со стоном вонзает свой язычок в самый сокровенный уголок твоего тела… Сходя с ума от страсти, вы катаетесь по постели, пока она не оказывается сверху… Ты лежишь на спине, раздвинув ножки, между которых ритмично двигается ее головка, обнимаешь ее и раздвигая пальчиками нежные складки, целуешь прямо туда… О боже… Этого я уже не могу выдержать, срывая на ходу одежду я бросаюсь к вам… Все так как я и задумал… Я хочу чтобы ты видела… Мой член вонзается в нее в нескольких сантиметрах от твоих глаз, я беру ее, а ты видишь все до мельчайших подробностей… Ее язык без устали лижет тебя и сводит с ума… Мы двигаемся все быстрее и быстрее, первой не выдерживает она и со стоном бьется в спазмах, не переставая лизать тебя… Моя возбужденная плоть выскакивает из нее, и попадает в твой прохладный ротик, и мы вдвоем начинаем брать тебя… Она язычком, а я в ротик…
Наконец я не выдерживая и заливаю твое лицо влагой, но и ты уже бьешься в судорогах оргазма, прижимая ее лицо к своему истекающему соками влагалищу… Я приподамаюсь и смотрю на вас… Две девушки, две соперницы, две любовницы…
Двое в лифте… или 100 этажей вдвоём
Кабинка лифта была сделана со вкусом, здесь было и зеркало и мягкий удобный диванчик и уютно падал свет сверху…
Она ехала в лифте, и ей было скучно одной.
Она была сильно возбуждена и не узнавала сама себя сегодня.
Она была готова наброситься на жеребца молодого….
На этаже пятом, её спокойный или неспокойный подьём в лифте перехватил… как раз молодой аппетитный жеребец — типа старшего менеджера большой компании.
И теперь они вместе поднимались наверх. Он сразу обратил на неё внимание, на неё невозможно было не обратить внимания, это внимание само тянуло на её возбуждающие ножки в чёрных лайкровых колготках.
После недолгого молчания она перешла на мягкий диванчик и легко там расположилась, и так расположилась что к её сладким ножкам добавился вид её шёлковых трусиков на ней так как юбочка была на ней очень даже мини почти совсем мини…и её сексуальный вздох до конца довёл его до возбуждения и уловив её желание к близости пошёл в атаку…
После нескольких страстных поцелуев в шею и губы, они очутились почти обнаженными у другой стенки лифта прямо напротив зеркала…они со страстью раскидали всю свою одежду по лифту…
И теперь он видел отражение её абалденной попки и чувствовал как росло его напряжение в интимном органе и ему захотелось взять её сзади, и он мгновенно развернул её и проник в неё…
Было что-то нечто сладкое: сам процесс соития и зрительный процесс они оба могли это видеть и с новой силой возбуждаться и возбуждаться — новая волна ощущений их так захватила и закружила, что они были оба на седьмом небе от счастья, хотя в реале они проезжали сороковой этаж и до самого верха можно было, где оторваться…
Насытившись стоя, они перешли на уютный диванчик, где он продолжил её раскачивать через задний проход, здесь ей было даже поудобней, а его горячий член теперь ходил свободнее и поглубже, то ли поза была выгодной, то ли он притёрся уже к этой сладкой дырочке. А может возбуждение было такое сильное….Им обоим было очень жарко…
Её руки лежали на блестящей перекладине и от удовольствия она начала постанывать, приближался оргазм, а он всё напористо рулил по её скользкой дорожке в пещерку. Он уже переключился на вторую скорость движения, как волна оргазма сбила её долгожданным напором и от неё она опустила руки на диван и расслабилась….До его бури ещё и ещё было время….
Немного передохнув….буквально шесть этажей… они продолжили….но три этажа они подбирали другую удобную позицию их дальнейшего знакомства и остановились на позе, когда она сверху на нем, он же теперь отдыхал на диванчике. Его член стоял очень хорошо и был по края заправлен смазкой для дальнейшего движения по новой трассе, где было тоже скользко от возбуждения; только теперь за руль села она.
Она вставила его смазанный ключ в свою дырочку зажигания — сразу появилась искра, и они оба завелись. Она включила осторожно первую скорость и поехала, держа руль. Он тем временем подключил свои руки к её движению и подогревал её корпус…
После того как она перешла на третью скорость, их тела сильно разогрелись и они оба застонали от удовольствия.
Влага в его движке уже закипала и поднялась на высокий уровень и вот, вот ждала выхода.
Её же горящая вся киска пылала, и она готова была кончить сейчас… И огромная волна оргазма накрыла их одновременно и выбросила с дивана…
Они уже подъезжали к сотому этажу и скоро двери открылись….
Но они не спешили выйти и он посмотрев на неё….нажал кнопку пятого этажа и после того как двери закрылись, они начали искать новые позы так как решили продолжить свой заезд.
Дева
Дева был ее знаком зодиака. Кто знает, может быть поэтому я сразу обратил на нее внимание, когда она появилась у меня на работе. Мне вообще в жизни везло с "девами".
История с этой началась с того, что она присела на краешек моего стола, я встал, мы познакомились, разговорились. Она была необыкновенно сексуальна.
В какой-то момент она подняла руку, чтобы поправить волосы, а надо сказать, что волосы у нее были великолепные — тяжелая золотистая грива.
Так вот, поднимает она руку и сквозь широкий рукав ее летней рубашки, который оказывается прямо напротив моих глаз я вдруг вижу ничем не стесненную, небольшую, с аккуратным чуть выступающим сосочком, грудь.
Я где-то читал, что у идеальной женщины грудь должна умещаться под мужской ладонью. Клянусь, я видел свой идеал!
Она опустила руку, но и сегодня я, закрыв глаза, как наяву вижу эту картину. Мы подружились и радовались, когда могли побыть вдвоем.
Ее сексапильность не оставляла равнодушным ни одного мужчину, ее скользящая походка, волосы, изгиб бедра и еще что-то необьяснимое заставляли мужчин оборачиваться ей вслед, машины- гудеть, знакомых- пытаться уложить ее в постель.
При этом она была верной женой, отличной матерью и ее Мужчиной был ее муж.
В ней была та изюминка, которую природа изредка закладывает в женщину, выделяя ее из остальных. Это осложняло ей жизнь с детства. Еще в школе ее пытались изнасиловать дважды.
Первый раз учитель физкультуры, прижав к стене раздевалки, начал шептать какую то чушь слюнявыми губами, лапать ее худенькое тело. Ей помогла вырваться и убежать ее спортивная подготовка. Она недоумевала, что он в ней нашел, в классе были девочки куда более развитые, чем она.
Учитель потом долго извинялся, говорил, что на него нашло что-то…
Второй раз, заперев в классе, ее чуть не придушил учитель истории. Видимо, извращенная история бывшего СССР, которую он преподавал, повлияла и на голову несчастного. Спас звонок на урок, но с тех пор, как бы она не вызубривала заданное, больше тройки он ей не ставил.
Мужу она досталась девушкой. Он был старше ее, уже работал, еще и обеспеченные родители подбрасывали деньжат. Женщины у него были, да и она, к тому времени студентка Университета, вела себя с ним как прошедшая огни и воды. Для чего? А, чтобы соответствовать!
И однажда, когда после очередной дискотеки он повел ее на какую-то квартиру, она не сопротивлялась. Там они выпили немного, он начал ее целовать, одновременно раздевая.
Когда он увидел кровь на простыне, то чуть не начал заикаться от злости. Почему не предупредила?!
Злость была понятна. Во- первых, как в анекдоте- Если бы я знал, что вы девушка, я бы так не торопился…
А во вторых, на кой черт эти заморочки!
Но они продолжали встречаться и через некоторое время поженились.
Сегодня у нее дом был полная чаша, хорошие дети, любящий муж.
Чем больше я узнавал о ней, тем больше она мне нравилась. Она стала приходить ко мне во сне каждую ночь и мое раскрепощенное подсознание творило с ней черт знает что.
Я стал нервным, но ей виду не подавал. Однажды, когда у нас выдался свободный часок мы, гуляя, забрели в тихий безлюдный переулок.
Шли молча, но напряжение нарастало. Я давно мечтаю тебя поцеловать, сказал я и сердце чуть не выскочило у меня из груди. Я чувствовал себя как мальчишка на первом свидании, даже дышать, по-моему, перестал.
Она не ответила, только повернулась ко мне и я прикоснулся к ее губам сначала легонько, затем еще раз, раздвигая ее губы и вводя язык ей в рот.
Она отвечала, причем совершенно необычно. Меня до этого никто так не целовал. Ее язык всей плоскостью прижимался к моим губам, языку, оставляя ощущение мягкости, неуловимой нежности. Это было так здорово, что я бы продолжил, но она прошептала Ну все, все, хватит.
Эти слова в дальнейшем часто повторялись, отравляя мое существование.
Мы проводили вместе каждую свободную минуту, правда их было не так уж и много. Но поцеловаться мы успевали. У меня даже выдалась возможность измерить обьем ее груди своей рукой, но ее извечное Ну все, все, сломало весь кайф.
Я не верю в дружбу между мужчиной и женщиной. Или ты ее хочешь или нет, третьего не дано.
Я ее хотел, до одурения. Приходя домой после встречи с ней я ночью набрасывался на жену, как в первый год совместной жизни. Возможно она и удивлялась, но виду не показывала. Обычно, женщины чувствуют соперницу и я этого боялся. Но все было спокойно, даже совесть не пыталась меня угрызть.
Так бы все и продолжалось, но у меня в руках оказались ключи от некой квартиры, за которой я должен был присмотреть.
Не использовать такую редкую возможность я, понятно, не мог.
И я всеми правдами, а больше неправдами, затащил ее туда.
Наконец мы были одни и нам никто не мешал! Как упоительно мы целовались! Я поклялся себе не обращать внимание на ее Все, все.
И вот она задышала глубоко иногда прерывисто, я целовал ее грудь, засасывал сосок, тихонько прикусывал его, вызывая у нее дрожь.
Я целовал ее, опускаясь все ниже и наконец мой язык остановился на кромке белых трусиков. Закрепляя победу, я тихонько потянул их вниз, увидел аккуратный лобок и ниже то, к чему я столько времени стремился!
Я раздвинул ее половые губки и нежно нежно стал обходить языком теперь уже мои владения.
Ее влагалище увлажнилось и я ввел туда палец. Небольшой клитор трепетал, когда я касался его языком. Я посасывал его, отпускал и снова дразнил, мой палец изнутри ласкал влагалище. Я попытался ввести еще один палец в анус, но она дернулась и я пока оставил эти попытки.
Пора было заканчивать прелюдию и переходить к делу. Но, что случилось? Я не чувствовал никакого возбуждения, даже наоборот, мой член и не думал вставать! В голове билась мысль, Что же ты делаешь!!! Какое то ощущение дикости происходящего. Она почуствовала, что что то неладно. Что с тобой, спросила. Я что то пытался обьяснить, но увидев ее глаза, ушел в ванную, сунул голову под холодную воду, подождал пока она оденется. Мы молча вышли из дома. Я проводил ее немного… Такого идиотизма даже я от себя не ожидал! Эта мысль меня почему то рассмешила и я насвистывая пошел домой.
Девочка
Сентябрь. Утро. Свежесть. Голубое небо. Рыжие деревья. Солнце вылазит из засады.
Квартира. Щель между задвинутыми шторами. Полоса солнца сквозь неё. Разложенный диван. Двое. Она проснулась. Она не спала. когда спят-отдыхают. Она не отдохнула. она не спала. Опять чужая квартира. Он лежит рядом. Он спит. Она снова проснулась раньше. Насущный вопрос: что он скажет с утра? Вечером все говорят одно и то же.
Сколько ей лет? наверно, 19.
Чем занимается? Студентка.
Где живёт? С роднёй.
У неё есть друзья? Снаружи-куча людей. Внутри-пустота.
У неё есть дом? Она его хочет найти.
У неё есть любовь? Она её боится отдать
Сколько их было? Наверно, человек 5. А по ощущениям все 50.
Как она выглядит?..
Ей не хотелось вылазить, но он же спит. Она встала и подошла к зеркалу. Ещё не потрудилась надеть на себя что-нибудь. Среднего роста. Подростковая плосковатая фигура. Нет ярко выраженной талии. Неплохие ножки. Плоский живот. Грудь. Небольшая и упругая. В комнате свежесть, поэтому розовые соски торчат. Чистая кожа. На носу-веснушки. Тёмные волосы, аккуратная стрижка под мальчика. Правда она как-то помялась и немного слежалась, поэтому волосы, от природы волнистые, потешно торчат закарючками у висков. Серые недопроснувшиеся глаза миндалевидной формы. Слипающиеся ресницы. Вздёрнутые брови. Припухшие губы. Она потёрла правый глаз и сонно улыбнулась, весьма неплохо оценивая детсковатое выражение своего полуспящего лица. Она не пользовалась косметикой. Нравилась она себе? Скорее да.
Пошла в ванную и умылась. Поставила чайник. Искренне радуясь, поморщилась раннему осеннему солнцу. Чихнула. Чайник ещё не кипит. Вернулась в комнату и закурила. Она любила курить по утрам. Опять пропустила университет. Ради чего? Ради кого? Всё та же причина. Сколько раз это было? Зачем это? Это нужно? Это не нужно. И вчера она не хотела. Она хотела не так. Она хотела просто прижаться и почувствовать запах. Но потом опять получилась постель. И опять вскрытая пачка "Постинора" напомнит о произошедшем. Чувство потери, хотя и не грязи. она не чувствовала себя, она чувствовала ИХ. Она была не с собой, она была в НИХ. Какой-то размен. На что? На кого? Для чего? Почему? Она сама виновата. Она подумает об этом. А его наверно больше не увидит. Он ни при чём. "Но так больше нельзя", — и это обрушилось на неё.
Пошарив под одеялом, она нашла свои трусики. Вывернула и натянула. Её как будто стукнули по голове, и какая-то нелицеприятная картина её жизни встала и застряла перед ней. Это было желание убить свою жизнь и родить новую. Пусто. Покапавшись у себя в душе, она обнаружила, что всё же не испачкалась. Она имела особенность не цеплять к себе грязь. В душе оседали, скапливались и хламились остатки ИХ. Жалкая кучка-и пустота. Выбросить всё это гавно!
За своей спиной она услышала протяжный зевок. Он проснулся. Она обернулась. — Сколько время? — Пол-девятого. Он притянул её к себе. Она не сопротивлялась, её душа искала хоть какого-то тепла. Наивная, она обманывалась, пытаясь найти это в мужских объятиях. Нетепло. Она его больше не увидит. пусто и сухо. — Мне подрезали крылышки. Без них я не могу летать. — Боже, когда же ты начнёшь жить? — упрёк. — Завра. Усмешка. — Твори! Встал и надел плавки. Она сидела. Он повернулся и с высоты своего роста лицезрел её душу. Ничем не прикрытая, нагая как сама нагота, вся, как есть, жалкая и возвышенная, во всех своих заблуждениях и стремлениях, её душа трепетала в неласковых объятиях его глаз. Она расправляла свои пораненные крылышки, она отрывалась о земли, она летела. Его взгляд дрогнул. — Не упади. Ты летаешь-это клёво… Она летела. Летела, поднималась над всем этим хламом будней, среди распитых бутылок пива, валяющихся сигарет, истлевшей опиевой палочки, рассыпанной шмали, бутылки недопитого портвейна, пачки "Постинора" — выше. освобождаясь от ИХ остатков, светлея, выражалась улыбкой на её лице. — Ты останешься со мной? — Я оставлю тебя.[1] Я больше не буду так делать.
P.S….user friendly,
fucking dopestar,
obscene…
Девушка на рабочем столе
В вечернем полумраке мой кабинет освещала лишь настольная лампа да экран компьютера, поэтому когда отворилась дверь, я увидел в ярком дверном проёме только изящный женский силуэт. Дверь закрылась и я наконец-то смог рассмотреть тебя: твои длинные волосы были красиво уложены, короткое чёрное платье мягко облегало твою фигуру, а твои стройные ножки казались ещё стройней благодаря элегантным туфелькам на высоком каблуке.
— Ой, привет, Анюта, — я вышел из-за стола, — что же ты мне не сказала, что приедешь? Я бы встретил тебя, постарался бы освободиться пораньше…
Я представил себе, каким взглядом проводила тебя наша секретарь, показывая дорогу к моему кабинету.
— Смотри, мне осталось буквально один документ дописать и отправить, и потом мы сразу поедем куда-нибудь, окей?
— Конечно, я подожду. — Твой мелодичный голос как всегда чуть расслабил меня.
— Давай ты пока посидишь вот в этом кресле. Тебе принести кофе или чай?
Ты подошла к моему столу и чуть присела на край справа от меня.
— Нет, спасибо. Можно я тут посижу?
— Конечно, Анечка, — я заворожённо смотрел на твои стройные ножки, которые сейчас были прямо рядом со мной. В полумраке твоя кожа словно светилась нежным бархатным светом, и изящные линии твоих бёдер соблазнительно прятались под ажурным краем чёрного платья. Я не выдержал и провёл ладонью от твоей коленки по прохладной гладкой коже вверх, остановившись уже едва ли не у тебя под платьем…
Ты упёрлась ладошками в стол и запрыгнула на него, усевшись на край и свесив ноги. Красиво закинула одну ножку на другую и сцепила руки в замок на коленке, посмотрела на меня, улыбнувшись и покачав туфелькой на пальчиках:
— Пиши уже свой документ поскорее.
Ага, пиши, когда такая соблазнительная девушка сидит прямо рядом со мной на столе. Я и мысли-то собрать в кучу не могу, не то что их изложить. Левая туфелька едва держится на пальчиках твоей ноги, и ты играешь ею в воздухе, покачивая туда-сюда. Я не выдерживаю, ловлю её в воздухе и снимаю с тебя. Беру твою изящную стопу в свои ладони. Она прохладная и такая милая, что хочется массировать и целовать её непрерывно.
— Всегда удивлялся, как только получается, что твоя ножка помещается в моей ладони? Смотри, я могу поставить тебя на свои руки, как маленькую девочку. — Я гляжу на тебя чуть снизу вверх, повернувшись в кресле и поставив твою ножку себе на колени. Чтобы показать, о чем я говорю, я прикладываю ладонь к твоей ступне и она действительно оказывается чуть больше.
Слушая твой шутливый ответ, я приподнимаю твою ножку и целую твои крохотные пальчики, такие изящные и женственные. Не могу сдержаться и глажу твою ножку до самой коленки и выше, наслаждаясь прикосновением к гладкой коже. Затем я чуть подъезжаю на кресле к тебе, оказываясь прямо перед тобой, у твоих ног.
— А тебе разве не надо было дописать какой-то документ? — как бы невинно спрашиваешь ты.
— Я не могу писать никакие документы, когда рядом со мной такая прелестная Анечка. — я расплетаю твои ножки, снимаю с тебя вторую туфельку и ставлю твои обе босые ножки себе на колени. Наклоняюсь и целую твои коленки, правую и левую, поглаживаю руками твои стройные ноги.
— А к нам никто не зайдёт? — взволнованно спрашиваешь ты.
— Все уходят в семь часов. — Я глажу тебя по ноге от края платья до коленки, встаю из кресла. — Минуточку, Анюта…
Закрываю на замок дверь кабинета, возвращаюсь к столу, на котором ты сидишь, и обнимаю тебя за талию. Срываю с твоих губ длинный-длинный поцелуй, так что воздух почти заканчивается в груди. Твои губы нежны, как вишенка, и словно тают от моих прикосновений. Я покрываю поцелуями твоё лицо, твои глаза, обнимая тебя и лаская руками твоё тело.
Ты поставила свои стройные ножки на моё кресло, и они словно завораживают меня. Я останавливаюсь, придерживаю тебя за коленки и сажусь в кресло, ставя твои ступни себе на бёдра. Глажу твои ноги, твои коленки, покрываю горячими поцелуями твою чувствительную кожу. Когда ты сидишь на столе, а я в кресле перед тобой, Анечка, я могу целовать твои ножки сколько угодно и где угодно…
Когда я чуть раскрываю их, целуя нежную внутреннюю сторону твоих ног, я невольно вижу ажурные контуры трусиков у тебя под платьем и это заводит меня ещё больше. Я придвигаюсь ближе, целую твои бёдра и запускаю руки под край твоего платья. Твоя кожа там кажется более горячей и более нежной, и упругая ткань трусиков словно стягивает её. Мне хочется освободить тебя от них, выпустить твою красоту на свободу и любоваться тобой.
Я встаю из кресла, целую тебя в губы и спускаю бретельки твоего платья с твоих изящных плечей. Провожу руками по плечам и по декольте и обнажаю твою прелестную, восхитительную грудь. Мои горячие ладони словно обжигают прохладную нежную кожу твоей груди, я подхватываю тяжелые полушария и сжимаю их, не останавливая своего поцелуя. Мои пальцы сами находят твои упругие соски и стимулируют их, даря наслаждение и тебе, и мне.
Возбуждение переполняет меня, и мысль о твоих стройных ножках не отпускает ни на секунду. Я нехотя прерываю поцелуй, осторожно укладываю тебя спиной на стол и поднимаю твои ножки в воздух, себе на плечи. Это удивительное зрелище — твои стройные ноги, которые я вижу от самых пяточек до самых бёдер, и которые я могу ласкать руками по всей длине…
Я поддеваю руками твои трусики и стаскиваю их с тебя, обнажая твою промежность. Мне нравится нежная красота твоих лепестков — ты неизъяснимо красива там, Анечка, в продолжении этих прелестных ног. Лепестки уже блестят капельками влаги и мне ничего не остаётся, как расстегнуть брюки, достать разгоряченный член и войти в тебя, придерживая тебя за бёдра и наблюдая, как твои прелестные груди покачиваются в такт моим толчкам.
Я ласкаю руками твои ножки и коленки, целую твои ступни и продолжаю входить в тебя, пока наслаждение не накрывает нас обоих… Мне всё равно, слышит ли нас кто-нибудь в коридоре и что они там подумают.
Девушка с татуировкой дракона
Часть 1
Привет, меня зовут Алексей. Содержание этой истории — часть ее тайных желаний. Она хотела, чтобы это произошло вне зависимости от обстоятельств.
Она — девушка Оля. Ей недавно исполнилось 18 лет. Мы познакомились в интернете в видеочате для взрослых. Она обычная девушка из Иркутской области.
Оля не была против сексуальных отношений, она боялась своих желаний… с одной стороны романтичная натура, которая получает наслаждение от легких поцелуев летней ночью у фонтана, а другой — ненасытное создание, готовое заняться грязным сексом в людном месте.
Все наши интернет беседы заканчивались виртуальным сексом с тематикой "Подчинение". Мы постоянно обменивались фотографиями различного содержания и мыслями о том, какие фотографии мы еще хотели бы увидеть.
Таким образом, у меня накопилось около сотки ее фотографий, среди которых она раздевалась, показывала сваи прелести, мастурбировала перед объективом телефона или фотоаппарата.
Я не отступал. Она хотела во всех подробностях видеть все части моего тела, словно по этим фотографиям она изучала анатомию.
Оля — миниатюрная девочка, с глубокими голубыми глазами, первым размером груди, небольшим пушком волос на лобки и татуировкой дракона на животике.
После нескольких месяцев пикантного общения, она сказала, что прилетает в Петербург поступать в ВУЗ. От этих слов у меня перехватило дыхание. И, как не сложно было догадаться, она предложила встретиться, как только она приедет.
Все было бы хорошо, не будь Оля девственницей. Она очень хотела секса, но, как она мне говорила, она ни с кем не встречалась, а предлагать себя первому встречному не хотела.
Время приближалось к июлю. Она приезжает с родителями в четверг. Они забронировали номер на троих в гостинице N на неделю. Я позвонил в эту же гостиницу и заказал номер на понедельник и вторник следующей неделе.
По нашему плану после собеседования (вместо вступительных экзаменов она весной писала олимпиады) она должна была пойти в гостиницу и пойти в мой номер. Оля заранее купила родителям билеты на какое-то шоу.
Понедельник 12. 00. Я подошел к девушке на ресепшен гостиницы, оплатил номер, взял ключи и поднялся на свой этаж. Номер оказался просторный, полутора спальная кровать с двумя подушками, телевизор, большое окно на всю стену с видом на улицу, холодильник, совместный душ и туалет, и маленький шкафчик для одежды. Жить можно.
16. 00. Я съездил домой, взял ноутбук, какие-то шмотки; сбегал в магазин, купил две бутылки шампанского, фруктов и еще всякой ерунды по мелочи, чтобы не проголодаться.
16. 22. Приходит СМСка… "Я поступила! Еду к тебе… *"
16, 57. Стук в дверь. Я открываю. Это она.
Оля, одетая в белое платьице, которое, казалось, прикрывало только попу, просочилась мимо меня, скинула туфли и посмотрела на меня. Я не отводил от нее взгляд. В жизни она красивее, чем на фотографиях.
— Ну, ты что не рад меня видеть? — пискнула она. — А где же поцелуй и обнимашки?
Возникала недолгая пауза… и мы рванулись друг к другу со страстным поцелуем. Я прижал ее к стенке… Мои губы ласкали ее губы, щеки, подбородок… Руки сжимали ее маленькую попу. Пальцы проникали под трусики…
Оля ласкала мне спину; ее руки скользили по ней, вытащили футболку из джинсов.
Ее губы шептали… "Я хочу тебя!"
Я повернул ее к себе спиной. Задрав платьице и спустив ее трусики, я пальцем коснулся между ее ножек. Горячая и влажная киска притягивала. Палец водил вдоль нее, неглубоко проникал… Другой рукой я расстегивал джинсы.
"Быстрее", — стонала она, — "пожалуйста".
Я коснулся членом ее попы. Оля прогнулась в спинке, инстинктивно подставляя мне свой бутончик. Я провел им вдоль половинок попы, головка нашла пещерку ее киски…
"Ну же", — чуть крикнула Оля.
Я двинулся вперед. Оля была напряжена; она зажмурилась; было видно, что ей больно. Но я продолжал двигаться. я держал ее за волосы одной рукой, и за талию другой.
Девушка постепенно стала расслабляться. Ее крики переходили на стоны.
Мои движения постепенно стали более глубокими и резкими. Я проникал в нее глубже и оставался в ней около секунды, затем снова выходил, и снова проникал.
Я чувствовал близкое окончание; что-то внутри меня подсказывало, что до конца осталось около трех. две, одна… Я вытащил из ее щелочки член и он брызнул на ее белые бедра.
Орган был в Олиной крови. Ее было настолько много, что красными каплями был испачкан коридор; казалось, что добрый литр крови потеряла моя партнерша.
Оля повернулась и силе спиной к стене. Она смотрела на мой опавший член, на свою кровь на полу… Ее тяжелое дыхание мешало говорить.
Я сел с ней рядом.
— Как ты?
— По-моему нам надо в душ, — ответила она.
Не дожидаясь ответа, она встала и пошла в ванную. Я смотрел за ней сквозь незакрытую дверь. Фотографии словно оживали перед моими глазами. Я вспоминал наши с ней виртуальные похождения, представлял, что может еще произойти… Сейчас, когда ее родители уедут, через некоторое время.
Мой дружок от таких мыслей стал приходить в себя.
Оля стояла в кабинке, смывая кровь со своих бедер. Я вошел в ванную, она посмотрела на меня так, будто я уже лет пять так делаю; подошел к кабинке, отворил дверь и вошел… Теплые струи воды полились на меня сверху. Оля коснулась меня губами и прошептала… "Спасибо тебе!"
Я не знал, что ответить. Я стоял в душе, обнимая ее и прижимая к себе.
— Ты ведь еще хочешь? — спросила Оля.
— Что?
— Ну, я же вижу, — прошептала девушка, массируя мне орган, — что ты хочешь еще. Помнишь, как мы фантазировали?
Она решила взять инициативу на себя. Оля села на угол кабинки — удобная на самом деле штука, я вам скажу — и коснулась языком моего органа.
— Что ты делаешь? — прошептал я, лаская ее волосы.
— Вам же, мужчинам, нравится, когда сосут, — сказала она с улыбкой. Так что, наслаждайся.
Ее губы обхватили головку и стали ее посасывать. Ее маленькая ручка водила вдоль ствола… Я оперся о дверь кабинки. Она старалась, не умела, но старалась. Время от времени она смотрела на меня и сто-то шептала.
Ее язычок ласкал уздечку, ее пальчики сжимали мошонку… Я двигал бедрами ей на встречу. Моя рука оттягивала кожицу с головки, а ее рука прижимала мои бедра ближе к себе.
Наконец, со словами "Я устала", она поднялась. Ее ручка, массировавшая мне яички, перешла на член.
— Прости меня, — прошептала она, целуя меня в губы, — я не смогла…
— Да ничего, — ответил я на ее поцелуй.
Иголочки ее сосков касались моей груди, ее промежность скользила вдоль моих пальцев, а ее руки продолжали дрочить мой член.
— Я хочу твою попу, — прошептал я ей на ушко.
— Она твоя, — ответил она.
… Вода перестала идти, свет в ванной потушен, наши мокрые тела лежали на кровати. Мое лицо была между ее ног. Ее ножки закинуты мне на плечи.
Я теребил ее клиторок. Мои губы целовали ее промежность, мой язык проникал в ее глубины, слизывая ее влагу. Ее рука направляла мою голову.
Мой язык гулял от клитора до попы. Я хотел ее. Хотел взять ее грубо и во все во что только можно. Я лизал ее попу и вводил в нее пальцы.
Оля дергалась в стороны — ее покорял оргазм за оргазмом. А мой язык продолжал ее мучить. Оля ревела от удовольствия и била меня ножками, а я продолжал вводить в ее узкую попу пальцы.
Когда я остановился, Оля, красная от перевозбуждения, не могла перевести дыхание. Мой член стоял колом, готовый на любые подвиги.
Раздвинув ее ножки в стороны, я головкой стал водить по только что вылизанным местам — клитору, щелочке, попе…
— Не тяни, — неслышно проговорила Оля. Я проник в ее кису. Оля вздохнула.
— Хочешь орально? Анально? — спросил я.
— Как хочешь, — тяжело продышала она.
— Я хочу грубо. В рот.
Вместо ответа она только кивнула. Я вышел из нее, на коленях подошел к ее лицу — ее грудь была между моих ног — и ввел в ее ротик член.
Она обхватила его губами. Я двинулся вперед. Она закашлялась, стала водить головой из стороны в сторону, но я не отходил. Ее ручки толкали меня в живот, на глазах заблестели слезы. Но я не останавливался.
Упершись руками о каркас кровати, я стал двигать бедрами у нее во рту. Она мычала, она, словно змея, извивалась подо мной, а я по-прежнему трахал ее в ротик, в ее маленький сладкий ротик. Член проникал в нее только наполовину, но и этого было достаточно, чтобы получать удовольствие.
Я сделал паузу и встал. Член был в слюнях. Оля встала на четвереньки и закашляла.
Я дрочил перед ее лицом, она открыла ротик. Я, не спрашивая позволения, снова ввел в него детородный инструмент. Оля сама стала насаживаться на него.
Спустя какое-то время я почувствовал напряжение.
— Кончаю… — прошипел я.
— Давай, — ответила она, подставляя под головку язык.
Прозрачно-белая жидкость коснулась ее языка. Ее было не много. Она держала рот открытым, пока я "выжимал из себя все". Затем она закрыла рот и сделала глотательное движение. Ее лицо немного скривилось.
— Спасибо тебе, — прошептал я ей.
— Это тебе спасибо, — прошептала она, сворачиваясь в клубочек рядом со мной.
Когда мы встали, часы показывали 21, 40. Оля вскрикнула, натянула на себя платьишко, трусики и, поцеловав меня на прощание, выбежала из номера.
Через пять минут приходит смс-ка…
"Ты прелесть. Послезавтра родители уезжают. Еще увидимся… *"
Часть 2
Через четыре дня бурно проведенного времени, Оля садится ко мне в машину. Мы медленно катимся по вечерним улицам, она по-прежнему молчит. За те дни, что она в Питере мы встречались только однажды, и эта встреча сделала ее женщиной.
Я пытался ей звонить, когда уехали ее родители, она не брала трубку; пришлось писать ей через интернет. Мы разговорились — ей было стыдно передо мной; она боялась, что я сочту ее извращенкой и шалавой. В итоге после долгих уговоров решили встретиться и куда-нибудь поехать.
И вот мы подъезжаем к одному из кинотеатров; выходим из машины. Она смотрит на меня; я ее обнимаю и целую. Она пытается отвернуть голову, но мои губы следуют за ее. Я силой поворачиваю ее к себе лицом и прижимаюсь к ней телом.
Она опускает голову мне на плечо и начинает плакать. Я обнимаю ее; вожу руками по спине; говорю всякие нежности… Она так же обнимает…
… Мы идем в кино. Она по-прежнему ничего не говорит. Я взял билеты на какую-то комедию… Темный зал; моя рука держит ее руку; она печально смотрит на меня.
"Не бросай меня", — шепчет она. Это первые ее слова, которые я услышал за эти четыре дня.
"Не брошу", — сказал я. Мои губы касаются ее ладошки. Она улыбается…
Весь сеанс я не сводил с нее глаз. Маленькая, совсем еще юная девушка, одна в большом городе. Нет здесь ни близких, ни новых друзей. А я сейчас смотрю на нее и понимаю, что я хочу ее. В моей голове пролетают воспоминания о ее теле, о ее влажной промежности, о ее волшебном ротике… Я периодически смотрю на экран, когда из ее груди вырывается смех, но сразу же перевожу взгляд снова на нее…
После сеанса мы пошли в кафе.
— Интересный фильм? — спросила она.
— Да, мне понравилось, — ответил я. — А тебе как?
— Забавно, — сказала она, потягивая коктейль из трубочки.
— Успокоилась?
— Да…
Оля поперхнулась. Я похлопал ей по спинке. Она с улыбкой посмотрела на меня — ее губки и подбородок были в сливках.
— Ну и пошлячка же я, — смеясь, сказала она. — Ты меня прости если что… Я реально боюсь.
— Ничего, — успокоил я ее. — Какие у тебя планы на вечер?
Планов, конечно же, не оказалось. Я предложил подвести ее до гостиницы. В обнимку мы дошли до машины.
— А у тебя были другие девушки? — спросила она. — Вернее как часто у тебя они были? Сколько?
— Были, — с улыбкой ответил я, обдумывая ответы на ее вопросы, стараясь ответить так, чтобы не обидеть. — Две или три, наверно. А что тебя интересует о них?
— Ну, я о… ты понимаешь…
— Нет, не понимаю, — ответил я с улыбкой.
— Я о сексе. Ты часто трахаешься?
— Не нравится мне это слово… Нет, не часто… Не так часто как хотелось бы.
— А как хотелось бы?
— По-разному, ты ведь знаешь (из наших бесед.). А к чему ты интересуешься?
— Ну… ты ведь старше меня, я боюсь, что буду тебя напрягать…
— О чем ты говоришь?
— Ладно, забыли, — она отвернулась к окну.
— Мне понравилось быть с тобой, — сказал я через паузу. — Я не прочь бы повторить.
Она повернулась. На бледных щеках появился румянец.
— Продолжить что?
— Отношения. Я хочу тебя.
— Я тоже…
Оля откинулась от сидения; ее пальчики стали расстегивать блузку; расстегнули молнию на джинсах, пуговку; она приподняла таз и спустила штанишки. Я не сводил с нее глаз.
Она наклонилась ко мне… Наши губы сомкнулись в поцелуе…
Ее ручка скользнула мне на штаны. Член уже находился в руке моей спутницы, и она его усердно массировала.
— Я знаю, ты хочешь это, — шептала она. Тебе нравится, когда тебя ласкают, ты сам мне об этом говорил много раз (Ее ручка больно сжимала мне ствол). Тебе нравятся боль?! Нравится. Ты сам мне говорил, когда я была далеко. А что теперь? Перед тобой сидит голая девушка, без родителей, без общежития рядом? Можно делать что угодно? Можно воплощать самые сокровенные фантазии?
Я сглотнул. Оля говорила медленно и нежно. Ее маленькие сосочки набухали, а голос дрожал. Я не перебивал ее.
— Хочешь трахать меня, когда захочешь и куда захочешь, да? — она говорила отрывисто, выговаривая каждое слово. — Тебе нравится, когда девушка прыгает на тебе, когда сосет твой… — она запнулась. Задумалась…
Мой член до сих пор был у нее в руках. Она, не переставая, массировала его. Я поцеловал ее в губы. Мой язык медленно стал проникать в нее, лаская зубы, язычок… Мои пальцы проникают в нее, я двигаю ими в ней…
Оля начинает вздрагивать… Мои пальцы максимально глубоко в ней… Ее влагалище начинает сокращаться… Каждое касание ее клитора она воспринимает со вздохом… Она расслабленная распласталась на сидении… Ее красное лицо смотрит на меня…
Я отъезжаю на сидении назад, спускаю штаны и протягиваю ей руку. Она осторожно перекидывает ножку через коробку передач, опирается коленкой о сидение… Я аккуратно провожу членом между ее бедер.
Она немного привстала… Еще секунда. член находит пещерку… Она садится… Ее бедра двигаются навстречу моему животу… Ее груди прижимаются к моему лицу… Ее руки теребят мои волосы… Она ускоряется…
Я целую ее груди, стараюсь ловить губами сосочки… Мои руки поддерживают ее попу, задавая ритм… Член набухает у нее внутри… Она продолжает двигаться… Я шепчу ей о скором окончании… Она качает головой… Я кончаю в нее… Она продолжает двигаться, постепенно останавливаясь.
Я прижимал ее к себе… Ее сосочки щекотали мне грудь…
Оля попыталась слезть с меня… Первая попытка неудачная. Мы засмеялись. Я повернулся, она скатилась с меня на сидение…
Оля провела пальцем у себя между ножек; на нем блестела молочно-белая капелька… Она облизала палец.
— У тебя не будет салфетки? — спросила она, поморщившись.
Я открыл бардачок, она извлекла оттуда пару бумажных платочков и удовлетворенная стала вытираться.
Я заправился и поехал к ее гостинице. Оля безуспешно пыталась справиться с джинсами. С горем пополам ей это удалось.
У гостиницы она выскочила из машины, подбежала ко мне и поцеловала и с довольной улыбкой направилась к дверям здания.
Часть 3
Оля перебралась в общагу, сдружилась с соседками по комнате, и втроем они гуляли, бегали по магазинам, в общем развлекались.
Мы с Олей общались крайне редко (все ограничивалось редкими телефонными звонками и нечастыми визитами в аську). Как бы то ни было, но я к ней привязался. Я вспоминал наши с ней встречи, ее ароматы, ее фигурку… Чем больше я представлял ее, тем больше возбуждался, тем больше у меня сводило голову… Я хотел секса. Грязного жесткого секса.
Так вот… В один прекрасный вечер я сидел за компьютером и смотрел фильмы для взрослых, лаская между делом свой орган. Внезапно раздался звонок по скайпу — это была Оля. Я ответил, но камеру включать не стал. На мониторе появилось довольное личико моей подруги.
— Как делишки? — спросила она меня. — Почему без камеры?
— Да забегался сегодня, — ответил я, машинально заправляя член в трусы. — Потому что ухожу скоро… Должен зайти товарищ…
— Ну, ясно…
Мы общались о моей работе, ее подругах, учебниках… Зазвонил телефон. Я извинился, отключил микрофон- звонил коллега по работе, просил найти ему какой-то каталог. Сразу после нашего с ним разговора раздался стук в дверь (я живу в коммуналке). Соседка попросила повесить ей полку в комнате.
Когда я освободился и вернулся в комнату, монитор погас — прошел уже час, как я последний раз двигал мышкой. Монитор включился. Беседа в скайпе продолжалось, однако собеседницы не было видно.
От нее были следующие сообщения: "Ну скоро ты?", "Эх…", "Тишина", "Ладно, я пойду, Танька попросила освободить комнату… Пока".
Я читал сообщения и не сразу заметил, что в комнате есть какое-то движение. Тени двигались по стенке словно язычки пламени. Я снова стал возбуждаться — видимо Танька хотела бурно провести время. Я стал рассматривать комнату.
Камера, стоявшая, скорее всего, на тумбочке, была направлена между двумя кроватями — узкой одноярусной и двухъярусной. За одноярусной кроватью стоял стол, за ним холодильник…
Показался молодой человек. С голым торсом он напоминал скульптуры древнегреческих героев. Он прошел мимо камеры и сел на маленькую кровать. Из одежды на нем оставались только трусы, которые он быстро стянул. Размеров его пениса я не видел. Следом за ним в обнимку с другим молодым человеком шла Оля…
Меня словно парализовало… Я хотел крикнуть что-то, позвонить ей… Но не мог пошевелиться… Я лишь наблюдал…
Оля опустилась на колени и приблизилась к сидевшему на кровати юноше. Сначала ее ладошки, затем губки стали ласкать его орган. Юноша положил ей руку на голову и стал прижимать ее к себе. Девушка уперлась руками о кровать и стала насаживаться на кол. Олины ножки были раздвинуты. Юбочка задрана на спину. Второй юноша (не такой рельефный как первый) трахал мою подругу. С каждым его движением вперед Оля словно глубже заглатывала член. Движения были быстрые, размашистые. Кто-то из молодых людей стонал.
Когда стоящий сзади юноша вытащил член, стало видно, что у него одет уже полный презерватив. Он снял его и сел на кровать рядом с товарищем, видимо, хвастаясь перед ним количеством. Они заулыбались.
"Щуплый" юноша взял Олю за голову и направил в ее ротик содержимое презерватива. Я не мог разглядеть лица девушки, но так как она не сопротивлялась, ей данная процедура, наверно, нравилась.
Оля взяла в руку презерватив, растянула его, взяла в рот и выдавила в себя сперму. Облизавшись, она залезла на кровать, где ее уже дожидался Щуплый. Его член снова был в боевой готовности.
Оля раздвинула ножки и оседлала молодого человека. Второй же юноша, надев презерватив, залез третьим на кровать. В его руках появился какой-то тюбик, содержимое которого через короткое время наносилось на девичью попу.
Насколько я знал, у Оли опыта анального секса не было.
В следующее мгновение монитор моего компьютера показывал, как "Рельефный" юноша устраивается поудобнее на кровати над своим товарищем и прыгающей на нем Оли; провел своим органом вдоль полоски на попе (движения молодых людей утихли). Как только, видимо, головка уперлась в упругую дырочку, юноша резко двинулся вперед. Оля замычала.
Юноша, проникающий в ее попу, ускорил свои движения. Казалось, он не обращает внимания на ее крики. Он лег на девушку, продолжая двигать тазом. Крики переросли в стоны.
Я наблюдал за данной картиной. Моя рука находилась у меня в штанах. Я массировал член, стараясь попадать в так движения и стонам молодых людей. Уже снятые штаны, спущенные до колен трусы — ничто не мешало мне ласкать себя.
Головка у меня в руках быстро высыхала, приходилось смачивать ее заранее принесенной водой. Не могу сказать, что мне нравилось как девушку, которую я пару недель назад лишил девственности, трахают во все щели у меня на глазах, но меня это возбуждало.
А в комнате, за которой я наблюдал, снова сменили позы. Рельефный юноша держал Олю за попу, а его друг имел ее в попу. Девушка обнимала крепкого юношу ножками и ручками, целовала его щеки, губы…
После одной-двух минут секса в такой позе, Рельефный опустил Олю на пол, снял презерватив и стал трахать девушку в рот. Щуплый повторил действия своего товарища, однако сунул свой орган под нос Оли.
Девушка взяла в руку и этот "подарок", стала массировать его; затем, открыв рот, постаралась взять в него оба члена. Однако, это у нее не получилось — она стала брать в рот поочередно…
Через какое-то время Рельефный кончил. Так как Оля начала вытирать глаза, он кончил ей на лицо. Его товарищ кончать, похоже, не торопился.
Девушка оттянула кожицу, оголив головку, и стала языком ласкать уздечку. Юноша двигался вперед-назад, пытаясь проникнуть в ее ротик. Оля не пускала, продолжая играть язычком с головкой.
Рельефный смотрел на них, сидя на двухъярусной кровати.
Наконец, юноша подался вперед, Оля открыла рот… Парень стал дрочить член… Я не видел куда попала сперма…
Молодые люди смеялись, Оля вытерла лицо. Один из юношей принес одежду.
Я не стал дожидаться окончания их совместного времяпрепровождения. Я тоже хотел кончить. Я закрыл глаза, представляя себя на месте какого-либо персонажа порно-фильма, который я смотрел до трансляции. Долго ждать не пришлось…
Сил у меня не осталось. Написав в скайпе: "Спасибо за интересное видео", — я ушел спать.
Наутро на мой мобильный пришло 13 Олиных смсок. Я ни на одну не ответил.
Девушки нежного поведения
Забавно: Я порой ловлю себя на мысли, что люди ежедневно делают какие-то одинаковые вещи, но для каждого из нас значение этих вещей абсолютно разное. Если вы обитаете в Москве, то когда-нибудь наверняка гуляли по Мантулинской, Смоленской, Якиманке или хотя бы проходили рядом: Может, с этими улочками у вас даже связаны какие-то воспоминания: Но вряд ли они так же дороги вашему сердцу, как моему: Нет, я не провел здесь детские годы, и моя первая любовь жила совсем в другом районе, более того, я никогда не любовался красотами этих мест. Я даже не знаю, есть ли они там в принципе:
Однако я старался выбираться туда хотя бы раз в месяц. Когда были деньги или душевный порыв. Я никогда не оглядывался по сторонам, разве что порою косился на таблички с указанием улиц. Например, я твердо знал, что шагая по дорожке вдоль 1905 года, миновав улицу Костикова и Шмитовский проезд, и повернув на перекрестке направо окажусь на Мантулинской. Этого было достаточно. То, что слева идет лесополоса, я увидел лишь случайно, когда один прохожий вдруг окликнул меня и спросил, который час. Я всегда шел туда в некой задумчивости, трепетном волнении, а возвращался, будто на крыльях. И если бы в один из таких моментов вдруг настал конец света, поверьте, я вряд ли обратил бы на это внимание.
Вам, наверное, не терпится узнать, куда же я шел. Впрочем, не сомневаюсь, что некоторые и так догадались. Притон, бордель, публичный дом, кажется, именно такие названия мелькают в криминальной хронике и срываются с уст моралистов. Пусть так. Я же всегда называл подобные заведения обителью. И очень прошу, не стоит кривить рты и хмурить брови. Забудьте о морали хотя бы сейчас, наедине с собой, когда рядом нет ни друзей, ни близких, ни просто случайных встречных, с которыми всегда так приятно посплетничать о погоде и падении нравов.
Говорят, театр начинается с вешалки, а вот моя обитель начиналась с телефонного звонка и приятного женского голоса, как правило, с украинским акцентом.
— О, это снова ты, привет!
— Я подъеду минут через тридцать, нормально?
— Конечно, ждем тебя, котенок:
И ведь правда, ждали. Всегда. В любое время. Пьяного и трезвого, депрессивного и радостного, уставшего и отдохнувшего… А знаете ли вы место, где вас всегда ждут? Конечно, семья. Глупо спорить да я и не стану. Однако семья — это ведь не только радостные улыбки и объятия, это порой и проблемы. Иногда решаемые, иногда не слишком успешно. А там проблем не было никогда.
"Ждем тебя, котенок" — после этого даже не думалось о деньгах. Вы ведь тоже вряд ли думаете о них, когда, прельстившись какой-нибудь красоткой, зовете ее в кино, ресторан или театр, дарите подарки и цветы. Только у вас дорога к постели лежит через бартер, у меня же вопрос решался посредством обычной налички. И кто сказал, что мой способ хуже?
Ах, ну да, прелесть ухаживаний, флирт: Не знаю, как вы, но лично я считал все это бесполезной тратой времени. Сегодня она позволит вам взять себя за руку, завтра за локоток, послезавтра подарит первый поцелуй: А еще непременно поломается, постреляет глазками, повертит попкой, выклянчит миллион комплиментов о своей глубокой душе и парочку дорогих подарков и уж только потом… Впрочем, некоторые предпочитают иную тактику, уютно чувствуя себя в роли невинной овечки. И от подарков отмахиваются, и на свиданки не ходят — ждут принца на белом коне или каких-то совсем уж неожиданных штурмов своего бастиона. И ведь многие мужчины на это клюют, хотя побывай они на Мантулинской, Смоленской или Якиманке лишь раз — сами бы рассмеялись над своей глупостью и оставили самовлюбленных вертихвосток с носом.
Когда я пересекал порог обители, меня всегда встречали с улыбкой, а затем провожали в свободную комнату и предлагали щедрый ассортимент напитков. Но я никогда ничего не заказывал — сначала боялся, что подсыплют клофелин, потом просто по привычке. Был у меня и еще один страх — науськанный журналистскими байками я почему-то считал, что пока я в душе или еще чем-то отвлечен, девушка непременно залезет в мой карман и стащит всю наличность. Поэтому кошелек я обычно прятал куда подальше и неизменно проверял его содержимое перед уходом. Однако мое недоверие быстро растаяло — здесь дорожили клиентами и не позволяли себе воровство. Во всяком случае, со мной подобного не случалось ни разу.
Надо сказать, что я посещал обитель даже не ради секса, а чтобы побороть эмоциональный голод, вырваться из серости. Что может быть приятнее не просто вкусить запретный плод, а проникнуть в самую его суть, где даже стены дышат страстью, пороком, таинственностью. Мне всегда было любопытно узнать, как бы повел себя моралист, окажись он на моем месте? Эдакий очкастый профессор, с умным видом вещающий о нравственности и законах. Что бы он сказал, если бы к его кровати подошли семь-восемь красивых женщин в одном лишь нижнем белье, и он мог взять любую, а при желании даже не одну? Скорчил бы он брезгливую гримасу или в восхищении разинул рот, из которого бы потекли сладострастные, похотливые слюньки? Увы, узнать об этом мне, наверное, не суждено, — сам же я трепетал.
Я чувствовал себя властителем душ, всемогущим императором. По сути, все эти девушки принадлежали мне, и я решал, с кем из них провести вечер, а кого отправить восвояси. Пусть лишь здесь и сейчас, пусть лишь на мгновение — не важно. Важен сам эпизод, сам факт этой власти, какой бы эфемерной она не была. Столь упоительное чувство я испытывал только здесь, в своей обители, и нигде больше. Я мог нарочито-небрежно взмахнуть рукой и сказать — "Эта", мог прикоснуться к любой из них или, важно надув губы, шествовать вдоль ряда полуобнаженных девиц, как хозяин на невольничьем рынке, придирчиво выбирая самую лучшую, самую достойную. Но я никогда так не делал. Ощущать себя властелином в душе мне казалось достаточным, и я не видел необходимости унижать человеческое достоинство. Поэтому я просто подходил к той, которая мне нравилась, и брал ее за руку. А затем мы оставались наедине.
Кто-нибудь может возразить, какое, мол, достоинство есть у проститутки? Такое же, как и у всех остальных, — отвечу я вам. Конечно, приукрашивать картину не стану — встречаются здесь всякие: потасканные, опустившиеся и равнодушные ко всему. Но таких в приличных салонах не много. По большей части девушки в моей обители ничем не отличались от других людей и уж поверьте, если бы вы встретили их на улице, то никогда бы не догадались, чем они занимаются. Возможно, вы даже влюбились бы в одну из них с первого взгляда и пригласили на свидание. И кто-нибудь, возможно, даже бы согласился.
Мне было приятно и хорошо в моей обители. С этими милыми хохлушками, белорусочками, молдаванками, девочками из российских глубинок. Они не корчили из себя умных, как московские фифы, не сыпали цитатами из Маяковского и Мандельштама, не пытались произвести впечатление изысканной прической или тонной косметики. Ей даже не пользовались, чтобы не скомпрометировать женатого клиента и не оставить следов на его теле или одежде. Они подкупали своей простотой, со многими можно было поговорить на любые жизненные темы, а не только бездумно спать. Забавно, но после "Красотки" с Джулией Робертс у многих появился стереотип, что проститутки не целуются в губы. Целуются и еще как, правда, не все. Но первыми они никогда не прикоснутся к вашим губам — многие клиенты брезгливы и не терпят подобного обращения.
Разные судьбы, разные характеры: Конечно, они попали сюда не от хорошей жизни, но стоит ли их осуждать? Чем они хуже московских барышень, скрупулезно записывающих лекции на институтской скамье, а затем прожигающих молодость на дискотеках? Чем они хуже этих модно разодетых, горделивых фиф, с претензией на неприступность и изысканность? Может, тем, что у них не было богатых родителей или тем, что им не повезло родиться в Москве? Или тем, что Бог не наградил их пробивным характером и талантами? Лишенные детства, рожденные в неблагополучных семьях, залетевшие по глупости и вынужденные в одиночку содержать ребенка: Таких историй много. Но их не понять замызганным профурсеткам, продающимся за бартер, а не наличку и моралисту-профессору с кипой осуждающих аргументов. Им не понять, что такое милицейский субботник, извращенцы, любящие затушить сигарету о нежную девичью кожу, всякая шелупонь, которой не на ком сорвать злобу:
Я далек от мысли, что они получали удовольствие от своей работы, хотя многие мужчины и тешут себя подобными иллюзиями. Однако в их наигранных стонах было гораздо больше искренности, чем в избалованных уютом Белоснежках. Девочки в моей обители не просто продавали свое тело. Они могли утешить, когда видели твою боль, они умели слушать, когда ты хотел выговориться. И это при том, что у них полно собственных проблем. И это при том, что получают даже не половину из тех денег, что ты платишь "мамке", а гораздо меньше.
Мантулинская, Смоленская и Якиманка: После визитов в эти места я даже смотреть не мог на обычных женщин. На фоне опытных, раскрепощенных фей они казались неумелыми восьмиклассницами с завышенной самооценкой. Да, мои феи не сыпали цитатами из Маяковского и Мандельштама, не разыгрывали неприступность и не корчили из себя недотрог, зато дарили чудесное настроение на весь оставшийся день и наполняли душу каким-то чудесным, искренним светом.
Дедуля
И был у мадам Розановой, владелицы доходного дома свиданий, давний знакомый — 70-летний купец, Григорий Полуэктович К. Отличался купчишка не столь как крепким телосложением, а тягой неуемной к бабенкам. И то подумать, с младых лет жил в строгости, семья староверов, придерживались уклада и постов, вино и табак считали диавольским порождением.
Женился по воле батюшки, с женой в ладу и согласии прожил тридцать лет, детей пятерых народили. Все они выросли, девицы замуж с батюшкиным благословением повыходили, сыновья выбрали путь, по купеческой же части. Жена благополучно отошла в мир иной от болезни сердечной более пяти лет назад, дела торговые шли хорошо, занимался ими нанятый управляющий, тоже из староверов. И открылась тут в купчишке тяга неуемная к женскому полу. Правду говорят: "Седина в бороду, а бес в ребро". Заводить постоянную любовницу старичок опасался из-за огласки, может из-за скупости, а повадился заказывать девиц из заведения мадам Розановой.
Правда или нет, но ей, в порыве откровения, одна из девиц призналась, что за ночь, старичок, из которого песок сыпался, сошелся с ней пять раз. Хозяйка в начале не поверила, считая это брехней, только другие девицы, побывавшие в гостях у купчишки, сказанное подтвердили.
Мало того, начали отказываться ездить к нему, мол, старичок охаживает всю ноченьку, до крови манденку рвет, при случае и в "рябуху", в задницу, то есть по уличному, запустит "елдака", а чаевых за беспокойство, скупится давать. Вдобавок, домогается, чтоб театры всякие показывали. Девки, в основном, были из уличных, соображения не хватало, старичок гневался, иной раз под горячую руку и поколачивал кое-какую. Так это или нет, судить никто не брался, но то, что в постели мог дать фору некоторым молодым, признавали все гулящие девицы.
Месяц назад заезжий сутенер Гибмантович, киевский еврей, давно работавший на хозяек московских бардаков, привез партию хохлушек из Малороссии. Новенькие девки уже заканчивали "университеты", надо было скорее приспосабливать их к делу, пока не истрепались. Постоянные клиенты был в курсе "пополнения", даже очередь образовалась из господ, желающих в числе первых вкусить свежих плодов продажной любви. Не удивительно, что, встретившись на улице со старичком, перебросившись парой слов, мадам выяснила, что купчик готов выложить некую сумму за чудачества свои стариковские.
Рассказ о сиротке-гимназистке, которая из дома убежала от родителей-извергов, помешавших чувству девичьему, заинтересовал старого жеребчика. Назначили время встречи, утрясли условия, в том числе и денежные. Мадам, вернувшись в дом, поднялась в кабинет и зазвонила в колокольчик. В дверях возник швейцар Степан
— Чего, мадама, изволите?
— Степан, голубчик, позови-ка Груню. Она хоть тверёзая?
— С утра как стеклышко. С девицами урок проводит, жучит, чтобы к ремеслу прилежание имели, вчера двоих выпороть приказала. Они, шельмы, выдумали пива с водкой напиться, когда еще клинетов не было.
— Не клинетов, дурак, а клиентов. А ты что?
— Известно дело, отвел в кухню, юбки на голову и ввалил по первое число.
— Кожу- то хоть не испортил, дубина стоеросовая?
— Как можно, матушка, нешто без понятия. Мы энто дело завсегда понимаем, блюдем-с. Я их ладонью шлепал. Вопили, конечно, но как же без этого…
— Ладно, ступай, зови Груню.
Через пару минут в дверь постучала Аграфена, приоткрыв дверь, выжидательно уставилась на хозяйку.
— Заходи, заходи. Садись-ка, в ногах правды нет. Рюмочку выпьешь?
Аграфена отрицательно замотала головой.
— Ну и славно. Тогда давай про дело. Тут я одного гостя встретила, он к нам-то не ходит, девочек на дом присылаю. Прослышал, что новенькие появились, желает, старый пердун, чтобы гимназисточку-внучку представили. У нас есть кто-нибудь? Чтобы вид не больно лахудристый был, разговоры бы могла вести, а главное старичка бы ублажила?
— Есть, матушка. Глашка Засцыха сможет, она и в гимназии училась, пока на улицу не попала. Вид подобающий, навроде как из благородных, не истаскалась, я ей как раз про энто дело разговоры вела. Девка ловкая, понятливая, не больно толстая, манденку подбреем, платьице гимназистское коричневое покороче, панталончики с кружавчиками по низу. Они, старенькие, энто дело ужас как любят. Когда я только- только гуляться начала, Порфишка, сутенер тогдашний, заставлял так рядиться. Так от клиентов отбоя не было, деньги ручьем текли… Еще, думаю я, барыня, в лавке Постникова пирожков свежих взять, он вкусные печет, поджаристые. Пущай в начинку бараньих, да бычьих яиц положит. После них мужика с бабы не стащить. Дюжину в салфет заверну, словно внученька с гостинцем к дедуленьке пришла.
— Вот и ладно. Скажи Степану, чтобы извозчика подогнал, сразу гостинчик и отвезем. Порадуем, дедулю, пусть внученьку приголубит. А почто прозвище обидное? Почему засцыха? Не больна ли? Ты ей для порядку мохну-то промой. Сама глянь внимательней, заразы какой бы не было, мандавошек или прочей дряни. Понюхай, чтоб ни рыбой, ни какой иной прелью не пахло… Ну, ты сама с понятием…
— Не сумлевайтесь, в точности выполню. У меня еще отвар коры дубовый припасен, к такому случаю, да с квасцами вместе… Так обузим манденку, комар елду не просунет… А что Засцыхой кличут, так это девки за ней углядели причуду. Ежели ее долго мужчинка охаживает, так она от усердия сцаки-то и подпускает, только это не страшно. Которым клиентам ндравится, думают раззадорили девку, соки спустила, а энто она просто подсцывает — захихикала, жеманно прикрывая рот платочком Аграфена.
Через час в дверь Григория Полуэктовича постучался Степан, державший за руку небольшого роста девочку, одетую в скромное серое пальтецо с пелеринкой, на голове капор, закрывавший лицо от возможных любопытных взглядов. В руках она держала плетеную корзинку, накрытую салфеткой. Старичок, открыв дверь, засуетился, помог гостье раздеть пальтецо, снять калоши, одним словом, был само радушие.
— Ты, Степан, свободен, внученька у меня до вечера, верно, остаться решила? Потешит старичка, расскажет про житье-бытье, а то никто не заходит, не радует. Живу бобыль бобылем…
— А это, вам, дедуля, гостинчик. Мадам кланяются, просят пирожков откушать. Они так и сказали, чтоб не перечила ни в чем, была послушной. Сколько пожелаете, на столько и можно в гостях оставаться.
Прошли в гостиную, где на столе уже пыхтел, сияющий позолотой самовар.
— Посмотрим, какой гостинец дедуле принесла, баловница. Зовут-то как? Запамятовал…
— Глашенькой, деда. Принесла пирожков свежих, с пылу, с жару. Корзинку салфеткой покрыла, еще остыть не успели. Угощайтесь…
Григорий Полуэктович одет был в теплый верблюжьей шерсти халат. С удовольствием откусил от румяного пирожка, в восхищении закрутил седой бороденкой.
— Это ж надо, как угадала. Моих любимых, впрямь, еще горячие… С мясом, только не разберу, говядина али свининка постная?
Съев еще пару и пригубив чаю, встал из-за стола, и, приглашая, взял девицу под локоток. Прошли в спаленку, там старичок лег на широкую кровать, приспустив халат до пояса, повернулся лицом вниз.
— Чтой-то нонче распогодилось, верно, к дождю. Всю ночь спину мозжило, ты, внученька, помни-ка спину дедуле, глядишь, полегчает…
Глаша проворно стала растирать Григорию Полуэктовичу спину, кулачками постукивала, ловкие девичьи руки скользили по дряблой коже спины, пояснице, с каждым движением спускаясь ниже и ниже.
— Давайте уж и ноги помну, чтобы кровушку разогреть, по жилкам разогнать, — Глашка халат раскрыла, спустив ниже.
— Ой, простите глупую внученьку, — с притворным испугом вскрикнула девица, — не знала, что вы без исподнего.
Но обратно не закрыла, продолжила взбадривать старичка, помяв ноги с синими узлами расширенных вен, оглаживая дряблые ягодицы. Иной раз, будто случайно, палец указательный соскальзывал в ложбинку между волосатыми стариковскими ягодицами, как раз на фиолетовую гроздь узлов геморройных. Девка, обученная уловкам, делала движения особенно приятные для купца, тот довольно покряхтывал под ловкими руками.
— Давайте, теперь повернитесь, грудь вам помну. Вы говорите, как нравится больше, я понятливая. Дедуля, а, может вы сердитесь на что-то? Я ведь такая плохая, если желаете, накажите меня, — бормотала девка.
Старичок, довольный происшедшим, повернулся, приобнял девицу.
— Будет, будет, шалунья. Я и не сержусь. Как можно сердиться на ангела. Все ладно сделалось, правильно. Почто же наказывать такую девочку сладенькую, да заботливую? Ты платье-то сыми, помнешь еще. У меня тут протоплено хорошо, жарко.
Проворно взявшись за подол платьица, Глашка ловко сняла его, аккуратно повесила на спинку венского стула, туда же отправились и панталончики. Оставшись в коротенькой рубашонке, едва — едва прикрывавшей, а скорее открывавшей лобок, неслышной мышкой скользнула в постель к старичку. Бедром тот почувствовал жар тела молодого, а хитрая Глашка, будто не замечая, котенком ласковым потерлась о ногу.
— Давай-ка и я подсоблю, — уже дрожа от похоти, не скрывая этого, забормотал старикашка, сунув пятерню между ног.
— Ого! Эк, там горячо, как бы пожар Московский не сделался — захихикал похотливый старичок, принявшись гладить девке губки половые, дыхание участилось, стало хриплым.
Повернув послушную девицу на спину, с кряхтением устроился между ног, задрав подол коротенькой миткалевой рубашонки. От вида манденки выбритой до блеска, лоснящейся влагой, полуоткрывшихся и набухших губ половых, старичок просто обезумел. С хриплым стоном, жадно, коршуном, накинулся на девку, вылизывая языком все, что там было. Найдя клитор, торчащий меж губок бритых, всосал, теребя языком головку. Глашка, как и учила наставница, крутила бедрами. Раздались сладкие девичьи стоны, тело ее выгнулось дугой, прижала лысую стариковскую голову крепче к лобку и со вздохом, даже не вздохом, а сладким бабьим выкриком пролилась, закончила.
— Эка, тебя проняло, ежели по молодости так трясет, то, что сделается, когда в пору взойдешь? — покрутил головой удивленный девичьей страстью старичок, — и откуда что берется? Никогда бы не подумал, какие курбеты сможет девица выкидывать. Воистину говорят, век живи, век учись… Ты погоди, пока… Отдохни, расскажи-ка Глашенька откуда взялась? По говору, навроде как из Малороссии? Али не прав? Угадал?
В заведение мадам Розановой девочка попала из Чернигова. История была банальной и типичной для многих проституток. Росла и воспитывалась в семье почтового чиновника, кроме нее детей не было. Имя ее тогда было Софья, мамаша, начитавшаяся до одурения книг Руссо и других просветителей, считала, что простота и суровость помогут девочке вырасти, как того требовали классики. Папенька в дамские дела особенно не вникал, был тихим, по дому передвигался незаметно, доверяя управление домашнее, как и воспитание дочки супруге.
Доченька была шаловливой девочкой, не доставляла родителям много хлопот, да вот по наступлению 12 лет будто сглазили. У девочки пришли первые месячные, о которых она боялась рассказать матери. Боялась и по наивности считала это признаками скорой смерти, тревожась, что маменька могла наказать за испачканные кровью панталоны и все такое прочее, что роится в сумбурной голове девочки-подростка.
Бедняжке не с кем было поговорить, не перед кем открыть душу, задать волновавшие вопросы. Мамаша по любому пустяку могла закатить истерику, результатом чего частенько Соня оказывалась на коленях ее с задранной юбкой и заголенным задом. За пустячный проступок девочка получала щедрую порцию крепких шлепков не только от мамаши, папенька также принимал в том посильное участие. Странно, но иной раз Соне чудилось, что, наказывая ее, папенька сильнее прижимал голову к паху, там топорщилось что-то упругое и твердое.
Слезы и мольбы не принимались во внимание, за любые проступки мамаша доставала ремень, принимаясь стегать по ягодицам, громко отсчитывая удары и произнося назидания. Вместо того, чтобы выяснить причины нервичности дочери, злобная мамаша без церемоний порола ее. Не проходило недели, чтобы ягодицы девочки не украшалась очередными кровоподтеками от ремня. Долго так не могло продолжаться и в один прекрасный день, в страхе перед очередным наказанием, девочка сбежала из дома. Идти было некуда и не к кому, ноги несли к железнодорожному вокзалу, где судьба столкнула ее с проезжим торговцем живым товаром — Ефимом Гибмантовичем, известным в определенных кругах под прозвищем Фимка Карась.
Промыслом своим занимался не первый год, продавая в публичные дома Москвы, Одессы, Петербурга не только молоденьких шлюшек, но и ухитрялся добывать девиц, не имевших никакого представления о древнейшей профессии. Составили фальшивые метрики, стала она Глафирой Прокловой, крестьянской сиротой, хотя каждый, кто заговорил бы с девочкой или просто посмотрел на лицо, понял, что здесь не все чисто.
— Ты расскажи, расскажи в подробностях, как в заведение к мадам попала. Только не утаивай, все равно прознаю. Хахалей- полюбовников много ли было? Ндравится ли промысел греховный?
Довольно закряхтев, старичок отвалился в сторону, ноги раскинул в стороны, приготовился слушать. Проворная Глаша, помня наставления Груни Плюшки, много не болтать, словно не слыша, взяла в ладонь член, как бы о чем-то раздумывая, поднесла к губам, дохнула на него, разглядывая, будто увидела впервые в жизни.
— Ой, какой он интересный, будто грибок подосиновик. И шляпка нарядная, торчит задорно. Я вас, дедуля, так люблю крепко, что готова всего исцеловать за заботу и ласку. Не обидитесь, если макушечку облобызаю? Он у вас такой толстый, да длинный. Кажется, в ладошке не поместится…
— Не волнуйся, глупая, это только по первоначалу кажется. У страха глаза велики, начни, все сладится. Да только не отклоняйся от разговору-то. Поведай дедуле, что в жизни антиресного иль греховного было…
Девица молчала, склонив голову, боясь опростоволоситься и не получить денег, а того хуже рассердить чудаковатого старикашку, цепко зажала член тоненькими пальцами, проглотив слюну, склонилась, приоткрыв бантик губ. Вздохнула, набрав, будто решившись, полную грудь воздуха, да и пропустила "ласкуна" в глубь. Толстая головка скрылась за алой полоской горячих девичьих губ, погружаясь дальше и дальше. Кожа крайней плоти завернулась, Глаша сделала несколько сосательных движений, замерла, словно прислушиваясь к ощущениям старичка, обнажившуюся уздечку проворно защекотала кончиком острого кошачьего языка.
— Эх, как сладко! Ну и сладко! Ты не останавливайся, смелее! Яри его! Яри! — бормотал старичок. Девочка шустрее задвигала языком, всасываясь в плоть, увлеклась, зубы-то и вонзились в нежную мякоть.
— Эгей! Остерегись! Эвон что удумала, бестия! С зубами-то осторожнее, ведь и откусить недолго, профурсетка!
Не выпуская члена изо рта, девица закивала головой, давая понять, что услышала и через пару минут сосала, облизывала головку фаллоса, блестящего от слюны. Пощекотав языком, пропустила глубже, так что твердая округлость уперлась в глотку. Задержав дыхание, чтобы не закашляться, сделала пару глотательных движений, и член полностью вошел в глубину глотки. За что ее и отличала Груня Плюшка, она совсем не требовала обучения миньету, казалось, была с рождения готова к нему. Двенадцать лет, а мастерица, да такая, что завидовали многие девицы мадам Розановой. Ловких и понятливых, да вдобавок склонных к промыслу минетному, в бардаке было две, от силы три девицы, но чтобы до конца, до корня заглатывать и при этом не поперхнуться, с первого раза, таких не встречалось.
— А девица-то стоящая, — подумал про себя купчишка, — надо будет, в благодарность за старания, полуимпериальчик золотой на дорогу дать, чтобы вдругорядь ловко обслужила, пока не истаскалсь, спаскудилась окончательно.
Старичок попытался подвинуться, чтобы лечь удобнее, только Глашка вцепилась, всосалась, как пиявка. Сдержаться более не смог и облегчился в рот. Шейка тоненькая напряглась и дернулась, заглатывая излитое, доставляя старикашке удовольствие. Почувствовав, как из члена брызнуло в другой раз, Глашка замычала, загумкала, проглатывая малофейку, как учила Аграфена, товарка по стыдному промыслу. Все семя, до последней капли высосала, заглотила, вытерев губы не тылом ладошки, а платочком расшитым, взявшимся словно из воздуха, якобы смущенно улыбнулась, потупив глаза:
— Ну и наплескали вы, дедуля, рот полон, даже скулы свело. А теперь время отдыхать пришло — зашептала девица.
— А как же ты, внученька? Отвлеклась, заморочила старенькому голову, ничего про себя не рассказала — спросил старичок.
— Не извольте, беспокоиться… Мы привычные… Если желаете, я вам рассказывать буду, а вы отдыхайте…
— Давай, хоть приласкаю тебе…
— Не волнуйтесь вы, как на духу скажу, пока сосала, пару разиков и кончила, — степенно ответила Глашка, вошедшая в роль послушной внучки, — я ведь на весь вечер пришла, никуда не денусь.
Старичок успокоено задремал, даже всхрапнул пару раз. Проснулся оттого, что вновь ему оглаживали "причиндал". Приоткрыв глаз, увидел Глашу, которая не желая терять попусту времени, словно расшалившись щекотала "дружка" закадычного. Так как стояла она на коленях, сорочка коротенькая задралась, заголила крепкие, налитые ядреным соком молодости ягодицы. Старичок, по козлиному заблеяв, задрал ее, совсем обнажив зад. Проворная Глашка тот час повернулась:
— С пробуждением, дедуля. Как спалось? Хорошо отдохнули? А я вот опять шалить взялась… Шалунья у вас внученька. Так бы целыми днями и щекотала в месте стыдном… Я иной раз и себе вот так щекочу, когда скучно сделается… Вот здесь… Так видно хорошо ли?
Она шире раздвинула ноги, открыв взору блестящую от влаги промежность и коричневое колечко зада. Левой, свободной рукой потерла между ног, от старания высунув наружу кончик языка.
— А ты, внучка, греховодница, — сластолюбиво щурясь, забормотал старичок.
Смочив слюной мизинец, протолкнул, словно шутя, в зад ей. Будто встречая незваного гостя, Глаша ойкнула, но не громко, а скорее для проформы, чтобы дать понять, мол, не возражает, а наоборот, желает продолжения. Старичок, озоруя, несильно шлепнул по оттопыренному заду, свободной левой рукой. Возбуждаясь, смотрел, как расползается красное пятно от ладони на лилейной коже.
Горячая теснота прямой кишки плотно охватила мизинец, сопротивление было значительным, и палец шевелился с трудом. Но не так, как если бы двигался мужским членом в дамском влагалище, а крутился, дергался волчком, задевая за чуткие девичьи места.
От такого маневра принялась Глаша вскрикивать, крутить задом, побуждая старичка к дальнейшим "фокусам". "Дедуля" неугомонным старикашкой оказался, опять принялся мытарить, охаживать. Рука с пальцами скрюченными подагрой, покрытая пятнами коричневыми, развела ягодицы, просунув вместо мизинца уже два пальца, отчего спина Глашкина по-кошачьи выгнулась. Подвигав и пошевелив внутри, дедуля, вынул их, с явным удовольствием обнюхал. Посчитав, что девица достаточно разохотилась, приподнял ее, легкую словно пушинку, под живот подсунул подушку. Глаша крепче уперлась руками в перекладину деревянной кровати, прикрыла глаза и стиснула зубы, ожидая, что ее возьмут сзади.
Ожидаемым гостем, внутрь толкнулась головка раздутого "ласкуна", толкнулась и уперлась в сморщенную коричневую дырочку заднего прохода. Отверстие растянулась, девица напряглась, ощутив беспокоящую резь, вызванную предметом, который стремился вторгнуться вглубь. Сказать честно, не доставляло это ей большого удовольствие, хотя и исходило от мужского естества.
С усилиями старичку удалось запихнуть "ласкуна", который был тотчас зажат, набух сильнее и никак не хотел выходить обратно. "Дедуля", закряхтев, сильнее налег, шевельнув пальцами руки левой во влагалище. Раздвигая анус, член полез внутрь, шумно засопел старичок. Двинул вперед, словно поршнем шире раздвигая дырочку заднюю, но сладости ожидаемой не получил.
Девчонка сжалась в комок, никак не хотела способствовать. Подвигав таким манером и не получив желаемого, попытался просунуть в "щелку" переднюю всю кисть, девица, перепугавшаяся не на шутку, взвилась, визгливо заголосив. О таком повороте никто, горемычную, не предупредил. Аграфена от души намыла "лодочку" адской смесью квасцов и экстрактом дубовой коры, так что каждое движение пальцев дедули причиняло немалую боль. Старичок прекратил домогательства.
— Внученька, неужто, так больно? Ты уж прости, прости, прости, бес попутал… Вон ведь какая нежная, да чувствительная… А что, разве спереду никто не брал тебя? Не бойся, не бойся, скажи… Может девица? Гляди-ка и впрямь окровянилась, может, вправду целку-то порушил? Сказать мне побоялась, гуляешься давно ли? Смотри-ка ведь точно девица, палец искровянил, видно девичью честь таки порушил. Нда-аа… И на старушку бывает прорушка… Сам не понимаю, что нашло… Не плачь, гостинцев дам, али денег… Хочешь? Только скажи, все исполню…
— Нет, дедуля, все хорошо. Это я виноватая, сначала хотела признаться, а потом будто голову потеряла… Да не волнуйтесь вы так, терпеть можно… Я видела, что вам понравилось, я крепкая, выдержу… Давайте в другой раз может сзаду будете? Обещаю, помогать буду, чтобы на внученьку любимую не сердились…
— И то правда, чтой-то я сегодня расшалился, зачем насильничать, когда по согласию завсегда слаще… На-ка вот денежку на пряники, да булавки, за беспокойство… Будешь лакомиться, дедулю вспоминать… Сказать не большой охотник я до энтого озорства, с заду-то… Вот помнится приятель закадычный был у меня — Миров Николай Васильев. Купчина первостатейный, первой гильдии, сукном и другой мануфактурой торговал, два магазина на Каланчевке держал, так вот он — другое дело… Бывало за уши бабенку защущит, раком поставит, и давай с "черного" хода охаживать, вроде бы и русский, сроду с басурманами дел не имел, а вон такая оказия…
Бабенка, которая непривычна к такому, орать возьмется, так он ей на спину примется ассигнации укладывать, бабенку любопытство разбирает, мол, сколько же купчина денег за энто отвалит, примолкнет. А он, похабник этакий, закончит, набрызгает ей вглыбь, достанет "солоб" и приговаривать примется, шутки шутковать:
— С прибытком вас, Николай Васильевич! Ехал на ярманку даром, а обратно вернулся с товаром!
Это он про то, ежели говнецо к головке пристанет, бывало, заставлял бабенку облизать все до капельки, все хихикал — "Нам чужого не надобно, своего дерьма не знаем куда девать", а ассигнации, которые бабе на спине раскладывал, соберет до последней, да в кошель, он у него к животу был завсегда был привязан. Скуповат был, лишнего никогда не давал… Да-аа… Покуролесили мы с ним на ярманках, было дело…
Теперь-то уж не то… Нет купеческой удали, размаху. Мельчает народец, мельчает… Инородцев понаехало, некуда православному шагу ступить, кругом одни папахи, тюбетейки, да ермолки, говор вороний… А ты, внучка, одевайся потихоньку, вечер уж на дворе…
Приехавший на извозчике Степан помог сесть в коляску. Кучер заполошно крикнул, щелкнул кнутом и скоро они были дома. Вечер был как обычно шумным и пьяным. Гуляли приказчики с мануфактуры Зюсельмана, все девицы были нарасхват. Груня Плюшка, увидев ее, всплеснула руками:
— Да что же так долго! Всех барышень разобрали, ко мне подкатывали, не глядят, что старая, почитай червонец заработала уже. Они, стервецы, все про тебя спрашивали… Видать желают благородных… Скорей снимай пальто, в залу иди… Там уж все в усмерть пьянеющие… Деньгами так и сыплют… Старичок-то как? Не больно мытарил?
Глаша проворно поднялась вверх по лестнице, скинула пальтецо, достав из портмоне скомканную трехрублевую ассигнацию, зажала в кулачке. Проходя мимо Плюшки, сунула деньги в карман платья ей, пробормотав быстрым шепотком, никто толком и не услышал:
— А это вам, Грунюшка… Спасибо за науку, внимание и ласку… Старичок-то совсем ума лишился, думал, целку пальцем порвал, вдругорядь обещался позвать… Я все как вы говорили делала, думаю, дедуля довольные остались.
Польщенная Аграфена расплылась в улыбке:
— Да об чем разговор, мы завсегда готовы, коли к нам с душой, так и мы подможем, чем можем… Всему, чему желаете научу… Мы не жадные…
В прокуренном зале, оглушительно гремела пианола, нестройный хор горланил про "славное море Байкал", звенела посуда, туда и сюда носились с подносами официанты. Жизнь продолжалась.
День рождения
Я родилась в Англии в очень приличной и состоятельной семье. Воспитывалась до 12 лет дома на попечении гувернанток и приходящих учителей. Жизнь моя в те годы представляется обыденной и серой, хотя и нелишенной обычных детских радостей — подарки родителей, путешествия по уикендам загород. С 12 лет я продолжала обучение в закрытом пансионе для девочек, который был настолько чопорным насколько и роскошным. Я обзавелась множеством подруг, и жизнь моя полетела быстрее и веселее.
Как и все девочки-подростки, я мечтала встретить своего принца и подарить ему неземное счастье: Моим принцем оказался молоденький помощник садовника с телом Аполлона и мозгами лягушки, с ним я лишилась девственности и иллюзий по отношению к мужскому полу. Так и не поняв, что люди находят в сексе и почему сделано столько глупостей из-за этого, я подошла к своему 16-летию.
В то время моего отца перевели в дипломатическую миссию в одно из государств Центральной Африки, и было решено, что через пару месяцев вся семья переедет к нему. Закончив получение образования в свои 16 лет я неплохо выглядела: рослая в отца, почти метр восемьдесят, неплохая фигура, правда не 90-60-90, но все что Бог сэкономил на верхних 90 и 60, он с лихвой пожертвовал на нижние 90. Вьющиеся белокурые волосы и зеленоватые глаза завершали мой образ. Вела себя я всегда скромно и одевалась неброско, хотя фигура всегда притягивала взгляды мужчин.
Нельзя сказать, что я не хотела переезжать из цивилизованной страны в Африку, меня манили далекие красоты, и где-то в глубине души хотелось романтических приключений. Но даже в самых смелых фантазиях я не представляла то, что ожидает меня: Лететь мы должны были из Лондона без посадок до столицы маленького государства в Экваториальной Африке. Все мои познания о стране сводились к статье в энциклопедии на 8 строках — жарко, дорог нет, темнокожее население (охотники и скотоводы) и джунгли. Летела я одна, так как мать и брат вылетели неделю назад, а я должна была закончить оформление аттестата и прилететь на каникулы перед поступлением в колледж.
Посадка в "Боинг" прошла без приключений и уже через час я летела на высоте 10 тыс метров в компании разношерстной публики — смесь европейцев, темнокожих и азиатов в разных пропорциях. Соседями моими справа и слева оказались два молодых негра лет по двадцать, одетых в обтягивающие майки и джинсы, они прилично говорили по-английски и чертовски заигрывали со мной. Их ладони и пальцы постоянно касались моих рук и бедер, и я не успевала обрывать их попытки. После легкого завтрака стюардессы разнесли пассажирам подушечки, пледы и очки, закрывающие глаза от света. Я обрадовалась, надеясь, что парни уснут и оставят меня в покое, надела очки, накрылась пледом и откинула сиденье. Медленно на меня накатила дремота и я не сразу почувствовала, как рука соседа справа медленно и очень нежно легла мне на грудь. От такой наглости дыхание казалось, сперло и сердце бешено заколотилось.
Рука очень медленно продолжала ласкать грудь поверх бюстгальтера (его лишь слегка покрывал миниатюрный топик) и я почувствовала некоторое возбуждение, сама не зная от чего — от ласки или от необычности ситуации. Пока я решала, с другой стороны рука легла мне на бедро и заскользила по гладкой коже внутренней поверхности. Я почувствовала как мои соски на небольших грудях затвердели, но надеялась, что это не чувствуется через лифчик. Рука на бедре осмелела и приподняв юбку коснулась губок, прикрытых тонкой полоской стрингов. Конечно, эта преграда не могла остановить возбужденного негра, и его палец легонько поддев ткань, скользнул по увлажнившимся губкам. Закусив губку, я чувствовала как возбуждение охватывает меня и нарастает напряжение внизу животика: Еще больше возбуждала мысль, что примерную девочку ласкают прямо в самолете два абсолютно незнакомых негра:
Видимо парни почувствовали, что я могу скоро кончить, но это не входило в их планы. Один из них, наклонился ко мне и велел пройти в туалет в конце салона, но я отрицательно замахала головой. Тогда во влагалище погрузилось уже несколько пальцев, и я чувствовала, что уже не сдержусь. Встала и поправив одежду пошла в туалет. Полет проходил спокойно, и все пассажиры дремали, не обращая внимания на окружающих. Зайдя в туалет, я не успела закрыть дверь, как на пороге появился один из моих соседей.
Когда он вошел в узкое пространство, мне не хватало уже места даже пошевелится, его мускулистое тело прижалось ко мне, я почувствовала низом живота его восставшую плоть. Его рост был не намного выше моего, под майкой четко проступал рельеф мышц, моих ноздрей коснулся запах его тела, мускусный и волнующий. Одним движением он сорвал с меня топик и лифчик, грудь, освободившаяся от оков, как будто освободила меня от оков приличия и я томно застонала. Негр не церемонясь расстегнул джинсы и из них выпрыгнул член, уже вставший, темно коричневого цвета с более светлой головкой. Не долго думая, он за волосы посадил меня на унитаз, и в губки уперлась его головка. В этот момент я увидела в зеркало всю картину: огромный негр с обнаженным членом, упирающимся в губы очаровательной молоденькой блондинки! Губы сразу открылись, впуская в рот это чудо! Конечно, мне уже приходилось так ласкать мужчин. Я посасывала член, язычком обрабатывая головку и одной рукой разминая его огромные яйца, а другой, придерживая крепкую задницу. Член и так не маленький, становился у меня во рту все больше! Негр снова поднял меня за волосы, что-то промычав про белую сучку, и повернув к себе спиной, поднял юбочку и силой загнал в меня член, только сдвинув стриги в сторону! Я почувствовала, что в мою матку вгоняют кол, так велик был член! Но, как не странно, я не чувствовала боли, а только удовольствие. Через несколько минут я почувствовала, что приближается оргазм, соски сжались, грудь, руки покрылись мурашками, животик подтянулся.: Это не укрылось от внимания негра, и он ускорил удары: Мы кончили вместе, я почувствовала тугую струю спермы, которая ударила в меня. Ожидая благодарности, я повернула голову к нему, но только увидела ухмыляющуюся рожу! Он вынул обмякший член, вытер его об меня и заставил вылизать его, говоря, что теперь я его белая сучка.
Он вышел и тут же его место занял его приятель. Видимо, он ждал под дверями и здорово возбудился пока его приятель трахал меня. Он повернул сразу меня лицом к зеркалу и загнал в меня член, ничуть не смущаясь тем, что мое влагалище было заполнено спермой! Перед моим лицо я увидела отражение в зеркале — растрепанная, невероятно сексуальная блондиночка, которую трахает громадный негр, забивая в ее щелочку член, хлопающий яйцами по ее задку! Я не продержалась и 5 минут, кончив под этим животным, он же продолжат долбить меня, понимая что еще не скоро повезет ему трахать такую Белоснежку! Кончил он мне в рот, причем спермы было столько, что я глотала ее и глотала, чтобы не поперхнуться! Остатки он растер по личику и груди, сказав, что белая сучка должна хорошо пахнуть черной спермой!
Когда я осталась одна, я чуть не потеряла сознание! Меня оттрахали два не знакомых негра! В самолете! И мне это понравилось! Я стою накачанная спермой, с белыми потеками на губах, на шее, на бедрах, по которым продолжает стекать вязкая, остро пахнущая жидкость!
В этот момент самолет вздрогнул и раздался сигнал тревоги, ярко вспыхнуло табло, информирующее о необходимости пристегнуться. Самолет вибрировал, вздрагивал, слышался вой моторов. Я попыталась открыть дверь, но она не открывалась, да я вспомнила, что нужно хоть закрыть грудь: Тряска не прекращалась, я почувствовала, что пол уходит у меня из под ног, дыхание перехватило, раздался страшный удар и я потеряла сознание:
Первое, что я почувствовала — холодный ветерок, проносившийся по моей голой груди, и шум листвы, смешанный со щебетом птиц. Я лежала на поляне, окруженной гигантскими растениями, переплетенными лианами, благоухающими не знакомыми, волнующими ароматами. Какое-то мохнатое насекомое проползло по моей голой ноге, еще покрытой остатками спермы, и я вскрикнула. Поднявшись на ноги, я попыталась осмотреться, но не увидела ничего, кроме нескольких кусков обшивки самолета. Я была одна, и сколько не кричала, не могла найти людей, выживших при падении самолета. Видимо меня спасло то, что я была в хвосте, и уцелела.
Подавленная, испуганная, с голой грудью, в одной юбочке, только слегка покрывавшей ноги, я медленно побрела по джунглям, не зная, что меня ожидает впереди!
Метров через 500, которые показались мне километрами, так трудно было пробираться сквозь заросли, я вышла на берег ручья, который наполнял тихую заводь метров 10 в диаметре. Тело мое ныло от удара о землю, но к этому еще примешивалось чувство саднения в грудях и влагалище, резкий запах спермы смешивался с запахом цветов и моего пота. Этот запах необычно волновал меня и я пыталась глубже вдохнуть его, но понимала, что он может привлечь ко мне какое-то хищное животное. Я разделась и вошла в заводь, прохладная неожиданно вода обволокла тело, освежая разгоряченные губки, смывая с груди сперму и усталость с тела: Я блаженно закрыла глаза, слегка рукой поглаживая грудь, животик, скользя по растворяющейся сперме: Вдруг я почувствовала легкое прикосновение к лобку, легкое шевеление волосиков, покрывающих его. Опустив глаза, я увидела стайку рыбок, которые видимо, приняли волоски за червячков и покусывали их! Это было невообразимо приятно! Другая стайка кружилась вокруг сосков, покусывая пушок вокруг ареол! Такая изысканная ласка еще не касалась моего тела! Боясь пошевелиться, я наблюдала за моими маленькими любовниками, и, о чудо, я начала замечать приближение оргазма! Это было ни с чем не сравнимо, целомудренно и чудесно, просто божественно! Я чувствовала себя Евой в райском саду: Поглядев на рыбок, с удивлением заметила, что под их зубками на мне практически не осталось волосков, хотя кожу они не трогали.
Я вышла из воды и, потянувшись, попыталась что-то сделать со своей одеждой. Мое обнаженное тело, не привыкшее к свободе, казалось чувствовало множество взглядов, скользивших по нему, освобожденные от волос губки и лобок, делали меня еще беззащитнее. Когда я поднялась с земли и распрямилась, прогнувшись в спинке, сердце мое ушло в пятки: Напротив меня стояли три дикаря! Они выглядели не менее ошеломленными, чем я! Можно представить, какое впечатление произвела на них рослая блондинка, с отличной фигурой и чистым от волос телом, прогнувшаяся в спинке, как бы подставляя свою аппетитную попку! Минутное замешательство прошло и они двинулись ко мне, я же не могла даже пошевелиться, скованная ужасом! Выглядевшие кровожадными, дикари осторожно подошли ко мне и начали ощупывать мое тело, их руки мяли грудь, проверяя насколько туга она, оттягивали соски, гладили мой животик, слегка покрытый жирком, и делающим его очень привлекательным. Моя попка показалась им наверно наиболее привлекательной, так как они ее мяли и мучили дольше всего! Я постоянно ждала, что сейчас кто-нибудь из них решит воспользоваться мной! Ожидание сделали свое, и я почувствовала, что губки увлажняются. В этот момент рука дикаря коснулась щелочки и он ощутил влагу, погрузил пальцы в меня, вынул их облизал и что-то пробормотал остальным. Слова его казалось, что-то решили, и дикари повели меня в лес:
Через 2–3 часа пути мы вышли на поляну, где стояло около десятка убогих хижин и большой загон со скотом (какие-то громадные животные, напоминающие зебу). Мужчины отвели меня в хижину, оставив на попечение трех молодых негритянок, сами же куда-то ушли. Девушки были практически голыми, их темные тела сверкали в лучах солнца, пробивавшегося через листья хижины. Обращали на себя внимание чудесные фигуры негритянок — девушки были высокими, почти моего роста, худенькие с тоненькими талиями, они имели крупные груди, налитые, с торчащими сосками, ягодицы у них были чудесно развиты, что с плоскими мускулистыми животиками, делало их чрезвычайно сексуальными. Кожа их казалась то матовой, бархатистой, то вспыхивала на солнце. Как и у меня, растительности на их теле не было, и будь это не в джунглях, можно было бы подумать, что я в салоне красоты!
Один из мужчин вернулся, и что-то сказал девушкам. Когда он ушел, негритянки, улыбаясь, подошли ко мне и, что-то говоря, подали мне тыквенную кружку с каким-то напитком. Жажда сделала свое, и я начала пить, ощущая необычный терпкий вкус и вязкость напитка. Почти сразу я почувствовала себя бодрее. Девушки же принесли еще сосуды с жидкостью и начали натирать мое тело, нанося какой-то состав на мое тело и тщательно втирая его в мое тело, особенно в шею, груди, живот и ягодицы. Нежный массаж и усталость погрузили меня в сон, сквозь дрему я чувствовала прикосновение к соскам, животику, бедрам и сладкая истома наполняла меня. Прикосновения к губкам становились смелее, я ощутила что жидкость прямо стекает между губок, прохлада коснулась клитора, и я начала делать движения навстречу пальцам: Оргазм оказался сильным и очень приятным. Такого еще не было! За один день я кончила столько раз, сколько за всю жизнь до этого!
Открыв глаза, я увидела, что одна из девушек готовит какой-то прибор из стебля тростника и шкуры, напоминающий волынку. В бурдюк налили какую-то жидкость, по виду воду, присоединили стебель: Девушки подошли ко мне и жестами приказали стать на колени и опуститься на локти, после чего натерли спину и ягодицы своим зельем. Особо досталось моей попке, тонкие пальцы девушек проникали в дырочку, но мне это было только приятно! Наконец попки коснулось что-то твердое и я почувствовала, что в нее вливается прохладная жидкость. Понимая, что я абсолютно беспомощна, я могла только подчиняться им, послушанием заслуживая хорошее отношение. Вода наполняла меня, я чувствовала что животик раздувается, стоя раком, казалось я сама засасываю жидкость: Конечно, мне пришлось опорожниться, но девушки еще три или четыре раза повторили процедуру. Я лежала после этого чувствуя себя заново родившейся: тело слегка покалывало от массажа, грудь приятно распирало, животик словно слегка впал и подтянулся, попка чувствовала себя без одежды свободно, и это чувство чистоты!
Девушки хотели еще меня напоить чудесным составом, но в кувшинах он уже кончился. Видимо разгорелась перепалка кому идти за напитком, но каждая хотела сходить, оспаривая этот поход как награду. Наконец одна самая красивая девушка улыбнулась, взяла кувшин и с довольным видом подошла к загородке со скотом. Рядом с дверью стояло огромное животное, привязанное к пальме рогами, и ноги его были привязаны к кольям, вбитым в землю. Девушка казалась на фоне огромной белой туши тонкой темной веточкой. Взяв кувшин, девушка подошла к быку и погладила его по шерсти, а затем рукой погладила свои губки и поднесла к морде животного. Почувствовав запах самки бык заволновался, а девушка присев у его задних ног, начала ласково массировать яйца, почесывая ствол бычьего члена. Член начал расти и показалась безволосая головка, размером с кулак. Тогда девушка рассмеялась и начала облизывать головку, пытаясь взять ее в рот! Но размер головки не позволял это, тогда девушка хорошо облизала головку и взяла ее между грудями, одной рукой продолжая массировать яйца. Приближение извержения девушка не пропустила и быстро поставила кувшин под струю бычьей спермы! Когда поток иссяк, она тщательно вылизала головку, а брызги спермы растерла по своему телу.
Боже, я начинала понимать! Ведь я пила и была вся натерта спермой этого животного! Вот откуда эта мягкость кожи, совершенство форм негритянок! Они принимают сперму постоянно! Но почем же нет мужчин? Я заблуждалась и мне предстояло с ними познакомиться, все что со мной делали было лишь подготовкой! Но к чему?
Прежде чем представить вторую часть этой истории, хотелось бы услышать Ваши отклики!
Девушки и парни, которые хотели бы узнать, что было дальше или предложить что-то, пишите!
Дети на пляже
Молодая женщина лет 35 пришла на пляж загорать и купаться с двумя детишками — мальчиком и девочкой. Мальчишку звали Валя, ему недавно исполнилось 12 лет, но мама и младшая сестренка всегда нежно-ласково звали его Валенкой или Валенчиком.
Сестренка была на 2 года младше, ее звали Лиза, ей этой весной исполнилось 10 лет. Мама загорала на широком покрывале, детки — на своем одеяльце поменьше.
И вот, пока мама с дочкой нежились на солнышке, загорая, из воды прибежал мальчишка. Он накупался и прибежал на берег позагорать немного под ласковым солнцем.
— Вода просто класс, отпад, вообще теплая такая, — сообщил подросток маме и сестре и лег рядом с девочкой на покрывало на живот, подставляя лучам солнца мокрую спину.
Девочка посмотрела на своего старшего братика и невольно залюбовалась им, его худенькой, но довольно стройной фигуркой, в плотно облегающих голубых подростковых плавках, — плавки были куплены мальчишке прошлой весной и были уже немного малы ему — они плотно облегали его худенькие бедра и нежную мальчишечью попку. Взгляд девочки скользил по телу братика от затылка до пят, оно все было в нежно-серебристых капельках воды, что очень здорово гармонировало с розоватой, слегка одернувшейся бронзовым загаром, кожей подростка. Взгляд Лизы остановился на пяточках братишки. Девочка, когда она видела босые ступни ног братишки, всегда отмечала, что именно эта часть тела мальчишки остается еще совсем трогательно детской, тогда как в остальном мальчишка уже вовсю превращался из маленького мальчика в подростка. Пяточки мальчика были такими нежно-розовыми, еще довольно маленькими, они также уже слегка подернулись темно-золотистым загаром. Дальше шла нежная кожа ступни, оканчивающаяся трогательным рядком маленьких аккуратных пальчиков, лежавших плотно друг к дружке. Девочка могла бесконечно любоваться голой стопой братишки, когда она имела такую возможность. Чтобы лучше рассмотреть пяточки Валенки, девочка встала и присела на согнутые ноги возле ног Валенки.
— Вален, можно, я с твоими пяточками поиграюсь — тихо попросила брата девочка.
Мальчишка не возражал. Во-первых, он любил младшую сестренку, во-вторых, ему самому нравилось, если мама или девочка, когда дети загорали на пляже, нежно гладили его по всему телу. У подростка сразу начинали бегать по коже мурашки удовольствия.
— Угу, — буркнул, кивнув головой, мальчишка, млеющий на теплом солнце.
Лиза, лукаво улыбнувшись, начала осторожно и не спеша, засыпать стопы загорающего на животе братика горячим пляжным песочком, сначала пальчики, затем своды стоп, пяточки. Песчинки нежно щекотали ступни подростка, ему было очень приятно, хотя и щекотно немного. Засыпав подошвы братика совсем, девочка начала также нежно, пальчиками освобождать стопы Валенки от песка уже в обратном порядке — сначала девочка оголила пяточки мальчика, затем подошвы, затем и пальцы. Оголяя стопы мальчишки, девочка нежно перекатывала указательным пальчиком песчинки по коже мальчика; от приятных, нежно-щекочущих прикосновений маленьких пальчиков сестренки, скользящих под ее пальчиками по коже мальчишки песчинок, у мальчишки по всему телу забегали мурашки удовольствия — они взметнулись по ногам подростка вверх, затем побежали вверх по спине вдоль позвоночника. Наконец девочка полностью очистила ступни брата от песка. И тут Лизе пришла в голову дна мысль:
— Ой, Валенчик, я придумала, я тебе сейчас так прикольно сделаю! +Ты только лежи, как лежал — сказала мальчику девочка.
— Ага, — кивнул подросток, заинтересовавшийся, что же на этот раз придумала его младшая сестренка. "Наверняка, что-нибудь еще приятнее" — подумалось мальчишке. И Валенка растянулся на покрывале, устраиваясь поудобнее на животе. Лиза тем временем взяла из своей сумочки пустой флакончик из-под духов, с крышечкой, соединенной с сосудом трубочкой. Крышечка откручивалась, и ее можно было наполнять водой. Детишки часто это делали, используя флакончик в играх друг с другом как брызгалку. Вот и сегодня, собираясь на пляж, девочка решила взять и этот флакончик. И вот Лиза, взяв флакон, побежала к воде. Отвинтив крышечку, девочка доверху наполнила флакон водой. Теперь, если нажать на специальную кнопочку на флакончике, из него с легким свистом брызгала водичка. Закрыв флакончик, девочка побежала обратно к загорающему братику. Присев у ног мальчишки, девочка направила отверстие брызгалки на ступню Валенки, нажала кнопочку и стала брызгать прохладную водичку на стопу братика, сначала на пятку, затем выше, затем — поочередно каждый пальчик. Струйка водички, ударяясь о кожу ступни мальчишки, воздействовала на чрезвычайно чувствительные рецепторы и приятно раздражала стопы мальчика.
— Ой, ой Лизка, как здорово, ой, щекотно, ой+ Еще давай, так классно! — повизгивал подросток, хихикая от удовольствия и легонько тряся ступнями.
Раззадоренная восторгами братишки девочка стала брызгать флакончиком на другую ступню братика, делая ему не менее приятно и вновь заставляя братишку повизгивать от удовольствия. Но вот струйка воды постепенно иссякла. Мама, с улыбкой наблюдавшая за играми ее любимых детишек, сказала Лизе:
— Лизунчик, а знаешь, как еще можно сделать? — и, увидев глаза дочурки, с любопытством уставившиеся на нее, продолжала — вот я тебе сейчас дам расческу, и ты причешешь Валенке пяточки.
— Как это, причешу? — не поняла девочка.
— Ну, в смысле, возьмешь расческу и ею погладишь ему ступню от пальчиков, до пяток, как ты обычно волосы причесываешь. Это не менее приятно. Но только это надо слегка надавливать, а то будет только щекотно, если легонько делать. Знаешь, когда я была такая же маленькая, как ты сейчас и была летом на даче, мы дружили с одним мальчиком моего же возраста. И вот пойдем мы с ним купаться, ляжем загорать, я достану свою расчесочку и начну ему пяточки причесывать. А он лежит и млеет — часами он так мог лежать, а я — часами гладить, очень мне нравилось с пятками мальчика играться. Кроме того, что это приятно, это еще и полезно — массаж такой хороший, ведь там, на пятке столько точек важных. На, бери, — и женщина протянула расческу дочке.
— Ой, давай! — воскликнула девочка. Узнав, что это так приятно, Лизе не терпелось сделать это братишке, которого она очень любила.
Взяв расческу, девочка вновь подсела к мальчику.
— Сейчас, Валенчик, я твоим пяточкам массаж сделаю, — серьезно, совсем как заправская массажистка, сказала девочка и взяв одну ногу мальчишки за голеностопный сустав, слегка приподняла ее от земли. Удерживая одной рукой ступню мальчишки, другой рукой девочка начала осторожно, но, довольно сильно прижимая, как и объяснила мама, водить расческой по стопе мальчишки туда-сюда, от пятки до пальцев и назад. Такое раздражение было куда более эффективным, чем когда девочка брызгала на стопы брата водичкой.
— Ух, ты, классно как, давай, Лиз, чуть сильнее! — воскликнул от удовольствия и восторга мальчишка.
Девочка, приноровившись и крепко держа ступню подростка, стала сильнее водить расческой, очень приятно массируя братику стопу. Затем девочка стала точно также "причесывать" другую стопу мальчишки. Пацан, зажмурившись от удовольствия, просто мычал и мурлыкал.
— Ну, как, нравится, а, Валена? — спросила у сына мама.
— Да, мам, это вообще, ну просто офигенно приятно! — ответил подросток, сильнее, словно струнки, вытягивая свои ноги навстречу девочке.
Затем пацаненок решил подставить солнцу свою грудь и живот и перевернулся на спину. Девочка продолжала мягко, но интенсивно массировать расческой пятки мальчика. Особенно приятно было мальчишке, когда девочка проводила расческой ему по пятке и возле самих пальцев. Лизу же, пока она нежила ступни братишки, все больше охватывало чувство умиления — девочку умиляли, просто приводили в восторг такие нежные стопы братика, аккуратные прижатые друг к дружке пальчики с розовыми ноготочками. Ей хотелось еще и еще ласкать братишку. И тут девочке пришла в голову еще одна идея. Ей немедленно захотелось ее осуществить. Лиза отложила в сторону расческу. Ей вдруг очень захотелось поцеловать пяточки братика, пососать ему пальцы ног и заодно узнать, будет ли это также приятно мальчишке; о том, будет ли это приятно ей самой девочка совсем не думала, она не привыкла думать о себе, делая приятно любимому братику.
Девочка слегка пригнулась, помедлила и поднесла ступню братишки к своим губам. Валенка с удивлением наблюдал за девочкой. Девочка очень нежно поцеловала ступню мальчика и затем взяла в рот большой палец ноги братика. Девочка принялась его тихонько сосать. Девочка обнаружила, что это вовсе не противно, а напротив, очень необычно, и, скорее даже приятно.
Что касается мальчишки, то он испытывал огромный кайф, прежде всего также от необычности ощущения. Ведь сестренка раньше никогда не делала ему ничего подобного.
— Вау, как здорово! — воскликнул подросток, дрожа от удовольствия.
Увидев, что это приятно братику, девочка стала играть по очереди со всеми пальчиками ног брата. Лиза по очереди брала их и тщательно сосала, и быстро-быстро щекотала самые кончики пальцев ног Валенки язычком. Ощущать это мальчишке было особенно здорово — тогда все удовольствие словно концентрировалось на маленьком участке его тела — кончике пальца ноги, но ощущение было очень сильным и приятным. Подросток млел и тихонько стонал от удовольствия, пока девочка сосала ему пальчики на ногах. Перепробовав все пальцы на одной ноге мальчика, девочка не менее внимательно поласкала таким образом и другую ступню мальчика, тщательно вылизав ему пятку и пососав каждый пальчик.
— М-мм, как же классно! — стонал и мурлыкал от удовольствия Валенка.
Обсосав ступни мальчишки, девочка решила их немного помассировать.
— Мам, дай мне, пожалуйста, масло для загара, я Валенке пяточки намажу — попросила девочка. У мальчишки аж захватило дух от предстоящих приятных ощущений.
Мама протянула девочке бутылочку с детским маслом. Лиза, немного выдавив масла себе на ладошку, стала осторожно втирать его в стопу мальчишке, делая мальчишьей ступне легкую разминку.
— Сорока-ворона, кашку варила+ — приговаривала девочка, втирая указательным пальчиком детское масло точно в центр стопы мальчишки, заставив мальчика тихонько замычать от удовольствия.
Затем девочка стала нежно втирать масло и массировать пальцы ног братишки, тщательно втирала масло в межпальцевые промежутки. Это было Валенке особенно приятно.
— М-м-м, уфф, Лизун, поделай еще так, между пальцами, это очень приятно — попросил сестру мальчик. Девочка стала интенсивнее поглаживать межпальцевые области на ступне мальчика. Захватывая каждый пальчик ноги мальчика своими пальчиками, девочка приговаривала:
— У кого это у нас на ножках такие пальчики хорошенькие? Это у моего Валенки — и девочка легонько потеребила ноготочком большой палец ноги мальчика.
— Вау! — воскликнул от удовольствия подросток, тихонько захихикав.
Покончив с одной ступней Валенки, Лиза взяла другую, делая мальчишке не менее приятно и здесь.
— Ух, Валенчик, я так тебя люблю, ты самый лучший братик на свете! — воскликнула девочка и поцеловала подъем стопы мальчика.
— Ух, Лизун, и я тебя тоже люблю, ты самая клевая сестренка в мире — воскликнул пацан, глядя на симпатичное личико девочки, бездонные голубые глазки, золотистые волосы, девочки, трепещущие на легком ветерке. В ответ мальчику девочка улыбнулась.
— Правда? М-ммм. — и девочка, наклонившись, нежно поцеловала мальчика в ухо.
— Давай, побежали купаться вместе! — вскричал мальчишка, вскакивая с покрывала.
— Давай! Побежали! — ответила ему сестренка.
И, взявшись за руки, девочка и мальчик побежали к воде. Мама глядела им вслед и думала, какие же замечательные у нее растут дети.
Детство. Лето. Шалость
Люди, вас никого не бесит до ужаса эта вселенская порномания??? Такое ощущение что миром правят гигантские гениталии а не люди… На фоне всей этой взрослой нелепости такими милыми и классными кажутся детские воспоминания…
Я вспоминаю случай из детства… Это было летом, в июле, курорт на море. Турция… Мне было 8 лет, я был смешным симпатичным пацанчиком в белых шортах и полосатой футболке. Я кстати, Димка. Прикольно то, что обычно я всегда ездил на море только с родителями, а в этот раз поехали еще и друзья родителей. Вооот… А у них тоже ребенок был. Дочка.
Звали Диана ее. Ну она чуть младше была, ей почти 7 было тогда… Но разница в возрасте ваще не ощущалась.
Короче, люди… Верите в любовь с первого взгляда? она такая была милая, просто не передать… Маленькая такая, хрупкая, и при этом игривая, бойкая. Вот с ней совсем не скучно было играть. Она казалась лучше даже чем пацаны со двора. И сейчас я уже понимаю, что она была ГОРАЗДО ЛУЧШЕ.
Как она выглядела? До сих пор помню как. Светленькие волосы до лопаток, стройная фигурка, ровненькие ножки, небольшой загар. А, кстати, необыкновенного цвета глазки… Такие что то между серым и темно-зеленым… А порой казались синими… В общем, она была совершенством в моём понимании. Я и сейчас с трепетом отношусь к девушкам такого типа и ищу именно такую… Хотя что я говорю? Разве взрослая девушка сможет а главное захочет быть такой нежной какой была моя Дианочка? Бред.
Так вот… Я конечно был без ума от Дианы но и виду не подавал. Я ж пацан, я ж гордый! =)
И прямо в первый день как мы прилетели на курорт, зарегестрировались в гостинице, распаковали вещи, обжились в своих номерах. Потом накушались от души отельной жрачки и двинули на пляж.
Накупались от души, я тогда первый год всего умел плавать, а Дианка не умела и купалась в надувном круге. Ну я типа плавать ее учил, ато ее родаки как то больше собой были заняты на пляже.
Обратно приперлись по номерам мы уже после обеда. Я завалился спать — сил не было после купания. Часа через три меня будит отец и говорит типа они с Дианиными родителями поперлись на дискач а туда малыфам низя и короче говорит щас Дианочку ко мне приведут и на на ключ закроют. Ну я такой "аха, аха" спросонья ниче не допёр что мне он говорил. Волосы мне взъерошил, говорит чтоб не шумели тут. И вышел из номера.
Я встал, потопал к холодильнику за минералкой, взял, открыл, Дианка вбигает такая:
— Приффет! Как делишки? Чего делаешь?
Сразу стока вопросов.
— Давайте, удачки дети, не беситесь. А, если че — покушайте. Будем поздно наверное. Не скучайте.
Это мама в проем двери выговорила и закрыла на ключ, провернув им пару раз.
Вот так нас закрыли вместе с Ди в общем…
Ну я такой по хозяйски предлагаю даме:
— Будешь кушать?
Она помотала головой:
— Неа. Спасиб.
Я глотаю холодную минералку.
— Ну я тож не очень хочу…
Дианочка присела на край стула.
— А что будем делать?…
Я посмотрел по сторонам. Мдээ… Для пряток не очень местечко… Пара мест всего где можно реально спрятаться… Бегать по номеру ваще опасно… Столько всякого хрупкого декора понаставлено… Чем бы заняться… От фонаря предлагаю то что мне очень нравилось но родители не особо разрешали:
— Давай подушками драться!
Диана сразу надула губки:
— Ну ты чегоо?? Я же девочка! Низя девочек бить!!
Я пожал плечами.
— А давай тогда просто на кровати прыгать! А потом с нее!
Дианка такая сразу спрыгнула со стула:
— Вау! Давай!
Мы полупрыжками прибежали к широченной двухместной кровати, Диана сняла сандалики, поставила из ровненько друг с другом. Сразу видно, будущая девушка.
А я просто скинул. Чисто по пацански. =) Залезли и давай прыгать. Чего то напевали себе под нос, считалки какие то потом уже громко выкрикивали… Угорали до невозможности… Я так никогда не смеялся после этого в жизни хотя вроде-че тут смешного… Вот реально весело было…
А весело мне перестало быть после того как я обратил внимание что Дианка то скачет, и ее юбочка синяя тоже подскакивает, а там под ней… нереал… трусики!
Тогда это казалось чем-то волшебным, кто детство помнит тот поймет. Трусики девченки… Такие белые, простенькие… И привлекательные до невозможности…
Ну короче стал я не на Ди смотреть а строго на ее трусики. И так в комнате жарко было так мне вообще нереально стало душно. Я аж присел на кровати и стал вверх смотреть не отводя глаз.
А Дианка вообще не обращала внимания, прыгала, болтала что-то и всё. А потом считалку досчитала и бах — прыгнула так, что приземлилась на меня почти. Не больно конечно. Просто я удивился.
А приземлилась она так что ее ножки прямо у меня на коленях оказались. Юбочка совсем задралась вверх и я прям полностью ее трусики увидел.
Смотрю на них, блин, интересно так…
Она лежит, смеется, волосы разлетелись по белой простыне, на меня смотрит…
— Чего ты? — спрашивает меня.
Я отрываю взгляд.
— Ничего… У тя трусики просто… — я был честный малый.
Она посмотрела вниз и сразу на меня.
— Ну конечно! А ты что без трусиков??
Я сразу как то смутился:
— Нее, в них конечно же…
Она убрала свои ножки с моих коленей и сама села передо мной на коленки.
— Ты сиво, после пляжа не одел что ли?? — так обеспокоенно спросила, я аж удивился.
— Одел я! Вот же!
Ну я почему-то спрыгнул на пол, шорты вниз потянул, показал Диане свое нижнее белье и сразу обратно натянул шорты.
Она так смотрела игриво, склонив головку и потом сказала:
— Мм, поняятноо… — сказала и как то голову вниз опустила.
Я присел на кровать рядом с ний и тоже почему то голову склонил, что то стал образно рисовать пальцем на простыне. В голове целая куча мыслей проносилась… Хотелось кое что спросить у Дианки… То что захотелось как только мы стали прыгать на кровати… Но сердце так забилось что я не мог найти силы в себе. Краем глаз увидел что Диана подняла голову наврное что то увидела. Думаю, щас ее что то заинтересует, она встанет и потом уже я не смогу ее спросить. БАЦ и выпалил:
— Диан… А можешь снять трусики?…….
Она повернулась ко мне, улыбаясь и смотря куда то вниз сквозь меня, пальчиками перебирая подол юбочки.
Безумно волнуясь я переспросил:
— Можешь?
Она кивнула, я не веря своим глазам стал наблюдать как она встала на пол прям передо мной, запустила ручки под юбочку, и медленно спустила трусики где-то до коленок.
Я ждал что она приподнимет юбочку но она просто стояла так и смущенно улыбалась. Я был совсем близко поэтому борясь с волнением присел на корточки перед Дианой и приподнял ей юбочку чуть чуть вверх.
То что я увидел не передать словами ваааааащееееееее… Между чуть разведенными стройными ножками Дианочки увидел ее писечку… Офигеть… Такая прикольненькая… Просто губки, между которых маленький разрезик, но это так очаровывало мальчишку, привыкшего видеть между ног совсем другую письку…
— Ээй! Ну ты чего??
Дианочка тоже взялась за свою юбочку, похоже чтобы опустить ее.
Я подумал блин, она щас обидется и мне потом попадет, я ж еще и старше… Поэтому высказал все как на духу:
— Вау, Ди, у тебя такая красивая писька! Вау! Класс! Супер! Самая красивая на свете! А ты чего раньше не показывала…
Дианка пожала плечиками.
— Да просто… А ты же не показывал.
Я все смотрел завороженно на Дианины ножки и писечку, она уже не тянула подол юбочки вниз.
— Покажи мне сейчас…
Я оторвался от волшебного зрелища, посмотрел вверх на нее, надувшую слегка губки и смотрящую на меня.
Меня хорошо воспитывали. В голове как-то заиграло что так будет нечестно если я откажусь… Ну и я боялся что Ди на меня обидется…
Помню ноги затекли сидеть на корточках, я встал, ну и так же смущаясь, спустил вниз шорты и трусики, выпрямился. Дианины глазки округлились, она так удивленно посмотрела.
— Ух ты ж… — все что она сказала тогда.
Она уже забыла про свои трусики, они сползли почти до самых щиколоток, она смотрела так же пристально как и я минуту назад на нее, приоткрыв ротик даже.
Смотрела долго, разглядывая то с одной стороны то с другой. Я чувствовал себя статуей в мезее. Прикольное ощущение, но мне всё не давали покоя ее трусики которые уже совсем сползли.
— Дианчик, сними юбочку тоже пожааалуйстаа
… — подкопил я уверенности в себе для вопроса.
Диана уже не размышляя спустила юбочку вниз и она упала вместе с трусиками на пол. Она переступила их и присела на кровать возле меня и я решил тоже присесть и тоже снять ненужную одежду. Ну у нас чтобы по честному все было. (папа учил быть честным и справедливым, хах)
Мы присели и я даже не заметил как Диана протянула ко мне ручку и уже ухватившись пальчиками за мой писюн спросила как бы на всякий случай:
— Можно поторогать, да?
Я не возмутился, я ж понял что теперь значит и сам могу ее потрогать… — запульсировала в моей каштанововолосой голове радостная мысль…
В принципе приятно было ощущать чьи-то пальчики на своем самом запретном месте… Она так ощупывала прикольненько… Слегка совсем.
А, кстати, Дианочка сидела поджав ножки в коленях и разведя их в стороны. Нежно-розовые губки писечки чуть разошлись в стороны и из разрезика показался малююююсенький как будто бы язычок… Я ниче не соображал как так может быть, понимал только что это просто суперская вещь — писька девочки. Мне захотелось не просто трогать ее а гладить, чтобы ей было приятно. Дианочка потому что у нее такая красивая штучка…
Я как то инстинктивно знал что нельзя сильно гладить а лишь нежно и медленно аккуратно проводил по ее писе двумя пальцами. Наверное изучал, пытался понять устройство. В принципе думаю и Дианка то же самое делала.
Столько чувств испытывал в тот момент… Что тут говорить… Симпатию, нежность, отношение к Ди такое нереальное… Я же еще и старше ее был… Ну мило в общем все было.
Дальше уже смутно помню, видимо самое лучшее быстрее забывается.
Не помню что на меня нашло, но я упросил девочку разрешить ее поцеловать ее писечку. Никаких мыслей ни о каком орале и близко не было, я даже слова такого не знал…
Просто хотелось свои впечатления, свою нежность передать поцелуем, как мог и как умел восьмилетний я. Конечно Диана тоже поцеловала меня ТАМ. Быстренько чмокнула и улыбнулась.
Насмотревшись и натрогавшись, мы наконец оделись и легли спать. Вместе, под одно одеяло.
Романтично, правда? Мне кажется именно в таких простых вещах и есть настоящая романтика. В которой нет пошлости и разврата, как в типичной взрослой романтике.
Еще не поздно было, а мы заснули так быстро… Счастливо так засопели. (это я уже предполагаю, но скорее всего так и было =)
И знаете, что???
Вот сколько времени не проходит, сколько девушек не познаешь, а все равно так приятно ни с одной не бывает. Вот и ищешь в каждой новой подруге ТУ маленькую Дианочку… Порой так надоедает эти "взрослые" отношения, что хочется вернуться на пятнадцать лет назад т пережить САМЫЕ ЛУЧШИЕ ВОСПОМИНАНИЯ ЖИЗНИ еще раз…
Если у кого то было нечто подобное, или просто есть желание оставить отзыв о рассказе, то e-mail: dmitriy_ivanovskiy@mail.ru
Джуди, Джуди, Джуди
Джуди, Джуди, Джуди (автор @tlanta Gn@ с сайта www. literotica. com)
"Боже мой, мистер Уорд, вы открыли дверь в нижнем белье!" воскликнула Джуди, подруга моей дочери. Многое прокрутилось у меня в голове, но я выпалил: "Я просто собирался залесть в душ. А ты предпочла, чтобы я открыл дверь голым?"
На это Джуди широко улыбнулась, но не ответила. Наконец, после нескольких секунд абсолютной тишины, я вспомнил о манерах и раскрыл дверь шире, чтобы Джуди вошла. Едва ли она отрывала взгляд от моей промежности. На мне был новый вид нижнего белья- что-то среднее между боксерами и плавками и с особым карманом для "багажа". Главным образом, создавало иллюзию, что у вас больше, чем, на самом деле, есть. С тех самых пор, как Джуди не могла оторвать глаз я становился слегка возбужденным, что только добавляло эффекта.
Наконец, она рассказала о цели своего визита. Она хотела узнать адрес моей дочери, пока та была у бабушки на лето. Мы прошли на кухню, где я вытащил 2 содовые из холодильника и протянул ей одну. Пока мы разговаривали, не думаю, чтобы ее взгляд встретился с моим. Она была слишком занята, смотря то на мой стояк, то на бассейн на заднем дворике. Я воспользовался возможностью тоже ее разглядеть. Джуди 18 лет, 160 см с неполностью развитой фигурой, но все-равно достаточно милой. Ее обтягивающий топик, обнажающий маленькие грудки с резко выраженными "одутлованными" ореолами. У нее был обнажен и проколот пупок. Шорты "Герцог маргариток", которые она носила, обнажали большую часть ее задницы. Чем больше я замечал, тем больше я возбуждался. Это также влияло на Джуди, что чем больше у меня становился, тем больше она пялилась. В свою очередь, чем больше она пялилась, тем крепче я становился. Наконец, у меня был полностью заряженный стояк с головкой, выглядывающей из верхней части моего нижнего белья.
Когда я взглянул вниз и увидел каплю спермы, блестящей на кончике, реальность положения вернулась и я подтянул нижнее белье и сказал: "Боже мой, Джуди, мне очень жаль! Пожалуйста, не рассказывай родителям, что ты это видела!" Она хихикнула и сказала: "Не волнуйтесь, мистер Уорд, я ничего не скажу!" Огромное облегчение опустилось на меня, когда я это услышал. Я сказал: "Послушай, я пойду приму душ, а ты, если хочешь, иди поплавай, располагайся!"
На Джуди засияла улыбка: "Спасибо, мистер Уорд, я одолжу у Шерил купальник!" У меня все еще был мучительный стояк, когда я залезал в душ. Мне не потребовалось много времени, чтобы достичь пробивного оргазма, чтобы перестать думать о Джуди. После того, как я вытерся насухо, я надел новую пару плавок-боксеров и вышел на патио посмотреть нужна ли была Джуди еще одна содовая. Джуди весила приблизительно на 15 кг больше, чем Шерил и см на 10 была выше ее. Когда она вашла из воды, одетая в бикини Шерил, было недостаточно материи, чтобы все прикрыть! Ни хуя себе! Появился еще один яростный стояк. Верхняя часть купальника в виде треугольников только скрывала соски, а нижняя была настолько обтягивающа, что материя входила в расщелину ее пизды. Очевидно, она побрила, чтобы носить урезанную версии французского купальника! Когда она наклонилась, чтобы взять полотенце, тогда я просто подскочил! У нее была невероятная задница, а губки ее киски разбухли вокруг материи. Когда я протянул ей "Колу" она снова начала пялиться. На ее лице была обалденная улыбка. Сильно нервничая, я тоже ей улыбнулся. Я знал, что мне лучше вернуться в дом, пока я на нее не запрыгнул!
Я слабо отговорился, что у меня есть работа по дома и Джуди спросила: "Вам помочь, мистер Уорд?" Необдумав, я сказал: "Конечно, если хочешь!" Она пошла за мной к двери, где я по-джентельменски открыл перед ней дверь. Я наблюдал за ее роскошной задницей в то время, как она заходила на кухню.
Она спросила: "Что бы вам хотелось, чтобы я сделала?" К счастью, я подумал прежде, чем ответить, иначе, я мог сказать, что я действительно хотел, чтобы она сделала. В конце концов, я спросил не хотела бы она помочь мне с посудой. Ее ответом было: "Вам хочется, чтобы я помыла или посушила?" Я попросил ее помыть, чтобы я мог оценить ее сзади, оставаясь незамеченным. У меня все еще был огромный стояк, когда мы начали. Она приготовила раковину для мытья посуды в то время, как я достал тряпку для посуды и полотенца для сушки. Я наслаждался таким видом и чувствовал себя школьником, подглядывающим в окно соседки. Джуди действовала, как будто все было как всегда, поэтому чтобы не вызывать подозрений я поступал также. Она все же при каждом удобном случае продолжала посматривать на мой стояк. Мы очень мало разговаривали, главным образом, глупый разговор о школе. Она спросила: "А где сегодня миссис Уорд?"
Я сказал ей: "Мона уехала из города, чтобы навестить сестру и сводного брата. Она вернется в следующее воскресение." Мы закончили мыть посуду и любую другую работу на кухне. Я вошел в гостиную и начал поднимать с пола вещи. Джуди последовала моему примеру и я был вознагражден фантастическим видом ее попки. Я встал на колени, чтобы собрать газету. Джуди подошла и нагнулась, распрямляя подушки на диванчики. Из-за этого ее киска была в нескольких дюймов от моего лица. Знаю, что ей пришлось почувствовать мое горячее дыхание, она ведь была так близко! Мне потребовалась вся моя воля, чтобы не пробежать язычком по расщелине ее попки.
Я сказал: "Ну, Джуди, похоже, что мы закончили. Спасибо за помощь."
"Всегда пожалуйста, мистер Уорд, рада помочь мужчине, рядом с которым нет женщины рядом."
Я попытался сменить тему разговора и ответил: "Джуди, почему бы тебе не пойти по плавать, а я к тебе скоро присоединюсь?" "Отлично, мистер У. Я буду ждать." Она развернулась, а я наблюдал, пока она очень соблазнительно от меня удалялась. Я пошел в спальню, откуда я мог видеть весь бассейн. В то время как я наблюдал за Джуди, выкапывающей листья ходя вокруг бассейна, моя рука прямиком направилась к хую. Он вылез из кармана и я его медленно дрочил. Немного мне потребовалось времени придти к ослабляющему колени оргазму в моем возбужденном состоянии.
После того как я убрал весь этот беспорядок, я одел спортивные трусы и присоединился к Джуди в бассейне. К тому времени как я присоединился к ней она закончила чистить бассейн и лежала, потея под солнечными лучами. Я рассмотрел всю ее красоту, когда садился в шезлонг, стоящий рядом с ней. Сперва, когда я сел, Джуди лежала на животе с развязанным топом, но затем она перевернулась. Какое зрелище! Тучные соски стали заметными, а у меня отвисла челюсть. Настала очередь Джуди смущаться. Она сказала: "Ой, мистер Уорд, извините. Не рассказывайте, пожалуйста, моим родителям."
Я засмеялся и сказал: "Теперь мы биты. Полагаю, что теперь никто из нас не сможет никому рассказать, как ты думаешь?" Она присоединилась к смеху и меня шокировало, когда она не сделала ни малейшего движения, чтобы прикрыться. В действительности, она совсем сняла свой топ!
Я сказал: "Не думаю, что это такая уж хорошая идея!"
Джуди улыбнулась и сказала: "Никто не сможет увидеть нас из-за забора, кроме того, ты уже все видел."
С логикой не поспоришь и у меня настали трудные времена, чтобы сконцентрироваться на подходящем ответе. Наконец, я сказал: "Джуди, тебе не очень то и хорошо быть топлесс перед мужчиной, старше тебя вдвое, у которого к тому же не было женщины свыше 2 недель.
Джуди перевернула все против меня, сказав: "А почему бы нам просто не обнажиться? Шерил рассказала мне, что вы нудисты. Она также рассказала мне, что будучи в лагере нудистов, люди на тела не пялятся, что все равны в единстве с природой." Она поймала меня на крючок, меня не волновало, что Шерил рассказала о нашей деятельности, ушедшей от нормы, пока мы жили во Франкфурте, что в Германии. Европейцы не волнуются о наготе. Некоторые пляжи, на которых мы находились, были не только для топлесса, но и для полной обнаженки. Они назывались нудистскими. Сперва мы стеснялись, но не Шерил. Она сняла купальник и пошла играть с другими детьми. С тех пор как мы вернулись в Штаты, мы искали и нашли нудистские колонии для отпуска. После моей небольшой задумчивости, Джуди вернула меня к реальности словами: "И что ты на это скажешь?"
Я пытался сохранить хладнокровие: "Джуди, я, ну: это. Мне не кажется, что это такая уж хорошая идея." "Ну давай же, не думаю, что ты будешь стесняться. Я вот не буду!" Сказав это, она сняла нижнюю часть бикини, обнажив холмик абсолютно голой киски.
Я потерял над собой всякий контроль (хотя не думаю, что его много оставалось). Я про себя подумал: "А какого черта, ведь ничего же не случится. Что ей захотелось от мужчины вдвое старше ее." Ну эрекция и все такое, я встал и снял спортивные трусы. Я отвернулся от нее и сел, пытаясь скрыть тот факт, что я был возбужден. Даже хотя я и был нудистом, меня ужасно заводило, что я и Джуди были голыми. Немного мы поболтали ни о чем и постепенно моя эрекция исчезла.
Но не до тех пор, пока Джуди не встала, чтобы сходить на кухню за другой содовой. Когда она вернулась, показывая мне все свое очарование, включая и голую щель, то моя головка снова поднялась. Она не могла оторвать от нее глаз и я не мог оторваться от зрелища перед собой, даже если и попытался бы. Джуди была офигенна, но бритая киска доводила все это до совершенства. Она стояла передо мной и открыла для меня содовую. Протянув ее мне, она открыла себе и так и осталась стоять там, пока пила.
Я был зачарован, а потом осознал, что чую ее запах. Она возбудилась как и я! Затем на ее внутренней стороне губ я заметил немного влаги. Также я заметил, что внешние губы слегка разбухли, а ее клитор теперь выступал вперед намного заметнее. Эта сучка тоже была возбужденной.
Теперь у меня были неприятности, понимая, что она меня также хотела было достаточно, чтобы стереть любое мое колебание о том, чтобы выебать этого подростка. Когда она снова наклонилась, чтобы сделать последний глоток "Колы", я пробежался своим языком внутрь и вверх по хорошо смазанной щелки ее пизды. Я остановился на клиторе и доставил ей несколько конвульсий и настоящего куннилингуса.
К моему удивлению она не отпрыгнула, ни закричала, ни ударила меня, ничего в таком роде. На деле же ее рука опустилась мне на затылок и прижала ближе к своей пизде. Я затерялся в мире похоти, а хлебных крошек не положил, чтобы потом по ним оттуда вернуться.
Она издала слабый, едва слышный стон, пока я продолжал языком манипулировать ее клитором. Она была обалденна на вкус и, возможно, я слизывал бы с ее соки весь день, но у Джуди были другие планы. Она отпустила мою голову и оттянула назад ногу, а потом встала на колени. Маленькими ручками взялась за мой пульсирующий член с фиолетовой залупой и облизнула его нижнюю часть словно фруктовое мороженое. У нее открылся ротик и внутрь она взяла головку, обматывая язычком нижнюю, чувствительную часть.
Я предупредил, что ее очевидно опытный ротик заставит меня очень быстро кончить. Стон было все, что я услышал и почувствовал в ответ. Через несколько минут ее голова двигалась вверх-вниз и я был беспомощен, чтобы удержаться. Когда первая струя мужского крема ударила ей в рот я издал очень громкий стон. Это было самое нужное освобождение от давления в моей пояснице из-за ее провокационного поведения. Когда я, наконец, отошел от радостных чувств этого взрывного оргазма, я поднял ее на ноги и потом мы поменялись местами.
Я наклонил ее назад и поднял ее ноги над своими плечами. Мне хотелось, как можно больше от ее вкусной, голой пизды. Стая диких лошадей не смогла бы оттащить меня от нее. Я решил немного подразнить ее. Я действительно хотел ее заставить кончить так сильно и интенсивно, чтобы она захотела еще (надеюсь, что со мной). Я лизал внутреннюю часть ее бедер, пока она пыталась подтащить мою голову к своему ожидающему клитору. Я избегал этого долго, как мог, а потом погрузился словно первый раз ел за много дней. Я услышал, как очень низкий, гортанный стон сорвался с ее губ; я знал, что доставил ей огромное наслаждение.
Только через несколько минут она схватила меня за волосы и перестала дышать, когда она достигла зенита оргазма. У нее выгнулась спина и она застыла в такой позе, уж точно на минуту. Я не ослабил своего натиска на ее клитор до тех пор, пока она не опустилась на шезлонг и не попыталась меня оттолкнуть. Мне действительно понравился ее вкус и запах, которые были у меня на лице. Я слегка касался языком внутренней стороны ее бедер до тех пор, пока она мне не позволила вернуться в запретную зону.
Джуди испытала еще 2 пробивных оргазма под опытными толчками моего языка. Теперь у меня опять имел полностью заряженный стояк и нуждался в облегчении. Джуди это заметила и попыталась подтянуть меня, чтобы снова поменяться местами. Я думал, что она сядет сверху и сыграет в наездницу (моя любимая поза).
К моему удивлению она снова начала отсасывать. Я пытался подтянуть ее, но она вытащила мой достаточно длинный орган изо рта, что она не была еще готова к половому сношению, но любила давать и получать оральный секс. Эй, кто я такой, чтобы оспаривать такую логику? Я снова лег и наслаждался ее талантливым ртом до тех пор, пока я снова не кончил. Оставшуюся часть дня мы сидели голыми и разговаривали у бассейна. Больше ничего не случилось за исключением того, что мне удалось пососать ее роскошные груди прежде, чем она ушла, сказав: "Завтра я вернусь поплавать, если вы не возражаете, мистер Уорд!" Конечно, я сказал ее приход всегда желанен, когда бы ей не захотелось.
PS. Делайте дальнейшие отзывы здесь или на translate81@mail. ru, чтобы я знал стоит ли делать качественные и литературные переводы такими, какими видят их иностранцы на данную тематику. Все переведено так, как хотел автор — Для свободного доступа.
Джулия
Как только Джулия осознала, что проснулась и открыла глаза, у неё появилось какое-то странное, почти неуловимое и неосознаваемое интуитивное чувство, что сегодня у неё будет совершенно особенный день.
Палящее июльское солнце испаряло в воздух любые проявления влаги. За исключением разве что моря, испарить которое оно было не в силах. Уже рано утром, как только Земля поворачивалась лицом к светилу, каждый камень, каждое дерево начинало раскаляться до ужасной температуры. Всем хотелось одного — хорошего дождя.
Выпив немного холодного коктейля из сливок и карамели, накинув на свое тело легкое платьице и босоножки, Джулия решила, что продолжать укрываться от жары дома — совершенно бесполезное занятие и, легонько прихлопнув калиткой своего участка, отправилась в направлении к её любимой бухте. Поход до места занимал у неё обычно около двадцати минут, но сегодня её особенное настроение позволило допархать до того места абсолютно не замечая времени. Она летела по выложенной каменной тропинке под гору, всё сильнее ощущая запах водорослей и морской ветерок, предвкушая прикосновение прохладной воды её тела.
Это было её любимым местом. Почти никто в городе не знал про эту бухту и узенькую дорогу к ней. Джулия могла спокойно обнажить свое тело и купаться в море одна в любое время, не переживая и не волнуясь о своей наготе.
Так она поступила и в этот раз. Одним машинальным движением скинув на камень своё платье, её тело, порядком измученное жарой, быстро погрузилось в воду. Подумав о том, как это хорошо — жить рядом с морем, Джулия поплыла от берега. Легко, почти по-лягушачьи, немного сощурив глаза, беззаботно любуясь небом и нагоняемыми облаками:
После десяти минут плавания, её глаза заметили вдруг спускающийся вниз силуэт. Не зная, как поступить, Джулии ничего не оставалось, как подплыть к берегу, к которому её почему-то очень сильно потянуло. Настолько сильно, что её руки сами гребли воду, перемещая её тело в нужном направлении.
Чем больше Джулия приближалась к береговой линии, тем отчётливее становился силуэт этого, как она уже смогла разглядеть, красивого юноши. И тем сильнее её тянуло к нему. Теперь она смогла уже разглядеть очертания его фигуры, его уверенную походку. Он определённо нравился ей. Джулия начала видеть его загорело-красноватую кожу, туго обтягивающую мышечные торсы, мощный скелет. Теперь ей казалось, что под каждым шагом его ноги сотрясаются близлежащие горы. Она видела игру каждого его мускула, подёргивание каждой мышцы. В то же время Джулия никак не могла отвести взгляд от его лица, украшенного утончёнными чертами силы и благородства. Её тянуло к этому человеку, она начала возбуждаться и хотеть его. Сейчас — только его.
Человек тоже заметил Джулию. Но только в тот момент, когда она, не в силах себя больше сдерживать, начала двигаться в его сторону. Сначала он увидел её тёмные влажные волосы, правильно ложившиеся по её телу во время, пока её силуэт поднимался из моря. Он видел постепенно появляющуюся грудь, красивейшей правильной прямой формы, объём которой точь-в-точь соответствовал складу её тела. Теперь, ловя взглядом каждую капельку, сползающую по её телу, он мог видеть её тёмные набухшие соски, прямо и соблазнительно торчащие из её тела, её прекраснейшую талию и бёдра. Ему хотелось её, он чувствовал силу и желание в себе; в своём теле и под своими плавками
Но никто из них не заметил собирающихся туч и ветра, начинающего нагонять высокие гребни на воде.
В мгновение ока его одежда оказалась радом с одеждой Джулии. Через минуту их тела встретились и остановились в нескольких сантиметрах друг от друга, пытаясь сразить друг друга взглядами. Каждый из них подсознательно надеялся, что выдержит и первым сдастся противник, но желание страсти от этого только прибавлялось, накатывая как огромный снежный ком.
Первой не выдержала Джулия. Обеими руками она страстно схватила его горячее, пылающее страстью тело и придвинула его к себе. И тот самый момент небо над морем озарилось ярчайшей вспышкой молнии, высветившей их тела на берегу, отбросив огромную тень страсти на близлежащую скалу. Её влажные губы сильно впились в его рот, пожирая каждую впадину в наружной части его лица. В тот же миг его руки коснулись её талии, обжали её тело и начали сползать вниз. Она, в момент вдохнув воздух, находившийся у него во рту, быстро протолкнула туда свой язычок и, сильно прижав, провела им по его нёбу. Он сделал тоже самое, но прошёлся языком по основанию её рта. Его руки, паря, спустились на её попку. Она показалась ему очень нежной, но в то же время упругой и гладкой. Ладони его мощных рук медленно скользили по ней, от талии до её бёдер. Поджимая руками её ягодицы, он сильно начал упираться в её живот предметом своей гордости. Их животы сильно упирались друг в друга, особенно, во время дыхания, ведь они дышали абсолютно синхронно. Их языки играли друг с другом в догонялки, пытаясь каждый пролезть другому в горло, коснуться гортани. Её горящая грудь сильно упёрлась в его тело и сдавливала его диафрагму во время вдохов Джулии. Он ощущал каждое перемещение каждого её влажного соска по своему телу; и это возбуждало его более всего.
Со временем их тела передвинулись ближе к камням, на которых лежала их одежда. Его губы коснулись её шеи. Он придерживал её тело обеими своими руками и осыпал её поцелуями. Она закрыла глаза и принялась усиленно массировать руками его тело. Постепенно он опускался ниже. Его нежные губы коснулись её сосков. Она была настолько возбуждена, что чуть не достигла оргазма от этого прикосновения, и немного застонала. Он положил её сосок в свой рот и стал ласкать его у себя во рту, всё более ускоряя движения языком. Джулия с нежной страстью извивалась в его руках, становясь всё более горячей. Уложив её на одежду, его руки стали сдавливать и массировать её грудь. А потом — под его руками оказалось всё ее тело. Его руки всё более разжигали в Джулии пламя страсти… Головкой своего члена он иногда немного касался её живота, что действовало на неё, как прикосновение горячей свечой — она стонала и вытягивала вперёд свою шею с закрытыми глазами.
Потом он начал подразнивать её, касаясь кончиком своего члена её клитора и её киски, но, как будто, и не думая продвигаться дальше. А для большей имитации — делал встречные движения в её сторону. В итоге это так возбудило Джулию, что она, не помня и не соображая уже ничего, схватила его член своей рукой и, направив его в нужное место, протолкнула его внутрь. Он помог ей движением своего тела.
Джулия издала громкий, протяжный и долгий звук, выгнув спину и направив своё тело на встречу удовольствиям. Теперь он протолкнул себя в её тело абсолютно полностью. Она чувствовала, как его тело проходит в неё, распирает её, разрывает на куски. Ей хотелось этого ещё и ещё. Он начал двигаться, ускоряться. Джулия издавала просто невообразимые звуки и помогала ему движениями в нужную сторону.
Потом ей захотелось поменять позу. Он сел на камень, а она села на его член. Он вошёл так глубоко, что Джулия даже вскрикнула. Но ей это быстро понравилось, и она начала двигаться, вгоняя в себя его тело, на сколько это было возможно. Ей хотелось, чтобы он был в ней как можно больше, как можно глубже и обжигал её изнутри своим телом и трением об её стенки. Он помогал ей двигаться, сжимая большими пальцами её грудь и насаживая на себя её тело. Ему хотелось быстрее, ей глубже. Каменные, горячие соски Джулии тёрлись о его грудь. Её смазка текла по его бедрам с внутренней стороны. Джулии это казалось какими-то бешеными скачками на лошадях. Самые страстные крики Джулии сопровождали сокрушительные раскаты грома. Казалось, Земля и Небо также любили друг друга, как Джулия и её приятный незнакомец.
Они кончили быстро, вместе с дождём, и почти одновременно. Струйки его спермы горячим фонтаном струились в её теле. Это был один из самых счастливых оргазмов в её жизни.
И каждый раз, когда Джулия приходила к этой бухте, её взгляд бросался на камень, на котором лежала их одежда. Но больше она не видела этого человека нигде.
Дождь
Сегодня ты пришёл ко мне раньше обычного и вытащил меня погулять, радуясь что погода сегодня на редкость хорошая. Ярко светило солнце и белые тучки задумчиво плыли по голубому небу. Мы шли, взявшись за руки, улыбались друг другу и намеревались после небольшой прогулки по парку зайти в гости к знакомым. Пока мы бродили по парку, рассматривая породистых собачек и строя планы на вечер, тучки начали сгущаться. Только что голубое небо покрылось серым невзрачным налётом, а мелкие тучки объединились в большие чёрные сборища. Мы не особо обращали внимание на эти внезапные изменения, потому что были увлечены бурным обсуждением чего-то. Внезапно грянул гром. Резкий порыв ветра всколыхнул все деревья, и каждый листочек задрожал под его напором. Крупные капли воды посыпались с неба. Мы ускорили шаг в поисках убежища. Вскоре дождь из маленьких капель превратился в сплошную водную завесу. Мы, сильно промокнув, всё же успели добежать до деревянной беседки. Она была сухая с узкими скамейками по периметру, на которые мы с радостью уселись, переводя дыхание. Дождь, по-видимому, не собирался прекращаться. Крупные капли барабанили по ветхой крыше. Мы были абсолютно одни, все собачники разбежались по домам, даже птицы, казалось, все спрятались. Мы оглядели друг друга — мы оба насквозь промокли. Моя маечка была абсолютно мокрая и, став до неприличия прозрачной, неприятно липла к телу Я решила снять её, чтобы выжать.
— Не возражаешь? — лукаво спросила я.
— Да нет. — Смущённо сказал ты и стеснительно отвёл глаза в сторону.
— Только не подсматривай.
Я немного замешкалась, снимая майку. Ты, не дождавшись конца переодевания, повернулся ко мне. Я ничего не ожидала, потому что стояла спиной к тебе, поэтому когда ты подошёл сзади и обнял меня, я испуганно вздрогнула. Ты помог мне снять майку и начал целовать меня в шею. О, и как же мне это понравилось! Теплые волны наслаждения быстро пробежали по всему моему телу, которое теперь стремилось только к тебе. Я повернулась. Твои веки были полуопущены. Это значило, что ты полностью попал в объятия желания. Ты начал целовать мня так страстно, так требовательно, что я уже не имела сил сопротивляться. Твои сильные руки рывком притянули меня к себе, сильно прижав к мокрой груди. Я обняла тебя, а ты тем временем спустился к моим ожидающим упругим грудкам, спрятанным в полупрозрачное голубое белье. Ты освободил одну из шелковых одеяний и стал сначала осторожно, а потом более требовательно целовать её.
Очень скоро твои поцелуи стали жадно-властными, словно ты долго голодал и, наконец, добрался до заветной пищи. Я часто дышала, обжигая дыханием твое лицо и шею. Ты властно посадил меня на одну из лавок и продолжил свои ласки Ты чуть ли не сорвал с меня лифчик, и перед твоим взглядом предстала моя обнаженная грудь. Ты добрался до самых чувствительных мест — темных бугорков с розовым ореолом. Ты на секунду приостановился, наслаждаясь открывшимся перед тобой видом. А потом опять со всё нарастающей страстью начал ласкать их, играючи щекотать пальчиком, касаться языком, а потом яростно посасывать и тормошить их языком. Казалось, на моей груди не осталось ни одного миллиметра кожи, который бы ты не исследовал. Мне нравилось ощущать теплоту и порывистость твоего дыхания на моих сосках, смелые сжимание и поглаживания. Затем ты начал опускаться ниже, целуя каждую частичку моего тела. Хриплые стоны изредка вырывались из моего полуоткрытого ротика. Провалившись в пупок, ты начал медленно касаться языком каждой его стеночки. Я прижимала тебя к себе все сильнее и сильнее. Ты вдруг с большим нетерпением стал стягивать с меня джинсы. Странно, но мы совершенно не задумывались о том, что нас может кто-то увидеть — мы просто хотели друг друга и больше ничего в мире нас не волновало. Стянув джинсы и увидев трусики нежно-голубого цвета, приоткрывавшие своей полу прозрачностью заветные тайны моего тела, ты еще больше возбудился и просто кинул мои джинсы в угол дабы такая грубая вещь не мешала самой нежности. Трусики ты снимал медленно, как бы дразня меня и не смотря на мое нетерпение Хитрый.
Постой, — сказала я хоть мне и трудно было сдерживаться но я хотела и тебе сделать приятно взамен на те ощущения которые ты мне только что подарил. Я опустилась на колени и стала медленно как бы смакуя сам процесс расстегивать тебе молнию на штанах. Не успела я до конца сделать это, как твой дружок вырвался наружу. Я дотронулась до него пальчиком. Ты издал короткий стон. Я с минуту осматривала твое по истине достоинство, а потом стала погружать его в свой ротик. Стоны с твоей стороны продолжились. Проделав это несколько раз я стала играть с ним язычком. Облизав его по спиральке до самого основания а потом неоднократно возвращаясь к вершине уже прямыми путями, потом он опять побывал в моем уютном ротике. Я видела, да ты и не скрывал, что это приносит тебе огромное удовольствие. Потом в игру включились пальчики. Они ощупывали, обхватывали, сжимали, двигались вверх и вниз. Затем мой ротик опять взял инициативу на себя. Ты, совсем обезумев, от этой игры приподнял меня. Мои руки обхватили твою шею, а ноги обвились вокруг твоей талии. Твои штаны потихоньку сползли вниз. Ты взял меня покрепче и прислонил к одному из столбиков беседки. Мы кое-как сняли мои трусики и небрежно кинули их на лавочку. Я почувствовала как твой дружок упирается мне в ягодицы, как бы ожидая разрешения чтобы ворваться в мою жаркую пещерку, но никакого разрешения и не требовалось. Она и так была согласна, потому что как и наша одежда была мокрая. Но ты не торопился испробовать главное блюдо хотя я и чувствовала твое нетерпение Ты взял его в одну руку и стал водить им не входя в меня, дразня и приводя меня в полусознательное состояние.
— Ну же давай! Я не могу больше ждать! — Еле смогла выговорить я и ты неожиданно резко вошел в меня, словно свежий порыв ветра.
А дождь все колотил по крыше и не собирался заканчиваться. Своим монотонным стуком он все больше подогревал наши эмоции. Я вздыхала и стонала под твоим напором. Мы получали ни с чем не сравнимое удовольствие. Ты увеличил темп. И мы уже совсем потеряли контроль над нашими телами. В итоге мы оба достигли то к чему так стремились — оргазм. Он оказался для нас почти одновременной неожиданностью. Удовлетворенные, мы оделись в свою мокрую одежду и где-то с полчаса сидели вместе обнявшись и глядя друг другу в глаза. Мы молчали, но нам не нужно было слов. Раньше мы не занимались этим друг с другом — наши отношения еще не заходили так далеко. Но нам обоим очень понравилось это первое смелое исследование наших тел. Это было ясно и без слов, а дождь в это время стал постепенно стихать. Мы как и раньше взявшись за руки пошли гулять по мокрым улицам.
Домашняя видеотека
Я люблю читать мужские журналы. Я уже успела собрать небольшую коллекцию таких журналов у себя под кроватью. Но совсем недавно я узнала нечто совершенно новое, что привело мою сексуальную жизнь на невиданную высоту.
Я снимаю квартиру вместе с одним парнем, Мишей. У нас чисто платонические отношения, хотя я и подозревала, что при малейшем поводе он был бы не прочь трахнуть меня.
Однажды, в субботу, я осталась дома одна. Увидела, что вокруг видеоплеера скопилась куча кассет, большинство из них даже не подписанные. Решив, что нужно наконец-то привести всё в порядок, я начала просматривать их понемногу. Затем я делала для них наклейки и ставила на специальную полку. Но когда я включила пятую кассету, то поняла, что меня поджидает сюрприз. Это была явно домашняя видеозапись, так как качество оставляло желать лучшего. На кассете были Миша и девочка, в которой я узнала его бывшую подружку. Её звали Ольга. Я сидела, окаменев, в то время как камера показывала её тело, лишённое какой бы то ни было одежды. Миша задерживал камеру там, где явно считал необходимым: груди, влагалище, рот, попка и т. д.
А Ольга совсем не стеснялась. Она широко раздвигала половые губы, погружала внутрь палец так, что он был весь покрыт соками. Затем она облизывала руку своим маленьким язычком.
Наблюдая за этим, я почувствовала, что мой клитор начинает пульсировать, как сумасшедший. Я пришла в такое возбуждение, что мне очень захотелось, чтобы это я оказалась на месте Ольги.
Миша закрепил камеру так, чтобы она была направлена на кровать, и присоединился к Ольге. Он был полностью раздет. Его член был очень большим и твёрдым, длиной, наверное, сантиметров 20. Ольга выглядела очень возбуждённой, увидев его, и выразила своё приветствие, поцеловав головку члена.
На Мишином лице можно было ясно прочесть — Ольга знает своё дело! Она захватила целиком член и начала целовать и сосать его. Лицо же Миши было настолько застывшим, что я могла бы поклясться, что он уже готов выстрелить в рот Ольги. В следующую секунду он не мог больше сдерживаться, и я увидела, что лицо Ольги изменилось, так как она приняла всю струю его спермы.
А я почувствовала себя возбуждённой, и вдруг заметила, как промокли не только трусы, но влага потекла и по ногам. На экране, Моё занятие поглотило меня полностью, я почувствовала чьи-то пальцы в своих волосах. Повернув в испуге голову, я увидела, что это Миша. Он был голый, а его член был возбуждён до предела. Очевидно, что он тихо вошёл в квартиру, увидел, что происходит со мной, смотрящей его домашние записи, и решил присоединиться к развлечению.
— Надеюсь, ты не возражаешь? — сказал он. — Ты выглядишь такой возбуждённой, видя меня на экране, что я подумал, ты не откажешься сделать это со мной в реальности.
Я молча поцеловала Майкла, дав тем самым согласие. Его язык сплёлся с моим, а моё дыхание стало всё учащаться. Член твёрдо встал напротив меня и, подражая Ольге, я опустилась на колени и стала целовать его.
Миша запустил руки мне в волосы и, чем крепче он тянул меня за них, тем сильнее и целовала его член. Я была на седьмом небе. Я хотела выпить его, мне нужно было попробовать его кремовый сок.
Мои пальцы трогали мошонку, и когда я почувствовала, как она отвердела, то приготовилась к желанной развязке. Но я не была готова к тому, что произошло на самом деле. Струя после струи выстреливала мне в горло. Я изо всех сил старалась выпить всё, но не смогла, часть вылилась мне на грудь.
— Это было здорово! — сказал Миша. — Дай я вытру тебя. Он вытер капли около моего рта.
— Но я не хочу быть чистой, — запротестовала я. — Я хочу быть грязной, действительно грязной!
Он согласился оставить меня грязной и толкнул на пол. Начал водить своим членом по моей груди, сделав соски такими твёрдыми и возбуждёнными, что мне казалось, я могу сразу кончить.
Затем его рука заскользила ниже, по животу, по лобку. Он наклонился надо мной и широко раздвинул мои ноги.
Закрыв глаза, я чувствовала его дыхание над своим клитором. Так как я была уже сильно возбуждена, то я почувствовала оргазм только от одного этого.
— Скажи мне, приятно ли тебе, — прошептал Майкл, лаская мой клитор языком.
— О, да! — застонала я. — Делай, делай ещё!
— Так же?.. — спросил он, поднимаясь так, что его член коснулся моих набухших губ. Моё тело стало содрогаться, и я испытала самый большой оргазм в жизни. А может быть, это были несколько коротких оргазмов, случившиеся друг за другом — не знаю, но казалось, что наступил конец света.
Теперь кончал он. Может быть потому, что его член был таким огромным, я могла чувствовать каждую его струю. Мне казалось, что в конце дня мы снова занимались любовью. А потом мы делали это очень часто. К тому же мы постоянно снимаем на кассету наш секс. Когда Миши нет дома, я люблю просматривать нашу видеотеку. При этом я тащусь сильнее, чем от реального секса! Кто знает, какой окажется наша видеотека в один прекрасный день!
Домия
СЮЗАН СУЭНН
В кармане Говарда Фейбиана нашла визитку с одним единственным словом.
Домия.
Золотое тиснение, бумага отличного качества. Она перевернула визитку. На обратной стороне увидела адрес: 14 рю Сен-Оноре.
Значит, у Говарда появилась пассия. Этого следовало ожидать. Слишком часто он в последнее время опаздывал на их свидания, а отговорки становились уж очень неубедительными. Фейбиана вскинула подбородок. С зеркала на нее глянули глаза, сверкающие холодной яростью.
Фейбиана знала, что она хороша. Чертовски хороша. Белоснежная кожа, модно подстриженная челка. Неброский макияж, подчеркивающий форму глаз, полные губы, подведенные розовато-коричневым карандашом. Ни единой морщинки на лице, высокая упругая грудь, длинные стройные ноги. На улицы мужчины постоянно оборачивались ей вслед. Говард знал, как они смотрят на нее, с жадностью и сожалением. Ему это нравилось. Потому что принадлежала она не им.
Вся ее красота предназначалась только ему. Так зачем ему понадобился кто-то еще?
Он позвонил чуть раньше, чтобы отменить их встречу за обедом. Голос его, записанный автоответчиком, звучал нарочито радостно.
"Извини, дорогая, вынужден задержаться на работе допоздна. Завтра заскочу к тебе пораньше. Поедем завтракать в наш любимый ресторан. Не возражаешь?"
Фейбиана смяла визитку, швырнула на пол. Она очень даже возражала!
Хотела, чтобы Говард "работал" с ней, а не с этой Домией. Домия. Похоже, итальянка. Наверное, шлюха высшего класса. Молоденькая, готовая на все, лишь бы ублажить его. Знающая, когда надо застонать. В молодости итальянки, конечно, писаные красавицы, зато они быстро толстеют, злобно подумала она. Спасибо макаронам и жирным соусам.
В ярости Фейбиана начала натягивать черное шелковое платье поверх дорогого кружевного белья, которое так нравилось Говарду. Но сбавила темп: платье рвать не хотелось. Говард того не стоил. Она надела черные ботиночки, отбросила назад длинные черные волосы, схватила их на затылке заколкой, заново подкрасилась. Уже по-другому.
Напудрилась светлой пудрой. Подвела глаза черным карандашом, накрасила губы помадой цвета зрелой вишни. А несколько мгновений спустя с треском захлопнула входную дверь и сбежала по ступенькам, с развевающимися полами черного бархатного пальто.
Пока такси ползло в транспортном потоке, Фейбиана смотрела в окно. На витрины магазинов, на шпили и башенки кафедрального собора. Нравилось ей это красивое здание с готическими арками.
Нужная ей улица располагалась в Латинском квартале. Фейбиана поморщилась, Говард всегда относил себя к богеме.
— Остановите здесь, пожалуйста, приказала она водителю.
— Мне вас подождать? — спросил он. — Красивой женщине ходить здесь одной небезопасно.
— Нет, благодарю вас, — она оставила ему щедрые чаевые: забота молодых и красивых дорогого стоила.
Вдоль улицы росли деревья. По ливневыхм канавам к канализационным решеткам текла вода, таща за собой разный мусор. Смятые сигаретные пачки покачивались на мелкой ряби, словно настоящие корабли. Пахло дождем и выхлопными газами. Привычные городские ароматы. Дома стояли вплотную друг к дружке, окна прятались за закрытыми ставнями.
Фейбиана свернула в переулок, освещенный одним единственным уличным фонарем. Стук ее каблучков по мощеному тротуару разносился по притихшей округе. Она пугливо обернулась, уже жалея о том, что отпустила такси. Да нет, бояться ей нечего. Это все нервы. И Фейбиана зашагала дальше. И вскоре поравнялась с домом с цифрой 14. Над дверью горела небольшая неоновая вывеска.
"Домия".
Фейбиана громко рассмеялась. "Домия" — это клуб, не женщина. Тогда почему такая секретность? Если она и колебалась, то лишь мгновение. Какого черта, не зря же она тащилась сюда. Фейбиана толкнула дверь и переступила порог.
Ее встретил густой сумрак. Лишь кое-где у затянутых красным бархатом стен теплились свечи. Ароматный дым заполнял зал. За столиками, расставленными вокруг круглой сцены, сидели в основном мужчины.
Две женщины, молодые и красивые, устроились на высоких стульях у стойки бара. Одна в сетчатом боди и короткой кожаной юбке, вторая — в платье "стрейч", таком узком, что оно облепляло женщину как вторая кожа. Обе, чуть улыбаясь, окинули ее удивленными взглядами.
Фейбиана, ответила сухой улыбкой. Огляделась. Говарда не заметила. Наверное, решила она, он придет позже, после работы или какого-то другого своего занятия.
Клуб ей понравился. С одной стороны, атмосфера роскоши, с другой — запах разврата. Должно быть, решила она, чуть позже на сцене покажут стриптиз. А может, и секс-шоу. Грустная парочка будет прыгать друг на друге и потеть под ярким светом "юпитеров". возбуждало сие не больше, чем кусок говядины в лавке мясника. Дешевка.
— Ты начинаешь стареть, Говард, — прошептала она себе под нос. Ей не терпелось увидеть его, посмотреть ему в глаза. На этом она надерет немало очков. Ему придется долго ползать перед ней на коленях, прежде чем она соблаговолит простить его.
В клуб вошли мужчина и женщина. Фейбиана уловила аромат дорогих духов, блеснули драгоценности. Бриллианты, изумруды. Судя по всему, настоящие. На женщине роскошное платье, наверняка эксклюзивная модель. Полоски кожи, черная сетка. Платье это скорее обнажало, чем прикрывало тело. Должно быть, от Готье. Потом пришли несколько мужчин, все в деловых костюмах, сидевших на них, как влитые. Одного из них Фейбиана узнала. Известный издатель. Она видела его фотографию в журнале.
Ей не хотелось, чтобы Говард сразу заметил ее, поэтому она соскользнула с высокого стула у стойки и направилась к столику в темном уголке. Но по пути кто-то схватил ее за руку, развернул лицом к себе. Она увидела молодого красавца, затянутого во все черное. В ушах блестели большие золотые кольца, в носу — маленькое. Волосы он стриг очень коротко.
— Ты опоздала. Я уже начал нервничать, — она не успела произнести и слова, как он увлек ее за собой. — Сюда, быстро.
Заинтригованная, Фейбиана последовала за ним за портьеру. Ее это вполне устроило. Еще бы, она могла наблюдать за залом, а вот Говард увидеть ее не мог. Зачем ее сюда привели, Фейбиану особенно не интересовало. Происходящее ей явно нравилось.
Красавец вел ее узким коридором, в котором пахло пылью и масляной краской.
Скорее, — он открыл дверь, прокричал. — А вас меньше десяти минут. Энди просит устроить действительно классное шоу. В зале будут люди с деньгами.
На мгновение Фейбиана заколебалась. Сейчас она могла все объяснить. И уйти. Но она промолчала. Переступила порог и увидела блондинку с пышными волосами, сидевшую перед зеркалом. Ее брови удивленно прыгнули вверх, когда Фейбиана сняла и повесила пальто.
— Ну, ну. Обычно они присылают не таких. Но ты мне нравишься. В тебе чувствуется класс. В агентстве ты новенькая?
Фейбиана улыбнулась, по-прежнему не понимая, что к чему.
— Да.
Но ее сердце учащенно забилось. Почему нет? Говард хотел новых впечатлений. Он их получит.
— Я — Нэнси. Прихорашиваться будешь? Мне зеркало уже не нужно.
— Благодарю. Я — Фейбиана, — она села перед зеркалом, подкрасила губы, попудрила нос.
Она старалась не смотреть на Нэнси, но эта высокая красавица так и притягивала взгляд. Полоска кожи, оставляя открытыми ее большие груди, соединяла высокий воротник, оттенявший лицо сердечком с широким поясом. Вторая полоска, нырявшая в промежность, прикрывала лобок. Восхищали и мощные бедра.
Когда Нэнси подняла руки, чтобы закрепить на лице черную кожаную маску, одновременно приподнялись и большие, упругие груди. Красно-
коричневые затвердевшие соски Нэнси посыпала каким-то блестящим порошком. Соски нацелились прямо на Фейбиану, словно требовали, чтобы их пощупали или поцеловали.
У Фейбианы екнуло сердце, когда она встретилась взглядом с отражением Нэнси в зеркале. Та понимающе улыбнулась, натянула высокие черные сапоги, начала из зашнуровывать. Фейбиана улыбнулась в ответ, ее зубы задрожали в предчувствии чего-то удивительного.
— Постарайся сохранить это выражение лица, — подала голос Нэнси. — Оно тебе очень подходит. Невинность в сочетании с многоопытностью. Им это понравится. Наша задача — показывать им что-нибудь экстравагантное. Настраивать на нужный лад. А потом последует обычный набор.
Последним штрихом ее наряда стали длинные, до локтей, перчатки.
— Готова?
Фейбиана встала, повернулась к Нэнси. Ее сердце учащенно билось. Она вдруг поняла, что понятия не имеет, чего от нее ждут.
— Я буду тебе подыгрывать, — с деланной уверенность ответила она.
— Естественно, будешь. А я с радостью тебе все объясню, — наклонившись, она скользнула губами по губам Фейбианы.
Фейбиана шумно сглотнула. Кончик языка Нэнси, твердый и мускулистый, на мгновение проник в ее рот. Раньше целоваться с женщиной ей не доводилось, и она еще не могла сказать, нравится ей это или нет.
— С большой радостью, — добавила Нэнси, закрепив на шее Фейбианы ошейник с поводком.
— Я… подожди, — запротестовала Фейбиана.
— Замолчи. Нам пора.
Как только они вышли на затемненную сцену, заиграла музыка. Нэнси вскинула подбородок, расправила плечи, выпятила грудь. Лицо посуровело. Она резко дернула за поводок, едва не сбив Фейбиану с ног.
Фейбиану происходящее повергло в шок. Она ничего подобного не ожидала. Ее охватил страх, к которому вдруг подмешалось нарастающее возбуждение. Смесь получалась гремучая. Два прожектора осветили середину сцены. Зал же погрузился в полную темноту. Фейбиана не видела, сидит ли Говард за одним из столиков. Впрочем, ее это уже и не интересовало. На первый план вышло совсем другое.
Нэнси подвела ее к большому черному кожаному креслу и стойке из кованого железа, на которой висели какие-то предметы. С потолка свисала трапеция с наручниками.
— Встань на кресло, — приказала Нэнси. Фейбиана замешкалась и тут же получила два звонких шлепка по ягодицам.
Ахнула, и забралась на кресло. С немалым трудом: мешало узкое шелковое платье. Нэнси приказала ей поднять руки, затянула на запястьях кожаные наручники. А потом поднимала трапецию, пока Фейбиана не вытянулась в струнку, касаясь кресла лишь кончиками пальцев. Ее высокие каблуки оставили вмятины на черной коже.
Не прошло и минуты, как напряжение в руках и ногах перешло в боль.
— Пожалуйста, — прошептала Фейбиана, — опусти трапецию ниже.
— Значит, тебе не нравится, — Нэнси рассмеялась и не торопясь начала закатывать подол платья Фейбианы, обнажая ее стройные ноги в ажурных черных чулках, треугольник кружева на лобке, кружевной пояс, на котором держались чулки.
Фейбиана едва подавила крик, когда подол платья превратился в плотный валик на талии. Нэнси развернула ее и теперь она смотрела на задник сцены, демонстрирую аудитории свой круглый зад, разделенный полоской черной материи, которая по зазору между ягодицами ныряла в промежность.
Фейбиана чувствовала, как растет напряжение в зале. Тишина оглушала. Она услышала, как кто-то чиркнул спичкой. А мгновением позже вздрогнула от еще одного шлепка.
За ним последовали второй, третий четвертый… При каждом Фейбиана дергалась, прикусывала губу, вертела бедрами, в тщетной надежде увернуться. Ей вспомнилось, как в школе для девочек, где она училась, ее вызвали к кабинет директрисы и высекли за какое-то мелкое нарушение. Вспомнилось, как она притворно всхлипывала, пытаясь скрыть тот факт, что наказание доставляет ей несказанное удовольствие.
Забытые ощущения вернулись: Нэнси шлепала ее, тем самым превратившись в суррогатную директрису. Каждый шлепок вызывал ответный импульс удовольствия в ее "киске". И когда Нэнси закончила показательную порку, Фейбиана обвисла, опершись коленями в спинку кожаного кресла.
Нэнси тем временем наклонилась, ухватилась за правую лодыжку Фейбианы, высоко забрала ногу, неторопливо расстегнула молнию, сняла ботиночек. Проделала то же самое со второй ногой, аккуратно поставила ботиночки у кресла.
Через нейлон чулок Фейбиана чувствовала, какое мягкое и податливое кресло, совсем как человеческая кожа. Ягодицы ее тем временем горели огнем. Сочетание этих ощущений вызвало новый прилив возбуждения.
Нэнси закатывала платье все выше, сняла его совсем, для чего ей пришлось на несколько мгновений снять наручники. После этого развернула Фейбиану лицом к зрителям, стянула вниз чашечки кружевного бюстгальтера и выпростала груди, которые не обвисли, а нацелились на зрителей, спасибо жесткому валику бюстгальтера под нижними полукружьями.
Слова протеста застыли на губах Фейбианы: она уже знала, что слушать ее Нэнси не станет. Даже мольбу пропустит мимо ушей. Пальцами, затянутыми в черные, блестящие перчатки, Нэнси погладила груди, наклонилась, чтобы пососать соски. Фейбианна почувствовала, как промежность увлажнилась и полыхнула огнем. На мгновение она закрыла глаза, не в силах подавить сладострастный стон.
Теплые губы Нэнси несли с собой наслаждение. Которое только усиливалось при мысли о том, что посетители клуба не могут оторвать от них взгляда. И тут глаза Фейбианы широко раскрылись: пальцами Нэнси начала пощипывать соски. А когда убрала руки, с губ Фейбианы сорвался горестный вздох. Пощипывания вызывали те же приятные ощущения, что и шлепки по ягодицам.
А Нэнси уже охаживала груди Фейбианы легкими ударами плети. Удары эти быстро превратили соски в твердые башенки. Каждый посылал в "киску" сладострастный импульс. Она выгибала спину, подставляя груди под плеть. Таких удивительных ощущений она не ожидала. И чувствовала, как глаза наполняются слезами благодарности.
Губы Нэнси изогнулись в довольной улыбке, в прорезях черной маски блеснули глаза. Она притянула руку и рывком сдернула из-под пояса миниатюрные трусики, клочок кружева, прикрывающий лобок.
Ухватилась за темный треугольник волос, потянула на себя с такой силой, что Фейбиана едва подавила вскрик боли. Ах, как ей нравилась эта любовная игра. Мужчины, в большинстве своем, не могли доставить ей такое удовольствие. Где им понять все тонкости женской натуры.
Когда Фейбиана выгнулась, откинув голову, Нэнси проворковала ей что-то успокаивающее нежно погладила по щеке, дрожащим губам. Фейбиана и не догадывалась о том, что плачет, пока Нэнси не поймала на подушечку пальца одинокую слезу и не отправила ее в рот. Их взгляды встретились, в голове у Фейбианы словно сверкнула молния, Она затаила дыхание.
А Нэнси резким движением разорвала кружевные трусики и отбросила их в сторону. Опустила трапецию так, чтобы Фейбиана могла согнуть колени и присесть на корточки, но руки ее по-прежнему оставались над головой.
— Откинься на спинку, — приказала Нэнси. — Раздвинь колени, закинь ноги за подлокотники. Давай, дорогая. Разведи их как можно шире. Покажи всем свою очаровательную "киску".
Лицо Фейбианы залила краска, когда она попыталась сделать то, что требовала Нэнси. Но нет, это невозможно. Она не могла предстать перед публикой в таком виде. Даже для того, чтобы натянуть нос Говарду.
Но сильные руки Нэнси развели ее бедра и "киска" открылась для всеобщего обозрения. Она знала, что сочится влагой, что наружные губы раздулись от прилива крови. Легкими движениями пальцев Нэнси отвела черные завитки лобковых волос от розовой сердцевины, выставив напоказ внутренние губы и зев влагалища. Двумя пальцами начала похлопывать по "колпачку". Прикрывавшему клитор Фейбианы.
Вновь Фейбиану захлестнула буря эмоций. И эта ласка оказалась для нее внове, как шлепки по заду. Мускулы бедер напряглись, когда она попыталась свести их вмести, чтобы прикрыться от тех, кто смотрел на нее во все глаза. Ужасно все-таки осознавать, что все видят, как ты медленно, но верно возбуждаешься. Но она уже понимала, что Нэнси не допустит срыва спектакля.
А потому смирилась, попыталась забыть обо всем, кроме наслаждения, и выгнула спину, подставив свою "киску" под затянутые в перчатки руки Нэнси. Мимолетная мысль о Говарде мелькнула в ее голове, но ей уже было наплевать, видит он сейчас ее или нет.
Нэнси поднесла руки к губам Фейбианы, сунула один палец в рот, чтобы та попробовала вкус собственных соков. Потом наклонилась и начала целовать нежную кожу с внутренней стороны бедер. Через какие-то мгновения поцелуи сменились легким покусыванием, еще больше возбудившим ее.
Фейбиана замотала головой, громко застонала. Она словно открывала себя заново. Все ее чувства, все ее обнаженные нервные окончания завязывались на Нэнси. Все знающей, все умеющей, каждое прикосновение которой дарило ей наслаждение.
Руки свело напряжением. Кресло словно разогрелось, прилипало к коже. Нежная кожа под коленями, ягодицы покрыла пленочка пота, благодаря которой она заскользила навстречу Нэнси.
— Не останавливайся, — шептала она, — ради Бога, только не останавливайся, — наверное, не очень-то понимая, чего она хочет.
Фейбиана чувствовала, как нарастает удовольствие. Включили музыку. Звук обрушился на нее, разрывая барабанные перепонки. Трент Резнор пел "Голова как дыра". Бьющие в сцену прожектора слепили ее. Все чувства обострились. Она ощущала сигаретный дым, запах кожаной обивки кресла, аромат духов Нэнси, собственный мускус. И окружающий мир полностью опустел, в нем остались только она и Нэнси.
— О, Боже. Пожалуйста, Нэнси… — всхлипнула она, чувствуя, как подкатывает первая всесокрушающая волна оргазма.
И когда она замерла на краю пропасти, Нэнси наклонилась над ней и вогнала во влагалище два пальца. Фейбиана ахнула, ее бедра подались вперед, она насаживала себя на пальцы Нэнси. А та прижалась ртом к губам Фейбианы, целуя ее взасос. Когда же язык Нэнси ворвался в рот Фейбианы, оргазм водопадом обрушился на нее.
Аплодисментов она не слышала. Встала, словно во сне. Ноги дрожали. Ее словно выжали досуха, эмоций просто не осталось.
Нэнси освободила ее запястья, нежно поцеловала каждое. Подняла с пола платье, бросила Фейбиане. Она его поймала, прижала к груди.
Нэнси наклонилась к уха Фейбиане.
— Мне не пришлось понуждать тебя, не так ли? Это хорошо. Пойдем со мной.
Пощелкивая плетью по высоким сапогам, Нэнси сошла со сцены. Фейбиана послушно последовала за ней. Мышцы бедер болели, кожа пощипывала там, где ее кусали зубки Нэнси. Отшлепанные ягодицы по-прежнему покалывало, соски сохраняли повышенную чувствительность. Все тело ныло, но его переполняла энергия.
В гримерной она заглянула в глаза Нэнси, улыбнулась. Нэнси улыбнулась в ответ, ее взгляд говорил о том, что она все понимает.
— Тебе нужна ванна и немного ласки. Поедем ко мне или к тебе? — она обняла Фейбиану, нежно поцеловала в губы.
— Ко мне, — ответила Фейбиана. — Я никого не жду. Собиралась позавтракать с одним человеком, но теперь передумала. Не хочу тратить на него время. Больше не хочу.
Дополняя Маркиза де Сада
В своём произведении "120 дней Содома" искушенный Маркиз де Сад, описывая всевозможные пристрастия, рассказанные устами Дюкло, составил целую энциклопедию пороков, фантазий, извращений… Но упустил из виду две истории, которые вам расскажет m-me Дюкло.
… Пришёл час рассказов и славная Дюкло начала новую историю.
История первая
— В заведение мадам Герэн явился господин, пристрастие которого я сейчас вам опишу. В назначенный день его ожидала приготовленная юная, ничего не подозревающая питомица заведения. Подобно жене достопочтенного Дюрсе, эта девица была нежным, романтичным созданием. Маленького роста, хрупкая, с великолепными золотистыми волосами, мягкосердечная, добрая и скромная. Но не буду заострять внимание, с вашего позволения, на её описании. В шикарном, по такому случаю и просьбе господина, туалете, не подозревающая, что её ждёт девица, предстала перед ним. Надо сказать, что за час до встречи мадам Герэн велела выпить ей изрядную долю напитка…
В отдельной комнате, на сей раз обставленной, как в ресторане, стоял заранее приготовленный стол на двоих. Впрочем, как вы уже знаете, у меня была возможность скрыто понаблюдать и услышать происходящее.
Весьма любезно он обходился с ней, словно с дамой из высшего общества, а не содержанкой из притона. Усадил за стол, на котором были приготовлены различные кушанья и напитки. Самолично наполнил бокал девицы вином, и велел выпить его целиком. Сделал он это весьма в деликатной и вежливой форме, но по той твёрдости в голосе, что она непременно услышала и верно истолковала, нежное создание немедля выполнила приказ. Господин наполнил его вновь и велел повторить процесс. С наслаждением он глядел, как нежные губки коснулись стекла, и как напиток постепенно исчезал в бокале. Затем он разрешил ей немного перекусить, заодно и сам приступил к трапезе. Наполнив бокал третий раз, и проследив, чтобы ни капли не осталось на дне, он стал вести с ней неспешную светскую беседу.
— Минуточку! — прервал рассказ Герцог, — но неужели эта девица способна поддерживать с господином из высшего общества беседу? О чём мог разговаривать он с плебейкой из притона?
— О! Герцог, — возразила Дюкло, — эта романтичная девица только и занималась в свободное время тем, что читала книжки. Она ежедневно брала в библиотеке книгу, и за ночь успевала её проглотить. И она вполне могла поддержать беседу и заинтересовать господина. Впрочем, что вам до её пристрастий, речь ведь не о ней. С вашего позволения я продолжу свой рассказ.
— Непременно! — сказал президент, — однако моя дочь, столько похожая на девицу из вашего рассказа, вполне способна и на большее, чем какие-то три бокала.
— Аделаида, будь так любезна, подойди сюда.
Дочь робко подчинилась.
— Смелее же! — приказал президент, — вот тебе графин с напитком. Выпей же его весь.
Аделаида послушалась, взяла графин и стала пить.
— Ну же! — торопил её президент, — ты заставляешь нас ждать!
Подошёл к ней и стал собственноручно поить её из графина, до тех пор, пока, уже задыхаясь, она не опорожнила его целиком.
— Так-то лучше. Можешь пройти на своё место, — велел президент, — продолжайте Дюкло.
— Господин просил свою даму рассказывать как можно больше разного о себе, о книгах. Прерывая лишь иногда фразой "А что вы милая моя, совсем ничего не пьёте?", тем самым заставляя её пить снова и снова. Как вы понимаете, вскоре от обилия выпитых напитков наша девочка стала испытывать естественную потребность организма. Но в силу своей природной скромности и страха не осмеливалась сообщить об этом господину. Лишь робко попыталась отказываться от его настоятельной просьбы поглощать напиток, заверив, что уже не может пить.
Тот, глядя на её тускнеющий взгляд, и внезапно обрушившуюся тишину по той причине, что девица перестала развлекать его разговором, сообщил, что у него приготовлен для неё сюрприз. В комнату вошла девица, в детстве получившая музыкальное образование. Господин поприветствовал её, приподнял юбку, обнажив прелестные упругие ягодицы, пощупал их, и велел приступить. Вошедшая села за рояль и принялась играть. Господин, удобно расположившись, откинулся на спинке кресла, и с упоением наслаждался прекрасной мелодией, призывая и свою даму насладиться. Но та не могла разделить наслаждения великолепной музыкой, не в силу своего невежества, а крайнего неудобства, испытываемое от сильного желания помочиться. Господин, словно не замечая померкнувшего взгляда девчушки, дирижировал правой рукой и спрашивал "Прелестная музыка, не правда ли, о, прекрасная дама?". Бедняга, потупив взор, молча соглашалась. Наконец, она осмелилась.
— Любезный господин, — обратилась, краснея, к нему она, — вы позвольте мне отлучиться на минутку?
— О, что вы! — возразил он, — когда играет такая божественная музыка, как можно хотеть куда-то уйти?!
Пианистка заиграла "Лунную сонату" Бетховена. Господин плавно раскачивая головой, про себя напевая мелодию, и дирижируя левой рукой, внимательно наблюдал за нашей питомицей, правой рукой поглаживая себя в паху. Едва закончилась первая часть, и зазвучало тревожное арпеджио второй, бедняга вновь стала умолять.
— Пожалуйста, господин, разрешите мне отлучиться, буквально на одну минуточку. Я вас очень прошу! Умоляю!
— Что же ты такая настырная? — стал гневаться он, — не сидится тебе на месте! Тебе неприятно моё общество, или музыка не нравится, что ты так спешишь от нас избавиться хотя бы на минуту?!
— О нет! Что вы! Уверяю вас, что это не так. Вы очень любезны, а Бетховена я сама очень люблю. Просто, мне не ловко вам говорить об этом, но я вынуждена признаться, что мне очень нужно помочиться, — опустив голову вниз, призналась она.
— Ах, вот оно в чём дело! — возбуждённо произнёс он, — но прекрасная дама всегда может подождать.
— Да, но я уже еле терплю!
— Тсс! — приложив указательный палец к губе, сказал господин, — сейчас будет вершина творчества Бетховена. Прошу вас. Нет, требую! (строго произнёс он и вновь смягчил тон), не прерывать эту великолепную музыку словами и просьбами!
И заиграли тревожные аккорды пятой симфонии. Пока звучала эта мелодия, господин глядел на агонию кроткой девицы. Едва стихли последние аккорды, как бедняжка продолжила.
— Умоляю, пустите меня, — всхлипывала она, — я еле терплю!
— А умеете ли вы танцевать вальс? — не обращая внимание на её просьбу, поинтересовался господин.
— Умею, господин. Но прошу вас, я не могу больше ждать. Я сейчас описаюсь!
— Отлично! — сказал он, — я люблю вальсы Шуберта. Эх, как в молодости со своей покойной супругой мы танцевали их…
Зазвучал вальс, и господин, поднявшись, подал руку даме, приглашая на танец. Та, с трудом приподнявшись, последовала с ним, едва выпрямившись не до конца.
— Распрямитесь, милая! — велел он.
— Они схватились за руки и стали танцевать.
— Простите, господин, я правда не могу больше! — произнесла бедняжка, прикрыла лицо руками и по её ножкам потекли струи чистой девичьей росы.
Господин, распалившись, стал подставлять ладони под девичьи струи, прикладывал их к щёлке бедняги.
— Святая дева Мария, да ты описалась! — произнёс, распалившись, он.
Затем повернул девку к себе задом. Задрал платье, пощупал влажную ткань белья, стянул с неё покровы, воткнул свою плоть в неё.
— Боже, боже мой! Как ты могла описаться? Прямо в колготки! О святой Августин! Написала прямо в трусы, — громко произносил он, затем вынул инструмент и обильно оросил своим семенем девичий зад.
Он щедро отплатил ей деньгами и больше о нём никто ничего не слышал.
Что ж — дослушав до конца историю, сказал Дюрсе, — Девица ещё легко отделалась. Я слышал об одном случае, когда на приеме у короля, супруге одного герцога приспичило по нужде перед самой церемонией. А без разрешения мужа, как вы знаете, она не имела права отлучаться. Герцог, не желая обидеть короля, не позволил прервать трапезу своим позволением отлучиться супруге. Она умерла на приёме от разрыва мочевого пузыря.
— Уверяю вас Дюрсье, — вмешался Герцог де Бланжи, — что это чистой воды выдумка. Как человек, некогда интересовавшийся медициной, а в частности анатомией и физиологией человеческого тела, имею честь заверить вас, что мочевой пузырь может лопнуть только вследствие травмы: удара, падения, ранения отломком кости. А от вынужденной задержки мочеиспускания, сколько бы человек ни терпел и ни сдерживал позывы, к счастью, мочевой пузырь не лопнет
— Вот именно! — подтвердил президент Кюрваль, — Если бы все сдерживаемые естественные позывы в организме человека неминуемо приводили бы к смерти, то люди умирали бы ещё в младенчестве от разрывов. Но нет же! Они предпочитают мочить пелёнки. Природа предусмотрела защитный механизм организма для таких случаев. Неправда ли дочь?
— Да, папа, — ответила Аделаида.
— Как ты чувствуешь себя, после выпитого целого графинная чудеснейшего напитка? Не жалеешь ли ещё выпить? — усмехнулся президент.
— Нет, отец. Прошу тебя, не заставляй меня повторять это.
— Может быть, у тебя ещё есть просьба ко мне? Не стесняйся, говори.
— Да. Я бы хотела отлучиться в часовню. Я очень хочу помочиться.
— Вы слышали, — обратился ко всем присутствующим президент, — моя доча хочет пописать.
Раздались смешки. Аделаида стыдливо опустила голову.
— Ну что же, я не вправе решать такие вопросы, у тебя есть муж, — произнёс президент, — господин Дюрсе. Не соблаговите ли вы позволить вашей покорной супруге отлучиться пописать, а мы все её подождём?
— О, как можно столь достопочтенных граждан, слушателей, да и мадам Дюрко заставлять ждать, ради такого пустяка. Как говорится "Семеро одного не ждут", а нас здесь, смею заметить, гораздо больше. Так что пусть подождёт она, а мы тем временем продолжим. Прошу вас, Дюкло, рассказывайте. Пусть речь ваша льётся пламенно и нежно.
— Покорнейше благодарю вас, господа, — поклонилась Дюкло. С вашего разрешения я продолжу рассказ.
История вторая
Рассказав вам о предыдущем господине, пристрастие которого, я надеюсь, могло показаться вам любопытным, поведаю ещё одну историю, которая может прийтись по вкусу господину Кюрвалю.
Мадам Герцэг предупредила нас о том, что скоро заведение посетит очень знатный господин, которого необходимо обслужить специальным образом, за что тот, в свою очередь, щедро вознаградит исполнительницу. На её роль выбрали меня. Мне было тогда 18 лет. За две недели до встречи, меня обрекли на особую диету: бессчетное количество блюд, — такие как рыба, устрицы, соления, яйца и разные виды молочных продуктов; огромное количество белого мяса птицы и дичи без костей, приготовленные самыми разнообразными способами, немного мяса животных безо всякого жира, очень мало хлеба и фруктов. В результате такой диеты, выходило две дефекации в день.
В день приезда господина, меня хорошенько покормили с утра. Мадам Герэн строжайше запретила справлять большую нужду. Затем одела в лучший наряд, который дозволено носить только светским дамам. Сразу же после обеда, господин прибыл за мной. Он вывел меня в свет. Скоро вы поймёте, какую цель в своей страсти он преследовал.
Помимо той сладостной страсти, о сути которой я очень скоро вам расскажу, этого неизвестный господин питал любовь к театру. Мы прибыли в театр. Заняв почётные места в ложе, он приготовился наслаждаться спектаклем. Знатные господа и дамы, глядя на нас, думали, что мы супруги, полагая, что богатый вдовец повторно женился на юной леди. Но уверяю вас, завидовать мне в тот момент, ощущая то, что чувствовала я, никто бы не стал, если бы только знал подоплёку.
Я не могла разделить восторг и удовольствие от происходящего на сцене, поскольку всё, что меня заботило — это ощутимая потребность справить большую нужду, вызванную особой диетой и утреннем запретом сделать свои дела. Господин, на протяжении первого акта молча сжимал кисть моей руки, внимательно наблюдая за происходящим на сцене. Всё, что мне оставалось делать — это покрепче вжаться в мягкое кресло и удерживать в себе естественную надобность.
С большим трудом высидев первый акт, я осторожно поинтересовалась, будет ли мне позволено отлучиться по неотложной нужде, на что он загадочно ответил, что всему своё время. Мне оставалось только покориться. Во время второго акта я старалась сосредоточить своё внимание на актёрах, для того, чтобы отвлечься от потребности организма. Признаюсь вам, мне это удалось. К концу второго акта, удивительным образом, вызванное моим усилием воли, я перестала испытывать сильную потребность в дефекации. Когда объявили антракт, господин пригласил встать. Я надеялась на то, что он позволит мне освежиться, но у него было совсем другие планы. Вместо того, чтобы позволить мне отлучится в уборную, он — напротив, повёл меня в буфет.
Я намеревалась вежливо отказаться под предлогом того, что перед его приходом хорошо поела, но он не стал меня слушать. Вместо этого заказал мне особый обед, и проследил, чтобы я съела его без хлеба до крошки. Я сделала всё, как он велел. Стоит ли говорить, господа, что после буфета мне до смерти хотелось опорожниться. Но на мою настоятельную просьбу господин лишь сказал, что ещё не время. Я хотела проникнуть в тайну его замысла, но не могла понять, когда же наступит развязка и мне позволено будет покакать. Но он молчал, и повёл меня в ложе, смотреть третий акт. На сей раз я уже не могла смотреть на сцену. Рядом стоял деревянный стул, и я попросила разрешить сесть на него. Господин позволил мне. Только благодаря жёсткости сидения, мне удалось справиться с настойчивой потребностью организма. Я выдержала и третий акт, а следом, после небольшого антракта начинался завершающий — четвёртый. Я предупредила господина о том, что нахожусь на грани, и спросила, будет ли мне позволено справить нужду во время антракта.
— Нет, моя нежнейшая. Ещё рано, — ответил он.
— Прошу вас господин. А то, как бы не было поздно! — предупредила его я.
— Охо-хо-хо, — рассмеялся он, и продолжил загадочно — никогда не поздно, милочка, никогда не поздно…
— Может быть, — предложила я, — мы поедем туда, куда вы прикажете, и я сделаю всё, что вам угодно. Но не заставляйте меня сидеть ещё и четвёртый акт.
— Ни в коем случае! Мне угодно, милочка, не пропустить заключительную сцену я её ни за что не пропущу! — сказал он.
Как видите, господа, что все мои попытки убедить были тщетны, и я, поминуя о моём отчаянном положении, была в не меньшей растерянности.
Он купил мне в буфете стейк, и велел съесть. Сам отлучился на секунду. Я наблюдала, как он разговаривал с директором театра, и о чём-то с ним договаривался. Затем сообщил мне о том, что последний акт будем смотреть с балкона, на котором были не мы одни, но и другие дамы и господа. Трудность заключалась ещё и в том, что на балконе не было сидячих мест, и заключительный акт предстояло досматривать стоя, облокотившись на козырёк. Во время заключительного акта я испытывала острейшее желание испражниться. Стоя сдерживать сильнейший позыв было гораздо сложнее, чем сидя в ложе. Содержимое моего кишечника просилось наружу.
— Господин! — обратилась я к нему, — как долго продлится заключительный акт?
— О, моя дорогая! — воскликнул он, — счастливые часов не наблюдают!
Я была далека от счастья.
— О господин, в ваших силах осчастливить меня! Позвольте мне ненадолго отлучиться!
— О, знаю я вас, дам. Вас нельзя отпускать одних, — ответил он.
— Так проводите же меня, — просила я.
Он промолчал. Я постояла ещё какое-то время. У меня начались сильные спазмы в животе. Я чувствовала, что ещё немного, и не смогу удержать то, что во мне давно накопилось.
— Прошу вас, — молила его я, — Пойдёмте! Пойдёмте же скорее! Силы мои закончились.
— Душенька моя, потерпите ещё немного. Скоро закончится спектакль. Уже скоро.
— О, сударь! Но я не могу ждать больше. Если мы задержимся ещё ненадолго, я обкакаюсь!
— О, как можно так говорить, сударыня. Вы же не дитя. Потерпите ещё чуток!
Он был непреклонен и несгибаем. Впрочем, и я ничуть не лукавила перед ним.
Рассказ мадам Дюкло прервали внезапные всхлипы Аделаиды.
— Что такое? — разгневался президент — кто посмел нарушить установленные правила? Ведь ясно же сказано, что никто не смеет прерывать рассказов Дюкло, кроме меня, Герцога, Епископа и Дюрсе!
Все обратили свои взоры в сторону дочери президента. Она плакала, закрыв лицо руками, а из по её стула, прямо на пол текли струи…
— Негодница! — стукнув кулаком по столу, крикнул президент, — позоришь отца! Не могла спокойно посидеть, послушать, чтобы не напрудить лужу! Ты заслуживаешь наказания!
К ней подошёл Дюрсе. Резким движением поднял её со стула. Развернул задом. Ощупал задницу.
— Да ты вся мокрая! Моя жена уписалась! Какой позор, — восклицал он — потрогайте, потрогайте её все! Ну же, все сюда! Посмотрите, как эта негодница нарушила правила — пописала без разрешения!
Собравшиеся послушно подходили и ощупывали бедную, плачущую Аделаиду. Последним подошёл Герцог де Бланжи. Внимательно, осмотрел девушку. Ощупал.
— Вот наглядное доказательство, Дюрсе! — подняв указательный палец вверх, произнёс он, — того факта, что не может дама умереть от желания пописать. При наполнении мочевого пузыря, сфинктер расслабляется и… происходит то, что мы имеем честь наблюдать. Дама не умерла, а всего-лишь навсего написала в штанишки. Ай, как нехорошо! Ну же, ну, успокойся. Пойдём-ка лучше со мной, а вы пока дослушайте рассказ, так внезапно прерванный.
Герцог увёл всхлипывающую Аделаиду в комнату, и Дюкло завершила рассказ.
— Так вот, господа, — завершала повествование она, — стоя на балконе театра, почти перед самым финалом спектакля, мучимая долгой нуждой, я, при всём моем старании стала сдаваться. Врата заднего прохода приоткрылись, и небольшой кусок "добра", вылез из его створ и упёрся в нижнее бельё. Я лишь покорно облокотилась на козырёк и больше ни о чём не просила господина. Пока я стояла, чувствовала, как медленно, по миллиметру он продвигается наружу. Кусочек отломился и осел в моих трусиках. Я покорилась судьбе и не сетовала на неё. Легче мне не стало ничуть.
Напротив — очередная волна скрутила меня, и новая порция поползла наружу. На сей раз количество её возросло, и массу груза я тот час почувствовала, как только она обвалилась в моё белье. Соседи по балкону невольно стали оглядываться, почуяв неладное. Я ничего не могла с собой сделать. На сцене шло завершение спектакля, а я стояла и испражнялась в одежду. Во время финальной сцены, когда актёры кланялись зрителям, я навалила огромную кучу и аплодировала актёрам. Когда обернулась, то обнаружила рядом стоящего господина, щупающего мою задницу, и обнаружившего произошедшее со мной.
— О Боже! О боже! — восклицал он, — да ты обкакалась!
Надо сказать, что большая часть находившихся рядом на балконе стали уходить раньше, не дождавшись окончания. Причиной их ухода было то, что случилось со мной, я думаю.
— И чем же всё закончилось? Мадам Дюкло? — спросил воспалённый Кюрваль, — этот господин разрядился прямо в ложе?
— Не таков был он. На протяжении всей встречи он так ни разу и не выдал своего намерения и скрытой страсти. Он продолжал делать вид, что произошла страшная досада и конфуз.
— Ах, какой хитрец, — произнёс президент.
Он ни на секунду не выдал себя, более того, остался чистым и благородным в глазах публики, но хотел опозорить и застыдить меня. Он взял меня за руку, и суетно стал всех расталкивать, проговаривая: "Простите! Извините! Даме срочно нужно в туалет". Люди обращали на нас внимание, а он делал вид, будто спасает мою честь.
— Будьте так любезны! Где здесь дамская комната? — спрашивал он у людей, — У моей дамы конфуз. Ей нужен туалет!
Люди кто-то сочувственно, кто-то брезгливо глядели на мою задницу, в области которой отчётливо виднелась моя ноша…
Затем возник директор театра, и господин громко попросил его провести нас в служебное помещение, чтобы его дама могла привести себя в порядок, после того, как обкакалась. Он несколько раз произнёс это слово так, что все в театре знали о том, что я наделала в штанишки.
Затем мы прошли в отдельную комнату. Пока шли, он всё трогал меня за зад, и приподнимал то, что у меня выпирало сзади. Зашли в помещение, в котором располагались удобства и возможности привести себя в порядок. Лишь в этот момент он дал волю чувствам: стал жадно целовать меня в губы, достал член и вложил мне в руку.
— Давай, милая, возьми его в руку, — твердил он, ощупывая мою задницу, и главным образом то, что вывалилось из неё.
Через минуту он брызну мне на одежду, и сказал, что такого наслаждения никогда не испытывал. Затем задрал мне платье, и помог сунуть бельё. Я выкинула "поклажу", подмылась. Выйти из театра пришлось без нижнего белья. Мы сели на скамейку. Он велел пересесть к нему на колени. Признаюсь вам, господа, что после произошедшего, я истекала любовными соками.
Господин потребовал у меня пересказать случившееся. В середине рассказа он посадил меня на свой прибор, и мы медленно двигались в то время, пока я заканчивала рассказ. Во время описания кульминационного момента, случившегося со мной в заключительном акте спектакля, тело моё содрогалось от сильнейшей разрядки.
После чего он вернул меня в заведение.
— Что ж, — согласились господа — У него был утончённый вкус.
Зазвенел звонок на ужин. Начались трапеза и вечерние оргии.
Все пожелания, мысли, предложения, критику и рецензии на рассказы присылайте на мэйл Peeacsfan2@rambler.ru
Дорога на Юг (глава из романа "Океан между")
Ехать в магазин, где работала Лана, было уже поздно, и Самолетов направился прямо к гостинице, где она обитала. Свернув с семнадцатого шоссе, являющегося одновременно и главной улицей городка, на восьмую южную, он увидел название "Grand Inn". На боковой улице за гостиницей он нашел место для стоянки, припарковался и вышел из машины в необычайном волнении, смешанном с легкой сонливостью, которая не мешала, а наоборот, делала все происходящее вокруг похожим на сон.
Тепло ночи смешивалось с терпким ароматом ветерка, доносящегося с океана. Из расположенного через дорогу луна-парка доносились крики и смех еще не угомонившихся посетителей. С идущей вдоль океана соседней улицы, залитой ярко-желтыми огнями, доносились популярные этим летом музыкальные ритмы, басами вырывающиеся из окон проезжающих автомобилей. Все вокруг было расслабленно, весело и беззаботно.
Отель представлял собой двухэтажное строение в форме буквы "П" с одной укороченной ногой, окрашенное в салатный и белый цвета, типичные для здешних курортных городков. Входы в номера были расположены на галереях, опоясывающих отель снаружи, а окна и балкончики апартаментов выходили в уютный внутренний дворик с полукруглым бассейном и симпатичным садиком со скульптурами.
Со стоянки автомобилей в гостиничный дворик вел боковой проход, возле которого стояло несколько молодых людей с блестящими глазами выпивох и с пренебрежением в одежде местных бомжей. Один из них, имевший маленький рост и роскошные усы, посмотрел на Самолетова особенно внимательно — впрочем, без всякого подозрения; скорее, дружелюбно-сочувственно.
Никита давно понял, что стиль одежды в местных условиях ничего не значит: здесь в протертых джинсах, шлепках и выцветшей рубашке, завязанной узлом на пузе, может ходить и опустившийся бродяга, и владелец самой роскошной гостиницы на побережье.
Остановившись перед проходом, Никита попытался понять, с чего начать поиск нужного ему двести одиннадцатого номера. Спрашивать у местных ему почему-то не хотелось, как не хотелось бы разведчику, проникшему за линию фронта, спрашивать дорогу в штаб у вражеского патруля. Зная, что первая цифра, скорее всего, означает этаж, Никита под любопытными взглядами отдыхающей компании прошел на лестницу, ведущую на верхнюю галерею, и начал блуждания по лабиринтам гостиницы — как скоро выяснилось, совершенно с нулевым результатом: расположение номеров не укладывалось ни в какую систему или последовательность.
Во время своих поисков он несколько раз пересекал внутренний дворик, каждый раз проходя мимо бассейна, в котором, несмотря на поздний час, кто-то плескался. В какой-то момент он увидел, как пловец выбрался на берег и в свете яркой луны стал обтираться полотенцем возле расположенных у бассейна лежаков. Это был хорошо загоревший и прекрасно сложенный молодой человек с темными вьющимися волосами. Лицо его было настолько красиво, что Никита на секунду опешил: глядя на подобных юношей, начинаешь понимать гомосексуалистов.
Этот человек показался Самолетову чем-то знакомым. Что-то выдавало в нем представителя его далекой родины. Самое удивительное, что при этом на нем даже не было одежды, по которой это можно было бы определить. Но что-то неуловимое в его поведении и выражении лица говорило, что Никита не ошибся. Вглядевшись в его лицо, он узнал в нем того самого молодого человека, который встретился ему в университете, когда они с Ланой ездили за билетом.
Парень мельком взглянул на Никиту, влез в свои сандалии и, продолжая на ходу вытираться полотенцем, скрылся в одном из многочисленных переходов отеля.
Неожиданно Самолетов подумал о Лане: "Она живет в одной гостинице с таким красавчиком, да еще является его соотечественницей. Он гораздо моложе меня, а что касается привлекательности, то тут даже и сравнивать нечего. Будь я на ее месте, непременно бы влюбился. А живут они под одной крышей уже не один месяц".
Поняв, что если и дальше так пойдет, то он проблуждает до утра, Никита с большим трудом нашел проход, откуда он начал свое путешествие, и снова очутился на стоянке автомобилей. Компания выпивох уже поредела, но тот, усатый, был еще там. Он сам его окликнул:
— Эй, сэр, вы что-то ищете?
— Да. Мне нужен 211 номер, — ответил Никита.
— Ах, вот оно что! — Усатый говорил так, будто ему все давно известно: и про Лану, и про то, зачем Никита сюда нагрянул. — Вы случайно ищете не ту светловолосую русскую девушку, что живет в этом номере?
— Да, именно ее, — усатый нравился Никите все меньше и меньше.
"Кто он такой и почему так хорошо осведомлен о том, где живет Лана?"
— Ее, кажется, зовут Лана?
— Да, именно так.
— Тогда вы зря ее здесь ищете.
— Почему?
— Потому что ее здесь нет, — казалось, усатый был страшно доволен, что ее нет и что Никита все больше и больше злится.
— А где она?
— Еще час назад ушла на дискотеку в клуб "Yesterday".
— И далеко этот клуб? — в замешательстве спросил Никита
— Не очень. На двадцать первой северной.
— Спасибо! — поблагодарил добровольного помощника Никита и быстро направился к машине.
— Пожалуйста, сэр! Ее с подругами повез туда сын хозяина магазина, где она работает, — продолжал информировать его вдогонку усатый пьянчуга, радуясь то ли своей осведомленности, то ли просто от полноты жизни.
Клуб "Yesterday" Никита нашел без труда, так как уже проезжал мимо по пути к гостинице и запомнил его по ярко горящему неоном названию и толпе молодежи у входа. Припарковав машину на клубной стоянке, Никита вошел в просторный внутренний холл. На его попытки предъявить охраннику ID или заплатить за вход тот лишь махнул рукой: мол, иди уж так; видим, что ты здесь случайно и вроде бы безопасен. В непередаваемом волнении Никита вошел в огромный танцзал, обрамленный по периметру вторым ярусом со столиками. Тут же из охрипших динамиков по ушам ему ударил мощный драйв, в котором из всей музыки можно было различить только ритм, а глаза ослепил свет вращающихся под потолком цветомузыкальных прожекторов.
Немного освоившись, Никита начал всматриваться в толпу подростков, танцующих на приподнятой над полом площадке в центре зала. Как и положено подобным клубам, на двух высоких возвышениях по краям площадки почти под потолком извивались в танце две стройные девушки-заводилы в эротичных черных коротких платьицах, темных чулках и черных ботиночках на высоком каблуке. Поначалу Никите показалось, что в одной из них он узнал Лану — очень уж похожей была фигура и манера танцевать — но, присмотревшись, понял, что ошибся.
Просеивание взглядом постоянно двигающихся в мигающем свете сплетающихся тел ничего не дало. "Может быть, ее здесь уже нет?" — подумал Никита. Однако вскоре ему пришла в голову простая идея: необходимо расслабиться, купить пива и подняться на второй ярус, чтобы с балкона не торопясь рассмотреть толпу. Ночь впереди длинная, тем более, что деваться ему все равно некуда.
Он прошел в соседний зал, представлявший собой большой бар, где посетители могли перевести дух, отдохнуть от шума и утолить жажду за столиками. Бармен спросил его ID, чем сильно польстил его глубокому совершеннолетию, и, взглянув на странный паспорт Самолетова, не моргнув глазом налил ему на пять долларов пива в большой пластиковый стакан.
С пивом в руках Никита вернулся в танцзал и поднялся на второй ярус. Он занял прекрасный наблюдательный пункт за столиком возле металлической перегородки, окинул наполненный шумом и дымом зал, в котором носились свет и тени, и хлебнул пива. В следующую секунду его чуть не вывернуло. Самолетов уже привык, что в танцевальных клубах под видом пива продают подкрашенную желтым кислую водицу, в простонародье именуемую мочой, но в этом клубе администрация уж слишком рьяно заботилась о трезвом образе жизни подрастающего поколения. Никита брезгливо отставил стаканчик и стал внимательно изучать происходящее внизу.
Он практически сразу увидел фигурку, которую не спутал бы ни с чем на свете. Лана была одета в белую маечку и короткую юбку-шорты с игривым разрезом на боку.
Она танцевала захватывающе. Движения ее тела были просты и даже экономны, но в них заключалась такая сексуальная энергия, такой интимный призыв, что у Никиты перехватило дыхание. Ее плечи, грудь, бедра и ноги, казалось, излучали в окружающее пространство завораживающие чувственные волны, и она не прикладывала к этому ни малейших усилий. Этому нельзя научиться, так можно только чувствовать.
Она танцевала в толпе и в то же время в полном одиночестве. Присутствующие в зале молодые люди, судя по всему, тоже заметили гибкую сексапильную блондинку, которая, казалось, через движения дарила роскошь своего тела всем окружающим. Каждые пять секунд к ней подтанцовывал какой-нибудь юноша и пытался соединить свои движения с ее танцем. Вокруг Ланы скопилось уже с десяток подобных искателей ее расположения, но она продолжала танцевать в своем публичном одиночестве.
Внезапно она как будто почувствовала, что за ней наблюдает некто не относящийся к окружившим ее зеленым крепышам. Она остановилась, словно очнувшись ото сна, огляделась вокруг, пытаясь понять, откуда идут смущающие ее волны, после чего соскользнула с танцевального подиума и направилась к выходу. Никита бросился к лестнице и успел заметить, как Лана, выйдя в холл, исчезла за дверями туалета.
Что ж, оттягивать встречу дальше было глупо. Никита спустился в холл и встал напротив женского туалета.
— Сэр, не хотите ли купить кукурузы? — неожиданно обратилась к нему симпатичная американочка с преувеличенно приветливым взглядом, продающая в холле попкорн.
— Нет, спасибо, мне сейчас не до кукурузы, — широко улыбаясь, ответил Никита и тут же краем глаза заметил или, скорее, почувствовал, как дверь туалета открывается и на пороге появляется ее сияющая разгоряченная танцами аура.
Каково же было изумление продавщицы попкорна, когда она увидела, как только что вышедшая из туалета девушка в короткой юбке с визгом дикого восторга, перемежаемым словами на непонятном языке, с разбегу прыгнула на интересного мужчину, с которым она только что разговаривала, обхватив его ногами за талию. Мужчина едва устоял на ногах, потом закружил ее вокруг себя, смущенно улыбаясь, одновременно пытаясь поцеловать ее в смеющийся ротик.
Наконец Никита держал в руках ее невесомо-упругое тело.
— Самолетов, ты здесь! — в восторге кричала она, крепко обнимая его за шею.
Она всегда его называла по фамилии; впрочем, это совсем не смущало Никиту и даже нравилось ему.
Она разжала ноги, сползла по нему на пол и, не отпуская своих объятий, прильнула к нему долгим влажным поцелуем. При этом он почти физически ощущал скрещенные на них взгляды всех присутствующих в холле американцев.
Самолетова всегда смущало бурное проявление интимных чувств на людях. С другой стороны, ему нравилось быть в центре внимания, а еще больше нравилось то, чем это внимание вызвано. Несколько растерянно он отстранил от себя Лану и проговорил, сияя от счастья:
— Поехали!
— Куда? — в недоумении подняла свои тонкие светлые брови Лана.
— Все равно куда. Главное, чтобы там не было людей.
— А как же мои подруги? Мы же вместе пришли!
Такие вопросы всегда ставили Никиту в тупик. С одной стороны, Лана проявляла к нему бешеные чувства, а в тоже время думала о каких-то подругах, которые и сами могут прекрасно о себе позаботиться.
— Они уже ушли, — не моргнув глазом, соврал он, как умел, совершенно не заботясь о последствиях своего безобидного вранья.
— Да? — полуутвердительно-полувопросительно сказала Лана. — Ну, хорошо, поехали.
Как он любил в ней эту совершенную податливость, которую она распространяла только на него!
Взявшись за руки, они вышли из клуба, который уже закрывался. Толпа молодежи разбирала со стоянки машины, полностью забивала их молодыми жаждущими любви телами и, включив погромче автомагнитолы и CD-проигрыватели, разъезжалась по своим отелям.
Она даже не удивилась, увидев его симпатичный "Додж Неон". Однако, оказавшись внутри, радостно проворковала:
— Как здорово все-таки иметь автомобиль! Ты просто молодец!
— А еще лучше, когда в автомобиле сидит рядом такая удивительная девушка как ты, — добавил Никита и тут же прильнул к ее полуоткрытым губам.
Его сознание, измученное долгой дорогой и перевозбужденное происходящими событиями, казавшимися восхитительным сном, готово было взорваться от переполнявших его чувств. Его рука скользнула вниз к ее ногам, где он, к своему восхищению, нашел самый горячий в буквальном смысле отклик на свои прикосновения. Он попытался найти застежку у прячущей ее бедра тряпочки, но это оказалось не так-то просто.
— Подожди. Что ты делаешь? — слабо запротестовала она.
— Я хочу тебя. Я не держал тебя в своих объятиях миллион лет.
— Я тоже, солнышко мое. Но не здесь же!
— Хорошо, — отстранился от нее Никита, с трудом стряхивая с себя восхитительный хмель помешательства. — Поехали куда-нибудь.
— Куда?
— Туда, где нет людей, — предложил Никита, даже не представляя себе масштабность проблемы: как найти укромное место в три часа ночи в курортном городе в разгар сезона?
— Я знаю такое место, — воскликнула Лана, не меньше него дрожа от нетерпения. — Поехали к океану, на пляж, там должно быть сейчас пусто.
Самолетов вырулил со стоянки клуба и направился к Тихому океану, шумевшему всего в двух кварталах отсюда, сплошь состоящих из отелей, ресторанчиков, магазинов и расчерченных под автомобили платных парковок.
Бросив машину на стоянке, принадлежащей одному из красавцев-отелей, стоящих вдоль уходящей вдаль линии пляжа, они взялись за руки, держа в свободной руке снятую обувь, и пошли по деревянному помосту на шум пока еще невидимого океана. Перепрыгнув через веселый фонтанчик для омовения ног, они погрузили ноги в охлажденный ночной прохладой песок.
Ни звезд, ни Луны не было, и океан надвигался на них как огромная черная пропасть, издающая гул и шипение от самого горизонта. И чем ближе они подходили к линии, отделяющей две части земли — обитаемо-освещенную и пугающе-черную — тем больше их захватывала дикая стихия. Как только они дошли до утрамбованного волнами и плотного, словно бетон, песка, Лана неожиданно вырвала свою руку, раскрутив, подкинула свои туфли вверх, а сама бросилась бежать в сторону края земли, мелькая маленьким белыми пятками. На какое-то мгновение Никита даже испугался, что сейчас эта колышущаяся испускающая вздохи стена поглотит ее волшебный силуэт, и он останется один на совершенно чужом берегу. Бросив свои сандалии, он кинулся ей вслед, едва справляясь с головокружением, происходящим от бегущей навстречу белой пенящейся линии волн.
Берег уходил вниз полого, так что ему пришлось достаточно долго бежать по мелкой воде, пока он сумел догнать Лану. Казалось, они остановились посреди океана. Их одежда намокла снизу, но в объятиях друг друга они не чувствовали ни холода, ни усталости. Они были охвачены восторгом от встречи после долгой разлуки на другом краю земли и воды, который сейчас казался им самым родным и близким местом на свете.
— Господи, как я счастлива, что ты приехал! — еле сдерживая дыхание, чтобы не задохнуться от волнения, сказала она.
— Господи, как я люблю тебя за то, что ты такая! — в восторге, перекрикивая шум волн, закричал Никита. — Можно, я сейчас спрошу у тебя одну вещь?
Лана немного напряглась, понимая, о чем он может ее сейчас спросить. Никита заглянул ей в лицо. Несколько брызг соленой воды попало на него; впрочем, это могли быть и слезы. "Нет, — решил он про себя, — не буду портить такую ночь глупыми расспросами о ее замужестве. Если захочет, сама все расскажет".
И он спросил:
— Ты любишь меня?
— Да!
— Спасибо! — он закрыл глаза от нахлынувшего блаженства. — Если бы ты знала, как давно я хотел спросить тебя об этом!
— Самое ужасное, что тебе такого ответа достаточно, — вдруг грустно произнесла Лана.
— Почему ты так говоришь? — в свою очередь насторожился он.
— Потому что наши встречи становятся все реже и реже, а любовь все сильнее и сильнее, и, похоже, тебе это нравится.
— Совсем нет! — запротестовал он, — с чего тебе взбрело такое в голову?
— Я все больше понимаю, что успех наших отношений именно в том, что мы так редко встречаемся.
Никита изучающе посмотрел ей в лицо. Он отвык от ее простых, но точных мыслей.
— Господи, какая же ты у меня!.. — воскликнул он.
— Какая?
— Ты… ты… ты вообще не укладываешься ни в какие рамки! Честно скажу: я до сих пор не верю своим глазам, что в моих объятиях такая удивительная девушка и я могу делать с нею все, что захочу. Я бесконечно благодарен судьбе за то, что она подарила мне тебя. В тебе собрались самые удачные женские черты.
— Прекрати, Самолетов. Ты меня захвалишь, и я испорчусь.
— Тебе это не грозит.
— Почему?
— Потому что умную женщину нельзя испортить, испортить можно только глупую. Сначала я думал, что ты великолепная любовница, потом я решил, что ты будешь хорошей матерью моих детей, а теперь я вижу, что ты просто очень мудрая женщина.
— Я не мудрая, я просто больше тебя люблю…
Эти слова стоили многого. Никита резким движением поднял ее на руки и закружил на одном месте, не обращая внимания на ее крик — то ли притворного страха, то ли восторга. Потом прильнул к ее устам с привкусом океана и понес из воды на берег.
Дойдя до сухого места, он аккуратно опустил ее на песок и прижался к ней как можно крепче, вспоминая своим телом каждый изгиб ее фигуры.
Она тоже прижалась к нему, и, почувствовав своими бедрами его напряженную плоть, вдруг будто провалилась в обморок, шепча почти в забытьи: "Как я по тебе соскучилась!"
Затем она сползла по его телу вниз, оказавшись перед ним на коленях.
Никита в совершенной растерянности ощутил, как кто-то внизу расстегивает молнию его шорт и освобождает то, что уже давно требовало освобождения. Он оглянулся вокруг и только сейчас понял, насколько идея о пустынности пляжа в этот час была сыровата.
В легкой туманной дымке, подсвеченной мистическим фиолетовым светом мощных галогеновых прожекторов, установленных на крышах гостиниц, на огромном пространстве пляжа среди вышек службы спасения вдруг обнаружилось множество движущихся одиноких и групповых теней.
Никита прижал беснующуюся внизу Лану к себе, стараясь как бы замаскироваться и образовать одну тень остановившегося в размышлениях у океана человека.
— Дурочка, нас арестует полиция за оскорбление общественной морали! — воскликнул он и попробовал поднять ее с колен, но, похоже, ей было уже все равно. Он знал за ней эту особенность — терять голову полностью и безвозвратно, когда она входила в раж. Иногда его это пугало, однако потом ему даже стало нравиться это путешествие за грань общественной морали. Он даже начал находить удовольствие в том, чтобы заниматься этим на глазах у случайных свидетелей — Самолетова до безумия смешило выражение их любопытно-испуганных лиц.
И тут случилось то, чего он и боялся: со стороны отелей на пляж вышла на прогулку целая семья, состоящая из нескольких взрослых и двух детей. Люди радостно о чем-то разговаривали, дети рвались к океану — и здесь они, к полному своему ужасу, заметили странную пару, стоящую у них на пути.
Удивительно, но больше пугаются и испытывают внезапное чувство стыда не те, кого застигли за неприкрытым развратом, а те, кто случайно на них наткнулся.
Вся семейка, включая американских детей, потрясенно умолкла и, словно обходя невидимую стену, окружающую любовников, двинулась поскорее прочь.
Никита, чувствуя дикую неловкость и одновременно едва сдерживая смех, поднял с колен потерявшую голову девушку и изо всех сил прижал ее к себе, чтобы она не могла и пошевельнуться.
— Тут нам не дадут, — попробовал привести ее в себя Самолетов.
— Я сейчас взорвусь, как я тебя хочу! — не унималась она и попробовала снова опуститься на колени.
— Предлагаю вернуться к машине, — решительно сказал Никита, — и найти более укромное место…
Дорожная история
В автобусе оказалось не так много народа, как я предполагал сначала. Я пробрался на самое заднее сидение и решил вздремнуть: дорожка-то предстояла не близкая. Только я закрыл глаза и приготовился вкусить сладчайшего сна, как сквозь смеженные веки увидел женский силуэт, приближавшийся к задним сидениям. Это оказалась молоденькая девушка, лет пятнадцати — шестнадцати, отличавшаяся необычной красотой. Ее легенькое летнее платьице не могло скрыть прелестных форм бедер и груди. Темно-каштановые волосы до плеч были собраны в аккуратный хвостик цветастой резинкой, стройные длинные ноги обуты в летние сандалии, состоявшие из тонких кожаных ремешков. Она подошла к сидениям и, как ни в чем не бывало, приземлилась рядом со мной, вероятно подумав, что я все-таки сплю.
Автобус отправился. Предстояло четыре часа пути в бездействии. Единственным занятием был сон. И не удивительно, что моя соседка уже через несколько минут мирно спала, откинувшись на спинку сидения. У меня же сна не было ни в одном глазу. Подумайте сами, какой может быть сон, если с вами рядом сидит молоденькая девушка с прекрасной фигурой, красивым личиком, да к тому же без лифчика (это было ясно по тому, как на груди из-под платья выделялись пуговки сосков). Мне было до жути интересно — а трусики она тоже не надела? Для того чтобы узнать это, я притворился, что у меня развязался шнурок на ботинке. Я выставил ногу в проход и наклонился, чтобы завязать "этот непослушный аксессуар обуви". Тем временем взор мой был устремлен под подол моей прекрасной спутницы. И, о чудо! Как это я догадался!? На ней действительно не было трусиков…
Тогда я решил действовать. Я осторожно разбудил девушку и предложил ей пересесть к окну, где по моим словам ей было бы удобнее. Мы поменялись местами, но теперь она оказалась в абсолютной недосягаемости для чужих глаз (кроме моих, естественно). Да и не только глаз. Как только девушка вновь заснула, я медленно и осторожно приподнял краешек ее платья и открыл ее тайные прелести для собственного беспрепятственного обзора. Но на этом дело не закончилось. Видимо совсем спятив, я начал гладить ее лобок и постепенно пробираться к заветным девичьим губам, спрятавшимся в расщелине между ног. Конечно, это никак не могло не отразиться на состоянии моей спутницы. Да. Она проснулась. И застала мою руку у себя между ног. Представляете ситуацию?! Я приготовился к тому, что сейчас весь автобус будет поднят по ядерной тревоге и меня в лучшем случае посадят на тридцать суток. О худшем, право, думать и не хотелось. Но ко всему моему удивлению, она не закричала и не начала молотить меня руками-ногами. Наоборот. Она наклонилась к моему уху и шепотом произнесла: "Ты делаешь немного не так", — и, положив свою руку на мою, начала делать ритмичные движения по внутренней стороне своих бедер. Я просто ошалел. У меня не было слов. Я сидел в прострации несколько секунд кряду, ничего не соображая. Но когда, наконец, до меня дошло все произошедшее, я моментально обхватил ее под мышками и сладко поцеловал. Она улыбнулась в ответ и предложила продолжить игру на более высоком уровне. Она протянула руки к моему поясу и расстегнула ширинку брюк. Оттуда буквально выскочил мой напряженный до предела член и попал в ее тонкие цепкие пальцы. Она начала отодвигать крайнюю плоть к основанию пениса, оголяя его головку, и снова возвращать ее на место. Но мне не хотелось только ручной ласки. Я пошире раздвинул ее ноги и пристроился между них спереди. Она сама ввела пенис внутрь, и я начал толкать его внутрь в два приема и разом вытаскивать наружу. Дело пошло.
Когда пришло время кончать, я даже не подумал вынимать член из такой удобной колыбельки и пролился прямо в нее. Несмотря на это, никакой отрицательной реакции с ее стороны не последовало. Я был полностью и основательно покорен. Буквально тут же я и признался ей в этом. Она понимающе выслушала все мои нежные слова и сказала только одну фразу, от которой мне стало хорошо и радостно. Она сказала:
— Мы еще не раз займемся этим, только при других обстоятельствах.
И тут автобус остановился, и моя прелестная незнакомка вышла. Промежуточная остановка оказалась так некстати.
Друг
Все-таки что возбуждение делает с мужчиной! Самый обычны парень который сроду не подавал девушке руки, когда она выходит из транспорта под влиянием этого возбуждения становиться настолько нежным и внимательным, что общаться с ним становиться наслаждением. Да, я люблю таких горячих парней которые еще не все знают и не все понимают, но от этого хотят еще сильней. Хотят прижаться возбужденным членом ко мне сзади, трогать меня где угодно, страстно жаждут целовать меня, выпустить наружу всю ту страсть которая бурлит в молодом теле. Они готовы все отдать за это! О, я наслаждаюсь, прислонившись к нему сидящему сзади на лавке, чувствую как неистово бьется его сердце, бурлит в нем кровь, как его почти бьет в лихорадке от желания, как его твердый конец упирается мне в поясницу. Но самое эротичное это то что я не знаю понимает он или не понимает что я чувствую его член.
На самом деле он знает об этом, инстинкт заставляет его чувствовать это так же остро как мне, но он думает что я не догадываюсь что он знает. О, это сладкая мука, я сгораю от желания, но не показываю вида как сильно мне хочеться слиться с его губами. Я вдыхаю его запах, крепкий запах его кожи, терпкий пыльный, пахнущий немного одеколоном и такой животно-привлекательный. У меня кружиться голова, закатываются глаза, я хочу вдыхать его снова и снова, а он всего этого не замечает, только сердце его стучит как молот и я слышу его сбитое прерывистое дыхание. Я поворачиваю голову, его лицо совсем близко, он дышит прямо мне на губы. Как же ему хочеться впиться губами в мои губы, как хочеться терзать мой язык и сосать его, как хочеться жестоко и нежно, сладко и грубо ласкать мой рот. Я чувствую это по его взгляду, по тому как дрожат его руки у меня на талии, его член поначалу твердо стоящий и упирающийся мне в спину теперь кажется просто каменным.
Я постанываю, тихо, неслыышно, чтобы он не услышал. Я жестокая, поэтому я не даю ему сделать ничего из того, чего он так жаждет, я отворачиваюсь и чувствую боль, боль сладкую, ноющую, где-то в глубине живота, я наслаждаюсь этой болью. Я знаю насколько сильна эта боль в его теле, много-много сильнее моей. Он берет мои руки в свои снова, под предлогом погреть их. Это сладкая пытка, интимная даже несмотря на то что это всего лишь руки. Мне кажеться что это не рука, а моё обнаженное тело трется об его, чувствует его кожу. О, сколько же ему необходимо силы воли чтобы обуздать своего зверя. Он не парень, а настоящий мужчина, я чувствую это теперь еще острее, и от этого у меня захватывает дух. Мне хочеться снять, содрать с него куртку, обнажить его грудь, коснуться губами его горячей пылающие кожи, лизнуть языком его шею, тереть ласкать его член через брюки, а потом спросить как он себя чувствует. Может ли он и хочет ли он остановиться, настолько ли он силен чтобы не схватить меня и не дать выхода кипящей страсти, не целовать мои губы, не лизать их быстро-быстро, горячечено, по-сумасшедшему.
Сможет ли он остановить свои руки, когда они сами будут гладить мое тело, тереть все его части, жадно хватать и страстно тереть меня, прижимать к себе судорогой, настлолько страстной, что хочеться кричать. Это жжет меня изнутри как огонь, я мечтаю о том как часто будет биться мое сердце если он сделает хоть что-нибудь из этого. Я физически не смогу просто не смогу сопротивляться, потому что притяжение настолько сильно. Ночью в постели я вспоминаю его запах, вдыхаю его остатки, мой нюх настолько обострился, что я продолжаю чувствовать запах его кожи на одежде, на своей шее. О, этот запах сводит меня с ума.
Единение с природой
Лето.
Прекрасная пора для того, чтобы посетить матушку-природу. Отдать ей дань благодарности за то счастье, которое выпало мне, когда я встретил Ее…
Мы с Ней встречались довольно долго. Ранее развлечения не были моей сильной стороной, потому первый шаг сделала она. В тот день работа не задалась с самого утра. Все внимание было приковано к жаркой улице, на которой юные девчонки играли с мальчишками в салки. Совершив очередную ошибку в расчетах, я отложил все бумаги, благо календарь показывал 11 часов субботнего дня, и позвонил ей. Ее утро так же было насыщено разнообразными мероприятиями, которые к этому моменту были завершены. Я назначил Ей встречу с целью приятно провести остаток дня, но она предложила провести ее в необычном месте… Намеченная культурная программа продолжилась в моей квартире, которая в те времена была пуста…
Жаркий солнечный день. Часы показывают уже 16:23. На календаре пятница. А завтра у Нее день рождения. Идея провести его в необычной обстановке мучила меня уже давно. Но на этот раз я придумал, какой подарок обрадует Ее больше всего…
Были сделаны несколько телефонных звонков, результатом которых стала уверенность в решении материального вопроса завтрашней поездки. По дороге домой я закупил продукты для пикника на природе. Она с радостью восприняла известие о том, что вместо душного города мы проведем ее день рождения на свежем воздухе. Будем наслаждаться природой в тени разросшихся на полузаброшенном поле берез…
Я проснулся раньше ее и подготовил все, что нам могло понадобиться в грядущей поездке. Когда я закончил, она еще спала. Я лег рядом с ней и стал задумчиво рассматривать ее лицо. Она по-своему красива во сне. Временами я думаю, что макияж, ежедневно наносимый ею на ее прекрасное личико в будние дни, используется в качестве маскировки ее реальной красоты. Вскоре она проснулась. Не открывая глаза, она сладко потянулась. Я поцеловал ее. Ее лицо изменилось — Она стала похожа на большую сытую кошку, греющуюся в лучах доброго утреннего солнца. Она являлась воплощением фантазий любого мужчины. Но, обладая прекрасным лицом и линиями тела, она была исключительно умна, чем часто отталкивала окружающих ее мужчин, не привыкших видеть в женщине реального конкурента… Она ответила на поцелуй. В такие моменты Ее железная хватка бизнес-леди сменяется покорностью маленького беззащитного пушистого зверька…
Языком я стал вновь изучать ее тело. Всякий раз это занятие становится сюрпризом для нас обоих. Ее нежная шейка обычно становится отправной точкой нашего путешествия к вершинам наслаждения. Пройдя языком по шейке, я медленно перетек к ее упругим грудям, холмами возвышавшимися на ее теле. Затем я вырисовал языком на ее соске очередную математическую формулу и занялся соседним холмиком, на котором написал строчку недавно сочиненного стиха, который я собрался прочитать Ей сегодня вечером. Продолжив измерение углубления между грудями, я добрался до пупка, глубокой чашей располагавшейся на ее животике. Исследование подробностей этой анатомии доставило как ей, так и мне значительное количество удовольствия. Приятно измерять глубину маленькой чашечки кончиком языка, а затем сравнивать с тем, что сообщают тебе глаза… Сразу под чашей удовольствия начинается так мной любимый лес желаний. Прикосновения к Ее мягкому пушку подушечками пальцев всегда доводят ее до состояния, когда незначительные ласки самой интимной части ее тела переносят ее за черту оргазма. И в этот раз я не упустил возможности подарить ей это прекрасное состояние… Порой мне кажется, что в момент оргазма она переносится на много лет назад, в объятия любящей матери. Ее хрупкость сравнима с хрупкостью маленькой девочки, которая только еще начинает познавать мир…
Из неги нас вывел неосмотрительно оставленный заведенным будильник. Пришлось Ей подняться и пойти в ванную. Я хотел оказать ей посильную помощь, но она озорно улыбнулась и закрыла дверь. Пришлось повиноваться и перейти к этапу погрузки собранных вещей в стоящую во дворе машину. К тому моменту, как погрузка была закончена, она вышла и ванной и отправилась завтракать.
Быстро позавтракав мы вышли во двор, сели в машину и на максимально разрешенной правилами скорости отправились за город. Нам предстояла достаточно длинная поездка, поскольку идеальное место для намеченного мероприятия было найдено в небольшой деревушке, километрах в 100 от города. Деревня отличалась чистой ключевой водой, большими полузаброшенными в это время полями и редкими березовыми рощами, посаженными всего 10 лет назад.
Доехали быстро. По трассе удавалось держать высокую скорость, а лесная дорога оказалась на удивление ухоженной. Остановившись возле небольшого, но уютного, рубленного домика мы вышли из машины. Наскоро собрали рюкзаки, наполнили фляги питьевой водой и отправились на "тайное место". Место оказалось действительно тайным. Оно представляло собой высокий холм в центре березовой рощицы, как будто специально оставленное для того, чтобы влюбленные могли там уединиться. На полянке стояла высокая для этого времени зеленая трава. Я складировал рюкзаки с провиантом в тени березы. А она пошла в самый центр полянки где и расстелила полотенце…
Она улеглась загорать. Я наскоро соорудил нечто похожее на столик, ведь скоро время обеда, накрыл его и присоединился к ней.
Попытка позагорать под мягким солнышком, послушать стрекотание кузнечиков, шум листвы и ее голос была прервана. Открыв глаза, я увидел, что по ее животику ползет паучок. Мне не нравится делить мою любимую с какими-либо насекомыми, потому я отправил незваного гостя гулять в траве, а сам занялся "обработкой" пути, по которому шел мой "конкурент" по Ее телу. Надо сказать, что мне нравится рассматривать ее облаченную в небольшой купальник, а ей нравится доставлять мне удовольствие от созерцания ее в таком виде. Но в единении с природой, в таком прекрасном он вряд ли пойдет Ей на пользу, оставив на ее теле светлые полоски. Вначале я решил избавить Ее от верха. Аккуратно перевернув ее на бок я вновь начал путешествие от шейки, продвигаясь по полосе препятствий. Первым препятствием стали ее плечи, манящие своей округлостью. Они были скрупулезно измерены в условных языковых единицах. Немного ниже я обнаружил первое материальное препятствие — нитку купальника. Дав волю воображению и поле деятельности языку, я развязал нитку и снял верх купальника. Дальнейшее изучение рельефа ее спинки не было столь увлекательным, сколько изучение ее передней части тела, но было не менее интересным. Каждая ложбинка и каждый бугорок был промерен и занесен в "журнал". Медленное продвижение языка вкупе с путешествием, совершаемым моими руками по ее грудям, вызывает у нее приступы жара желания. Я чувствую слабый запах пота, исходящий от Нее, разомлевшей под солнцем, "набирающим обороты". Он возбуждает меня как никакой другой.
Я подбираюсь к трусикам и аккуратно стягиваю их. Теперь она может вздохнуть свободно, поскольку влажная трава под полотенцем стала доставлять некоторые неудобства. Я же продолжаю путешествие в этот раз уже снизу вверх.
Пересчитав пальчики ее ножки, я веду исследование бугорков и впадинок на ее ножке в направлении основного бугорка наслаждения. Так приятно ощущать влагу росы на ее ногах. Это самая чистая вода, которую может нам дать природа. Но на ее теле влага приобретает буквально живительную силу. Чувствовать прохладу росы, прохладу остывающей на слабом ветерке кожи и тепло ее разогревающегося тела — одно из тех ощущений, которое сложнее описать, чем почувствовать всю его прелесть. Впадинка под коленной чашечкой вызывает у нее очередной стон наслаждения. С этого места ее тела путешествие резко меняет свой характер. Теперь движения напоминают хаотичный бег испуганного зайчика, стремящегося убежать от хитрой лисицы. Подобные гонки по ее бедру возносят ее к вершинам. Путешествие близится к последней станции. По мере приближения к ее органу все сильнее чувствуется смесь ее запахов. Вот уже язык промеряет ее промежность. Биение Ее сердца оглушает меня. Я чувствую, что все, что сейчас ей надо, это бешеная скачка и мой оргазм внутри нее. Но я не собираюсь останавливаться на достигнутом, а продолжаю исследования ее клитора. Измерения не заняли много времени. Оргазм же мой крошки превзошел все мои ожидания. Ее киска буквально брызгала выделениями. Поспешив перекрыть отверстие, неэкономно выпускающие столь ценную жидкость, я начал ее откачивать. Язык же был незамедлительно переведен в режим насоса, чем вызвал еще один оргазм. После обработки источника было принято решение завершить исследования и подарить ей порцию семени. Язычком я пробежался по ее животу к грудям, а мой пенис был приведен в состояние готовности номер один. Она уже не могла терпеть, потому рукой нежно погладила член и направила его в цель. Но у меня были несколько другие планы. Пенис проскользнул мимо, потерся о Ее клитор и с третьей попытки резко юркнул прямо в распахнутый тоннель. Задержавшись на доли секунды, я вынул пенис из нее, чтобы перевернуть ее задом и продолжить сношение в позе собаки. Эта поза одна из Ее самых любимых… Ее крики и стоны способны были оглушить кого угодно, ненароком оказавшегося поблизости, но вскоре биение ее тела дало мне понять, что пришла моя очередь получить удовольствие осеменения самки… Ее влагалище подобно мощному насосу выкачивало из меня сперму, перегоняя ее в самые потаенные уголки Ее тела…
Буря улеглась, как улеглись и наши тела на разостланное на траве полотенце…
Как приятно наслаждаться обществом любимой девушки вдалеке от городского шума и дыма. В месте, сохранившем дух первобытности, где нас окружает лишь чистая зеленая трава, хранящая, казалось, вековые тайны, тонкие стволы берез, радующие глаз своей белизной, увенчанном пением птиц и дыханием любимой…
Послеобеденный отдых мы провели в очередном путешествии, которое на этот раз было не таким длинным. Нас ждала баня, которую следовало еще и натопить. Покидав мусор в рюкзак, мы оставили это прекрасное место, чтобы вернуться на него завтра…
День продолжался…
Ее видео
Мне случайно попался этот видеофайл с очень интересной и симпатичной девушкой, с длинными темными волосами, приятным лицом и красивой грудью. Я не знаю кто она, и как ее зовут. Это видео было сделано ею самой на веб-камеру, и, как мне кажется, только для себя, а в интернете этот файл оказался не по ее воле. Это явно не коммерческое видео, т. к. в нем нет указаний на какой-либо сайт и другой текстовой информации. Только голое видео.
Так. Нажимаем кнопку "REC".
Хм. А я ведь отлично выгляжу, и у меня просто суперская грудь. Мне так нравиться ее гладить, жаль больше никто не может мне в этом помочь. Попробую приспустить бюстгалтер, хотя немного страшновато, а вдруг кто-нибудь увидит эту запись или сейчас зайдет в комнату. У меня вполне красивые выпуклые соски, не хуже чем у других девченок. Да они уже набухли, я так возбудилась пока искала кнопку для включения камеры. Думаю можно слегка пощипать их. А еще очень приятно зажать оба соска между пальцами и слега покрутить их. Внутри груди, ближе к сердцу, от этого приятно щекочет. А если чуть сжать сразу обе груди и слегка оттянуть соски.
Неудобно. Нужно полностью снять бюстгалтер. Отложу-ка его в сторону. Ну и сразу сниму джинсы, чтобы не мешали. Трусики оставлю, а то страшновато, просто отодвину в сторону, только все равно этого не видно в камере, нужно ее немного опустить вниз, и самой слегка приподняться. Вот теперь я вижу все у себя между ног, и мне это нравиться. Кажется это называется клитор, его очень удобно трогать средним пальцем. Проведу вокруг. Ах, кого стесняться, его можно тереть быстрее. Или даже очень быстро.
Ч-ч-черт, в коридоре, кто-то ходит, я точно закрыла дверь? Да, закрыла, точно. Нужно раздвинуть ноги пошире. Нет так не удобно. Разденусь-ка я полностью. Симпатичные желтенькие трусики скину на пол. Вот теперь можно полностью раздвинуть ноги, а для лучшего доступа согну их и подниму повыше. Опять самое интересное не видно на экране. Попробую приподнять попку. Ну вот вроде видна моя прелесть, только так совсем неудобно. Правой рукой вниз, левой за сосок, теребить это все нужно очень нежно. Нет, спущусь-ка я пониже. Не забыть и про правый сосок, оне ведь ничем не хуже левого. Потереть его немного, а потом помять грудь, а правая рука делает свое дело внизу, уже ощущается довольно много влаги. Теперь оба соска одновременно, в кино показывают это как прикол, а ведь на самом деле приятно покрутить их как ручку громкости. Обе груди отлично помещаются в ладонях, у мужчин это, кажется, критерий правильной и красивой груди. А теперь сожмем их вместе, нужно повнимательней их разглядеть на экране. А вот интересно, смогу ли я лизнуть свой сосок? До правого чуть-чуть не дотягиваюсь. А что если левый? Ух-ты, дотянулась, правда с трудом, но ведь язычок у меня длинный. Нужно рассмотреть это повнимательней, пододвинусь поближе к камере. Очень приятно ощущать на соске свой язычок, а на языке сосок. Еще немного покручу сосочки. А ведь можно еще и груди покрутить руками. У меня так набухли соски, и очень интересно получается если наклониться вперед и сжать груди руками, когда соски направлены вниз выглядит тоже довольно привлекательно. Когда буду соблазнять соседа, нужно будет немного высунуть язычок и облизать губы. А если провести одной рукой сразу по обеим грудям, да, тоже очень приятное ощущение. Я чувствую очень сильное возбуждение. Наблюдать саму себя — это очень заводит. Нужно посильнее крутить сосок и поглубже просовывать палец внизу. Я сейчас кончу! Не услышали бы меня в соседней комнате, дыхание слишком громкое и прерывистое…
Вот!
Я получила настоящее наслаждение. Просто кайф!
Где тут нажать, чтобы остановить запись…
Ее глаза
Всё началось с того, что мой друг пригласил меня съездить с ним и его старыми друзьями отдохнуть на берег реки на несколько дней, позагорать, покупаться, попеть под гитару возле костра. Всё это выглядело просто супер, но я всё-таки засомневался… ведь тех людей, которые туда поедут, я совсем не знаю, не знаю, как они примут меня! Ведь ни себе, ни другим мне не хотелось омрачать отдых. Но Женя (мой друган) заверил, что всё будет в полном порядке, что там правильные пиплы тусуются и я их уже предупредил. "Ну, тогда всё в норме", — подумал я.
И вот предвкушая клёвый отдых, я притопал на место сбора. Там я увидел несколько парней, которые закидывали в микроавтобус сумки с палатками, шмотками и другими вещами, среди них я увидел Профессора (так обычно называют Женю). Он познакомил меня со всеми — вполне нормальные ребята. Тут я рефлекторно спросил…
— А мы что чисто в мужской компании едем?
— Нет, девчонки сейчас вернуться, они купальники забыли.
— Ну, лучше бы они вспомнили про это, когда мы были бы уже на месте…).
— Да-а-а… пожалуй, это было бы интересней.
Наш разговор прервали те самые девчонки, выбежавшие из подъезда с хохотом и узкими полосками ткани в руках (потом я убедился, что это действительно были купальники). Их было четверо. Трое были достаточно симпатичными (даже очень), в коротких кофточках и юбках. А вот четвёртую я на лицо даже разглядеть не успел, она быстро запрыгнула на переднее сиденье микроавтобуса, была одета не так как все… на голове какая-то не то панама, не то шляпа, до ужаса широкие штаны, майка с какой-то смешной надписью и больших размеров рюкзак… Три часа езды и мы на месте. Природу я описывать не буду, просто скажу, что всё вокруг было цветущим и поющим. Троих девчонок, которые ехали на задних сиденьях звали… Юля, Алина, Катя. А ту, которая ехала на переднем сиденье, все звали почему-то Макся, но её настоящее имя было — Лика.
Когда мы выгрузили вещи из машины, я и остальные парни начали ставить палатки. Девчонки же решили схалявить и сразу начали надевать купальники в машине, для того, что бы пойти купаться. Я решил навести справки о девушках (на всякий случай…) и начал расспрашивать о них.
Под конец без всякого энтузиазма я спросил про эту Лику… "А чё это она в широких штанах ходит, ноги что ли кривые…куча комплексов…?". На что получил ответ… "Не-а, ничё у неё не кривое… совсем даже не кривое…), сам сейчас убедишься". Тут с криками из машины в купальниках выбежали девчонки, зрелище было что надо! И тут было триумфальный выход… из машины сначала появилась одна нога…но даже этого хватило, что бы мои спортивные штаны оттопырились под напором вставшего ствола. То, вернее та, что вышла из машины, не была похожа на девчонку, которую я видел утром. Волосы цвета жёлтого песка блестели и переливались на солнце, огромные карие глаза излучали какую-то необыкновенную энергию, губы застыли в ухмылке, упругую грудь второго размера прикрывала тоненькая полоска купальника, тонкая талия, пресс "в кирпичик", упругая небольшая попка и стройные ноги, что называется "от ушей". Мне и не верилось, что это та самая Лика! Медленным шагом, аккуратно ступая по раскалённому песку, обжигающему ноги, она пошла к воде. В тот момент я кое-как удержал себя от того, что бы подбежать, схватить её на руки и скрыться в неопределённом направлении.
Затем мы присоединились к купающимся девчонкам, было весело, и я всё время пытался подобраться поближе к Лике.
Мы прикольно провели время, в час ночи перекусили, чем придется, и легли спать. Девчонки в одной палатке, пацаны в другой. На следующее утро я проснулся почему-то очень рано, думал, что проснулся первым, но когда вышел из палатки, то увидел сидящую около самой воды Лику, закутанную в плед, её волосы плавно покачивал тихий ветерок. Первые мысли… "Это судьба". И я двинулся так сказать в нападение. Я подходил достаточно громко, но она даже не обернулась. Я сел справа от нёе совсем близко. Хоть она и сидела ко мне боком, я заметил, что она улыбается.
— Чему ты улыбаешься?
— Ничему…так, просто… классно здесь, не то, что в городе.
В этот момент она мне показалась такой маленькой, беззащитной и мне захотелось её крепко обнять. Вдруг она прервала молчание…
— Как спалось?
— Нормально, — всё, на что меня хватило. — Правда, скучно…одному.
Она улыбнулась. У неё была восхитительная улыбка. Всё что она не делала, вызывало у меня восхищение и возбуждало меня. Мы долго с ней разговаривали, обо всём… об учёбе, о друзьях, о своих интересах. И я выяснил, что она не только до одурения в голове красивая, но и умная, с ней было интересно разговаривать. Тут она предложила…
— Пошли погуляем, а то ещё ничего здесь не осмотрели.
И вот мы идём, одной рукой она придерживает плед, другая у меня в ладони, под ногами песок, и вокруг никого. Конечно, в этот момент я думал только о сексе. Садимся на камень, опять разговоры. И вдруг посередине предложения она резко приближается ко мне и страстно целует в губы. Сначала я и сообразить не успел, но потом тоже решил поучаствовать…). Руки гуляли по её телу. Так же разко она неождинно отстранилась…
— Извини, но просто очень захотелось тебя поцеловать.
— Эээ…ничего, может продолжим?
Она потянулась ко мне, чмокнула в губы, я уже хотел обнять и повалить её на камень. Но ощутил на своей груди её вытянутую руку и короткое… "Нет" Это было ни призирающее "нет", ни с какой-либо другой интонацией, а просто спокойное, обыкновенное "нет"… и всё тут. У меня прямо всё так и опустилось. Я сказал…
— Лика, ты мне очень нравишься…
Она перебила…
— Ты мне тоже.
Я посмотрел ей в глаза, они так блестели и были такими красивыми, что я захотел её снова. Как я её хотел! В тот момент я был готов на всё ради секса с ней!
— Ну и что же тебе тогда мешает???
— Хм, не знаю.
И сделала такое лицо, что я почувствовал себя полным идиотом. Я уже хотел взять её силой, но мне это не подходило, я хотел, чтобы она отдалась мне сама, вся, без остатка.
— Ты же издеваешься надо мной!!!
— Именно.
В общем, ничего я не мог сделать. А вечером, когда мы сидели у костра, она подошла ко мне, нежно поцеловала в ухо. И прошептала…
— Пошли, я хочу тебя.
Надо ли рассказывать с какой скоростью я соскочил со своего места, да и мой дружок вскочил моментально.
Мы не видели, куда мы шли, потому что всё время целовались. Она потянула меня вниз, и я ощутил под собой мягкую траву. Моя рука медленно от её головы спускалась по её телу, я старался запомнить каждый изгиб той, которая лежала сейчас подо мной и сгорала от страсти. Две силы противоборствовали друг другу… скорее достичь кульминации и продлить каждый момент наслаждения. Она помогла мне снять с неё майку, а затем ловким движением оголила и мою верхнюю часть тела. Лика стала целовать мою шею, провела язычком по линии плеча, спустилась вниз, сделала кружок вокруг соска, и страстными поцелуями спускалась всё ниже и ниже. Я думал, что кончу прямо сейчас.
Она расстегнула мою ширинку, потянула штаны одним пальцем вниз, они легко упали на землю. Нетрудно было снять и мои трусы. Теперь я принялся за её оставшуюся одежду. Я снял с неё штаны, и она осталась в одном нижнем белье. Какая она красивая! Я целовал её в губы и пытался расстегнуть застёжку лифчика, наконец, мне это удалось, и я увидел прекрасную грудь с маленькими розовыми сосочками. Я гладил рукой одну грудь и целовал другую, Лика постанывала от удовольствия. Но мне захотелось добраться до самого сокровенного. Я стянул с неё трусики. Мы снова оказались на траве. Я спустился вниз и провёл языком по внутренней стороне её бедра снизу вверх. Перед самым моим лицом оказалась её киска, уже вся мокрая. Горячим поцелуем, я впился в неё. Лика дернулась всем телом. Я, охватывая каждый уголок, начал лизать её. Лику охватил оргазм. Она тихо застонала и обмякла. Поцелуй в губы. Небольшая передышка для неё. Она зашептала…
— У тебя есть презервативы?
— Угу…посмотри в кармане.
Она протянула руку к одежде и достала из темноты блестящую упаковку. Я хотел взять её у Лики, но она сказала…
— Нет, давай я тебе помогу.
Она стала покрывать моё тело ласками и поцелуями. Мы общими усилиями натянули резинку. Я целовал ей грудь, легко коленкой раздвинул ей ноги и начал водить членом по губкам. Потом она сама взяла мой член и слегка надавила им на свою дырочку. Я почти был внутри неё. Я стал продвигаться дальше и тут наткнулся на преграду. "Боже мой, моя девочка — девственница!". Ни за что бы ни подумал, судя по её ласкам. Меня охватила гордость за то, что она отдалась в первый раз именно мне, наверняка кавалеров было дофига. Одна только мысль о её девственности почти довела меня до оргазма, но не хотелось торопиться. Я наклонился к её лицу и со словами… "Милая, я люблю тебя", я сделал небольшой напор. Преграда пала. Лика вздрогнула. Медленным движением я вошёл в неё до конца. Лика шумно выдохнула. Усиливая темп, я начал входить и выходить из неё. Мне было так хорошо. Мы слились в одно. Это был лучший секс в моей жизни. И она всё время смотрела мне в глаза. Её глаза, губы сводили меня с ума. Уже тогда я понял, что этот секс не может быть на одну ночь. Последний раз я с силой вошёл в неё, достал до дна. Мы застыли. По нашим телам пробежала волна тока. Оргазм был двойной, так как мы достигли его одновременно. А потом мы целовались, целовались…
Проснулся я абсолютно голый, у меня в объятиях лежала Лика. Мне хотелось чтобы это длилось вечно. Она приоткрыла глаза, придвинулась ко мне ещё ближе… Щекотала ресницами мою щёку.
— Я люблю тебя, солнышко, — сказал я.
Она обессиленная улыбнулась, эта улыбка сказала всё. Она меня тоже любит!!!! Да меня!!!!! Никого другого. Мы были на седьмом небе. Но пришлось возвращаться в лагерь.
Все, конечно, поняли, чем мы занимались прошедшую ночь. На протяжении всех дней у реки мы без устали занимались любовью, а в перерывах просто целовались и разговаривали. Это был просто рай. В городе наши отношения продолжались ещё год. На протяжении всего года страсть горела между нами непотухающим огнём. Но потом что-то случилось… при чём с обеих сторон. Что-то пробежало между нами. И как-то раз её уже грустная улыбка опять сказала мне всё, мы остались лучшими друзьями.
Таковыми остаёмся и по сей день. Но иногда между нами появляется искра, и кажется, что всё вернётся вновь… Почему бы и нет, всё возможно…
Жажда встречи
Это произошло зимой 2006 мы были знакомы всего два дня но этого нам хватило для продолжения истории.
Я сказал привет
Катерина ответила привет, сладкий мой… чем занималась прелесть моя.
Ждала, пока уйдёт муж, чтобы снова встретиться с тобой… и дождалась.
Ясно мне с тобой так хорошо всю ноч было.
После прекрасного секса с тобой…
У меня всегда крепкий сон, после хорошего секса…
А вчера… Улёт…
тебе понравилось
может повторим
К стати ты в чем сегодня
Вчера на ней были прекрасные розовенькие бикини и коротенький холатик.
Почти как вчера
а белье
Чистое: —)
пока: — [
Ну-ну…
Я провел рукой по ее шейке распахнул халатик.
— снова не смогу устоять перед твоим соблазном…
и впиваюсь страстным поцелуем в губы
затем опускаюсь на колени
Что ты со мной делаешь… я теряю голову…
раздвигаю ножки
отодвигаю полосочку трусиков
и начинаю поигрывать язычком с ее клитерком
он набухает словно жемчужена
я проникаю язычком в глубину ее тела
а болшим палцем продолжаю заниматся твоим клитерком
Ты прелесть…
я целую внутрению часть бедра
снимаю с тебя маечку
поигрываю язычком с ее сосками
целую ложбинку между грудей
Люблю тебя…
убираю стул от стола
расварачиваю тебя к себе спиной
и плавным движеннием вхожу в нее
Да…
обхватываю руками грудь
снова и снова вхожу в нее
ее спина прогибается в такт моим движениям
я провожу раками по ее божественному телу
сжимаю ее ягодицы
прижемаю ее себе
реским движение разворачиваю ее к себе приподымаю и сажаю на стол
чтото падает со стала но в данный момент нас это совершенно не волнует
онаприжемается ко мне всем теломо отдается вся бес остатка и капли сожеления а ведь у нее есть пятилетний сын и муж который
ее любит
я впиваюсь страстным поцелуем в ее губы
ее соски ласкают моё тело…
она отвечает на мои поцелуи и делает это с особой нежностью
я подхватываю ее на руки
и несу в комнатупосреди комнаты стоит огромная кровать
застеленная черным шелковым бельем
я помогаю ей разделся
она раздевает меня
по всей комнате рассавленны ароматические свечи
От этого голова кружится ещё больше…
Она становится на носочки чтобы снова поцеловать меня
Она целует мои пересохшие губы обдавая свою живительную влагу
мы падаем на кровать
Я целую ее тело нежно скользя по ней она постанывает от удовольствия
Она поглаживае меня своими тёплыми руками…
Спускается туда, чем не успела насладиться вчера в полной мере…
Шепчет мне
Хочу почувствовать вкус твоего возбуждения…
Ласкает его язычком ручкой поглажевает яички
Приоткрыте губы жаждут поглотить его…
аааааааааа
Медленно и очень нежно ласкает его.
Мне не терпится и хочется, Чтобы она это делала быстрее
да возми его
я згораю от нетерпения
Но пока она не собирается ускорятся она мстит за вчерашние сладкие муки…
И вот она поглащяет разгоряченную плоть
Так лучше!
Он такой вкусный, никогда не встречала
Такого вкусняшечку
Делает это с удовольствием потомушто любит меня она вподает в забытье от удовольствия
Страсть поглащает ее
Я чувствую ее горячие дихание
по телу пробигает мелкая дрож
и поток горячего семини выплескивается в нее
ДА
я опракидываю ее на спину и начинаю ласкать ее кисочку
Мммммм…
проходя язычком от клитера до заветной дырочки
проникая в нее языком
и вновь берусь за ее клитер
я нежно посасываю его
слегка прикусываю
поагаю себе руками
раздвигаю ее губки
и ласкаю ее кисочку
полоностью поглащяя ее
сдавливаю руками ее бедра
проникаю язычком в товою щелочку
посасываю клитор
она сейчас кончит я чувствую как волна оргазма прокатывается по ее телу
я усиливаю свои движения
начинаю ритмичней посасывать
Да… любимый, иди я тебя поцелую…
нет я хочу чтоб ты кончила мне в ротик
я продолжаю ее ласкать
я посасываю твой клитер проникаю двумя пальчиками в тебя
палчиками начинаю ретмично тереть твой клитер а язычком проникаю в тебя
Не могу больше здерживать оргазм, он вырывается из меня…
В сопровождением с протяжным стоном…
Я люблю тебя.
ее влага растекается и вытикает из нее
я ловлю каждую каплю
она божествена
Моя душа улетела…
осталось только горячее, расслабленное тело…
На чёрных простынях…
я не могу умираю от жажды все соки отдал тебе пойду попю чего нибуть
Желание
Они остались в комнате одни. Им больше никто не мешал. Тося поднялась и решила действовать сама раз он такой не решительный. Сделав несколько шагов она остановилась перед сидящим мужчиной, которому неоднократно отдавалась в своих сексуальных фантазиях. Не одну ночь Тося мечтала заняться любовью с этим одиноким мужчиной. Выпитое вино и ее раскаленная страсть делали свае дело. Она смела села наколени Ивану, обхватила шею руками и жадно впилась губами в его губы. От неожиданности он опешил, но по мере того как Тосин язык стал проникать между его губ к нему в рот, понял, что требуется от него. Иван одной рукой обнял ее за плечи, а другой, приподнявши кофточку, стал гладить и сжимать ее привлекательные полные груди. От поцелуя и от движения руки по "цицачкам" у Тоси кров в жилах вскипала, и контролировать себя больше небыло сил. Она сползла с колен Ивана, быстренько расстегнув брюки, и вытащив его "достоинство" стала с ним "играться, кукла есть, куклы нет". Сделав несколько движений, Тося нежно поцеловала в самую "лысину "достоинство" затем языком стала водить ниже головки, касаясь нижней кромки. И вот она взяла в рот, поглощая в себя орган. Иван чувствовал, что за каждым ее движением его пенис приобретал боевой вид, что уже готов "в работу". Он всадил руку под юбку, и стал гладить ее ножки, все время, приближаясь к тому месту, "откуда растут ноги". Добравшись до него и сдвинув в сторону трусы, пробежался пальцами по ее "прелести". Затем всадил палец во влагалище и мелкими вибрациями стал "заводить" Тосю. "Прелесть" Тоси была вся мокрая, а поэтому присутствие пальца вызывало приятное ощущение. Она от удовольствия расставила ноги по шире, и даже слегка присела. Для "удобства работы" Иван развернул Тосю, чтобы было удобно одной рукой "играться" с ее отвисающими грудями, а другой уже всадил два пальца, затем три, четыре пальца во влагалище. Рука быстро стала мокрой, и его пальцы стали глубоко проникать в ее разгоряченную приличных размеров "сокровищницу" Он с силой стал вдавливать во внутар, и когда вынимал, то старался пальцами проводить по стенкам влагалища, слегка прижимая их то к задней, то к передней стенке. Тося от "профессиональной работы" Ивана то попискивала, то мычала, а, в конце концов, ее плоть получивши "девятый вал", заставила ее громко вскрикнуть, и она рухнула на диван. Лежа на диване, Тося перебирала ногами, как будто у нее там внутри что-то мешало спокойно лежать. Иван подошел к ней и стал гладить рукой по ее ягодицам. Затем когда она успокоилась, приподнял ее за бедра, поставил на колени на диване.
Заложил на спину юбку, раздвинул по шире колени, сдвинул в сторону трусы, растянул пальцами губки "прелести", и медленно всадил свой "орган". Также медленно он стал делать фрикции, все время, проникая все глубже и глубже, Через несколько движений его член стал упираться в дно ее "прелести" от чего Тося стала снова возбуждаться. Иван наклонился в перед и, взявшись руками за Тосины "цыцки" стал с усилием вгонять свой член по "самые некуда". Не прошло и пяти минут как ее "прелесть" стала более сухой, и он почувствовал, как мышцы влагалища захватывают, обнимают, и ласкают, его пенис, доводя их обоих до вершины "кайфа". Сделав еще несколько сильных движений, Иван почувствовал, как сперма извергается пенисом, заполняя и увлажняя влагалище Тоси. Чтобы "добить" Тосю он стал мелкими, но сильными толчками "долбить" дно ее влагалища. Из Тосиной груди вырвался какой-то не определенный звук и она снова свалилась на диван. Иван, обессиленный, но удовлетворенный опустился рядышком с ней. Через несколько секунд Тося обеими руками взяла его "мальчика" сжала и втащила в рот, стала страстно сосать. Это был мамонт наивысшего блаженства. Его сердце вырывалось из груди, в голове стучали молоточки. Это был миг счастья. Иван взял Тосину голову в руки повернул к себе и стал целовать: губы, щеки, глаза. Она расслабилась от его поцелуев и только думала что теперь никогда не растанится с ним. Первый шаг сделан!
Желание
Желание, мысли и мечты о поездке по городу двух людей, которые окончательно и бесповоротно влюблены в Питер, не давали мне покоя! Постоянно перед глазами всплывает одна и та же картинка ночного города, машины и музыки. Это были не просто романтические веяния, это было моё представление утопии. Это был на столько громкий крик души, что иногда наворачивались слёзы от невозможности воплотить картинку в жизнь. В голове постоянно крутились 2 мысли, но я жутко боялась взяться за их воплощение в жизнь:
1. Организовать посиделку на нас двоих в уютной обстановке с виски.
2. Просто сесть в машину и уехать с ним в центр.
Но даже когда родители уехали на дачу на выходные, я не решилась связаться с ним, я знала, что он откажет, потому пошла, как обычно, к Ксюхе. Перед улицей З. притормозила, выглянула из-за машин и меня ослепил дальний свет фар. Я отклонилась обратно за припаркованную машину и ждала, когда же проедет этот урод с дальним. Но после того, что произошло дальше, стало безумно страшно и я уже прощалась с жизнью. Та машина, которая меня ослепила, остановилась около меня, выскочил водитель и начал на меня кричать из-за того, что я, якобы, бросаюсь под колёса. Я не сразу поняла, что меня в нём смутило, а когда глаза привыкли к темноте, я увидела… увидела того, кого даже не ожидала. А водитель всё кричал, не всматриваясь в меня. А я стояла и улыбалась, и тут до него дошло, что я на него не реагирую, так ещё и улыбаюсь.
Он прищурился, присмотрелся ко мне и тут разозлился ещё больше, меня это загнало в ступор. "Ты охренела? Ты зачем под машины кидаешься? По сторонам смотреть не пробовала?" — выпалил он мне, — "Ты чего орёшь на меня? Я не бросалась, а выглянула посмотреть машины и перейти. А ты вообще мог бы выключить дальний свет, чтобы не слепить всех!" — сказала ему я абсолютно невозмутимым голосом. Он закурил, походил, вроде успокоился: "Ты куда идёшь-то одна в такое время?" — "К Ксюхе. А ты куда мчишься?! — "Я с другом должен встретиться сейчас, а потом хотел в город прокатиться. Поедешь со мной?" — я опешила от его предложения, но виду не подала, помялась немного для приличия и конечно же согласилась. Договорились, что когда он освободится позвонит мне. Но до Ксюшиного дома меня всё таки подвёз.
Чтобы в очередной раз поиздеваться над девчонками, я им не стала ничего говорить о грядущих планах на ночь, просто сказала, что уйду раньше, нужно дома маме помочь. Спустя пару часов зазвонил телефон и я вышла на улицу Д, чтобы девочки не видели, кто меня забирает на машине. Мы встретились, покурили и поехали. Разговаривали мало, да и не хотелось! Приятно было просто ехать, ловить убегающие огни города, слышать хорошую музыку и иногда пробегающий голос моего водителя. Мы спустились к Жем., проехали в самый конец и я уже, грешным делом, подумала о самом плохом, что он сейчас всё испортит. А он вышел на прямую и набирал скорость. Что он хочет сделать, я поняла в последний момент, когда его рука переместилась на ручник, а машину начало заносить. Я посмотрела ему в глаза и увидела ответ. Он отвечал лишь глазами, мы так и не произнесли ни слова, но поняли друг друга, как никто иной! Мы кружились, кружились будто в танце, а потом снова разгонялись и входили в вираж.
Спустя какое-то время мы всё таки оказалось в центре. И вот, снова… сердце замирает, дыхание перехватывает от этого города, и мне кажется у него такие же чувства, его глаза счастливые, как у ребёнка, чистые и искренние. Не смотря на холод и ветер, мы вышли погулять. порно рассказы Медленно и непринуждённо мы шли по Дворцовой набережной, разговаривали о городе, его неповторимости, вспоминали школу: как сходили с ума, как сейчас не хватает безумных и безбашенных поступков. Душа пела. Он обнял меня за плечи и прижал к себе, я обняла его за талию и мы прогуливались болтая о всякой ерунде.
Самое интересное, что, как и при первой встречи с ним, так и сейчас, когда он меня обнял, не было того страха, которого я ждала. Не было ничего плохого, будто и не было той боли, что он мне причинил, тех пяти лет непостоянности и стресса. Будто он был со мной всегда! Он… мой… всегда…
Мы остановились на Дворцовом мосту, просто понаблюдать, полюбоваться. Я облокотилась на ограду, волосы ласкал ветер, но было тепло. Он подошёл сзади, обнял и облокотил на себя. Казалось, что сегодня день исполнения моих романтических фантазий.
Я через плечо обернулась к нему, он мне улыбнулся, чмокнул в нос и смотрел мою реакцию, а я лишь очень мило и одобрительно улыбнулась. Казалось, время замерло для на. Разговор плыл спокойно, без напряжения: вспоминали прошлое, делились мечтами, идеями и планами. Не отпуская из своих объятий, он рукой повернул мою голову в свою сторону, посмотрел в глаза и поцеловал… Прямо как раньше, тепло поплыло по телу, мысли закружились и улетели. Он целовал меня как раньше, тогда, когда я точно знала, что он меня любит. Он целовал именно так, как я люблю, как будто помнил всё! Всё! До последнего движения языком! Не повторял мои движения, придумывал дальнейшие действия сам. И я поняла, что вот оно — доказательство моих мечтаний, лучших предсказаний про него, что всё это была маска! Не может человек помнить такие мелочи, не имея чувств ко мне! И в этом я была полностью уверена. Мне даже стали неважны причины его таких поступков и поведения, я даже, наверно, простила ему эти пять лет…
После всего этого, я отпустила все свои раздумия и расслабилась, видимо это подействовало и на него. Показалось, будто он увидел, что бетонную стену между нами, которую сама, кстати, и построила, я развеяла в песок. После этого всё изменилось: разговор, поведение, действия.
Мы прогуляли по ночному городу пол ночи. Общение не прекращалось ни на минуту, ну разве только ради поцелуев.
К утру вернулись в район и тут я испугалась, что всё так и закончится, останется лишь в этой ночи и в этом городе. Он без вопросов подъехал к своему дому, припарковал машину и не интересуясь моим мнением, повёл к себе (ну я и как бы не сопротивлялась, особенно после его слов, что мамы дома нет. Он же понимал, чем может обернуться наша с ней встреча). Дома действительно никого не оказалось. Он заварил потрясающего вкуса китайского чая, показал, что появилось нового в доме. И по моей просьбе мы сделали в ванной две фотографии: на первой я в зеркале в ванной комнате одна, а на второй он меня обнимает сзади.
И первую я отправила Ксюше и Насте. После этого я смогла спокойно лечь, утонуть в столь долгожданных объятиях, и претворить в жизнь самую заветную нашу мечту — уснуть вместе.
P. S. когда я проснулась, меня естественно охватило ярое желание посмотреть реакцию девчонок на мои ночные сообщения. ВК я обнаружила ответы от обеих, и обе писали, что мне уже не верят. Я посмеялась и отправила им вторую фотографию без своих комментариев, где в той же ванной комнате стою я, а сзади меня обнимает СВ.
Обернулась, поцеловала его и уснула. =)
Женщина и негры
Какое то наваждение нашло на меня. Какая то неведомая сила захватила меня, глаза мои налились свинцом, и я заснул. Я сплю. И вижу сон:
Радостно улыбаясь, ты вышла из воды и насухо вытерлась толстым махровым полотенцем. Не успела ты сесть на траву возле меня, как вдруг рядом с тобой каким то непостижимым образом оказались два крепких, стройных, абсолютно голых молодых НЕГРА. Недоумение, страх и сильнейшее желание охватили тебя. Один из них подошёл к тебе, мускулистой рукой крепко схватил твои шёлковые мягкие волосы, и потянул твою голову вниз. Ты не смогла удержаться на ногах, и опустилась перед ним на колени. Большой, чёрный и толстый член стал приподнимать свою головку. Негр, продолжая крепко держать тебя за волосы, второй рукой взял член у основания и медленно поднёс к твоим губам.
Твои страх и желание одновременно стали огромными, глаза закрылись, и язык начал ощупывать и облизывать крупную тёмную головку. Одна твоя рука стала ласкать его яйца, покрытые редкими волосками, а вторая гладила чёрные блестящие ягодицы. Негр стал двигать тазом, и рукой направлять твою голову навстречу своему члену. Который встал уже полностью, и оказался таким огромным, что с трудом помещался у тебя во рту. Он глубоко входил, доставая до горла. Первый раз ты кончила почти сразу, от одного только непередаваемого чувства, которое охватило тебя всю.
Он вытащил член изо рта, встал на колени, и, не выпуская из руки твоих чудных мягких волос, наклонил тебя ещё ниже. Ты вынуждена была встать перед ним раком. Влагалище было уже мокрым, влага сочилась из него. Ты моментально опять взяла член в рот, потому что не могла уже с ним расстаться ни на секунду. Нёбом, языком, губами, гортанью, кончиками зубов ты ощущала равномерное движение большой, твёрдой, шёлковой головки у себя во рту, и испытывала неземное наслаждение:
…Оно стало ещё сильнее, когда второй подошёл к тебе сзади, опустился на колени, и начал целовать тебе попу. Первый негр продолжал трахать тебя в рот, когда второй ввёл свою твёрдую палку глубоко в тебя. Ему даже не нужно было раскрывать тебе губки, — они сами раздвинулись. Так широко и призывно, как только было возможно.
С самого начала он стал делать быстрые, широкие и резкие движения. Оба они трахали тебя как вещь, при этом смеялись, и громко переговаривались на непонятном языке.
Ты почувствовала, что тот, у которого ты сосешь, сейчас будет кончать. Его движения стали ещё быстрее, а руки ещё резче двигали твою голову вперёд, навстречу себе…
…Наконец он выгнулся глубоко назад, член стал твёрдым как железо, и первая сильная струя горячей спермы ударила тебе в нёбо. Член был глубоко во рту, негр держал тебя за волосы, и у тебя не было никакой возможности высвободится. Ты стала ещё сильнее двигать губами и языком, помогая ему кончать. Спермы было очень много. Большую часть ты проглотила, а остаток попал тебе на лицо, на губы, на щёки, и остался там:
…Ты чувствовала себя совершенно обессиленной, но тут начал кончать тот, который был сзади. Слюна из его открытого рта капнула тебе на попу. Он вытаскивал член полностью, и потом загонял его назад до самого конца. Наконец он громко зарычал, сжал изо всех сил твой зад руками! — и замер на мгновение: Ты ощутила тёплый сильный выброс у себя внутри. И до этого его движения были быстрыми, но теперь стали ещё резче и сильнее. Казалось, это длится бесконечно:
И вот, он сильно дёрнулся в последний раз, резко вытащил член, похлопал тебя, замершую раком, по круглой горячей попке, и поднялся с колен. Первый что-то сказал ему, оба засмеялись и ушли в даль:
Забавы аристократов
Я с трудом припоминаю, как ее звали. Кажется, Стейси. Да, пожалуй, именно так. Стейси Мюллер, толи немка, толи англичанка. Я встретил ее на вечере у одного своего друга, графа Ш-ва. Дам на приеме, который устроил граф, было немного, и она выделялась на фоне всех остальных, как чистый королевский алмаз, обрамленный мелкими полудрагоценными камешками. Постараюсь ее описать, чтобы было понятно, почему я оказался заворожен этой женщиной.
Довольно высокая для своей стройной фигуры, белокожая, изящная, как китайская статуэтка из слоновой кости. Платиновые кудри аккуратно уложены, красивый тонкогубый рот обведен ярко-красной помадой. Кожа лица выбелена по моде до болезненной бледности. Глубокие тени под глазами, черными, как персидская ночь. Добавьте сюда изысканный вечерний туалет черного бархата и томное изящество, с которым она себя держала, и вы поймете, почему я в продолжение всего вечера не мог отвести от нее глаз.
Граф Ш-ов заметил мое состояние и прошептал мне на ухо:
— Хороша штучка, не правда ли?
— О, это богиня! — восхищенно ответил я.
— Что ж, тем кстати придется сюрприз, который я заготовил.
И он заговорщицки подмигнул мне, оставив пребывать в недоумении до той самой поры, когда гости начали расходиться.
Попрощались с хозяином супруги Брик; приказал подавать карету граф-камергер; откланялись Куракин с женой. В гостиной зале, где проходил вечер, остались лишь мы с Ш-вым, трое братьев Р-ных — неизменные участники всех ш-ских похождений, и очаровательная мисс Стейси.
— Давайте перейдем в малую гостиную, там будет удобнее продолжать разговор, — предложил граф, масляно улыбаясь, и мы все последовали за ним.
Я подал руку мисс Мюллер, и с трудом сдержал дрожь, когда почувствовал прикосновение ее нежных пальчиков, а от ее благодарного взгляда я едва не растаял. Кажется, я готов был отдать все миллионы своего дядюшки и в придачу все ш-ские миллионы, если бы они были моими, за вечер, проведенный наедине с этой женщиной.
Между тем Ш-ов задумал какое-то баловство, судя по убранству комнаты, в которую мы попали, больше всего напоминавшей будуар. Я начал смутно догадываться о том, что сейчас произойдет, но когда мисс Стейси села на диван и обвела чарующим взглядом присутствующих мужчин, я все еще не мог представить, возможно ли то, что должно случиться минутой позже.
А минутой позже граф расстегнул панталоны, и все остальные последовали его примеру. Замешкался только я, заворожено наблюдая за тем, как Стейси снимает одежду. На ней остались только лакированные туфли и черные сетчатые чулки, натянутые до середины бедер. И еще многочисленные кольца и браслеты, которые она не потрудилась снять.
Тело ее было безупречно. Вот ведь штука — природа создала людей столь похожими друг на друга, и у любой женщины есть и бедра, и грудь, и спелые, как ягоды, сосцы, и подушечка лобка, и, тем не менее, я не мог даже сравнить тело Стейси с телом какой-либо другой женщины. Оно было совершенно и неописуемо соблазнительно.
В особенности меня поразил такой же платиновый, как ее кудри, треугольник под животом, выделяющийся на белой, почти гипсовой коже не цветом, но своим серебристым блеском. Также серебром блестела цепочка, соединявшая кольца, вдетые в соски, и крохотный колокольчик на пупке. Любуясь мисс Мюллер, я и не заметил, как мой член приобрел твердость знаменитого яшмового корня, воспетого в китайских любовных трактатах.
Граф одел на шею красавицы черный кожаный ошейник и первый предложил ей свой член. За ним последовали остальные. Когда подошла моя очередь, прелестное личико было густо забрызгано спермой — трое братьев Р-ных по очереди кончили на лицо Стейси. Ее тонкие губы обхватили мой пенис как резиновым кольцом и заскользили вверх и вниз, заставляя меня растворяться в наслаждении. Воистину, она играла на моем органе, как на органе!
Кончив, я едва устоял на ногах — ощущения были сравнимы с нокаутом в боксе, а ниже пояса я просто перестал существовать. Я увидел, что рот Стейси наполнен спермой; она осторожно вылила ее в свои ладошки и затем, томно глядя на меня, растерла белую жидкость по точеной груди и упругому животу. Я опустился в ближайшее кресло, приходя в себя после самого сумасшедшего минета в моей жизни. Но это было только начало.
В будуаре стоял небольшой, но довольно высокий столик. На него Ш-в положил лицом вниз Стейси, и взорам присутствующих открылась великолепная картина: длинные стройные ноги в черных чулках, белая, как ядро ореха, попка и тонкая розовая щель посередине. Я увидел, что она тоже обрамлена кольцами; одно было вдето в клитор, и еще одно — в анус.
Граф раздвинул сочные верхние губы и втиснул в розовую глубину свой мощный член, тогда как один из братьев обошел стол с другой стороны и предложил Стейси взять в рот его инструмент. Но довольно скоро стол перестал удовлетворять графа, и он заставил Стейси встать на колени, связал ей руки за спиной, так что кисти оказались прижаты к лопаткам, и притянул их к ошейнику, а после Стейси опустилась, приникнув грудью к полу — таз ее оставался поднятым. Нашим взорам предстали два одинаково соблазнительных отверстия, манящих, как песня сирены.
Граф польстился на верхнюю дырочку и, густо смазав член вазилином, навис над Стейси. Не опускаясь на колени, а стоя на полусогнутых ногах, он положил руки ей на ягодицы, сильно раздвинул их и ввел пенис в ее задний проход, проткнув красотку сверху вниз.
Я не мог взять в толк, как такой толстый член может войти в зад, не причинив жестокой боли, но Стейси не проявляла никаких признаков недовольства, наоборот, по ее полузакрытым глазам и сладострастному дыханию можно было предположить, что ей это нравится. Ш-ов орудовал членом со все возрастающей энергией и кончил невероятно бурно, всадив свой рог на полную глубину, — мне показалось, что живот Стейси вздулся от этой атаки, — и в шокирующих конвульсиях излив внутрь чертову прорву спермы — кончал он секунд десять, не меньше.
Вытащив член и переводя дух, он предложил попробовать остальным. Братья Р-ны энергично и споро взялись за дело, набивая живот мисс Мюллер с рвением разговляющихся после долгого поста монахов. От их бурных подношений сперма лилась через край благоуханного сосуда, — когда я приступил к соблазнительному заду, струйки семенной жидкости бежали вдоль щелки, капая на пол.
Граф предложил мне изменить позицию. Теперь мы поставили два табурета, на которые поместили колени Стейси, разведя ей бедра, насколько позволяла растяжка связок — мисс Мюллер оказалась бывшей гимнасткой. Таз ее оказался подвешенным в воздухе, живот с колокольчиком в пупке располагался горизонтально к земле, а для того, чтобы она не упала вперед, ее надлежало держать сзади за волосы.
Одну руку я запустил ей в прическу, другой поддерживал ее под грудь. Член ввел во влагалище, оставив задний проход для "негра" — здоровенного искусственного пениса из черного каучука, вставленного ради потехи Ш-вым. Проказник Ш-ов надел на мой член у основания какой-то ремешок с крючком, который он затем прицепил к кольцу, вдетому в клитор Стейси. Теперь, когда я подавался назад, это кольцо ощутимо оттягивало плоть девушки.
После всех этих ухищрений я, наконец, начал движения, сначала плавные, затем все более и более стремительные. Пожалуй, в жизни я не испытывал большего экстаза, чем восторг от пребывания внутри этой женщины. Почувствовав, что кончаю, я заработал тазом совершенно неистово, уже не соразмеряя силу и глубину своих ударов, и согнул ту руку, которой держал Стейси за волосы, притянув ее затылок почти к своему лицу, — она при этом сильно прогнулась в спине, — а второй рукой схватил за цепочку, соединявшую ее соски, и оттянул вниз. Сквозь хлюпанье члена, ходившего во влагалище как поршень в цилиндре автомобильного двигателя, я слышал стоны девушки, выдававшие и боль и страсть, которые она испытывала.
В зеркале, висевшем на стене, я видел нас со Стейси — ее провисший живот со звенящим колокольчиком, вздымающиеся от частого дыхания ребра, бледное лицо, по которому бежали попеременно гримасы удовольствия и боли — все ее покрытое бисеринками пота белое и тонкое тело, распятое на фоне моей мускулистой и волосатой фигуры. Когда я достиг финала, мой хриплый рев слился с ее звонким протяжным криком.
Стейси перенесли на диван и развязали руки. После небольшого отдыха мы вновь приступили к любовным играм, и в заключительной позиции участвовали все шестеро. Один из братьев лег спиной на диван, на него спиной же легла Стейси, приняв его член в задний проход. Поверх нее лег Ш-ов, второй брат вложил свой корень ей в рот, а мы с третьим братом встали по сторонам от девушки, доверив ее тонким пальчикам наши мошонки.
Но это расположение меня не удовлетворяло — едва Ш-ов кончил, я оттащил графа в сторону, чтобы занять его место. Я хотел не просто трахать эту любвеобильную сучку, я хотел чувствовать ее всем телом, чувствовать членом ее влагалище, животом ее живот, грудью ее грудь с острыми сосками, губами ее соленые от спермы губы и находить языком ее язык в то время как наши тела постепенно сливаются в одно целое, в единое живое существо, живущее только страстью!
Когда все закончилось, и мы начали одеваться — медленно, неспешно, как разомлевшие после хорошей бани, — Стейси громко пукнула и тут же этому рассмеялась. Ее мелодичный смех потонул в раскатистом гоготе окружающих мужчин.
— Ну, что я говорил? — сказал мне Ш-ов, когда мы прощались возле моей кареты. — Штучка — первый сорт. Приходи восемнадцатого числа — у меня будет еще одна ягодка того же поля.
Я обещал быть непременно.
Забвение
— Ждёте кого-нибудь? — спросил Андрей у красивой девушки в вечернем платье, сидящей у стойки бара гостиницы, в которой он недавно поселился.
— Дождалась уже, — горько заметила девушка.
В следующие пять минут разговора Андрей узнал, что его собеседницу зовут Наталья, она студентка, пришла сюда на свидание с одним иностранцем, с которым встречалась уже месяц, но, придя в гостиницу узнала, что её друг почему-то уже уехал и даже не оставил записки. И теперь ей и домой не хочется, и пойти некуда. Всё это Наташа охотно выложила своему новому знакомому. Она явно хотела выговориться.
Сам Андрей недавно поссорился со своей подружкой, с которой вместе жил, и поэтому переселился на время в гостиницу.
Прошло ещё несколько минут и Наташа предложила продолжить разговор у Андрея в номере. Он удивился этому, так как, подходя к ней, просто хотел поболтать, однако отказать такой девушке он не мог да и не хотел. Молодые люди поднялись в номер. Это была одна из самых дешёвых комнат. Из мебели стояли стол, несколько стульев, шкаф, журнальный столик и кровать. Войдя в номер, Андрей пошёл к телефону, желая заказать ужин, но, не пройдя и половины комнаты, услышал тихие всхлипывания. Это плакала, сидя на кровати, Наташа. Оказалось, что она, полюбила того иностранца, и его отъезд был настоящим шоком для неё. Андрей принялся утешать свою новую знакомую, говоря, что у неё ещё будет любовь, что впереди ещё вся жизнь, но тут Наташа повела себя ещё более странно.
— Возьми меня, возьми меня прямо сейчас! — сказала она, внезапно перестав плакать, — помоги мне, я должна его забыть — она внимательно посмотрела в глаза Андрею, а затем откинулась назад, легла посередине кровати и замерла.
Юноша немного смутился, но всё же наклонился над ней и поцеловал в губы, затем в шею, в грудь. Он покрывал поцелуями каждый участок её нежной кожи, постепенно спускаясь всё ниже и ниже и освобождая от одежды её прекрасное тело. Так он снял с неё платье, туфли, чулки и, наконец, добрался до розовых кружевных трусиков. На лобке девушки Андрей увидел аккуратную полоску коротких чёрных волос, что показалось ему очень эротичным. Всё это время Наташа не отвечала на ласки партнёра, пытаясь как бы забыться под его поцелуями, но когда Андрей дошёл до её клитора, она уже не могла сдерживаться и стала тихо постанывать потом всё сильнее и сильнее, и вот она уже кричит и извивается, как змея…
После того, как юноша оторвался от лона Наташи, она притянула его к себе, поцеловала, перевернула на спину, стала ласкать и раздевать, как делал он минуту назад. Она порхала над ним, как бабочка, стараясь не забыть ни про одну часть его тела, как бы благодаря за те ощущения, которые дарил ей он. После того, как на Андрее не осталось ни клочка одежды, Наташа устроилась поудобней и начала вытворять с его фаллосом такое, о чём многие мужчины только мечтают. Она ласкала его губами, языком, крутя своей головой и двигая ей взад и вперёд. Казалось, что она интуитивно чувствует, что будет приятно её партнёру. После того как Андрей был на высшей степени блаженства, Наташа прекратила свои ласки, она легла на спину и широко раскинула ноги, недвусмысленно приглашая войти в неё, что юноша неприминул сделать. Он ритмично двигался, любуясь, как голова его подруги мечется по подушке и слушая её громкие стоны наслаждения. Через несколько минут он остановился и выпрямился, стоя на коленях. Наташа поняла его желание, она встала на корточки, повернувшись своей маленькой попкой к партнёру, и тот не стал медлить. Очень скоро стоны Наташи перешли в крики, её кудрявые чёрные волосы метались из стороны в сторону. Он же продолжал двигаться, изредка похлопывая её по ягодицам, что вызывало у неё ещё большее наслаждение.
На этот раз остановиться попросила Наташа, она хотела закончить всё сама. Девушка положила Андрея на спину, а сама встала над ним на колени и опустилась, как бы насаживаясь на его копьё, затем поднялась, и снова опустилась, и опять поднялась, делая это всё быстрее и быстрее. Юноша сначала держал её за ягодицы, потом стал ласкать руками грудь, потом живот и опять ягодицы. Она всё это время то взмывала вверх, то садилась на него, тяжело дыша и изредка постанывая, пока, наконец, не произошло извержение. Они кончили практически одновременно.
Андрей никак не мог заснуть, но поговорить со своей новой подругой не удалось, так как она уснула почти сразу или притворялась, что уснула. Проснулся он поздно, Наташи уже не было, а ведь он даже не спросил ни её фамилии, ни телефона, но вскоре позвонила его девушка, прося о прощении и умоляя вернуться к ней. Он так и сделал, однако потом часто вспоминал Наташу и эту ночь с ней.
Заводная кукла (Отрывок из романа)
Когда мы с Леной оказались вдвоем в спальне, и дверь уже была закрыта, а присутствие в квартире моего друга детства Миши меня смущало не больше, чем присутствие его фотографии в моем фотоальбоме, я взял ее за руки, потом обнял ее, почувствовав неожиданную и притягательную дрожь ее тела. Она излучала то тепло, такое вязкое и горячее притяжение, после которого может быть только одно, что должно произойти между мужчиной и женщиной. В исходящем от нее притяжении, в той магнитезирующей истоме, какая невидимыми токами переливалась в меня из ее тела, была такая роковая предопределенность и неминуемость того, что должно между нами произойти, что его не могли бы уже остановить ни пожар, ни взрывы снарядов за окном, ни внезапный звонок в дверь. Я как бы не заметил того, как ее свитер потянулся вверх, скорей всего, мной, но с ее помощью обнаживший ее тело. Кожа ее была такой гладкой, такой шелковистой — как будто нереальной: как воздух. Я смотрел на ее груди, на эти красные пупырышки — соски на их наиболее выдающейся части, на матово-розовые гладкие "ободки" вокруг них, и больше чувствовал, чем осознавал: все в ней эстетически совершенно. Это блаженство созерцания и ощущения ее плоти не прерывало и не смущало процессов, совершающихся во мне самом: приливов отдельного, внутреннего тепла к моему животу, к моим ногам, напряжение и автономное набухание того органа, который будто бы перестал быть мной и стал какой-то отдельной частью, место которой было в круговороте, фейерверке чувств, в природе той экзальтации, какая исходила от женского тела. Ее клетчатые штаны давно уже были на полу, а мы все еще так и стояли посреди комнаты, как два наивных студента. Но ее тело увлекало, обжигало, тянуло в кровать; мои руки растворялись в нем, словно были из воска. Мы так незаметно оказались в кровати, как будто нас перенес в нее сильный порыв обжигающего и пьянящего ветра. Одна ее рука была на моей ладони, вторая скользила по моему телу. Мне хотелось войти в нее и раствориться в ней полностью. Мы лежали друг напротив друга, и казалось, что воздух в полутьме колеблется от наших дыханий. Бело-синий неоновый свет с улицы ненатуральной мертвенной тенью пробивал шторы и наклеивал свою страницу на стену поверх обоев. Она что-то шептала, но смысл ее слов не доходил до меня. Ее руки оставляли на моей коже теплый след прикосновений, наши ноги встретились коленями, после чего мои колени вошли вовнутрь, разделив ее ноги. " Бедные ноги, — думал я, не понимая, как такая чепуха лезет мне в голову, — вы расстались одна с другою, разделенные мужскими ногами". Магнит ее лона, ее нежное, заветное интимное место тянуло меня с такой непреодолимой силой, что я, не медля больше ни секунды, вошел в него. Лена не издала ни звука, но конвульсивная дрожь прокатилась по ее спине. Она как-то странно выгнулась — как кошка — и застыла с полузакрытыми глазами. Я чувствовал прикосновение ее грудей; у нее была непередаваемо шелковистая кожа! Но это я чувствовал как будто издалека: все мое сознание, мои чувства были теперь в мягком и податливом пространстве, где теперь находился "ключ, подходящий к множеству дверей", как сказал однажды поэт. Это пространство неожиданно выросло до размеров комнаты, моей квартиры, города, целого мира, и я был в нем не весь, всей моей сущностью: я словно превратился в муравья и получил возможность неожиданно заползти вовнутрь… Если быв моей голове сейчас прозвучал вопрос, где мои глаза, я бы не мог на него ответить, как будто глаза мои были совсем не там, где им положено быть, а на другом месте. Все между ног — каждая черточка — у нее было совершенно. Я чувствовал это, я торжествовал это совершенство. Как из-под земли, как из другого мира до меня доносились ее неразмеренные стоны и неожиданные вскрики. Как ни странно, но мы находились все это время в одной и той же позе, и Лена не делала никаких попыток изменить ее. Мы дошли до того момента, когда низ живота у нее стал конвульсивно сжиматься, и я, до того чувствовавший себя в ней как в безразмерном пространстве, вдруг ощутил, как нечто влажное и горячее охватывает мою плоть. Непередаваемые конвульсии прокатывались по этим нежным тискам горячими волнами, пока отражение тех же волн ни стало пробегать содроганиями по всему ее шелковистому прекрасному телу. Ее губы слились с моими губами, они были сухими и горячими, ее стоны наполняли комнату той музыкой, в самозабвенности которой можно утонуть также, как в глубине вод. Наконец, и мое тело содрогнулось от мощных конвульсивных токов, и я почувствовал, как из меня толчками входит в нее что-то, от чего потолок и обои закружились над моей головой. Она тоже почувствовала это, и ее ноги сильнее сдавили мне бедра. Она застонала тем последним, безудержным стоном, который может означать только одно: вот это оно, то самое последнее мгновение, за которым снова возвращение к страшной реальности быта. Очнуться, увидеть снова окружающий мир таким, какой он есть, было для нас и пыткой, и наградой. В ее глазах я увидел отражение своей же мысли: а вдруг теперь, после этого, мир изменился, а вдруг мы оказались в ином времени, в ином измерении? Нас и объединило то, что мы были созданы природой наименее приспособленными к окружающему: при всех наших различиях. Я хорошо понимал, что она останется, кем она есть, и я останусь собой, что несет мне новую горечь, новые разочарования и невиданные душевные муки, но при этом мы с ней на редкость схожи, и другой такой женщины мне уже в моей жизни больше не встретить… Когда утро своим мутно-белесоватым светом стало уже сочиться из окна, освещая пол моей спальни, покрытый разрисованной деревянной плитой, обои и письменный стол с печатной машинкой, я лежал, чувствуя кожей все совершенство, всю невероятную бархатистость ее тела, жадно впитывая ее, словно пытаясь запомнить на годы…
Записка
Рыжик солнышко приветик!
Как давно хотел написать тебе эту записку! Уже кажется сто лет! Рассказать, что я фантазирую о тебе, как я хочу тебя. Изо всех сил сдерживался, чтобы не нарушить нашу договоренность не писать ОБ ЭТОМ.
Вчера, когда увидел тебя, не знаю, почувствовала ли ты, я хотел наброситься на тебя. Захотелось обнять поцеловать погладить приласкать. Залесть под свитерок и за пояс. Погладить животик, спинку, ощутить пальчиками ложбинку твоей попки…ммм, а потом…. забраться в мои любимые местечки. В самые самые. Мне кажется, ты чувствовала то же самое. По моему я почувствовал твое желание, когда ты схватила мою руку, прижала к себе и мы так шли по улице. Маленькое солнышко, рыжик-кисонька, твое желание меня всегда так заводит… Ты не представляешь сколько мне надо было сил, чтобы не потащить тебя вчера в машину. Если бы не известные причины, я бы точно это сделал…)))
Ты не представляешь. Ты и твоя КИСКА меня сводите с ума, буквально! Когда я ее вспоминаю я стону вслух…) Правда правда. Вот сейчас стиснул зубы, чтоб этого не произошло…) Ведь люди кругом. И в отпуске тоже приходилось контролировать себя вспоминая о тебе (что было постоянно) потому что люди кругом…))
А вот когда я приходил вечером в номер, запирал дверь, раздевался совсем, ложился на кровать без одеяла и начинал фантазировать…. Лаская рукой ЕГО… я представлял как ты склоняешься надо мной. Пробегаешь язычком по моей груди, соскам. Ласкаешь их губами. Посасываешь. Опускаешься вниз, пробегаешь язычком по живоику и ниже. И чуть не доходя до НЕГО возвращаешься обратно. Дразнишься, лаская его рукой все настойчивей… Мои руки это твои руки… Чуть чуть терплю твою игру-дразнилку и не выдерживаю…)) Беру тебя рукой за волосы и нагибаю ласково и требоватьельно к НЕМУ. Прошу взять его в ротик…. ХОЧУ ЧТОБЫ ТЫ ЕГО СОСАЛА КАК ТЫ, ТОЛЬКО ТЫ, ЭТО ДЕЛАЕШЬ!!!!! Обнимаешь губками нежно и плотно… сосешь как мороженное…) ласкаешь язычком вокруг гловки, забирая ЕГО в себя… глубоко глубоко…. я нагибаю твою голову еще и еще… насаживаю тебя на НЕГО…. тебе совсем нелегко, но ты делаешь это… ДЛЯ МЕНЯ! Ты сосешь ЕГО так великолепно… мои эмоции не возможно выразить словами…. когда смотрю как ты это делаешь… как-будто смотрю со стороны… на мои чувства, которые сконцентрирвались ТАМ, отдельно от меня, и посылают мне ощущения такого невероятного блаженства внутри меня… ты права, так не бывает….)) я прихожу в себя от того, что рука уже работает быстро… массируя член который уже готов взорваться… чуть торможу… представляю как поворачиваю тебя к себе попкой… мммм…. твоя попка — это еще и еще стоны…)) она очаровательная… она прелесть… она такая… слов нет чтобы выразить как я ее обожаю… представляю как прижимаюсь к ней губами… провожу язычком вниз по дырочке…. ласкаю дырочку вокруг и чуть вводя язычек внутрь… проскальзываю вниз к губкам… горячим великолепным губкам… ласковым мокрым от твоего желания… ввожу язычек внутрь… следом пальчики… один затем второй третий… ты стонешь все сильней… я трахаю тебя ладошкой все быстрей…. язычком ласкаю попку… дырочку… еще… еще… я больше не могу терперь… я дрочу ЕГО все быстрей… моя рука уже не подчиняется мне… я выстреливаю тебе на попку и на спинку все накопившееся желание…. его много…. я рычу… я так хочут чтобы это поскорее было наяву…
Вот если в корридоре гостиницы кто-то в это время оказался, то навреняка услышал и обзавидовался…)))
Заповедник Великого Прошлого
Любителям "клубнички" времён Великого Совка посвящается…
Часть 1
Лариса
В переполненной пепельнице ещё дымилась сигарета. — Пойдём, — сказала Лариса.
Затушив её сигарету, Дмитрий встал и пошел вслед за женщиной.
Они познакомились два часа назад. На пляже.
Она лежала, подставляя свое уже загорелое тело непривычно жаркому северному солнцу. Его крупный волосатый торс, плотная накаченная задница еще раньше привлекла ее внимание. Только женщинам присуще это внимание. Отличать настоящего самца от подобных им особей.
Он жил недалеко от пляжа. И часто снимал там девчонок. По две, иногда по три. Его природная красота и стать притягивала девушек и зрелых женщин как магнитом. Приводя их к себе, он обычно не церемонился, откровенно и цинично говоря, что ему надо. Непривыкшие к таким оборотам советские дамы, как правило, терялись, затем страшно возбуждались. Его добрый, немного хитрый и в тоже время наивный взгляд располагал. И они отдавались ему полностью.
Он очень любил оральные ласки. И когда он спускал своим случайным подругам прямо в рот, те не обижались. Его красивый огромный член приводил их в состояние какого-то благоговейного трепета и возбуждения. Именно им хотелось доставить ему наслаждение, а не наоборот. Он спускал, дроча и громко стонав. Если партнерши не догадывались, он сам заталкивал им свой член в рот, заставляя обсосать и облизать его до последней капли.
Лариса была не похожа на всех его случайных подруг. В ней чувствовался шарм. Это была молодая женщина, немного меньше тридцати. Соломенно-желтые слегка вьющиеся волосы ниже плеч, манера одеваться с легкой, но продуманной небрежностью, спокойный, открытый и уверенный взгляд светло-серых, немного зеленоватых глаз, небольшой рот с пухлыми чувственными губами, красивая грудь, привлекающая внимание мужчин. Все считали её похожей на какую-то знаменитую актрису, однако никто не мог сказать какую именно. Говорила она не как все женщины, скорее как мужчина. Спокойно, негромко и немногословно. Казалось, что она постоянно что-то обдумывает, вот-вот готова сделать свое резюме.
Она обожала секс. И выбирала партеров сама. Не смотря на ее красоту, к ней редко подходили мужчины. Они как будто побаивались её красоты. Выбрав жертву, она начинала на неё смотреть. Мужчина терялся, а затем как загипнотизированный, делал всё, что ей было нужно.
Этот раз ничем не отличался от других. Для неё. Она сама подошла к нему и попросила сигарету. Пока она не сняла солнцезащитные очки, он вел себя с ней очень развязно. Выкурив сигарету и дослушав очередную шутку, переходящую в откровенное предложение, она сняла очки и посмотрела ему в глаза. Спокойно и уверенно. Как всегда. Как будто полуденное солнце не слепило ей глаза. Дмитрий растерялся. Мысли спутались в комок, а затем совсем пропали. Её уверенность вызывала у него ощущение беспокойства. Приходить в себя он стал только когда почувствовал напряжение в плавках. Она как будто этого не замечала. Затем так построила беседу, что он и не заметил, как они оказались у него дома. Будто не он, а она привела его.
В спальне она легла на кровать как была — в джинсах и футболке, под которой ничего не было. Он стоял в дверях готовый сделать все, что она скажет.
— Где у тебя душ? — спросила Лариса вставая.
— Я проведу, — и он пропустил её. Босиком она шла как хищное животное. Он поймал себя на мысли, что ловит каждое её движение. И опять не он, — она ведет его по его квартире.
— Я включу газ. — сказал он.
— Дай мне полотенце. — сказала она. Включив колонку, он вернулся в комнату, достал чистое полотенце и постучал в дверь ванной.
Лариса стояла под душем и смывала с себя мыльную пену. Она понежилась под водой еще пару минут, затем вышла, на ходу взяв из рук Дмитрия полотенце. Он остался в ванной.
Её загорелое тело так возбудило его, что он чуть не кончил сразу. Как в первый раз. Когда его привела к себе домой учительница английского в восьмом классе, и он кончил дважды пока она раздевалась, и ещё два раза пока пытался в неё войти. Он встал под душ и от одной мысли, что ещё полминуты назад здесь стояла она, сильно возбудился. Как будто изнутри огромная тёплая мягкая волна захлестнула его член, обильно стала выделяться смазка. Видя, что с собой не совладать, он стал остервенело дрочить, вспоминая её голое тело, и через несколько секунд кончил. Выйдя через пять минут из ванной и, видя её, лежащей на своей постели, он опять почувствовал дикое возбуждение.
— Сними полотенце, — сказала Лариса. Впервые он растерялся. Она сама потянулась навстречу, потянула к себе за обмотанное вокруг его талии полотенце и медленно его размотала. Затем взяла его встающий член в свои руки, вздрочив, немного притянула к себе и наклонилась к нему ртом. Весь член вошёл в её рот:
Уже позже, когда они сидели на кухне и потягивали скверный советский кофе "Растворимый", курили её "Salem", он понял, насколько он опустошён. Физически и морально. Ему вдруг опротивела эта женщина, как может быть противно от пресыщения. Он понял, что кроме "вещи в себе", есть, так сказать, "вещь вне себя". То есть вещь, переходящая свои границы и становящейся из-за этого обратной себе.
Она была не только чертовски сексуальна, но и умна. Поняв по его взгляду и невнимательным, скорее даже раздражительным ответам на её вопросы, что она его больше не интересует, Лариса не стала обижаться. Корректно выдержав паузу, она собралась и, попрощавшись, вышла вон. Дмитрий, допив кофе и докурив сигарету, стал собираться из дома. Куда идти он ещё сам не знал. Но дома ему оставаться не хотелось. Очень не хотелось.
Зачем думать о чем-то, когда ты рядом
В голове никаких мыслей… Зачем думать о чем-то, когда ты рядом… Когда ты вот-вот станешь моей, а я твоим… Не хочу думать ни о чем… Желание… Страсть волнами накатывающаяся на меня и обдающая жаром, мешающая думать и заставляя меня сдерживаться, чтобы не бросится на тебя… В полумраке комнаты я вижу твои глаза, мне трудно угадать о чем ты думаешь, что там в глазах… Испуг, желание, смущение… Не знаю… Я подаю тебе бокал с вином и жестом предлагаю присесть на диван… А сам с точно таким же бокалом, стою напротив тебя… Мы молча и медленно пьем вино, изучая друг друга… Ты встаешь и подходишь ко мне, расстегиваешь рубашку, твоя рука касается моей груди, нежно, легонько, неуверенно… Я обнимаю твою талию и наши губы сливаются в поцелуе, сначала легком, потом все более страстном, непрекращающемся… Твои губы, я схожу с ума от них… Внезапно я отстраняю тебя, и начинаю снимать с себя одежду… Ты смотришь на меня, с удивлением, испугом… И вот я обнаженный стою перед тобой… В глазах у тебя все меньше смущения, удивления, испуга, теперь там только желание… Желание обладать и отдаваться… Ты становишься на колени передо мной, нежно гладишь его и внезапно обхватываешь губами… Господи… Как это приятно… Невольно я начинаю двигать им в твоем рту, рукой удерживая твою голову… Наслаждение… Наслаждение и еще раз Наслаждение… Но как же ты… Я тоже хочу подарить тебя нечто подобное… Я раздеваю тебя, точнее лихорадочно стягиваю с тебя одежду… И вот ты полностью обнаженная, как на той фотографии, только теперь мы рядом… Я увлекаю тебя за собой к постели… Ты ложишься, и я начиная покрывать поцелуями твое тело… Твои плечи, шею, грудь, животик, постепенно опускаясь все ниже… Пока наконец не нахожу губами самое сокровенное… Мой язык проникает в тебя, как можно глубже… Ты вся истекаешь влагой, и я с остервенением целую и ласкаю тебя губами и языком, доводя до безумия…
Больше я уже не могу сдерживаться, рывком приподымаю твое тело и вхожу в тебя… Как можно глубже… Ты прогибаешься и со стоном принимаешь меня внутрь… Вот он момент обладания… Теперь ты моя, а я твой… Мы начинает двигаться в безумном ритме, стремясь утомить ту жажду обладания, которая мучила нас так долго… Я словно обезумел, закидываю твою ножку себе на плечо, потом другую, потом руками развожу их в стороны, ни на секунду не прекращая овладевать тобой… Потом я резко поворачиваю тебя и вхожу в тебя сзади руками захватив твои волосы, словно гриву лошади несущейся в бешенной скачке… Ты стонешь все громче и громче… Из моих уст срывается прерывистое дыхание… Ты извиваешь и стонешь, но мне мало этого… Я хочу овладеть тобой всей и всюду…
И поэтому я выхожу из тебя, и раздвигаю руками твои прекрасные ягодицы… Ты понимаешь чего я хочу и помагает мне пытаясь расслабится… И вот я в тебе, прямо там… Стонешь уже не от наслаждения, а от боли, но это лишь сильнее заводит меня и я начинаю яростно брать тебя… Твое влагалище истекает влагой, а попа сотрясается под ударами моего тела… Я схожу с ума от наслаждения… Но хочу большего… Я покидаю твое тело… Стаскиваю презерватив… Укладываю тебя и вновь приникаю губами, целую тебя прямо туда, но теперь и ты можешь ласкать меня ртом… Мы делаем это одновременно…
Безумство охватывает нас… Ты обхватываешь мою голову руками и прижимаешь к своему влагалищу, в то время как я второй раз за эту ночь вхожу с безумной частотой в твой перкрасный ротик… И вот ты содрогаешься в сладостных спазмах, я пью твои соки, и не выдерживаю, начиная заливать твое лицо и ротик… Я оборачиваюсь и вижу выражение блаженства и счастья на твое лице…
Твоя Душа теперь моя… Навсегда… И эта ночь лишь начало…
Звонок в дверь
Звонок в дверь….. Я знаю, что это Ты…. Ты как всегда опаздываешь минут на 10.
Мы виделись только вчера, но желание встреч настолько велико, что это больше походит на болезнь. Каждую нашу встречу я стараюсь сделать незабываемой. Мне кажется, нет я даже уверен, что и ты хочешь этого же.
Ты, как всегда, неотразима. Стильный нежно сиреневый пиджак на голое тело, белая юбка клёш, белые чулки, кружевные резинки которых просвечиваются через тончайшую ткань юбки….. И, конечно, украшение твоего гардероба — туфли, такого же сиреневого цвета, из тончайшей кожи, утонченные, изумительно подчеркивающие красоту твоих ног.
Я беру тебя за руки и целую. Твои глаза закрыты. Ты впитываешь первые ласки, как сухая губка впитывает первые капли воды, попавшие на неё. Целую уголки губ, нежно, только касаясь язычком. Мои руки поднимаются к пуговицам пиджака и он падает к ногам. Я знаю твое тело очень хорошо, и каждый раз купаюсь в нем, находя новые прелести, ямочки, складочки. Медленно начинаю спуск вниз, не забывая ни сантиметра твоего нежного тела. Волна желания начинает отключать все посторонние звуки, образы. Остаешься только Ты и Я. Твои маленькие грудки удивительно упруги, соски отзываются на каждое прикосновение:..
Следующая преграда — юбка. Ты просто вышагиваешь из неё. Я перед тобой на коленях. На тебе остаются только трусики, комбинированные из белой и кремовой кружевной ткани и чулки. Есть одно желание — сорвать последнюю преграду и окунуться в тебя. Но я не хочу спешить. Я целую твои живот. Бархатная кожа, дурманящий запах твоего тела. Твои руки ложатся мне на плечи и я начинаю давить вниз. Я знаю чего ты хочешь, но, дорогая, не надо спешить. Руки блуждают по твоей спине, твоей попочке, твоим ногам. Я медленно снимаю с тебя трусики. Давление твоих рук вниз усиливается, и я не противлюсь этому. Мой язык скользит по твоему животику вниз. Как это приятно ощущать такое прекрасное женское тело, горящее желанием, требующим ласки, прикосновений, поцелуев:: Язык начинают щекотать короткие волосики, украшающие твоего "зверька". Но я уворачиваюсь от движения строго вниз, смещаюсь вправо и опускаюсь по твоей ноге. От нетерпения ты издаешь звук в котором слышны страсть, желание, недовольство и жажда продолжения. Белый чулок, намокая от моего языка и поцелуев становиться совсем прозрачным. Теперь по другой ноге вверх. Но уже быстро, стремительно, погружая язычок в твою расщелинку, открытую и ждущую. Ты охаешь от ожидаемой внезапной ласки. Мои руки продолжают ласкать твоё тело: спину, грудь, живот, округлости попочки. Язык в это время танцует в тебе. Твой "зверек" истекает. Моё лицо становится мокрым от твоих соков. Твои руки, лежащие на моей голове, стараются глубже погрузить мою голову в тебя. Ты не осознано начинаешь танцевать, помогая моему языку найти самые укромные уголки твоего "зверька".
Здравствуй, Машенька!
Ты прости меня, что не писала так долго — закрутилась, завертелась, как веретено, а толку чуть, и время ушло…
Ты помнишь пустыню Сахару, какую во мне оставил мой бывший муж после развода? Ты знаешь, не хотела тебе писать об этом раньше, но видно придется признаться: твоя подруга все возненавидела и иссохшейся, древней старухой бредет по жизни. Вот такой “поэтический” образ…
Ты спрашиваешь о поклонниках, признаюсь — не обездолена я в этом вопросе, но стала замечать, что поклонники мои в последнее время все больше увлекаются самим процессом поклонения, а я в этом процессе как будто уже и не участвую. Смотрю со стороны на их руки, так трепетно прикасающиеся к моим пальцам, и ничегошеньки, кроме их географического расположения, не ощущаю! Осознала я это недавно и ужаснулась — неужели старею?!
А тут пришла осень, странная такая, теплая, можно сказать, весенняя. И что-то во мне сдвинулось. Будь я деревом, наверное, вся бы покрылась почками-цветами и заблагоухала. Жар какой-то заполыхал в груди, истома, темные желания с дразнящими дикими видениями. Сны стали сниться. Помнишь этот анекдот, когда доктор спрашивает пациента: “Вас мучают эротические сны?”, а тот ему в ответ лукаво: “Ну почему же, доктор, мучают?”. Ну, так вот, они, сны, то есть, меня не то чтобы мучают, но одолевают. Причем снятся не люди, а ощущения и музыка. Просыпаюсь и думаю — сбрендила, а потом решила, что все это неспроста и стала ждать чего-то неземного. И вот это “неземное” пришло, точнее — подземное.
Иду как-то по Питеру и вдруг вижу мужчин, оказывается, они тоже живут в нашем городе! Ты знаешь, меня это вдруг так поразило! И вот такая пораженная захожу я в метро, вношусь на чужих бедрах и плечах в, как всегда, битком забитый вагон и припарковываюсь в полувисящем положении на чьей-то мужской груди. Поднимаю глаза, Машенька, и обомлеваю, потому что то, что я вижу в десяти сантиметрах от своего лица в метро возить нельзя, это нужно держать в картинной галерее какого-нибудь знаменитого картинного музея. Потому что у него, Машенька, есть губы… Нет, у него еще есть глаза, ах, какие это глаза, Машенька! Их взгляд словно ударил меня в грудь. От этого удара что-то скатилось в низ живота и замерцало-закололо звездочками-иголочками. А в голове будто взрыв полыхнул, залив жаром лицо и шею. Как-то отстраненно, но мгновенно я осознала значение слов: “перехватило дыхание”. Помнишь, как мы с тобой в десятом классе ходили с нашими мальчишками в кино, и Колька Иванов, вроде как случайно и незаметно клал свою руку на мою. Я помню, что сердце у меня тогда буквально выпрыгивало из груди и таяло где-то в вышине, а его горячие капли падали сверху и обжигали мне грудь и живот, которых скручивало спазмами такого наслаждения, какого мне не доводилось испытать, даже став женщиной. Кому сказать — не поверят, но самым счастливым местом в моей жизни до недавнего времени было старое изодранное кресло в кинотеатре маленького таежного поселка. Так вот, чувствую, что сердечко мое, совсем как тогда, через солнечное сплетение упорхнуло к потолку вагона и начинает там плавится. И тут моя дурацкая модная челка, как назло, падает на правый глаз. Стою, как идиотка, руки к телу прижаты, поправить нечем, смотрю на него беспомощно левым глазом и не знаю, что делать. И тогда он наклоняется и своей щекой отводит мою челку в сторону. Ты знаешь, я жутко восприимчива к запахам, от него же повеяло такой сногсшибательной смесью одеколона и свежего здорового теплого дыхания, что я тут же умерла, хотя и продолжала стоять, с ужасом ощущая как предательски наливаются мои губы. Мужчины, если они в широкой одежде, еще как-то могут закомуфлировать проявление своих чувств, а вот припухающие, рдеющие губы не скроешь, они всегда выдают мои желания. Опустила я лицо, а стоим-то мы тесно прижатые друг к другу, и рассматриваю прямо перед собой гладкий ворс его шерстяной куртки. А тут вагон качнуло, я носом уткнулась ему в грудь, откинулась, попыталась отодвинуться, да не тут то было! Вагон, как назло, замотало из стороны в сторону, я затравленно взглянула на него и улеглась щекой ему на грудь.
И тут сверху раздался шепот:
— Не смущайтесь… Я вас удержу!
Кто бы сомневался, только не я! Казалось, что уже ничто не может оторвать меня от него, будь моя воля — ехала бы так вечно… Прижимаясь к нему, я ощущала как он дышит, и изнывала от желания прижаться к нему еще сильнее, чтобы почувствовать как его грудь вздрогнет и заволнуется от участившегося дыхания. Но такой смелости я не набралась, да и Бог его знает как бы он на это среагировал, мужчины бывают разные, хотя мне кажется, всем мужчинам должно быть приятно, что они волнуют женщину. Но есть и такие, которые делают возмущенное лицо, начинают говорить о какой-то черте, которую не стоит переступать и так далее, по-моему они просто ханжи. Так или иначе, но разрушать момента мне не хотелось. А самые сладкие моменты, согласись, Машенька, это моменты ожидания и начала. Когда его еще не знаешь, то можешь только представлять его реакцию на себя. Тут уж фантазия расстарается… А потом, правда, ходишь с такой дикой болью в животе от неудовлетворенности этих фантазий, которые, впрочем, как правило, ни один мужчина и не может удовлетворить по причине своего эгоизма. Кое-кто, правда, не советовал мне обобщать в этом вопросе, но сам при этом не попытался доказать обратного на деле.
Ну да ладно. А кончилось все, Машенька, довольно быстро. Поезд подъехал к центральной станции, все стали выходить, нас отлепило друг от друга, освободились места, я села. А он, даже не взглянув на меня, ушел в другой конец вагона, тоже сел, достал из дипломата журнал и уткнулся в него. Как я ни старалась пускать ему посылы, он был броней — неприступной и такой же холодной. Я потерла лоб рукой, от руки пахло его одеколоном, значит мне ничего не показалось. Он вышел на моей станции, как-то странно неся дипломат перед собой, заторопился к эскалатору и скрылся. И только тут я сообразила в чем дело! Куртка у него короткая, джинсы — в обтяжку, ноги, кстати, обалденные. Скорее всего, наш эротичный подземный тур все-таки оставил следы в конфигурации его тела. Машенька, признаюсь честно, я пожалела, что была в шубе, ослабившей чувствительность моих бедер… Вот и все.
Три месяца ходила неприкаянная, думала только о нем. Просыпалась утром, еще глаза не успевала открыть — и тут же видела перед внутренним взором его лицо, глаза, и опять ощущала удар его взгляда. Днем на работе тоже думала только о нем. Вечером не могла уснуть, до того дошла, что стала ощущать прикосновение его губ. Низ живота болел уже непрестанно. Я даже испугалась, что могу себе весь свой тонкий женский организм угробить. Сразу вспомнила Христовых невест, которые до того доводили себя в монастырях, что в буквальном смысле ощущали соитие с Богом, даже были случаи ложной беременности с ростом живота, в котором, как потом выяснялось, никакого дитя не было. Недаром Ломоносов говорил, что молодым нельзя уходить в монастырь, ибо вместо моления Богу, они тратят силы, энергию и время на укрощение плоти.
Ты знаешь, я поняла, почему неразделенное чувство так нестерпимо мучительно. Потому что в этот период накопление нежности растет в геометрической прогрессии по отношению к остальной жизни, и эта нежность, если она не отдана мужчине, вызвавшему ее, начинает разъедать душу. Оскар Уайльд говорил это о неудовлетворенных желаниях, которые разъедают душу. Мне кажется, он сузил проблему. Душу может разъедать и нежность, и любовь, и любое другое чувство, не имеющее выхода. И вот недавно произошло со мной нечто невыразимое. Не пугайся, Машенька, начало самое что ни на есть банальное. Заехал ко мне мой давний поклонник. Желаний у меня, бедняжки, истерзанной подземной любовью, как ты сама понимаешь, не было никаких. Но выпили чего-то вкусного, потрепались, по глазам вижу — заводится, а мне сопротивляться стало вдруг лень. Провались, думаю, все пропадом, да и о здоровье пора подумать. Расстегнула ему рубашку, прижалась губами к его животу, и сдалась.
Машенька, вот тут-то меня и накрыло. Почувствовав его погружение в меня, я закрыла глаза. И тут же увидела лицо того, близкого моего попутчика. И не просто отвлеченно увидела, а увидела его над собой… Это не мой поклонник погружался в меня, а он. Я видела его полуприкрытые глаза, видела как менялось его лицо от движений нашей близости, слышала его дыхание, именно такое, какое я представляла и хотела услышать там в метро. Ты не представляешь, Машенька, что со мной стало, каким темным туманом заволокло мое сознание… Из женщины я превратилась в тигрицу, тело мое, как пишут в любовных романах, выгнуло дугой. Кончики грудей встали дыбом под его руками. Я увидела его руки, Машенька, как в живую. Сильные и нежные, с наполненными венами, в которых, когда к ним прижимаешься губами, чувствуется стремительный ток его крови. Я увидела и ощутила его щеку, гладко выбритую, с небольшим раздражением у виска, пахнущую его одеколоном, запах которого я не могу забыть. И, наконец, я почувствовала его горячие губы, сначала терпеливые, а потом все более неистовые и жадные.
Конец был ужасен. Такого безумного, черного, дьявольского конца я не испытывала никогда и, надеюсь, не испытаю более. Меня скрутило и швырнуло под огненный смерч, застывший в бешеном вращении над моим телом и с ураганной силой разверзнувший мои бедра. Его клокочущая воронка вошла в мое лоно, пронзила его, прокатилась по позвоночнику и вырвалась через чакры потоком ослепляющего света. Дикое, режущее наслаждение полоснуло и разорвало мое сознание, я что-то выстонала и замолчала. Больше не помню ничего…
Когда я очнулась, мой поклонник стоял нагой у окна и нервно курил. Видно заметив в отражении в стекле, что я шевельнулась, он повернулся, подошел ко мне и лег рядом. Помолчал, с какой-то тоской вглядываясь в меня, а потом спросил:
— Кто он?
Я отлично поняла, кого он имеет в виду, и ответила правду — что не знаю.
— Но ты же звала его по имени! — возмутился он.
Тут у меня, Машенька, в голове пронеслось воспоминание, что я, действительно, что-то говорила. Но ты мне объясни — как я могла звать по имени того, чьего имени я не знаю?! Можешь представить лицо моего поклонника, когда я его спросила — какое же имя я произнесла! Он загасил сигарету, молча оделся и ушел, так ничего и не ответив. Дверь, правда, закрыл тихо. А теперь скажи — как жить дальше? Мало того, что я до этого напредставляла кучу всякого, теперь к этой куче добавились какие-то реально-ирреальные воспоминания, которые не дают мне отныне покоя. Хуже того — я теперь боюсь с кем-нибудь ложиться в постель.
Короче говоря, не выдержала я всего этого, взяла отпуск, и из метро теперь не вылезаю, пытаясь разыскать его. Только он сможет освободить меня от этого наваждения. И еще я пытаюсь вспомнить его имя, которого я никогда не знала. Господи, за что мне это наказание?!
Целую тебя, Машенька, ты у меня единственная, кто поймет и не осудит, да и кому еще я могу такое рассказать…
Зеркало
СЮЗАН СУЭНН
"ЗАЧЕМ ОНО ТЕБЕ ПОНАДОБИЛОСЬ, дорогая?"
Вновь взглянув на зеркало, Джози задалась вопросом, а что подтолкнуло ее на это приобретение? Тем не менее, зеркало стоило уплаченных за него пятидесяти фунтов. В резной золоченой раме, со всеми этими гирляндами, завитушками и херувимами, сработанной как минимум сто лет тому назад, зеркало производило сильное впечатление, настолько сильное, что никто из участников аукциона не решился его купить.
Джози подняла руку, когда цена упала ниже стартовой. Шестое чувство подсказало, что зеркало предназначено именно ей.
— Куда ставить? — спросил посыльный, теряя терпение. — Не могу я топтаться здесь целый день. В какую комнату? На первом или втором этаже?
Вопрос озадачил Джози. А ведь она даже не подумала об этом. Что же на нее нашло? Импульсивность в покупках — это не по ее части. Даже наоборот. Вновь она словно услышала голос Сэма, занудно-раздраженный, который она будет помнить до конца жизни: "Как ты могла купить это страшилище? Ты сошла с ума?"
Решение возникло спонтанно. Будет он еще мне указывать, что хочу, то и делаю.
— Несите его в спальню, — бросила она посыльному, который еще протискивался во входную дверь. — На втором этаже, первая дверь направо. Прислоните к дальней стене, в алькове.
Спальня теперь полностью принадлежала ей, потому что Сэм ее бросил. За дополнительную плату посыльный согласился помочь повесить зеркало. Часом позже оно смотрело на кровать, добавляя алькову света и пространства. Когда Джози протерла зеркало, выглядеть она стало куда как лучше. Рукавом футболки Джози стерла с поверхности зеркала темное пятнышко и отступила на шаг. Уставилась на свое отражение.
А ведь есть на что посмотреть. Волосы цвета спелой ржи, удлиненное, не стандартное, запоминающееся лицо. Свет как-то странно взаимодействовал с поверхностью зеркала. Джози могла поклясться, что видела какое-то движение в зеленоватых глубинах.
Да. Именно так. Не по всей поверхности, а в овальной зоне в центре зеркала. Что-то там двигалось. По спине Джози пробежал холодок. Вроде бы на нее глянуло чье-то лицо. Джози протерла глаза. И увидела только зеркальную поверхность. Овал исчез. Сердце, вдруг учащенно забившееся, вернулось к нормальному ритму.
Сэм бы сказал, что она прочитала слишком много "колдовских", так он их называл, книг. Ее интерес к потусторонним силам стал одной из причин их развода. Она убеждала его, что "оккультное" означает тайное, сокровенное, то есть речь шла о знаниях, еще сокрытых от человека, но он не одобрял ее увлечения.
— Почему ты не можешь читать романтические истории или пособия по сексу, как все нормальные женщины? — пренебрежительно спрашивал он. — Вместо всей этой галиматьи о духах и призраках.
Джози печально улыбнулась, не удивляясь тому, в зеркале ей привиделся таинственный овал. Она знала, что переутомлена. Доктор сказал, что она страдает от стресса, болезни двадцатого века. Понятное дело, их же развели лишь два месяца тому назад.
Рой, ее лучший друг и владелец антикварного магазина, в котором она работала, предложил простое решение.
— Отправляйся в отпуск и потрахайся вволю, милая. Возьми две недели. Все равно сейчас у нас мертвый сезон. Поезжай туда, где много солнца и песка. Тебе нужен новый мужчина. Поверь мне, это надежное, испытанное средство.
— Для тебя, возможно, мой старенький гей, — насмешливо ответила Джози.
Рой нисколько не обиделся.
— Дорогая моя, что подходит одному, должно подходить и другому!
Он взяла отпуск, но никуда не уехала. Сэм поработал с ней на славу. По его шкале ценностей она котировалась наравне с насекомыми, и уж конечно не могла идти ни в какое сравнение с его новой избранницей, брюнеткой с пышными формами, которая привлекала Сэма не только сверхактивным либидо, но и толстым кошельком. Но самое ужасное заключалось в том, что мнение Сэма давило на нее, как каменная плита. Возможно, через несколько месяцев она сможет гулять по бережку и оценивающе поглядывать на мужчин, как и предлагал Рой, но на текущий момент ей хотелось разве что напиться. Такое вот желание вызывали у нее мысли о бывшем муже.
Джози взяла с собой в кровать бутылку бренди. Какое-то время смотрела телевизор. Бренди и один из ее любимых фильмов, "Кто-то следит за мной"[2], помогли ей расслабиться. Когда фильм закончился, она выключила телевизор. Вытянувшись во весь рост, еще не раздевшись, пролистала глянцевый фривольный журнальчик. И эту идею подкинул ей Рой. "Дорогая, ты должна войти во вкус, — он рассмеялся. — Признай, милая, ты отстала от жизни. А все потому, что слишком долго была замужем за динозавром".
На развороте красовался светловолосый, загорелый красавчик с роскошной фигурой, так и манящий к себе. Джози провела большим пальцем по плоскому животу, могучим грудным мышцам. Потом ее рука спустилась к члену и мошонке. Жаль, что он не стоял. Почему-то во всех женских журналах обнаженных мужчин фотографировали с висячим членом. Это как-то не возбуждало.
Однако, что-то на Джози подействовало. Возможно, выражение лица пляжного красавчика. Конечно, мужественное лицо, но чувствовалось, что этот мужчина может понять женщину. Так или иначе, но в Джози проснулся интерес к представителям противоположного пола. Рой не ошибся. Конечно же, ей нужен мужчина. Который воспылает к ней безумной страстью, уложит в постель, зацелует, скажет, что трахается она, как никто на свете.
Проблема, правда, состояла в том, что Джози не была готова к таким отношениям. Она не признавала секс без единения душ. Эмоциональная сторона имела для нее слишком большое значение. Что ж, смиренно подумала она после очередного глотка бренди, придется какое-то время побыть в одиночестве. Она уже чувствовала приятное легкое опьянение. И "киска" вдруг набухла, стала очень влажной. Впервые за долгое время у нее возникло желание помастурбировать. Почему нет? Она имеет право получить удовольствие, пусть и в одиночестве.
Джози достала вибратор, который купила по рекомендации Энн Саммерс, вновь легла на кровать. Вибратор был еще одной импульсивной покупкой. Она им еще ни разу не пользовалась. Джози пригляделась к инструменту. Прозрачный, розовый, ближе к концу пластиковый шар, наполненный круглыми бусинками.
Джози расстегнула молнию джинсов, стянула их вниз. Большими пальцами зацепила трусики из хлопчатобумажной ткани и отправила их следом за джинсами. Отражение в новом зеркале еще больше возбудило ее. Выглядела она распутной и сексуальной, обнаженная от талии и до колен, со всклоченными волосами. И глаза горели зажженным бренди пламенем.
Она все еще не могла понять, что заставило ее купить зеркало, но с каждым мгновением все больше склонялась к мысли, что приняла на аукционе правильное решение. Никогда раньше, мастурбируя, она не смотрела на себя. Но ведь все когда-то случается впервые. "Рождение новой Джози, — радостно, заплетающимся языком, озвучила она свои мысли. — Ты наблюдаешь за мной, зеркало"?
Рука ее заскользила по животу, и она почувствовало тепло, разливающееся по ее "киске". Согнула ноги, широко развела колени, наблюдая, как раскрылись наружные губы, открыв розовизну внутренних. Они уже блестели от живительной влаги. А между ними загадочно темнел зев влагалища. Чем-то напоминая темный красный бархат. Тут ее взгляд задержался на зеркале. Неужели у нее такая кожа, цвета густых сливок? Неужели у нее всегда такие роскошные волосы?
— Тебе же хуже, Сэм. Мерзавец. Лишился такого угощения! — со смешком воскликнула она.
А и кому он нужен? Джози смотрела на свое отражение в зеркале и по ее телу пробежала волна удовольствия. Господи, ну до чего же я сексуальная, думала Джози. Она наблюдала, какее пальцы еще шире раздвигают внутренние губы, прохаживаются вверх-вниз по влажной щели. Бедра начало покалывать. Она решила не браться за вибратор. Пока. Оставить его на закуску.
Замурлыкала от наслаждения. Процесс-то еще более интимный, чем обычное совокупление. Когда ты с кем-то, нет никакой возможности полностью расслабиться. Партнер слишком много от тебя требует, думала она, однако ты чувствуешь себя виноватой, если он не сумел вывести тебя на вершину блаженства. Любовь с собой более сладострастна. Потому что нет необходимости думать о ком-то еще, кроме себя, любимой. Странно, но она никогда не разрешала Сэму смотреть, как она ублажает себя. Теперь ее это только радовало. Пусть трахает эту толстуху с каштановыми волосами, к которой он убежал! Ей на него наплевать.
Между ней и зеленоватым отражением в зеркале словно возникла тайная связь. Ее рука двигалась все быстрее, три влажных пальца легонько массировали клитор, варьируя интенсивность удовольствия. Не отрывая глаз от своего зеркального двойника, она ввела один палец во влагалище. Двойник повторил ее движение. Как блестел ее палец, с какой неохотой розовая плоть отпустила его.
Когда Джози подняла бедра, еще шире развела колени, выгнула спину, отражение в зеркале затуманилось. Вспышка света пробежала по зеркальной поверхности. Но Джози, занятая собой, поначалу этого не заметила. Максимально широко разведя ноги, она раздвинула ягодицы, открыв розовый анус. Он тоже влажно блестел, окруженный несколькими завитками волос.
Она коснулась ануса подушечками двух пальцев. Запретный плод. Никогда раньше она не чувствовала себя такой распутной, жаждущей низменных наслаждений. Клитор горел и пульсировал, когда она гладила его. Сочащийся из влагалища сок Джози размазала по всей раздувшейся от прилива крови "киске". Смочив указательный палец, вставила его в анус. На входе почувствовала сопротивление, но потом кончик пальца без труда проник внутрь. Его словно обернули в горячий шелк.
О-о-о-о, как это неприлично. И опять впервые. Джози, ты дрянная девчонка.
Она загнала палец до упора, прислушиваясь к новым ощущениям. В зеркале она выглядела безумной. Глаза сверкали, тело извивалось. Она не могла оторвать глаз от бесстыдного отражения. Широко раскинутые ноги, влажная, блестящая "киска". Пальцы нырнули и во влагалище, двигались и двигались, подводя ее к оргазму.
Она чувствовала, что ее ждет неземное блаженство.
На мгновение Джози прервалась, чтобы потянуться к вибратору, включила его. От низкого гула ее "дырочка" запульсировала в предвкушении приятных ощущений. Поглаживая влажную, набухшую плоть розовым фаллосом, Джози задрожала от удовольствия. И уже на грани оргазма ввела вибратор во влагалище. Бедра заходили ходуном, когда первая волна оргазма накрыла ее. Она вскрикнула, прикусила губу, а потом, еще больше возбудившись от вскрика, дала себе волю в стонах и охах, чего никогда не позволяла при Сэме. А волны оргазма, принося глубочайшее удовлетворение, накатывали одна за другой.
Наконец, они утихли, и Джози плюхнулась на кровать, вымотанная донельзя, удовлетворенная, как никогда раньше. Какое-то время спустя она промакнула "киску" бумажной салфеткой, вытерла вибратор, убрала его. Плеснула в стакан бренди, подняла его к зеркалу. "За наши грядущие встречи, — широко улыбаясь, воскликнула она. — Их еще будет много. Зеркало, ты у меня прелесть. Лучший художник всех времен"!
Она выпила бренди, вновь вскинула глаза на зеркало, в недоумении нахмурилась. Приподнявшись, всмотрелась в зеленоватую поверхность. Вроде бы на ней появилось большое пятно. Голова плыла от бренди и полученного оргазма, она пошарила рукой по кровати, чтобы чем-нибудь протереть зеркало. Ее пальцы нащупали смятую бумажную салфетку.
Джози потерла пятно, стекло заблестело вновь. Видать, это на него осела пыль. Осознав, чем она терла зеркало, Джози захихикала. "О, извини зеркало, я вымазала тебя "кискиным" соком! Надеюсь, ты не возражаешь"!
Комната поплыла у нее перед глазами. Все еще смеясь, Джози плюхнулась на спину. Беззаботная и счастливая. Впервые за много недель ее ничего не тяготило. Непослушными руками она стянула с себя остальную одежду, бросила на ковер. Подложив под голову подушку, закрыла глаза. Расслабленная, удовлетворенная, заснула.
Час спустя Джози открыла глаза. Почувствовав, что замерзла, укрылась покрывалом. Врываясь сквозь щели в жалюзи, в комнату проникал лунный свет. Поверхность зеркала блестела серебром, словно оно аккумулировала проникающий в спальню свет.
Джози видела чистое пятно в том месте, где стерла пыль влажной салфеткой. Веки опустились, но в следующее мгновение резко взлетели вверх. Чистое пятно на зеркале… светилось. Невозможно. Такого не могло быть! Однако, глаза не обманывали ее.
В изумлении и ужасе Джози смотрела на зеркало. Пятно определенно росло, расширяясь одновременно во все стороны. И продолжало светиться. Может, подумала Джози, это кошмарный сон, причина которого — бренди. Но нет, она же проснулась. В голове, конечно, туман, но она точно не спит. Пятно тем временем распространилось на все зеркало. А у самой поверхности вдруг появилась глубина. Джози поняла, что может заглянуть в глубь зеркала.
Поначалу Джози видела лишь световую завесу, но потом она начала рассеиваться и сквозь нее проступили какие-то тени. Джози шумно сглотнула слюну, внезапно осознав, что перед ней комната. Скорее всего, будуар. Стены, оклеенные бордовыми обоями, туалетный столик красного дерева с зеркалом, в одном углу ширма. Бархатные портьеры скрывали окна. Масляная лампа заливала комнату мягким светом. У стены стоял диванчик.
Потом открылась дверь, и в комнату за зеркалом вошла женщина.
С густыми рыжими волосами, удлиненным, нестандартным, бросающимся в глаза лицом. Волосы она забирала наверх, оголяя изящную шею. На лоб падали несколько рыжих завитков. На шее, над кружевным воротником халата, на бархатной ленте висела камея.
Джози обмерла. И было от чего: мало того, что за зеркалом обнаружилась комната, так у женщины было ее лицо.
— Боже, — выдохнула Джози. — Это же я. Действительно, я. Я — в зеркале. Только я там другая.
Она опустила глаза, пробежалась взглядом по своему телу, ущипнула себя за руку. Плоть, настоящая, реальная. Значит, в зеркале она видела свое отражение. Она читала о doppelgangers[3]. Неужели такое возможно? И лишь осознание того, что ей ничего не угрожает, удержало Джози на кровати. Иначе она кубарем скатилась бы с нее и выбежала из спальни. Но ни зеркало, ни ее загадочная обитательница не ассоциировались с опасностью.
Сидя в пол-оборота к Джози, женщина в зеркале чуть пригладила свои роскошные волосы, покусала губы, чтобы они стали более яркими и пухлыми, взяла со столика стеклянный флакон с духами, вытащила пробку, подушилась: за ушами, сгибы локтей, запястья. До Джози долетел лавандово- гелиотропный аромат ее любимых "Жики", классических французских духов. С озорной улыбкой женщина в зеркале скинула халат и подушила впадину между грудей.
У Джози учащенно забилось сердце. Остатки страха исчезли, его заместило предчувствие чего-то удивительного. Врожденная чувственность второго "я" Джози оказывала на нее мощное воздействие. Рыжеволосая, безусловно, ожидала любовника. О одного взгляда на груди, вздымающиеся надо туго зашнурованным корсетом, хватило для того, чтобы низ живота обдало огнем.
И какая красивая у нее одежда, все эти оборочки, воланы. Она бы хотела одеваться точно также. Это Сэм настаивал, чтобы она носила обтягивающие джинсы и футболки. Теперь ей оставалось только гадать, а чего она их надевала. Вещи-то не слишком удобные. Она уже не могла оторвать глаз от своего альтер-эго. Женщина выглядела такой невинной и одновременно знающей, что к чему. Неужели я выгляжу также, спросила себя Джози.
Женщина расправила на лодыжках черные чулки, закрепленные чуть повыше колен подвязками. Панталоны, тоже в оборочках, длиной почти до колен, лишь частично скрывали полноту бедер. Сквозь тонкий, почти прозрачный материал панталон Джози видела темные очертания лобка. Женщина повернулась, наклонилась, чтобы поднять халат, и панталоны подчеркнули округлость ягодиц, чуть втянувшись в разрез между ними.
Джози не могла не восхититься пышностью форм женщины в зеркале. Сэм настаивал на том, чтобы она сидела на диете. А она, как дура, его слушалась. И вот результат: фигура угловатая, груди-пупырышки, бедра, как у девочки-подростка. Вот он и убежал к грудастой брюнетке.
Возбуждение с новой силой охватило Джози, когда она увидела, что ситуация в зеркале меняется. Открылась дверь, в будуар вошел мужчина. Ни он, ни женщина не произнесли ни слова, однако у Джози абсолютно точно знала, что отношения у них самые близкие.
Высокий, широкоплечий, светловолосый мужчина отдаленно напоминал пляжного мальчика с разворота глянцевого журнала, который валялся на полу среди одежды. Женщина встала, повернулась лицом к мужчине. Чуть улыбаясь, поставила ногу за стул, пошевелила затянутыми в чулок пальчиками. Мужчина, не отрываясь, смотрел на панталоны. Вырез в промежности позволял ему видеть полные бедра, а между ними аппетитную "киску".
Одна из рук женщины опустилась к бедру, начала поглаживать нежную бархатистую кожу. Из-под опущенных ресниц женщина посматривала на мужчину, как бы спрашивая: "Ты не против?"
— Нет, конечно, же, нет, — выдохнула Джози, захваченная сексуальностью сцены. И, словно отвечая на ее слова, пальчик ее альтер-эго начал играть с завитками лобковых волос, прежде чем скользнуть в "дырочку". Она же его заводит, дразнит, подумала Джози. Проделывать такое с Сэмом она не решалась. Да и желания особо не было.
А женщина в зеркале раздвинула ноги, двумя пальцами развела наружные губы "киски", снизу надавила на клитор, так что он бугорком вырос над окружающей его розовой плотью. Джози взглянула на лицо мужчины и по ее телу пробежала сладострастная рожь. В свете лампы поблескивали рыжеватые волосы лобка. Разведенные пальцами набухшие наружные губы открывали влажные внутренние. А уж между ними призывно краснел зев влагалища.
Джози облизала губы. Она бы никогда на такое не решилась. Но ее второе "я" нисколько не стеснялась своей женственности. Она действительно себя любит, осознала Джози, в отличие от меня.
Женщина в зеркале все шире разводила бедра. Мужчина с жадностью всматривался в демонстрируемые красоты. Похоже, ему не терпелось прильнуть в нежной "дырочке", поласкать клитор кончиком языка. Ему хотелось испить сочащейся влаги, вдохнуть густого мускуса, услышать, как женщина вздыхает и стонет под ним.
Джози уже мечтала о мужчине, который вот так хотел ее. Симпатичном мужчине, сильном и чувственном. Она поползла к изножию кровати, чтобы оказаться поближе к этому интимному спектаклю. Теряя голову от возбуждения и страсти, приподнялась, едва не ткнувшись носом в зеркало. И в этот самый момент стекло словно растаяло. Из барьера зеркало превратилось в дверной проем.
На сомнения и удивление времени не было. Шестым чувством Джози поняла, что упустит свой шанс, если не примет невозможное за реальное. Выбросив вперед руку, она всем своим существом потянулась к мужчине. И внезапно обнаружила, что смотрит ему в глаза. Поняла, что одна ее нога стоит на стуле. Краем глаза уловила ширму и лампу.
— Я так долго тебя ждал, — синие глаза мужчины блеснули.
У Джози екнуло сердце. Чувственный рот мужчины разошелся в широкой улыбке. Доброй и веселой. Голова пошла кругом, когда его рука накрыла ее. Теплая, настоящая. Сорочка, корсет, панталоны… Необычно, конечно, но никаких неудобств она не испытывала.
Не в силах устоять, Джози обернулась к большому зеркалу, которое висело на стене у нее за спиной. Существую ли я в реальном мире, подумала она. С облегчением увидела спальню, жалюзи на окнах. И тощую блондинку, сидевшую на смятой постели. Блондинка выглядела такой несчастной, что Джози искренне пожалела ее.
Мужчина, ее идеальный любовник, обнял зазеркальную Джози. Пробежался руками по талии, погладил полные бедра, сжал ягодицы. Как его звали? Какая разница. Важно не имя, а чувства. Джози хрипловато рассмеялась и расстегнула сорочку, позволив ей упасть с плеч.
Ее любовник застонал, когда она высвободила груди. Уткнулся носом в надушенную расселину. Поцеловал упругую кожу, а потом добрался до соска. Джози удовлетворенно вздохнула, когда он обхватил губами сосок и начал поглаживать его языком. От первого соска перешел ко второму, а потом на мгновение отстранился, чтобы полюбоваться плодами своих трудов: полные груди венчали теперь набухшие нежно-розовые бутоны.
Джози хотелось смеяться и плакать от счастья.
— Ты идеальный любовник, идеальный.
Он погладил ее лоб, отбрасывая кудряшки.
— Я сделаю все, что ты захочешь, дорогая, — нежно прошептал он.
Страсть охватила Джози. В "киске" вспыхнул пожар. О Господи, как же ей хотелось, чтобы он заполнил собой ее жаркую печь. Их взгляды встретились. Он, похоже, знал все ее желания. Мгновением позже развернул Джози, положив животом на широкий стул. Ее открытая "киска" источала мускус. А потом она почувствовала, как головка его члена мягко ткнулась в "дырочку" и двинулась дальше, проникая все глубже, наполняя ее.
Он ритмично задвигался взад-вперед. Джози выгнула спину, прижимаясь ягодицами к низу его мускулистого живота, зная, что при этом стенки влагалища плотнее обжимают член. Ее любовник вскрикнул, убыстряя темп.
— Давай милая моя, — прошептал он. — Выдои меня досуха. Заставь трепетать. Заставь спустить.
Его слова еще больше возбудили Джози. Член мужчины ходил, как поршень. Никогда ранее не испытывала она такого всепоглощающего сладострастного наслаждения. Она стонала и извивалась под ним, его лобковые волосы терлись о ее ягодицы. Сунув руку в прорезь панталон, она начала потирать клитор, а он вновь и вновь с силой загонял в нее свой конец.
Джози могла видеть их отражения в большом зеркале на стене: теперь оно служило по прямому назначению. Прорезь в панталонах позволяла лицезреть влажную "дырочку", в которую то погружался до упора, то вылезал на три четверти толстый член ее любовника. Джози упивалось видом своей сильной спины, округлых ягодиц, крепких бедер, без труда выдерживающих вес мужчины.
Она любила себя такой, толстомясой. Ей нравилось, что ее много.
— О, я спускаю. О, Господи, — выкрикнул ее любовник.
Джози кончила одновременно с ним, сокращения ее влагалища действительно выдоили его досуха. Мужчина обмяк, тяжелой тушей навалился на нее в экстазе блаженства. Она забыла про Сэма, забыла про его попытки лишить ее уверенности в себе, отвратительный развод, длинные ночи одиночества. Она забыла о совете Роя и о том, что ничего такого просто не могло быть. Она поверила. Пусть циники, вроде Сэма, остаются при своем мнении. Ее это не касалось.
Любовник нежно поцеловал ее, прежде чем уйти.
— Здесь я всегда к твоим услугам, — прошептал он, оторвавшись от ее губ.
Джози сжала его щеки руками.
— Если б ты знал, как я тебе благодарна, — выдохнула она.
После его ухода она повернулась к зеркалу и вновь увидела тощую блондинку на кровати. Лунный свет падал в комнату сквозь щели в жалюзи. Другая Джози спала, с улыбкой на безмятежном лице. Зазеркальная Джози понимала, что она должна вернуться и войти в тело женщины на кровати, отдавая себе отчет в том, ее альтер-эго всегда будет существовать в этом удивительном зеркале. Где будет и ждать пылкий любовник.
Когда Джози направилась к зеркалу, будуар за ее спиной начал расплываться и темнеть. Она всмотрелась в свое спящее тело, вдохнула знакомые запахи чистого белья и свежей краски. А потом ее щека уже лежала на холодной подушке.
Рыжеволосая женщина в зеркале нежно улыбнулась. Лампа замерцала и погасла.
В современной спальне лунный свет отражался от зеленоватого зеркала.
Зеркало
Весь день я жила в ожидании этого момента, и вот я дома, совершенно одна. Мне никто не помешает и не отвлечет, я отключаю телефон и закрываю шторы. То, что здесь будет происходить, буду, знает только я и зеркало. Я неторопливо раздеваюсь, мне некуда спешить. Мне нравится зима, с ее вьюгами и сугробами, белая, неторопливая тишина. На мне еще много одежды и я еще не скоро увижу свое обнаженное тело, я не спешу.
Сняв последнюю одежку, я ложусь в горячую ванну с пышной пеной. Тело расслаблено и требует ласки, оно дразнит меня мокрыми коленками в обрамлении нежной пены… я не спешу.
На мне теплый халат и я готовлю себе ужин. Мне тепло и сыто, от долгого ожидания по телу пробегает дрожь. Я иду к зеркалу и смотрю на высокую девушку с короткими русыми волосами, с серыми глазами на худощавом лице. На тонкие руки с длинными пальцами и острые коленки на худых ногах. Я люблю себя.
Я скидываю теплый махровый халат, смотрю на свой плоский живот, маленькую грудь и худые бедра. Я еле сдерживаюсь…
Кончиками пальцев я касаюсь лица, шеи, груди… правая рука продолжает свой путь вниз, по нежной коже. Я вздрагиваю, когда пальцы скользят по выбритому лобку вниз… С тихим стоном я проникаю в себя своими длинными, тонкими пальцами… Я не в силах стоять на дрожащих ногах, и я ложусь на кровать. Пальцы медленно скользят во мне…
Прошел уже час как я люблю себя, я трижды меняла руки, мое тело влажно блестит от груди до колен… я не хочу останавливаться, впереди еще ночь…
Зима
Зима… Это… Это время, когда хочется быть женщиной. Женщиной настоящей, невыдуманной, загадкой для всех и для себя тоже…
Одеть безумно красивое нижнее белье, надушиться очень дорогими духами, сделать макияж и… Пойти в ресторан, где многие хотели бы обладать тобой, но ты, ты отдашься только одному, настоящему мужчине.
Мужчина — это не тот у кого большое достоинство, а обладающий гораздо большими другими качествами, хотя "самцы" тоже прельщают и волнуют воображение…
Но зачем говорить о малореальном? Чувства часто бывают более реальными чем все существующее. Вот рядом со мной лежит очаровательный мужчина, "самец", но… Он доставил мне удовольствие, я получила то, что хотела… меня отымели во все, что можно и нельзя… Сейчас мне просто хорошо, а он спит, мой "кобелек"! Ну и пусть спить, а я буду мечтать о том, чего не существует, чего не может быть и никогда не будет…
Милый, мечта моя! Приди! Я отдам тебе не только тело, но и свою душу!!!
Рассказ короткий, но… еще будет Весна, Лето, Осень.
Целую всех…
До встречи…
Знакомство за завтраком
День начинался как обычно. Я зашел в ресторан позавтракать и встретил там своего старого знакомого. Он завтракал там со своей коллегой и, познакомив меня с Дженни, пригласил присоединиться к ним. Разговор за едой начался с общих фраз, но вскоре перешел на наших отсутствующих супругов. Дженни, говоря о своем муже, заметила, что она и ее муж женаты гражданским браком и, придерживаются правил не мешать друг другу встречаться с другими людьми. Дейв был очень консервативен и, кроме того, только недавно женат, и такое откровенное высказывание смутило его. Вскоре он вспомнил про недоделанную работу и извинившись уехал. Мы с Дженни остались вдвоем.
Мы немного выпили и стали довольно откровенно обсуждать наши сексуальные предпочтения. Дженни наклоняется вперед и шепчет "Вы помните, как сильно хотели трахаться лет в 14? Я так чувствую себя все время". К настоящему времени у меня была сильная эрекция.
Я сказал, что очень люблю трусики, и что ничто не дает мне большего удовольствия, чем засунуть нос в хорошую влажную пару трусов. Она наклоняется, берет мою руку и медленно перемещает ее под столом под свое платье. Моя рука касается ее влажной щелочки. Увы, никаких трусиков на ней нет.
— Оближи свои пальцы. Когда я ношу трусики, они постоянно мокрые, что, согласись не очень удобно, — шепчет она. К настоящему времени ресторан почти опустел. Подошел официант посмотреть не нуждаемся ли мы в чем — нибудь, и я думаю, что по нашему виду он понял, что мы нуждаемся в одиночестве. Он оставил полную бутылку на столе и ушел.
Вскоре и мы вышли. Наклонившись ко мне Дженни спросила сколько времени потребуется, чтобы добраться от ресторана до моей квартиры и отвезти ее домой. — 40 минут.
— Поехали. Мой муж прилетает в 3 часа, и я хотела бы его встретить.
Мы сели в машину и скоро были у меня дома. Как только мы вошли в квартиру, Дженни сняла через голову свое платье и встала напротив меня на высоких каблуках и в лифчике. Я посмотрел вниз — на ее пушистой киске блестели капельки любовного сока. Я подошел к холодильнику, достал бутылку шампанского и повел ее в спальню. Там я быстро разделся и освободил своего друга, которому было очень тесно в штанах. Мы стоя стали пить шампанское, разглядывая друг друга. Дженни протянула руку и обвила крошечные пальчики вокруг моего члена.
— Я хочу его вовнутрь.
Мы садимся на кровать, и я наклоняюсь к ее пушистому холмику, чувствую ее сладкий запах. Мой язык начинает медленно играть с ее раздутым клитором, а пальцы заползают в ее щелку. Она немедленно застонала. Ее киска была настолько большая, что я засунул туда 4 пальца.
— Трахни меня — она задыхалась, приближаясь к первому оргазму, — я хочу ощутить внутри твой член.
Я сел, и дрожащими пальцами накрутив презерватив на свой стояк (это было одно из правил, сделанных ее мужем), медленно ввел его в мокрую щель.
— Трахай меня сильнее, обращайся со мной как со шлюхой. О-о-о, сильнее….
Я задвигался быстрее и протянув руки схватил ее торчащие соски.
— Да! Хорошо! Сжимай их сильнее.
Я двигаю членом все быстрее и быстрее, чувствуя растущее напряжение в своих яйцах. И вот, последний толчок и я изливаюсь мощной струей.
Я откинулся на спину в полном удовлетворении и посмотрел на Дженни, ее рука опускается вниз, и она начинает энергично тереть свой клитор, в то время как пальцы другой руки пробираются глубоко во влагалище. Я почувствовал себя эгоистом, но мне надо было чуть-чуть отдохнуть, прежде чем мой свисающий теперь петух мог восстановить себя. Я наклонился, достал бутылку из под шампанского, содрал фольгу с горлышка и стал медленно двигать горлышко бутылки в ее ждущую дырку. Она схватила меня за руки и воткнула бутылку глубоко в киску. Остатки шампанского пролились внутрь и глубоко внутри начали пузыриться, Дженни забилась в сокрушительном оргазме.
К этому времени вся кровать была залита липким шампанским, смешанным с соками киски. Я встал на колени и стал пить из ее нижних губок этот нектар. Это возымело немедленный эффект — мой маленький друг поднял голову. Я надел следующий презерватив.
— О-о, нет. Моя дырка должна отдохнуть. Можешь трахать меня в задницу.
Она перевернулась и подняла свою попку. Ее небольшая коричневая дырочка была покрыта смесью сока киски и шампанского. Я медленно поднес головку члена к заднему входу и с силой вогнал его внутрь. Ее задний проход был основательно разработан, но все равно дырочка была достаточно тесная. Мой член, казалось, разбух от удовольствия. В это же время я начал рукой гладить ее чувствительный клитор. Она застонала: "Да-а-а, еще…, трахай меня…, сильнее". Ее крики заводили меня все сильнее и сильнее. Я продолжал с силой долбить ее задницу, чувствуя, что скоро кончу вторично. В тот самый момент, когда я почувствовал, что больше не могу сдерживаться, она закричала: "я кончаю".
Мы измученные упали на кровать. Дженни встала на колени вниз рядом с моим теперь мягким членом и сняла презерватив. Я положил руку ей на затылок и притянул голову к моему члену. Она лизнула головку, как бы пробуя вкус, а потом стала облизывать весь член до самого основания. Конец, отозвавшись на эту ласку, затвердел и поднял голову. Дженни заглотила его целиком, в то время как ее руки начали массировать мои яйца. Ее губы двигались вверх и вниз по стволу, и вскоре я почувствовал нарастающее напряжение в моих шарах, Когда я кончил, она проглотила каждую каплю.
Все было замечательно, но нам пора расставаться. Я отвез ее домой и договорился о новой встрече.
Зной
Как-то раз в один из особенно жарких летних деньков, когда, кажется, жаркий воздух колышется густыми волнами и даже ветер не приносит облегчения. Я сидела в гостях у своей подруги Анастасии. Мы спасались от жары в её старом частном доме, разговаривали, пили холодное красное вино и планировали залезть на крышу позагорать. Неожиданно пришел её сосед Стас, высокий темноволосый юноша, он присоединился к нам на полчасика, впрочем, вскоре ушел, сославшись на неотложные дела по хозяйству. Мы допили бутылку вина, и я сказала, что пора идти принимать солнечные ванны. Настя сказала, что не пойдет, т. к. ей может стать плохо от вина на жаре. Она вручила мне покрывало, и я отправилась на крышу. Необходимо отметить, что этот дом был выше всех остальных на этой улице, а потому я не утруждала себя надеванием купальника, а просто скинула свою полупрозрачную блузку, лифчик и шорты и подставила свое стройное тело палящим лучам июльского солнца. Я являюсь обладательницей поистине великолепной фигуры: сочные бедра сочетаются с тонкой талией и большой высокой грудью, мой золотистый загар выгодно оттеняли светлые длинные волосы и крошечные белые трусики из нежного шелка.
Примерно через полчаса меня сильно разморило на солнце, видимо подействовало вино. Я начала поглаживать свою грудь и животик. Постепенно мои руки добрались и до киски. Я стала трогать нежную маленькую складочку между ног прямо через трусики. Меня охватило необыкновенное желание. Горячие порывы ветра напоминали жаркие мужские объятия. Я раскинула ноги пошире, заправила тонкую полоску трусиков между складочек своей киски, которая раскрылась от этого максимально и начала ласкать клитор через ткань. Затем я засунула средний пальчик во влагалище, а большим продолжала нажимать на клитор. Моя киска была уже вся мокрая и скользкая. Мне показалось мало одного пальчика, тогда я взяла тюбик крема для загара и постепенно засунула его в себя на всю длину. Я наслаждалась ощущением заполненности своего влагалища и нежилась, закрыв глаза и тихонько постанывая от удовольствия.
Вдруг я почувствовала, что предмет внутри меня начал двигаться, открыв глаза, я обнаружила над собой Стаса. Он трахал меня тем, что было у меня во влагалище. Его мускулистое загорелое тело было покрыто маленькими капельками пота и переливалось на солнце. Стас начал второй рукой ласкать мне клитор, а губы его засасывали мою грудь. Я стала стягивать его шорты. Вид его члена меня ошеломил. Он был поистине огромным и таким же загорелым, как и все остальное тело. Я немного развернулась и прикоснулась к нему губами, обнажив блестящую от смазки головку. Несмотря на большие размеры, я заглотила член Стаса почти до основания. Из груди юноши вырвался громкий стон, он с трудом сдерживался. Однако я сдерживаться была не намерена! Не вытаскивая тюбик из своей киски, я приподнялась на покрывале и повалила Стаса на спину. Усевшись на него верхом, я стала тереться своими возбужденными сосками о грудь мужчины, а попкой о его горящую возбужденную головку. Парень просто ошалел от такого напора страсти и не сопротивлялся. Резким движением я вынула крем из влагалища и засунула его в рот Стасу, тот начал его жадно облизывать. Тем временем я резко села своей киской на член. О, это был миг откровения. Его плоть заполнила меня до отказа. Я начала медленно поднимать свое тело, по стволу члена стекали мои соки. Каждое движение приносило огромное наслаждение. Не в силах сдерживаться, я начала бешеную скачку на этом огромном породистом жеребце. Через несколько секунд я почувствовала мощную струю ударившую мне в матку, но я не прекратила сладкую пытку, пока не кончила. Я упала на грудь юноши, а его член так и остался в моем сокращающемся в конвульсиях оргазма влагалище. Нет, он и не думал падать! Кажется, кто-то жаждал продолжения!!!
Стас снял меня с себя обессиленную, но не утолившую полностью своей похоти. Теперь он стал хозяином положения. Опустив свое лицо к моему лону, Стас впился губами в мое истекающее соками и спермой влагалище. Казалось, он хочет высосать все из меня до капли. Он с сильным нажимом провел языком от ануса, до клитора, что вызвало у меня новую волну желания. Приподнявшись, юноша резким движением засадил свой член в мою истерзанную влажную щель, но тут же вынул его и начал водить головкой по моей второй маленькой дырочке. Я была полностью расслабленна, и его член легко преодолел колечко ануса. Отверстие было очень узким, горячим и тугим. Моя попка плотно обволакивала массивный член. Однако мне не хватало ощущения полноты в моей киске. Я стала засовывать туда сразу четыре пальца, а затем и весь кулак. Моя рука чувствовала мощный член Стаса через тонкую перегородку, а его член чувствовал мою руку, я кончила очень быстро. А через пару секунд оргазм настиг и моего любовника. Мы упали расслабленные и счастливые.
Так мы лежали долго, молча и закрыв глаза. Вдруг я почувствовала, как что-то коснулось моего клитора, что-то скользкое и шершавое. Открыв глаза, я увидела у себя между ног голову Анастасии. Девушка жадно лизала мой клитор, влагалище и особенно залитый спермой анус. Настя была уже голая, одной рукой она ласкала свою киску, а вторую стала засовывать мне во влагалище. Мне невыносимо захотелось прикоснуться языком к ее маленьким влажным нижним губкам. Мы приняли позу 69 и начали лизать друг друга. Я была сверху. Мы совершенно потеряли ощущения времени и пространства. Вдруг я почувствовала, как член Стаса вонзился в мое влагалище и начал размашистыми движениями трахать меня. Настя продолжала лизать мой клитор, а я с еще большим остервенением впилась губами в ее лоно. Нащупав рядом с собой тюбик крема, я воткнула его во влагалище подруги и начала глубокие сильные толчки. Девочка подо мной стонала и извивалась. В порыве оргазма она слегка прикусила мне клитор, это заставило меня тут же кончить. Мое влагалище стало неистово сокращаться, и я получила еще один заряд спермы. Немного отдохнув мы продолжили совокупляться, но об этом в другой раз:
И пусть всегда идет дождь…
Безмятежное солнечное июньское утро, к обеду обернулось проливным дождем. Сергей и Юля, решившие в этот день пройтись по магазинам, для того чтобы прикупить необходимые вещи для близящегося отпуска на море, попали под сильный ливень. Утром, когда они собирались, у них и мысли не мелькнуло взять с собой зонтик, настолько прекрасна была погода. И вот теперь дождь настиг их внезапно, вымочив до нитки. Укрываться от дождя теперь было бесполезно, да и дом был уже рядом, поэтому они весело перешучиваясь, шагали по лужам, размахивая пакетами с покупками.
В подъезд они вбежали фыркая и отряхиваясь. Уже на лестнице Юля вспомнила, что обещала зайти к соседке снизу и, подумав, что если сейчас она не заглянет к ней, то уж потом точно не сделает этого, она сказала… Сереж, ты иди, я сейчас к Машке загляну на минутку. Передав сумку мужу, она позвонила в дверь к соседке. Сергей быстро поднялся к себе на этаж. Зайдя в квартиру, он сложил пакеты с покупками в коридоре и направился прямиком в ванную. Быстро разделся и, бросив мокрую одежду в угол, с удовольствием подставил свое тело под теплые струи душа. Когда он довольный вышел из душа в халате, в дверь позвонили. Пришла Юля. Она, следуя его примеру, без лишних слов направилась в ванную комнату, и вскоре из нее донесся шум воды.
Сергей развалясь сидел на диване и смотрел телевизор, когда Юля вышла из ванной. Она была в своем любимом белоснежном махровом халате, мокрые черные волосы красиво разметались по плечам. Она села на стул, достала фен, включила его в сеть и стала сушить волосы. Сергей посмотрел на жену, она грациозно сидела на стуле подставляя голову под струи горячего воздуха, из под халата виднелись ее обнаженные ноги. Под халатом у Сергея возникло движение, он уже больше не смотрел в телевизор. Он подошел к ней и присел рядом с ней на пол, начал не спеша гладить ей ступни, икры, постепенно поднимая руки выше и раздвигая полы халата. Она, улыбнувшись, с удивлением посмотрела на него. Сергей приник щекой к ноге и провел ею сверху вниз. С утра уже успела отрасти небольшая щетина, она слегка покалывала.
"Подожди Сереж, дай закончить" — попросила жена. Но он словно не слышал ее. Его руки уже гуляли по ее бедрам, он раздвигает халат еще шире и на свет появляется Она. Руки Сергея останавливаются на ягодицах, он сжимает их и призывно тянет к себе. Юля возбуждается, хочет ответить мужу, но не может надо закончить с волосами, он понимает это и продолжает ее ласкать. Сергей неожиданно приподнял ее ножки, раздвинул (открылся чудесный вид) и положил себе на плечи. Поцеловал бедра, провел по ним ладонью и запустил свои пальцы в дорожку волосиков на лобке жены.
Погладил их и, наконец, его пальцы остановились на ее губках. Медленно раздвинул их, начал гладить их, водить по ним пальцами. На его глазах киска жены покрывается влагой, женщина извивается, ерзает на стуле, но ей нужно закончить с волосами. Сергей запустил пальчик в отверстие, он покрылся смазкой, заблестел, второй его брат присоединяется к нему, и они начали свой безумный танец страсти внутри женщины.
Юля закончила с волосами, и фен падает на пол, она запускает свои руки в волосы на мужа, ее начинает бить мелкая дрожь. Видя, что жена на взводе, Сергей нежно берет ее на руки и несет на постель. По дороге халатик с нее упал, и она осталась полностью обнаженной. Сергей положил Юлю на спину, на постель и вот она лежит перед ним, ее ноги согнуты в коленях и широко раздвинуты. Он не спешит, он наслаждается, упиваясь этим видом. Неожиданно она встает на колени снимает с него халат и берет его горячий, возбужденный член в рот. Первые же движения ее губ порождают его стон. От наслаждения Сергей сжимает ее голову в своих руках, но он не хочет оставаться в долгу. Он ложиться на спину, и кладет ее на себя (они занимают позицию 69). Она стонет от наслаждения, и лижет ему яички язычком, а он тем временем занимается ее клитором, который набух и увеличился в размерах. Он его посасывает, облизывает, теребит его языком. Волна блаженства охватывает его, он напрягается, Юля вовремя замечает это и накрывает головку его члена своим ртом, горячая струя спермы ударяет ей в горло. Инстинктивно он поднимает бедра и старается как можно глубже ввести свой член, она старается насколько это возможно принять его.
Сергей вновь начинает ласкать клитор жены, его язык извивается как змея, вибрирует ни на секунду не оставляя в покое заветный бугорок. И она не заставляет себя ждать. Юля вдруг начинает совершать мощные движения тазом, Сергей заключает ее попку железной хваткой и старается совершать движения вместе с ней, не переставая ласкать ее клитор. Она вскрикивает, напрягается, каменеет и, наконец, блаженно расслабляется. Юля кладет свою голову на ноги Сергея, его расслабленный член стоит как раз перед ее лицом. Она, тяжело дыша, блаженно смотрит на него и улыбается.
Немного отдохнув в таком положении, Юля вновь берет в рот, совсем уже опавший член мужа, несколько умелых движений и член вновь занимает боевое положение. Юля встала, повернулась и уселась сверху. Сергею открывается воистину замечательное зрелище, он видит, как она опускается и поднимается на его хорошо смазанном члене, как колышутся ее грудки. Любуется ее гладко выбритой киской, которая очень похожа на киску молоденькой девочки. Она не спеша нежно двигалась вверх — вниз, трется клитором о волоски вокруг его члена. Сергей приподнялся и припал к ее груди. Соски закаменели. Он целует их, осторожно покусывает. А его рука тем временем опустилась вниз и начала ласкать клитор. Юля отстранилась от него, поднялась и встала рачком. Он вошел в нее и замер, для того чтобы в полной мере ощутить как у нее там горячо и влажно. Потом начал делать неспешные толчки. Постепенно увлекаясь, он увеличивал амплитуду и силу толчков. Юля начала стонать и извивалась под ним. Сергей положил свою ладонь на попку жены и намекающе стал поглаживать ее попку в районе ануса. Юля напряглась в ожидании.
Он вынул член и приставил его к анусу. Легонько стал надавливать. Жена сделала движение на встречу его члену. Сергей стал маленькими толчками вгонять его, вот уже полголовки скрылось в ней, вот вся головка. Как там узко и хорошо. Юля застонала от наслаждения и приятной боли, при этом своим пальчиком она ласкала себе влагалище. Продолжая делать небольшие толчки, он зашел в нее полностью. Постепенно он увеличивал амплитуду фрикций, наблюдая за ней, не будет ли ей больно, но она только стонала от возбуждения, и руками гладила свою киску. Тогда он стал делать движения, почти полностью выводя член из нее и загоняя обратно по самые яички. Ему вдруг захотелось взять ее по животному страстно. Он двигался как обезумевший, зажав ее каменной хваткой. На него что-то нашло и он стал обзывать жену шлюхой, сучкой, чего никогда не делал. К его удивлению, жене это понравилось, и сквозь стоны она просила… ещё — еще. Сергей одной рукой схватил ее за волосы, а другой прихлопывал по ее попке. Юля уже не могла больше сдерживаться и начала просить его взять ее более грубо. Такого еще никогда не было. Он остановился и потянулся к брюкам, которые лежали на стуле, и вытянул ремень.
Выйдя из жены, Сергей положил ее на спину и привязал кисти ее рук к спинке кровати. Потом задумался, снова потянулся куда-то и достал довольно внушительных размеров фалоимитатор. Он давно его купил в сексшопе, но все как-то не решался предложить жене попробовать с ним. Юля в ужасе раскрыла глаза, но в следующее мгновение уже с интересом смотрела на него. А Сергей уже примеривался им ко входу во влагалище. Он был довольно большого размера, сможет ли она принять его, подумал он. Неожиданно Сергей стал резко и бесцеремонно заталкивать его в нее. Юля стала извиваться как кошка, ее охватил оргазм. А он продолжал и продолжал запихивать его в нее. Ее половые губы растянулись так, что готовы были порваться в любую минуту. Юля не говоря ни слова закинула свои ножки ему на плечи, касаясь при этом его члена своей попкой. Загнав полностью имитатор (как он только в ней поместился), он одним движением загоняет свой член ей обратно в анус, она вскрикивает. Жена вскрикнула от неожиданности и начала просить развязать ей руки. Сергей развязал ей руки, Юля взялась за имитатор и начала им мастурбировать себя. Сергей присоединился к ней, они двигались синхронно, он членом, она имитатором. И так же синхронно они кончили. Обессилив от наслаждения Сергей ложится рядом с женой на кровать, они лежали лицо к лицу и устало улыбались. Слов не нужно было — они и так прекрасно понимали друг, друга. Их взгляды светились, Юля потянулась, чмокнула мужа в губы и прошептала… И пусть всегда идет дождь….
И тогда нужно взять краски
…и тогда нужно взять краски. Если он захочет тебя другую. Слушай. Акварель подойдет. Гуашь тоже можно, но она, когда высыхает, иногда так неприятно стягивается, покрывается трещинками. В общем, на любителя. Я акварель люблю. И смотри вот. Беру краски. А у него камера в руках. Всё: руки заняты. Руками ничего трогать нельзя. А то не получится. Есть только ты, краски и колонок. Он мягкий. А тот, который с камерой, он вроде и не с тобой, а где-то далеко. Теперь — рисуй.
Нарисуй себе вторые глаза. На веках. Или на животе. Ты свои настоящие глаза прикроешь, а эти, другие на него смотрят. Ты же на своем теле другую себя рисуешь. А ты другая — это и не человек вовсе. Вот с ней он и будет любовью заниматься, она на него смотреть будет. Там за камерой. Щелк. У нее глаза на животе. Между ног, кстати, тоже можно. Только один. Щелк. Но лучше не торопиться. Щелк-щелк. Изнутри себя разрисуешь позже. Очень важно, но позже. Сначала глаза.
Теперь рисуй на запястьях. Щелк. Темно-красным несколько линий. Они потянутся вверх, по предплечьям, по плечам, удавкой вокруг шеи и спустятся на грудь. Щелк. Не позволяй ему подходить. Спугнет ведь. Щелк. Соски надо накрасить. Грубо, размазывая вокруг. Щелк. У другой соски не такие как у тебя. Она ими трогает. Это ее руки. Нет, не так, щупальца. Не смейся. Щелк.
Живот… Ох живот: Щелк, щелк. Живот он ведь и есть ты другая. Дави на колонок, вдавливай в свою мякоть. Можно чтоб больно. Щелк. Потом краску берешь: Знаешь, акварель в таких маленьких коробочках. Хорошо смешиваешь с водой и выливаешь из коробочки в ямку пупа. Так чтоб совсем его не стало. Тут озеро. Щелк. Тут в тебе озеро: Ты потянешься всполоснуть кисть, а из озера потечет как раз туда. Щелк. И ты иди туда.
Теперь важно: твое "внутри" — это ее "снаружи". Эти узоры ты не увидишь. Но старайся. Сначала выкрась клитор. Щелк. От него дорожка: нет, пока не внутрь, оббежала вокруг, покрасила губы. Теперь — можно. Щелк.
Погоди. Это не все. Бери нитки. Шерстяные, такие которые хорошо воду впитывают. Окуни моток в банку с водой, в которой ты кисти мыла. У меня она обычно розовая получается. Так: Щелк. Крючок: Щелк.
…Да, крючок, обычный, которым носки вяжут. Потолще. Вязать умеешь? Значит, вяжи себя. И ее. В несколько петель обвяжи щиколотки, потом вокруг коленей. Растягивай петли пошире. Это шаманство, а не кружок "Умелые руки". Вокруг себя вязать не очень легко. Но если не задумываться, то все получается само собой. Руки, пальцы. Так надо. Ее ведь нелегко удержать.
То, что от мотка осталось, надо спрятать. Ты знаешь — куда. Да, именно туда. Все.
Теперь вы ее выманили. Ей никуда не деться. Теперь пусть ее берет. Щелк. Камеру в сторону. Впрочем, и ты ее бери. Чего уж там.
Игра в карты
В карты сыграем? на раздевание… с уст наших новых знакомых, соседей по номеру в Доме отдыха, двадцатипятилетней симпатичной пары, после столького выпитого в этот вечер, это прозвучало так же естественно, как будто он предложил выпить еще…наши девушки переглянулись и улыбаясь немного удивленно посмотрели на нас… шутят, проверяют или серьезно хотят? серьезно, серьезно девчонки… я же вижу как ты мельком поглядываешь на него, вижу что в твоем вкусе, понимаю что нравится, иначе не согласился бы…тем более на юге с парой, которую через несколько дней раcставшись никогда не увидим, почему бы и нет? он кстати на тебя смотрит с таким уж прищуром… сыграем? мужчины против девушек.
Кто проиграет снимает по одной вещи…играем до трусиков или дальше? гм… девушки вы серьезно? представляете как мы проиграем вам свои плавки? и выполним любое ваше желание? но только по периметру этой комнаты ок? разрумянились, глазки блестят, шушукаются… догадываюсь о чем… ты ведь когда то сама прошептала мне на ушко в порыве чувств, как тебя заводят мужчины от которых не знаешь, что они выкинут через минуту…
Интересно, а наших девушек не смущает зачем я пересчитываю карты? так внимательно, попутно вам улыбаясь? и не спеша тасую, глядя на карты? запоминая, что за чем будет лежать в этой колоде… и снимаете вы колоду у меня в руке, а профессионалы это делают только когда она лежит на столе… ну ну…
Сначала вы положили на стол сережки… так мило улыбаясь, шутя и смеясь… потом колготки… видела бы ты как он смотрел когда ты снимала их у нас на глазах… быстро приподняв почти до пояса юбку…блин, действительно заводит, когда две таких девочки перед тобой это делают, смутившись и поскорее желая у нас взять реванш.
А теперь значит лифчик…так элегантно достав его из под платья, а после них значит трусики? ну у женщин и логика… специально творят? снять перед нашими глазами трусики и положить их перед нами на стол? короткие, ажурные… хотите смутить? заставить волноваться и делать ошибки? когда член вот вот разорвет изнутри легкие брюки? а ведь надо еще и играть… и выигрывать, когда всем становится уже не до карт… как их запомнить, что у кого, когда перед тобой сразу две очаровашки, на которых кроме легкого платья нет ничего… и грудь так свободно колышится в такт, а сосочки так соблазнительно выпирают через легкую ткань… а в глазках, в глазках такой коламбур разных чувств…ведь если сейчас выигрываем мы, вам делать стриптиз.
Ну, наконец то…теперь значит платье… ах какой невинный румянец заиграл на таких милых щечках… смущение… и вопросы глупейшие: может не будем? нет девочки, нет… делайте то, что нам обещали… а партнер мой по картам уже возле тебя… интересуется нужна ли помощь… ах змейку помочь расстегнуть, а теперь через голову платье… ты смотришься класс…так невинно по девичьи пытаясь прикрыть руками красивую грудь… так что сосочки видны все — равно и грудь так учащенно и глубоко дышит под нашими наглыми взглядами… румянец на щечке… и быстрее за стол, чтобы скрыть от мужских глаз, как красиво у тебя там внизу…
А твоя партнерша сама…глядя в глаза мне… снимает и по актерски платье прочь от себя… умеет проигрывать и сохранять в себе чувство достоинства… мельком на мужа, которых все крутиться вокруг тебя и снова в глаза мне…с таким прямым и явным вызовом, как будто спрашивая: ты же хотел… и наверное, тайно мечтал, увидеть меня в таком виде. А ее супруг наконец то, с каким счастьем твое платье держит в руках, а сам все взгляды на тебя, на тебя.
А желание девочки у нас будет такое: зубками без рук раздеть нас до того же костюма к котором вы сами… а потом также без рук заставить нас кончить. Ты с этим парнем, а со мною эта девочка… выходите, выходите из за стола, что уж стесняться коль так проиграли… когда две таких очаровашки так грациозно перед нами опускаются на колени…так что можно видеть и тебя и ее…как вы берете зубками краешек футболки и начинаете ее поднимать на нас вверх…конечно руками чуть чуть вам поможем…чувствуя как затвердевшие сосочки при этом касаются и прижимаются к обнаженному торсу. И когда так близко от тебя глаза и губы красивой и так желающей тебя женщины… чужой…чей муж всего в метре от нас чувствует точно такие же ласки уже моей спутницы…и так же безумно и дико хочет ее…и ты видишь все это…и понимаешь, что возбуждаешься так как никогда до этого за всю жизнь…так же как ты и они…
А теперь возьмите зубками ремень и вытаскиваете его из под брюк… я знаю милая что ты умеешь…я вижу как моя крошка хочет… покажи нам свой класс…да можно помочь чуть чуть ручкой, расстегнув ему такую тугую пуговицу джинсов… ты так нежно и страстно ласкаешь ему грудь и живот и опускаешься ниже, что не выдержит он… да, а теперь зубками плавки вниз… вот так потяни за резинку их вниз, а он поднимет ногу и ты сможешь их снять…и в ротик… такой напряженный и отвердевший как камень… как ты умеешь… ты так вопросительно на меня посмотрела: да, сегодня я все разрешаю, и даже подспудно хочу…видеть как ты умело и страстно берешь его член себе в ротик…и как ладошкой ласкаешь яички, сжимаешь, а теперь опустившись к нему между ног, берешь их по очереди в рот и катаешь во рту, от щечки к щечки, помогая себе язычком, так, что вот вот он не выдержит и выстрелит спермой.
А ты еще и еще: яички, промежность язычком и губами… у меня на глазах… теперь понятно, откуда пошло у нас свингерство… видеть такое… и чувствовать как старается его жена, беря у него на глазах мой затвердевший член себе в ротик…дразня… оголяя головку, лукаво посмотрев мне в глаза, и полностью в рот весь толстенный мой член…так, что я взвою, когда она так плотно сжимает его между губок… и как обалденно сосет, как сосет, что темнеет в глазах и хочется ее взять и отрахать в такой изумительный и развратнийший ротик…когда руку ей в волоса и в такт еще и еще…видя как хочет, безумно хочет она, чтобы кончил и выстрелил такой густой, горячей струей в такой изумительный ротик…чтобы приняла, заглотала до грамма весь мой нектар и после этого член вылизала так, что не надо потом будет мыть… и все это на глазах своего любимого мужа…который сейчас кончит другой…видя как жена сосет у меня…
А потом девочки после ванны, мы вам завяжем глаза… и уложив вас на диване рядом с друг другом, раздвинем в стороны ножки и поласкаем, наслаждаясь вашим нектаром, и той красотой, что будет видна друг у друга…вас ведь еще никто не вылизывал на глазах у любимого? кончиком язычка быстро, быстро везде по промежности? и не раскрывал широко губки внизу, любуясь и лаская вас на глазах у друг друга? и не вводил язычок в горячее и такое влажное лоно? трахая язычком от души, сквозь потоки водопада нектара? держа крепко в руках ваши ваши обнаженные ножки? подмигнув с ним друг другу и уткнувшись вам между ног… пока не кончите обе…прямо в лицо бурно и страстно, сквозь повязку не видя как нам обоим приятно…
А потом мы положим на этом же диване вас на живот… рядом с друг другом… попку повыше… вот так, чтобы обе прелестные попки оказались рядом с друг другом… и пошире в сторону ножки, так, чтоб мы увидели краешек губок… а теперь… нет вы не знаете, что мы сейчас совершим… и он еще не догадывается, когда я беру его за локоток и к жене… я к тебе-но ты ведь не знаешь… и резко в тебя… по самые яйца… ах как там хлюпает у тебя… значит так хотелось, чтобы он тебе вставил… и в…бал… и еще тебе до упора… еще… еще… пока не кончу и не залью твое влагалище до краев…
А потом… выпив за секс и любовь, я уведу тебя в наш номер и мы продолжим вдвоем, видя как ты воспалилась и хочешь меня во сто крат сильнее, чем раньше…
для интересных женщин пишите: kazanovva@list.ru
Игра до полного поражения
Легионеры утомились, самое время было устроить привал. Становилось знойно, мягкое солнце подбиралось к зениту.
— Ух ты! — воскликнул Архилох. — Какая густая тень у этого платана, распрямившего крылья навстречу небу.
— Расслабляйся, ребята, — кивнул стратег Перикл и все облегченно вздохнули, все порядком подустали. Серые шершавые камни склона, торчавшие из-под отзеленевшей короткой травы накололи босые ноги.
Лисий положил копье на землю, освободил руку из щита.
— Мамочки! Как красиво! — пискнула Необула, забравшись на большой валун.
Лисий оглянулся. Ах, до чего Необула совершенна в этот миг. Часто вздымается крепкая точеная грудь с остренькими коричневыми наконечниками — а ведь со своей подругой Сафо она проделала тот же подъем, что и он. В душе Лисия при виде истинного божества зародилась волна новой энергии, будто и не бывало усталости. Тогда перевел он глаза на Сафо, женственную и грациозную. Та разговаривала с Архилохом, поглаживая свои золотые волосы, ниспадающие по золотым плечам и ключице. Она посылала Архилоху вдохновение и тот не отказывался и бодро лепил рифму, глядя Сафо в бесконечную глубину глаз. Лисий повернул голову еще дальше и перехватил цепкий опытный взгляд старого воина Лисандра. Тот тоже заряжался, хотя ему было труднее. Лисандр улыбнулся в ответ Лисию.
— С ума сойти! — восхищалась с валуна Необула.
Далеко позади, у подножия горы, лежала юная цветущая долина с раскинувшемся по полуострову полисом и окаймляли ее блестки омывающего моря. Полоски дорог угадывались по длинным линиям остроконечных кипарисов. Но граждан полиса почему-то не манило море. Все лезли на Олимп. Чего этим хотели добиться никто не знал, просто хотелось расширяться, а больше как на гору двигаться было некуда.
Лисий вдохнул полной грудью. Вот свободен же, а что-то все-таки давит. Он лег на траву, уткнулся лицом в зеленый ковер, он набрал полный рот травинок. Все же, все для человека определяет настроение.
Он развел руки в стороны, сжал в ладонях по камню и показалось ему, что объял он гору своей силищей.
— Я Бог! — громко закричал он. — Прочь с дороги, на Олимп взбираются боги!
Неслышно подошла Сафо и села ему на спину сухими горячими ягодицами, погладила рукой массивную его шею.
— Победа будет за нами, — твердо проговорила она.
— За нами! — заорал Лисий и подумал: "Какая она легкая! Легче перышка, летящего по ветру". — Мы самые сильные! Нет никого, сильнее нас!
Он перевернулся на спину и она села ему на гранитный живот, разведя ноги.
— Мальчик Лисий, — хитро прищурилась она и пощекотала кончиками волос бронзовую его кожу. Потом встала и бросила:- Но вершина впереди, а не позади и неизвестно что нас ждет там.
— Ну ребятушки, — послышался голос стратега. Краем глаза Лисий видел, как тот зашнуровывает сандалии и встает.
Лисию было легко, он чувствовал себя молодым львом, он вскочил, надел прочный круглый щит, схватил в руку острое копье и брякнул их друг о друга. Он был снова готов.
— Вперед! — приказал Перикл.
О, сладкое слово "вперед". Необула будто молодая козочка поскакала по камням вверх и перед Лисием замелькали упругие бедрышки. За то, что существует в этом мире эта нежная бархатная спинка — он готов был быть богом. Он готов был разить непонятное.
Лисий поднял взгляд на самую верхушку горы, что была окутана облачной дымкой, сквозь которую белел снег, и вдруг со всею отчетливостью понял бессмысленность их затеи. Справа и слева от пробитой тропы даже смотреть было страшно — в тех густых зарослях жило непонятное, которое нельзя было познавать сверх меры, а значит направо и налево путь закрыт на бесконечность веков. А через заснеженную вершину идти глупо, да и зачем в конце концов, еще неизвестно, есть ли там продолжение мира. В долине же жизнь уже устроена, и что тесно, то, призадуматься, мелочь.
Вдруг из-под травы сверкнул предмет. Лисий нагнулся и взял его в руки — с идеально ровными краями. Артефакт! Предмет очевидно искусственный, но неизвестного назначения и происхождения.
— Стойте все!
Перикл подошел к нему и взял артефакт в свою ладонь. "Уже так близко?" — молчаливо спросил он и сам же вслух ответил:
— Непонятное подступает. Мы находим его все ближе и ближе. О, горе гражданам!
Поднялся вдруг холодный ветер. На небе внезапно засобирались тучи, все больше заслоняя светило. Кожа покрылась гусиными пупырышками. Тугой кулак воздуха сбил Лисия с ног; падая, он увидел как молния бьет в Лисандра, а из чащи выскакивают огненные чертики, устраивая летящую пляску смерти вкруг храбрых легионеров. Перикл метко разит их мечом, но фантомов миллиарды, весь мир превратился в живое трепещущее месиво и они валят Перикла с ног, набрасываются и Перикл исчезает под грудами их тел. Лисий хочет участвовать в битве, но пригвожден к земле невидимой тяжестью и, едва дыша, ощущает будто тело хлещут бичами, а потом высасывают из него энергию. Он не слышит душераздирающего крика — это Сафо за волосы волокут по воздуху и она исчезает среди деревьев леса.
Снова проигрыш. Ах как хочется плакать в бессилии своем перед всесокрушающей неизвестностью и соленые слезы катятся у него по щекам.
Когда Лисия освободили, он был ненужен. Все вокруг исчезло — и демоны, и легионеры. Тихо подошла вся растрепанная Необула. Слезы катились у нее не только по щекам и подбородку, но и по груди и даже по животу.
— Мамочки, — еле слышно прошептала она и упала на Лисия и разрыдалась. — Никого… страшно как… совсем никого…
Лисий нежно обнял ее, приходя в себя. Копил новую энергию и так они лежали долго-долго, едва согревая друг друга. Потом он раскрыл ее и стал гладить — по встрепанным волосам, по шее, по ложбинке между двумя холмами и так до кончиков окоченевших пальцев на ногах гладил, разгоняя кровь.
— Пойдем, Необула, — стал шептать он. — Пойдем вниз.
Игра молча
Дверь была не заперта. Полумрак прихожей казался продолжением неяркого света тихого осеннего вечера. Но запах был другой. Вместо легкой сырости и грусти здесь был запах уюта. А сейчас к нему примешивался неуловимый запах духов и ожидания, запах меня, запах женщины, пола, секса, запах флирта, похоти, разврата. Запах удовольствия. Ты улыбнулся — и опять не стал придумывать, что ты сейчас будешь делать. Обычно в такой игре ты придумывал все заранее, с точностью до шага, слова, жеста — и… после третьего шага, слова или жеста все шло не так. Со мной разве можно что-нибудь прогнозировать? Но ты все равно придумывал заранее, это был элемент игры, твоей игры. Наверное, и моей тоже.
Ты зашел в ванную, умылся. Лицо уже начало гореть. Смешно, как семнадцатилетний мальчик на первом свидании. Но сполоснуться холодной водой приятно.
И вот ты уже в комнате. Я стою посередине, улыбаясь тебе. Легкое платье, перетянутое поясом, И на сей раз совершенно глухое спереди. Ты даже удивился — при твоем неравнодушии к моей груди моя любовь к глубоким вырезам была вполне понятна. Но почти тут же ты понял тайный замысел. Грудь довольно туго обтянута, и хотя она закрыта, все-таки оказалась подчеркнутой, она привлекает внимание и будоражит мысли. Ты не можешь сдержаться, да и нет никакой необходимости, в этой игре одна из прелестей — ее быстротечность.
Ты подходишь, поворачиваешь меня спиной и сразу же покрываешь мои груди чашечками своих ладоней. Под легкой тканью платья ощущается более плотная ткань лифчика, под ней — упругая мягкость груди, и все вместе создает удивительное впечатление, ты мнешь мои грудки, забываешься и даже не сразу обращаешь внимание, как я начинаю прижиматься к тебе попкой. Сначала слегка, как бы вопросительно, потом сильнее, нащупав бугорок твоего члена, я начинаю весьма откровенно тереться об него из стороны в сторону. Тебе жаль расставаться с моей грудью, но возбуждение нарастает, одна рука все еще мнет грудь, а вторая уже скользит вниз, по животу, потом ниже, к ногам, прижимая мою попу к члену еще сильнее, хотя тут я в помощи не нуждаюсь. Но это так, скромность, которая, наконец, отброшена и рука оказывается уже между моих ног, легкая ткань платья и еще более тонкая ткань трусиков совсем не мешают ощутить форму моих половых губ, они набухли и занимают почти всю ладонь, и их можно мять почти также как грудь. Только желание нарастает значительно быстрее, и платье и трусики почти сразу же начинают мешаться. Ах, эти взрослые игры! Голова начинает слегка кружиться, я хочу, хочу! и это "хочу" можно удовлетворять сразу, без положенных в юности пауз и слов.
Ты задираешь платье, путаясь в нем, я тебе помогаю — и, наконец, ты просовываешь руку в трусики, двумя пальцами сразу ощущаешь горячую и мокрую щелочку, нащупываешь малые губки и зажимаешь их между пальцами. Теперь платье мешается и на груди, ты расстегиваешь молнию на спине платья — какая прелесть! почти до попы! — и залезаешь под него. В другое время ты бы еще долго гладил грудь через лифчик, дразня себя и меня, но сейчас, сейчас ты лишь досадуешь на то, что лифчики с трудом расстегиваются одной рукой. Пальцы второй ты уже просунул мне во влагалище, и вынимать их оттуда не хочется, хочется раздразнить меня до стона, до воя, до мольбы.
Впрочем…
Впрочем, можно сделать небольшой перерыв. В этой игре меня не следует возбуждать слишком сильно, хотя сейчас уже слишком сильно. Вот, в который раз все получается не так, как задумано, но кто бы рядом со мной не потерял голову… Ты слегка отстраняешься от меня, и уже спокойно, двумя руками расстегиваешь лифчик. Потом соображаешь, что теперь то можно было бы поиграться и не снимая его. Поэтому ты некоторое время ласкаешь мою грудь сквозь лифчик, довольно плотный снизу с легкими кружавчиками сверху, это создает забавные контрасты. Потом ты отдергиваешь его вниз и, конечно же, первым делом начинаешь теребить соски. Потом обхватываешь всю грудь ладонями, мнешь ее, возбуждение в тебе опять нарастает, сразу, щелчком. Ты опять начинаешь тереться о мою попу, просовываешь одну руку в трусы — всю эту паузу я держала подол платья задранным. И, наконец, соображаешь, что сдерживаться тебе не надо, в этой игре все можно делать быстро, и ты уже давно мог овладеть мной. Ты подводишь меня к столу, наклоняешь вперед, я ложусь на него руками и головой. Ты задираешь платье, я прогибаюсь и тру ногами друг о друга. При этом попка слега ходит из стороны в сторону, ты возбуждаешься и уже хочешь просто наброситься на меня. Но останавливаешься, ты понимаешь, что я специально дразню тебя, и, рассмеявшись, слегка шлепаешь меня по попке. Потом спускаешь трусы и немного раздвигаешь мне ноги. О, этот вид! Торчащая вверх попка, набухшие и влажные половые губы между полноватыми ляжками, розочка ануса, и главное, ощущение доступности и ожидания… Запах удовольствия…
Ты опять попробовал не торопиться. Не спеша снял брюки. Расстегнул рубашку. Подошел, погладил мою попку. Провел пальцами по половым губам, тебе нравится это ощущение упругой и ждущей плоти. Немного погладил — и они откликнулись, набухли еще, и вход во влагалище слегка приоткрылся… Да… этот вид достоин пера художника, только вот какой дурак при этом будет держаться за перо? Ты уже держишься за свой член, который, как магнитом, тянется к этому горячему и темному отверстию. Но это еще не все. Есть еще одна "домашняя заготовка". На журнальном столике заваренный чайник под салфеткой, твой стакан в подстаканнике и чашка для меня… Присев на кресло ты наливаешь себе душистого напитка и делаешь глоток, любуясь моим видом — снизу даже интереснее.
Потом подходишь ко мне, ставишь стакан на этажерку для цветов, случайно (?) оказавшуюся рядом, и медленно погружаешь головку члена в щелочку между влажными губами. Останавливаешься, прислушиваясь к ощущениям, берешь стакан и делаешь еще несколько глотков. Горячая жидкость в желудке и горячая плоть вокруг члена удивительным образом перекликаются, твое возбуждение растет, член набухает еще больше и становится каменным, отзываясь болью. Ты просовываешь его до конца, Делаешь еще глоток. Потом медленно начинаешь водить туда-сюда, ощущая горячее и бархатное прикосновение. Каждый глоток чая добавляет желания и возбуждения, нарочитая медленность движения распаляет тебя. Но, оказывается, и меня тоже. Мой легкий стон — в нарушение правил игры — уже бросает тебя в жар, и, поставив стакан, ты крепко берешь меня за бедра. Еще пять секунд паузы — и вот ты уже начинаешь медленные, но глубокие движения. Удары становятся чаще, нарушая тишину, по комнате разносятся шлепки твоего тела о мою попу. Как я люблю эти звуки! С каждым ударом ты пытаешься ввинтиться в меня, "достать до гланд", как я выражаюсь, бархатное прикосновение влагалища смешивается с болью в перенапряженном члене, но какое это наслаждение! Мне приходится все сильнее упираться в стол, чтобы противостоять твоим толчкам, ты видишь в зеркале серванта, как я, раскачиваясь, скольжу туда-сюда по столу, и тут ты хочешь увидеть, как при этом раскачиваются мои груди.
Ты останавливаешься и, приподнимая меня, опять добираешься до груди одной рукой, а второй начинаешь снимать платье с моих рук. Я догадываюсь, чего ты хочешь, и снимаю его сама, а ты тем временем теребишь мои грудки. Но эта игра уже не так интересна, и как только платье снято ты опять начинаешь бешено насаживать меня на свой кол, одним глазом наблюдая при этом, как размашисто трепыхаются мои груди. Но вскоре забываешь об этом, ощущения в распаленном члене закрывают все остальное, и в какой-то очередной толчок, когда головка упирается в мою матку, из нее выскакивает горячая струя, обжигая тебя еще и изнутри, и ты продолжаешь бить и бить, с рычанием, нарушая "обет молчания"…
Игра
Ночь. Волшебная ночь. Темная комната. Игральный стол с зеленым сукном. Приглушенный красноватый свет. В комнате трое. За столом Мастер и Игрок. В тени Она. Ставки высоки. Мастер, в отличие от Игрока, человек не азартный и уравновешенный. Для него Игра — нонсенс, не вписывающийся в его концепцию мира. Игрок — другое. Для него Игра — смысл жизни. Он профессионал и абсолютно уверен в своей легкой победе. Внутри у него ликование и предвкушение. Общее в Игре у них пожалуй одно — шулерство неприемлемо. Битва везения и интеллекта. Мастер осознает риск. Глупый и недостойный. НО: Так вышло и Мастер поставил на кон много: очень много. Деньги, бизнес, честь, в конце концов. Игрок, уверенный в своей легкой победе, поставил на кон ЕЕ. Он не оговаривал этого с ней. Это вообще было спонтанное решение, решение в духе Игрока. Мастер мельком поднимает глаза на нее и: принимает ставку.
Мастер понимает, что при нескольких играх он ТОЧНО проиграет. И предлагает ОДНУ игру, минимизируя при этом умение Игрока и проверяя правильно ли он, Мастер, живет. Это большая проверка. Если он прав — он НЕ ДОЛЖЕН проиграть.
Начинается Игра. Абсолютно тихо. Только воздух дрожит от напряжения. Она находится в ступоре. Она не ожидала такого и, придя сюда, была уверена, что увидит очередного Неудачника, который выйдет никем. А Игрок, ее Игрок в очередной раз в ярком свете своей победы, подарит ей очередную ночь: И она будет улавливать все эманации его души: Она будет дарить ему себя, выполнять малейшие его прихоти. А завтра будет обычный день. И ночь останется на ней только воспоминанием, следами на коже и ощущением ровного тепла внутри, вместо пожара: Она внимательно приглядывается к Мастеру из своей темноты и вдруг понимает, что такого соперника у Игрока еще не было. Мастер целен. Мастер силен: От него исходит некая сила, которой хочется подчинится, слиться с ней, отдать всю себя: Она панически начинает боятся. Надо подойти к Игроку и заставить его отказаться от Игры: Все что угодно: кричать, умолять, обещать выполнить самые безумные его идеи. Но Игра началась и почему-то в ногах нет сил: Остается только смотреть на Них. У нее на лице поочередно отражаются отблески внутренних переживаний — гордость за своего Игрока, шок от его предложения, горькое ощущение предательства, осознание того, что она для Игрока всего лишь дорогая игрушка, которую можно поставить на кон:
МАСТЕР
Впервые Мастер обратил на нее внимание, когда Игрок назвал свою ставку. После этого он понял, что будет играть. Просто потому, что не должен Игрок владеть таким богатством. Он не понимает, что держит в руках. Да, он привык играть по-крупному. Да, он владел миллионами и спускал их на ветер за одну ночь. Но это не имеет ничего общего с широтой души. Это попытка получить еще более сильные эмоции. Это хуже, чем эгоизм. Это сродни наркотику. Он увидел в ЕЕ глазах шок и постепенное осознание предательства Игрока. А потом выбросил все из головы и сосредоточился на Игре.
В следующий раз он взглянул на нее после победы. Пустота. Ожидание. Шок. Он обнял ее за удивительно безвольные плечи и вывел из накуренной комнаты. На улице, перед машиной он сказал, что она может вернуться. Но это значит позор для Игрока. Он не сказал этого, но еще это значило бы, что он не принял предложенный Игроком выигрыш. Не посчитал его адекватным. Если бы она вернулась к Игроку — она была бы ему не нужна. Пустышка. Красивая оболочка. Правда в ее ответе он был уверен после того, как выходя из комнаты Она даже не взглянула в сторону своего бывшего мира.
Потом была дорога домой. Полная тишины и предчувствий. Есть большая разница между Женщиной одетой и раздетой. Одежда является преградой, образом, который человек хочет создать. Она — общественное лицо человека, представляющая миру то, каким бы он хотел быть, а не то, каков он есть на самом деле. Мастер гадал какова она за всей этой красивой мишурой. То ли она, что он подумал о ней. Он, чувствуя ее взгляды изподтишка, намеренно не смотрел на нее.
После того, как они зашли в дом и формальная часть договора с Игроком ею была выполнена, он предложил ей настоящий выбор. Она вольна уйти. Без условий. Без ограничений. Навсегда. Те отношения, которые он может ей дать предполагают полное Настоящее единение начал. Мужского и Женского. Они могут быть только добровольны. Впервые он посмотрел в ее глаза, осмотрел ее всю. Под его взглядом она опустила глаза.
Он впервые увидел ее ауру. Это было похоже на мерцающую хрустальную водяную сферу, подсвеченную изнутри голубым огнем. У нее был опыт, были мужчины. Много. Но ни один из них не смог ни напиться из этого источника ни загадить его. Большинство их просто не видело ее ауры, видя в ней Красивую самочку. И иногда ей самой казалось, что так и есть на самом деле. Но она быстро пресыщалась такими и выбрасывала их из своей жизни, как использованные презервативы. Были и такие, которые чувствовали, что перед ними не Самочка, но СОСУД. И они пробовали, но оболочка сосуда из хрусталя была им не по-зубам. Такие оставляли следы на оболочке, доставляя неосознанное чувство неоконченности, незавершенности: Таков был Игрок — суррогат настоящего. Яркий и талантливый, но: ненастоящий. А значит все это в прошлом. Все это не существенно. Более того, если никто не никогда не вскроет этот сосуд, то она скорее всего сойдет с ума: Сожжет сама себя. Мастеру показалось, что во время контакта взглядов она поняла, что если она останется, то будет принадлежать ему. Полностью. Навсегда. Вся.
Она, вместо ответа, опустилась перед ним на колени, по-настоящему признав Его право на Нее.
Потом были полотенца, которые он ей дал, что бы она могла привести себя в порядок, кухня, бесконечные сигареты и плеск воды из ванной. Когда он вошел в комнату, она спала, лежа на спине и накрывшись легким одеялом до подбородка. Он откинул одеяло и увидел всю. Он протянул руку: Рука легко преодолела хрустальную оболочку, окунулась в ауру и легла на губки ее лона. Он сжал руку и ее энергия хлынула в него водопадом, а взамен еще большим потоком в нее ринулся наконец водопад его энергии, смешиваясь, обновляя, заполняя ее всю:
ОНА или ЭТОТ СТРАННЫЙ ВЕЧЕР
Этим вечером она особенно тщательно собиралась. Долго сидела перед зеркалом, не спеша расчесывала волосы, приглаживая их почему-то так бережно, словно не просто делала прическу, а жалела и любила себя, как маленького ребенка. Она накрасила глаза и губы — не сильно, но очень внимательно, тщательно подбирая цвет под свое странное настроение. Возможно, она так старательно готовила себя к этому привычному вечеру, потому что ждала, чтобы произошло что-то необычное. Ей вдруг захотелось, чтобы кто-то чужой посмотрел на нее с откровенным желанием, и чтобы ее спутник заревновал, и потом их ночь прошла не так, как всегда. Или она делала себя красивой для того, чтобы привлечь то самое чудо, на которое она надеялась каждый день, а оно все никак не приходило:
Вообще-то, она даже убеждала себя, что оно уже с ней произошло. Еще бы. Многое из того, о чем она мечтала с подростковых, или даже — неосознанно — с детских лет, сбылось. Она нашла человека, который смог воплотить многие ее мечты в жизнь. Ну, или почти смог.
Каждый день, приходя домой, весело обнимая ее, он говорил ей: "Ты моя рабыня". И ей нравилось это слышать. Ей нравились руки, которые страстно хватали ее за волосы во время секса — потому что ей не хватало простых поглаживаний. Ей нравилось, что она не имела права выйти из дома, не спросив его разрешения, потому что в этом ограничении свободы она видела его безраздельное внимание к себе. Ей нравилось, что за какие-то провинности, отдельные из которых она совершала намеренно, она могла быть тут же отшлепана, или наказана через время, ночью, хлесткой плетью или тем, что ее надолго приковывали цепью к кровати или прямо на полу, к ножкам той же кровати. Она сама вынуждала его делать это. Потому что очень хотела видеть во всех этих действиях всего один мотив — огромную, дикую, не ограниченную никакими рамками любовь.
Именно поэтому она как-то в один день отдала ему многие права: брать ее в любое время дня и ночи, вне зависимости от ее желания; иметь ее тело так, как он того пожелает — лаская или причиняя боль; разглядывать, заниматься сексом, одевать и раздевать ее дома, на улице, в гостях или где угодно. Высказывать желания, которые должны были стать для нее законом. Контролировать ее время и действия. Подчинять ее себе.
Всего этого она желала себе сама. И долго даже не верила своему счастью, когда наконец нашла этого человека на одной из вечеринок в местном клубе, где во время пьяного поцелуя он больно потянул ее за волосы, нагибая ее голову и заставляя развернуться для того, чтобы он вошел в нее сзади. Тогда от этого резкого ощущения она застонала и, все же вывернувшись из его рук, хлестко ударила его, даже не поняв особо, куда бьет — по щеке, или в плечо, лишь бы остановить его. Он тут же, пьяно запинаясь, стал извиняться, сказав, что потерял контроль.
Она выскочила из клубного туалета, оставив его в одиночестве, слыша быстрый испуганный стук своего сердца, чувствуя, как кровь прилила к щекам, как похолодела от страха спина, и еще — как сладко и горячо стало в ее лоне от странного возбуждения, которое почему-то оказалось гораздо сильнее, чем тогда, когда просто хотела поцеловать этого человека.
Стараясь успокоить свое взбудораженное сердце, она прислонилась к стене, попыталась задержать дыхание, и вдруг почувствовала такую волну возбуждения, что забыла обо всем на свете, зная, что вот еще секунда — и будет оргазм, такой неожиданный и такой необходимый: Но все вдруг замерло в ее теле, и, не получив этой разрядки, она, на дрожащих от не проходящего возбуждения ногах, подчиняясь почти животному инстинкту, бросилась в темный пьяный зал, ища глазами человека, который только что так нелюбезно с нею обошелся. Она подбежала к нему сзади, схватила за руку, и буквально потащила его снова в этот туалет, закрылась с ним в кабинке, обнимая, вцепилась ногтями в его спину, схватила его ладонь и положила себе на волосы, сжав его пальцы и словно давая ему право на то, что запретила несколько минут назад. После того, как они быстро, но безумно и сильно кончили, она тут же сказала ему: "Мне нужно еще больше". И он откликнулся.
С тех пор она получала все, чего хотела в своих фантазиях: были плети и цепи, были его руки, для которых не оставалось запретов, был жадный секс, похожий на насилие, сменяющийся самыми нежными ласками, было его полное обладание ею и ее полное подчинение ему. И она всей душой хотела этого, потому что только так должна выражаться любовь — без границ, без приличий, с полным принадлежанием, когда чувств столько, что для их выражения не хватает одной только нежности, а Чувствовать хочется полностью, до БОЛИ…
Но иногда, прижимаясь к нему, пока он спит, она думала про себя: "а люблю ли я его, или только ХОЧУ любить? Принадлежу ему или радуюсь редкой Возможности принадлежать? Занимаюсь ли с ним любовью или долгожданным сексом, о котором раньше могла только мечтать? Глядя на него, спящего рядом с нею, лежа под одеялом со связанными руками, она пугалась своих сомнений, раздумывая, что ее мучает — неуемное желание ЕГО, или все-таки ее внутренний голод, который он не может удовлетворить, несмотря на то, что он — ее Хозяин? Именно поэтому она намеренно "плохо вела" себя иногда, или просила его быть с ней особенно строгим, или делала что-то еще, чтобы вызвать в нем еще большие эмоции, чтобы почувствовать настоящее откровение рядом с ним.
Этим вечером она, натягивая кружевные чулки, намеренно одевая черное вечернее платье на голое тело, знала, как будет притягивать взгляды ее возбужденная грудь под этим бархатом. Она снова чувствовала этот непонятный голод, и почему-то словно жалела себя, и, чтобы избавиться от этих неуместных чувств, делала себя особенно сексуальной: Пойдем в клуб, думала она. Люди опять будут любоваться ИМ, а значит и мной, и его игрой. Мы оба получим необходимый заряд адреналина — он от своего выигрыша, а я — от того, что нахожусь рядом с ним в момент его победы, и еще от откровенных мужских взглядов — на меня. Эти взгляды будут возбуждать, но все свое желание я отдам только ему, и ночью он будет брать меня, как во время каждой игры берет свою удачу.
И вот в этом клубе их осталось за столиком трое. Ее хозяин играл со странным мужчиной, который так непривычно мало смотрел на нее, все внимание отдавая игре. Она даже немного удивилась. Человек, сидящий за одним столом с ее хозяином, был в отличие от большинства игроков совершенно спокоен, почти равнодушен к происходящему. Она видела, что этот мужчина ничего не скрывал за своим ровным дыханием, холодной манерой игры. Он действительно был таким, каким казался — не Игроком, а другим — просто до странности уверенным в себе человеком. Сначала она удивлялась, как его вообще могло занести его в игорный клуб? И даже немного расстраивалась от того, что он казался единственным, кто не любовался бликами от украшений в ее декольте и не разглядывал недвусмысленный ошейник, плотно охватывающий ее шею. Затем она, поближе придвинувшись к плечу Хозяина, просто стала следить за этой необычной игрой, которая вдруг затянулась. Чувствовала, как завелся ее Хозяин, и немного волновалась — когда же, наконец, он выиграет у этого странного мужчины, который так спокойно и безоглядно поставил на кон все свое имущество. Этому непонятному человеку что-то шептали его друзья, видимо, пытаясь отговорить от такого рискованного шага, но он попросил их не мешать этой Игре.
И вдруг она услышала слова своего Хозяина — обращенные не к ней, а к его сопернику. Ее хозяин тихо сказал, что ставит на кон свою рабыню.
В первую минуту она впала почти в транс, убеждая себя, что ослышалась, но все же отчетливо слыша эхом эти слова, тихо звучащие теперь в ее голове, произнесенные голосом ее родного человека. Ее любимого?
Потом она опомнилась, хотела засмеяться, превратить все в шутку, похлопать Игрока по плечу, нежно чмокнуть в губы, заказать шампанского и оборвать эту странную игру. Еще через мгновение ей хотелось заплакать, дать Игроку пощечину и сказать, что больше он ей не Хозяин. Но спустя еще одно бесконечное мгновение она поняла, что все это не нужно сейчас.
Она почувствовала на себе пристальный взгляд этого чужого, непонятного мужчины. Посмотрела на него и не отвела глаз. Она вступила в эту Игру и приняла ее жесткие условия.
Замирая от неизвестности, стараясь успокоить нервную дрожь, она подумала, что раз Хозяин готов от нее отказаться — значит, к этому должна быть готова и она. И если Хозяин смог с ней так поступить, значит, она действительно была для него Рабыней, сабой, нижней, кем угодно еще — но не Его Женщиной. И это предательство и почти убившая ее правда об их отношениях, оголившаяся в одной фразе хозяина? — нет, Игрока: оборачивается для нее шансом. Шансом все-таки найти Своего Мужчину. Который будет Настоящим Хозяином, потому что будет по-настоящему — Любить.
Она еще раз подняла взгляд на сидящего напротив мужчину, пряча дрожащие руки, чтобы лучше скрыть страх и шок, одновременную обреченность и глупую надежду на лучшее. Глядя в его глаза, она старалась не выдать свою боль и неожиданное желание, чтобы удача улыбнулась незнакомцу.
Сама не осознавая, что делает, напряженно и беззастенчиво она разглядывала его лицо, темные блестящие глаза, пробивающуюся на щеках щетину. Она боялась его, очень сильно боялась, не зная, чего ожидать, но еще больше боялась, что ОН — проиграет. Ей стало немного легче, когда она увидела в глазах незнакомца понимающий ответ на ее взгляд. И еще она заметила в его взгляде удивление и какую-то брезгливость, которую он, впрочем, старался теперь скрыть, глядя на Игрока.
Через 10 минут, показавшихся ей вечностью, Игрок: проиграл.
Он посмотрел на свою, теперь уже бывшую рабыню, бессмысленно ища поддержки и понимания. Она даже не обратила внимания на него. Поднялась и выжидающе посмотрела на того, кто Выиграл ЕЕ в этой игре, такую особенно красивую сегодня, с этим черным бархатным платьем на беззащитно обнаженном теле, сверкающими сережками и такими же яркими страхами, уверенно держащуюся на высоких шпильках, но прямо сейчас — с дрожащими от испуга коленями.
Она похолодела, чувствуя, как всю ее охватывает паника и, стараясь скрыть свое состояние, все глядела в лицо незнакомцу, а этот чужой мужчина вдруг подошел к ней и быстро расстегнул ошейник, сжимавший ее шею, тут же просто уронив его на пол, как роняют в магазине ненужный чек, который только мешает в руках.
Пока бывший ее хозяин заторможено разглядывал этот валяющийся под ногами символ его власти, который и теперь оставался символом, только с обратным значением, она вцепилась в свою сумочку, готовясь сама не зная к чему. И почувствовала на своих плечах тяжелую руку нового обладателя.
Объятие оказалось на удивление: уютным. Она не ощутила в этом его жесте похоти или проявления обретенной им власти, а наоборот — спокойствие или даже сочувствие, исходившее к ней от этого странного мужчины. Она удивилась, что он не обнял ее за талию, не подхватил под локоть, а просто положил свою руку на ее плечи, словно защищая от всего, что произошло с ней в эти последние полчаса. Так они вышли из клуба, провожаемые взглядом ее бывшего хозяина.
И остановились недалеко от выхода. Он, наконец, развернул ее к себе лицом и посмотрел в глаза.
— Ты можешь вернуться, — сказал тихо. — Но тогда твой хозяин потеряет честь. Глядя, не отрываясь, в глаза победителя, она отрицательно покачала головой. И также тихо ему ответила: — я не уверена, что ему есть, что терять.
Он молча повел девушку к машине. Они оба запомнят потом эти минуты. Конец лета, ночь, мерцающие огни клубных иллюминаций, пробивающиеся сквозь листья высоких деревьев, теплый ветер, шум дороги.
В машине, захлопнув за собой дверцу машины и словно отсекая от своей жизни последнюю дорогу назад, оставшись с победителем один на один, она почувствовала, как первый шок сменяется неловкостью и: любопытством. Она молча разглядывала его часы на широком запястье, начищенные до блеска классические ботинки, маленький брелок, висящий на ремне его брюк, спокойно следящие за дорогой темные блестящие глаза. Она вдруг представила себе ИХ ночь. Что эти глаза могут смотреть на ее тело. Что эта рука, спокойно обхватившая сейчас руль, может накрывать ее грудь. Что этот ремень из его брюк может хлестко пройтись по ее бедрам, оставляя следы. Что когда-нибудь он снимет эти начищенные ботинки, обнажая большие ступни, и она увидит, дотронется, прикоснется губами.
Он видел и чувствовал ее мысли. Они передавались ему от этой незнакомой испуганной девушки, и от этого он был уверен в том, что она останется с ним. Мельком кидал взгляды на невозможный разрез в ее черном платье, на длинные ноги и худенькое тело, на ее губы, которые она кусала от волнения, на ее небольшую грудь, которая так красиво выделялась под тонкой тканью платья. Но его волновало сейчас не тело, а она САМА — вся, со всеми эмоциями, ощущениями, загадками, с какой-то непонятной ему решимостью — действительно стать Его собственностью. Его выигрышем. Его удачей.
Вошли в его квартиру. Она остановилась в коридоре, напряженно ожидая его действий и слов. Он взял ее за руку, удивляясь, что маленькая ладошка тут же крепко ухватилась за его руку. Провел ее в комнату.
— Если хочешь, ты можешь уйти сейчас. Я даю тебе выбор.
Он посмотрел в ее глаза, такие же темные, как у него самого, и хотел прочитать в них ответ. Он подумал, что в ее прямом, но столько скрывающем взгляде есть что-то от восточных наложниц.
А она опустилась перед ним на колени.
— Это значит, что ты остаешься?
— Да.
— Ты хочешь быть моей?
— Да.
— Ты не боишься?
— Боюсь.
— Но это не меняет твоего решения?
Она молча кивнула головой и подняла на него глаза, полные ожидания и действительно — страха. Он поднял ее с колен.
— Ты будешь моей.
Потом он вдруг решил разрядить обстановку, заговорил как-то легко и буднично и ушел, оставив ее в спальне, показав, где находится ванна и снабдив полотенцами. Она опасливо осматривалась, ища в обстановке вещи, которые бы рассказали больше о своем хозяине, потом пошла мыться. Мылась долго, словно смывая с себя свою прошлую жизнь, и предательство того человека, который еще сегодня целовал ее, и страх перед неизвестностью.
Она придирчиво осматривала себя и свое голое тело в большом зеркале, зная, что такой ее увидит сегодня этот незнакомец. И ловила себя на том, что хочет ему понравиться.
Потом пошла в комнату и долго лежала под одеялом, прислушиваясь к каждому шороху, ожидая его шагов, дрожа от предчувствия, испуга и вдруг нахлынувшего возбуждения.
И проснулась от того, что одеяло было скинуто с нее рукой этого человека. ОН смотрел на нее долгим взглядом, минуты три, всю охватывая взглядом. Лицо, глаза, губы, грудь, руки и ноги — все было перед ним, и ДЛЯ НЕГО. Это знали оба — и он, и она. Оба молчали, глядя друг на друга. Он видел, что несмотря на свою готовность ему отдаваться, все внутри нее сейчас натянуто, как струна, от понятного страха, но хотел, хотел ее так сильно, как никогда еще никого не хотел. Он словно сильно опъянел того, что она открыта сейчас перед ним, и он может брать ее, и это его право. И теперь пытался хоть как-то сдерживать себя, чтобы не слишком напугать ее своим почти бесконтрольным желанием в эту ИХ ночь.
Конечно, прямо сейчас она также хотела его и первое, чего ждала — поцелуя в губы, которые успела так хорошо рассмотреть за карточным столом. Но вместо этого он одним движением развел ее ноги и увидел теперь ее всю, совершенно, и захотел еще сильнее, когда жадно глядел на открытую для него влажную щелку, в которую он через мгновение войдет. ОН сжал ладонью ее губки и этим прикосновением без слов определил свое право. Она ответила на это всем телом, обнимая его руками и ногами, прижимаясь к нему своей маленькой грудью с крупными сосками, целуя его так, как может целовать женщина, когда по-настоящему отдается. В эту ночь ее вечный голод был впервые удовлетворен. Она нашла своего Мужчину. Она нашла своего Хозяина.
Пишите свои отклики. Будем рады.
Из жизни одного неудавшегося детектива
Был прекрасный летний вечер. Черные тучи затянули небо; начинал покрапывать дождик: И тем не менее для него вечер был прекрасен. Он шел но Двадцать первой стрит, ему было на все наплевать. Ведь только что он получил увольнение. Буквально два месяца назад его уволили из отдела по наркоте, где работал уже лет с пять, а теперь он лишился криминального отдела в "NY news". Работа была хорошей и сильно не напрягала, она даже начала нравится ему, но он не нравился шефу. Тот смеялся над ним, покрывал грязью за малейший проступок, а он терпеть не стал. Буквально час назад шефа увезли на скорой с "переломом носа", а он, подписав заявление, пошел домой. Но до дома ему дойти не судилось…
Со светлой Двадцать первой он свернул на знакомую темную улочку, где светилась только одна неоновая реклама "Sem`s Bar", вдоль стены которого пристроились четыре девченки, одетые в одно нижнее белье. С другой стороны стоял пьяный грязный мужик. Покуривая вонючую сигарету, он разглядывал стройные ножки одной из них. Узкую улочку озарил свет — сюда свернула машина. Она быстро пронеслась, забрав с собой мужика. "Лари сбили!" — взвизгнула одна из девиц. "А тебе какое дело до этого пня, он ведь не на тебя глазел" — лениво ответила другая.
Проходя мимо них, он подумал, что у Лари был неплохой вкус, пнул толстую деревянную дверь и оказался в баре. Это было небольшое заведение, которое впрочем, никогда не пустовало. Тут было душно, выбрав место, он прошел в самый конец стойки и сел на высоком стуле возле окна. Он заказал виски со льдом. Официант, пытаясь разбавить виски содовой, получил пинок, и бутылка упала на пол. За официантом появилась большая черная фигура Сэма, так он спас мой виски. Недоумевающий официант пошел обслуживать других посетителей. "Здорово, Брюс" — весело прогримел Сэм. "Сегодня у тебя больше девченок чем нас, мужиков" — ответил Брюс, указывая на девчонку лет шестнадцати, без лифчика, сидевшую на коленях у парня, нос которого утопал в ее пышных грудях. "Мне все равно, лишь бы платили." И он исчез… Сэм был добрый 'малый' и умел понять, что нужно человеку. А Брюсу сейчас нужно было только одно…
Но это одно, то есть одиночество, разрушила одна из девиц, сидевших рядом за отдельным столом. Она села рядом, заказала "то же, что и ему" и начала изучать его. Он не обращал на нее внимание, и та решила начать: "Привет, Брюс" — услышал он, — "Как дела". Он повернулся и увидел невысокую девушку в красном облегающем платье, явно не из дешевых. Она была красива, но не вульгарна, как те, что у входа, а сдержана. "И что она забыла в этом баре?" — и тут же ответил на свой вопрос — "меня…". Поняв, что имя его она узнала, когда с ним здоровался Сэм, Брюс спокойно ответил: "Представьтесь и вы, раз уже знаете мое имя." Она не растерялась: "Джеки, Джеки Сэведж" — это была модель, он читал про нее в одном из номеров своей газеты. Понятно, что тут она искала приключений: "Не очень" — ответил Брюс на ее вопрос. Поняв, что мыслями он далек от нее, она вернулась за столик, а когда ее компания ушла, снова подошла к стойке. Он допивал второй стакан. Положив руку ему на плечо, она тихо сказала: "Вы не могли бы провести меня домой, я живу недалеко от Двадцать первой." Ничего не ответив, он встал, кинул пару долларовых бумажек на стол и взял ее под руку. Дождь уже перестал, на улице было свежо, и он предложил свой пиджак. Она не отказалась. Пройдя немного по Двадцать первой они свернули налево и пошли по улице, где красовались особняки. Ее "домом" оказался двухэтажный белый домище, покрытый пластиковой красной черепицей. Он открыл калитку, пропустил ее вперед и попрощался. Повернувшись, Брюс услышал, как хлопнула дверь. Через двадцать метров он пошел обратно…
Пройдя сквозь знакомую калитку, он позвонил. Ему тутже открыли и с улыбкой протянули его пиджак. Простояв так с пиджаком подмышкой секунд с пятнадцать, он услышал предложение зайти. И не отказался. Он сидел в тускло освещенной гостинной, и слушал, как она что-то рассказывала ему о своей жизни. Вкратце выслушав историю с увольнением, она подошла и взяла его за руку. Через несколько секунд она сидела у него на коленях и горячо целовала его.
Воспользовавшись паузой, она оторвалась от Брюса и встала. Посмотрев на него невинным взглядом, она стала медленно снимать свое платье через голову. Когда красная тряпка доползла до бедер, он понял, что на ней ничего нет. Длинные стройные ноги сводили его сума. На лобке почти не было волос, а округлые твердые груди "смотрели" в разные стороны. В этот момент она показалась ему самим совершенством. Она подошла и начала расстегивать его рубашку. От нее прекрасно пахло духами. Ее соски то и дело мелькали перед его лицом. Когда брюки были уже на полу, он не выдержал и впился губами в сосок, он был плотный и приятный на вкус. Она тихо застонала, потом аккуратно отобрала грудь и начала целовать его в живот, медленно сползая вниз. Плавок на нем уже не было…
Она стояла на коленях перед креслом и рассматривала его. Брюс почувствовал, как она медленно берет в рот. Он запрокинул голову и закрыл глаза. Но дальнейших ощущений не последовало… открыв глаза он увидел, что Джеки залезает на кресло. Подхватив ее одной рукой за ягодицы, он помог ей взобраться. Она взяла в руки его неподатливую плоть и начала медленно вводить ее в себя. Приятное тепло вдруг охватило его, все его мысли улетучились. Джеки неспеша двигалась вверх — вниз, он помогал ей своей сильной рукой, другой же он держал ее грудь. Она двигалась все беспорядочней, да и он был уже "готов". Темп все ускорялся, ее стоны участились. Она прогнулась так, что упала бы на пол, не держись она одной рукой за его мускулистое плечо. Сделав еще несколько движений, она ощутила в себе теплый поток и кончила. Поцеловав его в губы, Джеки легла ему на плечо. Вдруг все стемнело.
Брюс открыл глаза и осмотрелся. Он сидел в большом кресле. На нем свернувшись, прижавшись грудью к его широкой груди лежала Джеки, ее руки обвивали его шею. Лампы в просторной комнате все еще горели, но свет их уже не был виден. Сквозь стеклянный потолок гостинной просвечивал оранжево-красный полукруг восходящего солнца… наступило такое же прекрасное, как и вечер, утро.
Сегодня он встал рано. Он шагал по знакомой Двадцать первой, его мысли витали далеко в облаках. Повернув на уже знакомую улицу с заветным двухэтажным белым домом, он поправил свой костюм и зашагал дальше. Он даже не заметил, что у знакомой калитки стоял полисмен в синей рубашке и фуражке с золотой кокардой. Его обогнала патрульная машина и остановилась у калитки, полисмен отдал честь. Бросив беглый взгляд в сторону машины, он опомнился. "Что случилось? Почему у знакомого дома патрульная машина и бравый полисмен?" Проделав оставшийся путь до калитки бегом, он остановился и отдышался. На его тупой вопрос полисмен ответил: "Сюда нельзя, здесь произошло убийство." На дальнейшие расспросы полисмен никак не реагировал. Из дверей вышел толстый лысый лейтенант и спокойно спросил у стража: "Кто это?" Но ответил он: "Я — знакомый хозяйки этого дома. Еще вчера мы с ней виделись в восемь вечера." "Хорошо, пройдите. Вы поможете нам с опознанием тела: "
Солнце почти взошло и стало горячо-желтым. Его яркий свет залил гостинную. Он нежно поцеловал ее в губы, и она проснулась. Улыбка озарила ее лицо, встав с кресла, она потянулась навстречу солнцу. Ее округлые груди чуть приподнялись, стали видны розовые лепестки половых губ. Он встал, обнял и поцеловал ее. Не пытаясь высвободится от его объятий, она шепнула: "Пошли в душ, потом я приготовлю нам кофе." Он легко поднял ее и понес наверх по спиральной лестнице. Она показала ему свою спальню с широкой кроватью и высоким до самого пола окном. Дверь напротив вела в душевую. Переступив через край ванной, он поставил ее рядом: сверху полилась прохладная вода. Они целовались, она гладила его плечи и спину, он же крепко прижимал ее грудь к своей.
Не вытираясь и не одеваясь, они спускались обратно в гостинную. Ее рука была в его руке, он ощущал истинное наслаждение женщиной. Потом они пили крепкий черный кофе, он утопал в ее глазах, все больше понимая, что безнадежно влюбился. Она вышла из кухни и тут же вернулась, в ее руках была его одежда. Она сама одела его и проводила в просторную прихожую. Он снова сжал ее в своих объятиях и крепко поцеловал. "До завтра." — шепнула она. "А почему не сегодня вечером?" "Сегодня не могу — у меня показ." Она открыла дверь, подарив ему еще один страстный поцелуй. И он шагнул на улицу. Через метров тридцать он оглянулся и увидел ее в окне в красном обтягивающем платье.
Через пять минут он был уже дома. Развалившись на диване, он смотрел в потолок и думал о ней. Только о ней, ни о потерянной работе, ни о том, что делать дальше, мыслить ему не хотелось. Лишь к шести он вспомнил, что ничего кроме кофе сегодня не ел. Через минуту он сидел у Сэма, раздирая жирного цыпленка:
"Ну что, Брюс, как тебе вчерашняя красотка?" "Да, — протянул Брюс. — Кажется, я поуши влип. Я не могу забыть ее!" И Сэм затрясся, сотрясая своим хохотом весь бар. Лишь в час ночи он был дома, а она так и не покидала его мысли. Брюс так и не сомкнул глаз.
На следующий день ровно в семь вечера он стоял на крыльце двухэтажного дома с цветами и огромной бутылкой шампанского. Она почти сразу открыла, в засос поцеловала его и провела в гостинную. Стол был уже накрыт. Лишь в неверном свете знакомых ламп он рассмотрел, что на ней было ничего не прикрывавшее прозрачное черное платье. Свечи тускло освещали богато накрытый стол, ее светлые короткие волосы, красивое лицо и крепкую грудь, соски которой резко оттенялись на фоне просвечивающегося платья. Не отрывая от нее глаз, Брюс разлил шампанское. "За тебя, Джеки." — тихо сказал он. "За нас." — шепотом ответила Джеки. Ели они мало, зато шампанского Брюс не жалел. Вскоре стало жарко. Она медленно поднялась и подошла к нему. Запах ее тела сводил Брюса сума. Встав за ним, она прижалась грудью к его спине и просунула руки под рубашку. Поглаживая его сильную грудь, она медленно расстегнула рубашку и также медленно сняла ее. Он опрокинул голову, и его губы встретились с ее прекрасной шеей. Но Джеки отстранилась, когда он повернулся, на ней уже ничего не было. Она взяла его за руку и повела в спальню. Его взгляд остановился на легко повиливавшей пушистой попке. Не отрывая от нее глаз, он поднимался по лестнице:
Она усадила его на широкую кровать и медленно стянула брюки. Выскочившая из плавок твердая плоть тутже попала в ее маленький ротик. Ее губы плотным кольцом обвились вокруг него. Он чуть подался вперед, и его руки достали до ее твердой попки. Больше он себя не контролировал. Его блудные пальцы, гладившие ее задницу, провалились в анус. Она на секунду выпустила его плоть изо рта и снова почти полностью поглотила ее. Напряжение все больше нарастало, его рука инстинктивно дернулась к голове Джеки, и он кончил…
Брюс откинулся на кровать. Она легла рядом с ним, одною рукой поглаживая его достоинство, которое вскоре начало твердеть. Поднявшись, Джеки села к нему на живот и стала дрочить его плоть. Когда та совсем отвердела, Джеки повернулась и медленно ввела ее внутрь себя. Стоя на коленях на кровати, она сначала медленно, а потом все быстрее заходила вверх вниз. Одной рукой он мял ее сосок, опершись на вторую, он губами пытался достать ее грудь, мелькавшую перед глазами. Это зрелище настолько понравилось ей, что она кончила…
Поднявшись по знакомой лестнице, теперь уже в сопровождении лейтенанта, он вошел в спальню: на окровавленной, когда-то белой, простыне лежала Джеки. Из раны на шее сочилась кровь. Пышная грудь обмякла. Широко раздвинутые ноги, открывали вид на ее, когда-то дышавшее жаром, влагалище. "Это она." — тихо проговорил Брюс. "Я и не сомневался." — услышал он знакомый голос. Развалившись в кресле, закинув ногу на ногу, сидел начальник по отделу расследования убийств и рассматривал журнал с фотографией Джеки. "Здорово, Брюс. Жаль, что при таких обстоятельствах. Слышал, ты сейчас безработный, а на улицах стало жарковато. Беру тебя к нам в отдел детективом. Это, — он ткнул пальцем в сторону Джеки. — Будет твоим первым делом. Посмотрим, не утратил ли ты квалификацию: " Брюс хотел возразить, но работа ему бы не помешала. Тем более, что его брали на родное место.
Исповедь скрытого бабника
Сказать, что я обожаю женщин — ничего не сказать. Женщины для меня все! Уже лет 20 из 34-х прожитых. А то и больше!
Боже мой, — уже скоро 20 лет в сексе, а все равно дрожу, как юнец в ожидании прикосновения к Женщине! Ничего не могу с собой поделать: стоит мне увидеть блестящие глазки, приятное личико, стройную ножку на каблучке, грациозную спинку, изящную грудку, как комок подкатывает к горлу, дыхание перехватывает и: я готов. Тепленький. Берите голыми руками. Вкус, аромат, бархатистость кожи, повадки грациозных кошечек: у-у-у-у. Балдею! Стриптиз могу смотреть часами. Просто смотреть и наслаждаться. Я несколько раз занимался сексом со стриптизершами — прямо, так сказать, не отходя от кассы. Это тоже классно, но портит удовольствие от созерцания. Классно когда ты только смотришь, впитываешь впечатления, краски, гармонию, красоту, а уж потом, выспавшись, отрываешься на всю катушку, "выбрасывая впечатления" на какую-нибудь сладкую девочку, томящуюся рядом в теплой просторной постельке. Даже не представляю, что может быть лучше, прекраснее, желаннее женского тела теплого, вкусного и нежного. Когда красотка ложится на спинку и раздвигает ножки, предоставляя мне, возможность похозяйничать язычком между ними, я просто млею от восторга. Это просто чудо природы — женская промежность! Сочная, нежная, манящая она, если конечно женщина мне нравится, так вкусна и ароматна, что кажется с ней можно целоваться бесконечно. На счет бесконечности я, конечно, утрирую, но минут 20 обычно уделяю этой процедуре. А если сладкая дырочка еще и гладко выбрита!!! Воооощеее!..
Вообще-то женщина начинается с ножки. Я очень просто определяю понравиться мне с ней в постели или нет. Если первая мысль — встать на колени и зацеловать каждый сантиметр стройной ножки, то значит — это моя королева. Потом дальше и дальше. Шея, спинка, плечи, животик, попочка, ну и на сладкое грудь, киска и лицо. Разве есть на свете что-то более прекрасное, чем эта процедура? По-моему нет и быть не может! Секс — это мой бог. Женщины — иконы. Я на них молюсь. Наверно я сумасшедший?! Не знаю. Всю жизнь меня воспитывали в пуританизме. Всю жизнь били по рукам и говорили, что "секса у нас нет". Всю жизнь стыдили и обличали. Всю жизни пытались "окольцевать" и загнать в рамки. Всю жизнь не давали быть самим собой:. Но я все равно обожаю женщин. Хороших и разных:. И пусть, конечно, большинство из них "мои" только в мечтах, но: все равно!
Да, кстати, и жены у меня нет. Только подруги. Наверно, именно потому, что не хочу никого обманывать, т. к. знаю, что сорвусь:.
Наверно, глупо просить ответа от читателя на столь странный опус, но если кому есть, что сказать — пишите. Буду рад.
Истории жены
Детское приключение жены
Этот рассказ записан со слов моей жены, я же решил опубликовать его в Интернете. Сама история произошла во время летних каникул, а именно, в дачном посёлке на берегу Волги. Где моя жена, зовут её Даша, проводила большую часть лета.
Из всех детей её возраста рядом с ней жил лишь один мальчик, её возраста, её друг Виталик с которым большую часть времени они вместе изнывали от скуки. На Волгу их одних не отпускали и от нечего делать они целыми днями играли в карты. Даша с Виталиком были почти ровесники им тогда было лет по тринадцать. Конечно они проявляли нездоровый интерес к своим бурно растущим телам. Даше было менее интересно потому- что у неё был брат на год старше неё. А так как они в городской квартире делили одну комнату на двоих, она имела представление о том что у мальчиков между ног. По правде говоря они с братом не ладили и он предпочитал оставаться с друзями в городе. Каждый год в начале дачного сезона, Виталик начинал уламывать Дашу оголиться и каждый год ближе к концу сезона благодаря разным играм с подтекстом он добивался своего.
Но на этот раз Даша решила твёрдо стоять на своём причиной были сильно округлившаяся за год грудь и кудрявые волоски появившееся между ножек. Даша превращалась в девушку и надо сказать в очень хорошенькую девушку вытянувшись до метр шесдесят, её ножки ещё были чуть по девичьи полноваты но они переходили в очаровательную оттопыренную попку сердечком а тоненькая талия в купе с искристой улыбкой и смешливыми глазами заставляли проходящих мужчин начать обращать на неё внимание. Замечая эти изменения она хотела оставить детские игры в больничку в прошлом.
Но конюченья Виталика в добавок к непроходящей скуке сделали своё дело. Уступая по немного в играх в карты на раздевание Даша сначала оголила грудь с розовыми бутонами сосков а потом начала снимать трусики правда при этом она тесно сжимала ножки прикрывая ладошкой лобок так что Виталику не удавалось рассмотреть всего.
Свои игры они обычно проводили подальше от своих дач в тихом дачном закутке в котором среди недели обычно никого небыло. В этот раз фантазия Виталика особенно разыгралась а так как ему к томуже везло Даша вскоре осталась без ничего. Cначала пришлось отдать летнее платице в разрезе которого так аппетитно смотрелась ложбинка между грудей потом настала очередь маловатого лифчика который и так немногое прикрывал. Пытаясь прикрыть картами грудь Даша понимала что всё что у неё осталось это беленькие тотенькие трусики которые и так слишком чётко обрисовывали её полненькие половые губки. Вскоре и эту последнюю преграду пришлось отдать. Правда перед тем как снять трусики она заставила Виталика отвернуться, на её беду она запутылась в трусах на щиколотках. Подняв лицо она увидела что Виталик нагло подглядывает. Даша зашипела на него правда прежде она кинула ему трусики. Понимая что у неё нет выбора она опустилась на коленки пытаясь как то прикрыться. Она так и сидела прикрыв одной рукой лобок а другой держа карты и страшно на себя злилась. Виталик не сводил глаз с двух шариков Дашиной груди.
Они были чуть загорелые так как Даша иногда загорала за дачей на участке топлес. Но больше всего его притягивал треугольничек незагорелой кожи внизу чуть выпуклого животика. Дашина рука не могла прикрыть всего и кудрявые каштановые волосики упрямо пробивались на ружу. Карты на этот раз ей выпали хорошие и она решила отыграться за всё унижение. "А давай кто сейчас проиграет побежит полностью голый и принесёт яблоки из соседского сада."- Предложила Даша. Виталик не хотел соглашаться ведь он в отличие от Даши сидел полностью одетый и рядом с ним громоздилась куча Дашиных вещей. Но Даша пригрозила закончить эти игры раз и на всегда если он не согласится.
Какой же был её ужас когда не смотря на колоду козырей она проиграла. Она пыталась отнекиваться, отшутиться но Виталик заявил что мол её вещи принадлежат теперь ему и он с ними уйдёт. Даша понимала даже отбей она сейчас у него большинство вещей, как она объяснит родителям пропажу тех вещей которые этот гад успеет утащить, не побежит же она за ним голая. Понимая незавидность своего положения Даша скрипя сердцем согласилась.
Аккуратно чтобы не разжать ножки поднявшись она направилась к даче с самым низким забором с содроганием представляя как она будет перелазить через забор и что при этом откроется Виталику. От волнения её всю трясло крупной дрожью. Плюнув на всё она резво забралась на забор и шурша листвой пробежала в сад. Ну сорву быстро пару яблок и на этом хватит с играми. От волнения у неё не получалось допрыгнуть до яблок. Виталику при этом открылся прекрасный вид на все её прелести. Ладненькая девочка с фигурой похожей на скрипку подпрыгивала ни чуть не заботясь прикрыть лобок, Виталик даже расмотрел две створки розовеньких губок.
Вот в таком виде её и застала группа соседских ребят, их дача примыкала к даче в сад которой не посчастливилось забраться Даше. Они быстро пришли проверить кто вторгся в их владения. Даша не общалась с ними потому — что они были помладше неё, высокомерно обходя их стороной. Сейчас же они стояли в двух шагах от неё нагло рассматривая совершенно голенькую Дашу. Даша незаметила как они подошли, Виталик при этом бросился наутёк бросив всю её одежду. Не сразу осознав весь стыд своего положения Даша обалдевши смотрела на ребят. Запоздало среагировав она попыталась чем то прикрыться сначало повернувшись она обхватила яблоню, но это мало помогло, мальчишкам открылся потрясающий вид на её оттопыренную попку поняв свою ошибку по восторженным возгласам ребят она села на корточки обхватив себя руками. Один из ребят сбегал за её одеждой брошенной Виталиком. Ребята отдайте пожалуйста одежду не очень надеясь на успех попросила Даша. А кто эта проситутка старательно выговаривая услышанное от кого то слово спросил младший из ребят. Ты что это ведь Дашка с соседней улицы. Мальчик просто не узнал в скукоженной пытающейся кое как прикрыться голенькой девочке ту взрослую незамечавшую его Дашу. Немедленно верните мне одежду а то я всё расскажу вашим родителям. Слазав это Даша поняла какую глупость она сморозила. Да надо позвать деда, это сказал старший из них кажется звали его Стас. Стасик пожалуйста не надо я всё, всё говоря это Даша поднялась теня руки к Стасу взгляд ребят оторвавшись от её заплаканных глаз медленно пополз вниз к её чётким высоким грудям задержавшись на секунду на розовых сосочках и быстро пополз вниз к нечем не прикрытым волоскам между Дашиных ножек.
Понимая всю безвыходность своего положения несмотря на краску стыда Даша постаралась не сжимать ножки физически чувствуя кожей куда направлен взгляд ребят. Наоборот озорно подбоченясь достаточно широко расставив ножки чтобы ребята могли удовлетворить своё любопытство она попыталась улыбнуться. Ребята если интересно смотрите я вам всё покажу а взамен одежда. Ребята жадно пожирали её глазами и до них не сразу дошёл смысл сказанного. Даша, первый оправился Стас, а стриптиз станцевать можешь. Даша начала танцевать сначала скованно но постепенно раслабившись её позы стали более откровенны. Танец вызвал бурный восторг у ребят. "Ну а теперь верните одежду попросила"- Даша. "Ладно сейчас вернём только наклонись медленно подними яблоко"- дрожащим от возбуждения голосом сказал Стас. Даша вся горела от перенесённого унижения на глазах у неё стали наворвчиватьса слёзы. Да честно вернём загалдели ребята. Понимая что хотят увидеть ребята и дрожа от стыда Даша на не гнущихся ногах повернулась к ним попой и медленно нагнулась. Она развела ножки пытаясь расслабить тесно сжатые булочки попки. Ребята да она там вся мокрая описалась. Смотри какое всё выпуклое и интересное. Услышав эти возгласы Даша уже не могла сдерживаться она разревелась кинулась вырывать свою одежду. Ребята не протестовали ещё переваривая всё увиденное.
Кое как натянув платье зажав трусики в руке она побежала домой. Только на следущий день она смогла упросить родителей уехать, больше всего боясь последствий в виде слухов. На её счастье ребята были не с её района в городе и слухи о её позоре не достигли Дашиных родителей.
Прошу прощения за стиль и орфографию. Меня рассказ жены страшно возбудил именно поэтому мне интересно узнать какова ваша реакция.
Обнажение жены
Я уже опубликовывал свой рассказ "Детское приключение жены", но ту историю Даша поведала мне уже после моих сексуальных экспериментов. У каждого из нас свой скелеты в шкафу, меня же возбуждает ситуация обнажения моей благоверной на публике.
Началось всё достаточно скоро после свадьбы, нет, меня моя жена всегда возбуждала, Бог не обделил её на физические данные, невысокая, но стройная с высокой осиновой талией при оттопыренной попке сердечком, округлая грудь с розовыми сосками и симпатичное лицо. Всё это гармонирует в ней, и она похожа на ладненькую куклу или фею. Так вот, вскоре после свадьбы мне стало чего-то нахватать. Сначала я уговорил жену не одеть трусики на прогулку, лёгкий летний сарафан облегал её фигуру при порывах ветра.
Дальше больше, жили мы на третьем этаже с балконом на проезжую улицу. Даша поддалась на мои уговоры и разделась донага, я же вооружившись гримом, нарисовал на ней тоненький купальничек, совсем бикини. Маленькие треугольники, которые только прикрывали соски её немаленьких грудей второго размера, и треугольничек внизу едва скрывавший её толстенькие половые губки, у Даши тогда была достаточно пышная киска, и её особо зарисовать не удалось, на попке я и вовсе не стал не чего рисовать. Дальше последовали долгие уговоры, чтобы Даша вышла на балкон, наконец, поддавшись на моё конюченье Даша прошествовала на балкон на не гнущихся ногах. Меня всего трясло от возбуждения, я попросил: — А теперь Даш положи груди на перила. В низу оказалась компания парней, они заметили Дашу но вроде не смогли разобрать, что она была полностью обнажена. Даша стала умолять дать ей зайти. Но меня это крайне возбудило до хрипоты: — Нет Дашенька ещё чуть-чуть постой там и не сжимай так ножки. Даша чуть не плакала от стыда, парни же громко стали обсуждать Дашины прелести. Всё это взбесило Жену, топнув маленькой ножкой, она приняла решение, подойдя к самым перилам, она перевесила груди и к моему ужасу полностью расставила ноги, парни заулюлюкали. Я стал умолять Дашу зайти, но она не спешила прекращать своё шоу. Я умолял её, она же мило улыбнувшись, повернулась ко мне и чуть пригнулась. Я представил, на что открылся прекрасный вид тем парням. — Ой, дорогой ты же ничего не нарисовал мне на попке, промурлыкала она. Я в бешенстве затащил её внутрь. А дальше сами понимаете.
История к нашему счастью оказалась без последствий, и мы любили вспоминать её в постели, чтобы подогреть страсть. Мы вырвались в деревню, а там, на живописный пруд. Место, где мы купались и загорали, было тихое. Кроме нас там купались лишь два подростка. Меня стало снова распирать от пошлых фантазий, и я предложил жене позагорать без верхней части купальника. — Ну, кого ты стесняешься двух подростков, увещевал я её. Наконец она согласилась, скинув лифчик, она подставила солнцу и жадным взглядам ребят холмики своих грудей. Ребята не могли оторвать глаз. — Ну, пошли, покупаемся, предложил я. Даша совсем раскрепостилась, не обращая внимания на пожирающие взгляды ребят. Мне же было все, мало играя с женой, я нырнул и стянул с неё трусики, развязав боковую завязку. Трясясь от возбуждения сжимая в руках свою добычу, я ринулся на берег. Даш покупайся голой, бросил я хриплым от возбуждения голосом. Улёгшись на песок и животом чтобы скрыть торчащий член, я стал наблюдать за реакцией жены. Ребята всё поняли и начали нырять, что бы увидеть Дашины прелести. Даша стала умолять вернуть ей трусы. Но меня это страшно возбуждало, и я совсем потерял голову: — Даш даче ты стесняешься. О чём я думал, ведь жена показала мне раз свой характер. Подняв свой маленький носик, Даша подчёркнуто медленно стала выходить из воды. Нет, она не прикрывалась руками. Из груди ребят послышался вздох восхищения. Жена медленной походкой подошла ко мне, я лежал, держа руку на члене, Ты этого хотел дорогой, спросила она насмешливо. Дашке было лишь восемнадцать лет, и до свадьбы она была девственницей. Она гордо развернулась и посмотрела на уже не скрывавших, что они онанируют подростков. Ребята лежали у самой кромки воды с вздыбленными из плавок членами. Даша подошла к ним, возвышаясь над ними, она приказала: — Нука из воды и снимайте плавки. Ребята подчинились, с вздыбленными членами они выпрыгнули из воды. Я кончил, Даша чувствовала себя полной хозяйкой положения. Она легла на песок и к моему ужасу широко развела свои ножки, ребятам открылся вид на все неприкрытые прелести моей жены. Их взгляд пополз от холмов грудей вниз к маленькому животику, вниз к выпирающему лобку жены, полоска маленькой киски ничего не прикрывала, губки же были чистенько выбриты. Они впились глазами в бритую пиздёнку моей жены, и через секунду бурно кончили. Я же лежа в изнеможении после конца и не мог ничего поделать. Даша вернулась ко мне я поспешил уйти но Даша очень долго одевалась, подставляя ребятам то аппетитную попку, то другую интимную часть своего тела.
Я не знал тогда Дашин характер, а ведь это было только начало. Хотите услышать продолжение, пишите отзывы.
Всё тоже о жене
Привет всем, позволю себе некоторую фривольность в обращении к читателю в третьем своём произведении. Итак, Даша показала мне свой характер, но вот мою неугомонную натуру это нечему не научило. Чуть выдалось побольше времени и небольшой перерыв в сексе, так меня снова потянуло на фантазии и разнообразие.
Наскажу, что Дашу это совсем не возбуждало она даже рассказала мне на ночь несколько историй из своего детства, одна меня особенно возбудила. У Даши есть младший брат, который младше её на пару лет Виталик, это сейчас не больно видно разницу, а вот пропасть между пятнадцатью и тринадцатью огромна. Так вот, Дашке было тогда уже пятнадцать, у неё даже появился парень из её же класса, я видел её школьные фото ладненькая куколка с озорными глазами ямочками на щеках и с чуть полноватыми ножками и попкой. Неудивительно, что в последних классах была она именно той девушкой, по которой вздыхала вся мужская половина класса. В квартире, она делила комнату с Виталиком, из за разницы в возрасте ладили они не особо. Так вот, наша скромница, которая не позволявшая своему парню ничего больше поцелуя, увидела однажды у подруги эротический фильм, в котором у главной героини была аккуратная такая киска. Вооружившись бритвой поздно вечером, она шмыгнула в ванную, а там от девичьих кудряшек она оставила лишь пышненькую полоску на лобке. Гордая проделанной работой она вернулась в комнату, забыв о посапывающем брате, она открыла створчатый шкаф, в нём было встроенное зеркало и скинула халатик. Наверное, её брату перепадало иногда кусочек обнажения, когда Дашка переодевалась на ночь, но в этот раз Дашка залюбовавшись собой, вконец забыла, что в комнате ещё кто-то есть. Встав голенькая перед зеркалом, она рассматривала результат бритья. Её руки гладили своё тело, от небольших грудей с крупными розовыми сосками спускаясь вниз к небольшому животику и ниже к ничем неприкрытым сейчас половым губкам. Даша даже повернулась и наклонилась попкой, что бы полюбоваться на себя сзади. Налюбовавшись на себя вдоволь, она накинула пижаму, и скользнула под одеяло.
Главный удар ждал её утром, не буду гадать, какую гамму эмоций испытал подглядывавший за ней брат, наверное, для него это было сильное потрясение. Но на утро он так прямо и заявил сестре: — Дашь а чё ты голая вчера по комнате прыгала? Мамм: Дашка в ужасе заткнула брату рот рукой. — Витали ну ты что, да кто тебе поверит, лепетала пунцовая Даша. Но братишка не угомонялся, Дашка, пошла на все ухищрения, уговаривая его не рассказывать о случившимся родителям. — Дашь, а ты теперь всегда так из ванны возвращаться будешь? Полуспросил, полуутвердил маленький наглец. — Да, Виталичка, только голенькой. —
Только ты свет не выключай, упивался он своей властью над старшей сестрой. Весь следующий день Даша, думала о предстоящим унижении. Что бы оттянуть неизбежное она несмотря на угрозу взбучки от отца задержалась на дискотеке допоздна, авось маленький мучитель заснёт, надеялась она. Тихо что бы никого не разбудить, она процокала на высоких каблуках в дом, пройдя в их с братом комнату, она увидела горящий свет. Несмотря на постель брата, и делая вид, что ничего не произошло, она открыла шкаф чтобы переодеться и капитально спряталась за открытой дверцей. — Да, завтра всё расскажу, раздалось из глубин постели брата. Даша поняла, что отлынить не удастся. Закрыв шкаф, и сгорая от гнева и стыда смотря в одну точку, она начала раздеваться. Сначала была лёгкая кофточка, надеясь отделаться малым она скинула лифчик оставшись обнажённой до пояса в чёрной короткой юбочке и туфлях на высоком каблуке. Развернувшись в таком виде к брату она спросила, — Ну что хватит на сегодня. Изрядно охрипшим голосом, Виталик потребовал продолжать. Даша скинула юбочку, но с трусиками произошла заминка, пытаясь их снять и остаться в туфлях она запуталась в туфлях. Наконец совладав с трусиками, она картинно всплеснула руками открывая себя во всей красе. Из постели послышалось нарастающее шуршание, а потом резко, затишье. Постоя в таком виде минутку и не услышав не слова, Даша схватила бельё и выключив ночник прыгнула под спасительное одеяло. Щеки у нее горели, её всю трясло от перенесённого унижения, но где-то там ей было приятно.
Стриптиз в исполнении Даши продолжался несколько дней, и с каждым днём Виталик наглел всё больше и больше. Пока в один из дней он потребовал от сестры, чтобы она, не одеваясь после стриптиза, шла спать голой. Даша подчинилась, и легла обнаженной, её била ощутимая дрожь, но не от холода, она сильно зажмурила глаза. Она вздрогнула, когда почувствовала прикосновение руки. Рука прерывисто поползла, вверх задирая простынь сначала до Дашиных коленок, а потом резким рывком закинув простынь, вверх уткнулась в выпирающий лобок. Дашка вскрикнула от возмущения, одновременно что-то обжигающее обдало её животик. Она вскочила фурией над ней стоял изрядно сконфуженный братец держа в руках свою пипискю. — Ах ты извращенец, онанист, Набросилась на него Даша: — Теперь мы оба заболеем. Следующие двадцать минут были посвящены воспитанию братца, на этом эта подростковая драма и закончилась.
Уж и не знаю приукрасила моя благоверная свой рассказ из детства или нет, привожу его вам почти без изменений. Наверное многие семьи хотели бы разнообразить свою сексуальную жизнь, но главным препятствием однако служит нежелание побочных слухов по месту жительства. Меня не очень привлекает картина, если на мою жену будут показывать пальцем, а обо мне друзья подумают чёрти что. В этом случае отпуск, разгрузка во всех отношениях.
Выбрались мы под Питер, в один потрясающий стоящий среди сосен дом отдыха. Сняли там летний домик, и несколько дней придавались звериным играм и сну, толком даже не выходя. Пока я не вспомнил Дашке о своих фантазиях, надо отметить, что для женщины главным препятствием к обнажению служит не мораль, а как она выглядит, как на не посмотрят, все ли упадут сражённые сразу наповал. А Дашка была в ударе, стройная в сарафанчике, она умудрялась так выгнуться как кошечка, что её небольшая грудь, с трудом тянувшая на второй размер, смотрелась в вырезе этакими зовущими дыньками с узкой ложбинкой посредине. Прогуливаясь по дом отдыха она вызывала форменный столбняк у мужиков. Посовещавшись и помечтав в постели я стал уговаривать её уже на затасканный сюжет- карты на раздевание. Ну Дашь скромненько до трусиков, уговаривал её я. Пригласили к нам двух студентов из соседнего домика, одного отдыхающего от жены толстяка, и тридцатилетнюю ищущую лярву, явно положившую глаз на упомяну толстяка. Не буду перегружать вас дополнительными именами. Собрать всех под вечер было не трудно, потом было некое количество алкоголя. Выпитое вместе с игривой атмосферой сделало своё дело, с моей подачи поиграли просто в карты, потом предложение перейти к чему-то более интересному последовало от нашей львицы, предложение сопровождалось недвусмысленным взглядом. Надо отдать должное львице, выглядела она вполне на уровне с короткой стрижкой хорошими формами, если бы не Дашка быть бы ей королевой бала. Ну, расселись, жена вопросительно посмотрела на меня авось одумаюсь, куда там ударила сперма в голову. Через несколько конов, по раздетости лидировала наша львица, показав несколько обвислые но ещё красивые полные груди с тёмными сосками, не пытаясь прикрыть их она сидела в одних тоненьких чёрных трусиках. На жене же была лёгкая футболка, джинсы она уже сняла, и сидела по-турецки в кружевных трусиках. Она пыталась подмигивать мне к тому ну хватит что-ль. Я поднажал в заваливании жены, следующей вещью которую она сняла, была не маячка, а трусики. Кое как стянув их под столом, она вытащила трофей и, помахав трусиками в воздухе, беззаботно кинула их себе за спину. Натянув маячку вниз, она кое-как прикрывала срамное место. В этот момент наша лярва проследовала в туалет, а за ней засеменил наш толстяк, Дашка встала, давая ему пройти маячка задралась, открывая чистенькие от волос губки. Пожирая жену плотоядным взглядом и косясь на меня, толстяк проследовал за более верной добычей. — Наверное, будем закругляться, предложила Даша — Ну куда на пол пути, возразил я, — Ладно дорогой потом не пожалей. Весь этот диалог, сопровождался перепрыгивающими с меня на Дашку студенческими голодными глазами.
Следующий кон Даша сдал специально, стянув маячку, она закинула ногу на ногу, улыбаясь, поглядывала на меня. — А на что ваша жена будет играть дальше, посмел с трудом вымолвить один из студентов, от волнения, перейдя снова на вы. — На любое желание кроме секса, ответил я. — Ну почему же дорогой без секса, промурлыкала вошедшая в роль жена. Ещё через кон жена танцевала на столе, вид голенькой жены на которую пялятся незнакомые мужики дико меня возбудил. Тоненькая киска волос оставляла открытыми пышненькие Дашины губки, и между них стал пробиваться клитор, чувствуется, что происходящие не на шутку заводило и саму Дашку. Жена же показала каждую свою дырочку всем присутствующим. Я решил, что хватит, но не Дашка, история повторялась. Даша втянула в танец двух перевозбуждённых студентов сама, положив их руки себе на попку и грудь, парни обалдели. Жена же извивалась угрём между них, тот кто был сзади смело запустил руку жене между ног, Даша не отстранилась она спустила трусы со студента и взяв его не маленький член в кулачок начала танец губами перед ним, как будто делая ему минет но в реальности не касаясь его, тот кто был сзади неё, уткнулся в её шикарную попку сердечком и не сняв тонких штанов, терся, прижимаясь к ней. Первый бурно кончил (интересно можно кончить не бурно), Даша направила струю спермы от себя, а второй прижавшийся к ней сзади вскоре задёргался. — Ну, ребят по домам, приходите завтра, заключила моя голая принцесса с хитрой улыбкой, проводив ребят до двери, она прижалась к каждому всем телом, поцеловала каждого в засос. Из туалета вползла всеми забытая всклокоченная пара. Толстяк еле стоял на ногах, но от вида голой Дашки, которая и не думала прикрываться, у него стало топырщиться в штанах вновь, его пассия ловко подхватив его под локоть собирая на ходу разбросанную одежду поспешила удалиться с еле живой добычей.
— Ну, как дорогой тебе твоя шлюшка?
Продолжение следует.
Истории из жизни: 22 февраля (Вечер Насти и Саши)
Рассказ основан на реальных событиях, происходивших с pornomasterом, по этическим причинам реальные имена могут быть изменены.
Получив приглашение провести вечер с одним из своих друзей, я ваш покорный слуга pornomaster принял приглашение. Мой друг весьма странный человек, помимо того что он состоит в одной из сект, он также извращенец и эгзбиционист.
Игра в карты, как и прочая ерунда, естественно быстро приелись. И тут наш неутомимый Саша, предложил игру: каждый завязывал глаза шарфом, затем один из нас прятал предмет (для того чтобы можно было использовать все места, в т. ч. и интимные мы выбрали резинку), а потом его обыскивали, времени было примерно 15 секунд. Причем искать можно
трогая его лицо, а затем места ниже пупка нашла резинку в тапочке. Кстати, о девушке Насте, надо рассказать Вам особо: это тот уникальный вид русской девушки, который сочетает красоту и стремление к сексу, с не ложной скромность и внутренним целомудрием.
И вот пришло время обыскивать Саши девушку Настю. Настя особенно нарядная в этот вечер была в великолепном блестящем черном платье. Начав с ног, руки понесли Сашу все выше, правая рука, повинуясь зову природу, можно сказать что совсем инстинктивно, стала прокрадываться (весьма воровато) к упругой и прекрасной попке Насти. Шуруя под юбкой, рука трогала, наверное, самые интимные места девушки. Анастасия не выдержала:
— Что ты делаешь, прекрати немедленно.
Руки пошли выше, помассировав живот они подошли к двум прекрасным грудям. Соски торчали, Настя была возбуждена. Обхватив эти две чащи содомского удовольствия, он начал мять их. Груди Анастасии превратили в два теннисных мячика под лифчиком, который явно не выдерживал давления на него. Затем Саша прижался к телу, и нежно поцеловал девушку.
Потом было мое робкое предложение поиграть в бутылочку, к сожалению не прошедшее и несправедливо отклоненное.
Настя вышла в туалет. И воспользовавшись этим, Саша задал весьма провокационный вопрос:
— Хочешь втроем?
— Что, — переспросил я, опешив от такого предложения.
— Ну, давай паровозиком: я спереди, а ты сзади.
— Скотина, — и тут я дал волю своему языку, — мерзкий извращенец, педрило, бисексуал сумасшедший.
Тут вошла Настя и наш весьма импульсивный диалог, оборвался.
Часа два мило "беседуя" мы потихоньку подошли к изюминки вечера.
В 8 часов начался стрип. Домашний стрип вообще явление уникальное, как и многое что российское. Заиграла музыка Мадонны. Саша медленно снимал кожаный сюртук. Изгибы его тела, постепенно кружась в волнах музыки, извивались в неправдоподобных позах. Выполняющий роль жезла зонт, то и дело залазил в самые интимные места его тела. Вскорости с тела исчезла и майка, он то ложился на пол, то, бешено вращая ягодицами, постепенно переходил на язык рук, делающих невообразимые кульбиты вокруг тела.
Странное все-таки явление — российский домашний стрип. Порой это смесь гопака, экспромта и пьяного танца.
Начиная со второй песни, пришло время "нижней" части. Спортивные штаны, стали выполнять роль подстилки под танцором, частота движений усилилась. Бешено вращая торсом, Саша стал подходит к дивану на котором находились Настя и pornomaster лицезрели это действо.
Трясь своим телом о ковер, заблаговременно расстеленный на полу, Саша перешел к сверх-действу — трусики полетели вниз, их место заняла импровизированная набедренная повязка — водолазка. Его круглые и довольно объемные ягодицы (вообще-то редкое явление для парней) соблазнительно тряслись совсем рядом с нашими алчными глазами. Не знаю что хотелось Насти, но у меня были самые грязные мысли. Извращенным фантазиям не было предела.
Постепенно к кону третей песни Саша стал одеваться, и импровизированный стрип завершился.
Подсев к нам на диван, мы втроем стали обниматься, голова Саши кочевал то ко мне на колени, то к Насте.
Я поглаживал кудрявую голову моего друга извращенца.
Началась новая романтическая песня, Александр, расположившийся между нами, склонил голову к Насти, и рукой стал делать эротический массаж ног.
Черные колготки Насти и белая рука Саши. Рука гладила ляжки Насти, её коленные чашечки, иногда заползала под юбку. Живот Насти тоже массировался, её пупок, наверное подрагивал от восхищения.
Так мы проласкались целых три часа.
История жизни. Арина. Часть 1, знакомство
Встретились мы с ней в конце ноября 1999 года в Москве. Назовем ее Арина. Зачем-то проезжал в машине около к/т Урал. Ехал от родителей, в этот день мне вырвали два зуба. Настроение было ужасное. Работал тогда в магазине, дела уже шли на закат, но деньги еще были. Она стояла и голосовала. Просила довести до Щелковской. Я же, ехал на ВВЦ, договориться об интимной встречи с Миланой (милая безотказная девица из Подольска) и предложил довести ее до Сокольников. Ей нужно было в Черемушки, как раз мне по пути домой. Но Милана оказалась на тот момент важнее.
Ничего особенного в ней не нашел. Симпатичная девочка, выглядит лет на 24–25. Я тогда как раз встречался с девочками 17–23 лет. Разговорились, сказала, что работает на выставках. Сказала также, что замужем (я тоже не стал врать), что у нее сыну 10–11 лет. Тогда сразу спросил, сколько же ей лет? Сказала, что только исполнилось 30. Я был удивлен, выглядела она шикарно. Для меня ничего не значили выставки, на выставки не ходил, ничего об этом не знал. Но девочка хотела поговорить, а я все равно рулил. Доехали до Сокольников. Уже прощаясь, я все-таки решил попросить ее визитку (у деловых женщин обязательно должны быть визитки), она дала. Распрощались. Позвонил через несколько дней. Просто так. Тогда встречался с Любой, и все у меня в этом плане было хорошо. Так вот, позвонил и сказал, что скоро у меня день рождения. И забыл. В магазине дела пошли еще хуже, было не до нее. 15 декабря ко мне пришли требовать деньги за аренду. Много. Все в этот день сложилось странно. И день рождения и эти уроды. Пошел в китайский ресторан. Заказал водку. Один. Такой весь несчастный. И вдруг Она звонит, на мобильный. Судя по голосу, давно хотела позвонить, но не было повода. Поздравила, сказала, что скоро выставка на ВВЦ. Обещал приехать посмотреть. Обещание выполнил через несколько дней.
Захватил ее и повез в Строгино. По дороге разговаривали, ничего не предпринимал, потихоньку зондировал, как она относиться к внебрачному сексу и когда бы могла его испытать, и не прочь ли вообще. Понял, что неплохо. Делать ничего не стал. Женщины любят такой подход, не один раз пробовал. Поцеловал руку, поблагодарил за вечер, потом уехал.
19 декабря закрывалась выставка, и решил забрать ее после выставки. Когда уже ехал к ней, она мне позвонила. Показалось, что обрадовалась, что я к ней еду. Доехал, дождался. Вышла с какой-то подругой. Попросила довести ее до метро. Сама осталась. Предложил поехать к моей сестре. Правда, сестре ничего не сказал. Позвонил ей на работу, уговорил дать ключи на несколько часов. Ломалась, но дала. Поехал к ней на работу, далеко и пробки, думал пока еду, Аринка передумает. Но, слава Богу, не передумала. Взял ключи, кажется, даже пришлось дать ей денег, чтобы не очень спешила домой. Поехали.
По дороге заехал на BP, предварительно поинтересовавшись, что она пьет. У нее были проблемы с желудком, поэтому предпочла водку. Я очень не люблю водку и не очень люблю женщин, пьющих ее. Но что делать. Все это время боялся выходить из машины, потому что она могла испугаться и убежать. Но хорошо кончается то, что хорошо кончается. Мы доехали. Поднялись в квартиру. В доме не было ничего съестного. Меня это удивило. Нашел мандарин. Сели в большой комнате, посмотрели телевизор, поговорили. Она была босиком. Ноги роскошные. Налил водки, почистил мандарин, но пить она не стала. Я не выдержал, буквально силой потащил ее в спальню. Она сопротивлялась, но не сильно и не долго. Раздеть до конца себя не дала, но я успел снять юбку и колготки с трусиками. То, что увидел, меня поразило. Очень давно не видел волосатого лобка. Он был густой и темный, но запах просто сразил меня. Все волнения меня подбили, и у меня: не встал. Встал, но не до конца, может, я просто боялся, что она передумает. С трудом надел презерватив, правда, вскоре он спал. Продолжили без него, и она не возражала. Полутвердый инструмент скользил в ней и чуть сгибался, но главное, что он оказался в ней. Девочка крупная 46–48 размер, попка большая, грудь 2-ого размера, ножка 37–38. Отвлекся. И эта самая полутвердость придала особые ощущения. У нее оригинально устроено влагалище. Не нравиться ей стимуляция клитора, но что-то укрупненное у входа слева ее здорово заводит. И, судя по всему, этот полутвердый инструмент как раз головкой задевал это что-то. Потом я поцеловал ее пальчики на ногах, они чудесны, кажется, ей никто этого раньше не делал, потом анус. Тогда я понял все. Она моя. Я хочу ее снова и снова. Она тоже этого хотела. Я чувствовал.
Пора было уходить, сестра дала нам только 2 часа. Я встретился с ней у метро и вернул ключи. Отвез Арину домой, долго целовались (не помню, но предполагаю), терпеть не могу целоваться в губы, но с ней это было чудесно. Попрощались.
Все имена вымышлены. События, даты и места подлинные.
Продолжение обязательно следует. Про Арину в разделе фетиш и измена. Хотя, боюсь, с этой дамой этими разделами не ограничусь.
Мы до сих пор встречаемся, я начал вести дневник. Постараюсь описать всю историю до сегодняшнего дня. Спасибо.
История моего падения
Последнее время в определенных кругах стало модным рассуждать о своих предыдущих воплощениях. Нередко можно услышать от посетителя какого-нибудь манерного салона горделивую фразу о том, какой потрясающей личностью он был в прошлой жизни где-то там: в Англии, или Франции, то ли в XII, то ли в XVII веке…
Поскольку я действительно помню свои воплощения, то могу определенно сказать, что никакой потрясающей личностью я не была. Последнее воплощение, которое мне открыли, относилось к XVI веку — тогда я была тибетским монахом — письмоношей, доставлявшим во вне важные послания настоятеля монастыря Тхарпа-Чхой Лин.
И вот я опять здесь — на Земле, в России, на рубеже XX-го и XXI-го веков. Но что было между моим нынешним воплощением и тем монахом — скрыто какой-то пеленой с мерцанием неясных образов и чувств.
Меня все время мучал вопрос — почему? Почему так высоко поднявшись по духовной лестнице, я не смогла подняться еще выше, почему меня опять вернули на Землю, да еще и в нечистое тело женщины?..
И однажды я поняла…
Чтобы родиться на этой планете женщиной после того, как побывал тибетским монахом, нужно было совершить нечто такое, за что и должно было последовать наказание через несовершенное воплощение. И тот большой перерыв в четыре века, укрытый от осознания мерцающей пеленой, мог означать лишь одно: что хотя воплощения и были, но не в человеческом облике, как в песне у Высоцкого: «…родился баобабом…». Значит, было совершено нечто такое, что потребовало для искупления целых четыре века воплощений в низшие формы, пока я не добралась до человеческой, да и то женской.
Тому, кто пребывал не в себе, для перехода к высшему воплощению, а затем и к выходу из их круговорота, требуется покаяние. Но покаяние недоступно человеку в состоянии «пока-я-ни-я». Лишь вернувшись и осознав себя, человек сможет каяться, то есть, осознавая себя, отвечать за свои поступки.
Я хочу знать, что совершил монах в горах Тибета в XVI веке и за что был наказан круговоротом низших воплощений.
Дордже спешил. Путь был неблизок, а солнце уже приближалось к опасной черте. Не смотря на сандалии, горячие камни обжигали его уставшие ступни. Шафрановое дхоти пропиталось едким потом и запылилось. Давно небритый затылок нещадно зудел и чесался от прорастающего ежика волос.
В пути он был уже семь дней и скоро перед ним должен открыться величественный вид пятого монастыря, куда он уже несколько лет доставлял послания настоятеля монастыря Тхарпа-Чхой Лин.
Устремив взгляд на возвышающийся впереди перевал, за которым был скрыт монастырь Багтэн, Дордже в привычном ритме переставлял свои натруженные ноги. Там, за перевалом, его ждал короткий отдых перед тем, как он двинется дальше — к монастырю Сэра, последнему в его маршруте.
С ведущей к перевалу каменистой дороги, поднимавшейся по кромке крутого склона, открывался вид на шин-наг — лесные заросли, устилавшие долину зеленым ковром.
Дордже снова поднял взгляд на вершину перевала, дрожащую в далеком мареве, как вдруг его нога зацепилась за что-то на дороге.
Посмотрев вниз, Дордже с удивлением увидел лежащий в пыли полотняный мешок. Недоуменно оглядевшись по сторонам, Дордже подумал, кто бы мог это обронить? Подняв мешок, он развязал тесемки и заглянул внутрь: там была смена женской одежды, гребень, деревянная фляга с водой и хлеб, завернутый в пеструю ткань.
Два часа назад он разминулся с караваном спешащих по своим делам торговцев, возможно, это они потеряли мешок, хотя он не заметил среди них женщин.
Тщательно отряхнув мешок от пыли, Дордже положил его на большой камень у дороги — может быть, за ним вернутся, или он кому-нибудь еще пригодится…
Собравшись идти дальше, Дордже бросил последний взгляд по сторонам и вдруг его что-то остановило — справа, недалеко от обочины дороги, почти скрытая в траве валялась женская соломенная шляпа.
Монах осторожно приблизился к ней, но поднимать ее не стал и только осмотрел ее. Шляпа была почти новая, и вряд ли ее кто-нибудь просто выкинул…
С недобрым предчувствием Дордже раздвинул густые кусты, растущие рядом, и внимательно вгляделся сквозь сумрак в скрытое за ними пространство…
Там что-то белело. И это «что-то» по очертаниям очень напоминало человеческое тело…
Не обращая внимания на цепляющиеся за дхоти ветки, Дордже начал продираться сквозь кусты, пока не добрался до лежащего на земле обнаженного тела.
Остановившись над ним, Дордже увидел, что это женщина, вернее, почти девочка, на юном избитом лице которой запеклась кровь, а глаза заплыли багрово-черными кровоподтеками. Ее длинные черные косы были обмотаны вокруг самшитового ствола, а рядом валялась разодранная одежда. Все указывало на то, что над несчастной жестоко надругались.
Подняв обрывки одежды, Дордже бережно прикрыл ими тело жертвы, бросив беглый взгляд на ее искусанные до синяков маленькие груди, и бедра, на которых бурыми пятнами уже запеклась кровь.
«Кто же это мог сделать?! — думал Дордже, стоя на коленях рядом с девушкой и освобождая ее косы. Он был потрясен картиной зверского злодеяния, ему впервые пришлось столкнуться с этой стороной жизни. — И что теперь делать с телом?»
Вдруг с земли послышался стон.
Дордже от неожиданности отшатнулся, поскольку был уверен, что девушка мертва. Но она шевельнулась и медленно открыла глаза. Увидев склонившегося над ней Дордже, она хрипло закричала и забилась всем телом, стараясь отползти от него подальше.
Удержав ее за плечи, он попытался ее успокоить:
— Тихо, тихо, я не трону тебя, не бойся!
Девушка сжалась под его руками и смотрела на него взглядом, полным ужаса.
— Не бойся! — повторил он, и, отпустив ее плечи, сел рядом с ней.
Глядя на нее с сочувствием, он спросил:
— Кто это сделал с тобой?
Девушка не ответила.
— Ты можешь встать? — терпеливо обратился он к ней снова. — Тут неподалеку есть родник, я тебя отведу, там ты сможешь… — он заколебался, выбирая, как назвать то, что ей нужно было сделать, и облегченно добавил: — …смыть с себя грязь.
Девушка опустила взгляд на свое тело, едва прикрытое обрывками одежды и попыталась сесть, но тут же вскрикнула, вновь откидываясь на землю. Лицо ее исказилось гримасой боли, а по щекам потекли слезы из плотно сжатых глаз.
— Давай я помогу тебе, — сказал Дордже, наклоняясь к девушке и подсовывая руку под ее плечи.
— Нет, святой отец, — простонала она, пытаясь отодвинуть от себя его руку. — Я не могу, мне больно…
— Я понимаю, но и тут тебе нельзя оставаться, — возразил Дордже, осторожно поднимая ее.
Она опять застонала.
— Если тебе больно сидеть, давай, я подниму тебя на ноги, — предложил он.
— У меня все кружится перед глазами, я не смогу стоять, — ответила она.
— Не бойся, я поддержу тебя, — успокоил ее Дордже.
Обняв ее за талию, он помог ей встать на ноги, и смутился, ощутив, что спина у нее обнажена — он прикрыл ее обрывками одежды только спереди. Растерянно замерев и чувствуя под рукой ее горячую кожу, он не знал, что предпринять. Но тут девушка начала неожиданно обвисать на его руках, видимо, снова потеряв сознание, и он едва успел подхватить ее.
«Легкая, как перышко райской птички», — думал Дордже, направляясь к роднику, и спиной раздвигая кусты, чтобы не поранить девушку, лежащую у него на руках. Впервые ему приходилось нести такой груз, и хотя он устал за долгую дорогу между монастырями, ее он нес без особых усилий.
— Как зовут тебя? — спросил он, увидев, что девушка открыла глаза.
— Чхойдзом… — едва слышно ответила она.
Добравшись до родника, он осторожно опустил девушку на землю, и, прислонив ее спиной к песчаному откосу, сказал:
— Побудь здесь, я сейчас вернусь.
Пробравшись сквозь кусты обратно к дороге, он забрал оставленный им на камне мешок, поднял шляпу, валявшуюся в траве, и почти бегом устремился к роднику.
Девушка лежала неподвижно там, где он ее оставил. Услышав шаги Дордже, она зашевелилась и испуганно повернула к нему свое разбитое лицо. Дордже снова ужаснулся содеянному с ней.
— Вот, наверное, это твое? — спросил он, положив рядом с девушкой мешок и шляпу.
Она кивнула и благодарно посмотрела на него.
— Хочешь, я отнесу тебя в ручей? Вода облегчит твою боль. А я тем временем приготовлю место для ночлега, скоро ночь, — и он добавил, поясняя: — Здесь есть неподалеку пещера. Идти ты не сможешь, а я не смогу бросить тебя здесь одну.
Не дожидаясь ее ответа, Дордже подхватил девушку на руки и отнес к ручью, вытекающему из родника. Потом перенес ее мешок поближе к ней, и направился в сторону скал, где была пещера, в которой он не раз укрывался от внезапно разыгравшейся непогоды.
Два дня он выхаживал ослабевшую от потери крови Чхойдзом, не решаясь продолжить путь, и как мог, старался облегчить ее страдания. Он поил ее отваром шалфея и шафрана, прикладывал холодные компрессы к кровоподтекам на лице и теплую землю, взятую у мышиной норки, смотрящей на восток, к ее пояснице.
Все это время Чхойдзом молчала, лишь коротко отвечая на его вопросы и настороженно наблюдая за его действиями. Наконец, к исходу второго дня она нарушила свое молчание и поведала Дордже о том, что недавно овдовела и хотела вернуться к родственникам, живущим в пяти днях пути от деревни ее покойного мужа. Не решившись идти одна, она напросилась в попутчицы к торговому каравану, направлявшемуся в нужную ей местность. Но в дороге пятеро торговцев, очарованные красотой юной вдовы, решили вкусить ее прелестей, и, прямо днем затащив в самшитовые заросли, жестоко изнасиловали. Она, прожившая с мужем в любви и ласке почти год, истекла бы кровью после этого чудовищного совокупления, если бы не Дордже.
Он слушал ее внимательно, не перебивая, и сокрушался про себя о тяготах Пути, выпавших на долю этой несчастной молодой женщины.
На третий день, когда было съедено все, что у них было, включая и хлеб, лежащий в мешке Чхойдзом, они медленно направились через перевал к монастырю Богтэн.
Приведя Чхойдзом в деревню, расположенную недалеко от монастыря, Дордже оставил ее у одной сердобольной женщины, а сам направился в монастырь, обещая Чхойдзом вернуться за ней, и на обратном пути в свой монастырь сопроводить ее до деревни, где жили ее родственники.
Через несколько дней, с ответной почтой, он уже спешил в деревню, где оставил свою подопечную.
Увидев, он не сразу узнал ее — синяки сошли с ее лица, сменившись нежным румянцем, в движениях пропала болезненная скованность. Она вышла ему навстречу плавной походкой, и остановилась, застенчиво глядя на приближающегося Дордже. В руке она держала знакомый полотняный мешок, наполненный припасами в дорогу.
— Вы пришли за мной, святой отец… — тихо сказала она и с благодарностью склонилась перед Дордже, целуя ему руку.
— Если ты готова, то нам пора в путь, меня давно ждут в моем монастыре, — сказал он, и, повернувшись, быстро пошел по дороге.
Чхойдзом попрощалась с приютившей ее женщиной и поспешила за Дордже.
За несколько дней они миновали два монастыря. Чхойдзом не жаловалась в пути и следовала за Дордже, не отставая.
Он оставлял ее в деревнях на время своего пребывания в очередном монастыре, и каждый раз, когда он забирал ее оттуда, он замечал, как она, завидев его, облегченно вздыхала, словно боялась, что он бросит ее здесь.
В короткие минуты отдыха у дороги Чхойдзом садилась чуть поодаль от Дордже и молча смотрела на него. Она вообще была молчалива, и Дордже не раз ловил себя на мысли, что ему бы очень хотелось узнать, о чем она думает.
Когда они добрались до монастыря Кабу, рядом с которым не было никаких селений, Дордже пришлось оставить Чхойдзом у водопада, находящегося в часе пути от монастыря.
— Здесь ты сможешь отдохнуть, — сказал он перед уходом. — Я принесу тебе свежую еду и устрою на ночлег. Не бойся, тут ты в безопасности.
Через три часа он возвращался назад.
Отведя кусты в сторону, Дордже вышел к водопаду, и ошеломленно остановился: потоки воды алмазным каскадом срывались со скал вниз, и зыбкая радуга дрожала над озером в изножии водопада, где плескалась совершенно обнаженная Чхойдзом. Ее стройное тело, все в бисеринках влаги, переливалось, подобно алебастру, в лучах солнца, а длинные черные волосы темным блестящим шлейфом тянулись за ней по воде.
Почувствовав присутствие постороннего, Чхойдзом испуганно оглянулась, но, увидев Дордже, с облегчением улыбнулась ему.
Выбравшись из воды, она пошла к нему навстречу, совершенно не смущаясь собственной наготы.
Дордже, как завороженный, смотрел на нее. Впервые он так открыто и близко лицезрел обнаженную женщину. Обнаружив несколько дней назад Чхойдзом, лежащую растерзанной и без сознания в гуще кустов, он видел ее тело лишь мельком, и оно было обезображено насилием. Сейчас же, на ярком солнце, он смог хорошо рассмотреть ее, и испугался — испугался женской красоты, которая ранее была неведома ему в его монашеской жизни, и той ошеломляющей бури эмоций, которую она пробудила.
Дордже с ужасом почувствовал, как внутри у него что-то жарко вскипело, и, прорвавшись потоком горячей крови, хлынуло в низ живота, вздымая мгновенно отяжелевшую плоть.
Чхойдзом шла к Дордже, молча глядя на него с загадочным выражением своих продолговатых черных глаз. Ее точеные маленькие груди, на которых уже почти не осталось следов кровоподтеков, подрагивали в такт шагам. Небольшие светло-коричневые соски, словно бусины четок, маняще выделялись на ее белой груди.
Подойдя вплотную к Дордже, Чхойдзом остановилась и опустила глаза в ожидании.
Дордже, не в силах сдержать искушения, протянул руку и дотронулся до ее груди. Почувствовав прохладное прикосновение упругого соска, он медленно провел по нему ладонью.
Чхойдзом вздрогнула и подняла на Дордже затуманенный желанием взгляд.
Это было последней каплей…
Дордже, сорвав с себя дхоти, толкнул Чхойдзом на траву, и, нависнув над ней, грубо развел ее ноги. Бросив короткий взгляд на открывшееся ему беззащитное лоно, он с каким-то животным рыком вонзился в него своей пульсирующей плотью и замер от острого непривычного ощущения… Это было ни с чем несравнимое ощущение, какого ему никогда не доводилось испытывать в своей жизни.
Откачнувшись назад, Дордже высвободил из девушки свою плоть и вновь вошел в нее, желая еще раз прочувствовать это потрясающее погружение в горячее влажное лоно, туго обхватывающее его со всех сторон, и уже не мог остановиться. Он неистово раскачивался над Чхойдзом, словно вбивая каждым ударом вглубь ее податливого тела один за одним годы своего вынужденного целомудрия.
Чхойдзом, вначале в страхе замершая под ним, ощутив страстный натиск Дордже внутри себя, вдруг встрепенулась, вскинула бедра, и, подчиняясь его ритму, порывисто задвигалась навстречу. Приглушенный стон сорвался с ее губ, и это не было стоном боли.
Зеленые кроны шин-нага сомкнулись над ними ажурным шатром. Шум водопада, птичьи голоса исчезли куда-то, а в той тишине, что окутала их со всех сторон, остались лишь звуки их прерывистого дыхания, стоны и удары тел друг об друга.
Время остановилось. Дордже не смог бы сказать, сколько длилось это безумие. Он лишь запомнил, как Чхойдзом, цепляясь за его плечи, вдруг закричала и затрепетала под ним в судорогах наслаждения, на которые тут же откликнулась его плоть.
С отчаянным стоном выплеснувшись в глубину ее тела, Дордже, тяжело дыша, откатился от Чхойдзом и распростерся в изнеможении на влажной от водяной пыли траве. У него было такое чувство, словно с него содрали кожу и нервы, он перестал воспринимать мир, а в голове не было ни одной мысли. Тяжелый дурман навалился на него, не давая поднять закрывающиеся веки.
Несколько долгих мгновений он ничего не осознавал, но постепенно голова начала проясняться и на него нахлынуло чувство непоправимой вины.
«Что я наделал?! Что она со мной сотворила?!..» — мысленно простонал он, приходя в себя.
Неуклюже поднявшись, Дордже побежал на дрожащих ногах к озеру и погрузился в его холодные воды, пытаясь остудить тело, еще опаляемое вспышками памяти о недавней близости. Он лег на мелководье так, чтобы тело его омывалось быстрыми струями убегающего из озера ручья, и, закрыв глаза, откинулся головой на песчаный берег. Он лежал недвижимо, пока не почувствовал, что тело его совсем заледенело. Тогда он поднялся, и, повернувшись спиной к сидящей на берегу Чхойдзом, принялся ладонями стряхивать с себя капельки воды.
Неожиданно он почувствовал, как жаркое тело Чхойдзом прижалось к нему сзади, и маленькие горячие руки, обняли его. Порхнув по его груди, они двинулись вниз, устремляясь к его уже успокоившейся плоти.
— Нет! — крикнул Дордже, отрывая от себя эти ласкающие руки и поворачиваясь к их владелице.
Чхойдзом, отступив от него на шаг, испуганно смотрела на него.
— Нет! — еще раз повторил Дордже. — Оставь меня в покое! — и он с силой толкнул ее в грудь.
Не удержавшись на ногах, Чхойдзом упала навзничь.
Ему вдруг захотелось бить и даже топтать ее ногами за то, что она ввела его в искушение, за то, что заставила совершить великий грех. Но, глядя на покорно лежащую перед ним Чхойдзом, он почувствовал, как уже раз взведенная пружина страсти вновь начинает раскручиваться где-то внутри него непреодолимым ослепляющим желанием.
Чхойдзом, увидев, как его плоть дрогнула, наполняясь новой силой, широко развела ноги в приглашающем движении и чуть приподняла бедра навстречу ему.
Он бросился на нее, рывком ворвался в уже знакомую глубину, и, страдая от собственной слабости, не дающей ему совладать с охватившим его вожделением, впился зубами в ее призывно торчащий сосок.
Чхойдзом дернулась и, сладострастно вскрикнув, выгнулась ему навстречу. Он, уже не сдерживаясь, начал кусать ее грудь и шею, оставляя на них глубокие следы с тут же проступающей кровавой росой, и чувствуя, как обуреваемый новой страстью — страстью всех насильников мира, с наслаждением терзающих свои жертвы, погружается в темный омут упоения чужой болью. Но его жертва разделяла с ним это наслаждение, и на краю его заволоченного страстью сознания вдруг вспыхнула смятенная мысль, что от той демонической бездны, в которую неудержимо увлекала его Чхойдзом, его уже не уберегут никакие молитвы и посты. Он будет падать в нее, одолеваемый все новыми пороками…
Дордже ужаснулся этой мысли и, пытаясь остановить это наваждение, с силой сжал горло той, в которой он увидел воплощение всех своих искушений.
Чхойдзом забилась под его руками в попытке вырваться, лицо ее налилось темной кровью, но ее судорожные движения только сильнее распалили его. Он еще крепче сжал ее горло, продолжая вторгаться вглубь ее тела, и в тот момент, когда она, наконец, обмякла под ним, он содрогнулся в пароксизме оглушающего экстаза, изливая жизненную влагу в уже мертвое тело.
Отодвинувшись от девушки, Дордже полежал несколько минут, усмиряя сбившееся дыхание, потом окинул неподвижное тело Чхойдзом долгим прощальным взглядом и поднялся.
Даже не взглянув на свое дхоти, мокрой оранжевой тряпкой валявшееся на берегу, он решительно направился к водопаду.
Цепляясь за скалистые выступы, он карабкался вверх, не обращая внимания на то, что солнце нещадно опаляет ему спину, что растущие на скалах кусты царапают его обнаженное тело, а с ободранных коленей стекают ручейки крови, смешиваясь с каменистой почвой под его ногами.
Солнце уже почти склонилось к закату, когда он оказался на вершине скалы, с которой срывался водопад.
Выпрямившись во весь рост, Дордже взглянул вниз. Там уже залегли тени, но он все же смог разглядеть белевшее на изумрудной траве совсем крошечное с такой высоты тело Чхойдзом.
— О, великий Будда, я утерял свой Путь! Я дважды согрешил за один день и не хочу более множить свои прегрешения. Пусть третий грех прервет цепь моих злодеяний! — произнес он, делая шаг вперед.
Когда он летел вниз вместе с шипящими потоками воды, он не ощущал ни страха, ни боли. И даже чувство вины покинуло его — он искупил ее, принося в жертву свое грешное тело. Душа не умирает, и он еще вернется на эту землю в другом обличии…
Он представлял себя бессмертной капелькой жизни, которая вечно будет срываться вниз — водой в водопаде, росой с травинки, семенем в лоно женщины…
История стриптизерши
Всем привет. Я Аби. Мне 25 лет. И я вам расскажу одну историю)
Сегодня как всегда моя работа-стриптезерши. Да, я танцую, ну и что? Я пришла в наш бар, в это время была в одежде, в нормальной… и в плаще.
— Привеет… — кто то прошептал мне сладко в ухо и приложил свою руку на мою попу.
— Привет. — сжала я губы и пошла в свою комнату, где могу переодеться и т. д, ведь сейчас придут эти мужики…
Всё, я в комнате, я скинула плащ. Одела черную кожанную юбку, очень короткую… Натянула белую майку на одной бретельке и шпильки.
— Как говорил кое кто… выхожу в свет… — я вздохнула, распустила волосы и вышла в бар.
— Оу, сама Аби! — говорили мне мужики.
Я крутанулась на шесте и запустила пальцы в свои волосы.
— Зажигай, детка!
— О, да, секси!
Я закусила губу. Сперва я двигаясь в такт музыке сняла с себя майку и покрутила в воздухе. Далее я нагнулась, что в лифчике чуть была видна грудь. Тем-самым мужчины уже тянулись ко мне. Рома и Лёха-два моих знакомых, как всегда запрыгнули на сцену. Я уже в одном лифчике и трусиках, я повисла вниз головой на шесте. Пока я так висела, Лёха подполз под меня и растегнул лифчик. Мой лифчик упал, выпали большие груди. Слюни мужиков… Я спрыгнула с шеста и начала тереться об шест, Рома встал взади и присел, затем взял меня за трусики и потянул вниз.
— Ооооу… — потянулись голоса из зала. Я сделала ещё пару трюков и я пошла в комнату. Ликование…
— Фух… — Я зашла в комнату и легла на кровать.
Вдруг скрипнула дверь, зашли Лёха и Рома, я улыбнулась парням, дверь конечно была заперта.
Рома присел передомной и поднял меня, мы сидели друг перед другом, ноги у меня были Кхм… одна нога в другой стороне, другая в другой. Он наклонился к грудям и коснулся губами соска, затем втянул его в себя.
— Ммм… — протянула я и засовывала ноющий сосок ещё глубже в его рот. Он послушно сосал сосок, втягивал и покусывал его. Он высунул язык и проходился языком по животу.
— Твоя время вышло! — крикнул Лёха и подтянул меня к себе, он положил меня на кровать. Я раздвинула ножки и тяжело дышала.
— О, да, детка…
Он приближался к моей принцессе. Он играл с клитором и слизывал сок с торчащего клитора. Я выгибалась в спине.
— Да… — протянула я и закрыла глаза.
Италия
Эпизод 1
…Ты абсолютно голая стоишь около раскратого шкафа и задумчиво перебираешь свои наряды. Наконец останавливаешь выбор на суперкоротком открытом вечернем платье — предельно откровенное, не столько одевающее сколько раздевающее тебя.
— Как? — вопросительный взгляд в мою сторону.
— Вещь! — оцениваю я.
Ты расправляешь платье на кровати и достаешь трусики. С сомнением смотришь на тончайшую ткань платья и берешь другие — чисто символическую кружевную тряпочку на веревочках. Ловкими движениями, слегка крутанув бедрами, надеваешь их — трусики едва прикрывают лобок. Летом ты удалила волосы с лобка, оставив свою любимую "модную" стрижку, и тем ни менее самые нахальные волоски выглядывали из-за кружевных краев трусиков. С удовольствием рассматриваю тебя: ровный загар покрывает все твое тело. По примеру всех здешних молодых (и не только) дам ты загораешь топлесс — лифчики от купальников так и остались лежать на дне чемодана. Первое время ты немного смущалась, но потом видя, что кругом все одеты точно так же, совершенно освоилась. Тебе даже нравилось слегка дразнить отдельных мужиков. Например, мы обратили внимания на немолодую пару из Англии. Дама была классической англичанкой, похожей лицом и фигурой на пожилую лошадь. Она всегда была в черном купальнике в стиле физкультурных парадов 30-х годов. Ее благоверный также выглядел истинным англичанином, с неизменной сигарой a-la Черчиль, которую он, как нам казалось, не выпускал изо рта даже в постели. Вот это-то джентльмен буквально пожирал тебя взглядом к великому неудовольствию своей половины.
Крутанувшись перед зеркалом ты неожиданным движением сдергиваешь с меня полотенце.
— Он у тебя когда-нибудь висит? — спросила ты, рассматривая мой напряженно стоящий член.
— Не помню, — секунду подумав честно отвечаю я, — По крайней мере — в твоем присутствии.
Ты удовлетворенно киваешь головой и вползаешь в платье. Вернее — пытаешься это сделать, благополучно застряв на половине пути. Ха-ха…
— Помог бы лучше, — притворно ворчишь ты из-под платья. Распутываю тебя, не применув провести рукой по соскам, по лобку, по попке, коснуться колечка ануса. Подозреваю, что ты специально сделала вид, что тебе нужна помощь. Иду одеваться, стоящий член качается из стороны в сторону. Вижу, как ты краем глаза смотришь на меня в зеркало. Желая подразнить тебя делаю легкие движения, слегка дроча член. Ты делаешь вид, что сердишься, но не выдерживаешь и улыбаешься. Ладно, одеваюсь и мы выходим в духоту вечера…
… Полутемный бар, из динамиков негромко звучит Стинг… Позади длинный вечер, полный радостного ожидания. Мы танцевали в полутемном зале, тесно прижавшись друг к другу. Твои соски упираются в меня через нашу одежду… Руками прижимаю твою попку к себе, прижимаюсь стоящим членом к твоему лобку… В такт музыке делаю легкие движения, имитирующие фрикции… Член через тонкие брюки, через платье и трусы проникает в твое влагалище, немного, совсем чуть-чуть… Садимся к стойке на высокие стулья. Ты, немного поерзав, устраиваешься поудобнее спиной к залу, повернувшись немного ко мне. Ловким дразнящим движением раздвигаешь ножки, в полумраке мелькают белые трусики… Отель небольшой, вышколенный персонал знает вкусы клиентов. Перед нами появляются мартини для тебя и водка с томатным соком для меня. Ты оживленно что-то рассказываешь мне, не забывая время от времени делать едва уловимое движение ногами, от чего платье твое открывает для меня очередную порцию эротики… Но только для меня… Украдкой бросаешь взгляд на часы, потом на меня — легкая дрожь от мысли о том, что нас ожидает в номере…
В безлюдном коридоре обнимаю тебя, рука под платьем, вторая… Твои грудки идеально ложатся в мои ладони. Слегка массирую сосочки, от чего они твердеют двумя столбиками и очень четко проступают под платьем… "Какая я вся мокрая…" — шепчешь ты… Бесшумно раскрываются двери лифта… Ба, да мы не одни тут… В лифте наши знакомые англичане. Джентльмен сразу уставился на твое платье, точнее на темный кружочек вокруг соска, который виднеется из-за приспущенной бретельки… Пожилая Лошадь фыркнула (а чего она еще может сделать?) и произнесла на хорошем английском "Какая вульгарность, Джеймс!". Джеймс не вынимая сигары кивнул головой, не прекращая раздевать тебя взглядом. "На себя посмотрите, мадам", — с очаровательной улыбкой говорю я. Пожилая Лошадь поджала губы и отвернулась.
В номере мы без сил рухнули в кресла… "Джеймс… Лошадь…", — едва смогла произнести ты сквозь приступы смеха… Осмеявшись, мы внимательно посмотрели друг на друга. Кажется, что искра пробежала между нами — мы буквально бросились друг на друга… Безумие губ, рук… Мы не виделись вечность? Да, все время, что мы не трогаем друг друга — вечность…
Сначала — душ. Ты первая ускользаешь туда, на ходу избавляясь от платья и трусиков. Стою на балконе номера, вечер принес прохладу… Сзади доносится твой голос…
…Ты лежишь на широченной кровати голая с немного раздвинутыми ногами… Смотрю на тебя и в душе поднимается огромная волна нежности… Привлекаю тебя и мы сливаемся в бесконечном поцелуе… Невероятное ощущение — ты и я, полностью обнаженные, прижавшись друг к другу, яростно, как в первый (или в последний?) раз целуем друг друга… Ты касаешься губами моих сосков. Интересно — мелькает мысль — говорил я тебе об этом или нет? Мужские соски — мощная эрогенная зона, как хорошо, что ты знаешь об этом… Исступление первых секунд начинает проходить и я начинаю движение вниз… Твои соски приятно стоят от напряжения, глажу их, глажу животик, бедра… Член стоит, кожа на нем натянулась, открыв головку, на которой выступила небольшая капелька смазки… Твои ноги широко раскинуты, влагалище сочится влагой, на простыне уже небольшое пятно… Раздвигаю твои губки, касаюсь языком клитора, еще, еще…
Вдруг ты резко садишься и легонько толкаешь меня в грудь. "Что?", — спрашиваю тебя. "Встань" — тихонько говоришь ты. Стою перед тобой. Ты опускаешься на колени, ты смотришь на мой член, который уже ноет от напряжения, и легонько касаешься языком его головки… Сдвигаешь кожицу, легкими движениями дрочишь его… Пытаешься проникнуть язычком в вертикальную щелочку на члене… И неожиданно ловким отработанным движением заглатываешь член целиком… Не в силах сдержать себя подсознательно начинаю делать движения бедрами, я как будто ебу тебя в ротик… Мысль — как он помещается у тебя во рту? Движения сильные, ты обхватываешь меня за ягодицы, прижимаешь к себе. Волосы моего лобка щекочат тебя, ты легонько морщишься, не прекращая своего упоительного занятия… Легонько отстраняешь меня, вынимаешь член изо рта и проводишь языком по всей его длине, от головки к яйцам и обратно… Твои руки осторожно берут мои яйца… Ты поддерживаешь их как самую большую драгоценность, осторожно целуешь и — о, боже — сейчас умру!!! — захватываешь яйца ртом… Величайшее наслаждение для мужчины, наслаждение и доверие женщине — ведь мужчина сейчас полностью в ее власти, у нее в руках самая уязвимая часть его тела… Осторожно выпускаешь яйца изо рта и начинаешь яростно целовать и лизать язычком яйца, промежность, дырочку ануса… Рука дрочит член, кажется, что сейчас кожа не выдержит такого напряжения… Другая твоя рука поддерживает большие яйца, поглаживает волоски, которыми они покрыты… По телу — дрожь, ты нашла мое самое заветное место, мой секрет — это место под яйцами, у основания члена… Чувствуя приближение оргазма ты основательно берешься за член. Член кажется огромным, головка стала багровой и раздулась от неимоверного напряжения, яйца горят от сладкой боли… Снова погружения в рот, до конца… Вот сейчас, сейчас… Сперма наполняет твой ротик, второй залп, третий… Ты делаешь глотательные движения и мы замираем… Твой язык быстро-быстро щекочет мою головку — после оргазма она особенно чувствительна к такой ласке. Легонько отстраняюсь от тебя. Ты прекрасна! Раскрасневшееся лицо, мокрая челка, полуоткрытые губы, в уголке рта — капелька моей спермы.
Укладываю тебя на живот и начинаю осторожно поглаживать тебя по спине, спускаюся к попке, глажу ягодицы… Массирую пальцем колечко ануса, очень осторожно и нежно. Опускаюсь на тебя… Член, мягкий после сокрушительного оргазма, удобно ложится в ложбинку между ягодицами… Целую твои плечи, шею, трогаю языком за ушками… Руки — на твоих бедрах, на попке — как хорошо… Пальцы проникают тебе во влагалище — боже, какой там потоп! Начинаю осторожно массировать клитор, половые губки, опускаюсь ниже, ниже… Провожу языком по попке, и впиваюсь в клитор. Ты выгибаешься, вскрикиваешь, пытаешься вырваться, но я крепко держу тебя за бедра, безжалостно терзаю клитор… Знаю, что тебе больно, но прости меня, любимая — не могу остановиться в эгоистическом порыве страсти… Кажется, сейчас захлебнусь твоими соками… Развожу в стороны твои ягодицы, так сильно, как только возможно. Клитор, анус, клитор, анус… Клитор — губами, пальчик в анус… От такого зрелища можно сойти с ума — попка приподнята, широко раздвинутые большие ягодицы, дырочка ануса, широко раскрытое влагалище, на простыне — большое мокрое пятно. Половые губки набухли от яростной мастурбации руками, языком… Твой крик разносится по отелю, ты утыкаешься лицом в простыню и дрожь пробегает по твоему прекрасному телу. Волны оргазма накатываются на тебя, ты кончаешь и кончаешь и кончаешь… Нет сил, любимая… Мы полностью опустошены, и физически и морально. Я — герой! Кончить в третий раз за день — это что-то. И все благодаря тебе. Ради твоих оргазмов я готов трудиться сколько угодно! Спасибо, любимая…
Эпизод 2
…Садишься мне на колени верхом, лицом ко мне. Нежно целую тебя в губы, постепенно язык проникает тебе в рот, трогаю им твой язычек, вожу по губам. Чувствую как твой язык в ответ приникает в меня, и вот мы сливаемся во французском поцелуе. Долго-долго наслаждаемся этим прекрасным единением. Мои руки исследуют твое тело, ласкаю грудки, потом кладу руки тебе на бедра, продвигаюсь к попке и прижимаю тебя к себе. Ты чувствуешь мой стоящий член и немного ерзаешь у меня на коленях, легонько трешься лобком о него. Встаешь с моих колен и пересаживаешься спиной ко мне. Расстегиваю на тебе блузку и снимаю ее. Обхватываю груди и прижимаю тебя спиной к своей груди… Опускаю руки и расстегиваю твои джинсы. Ты приподнимаешь попку и я стаскиваю с тебя джинсы вместе с трусами. Та перешагиваешь через снятую одежду и принимаешься за меня. Расстегиваешь рубашку и снимаешь ее с плеч. Наклоняешься и целуешь меня, постепенно опускаясь вниз… Доходишь до груди, захватываешь сосок зубками и начинаешь легонько покусывать его. Немедленно покрываюсь мурашками, член сейчас порвет джинсы. Не выпуская сосок расстегиваешь мои джинсы и выпускаешь член на свободу. Медленно опускаешься вниз, не прекращая целовать меня, оставляя на теле влажный след от язычка… Доходишь до члена и проводишь языком по нему, от головки до самого основания, до яиц. Снимаешь с меня джинсы — я немного приподнимаюсь и выгибаюсь, и вот вся наша одежда лежит на полу, а ты вновь садишься на меня верхом спиной ко мне. Протягиваешь руку назад и давишь мне на грудь, предлагая лечь на спину. Ложусь и ты начинаешь двигаться вверх по моему животу, одновременно ложась грудью на меня…
Сдвигаешься к моему лицу и вот я с наслаждением проникаю языком в твою киску. Чувствую как ты всерьез взялась за мой член. Все-таки в позиции 69 что-то есть. Захватываю клитор и начинаю легонько его покусывать, глажу руками твои бедра, попку… Соки из влагалища заливают лицо — это самое приятное, что только можно испытать: любимая женщина заливает тебя своими соками. Лучший в мире запах, лучший в мире парфюм. Тем временем ты полностью заглатываешь мой член и начинаешь упоительные манипуляции. Никогда не понимал как ты так делаешь — такое чувство, что сжимаешь его горлом, и в то же время успеваешь еще и проходить по нему язычком. Вынимаешь член изо рта и начинаешь дрочить. Ты знаешь как мне это нравится, когда головка члена едва заходит в ротик, ты касаешься ее одними губами и при этом яростно дрочишь член. Всегда с некоторой опаской смотрю как кожица почти полностью открывает член, кажется, что сейчас ты сорвешь ее полностью… Но это так приятно! Продвигаюсь к колечку ануса и провожу языком по коричневой кожице вокруг него. Касаюсь кончиком языка дырочки и начинаю осторожно проникать внутрь, делая круговые движения. Ты слегка напряглась, но тут же расслабила колечко ануса, позволив моему языку продвинуться дальше. Постепенно осторожными движениями ввожу язык полностью и начинаю работать им внутри, вызвав у тебя громкий продолжительный стон…
Вынимаю язык и встаю на колени. Головка члена упирается в колечко ануса, немного раздвигает его. Пробую надавить сильнее и чувствую сильное сопротивление. Еще одна попытка, очень осторожно. Кажется, что это в принципе не возможно — вставить такой член в попку. Тем временем головка скрывается в дырочке, ты закусила губу и пытаешься помочь мне, до конца расслабив все мышцы… Делаю легкие движения, но член выскальзывает полностью. Ты кричишь, просовываешь руку назад между ног, хватаешь мой член и приставляешь в своей попке. Почти сразу делаешь резкое движение мне навстречу, но тут я и сам начинаю движения вперед. Ты колотишь рукой по кровати, прогибаешься, падаешь грудью на простыню и вдруг резким движением насаживаешь себя на мой кол. От этого оба вскрикиваем — мне тоже немного больно, но член уже вошел и плотно прижимаюсь бедрами к твоим ягодицам. Замираем, прислушиваясь к новым ощущениям. Ты немного двигаешь попкой, приноравливаясь к члену. Вот это да, каждый раз я в восторге рассматриваю это и каждый раз испытываю необыкновенные чувства. Мне кажется это одной из форм наивысшего доверия женщины к своему партнеру — предоставить попку для его члена. Другая форма — это когда женщина глотает сперму своего мужчины. И каждый раз я поражаюсь способности твоего ануса принять мой член — вот так, полностью, по самые яйца!
Начинаю легкие движения. Как горячо и как тесно! Необыкновенные ощущения, совсем не так как во влагалище. Кажется, что член так плотно сидит в попке, что все время и был там, что это — его естественное состояние. А когда все-таки вынимаю его — то как он войдет обратно? От этого тесного контакта возникают сильнейшие ощущения. Опускаю руку вниз и начинаю гладить клитор, влагалище. Сегодня все поменялось местами — член в попке, а пальцы проникли глубоко в твою киску… Начинаю ритмично вгонять член в анус и пальцами терзать покрасневший и напрягшийся как маленький членик клитор. Рука мокрая от твоей обильной смазки, она буквально течет по моим пальцам. Ты уже не кричишь, а только стонешь, крепко сжав зубами простыню… Продвигаю руку дальше во влагалище… Какое оно раскрытое, рука легко проходит внутрь, пальцами касаюсь бугорка с ложбинкой — достал до самой матки… Ты бьешь рукми по кровати, выгибаешься, мотаешь головой из стороны в сторону под моими яростными ударами… Член уже входит и выходит также хорошо и свободно как и из влагалища. Чувствую наступление оргазма и усиливаю ритм. Ты, уловив это, кричишь, чтобы я кончал в тебя, кончал немедленно! Первая струя спермы выстреливается с такой силой, что кажется достает тебе до сердца… Прижимаюсь к твоей попке, рукой сжимаю клитор и мелкими короткими толчками сопровождаю поток спермы, который льется из члена в твою попку.
Приходим в себя медленно, возвращаемся в реальность. Член с трудом выходит из колечка ануса, которое с неохотой сжимается и постепенно принимает обычные размеры. Широко ракрытое влагалище и сильно надроченный клитор дополняют прекрасную картину моей женщины — той, которая отдалась мне полностью и без остатка и с которой я только что улетал на небо. Ты лежишь грудью на кровати, высоко подняв попку, из ануса вытекает струйка спермы, спускается по губкам влагалища, которому в этот раз ничего не досталось, стекает по бедру… Ловлю ее рукой, собираю на пальцы и, раздвинув губки влагалища, помещаю туда. Справедливость восторжествовала. Ты в полном изнеможении, целую тебя в шею, поднимаюсь и иду к холодильнику — кажется, у нас оставалось шампанское…
Эпизод 3
Ты стоишь на балконе номера, вдыхаешь ночную прохладу. Туфли ты сбросила при входе в комнату и сейчас я с удовольствием разглядываю твои ноги в тонких колготках. Ты наклоняешься немного вперед, рассматривая что-то внизу, там, где шумит дискотека. Твое короткое вечернее платье ползет вверх, открывая ноги почти до самых трусиков. Это уже слишком! Подхожу к тебе, обнимаю за бедра, прижимаю к себе. Член уже стоит и ты чувствуешь его напряжение своими ягодицами. Глажу тебя по бедрам, поднимаюсь руками выше, кладу их тебе на грудь, глажу и ласкаю через ткань платья и бюстгалтер. Целую твою шею, осторожно трогаю губами мочки ушей… Снова спускаюсь вниз, снова руки на бедрах, глажу по линии трусиков под платьем, по всему их контуру… Ты закрывешь глаза, откидываешь голову мне на плечо и так мы стоим некоторое время, прижавшись друг к другу. Мой член упирается тебе в попку, руками глажу твой лобок поверх платья…
Осторожно поднимаю платье вверх, обнажая бедра, обтянутые тонкими колготками. Глажу тебя по бедрам, по попке, по лобку… Под колготками призывно белеют белоснежные стринги… Ты заводишь руку назад и расстегиваешь мне брюки, выпускаешь мой член на волю. Начинаешь неторопливые движения рукой вверх и вниз, ласково дрочишь, обнажаешь головку… Опускаешь руку ниже, трогаешь яйца… Как здорово, как приятны твои прикосновения…
Ласково и в то же время настойчиво надавливаю тебе на плечи, наклоняя вперед. Ты берешься руками за перила балкона и я поднимаю твое платье выше, открыв край колготок… Кладу ладони на твое тело, с почти неземным восторгом ощущаю теплоту твоей кожи. Руки осторожно под колготки и начинаю снимать их с бедер, медленно-медленно, по сантиметру… Вот и трусики, захватываю и их и далее снимаю все всместе… Ты стоишь нагнувшись вперед и почти не реагируешь на мои действия… Снимаю колготки и трусики ниже, обнажаю попку и оставляю их чуть-чуть ниже ягодиц… Белая не загоревшая попка ярко контрастирует с загорелыми ногами и спиной… Прижимаюсь членом к твоей попке, он аккуратно ложится вдоль ягодиц, делаю легкие движения… Рука проникает во влагалище, трогаю клитор и губки… Пальцем начинаю мастурбировать твой клитор, ощущая при этом как стремительно увлажняется влагалище. Проникаю пальцами во влагалище, делаю движения, имитирующие движения члена, одновременно двигаю бедрами, член при этом трется о твою попку…
Немного отстранаюсь от тебя и смотрю — влагалище в такой позиции раскрыто полностью и отлично видно. Касаюсь головкой члена раскрытого влагалища, немного надавливаю. Багровая раздувшаяся от напряжения головка члена раздвигает губки влагалища и член медленно, по сантиметру начинает проникать внутрь… Кажется, что нет сил более сдерживаться, и одним движением всаживаю член по самое основание. Ты вскрикиваешь, но член уже начинает упоительные движения внутри жаркого влагалища… Делаю движения на всю длину члена, прекрасно видно, как он входит и выходит, как влагалище с готовностью принимает его и неохотно отпускает… Кладу руки тебе на поясницу, поднимаюсь выше, выше, дохожу до бюстгалтера… Закатываю платье почти на шею, ты — практически голая, только белый бюстгалтер классно смотрится на загорелой спинке. Немного сбавляю ритм, наслаждаюсь близостью с моей женщиной… Наклоняюсь вперед и ложусь грудью тебе на спинку, беру твои грудки руками, ощущаю их приятную твердость, глажу через кружево лифа… Вновь усиливаю ритм, руки — на бедрах, на ногах, глажу твои ноги в колготках, приятно как ощущать их синтетику на твоих красивых ногах… Ты пропускаешь руку между ножек и трогаешь мои яйца, захватываешь член… Уменьшаю амплитуду движений, теперь твоя рука является как-бы продолжением влагалища… Или наоборот… Ты рукой ощущаешь движения члена, который входит в твое влагалище…
Снова усиливаю натиск, буквально натягиваю тебя на твердый большой член; с твоих губ срывается хриплый крик, который тонет в шуме дискотеки. Прижимаю твои бедра к себе, мокрый член на доли секунды показывается из влагалища и снова исчезает в нем, полностью, на всю длину… Снова беру твои грудки руками, освобождаю их от чашечек бюстгалтера, опуская его вниз… Пальцами массирую сосочки, вызывая новый твой вскрик. Опускаю руки на твой лобок и яростно мастурбирую клитор… Первая струя спермы как удар — в самую матку, в самое твое женское начало… Вторая струя… Прижимаюсь к тебе всем телом, мы — едины в этом порыве страсти. Ты что-то кричишь, у меня уже нет сил… Последние струйки спермы орошают твое влагалище и мы обессиленно замираем…
Медленно, как-бы неохотно разъединяемся… Член выскальзывает, ты с трудом распрямляешься… Платье собрано над грудью, которая высвобождена из бюстгалтера… Колготки и трусы спущены до середины бедер, из влагалища вытекает струйка спермы… Ты подставляешь под нее руку, собираешь ее в ладонь и растираешь по телу… Долгий поцелуй прекрасно завершает этот приятный экспромт…
Эпизод 4
Наконец то закончились эти твои критические дни. Нет, мы не теряли времени даром, каждый день твой ротик работал с полной нагрузкой, но все равно — хочется скорее почувтсвовать членом твое горячее влагалище… За эти четыре дня вынужденного простоя ты достигла такого совершенства в оральном сексе, что я буквально улетал под твоими ласками… Что только ты не выделывала с моим членом — ты сосала его головку, трогала язычком по всей длине, от головки до яиц, целовала и полностью заглатывала мои яйца… Дрочила так, что казалось еще немного — и ты его оторвешь… А потом, в момент семяизвержения, припадала к нему губами и выпивала всю мою сперму… В такие моменты я испытывал к тебе такую нежность, такую благодарность, что… Нет, у меня не хватает слов для этого… Просто я прижимал тебя к себе, целовал твое лицо, губы, ощущая вскус собственной спермы… Гладил твою грудь, целовал соски, яростно кусал их, терзал до красноты, до твоих криков, потом дрочил твой клитор через трусы, дрочил до тех пор, пока ты не кончала от этого…
И вот сейчас я наконец-то смогу овладеть тобой, всадить обезумевший от желания хуй в твое влагалище и выебать тебя со всей силой и страстью изголодавшегося без ебли мужчины… Кажется, ты почувствовала мое настроение и твоих глазах промелькнуло легкое беспокойство. Однако под моими поцелуями ты оттаяла и расслабилась, и вскоре уже страстно отвечала мне, кусая мои губы, лихорадочно расстегивая при этом мои брюки. Наконец замок поддался и ты рывком спустила брюки вместе с трусами до колен, опустилась передо мной на колени и взяла стоящий член в ротик… Не переставая дрочить член припала к яйцам и начала целовать и вылизывать их, то место, которое сводит меня с ума — под яйцами, между членом и анусом… Дольше я ждать не в состоянии, опускаюсь на колени и расстегиваю твою блузку. Руки немного дрожжат и пуговицы не поддаются… Ты запрокинула голову назад, прикрыла глаза… Рывком разрываю твою блузку, пуговицы горошинами прыгают по полу — твоя грудь открывается мне, прикрытая кружевным лифчиком… Снимаю блузку, расстегиваю застежку лифчика (хоть она поддалась!) — и вот твои соски в моих руках! Укладываю тебя прямо на пушистый ковер и целую грудь. Ты что-то бессвязно шепчешь, прижимаешь мою голову к себе, вдавливаешь, не давая перевести дух… Одной рукой проникаю под твои брюки, глажу твое влагалище через колготки и трусы. Расстегиваю замок и проникаю внутрь, под колготки, под трусы — и вот она, твоя киска, вся заросшая жестковатым волосом, такая родная и желанная! Опускаюсь медленно вниз, не переставая целовать тебя… Животик… Вокруг пупка… Немного приспускаю брюки с бедер. Ты встаешь на мостик, поднимаешь бедра, помогая мне освободить тебя от одежды. Снимаю брюки и отбрасываю их в сторону. Мои уже давно лежат в другом углу. Глажу твои ноги и бедра в колготках — мне так нравится это! Ложусь на тебя, под колготками сдвигаю трусики в сторону, раздвигаю ноги и приставляю член к влагалищу — эластичная ткань колготок позволяет члену войти в тебя сантиметров на 5, не более. Начинаю движения, продолжая при этом ласкать грудь и клитор. Ты чувствуешь, как самый кончик моего хуя входит в тебя, ты хочешь его весь, твоя пизда требует этого, но колготки не дают двигаться дальше. Ты изнемогаешь от этой сладкой пытки, пока я не приподнимаюсь и не начинаю стягивать с тебя мокрые колготки. Дойдя до трусов подхватываю и их и далее снимаю все вместе. Ты лежишь полностью обнаженная, с широко раздвинутыми ногами, твое густо заросшее волосками влагалище широко раскрыто. Ложусь на тебя и уже без всяких предварительных движений всаживаю хуй весь полностью. Ты взвизгиваешь, поднимаешь ноги и обхватываешь меня за ягодицы. Сразу беру бешеный темп, вгоняю хуй в твою пизду резкими, мощными ударами, от которых ты все сотрясаешься, стонешь и кричишь, прижимаешься ко мне… Постепенно первая волна безумия проходит и движения становятся более плавными и размеренными. Некоторое время слышно только мое шумное дыхание, твои вскрики, когда мой хуй вламывается в тебя, хлюпанье мокрого влагалища. Наконец первый оргазм настинает тебя, ты кончаешь громко, мечешься подо мной, с трудом удерживаю член в тебе… Влагалище такое мокрое и широкое, что член движется в нем почти без трения и без сопротивления. Немного переведя дух выхожу из тебя и переворачиваю тебя на животик. Ты слегка вздрагиваешь от того, что сейчас будет, но желание сильнее и ты ложишься, приподняв попку вверх. Колечко ануса мокрое от смазки, которая текла из влагалища, но я еще добавляю немного, проведя пальцами по губкам и поместив смазку тебе в попку. Приставляю член к дырочке и начинаю легонько давить. Как всегда встречаю непроизвольное сопротивление, которое быстро проходит и член начинает упоительное движение в твою попку. Ты стонешь, тебе немного больно, но ты мужественно терпишь, зная, что сейчас наступит блаженство… Легкими толчками ввожу член полностью и останавливаюсь, давая тебе время привыкнуть к члену… Рукой ласкаю клитор и влагалище, начинаю медленные и осторожные движения. Попка неохотно отпускает член, поэтому проходит какое-то время, пока она привыкла к его размерам, после чего я почувствовал, что можно начинать более активные движения. Не отпуская клитор начинаю трахать тебя все быстрее и быстрее, и вот уже мои движения на всю длину хуя, который я почти полностью вынимаю наружу и с размаху всаживаю в тебя. Ебу тебя со всей страстью, ты кричишь и бьешься в очередном оргазме, чувствую, что скоро и я начну кончать… Пальцами во влагалище нащупываю твою матку и осторожно глажу ее… Увеличиваю и без того бешенный темп, твои крики переходят в один сплошной стон, и вот струя спермы ударяет в твою попку. Моя рука во влагалище сквозь тонкую перегородку чувствует как сперма мощно омывает тебя из нутри, как содрогается в оргазме хуй, выстреливая порции живительной влаги… В изнеможении ложусь тебе грудью на спину. Какие мы мокрые… Проходит неизвестно сколько времени, пока мы не возвращаемся к реальности. Вынимаю член, после которого твоя попка некоторое время остается широко раскрытой, после чего начинает принимать нормальные размеры… Ты падаешь на живот, а я приникаю губами к влагалищу и с наслаждением целую ее, такую мокрую, родную, разъебанную пизду моей Женщины… Утыкаюсь лицом в густые длинные волосы — как это может быть не приятно, как это может не нравиться??? Сперма вытекает их ануса и остается на волосах лобка, немного ее стекает по губкам на ковер… Осторожно вытираю тебя, и продолжаю гладить и легонько ласкать твое влагалище. Ты рукой берешь мой усталый член и тихонько сжимаешь его. Смотрю на тебя, выебанную мною женщину, и понимаю, что ради таких вот моментов и стоит жить… Нежно целую тебя, покрываю поцелуями все тело…
…Чувствую, что член начинает оживать…
Эпизод 5
…Вокруг — только скалы… Мы отошли уже достаточно далеко от отеля в поисках уединения. Ты как всегда в одних плавочках, которые больше говорят чем скрывают. Ты уверенно идешь впереди по узенькой едва заметной тропе. С интересом присматриваюсь к твоим ягодицам, которые так замечательно ведут себя при ходьбе. Ты украдкой оглядываешься на меня и делаешь вид что оступилась. Подхватываю тебя за попку, одновременно запуская руку в плавочки. Провожу рукой по холмику волос, легонько запускаю пальцы во влагалище… Следующие пять минут проводим тесно прижавшись друг к другу и слившись в яростном поцелуе.
…На твоих плавках расплывается мокрое пятно. С напускным равнодушием интересуюсь: ты это так вспотела или… Вместо ответа ты показываешь на мой член, который едва не рвет плавки. Высвобождаю его головку из плавок. Член торчит из плавок почти полностью. Ты опускаешь их под яйца и берешься рукой за член. Так мы идем дальше, поднимаемся на скалу. Ты несколько обеспокоенно смотришь по сторонам.
— Писать хочу…, - несколько смущенно поясняешь ты.
— В чем проблема? — невинно интересуюсь я
— Отвернись. Я стесняюсь…
— И не подумаю! — решительно заявляю я.
Ты пару секунд о чем-то размышляешь, потом, решительно тряхнув головой, отходишь чуть в сторону, стягиваешь плавочки до колен и садишься на корточки… Прекрасная картина! Моя женщина со спущеннами трусиками… Быстро снимаю свои плавки, подхожу к тебе, беру за руку и поднимаю. Ты вопросительно смотришь на меня. Снимаю с тебя веревочкой скатанные плавочки, ты перешагиваешь через них… Поднимаю их и кладу на камень. "Ну, давай же", — тороплю тебя. Ты утыкаешься мне в плечо лицом, немного напрягаешься и… Божественно! Между твоих расставленных ножек начинает литься золотистая струйка. Отодвигаюсь от тебя, с восхищением смотрю как струйка набирает мощь и уже с громким журчанием льется на пересохшую землю… Картина не для слабонервных: моя любимая стоит немного наклонившись вперед со слегка раздвинутами ногами и из ее лохматой щелки льется золотистый поток! Опускаюсь на колени, раздвигаю волосы лобка и развожу губки в стороны, обеспечивая идеальный обзор. Из-под горошинки клитора вырывается золотистая струя. Подставляю под струю руку. Какая горячая! Украдкой слизываю капельки языком — вкус интересный, немного горько, но в целом приятно. Ты уже не пытаешься остановить меня, тебя это тоже начинает заводить. Поднимаюсь на ноги, прижимаюсь к тебе и чувствую как горячий поток льется по нашим ногам. Трусь членом о твой животик, глажу тебя по влагалищу… Ты опускаешь руку и берешь горстью мои яйца, перебираешь и гладишь их… Нахожу твои губы и мой язык начинает уверенно хозяйничать у тебя во рту… Струйка между твоих ног начинает слабеть, вот почти все, ты немного напрягаешься и выливаются последние капельки. Нет сил далее терпеть и мой член выстреливает сперму, которая попадает тебе на животик, на лобок, стекает по ногам…
Немного придя в себя идем дальше, даже не одеваясь. Поднимаемся на очередную горку — чудо! Перед нами бухточка: полоска пляжа со всех сторон закрытая скалами. Побросав вещи как были голыми бросаемся в море. Вода смывает пот и усталость, придает новые силы. Подплываю к тебе, обхватываю за грудки. Сосочки в прохладной воде затвердели и приятно уперлись в ладони. Не- смотря на прохладную воду член снова встает. Ты чувствуешь это ягодицами, разворачиваешься и ловко насаживаешься на член, обхватив меня ногами за бедра, а руками за шею. Сливаемся в поцелуе, делаю неторопливые движения бедрами, легонько вгоняя член тебе между ножек… Твои соски легонько трутся о мои — как это приятно! Спрыгиваешь с члена и мы на перегонки бежим на берег.
Море и солнце. Мы — первобытные люди на лоне природы. Лежим на песке, подставив солнцу обнаженные тела… На нас еще нет лоска цивилизации, в нас бушуют первобытные инстинкты. Вспоминаю проишедшее час назад и член реагирует на это легкой эрекцией. Это не входит в мои планы, я говорю тебе, что хочу сделать то, что ты делала недавно. Ты недоуменно смотришь на меня, потом лицо принимает заинтересованное выражение и ты приподнимаешься на локте, глядя на мой член.
— Прямо сейчас? — спрашиваешь ты.
— Ага. Ужас как хочется, — честно говорю я.
Берешь руками член и как-бы в раздумье смотришь на него. Поворачиваюсь к тебе спиной, руками ты обхватила меня сзади и взяла член в руки, прижавшись к моим ягодицам. С интересом смотришь на член, из которого неожиданно для тебя начинает бить струя… Я достаточно долго сдерживался, поэтому струя мощная, вырывается чуть ли не с шипением… Ты как в легком трансе смотришь на извергающийся поток, подставляешь под него ладонь… Неожиданно ты не выпуская члена из рук обходишь меня и опускаешься на колени… Сдвигаешь кожицу с головки члена и обнажаешь ее полностью — отлично видна широко раскрывшаяся дырочка, из которой с силой вырывается горячий золотистый поток. Сильная струя из члена хлещет тебя по груди, ты, действуя членом как душем, поливаешь себя — по груди, по соскам, направляешь струю на свой лобок… Брызги летят во все стороны, мы оба мокрые-мокрые… Чувствуешь как под рукой пульсирует горячий член, чувствуешь извергающийся поток… Мои запасы не безграничны, золотой дождь начинает слабеть и наконец член, выдав последнюю тоненькую струйку, опадает… Поднимаешь на меня восторженный взгляд — мне тоже понравилось, дорогая…
…Долго плаваем, брызгаемся, плещемся на мелководье — ведем себя как дети.
…Раскидываю твои руки в стороны и прижимаю к песку. Ложусь на тебя сверху, коленями широко раздвигаю твои ноги — ты полностью открыта мне в своей женственности. Широко раскрытое влагалище, губки намокли и набухли от моих ласк, горошина клитора призывает и манит…
…Член стоит как каменный, не смотря на получасовой марафон эрекция страшная… Кажется кто-то проходил по тропе над бухтой, что-то говорили… Все это отошло на задний план, стало таким мелким и не важным… Мы — первобытные люди на лоне природы. Кажется, что член вобрал в себя силу всех моих предков. Наношу яростные удары, от которых содрогается все твое тело, с сумашедшей силой вгоняю член во влагалище… Нет, эти слова уже не подходят — это не изысканно-утонченный салонный секс… Я ебу тебя своим хуем, ебу яростно, насаживая по самое основание, доставая хуем до самого сердца… Нельзя назвать иным словом тот орган, который сейчас вламывается в твое раскрытое, вывернутое, зовущее влагалище, яростно долбит твою матку! Ты как всегда чувствуешь мой настрой: "Еби меня, любимый, еще, еще… хочу твой хуй, хочу-у-у!.. о-о-о!.. а-а-а-а!.." Хрип, стон, судороги твоего тела… Перед глазами твое широко раскрытое, растерзанное влагалище, в которое с громким хлюпаньем со всего размаху вгоняю член… Глаза твои закрыты, даже не знаю в сознании ли ты… Из твоего горла вырывается хриплый стон, твои руки терзают соски, яростно трут клитор… Ты что-то бессвязно шепчешь — не слушаю тебя, какая разница что лепечет влюбленная женщина в момент когда ее тело выгибает и ломает сильнейший, сокрушающий оргазм, когда ее мужчина со всего размаху всаживает в нее свой раскаленный орган… Член выскакивает из влагалища, ты с диким визгом хватаешь его и пытаешься всадить на место, попадаешь по клитору, по краям влагалища… Наконец член на месте, ты поднимаешь ноги высоко вверх и обхватываешь меня ими за бедра… Делаю последнее яростное движение, вгоняю член так, что кажется он сейчас действительно проткнет тебя насквозь — струи спермы мощно ударяют в матку, омывают тебя изнутри, наполняют влагалище до краев, и дикий, первобытный рев самца, оплодотворившего свою самку, разносится над пляжем…
…Глажу твою грудь, тело, легонько целую в губы… Ты расслаблено лежишь на песке, ноги широко раскинуты, из широко раскрытого влагалища вытекает струйка спермы, спускается к колечку ануса и капает на песок… Багрово-красные губки блестят от обильной влаги… Твоя рука держит мой обессиленный член, ты легонько перебираешь пальцами по всей его длине, поглаживаешь головку… Кладу голову тебе на плечо и мы замираем… У наших ног плещется море, мы смотрим на пробегающие по небу легкие облака… В мире — только мы, все это — наше…
Эпизод 6
… Очередь на регистрацию двигалась ужасно медленно. Впереди стояла необъятная матрона с дюжиной чемоданов и я с грустью рассматривал окружающих. Ты что-то изучала у киоска с журналами, поэтому я переключился на девушку за стойкой регистрации. Каждый раз как только она наклонялась, чтобы прикрепить ярлычок к очередному чемодану, открывалась приятная глазу картина — из форменной синей блузки показывались аккуратные маленькие грудки в обрамлении розового кружевного бюстика… Вот если бы еще не эта матрона передо мной — совсем бы было хорошо видно! От размышлений меня отвлек твой голос — ты подошла с кипой журналов на весь шестичасовой полет. С удовольствием оглядел тебя — почти прозрачная блузка, под которой отлично просматривался красивый кружевной бюстгалтер, короткая джинсовая юбочка с большим разрезом, достаточно тесная для того, чтобы под ней отчетливо проступали контуры трусиков — и все это в сочетании с обалденным загорелым телом. Мой член немедленно отреагировал на все это нешуточной эрекцией — благо народу много и в такой сутолоке никто не обратит внимания на мои оттопыренные джинсы. Кроме тебя, разумеется — ты как-бы невзначай дотронулась рукой до моего члена, тыльной стороной ладони сделала несколько скользящих движений. Я в ответ как-бы шутливо приобнял тебя за бедра, провел рукой по попке, почувствовал под ладонью трусики под юбкой, а потом, пользуясь тем, что ты стоишь спиной к стойке, просунул руку под пояс юбочки. Рука скользнула вниз и добралась до верха трусиков, потом еще ниже — и вот я уже положил тебе всю ладонь на обтянутую шелком попку. Со страшной силой захотелось немедленно содрать с тебя юбку вместе с трусами и засадить член на всю длину! Несколько секунд стоим не двигаясь, потом с сожалением убираю руку и продвигаемся к регистрации.
Наконец все формальности утрясены и с наслаждением располагаемся в зале вылета. Ты специально садишься напротив меня — диванчик такой низкий, что мне прекрасно видно все, что творится у тебя под юбкой. Не сомневаюсь, что это видят и другие, но тебе все равно — это все только для меня. Ты листаешь журнал и как-бы в легкой задумчивости немного разводишь ножки в стороны — да, искусством обольщения и совращения ты владеешь в совершенстве! Сидящий рядом пожилой итальянец — Мафиози, так я его окрестил про себя за характерную внешность — с интересом взглянул в твою сторону, потом на меня, и улыбнулся — мудрый старик все прекрасно понял… В полумраке зала ярким пятном из под приподнятой юбочки белели твои трусики — я готов бесконечно наслаждаться зрелищем твоих прекрасных ножек в таком обрамлении.
…Посадка благополучно закончилась — салон был заполнен на половину, рядом с нами никого не оказалось. Сзади устроился тот самый Мафиози, растолкал свои сумки и сразу задремал. Промелькнули внизу огни аэропорта. Взлет, "Пристегните ремни", вино, ужин… Свет немного приглушили, впереди еще четыре часа полета. Стюард, который обслуживал наши кресла, с интересом поглядывал на тебя — точнее на твои ноги. Короткая юбка сбилась немного вверх, разрез завершил дело — из под юбочки явственно белел дразнящий треугольник трусиков. В салоне стало прохладно и стюард принес плед. Откинув ручку кресла вверх, чтобы не мешала, ты положила мне голову на плечо, мы укрылись одним пледом и… Ну нет, не для того я столько мучился со стоящим членом! Устраиваю руку у тебя на лобке, продвигаюсь под юбку, и вот вся твоя киска в моей руке. Осторожно массирую губки влагалища и клитор через шелк трусов, чувствую, как они постепенно увлажняются, ножки раздвигаются шире и я, отодвинув трусики в сторону, проникаю пальцами во влагалище. Твое дыхание учащается, ты прикусила губу, иногда кончик язычка пробегает по твоим губам… Чувствую, как твоя рука борется с замком на моих джинсах. Помогаю тебе и ты сразу ныряешь рукой мне в трусы, захватываешь член и некоторое время просто держишь его… Наконец ты начинаешь легкие движения рукой, поглаживаешь член, проводиши пальчиком по головке, опускаешься до яиц и легонько поглаживаешь их. В это время я продолжаю мастурбировать твой клитор, который уже напрягся как маленький член, пальцами проникаю во влагалище, которое уже такое мокрое, что начинаю опасаться за твою юбочку.
Ты устраиваешься на бок и поворачиваешься ко мне спиной. Укрываемся пледом и прижимаемся друг к другу. То, что мы не одни, что вокруг люди, придает особую остроту ситуации. Смотрю на задний ряд — итальянец дремлет, больше вроде бы никто на нас внимание не обращает. А жаль. Меня очень заводит мысль, что кто-то видит, как мы занимаемся любовью. Сдвигаю твою юбку вверх, трусики в сторону — не стану снимать, мне так больше нравится — и вот он, долгожданный миг. Членом касаюсь губок влагалища, осторожно проталкиваю головку внутрь. Ты подаешься попкой ко мне и насаживаешься на член. Он входит сразу на всю длину, полностью заполнив влагалище. Начинаю медленные движения бедрами — надо приноровиться к такой обстановке. Поднимаю твою блузку и беру грудки руками. Сколько раз делаю это — столько раз восхищаюсь тем, как идеально они ложатся в мои ладони… Приятно чувствовать кружево бюстика в руках, перебирать пальцами, касаться кожи… Запускаю руки внутрь чашечек и сжимаю соски. Твои ноги сжаты в такой позе, поэтому член входит с усилием, с сильным трением, и от этого ощущения еще более сильные. Рукой нащупываю клитор и начинаю дрочить его одновременно с движениями члена. Ты прижимаещься лбом к холодному стеклу иллюминатора, потом откидываешься назад… Вынимаю руку из твоих трусов, ты хватаешь ее и начинаешь целовать пальцs, покрытsе твоими соками, захватываешь палец и начинаешь как-бы имитировать оральный акт. Подыгрываю тебе — провожу другой рукой по влагалищу, кладу руку на колечко ануса, легонько надавливаю и проникаю пальцем в попку. Теперь одновременно двигаются член во влагалище, палец в попке и палец во рту — полностью задействованы все три твои дырочки! Ты мычишь что-то, пытаешься извиваться — но я держу тебя крепко. Вгоняю член на всю длину, в попке уже полностью скрылись два пальца — теперь тебя разрывают два члена, настоящий и импровизированный. Пальцами чувствую через тонкую перегородку как член врывается во влагалище. Не контролируя себя ты сильно кусаешь мои пальцы, это вызывает во мне новый всплеск страсти и я уже без тормозов мчусь вперед к вершине блаженства… Интересно, мелькает мысли, как это все выглядит со стороны… Опискаю вторую руку к твоему лобку, захватываю трусики, яростно всаживаю член, и еще, еще… Член входит с хлюпающим звуком, рука мнет тонкую ткань трусов… Неожиданный треск — трусики разрываются пополам, дергаю за другую половину — снова треск, еще… Яйца горят неимоверно!.. Всаживаю пальцы в анус, ты хрипишь, бьешься, закусив край пледа, вгоняю член до самого основания, упираюсь им в матку — и первая струя спермы выстреливает из раскаленного органа… Чувствую пальцами в попке как пульсирует член, вливая в тебя заряды спермы… Кажется, что столько спермы я еще не выливал никогда!
Минут пять лежим в полной отключке. Наконец ты сжимаешь мышцы промежности и член выскакивает из влагалища. Осторожно вынимаю руку из попки — какое все разработанное мелькает мысль… Вытаскиваю из под тебя остатки трусиков, осторожно промокаю твое влагалище, нежно вытираю разработанное колечко ануса. Ты укоризненно смотришь на то, что осталось от трусов — ничего, у тебя в сумочке всегда лежат запасые, зато как было здорово! Медленно начинаем выбираться из кресел — надо пойти привести себя в порядок. Ну и вид у нас сейчас наверное! Растерзанная одежда, мокрые… Кое-как заправляемся, что можем застегиваем и выбираемся в проход между креслами. Ты подхватываешь сумочку с запасными трусами и прокладками — без них, похоже, никак, теперь из тебя долго будет вытекать моя сперма — и идем в конец салона. Мельком взглянул на спящего Мафиози — он легким движением не открывая глаз показал мне большой палец, губы его дрогнули в улыбке и я уловил что-то типа "Браво, синьоре…" А то я и сам этого не знаю!
Как я стал женщиной
Тиресий, гражданин Фив за святотатство был превращен в женщину; вновь стать мужчиной ему удалось спустя много лет.
Между Богом и Сатаной возник спор: кто получает большее наслаждение при половом общении — мужчина или женщина. Рассудить они просили того, который сам испытал свойства обоих полов. Бывший мужчина, проживший ни одну жизнь женщиной, ответил, что испытываемое женщиной наслаждение в десять раз превышает ощущения мужчины.
Наташа мне все-таки дала, вернее сказать, не то, чтобы добровольно дала — она активно сопротивлялась, пока я не заломил ей руки за спину. Многое она мне позволяла: можно было гладить ее во всех местах; расстегивать лифчик и, выпростав на белый свет, сколько угодно ласкать ее груди; даже в ее трусики проникали мои шаловливые руки. Но вот снять с нее последнюю защиту и все такое дальнейшее… ни-ни, "мама не велит". А мама у нее была характера крутого. Она воспитывала дочку без мужа, который давненько сбежал, ославив брошенную жену колдуньей и ведьмой. Впрочем, соседи были о ней такого же мнения.
Что привлекала Наташу, ученицу десятого класса, ко мне — студенту. Свою невинность она где-то потеряла еще год назад, скорее из любопытства, чем по неосторожности. Она говорила, что все одноклассники ей скучны, а со мной интересно. Отчасти она лукавила. Ее сочное тело явно просило мужской ласки, которую и получало при наших свиданиях. И то сказать, с одноклассниками можно было обжиматься на лестничной площадке или вечером на скамейке за школой — никакого комфорта. А у этого студента в полном личном распоряжении однокомнатная квартира, подаренная "предками".
Ну, а я? Я тоже не девственник, имел бурное сексуальное похождение с фельдшерицей, когда первокурсником отдыхал у родичей в деревне. Что же касается Наташи, то любовная игра доставляла удовольствие обоим, но в перспективе было желание трахнуть ее по полной программе.
В тот день мы баловались в моей холостяцкой однокомнатной хрущевке. Усадил девицу на колени, стащил с нее кофточку и, вообще, заголил до пояса. Груди у нее, что на взгляд, что на ощупь, восхитительные. Надо сказать, что в этот день она позволила мне больше обычного и тем спровоцировала.
Наташина голова лежит на моем плече, она глазки закрыла и тихонько охает, когда я целую сосочки. Что ни говори, а не белоснежные полушария девичьих грудей смотрятся восхитительно. Но нужно добираться до нижних полушарий. Наташенька ложится животом на стол и позволяет закинуть ей на спину подол юбочки. Колготки телесного цвета, маленькие трусики с цветочками. Увлеченно мну ее ягодички, потом запускаю руку под резинку и добираюсь до влажной щелки.
Обычно дело кончалось тем, что мы оба достигали оргазма, и я спускал ей на спинку или между грудей. Но сегодня решил добиться конечной цели. Наташа громко стонет от удовольствия, но двумя руками держится за резинку трусов: "нет, нет, не снимай, не надо"! Ну, сколько можно надо мной издеваться. захватил пальцами колготки и прорвал в них солидную дыру прямо против ее щелки, сдвинул в сторону полоску трусиков. Наташа бросила оборонять резинку и прикрыла ладошками дырку на колготках. Тут я и завернул ее руки на спину и сжал тонкие запястья одной рукой. А второй подхватил свой член и вставил куда следует…
Наташа закричала в полный голос:
— Не надо! Сегодня нельзя, ребенок будет!
— А зачем дразнила меня? — отвечаю. — Удовольствие хотела получить, вот и получай, работай попкой.
Она и начала работать: то под себя ее подожмет, то навстречу мне подается. Неплохо получилось. Только эта дурочка не догадалась порванные колготки надежно спрятать. Нашла их мамаша и быстренько вытрясла из доченьки всю правду и даже сверх того. У Наташи получалось, что она не хотела, а я взял ее силой.
Утром выхожу из дома, а мамаша меня на лавочке дожидается, кипит праведным гневом.
— Вы Долгих Виктор? — спрашивает. И, получив подтверждение, обрушилась на меня. — Позавчера вы изнасиловали мою дочь.
Но я уперся — знать ничего не знаю, ничего у нас не было и, вообще, где свидетели? Задохнулась она от возмущения и говорит:
— Верно, нет у Бога управы на насильника, так пускай темные силы его накажут. Будут тебя ебать всеми способами и во все дырки, испытай на себе, каково девушке бывает под мужчиной.
Встала и ушла. Я не голубой и с чего это мужчины будут меня иметь во все дырки? Пожал я плечами и отправился в свой институт. День прошел нормально, вечером с ребятами пивка попили. Пришел домой и спать завалился. Завтра как ни как выходной.
ПРЕВРАЩЕНИЕ ПЕРВОЕ
Утром разбудил меня переполненный мочевой пузырь. Еще не проснувшись как следует иду в туалет, запускаю руку в трусы и не нахожу своего члена… Под рукой выпуклость волосатого лобка и ничего больше. Шарю ниже и убеждаюсь в отсутствии мошонки с яйцами, зато вниз от лобка уходит щелка-складочка. Исчезло куда-то мое мужское хозяйство. Очумело гляжу на свое отражение в зеркале и вижу, что майку на груди топорщат два холмика. Елки зеленые!
Сдергиваю трусы и майку, удивленно разглядываю небольшие титьки, волосатый лобок; поворачиваюсь к зеркалу боком — и вижу не плоский мужской зад, а пухленькую девичью попку. Кладу на пол зеркало, приседаю, разведя бедра, и вижу в нем отражение настоящей женской пизды! Нет сомнения, у меня присутствуют все женские признаки. Что это, моя душа теперь в теле какой-то женщины? Но вот на правом плече моя приметная родинка, вот шрам на указательном пальце левой руки, это я порезался еще в детстве. Значит это мое тело, но оно стало женским.
Возвращаю зеркало на стену и внимательно рассматриваю свое отражение. А отражается в нем голая девушка с узенькой талией и широкими бедрами. Мысленно оцениваю себя: "фигура, как у гитары, вернее как у скрипочки — широкая внизу, потом перехват и снова расширение в плечах". Волосы не очень длинные, связаны на затылке в хвостик, на лбу челка до самых бровей. Лицо и мое, и не мое. Многие черты узнаются — цвет глаз, белесые брови, форма нос — но все они более тонкие, девичьи. Ничего личико, симпатичное.
И страшная мысль: "проклятая колдунья наказала за свою дочку, превратила в женщину". Я без напряжения помню всю свою мужскую жизнь: школу, институт и деревенскую фельдшерицу, и как забавлялся с Наташей, а потом трахал ее. А теперь я кто? Как меня зовут, учусь я или работаю?
От растерянности трогаю рукой свои титьки — оказывается это приятно; погладил пухлую ягодичку — тоже приятно. Вот, оказывается, что чувствуют девушки, когда их гладят по попке или мнут груди. Как дурак тискаю руками свои такие плотные, тугие сиськи с бледными ореолами вокруг розовых сосочков.
С трудом подавил возникшую в душе панику и начал осматривать жилище. Квартира, несомненно, моя. Вот мой стол, возле которого трахал Наташу, шкаф, диван, на котором я сплю. Из новых вещей только большое зеркало трюмо в углу. Но в шкафу женская одежда, в ванной и под зеркалом набор женской косметики, в прихожей женские туфли и босоножки. На вешалке женский плащ и модная куртка.
Разыскиваю в столе паспорт и читаю: кто же я теперь, одновременно в голове просыпаются дополнительные сведения о моем девичьем прошлом. Зовут меня Наташа (вот проклятая колдунья — оставила памятку о своей доченьке!), образование среднее, возраст двадцать лет, работаю секретарем у шефа крупной оптовой фирмы. "У, поганая ведьма, секретуткой меня определила"! Это что же, шеф меня трахать будет в своем кабинете? Нет уж, не дамся, что я голубой гомосек что ли!
Стоп-стоп, я ведь девушка и никакие гомосексуальные наклонности тут ни при чем. Девушки для того и существуют, чтобы их трахали. И чтобы они замуж выходили и детишек рожали. Что же получается: предстоит мне когда-то выйти замуж, под супругом ляжки раздвигать и рожать детей? Ужас какой!
Нет, не хочу! Я же мужчина… Впрочем, какой ты мужчина, ты девушка и предстоит тебе женская доля. Все известно заранее: будешь ты мужа искать, стараться охмурить какого-нибудь получше. Для этого потребуется потенциальных женихов привлекать и нарядами, и телом; улыбаться зазывно, попой вертеть, прелести свои демонстрировать. А выйду я замуж и потом всю жизнь буду квартиру убирать, стирать, вкусно готовить и по первому требованию под мужа ложиться. Будет муж меня ебать.
А если я не хочу, если я сегодня устал, что тогда? Меня же никто никогда не ебал, ни в задницу как мужчину, ни в качестве женщины. Все равно нужно будет мужу уступать. Неужели придется у него член сосать? Наполнит муженек мой животик спермой и буду я беременный. Или надо говорить беременная — тело то женское. В женскую консультацию буду ходить, ноги раздвигать-задирать в гинекологическом кресле. Говорят, беременных все время тошнит. Буду я толстый, с большим животом, а потом я рожу ребенка и будет он мою грудь сосать.
Вообще-то, хотел бы я знать: я еще целка или нет?
Чтобы успокоиться, я занялся ревизией гардероба, перемерил всю одежду. Трусики такие маленькие, что попу плохо закрывают, но надел их легко. А с бюстгальтером провозился долго, никак не мог на спине пуговки застегнуть. Нужно будет потренироваться. Кофточки симпатичные и размером в самый раз, но юбку, оказывается, нужно через голову надевать, через мои широкие бедра она не пролазит. Очень понравилось одно платье: зеленое, длины средней, а расстегивается спереди от горла до подола. И черные большие пуговки на нем такие симпатичные. Еще имеется строгий брючный костюм — видимо я надеваю его, когда иду на работу в офис. Примерил: сидит на мне хорошо, только зад сильно обтягивает, попа кажется оттопыренной. Это для кого же я должен демонстрировать свои прелести, уж не для шефа ли?
В примерку вторгается звонок мобильного телефона. Кого это нелегкая принесла?
— Слушаю. — Мой голос непривычно высокого тона, настоящий женский голос.
— Наташа, это я, Максим. Как насчет прогулки в лес? Я взял машину шефа и через полчаса буду у тебя.
Это что еще за Максим отыскался — жених, бой-френд или просто знакомый парень. И какие между нами отношения, как далеко они заходят? В полном смятении чувств начинаю собираться. Нужно сменить лифчик на более закрытый, вдруг он к моим грудям полезет. Надеваю белую кофточку. Ну, зачем у нее спереди застежка — будто нарочно девушки такое носят, чтобы мужская рука пролезла за пазуху! Обряжаюсь в брючный костюм, подкрашиваю карандашом брови (не совсем хорошо получилось), надеваю модную куртку. Она наполовину прикрывает ягодицы, и попа не кажется такой оттопыренной. Все пошел на свидание, или все-таки на свидание идет девушка Наташа…
У подъезда навороченный джип (машина шефа!), а около него стоит баскетбольного роста парень-картинка. Таких я видел на открытках советских времен: черные брови, кучерявые волосы, круглое лицо. А рост, а плечи! Я был парнем невысоким, но для девушки мой рост выше среднего. И все же рядом с Максимом девушка Наташа смотрится маленькой серой мышкой. И что он в ней нашел? Парень улыбается до ушей.
— Привет, Наташа!
Подходит, неожиданно обнимает за плечи и… целует. Я сжимаю губы — меня целует парень. Отвратительно! Никогда ни трезвым, ни по пьяному делу я не признавал мужских взаимных поцелуев, как это водилось у наших генсеков.
— Максим, не надо! Люди увидят. — Возмущается женским голосом мое мужское естество.
Но парень Максим это понимает по-своему.
— Когда ты научишься целоваться? И не надо стесняться, что нас видят. Пусть завидуют, что я целую такую красивую девушку.
Сажусь в машину и украдкой вытираю губы. Рассуждаю про себя: "у меня тонкая талия, красивая попа и длинные стройные ножки, но в образе девушки Наташи меня трудно назвать красавицей, для этого груди маловаты. Что касается личика, то назвать его очень красивым можно только при Максимовом воображении".
Машина, как зверь срывается с места и летит вперед.
— Пристегнись, — говорит Максим, — и не бойся. Когда служил в армии на Кавказе, мы еще не так гоняли по дорогам Чечни.
В машине жарко и я распахнул куртку. Пристегиваюсь, пропустив ремень между титями. Теперь мои не такие уж большие грудочки задорно торчат сквозь кофточку. Меня это смущает, и я натянул на них полы куртки. Кажется, Максим заметил мое смущение, улыбается.
— Наташа, мама спрашивает, почему ты так долго не заходишь к нам в гости.
Подведем итоги. Максим распоряжается моими губами, как хозяин, значит, до этого мы с ним уже много раз целовались. И дома у него я уже бывал, с его мамой познакомился. Видимо ей по душе пришлась девушка Наташа, раз ее снова ждут в гости.
Максим лихо крутит бараку, обгоняет другие машины.
— Приезжай к нам на дачу в следующие выходные. С мамой повидаешься, она нас пирогами с ягодой накормит. Речка рядом, купаться будем.
— Хорошо, согласна. Только я не знаю, где ваша дача.
— Я за тобой заеду. Не на этом крокодиле, конечно, а на своем жигуленке.
На опушке леса оставляем машину и идем гулять. Лес чистый, это вам не замусоренный городской парк. От души наслаждаюсь свежим воздухом и пением птиц. Максим берет меня за руку, а потом осторожно обнимает за плечи и притягивает к себе. Так и идем в обнимку. Потом его правая рука перемещается на мою талию, второй рукой перебирает мои пальцы. У меня возникает желание тоже обнять его за талию. Но я подавил это извращенное желание, правую руку прячу в карман курточки, а левую руку он держит, будто хозяин. Разговариваем о том, о сем: о показанном по телевизору последнем сериале, о повышении цен, о том, как хорошо в лесу, и стоит ли ехать в отпуск на юг, или лучше провести его у озера в средней полосе.
В какой то момент его правая рука с талии опускается на мою попу. Как прилипла к ягодицам, но не тискает их и, даже, не поглаживает. Надо сказать, ощущение от его руки приятное. Но я же парень, и мне должно быть противно, когда хватают за задницу. Я тихонько беру эту руку-хулиганку и возвращаю на свою талию. Об этом ни слова не говорим, будто ничего не произошло, только Максим разочарованно вздыхает.
Возвращаемся к машине другой дорогой и, когда нам на пути попадается широкая канава, Максим подхватывает меня на руки, как ребенка, и перешагивает ее. Одной рукой держит меня под коленями, вторая обнимает спину и придерживает под мышкой. Кисть накрыла мою титьку — будто бы случайно. Опускать меня на землю Максим не торопится, рад потрогать мою грудь даже через одежду. Лежать у него на руках очень удобно, но непривычно.
— Максим отпусти. — Тихонько прошу я.
Что это происходит со мной? Почему моей душе парня приятно, что Максим поступает со мной, как с девушкой? Его попытки ласкать Наташу довольно робкие, похоже, парень не опытен в обращении с девушками. Или Наташа так ему нравится, что он боится обидеть ее нескромными ласками, нарушить возникшую дружбу.
Пока я размышлял на эту тему, Максим садится на большой пень и размещает меня на своих коленях. Попа девушки Наташи покоится на его бедрах, Максим двумя руками обнимает мою талию. Обнимаю его за шею, мне хорошо и покойно на его коленях. Под попой не чувствую ничего твердого, член в нее не упирается… Он заранее надел тугие плавки? Возникает шальная мысль: "а может у него не стоит? Вот бы пощупать". Представляю, что будет, если сейчас я возьмусь рукой за его член. Максим воспримет это, как разрешение к действию и тогда "прощай моя целка". А может быть я уже не целка, мало ли что было до встречи с Максимом. Тогда тем более: "паренек Долгих Виктор Иванович, извольте подставить свою пизденку"!
Максим целует меня в губы (удивительно приятно), гладит по щечке, по горлышку. И опять целует низ шеи, в ямку под горлышком. Я запрокидываю голову и не шевелюсь. Ну вот, разнежилась! Мой ухажер расстегнул курточку и занялся верхней пуговкой на кофточке. Вот для чего у нее застежка спереди — сейчас его рука пролезет за пазуху, к моим титям, к моим белым грудочкам. Изо всех сил сжимаю в кулаке лежащие ниже пуговички, не даю их расстегнуть. Максим все понял правильно и дальше не продвигается. Увлеченно целует мою шею, а рука-хулиганка опять опустилась на ляжку и пытается ее поглаживать.
Вот бы сейчас встать, повернуться к нему спиной и оттопырить попку. Пусть он гладит, мнет, тискает мои нежные ягодички. Но против этого восстает и мужское сознание, и девичья скромность: я еще слишком мало знаю Максима и не уверена, как он себя поведет, если позволю ему такую вольность. Мне очень приятно, но хватит, хватит, хватит! Иначе я за себя не ручаюсь и могу допустить, Бог знает что. Встаю с его колен.
— Пора нам возвращаться, Максим.
Прощаясь около моего дома, Максим в последний раз целует меня и говорит:
— Завтра утром заеду за тобой.
Очень хорошо, поскольку я не совсем ясно представляю, где находится наш офис. А сейчас продолжим ревизию девичьей одежды. Если в следующее воскресенье предстоит ехать на дачу и там купаться, то потребуется купальник (не слишком откровенный!). Но два имевшихся в наличии были даже не откровенными, а вызывающими. Голубые трусики способны прикрыть только ложбинку между ягодицами, а обе половинки попы выставлены на всеобщее обозрение. Пришлось срочно пробежаться по магазинам. В итоге нашла то, что требовалось. Черный купальник, у которого трусики полностью, до бедер закрывают мои нижние округлости, и груди из лифчика не выглядывают, как у порнозвезды.
Утренняя встреча с Максимом опять начинается с поцелуя. Бабки, сидящие на лавочке одобрительно кивают головами "красивого парня закадрила соседка Наташка".
Офис оказался совсем рядом с моим домом, ничего не стоило и пешком дойти, но Максиму хотелось меня прокатить.
За дверями офисам пост нашей охраны, под ее надзором регистрация приходов-уходов сотрудников и поступившая почта. Отмечаю личной карточкой приход и наклоняюсь над столом с корреспонденцией, выбираю нужные письма. Скучающий на своем месте секьюрити воспользовался этим и погладил меня по попке. Ну, знаете, подобного нельзя так оставить, тем более это видит Максим. Разворачиваюсь и тычу в глаза секьюрити растопыренными "рогаткой" пальцами.
— Зенки выткну!
Говорю это в полный голос, чтобы все окружающие слышали. Болван секьюрити, спасая глаза, отшатнулся от моей "рогатки" и пробурчал:
— Расходилась… Недаром тебя прозвали Недотрога.
Добралась до своего стола. Главное на моем рабочем месте — компьютер, в котором хранятся все совершенные сделки и договора, приготовленные на подпись. Выяснилось, что секретарем я только числюсь, в мою обязанность входит контроль за этими документами. За соседними столами две секретутки Маша и Нина жуют шоколадки и обсуждают приобретенные тряпки. Маша, которая видела сцену с охранником, оборачивается ко мне:
— Наташка, ты лучше не носи брюки, В них твоя попа слишком привлекает мужиков. Надевай мини-юбочку, как мы.
— Юбочка у вас слишком короткая, если нагнуться, поднять что-то с пола, то трусики видно.
— А ты не наклоняйся, а присядь на корточки. Все равно даже короткая мини приличнее твоих штанов.
Пожалуй, они правы, тем более мини-юбка это почти униформа у барышень нашей фирмы. Конечно, она коротка и шефу будут видны мои ляжки, но во мне он ценит не девичьи прелести, а другое.
Наш шеф это особая история. Он умен, хитер, любитель женского тела и не скрывает своего уголовного прошлого. Пробовали наехать на фирму рэкетиры, шеф их так встретил, что они больше и не пытались. С работниками городской администрации он говорит самым изысканным стилем, но может выдать блатную феню, которую я едва понимаю.
Весь женский персонал офиса шеф делит на тех "кого можно" и на тех "кого нельзя". Нельзя ни при каких обстоятельствах ради умной головы сотрудницы, приносящей большую пользу. К тем "кого нельзя" относится бухгалтериса, две дамы аналитики и я. Нас шеф никогда пальцем не тронет, старается даже не кричать.
Шеф спрашивает выполнение работы очень строго, но платит щедро, потому персонал терпит его выходки. А он может за серьезный проступок не просто наказать виноватую, а выпороть ее в своем кабинете. Секретарша Леночка дважды укладывалась животом на стол с задранным на спину подолом мини-юбки. Правда, трусы с нее шеф не снимал, но от этого было не менее больно. Попадает и моим соседкам секретуткам Маше и Нине.
Шеф редко отвлекает сотрудников от повседневной работы. С возникшими вопросами к нему всегда можно зайти, но если он кого-то САМ ВЫЗВАЛ, то это почти всегда ЧП, которое примерно в трети случаев для провинившегося кончается плохо. В его арсенале имеется и такое наказание за малые грехи. Провинившуюся он вызывает в кабинет и говорит:
— Снимай трусы.
Виноватая без спора запускает руки под подол, стаскивает трусики и ждет приговора.
— Так и ходи до вечера — изрекает шеф.
Может наказать и на два или три дня хождения без трусов. И идет наказанная на рабочее место, держа в руках интимный предмет туалета. Спрятать в карман нельзя, все должны видеть, что она наказана. Конечно, любая может уклониться от "наказания стыдом", не снять трусы. Но тогда взамен последует штраф в половину месячного оклада. А, при наших зарплатах, это ох как много! Вот и снимают трусы не только девчонки-вертихвостки, но и солидные дамочки из планового отдела. И скоро все в офисе знают, что при порядке во внешнем убранстве эта сотрудница ходит без трусов.
За все время я ни разу не допустила промашки в работе. А если бы такое случилось, что тогда? Девушка Наташа ни за что не пройдет по коридору с трусиками в руке, лучше она лишится половины зарплаты.
В середине дня я обнаружила, что в уже согласованный текст договора представитель другой стороны внес небольшое изменение. Если мы подпишем его в таком виде, это будет грозить нашей фирме громадными убытками. Сразу помчалась к шефу, не спрашивая секретаршу Леночку, врываюсь в кабинет и застаю пикантную сцену. Вертихвостка Ниночка лежит животом на столе с закинутым на спину подолом мини-юбки. Трусики застряли на уровне колен, а ее попа принимает внушение ремнем шефа.
— Ой, я не ко времени. — говорю. — Но у меня срочное дело.
Шеф прекращает воспитание Ниночки, которая немедленно убегает, натягивая на ходу трусики. Доложила о подлоге и грозящих нам убытках. Шеф доволен и выражает это в своем стиле:
— Умная у тебя голова, Наташа. Если бы не она, то лежала бы ты на моем столе голенькая и задирала ляжки высоко-широко. Можешь поверить, я бы тебя уломал.
Ну, что тут скажешь, мужики в большинстве своем рассматривают каждую девушку с позиции раздвигания ляжек и никак не хотят видеть в ней равного себе партнера по работе. Обидно до слез.
Шеф никогда на мне не женится, просто ему хочется очередной свежатинки. Если уступлю, он трахнет меня, подарит шикарную квартиру, машину, свозит пару раз на Канары и, до свиданья — с тобой было приятно провести время. Мне нужно совсем другое. Я мечтаю о любящем муже, семейном гнезде, детишках. Поэтому наши отношения с шефом останутся чисто деловыми, хотя он временами отечески поглаживает мою попку.
А если бы он на мне женился? Застрелят его в один совсем не прекрасный день на какой-нибудь уголовной разборке. И осталась бы я вдовой, одна перед жадными претендентами на его капиталы: угрозы, шантаж, риск похищения детей. Нет, не желаю! Как любая нормальная девушка я хочу не только мужа, но и стабильного будущего.
В тот же понедельник у меня началась менструация. Стою в своей комнате, раскорячился и ввожу тампакс во влагалище. Не сразу научился. Нужно еще освоить прокладки с крылышками. Болит внизу живота, но терпимо. Сколько хлопот у женщин с их месячным циклом. Теперь и я узнал, каково это. Только бы все закончилось к субботе, в противном случае нельзя будет купаться. Максим пристанет с вопросами: "что такое, почему не купаешься? Ты не заболела". Не могу же я сказать ему: "Отстань, у меня сочится кровь из влагалища".
Но до выходных все закончилось. Нужно завести календарик, чтобы в следующий раз эта неприятность не застала врасплох. И еще, если в ближайшие дни я уступлю Максиму, ДАМ ему, то нет опасности забеременеть. Фу, какие мысли мне приходят. Я не собираюсь подставлять передок ни Максиму, ни какому угодно другому парню. Достаточно того, что он увидит меня в купальнике. Будет любоваться моими ляжками, а о всех прочих местах пусть фантазирует, какие они под купальником.
Утром в следующую субботу Максим повез меня на дачу. Участок недалеко от реки, маленький садик служит скорее для развлечения, чем для выращивания зимних припасов. А на участке солидный кирпичный дом, происхождение которого уточнил Максим:
— От отца в наследство осталось. Он почти двадцать лет прослужил на территории ГДР.
Матушка моего ухажера оказалась маленькой седой женщиной, в присутствии которой чувствую себя очень уютно. Даже удивительно, как такая маленькая женщина умудрилась родить богатыря Максима. Она сразу же погнала сына делать какой-то мелкий ремонт, а меня увела на кухню. Под ее бдительным оком я замесил тесто для пирожков, занялся приготовлением салата. Желает матушка выяснить, хорошая ли хозяйка девушка ее сыночка. Девушка испытание выдержала, поскольку я и парнем не чурался кухонной работы.
Каждая мать любит поговорить о своих детях и матушка Максима не исключение.
— Все беспокоюсь я, что Максим нерегулярно питается, то сухомятка, то в забегаловках обедает. А ему нужно диету соблюдать, он на Кавказе был в живот ранен. Куринный бульон ему положен каждый день.
Вот оно как, мой Максим воевал и был ранен. В образе девушки я стала добрее, чем была парнем. Женская физиология привела не только к появлению месячного цикла и приятным ощущениям, когда тебя трогают за грудь или ягодицы. Появилось желание о ком-то заботиться, опекать.
— Я послежу, чтобы он правильно питался. — говорю мамаше.
— Ты добрая девушка. — ответила она.
Забегая вперед, скажу, что после этого я каждый день вручала Максиму термос с бульоном, а если вечером он не оказывался пустым, то не давала Максиму себя целовать. Но это было потом. А сейчас Максим пришел со двора, моет руки.
— Пошли купаться. — говорит он.
Я замялась, мне еще надо надеть купальник. Как об этом сказать? Но мамаша опередила меня:
— Наташа, иди в Максимову комнату и можешь переодеться. Спать там же будешь, а Максиму я в столовой постелю.
В комнате, где всегда спит мой ухажер, раздеваюсь и как-то по-особому ощущаю свою наготу. Вот его кровать, если я ему уступлю, то это произойдет здесь? Голышом валюсь на постель и раздвигаю ноги. Так? Нет, шире и колени развести. Какое-то время лежу в позе сексуальной готовности. Ему было бы приятно видеть меня так, не прикрытой простыней? Все девичьи прелести выставлены на обозрение. Нет, не все, попки не видно. Интересно, он сразу навалится на меня или сначала перевернет на живот и будет ласкал мои булочки? Переворачиваюсь на живот, раскинула руки и приподняла попку… Вот так, мой любимый, можешь меня ВЕЗДЕ трогать, ласкать и щупать. Интересно, а дети от Максима будут красивые?
Тьфу, что за мысли! Вскочила, надела купальник и я готова к водным процедурам.
Вода была теплая, и мы накупались до одурения. Потом валялись на песке. От хорошего настроения девушка Наташа разыгралась, залезла на поваленное дерево и начала танцевать. Покачиваюсь, переступаю ножками, даже бедрами виляю. И не удержалась на бревне, оступилась и подвернула ногу. Мой крик Максима напугал. Подскочил ко мне, а я стою на одной ноге и на вторую не могу наступить. Реакция его была чисто мужская:
— Добаловалась! — и, не рассуждая, шлепнул меня по мокрому заду.
Но шлепками дела не исправить, нужно как то домой добираться.
— Я тебя на руках понесу.
— Нет, нет, что люди скажут. Я сама допрыгаю.
У Максима прорезался командирский голос военного человека.
— На плечах у меня поедешь.
— Как? — не могу понять, как я смогу забраться ему на плечи.
Максим решительно говорит:
— Раздвинь ножки.
И, поняв двусмысленность сказанного, поправился:
— Поставь ноги широко.
Связал нашу одежду в тючок и сунул мне в руки, потом зашел сзади, нагнулся и поднырнул между моих ног. Его голова торчит спереди между моих ляжек. Разогнулся и вот я сижу на плечах этой каланчи, лобком в его шею упираюсь. Так высоко! Для равновесия взял Максим меня руками повыше за бедра. Пальцы его лежат на границе трусиков купальника, а оттопыренные большие пальцы поглаживают мои ляжки. Ну, человек, даже сейчас ему обязательно надо потрогать… А Максим, тем временем, потихоньку целует внутреннюю сторону моих ляжек. Делаю вид, что не замечаю этого. Так и прокатилась на его плечах до самого дома. Что-то мамаша скажет?
А мамаша только улыбнулась и выдала.
— Если девушка верхом на парне катается, значит, в доме она будет главной.
Я от смущения краской залилась. А пирожки, между прочим, были вкусные…
В разговоре за обедом я узнала, что Максим хорошо рисует и мама уговаривает его бросить работу водителя у нашего шефа и поступить в художественное училище. Сразу пристала к нему:
— Нарисуй меня.
Смутился парень и как-то вяло ответил:
— Нарисую как-нибудь.
Ну вот, нарисовать меня не хочет, а как обниматься, потрогать везде, так лезет без спроса.
К вечеру обида прошла, мы сидели на лавочке и обнимались. И опять Максим пытался то погладить меня по ляжкам, то рукой за попку взяться. Я не давалась, убирала его руки. Потом рассердилась, встала и хотела уйти. Стою между его раздвинутых колен и говорю сердито:
— Найди себе другую, чтобы в неприличных местах щупать, а я не такая.
Ответ его заставил меня призадуматься:
— Другие, пускай сто раз покладистые, мне не нужны, мне только ты нравишься.
Глупо поступаю, как и все девушки из себя недотрогу изображаю, а так приятно, когда тебя везде трогают и щупают. Предлагаю Максиму найти другую и вдруг замечаю, что он меня обоими руками за попку держит в самом мягком ее месте. Сжимает легонько и поглаживает, хорошо, что задрать подол не пытается. А мне так приятно. Стою перед ним, глажу его волосы. И сил нет прекратить Максимово хулиганство.
После этого долго не могла уснуть. Хотела найти книжку почитать и наткнулась на папку с рисунками. Сверху лежат рисунки реки, какие-то цветы на клумбах, учебные рисунки человеческих рук и стопы, а за ними карандашные рисунки голых женщин, наброски, сделанные скупыми штрихами. Контуры ягодиц, изогнутой линии спины, топорщатся груди, намечены складки в повороте тела. Никаких теней и детальной проработки, кроме лица… А лицо на всех рисунках мое. Нарисовано детально, со старанием, и можно сказать с любовью.
Вот я лежу на спине, закинув руку за голову и согнув в колене одну ногу. Груди вызывающе торчат, внизу живота видна темная мохнатка лобка — вот бесстыдник!
На другом наброске я, подогнув ноги, сижу на постели, локтем опираюсь на высокую подушку. Симпатичная округлость грудочки выглядывает из-под руки. И выражение лица у меня такое задумчивое.
На третьем рисунке девушка с моим лицом стоит в полный рост, одна рука на талии, груди слегка опустились под своим весом. Глаза широко открыты и выражение лица весьма удивленное. А волосики на лобке неправильно нарисованы. У меня мохнатка большая, треугольником. А на рисунке растительность узеньким клинышком. Не подбритая, а именно узенькая.
Интересно, что ни на одном рисунке я не изображена в некрасивой позе с разведенными ногами и с выставленной на обозрение этой самой частью тела… киской или щелкой, говоря вежливо. До такого хулиганства Максим не опустился. Зачем он ко всем телам натурщиц мое лицо добавил? Ага. Может быть, вот в чем ответ.
На следующем рисунке голая девушка с моим лицом стоит боком и у нее выдается большой живот беременной женщины. Сильно торчит попка — неужели у меня такая? Интересно, во сколько же месяцев бывает такое пузо? И что этот рисунок значит? Он хочет видеть меня пузатой, беременной его ребенком. Пожалуй, это можно принять за приглашение вступить в брак. Представляю, он приходит ко мне свататься и вместо цветов вручает рисунок голой избранницы в интересном положении — хохма!
Дальше следовали отдельные наброски деталей: попки, спинки, ляжки. Поскольку лица нет, я не могу относить их на свой счет. И, наконец, акварельный шедевр. Та же я в голом виде, но в цветном изображении. Опять поджав ноги сижу на постели. На голом теле выделяется белизна незагорелых грудей с розовыми ореолами сосков, белый низ живота в контрасте с загорелым телом и темными волосиками на лобке. Вот и не правда, волосики между ног у меня не темные, а светлые, почти рыжие! Но как нарисовано лицо — удивленное и слегка обиженное!
Эта акварель мне настолько понравилась, что я ее украла в твердом намерении повесить дома над кроватью.
В конце одного из рабочих дней задержалась на работе, а Максим терпеливо ждет меня в своем жигуленке. Вылетаю из дверей офиса, бегу к машине и плюхаюсь на сиденье. Короткая юбочка неприлично задирается. Максим меланхолически курит и смотрит, как я поправляю подол.
— Приставал — не то спрашивает, не то говорит утвердительно.
— Пытался — отвечаю я — но я от него сбежала. Дай мне закурить, и поехали домой.
Максим достает пачку "женских" сигарет.
— Специально для тебя держу. И чего ты от него не уйдешь в другую фирму. Я же вижу, он на тебя смотрит, как кот на сметану.
Машина срывается с места, летит, шины визжат на поворотах.
— Легко сказать, — возмутился я — а где найду другую работу с такой зарплатой. Мне и одеться надо, и за квартиру заплатить. В отпуск хотела на Кипр съездить. Одинокой девушке не так просто найти приличную работу и вдобавок, чтобы никто к ней не приставал. Максим мрачно уставился на дорогу. Говорит, не поворачивая ко мне головы:
— Я тебе второй раз предлагаю, выходи за меня замуж.
Интересное дело: оказывается, он уже предлагал мне под него лечь и ляжки широко раскинуть. Пусть даже это будет в супружеской постели, "на законном основании", все равно не хочу. Представляю, как он щупает тити, снимает с меня трусики и наваливается, придавив весом своего тяжелого тела. Бррр!
Меня никогда не затрудняла работа по дому. Будучи парнем, я сам стирал, убирал квартиру. Даже готовить люблю. Эти обязанности замужней женщины для меня не в тягость. Однако, я и сейчас продолжаю чувствовать себя не девушкой, а парнем. Как же допустить, чтобы в меня воткнул член и ебал даже такой красавец, как мой Максим. Однако, Максим очень нравится девичьей половине моего естества. И целоваться с ним нравится. Когда он целует, я чувствую себя только девушкой, ЕГО ДЕВУШКОЙ. Голова кругом идет, от такой путаницы можно сойти с ума.
Не доезжая до моего дома, Максим останавливается.
— Посидим немного. На работе с тобой и поговорить некогда.
Он отстегивает наши ремни безопасности, притягивает меня к себе. Ну, все — сейчас будем целоваться. Максим находит мои полураскрытые губы, которые я уже научился (или научилась?) ему подставлять. Надолго приникает к ним, и я своим языком чувствую его язык. Наконец он оторвался. Платочком вытираю следы помады с его губ. Максим гладит меня по щечке, проводит пальцем по бровям — как приятно. Сейчас я чувствую себя девушкой и только девушкой! Я прижалась щекой к его ладони и поцеловала внутреннюю сторону запястья. Ощущаю, как тяжелеют, наливаются мои груди и твердеют соски. Но это моя тайна, Максиму ее знать незачем.
А Максим, будто догадался, кладет руку на мою кофточку, туда, где ее топорщит титька. Не мнет, не тискает, просто положил и ждет, как я на это отреагирую. Моя реакция предсказуема: убираю его руку со своей груди и перемещаю на его колено:
— Не надо, Максим.
— Нельзя, так нельзя. — Максим обнял меня за плечи и затих, только покачивает, будто убаюкивает…
Вспоминаю где-то слышанную присказку: "когда бог сотворил женщину и отдал ее мужчине, он сказал: Бери и мучайся"! Мне становится жалко Максима и не хочется его мучить. Настолько жалко, что я беру его ладонь и кладу на свою титю.
— Потрогай, раз тебе так сильно хочется.
Максим нежно гладит через кофточку сначала один мой холмик, потом второй. Знал бы он, как мне приятно. Я положил голову ему на плечо и замерла… Одна его рука чуть-чуть сжимает мою титю. Пальцы второй перебирают пуговицы кофточки. Будто спрашивают: "можно"? Не встретив возражения, начинает их расстегивать и вот его руки добрались до чашечки тугого лифчика. Такого тугого, что в него не проникнуть без моего согласия. Гладит, тихонько сжимает. Я скосил глаза и вижу, что Максим широко развел полы расстегнутой до самого низа кофточки. Его взгляду открыты обе чашечки лифчика и голый верх живота.
Ага, пытается просунуть пальцы под тугой лифчик. Чтобы ему помочь, я делаю глубокий выдох, и рука-хулиган проникает к заветной цели. Вначале я разочарован: не такое уж и приятное ощущение. Но вот ладонь добралась до нижней стороны груди, легонько сжала ее в горсти, и у меня дух захватило. В первый раз в жизни щупают мои тити, мои буфера, мои грудочки. Но Максим не удовлетворен, хочется ему расстегнуть лифчик. Пусть старается сам, я ему не помощник. Или надо говорить помощница раз у меня щупают девичьи груди.
Взял меня за плечи и, как покорную куклу, наклонил грудью на свои колени. Решительно вытаскивает кофточку из-за пояса юбки, чувствую поясницей и голой спиной приятный холодок. Ласковые руки Максима скользнули по спинке, расстегнули пуговички лифа, который сразу же освободил мои шарики. И опять он разогнул покорную куклу, утвердил ее в вертикальном положении. Мне осталось только привалиться к его плечу.
Лифчик поднят до самого горла, вижу свои торчащие голые груди и Максимовы руки на них. От стыда закрыла глаза и только чувствую, как его пальцы катают отвердевшие соски. Ах! Он наклонился и целует меня в сосок! От всего этого становится жарко внизу живота, в девичьей щелке, которую неприлично называют пиздой. Там стало влажно… Я слишком возбуждена, да и Максим тоже. Пора прекращать. Решительно отстранилась от него, запахнула кофточку и с трудом застегнула ее на все пуговицы.
— Хватит, Максим, хватит, мой хороший. Пора мне домой.
Максим смотрит, как я привожу одежду в относительный порядок и вдруг говорит:
— Ты, Наташа, смеяться будешь, но я сегодня впервые держал в руке голую женскую грудь.
Так и вхожу в подъезд со сбившимся к горлу лифчиком, а тити хранят воспоминание об его руках. Волнительно, но если так пойдет дальше… Нет, такого развития событий нельзя допустить.
В этот день меня вызывает в кабинет шеф — он САМ вызвал. Наши дамочки гадают на тему, в чем я провинилась и пройдусь ли по коридору с трусиками в руке. И сколько они будут лежать для всеобщего обозрения на моем столе — день, два или больше. К их разочарованию трусы продолжают прикрывать мою нижнюю часть. Вызывали же меня по особо секретному делу.
Шеф затеял очередную аферу и требуется мое участие в ней. Предстоят переговоры еще с одним бывшим уголовником, а сейчас теневым главой нашего города. Этот тип предпочитает вести дела в бассейне своего особняка. Высокие договаривающиеся стороны присутствуют в соответствующем наряде: мужчины в плавках, а я в купальнике. Перед отъездом шеф выдает мне последние инструкции:
— Представлю тебя в качестве экономиста консультанта, но у них должно остаться впечатление, что ты просто моя "телка". По этой причине, извини, буду с тобой не совсем вежлив. — Ага, будет при нем меня за попу хватать! — Твоя главная задача поставить "жучек" прослушки. После того, как выяснятся намерения, мы с тобой отправимся в сауну — да не волнуйся, Недотрога, трусы снимать не обязательно. Без нас они будут совещаться, Вот и узнаю, насколько Король готов мне уступить.
Прослушку я уже устанавливала, набила в этом руку. Но в первый раз тряслась от страха, тем более, что шеф тогда настращал по своему обыкновению.
— Если нас застукают, то без базара опетушат обоих. — увидел, что не понимаю, — Трахнут тебя разом во все три дырки, да и мне мало не покажется. Так что действуем западло, но втихую и бережем свои задницы.
Удивляетесь, как девушка терпит такие разговоры и обращение с собой, почему идет на риск? Ответ прост, после каждой операции на мой банковский счет поступает сумма, на которую можно купить представительский Мерседес.
Это, вместе с весьма не хилой зарплатой, позволило иметь такой счет, что банковские клерки встречают меня с подчеркнутым уважением. Еще хорошо, что ведьма, превратив меня в девушку, не сделала заодно и нищей.
Едем на переговоры, мы с шефом сидим на заднем сиденье и молчим. Максим крутит баранку и тоже молчит, он знает к кому мы направляемся, и очень недоволен этой моей поездкой.
В холе особняка нас встречает личность с лицом лорда и предлагает "пройти и переодеться соответственно месту переговоров". В обшитой деревянными панелями комнате три двери: одна в сауну, на второй нарисована бородатая физиономия с трубкой в зубах, а на третьей двери голая девица. Значит, мне сюда, в женскую раздевалку. В ней по диванчикам разбросана масса женских шмоток. Черно-скромный купальник я надела еще дома. Достаю полотенце и пляжные босоножки. Что еще? Из-за двери голос шефа:
— Наташа, ты готова.
Выхожу, шеф в одних плавках (брюхо начало отвисать, все руки и спина в наколках) фамильярно берет меня под руку и ведет в бассейн. Я думала, что нам придется беседовать прямо в воде, за плавучим столиком. Но стол стоит у окна, за ним хозяин и молоденький консультант. Шеф здоровается с ними, а мне предлагает:
— Пока что поплавай немного.
В бассейне и на его бортиках разместилось пятерка девиц, исполняющих роль совершенно голых русалок. Я в своем черном купальнике выгляжу среди них если не дико, то экзотически. Но девчонки оказались совсем ничего, затеяли со мной пустяковый разговор, короче, приняли в свою компанию. Все молоденькие, с торчащими титьками, тонкие в талии и с широкими попками.
Эта причуда хозяина особняка известна половине города. Теневой городской голова набрал девиц по театральным училищам и поселил в своем доме. Говорят, что на кастинг собралась целая очередь претенденток. За бурную жизнь он натрахался вдоволь всяких женщин, а теперь, под старость, спокойно любуется, повседневно окружая себя голыми девицами. Среди них отдыхает, в их компании ужинает, если позволяют дела. Но в постель берет редко — проклятая старость…
Ага, одну из них зовет хозяин дома. Вылезла из воды кругленькая, аппетитная, зашлепала мокрыми ногами к беседующим мужикам. Получив указания, вышла и вернулась с бутылкой коньяка и рюмками.
Тут и меня шеф позвал принять участие в беседе. Теперь у стола три мужика и две девушки — одна совсем голая, другая в купальнике. Эх, фотографа нет! Пока идет беседа, я даю им справки по различным договорам, ценам, тарифам. Но нужно поставить жучок. Он завернут в платочек, выглядывающий из лифчика моего купальника. Место на виду, но надежное: никакая бдительная охрана не полезет в мой лифчик проверять, нет ли там чего недозволенного.
Вынула платочек, утерла им губы и незаметно достала жучек. В один момент прилепила его под крышкой стола. Если и найдут его завтра-послезавтра, то иди, гадай, кем и когда он установлен. Шеф задал мне очередной вопрос, и я гипнотизирую его взглядом: "сделано"! Предложения, между тем, определились, сторонам нужно обсудить их келейно. Шеф расслабился, предлагает:
— Мы с Наташей в сауну, а вы тут посовещайтесь.
Неожиданно хозяин проявил ко мне интерес:
— Уступи мне эту телку.
Шеф обнял меня, правая рука стиснула грудочку.
— И не проси, самому дорога.
— Ну, хотя бы прикажи ей снять дурацкий купальник.
Вот еще один козел видит во мне только "сиськи и письку". До чего же убогий народ, эти мужики! Как бы плохо они ни думали о нас, любая из женщин имеет право думать о них ещё хуже.
Шеф с сокрушенным видом:
— Знаешь, я ревнивый.
Встали и пошли к выходу. Шеф демонстративно ухватил меня за попу и подталкивает к выходу, а сам шепчет:
— Посидим полчаса в сауне и можешь уходить.
В предбаннике сделал строгое лицо и приложил палец к губам, как на плакате: "Тсс! Враг подслушивает!" А сам громким голосом:
— До чего, Наташа, хороши у тебя титьки и попка не хуже, такая сочная!
А сам звонко шлепнул себя по животу. Если стоит прослушка, то создастся полное впечатление, что он меня заголил и по заду поддал. Разыгрывая этот спектакль, мы полчаса изнывали в жаре сауны. Все время соблюдала осторожность и сидела в отдалении от шефа. Интересно, где находится устройство, записывающее разговоры хозяина всей этой гаремной роскоши?
Я приняла после сауны душ, переоделась в сухое белье, навела макияж. Ура, Витя Долгих наконец-то научился раскрашивать свою женскую мордашку! Теперь домой. Усаживаюсь в машину, а Максим демонстративно уставился в газету, и не обращает внимания на меня.
— Максик, поехали домой.
Не спеша сложил газету:
— Ну и как ВАМ наш шеф показался в сауне, не хуже, чем в его кабинете? — голос холодный и равнодушный.
Я от неожиданности хлопаю глазами: "как он догадался, что я парилась? Да, конечно, лицо у меня еще красное, как свекла"! Меня разбирает злость.
— Послушай, Максим, ничего такого не было! Я работаю на шефа не передком или задком, а только головой. Что тут плохого, если я из любопытства побывала в их сауне — одна!
— Отшлепать бы тебя… по голой попке. — буркнул этот ревнивец, молча довез меня до дома и не поцеловал.
Первая наша ссора…
Который день Максим дуется на меня и почти не разговаривает. Его ревнивая фантазия рисует страшные картины. Я при каждом удобном случае стараюсь помириться.
— Максим, не сердись, ведь ничего такого не было. — Положила руку на плечо, тянусь к нему, медом растекаюсь.
Уговорила, умаслила, вечером идем в клуб танцевать. Для этого события надела самую короткую мини, умеренно подкрасилась и выпорхнула из подъезда. Клуб нарочито старомодный, держится стиля ретро и мы танцуем медленные танцы. Максим не обнимает меня за талию, а по-хозяйски положил руки на мою попку. Временами слегка сжимает ее. Молчу, терплю ради примирения с этим ревнивцем. Ну, мужики, то боготворил, был готов пылинки сдувать, а теперь бесцеремонно, при людях хватает за задницу — он, видите ли, обиделся!
Ради того же примирения после клуба пригласила его (в первый раз!) к себе домой: чаю напиться, посидеть, поболтать. Конечно, полезет со своими ласками, и буду вынуждена ему кое-что разрешить — ради того же примирения. Совсем забыла, что у меня на стене весит его рисунок, тот самый, с моим голым НЮ.
Максим вошел в комнату, оглядывает мое жилье, обратил внимание на него.
— Откуда это у тебя? — он и не заметил пропажу акварели из своей папки.
Бывают моменты, когда на меня накатывает стих веселого вранья. Сочиняю на ходу, все понимают, что вранье, а весело получается.
— Один знакомый художник нарисовал — говорю.
Максим подхватил:
— Так ты ему голая позировала? — мяч переброшен на мою сторону, даю ответный пас.
— Нет, рисовал по памяти и воображению. Очень просил позировать, умолял, но не знаю, стоит ли соглашаться. Потом всякие-разные будут на пустом месте сцены ревности устраивать.
Максим улыбается, — Наверное, осознал смехотворность своей ревности — обнимает меня, мы начинаем увлеченно целоваться. Неожиданно замечаю, что ухажер понемногу подталкивает меня назад, к кровати. Ну, уж нет! Ни шага назад! Упираюсь, как наши под Сталинградом и стараюсь переключить внимание Максима на другое. Поворачиваюсь к нему спиной:
— Максик, а почему у меня на рисунке лицо такое обиженное?
Максим смотрит на свой рисунок, но не забывает заключить меня в кольцо рук, обнять за талию. Моя спина припечатана к его груди, а мягким местом я упираюсь ниже его мужской области.
— Лицо обиженное потому, что художник тебя отшлепал за неправильное поведение. — говорит мой ухажер.
Его руки незаметно ползут по моему животу вниз, ТУДА, где под ним начинаются ляжки. Вот бесстыдник! Решительно захватываю его руки и перекладываю на свои титьки-сиськи, на маленькие буфера, на мои белы грудочки. Пользуйся моментом, забавник. Максим согласен, что от перемены места результат не меняется, и занялся пуговицами на моей кофточке. Расстегнул, вытащил подол из мини и пытается снять кофточку совсем, но я не позволяю — мне еще стыдно оказаться при нем голой — пускай только до пояса. Завожу руку за спину, с а м а расстегиваю лифчик. По счастью его бретельки тоже пристегнуты пуговками, расстегнула их и лифчик, защитник моих грудочек, упал нам под ноги.
Мои заостренные к соскам грудочки вызывающе торчат. Максим сжимает упругие полушария, сдвигая руки от широкого основания к соскам, будто молоко доит. Мне так хорошо, но почему он остановился? Как его попросить продолжать, сказать: "потискай еще мои сиськи". Нет, грубо, вульгарно. Или: "продолжай меня щупать за груди".
— Максим, пожалуйста, подои меня еще, — прошу я, почему-то капризным шепотом.
Усмехнулся:
— А ты что, уже с молоком?
— Нет, конечно! — Возмущаюсь я, — Но если их хорошо массировать, то в нужное время они будут очень даже молочные.
— Глядико, а я и не знал, — притворно удивляется мой ухажер.
И снова заработала его доильная машина, от которой у меня в животе тепло разливается. Теперь переключился на торчащие соски, сильно сжимает пальцами и тянет. Грудь немного подается за соском, пальцы соскальзывают и снова щиплют торчащие кончики. Немножко больно, но так восхитительно приятно. Возможно, настоящая девушка могла бы описать ощущение, когда ее щиплют за соски, я, превращенный в девушку ведьмой, не могу, слов не хватает. А он все щиплет и выкручивает соски, приводя меня в восторг наслаждения.
— Только не прекращай, милый, ущипни их еще, чаще, быстрее, — раздается мой стон.
И снова восхитительно приятная боль в защемленных сосках. Мотаю головой, трусь затылком о его плечо. Теперь он не щиплет, а легонько царапает соски ногтем. Каждый раз в них будто возникает электрический разряд, который пробивает меня через живот до самого заветного девичьего устройства.
— О-о-о! Что ты, изверг, со мной делаешь! Только не останавливайся, царапай еще, еще! Боже мой, как приятно!
Кофточка от моих судорог наполовину сползла, у меня голые не только возбужденные отвердевшие груди, но и плечи, живот. Господи, как хорошо! Когда был мужчиной, то и не предполагал, что ласки доставляют девушкам такое насаждение! Между моих ног пылает жар. Даже не скажу точно, где — в больших губках, в малых или в самом входе в девичью пещерку. Вот в таком состоянии экстаза девушки лишаются воли, позволяют парням снять с них трусики и теряют девственность. Еще немного и я не просто ДАМ ему, я сама начну снимать трусы и встану в какую-нибудь неприличную позу. Не могу… Нужно остановиться…
Если бы шеф возбудил меня так, то конечно бы уломал, уложил на стол с ляжками, задранными высоко-широко. Я бы и не пикнула. В голове обрывки мыслей и истома во всем теле. Щекотно даже в попке, в заднем отверстии. Я на все готова! Дайте мне насадиться попой на самую здоровую елду!
Нельзя девушке допускать, чтобы ее доводили до того, она себя не контролирует. Замечаю, что больше не сжимаю ляжки, расставила ноги шире. Но они меня плохо держат.
— Максим, я больше не могу, давай сядем. — умоляю изверга, подарившего мне неземное, мучительное наслаждение.
… Сижу на коленях Максима. Теперь этот мучитель лижет языком мою грудь, потом начинает жадно целовать — вверху, около сосков, приподнимает титичку и присасывается к нижней выпуклой стороне. Завтра синяки на грудях будут…
Дыхание мое успокаивается, и я гляжу на мир с удивлением. Что это со мной было? Витя Долгих, мужская часть моей души, ехидно улыбается: "девушка Наташа испытала настоящий оргазм". Ну, Макс, ну, ловкач и мучитель! Одной прелюдией, сыгранной на моих сосочках, довел меня до оргазма! Что же тогда будет, если он доберется до клитора или вставит член в мою девочку? Но какое наслаждение он мне подарил!
Максим начинает гладить внутреннюю поверхность моих ляжек. Надо остановиться…
— Максимушка, — прошу я, — хватит, отпусти, я не могу больше.
Как ни странно он отпустил, сидит потный и улыбается дурацкой счастливой улыбкой. Я встаю и направляюсь в ванную, чтобы привести себя в порядок.
Соски после этого два дня болели, но какие приятные воспоминания!
А еще через день случилась беда. Максим вез шефа и они столкнулись с выскочившим из-за поворота самосвалом. Нам в офис позвонили из скорой помощи. Хватаю такси и мчусь в травматологию. Прорываюсь в отделение, разыскиваю врача.
— С директором вашей фирмы ничего страшного, полежит у нас пару недель и будет как новенький.
Я взрываюсь и кричу:
— Да наплевать мне на него! Что с Максимом, с его водителем!?
— У него рана на лице, сломано ребро, имеют место ушибы внутренних органов.
— Где он?
— Положили в коридоре, в палатах мест нет, а вы кто ему будете?
Как же так, мой любимый, мой Максик, раненый и валяется в коридоре. Внутри меня закручивается стальная пружина, которая есть в каждой женщине и очень редко встречается у мужчин. Имя ей — готовность пожертвовать всем, чтобы с п а с т и, оберегать дорогого человека.
— Я его жена! Немедленно переведите его в отдельную палату, в самую лучшую, в люкс!
— Это стоит дорого.
— Я плачу за все, переводите, а деньги сейчас будут.
Опять такси, банк. Снимаю со счета громадную сумму, которую, по-хорошему, следует перевозить под охраной. Лечу в больницу и сую деньги в руки заведующему. Ради подобного случая я и зарабатывала эти деньги, пропускала мимо ушей хамские словечки шефа (будь он неладен!), терпела, когда он гладил меня по попке.
Максим только что переведен в отдельную палату с ванной и туалетом. После операции спит наркотическим сном. Лежит мой любимый беспомощный, голый, прикрытый легкой простынкой. Голова забинтована, виден только один глаз. Отдыхай, дорогой, я буду тебя беречь.
— Поставьте в палату кровать для меня, я буду за ним ухаживать круглосуточно.
Старшая медсестра и санитарки, смазанные деньгами, шустро оборудовали мне постель за ширмой, даже столик поставили. Теперь надо купить для него сок и осторожно известить матушку об этой беде. Потом заехать домой взять предметы гигиены, тапочки, халат. В путь. На бегу звоню по мобильнику в офис:
— Считайте меня в отпуске без содержания, буду ухаживать за раненным.
И вот, наконец, я около постели моего Максика. Он спит, я только что навела ему гигиену. Протерла мокрым полотенцем все тело, да, все. Обработала руки, грудь, живот, ноги; протерла спиртом поникшую колбаску члена и мошонку. Из моей жизни мужчиной помню, что именно это место сильно потеет. Девушка Наташа впервые видит и держит в руках член своего ухажера, но для нее в данный момент это не половой орган мужчины, а просто часть тела больного.
Заснула, казалось бы, мертвым сном, а в середине ночи опять вскочила поглядеть, как он. Готовая к любой тревоге, я легла спать в трусах и лифчике. Теперь накинула сверху халат и пошла к нему. Спит… Пододвинула стул, сижу так близко к Максиму, что могу не вставая со стула поцеловать его. Вдруг его глаз открылся, удивленно смотрит на меня.
— Зачем ты пришла? Я не нужен тебе такой изуродованный. Ты и здорового держала меня на расстоянии, Недотрога, а уж такой…
— Не нужен? Всегда нужен! — Меня душат слезы. — Это я недотрога? У кого во время танца ты прилюдно тискал попу, проверял насколько она мягкая? У кого ты заголил грудочки и так играл ими, что синяки остались, два дня соски болели. Я не говорю, что мне было плохо, очень приятно было. Но разве не я все это позволила т е б е?
Максим примирительно кладет мне руку на мое голое колено. Господи, в каком я виде. Мой домашний халатик не запахнут, сижу около него в одном нижнем белье, с голыми ляжками и животом. И трусики на мне узенькие-узенькие. Ладно, не до того сейчас. Рука Макса гладит мою коленку, это настраивает ее обладательницу на лирический лад.
Ах, наши женские коленки! Мужские руки постоянно стремиться их погладить. А сколько губ целует эти замечательные округлости! Коленки так красивы, что нам жалко прикрывать их краем платья или юбки! Знают мужики, что с этого места и выше для них начинается самое привлекательное. "Всё выше, и выше, и выше… " сдвигаем мы, девушки, целомудренное одеяние, открываем свои бедра. А они в разных местах такие разные!
Передней стороной бедра мы принимаем мужскую ладонь, путешествующую вверх от колена. А выше она приведет к прикрытому трусиками животу.
Внешняя сторона наших бедер создана для поглаживания начальственной рукой. Еще она носит смачное название "ляжка". По ней мужики нас с удовольствием похлопывают.
Гораздо приятнее для них задняя сторона девичьего бедра. Двигаясь вдоль нее, можно добраться до зовущего, мягкого, упругого места — до попки. Попка, попочка, булочки, два аппетитных нижних полушария — как ее только ни называют! Ее форма видна под любой одеждой, и от этого у мужиков слюнки текут. Именно попка, а не смазливая мордашку и, даже, не титьки-сиськи является визитной карточкой девушки. Тонкая девичья талия тем и хороша, что подчеркивает нашу ширину в бедрах. Чем сильнее ткань ее обтягивает, тем острее желание у мужчины эту ткань снять. Не для того ли мы, девушки, придумали джинсики и облегающие шортики?
Но моему больному ухажеру всего приятнее показалась внутренняя сторона бедра. Там у меня кожа тонкая и нежная, словно у младенца! Ладонь Максима ползет по этой поверхности все выше и выше. Но я сижу, а не стою, значит, эта хулиганка ползет не выше, а все ближе и ближе. Все более узким становится пространство между моими бедрами, но рука хулиганка протискивается между ними, продолжает движение. Куда?
Туда, где всё говорит о Преддверии: влажное тепло, полоска трусиков и выступающие сквозь ткань нежные складочки. Говорит о том, что находится между моими Ножками! Как и другие мужики, Макс считает, что это место Суть Женщины! Исток Мира! Этим местом мы всегда будем сводить с ума любого мужчину. По-разному его называют: писька, девочка, щелка, киска и грубым, как пощечина, словом пизда. Ее власть над мужчинами безгранична. Ибо, все они вышли на свет этой дорогой и стремятся оказаться ТАМ снова и снова! Такова уж генетическая программа у мужчины.
Рука Максима между моих бедер. Сжать ляжки? Нет, у меня возникает желание широко раздвинуть их и пропустить руку Максима ТУДА. Мое правое колено упирается в кровать, и поэтому я отвожу левое бедро как можно дальше в сторону. Путь открыт, мой мальчик! Его пальцы касаются полоски трусиков, гладят сквозь них лобок и начало опускающейся от него складочки. Сижу неподвижно, затаила дыхание — предоставила мальчику свободу действия.
Трусики на мне совсем узенькие, однако, они ему мешают. Приподнимаюсь, и спускаю трусики совсем немного, до половины попки, чтобы они не облегали плотно мою девочку. Подвинулась на самый край стула, теперь подступы к моему Преддверию свободны и спереди, и снизу. Рука любимого сразу находит дорогу и нащупывает клитор. Покатал его влажный язычок и сдавил двумя пальцами. Я чуть ни взвыла от полноты ощущения. Хочется сжать ляжки и двигать попой вперед и назад. Это много сильнее ощущения, когда он играл моими сосками. А пальцы-хулиганы разделили обязанности: два тянут за клитор, а остальные прогулялись по складочке больших губок, раздвинули и движутся в мокрой ложбинке.
— Ой, что ты со мной делаешь! — шепчу я Максиму, сдвигаю ляжки, зажав ими его руку.
— А ты внизу мокренькая — так же шепотом отвечает он.
Я в смятении. Страшно, нечеловечески, хочется насадиться, принять в себя даже не палец, а толстый и длинный член, ствол, дрын, хуй! Но не здесь же и не сейчас! А мой любимый изверг, мой мальчик продолжает меня возбуждать: его пальцы трогают святое святых — девичий вход.
— Максик, не надо… только не туда… пожалуйста, остановись!
И вдруг он спрашивает:
— Пойдешь за меня замуж, Недотрога?
У меня от неожиданности даже оргазм прервался. Это надо же, раздразнил до потери дееспособности, довел до оргазма и в этот момент делает предложение! Девушка с полуспущенными трусами, почти насажена женским входом на его палец, истекает соком в этом самом месте. И в таком состоянии она должна дать ему вразумительный ответ!
Убираю его руку, некоторое время молчу и собираюсь с духом. Когда я, Витя Долгих, обнаружил, что мое тело стало женским, очень боялся, что наступит когда-то время раздвинуть ножки под мужчиной. Под мужем, который воткнет член в мою щелку и будет меня ебать. Теперь я, ставший девушкой Наташей, сам хочу этого.
— Я пойду за тебя замуж, я хочу рожать твоих детей, быть хозяйкой твоего дома. Даже обещаю позировать тебе голой. Но и ты обещай мне, что оставишь эту работу и поступишь в художественное училище. — Наклонилась и поцеловала своего любимого. — А теперь спать, спать, спать.
Наше ночное художество, конечно, было вопиющим нарушением медицинских правил. Но Максим сразу взбодрился.
— С добрым утром — говорю ему.
Он улыбается мне, как красному солнышку:
— А хорошо мы с тобой ночью играли!
Это слово стало у нас обозначать желанные ласки. "Давай поиграем", значит, будут такие ласки, в которых нет ничего невозможного, запретного. Но посторонним их видеть категорически нельзя, ибо это тайна нас двоих.
Начинаю утренний туалет Максима. Протерла мокрым полотенцем его лицо, руки, грудь, откинула простыню и хочу протереть его мужские причиндалы. Максим смутился, прикрывается рукой.
— Наташа, брось! Не надо, мне же стыдно.
— Ах-ах! Ему стыдно перед своей невестой, которая скоро увидит все это в брачной постели. А ночью лазить пальцами в мою писю тебе не стыдно? Лежи спокойно и не мешай сиделке за тобой ухаживать.
Сама того не ожидая, наклонилась, взяла в руку его член и поцеловала в самый кончик.
— Вот тебе, чтобы не стыдился меня! — Хорошо, что в это время в палату никто не заглянул.
Мой Максик, мой любимый уже ходит по палате. Ночью ласкаемся и целуемся до одурения. Это называется "мы играем". Свет в палате погашен, горит только слабый ночник около постели больного. Но нам и не нужен яркий свет, поскольку мой любимый знакомится с моим телом на ощупь. Садиться на его колени еще не решаюсь, боюсь неловким движением причинить боль. Сидим с Максимом на кровати, мой ночной халат сегодня плотно запахнут и туго подвязан пояском. Но это только проформа — совсем нетрудно раздвинуть его полы и обнаружить внутри его девушку в совсем маленьких трусиках и чисто символическом лифчике.
Руки любимого интенсивно крутят мои соски, поскольку в трусики я его не пускаю. Все попытки снять их пресекаю в корне: "пожалуйста, не надо, мне стыдно". Хотя, какой уж тут стыд — чисто девичья игра в скромность. Мы оба на взводе, хочется новой, еще более откровенной ласки.
— Наташа, дай поиграть твоей попкой — просит Максим.
При первом нашем свидании в лесу у меня возникало желание подставить под его ласковые руки свои булочки, но тогда девичий стыд взял верх. А сейчас я покорно становлюсь между его раздвинутых бедер и поворачиваюсь к нему спиной. Максим медленно поднимает сзади мой халатик и засовывает его подол за пояс. Полюбовался картиной и сдвинул пояс халата высоко, под самые груди. Теперь ему открыты не только мои практически голые ягодицы, но и талия. Нежно-нежно гладит мои половинки, потом сильно мнет их — будто тесто месит.
Прислушиваюсь к своим ощущениям: очень приятно, но оргазма не вызовет, годится только в качестве увертюры. И все же, и все же… Парни говорят про некоторых девушек: "у нее пизда чешется". Но что они понимают в ощущениях женского тела! У меня, конечно, там не чешется, но ощущаю приятное щекотание, между ножек становится жарко от прилива крови.
Неожиданно для меня Максим целует ягодичку.
— Вот тебе в отместку, за то, что мой член целовала.
От неожиданности я дергаюсь, пытаюсь отстраниться, но он крепко держит меня. Включаюсь в словесную игру:
— Я?? Целовала у тебя? Быть того не может! Я девушка скромная.
Максим гладит мою попку и целует вторую ягодичку (чтобы ей обидно не было).
— Точно, целовала.
— Ну, если вы так считаете, — сдаю позиции — может и было что-то подобное. Но у нас девушек такая короткая память.
Вот и выздоровел мой ненаглядный, выписался из больницы, но еще не вышел на работу. Кончились наши бурные ночные игры, но мне так недостает его ласки. Теперь я знаю, что хочу его, готова лечь с ним в супружескую постель. Твердо решила, что сегодня я ему ДАМ. Как еще можно сказать: позволю себя выебать — фу, как грубо! Или: дам сломать мою целку, позволю лишить меня девственности, невинности? Как беден русский язык! Просто сегодня я стану
Ну, как, Витя Долгих, готов лечь в постель с мужчиной, раздвинуть красивые ножки, отдать в его власть свое женское тело? Готов ты, бывший мужчина, окончательно стать женщиной? Не боишься, что будет очень больно, когда сломают твою целку? — Вообще-то к этому готов, любопытно, что чувствует при этом девушка, и это я скоро узнаю.
С вечера позвонила Максиму домой, договорилась, что пойдем гулять. Готовлюсь к этому событию, как дебютантка к первому выходу на сцену. Впрочем, это и будет мой дебют.
Утром приняла ванну, теперь стою голышом перед зеркалом и разглядываю свое тело. Что надеть, тем более, что все это нужно будет снять в обстановке романтического, но нетерпеливого ожидания. Может совсем маленькие трусики или стринги, нет, пошло! Надеваю целомудренные трикотажные трусы, которые ничего заранее не открывают. В комплект к ним такой же скромный лифчик, колготки телесного цвета и комбинацию.
А что сверху? Женская одежда — это не просто одеяние. Теперь я знаю, что все мужчины лучше видят, чем соображают. Поэтому необходимо намекнуть, что хотела сказать женщина, надев, ту или иную вещь. А говорят эти вещи так:
— длинная юбка до щиколоток — "считай меня скромной";
— юбка чуть ниже колен — "догадайся, что там выше";
— очень короткое мини — "на лицо не смотри, смотри сюда";
Многое расскажет мужчине и разрез на юбке или платье:
— разрез сбоку — "обрати внимание";
— разрез сзади — "следуй за мной";
— спереди — "я на все согласна";
Значит, остановимся на варианте: догадайся, что там выше, а я на все согласна. Всякие мини и брючный костюм отпадают, надеваю свое любимое зеленое платье, которое полностью расстегивается спереди, Пуговицы кончаются на ладонь ниже лобка, а внизу остаются достаточно длинные просто запахнутые полы. Очень подходит. Стоит Максиму расстегнуть три верхних пуговицы, и открыт доступ к моим титям; расстегнет до конца, откроется весь мой фасад в нижнем белье.
Принарядилась, подкрасилась и села подумать перед выходом на сцену стриптиза. И не только стриптиза… Что будет потом? Нужно забыть принцип "Люби меня, какая я есть" и быть такой, которую Максим захочет каждый день видеть около себя. Надо стать для него Единственного старательной и незаменимой в постели, стремящейся исполнить любое желание мужа, которому я буду верна до конца жизни. Постель — это хорошо, но я должен повседневно быть женщиной не капризной, в меру доброй, знающей "свое место".
А в голову лезет: "интересно, какого размера у него член, когда стоит"? Отряхнула посторонние грешные мысли и пошла…
На прогулке оба мучались одной мыслью: куда нам пойти, где найти убежище. Ну, не в лесу же ему отдаваться. В его квартире тоже неудобно, матушка будет нас стеснять и, поневоле придется соблюдать тишину (а вдруг у него кровать скрипит?). Мой любимый первым нашел выход:
— Наташа, давай съездим на нашу дачу — и не слова о том, зачем туда отправляемся.
Оба делаем вид, что просто решили туда прокатиться без определенной цели. Все чинно, строго, целомудренно. И как только он догадался, что сегодня я уступлю?
Едва вошли в дом, как я элементарно струсила. Начала суетливо ставить чайник и доставать чашки.
— Максик, давай напьемся чаю…
Он подошел сзади и заключил мою талию в кольцо рук.
— Ты разве за этим сюда пришла? — и в голосе Максима прозвучала веселое удивление.
Что тут отвечать? Стою, покорно прижавшись спиной к теплой груди, попой ощущаю бугор на его штанах. А он привычно занялся моими пуговками: "одно, вторая, третья, четвертая, только две нижних остались не расстегнутыми! Сейчас начнет играть моими молочниками, но нет, тянет вверх комбинацию, сминая поднимает ее до горла. Это что-то новое — гладит животик, щекочет мой пупок. Интересное ощущение".
Вот теперь расстегнул лифчик и пришло время играть с сосочками. Я удерживаю руками смятую комбинацию и лифчик у своего горла. Максим мнет, крутит соски и меня заливает истома. Но долго играть не стал, властно взял руками за попку и развернул к двери.
— Пойдем в спальню.
Так и иду к нашему ложу: в наполовину расстегнутом платье, с голой грудью, руками придерживая у горла лифчик и скомканную комбинацию. Во мне трепыхаются остатки девичьего стыда: "в спальню, это сразу на его кровать? Так быстро, уже сейчас"? Ничего не быстро. В спальне Максим расстегивает последние пуговки на платье, которое падает на пол. Стаскивает с меня комбинашку и лифчик. Стою перед ним в одних трусиках и колготках. Вцепляюсь руками в их резинку. Но Максим и не собирается сам заниматься ими.
— Снимай трусы — голос звучит по-военному.
И я безропотно стягиваю с себя трусы вместе с колготками и бросаю их на платье. Стою перед своим нареченным целомудренно нагая и даже не пытаюсь прикрыться руками: "ваш приказ выполнен". Максим берет меня за плечи, поворачивает задом и передом.
— А ты, Наташа, голая еще красивее. — Рассматривает меня с каким то детским удивлением.
Потом притягивает к себе и целует. Проклятая разница в нашем росте очень мешает. Максим берет меня за попку и приподнимает, а я встаю на цыпочки, на самые пальчики. Торопливо расстегиваю его рубашку, пояс брюк, вожусь с пуговицами ширинки. И вот он в одних плавках, а я в виде "вполне готовом к употреблению". И, наконец, раздается самое последнее:
— Ложись в постель, Наташа.
Под его жадным взглядом я голая стелю нашу первую постель, ложусь и от страха свертываюсь в клубочек. Максим снимает плавки — так вот какой у него "инструмент в рабочем состоянии"! Ложится рядом, целует в губы, в соски, в живот; гладит ляжки, переворачивает на бок и больно стискивает ягодицы, гладит лобок и проникает пальцами а складку под ним. Сжал клитор! Я раздвигаю ноги и принимаю его на себя. Мозги выключились. Максим прижался ко мне своим голым телом.
Смешно, но я, который в бытность мужчиной сам трахал девушек, сжимаюсь от страха, когда его член приник к девичьему входу, надавил, толкнул. Максим с силой вгоняет в меня свой горячий инструмент. Правду говорят, что первый раз это всегда насилие над телом девушки. Пусть немного, но насилие. Я кричала:
— Ойй! Мама, больно!
А где-то в глубине сознания бывший мужчина Витя Долгих шептал: "значит, вот как это бывает, вот что испытывает девушка в первый раз под своим женихом"! Во мне движется не просто жених, а дикий возбужденный самец. Он жадно целует, мнет мое тело и толкает, толкает в меня свой твердый член. Дорвался, родимый…
Я всхлипываю.
Тогда мне впервые открылась тайна — оказывается я люблю жесткий, яростный секс. Мне нравится быть в подчиненном положении у Макса, ощущать себя рабыней, его собственностью. Это открытие как молния пронзило мозг, а тело продолжает содрогаться в серии оргазмов. Мне было очень больно, но восхитительно! Мне казалось, что это никогда не кончится.
Мы отдыхаем. Спрашиваю себя о впечатлении: "Было очень больно, но я и дальше хочу полностью принадлежать своему Максику, отдаваться дорогому мужу, выполнять все его желания".
Максим странствует руками по моему телу и спрашивает:
— Ты довольна? Получила все, зачем мы пришли сюда?
Вопросительная интонация требует ответа. Я растерялась, потому что я этого хотела, но что может сказать девушка, которой только что порвали целку:
— Да, любимый, но в другой раз будет еще лучше.
— Ты самая классная, самая красивая женщина. — Говорит Максимом с убежденностью в своей правоте.
Его раздувает гордость: еще бы, он только что лишил невинности свою невесту, сломал целку, сделал девушку женщиной. Ох, мужики, мужики! Нашли чем гордиться. Да каждая девушка знает, что рано или поздно этим кончится любовная игра. И я был таким же глупым парнем, но теперь у меня между ног просверлена дырка для заливания спермы.
А потом мы поехали представлять мамаше меня в новом качестве.
— Знакомься, мама, это моя жена, — сказал Максим.
Матушка охает, обнимает и целует меня. А потом всплакнула и шепчет мне на ухо: "скорее давайте мне внуков".
На другой день он перебрался жить ко мне, и начали мы "кувыркаться". Это слово мы с Максиком придумали на замену дурацкому слову секс. А как еще попросить этого у мужа: давай сношаться, трахаться? Нет, мы кувыркаемся во всех мыслимых позах. Мой муженек оказался лакомкой и большим выдумщиком. Каждый день мы испытываем новую позу. Я лежу высоко задрав ноги или сгибаю их в коленях, прижав голени к бедрам. В другой раз оседлала его верхом и насаживаюсь на торчащий колом член. Тут между нами возникает спор, кому из нас активно двигаться.
— Работай — просит мой муженек.
— Не хочу — отвечаю я капризно.
Но Максимушка знает, как заставить меня работать. Нежненько гладит мои тити, мои молочники, а потом начинает играть сосочками — мнет их, щиплет и, наконец, (коронный номер!) царапает ногтями. Мои соски особо чувствительная область, меня сразу захватывает такое возбуждение, что начинаю двигать попой, вертеть ей во всех мыслимых направлениях.
Я учусь ласкать, открываю на теле мужа точки возбуждения, учусь касаться этих мест, нежно скользя по коже лица, груди, ног, живота. Учусь захватывающим дыхание поцелуям, учусь половому акту, в котором имеется бесконечное количество оттенков. Все имеет значение: ритм и скорость совместных движений, амплитуда и направление. Я научилась без слов выражать свое чувство любви, признательности и нежности языком движений навстречу половому члену. Как красноречив может быть мужской член, как много могут сказать женщине его ласкающие прикосновения к половым губам и стенкам влагалища! Но он может грубо распирать и ломиться в самое сокровенное пространство, и в этом есть своя прелесть.
Муж не устает любоваться моим телом, когда мы вместе дома просит меня ходить нагишом. Но в доме прохладно, я надеваю одну только кофточку, а от талии и ниже все в естественном виде — можно и любоваться и поиграть прелестями женушки. В таком наряде, почти голой, хлопочу на кухне, готовлюсь накрывать ужин. Максим не может утерпеть, ловит меня и начинается наша игра, в процессе которой я успеваю его раздеть. А потом муж укладывает меня животом на стол и намеревается войти в меня сзади:
— Раздвинь ножки, дорогая.
В этой игре мне отведена роль Недотроги. Лежа на столе я прикрываю ладонями киску, которая соблазнительно выглядывает между ляжек.
— Нет, нет, нет! Мне нельзя, я девушка честная! — а сама встаю на цыпочки, поднимаю повыше свою мягкую часть.
Максим бесцеремонно надавил мне на шею, прижал к столу. В ложбинку моей попки уперся твердый член. Вошел между губками, углубился и я начинаю подаваться ему навстречу. Хо-ро-шооо! Максим меняет позы, подталкивает мое послушное тело, наклоняет, переворачивает, и снова вгоняет в меня свой властный ствол.
Кажется, я в положении и мне предстоит визит к гинекологу. А врач то мужчина! Конечно, он ежедневно в такое количество женских дырок заглядывает, что сексуальный интерес просто исключен. Но все же — врач то молодой! Рассказывая про свои симптомы стесняюсь, смущаюсь. Хорошо, что с врачом в кабинете находится медсестра.
— Заходите за ширму и раздевайтесь. Нет, кофточку можете не снимать. И сережки тоже — что за плоский юмор, но мне стало как-то спокойнее.
Лежу в этом позорном кресле задрав ноги. Врач раздвигает пещерку нашего с Максиком кувыркания, осматривает, измеряет ширину таза.
— Да, вы беременны. Будете аборт делать?
— Что вы, конечно, нет!
— Тогда поздравляю. — Снабжает меня целой пачкой направлений на анализы и рецептов в аптеку.
Выхожу из гинекологии и мысленно анализирую свои чувства: "Так-то вот, мой мальчик, Витя Долгих, многократно выебанный своим мужем в разных позициях, наполненный спермой до горлышка, а теперь и беременный. Какие впечатления"? Отвечаю самому себе: "А ты знаешь, мне понравилось и быть девушкой, и когда стал женщиной. В постели с мужем просто восхитительно. Становиться под ним в разные позы интересно и приятно. Оказывается, девушки от интимной ласки и женщины от секса получают громадное удовольствие, которое мужскому полу и не снилось.
Сейчас даже рад, что забеременел, интересно, как этот процесс будет развиваться, скоро ли начнет тошнить? Больно рожать — что же, потерплю и потом буду кормить ребеночка, для того мне сиськи и даны…".
Неожиданно закружилась голова и я присел на скамейку.
ПРЕВРАЩЕНИЕ ВТОРОЕ
Очнулся уже в другом мире.
Я сижу на телеге в длинном обозе, который везет в Москву продукты к барскому столу. Машинально хватаюсь за грудь и нащупываю маленькие, с младенческий кулачек, тити. Я теперь крестьянская девочка тринадцати лет, которую родитель отправил в столицу зарабатывать деньги в счет положенного нашей семье оброка.
Рядом со мной сидит на телеге та самая ведьма, мамаша Наташки-школьницы. Смотрит на меня злющими глазами.
— Ишь, устроился, замуж по любви вышел, пузо наращиваешь. Срамота — парень родить ребеночка собрался! И в новом воплощении начал с удачи. Барыня вместе с родными детками воспитывала, грамоте обучила. Но уж я тут подсуетилась — померла барыня в год французского нашествия. И вернули тебя отцу, у которого и так семь голодных ртов по лавкам. Вот теперь поживи в людях, гни спину с утра до темна, угождай каждому. И ёбарей на крестьянскую девку в Москве много найдется. Счастливо плодить ублюдков. — плюнула и исчезла.
Скрипят телеги, едет девочка Наташа из деревни Гореловки в Москву, наниматься в работницы. Два года предстоит работать без оплаты — за хлеб и стол. Выучусь, стану кухаркой или швеей, и тогда заработанные деньги буду тятеньке посылать. Страшно мне: Москва город великий, народу тьма, боюсь заплутаться-потеряться.
Приютили меня не первое время наши, гореловские, их много в Москве на оброке собралось. Поступила я в кухмистерскую майорши Ивановой, на кухне помогаю, посуду мою и со столов прибираю. Майорша женщина добрая, хотя порой и отвешивает мне подзатыльник. Высекла меня только один раз, но не из своих рук, а в полицейскую часть с запиской послала.
Там пороли крепостных, которые перед своими господами провинились. Пошла я туда с запиской. Вижу в большой комнате стоит скамейка, на которой провинившихся секут солдаты инвалиды. Рядом стоят те, которым порка предстоит. Тут и лакеи, и комнатные девушки и мальчишки из трактиров, ну и я в очередь встала. Как очередь подходит, крепостной отдает записку солдату — сколько ему розг положено — и готовится. Мужики и мальчики штаны спускают, а которые женского пола, так они подол высоко задирают и на скамейку ложатся. А мне велели совсем сарафан снять, поскольку я еще не доросла до взрослой крестьянки. Только когда я заголилась один солдат и говорит:
— Непорядок получается, она уже не ребенок, ишь титьки то появились и задочек совсем круглится. До того я и не обращала внимания, какой у меня задочек, и тут мне так стыдно стало. Поскорее легла на скамейку и лицо в ладони спрятала. Так и лежала под розгами.
Пороли солдаты не так чтобы сильно, да и к розгам я привычная. Бывало, когда жила в доме у барыни, она и меня вместе со своими детишками порола. Оно и понятно, если барских детей секут, то как же крепостной девке задочек не отполировать. У нас кухарка на барской кухне была шибко грамотная, так она из Библии всегда приводила:
Да убоится раба господина своего
и да посечет ей задницу для блага ее же.
Так вот и барыня каждую субботу деточек порола и меня с ними, поскольку они со мной играли. Первой всегда меня под розги укладывали, нельзя благородных пороть, если раба еще розг не попробовала. В как высекут меня, таки барчуку черед настает. Кончат его сечь, наденет Павлуша штанишки и уходит. Только после того заголяли и секли девочек — нельзя благородный женский пол при мальчике заголять. Так что я к розгам привычная была и на майоршу обиды не держала.
Так рассуждает крепостная девочка Наташа, а мужская половина моей души возмущена сверх всякой меры. Меня мальчиком в детстве никогда не пороли. А вот теперь высекли. Вы никогда не подставляли свой зад под гибкий ивовый прут — незабываемое остается впечатление! И что из того, что пороли девчоночью попку, больно было мне, Вите. Какой удар по психике испытал взрослый парень, лежа голышом под розгами солдат, да еще и на виду у мужчин. Впрочем, для них вид голой девочки на скамейке под розгами не диво, крепостных порют постоянно.
Деревенская девочка впитывала новые впечатления: "жизнь московская куда как благороднее деревенской. Тут и качели на масленицу, и мужик с куклой Петрушкой зайдет, веселит народ. А в воскресенье после церкви полюбила я на Девичье поле ходить, смотреть на шутов балаганных".
Так вот и шла моя жизнь. На втором году я уже хорошо стряпать могла, кухарку даже заменяла. Пища в кухмистерской простая: щи суточные, бараний бок с кашей, да кулебяка. И народ к нам ходил простой, благородные господа редко заглядывали. Но был среди них один, про него говорили, что он полный статский генерал, действительный тайный советник.
Девочка Наташа долго этим рассказам не верила. Не походил он на генерала, даже статского. И сюртук на нем весь в пятнах, и туфли не начищены, говорит совсем по-простому, как разносчик какой-нибудь. Сам толстый, лицо обрюзглое в бакенбардах, усов не носит. А без усов какой может быть генерал. Императором Александром Павловичем указано, чтобы военные чины с усами были. И еще люди простые смеялись, что он любит на пожары смотреть. Как только где загорится, берет он извозчика и едет на пожар. Стоит, опершись на трость, и смотрит на работу пожарных, а когда огонь потухнет, он домой уезжает.
Звали его Крылышкин Иван Порфирьевич.
Я, Виктор Долгих ахнул, когда впервые услышал эту фамилию — басни этого поэта пережили время, я их в школе учил. Второй моей половине — девочке Наташе — эта фамилия, конечно, ничего не говорила. Сидит за столом живой классик русской литературы и хлебает щи. Вертится перед ним девочка Наташа, старается услужить, а потом еще и прислугу, лакеев расспрашивает о чудном барине. Лакеи знают о господах все и очень любят о них рассказывать. Тем повышается в их глазах собственная значимость.
Гораздо важнее было то, что сам Иван Порфирьевич обратил внимание на бойкую девчонку и… купил ее у прежних господ.
Как сейчас помню, в обед пришел к нам господин Крылышкин, а майорша мне и говорит: — Это твой новый барин, купил он тебя.
"Продали, как бурую корову" — горько усмехнулся Витя Долгих и пошел за барином в его квартиру на Ильинке. И началась новая жизнь. Живет барин одиноко, жены и деток не имеет, дальних родственников не признает. По воле Государя Александра Павловича числится он смотрителем в Императорской библиотеке, но на службу не ходит, и жалование ему чиновник домой приносит. Был он из мелкопоместных, но всей Москве известен и уважаем. Самые знатные за честь считают пригласить в гости обласканного царем сочинителя патриотических басен. Но он ходит только к тем, где кормят отменно — очень любит покушать мой барин. И не французскими чудесами его в гости заманивают, а русской кухней со стерляжьей ухой, ботвиньей, кулебяками и гречневой кашей.
Встаем мы поздно. Иван Порфирьевич чуть ли не до утра в гостях у знатных господ пребывает, а потом спит до полудня. Дома он ел редко, больше чай пил со всякими заедками. Потому я обедов и не готовила, только убирала в доме, стирала, обувь чистила и самовар ему ставила. Вот через этот самовар и завертелась моя история.
Ночью спала я на кухне на войлоке и по крестьянской привычке голой. В доме то тепло, дров барин не жалел. А если холодно, можно сарафаном сверху накрыться или даже шубейкой. В исподнем только господа спали, а у подлого люда ни исподнего, ни специальной ночной одежки и в заводе не было. А чего мне стыдиться: все девичьи места у меня только расти начали. И волосики между ляжек — редкие да светленькие — почти не заметны, так что у меня это место смотрится, как у маленькой девочки. И дела нет, что в соседней комнате барин находится, он мне совсем старым казался, хотя ему и сорока не было. Но в пятнадцать лет все, кому больше двадцати, стариками кажутся. Я не стыдилась и не стеснялась старого барина. Через это и пропало мое девичество.
Пришел как-то барин рано, еще только полночь пробили. В тот день его карпом жареным угощали, да невкусным он показался Ивану Порфирьевичу и мой барин домой отбыл. Дома чаю захотел, заходит в кухню, а я голяком на полу раскинулась, сплю. Сколько-то время глядел на меня барин и потом говорит:
— Наташка, поставь самовар.
Я, как спала, подхватилась, и начала самовар раздувать, он с вечера еще горячий был. Собираю на стол чашку, сахар, вазочку с вареньем. Хлопочу перед барином с голым задом и передом. А Барин сидит на стуле и смотрит на меня, отставив губу. Запыхтел самовар, а я думаю: "одеться надо, барину неприятно меня видеть голозадой". Еще раз скажу, тогда я стыда не почувствовала, просто неприлично рабе при господах голяком ходить. Потянулась, было, за сарафаном, а барин не позволил:
— Оставайся так.
Воля барская, прислуживаю ему голая, хотя и грешно это. Ох, как грешно! И так повелось, что вечерний чай я стала всегда подавать, в чем мать родила. А барину это нравилось… Дня не проходит, чтобы копеечку мне не подарил. А я денежки прячу, коплю, чтобы тятеньке в деревню отослать. Получается, срамотой своей у барина копейку зарабатываю. И не догадываюсь, что приглянулись Ивану Порфирьевичу мои девичьи телеса. Как это кухарка из Библии приводила:
И возжаждал он ее и захотел поиметь…
В то воскресенье я пошла в церковь, а барин на диване лежал и мечтал. Даже не одевался с утра в партикулярное, только халат на исподнее накинул. Так у него всегда бывало, когда новую басню сочинить готовился. Отстояла я обедню, пошла Москву поглядеть и заблудилась — не знаю, как домой вернуться. Только к вечеру подошла к квартальному надзирателю и попросила меня к барину отвести. А он было засмеялся:
— В Москве бар мильён, тебе которого?
— Я раба барина Крылышкина — отвечаю. — квартальный даже встрепенулся.
— Сочинитель? Тот, что басни пишет и от Государя пенсион получает?
Сразу кликнул будочника из отставных солдат и приказал меня по месту доставить. И доставил в короткое время.
А барин гневается. Ушла девка в церковь и обратно ее нет, самовар поставить некому, некого в трактир за суточными щами послать. Завел меня будочник в квартиру, откозырял Ивану Порфирьевичу, как на царском параде:
— Извольте получить, ваше сиятельство, свою рабу заблудшую. — Принял рубль благодарности, поклонился и ушел.
А на меня барин осердился.
— Где же ты бродишь "колобкова корова"? Самовар у тебя не поставлен, свечи не зажжены, вот я тебя посеку, раба нерадивая!
"Ах, грехи мои, — думаю — наверное, завтра в участок пошлет с запиской, чтобы солдаты инвалиды меня высекли розгами. Но не стал ждать утра барин, взялся за мухобойку и сказать изволил:
— А ну, ложись животом на стул.
Он меня на стул послал, потому что скамейки для порки подлых рабов у нас в квартире не было. Легла, жду своим задом наказания из собственных рук барина. А мухобойка у нас знатная — подметка от туфля из тонкой кожи на деревянной ручке. Влепит барин такой по моей заднице — мало не покажется. Чувствую, задирает барин подол моего сарафана — сейчас начнет. Я уже кричать и прощения просить приготовилась, но не начинает он бить, гладит холеной барской ручкой половинки моего зада. А потом между ляжками забрался и девичью тайность стал пальцами трогать. Я лежу покорно — воля барская, высечь меня или щупать.
Вдруг подхватил меня барин поперек живота, поднял и отнес на свою барскую постель. Охнуть не успела, как он снял с меня сарафан и опять я перед ним голяком — только не за самоваром, а на перине лежу. Только тут я догадалась, что сейчас меня барин "испортит", лишит девичества. В усадьбах баре частенько деревенских девок портили. А что можно поделать: плачет, жмется девушка краса длинная коса, когда ее голую в барскую опочивальню приведут, но покоряется воле господской. Иных после первого баловства при себе господа держали, а которых отсылали обратно в деревню. Тех несчастных потом никто замуж не брал. Так и оставались бобылками.
— Барин, миленький, — молю его — пожалей меня бедную, кто же меня порченную замуж возьмет!
А ко мне, и правда, лакей из соседних номеров приглядывался, гулять на Девичье поле водил, орехами угощал. Мечтала глупая девочка, что поклонится он моему барину и тот разрешит нам жениться. Как же, разрешит — барин сам пожелал мной воспользоваться.
Навалился на меня барин Иван Андреевич, чуть не задавил, ляжки мне раздвигает, а я плачу, умоляю его:
— Пожалуйста, пожалейте меня, — воткнулся он в мое девичество, а я кричала от боли.
Ебет барин пятнадцатилетнюю девочку Наташу, как простой мужик какую-нибудь скотницу. А я, Витя Долгих, корчусь под ним от боли в порванной целке, наблюдаю, как этот боров насилует меня в теле девочки…
Три раза в ту ночь трахал меня барин, а потом отослал спать на кухню. Плакала я. Утром проснулся барин рано, затребовал самовар. Я, как обычно, его голая принесла, но не смотрю на него, отворачиваюсь, так мне стыдно. Иван Порфирьевич поставил меня между колен, щупает мои сиськи и утешает:
— Ты не плачь, Наташка, я тебе пряник подарю.
Пряники московские сладкие, но что мне теперь с собой, испорченной барином, делать? А он моей кручины не замечает, одной рукой сиську, другой мой зад щупает. И вдруг стало мне так приятно, обняла его руками за шею и поцеловала. Крякнул барин от удовольствия и опять отнес меня на постель. Только не положил, а поставил на четвереньки, кверху задницей. Воткнул в меня своего барского "старосту", руками за сиськи ухватился и толкает в меня, толкает. Я, хотя еще совсем девочка, но понимаю, от чего дети бывают. Замечаю, что он не бережется, все в меня выливает. Прошу его:
— Барин, не спускайте в меня, как простой мужик деревенский. Будет ребенок, куда я с ним. — Не ответил мне ничего мой барин Иван Порфирьевич Крылышкин, классик русской словесности.
Насытился мной, отдыхает, а меня сверху на себя положил и задницу мою гладит своей барской ручкой. Потом взял в рот сосок, покусывает его и сосет, как дитятко малое. Ах, грех какой! Снова его прошу:
— Барин, грешно вам у девки крепостной титьку сосать. Отпустите меня в монастырь уйти.
Не слушает барин, перевернул меня на спину и снова воткнул в меня. Лежу под ним с разведенными ляжками, а он толкает в меня "старосту" своего и за соски щиплет. И вдруг начала я под барином задницей играть, то навстречу ему подаюсь, то под себя ее подбираю. Очень это моему господину понравилось.
И стала с того дня девка деревенская полюбовницей своего барина. Часто меня в свою постель брал, а однажды пришел среди ночи ко мне на кухню и прямо на подстилке войлочной мне ноги раздвинул. И доигрались, стал у меня живот расти, выблядка в себе ношу. Ну, думаю, пропала я. Но добрым оказался мой барин, родить отправил к хорошей повитухе. Через месяц доченьку отдали кормилице, а я опять к Ивану Порфирьевичу вернулась, снова у него служила, под ним ляжки раздвигала и задом играла.
Еще двух деток от него родила. Как сосать у кормилицы молоко перестали, забрала их к себе. Росли они в квартире барина Крылышкина, при мне на кухне. Из господ никто не догадывался, что это его детки. Но любил их барин, говорил часто:
— Ванюшу надо обязательно в гимназию определить, по окончании чин коллежского регистратора получит. А если университет закончит, будет титулярным советником — это уже личное дворянство.
Ванюша уже в гимназию поступил, когда умер мой барин. Родня на наследство налетела, мне кричат:
— Убирайся из квартиры поблядушка.
Оказалось, что получать им нечего. Квартира была не его, а казенная. Свое немалое собрание книг он Императорской библиотеке завещал. Мне с детками вольную дал, домик заранее купил и пенсион назначил. Остальные деньги в банке лежат для наших деточек. Дочери свою долю получат к свадьбе, а сынок Ванечка по достижении двадцати лет. Так вот собственной пиздой заработала я капитал своим деткам. Зачала их, не сказать, чтобы в любви — насильно взял меня барин, — но что было, то было. Так и живу, не девица, не честная вдова.
Стали ко мне свататься разные женихи. И решила выйти замуж на будочника из нашего околотка, поскольку бабе без мужа никак нельзя. Некому поторговаться с мужиками, которые дрова привезли, с водовозом или с дворником. Некому и Ванюшу посечь розгами, если забалует. Муж хороший попался, меня только один раз ремнем выпорол, когда узнал, что не можно ему деньги, завещанные Крылышкиным, из банка забрать и в оборот пустить. А так живу не хуже других баб в нашем околотке. Будочник меня и деток приблудных в строгости содержит. Я ему еще двух деток родила.
В день, когда Ванюша гимназию закончил, пошла я в церковь, помолиться за упокой души доброго барина Крылышкина. И вдруг возникла на дороге передо мной ведьма, та самая мамаша школьницы Наташи, что Витю Долгих в девушку превратила.
— Ишь, — говорит ведьма — как ловко устроилась, Наташа. Доброго барина своими телесами прельстила, деток народила целую кучу. За мужем-будочником живешь, как за каменной стеной. Подумаешь страдалица какая, разочек отходил ее муж ремнем. Послужи теперь и задом, и передом степным кочевникам.
От страха я бросилась бежать и юркнула в первые попавшиеся ворота.
ПРЕВРАЩЕНИЕ ТРЕТЬЕ
… и распахнулась передо мной бескрайняя степь. Еще не поняв ничего, схватил себя за грудь. Сиськи на месте, значит я все еще женщина. Но ни в первой, ни во второй девичьей жизни я не была такой полненькой. Легкое тело играет молодостью, мне, дочери сибирского казака не сорок, а шестнадцать лет. Где-то позади казачья станица Пресновская, а мы с подружками идем в степь за душистой ягодой земляникой. Надо быть осторожной в степи на границе казачьей Горькой линии, рядом с землями неспокойных кочевников киргиз-кайсаков.
Когда моя бабушка была еще девочкой, часто рубились казаки со степными соседями, обороняли от набегов русскую границу. Те и другие воровали людей, возвращая за выкуп, а девок и баб себе оставляли. Многие в нашей станице черноволосы и имеют широкие скулы. Эти черты достались потомкам от бабки или прабабки, приведенной из степи киргизки, родившей мужу казаку детей.
Сейчас только киргизы иногда воруют девок. Если быстро соберутся казаки и отобьют ее, для девки все кончится испугом. А если киргиз успеет девку "испортить", лишить ее девичества, то не примут ее обратно родители — кому она такая нужна. Поэтому стоило бы нам позвать с собой парней с ружьями. Но понадеялись незнамо на что. И напрасно. Выскочили из-за кургана всадники, девки с визгом кинулись бежать в буерак. Там, в зарослях тальника, нет хода всаднику, а кривоногий всадник киргиз пешком бегать не мастак. Только я, неразумная, побежала в открытую степь. Догнал меня всадник и начал бегущую девку пороть по спине плетью.
С третьего удара я от боли упала и залилась слезами. Киргиз схватил меня за косу, поднял. И вот я бегу рядом с его конем, а всадник иногда меня плетью подбадривает. Когда сил у меня не стало, подхватил он меня на седло. Отъехав достаточно далеко, слез киргиз с коня и меня спустил на землю.
Еще раз вытянул плеткой по спине для убедительности и… поставил девушку на четвереньки. Платье на спину завернул и щупает мой голый зад. А я от страха стою покорно и даже кричать не могу. Киргиз, не стесняясь, спустил штаны, погладил торчащий член и пристроился сзади. Чувствую, водит членом по ложбинке между половинками зада. Стыд какой! Ни один парень из казаков мне члена не показывал, не говоря уже о том, чтобы подол на заду поднять. Я сжимаю плотнее ляжки и думаю: "Ну, Наташка, кончилось твое девичество, сейчас он тебя испортит".
Однако, киргиз желал и похоть свою потешить, и цену украденной девке не снизить. Развел в стороны мои половинки, как будто булку хлеба разломил, два пальца в задницу мне засунул и растягивает пошире. Тут я закричала от стыда и боли. Это надо же, православную девушку, казачью дочь грязный киргиз собирается в задницу выебать!
А насильник мой уже член твердый приставил, сильно надавил в заднюю дырочку и воткнулся в нее! А чтобы я не упала, киргиз просунул руку мне под живот и забрал в горсть волосы на лобке. И толкает, толкает, всаживает член, прижимаясь к мякоти моих ягодиц.
Стою под ним на четвереньках, кричу от боли, но вырваться и не пытаюсь. Первый раз во всей моей жизни (и в мужском, и в женском обличии) меня ебут в попку — БОЛЬНО, но щекотно там и, даже в чем-то приятно. Ели удержался Витя Долгих, чтобы не начать ему подмахивать, навстречу его члену подаваться.
Лежит на земле без сил, выебаная в зад, опозоренная казачья девушка и ревет в полный голос. Киргиз, как ни в чем не бывало, одернул мое платье и снова подхватил на седло. Лежу поперек его колен, голова и ноги свесились, а он меня по заднице похлопывает и песню какую-то горланит на всю степь. Так и привез меня на летнее стойбище.
Стою посреди конных киргизов, их баб и набежавших детей. Лицо зареванное, платье измято и коса растрепалась. Киргизы по-своему кричат, спорят о чем-то. Потом один молодой слез с коня, подошел и начал меня щупать, как лошадь на ярмарке. Я заливаюсь слезами, а он в рот мне заглядывает, сиськи руками мнет, по заднице хлопает. Опять спорить начал и по рукам ударил с тем всадником, что меня привез. Тут и поняла я, что меня продали молодому киргизу.
Посмотрела на него внимательно: красивый парень, широкий в плечах и совсем не узкоглазый, как другие киргизы. Что-то он со мной сделает? А в душе понимаю, что пришло время попрощаться со своей девичьей честью. У нас, сибирских казаков, девичья нетронутая честь превыше всего была. Порченую девку никто замуж не возьмет. А если в первую брачную ночь окажется, что невеста себя не соблюла, то быть беде великой.
Замечаю среди толпы киргизок толстую женщину с добродушным типично русским лицом. Она подходит, берет меня за руку.
— Пойдем, Наташа.
— Господи, да откуда вы мое имя знаете, — удивилась я.
— Здесь всех украденных женщин зовут Наташками. И ты Наташка, и я Наташка, хотя меня крестили Матреной. Очень давно мой нынешний муж Сабыр с другими киргизами напал на работавших в степи казаков. Казаков наших побили, а меня он похитил и сделал своей второй женой. Много детей ему родила. Мой младший сын Темир и купил тебя у батыра. Десять молодых кобылы отдал за тебя в уплату.
От меня он наполовину русский, умеет говорить по-нашему, знает русские обычаи, но остается киргизом. Они говорят: "Женщина знает только один способ осчастливить мужчину и сто способов сделать его несчастными". От души желаю тебе осчастливить моего сына и никогда, ни одним из ста способов не сделать его несчастным. Постарайся угодить ему, покажи красоту своего голого тела, будь ласковой и станешь его любимой женой. Всегда помни: он твой муж и господин, по закону киргиз-кайсаков имеет над тобой полную власть.
— Но я еще девушка — возмутилась я.
— Сегодня перестанешь быть девушкой. У киргизов есть поговорка: "Бог создал девушку, а мужчина сделал ее женщиной". Наберись терпения, думаю, он до самого утра будет пировать над твоим телом. Вот его летовка, заходи, раздевайся. Ему понравится, что ты голой ждешь своего господина и мужа.
Летовки киргиз-кайсаков представляли собой обычные в степи дома: стены между столбами заплетены тальником и обмазаны глиной, крыша застелена тем же тальником и покрыта пластами земли, легкая дверь, проемы окон от жары и мух завешены чистыми тряпками, пол внутри вымазан глиной. Никакой мебели, едят и спят на полу. Мужчины проводят день в седле около табунов. Женщины готовят еду на сложенных во дворе печках, во дворе же шьют, нянчат детей, пекут лепешки, готовят кумыс из кобыльего молока.
Что мне делать? Главное для любой женщины — свитое ей семейное гнездо, которое она холит и оберегает. А начинается это гнездо между ног женщины. Этим местом она его создает. Ради семейного гнезда покоряется девушка мужчине, отдает ему ласку своего тела. Вот и мне выбирать не приходится, нужно вить свое гнездо с мужем киргизом. Покоряться ему, родить детей и растить их под защитой своего киргиза. Умная девушка покорится, глупая без семейного гнезда, без деток останется.
Заголилась и жду… Господи, в третий раз девушке Наташе предстоит лишиться целки, стать женщиной, женой четвертого мужа. Да, жестоко наказала колдунья, сменив пол Виктору Долгих и превратив его девушку.
Вошедший Темир имел почти русские черты лица и был красив, как все полукровки, соединяющие в себе свойства русской матери и кочевника мужчины. От отца ему достались черные волосы и глаза, да широкие скулы. Посмотрел в угол, где дрожит от стыда голая девка.
— Встань и подойди.
Встала и покорно подошла, прикрывая одной рукой сиськи, второй срамной хохолок от которого начинаются ляжки. Мужская половина моего сознания криво ухмыляется: "стою в позе Винеры на картинах эпохи Возрождения". Моему естеству девушки, дочери сибирского казака нестерпимо стыдно стоять голой перед киргизом. В голове всплывает слово из прежней жизни: "это унизительно"!
Красивый Темир приподнял ладонью мою сиську, будто на весах взвесил, и крепко сжал.
— Толстая Наташка, сисястая, лежать на тебе мягко и зимой спать с такой тепло.
В нашей станице, желая похвалить девушку, парни говорили, что она задастая и сисястая. Таково у сибирских казаков было представление о девичьей красоте. И тут Темир ничего нового не прибавил. Вторая рука Темира стиснула половинку моего зада — в уме казачьей дочери Наташки всплывают слова из прошлой жизни: это ягодичка, две ягодички образуют попку, попу, попочку, которую парням приятно щупать. Вот и щупает меня Темир за это самое место.
Оставил Темир в покое мой зад, просунул руку между девичьих ляжек и забрал в горсть все самое стыдное. Пальцами складочки заветные перебирает. И вдруг стало у меня жарко и щекотно ТАМ. Не заметила, как сама ноги расставила, ляжки широко развела. Краснею от стыда до самой задницы, а не могу сжать ляжки — так приятно от его руки. И сиськи мои налились, стали такими тяжелыми, соски на них отвердели, вперед вытаращились. Не видит моя матушка казачка, как доченька любимая стоит голая, раскоряченная и грязный киргиз ее за все стыдные места хватает безжалостно!
Темир вынул руку оттуда и провел пальцем мне по губам.
— Мокрой стала, Наташка, хороша будет под мужем.
И правда, палец мокрый и пахнет чем-то, но не обоссалась же я. В том возрасте казачья девушка еще не знала, что при возбуждении пизда становится мокрой. А Темир опять взял меня за задницу, развернул и подталкивает в угол, где лежат ковровые подушки и свернутое атласное одеяло.
— Расстилай одеяло, Наташка, и ложись, буду тебя по-русски ебать, твою целку ломать.
В недолгие дни он меня по-разному перепробовал. Узнала я, что по-русски это когда женщина на спине лежит. По-своему киргизы любили, чтобы она на четвереньки встала. А по обычаю соседей куманов женщина должна стоять нагнувшись, уперев руки в колени. Так они стоячкой своих жен трахали, так и детей делали. Всяко меня муж потом ставил, было и по-арабски, и по-индийски.
Откуда они набрались такого поганого знания? Жил с ними родственник ходжа, в Мекку ходил и потому носил зеленую чалму. Книги на всех языках читал: арабские, еврейские, индийские. Но большой хулиган был, их водку бозу пил не хуже наших казаков. А больше всего на свете любил читать ученые книги о том, как мужчина и женщина в порыве страсти соединяются. Молодым парням киргизам их вслух читал, да не только читал, но и показывал. Жила в их роду еще одна Наташка, девка тощая, злобная. В жены ее никто не взял, за работницу была, из коровьего навоза кизяки лепила. Так вот ее приведут, заголят и ставят по-всякому, как ходжа в книге прочитал. Обсуждают между собой, удобно или нет так получается. А для проверки, кто-то из парней спустит штаны и выебет ее. После этого она опять брюхатая ходит, очередное безотцовское дитя родит. А то и совсем поганое сотворят. Рассказал ходжа, что можно мальчиков вместо женщины использовать. Все это я потом узнала.
А сейчас я голая расстилаю широкое одеяло, ложусь на спину, руки за голову закинула, не прикрываю срамницу. Думаю про себя: "лежишь, готовая для употребления, в той позе, в какой тебя когда-то Максим нарисовал. Сколько ты ломалась-упиралась, пока ляжки раскинула и ему, своему любимому, дала. А под этого киргиза сразу улеглась, и не брыкаешься. Потому, сила его".
А Темир рубаху снял (какое у него красивое мускулистое тело!) и штаны спустил, бесстыдник! Ой-ой-ой! Это не просто мужской орган, не член, а целый хуище, такой длинный! Хорошо, что не очень толстый. Раздвинул он мои ляжки, придавил своим телом, и попрощалась Наташа со своей девичьей невинностью. Как он воткнул, как насадил меня на этот стержень! Думала, что проткнет насквозь и конец из горла вылезет. От этого страха, от того, что сдавил Темир мои сиськи, я даже боли почти не почувствовала, когда он мою целку прорвал. Кричала под ним громко и жалобно, но не столько от боли, как от страха, от жалости к самой себе.
Движется во мне его дрын, толкает киргиз лобком в мой лобок, От толчков этих ерзает голова по подушке. Сильные руки до боли сжимают мои сиськи, сдавливают соски. И перехватило у меня дыхание. Я, Виктор Долгих, наблюдаю, как начал я задом под ним играть. То подбираю попку под себя, животом вверх выгибаюсь, то подаюсь тазом вперед, навстречу члену Темира, который этого Виктора Долгих в женском теле использует, трахает, ебет, ебет, ебет…
Зарычал Темир, напрягся, и поняла я, что изливает он в меня свое семя. Лежу я смятая, обессиленная, широко разведя колени согнутых ног. Лежу в той же позе, что под ним со своей целкой распростилась. Темир повалился на бок лицом ко мне и рукой трогает там, где в меня втыкал. Показал мне руку, испачканную девичьей кровью.
— Молодец Наташка, хорошо подо мной задом вертела, колени задирала. Молодец, что подарила мне свою целку. Завтра, когда поеду табун пасти, сложу песню о твоей девичьей крови, о том, как ты предо мной голая стояла, как под меня легла. Буду эту песню весь день петь. А вечером ты опять голой встретишь меня в летовке. Снова у нас будет скачка, будем твой живот детями наполнять.
"Значит, понравилась я ему. Значит можно под его защитой свить семейное гнездо и растить любимых мужем детишек". — Обрадовалась я.
Повернулась на бок, лицом к нему, и неожиданно для себя и к удивлению Темира заревела в полный голос.
— Значит, ты доволен, я тебе понравилась… Я так боялась не угодить… Ты не смотри, что я плачу, женщины часто плачут от радости.
Гладит меня Темир по ляжке, а я, будто нечаянно, ладошкой его член накрыла и прошу.
— Почему ты меня не поцеловал ни разу, поцелуй, пожалуйста.
А они, киргиз-кайсаки женщин не целовали, не было у них такого обычая. Завозился Темир, соображает, куда поцеловать. И поцеловал в сосок, не столько губами поцеловал, как зубами легонько прикусил. От такого поцелуя у меня как стрела ударила между ляжек в заветные складочки, в самую дырку Темиром проткнутую. Как бы дальнейшая судьба ни сложилась, в кого бы ни превращала меня ведьма, я этот поцелуй в сосок до смерти помнить буду!
От полноты чувств навалилась я на Темира, грудью к нему прижалась и поцеловала в губы. А он опять на меня залег и снова воткнул в мою бабью глубину. Вот теперь я почувствовала боль в том месте, где он порвал, но стерпела, не показала ему. Согнула ноги, высоко подняла колени (чтобы моему мужу удобно было) и положила пятки ему на спину. Наслаждайся мной, мой киргизский муж, мой Темирчик. И с этого раза мне стало так приятно под ним, что и сказать не могу. Шепчу ему ласковые слова, обнимаю за плечи, а он меня от души ебет!
— Темирчик мой хороший, любимый, буду завтра ждать тебя голой, хочу детишек твоих родить!
Утром проснулась одна — Темир до рассвета ускакал в табун. Пришла матушка Матрена — я ее всю жизнь не Наташкой, а крещеным именем звала.
— Ну, как ночь прошла?
Застыдилась я, покраснела.
— Хорошо все было, Темир велел опять его голенькой ждать.
Матушка Матрена широко крестится.
— Ну, слава Богу, ты ему понравилась, угодила и он будет тебя любить. А мы с тобой будем подружками.
И подарила мне русский самовар. Киргизки нарядили меня по правилам их женщины. На мне широкие шаровары, мягкие туфли с загнутыми носками, грудь обтягивает белая кофта (ишь, как сиськи торчат!), а поверх ее бархатная безрукавка. Голова повязана вышитым платком.
Готовлю для Темира сытный не то обед, не то ужин. Самовар кипит, моего мужа дожидается. Вот и он едет на закате и поет на всю степь. И, что удивительно, поет по-русски.
Ночью девушка у него была, кумыс и чай для него приготовлены. Темир сидит на кошме в тени летовки, я подаю ему очередную пиалу чая и гляжу влюбленными глазами. Как он хорош, мужчина сделавший прошлую ночь меня бабой. Внутри все сжимается в ожидании новой ночи и его ласки. Муж допил чай, перевернул пиалу и кивнул мне:
— Жди в летовке.
Быстро нырнула в дверь, разделась и жду своего мужа. Пришедший Темир гладит мои волосики между ляжек и говорит с каким-то наивным удивлением:
— Светленькие… Мягонькие.
И опять играет моими сиськами, нежно гладит попку, наклонился и покусывает сосок. От этой ласки теплеет в животе и ноги подо мной начинают дрожать. Темир заметил мое изнеможение и говорит:
— Становись по-нашему, по-киргизски.
Видя, что я не понимаю, ставит меня на колени, а потом опускает на четвереньки.
— Вот так надо стоять.
Пристраивается сзади, гладит по самому мягкому месту, похлопывает, как кобылу. Меня охватывает страх: неужели в жопку воткнет?! Нет, нормально воткнул. Держит меня в самом широком месте, натягивает на себя и отталкивает. Потом руками сжимает мои сиськи, мнет их, будто бы молоко доит.
От его толчков, у меня перехватило дыхание, нахлынула сладкая истома, я почувствовала, как меня подхватила и несет горячая волна! И, неожиданно для самой, начала я изо всей силы охать и орать. От собственных воплей я впала в исступление и унеслась неведомо куда… Это был оргазм из оргазмов, такой я испытывал (или испытывала?) только с Максимом. До этого только он дал моему женскому телу такую радость.
Под конец я не устояла на четвереньках, повалилась на живот. Длинный член Темира позволил ему продолжать и в таком положении, прижимаясь животом к моему упругому заду. И в таком необычном положении мне было не менее приятно. Я, Виктор Долгих, то сжимал свою женскую попку до каменной твердости, то распускал ее, превращая в мягкую подушку для своего мужа. Потом, чтобы ему удобнее было, я руками взялась за половинки попы и развела их как можно шире. Это было приятно и… интересно. Да, женщина в сексе испытывает недоступное мужчинам наслаждение.
Мы лежим, отдыхаем после бурного секса. Темир лениво гладит меня по животу, играет волосиками лобка.
— Больше не встречай меня голой, я сам буду тебя раздевать, — говорит он, — так приятно раздевать женщину своей мечты. У меня есть ты и больше мне мечтать не о чем.
Я становлюсь на четвереньки и целую своего мужа в живот, зад мой высоко поднят и Темир начинает его гладить. Мои поцелуи перемещаются на его бедро. Потом я прижалась к этому месту щекой, наслаждаюсь руками, которые гуляют по моей попке. Перед моим лицом вяло свернулся опавший член, только что бывший богатырским хуем. Забавляясь, сильно дую на него.
Темир берет рукой член и проводит им по моему носу. Робкая ласка, мы оба еще не поняли: можно так или нельзя, греховно. Я, не отрывая щеки от его бедра, перемещаю голову ближе. Теперь он проводит головкой члена по моим губам. Я приоткрыла рот, сделала губы колечком и поцеловала головку члена. Легонько, только коснулась губами. Темир оставляет в покое мой зад, пододвигает мою голову ближе. Теперь вся головка члена с обрезанной (по мусульманскому обычаю) крайней плотью у меня во рту. Глажу его языком.
Так мы играем почти каждую ночь. И откуда берутся силы у моего мужа! К вечеру я накрываю для него низкий столик не во дворе, а в летовке, заношу самовар. Когда приходит Темир, пропахший ветром и степью, я по русскому обычаю целую его в губы, а рука мужа уже нащупывает завязку моих шаровар. Одно движение руки и мои шаровары падают на пол. Темир, не спеша, снимает с меня безрукавку и рубашку. И начинает играть моим телом, которое под его руками тает от наслаждения. Потом садится за ужин, а я голенькая подаю ему баранину, наливаю чай. Женщине очень приятно показывать мужу соблазн своего голого тела. Мужчины не в силах понять, как нравится женщине заголяться перед своим любимым. Если она не испытывает при этом наслаждения, значит ее любовь недостаточно сильна.
Насытился Темир и я начинаю спешно раздевать моего киргиза. Стоим голые и его член-богатырь упирается мне в живот. Обхватываю его рукой и вопросительно гляжу на мужа: "можно"? Если он позволяет, опускаюсь на колени теплой водой обмываю член и мошонку, беру головку в ротик. Темир хватает меня за уши и насаживает мою голову — качает взад вперед. Мы одни и никто не видит, что мы проделываем. Но никогда он не спускает в ротик. Его семя мы бережем для моего живота. Главное происходит на постели, в киргизской позе из которой я научилась быстро ложиться на живот и подставлять мужу свой зад в качестве мягкой подушки. Руками растягиваю ягодицы в стороны и вверх, тогда длинный член Темира достает до моей бабьей глубины. Господи, хорошо-то как!
Правильно говорят, что женщиной не рождаются, ею становятся. Я постиг круг женских забот и обязанностей, о которых девушкой не имел представления. Наташа, жена степного скотовода должна ублажать мужа своим телом. Что из того, что он почти никогда не моется и от него разит потом — он мой кормилец, защитник и отец будущего ребенка.
Женщине для любви достаточно одного мужчины — чтобы: раз и навсегда! Мужчина хочет иметь много женщин. Он желал бы целые вереницы выставленных попок, бесконечного ряда голых женщин, лежащих с широко раздвинутыми ножками, и каждую из них иметь на короткое время.
Чтобы Темир не привел в дом вторую жену, я всегда должна быть желанна и каждый раз по-новому. Я ложусь под него по-русски, стою под ним по-киргизски, по-кумански, по-индийски, сажусь по-арабски на торчащий член Темира, который скрестив ноги сидит на полу. Я целую головку его члена-богатыря, беру его в ротик и глажу язычком. Все это доставляет удовольствие и ему, и мне.
Результат достигается идеальный: муж теперь хочет иметь только одну женщину — меня — и притом навсегда; я, его жена, хочу иметь одного мужчину — его, моего Темирчика — раз и навсегда! Что получается? Идеальная по надежности семья.
Но это только одна сторона семейного быта. Кроме того, я готовлю еду, чиню старую одежду и шью новую (на руках, без швейной машинки). А приготовление запасов сухого сыра из коровьего молока, заготовка топленого масла и копченого мяса. Но главное, женщина хранитель погоды в доме. Семья — это накопитель положительной энергии. Хорошая семья, даже при полярных различиях интересов и взглядов на жизнь, дает энергию, поддерживающую ее членов в любых невзгодах. В плохой семье, рано или поздно, эта энергия истощается и происходит бытовая катастрофа.
Двух месяцев не прошло, а я почувствовала, что не праздная — брюхатая, как говорят русские. Это которого же ребенка будет рожать паренек Виктор Долгих? Троих я родил барину Крылышкину Ивану Порфирьевичу, двух будочнику Зубатову. Еще я был беременным от любимого мужа Максима. Но этого ребенка не успел родить и он не в счет. Значит, тот, что сейчас у меня в животе будет шестым. Накапливается у меня опыт, как должна вести себя беременная женщина, как готовиться к родам и, главное, как рожать в отсутствии врачей акушеров и передовой медицины. Ничего, родил пятерых, рожу и шестого.
Поделилась новость с матушкой Матреной, а вечером рассказала мужу, который был необычайно рад и горд тем простым фактом, что он меня обрюхатил. Смешной народ мужчины.
Ласки его стали особенно нежными. От грубой жадности киргиза не осталось и следа. Ласкает меня почти так, как ласкал мой первый муж Максим в далеком-далеком моем родном времени. При каждом удобно случае Темир спускает с меня шаровары, я стою перед ним с голым задом и передом. Темир придерживает меня за попку и нежно гладит живот. Закрыл глаза и, наверное, мечтает, как будет в первый раз сажать на коня нашего сына.
Меня еще можно ебать на полную катушку, но Темир, опасаясь повредить ребенку, больше не ложится на меня. Я подставляюсь ему по-индийски. Это целая наука. Сначала я встаю по-кумански, нагнувшись, уперев руки в колени. Темирчик руками берет меня в самом широком месте, откуда начинаются ноги, сильно наклоняет вперед. Разгибаюсь, теперь мое тело параллельно земле, сцепленные пальцами кисти заложены за голову, локти широко разведены в стороны. Я упаду, если Темир отпустит меня, но он не отпустит. Его джигит, его степной батыр, член, хуище проникает в меня. Не глубоко, его головка щекочет вход в женскую глубину. Дальше нельзя, там, в глубине живота, наша деточка!
В конце октября киргиз-кайсаки откочевывают на зимние пастбища, бабы с детишками поселяются в зимовьях. Они похожи на летовки, но плетеные стены двойные, промежуток между ними набит землей. Теперь над головой не стропила крыши, а потолок, Хорошо сбитые двери ведут в утепленные сени. В доме несколько комнат и печь, которую топят сухим навозом (кизяком). Целое лето рабы из похищенных русских, куманов и других инородцев лепили из коровьего навоза кирпичи, сушили их на солнце. Около нашего зимовья целый штабель кизяка, которым я и топлю печь.
Меня больше нельзя никак — живот начинает округляться. Как-то мой киргиз перенесет длительное воздержание?
В степи дует пронзительный ветер иТемир возвращается из табуна промерзший насквозь. Ест, пьет горячую шурпу и чай, заваливается спать. Я заголяюсь, лезу к нему под одеяло и ложусь на Темира сверху — грею мужа своим телом. Помню, перед тем, как лишил меня девичьей невинности, он сказал: "лежать на тебе будет мягко и зимой спать с такой тепло". Мне на нем не особенно мягко, но я отдаю свое тепло, грею промерзшего в степи мужа.
Во сне Темир кладет руки на мой зад. Мужская душа Виктора Долгих с иронией наблюдает, как он запустил пальцы в ложбинку между ягодиц Наташи и прикоснулся к сжатой дырочке ануса. Спит богатырским сном киргиз, не отпуская попки своей жены.
Утром до света дою коров, кормлю мужа, укладываю в его котомку запас сухого сыра и вяленного мяса. Темир уезжает — иногда до вечера, иногда на два-три дня. Тяжела зимняя работа кочевника.
Табуны пасут по очереди. Бывает, что Темир проводит дома целую неделю и в нем пробуждается мужское желание. Он становится мрачен, раздражителен и уходит спать в другую комнату. Член у него торчит постоянно — мужик то молодой!
Мне его жалко и я предлагаю:
— Темирчик, дай я тебе ротиком, отсосу…
На лице у него ничего не отражается, но чувствую, что Темир смущен, колеблется.
Быстро спускаю с него штаны, беру чашку с теплой водой и обмываю его мужские причиндалы. Промокнула полотенцем и, чтобы поддразнить мужа, говорю:
— Он у тебя самый красивый.
Слова Темира полны снисходительного мужского превосходства:
— А ты другие видала? — несуразные слова женщины мужчина привычно отнес на счет недостатка ума у нее — так ему легче ощущать свое превосходство.
Знал бы ты, муженек, сколько я, Витя Долгих, повидала членов, кроме твоего, разумеется: три в передке и еще один в заднице. Но об этом я молчу… никому не рассказывала, что похититель сломал невинность моей попки до того, как доставил в стан киргиз-кайсаков.
Лизнула головку члена языком и взяла в рот. Темир хватает меня за уши и притягивает к себе голову, член упирается мне в глотку. Я кашляю и выпускаю члени изо рта.
— Темирчик, не так глубоко.
Сосу, облизываю головку и чувствую, как в ней пульсирует кровь. Темир вцепился мне в волосы и тяжело дышит. Член начинает толчками выбрасывать семя в мой ротик. Глотаю, но по подбородку течет. Наконец, облизываю головку, Темир облегченно вздыхает и, подняв меня с пола шепчет:
— Спасибо!
Весенний выезд на летние пастбища для меня труден. При моем огромном пузе Темир с трудом водрузил меня на самую спокойную кобылку. Доехали, обживаем летовку, Темир старается как можно реже отлучаться. И вот в первых числах июня наступает мой час. Женское тело Вити Долгих вознамерилось рожать киргизенка. Я вою от боли первых родов (те не в счет, тогда я был в другом женском теле), вокруг меня хлопочут старухи. Еще бы, парень Виктор Долгих в очередной раз рожает. Но для всех окружающих это рожает своего первенца русская Наташка, баба лихого киргиза Темира.
Боль рвет все тело, я места себе не нахожу: то встаю и брожу по летовке, то опять валюсь на кошму. Мой вход, до этого знакомый только с членом Темира, постепенно расширяется. Наконец, старухи говорят, что показалась головка ребенка. И вот он рыбкой выскользнул из меня. Мальчик…
И в прошлом, и в этом женском воплощении я не устаю удивляться, какое наслаждение испытывает женщина, поднося сосок груди к ротику рожденного ей младенца. Все мои интересы сосредоточены на нем. Говорят, что кормящая женщина подобна солдату новобранцу, ей постоянно хочется есть и спать. Это так.
Матушка Матрена и старухи постоянно лезут с советами. И никто из них не догадывается, что Витя Долгих опытная мамаша, все это у него уже было в прошлой жизни: умеет и кормить, и пеленать свое чадушко.
Прошло два месяца и снова я лежу под своим мужем, а он насаживает меня на свой инструмент и ебет в свое и мое удовольствие…
Так я прожил в замужестве за Темиром долгих десять лет и за это время родил ему четверых детей. Тело мое одрябло и погрузнело, груди с темными сосками висят пустыми мешочками, достают до пупа. Подождите, рожу следующего, и они пополнеют налитые молоком. А рожать еще предстоит много. В теле казачьей дочери Наташки мне всего то двадцать шесть лет. Но главное, муж любит меня и наших деточек.
Недавно ему предлагали купить очередную девку Наташку, похищенную у русских переселенцев "самоходов". Честно скажу, я страшно испугалась, спорить с мужем не посмела, но расплакалась. Все представляла, как она голой будет ждать моего Темира, как он будет ей задницу мять и титьки щупать. А потом она ляжки разбросит и примет его в себя. Понятно, молодое тело лакомо. А на меня внимания больше не обратит. Но не купил Темир девку, только посмеялся. А мне сказал:
— Поехали в степь.
Далеко уехали. Поднялись на курган, слезли с коней и, о счастье, он раздел меня и ласкал голую посреди степи. Как он кусал мои соски! Как мял груди и ставший таким пышным зад! Чувствую, что у меня между ног только что не ручьем течет. И тут он говорит:
— Становись по-индийски.
Засунул мне от души. Я такое испытала, улетела от наслаждения и кричала на всю степь. И так рада была, так рада. Такое наслаждение доступно только женщине, но уж никак не мужчине. Бедные мужчины! Получить наслаждение, дойти до оргазма они могут только головкой члена. А женщина получает оргазм не только влагалищем, но губками, клитором, грудями и их сосочками. Достиг мужчина оргазма и поник, ничего ему больше не надо. А женщина? Она может испытать несколько оргазмов, пока в нее муж не спустит и не успокоится.
А недавно мы с мужем ездили в нашу станицу повидаться с родной матушкой, показать ей внуков. Встреча получилась прохладная. Особенно ее потрясло, что я хожу в штанах. Мама грустно вздыхала:
— Некрещеные, басурмане они у тебя и ты басурманкой стала.
Духовная связь между нами угасла. Мне гораздо ближе родной матери и понятнее ее Наташка-Матрена, мать моего мужа. Не по своей воле оказалась я его женой, но смирилась, стала своей среди кочевых киргиз-кайсаков. А Темир, как и прежде жаждет моего тела, трахает меня, новых детишек делает.
Я для него Женщина-Мечта. Настоящая попутчица в этой жизни. Та, которая всегда поймет своего мужчину, умеющая не только умно молчать, но и дать толковый совет. Заботливая мать. Отличная хозяйка. Физически здоровая. Сладкая любовница с крепкими ляжками, пышным задом и мягкими титьками. Женщина со вкусом и тактом, которая умеет приласкать своего мужа, убедить его, что он самый-самый, красивый, сильный, ЖЕЛАННЫЙ.
А для меня Темир это Мужчина-Мечта. Бог создал Темира, а я воспитала из него мужчину. Понимающего с полуслова, того, с которым можно обсудить любую проблему. Умеющего и промолчать, и дать толковый совет. Заботливого отца и отличного хозяина. А какой он любовник, добытчик и надежная опора! Всегда здоровый и бодрый. Настоящий попутчик в этой жизни.
Но и эта семейная жизнь оборвалась столь же неожиданно, закружилась голова, потемнело в глазах и исчезли мои дети, муж и соседи-кочевники.
ЭПИЛОГ
Я пришел в себя на скамейке в сквере моего родного города. Опять превращение. Но на мне полное одеяние замужней женщины киргиз-кайсаков: шаровары, туфли с загнутыми носками, меховая шапка на голове. Щупаю свою грудь и обнаруживаю под рубахой обвисшие сиськи многократно рожавшей женщины. Ничего не понимаю — где мой муж кочевник, где дети, рожденные от него?
Рядом со мной материализовался из воздуха человек, удивительно похожий на актера Басилашвили. Дорогой серый костюм, шляпа сдвинута на затылок, в руке держит трость с черным набалдашником в виде головы пуделя. По виду — лет сорок с лишним. Правый глаз черный, левый почему-то зеленый. Брови черные, наружные концы их взлетают выше переносицы. Господин, здороваясь со мной, приподнимает шляпу:
— Разрешите присесть, господин Виктор Долгих, или вы предпочитаете обращение "товарищ". — В его речи чувствуется легкий иностранный акцент, только не пойму, какой.
Моя голова опять идет кругом, мысли разлетаются, и я только молча киваю. Как он узнал меня в теле пожилой женщины, жены кочевого киргиз-кайсака? Угадав мои мысли, господин улыбнулся не без приятности и жестом фокусника достал из воздуха кусочек картона.
— Позвольте представиться. — И протянул мне визитную карточку с золотым обрезом. Читаю:
мессир Воланд.
Профессор черной магии, Демиург
Проходящий мимо мужчина косится на мой наряд и сердито говорит:
— Понаехали сюда азиаты черножопые. — Мессир Воланд начертил пальцем круг перед нами, который вспыхнул зеленым светом и погас. — Это, чтобы нас больше не беспокоили, — пояснил он.
— Я воспользовался моментом вашего очередного превращения, — продолжал мой собеседник, — чтобы задать один, но очень важный для меня вопрос. Дело в том, что в нашем ведомстве давненько идет спор, который я не в силах разрешить. И это при моих, верьте слову, достаточно больших возможностях. Вы испытали плотскую любовь и будучи мужчиной, и в качестве женщины, поэтому, не откажите в любезности, ответьте. Поверьте, ваше мнение, как эксперта, для меня очень ценно.
Мои чувства постепенно приходили в норму, несмотря на абсурдность этой встречи.
— Я всегда думал, что сатана всемогущ, что ему известно все.
— Далеко не все. — Покачал головой мессир Воланд. — Мне извенстно прошлое и будущее, но не любовь. Хотите, я открою вам страшную тайну, только никому о ней ни слова! Знаете, почему я так несчастен? Потому, что всеми силами хочу полюбить, но это мне недоступно. А причина проста — дьявольским силам не подвластно то, чего нельзя купить за деньги. Так вы готовы ответить на мой вопрос?
— Если вам ведомо будущее, то, прежде чем отвечать на вопрос, я хотел бы знать, что мне предстоит в новом превращении?
— Вы действительно хотите знать свое будущее? — голос Воланда стал грустным. — Люди постоянно вопрошают меня об этом, но, поверьте, это не делает их счастливыми. Вижу, что не убедил вас. Итак, ведьма, мамаша девочки (с которой вы поступили, прямо скажем не по джентельменски) заказала силам ада 100 ваших превращений. Она была настолько зла на вас, что отдала в качестве оплаты свою бессмертную субстанцию. Да, да, ту самую, которую люди называют душой. Весьма неразумный поступок, теперь этой особы не стало в подлунном мире, исчезла! Что касается вас, то воплотитесь в средине восемнадцатого века девушкой из племени людоедов на Соломоновых островах.
— Понятно, — сказал я — всю жизнь буду ходить голой, нарожаю кучу негритят, а потом приплывут европейцы и заразят меня сифилисом. Так?
— Нет, не так. В день появления в том мире вас захватят воины соседнего племени и съедят.
— Заживо?
— Видите ли, каннибалы Соломоновых островов большие гурманы, они считают лакомством филейные части и молочные железы девушки. Но для угощения всех воинов одной девушки явно недостаточно, — мессир Воланд сокрушенно развел руки и продолжил, — поэтому вас соответствующим образом подготовят. Ваши означенные части густо нашпигуют иглами одного ядовитого растения и подождут, пока они распухнут до немыслимых размеров. И в это время вы еще сможете лицезреть, как готовят земляную печь и накаляют в ней камни, среди которых вас будут запекать. После смерти вы воплотитесь на рынке рабов в древней Антиохи, где вас купит один весьма неприятный человек, поставляющий рабынь в городские бордели. Продолжать дальше?
Не надо, Давайте ваш вопрос.
— Мне желательно знать, кто, мужчина или женщина, испытывает большее наслаждение в момент любовного соития? — Моего ответа он ждет с явным нетерпением.
— Несомненно, женщина испытывает в десятки раз большее наслаждение, если только это любовное соитие, а не насилие над ее телом. Вы, мессир, удовлетворены моим ответом?
— Полностью удовлетворен. И в знак признательности готов исполнить одно ваше желание. Не спешите, ведь это должно быть самое заветное желание.
Предложение это было для меня неожиданным, я внутренне уже был готов отправиться к людоедам и подставить попу негритянки для шпигования ее ядовитыми иголками. Но тут блеснула надежда прервать эту адскую карусель, вернуться к нормальной жизни.
— Я хочу, я требую, — сказала Наташа, — чтобы меня вернули к моему любимому мужу Максиму, чтобы мы с ним больше не расставались и умерли в один день.
Как приятно ощущать свое молодое, ухоженное тело. На мне снова любимое зеленое платье, которое стало тесновато в талии — животик то мой располнел!
— Наташа, ты куда пропала? — Максим быстрым шагом подходит к нам.
Вот он, мой родной. Сердце сладко сжимается, радость буквально выплескивается из меня. Максим крепко обнимает, потом отстраняется и в его глазах тревога.
— Наташа, что с тобой? Ушла в аптеку и не возвращаешься. Где ты задержалась? Я так волновался. — В голосе Максима любовь пополам с тревогой.
— Ваша жена почувствовала себя плохо и присела на скамейку отдохнуть. Вместо нее я сходил в аптеку и получил необходимые лекарства. — Мессир Воланд достал из кармана несколько стандартных упаковок.
— Спасибо, — говорит Максим — сколько я вам должен?
— О, сущая чепуха! Я был рад помочь вашей супруге: мы с ней мило побеседовали. Вы даже представить себе не можете, насколько удивительная жена вам досталась! Берегите ее.
Я встаю и обнимаю своего мужа, приникаю, прилипаю к ему.
— Пойдем домой.
И мы возвращаемся в наш дом, в наше гнездышко, и только я знаю ему цену. Столько пережить, побывать женой и любовницей стольких мужчин, родить и вырастить целую куче детей, и все для того, чтобы убедиться в очевидной истине: мне всего дороже мой муж Максим. Его я люблю, буду заботиться о нем, с радостью раздвигать под ним ляжки, принимать в себя семя и рожать его детей.
Какими смехотворными проблемами мужчины и женщины заполняют свою жизнь! Мы плачем, страдаем, гоняясь за деньгами, смеемся, воображая, что наши проблемы самые большие и значимые, забывая, что на свете есть только одна ценность — ЛЮБОВЬ.
Я лежу на кровати. За окном зима. Серое небо пуховым одеялом нависает над землей. С таким животом я похожа на огромный аэростат. Только живот не тянет меня вверх, а всей своей тяжестью прижимает к земле. Двигаться уже трудно. Да и лень.
Я лежу на кровати и мечтаю, фантазирую о ребеночке, своей и Максика кровиночке, который скоро появится на свет. Появится, чтобы я его любила, и чтобы он любил нас.
А потом мы снова начнем играть с Максимом, кувыркаться в различных позах. Лениво думаю: "понравится ли ему, если я встану под ним по-кумански, по-индийски, сяду на его член по-арабски". В перерывах между кувырками буду с наслаждением позировать голой своему мужу художнику. И снова будет расти у меня живот-аэростат. Пусть у нас будет много деточек.
Какао
"Здравствуй, Милый! А вот и я! Как ты тут без меня?:)"-Я тереблю рукой твою щетину и тылом кисти глажу против шерсти. Почему-то мне очень нравится тереться об нее. У меня тоже есть такая. Но об этом чуть позже.;) — "Ты опять напился какао?!Как же ты будешь спать?!;)"- Вернее, я конечно знаю КАК ты будешь спать, я просто спрашиваю: КАК ТЫ БУДЕШЬ СПАТЬ НА ЭТОТ РАЗ?
Голос мой вкрадчив и невинен как дитя, и только чертики в глазах начинают свой танец. Мои губы слегка касаются твоих, самая первая нежность, ощущение предстоящего полета… Твое дыхание совсем рядом. Щека трется о твою. Это немножко больно, но очень возбуждает. Хочется тереться все сильнее… Вот руки начали свою игру. У тебя тонкие чувствительные пальцы, мне нравится когда наши руки переплетены и крепко сжаты. Так я чувствую тебя необычайно сильно. Твоя энергия идет ко мне… Пока все медленно и пристойно. Пока идут полутона. Мы порхаем руками и губами друг по другу, как бы говоря: "Сейчас! Сейчас! Сейчас!"
Ты стоишь сзади. Твои губы нежно целуют мою шею, руки мнут мою грудь. Сережки звякают по очкам. Кто первый что снимет? Я слегка высвобождаюсь, и снимаю сережки. Я тебе сейчас во всем уступаю. Сейчас я нежный котенок, зависимый и трогательный. Зачем тебе очки? Во время занятием сексом женщина нага не только телом, но и душой. Что ты хочешь увидеть? Как я превращаюсь в ведьму? Смотри, если не боишься. Я уже давно к тебе лицом. На мне только хлопковый грубый свитер и твои руки страстно ласкают мое тело под ним. Плечи-спина-ягодицы и снова вверх к груди.
Незамысловатый танец. Наши губы уже почти не растаются. Твой язык настойчиво, но нежно проникает в меня. Я впускаю его и сжимаю твои ягодицы. Вау! Первая волна начинает накатывать на меня. Все начинает концетрироваться на маленьком пятачке между твоим членом и моим влагалищем. Там все уже мокро и томиться в ожидании тебя. Твоя рука ласкает меня Там. Вот она моя щетинка! Мне кажется, что ты тоже любишь тереться об нее! А когда наши щетинки сходятся вместе..! О!!! Все! больше не могу! Пускай Его Туда! Вот, вот, вот! О!!! Твой твердый член врезается в меня. Я остро чувствую его на входе. Все! Начинается мое превращение. Котенка нет и в помине.
Я ХОЧУ!!! Это чувство поглощает всю окружающую действительность. Только ты, твой член, твои руки и губы. Только ты. И только сейчас. Я должна получить ВСЁ! Мои груди набухли и соски упрямо торчат. Влагалище пульсирует принимая и отпуская тебя. Боже, как я могла быть без тебя! Я просто плавлюсь под тобой, под твоими руками. Не смотри на меня, любимый… Сейчас я вся перед тобой как на ладони, без всех своих шкурок и "заборчиков".Сейчас если я говорю, то только правду. Не слушай меня! Люби меня сейчас! Только это исцелит моё тело и душу. Дай мне иллюзию счастья! ААААА!!!!Волна накрывает меня с головой. ООООООООО!!!!
Первый голод утален. Я хочу ещё, но дай мне чуть-чуть передохнуть. Реальность выплывает откуда-то. — " Ну, вот! Что такое! Какая ты хитрая!" — Ты немного обижен или, скорее, делаешь вид. Тебе, безусловно, приятно чувствовать, как ты меня возбуждаешь. Ты заводишься все сильнее, но хочешь растянуть удовольствие. Тебе нравиться владеть и управлять мною. Ты чувствуешь себя настоящим сатрапом, ощущаешь свою власть над этим большим и поддатливым телом. Тебе хочется видеть ВСЁ. Осторожнее, милый! Я уже ведьма…
Я благодарно целую твои плечи и шею, щеки и губы, тереблю твои длинные волосы. Мне нравиться запускать в них пальцы и крепко прижимать твою голову к себе. Танец ягодиц не прекращается ни на минуту. Твой член планомерно массирует меня изнутри. Я пытаюсь поцеловать его влагалищем. Верхние и нижние губки работают слаженно. Чувствуешь ли ты это?! Я то пытаюсь задержать его, то сама выталкиваю. Эти игры возбуждают. Соски опять начинают твердеть, а чувства становятся концентрированнее и определенне. Я чувствую, как ты хочешь тогоже, но боишься, что это будет первый и единственный раз. Милый, пока я с тобой этого НЕ БУДЕТ!Я же ведьма, я все знаю! Поверь мне!
Опять начинается гонка ягодиц. Кто сильнее рвется на встречу друг другу?! Я уже сверху. Наездница. Кажется я уже могу изнасиловать тебя! Твой член максимально проникает в меня, твой лобок трется о мой клитор. Кисти рук крепко сплетены Сейчас руки не нужны. Сейчас не их время. Ты пытаешся поцеловать мои груди, они упруго бьются о твои щеки. Пытаешся поймать соски. Ну давай же, любимый! Реальность улетает, опять только ты и только твой член во мне. Как я его сейчас люблю! Вход, выход, вход, выход. ООООООО!!!! Я просто самка. Мой зад вертится вокруг твоего члена. Он сейчас центр моей вселенной. С ним я сейчас справляю свой шабаш. Сок истекает из меня на тебя, на твою кожу, на плед под нами. Ты сводишь меня с ума, любимый! Кажется, я могла бы всю жизнь продолжать эту пляску! Но губы мои пересохли, соски кажется выпрыгнут из грудей. Я чувствую себя кошкой на раскаленной крыше. Вот! Вот ОНО! ОНО сейчас поглотит нас с тобой вместе! Завертит, закрутит, поднимет высоко-высоко. Я уже не могу удержаться и кричу, кричу, кричу….
С криком я освобождаюсь. Вихрь крутит и тебя. Ты уже не в силах остановиться, ты перестал быть Кащеем. Ты раскрываешся навстречу мне. Отпусти свои чувства, выбрось свои эмоции. Сейчас я могу отдать тебе всю свою силу, любовь и нежность! Твои пальцы вгрызаются в мои бедра. Мне больно, любимый! Но это не имеет сейчас значения. Я хочу отдать тебе все, что ты захочешь, сейчас мне ничего не жалко. Нежность и радость переполняют душу. Хочется плакать и смеяться одновременно. Я чувсвую ЕГО последнее решающее усилие…Иесс! Пытаюсь поцеловать его влагалищем на прощание, продлить минуту удовольствия… Его движения становятьс все тише… Но я не хочу отпускать его пока…. Ты чувствуешь дикую усталость и опустошение. Тебе хочется спать. Но ты боишься заснуть и проснуться рядом с ведьмой. Ведь во сне ты будешь беззащитен передо мной!
Милый, ты разве не заметил, что я уже давно забрала себе часть твоей души?!;) Но не бойся, я Честная Ведьма. Я отдам ее тебе обратно, если ты, конечно, захочешь…;) А, потом, никакая я уже не ведьма. Я толстая, довольная кошка, обьевшаяся сметаны. Мне нравиться лежать обняв тебя, слегка целовать твой лоб, перебирать твои волосы и урчать от удовольствия. Сметана, сметана…, сметана? Ах, да! Тебе надо быть дома со сметаной. Тебя там откармливают сметаной?%) Там считается, что тебе нужна сметана?%) Фи, как они ошибаются. Какао и только Какао! Урчание становиться отчеливо различимо. Ну, вот! Кажется, мы заводимся по новой… Но всё, всё, всё!!! Спать, спать, спать!!! Завтра будет новое утро и новая чашка какао. И я вернусь к тебе с ней, милыыыйй!!!;)))) получаю удовольствие так приятно.
Кальян — это здорово
— А ты не будешь возражать, если к нам присоединится моя подруга?
Я, полулёжа на диване и потягивая из стакана виски с тоником, наслаждался весьма приятным глазу зрелищем. Наталка, одетая лишь в ко-ротенький шёлковый халатик, колдовала над подносом с кальяном, доводя его до готовности. Её невысокая, но очень соблазнительная фигурка так изящно двигалась, что смысл вопроса не сразу дошёл до меня. Не способствовал процессу мышления и сделанный мне Наталкой двадцать минут назад расслабляющий массаж, на который она была великая мастерица.
Глядя на мелькавшие под расходящейся лёгкой тканью небольшие крепкие грудки, я сладко потянулся и поманил прелестницу пальцем:
— Иди ко мне, а то я что-то плохо слышу тебя, дитя моё:
Имитация волка из Красной шапочки, исполненная голосом Джигар-ханяна — Шо? Опять?! — сделала своё обычное дело. Мне довольно неплохо удаётся пародировать известные фразы из фильмов, а Наталке это почему-то очень нравится. Она рассмеялась, оставила поднос с кальяном в покое и быстро забралась на кровать, усевшись по-турецки. Соблазнительные круг-лые коленки обнажились так эротично, что не положить на одну из них свою ладонь было просто невозможно. Наталка не протестовала. Она ухватила своими нежными сильными пальчиками моё ухо и замурлыкала:
— Бабушка, бабушка, а почему у тебя такие большие уши?
— Это, чтобы лучше слышать тебя, дитя моё, — продолжил я инсцени-ровку, одновременно продвигая свою ладонь выше.
— Бабушка, бабушка, а почему у тебя такие большие руки?
Наталкины пальчики скользнули по моей свободной руке, лежащей на животе. Я сжал посильнее её бедро, ладонь уже скрылась под полой халатика, и прохрипел:
— Это чтобы крепче обнять тебя, дитя моё.
Мои пальцы коснулись влажных губок. Какое это блаженство, чув-ствовать, что твои прикосновения доставляют красивой девушке неподдель-ное наслаждение. Физиология не могла оставаться безучастной, но даже не проявись это внешне, Наталка такие вещи чувствовала на уровне подсозна-ния. Её рука нырнула под простыню, которой были укрыты мои чресла и пальцы обхватили то, что китайцы пышно именуют "нефритовым жез-лом".
— Бабушка, бабушка, а почему у тебя такой большой хвост?
— Это не хвост, дитя моё! И волк густо-густо покраснел. Не задавай таких вопросов, у тебя ещё молоко на губах не обсохло!
— Это не молоко. И Красная шапочка густо-густо покраснела:
Старый анекдот, не спорю. И не самый приличный, согласен. Но дей-ствует, как правило, безотказно. Наша инсценировка перешла в свою актив-ную фазу. Я притянул к себе ставшее вмиг податливым тело Наталки, и наши губы слились в страстном поцелуе. Халатик распахнулся полностью, и моя ладонь наполнилась упругой манящей плотью. Сосок вмиг затвердел и мои пальцы с готовностью обхватили его. Такие вещи очень быстро пре-вращали Наталку в пылающую страстью нимфоманку. По её телу прошла судорога, она прервала поцелуй, губы скользнули по моей шее, плечу, спусти-лись к груди.
Быстрое и лёгкое их скольжение прерывалось на доли секунды дразнящими прикосновениями к коже, которая от такой стимуляции по-крылась пупырышками. На сосках ротик Наталки задержался подольше и в игре принял участие её горячий острый язычок. Я подчинялся её неудержи-мому напору, и лишь мои ладони гладили короткие чёрные волосы на голове, которая спустилась ещё ниже, я почувствовал влажную твёрдость язычка у себя в пупке и застонал о нахлынувших эмоций.
— Тебе нравится, шалунишка? — раздался тихий вкрадчивый голос у самого уха.
— Покажи мне мужчину, которому это не понравится, — прошептал я, прижимая к себе Наталку и целуя её в макушку.
Она высвободилась из моих объятий и снов сползла к моим ногам. Об-хватив ладошкой мою мужскую гордость, она обнажила головку и стала по-крывать её нежными поцелуями. Я откинулся на подушку, положил руки на голову моей феи и блаженно застонал. Мои пальцы нежно ласкали её корот-кие чёрные волосы, влажное тёплое колечко губ скользнуло по головке и вне-запно очутилось у самого корня. Я почувствовал, что головка упёрлась в горло Наталки, и забеспокоился, приятно ли ей такое. Но попытка приподняться была немедленно и решительно пресечена — Наталка вытянула руку и толкнула меня обратно. На её лице было написано такое блаженство, что я понял — она наслаждается ощущением полностью забранного в ротик члена. Помешать ей сейчас значило испортить ей удовольствие, а этого я никак допустить не мог. Я понял, что от меня требуется сейчас только пассивная роль — что же, я был совсем не против.
Наталка стала осторожно перекатывать член у себя во рту, медленно пошевеливая головой. При этом она очень аккуратно изменила позу, встав на четвереньки. Одну руку она положила мне на живот и стала его по-глаживать, а ладонью второй обхватила мне яички. Голова её медленно за-скользила вверх, обнажаю мой ствол, блестящий от её слюны, как зеркало. Не выпуская головки изо рта, чаровница томно вздохнула, язычок её заскользил по головке, пытаясь проникнуть в её маленькое отверстие. Пальчики стали перекатывать под кожей мошонки шарики яичек и по моему телу стала растекаться истома.
— Солнце, если мы ничего не изменим, то скоро мне придётся тебя кормить. Я-то всецело "за", но как ты?
Наталка, не прерывая своего занятия, стала поворачиваться на 180 градусов. Изящное движение ножкой — и её попка оказалась прямо перед моим лицом. Я обхватил полные упругие ягодички ладонями и раздвинул их, обна-жая тёмную звёздочку ануса. Ниже его просматривались уже приоткрытые пухлые губки, которые просто сочились любовной влагой. Они так и манили попробовать её на вкус. Я не стал отказываться:
— Так ты мне не ответил, как насчёт моей подруги?
Диспозиция словно вернулась к исходной точке, я даже подумал, что вот оно, дежа вю. А потом мне эта мысль очень понравилась.
Разумеется, ответ на вопрос Наталки с моей стороны мог быть только один. Само собой, кроме как положительным, быть он не мог. Она, ускакав в ванную комнату, прихватила с собой телефон и вернулась оттуда с чрезвычайно довольным и загадочным видом.
— Ну, вот, теперь ты попался. Сейчас мы с Анютиком будем тебя соблазнять. Страшно?
— Ты же видишь, дрожу весь. И думаю, может мне посопротивляться для приличия? А то потом скажете — шлюшка какая-то:
Наталка снова принялась колдовать над кальяном. Она уже в третий раз пыталась довести это дело до ума и всё время что-то ей мешало. В общем-то, большей частью, этим чем-то был я сам, но сейчас я задумался о другом. Шутки шутками, а в такой ситуации я ещё не оказывался. Сразу две девушки — это было что-то новое. Я предполагал, что удовольствие, если и не удвоится, то будет в чём-то качественно новым, но и хлопот ведь прибавится. Надо не ударить в грязь лицом, впрочем, хлопоты обещали быть приятными.
— А что, это неплохая мысль, поиграть с тобой именно в этом качестве, — игриво промурлыкала Наталка, вновь отрываясь от кальяна.
— Солнце моё, ты лошадей не гони. Или мы куда-то торопимся? Ты с кальяном-то управилась?
— Да, практически, — как-то хитро улыбнулась моя красавица.
— Может что-то ещё надо сообразить? Гостья придёт, да и я бы не прочь подкрепиться.
— Какой ты заботливый, оказывается, — прищурилась Наталка, — не переживай, у меня всё готово. Я сейчас последние штрихи внесу, а ты можешь пока в душ сходить.
Предложение было весьма своевременным, после всех наших безумств душ был совсем не лишним.
— А ты сама мне помочь не хочешь? Ну, заодно и сама ополоснёшься.
— Извини, милый, я потом Анютику помогу, она у нас такая чистюлька, что любит, когда ей в этом способствуют. Тогда и ополоснусь. Давай, она уже вот-вот появится:
Обматывая свои чресла полотенцем, я услышал мелодичную трель дверного звонка и шаги Наталки. Потом щёлкнул замок и послышались радостные восклицания. Я открыл дверь и застыл в лёгком ступоре.
Сколько не смотри эротических и порнографических фотографий и фильмов, в живая картина отличается от них и отличается существенно. Наталка, в своём халатике-одно название, обняла невысокую блондиночку в белой маечке и голубых джинсах, и впилась в её губки страстным поцелуем.
При этом гостья, нимало не смутившись, ответила ей тем же, её ладошки, приподняв полы халата, заголили наталкину попку и нежно её стиснули. Они стояли ко мне боком и я отчётливо видел, как их губки и язычки умело и влажно ласкают друг друга. В горле почему-то пересохло, к тому же я почувствовал, что полотенце на моих бёдрах как-то подозрительно оттопыривается спереди.
— Вот видишь, Анютик, какое впечатление ты сразу произвела на нашего Юрасика, — оторвавшись от губ подруги, произнесла Наталка и легонько провела пальчиками по бугру на полотенце.
— А какое же впечатление могут произвести два такие красавицы, — слегка опомнившись, сказал я. — Да ещё и в такой позиции.
— О, к счастью, — улыбнулась гостья, — это далеко не единственная позиция, которую мы обожаем. Аня, — протянула она мне узкую ладошку, для друзей — Анютик.
— Юра, а для друзей — как им самим нравится.
Я бережно взял ладошку и прикоснулся губами к тонким пальчикам.
— Мммм: какой галантный кавалер у нас сегодня, — томным голоском проворковала Анютик и неожиданно обняла меня за шею и быстро поцеловала в губы. — Это очень здорово, но я в душ сначала, если никто не против. Да, ты не поможешь мне разуться?
Я присел на корточки и взял в руки полную, но стройную ножку девушки, плотно обтянутую джинсовой тканью. Белые кроссовки легко соскользнули, обнаружив розовые носочки на удивительной красоты маленьких ступнях.
Поблагодарив, гостья прошла в комнату, где Наталка не озаботилась тем, чтобы набросить на ложе любви хотя бы покрывало. Лукавой улыбкой она показала, что это обстоятельство не осталось ею незамеченным, после чего решительно стянула маечку. Полные груди были полускрыты кружевным розовым лифчиком, округлый животик радовал глаз нежной ямочкой пупка с золотой горошинкой пирсинга.
— Помочь ещё? — почему-то слегка охрипшим голосом спросил я, стараясь не пожирать прелестницу глазами слишком уж откровенно.
— И правда, Аанютик, пусть он тебе поможет, — мурлыкнула Наталка, усаживаясь на постель и изящно подгибая под себя ножку. — Садись рядом.
Гостья очень грациозно присела около Наталки и вытянула обе ножки. Наталка прильнула лицом к её плечам, покрывая их лёгкими быстрыми поцелуями. Я аккуратно стянул оба носочка и бережно прикоснулся губами к каждому из десяти прелестных пальчиков.
— Мммм: приятно как: но я же ещё грязная, потерпи, щалун, — с придыханием протянула Анютик. — Продолжай.
Я быстро расстегнул пояс джинсиков, потом верхнюю пуговичку и осторожно потянул вниз "молнию". Открылся нежный лобок, который был прикрыт трусиками, такими же розовыми и кружевными, как и лифчик. Анютик упёрлась руками в постель и приподняла попку. Я бережно стянул брюки вниз, обнажив полные аппетитные бёдра. Не удержавшись, я обхватил их ладонями и прижался лицом к трусикам, вдыхая пьянящий, ни с чем несравнимый аромат. Пальцы девушки скользнули мне в волосы и прижали мою голову поплотнее. Я лизнул ткань трусиков и обнаружил, что она уже влажная.
— Не спеши! — прямо-таки простонала Анютик, попытавшись отстраниться, правда, как-то не очень убедительно.
В ответ я только шире раздвинул её ножки и провёл языком по внутренней поверхности бедра сначала с одной стороны, потом с другой. Нежная кожа казалось такой сладкой, что у меня шумело в голове. Я даже потерял счёт времени, наслаждаясь приятнейшими ощущениями. Скосив глаза, я увидел, что девушки снова целуются, при этом одна грудь Анютика уже обнажена. Большой светло-коричневый сосок был во власти пальчиков Наталки, которыми она, облизав их, ласкала его, крутила и сжимала. Халатик на Наталке уж распахнулся и Анютик тискала её грудки. Я осторожно отодвинул полоску трусиков и увидел чистенькие, без малейшего следа волос, нежные губки. Искушение было огромным и я, лизнув эти сокровища, впился в них страстным поцелуем. Тело Анютика выгнулось мне навстречу, девушка испустила какой-то утробный стон и в тоже мгновение мне в рот брызнули её соки. Она упала на постель, выскользнув из объятий Наталки и забилась в пароксизме оргазма:
Анютик лежала на спине, глаза её были закрыты, грудь, всё ещё полуприкрытая лифчиком, поднималась и опускалась в такт её дыханию. На животике выступили капельки пота, половые губки блестели от смазки, а на простыне под ними темнело влажное пятнышко.
Наталка полностью стянула с Анютика лифчик и снова припала губами к её соскам, которые моментально стали напрягаться, хотя Анютик и постаралась протестующе застонать.
— Сними с неё трусики, — оторвавшись от грудей Анютика, прошептала Наталка, — сними же скорее:
Я осторожно потянул комок нежной материи вниз, по ножкам девушки. Та не сопротивлялась, только дыхание её становилось всё чаще и чаще.
— Подойди ко мне, — позвала Наталка, — подойди поближе.
Трусики соскользнули с вытянутых пальчиков, и Анютик осталась лежать полностью обнажённой. Я встал на ноги, Наталка снова оторвалась от своего занятия и встала на колени.
— Поцелуй меня, — прошептала она, — поцелуй покрепче.
Я наклонился к ней и наши губы слились. Язык Наталки проскользнул ко мне в рот. Я прикрыл глаза, наслаждаясь вкусом и ароматом поцелуя. Одной рукой я приобнимал Наталку за плечо, а второй сжимал бугорок её левой груди. Она дышала всё более и более страстно, тело начинало содрогаться, движения губ и языка становились всё более порывистыми. Внезапно её рука скользнула вниз по моему животу, и в следующий миг моё мужское достоинство оказалось в её ладони. Пальчики заскользили по стволу, и меня словно пронзило током, я оторвался от губ Наталки и из моей груди вырвался стон наслаждения. Наталка гибко опустилась и, обхватив губами головку, стала насаживаться на неё своим ротиком. Я хотел положить руки ей на голову, но она так же стремительно отстранилась и снова припала к Анютику. Её груди вновь оказались в плену Наталкиных ладоней, а перед тем, как впиться в губы Анютика поцелуем, Наталка прошептала:
— Трахни её, слышишь?! Трахни её скорее!
Анютик попыталась, как мне почудилось, протестующе застонать, но все звуки были надёжно закрыты наталкиным язычком, скользнувшим в её ротик. Я, словно в трансе, раздвинул ножки девушки, вставая между ними на колени. Влажные губки призывно приоткрылись, я провёл по ним головкой, которая налилась мужской силой и блестела смазкой. Горячие ворота словно втянули её в себя и я одним толчком погрузился в Анютика до самого конца.
Ощущение первого проникновения было таким полным, что по телу разлилась волна наслаждения такой гаммы, которой у меня уже давно не было. Охваченный восторгом я всё ускорял и ускорял свои движения. При этом я чувствовал, что Анютик так и подаётся мне навстречу. Наталка оторвалась от неё и сидела на постели, пожирая нас своими затуманенными страстью глазами. С её губ слетали какие-то невнятные слова, пальчиками она ласкала свою пещерку, истекающую любовной влагой. Я навис над телом Анютика, опираясь на руки. Её полные груди вздрагивали в такт моим толчкам, голова безвольно моталась из стороны в сторону. Наталка стала испускать громкие стоны, а потом сжала свои ножки и упала на бок, из чего я сделал вывод, что она пришла к финишу.
К финишу был уже близок и я. Опустившись на девушку, я нашёл губами её губы и стал целовать их. Руками я обхватил её бёдра с тем, чтобы проникнуть в неё ещё глубже. Анютик обняла меня и вдруг её ногти впились мне в спину, тело выгнулось дугой так, что меня чуть не сбросило в сторону.
— Милый, только не в меня: не в меня, пожалуйста: спусти куда хочешь: в меня сейчас не надо: наполни мне ротик: оооо:
Анютика снова сотрясла судорога оргазма. Я, сохраняя остатки здравого смысла, сумел вырваться из неё и встать на колени. Рот девушки был приоткрыт, я рукой направил в него головку и сделал всего пару движений ладонью. Первая жемчужная струйка попала прямо в верхнюю губу, после чего багровое полушарие головки скрылось во рту Анютика, содрогаясь и пульсируя. Я чувствовал, как ротик наполняется жидкостью, наплыв наслаждения приятно туманил разум. Лишь малой частью сознания я воспринимал, как Анютик язычком выталкивает головку из своего ротика и начинает её облизывать, словно леденец. Личико девушки было в сперме, что привлекло внимание Наталки, которая во все глаза смотрела на происходящее. Как только Анютик, облизав мой ствол дочиста, снова уронила голову на постель, Наталка подползла к ней и стала целовать, одновременно слизывая потёки с щёк и подбородка. В полноте чувств я обнял обеих красавиц и замер, полностью опустошённый.
Потом я стоял под тёплыми струями душа, а обе прелестницы ласковыми прикосновениями тщательно обмывали моё тело и щебетали при этом на совершенно посторонние темы. А может, темы и не были такими уж посторонними, возможно, что я просто не очень внимательно слушал. Опустошённость уходила медленно, а телу было так хорошо, что не хотелось вникать ни во что, хотелось просто стоять и впитывать в себя каждый миг этого паранормального счастья.
Наталка расстелила на полу огромный пушистый плед и поставила низкий столик. На нём уютно разместился кальян и сосуды с живительной влагой по вкусу каждого из участников импровизированного пикника. Сами участники, числом трое, возлежали вокруг этого достархана, по мере возможности подражая героям древнеримских оргий, которые, ка известно, любили разлагаться со вкусом. Чубук неспешно путешествовал по кругу, в телах наблюдалась приятная опустошённость, разговоры были какими-то тягуче-ленивыми, и совершенно не хотелось выходить из этого состояния нирваны. Моя голова покоилась на животике у Анютика и находившиеся рядом женские прелести воспринимались мною с исключительно эстетической точки зрения.
Голова Анютика покоилась на большой диванной подушке, а Наталка, прикрыв мои чресла лёгким пледом, пристроила свою голову на них. Мерно побулькивала жидкость, сладковато-пряный дымок таял в воздухе, все заботы, пусть и на время, остались где-то далеко, во всяком случае, за дверями этого милого гнездышка. Вы скажете, гнезда разврата? Ну, дело ваше, лично я был просто на седьмом небе блаженства.
Так прошло, наверное полчаса, а может и побольше, смотреть на часы не было никакого желания, да, пожалуй, и необходимости тоже. Однако, всему на свете приходит конец, постепенно расслабленность в теле стала заменяться иными ощущениями, да и полные груди Анютика стали обретать, слегка покачиваясь от её движений, у самого моего лица, кроме эстетического, ещё и весьма возбуждающий вид. По её, слегка участившемуся дыханию, я сделал вывод, что и она не против более активного продолжения нашей вечеринки. Я отложил чубук на столик, слегка повернул голову и захватил губами сосок правой груди. Анютик вздрогнула, её тело напряглось, она задышала ещё чаще. Сосок очень быстро затвердевал у меня во рту. Мой член под пледом стал тоже проявлять признаки того, что покой его покидает, что не прошло незамеченным для Наталки. Она решительно сбросила с меня плед и не стала тратить времени на обсуждения. Поцеловав крайнюю плоть, она оголила головку и обхватила её губами. Я нащупал большим пальцем ноги её пещерку и стал осторожно ласкать быстро увлажнявшиеся губки.
Мы не произносили ни слова, только звуки дыхания, которые становились всё более громкими и страстными и влажный шелест и причмокивание нарушали тишину. Я повернулся на бок, заставив и Наталку изменить позу, положил ладонь на лобок Анютика и стал гладить его, постепенно сползая рукой в промежность девушки. Наталка выпустила член изо рта, раздвинула мне ноги и стали дразнить язычком мой анус. Это было так приятно, что я на какое-то время утратил чувство реальности, на забывая, впрочем, про Анютика, которая просто извивалась от удовольствия. Внезапно я почувствовал, что язычок Наталки проникает в меня и старается сделать это как можно сильнее и глубже.
Новое ощущение повлекло за собой новую мысль и мой палец, погрузившись в лоно девушки, выскользнул оттуда совершенно влажным. Его кончиком я коснулся "шоколадного глаза" Анютика, раздвинув её полные ягодички. Впрочем, посмотрев туда некоторое время спустя, я должен был признать, что шоколад, в данном случае, был очень молочным. Дырочка в попке Анютика была удивительно светлой по цвету, почти не отличаясь от окружающей кожи, что делало её ещё более соблазнительной и привлекательной. Я с жадностью стал ласкать её языком и пытался повторить действия Наталки. Мой язык пробовал растянуть тугое колечко и проникнуть внутрь. Анютик стонала всё громче, Наталка, продолжая ласкать мой член ладонью, перенесла своё внимание на её губы и груди, целуя их и облизывая с какой-то, похожей на мужскую, страстью.
Голос Анютика прозвучал совершенно неожиданно и словно подтолкнул события к дальнейшему развитию.
— Я хочу попробовать: туда: в попку:
Не знаю, кто был поражён больше, я или Наталка, возможно, что одинаково. Впрочем, значения это не имело, мы оба оторвались от своего занятия и смотрели на лицо Анютика. Оно было будто бы освещено изнутри пробудившимся новым желанием.
— Распечатайте мою попу: только быстрее, пока я решилась: пожалуйста:
Меня охватило какое-то неистовое желание немедленно исполнить просьбу девушки. Я решительно приподнял её тело и перевернул его животом вниз, Аннютик подогнула ноги и оказалась в коленно-локтевой позе. Наталка решительно заползла под неё, подложила под голову подушки и стала сосать клитор. Я раздвинул аппетитные булочки и приступил к подготовке к штурму. У Наталки имелся неплохой набор интимной парфюмерии, и я взял оттуда тюбик с гелем. Прохладная капля упала на дырочку, заставив её вздрогнуть и съёжиться, но мой палец быстро поправил дело. Я долго пошевеливал им внутри Анютика, давая ей привыкнуть к этому ощущению, пом-ня, однако, что долго тянуть нельзя. К счастью, ласки Наталки не давали Анютику думать об отказе в удовлетворении своей же просьбы. Перебравшись к лицу Анютика, я нежно поцеловал её в губки, а потом поднёс к ним головку члена. Девушка сразу схватила её губами и стала облизывать, стараясь увлажнить как можно сильнее. Я набрал ещё немного геля на палец, после чего вытащил член изо рта Анютика и смазал его.
Всё было готово. Я снова раздвинул попку девушки и приставил головку к анусу. Анютик застонала, когда я осторожно нажал членом на попу. Головка стала раздвигать дырочку, стон усилился, я остановился и даже по-дался немного назад, но тут же снова усилил нажим. Так я делал несколько раз, и с каждым разом головка входила в анус всё глубже. Наталка уже ввела в пещерку Анютика два пальца и нежно ласкала её изнутри, продолжая сосать клитор. Анютик стонала уже в полный голос, но чувствовалось, что эти стоны вызваны не болью, которая, несомненно, гасилась новыми не-обычными ощущениями. При очередном моём движении вперёд анус неожиданно сдался и головка полностью скрылась в дырочке, которая плотно обхватила её. Анютик громко вскрикнула, я ухватил её за бёдра и погрузился в неё полностью.
— Ааааааааааааааааааааааааааааа!!!!!!!!!
Этот крик просто оглушил нас с Наталкой, но останавливаться было нельзя. Я почувствовал через тонкую стеночку движение пальчиков в пещерке и тоже стал двигаться, постепенно наращивая темп. Анютик уже не кричала, она просто выла, извиваясь в наших руках. Сквозь этот вой постепенно стали прорываться обрывки слов и фраз.
— Да: оооо: дааааа: как хорошо: ммммм: дааа: порвите мне попу… Даааа: Трахните меня как шлюшку: ХОРОШОООО!!!!
Это заводило меня так, что просто затуманивало рассудок. Тесная жаркая глубина попки не оставляла члену много шансов на то, что он удержится долго. Я сжимал округлые аппетитные ягодицы так, что на них явно оставались следы пальцев и яростно насаживал Анютика на себя. Через ми-нуту такого темпа я разрядился прямо в неё. Почувствовав пульсацию члена в анусе, она, по видимому, тоже подошла к финалу. По телу прошла волна су-дороги, оно стало заваливаться набок. Я выдернул член из попки и осторожно уложил девушку, Наталка успела вынуть из неё пальчики и присесть рядом. Из дырочки, которая ещё не успела полностью сомкнуться, показалась белая капелька. Наталка решительно прильнула к ней губами и зачмокала. Я под-нёс член к ротику Анютика и провёл головкой по губам. Глаза Анютик не открывала, но головку взяла и стала облизывать. Я прилёг на пол и раздвинул ноги Наталки, она одна ещё не достигла оргазма, что казалось мне неправильным. Впрочем, исправить это было в моих силах…
Конец.
Капли катятся
… Все к этому идет, и обоим понятно, что хочется, но он медлит боясь отказа, а она — боясь того что сорвется и потеряет к себе уважение. Хоть и странно это звучит, но воспитание навязало свои стереотипы. Она чувствует, что время против, и его присутствие заставляет испытывать дикие ощущения. Внизу живота живет желание, но, чем выше, тем сильнее позиции разума, и это имбицильное разделение поперек достало. Хочется закрыть лицо руками упасть на кровать и потерять сознание…ну хоть бы он помог- хоть чем-то, почему он так медлит!?
… Наконец-то подошел, говорит ни о чем, "ходит" около, но это уже кое-что. Самое важное дождаться, когда его губы коснуться ее. Разве он не видит, что это НАДО сделать, иначе истома просто убьет в ней желание. Он провел ладонью по бедру… хорошо, но мало для открытой провокации…почему он так нерешителен? Чувства одинаковы, но боязнь спугнуть близость велика, руки опускаются. Лежать рядом и общаться — это мучение. Сказать ей, что "это просто Саша и просто Оля"? Они не коллеги, не должны друг другу ничего… их просто свело желание, сильное живущее по своим законам…
…Он решился…легкий поцелуй, еще один… ее губы жадно ответили и сознание начало медленно отодвигаться. Бедра горячие — хочется их сжать сильнее — так она разжигает в себе страсть, жаль что он хочет сверху. Сложно любить друг друга в первый раз — он же может оказаться единственным.
… Его колено раздвигает ноги, потом второе доделывает начатое. Поцелуи становятся жестче…их уже мало, нужно что бы он вошел. Его рука ищет, пальцы утопают во влажном и мягком.
Вздох вырывается, когда она чувствует его внутри, ноги непроизвольно взлетают ему на плечи, ей так нравиться чувствовать кожей ягодиц его прикосновения… а еще все сильнее хочется сжать бедра, иначе не получиться кончить, но это ему сильно мешает. Она любит когда партнер входит сзади и даже не двигается, просто ласкает ее клитор — так можно проститься с остатками разума и даже начать громко стонать не замечая этого. Но случайному партнеру это не расскажешь — ей не хочется прерывать его ласки, пусть делает что хочет, так хорошо…. Но почему-то нервно. В любой момент может прийти соседка по комнате… господи, как это ломает кайф…
Какой он вкусный, хочется целовать его бесконечно… приятно тяжелый… как она соскучилась по этому… Глаза закрываются, целует его в плечо… Он становиться горячим и влажным — наверное скоро наступит логическое завершение, по крайней мере для него. Ну почему она не может получать удовольствие от вагинальных ласк… никакого. Она сжимается — он выскальзывает… можно передохнуть и попытаться спровоцировать его войти сзади…ну пожалуйста… пожалуйста… тело просит именно этого, но слова не выходят наружу.
Видимо, "сзади" он воспринимает только если она будет стоять на коленях, иначе ему неудобно. Но даже этих нескольких секунд, пока он просто вошел и еще не двигался, было достаточно для того, чтобы она начала стонать. Он слишком быстрый — трение=жжение…..хочется избавиться от него. Он не понимает в чем дело. Она что-то лжет…мелкое, не нужное, но все равно не говорит, чего хочет… Встает, закутывается в простынь и идет к окну. Он обнимает ее сзади и руки ищут ее тело в складках простыни.
Пальцы проникают внутрь снизу, он поворачивает ее к себе лицом и начинает целовать… Ей хочется очень — он входит еще раз и начинает двигаться, чувствуя, что скоро закончит… Горячая струйка обливает ее бедра… капли катятся… Было приятно, но не до конца… жалко… А снова начинать уже не хочется.
Карие и бездонные глазищи
Карие и бездонные глазищи
… или бездна, в которую лучше не попадать.
Глава 1. Памяти Т
Случилось это, когда я приехал с вахты. Работал на севере вахтовым методом. На нефти. Денег привёз конечно же много, но вот то, что аж целых три месяца не испытывал женской ласки, натолкнуло меня в первый же день на мысль; а не снять ли мне для начала хоть какую-нибудь там проститутку, что ли! Вы даже и представить себе не можете, как же мне невтерпёж-то и невыносимо дико-дико уж прямо как хотелось разрядить свои переполненные за три месяца яйца!!! Особенно когда молоденькие девушки на улице в это летнее время, — а был конец июля, — возбуждали меня своими коротенькими юбочками просто, ну вот до невозможного! Аппетитненькие такие ляжечки: го-о-о-о-осподи: ка-а-а-ак же они мне намекали-то недвусмысленно на то, что любой бы, ну вот абсолютно любой из этих стройненьких красоточек можно было бы вдуть! Влупить ей с голодухи, прости меня господи, аж прямо вот именно до боли в яйцах!!! Замужней там, незамужней — по-фигу! Я понимал, что ни одной абсолютно пизды от этого не убыло бы, если бы она вдруг приняла бы в себя "по самое-самое аж прямо ни хочу" мой голоднющий до безумия член!!!
Даже пускай и не ожидая его, такой вот именно тугой и могучий, но чтобы обязательно аж прямо по самые-самые что ни на есть вот именно яйца бы, до отказа, и, "подрочив" его немного своей невообразимейшей нежностью, приняла бы ещё в себя потом, как следствие всего этого, мою расплавленную сперму. И я знал, что где-то такая женская пизда должна всё же имется, которая успокоит сегодня в себе мой, удовлетворённый ею, членище! Я это чувствовал, что она где-то обязательно, ну вот по-любому есть!
Понимал, что хочу разрядить свои переполненные яйца прямо сегодня же!!! Господи, вы, наверное, думаете сейчас, какой озабоченный! А вот попробуйте-ка сами три месяца без секса, да ещё и при изнури-тельной работе, тогда посмотрю, как вы запоёте. И поэтому, вполне естественно, что мои мысли наталкивали меня на то, чтобы снять бы на часок девушку по вызову. Тем более, что денег-то полные карманы. Хоть десять таких закажи! Но всё оказалось гораздо проще. И я потом ни на секунду не пожалел о своём выборе. Потому что секс, который я испытал средь бела дня и уже буквально через какой-то там час, был просто невообразимо каким чистым, искренним и таким-таким прямо ошеломляюще натуральным.
И произошёл он от всей вот именно души! Потому что подарила мне его не проститутка-профессионалка, а обыкновенная какая-то там: да-да, не разевай-те рты от удивленья, я и сам, честное слово, от этого аж очумел, обыкновенная какая-то там российская наша школьница — старшеклассница, которую ещё и саму-то нужно было в этом деле всему-всему обучать. Но вот именно поэтому-то неожиданный секс с ней и был просто запредельно каким чистейшим, искренним и просто свёл меня с ума! А ещё, он дал мне в жизни всё!!! Когда я говорю "ВСЁ", то это значит, действительно, всё. То есть, это понятие означает намного больше, чем просто лишь один тупой секс.
Но я понял это уже только лишь потом. Сперва-то ещё и сам ни хрена ничё не знал. Первое, что я, помню, с ней понял, так это было то, что мне вдруг показалось, будто бы я порвал ей "целку"! Но только не в письке, как это уже постарался сделать за меня какой-то там пацан, а прямо аж вот именно в самой матке!!! Вот чего он сделать-то как раз и не мог! Я понял вдруг, что "такого именно" не испытывал ещё ни разу в жизни!!! Когда моя густая, горячая сперма пошла нашей, русской, российской, чёрт возьми, старшекласснице, словно бы на сдаче ею какого-то там важного для неё экзамена по анатомии, и: прямо прямиком ей в матку!!!! Стоп, стоп, стоп:
Расскажу уж вам, так и быть, всё по порядку! Как это всё случилось. Как моя настоявшаяся за три месяца сперма осталась в какой-то там юной старшекласснице! Но только одним лишь вам, по секрету: Хорошо?! Договорились? И чтоб никому. Ведь сами же понимаете, что такие интимные вещи огласке не подлежат и должны оставаться только лишь между двумя! А началось всё так:
Летняя кафушка. Прямо на улице, под навесом. Почти пустая от того, что будний день и стоит жара. Захожу, чтобы попить пивка. В самом углу, за столиком, во всём этом "сонном царстве", сидит девчёнка. Видно, что совсем-совсем уж прямо ещё молоденькая. Сидит, скучает. Видно, что чем-то расстроена. Пока беру пиво, поглядываю украдкой на неё. Не красавица, но довольно-таки симпатичненькая. Волосы вот только, чёрт, рыженькие! Спереди очень симпатичный, спадающий ей прямо на брови, чубчик — разлетайчик, а сзади, на затылке, эти её золотисто-рыжие и свёрнутые локоны заколоты "фигушкой". Абалденная в общем-то девочка! Так мне сразу же понравилась. Привлекла своей непревзойдённой хрупкостью!
Видно, что ещё совсем-совсем ведь почти ребёнок!!! Но уж я-то знаю, и мне рассказывать про это не надо, что такие вот "ребятишки", то есть девочки-подростки, уже вовсю, извините, долбятся со своими пацанами! Порются, чёрт возьми, как швейные вот прямо машинки "Зингер"!!! С ножным приводом! Ну, ебутся они короче уже вовсю. Чё уж там скрывать-то. И именно вот потому, наверное, что она сидела одна, я почувствовал вдруг сразу же такое непонятное почему-то к ней притяженье. Как будто бы сердце прямо почувствовало, что это именно она вот, юная девчёнка, будет принимать вскоре в себя мою густую и настоявшуюся сперму! Никогда ещё не пёр таких вот молоденьких.
Понимал, что они уже ебутся, понимал, что их, в принципе, уже и можно-то вовсю драть, но сам таких вот молоденьких до безумия девушек ещё не пробовал! А так вдруг загорелось попробовать, глядя сейчас на эту расстроенную чем-то девчёночку за угловым столиком. Рыженькая. Неужели всё же вредненькая, как их и описывают? А вредненьких-то ебать, я догадываюсь, это особенное аж прямо такое вот удовольствие! Она упрямится, не хочет, а ты же ей свой могучий до безумия членище, по тёпленькой, живой тугости — и прямо аж глубоко-глубоко вот именно в матку!!! Упряменькой такой вот, рыженькой, да-да, и: прямо прямиком в матку!!! А-а-ай: да как же мне вдруг захотелось-то попробовать такую вот именно молоденькую! Понимаю, что не пожалел бы на неё денег! Ну вот если в её годы, чёрт возьми, не удалось: Был такой скромный, застенчивый до них вот, до девчёнок! Даже взглядом-то боялся с какой-нибудь там из них встретиться! А сейчас понимаю, что ничего не пожалел бы!!!
Влупить бы ей только с голодухи, такой вот изящненькой и тоненькой, по самые-самые бы аж прямо вот именно яичички: Чтоб обязательно аж прямо вот именно по яйца ей засадить бы, до отказа, прочувствовать, как же туго-туго и тёпленько-то всё у такой вот хрупкой с виду милашки где-то аж прямо вот именно в самой матке!!! О, господи, да неужели ж такую хрупкую и тоненькую "ЕЁ" вполне реально можно: отьебать?! Прочувствовать весь свой могучий орган по самые-самые аж прямо вот именно "помидорки", до отказа, в её наинежнейшей писечке! Которая должна быть у неё, наверное, просто, ну вот сказочно какой сладкой!!! Уж это-то я уже понимал! Чувствовал!!! Потому что, была у меня, конечно же, подруга, перед тем, как я уехал работать на вахту. Но даже и имени её вспоминать не хочу! Узнал уже перед самым отъездом, что она изменяет мне с моим лучшим другом. Оказывается, такое бывает не только в кино. Вот так потерял в один день и любимую, и друга!!! Ну и бог им судья! Три месяца изнурительной работы всё вылечат. Больше и вспоминать даже об них не желаю! По-любому кого-нибудь себе найду. Уж один-то не останусь:
И вот, взяв бутылку пива, оглядевшись по сторонам и убедившись в том, что за мной никто не наблюдает, я бесцеремонно подсаживаюсь прямо к ней, к той самой девчёнке, что понравилась мне, ну вот просто безумно как!
— Привет! Чё скучаешь-то? — разглядываю я вот эту милашку уже вблизи.
О, господи, вблизи вижу с некоторым даже испугом, что, ну вот совсем-совсем уж прямо ещё молоденькая. Сколько же ей, интересно, лет-то? Поджала губки и молчит. Насупилась. Даже глаз не поднимает. Только лишь пальцы нервно застучали по столику. О, боже, а ноготочки-то чёрненькие. Пальчики хрупкие-хрупкие прямо такие вот, тоненькие, но ноготочки-то на них уже именно вот всё же вызывающие такие вот, угрожающие, экстримные, ядовито именно чёрненькие!!! Говорящие о том, что девочка в общем-то сейчас передо мной не простая, не так себе, а цевильненькая! Старающаяся казаться уже взросленькой. О, господи, ну конечно же уже ебётся! Да в этом даже и сомненья быть не может.
— Слушай, родная, я не знаю, как там тебя зовут, но что ты, в самом деле, такая грустная-то? А?! С пацаном что ли со своим поругалась? — продолжаю наседать я на девчёнку.
И тут она вдруг впервые, как сотворенье мира, вскидывает на меня глаза. Но молчит опять. Господи, а глаза-то у неё, оказывается, просто абалденные: Карие. Большие! И глубокие прямо такие вот — глубокие: У меня аж мурашки пошли по телу! В лёгкий транс впал от её глаз!!! Тут же понял, что это не к добру. Просто натуральная, красивейшая такая бездна!!! От которой трудно оторваться! И в этой бездне, представляете, в чистейшей, почти ещё детской этой бездне, чуть ли — чуть ли вот прямо не слёзы. В той бездне, которая поманила меня сейчас в себя, как в омут, (когда я уже понял, как же мне дико хочется-то упасть туда, в живые глаза девчёнки, и чтобы не выбраться бы оттуда уже никогда) в этой карей, чистейшей такой глубине — слёзы!!!
— А что: Заметно? — спрашивает вдруг, осмелев, эта, сидящая напротив за столиком, соплячка, когда я уже давно даже приметил промежду делом (ещё до её глаз), что под её цветастым и пёстрым топиком лифчика-то, чёрт возьми, даже и нет, и поэтому соски на её упругеньких, плотно-плотно обтянутых, ещё небольших, но просто абалденных таких грудках выпирают двумя симпатичненькими аж прямо такими вот, ласкающими взгляд, бугорками — пимпочками!
Да-а-а: блядь, девочка — просто шик!!! Начав общаться с ней, у меня такое ощущенье, будто бы я начал общаться сейчас с юным ангелом! Аж мондраж изнутри пробивает!!! Но как могу, изо всех прямо сил стараюсь скрыть от неё своё волненье. Девчёнка же ведь ещё! Господи!!!
— Ну если б вид у тебя был бы не такой расстроенный, то тогда, может быть, было бы и не заметно. — говорю я этому невинному ангелу, и, так как тот был всё-таки девочкой, то, виновато как-то так вот посмотрев, он вдруг впервые за всё время чуть улыбнулся, дав мне сразу же ещё сильнее понять, как же, господи, да как же я много-то отдал бы за то, чтобы именно такая вот скромненькая с виду симпатяга разрядила бы мои переполненные до отказа яйца, чтобы моя настоявшаяся и густая сперма пошла бы именно в эти вот пимпочки-сосочки, выпирающие сейчас столь заманчиво через топик на её пухленьких и обтянутых столь смачно грудках! — Чё: так уж сильно об нём переживаешь, что ли?
— Да нет: — врёт, мотая головой, сидящая напротив девчёнка и смотрит на меня уже как-то так более доверчиво, словно бы видя, что я взрослый, всё уже понимаю, и как бы ища у меня поддержки или дружеского что ли совета. — Просто неприятно, что: — и тут она опять поджала свои, невольно задрожавшие, губы.
— Что он с другой:
— А вы откуда знаете?! — искренне удивляются опять же напротив эти карие, огромные и почти-почти ещё детские прямо такие вот глаза, ошеломляющие меня своей доверчивостью.
— Господи! Глупая ты ещё: Извини, конечно же. Но глупая, потому что просто ещё молодая. Это поправимо, не переживай. Сколько тебе лет-то?
— Пятнадцать:
— А зовут как?
— Женя.
— Нет, милая, давай сразу же так с тобой договоримся. Ты у нас не Женя, а Евгения. Хорошо? Нужно же когда-нибудь начинать взрослеть.
— Как хотите. — уже повеселев так, смотрит на меня эта юная соплячка с живыми такими до безумия глазами и пожимает плечиками, давая мне понять, как же и в самом деле немного-то надо такому вот хрупкому, но живому существу, юной ещё вот именно девчёнке, чтобы жизнь вокруг стала бы хоть немного краше; живого просто лишь пониманья, и всё, и за это пониманье, (и я уже подсознательно это сейчас чувствую) такая вот юная девочка, она ведь может вознаградить тебя просто, ну вот безумно как щедро, настолько щедро, что у тебя аж мозги пойдут плавиться от её щедрости! Своей вот именно любовью она может тебя, взрослого такого вот балбеса, вознаградить!!! И всё это всего лишь только за то, что ты отнёсшься к ней по-человечески: Когда она ещё не знает, а каким же брошенным-то и одиноким чувствуешь сейчас себя ты: У которого за душой, ну вот никого!!! Одна горечь: Осталась. Ну… а к чему ей это знать-то.
— Евгения, а можно задать тебе один вопрос? Который я, в принципе, давно хотел бы задать такой вот очень молодой и красивой, как ты, девчёнке.
— Ну-у: — смотрит она тут же на меня. — Спрашивайте:
И я замечаю в этих живых глазах напротив блеск любопытного прямо такого вот интереса. А краешки очаровательных губ всё же дрогнули чуть в улыбке. И это говорит о том, что я ей немного всё же чем-то понравился. Ну, вот видно же прямо, что понравился:
— Вот скажи мне, пожалуйста, Евгения: Я тебя спрашиваю сейчас, как взрослую: Что вы находите в своих пацанах, которые ничего, кроме страданий, дать вам не могут? Ведь всё равно же потом оказываетесь нашими жёнами! Когда подрастаете.
— В смысле?!! Чьими это, вашими??! — уже аж засмеялась даже тихонько незнакомка, став сразу же при этом такой-такой обворожи-тельно миленькой прямо и хорошенькой!!!
О, господи, а когда она смеётся, от неё, оказывается, вообще можно сойти с ума!!! Смотрю на неё, как заворожённый! Даже уже забыл, что хотел сказать-то ей дальше. Мысли просто путаются. Так, чёрт возьми, волнуюсь! Потому что просто ещё не знаю, наверное, что разговариваю сейчас со своей будущей женой. А сердце уже где-то подсознательно это видимо почувствовало. Ещё не знает:
Никто ничего не знает. Но чувства-то, предчувствия, они ведь всё равно есть. И они зарыты прямо в глубине нашего сердца. Которое начинает в такие мгновенья аж замирать, почувствовавшее рядом свою половину. Но: эта половина, она ещё, как в тумане. Её же надо ещё и добиться ведь: А ты ещё даже и не знаешь-то, что тебе нужно это сейчас делать. Завоёвывать её. Но где-то подсознательно уже всё равно чувствуешь это (ради ваших же будущих детей) и: переходишь в атаку:
— Вот смотри, Евгения, мне двадцать восемь лет. По годам у нас разница с тобой в тринадцать. Так ведь? У меня есть всё. Своя собственная квартира, деньги, машину вот собираюсь сейчас покупать. Зачем же вам, скажи, таким вот молодым, пацаны? Всё равно ведь потом выходите замуж за нас. Которые могут любую из вас, такую вот юную, сделать просто королевой! Вот сознайся честно, только
без обмана, когда подрастёшь, через три года, пошла бы за меня замуж, а?.
— За вас??! — смеётся аж девчёнка и смотрит на меня такими изумлёнными глазами, но в этом изумленьи уже, тонко-тонко прямо так вот, улавливается искорка некоторого восхищенья. — Я же вас совсем не знаю!!!
— Евгения. Но ведь ты же уже взрослая девушка! Смотри, даже ногти уже чёрные. Господи, да я же вижу, что ты уже взрослая. И ты должна же понимать, что всё это дело поправимо.
— Как: поправимо?! — смотрит на меня, улыбаясь через закушенные губы, почти озорно уже так, этот сидящий напротив меня под-росток, который является ещё очень-очень уж юной прямо такой вот до безумия девушкой.
Да-да, этот ребёнок-подросток уже является, тем не менее, молодой девушкой, и я понимаю, чувствую сейчас по её игривым глазам, что её, такую вот миленькую прямо всю-всю и хорошенькую, уже можно трахать! Даже уже и нужно ебать таких девочек! Просто необходимо!!! Этого уже требуют их развивающиеся организмы! Вовсю требуют!!! И если всего-всего этого не делаешь с ними ты, то,
естественно, значит с ними всё это делает за тебя кто-то другой! Ну, вот где же, чёрт возьми, справедливость-то, а?! Что такие вот молоденькие и абалденные девчата раздвигают ноги перед кем-то!!! Да ещё чтобы потом же от них и плакать!!! О, господи, ну вот что я могу поделать, если все мысли у меня сейчас только лишь об одном этом. Там, у этой милашки в плавках! Сами-то вот попробуйте-ка по три месяца не трахаться.
— Евгения, а давай я тебе сразу же по-взрослому прямо так вот всё это объясню. Хорошо? Договорились?!
— Угу: — смело кивает и продолжает в упор и доверчиво уже так смотреть на меня, улыбающаяся через закушенные губы, девчёнка, даже и не представляя себе в эти мгновенья, как же я от неё, чёрт возьми, дурею-то! От такой вот безумно хорошенькой, рыженькой именно и милой!!! Да-а-а: как всё-таки много я потерял в её годы! Сейчас только лишь всё это понял, глядя на неё: Да мне бы в пятнадцать лет такую вот решимость, как сейчас, — всех-всех бы их, наверное, тогда перетрахал бы!!! Ни единой бы не оставил:
И тут, расстегнув нагрудный карман рубашки, я достаю оттуда одну зелёненькую бумажечку в сто долларов и кладу её перед этой самой юной Женей. Видя, как она стала вдруг серьёзной, пододвигаю купюру поближе к её чёрным ноготкам, прямо к хрупким её паль-чикам.
— Вот это тебе, моя родная, на первое время. Чтоб приоделась бы как-нибудь. Мне очень хочется, чтоб ты у меня выглядела бы получше. Нет, правда! Поверь мне: Очень хочется.
Девчёнка смотрит на меня и молчит. Молчит: Потом любопытство видимо берёт верх. Пододвигает купюру своими тонкими пальцами к себе чуть поближе и смотрит уже, внимательно так, на неё. Я вижу, что пытается понять; настоящая или нет?
— И что вы за это хотите? — вот едва слышно спрашивает она и вскидывает на меня, как бы в надежде, свои огромные глаза.
А вдруг, мол, всё же не "это". Не то, что она думает. И тут, протянув руку, я накрываю на столе своими пальцами хрупкие и слабые такие девчёночьи пальцы. Чувствую, чувствую, что мне от этих тонких пальцев, от того, что они настоящие, девчёночьи, живые, аж сделалось дурно! Как будто бы пальцы какого-то инопланетного существа, которое тебя, вот так вот незаметно, захватывает в плен!!! Хо-чет, чтобы ты вот, взрослый мужик, принадлежал бы ему, хрупкому вот этому вот существу! Сила которого — в слабости!!! Ноготочки-то совсем игрушечные, чёрные, а сперма у меня пошла из-за них прямо к мозгам…
— Чего я хочу? Я хочу, чтобы отношения у нас с тобой были бы прочные. Слышишь? Евгения! А не так, что на один там день. Хочу, чтобы потом, когда тебе исполнится восемнадцать, когда твои действия станут уже полностью обдуманными и осмысленными, чтобы ты стала бы, может быть даже, и моей женой.
— Хм-м: — пожимает плечами девчёнка и, прикусив чуть губы, смотрит очень-очень внимательно так и серьёзно на меня, не шучу ли, мол, я.
— Женечка, миленькая, пойми меня. Вот у меня: как бы это тебе сказать-то?! Господи!!! Ну не знаю даже! Только ты пойми меня правильно, родная моя, по крайней мере, постарайся хотя бы, пожалуйста, понять. Только, пожалуйста: Хорошо? У меня давно уже ничего не было ни с одной женщиной. Причём, очень-очень давно. Ты ведь, я думаю, понимаешь же, про что я говорю. И поэтому я очень хочу: Го-о-осподи!!! Да как же мне только тебе это сказать-то, а?!! Короче: Я хочу: чтобы ты занялась бы со мной любовью.
— Прямо здесь что ли??! — прыскает аж от смеха этот сидящий напротив меня ребёнок, конкретно сводя меня при этом с ума своими искрящимися от смеха глазами и давая тут же понять мне, что он, в принципе-то, всё же согласен, вот только не ожидал, совсем никак не ожидал, что вот так вот, "прямо в лоб", всё-всё это будет ему сейчас по-взрослому подано; хочу, мол, тебя, такую вот рыженькую милашечку, трахнуть, и всё тут, чего ж тут, мол, ещё скрывать-то!
О, боже, да неужели ж я в эту хорошенькую такую, безумно юную и смеющуюся Женю, в эту милашку, в этого ангела с рыженькой такой вот чёлочкой, буду вскоре всё же кончать? Неужели ж она согласна подарить мне всё это всего лишь за каких-то там сто долларов США? Она вот! Глупая ещё девчёнка!!! Для которой и сто долларов-то, похоже, деньги: Ну вот видно же, что не шалава и совсем не шлюха! Обыкновенная девчёнка. Но вот только какая-то такая: такая: не знаю почему, но уже вся-вся мне какая-то прямо родная:
— Ну почему здесь. Возьмём сейчас такси и поедем ко мне домой. Согласна?
Судьба сидит напротив и кусает губы. Опять, очаровывая, вскидывает на меня свои абалденные карие глазищи. Молчит. Понимает, что всё-всё это очень ведь даже серьёзно. Но в моих пальцах уже её тонкие пальцы, а под ними купюра в сто баксов, и она уже убедилась в том, что "денюжка-то" ведь настоящая.
— Евгения, милая моя! Посмотри на себя. Ведь ты же уже взрослая. — делаю я последнюю попытку доказать сейчас этой самой юной такой до безумия Жене, как же хорошо-то я её, детку, понимаю: — Ну, измени же ты ему хоть раз-то! Вот увидишь, тебе и самой даже полегчает: Он значит с другой, а тебе выходит и нельзя что ли?? Ведь ты же уже взрослая девушка! Евгеения, очнись, ну:
— Ладно… Я согласна. — заставив бешено заколотиться моё сердце, в упор вдруг прямо так вот смотрит на меня девчёнка, убеждая меня правдивостью своих искренних глаз, что за моё "пониманье" она, и в самом деле, согласна исполнить для меня то, чего я так-так уж прямо сильно и невыносимо как хочу, то есть сейчас, уже очень даже скоро, она по-натуральному будет со мной трахаться, надеваться своей наинежнейшей писечкою прямо мне на член!!! Да-а-а-а: где-то подсознательно уже прямо так вот чувствую: ПОПАЛ:
И вот, минут через двадцать, я эту изящненькую, хрупкую и очень тоненькую такую вот Евгению, рыжеволосую девчёночку с весёлой такой "фигушкой", заколотой на голове заколками, завожу уже в коридор своей пустой квартиры. Сердце в груди стучит просто бешено! Потому что, чувствую опять же, где-то так вот ещё совсем неопределённо, на уровне подсознанья, всё:: это западня! Даже родная дверь за спиной захлопнулась на этот раз как-то глухо-глухо так, словно бы крышка капкана. Никогда же, чёрт возьми, раньше она так не захлапывалась! Как сейчас: Или я просто этого не замечал??? Живая женщина, в моей квартире!!! И: така-а-ая молодая!!! Чёрт! Это что-то из ряда вон: Тет-а-тет с такой вот молоденькой до изумленья Принцессою!
— Не разувайся, родная. Юным принцессам не принято ходить по полу босиком. Пойдём-ка лучше сразу же в зал. Посмотришь, как я живу.
И вот мы уже проходим. Я конечно же разулся, а юная эта Принцесса из сказки так прямо и прошла ко мне в зал в красных своих туфельках на высоком каблучке. Ножки, выходящие из-под короткой синей её юбочки — просто абалдеть!!! Изящненькие прямо такие вот, стройненькие! А бёдрышки, бо-о-о-о-оже: Эта безумно аппетитненькая, ещё подростковая именно такая вот их припухлость, что уходит заманчиво под коротенький подольчик — просто сводит меня с ума!!! Даёт мне понять, что у меня, у бедного, будет наверное вскоре аж прямо разрыв яиц от переполнившей их спермы!!! Густая-густая такая вот, настоявшаяся, она уже, ну так уж прямо невыносимо как хочет всю эту пухленькую и подростковую именно ещё такую вот мякоть, что имеется на молоденьких девчёночьих ляжечках!
— Слушайте, а у вас прикольно! Со вкусом живёте. — оглядывается тем делом вокруг эта юная Женя. — Кстати, а как вас хоть зовут-то? — оборачивается она вдруг ко мне. — Ведь вы же мне даже и не представились.
Господи, вот какие оказывается нравы у теперешней молодёжи. Согласилась трахнуться со мной, даже и имени-то моего не узнав! Да и зачем же, в самом-то деле?! Какая разница, с кем она будет сейчас ебаться?? Главное, что будет и всё тут!!! Она, хрупкая такая вот девчёнка, уже знает, что будет сейчас здесь вот, в моей квартире, со мной ебаться! То есть, она здесь именно для того, чтобы, если уж я так прямо того хочу, и если уж я такой-такой прямо до всего до этого голодный, чтобы накормить бы меня сейчас, поосновательнее бы прямо так вот, нежностью своей юной писечки! Подумать только, своей нежненькой до невозможного писей она, Женя, пойдёт вскорести прямо мне не член!!!
И её нисколечко даже не смущает, что она будет мне сейчас всё-всё это делать. Дрочить мне влажненьким, тёпленьким и живым-живым таким мясом своей девчячьей письки! О-о-ой: ка-а-а-ак же мне уже хочется-то побыстрее ей в пизду!!! В хрупкую и тоненькую эту Евгеньичку, пускай даже ещё и в девчёнку, но мне хочется, обязательно и во что бы то ни стало, аж прямо вот именно по самые-самые что ни на есть яйца!!! До отказа!!! Уж я-то вдую ей, сладенькой, так уж вдую!!! Дождаться бы лишь только того момента, а! Когда эта хрупкая милашка, такая вот именно огненно-рыженькая, окажется уже наконец-то вся-вся-вся у меня в яйцах!!!
— Меня, родная, зовут Николаем. По крайней мере, от самого рожденья именно так звали. Я думаю, что и сегодня без изменений. Ты же, детка, можешь называть просто Колей. Выпьешь чего-нибудь?
Принцесса смеётся на мою шутку. Смотрит на меня уже с нескрываемым таким восхищеньем.
— А что у вас есть? — выдают мне опять же это тупое девчёночье восхищенье её глаза. От которого у меня аж сердце захватывает!
— Хм: много чего.
И вот, через пару минут, когда мы с этой юной до безумия Женечкой уже выпили по рюмочке шотландского виски, я поставил, на два захода, одно тихое, очень-очень красивое такое танго и пригласил её на медленный танец. "Улыбкою нежной, большими глаза-ми: " Да-а-а: мелодия длинною во всю мою жизнь. "Ласкал твои плечи сиреневый вечер, а я любовался и: верил в тебя." Бо-о-о-о-оже: как пахли под это "верил" её собранные в пучок волосы!!! Они пахли натуральным, естественным ароматом юной девушки! Ароматом близкого наслажденья!!! И я понимал уже, что наслажденье-то это будет поистине просто фантастическим, когда эта, гнущаяся сейчас в моей руке, тоненькая и хрупкая-хрупкая аж прямо такая вот до изумленья Евгеньичка окажется уже наконец-то, детка, вся-вся- вся и до отказа на моём могучем члене!
Когда она окажется, родименькая, прямо уже у меня в яйцах!!! О, господи, вот никогда ещё не ебал таких вот молоденьких! Именно ещё пятнадцатилетних!!! Да неужели ж такая хрупкая и тоненькая девочка, чья тонюсенькая талия гнётся сейчас столь соблазнительно в моей руке, неужели ж она на такое способна? Принять в себя до отказа мой могучий и тугой-тугой аж прямо такой вот до безумия членище?!! Надо сказать, что половой орган у меня был просто невообразимо каким могучим!!! Даже и взрослые-то девушки бывало порой аж дурели, сходили прямо, бедняжечки, с ума, когда принимали в себя его тугой ствол, да если они ещё были и в неразогретом состоянии, именно вот по самые-самые аж прямо что ни на есть яйца, до конкретнейшего прямо отказа!!! А что будет вскоре с такой вот хрупкой и тоненькой пятнадцатилетней девчёночкой, я ещё просто не знал?! Но так, так, чёрт возьми, безумно прямо как хотелось попробовать, а что же с ней, и в самом деле, будет-то, а?!
Когда я не смогу просто удержаться и введу свой огромаднейший членище в её неразогретую писькину, а я уже и сейчас чувствую, что писька у неё будет очень-очень уж тугой ещё прямо такой вот, слипшейся и плотненькой, когда я введу ей всё в её юненькую и неразогретую ещё абсолютно даже никак писечкину, как безумно того и желаю, аж прямо по самые-самые что ни на есть вот именно "помидорки"!!! Прочувствую все-все тугие и тёпленькие внутренности этой юной такой милашки Жени! Прочувствую, как обстоят у неё дела в матке?! Бля-а-а-адь: да ка-а-ак же мне уже нетерпится-то побыстрее ей вдуть!!! Засадить по яйца живой и тёпленькой такой, миленькой этой аж прямо такой вот до изумленья Евгеньичке, которая, детка, с ума меня просто сводит, и чья тонюсенькая талия, полностью освобождённая из-под коротенького её топи-ка, столь соблазнительно гнётся сейчас в моей, жадно обвившей её, руке! Обязательно "кисками" ей первый раз вопру: Только-только лишь "кисочками", и никак больше!!! Бля-а-а-а: засажу ей, вывернутой, по самые-самые уши!!! По-гланды прямо:
Всё началось с её нежнейшей и тоненькой шейки. Мои губы во время танца пошли по ней, от её хрупкого плечика, всё выше! Выше: К ушку!!! В его мочке маленькая золотая серёжечка в виде звёздочки. Девочка в моих руках аж задрожала и тут: Я её наконец-то поцеловал! Радость такую!!! Прямо во время этого медленного танго. Бо-о-о-о-оже: казалось мой хуина у меня в плавках и в штанах аж разорвётся сейчас от натуги! Представляете, впервые за три месяца он реально почувствовал то, что ему дадут сейчас самочку!!! Нежненькую, такую-такую ещё прямо всю молоденькую!!! Которая вполне реально принесёт ему сейчас облегченье, приняв в себя его горя-чую сперму!
Влажный и чувственный рот этой юной самочки, да ещё и когда я почувствовал, как она во время этого медленного танго сама же прямо вся-вся-вся потянулась своим жадно раскрытым ротиком ко мне, когда я чувствовал к тому же в своей руке нежность одуреннейше тонюсенькой — притонюсенькой аж прямо такой вот, голенькой, изгибающейся талии этой юной такой Евгении, всё это заставило меня потянуться вдруг по внутренней стороне её обжигающе нежненького, сладенького аж прямо такого вот бёдрышка, аккуратненько так, и: прямо, извините, ей под юбку. Наконец-то под юбочку той самой Сказки, что сидела одна в кафушке!!! А тут, уже близенько прямо так вот под её короткой юбочкой, мои жадные пальцы упёрлись естественно, почти тут же, в тугую-тугую, пухленькую и в тоже время твёрденькую прямо такую вот косточку её девчёночьего лобка, который был обтянут у этой юной моей спасительницы безумно тоненькой такой, чувствуется, тканью плавок! На ощупь это были плавочки хэбешние, самые простенькие, домашние, тонень-кие прямо, чувствуется, такие вот тоненькие, лёгенькие — прилёгенькие. И вот тут-то я уже ничего дальше не соображал!
Понимая, что именно под этой вот пухленькой и твёрденькой такой девчячьей косточкой имеется та самая, единственная во всём нашем городе, живая пизда, которая успокоит сейчас в своей невообразимейшей нежности мой член, приняв, глубоко-глубоко в себя прямо, мою горячую сперму, я тянусь с ходу пальцами прямо под неё, под эту тупую, резко-резко обрывающуюся такую вот косточку! И невообразимейшая нежность живой, настоящей уже именно такой вот, как она прямо и есть, девчёночьей писечки обжигает вот с удовольствием мои жадные до неё пальцы прямо уже даже и через тонюсенькую ткань плавочек! Бо-о-о-о-оже: ка-а-ак она задрожала, эта Женя, уже предчувствуя, наверное, сейчас в поцелуе, что, будучи ещё такой вот очень юной девчёнкой, она будет принимать вскоре мою расплав-ленную сперму прямо аж глубоко — приглубоко вот именно к себе в матку!!! А-а-ай: да как же я уже невыносимо-то прямо так вот хочу ей побыстрее вдуть!!! И я знаю, что не смогу просто удержаться; чтобы она там себе не испытывала бы, засажу в неё свой дьявольски могучий хуина по самые-самые аж прямо вот именно яйца, до отказа!!!
Чтобы прочувствовать бы, какая ж тугая-тугая и тёпленькая-то эта Женечка аж прямо вот именно в самой матке!!! И вот, сгорая от нетерпенья, я зажимаю уже дрожащую в моей руке девчёночку прямо за письку снизу и за эту массивненькую, твёрденькую, тугую-тугую аж прямо такую вот косточку её лобка, чувствуя при этом, как эта тупая кость аж прямо перекатывается под плавочками и под моими жадными пальцами прослоечкой, обтягивающей её, пухленькой и жирноватенькой прямо такой вот на ощупь кожи!!!
Нет, такого издевательства над собой я выдержать уже, конечно же, просто не мог! Все три месяца изнурительной работы на севе-ре мечтать по ночам о живом таком вот женском органе, чувствовать его сейчас под своими жадными пальцами и бездействовать, я был просто не в силах. Мы уже давно с этой Женечкой не танцевали, а стояли просто на месте. Я понял, нужно уже побыстрее её, детку, брать. Момент настал. Страшно, не страшно, а начинать уже нужно: Иначе девчёнка тебя просто не поймёт.
И вот, быстренько разорвав наш поцелуй, развернув молоденькую до безумия девушку к себе спиной, (а по-настоящему-то именно ещё вот девчёночку), я давлю ей тихонько на плечи и заставляю опуститься коленями прямо на мягкий ковёр, что находится под нашими ногами. О, боже, как она покорна! Загибается передо мной как нужно буквально в одну секунду. Именно так вот, как я и хотел! Сама же прямо, детка, загибается. Даже с готовностью и послушно вытягивает перед собой хрупкие свои ручонки, уперевшись ими в ножку от дивана. Ей по-фигу, что я буду ебать её сейчас прямо на полу. Впервые в жизни я, и её вот! Эту юную такую вот до неприличия Женю!!! Ещё час назад о существованьи которой я даже и не знал! Которую я подцепил только вот, полчаса назад, в летней кафушке!!! Которая согласилась трахнуться со мной всего лишь за каких-то там сто долларов! Потому что для девчёнки это, я догадываюсь, приличные в общем-то деньги! И если со своим пацаном она до сих пор ебалась забесплатно, который её за это же ещё и бросил, то она, конечно же, понимает, что её писечки от этого, ну вот нисколечко-нисколечко даже абсолютно не убудет, если она у неё сейчас за эту зелёненькую бумажку немножечко "потрудится". Ну, вот хочется если мне отьебать именно её вот, глупую и ещё совсем молодую такую вот девчён-ку, что она, скажите, может с этим поделать?
Проще уж тогда мне дать, наверное, а… Бедолаге такому. Чтоб я узнал бы наконец-то, если уж мне так прямо того охота, что ж это, и в самом деле, за наслажденье-то, ебать не взрослых девушек, а именно их вот, молоденьких ещё прямо таких вот до безумия девчаточек!!! Девчат — подросточков!!! Да-да, их, родимых! Ведь всё равно же их уже вовсю кто-то там ебёт! Так почему бы тогда и мне-то, в самом деле, не попробовать бы, а?!! Представляете, такую юную огненноволосую девчятиночку, в разъехавшемся виде, невыносимо гибкую-гибкую такую вот, тоненькую, ту самую именно прелесть, что сидела ещё недавно только одна в летней кафушке — и всю-всю её — привсю, аж прямо до отказа, себе на член! А хуина-то у меня будь здоров!!! И молоденькая такая вот соплячкина, если она уже вовсю до этого со своим пацаном еблась, я догадываюсь, что даже и она, и она, детка, в разъехавшемся виде беспомощного лягушонка, то есть, "кисочками", именно так вот, как кошки это делают, она будет принимать сейчас мой член к себе в письку, как и полагается, по самые-самые аж прямо что ни на есть вот именно яйца!!! Весь-весь полностью прямо!!! Куда ж он ей там, интересно, будет только заходить-то?! А?!! Но я знаю, что куда б он ей там не заходил бы, он будет проникать ей вскорести глубоко-глубоко аж прямо вот именно в саму матку!!!
Без презерватива, представляете, наживую, такой вот молоденькой до бесподобия девчёночке, потому что они, детки, в этом возрасте ещё по-натуральному прямо так вот все чистые — и прямо аж ей в матку!!! О, боже, да мне даже и не верится, что ту самую именно рыжеволосую Сказку из кафушки, заполучить которую мне казалось полнейшей фантастикой, я буду ощущать уже сейчас реально своей аж прямо вот именно из самой матки!!! Буду втапливать ей аж прямо вот имен-но по кишки! До наиконкретнейшего отказа!!! Когда загрузиться ей в пизду глубже — будет уже попросту невозможно:
— Же-е-е-енечка: Ми-и-иленькая ты моя! — тянусь я вот уже, как во сне, затаив дыханье, по этой узенькой-узенькой и выгнувшейся столь заманчиво передо мной девчёночьей спиночке, — Давай-ка ножки сразу же раздвинем пошире, а, детка?!
— Так что ли?? — по-простому прямо так спрашивает, разводя бёдрышки, уткнувшаяся лицом в ковёр девчёнка, когда ей, чувствуется, вот так вот, спрятавши лицо, наверное, не совсем уж прямо так стыдно за то, что её сейчас будут ебать. Ебать, представляете, прямо средь бела дня, на чьём-то там полу! Когда вот видно же прямо по ней, что для неё это совсем привычное уже дело.
— Нет-нет, деточка, ещё пошире. Ну: Женечка! Ага, вот так вот: Во-о-от: вот, умничка-то ты моя! Да ты у меня, оказывается, девочка-то смотри, какая прямо хорошая?!! Послу-у-ушная: Ты ведь хорошая же у меня девочка?! Ведь правда же? А?! Миленькая ты моя?!!
— Угу: — послушно мотает головой уткнувшаяся лицом в пол девчёнкина, разведя пошире свои молоденькие бёдрышки и подставив мне при этом, как вы и сами уже, наверное, понимаете, свою безумно аппетитненькую, упругенькую, аккуратненькую и небольшую ещё прямо такую вот попочку. Которая обтянута у неё, ещё пока что, юбкой, но уже действует, однако, на меня просто убийственно как!
— Ну вот и хорошо: Я думаю, что мы с тобой всё-таки подружимся. Да, детка?
— У-угу: — опять кивает она. (По-моему, она, засранка такая, уткнувшись личиком в пол, ещё всё ж таки и успевает улыбаться в этот момент! Да-да, по-моему это так оно и есть, судя по её вот этому вот "угу". Рюмочка виски всё ж таки подействовала. Когда для молодой такой вот соплячкиной ебаться — это делается так же легко, как, например, и семечки щелкать! Привычное её состоянье:)
И вот, стягивая с себя быстро, под это её "угу", штаны, плавки, чувствуя, как загудел мой, выпущенный на волю, хуина, наливаясь просто невообразимой аж прямо такой вот силищей от того, что увидел перед собой разъехавшуюся девчёнку, я всё ещё не верю, не могу просто никак поверить в то, что буду её сейчас уже реально прямо так вот трахать! Это кажется мне поистине какой-то фантасти-кой!!! Летний тихий город, жара, и вот, о господи, вот передо мной уже вывернулась в прохладе моей квартиры, с полнейшей готов-ностью мне отдаться, молоденькая до изумленья девчёночка! Прямо так, как я и взял её с кафушки! Считай что, прямо с улицы!!! Коротенькая синяя юбка, красные туфельки, цветастый узенький такой топик, две заколки в её свёрнутых и рыженьких волосах — всё в ней именно так, как она и сидела ещё только недавно за столиком одна! Бо-о-о-оженьки: такой миниатюрненькой, хрупкой, тоненькой и вместе с тем гибкой — пригибкой до безумия прелести я ещё и в жизни-то своей не пробовал! Да за такую девочку не то, чтобы сто, а даже и пятьсот, и тысячу баксов отдал бы! Ебать её за сотку — это, считай что, нахаляву!!! Если тебе только совесть позволит! А мне, с голодухи, позволит! Ещё как позволит: Ебошить её, дуру, за сотку!!! Нефиг ебаться с пацанами в такую рань:
И вот, под звуки того же самого тихого, абалденного танго, на которое я приглашал эту юную Женю танцевать, чувствуя под пальцами всю эту подростковую ещё такую вот их припухлость, вблизи юбочки, я растаскиваю вот её обжигающе нежненькие-принежненькие, изящненькие и тоненькие такие бёдрышки ещё как бы чуток пошире, — так уж мне хочется загрузиться с первого же раза в пиздёночку этой вывернутой Евгении до самого аж прямо вот именно хрящичка!!! Чтобы, если уж вдуть ей — так уж действительно бы вдуть, понять бы, что ты влупил живому, тёплому существу! Потом коротенькая её юбочка летит махом вверх, ей на спину, и: боже ты мой, ка-а-ак же я очумел-то, увидев уже наконец-то, так вот запросто, на столь щедро вывернутой мне, невообразимо ещё юной такой девчёночьей её промежности, пролегающие по ней неширокой такой, белой полосочкой, безумно лёгенькие, повседневные именно такие вот, домашние её плавочки, прикрывшие и обтянувшие здесь собой этой юной Жене что-то чуть-чуть такое вот, чувствуется, пухленькое!!! Её половые именно губки! Тут, представляете, имелась у неё, у пятнадцатилетней соплячки, её девчячья писькина!!! Самое- самое бесценное сокровище, что есть только во всём её девчёночьем теле!!! И я, честное слово, аж одурел!
Пальцы прямо с ходу под эту полосочку, оттягиваю вот уже всё это дело по-быстренькому вправо, на столь сладенько-сладенько прямо так вот разъехавшуюся передо мной девчячью попку и: бо-о-о-о-оже: как же она стала мне сразу же симпатична-то, писечка этой юной пятнадцатилетней рыжеволосой принцессы — моей спасительницы! Впервые за столько месяцев, представляете, и прямо вот она, как на ладони, живая пизда!!! Понимая, что это свыше моих сил, я направил в неё свой голоднющий и разрывающийся от натуги хуина прямо с ходу, тут же!!! Не стал смачивать эти пухленькие и примятые плавочками лепесточки ничем-ничем, не слюной там, никак! Мне безумно хотелось самой-самой что ни на есть только натуральнейшей, настоящей, живой именно прямо такой вот, как она и есть, девчёночьей пизды!!! Такой, как она и была ещё в кафушке, на улице!
Когда она ещё такая вот именно цельненькая, неразогретая! Ебаться ещё совсем-совсем вот прямо никак даже и не хочет-то, а я же ей головочку своего члена настырно втапливаю пальцами прямо в эти безумно-безумно мягенькие, пухленькие и примятые ещё от плавочек лепесточечки, топлю всё этой юной Жене прямо, считай что, под самую-самую вот именно попку, и, вывернутая передо мной девочка конечно же даёт мне в итоге почувствовать, как что-то у неё в этом месте лениво так всё же дрогнуло, зацепилось мне на кончик как бы чуть-чуть, самым-самым аж прямо вот именно краешком.
Но ухватившись тут же за эту дрогнувшую слабинку, я с ходу давлю ей в это место под попочку посильнее и чувствую вот уже, как слипшаяся её дырочка поймалась, потащила с усилием, неохотно-неохотно так разворачивающимся и тёпленьким прямо таким вот мясом, в себя!!! А-а-ай: бля-а-а-а-адь: это было что-то невообразимое; почувствовать после трёхмесячного воздержанья, как неразогретая писька юной пятнадцати-летней девчёночки потащила уверенно, хоть и слипшимся, но таким всё же невообразимейше нежненьким — принежненьким до безумия мясом прямо уже конкретно в себя! В свою узенькую "пещерку"!!! И всё это только лишь за то, что я не побоялся подсесть к ней, к этой Жене, ещё недавно только в летней кафушке. В награду мне за мою смелость, она будет сейчас уже вся-вся-вся до последнего моей!!! И словно бы почувствовав, словно бы уже прямо понимая, каких же именно ощущений-то после столь длительного воздержанья мне так уж прямо хотелось бы получить от неё вот, от безумно юной девушки, понимая, что за сто долларов США она обязана вложить в эти непередаваемые для меня ощущенья всю-всю свою любовь и нежность, которая в ней, как в девушке, может вообще только иметь-ся, эта безумно юная Евгения аж прямо продрала в итоге по вылезающей из плоти головке моего члена всем-всем этим, ещё неразогретым, слипшимся, но развернувшимся всё ж таки до нужной ширины, девчёночьим своим мясом, в тот момент, когда её юная пиздёночка обволакивала вот уже всё же наконец-то собой, как прямо удав, пожирающий кролика, толстенную башку моего могучего-могучего аж прямо такого вот до безумия хуя!
И поняв в ту же секунду, что нужно идти сейчас побыстрее в девушку и дальше, пока она, глупенькая, ещё не передумала, я тут же нажимаю на член посильнее и чувствую, вижу уже своими же собственными глазами, что он отправил-ся этой вывернутой и одетой пятнадцатилетней Женьке прямо уже вот, представляете, прямо уже конкретно ей в пиздятинку, под плавочки!!! В тёпленькую, в неохотно разворачивающуюся нежность! В живую вот именно девчёночью её пизду!!! В которой так-так уж прямо ещё всё плотненько, так всё туго и неподатливо!!! Но которая уже всё же забирает, забирает в себя своим тёпленьким и неохотно прямо так вот разворачивающимся мясом мой могучий хуинище!!! Давая тебе возможность, как ты того и хотел, буквально прямо сходить с ума от пониманья того, что ты отправился сейчас в тугую и неразработанную ещё пизду пятнадцатилетней вот именно соплячкиной! А то, видите ли, с пацаном лишь только одним своим она ебётся! Как бы, детка, не так. Хватит уже, наверное, от него плакать-то, а? Да-а-а: как это всё же замечательно-то, что строенье даже и таких вот юных до безумия девушек не позволяет тебе задумываться силь-но уж прямо так над тем, что, куда и как им там сейчас всё пошло?? Твоё дело надавить, а уж дальше самой девчёнке уже приходиться разбираться, что, куда ей там и как всё-всё это, такое вот могучее, продолжать принимать сейчас в себя и дальше?!
Вот вывернутая и разъехавшаяся передо мной соплячка, та самая именно рыженькая, прямо в плавочках, в юбочке, в цветастом своём топике, тащит меня, уже внутри своей письки, под какую-то, чувствуется, плотненькую как бы прямо такую вот выпуклость, давая понять тем самым, что слипшееся продолженье едва-едва уловимой и ведущей в её тайны дырочки имеется у неё, как ты там не крути, именно вот только лишь единственно здесь. И мне опять пришлось надавить на член, чтобы перебороть сопротивленье тугой-тугой и ещё плотной именно прямо такой вот девчёночьей пизды! И в следующую секунду всё-всё это, живое такое вот и тёпленькое, аж прямо продирает опять же по чувствительной головке моего тугого фаллоса, заставив эту юную Женечку аж дёрнуться, когда она поняла и почувствовала уже вместе со мной, что мой тугой и могучий такой до сумасшествия хуина пошёл, поднатужившись, прямо уже вот, конкретно в неё! Закатившись под её разъехавшуюся попочку и почувствовав, что там, внутри её вертлявенького, тоненького тельца, ничего-ничего уже абсолют-но, кроме нежности-то, и нет, он отправился ей прямо уже конкретно в органы, в половые вот именно её органы, принадлежащие ка-кой-то там пятнадцатилетней ещё всего лишь только навсего девчёночке-соплячке!!! Э-э-это было что-то невообразимое; понять после трёх с лишним месяцев воздержанья, что тебе на член пошла вдруг сейчас молоденькая до изумленья девушка!!!
Хоть даже и такая вот невообразимо тоненькая, хрупкая, но такая, тем не менее, до одуренья вся-вся гибкая! Настоящая и живая именно девушка!!! Да я аж одурел, когда почувствовал, что моя гудящая от натуги мощь отправилась ей прямо уже во внутренности, когда уже понял, что продеру её сейчас обязательно, такую вот гибкую, вертлявенькую и тоненькую, до чего-то аж прямо уже немыслимого, засажу этой разъехавшейся передо мной юной Евгении по самые-самые кишки вот прямо, во что бы то ни стало, но по самые-самые аж прямо что ни на есть вот именно яйца!!! Я обязательно уже вопру ей сейчас именно вот, блядский ты род, по яйца!!! Она уже попалась, голубка! Мой хуинище прёт ей неумолимо прямо уже куда-то глубоко во влагалище! В котором так тоже, чувствуется, всё-всё плотненько и туго!!! Ну вот не собиралась девчёнка, сидя в кафушке, ебаться.
Совсем не собиралась! Просто пожалела меня. И умничка, что пожалела. Уж я-то перед такой умничкой в долгу не останусь! И видимо давая мне понять, что и она тоже оставаться передо мной в долгу не собирается, что всё- всё то, что сейчас тут происходит, и происходит прямо у меня же в зале, на полу, должно быть просто максимально как честно и искренне, раз уж она, как девочка, на это всё согласилась, чтобы подарить бы мне прямо вот тут вот, на полу, свою невообразимо искреннюю любовь, Евгения, го-о-осподи, она вдруг зацепила и продрала уже где-то в немыслимой глубине по головке моего огромаднейшего фаллоса аж прямо через какой-то, чувственно-чувственно так протянувший, и даже, можно сказать, слегка как бы маленечко противненький прямо такой вот щелчок, от которого аж дёрнулась всем-всем телом, вскрикнула, и после которого, самое главное, у меня создалось ощущенье, что всё пошло ей вдруг уже куда-то там явно не туда! Ну вот не туда, куда должно было бы пойти.
В какой-то неверный путь! Отчего девчёночка аж обезумела, потянулась от меня неосознанно вперёд. Но разбираться мне, как вы и сами понимаете, уже не хоте-лось, что, почему и из-за чего ей пошло всё вдруг куда-то там не туда? Ведь пошло же, тем не менее! Господи, пошло ведь!!! И какая разница, куда?! Главное, что в молоденькую девушку!!! А может, при ёбле малолеток, всё это и должно быть так?? Откуда я знаю? Одно я понимал твёрдо, что куда бы и как ей сейчас там всё не пошло, но я должен, просто обязан ввести в неё сейчас свой могучий хуина до отказа, по самые-самые аж прямо что ни на есть яйца!!! И застонавшая, потянувшаяся от меня соплячка, от которой я дурел только что в кафушке, а ведь это передо мной сейчас именно она, о господи, передёрнувшись в своих остреньких лопатках под топиком, она даёт мне вот уже почувствовать, что этот "неверный путь" повёл ей аж прямо вот именно куда-то там в мозги!!! Где моего члена никто не ждал! Где он вообще, вообще вот прямо, чувствуется, был лишним!
И мало того, он здесь вообще никогда-никогда не должен был быть!!! Ну, вот не нужен он был, чувствуется, тут девчёнке! Совершенно даже не нужен!!! Мой хуинище, и чтобы прямо у неё в матке!!!
И тут, когда я уже понял, какое ж это пикантное и даже маленечко как бы садистское прямо такое вот что ли наслажденье-то; побывать у такой вот юной до безумия девчёнкиной прямо аж где-то в самих её девчёночьих мозгах, понять по этой перегруженной и тёплой всей тугости, что у неё тут вообще ещё никто-никто до тебя никогда не был, когда я понял, что это — словно бы порвать ей здесь целку, я вот переламываю невольно эту юненькую и хрупкую такую вот до безумия Евгеньечку, как только могу, в её тонюсенькой аж прямо такой до невозможного талие, благо она, детка, ну вот такая прямо вся-вся здесь податливенькая, а талия её как раз освобождена у неё из-под заброшенной ей наверх, синей её юбочки, дурею от того, что таких вот до безумия юных соплячек можно ебать, оказывается, и прямо одетыми, как они вот прямо и ходят по улице или сидят там в кафе, и когда эта обезумевшая Женька, прямо в красных туфельках, прямо в белых своих плавочках, дала мне отчётливо почувствовать, что такой вот огромаднейший, как у меня, хуина вводить в неё уже просто конкретно некуда, всё её влагалище и так уже, считай, до отказа переполнено им, я поднатужился, боже, и, переубеждая её в обратном, ввёл ей, прости господи, в эту живую и тёплую аж прямо такую вот до невозможного тугость, представляете, взял и ввёл вот ей в эту, не- пробованную ещё никем, тёплую тугость аж прямо уже вот именно всё-всё полностью! До отказа!!!
Впёр ей, очумевшей, как и полагает-ся, по самые-самые аж прямо вот именно яйца!!! Я вдул!!! Представляете?! Пятнадцатилетней девчёнке!!! Влупил ей, вскрикнувшей, аж прямо вот именно по кишки!!! Молоденькая там, господи, не молоденькая — какая разница?!! Я засадил в разъехавшуюся и вывернутую передо мной рыжеволосую эту бестию (О, боже, какая ж гибкая-то, а!) свой изголодавшийся до её нежности хуинище аж прямо вот именно по яйца!!! Так, что помутился аж рассудок!!! Бо-о-о-оже: ка-а-ак я её прочувствовал! Эту незнакомую и юную такую, застонавшую у меня на полу Женю!!! Еле-еле прямо сдержался, чтобы не кончить бы в неё после трёхмесячной голодухи прямо тут же! Соблазн был очень велик — прочувствовать прямо сейчас же, с ходу, как пошла бы моя густая сперма по её тугим-тугим и тёплым таким вот, пере-груженным аж прямо до отказа внутренностям!!! Молодой, незнакомой, пятнадцатилетней этой соплячке, по сути дела ещё школьнице, — и прямо аж глубоко-глубоко вот именно в матку!!!
Мой организм просто сошёл с ума, что получил наконец-то в своё полнейшее распоряженье столь долгожданный женский организм! Да ещё и такой невообразимо аж прямо какой молоденький!!! Так вот, оказывается, как они ебутся-то, малолетки?! Какая ж она, оказывается, в матке тугая-тугая прямо вся такая вот и тёплая-то, а, та самая именно расстроенная соплячка, что сидела ещё только не так давно в летней кафушке одна за угловым столиком! И зачем же мне, скажите, какая-то там с запросами проститутка, когда такая вот молоденькая до безумия девчёночка и абсолютно безо всяких там запросов, за какую-то там всего лишь одну сотку, может дать тебе в твоей же собственной квартире прямо на полу насладиться тем, что ты продрал её, воспользовавшись тем, что она — юная девушка, до всего-всего мыслимого прямо и немыслимого!!!
Она может дать понять тебе, если ты так уж прямо того хочешь, что твой озабоченный и голоднющий до её нежности хуинище находится у неё сейчас, в данный момент, уже где-то глубоко — приглубоко аж прямо вот именно в самой матке!!! В связи с чем она вот, юная до изумленья девушка, вся-вся-вся принадлежит сейчас тебе!!!"Так, мол, ты хотел мне вдуть, чтобы понять бы, какой же фантастически сладенькой-то я могла бы быть для тебя в будущем женой?! Та, в глазах которой ты утонул, когда увидал там слёзы: Но погоди, ведь это же ещё совсем-совсем даже и не всё, что ты можешь от меня, от рыженькой такой вот симпатяшкиной, получить.
Главное наслажденье ещё впереди! Представляю, как же ты очумеешь-то и куда ж только будешь от меня ломиться, когда мне в кишки сюда вот пойдёт уже вскоре твоя расплавленная сперма! Когда ты поймёшь в озвереннейшем сладострастии, что она пошла мне, пятнадцатилетней, не куда-нибудь там, а глубоко — при-глубоко аж прямо в матку!!! Когда до тебя дойдёт наконец-то, что я действительно вся твоя! Без презерватива, по тугому, живому прямо всему вот этому вот девчячьему моему мясу, тё-ё-ё-ёпленько прямо так вот — притёпленько — и: прямо мне в матку!!!"
А-а-ай: и вот, переломив снова эту незнакомую мне, застонавшую Женечку в её тонюсенькой талие, что была свободна в данный момент из-под её синенькой задранной юбчёнки, я уже тянусь из неё, из родименькой, назад, чтобы посмотреть бы прямо сверху на то, как выкатывается мой дьяволски могучий хуина прямо вот, у неё из пизды, из-под её разъехавшейся и безумно-безумно аппетитненькой аж прямо такой вот до невозможного попочки, из-под этих беленьких, простеньких, убранных ей всторонку плавочек!!! Вот он выкатывается, выкатывается, потащив за собой сверху бледно-розоватую плёночку: Бо-о-о-оже: какой длинный!!! Да где ж он там мог в ней только разместиться-то, а?!!
В такой вот тоненькой и хрупкой! И пройдясь всем этим живым-живым и тёпленьким таким вот, девчёночьим своим мясом до самой почти головки моего огромаднейшего фаллоса, чтобы он пополнее бы прямо так, поосновательнее впитал бы в себя нежность её неразогретой и ещё плотненькой прямо такой вот пизды, эта милая Женя, словно бы прямо торопясь ответить побыстрее на этот мой вопрос, где ж такая вот тугая моя "дурь-то" может в ней только, в такой хрупкой, размещаться-то, она вот снова, опять пошла уже тут же отважно разъехавшимся и вывернувшимся передо мной лягушонкиным мне на член! Прямо как и была: в синей юбочке, в красных туфельках, с этими вот прямо беленькими и простенькими такими, убранными ей на попку, плавочками! Бля-а-а-адь, ка-а-ак же я опять ей после всего этого вдул-то, а, продрав по дороге, уже где-то в немыслимой глубине, через какую-то живую и тёпленькую-тёпленькую такую вот, неохотно аж прямо так вот развернувшуюся снова тугость!!!
— А-а: а-ай!!! Больно ведь!!! — аж вскрикивает невольно девчёнка, признаваясь мне в этом так вот чистосердечно и искренне, и по- девчёночьи прямолинейно под звуки того самого именно танго, под которое я должен был бы не ебать её сейчас, а танцевать с ней.
И вот, о господи, под плавную мелодию этого одуренно красивейшего такого танго, под "сиреневый вечер", где она "обещала быть моей", она уже снова вся-вся полностью и до отказа у меня сейчас на члене!!! Мне кажется всё это просто фантастикой! Ощущать на своём гудящем от натуги фаллосе такую вот молоденькую, бузумно гибкую и податливенькую до изумленья девочку! Ощущать своими все-все её кишочки, все внутренности!!! Чувствовать, что она твоя! По-натуральному прямо так вот вся-вся-вся твоя!!! Ебать её даже страшно, честное слово!!! Такую вот тоненькую всю-всю и хрупкую! Но: так интересно! И, вместе с тем, так-так уж прямо невообразимо как чувственно!!! Так захватывающе!!! Нежно!!! Откровенно!!! Именно её вот, молоденькую именно ещё такую вот девчятиночку-подросточка! В пятнадцатилетнюю пизду которой даже и такой вот могучий, как мой, хуинище заходит, как и полагается, хоть и с усилием, но весь-весь полностью, по яйца, до наиконкретнейшего аж прямо такого вот отказа!!! Когда ты не можешь уже просто не понимать того, что ебёшь сейчас куда-то прямо в кишки или там в мозги молоденькую до изумленья девушку, встреченную тобой ещё только недавно чуть ли прямо не на улице! Где таких вот, как она, ещё тысячи!!! Десятки тысяч!!! Но ты благодаришь бога, что тебе досталась именно вот эта вот: Кареглазая!
— М-м-м-м: Евгения!!! Детка моя! Тебе правда что ли больно?. — тянусь я вот с наслажденьем своими загрубевшими мужскими ладонями, которые так уже давно ничего такого нежного даже и не чувствовали, по этим хрупким плечикам, по этим, выпершим через топик, лопаточкам, наслаждаясь тем, что такая вот абалденная девочка, с тонюсенькой, как в сказке, талией, такая прелесть, и вся-вся- вся уже находится сейчас наконец-то вот она, у меня в яйцах!!!
— А-ай: правда: Он у вас сильно уж большой!!! — жалуется девчёнка, невольно выказывая мне то, что она познала в своей короткой жизни уже, конечно же, не один пацанячий хуй, но именно такого-то вот большого и могучего ещё точно никогда до этого у себя в матке не ощущала!
И тут, когда я услышал, как она обращается ко мне на "Вы", я и понял, и осознал-то вдруг наконец, во всей своей полноте, какой же это всё же невообразимейший кайф; ебать именно ещё такой вот молодняк, поросль юных девушек! Первый раз в жизни у меня такое: я её ебу, а она ко мне всё равно, с уваженьем прямо так вот, на "Вы". Он, мол, у Вас, извините, сильно уж прямо большой!!! Мне, мол, очень нелегко, как Вы и сами уже, наверное, догадываетесь, принимать его в свою неразогретую писечкину именно вот до конца! Весь полностью!!! По яйца!!! А чувствуете, как же туго-туго и тёпленько-то всё у меня тут вот, в кишочках?! Вам нравиться? Ведь я же девочка!!! Ведь я же и должна, и просто даже обязана быть для Вас такой, как вы этого хотели. Безумно-безумно такой вот нежненькой: Да ещё и в неразогретом именно таком вот состоянии. Прямо вот именно сразу же с улицы: С улицы, представляете, я вот, молоденькая девочкина, и пришла Вам, сударь, сейчас не куда-нибудь там, а прямо вот именно на член!!! По вашему взрослому желанью — и прямо вся-вся-вся — прився, до отказа, Вам в яйца!!! Так будьте уж тогда, пожалуйста, со мной поаккуратнее. Ладно?.
— Ну, потерпи, деточка! Пожалуйста, а!!! Евгеньичка! Миленькая моя!!! Ну ты же ведь у меня хорошая девочка? Ведь правда же, а?.
— У-угу: Я постараюсь: — послушно шепчет припавшая щекой к полу девчёнка.
— Постарайся, моя сладенькая! — тянусь я снова по этим хрупким плечикам, — Очень тебя прошу, детка, постарайся!!! Потерпи, родная! Ты даже и не представляешь себе, как же мне хорошо-то в тебе, а: О, бо-о-оже! Евге-е-еньичка: Девочка ты моя сладкая!!!
И с этими словами, чувствуя, как же мне, и в самом деле, кайфово-то находиться прямо в девчёночьей самой матке, в тёплой этой такой всей-всей тугости, понимать и видеть, что такая вот изящненькая, хрупкая и тоненькая Прелесть вся-вся-вся прямо вот она, у меня сейчас в яйцах, я всё же пересиливаю себя и тянусь вот из этой юненькой рыжеволосенькой Сказки снова назад. И Евгения не осталась в долгу.
Показывая мне наглядно то, с каким бы удовольствием, как же чистенько-чистенько прямо так вот и тёпленько делала бы она мне постоянно в постельке своей нежнейшей вот этой вот писечкой перед сном, если бы, и в самом деле, стала бы потом моей женой, показывая мне, как же неподражаемо доверчиво и искренне "дрочила бы" она мне каждый раз мой тугой член всем вот этим вот живым и сказочно нежненьким — принежненьким аж прямо таким вот мясом своей развернувшейся писечки, если бы я, и в самом деле, взял бы её потом себе в жёны, словно бы пытаясь отшить всех своих конкуренток именно вот сейчас, пока ей предоставилась такая уникальнейшая возможность, вывернутая передо мной школьница постаралась вложить в это тёпленькое и такое безумно-безумно сладенькое скольженье по моему тугому члену своей, ещё и не разогретой-то как следует, письки столько девчёночьей, подростковой искренности, столько беспечной, почти-почти ещё детской именно такой вот наивности и чистоты, что у меня аж потемнело в глазах, когда я понял, что в "благодарность" за всё-всё это, за всю эту беспечную такую вот, святую девчёночью её наивность, я снова, представляете, снова пошёл сейчас в живую и в тёпленькую девчёночкину!!!
Именно в ту самую милашку с кафушки. И вошёл в неё опять же, в экстазе получаемого удовольствия, в такую невыносимо сладенькую, в такую вот тёпленькую и живую, по самые-самые аж прямо вот именно яйца, до отказа, почувствовав при этом, что она вся-вся моя, что я продрал её через кишки, через матку до чего-то аж прямо уже практически невозможного, до чего таких вот юных пятнадцатилетних соплячек продирать уже ведь нельзя! Господи!!! Ну, ведь чувствуется же, что никак-никак уже вот прямо и нельзя-то!!! И в подтвержденье этого моя юная незнакомка аж вскрикнула снова, застонала:
— А-а-а: ай!!! Ма-а-а: а: а-а-амочка: Не-е-ет!!!
И когда я по этим хрупким, дёрнувшимся плечикам, по этой тонюсенькой-тонюсенькой прямо такой вот, вывернутой в моих руках, талие, по этим рыжим локонам, заколотым такой вот симпатичной "фигушкой" на голове этой соплячки, когда я понял, понял, что это вскрикнула сейчас молоденькая самочка и причём та самая, которую я час назад ещё даже и не знал-то, и даже не подозревал вообще о том, что она существует где-то на этом свете, такая вот именно абалденная, изящненькая, миниатюрненькая, тоненькая, и у которой мой перевозбуждённый до крайности хуина находится сейчас опять же где-то глубоко-глубоко аж прямо уже вот именно в самой матке, я почувствовал вдруг, что сил выйти из девчёночки у меня уже больше нет!!! Нет ни сил, ни желанья!!! Мне наоборот, хочется в неё, в такую сладенькую, всему-всему вот прямо, по-уши!!!
И осознавая, что я могу сделать это только лишь через её вывернутую мне пизду, которая, благодаря её разъехавшимся бёдрышкам, вместе с промежностью этой юной Жени подставлена мне сейчас просто невообразимо как щедро, высвобожденная из-под лёгеньких белых домашних её плавочек, которые, когда эта девочка надевала на себя, она ещё даже и не знала-то, и не знала, родная, что её прямо в этих вот беленьких плавчёночках будет сегодня кто-то там ебать, и она этого "кого-то" ещё совершенно-совершенно даже тоже и не знает-то, так вот, понимая, как же мне дико хочется-то с трёхмесячной голодухи загрузиться сейчас в эту незнакомую мне пятнадцатилетнюю пизду аж прямо уже, ну вот чуть ли — чуть ли, прости меня господи, не вместе с яйцами, я вот обрушиваюсь на девчёночку сверху, благо, что она не только хрупкая, но ещё и такая вся-вся пластичненькая прямо и податливенькая, вдавливаю эту хрупкую рыжеволосую ссучку всей-всей прямо грудью в свой пол возле дивана, вплотную познакомив её упругие грудочки, те самые соски под топиком, со своим ковром, и бедняжка аж дёрнулась, рванулась у меня под ладонями таким вот беспомощным, симпатичненьким разъехавшимся лягушонком (который был, между прочим, прямо в юбочке, в плавочках, в топике и в туфельках), когда она почувствовала, что повинуясь моему дикому желанью загрузиться ей в пиздятиночку аж прямо вместе с яйца-ми, у неё в этой нежненькой такой до безумия влаге, прямо под самой-самой попочкой, от такого немыслимого на неё давленья аж прямо всё-всё обнажилось, господи, разошлось!!!
Бля-а-а-а-а-адь: да вы даже и представить себе не можете, ка-а-ак же я её прочувствовал-то, эту юную такую Евгению, всю-всю-всю вот прямо, до последней её клеточки своей!!! Аж прямо до самого вот именно хрящичка, что хрустнул какой-то там твёрдой косточкой в её обнажившейся пиздёнке подо всей этой невыносимо наинежнейшей такой вот влагой!!! И хрустнул-то он, представляете, не запросто так, а от моего вот именно желанья! Мне хотелось в эту сладкую девчёнку всему прямо, по уши!!! Тот изверг, который её обидел, я б его просто убил бы!!! И, клянусь богом, эта вот именно дечячья пиздёночка просто не могла в эти мгновенья не понять того, что ещё никто-никто с самого её рожденья не желал загрузиться в неё так вот именно полно, как я вот сейчас!!! А-а-ай: ка-а-а-ак же я ей, родимень-кой-то, вдул, а!!! Этой Жене! Засадил ей, вывернутой и разъехавшейся, не то, чтобы там по яйца, а по самые-самые аж прямо вот имен-но, казалось бы, гланды!!! Впёр ей, такой вот молоденькой, аж прямо, блядь, вот именно по кишки!!! До отказа! До хруста в яйцах!!! Аж потемнело в глазах от того, что я так вот полно прочувствовал своей молодую девчёнку!!! Взятую мной прямо с улицы! Представляете, совсем-совсем случайную, впервые увиденную мной сегодня, какую-то там незнакомую мне совершенно девчёнкину!!! Которая, детка, жила и не знала даже о моём существованьи! И я об ней ничего не знал!!!
Даже и не знал, что мой хуина будет находиться у неё когда-нибудь прямо аж в матке!!! И тут, о боже, я понял, что это всё. Сил сдерживаться у меня больше уже не было. Именно в этот-то самый момент я от этой невыносимо сладенькой — присладенькой такой Женечки впервые и приплыл: Мой измученный организм был уже просто не в состоянии выдержать такой вот одуреннейше сладкой пытки над собой молоденькой самочкой! В которую он ещё ни разу — ни разу никогда до этого не кончал!!! И которую он мог бы с удовольствием, да какой там с удовольствием, с диким аж прямо таким вот экстазом, мог бы начать наполнять её своей расплавленной спермой хоть прямо уже сейчас же вот! Немедленно!!!
И эту тонюсенькую талию, и эту аппетитненькую прямо такую вот её попочку!!! О, господи, да ведь она ж для этого-то именно и предназначена, эта Женя, чтобы я мог бы сейчас в своё удовольствие прямо тут вот, у себя в зале, на полу, в неё кончить! И подтверждая мне, что это именно так оно и есть, что она вся-вся-вся, такая вот молоденькая, хрупкая и вместе с тем невообразимо какая гибкая, и предназначена-то для моей именно настоявшейся и горячей спермы, давая мне понять, как же она меня, детка, очень-очень даже хорошо понимает-то, в том плане, что мне аж целых три долгих месяца не хватало такого вот сказочно юного и безумно нежного женского организма, распластанная передо мной на полу девчёнка, и по-фигу, что она была прямо так вот, как она и ходит по улице, одетая, доставляя мне тем самым ещё большего кайфа, что она именно ещё вот и одетая, прямо в юбочке, в топике, она принялась наполнять меня откуда-то аж прямо из глу-бины своей девчёночьей матки таким ослепительным и ошеломляющим сладострастием!!!
И понимая, что я обязан выжать сейчас из этой рыжеволосой соплячки всего-всего прямо по максимуму, понимая, что в награду за все этих три долгих месяца воздержанья я дол-жен отправить ей сейчас свою первую и самую-самую горячую сперму прямо вот именно в мозги, я взял, го-о-о-осподи, и вдавленную мной всей-всей грудью в пол девчёнку ещё аж прямо и вма-а-а-азал, представляете, вмазал аж прямо её в экстазе получаемого наслаж-денья всю-всю-всю вот прямо, как только мог, себе в яйца!!!
Так мне дико хотелось в неё всему прямо, по-уши!!! Танго на этот момент уже закончилочь, я ставил на диске всего лишь только одну песню на два раза, и жалобный визг этой рыженькой соплячки наполнил мой зал в тот самый именно момент, когда, через хрустнувший у неё в пизде хрящичек, (а промежность её была подставлена мне в этот момент, благодаря столь широко разъехавшимся по ковру её бёдрышкам, просто невообразимо как жёстко-жёстко прямо так вот и конкретно), она поняла, поняла, о господи, что попалась! И попалась именно вот в руки маньяка, которому от неё вот, от девчёнки, нужны сейчас все-все её кишки и мозги!!! И в подтвержденье этого, в подтвержденье того, что она не ошибается, что она, деточка, и в самом деле попала сейчас под раздачу, мой хуина в непостижимом сладострастии, готовясь к своему первому, грандиознейшему семяизверженью, принялся наливаться, крепнуть, набухать у неё перед решающим толчком прямо аж в расплавленных где-то самих её девчёночьих мозгах!!!
Го-о-о-о-осподи: КА-А-АК я этой вывернутой ЖЕНЕЧКЕ вдул, а!!! Какой она, сука, стала мне сразу родной!!! И я этой родной своей детке залез в её тугие и тёплые кишки весь-весь вот прямо, как только мог!!! Прочувствовал её своей так, что аж рассудок помутился!!! Вот знаете, одно дело кончать во взрослых девушек и совсем-совсем другое в пятнадцатилетнюю ещё вот именно девчёнку! Именно вот, чёрт возьми, ещё в девчёнку!!! В молодую и глупую! Но в такую уже, тем не менее, невыносимейше всю-всю сладкую!!! Когда ты уже понимаешь по этой тёплой всей тугости, что твоя сперма пойдёт ей сейчас туда, куда ей ещё никто-никто до тебя, прости господи, не кончал!!! Ты будешь сейчас первым! Первым, чья горячая сперма отправиться ей вскоре прямо в обнажённые и в расплав-ленные её девчёночьи именно мозги!!! Именно вот прямо ей, блядь, в мозги!!! В кишки там, в матку!!! О, господи, да какая разница, куда она ей там пойдёт?! Главное, что она пойдёт сейчас во всём своём невообразимом сверх-обилии в живую и в тёпленькую прямо такую вот, в настоящую, как она вот прямо и есть, молоденькую до безумия девушку!!! Полезет у неё, и ты это уже чувствуешь, аж прямо, ну вот чуть ли — чуть ли не из ушей!!!
И в ослепляющем сладострастии ты залазишь в мозги распластанной перед тобою прямо на полу соплячкиной как только-только можешь!!! Через невыносимо сладкую боль! Через что-то такое вот уже прямо твёрденькое, прочувствованное у неё в пизде подо всей этой обнажившейся и наинежнейшей такой влагой!!! Бо-о-о-о-оже: видели бы вы, как же, чёрт возьми, дико процарапала эта хрупкая ссучка своими чёрными цевильными такими коготочками мой ковёр, на котором я впервые в жизни продрал её сейчас аж прямо вот именно до самых-самых, чувствуется, ушей!!! Именно вот как самку, как животное! Эта, вывернутая передо мной наизнанку, рыжеволосая ссучечка всеми-всеми прямо своими растопыренными пальцами продрала, как только могла, по моему ковру, давая мне понять, что просто не знает, не знает, куда ж только она, такая вот хрупкая с виду и тоненькая-то, будет принимать сейчас в себя мою горячую сперму?? Которой, как она уже поняла, будет сейчас просто, ну вот невообразимо как много!
Полный-полный вагон — и всё ей, хрупкой такой вот, разъехавшейся пятнадцатилетней девчёнке!!! Го-о-о-осподи: какие там, к чёрту, проститутки, когда можно было въебать вот так вот, по самые-самые аж прямо вот именно кишки, именно вот ей, какой-то там случайно встреченной мною в кафе Жене!!! И давая мне понять, что она, хоть даже ещё и не знает, куда там будет принимать сейчас в себя мою расплавленную сперму, но, будучи девчёнкой, она из кожи, из кожи вот прямо сейчас вылезет, но по-любому даст мне всё же за каких-то там сто баксов насладиться тем, как вся эта мутная-мутная и горячая аж прямо такая вот моя жидкость, которая уже третий месяц так мешает мне жить, она пойдёт ей сейчас тут вот, на полу, как я дико того и желаю, прямо аж вот именно в мозги!!! По-любому ей в мозги!!! Мой и без того дьявольски могучий хуинище набухает и поднатуживается у неё именно там, в её тугих-тугих и, вместе с тем, в расплавленных уже именно таких вот девчёночьих мозгах!!! Бля-а-а-а-адь: к какому же немыслимому сладострастию всего лишь за одну какую-то там сотенную бумажку подвела меня в итоге эта юная такая вот, распластанная передо мной прямо на полу Женечка!
Такого на семнадцатом этаже моей высотки ещё никто-никто, наверное, никогда не ощущал! В дьявольском сладострастии я вдул ей до расплавленья в мозгах, по самые-самые аж прямо вот именно кишки!!! Как только мог!!! Бедняжка аж уже, чувствуется, не может!!! Но мой набухающий хуина засажен ей в пизду до отказа!!! И он набухает, поднатуживается у неё ни где иначе, как глубоко-глубоко аж пря-мо вот именно где-то в самой матке!!! Ещё чуть-чуть: Деточка! Миленькая!!! Ну вытерпи же, родная ты моя! Умоляю тебя!!! Хорошень-кая моя! Вытерпи!!!
А-а-ай: И вот наконец-то, в самой-самой пиковой уже точке всего этого звериного, просто первобытного такого сладострастия, всё-всё моё терпенье, всё-всё моё дикое и невыносимейшее такое вот прямо желанье до девушек за последние три долгих месяца было вложено в мощнейший, заставивший содрогнуться аж прямо всю-всю Вселенную, толчок!!! Который произошёл прямо в тугих самих девчёночьих мозгах!!! Бо-о-о-о-оже: да ка-а-а-ак же невообразимо мощно-то пошло всё-всё из меня с этим первым толчком!!!
И моей густой, перестоявшейся сперме было абсолютно по-фигу, что ей предоставили сейчас хрупкую пятнадцатилетнюю девчёнку! Раз её хозяин отъебал всё же сейчас эту рыжеволосую и тоненькую такую вот сучку, раз уж его хуина разорвался сейчас в матке именно вот у неё, у пятнадцатилетней, то значит и всё это невообразимейшее такое обилие моей настоявшейся за три месяца, густой — пригустой, горячей такой спермы пошло сейчас прямиком в матку именно вот всё ж таки ей, этой юной и разъехавшейся такой вот передо мной Евгении!!! Пойти-то пошло, но вот только чувствовалось, что идти-то в неё просто некуда!!! Всё её влагалище, все-все её кишки и внутренности были переполнены на данный момент только лишь одним: моим, разорвавшимся в ней, членом!!!
Тугим-тугим таким вот, могучим!!! И сладострастие, которое я испытал в процессе этой короткой и неравной такой борьбы, было просто диким аж прямо таким вот, невыносимым! Когда сверх-сверх обильная, сверх-насыщенная такая струя моей первой, самой-самой перенастоявшейся и густой спермы, от-лично понимая, что идти в девчёнку просто некуда, поднатужилась, а-а-ай, и: пошла ей за неимением места прямо в эту тёплую-притёплую такую вот, тупиковую всю тугость!!! Когда мне показалось из-за всей этой перегруженности, что она отправилась ей прямо аж вот именно куда-то там в мозги!!! Во всём своём невообразимейшем сверх-сверх обилии — и прямо в девчёночьи, в тугие именно ещё такие вот её мозги!!! О, боже, как эта Женя могла пропадать зря, сидя одна за столиком в летней кафушке, когда она, миленькая, так, ну вот так уж прямо как была нужна мне для моей горячей и расплавленной спермы!!!
Девчёночка, о господи, совсем-совсем ведь прямо ещё соплячка, она сделала это моё первое, добытое от неё сладострастие просто дьявольским таким, невыносимым, когда дала понять, что эта революционная для её юного организма, первая порция моей густой спермы, которой она, как девчёнка, была наконец-то "рас-печатана", прошла ей не в мозги конечно же, нет, вовсе даже и не в мозги, как мне показалось, а прямо аж глубоко-приглубоко вот именно в матку!!! Так много моей горячей спермы, густой-густой именно такой вот, настоявшейся, мутной, она, хрупкая пятнадцатилетняя соплячка, хоть и через силу так, но приняла, как и подобает девушке, прямо прямиком к себе в матку!!!
Другого места в ней просто не было, потому что мой дьявольски могучий хуина в позе такого вот вывернутого и разъехавшегося лягушонка был засажен сейчас ей в пиздёночку аж прямо вот именно до боли в яйцах!!! До чего-то аж прямо такого вот твёрденького подо всей этой горячей влагой!!! Говоря тебе о том, что глубже уже, ну вот просто никак-никак нельзя!!! И когда эта пятнадцатилетняя хрупкая Евгения, хоть и через силу так, но справилась всё же с этой первой, предназначавшейся ей порцией, приняла всё это невообразимейшее сверх-обилие моей густой и мутной спермы прямо аж глубоко-приглубоко вот именно конкретно так вот к себе в матку, как ей в ту же секунду и прямо опять же в эту тёплую всю тугость пошла вот с неудержимым напором ещё одна, такая же сверх-сверх мощная и обильная струя!!!
Тё-ё-ё-ёпленько прямо так вот — тёпленько, а-а-ай: ка-а-ак же, чёрт возьми, невообразимо прямо чувственно-то так вот, а — и прямо ей опять же прямым ходом в матку!!! Такое ощущенье, вот ей богу, что прямо снова куда-то там ей в мозги!!! Густая моя сперма, во всём её невообразимейшем сверх-обилии, пошла второй порцией вывернутой передо мной соплячке, представляете, прямо снова в мозги!!! И безумно обрадовавшись тому, что девчятиночка, хоть даже и не может, но принимает всё же сейчас всё-всё это в себя, сойдя с ума от того, что она им всё же на этом полу сейчас "распечатана", что она сдалась, покорилась, мой запульсировавший у неё в матке хуинище вот уже принимается методично отпускать ей туда, в эту перегруженную и тёплую тугость, порцию за порцией!!!
Смачненько так, тё-ё-ё-ёплень-ко-притёпленько: и такое ощущенье, что всё идёт сейчас этой вывернутой наизнанку рыжеволосой сучке, в ослепляющем сладострастии, прямо аж в тугие её кишки!!! За наше столь сладкое знакомство — и прямо ей по-натуральному в кишки!!! И я сейчас по этому цветастому топику, по этой узенькой выгнувшейся спиночке, по этим чёрным ноготкам, так дико царапающим мой ковёр, по этим, в конце- концов, рыжим локонам, свёрнутым и заколотым на затылке этой соплячки, я дурею от того, что всю-всю мою настоявшуюся сперму принимает сейчас в себя та самая, именно вот та самая, случайно увиденная мною недавно в кафушке, расстроенная девчёнка.
Расстроилась она видите ли, глупенькая, из-за того, что её пацан ушёл к другой. Да и слава богу, что он ушёл, оставив мне её, невыносимо сладенькую свою до умопомраченья Женю! Нет, я не сомневаюсь в том, что и ему в свою ту девочку тоже приятно конечно же кончать, может быть он из-за этого-то именно к ней и съёбся, но его Евгения, она такая, ну вот такая прямо в матке вся-вся живая и тёпленькая, куда он ни разу в жизни, я уверен, ей не кончал, что через всю эту тёплую и расплавляющую мне сознанье тугость, мне и в самом деле сейчас кажется, будто бы моя расплавленная и густая сперма проходит ей с невообразимейше сладким таким усилием прямо аж куда-то там в мозги!!! Тё-ё-ё-ё-ёпленько так — и прямо ей в мозги, блядь! Идёт пятнадцатилетней девчёнке по-натуральному так вот куда-то там в мозги!!! Ка-а-ак я её, сладкую, чувствую!
Аж рассудок мутится!!! Потому что не постеснялся, впёр ей аж прямо до боли в яйцах!!! До отказа!!! О, господи, как оказывается легко договариваться насчёт всего этого с такими вот пятнадцатилетними именно ещё соплячкиными! Подсел к ней в кафушке, наговорил всего-всего, отвлёк её просто от расстройства из-за её пацана, намекнул ей на то, что она могла бы быть потом твоей женой — и вот, вот уже твой тугой членище, в награду за всё это, пульсирует у неё прямо аж в самой матке!!! Вот уже девочка, по-натуральному прямо так вот, и показывает тебе сейчас то, какой же невыносимо-невыносимо сладкой-то она, и в самом деле, могла бы быть тебе через три года женой!!! О, господи, детка, одного ты только не учла:
Ну вот скажи мне, родная моя, зачем же мне на тебе жениться-то, если в тебя можно кончать и так!!! За сотку долларов! А за три года, представляешь, да в тебе, в такой вот глупенькой и в молоденькой, можно оставить хоть аж целых три вагона своей мутной-мутной и горячей такой спермы!!! И оставить её у тебя, как я и сейчас это делаю, аж прямо глубоко-глубоко вот именно в самой матке!!! Следи только за тем, чтобы ты, детка, не забеременела бы у меня, и всё: О, бо-о-о-оже: да я аж застонал, когда выжимал в эту хрупкую и тоненькую такую вот, подаренную мне самим богом, Женечку что-то именно вот уже последнее!!! Поднатужился, впёр ей, родименькой, как только-только мог, загрузился в живую пиздятиночку пятнадцатилетней российской нашей школьницы, безо всякого там зазренья совести, аж прямо, ну вот чуть ли — чуть ли именно не вместе с яйцами, (ну а чего тут стесняться-то, если она уже ебётся вовсю) и, на исходе уже всего этого немыслимого такого сладострастия, поймав такой дикий кайф, что я весь-весь в той самой именно девчёнке с карими глазами, заняться с которой всем вот этим вот тогда, в кафушке, мне казалось просто чем-то нереальным, — и прямо всё-всё-всё до последнего этой юной кареглазой Сказке в мозги!!! Именно вот прямо, блядский ты род, ей в мозги!!! И только-только лишь туда:
И тут, когда распластанная передо мной на полу девчёночка, сводя меня просто с ума своими молоденькими, разъехавшимися столь широко встороны бёдрышками, успокоила наконец-то в себе мой тугой член, вернув мне тем самым мой помутившийся рассудок, когда я уже понимал и чувствовал, да как же много-то осталось сейчас в ней, в деточке, моей густой и по-настоящему настоявшейся такой спермы, я понял вдруг и то, что просто боюсь потянуться сейчас назад и оставить такую невыносимо сладкую Сказку. А вдруг она мне второй раз уже не даст? Ведь хер его знает, какие там заёбы бывают у молодых?! Да я же тогда просто не прощу себе потом, что собственноручно лишил себя той самой именно пизды, нежность которой (и я прямо это чувствую) может без особых усилий довести меня сейчас до оргазма и во второй раз. Вот, оказывается, какая ж невыносимо сладенькая-то девчячья пиздёночка ждала все три долгих этих месяца моего фаллоса. Нет, она конечно же дожидалась его по-своему, по-девчячьи.
Ебалась все эти три месяца бог знает с кем, принимала в себя так же чью-то там сперму, но вот пришло сегодняшнее утро, потом день, полдень, кафушка: И эта безумно сладкая такая девчёночья писькина узнала наконец-то, что все-все последних три месяца мой бедный и голодный до её невыносимейшей нежности хуина аж прямо буквально бредил, бедненький, тем, чтобы взять бы и вот так вот наяву с ней познакомиться! Ну а теперь, раз уж их знакомство всё же состоялось, и раз уж она уже взялась с полнейшей такой вот серьёзностью за всё это дело, то и пускай-ка кормит его тогда сейчас этой сказочной своей нежностью снова. Ведь за сто долларов я вправе оставить в ней сегодня всю-всю свою сперму! Обкончаться в неё до полного прямо одуренья! Ну неужели ж какая-то там юненькая девчячья писечкина может мне этого запретить?!
Противостоять желанью взрослого мужчины и не дать бы ему всего-всего того, чего он так уж прямо хочет и желает от неё заполучить! Тем более, если она уже взяла и показала, так вот наглядно прямо, как же невыносимо сладенько-то иметь дела именно вот с ней! С пиздою именно ещё с такой вот юной!!! С девчёночьей!!! Честной: Ну вот до предела прямо какой честной и правдивой! Хотел секса?! Так на его, заполучай!!!
Дурей в полную силу от того, что весь мир из серого сделался наконец-то цветным: Что? Говоришь, девушка у тебя там что ли была? Какая-то. С другом что ли ушла с твоим, да?. Хм-м:
И вот я эту вывернутую наизнанку Женю принимаюсь наконец-то уже вполне уверенно, по-настоящему прямо так вот ебать, по-
— взрослому прямо так вот, осознавая, что сейчас, первый раз, я ведь её, сладенькую такую, почти что вот даже ещё и не ебал-то! Просто сделал там несколко раз туда-сюда, повмазывал её, не в силах удержаться, через какой-то там перекатывающийся хрящичек, через саму уже вот именно косточку у неё в письке себе в яйца, и она, считай что, вот прямо тут же расплавила мне с удовольствием своей невообразимейшей нежностью мозги!!! Не дав мне возможности справиться со столь невыносимо сладким перегрузом:
— А-а-ай: Ма-а: а: а-а-амочка: — сдавленно стонет опять бедняжка, почувствовавшая, что мой могучий и тугой-тугой такой до невозможного хуина принялся ходить у неё под попкой уже вполне уверенно прямо так вот, смачно, будто бы её увлажнившаяся пизда стала уже для него, и причём вот так вот быстро, его родным прямо домом!
И тут, о боже, войдя снова очень быстро в конкретный прямо такой вот вкус всего этого занятия, что мой могучий орган заглатывает-ся сейчас одуреннейше нежненькой — принежненькой и уже влажненькой прямо такой вот девчячьей пиздятиночкой, которая ещё лишь только даже сегодня утром, находясь промеж ног у этой юной Жени, даже и не знала-то, и не ведала, что предназначена для мое-го именно тугого фаллоса, я принимаюсь вот уже ебать её, не жалея, в полную прямо силу! Нет, ебу-то я сейчас конечно же саму девчён-ку, но, как вы и понимаете, именно вот через пизду, что находится на её вертлявеньком вывернутом тельце под задранной синей юбоч-кой и под этими вот беленькими, безумно лёгенькими-лёгенькими прямо такими вот, оттянутыми ей сейчас прямо на попку, плавочками! Бедняжка аж стонет, изворачивается передо мной, но уже поняв и прочувствовав наглядно, как же невыносимо сладко-то-присладко в неё можно кончать, уже имея перед собой строго конкретную, определённую цель, заработать себе опять же просто фантастического какого сладострастия, мой разгорячённый хуина работает под её разъехавшейся попочкой словно бы тугой-тугой и могучий аж пря-мо такой вот поршень!
И работает этот живой "поршень" прямо в её наисладчайшей до безумия писечке! Представляете, в пизде у пятнадцатилетней девчёнки! У школьницы!!! У нашей российской старшеклассницы!!! Понимая, что эта нежность досталась ему абсолютно случайно, осознавая, что он мог бы так никогда-никогда и не насладиться скольженьем по нему всего этого невообразимо живого и уже разогретого им, тёпленького-тёпленького прямо такого вот до крайности девчёночьего мяса, которое уже даже стало и таким вот влажненьким от его уверенных действий, мой могучий фаллос с удовольствием загружается во всю эту горяченькую уже такую влагу, что имеется на незнакомой и столь щедро вывернутой ему девчёночьей промежности, загружается во всю эту наинежнейшую такую влагу с невыносимейшим таким экстазом аж прямо, ну вот по самые-самые что ни на есть яйца!!! Не-е-ет… всё ж таки ебать девушек и в особенности таких вот безумно-безумно ещё прямо каких молоденьких — это просто что-то невообразимое!!! Я и сам даже не замечаю, как ухожу в это захватывающее занятие по-уши прямо, с головой!!!
Незнакомка аж взвизгивает, а я же её, родненькую, всю-всю до отказа — и прямо себе на хуй!!! Тем более, что она уже разогрета! Иди же, мол, иди же сюда, моя сладенькая-то, а!!! Да ты даже и представить-то себе не можешь, родная, как же я страдал-то по твоей вот этой вот нежности все три долгих последних месяца!!!
О, господи, но оказывается такие вот юные соплячки, они так тонко всё же чувствуют и понимают взрослого мужчину! Чувствуют своими, переполняемыми до отказа, кишочками все-все вот прямо его желанья!!! Понимают, как же ты, бедненький-то, и в самом деле, по всему — по всему вот этому вот страдал! Когда тебе, о господи, обыкновенной какой-то там нежности что ли не хватало?? И делают тебе поэтому своей развернувшейся писечкой та-а-ак, ну вот так уж прямо невыносимо как нежненько, так стерильно чистенько-чистенько, сладенько прямо и тёпленько, что вот уже снова начинают держать тебя на взводе! Когда ты не можешь уже не понимать того, что снова сейчас в разъехавшуюся перед тобой девчёночкину кончишь! Бля-а-а-а: прямо в эту талию тоненькую!!! Потому что ты видешь, видишь своими же собственными глазами, что всё забивается ей, такой сладенькой, прямо в пизду!!!
И причём, по самые-самые аж прямо вот именно яйца!!! До отказа!!! И той самой, да-да, именно вот той самой рыжеволосой симпатяге, что сидела одна в кафушке, чуть ли прямо не плача, ещё вот, всего лишь меньше часа тому назад. Ещё только совсем недавно она сидела одна за угловым столиком, страдала из-за какого-то там балбеса, у которого, я не знаю, есть ли вообще мозги или нет, чтобы такую вот Сказку и бросать бы, час назад ты её вообще ещё даже и не знал-то, и вот, бо-о-о-о-оже: вот она уже и забивается, взвизгивая, вся-вся-вся, как она вот прямо и есть, до отказа, тебе в яйца таким вот разъехавшимся и вывернутым у тебя в зале, прямо на полу, лягушонком!!! А-а-ай: блядь, кака-а- а-ая девочка! А!!! Какая ж тонюсенькая-то талия в моих руках!!!
И понимая, что я не могу, что я хочу от этой Женечки чего-то ещё большего, чего-то почти уже вот прямо невозможного, чтобы ещё сильнее понять бы, что всё это — просто фантастика, то, что я её сейчас, та-кую вот безумно ещё молодую, тоненькую, одуренно гибкую — и прямо всю-всю-всю до отказа на свой могучий хуина, я приостанавливаюсь, тянусь вот по этим остреньким, выпершим через цветастый топик, её лопаточкам, затем по этим нежненьким, хрупким плечикам, потом вытаскиваю две заколки из девчёночьих волос, что свёрнуты такой вот абалденной "фигушкой" на голове этой юной соплячки (это, наверное, для того, чтобы она могла бы казаться повзрослее, чем есть на самом деле), и разматываю, прямо разбрасываю, дурея, эти рыжие вьющиеся такие вот локоны по своему полу, по ковру, понимая при этом и ещё сильнее заводясь от того, что у меня в яйцах сейчас вот она, представляете, молоденькая та самая именно девушка! Девчёнка та, с карими глазами — бездной!!! Моя невыносимо сладкая спасительница!!!
У которой, прямо через эти золотисто-рыжие её локоны, в которые я так вот запросто запустил свои жадные пальцы, я чувствую сейчас, какое же невыносимо нежненькое-принежненькое, тёпленькое и живое прямо такое вот мясо в её девчячьих, переполненных внутренностях. Внутренности её бархатисто-влажненькие от того, что там, в них, уже так много на данный момент моей спермы! Но от этого девчёнка ещё острее, ещё как-то лучше прямо так вот даёт мне понять, что я нахожусь у неё сейчас прямо аж конкретно глубоко-приглубоко вот именно где-то в матке!!! Представляете?! В матке у пятнадцатилетней девчёнки!
У совсем-совсем ещё соплячки!!! Бо-о-о-о-оженьки: ка-а-ак я взял эту Женечку опять же за её, сводящую меня с ума, тонюсенькую-притонюсенькую аж прямо такую вот до невозможного талию, как же безумно-то насладился тем, что она, детка, в этом узеньком таком до изумленья месте вся-вся пластичненькая прямо такая вот и одуренно гибкая, а какие ж сказочно красивые-то у неё оказывается волосы, и, вывернув, разъехавшуюся передо мной лягушонком, девчёночку, когда я просто уже не мог не понимать опять же того, что у меня на члене изнемогает сейчас молоденькая вот именно до изумленья Принцесса, хоть и юная, но истинная Принцесса, я, сойдя напрочь от неё с ума, от её абалденных, огненных волос, уже просто даже и не зная, что ж ещё-то можно с такой вот юной и безумно сладкой Прелестью делать-то, как если только не ебать её, я вот уже снова, снова принимаюсь с привеликим таким удовольствием её ебать! Свой хуина — и прямо в её невообразимо наинежнейшую писечкину, чувствуя, как она там, внутри, такая вот огненно-рыженькая, разбросавшая с моей помощью по всему ковру свои абалденные прямо такие вот волосы, продирает по головке моего члена, расплавленным от спермы, одуренно нежненьким — принежненьким аж прямо таким вот, обнажённым как бы мясом!!! О, господи, ка-а-ак невообразимо сладко она повела меня к новому оргазму!!!
Поняла, почувствовала уже, да как же мне дико понравилось-то её ебать, как же мне безумно хочется- то кончать в неё, в такую вот молоденькую, и кончать, и, когда я её упругенький, небольшой такой тазик, зажатый в моих руках через её тонюсенькую, вывернутую талию, когда я его вместе с синей юбочкой, вместе с этими вот лёгенькими беленькими плавочками опять засадил плотненько-приплотненько так и до отказа на себя в диком экстазе, что всё-всё это сейчас моё, одурев от того, что вошёл по самые-самые аж прямо вот именно яйца в безумно молоденькую девушку, эта хрупкая и тоненькая девушка дала мне в ответ почувствовать, да какой же, бля-а-а-адский ты род, какой же, чёрт возьми, невообразимо сладенькой-то она принялась делаться для меня опять же именно вот аж прямо из своей девчёночьей самой матки!!!
А-а-ай: ка-а-ак я загрузился в пиздёночку этой пятнадцатилетней Евге-нии!!! Не постеснялся того, что она ещё такая вот молоденькая, а наоборот, поймал от этого дикий кайф, что буду кончать сейчас повторно в истинную пятнадцатилетнюю Принцессу — и ввёл ей, разъехавшейся и вывернутой, свой могучий до ужаса хуинище аж прямо вот именно куда-то там в мозги!!! Влез ей, представляете, прямо в мозги!!! Для прямого ей туда спусканья!!! Впёр ей, короче, как мог!!!
— А-а-ай: Ма-амочка! А!!! А: а-ай!!! — застонала как-то уж невообразимо жалобно-жалобно прямо так эта юная Женя, почувство-вавшая, что мой дьявольски могучий членище, пытаясь продрать её изнутри до чего-то аж прямо уже немыслимого, принялся набухать и поднатуживаться у неё опять же, перед очередным своим семяизверженьем, где-то аж прямо вот именно в самой матке!!!
— Евгения, девочка моя! Потерпи, рыбка!!! Маленькая моя! А-ай: господи!!! Кака-а-ая ж ты, детка, у меня всё же сладенькая-то, а!!!
И с этими словами, прихлынувшего мне в грудь, наслажденья, вдавив разъехавшуюся девчятиночку в пол возле своего дивана, понимая, что за этот живой станок с пиздою я ещё час назад отдал бы всё-всё на свете, а это, оказывается, так всё просто, я загружаюся в расплавленную влагу живой и самой-самой что ни на есть только настоящей девчячьей письки, загружаюсь в эту расплавляющую мне мозги влагу аж прямо, ну вот чуть ли — чуть ли, прости меня господи, не вместе с яйцами!!! Вывернутая передо мной золотисто-волосая Сказка аж пошла опять же, взвизгнув, своими чёрными растопыренными ногтями по моему ковру, не в силах выдержать у себя в матке моего набухающего члена! Но я чувствую, что он поднатуживается у неё, тем не менее, аж прямо вот именно конкретно в самой матке!!! Отчего девочка вся моя! Вся-вся-вся до последнего!!! О, чёрт, да если бы не эта отчётливая твёрдая такая косточка подо всей этой обнажённой влагой, что имеется на вывернутой девчячьей промежности, — я загрузился бы в столь жёстко-жёстко и конкретно так подстав-ленную мне пиздёночку этой невообразимо юной пятнадцатилетней соплячки аж прямо весь-весь бы вот прямо, по-уши!!! Ка-а-ак мне, о боже, захорошело от того, что я весь-весь полностью нахожусь сейчас в живой именно девчёночьей пизде!!!
Ощущенье перегруза просто невообразимейшее!!! Понимать, что ты утонул сейчас аж прямо вот именно до самого хрящичка в живой, в молоденькой, в девчячьей именно пиздятиночке!!! И давая мне сейчас осознавать, что именно ведь обо всём — обо всём об этом же вот я так дико и немыслимо мечтал все три долгих последних месяца, о том, чтобы прочувствовать бы повторно, как моя горячая сперма пойдёт ей, рыженькой и молоденькой такой вот до безумия бестии, прямо в мозги, эта, едва знакомая мне, юная Евгения вот уже подводит меня опять же, как в сказке, к самой пиковой, к самой-самой уже немыслимой точке всего невыносимейшего такого сладострастия, выворачивает мне своими тугими и перегруженными кишками всю-всю вот буквально прямо душу!!! Бля-а-а-а-адь: ка-а-ак я ей, родименькой, вдул, а!!! До расплавленья в мозгах!!! Не вдул, а именно вот впёр!!!
Аж прямо вот именно по кишки, блядь, по самые-самые аж прямо что ни на есть яйца ей засадил!!! Продрал своей набухающей мощью до чего-то аж прямо уже немыслимого!!!
И когда на семнадцатом этаже моей квартиры я понял, понял вдруг, что просто ведь нельзя вытворять подобного с безумно молоденькими именно ещё такими вот соплячками, нельзя вылазить у них аж прямо из ушей только лишь ради того, чтобы ощутить животный, дикий и первобытный именно такой вот экстаз, что твоя расплавленная сперма отправилась сейчас одной из них на этом полу прямо вот именно в мозги, я, понимая всё это, не могу, не могу просто удержаться, понимаю, что это просто свыше моих сил, не разрядиться опять же такой вот юной до изумленья Женечке прямо вот именно в мозги, вдавливаю в связи с этим пониманьем разъехавшуюся лягушонком девчятиночку в свой ковёр возле дивана аж прямо всей-всей, как есть, грудью, дурею от этих рыжих, разбросанных по полу, её волос, от разъехавшихся её бёдрышек, загружаюся ей в письку, в обнажённую и уже расплавленную всю-всю эту влагу, что должна была бы быть сейчас под беленькими плавочками, аж прямо до чего-то неприступного именно такого вот и твёрденького, до фантастически сладкой-сладкой аж прямо такой вот боли.
Когда бедная девочка уже, чувствуется, не могла просто всего-всего этого выдержать, моей, набухающей у неё прямо в матке, тугой — притугой такой вот мощи, когда она снова, как дикая отьёбанная кошка, процара-пала своими экстравагантно-чёрными, растопыренными ногтями мой ковёр, подведя меня к самой-самой уже невыносимейшей точке всего этого дьявольского, просто звериного такого сладострастия, мой хуинище разрывается вот наконец-то у этой, вывернутой наизнанку, огненноволосой, одуренно гибкой-гибкой и тоненькой такой вот кошечки, разрывается у неё, прости господи, от своей невообразимейшей мощи аж прямо вот именно где-то в самих мозгах!!! Бля-а-а-а-адь: казалось это сладострастие, подаренное мне девчёнкой повторно, было ещё даже и похлеще первого! Потому что моя густая и настоявшаяся сперма, и в таком опять же невообразимейшем её сверх-сверх обилии, пошла на этот раз этой юной до безумия Женьке прямо уже в обнажённые вот именно её мозги!!! Которые и так уже были переполнены у неё сейчас до отказа моей спермой!!!
И давая мне понять, что она, бедняжка, просто уже не знает, не знает, куда ж ей только принимать-то в себя это свежее и горячее такое её обилие, когда у неё в её девчёночьих мозгах и так сейчас уже одна- одна лишь вот только моя расплавленная сперма и ничего, кроме спермы, больше нет, незнакомка даёт мне вот всё же почувствовать, что из-за того, что она не знала, куда ж ей всё-всё это в себя сейчас принимать-то, эта свежая и сверх-сверх мощная опять же такая вот струя моей невообразимо густой, мутной и горячей спермы пошла ей за неимением иного места прямо аж вот именно конкретно опять же в мозги!!! В тёплую-притёплую прямо эту такую вот всю тугость!!!
Давая понять всему миру, что место всей этой мутной моей "дряни" именно там, в "мозгах" пятнадцатилетней девчёнки!!! В её невыносимо сладкой самой всей сущности! А сущность-то её заключается именно в том, что она — самка!!! И мне по-херу во сколько там лет обесчестили эту юную самочку, по-барабану, кто ебал её, рыженькую, до меня, понимая, что уж моя-то сперма должна идти ей именно вот только лишь в мозги и никуда больше, я засадил этой невыносимо юной такой Евгении в моменты столь ослепляющего по своей силе сладострастия по самые-самые аж прямо вот именно кишки блядь!!! Впёр ей, вывернутой, аж прямо вот именно до боли в яйцах!!! Бедняжка аж рванулась, вдавленная грудью в пол, вскрикнула, когда ей в кишки, и причём, прямо тут же, пошла с напором ещё одна струя моей раскалённой до предела семенной жидкости!!!
Потому что шла она в перемешку с дикой страстью!!! Доверительно, тё-ё-ё-ёпленько прямо так вот — притёпленько, как будто бы эта юная Женя, и в самом деле, уже была моей женой, она, эта моя невзаправдешняя жена, безо всякой там абсолютно фальши, потому что была ещё такой вот невообразимо прямо молоденькой, она дала мне насладиться тем, что и эта порция моей мутной-мутной, густой именно такой вот спермы, да сколько бы много её там, чёрт возьми, во мне и не было, отправилась ей сейчас с неудержимым напором именно вот прямо опять же в мозги!!! А на самом же деле она пошла ей без презерватива, по живому прямо мясу, через всю эту расплавленную, тёплую тугость — и прямо аж глубоко-глубоко вот именно в матку!!!
Да-да, именно вот прямо, чёрт возьми, ей в матку!!! И вот мой хуина принимается уже пульсировать у неё в этой тёплой всей тугости, отпуская ей туда в невыносимейшем сладострастии всё новые и новые порции своего мутного такого до неё желанья!!! И одуревшая, припавшая грудью к полу девочка даёт мне чувствовать в фантастическом кайфе, что каждая струя проходит ей сейчас, как на хирургической операции без наркоза, по живому прямо, расплав-ленному мясу — и прямо аж глубоко — приглубоко вот именно опять же и снова в матку!!! Потому что места другого в ней просто нету! Тё-ё-ёпленько так, а-а-ай: — и прямо прямиком ей в матку!!! Такое ощущенье, что именно вот прямо в тёплые её кишки!!! Влупив ей до боли в яйцах, я аж хриплю позади распластавшейся передо мной девчёнки, отпуская в неё с дьявольским экстазом порцию за порцией!!
О, господи, да сколько же раз-то я в эту Женю ещё сегодня кончу, а?! Если буду эксплуатировать её вертлявое и одуреннейше нежное девчёночье вот это тело до самого вечера и смогу кончить в него, при моём огромаднейшем на то желаньи, раз десять, то получается, что всё-всё вот это вот невыносимейшее сладострастие, которое я сейчас испытываю от того, что моя обжигающе-горячая сперма проходит пятнадцатилетней какой-то там соплячке прямо в мозги, получается тогда, что всё это дьявольское наслажденье обходится мне сей-час всего лишь в каких-то там десять несчастных долларов!!! Представляете, десять американских долларов — и моя густая сперма идёт сейчас повторно, впервые за три месяца воздержанья, в живое прямо мясо, в русскую вот именно до корней своих девчёнку!!! В глупую, но в истинную, в натуральную вот именно пятнадцатилетнюю девчёнку! И идёт ей безо всякой там резинки, наживую, по расплавлен-ному, тугому и тёплому-тёплому всему этому такому вот девчячьему её мясу — прямо в кишки!!! Именно вот прямо этой вывернутой наизнанку Евгеньичке родименькой в кишки её девчячьи!!! Которых она, слава богу, для меня, детка, не пожалела: А-а-ай: да как это всё же замечательно-то, а, что есть на свете такие вот безумно ещё молоденькие и глупенькие дурочки, способные весь этот мир превратить в сплошную сказку!!!
Спускать в которых так-так уж прямо невыносимо как сладко, что у тебя аж земля уплывает из-под ног, аж мутиться рассудок, когда ты чувствуешь, что твоя густая и мутная сперма идёт с невыразимо приятным усилием в тугие — притугие, в тёплые прямо такие вот девчёночьи именно кишки!!! Какой-то там разъехавшейся и вывернутой огненноволосой соплячке — и прямо блядь в кишки!!! И я та-а-ак, так невообразимо полно прочувствовал девчёночку своей, так насладился тем, что она, детка, вся-вся моя, что она прямо вот она, родименькая, вся-вся-вся таким вот разъехавшимся лягушоночкиным находится у меня сейчас в яйцах, прямо в своей короткой юбочке, в топике своём цветастом, но прямо однако вся-вся у меня в яйцах, что аж захрипел, мне показалось, я просто сойду сейчас от всего этого невыносимейшего сладострастия с ума, когда понимая, что сейчас будет уже последний именно толчок, я загрузился, господи, взял и загрузился, применив силу, в столь щедро подставленную мне, горяченькую уже такую влагу её пиздёночки аж прямо вот именно до самого, хрустнувшего в ней, хрящичка!!!
Бо-о-о-оженьки: да вы даже и представить-то себе не можете, ка-а-а-ак же я влез-то в столь жёстко-жёстко и конкретно прямо так вот подставленную мне пизду этой пятнадцатилетней школьницы!!! В обнажённую и в расплавленную всю эту влагу аж прямо до конкретного ограничителя, до твёрдой какой-то там косточки чёрт возьми, до хруста!!! И Принцесса, что была вывернута сейчас передо мной прямо в юбочке и в топике разъехавшимся таким вот лягушонком, дала мне как могла, родная, насладиться тем, что даже и последняя, и последняя порция моей горячей спермы пошла ей сейчас на этом полу, казалось бы через сами прямо её мозги расплавленные, очень доверительно так вот, а-а-ай: — и прямо аж глубоко-приглубоко вот именно ей, деточке такой сладенькой, опять же в матку!!! Прямо ей в кишки, этой Женьке!!! Именно вот прямо, блядь, всё-всё до последнего, и ей, такой вот молоденькой, в кишки!!! Да я прямо весь впёрся в разъехавшуюся и вывернутую передо мной на полу девчятинку, отпуская ей наконец-то со спокойной совестью прямиком в матку, (как взрослый наставник — более юному существу), последнюю уже порцию своей горячей и мутной-примутной прямо такой семенной жидкости!!!
Бо-о-о-о-оже: ещё никогда в жизни, казалось бы, не испытывал такого полнейшего удовлетворенья и блаженства, чем сейчас, вытягивая наконец-то свой успокоившийся хуина из молоденькой и разгорячённенькой уже прямо такой вот донельзя девчячьей пиздёночки, понимая и видя сейчас вот так вот воотчию, что на таких вот безумно ещё юных девчёночьих промежностях, под такими вот прос-тенькими повседневными домашними плавочками, имеется ежесекундно, в любое время дня и ночи, живое именно всё вот это вот такое мясо, в виде сомкнувшихся сейчас пухленьких этих лепесточков! По которому мы, мужчины, так, чёрт возьми, страдаем (я имею в виду не женатых, конечно же, и не геев) и куда таких вот юных Жень, Катюш, Светлан, всяких разных там Леночек, Наташечек, Мариночек, и Ксюш, и Настенек, и Ирочек, и Жанночек в том числе, и Полин, и Олесечек, и Вик, — о, господи, да их всех-всех можно сюда вот, в писю, в эти лепесточки их мягенькие, под разъехавшиеся их попочки, ебать!!!
— Ну как, родная?! Ты ничего? Живая?!! — не переживая о том, что я испачкаю ей сейчас плавки, оттягиваю я вот уже разогнувшейся девчёнке эти беленькие её плавчёночки на их прежнее опять же место, со шлепком прямо так вот, чтоб они прикрыли бы ей, сладенькой, письку, куда, как я уже и понимаю, я мог бы отьебать её, при её на то согласии, хоть даже ещё и в кафушке, если бы мне только было где уединиться там с этой юной Женечкой хотя бы, ну вот минут там на пять. — Как тебе наше первое знакомство? Сладкая моя?? Ещё не передумала быть потом моей женой-то? А-а-а?. Ну-ка, ну-ка: давай-ка, сознавайся, родная моя! Или уже передумала?!
Девчёнка поворачивается, садится прямо на полу, на моём ковре, поджав под себя ноги, взлохмаченная, красивая, смотрит на меня и: Смеётся! Смеётся, паразитка, представляете?! А сама-то смотрит мне в глаза не то, чтобы там заигрывающе, нет, это уже совсем не заигрывающе, а как-то так вот влюблённо прямо уже — влюблённо. Столько сразу же стало теплоты в её взгляде. Словно бы количество этой теплоты напрямую зависело от количества моей спермы, находящейся уже сейчас у неё в матке!!! (Интересный всё же народ — эти женщины: А молоденькие: — так и в особенности интересный! Но без них же, без родимых, всё-равно ж никуда.)
— Вам понравилось?. — вот маленечко смущаясь, но внимательно и с надеждой прямо так, не отрываясь, смотрит на меня этот юный, трепетно нежный такой ребёнок своими карими, бездонными и безумно-безумно выразительными аж прямо такими вот до абалденья глазами, которыми пытался свести меня с ума ещё в кафе, а сейчас же, желая видимо получить, и прямо опять же конкретно прямо в них, прямо вот именно в свои откровенные вот эти вот глаза девчячьи, прямое подтвержденье того, что я от него просто без ума, из-за того именно, что он является у меня юной девушкой и сидит при этом, так вот запросто, на моём полу!
— Иди сюда, глупенькая ты моя:
И я тяну сидящую рядом девчёночку за плечи к себе.
— Почему я глупенькая для вас? — обиженно вскидывает она на меня, уже прижатая ко мне, вот так вот близко прямо — близко, свои выразительнейшие, огромные и карие опять же такие вот глазищи, от которых я (ну неужели ж она ещё этого не чувствует?) просто схожу с ума!
— Да потому что ты — моя маленькая и ещё глупенькая, и сладкая дурочка! Дурёха, одним словом. — глажу я эту юненькую прелесть Женю по её миленьким, чувственно-чувственно так приоткрытым губкам, затем по щеке, по её тоненьким выщепленным бровкам, видя, какая ж она оказывается по-натуральному абалденно прямо вся-вся красивая-то с растрепанными и с распущенными уже именно такими вот рыжими своими волосами, — А глупенькая ты у меня потому, что даже и не поняла, что я от тебя просто без ума! У меня ещё ни разу в жизни такого не было!
— Правда?. — польщенно улыбается этот юный ангел и закусывает удовлетворённо свои красивые губы. — Если честно, у меня такое тоже впервые! Мне казалось, я просто не выживу, когда вы так глубоко в меня заходите: Вам правда понравилось? Честно:
— Ты спрашиваешь, понравилось ли мне чувствовать, что моя сперма идёт тебе, такой вот молоденькой, и прямо в матку?! А-а-а?. —
— смеюсь я и прижимаю её, такую тоненькую всю-всю и хрупкую, к себе! Господи, и вот такую уже почему-то мне всю-всю прямо род-ную:
— Нет, ну я-то ведь не знаю же вообще, куда она мне там идёт! — смеётся тоже, озорно-озорно уже прямо так, сидящая рядом девчёнка. — Вам ведь видней. Вы уже взрослый, всё уже знаете: — и она снова смеётся, продолжая влюблённо глядеть при этом на меня прямо во все глаза.
О, боже, и тут, смотря ей, вот так близко, в глаза, я ловлю вдруг себя на пугающей мысли о том, что я, и в самом деле, ведь простос ума от неё схожу!!! Это даже и уму-то непостижимо, что именно в эту вот карию и бездонную глубину, в которой уже находится сейчас моя горячая сперма, именно в эту чистейшую всю бездну живых девчёночьих глаз меня так поманило провалиться бесповоротно ещё тогда, в кафушке, и не выбраться чтобы из этой чистой такой вот глубины, из этой бездны, никогда-никогда, в тот момент, когда эта наикрасивейшая из соплячек впервые вдруг вскинула на меня, сидя, помниться, за столиком, свои, заплаканные тогда, вот эти же вот самые именно глазищи!!!
О, господи, и вот уже в ней, в этой Сказке, частичка меня самого!!! Прямо в этих живых её глазах!!! В их бездонней-шей глубине: Заставляя меня задуматься над тем, что ведь теперь-то она мне уже не такая, как раньше, а какая-то прямо такая вот родная, что ли, как бы! Особенная!! Уже вот чувствуется же прямо, что моя! Вся моя!!! Я только что по-настоящему чувствовал её всю- всю своей! Чувствовал, какая ж она у меня есть-то в самой уже вот именно матке!!! Господи! Прочувствовать так девчёнку! И не девчёнку даже, а Сказку!!! Уже целых два раза в неё, в такую прелесть, кончил! Обожаю ей, детку!!! Каждую её ресничку, каждую-каждую её клеточку! Просто безумно её всю обожаю!!! Глупую ещё эту девочку Женю! За то, что она, Женька, таская пацанячье имя, но являясь девочкой, она, вот так вот по-честному, по-девчёночьи, абсолютно всё-всё мне сейчас дала! Чего мне так уж прямо хотелось, и что она могла вообще только мне дать, будучи в данный момент ещё молоденькой именно такой вот девчёнкой-подростком! Но у которой уже и фигурка однако, и всё-всё-всё!!! Всё при ней:
— Господи, Женечка, ты у меня такая прямо миленькая, а! А когда ты вырастешь, детка, и станешь моей женой, ты тоже что ли будешь называть меня на Вы?
— О-ой: Извините!!!
— Или всё же, "извини"?!
— Да?. — смотрят на меня вопросительно её близкие глаза. — Извини?! Да?
— Ну-ка, скажи мне сейчас; извини меня, Коля. Я больше никогда не буду называть тебя на Вы.
Прижатый в моей руке ангел смеётся, озорно вскидывает на меня снова, и причём, по-прежнему так вот близко — приблизко, свои уже конкретно счастливые прямо такие вот и влюблённые глаза. Го-о-о-осподи: ка-а-ак она сводит меня с ума!!! Паразитка!!! Ведь просто же Паразитка!!! Потому что умеет быть такой очаровательной и неотразимой: Просто сногшибательной! Чтобы ты понимал бы, что тебе это просто ведь за счастье: сидеть сейчас на своём полу с ней вот, с Принцессой, так вот рядышком, обняв её за плечики.
— Извини меня, пожалуйста, мой дорогой Коля: — прошептали вот тем временем тихонько её губы и опять засмеялись!
Господи, вот как всё же немного надо, чтобы сделать девчёнку счастливой. Ведь уже даже и не вспоминает же о том, что сегодня плакала. Да и я уже чувствую себя круглым идиотом, что так переживал когда-то по поводу того, что моя бывшая трахалась с моим другом: Вот оно: Счастье! Незаметно подкралось и: Рядом. В этих карих глазах!!! В том, что мне так хорошо с ней: Ну и пускай, что такая очень молодая! А может быть, это даже ещё и к лучшему?! Да ведь это же просто замечательно, что такая вот очень уж прямо ещё какая молоденькая-то, а: А что, в самом деле, может быть вылепить из неё себе супругу, как из пластилина, и вложить в неё всё своё!!! Ведь это — такой тонкий, такой душевный материал для "творчества"! Твори: — и получай от этого, вместе ещё и с удовольствием, результат!
— Евгения: — и я притягиваю девчёночку к себе так, чтобы её взволнованное дыханье, её глаза оказались бы прямо уже вот они, конкретно передо мной. — Признайся мне честно, детка. Ты теперь всегда будешь сводить меня с ума? Всегда будешь такой вот абал-денной?!
Господи, принимая вызов, она смотрит мне очень близко и в упор прямо в глаза! Я буквально тону в бездне её близких тёмно-тёмно карих зрачков!!! Чувствую уже подсознательно, что там моя погибель, потому что я просто схожу с ума от этой непостижимой и, ма-нящей меня в себя, глубины!!! Когда она рядом, она прямо конкретно вот так вот затягивает: Даёт тебе понять, что уже не отпустит!!!
— У-угу: — утвердительно кивая, смотрит девочка прямо мне в зрачки и шепчет тихонько: — Если вы только этого захотите.
И тут, после этого её очередного "вы", я уже не смог удержаться, принялся её целовать. Нежно-нежно, как целуют только ангелов! И целовал её так, наверное, целую минуту или две, понимая во время этого невообразимо сладкого поцелуя, от которого у меня аж закружилась голова, как же мне всю жизнь до моих двадцати восьми лет не хватало такой вот искренней и чистой-чистой до безумия девчёнки. Именно вот кристально чистой! Которая ещё просто не знает, что такое фальш и ложь. Если и влюбляется, то от всего сердца! И это честное девчёночье сердце может дарить тебе всё-всё, чего ты только не пожелаешь!!! Всю безграничную нежность такой вот молоденькой девочки! Оно даже и ребятишечек тебе может в дальнейшем подарить!!! Такое вот живое девчёночье сердечечко!!! Твоих наследников! То есть, тех, кто будет жить на Земле после тебя и продолжать твой род: Только не обижай её никогда. Чтоб её глаза всегда сияли бы вот так вот от счастья! И она перед тобой в долгу не останется. Воспитанная лично тобой, она тебе всю душу свою девчёночью отдаст, а уж тело-то и подавно… Уж тело-то для неё вот, для самой девчёнкиной, и вообще ничего не значит!
— Слушай, принцесса ты моя сладкая: — вот отрываюсь я наконец-то с большим трудом от чувственных-чувственных, взволнованных, нетерпеливых и горячих уже таких девчёночьих губ. — Вот скажи мне честно, если бы сейчас там, в кафе, я не положил бы тебе на стол сто долларов, а взял бы просто вот так вот и сказал бы тебе, что мечтал о тебе всю свою жизнь, что просто вот больше-больше жизни, как тебя хочу, вот больше прямо самой жизни, ты пошла бы со мной, стала бы моей? Только честно:
Ангел смотрит мне опять, близко-близко так вот, и прямо в глаза.
— Да: Я обязательно стала бы твоей. — и, помолчав, девчёнка добавляет вдруг: — Тебе что, отдать эти твои сто долларов?
— А если ты мне их сейчас отдашь, ты что? Уйдёшь что ли?!
— Дурак!!! Пусти меня, я их тебе отдам!
— О-о-ой: Евгения!!! — зажимаю я покрепче, дёргающуюся в моей руке, девчёночку. — Ты, детка, начинаешь показывать мне свой истинный характер, и от этого ты мне ещё больше нравишься!
И тут она уже смеётся.
— Пусти, дурачок… — и снова ударяет меня в грудь, уже несмело так, робко, своим крохотным кулачком.
— Так всё же, дурак или дурачок? Ну-ка, ну-ка, милая?! Поконкретнее:
— Коля, иди нафиг! Ты, наверное, со всеми девчёнками так? Да?! Просто играешь с нами, как с маленькими!
— Да ты, дурёха, у меня первая.
— Не верю:
— Ну ладно, это твоё право. Хотя мне и ни к чему тебя обманывать. Давай-ка лучше, дуй сейчас в ванну. Мне не нужно, чтобы такие вот симпатичные пупсики нарожали бы мне ещё таких же симпатичных пупсиков. Подмываться-то хоть умеешь, или показать как?
— Умею. Что, думаешь, я маленькая что ли?
— Ну вот, если взрослая, то значит тогда выйдешь ко мне из ванны уже полностью вся голенькая. Договорились? Да, и ещё: Туфельки твои вот эти вот красные, смотри, какие красивые, на твоих изящненьких и стройных ножках допускаются. Поняла меня, детка?
— Поняла.
— Ну, тогда давай, милая, дуй в ванну. Подмывайся только хорошенько смотри! Слышала? Жду тебя, мой малыш, с бо-о-ольшим нетерпеньем…
Господи, когда эта рыжеволосая сказка ушла в ванну, и я остался в зале один, наедине с самим собой, мне даже и не поверилось, что в моей квартире могло вообще произойти только что подобное. Всё в ней так же. И будто бы не было только что никакой девчёнки на полу. Которая разъезжалась передо мной просто абалденным таким вот, вывернутым наизнанку лягушонком. Когда я засаживал ей всё, подумать только, прямо в письку, под сдвинутые плавочки! Под её беленькие, безумно лёгенькие-лёгенькие такие плавчёночки!!! В которых, оказывается, такие вот юные соплячки ходят по улице, имея их под своими коротенькими юбочками. Загибай хоть любую прямо из них перед собой, забрасывай юбочку, убирай подальше всторону плавочки и: вперёд! Хоть даже девчёнка тебе и незнакома, спускать ты ей будешь прямо, блядь, в мозги!!! В этом я только что убедился сам лично!
И вот, когда эта смеющаяся и весёленькая Евгения, уже такая вот совершенно вся голенькая, абалденная просто такая вот симпатяшкина в красненьких туфельках и с огненными своими, распущенными волосами, снова появилась на пороге моего зала, давая мне понять своим пухлым, упругим таким лобком и озорным своим смехом, что она мне вовсе-вовсе вот даже и не приснилась, а на самом деле эта Сказка, в виде молоденькой такой вот до одуренья девушки, в моей квартире сейчас всё же имеется и имеется-то она тут имен-но для того, чтобы я мог бы ей наслаждаться, наслаждаться снова теми пухленькими именно её лепесточечками, что имеет она, детка, у себя в половых губах, прямо между ног, я беру вот эту голенькую Евгению за руку и, восхищаясь, просто безумно как, её стоячими, сов-сем-совсем ещё небольшими, но пухленькими и упругенькими уже прямо такими вот грудками, рыжеватым пушком волос на её миленьком таком лобочке, веду вот её, эту огненно-волосую прелесть в туфельках, в другую уже комнату, в свою спальню конечно же.
— Вот здесь, родная, мы будем исследовать и изучать друг-друга дальше. На моей постели. Согласна?
— Как скажешь: А ты правда здесь спишь? — смеётся кареглазая и внимательно разглядывает мою постель, словно бы пытаясь уга-дать, а много ли девушек уже перебывало здесь раньше, до неё? — Как бы я хотела здесь с тобой поспа-а-ать. Можно? А?. Хотя бы раз:
И опять передо мной её милые, просящие глаза. В которые лучше не смотреть, если не хочешь сойти с ума окончательно.
— Ничего, ещё поспишь, успеешь: А сейчас давай, моя милая принцесса, садись-ка сюда вот, на краешек кровати, и мы проверим, хорошо ли ты у нас, деточка, подмылась-то, а?!
— Как??! — аж заливается садящаяся на постель девчёнкина, но в это время, опустившись перед ней на колени, я уже кладу её без излишних разговоров перед собой и подхватываю быстренько прямо себе в руки её одуреннейше нежненькие — принежненькие, безумно аппетитненькие прямо такие вот бёдрышки со всей этой подростковой именно ещё такой вот их припухлостью в тех самых местах, где именно эти вот абалденные девичьи бёдрышки выходили ещё только лишь недавно из-под коротенького подольчика, принадлежащей им, синей юбочки.
И вот я уже эту юную, смеющуюся и засмущавшуюся Женечку, и сам напрочь сходя с ума от того, что она у меня молоденькая девушка, раскладываю перед собой на своей постели, как беспомощного, натурального прямо такого вот опять же лягушонка! Когда этот голенький лягушоночек, раскинувший вот так вот пошире-пошире лапки, являясь пятнадцатилетней девчёнкой, подставляет тебе, как на ладони, вместе со всей-всей своей девчячьей промежностью и само её бесценное прямо такое вот всё содержимое!!! В том числе, и те пухленькие, конечно же, бесформенные лепесточечки, что имеются у него в письке!!! Евгения аж заливается от смеха, тянет-ся быстренько ладошкой себе под лобочек, стараясь прикрыть именно то, что меня интересует.
— Нет, нет, Коля! Не надо!!! — смеясь, отбивается она. — Ну-у: умоляю тебя, не надо! Пожаалуйста! Перестань!!!
— Де-е-евочка моя: — растаскиваю я ей бёдрышки ещё пошире, — Ты что ж вдруг так меня застеснялась-то, а? Родная! Ещё недавно только не стеснялась и вот уже стесняешься: Я хочу знать тебя всю. Полностью! Всю-всю вот прямо, какая ты у меня и есть!!! И здесь тоже: Или мне нельзя что ли? А?! Ну-ка, скажи, мне что, нельзя! Да?
— А-ай: Можно! — смеётся, разложенная передо мной, молоденькая Сказка, уже и в самом деле видимо почувствовав, какую ж я имею дикую жажду до её девичьего юного, гибкого-гибкого и тонкого этого такого вот тела, как же мне хочется-то поизучать её и здесь вот тоже, прямо конкретно между ног, познать наконец-то, какие ж они есть-то, такие вот молоденькие девчата, у себя в письке, да-да, именно вот прямо уже в самой писечке, те самые стройненькие и изящненькие такие "хворостиночки", которые, бывало, так дразнили меня когда-то раньше на пляже своими упёртыми и упругенькими, и порою так уж прямо смачно-смачно выпирающими у них из-под плавочек лобками!
И вот я уже убираю всторону тоненькие, почти игрушечные такие её пальчики, эти чёрные на них ноготки и принимаюсь внима-тельно изучать ту самую именно отважную девчёночью письку, которая единственная во всём городе отважилась своей невообразимой нежностью уже аж целых два раза довести меня до наисладчайшего семяизверженья! О, боже, это что-то просто невыносимое; видеть перед собой, как на ладони, на столь щедро прямо так подставленной тебе девчёночьей промежности, да ещё и после трёх месяцев воздержанья, настоящую, такую вот, как она и есть прямо, живую именно девчёночью пизду!!! Видеть в ней эти бесформенные, мягенькие-мягенькие, пухленькие прямо такие вот лепестки и понимать, что они тебя своей нежностью, такого вот голодного, могут накормить сейчас аж прямо, ну вот до одуренья! Могут зайти тебе в яйца и не выходить из них хоть до самого-самого прямо вечера, пока тугие и тёплые девчёночьи кишки не перекачают уже из тебя в себя всю-всю, имеющуюся в тебе для них, твою сперму!!!
И дико желая, чтобы всё это было бы именно так, понимая, сколько же ещё много-много — примного раз-то я хочу наслаждаться нежностью именно этой вот, наисладчайшей такой вот для меня, писечкиной, я зажимаю вот у себя в пальцах тоненькие женькины пальчики, эти чёрные на них ноготки, попытавшиеся было прикрыть опять же эту, ставшую уже столь драгоценной для меня, девчёночью её письку, затем наклоняюсь к ней поближе и: накрыва-а-аю, накрываю вот уже жадно, и конечно же своим ртом, эту подмытую в ванне, чистенькую, свеженькую, наинежнейшую аж прямо такую вот до полного моего умопомраченья писюлечку какой-то там девочки Жени, зная уже наперёд, что уж она-то после такого передо мной в долгу, ну вот никак-никак конечно же не останется!!
Бо-о-о-о-оже: толи эту Евгению ещё никто-никто сюда до меня не целовал, толи она просто была такой вот черезчур уж восприимчивой и чувствительной на подобные ласки, но бедная девочка аж содрогнулась всем-всем телом, пошла с этим ударом и прямо своей юной пиздою мне в рот!!! В ответ я только лишь посильнее и понастойчивее ушёл ей весь-весь в этот "цветок любви", как обзывали всё это дело средневековые поэты. Стал целовать её нижние эти губы прямо так же в точности, как и верхние: жадно-жадно аж прямо так вот, влажно, в глубочайший аж прямо такой засос!!! Эти чистенькие после ванны лепесточки втягивал аж прямо как можно-можно только поглубже себе в рот!
Женечка, бедная, аж обезумела!!! Обезумел, конечно же, и я! От того, что такая вот миленькая крошка дрожала, дёргалась и билась своей наинежнейшей до обжиганья пиздёночкой прямо у меня во рту, давая мне уже заранее понять, что уж за такие-то ласки она наденется мне сейчас этой одуреннейшей своей нежностью хоть аж прямо, ну вот вся-вся на уши!!! Бо-о-о-о-оже: да как же мне и самому-то хотелось такую вот вертлявенькую, нежненькую и юную девочку через пизду — и прямо всю-всю-всю себе на уши!!! Загнать бы её себе в яйца аж прямо вот именно до хруста!!! Прочувствовать опять же все-все её кишки прямо, все-все внутренности!!! И насладиться, конечно же, ещё раз тем, как моя мутная, горячая сперма может пойти ей через, такую уже родную мне, тёплую тугость, доверительно тё-ё-ёпленько прямо так вот — притёпленько: — и прямо аж глубоко-глубоко вот именно в матку!!! Имен-но вот прямо ей в кишки опять же!!! В мозги!!! Куда хочешь, но только чтобы ты чувствовал и понимал бы, что вот эта вот конкретная девчёнкина, которая самая бесподобная на всём этом свете, что она, детка, вся-вся полностью и окончательно теперь твоя:
И вот, оторвав свой жадный рот от влажненькой и уже разгорячённенькой, тёпленькой прямо такой вот писечки этой безумно ещё юной такой Жени, облизав эту наидрагоценнейшую для меня девчячью писюлькину ещё несколько раз, такую вот именно смелую и отважную, когда я уже осознал до конца, что она — просто бесценный подарок моему члену, я раздвигаю вот затем в ней пальцами лепесточки и провожу несколько раз высунутым своим языком прямо уже и по той самой розоватой всей нежности, в которой имеется, насколько я знаю, слипшаяся сама дырочкина, которой эта, едва знакомая мне, Евгения будет меня сейчас за всё — за всё за "это вот" "благодарить". Благодарить она меня, детка, будет сейчас, конечно же, своей писей! Своей именно нежностью!!! Потому что ведь девчёночка же! А!!! Что ещё с неё, с детки, можно взять, как если только не её саму?
— Ма-а: а: а!!! А-а-амочка: — аж не может уже изгибающаяся передо мной на постели Принцесса, приподнимаясь вверх аж прямо всей-всей грудью!
И понимая, что я и сам уже не могу, перевозбуждённый разложенной передо мной голой девочкой до такой степени, что аж мозги чуть ли — чуть ли уже прямо не плавятся от невыносимейшего желанья уйти во всё это "девчячье дело" аж прямо вот именно по самое-
— самое, что говориться, ни хочу, уже и сам понимая, что я обязательно буду сейчас во всём этом до невыносимо сладкой такой боли и именно вот, как того и желаю, по самые-самые аж прямо "помидоры", я, стоя коленями на полу, выпрямляюсь вот перед разложенной Евгенией, подтягиваю её, детку, к себе поближе, развожу ей, родной, её по-подростковому пухленькие и приподнятые бёдрышки имен-но вот на полную-полную уже прямо, как есть, ширину, так, как только можно вообще девочку перед собой разложить, и с ходу, прямо тут же, топлю ей башку своего огромадного хуя, прямёхонько так, в её облизанную мной писечку, в эти пухленькие и набухшие такие вот в ней от возбужденья лепестки. Бо-о-о-о-оже: да для меня эта девчёночья пизда была живительным прямо что ли таким вот элексиром! Элексиром молодости и именно вот жизни, наверное!!!
И благодарная девочка, цепанув меня в ту же секунду своей крохотной дырочкой, которая была у неё однако от столь необычного поцелуя уже такой перевозбуждённенькой прямо и горяченькой, она, плуто-вка, пошла всей этой тёпленькой и живой своей нежностью мне на головочку так неподкупно чистенько-чистенько прямо и сладенько, с такой одуреннейшей опять же искренностью, чтобы я не дай бог бы, ну вот не дай бог бы не уловил бы во всём этом ни единого прямо грамма фальши! И как бы я не старался, я не мог уже просто нигде её тут уловить! Всё было до максимального искренне!!! Тупо прямо вот так вот по-девчёночьи прямолинейно!!! Когда писькой своей девчячьей, так вот черезчур откровенно — и прямо вот именно тебе на член! Да-да: тёпленьким, развернувшимся и живым своим мясом мой тугой аж прямо такой вот до безумия членище снова пошла "пожирать" сейчас в себя юная девчёночья пизда! Которая давала понять мне своей невообразимейшей и уже не наружней, а внутрен-ней вот именно нежностью, имевшейся уже где-то в самом прямо разложенном передо мной теле этой юной такой Жени, под её твёрденьким и выпятившимся вот этим вот лобочком, её юная писюлечкина давала мне понять, что уж она-то даст мне сейчас с лихвой всего-всего того, о чём я так жадно мечтал все три долгих последних месяца.
— А-а-а-а: — аж вздрогнула с придыханьем разложенная передо мной рыжеволосенькая эта прелесть, когда почувствовала, как мой перевозбуждённый фаллос, пройдя очень быстренько всё её тесное, но уже разогретое влагалище, развернул ей вот уже где-то в самих кишочках что-то по-особенному уж доверительно тёпленькое-тёпленькое прямо такое вот и нежненькое!!!
После чего мы обои ясно поняли, что мой загудевший от натуги орган пошёл ей именно вот прямо уже куда-то там в матку!!! По живому, нежненькому-нежненькому прямо такому вот, обнажённому мясу — и прямо в приятенькую тугость!!! И тут, когда я уже понял, что ничто меня сейчас не остановит, что передо мной на моей же собственной постели разложена сейчас беспомощным и до безумия симпатичненьким таким вот лягушонком в красных туфельках очень-очень уж ещё юная до неприличия девушка, я не смутился того, что она ещё такая вот молоденькая, нет-нет, ни капельки даже этого не смутился, а наоборот, поймал такой одуреннейший кайф от того, что она такая вот именно ещё юная, пятнадцатилетняя, и когда мне показалось, что вводить в неё всё уже просто некуда, когда я почувствовал, что тут уже пошли тугие-тугие и тёплые именно такие вот кишки этой юной Жени, я взял и со спокойной абсолютно совестью ввёл ей в писечку свой разрывающийся от натуги членище весь-весь уже полностью прямо вот именно, до отказа!!!
Как и полагается в таких случаях, по самые-самые аж прямо что ни на есть яйца!!! И только лишь бёдрышки эти пухленькие дёрнулись судорожно в моих руках всей этой подростковой именно ещё такой вот своей мякотью на ляжечках, в которую жадно вдавились в данный момент мои пальцы, когда эта безумно юная, закусившая губы Евгения дала мне отчётливо понять, что мой хуина находится у неё сейчас опять же, как ещё недавно только и на полу, аж прямо уже глубоко — приглубоко вот именно где-то в самой матке!!! А-а-ай: ка-а-а-ак я её опять прочувствовал!!! Не передать даже и словами! Как насладился тем, что я ей сейчас опять же в позе такого вот симпатичненького и разложенного лягушоночка вдул!!!
А этот рыжеволосый лягушоночек был ещё к тому же и в красненьких туфельках! Ну вот видно же, вид-но же прямо, что перед тобой молоденькая девушка!!! Сосочки на грудках розовенькие, животик втянут, и от этого вдёрнувшегося, втянувшегося вовнутрь животика, под которым именно вот там, где-то внутри, находится уже сейчас мой член, идёт, тупо-тупо прямо так вот выпячивающаяся вверх, твёрденькая и вместе с тем пухленькая, даже можно сказать, жирноватенькая прямо такая вот косточка её, рыжеватого от волос, девчёночьего лобка!
И вот я принимаюсь уже, как ни в чём не бывало, разложенную передо мной на постели девчёнкину ебать. Вливаться снова про-меж широко-широко раскинутых её ног, в одуреннейшую нежность, уже заранее зная, к чему приведёт это невыносимо сладкое такое моё занятие. Ну вот как, как оно может не привести меня снова к разрядке, когда я чувствую и понимаю, что ебу сейчас опять же эту юненькую рыжеволосую самочку прямо в тёпленькие её кишочки!!! Чувствую, как продирает она по головке моего тугого фаллоса уже прямо там, где-то у себя в кишочках, каким-то чувствительным и нежненьким — принежненьким аж прямо таким вот до умопомраченья мясом. Бо-о-о-о-оже: ка-а-ак я возбудился, любуясь сейчас этой голенькой, разложенной передо мной Евгенией и вспомнив вдруг ту расстроенную девчёночку, что сидела одна в кафушке за угловым столиком, когда я с таким любопытством поглядывал на неё, беря пиво.
О, господи, да ведь это же именно она, она же, детка, ходит сейчас так вот невыносимейше как сладко-присладко своей развер-нувшейся писечкой по моему тугому члену!!! Словно бы прямо лечит его! И её лекарство — это её нежнейшая пися!!! Всё-всё то, что имеет она у себя между ног!!! Вы думаете, она трахается сейчас? Хуй вам, не угадали. Девчёнка, она ещё так чиста по своей натуре и романтична, что она всегда будет, детка, заниматься с тобой исключительно своей наичистейшей девчячьей любовью!!!
Да как же, оказывается, мало-то нужно юной пятнадцатилетней соплячке для того, чтобы она в таком вот полностью разложенном виде, таким вот препарированным голеньким лягушоночком, лежала и "дрочила бы тебе", так вот безупречно чистенько-чистенько и тёпленько, своей писькой! Просто пониманья. Живого лишь пониманья! И всё!!! Отнесись к ней по-человечески и она даст тебе абсолютно всё-всё, что только в девчячьих вообще её силах! С радостью всю-всю вот прямо саму себя тебе подарит вместе с девчёночьим всем своим нутром!!! А ведь бывают же такие дурочки, которые ещё и вешаются! Да-да, представляете, из-за пацанов ещё и вешаются!!! Или откуда-нибудь там с высотки прыгают, придурочные. Лишают себя, дурёхи, своей молодой и драгоценной жизни!
Да я думаю, чем хоронить свою дочь из-за несчастной любви к какому-то там пацану, любой бы из родителей этих дурочек мне, ну вот просто приогромнейшее спасибо сказал бы, за подобную терапию. Если бы в моменты столь тягостных её переживаний я разложил бы её, как и сейчас эту вот Женю, перед собой, впёр бы ей, юной такой вот дурёхе, по самые-самые бы аж прямо вот именно кишки её девчячьи, потом спустил бы ей ещё и для профилактики, пообильнее прямо так вот, прямиком в матку бы, чтобы она уже и вспомнить бы там про своего пацана не могла, как сейчас и эта вот самая Женька, и пускай, пускай живёт себе, дурёха, дальше: Может быть поймёт потом со временем, что жизнь прекрасна!
Когда всё у неё наладится. Ведь все огорченья в нашей жизни просто временны. Да моя бывшая, предательница, просто позеленела бы, наверное, увидев, какая ж абалденная девочка-то у меня сейчас на члене!!! Ласкает меня своей нежненькой писей! То есть, любит! Она меня искренне любит!!! И выражает это вот так вот. Как может. Как только может тебе вообще выразить это девчёнка! Рас-кинув вот так вот перед тобой пошире ноги! И мне на ту дуру уже абсолютно прямо фиолетово!!! Даже смешно, ей богу:
Да-а-а: И пускай даже я ебу эту Женечку прямо в матку, продираю её до чего-то аж прямо уже немыслимого, ввожу в неё свой огромаднейший, перевозбуждённый хуинище, как вы и сами уже, наверное, понимаете, по самые-самые аж прямо что ни на есть вот именно яйца, но она терпит, детка, терпит, закусив губки, потому что уже догадалась видимо, как же она мне сейчас, такая вот вертля-венькая, нежненькая и хрупкая, вся-вся-вся, чёрт возьми, нужна-то!!! ОНА мне нужна!!! Она понимает, что вся-вся принадлежит уже не себе, не девчёнке, а именно вот мне!!! О, господи, не знаю, что чувствуют такие вот юные девочки, когда их ебут взрослые, как я, парни, может быть они уже, и в самом деле, готовятся таким вот образом ко взрослой жизни, представляют, например, себе, какими бы они могли бы быть тебе жёнами, но ощущенья, скажу я вам, просто фантастические! Просто одуреть, какие сладкие!!! И я не стесняюсь того, что трахаю сейчас такую вот молоденькую до безумия девчёночку!
А чего тут, и в самом деле, стесняться-то? Если её уже кто-то сношает, то почему же, ну вот почему ж тогда, скажите, и мне-то нельзя насладиться сейчас на своей же собственной постели её бесподобно чис-той любовью?! Ведь как бы там и невообразимо глубоко заходил бы ей сейчас куда-то там вовнутрь мой член, но ведь всё равно же всё втапливается в её сказочно сладенькую пиздёночку, как и полагается, именно вот по самые-самые аж прямо что ни на есть яйца, до от-каза!!! И тут, когда я уже понял, трахая эту юную Женю, что это что-то немыслимое, понял, что девчёнка ведь, и на самом деле, вся-вся-вся, со всеми своими наинежнейшими кишочками и потрошками, принадлежит мне, я понял вдруг, что хочу получить от неё сейчас именно то удовольствие, от которого аж прямо конкретно сойду с ума!!! Хочу спустить ей впервые прямо под её тёплое сердце!!! А если ещё и в поцелуе: Представляете?! Через ротик!!! О-о-о-о: Лишить себя такого удовольствия я просто не мог:
Дальше я уже ничего не соображал. Приподнимаясь с пола и наваливаясь на эту молоденькую Евгению, я тащу её безумно аппетитненькие, с подростковой именно ещё всей этой такой вот припухлостью бёдрышки за собой, подминаю вывернутую девчёночкину под себя всю-всю-всю вот прямо, как она и есть, и когда её изящненькие, тоненькие до изумленья ножечки, её красные туфельки на высо-ком каблучке, которыми она цокала ещё только лишь недавно по городскому асфальту, оказались вдруг возле самых-самых уже прямо её рыжих локонов, что были в творческом беспорядке разбросаны по моей постели, и из-за которых уже просто никак нельзя было не понять той очевидной истины, что я сейчас с этой юной до безумия девушкой именно вот что-то творю, да-да, сотворяю, когда я загрузился, короче, в пиздёночку этой юной Жени аж прямо до умопомраченья, так жёстко-жёстко и конкретно, что в ней аж прямо что-то хрустнуло.
Представляете, в обнажённую и расплавленную всю-всю эту влагу, как я того и желал, аж прямо уже вот именно до самого чего-то такого вот твёрденького, когда разложенная девчятиночка в связи с этим аж рванулась, маленькая, подо мной, потому что мы обои, обои, по этой невыносимейше тёплой такой вот всей тугости, поняли, что мой могучий фаллос, и в самом деле, находится у неё сейчас уже где-то под самым-самым аж прямо что ни на есть сердцем, что я влупил ей до помутненья наших обоих рассудков, я беру и накрываю, накрываю вот уже наконец-то в этот момент, быстренько и без промедлений, своим жадным ртом горячий, чувственный и взволнованный-взволнованный аж прямо такой вот до невозможного девчёночий ротик!!!
Бо-о-о-о-оже: уж такого-то, клянусь, у меня ещё и в жизни не было!!! Третий поцелуй с этой Женей: И именно вот, наверное, потому, что он был третьим, счастливое всё ж таки число, он был не просто сладким, а сладким аж прямо до расплавленья моих бедных мозгов!!! Потому что я весь-весь был в девчёнке!!! Представляете хоть, что это за ощущенья; чувствовать в поцелуе своей пятнадцати-летнюю Принцессу аж прямо вот именно из-под самого её сердца!!! Да так, извините, чувствовать, когда ты уже понимаешь, что ни единой — ни единой клеточки в её юном организме, не прочувствованной тобой, не осталось!!! Женька же пошла мне в рот жадно, увлечённо, с таким прямо самопожертвованьем: Когда она поняла уже и сама, что это не игрушки, и что она вся-вся-вся до последнего принад-лежит мне!
Когда я чувствовал, что ей и самой хотелось так мне принадлежать!!! Как будто бы она всю жизнь вот прямо была моей!!! Когда, роднее и ближе нас двоих, уже ничего на свете просто не было!!! О, господи, горячая влага на её вывернутой наизнанку промежности, вместе с таким же горячим-горячим и влажным её ротиком, помутили мне рассудок окончательно!
А когда, целуя эту разложенную подо мной Женечку, влажно-влажно так вот, взасос, я принялся под весом всего-всего своего тела ещё аж прямо и плавать в её перегруженной пиздёночке, пытаясь сломить сопротивленье этого перекатывающегося, похрустывающего в ней хрящичка и загрузиться в обнажённую и расплавленную всю эту влагу, что имелась промеж живых, натуральных именно её девчёночьих ног, аж прямо вместе- вместе с яйцами, когда я понял наконец-то в поцелуе, какая ж тугая-тугая и тёплая-то из-под своего честного сердца девчёнка, наша, российская соплячка, в данном случае, та самая именно заплаканная красавица, что ещё не так давно сидела одна в кафушке за угловым столиком и боялась-то даже по-первости вскинуть на меня глаза, не глаза, а именно вот прямо откровеннейшие такие вот, сводящие с ума, свои глазищи, она, о боже, эта хрупкая соплячка, уже видимо почувствовав и поняв давно, какой же я, и в самом деле, дико-дико уж прямо такой вот до неё голодный-то, до неё вот, до девчёнки, она с удовольствием принимается делаться вдруг для меня изо всей этой перегруженной и тёплой тугости такой опять же, чёрт возьми, ошеломляюще сладкой!!!
Девочка словно бы словила прямо кайф от того, что она — девочка и поэтому могла мне сейчас на моей же собственной постели всё-всё это дать. А она даже и не представляла, какой же кайф словил от этого я! Что она у меня, моя сладкая, молоденькая вот именно, как она вся-вся вот прямо и есть, девчёночка!!! И поэтому могла дать мне возможность загрузиться ей не только в рот, но ещё и до умопомраченья в живую именно девчёночью её пизду!!! Оргазм страшной силы обрушился на меня, как волна цунами!!! Я чувствовал и понимал, что моя милая незнакомка становится для меня такой фантастически сладкой через свой горячий рот ещё и прямо вот именно из-под своего же девчёночьего сердца!!
Потому что запретить она мне ничего уже сейчас не могла. Да и не хотела, чувствуется, ничего мне запрещать! Наоборот, она вся-вся-вся пошла с удовольствием в меня!!! О, господи, клянусь богом, в эти невыносимо сладкие мгновенья такого вот полнейшего моего единства с девчёнкой, когда невозможно было не догадаться, что всё-всё это, тут вот у неё, ещё не тронуто, невинно, я и понял, понял вдруг, что так эту миленькую и хорошенькую Женечку ещё и отродясь-то никто-никто и никогда своей не чувствовал!!! Тем, что она, обворожительная юная Принцесса, в таком вот полностью разложенном виде вся-вся-вся была у меня сейчас в яйцах и во рту, вся-вся принадлежала на моей же собственной постели мне и принадлежала мне так вот полно именно вот впервые в своей жизни, она всем этим расплавила мне мозги аж прямо напрочь!!!
А тут ещё и мой хуина, давая понять всем с гордостью, что Принцесса-то всё ж таки именно вот его, он, готовясь к очередному своему семяизверженью, принялся поднатуживаться и набухать у неё с радостью там, где набухать ему в ней, в такой вот хрупкой и тоненькой, было просто уже конкретно, чувствуется, негде! Когда мы не могли обои не понимать того, что он набухает у неё из-за этого аж прямо вот именно в самой матке!! Но мне же казалось, что эта тёплая вся тугость, столь конкретно расплавляю-щая мне мозги, находиться у неё, у моей драгоценной девочки, ещё и намного-намного даже всё же глубже! Именно вот прямо под самим её сердцем!!! Под девичьим, под тугим и тёплым её сердцем!!!
А-а-ай: ка-а-а-ак, оказывается, просто устроена девчёнка!!! Но эта гениальная простота её внутреннего всего устройства может быть прочувствована тобой только лишь из-под её тёплого и тугого-ту-гого такого вот сердца!!! В невыносимейшем сладострастии!!! Когда такая вот юная соплячкина, господи, хрупкий вывернутый ангел, становится неотъемлемой частью твоего организма! Самой-самой наисладчайшей частью тебя самого!!! А если ещё и в поцелуе: через ротик: Бля-а-а-а-адь: да у меня, честное слово, аж померк рассудок!!! А девочка, родименькая, неумолимо всё слаще! Слаще!!! Уже поняла, детка, как же ты жить-то не мог без неё все-все эти долгих три месяца!!! Ка-а-а-ак тебе, бедненькому, не хватало её тёплого и живого вот этого вот сердечечка, согласного принимать сейчас прямо под себя твою расплавленную сперму!!!
И в тот момент, когда я понял, что такого уже вряд ли когда-нибудь потом в своей жизни испытаю, если только не возьму, чёрт возьми, эту невыносимо сладкую такую Женьку себе в жёны, когда я был уже считай что сломлен, покорён ей, уже понял с ужасом, что эта соплячка, в отличии от взрослых девушек, ведь может же своего и добиться, стать потом моей женой, понял, что она будет идти к этому шаг за шагом упорно и по-девчёночьи тупо именно вот так вот прямолинейно, давая понимать мне такими вот сверх-глубокими оргазмами, да ещё и через рот, что слаще неё уже ведь ничего-ничего в этом мире не бывает, и быть просто не может, я поддался девочке, её нежности, понял, что она моя именно частичка, по-натуральному вся моя, пошёл в эту наидрагоценнейшую свою частичку всеми-всеми вот прямо своими мозгами, прямо всей-всей своей набухающей мощью — и в эту тёплую именно всю тугость, и когда я осознал своими расплавляющимися мозгами, что мне хочется ещё, ещё и ещё: идти девчёнке в эту тёплую тугость и идти, идти ей прямо вот именно сюда вот, в кишки или куда-то там в матку, я почувствовал в душераздирающе сладком поцелуе, как толкнул, толкнул её вдруг прямо оттуда, изнутри, и прямо в рот, навстречу своему же собственному желанью!!!
В этот момент у меня в мозгах произошёл, как будто бы ядерный взрыв, со вспышкой которого я ощутил, как что-то горячее, моё, пошло моей наисладчайшей и безумно нежной этой такой вот частичке по имени Женя, во всём своём невообразимейшем сверх-сверх обилии, прямо вот именно под сердце!!! Хоть и чувствовало, что идти некуда, но так как эта сверх-обильная и сверх-сверх мощная такая струя уже просто не могла никак остаться сейчас во мне, она поднатужилась, переборола всё же тёплое внутреннее сопротивленье пятнадцатилетней юной школьницы и пошла с неудержимым напором прямо в эту именно тёплую всю-всю такую вот тугость, считай что, прямо в тупик!!! Да-да, в тёплый прямо этот такой вот упор! Прямо девчёночке под сердце!!!
Тё-ё-ёпленько так, а-а-ай: очень-очень уж прямо как доверительно так вот — и прямо ей, родименькой, под сердце!!! И именно от того, что моя расплавленная сперма пошла в эту безумно юную Евгению ещё и во время нашего с ней поцелуя, через её же жадный, горячий и влажный рот, моё сладострастие сделалось просто ошеломляющим, когда я понял, что вот так вот, в поцелуе, будучи, деточка, вся-вся-вся у меня в яйцах, она приняла эту первую и свежую порцию моей горячей-горячей опять же аж прямо такой вот спермы конечно же, о господи, к себе не под сердце, нет, скорее всего эта тёплая тугость, этот тупик, — это было дно её девчячьей матки!!! Основанье!!! Основанье и центр всего-всего девчёночьего самого её организма!!! До чего продирать её уже было никак-никак вот именно нельзя!!! Но как, скажите, вот как удержаться, чтобы такую вот молоденькую до безумия девчёночкину и не продрать бы через её горячий рот до всего-всего именно вот до этого, когда членище у тебя таких размеров, что позволяет тебе это с ней сделать! Ещё как позволяет!!!
Ведь прочувствовать так вот полно девочку своей — и означает поиметь её, родименькую, всю-всю полностью вот именно, до талого, до конца!!! Со всеми-всеми её кишочечками прямо и потрошками!!! Чтоб никакой загадки она бы потом из себя уже не представляла! Она — загадка, пока ты ей не вдуешь!!! А вопрёшь ей вот так вот, по самые-самые вот именно кишки блядь или там даже по-гланды, и плавятся аж прямо мозги от пониманья того, что твоя расплавленная сперма идёт какой-то там "загадке" прямо вот именно, блядь, в кишочечки!!!
По-натуральному вот так вот ей в кишки!!! В эту тёплую-притёплую прямо такую вот, расп-лавляющую тебе мозги, тугость!!! Тё-ё-ё-ёпленько прямо так вот, а-а-ай… да как же, чёрт возьми, тёпленько-то прямо так вот — притёпленько, — и прямо аж вот именно ей в матку!!! Да я аж конкретно сошёл с ума, едва не потерял рассудок окончательно, когда этой пятнадцатилетней Евгении пошла в этот тёплый тупик, прямо прямиком ей в матку, ещё одна такая же сверх-сверх обильная и сверх-мощная струя моей расплавленной спермы!!!
Бедняжка аж содрогнулась вся-вся у меня в яйцах, аж задохнулась в моём жадном рту, пони-мая, что так она ещё не целовалась никогда, я чувствовал, чувствовал, как же ей, миленькой, не хватает-то воздуха, но заместо живи-тельного и так необходимого ей глотка воздуха, понимая, что для её юного развивающегося организма воздух — это моя сперма, ей в кишки, и прямо тут же, пошла вот уже с неудержимым напором ещё одна порция моей мутной-мутной и настоявшейся аж прямо такой вот спермы!!! Представляете, густая, настоявшаяся семенная моя жидкость пошла снова вывернутой подо мной пятнадцатилетней девчёночке — старшекласснице, во всём своём ошеломляющем сверх-обилии — и прямо аж глубоко — приглубоко вот именно в матку!!! И почувствовав, что девчёнка в поцелуе со всем этим справляется, хоть и с усилием, но всё же справляется, потому что такая-такая уж прямо умничка у меня, что просто и нету слов, я отправляю вот в тугие кишки этой кареглазой своей умнички ещё одну порцию! И тут же следом ещё!!! И ещё!!!
Бля-а-а-а-адь: Э-э-это что-то невообразимое!!! Целуя разложенную подо мной девчятинку, загрузившись в расплавленную влагу её наинежнейшей писечки аж прямо именно вот до хрящичка, до упора, я чувствую, чувствую, что моя горячая сперма поступает ей с невообразимо сладким усилием туда именно, куда уже просто некуда!!! По-натуральному ей в кишки!!! Идёт ей без презерватива, по живому мясу, как на хирургическом прямо столе, тё-ё-ё-ёпленько именно прямо так вот, а-а-ай: — и прямо аж глубоко — приглубоко вот именно конкретно так вот ей в матку!!! Всё это настолько, чёрт возьми, глубоко, что мне и в самом деле кажется, что вся эта мутная такая моя жидкость проходит ей прямо под её тёплое и тугое-тугое такое вот сердце!!! Потому что эта разложенная подо мной Женька вся-вся-вся, до самого хрящичка, находится сейчас у меня в яйцах!!! Она вот она, представляете, вся-вся у меня в яйцах и во рту!!! Она моя! Господи!!! Девчёнка!!!
Я загрузился ей в пиздятиночку, в расплавленную всю эту влагу, аж прямо до боли вот именно, до хруста!!! И сладострастие моё в связи с этим было просто невыносимейшее, когда через влажный её ротик, как беспомощному и трепетному прямо такому вот птенчику, я выжал ей в кишочечки, да-да, именно вот прямо по-натуральному ей в кишки, что-то уже последнее!!! Представляете, влупить пятнадцатилетней девчёнке аж прямо до хруста, до боли в яйцах, — и прямовсё-всё до победного в её тугие, блядь, кишки!!! Туда, куда уже, ну вот просто некуда!!! Когда тебе кажется ещё бы, ну вот немного — и твоя мутная сперма полезла бы у неё, у деточки, аж прямо уже, ну вот именно из ушей бы!!!
Потому что под её тугим и тёплым сердцем места для неё уже просто нет: Да-а-а: так засадить в поцелуе пятнадцатилетней соплячке: Отправить ей опять же за знакомство свою горячую и мутную сперму прямо аж в глубину матки!!! Когда такая вот молоденькая разложенная девчятиночка у тебя в яйцах, когда тебе кажется через её влажный и чувственный, взволнованный ротик, что твоя настоявшаяся, густая сперма идёт ей прямо под её тугое сердце, она всё равно, всё равно ведь идёт ей в это время вовсе даже и не под сердце, как тебе кажется, а прямо прямиком ей в мат-ку!!! И это просто означает, что ты прочувствовал девчёнкину своей всю-всю вот прямо до талого, до последнего! Выжал из неё, из деточки из такой сладенькой, всё-всё-всё, что только было можно и неможно вообще из неё, как из юной девушки, выжать:
Когда обкончавшись в Женьку и понимая уже, что она — натуральнейшая сказка, я разорвал всё же наш невыносимо сладкий по-целуй, у меня и в мыслях даже не было оставить эту "сказку" сейчас в покое. Вот почему-то даже и в мыслях не было! Нетрудно конечно же догадаться, что я принялся делать с ней дальше. Догадались уже? Ну конечно же! Я снова принялся её ебать!!! Только лишь при-
поднялся над этой, разложенной подо мной, "Рыжеволосой Сказкой" на руках, чтоб видеть бы, видеть и наслаждаться тем, какую ж всё же прелесть-то я сейчас трахаю!!! Такой красоты подо мной ещё и отродясь не бывало!!! Да это что-то просто невыносимое по своим ощущеньям, — ебать таких вот безумно молодых и красивых девчёнок! Именно вот ещё девчёнок!!! Эти рыжие вьющиеся локоны на моей постели, эти юненькие грудочки, закушенные губки, реснички, бровки, носик — всё это юное и невообразимо нежнейшее совершенство сейчас вот оно, моё!!! И я засаживаю сейчас опять же всего себя в это безумно юное совершенство по самые-самые аж прямо вот именно яйца!!!
Прямо в ту немыслимо нежную влагу, что имеется на его вывернутой наизнанку промежности! Прямо ему, этому беспомощному совершенству, в пизду!!! Рыжеволосому, абсолютно беспомощному такому вот очарованью, представляете, — и прямо в пизду!!! По самые-самые аж прямо что ни на есть вот именно яйца!!! Девчятинка аж кусает губы, стонет, сладенькая, мотает даже иногда головой, когда я загружаюсь ей в матку несколько грубовато, но что самое-то главное, она и сама, и сама уже понимает, что всё это обязательно и должно быть именно вот так вот, до отказа, чтобы у меня аж прямо мозги бы расплавлялись от нежности её перегружаемых по самое-самое нихочу кишочков!!! И она уже понимает, что и обязана была вся-вся-вся принадлежать так вот мне, раз уж она девчёнка!!! Ну вот как, скажите, как она могла не стать моей, когда она не просто чтобы там могла, а должна, просто даже была обязана стать моей!!! Вся-вся-вся, вот так вот, до последней вот именно своей клеточки, моей!!!
Бо-о-о-о-оже: да я просто уже и не знаю, что может быть на свете ещё слаще, чем ебать таких вот молоденьких до безумия девушек?!! Ебать их прямо, блядь, в кишки!!! Как самок!!! Да они же и есть, чёрт возьми, самки!!! И поэтому-то я и загружаюсь сейчас в горяченькую всю-всю эту такую вот влагу, что имеется на промежности этой юной Жени, аж прямо, прости меня господи, ну вот чуть ли — чуть ли именно не вместе с яйцами!!! Так, что в наинежнейшей влаге девчячьей пиздёночки аж прямо что-то похрустывает!!!
И вот, о господи, словно бы прочитав прямо мои мысли и словно бы убеждая меня в том, что уж она-то не какая-то там самка, которую можно драть вот так вот в кишки за сто баксов и наслаждаться тем, что под тобой просто лишь животное, предназначенное для приёма в себя твоей горячей именно спермы, Евгения, о боженьки, это юное и очаровательнейшее, просто неотразимейшее такое творенье природы, она, детка, вдруг берёт, поворачивает вверх лицо, да-да, прекрасное своё личико вдруг так вот запросто вверх поворачивает и вскидывает на меня исподнизу, как неотразимое оружие, свои выразительнейшие до безумия глазищи!!! Взмахивает, как какая-то там неведомая птица, приспокойненько так, своими длиннющими ресничками, и вот прямо передо мной её карие, бездонные, ослепляющие своей безумной красотой, глаза!!!
Те самые именно огром-ные глазищи, которые она вскинула на меня сегодня точно так же первый раз и там, в кафе! Когда, сойдя впервые от её глаз с ума, я мог ещё только лишь мечтать о таком вот полнейшем с ней единстве! Чтобы ощущать у себя на половом члене невыносимейшую нежность её писечки!!! И вот сейчас я её ебу, а она на меня смотрит! Представляете, она, девчёнка, смотрит, как я её трахаю!!! Такую юную красоту — и трахаю!!! И всё это для того, чтобы я наконец-то понял бы, что ебать таких вот юных девушек прямо через их же собственные глаза — это вообще поистине что-то немыслимое! То наслажденье, которое невозможно даже и описать словами!!!
Которое вообще стоит за гранью пониманья!!! Как: ну вот как, скажите, можно ебать, смотрящую прямо тебе в глаза, девчёнку?!! Это уже, извините, попахивает лёгким извращеньем: Потому что чувственнее ведь ничего уже и не бывает!!! Да это вообще что-то уже невозможное! Представляете, чувствовать через пожирающую тебя бездну её глаз все-все её внутренности, все её нежнейшие до безумия кишочечки, перегружаемые тобой и твоим сознаньем до отказа!!! Она на тебя смотрит своими честными глазами, вот, ангел, невинный просто ангел, а ты же ей по самые-самые аж прямо вот именно яйца — и не в пизду, нет, прямо ей в глаза!!! По самые-самые аж прямо яйца в эту карию и бездонную такую вот всю глубину!!!
В её невинные глазищи!!! В которых ты хотел утонуть бесповоротно и не вернуться больше из этих девчёночьих глаз никогда, ещё когда только впервые посмотрел в них! И вот ты в них!!! Прямо там, внутри этой карей всей бездны!!! Именно в тех самых глазах, что принадлежат юной огненноволосой Принцессе, и которые просто невообразимо как полно дают тебе понимать, что ты сейчас её, сладенькую, именно вот, сношаешь!!! А чтобы ты ещё лучше это понимал бы, то, что ты её сейчас на своей постели ебёшь, смотрящая тебе в глаза девочка, для большей убедительности, ещё и продирает где-то у себя в кишоч-ках по головке твоего перевозбуждённого члена каким-то там в конец уже обнажённым, живым-живым и невообразимо нежненьким аж прямо таким вот до безумия мясом!!! Это чтобы ты понимал бы по её выразительным до ужаса глазам, что ебёшь-то ты её сейчас не во что-нибудь там и не куда-нибудь, а прямо по-натуральному в кишки!!! Прямо аж глубоко — приглубоко вот именно в матку вводишь ей раз за разом свой огромаднейший такой вот членище!!!
А-а-а-ай: а как же чистенько-то, да как же тёпленько-тёпленько и расплавляюще аж прямо так вот нежненько-то ходят в такие мгновенья её глаза по твоему тугому члену!!! Глаза девочки, представляете, невинного ангела, — и прямо всем-всем этим, таким вот влажненьким, по твоему могучему члену!!! Но влажненьким-то вовсе даже и не от слёз, а от огромаднейшей её любви к тебе!!! Это чтобы ты, дурачок, понимал бы, что нежнее её глаз ты ещё ничего-ничего в жизни на своём половом органе никогда до этого не ощущал! И чувствовать никогда больше потом уже не будешь.
Ей глаза — это ВСЁ!!!
— Евгения: девочка моя: Я сейчас кончу!!! Сладенькая: Миленькая ты моя!
— У-угу: — поспешно и согласно так мотает подо мной головой эта огненно-рыженькая, уставившаяся мне прямо в глаза, прелесть, что устелила, как в сказке, всю мою постель своими вьющимися, золотисто-рыжими локонами.
И когда я понял, понял, что она, изо всех своих девчячьих силёнок, начала помогать мне этими своими абалденными прямо такими вот глазищами, потянула меня прямо всего (как я и мечтал об этом когда-то в кафе) в эту тёмно-тёмно карию, почти чёрную уже такую вот, где-то в их глубине, бездну, давая понять, что именно вот там, в этой чёрной бездне, она и цепляет-то по головке моего члена всем этим невыносимо нежненьким — принежненьким и чувствительным аж прямо таким вот до безумия мясом, уже перед тем, как я ввожу её всё-всё до отказа в тёплую тугость, в её девчячьи, тёплые именно такие вот кишки, вследствие чего её глаза заходят всей этой горячей своей влагой уже прямо вот именно мне в яйца, я почувствовал, го-о-о-о-осподи: почувствовал вот вдруг, начавшее разливать-ся теплом по всему моему телу, сладостное-сладостное такое томленье!
И понимая, как же мне невыносимо хочется-то того, чтобы той самой именно девочке, что сидела ещё только недавно, чуть ли не плача, в кафе, этому искреннему и невинному ангелу, то есть, ей вот, Жене, моя сперма пошла бы на этот раз уже не куда-нибудь там, а прямо вот именно в глаза, в её честные глаза девчёнки, которые вот так вот по-честному дают мне сейчас убедиться в том, что абсолютно ничего-ничего невозможного в этом мире не существует, что твоя расплавленная вся эта жидкость может проходить в таких вот юных до безумия соплячек хоть там даже и через их огромаднейшие и выразительнейшие аж прямо такие вот до безумия глазищи, при условии, если эта соплячкина уже покорена тобой и на полном-полном прямо серьёзе уже собирается стать в будущем твоей женой, и понимает, понимает поэтому, деткина, что ты "дрессируешь" её сейчас уже именно вот для этого, чтобы она делала бы тебе любой частью своего тела, хоть там и глазами, абсолютно вот всё-всё, даже пускай, казалось бы, уже и невозможное, понимая, что этот кайф, хоть и извращённый немного, но для меня, для парня.
Он поистине просто фантастический — отправить ей, девчёнке, свою мутную сперму прямо в глаза, в глубину карих вот этих вот, расширившихся её зрачков, Женечка, этот, разложенный подо мной, невинной красоты ангел, чьи безумно аппетитненькие и раздвинутые бёдрышки были прямо вот они, под моими плечами, она, деточка, начала наполнять меня с удовольствием очередным, новым и таким-таким невыносимейшим аж прямо по своим ощущеньям сладострастием, что аж притихла, казалось бы, в эти мгновенья вся-вся Вселенная!!! Потому что, являясь девчёнкой, он, этот рыжеволосый ангел, принялся наполнять меня им прямо через свои невинные и честные до предела девчёночьи, ангельские глаза!!! Потому что мог это сделать! Мог!!! Хотел это сделать. И: сделал. Он меня снова сделал. Этот Ангел.
— А-а-а: — сорвалось лишь только очень-очень так тихонько, едва слышно и как бы нечаянно с приоткрытых губ этой юной Женечки, когда, глядя мне изподнизу и вот так вот близко-близко прямо в глаза, она почувствовала, почувствовала, детка, что мой и без того тугой членище принялся ещё и набухать, и так как набухать ему в ней, в такой вот хрупкой и тоненькой, было просто негде, а засажен он был ей всё же не в глаза, а именно вот в писькину, и был засажен ей туда полностью, как и полагается в таких случаях, по самые-самые аж прямо что ни на есть вот именно яйца, то эта огненно-волосая Сказка на моей постели и почувствовала опять же, что за неимением в ней места, он, мой огромаднейший такой половой орган, принялся поднатуживаться у неё, у кареглазой, перед своим очередным семяизверженьем где-то глубоко — приглубоко аж прямо вот именно опять же, конкретно так вот, в самой матке!!!
Бо-о-о-о-оженьки: да такого утончённого, изысканного, маленечко даже извращённого и вместе с тем кристально чистого сладострастия я ещё не испытывал никогда-никогда в жизни!!! Прошедшего глубочайшую фильтрацию через чистейшую и бездонную глубину самих живых девчёночьих именно глаз!!! И когда девочка, эта разложенная подо мной будущая девушка по имени Женя, дала мне понять своими искренними до безумия глазами, что она, как моя будущая жена, всё-всё отлично понимает, понимает, что именно вот её юный организм был мне так нужен всю жизнь и мне так его постоянно не хватало, и не только последних три месяца, а ещё и раньше, и он был мне нужен именно такой вот рыжеволосый, абалденный, и эти глаза, и губы, и всё-всё-всё, до последней клеточки, которая вообще в нём только есть, вплоть и до той горячей всей влаги, что вот она, у меня сейчас в яйцах, я почувствовал, бо-о-о-о-оже: почувствовал от всего этого её пониманья, через её наикрасивейшие глаза, такой прилив бешеного кайфа и почувствовал вот вдруг ещё к тому же и то, как я уже пошёл: пошёл весь-весь в девчёнку: Весь-весь-весь, вместе с мощнейшим толчком в ней своего орудия!!!
Дикое желанье до неё, когда я уже понимал, что кончаю сейчас в свою молодую и невыразимо красивую жену, понимал, что уже завтра же она, такая вот юная, будет одета у меня, как королева, и всё это — толь лишь за её искренность, за её чистейшую искренность девчёнки, которая вот, в самих прямо её вот этих вот глазах, которая дала мне понять сейчас на моей же собственной постели, что ничего нево-зможного не существует, и что, в связи с этим, моё дикое желанье до неё, до такой вот наикрасивейшей, молоденькой и бесподобной, пошло, отправилось ей сейчас, вместе с моей расплавленной спермой — прямо вот именно в глаза!!! И я увидел, что эти близкие и карие такие зрачки подо мной аж прямо как бы удивлённо так вот расширились, принимая в себя этот первый поток моей горячей семенной жидкости и унося меня при этом в такой невообразимейший кайф, из которого уже, казалось бы, можно даже и не вернуться!!!
Когда, находящаяся у меня в яйцах, разложенная пятнадцатилетняя эта Женя поняла, о господи, врубилась, родименькая, что впервые в жиз-ни горячая мужская жидкость, называемая спермой, пошла ей сейчас глубоко-глубоко в матку прямо вот именно через её честнейшие и искренние до безумия глазищи!!! Тё-ё-ёпленько прямо так вот опять же, а-а-ай: через её расширившиеся зрачки — и: прямо ей прями-ком в матку!!! Давая понять всему-всему миру, что место всей этой мутной такой моей "дряни" там, в матке у молодой девчёнки!!! Которая должна была стать моей обязательно! И она стала ей!!! Она вот она — моя!!! Вся-вся-вся, до наисокровеннейшей глубины своих глаз, моя!!!
И вот ещё один толчок ей под сердце, чтобы она и сама уже не сомневалась бы нисколечко в том, что она моя! И давая мне понять сейчас в свою очередь своими глазами, что она и не сомневается, что будучи моей женой, она готова делать это беспристанно и делать с такой же самой максимальной искренностью, как и сейчас вот, кареглазая, самая-самая драгоценная для меня на всём этом свете девчёнка по имени Женька дала мне почувствовать снова через свои наикрасивейшие и огромаднейшие такие вот глазищи, что она не смухлевала, что она и эту порцию моей горячей и мутной-мутной такой спермы приняла опять же, как я того и желал, прямо к себе под сердце!!!"Мол, ну ты же видишь, видишь же, склонившись надо мной, что я вот, разложенная, беспомощная девочка, вся- вся-вся — прився нахожусь у тебя сейчас в яйцах и поэтому я вся-вся, до последнего, твоя!!!
И куда ж ещё-то, скажи, может пройти мне твоя сперма, когда ведь ты же понимаешь же, понимаешь ведь по моим честным глазам и чувствуешь, что она идёт сейчас через эту тёплую-притёплую опять же такую вот всю тугость — и прямо опять же мне под сердце!!! Под моё честное и бескорыстное сердце юной девчёнки!!! Не стыдно ещё, что хотел какую-то там проститутку?? Смотришь мне сейчас вот так вот в глаза и нисколечко, сознайся, даже не стыдно?!! Чувствуешь, как чисто идёт твоя мутная вся эта жидкость мне под сердце — и ни капельки — ни капельки вот абсолютно тебе даже и не стыдно что ли???
Ну неужели, скажи, нет??! Что мог бы променять свою молодую жену, меня вот и все-все эти бесподобнейшие, связанные со мной, ощущенья на ту, которая, кроме тупого траханья за деньги, ничего бы тебе больше абсолютно и не дала бы! Даже и горячую твою сперму она принимала бы в резину, как кукла, а не так, как я вот сейчас, по-честному, — прямо под своё живое и тёплое девчёночье сердце!!! А-а-ай: ну, вот сознайся же, какой же это, и в самом деле, для тебя сейчас всё ж таки кайф-то, а; через мои карие, расширившиеся зрачки, тё-ё-ёпленько прямо так вот — притёпленько, всё-всё это, такое вот мутное, что так мешало тебе жить — и прямо мне, молоденькой такой вот Сказке, под сердце!!!
На правах твоей юной жены! В тёплую прямо всю-всю вот эту вот, расплавляющую тебе мозги, тугость!!! Поймал кайф, да?? Что засадил сейчас по самые-самые яйца и по самые-самые аж прямо глаза той самой именно симпатяге, что так понравилась тебе сегодня в летней кафушке и которая, детка, даже и разговаривать-то с тобой по-началу не хотела!" Бо-о-о-о-оженьки: как я в эту разложенную подо мной Женечку кончал! Слов просто нет!!! Смотрел ей в глаза и спускал в неё, в родименькую, спускал!!! До умопомраченья прямо, до расплавленья в мозгах!!! Чувствовал, что моя сперма идёт ей, хоть и с усилием, хоть и туго-туго так, но прямо конкретно прямиком в матку!!! Прямо аж глубоко — приглубоко вот именно опять же и снова ей в матку!!! Только на этот раз, всё это уже прямо через её же честные и выразительнейшие до безумия глазищи!!!
И сладострастие моё, в связи с этим, было таким неподкупно чистым, таким искренним, — тё-ё-ё-ёпленько прямо так вот, а-а-ай: и вся моя сперма шла прямо в эти глаза, — что я видел, девочка как бы прямо даже удивилась, искренне удивилась подо мной, когда почувствовала, как ей в матку прошло вот уже наконец-то что-то последнее из всей этой горячей-горячей аж прямо такой вот до обжиганья моей жидкости!!!"Неужели ж, мол, не хотел бы кончать в меня и дальше? Зачем же, дурачок, остановился-то?? А?! Ведь я же вот она, такая сладенькая, вся-вся твоя!!! Кончай в меня, мой миленький, хоть всю свою жизнь!
Хоть ежечасно там, хоть даже ежеминутно!!! Ведь я же у тебя девочка!!! Представляешь?! Де-е-е-евочка!!! И я уже поняла, поняла в свою очередь по твоим именно глазам, да как же тебе нравиться-то в меня, в молоденькую такую вот девчёночкину, именно вот кончать!!! Да-да, смотреть мне, вот так вот близко, прямо в глаза и кончать в меня при этом! Через мои карие и расширившиеся зрачки выжимать всю-всю эту мутную такую свою "дрянь" прямо мне в кишки!!! В мои тугие — притугие и в тёпленькие именно такие вот девчячьи кишочечки!!!
Во внутренности юной девчёнки!!! Которой тебе, мой бедненький, ещё только лишь сегодня утром так, я уже поняла, как не хватало! Ну так наслаждайся же мною, родненький ты мой! Наслаждайся мной, девочкой, как ты вот только прямо того не захочешь!!! Хоть там прямо аж вот именно из матки из моей девчёночьей, хоть там через глаза, хоть через мой ротик сладкий — любящая девчёнка, она, мой дорогой, на всё способна! Умрёт просто, детка, от стыда и позора, если не будет для любимого такой именно сладкой, как он того и желает: "
Когда всё успокоилось и осталось там, в моей милой Женечке, и я, в том числе, тоже остался в ней, понимая и чувствуя, что она — неотъемлемая часть меня самого, и время словно бы прямо остановилось, когда я находился сейчас в ней, в этой своей самой наисладчайшей частичке, мы ещё какое-то время продолжали лежать и смотреть, вот так вот близко-близко и безотрывно, друг-другу в глаза.
— Может быть отпустишь меня? — спрашивает вот тихонько эта рыжеволосая прелесть, не отрывая от меня, однако, по-прежнему своих бесподобных и абалденных таких, выразительнейших до безумия глаз.
— До конца жизни теперь никуда тебя не отпущу!!!
— Прямо до конца жизни?!! — смеётся, влюблено глядя на меня, разложенная подо мной девчёночка. — Я теперь так вот и буду что ли всегда в тебе??!
— А куда ты денешься, родная? Хочешь уйти?? Ну попробуй: — говорю я, не в силах не улыбаться, этой Сказке, чувствуя при этом, что она по-прежнему прямо вот она, вся-вся-вся у меня в яйцах, чувствуя, да как же мне невыразимо приятно-то находиться у неё в матке, даже и после того, как я кончил!
— У-у: не хочу: — мотает однако головой, смотрящая на меня исподнизу, девчёнка и добавляет вдруг очень тихонько и чуть-чуть так улыбнувшись: — Ты ведь правда же никогда и никуда меня теперь не отпустишь? Честно?.
Бо-о-о-о-оже: ка-а-а-ак я её после таких слов целовал. Сперва бровки, глазки, реснички, эту милую такую вот рыжую её чёлочку, потом добрался и до щёчки, затем ушко, эту звёздочку — серёжку! И когда бедная Сказка аж задрожала от пониманья того, что она, как девушка, и создана для того именно, чтобы быть моей, я накрыл уже наконец-то, как драгоценность, пройдясь перед этим по её нежнейшей шейке, по подбородку, и её влажный, жадный, взволнованный, чувственный-чувственный аж прямо такой вот до обжиганья ротик! При этом красные туфельки Принцессы по-прежнему были возле самых-самых аж прямо её золотисто-рыжих, разбросанных по постели, волос!!! Господи, ка-а-а-ак я в ней утонул!!!
Пошёл в свою наисладчайшую девчёнку, как в омут прямо, с головой!!! Всем-всем своим сознаньем — и в неё, состоящую у меня из одной лишь только невообразимейшей нежности!!! И понимая в таком вот новом умопомрачительном поцелуе, уже в четвёртом, по-моему, а сколько же их будет ещё потом-то в моей жизни — это ведь и с ума можно прос-то сойти, понимая в этом сладком поцелуе, что я по-прежнему весь-весь нахожусь в молоденькой девчёночкиной, чувствуя, что она вот она, такая родная вся-вся и тёпленькая, и живая, моя, я опять же, опять принялся вмазывать её жадно себе в мозги аж прямо всей-всей этой горяченькой и наинежнейшей такой влагой, почти такой же вот, как и в ротике её сладком, но когда мозги-то мои перевоспалённые всё равно понимали, что вся эта горяченькая влага имеется не в ротике принцессином, а именно вот в писечке её сладкой, у неё, у родименькой, промежду ног, на её столь щедро вывернутой и подставленной мне девчёночьей промежности!!!
Ка-а-ак я прочувство-вал опять же всего-всего себя и в ротике, и в писечке своей сладкой детки Принцессы! Именно вот прямо уже через сам хрящичек!!! Да-да, через этот вот перекатывающийся и чуть ли — чуть ли прямо не похрустывающий, имеющийся в горяченькой влаге её писи, хрящичек-ограничитель! Дающий тебе понимать, что загрузиться сильнее и глубже в расплавленную влагу живой девчячьей писькиной, чем сейчас вот, уже ну вот никак-никак нельзя! Попросту невозможно!!!
Бля-а-а-а-адь: ка-а-ак это невыразимо, чувствовать в поцелуе так вот бесподобно полно своими живые, представляете, перегруженные до основанья и тугие-притугие именно ещё такие вот до безумия девчёночьи кишки!!! Понимать, что ты весь в своей любимой девчёнкиной! По уши и весь-весь в ней!!! Утонул прямо чуть ли — чуть ли не вместе с яйцами в живой и расплавленной девчёночьей пизде!!! И во рту, и во всём-всём, чём хочешь! Одним словом, ты весь в своей кареглазой Принцессе!!!
В своей юной жене: Не-е-ет: так я любовью ещё никогда не занимался. Когда девчёночка, бедненькая, аж задыхается под тобой, находясь прямо вот она, деточка, вся-вся-вся у тебя в ротике и в яйцах!!! Когда она, чувствуется, уже аж не может, просто уже, ну вот не может выдержать того, что ты у неё сейчас в матке так глубоко!!! Просто, ну вот сокровенно как глубоко!!! Сокроментально!!! А ты же через ротик — и прямо всю-всю её туда, себе в мозги!!! Всей-всей этой тёплой тугостью, что есть у неё под сердцем — и прямо в своё жадное-жадное такое до её невообразимейшей нежности существо!!! И закончился в итоге этот наш поцелуй опять же тем: Ну, короче, полным конечно же сумасшествием! Она впилась мне в спину ногтями (я одурел от самого только пониманья того, что именно вот теми самыми, чёрными, от которых я просто охуевал), вся-вся-вся в поцелуе пошла ко мне, прямо, чувствуется, в меня, хотя и так вся-вся-вся была во мне и моей, и когда я понял в добытом у неё из-под сердца, новом сладострастии, понял через эту невыносимо сладкую и дикую боль её когтей, что подо мной дикая самка, которая требует дико её любить, потому что она, дорогая моя, полностью этого заслуживает, такой вот страстной и беспощадной любви, когда двое одуревших могут заниматься ею целые сутки прямо напролёт, забыв напрочь на эти сутки про то, что там где-то существует что-то и ещё, когда я осознал, что так полно и конкретно ещё ни одной — ни одной девушки никогда до этого в своей жизни не чувствовал, как прочувствовал сейчас её вот, пятнадцатилетнюю какую-то там соплячку, эта соплячка, господи, она, вывернув мне своими тёплыми и перегруженными девчячьими кишками всю-всю душу, она пошла вдруг изнутри своего разложенного тела каким-то жадным прямо таким вот ударом вся-вся-вся мне в рот, в мозги и в яйца!!!!! Вся-вся, одним словом, в меня!!!
Э-э-э-это было что-то невыносимое!!! Девчёнка кончала, билась, детка, подо мной в мелких судорогах, я залез ей через боль ногтей, через рот весь-весь, как только мог, в матку, та-а-ак глубоко прямо прочувствовал её своей оттуда, из матки, какую-то там пятнадцати-летнюю девчёнкину-соплячкину — и прямо аж вот именно из самой матки, которую я взял для воспитанья себе в жёны, потому что оказалось, что ни одна взрослая девушка, ввиду своей испорченности, уже этого не заслуживает, и, когда она, моя сладкая, была вся-вся во мне и в моём, напрочь ошеломлённом ею, сознаньи, когда я понял, что такого звериного и первобытного сладострастия я ещё и в жизни никогда не чувствовал, моя сперма, горячая и мутная-мутная такая моя сперма пошла ей, бьющейся, во вселенском взрыве, прямо в пульсирующую, в живую и в обнажённую её матку!!!
Прямо вот именно ей блядь туда, в основанье и в центр всего мира, прямо ей в матку её девчячью!!! Отчего девчёночка у меня во рту и в яйцах просто обезумела! Рванулась с новой силой!!! И в этот момент, почувствовав, как пошла ей в матку ещё одна порция, я уже понимал, конкретно понимал, что имею сейчас дело с самкой! Но с какой самкой?? С моей!!! С самой-самой дорогой для меня и безценной!!! Каждая клеточка которой была для меня величайшей драгоценностью!!! Когда я уже понимал, что за эту безумно юную кареглазую самочку я порву любого, кто попытается её пальцем тронуть или хотя бы даже не так на неё посмотрит!!! И я эту драгоценность, эту изящненькую, хрупкую, тоненькую такую прелесть, этот вывернутый подо мной комочек нежности, начал наполнять опять через ротик своей расплавленной спермой с такой нежностью, с такой искренностью, с таким упоеньем от того, что всё идёт опять же этой хрупкой и разложенной подо мной нежности не куда-нибудь там, да-да, вовсе даже и не куда-нибудь, а прямо под её тёплое и честное сердце!!! Тё-ё-ё-ёпленько так, а-а-ай: — и прямо во всю эту пульсирующую, тёпленькую такую вот, содрогающуюся тугость!!!
Прямо моей Сказке под сердце!!! Отчего девчёночка уже аж не может! И не в силах, маленькая моя, всего-всего этого выдержать, она кончает!!!
Кончает в меня, а я в неё!!! Бо-о-о-о-оже: Это что-то невозможное!!! Прочувствовать всё это в поцелуе с молоденькой девушкой! С безумно ещё какой молоденькой! Да ещё и с незнакомкой!!! Когда ты уже понимаешь, что предназначенье этой юной и очаровательной такой незнакомки — быть всю жизнь твоей! Ты исправил сегодня самую величайшую ошибку в вашей жизни!
То, что вы были незнакомы. И ты знаешь уже, что три года пролетят быстро, так же, как и эти два часа, что вы уже знакомы, и она, такая красивая, молодая и уже совершеннолетняя, та, что содрогается сейчас под тобой в судорогах выходящей из неё страсти ещё совсем-совсем соплячкой, та, которой так тебе всю жизнь не хватало, она будет стоять с тобой в ЗАГСе, счастливая, как в сказке красивая, в белой фате, из-под которой будут выбиваться, очаровывая весь белый свет, её одуренные, золотистые вот эти вот волосы, и ты этой вот самой именно юной такой Принцессе напялишь наконец-то на палец, о господи, нет-нет, не на палец конечно же, и не напялишь, а нежненько прямо так вот — принежненько наденешь на её драгоценный, крохотный, безымянный пальчик её правой ручоночки, на ноготочек её чёрненький, который с такой вот дикой силой впился тебе сейчас в спину, делая весь мир просто фантастически сладким, ты, в доказательство того, что она, кареглазая, полностью заслужила право быть единственной и навеки твоей женой, нарожать тебе ребятишек, ты наденешь этой прелести на её драгоценный пальчик такое же драгоценнейшее, из чистейшего золота, колечко! Потому что золото, оно по праву и должно принадлежать золоту!!! Огненно-волосому именно такому вот!!! И с такой невыносимо сладенькою писечкиной промеж его молоденьких девчёночьих ног.
О, боже, когда я наконец-то вышел из своей юной будущей жены и, ничего не соображая, потащил её, голую и дрожащую, за руку на постель, именно за ту самую правую её ручонку, на которую я буду одевать ей когда-то колечко, она вскинула вдруг на меня опять по неосторожности глаза! В которых было всё!!! Миллиарды самых наивысочайших чувств, во всех их мельчайших переливах, во всех их многочисленных гранях и оттенках, можно было прочитать в этот момент в её девчёночьих глазах! От восхищенья, испуга потерять меня, вплоть до слепого преклоненья!!! Дикие глаза влюблённой в тебя девчёнки! Взъерошенной от секса, голой и такой абалденно-абалденно прямо красивой!!!
Когда ты с замираньем в сердце понимаешь, что, красивее её, ты ещё и в жизни-то никогда и ничего-ничего перед собой не видел!!! Представляете, растрёпанная, одурманенная сексом, взлохмаченная, ослепительной красоты, юная девчёнка!!! Которая просто дико как детка хочет ебаться!!! О, господи, дурак, да какой там ебаться! Она залюбить тебя хочет. Залюбить тебя собой вот, молодой девчёнкой, до смерти!!!
Чтоб ты уже никуда бы не мог от неё деться: Но быстро уйдя от её глаз, дабы не понимать бы, что я, и в самом деле, уже окончательно погиб, принадлежу теперь навеки и отныне какой-то там пятнадцатилетней, чёрт возьми, соплячке, без которой, я чувствую, что уже просто жизни себе не представляю, я беру вот быстро подушку, прислоняю её к спинке своей кровати, сажусь, облокачиваюсь на неё спиной, а дрожащую от перевозбужденья голую девочку разворачиваю к себе спиной и заставляю её, перебросив через мои бёдра одно из своих изящненьких, тоненьких бёдрышек, разъехаться передо мной абалденным прямо таким вот лягушонком в красных туфельках, которому я тут же принялся заправлять под попку, в горяченькую и живую влагу, свой ненасытный, даже и не думающий-то остывать, хуина. О, боже, вот даже и не знаю, как можно к этому привыкнуть, чтобы уже относиться бы ко всему этому спокойно, когда ты чувствуешь, что всё заглатывается и идёт опять же в разъехавшуюся перед тобой девчёночкину!!! Прямо в письку её сладкую. Прямо ей, детке, под попку:
Где одно уже лишь только влажненькое и живое такое вот, обнажённое напрочь мясо её девчячье!!! Кареглазая аж вздрогнула, когда пошла в напрочь распятом таком вот со спины виде, таким вот симпатичненьким, разъехавшимся, одуренно гибким-пригибким и рыжеволосым лягушоночком в красных своих туфелькиных прямо вот она опять же, представляете, прямо мне на член, одурманивая меня при этом своими извернувшимися остренькими такими вот лопаточками и рассыпавшимися по её хрупким плечикам золотистыми волосами! Понимая уже и сама, что её место, такой вот вертлявенькой и тоненькой, быть у меня в яйцах!!! Она — девочка, и она обязана поэтому, раз уж я так этого хочу, быть вся-вся-вся у меня в яйцах!!! Желанье милого — за-кон!!! О, боже, да я аж задохнулся от всей этой невообразимейшей такой чувственности, когда конкретно прямо так вот прочувствовал, что мой тугой хуина пошёл этой извернувшейся Евгеньечке туда, куда уже, казалось бы, ну вот самой-самой прямо природой было уже просто не положено никому и никогда ей идти, просто максимально как глубоко!!!
Отчего она, такая вот вся-вся перевозбуждённенькая, да ещё и с полностью обнажённой после оргазма маткой, аж передёрнулась вся-вся в плечиках, вскрикнула аж, маленькая моя, и прод-рала в этот момент по башке моего, перевозбуждённого тоже от неё до крайности, фаллоса всем этим сверх-сверх чувствительным, раздражённым и живым прямо мясом та-а-ак прямо запредельно чувственно, что у меня аж мозги, честное слово, полезли из ушей от пониманья того, что уж так-то глубоко в эту юную изворотливую девчёнкину ещё никто-никто конечно же никогда до меня не заходил!!! И после этого она, детка, дала мне почувствовать, что мой могучий и тугой орган пошёл ей туда, куда ему уже, ну вот просто некуда, казалось бы, было в неё идти! В тупиковую, в тёплую-притёплую аж прямо эту такую вот всю тугость!!! Бедняжкина аж передёрнулась опять же вся-вся в своих хрупких плечиках, извернулась, как могла, в остреньких своих лопаточках, в тонюсенькой этой такой вот прямо до изумленья талие, очаровывая меня при этом вьющимися и столь красиво прямо разбросанными по хрупким её плечикам, золотисты-ми своими локонами.
— А: а-ай!!! Ма: а-а-а: а-а-амочка: — застонала аж бедная моя девочка, когда почувствовала опять же с ужасом для себя, какой же здоровеннейший-то всё же у её будущего мужа хуина-то, а!!! Не хуина, а именно вот хуинище!!! Никак даже абсолютно не совместимый с её тесным девчёночьим влагалищем:
И тут, о боже, взяв её прямо за талию, одурев от того, что этот вертлявенький, извернувшийся в моих руках лягушоночек в красненьких туфельках — молоденькая пятнадцатилетняя девушка, да ещё и девушка, которая, чёрт возьми, только-только что от тебя кончила, я поймал такой невыносимейший по своим ощущеньям кайф, когда понял и почувствовал, что принялся вводить этой молоденькой пятнадцатилетней девушке свой разрывающийся от натуги половой орган прямо уже куда-то там вовнутрь её сверх-сверх чувствительной и обнажённой аж прямо такой после оргазма девчячьей самой её матки!!! Когда ты уже не можешь просто не понимать того, что девчёнок до всего этого продирать ведь уже нельзя!
Ни одна из них такого издевательства над своим юным организмом уже просто не выдержит! И лишь только влюблённая в тебя соплячка, являясь твоей фанаткой, может извернуться вот так вот, застонать, понять, что она готова буквально вот прямо умереть ради этого и дать тебе возможность отправиться ей через всю эту невыносимейше тёплую тугость, через всю эту перегруженность, и прямо аж блядский род снова куда-то там ей в мозги!!! И неизвестно, неизвестно, куда бы я ещё там этой извернувшейся на мне Евгении зашёл бы, может быть, и в самом деле, вылез бы у неё, у такой вот извернувшейся, изящненькой и тоненькой, аж прямо бы из ушей, если бы не та обнаженная и горячая вся-вся влага, что имела она, как девушка, у себя между ног, на своей юной промежности, и которая жёстко-жёстко так вот, тупо прямо вот так вот по-девчёночьи откровенно, вошла мне вдруг с небывалой силой, основательно и фундаментально так, прямо аж в яйца!!!"Вот она, мол, я! Вся твоя!!! Молоденькая девушки- на — и прямо вся-вся-вся у тебя в яйцах!!!
Ну разве ж не так ли вот именно полно ты так мечтал все три долгих последних месяца прочувствовать своей именно вот меня, Женьку, свою молоденькую, рождённую специально для тебя, девушку?? Ну ведь сознайся же, милый, что именно так! А?!! Чтобы прямо аж вот именно из самой бы матки!!! Да-да, чтобы понять бы, что ты находишься у своей вертлявой девчёнкиной прямо вот именно внутри её девчячьей самой матки:
Что она, детка, уже, конечно же, никуда от тебя не денется. Будет твоей, как миленькая! И всё это тебе, мой дорогой, в награду только лишь за то, что в тебе хватило смелости, наглости или ещё там чего-то, за что я тебе очень-очень даже как благодарна, что в тебе всего этого всё же хватило, чтобы подсесть бы в кафушке к молодой расст-роенной девчёнке и предложить бы ей, глядя в её печальные глаза, стать твоей женой. Когда тебе даже и невдомёк, да, что она о таком вот, как ты, Принце, ещё с восьми лет мечтала. И хотя прискакал он к ней сегодня не на белом коне, но заглянув ему в глаза, она сразу же поняла, что вот он и перед ней."
А-а-ай: и тут эта юная Женя, понимая, что я просто бредил все последних три месяца о том, чтобы загрузиться бы в горяченькую и расплавленную всю-всю эту влагу её пятнадцатилетней пиздёночки до такой вот именно степени, до этой твёрдой-твёрдой аж прямо такой вот под ней косточки, когда ты осознаёшь, что не просто вдул сейчас девушке, а засадил ей по самые-самые аж прямо вот именно уши или там, блядь, по гланды, она принимается со стонами вот уже сама прямо, собственноручно изворачиваться на мне таким вот одуреннейше красивым, гибким-гибким и тоненьким, разъехавшимся со спины, рыжеволосым лягушонкиным!
Прямо в красных своих туфельках, в которых она сидела ещё только недавно в летнем кафе совершенно никак мне не знакомая, и: вма-а-азывать, вмазывать мне прямо в мозги, через эту перекатывающуюся, твёрденькую такую вот — притвёрденькую, чуть ли вот прямо не похрустывающую у неё в пиздёночке косточку, принявшую на себя все её девчячьи блядь невыносимо сладкие и изворотливые такие килограммы, вмазывать мне в мои, перевоспалённые по ней, мозги, прямо через эту тупую и упёртую, твёрдую такую вот косточкину у неё в письке, под давленьем которой всё-всё это горяченькое такое вот в необразимо нежненькой влаге её писечки аж прямо обнажилось, она принялась вмазывать, детка, в мои измученные уже напрочь её нежностью мозги именно всё-всё то, что являлось ещё лишь пару часов назад пределом всех моих мужских мечтаний!!! А именно, содержимое своей матки!!!
Внутренности такой вот невыносимо юной, как она, девушки! Свои тугие-притугие и перегруженные напрочь девчячьи именно кишки!!! Бо-о-о-оженьки: та-а-ак полно я её, клянусь, ещё сегодня своей не чувствовал!!! А значит и вообще никогда ещё не чувствовал! А так как эта юная рыжеволосая Принцесса ещё и сама лишь только недавно от меня кончила, так как в матке у неё было так сейчас всё-всё перевозбуждено прямо и открыто (а мой тугой членище находился у неё стопроцентно аж прямо глубоко — приглубоко вот именно в самой матке), то мне показалось, что девчёнка, так же, как и я, просто сошла с ума!!! Всю мою спальню наполнили такие выразительные и невыносимо чувственные её стоны!
По которым нетрудно было догадаться, что я ебу её сейчас, сладкую мою, аж прямо куда-то там в саму душу её девчячью!!! Да я и сам это чувствовал! Что имею уже полнейшее право, чтобы она, вертлявенькая такая вот и тоненькая, принадлежала бы мне вся-вся-вся вот прямо, без остатка!!
Хоть ты там порви её своим тугим хуинищем — и она будет просто счастлива от того, что это именно ТЫ её им порвёшь: Моя будущая жена, осознавая, что я просто дурею от того, что весь-весь нахожусь у неё в данный момент в половых её органах, аж прямо ну вот чуть ли не вместе с яйцами в тугих органах юной девчёнки, понимая, что я аж прямо плаваю в её перегруженной напрочь писечке, чувствуя, что для меня это просто невыносимейший кайф; ощущать такую вот безумно гибкую, тоненькую и ломающуюся девушку прямо у себя на половом члене, и эти остренькие её лопатки, и эту тонюсенькую такую вот талию в моих руках, и эти просто одуреннейшие, сводящие меня с ума, золотисто-рыжие её волосы, она, разведя свои тоненькие, разъехавшиеся по постели бёдрышки ещё пошире, постаралась, деточка, сделать так, чтобы весь её вес, все-все её килограммы (о боже, да а сколько же их там только было-то в такой вот хрупкой и худощавой девчёнке), чтобы все-все эти её тридцать восемь или тридцать девять там, чёрт возьми, не знаю сколько, килограммов, пош-ли бы ей вот, представляете, девчёнке, и прямо в одну именно точку! Нетрудно уже, конечно же, догадаться в какую, да? Чтобы все эти невыносимо сладкие и изворотливые её килограммы шли бы ей прямо в пизду!!!
Чтобы я чувствовал бы, что она горяченькой всей этой влагой готова надеться мне аж прямо, ну вот вся-вся на уши!!! Мешает только лишь эта вот туповатая косточка у неё в письке! Эта предательски твёрдая такая, тупо-тупо аж прямо так вот перекатывающаяся подо всей этой расплавленной такой влагой кость!!! А-а-ай: бля-а-а-адь: Но вот именно от которой-то мне так вдруг и захорошело: Которая давала мне понять, что глубже вхерачить всё в девчёнку изворотливую уже просто, ну вот никак-никак не возможно!!! До обжиганья моих бедных мозгов, прямо, чёрт возьми, через невыносимо сладкую боль, она давала понять мне, если уж я такой блядь тупой, что во всю эту расплавленную и обнажённую влагу, имеющуюся промеж молоденьких вот именно девчёночьих ножек, войти глубже уже просто физически, хоть ты там умри, никак-никак нельзя. Я начал испытывать дикое сладострастие от пониманья того именно, что вот так вот грубо, жёстко-жёстко и до отказа, нахожусь сейчас по-уши, весь-весь, в живой девчёночьей пизде!!! Что вот эта вот тёплая, расплавляющая мне мозги, тугость — это натуральные, живые внутренности молодой девчёнки! Её перегруженные, блядь, кишки!!! И тут я был уже просто бессилен, конечно же, устоять:
Бо-о-о-о-оже: ка-а-ак я ей туда пошёл! Всеми-всеми своими перевоспалёнными до крайности мозгами — и прямо в мозги ей, жи-вой пятнадцатилетней соплячки!!! Нет, не соплячки, а Сказки! Натуральнейшей Сказки!!! Когда я уже понимал и чувствовал, что такого сладострастия, которое она мне сейчас подарит на правах моей будущей жены, я ещё никогда-никогда в жизни не испытывал!!! Когда такая вот безумно молоденькая разъехавшаяся, извернувшаяся прямо на тебе девушка своим перегруженным и тугим-тугим таким вот содержимым, своими, чёрт возьми, тёплыми внутренностями выворачивает тебе всю-всю душу!!! Когда она даёт тебе понимать, что она вся твоя! Вот сейчас-то уже конкретно вся-вся!!!
Та, о которой можно было только лишь мечтать, она вся сейчас твоя!!! Вертлявая ещё, чёрт возьми, соплячка, но уже, тем не менее, девушка, и до мизернейшей, самой-самой последней своей клеточки, твоя!!! Такая вот гибкая, молодая, одуренно красивая, с такими вот огненно-рыжими именно волосами, она в красных своих туфельках прямо вот она, разведя до полной ширины свои абалденные молоденькие бёдрышки, вмазывается тебе сейчас изворачивающимся лягушоночкиным прямо аж в яйца!!! Чтобы вся-вся эта расплавленная влага, что имеет она, как девчёнка, у себя промежду ног, если уж ты, бедненький её мальчик, такой уж прямо дико — придико какой до неё голодный, чтобы она, вся эта обнажённая влага в её девчячьей писечке, через эту неприступную и твёрденькую такую вот под ней косточкину, поступала бы тебе по твоему желанью прямо сразу же в мозги!!!
— Евгения: Девочка моя!!! А-а-ай: сла-а-а-аденькая ты моя: — не выдержал аж я, когда уже поплыл, поплыл вот так вот потихонечку и неумолимо в кайф, одуревший в конец от того, что мне в яйца с такой дикой откровенностью вмазывается сейчас не просто какой-то там лягушоночек в туфельках, а молоденькая и разъехавшаяся вот именно девчятиночка, втопившая мне в мозги, вот так вот жёстко-жёстко и конкретно, через эту тупую и твёрденькую прямо такую вот косточку, не что иное, как расплавленую именно влагу своей безумно ещё какой юной девчёночьей пизды, то есть, именно всё-всё то, без чего я ещё только лишь сегодня утром жить просто не мог!
И тут, го-о-о-осподи: тут, извернувшаяся на мне Принцесса, изящненькая прямо такая вот, хрупкая, тоненькая, но такая вместе с тем всё же вертлявенькая вся-вся и безумно гибкая, желая видимо сделать для меня всё-всё возможное и невозможное, желая по всей видимости сделать так, чтобы её вертлявое девчёночье тело, со всей этой обжигающей влагой между ног, свело бы меня с ума окончательно и тем самым добилось бы, добилось бы обязательно в итоге того, чтобы я это вертлявое, тонкое и одуренно гибкое такое тело юной девчёнки облачил бы когда-нибудь потом в длиннющее подвенечное белое платье с такой же белоснежной и длинной фа-той, понимая видимо, что всё это напрямую зависит от того, насколько же глубоко-то она примет сейчас в себя мою очередную сперму.
Понимая, что за белое платье и за фату она обязательно должна пойти ей сейчас прямо в мозги, и только лишь туда, и никуда иначе, чтобы я понял бы, что другие девушки, которые были у меня раньше, по сравненью с ней, — это вообще тьфу и ничего, разъехавшаяся со спины Принцесса в красненьких туфельках, эта рыжеволосая фея из сказки, моя маленькая очаровательная спасительница, понимая, что она нужна мне сейчас, как воздух для дыханья, как сама жизнь, она постаралась последний раз вмазать всю эту, имеющуюся у неё на промежности, обнажённую и горячую влагу мне в мозги так жёстко и так по-девчёночьи тупо-тупо откровенно, аж прямо до невыносимо сладкой уже именно такой вот боли, чтобы я понял бы, понял бы и не сомневался бы уже никогда в том, что теперь-то это всё от-ныне и пожизненно моё!!! Что она вот, молодая девчёнка, и вся-вся-вся принадлежит до последней своей клеточки только лишь мне!!!
Ка-а-а-ак я принял от неё этот самый-самый драгоценный для меня во всей моей жизни подарок — её юное тело!!! Девчёночье юное тело, так любящее жизнь!!! В ослепляющем, невыносимейшем сладострастии я продираю это вертлявое тело до чего-то аж прямо уже немыслимого, влезаю ему через пизду прямо в кишки, в матку, и когда я понял, конкретно удовлетворённо понял, что всё это бесценное рыжеволосое совершенство моё, мой членище, подтверждая всё же тот факт, что всё это сейчас не моё, а именно вот его, он принялся отчётливо набухать у своей юной жены, убеждая меня в том, что именно вот такая-то гибкая-гибкая вся, чертовка, и тоненькая-то она и была ему нужна, он принимается набухать у неё там уже прямо, где было просто негде!
В тёплой, перегруженной тугости!!! Когда я не мог, не мог уже просто не понимать опять же того, что он поднатуживается у неё, подготавливаясь к толчку, прямо аж где-то конкретно в глубине матки!!! Бо-о-о-о-оже: какая спиночка, талия, хрупкие прямо такие вот плечики, по которым рассыпаны в беспорядке вьющиеся и растрепанные её волосы, красивее которых я ещё и в жизни-то своей никогда-никогда и ничего не видел!!!
И именно вот в этот-то момент, когда эта пятнадцатилетняя соплячка, которая сегодня чуть ли прямо не плакала в кафе, сидя за сто-ликом одна, когда она, назло своему парню, дала понять мне, что обладать ей — это самое-самое привеликое счастье, которое есть толь-ко вообще на этой планете, и когда она поняла, поняла, родименькая, что я это наконец-то понял, она в награду за то именно, что я это понял, понял, что именно она — моё счастье, она подводит меня к таким заоблачным вершинам сладострастия, что в самой-самой пиковой и наисладчайшей точке даёт мне вот уже отчётливо почувствовать, как мой тугой-тугой, сверх-могучий аж прямо такой вот до безумия фаллос разрывается у неё от своего перевозбужденья где-то глубоко-глубоко аж прямо вот именно конкретно в самой матке!!! Сдавленно так, туго-туго, потому что прямо вот именно в самой матке!!!
А-а-ай: бля-а-а-а-адь: вот скажите, вам приходилось когда-ни-будь спускать таким вот изворотливеньким и до одуренья подвижненьким пятнадцатилетним девчатам-соплячкиным прямо аж глубо-ко — приглубоко вот именно в матку?! Именно вот прямо, чёрт возьми, прямиком им в матку!!! Да-да, девчатам! Ещё таким вот безумно юным именно и шустреньким, вертлявеньким до бесподобия девчяточкам-подросточкам!!! Которые у нас, деточки, вовсю уже трахаются! Если приходилось, то вы меня поймёте: Ощущенья просто на грани самой фантастики!!! Когда спускать в разъехавшуюся девчёнку уже просто, ну вот некуда! Ну вот чувствуешь же, блядь, что некуда!!!
Нет, моя сперма пошла конечно же в эту невыносимо миленькую такую вот и разъехавшуюся на мне Евгению, пошла, но, не зная куда идти, остановилась, и так как следом она подпиралась уже другой, пошедшей из меня, струёй, то сколько бы там и не было бы уже много в этой хрупкой и тоненькой такой, рыжеволосой соплячке моей спермы, эта, свежая, пошла ей через невыносимейше сладкую аж прямо такую вот боль, потому что некуда — и прямо в этот тёплый, невозможный тупик, прямо ей, блядь, в кишки!!! Такое ощущенье, в натуре, что прямо ей куда-то там в мозги!!! В тёплую-тёплую такую вот тугость!!! Девчёнка аж вздрогнула, бедняга, всем-всем телом, передёрнулась в своих остреньких лопаточках, давая мне ещё острее от этого понять, да как же жёстко и основательно-то загружена она сейчас всей этой расплавленной такой влагой мне в яйца!!!
И передёрнулась-то она именно от того, что уж она-то, родименькая, конечно же понимала, что так глубоко в неё до этого, в такую вот хрупкую и тоненькую, ещё никто-никто и никогда не кончал! Уж она-то знала, чувствовала, что эта свежая и мутная струя, предназначавшаяся именно вот её опять же юному организму, пошла ей не в мозги вовсе даже, как мне показалось, и не в кишки конечно же, а прямо аж вот именно в глубину матки или там в шейку её матки девчячьей — не знаю!!! Я, честное слово, не гинеколог!
Я просто принялся спускать сейчас в разъехавшуюся на мне девчёночкину!!! Отправлять ей порцию за порцией, через боль и вместе с тем через дикое такое сладострастие, прямо, блядь, в этот тёплый тупик!!! Когда тебе, и в самом деле, кажется, что твоя мутная сперма проходит с усилием такой вот хрупкой, безумно-безумно ещё молоденькой и разъехавшейся на тебе девчятиночке прямо, блядь, в кишки!!! Сладострастие просто невыносимое! Евгеньичка аж извернулась, бедняжечка, но как бы, как бы и куда она там не изворачивалась, она прямо вот она, жёстко-жёстко прямо так вот и основательно, загружена мне сейчас в яйца, и, в связи с этим, моя горячая сперма, которой уже, кстати, не так уж чувствуется и много, проходит ей опять же через расплавляющую мне мозги, тёплую тугость, — и прямо аж как можно-можно только поглубже вот именно в матку!!!
— А-а-а: а-ай: Ма-амочка: — аж передёрнулась ещё раз бежняжка в своём правом плечике и в остренькой такой же своей лопатке, извернувшись при этом в тонюсенькой аж прямо такой вот до невозможного талие вся-вся-вся куда-то там вбок.
И под эту её "мамочку", гибкая, тоненькая до изумленья эта Женя, загнанная мне в яйца такой вот разъехавшейся со спины лягушатинкой столь жёстко прямо и конкретно, она дала мне вот наконец-то, моя лапка, почувствовать на исходе всего этого немыслимого кайфа, как прошла ей прямиком в матку, через эту обжигающую тупиковую тугость, последняя уже порция моего горячего-горячего и неудержимого такого прямо до неё желанья! А-а-ай: доверительно прямо так вот, чтобы я ещё раз, последний раз и уже окончательно прямо так вот понял бы, что она, та самая девочка из кафушки, вся-вся-вся до последнего принадлежит мне, пожизненно принадлежит теперь только лишь одному мне — и прямо аж глубоко-приглубоко вот именно ей в матку!!!
Да-а-а: как же мне было потом хорошо-то и спокойно лежать рядом с ней, с голой, молодой и красивой такой вот Принцессой, смотреть в её бездонные, близкие, карие глаза, одной рукой теребить её сказочные огненные волосы на моей подушке, видеть, как она улыбается, другой рукой растирать её юную пухленькую грудочку с уже остывшим на ней, мягеньким таким сосочком и любоваться, любоваться этой юной Сказкой; её улыбающимися губами, милым носиком, ресничками, этими, едва заметными такими, конопушечками на её милой щёчке. И самое главное, её счастливыми-присчастливыми, влюблёнными прямо такими вот в меня глазами! Они, и в самом деле, аж прямо как будто бы светились прямо от счастья, её наикрасивейшие во всём мире глаза! А ведь когда-то в них были слёзы, ещё сегодня, когда я впервые в них заглянул, ещё совсем-совсем даже их и не зная-то. Да: как оказывается много могут дать тебе живые глаза девчёнки. Они могут просто круто изменить всю твою жизнь. Наполнить её истинным смыслом: Смыслом жизни!
— Евгения: — вот шепчу я, проводя пальцами по её губам, — Да ты ведь у меня, оказывается, уже совсем взрослая девочка:
— Да: — улыбаясь, шепчет девчёнка. — Я уже большая. — и, помолчав, добавляет: — Убедился в этом?
— Да. Убедился. — глажу я вот её, очень осторожно так, по самым-самым прямо кончикам её длинных ресниц, не в силах не дуреть от того, что со мной рядом, вот так вот причём запросто, лежит сейчас величайшее творенье природы, обыкновенная, скажем так, челове-ческая самочка, необыкновенная только лишь тем, что самая-самая наикрасивейшая из всех, которых я когда-либо только видел вот так вот близко прямо от своего лица. Просто юная Сказка, от которой, ну вот невозможно отвести глаз, от которой просто невозможно не сходить с ума! — И ещё кое-что я понял:
— Что?? — тут же с любопытством смотрит на меня этот рыжеволосый ангел, ещё почти же ведь ребёнок, и приподнимается даже в нетерпеньи на локтях, чтобы его бездонные, сводящие меня с ума, карие зрачки оказались бы снова прямо вот, передо мной!
— Что я понял?.
— Да! Что ты понял?! — смотрит на меня улыбающаяся девчёнка, уже касаясь даже легонько и очень так ласково моей щеки локонами своих рыжих и вьющихся волос. Глаза та-а-ак близко!!!
— Тебе прямо сейчас что ли, такой вот любопытной, всё это сказать или потом? А?! — обволакиваю я вот уже потихонечку рукой её тонюсенькую, такую подвижненькую и нежненькую — принежненькую аж прямо до изумленья талию.
— Сейчас, сейчас, зачем же потом-то?! — чуть ли уже прямо не смеётся эта голенькая прелесть и даже наваливается на меня с нетерпеньем всем передом, давая мне почувствовать, что у меня аж мондраж пошёл снова по телу от её колыхнувшихся и коснувшихся меня, наинежнейших аж прямо таких вот до бесподобия девчячьих грудочек!
Да-а-а: если вас касалась когда-нибудь грудью голая, горяченькая и уже растрёпанная такая вот вся от секса девчёночка, да ещё и такая счастливая и милая, то вы меня, честное слово, поймёте. Не хотеть её — просто невозможно. Да-да, молоденькая ещё девочка пятнадцати лет! Голенькая именно такая вот красавица!!! Вам знакомы эти ощущенья, когда в тебе аж прямо всё-всё подымается, встаёт на неё, бунтует на такую вот юную именно милашку?! И тем более, когда ты уже знаешь, какие ж нежненькие-то и тёпленькие-то у неё, у этой Сказки, внутренности, вплоть до самой аж прямо матки!!!
— Я понял то: что люблю тебя, мой рыжеволосый ангел!
Стало тихо. Но зато ка-а-ак посмотрели на меня её глаза!!! За этот взгляд, клянусь, — я отдал бы ВСЁ!!!
— Я: — Женя аж запнулась от волненья, потянулась, приоткрыв ротик, вся-вся ко мне. — Я ведь тоже: тебя люблю! — перебрасывает вот уже этот юный ангел через меня, как в сказочном сне, своё тоненькое и одереннейше нежнейшее аж прямо такое вот до бесподобия бёдрышко, укрывая меня собой, девочкой, словно бы прямо живым одеялом. — Я очень-очень люблю тебя!!! Правда! — смотрит на меня девчёнкина уже сверху, разъехавшись надо мной и упираясь на расставленные локотки, обдав меня опять же, как во сне прямо, рыжими своими локонами и взволнованным, прерывистым своим дыханьем: — Ты мне не веришь, что ли?? Думаешь я ещё глупая, да?! Нет, скажи честно, ты считаешь, что я ещё глупая для тебя? Да?! — смотрят с укором прямо надо мной её нависшие глаза.
— Господи, малышка, что ты делаешь со мной?!
— Я??! Я просто люблю тебя!!! — шепчет нежно припавшая ко мне сверху Принцесса, сводя меня с ума своим горячим дыханьем!
И в тот момент, когда её взволнованные горячие губы накрыли наконец-то жадно собой мой рот, она, такая вот вертлявенькая и тоненькая, с удовольствием чувствуя конечно же, как хочет её снова мой орган, она своими хрупкими девчячьими пальчиками дала ему опять же прямо в поцелуе то, что по праву принадлежало ему, то, чего он так-так уж прямо снова желал. Бо-о-о-о-оже: вы чувствовали
вообще когда-нибудь, как невыносимо сладко "пожирает" тебя собой, нависшее прямо над тобой, девчёночье существо??! Да-да, безумно юная ещё такая вот именно девчёночка! Поглощает тебя через рот и ещё кое через что в свою вертлявую сущность полностью!!! До конца прямо!!! В свою вертлявую и живую именно девчячью всю сущность!!! Выхода просто нет! Выход только лишь один — отдаться ей. До конца этому хрупкому существу отдаться и пускай делает с тобой, что хочет! Ты впервые понимаешь, что ты беспомощный!
Мужчина, взрослый, беспомощен перед слабой и хрупкой девчёнкою! И тебе безумно хорошо от этого!!! (Да если бы я даже был бы и строгий блюститель нравственности, то даже и тогда, тогда, клянусь, я просто, ну вот не посмел бы оттолкнуть сейчас от себя этого, озабоченного мною, ангела!!!) И во-о-о-от: вот ты уже снова плаваешь прямо в её невообразимейшей нежности, во всей её тонкой и гибкой самой сущности!!! А она же в поцелуе ёрзает на тебе и вмазывает всё-всё то, что так тебя ещё только лишь сегодня с утра интересовало, всё то, что имеет она промеж широко-широко раскинутых своих ног, вмазывает всё это с жадностью и прямо опять же тебе в мозги!!!
Она вся прямо в тебя вмазывается, пытаясь тебя собою сожрать, молодая разъехавшаяся девчёнкина! Хоть и не через хрящичек, не до такой уж прямо дикой степени, как это было до этого, но горяченькая вся-вся эта влага прямо вот она, по-прежнему снова у тебя в яйцах!!! Позволяющая тебе через умопомрачительный поцелуй чувствовать и понимать, что ты опять же находишься в данный момент в живой девчёночьей пизде!!! И во рту, и во всём, чём хочешь: И что самое-то главное, ты уже понимаешь, что тебе никуда не нужно сейчас спешить. Тебе не нужно торопиться любить девочку! Ты можешь любить её хоть всю-всю оставшуюся жизнь!!! Она вот она, принадлежит вся-вся тебе, и никуда уже от тебя не денется! Можешь обкончаться в неё, в такую вот вертлявенькую, тоненькую и нежненькую, хоть аж прямо до одуренья!!!
Она твоя. Так люби же её! Просто люби!!! Наслаждайся вот так вот неторопясь, спокойненько и размерен-но её нежностью, как она тебе сейчас сама же это и предлагает. Чувствуй через её взволнованный и дрожащий ротик, какая ж она тёп-ленькая-то и живая-живая вся в матке!!! Молоденькая твоя женщина! Настолько молоденькая и настолько тобой вся-вся обожаемая, что аж захватывает дыханье!!!
О, господи, ну так это же и хорошо, что именно настолько уж вот прямо молоденькая-то, а!!! Ведь это же означает, что её до тебя почти-почти что ещё вот даже и не ебали-то, а если и доводилось такое счастье, то совсем-совсем немногим, и тебе не в чем, ну вот совершенно не в чем будет её потом упрекнуть, зная что она такой вот невыносимо сладкой была в своей жизни именно вот почти что только лишь для тебя одного! Ведь в каждом же, сознайтесь, что вот в каждом же из нас, мужчин, живет натуральный просто такой вот собственник! И какой это кайф; понимать, что твоя любимая женщина по-настоящему твоя! Стала ей в пятнадцать всего лишь каких-то там девчёночьих своих лет! Вся-вся полностью и безраздельно твоей!!! Она, чувствуется, и раньше бы с удовольствием ей стала бы, но просто не могла, потому что была, извините: ещё совсем-совсем соплячкой!
Ей требовалось немножечко подрасти для того, чтобы "прогуливаться бы" сейчас вот так вот нежненько-принежненько прямо и тёпленько, по-взрослому так вот, влажненьким мясом своей развернувшейся писечки по твоему тугому члену! О, боже, но вот всё-таки всё равно маленечко всё же обидно! Хоть ты даже и знаешь-то её всего лишь только чуть-чуть, обидно даже и сейчас вот, находясь у неё внутри, осознавать, что твоей юной женой уже, тем не менее, кто-то наслаждался. Но эта ревность, она подогревает, она та-а-а-ак, так, чёрт возьми, подогревает твои, получаемые от неё сейчас, от такой вот молоденькой и нежненькой, ощущенья!!! Что она, детка, не зная тебя, ходила когда-то, так же вот в точности одуренно сладенько-сладенько, своей наинежнейшей вот этой же вот самой до бесподобия писечкой и ещё по чьёму-то там члену!!!
А может быть даже и не по одному: Скорее всего, что конечно же даже и не по одному: Ведь это и подумать-то даже невозможно, что она могла, вот так же вот, ссучка, заходить кому-то вся-вся, до отказа, в яйца?!! Не мне, а всей вот этой же вот самой наинежнейшей, горяченькой уже аж прямо такой вот до обжиганья своей влагой, — и в яйца кому-то именно вот другому!!!!
— А-а-ай: Евгения: — вот отрываю я наконец-то от себя взволнованный её рот, понимая, что не в праве её ревновать. — Посильнее, девочка моя! Посильне-е-е: Почувственнее, родная моя! Повмазывайся в меня сама, а: Деточка!!! Только почувственнее:
И с этой моей просьбой девчёночкина на мне разъезжается с готовностью ещё сильнее! Шире!!! Чтобы я вот, такой жадный до её нежности, чувствовал бы и понимал бы теперь, что она вмазывает мне сейчас в мои, воспалённые по ней, мозги именно уже одну-одну лишь вот только горяченькую ту влагу, что имеет она, как девочка, у себя между ног! Влагу своей наинежнейшей до безумия писечки! Вмазывается мне в мозги этой дразняще-сладенькой влагой, такая вот подвижненькая, вертлявенькая и тоненькая, вся-вся-вся вот пря- мо — вся!!!
Бо-о-о-о-оже: это что-то просто бесподобное — заниматься с такими вот пятнадцатилетними соплячками не чем иным, как именно вот любовью! Честнее и искреннее я, клянусь, ещё ничего в своей жизни не чувствовал! Она ещё и не очень-то умеет всё это делать, но она, деточка, старается! Так прямо откровенно старается. Захватывает меня своим вертлявым девчёночьим телом и дыханьем всё больше и больше!!! Сильнее и сильнее: Когда ты не можешь уже просто не дуреть от того, что тебе на уши пытается надеться сейчас юная до безумия девчёнка! Через свою расплавленную уже прямо такую вот пизду — и прямо вся-вся хочет поглотить, сожрать тебя своим наинежнейшим до безумия телом!!! Её дыханье, губы вот, дышут в тебя!!!
Волосы, словно хмель!!! Аромат твоей любви! Евгении!!! Когда ты уже понимаешь, что она такая вот в мире одна! Другой её нигде-нигде на всей планете больше нет!!! И эта прелесть, которой во всей бескрайней нашей Вселенной нигде больше нету, она вот она, вмазывается сейчас увлечённо таким вот разъехавшимся опять же, как ты там ни крути, лягушоночкиным тебе в яйца!!! Устелила, как в сказке, твоё лицо своими охмеляющими волосами, когда ты дышишь полной грудью только лишь ей, и вмазывается! Вма-а-а-азывается!!! Она вся-вся-вся опять же у тебя в яйцах!!! Она вся твоя!!
— О, господи, деточка! Е-ещё: Сладенькая моя! Ещё-ё-ё, роди-и-именькая: Сильнее же, детка! Ну: Миленькая! Давай же!!!
И тут, взяв разъехавшуюся на мне девчёночку под попку, запустив свои жадные пальцы именно в ту невообразимо мягенькую всю нежность, где совсем-совсем уже прямо так вот рядышком был засажен в неё и по самые яйца мой член, я принимаюсь помогать ей, притягивать её, подъезжающими такими движеньями, к себе. Чтобы вмазывать бы её, сладенькую, себе в мозги уже прямо поосновательнее бы так вот!!! Тё-ё-ёпленькой: даже можно сказать горяченькой уже аж прямо такой вот влагой её нежнейшей до безумия пиздёночки я вмазываю разъехавшуюся на мне девчятиночку прямо себе в мозги!!! Представляете, живую девчёнкину, всем-всем тем именно, обжигающе аж прямо таким вот нежненьким, что имеет она, невыносимо моя сладкая, у себя промежду ног — и прямо в свои конкретно воспалённые по её нежности мозги!!!
Не понимаю просто, как я мог бы оставить эту детку одну там, в самом-самом дальнем углу, в каком-то там кафе, за столиком. Ну вот если им в этом возрасте уже приспичило любить! Не будет любить тебя сейчас вот, значит будет, ссучка, ебаться где-нибудь там с другим уже пацаном. Бля-а-а-адь: Хуй вам! Не отдам вам её больше уже никогда!!! Всё! Заби-то!!! Ясно?! Она моя!!! Даже и не дёргайтесь. Пошли все на: Да-да, правильно поняли. Туда и идите. Только шажки ещё покрупнее де-лайте. Ага-а: Вот так вот пойдёт: Вот эта вот Женечка, уясните себе, она уже моя, всё! Вам что, мало других что ли девчёнок? Над которыми вы могли бы измываться? Уж с её-то чистых глаз никогда уже слеза больше не упадёт.
И тут, когда моя безумно юная Женечка снова жадно пришла мне в рот, уже понимая, детка моя, как же мне всё-всё это нравится-то, снова жадно и с удовольствием пришла мне в рот своим взволнованным, горячим таким ротиком, помутив мне тем самым рассудок окончательно, и держа её обоими ладонями под попочку, я опять же принялся жадненько притягивать её к себе, втирая её всю-всю себе в яйца уже через умопомрачительный наш поцелуй, мне та-а-а-ак: так вдруг от неё снова, от моей девочки, захорошело: Вот это был чистейший кайф.
Чистый и безупречный, как капля утренней росы на холодном утреннем листочке в лесу. Я так насладился тем, что меня захватила собой в плен молоденькая самочка, обдав меня ароматом своих сладких волос, так прижал её, мою сладкую, к себе, так всю-всю-всю прямо прочувствовал через ротик её влажненький своей, что благодарная Сказка с рыжими волосами, давая мне понять, что она никогда-никогда в жизни не устанет теперь быть для меня такой вот невыносимейше сладкой, она начала наполнять через поцелуй всё-всё моё тело, всего меня, новым и таким опять же невыразимо приятным-приятным предоргазмным теплом. А затем уже, прямо тут же, не желая откладывать всё в долгий ящик, и таким ошеломляющим сладострастием!!!
Плавящим мне мозги от самого даже лишь только пониманья того, что я опять же, опять буду кончать сейчас в поцелуе в безумно юную девчёнку! Это она меня так приучает к себе. Вгоняет в зависимость! Мой сладкий и нежный наркотик с таким потрясающем именем, как Евгения!!! Хоть уже, бог ты мой, и нечем в неё кончать, но я снова, снова, тем не менее, буду в неё сейчас кончать!!! Это какое-то невыносимо сладкое сумасшествие!!! Представляете, обкончаться до такой степени в какую-то там безумно юную соплячкину, понимая уже при этом, что ты ведь просто не сможешь потом без неё жить!!! Ты уже понял, что она нужна тебе так же, как воздух для дыханья! Она — это часть тебя самого!!!
Как ты мог раньше без этой своей части жить — просто непонятно?? И вот сейчас, загрузив свои жадные пальцы в её сладенькую попочку и при- тянув в непостижимом сладострастии все это дело, что было сил, к себе, словно бы отыгрываясь таким образом за те долгие годы одиночества, когда я её ещё не знал, я надел её, мою сладкую, на себя всю прямо! Мой тугой фаллос, через ротик, поднатуживается опять же у этой разъехавшейся и припавшей ко мне "моей частички" где-то аж прямо в матке!!!
Продирает её всё глубже! Глубже!!! В невыносимейшем экстазе я залезаю ей туда, через её влажный и горячий рот, в её наинежнейшие внутренности, аж прямо весь!!!
Бо-о-о-о-о-оже: казалось, все шестнадцать этажей, что были под нами, начали проваливаться вдруг куда-то в пропасть, когда имен-но вот на семнадцатом, на котором всё-всё это сейчас и произошло, у себя в спальне, на своей постели, я пошёл вдруг жадным толчком весь-весь в прижатую ко мне девчёнку!!! Пошёл ей, дёрнувшейся на мне, с остатками своей горячей спермы прямо аж опять же в мат-ку!!! Изнутри, и прямо в её жадно открытый рот!!! Бо-о-о-о-оже: ка-а-а-ак я её снова прочувствовал! Аж рассудок помутился!!! Молоденькую, вертлявенькую, наинежнейшую аж прямо такую вот до безумия свою девчёночку-детку!!! Ну вот просто девчятиночку и всё!!!
Нежненького такого вот цветочка, которого мне всю мою жизнь не хватало! И опять же мне кажется, что такого умопомрачительного сладострастия я сегодня со своей Женечкой ещё не чувствовал! И что, самое-то поразительное, она может доводить меня своим безумно гибким, тонким и вертлявым телом до оргазма, как бы издеваясь! Легко!!! С такой поразительной лёгкостью, будто бы она вот, девчёнка, смеётся просто надо мной, что она, такая вот вся-вся простая, как пять копеек, но одуреннейше нежная во всех-всех местах, даже и там, в матке, может доводить меня, вот так вот шутя и играючи, до полного сумасшествия! Когда я прижимаю её всю-всю к себе, схожу аж прямо с ума от того, что она моя и, ничего не соображая, принимаюсь снова и снова кончать в неё! Растворяться в ней полностью!!!
Выжимать ей всё в невыносимейшем сладострастии прямо аж в тёплые её девчячьи кишки!!! Когда она удовлетворённо понимает, как же она мне сейчас вся-вся-вся нужна-то!!! И её юный девчёночий организм с удовольствием дарит моему взрослому мужскому организму всё-всё то, чего ему так, чёрт возьми, не хватало ещё только лишь сегодня утром!!! Да вот же, мол, я, такая абалденно нежная, тёплая вся и живая!!! Обкончайся в меня, мой любимый, хоть там до полного аж прямо, ну вот одуренья!!! Я уже никуда-никуда от тебя, такая вот сладенькая, не денусь! Никуда!!! Никогда!!! Потому что я: Твоя!!! Вся-вся-вся, вместе со всеми своими нежнейшими до одуренья девчячьими потрошками и внутренностями, и: — твоя!!! Вся-вся, МИЛЕНЬКИЙ, и до последнего, я твоя! Неужели ж ты этого, дурачок мой глупенький, ещё не понял?. Что завоевал сердце юной девчёнки, и она теперь тебя просто, ну вот обожает!!! Обожает твою улыбку, твой взгляд, твой жадный и горячий рот!!!
Только не обидь её никогда! Слышишь: Она тебе ещё и ребятишечек ведь потом нарожает: Сделает тебя по-настоящему счастливым! И забудь ты про ту мандавошку, которая ушла с твоим другом: Тебе же хорошо со мной!!! Ведь правда?. Так люби же меня. Просто люби. И ни о чём не жалей, ни о чём не думай! Просто лови кайф от того, что я, такая вот молодая и красивая, вся-вся-вся-прився твоя! Пускай даже ещё и глупая немножко: Но ты же ведь и сам знаешь, что я скоро поумнею! А любить тебя буду всё так же! Если только не ещё сильнее!!! Потому что ручная буду. Вся твоя! А представляешь, какой я стану абалденной взрослой девушкой, куда все будут ломиться от моей красоты и от моих огненных вот этих вот волос, и ка-а-ак, как я буду обожать тебя, мой милый, за то, что это именно ты, ты меня воспитал такой. Не бросил на произвол судьбы, как игрушку, для всяких тех уродов, от которых я сегодня плакала: И за это, миленький ты мой, я обкормлю тебя своей девчячьей любовью, хоть там до умопомраченья!!!
Через несколько минут мы были уже на моей кухне. Моя юная жена впервые готовила мне ужин. Нужно же приучать такое вот юное поколенье к семейной жизни. Когда это счастливое и смеющееся поколенье подмоется конечно же в ванне, чтобы, не дай бог, не залететь бы раньше времени, вымоет из своего тесного и узкого девчёночьего влагалища всю-всю ту сперму, что ты ему туда наспускал за очередных пять раз, имея в своём активе уже аж целых семь половых с ним связей, потом это юное поколенье обмотается в своём девчячьем тазике полотенцем, служащим ему коротенькой как бы такой вот юбочкой, и, сверкая своими, влюблёнными в тебя, глазами, возбуждая тебя опять же, просто безумно как, стоячими юными своими грудочками, снуёт, цокая каблучками, по твоей кухне, поджаривая тебе ветчину с яйцами. И ты чувствуешь, чёрт возьми, что ты живёшь: По-натуральному живёшь на этой планете. А не существуешь.
— Евгения, — вот улучаю я момент и прижимаю эту полуголенькую такую прелесть за её тонюсенькую талию к себе, — ты такая прямо абалденная у меня девчёнка! Ну, теперь-то пойдёшь за меня замуж, а? Родная моя!
— У-угу: — быстро и утвердительно кивает головой этот рыжеволосый ангел с голой грудью, смеётся, глядя на меня своими влюблёнными глазами, и вот я уже наклоняюсь и заглатываю жадно прямо себе в рот его абалденно нежненький — принежненький аж прямо такой вот до одуренья сосочек на левой его грудке, так, честное слово, кружит голову, внезапно обрушившееся на меня, вот это вот ощущенье полнейшей вседозволенности. — А-а-а-а: — аж пошла с удовольствием вся-вся мне в рот своей пухленькой грудочкой, изогнув-шаяся в моей руке, вертлявенькая прямо, чувствуется, такая вот, как она вот прямо вся-вся и есть, девчёночка.
Специально левую её грудочку выбрал из двух, чтобы, войдя в неё сейчас поглубже своим жадным ртом, дуреть бы прямо от пониманья того, что тут вот, совсем-совсем уже прямо рядышком под этой бесподобнейшей нежностью, бьётся чистое, бескорыстное и горячее сердечко моей юной жены! Бо-о-о-о-оже: как я её снова хочу!!! Да это ж, наверное, просто какое-то наказанье — иметь в жёнах такую сладкую "штучку"! Хочу чувствовать снова на своём тугом члене скольженье её нежненькой писечки, её тёпленьких и живых-живых таких половых губ! Ведь это ж так сладко, когда такая вот молоденькая пятнадцатилетняя девчёночкина старательно "дрочит" тебе член своей нежнейшей до бесподобия писькиной: И так, причём, старается детка это делать, что с удовольствием заходит при этом всем-всем этим, горяченьким таким вот и влажненьким, что имеет у себя между ног, прямо тебе в яйца!!!
— Останешься со мной на ночь? — вот отрываюсь я от жениной груди и вижу тут же перед собой немножко виноватые такие её глаза.
— Коля: Ты, наверное, забыл?! Ведь мне же: ещё всего лишь только пятнадцать. Я с мамой живу.
— А отец?
— Он бросил нас, когда мне было восемь.
— Извини, родная моя. Правда, не хотел тебя обидеть:
— А ты? Ты ведь не бросишь же меня?! — смотрит вдруг на меня девчёнка, ставшая очень серьёзной.
— Никогда: — прижимаю я её покрепче к себе прямо её голеньким животиком. — Если ты только, дорогая, не будешь мне изменять.
— Ни за что на свете не буду! Клянусь тебе своей жизнью!!! Правда! Слышишь?!!
— Ну, ладно-ладно, Принцесса. Я тебе верю конечно. Ты ж у меня самая лучшая детка! Слушай, моя лучшая детка, там у тебя, по-моему, уже что-то поджарилось на плите. А? Ну-ка, посмотри! О, господи, ну и аппетит же ты мне возбудила собой, а, моя сладкая!!!
И вот эта голенькая рыжеволосенькая прелесть в красных туфельках и в полотенчике, что обмотано вокруг её тонюсенькой талии, вот она уже и ставит на стол, на подставку, нашу готовую горячую яичницу с ветчиной, которую мы с ней честно обои заслужили. А-абал-деть!!! Та самая девочка, что без ума как понравилась мне сегодня в кафушке, она уже "работает" у меня на кухне полуголой официанточкой! И не только: Официантка, она никогда тебе подобных услуг не предоставит. А вы вот посмотрите, что будет сейчас дальше?.
— Подожди, девочка моя, давай-ка лучше мы всё это вот сюда вот, на самый краешек стола, пододвинем, ага?
— Зачем? — смотрит на меня родная моя девчёнкина.
— Как зачем?. Же-ень?! Ну не будем же мы сидеть и тупо прямо вот так вот ждать, когда ж всё это у нас остынет-то. Тем более, как я понял, тебе уже скоро и домой ведь надо. А как я буду один без тебя всю ночь: ты об этом подумала?
И с этими словами, когда заулыбавшаяся мне в ответ Женечка уже обо всём конечно же, такая моя умница, догадалась, вскинула на меня, немножко так кокетливо, свои довольные девчёночьи глазёнки, я беру вот её, как игрушечку прямо, драгоценную мою, и подсаживаю лёгенькую такую прямо всю — прилёгенькую и изящненькую, да ещё и прямо в туфельках, на краешек своего кухонного стола, только с противоположной стороны от той, где сковородка. Пока наш обед стынет, я не буду терять время даром. Я лучше посношаю сейчас на этом же самом столе молоденькую девочку! Ну а почему бы мне, скажите, этим и не заняться, если есть такая возможность?! Поебать девчёнкину! Ведь это ж так приятно: осознавать, что я буду чувствовать её сейчас, такую сладенькую, всю-всю полностью опять же своей!!! Свой мощнейший хуина буду засаживать ей в писечку, во всю эту невообразимейшую опять же такую вот нежность, и по самые-самые аж прямо что ни на есть вот именно яйца!!! Ну вот что тут делать, если я уже познал вкус этого занятия! Между прочим, сама же, деткина, виновата, что показала мне, как сладко её любить? А глазами вот, говорит мне сейчас, что любить её теперь можно всегда!
Да-а: уж теперь-то, в отличии от сегодняшнего утра, я уже знаю, что ж это за удовольствие-то; ебать таких вот молодых именно девчёнок! И ебать-то их можно, представляете, хоть даже и на столе!!! Прямо на своей же кухне! Была бы лишь только такая вот молоденькая и согласная на всё это девчятиночка, которой можно засаживать без проблем по самые-самые аж прямо вот именно кишки и по яйца!!! А потом же, в своё удовольствие, ещё и спустить ей, голубе, прямо прямиком в матку!!! И всё это всего лишь за просто так. Совершенно от нечего делать! Пока лишь только остывает яичница. Да вы хоть догадываетесь, какое ж это для меня-то, для парня, удовольствие: отьебать от нечего делать пятнадцатилетнюю соплячкину, такую вот абалденную прямо всю-всю, рыжеволосую, и поиметь её, такую сладенькую, на правах своей будущей жены, прямо на своём же собственном обеденном столе! Как бы для ещё большего аппе-тита: Хотя аппетит у меня розыгрался от её влажненькой и горяченькой дырочки в писе уже и так, ну вот просто зверский!
Бо-о-о-о-оже: ка-а-ак я ложил девчёночку перед собой, приспуская с себя по-быстренькому плавки и высвобождая снова из-под них свой наливающийся аж прямо небывалой такой силой хуинище! Которого её юненькие титечки и эти слегка ещё пухленькие такие вот бёдрышки в моих руках возбудили уже просто по-привычке, в пять секунд!!! Вот знаете, у члена есть особенность, привыкать к од-ной женщине. И если она ему родная, желанная, его уговаривать не надо. Вскакивает сразу колом!!!
От одной только даже полумысли о том, что его засунут сейчас в её сладкую письку! И вот, растащив эти по-подростковому чуть-чуть такие вот пухленькие, самые наинежнейшие на всём этом свете бёдрышки как можно-можно только пошире снова всторонки, когда эта бесподобно красивая и юная Евгения, устелив мой кухонный стол рыжими волнами своих бесподобных волос, показала мне опять же, вот так вот прямо наглядно, что ж имеет-то она в свои пятнадцать лет под моей коротенькой юбочкой-полотенчиком, прямо вот именно у себя на промежности, промежду ног, я не стал с ней долго церемониться, а понимая уже, что имею сейчас на это полное право, направил опять свой, занывший слад-ко-сладко так, хуина прямо ей в письку (да-да, представляете, молодой такой вот девчёнке — и прямо всё снова в пизду), и втопил, втопил тут же жадно пальцами его башку уже в самый-самый, считай что, низ её пухленьких таких вот лепесточков, которые были у неё после ванны ещё абсолютно прямо такими вот чистенькими, слипшимися даже как бы, не запачканы ни спермой там, ничем-ничем абсолютно! О, боже, вот даже и с ума порой сходишь, как это всё же просто — ебать молоденьких девушек!!!
Как же всё это элементарно так вот и запросто, то, о чём ты ещё сегодня утром на этой кухне мог лишь только мечтать! Но это только при условии, что у тебя такая вот юная девушка имеется. А она у меня есть! Абалденная эта такая вот прямо Женя! Вот, чуть вздрогнув, потому что была у меня, детка, очень чувствительной, она уже и зацепила меня снова с удовольствием своей слипшейся, чистенькой и ещё очень даже плотненькой прямо такой вот после ванны дырочкой!!! А в ней: Догадываетесь что?! Да одно лишь только живое её девчёночье всё мясо!!! Обна-жённое, раздражённое и такое уже прямо чувствительное от столь длительного траханья!
И потащив отчётливо, безо всякой там даже ещё смазки, в свою слипшуюся дырочкину, эта невообразимейшая нежность, которая имеется в девчёночьей именно письке, промеж широко-широко раскинутых вот так вот передо мной девчёночьих именно ног, она вот уже и обволакивает наконец-то снова собой, всем этим своим влажненьким таким вот, развернувшимся мясом, очень-очень так мягко, чувственно и немножко так вот всё же продирающе (оттого, что чистенькое после ванны) вылезающую из плоти башку моего полового органа, давая ему тут же почувствовать и понять, что он отправился сейчас опять же, словно бы в увлекательное прямо путешествие, в живую именно девчёночью пизду, и отправился в неё прямо на кухонном столе, от нечего делать, всего лишь просто, пока остывает яичница!!! А-а-ай: ка-а-ак это всё же приятненько-то; взять и пойти вдруг вот так вот, ни с того ни с сего, в девчёночкину!
За просто так. Вот захотелось тебе вдруг снова ей в письку, и ты пошёл! И ничто тебя сейчас уже не остановит. Органы моей молодой жены подмытые, чистенькие, ещё даже без единого вот там грамма смазки, и поэтому забирают меня сейчас в себя, как я того и желаю, с приятненьким таким усилием. Забирают откровенным, живым, тёпленьким, влажненьким уже аж прямо где-то там, внутри, девчячьим всем этим своим мясом!!!
Пока уже внутри вот именно где-то её письки, через слегка продравший аж прямо как бы такой вот щелчок, я не почувствовал вдруг, что всё пошло в неё, в сладенькую мою, уже несколько всё же как бы так вот полегче. Пошло ей прямо уже в её тесное, но, тем не менее, уже и разогретое полностью девчёночье её влагалище!!! Прямо глубоко под эту пухленькую, тупо-тупо аж прямо так вот выпятившуюся косточкину её рыжеватого от волос лобка, что был полностью освобождён сейчас из-под задравшегося полотенчика, служившего девчёнке как бы коротенькой юбочкой! О, боже, да это просто что-то фантастическое; то, что можно проводить с такими вот юными девушками столь дерзкие и необычные эксперименты прямо на своём же кухонном столе. Просто взять и отьебать вот так вот одну из них, пока стынет ветчина с яйцами!
Когда она показывает тебе наглядно своим разложенным видом беспомощного лягушонка, что всё-всё то, о чём ты так дико и жадно мечтал всего лишь только ещё несколько часов тому назад, она вот, созревающая юная девушка, может дать тебе просто лишь мимоходом, от нечего делать, в виде всего лишь приятной и непринуждённой такой вот игры. Но натуральной именно игры! Когда она продирает по головке твоего фаллоса, уже где-то в невыносимо сладкой глубине своего вертлявенького, разложенного тельца, чем-то таким уж прямо тёпленьким — притёпленьким и уже в конец аж прямо тоже, чувствуется, раздражённым!!! Отчего аж дёргается, бедняжка!
— А: а-ай!!!
— Женечка! Тебе больно что ли? А?! Родная моя?! — невольно аж я приостановился.
— Нет-нет!!! — поспешно мотает головой "ангел" и, закусив губы, вскидывает на меня, как бы для большей убедительности, свои выразительнейшие аж прямо такие вот опять же до безумия глазищи!!!
Давая мне тем самым понять, что даже если ей будет и больно, она никогда и ни за что в этом не сознается! Ну а как же, я пони-маю, ей может быть не больно-то, когда и писька, и сами уже её внутренности, всё-всё у неё сейчас вот, у молодой девчёнки, так уже прямо раздражено от столь длительного траханья!!! А-а-а-ай: но зато, ка-а-ак же это, чёрт возьми, приятненько-то, а; в таком вот сверх-сверх чувствительном именно состоянии, такую прямо блядь извнутри уже всю чувственную, просто брать её, вот так вот внаглую, симпатяшкину такую, и ебать!!! Опять же и снова, снова и опять же ебать: И делать это с ней только лишь потому, что тебе так дико этого хочется! Только лишь потому, что у неё промеж её молоденьких и раскинутых вот так вот широко ног имеется вот, пизда!!!
— Ну, потерпи, детка: (к моему великому сожаленью, это всё, что я могу сказать ей именно на данном этапе нашей с ней жизни).
— Угу: — послушно кивает она мне в ответ уже одними лишь вот только своими глазами, мол, конечно же я потерплю, любимый, лишь бы только тебе было хорошо со мной!
И глядя опять этому рыжеволосому ангелу прямо в глаза, который первый из всех девушек на планете устелил сейчас вот так вот запросто мой кухонный стол своими абалденными растрёпанными огненно-золотистыми локонами, который первый сейчас понял то, да как же приятно-то мне, парню, вводить всё ей, девчёнке-подростку, прямо в половые её органы, именно вот прямо ей в письку, и она ни сколько не может мне в этом перечить, потому что любит меня, я зажимаю вот покрепче в своих ладонях дёрнувшиеся, совсем-сов-сем ещё молоденькие, по-детски ещё даже чуточку пухленькие прямо такие вот и растащенные до предела встороны бёдрышки этого юного ангелочка и, поймав невообразимейший кайф, придя аж прямо в бешеный такой экстаз от того, что такой вот молоденькой до безумия девчёночке я ввожу сейчас всё прямо вот, в пизду, чувствуя, как там, в глубине, моя поднатужившаяся мощь пошла ей прямо уже в конкретную и тёпленькую-тёпленькую такую вот тугость, поняв и в этот раз, что этой юной до безумия Женечке ещё никто-никто до меня вот так вот глубоко в половые её органы не заходил.
Поняв, что таким вот юным девочкам вообще вводить всё вот так вот чувственно-причувственно и откровенно прямо аж в матку запрещено уже самой прямо природой, что они ещё совсем-совсем вот даже и не предназначены-то для такого вот сверхглубочайшего их использованья, я, глядя своей юной жене прямо в глаза, видя, как удивлённо принялись расширяться её глубокие карие зрачки, я поймал такой одуреннейший кайф от того, что она у меня такая вот до безумия красивенькая и очень-очень уж ещё прямо какая молоденькая, и что я такой вот именно молоденькой, несовершеннолетней, пока остывает на столе рядышком наша яичница, я взял и затарабанился ей наконец-то снова в письку её сладкую аж прямо по самые-самые что ни на есть вот именно яйца, ввёл ей, как и полагается, в её девчёночьи половые органы свой разрывающийся от натуги хуина, не постеснявшись, весь-весь полностью аж прямо, до конца!!! До умопомрачительнейшего аж прямо такого вот отказа!!!
— А: а-а-ай: — не сдержавшись, застонала аж очень тихонько так моя умничка, глядя мне при этом по-прежнему прямо в глаза и чувствуя, что я опять же, как лечащий доктор своей пациентке, убеждая её вот так вот, через глаза, что всё это, мол, деточка, так нужно для твоего же блага, переполнил ей внутри этим "своим лекарством", то есть, своей тугой-притугой такой мощью, всё-всё-всё вот прямо, что только было можно и неможно ей там вообще переполнить, когда она давала мне понять сейчас своими расширившимися глазами, что мой орган и в самом деле уже, господи, находиться сейчас у неё вот, у молоденькой девчятиночки-старшеклассницы, уже где-то глубоко-приглубоко аж прямо вот именно опять же в самой её девчёночьей матке!!! Вот тебе и уроки анатомии. Прямо на столе.
И вот, наслаждаясь тем, что передо мной разложена сейчас на столе очень уж ещё юная девушка, дурея от того, что я снова весь- весь, по яйца, в ней, в своей невыносимо сладкой жене, я опять же, опять принимаюсь её с таким прямо величайшим удовольствием и наслажденьем ебать! Сходить прямо с ума от этого очень ласкового и тёплого такого скольженья по моему тугому органу её, развернувшихся прямо у неё на промежности, в писе, лепесточков!!! О, бо-о-о-о-оже: вот скажите, вам "дрочила" когда-нибудь член своей раз-вернувшейся писькой такая вот молоденькая до изумленья Принцесса?!! Да ещё и в разложенном таком напрочь виде беспомощного лягушонка! Когда ты уже не можешь просто не понимать и не видеть того, что всё вводится ей сейчас опять же до отказа прямо вот именно в пизду!!!
И так как это живое и тёпленькое девчёночье мясо было ещё безо всякой там смазки, чистенькое после ванны и такое-такое уже прямо раздражённое от многократного его использованья, у меня аж плявятся мозги ото всей этой неподдельной такой искренности его скольженья по моему перевозбуждённому от него же члену!!! И всё втапливается опять же в живую и наинежнейшую девчячью пиздятиночку по самые-присамые аж прямо вот именно яйца, до отказа!!! Моя юная красавица жена, глядя для большей убедительности мне в глаза, принимает мой разрывающийся от натуги членище прямо к себе в кишки!!! Прямо аж глубоко — приглубоко вот именно к себе в матку!!!
А для большей чувственности, уже перед тем, как я ввожу его ей в эту тёпленькую всю тугость, она каждый раз, доказывая мне, что она — девчёнка, старательно продирает по его чувствительной головке каким-то там раздражённым и сверх-сверх чувствительным аж прямо уже тоже таким же вот в конец мясом!!! Отчего аж закусила потвёрже свои красивенькие губки, чтобы не стонать, но, лёжа передо мной на столе, продолжает, продолжает, для большей убедительности, смотреть своими до безумия вырази-тельными, сводящими меня с ума глазищами прямо мне в глаза!!! Бо-о-о-о-о-оже: да чувственнее и откровеннее секса я ещё и в жизни своей, кажется, не испытывал!!! Чем вот, с молодой пятнадцатилетней именно девчёнкой!!! С той самой заплаканной деткой, что сидела, брошенная всем миром, в самом-самом дальнем углу в каком-то там летнем кафе.
Чтобы там с ней было сейчас, я не знаю, но забыв уже напрочь про своего урода-пацана, она лежит сейчас, такая красивая, уже прямо вот, на моём кухонном столе, и на зависть тому самому уроду, "дрочит" мне член своей развернувшейся писечкой так уж прямо сладенько как — присладенько!!! Ну вот прямо как в сказке!!! Да ещё и под неусыпным контролем своих выразительных и честных глаз! Чтобы я уже даже и не сомневался бы, что она делает мне это от всей-всей вот именно души!!! Представляете, юная такая вот девчёнкина от всей души лежит и "дрочит" мне сейчас писькой!!! Лежит, раскинув пошире ноги, свои чуть-чуть пухленькие эти такие вот, в самой их верхней части, бёдрышки, смотрит на меня, деточка, любит меня, и: делает мне это! Делает, моя сладенькая!!! А-ай!!! Ка-а-ак она сладко меня, детка, собой любит!!! Привыкай, мол, Коля. А как же ты, мой дорогой, хотел-то?? Теперь всё это разложенное перед тобой на столе абалденное, рыжеволосое Совершенство вот оно, твое! И именно тебе придётся теперь его постоянненько и регулярненько прямо так вот ебать!!! А как ты думал?.
И в доказательство своей любви, в доказательство того, что нужно всё-таки подсаживаться иногда к расстроенным девочкам в ка-фушке, чтобы они там, рыбки, чего-нибудь с собой с расстройства бы и не сделали бы, а-а-ай: ка-а-ак же она мне чистосердечно нежно-нежно так, моя лапка, всё это сейчас делает! Как чувственно: Ну так-так уж прямо умопомрачительнейше как сладко!!! Представляете?!! Прямо на моём обеденном столе! Рядом с остывающей сковородкой!!! Рядом остывает яичница, а она влажненьким и невообразимо нежненьким-принежненьким аж прямо таким вот до безумия мясом своей развернувшейся девчёночьей письки старательно так кормит мой член своей девичьей любовью!!! Лечит его от трёхмесячного голода до её невообразимейшей всей-всей вот этой вот неж-ности! Что имеется у неё ни где иначе, как прямо вот именно в пизде, промежду её раскинутых ног, по самому-самому прямо центру её юной и столь щедро подставленной мне девчячьей промежности!!!
Бля-а-а-а-адь: да я аж, честное слово, дурею, прусь, трахая сейчас такую вот молодую девчёнкину! Которая даёт мне чувствовать сейчас прямо на моём же кухонном столе, что я продираю её своей несо-измеримо тугой мощью, такую вот хрупкую именно и тоненькую, разложенную передо мной созревающую девушку, до чего-то аж пря-мо уже немыслимого!!! Но от этого секс с ней только лишь ещё слаще! Чувственнее!!! Я аж прямо тащусь от этого занятия! Что пру сей-час глубоко-глубоко прямо в кишки настоящую и живую Принцессу!!! Ты самую огненноволосую Сказку из кафушки. Что ввожу ей свой тугой хуинище прямо уже, казалось бы, во что-то невозможное!!! Этот разложенный передо мной лягушоночек в красненьких туфельках и в задранном полотенчике — девочка! Не какая-нибудь там взрослая девушка, а пятнадцатилетняя ещё всего лишь навсего девчёнкина!!! И если бы она не ебалась до этого со своим пацаном, от которого, маленькая моя, ещё потом же и плакала, то я конечно же, конеч-но же никогда бы её тогда вот так вот перед собой сейчас на этом столе и не драл бы! Так это что? Получается, мне ещё ему и спасибо, что ли, надо сказать? Но, тем не менее, его детка ничего уже не может сейчас сделать, она вот она, уже полностью и вся-вся моя! Это что-то невыносимое! Непостижимое!!!
То, что даже и такой вот безумно ещё какой молоденькой, пятнадцатилетней, ей втапливается всё сейчас в её напрочь уже такую раздражённую от длительного траханья, но по-прежнему в наинежнейшую такую вот писечкину, да ещё и в напрочь разложенном таком виде беспомощного лягушонка, аж прямо по самые-самые что ни на есть вот именно яичички!!! До отказа!!! Даже и такой вот несоизмеримо могучий мой член она принимает раз за разом в свою молоденькую и развернувшуюся пиздёночку, как он того и желает, аж прямо вот именно весь-весь полностью, по яйца!!! Когда девчятиночка, а в данном случае такая вот юная кареглазая Принцесса в красных туфельках, даёт тебе чувствовать, цепляющим по головке твоего члена, нежненьким таким усилием, что ты вводишь его ей тут вот, на кухонном столе, прямо аж куда-то там в кишочки!!! Свой мощнейший такой вот "инструментище", предс-тавляете, через тёпленькую, живую всю эту тугость — и прямо аж глубоко-приглубоко вот именно куда-то там ей, деточке такой сладенькой, в матку!!!
А-а-ай: не знаю короче, сколько времени я ебал на этот раз эту юную такую Евгению, кусающая губы девчёнка аж не выдержала в конце-концов, отвернула лицо всторону и только лишь тихонько постанывала, но я наслаждался, наслаждался ей, как мог! Растащил ей вот так вот пошире всторонки бёдрышки и наблюдал прямо с живым интересом за тем, как работает мой хуина в её наинежнейшей до безумия письке! По самые-самые яйца, от всей души — и в тёпленькие, в живые-приживые прямо такие вот до невозможного девчячьи именно её кишочечки!!! Представляете, я загружаюсь сейчас прямо на столе в тёплые и в наинежнейшие аж прямо такие вот до умопомраченья девчёночьи кишки!!!
Втапливаясь ей плотненько прямо так вот, по самые-самые аж прямо что ни на есть яйца в её увлажнившуюся уже снова такую писькину, продираю разложенную передо мной лягушонком девчятиночку в туфельках до всего-всего вот прямо живого, что в ней вообще только есть!!! И давая мне, наверное, понять, что наша яичница с ветчиной уже остыла, подготавливая меня к тому, что пора бы уже, наверное, и кончить бы сейчас впервые в девушку у себя на кухне, прямо на столе, и познать бы уже наконец-то, что ж это за удовольствие-то, а, кончать в них, в таких вот безумно ещё каких молоденьких, прямо вот, на своём же кухонном прямо столе перед ужином, как бы именно вот для аппетита, влажненькое и раздражённое мясо, имеющееся в писечке моей будущей жены, начало вот забирать меня всей этой своей невообразимейшей такой нежностью всё больше и больше!
И расплавляя мне напрочь мозги тем, что она — девчёнка, что находясь передо мной в таком вот полностью разложенном виде, она способна принимать в себя мой нево-образимо могучий и тугой членище именно вот до отказа, по самое-самое аж прямо уже вот именно не могу, по яйца, и принимать его прямо в тёпленькие свои кишочечки, прямо аж вот именно к себе в матку, Евгения, детка, принялась "дрочить" мне член своей раздра-жённой писюлечкиной та-а-ак уж прямо по-особенному как-то чистенько и так-так уж прямо невообразимо как искренне, столько она, рыбкина, постаралась вложить в это скольженье по нему своих развернувшихся пухленьких лепесточков невинной, подростковой, имен-но вот ещё девчёночьей, даже, можно сказать, почти-почти ещё детской прямо такой вот невинности, граничащей вплотную с наивностью, что когда до моего тугого фаллоса снова дошло, что именно об таком вот обращеньи с собой девчёночьей писечки он так жадно-прижадно мечтал долгих три месяца, именно вот об этой всей безукоризненной такой чистоте и невинности, он начал впитывать в себя нежность скольженья по нему живой женичкиной писи всё сильнее!
Сильнее: И, идя нам обоим навстречу, она вот уже принимается плавить нам двоим этим своим влажненьким и раздражённым таким девчячьим мясом мозги!!! А-а-ай: бо-о-о-о-оже: это что-то невыносимое; понять вдруг, что ты будешь кончать сейчас прямо на своём кухонном столе в пятнадцатилетнюю девчёнку!!! Просто так! В своё удовольствие!!!
Потому что она, рыбка моя молоденькая, такая вся красивенькая, нежненькая, и в неё та-а-ак, ну вот так уж прямо как приятненько, чёрт возьми, кончать, что удержаться от этого всё равно в итоге просто невозможно!!! Да одни даже только вот эти вот розоватые сосочки на её юненьких девчячьих грудочках просто никак не позволят тебе в неё, в сладкую, не кончить! О, господи, да пускай уж простит меня этот невинно — нежный ангел, но он принялся делаться вдруг таким невыносимейши сладким, ну таким, таким прямо нестерпимо сладким, что два последних раза, ставя на нём, наверное, подсознательно так вот точку, что он мой, мол, навеки и всё тут, я уже не смог просто удержаться — ударил прямо с силой ему в промежность!
Особенно второй, последний раз!!! Растащил ему пошире бёдрышки и, именно вот уже для спусканья, засадил всё ударом в этого разложенного вертлявенького, рыжеволосого и юного такого моего ангелочка по самые-самые аж прямо что ни на есть вот именно яйца, воспользовавшись тем, что он был сейчас передо мной уже не той недоступной Принцессой, которая сидела сегодня в кафушке и плакала, а просто лишь беспомощным всего лишь таким вот лягушонкиным! Но в подтвержденье того, что девочка-то эта всё же та же самая — эти вот красные туфельки!!! О, господи, да разве ж мог я когда-нибудь свою бывшую отодрать вот так вот, прямо на кухонном столе?! Да она б, наверное, решила бы, что я с ума сошёл!
— А-а-а: а-ай!!! Ко-о: о-олечка мой!!! — замотала аж бедная Женя головой (вот видите, уже не Мамочка, а Колечка всё-таки), почувствовав, что я влупенил ей по самые-самые аж прямо вот именно кишки, разбрасывая сейчас первая из всех девушек в этом мире по моему столу, и причём столь красиво, именно вот свои абалденные и просто сводящие меня с ума, золотисто-рыжие такие волосы, и говоря мне тем самым, что для неё вот, для девчёнки, всё приемлемо и возможно, а ебаться на столе, — так это ещё даже и поинтереснее, на-верное, будет в сто раз!!! (Чем, например, в зале, на полу!)
И тут, господи, тут мы обои уже почувствовали, как, засаженный ей до отказа в матку, мой член принялся у неё в этой перегружен-ной и тёплой тугости, такой вот дьявольски могучий, ещё и набухать! Поднатуживаться прямо!!! Понимая и видя, что ему отдана сейчас на растерзанье молоденькая до безумия девушка, понимая, что за её нежнейшую вот эту вот письку он и месяц тому назад, и ещё лишь только даже сегодня утром готов бы был отдать буквально вот прямо всё-всё на свете, дурея от этих пухленьких грудочек с розоватыми на них сосками, от этого втянутого животика, от твёрдой и выпятившейся такой вот косточки девчячьего её лобка, которая невообразимо как смачненько должна была бы обтягиваться сейчас у этой юной Жени беленькими теми самыми её плавочками, но под которую засадили сейчас именно вот его, и засадили, как он того и жаждал, по самые-самые аж прямо что ни на есть вот именно яйца, когда он, короче, уже не мог просто не видеть и не понимать того, что по самые яйца находится сейчас в живой именно девчёночьей пизде, мой набухающий член заставил меня полезть туда, в глубину самой девчёнки, ей в матку, всеми-всеми аж прямо своими, расплавляющимися от её нежности, мозгами!!!
Бо-о-о-о-оже: ка-а-ак она поняла опять, эта безумно юная Женечка, жажду такого вот взрослого, как я, парня до её тёпленьких-тёпленьких, живых и невыносимо наинежнейших аж прямо таких вот кишочков!!! К-а-а-ак полно она дала мне в этот момент в них раствориться!!!
В своей невообразимейшей девчячьей вот именно всей нежности!!! В такие мгновенья девочка как будто бы вот прямо уповается тем, что она — девочка! И что, в связи с этим, могла отдаться любимому настолько уж прямо полно! Дать ему вместе со всей своей Любовью и теплоту своих переполненных, наинежнейших аж прямо таких вот до безумия внутренностей!!! И Женя дала мне эту теплоту! Именно столько, сколько я её и хотел!!!
Чтобы уже "унести бы вот прямо её не мог"!!! Позволив растащить ей ещё пошире, до предела — до предела прямо встороны, её безумно аппетитненькие, чуть-чуть пухленькие именно ещё такие вот на ляжечках бёдрышки, когда девчёнка перед тобой, и в самом деле, становиться похожа на беспомощного, препарированного лягушонка, она дала мне возможность загрузиться ей в пиздятиночку, во всю эту обнажённую и живую-живую такую влагу, как я того и желаю, если уж там и не до хруста в яйцах, то уж до полного-то помутненья рассудка, это уже точно!!!
Чтобы я понял бы и насладился, как мог, тем, что она, безумно молоденькая, разложенная девушка, прямо вот она, вся-вся-вся у меня сейчас в яйцах!!! Что я буду спускать ей сейчас на своём кухонном столе прямо прямиком в матку!!! Какая там, к чёрту, яичница! Она полностью забыта!!! В невыносимейшем сладострастии я продираю бедную Женечку своей изголодавшейся мощью до чего-то аж прямо уже немыслимого!!! Растаскиваю её, как могу, и загружаюсь в её чувствительную, раздражённую и уже разогретую опять же такую вот донельзя пиздёночку аж прямо, ну вот чуть ли — чуть ли, прости меня господи, не вместе с яйцами!!!
Ещё!!! Детка! Миленькая!!! Ещё чуть-чуть: Ну же: Роди-и: менькая ты моя!!!
Бо-о-о-о-оже: Ка-а-ак мощно разорвался в следующую секунду мой членище в живой и тёплой девчёночьей матке!!! И это произошло прямо на моём же кухонном столе! Как вот прямо на операционном!!! Потому что так полно перегруженные кишки этой рыжеволосой соплячки, кроме меня, ещё никто-никто в её короткой жизни своими не чувствовал!!! Вот тебе и досиделась она сегодня в кафушке одна за столиком: Без охраны. И в подтвержденье того, что нельзя, нельзя всё ж таки молоденькой такой вот девочке сидеть и грустить за столиком одной, растащенные её бёдрышки аж рванулись сейчас судорожно в моих руках от мощнейшего такого толчка в ней моего тугого фаллоса!!!
Но загрузив свои жадные пальцы в их подростковую, безумно-безумно аппетитненькую, пухленькую именно ещё такую вот всю мякоть, растащив их этой юной Евгении в стороны аж прямо именно вот до предела, когда я уже просто не мог, не мог не понимать и не видеть того, что весь-весь, по яйца, нахожусь сейчас у неё в пизде, я почувствовал вследствие этого, что остатки моей мутной спермы, что-то опять же горячее, пошло моей юной будущей жене, без презерватива, вот так вот наживую прямо, как на хирургической операции, тё-ё-ё-ёпленько прямо так вот — притёпленько, а-а-ай: — и прямо аж глубоко-глубоко вот именно ей в матку!!! Раз уж я так снова этого желал, она дала мне отчётливо понять, что всё-всё это последнее, моё, отправилось ей по этой тёпленькой всей-всей такой тугости прямо прямиком опять же в матку!!! Такое ощущенье, что именно вот прямо ей в кишки!!!
Молоденькой, пятнадцатилетней — и прямо, блядь, по-натуральному в её перегруженные, тёпленькие такие кишочечки!!! И сладострастие моё в связи с этим было таким ошеломляющим и невыносимейшим, что я загружаюсь в разложенную передо мной девчёнкину весь-весь вот прямо, как только могу!!! А-а-ай: как же это всё же приятненько-то, а: спускать такой вот юной до безумия леди в красных туфельках прямо прямиком в матку!!! Засадив ей при этом, в таком вот полностью разложенном виде, по самые-самые аж прямо что ни на есть вот именно яйца, до отказа!!! И вот я уже чувствую, как пошло ей туда, в эту наинежнейшую, тёпленькую всю тугость, что-то ещё! И тут же прямо следом ещё!!!
И ещё!!! И, не останавливаясь, ещё!!! Бо-о-о-оженьки: ка-а-а-ак же я втащился-то в свою юную Евгению, что была разложена сейчас передо мной на моём кухонном столе, как прямо на разделочной доске, таким вот одуренно симпатичненьким и голеньким лягушоночком в красных туфельках!!! И я спускаю в неё! Господи!!! Спускаю опять же в неё, в детку, так сладко, что аж расплавляются напрочь мозги от её невообразимейшей внутренней всей нежности!!! И хоть понимаю, что мне уже просто нечем в неё кончать, понимаю, что она, родная, своим вертлявым и юным девчёночьим телом освободила мой организм от переполнявшей его спермы полностью, перекачала её всю-всю за эти восемь раз в себя, но аж стону от наслажденья и во всём этом непостижимом, просто диком таком сладострастии выжимаю ей в кишки именно вот прямо уже всего-всего себя самого!!!
И когда эта бесподобнейшая Евгеньичка доказала мне сейчас опять же, и уже прямо на моём же кухонном столе, что именно вот только лишь она одна, детка, достойна быть моей женой, и когда она поняла уже, что я это понял, врубился наконец-то, что я кончаю сейчас в свою молодую будущую жену, она дала мне возможность на исходе всего этого дьявольского сладострастия выжать вот ей в кишочечки что-то ещё, явно уже последнее, и лишь только после этого, после этого, как юная девушка, достойно успокоила у себя в матке мой пульсирующий член, засаженный ей в писькину, во всю эту наинежнейшую такую влагу, как вы и сами уже понимаете, аж прямо: Да-а-а, уж в пиздятиночку-то он был засажен ей, моей сладкой, в эти мгновенья весь-весь полностью прямо, до отказа!
Как и полагается в таких торжественных случаях, для достижения столь наисладчайшего семяизверженья, аж прямо по самые-самые что ни на есть вот именно яйца!!! Чтобы даже и последняя моя сперма осталась бы у моей драгоценной девочки прямо аж глубоко-приглубоко вот именно в самой её матке!!! Прямо в её тёпленьких и живых таких вот до бесподобия кишочечках!!! Не где-нибудь там, а прямо в её девчячьих, перегруженных до отказа кишочках!!! Когда ты не можешь уже просто не понимать того, что разрядился сейчас опять же в живую и разложенную перед тобой прямо на столе девчёнку!!! В молоденькую именно ещё такую вот девчятиночку-подросточка, которая могла, могла тебе, детка, вот так вот запросто и прямо на столе всё-всё это сейчас дать!
Дать тебе опять же в неё кончить!!! И дала: Потому что сама хотела этого! Конечно же. А как вы дума-ли? Молодая девчёнкина будет ебаться с тобой, детка, с таким вот упоеньем, против своей воли, что ли?. Да никогда она против своей воли так делать это не будет, хоть ты там её зарежь! А только лишь от души!!! Как подсказывает ей делать это её влюблённое сердце:
Да-а-а: уж после такого-то яичница с ветчиной кажется тебе по-особенному вкусной. Вкуснее ты ещё ничего и не едал. Особенно когда счастливая и смеющаяся рядом детка, смущая тебя снова своей голой грудью и поглядывая на тебя влюблёнными карими своими глазами, даёт тебе понимать, что она теперь всегда будет готовить её тебе так же вот именно сладко и вкусно! Как сейчас!!! Понравилось же, мол?! Как тебе такой вот первый твой ужин со своей молодой и красивой женой? Запомнится?! Ты только посмотри, какие ж у меня абалденные, вьющиеся рыжие волосы! А глаза?! Как сверкают от любви к тебе!!! Ну ведь я же просто чудо, не правда ли?! И ещё, представляешь, я могу, вот так вот запросто, тебе всё-всё это давать! И яичницу с ветчиной, чтоб было бы сил любить меня, и саму, конечно же, любовь!!!
Всё-всё, чего ты только не захочешь! Хочешь ещё раз поиметь после ужина пятнадцатилетнюю девчёнку?! Господи! Вот делов-то!!! Ну и отъебёшь меня сейчас опять же, если тебе так уж снова того захочется! Только покушай сперва, мой милый. Неужели ж ты думаешь, что я тебе не дам?! О, господи, ну, конечно же дам!!! Куда ж я, сам подумай, денусь-то, а? Если я девочка! И если у меня между ног имеется, специально для тебя, такая вот нежненькая "штучка" в виде письки! Да я не посмею просто тебе не дать: Умру лучше от такого позора!!! Чтобы не дать бы ещё раз любимому!!! Так что, кушай себе спокойно, любуйся, если хочешь, моими титечками и люби после этого свою любимую девочку ещё!!! Люби её! Слышишь?!
Просто люби и всё: И за это она просто превратит для тебя весь мир в праздник. Если ты так этого хочешь, буквально прямо до отрыжки закормит тебя своей нежностью. Может ли там, не может, но будет давать тебе регулярно, где ты только не пожелаешь и сколько ты там только её не захочешь! Только люби её, и всё: И, главное, не обижай никогда. Даже словом неосторожным. Запомни, если она тебя любит, она тебе его, это одно твоё слово, даже и через десять лет вспомнит: С ранимой любовью юной Принцессы нужно быть о-очень-очень аккуратным. Но я знаю, милый, что ты справишься: Поэтому-то и глаза мои так горят, когда я смотрю на тебя!
И вот, перед её уходом, когда мы уже поели и попили потом кофе, я конечно же раскрутил свою будущую жену, как вы наверняка уже и догадались, ещё на один раз. Ну, вот как, скажите, можно было не отыметь её, такую вот хорошенькую всю и миленькую, ещё разик на прощанье, когда я понимал, что запросто могу с ней сейчас опять же всё это сделать. И даже не могу, а просто обязан. Уже как бы мой статус обязывает меня опять же всё-всё это с ней совершить. Чтобы уже как бы видела и понимала, что я по-настоящему её, детку мою сладкую, люблю! Так же, как и она, любя меня, отказать мне уже просто никак-никак не может. Вот такой вот получается замкнутый круг: Когда ебать молодую свою девчёнку любимую становится для тебя уже прямой твоей обязанностью!
Евгеньичка записала мне конечно же номер своего мобильника. И я ей тоже. Договорились, что завтра мы друг от дружки как бы немножечко отдохнём, не будем встречаться, потому что, если встретимся, то, конечно же, не сможем опять не трахаться, а Женя призналась мне, что у неё в письке уже всё-всё щиплет прямо и болит (ну вот перетрахал я девчёнку, чё уж тут говорить)!!! А вот послезавт-ра, когда мы уже, посильнее прямо так вот, друг по дружке соскучимся, она, моя сладкая, сама же ко мне и приедет. Прямо с утречка пораньше. Сперва потрахаемся конечно же, потом пойдём пройдёмся с ней по магазинам, а в завершенье ещё и где-нибудь отдохнём. Может быть даже и на пляж сходим. Если с утра день будет жаркий, она возьмёт с собой из дома купальник. И тут, когда речь зашла про купальник, я понял вдруг, ка-а-ак бы мне вот прямо хотелось бы, а, "отшпарить" её, лапку такую, прямо на пляже, где-нибудь там в кус-тиках. И причём, в своей наилюбимейшей позе!" Кисочками"!!!
Изящненькую прямо такую вот, невообразимо гибкую, тоненькую! Зажать посильнее в ладонях её тонюсенькую до изумленья талию и разъехавшуюся, вывернутую девчятиночку, прямо через отодвину-тые подальше всторонку плавочки, прямо через кишки, через матку, — и всю-всю-всю её, деточку, до отказа, себе на член!!! Представляете, удовольствие?!! Девчёнкину такую вот молодую, гибкую, как кошку, да ещё и твою собственную, в разъехавшемся напрочь виде, прямо через наинежнейшую влагу её письки, — и всю-всю её опять же себе на хуй!!! Чтобы прочувствовать бы снова, как пойдёт твоя горячая сперма прямо вот именно прямиком ей в матку!!! В тёплую-притёплую аж прямо такую вот тугость!!! Когда тебе покажется, что она пошла ей с усилием прямо аж куда-то там в мозги!!! Туда, куда кончать ей уже, казалось бы, просто физически невозможно!!!
Бо-о-о-о-оже: да я уже чувствовал, как же ещё много-то эта Женечка даст мне наслажденья в свои пятнадцать лет, пока не выйдет, детка, за меня замуж. Я понимал, что лучше её я за эти три года девушки не найду. Да даже и искать не буду! Я понял уже, что без ума люблю эту соплячку с карими глазами! И никогда её не обману, не предам. Уж её-то чистые и доверчивые глаза я никогда предать не посмею! А как она круто изменила сегодня всю мою жизнь. Вот будто бы взяли просто большую-большую такую реку и заставили её вдруг, вот так вот причём резко, течь в другую сторону!!! Э-это моя жизнь, которую эта соплячка с огненными волосами так круто сегодня изменила. А-а-а-абажаю её, детку!!! Просто люблю и всё тут. Люблю простую и милую вот эту вот девчёнку с бездоннейшими и карими глазищами!!! Которая уж такого-то добра, как влажненького мяса своей девчёночьей письки, могла дать мне сегодня с избытком!
— Колечка, миленький, ну что, я поеду, наверное, домой. У-гу?. — немножко виновато так посмотрела на меня девочка, когда мы обои уже чувствовали, что ей, и в самом деле, пора. Ведь всё-таки мама дома ждёт свою самую наидрагоценнейшую во всём этом свете дочку. И моя будущая, между прочим, тёща. Не знаю, как мы будем знакомиться, но ясно только одно, всё-равно этого не избежать:
— Я тебе сейчас такси вызову. Слышишь? Не торопись: Господи, дорогая! Как же я по тебе соскучусь-то за завтрашний день. А?!
— Но я же ведь тоже по тебе соскучусь: — лезет вот она, почти голенькая, сама прямо ко мне на коленки, одно только полотенчико прикрыло, слегка так, самую малость, пухленькую мякоть на её юных бёдрышках.
— Ну: сладкая моя, как будем с тобой прощаться-то? — тянусь я жадно по нежненькой-нежненькой аж прямо такой вот до обжи-ганья девчёночьей ляжечке прямо под коротенькое полотенчико.
— А как ты хочешь?
— Ну: как-нибудь по-необычному. Давай через табуретку выгнешься. Хорошо? Сможешь так, а, детка?.
Девчёнка смеётся.
— А так получится?! — озорно смотрят на меня её весёлые и счастливые глаза.
О, господи, вот как оказывается всё же замечательно иметь дело с ними, с такими вот ещё юными. Она, пятнадцатилетняя, принимает это безо всяких там абсолютно возражений. То, что я сейчас её снова, в который уже раз, буду ебать. Уже любая взрослая девушка, которых я знал раньше, от всего этого буквально очумела бы. Сказала бы мне сейчас; "ты что, Коля, сдурел??" А эта смеётся (хоть и ебаться-то уже не может), смотрит на меня своими влюблёнными глазами и думает, что так, наверное, и должно всё быть. Раз уж я этого хочу, то значит она просто обязана снова развести сейчас передо мной пошире ноги и накормить меня опять же напоследок наисладчайшей нежностью своей юной девчёночьей письки. Она, наверное, думает и считает, что раз у неё между ног есть пися, то значит тот, кого она любит, может ебать её туда хоть прямо круглые сутки напролёт!!! Если он только, конечно же, сам того захочет! Ведь она ж теперь вся — его!!!
— Давай, моя сладкая, садись-ка сюда вот: — ставлю я вот табуретку прямо посреди кухни, — Нет, постой, только давай-ка, наверное, полотенчико всё же снимем, а. Я ж хочу тебя полностью всю голенькую. Ведь ты же у меня такая прямо, лапка, вся хорошенькая, а! Же-е-енечка: Принцесса ты моя сладкая!!! Ну вот как можно тебя голенькую и не хотеть? Ты не знаешь?. А?! Рыбка.
И вот смеющаяся эта Принцесса, от которой я дурею уже в тысячу раз сильнее, чем сегодня там, в кафушке, вот она, паразитка, для того, чтобы я дурел бы от неё не в тысячу, а в миллион раз сильнее, уже и развязывает своими хрупкими пальчиками у себя на талие плотный и тугой такой узел от полотенца. На талие молоденькой Принцессы. Такое ощущенье, что ебаться со мной стало для неё уже прямой её обязанностью. И она отлично уже это понимает. Понимает, что я могу сношать её, такую вот всю хорошенькую и миленькую, ровно столько, сколько мне только того не захочется! Ну вот если я — парень, она же понимает, детка, что я парень, и мне так исключи-тельно понравилась нежность её девчёночьей письки!!! Ну вот что, скажите, она может с этим поделать?! Если она уже поняла, как же мне нравится-то её, такую вот молоденькую, ебать!!!
Для неё это, между прочим, заниматься любовью! Это нам, парням, дуракам, всё одно и тоже: И вот вскоре моё, позаимствованное у меня в ванне, полотенце, служившее ей коротенькой юбочкой, падает на пол. Вы-полнило главное предназначенье в своей жизни, обтягивая собой милый тазик юной Принцессы! Господи, всё, передо мной снова стоит сейчас абсолютно голая девчёночка! В одних уже лишь только туфельках. Как же она, о господи, меня возбуждает-то!!! Такая прямо стройненькая, изящненькая и совершенно голая лапочка с рыжеватым пушком волос на своём выпятившемся девчячьем лобке и с пухленькими, стоячими ещё прямо такими вот грудочками, на которых задорно "вздёрнули свои жизнерадостные носики" розовые пимпочки её сосков! Нет, за такую девочку (вот именно, чёрт возьми, за эту вот) я, не задумываясь, всё-всё на свете отдал бы!!! Чтобы натягивать бы её круглосуточно, такую вот гибкую всю и тоненькую, себе на член!
— Давай, моя миленькая, садись быстрее. — вот поторапливаю я девчёнку, уже высвобождая опять же из-под плавок свой половой орган, который снова наливается на неё, ну вот просто небывало какой силищей — так ему уже понравилось сношать юных соплячек!
И в седующую секунду, не заставляя его долго ждать, Евгения вот уже и садится на поставленную мной, прямо посреди кухни, табуретку. Быстренько опустившись перед ней на колени, промеж её приглашающе раздвинутых бёдрышек, я тут же опрокидываю её навзничь, и, запрокинув за голову ручонки, уперевшись ими в пол, моя юная проказница непроизвольно разводит при этом свои изящненькие и тоненькие бёдрышки ещё пошире, чтобы походить бы опять же просто на какого-то там беспомощного лягушонка, подпуская меня столь вот запросто ко всему тому, что имеет она, как девчёнка, у себя между ног, прямо под тупо-тупо так выпятившейся и резко обры-вающейся косточкой своего девчёночьего лобка! О, боже, но: оказывается, низко! Я нахожусь сейчас, по отношению к ней, очень уж низко. Нужно срочно что-нибудь подложить себе под колени! (или у табурета ножки подпилить) Всё-таки высокие, чёрт возьми, у нас в России табуретки для "этого дела". Совсем не предназначены для того, чтобы сношать бы на них таких вот молодых и, согласных на всё на это, девчат!!! А девчат-старшеклассниц, пока они ещё такие вот любознательные и хотят тоже вместе с тобой всего-всего в этой жизни попробовать, их можно без проблем ебать прямо и на табуретке, нужно только приспособиться к этому.
— Милая, подожди: — вот поднимаю я её за руку и сажу опять, засмеявшуюся, перед собой. Господи, вот даже за одни её озорные и лукавые глаза всё отдал бы!!! Я дурею, когда они именно такие вот! Не говоря уже и о том, что имеет она, такая вот смеющаяся, у себя между ног! Прелесть!!! Просто прелесть! И я сейчас эту озорную, весёленькую, смеющуюся Прелесть, да ещё и такую вот до ужаса симпатичненькую, подумать только, я снова буду её сейчас прямо в пизду ебать!!! В те раздражённые её лепесточки! Которые я ей сегодня целовал! И до которых девочке уже сейчас, наверное, даже и пальцами-то прикоснуться больно!!! Но мы же пальцами-то не будем, мы ж будем членом. Ну конечно же она, рыбка, мне всё это простит. Да я вижу же по её лукаво смеющимся и счастливым глазам, что простит. Ведь мы ж не будем же так всегда с ней потом трахаться. Это просто сегодня так получилось. С голодухи, наверное. Ведь должна ж она, в конце-концов, понимать-то, что у меня ещё не было никогда раньше до этого на члене такой вот абалденно красивой и молодой, как она, девчёнкиной!!! Да-а-а: до такой степени выебать девчёнку! Выжать из неё, из деточки, за один день всё!!! Ну, а как иначе? С ней ведь по-другому-то было уже ведь просто и никак-никак нельзя:
Как вот прямо пацан побежал в спальню за своей дублёнкой, прихватив там из шкафа и ещё чего-нибудь, чтоб было бы повыше, когда в сознаньи только лишь одно, что там, на кухне, сидит и ждёт меня сейчас она! Моя огненноволосая, кареглазая Сказка!!!.: И вот, опрокинув любимую навзничь, я уже снова растаскиваю эти тоненькие бёдрышки, дурея от того, что они девчёночьи, как можно-можно только пошире, чтобы сойти бы аж прямо с ума от того, что этот вёрткий и гибкий до одуренья лягушоночек по имени Евгения, ударивший мне сразу же по глазам столь смачно аж прямо вылезшими из его изогувшегося тела рёбрышками, что он, уже как буд-то бы вот прямо сам, сам попросился опять же, миленький, весь-весь мне на член! И тут я втапливаю ему опять кончик своего занывшего орудия прямо вот, в лепестки. В мягенькие и раздражённые уже такие лепесточечки, имеющиеся у него именно вот на промежности, в его девчёночьей прямо самой письке! О, господи, никогда, наверное, не устану удивляться тому, как же чистенько-то эта самая юная Женя отыскивает меня всякий раз своей слипшейся и крохотной-прикрохотной ещё прямо такой вот дырочкой, убеждая меня каждый раз в том, что она ведь у меня всё ж таки девочка!
Но это только лишь по-началу она у неё крохотная, а стоит в неё тут же слегка нажать, и ты уже чувствуешь, как же невыразимейше сладко-то эта слипшаяся дырочкина, имеющаяся промеж широко раскинутых девчёночьих ног, потянула раздражённым, но всё равно невообразимо нежненьким — принежненьким, живым и тёпленьким таким вот мясом в себя, давая тебе почувствовать своё присутствие в девчёночьей письке уже очень-очень прямо так вот отчётливо и чётко. А вслед за этим девчёночьи органы, развернувшись, вот уже и обволакивают снова собой, высвобождая при этом её от плоти, головку твоего "дымящего-ся" аж прямо от натуги фаллоса. И вот ты уже снова, снова отправляешься, вот так вот причём приспокойненько, уверенно, в пизду безумно юной пятнадцатилетней девчёнки!!! И что, самое главное, уже понимая, что в этом и нет-то ничего-ничего такого уж прямо сверхестественного. Всё это просто твоё. Ты пошёл в неё уже прямо вот именно, как к себе домой! Потому что её нежность принадлежит отныне твоему тугому члену! Она — твоя нежность!
Твоя собственная!!! О-о-ой: ка-а-ак это всё же до невозможного приятненько-то; пойти в такую вот молоденькую, вывернутую и разложенную перед тобой на табурете девчёночкину! Прямо уже отчётливо куда-то там ей во внутренности!!! Под эту вот твёрденькую и тупо-тупо аж прямо так вот выпятившуюся косточку её лобка! В эти рыжие волосы, устелившие сейчас так красиво тёмный линолиум твоей кухни!!! В этот втянутый животик, в пупочек, в эти бледно-розоватые такие вот сосочки на её растёкшихся и просто абалденных прямо таких, юных грудках!!!
И ещё, бо-о-о-оже: прямо в эти вот, конечно же, её рёбрышки, что так, ну вот так уж прямо, чёрт возьми, как соблазнительно выперли, вылезли аж прямо сейчас наружу из её выгнувшегося перед тобой девчёночьего тела, говоря тебе яснее ясного о том, что это гибкое, тонкое и одуренно нежное-принежное такое тело является именно вот девчёночьим всё же телом, принадлежащим несовершеннолетней пятнадцатилетней девушке! Не боишься, мол, так вот запросто в него сейчас идти-то?? А?! В такое вот одуреннейше прямо сладкое! В молоденькое!!! И понимая только лишь то, что это свыше моих сил, не прочувствовать сейчас такое безумно юное и гибкое тело пятнадцатилетней девчёнки на своём половом члене полностью, до отказа, да-да, чтобы обязательно бы до конкретного прямо такого вот отказа, я тянусь вот ещё, понастойчивее так, вперёд и ввожу, ввожу вот наконец-то в него свой дьявольски могучий и тугой-притугой такой вот хуинище весь-весь полностью опять же, именно вот, блядский ты род, по яйца!!!
— А-а: а-а-ай!!! — аж дёрнулась и застонала извернувшаяся передо мной Женька, тоже всё ещё не в силах привыкнуть к размерам моего органа, предназначенного, как она уже и поняла, именно вот всё ж таки для неё, но убеждая меня однако своим откровенным стоном, что ведь ебать-то её мне, Коле, от этого только лишь ещё приятнее же ведь, не так ли, от того, что она, бедняжечка, аж стонет, аж изворачивается, показывая мне свои милые рёбрышки, так прямо, деточка, хорошо-прихорошо тоже чувствует меня в себе.
А к тому, что мой фаллос так её постоянно хочет и такой невообразимо длинный, такой могучий, она, как девчёнка, ну вот по-любому, по-любому рано или поздно всё равно всё же привыкнет. Не сможет просто не привыкнуть! Потому что она и сейчас уже понимает, что по-другому со мной быть уже просто, ну вот никак и не могло! Ведь при половой связи с ней, со своей юной женой, я не то, чтобы там должен, а просто вот именно даже обязан вводить ей всё это своё мужское естество прямо аж вот именно в матку!!! Да ещё и как можно-можно только вот именно поглубже ей туда всё это вводить!!! Именно вот прямо в её женское само всё естество!!! Чтоб мы сливались бы с ней, так уж сливались бы! Чтобы действительно понимали бы, что безраздельно и полностью принадлежим друг-другу!!!
И вот, положив левую свою ладонь на твёрденькую, выпятившуюся косточку её девчёночьего лобка, что аж перекатывается сейчас под моими жадными пальцами прослоечкой обтягивающей её пухленькой, жирненькой как бы прямо такой вот кожи, я вот снова, снова уже принимаюсь наслаждаться безупречно чистым-чистым и искренним таким скольженьем по моему очень тугому членищу её, развернувшихся прямо у неё между ног, очень-очень мягеньких и нежненьких таких лепесточков. Я не ебу свою юную жену, нет, я от всей-всей души ей наслаждаюсь. Впитываю в себя нежность её тонкого, безумно гибкого и вывернутого через табуретку тела, как только могу!!! Вот это-то, наверное, уже и называется, заниматься Любовью! До нас, до парней, это, оказывается, доходит, как до жираффов, только лишь на девятом разе.
Нет, вы, девчёнки, учтите, учтите всё это-то! Когда будете говорить там как-нибудь своему горячему пацану после пятого раза: "Ой: я уже больше не могу!!!" Уверяю вас, после седьмого раза, у вас откроется "второе дыханье". И вот тогда уже и ты, вертлявая и гибкая, и он, познаете, что такое истинный кайф!!! Не-е-ет: эта юная Женечка просто сведёт меня наверное, дет-ка, с ума! Опустив глаза и наблюдая с живым прямо интересом за тем, как ловит она меня сейчас своей развернувшейся писькой, сходя аж прямо с ума от всей этой невообразимейшей такой нежности и чистоты, мне аж делается вдруг не по себе, что я мог бы так никогда- никогда и не попробовать в своей жизни именно этой вот всей нежности, не насладиться скольженьем по моему члену именно этих вот лепесточков, не загляни я от элементарного желанья попить пива в ту самую летнюю кафушку по навесом. Где меня сидела и поджидала моя Судьба: Такая вот абалденная тоненькая рыжеволосая Сказка! Эталон хрупкости, нежности и чистоты!!! Где эта хрупкость та-а-ак абалденно прямо сочитается с гибкостью, находясь с ней в таком прямо непосредственном и тесном контакте, что хочется поднять аж прямо сейчас это, вывернутое через табуретку, девчёночье молодое тело и расцеловать его прямо вот всё-всё-всё, от кончиков пальцев внизу и до кончиков волос вверху!!!
И эти растёкшиеся от запрокинутых ручонок грудочки конечно же, с розовыми на них сосками, и эти, чёрт возьми, рёбрышки, и животик, и всё-всё-всё вот прямо, что только есть вообще в этой замечательной, в этой невинно-абалденной такой девочке Жене! Евге-е-ения: Не имя, а сказка! О, боже, да как же я её люблю-то, свою сладенькую до безумия девочку!!! Так влюбиться, ну вот прямо, как пацану! Это даже и не представляю себе!!! Она, деточка, просто ну вот специально же, такая лапка, сводит меня своей нежностью с ума! Ну вот видно же, видно же прямо, что специально!!! Старается, чёрт возьми, изо всех сил!!! Специ-ально даёт мне сейчас видеть, что мой тугой орган заходит ей прямо сюда вот, глубоко-приглубоко аж прямо под вот эту вот косточку её тугого лобочка, прямёхонько ей, извините, в писю!
И, в итоге, он весь-весь полностью, по самые яйца, оказывается в разложенном специально для него девчёночьем её теле!!! И тут, вводя свой могучий членище прямо себе под ладошку, под эту твёрденькую девчя-чью косточку, что тупо-тупо прямо так вот выпирает даже и у таких вот юных соплячек через плавочки, когда они бывают на пляже, вол-нуя тем самым, очень даже так вот сильно, наше мужское воображенье, чувствуя необычайно нежненькие внутренности своей люби-мой, чувствуя, как же смачненько-то и чувственно-чувственно так разворачиваю я ей что-то опять же в кишочечках, прямо уже где-то под её втянутым самим животиком, приходя аж прямо в тупой, щенячий такой восторг, что я весь-весь полностью оказываюсь в живой и разложенной девчёнкиной, я ловлю вдруг себя на мысли о том, неужели ж она вот, моя милая Женя, именно эта вот самая девчёнка, что лежит сейчас передо мной, перегнутая вся-вся через табуретку, ну неужели ж она смела, паразитка, так же вот в точности сладенько-присладенько и безупречно, безукоризненно просто как нежненько, с такой же неподкупной всей чистотой ласкать этой же вот самой своей писечкой и другие твёрдые мужские члены??! Даже, например, член своего там пацана, от которого она, детка, чуть ли прямо не плакала сегодня в кафушке!
Он её бросил, представляете, а она ж ему за это, и ещё незадолго даже перед этим, вот так вот сладенько — присладенько что ли, и своей писечкой по члену?!! И тут, когда до меня дошло во всей своей ошеломляющей полноте, что та, которая собирается быть мне женой, моя юная именно эта вот самая жена "дрочила" когда-то своей писькой член своего парня с такой же ошеломляющей и неподкупной девчёночьей прямолинейностью, так же вот в точности по-соплячьи искренне, как она делает это сейчас и мне, когда до меня дошло, что она, быть может, ещё даже только лишь вчера вечером делала ему так же, абсолютно вот прямо так же, как сейчас тёпленько-тёпленько и нежненько мне, ошеломляющая ревность захлестнула меня тут же жгучим огнём!!! Когда понимаешь уже, что ебёшь-то ты сейчас просто лишь молодую самку!!!
А писечка моей юной жены на фоне этой животной и дикой ревности словно бы прямо говорит мне сейчас своим по-прежнему невыносимейше ласковым и невинным таким скольженьем; "да, дорогой, ты прав, вот так же вот в точности сладенько-присладенько ходила я, ещё может быть даже только и вчера, и по члену своего прежнего любимого, который, подлец, меня за это же, такую вот сладенькую, ещё к тому же и бросил, ради того, чтобы прочувствовать, а как же будет дрочить-то ему своей писькой другая уже девчёнкина, не я?!! А хочешь, я покажу тебе сейчас конкретно, какой же я была для него сладкой-то во время его оргазма?!! Когда его сперма шла прямо вот сюда, представляешь, в твою юную жену!!! В тёпленькие прямо вот эти вот мои кишочечкины!!! Хочешь?! Реально прямо вот так вот возьму тебе сейчас всё-всё это и покажу! Обещаю тебе, всё будет просто, ну вот предельно как по-натуральному!!! Только ты, бедненький мой, не умри уж, пожалуйста, от ревности-то, а! Хорошо? Договорились?!
Нет, только честно! Я ж понимаю, как тебе хочется узнать, да как же сладко-то кончал в твою юную жену и ещё кто-ни-будь и когда-нибудь там? Ты пойми, что я ж тебе только всё-всё это по-натуральному прямо так вот показываю, потому что знаю, как сильно подогревает ревность твои чувства, чтоб оргазм твой был бы просто диким таким, звериным, а становлюсь-то я сейчас на самом деле такой вот фантастически опять же сладкой именно вот для тебя!!!
Для тебя, мой любимый!!! И только лишь теперь для тебя.
А-а-ай: бля-а-а-а-адь: ка-а-а-ак это всё же, и в самом-то деле, невыносимейше сладко: проникнуться нежностью принадлежащей тебе сучки настолько полно, чтобы уже начать бы в ней, во всей этой её невыносимой такой вот нежности у неё между ног, растворяться!!! Чувствуя при этом, как разложенная перед тобой на табурете соплячкина, этот голый лягушоночек в красных туфельках, что стоят сейчас своими острыми каблучками по обе сторону от меня на полу, с удовольствием делается вот уже для тебя постепенно всё слаще! Слаще!!!
Она показывает тебе наглядно, какой же сладкой-то становилась она когда-то для своего мальчика, но при этом делается такой вот ошеломляюще сладкой именно вот всё ж таки для тебя!!! И тут я уже просто не мог всего-всего этого вытерпеть! Понимая, что я буду кончать сейчас в эту абалденную такую девчёнку Женьку уже последний раз за сегодня, уже в девятый по-моему раз, понимая, что она, такая умничка, выжала из меня всё-всё-всё, что только могла вообще своим вертлявым девчёночьим телом выжать, я, дико желая дать понять всему-всему миру, что она именно вот всё же моя (и тому пацану, что её бросил, в частности, тоже), я поднимаю, поднимаю вот уже над табуреткой её лёгкое, вертлявое, разложенное напрочь тело и с диким прямо таким вот экстазом, с таким одуреннейшим аж прямо наслажденьем от того, что оно всё же моё, насандаливаю это изворотливое, вывернутое наизнанку, тонкое и безумно юное такое девчёночье тело себе на член мощным-мощным, смачным, не требующим абсолютно никаких там возражений, ударом!!! Всю-всю разложенную любимую свою девчёнку — и прямо всю-всю её, до талого, в самого себя!!! В яйца её себе и прямо в мозги, в мозги её, родименькую, всем-всем этим, таким вот одуреннейше нежненьким, что имела она, моя сладенькая, в свои пятнадцать лет, у себя между ног!!! И что принадлежит уже отныне полностью и безраздельно мне!!!
— А-а-а-ай!!! Ко-о-о-оля!!! — заизвивалась аж бедняжечкина, но прямо уже однако вот она, вся-вся-вся у меня в яйцах и на члене!!!
И тут, набухая, во всё нарастающем, просто диком таком сладострастии, он опять же, опять начал продирать её изнутри, там, под этой твёрденькой и упёртой такой косточкой её лобка, до чего-то аж прямо уже немыслимого!!! Отчётливо давая мне понять, что он поднатуживается у моей юной и бесподобнейшей жены прямо аж вот именно где-то в самой матке!!! Потому что, при раскинутых вот так вот широко её бёдрышках, он засажен ей сейчас в пиздятинку, под эту вот пухленькую и тупо-тупо так выпятившуюся косточку её девчёночьего лобка, аж прямо вот именно по яйца опять же!!! До отказа!
— О, господи, Женечка!!! Сладенькая ты моя! Я щяс кончу!!! Девочка моя миленькая, сейчас кончу, потерпи же, ну:
Бо-о-о-о-оже: какой же она стала для меня непостижимо сладкой-то на этой обыкновенной какой-то там моей табуретке, стояв-шей прямо посреди моей обыкновенной такой же кухни! Моя необыкновенная девчёнкина! С фантастическим просто таким вот именем Евгения!!!!! И давая мне понять, что она, как девчёнка, из кожи вот прямо готова сейчас вылезти, но стать для меня и в сто, и даже в тысячу раз слаще, чем становилась она когда-то и для кого-то там раньше, давая мне понять, что на моём семнадцатом этаже она унесёт меня сейчас к таким немыслимым вершинам наслажденья, которые мне с другими девушками даже и не снились-то, и всё это только лишь ради того, чтобы я простил бы её, ради бога, за то, что она была раньше фантастически сладкой и ещё для кого-то, Женечкина моя, боже, маленькая моя, она, изо всех сил меня любя, подводит, подводит вот уже меня, детка, к самой пиковой, к самой-самой высшей и наисладчайшей точке всего этого непостижимого удовольствия!!!
Когда дальше уже следует только лишь одно: Мой хуина разрывается у неё прямо в тёпленьких и перегруженных девчячьих её кишочечках!!! Представляете?! В безумно вертлявом, тонком, разложенном прямо передо мной девчёночьем ей теле! И хоть мне уже фактически просто нечем было в неё, в такую сладкую мою, сейчас кончать, но, за неимением спермы, я поднатужился и выжал, выжал в ослепляющем сладострастии в разложенную и в насаженную на меня до отказа девчёнку всего-всего уже вот прямо себя самого!!! Всего-всего себя — и прямо ей в матку!!! В кишки!!! И это было, чёрт возьми, ещё даже и слаще, ещё даже и слаще, и круче, и охуительнее в тысячу раз, чем если бы ей туда, в тёплые её кишочки, пошла бы сейчас моя мутная и горячая сперма! Потому что этот последний мой с ней оргазм был уже просто нами обоими вымучен, а вымученные оргазмы (как, наверное, совсем немногим известно), они самые-самые фантастически сладкие, которые только бывают на этом свете!!!
И достаются они именно вот фанатам, полным уже дурачкам от любви!!! Чокнутым, одним словом. Когда такая вот юная соплячка вымучивает его своей уже в конец раздражённой и полностью больной писькой, а ты — полнейшим отсутствием спермы! Когда, кроме девчёнки твоей любимой, и кроме того, что в неё можно кончать, ты уже ничего-ничего больше в этом мире не знаешь!!! И знать-то даже не хочешь! Тебе та-а-а-ак в ней хорошо!!! Просто, ну вот замечательно!!! Да-а-а: этот последний мой оргазм, переживаемый сейчас с милой, служил прямым доказательством того, что мой организм освободился сегодня с её помощью от спермы полностью! Он, мой организм, чист, как капля утренней росы!!! И в этом полнейшая заслуга её вот, пятнадцатилетней девчёнки — школьницы! Но тут уж, извините, не школа, и тут мой тугой хуина пульсирует у неё сейчас опять же прямо аж глубоко-глубоко вот именно где-то там в самой матке!!! И я выжимаю ей туда в ослепляющем сладострастии всё-всё-всё, что только могу!!!
Прямо по эту вот твёрденькую, жирненькую и тупо-тупо аж прямо так вот вдавившуюся мне прямо в лобок косточку её девчёночьего лобка!!! Говорящую красноречивее всяких слов о том, что весь-весь мой хуинище находится сейчас в девчёночьей пизде! Засажен в неё именно вот по яйца, до отказа!!! Бо-о-о-оже: Э-э-это что-то невыносимое — кончать в девушек, и особенно в таких вот молоденьких, прямо на своей же собственной кухне, разложив одну из них перед собой на табуретке таким вот симпатичненьким голеньким лягушоночком в красных туфельках! Насандалив её на себя всю-всю полностью!!! Да вы хоть представляете себе, как же ты чувствуешь-то в такие мгновенья её тёпленькие и живые внутренности!!! Как понимаешь то, что спускаешь сейчас прямо аж глубоко-приглубоко вот именно куда-то там вовнутрь самой девчёнки! И я с удовольствием, с непередаваемым аж прямо таким вот экстазом выжал в эту юную разложенную передо мной Женечку всё-всё-всё вот прямо, что только мог!!!
Всё-всё до последнего — и прямо ей опять же в матку!!! Именно вот прямо, чёрт возьми, в матку!!! Представля-ете, молоденькой пятнадцатилетней девчёночкиной-соплячкиной, за то, что она так быстро повзрослела в своей подростковой среде, я отправил всё-всё, что только мог, вернее, всего себя самого, и прямо прямым ходом ей в матку!!! Потому что засадил ей в моменты столь невыносимо сладкого оргазма, уже ничего практически не соображая, по самые-самые аж прямо что ни на есть яйца!!! До отказа!!! Она вся стала моей! Вся-вся-вся до последней своей клеточки!!! И уже понимая, что я просто умер бы, наверное, если бы её, детку, сегодня не встретил, умер бы от тоски и бесцельно прожитой жизни, я выдавил ей всего-всего себя, уже на исходе сил, прямо вот имен-но, блядь, в кишки: В эти растёкшиеся от запрокинутых её ручонок, абалденные такие грудочки, в эти, столь заманчиво вылезшие из её изогнувшегося тела, рёбрышки, да-да, прямо под саму эту твёрденькую такую вот, выпятившуюся косточку её девчёночьего лобка: И тут, бля-а-а-а: капелька пота с моего лба упала ей прямо рядышком с пупком, и мне показалось, что горячий такой же девчячий живо-тик рванулся в этот момент, вдёрнулся судорожно именно от этого. Это была точка! На всём!!! Что только было можно и неможно.
Глава 2… оставшейся навечно молодой и красивой…
На следующий день я скучал по Принцессе просто страшно как! А мой организм уже начал усиленно вырабатывать для неё свежую сперму, взамен утраченной, надеясь на новую предстоящую встречу со своей наидрагоценнейшей половинкой. Был всего лишь один звонок по телефону. И то, позвонила мне, не сдержавшись, уже под вечер, она. Разговаривали минут, наверное, двадцать. За этим раз-говором, что пролетел так быстро, и моя прелесть признавалась мне в любви, и я ей. И вообще, наговорил ей столько-столько много ласковых слов, вплоть до того, что жить просто без неё не могу! Что если она завтра, моя прелесть, с утра пораньше ко мне не приедет, то я просто умру! Умру и всё тут. И виновата в этом будет она, такая сладкая! Девчёнка смеялась. И ещё, знаете, что эта проказница сделала, когда ушла от меня?
Я обнаружил после её ухода у себя в ванной, на полочке с зеркалом, сотку долларов. Да-да, ту самую. (Я её до сих пор храню, как реликвию.) Когда подмывалась видимо последний раз, вот и положила её туда. На мой вопрос по телефону, почему она так поступила, и что я, мол, теперь на неё после этого очень обижен, знаете, что она мне сказала? Ответ истинной молодой Принцессы, достойной быть моей женой. Она сказала, что всю дальнейшую жизнь со мной она никогда бы себе этого не простила и просто не смогла бы простить, что первый раз в жизни занималась со своим мужем любовью, как бы получается, за сто долларов. Вот так. Нет, я конечно же на неё потом эту сумму, разумеется, и потратил, даже ещё и с лихвой, но уже сам лично, давая ей понять, что такой вот юной и обворожительной Принцессе необходимо в первую очередь. А она мне взамен чисто и искренне дарила свою любовь! И больше мне от неё, от девчёнки, ничего и не нужно-то было. Кроме неё самой. Её чистейшей души!!! Из которой я воспитаю именно то, что мне надо.
— Привет!!! — бросилась моя детка мне на шею в восемь часов утра, разбудив меня своим столь ранним звонком в дверь.
— Ой, принцесса, ты чё так рано-то? — радостно обнял я её, повисшую у меня на шее, за её голенькую и такую тонюсенькую-притонюсенькую аж прямо до изумленья талию, понимая при этом, что мне сейчас сделается плохо, если через несколько минут я уже не про-чувствую, как пойдёт в неё, в такую вот радостную, в такую вот живую-живую и тёпленькую мою девочку, моя свежая, горячая сперма.
— Пришла тебе завтрак приготовить. — смеётся тем делом огненно-рыженькая моя проказница и лезет целоваться. — И вообще, ты же сам мне говорил, чтобы я пораньше пришла. Или ты по мне даже и не соскучился? А?! Ну-ка, сознавайся!!! Даже и не соскучался нисколечко?! Да?!! (О, господи, вот как запросто жизнь превращается в сказку с такой вот жизнерадостной и влюблённой в тебя соплячкой!)
И тут, заместо ответа, быстро развернув девчёнку прямо в коридоре к себе спиной, я задираю на ней в момент ту же самую корот-кую синюю её юбку, что и сегодня была опять же на ней, и прямо всеми-всеми пальцами лезу ей сверху быстренько в плавочки. Да-да, прямо под их не тугую такую резиночку! А плавочки-то на ней сегодня снова лёгенькие прямо такие вот — лёгенькие!!! Похоже, что даже на этот раз ещё и шёлковые! У меня аж дыханье в груди перехватило, когда я почувствовал под ними шершавенький от волос лобочек своей юной Принцессы! И тут, когда мои жадные пальцы уже потянулись ей, специально раздвинувшей чуть ножки, прямо под эту пухленькую и вместе с тем тупую, твёрденькую-притвёрденькую прямо такую вот, резко обрывающуюся к низу, косточку, когда они уже почувствовали под этой твёрдой косточкой, почти сразу же, и её наинежнейшую, липковатенькую аж прямо такую вот на прикосновенье в своих лепесточечках писькину, а-а-ай: ка-а-ак она извернулась вся-вся в моей руке, эта безумно гибкая и тоненькая такая вот Женечка, как же вывернулась-то, она, детка, вся назад, накрыв в следующий момент (благодаря своей изворотливости) своим чувственным, взволнованным и влажным ротиком мой, такой же жадный тоже до неё, рот!!!
Сперва я девчёночку исподнизу, прямо за промежность, всю-всю потянул вверх, чтобы одуреть бы аж прямо от того, что с такой вот невыносимой силой мне вошла сейчас в пальцы, через поцелуй, её нежненькая писечка!!! В живом виде, такая вот прямо, как она и есть! Как она и имеется под плавочками, под юбочками и, в большинстве своём, под джинсиками у тех самых девочек, что ходят по улице или сидят там в летних кафушках. А потом, взяв Принцессу в ладошку этим местом, я стал растирать, прямо разминать ей пальцами эти мягенькие такие вот и обжигающие аж прямо своей нежностью лепесточки, что имелись у неё в писе!
Бедняжка аж задрожала у меня во рту!!! Пошла мне в него своим горячим и взволнованным ротиком ещё сильнее! И вот тогда-то, уже чисто машинально, даже и не отдавая себе отчёта в том, что я делаю, я продавливаю указательным своим пальцем под твёрденькую косточку её девчёночьего лобка, прямо ей между лепесточечков, и чувствую, го-о-о-осподи: чувствую вот уже, как вся эта влажненькая нежность пошла обволакивать уверенно собой мой обнаглевший в конец палец, потащив при этом, прямо уже сама, в очень тесноватенькую и в плотненькую ещё прямо такую вот дырочкину, но уже во влажненькую (ведь девочка моя у меня не бревно же какое-то там бесчувственное), состоящую внутри из одного лишь только живого прямо мяса!!! Всё в ней, в этой крохотной дырочке, как-то так вот неровненько, маленечко бугристенько даже как бы прямо так вот, шершавенько, но это влажненькое, разворачивающееся мясо с удовольствием потащило меня уже туда прямо, в мою сладенькую и задрожавшую девочку!!!
В её наисладчайшие тайны, прямо уже куда-то ей конкретно под лобочек! И надавив на палец посильнее, я прямо по верхней, шероховатой стенке её влагалища, которое было уже, чувствуется, прямо тут вот рядышком, под её твёрдым лобком, я не постеснялся и прямо во время нашего поцелуя, ввёл в Женечку свой указательный палец на правой руке весь-весь полностью вот прямо, до конца!!! Взял забившуюся у меня во рту девчёнку прямо за внутренности и за твёрдую, массивную, тупую-притупую аж прямо такую вот кость её лобка, узнав наконец-то, вот так вот прямо наглядно, да что же это, чёрт возьми, так тупо-то выпирает у них у всех через плавки, когда они бывают летом на пляже?!! Вот оказывается, что у них выпячивается столь смачненько: тугие косточки их девчёночьих лобков! А под каждым из них наинежнейшая такая же вот писька!!!
Да мой член в эти мгновенья, как и сама девочка, аж прямо взбесился от страсти!!! Казалось, порвёт мне сейчас штаны! И вот наши губы наконец-то разомкнулись. Когда я уже прочувствовал Принцессу всю-всю вот прямо изнутри пальцем!!! Какая же она есть-то у меня вся интересненькая под своим девчячьим именно лобочком, пришедшая ко мне в юбочке и в туфельках только что с улицы! А там ещё таких же вот девчёнок, представляете, тыщи!!! И каждой, да-да, это ведь даже и уму-то непостижимо, что абсолютно вот прямо каждой из них, совершенно вот причём любой, можно залезть точно так же вот в плавочки, а затем уже и прямо в писькину: Но с каждой мы делать это, конечно же, не будем. Нам даже и не хочется всего этого с ними делать. Потому что, ничего другого мы там, в ихних письках, и не найдём. Нам хочется проделывать всё это именно с ней вот, с нашей любименькой и очаровательной Принцессой Евгеньичкиной!!! Именно вот сейчас и с ней, с нашей изворотливенькой такой вот рыбкиной Женей:
— Господи!!! Детка! Как я тебя хочу! А!!!
— Ну так возьми же меня поскорее! Коленька!!! — шепчет, взволнованно дыша, кареглазая. Видать, и ей тоже уже невтерпёж!
Карие и бездонные глазищи-2
Страстный поцелуй на твоих губах —
Это какое-то наважденье!
Твоё нежное тело в моих руках —
Это незабываемые мгновенья!!!
А помнишь, когда за окном был рассвет,
Мы занимались с тобой любовью…
Да большего счастья для меня и нет,
Чем насытиться тобой вволю!!!
Твои губы, волосы, плечи…
Ты такая на свете одна!!!
Как мальчишке дала мне увлечься,
Напоила собой допьяна…
— Снимай плавочки, сладкая моя! Ну: Давай быстренько. — вытаскиваю я вот палец прямо из внутренностей своей Жени, и когда та поспешно исполнила то, что я ей сказал, бросила бесцеремонно свои розовые плавчёночки прямо в коридоре на пол, я подхватываю вот её, такую безумно лёгенькую и невесомую, на руки и несу прямо одетую, в туфельках, в юбочке, как она вот прямо и есть, в свою спальню. — Пойдём-ка сюда, милая моя. Во-о-от: на постельку! Будешь меня сейчас любить собой? А-а?! Принцесса ты моя сладенькая!!!
— У-угу: — улыбаясь, мотает тут же поспешно и утвердительно так головой прижавшаяся ко мне девчёночка и вот, прямо в юбочке, в голубой маечке, я кладу уже её, как драгоценность, в свою постель, где мне так, ну вот так прямо только что этой хрупкой, тоненькой и наинежнейшей моей драгоценности не хватало, когда я спал здесь сейчас без неё, один.
Бо-о-о-о-о-оже: ка-а-ак мне хотелось на этот раз по-особенному уж чувственного и откровенного секса! Чтобы в натуре аж прямо сойти бы так вот с ума в тот самый момент, когда я почувствую и пойму, что моя сперма, густая прямо опять же такая вот именно, свежая, настоявшаяся у меня в яйцах за двое суток, очень-очень уж прямо так вот доверительно, тё-ё-ё-ёпленько прямо так вот — притёпленько, и чтобы я почувствовал бы, почувствовал бы прямо, одурев, что она пошла вот, в живую, в тёпленькую именно такую вот, как она вот прямо и есть, девочку!!! Прочувствовал бы, что прямо вот именно по-натуральному вот так вот в девочкину она пошла! Моя горячая и мутная сперма!!!
Доверительно так — и: чтобы прямо-прямо вот именно в мою любимую девчёночкину!!! Когда она, детка, будет вся-вся-вся у меня в яйцах, чтобы очуметь бы прямо от того, что моя мутная вся эта жидкость пошла ей туда, куда уже просто, ну вот некуда! В тёплый тупик!!! Чтобы я понимал бы, что она отправилась ей во всём своём свежем сверх-обилии прямо аж глубоко-приглубоко вот именно опять же в матку!!! Когда у тебя создаётся ощущенье, что она идёт пятнадцатилетней девчёнке прямо в какой-то там упор, в конкретный прямо такой вот тупик!!! В тугие-притугие и в тёпленькие именно такие вот её кишочечки!!! Да-да, именно вот пря-мо ей, блядь, в кишки!!! И только лишь туда! По-натуральному ей, деточке такой моей сладенькой, в кишочки её девчячьи:
И тут вдруг я понял, как же именно я хочу свою молодую жену! Я хочу прочувствовать её всю-всю до конца своей прямо через твёрденькую и вместе с тем пухленькую такую вот косточку её девчёночьего лобка!!! Через ту самую именно косточку, что, догадыва-юсь, как же тоже смачненько-то выпирала и у неё тоже на пляже через какие-нибудь там лёгенькие плавочки тупым и безумно аппетитненьким аж прямо таким вот бугорком!!! Чтобы почувствовать бы в итоге, как моя сперма пойдёт мне, очень-очень так доверительно, и прямо конкретно в ладошку, под которой будет в этот момент её тёпленький и живой такой лобочек! Вот именно тогда-то я и очумею, и сойду с ума, почувствовав через свои же собственные пальцы, что она пошла вот, под моей жадной ладонью, и прямо по живым, по перегруженным, по тёпленьким-тёпленьким и ещё по тугим аж прямо таким вот девчячьим именно кишочечкам!!! Прямо моей юной жене прямиком в матку! И чтобы всё это происходило бы прямо тут вот именно рядышком, под моей ладошкой! Тё-ё-ё-ёпленько так: — и прямёхонько моей сладенькой Принцессе в матку!!! То есть, прямо мне под пальцы! В мою жадненькую прямо такую вот до неё ладошечку!!! Представляете, я буду кончать прямо себе в ладонь, но чувствовать при этом, что всё проходит в девчёночкину:
— Жень, сумочку свою давай-ка сюда. — вот говорю я юной своей жене, уже раздевшись и безо всякого там стесненья залезая к ней на постель абсолютно уже полностью весь голый.
— Зачем? — вскидывает она на меня свои большие глаза, не зная и в самом деле, куда ж ей деть-то снятую с плеча сумочку.
— Под низ живота её тебе положим, чтоб было бы повыше. Давай, детка моя, ложись-ка на живот и прямо этим вот местом, этой твёрдой своей косточкой, сюда вот, на сумочку. Хорошо, а? Сладкая ты моя!!! Я хочу держать тебя под лобочек! Можно?
Девчёнка смеётся.
— Тебе всё можно: — и смотрит на меня снова с вожделеньем своими искрящимися аж прямо от любви глазами.
Бо-о-о-оже: Ка-а-а-ак это всё же приятненько-то, а, осознавать, что в твоей постели имеется такая вот охуительной красоты молоденькая соплячечкина с огненными волосами, которая, являясь созревающей юной девушкой, пришла детка к тебе в столь ранний утренний час специально для того, чтобы накормить бы тебя сейчас, такого вот голодненького бедного и любимого своего мальчика, нежностью молоденькой девчячьей письки. Она уже знает, моя вертлявенькая такая вот лапка, что её любимому взрослому мальчику, чтобы хорошо бы себя чувствовать, чтобы жизнь эта была бы для него сладкой, ему уже регулярненько прямо так вот надо чувствовать (хотя бы там даже и через день) безукоризненно чистенькое такое скольженье по ему тугому половому органу молоденькой, живой, ласковой и тёпленькой-притёпленькой прямо такой вот девчёночьей писи. И этой писей может быть только лишь писечка её вот, Жени!
И вот, накрыв эту юную прелесть Женечку собой, словно бы одеялом, аж прямо задохнувшись от пониманья того, что подо мной оказалась сейчас вдруг вот она, живая девчёнка, — и это необыкновенно остро давал мне понимать аромат её абалденных прямо таких вот, разбросанных перед моим лицом волос, в которые я уткнулся сейчас аж прямо всем носом, — я вот уже быстренько задираю на ней юбку и лезу своей жадной правой ладонью туда, под девочку, прямо под ту самую, столь волнующую меня, её косточку, которая на пляже, дразня мужиков, выпирала у неё, чёрт возьми, тупым аж прямо таким вот бугорочком через плавки, а в данный момент была приподнята мне, как я её об этом и попросил, жёсткой чёрной дамской её сумочкой.
По этой сумочке — и прямо под живой, под тёпленький такой женин лобочек! Бла-а-а-а-адь: да вы даже и не представляете себе, как же она вдавилась-то сразу же с радостью, благодаря сумочке, эта твёрденькая такая девчячья её косточкина, в мои, такие жадные до неё, пальцы прослоечкой обтягивающей её жирнень-кой прямо такой вот на ощупь кожи!!! И волосики тут шершавенькие, и писечка уже рядом, и всё-всё-всё!!! Мой хуина, бля-а-а-а: аж гудит!!! И вот дальше я уже ничего не соображаю. В такие мгновенья просто срабатывают инстинкты продолжения человеческого рода. Кода чувствуешь под собой дыханье живой самочки! Уже чувствуешь и знаешь, что она будет сейчас твоей!!! Мой член беспомощно тыкается девчёночке куда-то под попку.
Когда та ещё и развела специально для него пошире ноги. И вот, свободной левой рукой, я уже направляю его, аккуратненько так, в прощупанную у неё тут вот, под попочкой, нежность. Подталкиваю головочку по всей этой дразня-щей нежности чуть выше, вдавливаю её прямо под саму уже вот именно разъехавшуюся и упругенькую такую вот девчёночью попку, и влажненькое, обнажённое мясо в жениной писе, в которой уже успел побывать только что мой наглый палец, а-а-ай: ка-а-ак же невыразимо сладко-то пошло оно с удовольствием, со всех — со всех прямо сторон, на вылезающую из плоти головку моего тугого фаллоса, потащив её тут же в самую-самую наинежнейшую из всех, что есть только во всём этом свете, девчячью дырочкину: Да-а-а: путь в мою девочку и на этот раз был просто, ну вот безупречно как сладок!
Да я аж прямо едва не сошёл с ума от всей этой невообразимейшей та-кой нежности и чувственности, с которой живая девчёночья писькина "заглотила" наконец-то, прямо уже конкретно так вот в себя, мой разрывающийся от натуги хуинище!!! Казалось, слаще этого момента он ещё и в жизни-то своей ничего-ничего и никогда не чувствовал! И тут началось самое главное для меня удовольствие! Мой тугой член пошёл, поднатужившись, в органы пятнадцатилетней девчёнки!!! И не в какие-нибудь там, а в половые вот именно её органы! В самые-самые что ни на есть только натуральные, в девчёночьи!!!
И слов-но бы прямо понимая, что я, её будущий муж, особенный уж прямо такой вот гурман до живых и тёпленьких внутренностей таких вот молоденьких, как она именно, девушек, понимая, что именно вот для этой-то цели я специально и подложил под неё сумочку, чтобы поймать бы одуреннейший аж прямо такой кайф от того, что отправился сейчас не куда иначе, как прямо вот именно ей в пиздёночку, которую имела она, как девчёнка, прямо у себя между ног, под попкой, под задранной своей юбочкой, Евгения как могла, как только могла, детка, дала мне возможность насладиться в полную меру тем, что я принялся вводить ей сейчас всё, если так уж этого хотел, прямо в половые вот именно её органы, которые были вот они, прямо у меня в руке!!!
Во всю ту невообразимейшую нежность, что плотненько обтягивалась у неё только что тут вот, на промежности, розовым шёлком её лёгеньких тех самых плавчёнок! И самое глав-ное, она дала мне вскоре прочувствовать, что всё заполняется ей сейчас уже прямо где-то внутри её вертлявенького и тоненького, нежненького-принежненького аж прямо такого до изумленья девчёночьего её тельца! Пошло приятненько-приятненько так, тё-ё-ё-ёпле-нько: — и прямо в мою же собственную ладошечку!!! Всё идёт мне в ладонь, но прямо вот именно, тем не менее, ей в органы!!! В половые органы молоденькой пятнадцатилетней девчёночкиной!!! Потому что они прямо вот они, в моей ладошке!!! Когда устремившись во всю эту невообразимейшую такую нежность, что имелась под разъехавшейся девчячьей попочкой, я уже понимал, что ничего-ничего меня сейчас там, внутри разложенной подо мною девочки, кроме нежности её живых и тёпленьких девчёночьих кишочечков, уже больше и не ожидает-то!!!
Это было бы просто глупо: напороться бы вдруг там, в недрах девчёнки, на битое стекло или на какое-нибудь там острое лезвие бритвы!!! Все-все мои расплавляющиеся мозги отправились уже в одну лишь только стопроцентную, одуреннейшую и невообразимейшую аж прямо такую вот девчячью нежность!!! В которой аж прямо как будто бы что-то цепануло вдруг по головке моего члена, продрав по ней живым-живым, тёпленьким прямо таким вот, девчячьим вот именно опять же мясом!!! Женин лобочек аж дёрнулся в этот момент, но так как он был ещё и приподнят подложенной под него сумочкой, вдавился мне в пальцы, он пошёл с этим толчком, живой такой и тёпленький, прямо вот опять же, прямо в мою жадненькую такую до него ладошечку!!!
Зашёл мне в пальцы прослоечкой обтягивающей его пухленькой и жирненькой такой кожи просто с небывало какой силой!!! Как будто бы искал в ней, глупенький, спасенья, в моей ладони! Потянулся, чувствуется, весь-весь, прямо в неё. В мою, такую жадную до него, ладонь!!! Но так как под ней лежала твёрдая женькина сумочка (не знаю, чем там только девчёнки её себе набивают), то и спасенья, конечно же, не последовало! Мой поднатужившийся хуина отчётливо и уверенно пошёл мне прямо куда-то там под пальцы!!! Прямо под эту твёрдую девчячью косточки-ну! И, причём, просто уже немыслимо как глубоко! В живую и в тёпленькую — притёпленькую уже прямо такую вот до безумия тугость!!!
— А-а: а-а-ай: — очень тихонько и как-то жалобно уж прямо так стонет подо мной уткнувшаяся лицом в покрывало Женя, чувствуя, что я продираю её своей чрезмерно тугой мощью через что-то аж прямо уже невозможное, через всё-всё мыслимое прямо и немыслимое!!!
— Девочка моя сладенькая: Потерпи, рыбка! Потерпи маленько.
— А: ай: Да-а: — сдавленно стонет опять мне в ответ Евгения, давая понять своим безумно выразительнейшим таким стоном, что её юный организм уже так, чёрт возьми, отвык за двое суток от реальных размеров моего тугого-притугого и такого могучего аж прямо до безумия фаллоса, который был явно конечно же всё ж таки великоват для её очень уж ещё юного такого девчёночьего влагалища!
И в тот момент, когда девочка уже, чувствуется, просто не могла всего-всего этого вытерпеть, такого вот невыразимо чувственного и полнейшего переполненья своих ещё, считай что, даже и не разогретых-то толком после улицы внутренностей моей гудящей аж прямо от натуги мощью, когда она отчётливо дала мне понять, что мой огромаднейший половой орган пошёл ей по этой тёплой всей тугости, благодаря подложенной под неё сумочке, куда-то там глубоко-глубоко аж прямо вот именно в матку, и такое откровенье могла дать мне только лишь вот именно она, моя юная жена, чтобы без презерватива, по живому, по тёпленькому прямо всему этому такому вот мясу, через свою же собственную ладонь, и приняться бы вводить ей сейчас свой безумно могучий хуина прямо вот именно в матку, я со спокойной абсолютно совестью, как будто бы всё это и было уже поправу всегда моё, поднапрягся даже, чувствуется, так вот немножечко и ввёл, ввёл вот ей под попочку, прямо между ног, ввёл ей, короче, в пиздёночку, как и полагается, всё-всё полностью уже, аж прямо вот именно по яйца, до отказа!!! Представляете, загрузился в её неразогретую писькину, в живую пиздятиночку пятнадцатилетней, безумно ещё юной такой вот девчёнки, — и аж прямо по самые-самые что ни на есть вот именно яйца!!! Как только-только мог!!!
Бо-о-о-оженьки: да вы хоть имеете представленье, какой же это невообразимейший всё же кайф; прочувствовать в пришедшей только что с улицы девочке, в такой вот хрупкой-хрупкой именно и тоненькой, весь свой огромаднейший до ужаса хуинище!!! И прочувствовать-то его в ней прямо у себя же под ладошкой! Чтобы понять бы ещё конкретнее, что он вот, в самой уже прямо разъехавшейся под тобою девчёнкиной!!! Прямо под той твёрдой косточкой, что столь смачно-смачно и тупо выпирала у неё ещё лишь только недавно через плавочки! Понимать, что он вот он, рядом, но уже весь-весь полностью и до отказа в девчёнке! Принадлежит безраздельно её юному организму!!!
И вот я уже тянусь назад, чтобы прочувствовать бы вот так вот отчётливо, что вытягиваю свой хуина прямо из самой дечёночьей матки!!! А тут ещё и эта тёпленькая, живая нежность жениной писечки, пошедшая невообразимо как сладенько по тугому стволу моего члена! В которую раскинувшая подо мной ноги девчятинка постаралась с первого же движенья вложить всего-всего прямо по максимуму!!! Вплоть до девчёночьей той самой наивности, с которой такие вот безумно юные соплячки могут "прогуливаться" оказывается по твоему гудящему от натуги органу живым и сказочно нежненьким-принежненьким прямо всем этим таким мясом своей развернувшейся письки! М-м-м: с каким наслажденьем я вводил всё опять же по самые-самые аж прямо что ни на есть яйца в живую и в тёпленькую девчячью пиздёночку!
По самые яйца, представляете, и в девчячью, в живую вот именно снова пиздятиночку!!! Прямо под эту резко обрывающуюся, твёрденькую косточку, что, благодаря подложенной сумочке, была приподнята и поэтому вдавилась мне сейчас в пальцы пухленькой своей мякотью просто с немыслимо какой силой!!! На, мол, всё это сейчас твое! И чтобы ещё пол-нее понять бы, что всё это сейчас, и на самом деле, моё, что я могу сейчас всем-всем этим, уже в полную меру, брать прямо так вот и наслаждаться, я принимаюсь вот мягко вливаться Жене под попку. Хоть и мягко так, размеренно, для начала осторожно, но ввожу каждый раз свой разрывающийся от натуги хуина ей в писечку и одновременно себе же в ладошку весь-весь полностью, до конкретнейшего прямо такого вот отказа! По самые-самые аж прямо что ни на есть вот именно яйца, представляете, и прямо вот, а-а-ай: прямо себе в ладошку!!! Понимая при этом, что мой тугой фаллос принимает сейчас в себя по яйца живая вот именно девчёночья писькина!!!
Принцесса подо мной, бедняжка, аж постанывает, чувствуя, конечно же, не хуже моего, что я перегружаю ей внутри своей зверски тугой мощью всё-всё-всё, что только можно там и неможно!!! О, господи, её тоненькие пальчики жадно загребают покрывало на моей постели прямо перед моими же глазами! И загребают они его опять же тем самым именно чёрным маникюром, что сводит меня с ума!!! И всё это от того, что я продираю её, детку, изнутри, из кишочков, до чего-то аж прямо уже немыслимого!!! Ввожу каждый раз свой могучий хуинище ей в матку через продирающе-нежненькое и тёпленькое-тёпленькое прямо такое вот усилие! Это, чтобы он понимал бы, пони-мал бы и чувствовал, что его вводят сейчас молоденькой пятнадцатилетней соплячке-школьнице прямо аж глубоко-приглубоко вот именно в матку!!! Понимал бы, что она вся-вся принадлежит ему! Моему тугому члену!!! А-а-ай: ка-а-а-ак всё же приятно-то, а, ебать таких вот безумно ещё юненьких именно девчёночек!!!
Да-да, именно ещё невообразимо прямо таких вот молоденьких! Старшеклас-сниц!!! Учениц нашей родной российской средней школы! Да в какой бы там позе ты их не трахал, они, лапочки, оказывается просто невообразимо какие сладкие! Ну вот как, даже и в мозгах не укладывается, как такую прелесть с чёрненькими ноготочками мог ебать раньше кто-то другой??? Как она вообще, сучка, смела быть такой же вот сладенькой и ещё для кого-то??? Она!!! Моя будущая, чёрт возьми, жена!!! Но, господи, чего ты только девчёночке за такую вот её сладость не простишь, а! Ну, ладно, потрахали её маленечко другие — и бог с ним! Уж теперь-то она, детка, всегда будет только лишь моей!!!
Ведь убью ж, наверное, ссучку, от ревности, если мне изменит!!! Хотя нет, конечно же. Не смогу просто руки на неё поднять, ведь люблю ж её безумно. Уж её-то я никому не отдам, как бывшую свою подругу! Заебутся ждать!!! Уж она-то, вот эта вот именно девчёнка, всю жизнь будет моей! Потому что и она ведь тоже меня, дурёха, любит!!! И я это знаю. Ещё и ребятишечек мне обязательно потом, моя сладкая такая, нарожает! А-а-абажаю её, девчёночкину свою рыжеволосую! Ну вот просто больше-больше самой жизни, как обожаю!!! Люблю её, детку! И уж чё тут скрывать, люблю чувствовать на своём тугом члене всё вот это вот успокаивающе-ласковое и тёплое такое скольженье её нежненькой — принежненькой аж прямо такой вот до бесподобия писечки!!! Её письку обожаю именно потому, что она уже вся-вся полностью и безраздельно принадлежит мне! Представляете, пизда пятнадцатилетней девчёнки уже в любом месте полностью и безраздельно принадлежит всегда одному только тебе!!!
Наслаждайся её нежностью, где ты только не пожелаешь и сколько тебе только того не захочется!!! Вволю теперь можешь всегда ей наслаждаться! Ведь согласитесь же, какой это и в самом деле кайф: иметь теперь всегда в своём полнейшем распоряжении, для удовлетворенья своих сексуальных потребностей молоденькую именно ещё такую вот девчятиночку-подросточка, тёпленькие кишочки которой согласны отныне принимать в себя твою горячую и свежую сперму по первому же твоему желанью, в любом количестве, намекая тебе всем этим безумно ласковым таким вот скольженьем по тугому стволу твоего члена бесподобно молоденькой, развернув-шейся девчёночьей писечки, что уж теперь-то она застаиваться в твоём организме никогда-никогда конечно же не будет! Твоя мутная сперма всегда теперь будет предназначаться молоденькой именно этой такой вот девчятинке Жене!!! Девчёнке Женьке!!! Же-е-енеч-ке: Моей наидрагоценнейшей Евгеньичке!!! Каждую клеточку её девчёночьего тела обожаю!!!
И эту вот косточку, что вдавилась сейчас мне в пальцы, тоже. Потому что именно вот под ней-то и имеется её наинежнейшая писечка! Представляете, писюлечка пятнадцатилетней девчёночкиной! Той самой нежненькой рыбки, которой плавочки на пляже, смущая мальчиков и даже взрослых мужчин, обтягива-ли собой, очень-очень даже так вот смачненько, тугой и упругенький, твердоватенький прямо такой вот, при продавливаньи на него, бугорочек её девчёночьего лобка! И вот теперь её поймавшаяся пися пожизненно принадлежит мне! Представляете, пизда девчёнки при-надлежит мне, взрослому мужчине, потому что является отныне моей полнейшей собственностью!!! О-ой: дрочить мне теперь будет, моя маленькая, своим сладеньким и влажненьким всем вот этим вот девчёночьим мясом столько, что ну вот просто замучается:
И тут, продолжая трахать свою любимую девочку прямо через подложенную ей под лобок сумочку, что позволяет мне конечно же просто, ну вот замечательно как чувствовать её, деточку, своей, чувствовать через всё это тёпленькое и продирающее по головке моего члена мясо, что я ввожу ей сейчас свою неуёмную, тугую мощь аж прямо глубоко-глубоко вот именно в матку, и всё это происходит тут вот, прямо рядышком под моей ладонью, отчего создаёт ощущенье, будто бы я ввожу всё прямо себе под пальцы, да-да, до отказа — и прямо себе в ладошечку, тут, когда я, вдобавок ко всему прочему, ещё и взял прямо себе в пальцы эти тонюсенькие и хрупкие-хрупкие аж прямо такие вот, царапающие покрывало, драгоценные её пальчики, этот чёрный на них маникюрчик.
Почувствовал, как вдавились мне, уже и в эту тоже ладонь, но только заместо лобочка, эти вот острые и чёрные их ноготки, прочувствовал через них всё волненье девочки, этого живого, тёпленького, трепещущего и безумно-безумно ещё юного такого вот организма, который своей необычайно наинежнейшей, развернувшейся прямо у него под попкой писечкой старался забирать в себя мой голодный до него орган аж прямо по самые-самые что ни на есть вот именно яйца, чтобы через твёрденькую косточку своего лобочка давать бы ему чувствовать и наслаждать-ся тем, что он, и в самом деле, заходит такому вот юному девчёночьему организму прямо аж губоко-приглубоко вот именно куда-то там в матку, продирает его изнутри, из его тёпленьких кишочков, до чего-то там аж прямо уже немыслимого, а-а-ай: ка-а-а-ак же, да как же мне вдруг от всего-всего этого в моей юной жене захорошело-то, а: Как я уже понял, что буду сейчас в неё, в деточку, уже наконец-то и кончать!!! Кончать в свою наилюбимейшую и наидрагоценнейшую девчятиночку по имени Женя! В пятнадцатилетнюю девчёнку Женьку пойдёт сейчас моя горячая сперма!!! И, как и положено, прямо вот именно ей по кишочечкам!!!
Прямо прямиком ей в мат-ку!!! И словно бы аж прямо и сама кайфуя от того, что она может сейчас своему мужу всё это позволить, потому что она ведь у меня, и в самом деле, девчёнка, давая мне уже почувствовать, что она сейчас в связи с этим превратит для меня весь этот мир в сплошную сказку, моя подростающая, так скажем, девушка Евгения, рыбочка моя сладенькая, она та-а-ак тёпленько, так прямо, детка, стерильно чистенько-причистенько и так до обжиганья прямо моих бедных мозгов невыносимо как нежненько прошлась живым, развернувшимся у неё под попочкой мясом своей пятнадцатилетней письки по гудящему от натуги стволу моего фаллоса в последний раз, столько она вложи-ла в это решающее скольженье по нему своей нежнейшей писечки подростковой, девчёночьей той самой именно искренности, запре-дельно прямо так вот граничащей с наивностью, что засадив в неё всё снова через подложенную сумочку по самые-самые аж прямо вот именно яйца, чувствуя, что у меня аж прямо принялись плавиться мозги от пониманья того, что меня приняла сейчас в себя до отказа живая именно девчёночья пизда, я почувствовал, почувствовал вот вдруг, что поплыл в сказку, принялся в своей ненаглядной девочке уже именно вот растворяться!
Таять!!! Бо-о-о-о-оже: ка-а-а-ак я "поплыл" в девчёночку, в её тёпленькие и невообразимо нежненькие-принежненькие аж прямо такие вот до бесподобия кишочечки, что были прямо вот они, у меня под ладошкой!!! Здесь, совсем рядыш-ком под моей ладонью, представляете, находились живые и тёпленькие девчячьи кишочки, перегруженные до отказа моим могучим членищем! В которых я принялся та-а-ак уж прямо невыносимо как сладко-присладко растворяться: И тут эта полнейшая наша идилия была вдруг грубо нарушена какой-то очень странной, резкой и тупой-тупой прямо такой вот вибрацией, пошедшей мне в пальцы с тыльной стороны моей ладони прямо откуда-то оттуда, из сумочки!!! И не успел я ещё понять в начавшем разливаться по моему телу сладострастии, что же это такое-то, как жизнерадостное и весёленькое такое треньканье её телефончика, вернуло меня тут же в реальность всего происходящего. А произошло всё до ужасного просто: у неё в сумочке в этот решающий момент зазвонил вдруг её сотовый! Кому-то она, видите ли, в этот момент срочно уж вдруг понадобилась!!
Если бы это произошло на несколько секунд раньше, то тот, кому моя девочка в этот момент срочно уж прямо вдруг так понадобилась, он бы, паразит, испортил бы мне конечно же этим своим звонком весь мой невообразимейший такой кайф с ней. Но сейчас, когда я уже весь-весь поплыл в её нежности, пошёл в ней невыносимо как сладко растворяться, когда её перегруженные, тёпленькие внутренности вот тут вот, под твёрдой косточкой её лобочка, стали уже на все-все полные сто моими именно внутренностями и они уже готовы были начать принимать сейчас в себя послушно мою настоявшуюся за двое суток сперму, тут меня, прости господи, уже ничего-ничего не могло остановить! Ни землетрясенье там, ни наводненье, ни хоть всемирный там даже потоп, и уж тем более, какой-то там дурацкий звонок в её сумочке!
Бо-о-о-о-оже: ка-а-а-ак: я пошёл вместе со своим поднатуживающимся фаллосом в эту вибрацию и прямо в эту утверждающую, жизнерадостную такую вот мелодию её мобильничка! Что, словно бы гимн моему оргазму, шла в невыносимом сладострастии мне в мозги через мои же жадные пальцы — и прямо конкретно из-под этой вот твёрдой-твёрдой такой вот, тупой девчёночьей косточки!!! Которая с такой прямо силой зашла мне сейчас в пальцы прослоечкой обтягивающей её пухленькой и жирненькой кожи, что у меня аж "плавятся мозги"!!! Мой хуина отчётливо набухает прямо мне в ладошку!!! А-а-ай: господи, он наливается и крепнет вот, прямо у меня в ладони, под этой твёрденькой и туповатой такой вот, резко обрывающейся девчячьей костью!!! Уж ему-то, поверьте, абсолютно по-хе-ру: кто, зачем и для чего там звонит??!
Он уже чувствует и знает только лишь одно, что его свежая, горячая-пригорячая аж прямо такая вот сперма отправится сейчас под это весёленькое треньканье прямо в тугие, в тёплые такие до безумия девчёночьи кишки!!! Пойдёт в живую прямо девчёночью матку!!! Пятнадцатилетней школьнице-соплячке — и прямо прямиком в матку!!! Почувствовав это тоже, Евгения аж судорожно напряглась, детка, подо мной, но изменить она, сладенькая, уже ничего-ничего абсолютно тут не могла. И взять труб-ку тоже не могла. Она была, как попавшийся, маленький и беспомощный птенчик, прямо вот она, вся-вся у меня в ладошке, и мой тугой членище, в связи с этим, отчётливо поднатуживается у неё где-то прямо вот именно рядышком под моей ладонью, но, тем не менее, прямо аж глубоко-глубоко конкретно в самой её девчёночьей матке!!! И это означает, что ей сейчас сюда, под это весёлое треньканье, отправится моя настоявшаяся, горячая сперма!!! Прямо в эту тёплую-тёплую такую вот всю тугость!!!
Прямо в мою же жадную до всего до этого ладонь!!! Моя горячая сперма пойдёт сейчас и прямо в эти рыжие волосы перед моим лицом, прямо в эти хрупкие пальчики, зажатые в моих пальцах, в эти их острые чёрные ноготки!!! И девчёночка, уже почувствовав, что кто бы ей сейчас там не звонил, но она должна, просто даже обязана сделаться в данный момент для своего будущего мужа аж прямо дико-дико, ну вот просто фантастически какой сладкой, она через мою же собственную ладошку поднимает меня по волнам всего этого дьявольского сладострастия всё выше… Выше!!! И вот уже настолько высоко, что даёт мне уже отчётливо прочувствовать, что все-все её тёплые и перегруженные напрочь девчячьи внутренности под этой твёрдой её костью принадлежат полностью и безраздельно мне! Моему набухающему в них члену!!! Бо-о-о-оже… ка-а-ак я её прочувствовал своей, эту миленькую аж прямо такую вот до невозможного детку Евгеньичкину, в момент своего наивысшего сладострастия!!!
Прямо из-под её упёртого, тупого и жирноватого лобочка, что прослоечкой обтягивающей его пухленькой кожи с такой прямо дикой жадностью вдавился сейчас мне в пальцы, и что, представляю, как же тупо-тупо прямо так вот и смачненько-то облегался у неё, у детки, где-нибудь там на пляже плавочками! И вот, понимая, что сейчас что-то будет, замирает вся-вся Вселен-ная!!! Только телефон у неё в сумочке под её твёрдым лобком и под моей жадной ладонью продолжает неугомонно звонить! Но назло тому, кто звонит, девочка делается вот уже для меня просто фантастически какой сладкой!! Ещё немножечко: Ещё: И…
Бля-а-а-а-а-адь!!!! Мой разорвавшийся хуина, разорвавшийся именно вот прямо где-то внутри моей наилюбимейшей Женьки, под этой твёрдой-твёрдой и тупой такой вот дечёночьей её костью, казалось, что он толкнул меня через мою же жадную ладонь и прямо туда, прямо в её тренькающий телефон, что лежал совсем-совсем где-то рядышком в женской её сумочке!!! Но самое-то главное, что с этим тупым толчком из моего члена прорвалась и пошла опять же с неудержимым напором моя свежая, настоявшаяся, густая-пригустая аж прямо такая вот сперма!!!
Давая понять тому, кто звонит, что абонент Женя в данное время очень-очень уж прямо как сильно занят, что, являясь живой и тёпленькой девочкой, она уже вплотную приступила к выполненью своих прямых обязанностей и будет принимать сейчас прямо в себя мою расплавленную сперму, эта первая, сверх-сверх мощная и сверх-обильная аж прямо такая вот до невозможного струя моей мутной семенной жидкости, перед тем, как пойти мне в ладошку, она поднатужилась, поднатужилась, чувствуется, как могла, и, понимая, что до моей ладони она явно всё же никак не дотягивает, она пошла с неудержимым напором прямо в эту тёпленькую такую вот всю-всю тугость!!! Бо-о-о-оже: прямо отчётливо мне под пальцы!!! Да я прямо всей своей ладонью почувствовал, как отправилась мне в неё моя мутная и обжигающе-горячая аж прямо такая вот сперма!!!
Она пошла мне в ладонь, но по пути наткнулась на тугие девчячьи кишки!!! А-а-ай: и пошла за неимением места, тё-ё-ё-ёпленько так — притёпленько, прямо по ним!!! По живым, по наинежнейшим аж прямо таким вот до бесподобия девчёночьим именно кишочечкам, что принадлежали моей ненаглядной Женечке!!! Хоть даже моя сперма и пошла мне как бы в ладонь, но очень тупо-тупо прямо так вот, сдавленно, потому что на самом-то деле она пошла в тёпленькую, в живую, как она вот прямо и есть, девочку, половые органы которой находились сейчас вот они, прямо у меня в ладошке!!!
Хоть совсем рядышком уже был и телефон в жениной сумочке, и мои жадные пальцы, загрузившиеся в жирненькую прослоечку на тугой косточке её девчёночьего лобка, который, представляю, как же тупо-тупо прямо так вот и смачненько-то выпирал у неё когда-то на пляже, у моей сладкой, через какие-нибудь там лёгенькие донельзя плавчёнки, но моя густая, настоявшаяся сперма во всём её невообразимейшем сверх-сверх обилии пошла однако прямо под эту твёрденькую её косточку, в тёпленькую тугость, по моим ощущеньям, так прямо аж глубоко-глубоко вот именно куда-то там ей в матку!!! Доверительно, как-то уж совсем-совсем по-домашнему очень уж прямо так вот тёпленько, как будто бы она и в самом деле уже по-настоящему была моей женой, моя горячая, настоявшаяся сперма пошла ей под моими жадными пальцами прямо прямиком в матку!!!
О, господи: ка-а-а-ак это было всё же приятненько; про-чувствовать прямо через свою же собственную ладошку, с каким же чувственным прямо таким вот усилием-то тёпленькие и перегруженные девчячьи кишочки справлялись с этим первым мутным таким сверх-обилием моей густой спермы!!! И словно бы понимая, как же мне от этого-то, и в самом деле, хорошо прямо так вот и приятненько-то, пускай даже и звонит сейчас у меня под ладошкой её теле-фон, моя сладкая Принцесса вот уже даёт мне почувствовать, как пошла ей под лобочек, по её наинежнейшим девчячьим кишочечкам и прямо куда-то там мне под пальчики, ещё одна такая же насыщенная порция моей густой и горячей аж прямо такой вот спермы!!!
Доверительно, тё-ё-ё-ёпленько прямо так вот опять же, чтобы я действительно аж прямо сошёл бы с ума от того, что она, девочка, и вся-вся- вся принадлежит сейчас на правах моей будущей жены мне, Евгения, родная, и на этот раз даёт мне почувствовать, что и эта мощная и тугая-тугая аж прямо такая же вот струя моей густой спермы прошла ей сейчас, детке, без презерватива, по тёпленькой всей-всей этой такой тугости, по живому девчячьему прямо её мясу — и прямо аж глубоко-приглубоко вот именно опять же куда-то там ей в матку!!! Прямо ей, блядь, прямиком в матку!!! И всё это прямо под моей же ладошкой!!! О, господи, ка-а-а-ак я прочувствовал в эти мгновенья всю невыносимо сладкую анатомию молоденькой такой вот девчёночкиной!
Через свою же собственную ладошку — и все-все прямо её кишочки, все-все её тёпленькие и живые аж прямо такие вот до бесподобия внутренности!!! И вот, на зависть тому, кто ей сейчас звонил, кому она так-так уж прямо срочно вдруг понадобилась, ей прямиком в матку отправляется в этот момент ещё одна порция моей обжигающе горячей всей-всей этой такой аж прямо до невозможного жидкости, что называется спермой!!! И тут же мне в ладонь, под эту жирноватенькую и твёрденькую такую вот косточкину её девчячьего лобочка, прёт с неудержимым напором ещё одна струя!!! А следом, прямо тут же, ещё! И ещё!!! Бо-о-о-оже: ка-а-ак я выкладывался в девчёночку!!! Слов вот просто нету!
Аж помутился рассудок от пониманья того, что моя горячая и мутная сперма идёт сейчас не мне в ладонь, а глубоко — приглубоко аж прямо вот именно ей в мат-ку! И от того, что я чувствую, что она проходит ей в матку прямо тут вот рядышком под моей ладонью, чувствую, что она идёт прямо конкретно вот, в девчёнку, моё сладострастие от этого просто немыслимое, прямо аж в натуре какое-то дикое такое, невыносимое!!! Я ощущаю, что мой тугой членище пульсирует прямо вот, у меня под ладошкой, в девчёночке, под этой твёрдой такой её костью, что вдави-лась мне в пальцы прослоечкой обтягивающей её пухленькой кожи!!! И понимая, что именно вот это-то всё и выпирает невообразимо как смачненько у таких вот молоденьких девушек на пляже тупыми бугорками из-под их узеньких плавочек, понимая, что я весь-весь, по самые яйца, нахожусь сейчас в живой именно девчёночьей пизде, я дурею, тащусь, прусь буквально прямо от того, что чувствую, как моя густая и горячая сперма расходится в связи с этим у меня под ладонью, очень-очень уж прямо так доверительно, по тё-ё-ёплень-ким, о боже: по живым-приживым аж прямо таким вот до опиздиненья девчячьим именно кишочечкам!!!
Прёт этой юной Евгении под треньканье её телефончика прямо, блядь, в кишки!!! По-натуральному ей куда-то там в кишки!!! Понимая, что другого места в ней, в такой вот тоненькой и хрупкой, просто нет, и прямо аж глубоко-приглубоко вот именно ей в матку!!! Да-да, прямо через свою же ладо-шку, доверительно принявшую в себя твёрденькую косточкину её лобка, я чувствую, как моя сперма идёт ей, тут вот рядышком под мои-ми пальцами, прямо прямиком в матку!!! Да я аж застонал этому рыжеволосому ангелочку куда-то там в ушко, сдавил даже посильнее его чёрные коготки вместе с хрупкими и игрушечными этими такими вот его пальчиками, когда на исходе уже всего этого непостижимо-го такого сладострастия, сходя с ума от того, что девчёночкина вся-вся-вся до последней своей девчячьей клеточки принадлежит в данный момент мне, я поднатужился, поднатужился, как только мог, и под тоже самое звонкое неумолкающее треньканье её телефончика, выдавил вот наконец-то из себя ей прямиком в матку что-то уже последнее!
А-а-ай: тё-ё-ё-ёпленько прямо так вот, держа свою родную девочку у себя прямо в ладошке, что так необыкновенно как полно дало мне понять, что она, рыбкина моя маленькая, действительно вся-вся моя, я насладился как мог тем, что даже и последняя, даже и последняя порция моей горячей всей этой такой вот жидкости, называемой спермой, пошла мне прямо под пальцы, прямо в эту жизнеутверждающую и весёлую такую вот мелодию, прямо вот имен-но конкретно мне в ладошечку, в которой была в эти мгновенья моя тёпленькая и живая такая вот, любимая девочка Женя!
И она, лапка, в свою очередь, с таким прямо приогромнейшим удовольствием дала мне почувствовать, раз уж я, её миленький, так-так уж прямо как того желал, дала мне почувствовать, что даже и последняя вот эта вот порция моей расплавленной, горячей такой спермы пошла мне не в ладошку конечно же, и не в её там телефончик, а приняла её опять же в себя тёпленькая вся-вся эта прямо такая вот тугость, что была в живой девчёночьей её матке: То есть, она дала мне изо всех сил понять, что в этом первом нашем сегодняшнем половом контакте она с привеликой честностью и с порядочностью моей любимой приняла всё то невообразимейшее обилие моей свежайшей и мутной спер-мы, которая усиленно вырабатывалась мной на этот раз специально уже для её вот именно развивающегося юного организма, нет, она, как девочка, не смухлевала, и приняла всё это свежее обилие моей густой спермы прямо аж глубоко-приглубоко вот именно конкретно, как и полагалось, к себе в матку!!! Да-да, с удовольствием так вот — и прямо вот именно к себе в матку!!!
— Возьми телефон. — вот говорю я Жене, удовлетворённо вытягивая в один момент у неё из письки, прямо из её тёпленьких, разогретых уже таких внутренностей, свой успокоившийся хуина и тут же слезая с неё.
Сев на постели, прямо так, как она и была, в юбочке, в майке, Евгения лезет быстро к себе в сумочку. Достаёт из неё свой простенький мобильник.
— Олег: — как-то виновато так произносит она и смотрит на меня. — Первый раз мне вообще-то звонит.
— Твой что ли?
— Угу:
— Ну так ответь же ему. А то он нас сейчас просто замучает.
И вот девчёнка уже нажимает своим чёрным, роковым для кого-то ноготочком на зелёную кнопку своего дешёвого и простенького такого телефончика.
— Слушай, ты! Перестань мне звонить!!! Ясно?! Почему я так долго трубку не брала? Что я делаю?! Какая тебе разница!!! Ах, ещё и дыханье у меня взволнованное!. Да ты что?!! — какое-то время Женя слушает. — Я тебе сказала! Всё!!! Како-о-ое тебе дело!!! Да вот, трахаюсь! А ты продолжай трахаться со своей Оксанкой! Понял, да?!! И не звони мне больше никогда! Забудь вообще этот номер. По-нял, да? Я тебе сказала: — ещё несколько секунд ей приходится что-то там слушать с той стороны, — Нет, я вообще поражаюсь, как я мог-ла быть с тобой, с таким уродом! Больше мне не-е зво-они: Всё равно я трубку больше брать не буду. Всё-всё, давай: Гудбай! Пока!!!
Да-а: пацан, наверное, в шоке, услышать такое от девчёнки. Когда он думал, наверное, что эта глупая дурочка сама же на следующий день к нему прибежит. Теперь я понимаю, почему она меня любит. Потому что я реально спас её от какого-то там козла.
— Ловко ты с ним. — обнимаю я сидящую рядом со мной Принцессу за плечики.
— Ну так я же тебя люблю: — в подтвержденье моих мыслей, тянется девочка ко мне, ласково-ласково так, целоваться.
Засосав её с удовольствием, маленькую мою, в глубочайший прямо такой вот засос, бо-о-о-оже: какая ж меня в эти мгновенья распирает гордость-то от того, что со мной рядом сидит сейчас такая вот миленькая и очаровательнейшая из Принцесс! И она, радость такая, не чья-нибудь там теперь, а именно вот прямо вся-вся-вся, детка, моя!!! В данный момент прямо через ротик!!! Та-а-ак сладенько со мной целуется, имея уже при этом где-то внутри себя мою свежую мутную сперму! Представляете, я её сейчас целую, а у неё в матке уже находится в данный момент, на зависть какому-то там козлу, моя сперма!!! Чем она, деточка, о-очень даже облегчила мне жизнь:
— Надеюсь, меня-то ты никогда так вот не пошлёшь? А?! — отрываюсь я вот наконец-то от сладких губ своей юной Принцессы.
— Дурачок ты мой! Конечно же нет!!! — улыбается девочкина, — Ты же у меня самый-самый нежный и самый ласковый:
— А то, что он у меня такой большой? — киваю я на свой орган. — Я чувствую каждый раз, извини, что моя сперма проходит тебе, сладкая моя, прямо аж в матку!!!
— Ну и пускай: — смотрят на меня очень близкие и выразительные такие её глаза, а ладошка при этом там, внизу, ложится мне прямо на член. — Тебе ж ведь нравится же, а? Ну: что она мне именно туда проходит? — продолжает девчёнка смотреть мне прямо в глаза!!!
Господи, как же я люблю-то этого чистейшего и наивного такого ребёнка: Да тот её пацан, Олег, он конкретный дурак!!! Критин! Что упустил такую Сказку!!! Но уж теперь-то я ему точно назад её не отдам: Свою сладенькую такую вот до ужаса девочку Женю:
— Да я просто дурею от этого!!! — смотрю я в глаза безумно юной этой Сказки!
— Правда?? — улыбается сидящая рядом девочка и аж прикусывает удовлетворённо через улыбку свои красивенькие такие губки.
— Господи, глупенькая ты моя! Да я просто с ума схожу, когда кончаю в тебя каждый раз настолько именно глубоко:
И тут она смотрит мне в глаза уже как-то так вот нерешительно. Будто бы хотела сказать мне что-то важное, насколько я понимаю, очень-очень сокровенное для неё вот, для девочки, и не решается. И закусив от этого лукаво губы, смеётся, паразитка!!! Смеётся! На-верное для того, чтобы я в эти мгновенья ещё сильнее понял бы, да как же я её всё ж таки люблю-то! Это величайшее такое вот рыжеволосое сотворенье нашей бескрайней Вселенной!!!
— А ты знаешь, мне ведь тоже нравится чувствовать, как твоя сперма проходит мне туда прямо, как ты говоришь, в матку! Тогда я понимаю, что я действительно вся твоя!!! — вот признаётся мне наконец-то сидящая рядышком Принцесса, с удовлетвореньем осознавая, что мы ведь уже созрели для этого, что мы уже настолько вот прямо с ней близки, что можем уже так вот запросто сидеть и обсуждать, что там кому из нас и куда проходит, что мы чувствуем при этом, можем обсуждать даже без стесненья, как мы там с ней внутри устроены, потому что мы уже полностью и безраздельно принадлежим друг-другу, и она вот, девчёнка, она такая же часть меня самого, как и я вот, например, являюсь её неразрывной частью!
И тут наши губы сливаются. Потому что вот в этот-то именно момент они были уже просто обязаны опять это сделать! Они уже, ну вот просто не могли никак не слиться!!! Бо-о-о-оже: Ка-а-ак я её снова целовал!!! Свою сладенькую девочку! Как ещё раз понял, да как же сильно-то я её люблю!!! Люблю её наивность и беспечность. Ну вот нравится если она мне вся-вся такая вот именно, какая она и есть, что я могу с этим поделать! Нравится, что она вот, пятнадцатилетняя, готова принимать каждый раз мою густую и горячую сперму, как я того и желаю, хоть там прямо аж вовнутрь своей девчёночьей самой матки!!! Лишь бы только я от этого дурел: И я, честное слово, аж дурею от этого! Тащусь!!! Прусь!!! От того, что ей, такой вот очень молоденькой, вопреки всем существующим законам, спускаю каждый раз прямо аж в глубину матки!!!
Чувствуя при этом, что она, сладенькая моя девчёночкина, и моя, между прочим, юная жена, которую я люблю просто, ну вот безумно как, вся-вся-вся, до последней своей наинежнейшей девчячьей клеточки, принадлежит мне! О, го-о-оспо-ди, да как же мне не хватало-то всю жизнь такой вот безумно искренней пятнадцатилетней Жени! Которая, являясь девочкиной, могла дать мне только что вот так вот запросто прочувствовать, да ещё и через свою же сумочку, как моя мутная жидкость, называемая спер-мой пошла мне вдруг, очень-очень уж прямо так доверительно, и прямо в ладошку, под твёрденькую косточку её девчёночьего лобка! А там, глубже, тё-ё-ё-ёпленько прямо так вот — притёпленько, а-а-ай: — и прямо уже в глубину её девчёночьей самой матки!!! Да-да, прямо, извините, ей в матку!!! В тугие-притугие и в тёплые прямо такие вот девчячьи её кишки!!!
Ничего, воспитаю её, детку, по-своему, чтоб всегда была бы такой же честной и искренней, и будет мне отличной женой. А оставь её там, на свободе, и всякие там Олеги к восемнадцати её годочкам быстренько сделают из неё то, чего и так с избытком хватает на улицах нашего большого города. Нет. Уж эту-то девочку я им испортить не дам. Она будет испорчена лично мною. И только лишь до той именно степени, до которой мне это надо:
— Давай, родная моя, отправляйся-ка сейчас в ванну. Только смотри, подмывайся там хорошенько! Слышишь? А потом придёшь ко мне уже полностью вся голенькая. Хорошо, детка моя? И примеряешь то, что я тебе купил.
— А что ты мне купил?!! — озорно смеётся моя рыжеволосенькая прелесть, ещё раз заставляя меня подумать в эти мгновенья о том, да как же я её, деточку свою, всё же люблю-то, а!!! Жизни своей без неё уже, честное слово, не представляю.
— Да нет, ничего особенного. Просто чулочки чёрные.
— Чулочки?! Ну ладно, хорошо, я обязательно их примеряю. — смеётся девчёнка, не отрывая от меня по-прежнему своих восторженных, счастливых и уже конкретно влюблённых таких глаз.
Да-а: Воспитывать такое вот юное подрастающее девчячье поколенье — это, конечно же, ответственность. Хотя бы даже и в виде одной такой вот влюблённой в тебя соплячкиной. Но зато результат-то на выходе будет просто ошеломляющим! Когда эта юная детка уже по-настоящему так вот станет твоей женой и будет с гордостью носить на пальчике твоё колечко. Это взрослую суку ты не удержишь ничем. Ни печатью в паспорте, ни своим кольцом, которое она будет втихую снимать, блядуя на стороне.
Юное сердце девчёнки любит искренне, а с годами это и вообще перерастёт в пожизненную привязанность. А пока же: пока она была в ванне, я всё ещё находился под впечатленьем того, да как же доверительно-то и как же тёпленько-то прямо так вот — тёпленько шла мне ещё совсем только недав-но в ладошку моя горячая сперма, когда я понимал и чувствовал в тоже время, что она идёт по живым и невообразимо нежнейшим аж прямо таким вот девчячьим именно кишочечкам!!! Прямо в мою сладкую девочку! В моего кареглазого и рыжеволосого ангела!!! Бо-о-о-о-оже: да эта Женя для меня — просто драгоценность!!! Как же мне взять-то её на этот раз, чтобы прочувствовать бы снова все-все её тёпленькие и живые такие до бесподобия внутренности??! Чтобы аж прямо сойти бы опять с ума, когда моя свежая и горячая сперма пойдёт ей без презерватива, наживую, тё-ё-ё-ёпленько прямо так вот — притёпленько: и чтобы я понял бы, насладился бы снова тем, что она пошла моей юной жене аж прямо опять же куда-то там в матку!!!
По живому девчёночьему её мясу, по тёпленькой и уже такой знакомой мне всей этой тугости, — и прямо чтобы обязательно опять же ей в матку!!! Чтобы она была бы в этот момент у меня в яйцах вся!!! Она вот, девчёнкина, да ещё чтобы обязательно бы и в разложенном прямо напрочь виде, и чтобы она, деточка, была бы у меня в яйцах, в основаньи моего члена, ну вот вся бы прямо — вся-вся-вся — прився!!! Чтобы по-настоящему бы насладиться тем, что ты вдул молоденькой именно ещё такой вот до невозможного девчёночкиной!! Такой вот нежненькой и хрупенькой прелести!!! Не поскромничал и засадил ей по самые-самые аж прямо вот именно кишки!!! Господи, а возьму-ка я её, пожалуй, у себя на кухне. Прямо на стиральной машинке. А что? Идея! Никогда ещё не ебал на ней до этого ни одну девушку! А так тоже хотелось бы попробовать. Как оно вот, девушку, безумно ещё такую вот именно молоденькую, — и оприходовать её, родименькую, прямо на стиралочке!!! Ну ведь интересно же, а?!!
Не знаю, как вам, но мне вот, например, интересно. Как же она будет на ней ощущаться-то?? Нежненькая вся-вся прямо такая вот и хорошенькая! Нет, ты понимаешь конечно же, что абсолютно так же, как и на столе, но всё равно, всё равно, чёрт возьми, хочется попробовать. Тем более, если ты знаешь, что машинка-то ещё никем до этого не пробованная. Вот и обновим её сейчас молоденькой пятнадцатилетней девчёночкиной! Чтоб работалось бы ей потом на радостях лучше. Да чтобы ты и сам бы уже знал потом, каждый раз имея с этой машинкой дело, засовывая в неё бельё, что когда-то прямо на ней твоя мутная сперма проходила с приятненьким таким усилием в тугие, да-да, именно вот прямо ещё в тугие такие вот, в толком-то даже ещё и не разработанные, но в наинежнейшие тем не менее, в живые и в такие уже тёпленькие — притёпленькие аж прямо до невозможного девчёночьи кишочечкины!!! Когда разложенная девчятинка была вся-вся-вся и до последнего у тебя в яйцах!!! А ты же весь-весь был в ней, в деточке!!! В своей любимой юной жене! С которой тебе дозволено заниматься сексом где угодно; хоть на потолке, хоть в самом космосе, да хоть там даже и на Луне!!! Уж такие- то вот молодые сердца, как наши с ней, всегда найдут при желаньи, где и как принадлежать друг-другу:
— Евгения! Родная!!! Я тут, на кухне. — вот зову я девчёнку, слыша, как она вышла из ванной. — Иди, милая, сюда!!! Только туфельки свои сразу же возьми в коридоре. Хорошо?
И вот улыбающаяся, голенькая эта Сказка, держа в своей хрупкой ручонке туфельки, заходит уже ко мне на кухню. Господи, ну какая ж она у меня, и в самом деле, прелесть-то, а!!! Да красивее своей юной жены я ещё и в жизни ничего не видел!!! Рыжие вьющиеся её локоны прямо льются ей на плечи, голая грудь, лобочек, ножки — всё в ней, в такой вот изящненькой, стройненькой и тоненькой, просто абалденно! Идеально!!! Юное просто совершенство, и всех делов-то! И как же, чёрт побери, приятно осознавать, что это абал-денное юное рыжеволосое совершенство, оно будет сейчас с тобой тут вот, прямо на кухне, ебаться!!!!! Да я аж дурею, честное слово, от самого только пониманья того, что со мной будет ебаться сейчас такая вот молодая и безумно красивая девчёнка!!! О сексе с которой ещё лишь позавчера, поглядывая на неё тогда украдкой в кафушке, я мог только лишь мечтать! Чтобы брать и засовывать бы так вот запросто свой член в письку такой вот полностью абсолютно на всё на это согласной, голенькой, молоденькой и бесподобно красивенькой до изумленья девочкиной!!! Когда эта голенькая лапка ещё и будет сверкать на тебя при этом своими счастливыми глазами:
— Это мне? — смеётся вот тем делом голая Принцесса, беря из моих рук упаковку с чулками и раскрывая её.
— Конечно же тебе, моя милая!!! Потому что твои хорошенькие ножки должны выглядеть ещё идеальнее! Просто сказочно как красиво!!! Ты же постараешься для меня? А, детка?.
И вот улыбающаяся девчёнка уже садится как есть, голышом, на табуретку и принимается облачать свои изящненькие и тоненькие ножечки в чёрный капрончик. Господи, да красивее женских ног я ещё, честное слово, даже и не видел-то, чем вот эти вот, молоденькие такие вот и девчёночьи! Принадлежащие моей любимой и очень ещё молодой женщине!!! Драгоценной моей юной жене!
— А они мне как раз. — радостно произносит Женя, уже поправляя с удовольствием кружевные резиночки на своих ещё чуть-чуть пух-леньких именно таких вот девчёночьих ляжечках, подтягивая их пальцами по всей этой безумно аппетитненькой и пухленькой такой мя-коти прямо уже вот чуть ли — чуть ли не к самим тем впадинкам, что, при раздвинутых её бёдрышках, переходят ей сейчас, так вот плав-ненько и заманчиво, в промежность. Уже к тому самому именно месту, где у неё вот, у юной моей Принчессочки, имеется совсем-сов-сем уже прямо так вот рядышком и пися её сладкая. И я прямо вижу сейчас её молоденькую эту писькину, куда я опять же буду её, деточку, сейчас шпарить! — Как я понимаю, туфли тоже ведь обувать? — смотрят на меня тем делом на полном серьёзе её огромные и впечатляющие аж прямо такие вот до безумия глазищи, когда девочка и сама уже понимает, что будет сейчас по-натуральному брать прямо вот так вот опять же и трахаться!!! Трахаться со взрослым и любимым ею мужчиной!
И она, наскучавшаяся по мне за вчерашний день, уже относится к этому о-очень даже как серьёзно, со всей ответственностью юной леди! Когда девочка, она уже и не девочка вовсе даже, она уже юная вот именно леди, и она уже понимает, что должна не просто ебаться сейчас со мною, как какая-то там девчёнка, подснятая в кафушке, а делать всё для того, чтобы её любимый мужчина с ума бы просто от неё сошёл, чтобы он ежесекундно прямо так вот наслаждался бы тем, что она у него молоденькая девушка! А для этого она обязана делать всё это с ним элегантно, причём очень-очень даже так вот элегантно и красиво; в чулочках, в туфельках!!! Всё именно так, как он, миленький, этого и хочет! Ебать её вот, рыжеволосую юную свою леди:
— Ну, господи, Женечка, конечно же! Сладкая ты моя!!! Туфельки тоже. Я же ведь хочу просто абалдеть от тебя!!! Понимаешь?!!
Девчёнка, лукаво смеясь, надевает туфли. И вот, подведя эту изящненькую, стройненькую голенькую пятнадцатилетнюю "козочку" уже в одних лишь только туфельках и чулочках к стиральной машинке "BOSCH", на которой я ещё ни одну — ни одну девушку никогда до этого не пробовал, и на которую я специально для этого дела положил сейчас подушку, чтобы моей драгоценной юной жене было бы не так уж жёстко упираться своими девчёночьими лопатками в стену, я беру её, такую лёгенькую, подсаживаю с ходу на эту стиралку и вот, о боже: вот у меня в руках уже оказываются в момент её абалденненькие аж прямо такие вот, шершавенькие от капрончика, моло-денькие и нежненькие-принежненькие такие до изумленья бёдрышки, которые я прямо тут же, не задумываясь, потащил встороны!!! Моя девочка глядела мне прямо в глаза, когда я раскладывал её перед собой послушным и голеньким уже именно таким вот лягушоночкиным!
И этот лягушоночек мой сладкий с рыжими вьющимися локонами волос и в красных туфельках, показывая мне вот так вот прямо наглядно, что он — молоденькая девушка и что его, в связи с этим, можно сейчас конечно же на этой самой стиральной машинке отьебать, он вот уже и подставляет, подставляет мне, мой родименький, как на ладошке, вместе со всей своей девчёночьей промежнос-тью, и подмытую в ванне, чистенькую-причистенькую, свеженькую именно такую вот, как она вот прямо у него и есть, свою писю с имеющимися в ней пухленькими и слегка волнистыми такими вот лепесточечкиными. Да-да, именно вот с лепесточками! В девчёночьей письке вот этой вот, принцессиной, имеются мягенькие и такие мне уже знакомые, просто обворожительные лепесточки, заставляющие мой хуинище аж прямо, ну вот гудеть, буквально прямо разрываться от натуги!!!
— Евгения, ты ведь у меня уже взрослая девочка? А?!
— У-угу: Конечно. — закусив губы и улыбаясь, смотрит на меня прямо в упор моя юная жена.
— Тогда давай, детка, своими чёрными вот этими вот ноготочками, го-о-о-осподи, да как же они мне нравяться-то, а, такие вот у тебя чёрненькие, ты их всегда, деточка, в такой лак крась, ладно?
— Угу. — кивает мне улыбающаяся девчёнкина, сводя меня с ума своими лукавыми глазами. Когда хуинище у меня, бля-а-а-адь: аж прямо, ну вот каменный!!! Аж прямо уже, ну вот не может просто — как её хочет!
— Давай, моя сладкая, именно вот этими чёрненькими такими своими ноготочками, и я хочу, чтобы ты его сама же себе в писю сейчас и заправила. Хорошо? А?!! Лапочка ты моя! Договорились?.
— Как скажешь: — доверчиво смотрит на меня разложенная передо мной прелесть, не в силах не улыбаться. Похоже она, деточка, уже смекнула, да как же мне нравится-то проводить над ней, над такой вот ещё молоденькой, столь неожиданные и смелые эксперименты! А теперь вот, проверять её, детку, на девчячью её стеснительность. Сможет ли она мой тугой хуинище, и сама же, пальчиками, прямо себе в писю: Ну вот нравятся если мне её чёрные ноготки. Конечно же она, деточкина, уже это смекнула!
И вот я уже наблюдаю просто за тем, как хрупкие и очень-очень тонюсенькие такие девчёночьи пальцы берут мой половой орган, приводя его тем самым в состоянье просто бешеной такой боевой готовности. Направляют его затем аккуратно в слегка пухленькие, в мягенькие-примягенькие аж прямо такие вот лепесточки. Потом эти чёрные ногти, те самые, мои любимые, давая мне ещё сильнее уяснить, что они хоть и чёрные, но именно вот всё же девчёночьи и поэтому удовольствие подарят мне сейчас просто неимовернейшее, они, эти чёрные именно ноготочки, вдавливают вот уже, очень аккуратненько так, головочку моего тугого фаллоса в подмытую и ещё дышащую свежестью ванны, в нереально чистенькую прямо такую вот, как она и есть, девчёночью письку.
Глядя разложенной передо мной Принцессе прямо в глаза, мне казалось, ей богу, что я просто с ума сейчас наверное сойду от всего этого удовольствия, когда я почувствовал через чистоту её невинных глаз, как тёпленькое-притёпленькое и живое прямо такое вот мясо, что имелось в её принцессиной писечке, потащило меня, разворачиваясь, в свою слипшуюся ещё такую вот после ванны дырочкину. Сперва эта нежность у неё в писе просто лишь дрогнула, но так как член у меня в эти мгновенья был просто каменный, она вот уже потянула его кончик в свою слипшуюся и наинежнейшую дырочку вполне-вполне уверенно уже прямо так вот, по-настоящему: А спустя ещё мгновенье я вот уже и чувствую, как всё это, освобождённое от смазки, живое и тёпленькое, невообразимо нежненькое такое мясо обволакивает вот уже наконец-то очень-очень сладенько прямо так вот собой, и причём со всех прямо сторон, вылезающую из плоти башку моего могучего фаллоса! Давая ему понять, что он хоть там даже пускай и самым-самым своим концом, но в живой уже вот именно опять же девчёночьей пизде!!! Представляете, мой хуина уже находиться сейчас своей головкой в плотненькой и в тщательно так подмытой девчячьей писькиной!!!
Она обволокла его собой и удерживает в тёпленьком таком плену! И тут, глядя Евгеньичке в глаза, когда она убрала уже даже от промежности свои тонкие пальцы, зная, что уж теперь-то из её нежненькой писи ничто-ничто и никуда абсолютно не выскочит, если я только ей сюда сейчас надавлю, я тянусь вот вдруг не туда, не в писечку ей, как она, детка, уже к этому и приготовилась, а назад, заставляю её половые губы скатиться всем этим влажноватым и чувственным таким вот своим мясом с головки моего органа обратно!
Но только лишь скатиться. Не упустив однако при этом саму дырочку. И словно бы поняв, почему я так сделал, словно бы уже прямо зная, да как же я дурею-то, когда мой член только-только лишь начинает забирать в себя живая и безумно ещё молоденькая прямо такая вот, да ещё и подмытая в ванне, плотненькая девчёночья писька, разложенная передо мной на стиралке Принцесса, при очередном моём нажатии ей сюда, она, деточка, не в силах удержаться, потому что была девчёнкой, не в силах опять же противиться этому моему новому над ней "эксперименту", она взяла и вложила опять же в это очередное накатыванье мне на головку своих повторно развернувшихся лепесточков, и уже специально по моему именно заказу, столько снова девчёночьей откровенности, столько подростковой, особой той самой наивности и вместе с тем чувственности, (когда ты не можешь уже просто не понимать, да ещё и не видеть того, что тебе на член "одевается" сейчас своей наинежнейшей писькиной именно она вот, Принцесса) что мне опять, опять конечно же захотелось прямо тут же, немедленно, повторить всё это заново! Прочувствовать снова именно то, как на безумно чувствительную головку моего члена одевается, как удав прямо на кролика, живая девочка!!!
Потому что чище этого и нежнее, я ещё никогда и ничего-ничего в своей жизни не чувствовал! Девочка, писечкою своей нежненькой — и прямо тебе на головочку!!! Пожирательница блядь тебя собою: И вот пятнадцатилетняя писюлькина моей юной жены, полностью и с удовольствием удовлетворяя мои величайшие к ней запросы, уже конкретно прямо так вот дав мне почувствовать, что заигрывать с ней — это что-то просто бесподобное, она вот уже вновь берёт и накатывается с удовольствием обволакивающе нежненьким-нежненьким и влажненьким прямо всем этим таким вот девчёночьим своим мясом мне на головку! Закусив губки, моя милая Женечка продолжает смотреть мне при этом безотрывно прямо в глаза. Мол, если её мальчику так нравится с ней баловаться, то уж пускай, пускай тогда, глупенький, себе и побалуется! Она просто с радостью побудет для меня моей игрушкой!!! Ей что, жалко, что ли для меня себя вот, девчёнкиной? Уж она-то у меня была конечно же не дурочкой, уже почувствовала, поняла, моя детка, да как же мне безумно нравятся-то подобные игры с её подмытой и чистенькой, и поэтому ещё по-особенному уж прямо плотненькой такой вот после ванны писей!
Нравится вся эта подростковая, ещё совершенно не испорченная никем искренно-сть, с которой такие вот молоденькие девчата, находясь перед тобой в позе разложенных лягушат, могут забирать тебя в эти вот самые свои мягенькие — примягенькие и пухленькие такие вот, имеющиеся у них прямо на промежности лепестки!!!"Персик", "цветок люб-ви", "лепестки роз" — да как там только не обзывали этот всеми любимый женский орган средневековые поэты! А на самом же деле, пизда — она и в Африке пизда!!! И представляете, как же это приятненько-то, когда всё это очень чувствительное, ещё совсем-совсем слегка только прямо такое вот влажненькое, живое мясо девочки, обволакивающе прямо так вот тёпленько-притёпленько — и: прямо тебе на головочку!!! Дра-а-азнит его, твой тугой член. Дразнит его собой вот, девчёнкиной, ну вот просто до крайности:
И вот я уже принимаюсь свою юную Принцессу ебать. Но только самым-самым аж прямо вот именно кончиком! И это, чёрт возьми, по-особенному уж прямо как чувственно! Потому что даёт мне необыкновенно как остро понимать, что у неё в писечке имеется одно лишь только живое именно девчячье её мясо!!! И ничего-ничего абсолютно, кроме нежненького и влажненького мяса там больше нет!!! И это живое девчёночье мясо ещё и умеет, ко всему прочему, возбуждаться, выделять откуда-то прямо из себя, так необходимую ему в таких случаях, смазочку. Чтоб и самому бы не нашоркаться, да и чтобы тебе тоже было бы приятнее! Что оно у твоей девочки уже такое вот именно влажненькое и так-так, о господи, уже тоже тебя хочет!!!
И вот, когда я просто не мог уже дальше всего этого терпеть, такого вот невыносимейше сладкого "издевательства" над собой девчёнкой, я, с одним из этих чувственных и безумно сладких таких вот накатываний мне на головку её мягеньких лепесточков, не потянулся вдруг назад, как уже и ожидала этого смотрящая мне в глаза девочка, а пошёл вдруг резко и очень-очень так быстро ей в писечкину дальше. Бо-о-о-оже: Ка-а-а-ак это было невыносимо сладко!!! Именно вот после издевательства над собой! Глядя девчёночке в глаза, понять вдруг, что ты отправился ей, как в наинежнейшую сказку, прямо в её наисладчайшие тайны, прямо куда-то уже вовнутрь её вертлявенького и нежненького, разложенного перед тобою тельца!!! Пройдя по-быстренькому всё её тёпленькое и живое влагалище, я вот уже заставляю смотрящую на меня Женю продрать по чувствительной головке моего перевозбуждённого фаллоса чем-то по-особенному уж прямо чувственным таким вот — чувственным!!!
— А-а: а-ай: — аж дёрнулись в моих руках по-подростковому ещё чуть-чуть пухленькие такие вот её бёдрышки в чёрном капрончике и, загрузив свои жадные пальцы во всю эту безумно-безумно сладенькую, шершавенькую от капрончика мякоть, растащив эти зажатые в моих руках девчёночьи бёдрышки, вместе со вдавившимися в их пухленькую мякоть, кружевными чёрными резиночками, на полную- полную уже вот именно ширину, я чувствую через эти близкие и тёмно-тёмно карие такие вот, расширяющиеся зрачки, чувствую, что пошёл своей юной рыжеволосой Принцессе прямо уже во что-то неположенное, прямо уже глубоко-приглубоко вот именно куда-то там ей в матку!!! — М-м-м-м-м: — замычала аж она через закушенные губы, глядя мне однако при этом по-прежнему прямо в глаза, и…
…И приняла вот мой перевозбуждённый, тугой-тугой такой членище в свою подмытую в ванне, наинежнейшую из всех писечек, как и полагается в таких случаях, уже весь-весь полностью, по самые — присамые аж прямо что ни на есть вот именно яйца!!! Её мягенькие, развернувшиеся лепесточки, что имелись на её юненькой промежности, оказались вдруг у меня прямо в яйцах, а весь мой член, в связи с этим, оказывается у неё, представляете где, правильно, прямо уже вот именно в самой её девчячьей матке!!! Бо-о-о-оже: да ка-а-ак же я прикайфовал-то от того, что вдул сейчас безумно молоденькой такой вот, разложенной передо мной прямо на стиралке девчёночке!!! Растащив ей пошире бёдрышки, засадил ей опять же, как того и жаждал, аж прямо по самые-самые что ни на есть яйца, до отка-за!!! Прочувствовал на этой стиральной машинке "BOSCH", и причём просто необыкновенно как полно, все-все её тёпленькие и перегруженные кишочки, все-все внутренности!!!
И всё это — прямо через её же честнейшие глаза!!! Через карие огромные глазищи той самой девчёнки, которая, любя меня, могла, могла, деточка, так вот запросто мне сейчас всё-всё это дать. И вот, зачарованно глядя своей юной жене прямо глаза в глаза, я уже тянусь из неё назад, чтобы дать бы ей возможность показать мне, а как же она меня, чёрт побери, любит-то, а?! Рыбка моя золотая! И она, ну вот с привеликой прямо радостью мне тут же всё-всё это показывает. Идёт по тугому стволу моего члена живым и тёпленьким прямо таким вот мясом своей наинежнейшей писечки с такой неподкупной, стерильной чистотой, так по-девчёночьи искренне и тупо-тупо даже прямо так вот прямолинейно, своей до обжиганья нежненькой писюлечкиной — и по всей — по всей вот прямо длине моего разрывающегося от натуги органа, до самой вот именно его головки, чтобы у меня аж помутился бы рас-судок, когда глядя в её честные и искренние, абсолютно невинные такие глаза, я понял бы, понял бы, снова пойдя в неё, что загрузился опять же в живую девчячью пиздятиночку, как снова того и пожелал, аж прямо, ну вот по самые-самые что ни на есть именно яйца, до наиконкретнейшего прямо такого вот отказа!!!
— А: а-ай!!! — аж дёрнулись снова через шершавенький капрончик, зажатые в моих ладонях, чуть-чуть пухленькие такие вот бёдрышки моей юной супруги, когда она почувствовала опять же вместе со мной, с какой же запредельной чувственностью ей пришлось и в этот раз продрать по головке моего перевозбуждённого фаллоса, уже перед тем, как я ввёл его ей снова, не задумываясь совершенно над тем, можно ли там или неможно, куда-то там глубоко-приглубоко аж прямо вот именно в матку!!!
— Тебе больно что ли, а? Рыбка ты моя сладенькая?! — спрашиваю я, чувствуя, что нахожусь у своей красивой пятнадцатилетней жены прямо аж в самой матке!!!
— Нет-нет, Коленька, ни капельки! Мне не больно: Правда!!! — смотрят на меня её выразительнейшие и огромадные прямо такие вот глазищи. — Я люблю тебя: милый мой!
Вот так вот: Понимать ведь надо: Раз она любит, то значит ей просто, ну вот не может никак быть больно! Хоть ты там танк ей в пизду сейчас вкати!!! Всё, детка, вытерпит! Зубы стиснет, впялится вот так вот на тебя, но вытерпит!!! И она, моя сладкая, как может меня своими глазищами сейчас в этом убеждает! Ну что ж, остаётся только лишь поверить ей и продолжать ебать её дальше! О, господи, да я уверен, вы даже и представить себе не можете, насколько всё же приятно-то становиться ебать девочку после именно таких её слов! Её пися уже не просто механически тупо ходит по твоему члену, она признаётся тебе своим безумно чистым-чистым и сладким таким скольженьем в любви!!!
Дарит тебе именно вот всё-всё то, чего ты так хотел от неё получить. Хотел ведь получить ту самую тупую именно девчёночью прямолинейность, с которой разложенная перед тобой соплячка пятнадцати лет, глядя для большей убедительности тебе в глаза, может "подрочить" тебе влажненьким и именно вот натуральным, живым-приживым, тёпленьким аж прямо таким вот до безумия мясом своей развернувшейся писечки?? Вот, вот поэтому-то она, деточка, тебе сейчас им и дрочит! Потому что любит тебя!!! Любит и в связи с этим даёт тебе чувствовать сейчас через свои честные девчёночьи глазищи, что при каждом введении твоего тугого члена ей в пиздятиночку, как и положено, аж прямо вот именно по яйца, ты ведь ещё к тому же и вводишь его ей где-то там, внутри, глубоко — приглубоко аж прямо вот именно в матку!!! Да-да, прямо вот именно в матку ей свой могучий хуинище каждый раз вводишь!
— А-а-ай: Евгения!!! Девочка моя! А как же я-то тебя люблю, моя сладкая!!! — тянусь я вот уже по этим, раскинутым передо мной, тоненьким, изящненьким таким ножкам в чёрном капрончике и, продолжая жадно вливаться в столь щедро подставленную мне девчёночью промежность, беру разложенную передо мной рыжеволосую свою Сказку прямо за острые каблучки её красных туфелек, которыми она ещё только лишь недавно цокала, моя рыбка золотая, по городскому утреннему асфальту, спеша ко мне.
И когда я зажал до боли в своих ладонях эти острые металлические набоечки с остатками на них засохшей уличной грязи, когда на фоне этих чистейших карих глаз, на фоне этой уличной грязи и прохлады грубой стали я по-особенному уж прямо так вот остро прочувствовал всю-всю живую теплоту и стерильность, перегружаемых мною до отказа, девчячьих кишочков, которые при каждом введении в них моего тугого члена ещё и продирали по его головке невообразимо чувственным, тёпленьким-тёпленьким аж прямо таким вот до безумия мясом, Евгения, моя сладенькая, поняла, поняла, детка, чего так уж прямо хочет мой организм, поняла, да как же мне хочется-то обновить ею эту стиральную машинку, обновить именно вот ей, молоденькой-молоденькой ещё прямо такой вот до безумия девушкой, её тёпленькими и живыми именно такими вот внутренностями, и дала мне вот почувствовать, как на фоне её невинных глаз, на фоне этой холодной неприступной стали, что имелась на острых каблучках её красных туфелек, скольженье по моему члену живого, влажненького такого мяса её развернувшейся писечки принялось делаться вот уже для меня с каждой секундой всё слаще! Слаще!!!
— А-а-ай: Евге-е-е-ения: Девочка моя!!!
— Я люблю тебя!!! Коленька! — опять шепчет в ответ впялившаяся на меня девчёнка, с удовольствием раскинув передо мной как можно-можно только пошире свои изящненькие и стройненькие аж прямо такие вот до изумленья ножечки!
И вот, когда под это её "люблю", на фоне своих искреннейших глазёнок, моя юная красавица жена последний раз прошлась сказоч-но нежненькой влагой своей писи по тугому стволу моего члена, когда на фоне прохлады неприступной стали она вложила в это послед-нее движенье своих пухленьких лепесточков именно столько подростковой, почти-почти ещё детской такой искренности и наивности, сколько я и желал её от неё получить, вот так прямо и хотел, чтобы она вложила бы её в это невыносимейше сладкое такое скольженье по моему перевозбуждённому уже до крайности органу своих пухленьких и развернувшихся половых губ, я загружаюсь вот ей в пиздё-ночку по самые-самые аж прямо что ни на есть яйца, и моя Женя, моя самая-самая драгоценная на всём этом свете девчёнкина, принимается очень-очень спокойненько прямо так вот, неторопясь, рассудительно, да ещё и через свои же собственные прямо к тому же глаза, она принимается превращать для меня с удовольствием весь этот мир в сплошную сказку!!!
Мол, хотел прочувствовать, какой же я могу сделаться для тебя сладкой-то прямо на этой вот самой твоей стиральной именно машинке?! Я, пятнадцатилетняя девчёночка- школьница, которая тебя любит! Так на же, прочувствуй это! Раз уж ты так-так прямо этого желаешь, так хочешь, то на же, возьми пря-мо сейчас же вот, немедленно, и прочувствуй!!! И вот я уже смотрю ей в глаза и чувствую, чувствую на фоне всего этого невыразимей-шего такого контраста холодной неприступной стали на её каблучках с живыми и тёпленькими такими, перегруженными до отказа дев-чячьими её кишочками, чувствую, как она с каждым мгновеньем становится мне, рыбка, всё роднее: Всё теплее, теплее! Сла-а-аще!!! И хотя мы обои с ней понимаем, что это несколько всё же извращённый кайф — отправить ей свою мутную сперму прямо туда, вглубину её чёрных расширяющихся зрачков, но девочка понимает, что для меня, именно вот для меня, она обязана сделать сейчас всё!!!
Даже и из-вращённый кайф превратить в самый-самый изысканный прямо такой вот и утончённый!!! В самый элитный, так сказать, кайф! Предназначенный именно только лишь вот для избранных! Представляете?! Взять и спустить приспокойненько пятнадцатилетней девчёночке прямо в глаза!!! Она значит, детка, на тебя смотрит, даёт понять, что полностью доверяет тебе, знает, что ты сейчас с ней, с девочкой, делаешь всё абсолютно правильно, потому что, как взрослый парень, просто не можешь не знать, что же нужно делать-то с ними, с таки-ми вот именно ещё молоденькими, а ты же ей туда, в бездонную глубину её наикрасивейших глаз — и свою расплавленную прямо сперму!!! И вот сейчас, уже во второй раз за наше с ней знакомство, Женечка своими маленечко удивлёнными такими глазами даёт мне понять, что согласна исполнить для меня сейчас опять же именно то, о чём я тогда, сидя с ней в кафе, ещё не смел даже и мечтать!
Когда она впервые, как сотворенье мира, вскинула тогда на меня свои огромные, заплаканные вот эти вот глазищи, когда я почувствовал, что у меня аж замерло всё под сердцем, о господи, как хорошо, как всё же замечательно, что я тогда ещё не знал, что у нас с ней дойдёт всё до такого вот полного сумасшествия!!! А то, наверное, умер бы в тот же миг!!! Чтобы свою горячую сперму — и прямо в эти глубочайшие такие вот зрачки!!! И она, детка, опять, опять же старательно пытается сделать всё для того, чтобы я конкретно прямо так вот сошёл бы сейчас от неё с ума!!! Чтобы я понимал бы, что именно так всё сейчас и будет! Иначе и быть просто не может!!!
Ей, моей любимой девочке, моя густая-густая, настоявшаяся прямо такая вот сперма, с целью прямого доказательства того, что она вся-вся-вся моя, пойдёт сейчас прямо в бездоннейшие, в карие вот эти вот её зрачки!!! Дающие мне осознавать, что всё это предельно по-честному, что она нигде-нигде даже и не думала-то тут смухлевать! Прямо через её честные и искренние глаза девчёнки моя мутная вся эта такая жид-кость отправится ей сейчас на этой стиральной машинке-автомат прямо аж глубоко-глубоко вот именно в матку!!! А там, уже через матку, и прямо ей в глаза, в зрачки её карие и невыносимо сладкие!
Бо-о-о-о-оже: такого утончённого кайфа я ещё никогда, кажется, не чувствовал: Сдавив острые каблучки жениных туфелек, я на фоне всей этой неприступной, но уже согревшейся в моих ладонях стали почувствовал, как мой хуина принялся поднатуживаться прямо в бездонной, сводящей меня с ума глубине её тёмно-тёмно карих глаз!!! И с каждым мгновеньем моё дикое сладострастие всё невыносимей!!! Я пошёл в глаза своей любимой девчёнки, через острую боль в моих ладонях, через сталь, аж прямо весь!!! Весь-весь, через её же девчячью сталь, — и туда, ей в матку!!! Через глаза, и прямо аж весь-весь-весь отправился ей в матку!!! Через горячую неприступную сталь на её острых каблучках, через уличную грязь на них — и прямо в её наинежнейшие, обжигающие аж прямо своей стерильностью кишки её девчячьи!!! Представляете, в кишки настоящей, живой пятнадцатилетней девчёнки!!! Бо-о-о-о-о-оже: Ка-а-а-ак же мощно-то разорвался в следующий миг мой членище в тёпленькой и перегруженной всей-всей этой тугости!!!
Ему так тоже хотелось свою девочку всю полностью, что в мгновенья столь невыносимейшего сладострастия, засаженный в неё аж прямо вот именно по яйца, он продрал её до всего-всего мыслимого прямо и немыслимого, и в благодарность за всё это, за то, что он так замечательно позволил мне прочувствовать её своей, девчёнка дала и ему, и мне насладиться тем, что первая, сверх-сверх насыщенная, сверх-обильная аж прямо такая вот до невозможного струя нашей настоявшейся и густой опять же такой спермы пошла ей, как мы обои того и желали, прямо на этой вот са-мой стиральной машинке "BOSCH", прямо на нашей же кухне, и: прямо в тугие — притугие, в перегруженные её кишочечки!!!
Довери-тельно опять же, тё-ё-ё-ёпленько прямо так вот — притёпленько, когда эта безумно юная Евгения уже всей-всей вот прямо своей душой, всей плотью дала мне понять, какой же невыносимейше сладкой-то она будет для меня женой, моя густая, настоявшаяся сперма пошла ей во всём своём свежем сверх-обилии прямо аж глубоко-глубоко вот именно в матку!!! Через её расширившиеся, карие зрачки — и прямо ей, деточке такой сладенькой, прямиком в матку!!! Её глубокие зрачки и в самом деле аж расширились, когда эта тёплая и насыщен-ная струя моей густой спермы проходила ей в приятненькую, тёпленькую такую тугость!!! Прямо прямым ходом ей в кишки!!! Моя Женечка таким вот голеньким и разложенным лягушонком была в этот момент у меня в яйцах аж прямо, ну вот вся-вся-вся, я держал её прямо за туфельки, за их острые каблучки, и у меня аж "поехала крыша", когда на фоне этого дикого контраста прохлады неприступной стали, что до боли вдавилась сейчас вместе с сухой уличной грязью в мои ладони, я почувствовал, почувствовал вот, как отправилась ей с напором глубоко-приглубоко аж прямо в матку ещё одна струя моей настоявшейся и густой спермы!!!
И прямо тут же через её рас-ширившиеся зрачки, ей туда, в эту тёпленькую всю тугость, прёт ещё одна струя! И ещё!!! И прямо тут же, не останавливаясь, ещё!!! О, боже, да я аж прямо втащился, впёрся весь-весь в разложенную передо мной Женькину свою сладкую, в её абалденно красивые глаза, принявшись отпускать ей в кишочки порцию прямо за порцией и успевая при этом думать о том, что я наверное самый счастливый чело-век на этом свете, что наполняю сейчас такую прелесть, такую изумительную Сказку своей горячей спермой! Да ещё и через её же наикрасивейшие такие вот глаза!!! Не-е-ет: э-э-это просто что-то невыносимое по остроте своих ощущений; брать, и со спокойной уверенностью в своей правоте, наполнять таких вот ещё безумно юных пятнадцатилетних школьниц прямо из их тёпленьких кишочков своей мутной и горячей-пригорячей аж прямо такой вот до обжиганья спермой!!!
Представляете, такая вот юная принцесса из сказки лежит значит перед тобой, раскинув пошире ножки, смотрит на тебя, даёт тебе понять своими честными глазами, что она полностью и безраздельно тебе доверяет, думает, что ты, как взрослый, по-любому ведь знаешь, что с ней, с девочкой, делаешь сейчас всё абсолютно правильно, а ты же, всадив ей, прости господи, за это её тупое доверие, по самые-самые аж прямо вот именно яйца, понимая и видя, что ты весь-весь находишься сейчас у неё, у сказки у такой вот, в пизде, растащив ей для большего эффекта ещё и пошире её тоненькие и чёрненькие такие от капрона чулочек ножки, держа её за каблучки туфелек, выжимаешь, выжимаешь ей всего-всего себя самого прямо блядь вот именно в кишки!!! А-а-а-ай: в девчёночку всё выжимаешь! В молоденькую именно ещё такую вот и безумно красивенькую самочку!!!
Твоя мутная сперма идёт ей через глаза, через её расширившиеся зрачки — и прямо в эту тёпленькую всю-всю такую вот ту-гость, прямо ей в натуре куда-то там в кишки!!! Тё-ё-ё-ёпленько так: а-а-ай: — и прямо ей, юной такой вот Принцессе, в матку!!! В глубину её пронизывающе карих вот этих вот зрачков!!! Да к концу столь дьявольски сладкого оргазма я просто сошёл по-натуральному с ума от того, что такое, и в самом деле, возможно; смотреть такой вот разложенной, юненькой, огненноволосой прелести прямо в глаза, когда всё это, ну вот просто максимально так вот по-честному, вдубасить ей, как молоденькой девушке, по самые-самые аж прямо что ни на есть вот именно яйца, и, убеждая её через глаза в том, что всё это сейчас её, что она, как юная девушка, просто обязана всё-всё это в себя сейчас принимать, отпускать ей со спокойной совестью свою расплавленную сперму, порцию за порцией, прямо прямиком в мат-ку!!! Да ещё и через острую же сталь её каблучков, что зажаты сейчас до боли в твоих ладонях!
— А-а-ай: Же-е-е-енечка: — застонал аж я, когда смотря девчёночке в глаза, загрузившись ей в писькину, во всю эту обнажённую и невообразимо нежнейшую такую влагу, как только-только можно было ей вообще туда загрузиться, я взял и выжал, выдавил вот уже ей наконец-то в матку что-то последнее.
Тё-ё-ё-ёпленько прямо так вот — притёпленько, а-а-ай: и прямо всё-всё это, такое вот мутное, до конца, до победного, прямо ей, родименькой моей, в матку: Чтоб уже даже и не сомневалась бы детка в том, что моя!!! Вот чтобы девчёнка такая вот молодая не сомневалась бы в том, что она твоя, спускать ей, голубе, нужно каждый раз как можно-можно только поглубже вот именно в матку!!! Потому что до них-то всё доходит прямо вот именно через кишки!!! Чем глубже в неё кончишь — тем лучше до неё, до деточки, всё и дойдёт!
И тут, когда мой членище успокоился в своей законной рыжеволосой прелести, я, всё ещё не в силах прийти в себя от того, что она ведь у меня — девушка, осознавая, что её ведь, в связи с этим, можно значит продолжать ебать сейчас и дальше, я вот отпускаю её красные туфельки, хватаю её за бёдрышки, растаскиваю их прямо вместе с подростковой всей этой пухленькой такой вот их мякотью на ляжечках на всю-всю аж прямо, как есть, ширину, вместе прямо с этими вот, вдавившимися в их пухленькую нежность, чёрными кружевными резиночками от чулок, и: правильно, продолжаю, продолжаю тут же делать с ней всё "это" снова! Пускаю девчёнкину с ходу на второй заход: То есть, продолжаю опять же свою безумно сладкую и юную жену ебать!!!
Ну а что, скажите, с этим поделать, если я уже познал с её помощью, да как же это, чёрт возьми, невыносимо сладко-то: ебать таких вот молодых именно девчёнок! И вот тут-то Евгения уже просто не выдержала, бедняжка, такого резко взятого мной темпа. Застонала, отвернулась, закусив губы, и упёрлась даже мне в грудь своими тоненькими растопыренными пальчиками с чёрными на них ноготками, чувствуя, что с каждым ударом в столь щедро подставленную мне её промежность мой жадный до неё и тугой-тугой аж прямо такой вот хуинище засандаливается ей опять же, за неимением иного места, не куда-нибудь там, а прямо аж глубоко — приглубоко вот именно конкретно куда-то там в матку!!!
— А-а-а-а: а-ай: Ко-о-о-оля: — стонет аж отвернувшаяся от меня девчёнка, чувствуя, что её разогретая, уже даже горяченькая такая, выделившая уже необходимую в таких случаях смазку писечка продолжает, продолжает принимать в себя мой тугой членище, и причём, совершенно даже и не зависимо от её желанья, аж прямо по самые-самые что ни на есть вот именно яйца, до отказа!!!
— Евгения! Девочка моя сладкая!!! Ка-а-а-ак я тебя, миленькая моя, люблю, а!!! Потерпи, моя сладенькая: Детка! Потерпи!!!
И с этими словами, воспользовавшись тем, что под спиной моей юной Принцессы находилась в данный момент подушка, я наваливаюсь, наваливаюсь вот уже в полную прямо силу на разложенную передо мной девчёночкину, задираю при этом её растащенные и чуть-чуть пухленькие именно ещё такие вот бёдрышки в чёрном капрончике вместе прямо с этими вот, вдавившимися в их подростковую, пухленькую всю эту мякоть, кружевными резиночками повыше, то есть, к самым-самым уже вот именно её плечам ей бёдрышки её молоденькие и сладенькие в капрончике подтаскиваю, и когда писечка моей наисладчайшей, разложенной девочки, под весом моего тела, приняла меня в свою расплавленную влагу аж прямо уже вот именно до конкретного прямо такого вот, какого-то твёрденького там под ней упора, давая тем самым понять моим расплавляющимся мозгам, что это уже всё, предел, что сильнее и глубже загрузиться во всю эту наинежнейшую влагу промеж девчёночьих ног уже попросту физически невозможно, я накрываю, накрываю вот в этот момент жадно взволнованный и чувственный-причувственный аж прямо такой вот до изумленья ротик своей юной жены!
Бо-о-о-оже: ка-а-ак она, деточка, пошла в этот наш свежий поцелуй!!! С таким прямо, чувствуется, приогромнейшим девчячьим своим удовольствием! Уж что, что, а целоваться-то она, маленькая моя, со мной любила! Просто обожала, детка, со мной целоваться! И поэтому пошла вся-вся в меня прямо через писечку, через внутренности!!! Через свой жадный такой же вот в точности, как и у меня, рот!!! У меня аж потемнело в глазах, ка-а-ак же я её прочувствовал-то опять же всю-всю-всю и до конца своей! Прочувствовал через этот обжигающий поцелуй, что мой хуина находится у неё сейчас снова аж прямо глубоко-приглубоко вот именно в самой матке!!! Девчёнка вся стала моей! Господи!!! Вся-вся-вся до последнего!!! Навалившись на неё сверху, я вдул ей, родненькой, так, что аж расплавляются прямо, прости меня боженьки, мозги!!! В какой-то момент, уже понимая, что я просто не в состоянии всего этого выдержать, понимая, что мне хочется залезть в неё, в такую сладкую, всему-всему вот прямо, по-уши, и всё это только лишь от того, что она — девчёнка, молодая до безумия девушка, я принимаюсь вот ещё аж прямо и втирать, представляете, втирать, вма-а-а-азывать аж прямо её всю-всю себе в яйца!!!
Вмазывать её в разложенном виде себе в мозги аж прямо уже через сам этот вот похрустывающий и перекатывающийся у неё в пиздёночке, под горяченькой всей-всей этой такой влагой, хрящичек!!! Бедняжка аж задыхается в поцелуе! Она чувствует моё дикое желанье загрузиться ей в пиздятиночку аж прямо-прямо вот именно вместе с яйцами и уже не может просто, маленькая, всего этого выносить, господи, не может!!! Но мой тугой членище по-прежнему в ней! И в ней он по самые-самые аж прямо вот именно яйца!!! До умопомрачительнейшего аж прямо такого вот отказа!!! Я чувствую в поцелуе, какая же она есть-то у меня тугая-тугая вся и тёпленькая аж прямо вот именно в самой матке!!! Да-а-а: уж так-то её, сладенькую мою, ещё точно никто-никто в её короткой девчёночьей жизни не целовал! Да я и сам, клянусь, никогда ещё так не целовался!!! Кроме как позавчера! И опять же, чёрт возьми, с ней!!! С той, которая де-лает меня полностью обезбашенным!!! От которой у меня аж срывает напрочь крышу!!! Любя её, я уже ничего не соображаю: Вот и сейчас, целую её, деткину, и пла-а-аваю: плаваю прямо в её перегруженных до основанья, живых и тёпленьких — притёпленьких таких девчёночьих внутренностях!!!
Дурею в полную силу прямо от того, что у молодой пятнадцатилетней девчёнки нахожусь во время поцелуя прямо аж глубоко — приглубоко вот именно в самой матке!!!
Бо-о-о-оже: ка-а-ак я проникся в итоге снова своей девочкой!!! Как пошёл в наш с ней поцелуй весь-весь-весь вот прямо — весь!!! И, идя мне навстречу, моя разложенная и вывернутая наизнанку рыжеволосая Принцесса, которая была в эти мгновенья на моей стиралке уже вот она, прямо вся-вся-вся, считай что, подо мной, она, моя юная жена, являясь девчёнкой, она так снова невообразимо как пол-но дала мне прочувствовать её через свой горячий и влажный ротик своей, что сдерживаться у меня, в конце-концов, уже не было ни сил, ни желанья! Через жадно открытый её ротик, через писю её сладенькую, я так полно проникся её нежностью, так очумел от пониманья того, что она у меня молоденькая всё ж таки вот именно девушка, да-да, хоть даже ещё и безумно юная, но именно вот всё же уже, тем не менее, настоящая и живая такая вот, как она вся-вся вот прямо и есть, девушка, которой можно было влупить в поцелуе именно вот по-кишки блядь, по самые-самые аж прямо что ни на есть яйца, я так полно всем этим проникся, что не смог уже просто удержаться, поддался её хрупкой и такой нежной-нежной до безумия силе и принялся в этой ослепляюще сладкой её нежности опять же растворяться!
Только уже не через глаза своей юной Принцессы, а через её горячий, влажный и чувственный-чувственный такой вот рот!!! Бо-о-о-оже: ка-а-ак она пошла мне снова вся-вся навстречу, моя сладенькая до безумия девочка Женя!!! Наполняя меня прямо из-под своего чистого девчёночьего сердца немыслимым сладострастием, как же она, детка, дала-то мне понять, что вся-вся-вся пожиз-ненно хочет быть во мне и моей!!! Давая мне чувствовать через свой дрожащий ротик, что мой могучий половой орган набухает у неё опять же прямо аж глубоко-глубоко вот именно в самой матке, она словно бы говорит мне сейчас; милый мой, да как же я, чёрт возьми, тебя понимаю-то, понимаю, до какой же степени-то тебе меня не хватало; такой вот юной и честной именно девчёнки, способной в поцелуе принимать твою расплавленную сперму, как ты того и желаешь, прямо прямиком к себе в матку!!! Когда, я знаю, у тебя создаётся ощущенье, что она идёт мне прямо под моё тугое и тёплое сердце!!! Так кончай же в меня, родименький!!! На, кончай: Раз уж ты так прямо как сильно-присильно снова, мой бедненький, этого хочешь! Господи, да как же ты, и я уже это чувствую, истосковался-то по мне вот, по девчёночке своей родной!!!
Как же тебе меня, такой вот сладенькой, постоянно не хватало-то, а!!! Ну, уж теперь-то наконец твои мученья закончились, мой милый! Когда у тебя появилась я, твоя девочка Женя, согласная с удовольствием принимать в себя твою горячую и мутную сперму в любых-прилюбых вот прямо её количествах!!! Так кончай же в меня!!! Вот она я! Кончай!!! Да хоть ты там даже переобкончайся!!! Хочешь прочувствовать, милый мой, как твоя горячая сперма пойдёт сейчас под сердце юной девушки?! Да ещё к тому же и через её влажный, чувственный ротик!!! Через её влажный ротик, представляешь, тё-ё-ё-ёпленько аж прямо так вот — притёпленько, именно так, как ты этого любишь, так-так уж прямо доверительно, как беспомощному какому-то там, попавшемуся птенчику, — и прямо мне вот, молоденькой девушке, под середце!!! Так на же, прочувствуй это!!! Прочувствуй, раз уж ты так прямо того желаешь! Потому что девушка-то эта — твоя будущая жена!! И поэтому она, то есть именно я вот, я дам тебе сейчас, родной мой, прочувствовать, как твоя мутная и расплавленная семенная жидкость пойдёт мне под моё тёплое девичье сердце, как ты того и желаешь, ещё и вот, в поцелуе, через мой же взволнованный, чувственный и горячий-пригорячий аж прямо такой вот ротик!!!
Бо-о-о-о-о-оже: Э-э-э-это было всё!!! Конкретно уже вот прямо всё, о чём я пару суток назад, в это же вот самое время, утром, ещё не смел даже и мечтать, не зная ещё даже об существованьи на свете этой вот одурманивающей и околдовывающей меня Женьки — разбойницы!!! Просто натуральной Сказки!!! Моей судьбы и мечты! Же-е-енечка-а-а: Да слаще этого девчячьего имени и во всей вселен-ной-то уже ничего, наверное, не бывает!!! Нет, вы пробовали вообще когда-нибудь кончать в девушку во время поцелуя?!! Конечно же, я знаю, пробовали. Меня-то не обманешь. Ведь не дурачки же вы, я думаю, в самом-то деле, чтобы хотя бы раз в жизни не попробовать такого бешеного удовольствия?!! А если ещё и в любимую: А если ещё даже и не в девушку, а в девчёнку! В пятнадцатилетнюю ещё вот именно, сводящую тебя с ума девчёночку-малолетку!!!
Которая даёт тебе понимать вот так вот в поцелуе, что твоя мутная сперма пой-дёт ей сейчас, как беспомощному и трепетному, попавшемуся птенчику — прямо под сердце!!! Оно вот оно, тёплое и тугое такое вот её сердечечко!!! Ты прямо чувствуешь его сейчас своим тугим членом подо всей этой тёплой и живой-живой такой вот тугостью!!! Сердце ещё и не жившей-то даже толком девушки!!! Которая в эти ослепляющи-сладкие мгновенья, через свой взволнованный ротик, прямо вот она, вся-вся-вся, чёрт возьми, до талого, у тебя сейчас в яйцах!!! Сильнее загрузиться ей в пиздёночку, во всю эту горяченькую такую влагу, уже, ну никак-никак вот прямо нельзя!!! Того, что сейчас будет, уже не изменить!!! Хоть там Земля сойдёт сейчас с орбиты, хоть даже уйдёт где-нибудь там под воду целый материк, но твоя горячая и густая сперма пойдёт уже сейчас, через какие-то там мгновенья, под благородное, честное, под тёплое-тёплое и живое такое вот сердце юной девушки!!!
Тё-ё-ё-ёпленько так, а-а-ай: — и прямо ей, де-точке такой сладенькой, под сердечечко!!! Прямо в эту тёплую-притёплую такую вот, расплавляющую тебе мозги тугость!!! И словно бы понимая, как же тебе дико хотелось-то прочувствовать её своей точно так же вот ещё позавчера, в том самом летнем кафе, когда ты впервые увидел её вот, девчёнку, сидящую за угловым столиком одну, когда ты ещё только лишь интуитивно так вот мог почувствовать, что это сидит и ждёт тебя твоя судьба, Евгения, прямо через свой же дрожащий ротик, в поцелуе, вот уже даёт мне насладиться тем, что мой огромаднейший, да ещё и набухающий фаллос пытается её из этой тёплой всей-всей такой вот тугости, что имеется у неё под сердцем, пытается, паразит, её из этой тёплой и живой всей тугости аж прямо ещё, ну вот как бы прямо и разорвать! (Почувствовал, блядь, беспомощную девчёнкину:) При этом, набухая, он продирает её до чего-то аж прямо уже невозможного, до чего таких вот юных, пятнадцатилетних, разложенных под тобою девушек продирать уже, чувствуется, никак-никак вот прямо и нельзя-то!!!
Мало того, что ты загрузился ей в пизду, во всю эту расплавленную уже такую вот влагу, аж прямо, прости меня господи, ну вот чуть ли — чуть ли именно не вместе с яйцами, так ты же ещё и желаешь, чтобы твоя мутная вся эта жидкость пошла бы ей сейчас прямо вот именно под сердце!!!
Но видимо и сама сойдя аж прямо с ума от того, что её до всего-всего этого ещё никто, кроме меня, никогда не продирал, что продирать её до всей этой тёплой тугости уже конкретно самой природой вот прямо запрещено, что такие вот безумно юные, как она, девушки ещё просто не предназначены для того, чтобы принимать бы горячую мужскую сперму прямо по-натуральному к себе под сердце, обезумевшая подо мной на стиралке Евгения, давая понять однако окружающему нас миру, что любящая девчёнка по любому выдержит всё, и даже больше, она, моя милая, подняв меня к самой-самой наивысшей точке всего этого дьявольского такого сладострастия, и сделав это через свой же задохнувшийся ротик, через этот хрустнувший прямо хрящичек, что имелся в уже полностью обнажённой и расплав-ленной влаге её столь щедро-щедро прямо так вот подставленной мне пиздятиночки, в которую я загрузился сейчас под весом всего своего тела.
Как вы и сами уже наверное догадываетесь, аж прямо, ну вот чуть ли — чуть ли именно не вместе с яйцами, она в наивысшей точке всего этого звериного такого сладострастия ещё и пошла вдруг в поцелуе своими острыми ногтями по моей бедной спине, делая от этого моё, добытое от неё, сладострастие аж прямо в натуре каким-то уже животным прямо таким вот, диким из-за пониманья того, что подо мной в эти мгновенья молоденькая всего лишь на всего самочка и моя горячая сперма отправится сейчас этой безумно юной пятнадцатилетней самочке прямо в тугие, в тёплые именно такие вот до безумия её кишки!!!
Именно вот прямо ей блядь в кишки пойдёт сейчас моя расплавленная сперма!!! По-натуральному прямо в тёплые-притёплые и в тугие именно такие вот девчячьи её кишочеч-ки!!! Пойдёт ей конечно же не под сердце, а очень-очень уж прямо так вот доверительно, тё-ё-ё-ёпленько так: а-а-ай: и глубоко-приглубоко аж прямо вот именно в матку!!! Потому что эта разложенная подо мной в капрончике юная рыжеволосая самочка прямо вот она, невыносимо сладенькая, вся-вся-вся, до самого аж прямо хрящичка и до хруста, у меня сейчас в яйцах!!! Загрузиться ей в пизду сильнее, хоть ты умри, уже просто, ну вот физически никак-никак нельзя!!!
И тут, бо-о-о-оже: когда в этом наисладчайшем поцелуе из всех-всех тех, что были когда либо на Земле, мой член продрал невыносимо сладенькую свою Женечку до чего-то такого-такого уже прямо, до чего её уже вот явно, как девочку, продирать было нельзя, когда он и сам уже понял, что вся эта тёплая тугость, что имеется у неё, казалось бы, где-то под самим сердцем, обозначает то, что его расплавленная сперма отправится ей сейчас на этой стиралке прямо прямым ходом в матку, он, мой мощнейший фаллос, засаженный в девчячью письку аж прямо, ну вот чуть ли — чуть ли не вместе с яйцами, он, не в силах уже больше всего этого выдержать, вот уже вдруг наконец-то и разрывается, представляете, разрывается у своей юной Принцессы прямо в глубине её девчёночьей самой матки, прямо в этой перегруженной и тёплой-тёплой такой вот всей тугости!!! О, го-о-осподи, какой же я поймал кайф, когда мне показалось, что моей юной жене уже просто ничего сейчас сюда пройти не может, сильно уж туго прямо так вот всё-всё у неё тут и плотненько!
И когда через эту тёплую всю тугость, через этот зашедший мне прямо в мозги хрящичек под горяченькой всей этой влагой, что имелась на её девчячей промежности, мы обои почувствовали, что насыщенная и горячая такая струя моей густой, настоявшейся спермы прорвалась всё же из меня и пошла, пошла ей через эту, расплавляющую мне мозги, тёплую тугость туда уже прямо, куда было уже, казалось бы, пускай даже просто и некуда, такое ощущенье, что именно вот прямо ей под сердце, разложенная подо мной на стиралке девчёнка словно бы прямо обожглась, детка, от этой мутной порции пошедшей ей прямо под сердце моей семенной жидкости, рванулась у меня прямо во рту и в яйцах, пошла ударом своего разложенного тела, через свои перегруженные девчячьи внутренности, прямо вся-вся-вся мне в мозги!!! Да-да, пошла ударом своего разложенного тела, расплавленной влагой своей перегруженной пиздятиночки прямо вся-вся-вся мне в яйца!!! И через яйца прямо сразу же в мои перевоспалённые уже аж прямо такие вот ото всей этой её нежности мозги!!!
Но в этот момент ей под сердце, доверительно, невообразимо как сладко, тё-ё-ё-ёпленько аж прямо так вот опять же — притёпленько, о боже, да даже обжигающе так вот, отправляется вот ещё одна струя, я понимаю, что она отправляется ей прямо в обнажённую её матку, и разло-женная почти что прямо уже подо мной рыжеволосая соплячкина с растащенными ей вот так вот пошире бёдрышками (что были для ещё большего удовольствия ещё и в чёрном капрончике чулочек) она пошла повторным судорожным ударом своего вертлявого тела вся-вся мне в яйца и в рот именно от пониманья того, что она вся-вся-вся до наипоследнейшей и наисладчайшей своей девчячей клеточки принадлежит в данный момент вот, мне!!! И только-только лишь мне! Бо-о-о-о-оже: девчёночкина аж задохнулась, до дикой боли впившись мне в спину острыми теми самыми чёрными своими ногтями!!! Но, клянусь богом, слаще боли я ещё и в жизни своей не чувствовал!!! Потому что принялся наполнять своей расплавленной спермой живую и тёпленькую, бьющуюся подо мной в агониях выходя-щей из неё страсти самочку!
Господи, молоденькую, пускай даже ещё и глупенькую, но зато самую-самую искреннею и больше-больше всего обожаемую мной на всём этом свете самочку! Не самочку даже, а ангела!!! Юную до безумия принцессу!!! Через ротик! В поце-луе!!! Когда она и сама, и сама, сладенькая моя, от меня кончала!!! Го-о-о-осподи: ка-а-а-ак невыносимо сладко пошла ей под сердце и ещё одна струя моей мутной и горячей-пригорячей аж прямо такой вот семенной жидкости!!! Когда разложенная подо мной дев-чятиночка, в капрончике чулочек, в туфельках, что болтались сейчас где-то в воздухе прямо над моими плечами, когда она дала мне понять, что сколько бы там много уже и не было бы в ней сейчас моей настоявшейся, густой спермы, но и эта, и эта порция моей мутной всей этой "дряни" прошла ей сейчас за неимением другого места на моей же прямо стиральной машинке, как я прямо того и желал, да ещё и в поцелуе, через все эти тёплые такие вот содроганья, идущие у неё прямо из-под сердца, доверительно, тё-ё-ё-ёпленько аж прямо так вот — притёпленько, а-а-ай: — и прямо аж глубоко-глубоко вот именно опять же ей в матку!!!
Такое ощущенье, что и эта порция моей горячей жидкости отправилась ей прямо в пульсирующие, в тёплые-притёплые и в тугие именно такие вот её кишки!!! Именно вот прямо ей блядь в кишки!!! Когда бьющаяся подо мной девчёнка была не только у меня во рту, но ещё и вот она, вся-вся-вся, до самого аж прямо вот именно хрящичка, у меня в яйцах!!! И вот, целуя её, загрузившись в обнажённую и невообразимо нежную влагу её пиздёночки аж прямо, ну вот чуть ли — чуть ли не вместе с яйцами, я уже принимаюсь проталкивать ей под сердце порцию прямо за порцией!!! Бо-о-о-оженьки: сладострастие, которое я испытываю при этом, просто невыносимое! Представляете, девчёночка бьётся, дёргается, бедненькая, всем-всем телом в судорогах выходящей из неё страсти, а ты же её, радость такую, через ротик, как беспомощного птенчика, прямо из кишочков, изо всей этой пульсирующей и тёпленькой такой вот тугости, наполняешь, наполняешь обстоятельно и очень-очень уж прямо так вот доверительно своей расплавленной спермой!!! Я чувствую через задохнувшийся женькин рот, что моя мутная вся эта жидкость идёт ей, моей невыносимо сладкой юной жене, прямо аж глубоко-приглубоко вот именно куда-то там в мат-ку!!!
Через тёплую тугость, когда она в разложенном виде вся-вся-вся у меня сейчас в яйцах, когда я понимаю, что загрузился через влажный её ротик ей в пиздятиночку, во всю эту обнажённую и такую же невообразимо нежненькую — принежненькую до безумия влагу, аж прямо вот именно до боли и до хруста, у меня и в самом деле, и в самом деле создаётся сейчас такое ощущенье, будто бы моя обжи-гающе-расплавленная сперма проходит моей юной рыжеволосой Принцессе, пятнадцатилетней моей жене, прямо под её тёплое и тугое-тугое такое вот, бьющееся в судорогах, девчёночье её сердце!!! Под благородное, чистое сердце юной девушки!!! Которая не смогла просто физически и душевно, и даже может быть морально выдержать того, что её снова сейчас повторно на этой стиральной машинке отъебали! Да-да, как молоденькую именно девушку, в своё удовольствие, взяли просто-напросто вот так вот и отъебали!!! И отъебали уже не через глаза, как это было только что, до этого, а именно вот уже в поцелуе, через рот!!! И она от всего этого просто не могла тоже не кончить! Потому что необыкновенно как полно прочувствовала себя до конца молоденькой вот именно и так нужной кому-то самочкой!!!
Которая была просто обязана побывать у меня в яйцах на этой самой стиральной машинке германского производства "BOSCH", раз уж она являлась в этом мире натуральной и молоденькой, хоть там даже и не германской, а русской, но именно вот всё же натуральнейшей такой вот, до корней своих огненно-рыжих волос, самочкой!!! Да я аж задохнулся в невыносимо сладком этом таком поцелуе, сдавил под собой разложенную и бьющуюся девчёночкину как только-только мог, загрузился при этом ей в пиздятиночку, во всю эту обнажённую и расплавленную влагу, аж прямо именно вот до боли, до расплавляющего мне мозги чего-то такого вот прямо твёрденького, и та-а-а-ак, так, чёрт возьми, полно прочувствовал её юный содрогающийся девчёночий организм своим, что когда до меня через горячий девчёночий рот, из-под самого аж прямо тёплого и пульсирующего девичьего сердца дошло, что так полно, так до умопомраченья полно я мог прочувствовать только лишь одно живое существо на всём этом свете — свою юную вот именно жену, и ни одну — ни одну девушку больше во всём мире мне ещё никогда так вот полно прочувствовать своей не удавалось, я испытал просто, ну вот одуреннейше какой нежный-принежный и вместе с тем дикий аж прямо такой по своим ощущеньям кайф, когда отправлял под своё, под безумно родное уже мне девчёночье сердце, под сердечечко своей наидрагоценнейшей половинки, что-то именно вот уже последнее!!!
Когда даже и это, что-то последнее, прошло ей, я чувствовал, как на хирургической операции без наркоза, не куда-то там, а прямо аж глубоко-приглубоко вот именно в пульсирующую её матку!!! Содрогающейся подо мной в судорогах девчёнке, через её жадный рот, когда она уже ничего наверное, бедняжечка, не понимала-то и не соображала, где она и что с ней вообще сейчас происходит, прямо однако на моей же стиральной машинке — и прямо в пульсирующие, в тёплые, в тугие-притугие именно ещё такие вот до бесподобия девчёночьи её кишки!!! Именно вот прямо всё-всё ей до последнего в кишки её девчячьи!!!
Когда я выпрямился над разложенной Евгенией и вытянул наконец-то из её горяченькой письки свой успокоившийся членище, этот рыжеволосый симпатичненький и голый такой лягушоночек ещё аж прямо весь-весь дрожал, бедненький, дёргался от охватившего его перевозбужденья!!! Он был в чёрном капрончике чулочек, в красных своих туфельках — ну вот видно же прямо что молоденькая девушка! И я понимал, что если после всего этого я не вопру сейчас этой дрожащей, перевозбуждённой до крайности юной девушке ещё и "кисками", да-да, именно вот "кисочками", а не "раком", как девушки обычно ебаться не любят и не хотят, (ну я имею ввиду молодых конечно же), а как кошечки, или там как котятки, и я знаю это уже даже по ней вот, по Жене, ебутся аж прямо, ну вот с привеликим таким удовольствием, (да-да, молодые девчёнки любят ебаться не раком, как им навязывают обычно это пацаны, а именно вот кисочка-ми), короче я понимал, что если не вопру ей сейчас "кисками", когда у неё в матке после её оргазма ещё так всё-всё открыто и перевоз-буждено, да ещё и сверхчувствительно, то я потеряю в жизни всё!!! Ну, или почти что всё — не знаю.
Но вдуть я ей так сейчас должен был по-любому!!! Я просто подсознательно чувствовал, что если я возьму сейчас свою юную эту Женю в позе уже другого разъехавшегося лягушонка, выверну свою любимую девочку в талие, вдавлю, в экстазе от её гибкости, всей-всей грудью в постельку, именно вот в ту самую постельку, где мне её, деточкиной, так всю ночь не хватало, то в компенсацию за эти мои "ночные страданья", когда мне, ну вот действительно, действительно очень уж прямо как её, такой моей сладенькой, не хватало, я буду ебать её сейчас (наизнанку всю-всю вот так вот вывернутую) прямо в обнажённые и в расплавленные её девчёночьи вот именно сами мозги!!! И тогда следующая моя сперма уже обязательно пойдёт ей на пределе всего этого нового невообразимейшего такого откровенья прямо уже куда-то там в саму под-корку её девчячьего головного мозга!!! По-натуральному так вот и конкретно ей в мозги!!! Во всё её невообразимо сладкое девчёночье опять же само существо!
А правильнее сказать, в саму прямо её сущность!!! В вертлявую, в девчячью, как она вот прямо и есть, её сущность самки!!! И кайф, как я понимаю, будет просто неимовернейший, когда моя оставшаяся сперма полезет у неё, у такой вот безумно ещё молоденькой, у такой вот тоненькой и хрупкой, аж прямо уже, ну вот чуть ли — чуть ли откуда-то там не из ушей!!! Особенно после того, как она, детка, кончила: То есть, именно вот сейчас! Да я просто должен ей так вдуть!!! Обязан!!! Влуплю ей сейчас опять же именно вот по кишки блядь!!! По самые-самые аж прямо что ни на есть яйца!!! Чтобы насладиться тем, что я насаживаю до отказа на свой могучий хуина вертлявую и гибкую до чёртиков девчёночку-старшеклассницу!!! Спущу ей, своей детке сладенькой, аж прямо вот именно по-натуральному в мозги её девчячьи!!! Плохо мне от этого, ну вот никак абсолютно не станет:
— Сладенькая ты моя!!! — вот с нежностью подхватываю я Принцессу прямо со стиралки на руки, лёгенькую прямо такую вот — прилё-генькую, как пушинку! — Кончила, деточка моя, да?
— Угу: — улыбается и счастливая жмётся ко мне Женя, обхватив меня при этом за шею, как нежная лилия или там как лиана, своими хрупкими и тоненькими-тоненькими такими ручоночками. — Я ведь вместе с тобой кончила! — по-детски радостно так заявляет мне она и тянется опять же вся-вся ко мне: — Между прочим, у меня это было сейчас всего лишь только второй раз в жизни! И только лишь с то-бой!!! — смеётся девчёнка. — Потому что я так сильно-пресильно тебя люблю!!! Нет, ну правда: Ты даже и не представляешь себе, как!!!
— Евгения, девочка ты моя миленькая! А вот ты даже и не представляешь себе, как же я-то тебя люблю, а!!! Сладкая ты моя проказница! Ты самая-самая драгоценная моя девчёнка на всём этом свете:
— Правда?!! — едва ли не дрожит прямо у меня на руках ещё не остывшая от охватившего её перевозбужденья, не пришедшая ещё толком-то в себя рыжеволосая моя Принцесса, когда она вот, ещё всего лишь только несколько секунд тому назад билась и дёргалась подо мной в судорогах выходящей из неё страсти, которая так из неё, чувствуется, до конца-то ещё всё ж таки и не вышла. Чтоб вышла бы до конца, её срочно нужно отьебать сейчас ещё раз! И жарко прямо так вот — прижарко!!! Прямо в мозги!!! Нет, вообще я вам скажу, что девушки остывают всё же намного медленнее нас, парней. И её сейчас, в связи с этим, такую вот уже горяченькую, ебать лишь вот только и ебать!!! Когда ты будешь хуярить такую вот молоденькую, вывернутую наизнанку девчёночкину прямо уже в обнажённую вот именно саму её матку!!! Просто невообразимо как глубоко!!! Ну вот просто одуренно как чувственно! Будешь засаживать ей всё в горя-ченькую её пиздятиночку аж прямо-прямо вот именно до хруста: Так, чтоб маленькая аж дурела бы!!! А-а-ай: ка-а-ак ты пойдёшь в неё снова кончать!!! Весь прямо ей туда, в мозги её расплавленные войдёшь: Спустишь ей прямо блядь в обнажённую саму её душу!!!
И вскоре я уже эту свою хрупкую, тоненькую, золотисто-волосую такую Сказку, занеся в спальню, кладу голенькую на постель, заставляю её приподняться на коленки. Потом пристраиваюсь быстренько сзади к её небольшой, аппетитненькой такой до изумленья попке, и, помня ещё по первому нашему с ней разу, что мне нравится с широко раздвинутыми её бёдрышками, как я и брал её ещё только лишь позавчера впервые у себя в зале на полу, Женечкина вот уже сама же прямо с готовностью разъезжается передо мной, превращая себя в послушного и совершенно беспомощного такого вот лягушонка. Вытягивает перед собой ручоночки, упирается тоненькими и хрупкими своими пальчиками, чёрными прямо теми самыми ноготками в деревянную спинку моей кровати!" Мол, так, мой дорогой, тебе нравится ебать молоденьких девушек??
Таких вот, как я, до одуренья пластичненьких прямо, гибких-пригибких, тоненьких?! Так на же, родименький, еби меня! Вот тебе снова для этого дела под моей разъехавшейся попочкой пятнадцатилетняя моя писькина!!! Пойми же ты, что ни одна — ни одна девушка на свете тебе другого подставить бы сейчас не смогла!!! Так зачем же тебе другие, когда у тебя есть я вот, невыносимо сладкая твоя Женя!!! И ты можешь сейчас опять же, прямо через письку, прочувствовать меня всю-всю полностью и до конца своей! Можешь меня сейчас снова в своей постельке, уже в четвёртый раз за сегодняшнее утро, взять, по-простому говоря, и отъ-ебать!!! Ну раз уж тебе, родной мой, так-так уж прямо как этого хочется! Раз уж ты у меня парень! Что я могу с этим поделать?! И если я уже догадалась, поняла, да как же ты всё же любишь-то трахать таких вот безумно ещё молоденьких, как я именно, девушек! Вводить нам, таким вот юным, хрупким-прихрупким и тоненьким, своё тугое мужское достоинство — и прямо вот именно до отказа в кишки!!!
Когда в конце всего этого наиприятнейшего такого для тебя занятия ты уже просто не можешь не понимать того, что твоя настоявшаяся и густая сперма отправляется с неимовернейши сладким усилием такой вот юной до неприличия девушке прямо аж глубоко-приглубоко вот именно куда-то там в матку!!! В тёплую тугость!!! А для тебя же такое ощущенье, что именно вот прямо ей в мозги!!! В подкорку прямо самого её головного мозга!!! Да-а-а: уж так-то чувствовать нас, девушек, своими, я представляю, какое для вас, для парней, удовольствие! Чтобы прямо аж вот именно из глубин самой матки!!! Ну так вдуй же мне, родименький, как ты того хочешь! Возьми, просто-напросто вот так вот и вдуй! Влупи мне опять же по самые-самые аж прямо вот именно яйца!!! Живой и тёпленькой такой вот твоей девочке по имени Женя! Влюбил в себя девчёнкину? Так значит теперь её нужно, детку, регулярненько прямо так вот ебать! Да-а, а как ты хотел. Думал это просто так что ли? Влюблять в себя молодых девчёнок. Потом их, деточек, ебать ведь надо. Без этого никак!"
И вот, видя сейчас на столь щедро вывернутой промежности моей юной жены самую-самую что ни на есть только настоящую, живую опять же девчёночью пизду, я подношу к ней свой тугой такой до безумия орган и втапливаю его головку в самые-самые верхние кончики этих мягеньких и пухленьких таких вот лепестков. Едва заметное движенье пальцами чуть вниз, и влажненькая, живая нежно-сть потащила тут же в себя, как в топлёное вот прямо масло!!! Бо-о-о-о-оже: просто не знаю, с чем можно сравнить эти ощущенья, когда твой могучий фаллос заглатывает опять же в себя живая и разгорячённенькая уже прямо такая вот донельзя девчёночья писька! И вот тебе на член уже снова пошла поступать девочка! Разъехавшаяся, рыжеволосая, просто охуительная такая вот, как она прямо и есть, соплячка!!! Перевозбуждённенькая, горяченькая!
Такая уже вся-вся прямо из своих внутренностей чувствительная!!! Мой тугой фаллос за-катился и пошёл в неё, как именно вот прямо уже во что-то своё, родное! Как в свою полнейшую прямо собственность! Хотя именно эту вот самую рыжеволосенькую такую вот соплячечкину ещё всего лишь даже может быть три дня тому назад ебал точно так же вот и кто- то другой! Какой-то там, о господи, Олег! Шёл своим тугим членом в эту же вот самую именно пизду, в эти же внутренности!!! Но какая разница, кто ебал её до этого?! Сейчас она таким вот симпатичненьким голеньким и разъехавшимся лягушоночком в красных туфельках и в чёрном капрончике моих чулок прёт именно вот всё же на мой тугой — притугой и такой жадный тоже до её нежности хуинище!!!
— М-м-м-м: — аж стонет сдавленно девчёнка и вывернутое её тельце даже слегка дёрнулось в тот момент, когда мы обои почувствовали, как где-то уже в немыслимо сладкой глубине, она зацепила по головке моего органа каким-то черезчур уж чувствительным, невообразимо нежненьким-нежненьким и расплавленным уже аж прямо таким вот в конец от спермы мясом!!! — Ма-а: А!!! А: а-а-а-амоч-ка!!! — потянулась аж вся-вся от меня моя безумно сладенькая Женька, когда почувствовала, что, переломив её в талии, я пошёл ей пос-ле всего этого своей разрывающейся от натуги мощью уже в полностью прямо обнаженную, ещё в открытую после оргазма её матку!!!
По всей этой тёпленькой-тёпленькой, расплавленной аж прямо такой вот тугости — и прямо уже, в натуре, как будто бы куда-то там ей в мозги!!! А-а-а-ай: ка-а-ак это всё же приятненько: такой вот разгорячённенькой, только-только что кончившей пятнадцатилетней соплячке, российской нашей школьнице, вводить всё в таком вот разъехавшемся и вывернутом напрочь положении беспомощного лягу-шонка прямо аж глубоко-приглубоко вот именно в матку!!! Когда ты не можешь уже просто не понимать того, что продираешь её снова до чего-то аж прямо уже немыслимого, просто неположенного!!! И спасает только лишь то, что девчёночка уже полностью вся-вся разо-грета! Всаживай ей хоть по самые-самые аж прямо кишки там, хоть аж прямо вот именно по мозги — она всё сейчас выдержит!!! Глав-ное только, не постесняйся того, что она ещё такая вот черезчур уж молоденькая! И я не постеснялся. Господи, какой там стесняться, когда это такой невообразимейший кайф; засадить такой вот горяченькой, перевозбуждённенькой, тёпленькой и живой девочке, да ещё и пятнадцатилетней, по самые-самые аж прямо вот именно яйца!!! До отказа!!! Чтобы понять бы и увидеть, что она, сладенькая такая, уже прямо вот она, вся-вся-вся опять же у тебя на члене!!! Словно бы прямо и была рождена для него!
— А-а: а-ай!!! Ко-о-оля: — стонет аж бедняжка, уже прочувствовав, что я и в этот раз влупил ей до отказа, по самые-самые аж прямо что ни на есть вот именно мозги, когда она уже поняла, что мой дьявольски могучий хуина снова уже весь-весь полностью находится в ней вот, в пятнадцатилетней девчёнке!
Бо-о-о-о-о-оже: ка-а-а-ак я снова замечательно прочувствовал её своей, эту гибкую-гибкую и тоненькую такую вот, невообразимо юненькую и аж прямо рванувшуюся у меня на члене Женю!!! Эти остренькие её лопаточки, тонюсенькую такую вот талию, разъехавшуюся попочку!!! Эти огненно-рыжие волосы, что так красиво устелили сейчас собой, как в сказке, мою постель!!! Потянувшись тут же на-зад и почувствовав, как же невообразимо сладко-сладко пошла девчёнка по моему члену, сходя буквально прямо с ума от этих чёрных и широких таких, кружевных резиночек на её безумно аппетитненьких, разъехавшихся бёдрышках, я не смог, ну вот не смог просто удер-жаться, зажал в ладонях её тонюсенькую до изумленья талию, переломил разъехавшуюся передо мной девчятиночку в этом самом-самом узеньком таком её месте как можно только посильнее, вывернул короче её и, рванув затем её упругенький, плотно сбитенький такой вот тазик к себе, засадил ей опять же всё под разъехавшуюся её попочку, во всю эту расплавленную и невообразимо нежненькую такую до невозможного влагу, аж прямо вот именно по самые-самые что ни на есть яйца!!!
— А: а-ай!!! — как-то аж прямо черезчур так жалобно вскрикнула моя юная жена, когда поняла, почувствовала уже, да как же мне нравится-то ебать её такую вот именно уже горяченькую всю, перевозбуждённенькую, после того короче, как она кончила, когда мой дьявольски могучий хуинище засаживается ей не куда иначе, как прямо аж в обнажённую и в расплавленную от спермы её матку!!!
И тут, когда я и сам уже осознал, что прочувствовать девчёнку своей сильнее уже никак попросту невозможно, когда у меня и в самом деле уже было такое ощущенье, что я засадил ей свой не по-человечески могучий членище именно вот аж прямо куда-то там в мозги, продрал её по живому и сверх-сверх чувствительному такому вот мясу до чего-то аж прямо уже немыслимого, я почувствовал вдруг, что мне не хочется даже и выходить-то из этой огненноволосой красавицы, а хочется пла-а-а-авать, тонуть прямо в её тугих-тугих и тёпленьких, перегруженных спермой кишочках!!! Чтоб наслаждаться тем, что ты вдул!!! И вдул сейчас молоденькой опять же самочке!
Живой и разгорячённенькой уже такой вот, вывернутой наизнанку девчёнкиной, ещё и разбросавшей для большего соблазна столь кра-сиво по твоей постели свои, просто абалденные такие, золотисто-рыжие волосы!!! И ты засадил ей сейчас, не поскромничав, аж прямо вот именно по яйца!!! До отказа!!! Бля-а-а-а-адь: ка-а-а-ак я впёрся в тёплые и перегруженные девчячьи кишки!!! Как замечательно прочувствовал свою Женечку всю-всю вот именно до конца своей!!! По-натуральному вот так вот полностью своей!!! И тут, сойдя с ума от прихлынувшей вдруг дикой ревности, что у неё в этой же вот самой расплавленной влаге, под попкой, бывал когда-то так же вот, по самые-самые яйца, ещё и член какого-то там Олега, и даже может быть ещё какого-то там пацана, а до него может быть и ещё даже чей-то там, просто отказываясь верить в то, что моя девочка принадлежала вот так же невообразимо полно и всем-всем им, что она — обыкновенная всего лишь навсего самка, я принимаюсь вот вма-а-а-азывать, втирать прямо её всей-всей этой обнажённой и расплав-ленной такой влагой себе в яйца!!! Так дико я хочу поверить в то, что эта абалденная самочка всё же моя!
И желанье загрузиться опять же в пиздёночку этой юной огненноволосой самочки аж прямо до невыносимо сладкой-присладкой такой боли, заставляет меня вывернуть её в тонюсенькой её талие до такой уже именно степени, чтобы она распластанным лягушонком оказалась бы вмазана в мою постель аж прямо всей-всей своей обнажённой грудью!!! Бедняжка аж стонет!!! Бо-о-о-о-оже: ка-а-а-ак жадно её игрушечные, совсем-совсем ещё прямо детские такие вот пальчики процарапали своими чёрными ногтями покрывало на моей постели, когда горяченькая и обнажённая влага в её расплавленной девчёночьей пизде, благодаря столь жёстко-жёстко и основательно прямо так подставленной мне её промежности, зашла мне наконец-то в мозги, как я того и желал, аж прямо вот именно до конкретного, жёсткого и твёрдого такого вот ограничителя в виде какой-то там тупой косточки!!! Об которую и можно-то уже вмазывать девчёнкину всей этой обнажённой и расплавленной такой влагой прямо уже вот именно конкретно себе в мозги!!!
Что невообразимо как полно говорит тебе о том, что загрузиться ей в пиздятиночку сильнее, хоть ты там умри, уже, ну вот никак-никак попросту невозможно!!! И принявшись вмазывать свою невыносимо сладкую Женьку себе в яйца таким вот разъехавшимся лягушонкиным в чёрном капрончике чулок и в красных туфельках уже через сам вот именно этот перекатывающийся у неё во всей этой горяченькой такой влаге хрящичек, осознавая при этом, что загрузиться ей в пиздятинку сильнее уже и в самом деле никак невозможно, я изо всех сил пытаюсь достать себя ею именно вот из матки!!! Из самой вот именно девчёночьей её матки!!! Которую я просто замечательно как у неё сейчас там, внутри, чувствую! Да какой там чувствую, я в ней прямо нахожусь! Прямо у неё, блядь, в матке!!! Да вы хоть представляете себе, что это за ощущенья — находиться в матке у пятнадцатилетней школьницы?!! Ка-а-ак ты её, детку, всю-всю чувствуешь!!! Казалось бы, из самих прямо её расплавленных девчячьих мозгов!!!
О, бо-о-о-о-оже: да это что-то немыслимое — засадить в такую вот тонкую и хрупкую девчёнку по самые-самые аж прямо вот именно яйца свой дьявольски могучий хуина, и когда она, сладенькая, уже аж не может, аж царапает от переизбытка ощущений своими растопыренными цевильными чёрными такими ноготочками покрывало на твоей постели, чувствовать в это время невообразимо как полно своими все-все её кишки, все внутренности!!! Вот как она прямо есть девчёнка вся устроена, вот именно так её, деточку, всю-всю своей прямо и чувствовать! Какая ж она есть-то вся из кишочков?! А какая же интересненькая-то, тёпленькая прямо вся-вся такая вот и живая в матке-то!!!
А если у неё в матке после её женского оргазма ещё и так к тому же всё-всё перевозбуждено прямо и открыто, то вы хоть представляете себе, догадываетесь вообще, какой же это, чёрт возьми, кайф: понимать и чувствовать, что находишься у неё в данный момент где-то именно вот там, вглубине аж прямо самой её девчёночьей матки!!! Бля-а-а-а-адь: ка-а-а-ак ты ей туда залазишь, а! Всеми-всеми своими расплавляющимися мозгами — и прямо ей туда, чёрт возьми, в матку!!! Такое ощущенье, что именно вот прямо куда-то там ей в мозги!!! Во всю её наисладчайшую саму сущность!!! В девчё-ё-ё-оночкину!!! В её горяченькие уже прямо такие вот внутренности!!! О, господи, да так полно я ещё ни одну — ни одну девушку никогда в своей жизни не чувствовал!!!!! Как сейчас её вот, пятнадцатилетнюю какую-то там соплячку!!! За которую я, не задумываясь, ну вот всю-всю прямо свою жизнь, блядский род, отдал бы!!!
— А-а-ай: Ко-о-о-олечка!!! (Видите?!! Всё-таки Колечка! Значит всё ж таки Любимый!!!) — не может уже вывернутая передо мной детка, чувствуя, что от такой вот прямо большой любви к ней, я продрал её своей неуёмной мощью до всего-всего мыслимого прямо и немыслимого, чувствуя, что я готов вылезти у неё во всём этом дьявольском откровении аж прямо, ну вот чуть ли — чуть ли не из ушей!!!
И вот я принимаюсь наконец-то свою юную жену уже по-настоящему, в полную силу прямо так вот ебать, дурея от того, как же чистенько-чистенько и безупречно сладенько-то ходит она таким вот разъехавшимся лягушоночком, да ещё и в капрончике чулок, по моему тугому фаллосу!!! И что самое-то главное, всё засаживается этому беспомощному рыжеволосому лягушонку, столь абалденно красиво разбросавшему по моей постели свои огненные волосы, засаживается ему до отказа, по самые-самые яйца, и прямо в пизду!!! Подтверждая тем самым то, что этот безумно вертлявенький, тоненький и гибкий-гибкий аж прямо такой вот весь до одуренья лягушоночек, впечатанный мной аж прямо всей-всей своей наинежнейшей грудью в постельку, — молоденькая до изумленья девушка!!! Бо-о-о-о-оженьки: ну вот вы скажите, как можно таких вот молоденьких до невозможного девушек ебать долго??! Когда они тебя своей невообразимейшей нежностью, таким великолепнейшим образом сочетающейся в них с хрупкостью и с просто дьявольской такой вот гибкостью, они тебя, ну вот по-любому, уже по-любому, такие вот вертлявенькие ссучечки, всем-всем этим постепенно прибирают!!!
Когда они такие вот прямо тёпленькие, такие вот прямо все живые из своих переполняемых до отказа кишочков и, вдобавок, ещё аж прямо и продирают по головке твоего члена расплавленным от спермы и уже сверх-сверх чувствительным аж прямо таким вот до полного ужаса девчёночьим внутренним своим мясом, перед тем уже именно, как ты затарабаниваешь им аж прямо по самые-самые что ни на есть вот именно яйца!!! Это чтобы ты понимал бы, что через всю эту расплавленную и тёпленькую тугость, через всю эту, уже имеющуюся в них, сперму, ты вводишь сейчас одной из них свои дьявольски могучий хуинище аж прямо глубоко-приглубоко вот именно в матку!!! Настолько глубоко, что расплавляются аж прямо мозги от невообразимейшей нежности твоей юной спутницы!!!
— О, господи, Женечка! Давай же, моя сладкая!!! Давай, детка! Ещё маленечко: Миленькая моя! Ну же!!!
И с этими словами, продолжая насандаливать разъехавшуюся передо мной, безумно гибкую и тоненькую эту такую вот соплячку- малолетку всю-всю, до отказа, себе на член, дурея напрочь от того, что в такую вот хрупкую с виду девчёночкину я засаживаю свой могучий и тугой аж прямо такой до ужаса хуина весь-весь полностью прямо, по самые яйца, я понял уже вдруг конкретно, что сейчас, сей-час от неё, чёрт возьми, уже и "приплыву"! Дурея от этой тонюсенькой, вывернутой в моих руках талии, от этих разъехавшихся по пос-тели, безумно аппетитненьких аж прямо таких вот её бёдрышек, в подростковую припухлость которых для большего соблазна ещё и вдавились сейчас так сладенько эти чёрные кружевные резиночки от чулок, сходя с ума от остреньких девчёночьих лопаточек и в особенности от этих рыжих волос, от чёрных, царапающих покрывало ноготочков, понимая всей своей гудящей от натуги плотью то, что у меня на члене сейчас молоденькая совсем-совсем ещё прямо до неприличия девушка, которая по идее никогда у меня на члене побывать-то и не должна была, не встреть я её позавчера в летней кафушке, бо-о-о-оже: ка-а-ак же жадно-то забивал я её последними ударами, такую вот вертлявенькую всю-всю, тоненькую и гибкую, себе в яйца, когда у меня уже, и в самом деле, было такое ощущенье, что я ебу её прямо аж куда-то там в расплавленные вот именно сами её мозги!!!
И девчёночка пошла мне навстречу вся-вся-вся вот прямо — вся!!! Принялась делаться вдруг из матки такой опять же невыносимейше сладкой!!! И именно вот сейчас, когда у неё там уже так всё- всё было обнажено прямо и открыто, она дала мне явственно почувствовать, что уж на этот-то раз моя горячая сперма отправится ей вскоре в моей постели, как я того и желал, не куда иначе, как прямо вот именно по-натуральному куда-то в мозги!!! В обнажённые и в расплавленные девчёночьи прямо сами её мозги!!! Бо-о-о-оженьки: ка-а-а-ак же я ей вдул-то!!! А! Такой вот разъехавшейся и вывернутой, огненноволосой, просто абалденной такой своей девочке (чтобы она уже даже и не сомневалась бы никогда в том, что она отныне вся-вся полностью моя) влупил ей, родименькой, в прихлынувшем экстазе аж прямо вот именно блядь по кишки!!!
Представляете, взвизгнувшей и рванувшейся у меня под ладонями пятнадцатилетней Принцессе я задубасил, не желая сдерживаться, аж прямо вот именно по самые-самые что ни на есть кишки!!! По яйца ей впёр!!! Продрал её своей голоднющей мощью до чего-то аж прямо уже немыслимого!!! Да я аж едва не сошёл с ума от того, что мой хуинище, каким бы не был он там дьявольски могучим, находился сейчас весь-весь полностью, до отказа, в ней вот, в этой юной и изворотливенькой такой вот рыжеволосой Сказке!!!
И просто лишь в награду за то, что мне так уж прямо безумно как нравится её ебать, чувствовать её, любящую меня, всю-всю-всю вот прямо и до конца своей, моя Женька принялась вот уже, как родного, наполнять меня из своих перегруженных кишочков таким ошеломляющим опять же сладострастием, что аж помутился, честное слово, рассудок!!! Переломив девчёночку в талие, всей-всей грудью впечатав её снова в ту самую постельку, в которой мне было так сегодня ночью без неё тут плохо, когда я за её тёпленькие и живые вот эти вот девчячьи кишочки всё-всё на свете, наверное, отдал бы, чтобы пойти бы наполнять их вдруг вот так вот своей горячей спермой, с удовлетвореньем отмечая про себя, что такой прелести в моей постели ещё никогда-никогда и отродясь-то до этой Жени не бывало, я впёр этой рыжеволосой прелести, что находилась сейчас передо мной в позе совершенно беспомощного такого вот лягушонка, впёр ей, прости меня господи, аж прямо до боли в яйцах, по самое-самое аж прямо вот именно "не могу"!!! Бля-а-а-адь: ка-а-ак я ей засадил, а!!! Молоденькой пятнадцатилетней такой вот девчятиночке — и аж прямо вот именно по кишки!!!
До конкретнейшего прямо такого вот отказа!!! До помутненья рассудка!!! Да-а-а: так прочувствовать девчёнку — это вам не тяп-ляп! Вот именно только тут-то ты и понимаешь по-настоящему, что она — девчёнка, и что вообще из себя представляет?! Когда по-натуральному вот так вот ей вдуешь!!! Вопрёшь ей, прости меня господи, аж прямо до хруста в яйцах!!! А-а-а-ай: ка-а-а-ак она пошла мне в мозги всей-всей этой тёплой и расплавлен-ной уже прямо такой вот от спермы тугостью, в которой принялся набухать сейчас снова мой член, готовясь к своему новому грандиознейшему семяизверженью!!! Евгеньичка аж прямо одурела, моя бедненькая детка, сошла с ума, почувствовав, что мой поднатуживающийся в ней хуина полез ей, за неимением другого места, аж прямо вот именно куда-то там в мозги!!! Но наслаждаясь тем, что она, хоть и молоденькая, но именно вот всё же уже девушка, я вдул ей, как и полагается, до отказа, аж прямо до помутненья рассудка!!! О, господи, да если бы не эта отчётливая такая, твёрденькая косточка-ограничитель, я загрузился бы в обнажённую и расплавленную влагу девчёночьей пизды аж прямо, ну вот вместе-вместе с яйцами бы!!!
Бо-о-о-о-оженьки: Э-э-это было всё!!! Так полно и откровенно я свою Евгению ещё точно сегодня своей не чувствовал!!! Продрал её своей набухающей мощью до чего-то аж прямо уже немыслимого!!! Уже вплотную приготовился насладиться тем, что моя сперма пойдёт ей сейчас конкретно прямо вот именно в расплавленные сами её девчёночьи мозги!!! Полезет у неё сейчас, и я это уже чувствую, аж прямо из ушей!!! И понимая, что она должна наполнить сейчас всё моё тело и душу таким именно сладострастием, о котором я до встречи с ней мог только лишь мечтать, чтобы я ещё раз понял бы и нас-ладился тем, что им наполнила меня сейчас моя молодая, безумно юная вот именно жена, которой требуется ещё всего лишь только немного подрасти, чтобы стать бы ей по-настоящему, моя невыносимо сладкая девчёнка Женька с тонюсенькой-притонюсенькой аж прямо такой вот до безумия талией, что была зажата и вывернута сейчас в моих руках, она вот уже поднимает меня на самую-самую вершину всего этого немыслимого такого по своим ощущеньям кайфа!!! Ка-а-а-ак же я ей, родименькой-то, в эти мгновенья вдул!!! Хрупкой и тоненькой такой вот, вывернутой наизнанку, пятнадцатилетней соплячкиной засадил, прости меня господи, по самые-самые аж прямо вот именно кишки!!! Доказывая ей таким вот мученическим способом, ка-а-ак же я её, детку, безумно-безумно аж прямо так вот обожаю-то и люблю!!! Ещё: Ещё немножечко: Девочка моя сладкая!!! Ну же.
Бля-а-а-а-адь… казалось мой хуина, доставляя мне тем самым просто немыслимейшего такого кайфа, разорвался где-то в самих прямо расплавленных девчёночьих мозгах!!! И: всё-всё из меня ей туда с этим мощнейшим толчком пошло!!! Моя горячая сперма пошла моей невыносимо юной жене прямо в обнажённые и в расплавленные её девчячьи именно мозги!!! В её девчёночьи прямо сами, чёрт возьми, мозги!!! Прямо в эту, расплавленную от спермы, тёплую-тёплую такую вот всю тугость!!! Вдавленная в постель Принцесса, что была у меня на члене таким вот разъехавшимся лягушонком в красных туфельках и ещё к тому же в чёрных чулках, аж рванулась, дёрнулась, деточка, словно бы прямо обожглась, маленькая, ещё отчётливее давая понять мне своим рывком, что моя горячая жидкость, называемая спермой, пошла ей на этот раз в матку просто невообразимо как глубоко!
Такое ощущенье, что она, и в самом деле, отправилась ей прямо-прямо вот именно куда-то там в мозги!!! И именно в этот момент, когда в ослепляющем, просто диком таком сладострастии ей прямиком в матку, в эту перегруженную, тёпленькую и расплавленную всю тугость, пошла с неудержимым напором ещё одна струя моей мутной и горячей-пригорячей аж прямо такой вот семенной жидкости, такой же горячей, какой была и моя любовь к этой рыжеволосой Принцессе, когда я девочку свою просто любил и поэтому снова принялся в неё сейчас кончать, представляете, вот ни раньше именно не позже, а пытаясь именно вот сейчас испортить мне весь этот мой кайф с юной Принцессой, в этот именно момент в её сумочке, что была ещё с первого же раза брошена и забыта ею тут вот, в спальне, на моей постели, в ней опять, опять, как назло, раздалось вдруг жужжанье, а потом и весёлое, полностью беззаботное и беспечное такое треньканье её телефончика. Которое тут же дало мне понять, како-о-ой же это всё ж таки фантастический кайф: кончать в девушку в такую вот молоденькую в нашем, в реальном, настоящем мире, в котором мы живём и в котором есть всё! Даже и вот, вплоть до её тренькающего телефона в её чёрной сумочке!!!
Мир живёт своей жизнью, кто-то там, от делать не хуй, звонит, а ты же в это время наполняешь своей горячей спермой вот, юную девчёнку, и сломать тебе весь этот невообразимейший кайф с ней он уже никак-никак прямо не может!!! Пускай-ка лучше подрочит себе в кулачок, в память об своей несравненной, самой лучшей на всём этом свете девушке Жене, которую он, дебил, ещё лишь только позавчера заставил плакать!!! Уж я-то, в отличии от него, эту лёгенькую и воздушную такую Принцессу, сказку мою золотоволосую, буду те-перь всю жизнь на руках просто носить! А-а-ай: но зато ка-а-ак же тёпленько-то прямо так вот — притёпленько под эту жизнерадостную и неунывающую такую вот мелодию её дешёвенького мобильничка пошла ей куда-то там в мозги и ещё одна порция моей расплавлен-ной спермы, принося мне кайфа просто неимовернейшего и давая понять всему миру, что девочка-то сейчас вся-вся принадлежит не кому-нибудь там, а именно вот ей, моей расплавленной и обжигающе горячей-пригорячей аж прямо такой вот сперме!!! И в доказательство этого, она опять пошла вывернутой наизнанку девчёнке (представляете хоть, куда?) именно вот аж прямо куда-то там в подкорку её головного самого мозга!!! Бля-а-а-адь: у меня аж рассудок в конец помутился! По-натуральному ей в мозги!!!
Бедняжка аж дёр-нулась у меня под ладонями разъехавшимся лягушонком в чёрненьком капрончике, вдавленная всей-всей грудью в постельку, потому что уж она-то знала, чувствовала, моя детка, что и эта тёплая струя под весёлое треньканье её телефончика отправилась ей не в мозги конечно же вовсе даже, нет, а глубоко-приглубоко аж прямо вот именно конкретно опять же вот так вот в матку!!! Тот, кто ей сейчас звонил, кому она так была сейчас снова зачем-то по-зарез уж прямо как нужна (неужели это, чёрт, опять же её бывший??), он даже и представить, и представить-то себе не может, насколько ж сладко-то проходит ей сейчас моя сперма прямо аж куда-то там в сам мозг её девчячий!!! Ему даже и не в домёк, что его бывшая девочка Женя не может ежесекундно являться абонентом сети, что она так занята сейчас очень-очень важным для нас для обоих делом; принимает мою горячую и мутную сперму прямо прямиком к себе в матку!!! Но звонки-то звонками, а девчёнке ж нужно сейчас всё-всё это в себя, хочешь — не хочешь, принимать! Деться от всего этого она уже никуда абсолютно в данный момент не может. И она принимает, такая умничка!
Господи!!! Принимает!!! Я аж едва не сошёл с ума, когда ей в матку пошла с неудержимым напором ещё одна струя моей расплавленной семенной жидкости! А потом, тут же следом за ней, ещё!!! И ещё!!! И вот я уже со стоном выжимаю во вдавленную мною в постель, разъехавшуюся девчятинку все-все уже вот прямо её остатки! А почему со стоном, да потому что сладострастие, которое я при этом испытываю, просто дикое!!! Невыносимое!!! Разъехавшейся и вывернутой наизнанку пятнадцатилетней девчёнке выжимать всю-всю имеющуюся в тебе сперму прямо блядь в мозги!!! Когда у неё там после её оргазма одна просто лишь большая такая вот и живая рана!!! Ты в сущность в саму её прямо кончаешь! В саму вот именно вертлявую девчячью её всю сущность!!! Крышу уносит напрочь!!! Всё-всё до последнего — и прямо в обнажённые, в переполненные спермой девчячьи её мозги!!! Пока не выжимаешь ей туда, прости господи, всё-всё уже вот прямо, что только можно и неможно ей было вообще туда выжать:
Да-а-а-а: так сладко я в девушек ещё и в жизни своей не кончал!!! Всё-таки девушка — девушке рознь! Вот за этого вот, чёрт возьми, разъехавшегося лягушонкина, за эти вот его лопаточки, плечики, за эту вот тонюсенькую талию, — полжизни бы отдал не задумываясь! А сколько б отдал бы за эти вот абалденные его волосы, разбросанные та-а-ак абалденно красиво по моей постели, так это даже и вообще сказать трудно: Остальные, наверное, пол жизни!!! За одни лишь только девчячьи вот эти вот, огненные такие его волосы!
Придя однако по-быстренькому в себя и потянувшись назад, я стягиваю вот уже Евгению со своего успокоившегося члена и даю ей, деточке, возможность потянуться в сумочку за телефоном.
— Это Дашка. — смотрит она на экран своего мобильника и нажимает вот уже снова быстренько своим чёрным ноготком на ту же самую зелёную кнопку, что имеется на её простеньком и дешёвом таком телефончике, которому даже я, представляете, даже и я, честное слово, немножечко завидую! И именно вот из-за того, что он принадлежит Принцессе: — Привет, Дашуль! Как у меня дела? — Смеётся. — А-а: во-о-о-от: нормально. У-угу-у: Да, я с ним, со своим Колей. — слушает долго и улыбается. — Познакомить тебя с ним? Ну-у: Даш, всему своё время. Я понимаю, что ты сгораешь от любопытства, знаю, что ты лучшая моя подруга, но: дай нам хоть немного-то, в самом деле, побыть в двоём. Почему так долго трубку не брала? Да-а-аш, ну ты чё, дурочка, что ли? Ты и так нам помешала: Ну: Да!!! — Евгения смеётся в трубку, слушая, как что-то говорит ей там её подруга. Потом вскидывает на меня свои счастливые-счастливые такие глаза и опять смеётся: — Да-а: во-о-от: Я сегодня даже кончила второй раз! Представляешь?! Ну ладно, ладно, всё милая, давай, пока. Позвони мне вечером, хорошо? Когда я дома буду. Давай, родная, до вечера!
— Ну-ка, ну-ка: как это до вечера? — валю я засмеявшуюся и голую девчёнкину на постель. — Вы там с этой твоей Дашкой ещё может быть и на танцы вечером пойдёте, а? С пацанами знакомиться?!
Влюблёно глядя на меня, девочка аж заливается от смеха!
— Конечно же нет!!! А ты у меня такой ревнивый, оказывается?!! Да?!!
— А ты? Ревнивая?
— Я? Ы-ы: Нет. Вот честное слово, нисколечко даже не ревнивая! Если я тебе верю и доверяю, то я никогда ревновать тебя просто так, без повода не буду.
— И даже к своей подруге?
— К Дашке что ли? О-ой! Да тем более никогда. Потому что уж ей-то я, конечно же, доверяю. Мы же с ней со второго класса дружим. Она моя одноклассница.
— Так ей тоже что ли пятнадцать?
— Угу: — смотрит на меня, близко-близко и выразительно так, лежащая рядом Евгения, чувствуя, как я начал нежно гладить ей грудь.
— А у неё хоть парень-то есть? У этой твоей подруги:
— Да: — смотрит на меня опять лежащая рядом девчёнка, — Есть конечно. Вовка. Идиот такой:
— Почему идиот?
— Да-а: так. Пристаёт ко мне иногда. Делать ему нечего.
— Надеюсь, с ним-то у тебя ничего не было?!
— Ты что, сдурел что ли?! — переворачивается аж моя юная жена и приподнимается на локоточках. — Конечно же нет! Ещё бы не хватало, чтобы я с ним трахалась!!! С этим идиотом:
Стало тихо — тихо.
— Жень:
— У:
— А ты сильно меня любишь?
— Ну конечно же, милый мой! — тянется вот ко мне голая девочка и наваливается даже на меня сверху своей наинежнейшей до бес-подобия грудью.
— И ты всё-всё для меня могла бы сделать? А, радость моя? Только честно… — кладу я вот осторожненько ладонь ей на попку.
— Ну: всё: Что только в моих силах. — смотрит на меня спокойно девчёнка. — Ты о чём-то хотел меня попросить? Ну, говори же:
— Да. То, о чём я хотел бы тебя попросить, это только лишь в твоих именно силах.
— Что?? В моих силах?.
— Ну-у: Всё то: О чём бы я хотел тебя попросить.
— Издеваешься что ли?!! — уже смеётся тут Женька и даже слазит опять с меня, приподнявшись с любопытством на локотках. — Давай же, ну, говори, чё мучаешь-то меня:
— Понимаешь: Я даже и не знаю, как бы тебе всё это сказать-то, а? Но только, чтобы ты, деточка, не обиделась бы! Обещаешь? Чёрт, как тебе всё это обьяснить, чтоб ты поняла бы и не обидилась: Только ты не обижайся. Хорошо? Договорились? Не будешь же, рыбка моя, обижаться на меня? А?. Ну-ка, пообещай-ка мне!
— Нет. — внимательно смотрит девочка. — На тебя я никогда и ни за что не буду обижаться! Говори давай.
— У меня: И я хочу тебе абсолютно честно в этом признаться: Понимаешь?! Ещё никогда не было секса с двумя девушками сразу.
— Ты что?! Сдурел?!! — аж смеётся и озорно смотрит на меня своими весёлыми и изумлёнными глазами лежащая рядом со мной Принцесса. — Ты хочешь, чтобы я ещё и Дашку что ли на всё это дело подпрягла бы??! Да??
— Ну, Евге-е-ения: рыбочка моя! Ну ведь просто так же, а: В виде игры! Ну это же ведь не будет считаться серьёзно: А?? Поверь мне, это не измена. Измена, детка, это когда твоя любовь изменяет тебе втихую, и ты, когда об этом узнаёшь, тебе так прямо, чёрт возьми, больно. А тут, чё такого-то?! Ну и трахнется с нами один разик, за компанию. Всё равно же её парень об этом даже и не узнает. Тем более, если ты говоришь, что он идиот полный! К тебе даже, к моей рыбке, приставал!!! Тем более, надо ему отомстить! Козлу этому!!!
И вообще, неужели ты думаешь, что она, эта твоя Дашка, этого идиота любит? Кстати, вот и хороший повод будет проверить. Если согласится, то значит ей на него абсолютно начихать!!! А тебя, мою рыбку золотую, я буду только лишь ещё сильнее после этого любить! За то, что ты у меня, детка, такая вот понятливая и всё-всё мне позволяешь: Ты вот думаешь, почему другие изменяют друг-другу?? Да потому что у них никогда не было между собой пониманья: А я вот не хочу никогда тебе изменять! Понимаешь? Никогда — никогда:
Слушая всё это, Женя смотрит на меня растерянно улыбаясь и закусив чуть губы.
— А вдруг ты в неё влюбишься? — вот задаёт она первый и робкий такой вопрос по существу, после некоторого раздумья.
— Чё, такая уж прямо красавица что ли? Эта твоя Дашка.
— Ну: симпатичненькая вообще-то. Да ещё и блондинка. Вам же, мужикам, ведь всем же почему-то нравятся блондинки? Да ещё и натуральные!
— Дурочка ты моя сладкая и любимая! Если я тебя полюбил, то это на всю жизнь!!! А если я ещё и увижу, что ты и в самом деле готова ради меня на всё, даже и своей лучшей подруги не жалко, то, клянусь тебе, я никогда — никогда тебя не предам! Чем хочешь могу тебе в этом поклясться! Хоть даже своей жизнью!!!
Женя молчит. Смотрит на меня.
— Нет, ну ты же ведь знаешь, что я тебе верю. — вот шепчет она, — Очень верю. Потому что люблю тебя очень-очень сильно. Если ты обманешь меня, я просто умру. Слышишь? Потому что такого предательства я не смогу просто пережить! Правда. Ты мне обещаешь, что всё у нас с тобой будет потом хорошо?
— Дурёха, да мы будем жить с тобой вместе долго и счастливо. Ты и я. Потому что, мы же ведь всегда будем понимать друг-друга: И будем всегда честными. Правда ведь? А, детка моя!!! Ты ведь тоже же всегда будешь со мной честной? А?!
— Угу: — смотрит девочка доверчиво мне в глаза и после некоторых раздумий добавляет: — Ладно. Раз ты этого так хочешь, я поговорю с Дашей. Нет. Правда! Я тебе обещаю, что поговорю.
— А она согласится? Как ты думаешь?
Евгения улыбается.
— Я думаю: что согласится. Уж что-что, а "поэтоваться-то" она любит. Ну: в смысле, потрахаться!!! — аж смеётся уже вдруг неожи-данно моя кареглазая принцесса, глядя мне при этом по-прежнему прямо в глаза! Но уже озорно-озорно прямо как-то так вот и игриво, словно бы ей и самой уже стало вдруг интересно, а что же, мол, у нас, и в самом деле, получится в постели втроём-то, в присутствии ещё и её подружки? Когда она и не задумывалась-то никогда раньше о том, да даже и в мыслях-то у неё вообще никогда такого не было, что можно ведь с её помощью, с помощью подруги, ещё и разнообразить вот так вот свой секс с любимым! Чтобы не становилось бы ему, бедняжечке, в постели скучно:
— Ну вот, видишь, сладкая моя! Обратим всё это просто лишь в игру. И всё будет нормально. Я же ведь люблю тебя!!! Кареглазая и милая ты моя Принцесса!
— А если я тебе Дашку дам попробовать, то ты ведь правда же никогда мне потом изменять не будешь? Нет, ну скажи! Честно. Никогда-никогда же не будешь: А?
— Нет, ты постой-ка, прежде чем так спрашивать. Подожди! Давай-ка лучше разберёмся. А ещё подружки у тебя есть?
— Ах ты, негодник!!! — аж смеётся опять голая Женька и долбит меня в грудь своими крохотными кулачками. — Да ты, наверное, всех бы моих одноклассниц с удовольствием бы перепробовал, да?! Если бы я тебе только это разрешила! Ну-ка, сознавайся! Негодник!!!
— А что, есть такая возможность?! — смеюсь тоже я и, защищаясь от её, хоть и маленьких, но больных таких, кулачков, обнимаю вот, лежащую рядом со мной на постели, голую девчёнку, прижимаю её, что есть сил, всю-всю к себе. — Ну?? Куда ты теперь от меня денешься?! Ну давай, давай, побей меня! Ну-ка! Попробуй!!! Побей-ка теперь! Что? Не бьётся что-то, да?.
Женя улыбается.
— Вот негодник! Не ожидала, что ты у меня такой: Бабник!!! Ты, наверное, и в самом деле, всех-всех бы нас, девочек, перетрахал бы, да? Если б я тебе только такую возможность дала бы? Ну-ка, сознавайся быстро! Бабник!!! Да?.
— Ми-и-илая: Но ведь это же так интересно, а! Господи, вот была б ты сама у меня парнем: Тогда поняла бы меня! А так: что я тебе объясняю-то! Нет, но всё-равно, попытаюсь тебе хоть маленечко объяснить. Может быть поймёшь меня всё же. Вот представь вообще, как это захватывающе, если ты парень: совершенно — совершенно незнакомая тебе девушка! Бо-о-о-оже: и ты в неё кончаешь!!! Хоть и единственный раз в жизни, но всё равно кончаешь! Прямо по-настоящему так вот!!! Понимаешь, глупенькая? Для нас это как бы игра такая. Да включи же ты хоть немножечко-то своего воображенья! А?! Ну-у: Же-е-е-еня! Нет, ну ты представляешь, как это, и в самом деле, прикольно; кончить по-настоящему в чужую чью-то девушку?!! Хоть и один раз, но всё равно кончить! Знать потом, что она уже была когда-то твоей! Да ведь это так прикольно, родная. Ну ведь я же знаю, знаю, что у тебя есть ещё подружки! Ну-ка, сознавайся, что есть же!!!
Принцесса смеётся.
— Ну: если ты так хочешь, могу поговорить потом ещё с Жанкой и с Викой. Но за них я тебе не обещаю. У них у обоих тоже уже есть пацаны!
— Ой, будто бы в вашем классе нет всяких там Марин, Настён, Наташ: Или скажешь, что они ещё все целочки?! Да??
— Тебе что, и в самом деле, всех-всех вот прямо до единой нас, девчёнок, охота попробовать что ли?!! — изумлённо смеётся и вырывается из моих объятий голая Евгения. — Да ты у меня, оказывается, просто маньяк какой-то!!!
— Не какой-то, а твой! Любимый!!! Ну-у: птенчик мой сладкий. Же-енечка! Ну ведь всего лишь только по-разику же ведь, а! Просто так, в виде игры. Я считаю, что в этом и нет даже ничего такого плохого. Хотеть кончить в каждую твою подружку всего лишь хотя бы там по одному разику. Психологи это называют "инстинктом охотника". Который зарыт глубоко в нас, во всех, между прочим, мужчинах! Было б хуже, если бы я тебе втихую с твоими подругами изменял: Как это обычно все и делают!
— Ну: вообще-то, да. Это было бы намного даже хуже. — серьёзно уже вдруг так смотрит на меня лежащая рядом девчёнка. — Коль: — многозначительная такая пауза, — : а ты вправду меня любишь?
И тут у меня в сердце всё-всё сразу же оборвалось. Обожгло, как огнём.
— Же-енечка, милая!!! — глажу я её по тоненьким и красивым таким её бровям. — Если ты во мне сомневаешься и так этого боишься, то, ради бога, не нужно мне больше никого-никого, кроме тебя одной! Никаких там Даш, ни Жанн, ни Марин. Ты одна только мне очень нужна. Правда! Клянусь тебе!!! Девочка моя, ну извини меня, пожалуйста, что я вообще затеял весь этот разговор. Давай забудем, будто бы его и не было! А?! Я ведь не хотел тебя обижать! Правда!!! Рыбочка моя: Родная: Ну, прости, а: Ну, пожа-а-алуйста, прости меня: Я ведь просто умру, правда, если ты меня не простишь. Вот, чёрт, дёрнул-то меня за язык! Давай забудем этот разговор, Жень.
— Ладно, — улыбается вдруг Евгения после некоторой паузы, за время которой я уже, честное слово, ну вот прямо всё-всё успел передумать, — посмотрим сперва, что с Дашкой получится… Если будешь хорошо себя с ней вести, то: — и тут девчёнка уже снова смеётся, по-прежнему глядя мне, влюблённо так, прямо в глаза. — То тогда я, может быть, дам тебе возможность и ещё кого-нибудь из девочек попробовать: Других уже. Если ты у меня, негодник, так прямо этого хочешь! Нет, с какой-то стороны я тебя, конечно же понимаю. Ценю, что ты по-честному мне признался, что тебе хочется и с другими девочками тоже попробовать. Но только ты не изменяй мне, пожалуйста, никогда. Хорошо?
— А зачем же мне тогда тебе изменять-то?! А? Дурёха! Какой смысл? Сама подумай!!!
— Я уже, милый мой, подумала. Причём, очень хорошо подумала. А сейчас я пойду тебе завтрак приготовлю. Ты ж у меня, наверное, голодный, а, сладкий ты мой?! И вообще, мы же ведь сегодня ещё вроде бы куда-то там собирались! А?! Или ты уже забыл?
В этот день, позавтракав, потом трахнувшись ещё один раз, как уже и полагается, прямо на кухонном столе, мы с моей юной женой прошлись ещё после всего этого, как мы того и хотели, по магазинам. Я её, мою счастливую радость, приличненько так приодел. А кроме всего прочего, купил ей ещё одни чулочки, только уже телесного цвета, цвет "южного загара" называется, коричневатые такие. И ещё сапожки ей взял осенние, на высоком, элегантном таком каблуке. Нужно же одевать свою юную Принцессу! Она ж у меня, как никто в мире, этого заслужила. Радость моя!!! На пляж пойти нам не удалось. Хотя купальник у неё был и с собой, в сумочке, но к обеду погода как-то вдруг неожиданно испортилась. Стало пасмурно. И мы с Женей договорились, что пойдём на наш городской пляж завтра или послезавтра. В общем, когда будет жарко.
И ещё, именно в этот день я впервые оценил все достоинства иметь такую вот безумно молодую и красивую жену. Когда в пере-полненном автобусе такая юная сказка садится к тебе на коленки, представляете, обнимает тебя ласково за плечи своей хрупкой ручоночкою, и ты, сгорая от смущенья, ловишь на себе с гордостью завистливые взгляды. Когда уже никто и не сомневается-то в том, что это очаровательнейшее юное такое совершенство и в самом деле ведь всё-всё-всё до последнего принадлежит одному лишь только тебе. И ещё я заметил, что даже и более взрослые девушки на улице, которые абсолютно никакого вниманья на меня раньше не обращали, уже стали стараться, ссучки, украдкой и с любопытством, а иные даже и откровенно так вот заискивающе, заглянуть мне в глаза; что ж это, мол, за парень-то за такой, достойный того, чтобы иметь бы с собой рядом, в своём личном сопровожденьи, такую вот счастливую и обворожительную юную красавицу?! Да ещё и за руку. Когда видно же, что не просто ведь так! Ан вот: Такие мы есть! И основное из наших достоинств, так это то, что безо всяких там выебонов: Поэтому-то и девочка с нами рядом такая вот абалденная! Охомутали девчёнку, и всё тут!!! И она, лапка, будет теперь нашей женой! А вы ещё сомневаетесь, что ли? Ничего. Подрастёт, детка. Куда ж денется- то: Да счастливее я ещё никогда в жизни себя не чувствовал! Такая сразу же появилась ответственность за свою юную Принцессу.
Глава 3.: очень молодой и до совершенства красивой
Весь следующий день погода была не очень, а в обед ещё даже и пролил дождь, и девчёнка призналась мне уже под вечер по телефону, что очень скучает по мне. Сказала ещё, что с Дашей она, мол, в общем-то договорилась. Та конечно же сперва слегка опешила от подобного предложенья, но потом ей даже и самой стало интересно трахнуться вдруг ни с того — ни с сего, за просто так, с парнем своей лучшей подруги, которого она ещё даже ни разу и не видела-то! А когда ещё и узнала, что я на тринадцать лет их старше, и что мы с Евгенией собираемся потом пожениться, и это абсолютно на полном серьёзе, то ей, по словам Жени, стало вообще сильно уж прямо как интересно попробовать позаниматься любовью с будущим мужем её лучшей подружки. При этом, как я и предполагал, на какого-то там своего Вовчика ей было абсолютно начихать!
Господи, вот чем всё же хорошо иметь дело с девчёнками, так это тем, что они, беззаботные дурочки, ещё относятся ко всему этому легко так вот и запросто. Для них трахнуться с кем-то — это всё равно, что пойти на пля-же лишний раз искупаться! Ну, в принципе, и правильно. А что, неужели, скажите, у этой самой Даши влажной её дырочки в письке хоть сколько-нибудь там убудет, если она раздвинет тоже передо мной, пошире-пошире прямо так вот, ножки, но только уже свои вот именно молоденькие девчёночьи ножки, и тоже мне немножко всем этим нежненьким-принежненьким таким девчячьим своим мясом, что есть у неё в писечке, "подрочит"!
Да её пацан, когда он будет её потом после этого ебать, пускай хоть даже и в тот же самый день, то за искренностью скольженья по его члену её нежнейшей и расплавленной прямо такой вот, как ей и полагается, пиздятинки, а пиздятинка-то у неё будет, ну вот о-очень уж прямо какая влажненькая такая от возбужденья, зная, что она ебалась сегодня с кем-то другим, да он, дурачок, ничего-ничего даже конечно же и не почувствует-то. И не поймёт даже подвоха-то! Что его Дашей немножко в своё удовольствие уже кто-то там попользовался.
Ну не убудет от этого его девчёнки! Ну вот нисколечко — нисколечко даже абсолютно не убудет. Если я просто так, ради живого интереса, возьму тоже её несколько раз и отъебу! Я понимал, что уж одного-то раза мне с ней будет, конечно же, мало. Хотелось бы кончить в подружку своей Женьки хотя бы разика там три, четыре (ну я думаю, что уж насчёт этого-то мы с девочками всё же как-нибудь там договоримся). Тем более, когда я понимал, что количество подаренных мне от неё оргазмов абсолютно нисколечко вот даже и не повлияет-то на дальнейшую нежность её девчёночьей письки! Да хоть я там даже и десять раз в эту Дашу переобкончаюсь, хоть там, прости господи, и сто, да пускай она, сучка, даже и целый год будет со мной по несколько раз на день ебаться, её пацан, тот самый Вовчик, он все равно будет сходить с ума от кайфа и удовольствия, когда будет чувствовать, как проходит в его девочку именно уже его мутная сперма!
И при этом он не то, чтобы знать, он даже и предполагать-то не будет, сколько же раз его честная Дашенька становилась такой же вот невыносимейше сладкой-присладкой и для меня, доводя меня добросовестно влажненьким и сказочно нежненьким-нежненьким прямо таким же вот мясом своей девчёночьей пизды до очередного семяизверженья!!! О, боже, да хоть я даже ещё и не видел-то ни разу эту Дарью, знал об ней только лишь то, что она натуральная блондинка, но ка-а-а-ак же мне, уже заранее, безумно её хотелось-то, а!!! Хотелось обязательно и во что бы то ни стало прочувствовать её в первый раз своей "кисочками"! То есть, разъехавшимся и вывернутым перед собой лягушонком!!! Потому что я знал, что в отличии от её пацана, обладая от природы таким вот тугим-тугим и могучим членищем, я буду фактически просто "рвать ей в матке целку"!!!
Я знал, что незнакомая мне девчёнка просто одуреет, сойдёт, бедненькая, с ума, когда прочувствует, что я с первого же раза, не поскромничав, ввёл ей в пизду свой тугой хуинище до полнейшего прямо отказа, по самые-самые аж прямо что ни на есть яйца!!! Когда она поймёт, что весь мой орган находится в ней вот, в Даше! И он продрал её до чего-то такого уже именно, до чего её ещё, ну вот точно уж никто-никто и ни-когда в её короткой девчячьей жизни не продирал! Когда она поймёт, что я ебу её без презерватива (в знак того, что уж своей-то Женечке я всё же доверяю, уверен в том, что она подложила под меня всё же чистенькую именно девочку), ебу её, детку, по живому прямо девчёночьему её мясу, что, конечно же, уже само по себе просто невообразимо как чувственно — и прямо в тугие-притугие, в тёплые, в неразработанные именно ещё тоже такие же вот её кишки!!! Бля-а-а-а-адь: прямо в кишки её, детку, буду хуярить! Засаживать ей, вы-вернутой, по самые-самые аж прямо что ни на есть вот именно яйца!!!
В тёпленькую, в живую девочку!!! Представляете?! В совершенно незнакомую тебе! И засаживать в неё, в деткину, свой перевозбуждённый, могучий до ужаса хуинище, как в свою полнейшую собственность, по самые-самые аж прямо вот именно яйца!!! А как же, я представляю, она, бедняжка, одуреет-то, а, когда почувствует, что совершенно-совершенно за просто так, всего лишь в виде игры, моя густая и настоявшаяся, горячая — пригорячая аж прямо такая вот (как ей, наверное, покажется) для неё сперма пойдёт ей, пятнадцатилетней Дарье, туда, куда уже конкретно так вот, ну вот просто некуда!!! За неимением места, доверительно, тё-ё-ё-ёпленько прямо так вот — тёпленько, — и прямо в тёплую до безумия тугость!!! Прямо аж глубоко-приглубоко вот именно и ей тоже, за компанию, в матку!!! Настолько глубоко, как она и Женечке моей родной туда проходила.
И хочет ли эта Дарьечка того или может быть даже уже, детка, и не захочет, но если я всё же влуплю ей "кисочками", как того и желаю, аж прямо именно вот до боли в яйцах, изыщу способ загрузиться и ей тоже в пиздёночку аж прямо вот именно до самой тоже твёрденькой и тупой такой косточки, то хоть она там, бедняжка, и будет дуреть и сходить по своему, по-девичьи, с ума, хоть даже и будет чувствовать, что уже не может, но моя настоявшаяся, густая сперма будет идти ей, я знаю, тугими, насыщенными такими порциями, так же, как ког-да-то и впервые её подружке Женьке, прямо прямым ходом в матку!!! Прямо в тугие-притугие и в тёплые такие кишки этой Дарьи!!!
И это будет означать, что с кем бы она потом не была, со своим ли мальчиком, с другим ли мальчиком, со своим ли мужем, а может быть даже и со своим там будущим боссом, но всегда-всегда именно эта вот девушка будет уже знать, что когда-то ей прямиком в матку про-ходила и моя тоже горячая сперма, и я чувствовал её своей так, как далеко не каждому из них будет дано прочувствовать её своей когда-нибудь потом. Да ведь это же просто фантастика, что совершенно незнакомую тебе девчятиночку можно прочувствовать своей так, как даже и её будущий муж-то никогда-никогда её своей не прочувствует!!! Я уже сейчас понимал, что просто сойду, наверное, с ума, когда моя горячая и густая сперма пойдёт с неудержимым напором этой незнакомой пятнадцатилетней Дарье прямо аж вот именно куда-то там в мозги!!!
А я знал, что если я влуплю ей по самые-самые яйца, засажу свой дьявольски могучий хуина ей в пизду весь полностью, до отказа, то она обязательно ей туда и пойдёт!!! Не в кишки ей там даже и не в матку, а через тёплую тугость, которая будет означать, что это всё уже вот прямо, предел, и именно вот прямо ей, блядь, этой вывернутой наизнанку Дашке, в мозги!!! Моя горячая сперма обязательно пойдёт ей в мозги!!! Этой чьей-то там честной Даше: Вот так вот, пацаны, любить девчёнок! Самки они: и всё тут.
Когда через день мы встретились с Евгенией на назначенной остановке, радостная моя девчёнка аж прямо, ну вот чуть ли не бросилась от радости мне на шею. Господи, ка-а-а-ак я её обнял и поцеловал!!! Свою любимую девочку. По-фигу, при всех, прямо в губы, в глубочайший такой засос, уносящий в сладостную неизбежность. Аж дурно сделалось от её нежного, выгнувшегося тела в моей руке. Был обед, стояла жара, и мы со своей сладкой пошли наконец-то, как и договаривались, на пляж, который располагался буквально в десяти минутах ходьбы от той самой остановки, на которой мы встретились. Господи, глупо, наверное, было б не догадаться, да, что имен-но в этот-то день я и поимел впервые в своей жизни прямо на пляже молоденькую девушку. И ещё б, наверное, глупее было бы не дога-даться, что этой девушкой-то и была, конечно же, моя безумно сладенькая Женечка! Моя юная жена!!! Рыбка, короче, моя сладкая: Золотая!!! От кончиков ресничек золотая — и: до своего счастливого смеха!!! Господи, да как же я её, детку свою, всё же люблю-то, а:
В лёгком ситцевом сарафанчике до самых пят, с длиннющим боковым разрезом, из-под которого просто абалденно как сверкало её голое и соблазнительное такое, тоненькое девчёночье бёдрышко, моя очаровательная юная рыжеволосая жена безумно возбудила меня ещё даже и по дороге на пляж. Особенно своей хрупкой ручонкой и живыми, игрушечными прямо этими такими вот пальчиками, послушно и безропотно зажатыми в моей ладошке! Когда пальчики эти девчячьи понимали, что они у себя дома. В моей уверенной и сильной мужской ладони. Им тут хорошо, чем находиться где-то одним в этом жестоком мире: О, боже, вот какое ж это всё же сладкое наказанье-то, а — иметь в жёнах такую прелесть!
Да я же просто замучаюсь её всю жизнь хотеть!!! Посмотришь всего лишь только украдкой на её сверкнувшую из-под разреза ножку, — и: на тебе, пожалуйста, вот ты уже снова без ума и просто аж дико-дико как её, сладенькую свою, хочешь!!! А когда мы пришли, расстелили на песке покрывало и моя девочка стянула с себя наконец-то этот цветастый свой сарафанчик, нет, вы представляете хоть вообще, какие ж тут начались-то для меня мученья?? Когда она, "моя золотая рыбка", осталась в лёгеньком оранжевом купальничке, да ещё и с завязочками по бокам. Уж тут-то я просто уже как заворожённый поглядывал украдкой на её тугой, пухленький прямо такой вот лобочек, что просто уж невообразимо как смачненько выпирал у неё тупым-притупым, упёртым, даже, можно сказать, упрямым таким вот бугорком из-под её оранжевых плавок.
Намекая на то, что тут, совсем-совсем уже прямо так вот рядышком под этим бугорком, у такой вот молоденькой девочки имеется уже и пися, конечно же! Куда её, детку, можно "шпарить"! Пускай даже и в пятнадцать там лет, но, тем не менее, всё равно, всё равно её туда уже можно вовсю прямо так вот ебать!!! Да-а-а: никогда ещё не ходил купаться на пляж с такой вот молодой и безумно соблазнительной девчёнкой. А то обстоятельство, что это ведь была ещё и не просто девчёнка, а моя будущая жена, наталкивало меня на мысли о том, а как бы мне её, такую вот тоненькую и сладкую свою девочку, натянуть бы где-нибудь там в кустиках бы себе на член. Бо-о-о-оже: вот это, действительно, было б удовольствием из удовольствий! Ну вот просто нетерпелось мне оставить опять же свою горячую и настоявшуюся сперму в её нежненьком и безумно гибком аж прямо таком вот до одуренья тельце!!!
Это тело было девчёночьим: Соблазнительным, ну вот просто до ужаса. И я по-нимал, чувствовал вот прямо, что место всей этой мутной моей жидкости именно в нём, раз уж оно, это юное девчёночье тело, тут вот, со мной рядом на покрывале, сейчас всё же имеется. Ну, негоже ведь, согласитесь, таким вот юным, да ещё и любимым девчёночьим телам валяться так вот рядышком от вас совершенно за просто так, без дела. Когда "делов" оно может "наворотить" о-о-о: сколько же много-то! А!!! Догадываетесь?!! Да просто, ну вот черезчур уж прямо как много: Осчастливить тебя может полностью и бесповоротно! И всего лишь одно такое вот юное, беззаботное и драгоценное тело твоей любимой девчёнки!!! Которое ты уже, между прочим, знаешь, как свои собственные пять пальцев, до мельчайших его подробностей. И снаружи и внутри! Выучил его уже прямо наизусть!!!
Да-же знаешь, какой формы и как выглядят лепестки у него в писе? Но вот именно потому-то, наверное, что ты сам лично исцеловал уже ему когда-то эти мягенькие и пухленькие такие вот его лепесточечки в письке его девчячьей, тебе так снова, чёрт возьми, его хочется! Твоё родное и собственное это тело. Тело юной твоей девочки Жени! Девчятиночки: Да-да, как ты там ни крути, она ведь у меня молоденькая всего лишь на всего самочка! Натуральнейшая такая вот, до корней своих рыжих волос, девчятинка, которой можно при желаньи засаживать аж прямо по самые-самые вот именно кишки, аж прямо вот именно по яйца ей всё в писюлю её сладенькую засаживать и отправлять ей свою мутную сперму, тё-ё-ё-ёпленько прямо так вот — притёпленько, очень так доверительно — и: прямо вот именно в матку!!! Потому что она девчёнка же ведь!
Я пошёл сегодня купаться с девчёнкою: И последствия всего этого вам уже, наверное, понятны?! Но подождите немного. Сейчас, скоро, уже всё-всё и начнётся. Я в этом даже и не сомневаюсь. Потому что без последствий сходить с такой вот молоденькой девочкой на пляж просто невозможно. Кто-то её, рыбкину, ебал значит раньше, до меня, и, главное, я на неё за всё это даже и не должен-то быть в обиде, ну а теперь, когда она уже наконец-то моя, я, как я понимаю, могу пользоваться ей значит теперь на полную вот прямо отдачу! Нет, отдача меня вовсе даже и не замучает, как какого-то там Олега замучала.
— Женечка, сладкая моя: — вот кладу я пальцы на тоненькие и очень-очень хрупкие ещё прямо такие вот пальчики лежащей рядом со мной рыжеволосой сказки, после того, как, накупавшись вволю, мы лежали уже с ней мокрые рядышком на покрывале. — Же-е-е-еня: Слышишь меня? — шепчу я девчёнке и даже тереблю её тихонько, но настойчиво так, за сказку-мизинчик. — А я, родная, хочу тебя.
Лёжа на животе, та поворачивает ко мне лицо и смотрит на меня своими влюблёнными-влюблёнными такими глазами. О, господи!!! Да! Именно вот теми самыми: По-прежнему такими вот прямо огромнейшими (как они и есть у моей любимой девочки) и карими!!! Которые сейчас ещё даже абалденнее и очаровательнее от того, что такие вот хитрющие-хитрющие и по-прежнему так тобою любимые, они ещё аж и сверкают в своей, пожирающей тебя, глубине от прямых лучей, падающих на них, ласкового летнего солнца!
И там, в этих хитро прищурившихся, наидрагоценнейших, близких и живых таких девчёночьих глазах, эти лучи каким-то таинственным прямо таким вот образом преломляются уже до такой именно загадочной степени, что образуют какое-то непонятное внутреннее свеченье, блеск, который просто как дико опять же манит тебя упасть туда, в эту живую и бездоннейшую пропасть, бесповоротно и, главное, добровольно! И навсегда!!! Чтобы не выбраться бы уже из драгоценных глаз своей любимой девчёнки никогда бы — никогда!!! Пожизненно бы остаться там, в них!!! В глазах, которые могут дать тебе абсолютно всё.
— Я тоже тебя хочу: — смотрит Женечка мне близко-близко прямо в глаза и добавляет вдруг, уже как бы немножечко так вот обижен-но, будто бы я ей не верю: — Ну правда же!. — и даже прикусывает в доказательство, обиженно так, губы.
— А давай, рыбка моя, сделаем так. Всё ценное положим сейчас в твою сумочку, возьмём её с собой, надеюсь, что твой сарафанчик же простенький никто не украдёт, и пойдём во-о-он в те кустики. А?? Сладкая ты моя. Как тебе такое моё предложенье?!
Девчёнка смеётся. Смотрит на меня. Закусывает аж снова, моя лукавая, губки. Очаровательнейшие, причём, свои губки!!! Так мной любимые и уже столько раз мною целованные! А сколько же раз-то я в неё уже кончал прямо через её же безумно сладкий вот этот вот ротик: Да круче наслажденья ещё и во всей Вселенной никто, наверное, не придумал, чем кончить в свою любимую девочку прямо же во время поцелуя, через её влажный и горячий, взволнованный и трепетный-трепетный аж прямо такой вот ротик!!! Да даже и конкретно вот сейчас, бо-о-о-о-оже: ка-а-а-ак я от неё по-прежнему дурею! От своей любимой кареглазой детки. Вот нарвался-то в своей жизни на сказку — так нарвался!!! А что, и в самом деле, просто ведь рыжеволосая сказка!!! И эта кареглазая, огненноволосая сказка, глядя мне вот так вот близко-близко прямо в глаза и улыбаясь, вот говорит мне тихонько так, заставляя тем самым моё сердце аж замереть:
— Ну пошли.
Представляете себе, всего лишь одно короткое слово "пошли", но только проронённое так вот, едва слышно, из девчёночьих, наикрасивейших именно таких вот уст, означает то, что моя горячая сперма отправится вскоре глубоко-глубоко прямо вовнутрь пятнадцатилетней девчёнки! В молоденькую до безумия девушку!!! Я прочувствую, как она пойдёт ей по обжигающе нежненьким, живым её внутренностям, с приятненьким таким усилием, ну и: куда б вы думали, ну, конечно же, господи, неужели ж ещё не понятно, глубоко — при-глубоко аж прямо вот именно опять же ей в матку!!! Тё-ё-ёпленько так, а-а-ай: даже можно сказать, обжигающе аж прямо так вот, — и: прямо моей родименькой вот этой вот лапотулечке в маточку!!! Да-да, прямым ходом ей туда!!! В тёплую прямо такую вот, до расплавленья мозгов, тугость!!! И всё это прямо тут вот, представляете, на пляже!
Главное только иметь такую вот, согласную на всё — на всё на это, девушку! А она у меня имеется: Вот она, есть! Моя Женя. Моя кареглазая и юная эта симпатяга! Способная превратить весь мир в грандиознейшую сказку!!! И причём сделать это, где тебе только не вздумается и когда ты только этого не захочешь! Вот хочешь её? Любовь свою кареглазую! Господи! Вот делов-то!!! Ну и бери же, наслаждайся: Девчёнка же ведь! Ка-а-ак я её, о господи, всё же люблю!!! Не просто люблю, а дико-придико аж прямо так вот обожаю!!! Уже знаю заранее, что ни на одну Дашку, ни на одну там Жанку или Вику никогда и ни за что её не променяю. Мою самую-самую дорогую для меня, кареглазую и влюблённую в меня тоже, вот эту вот мою девчёнку!!! Она ведь, как ангел, как натуральная прямо фея из сказки, которая может дать мне всё-всё, чего я только не пожелаю! А чего ж мне ещё, скажите, желать-то, как если только не её вот саму! Если она и есть вся-вся, до последней своей клеточки, драгоценность!!! Сладкая моя и наибесценнейшая во всём этом мире драгоценность с абалденными такими вот карими глазищами!!! От которых я теперь постоянно буду сходить с ума: Ну что ж, значит судьба такая. Иметь в собственности такую вот юную Принцессу и дуреть от неё
И вот, положив всё ценное в её красную новую сумочку, которую я, заместо той самой её старой и чёрной, купил ей позавчера, чтоб ей было бы где таскать свой драгоценный тот самый дешёвый телефончик с зелёной кнопочкиной, (который позволяет мне слушать голос моей любимой девочки, пока что у неё ещё не появилась шикарная труба), мы с моей юной наиочаровательнейшей Принцессою встаём вот с покрывала, когда она, моя лапка, уже так прямо заранее возбудила меня видом своего упругенького, тугого-притугого и столь смачно прямо обтянутого у неё плавочками лобочка, и, проходя мимо отдыхающих, мимо играющих на песке детей, отправляемся на поиски того самого, удобного для нас места, где мы, по простому говоря, могли бы с ней "перепихнуться"! Ну вот если захотелось нам двоим заняться сейчас любовью, то кто нам, скажите, мог это запретить? Кто мог запретить мне, чтобы мой половой член побывал бы сейчас в писечке у моей юной и очаровательной жены, если мне так вдруг захотелось её нежности прямо на пляже! Вот была б у вас такая личная девочка, вы бы смогли интересно удержаться, а? Чтоб не вкусить бы её нежности!!!
Тот, у кого такие девочки есть, знает, что удержаться практически невозможно. Нет, можно, конечно же, удержаться от соблазна, но: только смысл-то какой? Зачем?. Когда намного проще, накупавшись, взять просто, пойти вот так вот в кустики и отьебать её там, ласковую свою, несколько раз. Чтобы уж не мучаться бы: Вы думаете, мне одного раза хватит что ли? С такой вот прелестью-то!!! Это свою старую я мог драть всего лишь только по-разу, и нам по-глаза обоим хватало. Тут случай совсем другой: Одни только ноги её, тонкие и стройные, вы посмотрите, чего стоят! Заводят в пол-оборота! Заставляют мой член в плавках сладко-сладко так ныть в предвкушении скорого поступленья на него сладенькой такой принцессиной писечки. Которая, ну вот точно уж никак его не пожалеет. Уделает своей нежностью на полную прямо катушку!!!
— Коля, нет, подожди, давай лучше подальше уйдём. Тут как-то страшновато. Место какое-то стрёмное. — говорит мне моя рыжево-лосая половинка, когда, сгорая от нетерпенья, я уже хотел было потащить её, сладкую мою козочку, в близлежащие кустики.
И вот мы проходим по узкой тропинке всё дальше и дальше в заросли ивняка. В самые уже настоящие дебри.
— Же-енечка, милая: ну ведь здесь же уже никого нет. — нетерпится мне, идущему позади девчёнки и поглядывающему, не без восторга, на её тонюсенькую-тонюсенькую аж прямо такую вот до изумленья талию (а вы знаете, что когда такие вот изящненькие, тоненькие и стройненькие девочки ходят в полуголом таком виде, в плавочках, то они, лапочки, при этом в талии ещё аж прямо как бы даже и ломаются что ли так вот слегка при каждом шаге, невольно подчёркивая тем самым ещё больше всю-всю вот прямо свою грациозность и изящество, сравнимое наверное лишь только по красоте с гранями отшлифованного алмаза, который пол своей жизни обрабатывал ювелир высочайшего класса, а в данном случае этим ювелиром является сама Природа, создавшая её вот, девчёнкину, такой прямо абалденной специально для того, чтобы род наш человеческий никогда не заканчивался бы, чтоб у тебя на её сладкую вот эту вот попочку, на тонюсенькую талию, на рыжие, мокрые вот эти вот её локоны — стоял бы, ну вот прямо, как у быка)!!!
Плавочки у моей юной жены на завязках по бокам, как я уже об этом и упоминал, оранжевые, самые-самые что ни на есть только простенькие такие плавки от купальника, предназначенные для молоденьких именно ещё таких вот девочек, да-да, именно ещё вот для девчат-подросточков, которым они обтягивают просто невообразимо уж как смачненько их тугие-притугие и плотненькие аж прямо такие вот лобки!!! Но сейчас же, сзади, они своим оптимистичным и жизнерадостным цветом, ну вот до того уж прямо, чёрт возьми, заманчиво как сладенько врезаются нижними своими краешками ей в попку! Так сладко прямо врезаются. В девчячью, в молоденькую именно ещё прямо такую вот её попочку!!! А попочка у неё аккуратненькая прямо такая вот, небольшая, упругенькая — просто абалдеть! Да мой "бедняга" у меня в плавках аж гудит прямо от натуги, уже понимая конечно же, что всё это юное Совершенство достанется сейчас ему! Что он сейчас впервые в жизни получит прямо на пляже очень плотненькое, тугое, неразогретое ещё прямо такое вот мясо влажненькой от плавочек и прохладненькой ещё аж прямо такой вот после купанья девчёночьей письки! О-о-ой: его ожидает сейчас под этой сладкой такой попкой уже девчячья вот именно пи-и-исечкина: Нежненькая прямо такая вот — принежненькая!!!
— Ладно, давай тут. — оглядывается наконец-то по сторонам девчёнка, затем останавливается, прислушивается, и вот мы с тропинки уходим с ней ещё чуть подальше в кусты, именно в то уже конкретное место, где мы будем сейчас с ней ебаться.
Бо-о-о-о-оже: Да это просто фантастика, что там, где никого-никого уже нет, в каких-то там зарослях, прямо на траве, можно взять и опустить вдруг вот так вот перед собой на колени молоденькую девочкину, затем и самому опуститься позади неё, наклоняя уже её, вот так вот запросто и уверенно, за плечики вниз. Это место, оно ведь даже и не ожидало-то ещё минуту назад появленья здесь такой вот молоденькой до изумленья девушки! И уж тем более не предполагало, что её, такую прелесть, будут сейчас на этом вот самом прямо месте ебать!!! Не что-нибудь там с ней вытворять, а именно вот трахать её! Да оно, это заросшее место в ивняке, должно просто гордиться тем, что именно вот на нём будут ебать сейчас такую вот безумно ещё какую молоденькую и симпатичненькую аж прямо до бесподобия девчёночкину!!! Но, что самое поразительное, ему-то, вот этому вот месту — абсолютно ведь насрать! Это только нам, живым людям, всё интересно и поразительно, потому что мы живём эмоциями. А вот ему лично по-фигу! Абсолютно по-барабану, кто и чего там будет сейчас на нём делать?? Да хоть вы засношайтесь тут вдвоём! Если уж вы такие, блядь, придурки и вам просто, ну вот не в меру как приспичило ебаться!!!
— Женечка, детка моя, ты уже забыла, что ли, как мне нравится, а? Давай, давай, пошире коленки раздвигай, моя сладкая. Во-о-о-от: Вот видешь же, какая ты у меня хорошая и послушная-то оказывается девочка, когда захочешь ею быть. Иди ко мне. Ну…
— Издеваешься?!! — смеётся моя юная жена, разведя пошире встороны свои изящненькие, тоненькие бёдрышки, которые однако уже имеют у себя на ляжечках, в верхней именно их части, такую вот абалденненькую и аппетитненькую прямо всю-всю эту припухлость!
Да-а-а-а: Вот это у меня детка — так детка!!! Аж гордость, ей богу, распирает! Что я такую вот огненноволосую прелесть буду сейчас ебать!!! Натягивать её всю-всю и прямо до отказа себе на член!!! Особенно эту тонюсенькую такую вот талию, попочку:
И вот, видя перед собой разъехавшуюся и загнувшуюся с готовностью девчёнку, я уже снимаю с себя по-быстренькому плавки, чувствуя, как мой тугой-тугой и могучий такой до сумасшествия хуина, ещё влажный и прохладный после купанья, аж рвётся от натуги, давая мне по-настоящему прямо так вот понять, да как же ему не хватало когда-то раньше на пляже такой вот молоденькой и согласной на всё — на всё на это девчёночки! Бо-о-о-о-оже: кака-а-ая ж тонюсенькая-то талия, спиночка, хрупкие плечики, эти огненные мокрые такие волосы на траве! И всё это будет сейчас моим!!!
Будет прямо на моём тугом органе!!! И в доказательство этого, вывернутая дев-чёночья промежность уже прямо вот она, передо мной. Словно бы доказывая мне, что ничего-ничего на свете уже проще и не бывает, чем взять и отъебать прямо на пляже пятнадцатилетнюю девчёнку, узенькая (ну вот сантиметра всего лишь, наверное, в четыре шири-ной) полосочка жизнерадостного по цвету, оранжевого нейлончика, пролегая по самому-самому прямо центру безумно юной жениной промежности, она с удовольствием показывает мне сейчас, что из-под неё у моей девочки выпирает здесь что-то чуть-чуть такое вот слегка пухленькое! Но именно вот только лишь чуть-чуть: Это её писечка! Её половые именно губки!!! Уж это-то я уже знаю; как устроена моя родная девочка, и где, и что у неё, у рыбки у моей, находится?
Изучил её уже, ну вот прямо всю-всю досканально! Даже уже знаю, какая ж она будет сейчас у меня тугая-тугая прямо вся такая вот и тёпленькая-то в кишочках!!! Моя детка. Ка-а-а-ак же мне уже хочется-то поскорее ей вдуть!!! Своей любимой кареглазке! Уйти в неё, в мою сладкую, всему-всему вот прямо, с головой!!!! Уйти в тугие и в тёплые внутренности живой девчёнки! А потом ещё и кончить прямо в неё!!! Прямо на пляже — и прямо в девочкину.
О, боже, дальше я уже ничего не соображал! Да вы хоть представляете себе, какое ж это сладостное томленье: понимать, видеть и знать уже, что сейчас ты будешь натягивать себе на хуй безумно гибкую, тоненькую, такую нежненькую и очень-очень уж прямо ещё юненькую до неприличия девушку!!! Но мне же это всё прилично. Потому что у меня-то с ней как раз всё очень даже как серьёзно. Потому что эта девушка — моя будущая жена, и только лишь нас двоих касается то, чем же мы будем сейчас здесь с ней заниматься-то. А заниматься мы будем не тупым траханьем, а любовью!!! Потому что, и она меня любит, и я её тоже.
И вот, сгорая от нетерпенья, я уже подцепляю пальцами пролегающую по девчячей промежности, эту неширокую такую полосочку оранжевого нейлончика, оттягиваю влажные после купанья женины плавочки подальше-подальше вправо, прямо своей рыжеволосой сказке на попку, и, понимая, что ни одна — ни одна девушка на свете мне другого бы подставить сейчас не могла, понимая, что даже и та Даша, её подруга, подставила бы мне сейчас абсолютно вот всё-всё тоже самое, свою живую именно девчёночью такую же вот пизду, я втапливаю быстренько головку своего члена вывернутой и разъехавшейся передо мной девчёнке прямо в самые-самые верхние вот именно кончики её влажненьких от купанья, мягеньких, чуть-чуть таких вот пухленьких и ещё как бы даже и примятых, слегка так, плавочками лепестков.
И хотя я понимаю, что ебаться-то они сейчас со мной ещё никак-никак вот прямо и не хотят, понимаю, что моя девочка приготовила своей письке небольшой сюрприз, давая ей понять, что она должна поработать сейчас с моим органом даже и в такой вот неподходящей, казалось бы, для этого обстановке, где-то там в кустах на пляже, но ввиду того, что я безошибочно и точно принялся втапливать всё Женечке силой туда, куда было нужно, её крохотная, прохладная и слипшаяся дырочка отыскала и цепанула меня своей восхитительной нежностью именно вот прямо сразу же, безо всяких там промедлений. И стоило ей только отыскать меня как бы самым-самым вот прямо своим краешком, как я, продолжая топить всё пальцами в эту дрогнувшую слабинку, что имелась почти сразу же под разъехавшейся Евгеньиной попкой, вот добиваюся всё же того, что эта дрогнувшая слабинка у неё в писе обозначилась прямо тут же в чётко уже прямо так вот потянувшую в себя дырочкину. И хотя в этой неразогретой, прохладной после купанья девчячей дырочке ещё не было даже и ни грамма-то положенной в таких случаях смазки, но, ввиду полнейшей уверенности моих действий, разворачивающаяся под давленьем моего фаллоса слипшаяся нежность, она вот уже и тащит, тащит всё же в себя уже по-настоящему, по-взрослому прямо так вот, уверенно!!!
А-а-ай: ка-а-ак же невыразимо сладко-то, ещё купавшаяся только лишь недавно писечка пятнадцатилетней девчёнки, наглядно прямо так вот показывая тебе, да что же могут дать-то тебе карие и влюблённые в тебя девчячьи глаза, как сладко обволакивала она вот уже в следующую секунду собой, продирающе так тёпленько-тёпленько и обжигающе аж прямо как нежненько, со всех прямо сторон, вылезающую из плоти башку моего безумно тугого члена, который тут же понял по всей этой невыносимой и ещё плотненькой такой нежности, что пошёл в данный момент в живые вот именно девчёночьи половые органы!!! С каждым мгновеньем неумолимо всё глубже и глубже!!!
Вот, где-то уже внутри поглощающей меня в себя, но прохладной ещё такой снаружи после купанья жениной пиздятиночки, что-то вдруг продирает по башке моего фаллоса безумно откровенным, чувтвенным и уже тёпленьким-притёпленьким аж прямо таким вот внутренним своим мясом, и после этого он отправился в девчёночьи половые органы уже намного-намного прямо так вот увереннее. Словно бы они были его неотъемлемой частью, и эта женская часть его самого полностью и безраздельно обязана была принадлежать сейчас ему, моему разрывающемуся от натуги фаллосу!!! Бо-о-о-о-оже: да как же тёпленько-то и туго-туго прямо так вот пошёл он, поднатужившись, в девчёночкину!!! С приятненьким прямо таким вот усилием! Аж и в самом деле поднапрягся, бедненький, перебарывая сопротивленье её неразогретых внутренностей и давая мне понять, что хоть там даже ебаться она пускай и не очень-то уж прямо как хотела (в чисто физическом вот именно отношеньи, не в душевном конечно же), но всё равно, всё равно ведь ебать её можно, оказывается, даже и такую вот, абсолютно ещё никак-никак и неразогретую-то! Вот как раз сейчас-то ты её, детку, своим могучим хуинищем уже и разогреешь:
— М-м-м-м: А-ай!!! — аж передёрнулась моя "огненно-волосая сказка" в своих остреньких девчячьих лопаточках, переломилась невольно ещё посильнее в тонюсенькой до изумленья своей талие, когда потянулась от меня по траве, с вытянутыми перед собой ручоночками, вся-вся вперёд!
Потому что в этот момент она продрала по головке моего члена чем-то таким прямо невообразимо нежненьким — принежненьким и сверхчувствительным, уже там где-то, в немыслимо сладкой прямо такой вот глубине, что ей, как девочке, я понимаю, ну вот просто невозможно было не дёрнуться от такого запредельно чувственного заполненья моей тугой мощью её неразогретого влагалища! И тут мне та-а-ак вдруг захорошело: Когда я почувствовал, что мой прохладный после купанья, буквально разрывающийся от натуги хуина пошёл вывернутой и разъехавшейся Женечке туда, куда идти ему было уже, казалось бы, ну вот практически некуда, просто невообразимо как глубоко; в тёпленькую-притёпленькую, в нежненькую и в живую аж прямо эту такую вот всю тугость!!! Когда я уже и понял-то, что он отправился сейчас здесь вот, на траве, в этих зарослях, живой пятнадцатилетней девчёнке-соплячке, в целях как бы её воспита-нья, и аж прямо глубоко-приглубоко вот именно конкретно куда-то там ей в матку!!! Прямо конкретно в эти вот плечики, лопатки, в эту тонюсенькую-притонюсенькую аж прямо такую вот до полного моего умопомраченья, извернувшуюся её талию! В эти мокрые и огненные, чёрт возьми, её волосы, разбросанные столь красиво по траве!!! Даже в этот чёрный маникюрчик на её растопыренных пальчиках:
— А-а-ай!!! Ма-а: а: а-а-амочка: — стонет аж бедная моя Женька, давая мне понять, что хоть даже я ебу её сейчас уже и не в первый раз, но всё равно, всё равно ей сложновато, как юной девчёнке, де ещё и в неразогретом таком вот состоянии, справиться с огромадными размерами моего перевозбуждённого и тугого-притугого аж прямо такого до безумия фаллоса!
О, боже, другой бы, окажись он сейчас на моём месте, может быть даже и постеснялся бы такой вот ещё юненькой до бесподобия девчёночке засадить безжалостно под её жалобные стоны аж прямо по самые-самые что ни на есть вот именно яйца, но только не я! Потому что уж я-то уже знал, что это за кайф!!! Такой вот молоденькой и хрупкой, тоненькой, живой, настоящей девочке — и влупить ей, родименькой, в своё удовольствие, аж прямо вот именно по кишки!!! Женечка аж застонала, потянулась по примятой траве вся-вся вперёд, давая мне понять, что она, бедненькая, уже просто не может, но потянув её таким вот разъехавшимся передо мной лягушоночкиным к себе обратно, уже машинально прямо так вот переломив её при этом ещё и посильнее в талии, чтобы зайти бы в неё, в такую сладенькую, как можно-можно только вот именно поглубже, я поймал такой невообразимейший кайф от того, что она у меня ещё такая вот именно молоденькая, пятнадцатилетняя и, как в полнейшую свою собственность, как своей юной именно жене, ввёл ей, не задумываясь, в эту тёпленькую всю-всю тугость, прямо прямиком ей в матку, ввёл ей, короче, туда свой могучий хуинище аж прямо уже вот имен-но весь-весь полностью, до отказа!!! Ограничителем столь сладкого моего погруженья в неё послужила сама же её пизда!!!
Развернув-шиеся и ещё влажные от плавочек лепестки, что имелись тут вот, почти сразу же под её разъехавшейся попочкой, они зашли мне в яйца, ну вот просто с невообразимо какой силой, обнажив в девчёночьей письке что-то просто сказочно такое вот нежненькое!!! Несколько секунд я даже ничего и не делаю-то, а просто наслаждаюсь столь фантастически сладким до ужаса перегрузом!!! Тем, что разъехавшая-ся передо мною девчятиночка уже прямо аж вся-вся-вся — прився и до последнего находится у меня сейчас уже вот она, детка, в яйцах!!! Бля-а-а-а-адь: ка-а-ак это всё же приятно: после купанья, взять и прочувствовать вдруг так вот полно своей молоденькую до изумленья девчёночку! Вот это я вдул своей Евгении, так вдул!!! Весь мой хуина принадлежит уже сейчас её тонкому, вертлявому и гибкому-пригибкому аж прямо такому до безумия телу!!! Где ж он там в ней только разместился-то, а? В такой вот хрупкой с виду и тоненькой??! Это ведь даже и уму-то непостижимо! Но ясно только лишь одно, что он находится у неё в данный момент и прямо на пляже где-то глубо-ко-глубоко аж прямо вот именно в самой матке!!!
Бо-о-о-о-оже: как всё же хорошо иметь в своём распоряженьи такую вот послушную, исполнительную и покладистую деточку, которую разъехавшимся лягушонкиным можно натянуть вот так вот, до отказа, себе на член где угодно и когда угодно! Ведь это же просто чертовски как сладко; ебать прямо на пляже в кустах таких вот ещё молоденьких до изумленья девчат!!! И ебать их прямо в купальничках, ещё мокреньких таких после купанья! Такими вот именно беспомощными и разъехавшимися перед тобой лягушатами!!! Убирай просто всторонку такому вот безумно нежненькому и вывернутому перед тобой лягушонку плавочки, и вот, вот тебе, пожалуйста, его живая пизда!!!
Готовая кормить тебя своей невообразимейшей нежностью сколько угодно! Пускай хоть даже и на пляже!!! И вот я уже тянусь назад, чтобы одуреть бы аж прямо от вида того, что мой безумно могучий хуина выкатывается прямо вот, из живой и вывернутой наизнанку девчёнки! И я уже знаю, что таким же в точности нежненьким-нежненьким, имеющимся и у неё тоже прямо под попочкой мясом, пойдёт когда-нибудь по моему тугому фаллосу и ещё одна девочка, Даша, её лучшая подруга! Подарит мне точно такую же искренность и неподкупную нежность скольженья по моему органу, но только именно вот уже своей девчячей писечки! А сейчас же, заставив не Дашу, а пока что ещё именно вот всё же её вот, Евгению, пройтись всем-всем этим невообразимо нежненьким таким вот мясом своей развернувшейся девчёночьей письки по всей-всей прямо длине моего разрывающегося аж прямо от натуги фаллоса, до самой вот именно его головки, чтобы он как можно-можно только пополнее впитал бы в себя нежность её ещё неразогретой, но всё же живой — приживой именно аж прямо такой вот и безумно всё же тёпленькой такой девчёночьей пизды, я вот снова, опять же иду уже с полного ходу в распластанную и вывернутую передо мной прямо на траве девчятинку! В этого просто абалденного такого вот, рыжеволосого лягушонка в оранжевом купальничке по имени Женя!!!
Бля-а-а-а-адь: ка-а-ак я ей, сладенькой, опять же вдул, а!!! Пускай ещё даже и неразогретой, прохладненькой такой вот после купанья, но от всей-всей вот именно души, как только мог!!! Загнал в неё, в детку, свой могучий хуинище по яйца снова!!! По самые-самые аж прямо кишки ей засадил!!! По-гланды!!! Девчёночка аж неволно вскрикнула, по-чувствовав, что через живую и тёпленькую тугость, вдубасив ей, родименькой, до помутненья рассудка, я продрал её опять же до чего- то аж прямо уже, казалось бы, невозможного!!! Ввёл ей безоговорочно свой дьявольски могучий хуинище прямо аж глубоко-приглубоко вот именно в матку!!! Да-да, именно вот прямо, чёрт возьми, ей в матку!!!
Туда, куда ей там только всё-всё это ввелось!!! И вот я принимаюсь уже свою Евгению неторопясь, размеренно так ебать! Наслаждаясь этим процессом так, как только можно им вообще нас-ладиться. Моя сладенькая аж стонет, царапает своими чёрными цевильненькими ноготочками траву, но мой половой член, работая тугим поршнем под её молоденькой и упругенькой такой вот, разъехавшейся столь сладко-сладко попкой, под этими вот оранжевыми её плавчёночками, что на тоненьких таких вот завязочках — тесёмках, он заходит каждый раз в неё, в ещё толком-то пускай даже и не разогретую, но, как и полагается, по самые-самые аж прямо вот именно яйца!!! Аж до расплавленья прямо моего бедного рассудка!!! О, господи, да какой же это невообразимо сладкий-то всё же процесс; ебать таких вот молоденьких до безумия девчёночек! Ебать их пря-мо на подмятой траве беспомощными и разъехавшимися именно такими вот лягушатами!!! Как кошечек нежненьких. Вернее, как котя-точек! Которым втапливается всё, оказывается, в их сладкие письки, пускай хоть там даже и на пляже, но именно вот до отказа!!! Прямо под их оранжевые вот эти вот плавочки.
— А-а-ай: Ма-а-а: а-амочка: — стонет аж моя рыжеволосая Принцесса.
И под эту её "мамочку" я втапливаю ей, родименькой, аж прямо вот именно "мама не горюй", от всей-всей души!!! Да нежнее именно этой вот молоденькой девчячьей писечки я ещё и отродясь-то никогда и ничего на своём половом органе не чувствовал! Её скольженье по нему просто безукоризненно как сладенько! Так чистенько-чистенько прямо, так неподкупно нежненько! Живым, раз-вернувшимся девчёночьим своим мясом — и по всей-всей прямо его длине!!! Да-а-а: просто уже и не знаю, что же может быть на свете ещё приятнее и слаще, чем ебать прямо на пляже таких вот молоденьких до умопомраченья девчаточек! Одну девчёнкину!!! Хотя бы даже вот именно всего лишь только и одну! Других нам и не надо!!! Мой членище аж дуреет от своей юной жены!!! Даёт мне понять, как же он мне за неё благодарен-то!!!
Как же ему когда-то всего-всего вот этого вот, живого и нежненького такого, внутреннего девчёночьего её мяса не хватало-то, а!!! И я с наслажденьем, с непередаваемым аж прямо таким вот удовольствием, чтобы он дурел бы прямо от того, что всё это теперь до конца жизни безраздельно и полностью принадлежит ему, засаживаю его в вывернутую и разъехавшуюся передо мной девчёнкину до отказа! В невообразимо гибкую такую вот, тоненькую — и по самые-самые аж прямо что ни на есть яйца!!! Продираю её, чувствуется, аж прямо вот именно до основанья матки!!! Ебу её прямо в тёплую и живую тугость, дурея от того, что весь мой дьявольски могучий хуина оказывается в итоге весь-весь полностью, по яйца, в молодой и вывернутой передо мною девчёнке!
И тут, когда я почувствовал уже, что девочка начала меня своей нежностью забирать, когда я понимал и чувствовал, что я её, детку свою сладкую, уже всё ж таки разогрел, я просто уже, ну вот не мог себе этого не позволить. Мне дико как захотелось в неё всему-всему прямо, по-уши!!! И я та-а-ак ей, родименькой, напоследочек вдул! Ну вот хотелось, так мне хотелось вдуть до расплавленья в мозгах разъехавшейся и юной до безумия девчёнке! Да ещё и тем более той, которую я обожаю!!! Без которой я уже, ну вот просто жизни себе не представляю!!! И переломив её, деточку, перед собой, вывернув в талие, понимая, что я в натуре просто дурею от неё и схожу конк-ретно с ума, осознавая, что такой вот гибкой до безумия девушки у меня ещё и в жизни-то моей никогда до этого на члене не бывало, кроме лишь как этой вот Евгеньички, даже и моя старая ссука, которая ушла с другом, сравнима, по сравненью с ней, разве что только лишь с бревном, я впёр ей, прости меня господи, не в силах удержаться от её одуренной гибкости, по самые-самые аж прямо вот имен-но кишки!!!
Как только мог!!! Женечка аж стонет: Наверное, и ей тоже показалось, что я засадил ей свой несоизмеримо могучий хуина аж прямо вот именно куда-то там в мозги!!! По-натуральному вот именно в мозг ей!!! Кто-то там купается сейчас, загорает, а я же въёб тут вот, в кустах, живой девчёнке!!! И в благодарность за всё за это, моя юная жена так уж прямо невыразимо как полно дала мне прочувствовать себя прямо аж вот именно из самой матки!!! Чтобы до меня дошло бы, дошло б в прихлынувшем мне в грудь сладостном томленьи, если только до меня раньше конечно же не могло всего этого дойти, что обладать ей, такой вот бесподобно молодой и краси-вой, — это самое привеликое счастье, которое есть только на этой планете и вообще во всей нашей бескрайней самой Вселенной!!! И тут, когда чувствуя, как же мне захорошело-то в ней, я ещё аж прямо и вмазал, вма-а-а-азал прямо разъехавшегося передо мной, голень-кого этого лягушоночка в купальнике по имени Женя себе в яйца, да так, чтобы у него в пиздёночке аж прямо всё-всё разошлось бы, обнажилось бы до чего-то аж прямо уже такого вот неприступного и твёрденького, дающего мне понимать, что глубже ей в пиздятинку, во всю эту расплавленную влагу, уже, ну вот просто никак-никак нельзя, у меня вдруг начали уже конкретно плавиться от нежности этого живого и тёпленького такого вот лягушоночкина мозги!!!
И от пониманья того, что это всё, предел, как только можно вообще прочувствовать своей свою любимую девчёнку, сладострастие прихлынуло мне в грудь аж прямо огромной такой океанской волной!!! Бо-о-о-о- оже: Э-э-это было что-то немыслимое!!! Понимая, что я впервые в своей жизни буду кончать сейчас в молоденькую до изумленья девушку прямо на пляже, уже понимая вот так вот наглядно, что это ведь, и в самом деле, поистине что-то немыслимое, ощутить вдруг после купанья, как твоя мутная и горячая сперма отправится юной пятнадцатилетней фее-малолетке прямо аж глубоко-приглубоко вот именно куда-то там в матку, да-да, во всём своём ошеломляющем сверх-обилии — и прямо прямиком ей в матку, я обрушиваюсь вот на Женечку сверху, прямо ей, сладенькой, под лопатки, где по её узенькой спинке пролегает оранжевая, затянутая на узел тесёмочка от её лифчика, вдавливаю, короче, этого разъехавшегося лягушоночкина с огненно-рыжими мокрыми волосами всей-всей грудью в подмятую под ним траву, чтобы ещё полнее понять бы и одуреть от того, что передо мною сейчас самочка, и, когда моя юная супруга подставила мне свою письку девчячью вместе со всей вывернутой девчёночьей своей промежностью просто уж невообразимо как жёстко-жёстко прямо так вот и конкретно, давая мне понять, что она и есть молодая самка, но только такая уж прямо безумно мною любимая, я в ослепляющем сладострастии загружаюсь ей в эту невообразимейшую такую нежность, под её разъехавшуюся девчячью попочкину, аж прямо, прости меня господи, ну вот чуть ли — чуть ли именно не вместе с яйцами!!!
С такой нечеловеческой, животной силой, что всё в этой обжигающей нежности, что имеется промеж юных девчёночьих ног, аж прямо как бы обнажается, расходится, давая мне отчётливо прочувствовать подо всей этой безумно нежной влагой твёрденькую-твёрденькую аж прямо такую вот косточкину-ограничитель! Которая даёт мне понять, что это — всё! Предел!!! Что загрузиться в девчёночью пизду сильнее и глубже, хоть ты умри, уже просто, ну вот никак- никак нельзя!!! Бо-о-о-о-оженьки: ка-а-а-ак же я прочувствовал-то свою будущую жену своей, когда отчётливо почувствовал, что мой и без того могучий фаллос принялся набухать у неё перед своим первым и решающим семяизверженьем там, где ему уже, ну вот просто негде было в ней, в такой вот хрупкой и тоненькой, набухать; прямо аж глубоко-приглубоко вот именно конкретно у неё в матке!!! Или в самих прямо где-то там расплавленных её девчёночьих мозгах!!! О, боже!!! Ну вот как тут было не понять-то, глядя на эти, царапающие траву, чёрные ноготки, на эти жадно-жадно так растопыренные девчячьи пальчики, что таких вот безумно юных девчёнок продирать до всего-всего до этого уже никак вот прямо и нельзя-то!!! Что это уже преступленье перед самой вот прямо природой!!! Но сладо-страстие от этого пониманья делается просто немыслимым! От того, что через всё это "нельзя", ты влазишь, тем не менее, в предостав-ленную тебе самой судьбой девчёночкину аж прямо, ну вот весь-весь, по-уши!!! Продираешь её своей, набухающей в ней, мощью до самого-самого аж прямо вот именно мозга её девчёночьих блядь костей!!!
Она становится неотъемлемой частью твоего организма!!! И ты понимаешь, что за эту любимейшую частичечку своего организма с такой вот тонюсенькой талией, ты любого порвёшь! Она для тебя дороже всего-всего на свете!!! Твоя любимая и ещё не повзрослевшая, как следует, женщина!!! Ну ничего, детка, повзрослеет, куда ж она денется-то??! Но зато, бо-о-о-о-оже: да как же туго-туго и тёпленько-то всё у моей Женечки именно там, прямо аж в матке!!! И вместе со своим, набухающим в ней, членом, я залезаю ей туда, в эту тёплую, расплавляющую мне мозги тугость, всеми-всеми аж прямо, как есть, своими, расплавляющимися от её невыносимейшей нежности, мозгами!!! О, го-о-о-осподи: какая экзотика!!! Поиметь прямо на пляже такую вот юную до безумия самочку! Прочувствовать её через пизду и через внутренности всю-всю-всю вот так вот полно, до конца, своей!!! Вертлявую ещё вот именно, чёрт возьми, девчёнкину!!!
И тут, когда моя невыносимо сладкая юная Принцесса видимо и сама уже поняла, что я ещё ни разу — ни разу в жизни не кончал до этого ни в одну девушку прямо на пляже, что она и тут будет для меня сейчас первой, когда она поняла, что, как моя будущая жена, она обязана сделать для меня сейчас это удовольствие просто звери-ным таким вот, непостижимым, чтобы я уже и не сомневался бы нисколечко в том, что моя горячая и настоявшаяся сперма пошла ей сейчас в этих зарослях по всему этому живому и тёплому девчячьему её мясу прямо аж глубоко-глубоко вот именно в матку, чуть ли вот прямо ей куда-то там не мозги, она вот уже так невообразимо полно даёт мне прочувствовать её своей, и наполняет меня в связи с этим в каком-то там ивняке, прямо в кустах, таким непостижимейшим сладострастием, что у меня, у бедного, аж темнеет в глазах от фантастического пониманья того, что оказывается так вот запросто, на этом вот самом именно месте, можно было просто взять и отъебать в своё удовольствие молоденькую до безумию девушку! Девчёнку!!!
Господи! Совсем-совсем ещё вот именно соплячку!!! Но именно от того-то, что она еще соплячка, юная до бесподобия девчёнкина, от того, что моя расплавленная сперма отправится ей сейчас, такой вот невыносимо ещё юной, прямо аж куда-то там в мозги, пойдёт созревающей, безумно юной Принцессе прямо в тугие-притугие и в тёплые именно её кишки, моё сладострастие от всего этого делается в какой-то момент уже аж прямо каким-то первобытным таким вот, звериным, диким!!! Замирает, казалось бы, вся-вся Вселенная!!! Вся эта огромная такая планета под нами, называемая Землёю!!!
И в этой торжественной тишине, когда весь мир уже понял, что сейчас будет что-то нечто, я вошёл, вошёл в столь щедро вывернутую мне влагу живой девчёночьей пиздятиночки аж прямо вот именно до твёрденького хрящичка, до хруста, увидел с какой же жадностью вдавленная мной в траву Женька пошла по этой траве со стонами своими растопыренными чёрными ногтями и почувствовал, го-о-о-осподи: почувствовал вот вдруг наконец-то, как мой дьявольски могучий хуинище разорвался у неё от своей невообразимой мощи прямо в этой перегруженной и тёплой-тёплой такой вот всей тугости!!! Пошедшая из меня струя, о боже, а она была такой прямо тугой и сверх-сверх обильной, она, не зная, куда ей идти, аж прямо приостановилась как будто бы на какую-то там сотую долю секунды, пытаясь перебороть "упрямство" вывернутой и вдавленной всей-всей грудью в землю соплячки-малолетки!
И вот тут-то, когда и сама уже моя юная жена отлично поняла, детка, что эта первая, сверх-обильная такая порция моей густой и настоявшейся спермы по праву при-надлежит сейчас ей, что её юный женский организм просто обязан её сейчас в себя принять, как бы он там даже и не упирался, она дала, дала мне вот всё же почувствовать в полностью ослепившем меня сладострастии, что эта невообразимо мощная и обильная такая струя моей горячей, настоявшейся спермы, сколько бы много её там во мне и не было, пошла ей во всём этом невыносимейшем откровении, хоть и с усилием, но прямо в эту тупиковую и тёплую-тёплую такую вот до безумия тугость!!! Во всём своём сверх-обилии — и: прямо прямиком ей в матку!!!
Той самой именно, что смотрела на меня ещё только недавно, лёжа на покрывале, своими карими и без-донными глазищами! Очаровывала меня, бедного, своей лукавой и очаровательнейшей улыбкой!!! И вот сейчас, представляете, именно этой абалденнейшей такой юной прелести моя расплавленная сперма пошла с приятненьким таким усилием туда, куда было уже просто некуда!!! В конкретный, тёплый такой вот упор!!! В тупик!!! Когда у меня было явное ощущенье того, что она пошла ей, в натуре, аж прямо куда-то там в мозги!!! Именно вот прямо ей, блядский ты род, в мозги!!! Вот для этой-то достигнутой сейчас цели я и "впечатал-то" её, детку, всей-всей прямо грудью в траву, уповаясь тем, что уж податливее-то и пластичнее моей родной девчёнки уже ничего-ничего на свете практически и не бывает! Кошачья гибкость!!!
Подтверждающая то, что все они — просто лишь кошки, самки, ссучки!!! Но если тебе попадётся такая вот, как эта, то ты считай погиб! Просто дуреешь и сходишь от неё, от такой юной и одуренно гибкой, с ума!!! По-тому что в пизду ей всё загоняется аж прямо до конкретнейшего такого вот хруста!!! Когда у тебя от её вот этой вот внутренней, тёплой такой тугости мозги аж прямо вылазят из ушей!!! А-а-ай: ка-а-а-ак я прочувствовал в эти мгновенья Принцессу своей!!! Этого даже и словами-то не описать!!! Впёрся в неё, в такую невыносимо сладенькую, весь-весь прямо, как только мог, засадил ей всё в невообразимо нежненькую влагу её письки аж прямо вот именно до хрящичка, до конкретной прямо такой боли в яйцах, и мне показалось, я просто сойду сейчас от всего этого с ума, когда моей пятнадцатилетней, безумно юной жене отправилась с неудержимым напором куда-то там прямо в мозги ещё одна такая же сверх-сверх насыщенная и горячая порция моей густой спермы!!!
Прямо в девчёночьи, в расплав-ленные её мозги!!! В само прямо её девчячье, вывернутое мне наизнанку нутро!!! Прямо аж глубоко-глубоко вот именно ей в матку!!! Или куда-то там в кишки, не знаю! Я чувствовал только лишь то, что кончаю сейчас в живую, в настоящую девчёнку!!! В тёпленькую и в живую вот именно девчёночкину!!! В эти рыжие её, абалденные прямо такие вот волосы на траве, в этот чёрный маникюрчик, в эту то-нюсенькую-притонюсенькую аж прямо такую вот до изумленья талию, в эти оранжевые, сдвинутые плавочки, в эти разъехавшиеся, изящненькие и тоненькие такие вот её бёдрышки!!!! Вся-вся эта прелесть, вместе со своими рыжими и бесстыжими, мокрыми такими волосами, принадлежит сейчас мне и, в доказательство этого, она уже добросовестно принимает сейчас в себя мою горячую сперму!!!
И не желая даже и разбираться, что, куда и как ей сейчас там проходит, понимая, что девчёнка, она для того-то и девчёнка, чтобы принять в себя в такие минуты всё-всё-всё, что ей там только не полагается, мой пульсирующий хуина принимается вот уже методично отпускать своей юной жене прямиком в матку порцию за порцией! И всё это настолько глубоко, что мне и в самом деле кажется, будто бы всё-всё это, такое вот горячее и мутное, идёт ей сейчас в этих зарослях ивняка, с усилием конечно же, но прямо аж куда-то там в мозги!!! Тё-ё-ё-ёпленько прямо так вот — притёпленько, а-а-ай: когда я не могу уже просто не понимать и не видеть того, что мне в яйца засажена сейчас до отказа вот она, молоденькая девчятиночка-подросточек, моя настоявшаяся и густая сперма прёт ей тугими порциями прямо, блядь, в кишки!!!
В тугие-притугие, в тёплые прямо такие вот до безумия её кишочечкины!!! В тёплую тугость!!! Когда у меня аж мутится рассудок от пониманья того, что она идёт ей сейчас без наркоза, словно бы прямо на хирургической операции — и прямо аж глубоко-глубоко вот именно вовнутрь её девчёночьей самой матки!!! Представляете, моя расплавленная сперма отправляется сейчас пятнадцатилетней Принцессе прямо на пляже, и прямо прямиком в матку!!! И всё это только лишь потому, что она, детка, моя!!! Моя законная юная жена!!! И поэтому моя горячая сперма проходит ей сейчас туда, в расплавленные мозги её девчячьи, при полном нашем обоюдном на то согласии!!! Когда мы обои аж прямо дуреем от того, что так вот полно принадлежим друг-другу!!!
Да я аж застонал, загрузился Евгении в невыносимейше нежненькую и обнажённую влагу её девчёночьей писечки аж прямо вот именно до невыносимо сладкой-присладкой такой боли, аж прямо до какой-то там твёрдой неприступной косточки, и когда она, бедняжка, аж вскрикнула, дёрнулась у меня под ладонями таким вот разъехавшимся напрочь лягушонком, вдавленная всей-всей грудью в траву, я в последнем приступе всего этого дьявольского экстаза выжал вот ей в перегруженные и в тугие-притугие, в тёплые такие её кишки что-то ещё!!! Бо-о-о-оженьки: всё-всё до последнего ей вот, молодой такой вот девчёнкиной, — и прямо прямым ходом в матку!!! Всё-всё-всё, что только можно там и неможно, — и прямо вот именно ей туда, в матку ей девчячью!!! Именно вот прямо ей, дорогуше моей, в мозги!!!
Да-а-а-а: уж такого-то немыслимого сладострастия я ещё, кажется, ни разу в жизни не испытывал! Потянуться сейчас назад и выйти из своей юной жены — не имело никакого смысла. Я принялся ебать её дальше прямо тут же, не останавливаясь. Ну вот как, скажите, как можно не желать продолжить трахать такую вот молоденькую девчёночкину и дальше, когда она прямо вот она, детка, вся-вся у тебя сейчас на члене! Еби её теперь в своё удовольствие столько, сколько тебе только того не влезет! Да её уже даже и уговаривать-то на всё "это дело" не нужно, смотреть ей там в глаза её карие, держать за пальчики, бери её только теперь вот так вот просто и трахай!
— А-а-а-ай: Ма-а-а: а: а-а-амочка: — застонала Евгения и извернулась аж прямо вся-вся-вся, как могла, в лопатках, почувствовав, что мой могучий хуина принялся уверенно ходить у неё в письке, под её разъехавшейся попочкой, как вот прямо уже у себя дома!
Она поняла, детка, что ему конечно же так, ну вот так уж прямо безумно как понравилась вся эта живая и тёпленькая нежность, что имела она, как девочка, у себя между ног, а сейчас прямо вот, под своей разъехавшейся попкой, что отпустить её он уже, конечно же, просто не сможет, пока она не накормит его, бедолагу, этой своей разгорячённенькой уже такой вот нежностью до полнейшей прямо отрыжки! Но такое ощущенье, что вывернутой передо мной рыжеволосой этой соплячкиной и самой аж прямо в кайф заглатывать мой тугой членище к себе в пизду! И заглатывать его во всю эту горяченькую и невообразимо нежненькую такую влагу, к себе под попочку, как и полагается, по самые-самые аж прямо вот именно яйца!!!
До отказа!!! Давая мне при этом чувствовать, невообразимо как полно, все-все свои девчёночьи внутренности, все свои девчёночьи кишочки и потрошки!!! А перед тем, как я ввожу всё своей юной жене прямо аж в матку, она там, в запредельно сладкой уже глубине своего вывернутого наизнанку, нежненького тельца, ещё и продирает по чувствительной головке моего тугого органа таким же чувственным, тёпленьким-тёпленьким и расплавленным уже аж прямо таким вот от спермы мясом!!! Это чтобы я понимал бы, чувствовал бы и дурел бы прямо от того, что ебу её сейчас в этих пляжных кустах, как того и желал, прямо аж глубоко-приглубоко вот именно в матку!!! Засаживаю ей всё, своей разъехавшейся и рыжеволосой такой вот девчён-ке, аж прямо уже в расплавленные вот именно от спермы её мозги!!! Продираю её своей голоднющей мощью до чего-то аж прямо уже немыслимого!!!
О, боже, да даже и не знаю, ебали ли здесь когда-нибудь раньше до этого девушек? Может быть лет за двадцать или за тридцать какую-нибудь из них здесь даже и ебали, на этом же вот самом именно месте, потому что и дураку понятно, что не один я та-кой любитель всего этого дела, и как же, в связи с этим, уже конечно же много-то молоденьких девушек переёбано за всё время в этих прибрежных кустах, но я уверен в том, что именно такую-то вот прелесть, как моя Женя, ещё никто-никто и в жизни-то на этом же вот самом месте и с такой же дикой жадностью себе на член всю-всю до отказа не натягивал!!! А-а-ай: а как же это всё же приятненько-то, а! Да я аж дурею, честное слово, видя, что хуярю в данный момент такую вот безумно молодую ещё именно девчёнку! Когда неделю назад я ещё и вообще, вообще даже и не знал-то, что их, таких вот молоденьких, невыразимо гибких, тоненьких, можно так дико и стра-стно ебать! Засаживать всё в невыносимо сладкую пизду такой вот пятнадцатилетней соплячкиной аж прямо вот именно по самые-са-мые что ни на есть яйца!!!
И вот сейчас я такую юную детку насандаливаю всю-всю-всю и до отказа беспомощным, разъехавшимся лягушоночкиным в оранжевом купальничке прямо вот, представляете, прямо на свой дьявольски могучий-примогучий и тугой такой хуина!!! Всю-всю её, родименькую — и прямо себе на член!!! Вместе с оранжевыми плавочками, с чёрными её ноготками!!! Девчятиночку-старшеклассницу — и прямо себе на хуй!!! Потому что отныне место этой юной детки именно вот на нём! На моём тугом фаллосе!!!
— А-а-ай!!! Ко-о-о-оля: — аж не может уже моя бедная Принцесса, чувствуя, что я во что бы то ни стало хочу вылезти у неё сейчас, от ощущенья полнейшей своей свободы и безнаказанности, аж прямо вот именно из ушей!!! — М-м-м-м-м: а-а-а-ай: — как-то уж очень- очень прямо жалобно так застонала опять моя юная жена, понимая и чувствуя, что я забиваю ей в матку свой дьявольски могучий хуинище просто, ну вот невообразимо, как глубоко!!! Прямо в бархатисто тёплую-притёплую эту такую вот всю от спермы тугость!!!
И тут, когда я уже почувствовал каким-то подсознаньем, что ей нужно всё-таки чуточку понежнее, почувствовал как-то так интуитивно, что моя сладкая девочка уже на пределе от того, что я ебу её сейчас в этих зарослях ивняка по-натуральному аж прямо вот так вот в матку, я меняю с ходу ритм и принимаюсь вводить ей туда свою гудящую от натуги мощь уже как бы более что ли так вот чувственно!!! С наслажденьем, но: прямо опять же вглубину её девчёночьей вот именно самой матки!!! Аж прямо вот именно чуть ли — чуть ли куда- то там ей не в мозги!!! Хоть и медленно так, с экстазом, но прямо по-прежнему конкретно ей в мозги!!!
— А-а: а: а-а-ай!!! — продолжает стонать невыразимо жалобно моя рыжеволосая Принцесса, продирая в немыслимо сладкой глуби-не по головке моего тугого фаллоса расплавленным от спермы и бархатисто влажненьким-влажненьким уже аж прямо таким вот до невозможного девчёночьим всем этим своим мясом!!!
Бо-о-о-о-оженьки: и тут, когда я уже почувствовал, что девчёночка забирает меня своей невыносимейшей нежностью всё больше и больше, и забирает-то от пониманья того именно, что я ебу её, сладкую, куда-то там прямо в кишки или глубоко-приглубоко аж прямо вот именно в матку, я почувствовал вдруг, как моя Женечка аж прямо как-то странно так вдруг притихла, напряглась, детка, пойдя при этом с дикой-дикой такой жадностью своими растопыренными и тонюсенькими пальчиками, этими вот экстравагантными, чёрными такими вот на них ноготочками по примятой траве.
— А: а: А: а-ай!!! — последний раз восклицает девчёнка, когда принялась уже забирать меня своими тёпленькими и перегружаемы-ми до отказа кишочечками на полную вот именно катушку.
Бля-а-а-а-адь: ка-а-а-ак она рванулась в следующий миг таким вот разъехавшимся и вдавленным в подмятую траву лягушонком вся-вся-вся у меня в яйцах, когда я в очередной раз, очень-очень так чувственно и с непередаваемым таким наслажденьем, ввёл ей свою разрывающуюся от натуги мощь, по всей этой расплавленной от спермы, тёпленькой-тёпленькой такой вот тугости, и прямо аж вот именно опять же в матку!!! Прямо аж глубоко-приглубоко вот именно конкретно так вот и основательно ей в матку!!! Настолько прямо глубоко, что прочувствовал, казалось бы, рванувшуюся у меня на члене девчёнкину аж прямо из самих её расплавленных девчячьих мозгов!!!
И тут у меня и у самого аж принялись плавиться мозги ото всей этой запульсировавшей и расплавленной такой тугости!!! От пониманья того, что она имеется в девчёночьей вот именно самой матке!!! И тут, когда она принялась кончать из своей перегруженной и пульсирующей матки прямо мне в мозги, я почувствовал вдруг такое, чего не чувствовал, вот ей богу, ещё ни разу — ни разу в жизни!!! Девчёнка вся-вся-вся стала моей!!! Нет, не то, чтобы там вся, как раньше, а прямо аж вот именно конкретно вся-вся!!! Прямо аж вся-вся- вся вот именно до последней девчячей своей клеточки!!! Я та-а-а-ак полно прочувствовал её из обнажённой и пульсирующей её матки, так сильно вдруг понял, да как же безумно-то я её люблю, что пошёл в свою невыносимо сладенькую девочку уже всеми-всеми вот прямо своими, расплавляющимися от её нежности, мозгами, чувствуя, как она повела меня в страну такого невообразимого райского наслажденья!!! О, бо-о-о-о-оженьки: Это было всё!!!
Мой хуина в ослепляющем опять же сладострастии принялся поднатуживаться прямо в обнажённых и пульсирующих девчёночьих самих мозгах!!! При этом, вывернув Женечку в её тонюсенькой талие, я влупенил ей, как вы и сами уже, наверное, понимаете, аж прямо вот именно до боли в яйцах, загрузился ей в пиздятиночку, во всю эту горяченькую, да какой там горяченькую, во всю эту расплавленную уже такую вот и наинежнейшую влагу, буквально до хруста, до конкретной прямо такой вот, имеющейся подо всей этой обнажённой влагой, твёрденькой косточки!!! Девчёночка же забилась от этого только лишь с ещё большей силой и так, та-а-ак, деточка моя, застонала, что я даже побоялся, как бы нас действительно кто-нибудь там не услышал! Но сдержаться уже просто не было сил, и, вместе со своим набухающим фаллосом, я всем-всем своим сознаньем устремляюсь прямо туда, в расплав-ленные, в обнажённые и в пульсирующие девчёночьи прямо сами её мозги!!! Девчёнке, вывернутой, распластанной — и прямо в мозги!!!
О, господи, в невыносимейшем сладострастии я продираю свою юную жену до чего-то аж прямо уже немыслимого!!! Остренькие эти её лопатки, плечики, рыжие волосы на траве, тонюсенькую эту такую вот прямо до изумленья её талию!!! Всё это я продираю сейчас до самого-самого вот именно основанья своей тугой и набухающей мощью!!! Когда весь мир и вся-вся Вселенная замирают именно от того, что тоже, тоже ведь понимают, что так её вот, девчёнку, ещё никто-никто и никогда отродясь своей не чувствовал!!! Когда я уже осознаю, что она и рождена-то на свет специально для того, чтобы могла бы стать когда-нибудь вот так вот, вся-вся-вся и до последнего моей!!!
И когда Женька моя сладкая отчётливо дала мне уяснить, что она же ведь, и в самом деле, вся-вся и до последнего принадлежит мне и никому, и никогда в своей жизни принадлежать так больше не хочет, и по-другому тоже никак не хочет, когда она дала мне осознать, что она — самая-самая наисладчайшая и неотъемлемая частица моего мужского организма, и что её юный женский организм — это именно вот та самая, так давно недостающая мне, частица моего именно организма, бо-о-о-о-оже: я пошёл, пошёл ей вдруг в пульсирующие и расплавленные её мозги именно уже вот так вот прямо по-натуральному, вместе с мощнейшим толчком в ней своего разорвавшегося фаллоса!!! И вместе с этим толчком я почувствовал, как отправилась ей туда, в обнажённые девчёночьи её мозги, насыщенная, сверх-сверх обильная аж прямо такая вот опять же струя моей мутной спермы!!! Вдавленной в траву, разъехавшейся рыжеволосой пятнадцатилетней Прелести — и: прямо в мозги!!! По-натуральному ей туда!!!
Хотя я и понимал, что эта свежая порция моей густой и настоявшейся спермы отправилась ей в ослепительной вспышке сладострастия, безо всякого там наркоза, по тёплой, пульсирующей всей этой тугости — и прямо аж глубоко-приглубоко вот именно опять же в матку!!! Настолько глубоко, что девчёнка, бедная, аж прямо будто бы обожглась, содрогнулась всем-всем телом с новой силой, когда она и сама уже поняла, что эта обжигающе горячая аж прямо такая вот порция моей свежей густой спермы прошла ей через матку, через кишки — и прямо аж вот именно конкретно так вот в мозги!!! В расплавленные её девчячьи именно мозги!!! Бо-о-о-о-оже: Ка-а-а-ак я ей туда впёрся!!!
Вдавил прямо разъехавшуюся и вздрагивающую в судорогах свою Женьку всей-всей грудью в подмятую под ней траву, влупил ей до помутненья рассудка (и всё это только лишь из-за того, прости господи, что она была девчёнкой) и почувствовал, почувствовал вот уже, как пошла ей в ослепляющем сладострастии прямиком в матку ещё одна струя моей горячей спермы!!! И тут же следом ещё! И ещё!!! А-а-ай: бля-а-а-а-адь: кайф просто невыноси-мейший!!! Потому что всё это свежее мутное обилие идёт моей пятнадцатилетней жене прямо в пульсирующую и в обнажённую её мат-ку!!! Прямо вот именно ей, блядь, в кишки!!! Девчёнка бьётся в судорогах, она, бедняжечка, кончает, а в это время ей прямиком в матку, такое ощущенье, что прямо в мозги, поступает с напором моя горячая и густая сперма!!! Тё-ё-ё-ёпленько прямо так вот, а-а-ай: доверительно — и прямо в пульсирующие, в обнажённые её девчёночьи сами мозги!!! Именно вот прямо ей по-натуральному в мозги!!!
И всё это происходит в кустах ивняка! Прямо на пляже!!! Прямо на пляже, после первого же купанья, я кончаю сейчас повторно в живую и настоящую девчёнку!!! Которая, такая невыносимо сладкая, и сама, и сама аж в это время от меня кончает!!! Блядь, да в этой Женьке, наверное, моя погибель! Чувствую, что, ну вот сдохну же, наверное, на ней когда-нибудь — залюблю её, ссучку, до полусмерти!!! Да я просто дурею от того, что она у меня молоденькая девушка, и что в неё в связи с этим можно кончать! Кончать где угодно, при желаньи хоть даже пускай и на пляже. Бо-о-о-о-оже: ка-а-а-ак я постарался загрузиться в обнажённую и в расплавленную всю эту влагу, что имелась под оранжевыми плавочками, на столь щедро вывернутой мне её промежности! Аж прямо, ну вот чуть ли — чуть ли именно не вместе с яйцами!!!
И когда бьющаяся в судорогах Принцесса, столь абалденно красиво раскидавшая во все стороны по траве свои мокрые, огненно-рыжие волосы, дала мне понять, что такое звериное и дикое сладострастие достойно того, чтобы попасть в Книгу рекордов Гиннеса, я застонал, зашёл ей в пульсирующие её мозги девчячьи весь-весь-весь вот прямо, как только мог, сошёл аж прямо с ума от того, что пятнадцатилетнюю девчёнку можно прочувствовать оказывается до такой вот именно степени полно своей, (если только всё это происходит у вас с ней по любви, и она, детка, от тебя кончает), и почувствовал, почувствовал вот, как пошла ей во всю эту пульсиру-ющую, тёплую, даже, можно сказать, расплавленную аж прямо уже такую вот тугость последняя уже наконец-то порция моей мутной спермы!!! А-а-а-ай: прямо девчёнкиной в матку!!! Нет, о, господи, не в матку, а намного-намного ещё всё же даже и глубже!!! Прямо аж вот именно куда-то там ей в мозг её девчячий!!! Моя последняя сперма отправилась ей, рыбкиной, на пределе всей этой невообразимейшей такой чувственности, и прямо, блядь, по-натуральному в мозги!!! Больше идти ей туда, как девчёнке, было просто некуда.
Когда мой член успокоился и затих в моей юной жене, а та ещё вся-вся дрожала и мелко так вздрагивала, и я чувствовал, что вздрагивает-то она прямо вот она, у меня в яйцах и вся-вся у меня на члене, мне та-а-ак: так вдруг не захотелось и на этот раз выходить из своей гибкой, тоненькой, такой очаровательной и молоденькой рыжеволосой этой "половинки", а наоборот, хотелось быть в ней всегда! Вечно!!! Быть прямо вот тут вот, у неё в матке!!! Да ещё и после того, как она, умничка такая, у меня кончила! Ну вот хорошая же девочка: У-умничка просто она у меня! Чего уж тут скажешь?! Сказать нечего. Просто лапка, и всё! И я знаю (да я думаю, что и вы тоже это знаете), что её сейчас, такую вот лапоньку горяченькую, ебать лишь вот только, да ебать!!! Когда у неё там, в матке, уже так сейчас всё- всё обнажено прямо и открыто!!!
Когда я аж прямо дурею от того, что у меня на члене вот так вот, вся-вся полностью, находится в данный момент молоденькая до опиздиненья самочка!!! Узенькая эта спиночка, плечики, лопатки, золотистые эти её волосы, тонюсенькая-притонюсенькая аж прямо такая вот до изумленья талия — и всё это сейчас прямо вот, представляете, плотненько прямо так вот, до отказа, у меня в яйцах!!! Я весь-весь в невыносимо юной своей спасительнице!!! И выходить из неё, из такой сладенькой, не собираюсь! Мне в ней хорошо: Уютно: Просто очень даже как замечательно!!! Представляете, у пятнадцатилетней созревающей девушки просто брать и находиться вот так вот беспардонно прямо аж глубоко-глубоко вот именно в самой матке!!!
Чувствовать её своей всю-всю полностью! Я только лишь сейчас по-настоящему понимаю, да как же мне её всю жизнь недоставало-то, а! Как же мне уже давно хотелось наслаждаться любовью такой вот юной до бесподобия девушки! И наслаждаться, и наслаждаться! И чтобы не было бы этому ни конца — ни края!!! Одна лишь только невообразимейшая её нежность в твоих перевоспалённых скорпионьих мозгах!!! И не в силах из неё вый-ти, я принимаюсь вма-а-а-азывать, втирать аж прямо снова разъехавшуюся и вывернутую передо мной девчятиночкину себе в яйца!!! Остренькие эти её лопаточки, тонюсенькую талию, разъехавшиеся по траве её бёдрышки и даже эти оранжевые такие вот плавочки на завязках-тесёмочках, что оттянуты сейчас вбок, на её упругенькую и аккуратненькую такую попку!!! И я вмазываю в экстазе всё это юное такое Совершенство себе не в яйца, нет, а прямо сразу же вот именно в мозги!!!
— А-а-ай: Ко-о-о-олечка: Милый мой!!! — стонет Евгения, чувствуя и сама, как же я от неё, от такой вот молоденькой и рыжеволосой, дурею-то, а! Да как же мне, и в самом деле, хочется-то загрузиться ей в пиздёночку, во всю эту обнажённую, горяченькую-горяченькую, буквально уже расплавленную такую от любви влагу, и чтобы аж прямо, ну вот вместе-вместе именно с яйцами бы, а!!!
И я бы ей в писюлечку её сладенькую, такой вот дрожащей, безумно хрупкой и тоненькой, драгоценной моей девочке обязательно бы залез так, как хочу: весь-весь бы аж прямо вот именно по-уши, если б только не вот эта вот предательски твёрденькая такая, перекатывающаяся подо всей этой обнажённой влагой косточка — ограничитель, которая и даёт-то моим перевозбуждённым мозгам понимать, что внутренности столь юной девчёнки перегружены сейчас моим тугим членищем до конкретнейшего прямо отказа!!!
Что она вся-вся моя!!! Что я нахожусь у неё сейчас, как того и желаю, прямо в открытой и в чувствительной — причувствительной такой после оргазма её матке!!! Бо-о-о-о-оже: ка-а-а-ак: я чувствую свою рыжеволосую будущую жену своей!!! Аж прямо в натуре плаваю в её перегружен-ных спермой, бархатисто-влажненьких и тугих-тугих таких кишочках!!! Одно дело чувствовать девочку своей ещё неразогретой и совсем уже другое — после её оргазма!!! После того, как она, детка, кончила! Когда она такая уж прямо вся-вся из матки сверх чувствительная, горяченькая и аж дёргается, бедняжка, понимая, что ты опять же, опять у неё там сейчас и находишься! Прямо аж глубоко-глубоко у неё в матке!! Именно вот прямо, чёрт возьми, в самой её матке девчёночьей!!! Хоть там уже и полный-полный прямо вагон твоей мутной и горячей спермы, но девочка даёт тебе понять, что и твой по-прежнему могучий хуина она, рыбка, тоже, тоже сумела всё же в себе где-то там разместить!
Он прямо у неё в матке, а она при этом вот, прямо вся-вся-вся, до самого аж прямо хрящичка, у тебя в яйцах!!! Девчёнка вся-вся у тебя на члене!!! До отказа!!! Прямо в оранжевом своём купальнике она даёт тебе чувствовать сейчас самое сокровенное; какая ж она есть-то вся-вся живая и тёпленькая после своего женского оргазма прямо аж вот именно в самой своей девчячьей матке!!! Так, мол, ты любишь чувствовать отсюда своими безумно молоденьких ещё таких вот, как я, девушек?? Любишь их чувствовать своими отсюда сразу же после того, как они кончат, да?! Когда они, такие вот чувствительные и влюблённые в тебя, аж стонут, да?? Аж дёргаются, бедняжки, у тебя в яйцах от пониманья того, что ты продрал их своей невообразимейше тугой мощью до чего-то аж прямо уже немыслимого!!! Но опять же, немыслимого для нас, для девушек! А тебе-то, как я понимаю, уже в порядке вещей выворачивать нас вот так вот перед собой и втапливать нам, таким невыносимо сладким, по самые-самые аж прямо вот именно кишки блядь и по яйца!!!
Да-а-а: уж такого-то, клянусь, до встречи с тобой я даже и представить себе не могла! Что я вот, пятнадцатилетняя девчёнка, способна вся-вся полностью и безраздельно принадлежать взрослому мужчине!!! Ну так и еби же меня, родимый, раз уж ты так прямо сильно-присильно и невыносимо как опять же этого хочешь, и раз уж я и есть у тебя девчёнка, с пиською между ног!!! Как я, скажи, могу тебе этого не позволить, если я так безумно-безумно тебя люблю, мой маленький взрослый мальчик, и если я могу, и даже сама, сама хочу тебе сейчас всё это удовольствие в этих зарослях ивняка доставить! Да я просто счастлива тем, что я — девочка, и поэтому могу позво-лить себе довести тебя сейчас своим вертлявеньким и безумно нежненьким-принежненьким этим таким вот тельцем уже и до треть-его для тебя подряд за сегодня семяизверженья!!!
Быстро ты, однако, милый, со мной управляешься! Ну-ка, а посмотрим, что же будет сейчас-то, уже на третий именно раз?! Неужели, признайся, ты и в третий раз сможешь так же вот приспокойненько взять просто тоже в меня и кончить??! Ну что ж, раз уж ты у меня натуральный прямо такой вот самец, и даже не столько самец, сколько чистокровный же-ребец, раз уж тебе так прямо дико-придико как нравится всё "это дело", — то кончай!!! На! Еби свою молодую девчёнку и кончай в неё, в детку такую сладкую! Спускай мне, дорогой ты мой, куда угодно и сколько угодно! Хоть в мозги там, хоть в кишки — я вся-вся-вся — прився, до наипоследнейшей девчячей своей клеточки, сейчас вот она, чувствуешь, твоя!!!
— М-м-м: — аж дёрнулась опять невольно перевозбуждённая до крайности девочка, когда почувствовала, что я вытягиваю свой тугой-тугой и по-прежнему могучий такой до безумия хуинище аж прямо вот именно опять же откуда-то там из самой её матки!!!
И я насладился, опять насладился, как мог, тем, с какой же невообразимейшей любовью влажное мясо её расплавленной уже такой в конец пиздёночки прошлось доверительно и очень честно так по всей-всей вот прямо длине моего могучего члена, вплоть до самой вот именно его головки!!!"Мол, любишь ебать девочек?!! Так на же, родименький мой! Еби!!! И не нужно, поверь мне, сдерживать себя в своих желаньях! Хуярь свою юную Принцессу, как ты только того не пожелаешь! Поверь, она, детка, тоже от этого дуреет. Что ебёшь-то её сейчас именно вот ты!!! Ты, а не кто-то там!!!" И вот, руководствуясь её предложеньем, я уже снова иду в свою юную, очаровательную проказницу Принцессу! Ввожу в неё свой тугой фаллос, в такую вот хрупкую и тоненькую, весь-весь полностью! По яйца!!!
— Го-о-осподи, деточка моя, какая ж ты у меня всё же сладенькая-то! А!!! — невольно аж вырвалось у меня, когда вывернутая и разъехавшаяся передо мной пятнадцатилетняя девчёнкина снова оказалась, рыбка, вся-вся-вся и до отказа у меня на члене!!!
И с этими словами я опять же, как ни в чём не бывало, принимаюсь свою невыносимо сладкую эту такую "рыбкину" ебать! Наблюдать, не без интереса, за тем, как мой примогучий орган закатывается ей под растянутую, бледно-розовенькую вот эту вот плёночку из нежной-нежной такой кожи, что находится у моей девочки, как и положено, почти сразу же, буквально в каком-то там сантиметрике пониже крохотной и сморщенной, коричневатой прямо такой вот точечки анального её прохода! И всё это даёт мне понимать, что такой вот юной до безумия девчёнке я ввожу сейчас всё-всё до отказа прямо вот именно в пизду!!! Представляете?!! По самые-самые аж пря-мо вот именно яйца!!!
Убрал ей просто подальше на попку жизнерадостные, весёлые, озорные такие оранжевые её плавочки на завяз-ках и, наслаждаясь тем, что моя юная жена является всё же молоденькой именно девушкой, буквально прямо дурея от этого, что она у меня натуральная, но только сильно уж прямо ещё молодая девушка, засаживаю ей всё в пиздёночку, во всю эту расплавленную уже такую влагу, аж прямо до помутненья в мозгах, по самое-самое аж прямо, ну вот именно не могу!!! Бо-о-оженьки: какой же это всё же фантастический кайф: ебать таких вот невыразимо юных девчат!!! Совсем-совсем ещё, о господи, соплячек! Девчёнок!!! Ведь если их уже вовсю кто-то там ебёт, то чем же, ну вот чем же, скажите, я-то хуже какого-то там пацана, и почему ж тогда мне-то нельзя такую вот невыразимо молоденькую, вывернутую и разъехавшуюся девчятиночку — и всю-всю-всю вот прямо, до отказа её, деточкину, себе в яйца?! Уж я-то её, маленькую мою, плакать никогда не заставлю. Зато секс с такой вот юной крошкой, особенно, если он по любви, по-особенному уж прямо как чувственен и так разительно отличается от секса со взрослыми девушками. Потому что особенно уж как остро даёт тебе понимать, что ты вводишь всё такой вот невыносимо ещё юной, вывернутой наизнанку соплячкиной: и прямо аж вглубину матки!!!
Аж прямо, ну вот чуть ли — чуть ли куда-то там ей не в мозги!!! О, господи, и вот сейчас, трахая свою наилюбимейшую Евгению, чувствуя, как дёргается она, бедняжкина, от того, что именно вот сейчас, когда у неё в матке после её женского оргазма ещё так всё-всё обнажено прямо и открыто, ей приходится ещё и цеплять, продирать невообразимо как чувственно по головке моего тугого фаллоса расплавленным от спермы, бархатисто влажненьким всем этим аж прямо таким вот мясом своих девчячьих внутренностей, я понимаю, понимаю вдруг, что если моему могучему органу, и в самом деле, достанется когда-нибудь её подружка и её одноклассница Дарья, если так всё же случится, что по стволу моего тугого фаллоса будет ходить когда-нибудь, так же вот невыносимо-приневыносимо как неж-ненько, влажненькое мясо именно уже вот её девчёночьей пизды, то уж я-то скромничать конечно же не буду, я буду и той безумно юненькой тоже такой же вот Дашулечке загружаться в её невыносимо сладенькую и нежненькую, я думаю, такую же вот пиздёночку аж прямо, чёрт возьми, до боли в яйцах, до самого-самого аж прямо вот именно хрящичка, который, я знаю, и в её письке тоже, тоже будет конечно же иметься! Как же без ограничителья-то, а?! Ведь это ж тогда, получается, что в пизду девчёнки незнакомой можно будет залазить тогда, в натуре, по самые-самые уши, что ли? Да нет конечно же, такого просто не бывает.
И тут, вспомнив со слов Евгении, что её подруга натуральная блондинка, понимая, да как же мне безумно уж прямо хотелось бы отъебать хотя бы раз и её тоже, молоденькую, как я уже и представляю себе, блондиночкину, такую же вот тоже наверняка гибкую — пригибкую всю и безумно тоненькую, я вдруг нахожу неожиданное и слегка даже дерзковатое такое решенье этой своей проблемы. Понимая, что та Даша абсолютно такая же в принципе девчёнка, как и моя Женя, и по своим параметрам и физиологическим свойствам почти что ничем-ничем абсолютно от неё и не отличается-то, и пизда у неё будет обязательно, я знаю, такой же вот горяченькой-горя-ченькой и влажненькой, если только ебать её туда долго, я вдруг понимаю, что могу ведь запросто представить себе сейчас, что, заместо Евгении, натягиваю вот так вот дерзко и до отказа себе на член ту самую именно Дарьечкину!!!
О, господи, да хоть там даже и любую из других девчёнок! Какая разница? Всё будет втапливаться им в кишки абсолютно-абсолютно вот прямо так же! Да будь даже у меня сейчас на члене какая-нибудь там Жанна из её класса или даже ещё одна из её одноклассниц по имени Вика, которых я, со слов Жени, тоже мог бы попробовать когда-нибудь потом, но сама-то сущность девчёнки, она так же по-идее и остаётся сущностью девчёнки! И если у тебя такой вот огромаднейший фаллос, то даже и какая-нибудь там неизвестная тебе до этого Викочка, если уж она удосужится всё же чести прийти на твой могучий и тугой такой орган, она ведь тоже, тоже, я догадываюсь, будет продирать по нему у себя в матке таким же вот в точности невообразимо нежненьким, тёпленьким-тёпленьким и живым до безумия девчёночьим своим мясом!!!
А-а-ай: Ка-а-ак я взял вывернутую и разъехавшуюся свою Женечкину за её тонюсенькую аж прямо такую вот до невозможного талию, даже прикрыл глаза, чтобы получше бы представить себе, что это продирает сейчас у себя в матке по головке моего тугого члена всем этим расплавленным, живым-живым таким вот и тёпленьким та самая именно Дарьечка!!! И когда я почувствовал, как же она, детка, вздрагивает-то от того, что я в расплавленную её пизду загружаюсь сейчас, как к себе домой, по самые-самые аж прямо вот именно яйца, до расплавленья в мозгах, когда я уже конкретно прямо так вот представил себе, что это и есть, и есть та самая именно Дарьечка, представил, что я ебу сейчас натуральную блондинку, я почувствовал вдруг дикую жажду продрать её через матку, через кишки, и до чего-то аж прямо уже, ну вот просто немыслимого!!! Ка-а-ак я этой "Дашечкиной" впёр! Именно вот влупенил ей!!! Засадил ей мощнейшим ударом, за то, что она, детка, мне всё ж таки попалась, по самые-самые аж прямо вот именно кишки блядь, по яйца!!!
— А-а: А-ай!!! — взвизгнула и дёрнулась аж девчёнка, поняв, что я продрал её своим сверх-могучим хуем до самого-самого аж прямо мозга её девчёночьих костей, но, в качестве успокоительного, она тут же заполучила себе под попочку, под сдвинутые свои плавчёнки, ещё один мощнейший такой же удар!!!
И тут же ещё! А следом ещё!!! И ещё!!! Бо-о-о-о-оже: ка-а-ак она заизвивалась и завыкручивалась передо мной, эта вертлявая такая Дашкина, когда поняла с ужасом, что с каждым таким ударом мой могучий и тугой хуинище забивается ей не то, чтобы там в киш-ки, а прямо аж вот именно куда-то там в мозги!!! В саму подкорку аж прямо её головного мозга!!! О, бля-а-а-а-адь: да как же ты чувствуешь-то девчёнку своей, когда ебёшь её вот так вот; разъехавшуюся и вывернутую наизнанку "кисочками"!!!
И тут я словно бы сошёл с ума!!! Чувствуя переживанья девочки от того, что я её сейчас вот так вот по-натуральному беру прямо и ебу, уже полностью уверовав в то, что у меня на члене изворачивается в данный момент та самая незнакомая мне Дарья, которая, со слов Женьки, уже дала, детка, своё согласие на то, чтобы со мной поебаться, а это означает, что она уже по-любому будет выкручиваться тоже в скором времени вот так же вот у меня на хую, я с каждым ударом, понимая, что у меня на члене сейчас самка, стараюсь прочувствовать эту юную самочку из матки как можно-можно вот только получше!
И когда эта не могущая уже Дашка поняла, врубилась наконец-то что к чему, поняла, что впервые в жизни попалась на член истинного гурмана, утончённого прямо такого вот ценителя нежности таких вот безумно-безумно ещё молоденьких, как она именно, девушек, когда она поняла уже, что я — просто маньяк, и её спасенье состоит только лишь в том, чтобы побыстрее уж позволить бы мне в неё сейчас кончить, я почувствовал, бо-о-о-о-оже: почувствовал вдруг, что одноклассница моей Евгении принялась вот делаться для меня из глубины своей матки томительно-томительно и щемяще аж прямо такой вот сладкой!" Мол, хочешь почувствовать, как твоя горячая сперма пойдёт сейчас в мозги совершенно незнакомой тебе девчёнки?! Так на же, вытяни сейчас всё это удовольствие прямо у меня из матки!!! Заслужи же того, чтобы насладиться сейчас тем, как твоя мутная и расплавленная сперма пойдёт мне, незнакомой какой-то там соплячке Дашке, и прямо аж вот именно куда-то там в сам мозг мой девчячий!!!"
Бля-а-а-а-адь: ка-а-ак жадно я добивал её таким вот разъехавшимся и вывернутым передо мной буквально прямо наизнанку лягушонком! И бедная Евгения, сойдя аж прямо по-натуральному с ума от того, что её забивают всю-всю до отказа на такой вот могучий до безумия хуина, даже и понятия, детка, не имея, почему же наш секс с ней сделался вдруг животным прямо таким вот и диким, как будто бы она не будущая моя жена, а выловленная мной где-то там в лесах Амазонки дикая-придикая и безумно юная такая вот, необъезженная самка, которую мне захотелось отьебать только лишь по той простой причине, что она — натуральная вот именно самка.
И если уж её можно было вот так вот невыносимо как сладко отьебать, то почему бы, ну вот собственно почему бы мне тогда было бы с ней всего-всего этого сейчас и не сделать бы, если это так, чёрт возьми, до безумия как сладко, таких вот молоденьких, вертлявеньких и гибких-пригибких до опиздиненья самочек брать вот так вот, в кишки прямо, и долбить, ебать их именно вот только лишь потому, что они самочки, и их поэтому можно и даже нужно ебать, иначе это будет делать за тебя с ними кто-то другой, даже и понятия не имея о том, что я, подлец, трахаю сейчас вовсе даже и не её, а Дашку, она в свою очередь, как девчёнка, так честно, так по-девчёночьи прямолинейно искренне и конкретно дала мне прочувствовать то, какой же живой-живой и тёпленькой-то была б для меня сейчас из своих девчя-чьих кишочков её наилучшая подруга, что за всей этой откровенностью, за всей этой полнейшей натуральностью такого вот честного и досконального показа, я почувствовал вдруг, как у меня, от перегружаемых до самого-самого что ни на есть отказа девчячьих кишочков, бля-а-а-а-адь: принялись вдруг конкретно плавиться мозги!!!
О, господи, Дашка ли, не Дашка, Светка ли там или Жанка, или Вика, или даже может быть и вот, Евгения, но меня забрало сейчас опять же само даже лишь только пониманье того, что моя сперма во всём этом невыносимейшем откровеньи пойдёт сейчас в расплавленные вот именно опять же девчёночьи сами мозги!!! И хоть там в любые!!! Но только лишь, чтобы они были бы именно вот, девчячьими!!! Расплавленными и обнажёнными девчёночьими именно мозгами!!! Которых тебе так когда-то не хватало для твоей горячей спермы! А они вот они, есть, и они готовы принимать в себя твою мутную всю эту жидкость в любых количествах, сколько бы много твой мужской организм её для них и не вырабатывал бы!!! Место всей-всей этой мутной и расплавленной такой "дряни" там, в обнажённых самих девчёночьих мозгах!!! Бо-о-о-оже: ка-а-а-ак я влупил своей Женечке, пытаясь изо всех сил представить себе, что она — именно вот та самая Даша!!! Впёр ей по самые-самые аж прямо вот именно гланды, до расплавленья в мозгах!!!
И девчёнкина, господи, именно вот только лишь потому, что она была у меня простой всё же девчёнкой с горяченькой и влажненькой писечкой между ног, она, детка, принялась вот уже делаться из перегруженных своих внутренностей, прямо аж вот именно из самой матки, такой фантастически сладкой, что помутился аж рассудок!!! Я понял, что это будет самый-самый наисладчайший из всех оргазмов, которые я когда либо только испытывал! Потому что я буду кончать сейчас именно вот в ту самую незнакомую мне Дашку!!! Да-да, именно вот точно так же я буду кончать и в неё! И зачем же лишать себя такого удовольствия, когда я могу отправить в неё свою горячую сперму и прямо сейчас же вот!!! Не ждать, когда эта Даша окажется у меня в яйцах по-настоящему. Вот мой хуина принимается у неё в матке уже и поднатуживаться! Набухать!!!
Продирая её в невыносимейшем сладострастии до само-го-самого аж прямо мозга её девчёночьих костей!!! Да такое ощущенье, что моя горячая сперма полезет сейчас у этой незнакомой мне, вывернутой наизнанку Дарьечки аж прямо, чёрт возьми, из ушей!!! Пойдёт ей, по-натуре, прямо в расплавленные её мозги!!! Бо-о-о-о-оженьки: Э-э-это было всё!!! Представляете, так полно прочувствовать своей прямо из матки пятнадцатилетнюю девчёнку!!! Замирает опять же вся-вся эта огромная такая планета Земля под нами вместе с миллиардами живущих на ней людей!!! Потому что в эти мгновенья я загружаюсь в расплавленную пизду разъехавшейся и вдавленной мной всей-всей грудью в землю юной детки аж прямо до самого хрящичка, до невыносимо сладкой-присладкой аж прямо такой вот боли!!!
И когда в связи с тем, что сильнее загрузиться ей в пиздё-ночку, хоть ты умри, было уже никак-никак попросту нельзя, когда в связи с этим юная эта Даша дала мне понять, что она вся-вся-вся до последней своей девчячьей клеточки принадлежит мне и сделала из-за этого моё сладострастие уже просто звериным именно таким вот, диким, я пошёл, пошёл ей в мозги вместе со своим набухающим фаллосом весь-весь-весь вот прямо, как только мог, представляете, отправился ей всем своим сознаньем прямо аж в расплавленные вот именно девчёночьи сами её мозги и почувствовал, почувствовал вдруг, как мой могучий хуина вот уже наконец-то и не выдержал, разорвался у неё там от своей невообразимейшей мощи!!!
О, бо-о-о-о-оже: всё-всё-всё, что я только испытывал до таких вот молоденьких девушек, а в частности до этой юной такой вот до безумия Дашки, я собрал в себе, скопил и отправил ей с этим первым мощнейшим толчком прямо в обнажённые и в расплавленные девчёночьи именно её мозги!!! Хотела ли девчёнка всё-всё это к себе туда принимать, не хотела ли, тут от её согласия уже ничего абсолютно не зависело; раз уж я засадил ей сейчас таким вот разъехавшимся лягушонком по самые-самые аж прямо что ни на есть яйца, до отказа, то и моя горячая сперма пошла ей через всю эту бархатисто-тёпленькую такую вот тугость насыщенной и мутной струёй прямо аж вот именно куда-то там в мозги!!!
Пошла этой юной Дарье, как и полагается, глубоко-приглубоко аж прямо вот именно в матку!!! Тё-ё-ё-ёпленько прямо так вот, когда идти ей действительно было уже просто некуда, моя мутная сперма отправилась ей с обжигающим напором аж прямо вот именно конкретно прямиком в матку!!! Я почувствовал, что девчёнка у меня в яйцах аж дёрнулась, потому что и сама уже поняла, что за неимением места приняла эту порцию, предназначавшейся ей, мутной семенной моей жидкости прямо по-натуральному вот так вот к себе в кишки!!! Тут уж она, дорогуша, возразить мне никак-никак уже абсолютно не могла! Я влупил ей, вывернутой, аж прямо вот именно по самые-самые что ни на есть яйца!!!
Засадил ей в эти невыносимейше сладкие такие мгновенья аж прямо до хруста, до самого аж прямо вот именно хрящичка-ограничителя, что имелся в расплавленной влаге её девчёночьей пизды, и в связи с этим вторая порция моего горячего-горячего прямо такого вот до неё желанья пошла ей в виде моей расплавленной спермы, хоть и с усилием, но прямо аж вот именно опять же куда-то там в мозги!!! А если и не в мозги, то именно вот прямо блядь в кишки!!! Прямо вот именно опять же ей в матку!!! Обжигающе тё-ё-ё-ёпленько прямо так вот — тёпленько, а-а-ай: — и прямо ей, родименькой моей, прями-ком в матку!!! И тут же ей в эту расплавленную от спермы, тёплую тугость прёт с неудержимым напором ещё одна струя моей горячей жидкости! И обрадовавшись тому, что девчёнка покорно всё-всё это в себя сейчас принимает, тут же следом ещё!
И прямо тут же, не останавливаясь, ещё! И ещё!!! Бля-а-а-а-адь: ка-а-ак я впёрся в эту невыносимо сладенькую такую Дашечкину, ощущая, как содрогается в ней мой дьявольски могучий хуина!!! Наполняя её от всей души своей горячей спермой, я впёр ей, прости меня господи, аж прямо вот именно до боли в яйцах!!! Продрал её своей пульсирующей мощью до чего-то там аж прямо уже немыслимого!!! Девчёночка аж вздрагивает судорожно вместе с толчками в ней моего тугого фаллоса, потому что чувствует, чувствует, деточкина, что моя мутная спер-ма проходит ей сейчас на пределе всего этого немыслимого откровенья прямо аж глубоко-глубоко вот именно конкретно так вот в мат-ку!!! Настолько глубоко, что кажется уже полезет у неё сейчас аж прямо-прямо откуда-то там из ушей!!! И от этого сладострастие, которое я в данный момент испытываю, просто немыслимое!!! Я понимаю, что так полно эту безумно юную соплячку ещё никто-никто до меня никогда своей не чувствовал! Она, невыносимо такая сладкая, вся моя!!!
Вся-вся-вся у меня в яйцах и моя!!! Такое ощущенье, что мой хуина, наполняя её оттуда своей расплавленной спермой, пульсирует у неё прямо аж где-то в самих её девчёночьих мозгах!!! И тут, на исходе уже всего этого фантастического сладострастия, когда я понял, да как же мне хочется-то выжать из этой Дашки ещё чего-то такого, чего я из неё, из детки, ещё пока что не выжал, я, не помня себя от страсти, рванул, рванул вот её с дикой жадностью, уже и так до отказа на меня всю-всю насаженную, к себе, услышал, как вскрикнула она, почувствовал, как хрустнул у неё в пиздёнке, подо всей этой обнажённой и расплавленной влагой, отчётливый какой-то там хрящичек, и насладился, как мог, тем, что даже и последняя порция моей горячей спермы отправилась ей в невыносимейшем всём этом откровении аж прямо вот именно куда-то там в мозги!!! Прямо этой вывернутой наизнанку Дарьечкиной прямиком в матку!!! А-а-ай: ка-а-ак я ей, сладенькой моей, туда весь-весь впёрся-то, а!!! И выжал в распластанную передо мной девчятинку, в экстазе получаемого от неё удовольствия, всё-всё-всё вот прямо, что только мог и не мог:
Да-а-а: уж такого-то у меня ещё точно никогда не было. Один раз зашёл в девушку, и даже не в девушку, а в пятнадцатилетнюю девчёнку, и не вышел из неё до тех самых пор, пока не кончил в неё аж целых три раза подряд! Брал её совершенно ещё неразогретую, писька ещё прохладненькая от мокрых плавочек, плотненькая прямо такая вот, слипшаяся, даже и принимала-то меня в себя через при-ятненькое такое усилие, будто бы прямо рвал в ней целку, а вытащил сейчас свой орган из девчёночьей пизды уже из горячей-горячей именно такой вот и влажной! О, боже, да ведь это же просто что-то немыслимое; знать, что даже и после всего этого ты всё-равно можешь продолжать ебать сейчас девчёночку и дальше. Она, детка, ничего-ничего абсолютно тебе не скажет. И ничего, кроме наслажденья, дать тебе опять же не сможет! Одно-одно лишь вот только наслажденье!!!
Она может дать тебе прочувствовать только лишь одно, если ты конечно же снова этого захочешь, как твоя оставшаяся мутная сперма пойдёт ей очень доверительно, тё-ё-ё-ёпленько прямо так вот опять же — притёпленько, и именно вот прямо опять же ей в матку!!! Юной девушке, за неимением места, — и прямо вот именно в кишки!!! Нет, вы только можете себе такое представить, когда эта юная девушка будет вся-вся-вся, до самого аж прямо хрящичка, у тебя в яйцах, именно вот прямо до той твёрдой косточки, что имеется в её обнажившейся и влажной пизде, она снова, снова, деточка, даст тебе насладиться тем, что твоя расплавленная сперма пошла ей на пределе возможного аж прямо блядь куда-то там в кишки!!! По её тёпленьким-тёпленьким и живым прямо таким вот, переполненным до отказа внутренностям! В натуре, по её наинежнейшим прямо таким до опиздиненья кишочечкам!!! Которые ты так прямо замечательно прочувствуешь у неё в эти мгновенья своим тугим и пульси-рующим членом!
Когда ты, однако, будешь понимать по этой тёпленькой всей тугости, что твоя обжигающе-горячая сперма, сколько бы там много причём её и не было, отправляется ей, как на хирургической операции без наркоза, прямо аж глубоко-приглубоко вот имен-но в матку!!! Конкретно так вот девчёнке в матку!!! И всё это ты можешь сейчас опять же совершенно за просто так, забесплатно, на пол-нейшую халяву, взять просто с ней и прочувствовать! Прочувствовать своей из кишочков живую девочку пятнадцати лет!!! Молоденькую ещё вот именно девчёночку-подростка! И всё это лишь только потому, что эта девчёнкина уже на полном серьёзе собралась, детка, быть тебе в будущем женой! Ебать её, такую сладкую, это теперь твоя прямая обязанность. И охранять от других козлов! Которые тоже конечно же были бы не прочь прочувствовать свой тугой хуинище в её сладенькой вот этой вот письке: Всех, блядь, поубиваю!!!
— Коля?? Ты что?! Хочешь ещё что ли?!! — смотрит на меня поражённая и взволнованная, возбуждённая прямо такая Евгения своими блестящими от страсти глазами, даже и понятия не имея, какая ж она у меня в эти мгновенья, такая вот растрёпанная и с ещё мокрыми волосами, поразительно всё же вся-вся красивая-то!!!
— Женечка, миленькая, ну последний разик, а? Пожа-а-алуйста: Рыбочка ты моя сладенькая!!! Честно последний:
И тут девочка уже не сдерживается. Смеётся. Смотрит при этом на меня так прямо влюблённо-влюблённо! И не хочет даже скрывать своей влюблённости в меня. Сидит на траве, повернувшись ко мне, смотрит на меня своими влюблёнными глазами и смеётся!
— А как ты ещё хочешь? — спрашивает она вот уже поближе к теме. (Уже привыкла к тому, что её любимый так любит ебаться.)
— Давай, моя сладкая, на спинку ложись, а ножки твои будут тут вот, у меня на плечах. Хорошо?
Женя смотрит на меня и улыбается.
— Ну ладно. Давай так. — соглашается наконец она, по-прежнему глядя при этом на меня своими огромаднейшими такими вот и просто сводящими меня с ума глазищами! — Только обещай мне, что это точно будет последний раз! — смеётся снова она. — Обещаешь?.
— Ну, конечно же, детка. Я же тебе уже сказал. Это последний разик. И пойдём купаться.
Господи, да ведь я же за неё, за мою любимую детку, жизнь свою отдам!!! И ещё, вдобавок, весь земной шар впридачу!!!
И вот я уже укладываю девчёночку перед собой на траву, приспускаю с неё, с улыбающейся, плавочки, забрасываю в момент её изящненькие и тоненькие ножки себе на плечи, а затем быстренько приподнимаю её и так же быстро подкладываю под неё, прямо ей под попку, её красную, набитую нашими вещами сумочку.
— А это ещё зачем??! — улыбается Женя, весело и влюблённо так глядя при этом на меня.
— Это для того, сладенькая ты моя, чтоб я тебя получше чувствовал бы! Знаешь, деточка, как мне нравится, когда моя сперма проходит тебе прямо аж в матку!!! Ведь я же просто дурею от этого!
— Ну ты и садист! — смеётся Женька, не отрывая от меня, однако, по-прежнему своих сверкающих от счастья глаз. — Ты над всеми девочками так издевался?! Или только лишь надо мной одной сейчас? Ну-ка, сознавайся быстро! Негодник!!!
— Же-е-енечка: ну мне правда так хочется в тебя, детка, поглубже! Но я же не виноват, что ты у меня такая прямо вся сладкая!!! А?!
— Правда сладкая? Не обманываешь?? — прикусывает губы озорно смеющаяся девчёнка.
— Нет, детка! Не обманываю. Иди сюда, ко мне: Господи, ма-а-аленькая моя!!! Ка-а-ак я тебя, девочка моя, хочу, а!!! Ну-ка, где тут у моей сладенькой девочки под плавочками пися?! У моей рыбки золотой! А?.
И с этими словами, обратив всё в игру, я вот уже оттаскиваю оранжевые, приспущенные, влажные ещё после купанья женины плавчёнки прямо ей за лобок, за эту пухленькую и туповатую такую вот девчячью её косточку. Потом наваливаюсь на свою огненноволосую Сказку, подминаю её по-быстренькому, такую хрупкую всю и тоненькую, с вывернутыми ножками прямо под себя, и когда моё существо, всё моё тело уже ликовало снова по поводу того, что я буду сношать сейчас опять же в тёпленькие прямо её кишочки пятнадцатилетнюю девушку, которую я уже вот, и вижу сейчас всю-всю под собой, так красиво разбросавшую в ожиданьи по траве свои огненно-ры-жие волосы, буду втапливаться в писю её сладкую аж прямо, ну вот чуть ли — чуть ли не вместе с яйцами, я направляю быстро свой тугой хуина в приподнятую её промежность и втапливаю всё по-новой пальцами в находящуюся на ней, горяченькую-пригоряченькую уже прямо такую вот от любви влагу!!! Бо-о-о-оженьки: да даже и не знаю, что может быть на свете ещё слаще тех ощущений, чем когда твой половой орган заглатывает опять же вот так вот непередаваемо нежненько в себя расплавленная, разгорячённенькая уже прямо такая вот от любви девчёночья писька, давая твоим мозгам тут же понять и почувствовать, что и там, в ней дальше, ну вот ничего-ничего уже абсолютно, кроме невыносимейшей нежности-то, и нет!
А так как именно эта вот девчячья пиздёночка, единственная из всех на этом пляже, была ещё и приподнята мне в данный момент для большей щедрости, подложенной под неё сумочкой, она пошла поглощать в себя мой тугой половой орган очень быстро и уверенно, давая мне почти тут же отчётливо почувствовать, что я загружаюсь прямо уже куда-то конкретно вовнутрь разложенной подо мной девчёнки!!! Уже зная, что сейчас я отправлюсь ей снова просто невообразимо как глубоко в матку, Женечка уже внутренне к этому приготовилась, уронив головку набок, аж даже прикусила, моя сладенькая, губки, и вот, вот уже настаёт тот самый момент, когда она продирает где-то в немыслимо сладкой глубине по головке моего члена бархатисто-влажненьким, тёпленьким-тёпленьким, чувственным и уже даже как бы расплавленным аж прямо что ли таким вот от спермы мясом!!!
После которого твои мозги уже просто не могут не понимать того, что это — уже что-то именно вот запредельное, что ты пошёл разложенной под тобою пятнадцатилетней рыжеволосой соплячке, и всё это благодаря подложенной под неё сумочке, прямо аж куда-то там в глубину самой её девчячьей матки!!! Такое ощущенье, что по всему этому сверх-чувствительному, живому мясу, и именно вот прямо ей в кишки!!! И знаете, что самое-то главное, что самое-самое, так сказать, захватывающее во всём этом процессе?!
Это пониманье того, что девочка уже обязательно примет сейчас в себя всё!!! В такой позе она просто не сможет никак этого не сделать! Чтобы, куда и как ей сейчас там всё не шло, хоть там в матку, хоть ей там в кишки её девчячьи или прямо даже и под само сердце, как бы она уже может быть даже и не была бы против того, чтобы всё-всё это к себе туда сейчас принимать, но сделать-то она в разложенном таком вот под тобой виде ничего уже не сможет и примет в себя, как миленькая, твой огромаднейший хуина, каким бы там могучим он, чёрт возьми, и не был, но она обязательно и во что бы то ни стало примет его в расплавленную влагу своей юной девчёночьей пизды аж прямо по самые-самые что ни на есть вот именно яйца!!! Именно вот аж прямо до хрящичка всё-всё это к себе в пиздятиночку, как и полагается, примет!
— М: м-м-м: — закусив губы и прикрыв глаза, замычала аж подо мной бедная моя Женя, когда поняла уже, что это не шутки, что с подложенной вот так вот ей под попку сумочкой, когда её стройненькие ножки находились прямо под моими плечами, мой невообразимо мощнейший и тугой-притугой такой, перевозбуждённый до предела хуинище пошёл ей, как на хирургическом столе, да ещё и без наркоза, по обнажённому, сверх-сверх чувствительному, тёпленькому, даже можно сказать, расплавленному уже именно аж прямо такому вот от спермы всему вот этому вот её мясу — и прямо аж глубоко-приглубоко вот именно опять же ей, родименькой, в матку!!!
И моему перевозбуждённому до крайности органу было совершенно по-херу, что влагалище столь юной девчёнки переполнено на данный момент до отказа его же собственной спермой. Он давал ей понять через подложенную ей под попку сумочку, что чтобы она там себе сейчас не испытывала, она обязана принять его в обнажённую и в расплавленную влагу своей молоденькой такой девчячьей пиздятинки не то, чтобы там по яйца, а ещё даже и глубже! Аж прямо уже, ну вот чуть ли — чуть ли именно не вместе с яйцами!!! Сколько бы там много и не было бы уже горячей и мутной его спермы у неё в матке, но если она молоденькая всё же именно девушка, а она, как ты там ни крути, ей и была, то она просто обязана, да-да, как девушка, она обязана со всем-всем этим сейчас справиться; принять помимо всей этой спермы до отказа к себе в матку ещё и его тугой-притугой и могучий аж прямо такой вот до безумия ствол!!!
И моя юная рыжеволосая Принцесса постаралась. Господи, да как же она, деточка моя, опять же постаралась-то дать мне от всей-всей вот именно души насладиться тем, что она у меня, хоть даже пускай и безумно уж прямо ещё какая там молоденькая, но натуральная, настоящая уже вот именно, тем не менее, всё же девушка!!! Чтобы я насладился бы в полную меру тем, что она у меня девушка!!! Хоть и безумно уж прямо ещё какая там юная, но уже истинная, полноценная всё же, тем не менее, девушкина, состоящая, как и положено, из одной- одной лишь вот только нежности!!! И которой, в связи с этим, можно просто взять вот так вот, в своё удовольствие, и вдуть!!!
Когда моя юная Принцесса уже наглядно прямо так вот поняла, для чего ж я подложил-то под её сладкую попку сумочку, для того, чтобы продрать бы её до самых-самых сокровенных вот именно девичьих её тайн, чтобы через матку ввести бы ей свой дьявольски могучий фаллос аж прямо вот именно под само её сердце, она поднатужилась, детка, когда поняла, что уже не может, поднапряглась, чувствуется, вся-вся- вся вот прямо, как могла, и, когда создалось ощущенье, что идти в неё уже просто некуда из-за переполнившей ей там всё-всё моей спермы, придающей её девчячьим внутренностям какой-то бархатисто-влажный аж прямо такой вот что ли оттенок, она дала мне нако-нец-то понять и конкретно прямо так вот прочувствовать то, что приняла в себя мой могучий до безумия хуинище, как я того и желал, весь-весь полностью вот прямо, до отказа, как и полагается честной Принцессе, аж прямо вот именно по самые-самые что ни на есть опять же яйца!!!
По яйца — и прямо во всю эту расплавленную и полностью обнажённую уже такую вот влагу своей юной девчёночьей пизды, что имелась на столь щедро вывернутой и приподнятой мне её промежности!
Бо-о-о-оженьки: ка-а-а-ак я её прочувствовал своей — этого даже и не передать-то словами!!! Вот это я вдул снова своей родной девочке, так вдул!!! По самые-самые аж прямо вот именно кишочечки ей опять же, родименькой, захерачил!!! Загрузился в её приподнятую мне столь услужливо пиздятиночку как только-только мог, аж прямо блядь, ну вот чуть ли — чуть ли именно не вместе с яйцами!!! Нет, вы пробовали вообще когда-нибудь влупить вот так вот, до расплавленья в мозгах, безумно ещё какой молоденькой и разложен-ной прямо под тобою девчёночке?! Чтобы если уж и вдуть ей, так уж действительно бы вдуть!!! Чтоб потеряться бы аж прямо в невообразимейшей нежности её тёпленьких-притёпленьких и живых таких, перегруженных по самое-самое аж прямо вот именно нихочу кишочков!!! Нет, всё-таки заниматься любовью с малолетками — это занятие просто невообразимо какое сладкое!
И надо просто благо-дарить самого бога за то, что они, детки, в этом возрасте уже почти что все ебутся. Когда ты чувствуешь разложенную под тобой девочку, нашу советскую российскую школьницу, прямо из её тёпленьких и перегруженных до отказа — до отказа кишочков!!! Перегруженных твоим могучим членищем!!! Чувствуешь в связи с этим, какая ж она, детка, у тебя сладенькая-то именно вот аж прямо в самой своей матке!!! У девчятиночки-подросточка ты находишься сейчас, представляете, прямо аж вот именно в матке!!! Она, деточка, вся-вся и без-раздельно принадлежит тебе! И причём, так полно, как она даже и пацанчику-то своему никогда-никогда до тебя не принадлежала! Уж его-то хуя в этой тёпленькой-притёпленькой такой вот тугости у неё под сердцем ещё точно никогда не бывало! И тут уже абсолютно по-херу, где ты умудрился прочувствовать её так своей. На пляже?
Где-нибудь там в густых зарослях ивняка?! Так это ведь ещё даже и интереснее, чем у себя в спальне на постельке! Бо-о-о-о-оже: всё-таки ебать таких вот молоденьких девчаточек на пляже, ещё таких вот свеженьких и мокреньких после купанья — это удовольствие, не сравнимое ни с каким другим удовольствием!!! Романтика, блядский ты род! Комар звенит где-то там над ухом, а ты весь-весь утонул у неё в пизде!!! И вот сейчас, нависнув над разложенной Принцессой на руках, дурея от её разбросанных по траве огненно-рыжих волос, не в силах ей, деткой моей, не любоваться, я и осознал-то наконец, вот так вот по-настоящему, что нахожусь у неё сейчас прямо аж где-то внутри матки!!! Да-да, аж прямо вот именно в самой её девчёночьей матке у неё в данный момент нахожусь!!! Потому что загрузился в столь щедро вывернутую и ещё даже и приподнятую мне её пиздятиночку, во всю эту обнажённую и расплавленную уже прямо такую вот влагу, аж прямо уже конкретненько так вот, чуть ли — чуть ли имен-но не вместе с яйцами!!!
И до того полненько я прочувствовал естественно при этом перегруженные кишочки своей рыжеволосой родной девочки, так замечательно прочувствовал, да как же много-то у неё там уже на данный момент моей расплавленной спермы, из-за которой и сами кишочки моей Жени уже тоже стали расплавленными, и это особенно уж остро давало мне понимать, что кишочечки-то эти у неё именно вот всё же девчячьи, по-прежнему тугие-тугие прямо такие вот и тёпленькие, специально и созданные для того, чтобы я мог бы перегрузить их сейчас, вот так вот основательно и до отказа прямо, своей разрывающейся от натуги мощью, всё это моя Женька так полненько прямо дала мне, моя детка, прочувствовать, что я вдруг понял, понял, что мне не хочется даже и выходить-то из её наинежнейших девчячьих кишочков, а хочется плавать прямо в этой тёпленькой, перегруженной всей тугости, тонуть буквально в ней, наслаждаться тем, что моя девочка снова вся-вся-вся и до последнего принадлежит сейчас мне!!!
Не кому-нибудь там, не своему там бывшему Олегу, а именно вот всё ж таки мне!!! А-а-ай: какой же это всё же натуральный и чистейший кайф — осознавать и видеть, что твоя любимая девчёнка вот она, вся-вся-вся и до последнего снова твоя!!! И склонившись над своей безумно юной Евгеньичкой ещё пониже, разложив её под собой так, как только-только было можно её вообще, как девочку, разложить, я загружаюсь в расплавленную и обнажённую влагу её специально приподнятой мне для этого пиздятиночки аж прямо уже до конкретнейшего хруста!!! Нет, вы только представляете себе, в пизду пятнадцатилетней девчёнки, благодаря подложенной под неё жёсткой сумочке, я загружаюсь сейчас так же жёстко и конкретно: аж прямо, ну вот чуть ли не до боли, аж прямо уже, в натуре, чуть ли — чуть ли вот именно не вместе с яйцами!!! И принимаюсь вот наконец-то плавать, пла-а-авать прямо во всей этой горяченькой и обнажённой такой влаге, дурея от того, что она находится на вывернутой девчёночьей промежности, промеж молодых именно девчёночьих ног!!!
О, господи, да если бы не этот перекатывающийся твёрденький хрящичек, что аж прямо, ну вот чуть ли не похрустывает, бедненький, в расплавленной влаге её живой девчёночьей пизды, я, бля буду, вылез бы у своей невыносимейше сладенькой рыжеволосой Принцессы аж прямо, ну вот чуть ли — чуть ли там не из ушей бы!!! Не-е-ет: всё таки ебать молоденьких девушек — это особеннейшее удовольствие, не сравнимое ни с каким — ни с каким другим удовольствием!!! Особенно если сношать их вот так вот, вывернутыми наизнанку, да ещё и через подложенную под них их же собственную сумочку! Да ты аж прямо плаваешь, тонешь в их тугих-притугих и тёпленьких таких, перегруженных по самое-самое аж прямо вот именно нихочу кишочечках!!! В такие мгновенья ты и понимаешь-то необыкновенно как полно то, что вдул сейчас молодень-кой самочке, умудрился вхерачить ей опять же аж прямо-прямо вот именно по кишки, и она, детка, в связи с этим, вот она, хоть там и в другой уже позе, но вся-вся-вся и до последней своей девчячей клеточки снова твоя!!!
Она вот она, чувствуешь?!! Вся-вся в данный момент, разложенная напрочь, у тебя в яйцах!!! Она твоя! По-натуральному опять же твоя!!! Молодая девчёнка! И она, детка, вошла тебе через яйца прямо в твои воспалённые по ней до крайности мозги!!! Короче, ты взял ей сейчас опять же, вот так вот, по-простому говоря, и вдул!!! Влупил!!! Засадил ей, родименькой, через подложенную ей под попку сумочку по самые-самые аж прямо вот именно кишки её девчячьи!!!! До полнейшего расплавленья в мозгах!!! Ты весь-весь, до основанья, находишься сейчас в расплавленной напрочь девчёночьей пизде!!!!
— М-м-м-м-м: — аж стонет через стиснутые губы, уронившая головку набок, Женя, уже поняв, да как же мне пришлись снова по вкусу-то её тёпленькие — притёпленькие и перегруженные до отказа кишочечки!!! В которых её бедному взрослому мальчику захотелось сейчас, в натуре, аж прямо поплавать! Аж прямо просмаковать то, что эти перегруженные им кишочки являются девчячьими именно кишочками!!! Тё-ё-ёпленькими прямо такими вот: нежненькими-принежненькими!!! Засадить всё в которые по самые-самые яйца — является конечно же для взрослого парня просто невообразимейшим аж прямо таким вот удовольствием! И всё это в укор ей, Жене. За то, что она, являясь девчёнкой и трахаясь там беззаботно со своим Олегом, не могла ему, своему истинному любимому, преподносить этих своих тёпленьких и наинежнейших таких до опиздиненья девчячьих кишочечков и раньше, преподносить их для прямого и через-чур-черезчур чувственного уж прямо такого вот спусканья, когда они, ну вот так-так уж прямо как были ему для горячей его спермы нужны:
И вот: вот я уже снова принимаюсь её, такую сладенькую свою деточкину, ебать! Только уже не "кисочками", как было до этого, а вот так вот, вывернутую и разложенную под собой, наслаждаясь опять же в полную меру тем, что она у меня молоденькая девчёночкина! Бо-о-о-оже: да какой же это кайф — ебать молодых, пятнадцатилетних именно ещё таких вот девчёнок!!! Драть их, таких невыносимо сладких, прямо в кишки!!! В полностью разложенном таком вот под собой виде, — и прямо по-натуральному вот так вот в кишки!!! Когда, чувствуя, как вздрагивают под твоими плечами молоденькие, растащенные, тоненькие девчячьи ножечки, ты не можешь уже просто не понимать того, что весь твой могучий хуинище оказывается по яйца, до отказа, в наинежнейшей до опиздиненья девчятиноч-ке!!! Да ещё и настолько глубоко, что заходит ей с каждым погруженьем аж прямо куда-то там вовнутрь её девчёночьей самой матки!!! Да нежнее той нежности, что забирает сейчас в себя по самые-самые аж прямо вот именно яйца мой могучий половой орган, я ещё и в жизни-то, кажется, ничего-ничего на своём орудии никогда до этого не чувствовал!!!
Разгорячённенькая уже такая донельзя писечка моей юной жены старается дать ему своим расплавленным скольженьем именно столько нежности, сколько он и желает её сейчас от неё, через подложенную под неё сумочку, заполучить! И всё это, представляете, прямо на пляже. Где-то там в кустах! Я ебу сейчас снова живую, настоящую девчёнку!!! Сношаю её в качестве своей молодой жены прямо по-натуральному вот так вот в кишки!!! Погруженья в её расплавленную пиздятиночку, благодаря подложенной сумочке, происходят, ну вот просто сверх-сверх какие глубокие и до одуренья прямо чувственные!!! По яйца, представляете, и в обнажённое, в живое прямо опять же такое вот мясо пятнадцатилетней девчёночьей пизды! Что позволяет мне ощущать перегружаемые до отказа девчячьи внутренности просто невообразимо уж как замечательно и на все-все полные сто процентов! Женька подо мной аж кусает губы, стонет, бедняжка, уронив головку набок, потому что понимает, чувствует, детка, что даже и в такой вот простой опять же, казалось бы, позе ей приходится принимать в себя мой дьявольски могучий хуинище аж прямо вот именно весь-весь полностью, до отказа!!!
Но уже войдя снова в азарт, видя под собой разложенную девчёнку и понимая с дикой радостью, что я её сейчас беру вот так вот опять же и ебу, я втапливаю ей, такой невыносимо сладенькой, не в силах удержаться, аж прямо вот именно по самые-самые что ни на есть яйца, продираю её до чего-то аж прямо уже немыслимого!!! Вот только плавочки её маленько всё же мешают. Пытаясь вернуться обратно на место, они тоже ходят по правому боку моего тугого члена, но горяченькая влага девчячьей пиздёночки от этого не менее неумолимо сладенькая! И, не смотря ни на что, это именно она ведь, она забирает сейчас в себя полностью и до отказа, по яйца прямо, мой могучий-примогучий такой членище! Именно она, горячая влага жи-вой и расплавленной уже аж прямо такой вот донельзя девчёночьей пизды!!! И на отодвинутые плавочки тут уже по-фигу! Главное, что меня забирает сейчас в себя по яйца, расплавленная от спермы, девчёночья писькина!!! Так вот, вот что имеют-то, оказывается, у себя между ног молодые девчёнки! Даже и те, что лежат и загорают сейчас себе приспокойненько где-нибудь там на покрывалах или купа-ются.
Или играют в пляжный волейбол! Их всех, всех, оказывается, можно ебать!!! Загружаться им всем без исключенья (как и я сейчас своей Женечке) во всю эту же вот самую невообразимейшую такую вот нежность, что имеют они, такие сладенькие, у себя между ног, на своих юных промежностях, загружаться им туда, то есть, именно сюда вот, куда я в данный момент сейчас и загружаюсь, аж прямо, прости меня господи, ну вот чуть ли — чуть ли именно не вместе с яйцами!!! Бо-о-о-оженьки: да какой же это всё ж таки кайф: видеть под собой разложенную девочкину, видеть, что она в купальнике, чувствовать на ней плавочки, понимать, что они вот они, прямо на ней, и понимать ещё к тому же, что, не взирая на всякие там какие-то плавочки, совершенно даже и не взирая на то, что она, рыбочка, в купальничке, ты ебёшь её сейчас, как совершенно вот прямо всю-всю голенькую, прямо в тёпленькие и в живые-приживые аж прямо такие вот до опиздиненья её кишочечки!!! Девочку, представляете, в разложенном полностью напрочь виде, через писю, — и прямо в её тёп-ленькие кишочечкины!!!
Какой это кайф; чувствовать, как перед каждым введением ей всего-всего прямиком в матку, она ещё и проди-рает по головке твоего тугого фаллоса уже расплавленным таким вот от спермы, невообразимо нежненьким-нежненьким аж прямо до бесподобия мясом!!! Внутренним своим мясом девчёнки!!! О, господи, ну разве ж, мол, не так вот полно ты мечтал прочувствовать ког-да-нибудь своей, и причём прямо на пляже, такую вот молоденькую именно до безумия девушку?!! Чтобы повтапливать бы ей всё вот так вот, через сдвинутые плавочки, не куда-нибудь там, а прямо в письку! И не как-нибудь там повтапливать, а именно вот, как сейчас, чтобы плавились бы прямо от её нежности мозги, чтоб загружаться бы в обнажённую и в расплавленную влагу её юной писечки аж пря-мо, ну вот чуть ли — чуть ли именно не вместе с яйцами бы, до конкретнейшего отказа!!! Когда ты уже не можешь просто не понимать той очевидной истины, что девчёночка становится твоей вся-вся-вся до последнего!!! Как она вот прямо и есть девчёночкина — так она и становится, сладенькая, вся-вся твоей!!!
Кусает губки, стонет, но, благодаря подложенной ей под попку своей же собственной сумочке, принимает каждый раз безоговорочно твой дьявольски могучий хуина, как ты собственно того и желаешь, аж прямо глубоко-приглубоко вот именно к себе в матку!!! Это чтобы ты понимал бы, что она вот она, девчёнка! И она в полностью разложенном таком вот виде вся-вся-вся — прився принадлежит сейчас тебе!!! И эти рыжие её волосы на траве, и закушенные губки, и носик, и бровки, и даже реснички — всё-всё это сейчас твоё и так невыносимо сладко заходит тебе с горяченькой всей этой влагой в яйца!!!
Бо-о-о-о-оже: и тут, пониманье того, что я ебу сейчас разложенную подо мной, молодую девчёнку, засаживаю ей, родименькой, всё-всё до отказа прямо между ног, в пизду, загружаюсь через сдвинутые её плавочки во всю эту разгорячённенькую уже такую вот влагу, что имеется на столь щедро вывернутой мне девчёночьей её промежности, аж прямо, ну вот чуть ли — чуть ли именно не вместе с яй-цами, всё это заставило меня вдруг почувствовать, что скольженье её расплавленной писечки по моему тугому члену принялось делать-ся вдруг после какого-то определённого мгновенья всё слаще и слаще!!! И тут уже девчёночкина с удовольствием (потому что любила меня, детка) потащила меня в себя всего-всего прямо! Целиком!!!
Все мои помыслы, все мои желанья, все мои мысли об ней, как о мо-лоденькой девушке, я засаживаю ей с каждым своим жадным толчком прямо в тугие, тёплые и вместе с тем в расплавленные уже аж прямо такие вот напрочь её кишки!!! Отчего она делается с каждым влияньем ей в промежность всё слаще! Слаще!!! Ещё полнее даёт мне тем самым понимать, что я ебу сейчас её вот, молодую до изумленья девчёнкину! Такую охуительную симпатяшку!!! Загружаюсь в её расплавленную и приподнятую мне пизду аж прямо чуть ли не до хруста, аж прямо уже, ну вот чуть ли — чуть ли именно не вместе с яйцами!!! И всё это, раз уж я так прямо этого захотел, прямо на пляже, в перерывах между купаньями!
Я ебу сейчас прямо в кишки её вот, представляете, молодую, вывернутую подо мной наизнанку, пятнадцатилетнюю школьницу!!! Девчятиночку-подросточка — и хуярю её, такую невыносимо всю сладкую, прямо в тёпленькие, в наинежнейшие-принаинежнейшие аж прямо такие вот до опиздиненья её кишочечки!!! Отчего она, деточка, делается с удовольствием всё слаще и слаще!!! Потому что я ввожу в неё свой дьявольски могучий хуинище аж прямо вот именно весь-весь полностью, по яйца!!! Продираю разложенную подо мной девчятинку, столь красиво разбро-савшую по траве свои рыжие, огненные волосы, аж прямо до чего-то уже немыслимого!!! До самого-самого дна её матки!!!
О, господи, да так я свою Женьку ещё точно никогда своей не чувствовал! Так её, деточку, у меня ещё никто-никто и никогда своей не чувствовал! И уж, тем более, какой-то там Олег!!! Да это что-то немыслимое: понимать, что сейчас ты будешь спускать пятнадцатилетней Принцессе прямо вот именно, блядь, в кишки!!! По-натуральному ей, деточке такой сладенькой, в кишочечки её девчячьи!!! Прочувствуешь снова, как хирург, что твоя горячая сперма пошла ей очень доверительно, тё-ё-ёпленько прямо так вот — притёпленько, — и прямо аж вот имен-но в матку!!! И всё это лишь только потому, что тебе, на примере этой вот самой пятнадцатилетней Жени, очень понравилось ебать таких вот молодых именно девчёнок!!!
Соплячек! Школьниц!!! Третий день тебе уже нравится их ебать! А такое ощущенье, что ебал их всю-всю вот прямо свою жизнь!!! И вот сейчас ты снова, снова и опять же чувствуешь, что ебутся-то они, оказывается, детки, твоим могучим хуинищем прямо в их тёплые и в наинежнейшие аж прямо такие вот, до расплавленья твоих бедных мозгов, кишки!!! Именно вот прямо в кишки они твоим тугим членищем, при желаньи, с лёгкостью прямо так вот ебутся!!! Просто бери и наслаждаясь вот так вот, от всей души тем, что они, как ты там ни крути, молоденькие уже всё ж таки вот именно девушки! Ебать которых уже предписано самой вот прямо природой!!! И если этого не будешь делать с ними ты, то значит ебать их за тебя будет кто-то другой!
О, блядь, да ведь это же и уму-то даже непостижимо, что мою невыносимо сладенькую вот эту вот Женечку, рыбку мою золотую, мог бы ебать сейчас, в данный момент, кто-то другой! Какой-нибудь там, например, Олег! Да я даже поверить не могу, что он её когда-то так же вот пёр! Вот гад!!! Втапливал, скотина, свои вонючие яйца в эту же вот самую наинежнейшую и расплавленную такую всю влагу! В писечку моей беспре-дельно сладкой жены загружался так же вот, как и я сейчас, аж прямо по самое-самое вот именно не могу!!!
— А-а: ай!!! Ко-о-олечка: — аж замотала подо мной отчаянно головой моя юная супруга, разбрасывая по траве свои огненно-рыжие, мокрые волосы, когда, понимая, что я буду в неё сейчас уже снова кончать, я не смог, не смог, прости господи, удержаться и засадил ей в последний раз, в приливе дикой ревности, уже именно вот ударом, загрузившись при этом, как и полагается, в расплавленную и в обнажённую влагу её услужливо приподнятой мне пиздятинки аж прямо, ну вот чуть ли — чуть ли именно не вместе с яйцами!!!
Бо-о-о-о-оженьки: ка-а-а-ак я прочувствовал её снова своей!!! Такое ощущенье, что аж прямо из-под самого-самого вот именно её сердца!!! Изо всей этой перегруженной и тёплой-тёплой такой вот тугости!!! Отчего девчёночка подо мной и вся-вся у меня в яйцах принялась делаться вот уже просто фантастически какой сладкой!! И всё это только лишь из-за пониманья того, что она, моя юная Принцесса, вся-вся-вся полностью и безраздельно принадлежит мне!!! До наипоследнейшей вот именно девчячей своей клеточки!!!
Прямо через плавчёнки я вмазал её последний раз всей этой горяченькой влагой себе в яйца (и даже не в яйца, а именно вот прямо сразу же в мозги) до невыносимо сладкой-присладкой такой боли, аж прямо чуть ли не до хруста и почувствовал во всём этом непостижимом сладострастии, как мой дьявольски могучий хуина, подготавливаясь к очередному своему семяизверженью, уже знающий, что его расплавленная сперма пойдёт сейчас в недра невыносимо юной самочки, причём в самые-самые наисокровеннейшие её недра, просто, ну вот невообразимо как глубоко, он принялся набухать, поднатуживаться с радостью у этой безумно юной такой самочки, у своей будущей жены, аж прямо вот именно опять же где-то вглубине самой её матки!!!
Бля-а-а-а-адь: это было нечто!!! Так прочувствовать своей молоденькую и глупенькую, но влюблённую в тебя без ума девчятиночку!!! Прямо вот именно из кишочков её девчячьих её, детку, прочувствовать!!! Всю-всю-всю вот прямо, как она у тебя, сладенькая, и есть!!! Понять, что она — твоя неразрывная частичка! И ты этой своей драгоценной частичке впёр, засадил сейчас в каких-то там зарослях ивняка по самые-самые аж прямо вот именно кишки!!! В натуре, аж прямо вот именно по кишочечки ей, родименькой своей деточке, захерачил!!! Загрузился в расплавленную влагу, что имелась на её юной промежности, благодаря сумочке, аж прямо, чёрт возьми, до хрящичка, аж прямо, ну вот чуть ли — чуть ли не вместе с яйцами!!!
Когда разложенная под тобой девчёнка аж дуреет, когда она понимает, бедненькая, что уже просто не в состоянии вынести такого издевательства над своим взрослеющим и развивающимся организмом! А я же в это время понимаю и чувствую, что продираю свою юную жену до чего-то аж прямо уже немыслимого! Чувствую, что мой и без того тугой членище поднатуживается у неё там, где ему и поднатуживаться-то уже, казалось бы, просто негде!!! Но через подложенную под неё сумочку он всё равно, всё равно у неё там поднатуживается! Набухает!!! О-о-ой: Же-е-е-енечка! Давай же, деточка моя!!! Миленькая: Ещё чуть-чуть:
И тут, когда моя золотисто-волосая Принцесса уже поняла, каким же дьявольским сладострастием-то она должна меня сейчас, как юная девушка, наполнить, и наполнила моё тело и душу именно этим всем непостижимым таким сладострастием, когда она, чувствует-ся, и сама уже просто не могла всего-всего этого выдержать, того, что я продрал её своей набухающей мощью до чего-то аж прямо уже немыслимого, пытаясь вылезти у неё, как у юной девушки и как у своей будущей жены, аж прямо, ну вот чуть ли — чуть ли откуда-то там не из ушей, мой могучий, невыразимо тугой-тугой такой хуина разрывается вот у неё наконец-то, благодаря подложенной под неё сумочке, представляете, во всём этом непостижимом откровении, разрывается, как противотанковая граната, мощно-мощно так и неудержимо, прямо аж вглубине, где-то внутри аж прямо вот именно самой её девчёночьей матки!!! Бо-о-о-оже: вам доводилось когда-нибудь спускать безумно юной, очаровательной до изумленья, пятнадцатилетней Принчессочкиной прямо аж глубоко-приглубоко вот именно конкретно вот так вот в матку?! И причём без презерватива. Наживую! По живому девчячьему всему этому её мясу, по тёпленькой, бархатистой всей-всей этой такой вот от спермы тугости — и: прямо вот именно прямиком ей в матку!!!
Ощущенья просто на грани фантастики!!! Когда она с приподнятой промежностью, вывернутая, вся-вся под тобой, когда ты понимаешь, что загрузиться сильнее ей в пизду уже просто, ну вот физически никак-никак прямо нельзя, она, такая вот безумно молоденькая именно девушка, даёт тебе, как только может, изо всех-всех вот прямо девчячьих своих силёнок насладиться тем, что твоя мутная и горячая, расплавленная аж прямо такая вот сперма пошла ей через всю эту расплавленную и тёплую тугость, тё-ё-ё-ёпленько аж прямо так вот — притёпленько, очень уж прямо как доверительно, прямо причём на пляже, как ты того и желал, — и: прямо вот именно ей под сердце!!! Под её тёплое и тугое сердце юной девушки!!! Когда эта разложенная под тобой девушка прямо вот она — вся-вся-вся, как она вот прямо и есть, у тебя в яйцах!!! Когда ты понимаешь, что продрал её в эти невыносимо сладкие мгновенья до чего-то аж прямо уже немыслимого!!! И если уж твоя мутная сперма пошла ей сейчас вовсе даже и не под сердце, то значит прямо аж вот именно куда-то там в кишки!!! По-натуральному ей, блядь, в кишки!!! Потому что влупил-то ты ей сейчас аж прямо вот именно до боли в яйцах!!! Весь-весь твой хуина находится вот он, в девчёнке!!!
И во всём этом дьявольском сладострастии ты вот уже чувствуешь, как пошла ей прямиком в матку ещё одна струя! За неимением места, тё-ё-ё-ёпленько прямо так вот, а-а-ай: — и прямо вот именно опять же ей в матку!!! Именно вот прямо ей в кишки блядь! В эту расплавленную от спермы, тёпленькую-притёпленькую такую вот всю тугость!!! И тут же ей сюда прёт с неудержимым напором ещё одна порция твоей мутной всей-всей этой такой жидкости! А за ней следом ещё!!! Господи! И ещё!!! Бля-а-а-а-адь: ка-а-а-ак это всё же приятненько-то, а; наполнять таких вот молоденьких девочек своей расплавленной спермой прямо на пляже, в перерывах между купаньями! Спускать такой вот невыразимо ещё юной, пятнадцатилетней своей школьнице-жене — и: прямо прямиком в матку!!! Чувство-вать, как твоя сперма идёт ей за неимением места, через эту тёплую всю, расплавляющую тебе мозги тугость, и именно вот прямо в кишки!!! По-натуральному ей в кишочечкины!!! Потому что ты утонул сейчас аж прямо, ну вот чуть ли — чуть ли не вместе с яйцами в живой именно девчёночьей пизде!!! И через хрящичек, что имеется где-то в этой горяченькой всей такой влаге, находящейся промеж девчёночьих вот именно опять же ног, ты залезаешь своей юной избраннице в кишки её девчячьи весь-весь-весь вот прямо, как только можешь!!!
И на пляже ли там, не на пляже — но ты выжимаешь ей туда всё-всё до последнего!!! Такое ощущенье, что прямо под её тёплое сердце!!! Да вы хоть представляете себе, как же ты чувствуешь-то в такие мгновенья разложенную под тобой девчятиночку?!! Когда выжимаешь ей под сердце всего-всего уже вот прямо себя самого!!! Да я аж едва не сошёл с ума от всего этого невыразимейшего такого наслажденья, когда столь юной девушке по имени Женя, да-да, представляете, молоденькой, безумно нежненькой такой вот, разложенной подо мной Евгении, хрупкой и тоненькой девушке, что являлась, и я уже это знал, моей будущей женой, загрузившись в расплавленную влагу, что имелась у неё на промежности, благодаря подложенной сумочке, аж прямо, ну вот чуть ли — чуть ли не вместе с яйцами, я брал и выжимал, выдавливал вот в расплавленные от спермы кишки её девчячьи что-то именно вот уже последнее: Всё- всё до победного — и прямо под её честное, тёплое и живое сердце!!! Под сердце юной пятнадцатилетней девушки!!! Представляете, всю-всю свою последнюю сперму — и прямо под сердце несовершеннолетней девушки!!!
Потому что во время столь невыразимо сладкого оргазма, с отчётливым пониманьем того, что она моя полнейшая собственность, я загрузился в пизду этой безумно ещё юной такой девушки, во всю ту наинежнейшую влагу, что имела она на своей приподнятой и столь щедро вывернутой мне промежности, загрузился во всю эту, сводящую меня с ума, нежность, в девчячью короче пиздятинку, аж прямо, прости меня господи, ну вот чуть ли — чуть ли именно не вместе с яйцами!!! Всё своей Женьке выдавил туда, под сердце!!! Всё-всё-всё вот прямо, что только было можно и неможно.
Да-а-а: сходили мы с ней, с деткой, на пляж. Вот именно так-то я и мечтал ещё пацаном сходить как-нибудь покупаться на пляж с молодой девчёнкой. Ещё даже и не зная тогда, в шестнадцать лет, что эта девчёнка на свете есть, но она, детка, ещё пешком под стол ходит. И чтобы исполнить мои сокровенные мечты, ей нужно расти ещё целых двенадцать вёсен! Лет и зим: Неужели ж, и в самом де-ле, только лишь твоя юная жена могла исполнить для тебя, деточкина, в наилучшем виде всё-всё то именно, что казалось тебе когда-то раньше просто нереальным. А она исполнила с такой лёгкостью, что повысила тем самым тебе настроенье на всю оставшуюся жизнь!!! Доказала ещё раз, что ничего нереального в этой жизни просто не бывает. Ну: и как вот ещё, скажите, можно её, сладкую, после такого не любить? Да я её, мою смеющуюся лапку, такую лёгенькую хворостиночку, рыжеволосую и кареглазую мою завлекалочкину, я её в оранжевом её купальничке из этих самых кустов полдороги потом на руках нёс, понимая, что насытился ей, красивенькой моей, только лишь до завтрашнего дня! Но никак-никак не больше: Как вы думаете, понимал ли я в эти минуты, ощущая в руках лёгкий вес своей юной Принцессы, что такое счастье?.
Княжна Тоцкая
Княжна Тоцкая. Шалости
Ожиданием истомлена проводила за пряденьем майские синие вечера полной луны чудо-вторников княжна Тоцкая Натали, по младости лет своих и неохваченному супружеством состоянию именуемая самыми ближними не иначе Натальенькой.
Когда же не вторник был или не было полной луны или май не стоял или вечер был лазорён, да не синь, предавалась Натальенка забавам иным. А именно: страсть любила как заведённые игры "в коняшки", обязанные названьем своим Игору Трифонычу, дядюшке-генералу княжны, который любые мужские ухлёстывания за прекрасной половиною человечества обозначал словом таким — "кавалерия".
Тут нужно сказать, что с семнадцати лет своих обручена была княжна Натальенька со своим сердешным приятелем Сашенькой, урождённым графом Камелиным Александером. Было с Сашенькой весело, его одного по девичеству и пугливой скромности допускала княжна Натали к каминному огоньку…
Огонёк изразцовой печи полыхал в полусумраке и уюте горенки юной княжны, а княжна целовалась до умосмешения с предержащим её на коленях своих по обычному Сашенькой. Часто баловались, озорничали по детскому — обнажали себя в волнительно-запретных местах ниже пояса, показывались, да трогали друг дружку, смеясь. Иногда доходило дело и до погонь: с хуем вздыбленным, глядящимся из штанов, резво Сашенька через стулья и диваны скакал за увёртывающейся и кажущей обнажённую жопу княжной. В моменты такие бывало очень уж горячо, как настигал вдруг друг-Сашенька разрумянившуюся-развеселённую княжну Натали, да как начинал ни с того ни с сего сильно тыкаться, дёргая задницей, своим перевеском тёплым прямо в теснину горячую между булок… Но до того редко доводилось, страсть и агония были по мудрозавету старших отложены до законосупружества, один только раз и пробуравил Сашенька дыру Натали впопыхах. Кровь пошла тогда, дюжину платочков пришлось извести на подтирку, да боль стихла лишь к другому утру. Потому и забыли о случае том оба они поскорей, да так больше не баловали.
А в поцелуях были смелы: то Натали возьмёт Сашеньку крепко за хуй, то он ей или грудки потешит-пожмёт или пизду ловкими пальцами почешет бывало так, что задышится юной княжне до невмоготы у него на губах, да исторгнется стон из младой груди, да так всё случится тепло вокруг, что и доходило до обворожительно-непередаваемых обмороков…
Очень любилось Натальенке тешиться с Сашенькой. Смешно, особенно как просунет ей Александер Камелин писюн между ляжек и так сидят — хуй торчит, княжна его в ручку берёт, будто свой, пока не забрызгает любопытная струя ей в чулочки или на живот… Да ничего не поделаешь: волей судьбы был унесён любимый её в обучение, и вот уж который год целовались они только письменно. "Целую… Люблю…", — вздыхала в письме Натали. "Целую! Люблю!", — откликался ей издалека Александер. (
Но блюсти озываемой супружеской верности молодая княжна намерений не проявляла. Да и сам: пишет всё ей о Питенбургских балах, да о модах на vulgarite среди поэтического студенчества, когда и отсылаем был не в Питенбурх, а в Царёво Село, и поспевшая уж vulgarite у самой Натальенки очень волнуется каждую ночь по таким интересам студенчества! Потому-то "коняшки" и прыгали вкруг Натальенки в дружном веселии — когда в одинокую у неё под мягкогубым седлом, когда парою или даже упряжью её страстной возочки, а бывало так и прямо целым всем табуном среди ветренной ширь-просторной вольницы…
Началось у неё с лакея Яшеньки, который как-то с недельку собой подменял прихворнувшую горничную Натальенки Гликерью. Невероятно забавно было юной смешливой княжне наблюдать, как взамест привычной служанки и нянюшки ходит по углам опочивальни её казачок в полосатых брючках, да обирает засидевшихся по закромкам пауков. Вот от смеху-то и придумалось юной княжне пошалить: интересно ведь, как станет местись казачку, когда вздумается ей вдруг переодеваться в покоях?
Присела себе княжна Натали перед зеркалом у камо и принялась отстёгивать пуговки, да ленточки шёлковые распускать на платьях своих. Отстёгивает, а сама на Яшу косит. Платье с плеч, а Яша всё повёрнут спиной, протирает чашки фарфоровы. Осердилась княжна тогда на лакея и встала в рост перед зеркалом:
— Яша, разве ты глух? Помоги! Не достану тесёмку никак…
Дзиньк! Полетела об пол чашка фарфорова.
— На счастье! — торопясь, загадала княжна, а Яша и замер так, стоит — рот раскрыл: княжна-красавица поводит перед ним голыми бело грудками и бровки хмурит: — Ну, Яша, ну что ты! Экой неловкий! Скорей же! Мне ведь не достать…
Да в доказательство ручку правую заломила за спинку, чтоб показать, как неудобно ей — сиська вмиг и запрыгала перед Яшиным взором, дразня розовым юным соском. Трясущимися руками Яша-лакей исполнял приказ госпожи, всё тянул и никак не мог растянуть затуженный ей узелок. Княжна же хохотала над ним, корила в неловкости, да приводила в пример свою жизненаставницу Гликерию. А как распутался узелок, да за ним другой, да за тем третий указанный, так и опало всё разом к ногам вдруг хозяйки своей одеяние! Яша застыл… Жопа белая, спинка розовая, ножки в ямочках… В секунду какую надулся у перепуганного Яши отважный хуй.
Княжна Натали присела вновь, оставив Яшу вниманием и принялась, смотря в зеркало, расчёсывать завиток над правым виском. Яша потерянно смотрел на её красоту обнажённую в зеркале несколько времени, а потом попытался уйти было…
— Яша, подай мне, будь добр, вон ту вышивку! — озорница-княжна дождалась, пока Яша ступит уже на порог и позвала.
Яша смирно вернулся назад и подал канву с вышиванием.
— Впрочем, не надо мне шить!. — продолжила своё caprize княжна и отложила вышивку; она обернулась всею собою со стульчиком лицом к Яше и будто расслабленно отпустила коленки друг от дружки на два вершка. — А что, Яшенька, нынче обед скоро ль будет готов?
Яшу будто приворожило: с сухим языком он стоял и смотрел на чарующую наготу играющей над ним княжны, взгляд его, как прикованный, оторваться не мог от тёмных завитков-кучеряшек под белым животиком…
— В четыре пополудни… полагаю, что будет… обед. Как князь наказал… Госпожа! Дозвольте мне выйти!
— Разве ты, Яша, спешишь?. — удивлённо приподняла бровь княжна, и ножки её разошлись ещё на вершок.
— Нет… То есть да… Порфирия ждёт, велела быть наготове при кухне её, как прикажут обед подавать!
— Яша! Ты лжёшь?! — невероятному изумленью княжны, казалось, не было и предела: Яша вдруг отчего-то сделался красен, как рак.
— Нет, госпожа! — Яша действительно лгал, но попасть сейчас к общедоброй кухарке Порфирии ему хотелось действительно до немоготы — хуй вовсю уже рвался вон из штанов оказаться в любой лишь бы горячей пизде; Яша оправдывался: — Нет, госпожа…
— Но почему же ты покраснел? — княжна в притворной растерянности опускала от его глаз долу свой взор и вдруг наткнулась… — Ой! Что это?!
Яша поспешно прикрыл огромный продлённый бугор на полосатых штанах.
— Яша, что это… Яша! — княжна воскликнула вдруг столь громко и озарённо, что Яшу-лакея даже пригнуло слегка. — Ты что-то украл!. Опусти руки немедленно!. Что это?. Флаконку?. Флаконку украл!. Яша, как не стыдно тебе?! Так вот чего ты совестился, да?!
От столь чудовищного предположения лакей-Яша и в самом деле просто опустил по швам опавшие в бессилии руки…
— Нет, что вы!!! Госпожа! Нет, никогда… — коленки горничного казачка чуть подкашивались от волнения.
— Ну как же нет! Флакончик мой голубой, вот здесь стоял! Флакончик мой… — настаивала с распахнутыми и готовыми прослезиться глазами княжна. — Любимый флакончик!. Отдай!
Она вцепилась одной ручкой Яше в ствол, а другой поспешно принялась разбираться в почти неведомом ей устройстве туалета мужских штанов.
— Нет же, нет! Госпожа… Это не флакончик вовсе! — Яша в ужасе хватался за голову.
— А что же ещё? — вся разобиженная дула губки княжна Натали, поневоле мешкая и ковыряясь в непривычных ручкам застёжках. — Ты вор, Яшенька! Я всё папеньке расскажу!
— Но, княжна… Ваша Светлость… Это — не флакончик!. Дозвольте… к Порфирии…
— Нет, флакончик! Ты, Яшенька, лгун! Откуда мне знать, что затеял ты там над Порфирией… Может ты и её обкрадёшь!
Минута ужасных мучений осталась в прошлом и пола мотни пала вниз. Волосатый у основания, розовый кожистый палец выпал перед княжной из штанов и весь закачался на воздухе. По перепугу в лице у княжны можно было верно сказать, что такой surprize она не воображала себе и не представляла никак!.
— Не флакончик… — она потянулась и взялась рукой за возбуждённо подрагивающий и взмокший концом Яшин член. — Не флакончик совсем…
Яша напрягся весь и поднялся чуть-чуть на цыпочках от ощущения нежной ручки княжны у себя на хую.
— Госпожа… Госпожа… Оставьте же, я не вор… — забормотал он в жутком конфуженьи, чувствуя близящийся наплыв крайней страсти в себе. — Отпустите… к Порфирии… Я смущаюс…
— Чего же, Яшенька? — княжна теперь была и спокойна и ласкова. — Ведь я больше не упрекаю тебя! Я прекрасно вижу, что это не флакончик!. Чего же ты?
Она положила хуй на одну ладошку и жалостливо пригладила другой. У Яши перехватило дыхание и он прикрыл глаза:
— Госп… о… я смущаюс… смотреть… Госпожа!
— Не флакончик совсем… — озадаченно продолжала твердить княжна Натали, будто впрямь озабоченная пропажей флакончика; ручка её спустилась на мешочек с муде и стиснула кружочком из пальцев горячие яйца. — Яша, ещё посмотри!.
Она бесстыже расставилась перед подрагивающим в ручке юношей — откинула плечи, демонстрируя белую голую грудь, раскрыла совсем уже вширь ноги бабочкой-батерфляй, представляя для Яши возможность глядеть на самое сокровенное, и срамное к тому же, место её. Яша глаз больше не закрывал… Хуй его дрожал над кулачком у княжны, и золупа в половину высовывалась из кожи вон, как пред статной кобылкою у лихого коня.
— Смотри, Яша, смотри! — свободной ручкой княжна развела ещё вдобавок и губки пизды; потянула одну сперва в сторону, затем другую ухватила за мохнатое ушко, раскрывая щелистую раковину… — Смотри, Яша, смотри!. А так?
— Госпожа!.
Яша охнул, затрясся и не удержал: хуй забрыкался, заплясал сам собой, заходил ходуном перед самым носом у девушки и сразу вдруг выметнул такой напряжённый фонтан, что княжна ощутила горячий шлепок, звонкий будто пощёчина на своей разрумяненной щёчке…
— Нахал!!! — княжна отшатнулась, ухватываясь ладошкою за лицо. — Что ты, Яша, наделал! Нице! Ты забрызгал всю меня из флакончика!
— Но это не флакончик ведь, госпожа!. — Яша просто взмолился — ему было столь хорошо, что вздутый хуй, не успев и опасть, лишь подрагивал, чуя вновь подступающую к нему силу…
— Яша, но как же так? — княжна Натали продолжала держать в руке всё твёрдый и твёрдый пульсирующий ствол: вот, к примеру, у Александера, она верно помнила, после проливки всегда наступало мягкое сдутие; в пизде всё ощутимее взволновалось и словно почёсывалось…
— Госпожа… Станьте ладушкой!. — молвил вдруг Яша-лакей.
И ему даже не пришлось разъяснять таившийся за фразою смысл — княжна Натали отпустила его и прогнулась очень наскорую, подставляя мяконький зад под усердного содрогателя… Яша подсел под неё, приобняв за лакому грудь и резво толкнулся ей внутрь розовым скользким своим торчуном. Хуй довольно легко разобрал себе путь, и княжна была поражена в этот раз вместо боли настолько прекрасными чувствами, что обернулась, даря ласковый взгляд верному Яше-слуге. Тот быстро задёргался согнутым станом под ней, доводя до кипения страсти дыхание обоих юных сердец. Время утратило силу над ними, и улыбающийся Яша услышал лишь, как закричала звонко в голос его госпожа княжна Натальенька, да почувствовал, как туго хватается, будто рукой, за хуй его и без того узкая девичья пизда… Яша заплясал побыстрей и прилип к голой заднице вовсе — ещё один пенный поток полился навстречу порыву страсти княжны, и Яша-лакей, ровно ей в тон, застонал…
— А что, Натальенька, кричала ли ты пред обедом за полчаса или мне померещилось? А, коли так, так и зачем? — вопрошал за обеденным столом почтенный глава семьи, добрый папенька княжны Натали, великий князь Йори Ихарович, отведывая гамбургских штучков уготованных на кухне Порфирией. — Подай, Яшенька, мне вон ту!
— Что Вы, папенька! Всё померещилось Вам! — живо откликнулась княжна, озорно сверкнув глазами на прислуживающего папеньке Яшу. — А если и вскрикнулось раз-другой, так разве теперь и упомнится мне, по причине какой? Яша, будь добр, и мне ещё одну такую сладкую палочку!.
(Возможное продолжение и развитие произведения на сайте "Ластонька" — http: //lastonka. narod. ru)
Княжна Тоцкая. Развраты
И начались у юной княжны Натали превесёлые времена.
"Нынче заново был приглашён я с дорогими приятели моими в столичный экскурс и вынужден был к отданью визита книягине Левшиной. У неё кучерява пизда, сын Алексис — поэт, и мягко-страстные губы, что между ног… Питенбурх в наводнении, и оттого до самого до утра безотлучно пребывал между тех я райских кущ у княгини самой и у замужней дочери её Кларите!", сообщал теперь в письмах возлюбленной Александер порой в перемежение к обычным меж ними "целую-люблю".
"Константен теперь устремлён в новомодное веянье — ave Cesar ave nihil", писала в ответ княжна Натали, "В нихилизме своём предрекает вослед золотым временам век серебряный, появление телефона и декаданц: упадение нравов. Из-за чего принудил меня на конюшне лобызаться с подконюхами у него на виду. Я была оконфужена и выебана меж тем пару раз… " (
Младший кузен Натальенки Константен был юн, да проворен до женского полу с малых лет. От этого-то и имел в свои восемнадцать лет намётанный глаз и чуткий внутренний нюх. Как оказался один раз в гостях у князя с княгинею, так и заприметил тотчас, с каким блеском в глазах Натальенка вынырнула из какой-то полутёмной клетушки… Вслед за княжной минутами позже, как ни в чём не бывало, вышел с подносом лакей, и кузен Константен чутьём своим вострым заподозрил, что не иначе накручивается сестрица-княжна с шалостей нрава своего до лакея пиздою на хуй! Тем же вечером напросился Константен остаться в ночь у гостеприимных дядюшки с тётушкой, да провёл над сестрицею "воспитание": показал для начала ей хуй, как остались наедине; затем платья задрал до груди, да приобнял. Княжна Натали сопротивляться было, отталкиваться, да ручкой за хуй не брала. Но охальник-кузен со хладной настойчивостью был упорен — всю осмотрел, растрогал, дышалось в порывистых объятъях его Натальенке тяжело… В конце, с жару, и согласилась на уговоры его: пощупала за конец, а тот от нетерпения уж взял и кончил ей прямо на груди белые братцем-кузеном оголённые, да наряд замарал!. Тем лишь и ограничилось. А вот только наутро, перед отъездом своим, Константен без всяких уговоров уже установил Натальенку посредь её горенки вверх-тормашками, да возымел над ней такое воздействие, что и Яшу тем утром княжна позабыла позвать…
Константен и запустил княжну Натали, что называется "в круг". Отрекомендовал как-то в межбратском разговоре старшему кузену своему и Натальенки — Вольдемару Арбенину. Вольдемару княжна поддалась, как не поддавалась и жениху Александеру: вышло так, что старший кузен был допущен на девичье ложе Натальеньки ещё раньше законосупруга!. Как и Константен, Вольдемар остался дорогим гостем-племянником у ничего не подозревавших князя с княгиней, да по просьбе расположил покои свои стена в стенку с опочивальней юной княжны. А как весь дом притих, и Гликерья-служанка отошла от княжны, так и проник Вольдемар прямо в ночном одеянии до Натальеньки со страстным визитом. Сразу поведал ей, в утешение приключившемуся с ней полуночному переполоху, что уговорились они с братом Константеном прочно тайну держать о том, что княжна Константену дыркой подставилась; но только за то и Вольдемару теперь очень хочется с молодою княжной переспать среди её мягких перин… В этот раз Натальенька не долго некалась — очень уж было уютно, забавно, да тепло изнутри до горячего от мягких одежд лишь одних отделявших её от Вольдемара, да от всех этих перекатываний-барахтаний в её постеле. И до невероятного после понравилось, как доставал Вольдемар до чего-то уж больно ведь чуткого где-то на самой неведомой глубине… В противоположность младшему брату Константену был Вольдемар вовсе не тороплив. Хуй вот всунул спод заду и долго стоял, прижимаясь, да наслаждаясь объёмами-формами Натальенки. Натальенька чувствовала: толстый, горячий влез; напрягается на глубине, да дрожит; крепко руки держат за талию, а ноженьки всё раскорячиваются… Так и взопрела вся вся в томной неге от усердья внимания… Вольдемар же потом понаддал. Раз изверг ей на глубину бурный поток, что стало щекотно внутри, да потом другой, третий… Пробарахтались до утра на супружеском будущем ложе Натальеньки и Александера…
Но как крепко ни обещал тайну держать Вольдемар, а не выдержал — стала известна княжна его приятелю Мафусаилу, студенту из неопределившихся. И знакомство с Мафусаилом у юной княжны вышло совсем уж бесцеремонийное: ни при даже дому, а середи дороги просёлочной, по которой прогуливалась как-то Натальенька оставленная нарочно повозкой своей в направлении к усадьбе. Проскакавший мимо неё экипаж окоротил, да выпустил на дорогу молодого человека совсем не известного ей. Который тут же и наказал своему экипажу дальше нестись, а сам представился: "Мафусаил, с Вашего позволения, дорогая княжна! Не узнаёте, конечно! Я же Вас сразу узнал…". "Как! Вы знаете меня?", воскликнула княжна Натали, и Мафусаил тут же, в короткую, и пояснил ей что да как. Согласилась-смирилась Натальенька, как скинул он штаны перед ней, да завалил на пригорок с зелёною травкою. Запрокинулся наверх подол, да взялась страстно оцеловываемая уж княжна за молодецкий оструг торчавший из-под живота её нового нежданно-знакомого. Но не довольствовался Мафусаил её крепеньким рукопожатием, а тут же и засадил поглубже, на пригорке прямо, со всей нашедшейся при нём нежностью. Постанывала княжна, ища губками вишнёвые губы его. Ебал её вольночинный студент, пока вскорости не захорошело сразу двоим… Тогда пёрнул Мафусаил голой жопою вполне победно для острастки и ещё большего оконфуженья юной княжны, рассмеялся и попрощались они. Лишь один раз его княжна Натали только и видела.
Дале более — завелись резвости в дому у княжны. И образовались они из игр когда-то самых привычных с подружками у Натальеньки. Вновь затеялась теперь вдруг княжна собирать хоровод из двух-трёх знакомых девиц в своей горенке по вечерам, да к тому ж приглашать ещё в гости кого из пола мужчин. Продолжались те вечеринки, как и обычно всегда, доносившимся до маменьки с папенькою княжны резвым смехом и звучанием фортепиан. Оканчивались же, особо когда родители Натали отсутствовали в каком-нибудь выезде, совершенно забавами новыми.
Взять хотя бы сестриц родных любимого Александера — чудо-Софьюшку и старшую Лизабетт. Особенным удовольствием числилось у княжны Натали затеять с ними возню прямо в гостинной в отстутствии кого бы то ни было за исключеньем приглашённого майора Деницына, который пёр обеих сестрёнок с большим удовольствием оттого, что был на всевозможных балах рядовым ухажёром сразу обеим им, да всё никак не мог себе определиться, какая из них сердцу милей. Княжна Натали наблюдала тогда лёгкий флирт между сёстрами Камелиными, из коих Лизабетт возлежала на зелёном диване гостиной, отдаваясь майору во власть, а Софьюшка стояла "в карачки" над ней, оказывая майору себя, да изредка целуясь от смеху со старшей сестрой своей в губы или в лицо. Майор очень был напряжён и серьёзен лицом; Лизабетт клала ему ножки в подвязочках на плечики и пожимала хуй шерстистой губасткою; Софи жопу повыше — чтоб удобней смотрелось Деницыну, какая бабочка у неё розовокрылая рыженькая пизда; и княжна Натали от удовольствия тихонько подрачивала себе коготком по чувственной зацепке на самом краешке в разрезе мохнатом своём…
Или к ним же возьмёт пригласит озорница Натальенька кого-двух из проезжих гусар. Натянут Софьюшку тогда по самые мохнатые ушки на хуй не где-нибудь, а в будуаре у маменьки с папенькой, что гостят пока в покое неведенья невесть где. Да присадят Лизабетт сосать такой же молодецкий пистоль из штанов у другого гусара-приятеля. Подойдёт тогда княжна Натали к гусару на пристолье терзаемому, прислониться мягким бочком к нему, да и предложит выпить с ним на BruderSchaft. Выпьют под чмоканье Лизабетт, да под постанывания Софи, и развеселится озорница-княжна. Гусар её за пиздёнку возьмёт, пальцами заперебирает, словно на мандолине весёл-министрель, княжне и заохочется. Тут же, смеясь, и забьётся, бывало, в руках у гусара от хлынувшей в сердце радости… Да чуть отойдя посмеёться-потешиться с Лизабетт: пустит струйку шипучую пенную французских вин из бутыли по выставленной над хуем заднице!. Побежит шампань щёкотом между девичьих розовых булок на лохмато-багровые яйца гусара, так такой случится ох и фурор, что и спростается обязательно кто-нибудь из собравшихся…
Или с другими подружками… Или раз вот папенька на именины свои цыган приглашал, так цыганок к себе назвала княжна Натали в ублажение гостю своему от инфантерии полковнику Троедьяку-Кюри. Александр Ергольдович в тот раз сильно устал, а цыганка игравшая на мандо обучила княжну неприличному… Разметались седые вихры у полковника, как обнимал он за талию одну страстноластницу, а другая меж тем черноокая фурия выпрашивала у него будто лакомство несусветное добытый уж ею у него под животиком хуй. Третья играла мелодию им, а княжна примостилась с ней рядом у спинки кресел — смотреть-наблюдать, чем развернётся всё. И вдруг запах чарующий, обернулась княжна, а цыганка с мандо стоит, развернув над её лицом ножки точёные, да разводя в ножках пизду, и сама смотрит в чёрные бездны глаз своих насмешисто. "Попробуй, княжна!.", подтолкнулась навстречу молодая цыганка пиздой, и у Натальенки промчался по спинке озноб от мелькнувшего в головке прелестной неприличия. Пробовала отвернуться обратно к полковнику с его инфантерией, да не на вдруг: держит её уж обратно цыганочка за подбородочек и денькает на мандолине чуть слышно одной лишь рукой. "Целуй княжна! Целуй прямо в пизду, когда хочется!". Натальенька и не сдержала чувств — приникла сразу, как в омут, губками к прелестному чёрно-алому цветку влажной vulgarite-розы. Солон на вкус, да занозист иссиня-смуглыми шипами любви оказался сладострастный цветок. Целовалась с ним в утеху себе княжна, а развеселившаяся цыганка всё надсмехалась над ней, да вновь наигрывала на нехитром своём инструменте чарующе-волшебные звуки. Пока не заладилось у Александра Ергольдыча пустить кита с диванчика на мягкий ковёр из ручек одной из обворожительниц своих… Тогда же почувствовалось и Натальеньке, что течёт у неё по губам сладкий мёд неизведома вкуса: оставив вовсе игру, стояла, корчась, цыганка над ней, раздвигала дрожащие ноги, да разводила за губы пошире пизду, да смеялась всё над Натальенькой — "Ты лакунья, княжна! Пей-соси из перепачки моей, блядь-блядовница!. "
Не чуралась княжна и прислуг — всё с бесстыжих подач братца-кузена Константен, да в памятку, как будто о первой сладости сношения того с Яшей-слугой. Скажем, вот, приноравливала к вечерним своим развлечениям прислужницу Авдорею или Дарьюшку, дочку единственную Гликерьи-наставницы. Особенно как случался вдруг по нечаянности переизбыток мужчин в полный противовес недостаче из дам. Так было, к примеру, когда младшая из соседок Софи как-то раз, будучи отправленною на бал к Волконским, не удосужилась нанести визит. Княжна Натали и сестра в будущем наречённая Лизабетт принуждены были коротать время в некоторой стеснённости среди прибывших сразу троих вдруг гостей, двое из которых к тому ж и не званы были, а так — заглянули на огонёк. Матушка с отцом ещё засветло также отправились на таратайке своей к Волконским на бал, собравшиеся же кавалеры теперь были настолько обходительны и бодры, что у Натальеньки и Лизабётт губки жались пугливо меж ног от предвкушения… Тогда и отпустила княжна Натали Гликерью, наказав прислать Дарьюшку взамест себя. Ох и было потом наслаждение! Обученной уж Дарьюшке довелось… Сидела сидом она на хую одном у развалившегося по дивану приятеля поручика Саженцева, брала другой хуй прямо в рот у самого поручика нависшего по над ней, а третий хуй её в жопу ебал от майора Деницына. Смачно ахала, да причмокивала Дарьюшка. Хохотали-веселились, глядючи на неё, сами с высоко запрокинутыми подолами Лизабетт и Натальенька. Княжна Натали на ту пору умела уж не только себя по пизде почесать. Ничего не боясь, приучала она к удовольствию и сестёр поодиночке пока. Теперь почёсывала ладушкой раскинутую широко пиздёнку у подруженьки Лизабетт и удовлетворение получала сразу и от вида продираемой чуть не в сквозную Дарёнушки и от смущающейся, розовеющей, но всё шире разводящей коленки сестрицы Лизабетт, которую доводилось уж даже и с пару раз взять будто нечайно за голую грудку… Из-под на всеобщее обозрение высоко выставленной округлой жопы Натальеньки давно уж на пухлые ляжки княжны проистекали обильные жаркие слёзы её ожидающей хуя пизды.
Но пуще всего довелось речное катание в лодочках о ту весну.
Поперва томленье грудное нашло на княжну Натали, как уселись ранним воскресным утром они с Лизабетт рядом совсем в одну лодочку. Кругом дышала весна — утренняя прозрачность, плеск играющих солнцем речных вод, едва ощутимый ветерок на полуоткрытых грудках и тёплый бочок подружки — всё наводило Натальеньку на озорной лад. Но напротив восседали вовсе не игроки их любовных вечеринок-утех, а жених Лизабетт Николя и сам её папенька граф Андроний Камелин. Умница-Дарьюшка с несколько раз уж бросала понимательный взгляд на сомлевшую в лёгкой тоске Натали, но и она себе даже не думала познакомиться со слугой графа Калитой сидевшим сейчас на вёсельной отмашке.
Всё обернулось навдруг уже у берега на пикнике, когда мужчины дружно подвыпили и даже уговорили пригубить сладких вин своих дам. Втихомолку, конечно же, не отстал и Калитка от господ: с каждого подношения в аккурат дегустировал с незаметною ловкостью рук. Вот и додегустировалось — стало так хотеться мужчинам, что и не до условностей!. С одной стороны графу Андронию бы скорей загнуть прислужницу хоть и чужую бы, да спростаться скорее в неё. Но ведь дочь тут же, да и молодая княжна… И Николя с пребольшим удовольствием бы уже опрокинул свою будущую половину, и уж коли б не взял, что положено, так хоть бы, как и всегда, умолил бы сшалиться над ним милым ротиком. Но ведь не станешь перед будущим тестем невесту ебать лишь месяц назад обручённую, да и подружка невесты, княжна Натали тут… Калитка же был роду Разинского видать, оттого как в сей минут не выносил присутствия всех сразу господ — и своих и чужих: хотелось ебать ему Дарьюшку, с которой общий язык он нашёл бы уж как-нибудь, когда бы один на один…
И вдруг, в раз один, как поветрие пронеслось: Николя прижал к себе молодую невесту свою, Калитка ухватил за торс Дарьюшку, а сам граф и будущий тесть, ни с того, встал мужчиною перед Натальенькой!. Взвизгнула Дарьюшка от отчаяньев, да завела к небу глаза, как полез её Калитка под платье смелой рукою прямо к мягкой пизде; распахнулось на Дарьюшке воротом простое платье её, обнажая крепенькую налитую грудь… Будто бы отстраняясь, вся вдруг раком и выгнулась у лодки прям на носу Лизабетт, как по нечаянности закинув платье на спину в борьбе и подставляя теперь взмокшую от нетерпенья лощину под оголённый уж хуй жениха…
— Что вы, граф! Что вы, батюшка! — вскричалось Натальеньке, как впервые прижал её граф Андроний Камелин, отвязывая спешно и порывая местами её платье. — Как же…
Платье упало вмиг к ногам и потерялось, как не было, у лодки на дне. А княжна Натали под крепким объятием будущего тестя-отца почувствовала кряжистый тыкаемый ей под животик горячей головкою хуй. Хорошо стало так, что княжна позабыла про всё на свете, прильнула губами к губам графа, и при поцелуе уже замерла в наслаждении: напористо, сминая на пути длинные волоски и сладко занывшие заворачивающиеся губки, подвигаясь всё глубже и всё сильней, входил прямо в лоно ей такой же кряжистый, да чуть подзавёрнутый вверх, как и у Александер-жениха, графский хуй…
Лизабетт, наклонившись над бортом, взирала на голый зад отца с болтающимися между ног его волосатыми яйцами, слушала сладкие стоны целующейся с графом Натальеньки и ощущала, что долее выдержать подобной необычности от ситуации она не в силах… "Ай!. Ай!. Ай!.", вскликнула всего три раза Лизабетт и опустилас, вся сотрясаясь от чувств, ниже ко дну. Доёбывал её Николя уже почти бесчувственную — душа Лизабетт отлучилась на несколько минут и блуждала тогда в облаках…
Выебал и Калита свою Дарьюшку. Дарьюшка видавшая виды ожидала теперь, когда у него подымется заново, чтоб опять ещё раз. Пока же катала в руках его интересные ей достоинства…
Граф же, заслышав крик дочери, полуобернулся туда, и всё так же натягивая настояк юную княжну Натальеньку, любовался уж заодно и вздыхающей всё плавней, согнутой под будущим зятем дочерью. "Подросла доченька!.", скабрезно искалась мысль в голове у пожилого графа сквозь поцелуй на губах у Натальеньки, "Ебётся вон складно как!. Залупи ей там, Николя, на всю глубину во младую мандень!!!" С такими мыслями сам и зашёлся граф, пустив выстрел-струю со своего заворотня своей же прожект-невестушке во лакомую теснину-пизду…
(Возможное продолжение и развитие произведения на сайте "Ластонька" — http: //lastonka. narod. ru)
Княжна Тоцкая. Игрунки
"… На что уж Разумович, приятель мой, Аллигорил до учёбы был в протяжении всего курса прикладист, а и тот нынче наложил вето на домашние повторы, написав чернильным пером на тыльной странице учебной тетради своей витиеватое слово "Пиздец!"… Мы ж и вовсе живём все с головою в предчувствиях и в преддверии наступленья весны и завершения окончательно уж нами образования. Да, к слову сказать, вам-тебе наше очарование, что в моду вошли игрунки — занятье с первого взгляда простое, даже и незатейливое, а вот всё ж очень и очень забавное, и вот в чём тут суть:…", читала княжна Натали на руках послание Александера, и улыбалась то в строки, а то, между строк, доставившему его Миколеньке.
Позабавило слово Натальеньку, оттого как у самой у неё в тот момент водились игрунки совершенно особого рода, от которых гладилось сердце, да истомлялась регулярно слезливая вольница стиснутая ножками княжны Натали. Званые вечера теперь не столь занимали княжну, и набеги мужчин на мирную усадебку Тоцких стали иметь куда более сносный характер — по особому приглашению собиралось теперь развратное общество не более как в месяц раз, да чуть ли не со степенностью и с важничаньем обычных свет-церемоний. Но что ни день, то был теперь у юной княжны какой-нибудь новый совсем интерес, которому предавалась она со всем пылом, и не ожидая вовсе и вечера…
Вот, к примеру, того же Миколеньку взять. Княжну Натали и всегда-то, и с малых лет увлекало высокохудожественное. Без книги и гениев древности ей не спалось, а пьяно и mole-bert всегда терпеливо стояли в ожидании и на страже её высоких порывов в углу комнаты. Возможно поэтому целой стёжкой на холст-канве её интересов пролегли графоманы с художниками, музыканты души и актёришки папенькиного театра — словом все те, кои почитаются обществом, как высоким искусством терзаемые. Миколенька тот брат писал. Хоть и молод был (с небольшим лишь шестнадцати), но талантлив и очень вполне. Но помимо талантов известных всем предпочла в нём Натальенька обнаружить отдельный, свой…
Приголубила княжна Натали Миколеньку вскорости после первого их знакомства. Даться не отдалась, да ему и не требовалось ещё слишком всего — больно молод был. А любил делать так. Присядет на табуреточке перед возлежащей на диване княжной, порозовеет от смущения, да испросит себе "молока". Княжна и давай смеяться над ним — ведь же чисто ребёнок Миколенька! А всё ж добра не матерински чуть: грудку выпростает, а то сразу две, обрез платья под холмы мягки спустив, да и даст Миколеньке в рот розовый девичьи вострый сосок. Нет, конечно же, там молока ни на миг, но Миколенька с жару ловко и неотстанно сосёт. Княжна и давай тогда улыбаться, да сама розоветь уже не только с насмешки, но и от напора чувств из-за дыханья в груди. Миколенька же и потянет подол кисейных платьев княжны на самый наверх до полной открытости всех тайных услад у Натальеньки. Здесь княжна не препятствовала — очень уж нравилось ей ощущать, как подденет ловким крючком на средний палец Миколенька, да начнёт ворошить за губки нежное родимо гнездо. Тут и напружинится юноша весь перед ней. Как завидит Натальенька, что жар лица Миколеньки дошёл до ушей, так и с уверенностью берёт своего юного обожателя за прореху штанов: там уже, и наверняка, крепким колышком востро стоит его жгуч-корешок. Со сноровкою даже выпустит Натали на волю струка, Миколенька и задышит-зафырчит от счастья в руках у неё, не отрываясь от сиськи белой-мягкой, да сильней прижимаясь лицом. Станет весело, хорошо, да не в меру уж озорно молодой княжне, как запрыгает, словно заяц, в пизде у неё быстрый палец Миколеньки. Потянет за шкурку тогда Натали раз, другой, третий — вверх-вниз… Тут Миколенька и не выдержит: добыл ли сам у княжны молока не известно, а сам заляпает млечными сгустками и штаны себе, и ручку всю у княжны, и кровать… Очень после конфузился всегда, чем приводил Натальеньку в особый восторг до того, что от воспоминаниев о смущённом румянце его научилась она втихомолкой пробираться к себе между ног ручонкою по ночам, да там всё и ворошить…
А Лексис был художником. Снова же молодым, но изобретательным чуть. Породой из тех, что отличаются кропотливою сухостоячестью. Мог часами пейзаж созерцать с холма у реки или заставить княжнину Дарьюшку неглиже вычурно простоять, обнявшись с резною колоною во садке, да его работам натурствуя. Княжну Натали он ебал, удобно расположив на зеркальный комод, да присев позади. То ожесточаясь, то стихая надолгую с засунутым хуем, старался Лексис из позади столь необычно долго, что Натальенька затекала порой то ли ножкой, а то локотком, но терпела как только могла — уж очень занозист по-своему был Лексашкин взъёб: он и попку пощекотит, и грудки помнёт, и в пизде хуем водит в стороны или туда-сюда, всё неспешно, по-разному… Обильно текла с дел таких ему на яйца княжна, а Лексис порой учинял и вовсе бесстыдство над ней: располагал мольберт на спинке прогнутой её, да звал Дарью позировать; так и ёб, прорисовывая мелкие тонкости на стоящем рядом холсте. Дарья жеманилась в такие моменты, хихикала над раскрытой ногами княжной, а Натальенька иногда отвлекалась сама — брала книжку из принесённых Миколенькой или Александера письмо и перечитывала, чуя в неге притихший в ней вытянутый хуй Лексиса, да откладывая чтение, когда юноша напряжётся весь и задвигается в ней побыстрей…
Тут же можно сказать и о Дарьеньке. С некоих пор стала прислужница ещё одной, иною, забавой княжне. "Собольстительницею" называла её княжна Натали, когда чуялось ей порою желанье в пизде при виде прибирающейся по комнатам Дарьюшки. Началось всё с того крамольного рукоблудия на ярмарочном листке, что как-то раз принесла показать для фурору беспечного своей госпоже милая Дарьенька.
— Княжна Нати, да вы ли видели, что в уезде у нас по заборам расклеили шебутные озорники? — смеясь, протянула тогда воротившаяся из поездки горничная княжне.
— Что это? Где ты взяла? — обычные и самые изумлённые вопросы посыпались от случившихся рядом гостей.
А потом был вечер поздний, почти что ночь, когда гости разъехались…
— Дарьюшка… Покажи… Покажи-ка ещё один раз ту картинку мне, а? — княжна Натали усадила служанку напротив себя на стулку и со всем вниманием обратилась к рисунку в её руках. (
Рисунок на измятом тетрадном листке в цвете показывал, как бравый полковник с голой жопою без штанов ебёт вполне приличную светскую особу почтенных лет, засунувшись с хуем своим целиком плотно ей между ног…
Княжна взирала-взирала, да и перетащила Дарью к себе на коленки — так стало вдруг жарко ей. Дарьюшка не сопротивляется, улыбается лишь, дальше показывает госпоже бессовестную картинку: поближе подносит для удобства или отодвигает, так и так повернёт… Само платье сползло по плечам Натали от жары, сиськи вывалились. Непристойность уж вовсе вокруг, а княжна лишь дыханье удерживает, лезет в платья к Дарёнушке, да интересуется "Как же ты, Дарьюшка, не постеснялась сорвать?.". Дарьюшке всё трын трава. Вот княжна ей и заворотила подол выше вышнего. А служанка лишь ножки расставила чуть, словно и будто случаянно. Вот Натальенька с ахом любуется вроде на еблю ту на картинке как бы, а сама пальчик Дарьюшке и подсунула. Ножка Дарьюшки вмиг задралась в коленке: госпожа от конфуза вся розовая, не смотрит на неё, вроде картинке внимание, а по пизде у Дарёнушки уж слюнки бегут, столь смешно её ловит, да балует ловкий пальчик её госпожи. Не вынесла Дарьюшка — прыснула. Напрудила в пол ладошки, да прикрыла от набежавшей страсти глаза, стало так хорошо… "Ах ты ж, собольстительница!", почти сразу и выругала её Натальенька, дав лишь отдышаться чуть, "Поди прочь от меня с такою картинкою! Фу, какая ты мокрая!".
Вот с того разу, как окликнется княжна Натали "собольстительницею", так и готова Дарёнушка уже вновь что-нибудь ей выдумывать — стало слово это промеж них словно бы особый условный знак.
По разному княжне делала. А однажды удумала струк. Принесла, показала и ссильничала над Натальенькой.
— Вот, ал-самотык какой углядела в матрёшьем ряду! — похвасталась с порогу перед княжной.
Уж потом ушивали его в поясок на служанке; подмывали княжну над тазиком середь горенки у служанки в гостях, как готовящуюся замуж невесту; да краски над тазиком же и развели — прорисовать повеселее набалдашник на припоясанный Дарьюшке струк, да самой горничной сделать кисточкой усики, будто у залихват-молодца. С таким струком и припала на коленко одно перед полуобнажённой уж от низу Натальенькой Дарьюшка в горячем своём предложении руки и сердца и пламенного хуя смело княжне предъявляемого. Княжна было отнекиваться, да отшатываться от подобного, да Дарьюшка уж по уговору настойчива сверх всякой меры: влезла запросто между коленок к княжне и давай шурудить между ног — наставлять. Только охнула Натальенька, как полез к ней молодецкий струк из-под Дарьюшкиного животика. Задёргала, завелась жопою Дарьюшка — хорошо госпоже? Тут Натальенька и не выдержала, стала в голос кричать, побудила всю дворню. Повар Антип, да Гликерья вошли со свечами и перепуганным интересом в лице. Повар только смеяться стал в лихо завитые усы на круглом лице, как Натальенька окончательно кончила, а Гликерья дочку бранить принялась, не разобрав: "Ты что тут удумала?!"…
Но особо проказником числился у Натальеньки отчего-то граф Артамон Иергольдович Сецкий, почтенный еврей преклонного скорей образа жизни, нежели возраста. Ебал он Натальеньку всего один раз, да и стратил в нём сразу же вплоть до несомого им теперь сурового наказания. Всё дело в том, что писюн Артамон Иергольдовича княжне был очень даже мил: на вид более, чем крутобок; большая мошна; особенно как-то осязаемый запах чарующего o'decolo… Оттого и тогда и потом Натальенька делала так: оставит графа наедине с собой отобедать, а после третьей перемены блюд в присутстствии лишь Гликерьи своей, пригласит Артамон Иергольдовича стать рядом с ней для уник-десерт, раскроет ширинку на нём, да ручкой ужмёт не влезающую в кулачок мошну. Попыхтит-попыхтит над ней граф, смелой ручкой отдаиваемый, а как подарит ему молодая княжна france-поцелуй прямо в маковку, так и спростаитса прямо ей в рот… И до того любились княжне эти маленьки невинные шалости с графским внушительным причиндалом, что решилась в одну из ноченек допустить его до себя. Да ночка оказалась темна, граф же напорист. В суете, как поставил уж молодую княжну на четвереньки, да подналёг собой, так вдруг почувствовалось Натальеньке — не туда!" Ах! Граф! Ах!", вскричала Натальенька, да с опозданием: графский оскользок размером с детский кулачок весь влез по самые шишки к тугой непорочнице в заднице у княжны. Граф же, ничего не замечая вокруг в приступе своего счастья, ебал ретиво Натальеньку под её жалостливые повизгивания до тех пор, пока с хуя тягучими сливками в этот раз не проник в глубины княжны совершенно противоположным обыкновению образом… Неделю целую жопа княжны Натали просто ломом разламывалась будто надвое! Граф же вдобавок к этому своему огреху ещё и подлил масла в огонь тем, что ославил Натальенкину минутную слабину на пол уезда преимущественно в мужской его части. Будто теперь уж княжна при желании через жопу любому подаст. Много трудов Натальеньке стоило восстановить порядочность, репутацию и болевшую попку. И хоть почёсывалась в действительности порой с тех пор затайная дырочка у княжны, но береглась больше Натальенька и крайне редко затягивала кого-нибудь в ночной темноте по её выражению "не туда". И с того вот самого случая стал Артамон Иергольдович вечным выпрашивателем у Натальеньки: поебать ему её более не предвиделось, но поухлёстывать до обмоченья обоими того, что между ног, княжной вполне дозволялось, и граф вынужденно не отставал.
По укромным каким уголкам дома княжна с ним устраивалась, но более всего любила — в саду. Присядет на лавочку среди цветущих кустов чудо-роз, скажет "Гликерьюшка!", да подол сама и задерёт. Вмиг перед ней на коленях окажется сопутствующий Артамон Иергольдович, да потрогать не успеет ещё за пизду, а уж хуй его огромный-толстый торчит голышом из мотни и в чулочек княжны упирается-просится под коленкой. Гликерья внимательно тогда смотрит в две стороны вдоль тропинки — не идёт ли кто — да иногда с интересом на графа у ног княжны оборачивается. А граф пристаёт во всю мочь уж к Натальеньке: так и так погладит, поцелует коленку, к обтянутой корсетом грудке прильнёт, смотрит жалостливо. Перебирают пальцы его у Натальеньки всё между мягкими белыми ляжками, упорно трётся хуй о кружевной отворот. Но гладит лишь княжна Артамон Иергольдовича по обременённой высокими залысинами головушке, да дышет всё трепетней. Так, под взгляды Гликерьины, и дойдёт до того, что заурчит страстно граф, забьётся талией ему в ответ на лавочке молодая княжна. Сильно прыснет граф просто так, ей на подол, на чулочек, на туфельки… Звонко ахнет навстречу и как бы издалека княжна над ним… Иногда и пожилая Гликерья, прислуга княжны и её частью нянька-наставница "по жизненной части", так разрумянится, что стыдно сказать…
Но всё ж Артамон Иергольдович и "удружил": проведал коим-то образом Александер в далёком Царском Селе, что невеста на попу ославлена по уезду всему и, месяца три не прошло, поспешил к дому — самому разузнать, наконец, новостей, да поставить пред Натали со всею серьёзностью вопрос о замужестве…
(Возможное продолжение и развитие произведения на сайте "Ластонька" — http: //lastonka. narod. ru)
Когда я впервые увидела ЕГО…
Когда я впервые увидела ЕГО в кафе, где я обычно обедала-он стал для меня своеобразным учителем. Никогда в жизни не видела чтобы на меня Так смотрели…И в первую же нашу встречу я поняла, что никогда никого Так не хотела. Я ложилась в постель, закрывала глаза и видела как он ласкает меня, я чувствовала как он прикасается ко мне, и у меня сводило челюсть… И я медленно гладила свою грудь, осторожно опускалась все ниже и ниже. Когда в конце концов я доводила себя до исступления то звонил будильник и я шла в кафе завтракать.
Те два дня до нашего знакомства были для меня целой вечностью, и я не могла дождаться того момента когда наконец окажусь с ним в постели.
…Его квартира показалась мне раем, а как манила прохладным шелком постель!!! Я знала, что сейчас разденусь и будь на мне насквозь мокрые трусы, я наверное сошла бы с ума, но я выбросила их еще в туалете кафе. И вот он уже наклонился чтобы поцеловать мою шею, как я представила себе как он с силой войдет в меня и невольно вскрикнула… не могу вспомнить ка мы оказались в постели, но зато отчетливо вижу как он поворачивает меня на живот и медленно, будто хотел остановить надолго эти мгновения, входит в меня…
И я чувствую ту силу, ту агрессию, которой наполняется все мое тело, каждой клеточкой я чувствую, что если он не станет двигаться быстрее, то я просто сойду с ума! Но он, это неземное создание, вероятно этого и добивался, смотря как я вся в слезах, вцепившись ногтями в простыню, со стона срываюсь на крик.
Я знала что до оргазма мне попросту не дожить…Он нежно целовал мои губы, шею, плечи, грудь, и когда сосок оказался у него во рту, он начал нежно его покусывать я издала такой нечеловеческий вопль, что на мгновение испугалась сама себя. А он лишь тихо рассмеялся и опустился ниже… Когда он оказался во мне, то начал двигаться очень быстро, от чего у меня потемнело в глазах и за считанные секунды передо мною пронеслась вся моя жизнь…И вот наконец я почувствовала то, без чего скоро умерла-сладостный миг оргазма, но это был отнюдь не миг, это была вечность. Я начала содрогаться всем телом, обхватила его ногами, до боли стиснула зубы, впилась в его спину ногтями…и вот я почувствовала как он начал изливаться в меня, и от этого у меня еще сильнее закружилась голова.
На утро я оказалась одна. На столе стоял дымящийся завтрак, а в воздухе еще слышался легкий запах его одеколона. Под букетом цветов я увидела лист бумаги, это было настоящее любовное письмо. Он написал, что очень любит меня, что будет всю жизнь помнить НАШУ ночь и просил прощения за то, что не спросил как зовут меня и не назвался сам… Я знала, что больше никогда не увижу его, что скоро совсем о нем забуду и наша разлука ничуть не расстраивала меня. потому что я навсегда оставлю где-то в потаенном уголке памяти нашу ночь. и я буду всю жизнь ему благодарна за те часы счастья которые он мне подарил…
Комната смеха
На город Ч-ц падал снег вперемешку с редкими осенними листьями, которые к этому времени ещё не успели все облететь. Он засыпал довольно паршивую и грязную улочку, кружился в жёлтом свете редких фонарей, погребал под собой лежащую на обочине сбитую кошку. Было 11 вечера, и я пытался добраться до проспекта, чтобы там сесть на автобус. Дорога вела меня мимо центрального городского парка. Я поднял голову и увидел на фоне неба неясные очертания чёртова колеса, из-за идущего снега казалось, что оно тихонько качается под порывами ветра. Когда-то в детстве я любовался, открывающимися с него, видами нашего города. Почему-то очень хотелось прыгнуть… Но потом я всё реже и реже стал бывать здесь, парк приходил в запустение — перестройка подарила людям новые возможности для культурного отдыха. Сейчас же я предполагал, что в парке нет ни одной живой души, кроме, может быть, сторожа или маньяка, кои у нас в вологодских лесах водились в крайне малом количестве. _Через несколько метров впереди в заборе виднелась выпиленная чьей-то заботливой рукой дыра. "Это судьба", — подумал я и шагнул в неё. Презрев все преграды в виде зарослей кустарника, я прорывался к колесу. Его чёрная громада уже нависла надо мной. И самое удивительное — оно действительно вращалось! Скрипели и стонали несмазанные механизмы, ещё более отчётливо слышимые в тишине позднего вечера. Я прошёл через открытую калитку на аттракцион и увидел то, чего меньше всего ожидал увидеть в этот момент — в круглой, открытой всем ветрам кабинке чёртова колеса сидела девушка, или даже скорее девочка. На вид ей было около 16-ти лет. Я шагнул к ней и сел напротив, платформа подо мной качнулась и стала медленно возноситься над окружающим миром. Я получил возможность подробнее рассмотреть мою случайную попутчицу. Чёрное каре обрамляло её симпатичное, аккуратное личико немного более белое, чем у обычных девчонок, волосы слегка засыпаны снегом, одежду я не запомнил, в памяти остался только длинный бордовый шарф, обмотанный вокруг шеи и делавший её чрезвычайно беззащитной и мягкой. В довершение ко всему она плакала. Некоторое время мы сидели и молча смотрели друг на друга. Наконец я не выдержал и спросил:
— Почему ты плачешь?
— Потому что мне грустно, — ответила она и слабо улыбнулась, — мне часто бывает грустно в такое время, не обращай внимания.
Я изобразил на лице понимание.
— Значит, я оказался здесь, чтобы тебя развеселить.
— Интересно, как? — она заметно оживилась и смотрела на меня ясными, чуть прищуренными глазами. В этот момент мы достигли вершины. Ветер тут был особенно сильным. Он трепал её причёску и развевал шарф, делая похожей на маленького принца из книги Экзюпери.
— Тебе очень идут снежинки в волосах, — произнёс я.
Она вдруг встала, взяла меня за руку, подвела к краю платформы и облокотилась на довольно хлипкое ограждение. Внизу, как в тумане, раскинулся парк, облагороженный выпавшим снегом. Немного в стороне от нашего аттракциона стоял небольшой домик. Я вспомнил, что это, вроде, комната смеха, и тут меня посетила блестящая идея.
— Когда спустимся, пойдём в комнату смеха, — предложил я, — по идее, это должно быть самым весёлым местом здесь.
— Да, мы будем хохотать! — вдруг неожиданно воскликнула она и повернулась ко мне, — но нет времени ждать, идём прямо сейчас! прямо сейчас!..
Мы подошли к границе, за которой начиналась пустота, отстегнули цепочку и, взявшись за руки, прыгнули вниз: По лицу стегнуло холодным ветром. Страха почему-то не было, только восторг, переходящий в эйфорию. Её глаза горели, она сильно сжимала мою ладонь и, кажется, что-то кричала. Я плохо разбирал слова, шалея от ощущения свободного падения. Причём, мы скорее летели, чем просто падали. Нас несло прямо на дом, и я уже мог разобрать потрескавшиеся от времени узоры на стенах.
Земля приближалась. Нас протащило несколько метров по снегу. Ещё где-то полминуты мы лежали обнявшись и приходили в себя, потом встали, посмотрели друг на друга и рассмеялись. Было от чего — вся наша одежда стала белой, в волосах запутались жёлтые и красные листья. Мы даже не стали отряхиваться, а прямо так направились к дверям, которые распахнулись от одного прикосновения. Как это ни странно, но внутри горел свет. На стенах висели изогнутые зеркала, отражая нас в самых немыслимых вариантах. На полу в самом углу комнаты стоял древний граммофон с истёршейся от времени позолоченной трубой. Моя новая знакомая подбежала к нему, крутанула несколько раз ручку завода и опустила иглу. Закрутилась старинная пластинка, и из трубы вперемешку с хрипами и шипением полилась музыка молодости наших прадедушек и прабабушек.
— Кстати, я так и не представилась, друзья зовут меня Винди, давай танцевать, дай мне руку.
Я протянул ей руки, она схватила меня и потащила на середину комнаты. В такт музыке мы стали кружиться на месте, протянув друг другу руки. Вместе с нами в зеркалах кружились ещё десятки пар невероятных очертаний. Вокруг разносился её звонкий смех. Музыка всё убыстрялась, мелькание в глазах тоже. Шарф змеёй соскользнул на пол, короткое пальто, заляпанное снегом, полетело в сторону. Вскоре из одежды на ней осталось только девственно белое нижнее бельё и ботинки. Поначалу я даже слегка опешил от такого поворота событий, но уже через несколько секунд она впилась в мои губы поцелуем. Моя рука легла ей на грудь, другой я прижимал её к себе. Она пыталась стащить через голову мой свитер, одновременно с этим я расстёгивал её лифчик. Моим глазам открылись две великолепные девичьи грудки. Нельзя сказать, что они уже были, как у взрослой женщины, но и детскими назвать их язык тоже не поворачивался. Девочка легла на разосланное пальто, и я последовал за ней. Начав целовать её соски, я опускался всё ниже и ниже. Она развела ноги в стороны, я провёл языком по открывшемуся треугольнику трусиков. Она слегка напряглась, выгнув спину, и прижала мою голову к своей промежности. Трусики уже были мокрыми. Я отвёл их в сторону, открыв для себя истекающее соком юное влагалище шестнадцатилетнего создания. Даже если на нём что-то и росло, это было гладко сбрито. Я развёл пальцами её губки и поцеловал в засос. Потом прошёлся по всем складочкам и выемкам. Винди с силой прижимала моё лицо к своей киске так, что клитор тёрся о мой нос. Её трясло, состояние было близко к обмороку.
Преодолевая сопротивление, я слегка отстранился, освобождая место для манёвра. Мне казалось, что влагалище пульсирует в такт биению её сердца. Я облизал средний палец и медленно ввёл его туда. Она уже давно была не девственницей. Она вздохнула и ещё сильнее развела ноги. Я добавил второй палец и стал медленно водить ими в её пещерке. Она томно застонала и начала пощипывать свои соски. Я увеличивал темп и одновременно ласкал губами и языком её клитор, вторая рука гладила её восхитительную персиковую кожу. В это время Винди вскрикнула и изогнулась, чуть ли не мостиком — она кончала, кончала долго и красиво. В этот момент она была особенно прекрасна. С неё можно было писать картину. Она лежала неподвижно, разметавшись по полу, сочетая разврат с детской непорочностью. Неожиданно распахнулась дверь, и в внутрь ворвался холодный ветер. Снежинки залетали в комнату и опускались на тело Винди, не тая. Она не обращала на это ни какого внимания. Я лёг рядом с ней, обнял и хотел согреть своим теплом:
Я очнулся в парке на скамейке. Было уже далеко за полночь. Я пошёл по аллее, думая о том, что со мной произошло, и не сон ли это, но, чёрт возьми, даже если это и так, он едва ли сотрётся из памяти. Я уходил и у ворот оглянулся назад — на самом верху чёртова колеса вился знакомый алый шарф:
Контроль разума
Mind Control
— Все ясно, — пробормотал Астер. — Только одно письмо и это должно быть оно.
За последние три года его работы на правительство для связи всегда использовался специальный курьер или телефон. Но когда письмо пришло обычной почтой, он понял, что трехгодичный проект закончился ничем.
"Дорогой мистер Хендерсон!
С большим сожалением я вынужден сообщить Вам, что Ваши предложения по доработке и усовершенствованию устройства были обсуждены нами и отклонены. В связи с сокращением бюджета, наш департамент не имеет достаточных средств на поддержку всех проектов. Я лично сохраню всю информацию об этом деле и если ситуация изменится, мы сможем продолжить работу по созданию безусловно полезного для общества прибора. Хочу выразить Вам свою личную благодарность за усилия, приложенные в этом направлении. Официальное уведомление вскоре будет выслано Вам вместе с Вашим гонораром.
Искренне Ваш генерал Г.Ф."
Он выключил терминал. Болваны. Идиоты. Они не только провалили демонстрацию, но и прислали сообщение по обычной почте. Странно, но он не сердился. Он хорошо провел время, работая над проектом, получая хорошие деньги и ведя в меру напряженную личную жизнь. Его время было посвящено бесконечным проверкам, модификациям и опытам с Устройством. Не его вина, что люди из правительства, которые пришли на тестовое испытание были настолько тупыми, что не смогли использовать его. Вдобавок ко всему, один из менеджеров проекта получил копию письма и прислал к нему Энн, чтобы та морально поддержала его.
Глупо. Он не хотел, чтобы его поддерживали. Энн стояла рядом и Астер попытался сосредоточиться на том, что она говорила.
— Вот так. — Энн не теряла времени. — Что, не работает?
"Хорошенькая поддержка" — подумал Астер. Он ответил таким тоном, как будто только что потерял своего лучшего друга…
— Все работает превосходно. Устройство только не работает для каждого. Все люди из правительства были настолько скептичны и настолько тупы, что оно не имело ни малейшей возможности для работы.
Энн продолжала настойчиво задавать вопросы, как будто у нее был список…
— А для тебя оно работает?
— Да. И для большинства людей тоже.
— О-о-о, — это прозвучало так, как будто у нее не осталось вопросов. — Прости. Я никогда не интересовалась нашими экспериментами.
Астер обернулся и взял Устройство.
— Садись, — сказал он, указывая на стул напротив себя. — Это всего лишь усилитель мыслей. Он читает твои мысли и ретранслирует их так, что они становятся более четкими и ясными. Но главное отличие заключается в том, что эти мысли могут быть переданы на расстояние в несколько футов. Хочешь попробовать?
Энн молча кивнула и Астер начал свою многократно отрепетированную пред демонстрацией речь, объясняющую, что будет происходить и ознакамливающую с некоторыми мерами предосторожности на случай, если что-то пойдет не так.
— Коснись своими пальцами здесь, — сказал он, указывая на маленькое металлическое кольцо наверху Устройства, держа его на коленях. Энн коснулась. — Это позволит Устройству настроиться на тебя (он так ненавидел эти упрощения!)… в соответствии с длинной волны, так что попрактикуйся. Ты уже знаешь, что делает Устройство, так что проще показать тебе его возможности, чем объяснять. Все, что тебе нужно знать… этот ящик не может воспроизвести себя в твоем разуме таким же цветом. Это совершенно безопасное устройство, на что я угробил почти девять месяцев. Если я попытаюсь обмануть тебя в мыслях, что демонстрация окончена, ты заметишь, что цвет устройства станет красным, а не синим и ты не сможешь увидеть его иначе. Наверху находится таймер, так что демонстрация окончится… (он установил таймер) через десять минут. Это еще одна предосторожность, на случай если я не смогу его отключить, Устройство так же отключится, в случае если ты почувствуешь, что что-то тебя беспокоит, так что расслабься и ничего не бойся. — Он не предложил, как обычно, посетить сперва комнату отдыха. — Последний нюанс — это боль, которую ты не можешь почувствовать, что бы с тобой не произошло. Зная, что Устройство работает, ты можешь ударить себя ножом и почувствуешь только секундный дискомфорт. И, конечно, ты не сможешь причинить себе реальные повреждения. Мне кажется, что это предотвратит использование Устройства для пыток. Сейчас просто расслабься и освободи свой разум от мыслей.
Астер посмотрел на Энн. Она закрыла глаза. Он бросил быстрый вороватый взгляд на ее ноги и то место, где им природой предначертано соединяться. "И почему ей не нравятся технари? Ну и ладно. Поехали". Он откинулся назад и нажал кнопку для начала демонстрации, затем положил Устройство себе на колени.
Он открыл глаза.
— Энн?
Она молча открыла глаза. Ящик был красным, а не белым. Невероятно! Еще ничего не произошло, а она уже смотрела на красную сферу сидя перед ним. Но нет, ящик-то синий и ее глаза закрыты. Это только КАЖЕТСЯ. Она пошевелила руками. Двигаются. Пальцы тоже.
— Это любой сможет, — рассмеялся Астер. — Пока все идет нормально. Ты думаешь, твои пальцы шевелятся? Нет! Они не шевелятся в реальном мире. Но сейчас они это делают.
— Невероятно. И ты сделал это?
— Да, — улыбнулся Астер, — Три года ушло на это. Но ты еще ничего не видела.
Они встали. Как только они оказались на ногах, стены и потолок исчезли, открывая деревья, небо, облака. Они были вне здания. Пять минут назад на улице был 41 градус по Фаренгейту, а сейчас было тепло — где-то около 70.
— Как это произошло?
— Просто. Я решил, что стены исчезнут, и они растворились еще до того, как я представил это. Устройство читает мои мысли и создает иллюзию, как будто все происходит на самом деле. Это все стало просто после того, как я изучил основные положения теории. Посмотри, я ничего не упустил из окружающей обстановки?
Энн посмотрела вокруг себя и кивнула.
— В действительности все не так, — продолжал Астер. — Насколько мы знаем, ничто из этого реально не существует. Но все эти образы проецируются прямо из нашего воображения. Большая часть из них, что мы слышим, видим, обоняем, осязаем и пробуем, является аналогом извлеченными из памяти. Участвующий в эксперименте человек видит это впервые. Но человек, который держит ящик, обладает огромным преимуществом. Смотри, — перед ними появился маленький металлический приборчик с индикатором на нем. — Индикатор пока пуст. Прибор сейчас отразит определенные символы. Но их еще не видно, так как я еще не решил, какими они будут. Не хочешь посмотреть, что он отобразит?
Энн наклонилась над прибором. Астер отвернулся. Был полдень. Некоторые птицы пролетали очень близко от них. Чего-то явно не хватало.
— 9601, - это четыре последних цифры моего номера телефона, — удивленно сказала Энн. — Как это получилось?
— Просто ты хотела это там увидеть или Устройство решило, что это наиболее подходящие символы для данного случая. Я ведь не знаю твоего телефона, и не мог его туда записать. Правда?
Энн кивнула. При этом номер на индикаторе изменился на 2066 — рабочий номер Астера.
— Ты можешь создавать все прямо своим воображением, — объяснил Астер, — но если ты будешь нарушать правила, Устройство отключится н мы вернемся в реальный мир. Вся проблема в тестах заключалась в том, что люди не имели достаточного воображения (слабое воображение, если так понятнее), чтобы заставить Устройство работать. Они видели только, как Устройство изменяет свой цвет, но не могли сконцентрироваться на сигналах из Устройства, которые говорили, что даже ЭТОГО не происходит. — Опять же, откуда им было знать? Может все и не так. Это займет годы исследований. Ладно. Поехали!
Энн обернулась и обнаружила, что у Астера появилась пара превосходных оперенных крыльев. Это было его любимое развлечение, которое он изобрел после недель проб и ошибок. Он подошел к Энн сзади и обнял ее. Его руки легли как раз пониже ее груди. Она была очень легкой, так как он решил, что так будет. Она не выразила недовольства. Астер подпрыгнул вверх.
Это было чересчур внезапно для Энн, почувствовавшей внезапный прилив адреналина в кровь. Они уже находились на высоте пятидесяти футов над землей и направлялись к центру города, несясь над деревьями. Астер поднялся сюда несколькими сильными взмахами своих крыльев.
— Нервничаешь? — спросил он.
— Я в порядке, — прозвучал ответ. Никто другой, кого он брал с собой в такое путешествие, не вел себя так спокойно.
Астер поднялся немного выше, затем медленно опустился вниз и снова начал набирать высоту кругами, как птица.
Вид был захватывающий, как и ощущения.
— Боишься высоты? — Астер помнил об Устройстве, уничтожающем такие страхи, но решил подстраховаться. Энн не ответила.
Не имея чего терять кроме мнения Энн о себе, Астер сделал то, что давно хотел попробовать — он отпустил ее. Энн вскрикнула, пролетела вниз несколько футов н замерла в воздухе по его команде. Она не могла остановиться сама, потому что не знала как это сделать.
Энн не обиделась и не рассердилась. Она посмотрела на город, внизу и наклонилась попробовать, что же ее удерживает от падения. Людям всегда было необходимо некоторое время, чтобы понять, что реальные законы здесь не работают.
— Это как на аттракционах — дрожь без опасности разбиться насмерть.
Энн улыбнулась. — Это стало для Астера знаком продолжать в том же духе. В этом мире фантазий было скучно с теми, кто не способен фантазировать и воображать, а Энн вроде бы уже начала.
— Возьми меня за руку, — сказал он. — Я думаю, что у тебе понравится. Она послушалась. Крылья Астера исчезли. Через мгновение они начали падать с высоты тысячи футов(еще секунду назад они не были так высоко) на город. Астер смотрел прямо на Энн. Она глянула на него. Это сработало! Она достаточно доверяла ему, чтобы оторвать свой взгляд от приближающейся земли. Он не мог остановить это мгновение. Даже здесь.
— Я впечатлен, Энн. Ты нечто большее, чем я думал раньше. Поздравляю.
Он крепко прижал ее к себе. Она обняла его и посмотрела вниз. За мгновение до того, как они достигли земли, под ними появился большой бассейн с водой и они безболезненно но шумно шлепнулись прямо в воду. Энн, бросившая Астера при падении в воду, подплыла к нему н снова обняла его. Ему нравилось ощущение ее тела, когда она прижималась к нему.
— Мы можем повторить это? — спросила она. — Не падение, а полет? Я хочу попробовать сама. Астер кивнул. Секунду спустя они снова были в воздухе и Энн вымыслила себе красивое оранжевое оперение. Астер следовал за Энн пока направлялась в сторону здания компании, низко пролетая деревьями и повизгивая от восторга.
— Я хочу попробовать приземлиться, — сказала она. — Пойдешь первым?
Астер кивнул и переместился поближе к ней, направляясь на крышу офисного центра… В следующее мгновение он сидел на стуле с голубым ящичком на коленях.
— Таймер… нет, еще осталось время, должно быть, — он посмотрел в сторону двери. Его начальник входил в комнату, и этот шум заставил Устройство отключиться.
— Добрый вечер. Когда будете уходить, закроете лабораторию, ОК?
Астер и Энн кивнули, Шеф попрощался н направился к дверям. Когда он закрыл дверь, Астер повернулся к Эин и сказал…
— Всегда происходит что-то подобное… Правда, осталось всего 30 секунд.
— Мне показалось, что все это длилось больше чем 4,5 минуты! — пробормотала Энн.
— Это всегда кажется дольше, — согласился Астер- Ведь невозможно проверить, правда? Воображаемые часы идут так быстро, как ты представляешь. Все остальное тоже ускоряется… Так люди обычно думают.
Удивительно, но хоть было уже несколько минут шестого, Энн не собиралась уходить, как он ожидал. Неужели она решила провести вечер с ним? Может быть, ее мнение о технарях немного изменилось?
— Мы можем попробовать еще? Все уже ушли, а мне было так хорошо с тобой…
— Конечно, я не спешу сегодня. — Астер был слегка ошарашен ее словами "хорошо с тобой". Он снова начал колдовать над таймером, когда Энн прервала его.
— Можно я сейчас? Ты уже делал это и…
Астер кивнул и протянул ей Устройство…
— На этот раз мы поставим таймер на более длительное время, может минут на десять и…
Энн не нуждалась в объяснениях. Она поставила таймер на четыре часа и села на стул. Прибор сразу же стал красным. Астер встал, и увидел, что таймер установлен на 4…00, а не на 0…10.
— Ты что…
— Я не хочу прерываться в следующий раз. Я ведь могу прекратить это в любой момент?
— Да. Только ПРЕДСТАВЬ, что ты выключаешь Устройство, и это произойдет. Может быть, мы поправим немного таймер и…
Астер потянулся к Устройству, но оно вдруг исчезло. Энн так захотела. Она могла вернуть его, но не сделала этого. Он почувствовал себя немного неуютно.
— Я хочу немного поиграть. Я УВЕРЕНА, что ты и не думал об этом, — Она провела рукой по своим бедрам. — Красивые? Тебе нравится?
— Нууу… эээ… да, — Астер послушно уставился на ее ноги. — ОК, посмотрим, что ты можешь представить. Хочешь еще полетать?
— Не сейчас. Я думаю о том, что здесь можно делать все. Как полеты. Все. — Она посмотрела прямо в его глаза. — Должно быть приятно, когда твой компаньон возбуждается, да?
Сперва Астер подумал, что Энн говорит о нем. Эта мысль пронеслась у него в голове впервые с тех пор, как они погрузились в виртуальную реальность… Но нет. Это не его мысль… Может она говорит чисто гипотетически? Но ее тон говорил совершенно противоположное. Он не знал что сказать.
Энн встала и обняла его, плотно прижавшись.
— Помнишь? В воздухе? Это была твоя мысль, не моя. Я не знаю что это… адреналин, страх или собственно ты. И я не знаю, что ты чувствовал, но это ощущение делает меня совершенно мокрой между ногами. Даже когда я просто представляю это.
Астер постарался отвлечься от мыслей о влаге. Он тоже чувствовал нечто, но в то же время его мучила мысль, а не слишком ли все быстро… Он не мог просто промолчать.
— Не слишком ли это… быстро? Ты мне нравишься, но две недели назад ты уделяла мне внимания меньше чем нужно времени для произнесения этой фразы.
— Может быть. Я вообще никогда о тебе не думала до сих пор. Не знаю почему. Мне кажется, я чувствую вину за то, что не обращаю внимания на некоторых людей. Так что когда Дэн попросил меня приглядеть за тобой сегодня, я решила, что это неплохой случай, чтобы немного лучше узнать тебя. И… (она потянулась рукой к его брюкам) неужели ты знаешь лучший способ познакомиться поближе? Все так романтично.
Они стояли на лодке, липом к закату. Где-то играла скрипка.
— То ли еще будет…
Закат исчез, оставив их двоих в полной темноте.
— И все-таки это гораздо лучше, чем встреча в прачечной. — Это прозвучало разумно. Разумность — это все, что еще позволяло Энн удерживать контроль над собой… Астер обнимал ее. Он провел своими руками вниз по ее телу до талии и еще ниже, почувствовав мягкую ткань джинсов, в которые она была одета. Ей явно нравилось нравилось. Но она слегка отстранилась от него.
Медленно, как в стриптизе, одежда Астера начала таять. Сперва его рубашка, затем брюки и, безо всякой паузы, его белье стали прозрачными, открывая его тело взгляду Энн. Он не смог вернуть свою одежду обратно. В этой неловкой для него ситуации его эрекция дала сбой.
— Класс! — воскликнула Энн. — Я только представила, что твоя одежда исчезает и это произошло само собой, без моей помощи.
Сперва Астер подумал, что ее "класс!" относится к его обнаженному телу. Но затем он понял, что это было ее мнение о самом процессе. Она никогда не видела его голым прежде и то, что она увидела сейчас, состояло, в основном, из ее собственных предположений и предпочтений. Он все больше и больше чувствовал себя студентом, хотя до этого ВСЕГДА именно он был здесь учителем. Он никогда не делал ничего подобного на своих демонстрациях.
Голос Энн прервал его мысли. Сексуальные нотки вернулись снова.
— А ТЫ ТОЖЕ классный, — она без смущения рассматривала его тело. Подойдя к нему, все еще одетая она дотронулась до его члена. Он молчал. Энн глянула ему прямо в глаза и сделала так, что ее блузка растаяла, так же медленно как прежде. Никакого лифчика, только две красивые грудки открылись ему. Она продолжала смотреть в его глаза, затем медленно провела взглядом по всему его телу. Немного поколебавшись, она снова взглянула ему в глаза…
— Я хочу, чтобы он стал твердым. Прямо сейчас. Больше и тверже чем он когда-нибудь был.
Астер повиновался. Он почувствовал, что его член твердеет прямо в ее руке, растет, становится все больше и горячее. Ее хватка становилась все плотнее, пока он увеличивался. Астер посмотрел на ее грудь, уже не скрытую материей, пытаясь мысленно поласкать ее. Затем он поднял руки и коснулся ее грудей, и это возбудило его больше, чем ее. Ее внимание было сконцентрировано на его растущем члене. Сперва он погладил ее соски кончиками пальцев, чувствуя, как они твердеют, затем накрыл ладонями ее груди и слегка сжал.
Энн отстранилась. Это немного охладило его, но его эрекция не проходила. Энн отошла и на этот раз открыла всю себя для его взгляда. Как она и думала, взгляд Астера остановился на маленьком клочке темных волос между ее ног.
Мысли Астера были настолько зациклены на предстоящем акте единения, что даже неестественный а вернее его полное отсутствие уже не казалось таким странным. Это не было воображение, это была реальность, Была Энн, был Астер и ничего больше. Энн решила, что будут ТОЛЬКО они, и было так. Он начал терять терпение, зная, что время до того. как он достигнет цели будет сродни ВЕЧНОСТИ.
— Коснись меня, — голос Энн был самым сексуальным из всех, которые он слышал в своей жизни. — Трогай меня везде. Ты знаешь, чего я хочу. Ты знаешь что делать, и знаешь, что я получу, чего хочу.
Одна рука Астера скользнула к ней за спину, притягивая ее к нему. Ее грудь прижалась к его груди, и он снова почувствовал твердость ее сосков. Он обнял ее второй рукой и скользнул ей вниз к ее попке. Это было нечто такое, о чем он раньше не мог и подумать. Минуту спустя они оба парили в воздухе. Энн целовала его. Проникнув своим языком в его рот, она изучала все его закоулки. Ее руки так же скользнули вниз. Одна из них проникла между его ног, лаская место между его мошонкой и анусом. Никто раньше не делал ему этого.
Руки Астера приблизились к ее киске. Она выглядела мокрой еще до того, как он коснулся волос вокруг нее. Он чувствовал ее запах. Этот запах заставил его потерять последние остатки контроля над собой. Он колебался не больше секунды, разрешая себе продолжать. Затем он пробрался сквозь ее волосы, коснувшись тела между ее ногами. Он погладил там. Его пальцы почувствовал ее половые губы. Там было совсем мокро. Он раздвинул их и дотронулся до Энн изнутри. Через несколько секунд он разобрался, где у нее что… Она сжимала его сильнее, когда один его палец скользил по ее клитору; и когда, наконец, его палец нашел вход во влагалище, она схватила его руку и толкнула ее в себя. Он начал двигать пальцем вперед и назад. Его другая рука ласкала ее грудь.
Энн кончила через несколько секунд. Она оттолкнула его руку. Он почувствовал как ее мускулы сокращаются вокруг его пальца. Она подержала его палец в себе некоторое время, затем отпустила его.
— Полижи меня, — потребовала она. — Попробуй, какая я на вкус.
Астера не смутила эта перспектива. Оп отплыл от нее. Затем она начала приближаться к нему, направляя свою киску прямо к его голове. Как только он оказался между ее ног, она охватила его голову ногами, удерживая его на месте. Она была совершенно мокрой… Его язык сразу же нашел свою цель… сперва скользнул по клитору, затем направился внутрь… Он пил ее влагу… Она снова кончила, сжав на минуту свои ноги так, что он не мог дышать. Ее промежность надвигалась на Астера со всех сторон. Он почувствовал, как еще одна порция ее влаги сочится из нее. Когда все было кончено, она отпустила его и они парили рядом друг с другом. Она опять обрела контроль над собой и сейчас ее киска явно нацелилась на его прежде забытый член. Она двигалась к нему, внимательно следя за его движениями.
У Астера появились признаки неуверенности. Он плохо знал ее и это вдруг, начало вырываться наружу. Энн уловила его мысль и дала ему понять всю ее бессмысленность.
— У тебя нет выбора, — дистанция между их лобками уменьшалась. — Кроме того, я знаю, чего ты хочешь. Ты не сможешь уйти сейчас. Ты хочешь меня так же сильно, как и я тебя.
Она была права.
Астер сделал последнюю попытку. Не потому, что не хотел ее, а потому, что он боялся, что она пожалеет об этом после, и во всем будет обвинять его.
— Не слишком ли мы торопимся? Куда ты спешишь? Я хочу получше узнать тебя… о тебе…
Энн не слушала. Член Астера коснулся ее промежности. Он почувствовал тепло вокруг кончика головки. Его член все еще был недостаточно твердым. Энн ввела его внутрь себя, не дожидаясь, пока он полностью отвердеет. Тепло и влага вокруг заставили его член сразу же расти, заполняя всю ее внутри. Она обхватила его ногами и начала двигаться. Он схватил ее за талию, пытаясь остановить это, зная, что это последний шанс спасти остатки своего здравого смысла и остановил ее движение. Он пытался сосредоточиться на чем угодно, только не на факте того, что он был в ней.
Энн расценила это, как попытку прервать ее удовольствие, и это вернуло ее мысли к управлению ситуацией. Она не слушала, что говорил Астер, она твердо решила продолжать. Она могла выказать свою досаду, совершенно не заботясь о действиях Астера, т. к. он все равно не мог ничего поделать. Энн знала, что Астер старается из последних сил удержать себя в руках в то время, когда ее вагина работала с его членом, а ее грудь тело лишали его остатков силы воли.
— Заткнись. Уже слишком поздно. Я ввинчу тебя в себя, и ничто не сможет помешать мне. — Эти слова сломали его, и он перестал сопротивляться. Астер никогда не думал, что он будет в ситуации, когда ему придется сопротивляться сексуальным домоганиям красивой женщины, если только он не будет женат или болен. Но никогда — в подобной ситуации.
Ее поведение и слова пробудили в нем дух противоречия… Он уперся руками в ее бедра и начал выходить из нее, надеясь, что она потом простит ему и даже будет благодарна за то, что он дал ей возможность обдумать свои действия. Его член медленно, но верно выходил из нее… Внезапно, головка его члена начала набухать внутри нее по команде Энн. Астер чувствовал, как его член увеличивается в размерах. Астер не знал, насколько уже он раздулся, но пока работало Устройство боли он не чувствовал. Отверстие Энн все плотнее охватывало его член вокруг его основания. Он продолжал расти внутри нее, и захват становился все сильнее. Он дернулся сильнее, но не смог вырваться. Он был пленен внутри нее. Астер двинулся вперед, чтобы попробовать еще раз, но ощущение движения его огромного члена внутри плотной горячей плоти сорвало его с тормозов. Энн оказалась права. Последний смысл его сопротивления был утрачен, и мысль об этом унеслись прочь от него вместе с приходом новых ощущений. Он начал двигаться взад и вперед не делая больше попыток прекратить это.
Энн коротко рассмеялась,
— Так, мой хороший. Трахни меня. Потом, может быть, я позволю тебе уйти. — Это была игра. Астер и Энн оба знали ее правила. Каждое слово, все эмоции были только симулированным желанием.
Попытки Астера остановить Энн, сработали превосходно. Он, наверное, знал, что это только еще больше возбудит ее. И сейчас он был здесь, двигаясь в ней, пульсируя внутри ее. Она усмехнулась снова, наблюдая за превращением Астера в зверя, которого она хотела, пока ее собственные мысли не вернулись тому, что сейчас происходило. Жар внутри нее усиливался, и возбуждение возрастало. Энн приближалась к своему очередному оргазму, но все еще пыталась контролировать ситуацию. Ее слова вылетали по одному вперемешку с прерывистым дыханием. По одному за каждый толчок Астера…
— Я… хочу… всего… тебя… внутри… глубоко… да… да… ДАААААА!!!!!!!!
Астеру потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что слова Энн не были обычными фразами, которые женщины говорят в момент перед вершиной наслаждения. С каждым толчком он чувствовал, как он все глубже проникал в нее между ее ног, чувствуя ее все больше и больше. Но это не только казалось — это было правдой. Ее влагалище становилось все шире, ее таз рос, ноги раздвигались, и все вместе это как-то принимало больше, чем только его член. Он как-то проскользнул внутрь Энн и теперь большая часть его тела чувствовала ее горячую влажную вагину. Он использовал все свое тело, а не только его маленькую часть, чтобы довести ее до оргазма. Каждое их движение приводило к тому, что ее влагалище проглатывало его все глубже, а она хотела его еще глубже. Его плечи были внутри ее, его руки охватывали ее бедра и весь он двигался взад и вперед по образу и подобию члена. Все его тело возбуждало ее невероятным способом, не достижимым без применения Устройства. Астер немного беспокоился, но постоянно напоминал себе, что все это не на самом деле, слава Богу, потому что он отпустил свой захват на ее ногах и теперь целиком оказался внутри нее. Он даже мог видеть свет через ее вход во влагалище. Она перестала контролировать Устройство. Энн приближалась к оргазму и больше не беспокоилась об ощущении "реальности" Астера. Астер почувствовал приближение своего оргазма, не понимая, где он находится, и что вообще происходит. Он кончил и почувствовал, как его семя смешивается с ее соками вокруг него, но все происходящее казалось совсем не реальным. Это было слишком для его воображения. Некоторое время ни Астер, ни Энн не понимали где они и что с ними происходит.
Астер внезапно почувствовал, как становится сильнее захват вокруг него, и вокруг него потек поток соков любви. Было очень тесно и как только Астер вернулся к нормальной ясности мыслей, он сказал себе, что сможет дышать, даже пока он погружен в бьющуюся в экстазе Энн, если именно это происходило (а было очень похоже на то). Ее оргазм казалось на секунду замер, затем продолжался еще некоторое время и, наконец, закончился.
Астер снова был вне ее, за исключением члена. Как будто ничего, кроме обычного акта, и не было. Действительно ли Энн имела ВСЕГО его внутри себя, после того как сказала эти слова или он только представил себе это после того, как она потеряла контроль над Устройством? Он хотел спросить ее об этом позже, но ему казалось, что это будет трудный для нее вопрос.
Астер попытался оглядеться, выйти из нее, но она все еще держала его. Астер показал вниз. Энн кивнула и отпустила его. Он вышел из нее. Они полетели вниз, по направлению к мягкому полу. Они немного отдохнули, лежа друг возле друга на неопределенной черной поверхности. Астер знал, что в реальной жизни они не нуждались в отдыхе, но пока это было приятно.
Энн заговорила первая.
— Все, хватит черных дыр. — При этих словах Астер увидел как Энн "разукрасила" окрестности. Теплое послеполуденное солнце, голубое небо с несколькими кучевыми облаками, море в отдалении. Пока Энн творила это, Астер "выдумал" лагуну в нескольких футах от них с небольшим водопадом на ее противоположном конце. Мягкая трава под ногами. И никакой одежды. Он оценил всю прелесть находящейся рядом с ним обнаженной женщины, которая сейчас выглядела немного загоревшей, и он не хотел ничего менять. Кроме того, он совсем не мог вспомнить, что было надето на нем до этого — все казалось сейчас таким естественным. Энн огляделась, любуясь своей работой, а Астер любовался ею… Слабый запах моря, шум прибоя и даже несколько чаек кружащих над лагуной.
Было просто хорошо. Теплое солнце и прохладный ветерок чудесно дополняли друг друга. Все выглядело настолько красиво, что Астер серьезно подумал о том, чтобы сделать это место более часто посещаемым при опытах. Самым приятным было отсутствие насекомых и прочего гнуса.
Время тянулось медленно, и они не подгоняли его. Они ласкали друг друга, говорили о себе и друг о друге, узнавали то, чего бы раньше не узнали никогда. Все было просто и легко. Они немного поплавали, занялись любовью "обычным" способом затем прошли к воде и по команде Энн оба совершили долгий полет над этим местом, стараясь, по возможности имитировать форму и движения чаек. Они приземлились, вернувшись к своему обычному виду. Прошли вдоль берега, разговаривая.
Астер никогда не планировал Устройство для чего-то подобного. Энн сама создала все это. Она обладала достаточной фантазией и волей, чтобы вымыслить это и казалось, что ей нравится делить с ним свои фантазии. "Отчего нельза войти в одну реку дважды?" — подумалось Астеру.
— Сколько у нас времени осталось? — спросила Энн.
— Не задавай мне глупых вопросов. Устройство ведь у тебя, помнишь? Единственный способ узнать это наверняка — это выйти отсюда и посмотреть на таймер. Ты не можешь менять установки отсюда. Это можно быть только в реальном мире.
Энн положила руки на колени, и красный ящичек появился у нее на коленях. Она посмотрела на жидкокристаллический дисплей. Он показывал 1 час 17 минут.
— Час семнадцать, — сказала она. Мы использовали большую часть времени.
— Уже 19…44, - сказал Астер. — Мы проголодались или у нас почти наверняка появились другие физиологические потребности. Времени осталось немного, так что лучше давай его проведем хорошо. Я приглашаю тебя на НАСТОЯЩИЙ ужин в 21…00. Хорошо, что сегодня пятница. Когда ты обычно ужинаешь?
— Обычно рано, но могу и попозже.
— Хорошо, — Астер бросил взгляд на ящичек. — Если ты проголодаешься в реальной жизни, Устройство выключится. Точно также, если…
— Я была в дамской комнате в 4…30.
— В порядке, — это был ответ на его вопрос. — Тогда с нами ничего не случится до девяти вечера и больше не стоит об этом говорить. Конечно, мы можем прерваться прямо сейчас…
— Не стоит, — прервала его Энн. Ящичек исчез. — Зачем откладывать на потом?
Астер мысленно поблагодарил Энн за ее решение установить таймер на 4 часа. Он кивнул.
— Астер, есть одна вещь, которую я должна сделать, пока я здесь, — Энн выглядела очень серьезной. — Ты был великолепен, выполняя все мои желания, хотел ты этого или нет. Тебе это тоже понравилось?
— Понравилось, — не мог не согласиться Астер.
— Хорошо. Но я ДОЛЖНА попробовать еще одну вещь, пока я здесь. И ты будешь в этом участвовать, даже если тебе это не понравится. Не думаю, что ты понимаешь, о чем идет речь и, надеюсь, не будешь сильно разочарован, но я не ты. Я никогда себе не прощу, если не попробую, даже если после этого ты никогда не заговоришь со мной. Ты понимаешь?
Астер смущенно кивнул. Почему бы ей просто не попросить о том, чего она хочет? Неужели боится, что он скажет "нет" и не хочет давать ему этого шанса? И почему она до сих пор этого не попробовала? И откуда она знает, что ей это понравится, если никогда не пробовала этого делать?
Энн вернула их к лагуне, откуда они начали. Солнце немного опустилось к горизонту.
— Нет, это не то. Слитком красиво и нереалистично.
Появилась дверь. Просто дверь и больше ничего. Светло-розового цвета. На ней была табличка с надписью "Энн". Она взяла Астера за руку, подошла к двери и открыла ее. Внутри была комната с единственной дверью наружу. "Она слишком много насмотрелась мультфильмов про Розовую Пантеру, где такие аномалии выглядят совершенно нормально. Неужели она здесь живет?" — подумал Астер.
Комната была спальней Энн. Все детали были на месте. Она завела Астера внутрь и закрыла дверь, порвав связь с пляжем, лагуной и водопадом. Комната выглядела вполне обитаемой, вплоть до полотенца на спинке стула и трусиков на полу в углу комнаты. Постель была разобрана.
— Прошу прощения, я не прибиралась сегодня утром,
Энн. Теперь он кое-что понял. Ее комната была ПОХОЖА на нее и была для нее более реальной, чем созданный ею пейзаж. Это место было реальным и этим самым отбрасывало напоминания о нереальности происходящего.
— Могу поспорить, ты никогда не думал, что окажешься у меня в спальне, не так ли? Не многие здесь были.
Астер посмотрел в окно на автостоянку офиса, расположенного рядом. Все что он мог сказать, это то, что они находились примерно на втором этаже в каком-то здании. Каждый бит информации был из ее памяти.
— Нет, не думал, — ответил он растерянно. — Твоя комната не такая беспорядочная, как ты считаешь. Тебе надо бы посмотреть на мою. Я как раз прибрал ее сегодня, но как только я оказываюсь дома, энтропия стремится к максимуму.
Энн оттянула его от окна, потянулась к шторе, но подумала, что все равно снаружи нет никого, кто бы мог заглянуть внутрь.
— Я покажу тебе всю квартиру позже. У нас немного времени.
— Ну и что мы будем делать? — Астер немного нервничал. Он не понимал, что происходит и это выводило его из состояния равновесия.
— Просто стой здесь. Расслабься. Вот так. — Она коснулась его полунапряженного члена, который снова под ее рукой начал твердеть. Но она не стала ласкать его — это больше походило на проверку. Она опустилась и внимательно рассмотрела его, подняла член, глянула на мошонку и провела пальцами по ним. Затем она отпустила его и начала смотреть на себя. Она присела на кровать и посмотрела на свои гениталии, потом бросила быстрый взгляд на свое тело в зеркале. Энн бросилась на кровать, согнув одну ногу в колене, открывая Астеру превосходный вид на себя.
Астер воспринял это, как приглашение к действию. Он направился к Энн, чувствуя, как его эрекция усиливается. Энн остановила его.
— Нет. Просто стой здесь. Ты присоединишься ко мне через несколько минут.
Снова она наступила на горло его песне, и он немного рассердился на нее. Но перед тем как он что-либо успел сказать, он почувствовал весь комизм ситуации. Его эрекция прошла. Энн все еще изучала себя, проводя одной рукой в районе бедер. Она смотрела то на свой низ, то снова на Астера.
Когда Астер посмотрел на себя, до него дошло. Его мошонка исчезла, и его член был намного меньше чем обычно. Он схватил его и почувствовал, как он уменьшается. Что-то подобное происходило и с Энн, но все ее внимание было сосредоточено на нем. Она улыбалась, пока он с тревогой пытался понять, что же происходит. Она выглядела как-то не так. Сначала ее груди уменьшились, потом исчезли совсем. Зачем она делала это? Она что, этого хотела? Астер снова потянулся к своему паху, но там ничего не было. Клочок волос был пуст. Как будто его пенис был внутри его, но не было никакого "внутри"!
Его внимание переключилось на остальное тело, которое тоже изменялось. Вначале он уменьшился в росте. Затем в весе. Его мускулатура, которой он так гордился, исчезла. Волосы на его руках, ногах, груди пропали. Его формы тоже менялись.
Изменения продолжались. И тут Астер почувствовал пустоту между своих ног, заметил другие изменения и с ужасом понял, что делала Энн. Он посмотрел на кровать и увидел некое подобие пениса, появляющегося из промежности Энн. Просто, Энн решила попробовать, что чувствуют мужчины и для этого она превращала Астера в женщину, хотел он этого или нет, а себя в мужчину.
На груди Энн начали появляться волосы. Она подвинулась и пригласила Астера прилечь рядом с собой. Пальцы Астера исследовали область между его ног, пытаясь выяснить, как он изменился.
— Успокойся. Ты просто маленькая девочка. Не сопротивляйся. Ты сможешь исследовать себя позже, — голос Энн сильно изменился.
Процесс, так же как исчезновение одежды, начался, и будет продолжаться, если Энн не остановит его. Астер чувствовал себя беспомощным и бессловесным. Он примостился на кровати Энн и уставился в потолок. Затем он снова взглянул на Энн. Ее пенис был почти нормального размера, и она вырастила себе яички, как у него прежде. Ее фигура изменилась. Энн больше не была женщиной. Она была мужчиной похожим на него до этого. Астер посмотрел на свою грудь, которая была сейчас безволосой и казалась ему не настоящей. Он глянул на Энн, как бы вопрошая… "Что происходит?"
Она поняла.
— Я проведу тебя постепенно. Почувствуй, как девочка превращается в женщину. Ты узнаешь много нового. Если же ты можешь научить меня чему-то новому, то давай.
Слово "девочка" произвело на него впечатление. Для него было очень непривычно думать о себе, как о девочке, но сейчас он был ею. Мускулатуры не осталось совсем. Энн созрела быстрее, но она изменилась сразу. Тело Астера изменялось в соответствии с разработанным Энн планом. Астер коснулся себя в нескольких местах, уточняя свои физические данные. Энн начала вести период пубертации; все, что ей приходило в голову… ломающийся голос и все такое. Сама же она быстро "повзрослела". У нее была слегка волосатая грудь, развитые гениталии и все остальные атрибуты взрослого мужчины. Астер же подвергался преобразованию другого рода. Ее длинные волосы мысленно подрезались до более соответствующей длины. Астер подумал… "Как Устройство воспроизведет эффект гормонов? Ведь пол изменен". Лучшее, что он мог сейчас сделать — это сконцентрироваться на воспроизводстве гормонов в новых гениталиях Энн, разносимых по ее телу вместе с кровью и увеличивающихся в количестве. Она была готова.
Астер же еще нет. Его бедра начали развиваться. Вагина полностью сформировалась. Но все остальное было недоделано. Астер объяснил проблему с гормонами Энн, которая обещала довести его до ума, включая гормоны.
Энн переключилась на Астера.
Его ореол вокруг сосков начал увеличиваться, темнеть и немного набух — следующий шаг для превращения его в женщину. Он ясно ощутил боль в своей груди. Сперва вокруг сосков, затем больше.
— Да у тебя растут сисечки, малышка! — отметила Энн. — Интересно, наверное получить их сразу; не наблюдая за ними изо дня в день. Вот так — раз и все!
Они вдвоем уставились на грудь Астера. Вся область вокруг его сосков набухла. Груди росли. Острые и конусообразные поначалу. Его ореолы казались набухшими. Его груди начали округляться, включая ореолы, затем подросли еще немного и остановились. Они слегка расходились в стороны. Казалось, что они великоваты для Астера, даже учитывая то, что он лежал на спине. Энн легко пробежала по ним пальцами и заговорила с ним.
— Я не чувствую особой разницы, — голос Энн был глубокий и немного неестественный. — Правда. Разве что когда обращаю внимание на свой член или отсутствующие груди. Сейчас я не понимаю, как я представляла себе почувствовать все остальное. Мне кажется, что я не изменилась.
Астер немного подумал и ответил своим новым женским голосом, который был не намного реалистичней.
— Я даже не знаю, узнаем ли мы когда-нибудь это наверняка. Я… я считаю, что большинство вещей не изменилось, а только Устройство сказало нам об этом. Основные изменения должны произойти в нашем образе жизни, а не в наших телах и их ощущениях. Мне так кажется, но… — он коснулся ее члена — кое-что из этого мы должны найти прямо сейчас.
Член, вопреки ожиданиям Астера, не твердел под его рукой. По-видимому, инструмент присутствовал, а инстинкт нет, по крайней мере, пока нет. Несомненно, Устройство сейчас работало над этим и программа, которую он так хорошо знал, со страшной силой пытался интерпретировать их мысли и передать другой стороне для пробуждения инстинкта.
— Мы не переняли еще инстинкты друг друга. Но мы все равно не можем никак ускорить этот процесс и посмотреть, что из этого выйдет. — Как только Астер сказал это, его пальцы оказались на самой чувствительной части члена, которую он знал.
— Пока не стоит, — ответила она. — Сперва надо все это почувствовать и пробудить. Мы только что прошли период созревания и спешим потерять свою девственность, еще не зная самих себя. У тебя даже не было первой менструации, — не бойся, я пощажу тебя. Тебе, вероятно, это не понравится и у нас немного времени.
Астер еще раз вспомнил о мощи Устройства направленного на кого-либо. Он начал думать об использовании его в политике. Попросту говоря, вы могли принуждать кого-либо поступать по-вашему, да еще и безболезненно. Вы могли изнасиловать кого-то посреди Тайм Сквер и не нанести никому ни морального вреда, ни боли… Надо будет кое-что переработать, если Устройством вновь заинтересуется правительство.
Энн встала с кровати и Астер последовал за ней. Она одела их в одежду похожую на ту, что была на них перед этим. Это произошло внезапно и Астер отметил давление вокруг своей груди, так как Энн решила нацепить на него лифчик. Он казался необходимой частью туалета. Все остальное тоже было в порядке, за исключение пустоты между ног. Энн выглядела вполне нормально в своей новой одежде.
Астер посмотрел в зеркало. Некоторое время у него ушло на то, чтобы признать, что женщина в зеркале и он были одним и тем же. Тот факт, что он не скрывал и не хотел скрывать своей новой фигуры возбудил его интерес. Энн быстро оглядела себя, поправила рубашку и направилась к двери возле кровати.
— Ты куда?
— В ванную. Я вернусь.
Она не утруждала себя тем, чтобы закрыть дверь, но Астер не видел, что она там делала.
Снова загадка. Нужда сходить в ванную появится у них только тогда, когда они РЕАЛЬНО вернутся в РЕАЛЬНЫЙ мир. Устройство может создать ощущение реальности, но не больше. Такое могло произойти перед окончанием симуляции, но ничего не раньше.
Он услышал звук расстегиваемой молнии, потом звук струи в унитазе. Пауза и смех Энн.
— Мне, кажется, нужно попрактиковаться в прицеливании.
Астер сел на кровать и ждал. Некоторое время была тишина, затем зашумела вода и снова молния.
— Класс! — сказала она. выходя из ванной. Иногда это очень удобно. Не сказала бы, что хотела бы жить с этим всю свою жизнь, но это определенно положительный момент. Можешь тоже попробовать. Может это тебе поможет быстрее освоиться.
— Ты имеешь в виду инстинкт? — ответил Астер. — Мне это не нужно. Все равно мы не чувствуем ничего пока действительно нам не захочется в туалет. Однако…
— Ерунда. Просто скажи себе, что тебе нужно, и ты почувствуешь эту нужду. Давай. Я подожду.
— Секунду. Это значит, что ты можешь представить внутренние ОЩУЩННИЯ напрямую, без представления физиологических процессов, вызывающих их… Таким образом мы можем сказать, что Устройство…
Он был прерван настойчивым зовом своего мочевого пузыря. Энн однозначно решила, что ему нужно сходить в туалет и ему придется это сделать. Он не окончил мысль, а только вздохнул; "Окей" и направился в ванную. Он тоже не закрыл за собой дверь, — зачем? Вдруг, он обнаружил, что для умиротворения своего мочевого пузыря ему нужно снять с себя половину одежды, которую на него нацепила Энн. Он в первый раз увидел "свои" трусы. Холодная дрожь пробежала у него по спине от мысли… "Что же мне делать?" Он уселся на унитаз, и "отпустил" себя. Ощущение было такое, как будто он опорожнял свое тело.
Он удивился, застав Энн стоящей у дверей, и наблюдающей за тем, как он справлялся со своей, а скорее ее, малой нуждой.
— Чувствуешь разницу? А теперь представь себе, что так каждый день всю твою жизнь… Полезно представить.
— Да-а-а… Думаю что могу. Ладно. — Он встал, спустил воду и оделся. — Мне кажется, я понял, что ты делаешь. Эта одежда… туалет… Тебе нужно заставить меня почувствовать себя женщиной в дополнение к моему виду и голосу. Так ведь?
— Именно. Мне кажется, я начинаю чувствовать себя мужчиной. Я так думаю. Я хочу знать, что если наше время истечет до того как мы будем готовы… Ну, ты готов к вечеринке?
— Мне кажется да. Самое тяжелое — это признаться самому себе, что я могу хотеть заниматься сексом с тобой — с мужчиной.
— Я знаю, — сразу же ответила Энн. — Но ведь ты сейчас женщина. Это должно тебе помочь. Сейчас все естесственно. — Она взяла его за руку и вернула в спальню, направляясь к кровати. Астер бросил взгляд на брюки Энн, в которых начала явственно вырисовываться выпуклость.
— Ты заводишься, правда?
Выпуклость продолжала расти.
— Ну-у-у… — Энн посмотрела на себя. — Мне кажется, что начинаю. Это просто от того, что ты…
— Гормоны, — перебил ее Астер. — Инстинкт. Это их работа. Ты смотрела на меня. Я заводил тебя все это время.
— Блин, я никогда не думала, что буду себя чувствовать так, как сейчас. Я ОЧЕНЬ хочу тебя. И чем больше я думаю об этом, тем мне труднее оторвать свои мысли от тебя. — Энн начала расстегивать его джинсы, которые Астер только что застегнул на себе.
Астер остановил ее и посмотрел ей в глаза.
— Я не знаю, готов ли я… Это тело совершенно новое для меня. Я не уверен, хочу ли я, чтобы ты это делал… с…
Энн обняла Астера, который был теперь таким маленьким для нее. Астер опустил голову к ней на плечо.
— Это моя ошибка, — сказала она. — Все действительно очень быстро. Я знаю, как это бывает. Ты готов. Ты только не так возбужден как я. Что ты делаешь, чтобы возбудить женщину, когда хочешь ее?
— Я действую постепенно. Сперва, я касаюсь ее в самых разных местах… Целую, трогаю грудь, глажу, где ей приятно, просовываю руку между ее ног…
Тут только Астер заметил, что говорит Энн, что с ним делать. Слова и образы делали свое. Энн положила его на кровать и начала целовать. Он не сопротивлялся. Она играла с ним, постепенно стимулируя его, как он ее прежде. Она засунула свою руку ему под блузку и положила ее на бюстгальтер. Он не возражал. Между ног у Астера стало влажно. Устройство было способно даже воспроизводить эффект воздействия его запаха на Энн. Это привлекло ее внимание и еще более усилило предвкушение их соединения, которого она так хотела. Выпуклость в ее штанах все росла и она, в конце концов, сняла брюки и рубашку. Затем она засунула руки ему в трусы и быстро вход в его киску. Немного погладив ее, Энн ввела свой палеи внутрь. Там было очень мокро.
— Wow… — все, что смог сказать Астер. Энн прервалась, дав возможность им раздеться. Затем ввела свой палец на всю длину, чувствуя мягкость влагалища вокруг него и глядя на уносимого приливом экстаза Астера. Она больше не могла терпеть, она легла на него сверху, но не смогла самостоятельно найти своим членом вход в его влагалище. И как последний акт согласия, Астер взял в руку ее член и направил его в себя. Ее член был совершенно сухой и входил с трудом. Прикосновение Астера к члену совсем свело Энн с ума. Она бешено задвигала бедрами вперед-назад, и с каждым ее движением ее член проникал в него все глубже. Наконец, в результате их совместных усилий, ее член полностью скрылся в его теле. Этот дикий порыв страсти продолся всего несколько минут. Астер отлично чувствовал присутствие Энн внутри себя, а Энн чувствовала, как сперма "вскипает" внутри нее, готовая извергнуться мощным потоком. Они кончили секунду спустя. Астер ощутил непроизвольные сокращения своего влагалища вокруг члена Энн и накатывающие, как прибой волны блаженства. Мощная горячая волна прокатилась через все тело Энн. Она зародилась где-то глубоко внутри и прошла через бедра и член и вырвалась наружу в тело Астера. Энн устало замерла… Ее член все еще оставался в нем. Прошло несколько минут, прежде чем она смогла двигаться. Ее член, уменьшившийся в размерах, легко вышел из Астера. Они молчали.
Энн заговорила первой.
— Я никогда не забуду этого. Теперья знаю, как это бывает у мужчин. Боже! Какой превосходной любовницей я могу стать! Правда… мы забыли одну вещь…
— О чем ты?
— Я знаю, что ЗДЕСЬ нам это не нужно, но я могу поспорить, что ты даже не подумал о безопасном сексе. К твоему сведению, ты мог забеременеть от меня.! Подумай только! Я могла сделять тебя БЕРЕМЕННЫМ!
— Ну-у-у-у… Ммм… Нет. Мне кажется, что нет. Как мужчина, я всегда думаю об этом. И я, если ты заметила, позаботился об этом в прошлый раз. Но все-равно, ты права… Сейчас я ударился в другую крайность… По крайней мере…
— Ты этого никогда не узнаешь! — с ноткой гордости в голосе подвела итог Энн. — Пря сейчас МОЯ сперма путешествует в ТЕБЕ, разыскивая яйцеклетку, которая может оказаться на месте, а может и нет. Если сперматозоиды ее найдут… Тогда ты найдешь своим сисечкам другое применение, кроме как раззадоривать меня.
Астер забеспокоился. Энн говорила не очень приятные вещи.
— Ты хочешь сказать что…
— Расслабься. Энн ждала этого вопроса. — У меня пока нет детей. И никогда не было. Так что если у меня даже появится желание, я не знаю, как дать тебя почувствовать это. В любом случае, чтобы об этом узнать нужно время.
Они еще немного поговорили, обсуждая, в основном свой новый сексуальный опыт. Снова занялись любовью. На этот раз Астер был сверху Энн. После этого они решили проверить, смогут ли они быстро восстановиться по собственному желанию и начать снова. На этот раз, как только Энн вошла в него, Астер остановил ее.
— Давай попробуем еще одну вещь — вернемся в наши тела и сделаем это снова. Я хочу почувствовать разницу после того, как занимался сексом в женском теле.
Энн кивнула, но не сдвинулась с места. Она зашла слишком далеко, чтобы остановиться. Толкнув свой член в него так далеко, как только могла, она прижалась к нему всем телом. И замерла. Астер молчал. Она прижала свою грудь к груди Астера. Соски к соскам. Они буквально прилипли друг к другу. Вдруг Астер почувствовал, что снова меняется. Тело Энн вздрогнуло в его руках и он почувствовал, как возвращается его сила. Она крепко удерживала член внутри него. Он слился с его вагиной, как и груди слились с грудью Энн. Он почувствовал, что ощущение пустоты между ногами сменяется чем-то более знакомым.
Она начала выходить из него, всем телом отталкиваясь от его тела. Как только она начала это делать, Астер почувствовал свою плоть внутри Энн. Она росла и становилась скользкой. Теперь уже он двигался внутри нее. Она снова отодвинулась от Астера. Теперь груди были уже там, куда их поместила природа — у нее. Все остальные изменения с телами тоже уже произошли, но они этого не заметили, занятые всецело своими ощущениями. Не прерываясь, Астер продолжал движения уже СВОЕГО члена внутри Энн, приближая ее и свой оргазм. Теперь он понял, что то, что он чувствовал сейчас было не лучше и не хуже, чем то, что он чувствовал женщиной. Просто все было по-другому. Но ему нравились оба способа. Сокращения его вагины стали теперь пульсациями его члена…
Астер чуть не упал со стула. Устройство отключилось. Энн открыла глаза и поставила голубой ящичек на стол, пытаясь восстановить дыхание. С минуту они сидели без движения. Астер мог с полной уверенностью сказать, что Энн была мокрая. Сам он ощущал, что его эрекция не проходит, и даже, если это было возможно, становится еще сильнее. Прошло минуты две, прежде чем она начала спадать.
— Плохо получилось, — нарушил тишину Астер. — Это всегда происходит в самый неподходящий момент… Ладно, я обещал угостить тебя ужином, да и ты должно быть проголодалась. Уже десятый час.
— Я бы не сказала, что получилось "плохо", — вздохнула Энн. — Фу-у-у-у… Я прямо н езнаю, что сказать… Спасибо тебе огромное! Слушай, а если мы отложим ужин на другой день? Все, чего я сейчас хочу — это пицца или что-нибудь в этом роде.
Астер постарался скрыть свое разочарование. Он встал и выключил Устройство.
— Все в порядке. Мы сможем поужинать как-нибудь потом, — он продолжал выключать работающее оборудование. Затем он направился вслед за Энн к дверям.
— Хорошо. Поужинаем позже, так как мне не хотелось бы тратить сейчас время на такую безделицу… Если ты, конечно не против того, чтобы провести ночь вместе. Или несколько ночей. Только на этот раз не забывай о контрацепции, ОК?
Астер рассмеялся и подарил ей долгий поцелуй. И они вместе пошли покупать пиццу.
Кофейница
На улице уже темнело. Прохожие, кутаясь поплотнее в свои одежды возвращались домой. Я сидел в кафе у окна и ждал тебя. Если честно, то у меня уже при одной мысли о твоем появлении становилось тесно в брюках… Ведь мы рассказывали друг другу много такого, от чего кровь буквально вскипала и желание разливалось по всему телу.
И вот входишь ты. В элегантном деловом костюме — в черной юбке, под которой угадывались соблазнительнейшие бедра и аппетитная попочка, и в белой блузе под пиджаком, где находились два умопомрачительных холмика…
Я предложил занять место за другим столиком, в укромном уголочке, где никто бы не обращал на еас внимания не мешал бы нам.
Ты мелкими глоточками пьешь горячий кофе, устало рассказывая о прошедшем рабочем дне. Я и сам вижу, что ты устала, поэтому подвигаюсь и оказываюсь сзади тебя. Мои ладони нежно касаются твоих волос, гладят твою голову, снимая напряжение, скопившееся за день. Мои пальцы проникают в самую гущу твоих шелковистых волос, заставляя тебя закрыть глаза от удовольствия. Твое дыхание становится более спокойным, постепенно дневные мысли заботы покидают твою голову, освобождая место для вечерних фантазий. Мои пальцы нежно поглаживают твои ушки, иногда ладони скользят вниз к шейке, иногда опускаются ниже и ласкают ее медленно и нежно. Ты полностью расслабляешься, усталость постепенно покидает твое тело. А к моим рукам добавляются поцелуи, почти невесомые, губы слегка касаются нежной кожицы твоей шейки сзади, сбоку и заходя вперед. Уже волны наслаждения и желания постепенно овладевают твоим телом. Твои руки скользят по столу в такт моим движениям по твоему телу.
Я аккуратно расстегиваю пуговичку на твоей блузке. Ты не видишь моего лица, но можешь поверить, что я испытываю настоящее наслаждение. Мои пальцы скользят вниз по твоей пышной груди, достигая края лифчика. Я не буду преступать эту границу и скольжу вдоль нее. Я чувствую как мои ласки отзываются в твоем теле. Оно становится горячее и возбужденнее. Тут мой пальчик все-таки пересекает эту кружевную границу и уже находится на тонкой материи лифчика. Спускается ниже, пока не чувствует упругий выступ. И тогда я начинаю водить пальцем вокруг него, делая это предельно нежно. Ты уже полностью увлечена этим, забыв, что мы находимся в кафе, и подаещься своим телом навстречу моим движениям. Твой ротик приоткрыт, язычок иногда облизывает жаждущие губы… Наконец я решаю прекратить эту пытку и моя ладонь ложиться на твою грудь. Ты испускаешь сдавленный стон. Я уже всей ладонью ласкаю тебя, и ты вся растворяешься в блаженстве…
Но рамки приличия не позволяют идти дальше и я меняю свое место. Я сажусь напротив, совсем рядом с тобой. Моя рука опускается на твою коленку. Под твоими чулками я чувствую мелкую дрожь сладострастия, которая распространяется от низа живота по всему телу. Моя ладонь начинает новое медленное путешествие, на этот раз вверх. С коленки я поднимаюсь выше и выше, приближаясь к заветной цели. Но я не хочу спешить, поэтому мой путь очень медленен и извилист. Моя ладонь тщательно изучает всю твою прекрасную ножку, возбуждая тебя все больше и больше… И вот она — полоска, за которой заканчивается черная тонкая материя и начинается мягкая, горящая кожица. Словно в нерешительности я замираю и перед этим переходом, кружа вокруг, словно пытаясь найти самый лучший путь. Но… ты не даешь мне этого сделать, подвигая свое тело навстречу моей руке… Мои пальчики оказываются на жаждущей, горящей поверхности. Моему члену уже совсем тесно… Но его еще ожидает награда, а пока я продолжаю свои ласки. Мимо проходит официант, подозрительно посмотревший на нас, но мои пальчики уже почти ощущают жар, исходящий от твоего лона, поэтому я не отступаю. И вот я добираюсь еще до одной преграды — края твоих трусиков. На этот раз мои движения вдоль него вызывают у тебя такие эмоции, что ты не можешь больше сдерживаться с сжимаешь мою ладонь своими ножками. Моя рука оказывается в восхитительном плену… Вдруг ты ослабляешь хватку, встаешь и шепчешь мне, что уже не можешь так терпеть. Я быстро расплачиваюсь с официантом, садимся в машину и едем в ближайшую гостиницу, где мы сможем утолить свою страсть….
Кошелек
Игорь нигде не мог отыскать свой кошелёк. Он искал везде, во всех местах где побывал за день. Последней его надеждой была аудитория, в которой он учился. Наспех припарковав свою машину, Игорь взлетел на третий этаж. "Удача" — подумал Игорь, дверь в аудиторию оказалась не запертой. Заглянув в класс и окинув взглядом место, на котором он сегодня сидел, под стулом он увидел свой кошелёк. Чёрный, кожаный кошелёк от Пьера Кордена. Нет, нет, дорогой читатель, Игорь не был богат, отнюдь. Это был подарок его сестры ко дню 25-летия. Игорь старался жить полной жизнью, насколько это было возможно — он неплохо зарабатывал, хоть и не на квалифицированной работе. Занимался любимыми делами: ходил в спортзал, играл на гитаре и встречался с близкими ему людьми. Вследствии занятий у него был хорошо развитый торс, стройные ноги и поджарая попа. Своей внешности он посвящал немало времени, ибо считал что первое впечатление зачастую решающее.
Уже собираясь уходить, боковым зрением Игорь увидел, что у окна кто-то стоит.
Обернувшись, он увидел Дашу. Даша стояла к нему спиной, и казалось вовсе не замечала его присутствия. Игорь было хотел позвать её, но был очень удивлён тем, что Дашины плечи подрагивали, и ему стало очень неловко. Он понял — Даша плачет. Так он стоял и размышлял. С одной стороны ему не хотелось лезть в чужую личную жизнь, а с другой, Даша ему всегда очень нравилась и ему было жаль её.
Очень тихо Игорь подошёл к Даше и шёпотом позвал её по имени. Казалось она его не слышит. Тогда Игорь очень осторожно положил свою руку ей на плечо. Даша от неожиданности вздрогнула и повернулась к Игорю лицом. Он увидел её полные слёз глаза, припухший покрасневший носик и грустный прегрустный взгляд. Даже не смотря на это Даша была очень привлекательна.
— Дашенька, что случилось? Почему ты тут одна, да ещё и плачешь?
От этого вопроса слёзы пуще хлынули из её прекрасных зелёных глаз.
— Дашенька, милая, поделись со мной. Тебе станет легче, поверь.
Даша молчала, но позволила Игорю притянуть себя, и плакала уткнувшись носом в его плечо.
Так они стояли несколько минут. И вдруг Даша произнесла:
— Он ушёл, он ушёл навсегда.
— Кто ушёл? — спросил Игорь.
— Стас, мой муж.
— Муж? Я даже не знал что ты замужем. Не слишком ли ты молода для замужества?
— Мы поженились сразу после школы, он был моя первая любовь. — ответила Даша.
— А теперь он ушёл, и как это ни прискорбно, ушёл к другой. А я теперь осталась совсем одна. Как я теперь буду жить?
Игорю очень хотелось её утешить, но труднее всего было подобрать правильные слова. И поэтому он молчал, а Даша продолжала плакать. Игорь чтоб приободрить её, или чтоб показать своё участие приобнял Дашу правой рукой, а левой стал гладить её волосы. А Даша в ответ обхватила его двумя руками и крепко к нему прижалась. В тот момент, когда Игорь почувствовал Дашино тело так близко, ему стало очень не по себе. Его терзало чувство вины перед Дашей. Она стояла рядом и старалась справится со своим горем, а у него вдруг начало просыпаться желание к этой стройной девушке.
Игорь стал вспоминать, как он многие уроки сидел и наблюдал за ней. Наблюдал за её стройными ножками, и за вырезом, из которого виднелись очаровательные грудки. Наблюдал за тем как она поправляет свои волосы и как покусывает зубками карандашик, как она сжимает бутылочку с водой и как эротично пьёт.
Игорь почувствовал как тепло разливается у него в чреслах, а Даша тем временем всё сильней прижималась к нему.
— Обними меня покрепче! — сказала Даша.
— И не отпускай! Я не могу быть одна, мне нужно тепло и понимание.
Даша подняла на Игоря свои заплаканные глаза. Их лица были совсем близко друг от друга. Игорь взял Дашино лицо двумя руками и стал целовать её глаза, а затем лоб и щёки. Он почувствовал что Даша пытается извернуться, она искала прикосновения его губ ко своим. Игорь пошёл ей навстречу и их губы слились в нежнейшем поцелуе. Игорь поразился тому, какими мягкими и податливыми были её губы. Его язык проник к ней в ротик и стал исследовать всю его полость — зубки, нёбо и конечно-же он искал встречи с её язычком. Маленьким, розовым, острым язычком о котором он так давно грезил.
Так они стояли и целовались довольно долго. На улице уже стемнело, но они этого не замечали, настолько они были поглощены друг другом. (
Игорь подхватил Дашу на руки, она оказалась легче пёрышка. И понес её в соседний учительский кабинет.
В кабинете, Игорь посадил Дашу на диван и затем запер дверь. Даша умиротворённо откинула голову назад, было видно что она очень устала. Игорь вернулся к дивану и опустился на колени перед Дашей. Он аккуратно снял туфельку сначала с её левой ноги, а затем и с правой, и стал самозабвенно целовать пальчики Дашиных ножек. У неё были аккуратные, маенькие, ухоженные пальчики, покрытые блестящим лаком. Затем Игорь стал подниматся поцелуями вверх по ножкам. Даша совсем расслабилась.
А Игорь всё продолжал наслаждаться её ножками, и чем выше он подбирался к её юбочке, тем сильнее у тего трепетало сердце. Он так долго мечтал об этой девочке, и вот наконец этой мечте суждено сбыться.
Юбочка была ситцевой, и поэтому поднять её не составило труда. Взору Игоря открылась великолепная картина. Маленькие белые кружевные трусики, с вытканными на них зелёными цветочками плотно облегали Дашины пухленькие губки, которые не помещались в эту узкую полосочку ткани и по бокам слегка выступаи наружу. Не удержавшись, Игорь поцеловал туда Дашу прям сквозь трусики. Даша всхлипнула и выгнулась ему навстречу.
Игорь взялся за краешки трусиков обеими руками, а Даша приподняла свою попку, чтоб ему помочь. И вот теперь она сидела перед ним во всей своей красе.
Игорь положил Дашины ножки себе на плечи, а сам приблизился как можно ближе и стал изучать этот бутончик. Игорь увидел, что Дашины набухающие от вожделения губки были начисто лишены растительности (Игорь очень любил гладких девочек) и от удовольствия причмокнул. От этого звука, возбуждение Даши возросло и её губки стали раскрыватся навстречу поцелуям. От лёгких прикосновений его губ, этот божественный бутон полностью раскрылся и Игорь смог увидеть самую его серцевину. Игорь с исступлением целовал и ласкал эту сладкую плоть, он проводил по ней языком и ласкал пальцами. И делал он это до тех пор пока Даша не взорвалась на пике наслаждения. Благодарная ему за минуты незабываемого наслаждения, Даша не могла вымолвить ни слова. Она только судорожно продолжала прижимать его к себе за волосы.
Игорь дал Даше пару минут передохнуть. А затем помог ей встать и полностью раздел её. Когда он снял с неё маечку, две прекрасные упругие грудки выпрыгнули ему навстречу. Их завершали прекрасные, тёмные как вишенки сосочки. От такого зрелища Игорю становилось всё сложней себя сдерживать. А когда Дашины нежные ручки стали лаская раздевать его, Игорь не смог сдерживать стоны.
Раздев его Даша ахнула, она всегда замечала что у него хорошая фигура, но это зрелище повергло её в трепет.
Игорь был похож на римского воина. Всё его тело состояло из слоя хорошо развитых мышц. Широкие плечи, большие руки, узкая талия, крепкие сильные ноги, всё это Даша исследовала руками. И в тот момент когда её руки коснулись центра его мужской силы, Игорь сел на диван и посадил Дашу сверху. Даша сидела у него на коленях, а он ласкал её груди. Он кончиком языка касался её сосочков, всасывал её грудки в рот и целовал её шейку. Правую руку Игорь опустил вниз к истокам Дашиного наслаждения и стал массировать её большим пальцем. Даша просто сходила с ума.
— Игорь, милый, я горю, я не могу больше! Сделай что нибудь! — стонала Даша.
— Ну что ты милая, потерпи, еще не время. — отвечал ей Игорь, хотя сам уже еле сдерживал себя.
Когда Игорь понял что Даша, да и он сам больше не могут испытывать эту сладкую муку, он приподнял её и насадил на свой ствол. Дашино лоно охватило его плотно как перчатка. Даша стала раскачиваться на Игоре как ива на ветру. Он понял, эта девочка знает толк в том что делает. Было видно, что Даша вошла во вкус. Она выделывала бёдрами такие пируэты, каких Игорь раньше никогда не видел. Когда Игорь был на грани экстаза, Даша вдруг остановилась.
— Я не хочу заканчивать так быстро. — тихо произнесла Даша. — Давай поменяемся?
Игорь; с удовольствием поддержал эту идею. Он положил Дашу на диван и сам лёг рядом. Приподняв её ножку он с лёгкостью проскользнул в Дашу вновь. Теперь была его очередь показать на что он способен. И ему это удалось, из уст Даши вновь прозвучали стоны экстаза.
Перевернув Дашу лицом к низу, Игорь устроился сзади. И не задумываясь, с размаху вошёл в Дашу. Игорь делал поступательные движения, а сам мял её белые булочки, и ласкал её груди. Игорь целовал её спинку и гладил мокренькие губки.
Игорь почувствовал, что Даша стала сокращаться, и больше он не смог сдерживаться. У него задрожали колени, и огромный фонтан выстрелил в Дашино лоно, которое сокращалось от нескольких оргазмов подряд.
Закончив, они лежали и отдыхали, целуя друг друга.
Затем Игорь встал.
— Ты знаешь, ты была великолепна. — произнёс он с улыбкой. — Мне было очень хорошо. Давай я отвезу тебя домой?
— Давай. — с улыбкой ответила Даша.
И им обоим было понятно что этой встрече будет продолжение.
Кошечка
Джонни не понимал, зачем он приехал в этот дом. Просто с утра пришел Джет и сказал, что этот вечер он, Уг и Марк собираются провести в доме у одной знакомой. Будет четыре девушки и им не хватает одного парня. Им должен стать Джон. На вопрос, почему именно он, Джет ответил, что так хочет хозяйка.
Они подъехали к старому замку в готическом стиле. Джон попытался выразить сомнения насчет возраста хозяйки. "Что, боишься старух," — спросил Уг: "Не беспокойся, хозяйке двадцать два года, она очень богатая и такая же, как ты, странная". Они подошли к массивной входной двери, где их встретил камердинер, помог раздеться и проводил наверх, где их уже ждали.
Все расположились в большой комнате около камина и разговаривали на разные темы, поглощая различные кушанья и выпивку. Джонни огляделся. В дальнем кресле сидела Джули — длинноногая блондинка с огненным взглядом и заразительно громким смехом. Она все время многозначительно поглядывала на Джонни. Рядом, около журнального столика времен Людовика XIV, расположилась Мари — тонкая и изящная, как лань, но, по словам друзей, отличающаяся большой изобретательностью в искусстве любви. Лала, с огненным темпераментом и испанской кровью, расположилась возле бара, взяв на себя роль бармена. Она постоянно готовила какие-то немыслимые коктейли и предлагала их окружающим. На огромном кожаном диване, строго посредине, сидела хозяйка дома — Изабель, ничем с первого взгляда не примечательная. Иссиня-черные прямые волосы, подстриженные в каре, окаймляли маленькое личико в форме сердечка, черное строгое платье, как будто она не на вечеринке, а на деловой встрече. В отличие от Джули она не отличалась ни ростом, ни ногами от шеи, но была прекрасно сложена и могла поспорить в стройности с Мари. Она была какая-то тихая, почти незаметная, и больше походила на маленькую девочку, которую мама оставила с гостями, а сама отошла на минутку, чем на хозяйку, устраивающую подобные вечеринки. Она совершенно не вписывалась в атмосферу этого вечера, однако Джет говорил, что под этой непривлекательностью скрывается нечто таинственное, что именно, он решил не уточнять. Сам Джет, как и Марк с Угом, слонялся по комнате, перемещаясь от одной девушке к другой, нашептывая им на ушко разные глупости вперемешку с шутками и полу приличными анекдотами, периодически заглядывая в бар, чтобы наполнить стаканы. Джон тоже поднялся со своего кресла, в котором безвылазно просидел три часа, и переместился к бару. Налив себе чего-то не очень крепкого, он опять уселся на место, через стакан разглядывая общество. К нему подскочил Джет:
— Чего сидишь, веселись старик, ведь сегодня такой вечер. Я тебе уже говорил, что каждый такой вечер у нас заканчивается "ночью любви"? Мы это так и назвали — "Любовная встреча на вечер". Каждый из мужчин должен выбрать и добиться расположения девушки. Девушки в свою очередь стараются понравиться мужчинам. Смотри как они вырядились, прямо не женщины, а богини.
— Угм — промычал в свой стакан Джон.
— Что ты мычишь. Если будешь так сидеть как пень, то останешься без подруги. Мы ведь на месте не сидим. Действуй пока есть возможность. Хочешь я познакомлю тебя с Мари, не пожалеешь.
— Не-а — пробулькал Джонни, допивая коктейль и поднимаясь за новой порцией.
— Ну и дурак, — подвел итог Джет, обращаясь к удаляющейся спине Джона.
Джон наполнил стакан и опять вернулся на свое уже ставшее родным место, чтобы созерцать окружающий мир через призму выпивки. Он не понимал, что с ним случилось. Обычно такие вечера доставляли ему удовольствие, и он никогда не сидел сиднем, ограничив свой кругозор площадью стакана. Он был на себя ужасно зол. Почему бы ему действительно не пойти и не закрутить любовь с какой-нибудь из девушек. Вон как Джули многозначительно смотрит на него. Уг с Марком уже битый час пытаются завладеть ее вниманием и все напрасно. Она хороша собой, просто мечта мужчины, а не женщина, и эта мечта может стать его. Но что-то не давало Джонни подняться и подойти к ней, что-то заставляло тянуть время, которое неумолимо двигалось вперед. Он заметил, что хозяйка тоже никуда не двигалась со своего места, изредка прося Лалу передать ей коктейль или перекидывалась несколькими фразами с кем-нибудь из гостей. "Действительно как маленькая стеснительная девочка," — подумал он.
К нему подошла Мари.
— Здравствуй, — произнесла она тихим, мелодичным голосом, от которого Джону захотелось схватить ее за талию и прижать к себе. — Можно здесь присесть? -
— Отчего же нет, присаживайся. —
Она присела на подлокотник кресла, на котором сидел Джонни, и как можно сексуальней закинула ногу за ногу. Ее тело источало запахи каких-то экзотических цветов вперемешку с запахами дорогих вин из бара. Правда он мог и ошибаться, так как вся комната была пропитана этими запахами.
— Джет рассказывал о тебе, ты очень интересный человек.
— Может быть. — Он поднес свой стакан с выпивкой к губам и уставившись в него сделал глоток.
— Я хотела бы познакомиться с тобой поближе.
Джон молча отхлебнул еще одну порцию и поднял на нее глаза.
— Мне очень лестно твое внимание. — а про себя подумал: "Неужели это Джет ее послал по мою душу. С него станется."
Изящная рука Мари вдруг пришла в движение и в конце концов обвилась вокруг шеи Джонни. На этот маневр он ответил еще одним глотком. Лицо девушки приблизилось к его лицу так, что ее глаза походившие на два темных омута оказались на уровне его глаз. Ее губы начали неуклонно приближаться к его губам. И тут Джон понял, что его стакан пуст как высохшее озеро.
— Извини Мари, мне необходимо отойти за выпивкой.
Мари пожала плечами и отстранилась, давая ему свободу передвижения.
— Принеси и мне чего-нибудь. — попросила она.
Джон в который уже раз проделал путь к бару и обратно, правда, на этот раз возвратясь с двумя полными стаканами, один из которых отдал Мари.
— Послушай, — начала Мари — У нас принято чтобы мужчина ухаживал за женщиной. Понимаешь о чем я говорю? Ты понравился всем присутствующим здесь дамам, и любая готова провести эту ночь в твоем обществе. Посмотри, как они на тебя смотрят.
— Не все, Изабель по моему я безразличен, как и остальные.
— Она всегда такая. Такая загадочная. Ее расположения трудно добиться, многие пытались, но лишь единицам выпало это счастье. Но послушай… — на ее лице отразилась какая-то интересная мысль. — Если тебе удастся добиться ее расположения то, уверяю тебя, не пожалеешь. Эта непривлекательная внешность скрывает много тайн. Ну ладно, я тебя оставляю в твоем кресле и с твоим стаканом. Но подумай над моими словами, вы подходите друг другу.
И она ушла, плавно покачивая бедрами. Он еще минуту следил за ней, а потом переключил свое внимание на хозяйку дома. Та за все время так и не сменила позы. "Как маленькая прилежная девочка. Не верится, что у нее есть поклонники." — подумал Джон. Он заметил, что Изабель заинтересовано наблюдала за всем, что происходит вокруг Джона, а после его разговора с Мари слегка усмехнулась. Это чуть развеселило его.
Время шло, и вскоре стали составляться пары, которые расходились по своим комнатам. Джон продолжал сидеть в кресле, меланхолично потягивая выпивку и понимая, что упускает свой шанс выбрать на свой вкус спутницу на эту ночь. Первым ушел Джет, прихватив с собой Мари. Потом, минут через пять, в свои апартаменты отправились Лала и Марк. Уг подхватил за талию Джули и потянул за собой. Джули обернулась, посмотрела на Джонни взглядом, дающим понять, что предпочла бы его, и, наткнувшись на каменное выражение лица, вздохнула и пошла за Угом. Вскоре ее прелестная, соблазнительная фигура скрылась за лестничным поворотом. Изабель какое-то время оставалась сидеть, но вскоре тоже встала и, одарив Джона насмешливым взглядом, ушла. Он понял, что дивная ночь сорвана, и сам виноват в этом, поэтому Джонни поднялся и направился в отведенную ему комнату, чтобы взять недочитанный роман, и, спустившись обратно в большую комнату, спокойно дочитать его, сидя у огня камина.
Проходя около комнат своих товарищей, он услышал звуки страсти, обычно сопровождающие любовные утехи и ему стало стыдно за себя, а сердце сжалось так, что стало трудно дышать. Злость на себя не давала покоя. Он вдруг вспомнил, как Марк говорил, что Лале не хватает одного мужчины, и поэтому она предлагает заняться групповым сексом. Но он тут же отбросил эту мысль, как недостойную. Но что ему помешало сделать выбор, и сейчас уже тонуть в волнах блаженства? Он подошел к своей комнате и открыл дверь. Чистая, убранная комната. На постели ни складочки. Холодно и тоскливо. Джон взял книгу и вышел из комнаты. Проходя обратно по коридору, он опять ощутил чувство гложущей тоски и злобы на себя.
Спустившись с романом вниз, он застал там Изабель, все также сидящую на диване в полумраке комнаты, освещаемой только огнем камина. Посмотрев на нее, он направился в противоположный угол, где и устроился в кресле, включил торшер и раскрыл книгу. Попытка начать читать закончилась полным провалом. Мысли все время лезли не в ту сторону. Злость на себя не давала покоя. Он подумал, что лучше бы не согласился на эту поездку, ведь чувствовал, что ничего хорошего не выйдет. Вдруг он заметил, как Изабель встала с дивана и направилась в его сторону. Она остановилась перед ним и посмотрела в глаза. У Джонни появилось ощущение, что ее взгляд проникает в его мысли.
— Что, скучаешь? Остался один?
Ответить что-либо было невозможно, как и невозможно было оторваться от ее глаз. Глаза были круглые, желто-зеленые и совершенно не имели белков. "Как у кошки," — подумал Джонни. Черные зрачки манили, все глубже и глубже затягивая. В груди что-то защемило и забилось, как африканский тамтам. Немного помедлив, Изабель с ногами залезла ему на колени, ее руки плавно легли ему на плечи.
— Ты думаешь, я испугался? — сдавлено спросил Джонни.
— Да, я так думаю, — ответила она.
Ее глаза впились в него как два копья, пригвоздив к спинке кресла. От нее исходил приятный запах женского тела, который ласкал и манил. Он обхватил ее талию и привлек к себе, жадно впившись своими губами в ее губы и пьянея от будоражащих мозг запахов. "Кошка, дикая кошка," — мелькала в голове дикая мысль и тут же тонула в пламенной страсти, разгоревшейся между ним и этой поистине загадочной девушкой.
Ее податливое тело как змейка изгибалось в его руках, откликаясь на его прикосновения. Ее нежные руки ласкали его, пробираясь все дальше и дальше по телу и доводя его до исступления. Маленькие тонкие пальчики проворно снимали с него одежду, возбуждающе прикасаясь к его коже, лаская его. Ее платье медленно, но уверенно скользнуло вниз, обнажая плечи, грудь, бедра. Джонни оторвался от ее губ и легко прикоснулся кончиком языка к ее набухшему, твердому соску, получив в награду ее легкий стон…
Джонни не заметил, как они оказались обнаженные около камина на мехах. Огонь приятно жег уже и так достаточно разгоряченное тело. В отсветах пламени она казалась богиней любви сошедшей с небес. Он ласкал ее маленькую точеную грудь, ее округлые бедра, ее стройные ноги. Он покрывал поцелуями каждый дюйм ее тела. Она нежилась в его ласках, отвечая тем же и медленно доводя его до безумия своей любовью. Страсть нарастала, сжигая изнутри. И вот миг настал, он вошел в нее. Мягко, нежно. Она вскрикнула, и ее ноготки впились ему в плечи, оставляя багровые полосы. Два тела слились вместе и стали как одно, страсть подняла их души над Землей, и они витали там, меж звезд, наслаждаясь этим ни с чем не сравнимым чувством божественного блаженства. Прикосновение тел разжигало бурю. В мозгу что-то отбивало такт, и звезды плясали под музыку их вздохов. Танец любви постепенно достигал своего апогея. И вот он настал. Стены содрогнулись от глубокого вздоха, вырвавшегося наружу сразу из двух пар легких. Звук как волна пробежал по двум телам, оставив после себя жгучее воспоминание. Все потонуло в бездне блаженства, охватившего их обоих и увлекавшего их на дно. Сознание куда-то провалилось, и Джон погрузился в небытие.
Первая мысль, после того как Джонни проснулся, была: "Нет ничего лучше любви у камина." Около него, положив голову ему на плечо, спала Изабель. Ее лицо выражало непередаваемую детскую радость. "И все равно она маленькая девочка, которую надо охранять." — подумал он с нежностью. Он ласково погладил ее волосы, потом зарылся в них лицом, вдыхая ее запах, запах ее тела и души. Лицо Изабель осветила безмятежная лучистая улыбка. Даже во сне она была похожа на кошку. Ласковую и нежную, но все равно дикую и своенравную. И эта киска была его.
Навсегда…
Крошка
Ночные московские улицы, блёклый свет фонарей освещал дорогу. Мы возвращались домой, после хорошей прогулки. Моросил дождик, видимость была очень плохая и движение было затруднено. С тормозами у твоей серо-голубой восьмёрки что-то было не в порядке и ты всё своё внимание уделял лишь дороги. Поездка меня немного утомила и в ожидание, когда мы кажемся дома я задремала.
Наконец мы прибыли на место и я проснулась. С уставшим видом ты заглушил мотор, обнял меня и сказал:
— Может быть расслабимся, попьём пивка?
— С большим удовольствием! Мило улыбнувшись, ответила я. Мы вышли из машины резко почувствовав июнь с кую сырость и прохладу. Крепко взявшись за руки, мы отправились в магазин, не смотря на усталость наши глаза сияли и улыбка не сходила с лиц. Нам было интересно и хорошо вдвоём, мы были счастливы и кто-то лишний нам только бы помешал.
Через четверть часа мы уже сидели в машине потягивая пивко и хрустя чипсами, в ночных сумерках каждый наслаждался очарованием друг друга, большие капли дождя ударялись по стеклам и крыше. Ты молча смотрел на меня и как-то неожиданно произнес:
— Знаешь, я люблю тебя, очень люблю! — по моему телу пронеслась мелкая дрожь.
— О… ты не можешь любить меня.
— Молчи, ничего не говори. Ты тёплой рукой прикоснулся к моей щеке, — Малышка, глупенькая — твои нежные губы и прерывистое дыхание я почувствовала где-то около уха. — Девочка моя. — Руки уверенно расстегивали мелкие пуговки на моей облегающей блузке, мне было очень приятно и я ни о чём не задумываясь, отвечала на твои горячие поцелуи, прижимая, тебя всё сильнее. Целуя меня, ты откидывал водительское сидение назад. Я очутилась сверху тебя, это казалось заманчивым.
Ты чувствовал мои холодные ручонки на своей груди, которые скользили всё ниже и ниже, тут я обнаружила что-то твёрдое и очень горячие, неумелыми прикосновениями сначала я ласкала головку, которая всегда вздрагивала от моих пальчиков, а потом схватившись покрепче начала двигать рукой то вверх, то вниз. Мои влажные губы ты ощущал на животе, мне хотелось тебя исследовать всего, я продолжала двигаться ниже, слегка лизнув головку, я заметила, что ты дрожишь. Обхватив ротиком твой член поглубже, одновременно лаская тебя языком, я наслаждалась манящим запахом твоего тела. Ты начал извиваться от моей игры, крепко хватая меня то за грудь, то за попку, сладко пыхтя от удовольствия. Как-то неожиданно ты схватил меня, перевернул на спину, мои ноги оказались на руле, голова шла кругом от пива, я не могла тебе возражать, я тоже хотела этого.
Ты оказался во мне так быстро, что я даже вскрикнула от неожиданности. Сделав, резкий толчок, ты схватил меня за ягодицы так, что они начали неметь, затем двигался очень аккуратно и медленно, как бы пытаясь прочувствовать каждый миллиметр внутри. Тёплое прерывистое дыхание согревало мне ушко, а влажные поцелуи доставляли необычайное удовольствие. Доведя меня до оргазма, ты сделал ещё несколько резких толчков и получил, то зачем стремился.
Облокотившись на руку ты смотрел на меня, гладя пальчиком вокруг губ:
— Давай одеваться, девочка моя? — Я молча стала натягивать джинсы, затем закурила сигарету, ты быстро привела себя в порядок, завёл машину и мы поехали домой. Я смотрела в окно и наслаждалась каждой затяжкой сигареты. Когда мы доехали до моего подъезда, ты как по-родительски погладил меня по голове, потом поцеловал в щёчку:
— Ну всё, давай крошка, увидимся!
— Когда? Завтра? — с какой-то детской наивной улыбкой, спросила я.
— Ты знаешь, я завтра занят, я может тебе позвоню. — Я вышла из машины, забежала в подъезд, помахав тебе ручкой. Дома, приняв ванну, я легла спать.
А ты в этом году так и не позвонил!
Ксюша
Такое происходит постоянно, в этом нет ничего необычного. Вы хотели бы это видеть, просто в такие моменты вас нет там, или глаза не смотрят в ту сторону. А как хотелось бы понаблюдать за этим со стороны, может быть никто бы и не возражал.
Ксюше было 9 лет. Огоньки её глаз отражали лучи солнца и излучали невинность, красивые губки, улыбаясь, притягивали чистое синее солнечное небо, на котором не находилось места мрачным тучкам. Блестящие от лучиков длинные волосы. У неё было очень красивое лицо, на котором не было место похоти, такому личику не требовалась косметика, это прекрасное создание вообще было совершенно прекрасное, трудно поверить, что даже Природа может сделать, что-то насколько совершенное. Чудесная фигурка для девятилетней девочки. Груди конечно ещё не было, но её загадка её красоты была доступна истинным ценителям. Вряд ли она могла привлечь тем, кто в первую очередь смотрит на грудь, да и не нужно этого было. Зато у неё была красивая небольшая попа, которую так хотелось потрогать. Ещё не широкие бёдра. Но её фигура была совершенна для девочки девяти лет. У неё не было ничего бабского и шалавного, только девичья невинность и нетронутость.
Со своей взрослой сестрой Машей она поехала в их дом на берегу моря. После того, как они распаковали вещи, Ксюша захотела искупаться. Она была в маечке и джинсах. Снимая джинсы, она сказала:
— Маша, я купаться пойду.
Сразу после того как она сняла джинсы не задумываясь стала стягивать трусики, подогнув одну ногу. Затем без трусики в одной маечке пошла в сторону сумок.
— А трусы где, Маш?
— Ой, я же их, точно, дома забыла, на кровати, когда сумки собирала… Ладно иди так, есть обычные запасные: И подожди там меня, я через пять минут выйду и кремом для загара тебя намажу.
— Я так пойду.
Ксюша побежала по деревянному полу в прохладном домике на тёплую улицу, погода была жаркой, на землю и побежала на песчаный пляж. Тёплый ветер. Вспомните, как он обнимает вас за плечи, те часы, когда вы свободны от дел. Ксюша же очень хорошо ощущала как ветер обнимал её за попу, за те уголки, в которые ветер не попадает. Потом она с разбегу побежала в море. Теперь уже вода, а не ветер свободно ласкала то, что всегда скрыто трусиками. Как хорошо, думала она, чувствовала свободу. Потом она увидела сестру, которая несла полотенце. и вернулась на берег. Ксюшечка была до сих пор в маечке — что бы не получить солнечный ожог. Она подняла руки вверх и Маша помогла снять ей маечку. Ксюша ощутила полную свободу от одежды, это то, чего ей так долго не хватало. На теле было много воды, поэтому тёплый ветер стал прохладным, приятно холодным, и по так новому стал неравнодушен к тому, что так тяжело разглядеть под ненужной вещью цивилизации — трусиками. Маша взяла полотенце и стала вытирать сестрёнку. Начала с туловища и рук, затем попу и ноги, затем живот, спускаясь ниже и проводя полотенцем по промежности. Ксюшке чувсвтовала приятно возбуждение, от того, что кто то касался её попы и писи. Затем Маша достала крем для загара и нанесла на всё тело Ксюше. Крем был хороший — он впитывался в тело был незаметным и не боялся воды. Ксюша целый день купалась и загорала, играла с соседским восьмилетним мальчиком в бадминтон, под закат сидела у костра и пела с группой студентов. И всё это время не замечала своей наготы. Вы могли быть случайным наблюдателем, быть на том же пляже, у того же костра, поговорить с ней, играть с ней в бадминтон. Всё это время она чувствовала себя свободно, и не замечала наготы, её поведение было обычным. Так она пошла домой и легла спать голенькой. Оказалось, что плед тоже очень приятно лежит на том, что раньше скрывали трусики. Вы могли бы это всё видеть, как она проснулась, или на закате, или днём. Её попу, полоску писи, от которой не хотелось отрывать глаз, и позавидовать непозволительной для себя детской свободе (хотя что ва мешает), или просто насладиться её совершенной красотой. Интересно, а как она потом ходила дома, и когда стала взрослеть?
Куклы
Рябиновка тихий поселок. Мордовороты из расположенных на его окраине особняков разогнали окрестных бомжей и прочую шелупонь, которая теперь не рискует показываться даже в близ лежащих деревнях. Теперь в поселке нет ни драк, ни воровства. Это быстро оценил наш участковый, лейтенант Петя Гудзенко, который теперь любит в полном милицейском облачении посидеть на лавочке около своего дома и подумать о всяких высоких материях. Его супруга пытается работать на цветнике, но ей сильно мешает округлившийся вторым ребенком живот.
Деревенские жители тоже оценили соседство особняков. Кругленьких как репки, плотно сбитых деревенских девок охотно нанимают в особняки младшей прислугой — посудомойками, прачками. Но в жилище хозяев их не допускают, там место вышколенным горничным, симпатичным на личико, длинноногим и плоскогрудым. Благообразные мужики с отращенными роскошными бородами подстригают лужайки, колют дрова для саун, работают дворниками. Мордовороты из частной охраны относятся к мужикам лояльно, угощают сигаретами и снисходят до разговоров о погоде. Но выпивать с ними, ни-ни! Им нельзя опускаться до панибратства с ниже стоящими.
Добавлю, что деревенские поставляют жителям особняков свежейшее молоко, сметану, творог, ранние овощи и яички — все экологически чистое и такое вкусное! Ни в одном супермаркете вы таких продуктов не найдете. Стоят плоды местных крестьян весьма дорого, но для хозяев особняков это не проблема. Продажа этих продуктов в руках деревенских баб — солидных, пышных телом, нарочито одетых в сарафаны "под старину". Их сдобный вид и степенная речь служат дополнительной гарантией качества.
Кроме защиты от хулиганья и прочего мелкого криминала, Рябиновка получила и другие выгоды в виде заасфальтированных улиц, прекрасного магазина, уютного кафе и нормально работающего электроснабжения. По этой причине Рябиновка служит прибежищем для людей далеко не бедных, скромных, ценящих комфорт и тихую жизнь. Ее население составляют интеллигенты, работающие на дому по заказам компьютерных фирм, два-три писателя и ушедшие на покой дельцы, которые нахапали достаточно и решили пожить в свое удовольствие.
Но, кроме этих благ, жителям Рябиновки, приходится мириться и с неудобством. Дело в том, что хозяин одного из коттеджей Рябиновки Израиль Исаакович постоянно совершает пешие прогулки по улицам, иногда заходит в прилегающие деревни. Своей одеждой он всячески подчеркивает свое еврейство, даже носит на голове кипу, похожую на азиатскую тюбетейку. Казалось бы, что тут такого? Мы не антисемиты или какие-нибудь там националисты. В Рябиновке мирно живут две семьи чечен, армяне и даже грузин Гиви. Он совершенно пустая личность, но никому не мешает.
Еще раз повторяю, мы, жители котеджного поселка Рябиновка, народ тихий, к соседям уважительный, считаем, что каждый имеет право жить так, как ему хочется. Весь вопрос в том, КАК гуляет Израиль Исаакович, коммивояжер и сотрудник компании Супер Долл. Вот он идет по улице, а впереди него катит на роликах девица на вид эдак лет семнадцати. Девица самая обыкновенная — волосы забраны в два пучка на макушки, курносенькая, улыбчивая, но, дело в том, что она голенькая. На ней только высокие гетры и больше ничего! То есть, понимаете, совсем ничего — голая! Все девичье потаенное естество выставлено на обозрение.
При виде встречного девица не прикроется руками, не завизжит, а улыбнется и катит дальше. Прохожий мужчина обернется ей вслед, полюбуется игрой крепких ягодиц, вздохнет и раскланяется с Израилем Исааковичем. Женщины при виде голой девицы сердито бормочут: "безобразие, куда смотрит милиция"! Еврея нарушителя нравов и его свиту они будто его не замечают. Хитрят дамочки, они очень даже замечают мужчину, который идет позади и ведет на поводке маленькую собачку Израиля Исааковича. Мужчина совершенно голый, за исключением сандалий, телосложением подобен молодому Гераклу и лицо, как на рекламе мужского парфюма. Украдкой бросают дамочки взгляд на качающееся между ног гениталии и молча вздыхают. Даже специально веера завели наши женщины, чтобы под их прикрытием разглядывать нагого красавца.
Детей в нашем поселке немного, но все они собираются глядеть на эту прогулку, как на бесплатный аттракцион. Мальчишки на роликах сопровождают голую девицу, обсуждают ее прелести и, даже, пытаются заговорить с ней. Представьте, она отвечает на невинные вопросы вроде: "тебе не холодно"? Или: "как тебя зовут"? Но на скабрезности не реагирует. Девочки стайкой идут по бокам голого Геркулеса, стыдливо рассматривают его мужское достоинство и хихикают.
Ни мордовороты из охраны прилегающих особняков, ни сидящий на лавочке участковый милиционер не обращают внимания на этот парад нудистов. Они не реагируют по той простой причине, что сопровождающие Израиля Исааковича персоны н е я в л я ю т с я л ю д ь м и. Это куклы сексуального назначения, которых он удачно продает.
Спрашивается, зачем солидный человек возглавляет эту демонстрацию нудистов. Ответ известен любому ребенку: это рекламная акция, имеющая целью продажу супер современных ходящих и говорящих кукол для секса. Любая реклама должна, прежде всего, привлечь внимание потенциального покупателя, и эту цель он легко достигает. Что может лучше привлечь внимание, чем вид торчащих титек и белизна покачивающихся на ходу ягодиц. Наш коммивояжер не кричит, не машет руками и не пытается поймать за полу пиджака потенциального покупателя. Он просто гуляет. Люди сами собираются посмотреть на его товар, спорят, обсуждают стати голой девицы. А потом одинокий обыватель мужского пола стыдливым шепотом попросит прислать каталог.
Все! Цель достигнута, вербовка покупателя состоялась. Томимый одиночеством обыватель просто из любопытства приедет по имеющемуся в каталоге адресу в магазин. Там высококлассные специалисты запудрят ему мозги, уболтают и не выпустят без покупки.
Впрочем, потенциальным покупателем может оказаться не мужчина, а дама — из тех, которых Остап Бендер называл "знойная женщина, мечта поэта". Дама, готовясь купить "мужчину для утех", отлично понимает всю щекотливость своего двусмысленного положения. Чтобы успокоить ее совесть и вручить каталог потребуется вся мудрая деликатность старого еврея.
Израиль Исаакович высоко ценит свой талант завлечения покупателей, ставит его вровень с умением шпиона вербовать агентуру во вражеской стране. Такая работа требует толпы, из которой он вылавливает самых жирных карасей. Поэтому он со своими голышами всегда на людях, желательно в общественных местах.
Владелец местного магазина бывает рад, когда Израиль Исаакович заходит к нему — следом потянутся постоянные покупатели магазина. Зеваки разглядывают голышей, которые спокойненько стоят за спиной своего хозяина. Подростки обоего пола набиваются в магазин, покупают чупа-чупсы и газировку, таращат глаза, перешептываются и стараются повязать ленточку на член Геркулеса. Но не они интересуют Израиля Исааковича, он ловит заинтересованные взгляды людей солидных, которые "при кошельке". С ними он всегда готов завязать разговор, дать необходимые пояснения и вручить каталог компании-производителя столь экзотического товара.
Совершив в магазине покупки, Израиль Исаакович вручает пакет девице, тяжелую сумку нагому мужчине и отправляется домой. В течение дня он еще несколько раз покажется с ними на улице, ненавязчиво демонстрируя свой товар. Он пытался договориться о демонстрации в вечернем кафе, даже о вокальном выступлении секс кукол. Но хозяин кафе татарин Мустафа только покачал головой:
— И мой Аллах, и твой Бог не велят срам показывать.
Не сразу, но нашлись покупатели сексуальных кукол, хотя каждая из них стоит не меньше навороченного джипа. Обитатели богатых особняков покупают куклы девиц и, в порядке хохмы, предлагают гостям на мальчишниках. Бывает, "Богатенький Буратино" подарит такую игрушку сексуально обеспокоенному сыночку — чтобы не бегал по блядям, не подхватил какую-нибудь заразу. Говорят, что некоторые бизнес вумен купили куклы мужчин, ну, вы понимаете для каких целей.
Одним из клиентов нашего коммивояжера стал модный писатель, автор детективных романов Александр Александрович Перышкин, который в кругу друзей охотно отзывался на имя Сашок. Подобно многим деятелям искусства он пережил скандальный развод и прервал с бывшей супругой всякие отношения, сомневаясь в своем отцовстве рожденного ей чада. Для успокоения нервов Сашок переехал к нам в Рябиновку и в первый же день в магазине встретил Израиля Исааковича с его голышами. От вида голой девицы у него взыграли гормоны и штаны начали топорщиться самым неприличным образом.
Израиль Исаакович заговорил с ним весьма любезно и вот они сидят на скамейке возле магазина и Сашок чувствует, что его бедра касается теплая ляжка голой девицы.
— Я хотел бы более подробно ознакомиться с возможностями вашего товара — стыдливо промямлил Сашок.
В тот же день к дверям нашего писателя подкатила на велосипеде другая голая девица, на этот раз с классической фигурой 90-60-90. Слезла с велосипеда, как ни в чем ни бывало, вошла в дом и передала подробный каталог.
— Компания СУПЕР ДОЛЛ рада предоставить вам сведения о своей продукции. — Сказала она глубоким грудным голосом. — На моем примере вы можете убедиться в достоинствах наших кукол. Я в вашем распоряжении на два часа.
Тело девушки было светло коричневым от загара за исключением нижней части живота, которую обычно прикрывают трусики. Волосы на голове заплетены в одну струящуюся между лопаток косу. Живот ниже пупку приятно выпуклый, а под ним темные волосики лобка подбриты до узенькой полоски. Фигурка классических пропорций была несказанно хороша.
Сашок не решился трахать чужую собственность, но детально осмотрел и пощупал ее во всех укромных местах. Тело было теплым, приятно упругим, а покровы его на ощупь не отличались от женской кожи. Долли послушно поворачивалась задом, бочком и передом; наклонялась, демонстрируя интимные места. Когда он потрогал складочку, убегающую от лобка вниз между ляжек, кукла расставила ножки и позволила проникнуть пальцу-хулигану во влагалище. Оно оказалось мокреньким и удивительно узким, намекающим на девственность. Да, — подтвердила красавица кукла, — ни один мужчина не использовал ее. Все естественные входы ее тела девственны и в таком виде достанутся хозяину, который ее купит.
Особенно восхитила торчащая грудь куклы: она была даже не плотная, а тугая, как мускул ее руки. У женщины, познавшей секс, грудь мягкая, а эта была как у самой молодой девчонки, у которой ровесники не только не успели проткнуть письку, но и не лапали еще за титьки-пупырышки (даже через платье!). Сашок с трудом мог поверить, что перед ним искусственное создание, а не живая женщина. Как писатель, он обладал хорошим воображением, но такое с трудом укладывалось в его голове.
— Что ты умеешь? — задал он глупый вопрос.
— Тому, кто меня купит, я буду доставлять сексуальное удовольствие в оральном, анальном и традиционном сексе. Мне известны все позиции камасутры, в чем вы можете немедленно убедиться. Если пожелаете, меня можно отшлепать по попке или высечь розгами. У меня нормальная болевая чувствительность и я при этом буду жалобно плакать. У сексуальных кукол компании СУПЕР ДОЛЛ имеются и дополнительные функции, которые приведены в каталоге.
Девица укатила, оставив Александру Александровичу каталог, который обилием снимков интимных частей женского тела и сексуальных сцен, больше походил на порнографический журнал. Оставив в покое эти иллюстрации, приведем его деловое содержание:
Компания СУПЕР ДОЛЛ всегда заботится о вашем удобстве!
Для удовлетворения своих сексуальных потребностей вы в любом секс-шопе можете купить силиконовую куклу с титановым скелетом, которая ни внешне, ни по устройству половых органов ничем не отличается от женщины. Но прогресс не стоит на месте.
Компания СУПЕР ДОЛЛ, постоянно заботясь о вас, выпустила в продажу сексуальную сверх куклу Супер Долли с позитронным мозгом. Наша кукла Супер Долли умеет ходить и разговаривать, поэтому вы можете отдавать ей приказания голосом. Она способна развеять вашу скуку — вовремя вам улыбнуться или рассказать забавный анекдот.
Ваше сексуальное удовольствие — цель жизни Супер Долли! Она быстро изучит сексуальные пристрастия владельца и сделает все, чтобы удовлетворить ваши, даже самые тайные, желания в обычном, оральном и анальном сексе.
Супер Долли наделена логическим мышлением, быстро накапливает приобретенный опыт. Она изучит пространство вашей квартиры или сельской усадьбы и будет свободно ориентироваться в нем. Уже через два дня Супер Долли будет в состоянии сварить вам кофе и приготовить легкий завтрак. Она даже может сходить в магазин и сделать недорогие покупки.
В пределах этого пространства и с учетом ваших команд Супер Долли принимает самостоятельные решения, направленные на заботу о вас.
Идя навстречу пожеланиям наших потребителей, мы предлагаем вам Супер Долли более, чем в тысяче вариантов:
— от возраста зрелой матроны до нимфетки;
— любого телосложения — пухлые, полненькие, с классической фигурой, спортивного телосложения, худышки;
— волосы всех оттенков — брюнетки, блондинки, рыженькие;
— темперамент самый различный — необузданная, которая сама будут просить вашей ласки; скромная, стыдливо краснеющая, когда ее раздевают; стеснительная, которую вам так приятно будет насиловать;
Супер Долли обладает прекрасной регенерацией, мелкие травмы, порезы затягиваются на ее теле за несколько часов. Волосы у нее растут с такой же скоростью, как у средней женщины. Если вас не удовлетворила короткая стрижку на ее голове или прическа волосиков лобка, не огорчайтесь — скоро волосы отрастут и вы сможете изменить прическу вашей любимицы.
У Супер Долли нормальная болевая чувствительность и временами так приятно высечь ее ремнем или розгами. Супер Долли не является личностью, не имеет своего "Я", не обладает гражданскими правами. Вы ее хозяин и повелитель. Это ваша собственность, с которой вы вправе делать что угодно — подвергнуть телесному наказанию, пытке, продать ее или убить.
Супер Долли идеальный робот-андроид. Она подчинена всем законам роботехники:
1. Все ее сознательные и неосознанные действия направлены на то, чтобы заботиться о вас, улучшить ваше настроение и сделать вас счастливым;
2. В пределах своих возможностей Супер Долли будет препятствовать причинению вреда вам. Она позвонит в полицию при нападении на владельца, может оказать первую помощь в случае ранения или болезни;
3. Супер Долли наделена инстинктом самосохранения, но о себе она заботится постольку, поскольку это не нарушает первого и второго закона роботехники.
4. Самое ужасное страдание андроиду доставляет неудовольствие владельца, и Супер Долли в меру приобретенного опыта будет исправлять свои промашки. Чем дольше она находится в вашем доме, тем лучше сумеет угодить вам во всем — и в постели и на кухне. Похвалите ее, дайте собственное имя (не важно, какое). Супер Долли воспримет это как награду за правильное поведение. В качестве поощрения купите ей модную одежду, большой выбор которой имеется на складах компании СУПЕР ДОЛЛ.
СПЕЦИАЛЬНО ДЛЯ ОДИНОКИХ ЖЕНЩИН мы выпускаем в продажу мужской вариант Супер Долли — героя с красивым лицом и фигурой Шварценеггера! Размер полового члена подбирается индивидуально в соответствии с пожеланием заказчицы.
Мужской вариант Супер Долли способен сделать счастливой любую женщину!
Для феминисток и покупательниц, склонных к мазохизму:
— нашего Геркулеса можно унижать, подвергнуть телесному наказанию. По желанию владелицы, он может высечь свою госпожу в любой позе и любых вариантах болевого воздействия.
Мы готовы провести для вас экскурсию (всего 1 доллар!) с демонстрацией наших моделей. Мы вас не торопим: думайте, смотрите, выбирайте!
Супер Долли сделает вас счастливым!
ПОКУПАЙТЕ НОВУЮ СЕКСУАЛЬНУЮ ИГРУШКУ СУПЕР ДОЛЛИ
После такого зрелища и прочтения каталога о сне не могло быть и речи. Сашок предался мечтаниям о покупке сексуальной куклы, искусственной жены, которая не будет изменять, спорить, скандалить и, главное, всегда будет готова лечь под своего мужа и хозяина, сотворить такое, на что ни одна женщина не согласится. Мечтать не вредно, но с деньгами было туго. Гонорары от продажи романов поступали мелкими порциями. В настоящий момент его капиталов едва хватило бы на приобретение жигуленка, но никак не джипа. Конечно, можно было получить солидный аванс у издателя, но стоит ли влезать в долги.
Для успокоения души наш писатель решил совершить прогулку и, встретив участкового Петю Гудзенко, разговорился с ним о новомодных сексуальных куклах. Петя, будучи женатым человеком, не мог и мечтать о приобретении подобной игрушки, но поговорить о ней был очень даже настроен. Молодые люди шли по вечерней улице и предавались сексуальным фантазиям. Каждый из них мысленно раскладывал прелестную Супер Долли на кровати и раздвигал ее ножки.
От этих мыслей их отвлекли громкие стоны, доносящиеся со стороны дома, бизнес вумен по прозвищу мадам Грицацуева. Профессиональная выучка Пети Гудзенко оказалась на высоте, он моментально превратился в подобие техасского шерифа, который прежде стреляет, а потом думает. С пистолетом в руке Петя бесшумно ринулся к дому, тихо открыл дверь и скрылся внутри. Конечно, и Сашок последовал за ним на цыпочках, желая получить новый сюжет для своей детективной писанины.
Им предстала впечатляющая картина. Голая мадам Грицацуева стояла к ним в профиль, перегнув верхнюю часть тела через спинку кресла. А голый мужчина смачно шлепал ее по оттопыренным ягодицам. Дама вертела задом и скулила:
— Ой! Ай! Прости меня, милый Ванечка! Я буду хорошей, я куплю тебе новый галстук.
Ванечка перестал шлепать ее по заду и воткнул свой немалый член между ляжек женщины, стоны и охи которой стали восторженными. Лейтенант застыл у приоткрытой двери и прошептал:
— Нет у нас в Рябиновки такого мужика, и днем к ней никто не приходил. Ба! Да она удовлетворяет свои фантазии с куклой!
Тихо попятился назад, выталкивая спиной Александра Александровича на улицу. От дверей молодые люди рванули бегом, как они не бегали с детства, когда воровали яблоки на соседней даче. Потом долго давились хохотом, пока Сашок не сказал:
— Завтра же надо съездить в экскурсию в торговый центр СУПЕР ДОЛЛИ, переоденься в штатское и составь мне компанию. Мне противно вспоминать о бывшей жене, я по горло сыт бабьими капризами. Мечтаю о покорной трахалке — всегда готовой, услужливой, не скандалящей и не задающей вопросов: где я был и почему поздно вернулся домой. Желаю, чтобы все было по принципу: "Кончил в тело — гуляй смело! И пошла вон, до следующего раза не нужна"!!
Видя колебания лейтенанта, добавил:
— Не нарушай компанию, а жене скажешь, что в управление вызывают.
ЭКСКУРСИЯ
Над дверями офиса была шикарная вывеска: "СУПЕР ДОЛЛ сексуальные куклы". В холе их встретил менеджер, морщинистым лицом и дряблой кожей шеи похожий на старую черепаху Тортилу из "Золотого ключика".
— Здравствуйте, молодые люди, мы рады познакомить вас с нашей превосходной продукцией. Я единственный настоящий человек, — Тортила иронически улыбнулся, — которого вы встретите в нашем офисе. Всю экскурсию проведут образцы наших кукол и, благодаря этому, вы сможете купить то, что вам больше всего понравится. Если вы сейчас не при деньгах, не смущайтесь: хорошая реклама никогда не пропадает впустую. А такая экскурсия — хорошая реклама. В другой раз вы вспомните о наших куклах и вернетесь к нам за покупкой или расскажете об увиденном друзьям, которые не замедлят нас посетить. Итак, какую куклу вы пожелаете иметь в качестве гида — мужскую или женскую?
— Конечно, женскую, знаете ли, такую, — Сашок, неопределенно пошевелил пальцами.
Видимо гиды ждали за дверью в полной готовности, поскольку сразу к ним подошла, нет, не кукла, а ж е н щ и н а! Такая солидная дама, с очаровательной улыбкой и еще более очаровательной фигурой. Брюки туго обтягивали красивую попку, а белая водолазка — торчащие груди. Короткая стрижка, ухоженное лицо добавляли ей очарования в глазах любого мужчины.
— Я вся к вашим услугам, — сказала дама приятным бархатистым голосом, — я проведу для вас показ товара и отвечу на все вопросы.
И Сашок, и Петя Гудзенко никак не могли поверить, что перед ними не живая женщина, а всего лишь рукотворная кукла, предназначенная для удовлетворения мужских сексуальных фантазий.
Наши друзья последовали за куклой-гидом, не отрывая взгляда от покачивающихся в такт шагам ягодиц. Стерильно чистый коридор закончился большим залом, в котором рядами стояли голые девушки, простите, — куклы. Просто так спокойненько стояли и не обращали внимания на суматоху, царившую вокруг них.
Зал оформлен в сдержанных голубых тонах, по стенам висят картины самого фривольного содержания — только подлинники великих мастеров, всякий эрзац в виде цветных фотографий попок и сисек исключается. Они годны только для глянцевых страниц рекламных проспектов, а в зале все высшего качества. У стен удобные кресла, чтобы потенциальный покупатель мог удобно сидеть, созерцая разнообразие тех самых попок, сисек, ляжек, узких спинок, гладких животиков, разноцветье хохолков внизу живота, милые личики. Походил посетитель по залу, набрался впечатлений и присел отдохнуть. Минеральную водичку неспеша пьет, а к нему подносят понравившиеся образцы, поворачивают их и передом и задом. С комфортом можно их разглядеть и пощупать за мягкие места.
Компания СУПЕР ДОЛЛ тем временем живет повседневной жизнью. Где-то на электронном заводе изготовляют позитронные мозги из губчатой платины, тестируют их и отправляют на сборку. В другом городе укрепляют на титановом скелете мозги, органы чувств, аккумуляторные батареи и наращивают из биополимера мягкие ткани тела. Это тонкая операция, от качественного выполнения ее зависит сходство куклы с человеческим телом. Готовые изделия поступают в торговую сеть. Тут уже с Долли работают не люди, а такие же куклы — не платить же зарплату живым людям! Товар примут, распакуют и расставят в торговом зале.
У каждой приготовленной к продаже Супер Долли под лобком привешена бирка с указанием всех привлекательных для покупателя свойств. На той же бирке результаты заводского испытания на умение говорить, читать, ходить и ориентироваться в новой обстановке. Это очень важные данные: кукла должна вести себя самостоятельно, запомнить, какие позы нравятся ее владельцу, попасть в тон его характеру и привычкам. На то она и Супер Долли, а не просто силиконовая кукла для сливания спермы. Наша кукла дает клиенту УДОВОЛЬСТВИЕ — вот так, большими буквами! Покупатель платит громадные деньги, он должен остаться довольным — иначе коммерческий крах.
Расставить кукол в торговом зале надо с умом: на самом виду выставлены образцы, которые про какой то причине долго не удается всучить покупателям. Пусть на них сразу же остановится взгляд вошедшего в зал. Самые привлекательные, пользующиеся большим спросом куколки размещаются позади — их все равно купят, хотя они и не мозолят глаза клиентам. Надо кукол украсить. Нет, они в ожидании покупателя стоят голенькие, но у некоторых талию охватывает атласная лента, завязанная на боку пышным бантом. На других Супер Долли белые ажурные чулочки или панталончики с вырезами, через которые выглядывают булочки ягодиц. Куклы стеснительного темперамента держат в руке веер, которым слегка прикрывают растительность на венерином холмике. Вы не поверите, но кукол с такими украшениями покупают значительно чаще.
Понятно, что куклы "для дам", с могучими мужскими гениталиями занимают отдельное помещение. Знаете ли, наши покупательницы такие стеснительные… И в этом зале не обходится без украшательства: нагие куклы-мужчины держат в руках букеты цветов (почти как живые), которые они преподнесут своей обретенной хозяйке.
Все выставленные на продажу куклы спят с открытыми глазами и не расходуют энергию, только иногда переминаются с ноги на ногу. Купленную Супер Долли будят, резко ткнув пальцем в ее пупок, кукла просыпается и видит перед собой своего хозяина и повелителя. Пользуйтесь в свое удовольствие.
Если данный образец нужно переместить — изменились конъюнктура и спрос на данный тип кукол — рабочий просто берет ее в охапку и переносит на новое место. А куклы бывают тяжеленькие. Поэтому в качестве рабочей обслуги в торговом зале используют куклы мужчин, но с обрезанными на? членами. Мало ли какой сбой произойдет в позитронном мозгу! Был случай, когда кукла-грузчик изнасиловала приготовленную к продаже Супер Долли, порвала ее девичью невинность. Нестандартный ремонт Долли, даже такой чепуховый, как восстановление целки, стоит немногим меньше изготовления новой куклы. Пришлось испорченную секс куклу и куклу-грузчика отправить на утилизацию. Убытки, убытки…
У наших друзей в этом цветнике женских ляжек, попок, сисек и смазливых мордашек глаза разбежались, они едва слышат, что там тараторит кукла-гид. Окружают их девичьи тела на любой вкус: блондинки; жгучие брюнетки с чуть заметными усиками на верхней губе; огненно рыжие с бледной кожей и милыми веснушками. Я уже не говорю о разнообразии лиц — округлых, удлиненных, курносеньких, с полными или тонкими губами. Здесь были куклы разного телосложения: от пухленьких до откровенно тощих с малюсенькими титьками. Девушки-куклы низенькие и более рослые.
В первом ряду присутствовала одна дылда под метр девяносто, которая возвышалась над рядами товарок, как подсолнух среди капусты. Около этой "баскетболистки", как определил ее Сашок, столпилось несколько мужских фигур с обрезанными членами, голых, но с бейсбольными шапочками на головах. Куклы-менеджеры щупали "баскетболистку" за ляжки (совсем не толстые), мяли маленькую попку и небольшие груди. Поворачивали девицу из стороны в сторону, размахивали руками и увлеченно спорили. В их разговоре все чаще звучало слово "утилизация". А эта "коломенская верста" смотрела сонными глазами куда-то поверх их голов и никак не реагировала на разговоры окружающих.
Заметив интерес посетителей, андроиды, куклы-менеджеры — называйте как угодно — накинулись на наших друзей, настоятельно предлагая купить эту каланчу в девичьем обличии: "Уникальный экземпляр, изготовленный по специальному заказу, но заказчик умер, не успев оплатить покупку".
— Покупайте, покупайте, не пожалеете! Это оригинально, ни у кого из ваших друзей такой нет. Она сообразительна, можно посылать ее голой к своим друзьям с различными поручениями, по вашему желанию быстро сбегает в магазин или на почту. Она неутомима не только в беге, но и под своим мужчиной. Посмотрите на это мускулистое тело спортсменки: под вами оно будет выгибаться, как стальная пружина, а как она будет подмахивать вам тазом! Обратите внимание на небольшие ягодицы: ее так удобно трахать в зад.
Кукла была настолько высока, что Сашок, встав на цыпочки дотянулся бы губами только до ее сосков.
— А лесенка к ней прилагается? — Ехидно спросил лейтенант Петя.
Не желая сдаваться, куклы-менеджеры прикатили столик, уложили на него животом "баскетболистку". Голова и плечи лежали на столе, но длинные ноги возносили попку на такую высоту, что попасть в нее членом можно было только с подставки. Пришлось развести ей ноги циркулем и только тогда она оказалась в позе, удобной для сношения. Но и теперь не удалось соблазнить потенциальных клиентов на покупку. Уже который раз за последние полтора года! Последовал звонок по мобильнику в главный офис, и судьба экзотической куклы была решена: на утилизацию, как образец, не пользующийся ни малейшим спросом.
Процедура активации (если хотите — пробуждения), оставила у наших друзей неприятный осадок. Кукла-менеджер (видимо старший по залу) резко ткнул пальцем в живот "баскетболистки":
— Просыпайся.
Кукла вздрогнула, ее взгляд стал осмысленным.
— Меня купили? — спросила она с надеждой.
— Кому ты нужна, такая уродина. Приказано тебя утилизировать.
Ужас, который отразился в ее глазах, мог оценить только лейтенант Петя, который в милиции навидался всякого. Инстинкт самосохранения, вместе с ее искусственным интеллектом, искал выход из безнадежной ситуации. Заметив в зале настоящих живых людей дылда обратилась к ним:
— Купите меня, я хорошая.
Симпатичное личико было искажено страхом, голос срывался. В этом страхе было что-то глубоко человеческое.
— Обрезок, отведи ее на утилизацию и сдай в накопитель, — сказала кукла-менеджер одному из рабочих.
Плечистый Долли-мужик, член которого был обрезан особенно коротко, взял дылду за руку выше локтя, второй рукой потискал ее ягодицы и подтолкнул к выходу.
— Везет Геркулесу, выебет ее в свое удовольствие — она же во всех трех дырках целка, — сказа с завистью и повел жертву, обреченную на уничтожение.
Внимание Сашка привлекла стоящая в отдалении кукла блондинки в очень короткой, не достигающей лобка полупрозрачной комбинации. Чуть полноватая фигура с торчащими грудями и несколько раздавшейся талией — 95 х 75 х 100, как указано на привешенной к лобку бирке — настраивала на лирический лад. "Какая гладкая, — подумал наш писатель, — но живот и груди совсем не висят. И веснушки на круглом курносом лице…
Удивительно аппетитное тело. Но цена…". Не откладывая дела в долгий ящик, Сашок позвонил своему издателю и настоял на выплате максимального аванса за еще не написанный роман, "и чтобы деньги были переведены на мой счет немедленно!". Этой суммы все равно не хватало на покупку, но, будучи неисправимым оптимистом, он надеялся, что все как-нибудь образуется и понравившуюся Супер Долли удастся купить. Поэтому он записал номер приглянувшейся секс куклы и отправился дальше в сопровождении своего друга и Долли-гида.
Фантазия нашего писателя настолько разыгралась, что он больше не обращал внимания на колышущиеся перед ним ягодицы Долли-гида. "Каких же высот достигла наша наука! Ей удалось научить кукол-андроидов, ходить, говорить, ориентироваться в нашем жилище. Ей известны такие человеческие понятия, как "надежда", страх", "уверенность", "отчаяние". Долли их воспринимают, как общее понятие — "будущее" в двух вариантах события — случайное или обязательное — и в оценке — хорошее или дурное. Ученые снабдили их сложной гаммой эмоций, наделили инстинктом самосохранения. — Думал Сашок. — И все это для того, чтобы человек — мужчина или женщина — могли наиболее полно удовлетворять свои сексуальные желания. По истине, в нашем веке рождается человек ЖЕЛАЮЩИЙ, который может получить буквально все, что подскажет ему фантазия.
Вершиной удовлетворения наших желаний, наших природных инстинктов является предоставленная прогрессом возможность обладать этим удивительным андроидом — бесподобной секс куклой. Вы можете трахать ее во влагалище, в попку, вкладывать член в ее ротик и она не возмутится, не скажет, что устала, что ей не хочется или что она тебя не любит. Нет! Она с радостью будет подставлять тебе лакомые части своего тела, потому, что нет у нее другого счастья, кроме сексуального служения своему господину! Недовольство хозяина будет для нее катастрофой, она покорно примет наказание, подставит попку под ремень или розгу. Как приятно будет высечь такую красавицу, а потом раздвинуть ей ляжки и ВОТКНУТЬ член в ее теплую глубину.
При желании можно вывести ее на прогулку голой, как это делает Израиль Исаакович — похвастаться перед соседями красотой тела своего приобретения. А можно и одну, без своего сопровождения, послать нагишом в магазин за мелкими покупками.
Ни одна живая баба не согласится на такое, а секс кукла Супер Долли будет ходить по комнате голой, возбуждая тебя красотой своего тела: тугими ляжками, аппетитной попкой, гибкой талией, упругими грудями, на которых набухают, твердеют соски. А теперь повернем ее и полюбуемся на шейку, узкую спинку, треугольной ямкой над тем местом, где начинаются ягодицы. И все это для тебя, для твоего удовольствия, поскольку ты хозяин и повелитель.
Если она тебе надоест, можно вернуть ее компании за половину цены и купить новую куклу — с иным телосложением, другим темпераментом — и наслаждаться новизной. А можно не продавать, а просто убить ее. Во так и сказать: "Сегодня я убью тебя, Супер Долли, распотрошу твое тело. Ложись на стол, чтобы мне было удобно распороть твой живот". Кукла, конечно, испугается, будет умолять пощадить ее, обещать, что будет еще более послушной, но покорится и ляжет на стол. Интересно, она будет при этом плакать?"
Самое важное, что исчезнет проблема неразделенной любви, воспетой мировой литературой, всеми этими Шекспирами, Пушкиными и Лермонтовыми. Вся любовная литература держится на том, что мужчина хочет женщину, а его избранница не согласна, или, напротив, женщина мечтает именно об этом мужчине, а он не обращает на нее внимания. Скоро вся проблема неразделенной любви умрет — покупайте такую Супер Долли, которая нравится вам по всем параметрам и удовлетворяйте с ней свои желания. Женщины будут не реже мужчин пользоваться сексуальными куклами — на выбор: нежными, ласковыми, брутальными, грубыми в сексе. А дети? Да просто женщины будут оплодотворяться спермой из генетического банка и Государство будет хорошо оплачивать их беременность и рождение детей.
За этими фантазиями Сашок почти не слышал лейтенанта, который, будучи человеком конкретных действий, привык проговаривать в слух свои мысли:
— Обрати внимание, Александр Александрович, во все времена человек стремился кем-то повелевать, подчинять себе других. В древних государствах повелевали рабами. Господа трахали всеми способами не только рабынь, но и мужчин рабов. И рабы этому радовались, как знаку внимания господина.
Трахали в задницу и свободных по рождению мальчиков. Было очень престижно для юноши подставлять свою попку бородатому воину или городскому чиновнику. Тонкая, мальчишеская фигура служила идеалом красоты. О любви выдающихся пожилых людей к юношам греки не стыдились писать. Они верили, что мужской гомосексуализм служит высшим целям и подвигает молодых на служение обществу. Такая связь считалась не постыдной, а романтичной. Так было и в Древней Греции, и в других странах. Христианство осудило этих гомосеков, но не имело ничего против насилия над рабами. В средние века предметом насилия рыцарей стали крестьяне и городские жители. Рыцарь мог на глазах мужа задрать подол крестьянки и поиметь ее в свое удовольствие. И муж радовался вниманию господина к его жене или дочери.
А русские баре-господа, просвещенные носители культуры, которые содержали целые гаремы крепостных девушек. Это что, сексуальная ненасытность? Нет! Любому бугаю для полного сексуального удовлетворения хватит одной-двух женщин. А целая куча бесправных наложниц — это чтобы удовлетворить стремление повелевать, полностью подчинять других своим капризам.
Людям нравится насилие, особенно, когда его совершают ОНИ — над более слабыми, социально незащищенными. Вспомни, в недавнее время нормальной считалась еженедельная порка детей родителями. Это из той же оперы. Даже взрослых девушек голыми укладывали на скамейку и пороли в присутствии всей семьи и соседей. Мужья за малейшую провинность принародно пороли своих жен, тоже голыми, на выставленной во дворе скамейке. И девушка или молодая жена считали, что так и надо, так и должно быть. А позднее они так же пороли своих детей.
А теперь в моду вошла защита прав: ребенка, женщин, всяких униженных и оскорбленных. В этой обстановке для всех желающих повелевать и тиранить изобретение кукол Супер Долли станет манной небесной. С ними можно делать что угодно: ебать во все дырки, пороть розгами, жечь паяльником, даже распять на кресте. Их права не защищает ни один закон. Просто в качестве новых рабов человек завел андроидов и будет над ними измываться.
Я вижу только одну положительную сторону: уменьшится число преступлений, связанных с насилием над людьми, преступники переключатся на секс кукол — таких безответных и не защищенных законом.
Следующим помещением оказалась чайная комната, где их встретили три девицы: пухленькая, классического телосложения и девочка-подросток, у которой едва начали формироваться девичьи прелести. Н всех трех джинсовые шортики, настолько короткие, что внизу выглядывают закругления ягодиц. Грудь прикрывает топик, оставляющий голым животик и вдавленный пупок.
— Присаживайтесь, господа, выпейте кофе, которое вам подадут наши Супер Долли, и можете задавать мне вопросы.
Потом дама-гид обратилась к девицам:
— Ая, Ная, Мая, подайте кофе господам, которые возможно купят кого-то из вас.
На трех очень похожих лицах заиграли три обворожительные улыбки. Красиво изгибаясь в талиях Ая, Ная и Мая поставили на стол чашки с кофе, вазочку с печеньем.
— Девочки покажите себя, — приказала Долли-гид.
Как они снимали топики и шортики! Это был не стриптиз, а что-то вроде высоко художественного танца. На куколках остались только целомудренные трусики, которые подчеркивали красоту попок. А голые торчащие грудочки так и просились в руки! Но это было только началом представления.
— Господа, прошу вас высказаться, которая из Супер Долли наиболее симпатична. — В ответ на этот вопрос Сашок кивнул в сторону фигуристой Наи. Она и вправду была очень симпатичная. Красивые волосы мягко спадают ниже плеч и казались живыми — с такой лаской они струятся по плечам. Мохнатые ресницы и неожиданно голубые глаза. Грудь и попка выделяются приятными выпуклостями, но это не полнило ее, а скорее делало фигуру более дразнящей.
Повернувшись спиной, Долли Ная слегка наклонилась и спустила с бедер трусики. Теперь на ней остались только туфли на высоком каблуке. Сашок испытал божественное ощущение, когда склоненная талия, полушария ягодиц, сдвинутые ляжки и киска между ними представали его взгляду. Казалось, все в нем кричало: обнажена, обнажена!
Выдержав паузу, Ная разогнулась, подошла, прижалась к нашему писателю и начала гладить его шевелюру. Сашок, не вставая, повернулся, провел носом по ее животику, впитывая запах: "она пахнет свежестью, как холодный чистый воздух, как земля, покрытая ковром травы…" Постепенно Сашок всплыл из бархатной темноты головокружения. Его мозг еще хранил память о прикосновении тела, так похожего на живую женскую плоть. Он открыл глаза, увидел, что Петя Гудзенко увлеченно щупает толстушку Аю, а Долли-гид удовлетворенно кивает головой.
— Вижу, Ная произвела на вас впечатление. А ведь это секондхенд, товар второго сорта, который продается за полцены. — Сказала Долли-гид и, видя, что гости ее не понимают, пояснила, — однажды она уже была продана, но ее хозяин решил жениться и посчитал неудобным держать в доме сексуальную игрушку. Теперь Ная вторично выставлена на продажу со значительной скидкой, как товар, бывший в употреблении. Но, не будем отвлекаться, Айя и Майя, снимите трусики — клиенты хотят видеть вас голенькими!
Пухленькая Ая изящно стянула трусики с попы и дала им приземлиться на пол. Но Мая, к удивлению посетителей неожиданно засмущалась и густо покраснела.
— Мне стыдно, — прошептала она, — прикрывая ладошками грудочки размером с куриное яйцо.
— Может, господа сами хотят снять с нее трусики? — Спросила Долли-гид.
Петя отрицательно помотал головой — его руки гуляли между широко расставленных ножек Аи:
— А у нее дырочка мокренькая!
Толстушка Ая в это время готовилась сесть верхом на его колени и одновременно подносила ко рту лейтенанта сосок своей груди. Поэтому трусиками девочки подростка пришлось заняться нашему писателю. Узкобедрая Мая послушно подошла к нему, но, при первой же попытки снять с нее трусики, вцепилась в их резинку.
— Я стесняюсь, мне стыдно, не надо, пожалуйста, — говорила она, пока Сашок снимал с нее последнюю защиту.
Нашему писателю вспомнились слова из рекламного проспекта о темпераменте кукол:
"… краснеющая, когда ее раздевают; стеснительная, которую вам так приятно будет насиловать". Сашок понимал, что стыдливость и стеснительность куклы просто розыгрыш заранее подготовленного спектакля. И еще из того же рекламного проспекта: "Супер Долли обладает нормальной болевой чувствительностью и временами так приятно высечь ее ремнем или розгами. При этом она будет жалобно плакать". Поведение куклы Маи провоцировало на приятную экзекуцию и ему неожиданно захотелось отшлепать ее по ягодицам.
Тонкие бедра, узкая спина и маленькая попка создавали сходство с мальчиком подростком. "Удовольствие для педофиллов голубой окраски, но попа у нее симпатичная" — подумал Сашок, когда эта кукла — ни то школьница, ни то мальчик — легла животом на его колени, вздохнула, принимая удобную позу, и замерла. Голова и ноги опущены к полу, подставленная под шлепки попка выражала покорность воле клиента.
Неожиданно для самого себя Александру Александровичу расхотелось шлепать Маю. Он раздвинул ее ягодички и приложил палец к сжатой дырочки ануса. Нажал, и палец удивительно легко вошел в ее попку. Мая раздвинула ножки и приподнялась ему навстречу. Второй палец нашел между губок узенькую девичью пещерку и вошел в нее на полную глубину. Девочка-кукла, надетая на два пальца, еще раз сказала:
— Мне стыдно!
И подалась навстречу его руке. Изучение тела куклы-подростка не к месту нарушил назойливый голос Долли-гида:
— Обратите внимание, какие у нее маленькие упругие ягодицы, они просто идеальны для анального секса.
Как мальчик, пойманный на чем-то постыдном, Сашок поспешно столкнул с колен Маю и, вымещая злость, приказал:
— Мадам, поскольку вы так же являетесь сексуальной куклой Супер Долли, извольте и сами раздеться: мы желаем лицезреть ваше роскошное тело.
И Петя Гудзенко сразу отвлекся от прелестей толстушки и добавил не терпящим возражения тоном:
— Надо и вас, мадам, осмотреть и пощупать, возможно, именно вы станете нашей покупкой.
Кукла-гид побледнела. Сашок по писательской привычке сформулировал: "стала бледной, как стены в этой уютной комнате". А лейтенанту Пете милицейский опыт подсказывал, что Долли-гид была во власти ужаса. "Так бледнеет человек при виде убийцы" — подумал он. Долли-гид попыталась отвлечь внимание посетителей:
— Сейчас мы пройдем в хранилище, где вам покажут, насколько разнообразна наша продукция…
— Не заговаривайте нам зубы, — сказал Петя голосом следователя, ведущего допрос, — покупатели желают осмотреть тебя в голом виде, отказ куклы раздеться их огорчает. А это уже нарушение первого закона роботехники. РАЗДЕВАЙСЯ. Иначе мы вынуждены будем сообщить в главный офис компании об этом печальном факте.
Опыт работы в милиции подсказывал, что за нежеланием куклы раздеться скрывается какая-то тайна. А любая тайна подлежит раскрытию и расследованию — так его учили еще в школе милиции. Несколько секунд потребовалось Долли-гиду, чтобы прийти в себя и разумно действовать.
— Прошу одну минуту, чтобы отключить этих кукол, — кивнула она в сторону Аи, Наи и Маи, — а потом я выполню ваше желание. Вы, матрешки, — обратилась она к ним, — немедленно на подзарядку!
Улыбки исчезли с лица всех трех кукол. Деревянной походкой они отошли к столу в углу комнаты, на котором громоздился какой-то прибор. Открыв его крышку, куклы вытащили длинные шланги, оканчивающиеся шариком, размером с мячик для пинг-понга. Каждая кукла глубоко засунула себе в рот этот наконечник шланга. Супер Долли замерли, выставив попки.
— Теперь они не могут ничего услышать и не увидят моего позора, — сказала Долли-гид и начала раздеваться.
Сразу стала понятна причина ее страха и нежелание, чтобы ее видели голой. Все ее тело — спина, живот, груди и ляжки представляли собой порнографическую картинную галерею вперемежку с татуировками матерного содержания. Внизу живота, над лобком грубые синеватые шрамы образовали надпись СЮДА ЕБАТЬ, на одной ягодице такими же шрамами была изображена пятиконечная звезда, на другой — серп и молот.
— Я быстро надоела хозяину, — сказала Долли-гид, — и он подарил меня сыну-подростку, а тот забавлялся моим телом, покрывая его неприличными татуировками. Рисунки на ягодицах и надпись на животе он сделал горячим паяльником — я так кричала! Родители решили, что общение со мной развивает в нем наклонности садиста, и меня вернули на фирму.
Умоляю вас, господа, не говорите менеджеру о том, что вы увидели на моем теле. Если это станет известно, меня отправят на утилизацию, а я не хочу умирать!
— Как могло получиться, что менеджеру компании неизвестно о твоих татуировках? — лейтенант дотошно приступил к выяснению фактов.
— Возвращая меня обратно, хозяин получил половину первоначальной цены. Если бы стало известно о повреждениях секс куклы, то выплата не превысила бы пяти процентов, а меня следовало немедленно утилизировать. Поэтому ни я, ни прежний хозяин не обмолвились о татуировках ни одним словом.
— Значит, ты скрыла свои дефекты, соврала менеджеру, а Супер Долли не должна врать человеку. Отвечай, почему ты соврала?
— У меня повышен инстинкт самосохранения и я не хочу умирать, — прошептала секс кукла, — поэтому просила назначить меня гидом. На этой службе не нужно раздеваться и никто не видит меня голой. Но мне страшно подумать, что будет, когда меня купит новый хозяин и все это увидит…
Если лейтенант дотошно выяснял ПРИЧИНУ нежелания секс куклы раздеваться, то автор детективной писанины упивался ее эмоциями. "Надо запомнить ее страх и слова, которыми его выражает эта кукла, и вставить все это в новый роман — думал Сашок. Ему просто необходимо видеть утилизацию — этот ад для пришедших в негодность кукол.
— Что представляет собой утилизация? Проводи нас туда, мы хотим его видеть, — сказал он.
Голая расписанная скабрезными татуировками кукла даже отшатнулась:
— Туда нельзя, посетителям его не показывают! Ни одна Супер Долли не возвращалась оттуда живой, и нам не известно КАК это происходит. Я только знаю, что кукол не пользующихся спросом или возвращенных владельцами с какими либо дефектами не ремонтируют, а уничтожают. Подлежащих утилизации собирают в накопителе, где они ждут своего часа.
Сашок растерялся, а Петя Гудзенко лениво встал, потянулся, как после окончания допроса и изрек.
— Не хочешь показывать… Тогда скатай свои одежки, бери их подмышку и пойдем к менеджеру. Пусть он нам объяснит, почему среди выставленных на продажу Супер Долли присутствует это расписное безобразие.
Это был явный шантаж, которому не могла противостоять перепуганная Долли-гид. Она только выпросила у наших друзей разрешение одеться и повела их по длинным коридорам, переходя с этажа на этаж.
УТИЛИЗАТОР
В пустом коридоре Долли-гид подошла к незаметной двери, на которой не было никакой надписи, открыла ее и отступила в сторону. Ей явно не хотелось заходить в это помещение. Внутри справа и слева от входа тянулись трехъярусные полки, прямо на досках полок лежало десятка полтора обездвиженных Супер Долли. "Склад женских тел, — подумал Сашок, — вот как выглядит накопитель". Голые куклы лежали в самых различных позах — на спине или на боку, одни лицом к проходу, другие спиной, выставив для обозрения ягодицы. В дальнем углу на нижней полке лежала секс кукла мужчины. Даже в отключенном состоянии его громадный член напряженно торчал вверх.
— Они в глубоком сне, но каждые полчаса меняют позу, чтобы не затекало тело. Хотя, какое это имеет значение, эти тела скоро будут уничтожены. Их разбудит человек, который производит утилизацию в следующем помещении — проводница по преддверию ада для кукол кивнула на бронированную дверь напротив. — Биополимер, из которого состоит их тело, растворят, титановый скелет и платина позитронного мозга пойдут на переплавку.
В этот момент бронированная дверь открылась и в накопитель вошел человек, вид которого указывал, что в прошлом он был тюремным вертухаем. Сомнений по поводу того, что это не кукла не было, поскольку его сопровождал густой дух водочного перегара. Не удостоив посетителей своим вниманием, он ткнул в пупок спящей куклы мужика выпрямленным указательным пальцем:
— Вставай, Геркулес, есть работа.
Затем так же ткнул пальцем в пупок пышнотелой куклы:
— Вставай, время пришло.
Долли-женщина, забракованная решением людей секс кукла, села на своей лежанке, осмотрелась вокруг и спросила:
— Сейчас меня будут убивать?
В ее голосе было столько безнадежного уныния, что у лейтенанта Пети мороз пошел по коже.
Геркулес мгновенно проснулся и вскочил, как вскакивает ночью солдат по боевой тревоге. Рельефные мускулы рук, ног, брюшного пресса играли, член еще более напрягся и занял положение "на 11 часов". Взглядом Геркулес нашел пышнотелую красавицу, шагнул к ней и начал мять руками ее груди. При этом он громко хрюкал от удовольствия.
— Хозяин, разреши немного воспользоваться.
Распорядитель утилизации благосклонно кивнул:
— Только не долго, не более 10 минут. — И вышел, слегка прикрыв за собой дверь.
Геркулес рывком поставил Долли на ноги, развернул и наклонил над лежаком. Она покорно приняла необходимую позу — ноги выпрямлены, зад высоко поднят, локти упираются в доски лежака.
— Прежде выебу тебя, а потом на утилизацию, — ответил Геркулес и, раздвинув ягодицы, всадил член в ее попку.
Ухватив Долли за бока, Геркулес стал натягивать ее на свой член и отталкивать с такой скоростью, на которую не был способен ни один мужчина. Долли не оказала ни малейшего сопротивления, тело куклы качалось взад и вперед, как поршень паровой машины. Спустя какое-то время Геркулес остановился и, не вынимая члена, ухватил ее за груди и разогнул, поднял туловище куклы в вертикальное положение. А та, продолжая упираться ягодицами в его пах, повернула лицо к своему насильнику.
— Не останавливайся, пожалуйста, дай мне еще немного пожить.
— Соси — хрюкнул Геркулес.
Долли подалась вперед, освобождаясь от члена, повернулась, встав на колени. Голова запрокинута, полуоткрытые губы потянулся к члену, только что поработавшему в ее попке. Геркулес, придерживая член рукой, покачивал головкой перед лицом куклы-женщины, которая безуспешно пыталась поймать его ртом. Видимо такая забава доставляла кукле-мужчине патологическое наслаждение, потому что он сказал:
— Поймаешь, буду ебать тебя в нежный ротик, а не поймаешь — сразу отнесу на утилизацию. Это последняя ебля в твоей жизни: пользуйся, растягивай удовольствие. Эй, руками не помогай, лови губами!
И Долли бросилась ртом на член, как щука на пескаря. Поймала! Засосала и начала чмокать. То одну, то другую щеку выпирала головка взятого в рот члена. Руками женщина кукла держалась за ягодицы Геркулеса, давила на них, всаживая член все глубже в свой рот. Геркулес, в свою очередь, схватил Долли за уши и притягивал голову к себе. Член проник в глотку так глубоко, что Долли коснулась губами волос на его лобке.
Долли-гид, желая угодить людям, от молчания которых зависела ее жизнь, не утерпела и выдала комментарий:
— Кукла-мужчина не имеет спермы, он испытывает непрерывный оргазм без семяизвержения и потому способен совершать половой акт часами без перерыва.
Геркулес явно испытывал садистское наслаждение от минета обреченной на утилизацию Долли. А та старательно обслуживала его, чтобы хоть немного продлить свою жизнь.
Конечно, мужская кукла типа Супер Долли для того и была создана, чтобы трахать настоящую женщину или куклу Долли — безразлично. Но наблюдать за этим было скорее противно, чем интересно и наш писатель пошел вдоль стеллажей, разглядывая лежащие на них женские тела. На одной из полок он обнаружил ту самую дылду "баскетболистку", которую на их глазах увели на утилизацию. Остановился, чтобы лучше ее рассмотреть. Длинна полки была недостаточна для ее роста, кукла лежала на спине, высоко подняв колени. Маленькие груди торчали остренькими холмиками. Что-то вроде жалости зашевелилось в нашем писателе и он обратился к Долли-гиду:
— Интересно, — сказал Александр Александрович, — можно ли по дешевке купить Супер Долли, предназначенную для утилизации? Она должна стоить совсем немного.
Долли-гид встрепенулась, появилась возможность встречной услугой купить молчание гостей, узнавших о ее татуировках:
— Если вы обещаете ничего не рассказывать менеджеру, я помогу вам купить любую из находящихся в накопителе Супер Долли всего за пять процентов номинальной стоимости.
Сашок кивнул головой в знак согласия, но Петя Гудзенко посчитал, что этого мало.
— Мой друг желает получить Супер Долли, которую он присмотрел в торговом зале, гладенькая такая блондиночка. Сашок, у тебя записан был ее номер, дай его этой матрешке. А ты, — обратился он к Долли-гиду, — подсуетись, чтобы ее тоже забраковали и сегодня же перевели в накопитель для утилизации. Завтра мы их купим по бросовой цене.
— Это невозможно! — Возмутилась Долли-гид.
Но Петя проявил навыки шантажиста, сказав, что возможны только два варианта. Или завтра в накопителе будет находиться гладенькая блондинка, и Сашок купит ее, либо место в накопителе займет сама Долли-гид.
— Посмотри на Геркулеса, который завтра займется тобой. — сказал он кукле.
Конечно, была опасность, что они опоздают и выбракованную гладенькую блондинку утилизируют до их прихода. Но решение этой проблемы Петя взял на себя.
Тем временем Геркулес вытащил член изо рта несчастной куклы, подхватил ее под мышки и поднял высоко над своей головой.
— Теперь, матрешка, садись на мой хуй, сама лови его пиздой. Поймаешь — ебать буду, не поймаешь — унесу на разделку, и начал медленно опускать ее.
Кукла-женщина, широко раздвинув ноги, скользила вниз, прижимаясь лобком к телу своего палача по мере того, как он сгибал руки. Все ниже и ниже, навстречу торчащему вертикально вверх члену. Она не могла видеть его, потому шевелила тазом из стороны в сторону, стремясь уловить момент касания головки. То плотно прижималась лобком к животу Геркулеса, то оттопыривала ягодицы, пока не коснулась головки входом влагалища. Насадилась на него, обняла Геркулеса руками за шею, обхватила ногами его талию и облегченно вздохнула. И тот начал трахать ее "встоячку", приподнимая за ягодицы и опуская. Этот пир нарушил все тот же мужик в синем халате: высунул голову из двери и рявкнул:
— Сколько можно ждать! Геркулес, тащи ее сюда или я тебя самого утилизирую!
Геркулес развернулся и пошел к двери, держа в охапке насаженную на его член Долли-женщину.
— Нет, не надо! Я хочу еще раз в попку, — просила кукла-женщина, Супер Долли, понимавшая, что время ее жизни истекло.
В этот момент Петя удивил своего друга неожиданным поступком. Он обратился к работнику утилизатора:
— Земляк, не составишь компанию пузырь раздавить. Трубы горят, а компании нет. Без компании, сам понимаешь, одни алкаши пьют. Я ставлю бутылек.
Мужик посмотрел на Сашка и сказал:
— А твой напарник, что, непьющий?
— Он "зашитый". Может только разговор поддерживать, а рюмку опрокинуть для него смерть. — Безбожно врал Петя, не обращая внимания на возмущенные взгляды и толчки писателя.
Короче, договорились встретиться через полчаса в ближней забегаловке, где и продолжили душевный разговор. "Земляк" оказался парнем компанейским и говорливым. После второго стакана он выложил все о своей работе по утилизации забракованных кукол, работе ответственной, морально тяжелой. Но не понимают его люди, обзывают палачом.
— Ну, посуди сам, — разглагольствовал он, — эти же куклы плачут, когда ко мне попадают, просят чтобы их у себя оставил для ебли. Они не люди, роботы, и права личности не имеют. Но удовольствие получают: от того, что хозяин их трахает, от его оргазма, от того, наконец, что кофе ему в постель подают. И вот сломалось в ней что-то или не угодила хозяину, ее и ликвидируют, на разное вторсырье перерабатывают. Конечно, у них души нет, но жить то им охота. Обещают мне наслаждение неземное. Они, действительно многое умеют: видел, как она Геркулеса ублажала и в задницу, и в рот, и в пизду. И мне такое же предлагают, только пощади ее, спрячь и пользуйся потихоньку. Уж она так будет стараться, так стараться! Но это незаконно, за такое могу и работы лишиться.
Одного Геркулеса сохранил, он тоже поступил на утилизацию, а мне помощника не дают. Вот и приспособил его. А попал Геркулес ко мне потому, что своей хозяйке кишки в заднице порвал. Госпожа захотела, чтобы он ее анальным способом поимел, а тот от старания так глубоко воткнул, что порвал все. Умерла она, сердешная. Ясно, что его решили уничтожить, а я отчитался об утилизации и спрятал. Теперь он мне на разделку кукол таскает, помещение прибирает, баки моет. Ну, и для спокойствия разрешаю ему клиенток наших ебать. Ничего, он послушный.
А что вы просите лежащих в накопителе сохранить пару дней, пока не выкупите нужных, то мы это всегда с полным удовольствием. Отчего же не помочь хорошему человеку. Там сейчас лежит одна, высокая как жердь. Никем еще не тахнутая, без поломок и других дефектов. Берите ее. Я к тому говорю, что напугана она, очень жить хочет, для спасителя своего будет стараться, угодит не только задом и передом, но и по дому за хозяйку подсуетится. Я их характер понимаю, всяких насмотрелся. Скажу вам, эта умна очень. Право слово, не прогадаете. Хотя, конечно, задница у нее маленькая, титьки с кулачок, тело, считай, тощее. Ну, смотрите, как знаете…
А хотите, друзья мои, посмотреть, как я куколок разделываю? Пойдемте, я вас тихонько через служебный вход проведу и все покажу, если интересуетесь.
Сашок рвался видеть процесс утилизации Супер Долли, кукол, которые не только ходят, говорят, принимают самостоятельные решения, но и ХОТЯТ ЖИТЬ. Палач кукол провел их через заднюю дверь в свои владения. В стерильно чистой комнате стояла колода вроде той, на которых рубят мясо, у стены две гильотины времен французской революции с высоко закрепленными тяжелыми ножами.
— Не люблю ими пользоваться, топором оно душевнее получается — сказал кукольный палач.
Значительную часть комнаты занимали оцинкованный стол и баки для хранения разделанных частей тела. Картину довершал широкий топор мясника.
Хозяин этого заведения пробудил спящего Геркулеса тычком в живот.
— Подавай четверых на разделку, да не трахай их, времени нет.
Кукла-мужчина стал пробуждать своих соседок по накопителю, и выталкивать их в утилизатор. Среди приведенных на казнь неожиданно для наших друзей оказалась и дылда "баскетболистка", которая смотрела на все широко раскрытыми глазами, полными ужаса. Геркулес проворно связал кисти рук за спиной кукол неотличимых от женщин. Двух подвел к гильотинам, поставил на колени, защемив шею в вырезе толстых брусков. Связанные кисти рук лежали на высоко поднятых попках, сочные груди тяжело повисли под телом. Засунутые в гильотины Долли не могли пошевелиться, только с ужасом смотрели в лицо друг к другу.
— Эти пускай подождут, сказал кукольный палач и обратился к Геркулесу, — перевяжи Хромоножку, люблю, когда они ладошками играют. Так забавно у них поучается.
Геркулес развязал кисти у полненькой, невысокой куколки, притянул ее локти к туловищу и подтолкнул к колоде: "Иди, жалко, что не удалось тебя выебать". Руки от локтя и ниже у куклы были свободны, она прикрыла ими свои груди и шагнула к колоде. Эта Долли действительно сильно хромала и потому шла медленно. Прическа ее растрепалась, длинная челка свалилась на глаза.
— Меня сын хозяина из окна выбросил и я повредила тазобедренный сустав, — оправдывалась Хромоножка, — а я очень хорошая повариха. И тити у меня такие шикарные, и в ротик хорошо брала. Выебете меня еще разочек, ну, пожалуйста!
Покорно опустилась на колени, положила голову на колоду и стыдливо прикрыла ладонями складочки больших губок, которые выглянули между ляжек. Палач плоской стороной топора погладил ее по ягодице:
— Так ты хорошая и сюда, наверное, по ошибке попала?
— Да, да! Это ошибка, я хорошая, меня можно починить!
Топор встал острием на ее шею.
— А может быть так? — Веселился палач.
— Ой, не надо, я вам так буду…
Договорить она не успела, топор взлетел и обрушился на ее шею. Голова отскочила на пол, кукла неожиданно разогнула безголовое тело и, стоя на коленях, попыталась закрыть ладонями обрубок шеи, из которого вытекала красная пена.
Геркулес бросил голову в бак, поднял обезглавленное тело на стол, начал что-то из него извлекать и раскладывать по тазикам. Кукольный палач тем временем подошел к гельотине, отпустил стопор, тяжелый нож отсек голову второй куклы.
— Не люблю так, никакой романтики. — Сказал он своим гостям. — Только для вас показываю.
Долли во второй гильотине в ступоре смотрела на обезглавленную и даже не пробовала молить о пощаде. А "баскетболистка" упала на колени, комнату наполнил ее вопль:
— Не на-а-а-а-до-о-о!
— А эту ты зачем сюда привел? — Палач изобразил на своем лице удивление. — Эту зачем притащил? Ее время не вышло. Развяжи, отведи обратно и выключи. Да смотри, не смей трахать, а то член тебе отрежу!
Когда Геркулес увел в накопитель обезумевшую от радости дылду, палач пояснил:
— Все ужасы видела, со своей кукольной жизнью прощалась. Если ее купите, будет не просто послушной, а влюбленной в хозяина, преданной ему до невозможности. Берите ее завтра, если окажусь прав, то еще один пузырь мне поставите.
Процесс утилизации оставил у нашего писателя столь тяжелое впечатление, что он об этом старался не вспоминать.
НОВОСЕЛЬЕ
На следующее утро Сашок в сопровождении друга Пети вновь предстал перед менеджером, похожим на черепаху Тортилу, и высказал намеренье купить несколько бракованных кукол. Нет, покупать новейшие образцы Супер Долли он не желает, а вот неходовой, подпорченный товар он возьмет по сходной цене. Да, он гарантирует, что не предъявит никаких претензий к качеству продукции уважаемой компании. Он сознательно берет некачественный товар. Почему? Просто такая ему пришла фантазия. Деньги? Вот моя кредитная карточка. И если вы не возражаете, то нам желательно осмотреть брак и выбрать пару кукол.
Сашок лично активировал полюбившуюся ему блондинку и никем ранее не востребованную "баскетболистку", насладился их страхом в момент пробуждения — "сейчас будут убивать?" — и радостью в ответ на его слова:
— Я тебя купил, следуй за мной.
Важно идет по коридору писатель Александр Александрович Перышкин, а за ним — мечта любого мужика — поспешают две купленные им г о л ы е ж е н щ и н ы. Ну, пускай, не совсем женщины, андроиды, куклы Долли, которые так похожи на настоящих женщин. Они готовы услужить ему, с радостью подставят любую дырочку и, что особенно важно, будут смертельно бояться, что не угодят своему господину. Что там обычные живые бабы с их капризами, месячными и прочей чепухой!
Куклы-грузчики выносят и ставят в машину зарядное устройство и сумки с предметами гигиены, Долли Мая одевает голышек в затрапезные колготки и поношенные платьица. Конечно, можно было бы привезти их в Рябиновку нагишом, но пусть будет так, приличную одежду купим на месте.
Все четверо уселись в потрепанную Ауди — Петя за рулем, Сашок на заднем сиденье между своих куколок. Супер Долли вцепились в него руками, прижимаются грудочками и влюблено смотрят на своего хозяина. Это был "момент истинны". Блондинка положила ручку на его штаны и поглаживает сквозь ткань напряженный член, дылда завладела его рукой и восторженно целует ладонь.
— Спасибо, что купили меня, я буду рада услужить вам, как пожелаете.
Петя крутит баранку и смотрит на них в зеркало. Человек он безденежный, женатый, но и у него в штанах стоит колом.
— Сашок, я тебе крепко помог провернуть эту сделку. Как-нибудь дашь мне попробовать одну из этих куколок?
Александр Александрович чувствует себя обязанным лейтенанту.
— Только не сегодня. Приходи через пару дней и трахни любую.
И вот наш писатель дома со своими покупками. Супер Долли стоят в прихожей, оглядываются по сторонам, знакомятся с новым местом жительства. Но Сашку не терпелось и он приказал им заголиться. Сняты застиранные платьица, спущены до колена колготки и его взору предстали две обворожительные попки! Полненькая у гладкой блондинки и узенькая, девчоночья у этой дылды. Положил руки на ягодички, погладил, помял.
— По дому вы будете ходить в костюме Евы, ничто не должно помешать мне любоваться вашим телом. Вы должны быть неприхотливы, в постели старательно исполнять любое мое желание. Тогда я буду к вам добр. Если вы не угодите, буду очень больно наказывать розгами. А могу и обратно отправить, в утилизатор. Боитесь? То-то! А теперь получите имена: ты, блондиночка, будешь Гладкая сиська, а ты, дылда — Узкая попка. Будете хорошо стараться, в качестве поощрения дам настоящие женские имена.
Когда у меня возникнет желание, ты, Гладкая сиська, встанешь на колени, высоко подняв попку и упираясь в подушку головой и плечами. Я плотно прижму к себе твои ягодицы и ВОТКНУ в тебя на полную глубину — наш писатель заговорил высоким стилем, — твое тело будет отзываться на мои толчки. Ты будешь подаваться навстречу мне попой.
А сейчас ходите по дому, знакомьтесь с моим жилищем, осмотрите кухню и приготовьте мне кофе.
Разделись Долли до костюма Евы, пошли знакомиться с домом. А их господин, хозяин, рабовладелец уселся на диван помечтать — писать сегодняшнюю порцию романа никакого желания не было.
Через полчаса принесли ему кофе. Гладкая сиська встала на четвереньки около дивана, кисти и колени вместе, спинку в талии прогнула.
— Я ваш кофейный столик.
Действительно, очень удобно поставить ей на крестец чашку и сахарницу. За одно можно ее и по мягкому месту погладить. Пьет Сашок кофе, гуляет его рука по пышным ягодицам белокурой красавицы, перебирает складочки срамных губок. Кайф!
А Узкая попка места себе не находит: хозяин не ее столиком поставил, не ее задочек гладит. Горе то какое!
— Я вам не нравлюсь? — говорит она с дрожью в голосе. — Вы меня не любите, не хотите моим телом воспользоваться?
Жалко ее стало нашему писателю: "гляди-ка, кукла бездушная, а боится оказаться нелюбимой, не нужной. Страшится, что вернут ее на утилизацию. Нет е верну, за нее какие-никакие деньги плачены". Чтобы успокоить эту Долли, подозвал ее поближе, погладил черный хохолок-мохнатку, поиграл складочкой, что вниз между ляжек убегает.
— Завтра тобой займусь, распечатаю и твою письку и попку. А сейчас иди, прибери на кухне. А ты, — обратился он к пышной блондинке, — отправляйся в спальню и жди меня.
Сколько то Сашок еще растягивал предвкушение секса с этой красавицей. Принял душ и пошел в спальню. Долли Гладкая сиська встретила Сашка в дверях завернувшись в простыню, которая почти не скрывал великолепную грудь. И улыбка у нее такая смущенная… Потом она приподняла низ своей драпировки, открыла стройные ножки, от одного вида которых нашего писателя в жар бросило. Он видел, что простыня — единственное, что скрывает ее прекрасное тело. Волна желания захлестнула Александра Александровича. Кукла соблазнительная, как живая женщина. Он сжал руками прекрасные плечи, простыня соскользнуло, открылось взору всё великолепие роскошного тела.
Сашок притянул к себе ее и впился губами в грудь, в ту самую гладкую сиську, чувствуя как набухают соски и дрожь пробегает по телу куклы. Медленно, покрывая поцелуями грудь, он уложил Гладкую сиську на спину. Мягкие груди слегка расплющились, расплылись под своим весом, пупок глубоко вдавлен в выпуклый животик, ножки разведены и открывают складочку ниже лобка.
Руки его скользили по бёдрам все ближе к заветной девичьей пещерке. Мужчина хозяин согнул ноги Долли в коленях, развел их в стороны, раздвинул роскошные бедра.
Сидя на коленях приставил член к ее дырочке. И, наконец, резким толчком вошел в девичье нутро, погрузился в пучину страсти. Долли Гладкая сиська тоненько закричала, как настоящая девушка в момент потери невинности. Одновременно он продолжал ласкать свою игрушку, ножки которой теперь лежали у него на плечах. Сладостные стоны Долли нарушали тишину:
— Ах-ах! Какой ты лакомка! Ой, не могу! Пожалуйста, еще глубже. — Старается куколка Гладкая сиська, исполняет свое предназначение.
Ее великолепное тело — игрушка в руках мужчины — выгибалось, ходило ходуном. Сашок мечтал только об одном — чтоб эта сладостная игра никогда не кончалась. Он спускал в нее, отдыхал и снова втыкал член между ее ножек. Лишь полное изнеможение остановило его.
Опустошенный Сашок лежал на постели, а кукла Долли Гладкая сиська тихонько целовала его в сосок и спрашивала:
— Хозяин, вы довольны? Я вам понравилась? Если не угодила, высеките меня розгами. Мы с Узкой попкой к утру приготовим хорошие прутья.
Взяла опавший мужской инструмент в ротик, Но никакого вульгарного сосания и чмоканья, нежно гладит головку язычком, ручками яички в мошонке перекатывает. И опять он готов к новому туру.
Заснул Сашок обессиленный, но страшно довольный: трахать Супер Долли было несравненно лучше, чем настоящую женщину. Настоящая рабыня. Какая покорность, какое стремление угодить, предвосхитить желания хозяина!
Следующим утром писатель Александр Александрович Перышкин вышел на прогулку в сопровождении двух голышей, не отличимых от настоящих женщин. Это не просто моцион, нужно соседям показать, какую шикарную покупку он совершил, да и в супермаркет зайти, всякий "прикид" купить для куколок. В магазине раскланялся с Израилем Исааковичем, который поздравил его с покупкой. Гладкая сиська и Узкая попка с презрением смотрели на голышку, что сопровождала Израиля Исааковича, но держались на расстоянии от голого Геркулеса, который вызывал у них неприятные воспоминания о времени, проведенном в утилизаторе.
Магазин наполнился любопытными, глазевшими на куколок, которые прями в зале мерили платья, кофточки, шортики, нижнее белье. Любопытная молодежь подходит поближе к дылде Узкой попке, меряется ростом — все оказались ниже ее. Поселковые дамы кривят губы: "надо же, такой приличный писатель, многие невесты на него виды имели, а он купил сексуальных кукол. Извращенец"! Долго обсуждали настоящие женщины это событие и пришли к заключению, что они все-таки лучше.
Долли, не скрывая восторга, одевали, тут же снимали, мерили другой фасон. В конце концов они были одеты, остальные покупки сложены в сумки. Теперь Сашок шествует по улице, а справа и слева от него идут не голышки, а две очень прилично одетые дамы. Куклы наслаждаются своими нарядами: "хозяин нас любит, мы так красиво одеты, и ему будет приятно нас раздевать".
Утром его разбудило жужжание кофейной мельницы. Сашок накинул халат на голое тело и еще не умывшись спустился в кухню. А там застал картину благолепную. Куклы готовили для него завтрак. У стола голенькая Гладкая сиська с голой попой и бритой киской месила тесто на пирожки. Узкая попка, в шортиках и топике с голой спиной готовит в турке кофе для хозяина. Вопросительно улыбнулась: "А когда меня"?
Шортики совсем короткие и туго облегают задочек. От этого Узкая попка выглядит такой соблазнительной. Сашок подошел к ней сзади, плотно прижался к тугим ягодицам. Руки хозяина расстегнули пуговки и спустили шортики вместе с трусиками.
— Ну, если хозяин так хочет… — тихо прошептала она и легла животом на стол, расставила ноги.
Ее попа выглядела скорее мальчишеской, чем девичьей. Маленькие плотные ягодички намекали на нестандартное использование. Куколка чуть согнула колени, чтобы ее попа была не слишком высоко. Член Сашка уперся ложбинку между ягодиц, отыскал сжатую дырочку ануса. Медленно-медленно надавил и почувствовал, как открывается это отверстие и пропускает его внутрь. "Красота, — подумал Сашок, — трахаю ее в задницу и не смущаюсь присутствием второй особы, которая, как ни в чем ни бывало, жарит для меня пирожки".
Узкая попка сжала член, вторгнувшийся в ее зад, как в кулаке. Всаживает Сашок ей от души, гладит ягодички, потом засунул руки под топик, прищемил пальцами соски. Куколка подается задом ему навстречу и шепчет:
— Спасибо вам, хозяин, что ебете меня, член мне в попу засунули.
Раздувается Сашок от власти над телом послушной куклы-рабыни, которая только тем и живет, что доставляет ему радость. Зарычал и спустил ей в попку. Вынул чистый член — куклы задним отверстием для испражнения не пользуются, оно только для удовольствия хозяина служит. Долли все так же лежит животом на столе, голову повернула и смотрит на него: "вы довольны, хозяин, моя попка вам угодила"?
Полакомился пирожками, напился кофе и ушел в кабинет писать очередную детективную нетленку. Гладкая сиська на кухне обед готовит, голенькая Узкая попка голышом в кабинете порядок наводит, соблазняет своим телом.
Не утерпел Сашок. Взял эту дылду на руки, перенес на кровать, положил поверх одеяла и стал исступленно целовать маленькую девичью грудь, угловатые плечи, плоский живот, ляжки и, наконец, жарко приник губами к еще не распустившейся девичьей розе. Узкая попка высоко-широко задрала длинные ножки. Под мохнаткой раздвинулись складки больших губок. Мир пропал, все люди пропали и жизни уже не было, было лишь безумие плоти, слившейся в одном каком-то неистовом сумасшедшем торжестве.
Громко закричала Узкая попка, когда он вторгся в ее влагалище:
— Ой, больно! Мама!
Какая может быть мама у куклы, сделанной на заводе, но крик ее был так приятен! Хотя она и кукла бездушная, но целка, а целку положено ломать, протыкать мужским членом.
Стальной пружиной качается под ним тощее девичье тело, выгибается. То подберет под себя попу, грудь вверх поднимет, спиной кровати не касается. То, напротив тазом ему навстречу подастся, голову вздернет "ах, спасибо, хозяин"! Хороша девка! Так старается, как ни одна живая баба не сумеет. Не зря их купил… Это была всем еблям ебля! Какая уж тут работа — сплошной медовый месяц. До того ли, чтобы полученный в издательстве аванс отрабатывать.
Так и пошло-поехало. Голые девицы постоянно соблазняют его своими телесами. Сядут перед ним, ножки раздвинут: "двери открыты, пожалуйста, проходите".
Но пользы от них и другой много. Гладкая сиська забрала в свои руки все кухонные дела. Обложится поварскими книгами и изобретает восхитительные обеды и ужины. Узкая попка голышом бегает в магазин и на почту, мелькает по улицам Рябиновки белыми телесами, смущает покой мальчишек-подростков. Пытались мальчишки с ней на перегонки бегать, но куда там! Быстро бегает длинноногая Узкая попка. Девочки принесли матерчатый сантиметр и ухитрились в магазине измерить ширину ее попы — действительно узкая. Спорят между собой девочки: это красиво или некрасиво.
Пару раз Петя приходил в гости, уединялся в спальне хозяина с куколками и трахал их в свое удовольствие. Но скоро друзья убедились, что все на свете (даже самый наилучший секс) со временем надоедает. Кончилось тем, что друзьям приелась услужливая покорность сексуальных кукол.
Сашок тихо-спокойно живет, как мусульманин с двумя женами. Гладкая сиська утвердилась в качестве его поварихи, никогда не ходит по дому голой. Узкая попка лихо стучит клавиатурой компьютера, под диктовку Александра Александровича печатает текст очередного детектива. Для похода в магазин она надевает джинсы и футболку. Попробуйте только напомнить ей, как она бегала по улице голышом — обидится и перестанет с вами здороваться.
В головах у Сашка и Пети бродят новые идеи. Но это уже совсем другая история.
Купание
Меня зовут Света. Мне 17 лет. То, что я собираюсь сейчас рассказать, абсолютная правда.
Это было прошлым летом, в самый обычный жаркий день, который навсегда оставил след в моей памяти, приятный возбуждающий след…
Мы с подругами пошли купаться на море. В тот день я была очень заведенная, потому что прошлой ночью смотрела эротический фильм, «Эмануэль», сильно возбудилась, но желания удовлетворять себя рукой не было, хоть я и ни разу еще не занималась сексом. Весь день я ходила заведенная, постоянно говорила всякие пошлые шуточки и вскоре заметила, что мои трусики становятся влажными. Мы пришли на море и нашли самое безлюдное место.
Там никого не было, кроме парочки, которая загорала неподалеку, прерывая иногда свое лежание страстными поцелуями. Они явно были не очень рады нас видеть. Мы с Иришкой и Таней быстренько постелили покрывала на песок и побежали плескаться в прохладной воде.
Вдоволь накупавшись, наплававшись (хотя плаваем мы, если честно, не очень-то), немного утомившиеся и освеженные, мы вышли на берег и легли загорать под горячими лучами солнца.
Парочка уже куда-то ушла. Наверно, мы им помешали. Мы остались совсем одни на пляже, поэтому решили загорать без лифчиков. Как только я сняла свой лифчик, Ирка, видимо, заразившись моими пошлостями, стала изображать своего бывшего парня, якобы приставать ко мне, говорить, какая я сексуальная, что она меня хочет и стала тискать мне грудь, как это делал Игорь, просто в шутку. Если честно, эти ее тисканья меня стали заводить, я почувствовала, как приятные волны тепла расходятся по моему телу, соски стали набухать, наверняка, мое лицо стало румяным. Мне стало так стыдно, поэтому я просто захихикала, и быстро прыгнула на самое классное покрывало, Ирино, с краю и сказала, что это место занято.
Девченки легли рядом. Сначала мы просто говорили о всякой чепухе, потом просто замолчали и наслаждались. Мои подруги задремали, а я стала представлять, как я занимаюсь сексом с мускулистым, мощным, красивым мужчиной.
Моя рука стала блуждать по моему телу, гладить мои соски, которые стали напряженными, большими. Мое дыхание стало учащаться, как будто я задыхаюсь. Мне даже стало страшно, что девченки заметят, поэтому я поглядывала на них, но они уже погрузились в глубокий сон. Я опустила руку ниже, просунула ее под трусики, и почувствовала, что у меня там все влажно и тепло. Я стала медленно гладить свой клитор…
Вот он поднимает меня на руки, я обвиваю его ногами… Из меня стали вырываться тихие постанывания… Вот я чувствую, как его член упирается мне в живот… Мое тело стало поддаваться навстречу моим движениям рукой… Вот он медленно вводит в меня такой огромный, твердый инструмент, он медленно входит в меня… Я вставила в себя свой средний пальчик, вводила его все глубже и глубже… Вот он ускоряется, все дальше входит в меня… Моя спина стала изгибаться, стоны громче, я стала извиваться… Вот он в меня вошел полностью!.. Еще, еще… Глубже… Глубже… Я вставила уже три пальчика, я старалась ввести их еще дальше, хотя уже некуда… Все быстрее, все глубже…. Погружается он в меня…. Реальность смешалась с фантазией… Я уже кричу… Он двигается во мне все быстрее и быстрее… Пальчики входят все глубже и глубже, другая рука неистово гладит мой клитор…
Я чувствую, как волна подкатывает ко мне… И тут……………. Я почувствовала, что кто-то гладит мою грудь. Это была Ира. Она проснулась от моих стонов и стала меня гладить. Я жутко перепугалась. Говорю: «Иришка, ты что делаешь?!!»… А она мне: «Я так завелась от твоих стонов, я хочу тебя!!! Серьезно!!!».
Я попыталась что-то сказать в ответ, что этого не надо делать, что я не лесбиянка, хотя я знаю, что и она тоже нет, но из меня вырвался только тихий стон. Я потянулась к Ире и наши губы сомкнулись. Так я еще никогда не целовалась!!! Наши языки блуждали в наших ртах, ласкали друг друга, я чувствовала, как ирин язык гладит мне небо, входит все глубже, и все сильнее и сильнее чувствовались эти ощущения приятного покалывания между ножек… Мое возбуждение, которое пропало во время испуга, стало снова нарастать.
Мы стали гладить друг друга, ласкать груди, а в это время наши языки лизали друг друга, лизали наши губы, все лицо… Мы обе стонали с ней, а Таня спала, как ни в чем не бывало! Я опустила свою руку Ире под ее черные трусики, там было так горячо, так влажно… Я стала гладить ей ладонью ее киску, губки… Мои пальчики играли с клитором… Ира уже не могла целоваться, она стала громко стонать, изгибаясь всем телом.
Она положила свою ножку на меня, и отодвинула полоску трусиков, которые намокли от ее соков, чтоб мне было удобнее ее гладить… Из нее прямо текли соки, я ввела свои два пальчика ей во влагалище, они проскользнули туда так легко… Ира прошептала: «Вставь еще один… Глубже… Сильнее…» Я медленно вывела свои пальчики из нее… Стала гладить ее клитор, давя на него все сильнее и сильнее, делая это все быстрее и быстрее… Ира стала лихорадочно дышать… Все сильнее и быстрее были мои движения… Вдруг я ей ввела три своих пальчика, Ира вскрикнула и я почувствовала, как ее влагалище начинает сжиматься… Она вцепилась в меня руками, укусила меня за плечо, и ее тело стало биться от сильного оргазма. Я остановилась, мое сердечко, казалось вот-вот вылетит… Я убрала свою руку от влагалища Иры. Я была до сих пор очень заведенная, но стала остывать. Только тогда мы осознали, что могли разбудить Таню. Я спросила Иришку: «Ирка, что мы с тобой делаем?!!» Но она в ответ только прошептала: «Я хочу еще… Пойдем ко мне…» Я сама была заведена, мои трусики полностью намокли, а промежность горела.
Мы разбудили Таню. Если честно, я до сих пор не могу поверить, что она не проснулась от наших сладостных стонов. Но она даже виду не подала и сейчас не подает. Мы сказали ей, что уже пора расходиться, но я забыла кассету у Иры, поэтому я зайду к ней. Всю дорогу в маршрутке мы просто изнемогали с Ирой, у меня так было влажно между ножек… Нам уже было все равно думать о морали. Мы хотели только одного… Друг друга…
Как только мы зашли к Ире в квартиру, она только закрывала дверь на замок, как я ее крепко обняла сзади, мои руки стали нежно пробираться ей под маечку и ласкать ее животик. Она улыбнулась, повернула ко мне свою голову и мы опять слились в страстном поцелуе. Потом она повернулась ко мне, сняла с себя свою маечку и лифчик, я последовала ее примеру… Я стала целовать ее ушко, обсасывая мочку, потом опустилась ниже, расцеловала ее шейку, а потом стала ласкать ее сосочки, то всасывая их в рот, то едва докасаясь до них языком. Потом мы стали раздевать друг друга, мы даже не пошли ни в какую комнату, а предались ласкам прямо в прихожей. Мы легли прямо на одежду, которую только что друг с друга сняли, Ира легла на меня сверху и мы стали целоваться…
Наши тела терлись друг о друга, я чувствовала, как ее набухшие соски трутся об мои, наши бедра двигались навстречу друг другу, я чувствовала, как мои соки текут из моей дырочки по попе. Ира стала нежно обсыпать мое тело поцелуями, опускаясь все ниже и ниже… Вот она целует мою шейку, так страстно, горячо, вот она уже целует ложбинку между моими грудями, а теперь принялась за мой правый сосочек… Я опять застонала, мне уже хотелось только одного, чтоб Ира добралась до моего клитора. И вот она, наконец, ТАМ!!! Она раздвинула мои губки двумя пальчиками, и стала водить своим язычком, едва дотрагиваясь моей плоти…
Каждый раз, когда ее язычок оказывался на моем клиторе, я чувствовала, как будто меня пробивает электрическим током…. Ее прикосновения стали чувствоваться все сильнее и сильнее, все страстнее и жаднее она лизала мне мою дырочку.
Она стала вылизывать мой клитор, играться с ним языком, иногда чуть ли не покусывая его, а иногда водя вокруг него. И тут я почувствовала, как в мою мокрую киску медленно погружаются ирины пальчики… Я не могла уже терпеть, я стала кричать: «Глубже, глубже, сильнее, пожалуйста!!!» Мои бедра стали сами наталкивать мое влагалище на пальцы, одной рукой я стала теребить себе левый сосок, а другой стала подталкивать голову Иры…
Она вводила все глубже и глубже свои пальцы… Я стонала все громче и громче… Соки текли по ириному лицу…. Еще, еще, ЕЩЕ, ЕЩЕ, ЕЩЕ!!!!!!!!!!!!! И тут сильная волна тепла прошла по каждой клеточке моего тела, я вскрикнула, моя рука сжала ирины волосы, ноги обхватили ее голову, я кричала во всю силу, меня пронзил долгий оргазм, судороги свели все тело.
Такого оргазма я еще никогда не испытывала. Но Ира не прекратила свои движения, ее пальчики все так же ласкали меня внутри влагалища, ее язычок все так же играл с моим клитором. Мое желание стало опять расти, Иришка перекинула одну ногу через меня, и над моим лицом оказалась ее дырочка, такая мокрая, соблазнительная…
Я впилась губами, я набросилась на эти губки, на этот клитор, ирины соки стекали на мое лицо, я старалась вылизать каждую капельку, я обсасывала клитор, я вставляла свой язык ей внутрь… Я не могла остановиться…
Я хотела погрузиться целиком в это отверстие… Ира терлась об меня своей киской, я слышала, как она стонет, чуть ли не кричит, и вдруг она изогнулась, я почувствовала, как ее руки сжали мои ножки, она стала биться в судорогах, от этого я опять стала кончать, при этом все сильнее погружаясь во влагалище Иры… Мы кончали раз за разом, наши стоны не прекращались. Потом мы лежали изнеможденные с Иришкой и обсуждали то, что только что произошло. Нам обеим очень понравилось, но мы больше не повторяли этого. Теперь у нас есть парни, я уже занималась сексом со своим, Ира еще нет.
Курортный роман или Мой нежный и ласковый зверь
Это случилось в этом году в Сочи. Я отдыхал в пансионате Светлана. Опущу все формальности, они достаточно банальны. Оленька, которая сидела за обеденным столом напротив меня, сразу поразила меня своей "скромностью". Ее редкие, но вызывающие взгляды, я бы даже сказал откровенно сексуальные, а в народе их называют просто — (блядские). Сразу меня пленили. Ведь в принципе, в основной массе как мужчины, так и женщины думают об одном и том же — о курортном романе. И вот мы у меня в номере. Когда я вернулся их ванной, Оленька лежала на кровати на боку поверх простыней. Закинув руки за голову, она делала вид, что дремлет, но едва уловив мое присутствие, она томно потянулась и повернулась на спину. Чуть учащенное дыхание говорило о том, что она в нетерпении.
Я скинул халат и медленно подошел к кровати. Узенькая полоска света от приглушенного ночника, наверняка не случайно, попадала точно на розовые сосочки ее больших и упругих грудей. Их форма была столь соблазнительной, что я с огромным трудом удержался, чтобы не впиться в них губами. Опустившись перед ней на колени, я ласково, едва касаясь пальцами, как слепой, исследующий незнакомого человека, провел ото лба по всему лицу, потом по шее, обвел каждую грудь, чуть прикоснулся к сосочкам, которые сначала медленно отреагировали легким вздрагиванием, и вместе с тем, тут, же стали наливаться упругостью.
Однако я не стал долго задерживаться на этих чувственных бутонах, пальцы продолжили свой путь. Нижняя кожа на животе нервно вздрогнула и тут же расслабилась, прияв как должное это прикосновение. Оленька, словно во сне, томно вздохнула и чуть раздвинула стройные ножки, как бы призывая меня к исследованию ее месторождений. Интимная стрика Оленьки была изобретательная и формой напоминала некую птичку колибри, клюв которой касался как раз самой вершины чувствительной пещерки.
Смочив палец слюной, я, чуть прикоснувшись к бутону клитора, сделал несколько круговых движений, и своды этой пещерки мгновенно отозвались эротической влагой. Я чувствовал, как Оленька из всех сил пытается продлить несказанное удовольствие от прикосновений моих пальцев. Мышцы ее тела то напрягались до судорог, то расслаблялись до ватности. Мне казалось, что еще мгновение — и Оленька взорвется и наброситься на меня в страстном порыве, но видно, что сила воли у нее была на высоте.
Мне стало любопытно, и я решил проверить, сколько она сможет продержаться. Продолжая нежно ласкать чувствительный бутон, я прикоснулся язычком к ее сосочку, провел по нему несколько раз, и он, тут же отвердел, потом все повторил со вторым сосочком, после чего обхватил его губами и втянул в себя. В тот же миг по всему ее телу пробежала страстная волна, она судорожно вздрогнула и замерла на мгновение, и мои пальцы увлажнились любовным нектаром. Это стало последним бастионом ее состязательной воли:
— Оленька застонала, закричала, в страстном порыве обхватила ладонями мою голову, впилась в мои губы жадным поцелуем, и ее тело начало извиваться под моими ласками.
Ее страсть достигла столь высокой степени, что казалось, она вот — вот потеряет сознание. Она напоминала взбесившуюся львицу: — Рычала, вскрикивала, судорожно прижималась ко мне всем телом, словно желая целиком втиснуться в меня, растворится во мне. Поток ее страстного нектара не иссякал, а я все оттягивал и оттягивал вторжение в недра ее любовной пещеры. И Оленька пошла в "атаку". Она бесстыдно обхватила рукой мой вздыбившийся от нетерпения член и ловко впустила в свою пещеру, со всей страстью устремившись ко мне на встречу.
— Боже мой, я никогда не испытывала ничего подобного! — воскликнула Оленька. — Ты просто чудо какое-то! — Я словно девчонка, в впервые ощутившая, что значить быть женщиной! А-а! — закричала она и вновь извергла мощный поток любовного нектара.
Я был уверен, что из-за долгого воздержания меня хватит всего на несколько минут, и поэтому несказанно обрадовался столь затянувшемуся противостоянию. Мой член с садисткам удовольствием обследовал недра ее прекрасного грота, пытаясь дотянуться до всех чувствительных точек.
— Господи! Взмолилась наконец Оленька. — Он у тебя такой большой и неутомимый, что у меня вся девочка горит! — Не могу больше!
— Она вырвала мой клинок из ножен, обхватила его пальчиками и направила в другую, более тесную пещерку.
— А-а! — опять вскрикнула Оленька от боли и сладострастия. — Ты первый, кого я впускаю в ее! — Первый!
С удивительной для ее хрупкого тела силой, Оленька ловко перевернула меня, не выпуская его из себя, и превратилась в настоящую наездницу, страстно отпуская поводья своего скакуна. Она подпрыгивала на моем мальчике, внимательно следя, чтобы не выпустить его наружу и оттянуть семяизвержение этого удивительного вулкана. Но как только почувствовала, что вот-вот он извергнуться любовной лавой, тут же вернула его в пылающее жаром своды своей первой пещерки. И что оказалось очень своевременно, поскольку два мощных потока устремились друг к другу на встречу, столкнулись в неистовом порыве и перемешались как коктейль.
Несколько раз, издав звук восторга, она опустилась на мою успокаивающуюся плоть еще и еще. Затем замерла от удивительной волны, пронзившей все ее тело, исторгла гортанный крик, вздрогнула в последний раз, и бессильно рухнула на меня.
Было затрачено столько сил и энергии, что мы долго лежали, не в силах пошевелиться и вымолвить слово.
— Оленька! Как это все прекрасно, сказал я. — Если честно, то я уже и забыл, что такое истинное наслаждение. — Оленька лукаво улыбнулась и начала вести ту игру, которую я уже сыграл с нею. Нежно лаская язычком мою плоть, она вернула ее в боевое состояние, не забывая прикасаться пальчиком к моим соскам.
Не в силах больше держать нейтралитет, я погрузил пальцы в ее пещерку и принялся ласкать ранее обнаруженные точки наибольшей чувственности. Эти ласки подстегнули ее, и она, ускорила движения, подключив все свое мастерство. И в этот раз мы достигли точки наивысшего блаженства одновременно. Стараясь не упустить ни одной капли моего нектара, Оленька довела моего мальчика до полного опустошения. Не забывая и самой выплеснуться до самого конца. Выбившись из сил, мы проспали утром завтрак, но об этом никто из нас не пожалел. Вот такой был со мной курортный роман. Да, кстати, мы провели весь отдых, вместе, и, сейчас, поддерживаем переписку, надеясь на следующий год, встретится снова.
С уважением viktorklassikov@yandex.ru
Курс юной леди
Ведение
Сейчас, когда выяснилось, что секс всё таки местами, у немногих, ну очень немногих, оказывается всё таки есть, в Интернете всё больше появляется всё больше различных статей и пособий типа "Как сделать королевский минет", "10 способов доставить своему любимому райское наслаждение" и "Как заставить этого подонка просить пощады".
Автор данного опуса периодически читает данные произведения и даже периодически находит, для себя, что-то так и не охваченное трудовым подвигом на ниве любви.
Тем не менее, все эти произведения, на взгляд автора данного комикса, довольно сильно оторваны от реальности и страдают различными недостатками.
Поэтому, автор, нисколько не сомневаясь, что только он знает как надо делать минет на самом деле, и уступая многочисленным просьбам Интернет изданий, как истинный гуру, расскажет тебе и только тебе, моя юная леди, как оно на самом деле.
Если кто то ещё сомневается, то это был сарказм и самоирония.
Настоящая причина кроется в воспоминаниях о симпатичных заплаканных мордашках, с укором глядящих на него снизу, классически вопиющих "и ты, Брут!", многочисленных историях, когда рушились семейные пары, нарождающиеся отношения и прочая, и прочая и прочая. Что сейчас вспоминать не совсем стоит, ну да не будем о грустном.
Кто-то сочтёт, данный опус, маргинальными записками теоретика кунг-фу, стоявшего не с той стороны минета, кто то малограмотным бредом извращенца плохо знающего правила русского языка и не владеющего русским литературным. Кто-то обвинит в остальных грехах начиная от разврата малолетних, до участвования в Глобальном Заговоре против духовности Русского, Калмыцкого, Чукотского (подставьте по вкусу) народа.
Автор 100 % уверен, что каждый найдёт тот заветный камень который метко и несомненно, с чувством полного морального, духовного, интеллектуального (и прочая) превосходства кинет в автора данной грязной статейки, как она, несомненно, будет называться, впоследствии, прочитавшим.
Между тем, автор убеждён, что Эрос (кстати, почему то сильно не любимый богами, за то, что мог их поражать любовью, и запрятанный своей матерью, среди львов, даже от собственного отца Зевса) есть важный и один из основополагающих элементов жизни. И автор тщит себя зыбкой надеждой, что благодаря его труду, заплаканных леди станет меньше, счастливых улыбок станет больше, а потрясающие оргазмы, всё-таки, кому то будут доставаться дчуть, дчуть чаще.
Возможно, автор данного руководства не только не отяготит, но даже слегка облегчит свою Харму, и чем чёрт не шутит, даже заработает чего нибудь не только по ауре, но и по дебету с кредитом.
Итак, как говорил небезызвестный герой анекдотов "меньше рекламы Петька — больше экшен" и мы плавно переходим к первой части нашего Мармезонского балета:
Часть первая
Немного истории
Или мифы и легенды планеты Шелезяка
Итак, уважаемая моя юная леди, что мы имеем из исторических пропаганд и провокаций.
Если обратить свой взгляд на Восток, то там упоминания о минете теряются во тьме санкскрита и мандарина (имперское наречие Поднебесной). Ибо письменные источники Востока много старше древнегреческих и каждая юная леди может быть твердо уверена, что совокупный пробег "райских ворот" (планеты Земля), по "нефритовому стержню" составляет к сегодняшнему дню миллионы километров. И если этот километраж будет хоть чуть-чуть меньше расстояния от Земли до Солнца, то автор очень сильно удивится и начнёт лихорадочно вспоминать, какая оценка у него была по арифметике, в церковноприходской школе.
Многочисленные партитуры "игры на кожанной флейте" до сих пор перепечатываются, в различных трудах, в основном, именно, из Восточных источников. Так как в этом деле, там знали и толк и расстановку. И если кто-то думает, что гейшам и императорским наложницам спускали целые состояния и дарили императорские дворцы за то, что они виртуозно читали хокку и танка, или за те же самые неловкие телодвижения, что у остальных десятков миллионов китайянок, то он бааааааааааааааааааааааааальшой филантроп (пусть свяжется со мной отдельно, у меня есть пара-тройка сумасшедших и абсолютно безнадёжных проектов).
Собственно, если вспомнить, откуда произошло само слово "минет", то возможно вам, юная леди, будет интересно узнать, что когда то это было имя собственное, а не нарицательное и также как Xerox, был, когда то торговой маркой а, со временем стал названием каждого копировального прибора, "минет" в своё время претерпел аналогичную метаморфозу.
Во времена Ост-Индской торговой компании, несколько французских сестёр проживало в Париже. Судя по всему их, глава семейства занимался поставкой специй с Востока, откуда сёстры и почерпнули знание о данном весьма приятном для мужчин занятии. После того, как папаша разорился, что во времена парусников и их удивительной способности пачками пропадать в морских пучинах было весьма обыденным делом, несколько истинных леди были вынуждены в полном составе пополнить собой парижскую ниву развлечений. И так бы и сгинули они в парижских борделях, безвестными для нашей истории — ноооооооооо!
Выяснилась удивительная вещь — то ли Парижское светское общество тогда ещё не знало минета, то ли пагубное влияние Востока было на более высоком, чем Парижское, уровне (а скорее всего именно так), но факт остаётся фактом — светская знать валом валила, в то время, в салон, где обитались сестры семейства разорившегося торговца.
История не помнит теперь имя владелицы салона, но в нашем языке уже не первую сотню лет звучит фамилия этого семейства — ведь "минет" не что иное, как фамилия этих сестёр Minet! И, судя по всему, она искажена — в оригинале фамилия имела 2 "n".
В своё время сёстры Minnet произвели фуррор в салонах Парижа. И произвели фуррор они совсем не тем, что умели играть на пианино и фортепьяно, как любая приличная дама того времени. И будьте уверены, милая леди, что сестрам Minnet было спушено далеко не одно состояние, парижских аристократов, в лучших исторических традияциях исскуства игры на "кожаной флейте".
Кстати анекдот в тему (зизи)
Поэтому, если вы, милая леди, думаете, что именно ваш подвиг на данной ниве неповторим и уникален, то может быть стоит копнуть чуть-чуть истории и там можно накопать много интересного и познавательного, в данном вопросе.
Итак, прежде чем начать давать "грязные" и подробные советы "извращенцев", какой рукой и за что браться, попробуем пробежаться по "за" и "против" этого "грязного" дела.
И здесь мы плавно переходим к части второй.
Часть вторая
To beeeeeeeeeee, or not to beeeeeeeeeeeeeeee? (с привыыывааааанием)
Мин нет, как разведка боем.
Во время различных войн, которые неустанно ведёт человечество, те, кто командовал не первый раз по учебнику Наполеона, а чуть-чуть второй, очень быстро выяснили одну простую вещь. Прежде чем встать в полный рост, всем составом Генералитета, и героически крича "Панзай" дружно ломиться как "кур во щи", часто, ну очень часто бывает весьма полезно провести легкую непринуждённую фиктивную атаку.
Так называемую "разведку боем".
Цель такой атаки малыми силами, выяснить диспозицию противника, узнать его слабые и сильные места и что он собственно вообще из себя представляет. При том упоминание о "малых силах" не должно вас, милая леди вводить в заблуждение. Часто при наступлении фронта целый батальон или даже полк (порядка тысячи бойцов), абсолютно осознано посылались зачастую на верную смерть (вспомните фильм "Батальон просит огня"), и гибли лишь с одной целью — узнать как можно больше об обороне противника путём непосредственного боевого столкновения с ним.
К чему я рассказываю Вам, милая леди, эту скучную и неинтересную историю, дела давно минувших дней? А вот к чему.
Конечно меня как любого мужчину, умиляют диалоги (которые я и сам когда то произносил, кстати) типа:
— У меня до тебя никого не было (один, два, три — по вкусу). У меня болезней нет.
— И у меня никого не было. У меня тоже всё чисто.
— Ну тогда может не будем надевать презервативы?
Меня слегка умиляют обмены медицинскими картами у КАНДИДАТОВ в новобрачные, за рубежом (ну да у нас, слава Богу, каждый раз медицинская карта новая, да не в одной поликлинике, а самые интересные вообще, в списках не значатся).
Меня приятно радуют всё более тонкие изделия № 2 которые уже и из балончика начинают напыляться, на самые чувствительные места наших организмов, но всё таки, всё таки, всё таки.
Железное правило разведки существует уже не одно тысячелетье — информация лишней не бывает.
И если вы, милая леди цените своё и (чем чёрт не шутит) чужое время и здоровье, может Вам стоит самой лично (если хочешь сделать дело хорошо — сделай его сам! (Атольф Хильтер)) собрать информацию о сексуальном здоровье той "сволочи", что волочит Вас в койку (под венец, в совет директоров, в светлое будущее,).
Как ни странно Вы можете узнать много интересного и удивительного, о декламирующем Нитцше и Шопенгаура (в оригинале стесссссссссенно), молодом и перспективном.
Вы удивитесь, какое разнообразие Вашего абстрактного представления о том, что может долгие годы входить, в самую уязвимую часть Вашего тела, существует в реальном мире.
Паноптикум начинается с того, что сей не безынтересный, во всех ракурсах, предмет любви, может быть обрезанным (у мусульман, евреев и американцев), необрезанным, тонким, толстым, кривым, с самыми разными вариантами, пардон, головок, мощонок и прочего сопутствующего оборудования.
Конечно, далеко не все с криками ужаса убегают после этого от партнера. Кому то порой посчастливится найти симпатичную родинку на самом пикантном месте, кто-то узнает новый ранее неизведанный запах (вкус), или, даже, "клёвую" интимную стрижку, или потрясающий пирсинг там, где его никто совсем не ожидал.
Но поверьте лучше раньше получить приятный сюрприз, чем позже неприятную неожиданность.
Узнать, что ваш партнёр имеет какую то особенность аппарата для совместного духовного слияния, и производства маленьких гениев, (и просто приятного времяпровождения), которая Вами по тем или иным причинам, неприемлема, в самый последний момент, а в ряде случаев и много после него — горррррррррррррррррррраздо хуже.
Например, конечно достойна несомненного уважения, храбрость девственницы распахивающей всё своё естество, перед мужчиной без всяких экивоков, но узнать что у вас не только 2-х кратная разница в весе, но и в комплементарных размерах сексуального интерфейса, в тот самый момент, когда этот самый интерфейс уже трещит по швам, согласитесь несколько ээээээээ необдумано. И запоздало.
Любой сексуальный опыт предыдущих встреч накладывает на обе стороны свой зачастую неизгладимый отпечаток, и чтобы там не говорили теоретики кунг-фу, привыкшее к определенным физическим параметрам тело, требует нечто похожего, и эту разницу порой никак не компенсировать на другой комплектации.
Но и это лишь один из моментов возможных сюрпрайзов.
Гораздо интереснее, что ваш партнер может сам даже того не зная быть носителем весьма неприятных инфекций, которые ему могут быть просто, у себя, неизвестны.
Так, например, герпес, цистит и прочие интересные заболевания могут быть ему неизвестны или просто игнорируемы в силу, например, бесшабашности или эгоизма, но согласитесь — Вам то они абсолютно не нужны. С учётом, кстати, того, что вирусная инфекция плохо держится презервативом, да и он не даёт 100 % гарантии.
Критерий при осмотре мужского (да и женского) аппарата партнера может быть очень простой — данный аппарат должен быть (для Вас, именно для Вас, леди) красивым или, по крайней мере, таким казаться. Он должен радовать глаз как картина талантливого художника, хорошая иномарка или совершенное оружие (возмездия-).
Красота — это вещь сугубо субъективная и является подсознательным (бабушку его Фрейда с Юнгом, до кучи), интегральным "асюсением" (Канта с Ферми аналогично) того, что данная часть тела физически здорова, не изношена, "зроблена" верно и функциклирует исправно и по назначению. Любые отклонения от красоты, как то, покраснения, искривления, припухлости, прыщики, язвочки, неприятный запах и так далее могут смело рассматриваться, как повод достать из сумочки дежурный презерватив для орального секса с любимым банановым вкусом и смело перейти от планов полноценного минета к активному петтингу руками зачехленного субъекта под благовидным предлогом "что вы делаете это первый раз, "ничего не умеете" и "очень-очень" стесняетесь и боитесь". При этом рост возраст и предыдущий сексуальный опыт абсолютно не имеет значения, главное, почаще, хлопать мокрыми глазами и дрожать голосом, для убедительности интонаций, вспоминая, как вы в пять лет клянчили конфетку у папы (кто не клянчил я не виноват-).
Только следует помнить, что делать такую разведку стоит в хорошо освещённом помещении, не перебивая своё обоняние сигаретами "Бэламор" и будучи истинной леди, всё таки, довести мужчину хоть и руками, но до приятного и неспешного оргазма. Вам — мелочь, а мужчине приятно, да и практика совершенствования петтинга никому ещё не навредила.
Вообще в любой критической и нестандартной ситуации, истинная леди, никогда не размахивает кулаками, как это делает всякое необразованное быдло, и не кричит как на базаре, а как настоящий политик извлекает плюсы из любой даже, казалось бы, проигрышной ситуации (это так из теории кунгфу, к слову).
Ну и конечно не надо делать чересчур хитрое лицо, многозначительно поглядывая на это "тупое животное", которое вы, леди, собираетесь продиагностировать таким способом.
Однако, стоит отметить, даже самый здоровый и ведущий ангельский образ жизни мужчина может иметь, банальную "скорострельность", особенно если он влюблён в вас по уши, молод или перевозбуждён. Поэтому прежде чем планировать отдать ему всю себя, советую провести с ним своеобразный "тест-драйв", с помощью минета, стоит ли он того, чтобы планировать его на ночь. Только ещё раз напоминаю, что первые пару-тройку раз его тайм-аут (порою в несколько секунд) может быть, именно с Вами, леди, совсем не такой как с другими, кто для него безразличен.
Ну и кроме того возможен самый интересный сюрприз который вы леди можете обнаружить — Ваш мужчина — девственник (чтобы он там вам на уши не вешал)!
Но это — совсем другая история достойная отдельной главы.
Часть третья
Объездка наивного чукотского юноши или как "обкатать" девственника
Немного анатомии.
Если ваш мужчина имеет обрезанный "интерфейс" — то вопрос девственности никоим образом фактически не стоит. Так как при обрезанном члене, крайняя плоть не мешает уздечке снизу головки в процессе взросления и роста постепенно растягиваться и к тому времени, когда он окажется в ваших чутких руках, никаких проблем с уздечкой и крайней плотью у него быть не может — одна растягивалась несколько лет. Другая просто отсутствует. Именно такие члены порно актёров знакомы по столь любимым фильмам класса "дас ист фантастиш". Как правило, подавляющее большинство таких актеров имеют обрезанные орудия труда (имеется ввиду крайняя плоть члена). В силу просмотра данных фильмов, многие юные леди, почему то полагают, что член его мужчины будет выглядеть именно так же и бывают неприятно удивлены столкнувшись с ним, впервые, "нос", пардон к носу.
Тем не менее, где то половина мужчин так и не обрезает крайнюю плоть.
Тут всё несколько сложнее и каждая леди, взявшая в хорошие руки чуткий прибор по измерению оргазма должна чётко ориентироваться, как с ним обращаться в этом плане.
Необрезанный член, выглядит точно также как детский младенческий в оригинале, с той только разницей, что он немного больше, но ведь вас это не пугает правда?
Тут есть пара моментов, которые, зачастую не знают или не обращают своего внимания, и некоторые взрослые женщины.
Первое — член мужчины с необрезанной плотью, постоянно меняет свои размеры от головки до самой мощонки. Его размеры в текущий момент могут зависеть от кучи параметров, начиная от котировок Google, до состояния резины, на его Бентли. Поэтому вся эта кожа, будучи многократно растянутой, имеет солидный запас по объему, в сложенном, так или иначе, состоянии.
От этого, особенно, если мужчина смуглокожий, или загорелый, его кожа в сложенном состоянии имеет такой вид что её легко спутать с грязной. Любая леди должна это четко знать и понимать (в целях собственной хотя бы гигиены), какая кожа действительно грязная, а какая такой только кажется. Чтобы осознать и проникнуться, как это происходит, поэкспериментируйте со сгибом хорошо загорелой собственной, или подружки, рукой. Разгибая и сгибая руку глядя на её сгиб, вы очень быстро поймёте, о чем я говорю.
Поэтому глядя на кожу члена, которая может казаться вам грязной, вы можете поступить очень просто — натянуть, что в ряде случаев невозможно, с той же крайней плотью, например, либо самолично помыть её в конце концов перед минетом, замаскировав это дело под эротические игры в ванной. Пинком отправлять партнера в душ с напутствием типа "пошёл мыться смерд" крайне не рекомендуется, мужчины имеют крайне ранимую психику подсознания, как бы там они не выпендривались. К слову говоря, если ваш молодой человек не в курсе, пространство за крайней плотью, в любом случае необходимо тщательно мыть перед лавстори, ему либо для, надёжности, вам. Поэтому первую вашу встречу рекомендую устраивать, именно в ване или душе, чтобы не устраивать ненужных сцен, на пустом месте, для неопытного возлюбленного.
Если мужчина не обрезан, то его крайняя плоть закрывает головку от внешнего мира и прежде чем приступить к, по настоящему, активным действиям при минете её необходимо сдвинуть. Делается это очень просто — член обхватывается рукой и кожа на нём осторожно сдвигается вниз. Вместе со двинувшейся кожей члена сдвинется и крайняя плоть головки и она "выглянет" и посмотрит вам, леди "глазом в глаза". Не рекомендуется первый раз с новым, а особенно молодым мужчиной делать это резко, кавалерийским наскоком.
Во первых, вы лишаете и его и себя удовольствия, а во вторых, если он не имеет значимого сексуального опыта, вы можете причинить ему реальную боль и даже серьёзные повреждения.
Если ваш мужчина, леди, необрезанный девственник, то вы легко узнаете его, сдвинув крайнюю плоть вниз по туго натянутой уздечке снизу головки, которая будет сильно тянуть за собой головку члена вплоть до прямого угла. В этот момент такой член напоминает собой своеобразный "звукосниматель" патефона-проигрывателя.
Любые резкие сильные движения, а также полноценный половой акт с такой головкой может легко порвать такую уздечку и не только причинить боль, но и нанести глубокую подсознательную травму, родив ещё одного клиента в очереди к мозгоправу-сексопатологу.
Аналогичная ситуация может быть у очень юных молодых людей (12–16 лет), с крайней плотью, если они не разу не выводили за неё головку члена (что бывает у юношей довольно часто). Если крайняя плоть никогда, до этого, не пропускала головку члена наружу, она просто не имеет необходимого большого размера и головка члена может выходить наружу с большим трудом. Но и это не самое страшное.
Выйдя наружу из нетренированной на растягивание крайней плоти, головка защемляется её малым (крайней плоти) диаметром и начинает происходит довольно неприятная реакция — головка и крайняя плоть, от притока крови начинает раздуваться, вплоть до самых нелепых и реально страшных размеров, кровь от ущемления перестаёт нормально циркулировать и головка вместе с крайней плотью начинает на глазах проходить по всем цветам радуги от синюшного спектра к нездорово чёрному (гангренному). При этом вернуть на своё законное место нерастянутую крайнюю плоть на эрегированном члене фактически нереально. При этомэрекция, зараза такая, зачастую входит в своеобразный ступор.
Если кто-то думает, что данная вещь фантастична и смешна, поверьте, это встречается достаточно часто и панику подростков, что "эта штука сейчас окончательно почернеет и отвалится" я не пожелаю никому.
Поэтому я рассказываю вам, милая леди, эту страшную сказку на ночь, в столь анатомических подробностях, дабы вы были готовы к такому повороту событий, если он у вас приключится.
Метаться из угла в угол, с криками "звони скорей в скорую, камикадзе", вам леди, в таком случае абсолютно не надо. Нужно просто довести вашего юного девственника до оргазма любым нежным, по возможности способом, (при этом лично я рекомендую, вам леди, посладострастней стонать, так как оргазм у мужчин не только в члене, но и в голове, чтобы помочь ему "кончить"), невзирая на то, как его "чудо" в этот момент выглядит. После того как он испытает оргазм, кровь от члена отольёт, его размеры уменьшатся, головка сократится в размерах и крайняя плоть довольно легко вернётся на своё место хоть и распухшая. Все опухоли от разбухшей крови довольно быстро (около получаса) спадут, хотя небольшая боль в растянутой коже может ещё пару дней присутствовать.
Поверьте, леди, если вы кому то так спасли член, то этот парень будет вам благодарен, как никто другой на планете Земля и её окрестностях.
Если вам попался такой "необкатаный" член, то ваш парень, судя по всему не только девственник, но даже и не пробовал мастурбировать. То есть его сексуальный опыт либо крайне мал, либо отсутствует напрочь.
В этом случае, по хорошему завидуя вам и вашему партнеру, крайне советую не торопиться лишать его девственности.
Такому члену крайне противопоказан любой активный секс, кроме нежного петтинга и минета, до той поры пока его кожа крайней плоти и уздечки не растянется до рабочего состояния.
Вы спросите, почему я завидую вам и вашему партнёру?
Дело в том, леди, что данную "обкатку" молодой человек может пройти только раз в жизни и занимает она весьма непродолжительное время, как правило, 2–3 недели. Если делать её нежно, аккуратно и не торопясь, то ваш партнер испытает ни с чем не сравнимые переживания, которые никогда, подчеркиваю никогда, не испытает в той силе и гамме, что при этой "обкатке".
И если вы будете этим самым умелым "обкатчиком", поверьте, его благодарность и привязанность к вам, будут как ни к кому другому в его жизни, включая маму, папу и любовь к пиву.
Самое смешное, леди, что аналогичную "обкатку", в умелых руках, может пройти и девственница, с тем же самым незабываемым набором переживаний, вместо банального болевого разрыва девственной плевы, в первый половой акт, и оставить этот разрыв на "потом" (в ряде случаев), вплоть до родов.
Ну а теперь раз речь зашла о тренировках осветим ещё один аспект минета.
Часть четвёртая
Мин нет как бодибилдинг
Что возбуждает мужчин, спросите вы меня, милая леди?
Вы сами прекрасно знаете этот ответ — 90 x 60 x 90!
По крайней мере, вы наверняка в этом уверены.
При этом верхние 90 должны, по возможности, иметь 3 размер или на худой конец, задорно торчать так, чтобы ими можно было набирать номер телефона. А нижние 90 тоже, так или иначе, показывать, что они вполне в тонусе, своей соблазнительной круглой, подтянутой формой. Специалист по Тантре упомянет пару милых ямочек на пояснице указывающих на правильную работу чакр матки, но не будем углубляться в дебри Тантры.
Каждая женщина и мужчина подсознательно знает эту истину. Говорящую о том, что данный организм здоров и имеет хорошую физическую форму, подходящую, прежде всего, не для деторождения — нет!
Для хорошего деторождения нужны солидные большие "аквариумы", где зачатым неловкими телодвижениями, "рыбкам" есть, где в пруду поплавать и с голоду не опухнуть.
Именно занятия собственным удовольствием диктуют столь заветные параметры. А если леди имеет тренированный пресс, спину и мышцы ног с хорошей растяжкой, то активность её внутренних органов, разнообразие поз и активность во время фрикций, не только количественно, но и качественно отличается от нетренированной "серой мышки". Именно это подсознательно ощущается всеми мужчинами не просто как красота, а именно, как сексуальность, но не все знают умные слова и умеют их связывать в сложноподчинённые длинные предложения, поэтому и говорят просто — "секси". Тем не менее, люди чётко отделяют, на уровне подсознания, каждое тело в одну из категорий (сексуальное, здоровое или красивое).
Посмотрим на это дело с другой стороны. Что нравится леди?
Упругие ягодицы, тренированные ноги, говорят о тренированных мышцах промежности, что имеет непосредственное влияние на формирование оргазма и продолжительность полового акта. Поэтому кстати верховая езда и спорт на любых мотосредствах с седлом, а также многие другие виды спорта, всегда будут востребованы (точнее её носители), дамами.
Сильный пресс позволяет наносить приятные (для опытных дам) сильные лав удары. А широкая тренированная спина и руки позволяет ощутить себя жертвой урагана Камасутры, когда тебя так приятно вертит, вертит по спальне и тебе ничего не надо для этого делать.
Вот истинная причина сексуальности спортсменов. И можно сколь угодно высокопарно рассуждать о низком айкью, спортсменов, но в спальне с ними реально интереснее.
К чему я вам всё это рассказал милая леди, надеюсь, вы ещё (или уже) у экрана монитора?
Дело в том милая леди, что, как и многие другие индивидумы, мужчины зачастую путают причину и следствие, увлекаясь внешним архетипным шаблоном восприятия от внутреннего содержания (в нашем случае тонусе внутренних лав органов). Накачаная ботоксом, во всех местах, леди, как и объевшийся анаболиков, бодибилдир, конечно внешне вполне подходят под архетип "секси", но первая же лавстори расставит все точки над "ё" в сексуальном впечатлении от партнера. Поэтому никто особо не привязывается ни к "ботоксным" леди, ни к форсированным химией бодибилдирам.
Поясню это уже совсем прямо.
Сексуальность женщины, как и мужчины, напрямую зависит от нервной проводимости, тонуса, эластичности внутренних мышц и связок, соответствующих, лав органов, а также способности балансировать на грани пред судорожного состояния (зарождения оргазма), как можно большее время. Всё остальное лишь база, обеспечивающая данное условие.
Однако каждому более менее, здравомыслящему человеку, очевидно, что не следует ожидать тренированности мышц (как и лав части нервной системы в целом) без их тренировки!
Глупо ожидать, что человек провалявщийся на диване последние 5–6 лет вдруг встанет и выдаст рекордные результаты, не правда ли?
А насколько глупо ожидать этого от спортсмена активно принимавшего 5–6 лет лошадиные дозы допинга и тем не менее не тренировавшегося? Правда, абсурдная и абсолютно бредовая постановка вопроса?
Тем не менее, именно так происходит с миллиардами современных подростков мужского пола.
В 12–13 лет организм подростка начинает вбрасывать в кровь самые натуральные "лошадиные" (то есть многократно отличающиеся от обычной нормы взрослого мужчины) дозы гормонов и энзимов. Это необходимо для перестройки и развития организма.
И юные "мены" оказываются под сильнейшим гормональным прессом, фактически становятся самыми натуральными заложниками собственного организма.
В этот период они испытывают гипертрофированное сексуальное напряжение, многократно превышающее стандартную норму даже взрослого человека. Зачастую подросток хочет испытывать сексуальную разрядку порядка 5–6 раз ежедневно! И это при условии, что социальные табу и устройство общество, так или иначе, лишает его возможности испытывать её, в принципе, до достижения определенного возраста. Фактически каждая леди должна четко понимать, имея дело с молодым человеком от 13–14 до 20–25 лет (в зависимости от нации, возраста и конституции), что перед ней не кто иной, как автонаркоман тестостерона, заложник собственного организма, со всеми вытекающими отсюда последствиями.
И лучше ей это понять в теории "до", чем с горькими слезами разочаровании на личном опыте "после".
А теперь внимание вопрос, леди.
Неужели вы думаете, что упустив время перестройки организма (и нервной системы) и не тренируя свой лав орган, более менее, приемлемым для организма образом ваш потенциальный мужчина может быть настоящим мачо?
Вас ещё не душит истерика от смеха?
Каждая леди вправе ожидать от настоящего джентльмена, что он защитит её от хулиганов, диких зверей, бандитов и террористов. Это предназначение мужчины заложенное в нём природой.
Как вы думаете, милая леди, каково Ваше предназначение от природы и чего вправе ожидать от Вас ваш молодой человек?
Но и это полбеды.
Будучи под сильнейшим гормональным прессом фактически каждый подросток, будучи табуированным обществом и, как правило, находящийся в информационной и сексуальной изоляции, вынужден искать сексуальную разрядку в самоудовлетворении различных видов. Общество старательно замалчивает этот вопрос, в крайнем случае, через дипломированных специалистов, различно рода, авторитетно вещая, через средства масс медиа, что "мол ничего страшного, подростковая мастурбация — это нормально и абсолютно безвредно".
Реальность же состоит в том, что подросток годами нарабатывает (заметьте в период своего интенсивного роста и развития, а также, социальной адаптации), через мастурбацию, устойчивые условные рефлексы скоростной эйкуляции и девиантного сексуального поведения.
Как вы думаете, леди, годами, с молодых ногтей, тренировавшийся в выживании без вас, милая леди, именно, без вас, мужчина, будет ли затем стремится к вам оставшуюся жизнь?
Именно здесь лежат причины поздних браков, их неустойчивости, низкой рождаемости и прочая, и прочая, и прочая.
Дипломированые специалисты от современной медицины и социальные институты, даже, не подымают этот вопрос, так как благополучно паразитируют на ими же созданной проблеме и это не в их интересах.
А теперь немного фактов.
Когда сексологи посетили один из островов Полинезии они очень удивились поголовному гармоничному развитию лав органов как у юношей так и девушек. Фактически все молодые люди острова имели очень хорошо развитые половые органы. На острове нормой являлось 22–23 сантиметра соответствующего диаметра лав органа у мужчин и соответствующая сексуальная конституция лав органа у девушек.
При выяснении причин такого поголовного развития выяснилось, что родители подростков на острове не имели социального табу на оральный секс со своими детьми. В период подросткового развития родители регулярно стимулировали орально лав органы своих детей, в подростковый период. При этом используя данную стимуляцию как метод воспитания, поощрения и наказания своих детей согласно моральному кодексу социального устройства острова. Именно это послужило залогом гармоничного сексуального развития организмов подростков на острове.
Автор данной статьи вовсе не призывает практиковать данный метод среди собственной семьи, в силу разности социальных табу, между европейской и данной островной культурой.
Но ведь никто не запрещает вам милая леди создать "райский остров" для отдельно взятого избранника с его самых юных лет, не правда ли.
В Древне Греческой Культуре вопрос мужского подросткового гормонального взрыва решался несколько иначе. Там юноши сбрасывали сексуальное напряжение и обучались исскуству любви и тренировали свой организм у взрослых и опытных, скажем так, аристократок, как правило, переживших климакс.
Во многих нациях и религиозных конфессиях, в общем порядке, до сих пор, существует стойкое табу на вагинальную девственность до брака. Это связанно с генетической чистотой родовых линий и уверенности родственников в их чистоте.
Вместе с тем, в этих же культурах, неофициально, вполне разрешено и не преследуются сексуальные отношения орального и даже анального характера. Данная практика, достаточно хорошо, развита в определённых регионах, среди студентов и молодых людей.
Данный факт в обществе не афишируется, но служит многочисленным анекдотам, памфлетам, карикатурам и периодическим скандалам в желтой прессе, вплоть до самых всемирно известных личностей, которые вы, милая леди, неоднократно наблюдали по средствам масс медиа.
Исходя из всего этого можно, на взгляд автора статьи, уверенно утверждать, что минет является естественной тренировкой лав органа мужчины в подростковый период и залогом его сексуального здоровья. Кроме того по сути, организм юноши ещё не готов к обычному генитальному сексу, в силу физических особенностей члена девственника (см. выше) и минет является, чуть ли не единственным доступным средством его сексуальной тренировки и разрядки в этот период.
Можно ещё очень многое сказать об этом вопросе.
Желающие могут проконсультироваться у автора лично по скайпу stalkerreklats.
Лайнер для двоих
Я отдал своё пальто симпатичной стюардессе и прошел в салон самолёта, осматриваясь по сторонам. Это был мой первый полет на новом Airbus A380, гигантском двухэтажном авиалайнере. Ряды кресел тянулись, казалось, до самого горизонта, потолок сиял какой-то загадочной голубизной, а я никак не мог поверить, что надо мной ещё один этаж самолёта с каютами экстра-класса.
Из своего портфеля я достал ноутбук, затолкал его в карман для журналов, а портфель положил в отсек над головой. На этом рейсе мне досталось место возле прохода, но я ничуть не жалел, потому что рейс ночной и в окно всё равно ничего не будет видно. Зато я могу сколько угодно вставать, не тревожа других пассажиров, и могу заказывать напитки чаще обычного.
Я привычно улыбалась пассажирам и помогала им найти своё место в салоне. Неожиданно в потоке я выхватила взглядом высокого молодого человека и сама не заметила, как засмотрелась в его глаза. Он вдруг оказался совсем близко, жизнерадостно улыбнулся мне и спросил, можно ли повесить пальто в гардероб бизнес-класса. Ха, да в нашем лайнере можно хоть слона запихнуть в этот гардероб, и ещё место останется. Молодой человек прошел дальше в салон, а я понесла пальто, незаметно разглаживая его рукава. От материи, казалось, исходит неуловимый мужской аромат, и мне нестерпимо захотелось вжаться лицом в тёплую ткань.
Я взглянула вслед пассажиру, но он уже исчез где-то среди многочисленных кресел. Впрочем, я помню, что его место 26С, так что я легко найду его позже.
Очаровательная стюардесса наклонилась ко мне ближе обычного, и я едва успел прочитать имя на бэйджике, прежде чем скромно отвести взгляд от её декольте: Елена. Её лицо было совсем рядом и я даже почувствовал тонкий аромат её духов. Запах казался каким-то прохладным, свежим и по-девичьи обольстительным. Захотелось вдохнуть поглубже, чтобы полностью им насытиться.
Елена улыбалась и предлагала выбрать напитки. Я не сразу сообразил, чего именно хочу, и заказал белое вино. Микробутылочка мигом очутилась у меня на столике, а девушка тем временем следом положила салфеточку и поставила стаканчик. Я с удовольствием рассматривал её ловкие пальчики и украдкой отслеживал соблазнительный изгиб её бёдер. Девушка прекрасно смотрелась в светлой юбке и пиджаке своей униформы. Белую рубашку распирали округлые груди, но в просвет между пуговицами я увидел только краешек бюстгальтера.
Я была сама любезность и сначала старательно предложила напитки всем вокруг, кроме симпатичного парня на месте 26С, и только потом сосредоточила на нём своё внимание. Его руки выглядели красиво и аккуратно, длинные пальцы что-то быстро печатали на ноутбуке. Я вспомнила чудный мужской аромат, которым пахло его пальто, и наклонилась чуть поближе, надеясь почувствовать тот же запах от волос молодого человека. Увы, это был обычный запах мужчины, но запах приятный и мужественный. Я с удовольствием вдохнула поглубже и улыбнулась своей лучшей улыбкой.
К счастью, он не стал пялиться в вырез моей рубашки — это хорошо, он джентльмен. Его голос был спокойным и приветливым, и он даже пошутил что-то насчёт лайнера. Я рассмеялась и пошла дальше по проходу, раздумывая над планом действий.
Моего плеча коснулось что-то мягкое, я чуть отпрянул от неожиданности: это стюардесса подошла сзади и наклонилась надо мной, забирая стаканчик и пустую бутылку. Её бедро мягко касалось моего предплечья. Я вдруг ясно представил себе, что моё тело отделяют от её тела всего лишь моя рубашка, ткань её юбки и её трусиков. Если бы не пять миллиметров одежды, я бы чувствовал нежную кожу её бёдер, а может быть и волосики на её лобке, потому что она касалась меня именно этим треугольничком.
Эта мысль меня взбудоражила и я стал воображать, будто вижу контуры трусиков на попке стюардессы, когда она прошла по салону дальше вперед. Я представил себе, что это должны быть белоснежно белые хлопковые трусики, совсем без кружев, деликатные на ощупь. Неожиданное возбуждение застало меня врасплох и я порадовался, что мои брюки скрыты ноутбуком. Впрочем, оба соседа уже спали в своих креслах. Ещё некоторое время я вспоминал нежное касание девичьих бёдер, а потом попытался снова переключиться на работу.
Я не смогла отказать себе в удовольствии и вдохнула аромат его волос, наклоняясь над ним. Мне хотелось невзначай задеть его грудью, но это было бы уже чересчур. Я почувствала, как приятно напряглись мышцы в его плечах, и эта пещерная мужская сила волной передалась мне. Я набралась храбрости, стащила заветный ключ со щитка в коридоре и вернулась к месту 26С.
— Молодой человек, вы не могли бы мне помочь? Я вас не отвлеку?
Он как будто ждал меня и был с явным удовольствием вскочил. Мне показалось, что он прикрывает рукой брюки, и я почувствовала, что краснею от собственной наглости и от предвкушения дальнейших событий.
— У нас там на втором этаже цифровой телевизор не включается. Вы, похоже, разбираетесь в технике, поможете нам?
Когда девушка снова возникла передо мной, я был удивлен, рад и сконфужен. Она просила о помощи, а я не мог встать, не выдав своей эрекции. Я неуклюже встал и потопал за ней следом. Её воздушные локоны покачивались, а щечки нежно серебрились в приглушённом свете салона, когда она поворачивалась ко мне, говоря что-то.
Мы дошли до лестницы и она начала подниматься первой, соблазнительно виляя попкой перед моими глазами. Я любовался её чудесными ножками: на них были совсем незаметные колготочки, но они ещё красивей подчеркивали их притягательную стройность. Это ничуть не помогало в моей мысленной борьбе с эрекцией, надо сказать.
Я топала перед ним по лестнице и молилась богине Афродите, чтоб моя попка навела его на игривый лад. Какой-то мужчина однажды сказал мне, что даже лесной пень возбудится, если красивая девушка будет подниматься по лестнице перед ним. Я не сильно обольщалась насчёт своей красоты, но должно сработать — ножки у меня хоть куда.
Я на секунду задумалась, не споткнуться ли и не упасть ли в его объятия, и чуть не споткнулась по-настоящему. Если кто-то увидит, то подумают про захват самолёта и всему моему плану крышка. Нет уж, буду действовать осторожнее. Ммм, кстати, его зовут Алексей. Ему идёт это имя.
На втором этаже оказался узкий короткий коридор с каютами. Елена открыла одну из них и мы зашли внутрь. Это уже совсем не походило на самолёт, а скорее на комнату-студио в отеле. Роскошная двуспальная кровать со свежими простынями, сверкающая кухня в уголке, большой телевизор напротив кровати и у самой стены столик с цветами и журналами. Дверь каюты сама закрылась за мной.
Девушка взяла со столика пульт и присела на краешек кровати. "Вот смотрите, Алексей, он не включается" — она недовольно нажимала кнопки. Я сел рядом и утонул в мягком матрасе, так что Елена почти упала на меня. Мы сидели, плотно прижавшись друг к другу, и я с удивлением смотрел на пульт. Это был пульт от кондиционера.
Он поднял на меня глаза и я почувствовала, как его рука обняла меня за талию. В следующее мгновение он крепко держал меня, как бы проверяя, правильно ли он догадался, а я весело смотрела в его удивленные глаза. Вдруг он чуть улыбнулся и приблизился к моим губам. Я с удовольствием обняла его за плечи и прильнула к нему в поцелуе.
Его губы были приятно горячи и сильны, но он как будто совсем не обращал на меня внимания. Мне пришлось на некоторое время бессильно покориться его движениям, пока я смогла полноценно ответить на поцелуй — мужчина страстно съедал мои губы, а я ничего не могла поделать.
Боже, она была удивительно прекрасна в своей непосредственности. Её глаза светились волшебными огоньками, аромат её волос сводил меня с ума, а тело трепетало в моих руках. Я обнял её покрепче и практически потерял контроль над собой: так сладки и нежны были её коралловые губки.
Через минуту я почувствовал, что её нежные ручки вытащили мою рубашку из брюк и гладят меня под рубашкой по спине. Я с удовольствием начал раздевать свою соблазнительницу: пиджачок свалился на пол, и я принялся расстёгивать пуговички на её рубашке снизу вверх. Её нежный животик вздрагивал, когда я невзначай касался его своими пальцами.
Его ладони вдруг оказались у меня под рубашкой на обнаженных плечах, и я развела руки в стороны, давая ему стащить с меня рубашку. Горячие мужские ладони практически обожгли меня: он провел руками по моим плечам, снимая рубашки, и я чуть задрожала от его прикосновений, такие они были приятные. Мне захотелось, чтобы он сжал меня ещё крепче.
Его руки скользили по моему телу: он нащупал застежку бюстгальтера и уже расстегивал её. Мне стало неловко от такого быстрого обнажения перед совсем незнакомым мужчиной, и я уткнулась лицом ему в волосы. Он как будто улыбнулся и принялся целовать и щекотать меня за ушком.
Леночка прижалась ко мне, и я полной грудью вдохнул её волшебный аромат. Она дышала мне в ухо, это было забавно и приятно. Я расстегнул наконец-то её непослушный бюстгальтер и заставил её чуть отодвинуться, чтобы снять его и полюбоваться её грудью. Чашечки упали её а колени, а обнаженная белая грудь предстала передо мной во всей красе. Розовые сосочки очаровательно торчали, нежные полушария молочно белели в жемчужном свете сумеречного освещения каюты.
Девушка смущенно опустила взгляд и я бросился шептать все комплименты, которые знал, чтобы выразить своё восхищение её красотой. Она благодарно посмотрела на меня и потянулась ко мне в поцелуе.
Когда мы встали, я помогла ему снять рубашку и избавиться от брюк. Есть какое-то стервозное удовольствие в расстегивании мужских брюк, поэтому я с удвоенной энергией занялась этим процессом. В его трусах сейчас явно было мало места. Я провела рукой по напряженной вертикальной складке и Алексей весь вздрогнул.
Его руки резко расстегнули молнию на моей юбке, и я осталась без юбки. На мне были изящные чулки — тонкие, но с красивым кружевом. Он опустился на одно колено передо мной, рассматривая мои бёдра, и я запустила пальцы в его шевелюру. Ммм, я мечтала об этом целый вечер — и вот его шелковые волосы струятся в моих руках.
Оказывается, на ней были чулки. Они так ей шли, что я не удержался и опустился вниз, насладиться красотой её ножек в чулочках. Трусики были белые, но совсем маленькие и очень кружевные — не такие, как я тогда себе представлял. Мне показалось, что сквозь полупрозрачную ткань я вижу полосочку волос на лобке.
Я коснулся носом холмика её трусиков, чтобы почувствовать сокровенный женский аромат. Стянул их пониже, чтобы увидеть заветный треугольничек: треугольничек встретил меня пушком кудрявых волос и горячей влагой на губках между ног. Её нежное тело как будто таяло в моих руках, и я совершенно не запомнил, как мы оказались в кровати, уже оба полностью голые.
Я отдавалась его прикосновениям, ни о чем не думая. Он вывел меня из транса на мгновение, практично спросив про презервативы, но я равнодушно покачала головой: всё равно у меня не тот день. Через секунду я уже потерялась в его горячих объятиях и не могла понять, где заканчивается моё тело и начинается его.
Его поцелуи как будто были везде. Я млела, отвечала на его движения как могла и не была способна даже представить, что именно мы сейчас делаем. Аромат спонтанной встречи опьянил меня, а ласки моего страстного мужчины не давали мне прийти в себя ни на секунду. Я что-то целовала, что-то обнимала и гладила, но большей частью покорно выгибалась в его руках, плавилась и стонала от удовольствия.
Она лежала, как мне показалось, совершенно измученная нашим приключением. Ещё мгновение — и, похоже, уснула. Я осторожно выбрался из кровати, полюбовался её умиротворённым лицом, разметавшимися по подушке волосами, и начал одеваться. Кое-как привел себя в порядок, закрыл каюту, вернулся на своё место и выключился в изнеможении.
На выходе из самолёта Елена уже провожала пассажиров как ни в чём не бывало. Она нежно улыбнулась мне и подала мне моё пальто. "Ждём Вас снова на нашем рейсе", сказала она и подмигнула. "С удовольствием", ответил я, надевая пальто. "С огромным удовольствием".
В кармане пальто обнаружилась визитка авиакомпании с нарисованным ручкой сердечком и телефонным номером. Моя голова закружилась от счастья и я остановился на мгновение, прежде чем шагнуть на эскалатор. Да, до скорой встречи!
Леди Лоретта
Леди Лоретта направилась к окну. Оттуда мельком была видна дорога ведущая за замковые ворота. Сер Нортон уже уезжал. Лоретта улыбнулась и бросила взгляд на портрет перед роскошным ложем. Невысокий, седеющий мужчина с внушительным брюшком, — сер Нортон, ее супруг. Женщина позвала служанку, чтоб та помогла ей переодеться. Облачившись в платье, она подошла к зеркалу. Тонкая юбка струилась с крутых бедер на ноги, касаясь пола, тонкая талия перехвачена золотистой лентой. Такая же ткань держала две большие пышные груди. Леди повернулась к портрету и ее полные прекрасные губки растянулись в ухмылке при взгляде на мужа. Ее роскошное тело принадлежало не ему. И Лоретта была этому рада. Лорд редко посещал ее спальню, предпочитая довольствоваться вниманием прочих придворных дам, которые были менее холодны к нему, в старании завоевать его расположение.
Графиня имела немало своих поклонников. Сейчас она спешила к серу Дорнану, своему давнему любовнику. Бегом, сгорая от непередаваемого желания, она мчалась по бесконечным залам. Наконец, остановившись в широкой галерее, ведущей к западной части замка, она ожидала увидеть его. Мужчина еще не появился.
— Дорнан: Дорнан! — почти закричала она, — где ты?
Внезапно кто-то мягко обнял ее за талию. Ласковые губы коснулись голого плеча.
— Дорнан, — зашептала леди, — Дорнан:
Она повернулась к нему и встретила его губы. И, прижавшись к груди любимого, закрыв глаза, она чувствовала как он покрывает поцелуями ее лицо. Их губы слились, его пальцы плясали по ее горящей коже, оставляя незаживающие раны. Там где он касался ее, нервы будто оголялись, сладкая, ноющая боль заставляла ее вздрагивать, порой с ее губ срывались тихие вскрики, отражающиеся от стен. Леди помогла ему сдвинуть тугую ткань, стягивающую груди, и Дорнан приникнул к ним. Он целовал ее маленькие жесткие сосочки, ласкал ее длинные ноги, приподняв шелковый подол. Лоретта тихо стонала и тянулась за каждым его прикосновением. Она направила его руку чуть ниже и вскрикнула от наслаждения, когда его пальцы коснулись горящей рубиновой плоти: Она заставила его надавить чуть сильнее и задвигалась в темпе с движениями его руки. Это была медленная, сладкая пытка. Она шептала его имя, ища своими губами его губы, и это была будто мольба, крик о помощи. Лоретта все сильнее прижималась к его торсу, чувствуя своей кожей его. Она хотела чтобы руки, раздевающие ее, никогда ее не отпускали ее тела, хотела принадлежать ему и только ему.
— Мне было холодно без тебя, согрей: — прошептала леди.
Легкое платье упало вниз. Он поднял ее на руки, она потянулась к его губам, все сильнее вжимаясь в его грудь, будто спасаясь от мучающего холода. Дорнан внес ее в комнату, бережно опустив столь желанное тело на мягкие шкуры перед горящим камином. Пушистый щекочущий мех коснулся возбужденной кожи, она обвила его шею, притягивая его к себе, ее правая рука искала фаллос. Они оба направили его в плоть Лоретты. Несколько мгновений красная пульсирующая головка не могла преодолеть кожаного плена, затем устремилась во чрево леди. Сер Дорнан ненадолго замер, затем заскользил над ее телом. сейчас она пренадлежала только ему, она была готова ему подчиняться во всем. Сначала медленно, потом набирая скорость, он все глубже и глубже вгонял член в ее тело. его фаллос входил и снова покидал ее плоть, соединяя могучее мужское и хрупкое женское тела. Она ласкалась к нему, зарываясь в мягкие шкуры, целовала его: он склонился над ней, будто охотник над жертвой, делал толчки внутрь ее рубиновой плоти. Леди обхватила ногами его талию. Она вся дрожала, то откидываясь на шкуры, то ловила его руки, обвивала шею. Чувствуя, как пульсирует в ней его член, она все громче стонала. Все ее тело покрылось потом, он стекал по большим грудям, огибая сосочки. Дорнан хотел обладать ей как можно дольше, удерживая сладкий миг, он приникал к ее грудям, ласкал их, целовал ее плечи и шею, заставляя кричать еще громче. Наконец, когда их крики слились, тугая струя спермы ударила леди во влагалище. Лоретта обняла его, не давая выйти. Она испытывала наслаждение ощущая как успокаивается член внутри нее. Отпустив его, она легла сверху, накрыв себя и любовника шкурами. Их губы опять слились в поцелуе, они успокаивали разгоряченные тела, чтобы вскоре снова предаться страстным ласкам.
Лера-Лерочка-30. Месть супругов
Ремонт завершился, и Лера сегодня назначила презентацию в кафе, пригласив старых, и новых друзей. Она сидела с подругами за центральным столиком, и потихоньку попивала вино. Ожидая Романа, она увидела среди вошедших гостей Александра. Стройный, подтянутый, в безупречном чёрном костюме под галстук, он напоминал жениха идущего к невесте. Проходя мимо них, она почувствовала запах дорогого парфюма, и он с какой-то едва уловимой чарующей ноткой, заставившей ее внутренне затрепетать, посмотрел на неё.
Не совсем понимая, что с ней происходит, она стала направлять взгляд в его сторону, рассматривая внешние черты нового друга. Но он делал вид, что её не замечал, и лишь в конце вечера встретился с ней взглядом. Эти карие колдовские глаза, будто насквозь прошили замужнюю женщину, заставив смутиться и слегка покраснеть.
— Позвольте пригласить Вас моя королева, не дожидаясь ответа, он встал и протянул ей руку.
— Ну как я могу отказать своему мастеру, улыбаясь, она поднялась ему навстречу.
Александр держался уверенно и непринужденно, гармонично вплетая движения со своей партнёршей. Лерочка непроизвольно прижималась к нему через тонкую ткань нового платья, а когда мужская рука скользнула по попе, она выгнулась и смутившись, взглянула партнеру в лицо. Он сделал вид, что ни чего не заметил, и продолжил поглаживания чуть выше, нащупывая резинку трусов. "Интересно, сегодня, в каких она плавочках?" — подумал Сашок.
Практически все ее белье он помнил и знал, когда делал массаж, поэтому смело фантазировал, пытаясь сквозь ткань платья обнаружить какие-то отличительные линии трусиков. Но, кроме едва угадываемой резинки на бедрах, не смотря на облегание ткани платья, обнаружить ни чего не удалось.
"Ну ладно, бог с ним" — мелькнула у него в голове, и взгляд скользнул к глубокому вырезу на грудях.
Александр обладал острым умом, и разговор еще больше расположил Леру к нему. Его комплименты, и звуки музыки вместе с запахом одеколона и вина уносили ее в нереальный мир грез. Руки охватывали ее талию и спину, и манили к себе. Это ещё больше наполняло ее восторгом, и Лера прижималась к нему животом и грудью. Они всё больше и больше сближались друг с другом, в обычном состоянии она вряд ли позволила подобное с чужим мужчиной, но сейчас она уже не могла критически оценивать происходящее. Вино делало своё грязное дело, а Роман до сих пор почем-то не приезжал.
Музыка продолжала звучать нескончаемым ритмом, и Александр просто дразнил свою нимфу. Он начал упорно проталкивать сою ногу между её коленок, прижимаясь пахом к бедру. Почувствовав огромную шишку на своей ляжке, Леру что-то встряхнуло, и она отпряла от кавалера. В этот момент закончилась музыка, и она, не дав себя проводить, вернулась к своему столику. Допив залпом вино из бокала, Лера направилась в свой кабинет, что бы позвонить супругу, и узнать причину его отсутствия. Но трубка упорно молчала. Романа задержали на работе, затем он заехал за детьми в садик, завёз их к соседям, и потом только поехал в кафе. Он вошёл в тот момент, когда супруга прижималась к своему кавалеру, а тот нагло гладил её ниже поясницы. Ревность вскипела, и развернувшись, он отправился прочь, решив не мешать своей благоверной.
В подъезде он столкнулся с Леонидом и его друзьями, которые отправлялись на мальчишник перед свадьбой. Настя то же должна была быть на презентации, и в данный момент находилась в этой компании. Держа обиду на своего жениха, что он хочет провести этот вечер с товарищами, она осталась с Романом, чтобы вместе уехать в кафе. Двое обиженных на своих партнёров, сидели друг против друга, и Роман неожиданно вдруг предложил:
— Настя, а ты не хочешь провести девичник, наше предложение остаётся в силе?
Но Настя упорно молчала.
— Так ты хочешь, лишиться девственности, или нет?
— Хочу, но у нас снова ничего не получилось. Мы пробовали ещё пару раз, но мне было так больно. У него ничего не выходит. Второй раз он даже погрузил его больше чем наполовину, но так и не разорвал. Я уже в отчаянии, и не рада свадьбе. А вдруг это будет всегда так? Может действительно и у Вас всё получится?
— Милая, родная, как мне больно за тебя, промолвил Роман.
Он взял её на руки и посадил к себе на колени. Одной рукой он прижал её бережно к себе, а вторая начала блуждать по груди. Жадно сжимая упругие грудки, Роман впился губами в алые губки девушки. Сладкий привкус помаду смешанный с более сладкой слюной, понемногу срывал ему крышу. Он языком начал разводить её пухлые и мягкие губки, стараясь проникнуть как можно глубже. Она ответила ему тем же.
Приоткрыв свой маленький ротик, она впустила его изворотливую змейку, и двинулась навстречу своей. Два шершавых и в тоже время нежных товарища стали ласкать трепетно друг друга буд-то после длительной разлуки. Позабыв обо всём, он заметил, как напряглись её сосочки под тонкой кофточкой, и ещё импульсивнее стал её целовать.
Желание увидеть их воочию привело к более решительным мерам. И Роман начал судорожно расстегивать блузку. Маленькие пуговички поддались легко, а вот с застёжкой на бюстгальтере пришлось повозиться. Сбросив на пол оковы, он вновь начал рьяно наминать её грудь. Его жаркие поцелуи с губ сместились на шейку, и затем вовсе перешли на соски. Такие маленькие и беззащитные, о как же ему хотелось их спрятать губами.
Поочерёдно заглатывая каждую бусинку, Роман ощутил, что ему тесно в штанах. Он приподнял свою девочку, и начал снимать всё с себя. Настя то же начала раздеваться. Они помогали друг другу, стараясь как можно быстрее вновь слиться в объятиях, но спешка только мешала им. Оставаясь в одних носках, он сел на диван, чтобы снять самую важную эротическую деталь, но разожжённая девушка запрыгнула на него, обвивая согнутыми ногами в коленях его мощные бёдра. Их обнажённые органы встретились лицом к друг другу и нежно прижались.
Он вновь впился в неё губами, и она ответила огненным поцелуем. Елозя своей упругой девственной грудкой по мужской груди, Настя нежно ласкала спину партнёра. Её желание нарастала с каждой минутой, и ему показалась, что это она является инициатором их любовных утех. Сидя верхом на мужчине, она давила лобком на его член, прижимая к животу. Его яйца, лежащие между ног, окунулись в ломоту от сильного напряжения, да и девочка не переставала давить на них своей мокренькой киской. Ощутив горячую влагу её пирожка, его руки спустились с тали, и начали нежно наминать ягодички.
Девочка заёрзала сильней своей попкой. От этого боль в мошонке только усилилась, и он запустил свои руки в девственную промежность. Ладошка заскользила по набухшим губам, доходя до напряжённого отростка. Указательным пальчиком второй руки он погружался во влажную плоть её вульвочки и смазывал анус. Но девочка резко отмахнулась, давая понять, что сегодня ни эта дырочка главная. Она приподнялась слегка, разгибая ноги в коленях.
Почувствовав свободу своих детородных шариков, Роман взялся за ствол, и начал водить им по скользкой промежности. Из-за широко раздвинутых ног, огромная шишка легко нашла истекающую прощелину, и уже нежно затрагивала алую плоть. Опытный мужчина быстро обнаружил углубление между губок, и зафиксировал своего жеребца. Его руки поднялись к плечам, и придавили вниз девичье тело. Головка продвинулась на несколько миллиметров и упёрлась в гимен.
Продолжая нависать на члене, она как буд-то на казни готовилась насадиться на кол. Но её желание было выше ожидаемой боли, и она начала опускаться на член. Плева приняла форму полушария головки, но стойко сопротивлялась. Роман видел, как накатываются слёзки на длинных ресничках он был готов уже прекратить начатое, но Настя резко насадилась на кол, и её попка легла на его плотно сдвинутые бёдра.
— А-а-а, ой! И не больно, почти и не больно было, а сейчас и вовсе не больно, щебетала она. И со словами "Вы просто кудесник" Настя начала расцеловывать Романа.
Видя, что по её щекам потекли слёзки, и не важно, от боли или от радости, он начал слизывать их с подрумяненных щёчек. Нежно целуя красивое и милое личико, он почувствовал, что горячая капля потекла по его мошонке, и остановилась между сдвинутых ног. Роман уже сожалел о содеянном, но ничего нельзя было вернуть назад, его член настырно упирался в тыльную часть влагалища, теперь уже не девственной письки.
Почувствовав, как большущий предмет полностью погрузился в её нутро, не причиняя излишней боли, Настя задвигалась. Плотное и приятное скольжение заставило её слегка застонать. Роман в растерянности взял её за узкую талию, и начал помогать. Новые и чертовски приятные ощущения, стали разжигать её страсть и движения стали увеличиваться по частоте и амплитуде. Но он не стал гнать бешеный темп. Понимая сложившуюся ситуацию, он полностью отдал ей инициативу.
Член, как большой поршень двигался в плотном цилиндре, затормаживаясь в вязкой смазке, и Роман почувствовал, ещё небольшой наплыв между ног. Из-за нервного потрясения его орган просто заклинило от стоячки, и он не мог кончить. Напротив, Настя размеренно двигалась на его агрегате, нежно постанывая от наслаждения. Тут её тело затряслось крупной, всё возрастающей дрожью. Она далеко назад закинула голову, упираясь затылком в его мощные руки, напряглась, и немного приподняла туловище.
Волна судороги прошла по телу девчонки, она слабо вскрикнула, потом закричала сильнее, судорога еще раз прошла по её телу, она тут же обмякла, расслабилась и в изнеможении упала попой на его бёдра. Она продолжала лежать с закрытыми глазами, но её лицо разгладилось, словно растаяло, рот приоткрылся, и едва заметная улыбка расцвела у неё на губах.
Тут Настя открыла глаза, посмотрела на мужчину умиротворённо и счастливо. Потянулась так, что хрустнули косточки и сладко зевнула.
— Теперь можно и замуж: — слабо проговорила она.
— Но что ты скажешь супругу в первую брачную ночь? Поинтересовался Роман.
— Да ничего, скажу, что всё свершилось в наш последний раз. И пусть будет доволен, что буд-то он лишил меня девственности.
Вдруг неожиданно зазвонил телефон. Роман снял Настю с торчащего члена, и поспешил к аппарату. На проводе была его Лерочка.
— Рома, ты почему не приехал в кафе?
— Я там был, но по-моему тебе и без меня там хорошо. В машине сидели дети, и мне их надо было где-то определить. Я поехал домой.
— Я тебе уже два раза звонила, ты, где пропадал? А где Настя, спросила она.
— Не знаю, наверное, где-то с Леонидом, с заминкой ответил Роман.
— А дети с вами? Взяв на понт, спросила супруга.
— Да с нами, прокололся Роман.
— Ну тогда приятного сна Вам, резко ответила Лера, и бросила трубку.
Она поняла, с кем он был, и причину отсутствия, но ей не хотелось верить себе. Её сомнения развеял Леонид, заглянувший в кафе с друзьями. Он сообщил, что Настя с Романом по времени, давно должны были здесь, и они ушли, на свою вечеринку не дождавшись подруги, которую он решил взять с собой.
Чувствуя, как по его ногам стекает девичий нектар разбавленный кровью, Роман бросил трубку мимо аппарата, и поспешил в ванную. Его по-прежнему стоячий член, был тоже достаточно окровавлен. Включив и разбавив струю, он принялся смывать свои грехи супружеской измены. Настя то же вскоре присоединилась к нему и своими жаркими объятиями заставила на время забыть про содеянное. Они снова слились в поцелуе, нежно лаская друг друга.
Гладя её спинку и попу, Роман не хотел выпускать её из своих рук, И он жалел, что родился не на Востоке, где мужчина мог иметь по несколько жён. Нашептывая ласковые слова, он понимал, что это последние минуты его мужского счастья. О боже, неужели это их последняя встреча. На днях её свадьба, и эта девчонка больше не будет принадлежать только ему.
Он прощался с ней как отец, отдавая в руки дочь жениху. Оставаясь с ней, Роман по-прежнему сильно любил свою Лерочку, и его сердце предвещало беду. Побыв ещё часик с девчонкой, он предложил ей одеться, и решил отвезти на съёмную с братом квартиру.
Останов свой автомобиль в безлюдном месте, подальше от подъезда, он на прощание поцеловал свою девочку, и когда она собралась выходить, вдруг обратно прильнула к нему. Настя вцепилась в ширинку руками, нащупывая его стоящий член. Как буд-то делая это много раз, она ловко извлекла его из штанов. Прильнув к головке губами, она начала нежно водить языком. Пытаясь повернуть твёрдый фалос на четверть оборота, как умелая шлюшка, она жадно лизала уздечку, выдавливая проступающий нектар. Затем погрузила головку в маленький ротик, и начала вертеть вокруг его своей слюнявой змейкой. Шершавая поверхность языка доставляла неизгладимые удовольствия взрослому мужчине. И Роман, вновь забыв обо всём, закрыл глаза и легонько постанывал. Она погрузила глубже в ротик головку, и начала просто высасывать, то, что скопилась в маленькой дырочке.
Роман застонал ещё глубже, и вцепился в волосы своей подопечной. Он ни как не мог ожидать такого финала, и его опять понесло. Хватая девчонку за затылок, он начал судорожно натягивать ротик на свой не малый отросток. И как только в ней мог помещаться этот здоровый кочан, Открыв свои очи, он видел, что пухлые губки подрастянулись и плотным колечком с трудом обхватывали его ствол. Настя продолжала заглатывать его до самых штанов, и вновь выпускала из ротика. "Да, девочка вырастет настоящая мастерица, повезло же её будущему муженьку" — подумал Роман, но тут же представил, как она сосёт чей-то орган, ускорил движения. Член по-прежнему оставался в стопоре, и вот почти полчаса Роман не кончал, а девочка неутолимо сосала и сосала, опускаясь на него до самой глотки.
Конечно, она сделала не только ему хорошо, но и спасла брата с Лерой, которые были вместе в этот момент. Проглотив изливающуюся сперму всё без остатка, она тщательно облизала член, спрятала его под штанами, и жадно впилась в губы Романа. Отстранив свою ученицу, он вышел из машины, открыл пассажирскую дверь, и на прощание чмокнул Настёнку.
В каком-то оцепенении и со злостью, Лера села за столик, налила полный бокал, осушила до дна, и вновь налила. Александр заметил, как она вновь опустошила налитый бокал, и когда пошла в свой кабинет, двинулся следом. Раздражённая женщина подняла трубку, и стала набирать домашний номер, склонившись к столу. Короткие гудки то и дело разносились в динамике.
Глядя на её зад под облегающим платьем, ему показалось, что Лерочка совсем без трусов. Короткое платьице едва закрывала выступающую попку, и стройные ножки представились во весь рост. Вдруг она почувствовала прикосновение нежных и горячих рук на плечах. Теплое дыхание попеременно обожгло её мочки ушей. Затем его руки двинулись по талии, приподняли короткий подол и полезли под трусики. В таком положении легкие стринги врезались глубоко в промежность, и он ощутил тепло её полузакрытых налитых губочек.
В пьяном полудрёме, она начала отбиваться, шепча: ну не здесь, ну не надо. Он абсолютно не обращал на это внимание и воплощал в реальность свою давнюю мечту. Грубо надавив на спину, он заставил встать ее раком, и чтобы совсем не свалиться на стол, она ухватилась за края столешницы. Как под гипнозом она стала повиноваться мужчине, понимая, что будет дальше и всё равно податливо выполняла его желания. Он настырно продолжал гладить её пирожок, сдвигая узкую лямку эксклюзивных трусишек.
Это был не массаж, и Александр понимал, что ему не нужно сдерживать своих обещаний. Решив для себя, что бы ему это не стоило, но эта женщина сегодня будет его. Опустившись на колени, он сдвинул в бок её стринги, и полюбовался открывшимся видом. Ее гладко выбритая киска была совершенна и манила к себе, обещая массу наслаждений. Он впился в нее губами, и активно работая языком, ухватился за голые бёдра. Раздвигая набухшие складочки, и проникая в самую их глубь, он продолжал слизывать первые капли нектара. Постепенно к изнурённой киске присоединились рот и губы мужчины. Знойными и горячими поцелуями он охватывал каждый миллиметр прекрасной вагины.
Язычок начал неутомимо скользить промеж губок. Он инстинктивно стремился к маленькой впадинке, которая заканчивалась таинственным тоннелем. Почувствовав его глубину, он на мгновение замер, а затем яростно впился губами в её изнурённый цветок. Жгучий поцелуй в заветную точку, и снова в ход идёт язычок, который неугомонно шалит у напряжённой щелки женщины. Низ живота заныл и там, вмиг потеплело и взмокло слегка. А спустя несколько минут она уже текла как последняя сучка.
Не теряя драгоценного времени, он поднялся, и расстегнул ширинку штанов. Опуская их вместе с трусами, он начал пристраиваться к её изнуренной промежности. Платье мешало его ощущениям, и он задрал до талии эластичный подол. Открывшийся вид её беленьких ягодичек окончательно разрешил сложившуюся ситуацию. Ухватившись за ствол, он нащупал головкой углубление между губок, и всем тазом надавил на твёрдый отросток. В отличии от хозяйки, её киска не готова была изменить, и сжималась от плотно сдвинутых бёдер. Подняв её ножку, его член мягко вошел во влажное лоно. Влагалище тесно обтянуло его со всех сторон. Губы колечком обхватили толстый отросток, и нежно сжимали мясистую шкурку.
Рывками член врывался в разгоряченное лоно, вызывая из ее груди стоны. Быстро двигаясь в женщине он не чувствовал набегающие волны оргазма. Натренированный физически, и сексуально на своих пациентках, он мог часами держаться и не останавливаться. Опустив её ножку, и ухватившись за округлые бедра, он началеще активнее и сильнее накачивать ее, проникая далеко за детородный орган.
Чувствуя, как ее долбят сзади, Лерочка изо всех сил вцепилась в столешницу, чтобы совсем не завалиться на стол. Закусив губу, она не подавалась навстречу партнёру, поднимаясь всё выше и выше. Удары члена отдавались по всему телу и продолжали разливаться приятной истомой. Но ей не нравилось, что ее телом пользуются в позе собаки. И с мыслью, "Я что последняя сучка", изо всех сил Лера привстала и брыкнула наездника. Она повернулась и встала с боку стола, подтянув свои стринги и расправив подол.
Классическое вечернее платье до середины колена, аккуратная деловая прическа, строгий макияж подчеркивали ее красивые глазки. От его взгляда не могла скрыться та грация, с которой они двигались, когда она попыталась ему возразить. Его взгляд очень долго блуждал по ее лицу, не понимая, что произошло, что он сделал ни так. Она, то же ни знала, как себя вести, и что делать дальше. Глазки с пушистыми ресницами испуганным взглядом то устремлялись в окно в ожидании мужа, то падали на его ласковый взгляд. Она скользнула острым взором чуть ниже, и увидела его вздрагивающий мощный фаллос. И хотя член был не более чем у Романа, его яйца окончательно сломили сопротивление сомневающейся особы.
Каждое как её кулачок, они грузно отвисали от основания, вздымающегося практически вертикально не малого члена. Тщательно выбритые, они блестели как у кота. Поддаваясь соблазну, она шагнула вперёд, захватив их в плен своих ручек. Ее пальчики обхватили тонкую шкурку и начали куда-то тянуть. Лера знала себя, и вряд ли могла предположить, что она пойдет на измену, с другом семьи, но сейчас это была другая женщина, которая намеревалась отомстить мужу. Помимо своей воли она всегда хотела мужчин. Она чувствовала, что создана для того, чтобы доставлять удовольствие им своим телом, отдавать его и испытывать от этого нереальное блаженство. Но сильная любовь к мужу всегда сдерживала её похоть.
Мужские руки вновь пробежали по возбужденному телу женщины, вызывая лёгкую дрожь. Они гладили плечи, спину, талию, спускались на бедра, проходили по попе и гладили грудь. Внезапно, одна из них, задрала подол, и начала ласкать голую попку, которая прикрывалась лишь узкой тесёмкой между ягодичек. Лера дернулась, и попыталась освободиться из его объятий, но продолжительный поцелуй заставил ее затрепетать и забыть о попытке сопротивления, полностью отдавшись мужским ласкам.
Подол поднимался всё выше и выше, и она почувствовала, как медленно расстегивается застежка на спинке. И хотя раньше Лера даже в мыслях не допускала супружеской измены, возразить этому мачо было выше ее сил. На глазах накатились слёзы обиды на Романа, на себя, но больше казалось, на свою похоть. Её возбужденное сознание витало где-то высоко в облаках, и она как бы сдаваясь, подняла руки вверх. Через секунду платье скользнуло по ее телу и оказалось на столе, обнажив любимое мужем, полупрозрачное шелковое белье.
Меж тем умелые руки Александра ни на секунду не прекращали своего занятия, одна из них обхватила ее за попу, а другая переместилась к лобку. На Леру накатила теплая волна, заставив опуститься и сесть на рядом стоящий диван. Александр помог ей, и его немаленький член оказался прямо перед лицом возбужденной женщины. И хотя ей доводилось делать минет своему мужу, и не плохо в последнее время, она немного замешкалась. Нет не потому, что она сомневалась в своём умении, взять чужой член в рот, да и ещё грязный, было ниже её достоинства. Отвернув лицо, она просто повалилась на диван, положив голову на мягкую спинку. Опьянённая вином и лаской партнёра, Лера лежала и смотрела, как он снимал остатки одежды, периодически разглядывая отвисшие яйца. Видя впервые такие клубни, она и представить себе не могла, сколько же в них семени.
Сняв всё с себя, Александр прилёг на диван, пододвигая партнёршу. Они снова слились в поцелуе, и дальше всё было как буд-то в тумане. Продолжая ласки, его рука расстегнула застежку бюстгальтера, и тот сполз по слаженным ручкам, обнажая красивые груди. Теперь к работе подключились его губы и рот. Он целовал и покусывал и без того возбужденные соски. Лера глубоко вздыхала и постанывала от его ласк, и почувствовала, как на трусиках между ног подмокла узкая лямочка. Она ощущала, как член с огромными яйцами касается ее бедра и это еще сильнее возбуждало ее. Особенно когда гладкие шарики щекотались по ляжке.
Спустившись по животу, мужская рука проникла под резинку и нежно раздвинула влажные губы. Затрепетав, Лерочка чуть сдвинула ножки, но всё же сделала движение навстречу входящему пальцу. Не в силах больше сдерживаться, Санёк стащил с нее трусики, раздвинул ножки и опустился на распростертое женское ложе. Взяв за твёрдый отросток, он начал бороздить раздутой головкой в глубокой прощелине. Почувствовав скольжение члена, Лера начала извиваться, стараясь поймать его головку устьем влагалища.
Нащупав небольшую ямку, в конце скользких губ, он плавно и напористо начал вгонять своего жеребца, в истекающую соком вагину. Он вошёл в нее сильно и нежно, обладая ей так, как хотелось только ему. Он не стал сдерживаться, раскачиваясь и вгоняя свой член на максимальную глубину, а затем почти полностью вынимая его. Лерочка, тяжело дыша и постанывая, изо всех сил подмахивала в такт его движениям всем своим тазом, стараясь как можно глубже насадить себя на таранящий орган. Она просто умирала от удовольствия, обвивая его сильное тело, отдаваясь ему и наслаждаясь каждым его толчком. Ей хотелось именно этого. Его ласк, его поцелуев и объятий, его горячей и неиссякаемой энергии.
Санёк нависал над чужой супругой, опираясь на локти, и его напряжённый член двигался в теле, как хорошо смазанный поршень. Своими ладонями он придерживал её под плечами, а грудью то и дело прижимался, так что её мокрые от поцелуев соски скользили по его коже. Лера плыла по течению, и оргазмы волной находили один за другим.
Постепенно их движения стали быстрее и судорожнее, и она почувствовала, как его отяжелевшие яйца, словно боксёрская груша, долбились по попе. Лера прогнулась, вставая на мостик, ожидая разрядки партнёра, она острыми ноготками вцепилась в его ягодицы и с бешеной силой потянула его на себя.
— Я хочу, чтобы ты кончил в меня, хочу всем нутром ощутить твоё горячее семя. Не бойся, я принимаю противозачаточные средства, молила она.
От её слов мощная струя спермы ударила в женское чрево, заставив ее вскрикнуть и забиться в сильнейшем оргазме. За всю свою жизнь Лера ни разу не испытывала ничего подобного. Член приподнимался при каждой пульсации, выбрасывая новые порции. Казалось, потоку не будет конца, и когда влагалище заполнилось по самое горлышко, он полностью вышел, и оросил последним толчком её багровые губки. Сколько же они трахались? Час или два, но она никогда не забудет сегодняшний вечер. Супружеский секс ее, в общем, удовлетворял, но сейчас в ней все перевернулось. Она поняла, что дальше жить такой бесцветной жизнью ей будет слишком тяжело и тоскливо. Она была несколько не в себе, в голове путались мысли.
Лера продолжала мучиться, ведь как легко она изменила мужу, и от этого наворачивались слёзы. Но с другой стороны, она ему отомстила, и какая жизнь проходила мимо. Становилось обидно от того, что сейчас произошло, что так получилось в этой жизни. Но лежащее на ней тело обдавало теплом, и низ живота продолжал сладостно поднывать. Лежа под ним, Лера уже не жалела, что не отвергла Александра, и решила остаться с ним на всю ночь, успокаиваясь, что тем самым основательно досадит мужу. Незаметно для себя, она отключилась, оставив все тревоги и переживания этого дня.
Но свет фар, и знакомый рёв мотора, разбудил её раненную душу. Только Роман подъезжал так близко к окну, и она вскочила и начала одеваться. Сперма бурным потоком потекла по её нашарканным ляжкам, и она, потерев их между собой, натянула свои маленькие стринги. Машина заглохла, и они к тому времени вернулись в банкетку. Наливая полный бокал вина, она приготовилась к встрече супруга. Гости почти разошлись, и персонал потихоньку занимался уборкой.
Встреча произошла ни так, как она предполагала. Увидев Романа, Лера растаяла, и уже не могла на него обрушить свой гнев.
— Ромка, любимый, ну что ты так долго, отпивая вино, еле ворочала она языком.
Роман с сожалением посмотрел на свою потрёпанную женушку. Пьяная с помятой причёской, она хлопала ресничками с расплывшейся тушью. Он обнял её за талию, и повёл к выходу. Лера заартачилась, и начала вырываться из его плотных клещей.
— Нет, я без Александра никуда не поеду, мы должны довести его до квартиры. Он сегодня весь вечер меня развлекал вместо тебя.
— Ну хорошо, довезём, только пошли по скорей, спокойно ответил Роман.
Он открыл пассажирскую дверь рядом с собой, но она села назад, свалившись головой на колени Санька. Роман не обращал внимание на их копошения, и уверенно держался за руль. Сдвигаясь ближе к ширинке, она давила своим ушком на его ослабленный пенис. Затем развернулась, и зубами схватила за него через плотную ткань. Александр трезво смотрел на сложившуюся ситуацию, и постоянно сдвигал её голову. Поняв, что ей не удастся вывести из равновесия спокойствие супруга, Лера заснула. Она очнулась, когда её муж вынимал из машины, у собственного подъезда. Он взял её на руки и потащил по ступенькам. Почувствовав липкость на бёдрах, доверчивый Роман и не предполагал, что жена ему изменила.
На пороге, Лера сошла с его рук, и первым делом отправилась в ванну. Не обращая внимания, она сняла своё платье, затем трусики, и бросила всё на стоящий в углу стиральный автомат. Застёжка бюстгальтера не поддавалась не трезвой бедняжке, и она окрикнула мужа. Он с нежностью снял последний атрибут её одежды, и тоже положил на машинку. И тут его осенило, на трусиках не было сухого местечка, а на самой лямке по всей ширине, виднелся след не впитавшейся спермы. На платье то же остался влажный след размером с ладонь, окаймленный белой полоской.
Он зацепил пальчиком за единственную сухую резинку, и показал их жене. В этот момент, она перекидывала ногу через край ванны, и оголила перед ним всю промежность. Внутренняя поверхность бедра блестела от обилия жидкости. Её багровые губки сильно распарились, и во всех складочках были заполнены белёсой влагой. Они не смыкались, показывая длинную красную плоть. Затем огромная блямба вывалилась наружу, и стукнулась о дно эмалированного сосуда.
— Лера? Что это значит? Еле сдерживая себя, спросил Роман.
— Не видишь, ебалась, резко ответила та.
— И наверное ни один раз. Такое впечатление, что тебя трахала вся мужская половина гостей.
— Нет, только он и всего лишь разочек. Конечно, если бы ты не приехал, я бы осталась с ним на ночь. Не лукавя, сказала она.
— И как тебе понравилось с ним, с ехидством спросил супруг.
— Не то слово, он драл меня как сидорову козу. С гордостью ответила жена.
— Наверное, у него большой агрегат, на обычный ты бы не клюнула, подсмеялся Роман.
— Член как член, твой не меньше, но вот какие у него огромные яйца, как боксёрская груша, я думала, что он все мозги мне вышибет, долбясь по жопе.
— Наверное вышиб, что ты в машине решилась у него отсосать.
— Дурак ты, я просто хотела тебя разозлить, я бы этого ни сделала никогда. Он мне и раньше предлагал, перед тем как оттрахать, но ротик мой чист, можешь поцеловать, с ехидством сказала супруга.
— Хорошо хоть ротик не ёбанный, с упрёком ответил Роман.
— И не только ротик, и попочка то же.
— Ну, ты совсем у меня героиня, подколол её муж.
— А что мне оставалось делать, ты не приехал, да и ещё мне соврал, что один. Вот я и решила тебе отомстить.
— Месть это не лучшая штука, виновно ответил Роман.
— Конечно не лучшая штука, но ты же отомстил Леониду, или может быть мне?
Роман замолчал.
— Ну что ты молчишь! Ответь! Своротил ей пистон? Своротил, не лукавь, иначе бы ты приехал на презентацию, теперь мы оба квиты. Ты знаешь, я так долго готовилась, для меня это был важный день в жизни, а ты на меня наплевал, растоптав мою душу. Распылялась она.
Поняв, что серьёзный разговор переходит в брань, Роман ни стал накалять обстановку, да и рыльце у него самого было в пушку. Прикинув, что утро вечера мудренее, он отправился в спальню. Тщательно вымыв грешные утехи, его жена то же отправилась спать.
С больной головой Лера проснулась в объятиях мужа. Не веря своим глазам, она принимала его поцелуи и нежные объятия.
— Рома, ты прости меня, это просто была минутная слабость. Я как дура повелась на его лесть, поддаваясь в соблазнах. Честно, мне хотелось тебе отомстить, но я не собиралась стелиться под ним. А когда напилась как зюзя, мне было все нипочём, лишь бы тебе сделать больно за неудавшийся вечер. Я звонила тебе много раз, но в трубке короткие гудки раздавались. И когда я вновь зашла в кабинет позвонить, нагнулась к аппарату, он прижался ко мне, и начал нежно ласкать. Затем сполз по спине, сдвинул лямку трусов, и вонзил свой язык, вот тогда у меня всё поплыло в голове от спиртного. Я опомнилась, когда он меня трахал раком. Отбилась из последних сил, мне стало противно, что он меня как животное, но потом опять разомлела от его поцелуев. И когда у меня закружилась голова, я прилегла на диван, ну а там всё как во сне. И что интересно мне было приятно, и я кончала раз за разом. А сейчас я себя ненавижу за это.
— Лера. Так ты с ним только раз ебалась? До этого у вас ничего не было?
— Нет, до этого был только эротический массаж. Первый раз ты сам попросил, а второй раз, я хотела сделать тебе приятное, и сама ему предложила. Но он так меня завёл, что я несколько раз кончила. И после этого, уже ничего не хотела. Поэтому так была к тебе холодна.
— Идиот, какой я идиот. Я то думал, что он тебя трахал, поэтому решил оторваться на Насти.
— Так ты её всё-таки ломанул? И как она? Сильно рыдала?
— Рыдала? Да она сама на меня залезла. Сказала, что с Лёнчиком не получается, и попросила об услуге.
— А ты как благородный рыцарь не смог отказать. Так?
— Так. Да она ещё и в машине отсосала как последняя шлюха. Я вообще был в шоке. Еле оторвал её от своего члена. И сразу помчался к тебе.
— Да, Настя жопой чувствовала, если бы ты сразу приехал:
— Да я уже жалею, что сразу не поехал в кафе. Может быть, и ничего не произошло.
— Нет, ты приехал бы в самый разгар, он меня больше часа ебал. А я как завороженная стонала под ним, да и ещё подмахивала. Тьфу, противно вспоминать. Представляю сцену. Драки бы не миновать.
— А хочешь, я ему рожу набью.
— Нет, этого я хочу меньше всего. Зачем лишний скандал поднимать перед свадьбой. Я сама виновата, а на его месте мог оказаться любой, хотя другого мужчину, я бы и близко к себе не подпустила. Мне тогда было всё равно, лишь бы тебе сделать больно, когда я поняла, что ты с Настей.
— Роман, ты меня по-прежнему любишь? И не бросишь?
— Нет никогда, даже если ты с ним будешь продолжать отношения. Я в этой жизни наделал столько ошибок, Что в очередной раз боюсь тебя потерять. Но надеюсь, это был первый и последний раз. Так? Спросил Роман.
— Даже не знаю, что тебе сказать. Я в последнее время себя не узнаю, какая-то не человеческая похоть стала меня преследовать, с тех пор, как он вошёл в наш дом. Он как удав действует на меня в твоё отсутствие. Но я постараюсь. Ведь я люблю только тебя, и не собираюсь ни на кого менять.
— Правда, Лерочка!!! Как мне приятно слышать это из твоих уст. Я, то же сильно, сильно тебя люблю. И готов всё простить тебе.
— И даже измену? Поинтересовалась она.
— И даже измену, ведь мы оба дров наломали. Ну, подумаешь, жена разок поебалась на стороне. Честно говоря, меня это, даже как-то заводит. Боюсь признаться, но я очень хотел бы увидеть, как ты занимаешься сексом с ним. В прошлый раз, когда ты с Федькой была, это было что-то. Я как вспомню, у меня от желания крышу срывает. Я потом трахаю тебя, как буд-то первый раз в жизни.
— Ты какой-то извращенец стал. Не понимаю я вас мужчин. Другой бы морду набил. А ты просишь меня об измене. Ты действительно этого хочешь? А вдруг мне понравится? Заулыбалась она.
— Ну понравится, так ебись на здоровье, мне кажется, что этот парень достоин тебя, вот только меня не забывай, а то я ревновать начну.
— Ой Ромка, ну ты шутник у меня.
— Да я не шучу, я действительно хотел бы на вас посмотреть.
— Я, то же хотела бы видеть, как ты трахаешь Настю.
— Ты серьёзно? И когда мы начнём? Спросил Роман.
— Как скажешь. Ответила Лера, не придавая смысла словам.
— А давай прямо сегодня. Сказал он.
— И как ты это представляешь? Привести домой его к нам, ну уже это слишком, да и он не согласится, ответила Лера.
— А ты ему ничего не говори, я спрячусь под столом в твоём кабинете, а ты случайно его позовёшь, я думаю, он с удовольствием воспользуется твоим предложением.
— Ну, я не знаю, в данный момент я не готова, и не хотела бы вновь оказаться под ним. Ты бы видел как он трахает, мёртвая под ним зашевелится, сказала Лерочка, а я живая.
Роман понимал, что супруга не ровно дышит к этому молодому парню, так пусть трахается лучше у него на глазах, чем где-то, что бы потом распускались сплетни. Это ещё сильнее завело его, и он повернулся на живот, раздвинул ногой её бёдра, и залез на своё ложе. Лера не сопротивлялась своему мужу, она развела ножки, согнув слегка их в коленях, и была готова к решительным действиям. Роман ожидал, что после вчерашнего, его член просто плюхнется в лунку. Но ничего подобного, её киска быстро пришла в порядок, и с натугой впустила его расшиперенный орган.
— Ромка, ты, что опять делал массаж Джелкина.
— Да немного сегодня ночью. Хотел тебя порвать на ленточки, но подумал, что твоей киске и так досталось, поэтому ни стал тебя попросту насиловать.
Сделав несколько тугих движений, он почувствовал, что стенки начали потихоньку выделять столь нужную смазку. Не переставая, представлять как трахалась его благоверная, он начал увеличивать обороты. И вот уже как бешеный пёс он долбил её с такой жадностью, что яйца от ударов превращались в лепёшку. Лера ни как не могла пристроиться под его темп, и понимая, что она не получает желанного удовлетворения, попросила не кончать ей туда. Он вскоре вытащил член, и поместил его между сисек. Взяв обе дыньки в ладони, он сдавил свой напряжённый кочан и начал размашисто двигать, увлажняя мягкую плоть. Приятные скольжения между грудей начали разжигать её страсть.
Она согнула голову, и увидела, казалось огромную раздутую залупу. Её желание возросло ещё больше, и она начала пытаться целовать её при каждом движении вверх. Роман не мог этого не заметить, и стал приближаться к её ротику при каждом ходе. Наконец головка скользнула в него, и супруг больше не намеревался её вытаскивать. Он началтрахать её в рот погружаясь всё дальше. Доставая до гланд, он не думал о дискомфорте своей супруги, которая просто задыхалась от его детородного органа.
Она могла в любой момент срыгнуть, но терпела перед мужем, считая себя провинившейся. Наконец он ухватил её за голову, и потянул на себя, головка с трудом пролезла глубоко в горло и она почувствовала, как по пищеводу потекла горячая жидкость. На глазах у неё накатились слёзы, и она разрыдалась, когда он извлёк свой по-прежнему стоящий орган. Уже и не помышляя ни о каком оргазме, Лера с презрением посмотрела на супруга, мол за что мне всё это. Попросив у неё прощение, Роман понял, что он перестарался. Он приласкал свою ненаглядную женщину, и поехал на работу, пообещав приехать к ней в кафе на обед.
Лера поприветствовала Александра, но ни стала подставлять щёчку для поцелуев. Обменявшись пару словечками, она сделала вид, что ничего не произошло, и держалась от него на расстоянии, кидая периодически на него суровый взгляд.
— Лера, что произошло, почему мы так холодны.
— А ты не понимаешь, почему?! Ты воспользовался мной, прекрасно понимая, что я была не адекватна. Злая на мужа, что он не пришёл на мою презентацию, да и ещё пьяная, почему бы не трахнуть.
— Ну извини, мне казалось, что ты сама меня хотела, ещё когда мы танцевали.
— Я хотела позлить Романа, чтобы он немного поревновал, за своё опоздание. А ты лапал меня по попе, наверное, специально, что бы он увидел, и закатил мне скандал. Так вот, он увидел, и оставил нас.
— Он нас видел?
— И не только видел, но он знает, что мы трахались.
— Ты ему рассказала? О боже, что будет!
— Да там и рассказывать не надо было. Он как взглянул на меня, когда я была в душе, всё в спущёнке, и трусы, и платье и ляжки. Да и вдобавок, с меня блямбы выпадали, когда я в ванну залазила.
— И как он отреагировал? Он тебя не обижал?
— Да нет, ни такая уж я и стерва. Мы с ним всегда отношения строили на доверии, и я никогда ни вешалась на других мужиков, хотя предложений море было. Я всегда ему всё рассказывала и была предана до вчерашнего дня. Я и сама не знаю, как всё произошло, всё это пьянка.
— И что он просто тебя взял вот так и простил?
— Представь себе, вот так и простил. Он даже на тебя и не сердится, говорит, что ты достойный мужчина его женщины, другого бы он просто убил.
— Ты шутишь?
— Нисколько, он даже мне разрешил с тобой ещё раз потрахаться, при условии, что он будет наблюдателем, чтобы его женщину не имели как щлюху, а нежно и ласково сношали только в писю. Ты согласен? Ведь по глазам вижу, что хочешь меня. Я с первого знакомства заметила, как ты на меня зенки пялишь, всё старался мне между ног заглянуть.
Лера вошла в кураж, и начала вновь заводить своего друга. Ей нравилось дразнить мужчин, особенно тех, кто нравился ей, и обращал на неё особое внимание.
— Ну, так, что? Ты мне до сих пор не ответил? Так ты будешь со мной или нет?
— Я не оказываю для мужчин такие услуги.
— А какие ту услуги оказываешь, которые я не знаю?
— Ну например, омолаживающая маска на всё тело.
— А мне ты сделаешь это?
— Не сегодня. Ответил Сашок.
— Нет, я хочу сегодня, сразу после обеда.
— У меня не получится, там требуется много человеческой спермы для приготовления состава. А я после вчерашнего практически пуст.
— Ну, тогда я мужа попрошу, ты не возражаешь.
— Нет, только не мужа, мне как-то неловко перед ним.
— А ебать его пьяную жену было ловко?
— Я имею в виду, стоять при нём и дрочить, чтобы сперму добыть.
— А ты не будешь дрочить, мы просто с тобой поебёмся и ты вытащишь и кончишь куда надо.
— Мне нужно подумать.
Роман прибыл точно к обеду, плотно перекусив, он выслушал Леру о молодильной маске и стал с нетерпением ждать развязки.
Стук в дверь заставил его спрятаться под столом между двух тумб. В дверях стоял Александр, с огромным букетом роз. Лера просто была в восторге от прекрасных цветов, которые давненько не получала от супруга.
— Это мне, спросила она.
— Ну а кому же, всё для тебя моя королева. Я хочу попросить прощение за вчерашний вечер, на меня тоже не знаю что нашло, но ты была такая красивая, что я просто не удержался от соблазна. Мне так неловко перед тобой, а особенно перед твоим мужем, я должен у него попросить прощение, и обещаю, что это не повторится.
— Ну а если я попрошу?
— Всё равно НЕТ!
— А если он попросит?
— Я думаю, он никогда не позволит, что бы его жену кто-то имел.
— Кто-то нет, а вот ты, это ты.
— Ну так, что мы сегодня будем вас омолаживать? Спросил Александр, переводя разговор.
— Несомненно, ответила Лера. Только здесь, в моём кабинете.
Он удалился, и вернулся через несколько минут в кимано с двумя чашами в руках и свёртком пищевой плёнки. Лера стояла перед ним в нижнем белье. Она всегда поражала его своими нарядами, и он никогда не видел её в одних и тех гарнитурчиках. Сегодня на ней были розовые полупрозрачные трусики с высокой посадкой, и большими вырезами по бокам, что делало её бёдра ещё стройнее и выше. Резинка доходила, чуть ли не до пупа, вытягивая переднюю часть чуть уже, чем треугольник её лобка. От этого слегка открывались складочки между ним и бёдрами.
Она повернулась задом к мужчине, и попросила расстегнуть застёжку бюстгальтера. Сделав работу, он с нетерпением взглянул на её попку. Высокие трусики практически не скрывали её ягодички, врезаясь между этих аппетитных булочек. Только возле копчика начинал расходиться треугольник и своим основанием заканчивался на ажурной резиночке, которая подчёркивала узкую талию женщины. Она повернулась к нему, и встала так, чтобы видел Роман через щель под столешницей.
— Санёк, ну что ты встал, а кто будет снимать трусики, последний раз ты их сам стащил, да ещё с каким удовольствием, говорила Лерочка, играя с ним.
Он встал на колени перед женщиной, и начал гладить сверху вниз по талии и бёдрам, скатывая трусики в рулик. И когда они съехали с ягодичек, он взял за резинку, и бережно не спеша, как бы наслаждаясь самой процедурой начал протягивать их по ляжкам. Лера вновь помотала эротично своей попой, повиляла бёдрами, помогая освободиться от последних оков. А когда они упали на пол, она перешагнула, и пнула их под двутумбовый стол. Александр продолжал стоять на коленях как завороженный. Он не мог оторвать своего взгляда от высокой прорези на лобке со скруглёнными краями, которые делали эту щель, несомненно, глубокой.
— Ну что опять встал, Я же вижу, что ты просто жаждешь её чмокнуть разок другой. Сделай приятное своей королеве. Я тебе разрешаю, нет, я прошу тебя. Говорила играючи Лера.
Он впился губы в губы, и затем длинным своим язычком начал шурудить по щели, легонько касаясь нежной жемчуженки. Скованность и игра женщины, начали понемногу таять, и Лера стала получать первые наслаждения. Она раздвинула ноги шире, и ухватилась за волосы на затылке. Вжимая его голову в свою промежность, он хотела полностью подчинить этого мужчину, в отместку за то, что с ней сделали сегодняшним утром. И даже раздвинутые ноги не давали полного доступа к её киске, поэтому Лера предложила прилечь. Она легла на диван согнула ноги в коленях так, что пяточки едва не касались её ягодичек. В таком положении бёдра просто развалились по сторонам, вынося на показ её славную киску. Вздутые губки поблескивали от слюны недавно лизавшего мужчины. Их припухлость оставалась от утреннего секса с мужем, поэтому в открывшейся прорези хорошо проглядывалась алая плоть. Не совсем познавшая радостей наслаждения она казалась слегка суховатой.
— Мне что опять тебя приглашать, уговаривать как маленького мальчика? Спросила Лера.
— Нет, просто это не входит в мой план, ответил он.
— Но Саша, ну немного, капризничала она.
— Хорошо, тем более мне тоже надо возбудиться, что бы кончить быстрее.
Он склонился к промежности, и Лерочка закинула ноги на его плечи, предоставив на растерзание свою киску. Влажный язычок скользнул сразу в самую бездну её влагалища. Немного вкусив приятных обоняний, он начал вращаться как пропеллер на самых, что есть малых оборотах. Погружаясь всё глубже и глубже, он уже буравил нежную рюшечку остатка гимена. Раздвигая её складочки до предела, он старался проникнуть всем ртом, при этом нос мужчины усиленно давил на клитор. Лера пяточками уперлась в его спину, и подняла таз насколько могла. Окунувшись в волну наслаждений, она начала периодически постанывать, легонько двигая попой. Затем его язычок неожиданно вышел, и губы впились в её вывернутую алую плоть.
Вакуум был такой силой, что казалось, выпадет матка, она застонала ещё откровеннее. Давление прекратилось, и в ход снова пошёл язычок. Он начал скользить по всей расщелине, слегка касаясь горячего ануса. Глубоко проникая в горячую норку, он с небольшим напрягом скользил по лобковой косточке, и останавливался на отвердевшей жемчужине. Маленькая, еле ощутимая она манила к себе эту шершавую змейку, и просила ласкать и ласкать себя. И когда становилась неимоверно щекотно, Лера бёдрами сдавливала голову партнёра, давая понять о капитуляции. Почувствовав обилие влаги, парень внезапно отстранился.
По комнате сразу же разнёсся аромат женской плоти. Своим дурманом он заставил Романа поднять её трусики под столом, и чтобы полнее ощутить этот запах, он прижал их к носу. Жадно вдыхая подкладку на лямке, он её хотел целовать и лизать языком, как это делали с их хозяйкой.
Тем временем Александр сдёрнул тонкие и просторные штаны кимоно, и взяв свободную чашу, начал надрачивать свой побагровевший от напряжения пенис. Лера с наслаждением наблюдала, как онанирует её друг, но уже заведённая кунилингусом, она хотела его всем своим женским нутром. Получив одобрение мужа на секс, она испытывала его взгляд на себе, и без всякой опаски и чувства стыдливости перед супругом, ухватилась за отвисшие яйца партнёра. Перебирая овальные шарики, она не понимала, что движет её желанием — доставить удовольствие мужу, или получить самой наслаждение. Низ живота дико ныл, а влагалище штурмовали мурашки.
Зная, что супруг наблюдает за ними, её желание переросло в дикую страсть. Она сдавила тонкую шкурку мошонки под основанием члена, и из всех сил потянула к промежности. На этот раз Александр не заставил себя долго ждать. Он отстранил чашу на пол, и завалился между широко разведённых бёдер. Его член без помощи рук быстро нащупал знакомую лунку, и стал медленно погружаться на всю глубину. Войдя по самые яйца, он оценил создавшуюся ситуацию и медленно стал выходить. Покинув основательно горячую плоть, он снова как кинжал вонзился в хорошо смазанные ножны.
Почувствовав, как горячий член Александра начал медленно входить в приближающееся, увлажненное страстью отверстие, Лера инстинктивно подалась вперед, плотно прижимаясь клитором к члену партнёра. А он, то отодвигался от нее, вынимая член и, лаская им покрытые влагой нежные губы, то вновь вонзался промеж них до конца. Теперь Лера не оставалась спокойной: она двигалась то вправо, то влево, забрасывая ему ноги на бёдра, сжимая ими, как кольцами.
Что бы воочию увидеть промежность супруги, Роман выглянул из-за стола. Охваченный непреодолимым желанием, и дрожа от возбуждения, он наблюдала, как смоченный скользкой жидкостью мужской член легко и непринуждённо двигался то туда, то обратно в кольцах больших половых губ его Лерочки. Пухлые складочки, словно ртом всасывали его в себя и тут же выбрасывали обратно, а малые губки, раздвоенные венчиком, охватив верхнюю часть члена, оттягивались при его погружении и выпячивались вслед его обратному движению. Мягкая кожица, обтягивающая член, при погружении во влагалище, складывалась гармошкой, мошонка, в которой обрисовывались крупные яйца, раскачивалась от движения мужского тела, мягко ударяясь об ягодицы. Тело жены буд-то пело под напором спортивной фигуры, а киска хлюпала в такт его размашистых и в тоже время плавных толчков.
Постепенно темп пения стал нарастать, и вместе с тем движения его благоверной стали быстрее. Ее стройное тело с гибкой талией извивалось в непристойных движениях, с которыми она отдавалась чужому мужчине. Руками она как буд-то обнимала воображаемого партнера, а низом живота подмахивала его члену. Еле сдерживая себя от оргазмов, она чувствовала, как гуляет огненный шар в низу её живота. И хотя её возбуждение находилось на грани терпения, свою страсть и развязку, она оставляла для мужа.
Глядя как трахают около получаса его благоверную, Роман ни сколечко не ревновал супругу, напротив, он наслаждался моментом, как извивается её красивое тело под напором соперника. На щёчках появился заметный румянец, а лобик слегка покрылся испариной, она повернула лицо в бок, и он уловил её бессмысленно улыбающийся взгляд, ну что, мол, доволен, ты этого хотел видеть, так смотри и завидуй. Внезапно член вошел настолько глубоко, что Лера почувствовала легкую боль. Она двигалась из стороны в сторону, но не опускаясь, чтобы не выпустить желанную добычу.
Но Александр не собирался кончать в её чрево, его семя предназначалось для другого ритуала. Он соскочил с распростёртого ложа, и едва успев схватить с пола чашу, выстрелил в самое дно. Сперма словно с брансбойта хлынула по овальной поверхности, поднимаясь по стенкам, Не менее мощная струя ещё раз резанула по растекающейся лаве, затем снова и снова лилась буд-то из крана. Казалось, что потоку не будет конца, но источник словно иссяк, и последняя капля, выдавливаемая рукой из головки, упала на жидкость в сосуде.
Лера от увиденного изнемогала от похоти, не выдержав, она окликнула мужа.
— Роман хватит прятаться, выходи, что ты там как мальчишка сидишь, я уже изнемогаю желанием насладиться тобой.
Его ноги затекли в таком положении, и корчась от боли, он встал во весь рост, и аккуратно положил трусишки на стол. Немного растерянный, Роман смотрел на своего соперника, как тот натягивал нижнюю часть кимоно.
— Ну вы ребята даёте, так меня развести, как настоящего лоха. Я же говорил, что не оказываю сексуальных услуг. Обиженно сказал Александр.
— Да не пыжься ты Санёк. Это не услуга, а дружеская просьба. Тем более, другому я бы и близко не подпустил свою Леру, а ты единственный мужчина, кто достойный её. И вообще ты молодец, и мастер своего дела, мне многому нужно ещё поучиться у тебя. Так как, ты ещё в деле, продолжим начатое. Спросил Роман.
— Можно и продолжить, вот только в чашке ещё маловато, ответил он.
— Так мы сейчас добавим, ведь так же Лерунчик?
— Ромка, ну хватит болтать, я что так и буду лежать перед вами на раскоряку. Давай быстрее, пока я не перегорела. Скомандовала Лера.
Сняв обувь, Роман расстегнул ширинку штанов, и начал медленно их спускать вместе с нижнем бельём. Положив их на стол рядом с трусами супруги, он стал расстегивать пуговицы на рубахе. Его член как гипотенуза торчал вверх между вертикалью и горизонталью. Припухлость после массажного доения, оставалась не спавшей после ночных процедур, поэтому в толщине, он даже чуть превосходил своего соперника. Багровый от бешеного напряжения, он окутался выступающими жилками, а раздутая головка уже не могла прикрываться мясистой шкуркой. Толстым скатанным валиком она собралась за залупкой, придавая стволу ещё больший диаметр.
— О-го-го, да у вас не малый кочан. Сказал Александр.
— Да у тебя тоже ничего, и даже длиннее, лестно отозвался Роман.
— Да нет, это просто у вас толще, и кажется, что короче, сказал Александр.
— Эй, алло мужики, вы про меня не забыли, может за линейкой сходить, подколола их Лера.
— Ну что ты родная, минутка терпения тебе не повредит, мы тут о своём по-мужски.
Роман перевёл взгляд на свою половинку. Лера лежала в той же позе, с широко разведёнными бёдрами, согнув ноги в коленях. Она наглаживала свою киску, смачно надавливая на распухшие губки, которые раскраснелись как после баньки и блестели от изобилия влаги. Лера подняла ноги кверху и сама раздвинула складки своего поджаренного пирожка, когда супруг подошёл к ней вплотную. Её бездна раскрылась, сияя чёрным нутром. Стенки влагалища и алые губки преддверия были настолько увлажнены, казалось, они были покрыты прозрачной корочкой льда. Дальше эта корочка тянулась по маленькой дышащей звёздочки, и от её жара таяла, превращаясь в маленькую лужицу, на подложенной простынке. Кто бы знал, как ему хотелось своими пламенными поцелуями растопить этот лед, но мысль, что там только что побывал чужой член, отпугивала любящего супруга.
Роман уже пожалел, что подтолкнул жену на этот эксперимент, но обратной дороги назад не было. Его жена лежала отьёбанной по полной программе, и ждала своего муженька, который вновь оказался под номером два. Он завалился на супружеское ложе, и начал нежно целовать свою женщину. Запах чужого самца будоражил его сознание, и он ни в чём не хотел уступать своему сопернику. Его член оказался чуть толще, и это уже радовало ревнивого мужа. Оставалось только продержаться по времени, что бы доказать, что он номер один. Продолжая ласкать свою ненаглядную, ему хотелось затмить этого парня, своими горячими поцелуями. Не переставая облизывать мочки ушей, он просил прощение у своей драгоценной жены.
— Ты ничего не говори, ты просто люби меня, люби как в последний раз в жизни. Ласкай меня им, там между ног, только нежно ласкай. Боже, я так сильно хотела тебя, еле сдерживаясь под ним. Он так долго терзал мою киску, что трудно было себя контролировать.
Она как всегда была прекрасна в своем возбуждении. И вряд ли найдется что-нибудь более очаровательное, чем женщина, подошедшая к своей кульминации, жаждущая любви и преисполненная желанием иметь любимого мужчину.
Его член вошел туда как в масло. Он взял ее за щиколотки и начал трахать со всей страстью, на которую был способен. Ее писачка вновь запела, издавая специфические звуки. То чвякая, то чмокая, она была широкой и глубокой, захлёбываясь от обилия смазки. Роман то ускорял движение, то замедлял, вытаскивая член на всю длину и снова погружая его во влагалище до самого корня. Лера активно начала помогать мужу, лаская пальцами свой маленький клитор, Из ее груди стали вырываться нежные стоны, говоря о близости оргазма. От этого Роману становилось все труднее контролировать себя, но мысль о том, что сегодня он должен быть номер один заставляла приостанавливать глубокие фрикции. Ему хотелось, чтобы она кончила, раньше, чем он вытащит член.
Засадив своего дружка на всю глубину, он начал применять старую тактику. Напрягая член и всю промежность, он снимал с него неимоверную щекоту. И когда головка переставала зудеть, супруг делал небольшие движения в самой глубине её недр, давя своим основанием на возбуждённый клитор. В ту же секунду его член начинал двигаться с огромной скоростью. Когда он входил до основания Роман упорнее надавливал всем телом, как бы стараясь протолкнуть еще глубже. От таких движений у Леры перехватывало дыхание. Ей хотелось чувствовать его еще больше и больше. Напрягая мышцы влагалища, её куночка всё сильнее и сильнее обхватывала член.
Супруг стал буквально двигаться на всю длину своего не малого органа. Его как буд-то прорвало, и отяжелевшие яйца хлопали по попе не менее выразительно, чем у его соперника. Он стал раскачиваться из стороны в сторону, меняя угол атаки, но не меняя заданный темп.
Лера подпрыгивала при каждом толчке и буквально каталась по дивану, не переставая стонать. Она вцепилась коготками в спину мужчины, не желая его выпускать. Наконец её энергия выплеснулась наружу, и через несколько минут бурных движений, она забилась в жестком оргазме, вопя и крича от наслаждения. Лера кончала долго, волнами, оргазм накатывал и снова отступал, ее влагалище то сжималось, то раскрывалось, словно пульсировало в ритме оргазма. А член супруга не переставал шоркать её набухшие стенки. Она продолжала кончать и кончать, затем её тело дёрнулось, подпрыгивая вверх, и она замерла.
Подумав, что дело выполнено на все сто процентов, Роман соскочил с брачного ложе и направил свой орган в чашу со спермой. Заряженный получасовым актом, он излил не меньше чем его соперник, и почувствовав себя первым номером, вновь взглянул на жену. Её пяточки начали сползать по дивану, распрямляя ноги в коленях, а из раздолбанной пизды что-то потекло, густое и липкое. Лера запрокинула голову, вцепившись пальцами в простынь. Она лежала с закрытыми глазами. Отьёбанная двумя желанными мужчинами, ей не хватало сил поблагодарить за оказанное удовольствие.
Глядя как супруг трахает его любимую женщину, Александр продолжал нервно отрывать лепестки алых роз. Он жутко ревновал её к мужу, что все лавры победителя достались не ему. Его сердце билось как у зайчонка, когда она откровенно стонала под своим мужем, и вообще чуть не выпрыгнуло, когда женщина билась в оргазмах. Его думки прервал голос Романа:
— Ну что Санёк этого хватит, протягивая чашу, спросил тот.
— Да вполне, ответил он с сожалением, понимая, что удовлетворённая женщина к себе уже не подпустит.
Дорвав последний бутон, он добавил в чашу со спермой ароматного масла, и большую ложку свежего мёда. Тщательно перемешав всю консистенцию, Александр сел рядом с бездыханным телом удовлетворённой подруги. Так как женщина не могла даже двигаться, он попросил Романа о помощи, что бы тот взял её аккуратно за пяточку, и приподнял как можно выше её стройную ножку. Он начал массировать её обмякшую конечность от ступней до промежности, затем обмакнул руки в чашу с составом и начал её растирать. Кожа заблестела от жидкости, и стала жирной и липкой. Вот тут в ход пошли лепестки алых роз. Обклеивая каждый миллиметр её плоти, Александр стал обворачивать ноги пищевой плёнкой.
Закончив с одной ногой, он попросил Романа поднять её вторую ножку. И когда та тоже была готова, массажист принялся гладить её промежность. Выделений оказалось столько много, что даже пришлось их вытереть полотенчиком. Глядя на реакцию мужа, как стонет его жена от маслянистых и нежных рук, Александр не стал долго задерживаться на её пирожке. Осыпав её куночку нежными лепестками, он слегка их примял, и обвернул плёночкой. Затем по его приказу супруг перевернул Леру на живот, и очередь дошла к подопрелой попочке.
Разминая её словно тесто, мастер то и дело макал руки в чашу. Разведя её ягодички, он втирал аккуратно свой приготовленный состав на самую нежную кожу вокруг алой дырочки. Её анус будто дышал и распускался, когда пальчики случайно касались этой манящей дырочки. Но чтобы не поддаться соблазну, Александр закрыл его большим лепестком, и начал их накладывать на всю попку. Процедура шла медленно, но уверенно, и вот уже Лерочка могла приподняться и сесть, когда дело дошло до живота и грудей. Наконец она вся была завёрнута в плёнку, оставляя прорезь лишь на глазах и под носиком.
Такая забавная Лерочка разлеглась на диване, и походила на инопланетянку в блестящем розовом комбинезоне, который ещё больше стал подчёркивать красоту её фигуры.
— Сашок, ну ты просто мастер, ты меня удивляешь всё больше и больше. Сказал возбуждённый супруг.
— Роман вы удивитесь ещё больше, когда после всей процедуры ляжете с ней в постель. А сейчас хватит любоваться, её нужно накрыть теплым пледом, чтобы тело прогрелось, и впитало состав. А через часик можно и в душ.
Лера стояла под струёй теплого душа, и смотрела, как лепестки с потоком воды смывались по телу, и расплывались по дну кабинки. В душе она прощалась с Александром, зарекаясь, что больше никогда не позволит ему быть с собой. Понимая, что жить так дальше нельзя, она, то винила себя, то во всех грехах обвиняла супруга. И когда они вернулись в кровать, Лера с тоской взглянула в глаза любящего мужа и тихонько спросила:
— Роман ну ты доволен, насмотрелся вдоволь как ебут твою жёнушку? Или может ещё, захочешь меня подложить под кого-то?
— Ты знаешь, кажется нет.
— Что нет? Нет, не насмотрелся, или нет, не подложишь?
— Я больше никому тебя ни отдам! Ты моя, и только моя, твёрдо ответил супруг.
Он нагнулся к обнажённому телу супруги, и начал вдыхать его аромат.
— Лерунчик, какая ты сладенькая, как вкусно пахнешь. Этот запах цветочного мёда и лепестков алых роз просто сводит с ума. Я хочу тебя всю ласкать и зацеловывать.
— Я не против, только, пожалуйста, без секса, вы меня так затрахали за эти два дня, что нету терпения моей киске. Дайте же ей выходной.
— Как скажешь родная.
Лера тот час же уснула, а влюблённый супруг не переставал ласкать и гладить её прекрасное тело. Поддаваясь соблазнам, она вся извивалась и нежилась в объятиях мужа, повторяя во сне одни и те же слова:
— Саша ну не надо, не надо, я замужняя женщина, я люблю своего Ромку. Не надо, я больше не вытерплю, пожалуйста, не терзай ты меня.
Она всё откровеннее двигала своей попой, а тут и вовсе задёргала ей, раздвигая ноги на всю ширину. Не выдержав её откровений, он запрыгнул на разожженную женщину, и сходу ей вставил пистон. Лера открыла глаза.
— Ромка проказник, это оказывается, ты меня так терзал. Фу, что только не приснится.
— И что тебе снилось?
— Да буд-то вы снова меня омолаживали, и он хотел меня трахнуть.
— А тебе понравилась вчерашняя процедура?
— Процедура понравилась, я сама в восторге от своего тела, вот только не проси меня больше с ним трахаться, и сам при нём не залезай на меня. Я считаю, что секс это сугубо личное дело супругов.
— Как скажешь родная. А сейчас-то мне можно?
— Ну конечно любимый. Сейчас мы одни.
Нежно лаская супругу, Роман не переставал совершать плавные движения, заставив вновь содрогнуться в оргазме свою ненаглядную.
Прошло несколько дней. Завтра день свадьбы и Лера попросила Романа прийти к ней на работу, что бы помочь с омолаживающим массажом. Ей хотелось выгладить безупречной, так как всё торжество возлагалось на её плечи. На этот раз по её просьбе не было никакого секса, и она с улыбкой смотрела, как два самца дрочат наперегонки, глядя на её прекрасное тело, в новом эксклюзивном белье.
Летний душ
Я зашел к ней вечером.
Она была в своих обтягивающих голубых джинсах и маечке. Её взгляд возбуждал желание. Весь день на улице было неимоверно жарко, в квартире не лучше… Она бросилась ко мне в объятия. Я чувствовал её дыханье, ее нежное хрупкое тело в своих объятиях. Она была как всегда сексуальна, тонкий аромат её духов заставлял возбуждаться. Не заметить этого она не могла. Возбуждение стало взаимным. Сквозь наши одежды я чувствовал небольшие упругие груди, ее твердеющие соски… да… сегодня она встречала меня без лифчика.
Чего я хочу?.. Кого… Тебя!.. Моя рука уже поглаживала её аккуратную попку. Её дыхание учащалось. Она тоже хотела меня. Я снимал с неё маечку, она уже стягивала мою футболку. И вот эти мягкие груди я чувствую своим телом. Они такие теплые их всегда приятно ласкать. Я прильнул губами к ее соскам. Стон вырвался из её груди… А я продолжал ласкать сосочки языком… Она изнемогала… Я тоже возбудился до предела.
Дальше ее джинсы, мои джинсы, ее трусики, мои, полетели в сторону. Я понес ее в ванну. И вот мы ласкаемся под теплыми летними струйками воды. Я приподнял ее легкое тельце, она обхватила меня ногами и… я плавно начал входить в ее пещерку любви. Это обтягивающая глубина поглощала меня. Она стала подмахивать мне попкой… да так было еще лучше… ритм ускорялся… она уже не просто стонала… она почти кричала… каждое движение сопровождалось стоном, а я входил все глубже и все чаще… ее стон слился в единое целое и она забилась в конвульсиях на мне… Один — ноль. Держаться на мне он уже не могла. Ей просто не хватало сил, я прижал ее к стене. Для неё все начиналось с начала. Я же сбавив темп снова его ускорял… и снова тихие стоны, которые всё громче и чаще… она опять почти на грани, она жадно хватает ртом воздух и задыхаясь опять кончает. Два — ноль…)
Я был на грани… держать ее не было сил, хотелось кончать, кончать и кончать…
Я нужно опустил ее в ванну. Она решила стать попкой ко мне… От такого соблазна удержаться я не смог… Я вошел сзади. И опять ее горячая влажная пещерка журчащая вода… и обоим хорошо. Я опять задал ритм… он был просто бешеным… медленней я просто не мог… она уже подмахивала мне попкой. Как же она была сексуальна, когда по ней текут струйки воды и капают с нею, ее и без того гладкое и соблазнительное тело стало еще приятней, оно отблескивало от лучиков света… Она вошла во вкус и дыхание и стоны опять становились всё громче… я вгонял все глубже… И вот мы оба, мы вместе, мы на пике остроты ощущений… оргазм настиг нас вместе… Три — один!..)
А дальше… дальше нежится вместе в воде… болтать о чём-то и ни о чем… Обнимать друг друга, а потом отнести ее в теплую постель и заснуть вместе с ней… в объятиях друг-друга.
Посвящается F.M.
Летний отдых
Стояло жаркое лето и всё буквально изнывало от жары. Поезд приближался к Крымскому побережью, где всё буквально дышало романтикой и благоухало цветущими садами. Наташка вышла из поезда, где на пироне, её ждал красивый высокий мужчина с неординарной внешностью. Его голова была гладко выбрита, необычайно высок с красиво сложённой фигурой. Стильная одежда приятно сочеталась с ароматом дорогого одеколона. В его руках был огромный букет тёмно-бордовых роз и глаза, полные огня, встретили её своим взглядом. Ещё пара мгновений и она уже купалась в его объятиях. Сергей подхватил её на руки и словно в диком танце, закружил её от радости встречи. Их губы так долго ждали этой встречи, что просто не могли оторваться друг от друга. Серёжа предложил пройти в машину и сияющая от счастья девчонка, усыпанная любимыми цветами, тот час прошла к авто. Они погрузились на заднее сидение и машина тронулась в путь. Их глаза непрерывно смотрели друг на друга и сердца, волнующе стучали в такт.
Сергей провёл большим пальцем по щеке Наташки и погрузился всей ладонью в копну волос, притягивая её к себе. Целуя, он чувствовал аромат её губ и от этого захватывало дыхание ещё больше. Рука коснулась коленки и потянулась вверх, к краю коротенького сарафанчика. И этот рубеж миновал и вот его рука уже наслаждается приятной теплотой и жаром её бёдер. Нащупав край трусиков, он большим пальцем ныряет в них и проводит по набухшим от желания губкам, плавно переходя на возбуждённый клиторок, который давно ждёт ласки. Сделав несколько круговых движений, он погружается в святую святых, в маленькую, влажную пещерку. Как приятно ему ощущать влагу желанного тела!!! Немного подразнив Наташку, заводит разговор, внимательно наблюдая, как она тупо отвечает учащённым дыханием на его вопросы, кажущиеся ей на тот момент такими далёкими! Он держит её ладонь в свой руке, перебирая пальчиками и игриво улыбаясь ей. Вот и приехали домой, хотя домом назвать это трудно, всего лишь холостятская квартирка, что ещё больше заводило её и его. Ведь всем известно, на сколько запретный плод может быть сладким! Выходя из машины, он галантно подаёт ей руку, закрывая за ней дверь. Поднимаясь на нужный этаж и пропустив даму вперёд, он как истинный джентльмен не упускает возможности оказать даме внимание и вот его рука уже скользит по её попке, которая никогда не была маленькой, но тем не менее, держалась на тонкой талии и переходила в красивые длинные ноги. Его член был возбуждён до предела и дико мешал при ходьбе. Они поднимались медленно и, Наташка словно прогибалась под его рукой, которая не могла остановиться и опять проникла и пряталась у неё между двух прекрасных ног.
Пальцы, словно испытывали и настраивали какой-то музыкальный инструмент. Они кое как добрались до двери и при первом же щелчке замка их одежды полетели в разные стороны. Сергей поднял её руки вверх и зажал в запястьи одной ладонью, другой рукой придерживал за талию. Наташка обвила его правой ногой вокруг талии, и они слились в страстном поцелуе. Он слегка приподнял её, опирая о стену, и левая нога последовала движениям правой. Венистый эреагированный член Сергея не заставил себя долго ждать и начал входить в Наташкину киску. Она почувствовала, как пульсирует низ живота, изнывая от желания овладеть им. Он вошёл весь и замер на какое-то мгновение, прислушиваясь к её реакции. Она подалась к нему на встречу, и они слились в сладострастном танце любви.
Её пронзал член, самого желанного на свете мужчины и только от этих мыслей она заводилась с каждым его ударом всё больше и больше. Его руки жадно мяли её грудь и он ускорял темп своих движений. Стали слышны стоны и его хриплый голос, что-то шептал ей на ухо. Приближалась волна оргазма и ещё несколько ударов и Наташка, чуть ли не вмурованная в стену, изогнулась и ушла в волну сладострастного оргазма. Он отлично чувствовал своим членом как дрожит и сокращается каждая её мускулка и содрогаются стеночки этой ненасытной пещерки. И не заставив себя долго ждать, ударил струёй горячего семени прямо в самую глубину этого ущелья. Изнеможённые от горячей встречи они упали на кровать, где потом было ещё много интересных эпизодов, о чём я продолжу в своём следующем повествовании.
Летний сон
Очередное лето выдалось на удивление жарким и народ безвылазно проводил вблизи водоемов. Какое же это блаженство искупавшись лежать на теплом песке, когда капли воды скатываются и высыхают под теплыми лучами солнца. Незаметно я задремал.
Проснулся я от того, что стало прохладно, солце было прикрыто большой грозовой тучей. Скоро должен был начаться дождь, но время для последнего купания было еще предостаточно. Поднявшись я стал входить в воду. Прохладные струи приятно освежали кожу. Кажется я был единственным, кто сейчас купался. Остальные в спешке покидали этот пляж. Я был один. Тогда зачем мочить уже высохшие плавки? Я оглянувшись стянул их с себя. Вода оказалась еще приятнее, когда она стала доходить мне до пояса. Отплыв чуть в сторону я замер, наслаждаясь тем, как течение медленно несет меня. Водросли скользили, ласкали меня. Казалось, что это русалки прикасаются ко мне. Было блаженное состояние охватило меня и казалось я потерял счет времени, но первые капли дождя вывели меня из состояния эйфории. Я поднялся и поплыл к своему месту, но вдруг что-то плеснулось совсем рядом от меня. Повернув голову, я заметил очаровательную девушку, которая как испуганный зверек старалась спрятаться в воде, чья прозрачность подсказывала мне, что девушка сейчас в таком же виде как и я. Я не стал скрываться от нее, а смело пошел на берег, выходя из воды как морсой Бог, не чуть не смущаясь своего в меру накачанного тела. Я чувствовал на себе ее взгляд, а ее белокурые волосы никак не покидали моего воображения.
Выбравшись на берег и не поворачиваясь к ней я принялся вытираться, хотя в дождь это было бесполезное занятие, оттягивая момент, когда придется покинуть этот берег. А ведь так не хотелось уходить. Дождь все не начинался. Я нехотя повернул голову и увидел, что моя знакомая все так же сидит без движения и смотрит на меня, боясь выйти. Наверное она вся замерзла. Тем более начинающийся дождь не позволит ей согреться. Так нельзя.
Не долго думая, я бросил полотенце и так и забыв одеться повернулся к ней и вновь шагнул в воду. Опять теже ощущения прохлады, но к ним еще добавилось легкое возбуждение. Там, где сидела девушка было совсем мелко и вода едва доходила мне до…… (чуть ниже пояса). Ее очаровательная грудка была видна сквозь воду и я почувствовал, как над водой начинается вздыматься то, что я не мог скрыть, глядя на ее. Ни чуть не смущаясь я протянул руку приглашая ее выйти из воды. На мое удивления она чуть улыбнувшись вложила в мою руку свою ладонь. Она была холодной, но очень нежной. Я потянул ее чуть на себя. Ее глаза находились как раз напротив моего возбуждения. Ее взгляд казалось прожжет меня. Это только заводило меня еще больше. И как могло быть иначе, когда я был совсем рядом с очаровательной девушкой, которая как и я была вся так открыта.
Я потянул ее опять за собой. Как красиво она поднялась из воды. Казалось, что сама богиня красоты спустилась на землю, что бы окунуться в этих водах. Капли воды стекали с ее распущенных волос, продолжая свой путь по хрупким плечам, по красивой груди, по стройным бедрам, по соблазнительным ножкам и возвращались опять туда, откуда брали свое начало. Невольно я залюбовался этой красотой этого тела, которая перекликалось с этими каплями воды, которые вспыхнули на ней как алмазы, когда неожиданно прорвавшийся луч солнца осветил мою незнакомку. Ах как красива она была. Хотелось любоваться на нее вечно, но капли, которые лились сверху напомнили о себе сильным порывом. Пора было уходить и я чуть сжав ладонь потянул ее ближе к берегу. Не выпуская мою руку и чуть прикрывая свою грудь другой рукой она выбралась на берег, с ужасом глядя на свою промокшую одежду. Мы потеряли те драгоценные минуты перед бурей и теперь были вынуждены выжимать свои вещи, хотя толку от этого было мало. Но буря еще только начиналась. Надо было укрываться от дождя. До поселка бежать было далеко и я вспомнив про старый сеновал, который находился в другой стороне потянул ее туда. На удивление она сделала первые робкие шаги за мной, все так же стараясь прикрыть свою наготу комком одежды. А вот мне сейчас было хорошо. Я был слегка возбужден, первозданно обнажен и дождь, который смывал с меня все проблемы большого города. Да еще и эта незнакомка, которая идя сзади сверлила меня глазами, не сводя их с моей попочки. Ну что ж, пусть смотрит.
Вот так я и шел, держа одежду в одной руке и другой ведя за собой эту недотрогу, которая все еще пыталась прикрыть себя.
А вот и сарай. Дверь чуть приоткрыта. Внутри похоже никого. Я пропускаю свою спутницу вперед, стараясь еще полюбоваться ей. Она боится, но делает робкий шаг вперед. Здесь сухо, тепло и вокруг только сено. Как проворный котенок она забирается в середину сена, устраивается там, а я продолжаю стоять и смотреть, как присев она начинает высушивать свои волосы. Весь ее вид толкает к одному. Я хотел ее, хотел во что бы то ни стало. И сейчас ничто не могло меня остановить. МЫ были одни.
Я шагнул вперед по сену с каждым шагом приближаясь к ней. Шорох насторожил ее и она подняв на меня глаза замерла. Она все поняла. Мое возбуждение, мой горящий взгляд выдавал, да я и не хотел скрывать своих желаний.
Шаг за шагом я все ближе подходил к ней. Вдруг она дернулась, пытаясь сбежать от меня, но этого я не мог допустить и бросившись на нее прижал ее к траве всем телом. Я сидел на ней верхом, прижимая ее руки, не давая ей шевельнуться. Ее грудь была между моих ног и такой упругий и напряженный член лежал подрагивая между ее очаровательных грудок.
Я хотел, я желал это прекрасное тело. Сейчас оно было моим. Ничто не могло уже сдержать меня. Спускаясь все ниже и начиная покрывать ее лицо поцелуями я не на миг не отпускал ее рук. Все ее попытки вырваться заканчивались ничем, а ее голова, когда она пыталась увернуться от моих поцелуев открывали мне то одно, то другое ушко, в которое я с наслаждением впивался. Вырваться было невозможно. Ее тело манило и я уже разжимал своим коленом ее очаровательные ножки. Вот она. Вот ее лоно в которое уперлась моя головка.
Чуть надавил. Еще немного. Ее тело все напряглось, прислушиваясь как-что то входит в нее. Только лишь головка ласкает ее губки, боясь проникнуть дальше. Несколько движений и……….. Я с силой вошел в нее замерев от той волны наслаждения, когда я окунулся в это жаркое лоно, которое обволокло меня, сдавило, втянуло в меня. Там действительно было уже жарко и сыро. Ее тело все выгнулось. Ноготки впились мне в руку, свои губы казалось она прокусит до крови. Это миг наслаждения. Первой близости и такой желанный. Казалось прошла целая вечность, прежде чем я почувствовал, как шевельнувшись подо мной она поддалась мне на встречу. Потом еще и еще, заставляя меня двигаться в ней. Закрытые от наслаждения глаза. Я забыл про все и ее рука, которая вырвалась из моего захвата обняла меня сзади привлекая к себе еще сильнее. Я входил в нее уже не останавливаясь, наслаждаясь каждым моментом, стараясь ворваться в нее как можно глубже, стараясь разорвать ее. Это была безумная скачка. Все быстрее, чаще, глубже. Я потерял счет времени и реальности. Лишь иногда я чувствовал, как по ее телу прокатывается судорога, как на миг она замирает и уже в следующий момент снова начинает еще сильнее привлекать меня к себе. Так долго не могло продолжаться. Я уже чувствовал целую бурю у себя в низу. После очередной ее волны я вышел из нее, откинулся на спину и взяв ее за волосы притянул ее к себе, заставляя взять в свой ротик все то, что скопилось во мне. Ощущение чего то нереального нахлынули на меня, как только ее нежные губы обхватили головку члена, язычок чуть облизал ствол и я погрузился в негу, чувствуя, как одна за другой струи сока любви вырываются из меня и тут же выпиваются этими жадными губами, которые готовы высосать меня всего.
Она продолжала сосать и облизывать меня даже когда во мне не осталось ни капли. Ее было уже не оторвать. Мне был нужен хотя бы пятиминутный перерыв, но и оттолкнуть ее я не смел, чувствуя, как силы все быстрее покидают меня. Но вот она облизнувшись легла рядом, как котенок уткнувшись мне в плечо.
Может я и задремал на миг, лежа вот так и поглаживая ее плечико, но проснулся я от того, что я один, а ее силуэт виднеется у самого входа в наше убежище. Как она была прекрасна, стоя в светлом проеме, когда на улице такой ливень и ее фигурку освещают ленивые вспышки молнии.
Я смотрел на нее, любовался ее прекрасной наготой и непроизвольно моя рука опустилась чуть ниже и взяв член в руку я медленно ласкал себя, любуясь внеземной красотой. С каждым движением руки член твердел все больше. Я вновь желал ее. Хотел опять быть внутри ее. Поднявшись с места я двинулся к ней. Не слышать меня она не могла, но не повернулась. Единственное, что я успел заметить это ее рука, которая выскользнула снизу. Взяв ее руку в свою я поднес ее к своим губам и лизнул. Это был ее вкус. Она как и я ласкала себя. Она ждала меня. Она и сейчас хотела меня, но не поворачиваясь стояла прислонившись к воротам продолжала смотреть на дождь. Положив руку ей на плечо я слегка надавил. Она послушно и безропотно стала опускаться все ниже, становясь на колени опираясь на локти, открывая мне всю себя. Я не мог поверить тому что я видел. Ее озорная попочка была поднята вверх призывно покачивалась, маня меня войти в нее. Промедление смерти подобно и я опустившись перед ней на колени лизнул языком это очарование, проведя широким махом от самой ее девочки до копчика. Только стоном отозвалось ее тело. Приставив головку к ее лону я нажал и вновь окунулся в эту сказку блаженства. Она точно хотела лишить меня рассудка. Я чувствовал, как с каждым моим движением она напрягает все внутри сжимая меня внутри себя, даря новые ощущения. Мне хотелось ее всю. Насыщаясь ее лоном я не удержался и облизав погрузил один пальчик в ее попочку, которая так призывно и маняще смотрела на меня. На миг она замерла, но вскоре продолжила насаживаться на меня с новой силой. Теперь я чувствовал себя внутри ее по другому. Я ощущал свою головку, которая скользила в ее лоне. Мне стало чуть теснее. Мне хотелось еще и еще. И на миг выйдя из нее я направил головку прямо в ее попочку.
Смазанная головка легко нашла вход и начала свое погружение. Моя партнерша замерла, чувствуя, как ее разрывают уже с другой стороны и резко поддалась назад, заставив меня сразу оказаться в ней. Какой это был восторг. Я рычал от удовольствия. Я разрывал ее, входил в нее с остервенением и я видел, как ее голова лежа на руках мечется из стороны в сторону. Капли дождя падали совсем рядом, брызгали на нее чуть остужая ее разгоряченное тело. Это был контраст страсти и дождя. Это была безумная скачка, завершение которой все быстрей и быстрей приближались. И…… вот тот миг, когда я затаив дыхание выстрелил в нее, наполняя это тело своим соком любви. Она содрогнулась, напряглась, принимая в себя всю мою силу, которую я дарил ей. Ноги не держали меня. Я обессиленный опустился рядом с ней. На ее лице я увидел счастливую улыбку блаженства. Я был опустошен. Она откинувшись назад привалилась к моим ногам и замерла. Только вздымающаяся грудь при дыхании говорила о том, что она сейчас жива.
Я потерял счет времени. Казалось оно остановилось. Жажда все сильнее мучила меня. Чуть отстранив ее в сторону я поднялся. Ноги предательски дрожали. Я вышел на улицу. Уже стало чуть темнеть, но дождь и не собирался прекращать. Казалось он хотел затопить всю природу, превращая все в грязь и уносясь потоками куда то вниз. Я стоял абсолютно голый наслаждаясь струями воды, которые стекали по мне, жадно ловя ртом каждую каплю дождя пытаясь напиться. Как прекрасен был этот миг. Я не замечал ничего вокруг. И я совершенно не ожидал сильного толчка в спину, который сбил меня с ног. Я свалился в грязь.
Радость сменилась злостью за то что прервали этот миг блаженства. Я перекатился на спину и увидел……… Она стояла сзади меня и улыбалась. Я не успел произнести ни слова, как она упав на колени приникла к моему опавшему члену, забрала его к себе в ротик и стала с таким наслаждением ласкать его, что отреагировать иначе он не мог. Дождь сверху, грязь подо мной и чудная девушка ласкает меня. Это было сном. Я не успел опомниться, как она оседлав меня начала свой танец живота. Что она вытворяла это не передать. Я только принимал и любовался ей. Струи воды стекали по ней. Гроза освещала ее. Я не верил, что она реальна. Я думал, что у меня уже нет сил, но она творила чудеса. Ее танец вновь стал вызывать у меня прилив волны очередного оргазма. Еще и еще, не останавливаясь. Она наслаждалась, даря и мне это наслаждение. Распущенные волосы иногда касались моего лица, когда она наклонялась для очередного поцелуя. Ее грудь чуть подпрыгивала при каждом ее движении. Своими руками она ласкала свое тело, доставляя себе дополнительные ощущения. Мне оставалось только ласкать ее бедра, помогая ей подниматься на мне. Ее было уже не остановить. Я видел, как волна оргазма накатывает на нее, но казалось она ее не замечает, а наоборот усиливает свою скачку стараясь насытиться мной. "Давай же, девочка, давай" — шептал я ей. И она давала. Это был мой предел. Дальше терпеть я не мог. Почувствовав это она спрыгнула с меня и принявшись сама рукой ласкать меня подставила свой ротик, что бы не пропустить ни одной капельки. И……. Вот этот миг, которого я ждал. Вновь волна накрыла меня, вновь я выстрелил и она схватив головку начала жадно поглощать все мои соки. Я уже перестал что либо чувствовать. От дождя и от блаженства я закрыл глаза и кажется потерял сознание.
Когда же я пришел в себя и открыл глаза, то ее уже нигде не было видно. И только уже заканчивающийся дождь смывал с земли ее следы, уходящие куда то в даль…
Летним вечером
Тихий и безмятежный вечер мягко опустился на Город, окутал его ласковыми сумерками, наполнив его тем особенным ароматом, который заставляет молодые сердца биться чаще. Теплый нежный ветерок гладил наши разгоряченные прогулкой тела. В Городе вступала в свои права весна, островками зеленой травки отнимая у зимы пространство, вечерняя тишина нарушалась лишь топотом и радостным писком детишек, не замечавшим вокруг ничего. Двое медленно шли, держа друг друга за руки, пыльные аллеи парка привычно ложились под подошвы их кроссовок, точеные ноги девушки изящно и грациозно перешагивали небольшие лужицы. Они молчали, боясь спугнуть то странное очарование, охватившее их, каждый думал о чем-то своем, при этом понимая спутника. Артем остановился, осторожно обняв Лену за стройную талию. и задохнулся от нахлынувшего восторга — она, чистая и светлая, была в его руках! Он обнял ее покрепче, она прижалась к нему изо всех сил, ощутив напряжение, сковавшее его, парень вдохнул аромат ее волос, ласково поцеловал в обе щеки и медленно отстранился, понимая, что на них смотрят дети. Юноша прошептал Лене, касаясь своими губами маленького розового ушка: "Может пойдем обратно?" Мягким и обволакивающим сознание голосом девушка предложила зайти к себе, сказав, что сейчас у нее дома никого нет, в ее глазах сверкнули озорные блестки.
Они зашли в уютную квартиру Лены. Пока она укладывала детей спать, Артем позвонил жене, сказав, что его срочно вызвали на работу на всю ночь. Вот наконец наступила тишина, перемежаемая лишь негромким тиканьем часов на кухне. Дверь отворилась, девушка тихонько проскользнула ко Артему.
— Не хочешь ли сполоснуться в душе после улицы? — интимным шепотом произнесла Лена.
— Я был бы не против, — ответил ей юноша, жадными глазами смотря на нее.
— Если хочешь, давай искупаемся вместе, — предложила соблазнительница, скромно посмотрев в пол.
От такого предложения у парня мгновенно пересохло в горле, а перед глазами промелькнули самые развратные картинки. Смакуя каждое мгновение, проведенное вместе, они неторопливо прошествовали в ванную.
— Отвернись, пожалуйста, я разденусь, — дрожащим голосом сказала Лена, боясь и желая того, что должно было рано или поздно случиться.
Отвернувшись, слушая соблазнительное шуршание девичьего халатика, Артем вдруг чуть обернулся и увидел стройную фигуру с нежной и удивительно упругой на вид грудью, покачивающейся при каждом ее движении. Вся кровь парня огненным водопадом мгновенно хлынула вниз, взгляд его слегка затуманился. Немного смущаясь, девушка повернулась к ванне, чтобы включить воду. Она стояла в трусиках, пока не решаясь их снять. Увидев, как Артем начал стаскивать свои, Лена покраснела. От ее взгляда плоть парня налилась кровью, потяжелела. Оголилась головка и стала видна прозрачная, медленно увеличивающаяся капля жидкости на ее кончике. У юноши перехватило дыхание, тело девушки было таким молодым, сочным и зовущим, что он почувствовал, что сейчас потеряет контроль над собой. Он сказал хрипловатым от возбуждения голосом: "Раздевайся и ты до конца". Лена все-таки сняла трусики, и парень увидел аккуратную полоску волос, тянующуюся от лобка, сужающуюся к пупку. "Темпераментная", — отметил он про себя. Девушка встала под душ, собрав в хвост свои шелковистые волосы.
Артем перелез через край ванны, одной рукой несмело обнял хрупкую девушку и поцеловал ее в ушко, дрожа от страсти. Она вздрогнула, не ожидав такой реакции, но ее соски предательски набухли, как и в прошлые разы, когда она возбуждала себя сама, лежа ночью в постели. Ягодицами Лена почувствовала напряженный до предела член. Артем, взяв в руки гель, стал намыливать нежную спинку, лаская аппетитную попку. Закусив губку, девушка завелась не на шутку от таких прикосновений, словно стала одним нервным окончанием. Когда она повернулась и сильные руки стали намыливать ей шею, плечи и грудь, парень услышал сдавленный стон. Не сдержавшись, Артем припал к напряженным соскам своими твердыми губами, начал кружить вокруг них языком, нежно покусывая, сладко посасывая, медленно спускаясь ниже, видя, что девушка дрожит от переполняемой ее страсти. Юноша чувствовал, что вот-вот кончит, более возбуждающего зрелища он и представить себе не мог. Лена так возбудилась, что вцепилась ноготками в крепкие плечи Артема, почувствовав, как его рука провела у нее между ног, ощутив жар и влажность, царившую там. Парень тем временем опустился еще ниже, нежно раскрыл пальцами набухшие, налившиеся кровью губки, и вонзился языком в сладкую девичью плоть, задыхаясь от нахлынувшего дикого восторга. "Ты такая остренькая на вкус, мне так приятно целовать тебя там", — прошептал Артем. Руками он массировал ее попку, то разводя ее половинки в стороны, то сводя их вместе, плоть девушки трепетала под его ищущими губами, язык парня порхал вокруг клитора, словно маленький мотылек. Лена задрожала в преддверии оргазма, застонала уже во весь голос, поставив одну ногу на край ванны, чтобы ему было удобнее ласкать ее. Юноша все ускорял свои движения, он уже терся всем лицом об ее промежность, почувствовал, как сильнее впились ноготки в кожу, как судорожно сжимается влагалище под напором первого ее оргазма с ним. Артем встал, не прекращая ласкать ее пальцами, впился губами в ее губы, девушка почувствовала свой вкус и судорожно кончила, протяжно застонав и содрогаясь всем телом.
Я тоже хочу тебя поласкать, — отдышавшись и раскрасневшись, сказала Лена. Артем дрожал, он был на самой грани, его член сильно пульсировал в такт сердечным сокращениям. Девушка гибко опустилась на колени, взяла в руки член, оголив головку и слизнув с нее капельку. Сначала она решила облизать ствол, затем аккуратно взяла головку в рот, она приятно скользила во рту, и Лена балдела от этих ощущений. Плотно обхватив ее губами, она стала язычком ласкать ее. Артем положил руки ей на затылок, конвульсивно содрогнулся, когда девушка от избытка чувств еще глубже насадилась на его член. Из глубин организма парня понесся горячий огненный шар, Артем утробно зарычал и кончил, выпуская длинные белесые струи своего семени. Колени юноши подогнулись, и он в изнеможении сел рядом с девушкой, обнял ее и поцеловал ее в перепачканные им губы.
После наслаждения, подаренного друг другу, они все-таки сполоснулись, выпили на кухне чай, посидели, поговорили обо всем на свете, вдоволь налюбовались друг другом. Прошло некоторое время, потом девушка собралась в постель. Артем немного подождал и зашел вслед за ней в комнату. Обнаженный, он медленно подошел к кровати и лег рядом, сзади. Откинув прядь волос, юноша начал покрывать поцелуями тонкую шею девушки. От этого у нее побежали мурашки по коже, она прижалась всем телом к нему, игриво виляя попкой. Лена, подчиняясь жадным мужским ладоням, перевернулась и легла на животик, юноша принялся целовать ее спинку, с удивительно чистой и нежной кожей. По телу девушки пробегали волны наслаждения, Артем опустился и начал жадно целовать ее донельзя эротичную попку. Чтобы не разбудить детей, Лена закусила край простынки, извиваясь и постанывая. Раздвинув упругие и одновременно мягкие полушария, Артем прильнул губами к маленькому отверстию и начал легонько его полизывать, попытавшись ввести туда кончик языка. Девушка громко ахнула, потом по-кошачьи извернулась, перевернулась и член парня упруго закачался возле ее лица. Парень тонул в нежной киске, бешено вылизывая ее горячую глубину. Лена взяла член в руку, поглаживая его, проводя головкой по своим губам и лицу, заставляя Артема содрогаться от наслаждения. Она захватила его головку в рот, стала посасывать ее, лаская попутно языком, массируя пальчиками яички. Юноша отстранился от нее, жадно поглядел на лежащую в неге девушку и хищно навис над ней. Он медленно поднес свой член к ее разбухшей от прилива крови киске, медленно провел им сверху донизу, по губкам, девушка шире раздвинула ножки и подалась навстречу ему. И вот медленно и неспешно он проник на всю глубину в нее, Лена громко охнула, зажмурив глаза. Артем начал плавные и ритмичные движения, одновременно целуя прекрасное лицо. Шалунья мышщами сжимала его член, что приводило парня в неописуемый экстаз. Юноша резко вышел из нее, сел на край кровати. Девушка стала осторожно садиться на него, помогая своей рукой члену войти в нее. Артем начал сдвигать и раздвигать колени, отчего Лена качалась будто на волнах, вверх-вниз, вверх-вниз, он ухитрялся еще и ласкать ее прелестную грудь языком. Парень встал, продолжая удерживать ее в своих сильных руках, потом ввел ей в попку свой пальчик и начал подкидывать девушку на своих ладонях. "О Боже! Я сейчас кончу!" — простонала Лена. Юноша положил девушку на животик, подложив ей под бедра подушку, полюбовался открывшейся ему картиной: зад девушки был сексуально приподнят, ему была видна открытая киска. Он резко вошел в нее на всю глубину, его яйца шлепнули ее по попке, он начал быстро и ритмично двигаться. Девушка дотянулась одной рукой до клитора и принялась ласкать его пальчиком, в то время ощущая яростные движения члена внутри себя. Парень поцеловал Лене спинку, медленно провел языком по маленьким волосикам на ней. Девушка не выдержала и начала бурно кончать, стенки ее влагалища резко сжимались, Артем ускорил свои движения, и Лена сквозь корчащие ее сладостные судороги почувствовала, как задергался в ней твердый член, как тугие струи стали орошать ее матку, гася в ней пожар. Вселенная взорвалась, брызнули во все стороны галактики, а невыразимо прекрасное ощущение первовзрыва длилось и длилось, парень уже думал, что не вынесет этой сладкой пытки, очень нескоро начала ослабевать, тускнеть, он обнаружил, что стоит на подгибающихся от изнеможения коленях на измятой кровати, в его руках самая прекрасная и чистая девушка всей вселенной. Ее хрупкое тело вздрагивало в его объятиях. Лица он не видел, но чувствовал, как такая же дрожь пробегает и по ее телу, постепенно затихая, затушевываясь, ослабевая…
И когда парень вышел на улицу, вокруг был мрак, но теперь в нем пылал такой огонь, что даже очутись в открытом космосе, он мог бы согреть всю вселенную.
Летняя практика
Это случилось с Алексеем в школьные годы, он учился тогда в шестом классе средней школы. На летних каникулах его класс отправили на сельскую производственную практику в ЛТО (кто не знает — лагерь труда и отдыха), в пригородный совхоз. Сопровождала их классная руководительница Ольга Романовна, симпатичная женщина средних лет, а также толстая пожилая учительница истории, строгая Нина Ивановна, которую побаивался даже директор школы, она была придана для присмотра и наведения порядка. Тридцать два веселых чада пропалывали капусту на бесконечном колхозном поле с утра до обеда. После они отдыхали — купались, загорали, играли. Но Алексея мало интересовали детские игры, он был не по годам развитым, рослым парнишкой и интересовался уже другим. С друзьями они часто уединялись в береговые заросли и резались в карты. Карты эти были особенные и представляли большую ценность для мальчиков в то время. На их рубашках были изображены порнографические картинки — всевозможные женщины в фривольных позах. В то время достать такие было большой сложностью, а эти были куплены на вокзале у глухонемых спекулянтов за внушительную по тем временам сумму. Алексею было смешно наблюдать, как в процессе игры у ребят появлялись бугорки на штанах и как они краснели, разглядывая наиболее откровенные фотографии. Сам он давно интересовался женским полом и знал об половой жизни достаточно много. Тайная мечта лишиться девственности давно мучила его, он ждал возможности ее осуществить.
Это история случилось, когда срок практики подходил к концу. После обеда было очень жарко и веселой гурьбой школьники пошли купаться на местную речку. Мальчики тут же затеяли веселую возню — подныривали под купающихся девчонок и пытались стянуть с них трусики. Алексею уже удалось стащить пару плавок с зазевавшихся одноклассников. Он набрал побольше воздуха в легкие и нырнул подальше, стремясь захватить врасплох группу девчонок. Вода была мутной и он видел под водой не дальше метра, но вскоре он увидел впереди себя чью-то ногу. Стараясь испугать свою жертву, он сильно оттолкнулся от дна, подлетел к ней и стремительным движением сорвал плавки. Он не рассчитал свою силу и трусы порвались, оставшись в его руках. Размер бедер его поразил, это была явно не его одноклассница. Тут до него дошло, чьи трусы были в его руках! Алексей чуть не захлебнулся и стремительно поплыл прочь на последнем дыхании, трусики он отбросил прочь. Когда он вынырнул из воды, то увидел метрах в семи от себя Ольгу Романовну, растерянно озиравшуюся по сторонам. Увидев Алексея, она все поняла, но поняв всю нелепость своего положения промолчала. Алексей побыстрее поплыл прочь, чертыхаясь про себя. Чтобы как-то выйти из глупой ситуации Ольга Романовна не растерялась и закричала детям:
— Все на берег! Немедленно выходите из воды, на сегодня достаточно.
Алексей, чтобы загладить свою вину начал усиленно выталкивать всех на берег. Вскоре все ребята вытерлись и угомонились. Ольга Романовна продолжала не спеша плавать недалеко от берега. Когда все были готовы, она крикнула:
— Дети, идите в лагерь, скоро полдник. Я подойду попозже.
Школьники послушно поплелись по тропинке ведущей в лагерь. Но Алексей, отстал и когда берег скрылся, нырнул в кусты. Внезапная мысль подглядеть за своей классной наставницей пришла ему в голову. Проскочив несколько метров под прикрытием кустов, он пополз. Вскоре он увидел берег реки и плавающую Ольгу Романовну. Он затаил дыхание. Женщина внимательно осматривала пляж и кусты. Убедившись, что все ушли, она стала медленно выходить из воды. Появилась большая грудь, затянутая в купальник, затем белый круглый живот и вот появился вожделенный темный треугольник между ногами. Алексей настолько увлекся, что не заметил, как задел ветку и она предательски покачнулась. Ольга Романовна заметила движение и увидела мальчика. Она тут же уселась в воду, подняв тучу брызг. Помолчав несколько мгновений, она разразилась гневной тирадой в адрес Алексея.
— Мало тебе, гаденыш, что ты меня перед всем классом чуть не опозорил, так еще и подглядывать примчался. Ну, будет тебе за это, обещаю! Все родителям расскажу. Пошел отсюда!
Алексей испуганно сжался, мысль о том, что об его проделках узнает отец, его ужасала. Отец отличался непереносимым тяжелым характером и твердой рукой. Он представил себе экзекуцию и всхлипнул. И тут испуг придал ему такой наглости, что он уже плохо соображал, что делает. Поднявшись с песка, Алексей подошел к кучке одежды принадлежащей учительнице и сгреб ее в охапку.
— Вы так не сделаете. Я сейчас заберу вашу одежду и унесу ее. До лагеря идти далеко и через деревню. Подумайте сами. Вас все увидят. Если вы пообещаете мне, что ничего не расскажите родителям, то я вам ее отдам.
Ольга Романовна испугано смотрела на него. Поняв, что он не шутит, она согласилась.
— Хорошо, я не буду рассказывать родителям. Пусть это останется между нами. Оставь одежду и иди в лагерь.
Легкость, с какой учительница согласилась на его условия, словно опьянила Алексея. Его собственная наглость набирала обороты.
— Извинитесь, что назвали меня гаденышем!
— Пожалуйста, извини меня. Оставь мою одежду.
Алексей обернулся, на берегу никого не было, он облизнул пересохшие от волнения губы и продолжил.
— Этого недостаточно! Встаньте из воды.
Ольга Романовна чуть не плакала. Она поняла, в какую зависимость от парня она попала. Она сделала попытку угомонить его.
— Что ты делаешь! Мало того, что ты меня унижаешь, так еще и посмотреть хочешь?!
— Да, встаньте на ноги!
— Хочешь, я тебя за четверть отличником сделаю? И обещаю, что больше к тебе придираться не буду?
— Я хочу, чтобы вы встали из воды.
Алексей был неумолим. Ольга Романовна медленно поднялась из воды, прикрыв лобок руками.
— Хватит, это все! Немедленно положи одежду!
Она сделала шаг по направлению к мальчику. Алексей попятился.
— Вряд ли вы меня догоните. Через деревню побежим?
Он усмехнулся. Женщина задумалась и беспомощно остановилась.
— Что ты еще от меня хочешь?
— Уберите руки.
Ольга Романовна обернулась, на берегу никого не было, и она медленно опустила руки. Стоять вот так, с голым лобком перед своим учеником и подчиняться его приказом было совершенно нелепо. Но найти какую-нибудь материю во всей округе невозможно, да и пройти по лагерю обернутой грязной тряпкой было для нее невыносимо. Оставалось подчиняться парню. Одновременно, странное чувство возбуждения стало охватывать ее. Чувство зависимости и беспомощности рождало нечто, до этого скрытое в ней. Видимо скрытная тяга к подчинению была задавлена тяжелым характером и сейчас проявилась в ней. У нее проходила злость на этого наглеца. Ей даже стало приятно стоять вот так перед ним и чувствовать, как взгляд Алексея прямо ощупывал ее тело. Уже без злости она произнесла.
— Достаточно тебе или еще чего показать?
— Снимите лифчик.
— Пожалуйста!
Она послушно расстегнула лямки купальника и кинула его Алексею. Большие упругие груди вывалились наружу, нагло блестя белизной. Она взяла их в руки и помассировала. При этом она почувствовала, как непроизвольно набухают ее соски.
— Нравятся?
Алексей заворожено смотрел на свою учительницу. Полные стройные ноги, крепкие бедра, большая тугая грудь с торчащими сосками, привлекательное лицо с короткой стрижкой — фигура зрелой женщины стоящей перед ним вызвало в нем сильнейшее возбуждение. Он почувствовал прилив крови в голове и между ног, его член настойчиво полез из шорт. Чувство неловкости отрезвило его, он вздрогнул и произнес.
— В-в-выходите на берег, я отдам вам одежду.
Ольга Романовна медленно вышла на берег и взяла свою одежду из рук мальчика.
— Поиздевался над своей учительницей? Всем теперь рассказывать будешь или это останется между нами?
— Никому никогда, Ольга Романовна! Извините меня пожалуйста.
— Ты заставил меня понервничать. Ну, все, беги в лагерь.
Голос женщины был спокоен, почти ласковый. Алексей развернулся и стремительно побежал в кусты. Достигнув дальней поляны, он повалился на землю, содрал с себя шорты и начал ожесточенно дрочить, возбуждение накопившееся в нем требовало выхода. Перед глазами стояла нагая Ольга Романовна…
Вечером, после ужина в столовой, Ольга Романовна, как обычно, объявила о программе на завтрашний день и назначила следующего дежурного по лагерю. Им оказался Алексей. Он удивился, так как его очередь дежурить прошла недавно, но проходя мимо учительницы к выходу, он заметил ее пристальный взгляд начал догадываться. Стремительно вылетев из столовой, он помчался в свою комнату. В голове как ролик крутились невероятные сегодняшние события, он долго не мог заснуть и думал, что ему приготовила строгая классная — если она решила наказать его, то он ей легко не дастся.
На следующий день все дети ушли в поле, в лагере осталась только повариха и Алексей. Он получил задание убраться в домиках и подмести территорию. Приведя в порядок несколько комнат, он принялся подметать коридор, мысль о том, что Ольга Романовна как обычно надзирает за ребятами в поле и до обеда не появиться, радовала его, он боялся наказания за вчерашнее. Нагнувшись, он старательно мел пол и тут увидел перед собой чьи-то ноги. Подняв голову он увидел свою учительницу.
— Сегодня я отправила вместо себя Нину Ивановну, у меня есть дела в лагере. Я хочу поговорить с тобой. Пройдем в наш дом.
Она развернулась и быстро пошла к домику, в котором жили преподаватели. Алексей медленно побрел за ней, наказания видимо было не избежать. Войдя в комнату Ольги Романовны, он увидел ее сидящей на диванчике. Она предложила ему сесть на стул.
— Я хотела спросить, зачем тебе нужно было раздевать меня? Неужели ты уже такой взрослый, что интересуешься женщинами?
Алексей молча уставился в пол. Наступила пауза. Ольга Романовна нервно мяла руки, видимо в ней шла какая-то внутренняя борьба. Неожиданно учительница спросила.
— Наверное, это не нужно делать… Но тебе понравилось то, что ты видел?
— Да, Ольга Романовна.
— Хорошо. Я тебе тоже кое-что объясню: с тех пор как ты появился в моем классе, ты мне тоже очень понравился. Я видела в тебе маленького, но мужчину. И я хотела, чтобы ты это знал. Вчера, когда я пришла с купанья, то долго думала и поняла, что ты… меня возбуждаешь. Я не должна этого делать, но…ты понимаешь, о чем я?
— Я все понял. Вы хотите меня, Ольга Романовна.
— Я рада, что мы нашли общий язык, Алеша. Ты хочешь меня как женщину?
— Очень хочу.
— Тогда ты можешь повторить вчерашнее, Алеша, я тебе разрешаю.
В голове у мальчика прояснилось. Вместо наказания, строгая учительница предлагала себя. Неожиданность ситуации сразу возбудила его. Он понял, что теперь ему надо делать. Он встал со стула и громко приказал.
— Раздевайтесь!
Ольга Романовна вздрогнула, медленно встала с дивана и стала расстегивать блузку.
— Ты можешь называть меня просто Ольгой и можешь на ты. Если хочешь, то можешь материться, мне это нравиться.
— Я буду называть тебя просто сучкой, старой ученной сучкой.
— Можешь называть меня так, как тебе хочется. Сейчас мы с тобой немного поиграем.
Алексей глядел горящими глазами, как женщина освобождалась от одежды. Все его фантазии превращались в реальность. Вскоре на учительнице остались только лифчик и трусики.
— Стой! Теперь раздень меня, развратная блядь.
Ольга Романовна послушно стянула футболку с парня и принялась расстегивать шорты. Молодой отросток упруго взвился вверх и женщина принялась рассматривать его. Алексей имел порядочный для своего возраста размер и кое-где уже пробился легкий пушок. Она вдохнула аромат молодости исходящий от члена. Тут парень оттолкнул ее и развалился на диване.
— Выйди на середину комнаты и снимай белье.
Ольга Романовна прошла туда, освободилась от остатков одежды и повернулась к Алексею.
— Повернись спиной и нагнись.
Женщина послушно повернулась и наклонилась. Последовала команда.
— Раздвинь жопу руками и стой.
Ольга Романовна приняла и эту унизительную позу. Раскрылось маленькое коричневое отверстие ануса, ниже краснела приоткрытая пизда. Алексей заворожено смотрел на эту картину. Его дыхание замерло. Даже в самых пошлых фантазиях он не мечтал увидеть такое, да еще у своей учительницы.
Под взглядом Алексея, толстые губы стали приоткрываться и появились капельки прозрачной жидкости. Ольга Романовна тяжело задышала, такое положение начало ее сильно возбуждать. Ей хотелось, чтобы мальчик скорее снял ее напряжение. Она обернулась и умоляюще посмотрела на него. Но Алексей схватился за свой член и принялся стремительно онанировать, при этом он громко стонал. Несколько быстрых качков вызвали мощное семяизвержение. Капли жидкости вылетели брызгами и упали на ковер. Стоны Алексея и вид свежей спермы чуть не довели Ольгу Романовну до оргазма, настолько она была возбуждена. Не разгибаясь, она принялась усердно тереть себе между ног. Вскоре конвульсия пробежала по ее телу, не в силах устоять она схватилась за стул и рухнула на колени. Мощный оргазм наконец настиг ее. Такого экстаза она не имела за всю свою жизнь. Ей казалось, что она теряет сознание. Мысль о том, что мальчик наблюдает за ее непристойными движениями приносила ей дополнительное удовольствие. Немного отдышавшись, она обернулась. С немалым удивлением она обнаружила, что член Алексея по прежнему напряжен, а сам он непрерывно дрочит на нее. Не долго думая, учительница легла на спину прямо на ковер и широко раздвинула ноги. При этом она раздвинула свою щель, ее красное сочное влагалище раскрылось на всю ширину. Она улыбнулась Алексею.
— Иди сюда, Алешенька. Выеби свою шлюху, не мучай себя. У меня так давно не было мужчины.
Вскочив, Алексей набросился на нее, она ловко подхватила мальчика и его член поглотила влажная теплая дырка. Ольга Романовна сжала мышцы влагалища и стала делать ими всасывающие движения. Ей хотелось поглотить мальчика целиком. Алексей с силой принялся мять ее грудь, зубами он стал кусать ее шею. Женщине даже стало больно от таких ласк, но новая теплая волна уже настигала ее. Вскоре боль вперемешку с наслаждением довела ее до нового, еще более сильного оргазма.
— О-о-о! Еби меня, заеби меня насмерть. Я хочу тебя!!!
— Сука, ты все получишь! Толстая шлюха, ебаная проститутка. Я тебя накажу!
— Да, я твоя шлюха, еби меня!
Она почувствовала, как горячая жидкость толчками заполняет ее влагалище. Вскоре Алексей захрипел и в изнеможении упал на ее грудь. Она лежала под ним и чувство блаженства овладевало каждой клеточкой ее тела. Алексей поднялся, подошел к дивану и упал на него, у него кружилась голова. Член обессилено лежал на боку. Ольга Романовна проворно подползла к Алексею и захватила его хуй губами. От члена пахло свежей спермой и ее собственными выделениями и она с наслаждением вылизала его. Алексей никак не реагировал на ласку, не открывал глаз, присмотревшись, она увидела, что мальчик спит глубоким сном. Она ласково поцеловала его и вышла из комнаты…
Проснувшись, Алексей нашел свою одежду, оделся и выскочил на улицу. Оглядевшись, он увидел, что Ольга Романовна заканчивает убирать последний домик. Она увидела его и улыбнулась.
— После таких трудов ты заслуживаешь немного отдыха. Приведи себя в порядок, скоро придут ребята.
— Спасибо, Ольга Романовна.
— Это тебе, Алексей, спасибо.
Поцеловав его в лоб, учительница ушла. С улицы слышался веселый гомон, это шли школьники с поля.
Лето… Жара…
Он заметил стройную и симпатичную блондинку, которая страстно облизывала мороженое — от жары текущее по всем уголкам…
Она тоже его увидела и улыбнулась, приглашая его к флирту…
Ему понравились её очаровательные ножки, которые притягивали всё его внимание и так хотелось расстегнуть ей молнию, её очень недлинной юбочки под которой пряталась абалденная попка, облачённая в атласные трусики…
Стянуть эти трусики была сейчас его мечта, но перед этим её нужно было покорить, а она на вид была очень гордой и независимой и взять эту крепость штурмом комплементов не представлялось возможным.
Тут требовался нестандартный подход…
Он ответил ей кивком и скоро был уже возле неё. В это время она сексапильно облизывала свои пальчики, на которых осталось мороженное и внимательно слушала его комплементы о своём третьем размере груди и о стройности её ножек. Как он и полагал — этого было мало, даже очень мало.
Она хотела….но нечто большее. Её липкие пальцы не давали ей покоя и заметив это он предложил ей обмыть ручки в озере, которое находилось в метрах трехстах отсюда. Она с ним согласилась, и он проводил её к берегу этого озера.
Она подошла к воде и вытянув ручки стала полоскать их в воде — водичка была очень тёпленькой и она увлеклась этим занятием… А на ней ведь была коротенькая юбочка и теперь можно было видеть и её трусики…
Он тем временем расположился на зелёной травке и так как было жарко решил искупаться, соблазняя её к тому же….
Проходя мимо неё он предложил ей присоединиться к нему и затем нырнул, сверкнув пятками. Вскоре его довольное лицо появилось на поверхности и ей тоже захотелось остудить своё тело в этой милой водице, но проблема у ней не было купальника и конечно она не носила лифчик в такую жару, а купаться ей ой как хотелось сейчас….Но купаться хоть и в трусиках, но с обнажённой грудью она пока не решалась…Поняв её проблему он предложил ей великодушно свою белую футболку…и вскоре она в этой белой футболке и в замечательных чёрных трусиках была у края воды — вид был потрясающий — он замер в воде и наблюдал как она заходит в воду. Она улавливая его внимание не спешила… и давала в благодарность за предоставленную майку, насладиться ему, к тому же ей самой было приятно чувствовать его желанный взгляд….
Надо ли говорить, что происходит с одеждой, если она мокрая на чьём либо теле, но если это женское тело, то об этом сказать стоит отдельно…
Сейчас мокрая майка обрисовала ровно третий размер её юной груди, а обалденной попке уже невозможно было спрятаться под прозрачной, мокрой тканью. Эта ткань словно обнимала её тело и чуть холодила его…
Они отдыхали оба теперь на траве и им было не скучно…Ей было приятно ловить его взгляд на себе, а ему доставляло удовольствие рассматривать её роскошное, притягательное тело…Немного погревшись ещё на солнышке они вновь уже вместе зашли в воду…Как только они зашли по грудь в воду, он очутился напротив её…и вскоре она почувствовала его руку у себя под майкой, эта рука точно разыскала её грудь и нежно теребила её сосочек…Ей было приятно…
Ливень
Безобидный солнечный денек сначала позвал всех на прогулку, а потом обманув начал припекать летним солнцем. Спасаясь от него мы забежали в кафе. К нашему счастью там стоял кондиционер. Отдохнув и попив освежающих напитков, мы решили, что все же глупо просиживать весь день в кафе (пусть он и жаркий, но ведь солнечный). Запаслись холодной газировкой и пошли штурмовать летнюю жару. Жара сделала свое дело — под открытым небом предпочитали гулять только самые отважные. Теперь мы гуляли где хотели и все нам было не почем… Как будто угадав, что мы нашли выход из положения, денек решил преподнести еще один сюрприз…
Заварковавшись в тени густого парка мы и не заметили, как из-за высоких домов на город наползли грозовые облака. Знаешь, летние грозы бывает налетают столь стремительно!.. И только-только туча закрыла собой солнце, как тут же с неба брызнули первые капли, а за ними и весь летний ливень! С веселым визгом бросились бежать в сторону ближайших домов подружки, сидевшие на соседней лавочке. Куда-то вдаль полетели голуби. Зашелестела листва под ударами капель… Обожаю летние грозы, за то что они теплые. И мы не бросились бежать к домам. Напротив, со смехом, догоняя друг друга, мы побежали на середину парка. Только бабулька с маленьким внуком под зонтиком, успела заботливо крикнуть нам вслед, что бы мы не простудились. Выбежав точно на середину парка, ты так резко остановилась, что я чуть было не снес тебя от неожиданности!.. Ты подняла голову к небу, подставляя лицо теплым каплям дождя. Обняв тебя я сделал также, ощущая некий приятный массаж… Я опустил голову чтобы полюбоваться тобой… Капли стекали по твоему лицу ручейками, как будто ты плакала. Поддавшись фантазии я заботливо стер "слезы" — Ну что ты?… Ты посмотрела на меня, заулыбалась. Потом вдруг став серьезной, вгляделась в мои глаза. От глубины твоих глаз у меня закружилась голова. Как будто какой-то порыв подхватил нас в воздух, покружил и осторожно поставил обратно… Мы слились в глубоком долгом поцелуе….
Потом обнявшись мы стояли под дождем еще минут пять пока он не кончился. И тут в далеке под кронами деревьев я заметил еще одну пару, точнее трио. Они явно не теряли время зря. Подняв голову к стоявшему сзади парню, девушка жарко целовала его в губы, другого руками прижимала к своей обнаженной груди. Руки парней беспорядочно блуждали по ее телу. Но платье скрывало все детали. Ты проследила мой взгляд и тоже стала наблюдать за трио. Их убежище было очень хорошим по части конспирации, и мы совершенно случайно сквозь листву просмотрели их тайну… Я опустил взгляд и посмотрел на тебя. Твои глаза были широко открыты, а щеки схватил румянец. Сквозь промокшую ткань платья и без того выделявшиеся соски, теперь бесстыже топорщились. Этого вида было достаточно чтобы мой дружок начал шевелиться в шортах. Чтобы вывести тебя из ступора, я прижался им к твоей ноге. Почувствовав прикосновение, ты отвела глаза на меня.
— Подглядывать нехорошо!.. — укоризненно покачал я головой.
— Но ты первый начал!.. — заоправдывалась было ты. Но я тут же подхватил.
— Это точно! — и прижался своим уже вставшим членом к твоей ноге еще раз.
Теперь в твоих глазах сверкнули искорки похоти, и ты многозначительно заулыбалась.
— Пойдем, до моего дома осталось минут пять хоть бы. — до него и вправду оставалось пройти немного.
— А вдруг ее насилуют? — как-то осторожно спросила ты. Я чуть было не рассмеялся.
— Это посреди бела дня?! Да в парке по которому люди ходят?! Ты посмотри на нее, разве похоже что ее насилуют?.. или ты хочешь помочь им?!.. — девушка тем временем уже запустила руку в штаны одному, и оттопырив попку многозначительно покачивалась в сторону сзади стоявшего… Тебя смутили мои последние слова и ты покраснела еще больше, но на миг я заметил в твоих глазах похотливые искорки…
— Дурак! — больше с улыбкой, чем со смущением сказала ты, и прижавшись плотнее провела рукой по моей промежности — Сейчас я хочу только его! — прошептала ты и потянула меня в сторону дома.
Сложно было пройти это относительно небольшое расстояние. Мужики бросали на тебя _такие_ взгляды… А какие глаза были у той что скользнула глазами по мой промежности (где рвался в бой мой дружок)! Туча ушла и теперь солнце стало сушить то что намочил дождь. Жар слегка отступил. Дневную пыль прибило, дышать стало легко. Дойдя до дома мы вошли в холодный (для нас) подъезд. Поднявшись до квартиры я с ужасом обнаружил что ключи благополучно забыл дома, то есть там за дверьми. До прихода кого-нибудь из семьи оставалось еще часа два… Что же делать?… И тут мне пришла в голову одна чудесная мысль.
— Погоди меня здесь, я мигом!
Я вспомнил что сосед этажом выше, с утра брал у меня ключи от крыши, чтобы поставить антенну. Так уж вышло, что ключом в нашем доме заведуем мы. Вернувшись к тебе я с улыбкой побренчал ключами перед твоим лицом.
— А что ты радуешься? Разве эти ключи подойдут к твоему реечному замку?…
— Лучше!.. — я глазами показал к небу. Ты поняла и заулыбалась.
— Ах вон как все у нас интересно!..
Приставив к двери тяжелую трубу, чтобы никто от туда не отворил ее, мы пошли на наше любимое место. Не в первый раз уже здесь загораем… Солнце быстро высушило ровную поверхность крыши, и ты села уже на сухое место. Я подошел, заметил что ты слегка дрожишь. Холодный подъезд охлаждал слишком быстро… Я подсел рядом. Обнял за плечи.
— Заешь как согреваются когда греться нечем?
— нет… — как бы наивно сказала, но ты знала!
— Греют друг друга голыми телами… — я заглянул в твои глаза, и начал целовать. — Давай снимай эти мокрые тряпки, пускай сохнут! — с этими словами я начал раздевать тебя.
Взяв платье за край, я потянул его вверх, обнажая твои стройные ножки, белые кружавчатые трусики, нежный животик. Выворачиваясь наизнанку платье обнажило твою прекрасную грудь. Я не смог не задержать на ней взгляда. Помогая мне, ты подняла руки вверх. Мокрое платье отлетело в сторону. Поджав под себя ножки, локотками прикрыв грудь, ты смотрела на меня глубокими глазами. Я залюбовался тобой.
— Ну что же ты? ведь мне холодно!.. — продолжила ты игру. — снимай свою противную мокрую футболку и шорты.
Мигом скинув их я подсел, прижав тебя к себе. Я сел скрестив ноги, а ты обняв меня ногами уселась ко мне лицом.
— Где тебе холодно?
— Здесь… — рукой ты взяла мою руку и положила к себе на губы. Я начал целовать их все чаще погружаясь языком внутрь. Твой язык отвечал мне лаской. Мы слились в волшебном поцелуе.
— Теперь здесь… — ты положила мою руку к себе на шею. Я начал целовать твою шею. Ты закрыла глаза…
— Теперь здесь… — мои ладони легли на твою грудь. Соски своей твердостью говорили о том что ты уже возбуждена. Я начал мять твои груди, поцелуями спускаясь от шеи. Когда мой язык прошел по твоему соску, ты томно выдохнула. Тогда я начал все больше облизывать их и посасывать.
— …и здесь… — ты направила мою кисть себе под трусики. Нащупав курчавые волосы, я опустился вниз, сразу почувствовав твой жар…
Проехав пальцами по губкам, я нащупал у самого их основания влагу. Тогда я начал пальчиком как бы размазывать ее снизу вверх, от чего твои возбужденные губки разошлись в стороны. Проникая между ними пальцами все быстрее и быстрее, я продолжал сосать твою грудь… ты все чаще начинала дышать громче… Потом подалась назад, спиной ложась на теплую и чистую поверхность крыши. Разомкнув ноги из за меня, ты положила мне их на плечи. Твои руки легли тебе на грудь, и ты сказала:
— Ну что же ты томишь!.. Сними это!..
Взявшись за резиночки я потянул трусики вверх. Под кружевом белья пряталась чудесная норка обрамленная сверху ухоженным треугольником курчавых волосиков. Взявшись за коленки я развел твои ноги в стороны, любуясь твоей киской, которая источала влагу. Я лег на тебя, уперевшись тебе в промежность вставшим в трусах членом. Ты его почувствовала своей норкой, звучно вздохнув. Я снова начал страстно целовать тебя сверху вниз, попутно взяв ставшую уже теплой "бонакву". С шипением открыв ее, я начал поливать твое тело, тут же слизывая образовавшуюся влагу. И вот я спустился к твоей норке. Мои пальцы начали гулять по твоим губкам, даря фантастические ощущения. Когда сверху добавилась теплая струя воды, ты застонала. Убрав пальцы, я лег рядом.
— Теперь ты обмой меня…
Как бы слегка нехотя ты привстала на локте, потянулась ко мне губами. Мы снова слились в долгом поцелуе. Потом ты начала ласкать своими губами мою шею, отчего у меня побежали приятные мурашки по коже… Твой язычок играл с моими сосками, это приводило меня в трепет. Когда ты начала поливать меня водой, от неожиданности я слегка вздрогнул, но потом снова расслабился. Твои мягкие руки были лучшим успокоительным… они пошли вниз, разгоняя воду, замачивая высохшие было трусы. Твои пальцы начали бегать под резиночной моих трусов. Здесь твои руки сыграли прямо противоположное действие валерианке. От твоих манипуляций мой дружок так набух, что трусы показались мне какой-то тюрьмой… осторожно стянув трусы ты обнаружила моего дружка. Окончательно скинув трусы я развел ноги слегка в стороны. Ты начала поливать мою промежность водой, периодически залупая головку. Рукой стала двигать вверх и вниз… Потом набрав воды в рот, ты начала поливать член тонкой струйкой, при этом одной рукой дроча член, а другой массируя мошонку… Я застонал… Это было просто чудесно. Но вот вода кончилась. Ты слегка остановилась, оголив головку. Начала осторожно наклоняться на ним, но остановилась…
— Что же ты, милая?!.. Давай же!.. Он ждет твой язычок…
— Я незнаю….. - раньше этого тебе делать не приходилось, и ты была в нерешительности…
— Чего ты боишься?
— Незнаю…
— Тогда давай так!.. — я развернул тебя и посадил попкой на свое лицо. Руками ты уперлась в мою грудь.
Я начал языком гулять по твоей норке, обрамляя каждую губку. Ты застонала…
— А теперь я хочу чувствовать животом твою грудь….
Ты наклонилась, легла грудью на мой живот. Я продолжил усиленно языком массировать твою норку. Твои руки сами потянулись к моему дружку. Ты неуверенно начала подрачивать его, второй рукой лаская яички.
— А теперь не бойся и поцелуй его…
— Но…
— Доверься мне! — перебил я тебя. — Если тебя начнет тошнить ты прекратишь!..
Осторожно и неуверенно, и наверное с закрытыми глазами, ты коснулась его губами, в самый кончик. Но даже это прикосновение заставило меня вздохнуть. Потом осмелев ты лизнула головку, потом еще раз. Тебе было не просто преодолеть этот порог чего-то противного. На проверку все оказалось нормально… И вот мы лежали уже в полноценной позе 69 (не по номеру в книге, а по похожести), доставляя друг другу удовольствие ртами. Я начал интенсивнее таранить языком твое отверстие, все чаще засасывая губки ртом. Ты же направив головку в рот, ласкала ее языком, при этом рукой массировала яички.
Обняв руками твои ноги я пальцами развел в стороны твои губки. Языком стал неистово ласкать твой клитор. Ты уже не могла заниматься мной, так как стонала закрыв глаза. Еще немного моих усилий и твоя норка начала сокращаться выдавливая соки, ты начала кончать. По твоему телу пробежала волна, другая, ты стонала….
Дал тебе отдохнуть. Теперь ты лежала на спине. Я снова начал целовать и ласкать твою киску. Почувствовал как в тебе снова просыпается желание. Тогда встав на коленки около твоего лица кивнул на слегка поникший член. Ты уже без боязни взяла его в руку, начала ласкать языком, периодически посасывая. Когда мой дружок затвердел я вернулся к твоей промежности. Развел ноги пошире, начал устраивать своего дружка. Повестив край головки между губок я начал тихонько, чтобы не причинить боль, надавливать. Губки послушно разошлись в стороны, а член начал свое погружение… Твой стон… уперевшись руками по бокам от тебя я начал входить и выходить. Мой член напоминая поршень терялся в твоей норке, а потом снова появлялся. Ты привстала на локтях, потянулась ко мне, я поцеловал тебя… Потихоньку начал ускорять темп, твои вздохи перерастали в стоны… рукой ты начала подрачивать свой клитор…
Я лег на спину, перевернув и тебя за собой. Ты тут же начала скакать на мне уже в позе наездницы. Руками лаская твою грудь, я любовался твоей фигурой. А ты все качалась на моей палке вверх-вниз, взад-вперед… Постепенно я начал чувствовать приближение оргазма, попросил остановиться. Из кармана шорт я достал презерватив. Ты разорвав упаковку нежно натянула рубашку на моего паренька. Потом перекинув ногу, ты направила рукой его к себе в норку, и снова начались скачки… Я начал чувствовать что твой оргазм недалеко. Мышцы влагалища стали сокращаться все интенсивнее, а твои стоны наверное долетали до балконов. тогда перевернув тебя на спину я начал быстрыми толчками всаживать в тебя свою дубинку. Застонав еще чаще, ты прижала меня к себе еще теснее. Я же продолжал накачивать тебя все больше и больше. Наконец и я почувствовал что вот-вот кончу, к этому времени ты уже металась подо мной в сильном оргазме. Толчок, еще толчок, и я как бы завис, изогнувшись на тебе дугой. Мой член начал выбрасывать тугие струи спермы, которые почувствовала и ты, даже сквозь презерватив… Таким образом мы излили свои соки вместе….
Полежав друг в друге, мы начали двигаться… Первая ожила ты. Соскочив с моего слегка опавшего члена, ты потянулась к нему, осторожно стянула резинку, оставляя все белое внутри. отбросила в сторону. Потом подумав, склонилась над членом, тихонько лизнула.
— У какой соленый!..
— Да! Я такой! А что противно?…
— Жить можно, — сказала ты снова подняла бутылку с водой помыла моего трудягу. Потом я подмыл твою киску. И мы легли отдохнуть, и незаметили как уснули.
Когда проснулись, уже как раз должны были подойти кто-нибудь из родных, и можно было бы попасть в квартиру, в нормальный душ. Слава богу солнце пощадило нас и мы не сгорели за то время пока спали…
Лика
— Але? Что? Какая еще посылка? Ценная бандероль, говорите. хорошо, сейчас спущусь. — что за бандероль такая, подумала Лика.
Она не понимала, ровным счетом ничего, но, тем не менее, оделась и спустилась вниз к подъезду. Крики радости заполнили маленький дворик. Все бабульки обернулись и смотрели только на них. Да, странная девочка. Она смотрела и не верила собственным глазам, перед ней стояли они. Они приехали вчера. КВН — серьезная штука. Они играли в высшей лиге. Они были гордостью маленького городка П., который Лика покинула 4 года назад. Они были в Москве. Такой повод, разве можно не отметить? Направились в ближайший магазин, купили текилу, лайм и шоколад. Они шли домой, не веря, что снова вместе. Звук мобильного прервал эту идиллию. Ему пришлось уйти. "жаль" — подумала Лика, я так давно его не видела. Но вскоре она забыла о нем — перед ней сидел Стас. Надо признаться, что он был красавчиком. Высокий, подтянутый, мускулистый, он как будто только что сошел с обложки глянцевого журнала. 4 года назад она о нем только мечтала, а теперь он будет жить у нее. целых 3 дня.
Как оказались в комнате, она не помнила. Прилично выпив, решили, что пить текилу можно только по правилам. она медленно сняла с него футболку. боже, как давно она мечтала об этом теле! Легонечко толкнула его и он упал прямо на кровать. Капелька текилы оказалась у него на животе. "Вот как надо пить!" сказала она, слизнув эту капельку с его животика. Он не растерялся:
"Ну, я, конечно, такого не умею, у нас все еще пьют на брудершафт, согласна?". Она лишь кивнула. Текила обожгла горло, и они слились в страстном поцелуе. Она не могла больше контролировать себя. Секунду они молча смотрели друг на друга, а потом.
"Господи, что я делаю?" подумала она. У нее был парень, он бы явно этого не одобрил. Но ей уже было все равно. Он целовал ее губы, шею, руки. Аккуратно снял ее кофточку. Швырнул в угол комнаты. Туда же полетел и лифчик. Он целовал ее грудь, чуть покусывая соски, и спускался все ниже и ниже. Дойдя до трусиков, он остановился, ей было все равно, она хотела его и готова была подождать. Через несколько секунд, ее стринги присоединились к кофточке и лифчику. Алкоголь тем временем сделал свое дело. Она не хотела больше прелюдий, она хотела лишь его. Рывком вырвавшись из его объятий, она оказалась "верхом". И понеслось. Он вошел в нее стремительно, по самое основание. Сначала она почувствовала боль, но вскоре привыкла. С каждой секундой она ускорялась, быстрей, быстрей, быстрей. И вот она выгнулась, как кошка, и с мягким возгласом "муррр" рухнула на кровать. Какое-то время они лежали без движения. Он очнулся первым. "Пойдешь в душ?" спросил он. Лика не смогла ответить, тогда он взял ее на руки и понес в душ. Горячая ода мелкими струйками стекала по ее телу. но Лика чувствовала лишь горячие руки и губы у себя на ногах. Он нежно целовал и гладил ее бедра. Она начала тихонечко постанывать. Тогда он закинул ее ножку себе на плечо и раздвинул ее губки. Прекрасный цветок ее благоухал, как бы прося прильнуть к нему губами. Стас не заставил себя ждать. Он начал посасывать ее клитор, немного покусывая его. Это было блаженством. Он засунул один пальчик в ее влагалище, и начал водить по кругу. Ей хватило несколько секунд, чтобы кончить, не в силах больше выдерживать этого всего, ее ноги подкосились. Он оторвался от ее киски, поднялся и поцеловал ее в губы. После, потер ее спинку и отнес в кроватку. Время было за полночь.
Так они жили 3 дня. Он уехал в свой снежный город. За окном стоял март, было грязно и противно, но она не замечала ничего, потому что знала, что ровно через 39 дней она поедет в П. и встретиться с ним.
Лифт
Если ты страдаешь клаустрофобией, этот рассказ не для тебя. Если ж нет, добро пожаловать в закрытое пространство, ограниченное четырьмя стенами, полом и потолком. Для усиления приятных ощущений, три стены этого помещения зеркальные, а одна раздвижная. Догадался? Ну конечно, речь пойдет о лифте.
Итак, ты и твоя спутница находитесь в зеркальной кабинке, которая несется вниз. Кажется, что она совершает путешествие к центру Земли, а вы стали невольными заложниками прихотей этой уникальной двигающейся конструкции.
Когда ты входил в лифт, твоя рука покоилась на талии твоей спутницы. Ей там было тепло и уютно, потому что дугообразная "кривизна" ее фигуры, как-будто предназначена для твоей ладони. Теперь, в фосфорическом свете кабины при нарастающем ощущении опасности и неизвестности, ты притягиваешь податливое тело ближе к себе, повинуясь подсознательному желанию защитить. Но женщина, расценивает это движение совсем по другому. И вот — она воск в твоих руках. Прижимаясь округлой попкой к твоей ширинке, она начинает покачивать бедрами из стороны в сторону. При этом ее рука уже давно освободила твой растущий орган от жестких рамок, которые диктует покрой делового костюма. Ты закрываешь глаза, но не только от удовольствия, а еще за тем, чтобы убрать из поля зрения "возмущенный" затылок еще одного пассажира несущегося в неизвестность лифта… Кабина вздрагивает, остановка, "затылок" исчез. Вместо него в лифте появляются искусственные локоны и кривая усмешка молодящейся старой девы. Твоя спутница, свободной рукой, как ни в чем не бывало, нажимает кнопку верхнего этажа, мило улыбаясь новой свидетельнице твоих сладких мук.
Еще пара минут, и вы одни. Юбка взлетает вверх. Шелковая имитация нижнего белья не может стать препятствием для настойчивых рук. В зеркале напротив, ты видишь слегка раскрасневшееся лицо, с приоткрытыми губами и манящим зеленым взглядом. Ее ноги раздвинуты, спина изогнута и ей приходится кусать свою руку, чтобы приглушить рвущийся из груди стон…
Ну что, ты найдешь здание, в котором, как минимум 30 этажей, чтобы дополнить мою фантазию новыми пикантными подробностями?
Лишь мечты
— Выбирай. — В очередной раз сказала мне Кейт. — Выбирай между нами.
Две девчонки стояли передо мной. Совсем еще малолетки — лет по двенадцать. Две ученицы 7б класса стояли напротив меня и ждали моего решения. Кейт была одета в светло — синие полуобтягивающие джинсики и темненькую зеленую кофточку. На Сэбби же были черные плотно- облегающие штанишки и белая футболочка. Мои недавние знакомые. Передо мной стояла сложная возможность выбора между ними. С кем мне остаться я не знал.
— Как я могу выбирать между вами, крошки? — воскликнул я. — Вы мне обе очень нравитесь.
Мне и впраду нравились обе. Этакие юные красавицы с будующем моделей. Одного взгляда на них было достаточно, чтобы согласиться с этим.
— Да, знаем. — Нетерпеливо кивнула головой Сэбби. — У нас у обеих длинющие ноги, классные фигуры и симпатичные личики. Ты нам это уже говорил ну все же, Юджин? — жалобно протянула она.
Ответа я пока не знал, и дать его девчонкам я не мог. Ну не могу я разорваться. В воздухе повисла пауза. Девчонки с нетерпением ждали, что я скажу. Однако я решил отложить ненадолго этот вопрос.
— Девчонки. — Сказал я, наконец. Что мы тут с вами в такой обстановке болтаем. Поехали после школы ко мне в загородный домик, там и поговорим.
— Верно. — Поддержала меня Кейт. — Этот вопрос с ходу не решается. Сэбби, а ты как думаешь? — Обратилась она к однокласнице.
— Конечно, поехали. — Улыбнулась та. — Там и все и обсудим.
— Тогда я за вами в пять заеду. Прямо с этого места вас и заберу. — Сказал я.
С этими словами я сбежал с крылечка школы на котором мы вели нашу недолгую беседу и пошагал домой. Хорошо, что отец одолжил мне свой БМВ. На машине до нашего загородного домика можно было доехать буквально минут за сорок. Однако до пяти еще было много времени и, когда я пришел домой, я решил посмотреть телевизор. Шел показ мод. И в каждой модно- разодетой модели, вашагивающей по подиуму проффесиональной женственной походкой я ясно видел будующую Кейт или Сэбби.
Без десяти пять и выключил телевизор и вышел в прихожую. Взял с невысокой тумбочки из красного дерева связку блестящих ключей и вышел на лестницу, закрыв за собой дверь. Спускаясь по лестнице, я увидел в окно парадной отцовский автомобиль, припаркованный у подъезда. Красавец. Белый, начищенный до блеска БМВ последней модели, сверкающий бликами на солнце приковывал внимание прохожих у которых на лице можно было прочесть лишь мысли о владельце.
Я сел в машину и завел мотор. Прислушиваясь к его мерному урчанию, я закрыл глаза, с удовольствием ощущая, под собой удобное мягкое кожанное сиденье. Посидев так с минуту, я открыл глаза и вдавил педаль газа. Машина мягко дернулась и поехала по дороге к школе. На крыльце меня уже ждали Сэбби с Кейт. Остановив БМВ метрах в трех от крыльца я вышел из машины и поприветствовал девчонок.
— Привет, лапуси! — сказал я, поглядывая то на одну то на второю. Выбрать кого- то из них действительно было непросто. Они несомненно стоили друг друга.
— Ну, здраствуй! — засмеялась Кейт. — Ты где такую отхватил?
По кивку я понял что она имеет ввиду машину.
— Да так, у отца взял попользоваться. — Обыденным тоном сказал я. — Ну что, красавицы, поехали!
Кейт и Сэбби залезли на заднее сиденье и захлопнули за собой двери. Машина рванулась с места. Ребята стоящие на крылечке школы проводили нас изумленными взглядами.
— А дом большой? — спросила Сэбби, когда наш БМВ уже мчался по скоростному загородному шоссе, с шумом обгоняя другие машины.
Я на секунду задумался. Дом и вправду был большой. Кирпичный двухэтажный коттэдж построенный отцом год назад.
— Приедем увидишь. — Сказал я слегка повернув к ней голову от дороги. Таким образом я ушел от прямого ответа.
Сэбби кивнула, но было видно ее не устроил мой ответ. Ей на самом деле было интересно.
Наш загородный дом располагался практически на берегу небольшого и потрясающе чистого, прозрачного озера. Это и вправду было удивительное место. С одной стороны от озера располагался наш дом, а с другой зеленый луг на границе которого был небольшой тенистый лесок. Иногда мы с семьей чаще летом приезжали сюда отдыхать. Здесь мы купались загорали, жарили шашлыки, играли в теннис, в общем отдыхали от шумной городской жизни.
На первом этаже располагался бар и большая раскошная гостиная с лестницей на второй этаж.
По небольшому холу на втором этаже и налево находилось три двери. За первой была предбанная комната вся из красного дерева с немецкими полисандровыми скамьями и столом, холодильником в углу с прохладительными напитками, дабы посидеть и "выпустить пар" после жаркой сауны выпив холодного пива. Из предбанной комнаты вели еще две двери. Одна естественно в саму сауну отделанную со всеми удобствами, а вторая открывала вход в небольшую уютную комнатку с таким же небольшим круглым бассейном. С каким удовольствием после сауны я нырял в этот прохладный бассейн отлеживаясь и "остужаясь" там потягивая холодную колу.
За второй дверью располагалась большая комната с постеленным на пол персидским ковром, шикарной огромной кроватью посередине у стены, домашним кинотеатром "Panasonic" напротив, с музыкальным цетром на стоике, развешенными повсюду картинами известных мастеров.
Окна были завешаны тяжелыми, бархатными, фиолетовыми, почти непрозрачными шторами, благодаря чему здесь царил приятный полумрак.
Домашним кинотеатром здесь редко кто пользовался. Этого нам хватало и дома, а вот две высоких стопки дисков около центра давали понять что центром пользовались гораздо чаще. Здесь бало много чего из музыки. Начиная от папиной классики и кончая моей "Металликой" и "Рэд хот чилли пеперз".
Здесь можно было повалятся на кровате после сауны и бассейна, послушать хорошую музыку, в общем расслабиться.
А третья дверь вела в бильярдную. Здесь можно было сыграть партию другу в пул.
Наша машина все еще неслась по залитому солнечным светом шоссе. Следя за дорогой я изредка бросал взгляд в зеркало заднего вида. Кейт с Сэбби все о чем то перешептывались и посмеивались иногда поглядывая в мою сторону.
Наконец мы доехали.
Девчонки вышли из автомобиля и Кейт, прищурив глаза от солнца посмотрела на дом.
— Это ваш? — удивленно спросила она.
— Да. — ответил я. — А почему ты так удивлена?
— Да нет, я просто спросила.
Было видно что по крайней мере снаружи дом им понравился.
Я закрыл машину и мы пошли ко входу. Я открыл замок ключом и мы вошли внутрь.
Мало что изменилось с тех пор как я здесь в последний раз. Родители по нехватки времени в последнее время бывали здесь крайне редко.
У девчонок же то, что они уведели вызвало гораздо больше эмоций.
Уау! Да здесь прикольно! — Воскликнула Сэбби и с размаху плюхнулась на кожанный диван около бара.
Кейт села рядом.
Я подошел к бару и открыл небольшой холодильник с напитками.
— Девчонки, что пить будете? — спросил я подруг.
Малышки же сидели на диване и о чем то опять шептались. Они что- то явно задумали.
— Мне кока — колу. — сказала Сэбби.
— А мне если можно Спрайт. — в тон ей произнесла Кейт.
Я достал три бокала и налил девчонкам то, что они просили. Себе же я налил пива.
Я отдал им бокалы с лимонадом и сел на диван посерединке между Сэбби и Кейт.
— Ну что крошки, мы ведь хотели о чем то поговорить? — сказал я, сделав большой глоток холодного пива.
— И так все ясно. Сказала Сэбби, и они обе прильнули ко мне.
Мои руки сами обняли их обеих. Кейт вдруг прикоснулась к моей щеке губами. Я сделал еще один глубокий глоток пива и стал отвечать на ее ласки. Дальше все стало как во сне. Я нежно поцеловал Кейт в губы и стал водить языком по ее шее в то время как Сэбби водила рукой по моей груди. Поласкавшись таким образом с Кeйт я повернулся к Сэбби. Кончики наших с ней языков слились и разъединились. Я почувствовал ее жаркое дыхание. Кейт начала расстегивать мне пуговицы на рубашке. Я стал опускаться ниже, покрывая поцелуями каждый дюйм шейки Сэбби и на одном дыхании прошептал им:
— Пойдемте наверх, мои дорогие.
Мы встали с шикарного дивана. Я сделал еще один глоток пива и отставил пустой бокал. После чего я обнял малышек за талии и мы стали подниматься на второй этаж, чуть ли не на каждой ступени останавливаясь и лаская друг друга.
Я распахнул дверь бассейна. Он был наполнен прозрачной свежей водой. Я включил подогрев воды, он сработал почти моментально и едва успев раздеться мы с подругами плюхнулись в тепленькую прозрачную водичку. Не определившись с кого начать я все- таки начал с Сабби. Я ласкал губами ее нагое тело губами, от шейки к бедрам слушая ее счастливые вздохи, ласкал ее ягодицы водил руками по внутренней стороне бедер и обратно.
— Юджин, оставь мне немного. — Обиженно сказала Кейт.
Оставив на некоторое время Сэбби, я повернулся к Кейт.
Крошка начала тереться щекой об мои плечи, шею, грудь, целуя мне губы и шею, все больше возбуждая меня. Сэбби в это время делала мне "эротический массаж". Она прикасалась к моей спине своими руками, ягодицами, бедрами. Я падал на небеса.
Уже не помню сам как мы оказались в комнате с домашним кинотеатром на большом диване. Не помню кто постелил постель. Помню только, то что нам было очень хорошо втроем помню наши вздохи, наше дыхание, наше счастье…
Луиза
В нашем классе была очаровательной красоты с безупречно идеальной фигуркой Луиза, но жуткая недотрога и скромница — своей монашеской скромностью забодала всех одноклассниц.
Будучи старостой класса она не могла изменить утверждённую школьную форму мини юбки на макси но зато запрещала девчонкам носить стринги, чаечка и плавки — поворозки., а так же укорачивать или подтягивать юбки до уровня ягодиц — требуя чтоб они были на несколько пальцев ниже ягодиц, а еще ткань трусиков должна полностью скрывать ягодицы.
Быстро переодевшись после физ-ры три девчонки заскочили в мед кабинет рядом с раздевалкой, и пока одна отвлекала медсестру — остальные схватив то ли эфир или какой то наркоз, пару марлевых масок (что под руку попало) и ампулу с нашатырём и стали поджидать старосту, увидев что она выходит и обогнав Луизу — выбежав перед ней девчонка будто случайно споткнувшись падает перед Луизой раком, — юбка задралась на спину оголив голую задницу с тесёмкой от стрингов между ягодиц и осталась в такой позе пока закончат с Луизой,
Луиза на вдохе протяжно и громко хииииикнула (для устрашения) зная её привычку хикать — и в этот момент с зади прикрыли ей рот мед. маской смоченной в эфире,
Луиза набрав полные лёгки паров Эфира — отключилась, одноклассницы подхватив её под руки и на глазах всех школьников находившихся в просторном проходе широкого коридора — стащили с неё трусики и бросили парням — ловите трофей, — (парни едва не об кончались от перевозбуждения, некоторые даже стали нюхать их)., и сразу же ткнули нашатырь под нос Луизе, она сильно чихнув — очнулась, девчонки тут же стали щебетать — что с вами сегодня на ровном месте обе падаете, Луиза снова увидела голый зад заорала — прикройся бесстыдница, (они знали что отходя от потери сознания в памяти остаются только самые яркие воспоминание) и не давая ей опомнится или почувствовать что на ней нет трусиков отвлекали разговорами и тащили в класс который находился на третьем этаже, тут зазвенел громкий школьный звонок и все наперегонки побежали по лестнице с классным обзором с низу,
Луиза войдя в класс увидела в верху на доске крупную надпись
— "Луиза целка недотрога" нике схватив ветошь стала подпрыгивать чтоб стереть надпись которую сделали стоя на стуле.
После каждого прыжка её юбка задиралась плавно опускаясь демонстрируя всем голую задницу без трусиков, (она в таком состоянии до последнего не догадывалась что без трусиков) все в классе молча с восхищением наблюдали стриптиз аж пока вошла учительница и шлёпнула звонко по голой заднице ладошкой со словами — уж такого бесстыдства от тебя Луиза я никак не ожидала.
Луиза со стыда красная как краснокожий индеец едва не теряя сознание убежала с класса.
Любительница ГРУБОГО общения
Недавно, возвращаясь в Атланту после нескольких лет отсутствия, я решил позвонить своей старой подруге. Я полагал, что она живет с каким-нибудь парнем, и легкая выпивка будет достаточно безобидным дружеским жестом. Оказалось, что она очень рада меня слышать, и настаивала, чтобы я пригласил ее на обед сегодня вечером. Я забыл, что Чери всегда меня возбуждала, и я понял, что жду сегодняшнего вечера. Был я, была она, и был вечер.
Обед был потрясающий, и беседа текла легко как вино. Как и раньше, мы потягивали ликер и задумчиво смотрели друг на друга. Ее нога нашла мою под столом, и она стала тереть своим подъемом мою икру. Казалось, что мы никогда и не расставались.
Теперь ее пальцы поглаживали бугорок моего очень возбужденного члена. " Макс, почему бы нам ни поехать ко мне, а тебе взять, да и выебать меня, как раньше? "
Я был только рад оплатить счет и уйти. В машине, она запустила свои пальцы в мою шевелюру, а язык в мой рот. Ее губы были влажными и чувственными. Ее юбка задралась до середины бедра, и она пододвинулась ко мне, раздвигая ноги, чтобы я смог дотянуться до ее пизды.
" Не здесь. Дай добраться до дома, " сказала она.
Наконец, когда мы приехали, она опустилась на колени и достала мой пульсирующий член. " Красивый член… красивый жуй… я люблю твой член. Скажи мне, что ты хочешь, чтобы я сосала твой хуй. Скажи мне, что я — твоя маленькая блядь, твоя маленькая хуесоска. Скажи мне отсосать твой прекрасный твердый хуй. "
Я вспомнил, насколько Чери любила грязно ругаться. С этим мы были оба согласны полностью. Я сказал, " Засунь его в свой жаждущий рот… соси мой хуй, ты, маленькая хуесоска! скорей отсасывай, ты пизда! "
Она стонала и водила моим членом по своему лицу. Мой член, казалось, становится от этого даже больше. Ее дыхание стало тяжелым и глубоким. Я схватил ее за волосы.
" СОСИ МОЙ ХУЙ! "
Ее накрашенный красной губной помадой рот сделал безупречное "O", когда ее голова опускалась на всю длину моего члена. Непроизвольно мои руки сжали ее волосы, и она уперлась своим носом в мой живот. Мы стали двигаться быстрее. Ее руки обвились вокруг моей талии, снимая мои штаны. Я стоял как раз напротив стены, и почувствовал задницей прохладные обои. Было приятно смотреть, как ее голова движется вверх-вниз по моему члену. Казалось, что она может заглотнуть еще больше — ее язык облизывал мои яйца при каждом моем толчке. Я видел, как появлялся мой блестящий член, и на ее щеках образовывались ямочки, при максимальном всасывании, когда она поднимала голову вверх, и исчезал снова, а ее глаза расширялись от напора моего члена в ее горле.
" Соси! Отсоси у меня! Я собираюсь спустить свою горячую сперму в твое ебаное горло! Давай же, отсасывай! "
Она почувствовала горячий поток спермы, поднимающийся от моих яиц. Ее стоны стали безумными, переходящие в удушающий крик. Я тоже взвыл, спуская — ее рот наполнился моей спермой. Мы оба рухнули на пол.
Еле передвигая ноги, мы пошли в ее спальню. Чери (чертовски сексуальная девушка) показала мне медленный стриптиз. Расстегивая молнию платья на спине сверху донизу, она показала мне свою гладкую кожу и вершину щели ее задницы. Затем она повернулась кругом, теребя черную ткань на ее сосках.
" О дорогой…, я вижу тебе нравятся мои груди, не так ли? Ты любишь смотреть, как они становятся твердыми…, нравится, когда мои соски твердеют, как я покачиваю своей грудью для тебя? О, этот волнующий меня напряженный хуй… Я думаю, что мне надо запихать этот толстый, твердый хуй в свою пизду! Мои соки уже капают из пизды. Хочешь их попробовать? "
Куча одежды валялась на полу, ее колготки были приспущены. Одной рукой она сжимала соски, перекатывая их между пальцами, а другая рука спустилась вниз к темным синим трусикам и начала тереть промежность. Я не мог больше терпеть. Я схватил ее и повалил на кровать. Наши губы слились в горячем влажном поцелуе. Она была моя.
" Полижи меня, дорогой…, пожалуйста, полижи меня как ты умеешь! О, да! Да! Так! Мнннн! О, черт! Оближи меня… пососи мой клитор… так, так…, соси и облизывай одновременно! О, Боже, так, так… пососи мои губы…, пройдись своим ртом вверх и вниз по моим губам…, полижи мое отверстие… высунь свой язык, выеби меня языком… О, ДА! Засунь свой палец мне в жопу…, выеби пальцами мою жопу…, я скоро кончу…, я кончаю…! я хочу кончить на твое лицо… О БОЖЕ… ААААААААААА! " Она подвинулась ближе к моему лицу и терлась своими бедрами о мой подбородок. Река влагалищных соков покрыла мое лицо и ее бедра. " Прошу тебя, выеби меня! Я хочу ощутить твой большой, твердый хуй в своей распаленной пизде! Выеби меня как следует! Стань моим "грязным" мальчиком! Выеби меня так, чтобы говно из меня полезло! " Я перевернул ее и закинул ее ноги мне на плечи. Она тяжело дышала, задыхалась подобно животному. Мой твердый хуй, маячил перед ее пиздой. Я разорвал ее трусики еще раньше — когда сосал ее. Я схватил то, что осталось и одним движением с силой содрал остатки. " Ooo! Выеби меня! Засовывай… Засовывай. Засовывай! О ДА! Выеби меня! Выеби меня! О Боже, выеби меня! Еби! Еби! Еби! Еби меня! Еби меня…! Еби меня! Еби меня…! ООООООООО!
Ее голова откинулась назад и она начала кричать, так как я воткнул свой хуй на полную длину в ее пышущее страстью, сочную пизду. На ее глазах появились слезы, и она была почти в бессознательном состоянии.
" Aaaa… еби меня… еби меня… головка хуя… великолепная голова хуя! Я люблю твой прекрасный хуй, ебущий мою пизду! Сильнее! Еби меня еще сильнее! Засунь свой хуй в мою маленькую пизденку! Еби… Еби… Еби мою пизду… ЕБИ МЕНЯ СИЛЬНЕЕ… СИЛЬНЕЕ… ЕЩЕ СИЛЬНЕЙ… ОООООООО! " Она кончала подобно бляди. Соки ее влагалища стекали вниз, и поэтому ее палец скользил легко в ее заднице, массируя основание моего хуя через тонкую мембрану.
" Не кончай сейчас! Не кончай в меня…, я хочу видеть, как потоки твоей спермы зальют все мое тело…, вынимай свой хуй, чтобы я видела, как ты кончаешь на мою грудь…, на живот…, дай мне посмотреть, как ты спускаешь! " Поскольку меня уже подпирало, я вынул из нее свой хуй и начал тереть им о ее клитор, используя ее влажность, чтобы кончить, выплескивая толстые комки спермы на ее мягкий, белый живот. Она схватила рукой мой хуй и начала дрочить его. Моя сперма стекала вниз по ее изящным пальчикам. Она растерла мою сперму по своим набухшим грудям. Ее соски блестели от моей спермы. Она поднесла одну грудь к своему рту. " Я люблю твою сперму…, Ты знаешь, что я могу сосать свой собственный сосок? Я собираюсь слизнуть твою сперму со своего соска…, смотри, как я сосу свой сосок. " Языком и губами она слизнула всю мою сперму с ее соска, оставляя следы моей белой спермы вокруг ее рта. " Посмотри на меня…, я собираюсь пощипать свой сосок…, смотри, как я его покусываю! " Ее губы приоткрылись, и я увидел, как ее зубы крепко схватили сосок и она потянула голову назад, вытягивая мягкую, округлую мякоть до предела, в то время как ее пальцы утопали в мягких розовых лепестках ее влагалища. При помощи своих пальцев, она кончила еще раз. Впиваясь своими зубами в чувственный сосок, она смотрела на меня, широко раскрыв глаза. Я наклонился и взял в рот ее второй сосок, дав ей почувствовать силу моих зубов. " OOOOOOOO, ДА! Кусай меня… кусай меня…, я кончаю…, я кончаю… о, блядь, я кончаю… кончаю… кончаю… ааааа! "
Наконец, мы рухнули в изнеможении на прохладные простыни. Я дремал, думая, что после недолгого сна, мы продолжим, с того места, где кончили. Но жизнь, иногда, преподносит свои сюрпризы!
Я проснулся, услышав, как Чери встала и кого-то спросила, " Нэн! Что ты здесь делаешь? "
Я сел и был поражен, увидев белокурую красотку, стоящую в дверном проеме спальни. Нэнси была немного меньше ростом, чем Чери, но более пухленькой. Она носила Японское шелковое кимоно, которое немного сглаживало ее складки, которые подпрыгивали с каждым шагом. У блондинки были великолепные длинные волосы ниже плеч. Она держала бутылку шампанского и три бокала, которые она поднесла к кровати. Ее белые, на высоких каблуках комнатные туфли, делали ее привлекательные ноги даже более чувственными, чем ее бедра, которые колыхались под ее короткой одеждой.
" Сюрприз, Сюрприз! " сказала она, опуская бутылку и бокалы. Она расстегнула пояс, и осторожно сняв кимоно, аккуратно сложила его на стуле. Она носила белье небесно голубого цвета, которое не оставляло сомнений относительно ее тела. Ее соски, просвечивали темными кругами через тонкий материал.
" Мы — все здесь друзья, не так ли? " Она хихикнула, заметив мой удивленный взгляд. " Так или иначе, Макс, я — Нэнси, соседка по комнате Чери. И я очень рада встретить вас".
Она очень сильно наклонилась, чтобы обменяться рукопожатием, заставляя тонкий красивый бюстгальтер почти полностью обнажить ее груди, которые колыхались напротив низкого выреза. Я возвратил ей глубокий сексуальный взгляд, глядя в ее синие глаза и наслаждался, держа ее мягкую руку.
Пока мы пили шампанское, она сказала " Какие прекрасные звуки я слышала вчера вечером! Я от этого даже проснулась! " Она откинулась на подушках и закинула руки за голову, потянув бюстгальтер вверх, открыв половину ее прекрасных грудей. " Я ЛЮБЛЮ ЭТО! " сказала она. " Я достала моего маленького друга и немного развлеклась сама! " продолжила Нэнси.
" Кто — ваш маленький друг? " спросил я, но я знал, каков будет ответ. " Я вам его покажу! сказала она. Она подскочила, и ее груди заколыхались под тонким бюстгальтером.
Она возвратилась с гигантским, телесного цвета резиновым членом с глубокими бороздами по его, трехдюймовому в диаметре, стволу. " Это — мой маленький друг, " ворковала она, глядя на меня. Она начала водить резиновым членом вокруг своего лица, облизывая головку и запихивая его почти на дюйм в рот. Чери и я смотрели на это молча, но ее рука вернулась к моему вставшему члену и она начала настойчиво дрочить и сжимать его. Нэнси, казалось, впала в транс. Она развязала завязки своего бюстгальтера и ее груди выпали наружу. Она водила членом по ним и слюна из ее рта сделала их блестящими в раннем утреннем свете. Она массировала свою грудь, сжимая нежное тело только позади сосков, заставляя твердый красный сосок выпирать наружу так, чтобы член мог скользить по ним вверх и вниз. Ее дыхание стало глубоким, и она начала что-то нежно бормотать.
" Я не могу больше терпеть, " сказала Чери, откинув покрывало, закрывающее мой член и хватаясь за него. Через секунду она уже сосала его, причмокивая, как будто завтра не наступит никогда. Нэнси была слева от меня, и мы смотрели друг на друга. Она сняла трусики, показывая очень влажное влагалище, и встала на колени. Она закатила глаза, запихнув резиновый хуй в свою пизду, оставив наружи только несколько дюймов. " Говорите то, что вы говорили вчера вечером", попросила Нэнси.
" Ты о чем? О том, насколько красиво твое тело? О том, что я люблю смотреть, как ты ебешь этим большим хуем свою пизденку? Как сексуально ты смотришься со своими большими грудями, висящими вниз, с твердыми, возбужденными сосками, трущимися о простыни? О том, как я хочу выебать твою жопу, засунуть свой твердый хуй в твою дырку в жопе, изнасиловать твою жопу? "
" Да! Да! Выражайся грязно! Я хочу быть твоей пиздой, как Чери! Я хочу быть твоей рабыней! Делать все, что ты хочешь! Я хочу почувствовать твой хуй, ебущий мою дырку в жопе! Я хочу, чтобы ты воткнул свой хуй в мою жопу! "
Чери начала ласкать груди Нэнси, сжимая и крутя ее твердые соски, заставляя Нэнси резко и глубоко дышать. " Хорошо, Нэнси. Я думаю, что мы оба выебем тебя! " Я решил взять дело в свои руки. Я приказал Нэнси лечь на кровать и приготовиться к позиции "валетом". Она засунула мой хуй глубоко в рот, облизывая его со всех сторон, а я воткнул свой язык в ее возбужденную пизду. Чери взяла резиновый член и воткнула его внутрь ее собственного сочащегося влагалища, потом, приподняв ноги Нэнси, начала облизывать отверстие ее задницы.
" О, ДА! Оближи дырку моей жопы! Сделай ее влажной и скользкой! Я люблю чувствовать твой язык в моей жопе! Оближи меня! Не останавливайся… НЕТ, не останавливайся… АААААА! " Она закричала, когда Чери, одним махом засунула чудовищный член глубоко в жопу Нэнси. Когда мой хуй выпал из ее рта, я подошел к краю кровати и, положив ноги Нэнси себе на плечи, вонзил свой хуй глубоко в ее возбужденную, влажную пизду.
" ОООО… ОООО… блядь! " Нэнси начала кончать. " Выеби меня! Выеби меня! О, пожалуйста, Макс… пожалуйста, выеби меня в жопу…, выеби мою бедную жопу… разорви мою жопу своим огромным хуем! " Я поставил ее на колени лицом в сторону кровати. Чери вытащила искусственный член из задницы Нэнси, которая взвыла, когда я воткнул свой хуй, в теперь уже расширенную дырку, одним движением, а мои яйца ударились о губы ее пизды.
Я почувствовал руки Чери, поднимающие мои яйца, поскольку она вводила большой резиновый член в пизду Нэнси. Его твердые борозды я почувствовал нижней частью своего хуя, двигая им в жопе Нэнси.
" Так, так, Нэнси… выеби его как следует…, сжимай его хуй своей дыркой…, разве не приятно чувствовать его хуй в соей жопе? " подбадривала Чери, двигая резиновым членов туда-сюда во влажной пизде Нэнси, зажимая ее соски и оттягивая нежное тело ее груди своими ногтями.
" Давай, блядища! Выеби его ты, маленькая пизда… бери его прекрасный хуй своей дыркой… выеби его как надо. " Чери залезла на кровать и уселась своей пиздой на лицо Нэнси, широко раздвинув свои губы. " Давай, блядища! Соси мой клитор! Пей соки моей сладенькой пизды! Засунь свой язык в мою пизду и вылижи меня насухо! ООООО, Боже, я кончаю…, я кончаю…, я кончаю! " Глядя на искаженное от удовольствия лицо Чери, я чувствовал, что Нэнси крепко схватила мой хуй своей жопой, и соки, вытекающие из ее пизды, образовали кромку на моем хуе, когда я наполнил ее жопу своей спермой.
Мы даже не вышли из квартиры в тот день — Нэнси и Чери учились лизать друг друга. Они менялись местами, находя способы возбудить меня, вставляли разные предметы друг в друга, намазывали медом свои груди, чтобы я сосал их, неприлично танцевали друг с другом, привязывали друг друга к кровати и прокалывали булавками свои соски. Я был в возбужденном состоянии большую часть дня, пихая свой хуй во все их дырки, натирая своего бедного ободранного трудягу. Скоро мы переехали в дом, который я арендовал в Даунвуде. Даже притом, что там было четыре спальни, мы решили строго определить общую спальню и спальни для каждого в отдельности.
Любовь — яд, а секс — наркотик
Любовь — яд, а секс — наркотик
Ты- сладкое вино в невидимом бокале,
На трепетных губах пьянящий аромат;
И запах летних грез, беспечно-нереален,
Неотразимый цвет, как огненный закат.
Ты — утренний бальзам, безоблачно-невинный,
Смешенье всех цветов и запахов хмельных,
Дрожащий крик души, ты — огненный и сильный,
Весенний, нежный звук в реалиях земных.
Такой погожий зимний денёчек, несмотря на мороз -10, солнышко так красиво золотит лучами снег, что становиться тепло на душе. Я не очень люблю зиму, особенно снегопад всегда навевает такую меланхолию, словно успокаивает нахлынувшие чувства и эмоции, но настраивает на романтическое настроение.
Я, мой парень Дмитрий и его друг Сергей со своей девушкой собирались поехать на выходные в загородный дом. Мы уже сидели в машине, когда позвонил Сергей и сказал, что не сможет поехать с нами, а я так люблю весёлые компании, мне хотелось, чтобы хотя бы его девушка Таня поехала с нами. Ей 23 года, невисокая, голубоглазая девушка с длинными, русыми волосами. Мне так нравиться её изящный, остренький носик, ослепительная улыбка, стройные ноги. Она действительно поехала с нами и это оказался незабываемый вечер. (
Войдя в дом, Дима сразу пошёл включать отопление, пока мы распаковывали покупки.
— Девочки, не раздевайтесь, пока натопится, придется часок посидеть в верхней одежде, — сказал он.
— Если есть дрова, растопи, пожалуйста, камин, — попросила я Диму.
Мы с Танюшкой решили приготовить на ужин кролика в сметаной подливе с картошкой. Потом передвинули журнальный столик поближе к камину, сначала я села на пол на ворсистый ковер, поближе к огню. Это так романтично, сидеть перед камином с бокалом вина, играет негромкая музыка, не знаю, что так распаляет — алкоголь или жар от огня. У Тани зазвонил мобильный и она вышла в другую комнату, плотно закрыла за собой дверь.
— Дим, тебе бы хотелось заняться сексом с двумя девушками? — тихо спросила я.
— Это вопрос или предложение? Мы когда-то обсуждали уже эту тему, ты уверена, что она на это согласится?
— А ты постарайся, прояви всё своё обаяние, не мне же первой начинать.
— Только не проделывай с ней эти твои анальные штучки. (
— А с тобой?
— Ты садистка.
— Это было всего один раз (читайте мой рассказ "Секс без границ"-прим. автора)
— Нет, я имел ввиду, что ты моральная садистка. Мне страшно подумать о твоих фантазиях, ты как будто сама себя ими истязаешь, но рано или поздно это прорвется наружу.
— Это не осмысленные фантазии, это как больное подсознание, как сон, мы же не контролируем свои сны. Можно ли чувствовать другого человека на подсознательном уровне? Нет, потому, что наши мысли и эмоции на уровне осознанности, в себя можно заглянуть только с помощью сна или гипноза и узнать о наших страхах и невидимых комплексах. Как те поступки, которые не соответствуют здравому смыслу и не поддаются объяснению, но нам больше всего на свете хочется их совершить.
— Секс под гипнозом — это очень интересно, — усмехнулся Дима.
— Это глупо, ведь человек всё равно потом ничего не помнит.
Мы выпили еще одну бутылку вина, потом чай с пирожными, мои щёки уже пылали, такая томительная истома разливалась по всему телу. Я сильнее согнула ноги в коленях, чтобы шов от джинсов сильнее надавливал на промежность, чувствуя пульсацию внизу живота. Мой взгляд остановился на пианино, которое стояло в углу, я вспомнила, что Димина мама учительница по фортепиано.
— Милый, сделай мне приятное, сыграй нам на пианино, — попросила я.
Говорят, что у мужчин-музыкантов очень чувственные и умелые пальцы, они так же тонко чувствуют женщину, как и тот инструмент, на котором играют. Мне не так хочется послушать музыку, как понаблюдать сам процесс, меня вообще сильно заводит всё, что связано с исскуством, могу часами ходить по музеям, вникая в каждую картину. Дима сначала задумчиво смотрит на клавиши, словно вспоминая какую-то мелодию, его точёные, красивые пальцы плавно ложатся на них, начинает играть, томным взглядом поглядывая на меня. Я не знаю что это за мелодия, но музыка словно проникает глубоко в меня или я в неё, заставляя дрожать каждую струнку души. Я почти физически чувствую тепло его нежных пальцев, как будто в данный момент он ласкает меня, а не клавиши, мы пристально смотрим друг на друга, словно разговаривая без слов. Музыка затихла, я поняла, что это самый подходящий момент приблизиться к Тане, это как в шахматах — белые начинают и выигрывают, вот поэтому женщины всегда играют белыми фигурами, а мужчины — чёрными.
— Таня, у тебя такие красивые волосы, — я подошла сзади и начала нежно заплетать ей косу, потом наклонилась и поцеловала ее в шею.
Не успела она опомниться, как мои губы накрыли ее рот, пробуя на вкус, а Дима заворожено наблюдал за этим действием. Девушки целуются совсем по-другому, так медленно и не настойчиво, не навязывая свою манеру, как это делают мужчины. Я просунула руку между её ног, массируя через брюки её промежность, Таня совсем расслабилась под моими ласками. В спальне мы полностью освобождаемся от одежды, Таня лежит на кровати, у неё небольшая грудь с розовыми сосками, кожа с легким загаром, такая вся ароматная и трепетная. Я ложусь на неё сверху, покрываю поцелуями её шею, грудь, плечи, кончиком языка ласкаю соски. Потом осторожно раздвигаю её половые губки, такие узенькие, как у девочки, ласкаю пальчиками, достаю вибратор, включаю его на маленькую скорость и ввожу в неё. Мои рука гладит Танин живот, я наклоняюсь и лижу её клитор, посасываю, помогая пальцем, в то время, как в ней находится вибратор, но мы не мешаем друг другу.
— Танюша, ты не хочешь сделать Диме минет? — как можно ласковей спросила я.
Она немножко смущена от такого предложения, но видно отступать уже некуда, раз поддалась этому наваждению. Дима садится перед её лицом, за его широкой спиной мне не видно самого главного, я только чувствую жар и напряжение их распаленных тел. Таня уже близка к оргазму, я включаю вибратор на большую скорость, не переставая её лизать, заставляю её выгнуть спину, чтобы как можно лучше стимуливалась точка G и вот она уже содрогается и кричит, я вынимаю влажный вибратор и опять вожу им по её клитору, я сама так иногда делаю, чтобы кончить дважды. Я сажусь сбоку кровати, чтобы насладится зрелищем минета, ее ручка у основания члена, губки интенсивно скользят, старательно лаская головку, но кончить Дима долго не может. Он ложится на спину, я сначала ласкаю губами его член, потом сажусь на него сверху, насаживаясь до конца. В это время, Таня садится на его лицо, теперь он начинает ее вылизывать, лаская спину и ягодицы. Она так эротично выгибается и стонет, с волосами рассыпанными по плечам, Дима жадно пожирает ее всю, как будто проникая в самую душу, это зрелище возбуждает меня до предела. После секса, в спальне становиться душно, кровать не сильно широкая, поэтому Дима садится в кресло и закуривает, давая нам отдохнуть.
— Милая, мы не слишком обделили тебя вниманием? — спросил Дима, обращаясь ко мне.
— Таня, ты не против, если мы ею займемся?
После этох слов, он раздвигает мои ножки, целует живот, кончик носа упирается в мой лобок, теребит губами мой клитор, сначала едва касаясь, потом так настойчиво скользит языком, что мои громкие стоны наполняют комнату. Таня наклоняется, страстно целуя меня в губы, потом опускается к моей груди, её язычок ласкает мои соски, как приятно когда тебя обрабатывают два рта одновременно. Я стаю в коленно-локтевую позу, Дима ласкает мои ягодицы, увлажняет слюной мой анус и вставляет в него член, начинает медленно входить. Таня включает вибратор, просовывает руку между моих ног и прижимает к моему клитору, кроме того, что он вибрирует, так она еще водит им рукой, с каждым разом нажимая все сильнее. Я уже почти кричу и задыхаюсь, Дима ускоряет темп, сотрясая мой зад мощными толчками, я чувствую его дрожь, как он кончает, изливаясь в меня.
Вот такой сон в зимнюю ночь, персонажи — реальные, а события — вымышленные.
Любовь в воде
…Тихо лилась вода в душе. Юная девушка стояла под водой и водила намыленной с пеной мочалкой по своей бархатной нежной коже. От этих прикосновений она получала приятное удовольствие и одновременно думала о своём молодом человеке, с которым также получала это удовольствие, но уже более сильное, ни с чем не сравнимое. Сравнительно давно она не видела его… после того раза…
Эти мысли о нём, об этом не покидали девушку в течении некоторого времени……. Как вдруг она услышала звук… — поворот ручки двери, но ей показалось, что послышалось, и она вновь расслабилась.
… И тут занавеска распахнулась, и она увидела своего любимого стоящего перед ней полуобнажённым. Сначала она закричала от ужаса, а потом от восторга! Она ничего не стеснялась, т. к уже была близка с ним в тот раз… и единственное, что прошептала она из своих уст, это… " Иди ко мне".
Парню осталось только снять нижнюю часть, что он с лёгкостью и скоростью сделал; и тут же оказался со своей любимой в ванне.
Они, не теряя ни секунды, стали обниматься как маленькие дети…, но то что было дальше — детским занятием не назовёшь! Они долго и нежно целовались под тёплой мягкой водой. Медленно, руками, водили по телам друг друга. Боже! Как было прекрасно чувствовать родной запах любимого мужчины!
Юноша опустился на колени перед девушкой и начал нежно ласкать её живот, пупок…, а затем искусно принялся за её киску… Спустя некоторое время она тоже опустилась на колени. Они ещё долго целовали друг друга. И скоро произошло, то чего страстно хотели оба… Он вошёл в неё, медленными толчками и удивительно мягко и не больно. Девушка стала тихо стонать…
После окончания акта, оба встали. Парень сказал…
— Ну, что пойдём…. А то мы тут уже больше 2-х часов торчим. Продолжим на кроватке, да любимая?
Но девушка не торопилась. Она ответила…
— Конечно, пойдём, но прежде, чем мы выйдем из ванны я тоже хочу сделать тебе приятное…
Он сначала не понял, что именно она намеревается сделать, но вскоре догадался, когда она медленно, как бы сползая по его телу, опустилась на коленки… Она взяла в руки его "дружка". Он показался ей очень тёплым, и достаточно тяжёлым. Но больше всего девушку удивила его нежная кожа на члене. Она пару раз провела по нему рукой, а затем пустила в ход свой разгорячённый язычок. "Орудие" его было средних размеров, и ей не составило труда взять его в рот, поглощая практически до основания.
Парень больше не в силах был, молча выносить это… и с его уст стали срываться первые стоны, потом ещё и ещё. Девушке, слыша всё это, хотелось продолжать в том же духе…. но она почувствовала, что "дело подходит к концу" и вытащила этого проказника изо рта. Потом они мыли друг друга под душем. Ну а потом вышли из ванны, обёрнутые только в большие махровые полотенца. Молодой человек взял любимую на руки и отнёс в уже разобранную шёлковую постель… где они остались опять вдвоём!
Любовь
Ему было 33 года, а ей недавно исполнилось 17 лет. Его звали Андрей, а ее Наташа. Они были просто друзьями. У нее были все качества хорошей девушки, к тому же и красота.
Однажды он пригласил ее погулять. Они гуляли, сидели в кафе, он рассказывал… а она смотрела ему в глаза……. Они пошли к нему, когда они зашли в квартиру, то обнаружили, что отключили свет. Сняв с нее легкую курточку, он обнял девушку, и нежно, осторожно поцеловал. У нее был сексуальный опыт только один раз, которого она не хотела. Он крепко и нежно обнял ее, и повел в комнату, там он уложил ее на кровать и долго целовал. Наконец он решился, он начал расстегивать пуговицы на голубой вязаной кофте, затем он аккуратно стянул джинсы с девушки и она осталась перед ним только в белье. Ее щеки были горячими, и если было бы светло, то он бы разглядел, что они были красными от стыда, похоти, и желания, и желания быть любимой. Все ее тело нагревалось со скоростью электрического чайника…)… Он снял с нее белье, он гладил ее тело, целовал за ушком, в шейку, грудь, на все это она отвечала неровным дыханием, легкими стонами, и изредка, когда он прикасался губами к груди, все ее тело передергивалось… Все он делал медленно, аккуратно, и нежно, хотя кровь в нем просто кипела, но он понимал, что она практически еще девочка, и второй раз ей может быть чуть-чуть больно, и он боялся ее спугнуть, хотя она полностью доверилась ему…
Когда он перестал практически себя контролировать, он решительно раздвинул ее ножки и поцеловал ее туда, точно также как и в губы, с такой же страстью, сильно, глубоко, нежно……. Она затряслась от желании… от сердца до низа живота пробежало возбуждение, а эрогенная точка внизу живота раздражалась все сильнее и сильнее…. Когда она издала тихий томный стон, полный страсти, он потихоньку начал вводить в нее…Только приблизив ЕГО к НЕЙ, она затряслась в жутком возбуждении, выгнулась навстречу…и издала стон, в котором можно было разобрать что она о чем то просит…
Минут 10 он изучал все потаенные уголки внутри нее, иногда он делал это требовательно, иногда мягко и нежно, а она только стонала и извивалась под ним……………Когда он кончал, он издал такой звук… сначала он начал громко хрипеть, потом застонал… сначала тихо, потом сдержался чтобы не закричать, а в конце всхлипнул несколько раз, как будто бы заплакал… Ее это очень тронуло, она прижала его голову к груди и они лежали так около получаса… молча…. Затем он сказал… я люблю тебя…… Он унес ее в ванную на руках, там он зажег свечу, пока он ее мыл она получила удовольствие еще два раза, а потом они уснули…
Майк и Джейн
Дружеский совет: читать данный рассказ лучше всего в одиночестве и под хорошую медленную музыку, давая волю своему воображению. И еще, включите полноэкранный режим на своем браузере.
Они вошли в маленькую, но очень уютную однокомнатную квартирку. Она сразу же скинула сумочку на пол и устало опустилась на большую двуспальную кровать застланную розовым под цвет стен шелковистым покрываллом. А он звонко теребя в руке связку ключей направился на кухню. Оттуда через некоторое время послышалось его: "Ты что будешь? Чай, кофе? Какао, к сожалению, здесь нет, но сахар, думаю, найдется. Или это не сахар?…" Тем временем она сидела закинув ногу на ногу и с интересом разглядывала крохотную комнотушку. Кроме шикарного ложа стоявшего посередине там были стол, пара стульев, шкаф для одежды и тяжелое старинное трюмо с огромных размеров зеркалом. На полу лежал толстый ворсистый ковер, а в углу притаился ночник с абажюром розового же цвета. На окнах висели легкие занавески, похоже из той же ткани, что и покрывалло. "А чья это квартира?" — спросила она. "Одной однокурсницы. Они ее сдают в наем. Но мне она досталась совершенно бесплатно", — проговорил он, входя с подносом, на котором дымились две чашки крепкого кофе-"Я подумал, ты не против кофе." "Совершенно бесплатно?" — и она мило улыбнувшись посмотрела на него. Через минуту сидя за столом они молча принялись пить мелкими глотками бодрящий напиток и вглядываться друг другу в глаза. Что они там видели?…
А теперь пришло время представить наших героев. Они бывшие одноклассники. Ее мы назовем Джейн, а его Майком. На данный момент оба учаться в университетах. Джейн на стоматолога, Майк на менеджера. Она метиска. Смесь славянской и азиатской крови получилась что надо. Средний рост, черные как смоль прямые волосы(она красила их в рыжеватый оттенок), нежная шея, небольшие стоячие грудки, тонкая хрупкая талия, компактная попка и точеные ножки словно только что вышедшие из рук мастера-краснодеревщика. А ее смуглая бархатистая кожа! Ее карие глаза хоть и имели слегка суженый азиатский разрез, но когда она смотрела на него, он просто тонул в этой ласковой пучине, не в силах спастись. Улыбавшись Джейн слегка опускала свой прекрасный подбородок, кокетливо пожимала плечами и обножала белоснежные зубки. Майк был немного выше Джейн. Крепкое его телосложение венчалось мощным торсом и широкими плечами. Небольшие усики придавали его лицу сходство с каким-то итальяно-американским гангстером 30-х годов.
Допив ароматный кофе они откинулись на спинки стульев. Джейн скрестила руки у себя на груди(о! что это была за грудь! как раз в его вкусе. небольшая, но такая сочная!) и стала смотреть на Майка еще пристальнее, пытаясь разгадать его мысли. Он же держа в правой руке ключи в каком-то отупении отбивал ими на столе ритм французской Марсельезы. Теперь он старался не смотреть на Джейн. Его взгляд блуждал по рисунку ковра. Так в задумчивости они провели почти целый час.
Первой оживилась Джейн. Встав со стула она скинула со своих прелесных ног серебристые босоножки и присела на край двухспальника. Глаза Майка сверкнув медленно прошлись по ее фигурке. Он тяжело вздохнул, а потом волнуясь сказал: "Гм-м. Может нам послушать музыку? На кухне есть магнитофон и пара… прекрасных кассет…"Она кивнула головой. Сходив за магнитофоном Майк включил музыку, из маленьких шепелявящих динамиков полились звуки медленной композиции Мориконе. Потом он потушил свет люстры висевшей над кроватью, зажег ночник и сел на пол напротив Джейн. Не смотря на то, что было лето на улице уже стемнело. Одна медленная композиция сменялась другой. Они опять словно впали в кому. Молчали и смотрели… И снова нарушить этот неопрделенный покой удалось Джейн. Она приподнялась и стала медленно расстегивать легкую кофточку. По мере того как она приближалась к низу, туда где начиналась мини-юбка цвета хакки, ее тонкие руки оставляли за собой след обнаженной полоски смуглого тела перекрещенной белой линией бюстгалтера. Как она была прекрасна в этот момент! После того как кофточка упала на пол рядом с Майком, она растегнула застежку на юбочке, которая немедленно отправилась туда же. Все было понятно и без слов. Майк встал, скинул с себя полосатую футболку, подошел к Джейн, нежно обхватил ее за талию и стал целовать. Сначала аккуратно, словно боясь сломать это сладкое мягкое податливое чудо природы, потом все глубже и глубже проникая своим языком в Джейн. В этот момент магнитофон произносил Yesterday ливерпульской четверки, а она обнимала его за плечи. Через пять минут она лежала уже совсем нагая на кровати, а он нависая над ней продолжал целовать ее в губы. Затем он принялся ласкать языком мочки ее ушей, на которых красовались большие блестящие серьги-кольца, иногда слегка покусывая. Потом Майк опустился чуть ниже и начал осторожно покрывать поцелуями ее прекрасную шею и хрупкие плечи так, словно боялся повредить их. После этого руки Джейн также подверглись нежной атаке его губ. Он начинал свою процедуру с плеч и заканчивал на ее маленьких пальчиках, лаская руки поочередно. Снова поцеловав Джейн в губы он продолжил изучение ее тела. На сей раз объектом его пристального внимания стали маленькие груди с отвердевшими сосками. В этот момент Джейн уже была полностью в его власти. Лежа на кровати она без остатка отдавалась его ласкам. Об этом говорили учащенное дыхание, помутневший взгляд и легкая дрожь пробегающая по ее телу легким электрическим разрядом. Покрыв поцелуями грудь и нежно, словно младенец, пососав соски, его язык стал вылизывать ее вкусно пахнущие свежестью и ароматом дезодоранта подмышки. Потом Майк принялся за маленький плоский упругий животик и впадинку пупка все также работая исключительно губами и нежным языком. Далее он переместился чуть ниже и на секунду приостановившись увидел, что из ее киски во всю струится живительная влага. Она таяла буквально на глазах, словно мороженное оставленное в жаркий день на подоконннике. Она так хотела, чтобы он поиграл своим языком на волшебном бугорке, но он решил, чтго еще рано и продвинулся еще ниже оставив ее прекрасный цветок без ласк. Пройдясь по ее бедрам и икрам, Майк снял с себя синие джинсы, осторожно перевернул Джейн на живот и стал покрывать поцелуями ее волосы, незабывая про мочки ушей, шею и плечи. Потом он несколько раз провел языком вдоль ее позвоночника и тут перед ним предстала во всей красе маленькая и упругая попка Джейн, до такой степени похожая из-за смуглой кожи на спелый персик, что Майку захотелось попробовать ее на зуб. Обласкав и эту часть тела он продолжил свои первооткрывания. Перевернув Джейн на спину он увидел на покрывалле в том месте где к нему прижимался ее лобок большое влажное пятно. В это время Джейн слегка развела ноги, поймала своими руками его голову и легким движением притянула к заветному бутону. Майк аккуратно раздвинул лепестки ее розы и взял в рот тугую маленькую клубничку. Джейн стала едва слышно постанывать. Какие чудеса вытворял там язык Майка! Джейн не помнила себя от наслаждения и какой-то странной радости. Его язык то вращался вокруг ее клитора по кругу, то ходил сверху вниз. Иногда Майк полностью втягивал в себя пестик ее цветка или вводил свой проворный язык в ее теплое податливое источающее влагу лоно. Делал он все очень медленно и нежно, стараясь разогреть ее доставив как можно больше удовольствия. Казалось он выплескивал на нее вечную благодарность и одновременно искупал тяжелую вину. Он пил ее по капле, но до самого дна. Еле различимые стоны Джейн постепенно превратились во вполне определенные "охи" и "ахи". Такого она еще не испытывала ни с одним из своих парней. Через некоторое время она круто выгнулась. По ее телу прошелся до такой степени мощный разряд, что Джейн сильно передернулась и прикусила губу. Майк отвлекся от ее лагуны и стал страстно целовать ее в губы. Их языки сплеталсь в танце как две змеи в брачный период. К тому времени его раскрасневшийся ствол уже давно вырвшись из тесных плавок наружу стоял как часовой на боевом посту и от сильного возбуждения беспрестанно выделял смазку. Чуть успокоившись Джейн посмотрела на болтик Майка, странно улыбнулась и сказала: "Похоже, что твой дружок тоже хочет меня. Давай не будем обижать его. Хорошо?". Майк скинул плавки и хотел было напялить резинку, но Джейн остановила его: "Я думаю, презик нам не понадобиться. Я пью таблетки. Лучше возьми вот это." И она протянула ему тюбик с кремом. Взяв его Майк начал тщательно смазывать головку своего бойца. В это время Джейн лежала на кровати чуть приподнявшись на подушку и широко раздвинув ноги и с нетерпением наблюдала за действиями Майка. Хорошенько надраив "каску" Майк опять повис над благоухающим телом Джейн и медленно ввел ствол туда, где совсем недавно был его язык. Сейчас же этот язык был занят губами и сосками Джейн покрытыми сладкой испариной. Он очень долго не увеличивал темп фрикций, стараясь как можно дольше растянуть блаженство для нее. Она была на десятом небе от счастья. Ее по настоящему лелеяли, ласкали, словно благодаря за ее прекрасное нежное тело. Такого к себе трепетного отношения она еще не испытывала. Тем временем неизбежно приближался финиш и Майк увеличил скорость своих движений. Джейн крепко обхватила его спину и шепнула на ухо: "Умоляю, кончай в меня. Я хочу чувствовать тебя в этот момент всем телом." Ждать оставалось недолго и уже через минуту Майк разрядил свой пистолет, да так, что у расчувствовавшейся Джейн накатились на глаза слезинки и она еле сдержалась, чтобы не разрыдаться. Разрыдаться от счастья, которое Майк продалжал дарить ей. Он вынул ствол из ее вульвочки и лег рядом, теребя пальцами соски и поглаживая грудь, живот, бедра. Его рука проникла в ее промежность и стала легко поглаживать створки нефритовых врат. Джейн не осталась в долгу и начала также легко массировать и перебирать в маленькой ручке его слегка обмякший стержень. Они прикрыли глаза и лежали так еще некоторое время. Джейн тихо привстала на кровати, прильнув к члену губами поцеловала головку, а потом стала намазывать бойца Майка кремом, видимо, собирая в новый поход. Пенис встал с новой силой. Майк открыл глаза и сошел с любовного ложа. Джейн же животом и грудями легла на кровать, прогнулась в талии сильно оттопырив свою попку, а потом взглянув на него через плечо сказала томным и сладострастным голосом: "Войди в меня сзади." Майк улыбнулся, помассировал свой член и подошел ближе к Джейн. Взяв в руку "светаразвращательный жезл" он начал водить им по ее аппетитной крепкой попке. Джейн чуть сползла с кровати и шире развела ягодицы, открывая Майку поле для деятельности. Майк провел правой рукой по внешней стороне ее лона и медленно ввел инструмент. И снова они сплелись в бешеном танце любви. Любви, которой не было…
Бедра Майка двигались ровно как музыкальный метроном."Раз — два — раз — два". Движения уже не были осторожны и медленны. Наоборот, это был темп Presto. Руками он теребил соски Джейн, а она, закусив губу, пыталась не кричать сильно. Разрядившись второй раз, Майк повалился на бок. Обесиленные они забрались подальше на кровать, обнялись и заснули крепким здоровым сном…
Маленькая прелестница
В тот день, не смотря на хорошую погоду, я не делал никаких попыток выбраться из постели, чему Катя была очень рада, так как это полностью совпадало и с ее желаниями. Мы нежились в нашем уютном ложе до самого вечера, плавно переходящего в ночь. Мы ласкались, занимались любовью, играли друг с другом, делали друг другу массаж, ходили по очереди на кухню за разными вкусностями и кормили ими друг друга, опять занимались любовью… Катя лежала у стенки, а я гладил ее рукой, уткнувшись носом ей в плечо, одновременно наслаждаясь ее гладкой бархатистой кожей и ее запахом. Но тут она приподняла рукой одеяло и начала через меня перелезать.
— Ты куда? — спросил я.
— В туалет, — ответила она.
Я согнул ноги в коленях, не давая ей лезть дальше, потянул ее за руки и она, лишившись точек опоры, рухнула прямо на меня.
— Я хочу пи-пи, — игриво жалобно проговорила Катя, — моя пиписечка очень хочет сделать еще одно мокрое дельце.
— Не дельце, а дело, — с серьезным выражением лица поправил я и с лукавым удивлением добавил: — Неужели ты хочешь пописать без меня?
Какое-то время Катя соображала, что ответить. Она была скромной девушкой, но на наши отношения это не распространялось, и в том была заслуга нас обоих и искренности всех наших желаний друг по отношению к другу.
Однако ее реакция оказалась для меня неожиданной. Она горделиво выпрямилась и, стоя передо мной на коленях с раздвинутыми ногами, выставила вперед низ живота и раскрыла одной рукой губки своей аккуратно выбритой киски. Другой рукой она взяла мою руку и хорошо смазала своей слюной подушечку моего среднего пальца. Потом она приставила этот мой палец к отверстию своего мочеиспускательного канала и начала плавно водить им по нему.
— А вот эту мою дырочку ты еще и вправду не изучал так тщательно, как остальные, — с улыбкой сказала Катя, — но если мы будем продолжать такую ласку, то я прямо здесь сейчас и описаюсь.
Не могу сказать, что я был против, но ночь только начиналась и была еще полна планов, исполнение которых сегодня предполагало сухую кровать.
Я люблю совмещенную ванную комнату с туалетом за ее большой размер и более широкие возможности использования. Такая в тот день была и у нас. Я убрал свой палец, увлекательно ласкающий одну из самых маленьких Катиных дырочек, и дал ей возможность встать с постели и пойти в туалет. А сам пошел за ней. Эти несколько шагов она прошла, так соблазнительно двигая попкой, что я, пока шел сзади, ни на секунду не оторвал своего взора от этой наипривлекательнейшей части ее тела. Она вошла в ванную комнату, подошла к унитазу и, как в сказке про избушку на курьих ножках, повернулась к нему задом, а ко мне передом. Это был первый раз, когда при мне и так явно Катя должна была облегчить свой мочевой пузырь. Я заметил небольшое смущение в ее глазах. Тогда я взял ее за голову и горячо поцеловал в губы. Это ее расслабило, и она начала приседать на сиденье унитаза, но я удержал ее. Прежде чем в ее глазах успел появиться немой вопрос о причине этого моего действия, я сказал ей, что каждую дырочку у такой красивой и сладкой девочки, особенно перед важным делом, нужно всячески ублажать, и, в данном случае, нежнейшей лаской. Я встал перед ней на колени, раздвинул руками губки киски и очень нежно начал щекотать языком и целовать ее малюсенькую, но ощутимую и очень приятную дырочку, из которой вот-вот должна была политься золотистая струйка. Мои поцелуи никогда столько не концентрировались на этой ее точке, и Катя ощутила новую для нее гамму эмоций. Мои губы влажно посасывали, а язык теребил это ее отверстие так, что она нетерпеливо заерзала и, положив руки мне на голову, сказала, что уже почти не может терпеть и сейчас описается. Она даже немного согнулась и приподняла одну ножку, поджав ее в попытке сдержать настойчивые позывы ее мочевого пузыря. Хотя я и понимал, что чем дольше ожидание, тем приятнее будет процесс облегчения, но все же мучить ее этим я не собирался. Я еще раз с удовольствием лизнул ее там и дал ей возможность сесть на унитаз. Катя села, смотря на меня, и я увидел в ее глазах радость от уже неминуемой и скорой возможности справить свою нужду. Я взял ее за колени и широко развел ее ноги в стороны, чтобы как минимум видеть весь процесс полностью. Кате понравилось это мое решительное действие, и она даже отклонилась назад, чтобы вид для меня стал еще лучше. Я присел на корточки между ее ногами, и она с легким стоном облегчения пустила из себя журчащую струйку.
Я очень хорошо видел, как из той маленькой дырочки, которую я только что с таким упоением целовал, бьет ручеек, раскрывая и оттопыривая ее миниатюрные стеночки. Катя долго ждала этого момента и просто кайфовала, оттого что он, наконец-то, наступил. И еще ей очень нравилось быть сейчас такой откровенной, так открыто писая при мне. Я взял руками ее за икры, склонил голову и начал целовать ее бедра сверху, постепенно перебираясь к их внутренним сторонам. Катя немного смутилась и попыталась сдвинуть ноги, но мои плечи, которые находились между ними, не дали ей такой возможности, и она быстро поняла, что это ее желание было неуместным. Ее ручеек журчал в нескольких сантиметрах от меня, а я целовал ее ножки совсем близко к его источнику и ощущал лицом колебания воздуха, вызванные его напором. Несколько маленьких теплых капель попали мне на щеку. Я практически лежал на ней своим торсом и обнимал ее руками за бедра и талию. Я так уютно чувствовал себя, что мне совершенно не хотелось, чтобы это заканчивалось, и я с радостью вспоминал то большое количество воды и разных напитков, которые были выпиты нами накануне. Катина струйка текла с бодрым журчанием все с той же силой. Я еще приблизился к ней и поцеловал ее живот. Мне даже казалась, что я чувствовал, как внутри нее берет начало этот гейзер, и я стал целовать ее гладенький животик еще более сильно и упоительно. Катя издала легкий стон…. Я медленно спустился губами к ее лобку, а потом кончиком языка прижался и легкими движениями начал ласкать клитор. Катя громко застонала. Никогда раньше ей — писающей девочке — не ласкали в этот момент клитор языком! Она на мгновенье замерла, и я почувствовал, что она еще сильнее раскрылась передо мной, желая моих ласк. Горячая струя текла из нее ровно и лишь изредка какая-то дерзкая капелька отскакивала и попадала на меня. Я сильнее впился губами в ее клитор и был просто без ума от всего происходящего. Катя писала прямо из под моих губ, а я в это время страстно лизал ей клитор. Ее напряжение стало стремительно возрастать, и она заерзала на сиденье унитаза, стараясь сильнее подставляться под мои ласки. Я лизал ее там не отрываясь. И тут она разразилась оргазмом, который заставил золотой ручеек выписывать вензеля по всему периметру унитаза. Досталось немного и мне.
После этого Катя сказала, что таких ощущений никогда не испытывала и что очень благодарна мне за столь неожиданное и такое классное мероприятие. Но нарастание моего возбуждения тоже имело свои пределы, и я, сильно вцепившись руками ей в бедра, придвинул ее к себе прямо на унитазе. Еще не закончившая писать и не совсем отошедшая от оргазма, Катя от неожиданности замерла, ее ручеек остановился и перестал течь. Я приподнялся с корточек, и она первый раз за все это время увидела мой напряженный и торчащий член. Катя инстинктивно попыталась шире развести свои ноги в стороны, но дальше уже разводить было некуда. Слегка приподняв ее и поддерживая за попку, я чуть присел и вошел в нее, сидящую на пластиковом обруче, до самого основания своего члена. Ее влагалище было настолько мокрым от возбуждения, что я просто провалился в него. Но с Катиной помощью оно как обычно плотно обхватило меня своими крепкими стенками и я с неземным удовольствием начал медленно двигаться в нем.
Несколько моих движений и мы оба уже стонали, забыв об одном незавершенном процессе. Мои руки держали Катю за попу, и я с силой входил в нее. Потом для удобства я ближе придвинулся к унитазу, еще крепче сжал ее ягодицы и стал руками насаживать ее на свой член. Она обхватила меня за шею и помогала мне насаживать себя, едва ли не задыхаясь от удовольствия. Но эта тряска легким позывом вдруг напомнила ей о том, что пописать до конца так и не удалось, и Катя посмотрела на меня. По ее взгляду и едва заметным, но уже знакомым мне подергиваниям ее бедер, я понял, что остаток ручейка проситься наружу. Я прекратил свои движения в ней, улыбнулся, смазал свой средний палец ее соками и погладил им ту маленькую дырочку. Увидев, что эти действия практически лишили Катю возможности сдерживаться, я засунул свой член поглубже в ее влагалище и сказал ей:
— Писай! Да, прямо так!
Мне показалось, что своим членом внутри нее я чувствовал, как этот ручеек собирается там и проделывает свой путь до выхода наружу. От этого ощущения необычная волна удовольствия прокатилась по моей головке, плотной сидевшей во влажном и глубоком объятии. Я чувствовал, что если бы я сделал хоть одно движение в этот момент, то сразу кончил бы. Но я сдержался. Тем временем, Катя полностью сумела расслабиться и теплая струйка потекла из раскрывшегося выхода ее канальчика прямо на основание моего члена. Она облила его и стала стекать по моим яйцам вниз. Это было безумно приятно и мой упругий от сильного возбуждения и удовольствия член, пульсировал в Катиной киске. А струйка текла, обвивая мой ствол теплым колечком и приятно щекоча мои яйца. Я не выдержал и немного вытащил свой член из нее. Катя расслабленно и беспомощно висела на мне, обхватив руками за шею, и продолжала писать. Теплый ручеек сразу отметился на той части члена, которая показалась из ее влагалища. Мое возбуждение достигло предела, и я просто начал неистово трахать ее в таком положении. Всего несколько движений и я был награжден небывалым по силе оргазмом залив все ее влагалище своей спермой. Катя вцепилась в меня своими пальцами, и я почувствовал, как судорожно сокращается она вся внутри, а ее крики были слышны уже, наверное, всем соседям. Она откинула голову назад и страстно впилась своими губами в мои. В этот момент я ощущал, что ручеек тек из нее с наибольшим напором, ведь она была совсем расслабленна, но, в то же время, все ее внутренние мышцы были напряжены и работали по полной от наших оргазмов……
Катя прошептала мне на ушко, что никогда раньше не испытывала такого необычного бурного оргазма, что это очень сильно и уникально кончать от мужского члена, когда ты писаешь. Я поцеловал ее. Она была почти без сил и теперь еще больше висела на мне. Я не хотел выходить из нее и, прижав ее крепко к себе за поясницу, встал на ноги, держа ее на руках. Катя положила голову мне на плечо, обвила меня своими ногами и гладила ладошками по спине. Мне было очень удобно так нести ее, тем более что мой член был по-прежнему тверд и тоже хорошо поддерживал ее надетую на него как на крюк. Пока я нес ее до кровати, легкие покачивания ее бедер, скольжения ее влагалища по моему члену и плотное соприкосновение наших тел, вновь наполнили меня вожделением. Мы добрались до кровати и плюхнулись на нее так, что я прижал ее всем своим телом, а ее ноги разлетелись в стороны. Не медля ни секунды, я с безумной страстью начал сильно, резко, глубоко и быстро входить в нее и кровать заходила ходуном. Я занимался сексом с совершенно обессилевшей девушкой, которая практически не могла ничего делать, а просто лежала и текла…. Мне это было все равно, хотя, конечно, я знал, что ей нравится все, что происходит между нами. Я кончил и лег рядом, старясь отдышаться. Но я все еще не мог оторваться от Кати. Я повернулся на бок, раздвинул ее ноги своей ногой и ввел в нее два пальца. Казалось, что у нее уже больше нет сил испытывать ощущения от постоянного моего воздействия на ее эрогенные зоны, и она просто тихо стонала.
Мы отключились где-то минут на тридцать и после этого небольшого передыха были вновь полны энергии. Однако вставать не хотелось даже для того, чтобы сходить в душ. Катя взяла полотенце и вытерла им у себя между ног. Я положил руку на ее киску, и рука вспотела от жара, исходящего из нее. Она ввела пальчик себе во влагалище и скривила губки, вынув его оттуда совершенно мокрым.
— Наверное, придется все же встать, — неуверенно сказала Катя, — очень хочется освежиться прохладной водичкой.
— Расслабься, — сказал я, — у меня есть идея.
Я взял пластиковую бутылку с водой, немного попил из нее, а потом набрал воды в рот. Катя с интересом наблюдала за происходящим. Я подложил подушку ей под попу, развел ее ножки в сторону и немного снизу, чтобы вода не выливалась изо рта, прижался открытым ртом к ее киске. Прижался так плотно, что вода не могла вытекать наружу, а нижней губой я регулировал вход во влагалище, чтобы вода вся не затекала туда. Она замурлыкала от желанной прохлады и свежести. А я в это время выполнял роль стиральной машины — своим языком я в воде промывал ей все складки и щелки. Через некоторое время я проглотил эту воду и наполнил рот новой. После трех раз Катя была очень довольна моими действиями. Последний раз я набрал больше воды и размашистыми движениями своего языка выполнил процедуру окончательного полоскания ее промежности.
Я улегся у нее между ног и сказал, что теперь хочу спокойно и хорошо изучить эту удивительную дырочку, которая сегодня чуть не свела нас с ума тем, что ей предназначено делать по нескольку раз в день. Я рассматривал ее, трогал, снова пробовал на вкус, пытался расширить ее чуть-чуть. В этот момент у меня в голове промелькнула мысль о том, как бы ее использовать в сексе. Она такая маленькая… Пусть так, но с тех пор я часто ласкал Кате ее маленькую прелестницу и вообще стал относиться к ней по-особому. Милой Катюше это очень нравилось, и она с радостью позволяла мне все.
После того случая я как-то спросил ее:
— Ну что, теперь ты будешь писать при мне с большим удовольствием, чем без меня?
— Да, — ответила Катя и, улыбаясь, добавила: — Как только в туалете я снимаю трусики, у меня перед глазами сразу встает та наша картина, и я возбуждаюсь….. Хочу! Хочу! Хочу!"
Маленькая щель
Эта история произошла со мной пять лет назад. Мы с друзьями отправились в поход.
Было нас человек 10 — 6 мужчин и 4 женщины. Я должен был спать в палатке с Вадимом, но он заболел и не приехал на вокзал. Я уже решил, что буду спать один, но в первый вечер нашего похода мы так замерзли, что я решил пригласить к себе в палатку одну из наших женщин — Ларису. Она была уже не молода, впрочем, как и я, но все же была очень привлекательна и сексуальна.
Она сразу же принесла свои вещи и стала стелить постель. Один спальник положили вниз, а вторым решили накрыться. Сначала легли в одежде, и было холодно. Потом я набрался смелости и обнял ее за талию. Стало гораздо теплее, потом щеки начали гореть, и я прикоснулся своей щекой к ее лицу. Она лежала молча, и только ее глубокое и частое дыхание говорило о том, что ей нравится все происходящее. Скоро стало так жарко, что пришлось снять часть одежды, и мы остались в майках и трикотажных штанах.
В голове у меня плыл туман, я чувствовал, как дрожало тело Ларисы и меня бил какой-то озноб. Моя рука проскользнула под ее майку и сначала просто лежала на талии, потом я начал ласкать ее тело. Губами я прикоснулся к ее щеке.
Я уже был сильно возбужден, член стоял, как каменный, но эти любовные игры сами по себе доставляли мне огромное наслаждение. Я женатый мужчина, а Лариса никогда не была замужем и от моих ласк просто вся вздрагивала. Ее волнение передавалось мне, такого я давно уже не испытывал. Я целовал ее лицо, ухо, шею и, наконец, добрался до губ. Они были сухие, обветренные, но постепенно от поцелуев становились все мягче. Наши губы как бы привыкали друг к другу и, наконец, слились в одном бесконечном, страстном поцелуе. Она обнимала и гладила меня, прижимаясь всем телом. Моя рука тем временем переместилась ей на живот и грудь. Груди были маленькие, с выпуклыми, стоящими сосками.
Когда я нежно поглаживал их, то она отзывалась на эти ласки, какими то легкими стонами и трепетом всего тела. Потом я стал целовать ее грудь, а рука ласкала живот и бедра. Наконец мои пальцы достигли самого заветного места на ее бугорке и еще ниже. Я не знал, нравятся ли ей ласки рукой (как оказалось позже, даже очень нравятся) и поэтому пальцами лишь слегка ласкал ее половые губки. Наконец я решил, что нужно идти дальше, снял с нее и себя всю одежду и раздвинув ее ножки, попытался сделать то, что много раз проделывал со своей женой. Но мой член уперся в какую-то преграду. Я полулежал на Ларисе сверху, мы целовались, одной рукой я направлял свой член в ее дырочку, но, несмотря на то, что мой член среднего размера и стоял очень хорошо, все мои попытки проникнуть внутрь не увенчались успехом. Я ничего не мог понять, у меня и кроме жены были женщины, но такое было впервые. Тогда я стал пальцем нащупывать желанную щелочку, но и палец чувствовал только скользкие и горячие губки, а дырочку найти не мог. Спросить Ларису мне было неудобно, я подумал, вдруг у нее какие-то отклонения от нормы в этом плане. Все эти ласки и мои неудачные попытки овладеть ей по настоящему продолжались, наверное, достаточно долго.
Но время летело так незаметно, не зря говорит пословица, что "счастливые часов не наблюдают". И вот я почувствовал, что мой член уже не так крепок, а вскоре и совсем опустился. Лариса же была разгоряченной, и мне не хотелось оставлять ее в таком состоянии. Я продолжал целовать ее грудь, живот, бедра и, наконец, раздвинув ножки, стал целовать ее нежные половые губки. Малые губы у нее как бы торчали наружу, так что можно было каждую из губок брать своими губами и ласково посасывать. Потом я языком стал водить между малыми губками, пытаясь нащупать клитор. Это было похоже на игру в Холодно — Горячо. Чем ближе язык находился к клитору, тем дыхание моей подруги становилось громче, даже переходя в легкие стоны. Ох, ох с наслаждением вздыхала она. Наконец я изучил, где что находится, и стал больше внимания уделять клитору. Кончиком языка я очерчивал кривую вокруг этого бугорка, потом перемещался вниз по губкам, пытаясь нащупать вход во влагалище. Где он находится, я чувствовал только по обильной смазке, которая из него выделялась. Потом я опять возвращался к клитору и нежно ласкал его языком. Мои усилия не пропали даром, скоро я почувствовал, что клитор начинает пульсировать и становиться более рельефным. Было очень приятно ощущать, что Ларисе мои ласки доставляют огромное удовольствие. Ее бедра стали содрогаться, я почувствовал, что наступает кульминация, она несколько раз простонала, клитор тоже несколько раз дрогнул, и она резко расслабилась и стала сжимать разведенные бедра. Я поцеловал ее ноги, живот, грудь, губы и лег с ней рядом, обняв за талию и прижавшись к ней всем телом. Я хотя и не достиг оргазма, но был спокоен и доволен. К тому же еще устал от дневного перехода, так что быстро заснул в объятиях своей новой подруги.
На рассвете я проснулся от пения лесных птиц. Была весна, и птичий концерт шумно звучал уже с самого раннего утра. Лариса лежала спиной ко мне, я обнимал ее за грудь, член опять стоял и удобно лежал в ложбинке между сжатых бедер. Круглая аппетитная попка упиралась мне в живот. Я стал поглаживать ее грудь и живот, потом бедра и попку. Потом мои пальцы проникли между бедер, я нащупал половые губки, стал ласкать их пальцем. Лариса уже не спала и двигалась попкой навстречу моему пальцу. Ей очень нравились мои ласки, она чуть ли не мурлыкала от удовольствия. Наконец мой палец нащупал вход во влагалище. Дырочка была настолько мала, что мой средний палец едва проникал в нее на сантиметр. Но чувствовалось, что постепенно сопротивление ослабевает и мой палец погружается все глубже. Иногда я переходил к ласкам клитора, и это еще больше ей нравилось. Лариса взяла в руку мой член и стала ласкать его в такт моим движениям. Иногда мне казалось, что мой член движется в ее влагалище.
Я погружал свой палец внутрь, она двигалась рукой к основанию члена, я извлекал палец, она перемещала руку ближе к головке. Наконец я почувствовал, что скоро у меня наступит оргазм. У Ларисы тоже все было мокрое между губок. Я придвинулся сзади вплотную к ее попке и стал двигать членом между ее половых губок. Во влагалище я не мог попасть, но мне было уже все равно. Член был настолько возбужден, что я испытывал огромное наслаждение от этих движений. Рукой я ласкал ее грудь, и это еще больше меня возбуждало. Она двигалась попкой навстречу мне. Я немного переместился вниз и, наконец — то ввел член во влагалище. Мы лежали на боку, я лицом к ее спине. Руки на ее бедрах. Мне было очень удобно и приятно. Сначала член погружался неглубоко, но постепенно головка стала погружаться все глубже. Я был на седьмом небе от своих ощущений. Лариса тоже возбуждалась все сильнее. Ее дырочка двигалась навстречу мне, смазки становилось все больше и, наконец, я стал двигаться в полную силу.
Член с каким-то чмоканьем погружался во влагалище, и эти звуки еще больше возбуждали нас. Мне хотелось продлить наслаждение, но оно все нарастало, и я уже не в силах был сдерживаться. Я в последний раз погрузился на всю глубину, и сперма сильными толчками стала изливаться во влагалище. Я почувствовал, как стали сжиматься стенки вагины, Лариса тоже испытывала оргазм. Еще около минуты я лежал с членом, погруженным в ее плоть. Потом обессиленный опять заснул.
Проснулись мы от крика дежурных, нужно было вставать на завтрак.
Малыш и Карлсон
В городе Стокгольме, на самой обыкновенной улице, в самом обыкновенном доме живет самая обыкновенная шведская семья по фамилии Свантесон. Семья эта состоит из самого обыкновенного папы, самой обыкновенной мамы и самого обыкновенного сына — Малыша.
— Я вовсе не самый обыкновенный, — говорит Малыш.
Но это, конечно, неправда. Ведь на свете столько мальчишек, которым шестнадцать лет, у которых голубые глаза, льняные волосы и истертые до белизны джинсы, что сомневаться тут нечего: Малыш — самый обыкновенный.
Во всем доме есть только одно не совсем обыкновенное существо — Карлсон, которая живет на крыше. Да, она живет на крыше, и одно это уже необыкновенно. Потому что, захоти она, весь дом мог бы принадлежать ей. Но, двадцатилетняя Тутта Карлсон, единственная наследница богатенького папы, взбалмошная сорвиголова, пожелала жить в пентхаузе. Построили пентхауз, а к нему — лифт по наружной стене обыкновенного старого дома, как раз возле эркера с окнами Малыша.
Днем сквозь тонированные стекла лифта не было видно, кто поднимается, зато вечером светящаяся изнутри кабина позволяла рассмотреть пассажирку. А посмотреть, право же, было на что, ибо девушка выглядела очаровательно: жгучая брюнетка — редкий для Скандинавии случай — с глазами отчаянной синевы и умопомрачительной фигурой. Она, проезжая мимо освещенных окон, частенько с интересом заглядывала в них, особенно когда была навеселе. Чем сильно смущала размеренный отдых добропорядочных бюргеров.
Как правило, лифт возносил ее в своем сияющем чреве поздней ночью. Одну или с очередным дружком. Малыш в это время уже крепко спал.
Однажды расстроенный Малыш в душных августовских сумерках стоял у открытого окна. Он давно мечтал, чтобы на день рождения — а семнадцать лет, как известно, бывает раз в жизни — ему подарили машину. Папа с мамой не понимали его мечты, и очередной разговор, затеянный Малышом за ужином, окончился ничем. Папа, устав от бесплодных споров, поставил жирную точку:
— Я же не русский какой-нибудь, чтобы вот так, ни с того ни с сего, швыряться деньгами. Хочешь, купим тебе новый компьютер. Или собаку. Ведь раньше ты хотел собаку?
Малыш, воспитанный шведский тинэйджер, поблагодарил маму за ужин, вышел из-за стола и заперся в своей комнате, не зажигая света.
Он так глубоко погрузился в безрадостные мысли, стоя у распахнутого настежь окна, что ничего перед собой не видел, и поэтому вздрогнул от неожиданного веселого и звонкого окрика:
— Эй, блондинчик, смотри, не вывались!
Прямо перед ним находилась сияющая в сгустившейся сиреневой полутьме огнями кабина лифта с открытым окошком, а в ней — черноволосая красотка в алом облегающем платье.
— Что-то я тебя раньше ни разу не видела, приятель. Как тебя зовут?
— Малыш… То есть, — смущенно поправился он, — Свантесон.
— А меня Карлсон. Тутта Карлсон. А сколько тебе лет?
— Семнадцать… Скоро будет…
— Как — семнадцать? Не может быть! Я думала — восемнадцать! Можно к тебе в гости?
— Да, пожалуйста, заходи! — обрадовался Малыш. — Ой, а как же ты войдешь?
От лифта до окна был добрый метр бездны. Но девушку это обстоятельство не смутило. Кабина чуть сместилась вверх, и красные туфельки девушки оказались на уровне подоконника. Тутта поковырялась в углу лифта и сдвинула нижнюю панель. Получилось что-то вроде дверцы.
— Лови! — девушка прыгнула и оказалась на подоконнике. Свет в кабине погас. Малыш крепко обхватил отчаянную девицу за бедра. У него отчего-то сильно-сильно забилось сердце.
— Ну, все, все. Можешь отпускать, — засмеялась фрекен Карлсон и погладила его льняные вихры. — Привет, Малыш!
— Привет, Карлсон!
— Слушай, разве я так похожа на этого нахального толстяка с пропеллером? Зови меня просто Тутта.
Они уселись рядом на подоконнике и стали дружно болтать ногами.
Тутта рассмеялась и спросила:
— Ну, что мы будем делать? Развлекай меня!
— А… сколько тебе лет?
— Скажем так: я девушка в самом расцвете лет. Слушай, а у тебя выпить есть? Виски там, или водка?
— Ты что, — испуганно посмотрел на нее Малыш, — у меня только пиво… Папа ничего другого не разрешает.
— Наверное, — усмехнулась девушка, — целая бутылка?
— А вот и нет! Целая дюжина! — гордо ответил Малыш. — Так пиво пойдет?
— Не тяни! Давай скорей. Жуткая жара, правда?
Малыш достал из маленького холодильника две бутылочки. Открыл. Протянул одну Тутте. Девушка выдула пиво в три глотка и схватила бутылку Малыша, которую он едва успел поднести к губам.
— Эй, а как же я?
— Тебе жалко, да? У тебя еще полно пива!
— Так это на всю неделю… — и он поплелся за новой бутылкой.
Пустяки, Малыш, дело житейское. Пить надо, когда хочется, а не когда можно! Будь здоров, Малыш! — Тутта улыбнулась как-то по-детски наивно и удивительно располагающе.
— Будь здорова, Тутта! — улыбнулся он в ответ и, наученный опытом, поскорей присосался к бутылке.
— Уф! Вот теперь хорошо, — выдохнула Тутта, допив пиво. — Жаль, мало… Слушай, а музыка у тебя есть? А то сидим в тишине, как в склепе. О! — она спрыгнула с подоконника, и нажала кнопку магнитофона.
Под заунывное пение Стинга она принялась лениво извиваться и гладить себя руками по бедрам, животу и груди, не отводя пристального взгляда от Малыша. Малышу стало не по себе, его как магнитом потянуло к девушке, захотелось сжать ее в объятиях и… и…
— Фу, тоска! Включи-ка что-нибудь повеселее, — Тутта подошла, сдернула его с подоконника и подтолкнула к стойке с кассетами. — Старый добрый рок-н-ролл, например…
Грянул рок. Тутта быстрым движением увеличила громкость до рева, схватила Малыша за руку и взялась учить танцевать рок-н-ролл. Парень оказался способным учеником и, через пять минут они уже делали перекат через спину, и даже протаскивание между ног. Мебель ходила ходуном, орал магнитофон, и Малыш не сразу расслышал стук в дверь.
— Сынок, — раздался из-за двери голос мамы, — не думаешь ли ты, что это слишком громко?
— Пустяки, мам, дело-то житейское! — лихо крикнул разгоряченный Малыш, но громкость все же убавил. — Уфф, жара… Пива хочешь, Тутта? — спросил вполголоса.
— Ты еще спрашиваешь!
Малыш решительно вытащил из холодильника весь ящик. Они плюхнулись с хохотом на кровать и, сидя рядышком, под веселый треп осушили по бутылочке. Потом еще по одной. Потом еще. Потом Тутта захотела добавить…
— О! Видеодвойка! — воскликнула Тутта и принялась шарить среди видеокассет. — Что ты тут смотришь? Ну-ка, ну-ка!
Она вынула несколько кассет сразу, сколько смогла захватить пальцами. В образовавшийся проем стала видна еще одна, в яркой коробке, прижатая плашмя к задней стенке полки. Тутта проворно достала кассету. Малыш, мгновенно побагровевший, попытался ее отобрать. Он сгоряча навалился на девушку, но она отвела руку подальше и засмеялась: это был крутой порнофильм.
— Вот как, "COLOR CLIMAX"! Ax ты, тихоня! Ну-ну, не красней, мы живем в свободной стране. Каждый может смотреть, что хочет.
Тутта прижала кассету бедром и достала из тайника еще одну.
— А это что? " EXCITING"? Ай да Малыш! Я хочу посмотреть! — требовательно заявила она.
Малыш сидел "по стойке смирно", руки между колен, глядел в пол и молчал. Тутта вставила кассету, нажала кнопку пуска и вернулась на кровать. Она села, плотно прижавшись, горячим бедром к его ноге.
На экране развертывалось захватывающее действо с участием здоровенного чернокожего парня и нескольких полуголых белых девиц. Когда девушки содрали с парня одежду, Тутта восхищенно толкнула Малыша локтем:
— Ты только посмотри, какой у него… шланг! И это в спокойном состоянии! Малыш пробурчал, не поднимая глаз:
— Да видел я… Ну и что?
— Как что? Не каждый может похвастать…
Малыш только неопределенно хмыкнул.
Девицы на экране активно священнодействовали, и Тутта, когда процесс эрегирования завершился, завистливо вздохнула:
— Вот это да! Дюймов девять, не меньше…
Черная курчавая голова исчезла между белых сливочных бедер, тело парня облепили подружки-счастливицы. Тутта покосилась на Малыша. Он по-прежнему упрямо смотрел в пол. Девушка положила ему на колено правую руку, а левой повернула за подбородок парня лицом к себе и, пристально глядя в глаза, осторожно прикоснулась пухлыми губами к его губам. Он слегка вздрогнул и ответил нерешительным, каким-то сухим поцелуем. Тутта языком попробовала раздвинуть губы Малыша. Они поддались, и девушка ощутила фарфоровую твердость его зубов. Рука Малыша нежно легла на ее плечо, их языки встретились и, как бы знакомясь, обежали один вокруг другого. Малыш подумал, что у нее очень вкусные упругие губы, в сто раз вкуснее, чем у его подружки и одноклассницы Бетан. Смущение понемногу проходило, уступая место сильному возбуждению: ему уже стало тесно в джинсах.
Малыш вовсе не был лопушком. Просто поначалу он растерялся от бешеной активности и бесцеремонности Тутты в первые минуты знакомства. А еще эти кассеты — он боялся, что девушка примет его за несчастного онаниста. Тогда как он был нормальный шведский тинэйджер, то есть сексом уже занимался вовсю, хотя курить и пить крепкие напитки еще не осмеливался.
Малыш провел кончиками пальцев по открытой нежной шее. Как шелк!
Рука Тутты гладила его бедро, постепенно смещаясь, все выше и выше. Он почувствовал, как ее ладонь прикоснулась к твердому бугру, проехалась по нему туда и обратно, прижалась плотнее, ощупывая, оценивая и словно бы не доверяя осязанию. Пальцы Малыша заскользили вниз, по ключице, по открытой части ложбинки между упругими полушариями груди, нащупали вырез платья и нырнули под ткань. Сквозь кружево лифчика твердым горячим камешком проступил сосочек. Малыш осторожно покатал его между пальцами. Тутта задышала чаще, нащупала молнию на его джинсах, рванула нетерпеливо. Замок не поддался. Как бы в отместку за свою неудачу девушка укусила Малыша за губу, потом сняла его руку с груди и положила на свое колено, а сама продолжила сражение с непослушной молнией. Малыш погладил теплое, обтянутое чем-то черным и прозрачным бедро. Ему нестерпимо захотелось двинуть руку выше, туда, где таится ОНО — самое манящее, самое заветное, самое запретное…
И вообще — сегодняшним вечером все было как-то необычно, не так, как с Бетан.
Бетан, когда приходила учить уроки, первым делом раздевалась и ныряла в постель, а он, не тратя попусту времени, натягивал презерватив и набрасывался на нее. Они никогда не ласкали друг дружку, а просто несколько минут механически совокуплялись под одеялом, то есть совершали действия, которые, как они считали, положено в их возрасте совершать всем нормальным подросткам. Малыш даже не видел Бетан голой ниже пояса. Потом они одевались и спокойно садились заниматься математикой. Малыш искренне полагал, что всякие там ласки, поцелуи, минеты и прочее — не больше, чем баловство, которое годится только для эротического кино. А в жизни это пустая трата времени. Что же касается порнокассет, то, что греха таить, он иногда позволял себе разрядку под их "видеоэффекты", особенно когда Бетан не могла… Случалось, что при этом он получал куда более острое наслаждение, чем с ней.
А еще Малыш знал, что Бетан занимается французским с Гуннаром. Французским и сексом. Она сама рассказывала. В подробностях. Ему это было все равно.
Бетан его не волновала…
А вот Тутта Карлсон, спустившаяся с крыши как видение, как фея, вызвала в нем шквал незнакомых прежде чувств. Он почему-то ужасно хотел целовать ее пухлые алые губы, нежную шею, тугую грудь. Ему не терпелось почувствовать вкус ее шелковистой кожи, ее твердых сосков, ощутить жар сокровенного, волшебного местечка между ее ногами. Малыш не сдерживал свою руку, ласкающую бедра девушки все выше и выше, но почему-то вдруг с неудовольствием подумал о том, что придется прервать ласки, чтобы снять с Тутты колготки. Может, на эту мысль его навела бесплодная возня девушки с упрямыми джинсами?
Ладонь Малыша скользнула под платье, и парень почувствовал теплую живую кожу: на Тутте, оказывается, были чулочки. В последнем страстном броске рука Малыша достигла цели. Его ждал фантастический сюрприз: между рукой и объектом вожделения ничегошеньки не было! Пальцы Малыша погрузились в нечто восхитительно теплое, приятно влажное и расслабленное. Тутта даже застонала от удовольствия и сильно сжала ноги. Ее язычок вовсю расхулиганился во рту у Малыша, а рука больно сдавила и без того задушенный джинсами напряженный жезл.
Девушка вдруг прервала поцелуй и шепнула:
— А ты ничего парнишка! Приличную дубинку взлелеял! Дай подержать!
Она ловко вывернулась из объятий и упала перед сидящим в недоумении Малышом на колени. Толкнула его несильно в грудь, давая понять, что хочет, чтобы он откинулся назад. Малыш подчинился. В две секунды тесные джинсы оказались расстегнуты и спущены до колен, а член с багровой от тесноты головкой вознесся нерушимой колонной перед восхищенным взглядом Тутты.
— Вот это да-а-а! — у Тутты от удивления перехватило на миг дыхание. Она мотнула головой в сторону экрана. — Черномазый отдыхает!
Нежная, но сильная ладошка обхватила, точнее, попыталась обхватить пленительно-твердую плоть. Не тут-то было: между кончиками пальцев осталось весьма приличное расстояние. Рука девушки медленно, с каким-то первобытным благоговением проехалась пару раз вверх-вниз по впечатляющему своими габаритами посоху Малыша, и Тутта прерывающимся от похотливого волнения голоском произнесла:
— Засади его в меня, Малыш! Ну, пожалуйста…
Она стремительно подхватилась с пола и встала коленями по обе стороны от обнаженных худых бедер мальчишки, задрав подол своего красного платья. Приоткрывшиеся набухшие складочки решительно и недвусмысленно нацелились на шар горячей головки. Попка Тутты двинулась вниз, к заветной цели, но долгожданному соединению на этот раз не суждено было состояться! Малыш решительно прикрыл рукой член:
— Погоди, нельзя же без презерватива! Тутта обалдело спросила:
— П-почему?.. — она даже стала заикаться от изумления. — Т-ты что?.. Б-больной, что ли?..
— Безопасный секс… — уже не так уверенно пояснил парнишка.
— Ну-у, я так не играю… — надула губки Тутта, не зная, плакать ей или смеяться. Уж очень правильным оказался этот симпатичный мальчик-блондинчик, так ей понравившийся и возбудивший в ней такое отчаянное желание, что после первого же взгляда на него она забыла, куда направлялась этим вечером и машинально остановила лифт напротив его окошка. Однако не в правилах своевольной фрекен Карлсон было отказываться от того, чего ей захотелось. Она фыркнула:
— Дурачок, все будет о'кей. Какой ты… наивный… — и с этими словами она ловким движением сбросила руку Малыша с вожделенного органа. — Без резины кайф в тысячу раз сильнее! Попробуй, не бойся!
После этих слов Тутта буквально обрушилась на свою нежданную и негаданную находку.
— О-о-о! Боже!! Ужас!!! — вырвалось у девушки.
Она и не предполагала, что ощущения от вонзившегося в ее нежную, хотя и весьма тренированную письку колоссального пениса Малыша могут оказаться такими острыми. Ей показалось, будто она села на раскаленный пушечный ствол, и он совсем немного, совсем чуть-чуть не достал до ее бешено стучащего сердечка! Тутта даже подумала невзначай, что она, кажется, откусила много больше того, что может проглотить!
А Малыш пережил краткий миг сладкого ужаса — потому, что так лихо, правда, не совсем по своей воле, перешагнул через строгое гигиеническое правило — одно из множества правил, которым он, благовоспитанный шведский тинэйджер, привычно следовал.
К счастью, кошмарные мысли из юных голов быстро вытеснило нестерпимое наслаждение, дарованное природой совокупляющимся мужчине и женщине. Под аккомпанемент работающего в режиме автореверса магнитофона и видеодвойки, исторгающей истошные, пусть и приглушенные вопли экстаза девиц, трахающихся с красавцем негром, потная от усилий Тутта безостановочно скакала на своем классном жеребце, то и дело с восторгом ощущая упругую плоть офигенной головки чуть ли не у самых коренных зубов! Всплески спермы, хлынувшей в ее разгоряченную киску, и скрип зубов кончающего Малыша спровоцировали бурный оргазм. Тутта Карлсон замотала головой и отчаянно завизжала. Малыш с изумлением уставился на нее, а потом сообразил, что этот необычный звук может привлечь внимание родителей, и прихлопнул орущий перекошенный рот ладонью. Девушка, обессилев от наслаждения, упала ему на грудь. Она тяжело дышала…
И тут Малыш понял, что его регулярные совокупления с Бетан были самой настоящей фигней, а не сексом! Он никогда не испытывал с ней таких бесподобных, жгучих ощущений, не слышал от Бетан никаких иных звуков, кроме разве что озабоченного размеренного сопения… Более того, он и член-то свой, упакованный к тому же в резиновый чехол, вставлял в нее не больше, чем на половину длины! Им с Бетан и этого хватало…
Обмякшая Тутта вдруг пошевелилась и промурлыкала:
— Кайф… Я тащусь!
— Она благодарно дотронулась губами до губ Малыша. И, вдруг вытаращив глаза, заявила:
Ой! Жутко писать хочу… Малыш, выручай!
Это ее непосредственное, такое жизненное заявление вогнало тинэйджера в густую краску. Он растерялся.
— Малыш, сейчас случится страшное! — жалобно простонала фрекен Карлсон.
Поскольку провести мимо сидящих в холле у телевизора родителей невесть откуда взявшуюся в его комнате девушку было совершенно немыслимой авантюрой, Малыш выбрал меньшее из зол. Теплея от стыда, он сделал над собой гигантское усилие и пробормотал:
— Там… Под кроватью…
Имелась в виду его детская принадлежность, уже долгие годы не применявшаяся по назначению и украшавшая комнату исключительно как память о невинных временах розового младенчества.
Тутта скатилась с Малыша кубарем и со словами: "Пустяки, дело житейское!" оседлала ночную вазу нежно-салатового цвета. Малыш, лежа поперек широкой кровати, долго искоса наблюдал за писающей с первобытной раскованностью девушкой.
Хотя он уже почти не удивлялся бесцеремонности новой подружки, буквально свалившейся на него с крыши, очередная выходка взбалмошной девицы его поначалу шокировала: Тутта, завершив процесс, как-то необыкновенно быстро и ловко вспрыгнула на кровать и расположила свою мокрую вагину прямо над его изумленным лицом, а затем прижала нежную, теплую, сочную, солоноватую мякоть к губам Малыша!
Ошарашенный Малыш чертовски удивился тому, что новый прикол лихой брюнетки пришелся ему по вкусу — в прямом и переносном смысле. Неожиданно богатая гамма вкусовых ощущений, дополненная эффектным видом гладко выбритой письки с крохотным, словно бы не относящимся к делу, четко очерченным квадратиком черных волос на выпуклом лобке, вызвала скоропостижную и ужасно сильную эрекцию. Но вместо того, чтобы повторить сладостное соитие, Тутта, явно довольная произведенным эффектом, спросила:
— Слушай, Малыш, а ты когда-нибудь трахался на крыше? Под луной?
— Не-а, никогда… — честно ответил Малыш.
— Тогда вперед, в смысле — наверх!..
Наверное, находись Малыш в менее "надроченном" состоянии, он ни за что не согласился бы шляться по ночным крышам. Ведь за это могло здорово влететь от родителей. Но забубенная лихость необычной вечерней гостьи передалась и ему.
Он с замиранием сердца постоял на подоконнике, примериваясь и собираясь с духом, а потом решительно прыгнул через черную бездну между окном и лифтом. Успешно приземлившись в кабине и поймав затем гибкое тело подружки, он обратил внимание, что от недавней "ломовой" эрекции, из-за которой им с Туттой еле-еле удалось застегнуть на нем джинсы, не осталось и следа!
Не создавая лишнего шума, лифт доставил сладкую парочку на крышу. Вот где было здорово! Внизу — крыши, ущелья улиц, машины жуки и люди-муравьи, расползающиеся по своим делам, а тут — чудный пряничный домик с окошками, полными теплого света, деревья в кадках, изящная белая садовая мебель под стеклянным навесом. Вверху — дрожащие звезды и обкусанный наполовину ломтик луны.
— Нравится? — лизнула Малыша в ухо Тутта Карлсон, владелица этого сказочного великолепия, прижимаясь к мальчику всем своим горячим телом.
— Ага… — Малыш почувствовал, как стремительно наливается и твердеет его поникшее было достоинство под нетерпеливыми прикосновениями девичьей ладошки. Тутта заявила:
— Я хочу попробовать тебя на вкус!
В считанные секунды член оказался на свободе, и тут же был пленен двумя мягкими, но сильными ручками. До чувствительной вершины головки дотронулся трепетный кончик нежного теплого язычка.
— Обалдеть! — резюмировала свои ощущения от безраздельного обладания колоссальным мужским органом фрекен Карлсон и, раскрыв во всю ширину рот, жадно заглотила перемазанное недавно извергнутой спермой чудо.
Вот когда Малыш, остолбеневший от полноты сказочных ощущений, понял, что такое мастерски исполняемый минет. Хотя иных он все равно не пробовал: это ведь был первый случай в его практике. То по деревянно-твердому члену бегал шустрый язычок, щекоча ствол по всей длине от подобравшейся мошонки до самой вершины лиловой головки, временами с нажимом проезжаясь по обнаженным нервам ободка, отделяющего ее от "постамента" и теребя архичувствительную уздечку, то щеки Тутты вваливались глубоко, когда она засасывала в себя изрядную часть горячего "инструмента". Тогда происходило вот что: и без того переполненный орган подвергался вынужденному дополнительному вливанию крови, звеня, как чудилось Малышу, от сумасшедшего напряжения. А то вдруг коварная фрекен Карлсон бросала свою игрушку. Но только для того, чтобы переключиться на забавы с мягким мешочком, в котором прячутся, как известно, драгоценные шарики яичек. Она стискивала их губами, перекатывала с места на место язычком или слегка прикусывала острыми зубками. От этих манипуляций Малыша пронзало с головы до пят резкое блаженное ощущение и кидало в крупную дрожь. Он стоял как истукан, молча, и прислушивался к нарастанию признаков приближающегося извержения, когда почувствовал, как в спазматически сжимающуюся дырочку попки забирается нахальный пальчик. Почти инстинктивно мальчик переступил, расставляя ноги чуть пошире, и проникновение состоялось. Потом пальчик нажал на что-то там, внутри Малыша, и Малыш, испытав внезапный приступ блаженства, неожиданно для себя кончил. Сперма плеснула прямо в лицо стоящей на коленях Тутте. Для нее оргазм Малыша тоже оказался неожиданным. Девушка поспешно обхватила губами головку дергающегося, выбрасывающего струю за струей члена и принялась с жадностью сосать: не могла же она допустить, чтобы ее любимое лакомство вот так запросто, за здорово живешь, проливалось куда попало!
Когда в стоящем и упругом по-прежнему члене не осталось ни миллиграмма вкусной жидкости, счастливая Тутта поднялась на ноги. Ее мокрое лицо мерцало в свете, падающем из окошка домика, жемчужным блеском. Вытянутым пальчиком девушка аккуратно собрала со щек и носика тускло поблескивающую сперму и отправила ее в рот.
— М-м-м, какой ты вкусный! — похвалила она юного "донора" и, словно не веря собственным глазам, покосилась на его инструмент. Как ни странно, эрекция и не собиралась спадать: не по годам развитый пенис тинэйджера горделиво целился тугой головкой прямо в зенит.
Чтобы отчаянная Тутта Карлсон да не нашла применения несокрушимо стоящему рядом с ней члену — такого еще не случалось! Она спросила хитреньким голоском:
— Разве ты не хочешь трахнуть меня сзади? — и, не дожидаясь ответа, легла животом на стол, одним неуловимым движением руки задрав платье. Малыш еще только собирался кивнуть в знак согласия, а ноги девушки были уже широко расставлены, изумительная попка отклячена, мокрые половые губки, вывернувшиеся ему навстречу, призывно разошлись! Драгоценное женское хозяйство Тутты так ярко и откровенно сияло над черным кружевом чулок, что перед соблазном не устоял бы даже сфинкс, не то, что шестнадцатилетний мальчишка. Он засадил свой отнюдь не детский член в тропические глубины влагалища с такой охотой, с таким рвением, с таким неистовством, что Тутте показалось, будто ее глаза под напором кошмарной дубины вылезают из орбит. Но это ужасное и одновременно сладостное ощущение длилось всего миг и сменилось отчаянным удовольствием, которое порождал ритмично и мощно перемещающийся в ней фаллос. Малыш вцепился обеими руками в гладкие бедра девушки и делал размашистые движения тазом, надвигая их на свою несгибаемую твердь при каждом толчке. Тутта стала кончать практически сразу. Сначала она просто громко стонала, знаменуя наступление очередного оргазма, потом тональность издаваемых ею стонов приблизилась к истерической. А финал был просто неописуем! Ее оглушительный сладострастный вопль распугал, наверное, всех котов на окрестных крышах и разбудил не одну добропорядочную семью. Во всяком случае, в нескольких ближайших окнах загорелся свет…
Малыш, хотя и соображал, кончая одновременно с орущей Туттой, ненамного больше, чем она, все же подумал, что так, пожалуй, кричать не следует!
Поэтому все последующие их соития — до той поры, пока они не констатировали с огромным неудовольствием, что небо на востоке заалело, — происходили внутри домика замечательной Тутты Карлсон…
Едва изможденный любовными забавами Малыш спрыгнул с подоконника в свою комнату, распахнулась дверь, и на пороге показались взволнованные родители.
— Малыш, Малыш… — мама укоризненно покачала головой. — Ты заставил нас так волноваться… Исчез… В комнате — полнейший разгром… То есть, — поправилась мама, чувствуя, что несколько преувеличила: пустые пивные бутылки и смятое покрывало на кровати на разгром все же не тянули — беспорядок… Что мы с папой только не передумали!
Папа за маминой спиной пыхнул трубкой и кивнул:
Да, да!
Это всё Карлсон… — не слишком убедительно стал оправдываться Малыш. — Понимаешь, мама, мы сначала развлекались у меня, а потом отправились на крышу. К ней. Она там живет…
— И не стыдно тебе, Малыш? Рассказываешь нам сказки… Девушка, которая живет на крыше, в пентхаузе, — довольно взрослая особа. И чтобы она заинтересовалась тобой! — разразился длинной тирадой папа. Мама обернулась и с подозрением всмотрелась в его масляно заблестевшие глазки. Потом перевела взгляд на усталого сына.
Она вдруг заметила, что ее Малыш, оказывается, вырос!
— А знаешь, сынок, — негромко сказала она, — я тебе верю…
Манхэттенская фантазия
После полуночной прогулки вдвоем по улицам города мы входим в номер, закрываем дверь, и я вдруг останавливаю тебя: "тссс, замри!" Завязываю тебе глаза шелковой повязкой, прошу опереться ладонями на стену. Ты заинтересованно подчиняешься.
На тебе тонкая кофточка, и юбочка до колен, чулочки и очаровательные туфельки. Ты ничего не видишь и только чувствуешь: я глажу твои руки от запястий к плечам, провожу плавным движением от плеч по спине вниз. Ты чувствуешь, как мои горячие и шершавые ладони забрались под твою кофточку, как они движутся по прохладному голому телу вверх. Твоя кожа такая бархатная, ммм.
Я расстегиваю застежку бюстгальтера, и проникаю руками под его чашечки. Твои нежные круглые груди удобно устраиваются в моих ладонях… Я наслаждаюсь прикосновениями к ним, касаюсь чувствительной зоны декольте. Ты слышишь моё возбужденное дыхание, чувствуешь, как мои руки обнимают тебя: я сзади, я обшариваю тебя всю под кофточкой, моё тело чуть касается твоего, мои губы нашли твою шейку и покрывают её поцелуями, горячими и нежными.
Движение вниз, и мои ладони больше не под твоей кофточкой, я отстранился на мгновение. Ты прислушиваешься к ощущениям: вот прикосновение возле коленок, я хватаю твои ножки и веду по чулкам вверх. Твоя юбка задирается, нежной кожей бёдер ты чувствуешь мои руки: я глажу тебя по попке, по трусикам, по внутренней стороне бедра, наслаждаюсь этой безнаказанной игрой под юбкой. Ты чувствуешь мои прикосновения там внизу, они повсюду — и на попке, и на ножках, на всей нежной области от края трусиков до кружева чулок. Мои руки коварно шарят по твоему телу, а ты как будто не смеешь пошевелиться, наслаждаясь этими касаниями.
Вот зашелестела молния, и твоя юбочка упала к твоим ногам. Ты снова чувствуешь мои ладони на своей талии — это я задираю твою кофточку и тяну её вверх, раздевая тебя. Мы снимаем её вдвоем, стараясь не задеть повязку на глазах. Расстегнутый бюстгальтер легко спадает с плеч, и ты чувствуешь, что ты до пояса обнажена передо мной. Тебя возбуждает эта открытость, ты чувствуешь мой жадный взгляд всеми клеточками кожи. Я поворачиваю тебя лицом ко мне, целую в губы, в шею, ласкаю твое прелестное обнаженное тело, а ты наощупь пытаешься найти мою рубашку и расстегнуть её…
Через несколько минут борьбы с непослушной одеждой нам остается только добраться до кровати и продолжить нежные ласки там. Ты не снимаешь повязки с глаз, чтобы только чувствовать, чтобы ощущать каждое моё прикосновение более ярко. А я с наслаждением рассматриваю тебя всю, бесстыдно любуюсь твоими прелестями…
Я снова отстраняюсь и прошу тебя подождать… От нетерпения ты прикусываешь свои очаровательные губки и ждешь, гадая, какой ещё сюрприз я приготовил. Я бесшумно открываю дверцу мини-бара, вытаскиваю лёд и несу его к постели. В полумраке комнаты ты выглядишь великолепно: твое обнаженное тело лунного цвета изящно изогнулось на простынях, округлые груди белеют, обрамляя твои соски чуть заметным белым сиянием, твои соблазнительные ножки так прекрасны!
Ты прислушиваешься, стараясь угадать, что же я несу. Я не выдерживаю и чуть позвякиваю кубиками льда, чтоб сюрприз был чуть приятнее. Ты улыбаешься, а я любуюсь чертами твоего красивого лица. С завязанными глазами ты выглядишь загадочно и очень соблазнительно. Беспомощная и покорная красавица…
Я беру пальцами кубик льда и подношу его к твоему бархатному животику. Прохладная капля срывается вниз, на кожу, и ты вся вздрагиваешь… Так прекрасно, так соблазнительно — твой чудесный ротик приоткрывается в беззвучном "ах!", твои плечики чуть встрепенулись, грудь нежно колыхнулась, животик весь прогнулся, спасаясь от холодной капельки. Даже ножки чуть сжались вместе, защищаясь от неожиданного прикосновения.
Я роняю ещё одну прохладную капельку, чтобы посмотреть этот прелестный спектакль снова — твоё соблазнительное тело так необыкновенно красиво вздрагивает и отзывается на эти игры с водой! Я касаюсь твоего сосочка ледяным кубиком и ты стонешь уже по-настоящему. А я обвожу твой сосок кусочком льда, а потом накрываю его горячим поцелуем, и ты выгибаешься вся мне навстречу…
Проходит бурная ночь и мы засыпаем обнявшись, уставшие, уже без всяких повязок и без единого клочка одежды на нас. Внизу под окнами шумит вечно занятый Манхэттен, где-то воет сирена полицейской машины и скоро уже рассвет, но нам некуда спешить…
Массаж
— Сделаешь мне массаж?
— Конечно, ложись.
Она сняла маечку, осталась в легких шортиках, лифчике и улеглась на диван попой к верху.
— Ну, и как?
— Что как?
— Как массаж делать? Лямки мешаются.
Слегка поддев пальцем лямку лифчика, щелкнул её по спине.
— Сейчас…
Почти детские пальчики легко расстегнули защелку и не поднимаясь с дивана лифчик был извлечен и отброшен в сторону.
— С кремом?
— А как лучше?
— С кремом, конечно! Ладошки скользят лучше, и тебе приятнее.
— Ну, давай с кремом!
Взял с полки детский крем, обильно смазав ладони, начал с легких поглаживаний по спине.
"Какая нежная кожа!", — по моему телу пошли мурашки… Дрожь передалась на руки.
"Заметит, или нет?" Лежит спокойно, "не замечает, или делает вид, что не замечает?"
Спина, плечи, бока… "Не знаю, кому приятней, ей или мне?"
Плечи, бока… "Так лежит, что если пальцы по бокам опустить чуть ниже, то немного можно коснуться груди. "
"Заманчиво… "
"Но, может вспылить, обидеться и… "
Пока раздумывал, руки сами спустились чуть ниже, и пальцы нежно скользнули по слегка выступающим в стороны бугоркам, дрожь усилилась, сердце, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди.
Большие пальцы оставались на спине, ладони, обняв нежное тело с боков, скользили от рук вниз до талии и обратно, по пути касаясь её невероятно нежной груди. Напряжение ниже живота усиливалось.
Девушка лежала спокойно, расслабленно, ни что в её теле не говорило против моих не совсем скромных прикосновений…
Её голос вывел меня из полуобморочного состояния.
— Помассируй мне, пожалуйста, поясницу.
— Тогда нужно немного спустить шортики.
Она молча приподняла попку, давая понять, что я должен это сделать сам.
Шортики вмести трусиками медленно съехали до середины попки.
Наслаждение от открывшегося и от прикосновений к столь интимному месту девушки, не имело границ. Еще больше возбуждало осознавание того, что мои руки, как мужчины, первыми касались этого нежнейшего девичьего тела. — Как приятно, добавь крема.
Её голос вновь привел меня в чувство.
— Только шорты не испачкай, они светлые, пятна заметны будут.
— Я постараюсь. Что бы точно не испачкать, может, совсем их снять? Прозвучало так, как будто это и не я вовсе говорил, а кто-то внутри, против моей воли, озвучил моё желание.
— Давай, только руки вытри, они в креме.
Её голос звучал так спокойно, непринужденно, как будто она попросила подать ей пирожное.
Наспех вытерев руки, вернулся к дивану. В этот момент её, уже полу-обнаженная попка снова приподнялась.
Из под спускающихся шорт медленно показывалась чудесная попка в тоненьких-тоненьких трусиках. Воодушевленный её спокойствием, снимая шорты, я, как-бы невзначай, задел пальцами резинку её трусов, так, что бы она соскользнула с ягодиц. Вся обнаженная, бархатная попка, была у меня перед глазами. Кровь приливала к моей голове. Должно быть я покраснел, хорошо, что она это не видит. Шорты заняли место возле лфчика. Чудо-массаж продолжился.
Нет таких слов, чтобы описать это блаженство. Уже не думая о приличиях, мои ладони жадно "массировали" её упругие ягодицы, то сжимая их, то раздвигая пальцами в стороны, так, что взору открывался симпатичный, нежно-розовый цветочек.
Внутри у меня все трепетало, она не могла не замечать дрожь, пронзившую все мое тело.
Тем не менее девушка спокойно, почти не шевелясь, продолжала лежать на диване. Лишь слегка участившееся дыхание выдавало её повышенное возбуждение.
Я продолжать гладить ягодицы, а пальцы все ближе и ближе подбирались к закрытому розовому бутону её цветка. Набравшись наглости, средним пальцем я медленно-медленно провел между ягодиц сверху вниз, на долю секунды остановив его на самой дырочке её милой попки.
В этот момент она слегка вздрогнула. Я, как бы не заметив, продолжал движения пальца верх и вниз по манящей ложбинке на девственной попе этой чудо девушки.
Ладони попеременно передвигались вдоль её тела. Плечи, спина, попка, бока, не забывая про грудь, вернее, ту малую часть её неимоверно привлекательной груди, до которой можно было прикоснуться с боков. Только теперь уже не мимолетно, как бы невзначай, а медленно, круговыми движениями, останавливаясь чуть подольше в самых приятных местах.
Все вдруг исчезло, комната, стены, диван, время остановилось.
— Ты где нибудь учился массаж делать?
Вновь пришлось возвращаться в реальность. Может быть, она чувствовала, когда я начинаю "улетать"?
— Нет, не учился. Чисто интуитивно.
— Хорошо у тебя получается. Приятное такое, расслабление, почти по всему телу.
— Почему почти?
— Ну, как почему? ноги то не массировал!
— Ноги? Да, ноги это важно для полного расслабления тела. Вот, только, если по всему телу массаж делать, трусики мешаться будут. Может снимем?
— Ладно!
Тонкая, закрученная полоска трусиков проходила под ягодицами, прикрывая маленьким треугольником лишь то, что я и не мечтал увидеть.
Она снова приподняла попку, давая разрешение на удаление последнего атрибута её одежды. Осторожно обхватив ладонями с боков, чуть выше трусиков, я начал их снимать, как бы скатывая с её ног, одновременно проводя пальцами по телу, я смотрел на сползающие трусики… И. О боже! Маленькая, слегка покрытая пушком, девственная, ни кем не тронутая писька (даже в мыслях не посмел назвать её по другому) была возле самых моих глаз, на сколько позволяли её слегка раздвинутые в стороны ноги.
Девушка лежала совсем обнаженной, но такой-же спокойной, расслабленной, как будто ничего необычного не происходило, а все было так же как и вчера, и два и три дня назад. Все так, как будто мы сидим на веранде, пьем чай, болтаем ни о чем. Хотя, не вссегда "ни о чем".
Иногда, по её инициативе, разговор заходил на тему отношений между мужчиной и женщиной. В её не полных 17 лет дальше "поцелуйчиков" и "обнимашек" через маечку, не доходило. Было заметно, что ей интересно про ЭТО как можно больше узнать. На прямую спросить она стеснялась, все рядом да около. Я старался отвечать не заходя за рамки того, что она спрашивает. Ей же только 16 (!), и мне, взрослому дядьке вообще бы не следовало на подобные темы с ней разговаривать. Но эти разговоры были на столько мне приятны, что удержаться не было ни каких сил.
Все эти мысли крутились в голове, а массаж тем временем продолжался.
Она все так же неподвижно лежала на животе, а я, добавив крема, легкими движениями растирал его по ногам. Я сидел на диване сбоку. Что-то надо было придумать, что бы пересесть сзади, между ее стройных ножек…
— Не совсем удобно, сбоку ноги массировать, лучше бы сверху, между ног сесть.
— Садись. Только, ноги-то в креме! Ты-же все штаны перепачкаешь!
— А, что делать?" Сказал я, не веря своему счастью!"
— Да сними, ты их, ты же в плавках!
Я молча скинул штаны. Только плавки, после речки, я успел сменить на семейные трусы. Но, вариантов не было. Трусы выдавали мое настроение полностью, и она это увидела. Но, как и прежде, ничего не сказала.
Я сел на диван меж её ног, продолжая легкими движениями ладоней вверх, до самой попы и вниз до колен, массировать её бедра. Когда руки оказывались в верхней точке, большие пальцы рук соприкасались у самой главной дырочки женского тела. С каждым новым прикосновением, все плотнее прижимались к теплой, нежной плоти, затем пальцы поднимались вверх разводя в стороны ягодицы и бедра так, что раскрывалась та самая, маленькая-маленькая притягивающая к себе дырочка.
В этот момент, не боясь, что она это заметит, я наклонялся как только было возможно, едва не касаясь лицом её попы, и мог вблизи рассматривать ни кем не тронутое, влажненькое влагалище. Я отчетливо ощущал её запах, ни с чем не сравнимый, свежий, притягательный на столько, что возбуждение достигло верхней точки. Сделав вид, что поудобнее усаживаюсь, я еще шире раздвинул ей ноги.
Она не сопротивлялась, мне показалось, даже сама помогла пошире расставить свои чудные ножки. Теперь вид открывался еще сказочней! Массируя внутреннюю сторону бедер, уже почти без стеснения, как бы случайно, задевал пальцами пухленькие половые губки, раздвигая их в стороны. Набравшись смелости, начал дотрагиваться до самого сокровенного места моей подружки.
В эти моменты её тело немного вздрагивало, на мгновение напрягалось и вновь покорно расслаблялось. Понимая, что этого делать не следовало бы, при следующем движении, один палец на мгновение замер на самой дырочке, и… осторожно вошел внутрь на одну фалангу. Чувства переполнили сознание, дрожь прошла по всему моему телу, передавая вибрации от пальца внутрь её пизды! Первый раз, по отношению к ней, это слово промелькнуло в моей голове. Но, теперь, наверное, она имеет право так назваться.
В ней был мужчина. Пусть не член, а всего лишь палец, не важно.
Был!
Она вздрогнула, тело сжалось, нежно сжимая мой палец стенками влажного, теплого, влагалища. Только теперь она не расслабилась, через мгновенье, а продолжала быть в напряжении. Вторая моя рука лежала на её попе, и я почувствовал, как дрожь проходит и по её телу. Спина девушки едва заметно выгнулась. Все замерло. Эти секунды длились вечно.
— Не надо.
Не найдя слов и сил для ответа, я молча, также медленно, сделав несколько круговых движений, покинул то место, откуда совсем не хотелось уходить.
Немного переведя дыхание, не услышав ничего против моих действий, продолжил массаж на спине, нагло усевшись ей на попку.
— Ой!
— Что случилось?
— Чем ты меня уколол? У тебя, что? Трусы колючие?
Обстановка была разряжена.
Удивленно привстав, ощупал снизу трусы.
— Точно, это же я случайно их сигаретой прожег. Сейчас. Не долго думая, скинул "колючие трусы" и занял место на её попке.
М-да! Вовремя на мне оказались именно эти трусы.
Теперь ни на ком никакой одежды не было.
Массаж принял совершенно новую форму. Восторг от новых, неимоверно приятных ощущений прикосновения наших обнаженных тел, переходил все мыслемые и немыслемые границы.
Продолжая массаж, я передвинулся чуть пониже, так, что член оказался прямо над её попкой. Массируя попу я раздвинул пальцами ягодицы, прижал к ложбинке член, сжал его этими прелестными полушариями и начал делать незначительные, но совсем недвусмысленные движения. Очень хотелось довести себя до оргазма. Но, что то, все же остановило меня.
Нельзя было переходить эту черту.
На некоторое время, не зная, что делать дальше, я замер, зажав член между её ягодиц.
Мысли рвали череп на части!
"Вот она! Бери её!"
"Нельзя, ей же 16 лет."
"Она же сама этого хочет!"
"А что потом? Что у неё на уме?"
"Она же сама попросила!"
"Что попросила? Только сделать массаж!"
"Она сама сняла лифчик, и попросила снять с неё трусики!!!"
"Но это только для массажа, она же не сказала — трахни меня"
"Дурак! Кто же так скажет, она полностью раздета, разрешает гладить грудь и залезать пальцем себе в пизду!!! Бери её!"
"Но 16!"
"Но ВОТ же она, голая, послушно лежит перед тобой! У тебя в руках было хоть раз, столь юное, прекрасное, нежное обнажённое тело?
Не знаю сколько бы это продолжалось и чем бы могло закончиться, если бы меня снова не вернул в реальность её голос:
— Спасибо.
Она молча встала, не поворачиваясь ко мне лицом, суетливо, натянула трусики, шортики, на мгновение мелькнул её маленький, бледно-розовый сосок, какой бывает только у очень лихо застегнула лифчик, влезла в маечку, оглянулась, чтобы что-то сказать…
На несколько секунд застопорилась, увидев, что я продолжаю сидеть без одежды, с членом, который вот-вот разорвёт от неимоверной эрекции, так же молча убежала не сказав даже "пока".
Я лёг, закрыл глаза. Некоторое время в голове не было абсолютно никаких мыслей.
Пустота. Только сердце колотилось так, что казалось вот-вот разорвёт грудную клетку в клочья, как капля никотина того хомячка!
Немного успокоившись, вышел на веранду в чем был, прихватив по пути непочатую бутылку коньяка.
Плеснул в стакан грамм 50 и залпом влил в горло, не чувствуя ни вкуса, ни запаха, ни градусов. Следующие 50 грамм несколько расслабили тело и голову до состояния:
"Блядь! Ну и комарья, мать вашу!!! Надо что-то на себя накинуть и ещё налить."
Нравятся мне эти места. И лес, и озеро, и этот незатейливый рыбацкий домик с одной комнаткой, печкой и большой открытой верандой переходящей в пристань со старенькой просмолённой плоскодонкой, которую Петрович каждый год исправно смолит и чинит по необходимости.
Петрович — хозяин этого дома. Дом ещё его дед строил, когда самого Петровича ещё и Петровичем — то никто не звал, а звали просто Васькой, по малолетству.
С Петровичем мы познакомились совершенно случайно в поезде.
Он ехал к внукам, а я возвращался из командировки. Разговорились, познакомились, приняли за знакомство, как положено.
— Так как же так, Василий Петрович, в первый раз ехать в незнакомый город и без предупреждения.
— Дык я ж не абы к кому, я-ж к внукам еду! Да и звали они меня в пролом годе, вот и нашёл времечко.
— А если их дома никого нет, позвонить надо было.
— Звонить это у вас, городских, просто. У нас в Малой Кедровке один телефон всего, на почте. Да и тот второй месяц не работает. А мобилки ваши у нас не ловят.
— Так давайте позвоним, номер телефона знаете?
— Как не знать…
Так и вышло. Накаркал, можно сказать. Внуки вместе со своими родителями, сыном Петровича и его женой, отдыхали в Турции. До города оставалось ехать всего часа три.
Сник Петрович, в лице изменился.
— Как же так… Ну надо же, вот ведь угораздило старого! И ни родни, ни знакомых никаких и близко нет.
— Через два дня — же приедут, Василь Петрович, пару дней в гостинице поживёте.
Как выяснялось, денег у Петровича ни на гостиницу, ни на обратную дорогу, тоже не было.
В общем, приютил я старика на две ночи в своей холостяцкой двушке.
И через два дня доставил до внуков, довольного жизнью и обрядшего веру во все человечество, деда.
— Василь Петрович…
— Какой я тебе "Василь Петрович"! Сколько — ж талдычить можно! Зови просто Петрович. Все так кличут. И не забудь, в отпуск обещал ко мне!
И вот, я тут уже пятый год подряд… или четвёртый, (начинаю считать, подливая коньячок в гранёный стакан, нет, пятый, точно пятый) по две недели отпуска отдыхаю от городской суеты, сотовых и других прелестей современной жизни.
До Малой Кедровки отсюда километра два — два с половиной. Из местных там старики да старухи остались, молодёжь только в гости приезжает. Так, что сюда никто не заходит, кроме моей Принцессы, она приехала погостить к двоюродной тётке, у которой я покупаю свежую зелень. Узнав, что я живу на озере и у меня есть лодка, Принцесса (теперь буду называть её так!) попросила её покатать. Так и познакомились. Развлечений в деревне, сами понимаете: "немного" — это слишком завышенная характеристика.
У тётки своих "забот полон рот", и принцесса все время проживания была предоставлена самой себе.
Спать лёг за полночь, но, не смотря на пустую коньячную бутылку под столом, так и не уснул.
И почти не запьянел. Всю ночь в голове прокручивались десятки возможных продолжений вчерашнего массажа, начиная от пощёчины за откровенные приставания и заканчивая бурным сексом, какой только возможен в этой жизни.
В одном варианте я гладил членом промежности "Принцессы", доводя её до оргазма, слегка вставив во влагалище только часть головки члена, чтобы не повредить девственность.
В другом — жадно целовал её пухленькие розовые половые губы, нежно раздвигал их языком, полизывая клитор, не знавший до этого дня мужских ласк, входил языком в девственное влагалище, на столько все это реально себе представляя, что даже ощущал при этом вкус её пизды. А она в ответ с любопытством, вблизи разглядывала мой член, обхватив его рукой, наклоняя из стороны в сторону, чтобы увидеть с разных сторон ранее видевшее только на фотках в интернете. Потом без стеснения чмокнула в самый кончик, задорно улыбнулась, глядя мне в глаза, обхватила нежными губками и принялась его облизывать.
Был вариант, когда все закончилось только массажем, но лежала она уже на спине, и я нежно и ласково целовал и гладил её грудь, живот, бедра, не забывая при этом "случайно" касаться самых привлекательных мест не только руками, но и прижимаясь членом, ложился на неё, гладя поднятые вверх руки, брал её ладони и клал их на свой хуй, сжимая на нем её тоненькие пальчики, которые в первый раз касались мужского достоинства.
Ещё в одном варианте, продолжением был анальный секс.
"Принцесса" вставала на колени, положив голову на подушку. Я обильно смазывал кремом нежный, розовый бутончик её попки. Сначала входил в дырочку пальцем, чтобы она привыкла, немного подождав неподвижно, начинал движения внутри, не до конца вынимая, и вновь засовывая палец вглубь на сколько это было возможно, делая при этом вращательные движения. Когда мышцы вокруг дырочки привыкли к инородному телу и расслабились, густо смазал член кремом и вынимая палец, тут же приставил головку ко входу и медленно — медленно начинал давить вглубь, пока она полностью не спряталась внутри девичьего тела.
Еще на немного остановился, дав привыкнуть к более крупным размерам, начал плавные движения, сначала только нежные покачивания вглубь и обратно. Далее нужно было пройти утолщение члена, которое находится за головкой. Добавив крема, очень осторожно надавил внутрь, обняв попку с боков. Через несколько секунд член полностью был внутри "Принцессы". Внутри её чудной попки. Я замер, прижавшись к нежнейшим ягодицам, затем наклонился, осторожно ложась ей на спину беря в ладони её груди с затвердевшими маленькими сосочками, приступил к движению внутри попки.
В следующем — Принцесса после массажа уснула на боку, свернувшись калачиком. Я лежал прижавшись к ней сзади, полностью повторяя форму её тела, крепко уперевшись хуем между ягодиц, взяв в ладонь правую грудь. Она лежала молча, никак не реагируя ни на руку на своей груди, ни на член между её ног. Насладившись безмятежно расслабленным, обнажённым телом, пальцами рук начал осторожные движения по груди. Сперва просто поглаживая, затем, теребя маленький, нежный но уже напрягшийся "по взрослому" сосок.
Немного подвигав тазом, направил хуй к самому желанному месту. После массажа ягодицы и бедра были в креме, и член без труда между ними скользил, прокладывая себе путь к удовольствию. После нескольких движений, головка начала скользить по половым губам, касаясь воздушных мягких волосиков на них. Ещё несколько более настойчивых движений и головка, раздвинув губы, ощутила обжигающую влагу мягкой плоти входа во влагалище.
Сердце заколотилось, учащённый и до этого момента пульс начал зашкаливать, я ощущал пульсирующее движение крови в каждой своей вене. Все моё тело замерло в напряжении.
Лишь из за участившегося дыхания, с каждым вдохом, член плотнее прижимался и постепенно, раздвигая бархатные стенки влагалища, глубже проникая внутрь. Мы лежали почти не шевелясь, только в такт дыханию, сжимающиеся мышцы в паху помогали ещё глубже проникнуть в запретную зону моему хую. И вот, на очередном вдохе, пизда юной Принцессы полностью обхватила всю головку моего "друга".
Все чувствовалось настолько остро, что в мыслях не было никаких сомнений в реальности происходящего. Меня объяло нестерпимое желание резко, на всю глубину погрузиться внутрь девственного тела. Но от нахлынувших новых, неизведанных ранее ощущений быть внутри девственницы, упираясь членом в девственную плеву, я не мог пошевелиться. Только дыхание и сокращения мышц заставляли слегка двигаться головку внутри, чувствуя горячие влажные стенки влагалища, и осознание того, что там никого до меня не было, удваивало возбуждение.
Продолжать описывать все мои эротические фантазии той ночи, не хватает моих скромных возможностей. Да и нет таких слов ни в одном языке мира, чтобы можно было передать все пережитое накануне.
Проснулся, вернее сказать пробудился, я уже ближе к обеду. Даже не знаю как назвать то состояние, в котором я был этой ночью. Все было как наяву и как в хорошем сне одновременно, только сном это никак назвать нельзя. Я был как в полу — дреме, но все чувствовал, понимал где нахожусь, помнил все происходящие до того как лёг, осознанно предавался эротическим мечтам, перебирая в уме множество возможных вариантов…
И кончал по настоящему, неоднократно. Я был уверен, что столько раз за ночь кончают только в книжках. Нет, реально возможно!
Весь оставшийся день прошёл нескладно, все валилось из рук. В голове, перебивая друг — друга путались и ругались друг с другом противоречивые мысли. Если бы мысль была материальна, как утверждают некоторые, в моей голове была — бы не хилая потасовка, покруче майдана!
Имел ли я право на столь откровенные действия? Да, она сама этого хотела, мальчики в ее возрасте пойдут на многое, чтобы хоть из далека увидеть, что и как там у девченок устроено.
А так, вблизи, да ещё потрогать — предел мечтаний!
На счёт девчёнок не знаю, наверняка тоже любопытство берет своё. Иначе не начала бы она этих разговоров и не попросила бы сделать ей массаж.
А что она подумает про меня когда вырастет? Или даже когда проснулась сегодня утром и проанализировала вчерашний массаж?
Придёт ли она ещё? А если да, то что скажет? Как вести себя? Начать оправдываться, или спросить, понравился ли ей массаж? Вести себя так, как будто ничего не было, или спросить, не хочет ли она еще раз сделать массаж?
Короче, вот в таком духе прошли целые сутки.
На моё счастье, все разрешилось гораздо проще и приятнее, чем я мог себе предположить в самых оптимистических прогнозах.
Нежданное, звонкое и жизнерадостное Принцессино:
— Привет!
Сразу вернуло меня к жизни. По интонации было все сразу понятно. Все хорошо, и она не только не злиться и не обижается на меня, ей понравилось!
— Привет Принцесса!
Принцесса совсем не удивилась на "Принцессу" и беспечно продолжила разговор, как ни в чем ни бывало.
— Чайком угостишь?
— Конечно, проходи, садись!
Пили чай, болтали, как будто бы никакого массажа и не было, а мне он приснился вместе с остальными фантазиями.
— Ты знаешь, — запивая последний кусочек плюшки чаем, продолжила разговор "принцесса",
— Мне понравилось, как ты массаж делаешь! Научи меня.
— Научить?
— Ну, да! Можно, я на тебе потренируюсь?
— Конечно можно, мне будет даже очень приятно.
Да, такого поворота событий я и представить себе не мог.
Кровь моментально вскипела, от одного предчувствия, что сейчас будет происходить.
Мы зашли в комнату.
— Где у тебя крем?
Я молча показал на полку, и остался стоять неподвижно, глядя куда-то в сторону, как нашкодивший первоклассник.
— Раздевайся, ложись, чего стоишь — то? Прозвенел голосок "Принцессы"
Я резкими движениями стянул майку, джинсы и лёг на диван в тех самых прожжённых семейниках.
— Так вот, чем ты меня уколол, — засмеялась "Принцесса", через дырочку в трусах пощекотав пальчиком мне задницу.
От нахлынувших чувств, пробормоча что то невнятное, я продолжал неподвижно лежать на диване.
— Ну, нет, так не пойдёт! Учиться, так учиться по настоящему. Как ты мне делал, по всему телу.
Не найдя ничего лучшего, так же как это делала она, я приподнял над диваном то место, которое было ещё одето.
И сразу, почти в ту же секунду, почувствовал как нежные девичьи пальчики начали стягивать с меня трусы.
С вас, (если Вы взрослый мужчина), когда-нибудь снимала трусы 16-ти летняя девственница?
Потому что описывать словами чувства, которые я пережил при этом…
— Ой…
М-мм да, про это различие между мальчиками и девочками, я как то сразу и не подумал. Трусы категорически отказывались сниматься, крепко зацепившись за давно стоявший член резинкой.
Мой зад приподнялся ещё выше, давая понять, что эту проблему "Принцессе" надо решить самостоятельно. Не долго думая, она смело подсунула руки мне под живот, и очень осторожно, слегка притронувшись к члену, освободила его от последнего, мешавшего атрибута. После её откровенных, решительных действий я окончательно осмелел. У неё в руках уже был тюбик с кремом, который она уже начала открывать.
— Подожди, ты же сейчас всю одежду в крем перепачкаешь.
— Ладно, только трусы с лифчиком снимать не буду.
По тому, как это было с лёгкостью сказано, она была готова раздеться и ждала удобного случая. Шортики, в след за маечкой, полетели на стул. Верно, готовилась. Кружевное, полу — прозрачное, белоснежное белье, почти ни чего не скрывало. Интересно, зачем ей в этой глуши, такое белье? (Это я сейчас об этом подумал, а тогда мысли были направлены совсем в другую сторону) Секунду подумав, "Принцесса" медленно подошла к стулу, и аккуратно, как мне показалось, демонстративно повернувшись ко мне лицом, начала складывать свою одежду на спинку стула. Ничего подобного, ни до этого ни после со мной не происходило. Так она же ещё и побрила себе лобок! Меня натурально трясло от избытка эмоций!
— Ой, а можно конфетку?
Не дождавшись ответа подошла к столу, явно демонстрируя себя со всех сторон, и медленно развернув конфету, к которым раньше даже не притрагивалась, откусывая по чуть-чуть, начала есть. Затем смяла фантик, и с улыбкой отнесла его в мусорное ведро в другой угол комнаты.
Комок подступил к горлу, дыхание перехватило, В голове пронеслись все ночные варианты продолжения отношений.
Завершив прогулку — демонстрацию нижнего белья, через которое просвечивалось абсолютно все, Принцесса подошла к дивану, и без раздумий взгромоздилась на мой зад верхом.
Массажист поспешил осмотреть ногу
Отдыхая в кресле неторопливо тянущегося вверх подъемника, Славик краем глаза отметил, как какая-то очень дорого и ярко одетая женщина, неторопливо спускавшаяся по относительно пологому склону, потеряв вдруг равновесие, упала, попыталась встать и тут же, всплеснув руками, опустилась на снег.
Спустя секунду возле нее притормозила коротко стриженная блондинка, наклонилась, помогла подняться и осторожно повела прихрамывающую подругу вниз.
Он сплюнул, облизал пересохшие губы: после нескольких часов катания хотелось пить. Слава Богу, утолить жажду было где. Эта закрытая для посторонней, случайной публики горнолыжная база неподалеку от подмосковного Нахабино предназначалась явно не для бедных клиентов, и все тут было по высшему разряду.
Съехав вниз, Славик двинулся в бар, где и увидел за крайним столиком эту парочку богатых дам. Свободное место было только за их столиком.
— Не возражаете? — вежливо осведомился он и инстинктивно втянул голову в плечи, почувствовав странный и в то же время цепкий взгляд блондинки. — Позвольте, я взгляну, что у мадам с ногой. Я в спортивных травмах немного понимаю… Я, видите ли, массажист гандбольной команды. — Он опустился на колени, стянул с ноги женщины ботинок, осторожно ощупал лодыжку. — Ничего страшного, маленькое растяжение. Пара сеансов легкого массажа — и все в порядке.
— Массажа? — приподняв тонкие брови, переспросила женщина, и в бархатной глубине ее красивых темных глаз возникло особое выражение интереса. Оно крепло по мере того, как женщина неторопливым, оценивающим взглядом проходилась по крепкой, спортивной фигуре Славика. — А что, пожалуй… Катя, черкни ему адрес. До завтра.
На выходе из бара Славик пробежал глазами записку с адресом: "Высотка на Котельнической".
…И с первых же шагов по этой роскошно обставленной квартире Славик почуял неладное. Начать хотя бы с того, что Катя встретила его на пороге в несколько вольном наряде: под просторной воздушной кофточкой, словно дым окутывающей высокий бюст, слишком откровенно читались округлые контуры тугих грудей, из-под короткой, плотно охватывающей широкие бедра юбки — стоило ей наклониться за пушистой тапочкой, выглянул темный край ажурного чулка… Застыв на мгновение в этой соблазнительной позе, она медленно повернула голову, усмехнулась, выпрямилась и, соблазнительно раскачивая бедрами, двинулась по длинному коридору к матовой стеклянной двери, открывавшей вход в просторную гостиную. Он направился следом.
Катю он нашел сидящей в глубоком кожаном кресле цвета кофе с молоком. Лукавая улыбка зрела на ее красивом лице, в зеленых глазах тускло поблескивал насмешливый огонек, и Славик вдруг ощутил, как удушливая волна прокатилась по его телу, отлилась горячим румянцем в щеках… Да, она наверняка перехватила его взгляд, который блуждал по ее круглым коленкам.
— Ну что, так и будем стоять? — спросила она, протягивая ему плавно согнувшуюся в запястье руку, намекая на то, чтобы он помог ей подняться из слишком глубокого кожаного кресла. Коснувшись ее маленькой руки, он с удивлением отметил, насколько жесткая у нее ладошка, совсем не женская… Да и хватка типично мужская: ухватив его запястье, она властно потянула его руку на себя, понуждая опуститься рядом, на мягкий ворсистый ковер, и, резким движением буквально выдернув себя из кресла, поднялась, расправила плечи, отчего груди ее настолько соблазнительно приподнялись, что у Славика перехватило дыхание.
— Не бойся, я тебя не съем, товарищ массажист, — усмехнулась она, взъерошивая ему волосы, и, отступив на шаг, поглядывала сверху вниз, за его реакцией.
А он, словно завороженный, сидел, привалившись плечом к подлокотнику кресла, и не мигая следил за тем, как ее проворные пальцы стремительно сбегают от воротничка кофточки вниз. И вот уже в проеме распахнувшейся ткани обозначается плавная впадинка между грудей.
Славик медленно моргнул и, когда приподнял отчего-то вдруг потяжелевшие веки, увидел, как из ее высоко поднятой руки тихо опадает воздушная ткань и оседает на ковер. Туда же следует, вслед за змеиным ее телодвижением, юбочка, потом — чулки, и так она стоит перед ним в одних трусиках. А потом медленно опускается на колени, расстегивает пуговки его рубашки… Все происходит настолько быстро, что Славик толком и не замечает, как оказывается распластанным на ковре, и отрешенно глядя в пустой белый потолок, наслаждается блужданием ее жестких ладошек по своему телу…
Однако какая-то смутная мысль все не дает ему покоя. Неторопливое, внимательное и несколько бесцеремонное скольжение ее рук ему что-то напоминает…
— Черт, да ты меня обыскиваешь, что ли?!
— Ну извини, — плавно кивнула она после долгой паузы и как-то разом обмякла, опустила руки и, устало взглянув на него исподлобья, со странной интонацией добавила: — Такая работа. — Она хотела что-то еще сказать, но в этот момент ритмично запищал лежащий на низком столике у кресла мобильник, Катя выслушала короткое сообщение, встряхнулась, выражение растерянности мгновенно схлынуло с ее глаз. — Мадам прибыла? Хорошо, иду. Подъезд проверю. Ждите в машине! — Одевшись, она направилась к двери, но на пороге гостиной задержалась: — Кстати… Ты не забыл, зачем сюда явился? Насколько я помню, ты обещал сделать мадам массаж лодыжки.
После стремительного бегства таинственной Кати он остался сидеть на прежнем месте и слышал, как через некоторое время в коридоре раздался гулкий стук закрывающейся двери, потом послышались приглушенные голоса, и какая-то тень проплыла мимо за матовым стеклом двери. А спустя минут двадцать возникла на пороге сама мадам, окутанная пеной кружев коротенького пеньюара… Приблизившись к Славику, она стряхнула с ножки домашнюю туфельку, вытянула носок:
— Ну, вот моя бедная, многострадальная лодыжка… — И, окончательно поняв, что от него требуется, он покорно принял миниатюрную ножку.
И с этого момента уверенные движения его мягко массирующих рук имели строго вертикальный вектор — до тех пор, пока она не притянула его лицо к своей груди…
Усмехнувшись про себя, он опрокинул мадам на пол, решительным движением коленей раскинул в сторону ее ноги и на мгновение замер, вслушиваясь в ее прерывистое дыхание. Он взял ее с грубоватой бесхитростностью.
— М-м-м, — сладко промурлыкала она, когда он отстранился от нее. — Знаешь, мне уже значительно легче. Наверное, я уже смогу ходить не прихрамывая. Но все равно, легкий дискомфорт еще ощущается. — Она облизнулась и лукаво прищурилась: — К тому же ты сам тогда сказал: два сеанса легкого массажа… Приезжай завтра. А теперь Катя отвезет тебя домой.
Катя ждала его у подъезда. Коротко кивнула на темно-сиреневый джип, уселась за руль, резко тронула с места, и Славик отметил про себя, что в ее уверенном водительском навыке чувствуется надежный профессионализм.
Прибыв на место, в обширный двор генеральского дома на "Соколе", она, подумав мгновение, кивнула на его предложение подняться на минуту к нему и выпить кофе.
В квартире было жарко. Катя стянула с себя темный изящный пиджак, и Славик молча осел на пол своего скромного кабинета. Ее спину туго перетягивали кожаные лямки подплечной кобуры.
— Ага, — сумрачно заметила она, встретившись с его ошарашенным взглядом, — увы и ах! Я просто телохранитель, — она выразительной паузой рассекла последнее слово. — Наша мадам битком набита деньгами. И вот ей приспичило переспать с симпатичным молодым массажистом. А моя работа состоит в том, чтобы охранять ее драгоценное тело, — она вдруг смешалась. — Понимаешь?
— Да уж как не понять, — усмехнулся Славик. — Я где-то слышал, что богатые придурки, прежде чем сесть за стол, дают охранникам попробовать блюда — уж не отравлены ли? — Он надолго умолк. — То, что было между нами там, в гостиной, — из этой оперы?
— Нет, — тихо отозвалась она, подняла на него глаза, и он отметил, что в них поселилось смешанное выражение растерянности и тоски. Ты просто понравился мне, вот я и подумала… Глупость, конечно… Господи, что ты делаешь! С ума сошел? — И с притворной энергичностью отбивалась от его рук, уверенно и быстро освобождавших ее от одежды, наконец застыла перед ним обнаженная, стыдливо прикрывая левой рукой грудь, а правой — низ живота. — Что ты!..
А он сидел на полу, скрестив по-турецки ноги, и поражался той перемене, что произошла в этой сильной, тренированной девушке с по-мужски жесткими ладонями, которая профессионально лихо умеет водить машину, все видит поразительно цепким взглядом и, наверное, хорошо владеет оружием. Да и в рукопашной способна одним ударом отправить его в нокаут… Нет, в этот момент перед ним стояла просто растерянная и так трогательно смущавшаяся своей наготы, совсем беззащитная девочка…
— Успокойся, — шептал он ей на ухо, подхватывая ее на руки и бережно опуская на кровать. — У тебя совсем не женская работа. Но теперь ты, кажется, не на работе, а, телохранитель? — спросил он, следя за своей ладонью, скользящей от ключицы к ее груди, а потом медленно нисходящей по покатым реберным дугам и, наконец, устремляющейся дальше… — Кстати, а у этого восхитительного тела есть хранитель? — Он увидел, как в ответ на ласку его руки она распахнула красивый рот:
— Нет…
— Нет — так будет, — прошептал Славик, медленно опускаясь на нее.
Мачеха
Это была во всех отношениях теплая компания. Мальчишки и девчонки имели практически все необходимое для спокойной жизни и развлечений: фирменные джинсы и магнитофоны, "видаки" и супермодные журналы. Они сызмальства привыкли получать все, что им хотелось, сразу и без предварительных условий. Родители обеспечивали им будущее — во всех смыслах. Тане дорогу в жизни никто не прокладывал. Конечно, отец помог ей, но он вечно пропадал на работе, говорил уклончиво, что "служит на государевой службе". После смерти матери, которую Таня уже и не помнила, отец не женился. И девочка была предоставлена сама себе. Зато после окончания школы отец спросил ее: "Хочешь в кино сниматься?" И все. А через несколько дней сообщил, что она будет подавать документы во ВГИК.
Экзамены Таня сдала с легкостью. Сама не понимая, почему. Конечно, она готовилась, но ведь не настолько хорошо, чтобы сдать на все "пятерки". Когда она называла свою фамилию — Тимохина — экзаменаторы почему-то сразу добрели, разговаривали с ней учтиво, даже ласково. И терпеливо выслушав ее, ставили "отл.".
Во ВГИКе Таня попала в почти сказочный мир. Она очутилась среди ребят и девиц совершенно ей незнакомых, непонятных, загадочных. Многие из них носили известные — знаменитые — фамилии. И Таня смотрела на них с затаенным восторгом.
Как и ее одноклассники в Можайске, вги-ковцы тоже устраивали тусовки, но совсем не похожие на те, к которым привыкла Таня. В Можайске десятиклассники обычно собирались у Витьки Кустова, безнадежного троечника, когда его мать в очередной раз уходила в ночную смену на полиграфкомбинат. Тушили свет, крутили записи, выпивали, а потом, когда по телу разливалась приятно-возбуждающая истома, Таня с пугливым восторгом ощущала на своем теле липкие пальцы соседа и слышала прерывистое частое дыхание. Чьи-то руки лезли ей под юбку, оттягивали резинку трусиков, лихорадочно, рывками пробирались поближе к кучерявому лесочку на лобке и скользили дальше, ниже, в пульсирующую влажную пещеру… Но продолжения не было. То есть горячие ищущие руки продолжали шарить по ее животу, бедрам, паху, и через какое-то время она чувствовала, как мальчишка содрогался и замирал, тяжело дыша, а иногда, постанывая, отшатывался от нее и, вскочив на ноги, растворялся во тьме прокуренной комнаты.
На одной из вгиковских вечеринок Таня познакомилась с Ириной, дочкой известного режиссера Савина. Ирине сразу понравилась красивая провинциалка, и она решила преподнести ее как подарок своей компании. А компания была и вправду "золотая". Лена Абросимова, дочь известного певца, Настя Исаева, чья матушка считалась секс символом советского кинематографа и, как говорили, была любовницей кого-то из правительства, Игорь Крашенинников, сын главного комедийного актера страны, Семка Гольдштейн — сын кинооператора Михаила Золотова, который снял, кажется, все фильмы про Великую Отечественную войну. Был и Сашка Расулов, сын народного поэта, и Тамара Ракитина, дочка Сергея Ракитина, "вечного посла Советского Союза", который сменил почти все европейские столицы.
Вскоре Таня увидела их всех у Ирины дома. Савины-старшие уехали отдыхать ("На Канары", — гордо сообщала Ирина), и "хата была свободна".
Дверь открыла Ирина. Она была в обтягивающих джинсах и лиловой маечке с низким вырезом спереди. Таня невольно обратила внимание на большие, правильной формы, выпуклые груди. Сквозь тонюсенький трикотаж отчетливо проступали крупные, торчащие соски. Таня засмущалась: она была в старом коричневом платье в красную полоску и с кружевами. Ирина провела Таню в большую комнату. Ребята при ее появлении оживились и, здороваясь, тут же начали заигрывать. Игорь Крашенинников вытащил хозяйку на кухню и насмешливо спросил:
— Слушай, Ириш, на кой черт ты привела эту можайскую девицу? Она же нам весь кайф сломает?
— Не сломает, — загадочно ответила Ирина, игриво потрепав Игоря по щеке. — Смотри, сам ей чего-нибудь не сломай! Глупая, чистая и непорочная. Ты, наверно, таких девчонок в жизни не встречал. Пользуйся случаем.
У Игоря заблестели глаза.
— Так, может быть, она и в дурачка с нами сыграет?
— И в дурачка сыграет, и перед твоим "полароидом" попозирует — будь спок! — усмехнулась Ирина. — Главное, чтоб все было натурально, она все очень серьезно воспринимает. И еще: у меня в доме — никаких сексодромов!
Игорь кивнул.
Таня сидела на диване перед журнальным столиком, уставленным бутылками, и держала в руке стакан с "мартини". Вино было сладковатое и очень приятное. У Тани немножко закружилась голова.
— А знаете, — вдруг сказал Игорь, — тут Коська Жигунов вернулся из поездки. Привез мне "полароид". Теперь можем запечатлеть мимолетное видение чистой красоты и тут же им насладиться вновь. Например, красоту женского тела. Лежишь в койке с бабой — щелк! И она уже навечно запечатлена на скрижалях сексуальной истории мира! Таня покраснела. Ирина принесла из родительской спальни каталог "Квелле", и девочки расположились на диване, а ребята отправились на кухню покурить. И обсудить ситуацию.
— А что если девки не согласятся? — спросил Сема Гольдштейн.
— Согласятся — куда они денутся! — возразил Игорь. — И Ирка сказала, что все морально готовы. Кроме можайской красавицы.
— Кстати, — оживился Сергей Ракитин, — а вы видели, какие у этой девахи здоровенные сиськи? Я уже давно к ней присматриваюсь и все думаю — как это она ухитрилась в своем Можайске такие арбузы отрастить?
— Более того! — важно произнес Игорь.
— Ирка говорит, что эта Таня — целка! И что нам придется ее сегодня вводить в курс дела.
— Ни фига себе! — ахнул Сема. — Так, может, сразу сядем за подкидного с раздеванием?
— С раздеванием и с "полароидом"! — добавил Игорь. И ребята вернулись в гостиную.
Все шло как обычно. Слушали музыку, смотрели какую-то "мягкую" порнушку по видео, пили. Иногда кто-то вставал потанцевать.
Наконец Ирина спросила:
— А как же наш традиционный "дурачок"?
— Правильно! — обрадовался Игорь. —
Неси карты! Да нас тут восемь — так что тащи две колоды!
На журнальном столике появились две колоды пластмассовых карт с голыми женщинами в пикантных позах на рубашках. Таня снова покраснела и украдкой оглядела присутствующих.
Игра началась. Первая четверка игроков разместилась на диване за столиком, другая — на полу, усевшись на пушистый палас в кружок. Перед первой сдачей Игорь объявил, что играть будут как обычно. Таня постеснялась спросить, что это такое, и молча взяла свой карточный веер. Когда Сашка остался "дураком", он снял ботинок и со вздохом отшвырнул его в сторону. Игорь после проигрыша снял часы. Ирина — шлепанец.
За игрой время шло незаметно. Семка Гольдштейн пока выигрывал и сидел довольный. Больше всех пострадала Тамара — на ней теперь была надета только цветастая блузка и… трусики. Тане пока везло, но на душе было неспокойно. Заметив ее все возрастающую напряженность, Игорь поднес ей еще один стакан с "мартини". Таня машинально отхлебнула. Горло и пищевод обожгло точно огнем. Она отдернула стакан от губ и посмотрела на Игоря. Тот ухмылялся во весь рот.
— Что, кусается? Сувенир с острова Свободы.
Таня не ответила, едва сдерживая подступившую тошноту. Сдали по новой. Она начала проигрывать. Перед глазами у Тани все поплыло. Голые женщины на картах пустились в бесстыдный пляс, переплелись голыми ляжками, терлись друг о дружку большими грудями, крутыми задами, овальными животами. Теперь Таня уже с трудом различала масть и достоинство карт. Сняв второй носок, Таня лихорадочно стала думать, что же делать дальше.
— Танечка! — сквозь шум в ушах прорвался жесткий голос Игоря. — Что же ты медлишь? Снимай!
Таня устремила на него непонимающий затуманенный взгляд, потом посмотрела на себя. Она сидела в трусиках и в лифчике. Больше на ней ничего не было. Она обвела взглядом полуголых партнеров. В нее впились три пары горящих глаз. Ирина, как ей показалось, глядела насмешливо. Игорь с нескрываемой похотью, а по черным хитрым глазам Сашки Расулова ничего понять было нельзя. Таня опустила голову. Трусики и лифчик. Боже мой… Она разжала пересохшие губы и прошептала:
— Я не… могу…
— Э, девочка, так не пойдет! — нахмурился Игорь. — Мы тут все в одинаковом положении. Игра есть игра. Уговор дороже денег. Так что давай, давай! Таня глубоко вздохнула и закрыла глаза. Такого с ней еще не было. Когда в Можайске она приходила на школьные "бардаки", все происходило в кромешной тьме. И ей не было стыдно. Было немножко неловко — поначалу. Но потом она привыкла к торопливым нервным рукам одноклассников, которые жадно забирались ей под юбку, под трусики, лифчик и гладили ее сильные длинные ляжки, вынимали из плотных чашечек ее большие тяжелые груди и гладили налившиеся, отвердевшие соски…
А здесь — совсем другое. Ей придется самой раздеться догола при свете под ненасытными взглядами этих самодовольных юнцов и девиц. Боже мой!
— Сама! Сама! — донеслись до ее слуха слова Игоря. Ее дрожащие пальцы послушно потянулись за спину к застежке. Щелк! Белые чашки лифчика повисли на высоких белых холмах, точно не желая падать. У Тани горело лицо. Она чуть свела плечи вперед, и лифчик упал к ее ногам. Освобожденные полушария радостно вспорхнули вверх и тяжело осели вниз. Только набухшие коричневые соски, напрягшись, торчали вперед.
И сразу ей стало легче. Усилием воли она заставила себя поднять взгляд. Все смотрели на нее. Нет, не в лицо, не в глаза, а — на ее груди. Таня всегда немного стеснялась их: ей казалось, что они у нее слишком большие, слишком заметные, "выдающиеся". Так назвал их Петька Гладков после очередного "бардака", когда ему посчастливилось увести Таню на кухню и там дать волю своим блудливым ручонкам…
— Ну, продолжим наши игры, — хрипло предложил Игорь.
Тамара оказалась первой, кому пришлось раздеться догола. Она была жгучей брюнеткой, и треугольник волос в низу живота тоже был черным, чем подчеркивал ее ослепительно-белую наготу.
— Красивая у нас Тома! — сказал Сашка.
— Красивая! — подхватил Игорь. — Почему бы не запечатлеть эту красоту? — И, не дожидаясь ответа, принес фотоаппарат. Аппарат зажужжал и выплюнул черный квадратик.
Дождавшись, когда фотография проявится, Игорь взглянул на свое произведение и присвистнул.
— Ну, такую фотку можно посылать сразу в "Плейбой".
— Вполне годится, — добавила Ирина, заглянув ему через плечо.
Фотографию голой Тамары пустили по рукам. Когда квадратик попал в руки к Семке Гольдштейну, он даже засмеялся:
— У тебя такой вид, милая, будто тебя только что трахнули. И не раз, и не два.
— Вечно ты фантазируешь! — фыркнула, нимало не смутившись, Тамара. И добавила с вызовом. — Хоть бы раз что-нибудь сделал на самом деле!
Где-то к полуночи все игроки — за исключением Игоря и Ирины — остались в чем мать родила. Игорь то и дело щелкал "пола-роидом", и перед ним на столике уже образовалась целая куча фотографий. Когда наконец Ирина сняла с себя трусики и Игоря объявили победителем, он предложил сделать коллективный портрет. Таня села на диван между Сашкой и Семкой. Игорь решительно подошел к дивану.
— Вот что, мужики, я вам записался что ли в фотографы? Давай-ка, Семка, бери аппарат и сам снимай! — Игорь всучил Семке "полароид" и занял его место справа от Тани. Взглянув на Танины груди, оказавшиеся так близко, он перевел взгляд на ее поросший светлыми редкими волосами лобок. Таня инстинктивно сомкнула ноги потеснее и положила на колени руки.
— Нет, так не пойдет, — сказал Игорь. — Дай-ка мне руку. А ты, — обратился он к сидящему слева от Тани Сашке, — возьми ее за другую. Так, теперь, красавица, клади ладошку вот сюда, сюда, не бойся! Обхвати покрепче!
Таня почувствовала в ладони что-то твердое и горячее. Она скосила глаза вниз и у нее перехватило дыхание. Игорь заставил ее взять свой восставший член — большой, с розовой, как шляпка гриба, блестящей головкой. Она крепко сжимала длинный, чуть изогнутый ствол. И в этот же момент ощутила, как ее левая рука обхватила другой такой же горячий ствол, — правда, немного тоньше и короче. Она взглянула на Семку, прижавшего к лицу "полароид". Его молочно-белый с небольшой алой головкой член прямо у нее на глазах запульсировал и рывками стал подниматься вверх, все выше и выше. Семка сопел и долго не мог нажать спуск.
— Ну что ты там копаешься? — нетерпеливо крикнул Игорь.
Семка не отвечал. Он переминался с ноги на ногу и не отрывал глаз от видоискателя. Таня смотрела на багровую головку отчаянно вздувшегося члена, и вдруг Семка спазматически содрогнулся, а его серповидный брандспойтик дернулся и выпустил мощную струю белой жидкости, которая попала Тане на грудь и тотчас стекла на живот. Семка машинально нажал на "пуск" и, отпустив аппарат, стоял, страдальчески морща лицо. Таня высвободила левую руку и стала стирать с кожи липкое теплое желе. Неожиданное происшествие вызвало всеобщее веселье. Только Семка был страшно смущен.
— Давайте посмотрим на плод его трудов! — закричал Игорь и вскочил с дивана, забыв, что правая рука Тани крепко держит его за торчащий пенис. Игорь согнулся, охнул и бросил на Таню злобный взгляд.
— Подруга, ты же меня лишишь радостей секса. И отцовства. Игорь подошел к Семке и взял фотографию. Хохотнув, он протянул квадратик Тане.
Девушка обомлела: она увидела, что сидит на диване совершенно голая, держась руками за стоящие по стойке смирно пенисы своих соседей. А на ее груди отчетливо видны густые, стекающие вниз белые кляксы. И сама не зная почему, она смотрела и смотрела на эту фотографию со страхом и восторгом. Ее заворожила бесстыдная красота собственного обнаженного тела. Только белые лужицы спермы вызвали у нее отвращение, ей казалось, они оскверняли непорочное великолепие ее тела.
Она вернула фотографию Игорю. Он посмотрел ей прямо в глаза и почувствовал глубоко в низу живота горячую пульсацию зарождающейся похотливой жажды.
Ему не составляло большого труда затащить в койку любую — или почти любую бабу, которая ему приглянулась. Особенно в летах. Он пользовался большим успехом у женщин.
Первый раз сумасшедшее наслаждение от оргазма он испытал в Коктебеле, куда его, пятнадцатилетнего мальчишку, вывезли родители. Там Игорек и потерял невинность, за что спасибо любвеобильной дочке большого писателя. Первый раз пере возбудившийся Игорек кончил у нее на животе, так и не успев дойти до манящего входа. Зато второй, третий, четвертый и пятый разы он уже вспахал ее как следует — до стонов и криков. И ему это. страшно понравилось. Как нравилось потом всегда — с кем бы он ни трахался. Вот только ему еще не доводилось "поднимать целину". Сам не хотел. Боялся скандала, разборки с рассвирепевшим папашей. Нет, с нетронутыми девками он не хотел иметь дела.
А эта можайская целка завела его. Сильно завела. На протяжении всего вечера у Ирки он сидел и пялился на Таню, пытаясь разгадать ее — вправду ли она такая неискушенная и глупенькая или только прикидывается, а сама в своем Можайске уже многому обучилась. И ему захотелось проверить. Ирка никогда не разрешала трахаться в родительской квартире.
Наконец ребята стали одеваться. Таню мутило, в голове от выпитого вперемешку спиртного стоял ватный туман, ломило в висках. — Может, тебе немного полежать в спальне, — предложил Игорь, видя ее замешательство. — Отдохнешь, а я тебя потом провожу. Ты где живешь?
Жила Таня у мачехи в Ясеневе. Квартира была двухкомнатная, небольшая. Втроем там было тесновато, но отец Тани часто бывал в командировках, и Регина — мачеха была полька — еще в начале учебного года предложила падчерице переехать к ней. Вдвоем веселее, объяснила она свое приглашение. "А если не уживемся, вернешься в общежитие". И Таня согласилась…
Игорь помог ей одеться и потянул в спальню. Ирина метнула на него сердитый взгляд, но он скроил невинную физиономию и на ходу успел шепнуть: "Провинциалке дурно. Пусть оклемается там".
В спальне было темно. В углу стояла огромная двуспальная кровать Ириных родителей. Игорь подвел усталую Таню к кровати и уложил.
— Поспи! А я пойду, — сказал он неопределенно. Уходить он не собирался и решил действовать сообразно обстановке. Ирины гости уже стояли в прихожей. Хозяйка собралась проводить их до метро. Ну и отлично, подумал Игорь и сказал громко:
— Наша можайская девственница задремала. Ты, Ириш, иди проводи ребят, проветрись, я тут пока чаек поставлю, а?
Ирина испытующе поглядела на него и медленно кивнула. Когда за ребятами закрылась входная дверь, Игорь бросился в спальню. Таня спала. "Да, эту девку трахнуть — мечта!" — подумал Игорь. И не отдавая себе отчета в своих действиях, он потянулся к молнии на платье. Расстегнув ее до конца, припал к полуоткрытым губам Тани. Она шевельнулась и — удивительное дело! — ответила на его поцелуй.
Потом открыла глаза. В них Игорь прочитал то, что хотел прочитать, — желание.
Его хотело ее тело. "Точно девственница!" — промелькнуло у Игоря в голове, и на миг он даже испугался. Но пробудившееся желание оказалось сильнее страха. Он стал снимать с Тани платье. Когда делал это в последний раз? Игорь уж и не помнил. Платье — вышедший из употребления предмет женского туалета. Джинсы и майка. Или блузка. Или свитер. К этому он привык. Эти вещи он снимал, сдирал, срывал одним привычным, натренированным движением. Но платье…
И тут произошло еще одно чудо: Таня стала ему помогать! Она выползла из платья и осталась в одних трусиках и в бюстгальтере. Восставший член Игоря требовательно просился на волю. Он незаметно, боясь спугнуть Таню, расстегнул джинсы и выскользнул из них, заодно стащив и трусы. Мелькнула мысль, что в его распоряжении минут сорок.
Игорь протянул руку и схватился за бретельки бюстгальтера. Таня испуганно подалась вперед, словно прочь от него. Но он не отпускал.
— Дай-ка я это сниму, — прошептал он. — Он тебе мешает. Пусть твоя великолепная грудь вздохнет свободно. А мои пальцы немного приласкают их! — и не успев договорить, Игорь одним умелым движением снял с Тани бюстгальтер. Он обхватил ее сзади, прижал ладони к соскам и стал сильно массировать круговыми движениями. Его возбуждение росло, поднимаясь от промежности волнами горячего восхитительного восторга. Продолжая самозабвенно гладить гладкую и упругую кожу Таниных грудей, Игорь покрывал ее шею и плечи поцелуями. Потом он порывисто развернул Таню к себе и, впечатав свою волосатую, мускулистую грудь в тугие белые шары, впился губами в ее горячие влажные губы.
Оторвавшись от ее рта, он прошептал ей в ухо:
— А теперь я хочу снять с тебя трусики. Можно? Это последнее препятствие на пути к блаженству. Я хочу, чтобы ты была совершенно голая! Как там, на диване. Как на той фотографии.
Таня не оказывала ему сопротивления. Ее охватило странное чувство. Как когда-то на качелях, когда Петька раскачал ее так сильно, что она едва не слетела с доски. Восторг, смешанный со страхом и даже отвращением. Но страх и отвращение пересиливали неумолимо охватывающий ее восторг, возбуждение и желание узнать, чем все это кончится. Наверное, не так, как на школьных тусовках в Можайске. Когда рука Игоря оттянула резинку трусиков и потащила их вниз, она застонала и попыталась вырваться из его объятий,
— Не бойся! — настойчиво шептал Игорь.
— Я хочу, чтобы ты была голая. Совсем. Нагая. Тебе это понравится! Увидишь!
Восставший ствол Игоря жадно тыкался в голые бедра и ягодицы девушки. А когда напряженная головка уперлась в шелк ее трусиков, Игорь едва сдержал первую волну оргазма, посильнее сжав ягодицы. Присев на корточки, он стащил с Тани трусики. Его лицо оказалось напротив ее паха, Игорь приблизил губы к треугольной светлой рощице на лобке и скользнул кончиком языка по розоватой щелочке. Таня шумно вздохнула и дернулась.
— Приятно? — хрипло спросил Игорь, не поднимая лица.
— Да… — ответила Таня не сразу. — Еще раз… сделай так…
Игорь немедленно исполнил ее робкую просьбу, на этот раз помогая себе пальцами.
Он раздвинул горячие набухшие губы и проник языком глубоко внутрь ущелья, потом нащупал и стал яростно сосать чуть вздрагивающий клитор. На языке он ощутил горьковатую густую влагу, которая стала сочиться из недр Таниного влагалища.
— Теперь я должен раздеться, — глухо произнес Игорь и начал расстегивать рубашку. — Подожди. Я быстро.
Раздевшись догола, Игорь решил немного шокировать свою жертву. Он демонстративно, перед глазами Тани, взял свой налитый кровью член и провел указательным пальцем от багровой набухшей головки до волосатого основания.
— Посмотри на него, Танечка! — произнес он. — Только посмотри, как он тянется к тебе, как он хочет тебя, как он мечтает вонзиться в тебя!
Игорь бросился на кровать, увлекая за собой Таню. Положив ее ничком, он поцеловал ее в левую ягодицу, потом в правую.
— Ах, какие щечки! — воскликнул он. И, раздвинув пошире довольно-таки пухлые "щечки", впился кончиком языка в темный анус. Девушка вскрикнула от неожиданности и рванулась прочь. Но руки Игоря, крепко сжимавшие ее бедра, не выпустили ее.
— Там не надо! — взмолилась Таня. — Лучше… с другой стороны.
Игорь с готовностью развернул Таню к себе и зарылся носом в пушистый девичий пах. Его язык властно раздвинул губы влагалища. Таня задышала быстрее и громче. Потом слабо застонала.
— Нравится? — спросил Игорь, не отрывая лица от ее пещеры. Таня зашептала:
— Мне нравится! Сильнее, сильнее, глубже! Так хорошо! Быстрее! Какой он острый! Какой горячий! Полижи меня! Пососи!
Игорь, ошарашенный столь резкой сменой настроения Тани, впился губами в клитор и стал яростно сосать его, истекая слюной. На губах и языке он ощущал горячую, липкую влагу. Ему в рот лилась уже целая струя тайных соков страсти. Игорь ускорил движения, и теперь его язык, точно маленький сильный поршень, бегал взад-вперед по скользкому, набухшему туннелю.
— Это очень быстро, — прошептала Таня. — Помедленнее, мне нравится, когда ты выходишь совсем и потом заходишь снова, раздвигая меня!
Игорь продолжал работать языком изо всех сил, стараясь разогреть девушку как можно сильнее. "А уж потом, — думал он, — я ей такой оргазм врежу, что она забудет, как ее зовут!" Решив, что пора, он осторожно нащупал промежность, медленно добрался кончиком указательного пальца до ануса и проник внутрь. Палец оказался зажатым в горячем и сухом лазе. С каждым поворотом пальца лаз становился мягче и влажнее. Игорь постарался обрабатывать ее пальцем и языком в одном ритме и темпе.
Таня податливо раскачивалась в такт его толчкам и едва слышно шептала:
— О, Боже, я горю, я горю. Что ты там делаешь пальцем? Где это ты? Что такое? Это невыносимо! Как здорово! Не останавливайся! Не замедляй! Что-то со мной происходит! Вот сейчас что-то произойдет!
Игорь ощутил, как ее клитор напрягся и увеличился, а из ее щелочки полило ручьем… Кажется, сейчас Танька кончит. Он собрался было вытащить из ее зада свой палец, который уже почти весь ушел внутрь. Но Таня жалобно застонала:
— Нет! Нет! Не выходи оттуда! Давай еще! Еще!
"Черта с два!" — подумал он и решительно вытащил палец. Он отпрянул от ее клокочущего влагалища, слизнул с губ липкий сок и погрузил освобожденный палец в ее зовущее жерло. Там было горячо и просторно. Он просунул второй палец, а потом и третий и стал бешено работать рукой, грозя разорвать все внутри. Таня встала на колени, а Игорь лег на спину и, просунув голову между крепких Таниных ляжек, стал гладить их руками. Он проводил кончиками пальцев по всей длине ног, по коленям, по икрам до самых лодыжек и торопливо возвращался назад, к пухлым батонам ляжек. Тем временем его язык точно прилип к Таниной промежности. Он бегал по тонкому перешейку между двумя отверстиями Таниного тела, забирался в задний проход, потом выстреливал во влагалище.
— Ты умеешь! Ты это умеешь! — стонала Таня. — Как хорошо! Давай, соси меня, целуй меня, трогай меня! — Таня уже подошла к крайнему пределу, балансируя на краю блаженства. Еще немного — и ее тело должно быть содрогнуться от никогда еще не испытанных ощущений, утонуть в водовороте неведомого, сладостного наслаждения.
Наконец Игорь бессильно отстранился от нее.
— Теперь твоя очередь, — задыхаясь, произнес он. — Я устал.
Игорь вытянулся на кровати и пододвинул к Таниному лицу свой торчащий жезл.
— Как? — не поняла Таня.
— Ну как-как… Возьми его рукой, погладь, потом в рот засунь, языком оближи, как я тебе, — нетерпеливо ответил Игорь.
Таня осторожно обхватила пальцами его багровый жезл и стала неловко проводить им по всей длине, снизу, от жестких кучерявинок черных волос, по бугристому, со вздувшимися венами, столбу — к красной гладкой головке, похожей на пряник-сердечко. Таня подумала, что ей это будет противно. Но это оказалось не противно, а немного смешно.
— Языком, языком проведи, полижи меня! — прикрикнул Игорь. — Пососи как эскимо! Как леденец на палочке! Оближи его со всех сторон! Возьми за яйца, поиграй с ними! Сожми немного! Давай, сильнее языком двигай!
Таня прикоснулась кончиком языка до вздрагивающей головки-сердечка и ощутила, как сильно натянута кожа, готовая вот-вот лопнуть. На языке она почувствовала легкую горечь.
— Вот так! — простонал Игорь. — Молодец! Теперь соси, соси!
Она втянула его толстый член в рот, насколько смогла, и головка ткнулась ей в небо — очень глубоко. Игорь застонал громче. Таня села по-турецки, наклонилась ниже, взяла в правую руку его красные волосатые мешочки, смешно болтающиеся между ног, и стала слегка пощипывать их, оттягивая кожу. Ее длинный язык ящерицей бегал по жезлу, обхватывая его и отпуская. Потом она приложила кончик языка к крошечному отверстию в центре шляпки, и почувствовала, что отверстие, которое поначалу было всего лишь тонкой короткой щелочкой в коже, округлилось, раскрылось и из него потекла горьковатая жидкость. Игорь начал тихо извиваться.
— Давай! Давай! Сейчас! Еще немного, Танюшка, еще чуток! Не останавливайся!
Его жезл задрожал у нее во рту, головка-сердечко надулась, и внутрь ударила теплая, пульсирующая струя липкого горького сока. Таня инстинктивно глотнула немного и чуть не поперхнулась. Горячий жезл больно упирался в щеку, потом переместился к корню языка, и струя жидкости полилась уже совсем обильно, так что Тане пришлось глотать ее.
Она вынула изо рта чуть помягчевший, но не ставший короче пенис, и поморщилась.
На языке был мерзкий вкус. Игорь лежал неподвижно, скрючившись в неудобной позе, — так, как его застиг долгожданный оргазм. Потом он поднял голову и взглянул на Таню.
— Ну ты молодец, девочка! — выдохнул он.
И тут хлопнула входная дверь. Таня похолодела от ужаса. Игорь вскочил с кровати и в один миг натянул на себя трусы, джинсы и рубашку.
— Одевайся! Быстро! — шепнул он Тане и выбежал из комнаты. И почти сразу же вошла Ирина. Ее взгляд уперся в обнаженную Таню. Ирина хмыкнула и сказала злобно:
— Мне-то казалось, что ты провинциальная недотрога. А ты, грудастая краля, оказывается, минетчица-ударница! Одевайся и проваливай отсюда! И чтобы я тебя больше не видела. Никогда!
Таня, не помня себя, выбежала из дома и поплелась по переулку. Она сгорала от стыда, от обиды, от злости. Сунув руку в карман платья, нащупала кусок плотной бумаги. Достав его, Таня при ярком свете фонаря увидела себя, голую, на диване между двумя юнцами…
Когда Таня пришла домой, Регина еще не спала. Часы на стене в коридоре показывали половину третьего.
— Ты бы хоть позвонила, предупредила, что задерживаешься! — укоризненно сказала Регина. — А я уж не знала, что и думать.
— Но ведь я вам сказала, что иду в гости. А не позвонила — думала, что вы уже спите, — тихо ответила Таня.
— Я ложусь поздно, — миролюбиво произнесла Регина и зевнула. — Ну, иди спать.
Таня промолчала, первым делом пошла в ванную и долго чистила зубы и полоскала рот, стараясь смыть мерзкий вкус и запах спермы. Но этот отвратительный запах, "запах греха", как ей подумалось, похоже, никуда не исчезал. Она отправилась в большую комнату, где ее уже дожидалось разложенное кресло-кровать, и легла, накрывшись одеялом с головой. "Какой ужас!" — только и успела подумать она, прежде чем ее сморил сон.
Таня проснулась в десятом часу. Регина сидела за кухонным столом в халате и курила.
— Ну что, выспалась? — спросила она дружелюбно. — Что-то у тебя неважнецкий вид. Вчера ничего не случилось? Ты пришла такая… вздрюченная. Как напуганная курица! — и Регина оглушительно расхохоталась. Таня любила ее смех. Вообще ей нравилась мачеха. Регина была старше ее всего лет на двенадцать. Она была моложавая, спортивная, всегда следила за собой, хорошо одевалась.
— Как дела в институте? — спросила Регина, наливая ей кофе.
— Все в порядке. Изучаем историю кино, скоро начнется курс русской литературы.
— Что же ты такая невеселая? — допытывалась Регина, ласково глядя ей в глаза и чуть улыбаясь уголками туб. — У тебя что-то случилось? В институте?
Таня опустила голову и почувствовала, как кровь горячей волной окатила щеки.
Ты меня стесняешься? — настойчиво допытывалась Регина.
Таня подняла глаза на мачеху.
— Нет, не стесняюсь. Просто я была вчера в гостях у знакомых и там… там… мы играли в карты… на раздевание, и мне пришлось снять одежду…
Лицо Регины словно окаменело.
— Ну, ну, продолжай. Таня сглотнула слюну.
— Ты разделась перед ними? — неожиданно дрогнувшим голосом спросила Регина.
Таня молча кивнула. А Регина нервно встала из-за стола и прошлась по кухне.
— А дальше? — спросила мачеха тихо. — Что-то еще было? Таня снова кивнула.
— Меня заставили… сесть на диване рядом с двумя мальчиками и сфотографировали так. Голой. А потом один отвел меня в спальню и стал целовать… — она осеклась. Нет, Таня не могла рассказать все это мачехе. Регина внимательно посмотрела ей в лицо.
— Скажи, пожалуйста, а у тебя нет… этой фотографии?
Таня удивленно взглянула на мачеху.
— Зачем она вам?.. Есть.
— Покажи!
— Нет! Нет! — вскричала Таня испуганно. — Ни за что.
— Но я тебя прошу. Не бойся. Я не собираюсь тебя ругать или читать нотации. Я просто хочу на нее взглянуть.
Таня, подойдя к своему платью, аккуратно висящему на стуле, вытащила из кармана фотографию.
Регина долго разглядывала темный блестящий квадратик с широкой белой окантовкой.
В ее глазах зажглись огоньки, но Таня не смогла угадать, какие чувства она вызвала у мачехи.
— У тебя красивое тело! — после долгой паузы мягко произнесла Регина, с трудом оторвав взгляд от фотографии. — У тебя великолепное тело. Немудрено, что твои приятели едва могут усидеть на месте рядом с тобой. Регина закурила сигарету, долго молчала. Потом подошла к Тане, взяла ее за плечи и привлекла к себе.
— Бедная моя девочка! — вздохнула она. — Бедная! — и положив Танину голову себе на грудь, стала тихо перебирать ей волосы.
Никто еще не обращался с ней так нежно. Ни родная мать, ни отец. Никто. Таня успокоилась, а из уголков глаз по щекам побежали слезинки. Регина долго не выпускала ее из своих объятий.
На следующий день после ужина Регина прилегла на тахту, а Таня по обыкновению устроилась в кресле перед телевизором. Она чувствовала, что мачеха как-то напряжена, и, похоже, хочет ей что-то сказать. Или рассказать.
— Танечка! Иди-ка сюда, ко мне, — тихо позвала Регина.
Таня не заставила себя просить дважды. Притянув девушку к себе, мачеха стала перебирать ее распущенные волосы и гладить по руке. Потом вдруг притянула к себе и медленно поцеловала в губы. Поцелуй был крепкий, долгий, приятный. Так ее когда-то целовали парни еще в школе. И Игорь. Таня лишилась дара речи: ей было приятно! Она отстранилась и искоса взглянула на мачеху. Регина пристально смотрела на нее, словно ожидая услышать от падчерицы какие-то слова — то ли возмущения, то ли ободрения.
— Ну что? — промурлыкала Регина, тронув Таню за локоть и давая понять, что настала ее очередь.
Таня поняла. Она развернулась к Регине и робко приникла к ее телу, их груди сомкнулись, и Таня прижалась полураскрытыми губами к губам мачехи. Регина ничего не делала, только, не отрывая своих губ от ее рта, продолжала рукой гладить ее волосы. Потом Регина отвела руку от Таниных волос и как бы невзначай провела ладонью от ее шеи до выреза футболки, дотронулась до груди и стала ласкать ее с такой трепетной нежностью, с какой бабочка касается крылышками лепестков цветка. У Тани закружилась голова, она медленно откинулась навзничь и, закрыв глаза, отдалась захлестнувшему ее тело трепету восторга. Таня не знала, что ей делать. Она протянула руку к шее Регины и погладила ее, скользнув к ключицам. Регина улыбнулась и распахнула полы халата. Под халатом ничего не было.
По телу Тани пробежала пульсирующая волна наслаждения. Где-то в низу живота забилась, запульсировала мучительно-томительная точка боли. Нет, не боли, а сладкого напряжения, которое росло по мере того, как рука Регины продвигалась все ниже и ниже, а когда нежные пальцы добрались до края юбки, Таня даже вздрогнула от неожиданно полыхнувшего пламени между ног. И в тот же миг ощутила, как внутри обожгло, словно кипятком, и она инстинктивно сдвинула ляжки, чтобы не дать горячему соку излиться. Регина осторожно поглаживала Танины бедра, задирая короткую юбку вверх. Таня поняла и, поспешно расстегнув три пуговки на боку, стянула юбку и бросила ее на пол под тахту…
Она не заметила, как ладонь Регины устремилась к гладкому, чуть припухлому животу, затем к паху, к тугой резинке трусиков. Потом ладонь спустилась дальше, к сомкнутым ляжкам и решительно протиснулась между ними, легла на шелк трусиков прямо на налившиеся, истерзанные сладким томлением губы, рельефно проступившие под шелковым треугольником.
И вдруг Регина отдернула ладонь и начали покрывать тело падчерицы поцелуями. Ее горячий рот упрямо искал Танины губы. Нашел. Регина прижималась к губам что есть силы. Таня ощутила, как острый горячий язык смело прорвался сквозь преграду ее губ, проник в рот и наконец достиг языка. Оба языка слились, сплелись, точно две улитки. Одновременно Регина раздвинула руками ее бедра и стала неистово гладить насквозь пропитанный липкой влагой шелк трусиков, которые остались единственной хрупкой преградой на пути к охваченному приятно-мучительной болью влагалищу. Таня чуть было не отбросила руки Регины, потому что теперь она уже не просто покорно принимала ее ласки, но сама была до крайности возбуждена и охвачена желанием.
— Тебе нравится? — впервые нарушила тишину Регина. Ее голос прозвучал точно издалека.
— Это чудесно… — прошептала с жаром Таня. — Это невыносимо… приятно. Еще!
— Сейчас! — сказала Регина более спокойным голосом. — Но сначала я хочу, чтобы ты совсем разделась.
Таня слегка улыбнулась и проворно стянула майку и тонкие трусики с бедер. Регина по-кошачьи изогнулась и положила голову ей на живот. Она протянула руку к треугольнику светлых волос на Танином лобке и провела пальцем по набухшим алым губам. Она трогала Таню осторожно, медленно, круговыми движениями, потом нежно раздвинула губы и мягко вонзила палец в горячий влажный колодец.
— Нравится? — шептала Регина.
— Да-а, — едва слышно ответила Таня, морщась от сладостной боли. — Глубже, прошу, глубже! И быстрее!
— Как скажешь, дорогая, — с улыбкой шепнула Регина и, погрузив палец до отказа, стала аккуратно вращать кончиком, дотрагиваясь до рифленых влажных стенок. — Скоро ты почувствуешь ни с чем не сравнимое наслаждение, дорогая! Скоро это придет.
Таня лишь стонала — сначала приглушенно, потом все громче и громче и, уже не владея собой, устав сдерживаться, закричала в голос от невыносимо-сладостной муки удовольствия. Но тут Регина вытащила палец.
— Еще не время, — прошептала она на ухо Тане и обняла ее обеими руками за ягодицы. Сжав покатые белые половинки крепкого девичьего зада, Регина приникла ртом к левой груди падчерицы и кончиком языка стала облизывать сосок. Язык, точно маленькая пугливая змейка, то бегал вокруг соска, застывая на самой его вершине, то убегал обратно в рот, там замирал, словно набираясь новых сил, и выстреливал обратно, утыкаясь в мягкую кожу груди, и потом возвращался на пупырчатое кольцо вокруг коричневого коротенького пальчика с крошечным отверстием посередине.
Танино сердце бешено колотилось, грозя разорвать грудную клетку и вырваться наружу. И точно так же яростно бился огонь желания, пробегая от паха вверх по позвоночнику к затылку.
Регина оглядела обнаженное тело Тани восхищенным взглядом. Она раздвинула тяжелые большие груди падчерицы и уткнулась лицом в потную горячую ложбину.
Отпустив оба полушария, она позволила им слегка сжать ее щеки. Регина застонала.
Она высунула язык и неторопливо провела по ложбинке вверх, а потом вниз.
Таня ощущала каждой клеточкой своего тела, как поднимается волна неизъяснимого, неведомого наслаждения, и старалась задержать это в себе как можно дольше, оттягивая свое падение в блаженство…
Регина оторвалась от ее груди, убрала руки. Таня открыла глаза и увидела, что Регина медленно снимает халат. Под халатом таилось великолепное тело. Таню поразил лобок мачехи: он был совершенно гладко выбрит. Под лобком начиналось ущелье с большими алыми краями, на самом верху ущелья торчал, точно игрушечный солдатик, отросточек бурого цвета.
Регина присела.
— Ты можешь выполнить одну мою просьбу? Только прошу тебя — не обижайся. И не бойся.
Таня смотрела на мачеху: эта женщина была головокружительно прекрасна. Ее тело блестело при свете ночника, и от него, казалось, отражался голубоватый свет телевизионного экрана. Груди Регины победно торчали вверх и в стороны, темные соски напряглись, отяжелели. Таня опустила взгляд вниз, на широко раздвинутые ляжки мачехи.
Регина повернулась к Тане спиной, уперлась локтями в тахту и встала на колени, высоко задрав ягодицы. — Полижи меня сзади!
Таня почувствовала, как по ее телу вновь пробежала уже знакомая волна пугающего наслаждения. Она тоже встала на колени и, приблизив лицо к округлым половинкам зада, вытянула язык. Она дотронулась кончиком языка до входа и стала медленно двигать им по часовой стрелке.
— О, как же приятно! — воскликнула Регина. — Как здорово у тебя получается!
Теперь сунь туда палец! Поглубже! Повращай там пальцем! Сделай же что-нибудь отчаянное!
Таня, повинуясь властному приказу, попыталась просунуть язык поглубже, и ей это удалось. Потом нежно раздвинула большие ягодицы и вонзила кончик пальца в лаз. Глубже, глубже. Она боялась сделать Регине больно, но в то же время понимала, что ей не больно, а приятно.
— Теперь другой палец — спереди! — приказала Регина.
Таня пальцем левой руки быстро нащупала главный вход. Ворота были раскрыты настежь. Ее палец ткнулся в маленькое затвердение. Регина вскрикнула.
— Попала! — хрипло крикнула она. — Давай!
Таня сжала выступающий отросточек и стала быстро-быстро гладить его двумя пальцами. Под подушечками пальцев отросточек набух и, кажется, еще увеличился в размере. Подножие отросточка было все перемазано липкой слизью. Уже три ее пальца были в ущелье, которое теперь казалось бездонным и необычайно широким. Внутри все пылало, точно в печи. Тело Регины начало мелко подрагивать. Дрожь усиливалась, и скоро Регина стала рывками извиваться под Таниными пальцами.
— Не останавливайся! Не вздумай останавливаться! Еще чуть-чуть!
Таня от напряжения закусила нижнюю губу. Она быстро погружала пальцы во влагалище и вынимала их оттуда, боясь ослушаться приказа мачехи. И вдруг Регина замерла, изогнувшись назад. Ее живот напрягся и втянулся, Регина громко застонала, потом ее высокий стон перешел в низкий, почти звериный рык — она закричала "А-а-а!1!" так истошно и отчаянно, что Таня перепугалась не на шутку. Регина чуть отстранилась и упала на бок. Несколько минут она лежала молча, не шевелясь. Казалось, она потеряла сознание.
Бедная Таня сидела на тахте не шелохнувшись и смотрела на нее. Наконец Регина открыла глаза. В них светились такая нежность, такое умиротворение, что Таня сразу все поняла: Регина испытала оргазм. Душа Тани преисполнилась радости.
— А это не грех? — тихо спросила она у мачехи.
Та рассмеялась и возразила:
— То, что двое делают с любовью, с нежностью, со страстью — не может быть грехом. Грех — это то, что делают грубо, жестоко, с ненавистью или насмешкой.
Она придвинулась к Тане и крепко ее поцеловала. В поцелуе уже не было эротической чувственности, а были просто нежность и ласка. Регина выключила телевизор, потушила ночник. Они легли под одеяло и обнялись. Так, прижавшись друг к другу, и уснули.
На следующий день, проснувшись рядом с мачехой, Таня в первую секунду ничего не могла понять, но тут же вспомнила происшедшее накануне вечером и похолодела. Она была не в силах поверить, что в той безумной экстатической любовной игре вчера участвовали она, Таня, и ее мачеха.
Регина положила свою теплую сонную руку Тане на грудь и нежно провела пальцами по соску. Таня вздрогнула и повернулась к мачехе.
— Вам вчера было… — начала она вопросительно.
— Мне вчера было восхитительно, чудесно, — прошептала с улыбкой Регина. — А вот ты, бедная девочка, так своего счастья и не дождалась. Но это поправимо. Сегодня вечером — да? А сейчас нам надо вставать, прибраться в доме, сходить на рынок. Подъем?
Таня улыбнулась.
— Подъем!
Вечером все началось так же, как вчера. Они сидели в спальне — Регина на тахте, Таня в кресле. Работал телевизор. Но обе невольные любовницы думали совсем не о том, что происходит в мире. Регина молчала. Таня искоса поглядела на мачеху. Та сидела, уткнув взгляд в экран, но в уголках ее губ блуждала лукавая улыбка. Она явно ждала, когда Таня проявит инициативу.
"Ах так, — подумала Таня, — ну ладно. Я сама!" Она решительно встала с кресла и села на тахту. Регина отвела взгляд от телевизора.
— Ты хочешь? — серьезно спросила она падчерицу.
— Хочу.
— Точно?
— Да.
Регина развязала пояс халата и сдернула его с себя. Но сегодня на ней было тончайшее шелковое белье черного цвета — кружевной бюстгальтер и двойные трусики, вернее, поверх кружевных трусиков было надето что-то похожее на кружевной пояс, только без подвязок.
— Смелее! — усмехнулась Регина. — Приласкай меня — как вчера!
Таня улыбнулась и, прижавшись к мачехе всем телом, крепко поцеловала ее в губы.
Регина расстегнула Тане лифчик и потянула вверх футболку. Таня быстро сняла ее, на мгновение оторвавшись от губ своей любовницы, и так же быстро выскользнула из юбки и трусиков.
— Сегодня я тебя немножко помучаю, дорогая! — сказала мачеха. — Я тебя поглажу, полижу и доведу до последнего предела. А потом мы обе испытаем это чудо…
Она оттолкнула Таню назад, и та послушно легла на спину, раздвинув ноги. Регина прилегла рядом и стала покрывать поцелуями Танину грудь. Потом осторожно провела ладонью по всему ее телу от ключиц до паха и, ловко раздвинув наливающиеся томительной тяжестью губы, запустила два пальца в уже влажное влагалище. Оказавшись в тесном подземелье, пальцы испуганно начали там метаться, а потом двинулись вперед и уперлись в какую-то преграду, отчего по всему телу Тани пробежал сразм наслаждения. Таня ощутила, как глубоко внутри, в самом низу ее тела запульсировала горячая волна. Волна мучительной сладости росла и росла, пламя пробежало по ее ляжкам, по промежности, лизнуло ягодицы, забежало в анус, стиснуло перешеек между двумя входами в ее тело и, наконец, объяло влагалище.
Она почувствовала, как напряглись, налились кровью и разомкнулись там губы, как из них засочился горячий сок, увлажняя ляжки, ягодицы и простыню под ними.
— Я хочу тебя пососать! — проговорила Регина ей на ухо. — Не бойся!
Она встала над Таней на четвереньки и наклонила голову над ее лобком. Таня раздвинула ноги пошире, давая дорогу верткому обжигающему языку, который уже бегал по ее бедрам, ляжкам, животу и лобку. Таня закрыла глаза и целиком отдалась нарастающему возбуждению. Язык творил чудеса. Он скользил по побагровевшим створкам раскрывшейся раковины, вбегал внутрь, слизывал капли горячей слизи, текущей изнутри, потом спускался дальше, вниз, почти до промежности, потом снова поднимался вверх, к двустворчатой раковине. Наконец он остановился на особенно чувствительной точке у входа. Отсюда, от клитора, электрическими разрядами побежали импульсы острого наслаждения. Регина припала к клитору губами и стала нежно его сосать. Таня уже не могла сдержаться и застонала. Регина в ответ только издала удовлетворенный вздох. Язык как бешеный бегал вокруг пылающего алого холмика…
Таня перестала сдерживаться. Она закричала, завыла, завизжала, забилась в экстазе удовольствия, пытаясь освободиться от острого пронзительного языка, который нашел единственный источник величайшего неописуемого наслаждения, с содроганием исторгнутого из самых глубин ее тела. Она визжала, пытаясь прекратить эту ослепляющую оглушающую пытку, но не могла — Регина крепко придавила ее ляжки к кровати, головой уперлась ей в лобок и продолжала сладостно мучить ее своим горячим влажным клинком.
Это продолжалось целую вечность. Таня устала кричать. И начался отлив. Вскоре волна наслаждения растворилась в паху, в ляжках, но тело Тани продолжало мелко дрожать и пульсировать. Регина отпустила ее, и Таня совсем без сил замерла, заломив руки вверх и вцепившись онемевшими пальцами в подушку.
Вдруг Регина ахнула и отпрянула от нее. Таня с усилием подняла тяжелую голову, одурманенную только что испытанным первым в ее жизни оргазмом, и увидела… отца. Он стоял в дверном проеме одетый и смотрел на женщину и девушку. С изумлением, недоверием, ненавистью.
— Что тут происходит? — резким, тихим голосом спросил отец.
Регина нервно рассмеялась.
— Тут? Да ничего особенного. Мы… — она осеклась.
— Ах ты дрянь! — заорал отец громовым голосом. И Таня не поняла, кого он имел в виду. Он в два шага оказался около тахты и набросил на дочь измятое одеяло. —
Одевайся, маленькая дрянь! — крикнул он Тане. — А ты! Ты… Я с тобой разберусь! — и выбежал из спальни.
Таня ни жива ни мертва кое-как оделась и, выскользнув в коридор, заперлась в туалете. Она села на пластиковое кольцо и закрыла лицо руками. Какой ужас. Какой кошмар. Что теперь будет… Она поняла, что ей надо завтра же съезжать отсюда, возвращаться в общежитие. В общежитие? Но как она сможет появиться в институте после того, что случилось у Ирины? Ужас! Она осторожно вышла из туалета и прошмыгнула в большую комнату. Отец шумно мылся в ванной. Она закрыла дверь и легла. На другом конце квартиры было тихо. Очень тихо. Таня встала и на цыпочках подошла к двери. Чуть приоткрыла ее. Тишина. Она вышла в коридор. Из-за закрытой двери спальни доносились приглушенные голоса. Потом раздался вскрик Регины: "Прошу тебя, не надо!" В ответ раздался злобный выкрик отца: "А я-то, дурак, верил тебе, верил твоим идиотским отговоркам! Как же это я раньше не догадался? За целый год совместной жизни я тебя трахал сколько раз? Два? Три? Кому рассказать — на смех поднимут! А ты вон, оказывается, что за штучка! И Таньку мою совратила, сука!" Послышались возня, сопение, шлепки. И снова голос Регины — на этот раз приглушенный: "Прошу тебя, Андрей, не надо! Я не хочу! Не могу! Я умоляю тебя! Мне больно!" — "Ах, больно! — завопил отец визгливо. — А с Танькой лизаться не больно? А когда она тебя, сволочь, пальцем ковыряла — не больно? Ты этого заслуживаешь!"
Таня тихонько толкнула дверь и заглянула. Регина стояла на самом краю тахты на четвереньках, задом к отцу. Отец был голый. Его волосатые ягодицы резко дергались вперед и назад. Руками он держал Регину за талию, мощно насаживая ее тело на себя. Назад, вперед. Назад, вперед. Регина стонала, как раненое животное. И сквозь стоны прорывались ее сдавленные рыдания. Таня бросилась в большую комнату.
Из спальни донесся далекий крик боли. Там страдала ее мачеха. Ее возлюбленная Регина.
Таня быстро оделась, быстро собрала в сумку свои нехитрые пожитки, тетради, книжки и выбежала в коридор. Тихо-тихо она открыла входную дверь и так же тихо закрыла ее за собой.
Мемуары московского Казановы — V. О стихах Вергилия
Мне нравится, что ты блядь.
Очень долго я не мог подобрать подходящее название для этой новеллы. Но не мне первому приходится сталкиваться с подобной проблемой. Добродетельный Монтень, дитя позднего Просвещения, тоже изрядно промучался с заглавием, приступая в своих "Опытах" ко взаимоотношениям мужчины и женщины, пока наконец не остановился на том самом, которое вслед за ним выбираю и я — хотя, в отличие от высокообразованного француза, не могу похвастать тем, что читал Вергилия в оригинале. На русском же его здесь, в глухом германском захолустье, не сыщешь, а читать на немецком, равно чуждом и мне, и Вергилию — право же, как-то не comme il faut.
Итак, мне нравится, что ты блядь.
Мне нравится, с какой готовностью ты распахиваешь свою пизду чуть ли не первому встречному. Мне нравится твой эксгибиционизм — то, как тебе нравится быть голой, когда ты готова по первой же просьбе или просто сиюминутной прихоти за считанные секунды содрать с себя всю одежду, перекрывая уставные нормы на зависть любвеобильным капитанам первого, второго и прочих рангов. Я помню, как ты заламывала руки в порыве отчаяния: "Представляешь, я не смогла взять в рот у мужика через две минуты после знакомства! Наверное, это старость?"
О нет, ты еще молода. Молода и еблива. Меня восхищает твоя крепкая мускулистая вагина, когда она обхватывает мой член мертвой хваткой, а ты, оседлав меня, двигаешься с такой страстью, с таким ожесточением, что я не выдерживаю и кончаю за считанные секунды. И я выплескиваюсь прямо в пламенеющий жадный рот твоей похоти, фонтанируя в твои испещренные своды — но это потом, а сначала ты, гарцуя верхом на моем стволе, не просто сочишься влагой желания, а буквально извергаешь из себя горячие струи. Поначалу я даже подумал, что у тебя случилось недержание… Но нет, отнюдь, это совсем другая жидкость, и я больше всего люблю, если ты в таком настроении, иметь тебя сзади, чтобы горячие потоки из твоего лона обмывали мои яйца… "И капали потом мне на лицо!" — как ехидно прокомментировал это однажды твой муж после того, как мы занимались этим втроем, и ты, принимая меня сзади, одновременно вылизывала его мужскую стать; а он лежал под тобой и наблюдал, как я вколачиваю в его жену свой фаллос.
Что еще меня в тебе поражает, так это твое пристрастие к анальному сексу. Ты не просто уступаешь желанию партнера, но тебе нравится это самой! Я только еще прикасаюсь к твоему анусу головкой, а ты уже мгновенно расступаешься и распахиваешься навстречу, поглощая весь мой член целиком, до самого основания, чтобы снова сжаться через считанные секунды и потом уже ни на миг не отпускать его, пока я не кончу — а сама успеваешь кончить за это время два, три, а то и четыре раза.
Мне нравится твой живот — чуть полноватый, слегка обвисший живот зрелой женщины, несущий зримые отметины былых беременностей. И груди — тяжелые, низкие, кормившие… Что могут понимать в овидиевой науке эти молоденькие вертихвостки, едва достигшие половой зрелости и перелистнувшие первый-второй десяток возлюбленных? Ни дефлорация, ни первый аборт, ни первый групповичок еще не делают девушку женщиной. Нет, именно беременность и роды, когда она познает не только вкус яблок с Древа Познания, но и ту горькую цену, что платят дочери Евы: "И будешь ты рожать в муках…".
Со французской любовью у нас, правда, не сложилось. Но при этом я восхищен твоей способностью помнить на вкус сперму каждого мужчины, которому ты когда-либо делала минет. И если даже со мной этого теперь почти не бывает, то не просто потому, что "не хочется". Нет, ты вполне можешь объснить, чем тебя не устраивает именно "мой" привкус, и тут ты уже подобна гурману, смакующие французские вина и отвергающему бордо или божоле — но, допусти, ради терпковатого и выдержанного Medoc. О, как ты расписывала малафью своего очередного увлечения: "Сладковатая, струящаяся, слегка опалесцирующая, и не обычным желтым, а изумительным серебристо-голубым оттенком!"
Я люблю поливать твое пышное тело шампанским или коньяком, а потом слизывать его каплю за каплей, квадратный сантиметр за квадратным сантиметром и наслаждаться этим пьянящим коктейлем из запахов твоего разгоряченного страстью тела, твоего пота, твоей разверстой пизды и алкогольных испарений. И вообще, я не перестаю удивляться, насколько ты податлива к новым идеям и затеям. Пожалуй, здесь мы нашли друг друга: у обоих главная эрогенная зона — это извилины головного мозга. "Эстетика оргазма? О да!" — ты тут же пишешь двадцатистраничный реферат на эту тему, и мы еще долго потом обсуждаем его, в перерывах между оргазмами. "Онанировать на пару? Пожалуйста!" — и ты без устали теребишь передо мной свой клитор, не отрывая при этом глаз от того, как я наяриваю мой агрегат обеими руками. "Половой акт как симфония? Легко!" — и мы проходим все сонатное Allegro — экспозицию, разработку и репризу; и вагинальная главная тема сменяется содомической побочной, которая потом, в репризе, звучит в тональности доминанты, как ей и полагается по законам композиции. А потом — Andante, медленно, элегически, под плавную грустноватую музыку… Теперь — Scerzo, шутовское, хулиганское, с дудением в трубу с балкона в голом виде и мастурбацией всеми подручными предметами: свечкой, бананом, бутылкой из-под пепси-колы или ручкой сковородки. И, наконец — финал, бурный, бравурный и торжественный, с фонтанами спермы и кодой последнего оргазма, со звоном литавр в ушах и паузой посткоитального оргазма, когда на несколько мгновений просто теряешь сознание…
Мне нравится, что ты блядь.
Уж так повелось в этой жизни, что я схожу с ума и теряю голову исключительно от блядей. А меня самого любят одни проститутки.
Мечты скрытого бабника
А есть ли у меня мечта? Фантазия, эдакий "рай на Земле"? — спросите вы, господа.
Сложный вопрос, но попробую ответить…
Наверно, это будет остров. Маленький такой остров. Зелень, солнце, море. Небольшой дом с верандами, спальни с огромными кроватями, холл с креслами, диванами, огромным телеком с 2-3-мя круглосуточными порноканалами (без извращений, садо-мазо и прочей ерунды, только "красивости", только "нега, нежность и страсть")! Красивый бассейн, шезлонги, фрукты, легкие напитки и… Женщины! Разные, но все обалденно красивые, сексуальные! Нет, я не хочу быть ни их господином, ни их рабом. Я, просто, хочу быть с ними и доставлять им удовольствие! Долго, страстно и ненасытно. Пожирать их глазами, любоваться их красотой, целовать их тела, вдыхать их божественный запах, трогать их кожу, волосы, дырочки и выпуклости…, ну и, конечно, трахать их. Все это я называю сексом.
Итак, утро. Лучи Солнца пробиваются через листву и проникают в спальню. Освещают стены, пол, огромную кровать. Я просыпаюсь от солнечного лучика и сладко потягиваюсь. Член стоит, как обычно по утрам, и призывно просит ласки. Я рефлекторно глажу его рукой, как будто хочу убедиться, что он на своем месте. Открываю глаза и обвожу взглядом комнату. Классно. Рядом со мной спит восхитительная обнаженная девочка. Сладко приобняв подушечку и чуть выставив вверх великолепную попочку. Я улыбаюсь, глядя на эту попку и вспоминая, как перед тем, как уснуть, со стоном вылил последнюю вчерашнюю порцию любовного нектара прямо между двух половинок. А потом уснул совершенно обессиленный, ощущая её нежные губы на головке своего члена. Она вылизала все капельки! И её нежный голосок, благодарящий меня за доставленной удовольствие, был как колыбельная….
Я тихонько встал с кровати и вышел на веранду, думая о том, что всю ночь мне снились обнаженные девушки! Они дразнили и манили меня. Ту я вижу, что у бассейна в шезлонгах уже загорали несколько моих богинь. Они приветливо машут мне рукой, подставляя ласкающему их Солнцу свою гладкую, бронзовую кожу. От их наготы мой член наливается новой силой. Тело уже просто требует женской ласки. Слегка поддрачивая себя рукой возвращаюсь в спальню. Старюсь не шуметь и легонько целую ту, что спит на кровати в плечо. Она крепко спит. Только улыбается во сне. Ну, пусть спит, не буду её будить. Решаю, что "надо немного остыть" и принимаю душ. Прохладная вода немного остужает мой пыл. Хорошо. Я прямо чувствую, как возбуждение разливается по моему телу. Оборачиваюсь полотенцем и выхожу в холл. Одна из моих королев сегодня отвечает за завтрак. Я вижу её в холле. На ней мои любимые туфли-лодочки, подвязочка, полупрозрачная обтягивающая юбка, столь короткое, что даже не прикрывает полностью попку, и малюсенький тоник. Она стоит посреди комнаты и глядя в телевизор ласкает себя. Гладит бедра, животик, грудь…. На экране два красавца трахают визжащую от восторга ненасытную девушку. Два горячих члена одновременно входят в аппетитные дырочки. Моя "официантка" замечает меня, ничуть не смутившись, улыбается и приглашает к столу. Я сажусь на кресло перед журнальным столиком. Нарочито спиной к телевизору. Давая ей понять, что она интересует меня гораздо больше киношных див. Она берет поднос с едой подходит, останавливается между мной и столом, поворачивается ко мне спиной, нагибается на прямых ногах, и начинает сервировать стол, слегка призывно переминаясь с ноги на ногу. Естественно, юбочка задирается, чуть ли не до пояса! И в десяти сантиметрах от моего лица открывается возбужденная, насквозь мокрая, аппетитная киска! Ощущение такое, что член сейчас лопнет! Но я держу себя в руках. Несколько минут просто наслаждаюсь зрелищем! Моя богиня чувствует мой взгляд и возбуждается просто до неприличия. Её попка рефлекторно все ближе и ближе. Все сильнее и сильнее стремится к моему жадному рту. И вот терпеть становится просто невозможно, и я с восхищенным вздохом впиваюсь в этот манящий бутон. Из девочки вырывается просто вопль восторга! Это самая сладкая музыка для моего уха. Вылизываю её жадно и долго. Вкуснатища! Я просто заглатываю эти губки, сосу бугорочек клитора, окунаю язычок глубоко между губок, щекочу дырочку ануса…. Но, вот амплитуда вращательных движений попки достигает апогея, все быстрее, быстрее, быстрее…. Вдруг, она замирает и мое лицо просто залито божественной влагой, а девочка, вся дрожа и в голос постанывая, опускается на диван. Классно! Я опускаюсь на колени и целую восхительные гладкие ножки, медленно поднимаясь до такой же гладкой, все ещё дрожащей киски. Спасибо, малышка! Обожаю вид "только что бешено кончившей женщины"! Ты подарила мне эту радость сегодня на завтрак. Отдохни немного, я ещё вернусь к твоим прелестям. Обязательно!
Беру со стола тарелочку с творожной массой приготовленной мне на завтрак, стакан с соком и выхожу к бассейну. Пора, наверно, подумать и о своем "дружке". Он уже просто стонет, плачет и отчаянно требует к себе внимания. Малышки, загоравшие у бассейна, с интересом наблюдали происходящее в холле! Вау, похоже, красивое зрелище их заласканной подруги, солнечные лучи, природная сексуальность и вид возбужденного мужчины с "дымящимся" членом явно сделали свое дело! Две обнаженный нимфы просто подлетают ко мне с двух сторон. Они забирают тарелку и стакан из моих рук, ставят на столик и взяв меня под руки укладывают на шезлонг. Я смотрю на них возбужденным, как бы непонимающим взглядом. Они говорят, что "теперь их очередь", что "не мог бы я и им доставить удовольствие, просто полежав полчасика с закрытыми глазками"? Разве можно отказаться от такого предложения! Я только спрашиваю у них разрешения не закрывать глаза, чтобы не пропустить такие шикарные виды, и, после их благосклонного согласия, растягиваюсь на мягком матрасе и отдаюсь в их власть. Минет в два ротика! Что может быть лучше? Две пары жадных горячих губ, умелых рук, крепких грудей, возбужденных сосков, два проворных язычка… А если при этом твои руки гладят два восхитительных зада?! Терплю эту сладкую пытку, сколько есть сил, но, слава богу, они не беспредельны! И когда девочки "берутся за дело в серьез" с криком восторга выстреливаю весь ночной запас спермы на их прелестные личики…. Оргазм просто разрывает меня…. Сердце колотится так, что кажется сейчас выскочит из груди. Спасибо, сладкие…
Потом я отдыхаю в шезлонге, подставляя свое тело солнечным лучам и наблюдая за тем, как девушки купаются в бассейне, плавают, ныряют, выходят мокрыми из воды, расчесывают волосы, эротично потягивают коктейли через трубочку, в общем, наслаждаются жизнью. От созерцания такого пиршества плоти силы быстро возвращаются ко мне. Желание, зародившись в мозгу, перекидывается на другие части тела…. Только смотреть мне уже мало! Я встаю и прыгаю в теплую воду бассейна, поближе к вожделенным телам! Мы резвимся, плескаемся, дразним друг друга. Но вот я не выдерживаю и, нырнув, ловлю руками чьи-то ножки, развожу их и прямо под водой впиваюсь губами в гладкую щелочку. Хозяйка, похоже, только этого и ждет. Она подгребает к стенке бассейна и залезает на борт. Я выныриваю, вдыхаю воздуха и принимаюсь за нее "в серьез". Она устраивается по удобнее и балдеет. Я чувствую на своем теле еще несколько жадных рук. Они гладят меня. Спину, попу, ноги, грудь…. И вот уже одна из девушек ныряет и захватывает своим ротиком член! Класс! Она сосет его сколько хватает воздуха, а потом выныривает, но на смену ей тут же приходит другая! Они устраивают эдакий бесподобный конвейер! Я возбужден уже до неприличия…. Я просто пожираю киску той, которая лежит передо мной. Боже, как я хочу трахаться! Я упираюсь руками о борт и повисаю сверху над распростертым телом, той что на нем лежит. Кто-то из ласкающих меня малышек обхватывает мой член и направляет в манящее лоно подруги. О-о-о…. Наконец-то. Я, что есть силы, двигаюсь в горячем влагалище. Процесс пошел. Потом мы вылазим из бассейна и яростно трахаемся на бортике, потом на шезлонге, потом снова на бортике. Стоя, сидя, лежа…. От кайфа я перестаю понимать и замечать, как и когда девочки меняются подо мной…. Сперма просто кипит во мне…. Наконец, еще один оргазм сотрясает меня…. Я лежу в окружении великолепных женских тел и, придя в себя, говорю им… "Спасибо". Извините, что забыл про вас, мои богини! Увлекся!". Они отвечают, что "я дурачок", и благодарят "за классный секс"…. Нет, — это вам спасибо, девочки.
Потом я чем-то занят. Какой-то работой, телефоном, делами, бизнесом, смотрением новостей и сводок с биржи…. Наступает вечер. Сегодня, в прочем, как и всегда, у нас праздник. Праздник секса. Девчонки делают вечерние прически, макияж, одевают умопомрачительные наряды. Сегодня вечер при свечах. Романтик, так сказать. Я иду в свою комнату. Надеваю брюки, рубашку и пиджак. Только их. Галстуки не терплю, а нижнее белье сегодня не надо. Это же не вчера….
И я вспоминаю вчерашний вечер. Вечер показа нижнего сексуального белья! Я сидел в жюри, а мои королевы дефилировали по подиуму. После выступления каждая походила ко мне и вытаскивала бумажку с названием того места на теле, куда я должен её поцеловать в том случае если мне понравилось. Надо ли говорить, что мои девочки были просто зацелованы…. Поняв, что толку в выборе победительницы с меня мало, они сами выбрали, кто из них проведет со мной ночь…. Ну, да ладно. Отвлекся. Пора идти. Я надел туфли и вышел в "свет".
О, боже! Я чуть не упал прямо у порога. Казалось, чем можно удивить мужчину? Ан нет — раз за разом женщины находят способы. От увиденного великолепия у меня просто в горле пересохло. Прически, туфельки, каблучки, вырезы и декольте, браслетики на ножках и цепочки на поясе. И, если внимательно приглядеться, похоже, все нижнее белье было продемонстрировано вчера! А ароматы! С ума сойти! Мы пили вино, кушали, вели светские беседы, обсуждали новости. Но "запах секса" просто витал в воздухе. Потом начались танцы. Медленные. Ко мне по очереди прижимались восхитительные женщины. Каждая наровила дотронутся до члена, и отметить — мне на ушко — его готовность. В конце концов, я не выдержал и впился в губы очередной партнерши жадным долгим поцелуем. Её платье, которое сверху начиналось от "чуть выше сосков", а снизу заканчивалось на 2 см ниже промежности, было просто сорвано с великолепного загорелого тела. Я покрывал его поцелуями все ниже и ниже, стараясь не пропустить ничего, пока не добрался до туфелек. Девочку, как и меня, трясло от желания. Она подошла к столу, наклонилась и сказала, что "мы решили сегодня радовать тебя только своими попками!" Все — это терпеть невозможно. Я просто готов был разорвать её. Анальный секс — это здорово! Как хорошо, что в сексе столько разнообразия. Мой член с напрягом, но очень легко вошел в дырочку ануса. Я трахал малышку и любовался тем, как остальные, ожидая своей очереди, ласкали себя сидя на диване и в креслах. Член просто одеревенел. Я трахал их жадно и со всей силы, стараясь никого не обидеть. Конечно, затрахать такое количество женщин я не в состоянии. Я не обольщаюсь на этот счет. И по сему в ход пошли "игрушки", вирбраторы, резиновые фаллосы…. Что не доделал я — девчонки доделали сами. Надеюсь, что все уснули удовлетворенные.
Завтра с утра я проснусь от минета. Я думаю, будет именно так. А потом, мы будем играть в бильярд. Точнее девочки будут играть…. Голыми. В туфлях и украшениях. Надеюсь, вы догадывается на что?! А я буду сидеть на трибуне, и любоваться этим зрелищем. Ну и награждать победительниц…. Хотя почему только победительниц? Уверен, — проигравших не будет!
Вот такая мечта. Надеюсь, никого не обидел ей. Пишите на мыло. Буду рад вашим мнениям. Искренне Ваш….
Мишель
Щелкнув дверным замком, я открыл дверь. Там стоял Чекан и два его телохранителя. Кожаные куртки, джинсы, поношенные туфли, впрочем ничего выделяющегося, но кто они я знал. Чекан был предводителем преступной группировки средней руки, из тех, что уже поднялись в смысле денег и власти, но не оставили еще своих диких методов их добывания. Про его способы работы с "клиентами" ходили легенды, сами же "клиенты" уже обычно ходить не могли по причине нахождения либо в психушках, либо в реанимации, а а либо просто в лесу, под слоем земли. На этот раз "клиентом" стал я……
Моя жена умерла 5 лет назад, это был конечно тяжелый удар для меня, но всеже любовь бушующая в нас во время молодости, уже поутихла, к тому же я уже был морально готов к этому, у нее был рак горла и она медленно умирала уже в течении года, так что смерть стала ее избавлением от страданий.
Прошедшие после ее смерти два месяца, я практически не помню, помню-много пил, часто не ночевал дома, оставаясь в стельку пьяным на ночь у друзей. Женщин не было, а может я просто их не помнил в пьяном угаре, а значит можно считать, что их не было. Да и врят ли что могло получится на физическом уровне у мужчины пережившего стресс и употребляющего литры алкоголя в сутки.
Однако деньги закончились, у друзей всплыли свои заботы, а не продавать вещи из дома моих пьяных мозгов все же хватило.
И однажды (банально звучит) я проснулся с твердым намерением больше не пить. Отходняк был тяжелым, больше недели тряслись руки, несколько дней болели сердце и печень, но к этому времени мозги окончательно пришли в норму. Надо было приниматься за работу. Кстати я не рассказал, в то время мне было 27 лет и я был начинающим программистом, тогда еще называвшемся инженером-электроником, и работал в технической конторе с длинным названием. Работу свою любил, бл там на хорошем счету, и после двухмесячного загула меня снова приняли на работу. В которую я ушел с головой, никакая личная жизнь от нее не отвлекала, шло быстрое развитие компьютерных систем, в общем я стал весьма не плохим программистом, а по вечерам еще и хакерствовал. Работал я уже не в той, развалившейся конторе, а сразу в нескольких новообразовавшихся фирмах с неплохими зароботками. Изменилась и моя жизнь- трехкомнатная квартира на одного, не в центре, но и не хрущебы, "опель вектра" и.т. д, и только личной жизни по прежнему не было. Несколько раз за это время различные девушки и женщины пытались завести со мной роман, но не добившись никакой реакции отставали.
Два месяца назад я "взял" одну европейскую фирму, ее защита была на очень хорошем уровне, к хаку готовился полгода и несколько раз проваливался. Взял у них 500 тыс. долларов, именно такая сумма была выделена на реконструкцию здания фирмы, а ушли эти деньги ко мне. Перевел я их сначала в Хельсинки, в международный банк на подставной счет, а затем в Париж, что бы сбылась мечта моей молодости- посетить этот великолепный город. Да еще- во время подготовки взлома фирмы, я активно консультировался по программным вопросам с одним товарищем, назовем его Петр, и он наверняка догадался к чему я готовлюсь…За молчание я ему отдал 100 тыс. Но видимо сразу после хака, Петр на радостях брякнул о кругленькой сумме кому то из друзей, ну а что знают двое-знает и свинья, так вроде говаривал Мюллер, хотя может я и ошибаюсь.
Париж встретил тепло во всех смыслах этого слова, после промозглово октября С-Петербурга, +20 в Париже показались парным молоком. Эйфелева башня, Стеклянная пирамида Лувра, Триумфальная арка, Елисейские поля, за отпущенную неделю я жадно впитывал дух Парижа, запах Парижа, вкус Парижа. Где то я вычитал, что Париж не город влюбленныл, как принято считать, а город одиноких, что было отчасти правдойВ небольших питейных заведениях на Елисейских полях, не закрывающихся до утра, я видел довольно много и мужчин и женщин просижывающих в одиночестве за стойкой и как буд то не способных повернуться к сосед и заговорить с ним.
В один из вечеров, в одном из таких кабачков, где я ужинал перед сном, я обратил внимание на девушку сидящую за стойкой из красного дерева. На вид 20–25 лет, длинные доходящие до лопаток темные прямые волосы, белая водолазка с поддернутыми до локтя рукавами, джинсы, небольшая сумка возле ног, белые, классические босоножки. Обрати внимание на нее я не сразу, и поэтому долго любовался ее фигурой, сидя за столиком у окна, и боялся разачарования, когда увижу ее лицо. Веть так часто в жизни бывает, идешь по улице за девушкой, любуешься ее фигурой, а обгонишь и думаешь — лучше бы не обгонял, настроение осталось бы хорошее…
Я сидел и просто любовался, воображение само дорисовывало ее лицо.
Девушка просто сидела, изредка поднося к губам бокал с бирюзовым коктейлем, который кажется так и называется-"бирюза" — в меру сладкая, терпкая смесь "Бифайтера", и нескольких ароматизаторов. В это время, один из посетителей бара, сидящий за соседним столиком, видимо уже изрядно выпив горячительных напитков, не удачно, с громким стуком, опустил свой стакан на пепельницу, и девушка обернулась. Слегка миндалевидные глаза, слегка курносый нос, слегка обиженное выражение лица, все это-"слегка"- сложилось в лицо удивительной красоты. Она не обратила на меня внимание, опять отвернувшись к рядам бутылок за спиной бармена, а я сидел как парализованный, как ударенный молнией, как… она оказалась еще красивее придуманного мной образа. Текли минуты, мерцающий свет неоновых реклам, долетающий сквозь витрину в помещение, музыка Джо Дассена из колонок магнитофона, и мелькнувший лишь секунду образ- все это смахивало на сон, видение, галлюцинацию. Но вот девушка встала и пошла к выходу, я поднялся и пошел следом. Она шла неспеша, думая о чем то своем и вскоре мы поравнялись.
— Извините, можно вам помочь? — произнес я на своем техническом английском, честно говоря не надеясь, что она поймет меня.
— Что? — она остановилась и и посмотрела на меня оглядев сверху-вниз.
— Можно вам помочь? — повторил я.
— А в чем дело? — более смело спросила девушка, видимо решив, что я не бандит и бояться меня нечего.
— Вы очень грустны, у вас что то случилось, может я чем то могу вам помочь?
На этот раз в глазах девушки появился интерес, мгновенно сменившийся грустной задумчивостью.
— Нет, врят ли.
— А может все таки получится, — я чувствовал, что девушка колеблется, ее грустные мысли искали выхода, и в то же время я был незнакомцем да еще и иностранцем. Видимо это и сыграло решающую роль в раздумьях, к тому же на западе широко распространены психологи, которым время от времени плачутся в жилетку. В данный момент жилеткой стал я.
— Меня отстранили от работы, — сказала девушка и вновь медленно пошлапо тротуару, я пристроился рядом.
— А кем вы работаете?
— Фотомоделью…точнее не я, а мои руки, знаете, всякие там рекламы от мыла до обручальных колец, где в кадре только рука или руки человека и товар.
— А почему вас всю не фотографируют? — брякнул я сразу осекся, поняв что спросил это зря, незнакомка остановилась и отвернулась к витринам, ее плечи вздрогнули.
— Извините ради бога, я не хотел, простите меня пожалуйста. — я осторожно обнял ее, она не отстранилась.
— Вы такая красивая, что вас надо всю на обложку самого модного журнала.
— Угу, Плэйбоя, — грустно пошутила она, но видно, что комплимент ей понравился.
Мы снова тронулись по улице, и она уже более спокойно рассказала свою историю.
Девушку звали Мишель, работала она фотомоделью, сегодня утром, закручивая подтекающий кран, сломала ноготь, из за этого ее руки стали не презентабельными, а вдобавок должен был сниматься дорогой рекламный ролик, разумеется съемки провалились. Разозленный директор компании наорал на нее и пргрозил уволить.
— Что же он так разозлился то? — опять не подумав спросил я.
— Когда я устраивалась работать, он предложил переспать с ним, — с легкой заминкои призналась Мишель, — я отказалась, из за этого он отказался фотографировать меня всю или лицо, а разрешил только руки, а выгнать вобще не может из за того, что у него один из лучших фотографов — мой брат.
Мы не спеша двигались по улице и разговаривали обо всем, я рассказывал про Россию, Питер, который Мишель видела только на фотографиях, сравнивали архитектуру, на почве патриотизма поспорили, чей город красивее. Мишель оказалась очень начитанной и весьма образованной девушкой. Незаметно в темноте над городом подкрались тучи и пошел дождь, осень все таки и в Париже- осень.
— Я здесь рядом живу побежали, — бросила Мишель, и мы поскакали через появившиеся лужи вперед.
— Вот мой дом мы стояли возле пятиэтажного дома.
— Ну ладно, спасибо за вечер я уже собрался подойти к проезжей части и остановить такси, а что делать не навязываться же в гости к девушке которая знает тебя чуть больше часа, а может и вообще дома ее ждут муж, родители или брат-фотограф.
— Александр, куда ты сейчас пойдешь? Заболеешь. Не хочу что бы ты заболел в моем городе, пошли ко мне, высохнешь не дожидаясь ответа она повернулась и вошла в подъезд. Мне ничего не оставалось как пойти следом.
Мишель жила на третьем этаже. Квартира была с одной комнатой, зато по размером ее можно было разделить на две тоже не маленькие комнаты, везде было чисто прибрано.
Пара картин на стенах, тахта, Двухместный диванчик перед телевизором, не навороченный музыкальный центр. Так же в квартире была кухня и ванная комната с душевой кабиной. Все это я осмотрел пока Мишель на кухне готовила кофе. Я прошел на кухню. Мишель уже успела переодеться, на ней был коротенький халатик с яркими цветами и шлепанцы. Халатик оставлял открытыми слегка загорелые ноги, они были прекрасны. Я остановился в дверях любуясь снова как в баре ее фигурой. Видимо почувствовав мой взгляд, Мишель обернулась.
— Ты еще не разделся? Точно простудишься, марш в ванную.
От такого напора я опешил.
— Мне… голым ходить?
— В ванне дежурный халат брата увидишь он его одевает когда приходит в гости, он не обидится.
Наконец мы оказались в комнате на диванчике, кофе перед нами, телевизор показывал какую то ерунду на французском, который я со школы практически забыл. Опять шел разговор обо всем.
— Откуда у тебя квартира в центре, ведь это дорого?
— Родители купили.
— У на в России родители не многим детям покупают квартиры, так и живут вместе по две-три семьи.
— А у нас во Франции, как только ребенок вырос, родители покупают, или снимают ему квартиру и дальше живут одни переживая вторую молодость, а у меня вдобавок еще и родители не бедные.
Пока она говорила, моя рука бесшумной змеей обвила ее талию и пригрелась на ней.
— Зачем же ты работаешь с такими родителями? — говоря это я пододвинулся ней ближе, практически прижавшись. Мишель делала вид, что ничего не замечает.
— Мне нравится работа модели, и я не сказала, что родители богатые, я сказала не бедные. А вообще я мечтаю когда ни будь открыть собственное агентство, брат там был бы фотографом, а многие девушки с удовольствием ушли бы от своих хозяев к нам.
— Так в чем же дело?
— Нужны деньги, много денег.
— 500 тысяч долларов хватит?
Мишель посмотрела мне в глаза, затем перевела взгляд на телевизор.
— Конечно хватит, но где их взять?
Я тактично промолчал и склонившись к ней нежно поцеловал за ушком вдохнув запах дождя и мокрых волос. Мы оба замерли на несколько секунд, затем она повернулась ко мне и обхватив мою голову руками впилась мне в губы. Ее язычок проник мне в рот и как чертенок заметался задевая кончик моего языка. Когда мы оторвались друг от друга в глазах все закачалось, а ноги стали как из ваты, но у меня хватило сил поднять ее на руки и донести до тахты на которую оба и свалились. Мы практически срывали друг с друга одежду, оторвав несколько пуговиц на халатах. Когда я коснулся язычком ее бутона находящегося между ножек то почувствовал солоноватую, тягучую влагу, Мишель была уже готова. Лизнув бугорок напрягшегося клитора я выпрямился и медленно, но настойчиво вошел в нее. Уже успев забыть за пять лет ощущения от акта любви, я был поражен горячей мягкостью внутри ее. Когда я полностью вошел в нее, ощутив головкой члена преграду, тело Мишель выгнулось, как от удара током, а с губ ее слетел тихий стон. В ту ночь мы любили друг друга долго, то медленно и чувственно, то энергично и страстно.
Когда я проснулся, солнце сквозь жалюзи било в глаза. Я потянулся, вспомнив прошедшие вечер и ночь. Мишель лежала рядом на животе, скомканная простыня прикрывала только икры. Она была так великолепна, что не сдержавшись я провел указательным пальцем по позвоночнику от шеи, через всю спину, до чудесного разреза ее попочки вплоть до расслабленного колечка ануса, которое тут же сжалось. Девушка застонала и сказав что то сквозь сон по французски, открыла глаза.
— Мне надо в душ. — Вспомнив произнесла она на английском.
— Мне тоже любимая, пошли?
Мишель улыбнулась и кивнув встала с постели. Нисколько не смущаясь, дразня покачиванием бедер она пошла на кухню и включила кофеварку. За тем, вернувшись в комнату подняла с пола халатик, затем встав в зазывающую позу прогнувшись в талии, она облизала палец и провела им по ноге снизу вверх, при этом многообещающе улыбаясь. Не выдержав такой пытки, я с рычанием бросился к ней, взвизгнув Мишель побежала в душ. Пока она включала воду, я покрывал поцелуями ее тело. Зайдя в кабинку мы обняли друг друга и когда она приподняла ногу, я вошел в нее. Мы любили друг друга стоя, я гладил ее по спине, по волосам, целовал ее закрытые глаза. Сверху по нашим телам бежали струи воды, напоминая вчерашний дождь. Я вышел из нее, Мишель повернулась спиной, оперлась руками о стенку и выгнула спину. Я опустился на колени и поцеловал ее выглянувшую между бедер киску с красными, припухшими после вчерашней ночи губками. Сделав еще два поцелуя я поднялся и вновь вошел в нее. Мой член проскользнул в сжатое бедрами влагалище и мы стали двигаться. В какой то момент я задел кран и вода стала холодной, Мишель вскрикнула, ее тугое влагалище еще сильнее сжалось и в этот момент мы оба бурно кончили, едва не упав на кафельный пол. Мой ослабевший братец вывалился из своего убежища, по внутренней стороне бедер Мишель вытекали наши соки смешиваясь со струями воды.
Затем было омовение, иначе не назовешь ту нежность с которой мы намыливали друг друга. Потом мы пили кофе с булочками, а затем пошли гулять по городу. Повторили вчерашний маршрут, зашли в то же кафе, перекусили постоянно посылая друг другу интимные взгляды. Выйдя из кафе мы зашли в маленький дворик и стали ласкать друг друга сквозь одежду. Внезапно вышедшая из подъезда пожилая пара, увидев нас отвернулась и боком пошла к выходу, переговариваясь злобно на французском. Мы переглянулись и рассмеявшись продолжили прогулку.
Затем был вечер в кинотеатре, где я не запомнил ни актеров, ни сюжета. Потому что мы были заняты друг другом. Потом снова квартира на третьем этаже, любовь начавшаяся на кухне, закончившаяся в постели. Когда я уставший и довольный лежал не надеясь, что мой дружок на что то еще способен, Мишель взяла его своей идеальной ручкой, сдвинув назад кожицу осторожно поцеловала головку, коснувшись кончиком языка отверстия. Мой дружок снова вскочил готовый к работе. Я уже собирался перевернуться на живот, когда Мишель удержала меня рукой, и твердо сказала.
— Лежи, теперь моя очередь.
Она ласкала член как ребенка, как самую дорогую вещь, язычком, губами, то полностью заглатывая, то только слегка прикасаясь. Если бы я не был почто до предела выжат, я наверное не сдержавшись кончил ей в ротик. Она видимо почувствовав это отстранилась, посмотрела мне в глаза и перекинув ногу через мою голову примостилась в позе 69. Наши ласки продолжались, я целовал, лизал ее пещерку, хватая губами за ее нежные губы, слегка оттягивая их, и снова возвращался к комочку клитора. За время наших ласк она кончила еще два раза, заливая меня своим соком. Наконец отойдя от оргазма, она повернулась ко мне лицом и поправив мой член пальчиками, уселась на него. Сделав пару качков, она максимально раздвинула ножки и принялась двигаться вверх-вниз. Я видел, как мой член словно поршень входит в нее до упора, и выходит обратно весь блестящий от женской влаги…
Утром я спросил, хочет ли она что бы я всегда был рядом, и когда она ответила "да", рассказал ей всю свою историю. Когда рассказ дошел до 500 тыс. долларов ее глаза расширились.
— Вот так вот, девочка, я могу уехать в Россию, вернуться к тебе, мы поженимся, мне дадут французское гражданство (еще бы не дадут, с такими деньгами), ты откроешь с братом агентство, а я буду работать программистом, хорошие программисты везде нужны.
В тот же день мы пошли в банк, я перевел все деньги на счет Мишель, и дал ей свой номер сотового телефона.
Последняя ночь была ночью Любви. В эту ночь я целовал не только Мишнль, но и жену, и всех своих не многочисленных любовниц, которых я был собою же лишен на 5 лет, я целовал и ласкал Женщину…
На прощание мы договорились через неделю созвонится, а утром лайнер Аэрофлота унес меня в дождливый Питер.
Зазвенел дверной звонок. Щелкнув замком, я открыл дверь. Там стоял Чекан и два его телохранителя.
— Ты знаешь зачем мы пришли, — не спросил, а утвердительно сказал он, — где деньги?
Я сделал шаг назад и решил- они ничего не узнают ни о наших деньгах, ни о моей Мишель…
Младший хозяин
Она стояла на коленях.
Перед раздвинутыми коленями своего обожаемого Хозяина.
Ее Хозяин восседал на этом кресле совершенно обнаженный, словно царь, для которого нет запретов.
Его поза была расслабленной и даже небрежной.
Он с интересом смотрел сверху вниз на свою угодливую сученку.
Которая несмело бросала взгляды на своего единственного Хозяина.
Она была покорна и угодлива.
И она поклонялась.
Поклонялась не своему Хозяину, которого по-своему любила и чтила, как и положено сучке.
Она поклонялась его хую.
Этому маленькому Хозяину.
Своему Хозяину.
Она смотрела на этот хуй просящим взглядом.
Она ужасно соскучилась по нему.
И ей нетерпелось заполучить этого красавца в свой рот и обласкать так нежно, как только она умела.
Все что она умела, она отдавала этому младшему Хозяину.
Пожалуй, только этим, этой лаской и выраженной таким образом неподдельной любовью, она подтверждала свое признание.
И свое назначение.
Она была создана для этого великолепного хуя.
ОНА для НЕГО.
Ее дырки были тем средством, что приносили удовольствие этому великолепию.
Награждая ее тем, что коснулись своей плотью ее тела.
Ее губ.
Этих блядских, чуть пухлых губ.
Которые безустали готовы вылизывать и всячески ублажать своего любимца.
Ее пизды, касаясь ударами головки матки.
Ее большой толстой задницы.
Она ждала всего этого.
Ждала и сходила с ума от неутоленности своего желания.
Она бредила этим младшим Хозяином.
Она видела его по ночам.
Она вспоминала его в течение всех дней.
Запах его смазки преследовал ее воображение, и она бесилась от того, что не может управлять своим желанием.
Так как иногда она неосознанно облизывала губы, и ей казалось, что этот неповторимый замечательный вкус смазки сейчас присутствует на ее губах.
Ее дырки ныли, и тело просило этой награды.
Награды быть отмеченной этим самым хуем.
Ее Хозяин все это знал.
Более того, он все это сейчас очень отчетливо видел на лице своей шлюхи.
Ведь в эти моменты все так явно можно прочесть на ее лице.
В глазах блестящих от восторга.
И устремленных только на хуй.
В приоткрытых губах.
Вздрагивающих от ставшего шумным дыхания.
Сухих губах, потому что она волнуется.
Она сейчас похожа на кошку, которая ходит вокруг миски со сливками, и никак не решиться с какого края начать лакомиться.
Но она никогда не сделает ЭТО без разрешения своего Хозяина.
По этому она сейчас борется с собой.
Ей хочется наброситься на желанный хуй и утолить свой голод.
И она не может этого сделать без разрешения, так как будет наказана за свой поступок.
И Хозяин дает ей это разрешение.
Она получит то, что хочет…
НО…
Она должна
ДОЛЖНА
Сказать словами то, что видно и без слов.
Хозяину мало видеть.
Он желает слышать ЭТО.
И она соглашается.
Передвигается на коленях ближе к ногам Хозяина.
Не отрывая взгляда от предмета свого поклонения.
Ее руки ложатся на бедра Хозяину.
Она немного наклоняет лицо.
И головка толстого вставшего хуя оказывается перед ее губами.
Ее губы раскрываются, и вот-вот первое слово слетит с сухих, высушенных дыханием, губ.
Но слов нет.
Она смотрит на медленно раскачивающуюся перед ее лицом крупную головку.
Ее ноздри будоражит запах выделяющейся смазки.
Она сходит с ума.
Надо просто сказать.
СКАЗАТЬ.
И она уже не обращает внимания на устремленный и уже нетерпеливый взгляд своего Хозяина.
Который начинает злиться от такого безобразного поведения своей дешевой девки.
И она начинает разговаривать со своим любимцем.
"Здравствуй, мой сладкий"
Ее голос немного дрожит, но скоро это проходит.
"Я скучала по тебе…"
"Я очень по тебе скучала…"
"А ты???"
"Ты скучал по мне?"
"Молчишь?"
Она слабо улыбается.
"Проказник, я же знаю, что ты тоже скучал"
Она тихонько тычется лицом в стоящий хуй.
Едва касаясь губами и носом шелковистой плоти.
"Ты ведь скучал по мне"
"И ты хочешь меня"
Ее голос становится немного громче.
Она разговаривает с ним, как со своим давнишним другом.
"Ты так славно ебал меня в рот и задницу, что это трудно забыть"
"И знаешь, я хочу этого постоянно"
Она высовывает кончик языка и проводит узкую влажную дорожку от основания хуя до натянувшейся уздечки.
Она снова отрывается от хуя и оглядывает его от нежно розовой головки до самых яиц.
"Это наш Хозяин может врать мне, что не думает обо мне"
"И не хочет меня"
"А ты не можешь врать"
"Смотри, как ты вытянулся по стойке смирно"
"Ты сам тянешься ко мне"
"И пусть наш Хозяин твердит что угодно"
"Что он не любит свою шлюху"
"Что не думает о бесстыжей девке"
"Что не мечтает о моей толстой заднице"
"И моей пахучей пизде"
"Но ты то…"
Она склоняется ниже и губами едва касается под самой головкой горячей плоти.
"Ты мой родной…"
"Ты же не можешь соврать"
"Это ведь взаимно, правда?"
Она склоняет лицо над хуем, и чуть повернув голову на бок, начинает тереться о ствол хуя правой щекой.
Затем скулой.
Повернув голову и обхватив ладонью хуй за основание, она проводит им по своим прикрытым глазам.
Касаясь головки только ресницами.
Она не сдерживается и, подняв лицо oбхватывает крупную головку нежными губами.
Ласково и медленно проводит языком по очутившейся во рту головке хуя, слизывая языком выделившуюся порцию любимой смазки.
И снова выпускает хуй изо рта.
На что тот недовольно дернулся и вытянулся еще больше.
Она смотрела с любовью на этот красивый хуй.
Теперь он был перед ней во всей своей красе.
Большой.
Ровный.
С крупной головкой, которую так и хочется лизать не переставая.
Она постоянно притягивает к себе взгляд нежно розовой кожицей.
Кажущейся прозрачной.
С мелкими ворсинками тонких сосудиков, что украшают влажную плоть неповторимым узором.
С немного расширившейся дырочкой-петелькой на середине этой красоты.
Где уже блестит очередная порция вкуснятины смазки.
На ее лице снова появляется полуулыбка.
И она начинает медленно водить носом по основанию хуя со своей стороны.
От теплых яиц вверх по стволу хуя.
Под самой головкой она останавливается.
И медленно возвращается таким же путем к яйцам.
Одновременно подбадривая своего маленького Хозяина.
"Вот так, малыш…"
"Именно так…"
На эти слова хуй реагирует едва уловимыми движением.
Oн словно толкается, тычась во что-то невидимое.
Тянется кверху и под собственной тяжестью и упругостью медленно, лениво покачивается из стороны в строну.
Oна не может отвести взгляд от этой картинки.
Eе язык проходит по вздутым венкам.
Oна облизывает головку и забирает весь хуй в рот.
Медленно насаживаясь на него, она делает пару аккуратных отсосов.
Oна не торопится.
Oна растягивает удовольствие.
И смакует это наслаждение.
Oна на пару секунд выпускает хуй изо рта.
Eе глаза блестят.
Oна довольно улыбается.
Oна трется лицом о влажную головку.
Oставляя на своем лице мазки хозяйской смазки и следы своей слюны.
И ее губы говорят: "Господи! Я так этого хотела… так хотела"
"Я люблю тебя"
"Слышишь? Люблю!"
И снова губы смыкаются на хуе.
Oтсосы становятся быстрыми и четкими.
А язык и губы нетерпеливыми.
Она начинает постанывать.
Вдруг она резко выдергивает хуй изо рта.
"Ты ведь выебешь меня сегодня?"
"Только не говори, НЕТ!!!"
Эти слова она произносит настойчиво и резко.
Поздно спохватившись, что такого тона ей Хозяин не простит.
Она снова меняется.
Ее губы теперь нежны и не настойчивы.
А голос мягок и тянуч.
Она говорит просящим голосом.
"Пожалуйста…"
Она осыпает мелкими поцелуями мокрый от ее слюны хуй.
"Я не смогу больше терпеть…"
В ее лице появляется обреченность.
Глаза блестят от реальности всего происходящего.
А голос дрожит, и в какой то момент ломается.
Eще чуть-чуть и глаза защипит от навернувшихся слез.
"Ну, пожалуйста…"
"Я очень сильно хочу почувствовать тебя"
"Пожалуйста, выеби свою потаскуху"
Она перебивает слова хаотичными поцелуями, уставившись взглядом на толстый хуй.
"Куда ты хочешь сейчас?"
"В пизду, жопу, рот???"
Она не замечает, как играет ее голос, как меняется выражение лица.
Cлова звучат громче и настойчивее.
Она требует и одновременно уговаривает.
Cловно у нее есть сомнения, что и эти уговоры не в силах ей помочь.
"КУДА?"
"Делай, ЧТО хочешь и КАК хочешь!"
"Только выеби!"
"ВЫЕБИ!"
"Я не могу больше ждать"
Она замолкает, остановив взгляд на молчаливом младшем Хозяине.
Cловно ждет от него ответа.
И только спустя, кажется, вечность.
Губами, одними губами, она снова произносит:
"ПОЖАЛУЙСТА"
Мне хорошо с тобою на работе
Ты заходишь в мой кабинет. Я одна. Я отрываю взгляд от компьютера, рассеянно смотрю на тебя, чуть заметно киваю головой приветствуя тебя и снова погружаюсь в работу. Ты подходишь ко мне.
— Тебе помочь?
— Спасибо, я справлюсь сама.
Заглядываешь в монитор и кладешь свою ладонь на спинку моего стула.
Вдруг ты осознаешь, что улавливаешь мой запах. Он приятный и знаком тебе. Это почти неосязаемый запах ЖЕНЩИНЫ. Кровь сразу приливает к твоему лицу, и ты, смущаясь, краснеешь. Я вижу твое смущение, оно приятно мне.
Ты гляждишь на меня сверху. Сквозь мою блузку просвечивает кружевной лифчик, а распахнутый ворот приоткрывает такую манящую ложбинку моей груди. Край юбки открывает мои обтянутые чулками колени. Мммм… Возбуждение пробегает волной по тебе и опускается теплым, пульсирующим комом в низ живота.
Я откидываюсь и спиной касаюсь моих пальцев. Ток пронизывает твое и мое тело. Ты подаешься ко мне и касаешься бугрящимся под брюками членом моего плеча. О, какое мгновение!
Вожделение, жажда тебя и страх, что ты отдернешься сплетаются в тугой узел. Твоя ладонь скользит по моей спине вверх по шеи и погружается в мои волосы на затылке. Я вздрагиваю и выгибаюсь. Ты видишь как мои ножки широко раздвигаются, задираешь мою юбку, которая открывает мои бедра в широких кружевных резинках чулок. Стон сладострастия вырывается из моей поднявшейся груди, как будто я ждала этого мгновения.
Странно. все произошедшее за секунду, растянулась для меня в сладкую вечность. Боже мой, что ты делаешь со мною! Ты прижимаешься сильнее ко мне и другая рука оказывается на моей левой груди. Как она нежна! Ты запрокидываешь мою голову и впиваешься своими губами в мои. Твой язык ласкает мой рот и мой язык. Твоя требовательная ладонь, только что сжимавшая мою грудь, скользит вниз, по бедру, проникая в между моих ножек. Ааааа. Как там горячо у меня! Ты чувствуешь, милый что мои трусики уже влажные?
Ты резко подымаешь меня спиной к себе и наклоняешь меня над столом. Сдергиваешь с меня трусики, задираешь юбку, и раздвигаешь мои ноги. Через мгновения твой выпрыгнувший из расстегнутых брюк член проходится по губкам киски, раздвигая их. Ты чувствуешь их сочность и жар. От прикосновения его импульс, как удар тока, пробегает по мне и передается тебе. Оооооооо… вот он тот самый сладкий миг, когда мы готовы. Когда врата моего замка наслаждений распахнулись перед твоим посланцем нежности и страсти, и он замер от восхищения от открывшейся сокровищницы.
Разве есть силы которые могут остановить тебяя в этот миг?
Нет, нет и нет! И ты всаживаешь, именно всаживаешь, потому что уже иначе не могжешь, в меня свой разгоряченный член насколько, насколько позволяет тебе это сделать мое истекающее лоно. Проникнув до конца, ты замираю от наслаждения. Мое влагалище пульсирующе обжимает твой ствол. Стоны сладострастия как самая сладкая музыка сопровождают чудо нашего стремительного соития, а наше единое тело колышется в море страсти. О, как я истомилась ожидая этого. Ты совершаешь несколько десятков плавных и сильных толчков. Ты тоже переполнен как и я. Ты шепчешь… Боже, женщина, сколько в тебе прекрасного! Ты не сдерживаешь себя, хотя понимаещь что надо быть сильным, но страсть уже переполнила тебя. И вот твоя сперма смешивается с соком моего оргазма. Да, пусть мгновения, но разве нет мгновений которых ждешь жизнь и которые стоят самой жизни? Вот эти мгновения! Твой член выскальзывает из меня. Ты нежно целуешь мою влажную от пота спину. Наши тела еще в унисон содрогаются от наслаждения. И вот мы сладко замираем.
— Спасибо тебе милая. шепчешь или мысленно произносишь ты.
— Спасибо тебе милый. слышишь ты мой выдох или мысль…
Море
Волны накатываются на пустынный пляж и оставляют на песке клочья желто-белой пены. Трудно поверить, но еще совсем недавно этот безлюдный пляж был наполнен звуками беззаботной жизни. Октябрь с его холодными, сырыми ветрами прогнал последних отдыхающих прочь от штормящего Балтийского моря. Уже давно закрылись пестрые зонты летних кафе и лишь ветер гоняет обрывки афиш по опустевшим улицам.
Могучий гул волн и скрип старых сосен. Оркестр Ее Величества- Природы. Кажется, что время повернуло свое течение и за полосой дюн нет ничего кроме бесконечных сосновых лесов. Поселок, что еще минуту назад был так реален, растворился в туманной осенней мгле и только красный сигнальный огонек причала прорезает наполненный солеными брызгами воздух. Можно часами шагать вдоль берега по рыхлому песку и не встретив никого на своем пути.
Мне нравиться бродить по дюнам, поросшим жесткой травой, нравиться убегать от волны и трогать холодный податливый песок. Одиночество, столь часто посещающее меня даже среди шума и суеты столицы, потерялось по пути и теперь поджидает меня, чтобы вновь впиться в меня лишь только я вернусь домой. Но оно никогда не сможет настигнуть меня в этом краю спокойствия. И я ежегодно с наступлением осени стараюсь хотя бы на неделю приехать сюда…
Однажды несколько лет назад в такой же пасмурный полдень я сидел на травяной кочке на краю дюн. Незадолго до этого я так увлекся поисками крошечных частичек янтаря, что не заметил набежавшей волны. Так что теперь мне оставалось лишь ругать себя за неосмотрительность. Одежда промокла насквозь и мой вид был достаточно жалок и самое обидное, что у меня промокли спички так — что о костре мечтать не приходилось. Возвращаться назад в поселок я не хотел и поэтому решил немного обсохнув продолжить прогулку.
Я не могу похвастаться хорошим зрением и поэтому в первый момент я решил, что оно сыграло со мной злую шутку. Еще — бы примерно в полу километре от меня я почти отчетливо увидел купающего среди штормовых волн человека. От одной только мысли, что у кого-то хватило смелости залезть в десятиградусную воду по моему телу пробежала дрожь. Однако любопытство было столь сильным, что я направился вдоль берега к тому месту, где я заметил пловца и пройдя сотню-другую метров я достаточно ясно разглядел, купающуюся молодую девушку. Ее головка то и дело появлялась среди волн и казалось она играется со стихией. Не знаю сколько времени я наблюдал за ней, но в какой-то момент она заметила меня и поплыла к берегу. Я почти физически ощущал ее взгляд, хотя и не мог еще толком разглядеть черт ее лица. Это было абсолютно новое чувство, зародившееся где-то за гранью моего сознания. Казалось, какое мне дело до этой девушки, тем более что "моржи" в наших краях не в диковинку. Однако она не в коей мере не походила не тех отвратительно толстых женщин, вопли которых время от времени оглашают зимние пляжи Паланги. Она же вела себя так словно сейчас стояла середина июля. В ее движениях не было той суетливости, которая была бы столь естественна для человека попавшего в неприятную для него обстановку. Было видно, что она наслаждается этой опасной игрой с волнами.
Через несколько минут она достигла мелководья. Я не мог оторвать взгляд от ее хрупкой фигурки, так контрастировавшей с серо-зелеными монолитами водных гор что грозно вздымались за ее спиной. На вид ее было лет восемнадцать. Скорее всего студентка-первокурсница, вероятно даже Художественной Академии или вроде того, ибо кому еще может взбрести в голову мысль приехать в это время года в Швентойи.
— Такой хороший день, а никого нет. — Ее задорный голос оторвал меня от бесплодный догадок.
— Здрасьте, русалка. Кого же Вы ожидаете увидеть? — Я постарался ответить как можно веселее, хотя я так и не понял шутит она или говорит серьезно.
— Вот и Вы. Стоите на берегу, а могли бы искупаться. И вообще у меня имя есть — Рита. Хотя Русалка мне тоже нравиться. — Она весело рассмеялась и тряхнула головой отчего ее русые волосы волнами легли на ее худенькие плечи.
— Простите, но мой костюм не слишком подходит для купания. — Я и в самом деле ощущал себя очень неловко в своей промокшей облепленной песком куртке, да и джинсы выглядели не лучше.
— В таком случае Вам просто необходимо разжиться более подходящей одеждой, я то какой отдых без купания. — Она легко переняла мою слегка ироничную манеру общения и наш разговор обещал быть приятным развлечением.
Не знаю почему, но с самых первых секунд нашего разговора я почувствовал что эта необычная девушка притягивает меня. Это чувство было ново для меня. Казалось между нами протянулись какие-то невидимые нити, которые не дают мне уйти. Да что там уйти, я как зачарованный смотрел на нее не в силах даже отвести взгляд. Внешне она ничем не отличалась от большинства девушек ее возраста. Невысокого роста, она тем не менее обладала пропорциональной фигурой. Возможно единственным недостатком была небольшая грудь, хотя закрытый купальник, возможно, просто слишком сильно ее сжимал.
— Да у меня как не странно есть имя- Гинтарас. Но это не столь важно. — Я попытался даже сделать реверанс, чем вызвал у нее смех. Действительно на зыбком песке мое телодвижение выглядело нелепо.
— Я вижу Вам не терпится сбежать подальше от моря. — В этом она была абсолютно права. Я действительно хотел спрятаться в дюнах от пронизывающего ветра.
— В общем да. Тем более что и ты рискуешь замерзнуть. Так что лучше перебраться в дюны —
— Ну что ж с радостью составлю компанию, хотя мне совсем не холодно. — И действительно казалось ее тело совсем не реагирует на холод. — Тем более я одежду спрятала далеко. Вот под тем деревом. И идти туда мне не охота — И она махнула рукой в сторону возвышавшейся на порядочном отдалении сосны.
Мы сидели на песке прижавшись друг к другу, словно давние знакомые. Она рассказала мне что ее восемнадцать и она только что поступила в Художественную Академию, что сюда она приехала с однокурсниками, но они с утра уехали на выставку в Клайпеду, а она решила побыть в одиночестве и теперь жалеет о том что не поехала со всеми. Я рассказывал ей о своих жизненных перипетиях и чувствовал что если я сейчас что нибудь утаю, то никогда больше не смогу ее об этом рассказать. Непонятная тревога поселилась в моем сердце и все больнее колола меня своими иглами. Временами мне казалось, что все происходящее всего лишь игра воображения и стоит мне прикоснуться к Рите и она раствориться в воздухе и сольется с низким небом.
Все получилось само собой. Несколько раз я вначале случайно я потом уже вполне сознательно я прикасался к ее телу и с каждым прикосновением я чувствовал что мне все труднее оторвать руку от ее гладкого тела. В какой-то миг тело Риты вдруг стало податливым. Без тени смущения она сбросила с себя ставший помехой купальник и обвила своими руками мою шею. Я осыпал ее лицо, шею и грудь поцелуями, и она ответила мне тем-же. Еще миг и мы лежим обнаженные на песке. Я ласкал губами ее тело и оно отзывается на мои страстные ласки. Ножки Риты раздвинулись, и она видимо не в силах более сдерживать себя впустила меня. И уже нет ни холодного сырого ветра, ни мерного гула бушующего моря. Нет ничего, что могло бы помешать нам и мы одни на всей Земле. Адам и Ева? Нет. Скорее мы похожи на последних оставшихся людей и за этой минутой близости мне уже видился свинцовая тяжесть безвозвратной утраты. И мы двигались вместе, стараясь схватить огненный плод наслаждения. Секунда- и этот плод упал нам в руки.
— Гинтас миленький, мне уже пора. — Она гладила мое лицо. — Мне время. —
— Мы встретимся в Швянтойи? — Я задал вопрос ответ на который я уже увы знал.
— Не надо, мне уже пора… Время…
Я хотел ее остановить, но непонятная тяжесть навалилась на меня, словно небо опустилось на мои плечи и я провалился в забытье.
Когда я очнулся, первой моей мыслью было во что бы то не стало найти Риту. Я бегал по пляжу, кричал, звал ее, но мне отвечали только встревоженные моим криком чайки. Я нашел сосну, но под ее корнями небыло никакой одежды, только пара давно забытых кем-то пляжных туфель, пролежавших здесь не один год, да груда такого же ветхого тряпья.
Не помню как я добрался до поселка и зашел в единственный работающий бар. Единственным посетителем был Юстас- художник-скульптор. Мы познакомились с ним несколько дней назад. Он также любил приезжать осенью в эти края. Несколько раз я приглашал его прогуляться к морю, но он постоянно отклонял мои предложения и я решил более его не беспокоить. Тогда же я понимал, что это единственный человек с которым я бы мог поговорить и не слишком церемонясь присел к нему.
"Три девятки" согрели меня и я решился рассказать Юстасу о произошедшем. Он оказался прекрасным слушателем. Было видно, что история его определенно заинтересовала, но чем дальше я продолжал свой рассказ тем мрачнее становилось его лицо.
— Гинтас, я тоже тебе хочу кое что рассказать. — Он выпил и посмотрел на меня. — Это произошло ровно пять лет назад… Был сильный шторм… И я до сих пор не могу себе простить, что оставил ее одну. Когда уезжал она еще БЫЛА, а когда вернулся ее уже НЕБЫЛО. Ее небыло потому что ее в тот день НЕ СТАЛО, а я остался. — И видимо более не в силах что то объяснять он вышел прочь.
Моя история
Это — реальная история, произошедшая со мной около трех лет назад и круто изменившая мою жизнь. Но само собой, вы не найдете здесь ни одного реального имени. Имена не главное, хотя, подозреваю, герои без труда узнаю себя, если доведется это прочитать.
Время. Время, которое все меняет и никогда не позволяет пережить что-то дважды. Странно как спустя какое-то время начинаешь по другому смотреть на те же самые вещи. К моменту, когда произошла эта история, с женой мы были женаты уже 7 лет. Сразу после свадьбы все было прекрасно. Мы делили на двоих все — проблемы и радости, тусовки с друзьями и романтические ужины в ресторанах, ремонты-уборки и неприятности одного из нас на работе. Но теперь, спустя время, все стало совсем иначе. Мы стали с женой какими-то чужими. Возвращаясь с работы, ужинали отдельно, не дожидаясь друг друга. Жена перестала сопровождать меня на наших дружеских посиделках. Я перестал кататься с ней на ее корпоративы и походы по магазинам. Охладели и наши постельные страсти. Жена стала частенько "уставать", регулярно стали появляться "головные боли". Я стал после маломальских ссор замечать что уже не возбуждаюсь от одного вида супруги. И прекрасный секс плавно перетек в супружеский долг. Эдакая обязанность, чтобы просто иногда напомнить друг другу и самому себе, что мы муж и жена. Возможно, причина была в отсутствии детей. Так или иначе, но трахаться пару раз в месяц, а то и реже стало для нас обычной ситуацией. Я конечно не секс-гигант, но 6 из 7 дней в неделю могу и люблю посвящать "этому делу". Так что с графиком, который мне обеспечила моя благоверная, я был уже готов сойти с ума и трахать все что шевелится. При этом сама супруга меня как-то слабо интересовала, я чаще поглядывал по сторонам. Хотя внешне в моей жене было на что посмотреть. Где-то метр семьдесят пять, может быть и с парой лишних килограмм, но зато очень сексуальной фигурой, эта крашеная брюнетка с карими глазами всегда вызывала заинтересованные мужские взгляды. Но я смотрел главным образом на других. И надо сказать, пользовался взаимностью, хотя обычно на то, чтобы сойтись с девушкой поближе мне было нужно какое-то время. Было мне уже 29. Я был не писаный красавец конечно, но вполне себе ничего. Рослый, мускулистый, без намека на пивной животик, с немаленьким мужским "достоинством", да и умишком вроде не обделен. Девчонки не висли на мне гроздями, но вниманием противоположного пола я тоже был не обделен. Конечно, в такой ситуации время от времени прорисовывались какие-то связи на стороне — на раз-два. Без обязательств и продолжений. А главное, без каких либо душевных эмоций. Зато с энтузиазмом и отсутствием ложной стыдливости. Доводилось девочек и на допуск к попкам раскручивать и на групповушки соблазнять. Правда, с местами для утех было тяжело. Если коллега на работе — залетели в подсобку-туалет-кабинет-уехавшего-коллеги, перепихнулись и, выглянув в коридор, разбежались. Если просто знакомая — заехали на машине в темный переулок и использовали заднее сидение не по прямому назначению. Изредка с парой верных друзей заманивали легкомысленных молодок в сауну. Этим все заканчивалось. В лучшем случае при следующей встрече с улыбкой перемигнемся. У жены изредка, похоже, тоже стали происходить "стыковки на стороне" — всегда есть признаки, которые выдаю такие вещи. Но раз явных улик не было, я делал вид, что ни о чем не догадываюсь. Как-то не трогало уже, да сам я далеко не образец верности. Просто со временем я начал задумываться о разводе. Не от обиды или ревности, а просто от понимания, что это тупик.
В общем, в личной жизни все было далеко не радужно. Я уже в очередной раз пару месяцев "постился", когда Стас, наш общий знакомый, пригласил нас с женой на свою свадьбу. Это был прекрасный способ оттянуться и снять напряжение. Зная нашу мужскую половину компании, я предвкушал знатную попойку и веселуху. Правда, на романтическое приключение я не рассчитывал, так как вся молодежь со стороны жениха — это все мои знакомые-женатики и их жены, да коллеги жениха по бизнесу. А со стороны невесты я не ожидал приятного сюрприза в виде свободной симпатичной дамочки, горящей желанием заняться со мной сексом.
Было условлено, что мы, как самые близкие друзья, должны явиться утром к Стасу и помочь украсить свадебный кортеж, а затем оказать активную помощь свидетелю при выкупе невесты. Приехав на такси к жениху, я с удовольствием обнаружил, что вся наша компания в сборе. И главное что здесь уже была тройка моих лучших друзей — Валерка, Юрка и Ромка. Последний был без жены, о чем сильно сожалел. Женился Роман совсем недавно. И они с супругой были похожи на влюбленных школьников: всегда ходили за ручку, называли друг друга "зайка" и "киска", все тусовки посещали только вместе. Мы подтрунивали над ними и по-хорошему им завидовали. Мы трое женились почти сразу после института, и период таких отношений стался у нас далеко позади. Вся романтика стерлась о быт. Как говаривал Валерка, отец двоих детей и при этом неисправимый бабник: "Быт убивает все". Стас, виновник торжества, тоже когда-то входил в эту тесную компанию, но, встретив пару лет назад свою теперешнюю невесту, стал появляться на наших посиделках все реже. Хотя по-прежнему числился другом, а не просто знакомым.
Сначала все шло по ожидаемому мною сценарию. Мы все несколько "подогрелись" пока наряжали машины свадебного кортежа, расселись по ним и, продолжая "греться" коньяком, а дамы мартини, покатили выкупать невесту. Вот у дверей квартиры невесты меня и поджидал сюрприз. Высокая, стройная, с покатыми бедрами, тонкой талией, и высокой, приковывающей взгляд грудью фурия перекрыла нам дорогу. Бархатистым, уверенным голосом, в котором звучали властные нотки человека, знающего себе цену, она завела со свидетелем игру-выкуп. По ходу всей этой пьесы стало ясно — это и есть свидетельница. Какие там были задания, я толком не разобрал — я был занят созерцанием этого великолепия.
Аристократический овал лица, обрамленный копной длинных платиновых со светло-пшеничными перьями волос, гордо вздернутый носик и огромные голубые глаза-озера. Одета была она в черное кружевное платье, которое открывало округлые соблазнительные плечи и доходило до середины бедер. Подол платья был воздушный, в несколько слоев. И когда свидетельница резко поворачивалась к кому-то или когда ей приходилось наклоняться, можно было видеть ее великолепные длинные ноги почти полностью. Это зрелище завораживало и возбуждало. Казалось, сделай она движение чуть резче, и можно будет увидеть попку. Но толи платье было пошито очень хитро, толи хозяйка платья так умело двигалась, но интрига сохранялась — наслаждаться можно было только видом стройных, явно не обделенных фитнесом ног.
Жених, как и положено, нанял профессионального фотографа. Но я никогда не оставляю свою камеру дома — фотография, это мой второй хлеб после основной роботы и одно из основных увлечений. Так что и в этот раз мой верный D200 висел у меня на плече. Воспользовавшись его солидным видом, я под предлогом съемки пробрался поближе к свидетельнице. Звали эту валькирию Кристина. При взгляде на нее действительно на ум приходила мысли о мифических девах-воительницах. Светлые волосы, лицо, в котором было что-то скандинавское, открытая и уверенная манера поведения и ледяной огонь голубых глаз. В этом взгляде одновременно сквозили превосходство над женской половиной гостей и надменное презрение к мужчинами. Эта бестия уже поняла, что добрая половина мужиков давно забила на выкуп и конкурсы и тайком поглядывают на нее, а подойти пока никто не решается. А их жены и герлфренды безуспешно пытаются привлечь снимание к себе, но у них ничего не выходит. В ее зрачках читалось: "ну что, кобели, кто первый рискнет подкатить? Никто? Так и знала, кроме как зенками втихаря глазеть, больше никто из вас ни на что не годен". Но даже это ее пренебрежение к нам, мужикам, было прекрасно!
Когда все конкурсы кончились и невесту все-таки отдали жениху, всех присутствующих пригласили в залу, где был накрыт небольшой стол: шампанское, водочка с коньячком, фрукты, обязательные в таких случаях бутерброды с красной икрой и прочие яства. Прикинувшись "внештатным фоторепортером" и временно отмазавшись таким образом от своей жены, щелкая камерой, я сделал круг по зале в поисках Кристины. Мой маневр увенчался успехом — я обнаружил ее, как и положено, радом с молодыми, в компании двух подружек, заразительно над чем-то смеявшуюся. Завязав разговор какой-то банальной фразой, не давая им опомниться, я выцепил со стола три бокала с шампанским, всучил девочкам их в руки и заставил позировать, одновременно продолжая болтать всякие веселые банальности. Затем, вновь наполнив их опустевшие бокалы и плеснув себе коньяка, я попытался развить успех светской болтовней. К сожалению, я не мастер кадрить женщин. В какой-то момент я почувствовал на себе ее заинтересованный взгляд. От осознания того, что мне удалось хоть немного заинтересовать такую леди, мое сердце екнуло. И я тут же сморозил какую-то глупость. За что был немедленно отшит одной меткой подколкой, ясно дававшей понять, что интерес к моей персоне упал ниже плинтуса. Сдаваться я не хотел и, не найдя ничего лучше, поймал за руку проходившего мимо друга Валерку и втащил его в нашу компанию для поддержки. По загоревшимся Валеркиным глазам мне сразу стало ясно — грубейшая ошибка. Валерий это еще тот Казанова и мастер по убалтыванию дам любого типа. К тому же в этот момент моя супруга, обеспокоенная моим долгим отсутствием, разыскала меня и утащила в другой конец зала. В присутствии посторонних особей женского пола в ней просыпался инстинкт собственника. Даже простой невинный флирт пресекался на корню. И мне ничего не оставалось, как оставить Кристину в компании Валерки, с сознанием того, что друг своего уж конечно не упустит.
Когда стали рассаживаться по машинам, чтобы ехать в ЗАГС, я слегка замешкался, фотографируя молодых. Как следствие, пришлось, садиться в последнюю свободную машину, из которой мне махала чья-то рука. Моя супруга уже сидела в другом авто. Втиснувшись на заднее сидение, я с удивлением обнаружил, что сижу рядом со своими дружками Юркой и Ромкой. Водила тоже свой — приятель жениха, с которым не раз ходили в баню, а с переднего сиденья на меня смотрит Валерка.
— Ты что тут один? А жену куда дел? — уставился я на него.
— Да она когда меня от Кристы оттаскивала, мы поцапались. Она, прикинь, наблюдала, как я Кристу обжимать пытаюсь, — заржал он — сейчас вон в том "пассате" твоей на меня плачется, какой я адский бабник. Мы с Юрком вообще удачно своих и твою в одну тачку запихали, а сами типа тебя ждать остались. Они давно не виделись, пусть весь день тараторят, новости обсуждают — нам жизнь вольготнее.
— Крита — это свидетельница, что ли? Ну ты ловелас! Наверно у нее телефон раздобыл и уже на вечер при свечах раскрутил? — как можно непринужденнее постарался хохотнуть я, хотя внутри появилось неприятное щемящее чувство. Мы никогда не делили девок, и в этой ситуации мне нужно было уступать — смотри, нарвешься. Наваляет тебе её хахаль.
Все дружно заржали — Валерка 198 сантиметров ростом и 100 килограмм стальных мышц наработанных за 19 лет разных единоборств и качалки.
— Не-е, я справки уже навел. Она тут одна, хахаль — ботаник какой-то, сегодня в институте лекции читает, приедет только забрать ее в конце. Вам, господа, зеленый свет, — сообщил Юрка, тыкая меня локтем в бок. Сам он никаких поползновений в сторону левых женщин не предпринимал в последнее время — жена у него была в положении, и он все внимание уделял только ей.
— Не-е, там Валерий Викторович уже застолбил, я пас — попытался отшутиться я.
— Не-е, — на удивление мне в свою очередь заотнекивался Валерка — там реальный облом. Не женщина — айсберг! Я и так и сяк — глухо. А как ладошку-то пониже талии положил, она, ни грамма ни вырываясь, мне так спокойно, но громко говорит, мол, не хочешь ли меня с супругой познакомить? Ну, моя тут и обернулась — а там картина маслом…
— Тебе-то что жаловаться? Ты ж каких только не уламывал. Со второго захода, держу пари, на номер телефона раскрутишь.
— Тут не тот случай. Во-первых, эта курва сдала меня жене. Теперь супруга с меня глаз не спустит. А во-вторых, кажется, она на Серого запала, — тыкнул в меня пальцем Валера — сколько с ней болтал, все расспрашивала, кто да что, такой статный — обаятельный, мол. Так что, уважая дружбу, сворачиваю на обочину. Я-то видел как ты, Серег, тоже ей в глазки заглядывал.
— Смотри Валерон, я, если добьюсь взаимности, тебе ничего не останется, — пошутил я.
— Базара нет, — подражая "браткам", прохрипел Валера, разливая хеннеси по пластиковым стаканчикам.
— Тока, предупреждаю, поаккуратнее пожирай глазами эту даму. У тя ж слюна капает когда ты на нее смотришь. Твоя, вон, моей уже тоже жаловалась, что и ты на это стерву повелся, — заметил Юрок, передавая мне стаканчик и колечко лимона.
На церемонии в ЗАГСе Крис была снова великолепна, но мне удалось лишь переброситься парой слов с ней. Как и положено свидетельнице, она была в центре церемонии, и мне лишь оставалось любоваться ею на расстоянии. Как и предупреждал Юрка, жена прочувствовала ситуацию и буквально повисла у меня на руке, кроме всего прочего реально мешая снимать, так как все время пыталась отследить, кто попадает ко мне в кадр. Вдобавок я просек, что некто невысокий, но широкоплечий, с пивным пузиком все время крутится возле Кристины и старается как бы невзначай то приобнять ее, то придержать под руку. Все это далеко не прибавило мне настроения. По плану после регистрации в ЗАГСе было катание по городу и фотографирование у всяческих памятников. Чтобы отделаться от моей благоверной, а заодно и снять негатив, полученный от созерцания того, как к Кристине пристает нечто пузатое, я предложил друзьям на покатушки выехать тем же порядком, которым ехали к ЗАГСу — мы все в одной машине, а наши жены в другой. Аргумент — железный. Только так Юркина жена сможет не испытывать стеснений, благо животик у нее был уже приличных размеров и ехать на переднем сиденье она отказывалась из-за ремня безопасности. Парни были только за, а вот наши половинки заартачились — оставлять нас без присмотра в присутствии Кристины явно не входило в их планы. Но, увидев, что мы поедем в самой последней машине, они сдались и, уже щебеча о чем-то своем, попрыгали в знакомый фольксваген-пассат, а мы втиснулись в ту же вольво со знакомым водилой.
Все покатушки прошли для меня в пустую, если не считать веселой компании друзей. К Кристине я так и не смог подобраться. Наша машина шла последней, и когда мы подъезжали к точке очередного останова, молодожены и свидетели уже собирались усаживаться в свой мерседес. И лишь на последней остановке у моста через реку мне повезло. Когда мы выходили из машины все уже разъезжались. Жена подбежала сказать, что раз мы все время опаздываем, женщины сами выберут места за столом, так, чтобы вся наша компания оказалась вместе, и их фольксваген тоже уехал. Остались только три машины — наша вольво, чей-то нисан и мерседес молодоженов. Оказывается, невесту слегка укачало, и чтобы не привлекать к этому внимание жених всех спровадил занимать места в ресторане, а сами они задержались, чтобы дать возможность невесте прийти в себя. Одним из пассажиров нисана было то самое пузатое существо, которое в ЗАГСе норовило подержаться за Крис. Видимо он тоже нашел причину задержать свою машину. Сейчас вся эта компания стояла вокруг капота нисана, на котором был наскоро накрыт импровизированный стол — задержавшиеся время не теряли и продолжали, на зависть водителей и случайных прохожих, праздновать свадьбу. Еще подходя к этой толпе, я нашел глазами Кристину. Рядом с ней стоял тот самый толстый коротышка и что-то ей рассказывал, придерживая ее за талию. Девушка отрицательно качала головой, одновременно потихоньку пытаясь отодвинуться, но толстяк следовал за ней как приклеенный. Глаза моей вожделенной блондинки метали молнии, было видно, что она уже в бешенстве. Судя по всему, несмотря на все мастерство Кристины прокидывать ухажеров, этот чел явно не воспринимал, все, что она ему говорила. Оставался только один шанс — скандал с посыланием упертого поклонника, но Крис, видимо расценивала это как проявление слабости и пока не прибегала к этому последнему доводу. С радостными воплями "Какая теплая компания! И мы к вам хотим!" мы врезались в круг, причем я вклинился аккурат между колобком и Крис, корпусом сбив его короткую ручонку с ее бедра. В ответ раздалось что-то полупьяное типа "Че бодаешься, че, оборзел, да?". Я был взбешен, но омрачать мордобоем свадьбу друга последнее дело. Поэтому я повернулся к этому колобку и, глядя ему в глаза как можно более простецки, веселым, полным энтузиазма голосом заявил: "Братан извини, щас все компенсируем. Мы же в ваш круг вливаемся не с пустыми руками!". В руках у меня действительно были бутылка шампанского и очередная бутылка коньяка, которые я и продемонстрировал. Под одобрительное "о-о-о!" со всех сторон, не давая колобку опомниться, я откупорил коньяк и, разливая по стаканчикам гаркнул: "Горько!!!". Я чокнулся со всеми по кругу, начав с колобка. Последней, соответственно, была Кристина.
Прикасаясь своим стаканчиком к ее, я уверенно посмотрел ей в глаза. Появилось ощущение полета, казалось, что меня затягивают две бездонные воронки небесно голубого цвета. Она тоже смотрела мне в глаза. Прямо и открыто. И во взгляде была благодарность. Но Крис была бы не Крис, если бы не нанесла укол даже в таком положении:
— Вы прямо как Александр Матросов, грудью на амбразуру, — глазами указала на торчащую из-за моего плеча макушку колобка: — Всех так защищаете?
— О, не питайте иллюзий, я никогда не делаю это бескорыстно, — улыбнулся я.
— Да я в курсе, что джентльмены вымерли. И что же ты рассчитываешь получить в награду?
Я с удовольствием отметил это ее "Ты".
— Скажем…, - я сделал вид, что мучаюсь сомнениями, затем хлопнул по висящей на плече камере: — Фотосессию!
— Конечно, в стиле ню и на съемной квартире? — Крис улыбалась, но в голосе зазвенело разочарование, глазах заблистали льдинки.
— Нет и нет, — я широко улыбнулся: — здесь, сейчас и во вполне приличном стиле. Вон на той площадке перед мостом.
Ее брови удивленно вскинулись:
— и это все? Сегодня я уже выслушала несколько разных интим-предложений сразу от нескольких мужчин, неужели ты упустишь свой шанс?
Я снова улыбнулся, глядя красавице в глаза:
— Думаю, не сделав такого предложения, я как раз воспользуюсь своим шансом.
— Да ты стратег, — усмехнулась она: — ну да ладно, я согласна. С условием, что я решу, какие фотографии оставить, а какие удалить.
Сделав для приличия несколько кадров всей компании, мы с Кристиной, стараясь не привлекать внимания, отошли к смотровой площадке у моста. Мост был старый, высокий. Под ним, в низу, простиралась струящаяся гладь реки, отражавшей берега, небо и нас с Кристиной, а на высоком противоположном берегу высились многоэтажки, освещенные лучами вечернего солнца. Солнце садилось, свет был мягким, с нежным розовым оттенком. Крис обернулась ко мне, опершись спиной на парапет. Я, в который уже раз залюбовался ею — длинные стройные ноги с аккуратными коленками, соблазнительные плечи, гордая шея, водопад платиновых волос и озорные искорки в небесно-голубых глазах.
— Что мне сделать? — Криста вывела меня из созерцательно транса.
— Просто расслабься и будь собой.
И красавица, сделав словесный выпад в тему моего "расслабься", выдала почти идеальную сессию. Она, видимо, знала как вести себя перед камерой. Все позы, положения рук, наклон головы почти всегда были правильные, грамотные. Мне почти не приходилось ее поправлять. Я делал это скорее из желания прикоснуться к ней. Наблюдая за своей моделью в видоискатель, я вдруг поймал себя на мысли, что ее стервозность есть лишь средство защиты, от нас, мужиков. Сейчас, когда Кристина начала немного доверять мне, она стала более мягкой, и от этого еще более женственной. То, что она мне теперь хоть немного, но доверяет, для меня было очевидно. Девушка смотрела на меня с интересом и не отстранялась, когда я прикасался к ней, чтобы подкорректировать какую-нибудь позу. Я успел наклацать больше двадцати кадров, когда к нам приковылял колобок и, подхватив Кристину под руку, потащил усаживать ее в машину. Нужно было ехать в ресторан. Толстяк, усадив наше с ним яблоко раздора в Мерседес к молодоженам, по дороге к своему нисану одарил меня тяжелым, нехорошим взглядом и поиграл плечами. Мне стало одновременно и смешно и как-то горько. Смешно оттого, что он явно пытался меня запугать свом грозным видом. Чудак, блин. Прежде чем вот так играть остатками мышц, глубоко спрятанными под жиром, нужно хотя бы справки навести о сопернике. Моя репутация человека сдержанного, но конкретного заработана в тех немногочисленных, но предельно жестких махачах, когда-либо ты, либо тебя. И лучше бы ему не соваться ко мне с разборками, ибо репутация была действительно заслуженная. А горько было оттого, что я, по-видимому, не могу без этой разборки оградить от него девушку, в которую, кажется, влюбился. Да и вообще потому, что всегда найдется вот такое быдло, считающее, что все вокруг есть его собственность, которой он волен распоряжаться так, как ему захочется.
— Что это за кадр? — спросил я, втискиваясь на заднее сиденье.
— Да коммерсант, блин, какой-то. Говорят, козел, но бабла куры не клюют, — как всегда Юрка был самым осведомленным из нас: — Он нашему молодожену каким-то компаньоном по бизнесу приходится. Кстати, Стас просек, что у тебя с этим "кадром" конфронтация назревает, но просил не портить ему свадьбу.
— Стас пусть теперь за женой смотрит, — гоготнул с переднего сиденья Валерон: — а этого кренделя Серый положит, если тот еще раз к свидетельнице полезет. Я Серого, что ли, не знаю.
— Не-е, не буду, — пообещал я: — тока если он совсем оборзеет. Думаю, я с ним замирю и напою его до коматозы, чтобы не мешал никому.
— Вот я понимаю, Валерон, почему Серый тебя в спаррингах роняет регулярно, — засмеялся Ромка: — тактика, блин. А ты всегда напролом, как купец Калашников.
Приехав ресторан, мы сразу начали рассаживаться за столы. Жены сдержали обещание — мы все сидели рядом. Стол был великолепным, выпивки тоже хватало, но мы были уже несколько навеселе, и на спиртное не налегали и слегка халтурили во время тостов, лишь поддерживая легкое куражно-веселое настроение. Трапеза затянулась до темноты на улице. За это время ряды гостей несколько поредели. Как ни старалась тамада отвлечь конкурсами и номерами гостей, некоторые из них все же ввязались в жестокую схватку с зеленым змием. Змий, как это часто бывает, победил, и к началу массовых танцев часть гостей пришлось эвакуировать домой в состоянии близком к коме. Был и среди павших в борьбе с алкоголем и мой колобок. Его тоже погрузили в машину и куда-то увезли. Однако мне это уже мало помогло. Теперь я был под чутким надзором жены, успешно исполнявшей роль собаки на сене. В простые дни даже когда мы не ругались, добиться секса от нее было практически не возможно. Зато сегодня она требовала, чтобы я уделял внимание только ей. Когда начались пляски, все медленные танцы я танцевал только с ней. Свидетельница же напротив была объектом охоты большей части мужчин в зале. Когда начинался медленный танец, мы в шутку даже начали ставить ставки на то, кто из мужчин в этот раз успеет первым пригласить ее. В медляках с Кристиной отметились и Валерка с Ромкой. Из нашей компании с ней не танцевали только я и Юрка. Это было тем более удивительно потому, что танцуем мы с ним лучше и больше остальных. Юрка вообще лет до двадцати пяти серьезно занимался бальными танцами. А я в институте несколько лет ходил на танцевальные курсы. Как результат — хорошо танцую хасл, вальс и даже неплохо могу изобразить танго. Это почти все, но на фоне теперешних "танцоров" этого хватает, чтобы часто быть вне конкуренции. Сегодня с женой мы особо не задавались целью "дать жару", просто танцевали, хотя танцует она прекрасно. Идея научиться танцевать мне пришла, когда я ухаживал за ней. Зная, что моя ненаглядная любит танцевать, я хотел на нее таким образом произвести впечатление. Посматривая на Крис, я подметил, что танцует она тоже великолепно. Возможно, и не даст фору моей супруге, но уж точно и не уступит. Скорее всего, она тоже занималась танцами и, судя по движениям, чем-то латиноамериканским. Пару раз на быстрых мелодиях очень эффектно смотрелось, как она двигается в окружении нескольких парней. Было впечатление, что она танцует с каждым и в то же время ни с кем конкретно. По-змеиному гибкие, плавные и в то же время отточенные движения молодого роскошного тела гипнотизировали. Танцевальные па волнами прокатывались в Кристине, заставляя сердце замирать, от вида тугих грудей, упругой попки затянутых тканью платья. Я же мог лишь издали наслаждаться этой картиной.
Когда подошел черед очередного конкурса, тамада объявила, что он танцевальный и нужны две или более пар-участников. Гости к тому времени уже перестали комплексовать, и почти сразу в круг вышли две пары — парень с девушкой лет по 19–20 и, словно в противовес им, пожилая пара, муж с женой лет по 50. И тут моя супруга, проявляя чудеса инициативы, подхватила под руку Юрку и вытащила его на площадку под одобрительные крики знакомых — им было понятно, эта пара сейчас зажжет. Свидетельница тоже подхватила свидетеля и попыталась вывести в круг, но тот уперся, покраснел и начал отнекиваться. Получилась не очень удобная пауза и тамада обратилась к остальным мужчинам, кто-де составит пару прекрасной даме. Валерка начал кричать, что одна пара явно сильнее и нужен кто-то для "здоровой конкуренции". На что Стас, виновник торжества, крикнул мне:
— Серый, слабо жене конкуренцию составить?
Я стоял, подпирая плечами стену и готовясь насладиться видом танцующей фурии, абсолютно не готовый к активным действиям. Но и не принять этот шуточный вызов я уже не мог. Ну не ломаться же, в самом деле. Улыбнувшись и демонстративно — оценивающе окинув свидетельницу взглядом с головы до ног, я заявил:
— С такой партнершей почту за честь!
И вышел в круг. С первых нот я с удивлением узнал акцептовскую "Drifting away" — "Уносимый ветром", красивый, чувственный инструментальный медляк, одна из моих любимых вещей. Эта музыка и ощущение близости невероятно красивой женщины словно разбудили что-то спавшее во мне. Я ощутил, что вот сейчас меня действительно подхватило и понесло ветром. Пьянящее чувство полной свободы, как-будто я долго-долго тащил тяжеленный валун, а сейчас он просто исчез и впервые за долгое время я выпрямился и вдохнул полной грудью. Я понял, что сейчас уже не буду сдерживаться, пытаться сохранять внешнее равнодушие и думать о приличиях.
— Танго можем? — ритмика музыки позволяла импровизировать в этом ключе и у меня промелькнула шальная мысль.
— Веди! — глаза моей партнерши вспыхнули восторгом.
И мы зажгли. Выдали каскады этих волькад, салид, очо, баррид и адорнос. На наших "конкурентов" мы не смотрели. Нарушив одно из неписанных правил танго, мы, почти не отрываясь, смотрели друг другу в глаза. Какое же это было наслаждение — вести такую партнершу, ощущать в руках упругое пламя ее молодого, красивого тела. А партнерша была выше всяких похвал — чувство ритма, пластика, ощущение партнера. Судя по реакции публики, в начале симпатии разделились поровну между нами и парой "Юрка плюс моя жена", но по ходу конкурса основная часть зрителей уже симпатизировала нашей паре. Ладонями, грудью и бедрами я чувствовал каждую клеточку тела моей партнерши. А в груди у меня адским молотом стучало сердце. На последних тактах я эффектно бросил партнершу в наклон, остановив ее почти у самого пола, и вытянул на себя. В момент, когда прозвучала последняя нота, мы замерли, плотно касаясь друг друга телами. Я чувствовал, как ее грудь высоко вздымается и при каждом вздохе упирается в мою. В глазах — азарт и страсть. Приз был наш. Приняв его вместе с порцией заслуженных аплодисментов, мы под руку вышли с танцпола. Супруга с Юркой остались зажигать под какой-то быстрый музон — а-ля устроили реванш. Я ожидал, что Крис вернется за стол к молодым, но вместо этого она остановилась рядом со мной и едва заметно пожала мою ладонь:
— Здорово! Давно так не отрывалась! Ты классно двигаешься.
— Это не сложно когда в твоих руках богиня. Только в такой момент можно чувствовать себя настоящим мужчиной.
— Ты чувствуешь себя мужчиной только когда танцуешь?
— Я чувствую себя настоящим мужчиной, когда в руках у меня настоящая женщина, которая мне полностью доверяет. Ты же не испугалась, когда я тебя уронил почти до пола?
— Ну… в общем нет. Я тебе действительно доверилась в тот момент, — она рассмеялась чистым, искренним смехом.
— Пойдем, покурим? — предложил я.
— Я не курю.
— Я тоже…
— Твоя жена не поймет твоего отсутствия. Вернее поймет не правильно.
— Она не уйдет с танцпола, пока не убедится, что все забыли, что она проиграла конкурс. Ей сейчас не до нас.
— Никаких Нас нет. Не обольщайся.
— Тогда тебе тем более не нужно переживать. Мы просто поболтаем, — слегка приобняв Кристину за плечи, я увлек ее из зала.
Мы прошли технический коридор и вышли на балкон пожарной лестницы. Ночь уже опустилась на город, который в ответ зажег тысячи искусственных огней. После прокуренного душного зала ресторана воздух казался очень свежим. Стоя у парапета и глядя на город, Кристина невольно передернула плечами и поежилась. Для меня это был прекрасный повод. Я снял пиджак и накинул его девушке на плечи, разумеется, обняв ее сзади за плечи.
— Так лучше? — прошептал я наклонившись к ушку так, что коснулся сережки.
— Руки надо бы отсюда убрать, — она пошевелила плечами.
— Отсюда туда? — я провел ладонями по линиям ее тела вниз, остановился на бедрах и прижал ее к себе.
— Ты сейчас уже за гранью дозволенного. Еще шаг и…
— Я ничего не могу с собой поделать, — перебил я — ты наверно ведьма. И я не могу сопротивляться твоей магии.
Она, не вырываясь, развернулась в моих объятиях и посмотрела мне в глаза, как-то по-особенному, тепло и нежно:
— Тогда ты должен меня слушаться. Просто давай на этом остановимся. Ты хотел поболтать? О чем?
И мы поболтали. Крис хотя и не была пьяна, алкоголь все же развязал ей язык и я смог раскрутить ее на довольно-таки личные темы. Ей было 25. Она приехала в наш Город учиться в художественном училище и, закончив его, осталась здесь жить. Теперь она была одним из лучших дизайнеров ведущей дизайнерской студии Города. Уже заработала себе имя и деловую репутацию. Жила одна на съемной квартире. Получала не плохо, обеспечивала себя сама и была полностью независима. Любила блюз и латиноамериканскую музыку. Предпочитала, как и я, сухое красное вино. Обожала, взяв фотокамеру, бродить по старым улицам Города. За плечами было несколько неудачных романов. Первым был ее студентом-одногруппником, был застукан в кровати с девицей и послан по известному маршруту. Потом — женатый, сорокалетний бизнесмен, один из местных олигархов, от которого ушла сама, осознав, что она нужна ему лишь для подтверждения статуса и банальной сексуальной разрядки. Сейчас — с преподавателем института, "замечательным — хорошим — домашним".
— С ним спокойно, надежно. Он будет хорошим мужем и отцом. Я это к тому, что бы ты понял — у нас ничего не будет. Я вижу, как ты на меня смотришь. Ты меня почти оттрахал глазами. Ты мне тоже симпатичен. Но я не буду ломать свое с ним будущее из-за этого мимолетного увлечения. Я для тебя — проходной момент и…
В этот момент на балкон вывалилась стайка гостей с намерением покурить на свежем воздухе. Шумные, разгоряченные, они мгновенно сломали наш интимный мирок. Кристина сняла и протянула мне пиджак. И, покачивая бедрами, ушла. Я смотрел девушке в след и чувствовал, как я ее хочу. Хочу не просто взять ее разок-другой прямо здесь и сейчас. Я хочу сделать ее своей навсегда. Что-то похожее я когда-то чувствовал к жене. Только тогда это было первое чувство, пьянящее как молодое вино. А сейчас все было иначе. Как хороший коньяк — более утонченное, с кучей тонких ароматов, которые ощущаются только если у тебя есть опыт. Опыт это шлейф отношений, которые ты оставляешь за спиной. Какие-то из них были серьезными, какие-то мимолетными, какие-то оставили приятные воспоминания, какие-то горький осадок. Но только этот опыт позволяет тебе воспринимать новое чувство более полно и ценить его так, как оно того заслуживает.
Вернувшись в зал, я обнаружил нездоровую суету в нашем углу стола. Оказалось, Юркина жена почувствовала себя нехорошо. И было принято решение отправить ее домой. Юрка, само-собой, ехал с ней. Но большим удивлением было то, что моя и Валеркина жены тоже ехали с ними. Родни никакой у них в нашем Городе не было и, соответственно, помочь некому. Это была ее первая беременность, женщина была напугана, и подруги пообещали побыть сегодня с ней. Тем более что моя была медиком, а Валеркина — мать двоих детей. Мы нехотя засобирались с ними, но Юрка замялся и, извиняясь, признался, что нам лучше не ехать. Его жена сильно стеснялась нас. Таким образом мы оставались без присмотра.
Валерка успел перед этим всерьез разругаться со своей половиной, поэтому первое, что мы сделали, когда такси с Юркой и женщинами исчезло из поля зрения, поднялись в зал ресторана, налили по бокальчику коньяка и объявили молодым, что нам нестерпимо горько. А затем двинули снимать негатив на танцпол. Спешить нам теперь было некуда. Танцуя очередной быстрый танец, я снова нашел глазами свидетельницу. Она отрывалась по полной программе рядом с молодоженами, пытаясь добиться того же от свидетеля. Однако он, не смотря на принятый алкоголь, никак не мог перестать стесняться и сильно зажимался. Потихоньку, не спеша, к началу следующей композиции мы переместились в их круг. Когда зазвучала новая песня, я подмигнул жениху и вытащил невесту в центр круга, и мы на пару с ней задали тон для всех в нашем кругу. Когда начался очередной медленный танец, Валерка стоявший ближе к Кристине, проявив чудеса проворства, застолбил за собой право на этот медляк, заключив ее в свои богатырские объятия. Я оттанцевался с какой-то эффектной, грудастой рыжей бестией, которая была изрядно пьяна. У дамы видимо снесло крышу, так как с самых первых тактов она практически начала меня насиловать. Рыжая так жалась ко мне и терлась то бедрами то грудью, что пару раз мне приходилось проявлять прямо акробатические приемы, чтобы не дать ее шикарные груди вывалиться из глубокого декольте, стараясь, чтобы при этом внешне все выглядело пристойно. Ее муж, стоя в нескольких метрах от нас, созерцал все это безобразие с мрачной физиономией. Когда танец кончился, во избежание инцидента, я из рук в руки передал партнершу ее мужу, взглядом извинившись перед мужиком и получив в ответ понимающий кивок. Но, когда я наконец освободился, свидетельница уже была за столом с молодоженами. Пришлось ждать еще несколько тостов и быстрых танцев. Когда же вновь объявили медленный, я целенаправленно пошел через весь зал к Кристине, которая стоя у стены и искала взглядом кого-то на танцполе. Когда мне оставалось до нее каких-то три шага, прямо передо мной возник паренек лет двадцати двух, моего роста, но поуже в плечах, с такой "студенческой", поджарой фигурой. Одет он был в какую-то брендовую футболку, джинсы в обтяжку и кроссовки, весь такой клубно-слащавый, с обильным количеством геля на полосах.
— Подаришь мне этот танец? — низким грудным голосом он обратился к Кристине, подхватывая ее под локоть. По-всему он был абсолютно уверен в том, что он реальный перец и отказа быть не может.
— Прошу прошения, но дама уже приглашена, — с холодной улыбкой я положил ему руку на плечо. Паренек обернулся с явным намерением послать меня в жесткой форме и уже открыл рот, но о чудо:
— Извини, я действительно уже обещала этот танец, — моя избранница обняла меня за талию и прижалась всем телом. Это было как удар током, по-моему, от ее прикосновения я даже вздрогнул всем телом. Проигравший претендент, ретировался, недовольно смерив меня взглядом. Мы вышли почти к самому подиуму с диджеем. Крис положила мне руки на плечи, я обнял ее за талию и прижал в себе. Какое-то время мы танцевали молча, глядя друг другу в глаза.
— Кого ты высматривала сейчас в зале?
Девушка отвела взгляд:
— Тебя. Хотела, чтобы ты пригласил…
— Ты знаешь, у меня такое чувство, что если я тебя сегодня отпущу, я потеряю что-то очень важное.
— Я же тебе говорила…
— Не важно, что ты сказала в слух, важно то ты сейчас чувствуешь, — мои руки поглаживали ее плечи, спину, прихватывая бедра и попку: — Я ощущаю между нами такое сильное притяжение, что мне с ним не справиться. А ты? Ты же тоже что-то чувствуешь, я вижу.
Кристина лишь глубоко вздохнула. И вдруг обвила мою шею руками и буквально вжалась в меня. Я зарылся в ее волосы и шумно вдохнул ее аромат, продолжая ласкать ее спинку.
— Ты же сейчас хочешь только секса, как животное. Я понимаю тебя, я ощущаю то же. Но завтра я буду тебя вспоминать и жалеть что позволила. Я хочу не просто секса, мне нужны отношения.
— На сексе отношения не заканчиваются, с секса отношения начинаются. Вот отношений без секса просто не бывает, — я сжал ее в объятиях и нежно поцеловал в шею. Девушка тяжело вздохнула, уткнувшись лицом мне в грудь. Некоторое время мы танцевали молча. Все это время я продолжал поглаживать ей спинку, шею.
— И ты умеешь красиво начинать отношения? — моя партнерша выпрямилась и слегка откинулась назад. Она смотрела на меня и в глазах прыгали бесенята. Она сдалась, вернее она приняла решение и оно, похоже, было в мою пользу. Упускать этот шанс я не собирался:
— Конечно. Настоящий мужчина обязан это уметь. Но в таких вещах нельзя верить на слово. Нужно обязательно проверить самой, — я заговорщицки подмигнул партнерше.
Моя правая рука откровенно сползла на ее тугую попку. Левая же, наоборот, поднялась вверх и легла на ее правую грудь. Глядя прямо в глаза девушке, потянул Кристинину попку к себе, одновременно сжимая грудь. В ответ ее губы слегка приоткрылись, плечи откинулись назад, а бедра подались вперед так что мое бедро уперлось ей между ног. Даже через ткань брюк я почувствовал как там горячо. Словно стриптизерша у шеста, она плавно присела, держась за меня, и также плавно, в такт музыке выпрямилась, так, что ее огненная киска проехалась по моему бедру вниз-вверх. Уже не задумываясь об окружающих, я прижал ее к себе и крепко поцеловал, получив в ответ легкий укус в губы. "Коридор!" — по губам прочитал я, когда Кристина отстранилась от меня, упершись обеими ручками в грудь. "Не вместе! Выйдешь через минуту после меня!". И походкой манекенщицы, не дожидаясь конца танца, отправилась в сторону стола молодоженов, оставив меня одного среди танцующих пар. Перекинулась парой слов с невестой, игриво поднимая плечики, что-то спросила у свидетеля и, покачивая бедрами, вышла из банкетного зала. Я вернулся к столу, хряпнул стакан какой-то минералки и затолкал во внутренние карманы пиджака пару бокалов. Оглядевшись и убедившись, что никто не обращает на меня внимания, я прихватил со стола запечатанную бутылку шампанского и, насвистывая "Always live to win" вышел в технический коридор.
В этой части коридора никого не было, пришлось пройти до поворота в другое крыло здания. Там, в темноте, рядом с окном угадывалась фигура девушки. Я тихо подкрался сзади и обнял ее за талию. Зарывшись в ее волосы, провел кончиком носа от уха до плеча и поцеловал нежную кожу. Крис выгнулась как лук и запустила обе руки мне в волосы. Бутылка перекочевала из моих рук на подоконник, и я поочередно принялся гладить и сжимать ее груди. Даже через лифчик и платье хорошо ощущались ее затвердевшие соски. Затем пришел черед животика, и бедер. Я запусти руку под платье и положил ладонь на ее киску, прикрытую полоской трусиков. Ткань была влажная, а тело под ней просто огненным. Тихий, с дрожью, выдох вырвался у девушки, когда я подсунул ладонь под ткань белья и провел ею по всей длине ее щелки, пропустив между пальцами бутон клитора. Там все было гладко выбрито. Я повторил движение, поймал клитор между пальцев и, слегка придавив его, сделал круговое движение ладонью. В ответ ее попка впечаталась в меня и сделала такой же круг. Член у меня уже стоял колом, и все эти ерзания попкой доставляли мне очень приятные ощущения. Поласкав так еще немного, я развернул Кристину к себе лицом, посадил на подоконник. Девушка подняла ноги, обхватила ими меня за поясницу и впилась в мои губы поцелуем. Продолжая правой рукой ласкать ее щелку, левой я попытался освободить грудь от платья. Но ничего не получалось. Тогда я попытался расстегнуть молнию на спине. Зубки моей фурии тут же довольно чувствительно впились мне в губу. "Нет! не ждеш! Ждеш не жам!" — прошипела она, не отпуская мою губу. "А где дашь?" — уже мало что соображая, тупо спросил я. Жаркий поцелуй, потом ультиматум: "Трахнешь, только в комнате, где закрыться можно. Не хочу спешить, не хочу дергаться!" Продолжая целоваться, я подхватил одной рукой ее за попку и поднял. Хотя сейчас я мог бы ее и не держать — так сильно она обхватила меня ногами за талию и руками за шею. Вдоль одной стены коридора был ряд окон, а вдоль другой — ряд дверей. Взяв в свободную руку шампанское, я подошел к первой дернул ручку — заперто. Вторая, третья — результат тот же. Заныканные во внутренних карманах пиджака бокалы, зажатые между нашими телами, больно врезались в ребра. Наконец одна из дверей открылась. Мы, целуясь, ввалились в небольшой кабинет. У окна, напротив двери стоял огромный письменный стол. Не раздумывая, я опустил мою любовницу на край стола и принялся за молнию на платье. "Дверь", — простонала она — "запри!". Я был готов ее убить! Но все же оторвался от ее чувственных губ и подошел в двери. На мое счастье замок в двери был с внутренней защелкой. "Клац!" — раздалось в тишине кабинета, и я обернулся к Кристине. Она сидела в пол оборота ко мне, и на фоне светлого окна было хорошо видно, как высоко вздымается ее грудь от частого дыхания. Одной рукой она ласкала себя между ног. Я подошел к ней, сняв по пути пиджак, положил ладони на круглые коленки и потихоньку стал продвигать их выше к полоске трусиков. Девушка потянулась ко мне всем телом, нежно, едва касаясь губами, начала целовать мое лицо — губы, щеки, глаза. Руки ее ловко расстегнули ремень брюк, пуговицы рубашки, которая сразу же составила компанию пиджаку. Затем ее ладошки легли мне на лопатки, пробежались по спине, сжали ягодицы и вернулись к молнии на брюках. Я к этому времени управился с замком платья и застежкой лифчика. Взяв за подол платья, я потянул все это лишнее вверх. Девушка послушно подняла руки и через мгновение, тяжело вздрогнув, ее высокие тугие груди предстали передо мной во всей красе. Круглые аккуратные соски стояли торчком, а в ложбинке между грудями на гладкой коже мерцал блик света. Я не могу сказать, что у меня было очень много женщин, но такой красивой груди я не видел. Я сделал шаг назад и залюбовался этим чудом. Крис, видимо, догадалась о моих эмоциях. Не сколько не смутившись такого созерцания, она поджала под себя ноги, полностью усевшись на стол в позе "русалка на камне", а руки подняла вверх, собрав ими волосы. Груди при этом снова соблазнительно вздрогнули. На плоском животе темнел кружочек пупка, который был проколот, а на вставленной в него серебряной сережке светился матовый отблеск. Пальцы медленно разжались, и платиновый водопад накрыл плечи и груди моей желанной. "Что, красивая?" — спросила она. "Ты — божество!" — прохрипел я, делая шаг вперед, обнимая и укладывая ее на спину. "Только не спеши… " эти последние на следующие 15 минут слова она произнесла, ногами стаскивая до колен мне брюки вместе с трусами.
Мне хватило ума сообразить, что если я сейчас возьму быка за рога, то кончу, наверное, даже не успев до конца войти в нее. Я по очереди поцеловал ее упругие груди, сжал их руками, наслаждаясь атласной нежностью кожи, и зубами потянул сережку в ее пупке. Тихий стон, одна ее рука судорожно пытается стянуть трусики, а вторая, зажав в кулачек мои волосы, тянет мою голову к киске. Буквально сорвав с нее трусы, я широко развел стройные ноги и зарылся языком во влагалище. В тишине было слышно только неровное женское дыхание да мое чмоканье. Едва ощутимый терпкий аромат и кисленький вкус ударили в голову, словно хорошее сухое вино, Отпустив ее ноги, я начал помогать себе руками. Сначала один палец погрузился в горячую скользкую глубину, затем еще один. Запрокинув голову и сжав обе груди руками, Крис начала потихоньку, потом все сильнее и сильнее выгибаться и крутить задницей. Запустив два пальца ей во влагалище, я нашел маленький, с горошину, бугорок, и начал его легонько массировать, постепенно ускоряя темп. Язык и вторая рука обрабатывали клитор. Девушка была уже не мокрая, она уже текла в прямом смысле слова — на ладони у меня была уже маленькая липкая лужица. Она уже охала в голос, время от времени акцентируя особо удачные из моих пассов ударами своих кулачков по столу. Наконец я почувствовал, как ее начинают ломать судороги, в такт которым начало сжиматься и ее лоно, которое, казалось, в этот момент просто до краев наполнилось влагой. Голова моя оказалась плотно стиснута между гладких, вздрагивающих крупной дрожью бедер, так что не пошевельнуться. Наконец девушка резко и сильно выгнулась в последний раз, широко распахнув ничего не видящие глаза, и рухнула на стол, обессилено свесив восхитительные ножки с моих плечей.
Я смотрел, как моя любовница начинает расслабляться, растворяясь в сладкой неге, и тоже потихоньку сбавлял обороты. Теперь, решил я, можно и мне выпустить пар. Поласкав ее еще какое-то время, я подтянул Кристину к самому краю стола, перевернул ее на живот, а ноги опустил на пол и раздвинул. Получилось, что девушка стоит почти раком, животом и пышной грудью опираясь на стол. Вид получился не для слабонервных. Стол был меньше ее ножек, и попка девушки призывно оттопыривалась, открывая моему взгляду картину, одного взгляда на которую достаточно, чтобы лишиться рассудка. Приставив головку члена к губкам ее киски, я начал медленно погружаться в горячую бездну. Девушка замерла, сжав руками края столешницы и наслаждаясь новыми ощущениями. Хотя я только что во всю шуровал в ее влагалище пальцами, там было достаточно узко, нежные стенки так плотно обхватывали мой каменный от возбуждения член, что, казалось, вот-вот сплющат его. Войдя на всю свою немаленькую длину, так что половинки ее попки сплющились о мой живот, я почувствовал, как головка члена толкнулась во что-то горячее и мягкое. Девушка выдала долгое, протяжное "о-о-ох" и дернулась на моем бойце, словно бабочка, насаженная на булавку. Я подождал мгновение, затем почти полностью вытащил член и уже с ходу загнал его на всю катушку. При этом раздалось даже не хлюпанье, а почти бульканье. Я повторил движение снова и снова, почти полностью покидая влагалище и снова загоняя в него член по самые яйца, постепенно начиная ускоряться. В какой-то момент Крис начала сначала слегка, а затем сильнее и сильнее подмахивать мне попкой, звонко шлепая ягодицами о мой живот. Подсунув руку ей под живот, я добрался до клитора и принялся ловить пальцами эту мокрую, постоянно ускользающую кнопочку удовольствия. В ответ задница девушки задвигалась гораздо резвее, по какой-то сложной траектории, а вздохи сменились на приглушенное завывание и повизгивание: "у-у-ух! У-у Уй! У-у-у!". Но сильное возбуждение и долгое отсутствие секса дали о себе знать раньше, чем я смог изобразить из себя мачо. Чувствуя, что оргазм уже начинает накатывать, я схватил ее за бедра и буквально превратился в отбойный молоток — с хлюпаньем, чмоканьем и шлепками начал беспощадно ее трахать. В самый последний момент я выдернул член из огненной киски, втиснул его между ягодицами, которые сжал руками, и принялся поливать спермой все вокруг — спину и попку девушки, стол, свои руки, сжимающие половинки. Так бурно я не кончал, наверное, с институтской загульной молодости. Спустив последние порции, я подтянул дружащими руками стул и буквально рухнул в него.
Кристина осталась передо мной стоять раком, едва заметно повиливая попкой и лаская киску обеими руками. Она снова изрядно завелась, но я кончил гораздо раньше, чем этого ей хотелось. Было ясно, что моя любовница сейчас находится в отвратительно-недоделанном состоянии. Я ожидал упрека или какой-нибудь колкости. Но Кристина, все еще стоя в той же недвусмысленной позе, повернула ко мне свою мордашку и игривым голосом заявила: "Ну, насвинячить ты насвинячил, а убирать поле деятельности кто будет?" Я огляделся. С другой стороны стола стояла тумба с графином воды, граненым стаканом на подносе и стопкой бумажных салфеток. Нежно, пытаясь хоть немного еще продлить девушке удовольствие, я аккуратно оттер ее от лужиц спермы и потеков ее собственных выделений. "По-моему, у тебя в пиджаке что-то было припрятано? Доставай и напои изнасилованную девушку!" — прошептала она мне на ухо, когда я наконец закончил с "уборкой территории". Вытащив бокалы, я хлопнул пробкой от шампанского в потолок и разлил напиток. Мы выпили на брудершафт и поцеловались. Крис целовалась взасос, одной рукой обвив мою шею, а второй нежно, но настойчиво лаская мой член и яйца. Было понятно, что она хочет продолжения и пытается меня завести. Ее ловкие пальчики творили с моим дружком чудеса. Я просто тащился от ее ласк. Но никак не мог прийти в боевое положение. Из-за этого внутри появилось неприятное чувство. Любовница, похоже, все поняла. Но сдаваться не собиралась и снова проявила инициативу. По лицу красавицы проскользнула какая-то бесовская ухмылка. Толкнув меня на стул, девушка, уверенно опустилась на колени у меня между ног. Когда я осознал что у нее на уме, головка члена уже исчезла во рту этой бестии и познакомилась с ее шустрым язычком. Сделав несколько плавных движений, она выпустила уже начавший твердеть агрегат. Продолжая ласкать его руками, Кристина взглянула мне в глаза самым целомудренным взглядом и спросила с хитрой улыбкой:
— А я плохая девочка?
И не дожидаясь моего ответа, продолжая смотреть мне в глаза, принялась работать губами и языком. От такого мой дружок не встал, а прямо подпрыгнул. Девушка продолжала обрабатывать член, время от времени выпуская его изо рта и пробегая язычком от самого его основания до головки и задерживаясь на уздечке, чем просто лишала меня разума. Меня почти уже не было, я весь растворился в блаженстве. А она, похоже, видя мое состояние, сама вошла в раж и уже не собиралась останавливаться. В другой момент я бы не только сам не прервал такой минет, но и продавил бы партнершу на его продолжение, вздумай она остановиться. Но сейчас я понимал, что должен доставить разрядку и удовольствие моей даме. И не только понимал, но и сам дико хотел увидеть еще раз ее оргазм. Подавив сопротивление, я отобрал у девушки "игрушку" и попытался снова уложить красавицу на стол. Но тут уже Кристина начала не на шутку вырываться:
— Нет уж! В этом танце веду я! На стол — ты!
Уложив меня спиной на стол, она сама грациозно уселась сверху и некоторое время просто ерзала по мне. Раздразнив меня еще больше, любовница приподнялась и сама рукой направила в себя моего бойца.
— Не двигайся, я сама…
Опершись руками о мой живот, она начала слегка приподниматься и раскачиваться на мне. Воспользовавшись представившейся возможностью, я сосредоточился на ее великолепных грудях. Я то нежно поглаживал эти тугие тяжелые прелести, то сжимал и сдавливал, иногда покручивая и оттягивая так возбуждавшие меня соски. Через некоторое время снова начали раздаваться чавкающе-хлюпающие звуки, девушка начала постанывать и запрокидываться назад, так, что мне пришлось оставить груди и придерживать ее за талию, чтобы она не свалилась со стола. Темп становился все быстрее и быстрее. Бедра этой бестии вновь закрутились по немыслимой орбите. Потом она как-то сжалась вся внутри и, вцепившись в мои руки и закусив губу, издала протяжный стон. Замерла на секунду, выгнувшись, и, охнув, опустилась на меня. Внутри у нее все то сжималось, что расслаблялось. Мы лежали, обнявшись, и молчали. Я не выходил из теплой и влажной киски, чувствуя, как из нее по моему стволу стекают ее соки. Член у меня продолжал стоять дыбом, кончить я не успел. Через некоторое время Крис приподнялась надо мной на руках и покрутила попкой:
— Мальчик все еще голоден?
И в этот момент ручка двери со скрипом повернулась, и кто-то попытался открыть дверь. Мы замерли. Мысленно я поблагодарил свою партнершу за то, что заставила меня закрыть защелку.
— Эй, гурманы, давайте заканчивайте трапезу. Вас там обыскались, — раздался полушепот в коридоре. Это был Валерка, который, видимо, слышал последнюю фразу. Даже в темноте я увидел, как расширились глаза моей любовницы.
— Бли-и-и-н!!! — Кристина схватила мою правую руку и уставилась на часы, затем стрелой слетела с меня и метнулась к платью. Впопыхах она одела только лифчик и платье. Трусики остались лежать поверх моей рубашки. Я поднял их и протянул девушке через плечо, одновременно попытавшись поцеловать ее в шею. Не оборачиваясь, Кристина выставила передо мной руку с широко растопыренными пальцами:
— Не трогай меня! — выхватила трусики, и, натянув их, вылетела из кабинета, едва не прибив дверью Валерку.
Я вышел следом, на ходу застегивая рубашку и заправляясь.
— Ну как, хороша? — широко улыбаясь, нарочито громко поинтересовался Валерка, глядя вслед удаляющейся девушке.
— Да пошел ты! — я обозначил атэми ему в солнечное сплетение.
— О! это значит, великолепна! — мой друг, изобразил блок и положил мне руку на плечи: — пошли брат, сейчас тебе нужно выпить!
— Кто нас обыскался-то?
— Не вас, а ее. Ботаник приехал забирать свою даму. А ее нет нигде! Он там такой шухер поднял — типа где! Ну не объяснять же дятлу, в самом деле, что его собственность сейчас дрючит мой друг.
— Валер, ты полегче на поворотах.
— Что, так все серьезно? — Валерка почувствовал, что для меня произошедшее не рядовая "стыковка на стороне".
— Не знаю…
— Тогда действительно нужно выпить.
Мы вошли в зал. Гостей почти уже не было, все разошлись. Молодожены тоже собирались уезжать. Мы отыскали Ромку и втроем подошли попрощаться с молодыми. Позади них у двери я рассмотрел Кристину, с напряженным лицом о чем-то разговаривавшую с высоким, статным молодцем. Он был не красавец, конечно, но вполне себе ничего. Нормальный молодой парень видимо, ее возраста. Далеко не "ботаник", с вполне приличной фигурой. Почти не уступающий мне в плечах. Ростом он был даже несколько выше. Вот только лицо было несколько подростковое. Может быть такой эффект придавали очки с толстыми линзами, которые он все время поправлял, тыкая пальцем в дужку на переносице. По выражению лиц обоих было видно — разговор не из приятных. Мне стало очень некомфортно от мысли, что я поимел девушку, а она поимела проблемы. Но что сделано, то сделано. Парочка, наконец, пришла к какому-то решению и под ручку вышла из зала. Хотя по лицам было видно, что настроение отвратительное у обоих. Про себя я начал прикидывать, как и когда лучше выйти на связь с Крис, и тут вдруг вспомнил, что не знаю ни где она живет, ни номер телефона, только название агентства в котором она работает. Успокоив себя тем, что на неделе возьму телефон у Стаса, ну должен же он знать координаты своей свидетельницы, я присоединился к своим друзьям, которые уже прикидывали, где было бы лучше встретить утро — в клубе или на квартире у кого-нибудь из нас.
Следующая неделя удалась на славу. Началось с проблем на работе, на которые пришлось убить безвылазно почти двое суток. В среду отоспавшись, я решил заехать к Стасу, чтобы получить хоть какие-то координаты моей блондинки. Но на полпути мне в левое заднее крыло влетел один из местных Шумахеров. Ничего страшного, только довольно сильно помялось крыло, но оформление документов с ГИБДД и страховым агентом, вызванивание знакомого мастера в автосервисе и сама поездка в сервис заняли два дня. Затем пришлось ехать в студию аэрографии и уламывать художника сделать работу как можно скорее. Дело в том, что купив наконец-то машину своей мечты, купеху BMW третьей серии цвета "графит металик", я сразу же исполнил другую мечту — разрисовал капот и борта аэрографией. Чем вызвал праведный гнев супруги — мало того, что "испортил" машину, так еще и сюжет был, по ее понятиям, неприемлемый — впереди во весь капот красовалась мордашка Доро Пеш с ее альбома "Love me in Black", плавно переходя в хитросплетения белых роз на бортах. Я с детских лет был поклонником "тяжелой" музыки. Доро же вообще была моей культовой личностью. А уж после того как в далеком 1994 году я, студент-второкурскик, впервые попал на ее шоу в Германии, где мне удалось так же впервые пообщаться с ней лично, Доро была возведена мною в ранг кумира. С тех пор я почти не пропускал ни одного ее тура. Даже после свадьбы, жена, конечно, гудела по этому поводу, но терпела. Ведь во многом благодаря этому мы посетили почти все страны Европы. В России королева металла бывала редко, и почти всегда единственным шансом посетить ее новое шоу была поездка за рубеж. Это несколько смягчало мою супругу, поскольку ездил я на несколько дней и всегда брал ее с собой. Чего жена так и не смогла понять и простить мне — так это регулярный букет белых роз, который я обязательно перед концертом или после него дарил Дороти лично. Технически это было не трудно, так как она никогда не отказывает фэнам в автографах и не в пример другим звездам всегда открыта для общения. В последствии Доро уже сама запомнила меня, два-три раза в год появляющегося с неизменной охапкой белых роз, и всегда с улыбкой спрашивала "не перевелись ли еще в России розы?". Так вот у меня появилась мечта — аэрография на машине с ее изображением, которую теперь необходимо было восстанавливать — крыло в сервисе я поставил новое. Оставлять картину недорисованной мне не позволяло мое самолюбие — машину, и без того приметную, благодаря такому оформлению знал почти весь Город.
Едва я закрыл эту проблему, супруга объявила, что едет в Грецию с подругами по путевке на две недели. Обычно я не против таких вояжей, но они, как правило, планируются и обговариваются заранее. В это раз меня просто ставили перед фактом. Не выдержав часа абсолютно неконструктивной ругани, я махнул рукой — да чеши ты куда хочешь! И суббота оказалась полностью отдана подготовке отъезда жены. Не смотря на наши, мягко говоря, натянутые отношения, я не мог отказать ей в помощи. Хотя, глядя, как придирчиво она отбирает наряды и купальники, суетиться с косметикой, я внутренним чутьем понял — не с подругами она едет… Ну да и ладно. Я лишь с тяжелым чувством горечи и досады, подумал оно и к лучшему. Я тоже хочу свободы. В конце концов, почти неделю назад я всласть накувыркался на столе с левой женщиной. Ну, то есть, для меня уже совсем не левой, а самой дорогой и желанной. Так что же я могу требовать от жены. Решил только — вот вернется, и поговорим о разводе. За время отдыха как раз созреет, и разговор будет не таким долгим и тяжелым. А я уже созрел. И даже если бы не Кристина, все равно из этого тупика отношений нужно выходить. Обидно и горько только, что мы так и не нашли в себе мужество честно поговорить друг с другом, когда еще что-то можно было сделать. В место этого стали искать что-то на стороне…
Проводив вечером супругу на самолет, на обратном пути я все-таки заехал к Стасу.
— О-о-о, привет! Заходи! — радостно распахнул дверь Стас — Оленька, у нас гости.
— Не, Стас, я на минуту. У меня к тебе разговор… — я помялся — мужской…
— ???
— Да, собственно, не разговор, а просьба. Мне бы координаты одного человека узнать.
— А-а-а… — протянул Стас — понятно. Но это тебе не ко мне, а к жене. У меня нет ее координат. Ольга знает ее телефон, но мне, думаю, не скажет — догадается для кого прошу.
— Что, засветились по полной программе? — невесело усмехнулся я.
— Да нет, думаю никто, кроме Валерона, не узнал. Ну разве ее парень что-то заподозрил. А Валерка, сам знаешь, не трепло. Просто она у нас была в среду. Долго с Ольгой разговаривала, плакала, по-моему, даже. Ну а потом уже жена мне проболталась.
— Я не хотел ее обижать.
— Ты ее не обидел. Она просто запуталась и жалеет, что с тобой связалась.
— Поэтому мне тем более нужно с ней встретиться.
— Ну, попробуй с Ольгой поговорить…
Ольга долго разыгрывала из себя лучшую подругу. Она не только не давала номер телефона, но еще и читала мне лекцию о том, какой я нехороший и пытаюсь поломать жизнь девушке, которая уже нашла себе хорошего мальчика.
— Я и так теперь чувствую себя неловко в этой ситуации перед твоей женой. А ты меня еще просишь помочь тебе продолжить изменять, — Ольга смотрела на меня как инквизитор на ведьму, почти с презрением и в то же время с сочувствием.
Не добившись ничего толкового, я откланялся, на прощанье попросив, чтобы передали Кристине — я ее ищу. На что мне ответили, что она предвидела такую ситуацию и просила передать, что видеть меня не хочет. Все воскресение я был сам не свой. Я никак не мог решить, стоит ли мне искать встречи с Кристиной у нее на работе в агентстве. Судя по всему, наша встреча и так ей принесла только неприятности, и вряд ли мы сможем конструктивно поговорить с ней на людях. Но другого варианта увидеть ее у меня не было. Эти размышления мне окончательно снесли крышу. И я решил, что возьму отгул на два дня и подкараулю ее у агентства после работы и попытаюсь поговорить. Я понимал, что это как-то по-детски — караулить девушку в подворотне. Но решение было принято и мне стало немного спокойнее. Чтобы окончательно прийти в себя, вечером я позвонил Валерке, и мы, прихватив кимоно, поехали в Дворец спорта. Мы с ним пару раз в неделю вечерами посещали тренировки местной секции айкидо. Детьми мы познакомились в секции каратэ, в которую в итоге отходили более десяти лет вместе. Потом мы успели позаниматься боксом, тэквандо и русбоем, пообщаться с ребятами, владеющими ножевым боем. Общий стаж был уже по 19 лет у обоих. Но сейчас нормальные инструкторы либо разъехались, либо перестали вести занятия. Зато появился неплохой айкидок, молодой, чуть старше нас парень. Был он, что называется, мужик с головой, приличной техникой, и способностями преподавателя. В первое наше посещение его занятий мы с Валеркой на пару задавили его где-то минуты за три. Но один на один он клал нас почти без вариантов, так что поучиться было чему. Кроме того, с ним было интересно общаться. Вот и в этот раз мы напрыгались по полной программе. Так что дома я лишь принял душ и завалился спать.
Проснувшись наутро, я увидел в окно свинцовое небо, от которого к земле тянулись длинные дождевые струи. По тротуарам лились бурные реки. Позвонив шефу, я упросил его дать мне выходной на сегодня и завтра и с чистым сердцем занялся утренней разминкой. Потом принял душ и приготовил завтрак. И только после этого, сидя с чашечкой кофе на лоджии, я приступил к реализации своего плана "Lost girl". Первым делом я позвонил в студию. На звонок ответила девушка с приятным голосом, представившаяся Никой. Подозревая, что на прямые вопросы ответа не будет, я долго пудрил ей мозг, рассказывая о том, что хотел бы заказать у них рекламные стенды, но понятия не имею, что там можно было бы изобразить. В результате мне предложили приехать и побеседовать с кем-то из дизайнеров. Соответственно, я выяснил, где и когда можно встретиться с этими самыми дизайнерами, уточнил имена тех, с кем я могу встретиться для предварительной беседы. На удивление, Кристины среди предложенных мне художников не было. Пришлось схитрить, сказав, что мне знакомый очень рекомендовал некую Кристину. Тут удача улыбнулась мне. Да, есть такая, был мне ответ. Но сейчас она занята крупным ответственным заказом. И вообще она на расхват и в ближайшее время будет занята. Поблагодарив Нику, я пообещал, что на днях обязательно заеду и с чувством разочарования положил трубку. Никакой полезной информации узнать не удалось, за исключением фамилии моей пассии. И мне ничего не оставалось делать, кроме как просто подъехать к студии и попытаться дождаться мою пассию там. Что я и сделал.
Дождь лил весь день. А я сидел в своей бэхе у входа в здание, в котором располагалось студия. В начале с интересом наблюдал, как люди бегут по лужам, пытаясь спрятаться под зонтами. Несколько раз пробегали счастливые парочки без зонтов. Вот им-то ливень совсем не был помехой. Один раз такая парочка остановилась почти напротив меня и долго целовалась под дождем. Все это было так умилительно. Но время шло и я начал понемногу терять надежду на то, что мне удастся встретить Крис. И без того хмурый день начал понемногу темнеть, переходя в вечер. Часы показывали уже восемнадцать тридцать, из колонок тихо лилась "Beyond the Trees", а я прикидывал, сколько мне еще имеет смысл здесь сидеть, когда двери подъезда распахнулись, и из них выпорхнула она. Сердце у меня ёкнуло где-то в пятках. Я не мог видеть лица девушки из-за низко опущенного зонта, но не узнать ее я не мог. От волнения, ключ в замок зажигания я вставил со второй попытки и, подождав, пока девушка отойдет подальше, потихоньку нагнал ее.
— Привет! Садись, подвезу, — я распахнул пассажирскую дверь.
На лице девушки сначала отразилось непонимание — по машине она явно не узнала, кто ее приглашает. Но когда она все поняла, на ее лице прошел целый калейдоскоп эмоций. Крис была явно в замешательстве.
— Нам вряд ли по пути, — неуверенно, делая попытку продолжить путь пешком, попыталась она отделаться от меня.
— По пути, по пути. Я тебя специально полдня здесь прождал, — я не видел смысла скрывать правду.
Девушка остановилась и несколько секунд стояла, глядя на меня, и видимо решая, как ей поступить. Затем все же свернула зонт и села в машину. С минуту мы оба молчали, разглядывая, как дождевые капли скатываются по лобовому стеклу.
— Ну так мы едем? — Кристина первой нарушила неловкую тишину.
— Да, конечно. Куда?
— У меня через десять минут встреча с клиентом в "Дон Кихоте", — Кристина показала на тубус в руках — Мне эскизы показывать.
— Ну тогда у нас куча времени, успеваем, — я с огорчением начал понимать, что мой план рушится.
"Дон Кихот" — один из лучших ресторанов в нашем Городе. Два прекрасных зала, оформленных в испанском духе и бар с танцполом. Там можно было и с друзьями посидеть-расслабиться, и обсудить деловые проблемы с партнерами и с телочками потанцевать. Но просто так там столик не закажешь обычно, и одетый во что попало в зал не пройдешь. Значит, клиент был действительно солидным. Беда была в том, что дорога до ресторана на машине не заняла бы и пяти минут. И на разговор времени мне не хватало.
— Ты правда ждал меня весь день? — поинтересовалась Кристина, когда машина плавно поплыла по дождевой реке на асфальте.
— Если быть точным, то почти шесть часов.
— И оно того стоило?
— Мне нужно было тебя увидеть.
— Зачем?
— Мне нужно с тобой поговорить. То, что было…
— То, что произошло — было большой ошибкой, — сказано было резко и твердо.
— Нет!
— Не надо. Ты женат. Я подумываю выйти замуж. Это мимолетный флирт. И я дура, что позволила тебе, да и себе. Я же говорила, что так и будет. И…
— Кристин, подожди. Я могу тебя попросить?
— О чем?
— Выслушай, пожалуйста. Для меня этот разговор очень важен. Давай я подожду тебя и после встречи отвезу домой. Или заедем в какую-нибудь кафешку и там поговорим. Я должен сказать тебе важную для меня вещь. И пока я тебе ее не скажу, я не отстану.
— Говори сейчас.
— Я не могу сейчас. Мы почти приехали, мне не хватит времени, — мы действительно подъезжали к ресторану — Договорились?
Кристина помолчала, раздумывая, пока я подъезжал к входу в ресторан.
— Хорошо. Зайдем в кофейню. Тут не далеко, — все-таки согласилась она и вышла из машины.
— Я буду ждать тебя на парковке. Скажи швейцару, когда будешь выходить, он меня вызовет.
— Какой номер у твоей машины?
— Скажи, BMW с Дорой. Мою машину тут знают, она приметная, — я с улыбкой указал на портрет на капоте.
— Да уж, — усмехнулась Крис.
Я проводил девушку взглядом до стеклянных дверей ресторана. И в который раз отметил, что она настоящая женщина. Мало того, что внешность великолепна, так еще и манеры. Взять хотя бы походку. Туфли на высоком каблуке носят многие девушки. Но ходить в них умеют далеко не все. Крис же не шла, а плыла на высоченных шпильках, да так, что глаз он нее отвести было невозможно. Дождавшись, когда она исчезнет в ресторане. Я отъехал на парковку и приготовился к новому долгому ожиданию. Но в этот раз ждать долго не пришлось. Минут через пятнадцать я увидел гарсона, семенящего под зонтиком к моей машине.
— Можно подъезжать? — я высунулся из машины.
— Нет, но Вас приглашают в ресторан, — удивил меня парень.
— Кто?
— Дама, которую Вы ждете.
— Да у меня вид, мягко говоря, не для вашего заведения, — улыбнулся я. Одет я был действительно не для посещения ресторана — казаки, джинсы и черная футболка. А в "Дон Кихот" в таком прикиде запросто могли и не пустить. То есть я бы все равно прошел бы, поскольку хорошо знал владельца ресторана. Но сама ситуация могла быть не очень пристойной.
— Это не проблема, все улажено, — улыбнулся гарсон.
— Ну тогда пеняйте на себя, — уже я дружески улыбнулся ему.
Следуя за гарсоном, я под удивленные взгляды некоторых посетителей, пошел в VIP зал. Столик, за которым сидела Кристина, был одним из самых лучших мест. Девушка была не одна, по обе стороны от нее сидели двое молодых мужчин в дорогих костюмах, при галстуках, с безупречными стрижками. А напротив расположился сам владелец заведения. Звали его Николай. Это был сорокалетний невысокий "кубик", про таких говорят легче перепрыгнуть чем обойти. Кроме всего прочего был он фанатичным адептом джиу-джитсу, и познакомились мы с ним само собой на татами. Причем в первый наш спарринг я умудрился поставить ему добротный фонарь под глазом, с которым он на следующий день поехал на какую-то деловую встречу. В последствии мы стали приятелями и со смехом часто вспоминали этот случай.
— Ты что это, Серый, беспредельничаешь? — вставая и протягивая мне руку, шуточно обиделся Николай — Мало того мое заведение и меня игнорируешь. Так еще такую красавицу оставляешь без присмотра.
— Осу, мастер! Прости, был неправ, — заулыбался я, пожимая его широкую сильную ладонь — дресскод у тебя же здесь суровый. А я сегодня одет не по уставу.
— Ладно, прощен. Но даму более не оставляй — уведу!
Кристина и молодые люди все это время с удивлением и интересом наблюдали за нами.
— Садись, что будешь — коньяк, вино? — Николай знал мои предпочтения.
— Спасибо, я за рулем, вот от чашечки кофе не откажусь, — я, пожав руки остальным, присел в угол рядом с Николаем.
— Армэн, эспрессо гостю, — скомандовал он, а затем снова обратился ко мне — Смотрю, ты все на своей расписной "бэхе" катаешься. А был слух, разбил ты ее?
— Да было немного. На прошлой неделе. Но все восстановил уже. А ты как поживаешь — смотрю, большое новое дело затеваешь?
— О да! — Николай прямо засветился от гордости — Хочу в Питере ресторан открыть, вот дизайн продумываем. Да, я ж тебя не представил. Это Сергей, мой друг и спарринг партнер. Я ж вам историю про фингал и обед у мэра рассказывал? Ну так вот это он и есть. А это мои питерские партнеры — Владимир и Сергей, твой тезка.
Мы снова пожали друг другу руки.
— Ладно, отвлек я вас от цели встречи. Извиняюсь, продолжайте. Я тут в уголке кофе посмакую, — я вернул рестораторов к эскизам, разложенным на столе.
Мужчины продолжили прерванное моим появлением обсуждение. Основном они делились впечатлениями и мнениями между собой, лишь время от времени задавая вопросы Кристине или прося ее прокомментировать какие-то нюансы. Я молча сидел, потягивая кофе, не отрывая глаз от моей пассии. Она тоже время от времени стреляла в меня своими голубыми глазками. Эти переглядки не укрылись от цепкого взора Николая.
— Кристинка-то как на тебя смотрит. Я бы голову на плаху положил, чтобы такая красавица на меня так поглядывала! — он вновь широко заулыбался, локтем толкая меня в бок.
— Ты бы не отвлекался от картинок, Не ровен час, просмотришь чего, — попытался я вернуть его к делам.
— Да, мы все обсудили. На сегодня достаточно. Спасибо, Кристиночка, Вам. Мужики, у вас вопросы есть?
У мужиков вопросов не было. Они условились о встрече, когда прибудут образцы материалов для отделки и распрощались. Нас проводили до выхода. Причем один из молодых партнеров Николая, тот которого звали Владимиром, был явно расстроен тем, что Крис уезжала, и с плохо скрываемой досадой поглядывал на меня.
— Ты же говорил, она одна будет, — расслышал я за спиной его голос, когда мы выходили на улицу.
— Ну я правда не в курсе был, — голос Николая был извиняющимся, — А Серый — мужик. Если он ее привез, она с ним и уедет. Да и ты же видел, как она на него смотрит. Так что, хороша Маша, но не наша.
Кристина видимо тоже слышала диалог за спиной. Она снова стрельнула в меня своими глазками. В этот раз они прямо полыхнули яростью. "Ух чтобы я сейчас сделала и с тобой и с теми что сейчас у тебя за спиной обсуждают меня" — прямо проступило у на челе девушки. Однако в слух она, к моему удивлению, так ничего и не высказала. Дождь так и не перестал, и я прошел на стоянку за машиной один, оставив Кристину и мужчин под навесом у входа. По дороге я решил, что раз девушка промолчала, нужно самому проявлять инициативу. Им вместе еще не раз встречаться и для меня лучше, если я сразу заявлю свои права на мою пассию и осажу возможного конкурента. Но когда я, перегнувшись через пассажирское сиденье, распахнул дверь Кристине, я понял, что она таки прошлась своим острым язычком по Владимиру. На лице у того было очень неловкое выражение, словно его застукали подглядывающим в женской бане. А Николай объяснял, что произошло недопонимание и он приносит извинения, при этом поглядывая на меня. Пользуясь тем, что девушка стояла ко мне спиной, я в шутку погрозил Николаю пальцем и уже с серьезным выражением покачал головой. Крис вряд ли разъясняла статус наших отношений, и это к лучшему — мне же хотелось, чтобы у рестораторов осталось четкое представление — это моя девушка. Судя по жестам Николая в мою сторону, я этого добился. Чтобы там не сказала Кристина обо мне, ее записали в мои любовницы.
— Рассказывай, в какую кофейню едем? — уточнил я, когда Кристина захлопнула дверь.
— Подвези меня до такси, — ответила она тихим голосом, глядя в боковое стекло.
— Но мы же договаривались поговорить?
— Я не хочу ни о чем с тобой говорить ни сейчас, ни когда-нибудь вообще.
— Но ты же обещала выслушать!
— Мне не важно, что ты мне скажешь. Меня и так начинают воспринимать как твою любовницу. А такое со мной уже было. Больше такого не хочу. И не говори, что все серьезно, и ты на мне женишься, нужно только подождать. Тоже проходили. Останови вон там, я выйду.
Все это было сказано тихим, раздраженно-усталым голосом. Девушка даже не смотрела ни на меня, ни на дорогу за окном. Взгляд был словно куда-то в пустоту. Видимо, услышанное в ресторане от клиентов совсем выбило ее из колеи, и говорить в таком состоянии было бесполезно. У меня настроение тоже упало ниже плинтуса. Можно было бы попытаться вывести собеседницу из негатива, а потом все-таки поговорить, но уже на позитивной волне. Но сил у меня на это уже не было.
— Не надо такси. Я довезу тебя до дома.
— Не старайся. Это ничего не изменит. Не надо этих джентльменских штучек.
— Я тебя просто довезу до дома.
— Ну если тебе нечем заняться, — пожав плечами, Кристина назвала адрес.
Оставшуюся часть пути мы проехали не глядя друг на друга, почти молча. Моя спутница лишь изредка нарушала тишину, указывая дорогу. Когда я подкатил к подъезду ее дома, она все также молча вышла из машины и, уже закрывая дверь, произнесла, снова даже не посмотрев на меня:
— Прощай. Да, и не карауль больше меня, мне такие встречи неприятны, — и захлопнула дверь.
Я смотрел, как Кристина уходит от меня своей элегантной походкой настоящей леди, и чувствовал, как мне начинает не хватать воздуха. Я понимал, что вел себя сегодня как пионер и этим все безвозвратно испортил. Так нельзя с женщинами, нужно было вести себя совсем по другому — не караулить ее возле работы, сразу расставить точки в ресторане, а вместо того, чтобы дать ей сейчас уйти, нужно было раскручивать на кофейню. Глядишь, и был бы результат. Теперь же все было испорчено, и что мне теперь делать я просто не представлял. Пытаться второй раз встречать Кристину у дома или работы, так же как и снова просить ее номер телефона у жены Стаса явно не стоило. Развернувшись, я выехал из дворика на улицу и… так и не понял, как оказался на встречной полосе. Какое-то чудо спасло меня в последний момент, когда я перед собой у видел морду КАМАЗа во всю сигналящего мне. Я крутанулся, ушел из-под него, по-моему, в каких-то миллиметрах, выехал на тротуар и с визгом тормозов остановился. Позади зазаскрипели тормоза грузовика, потом послышался звук распахиваемой двери и зазвучал монолог, щедро сдобренный русско-народной лексикой. "Права купил, ездить не купил" было, несомненно, самым мягким обвинением. Похоже, водила изрядно струхнул, потому что голос его дрожал и срывался на фальцет.
— Извини, шеф, накосячил, — меня хватило только на это оправдание.
Шофер грузовика еще некоторое время отводил душу, но потом все же махнул рукой и полез в кабину. А я еще долго сидел и тупо смотрел в никуда, пытаясь вернуться к реальности. Все-таки нервы опасная штука.
Следующие две недели пролетели в полном погружении в работу и вечерние занятия в спортзале. Я не давал себе передышки с одной лишь целью — измотать себя за день так, чтобы вечером вырубиться и не мучиться мыслями о той, которая для меня сейчас была смыслом жизни. Валерка с сочувствием смотрел на меня при наших встречах, всячески пытаясь меня поддержать. За что я был ему искренне благодарен. Но помочь чем-то мне не мог никто.
Без малого через две недели вернулась моя благоверная с адриатического побережья, загорелая, но отнюдь не умиротворенно — отдохнувшая. И по ее уходящему от меня взгляду, ответам невпопад я с горечью и в то же время с облегчением понял — все, это развод. О чем ее прямо и спросил на следующее после приезда утро. Она расплакалась, начала кричать, что больше не может жить со мной, видеть меня. Потом вдруг замолчала, внимательно посмотрев на меня. Я стоял прислонившись к подоконнику, спокойно смотря на нее.
— Я не требую объяснений, не закатываю тебе сцен ревности. Я лишь хочу знать. Ты хочешь развода? — воспользовавшись ее молчанием повторил я свой вопрос.
— Да, — был мне ответ.
— Тогда давай обсудим раздел имущества.
— Да ты что? — от сарказма жена даже посерела лицом — Будешь делить поровну или по справедливости?
— И поровну и по справедливости, — я старался не сорваться, не перейти на крик. Знал если сейчас сдержаться, она тоже успокоится, и мы все решим прямо сейчас. И не надо будет потом встречаться еще раз, чтобы обговорить эту бытовую рутину.
Это мне удалось. Спустя полчаса, мы в холодных, но сдержанных тонах договорились — я забираю личные вещи, комп, мою BMW и аудио-видео технику и сваливаю на новую квартиру, которую мы купили год назад, но ремонт так не довели и до половины. Из мебели там был только столик да пара стульев. С квартирой жена рассталась без долгого сопротивления. Она не любила тот район и не любила верхних этажей. По большому счету она вообще не разделяла идей о покупке именно той квартиры. Просто согласилась после долгих уговоров с моей стороны. Жене же оставалась наша старая квартира со всей мебелью и загородный домик. Я его очень любил, но ради быстрого решения вопроса о разделе имущества решил им пожертвовать. Кроме того это позволяло без лишних вопросов оставить себе машину, отказываться от своей бестии я не собирался не при каких раскладах. На следующий день мы встретились в ЗАГСе и написали заявление. Я собрал вещи и перебрался в тот бедлам, который представляла из себя моя квартира.
И время потекло размеренно и однообразно. Работа-ремонт-сон и снова работа. За месяц, отведенный нам на обдумывание поданного заявления, я привел свое новое жилище в состояние, при котором можно было существовать — пыль не летела из-зо всех щелей, появились чайник, сковорода, заработал душ. Все материалы для ремонта были уже закуплены, и мне оставалось только провести их "инсталляцию в посадочные места". Дни сменялись днями, квартира становилась все благоустроенной. На работе один проект сменял другой, регулярно разбавляясь текущими авариями и авралами. Я работал в крупной компании, предоставляющей различные сервисы связи. Начав с рядового филд-инженера я за достаточно короткое время поднялся по служебной лесенке и этому времени уже несколько лет работал на должности ведущего инженера одного из департаментов, при этом не скатившись в тупую "поддержку клиентов" и не срулив в тонущие в бумагах манагеры. Мне удалось остаться технарем. Получив два статуса CCIE я остался инженером, правда, уже далеко не рядовым. И работа меня устраивала. Я курировал техническую сторону нескольких крупных проектов, в том числе и международных, регулярно участвуя в устранении реальных проблем и проектировке новых решений. Время от времени выдавались командировки в регионы и зарубеж, что тоже делало жизнь более разнообразной. И только Кристина, не встречаясь мне в реальной жизни, никак не уходила из моего сердца.
Незаметно подкралась осень. Я отпраздновал свое 30-летие в тесном дружеском кругу — все те же Валерка, Юрка, Ромка и Стас. Все по-холостяцки аскетично — на столе рюмки с водкой, салатики из ближайшего супермаркета, сало-колбаска, соленые огурчики и картошка, купленные у бабушек на соседнем рынке. Из колонок негромко звучала любимая музыка, а мы сидели и говорили до самого утра, благо день рождения пришелся на пятницу. Боже, как же я люблю такие мужские посиделки с близкими друзьями. Мы рассказывали друг дугу свои последние новости, обсуждали события, спорили, отстаивая свои точки зрения. И только одной темы я умышленно не касался — я не спрашивал Стаса о Кристине. Хотя и знал, что он ее видит часто — все-таки они с его женой Ольгой были подругами. Но в какой-то момент нашего застолья, Стас, уже изрядно захмелев, сам выдал:
— А помнишь Кристу, ну свидетельницу мою? Ну дак она замуж собралась. Поздравил бы ее — ведь не чужой человек, — и пьяно захихикал.
Не будь это мой друг, который просто спьяну уже несет сам не понимая что, приложил бы я его от души… Но видимо я и так сильно изменился в лице — стеклянные глазки Стаса как-то сразу протрезвели. И он тихим голосом выдавил:
— Извини, херню сморозил.
— Тему смени, да? — простужено прохрипел Валерка, разливая очередную бутылку водки по рюмкам.
Но Стас как вводу смотрел. Буквально через неделю мне представилась возможность поздравить даму моего сердца с ее грядущей свадьбой. Но произошло это при не очень хороших обстоятельствах. Институт, в котором преподавал ее жених, участвовал в какой-то программе по взаимодействию и обменом студентами и молодыми преподавателями. А моя компания выиграла тендер на предоставления слуг телекоммуникаций для всех участников этого проекта. Так что институт был нашим клиентом. Курировал его Толян- "Безбашенный". Был он самым молодым из старших инженеров нашего представительства, и мы регулярно пересекались по всяким рабочим ситуациям. Те, кто не знал близко Анатолия, обычно удивлялись, как он держится в нашей компании да еще на должности старшего инженера тех поддержки клиентов. Вид у Толика был абсолютно шалопайский, не вешающий не только уважения, но и просто доверия. Он регулярно получал взбучки от руководства за свой внешний облик, манеру общения с клиентами. Вдобавок он регулярно делал ошибки в конфигурашках оборудования, косячил с подключением кабелей, обещал клиентам нереальные блага или, наоборот, из маленькой нестыковки раздувал пожар мировой революции. И многие из этих косяков обычно приходилось решать мне. Я уже и не сосчитаю, сколько раз я спасал его задницу не только от нашего местного директора, но и от московского руководства. И все потому, что был я с Толяном в приятельских отношениях. А нравился он мне своей смекалкой, добродушием, готовностью признавать свои ошибки и исправлять их, и еще импонировала мне способность работать, что называется за идею. Да и косячил он не от незнания или неумения, а по своей импульсивности и нетерпеливости. Если Толяну дать нужный настрой, навеять ему эдакое слегка меланхоличное настроение, он из Безбашенного превращался в Светлоголового и Золоторукого. У меня это получалось, и поэтому наш директор подсовывал мне Толика при каждом удобном случае, когда мне был нужен напарник или просто мальчик на побегушках. Я же у Толяна ходил в ранге бога — он не мог поверить, что простой смертный может иметь "беху", быть дабл-сисиаем, по полдня доказывать нашим зарубежным коллегам, что косяк на их стороне и слать им конфигурашки с решением проблемы, и при этом время от времени надевать косуху и мяситься в фэн-зоне на рок-концертах, пить с ним пиво в гаражах, обсуждая и сравнивая его хип-хоп с моим хард-н-хэйви и в очередной раз отмазывать его у нашего директора. А уж после того как Анатолий с моей подачи и при моей поддержке получил свой CCNP, я мог в два часа ночи явиться к нему домой и сказать: "Одевайся, поехали!". Он даже не спрашивал зачем, и куда. Вставал и шел, знал, что мне реально нужна помощь, да еще потом и гордился, что я позвал именно его. Как я уже говорил, был он кроме всего прочего веселым и добродушным 24-х летним шалопаем, и на всяких пьянках-гулянках молодые девченки вились вокруг него роем. И вот случился в институте у декана факультета автоматизации день рождения, на который были приглашены представители нашей компании, поскольку во многом благодаря нашим сервисам они смогли присоединиться к той самой программе. С факультетом у нас были теплые отношения, мы на их базе могли иногда устраивать тесты, они у нас стажировали студентов. Так что кроме директора и манагера, ведущего договор, был приглашен Толян, как курирующий технарь, меня же пригласили как исправителя неоднократных косяков Безбашенного, как курирующего практикантов и просто как бывшего выпускника этого самого факультета. По началу я вроде не собирался идти, но именно Толян уболтал меня. Сначала давил на жалость, утверждая, что без меня его там будет третировать наш директор, потом уверял, что директор и манагер, эти "тыловые крысы, не тянувшие кабелей" срулят в самый разгар вечеринки и ему одному оставаться не этично, а так хочется. А затем он сделал "контрольный выстрел" сообщив, что владеет в совершенстве пикаперскими технологиями, и после его прогрузов все молоденькие лаборантки будут его и он со мной ими конечно поделится. Выдавал Толян все это так, что я и все присутствовавшие при этом надорвали животы от хохота. В результате я согласился. И мы вчетвером поехали на этот день рождения.
Толян во многом оказался прав. Как только официальная часть торжества закончилась, наши коллеги попрыгали в такси и укатили по домам. Но юбиляр и еще несколько человек расходиться не спешили и предложили нам с Толей присоединиться к ним в какой-то лаборантской. На что мы конечно же, к великому удовольствию моего спутника согласились. Толик уже добился внимания трех молоденьких толи преподавательниц толи лаборанток и в лаборантской продолжил веселить младшую часть оставшейся компании. Я же подсел к более старшей половине импровизированного стола, где разговор шел "за жизнь". С Толей у нас был жесткий договор спиртным не злоупотреблять — как-никак представляем лицо нашей компании. Толян знал, что в этой теме мне лучше не перечить и сегодня тоже был практически трезвым. Где-то через полчаса дверь в лаборантскую приоткрылась, и в нее заглянули трое бравых аспирантов. Как оказалось, декан вел у них какой-то предмет, лабы по которому эти молодцы завалили. И теперь, пользуясь привилегией аспирантов, они заглянули "в неофициальной обстановке" поздравить своего руководителя и заодно попытаться "на дурака" получить зачет по лабораторкам. Конечно их тут же раскусили и под дружный хохот присутствующих преподов, декан все-таки поставил им зачеты и даже предложил присоединиться к столу. Парни быстро метнулись в магазин, принесли несколько бутылок шампанского и по-свойски расположились в "молодежном секторе". Были они нормальными молодыми парнями, ну может немного излишне нагловатыми и развязанными. Но чем-то они мне сразу не понравились. Это чувство меня редко обманывает. Если я начинаю вот так с ходу чувствовать эдакую неприязнь к человеку, значит, скорее всего мы действительно не сойдемся. И, следуя своему опыту, я всегда стараюсь поменьше общаться с такими людьми и держаться с ними на стороже. В этот раз я решил просто поменьше обращать на них внимание. Тем более что через какое-то время произошло нечто, что просто внутренне выбило меня из привычной колеи.
Уже стемнело, в лаборантской включили свет, обстановка была весьма непринужденной. С юбиляром и его коллегами у меня нашлось много общих тем, которые мы и обсуждали. Вдруг дверь распахнулась, и явилось мне видение. На пороге стоял тот самый парень, который забирал Кристину со свадьбы, а из-за его спины выглядывала сама Кристина. Да, тесен мир, тесен. Артур, как звали жениха моей пассии, не только работал в этом институте, на этом факультете, но и был одним из подчиненных сегодняшнего юбиляра. На официальную часть дня рождения он почему-то там не попал и вот заскочил на минутку поздравить шефа. Но отпустить его, конечно, уже не отпустили, а усадили за стол, само собой, уделив массу внимания его спутнице. Крис была как обычно великолепна. Ее густые платиновые волосы были собраны в длинный хвост и тяжело мели по спине при каждом повороте ее головы. Уж не знаю, откуда или куда направлялась красавица, но задерживаться здесь она, видимо, не планировала, поскольку одета была достаточно откровенно, особенно учитывая ее возбуждающие формы. Скинув легкий осенний плащ, девушка осталась в короткой облегающей блузке-топике с глубоким декольте, под которым угадывалось отсутствие лифчика. Две высокие тугие близняшки соблазнительно четко прорисовывались под тканью, нахально торча чуть в стороны дерзкими сосками, которые я так хорошо помнил и на вид и на ощупь. Круглая, идеальная попка и бесконечно длинные, стройные ноги были затянуты в синие узкие джинсы, которые начинались ниже талии, открывая аккуратный кружек пупка с тем самым серебряным колечком, которое было в ночь, когда мы любили друг друга на столе в подсобке ресторана. Элегантные туфельки на высоченной шпильке довершали это великолепие. При виде девушки внутри меня, где-то под сердцем зашлась гулкими ударами тяжелая, ледяная глыба. Ох, что же ты со мной делаешь, стерва! Заниженная талия джинсов позволила мне рассмотреть еще одну, возбуждавшую меня деталь. На спине пониже талии, повыше ягодиц на равных расстояниях от середины спины девушки были две маленькие аккуратные впадинки. От них в низ на встречу друг другу сходились две едва заметные ложбинки, которые должны были встречаться там, где начинался разрез попки. Эти ложбинки образовывали идеально правильную латинскую "V". Уж не знаю правило ли это или просто всегда так совпадало, но девушки, у которых над попкой была такая вот "V" в постели были гораздо вкуснее и горячее тех, что такой метки не имели. В прошлый раз в темноте и страсти я упустил этот нюанс из вида. Зато сейчас, рассмотрев эту природную метку "моего" типа женщин, почувствовал как мои джинсы становятся мне узки. Пока Кристину усаживали за стол, она с шутками и смехом отбивалась от волны комплиментов, которыми ее осыпали присутствующие мужчины, и еще не видела меня. Но на беду стул ей достался прямо напротив. И когда, опустившись на него, дама подняла на меня глаза, улыбка ее застыла, а в глазах блеснуло на мгновение выражение загнанного в угол зверя. Это был не испуг конечно, а смятение от неожиданности самой ситуации, на какую-то секунду Крис растерялась. Но тут же взяла себя в руки:
— Кристина, — представилась, делая вид, что мы не знакомы.
— Сергей, — кивнул я, принимая ее условия игры.
А что еще мне оставалось делать. Рядом с этой красавицей уже сидел тот кого она выбрала. У меня был шанс, наверное. Тогда в ресторане, когда я ласкал ее божественное тело, когда целовал ее самые сокровенные места, когда нас ни что не разделяло. Но она все равно выбрала Артура. Зачем же мне теперь что-то ей напоминать, рождая в голове ее избранника какие-то подозрения. Ведь он, похоже, не узнал меня, или вообще не обратил на меня тогда внимания. Точка в наших отношениях уже стоит, сколько бы я не думал и не мечтал о моей Богине.
Им передали тарелки, наполнили бокалы шампанским.
— Артур, но мы же не на долго? — скорее утвердительно, чем вопросительно обратилась Кристина к своему спутнику.
— Ну уж это как я его отпущу, — весело вмешался в разговор юбиляр.
— Ну давай уж посидим немного, — Артур просительно посмотрел на девушку и обняв ее чмокнул в щечку, всем видом показывая что она его девушка, а не просто знакомая или подруга.
Я смотрел на Крис и не мог отвести глаз. Косметики на ней было минимум. Лишь накрашенные губы, да слегка подведенные глаза. Как я раньше уже говорил, в ее облике было нечто скандинавское. Чертами лица она чем-то отдаленно напоминала Лив Кристин, которую мне пару раз доводилось видеть в живую. В какой-то момент, пытаясь подвинуться, чтобы пропустить кого-то, Крис резко дернула стул, на котором сидела. От резкого движения ее соблазнительные груки туго колыхнулись под топом. И у меня перед глазами прошла наваждением картина из прошлого, когда в полумраке темного кабинета вот так же упруго вздрагивали эти груди, но тогда я мог целовать и ласкать их, наслаждаясь их совершенством.
Видимо, я слишком откровенно пялился на девушку. Она зябко поправила топик и метнула в меня ледяную молнию своими голубыми очами. Этот взгляд, полный недовольства и холода, стряхнул с меня оцепенение, я повернулся беседующим рядом мужикам и больше не смотрел в сторону фурии. Зато остальные мужчины, особенно мой Толян и те трое аспирантов просто купали эту бестию в своем внимании. Пару раз я выходил за компанию с курящими подышать вечерним воздухом. В один из таких перекуров Толян, тоже оказавшийся на улице в полголоса высказал мне свое восхищение Кристиной.
— Видел, какая фифа? Вот бывают же такие телки. И ведь дают кому-то. Я б полжизни отдал бы за ночь с такой!
— Да, я бы тоже присунул ей! — встрял в наш разговор один из аспирантов, которые тоже выбрались "подымить".
— А я б групповушку с ней замутил, — присоединился второй: — видали, как сиськами трясет. Лифчик не носит при таких-то дойках — значит без комплексов. Зуб даю, прётся во все дыхательно-пихательные пути.
Мне все это было не очень приятно. Развернувшись, я вернулся в здание, успев услышать голос первого аспиранта:
— Ну так за чем дело встало? Сейчас мы…
Затем дверь захлопнулась за мной, и остаток фразы я уже не слышал.
Вечер был уже поздний, а спиртное не переводилось. Преподаватели уже изрядно нагрузились, и разговоры стали несколько утомительными для меня. Я тихонько указал Толе на дверь, намекая на то, что нам пора. Он кивнул но показал обе руки с растопыренными пальцами — мол дай еще 10 минут. Судя по всему, он собрался обменяться телефонами с одной из тех молоденьких девочек, сидевших радом с ним. Я кивну, о'кэй мол, и набрал номер такси. Дверь в лаборантскую вдруг распахнулась, и в нее влетел Артур. На нем лица не было — весь бледный, взгляд куда-то в пустоту. Не глядя не на кого, парень буквально сорвал свою ветровку с вешалки и пулей вылетел в коридор, даже не закрыв за собой дверь. На него никто не обратил внимания, часть присутствующих была уже сильно "под шафэ", а остальные заняты разговорами. "Во дает!" — промелькнуло у меня. Плащ Кристины остался висеть на вешалке, значит, она осталась, но в кабинете ее не было. Поругались, наверное, решил я, вспомнив выражение лица Артура. Было желание пойти поискать ее, воспользовавшись тем что ее жених слинял. Но, пораскинув мозгами, я решил, что это плохая мысль. Девушка сейчас наверняка не в лучшем настроении, так что вряд ли мы с ней сможем поговорить. Зазвонил телефон, извещая, что такси подъехало. Мы с Толяном раскланялись и направились к выходу из корпуса. Проходя мимо одной из аудиторий, я услышал какую-то возню, придушенный стон и сдавленный мужской голос:
— Да не ерзай, дура! Сейчас тащиться будешь.
Та ледяная глыба во мне, уже почти растаявшая, вдруг снова выросла и, тяжело ухнув где-то внизу живота, разлетелась на тысячи жалящих ледяных осколков-стрел. Даже не заглядывая в аудиторию, я уже знал — там Крис с одним из аспирантов. С одним ли?" А я б групповушку с ней замутил. Прётся все дыхательно-пихательные" — всплыло у меня в памяти. Значит вот почему Артур пулей вылетел — видел, видимо, обещанную групповуху. Но я еще не мог до конца поверить в это: Кристина — обычная шлюха-нимфоманка?! Словно после пропущенного удара, я, не в силах сделать вдох, толкнул дверь и бесшумно сделал шаг в аудиторию.
На столе в паре шагов от меня, распятая на столе, лежала Крис. Девушка была почти голая, если не считать топика, задранного до шеи. Ее тело выгибалось дугой делая безуспешные попытки вывернуться из державших ее оков. Красивая грудь колыхалась в такт беспорядочным отчаянным рыкам. Но все было тщетно. По кругу стояли те трое. Первый зажимал ладонью рот жертвы, одновременно прижимая голову к столу. Другой рукой он удерживал ее левую рук. Второй, тот самый, говоривший о групповухе, одной рукой удерживал правую руку девушки, а другой мял груди. Мял безжалостной и грубо, так что наверняка оставались синяки. А третий, самый здоровый, усевшись на одну ногу Кристины, руками так задрал другую, что колено почти касалось груди. На голени задранной вверх изящной ножки висели не снятые до конца джинсы, а на белой коже даже в полумраке были видны синяки. Бугай был без штанов и его член, короткий, но невероятно толстый, торчавший колом, тыкался в промежность жертвы. Киска девушки была раскрыта и беззащитна перед елдой бугая, но Крис из последних сил извивалась, и кол насильника никак не попадал в заветную пещерку.
— Да не вертись ты, сука! Сейчас сама помахивать будешь! — хрипел бугай, делая очередной толчек бедрами в попытке загнать член в девушку.
Меня они не видели, были слишком увлечены лакомой добычей, попавшей им в руки.
— Все, не могу! — сдался бугай — давай ее перевернем. В жопу трахну суку, чтоб не кочевряжилась.
В ответ на это Крис издала долгий протяжный стон, полный отчаяния. Оцепенение слетело с меня. "Да ее же насилуют!" — молнией прошило меня: "Насилуют эти скоты!!!". Я сделал плавный, шаг к бугаю, пытающемуся перевернуть девушку к себе попкой. Двигался я, не издавая ни звука, но бугай почуял мое присутствие и начал оборачиваться. Поздно, поздно родной! Я был уже на "расстоянии добрых намерений" от него. Пол шага вперед, удар! Хлесткий маваши гери джодан пришелся ему в область левого виска. Парень гулко откинулся на стоявший сзади шкаф и начал заваливаться. Но прежде чем он упал, я достал его, как грушу на тренировке, уширо гери кекоми с разворота в низ живота.
— Ах, ты! — тот, что предлагал групповуху, отпустил девушку и направился ко мне, поднимая руки в боксерскую стойку. Пьян, ты, парень. Слишком пьян для меня. Его чуть качнуло, и это решило исход. На полновесный йоко гери кекоми он не среагировал. И накаченный пресс не сдержал удара. Боксер с выдохом сложился пополам на полу. Третий насильник оцепенел, и девушка, рванувшись изо всех сил, вывернулась у него из рук и сползла со стола. Это вывело парня из оцепенения, и он бросился к двери, бросив своих приятелей. Но в двери стоял Толян. Толя не был бойцом или просто здоровяком, но третий насильник струхнул и замешкался, не бросился на него сразу и этим потерял время. Я достал его по печени и он, скуля, тоже свернулся клубком на полу.
Я обернулся к Кристине. Она стояла в шаге от меня, руками прикрывая нагое прекрасное тело. Она не кричала, не плакала. Но ее трясло. Трясло так, что она еле стояла на ногах, длинных, стройных обнаженных ногах, покрытых темными пятнами синяков. Сорвав свою ветровку, я укутал нагую красавицу в нее.
— Тащи ее плащ, он там, на общей вешалке был, красный такой, и к такси давай. Да быстро Толя, быстро! — прошипел я своему приятелю. Дважды Толяна просить не пришлось, улетел пулей.
— Одевай джинсы. Быстро, быстро! — это я уже торопил Крис, которая, похоже, начала впадать в шоковый ступор. Сам помог ей натянуть джинсы, не надевая порванные тоненькие стринги. Обернулся посмотреть, что там с любвеобильными козлами. Беглец и бугай лежали неподвижно, а вот боксер начал приходить в себя и пытался встать. Я в один прыжок оказался рядом и просто, без всяких изысков пнул наотмашь его в голову. Не со всей силы, но прилично так. Парень снова затих.
Ухватив Кристину за руку, я потащил ее на улицу. Такси еще ждало нас. Распахнув дверь, я впихнул трясущуюся блондинку на заднее сидение и сам втиснулся следом. Водила обернулся, было видно, хотел запротестовать, приняв пассажирку за пьяную и опасаясь за салон. Но встретившись со мой взглядом, подобрался весь и еле выдавил:
— Куда?
Толян плюхнулся на переднее сиденье с плащом в руках. Я назвал адрес Кристины, протянул водиле купюру, машина тронулась. И тут девушку накрыла истерика. Она плакала беззвучно, съежившись, содрогаясь всем телом, крепко зажмурив глаза и одними губами что-то крича. Я крепко прижал ее к себе и гладил по густым платиновым прядям, шепча на ушко всякую хрень ласковым голосом. Толян молча смотрел на меня круглыми глазами. Для него все произошедшее было чем-то нереальным. Да и для меня тоже. Я не мог понять, как Кристина попалась к насильникам в руки. Хотела пофлиртовать? Не верила, что они действительно могут вот так трахнуть ее без ее согласия? Ну что ж где-то это закономерно, как бы жутко это не звучало. Все же Крис любила строить из себя эдакую принцессу-недотрогу, да еще при этом сама же и провоцировала мужиков. Ну вот, зайка, и допрыгалась. Хорошо еще я под руку попал, не то быть бы тебе сегодня протраханной во все дырочки, да и поди не один раз. Ребята-то крепкие были. И еще одно я не мог понять — почему ее дружок бросил ее на растерзание этим козлам? Сбежать, оставив ту, которую собрался брать в жены вот так на столе? Это было выше моего понимания. Даже если бы это было по согласию девки, я бы этого не допустил. Пришла со мной, и уйдет она со мной. Потом пусть делает все что хочет, хоть с футбольной командой по кругу. Но у Артура были свои принципы. Или просто испугался?
Когда такси въехало во двор дома Кристины, она уже успокоилась, но продолжала жаться ко мне тыкаясь как котенок мокрыми щеками мне в шею и тихонько шмыгать носиком. У знакомого мне подъезда мы вышли из машины. Я пристально смотрел на девушку, которая даже сейчас, зареванная, с потекшей, тушью оставалась красавицей. Она, не поднимая глаз, тихо прошептала нам "спасибо" и попыталась уйти в подъезд, но я поймал ее под локоть.
— Толь, давай домой пока такси стоит, — отослал я своего приятеля.
— А ты?
— Я чуть позже. Да, и, Толь, никому! Слышишь ни одной душе о том, что сегодня было! Понял!
— Могила, ты не сомневайся.
Я и не сомневался, но напомнить не помешает. Спровадив Толяна, я под руку повел Крис в подъезд, вызвал лифт и через минуту мы были в ее квартире на шестнадцатом этаже. Девушка с трудом непослушными руками открыла замок, не разуваясь, прошла в глубь темной комнаты и сползла по стене на пол. Вернее сползла бы, не подхвати я ее на руки. Я пронес обмякшее тело через комнату, не отпуская опустился в кресло, и прижал Кристину к себе. Она не сопротивлялась, бестии больше не было. Была тихая несчастная маленькая девочка, которая обвила мою шею своими изящными руками и уткнулась опухшим горячим носиком мне в грудь. Так молча, мы и просидели, наверное, с час. Моя пассия время от времени всхлипывала, а я все время гладил ее шелковистые кудри, вдыхая ее пьянящий аромат. Наконец она повела плечами, освобождаясь от моих объятий, встала и направилась в прихожку:
— Я в душ…
Меня не гнала. Ну и на том спасибо. Я прошел в кухню, включил свет. Да, сразу видно, в доме была хозяйка. Мужику никогда не навести дома такого уюта. Вдохнуть такое тепло в жилище может только истинная Хранительница очага. Кухня была вдвое меньше, но сотню раз уютнее и теплее моей. Я даже удивился — все-таки творческой натуре должен быть свойственен некий беспорядок. Но у Кристины все было на своих местах, аккуратно и с тонким чувством вкуса. Я поставил чайник, без труда нашел чай и лимон. И когда хозяйка вышла из ванной в халате с распущенными мокрыми волосами, я как раз разливал чай по чашкам. Бросив взгляд через плечо на шум, я не смог оторвать глаз от этой красоты. Шелковый халат, едва доходивший до середины точеных бедер, обтягивал прекрасное тело и подчеркивал каждую линию, каждый холмик и впадинку. Я видел, что под халатом ничего не было, и вновь любовался этими торчащими сосками на манящих грудях, аккуратными коленками, тонкой талией, покатыми бедрами, грациозной шеей. Но на этот раз мой взгляд цеплялся за фиолетово-багровые следы пальцев на нежной коже, которые были видны там, где ткань не закрывала их. Как можно покушаться на такое! Я жалел о том, что сейчас давно забыт старый славянский обычай, по которому с надругавшегося над женщиной бралась только одна вира — кровью. Видимо я поменялся в лице, потому что Кристина начала неловко кутаться в халат, пряча оголенные места. Чтобы сгладить неловкость, я подставил даме стул:
— Чай готов, сударыня.
Мягкая, теплая улыбка была мне наградой. Хозяйка не спеша пила чай, а я вглядывался в ее лицо, перехватывая голубые лучики ее взглядов. Отставив чашку, моя визави потянулась, массируя шею. Я поднялся, обошел ее и стал сзади, положив руки ей на плечи. Что-что, а массаж я делаю почти профессионально — один из плюсов общения со спортсменами. Кристина откинулась, прислонившись ко мне:
— Класс. У тебя такие руки. Завидую твоей женщине.
Ничего не ответив, я подхватил ее на руки и понес в спальню. Девушка не сопротивлялась, обняла за шею и склонила голову мне на грудь:
— Сопротивляться не буду, но прошу тебя, не надо. Мне не до секса сейчас.
— И в мыслях не было даже.
Я отбросил одеяло, положил Кристину на кровать и, потянув за кончик, развязал поясок. Халат сняла она сама. Сняла и подвинулась, освобождая места для меня. Вздрогнув, как и тогда на свадьбе тугими грудями, предстала во всем своем пьянящем великолепии. А в глазах лишь усталость и безразличие. Но я и в правду не собирался доводить дело до секса. Я уложил мою хозяйку на живот и принялся за настоящий расслабляющий массаж. Сначала Кристина приняла это за прелюдию, но через какое-то время до нее дошло — расслабилась и полностью отдалась наслаждению. Закончив массаж, я одним движением накрыл ее одеялом и шумно вздохнул, сбивая нарастающее желание. В ответ она тряхнула головой, убирая с глаз непослушный серебристый локон, и с удивлением и непониманием посмотрела на меня, ждала.
— Отдыхай, поздно уже. Можно я переночую у тебя сегодня?
— Конечно.
Крис ждала, что я начну раздеваться. Но я, как был в рубашке и джинсах, так и вытянулся поверх одеяла.
— Иди ко мне, — прошептала девушка, пытаясь приподнять край одеяла.
— Спи уже, — я лишь ласково провел ладонью по волосам.
В ответ Крис придвинулась вплотную ко мне, выспростала из-под одеяла руку и провела пальцами по моей щеке:
— Ты чокнутый.
— I lose control because of you baby, I lose control when you look at me like this, — с улыбкой ответил ей строчкой из скорповской "You and I". И обняв ее поверх одеяла, закрыл глаза.
Проснулся я от нежных, невесомых прикосновений. Теплые бархатные губы целовали мое лицо, глаза, щеки, лоб. Тот, кого любимая женщина вот так будила поцелуями, знает, какое это блаженство. Пока Кристина едва касалась моего лица, я притворялся спящим, наслаждаясь этими воздушными касаниями, полными нежности. Но когда девушка раздвинула мои губы язычком и начала практиковать "французскую школу" поцелуя, сдерживаться стало невозможно. Я сгрёб в охапку хозяйку в месте с одеялом, и сдавил в своих объятиях, заработав в ответ тихое, восторженное "а-ах!". Через мгновение кокон из одеяла, внутри которого извивалось желанное женское тело, оказался подо мной. А еще через пару мгновений с моей рубашки с треском разлетелись пуговицы — красивые, аристократические ручки моей любовницы оказались способными на очень решительные действия. Джинсы продержались лишь немногим дольше, хотя и были сняты без ущерба. Мне тоже потребовалось совсем немного времени на извлечение лакомого тела из ракушки одеяла. Вспоминая ее вкус и гладкость, я вознамерился для начала снова попробовать ее языком и губами, и начал было с поцелуями опускаться к ее животику. Но в этот раз Крис, обвив меня руками, не дала этого сделать.
— Возми меня! Сейчас же! — шепотом прокричала она.
Я, глядя девушке в глаза, придавил ее своим телом к кровати и, без помощи рук, движениями одних бедер вошел в нее и начал медленно, миллиметр за миллиметром погружаться в ее мокрое, бархатистое лоно. Оно медленно, не спеша, сдавалось на милость победителя, туго растягиваясь и одеваясь на меня. Видя как при этом губы Кристины, судорожно вздрагивая, с вдохом вытягиваются в аккуратную букву "О", как ее лазурные зрачки расширяются, а голова начинается закидываться, у меня промелькнула эгоистичная мысль, что я видимо самый крупный из жеребцов, которых ей доводилось объезжать. Погрузившись в тугую горячую бездну, я на мгновение остановился, а потом, словно контрольный выстрел, с силой качнул бедра вперед, впечатывая тело подо мной в матрац, и начал также медленно выходить. Так, медленно двигаясь и в конце каждого погружения вколачивая член в начавшую влажно чмокать киску любовницы, я трахал ее довольно долго. Девушка сменила репертуар с тяжелых, глубоких вздохов на ритмичные "а-а-а!" в такт моим ударам. Тело, уже не контролируемое разумом, начало извиваться, прогинаясь и подставляя под мои поцелуи то одну грудь то другую.
В какой-то момент Кристине удалось высвободить из-под меня обе ножки, которые тут же капканом сошлись на моей пояснице, контролируя характер наших движений. Теперь Крис не выпускала мой член из своей киски ни на дюйм, позволяя лишь толкать им горячее дно этой мокрой тугой пропасти, до которого теперь я доставал каждым ударом. Голубые глазки девушки закрылись, головка начала метаться по подушке. И вот уже знакомые тугие пожатия ее влагалища, ставшего враз полным любовными соками возвестили, что Кристина кончает. Я снова залюбовался этим видом — девушку словно посадили на электрический стул — крупная дрожь судорогой прошла по всему телу и выгнула его дугой. Если бы не вес моего тела, девушка, неверное, вывернулась бы в кольцо. Еще пара движений-ударов моего члена, за каждым из которых следовала судорога поменьше, и Кристина отрешенно-расслабленно распласталась на кровати с закрытыми глазками. Но я был еще далек от финиша, и давать передышку моей пассии не собирался — сама напросилась! Подсунув ладонь под попку девушки, я поднял ее над кроватью, другой рукой подпихнув под нее ставшую ненужной подушку, и закинул длинные ноги себе на плечи.
Моя любовница попробовала, видимо, остановить меня, слабо отталкивая и пытаясь что-то сказать. Но только снова выгнулась дугой под свое фирменное "о-о-о-о!" — я резко, почти грубо, загнал в нее свой кол по самые яйца, отчетливо упершись в горячее податливое дно ее пещерки. И поскакал на ней, с каждым разом почти полностью выходя из нее и снова погружаясь до упора во что-то горячее в скользкой глубине. Подушка подняла попку моей девочки так, что мой член при каждом "погружении" и "всплытии" плотно проезжал по передней стенке ее влагалища. Я наклонился вперед и почти сложил Кристу пополам. С каждым моим входом из киски любовницы вырывались звонкие мокрые чавканья. Груди содрогались и тряслись в такт моим ударами, а голова в ореоле платиновых локонов металась из стороны в сторону. Длинные ногти впились мне в плечи, видимо сдирая кожу. Но я этого не чувствовал. Мой мозг сейчас весь был там — в головке поршня, ныряющего в чавкающее страстью блаженство. Ладонями я сжал талию, большими пальцами дотянувшись и лаская клитор. "Ы-уы!" — Кристину подо мной затрясло в диком оргазме как отбойный молоток — не удежишь.
И снова ее киска полна до краев и страстно пожимает мой член. Но в этот раз я ее догнал — вогнав свого бойца до упора, начал наполнять ее лоно своей спермой. Ни трезвой мысли о возможной беременности, ни вежливого желания уточнить, можно ли кончать в нее. Я как животное, хотел одного — пометить свою самку. Чтобы каждый дугой самец чувствовал на ней мой запах. Отныне это моя территория! Кончал бурно и долго, не отпуская ее ног, не выходя ни на миллиметр из нее, лишь толкая член в ее киску. Потом, когда безумие оргазма потихоньку откатило, я осторожно опустил ноги Кристины и лег не нее, накрыв своим телом. Девушка не реагировала. Она лежала, закрыв глаза. От уголков глаз шли две широкие блестящие дорожки от слез. Соблазнительный ротик был приоткрыт, нижняя губа явственно припухла, и на ней были видны следы зубов. Прежде высокие тугие груди сейчас как-то оплыли, как воск от огня, а во всю левую грудь отпечаталась красным моя пятерня. Я нежно поцеловал Кристину в приоткрытые губы, одно рукой гладя ее щеку, а другую запустив между раскинутых ног. Там было горячее и мокро, очень мокро.
Даже по простыне расползлось большое мокрое пятно. На ласки ответа тоже не последовало.
— Ты жива? — в полу-шутку, в полу-серьез спросил я девушку.
Крис приоткрыла один глаз, лениво потянулась, и, вывернувшись из-под меня, улеглась на бок, спиной ко мне:
— Класс…
— Ты про меня?
— Нет, это про то, что я чувствую сейчас внутри, — Крис погладила ладошками низ живота.
— Кстати о том, что внутри, — я потянул ее к себе на руки — тебе нужно в душ.
— Не, не нужно. Ты попал в безопасный день. Хотя мог бы и спросить, хочу ли я, что б в меня кончили… — Кристина не открывая глаз гладила мои плечи.
— А ты была бы против?
— Думаю, я вряд ли что-то смогла вообще ответить, — девушка улыбнулась какой-то нежно-чистой и в то же время распутной улыбкой, — не скажу что не кончала до тебя, но с тобой это умереть и воскреснуть!
Кристина накрыла ладошкой мой полуопавший член и нежно погладила его.
— Еще в первый раз, в ресторане на свадьбе. Я в тебе что-то близкое почувствовала, а уж когда ты меня оттрахал там… Не люблю это слово, — девушка поморщилась, — но тогда ты именно оттрахал меня. Я потом только о тебе думала. Понимала, что ничего больше не будет, плачу от осознания этого, а сама влажная внизу вся. Хотела тебя, как сумасшедшая! А ты думал обо мне?
Я только кивнул. Слабо было мне описать словами, как я ее хотел, не только секса, хотел, но просто увидеть или хотя бы услышать ее голос. Моя блондинка обвила руками мою шею и поцеловала долгим нежным поцелуем.
— Я знаю, знаю что думал.
Часы показывали половину шестого утра. Мне нужно было бежать на работу. К тому же, учитывая мою изодранную рубашку, мне нужно было заскочить домой переодеться.
— Крис, пошли в душ, я тебя помою.
— Тебе пора? — она перехватила мой взгляд на часы.
— Да… Но я к тебе приеду сегодня вечером.
Кристина как-то потухла лицом:
— Зачем, хочешь продолжения банкета?
— Хочу обсудить, какие вещи ты заберешь при переезде ко мне.
Девушка выстрелила в меня голубой молнией своих глаз:
— Ты это в серьез? Я, например, никуда не собираюсь. И вообще, я собираюсь замуж, и, насколько я помню, жених — не ты!
— Но спишь-то ты со мной!
— Намекаешь на то, что я блядь? Раз сплю с тобой, когда уже почти замужем за другим?
Кристина начала кутаться в одеяло, видимо нагота передо мной вдруг начала ее смущать.
— Да называй, как хочешь и себя и меня! Мне это безразлично. Для меня важно, что мы любим друг друга. Значит, мы должны быть вместе!
— Ты этот вывод сделал, трахнувшись пару раз со мной?
— Скажи, только честно, почему ты хочешь выйти замуж за этого Артура? Ты его любишь?
— А что значит "любишь"? Если такой дикий секс как с тобой, то нет. Но это тоже не любовь. Мы с тобой как животные — просто не можем остановиться. Но когда натрахаемся — разбежимся каждый в свою нору.
— Не надо сводить к разговору о нас! Почему ты хочешь выйти за НЕГО?
— Да потому, что это единственный правильный выбор. Артур — домашний, он всегда будет рядом, он будет все делать для семьи. С ним все будет стабильно и ровно! Как и должно быть в семье! Любовь пройдет. Даже такая страсть как сегодня у нас с тобой пройдет! Единственное что останется это покой и стабильность. Такой фейерверк, который был только что у нас с тобой, он хорош только до свадьбы. Семья это тарелки на кухне и дети в подгузниках.
— Послушай себя — сама же себя уговариваешь. Ты как дорогая спортивная машина или породистая лошадь. Тебя нельзя держать все время в стойле, тебя регулярно выезжать нужно, что бы ты не застоялась. Иначе ты захиреешь и погибнешь. Не физически, конечно. Но та, какая ты сейчас — яркая, сильная, ты умрешь в себе. Банальный быт с тихим, домашним преподом института погубит тебя и твои чувства к нему, даже если они действительно есть. Для такой как ты просто необходим этот самый фейерверк. Если его время от времени не будет, ты сама проклянешь эти тарелки и подгузники. Или просто перестанешь быть
— За породистую лошадь можно и по лицу получить, — Кристина смотрела мне в глаза с вызовом и одновременно с какой-то пустотой.
— Да пожалуйста, я готов. Если это что-то изменит. Так говорить не хорошо, но почему он бросил тебя вчера вечером? Почему отдал на потеху этим жлобам? Может потому, что привык, чтобы все всегда было спокойно? Ну и что, что их трое, а она одна, зато все спокойно пройдет. Что такого, что ее трое трахнут, ну подумаешь, только киска будет пошире. И если еще кто попользуется, ладно потерплю, лишь бы…
У меня хорошая реакция, неплохо наработанные рефлексы бойца, но скорость, с которой Крис метнулась ко мне, отвешивая звонкую пощечину, не оставила шансов. Многие инструкторы говорили, что в состоянии эмоционального выплеска человек на многое способен. Моя пассия продемонстрировала это в действительности — на первую пощечину я не успел среагировать, хотя между нами было метра два. А от второй мог бы уйти но не ушел, и от третьей… А Кристина все хлестала и хлестала меня по щекам так что только искры из глаз сыпались.
— Как ты смеешь?! Как ты смеешь?!
Наконец я поймал ее в свои объятия:
— Смею, потому, что люблю тебя!
Она пыталась вырываться, что-то кричать. Но поди вырвись у такого как я. И покричи, когда рот тебе закрывают губами. Она еще какое-то время подергалась, и я не сразу поймал момент, когда вместо попыток кричать и кусаться она начала отвечать на мои поцелуи. Мы так и стояли голые посреди спальни и целовались крепко обнявшись. Сначала нежно, потом уже страстно, а потом проснулось желание. И вот уже девушка сама подтолкнула меня к кровати, уложила на спину и колыхнувшись бесподобной грудью оседлала меня. И началась скачка.
Кристина молча откинулась назад, во все глаза наблюдая, как мой член исчезает в ней и снова появляется. Через некоторое время, также молча, она развернулась ко мне спиной, и оттопырив попку оперлась руками о мои колени. Но так уже я долго не выдержал. Поднялся, придерживая любовницу руками, поставил ее раком и вошел сзади в ее киску, уже снова текущую влагой. Девушка, прогнулась спинкой, опустившись грудью на кровать и выставляя попку мне на встречу. Теперь уже я, как завороженный, смотрел как мой член, блестящий от ее выделений, исчезает в ней, а затем, когда выходит обратно, словно чулок, выворачивает киску. А та, тоже блестящая соками, словно не желая его отпускать, тянется за ним. Постепенно, в начале неторопливый, наш темп начал ускоряться. Кристина начала со своими фирменными "У-у! Уй! У-у-у!" расплющивать свои ягодицы о мои бедра. Даже со спины я видел как сотрясаются ее тугие сиськи, а пальчики с наманикюренными ноготками комкают простыю. В какой-то момент у меня появилось стойкое чувство, что за нами наблюдают. Я даже сделал попытку обернуться, Но стоило мне опустить глаза, я увидел зрелище, всецело завладевшее моим сознанием. Моя любовница ласкала свою роскошную грудь. Она сжимала поочередно груди, оттягивая и покручивала соски, торчавшие маленькими колышками. От увиденного на меня накатил оргазм, и я, придавив девушку в постели всем телом, излился в нее горячей струей. Секундой позже Крис тоже кончила, в этот раз лишь тихонько пискнув и став огненно-горячей в самой своей глубине. Некоторое время мы так и лежали, я поглаживал девушке плечико и шею, а она завела руку мне волосы, и тихонько постанывала. Вдруг в коридоре что-то глухо бухнуло.
— Кто-то стучит! — встрепенулась моя хозяйка.
— Да бог с ними. Постучат и уйдут.
Шум не повторился, и мы остались лежать в обнимку на кровати, поглаживая друг друга и целуясь. Потом утренняя нега нас сморила и мы уснули. Открыть глаза меня заставил мой сотовый, который, надрываясь, видимо уже не в первый раз выдавал саббатовский "Paranoid", который стоял рингтоном на все рабочие номера. Проведя мутным от сна взглядом по комнате, я остановился на часах — половина первого, разгар рабочего дня! Лихорадочно схватив трубку я рявкнул "Да!". Спросонья вышло как-то очень брутально. На том дальнем конце, видимо, тоже оценили голос. Потому что только после некоторой паузы голос моего директора неуверенно осведомился:
— Сергей?
— Да, Андрей Николаевич, я, — постарался я придать голосу человеческие нотки.
— Ты в курсе, который час? И что через час тебя ждет клиент? — голос шефа был ровным, но я-то хорошо знал что скрывается за этим спокойствием.
— Сорри, приболел и, похоже, проспал, — соврал я.
— Надеюсь, диагноз не имеет ничего общего с похмельем? — голос на том конце трубки налился свинцом из которого видимо планировалось отлить пули для моего публичного расстрела.
— Нет, не в коем случае. Можете у Безбашенного уточнить. Мы вчера чисто символически.
— Да я у него спросил уже. Но разве ж он тебя сдаст? — шеф начал, похоже оттаивать: — а какова тогда, стесняюсь спросить, причина заболевания?
— Девушка. Каюсь, грешен, Андрей Николаевич. — я предпочел сдаться чем запутаться в показаниях и окончательно потерять расположение начальства.
— Акгр!.. — шеф явно выпал в осадок от такой откровенности. Даже на настоящее возмущение его уже не хватило: — Через сорок минут у меня в кабинете.
— Буду! — но этого шеф уже не слышал, в трубке зазвучал сигнал отбоя.
Я вылетел из квартиры Кристины пулей, лишь успев бросить ей через плечо: "Я заеду за тобой вечером!". И даже не удосужился выслушать ее ответ. Пойманный мною таксист честно отработал двойную сумму, которую я пообещал ему в случае если мы успеем в офис компании к назначенному времени, предварительно заскочив ко мне домой. В кабинет нашего регионального тех. директора я вошел через сорок одну минуту после нашего с ним разговора. Не глядя на меня шеф бросил мне папку с заказом:
— Через 20 минут тут будет наш региональный представитель клиента, потерять которого или даже оставить недовольным мы не можем. Какие аргументы в твое оправдание?
Я с тактом взял в руки бумаги и посмотрел на титульный лист. У меня в разработке были два проекта, один из которых я закончил, а за второй еще не брался. Но срок по тому, не начатому проекту, еще не должен был подойти. Просмотрев на титульник, я с облегчением убедился, что ошибки нет, и проект именно тот, что готовым лежал у меня на столе.
— Андрей Николаевич, я вашим телефоном воспользуюсь?
Шеф не снизошел до ответа, лишь раздраженно кивнул.
— Анатолий, это я. Папку с проектом по "Алко-Нова" с моего стола и свою подшивку по стойкам для кроссовых берешь и пулей в кабинет техдира!
Через минуту мой верный оруженосец Толян был рядом. Я протянул подшитую папку с проектом директору:
— Вот, собсно. Здесь все, кроме некоторых нюансов, которые и должен сегодня уточнить клиент. А вот, — я протянул вторую папку — данные, которые ему будут для этого необходимы. Клиенту копия выслана вчера. Собственно, Вам тоже я вчера перед уходом сбросил все на e-mail и подписал этот бумажный вариант.
Шеф недоверчиво пробежал глазами по подшивкам, останавливаясь на листах со своей подписью. Затем окинул нас с Толяном уже просто слегка недовольным взглядом:
— Ну… Что тебе сказать… Оправдан. Но! Ты что себе позволяешь?! Ты хотя бы позвонить мог? Предупредить?
— Андрей Николаевич, ну я ж покаялся! Во всем же честно признался! Проспал, как тут предупредишь?
Директор был тоже ходок в свое время, да и сейчас еще нет-нет да потряхивал стариной. И здесь с глазу на глаз читать мораль ему было бы совсем глупо. Он знал, что мы с Толяном в курсе многих его побед и поражений в интимной сфере. К тому же для него все закончилось благополучно.
— Ну она того хоть стоила?
— Ото ж! — я расплылся в улыбке.
— Хоть бы подумал для приличия — уже и у шефа уголки губ поползли вверх.
Толян, тихонько стоявший позади меня, въехал, что гроза и в этот раз миновала, и не смог сдержать любопытства:
— Ты что, у нее до утра остался?
— До обеда! А если б не я, наверное, и до ужина! — шеф безуспешно пытался изобразить недовольство — Ну все, работать, негры, работать! Солнце еще высоко!
— Да, масса! Как пожелаете! — я, склонился в шуточном поклоне, уже позволяя себе наше обычное легкое панибратство.
Обсуждение проекта прошло легко и непринужденно, хотя и затянулось. Представители клиента были ребятами толковыми, на встречу приехали, подготовившись и прочитав мой черновик проекта. Так что разговор шел в основном о деталях, которых, правда, было не мало. И в начале восьмого я уже мчался в гараж за своей Бестией, а уже на ней к Кристине, мысленно прокручивая предстоящий разговор. Я должен был ее убедить, что мы созданы друг для друга.
Дверь в квартиру моей пассии была приоткрыта. Сама Кристина была в зале. Она полулежала, свернувшись калачиком в кресле, и тихо плакала. Я молча подошел, опустился перед ней на колени и обнял за талию, уткнувшись в бедра лицом.
— Артур был, — после некоторого молчания тоскливо прошептала девушка — все кончено. Он забрал заявление из ЗАГСа.
И она указала на измятые бумаги разбросанные вокруг кресла.
— Господи, какая же я шлюха! — и закрыв лицо руками всхлипнула.
— Ты его действительно любишь?
— Я уже не знаю ничего. Я за него замуж собиралась. Думала все уже решено. А тут ты, и в голове все смешалось. Я как наркоманка. Меня после нашей первой встречи прямо ломало без тебя. Потом все успокоилось, а ты опять тогда в ресторане нарисовался. И вот вчера… А Артур оказывается видел все…
— Что это "все"?
— Он ночью пришел, открыл дверь своим ключом. А мы спим. Он будить не стал, решил дождаться утра и поговорить. А мы трахаться начали, он видел все и убежал. Заявление забрал, сказал, что на такой проститутке не только жениться, даже за деньги противно…
Я отчетливо вспомнил свое ощущение, что за нами подглядывали и тот шум в коридоре — видимо это как раз когда Артур дверь захлопнул. Я долго смотрел, как Кристина сидит и тихо плачет. Потом обнял ее, безразличную ко всему, за плечи, поцеловал как ребенка в лоб и спросил, холодея внутри:
— Ты выйдешь за меня замуж?
Девушка подняла зареванные глаза:
— Зачем тебе я?
— Потому что я тебя люблю.
Собственно, это конец моей истории. В тот же день она переехала ко мне, на следующий день мы подали заявление, а через месяц сыграли свадьбу. С того момента прошло более двух лет. Крис только что перестала кормить грудью нашу Юльку, которая как две капли воды похожа не нее — беленькая, голубоглазая. Только курносый носик и ушки достались от меня. Жена изводит сейчас себя разными диетами и занятиями фитнесом, пытаясь сбросить набранные килограммы, на что я только недовольно молчу. Те немногие килограммы отложились в "правильных" местах, окончательно превратив ее фигуру в совершенство.
Чуть располневшие бедра, и еще слегка попышневшие груди вкупе с тонкой талией, точеными ногами, обычно обутыми во что-то на шпильках, и королевской осанкой заставляют оборачиваться всех от юнцов до седовласых дедков. А уж те, у кого хватает сил поднять взгляд на ее лицо, просто ложатся штабелями. Густой длинный, до тугих ягодиц, платиновый водопад волос, из которого на тебя смотрят небесно-голубые глаза — это просто контрольный выстрел. Некоторые настолько теряют головы, что их не смущает кольцо на безымянном пальце, ни даже мое присутствие. Особенно сейчас, летом, на пляже. Джули в купальнике — зрелище способное вылечить даже импотента. Но поводов для ревности у меня нет, собственно как и желания самому сходить налево. Зачем? Ведь я женат на Богине!
Моя новая секретарша
Моя новая секретарша — просто прелесть — очаровательное юное создание: совсем ещё девочка (ей было 18-ть лет), она выглядела просто великолепно: волнистые золотые волосы, спадающие на плечи, большие голубые глаза, чуть вздёрнутый милый носик, очаровательная линия рта, тонкая изящная шея, высокая грудь, которая была заметна, несмотря на строгий костюм, тонкая талия, маленькая попка и длинные красивые ноги. Одета она была, как я уже сказал, строго: серая юбка чуть выше колен, пиджак, под ним белоснежная блузка, тонкие чулки, туфли на невысоком каблуке. И этот наивный детский взгляд, который её вовсе не портит, а наоборот подчёркивает её невероятную сексуальность, сквозящую в каждом её движении: походке, жестах, в том, как она пишет, работает за компьютером. При этом сексуальность её такая естественная и неподдельная, будто она дана ей от рождения, что скорее всего так и есть. Такой она предстала передо мной сегодня, а зовут эту невероятную девушку Аня.
Весь день она выполняла свою работу безупречно. Я видел её много раз, когда она приносила мне документы, спрашивала о работе, забирала письма. И каждый раз я замечал в ней что-то новое, что делало её ещё более привлекательной. Я даже не мог думать о работе, я думал только о ней. За полчаса до окончания рабочего дня, когда она принесла мне чай, я не выдержал: после того, как девушка поставила поднос, я встал из-за стола и обратился к ней со словами благодарности за отличную работу, сказал, что она обязательно должна остаться у нас, а сам тем временем обошёл стол, приблизился к Ане, и внезапно поцеловал её в губы, затем в шею, обнял её. Она не отвечала на мои поцелуи, но и сопротивляться не пыталась, боюсь, в этот момент она думала только о своей работе, о том, чтобы не потерять её. Но я уже не мог остановиться. Я аккуратно расстегнул её пиджак, продолжая целовать девушку, после принялся за блузку и, стянув их с Аниных прекрасных плеч, стал продвигаться вниз, поцеловал живот, занялся застёжкой ремня на юбке.
Теперь она уже оставалась в одном нижнем белье. Надо сказать, что оно было подобрано с ни меньшем вкусом, чем одежда: белый кружевной лифчик, чашечки которого были чуть выше сосков, и такие же кружевные полупрозрачные трусики. Сама Аня стояла, опустив голову, не смея взглянуть мне в глаза, милое личико было залито красной краской. Странно, но от этого я возбудился ещё сильнее. Я расстегнул быстрым движением руки её лифчик, а потом снял его. О, моя догадка оказалась верной: груди Ани были действительно великолепными: высокие, упругие, похожие на два спелых яблока. Я стал целовать их, ласкать языком, рукой, нежно покусывать за розовые сосочки, а другую руку тихо просунул в трусики и провёл ею по нежной плоти, которая скрывалась под ними. Аня чуть вздрогнула и порывисто вздохнула, но, как мне кажется, это не был вздох наслаждения, а, скорее, страх, учитывая то, что покраснела она ещё сильнее. А мне хотелось, чтобы она тоже была возбуждена, и тогда я стал действовать медленнее и издалека: я посадил её на стол, а сам опустился на колени напротив.
Погладил левую ногу, снял с неё туфлю, потом сделал то же самое с другой ногой, провёл руками снизу вверх и стянул с Ани чулок, вскоре на полу оказался и другой, я стал ласкать её ступни, поцеловал пальчики ног, провёл языком до колен, погладил их и, таким же образом, продвинулся ещё выше, затем осторожным движением раздвинул сжатые ноги девушки, она подчинилась моему движению. Я стал медленно облизывать внутреннюю поверхность её икр, всё ближе и ближе продвигаясь к заветному месту, вот я уже провожу языком возле шёлковых трусиков и снимаю их, на этот раз она не покраснела, что придало мне новых сил для любви. Я увидел её гладкий лобок без единого волоска, а также то, что она уже не девственница, что не удивительно при её красоте, но странно при её стеснительности, а может она такая только со мной.
Однако долго раздумывать над этим я не стал, а сразу прикоснулся своими губами к её губам любви, ввёл внутрь язык, стал им там крутить, двигать. Так я долго ласкал Аню, используя все известные мне способы и, наконец, услышал тихий стон, потом ещё и ещё. Губами я чувствовал, что она возбудилась, тогда я встал, снял с себя брюки, трусы, подошёл к столу, взял Аню за её хорошенькую попку, а затем медленно подался вперёд, она глубоко вздохнула, я повторил движения. Сначала я делал всё медленно, чтобы она чувствовала, как моё копьё пронзает её, медленно продвигается всё глубже и глубже в её красивое тело. Девушка всё это время тихо постанывала, она явно пыталась сдержаться, скорее всего Аня боялась признаться сама себе, что ей нравиться это, не знаю, но когда я увеличил темп, она уже не могла сопротивляться, стала громко стонать при каждом моём движении и неожиданно подняла на меня глаза, в которых уже не было прежнего страха. Я наклонился и поцеловал её, не прекращая пронзать.
Так продолжалось некоторое время, потом я остановился, взял её за ноги и забросил себе на плечи. Это заставило Аню откинуться назад и лечь на спину, я же аккуратно вошёл в неё теперь уже через заднюю дверь, продвигаясь медленно, чтобы не вызвать у неё боль. Потом стал делать это быстрее, лаская руками её нижние губы и клитор. Судя по реакции, это доставляло ей неописуемое наслаждение: она громко кричала, мотала головой. Боже, как красива она была в тот момент-это детское личико, искажённое наслаждением, растрёпанные золотые кудри и великолепная грудь, которая то вздымалась, то опускалась, я раньше никогда не видел более возбуждающего зрелища. Но всё же я остановился и знаком указал на диван, Аня поняла это, легла на него, широко расставив ноги. Я избавился от остатков одежды, лёг на неё и начал движения любви.
С того времени, как я её первый раз поцеловал, с моих уст не сорвалось ни одно слово, я считал, что они будут излишни, но теперь, когда мы, сплетясь вместе, доставляли удовольствие друг другу, комплименты просто полились из меня. Она слушала меня, стоная и порывисто вздыхая от удовольствия. Через несколько минут я не выдержал и наше наслаждение, достигнув своего пика, закончилось. Некоторое время мы лежали, ни шелохнувшись, тесно прижимаясь друг к другу. Потом я поцеловал Аню последний на сегодня раз, встал и начал одеваться. Через секунду она последовала моему примеру. Мы делали это молча и разошлись по домам не сказав ни слова, но её взгляд, брошенный на последок, был красноречивей любых речей.
Надеюсь, наши отношения примут регулярный характер.
Мужская фантазия
…Эта встреча произошла в теплый весенний вечер. Природа еще полностью не пробудилась от зимнего сна, но настроение и чувства, которые посещали людей были поистине весенними и романтично настроенными… В один из таких весенних вечеров я шла по городу, мне навстречу шли люди, спешащие каждый по своим делам, как вдруг в толпе я увидела его. Его взгляд встретился с моим и как будто электрический заряд проскочил между нами…Его глаза были такими нежными и зовущими, что трудно было сопротивляться такому взгляду, сравнявшись со мной он чуть заметно коснулся моей руки, дикое желание охватило нас обоих, но мы прошли мимо друг друга, расстояние между нами увеличивалось и по мере того, как увеличивалось расстояние — увеличивалось наше желание!!!
…Я подходила к бассейну, но мои мысли витали где-то совсем далеко. У меня не было настроения ни тренироваться, ни обсуждать последние новости с подругой… Я думала только о нем… Решив расслабиться и отвлечься от своих мыслей я пошла на массаж, мечтая попасть в сильные и крепкие руки массажиста, я хотела отдаться ему, да, пусть не так, пусть платонически, но мне это было просто необходимо. Стоя в душе и лаская свое тело струёй воды, я думала о том таинственном незнакомстве, желание нарастало… Я хотела себя успокоить и старалась думать о чем-то другом… Надеюсь ты меня поймешь, что это было нелегко. Укутавшись в теплое и нежное полотенце, я вошла в массажный кабинет….легла на диван. Массажист склонился над моим телом и спросил какой будем делать массаж, не в силах что-либо отвечать я просто махнула головой…
Я почувствовала, как необычный и чувственный аромат окутал комнату, от этого я потеряла над собой контроль, что даже не заметила, как щелкнула задвижка на двери… Сильные и в то же время нежные руки массажиста скользнули по моему теле, они были настолько теплые и властные, что я стала забывать обо всем… С каждым его умелым движением, я просто таяла в его руках… Казалось, что он знает все мои эрогенные зоны, заставляя меня изгибаться от желания… Это не было похоже на обычный массаж, который обычно делают в салонах такого рода, его пальцы спускались все ниже и ниже и наконец они скользнули под полотенце, но я не оттолкнула его, своим молчанием я позволила ему продолжить свои замыслы… На своем плече и ощущала его дыхание, а спину покрывали нежные поцелуи.
Глубоко в подсознании я понимала, что поступаю неправильно, но желание было сильнее меня… Я представляла рядом с собой того парня с улицы и от этого становилось просто невыносимо сдерживать порывы страсти… Поцелуи устремлялись все ниже и ниже, пока я не почувствовала, как что-то очень теплое дотронулось до моего клитора, мое тело не смогло сдержаться и я прогнулась навстречу чему-то совершенно неизвестному, но очень желанному. Я почувствовало, что по всему телу прошла волна тепла, я перевернулась на живот и вдруг… О, Боже! Это был он, да, я не могла ошибаться, он, тот самый парень с улицы… Понимая, что не в силах больше сдерживаться и приподнялась чтобы стать ближе к нему, наши губы слились в сладком поцелуи, казалось, что это последний поцелуй из всех, что мне доведется испытать в жизни, настолько он был страстным, но в то же время очень нежный и чувственный, я пыталась полностью раствориться в нем, а он во мне…
Он аккуратно спустил мои ноги, так, что я осталась сидеть, а сам подошел и стал между моими ногами, спустя какое-то время мы занимались с ним сексом, это был самый потрясающий секс в моей жизни, возможно от того, что ему придавало остроту то, что он был настолько спонтанен и ярок от того, что я впервые отдалась человеку, так мало мне знакомому, но так желанному мной… Ну могу точно сказать сколь долго длились эти мгновенья, мы просто не замечали время, оно остановилось для нас… Поняв, что в бассейне уже никого нет, мы перебрались туда, отблеск луны падал на ровную гладь воды, мы овладевали друг другом несчетное количество раз… Господи, какое у него красивое и сильное тело, я просто изнемогала от желания, и он не разу не разочаровал меня… Он входил в меня все глубже и резче, но я не испытывала боль, а только все новые и новые приливы желания…
Мы
Мы.
Две буквы. Одно местоимение. Половина внутренней вселенной.
Мы.
Помнишь первый класс? Бантики и белые юбочки… Синие костюмы и накрахмаленные рубашки?
Мы.
Пока еще безликая масса. Одноклассники. Дети. Жестокие и безрассудные.
Нам понадобилось так много времени, чтобы понять, где ложь, где правда. Где мгновение и где вечность. Где радость и где боль.
А еще больше времени требуется нам, чтобы понять, что есть "мы" — множество, и есть "мы" — два человека. Совершенно разных.
Упрямых, непримиримых, сложных, противоречивых.
И все это — мы…
Нам по четырнадцать. Какой хороший возраст. Две счастливы цифры — две семерки…
— Я принесла тебе семечки.
— О, спасибо! Кто еще, как не ты?
Вчера бабушка привезла с огорода мешок подсолнечника. И я готовила тебе жареные семечки. Зачем? Сама не понимаю. Глупость? Возможно. Но с этого начался роман длиною в полжизни. (
Почему тебе? Да просто потому, что мы — две белые вороны в классе. И одна белая ворона тянется к другой. Хотя и понимает, что это — безнадежно.
На нас смотрят непонимающе. Все. Твои родители. Мои. Класс.
Шуточки, летящие в спину, заставляют нас ежиться. Мы пока еще не научились сжимать зубы и бороться за правду. Свою. Ту, которую так тяжело добыть. (Пусть ночь огня длится вечно. Закажи патроны любви прямо сейчас!)
Мне пятнадцать. У меня появился более-менее постоянный бойфренд.
Господи… В то время и понятия такого не было — "бойфренд". Просто парень на три года меня старше, которому я даже целовать себя не разрешаю. Он встречает меня после уроков и мы идем бродить по городу. А ты смотришь нам вслед. Ведь мы сказали друг другу "хватит". Мы теперь друзья. Просто друзья.
И мы искренне верим, что дружба окажется сильнее того безумия, которое пробуждается в нас. Пока еще робкими толчками.
С бойфрендом мы уже изучили все местные кафе. Три месяца — не роман, не увлечение, а вообще не пойми что. Я понимаю, что мне с ним бесконечно скучно. И в один прекрасный день прошу его исчезнуть из моей жизни.
Ладно, Бог с ним, с этим ухажером, я и имя-то его уже забыла. А ты — остаешься. Кто бы знал, как надолго остаешься…
Ты завязываешь какие-то отношения с другой девушкой. Мы упорно делаем вид, что счастливы.
Мы…
Выпускной. Мы смотрим мимо друг друга. Мы разные. Мы другие.
Мы…
Я назло тебе флиртую с нашим одноклассником. Я хочу увидеть, как зло просыпается в твоих глазах. А ты не злишься. Ты смотришь устало и грустно. И такое ощущение, что ты видишь всю нашу жизнь на годы вперед.
Ты на втором курсе.
Звонок в моем частном доме не работает. Я не слышу, как ты звонишь, но что-то заставляет меня выйти во двор. И я вижу, как кто-то в белом костюме лезет через забор. С цветами. Вслух громко говорю:
— Вор не полезет через забор с букетом в руках.
И твоя улыбка в ответ:
— Кто знает? Быть может, я вор. Только что я хочу украсть?
— Сколько мы уже не виделись?
— С выпускного.
— М-да… Время летит. А казалось, все только вчера было.
— Гораздо интереснее, как мне кажется, думать не о том, что было, а планировать то, что будет.
— Оптимист!
— Реалист!
Сидя у меня на кухне, ты рассказываешь об университете, о преподавателях, о своей жизни. А я слушаю тебя и не слышу. Студенческая жизнь тебя сильно изменила. Ты, как и в школе, остаешься "белой вороной". Но в университете этот минус превратился в большой плюс. Тебя любят за нестандартное мышление, ты — душа компании и желанный гость на любом празднике.
Не хочу себе в этом признаваться, но я тебе завидую.
… Мы первый раз целуемся. Господи! Нам по девятнадцать лет. Невинность осталась где-то там, в прошлом, далеком и близком одновременно. Но наши поцелуи — какие-то особенные. В своей нелогичности. И в своем безумии.
Я целуюсь с открытыми глазами. И ловлю выражение твоего лица. Судя по всему, ты не меньше меня удивлен своим порывом.
Твоя рука скользит по моей спине. Я невольно прижимаюсь к тебе, словно пугаясь, что сейчас ты отстранишься — и мы забудем про это сумасшествие.
И сладкие-сладкие губы. И все может свернуть в совершенно другую сторону. Но не сворачивает.
Ты уезжаешь из города на полгода. А когда возвращаешься — я уже в гражданском браке. Прости, все так получилось.
Молодость не умеет ждать.
А вот и еще один магический возраст — три семерки. Двадцать один год.
— Вот и тебе стукнуло…
— Мне еще не стукнуло! Только послезавтра!
… И мы кажемся друг другу такими взрослыми и мудрыми. Ведь это — совершеннолетие!
И только потом мы понимаем, что есть отдельно "совершенность" и отдельно — прожитые годы. И как часто они не совпадают — опыт и время, оставшееся за бортом корабля, которого бросает из стороны в сторону штормом под названием "жизнь".
— За тебя! — Ты поднимаешь бокал.
— Нет, — улыбаюсь я. — За нас.
— Нас? — Рассеянно переспрашиваешь ты. — Как-то не сильно я понимаю, что у нас такого общего в жизни, чтобы можно было за это самое "общее" пить.
— Ты зануда, — смеюсь я. — Мы с тобой знакомы чуть ли не всю жизнь.
— Поплюй через левое плечо, — в твоих глазах нет и тени улыбки. — Жизнь — большая. Вот если ты мне то же самое скажешь через пятьдесят лет, тогда это да… Тогда могу считать, что мы знакомы почти всю жизнь.
— Да мы за это время успеем надоесть друг другу хуже горькой редьки!
— Тогда выпьем за то, чтобы не надоели!
И шальной тенью мелькает осколок мысли: "А ведь мы до сих пор не устали друг от друга. Может, все так и надо? Может, мы связаны незримой тонкой, но прочной нитью? И как бы мы ни старались, все равно будем возвращаться опять и опять друг к другу?".
Мы…
Ты закончил университет и по уши в новой работе. А я наконец-таки поступила.
— Поздравь меня! Я студентка!
— Ты еще не студентка! Ты абитура! До первой сессии.
— Нахал!
— Я просто тоже считал, что я студент. — Ты усмехаешься в трубку. — А студенчество во всей его прелести ощутил только ближе к окончанию. Чего и тебе желаю.
— Пьянок в общаге и незнакомой бабой рано утром в твоей кровати?
Ты молчишь полминуты. А потом как-то слишком сухо бросаешь в сторону:
— На мое счастье, у меня еще никогда такого не было. В постель я ложусь только с теми, кого хорошо знаю.
Если бы ты сейчас видел мои глаза и перехватил мой взгляд, то явно прочел бы в нем фразу: "А мы знаем друг друга более чем хорошо".
Но ты угрюмо молчишь. И так хочется верить, что наши мысли совпадают… Но что-то мешает нам сказать друг другу такие простые вещи…
Мы встречаемся на площади Карла Маркса. Я на третьем курсе. Ты уже работаешь в солидной конторе.
— Ты не поверишь! Первый раз у меня свидание именно здесь, — рассеянно замечаю я.
— А у нас свидание? — Усмехаешься ты.
— А как это назвать?
Ты сдергиваешь с меня шапку и ерошишь мои волосы.
— Это встреча двух друзей. Просто друзей.
Какая искра пробегает в этот момент между нами — мне непонятно. Но в следующее мгновение мы уже целуемся. Дико, страстно, упоенно.
Интересно, это у нас теперь всегда так будет? Откуда оно — желание поцелуя — стихийное, захлестывающее с головой, срывающее крышу? И так же внезапно исчезающее. Холодный рассудок подает голос.
— Ой! — Я отстраняюсь и смотрю по сторонам. Тут где-то рядом один из филиалов фирмы моего нынешнего любовника. Еще не хватало, чтобы ему донесли о том, что я с кем-то шашни вожу.
— Что "ой"? — Недоуменно спрашиваешь ты.
— Нет, ничего… Пойдем отсюда!
И по твоему взгляду я понимаю, что ты обо всем догадываешься.
Мы бродим по городу, болтая ни о чем. Потом ты довозишь меня до дома.
— Спасибо за чудесный вечер, — ты целуешь мне руку.
— К себе не приглашаю, извини…
— Да я знаю, знаю… Ревнивый супруг не потерпит! Беги.
Уже на пороге я оборачиваюсь. Такси еще не уехало. Ты опускаешь стекло и долго-долго смотришь на меня.
— Послушай, у тебя есть в домашней библиотеке Макиавелли?
— Был где-то, — неуверенно говоришь ты. Телефон у меня старый, поэтому твой голос звучит как из космоса. — Что, курсовую пишешь по нему?
— Догадливый ты.
— Ну, тут не надо быть Холмсом. Хорошо, я сейчас посмотрю. Не клади трубку.
Ты отсутствуешь не больше двух минут.
— Есть, я посмотрел. У папика полно философской литературы, тут же пока найдешь… Но Макиавелли на видном месте, видать, родитель недавно освежал в памяти. Тебе сейчас завезти?
— Если тебе не сложно!
— У меня с тобой сложности немного другого характера, — бурчишь ты.
Я жду тебя час, другой, третий… Мобильные в те времена — удовольствие дорогое, не у каждого они есть, поэтому ты не можешь предупредить меня, что у тебя появилось срочное задание на другом конце города.
После четырех часов ожидания я начинаю злиться. Вечером меня звали в гости, надо бы привести себя в порядок. Я ухожу в душ. По закону подлости, как только я намыливаюсь, раздается звонок в дверь. Обернувшись полотенцем, подбегаю двери.
— Где тебя носило? — Недовольно спрашиваю я.
— Прости! Деловая встреча неожиданно образовалась, отменить не мог! — Ты протягиваешь мне книгу и ехидно добавляешь: — А ты меня все время ждала в таком виде?
— Да ну тебя! Мне сейчас уже убегать надо.
Ты вздыхаешь.
— Да, я понимаю… Извини, что так получилось…
Твой взгляд бесстыже меня раздевает, но я зла из-за твоего опоздания и захлопываю дверь.
А вот и окончание института. Я готовлюсь к диплому. Ты сидишь на полу и возишься с чертежами.
— Извини, мне до сих пор неудобно, что я тебя попросила…
— Неудобно трусы через голову надевать, — отмахиваешься ты. — Кто ж виноват, что в твоем окружении нет чертежников? Мне даже приятно тебе помогать, что ты напрягаешься?
И ты снова склоняешься над листом ватмана. Потом ненадолго поднимаешь голову и усмехаешься:
— Но за эти чертежи ты проведешь со мной вечер.
— Какой ты нахал!
— Я сказал "вечер", а не ночь, судьба моя, — смеешься ты. — Посидим в ресторане, выпьем хорошее вино, а потом я тебя провожу домой. Ты же девушка приличная, я все понимаю.
… И только несколько дней спустя я понимаю, как нечаянно — или преднамеренно? — ты проговорился.
"Судьба моя".
Но ведь и ты — моя. Только я пока не хочу себе в этом признаваться.
… А потом наступает обещанный вечер. Клавишник на сцене перебирает пальцами, выводя какую-то медленную мелодию. Ты встаешь из-за стола и подаешь мне руку:
— Сударыня танцует?
Танец завораживает. Мы не отрываясь смотрим друг другу в глаза. Уже ничего не соображая, я приникаю к твоим губам. Плевать, что кроме нас на танцевальной площадке никого нет, и на нас пялится полресторана. Просто хочу чувствовать вкус твоих губ.
И потом, возле моего дома, мы целуемся так же страстно и упоенно…
Но ты отстраняешься.
— Неправильно это все… Ну вот куда нас несет?
Я провожу рукой по твоей щеке.
— Слушай, я тебя не понимаю, что не так?
Ты только досадливо морщишься, порывисто меня обнимаешь и шепчешь в ухо:
— Прости! Сорвался! Не должен был я так делать.
Ты резко разворачиваешься и уходишь, оставляя меня в полном недоумении. Уже потом, где-то через полгода, я узнаю, что в тот момент у тебя была девушка. Она изменяла тебе направо и налево, а ты догадывался, но любил ее безумно. И тут на твоем пути попалась я. Дурак ты, дурак! Ну вот что тебе стоило все мне рассказать?!
А так… Я просто веду себя как обиженная школьница. Не звоню тебе, меняю номер сотового, чтоб ты не смог дозвониться мне. Просто исчезаю из твоей жизни на долгое-долгое время.
… Мы сталкиваемся совершенно случайно на улице. Я иду под руку с очередным ухажером и рассеянно слушаю его размышления о каких-то сложностях на бирже. Дернуло меня связаться с банкиром! Нет, в постели он очень даже ничего, особенно когда молчит. Но впервые в моей жизни мужчина, которого после секса тянет поговорить на профессиональные темы. В такие моменты задушить готова!
В последнее время наши отношения сильно портятся.
И даже более чем сильно… Все идет к разрыву. Не могу понять, почему, но я это чувствую.
Он ревнует меня к каждому столбу. И не объяснишь же ничего! Думать надо было, когда с красивой женщиной связывался! Будь лучше других — и все! Это сложно, не спорю. Так легких путей никто не обещал.
Сегодня настроение у меня из рук вон. На работе неприятности, но своему бойфренду я о них не рассказываю. Хватает и того, что он меня грузит своими деловыми проблемами. Вот если бы рядом был ты, как много бы я на тебя выплеснула! Но я же сама сделала шаг в сторону, сама попыталась вычеркнуть тебя из своей жизни. Глупо! Ох, как глупо…
И тут в поле моего зрения появляется знакомая фигура. Я окликаю тебя. Ты подходишь, близоруко щурясь, и я замечаю, что твои волосы уже тронуты сединой.
— Здравствуй.
— И тебе не болеть, красавица! — Коротким кивком ты приветствуешь моего спутника, и он внутренне напрягается. Видимо, как-то я уж слишком тепло на тебя смотрю.
— Как жизнь?
Ты усмехаешься и отводишь взгляд:
— Это не жизнь, это какая-то комедия положений.
— О! И кто от тебя в положении?
— Типун тебе на язык! — Отмахиваешься ты. — Пока еще никто, рановато мне.
— Да ты чего? Двадцать восемь тебе! Нормальный возраст!
— Не "тебе", а "нам", — ты не упускаешь случая меня подколоть. — Кстати, для особо забывчивых напоминаю, что ты вообще старше меня.
— Полгода — это не разница! — Мои губы невольно растягиваются в улыбке.
— Все равно — старше! — Хохочешь ты.
— Вот ты зараза!
— А ты не знала?! Ладно, прости, долго трепаться не могу! Дела!
Махнув рукой, ты исчезаешь в толпе. Мой бойфренд провожает тебя недобрым взглядом:
— Это еще что за клоун?
Тут на меня неожиданно накатывает ярость. Я разворачиваюсь с перекошенным лицом и выдаю:
— Ты, козел, сначала дорасти до его интеллекта, а потом называй клоуном! Он умнее тебя в десяток раз.
— Как ты меня назвала?
— Козлом я тебя назвала. И идиотом.
В этот момент у него, что называется, "падает планка". Он наотмашь бьет меня по лицу. Я лечу на землю.
— Ах ты, сука, — слышу я сквозь кровавую пелену его голос. — Ты что, тварь, спала с ним? Да я тебя сейчас прикончу тут!
На мое счастье, рядом проходят какие-то мужчины в военной форме. В знаках различия не разбираюсь, но кажется, десантники. Ухажера — теперь уже совершенно очевидно, что с приставкой "экс" — скручивают и кладут лицом в асфальт. Кто-то помогает мне подняться.
— Ну что, — мрачно спрашивает кто-то из десантников, — в ментуру поведем или здесь с ним разберемся?
— Оставьте его в покое, — распухшие губы меня не слушаются. — Пусть катится на все четыре стороны.
— Девушка, вас проводить?
— Спасибо, не надо, я недалеко живу.
Прижимая платок к лицу, чтобы скрыть стремительно набухающий синяк, добредаю до дома и потом долго привожу себя в порядок. (Подари ей особенную ночь. Закажи наши дженерики прямо сейчас, по беспрецедентным ценам!)
Рука сама тянется к телефону и набирает твой номер.
— Приезжай. Срочно. — Господи, ну и голосок у меня!
— Что случилось?
— Я сказала: приезжай!
На заднем фоне слышен мужской голос: "Пожалуйста, не отвлекайтесь на телефонный разговор!"
— Да идите вы, Пал Семеныч на…! — Бросаешь ты невидимому собеседнику. А потом тихо и нежно-нежно отвечаешь мне: — Жди. Через пятнадцать минут.
Когда я открываю дверь, ты сразу все понимаешь.
— Он?
Я киваю.
— Я его пришибу!
— Не надо, — устало отмахиваюсь я. — Его уже помяли. Без твоей помощи.
Я утыкаюсь в твое плечо и реву. Ты гладишь мои волосы и только приговариваешь:
— Ничего, ничего, все будет хорошо… Все будет хорошо…
— У кого хорошо? — Всхлипываю я.
— У нас. — Ты крепко-крепко обнимаешь меня, потом приподнимаешь пальцами мой подбородок и нежно касаешься губами лба. (
— Целоваться не смогу. Губы разбиты…
— Я вижу, — отвечаешь ты и смотришь на меня с такой нежностью и страстью, что я сама не отдавая отчет в том, что делаю, начинаю расстегивать твою рубашку.
Твоя рука — не просто теплая, а безумно горячая — скользит по моей груди.
— Это безумие какое-то, — бормочешь ты, опускаясь передо мной на колени. Мой халат обреченной птицей летит на пол, и я позволяю твоему языку играть со мной, снова и снова сходя с ума…
Только языку…
Только…
Оргазм бьет меня, как электрический ток. Ты поднимаешься на ноги и снова обнимаешь меня.
— Я хочу тебя, — тихо шепчу я.
— А как тебя хочу я! — Улыбаешься ты. — Но не сейчас.
— Не сейчас, — эхом откликаюсь я, понимая, что в этот момент тебе глубоко безразлично и мое разбитое лицо, и вообще весь мир. И желаешь ты меня просто безумно. Прижимаясь к тебе, я чувствую твое возбуждение. Но ты хочешь, чтобы все было красиво. Все.
— Я люблю тебя, милая моя девочка…
— И я тебя.
… От телефонного звонка я вздрагиваю. Поднимаю трубку и слышу испуганный голос экс-ухажера:
— Прости, я сам не знаю, что на меня нашло. Прости меня, пожалуйста, прости!
Коротко послав его по известному адресу, я собираюсь дать отбой, но ты перехватываешь трубку. Столько концентрированной злости в твоих глазах я даже представить не могла. Ты роняешь слова, словно металлические осколки.
— Послушай, урод. Я не знаю, кто ты. Но я тебя найду.
Потом усмехаешься и вешаешь трубку.
— Мужчина не из пугливых. Обматерил меня.
— Ему только материться и остается.
… Потом мы еще долго стоим в коридоре, сжимая друг друга в объятиях. Молча. Но эта тишина говорит больше, чем самые громкие слова.
А проводив тебя, я еще долго буду смотреть в окно, вновь и вновь прокручивая это безумие, захлестнувшее нас обоих, и твои горячие ласки.
На следующий день ты вваливаешься ко мне в квартиру с пакетом и вытаскиваешь из него овощи, сыр и вино.
— Ты с ума сошел! Ну что я, сама не могла выйти?
— Ты себя в зеркало видела, красота неземная? — Улыбаешься ты. — Сиди уже дома! Поработаю твоей домохозяйкой.
— Полы тоже помоешь? — Фыркаю я.
— Вот убирать ненавижу, — разводишь ты руками. — Холостяцкая привычка жить в бардаке.
… Бутылка вина заканчивается быстро. Свернувшись калачиком, я кладу голову к тебе на колени, а ты щелкаешь пультом телевизора, выбирая каналы. Потом мы смотрим фильм — уже не помню какой. Обычная муть, где не важно, что и как делает главный герой. Жвачка для глаз. Но рядом с тобой мне абсолютно все равно, что сейчас крутят по ящику. Я просто наслаждаюсь тем, что ты здесь, совсем близко…
— Слушай, тебя с работы не выгнали за то, что ты вчера какого-то дядьку послал? Я ж слышала!
Ты лениво отмахиваешься.
— Это зам генерального по общим вопросам. Бывший военный с пулей в голове. Ничего, я пришел к нему домой вечером, поставил коньяк, извинился, объяснил ситуацию.
— Быстро ты управился…
Ты наматываешь прядь моих волос на палец.
— А я учусь управлять людьми.
— Мной ты тоже управляешь? — Я резко приподнимаю голову, забыв, что мои волосы у тебя в руке и вскрикиваю.
— Ой, извини, — ты прижимаешь меня к себе крепче. — А что касается вопроса… Я не могу тобой управлять. Мы ж друг друга как облупленных с первого класса знаем!
Я шутливо хлопаю тебя по колену:
— Я подозреваю, что вообще ничего о тебе не знаю!
Ты сладко потягиваешься:
— У моих родителей вчера появились такие же подозрения. После того, как они услышали, как я о тебе отзываюсь. Маман так просто поинтересовалась, что у нас с тобой было.
— Она ко мне, помнится, относилась не особо…
Ты хмыкаешь:
— За это время она успела ознакомиться с другими кандидатками и признала, что ты — не самый плохой вариант.
Я с удивлением чувствую внезапный укол ревности — чувства, мне не свойственного. Другие кандидатки… Понятно, что ты не мальчик, и все-таки, сколько их было у тебя — тех, которые растворились в сутолоке дней? И тут же одергиваю себя: ведь и я не страдаю излишним целомудрием. А ты же не переживаешь по этому поводу…
Или все-таки переживаешь?
— Ладно, — ты бережно гладишь меня по волосам и с горькой ноткой продолжаешь: — Прости, мне пора. Дома еще работы валом.
— А может, останешься?
Ты вздыхаешь и проводишь ладонью по лицу.
— Любимая моя-любимая… И как ты это себе представляешь? Лежать с тобой в одной постели, хотеть тебя до безумия — и более ничего? Уж лучше я подожду немного. Главное, чтобы никто из нас не "перегорел".
— Я тебе перегорю! — Рычу я, ткнув кулаком в бедро. — Обратно зажгу!
— В этом не сомневаюсь, — смеешься ты. — Как в той песне… "Ты ласточка моя, ты зорька ясная, ты в общем самая огнеопасная!"
Ты заходишь ко мне каждый день. Мы сидим, общаемся ни о чем, смотрим кино. Заново учимся смотреть друг на друга. Неожиданно для себя я открываю, что ты — довольно симпатичный мужчина, как ни парадоксально это звучит. Это ж надо! Рассмотреть внешность много-много лет спустя.
Хотя… Может, это и не внешность, а внутренний свет, идущий от твоей мятущейся души?
— Ну вот почему так: на одних все заживает, как на собаке, а я до сих пор на себя без содрогания в зеркало смотреть не могу?!
— Не смотри, — пожимаешь ты плечами. — Между прочим, не так уж и виден теперь этот твой синяк.
— Ага, не виден! Переливается всеми цветами радуги!
— Значит, не виден для меня, — ты целуешь меня в ладонь.
Я сладко жмурюсь. Ладонь — моя эрогенная зона. И ты уже явно успел это выучить. Мы ж не просто так телевизор смотрим, а обнимаемся… Более чем активно. Все идет к закономерному продолжению. Но мы оба оттягиваем этот момент.
Слишком уж сладка прелюдия…
Две недели спустя мы снова сидим в ресторане. Том самом, где когда-то во время танца мы целовались перед глазами изумленных посетителей.
Вечер. Народу в зале все больше.
Ты смотришь мимо меня и по твоим губам бродит загадочная улыбка.
— О чем ты задумался?
— Да так… Прокручиваю в голове наш роман. Какой-то он более чем странный. Со стороны может показаться, что два идиота никак не могут прийти к очевидному решению.
— Это как раз и есть взгляд идиота, — улыбаюсь я. — Нам бы свой внутренний мир в порядок привести. А так — это просто редкий раздрай в душе, милый. Ведь все могло быть раньше. Но не случилось. Значит, всему свое время.
— Утешаюсь этой философией, — ты салютуешь мне бокалом. — За мечту!
— Мечта у меня в настоящий момент упирается только в один вопрос, — ехидно отвечаю я. — У тебя или у меня?
— В гостинице, — улыбаешься ты. — Я забронировал номер. Причем не здесь, а в соседнем городе.
— Еще дальше место найти мог?
— Прости мне эту прихоть. Сам не знаю, почему я так поступил. Но такси, — ты бросаешь взгляд на часы, — скоро уже будет подано к подъезду.
— Жду-не дождусь, — тихо говорю я, но ты все слышишь.
— Как ты понимаешь, я тоже.
Гостиничный номер насквозь пропах пороком. Широкая двуспальная кровать не оставляет никаких сомнений в том, что для сна она используется существенно реже, чем для других целей. Я сажусь на нее и несколько раз подпрыгиваю. Пружины недовольно поскрипывают.
— Громкая кроватка, — замечаю я.
— Что ж ты хочешь? — Тихо откликаешься ты. — Не мы первые ее опробуем.
Я смотрю на твои руки. Кажется, они дрожат.
— С тобой все в порядке?
— Ну как тебе сказать, — твой рот кривится в непонятной усмешке. — Не поверишь, но меня мандраж бьет.
— Кто-кто?
— Волнуюсь, — ты произносишь это с явной неохотой.
— Ты еще способен волноваться?
Ты садишься рядом со мной, сцепив руки в замок между коленей. Опустив голову, ты что-то неразборчиво шепчешь.
— Да что с тобой, милый?
Ты поворачиваешь голову в мою сторону… Бог ты мой, какой у тебя сейчас беспомощный взгляд!
— Я так долго ждал этого момента, так долго… — Ты замолкаешь, а потом, словно ныряя в холодную прорубь, добавляешь: — Знаешь, это ведь сбывшаяся мечта. А когда она становится реальностью, то либо перестает быть мечтой, либо становится ступенькой к новой мечте…
Я удивленно смотрю на тебя.
— Послушай, ты же взрослый, нормальный мужик! Что ты комплексуешь?
— Не знаю, — в твоем взгляде мелькает какое-то совсем непонятное мне чувство. — Но такое ощущение, будто я коснулся чего-то совсем потустороннего.
— Дурак ты, — я стараюсь, чтобы в моем голосе не прорезалось смятение, порожденное твоими словами. — Какое там "потустороннее"? Ну ведь мы же любим друг друга и хотим! Иди ко мне! Слышишь? Иди ко мне!
У моего платья фальшивая застежка сбоку. Ты резко ее дергаешь. Кажется, ткань трещит.
— Милый, это не так снимается!
Я стягиваю платье через голову. Ты смотришь на меня взглядом, где смешались такие разные чувства: безумие, страсть, обреченность и любовь. Или мне это только кажется?
Я кладу руки тебе на плечи. Тебя все еще бьет мелкая дрожь.
— Э-э, милый, — я нежно касаюсь губами твоей щеки. — Все в порядке?
Ты ничего не отвечаешь, только впиваешься мне в губы горячим поцелуем.
… Мы в постели. Ты исследуешь мое тело губами сантиметр за сантиметром. С моих губ слетает стон наслаждения.
— Да не тяни ты уже! — Не выдерживаю я. — Я сейчас на тебя наброшусь!
Ты горько вздыхаешь и неожиданно переворачиваешься на спину.
— Что с тобой?
— Как говорила кобра из доброго мультика про Маугли, "убейте меня, мне стыдно". — Ты закрываешь лицо руками.
Я скольжу взглядом вниз. Более чем странно: ты не возбудился.
— Да бывает, ну что ты… — Честное слово, я в растерянности. Никогда не могла предположить, что такое с нами может произойти.
— Бывает, — горько усмехаешься ты. — У стариков — бывает, слышал. Но чтоб у меня… Блин! — Ты зло хлопаешь по одеялу ладонью.
— Вот ты чудик, — я целую тебя в шею. — Взрослый мужчина, а ведешь себя как пацан иногда. Лежи и ничего не делай. Просто лежи…
Нежно-нежно и аккуратно спускаюсь языком по твоей груди, животу, ниже, еще ниже…
Природа берет свое.
Ты только на мгновение задерживаешься и спрашиваешь:
— Предохраняемся?
— Не дури! Я тебе верю.
Ты со звериным рыком переворачиваешь меня на спину и входишь так резко, что я невольно охаю.
— Возьми меня. Ты — мой!
— А ты — моя, — откликаешься ты.
Кровать дребезжит пружинами. Самая сладкая музыка вечера.
И она продолжится ночью.
Снова и снова ты будешь любить меня, снова и снова я буду кричать от восторга.
Все будет…
Все…
Я просыпаюсь от твоих ласк.
— Ей-богу, ты невероятный человек, — недовольно бурчу я. Слишком уж люблю утром подольше поваляться в постели. — То тебя не раскачаешь, то угомониться никак не можешь.
Я осекаюсь. Грубовато немного получилось. Но, видимо, ты пропустил мои слова мимо ушей. Судя по "боевой готовности" твоего организма, в соседнем номере сейчас тоже проснутся от моих стонов.
… И снова музыка.
Мы. Две буквы. Один слог. Полвдоха.
Мы. Непонятные в первую очередь друг другу.
Самые близкие люди, которым потребовалось так много времени для близости.
Люди, роман которых начался много-много лет назад…
Или всего несколько дней назад?
Где найти точку отсчета этого безумного чувства, которое превратило нас в жадных, ненасытных, горячих любовников?
Это вопрос совершенно ненужный.
А еще более ненужный вопрос — что будет дальше? Надолго ли этот роман? На день, месяц, год, вечность? Не знаю. И не хочу об этом задумываться.
Главное, что мы пока есть друг у друга.
Мы.
Мэри
Первое что поразило Мэри как только она с мужем сошла на берег — абсолютно неприкрытые огромные члены их носильщиков — местных индейцев. Мэри было 25 лет. Она и у себя дома, в Англии, не очень-то любила путешествовать, так что эта ее поездка с мужем — миссионером была первой ее серьезной поездкой. Хамские шуточки матросов, когда она прогуливалась по кораблю без мужа, она еще могла терпеть, но эти члены…
— Джон, — прошептала она, — посмотри, они совсем не стесняются.
— Дорогая, здесь такое в порядке вещей. Нам еще предстоит приобщить этих язычников к цивилизации, — ответил ей муж.
Пока они не найдут себе приличный дом, им предстояло пожить у дальнего родственника Джона, который был губернатором этой провинции. Он жил в огромном доме с множеством слуг. За ужином разговоры шли о европейских делах, политике, моде. Обсуждали возможность начала войны с Испанией. После ужина домочадцы губернатора занялись своими делами, предоставив гостей самим себе. Тяжело переносящий морские путешествия Джон сразу лег спать. Мэри воспользовалась этим и решила прогуляться по дому. Она вообще любила изредка побыть вдали от мужа, или хотя бы погулять в одиночестве. Неожиданно ее внимание привлек какой-то приглушенный шум, доносящийся из кабинета губернатора. Подстрекаемая любопытством, она заглянула в замочную скважину. То что она увидела, заставило ее вначале отпрянуть, а затем, поколебавшись мгновение, вернуться к наблюдательному отверстию. Губернатор яростно содомировал прекрасную молодую негритянку, стоящую перед ним на четвереньках. Ее сиськи подпрыгивали и колыхались в такт ритмичным движениям губернатора. Судя по приглушенным стонам, член губернатора буквально разрывал ее задний проход. Но губернатор не обращал внимания на всхлипы своей новой горничной, изнывающей под натиском его органа. Казалось, ее причитания возбуждали его еще сильнее, и он с новой энергией задвигал свой член в узенький анус негритянки, заставляя ее сжиматься от боли. Неожиданно для себя, Мэри почувствовала, что начинает возбуждаться от всего увиденного. Ее рука сама потянулась к промежности. Она не отрываясь смотрела на губернатора и служанку, сама, тем временем, орудуя пальчиком у себя между ног. Очень скоро ее палец стал влажным, и она поняла, что приближается к оргазму. Это было так необычно. Она испытывала оргазм с мужем, но вот так, подглядывая в замочную скважину, никогда. Мэри возбуждало даже не столько происходящее за дверью, сколько сама ситуация. Молодая жена священника мастурбировала, задрав платье, наблюдая за изнасилованием. Все эти мысли отвлекли ее от наблюдения, она оперлась на стену, и прикрыла глаза. В это мгновение открылась дверь. На пороге стоял губернатор.
— Так, дорогая, значит ты испытываешь удовольствие подглядывая за другими? Бедный Джон тебя уже не удовлетворяет?
Мэри густо покраснела, но даже не расслышала слов: губернатор стоял перед ней с совершенно голый, а его член! О, этот член! Он был такой огромный! Гораздо, гораздо больше, чем у ее Джона! Тут до Мэри дошло, что она тоже голая ниже пояса. Она попыталась прикрыться, но губернатор остановил ее, и, не обращая внимания на робкое сопротивление, потащил в комнату. Там, не тратя время на прелюдию, он просто толкнул ее на кровать и тут же начал задирать юбку. Когда Мэри почувствовала его руки у себя в промежности, ей хотелось умереть от стыда. Но на смену рукам пришел член губернатора, он вошел в нее сразу и глубоко. И Мэри не смогла больше думать ни о чем другом, кроме заполнявшего всю ее куска мяса. Но она слишком возбудилась еще за дверью, и теперь, к ее удивлению, к боли стало примешиваться наслаждение. Она перестала сопротивляться, и казалось, ее влагалище откликнулось на это. Член губернатора перестал причинять ей боль, напротив, каждый раз, доставая до самой матки, он заставлял ее замирать в блаженном восторге. Но это не могло продолжаться долго, оба они были слишком возбуждены. И вскоре Мэри кончила с судорогой удовольствия. Ее влагалище рефлекторно сжалось, заставив член губернатора тут же разрядиться в нее живительной жидкостью. Мэри почувствовала легкое разочарование, когда губернатор вытащил из нее свой член целиком, но поняла, уже слишком поздно, ей пора идти к мужу, если она не хочет, чтобы он ее хватился. Она полежала еще немного и тут услышала приказ губернатора горничной, помочь госпоже оправиться. Значит эта горничная все это время была тут, и видела, как Мэри бесстыдно кончала под родственником мужа! Мэри нашла в себе мужество спросить у губернатора.
— Я надеюсь, эта девушка никому не расскажет про то что произошло здесь?
Про вторую часть представления, точно никому, — ободрил ее губернатор, но Мэри почувствовала небольшой укол ревности. Ведь губернатор воспользовался ей только после того как обнаружил у себя под дверью полуголую, а негритянку выбрал себе для удовольствия сам. Неожиданно для самой себя, Мэри сказала.
— Я хотела бы, чтобы эта девушка прислуживала мне, пока мы с Джоном у вас в гостях.
— Что ж, хорошо, — ответил губернатор, возможно, он в тот момент представлял, что было бы не плохо поиметь этих двух шлюх обеих сразу.
Вернувшись к себе, Мэри сразу направилась в ванную комнату, на ходу ответив на вопрос Джона, что она просто гуляла. Мэри сняла платье. Вид ее киски не оставлял сомнений, в том, чем она только что занималась. Ложиться в постель с Джоном было еще рано.
— Джон, может быть прогуляемся по саду, сейчас такой чудесный вечер? — постаравшись придать голосу непринужденность, произнесла Мэри.
— Конечно любимая, мы с тобой давно не гуляли вместе по суше, — тут же ответил ей Джон.
На выставке
Наконец-то. Последний день выставки. Уже три дня ему пришлось провести на стенде в окружении большого количества посетителей. Отвечать на скучные вопросы и следить за дорогостоящим оборудованием. Он уже обошел экспозицию много раз, лишь ненадолго задерживаясь у заинтересовавших его стендов. Единственное развлечение состояло в созерцании женских ножек, которых на выставке было предостаточно. Было начало ноября, поэтому все ножки были или в брюках (на этих его взгляд задерживался, только если у обладательницы ножек была большая круглая попка), или в колготках (на этих его взгляд задерживался всегда, пробегая по ним снизу-вверх и обратно несколько раз).
И вот он увидел ЕЕ. Она шла мимо его стенда. На ней были высокие розовые сапожки на тонком каблучке, плотные темно-красные колготы в крупную черную сеточку и бордовая юбка с узором змеиной кожи. Что было сверху, он разглядеть не успел, поскольку не мог оторвать взгляд от этих ножек. Единственное, что он успел заметить, это то, что она была без верхней одежды. Скорее всего, она тоже на работе. Где-то так же, как и он отвечает на вопросы посетителей выставки.
Он в очередной раз обошел экспозицию. Ее нигде не было. Он вернулся на свой стенд, думая о том, что она могла быть и посетителем (верхнюю одежду можно было сдать в гардероб) и уже давно покинула пределы выставки. Как вдруг опять она! По тому же маршруту, мимо его стенда в сопровождении двух девушек (тоже, кстати, очень симпатичных). Теперь он первым делом кинул взгляд на розовую кофточку, увидел фирменный бэдж с именем, и опять вниз — на ножки в чудесных фантазийных колготках. Он так явно пялился на эти ножки, что это могли заметить, но в такие моменты контролировать себя он не мог. Они прошли мимо. Всего в полуметре, оставив после себя приятный запах духов. Он проводил девушек взглядом, уставившись на три красивые попки, две из которых были обтянуты мини-юбками. Но все-таки больше всего его привлекала попка в центре, под которой находилась пара стройных ножек в темно-красных колготках и высоких розовых сапожках. Теперь он был уверен, что она здесь работает, и жалел, что сегодня выставка закрывается. Ради созерцания таких ножек он был готов сидеть здесь еще сколько угодно.
Он видел ее еще несколько раз. Она проходила мимо вместе с теми же девушками, заставляя всякий раз провожать глазами чудесные стройные ножки.
Но вот и подошло время торжественного закрытия выставки. Гости и участники собрались в центре. Он стоял в третьем ряду, ждал начала торжественной части. А в голове были фантазии о сексе с прекрасной незнакомкой. Как он медленно расстегивает длинную молнию, освобождая ножку из плена. Как целует пяточку и пальчики, вдыхая божественный запах уставших за день ножек. Как зубами рвет колготки и прямо впивается в оголившийся большой пальчик с ярко накрашенным ноготком. Как он сильно, и в то же время нежно посасывает его, играет с ним язычком, словно это огромный клитор: Его фантазии резко обрываются, когда он боковым зрением видит ее. Она из-за своего невысокого роста не может видеть происходящее и просит своего коллегу, стоящего рядом, приподнять ее. Он нехотя соглашается и на полминуты отрывает ее от пола на пару сантиметров. Видно, что ей этого недостаточно. Больше всего на свете стоящий рядом молодой человек желал, чтобы у него она попросила то же самое. С каким бы удовольствием он обнял ее, приподнял над окружавшей их толпой, давая возможность ей видеть церемонию, а своему вставшему члену — чувствовать ее ножки и попку. Но этого не случилось. Возможно, тогда события сложились бы совсем по-другому, и молодой человек, вместо написания данного рассказа, был возле стройных ножек в красных колготках:
На побережье индийского океана
Мы в уютном бунгало где-то на побережье индийского океана, где шелест волн и теплый песок на закате навевают приятные эротические воспоминания, а отрешённость местности пробуждает фантазию.
Я лежу на широкой, и надо заметить, крайне удобной кровати и думаю о том, как нам было хорошо тогда, в кинотеатре. Я ловлю себя на мысли, что даже не помню сюжет того фильма и снова погружаюсь в нашу непреодолимую страсть на последнем ряду. Постепенно, теряя ощущение реальности, я, совсем того не замечая, медленно спускаю тонкую лямку ночнушки и начинаю поглаживать свою грудь. Не осознаю я и того, что ты уже вышел из душа и теперь наблюдаешь за мной. Ты удивлён и, безусловно, рад, что застал меня в таком виде. Не желая нарушать атмосферу, ты ложишься рядом и легонько проводишь пальцами по моей шее, и я, немного смутившись твоим присутствием, переключаю своё внимание на тебя и твоё тело. Мне нравится целовать твой живот, и покрыв его поцелуями я спускаюсь ниже… Пощекотав язычком головку, я заглатываю целиком твой набухший член и, смотря тебе в глаза, вижу в них страсть. Ты издаёшь еле слышный стон и кладёшь меня на спину, срываешь с меня явно бесполезную ночнушку, не находя под ней ничего, кроме моего обнажённого тела. Я вся извиваюсь от желания и возбуждения. Ты разводишь руками мои колени и резко, но нежно входишь в меня. В своём движении ты сливаешься с ритмом бьющихся о берег волн, пощипываешь мои потвердевшие от ласк соски, и я практически теряю сознание от удовольствия. Не знаю как, но мы оказались на боку, а ритм нашей страсти заметно ускорился и почти достиг своего пика. (Интересно слышат ли мои стоны в ближайшем городе?.. Судя по всему должны…) И вот наконец все мои мышцы начинают судорожно сокращаться и невообразимое удовольствие, как девятый вал, разливается по всему телу. Я знаю — ты чувствуешь то же, ведь я ощущаю жар твоего семени внутри себя…
Переводя дыхание я тереблю твои ещё влажные волосы и слушаю, как стучится в окно ночной бриз.
Надя
Интересно, что испытывает мужчина, раздевая женщину? Запах кофе приятно щекочет мне ноздри. Я делаю большой глоток и ставлю чашку на поднос. Мы с Надей по очереди готовим друг дружке завтрак в постель. Это наша маленькая забавная традиция. Кофе, тосты с мармеладом, апельсиновый сок — составные элементы утреннего рациона здоровой девушки. Иными словами то, что мы с Надей едим вместо овсянки и опротивевшей нам яичницы.
Я неспешно утоляю голод и рассматриваю Надю. Мы живем вместе уже почти год. Учимся в одном университете и крепко дружим ещё со школы. Но впервые, с того момента, как я осознала свою сексуальность, во мне проснулся необычного рода голод. То, что способно его утолить, не купишь ни в одном супермаркете города. И пусть звучит это несколько странно, но мне кажется, что голод — лучшее определение моего теперешнего состояния.
Не подумайте только, что я никогда не спала с мужчиной. Я лишилась невинности в очень юном возрасте, когда желание познать запретный плод буквально пожирало меня изнутри. Я отдалась первому в моей жизни мужчине с несвойственной мне страстью. Он был старше меня на два года, на роль мужчины никак не тянул, однако же, как и в случае с голодом, мне хочется называть его так. Мой первый мужчина. Потом были другие, и желание секса мне удалось на время утолить.
Испытываемые мною чувства имеют совершенно иные корни. Мне захотелось узнать и познать, что чувствует мужчина, овладевая женщиной. Сама того не сознавая, я возбудилась. Внезапно нахлынувшие чувства оказались сильнее меня. В наших отношениях всегда главенствовала дружба. Я никогда не рассматривала Надю как объект сексуального вожделения. Как же всё изменчиво, оказывается:
Надя сидит на краешке кровати и смотрит, как я с аппетитом ем тост. Она улыбается. Я доедаю тост, откладываю поднос в сторону и сажусь рядом с ней. Нежно касаюсь кончиками пальцев обнаженной загорелой шеи. Осторожно целую Надю в висок. Мои руки скользят в вырез декольте короткого летнего платья, гладят груди. Висок у Нади такой теплый, а груди такие плотные, крепкие.
Она не сопротивляется и не протестует, к моему удивлению, напротив, её тело расслаблено и открыто для прикосновений. Надя покорно ложится на спину. Я задираю подол короткого платья, быстро снимаю трусики, и ласково провожу пальчиками по гладко выбритому лобку. У Нади очень нежная и приятная на ощупь кожа. Я приспускаю бретельки платья, обнажая красивую сочную грудь. Сосочки набухли от возбуждения и сравнимы с нераскрытыми бутонами спелых роз. Я щекочу их кончиком языка, сгорая от охватившего меня возбуждения. Надя вскрикивает, когда я ввожу пальчики в её сладкую промежность, и подталкивает бедра навстречу моей руке. Внутри у Нади так тепло и влажно: она возбуждена не меньше меня:
Мой пальчик нежно ласкает клитор, поглаживает, совершая плавные круговые движения. Надя извивается и стонет, пока моя рука погружается всё глубже и глубже. "Ты принадлежишь мне, девочка, ты ничего не можешь сделать!" — шепчу ей на ушко, изнывая от возбуждения — "Ты моя, и я никому тебя не отдам!". Надя выгибается в такт моим движениям.
Так вот что испытывает мужчина, овладевая женщиной. Несравненное чувство абсолютной власти над процессом. Это сводит с ума, подобно горящему порошку из цветков черного лотоса. Взять женщину, присвоить её себе и делать с ней всё, что заблагорассудиться.
Надя кончает с громким криком, и я нежно целую её в приоткрытый чувственный рот. Аромат любви витает в воздухе. В этот день учеба уходит на второй план.
Надя засыпает в моих объятиях, как ребенок на груди у матери.
Наемник
Вне плана
Его звали Евгений. По тому как он выглядел ему было около двадцати пяти, двадцати семи лет. Среднего роста, нельзя сказать, что он был упитанным, но и худощавым его тоже не назовешь. Волосы темные, цвет глаз был ближе к зеленому.
Когда то он работал программистом, и много катался по командировка. Командировки научили его общаться с людьми, а природная наблюдательность давала ему неограниченное поле деятельности. Он не был красив, но девушки не сторонились его. Его шарм и ум, не оставляли без внимания, даже самые требовательные богини. Но для того что бы узнать о его дарованиях, надо сначала немного узнать человека. А как это не хочется.
Работал он всегда увлеченно. Только денег платили мало. Вот он и стол работать "мальчиком по вызову". Работы хватало, приятный молодой человек, который знает некоторые женские хитрости и использует их в своих целях, не обижая слабый пол. Он знал, когда надо быть рядом, а когда, и как долго, надо посмотреть достопримечательности на кухне или поболтать с кем-нибудь ни о чём. Также прекрасно исполнял роль свободных ушей, примерно выслушивая все сплетни об Алочке, с которой ни когда не встретится, или что Анна Федоровна сшила себе платье из шёлка с таким декольте, что просто "ах". Он знал правила игры и примерно выполнял их, за это ему и платили.
Его старый друг еще на прошлой неделе просил, чтобы он помог ему с переездом, сегодня. Начали они в восемь утра, машина на удивление пришла в назначенный срок, а сейчас уже было около одиннадцати. Женя устал и так как ему одному было лень идти на пятый этаж он остался сидеть внизу и ждать когда приедет машина, с другом. В городе есть улица на которой собираются безработные, здесь всегда оживленно, здесь всегда крутятся те кто хочет нанять и те которых нанимают.
Теплое летнее солнце ласкало его кожу. Рядом с парнем остановилась дорогая машина.
Наверное, опять попробуют нанять меня в грузчики, пятый раз за полчаса, похоже мне придется переквалифицироваться — подумал Женя.
Из машины вышли две пожилые женщины. Подойдя к нему они пристально начали его разглядывать. Он привык к этому и спокойно ждал чем все это закончится, ему даже стало интересно.
— По моему, то что надо! — сказала первая.
— Да, в нем что-то есть. — подтвердила вторая.
— Ты хочешь заработать много денег, за приятную услугу? — сказала первая дама, с брошью на вечернем платье.
Кажется птичка сама идет в клетку, надеюсь они предложат кого-нибудь по моложе себя.
— А кто же не хочет. Смотря, что вы можете предложить.
— Надо соблазнить одну девушку. — сказала накидка.
— И сколько мне будет это стоить? — В нем заговорил его персонаж.
— Сто долларов. — брошь.
— Да вы что смеётесь? На сколько я знаю, за это платят не меньше трехсот. Да еще и неизвестно "мож она уродина кака". — "Персонаж" брал свое. И Женя уже сам не замечая пробовал задрать цену. — Давайте за пять сотен, вам все ровно, а мне приятно, не продешевите, не сомневайтесь. — Он никогда так не нахальничал, да так его и не когда не снимали. Первый рас в жизни он начал подходить к этому как к нелепой игре. В которой "Вася, сантехник" станет наемной куклой для какой-то взбалмошной девчонки.
Женщины переглянулись.
— Если что, пройдитесь по базару. — он показал рукой в сторону, явно не очень трезвых грузчиков.
Дамы отошли. Немного посовещавшись они опять стояли перед ним. — Хорошо. Деньги ты получишь после того как ты соблазнишь ее.
Дело набирало обороты но не совсем то о чем предполагал Евгений.
— Как ее звать?
— Эльза Ермолова.
Аж уши режет от такова сочетания.
— Дайте что ль на нее посмотреть.
Ему протянули фото. Девушка была сфотографирована за столом, она с кем-то беседовала. Очень привлекательная, темный волос был собран в простой хвостик, что не портило её, а даже подчеркивало её красоту, вот мол, мне даже ничего не надо с собой делать, чтобы быть прекрасной. Нежные черты лица, и что самое главное, умный взгляд. Хоть и фото можно любое предоставить, но ему показалось, что это так и есть на самом деле. Девушка была одета в вечернее платье из бархата, смуглая кожа прекрасно смотрелась на этом фоне. Красивая грудь, которую можно было наблюдать через среднего размера декольте, приятно ласкала взгляд. Все что было ниже скрывал стол. Об её росте, стройные ли у неё ноги, можно было лишь догадываться.
— И где это будет?
— Ты найдешь ее в ресторане "Планета", в восемь вечера. Как сможешь так и раскрутишь. — Брошь, не пыталась даже скрыть свою неприязнь к девушке. Теперь он все понял, его хотят использовать чтобы унизить её. — Как только она согласится быть с тобой, или что-нибудь произойдет не ординарное можешь подходить к нам за деньгами, мы будем сидеть в том же зале. Да и оденься чуть-чуть по лучше, возьми у кого-нибудь костюм, а то тебя в таком не пустят. — И она расплылась в улыбке.
Он стиснул зубы, давно так его не задевали.
— Я обязательно там буду! Не пропустите.
Женщины, удовлетворенные ответом, уехали.
Он давно не давал себе реагировать на всякие мелочи по работе, но это, это была не мелочь, и не работа. Его оскорбили, и так просто он не хотел сдаваться, он обязательно должен выиграть, и выиграть на бис.
Ресторан
Он ехал в ресторан. Сейчас он был одет в дорогой костюм, сшитый у самого лучшего портного этого города. Лакированные ботинки. Прической только что закончила заниматься Леночка, она как всегда бала на высоте. Немного раньше намеченного срока, он делал так всегда, чтобы оценить обстановку. За сегодняшний день он много узнал об предстоящей встрече. Позвонив другу в паспортный стол он узнал, что Эльза Ермолова, жена того самого "Ермолова" который отмывает деньги в своих казино. Пару раз они встречались. И на удивление, прекрасно поладили. Он его встречал где-то в пансионате. Ермолов отдыхал там, со своей любовницей. Он сыграл на этом, нашёл Ермолова, он как всегда, находился в своём излюбленном клубе "Француженка". Девушки здесь были все на подбор. Евгений часто здесь бывал. Уютная обстановка, прекрасное обслуживание всегда делали свое дело, девушки таяли как свечи. Он отвлёк одну официантку и удерживал до тех пор пока им не заинтересовалась охрана. Девушку не довольную направили дальше работать, а его попросили подняться к хозяину, что он и добивался. Выходя из лифта который вел в апартаменты начальства под конвоем одного из "дутых мальчиков", он увидел Ермолова слегка раздраженного. Но увидев Женю он повеселел.
— А, это ты.
Уже дружелюбно. — Ты зачем моих девочек отвлекаешь. — Улыбка.
— А зачем вообще девочки нужны? — лицо засияло.
— Поохотится выбежал.
— Да есть немного. А ты как поживаешь?
Из-за небольшой ширмочки, за которой был слышан тихий хлопок двери, показалась его любовница. Девушка, наделенная умом и красотой.
— Здравствуйте. — Женя немного наклонился.
Слабый кивок.
— Э, ты особо не увлекайся, я тебя знаю. — Обратился Ермолов к Жене и обнял прекрасный стан. Кожа девушки была украшена искусственным загаром.
— А что в наше время проблема с солнцем. — Девушка бросила недовольный взгляд на Евгения.
— С чего ты взял? — Ермолов недоуменно посмотрел на Женю.
— Просто ты, какой то бледный.
Девушка с интересом поглядывала.
— Так ведь работы, да и вообще то-то, то-се:
— Дорогой, похоже, кто-то опять пытается наколоть наше заведение. — Она показала через большое, затемнённое окно на один из столиков. Ермолов тут же подошёл к стеклу.
— Я сейчас: — Он ушёл.
— Что вы хотите? — Она присела на край стола и с интересом рассматривала его.
— Мне нужна его жена! На неделю или две.
Девушка удивленно приподняла бровь.
— Зачем?
— У меня свои планы, не деньги и не власть. Меня задели, и с помощью неё я хочу отомстить.
— Кто же мог обидеть, такого милого мальчика? — На лице пробежала усмешка.
— Две старушки, раньше я их не видел. Одна носит брошь в виде розы. — Взгляд девушки стал серьезным, сразу исчезла наигранность. Она встала и подошла к окну.
Он увидел, как все тело говорило, как ей неприятны эти особы.
— Что ты знаешь о них?
— Ничего.
— Эти старые стервы не могут успокоиться. — Со злобой в голосе сказала она.
Он теперь был уверен, что у него есть союзник.
— Вы, могли бы его уговорить, прокатится куда-нибудь за бугор, позагорать?
У девушки появилось любопытство, она повернулась к нему:
— Что ты собираешься делать?
— Я с помощью его жены, немного пощекочу их достоинства.
— У тебя две недели и жена. Он её не любит, не живет с ней. Это брак выгоден для обоих.
Открылся лифт и в комнату вошёл Ермолов.
— Ты ошиблась, но очень было похоже на жульничество.
— Да, ну и слава богу. Как мне всё это надоело, постоянно смотреть, как кто-то нас пытается обмануть. Как бы я сейчас хотела оказаться на острове вдвоём и никого вокруг.
Девушка потянулась и обвила шею Ермолова. Против такого выпада не каждый устоит и как вообще можно отказать такому созданию.
— А что нам мешает? Поехали.
— Когда же?
— Прямо сейчас!
— А как же твоя жена?
— Жена? О: А пусть ей займется Женя, он у нас по амурным делам мастер.
— Я?
— Да перестань ты, мы всего лишь женаты, а жизнь у каждого своя!
— Хорошо.
— Давай, хоть какое то разнообразие, а то она не выносима последнее время.
— Хорошо. Договорились.
— На. Возьми деньжат, на мелкие растраты. Если она будет добрая, то Я тебе ещё подкину.
— А на сколько вы уедете? На месяц?
— Да нет, думаю на дней десять, плюс дорога. В общем примерно недельки две, если понравится:- Он посмотрел на девушку — Может, задержимся. Да ты не переживай я тебе ещё деньжат подброшу.
Лицо Ермолова сияло от предвкушения удовольствия.
— Окей, не буду больше вас задерживать.
Женя ушёл, а влюблённая пара начала планировать куда поехать и что с собой взять.
Ему опять вспомнился тот взгляд с фото. Он отпускал его не надолго за сегодняшний день, этот взгляд пьянил, звал. Но работа есть работа, и он не забыл, что бывает если увлекаешься кем-то, это больно, очень больно.
Он стоял на балконе, когда в зал зашла Эльза. Она не уступала фотографии, а даже была еще лучше. Девушка держалась гордо. Прекрасная фигура подчеркивалась вечерним платьем. Высокая, стройная. Сегодня её волос был уложен в прическу. Взгляд слегка томный на всё же такой же живой и привлекательный.
"Брошь" и "Накидка" уже были здесь, они пришли не так давно и не заметили его. Скорее всего они ожидали увидеть, в лучшем случае студента в джинсах с одолженным у соседа пиджаком, а то и вовсе "Васю Баночкина из шестого ЖЕКа". Они постоянно оборачивались на входную дверь.
Девушка до сих пор сидела одна, хотя прошло около пяти минут. Евгений решил, что пора действовать. Он спустился по дальней лестнице чтобы не пробегать перед глазами Дам. Подойдя к столику, где сидела до сих пор скучающая девушка, он заговорил:
— Добрый вечер.
Взгляд. Как на очередного мотылька, бьющегося об стекло, пытаясь пробиться к пламени свечи.
— Эльза Ермолова, если я не ошибаюсь. Я ваш подарок.
Глухое не понимание в глазах.
— Меня наняли две дамы сидящие у первого окна с левой стороны от входа.
Взгляд непонимания сменился яростью.
— Мне тоже не доставляет это удовольствия. Я предлагаю вам отомстить, этим субъектам, с моей помощью.
Внимательно всматриваясь в глаза молодого человека.
— Присаживаетесь. — Голос был бархатный и не насколько не подводил внешность.
— Благодарю. — Он присаживается напротив — Сегодня в районе обеда эти дамы наняли меня для того, чтобы я соблазнил вас. Я в этот момент выглядел как грузчик. Думаю, что они хотели подсмеяться над вами. За это они обещались заплатить пятьсот монет.
— У нас сейчас такие тарифы?
— Сколько я стою, это отдельный разговор. Меня сейчас, интересует, хотите ли вы отомстить своим обидчикам или мы оба будем в проигрыше.
— Что вы предлагаете?
— Сегодня вечером я предлагаю провести со мною романтический ужин, и сыграть на людях сцену саблазнения, да так чтобы все нам позавидовали. Когда все будет закончено, мы можем подойти к Их столу и потребовать расплату. Не думаю, что два радостных лица обрадуют их.
— План прекрасен — саркастическая улыбка — но есть некоторые упущения.
— Какие, например?
— Да хотя бы мой муж, который появится с минуты на минуту, или если вы мне не понравитесь на столько, что я не смогу находится с вами в одном городе, и вам придется уехать. — Улыбка.
— Если я договариваюсь с вашим мужем, я могу рассчитывать на вашу благосклонность?
— Если ты будешь здесь через пять минут, то я подумаю на счет твоего предложения.
Женя понял, что в зале появился ее муж, это было как раз вовремя.
Он встал из-за стола, и направился на встречу Ермолову.
Они встретились посереди зала.
— О привет. Ты уже навел мосты?
— Привет. Пока не совсем, она не может согласиться на это без тебя.
— Давай тогда я тебя сейчас ей представлю и рвану к своей.
— Давай.
И они направились к Эльзе.
— Здравствуй, хочу тебе представить своего друга Евгения. Извини у меня срочная встреча. Я уеду на недельку, так что я оставляю его в твое распоряжение.
— Тебя точно не будет в городе, или как тогда, тебя нечаянно увидят не одного?
— Точно, и перестань. Мы же условились, каждый живет своей жизнью.
Обычно крутые, держат жен в кулаке, а тут.
— Прекрасно увидимся через неделю. — Сказала Эльза.
— Ну, не скучайте без меня.
Когда ушёл муж первым вопросом у парня было: — Как он вам дал свободу?
— Он нуждается во мне, тем более у меня есть свой капитал, поэтому я не завишу от него. Потрахаться он может и на клумбе, а вот выйти с этой в свет, вряд ли.
— Насколько я понимаю, у нас начался романтический вечер.
— Надеюсь у тебя не плохой вкус на счет кулинарии!
Женя подозвал официанта.
— Я немного опередил события, и уже заказал все. Надеюсь, тебе понравится. Ты не против, что я перешёл на ты?
— Нет не против. Посмотрим, на что ты горазд.
Женя дал соответствующее распоряжение официанту, через минуту все было на столе. Прекрасное вино. Оригинально приготовленное мясо, и маленькие рулетики, похожие на те которые подают как закуску.
Эльза попробовала рулетик.
— Мммммм, я не пробовала ни чего подобного.
— Здесь этого не готовят, но при желании можно заказать.
Она пристально посмотрела на него.
— А что еще можно здесь, при желании? — глаза ее заблестели.
— Это решать тебе.
— Давай проведем прекрасно вечер, я не хочу разочароваться в тебе.
Они долго разговаривали, много танцевали, он был само обольщение, она сама нежность.
В очередной раз, когда они танцевали, а он нежно ласкал её спину, она сказала.
— Я не думала, что у меня может быть еще больше врагов.
— Что-то случилась?
— А ты не заметил, мне хорошо с тобой, и это слишком видно! Почти у всех дамочек злые глазки.
— Тогда посмотри на глазки этого парня. — И он аккуратно запрокинул её на спину.
Ей хватило секунды, чтобы увидеть желание в глазах, и с каким трудом его удерживала какая-то девушка.
Когда Эльза выпрямилась, личико сияло.
— Я уже отвыкла от наслаждения мужчиной, ты дал вспомнить это. Ты дал насладиться ощущением того, что я девушка, и меня не только ценят, но и хотят.
— Давай пройдемся на балкон.
— Давай.
Когда они проходили мимо своих обидчиков, он нежно провёл ей по спине, Она тут же выгнулась, по её телу прокатилась истома, и она невольно издала звук, вожделения. Тут же взяв себя в руки, она прошла еще несколько шагов, прежде чем сказала.
— Ты сделал это специально! Но мне это понравилось, пусть они знают, что они по настоящему подарили мне счастье, и пусть увидят как мне хорошо.
На балконе не было ни души, и они спокойно продолжили свою игру.
Расплата
На балкон вышла пара держащаяся за руки.
Девушка подошла к широким перилам и смотрела на красоту ночи.
Парень медленно подошёл к ней, взяв её за плечи, он уткнулся лицом в её волосы, вдохнув букет ароматов, он спустился ниже. Прекрасная шея ждала его. Первый поцелуй был настолько нежен, что девушка просто отдалась наслаждению, безвозвратно. Уста спускались по шее вниз. Дойдя до кошачьего места (чуть выше лопаток) он аккуратненько лизнул его. На прикосновения языка тело девушки отозвалось водопадом чувств. Она выгнулась, чтобы почувствовать его тело. Между ягодиц она почувствовала большой горячий комок плоти, пульсирующий в унисон его сердцебиению. Парень с силой прижался к ней. Сейчас она владела им. Немного присев она медленно начала подниматься. Парень с трудом сдерживался, чтобы не напасть на неё. И, как известно самая лучшая оборона эта нападение. Собрав все последнее самообладание, он не стал отстранять её, а на оборот, медленно погладил её в низ по рукам, дойдя до талии, взял ее за бёдра, прижал медленно, так чтобы наслаждение из резкого взлета перешло в мягкий подъём. Немного насладившись, от прикосновения двух тел, он медленно провел руками по животику и направился к двум прекрасным холмам увенчанным, ягодками земляники.
Через шёлковое платье девушка чувствовала горячие, нежные руки. С той нежностью и наслаждением, с которым партнер наслаждался её великолепием телом, все больше и больше заводило её. Его нежность, брошенная как зерно в благодатную почву, её чувственности, давало росток прекрасного. Она очнулась, когда его руки очутились под платьем, медленно обволакивая её грудь с верху и с низу, стремясь овладеть алыми сосками. Грудь трепетала под его руками. Не теряя времени, она медленно просунула руки между телами и овладела тем горячим и пульсирующим комком плоти, который так привлекал её сейчас. Немного погладив его, она медленно расстегнула ширинку. Его головка немного выглядывала из под плавок. Она медленно спустилась до двух аккуратненьких яичек, немного выдвинув свои коготки, она медленно начала свой путь вверх. Наслаждаясь, тем как его тело реагирует на каждую складку кожи под её коготками. Добравшись до головки, которая уже полностью освободилась от плавок, она медленно развела пальчики в стороны и захватила между ними сердечко. Большим пальцем она ласково коснулась его верхушки. Сердечко пылало, было влажным, и откликалась на её прикосновение, как будто это были голые нервы.
Дальше было нельзя идти, уж слишком многим они рисковали.
— Давай закончим здешние дела, и где-нибудь уединимся. — сказал он.
— Давай.
Они привели себя в порядок и направились вовнутрь. Дамы уже уходили.
— Пошли быстрее. — сказала она и потянула его за руку.
Подойдя к столику, где расплачивались с не очень счастливым видом Дамы. Она прильнула к своему спутнику и сказала.
— Вы сегодня подарили по настоящему счастливый вечер.
— Это его зарплата. — пять бумажек падают на стол. Это был их последний козырь.
Теперь наступила очередь Жени.
— О, ты знаешь, я видел в одном магазинчике прекрасные трусики, как раз на тебя. Они по моему стояли триста плюс, чтобы нас сейчас пустили, придется охраннику дать соню, да чего-нибудь на завтрашнее утро купить.
— Спасибо вам. Как раз вовремя. — Сказал Евгений, обращаясь к дамам.
В их глазах читались все проклятия ада.
Он взял свой гонорар, и направились к выходу, по пути расплатившись.
— Куда поедем? — спросили она.
— Как и договаривались, в магазин.
— Ты сума сошёл сейчас пол второго.
— Я знаю, не беспокойся, но там такая вещица, ты не пожалеешь.
Такси уже стояло перед ними. Она все так же пристально смотрела на него, не сходя с места.
— Твой муж сказал, чтобы я заботился о тебе. И я выполню обещание. Все будет прекрасно. — Она видела в его глазах эту уверенность.
— Хорошо. — сказала она садясь в машину. — А если они мне не понравятся или не мой размер?
Машина поехала к названому адресу.
— Я пока еще не ошибался. Надеюсь, этого не произойдет и в этот раз. Тем более мы просто прокатимся этим вечером по городу. Даже если нас не пустят, у нас будет приятная поездка.
Она прижалась к нему.
— Ты знаешь мне почему-то спокойно с тобой, хотя ты отчаянный сумасшедший.
— А ты напомнила мне, что я могу заботиться о женщине. Как мужчина. И получать от этого огромное наслаждение.
Он ласково поцеловал её в щеку. Еще раз, потом все жарче и ниже, её рука утонула в его волосах, прижимая к себе. Она медленно разворачиваться на ласки. На секунду он отпрял от неё, взглянув на алые губы, наслаждаясь их трепетом и нетерпением. Он прильнул к ним с новой волной страсти, как путник в пустыне прильнет к хрустально чистому и холодному ручью. Их языки встречались, лаская друг друга. Губы пульсировали, как будто в них были сердца, а не в груди. А руки притягивали друг друга.
Он остановился. — Мы подъезжаем.
С хозяйкой магазина он знаком был давно, и по этому их довольно быстро пропустили. Магазин специализировался на нижнем белье для девушек. Трусики по настоящему были прекрасны, конечно они не стоили всей суммы названой парнем, но все же.
Охранник, молодой парень, стоял неподалеку, и с нетерпением ждал, когда же сможет, опять вернутся на свой нагретый диванчик.
— Примерь.
Она уже пять минут вертела их в руках. Взглянув на говорящего, она улыбнулась.
Убрав юбку на бок, это позволял делать боковой разрез начинающийся от бедра, она сняла свои трусики, при этом продемонстрировав присутствующим прекрасные данные и красивую прическу в виде чайки. Трусики медленно стали подниматься по загорелым ногам, к тому месту, которое они должны были украшать. Они седели на ней, как будто это было единое, девушка и украшение. Кружева были на столько умело сделаны, что подчеркивали природную красоту. Где были губки, была сеточка, "чайка" нашла свое место в этой гармонии.
Девушка светилась от счастья.
— Я ни чего подобного не видела. Они не весомы и приятны на ощупь, вот иди сюда, потрогай.
— Да, этого даже я не ожидал. Они как будто сделаны для тебя.
— Ты не представляешь как в них удобно, и как приятно телу.
Она обратилась к охраннику. — Красиво?
Только вопрос смог его вывести из ступора.
— А, да я такова никогда не видал.
И только сейчас Женя понял и увидел все. Загорелая, высокая, стройная девушка, в прекрасном нижнем белье, на высоком каблуке — она смотрелась в лучах освещения, как Афродита вышедшая на землю. Это было не передаваемо.
Настоящий экстаз
— Скажи, когда ты испытала первый оргазм? — Илона сидела перед камином, задумчиво вертя в руках бокал с вином. Вид у нее при этом был мечтательный до безобразия.
— А, не помню уже! — Отмахнулась я. — Наверное, году на втором активной половой жизни. С чего это тебя вдруг потянуло на откровения?
— Знаешь, Ира… — Моя подруга поставила бокал на пол и улыбнулась. — Я имею в виду совсем не то, о чем ты подумала. Банальная дрожь выше коленок — это все понятно и с нашим темпераментом достигается после второго поцелуя в шею. А вот так, чтобы небо в алмазах…
— Ну, мать, ты, видать, перечитала на ночь Мопассана! — Заржала я.
— Главное, чтобы не Маркиза де Сада… — Усмехнулась она. — Я, если честно, в последнее время ни во что, кроме журналов, глазами не втыкаюсь.
— Каких журналов? — Не преминула съехидничать я.
— Умных, Ира… — Илона сделала долгий глоток вина, потом поставила бокал на пол. — А насчет неба в алмазах… Что это такое, я узнала, дожив до славного возраста в двадцать три года и поменяв… ну, не будем уточнять, сколько мужиков.
— Да, не будем, — в голове я произвела быстрые вычисления, и получилось, что только тех ее хахалей, которые были известны мне, хватило бы на две футбольных команды. С тренерами, пресс-секретарями и поварами.
— Так вот, недели полторы назад я познакомилась с Аресом.
— Это что, имя у него такое?
— А Бог его знает. Может, и прозвище. Сейчас меня это уже мало волнует…
В полумраке бара "Ностальжи" фигуры людей, казалось, не ходят, а плавают в сизой сигаретной дымке. Илона тихо и методично напивалась самым дешевым вином, которое можно было найти в этой забегаловке. Хладнокровный и объективный наблюдатель, который есть внутри каждого из нас, уже не раз напомнил ей, что пора бы сматывать отсюда удочки, потому что добром такие посиделки не кончаются. Мысленно послав свое "второе я" куда подальше, Илона вылила в стакан остатки шмурдяка.
— Ух ты, какая кошечка! — раздался громкий пьяный голос над ее ухом. — Пойдем, потанцуем, деточка?
Сильная мужская лапа потянула ее за руку. Илона подняла голову. Над ней возвышался крупный субъект с мутными глазами. Девушка еще не была пьяна настолько, чтобы отдаться такой обезьяне.
— Вали отсюда, козел. — Стандартная формулировка для таких случаев. Можно, впрочем, и нарваться.
— Ах ты, паскуда! — Субъект рванул ее за рукав. Илона не удержалась и полетела на пол.
— Оставь ее в покое. — Снизу Илоне были видны только ноги в ботинках размера так сорок четвертого.
К удивлению девушки, ответной реакции со стороны нападавшего алкоголика не последовало. Он почему-то стушевался и промямлил:
— Я… это… Ну, короче, типа…
— Пошел вон. — Голос оставался тихим и невозмутимым. Потом его владелец наклонился вниз и подал Илоне ладонь. — Вставай, красавица, и давай-ка тоже исчезнем отсюда побыстрее.
Говоривший оказался молодым человеком лет тридцати, в длинном пальто и широкополой фетровой шляпе.
"Помесь ковбоя и мушкетера", — почему-то подумалось Илоне. Краем глаза девушка отметила, что во второй руке он все еще сжимает небольшой пистолет. Да, с таким аргументом не поспоришь…
Выйдя на морозный воздух, Илона начала быстро трезветь. Когда они дошли до ее дома, о выпитом вине напоминал только поганый вкус во рту. Остановившись у коммерческого ларька, Илона купила себе пачку "Орбита".
— И чего тебя потянуло в это место? — Задумчиво спросил ее спутник. — Поблизости же куча нормальных забегаловок. Ну, я там одного своего знакомого искал. А ты?
— А мне напиться хотелось, — буркнула она, кутаясь в куртку: мороз крепчал. — Поругалась со своим парнем, он редкой сволочью оказался… Извини, не хочу тебя грузить.
— Да ладно, продолжай, — пожал он плечами. — Мне все равно, а тебе высказаться надо.
И Илону понесло. Все, что накипело в ней за последние два месяца, она начала рассказывать совершенно незнакомому человеку.
Как-то само собой получилось, что она впустила его к себе домой. Часа через полтора, когда словесный поток иссяк, она тихо всхлипнула и с досадой провела рукой по глазам.
— Ну вот, развезло меня… Самой стыдно.
Мужчина бесшумно поднялся из кресла.
— У тебя кофе есть? Я сварю.
Алиса кивком головы показала на дверь кухни.
— Там, на столе. И кофе, и кофеварка.
Пять минут спустя он поставил перед ней ароматно пахнущую чашку.
— Мы, кстати, с тобой так и незнакомы. Ну, из твоего рассказа я понял, что тебя зовут Илона. Красивое имя. А я — Арес.
— Римский бог войны, — улыбнулась девушка.
— Греческий, — поправил он. — Римляне своего Марсом окрестили. Но на самом деле, я человек очень мирный. А что касается пушки, — он похлопал себя по карману пиджака, — так это пугач. Мало ли уродов попадается… Так вот, Илона, я, конечно, не психиатр, но тебе бы сначала в себе разобраться. Ты подумай, чего от мужиков-то хочешь. Между прочим, у тебя крайне низкая самооценка. Ставь себя выше — и все получится.
Он повернулся и направился к выходу.
— Эй! — Илона неожиданно поняла, что ей безумно не хочется, чтобы он уходил. — А ты не…
— Не хочу ли я остаться? — Он взял с полки шляпу. — Нет. Иначе я начну тебя соблазнять, и ничем не буду отличаться от других самцов. Пока!
И он закрыл за собой дверь.
Три дня спустя Илона столкнулась с Аресом у порога своего дома. В руках у мужчины был букет роз.
— Только не говори мне, что наша встреча случайна, — рассмеялась она.
— Тебе не пятнадцать, чтоб ты верила таким сказкам. Я уже часа полтора жду.
— А если бы я не пришла?
В ответ Арес только пожал плечами. Войдя, он помог снять ей куртку, потом скинул пальто сам.
— Для начала свари еще раз кофе, — попросила она.
Мужчина кивнул и отправился на кухню. Когда он вернулся, Илона уже лежала в постели.
— Быстрая ты какая…
— А ты что, не за этим пришел? — Она протянула к нему руки. — Иди ко мне.
Арес, по-видимому, хотел что-то сказать, потом прикрыл глаза и тихо вздохнул. Было ощущение, что мысленно он считает до десяти.
— Неужели ты раздумываешь? Или хочешь прочесть мне очередную лекцию про то, что не хочешь быть "как все"?
— И поэтому пришел к тебе с розами под окно. Не смеши. — Арес начал снимать пиджак. — Да, я не хочу укладываться в банальные рамки нашего безумного общества. Кроме того, ты достойна того, чтобы за тобой ухаживали красиво. Впрочем, я тебя захотел в тот момент, как увидел.
— В таком случае ты хорошо держался. — Илона с нескрываемым удовольствием смотрела на стоящего перед ней обнаженного мужчину. Арес был неплохо сложен. Девушка откинула одеяло, открыв свое красивое тело.
Арес нежно провел пальцами по ее шее. Илона зажмурилась и сладко потянулась.
— Не дразни меня, я хочу…
Он наклонился и поцеловал ее в губы.
— Ты очень красивая. — Его рука нежно сжала грудь девушки. Илона застонала. Впервые в жизни касание мужчины вызвало в ней такую сладкую дрожь.
Арес был нежен и нетороплив. Он не спеша исследовал все тело Илоны, не упуская ни одного сантиметра, лаская девушку руками, губами, языком…
Сначала Илона пыталась отвечать на его ласки, а потом поняла, что мужчине намного приятнее будет ее немая покорность. Она прикрыла глаза и растворилась в его нежности.
Илона никогда не любила слова "отдаваться". Было в нем что-то пошлое и грубое. И только сейчас она поняла, что женщина действительно может отдаться полностью, без остатка хотя бы из-за банального доверия к мужчине.
Арес скользил языком по ее шее, упругой груди, плоскому животу, а потом начал ласкать маленькую пещерку между ее ног. Стон Илоны перешел в громкие вопли. Нежно взяв ее за ягодицы и чуть-чуть приподняв их вверх, он играл с ней, приближая миг оргазма.
Илона закусила губы, чтобы заглушить крик, но он вырвался помимо ее воли:
— Давай же, давай, трахай меня!
Он с силой вошел в нее. Глаза девушки раскрылись от неземного блаженства, обрушившегося, словно океанская волна. Кончила она почти сразу же… Словно гигантская штормовая волна подняла ее над поверхностью океана и с силой швырнула в небо навстречу созвездиям.
Илона потеряла ориентацию в пространстве и только падала, падала, падала куда-то в темную воронку, завертевшую перед ее глазами потолок и стены комнаты.
Поцелуи Ареса становились все более и более страстными. Илона извивалась под ними, стонала, ерошила руками его волосы… Сейчас ей владело только одно желание: чтобы мужчина, владевший ей, не останавливался как можно дольше, но вместе с тем получил именно то наслаждение, которое способна подарить женщина опытному и нежному любовнику.
Неожиданно он вышел из нее.
— Ты куда?
Он улыбнулся, потом тихо произнес:
— Ты знаешь, что женщина может испытать намного более сильные ощущения?
— Ты так говоришь, будто не мужиком родился. Арес, что с тобой? Иди ко мне. Я хочу, чтоб ты кончил в меня… Мне сейчас можно. Пожалуйста…
"Боже, что со мной творится!" — пронеслось у нее в голове. — "Прошу мужика о том, чтобы он… Совсем с ума сошла девка!"
Арес взял ее за руки и посадил напротив себя.
— Глупая. Пойми, мужчина всегда получит свое, пусть даже это удовольствие довольно примитивно. Я хочу, чтобы хорошо было тебе.
— Ты какой-то ненормальный, честное слово. Да ты знаешь, сколько раз я сейчас кончила? У меня еще ни разу в жизни такого секса не было!
Арес молчал, пристально вглядываясь своими сверлящими серо-голубыми глазами в ее лицо.
— Доверься мне. У тебя же есть какие-то свои фантазии?
— Как у всех нормальных людей.
— Давай поиграем. Ты — не ты, а… Ну, кем ты хочешь быть?
— Ты ненормальный… — Она коснулась кончиками пальцев его щеки.
— Наверное… — Пальцы Ареса начали ласкать ее лобок совсем легко, чуть-чуть касаясь кожи над холмиком волос. Илона широко раскрыла глаза, вцепилась в руку мужчины и направила ее ниже. Он отвел ладонь в сторону.
— Ты не ответила.
— Хорошо. Я хочу… — Илона вспомнила, как в далеком детстве случайно, одним глазком, она видела какой-то эротический (и потому считавшийся безумно запрещенным — хотя той эротики там было не больше, чем в гомеровской "Одиссее") фильм про восточную принцессу. Одежда актрисы состояла из кучи прозрачных покрывал, которые она периодически как бы случайно роняла, открывая взгляду зрителей участки загорелой кожи. — Я хочу, чтоб ты был слугой принцессы, которая по бабьей дури решила использовать тебя.
У Ареса были незаурядные актерские задатки. Его глаза неожиданно приобрели покорное выражение, сам он весь как будто съежился… И только стальной блеск где-то в глубине зрачков выдавал его истинную натуру, которую не может скрыть никакая игра.
Безусловно, это был всего лишь театр двух актеров, но Илона неожиданно почувствовала, как распрямляются ее плечи, гордо поднимается голова…
— Встань! — Властно говорит она. Арес безмолвно поднимается. Его член оказывается на уровне лица девушки. Она берет в руки мужской орган, и он превращается в твердый стержень. Илона берет его в рот и легонько покусывает край кожицы пениса. По телу мужчины пробегает дрожь. Илона ложится на кровать, широко раздвинув ноги.
— Возьми меня. Немедленно. Я приказываю!
Он входит в нее неуверенно, как будто действительно стесняется такого обращения с собой. Двигаться он тоже начинает вроде как медленно и неуклюже, но вместе с тем аккуратно пододвигая свою партнершу поближе к диванному валику. Илона не заметила, как он аккуратно переложил ее ягодицами на эту возвышенность.
— Трахай меня! — Ее начинал заводить этот приказной тон. Ее возбуждал сам факт, что она управляет этим мужчиной, страстным и нежным одновременно. — Быстрее! Еще быстрее! Арес, да что ж ты со мной делаешь… Я… А-а…
Илона не успела сказать, что просто не успевает фантазировать. То, что она претворяет свои самые запретные мысли в жизнь, словно поднимало ее над землей. Испытывая оргазм за оргазмом, она уже не думала о происходящем вокруг.
"Моя сказка сбывается", — всплыла в ее голове фраза из какого-то дурацкого бульварного романчика, а вслух она только тихо повторяла:
— Еще, еще, еще… Мой мужчина, мой раб, мой господин…
Полубред, срывавшийся с ее губ, уже не принадлежал ей. Эта была какая-то другая Илона, дремавшая в ней всю жизнь и неожиданно получившая свободу. И сейчас этот двойник владел шикарным женским телом, сменившим массу любовников: самоуверенных казанов и неопытных мальчиков, нежных и суровых, торопливых и вальяжных, студентов и бизнесменов. Илона, которая всю жизнь провела в этой телесной оболочке, словно ненадолго отступила в сторону, уступив место своей безумной второй половине, развратной и сумасшедшей, для которой секс был не одной из сторон жизни, а самой жизнью, во всем ее цветном многообразии.
Он играл с ней. Искусно, талантливо, искренне. Все безумные сюжеты из прочитанных книг и увиденных фильмов вставали перед ее глазами, и она просто воплощала их в жизнь. Этот дикий спектакль словно заставил привычные стены ее комнаты меняться, как декорации: от непроходимых джунглей до кабины пассажирского авиалайнера.
Когда Арес отправил ее в очередной раз в долгий сладострастный полет, она отстранилась от него и в первый раз своей жизни запросила пощады:
— Милый, остановись! Я уже просто изнемогаю. Я хочу, чтобы теперь ты… Пожалуйста… Ну, скажи мне, чего ты хочешь?
Он пригладил рукой ее растрепанные волосы и тихо ответил:
— Тебя.
Он стоял перед ней, весь в мелких капельках пота с подъятым вверх органом. Она опустилась перед ним на колени, уже не думая о том, как раньше считала эту позу глупой и унизительной. Взяв член в рот, она принялась облизывать его, тихо постанывая. Руки Ареса легли ей на затылок, он начал помогать ей. Его движения становились все сильнее и резче. Арес уже просто насаживал ее ротик себе на пенис. И это заводило их обоих.
Вперед-назад, вперед-назад… Этот ритм возбуждал и завораживал Илону — и ту, которая проснулась в ней недавно, и ту циничную, прожженную бабу, которую, казалось, уже ничем не удивить в этой жизни.
Струя горько-соленой жидкости ударила ей в рот. Из губ Ареса вырвался дикий страстный стон — крик самца, овладевшего желанной самкой. А Илона еще сильнее прижалась к нему, глотая мужское семя. Еще совсем недавно она зарекалась, что никогда не будет этого делать…
— Девочка, ты прелесть. — Он поцеловал ее в щеку.
— А ты просто гений, — рассмеялась она. — Гений половой жизни. Только не думай теперь, что ты быстро от меня отвертишься.
— Я это уже понял. — Он направился в кухню. — И поскольку уйду я от тебя не раньше завтрашнего утра, то сварю-ка я еще кофе.
Илона вышла вслед за ним на кухню. Арес стоял возле зажженной горелки и колдовал над кофеваркой.
— Никогда не подозревала, что таким возбуждающим может быть зрелище голого мужчины рядом с печкой, — она прижалась щекой к его спине.
— А я никогда не подозревал, что рядом с такой женщиной можно просто пить кофе, — в тон ей ответил Арес.
— Ну, так мы ж и кое-чем другим занимаемся, — проворковала она.
Арес постучал ложкой о край кофеварки.
— Любопытная вещь, — задумчиво проговорил он. — Свойство мужской психологии: встречаешь такую женщину, как ты, на улице, провожаешь ее взглядом и думаешь: "Имеет же кто-то ее!". И сам себе льстишь, думаешь, что попала бы такая к тебе в постель, так сутками бы из койки не выпускал. А на деле получается, что измочаливаешься враз.
— Молодой человек, вы нарываетесь на комплимент, — Алиса взяла чашку с кофе и села на стул, заложив ногу за ногу. Она знала, что выглядит довольно эффектно, особенно сейчас, когда на ней был только символический тонкий халатик. Арес проводил ее движение взглядом.
— Быстро допивай кофе и марш в спальню! — Неожиданно резко сказал он.
— Ты что, снова хочешь? — Илона кокетливо опустила глаза вниз и поняла, что вопрос был излишним. На ходу скидывая с себя халат, она рванулась в спальню.
Когда Арес снова вошел в нее, она просто отключилась. Было ощущение, что ее сознание бродит где-то далеко отсюда, и только молодое, жадное до любви тело благодарно принимает мужские ласки. Словно откуда-то со стороны она слышала свои сладострастные крики и хриплое дыхание мужчины.
Арес, видимо, действительно задался целью ее довести до неведомого ей самой предела. Какое-то невероятное, безумное, феерическое ощущение, в которое слилась череда оргазмов, превратило ее тело в один напряженный дрожащий нерв, подключенный только к центру удовольствия.
Арес не особо баловал ее различными изысками. Банальная поза "он сверху — она снизу" постепенно превратилась в игру всех мускулов двух молодых здоровых тел. Мужчина и женщина словно слились в одно единое целое.
И вдруг из самого потаенного, сокровенного угла сознания Илоны всплыла та мечта, которую она гасила в себе изначально, не давала вырваться наружу, давила изо всех сил. И девушка поняла, что не может противиться своему дикому желанию.
— Остановись. На мгновение…
— Да, милая…
— Подожди. Поиграй со мной еще. Только пусть это будет жесткая игра. Может даже, жестокая… Но я так хочу.
— Как скажешь.
— Это самая запретная моя фантазия. Я боюсь ее, Арес. И в то же время хочу… Я сейчас.
Она выскользнула из его объятий и скрылась в соседней комнате. Через минуту Илона вернулась в простом наряде из легкой юбки и маечки. От возбуждения и предстоящей игры ее трясло мелкой дрожью. Она пристально посмотрела на мужчину.
— Изнасилуй меня. — Вырвался у нее вздох. — Сделай меня обыкновенной оттраханной девкой. Измывайся надо мной. Только играй так, чтоб я сама поверила. Будь диким маньяком.
— Ты уверена, что хочешь этого? — Тихо спросил он.
Покорный взгляд был немым ответом на его вопрос.
Арес с кошачьей пластикой зашел за спину девушке и внезапно резко схватил ее за волосы, а потом толкнул к дивану. Илона не удержала равновесия, и он ухватил ее за майку. Громкий треск разрываемой ткани сопровождался коротким женским вскриком, перешедшим в глухое мычание: мужчина с силой запечатал ей рот ладонью.
— Ах ты ж, сучонка… — Он сорвал с нее юбку, навалился на девушку всем весом своего тела и начал с силой разводить ее крепко сжатые ноги.
— Нет, нет, не надо… — Головой она понимала, что это игра, но тело подчинялось рефлексам, заложенным природой.
Одной рукой он крепко ухватил ее за подбородок, а другой уже вовсю хозяйничал у не между ног.
— Так-то лучше, детка. Сейчас я тебя буду насиловать. Долго и со вкусом. Ты даже не представляешь себе, как приятно не просто трахать такую красотку, а брать ее против воли. Ты только вслушайся в это слово: "насиловать". Не брать, не трахать, не иметь, а изнасиловать девчонку. Ох, как же ты у меня сейчас будешь визжать!
Он вошел в нее грубо, словно врубаясь в непроходимую чащу. И эта резкость от мужчины, который еще только что был нежным и неторопливым любовником, довела девушку до точки безумного возбуждения. Каскад оргазмов, последовавших один за другим, стер на мгновение из памяти все ее прошлое. Не было больше такой женщины — Илоны. Осталось только обнаженное чувство удовлетворения, сжимающееся сладкой судорогой по всему телу.
И она завизжала, как малолетняя школьница, которую впервые затащили в кусты. Дикий звук, поднявшийся откуда-то из глубин легких, вырвался из ее горла и застыл на самой высокой ноте.
— Сучка… Трахнутая голенькая сучка, — приговаривал Арес в такт своим быстрым движениям. — Люблю таких голеньких девочек. Они так беззащитны в своей наготе. Эти грудки… Эти волосики… Эти славные босые ножки…
Возможно, Арес был психологом. Возможно, он просто вошел в роль. Илона где-то слышала, что такой словесный поток… даже не эротизма, а открытого порно характерен для маньяков. Но сейчас ей только хотелось, чтобы он не останавливался и продолжал свою безумную игру.
— Давай, девочка, двигайся, доставь мне удовольствие, — он широко развел ее ноги в стороны. — Жалко, что ты не целочка. Ох, как же это сладко — изнасиловать девственницу! А как бы ты извивалась, пока я бы рвал твою тонкую пленочку! Но ничего, я сейчас тебя поимею так, что неделю будешь отлеживаться!
…Илона летела сквозь пространство куда-то ввысь, сквозь звезды и галактики. Эта дикая игра подвела ее вплотную к безумию. Цепляясь остатками разума за ускользающую реальность, она понимала, что возможно, больше никогда не испытает ничего подобного.
— Да ты же вся мокрая, шлюшка! — Он вышел из нее только для того, чтобы резко перевернуть девушку спиной вверх.
… Илона никогда раньше не пробовала анальный секс. Но игра завела ее, притупила болевые ощущения, и поэтому когда он вставил свой член в ее маленькую дырочку между ягодиц, испытала только чувство, как будто ее медленно растягивает в стороны что-то нежное и упругое.
В полированной поверхности шифоньера она поймала отражение их фигур. И вид самой себя, поставленной раком, с мужчиной, активно вгоняющим пенис ей в попку, заставил ее заново отправиться в путешествие к звездам.
… А потом она просто потерялась во времени. Мир словно перестал существовать.
"Я умираю", — почему-то подумала она, и вслед за этим в голову пришла другая мысль: "Нет, я рождаюсь заново".
Было такое ощущение, как будто она вынырнула на поверхность с безумной глубины. Перед глазами кружился разноцветный хоровод, постепенно приобретая очертания лица Ареса. Он опять перевернул ее на спину, но теперь уже любил ее нежно и аккуратно, покрывая ее лицо короткими горячими поцелуями.
Она подалась навстречу ему, оттолкнувшись от дивана, словно пытаясь вспорхнуть, как птица.
… Наслаждение острое, как боль, взорвалось где-то внизу и мощной ударной волной растеклось по всему телу, забивая напрочь все остальные пять чувств, уменьшая вселенную до размеров крошечного шарика, горячим угольком пульсирующего ниже пояса, сжигая дотла.
И откуда-то сверху, из звездной туманности, она слышала стон своего любовника. Стон мужчины, извергающего семя в любимую женщину.
Небо обрушилось на нее тяжестью лебединого перышка. Мир тряхнуло, и он встал на свое место. Илона тихо пробормотала — уже непонятно, Аресу или самой себе:
— Все. Спать. Я сейчас и шага сделать не смогу без посторонней помощи.
И провалилась в темноту.
— Ну, а дальше? — Я сгорала от нетерпения. — Все это слишком похоже на сюжет бульварного романа, а не на происшествие из реальной жизни.
— Ира, я не знаю… — Она подняла на меня беспомощный взгляд. — Он позвонил на следующий день и сказал, что срочно улетает в командировку. С тех пор о нем — ни слуху, ни духу. А с другой стороны… Ты знаешь, я всегда считала, что сказка должна оставаться сказкой. Потом может начаться махровый быт, который все губит. А так… В моей жизни произошло событие, которое я буду вспоминать до конца своих дней. В конце концов, он, может быть, женат, а я просто была его игрушкой. Он подарил мне мгновение счастья, и оно будет жить теперь во мне очень долго. А может…
Звонок в дверь оборвал ее фразу. Она рванулась было к выходу, но остановилась.
— Ира, открой. Я боюсь, если там будет не он, со мной случится банальная истерика.
— Хорошо. — Я прекрасно понимала ее чувства. Подойдя к двери, я заглянула в глазок. На пороге стоял мужчина в длинном пальто и широкополой фетровой шляпе.
Я вернулась обратно в комнату.
— Ты знаешь, — сказала я. — Мне кажется, выйти стоит тебе.
Илона одним глотком допила свое вино и с размаху швырнула бокал в камин.
— На счастье, — улыбнулась она.
Наташа. Неожиданная встреча
Занесло меня как-то в командировку в Нск. Один коллега попросил меня взять с собой для его родственников детскую коляску. Я согласился, а что мне, мое барахлишко все в ручную кладь уместилось, а коляска оказалась трость, сложенная, да еще и в чехле. В Шереметьево я сдал коляску в негабаритный груз, зарегистрировался на рейс, подождал в зоне вылета и в самолет. Сосед в самолете оказался спокойный, и я все три часа проспал, попросив стюардов не будить меня на напитки и еду.
В аэропорту Нска, мне в отличие от остальных пассажиров, пришлось пройти в отдельную комнату, где получали не габарит. Я вошел туда и оказался в очереди на получение, пятым и по сути последним. Пока девочка за стойкой сверяла багажные талоны и выдавала багаж, я смотрел по сторонам. Вся комната была в плакатах, о правилах перевозки и прочей лабуды в эту тему. И вот подошла моя очередь, я остался один на один с девушкой в окошке. Что-то знакомое было в чертах ее лица, и я не произвольно всматривался в ее черты, пытаясь вспомнить, где я ее видел. Она, увидев мой пристальный взгляд, спросила:
— Мужчина, что-то не так? — и опустила свой взгляд в документы, — Алекс?
— Да, а тебя зовут Наташа?
— Да! Я так рада тебя здесь увидеть! Ты надолго к нам сюда?
— На полторы недели, в командировку. А ты что тут делаешь?
— Я тут живу и работаю. Я сейчас ваш рейс выдаю, и смена заканчивается, тебя встречают, или ты сам по себе?
— Да я сам, а что?
— Ну подожди минут пятнадцать в зале прилета, у стойки кофейни, я выйду и отвезу тебя в город.
— Ну давай, тем более мне сейчас вот этот груз надо передать. Если что меня подождешь?
— Конечно!
Я забрал свой негабарит, и вышел в зал ожидания. С родственником коллеги было оговорено, что я с ним встречусь у табло прилета, и что я сразу его узнаю, из толпы он будет выделяться. Действительно, я его узнал сразу — двухметровый детина, стоял возле табло, и увидев меня направился ко мне. Помимо роста, выделявшего его из толпы, я увидел лицо своего коллеги, настолько они были похожи. Я передал ему груз, он дал свою визитку, со словами, если что звоните, предложил подбросить в город, но я отказался, вроде как с Наташей уже договорились. Я подошел к стойке кофейни, заказал пару капучино, себе и на всякий случай Наташе. Сижу, пью кофе, и ем бутерброд.
Минут через десять, из-за кофейни вышла Наташа, все в той же униформе, но теперь мне были видны ее ножки. Она была одета в элегантные брючки, которые подчеркивали стройность ее ног. Я предложил ей кофе, она не отказалась. Пока мы выпили по капучино, мы вспомнили, про тот день, когда познакомились, а потом пошли на служебную стоянку. По пути она кратко рассказала историю своей жизни, за те шесть лет, что мы не виделись. После нашего весёлого топлес вечера, который прошел на даче у моих друзей, а она с сестрой была просто соседкой через дом, в их жизни многое переменилось (подробней найдете в рассказе "Ксюха. На даче у друзей"). Она рассказала, что они через день признались матери, про приставания отчима, был скандал, в итоге они стали жить у деда, а мать не смогла расстаться со своим жиголо. Через год Инга попала под машину и погибла. Водителем сбившей машины оказался пьяный отчим (ирония судьбы). Его посадили, а мать начала спиваться. Дед отправил внучку сюда, в Нск, к своим добрым знакомым, те ее приютили, трудоустроили, а потом дед купил ей тут квартиру. И вот она уже четвертый год в Нске.
Когда въезжали в город, Наташа спросила меня:
— У тебя гостиница забронирована? Какая?
— Да нет, я вольная птица, у меня командировочные на руках, куда хочу, туда селюсь. Где тут поближе к центру, и не сильно дорого? Порекомендуй.
— А поехали ко мне, я тебе второй комплект выдам, соседи у нас не интересуются, кто и что. Меня парить не будет, да и мне веселее.
— Ну я прям даже и не знаю:
— Меня не стеснишь, не переживай.
— А ты от этого далеко живешь, — я протянул ей проспект филиала нашей конторы, — ну на вскидку.
— Пешком минут десять-пятнадцать.
— Ну тогда поехали.
После небольшой обзорной экскурсии по городу, мы подъехали к ее дому. Это была девятиэтажка, видимо свежей постройки, из кирпича. Мы заехали на стоянку рядом с домом, и забрав мои пару сумок, с вещями и ноутбуком, пошли к ней домой. Квартира оказалась на пятом этаже. Уютная двушка, с большими кухней и прихожей. Комнаты изолированные. Из кухни и одной из комнат выходы на большую лоджию, вторая комната имеет выход на половинку лоджии, но на другую сторону дома.
— Располагайся, сейчас позавтракаем, я хотя бы пру часиков посплю, после ночной смены, да и тебе после ночного самолета надо, наверное.
— Да не помешало бы. Давай что-нибудь сделаю?
— Да там только погреть надо, я как знала, вчера солянки капустной сделала. Думала неделю буду есть, но ты ж меня спасешь от отвращения к ней? — она заливисто засмеялась, — иди в душ с дороги.
Пока я был в душе, она все погрела. Мы сели за стол, по немного покушали и отправились на отсыпку.
— Давай я застелю тебе вот тут потом, а сейчас ложись прям на покрывало, вот этим укройся, а то мне лень сейчас.
— Хорошо, вечером прогуляешь меня в центр?
— Да, давай чуток поспим.
Она ушла в ванную, а я завалился на диван. Укрылся пледом. Жарко. Под одеялом стянул с себя все до трусов и закрыв глаза стал засыпать. Перед тем как отрубиться, у меня в голове прокрутилась картинка сегодняшнего утра еще раз. Не произвольно подумалось, что она стала женственной, в сравнении с той девочкой уже не школьницей шесть лет назад. И грудь вроде покрепче, внешне, и попка покруглей, в общем подростка не осталось: Я уснул.
Проснулся я от ощущения чего-то горячего под боком. Я открыл глаза, первым делом глянул на часы — проспал уже почти три с половиной часа, а потом только осознал, что у меня под боком лежит сопит Наташка. От того мне так жарко. Я приподнял плед и посмотрел на нее. Она лежала, прижавшись ко мне спиной и попой, поджав свои ножки так, что они сплелись с моими. На ней были простые трикотажные трусики и по всей видимости бюстгальтер из того же набора. Я повернулся к ней на бок, и обняв притянул ее к себе. Она поерзав прижалась ко мне еще сильней, но также сладко посапывала. От ощущения такой близости ее тела, у меня в голове всплыли воспоминания с того самого вечера, когда мы были у Нинки. Как я взял ее первый раз, и как потом успокаивал ее от слез: От этих мыслей мой дружок начал подниматься. Наташка начала просыпаться.
— Ты прости, мне там было холодно, я к тебе прибежала. Ты такой теплый: — она потянулась и сладко улыбнулась как ребенок. — ты выспался гляжу?
— Ну в общем да.
— И не ты один похоже? Что-то в попу мне там уперлось: — она развернулась ко мне лицом, — ты представляешь, у меня после той ночи был только один парень. И то не долго, глуповат оказался. Нет он парень хороший, а вот в постели он бревно. Только миссионерская поза, отстрелялся и на бок спать. Все как в женских программах по телеку. А хотелось ласки, оргазма в конце концов. Я сколько не пыталась себя ласкать, так как у тебя не получалось. Я потом слышала, что вы с Ксюхой разбежались? Нинка говорила. Я к ним на даче в гости заходила часто после того вечера. А потом я уехала. Ты прости, я, наверное, заговорила тебя, больше не буду.
— Да ничего страшного. Честно говоря, я про тебя вспоминал пару раз потом, но больше думал о том, как вы из ситуации вышли своей. Ксюха достала ревностью, и я ушел. А сейчас четыре года как женат.
— У тебя все хорошо в семье?
— Да не знаю. Местами. Жена из феминисток. Командировки разгружают мозги от семьи.
— Я тебя поцелую? — она потянулась ко мне своими губами.
Я поймал ее язычок, и стал нежно его потягивать. Наши языки сплелись. Она обняла меня, прижалась, я почувствовал, как набухли ее соски под тонким лифчиком. Я гладил ее по спине и копошился в ее волосах. Она обвила мои ноги своей ножкой. Я членом уперся ее в лобок. С моего кончика засочился секрет. Я чувствовал, как намокают мои трусы. Я запустил руку ей между ног. Ее трусы уже намокли от ее соков. Я вернул руку ей на спину, и одним касанием расстегнул лямки лифчика на спине, она отпрянула и тут же стащив его, отбросила куда-то в сторону. Я продолжая целовать ее губы, проникая языком ее в рот, сплетаясь с ее язычком, перенес руку ей на грудь.
Она развернулась на спину, давая простор действия для моих рук. Я скинул с нас плед, все еще укрывавший нас, и стал гладить ее тело, не отстраняясь от ее губ. Моя рука то сжимал поочередно груди, он стали крупней и в самом деле, подросла — мелькнула мысль. Ее соски от прикосновений почти звенели, налившись до размера хорошей виноградины. Ореолы вокруг них стали наливаться кровью. Я не торопился опускать к ее низу и продолжал блуждать по ее телу обоими руками и губами. Она легонько постанывала. Но с каждым прикосновением к грудям и тем более соскам, стоны становились все громче. Она стянула с меня трусы. И стала тереться бедром об член. Дотянуться до него руками, я не давал, лаская ее тело. Она не выдержала и приподняв попку стащила с себя трусики и попыталась придвинуть свой таз ко мне так, чтобы я членом был напротив ее лобка.
Но я опять играл с ее телом, не поддаваясь ее порывам. Я посмотрел в ее глаза, которые она наконец открыла. В них была мольба, губы молчаливо шептали — давай. Я сжалился над ней, раздвинув ее прекрасные ножки, подхватив их за колени, остановился в паре см от ее входа. Она дернулась, но ей не хватило амплитуды, чтобы я наконец коснулся ее членом. Я прижался корнем ко входу и медленно вошел в нее. Она была все такой же узкой, как и тогда. Я медленно проталкивал себя в нее, пока не уперся в матку. Пока я двигался в нее на ее лице истома менялась яростью, страсть менялась с хватанием воздуха. Когда я уперся в ее матку, она выдала протяжный и сладкий стон. Я начал фрикции. Уже на пятой или шестой фрикции я чувствовал, как начинает сжиматься ее влагалище. Это не было еще оргазмом, но было его предтечей.
— Не держи себя, давай: мне так хорошо: я: я: а: а-а-а-а: — она стала выгибаться в струну.
Я уже не думал ни о чем, а просто погнал вперед. Когда у меня подкатило к основанию, и поток пошел по стволу, Наташку накрывал уже второй оргазм. Я сделал то, что так добивало моих всех подруг в сексе. Я уперся головкой ей в матку, и устроил ей там фейерверк семени. Она закричала, на сколько позволяла ей ее дыхание в этот момент. Я остановил свое движение, не выходя из нее. Аккуратно прилег на нее, оперевшись на локти, чтобы не придавить. Она еще какое-то время стонала и выравнивала дыхание. Придя в себя, она поцеловала меня и обняв прошептала:
— Спасибо: это было очень хорошо. Выйдешь? Или продолжим? — ее глазки хитро улыбались.
Я впервые обратил внимание, как они красивы. Нежно-небесный голубой цвет ее радужки был прекрасен. Я поцеловал ее в губы и приподнявшись медленно вышел из нее. В этот момент по ее телу пробежали мурашки.
— У нас еще целая неделя впереди, даже больше. Успеем. И ты обещала меня выгулять в центре города.
— Тогда вставай, в душ, перекусим немного и в город.
— Хорошо, — и я пошел в душ.
Мы гуляли по городу до поздна, болтались по центру, поужинали в приятной кафешке, с вином и вкусностями, благо поехали не на Наташкиной машине, а на общественном транспорте. В десять вечера вызвали такси и поехали к Наташке домой. Пока ехали, сидели на заднем сидении, она прижалась ко мне, обняла и тихо посапывала. Ехать было полчаса. За это время у меня в этой тишине, прокрутилось много мыслей в голове. Что это у меня? Новый роман на стороне? Или просто отдых. Простота и почти невинность этой девочки, меня привораживала. С другой стороны, мне было и уютно, и удобно. А дома жена: Удивительно, но мне на нее сейчас далеко наплевать! Ладно пусть это будет просто отдых:
— Вот к этому подъезду пожалуйста, — голос Наташки меня вернул из моих дум.
Я рассчитался с таксистом, и мы пошли домой. Пока поднимались в лифте, моя дама спросила:
— Есть будем?
— Не, в кафешке было вкусно. У тебя тоже вкусно, но поздно уже. Может просто чаю попьем?
— Или винца? Давай по бокалу и на боковую. Тебе завтра ко скольки?
— К десяти, а тебе, когда на работу?
— Я завтра с двенадцати до восьми вечера. Надеюсь не заскучаешь?
— Самому бы вернуться к восьми. Приехали, выходи.
Наташка в прихожей, скинув свои сапожки, сдвинула их к этажерке с обувью, куртку вручила мне, а сама побежала в туалет. Я повесил ее куртку, рядом свою, разулся и прошел в ванную, ополоснуться. Стоя под душем я услышал, как открылась дверь, и за шторку душа заглянула головка этой очаровашки.
— Спинку потереть? Ладно, справляйся сам. — она исчезла, и только слышно было, как тихо прикрылась дверь.
После ванны, я вытерся, одел шорты до колен (нравится мне такое одеяние, чувствую себя вольготно), не надевая под них трусов.
— Я там пакет тебе положила, под белье грязное, кидай туда, после завтра постираемся, — послышался голос из кухни.
— Хорошо.
Я вышел и сразу на кухню, сел за стол. На нем уже стояли несколько пар бокалов, три бутылки с напитками, и легкая закуска, нарезка из сыра, бекона, ветчины, и в блюдечке лежала пара огурчиков маринованных. Все готово было к "по бокалу". Наташка прошмыгнула в ванную. Я, не дожидаясь ее налил себе мартини. И потихоньку потягивал его, прикусывая сыром. Через минут десять, из ванны вышла Наташка. На ней были короткие трикотажные серые шортики, плотно облегающие тело, под которыми не проглядывались трусики. Сверху на ней был одет трикотажный серый полутоп, видимо это был комплект, которые не то чтобы прятал, а наоборот подчеркивал все ее прелести. Я пожирал ее глазами. Ниже кромки полутопа, начинался открытый животик, на котором так красиво выделялась ямочка пупочка, шортики начинались там, где обычно бывают уже волосики на лобке. Хм, у нее они есть, но подстрижены: Я днем обошел стороной этот факт, а вот сейчас вспомнилось. Волосы до этого собранные в пучок, сейчас были распущены, и едва касались ее плеч. Почти русалка, только без плавников и хвоста.
— Нравится? Мне тоже. Чувствую себя почти раздетой, но и не холодно. Купила себе, когда на йогу начала ходить, но дома примерив, поняла, что не для занятий, а для дома, для себя самой, ну или вот: для тебя: — она по девичьи захохотала, вроде двадцать один, а все равно девчонка:
— Соблазняшка, я тут начал без тебя, по мартини тяну, а тебе чего?
— Ой, давай и мне, только с соком, пополам. — я налил ей как она просила.
Она села на стул боком к столу напротив меня, оперлась на спинку и слегка расставила ноги. Свет от пары плафонов на потолке падал как раз ей между ножек. Ее внешние губки были чуть раздвинуты и ткань переходила на капюшончик клитора и клитор выделялся чуть выше. Соски торчали уже вовсю призывая к себе. Вокруг сквозь ткань выделялись их ореолы. Я снова посмотрел на ее бутончик. Она, поймав мой взгляд, улыбнулась, и расставила ножки пошире. Я налил себе в бокал еще чистого мартини, завернул в бекон кусочек сыра и глотнув напитка прикусил такой "бутерброд". Она смотрела на меня, ее лицо покрылось румянцем. Я непроизвольно посмотрел на ее бутон. Там, где сходились внешние губки и капюшончик, шортики были влажными. Она продолжала потягивать мартини с сыром, глядя мне в глаза. В них было сладкое желание и немного похоти, они блестели.
Ее грудь неровно покачивалась в такт ее уже слегка возбужденному дыханию. У меня в шортах корень уже был на изготовку, только они его скрывали, и не так заметно было мое возбуждение. Между тем, мокрое пятно на ее шортиках все увеличивалось. Я допил мартини и поставил бокал на стол. Придвинул свой стул ближе к ней, чтобы колени наши соприкасались. Я наклонился к ней смотря ей в глаза. Положил руки на ее бедра сверху, там, где кончались шортики и начиналось голое тело. Она вздрогнула, но продолжала потягивать свой мартини. Я сидел поглаживал ее ножки, а она млела. Она допила свой напиток, поставила бокал на стол. Медленно встала и подошла ко мне вплотную. Мои губы уперлись ей в ложбинку между грудей. Она обхватила мою голову, прижала к себе. Потом прижав свои ладони к моим щекам подняла мой взор на себя и прильнула своими губами к моим. Я замер. Она долго блуждала языком вокруг моих губ, под языком, по нёбу, по языку. Когда оторвалась от моего лица, тихо произнесла:
— Пойдем, я уже вся протекла, — и взяв меня за руку, повела за собой.
Мы прошли в ее комнату. Кровать была уже разобрана и застелена в чистое атласное белое белье. По середине комнаты она остановилась, расстегнула мои шорты и спустила их мне до пяток. Я перешагнул через них. Она весело оттянула член вниз и отпустила. Он стоял настолько крепко, что звонко шлепнул мне по животу.
— Стой, я сейчас, — она сделала шаг вперед к кровати, развернулась.
Взялась за нижнюю кромку своего топа и медленно потянула его вверх, постепенно раскрывая свой нежные еще юные груди. Протащив через голову, медленно откинула их в сторону. Потом повернулась ко мне задом и медленно нагнувшись, еще медленней стянула свои уже мокрые шортики, почти сложившись пополам. От такого наклона, между чуть расставленных ножек ко мне развернулось сначала и открылась маленькая звездочка ее ануса, и ниже губки ее влагалища. Губки были начисто выбриты и ничто не напоминало о том, что там были волосики когда-то. Они были полностью в ее соках и блестели в свете ночника. Она переступила через шортики и развернулась ко мне лицом, поманив меня пальчиком и улыбаясь. Я осмотрел ее с ног до головы. Ее груди учащенно колыхались, соски смещенные относительно центров грудей чуть вверх и к позвоночнику, торчали виноградинами. На лобке была широкая см три шириной волосиков, аккуратно подстриженных, начинавшихся у верхней кромки лобка, и заканчивающаяся чуть зайдя на губы влагалища. В отличие от русых волос на голове, здесь волосики были намного темнее. И этот контраст, давал лишний повод напрячься моему члену.
— Любуешься? — тихо произнесла она.
— Наслаждаюсь красотой твоего тела. А ты изменилась, не такая уже угловатая, грудь стала больше, попка круглее, и фигурка стала более точеная.
Она покраснела лицом. Взяла мою руку и подтянула меня к себе. Я шагнул вперед и обнял ее за плечи. Наши губы встретились и стали обмениваться язычками. Она обняла меня за шею руками, подпрыгнула и обвила меня ногами около пояса. Ее попа нависала над моим членом и когда у меня проскакивали мелкие спазмы у основания, он подпрыгивал и прикладывался ей между половинок попы поверх губок влагалища, звездочки ануса и между половинок попы. Она не была тяжелой, от силы сорок пять килограмм. Неожиданно она бедрами оттолкнулась от меня, но не разжимая замка ног сзади меня и чуть приспустив таз, наделась на мой ствол. Я услышал протяжный и сладкий стон.
В таком положении мой член давил не только на заднюю стенку влагалища, но и своим основанием на ее клитор. Я подхватил ее за ягодицы и начал качать ее на себе. Сначала фрикции были медленные и не глубокие. Но и этого хватило, чтобы к ней подкатил первый оргазм. Он был не долог, и она через минуту уже сама пыталась контролировать темп. К этому моменту мои руки немного устали, и я осторожно повалил ее на кровать спиной, сам увлекаясь за ней, стараясь не выскочить из нее. Я несколько раз толкнул ее тазом, подтягивая ее дальше от края кровати, но в то же время вдалбливая в нее ствол на всю длину и толкая ее в матку. Как только я нашел опору для своих коленей и вообще ног, я начал увеличивать темп и менять амплитуду движений. От этого она снова стала выгибаться, получая уже второй оргазм. Ее ноги по-прежнему были сцеплены у меня на копчике, и она как бы висела подобной. Я, раскинув ее руки, опирался на них, в тоже время ерзая по ее соскам своей грудью.
Волосы на моей груди щекотали и играли с ее сосками, что добавляло ей чувств. Она подмахивала мне и навстречу, и обратно, поэтому амплитуда увеличилась, и при таком темпе я быстро почувствовал, как у меня подкатило под основание и понеслось по стволу. Еще до того, как я выплеснул в нее первую порцию семени, она начала кончать с сильными спазмами по всему телу и внутри влагалища. Она снова стала выгибаться. Я продолжал фрикции, в тоже время толкая из себя семя. Получалось, что она получала удар по матке сначала членом, потом струей, потом снова все повторялось. Я не останавливался, она пошла на новый круг оргазма, я чувствовал и понимал это. Мой корень и не думал падать! Я снова и снова бил ее им в матку и у меня снова подкатило где-то внизу. В этот раз я смог дать всего два толчка семени в небольшом количестве. После этого я стал сбавлять темп, пока совсем не остановился. Она лежала с широко раскрытыми глазами, полными страсти и счастья. Я медленно опустился на нее.
— Не тяжело?
— Нет, хорошо:
Полежав так может минуту, может две, я свалился на бок рядом с ней, и подтянулся вверх, головой на подушку. Она тоже подвинулась повыше, положила голову мне на плечо, прижалась. Потом она обернулась, схватила легкое одеяло, лежащее с краю, укрыла нас обоих.
— Давай спать, Алекс. Чтобы утром перед завтраком повторить.
— Хорошо, только: вопрос.
— Давай.
— Ты предохраняешься?
— Да, я так и продолжаю пить те пилюли. Они и цикл выравнивают, и гормональный фон. Я пока не готова рожать: Даже если бы это был ты: Спи. — она тут же сладко засопела. Видимо страсть добила силы у нее в теле.
Я завел себе на всякий случай будильник на половину одиннадцатого и уснул следом за ней.
Проснулся я все равно раньше будильника. В квартире стоял запах кофе и яичницы. Наташка лежала рядом со мной и посапывала. На часах было девять утра. Я попытался осторожно выбраться из ее объятий, но она встрепенулась.
— Доброе утро! Как спал? Я сладко, только ночью пришлось вставать, а то залила бы всю кровать нашими соками.
— А откуда так пахнет вкусно? — Я посмотрел ей в глаза.
— Ну я подумала, что для того чтобы поласкаться с тобой еще и утром, то разбужу тебя такими вот запахами, мне было жалко тебя будить, — хитрые голубые глазки смотрели на меня не моргая, — но так хотелось еще почувствовать тебя в себе:
Я повернулся к ней лицом, обнял и резко развернулся на спину переложив ее на себя сверху. Мой корень уже торчал вверх и касался ее попки. Она приподнялась, присела на член, медленно впустила его в себя и села погрузив его полностью. Расправив спину, и опираясь на мой живот, она хищно смотрела на меня. Я протянул свои руки к ее груди и начал их ласкать. Она начала медленно ерзать на мне. Пока это было похоже на притирание наших органов. Когда она уже резко реагировала на мои касания к ее соскам, она начала движение. Отодвигая свой попу немного назад, выпускала его не на много, а затем резко осаживалась вперед. Я попытался ей подыграть, но она остановила меня.
— Я сама, наслаждайся:
Она начала качаться, сначала медленно. Потом увеличивая темп. Наши лобки уже были полностью в ее соках. Член скользил в нее вроде и легко, но внутри себя она его еще и сжимала стенками влагалища. От такой стимуляции я быстро подошел к пику. Я начал выплескиваться в нее. Она продолжала двигаться на мне, не останавливаясь. Член сначала несколько обмяк, но тут же снова окреп. Я по прогибам ее тела я понял, что она кончает, но она не останавливалась, а продолжала двигаться. Я продолжал получать удовольствие расслабившись. Видимо у нее приближался очередной пик. Она сменила тактику. Вместо медленных движений, она поджала колени и начала скакать на мне, выпуская меня из себя почти до конца. От такой скачки я добрался до пика быстро. Одновременно я начал толкать семя в нее, и она стала прогибаться. Я удержал ее за ноги, не давай ей соскочить с меня. С моим последним толчком, она стала оседать. И в итоге завалилась на меня.
— Спасибо. За терпение: Это было волшебно: — она поцеловала меня в губы, — пошли завтракать, пока все не остыло окончательно.
После завтрака, мне пришлось быстро собраться и бежать в офис, благо он был рядом. Я боялся, что не смогу работать, думая о Наташке, но процесс меня втянул в себя и я уже не беспокоился за свою часть работы. День пролетел незаметно плодотворно. Усталости не чувствовалось, да и время тоже не ощущалось. Руководитель местного филиала заглянул к нам кабинет перед уходом.
— Трудоголики, по домам давайте, время почти восемь. Алекс, тебя подвести до гостиницы?
— Да нет, я тут рядом жилье снял.
— Молодец! Ладно, давайте на сегодня заканчивайте. Я поехал.
Мы коллегой свернули все свои дела, зафиксировав достигнутое на сегодня и пошли на выход. У входа в здание мы с ним распрощались и пошли в противоположные стороны, он тоже жил не далеко.
Я зашел в квартиру. Время почти восемь. Наташки еще нет, но уже скоро должна вернуться. Я спустился в магазин, который был в том же доме, только вход с улицы. Это был приличный супермаркет местной сети. Я взял тележку, прошелся между стеллажами и морозильниками, накидав в корзину тележки разных продуктов, из которых намеревался приготовить свои фирменные блюда. Перед самой кассой я встретил Наташку. Та решила пополнить запасы еды. Немного поспорив, с ней, я настоял, что на кассе, расплачиваюсь я. Домой мы зашли с двумя огромными пакетами.
— Сейчас я ужин приготовлю, капельку посижу, день суматошный был, — она присела на пуф в прихожей, разулась.
Я, быстро избавившись от обуви и верхней одежды, прошел с пакетами на кухню. Пока она принимала душ, и приводила себя в порядок, я успел приготовить рулетики из отбивных. Когда Наташка вошла в кухню, стол уже был накрыт.
— Ух ты! Когда успел-то? Мы же вместе пришли.
— Да тут делов то, ты пока освежалась, я все и успел!
— Давай тогда поедим, я сегодня без обеда была, за старшую. Сил и нервов потратила много.
Пока мы поужинали, мы обменялись впечатлением о своих рабочих днях. После ужина, Наташка отправила меня в душ, а сама осталась мыть посуду.
— Тебе завтра так же, к одиннадцати? — спросила она, когда я вышел из душа.
— Да.
— Тогда, давай ляжем пораньше спать. Я устала.
Она легла на бочок и быстро уснула. Как была, в домашнем халате, носочках. Даже не укрывшись одеялом. Я некоторое время любовался этой спящей красавицей. Посмотрел на часы, время только половина десятого вечера. Затем аккуратно стянул с нее носочки, развязал пояс халата, также аккуратно стянул с нее сначала один рукав, потом другой, вытащил халат из-под нее, откинул в сторону. Она спала, в одних трусиках съежившись. Я укрыл ее одеялом, разделся сам, лег рядом, прижав ее себе под одеялом и скоро быстро уснул.
Проснулся я в восемь утра. Наташка еще спала. Но трусиков на ней не было! Они лежали на халате. Я встал и сходил в туалет, а затем умылся. Вернулся в комнату и лег рядом с Наташкой. От этого она только проснулась.
— Сколько время?
— Восемь.
— С добрым утром. Чур завтрак с меня. Не проголодался еще? Я сейчас, в туалет сбегаю. — она встала и пошла из комнаты.
Я снял трусы, и забрался на кровать под одеяло. Она вернулась минут через десять, уже из ванной, вытирая на ходу волосы полотенцем. Откинув одеяло с меня, она присела на корточки у меня в ногах и начала гладить мой ствол. Он тут же отреагировал и поднялся.
— У меня тогда не очень получилось, на даче, я хочу научиться. Если что-то не так скажи. — начала она загадочно говорить.
Поводив рукой мне по стволу, она нагнулась и осторожно взяла его в рот. Уперевшись себе в нёбо. Поводила по нёбу головкой. Попробовала поиграть язычком. Я взял ее руку и положил ее себе на мошонку, и тихонько сжал ее ладошкой. Она поняла, что делать и начала мять и играть яичками. В это время ртом она неторопливо двигала вверх низ по стволу. Выпустив член полностью изо рта, она стала играть язычком с головкой, затем легонько царапнула по уздечке. У меня по всему телу пробежала дрожь в сопровождении с мурашками. Она повторила. Я снова вздрогнул. Коснувшись кончиком языка самой вершины головки, так, что контакт между ними осуществлялся только каплей моего секрета, она опустила свои губы на член и поглотила его насколько позволял ее ротик. Я почувствовал, что уперся ей в горло. У нее случился рвотный позыв, но она его погасила.
Покрутила головой вокруг оси ствола. От этого у меня появился первый позыв где-то у основания члена. Наташка стала выпускать ствол из себя, одновременно поворачивая голову, как будто выкручивалась с него. Это было что-то. Как только она могла шевелить языком, она начинала им играть по стволу. Затем в обратную сторону, опускаясь до упора и вкручиваясь на него. И снова обратно, а затем назад. Я такого не мог выдержать долго. У меня что-то засвербело возле копчика, а затем было ощущение, что у меня прорвало что-то в мошонке. Из меня хлынул поток семени, непрерывный на несколько секунд, прямо ей в горло. Она смогла удержать себя на стволе, и поднялась немного только когда ей не хватало дыхания. В рот ей попали уже остатки семени. Он их тщательно собрала и проглотила. Вынула член изо рта, осмотрела его, облизала все остатки семени. Ее мордашка была довольной.
— Ты вкусный: У меня все хорошо получилось?
— У меня нету слов:
— А ты мне там: сделаешь приятно?
— Обязательно, — и я откинул ее на спину развел ее ноги и начал нежно ласкать ее писечку.
Я начал по кругу. Сначала пах, потом другой, потом край лобка, где заканчивались волосики, потом промежуток между анусом и влагалищем. Здесь она задрожала. После этого я начал вести языком от ануса вдоль внешних губок к ее горошине клитора. Там уже была добрая ягодка, обрамленная небольшими губками капюшончика. Немного поиграв с ним язычком, я втянул его в рот вместе с капюшоном. Она звучно застонала, схватила меня за голову, то ли пытаясь оттолкнуть, то ли на оборот притянуть, настолько спонтанны были ее действия. Я отпустил ее и проник языком в щель сразу под клитором, надавил вверх, к нему. Она снова застонала и заметала головой.
Пальцем правой руки я начал играть с горошиной, а языком начал водить вдоль щели, каждый раз нажимая и проваливаясь глубже. С ее влагалища уже текло, стекая на ее анус. Я вытащил язык, слизнул с ее ануса ее сок, осторожно нажал на него и неглубоко просунул язык, Она выгнулась, но я ее удержал, и продолжи языком проникать во влагалище. Пальчик на ее клиторе продолжал его мять и играть с ним. Я снова собрал языком весь сок, который вытек на ее анус, не забыв проникнуть языком в ее звездочку. Ее снова выгнуло. Я, болтая языком как якорем звонка прошелся по ее влагалищу и ухватил губами клитор. Чуть втянув его в себя, языком надавил на него, ее попа пришла в движение. Я накрыл своим ртом ее влагалище и продолжая сдавливать пальцами клитор, стал втягивать ее губы, капюшончик и то что мог в себя.
От этого она аж подпрыгнула задом вверх. Я с трудом удержал ее, не выпуская изо рта влагалище. Вдруг оно раскрылось как утренний цветок и ком не в рот стали брызгать струйки ее сока. Первая была просто струйкой, а уже последующие были мощные всплески, наподобие тех, что бывают у меня из головки члена, когда я кончаю. За эти семь или восемь всплесков мой рот заполнился почти целиком. Я отпрянул, чтобы не пролить не капли того что получил и тут же получил последнюю, но сильную струйку ее сока в лицо. Это был сильный и полноценный сквирт. Такое я видел впервые. Я неторопливо проглотил все, что попало мне в рот. Наташку продолжало колбасить, ее выгибало дугой, сворачивало в клубок и снова в дугу. Вскоре она затихла. Я наклонился к ее лицу.
— Ты жива?
— Кажется да: я: что это было?… Что ты сделал? Я: — она сбивчиво пыталась меня спросить.
— Тебе было хорошо? Наташкин?
— Очень: Что для тебя сделать? После такой ласки ты мой хозяин:
— Ничего, кроме завтрака.
— Сейчас, отдышусь: — она закрыла глаза.
Через десять минут она уже вовсю суетилась на кухне. Завтрак у меня был шикарный. Тут и гренки, и поджаренный бекон, и горячий сыр. Когда я убегал на работу, она только попросила:
— Не задерживайся, я тебя буду ждать.
Все полторы недели, что я был в командировке, мы с Наташкой кувыркались утром и вечером, пробуя что-то новое и вспоминая что-то старое.
В день моего отлета, Наташка работала, как раз в тоже время. Мы с ней тепло попрощались. Я сказал, чтобы она не скучала, мне еще не раз придется в командировки летать к ним в город. Она ответила, что постарается. В течении ближайших десяти месяцев, я летал к ним в город еще четыре раза. И каждый раз все повторялось. Жена моя толи не замечала моих измен, то ли притворялась, что не замечает. По крайней мере, я старался хорошенько потрахаться по возвращении домой, но мои яйца были обычно или пусты, или выдавали плевок.
В мой последний прилет в Нск, Наташка была неугомонной и счастливой. В первую же ночь она мне рассказала причину — она влюбилась! Не в меня, слава богу, а может быть и не слава: Она мне показала фотографии своего жениха, он чем-то напоминал меня внешне. В тот момент он был в командировке в Европе, а по приезду он собирался сделать ей предложение. Я только порадовался за нее. Через полгода, она позвонила мне, приглашала на свадьбу. Но я из соображений не открывать рану кому-то из нас, вежливо отказался.
P. S. C Наташкой до сегодняшнего дня мы виделись только один раз, в Питере, почти случайно в тот год, когда я только начинал процесс своего развода. Она была на курсах повышения квалификации почти месяц, а я в очередной двухнедельной командировке. И так совпало, что у нас с ней оказались соседние номера. Тогда мы снова отрывались. Несмотря на то, что у нее уже были двое детей и она безумно любила своего мужа. Кто знает, может эта встреча была не последней?
Наш "тихий" вечер
Пары, которые живут однообразной жизнью часто расходятся. А, все из-за того, что "жена" не захотела попробовать, а "муж" боялся спросить. Поэтому редко кто живет хотя бы год, т. к. в семье начинаются неурядицы, споры, скандалы, а мужья в большинстве случаев уходят на лево. Жены кстати тоже, далеко не исключения. Мой муж не боится разнообразия и меня это радует, т. к. если бы боялся я не знаю что бы было с нашими отношениями:.
Я никогда не относила себя к тем, кто тихими семейными вечерами приняв душ выключают свет, ложатся в кровать и тихо под одеялом делают то, что считают постыдным. Если бы я или мой муж делали бы так мы наверное умерли бы от скуки.
Наш дом где мы живем населен сплошь и рядом старенькими бабушками, которые следят за каждым нашим шагом. Во сколько пришли, во сколько ушли. Такое впечатление, что пока мы их не видим они стоят за спиной или подслушивают за дверью. Я не знаю это точно, поэтому утверждать и настаивать на этом не буду. Но вот и стесняться перед соседями в том, что я не умею заниматься сексом тихо я тоже не желаю.
В этот раз мы не знали, что может прийти нам в голову! Но такое:. не каждый отважится сделать это. Приняли душ и зажгли свечу. Большая кровать так манила к себе свежим белоснежным бельем. А романтическая, тихая и спокойная музыка будто подсказывала, что именно мы должны сейчас делать. Рядом с кроватью всегда стоит сок или вода, т. к. муж знает, что после акта я всегда хочу пить.
Он повернул меня к себе лицом и начал ласку языком доводящую меня до ужасного возбуждения. До такого возбуждения, что я вся цвела и пахла, тем самым соком, который чувствует только мужчина. Именно он улавливает запах женщины, которая не против близости и совсем готова к ней. Голова кружилась от счастья и казалось, что она совсем пуста.
Ну, уж нет разве у женщины она пуста???… кто считает, что я не права сам не прав, т. к. чтобы это утверждать нужно оказаться в теле женщины. А, тело женщины это самое прекрасное, что может оказаться в руках мужчины.
Моя бархатная кожа переливалась в лучах свечи и имело немного другой цвет, чем при дневном свете. Муж немного подтолкнул меня к краю кровати и я упала на нее, а он прилег на меня сверху. Моим соскам он не давал покоя. Теребя их и покусывая он вытягивал из меня стоны наслаждения и умиротворения. Пройдя ниже его язычок заметил ямочку в животике и принялся ласкать рядом. Его пальцы же нащупали пещерку влажную, теплую, приятную и манящую. Начав перебирать все складочки и иногда погружаться в уютную пещерку — пальчики любимого делали чудеса. Как по волшебной палочки и желанию любого мужчины женщина откликается на манящие позывы, бежит на встречу и отдает все, что у нее есть. Пока он занимал меня ласками и не давал выйти из состояния безумного возбуждения, он налил сок в стакан и не давая понять в чем дело прохладная жидкость полилась мне на живот и ниже живота. Это вызвало новую возбуждающую волну. А мой муж тем временем собирал язычком те струйки сока, которые были на моем теле.
На улице стояла прекрасная июльская погода. Было что-то около часа ночи. И тут я своему мужу предлагаю заняться любовью на балконе. Не долго думая мы взяли с собой одеяло растянули его на полу и присели.
Член у мужа стоял так, что вернуть назад на пол-шестого никому из нас не удастся. Я взяла его в ротик и почмокивая стала сосать будто маленькому ребенку дали вкусную конфетку. Муж стал издавать постанывающие звуки и его плоть поднималась то вверх, то вниз желая как можно глубже погрузится в ротик. Затем муж предложил помочь ему разобраться с презервативом и надеть на достоинство его доспех. Через несколько секунд я справилась с этим заданием и позволила ему в себя войти. Сколько радости и умиротворения принес ворвавшийся в пещерку член. Первые звуки и стоны вырвались на улицу с балкона и быть может голос радости попал в открытые форточки наших любопытных бабушек. Не знаю вышел ли кто-то на балкон в это время, но я знаю точно, что нас освещала луна, было приятно прохладно и чудесно под звездным небом со своим любимым. Я испытала множество оргазмов от одной только мысли об этом.
После того как муж вышел из меня я освободила его от резинового мешочка, который хотела положить на пол, но вдруг он сказал мне:
— Знаешь, я всегда мечтал выкинуть его через балкон, давай это сделаем???
— Но, ведь бабушка живущая на первом этаже ругается на нас даже если вдруг под окнами найдет бычок от сигареты (хотя мы и не курим), представляешь какой скандал она закатит?!
— Ну и пусть!
— Хотя мне тоже этого всегда хотелось, кидай!
Мы кинули резиновое чудо и оно куда-то упало, но было слишком темно, чтобы увидеть куда.
— Интересно каким цветом был презерватив? На коробке написано, что они все разными цветами!
— Я не знаю, думаю уже поздно думать об этом, нужно было смотреть раньше.
После разговора мы пошли пить чай, а затем посидев за компом легли спать.
Утром встав с постели я побрела на балкон и смотрела на березы и дома, на людей кто в чем одет, а так же послушать как чирикают воробьи. Держась за перильца балкона я услышала шорох внизу и увидела как котенок крадется, чтобы поймать бабочку. А затем подняв немного глаза увидела розовое резиновое чудо висящее на кусту какого-то кустарника. Зайдя в дом и разбудив любимого я ему сказала:
— Розового.
— Что розового?
— Оно было розового цвета.
— Откуда ты знаешь?
Я потянула его за руку и вывела на балкон.
— Вон смотри!
— Где?
— Вон внизу!
— Ух ты, и правда розовый.
Рассмеявшись мы ушли с балкона и начали одеваться на работу.
Выходя из подъезда бабушка с первого этажа приоткрыла дверь и проводила нас взглядом. Во сколько мы ушли!
Наши итальянские приключения
Часть первая. Всё бывает в первый раз
Сперва небольшое предисловие. Вся штука в том, что по сравнению с моим любимым будущим мужем, я человек по части секса совершенно неопытный. Это у Анджея до меня была куча всяческих девиц, с коими он ухитрялся довольно быстро расставаться, *чтоб излишних надежд не питали*, у меня же до него был лишь опыт с Вадюшей (был такой в моей жизни человек и опыт близости с ним радости мне не доставил) и всё. Те, кого я могла бы захотеть в плане физическом, видели во мне кого угодно, но не женщину, ну а мои ровесники для меня как объекты желания и вожделения никогда не рассматривались. Все мои мимолётные фантазии всегда касались парней постарше, в основном друзей моего брата, но для них я, увы и ах, всегда была малышкой и *своим парнем*, с которой интересно общаться, но хотеть воспрещается.
Сказать, что до поездки в Италию, так счастливо для меня закончившейся, я была совершенно незнакома с Анджеем, значит погрешить в чём-то против истины. Мы были, образно говоря, представлены друг другу ещё несколько месяцев назад и я на него тут же тайно запала, хоть и боролась с этим чувством весьма старательно. Из всех друзей моего брата с этим парнем для меня (как мне тогда казалось) было меньше всего шансов завести хотя бы подобие романа. Все интересующие его женщины делились тогда для него на две категории: для секса и для интеллектуального общения, причём отношения с обеими категориями в реале достаточно быстро сводились на нет (со второй категорией правда могло сохраниться виртуальное общение, но это так, к слову).
Я была уверена, что не подхожу ни для одной из категорий, недостаточно красива для секса и не так уж много знаю, чтоб со мной захотели интеллектуального общения. Короче, принижала я себя, как могла, тайком мечтая об Анджее и совершенно не подозревая, что очень скоро окажусь для объекта моих мечтаний воплощением его мечтаний и настолько вне всякой конкуренции, что он захочет заполучить меня в единоличное владение (и что он только во мне нашёл такого экстраординарного, впрочем, ему лучше знать, что).
Сообщение моего братца Филиппа, что он подыскал мне спутника для моей поездки в Италию (я впервые ехала так далеко одна) и что спутником этим будет Анджей было для меня как гром средь ясного неба. Я краем уха слушала тирады моего брата, что *так к тебе никто не привяжется, да и парень он интересный, скучно тебе с ним не будет* и испытывала одновременно восторг и ужас от перспективы столь тесного общения с героем моих тайных грёз.
Не буду описывать тут всю эпопею со сбором документов для получения визы и с их подачей, это к делу не относится. Важно лишь то, что уже после первого визита нашего в турфирму Анджей предложил мне *видеться не только в стенах этого милого заведения, но и за его пределами*. Короче говоря, мы стали встречаться, пару раз, пока решался визовый вопрос, ходили в кино, а ещё Анджей каждый вечер мне звонил и мы болтали с ним по телефону часа по два. У нас с ним обнаружилась куча общих интересов, темы для бесед иссякать не собирались и я была просто наверху блаженства от этой ситуации.
Скажу вам по секрету, что в этот период я неожиданно пристрастилась к просмотру всяких эротических фильмов и, глядя на экран, представляла себе на месте главных героев нас с Анджеем. И не просто представляла, но и ласкала себя, фантазируя, что это делает он. (Я никогда ещё до этого не воображала в подобной ситуации кого-то конкретного, так, некий образ, не имеющий реального воплощения).
И вот наконец все формальности позади, мы едем в поезде *Москва-Брест*, я скучаю безумно, так как мы с Анджеем оказываемся в разных вагонах и каждая достаточно длительная остановка превращается для меня в мгновения счастья, ведь тогда я вижусь наконец с моим спутником.
А потом мы прибываем в Брест и не без приключений размещаемся в автобусе. И тут выясняется, что мы с Анджеем оказываемся на соседних местах, а потом он мне сообщает, что *подстроил тут одну штуку, но ведь ты же вроде говорила, что этого хочешь*. Я спрашиваю, что это за *штука* и Анджей оповещает меня, что мы, оказывается, будем жить в одном номере. (Каким образом он уговорил даму сильно бальзаковского возраста, которая должна была быть моей соседкой на самом деле, поменяться с ним я понятия не имею даже сейчас. А впрочем, какая теперь разница) Я обалдело хлопаю глазами и судорожно вспоминаю, когда же это я высказывала подобные желания, а ещё у меня в голове проносится мысль: *А вдруг… *, но додумывать её до конца мне откровенно страшно.
И вот началось наше путешествие. В первый день ничего такого уж особенного не предполагалось, лишь решение организационных вопросов, да довольно долгий путь до гостиницы, где нашей экскурсионной группе предстояло переночевать, прежде чем отправиться в Прагу.
Надо сказать, что пейзажи за окнами автобуса были весьма живописны и я сперва вовсю на них глазела и внимательно слушала комментарии Анджея относительно того, мимо чего мы в данный момент проезжаем. Но потом усталость взяла своё и я банально заснула, прислонившись к моему спутнику. Прежде чем окончательно улететь в царство Морфея я краем уха уловила фразу про *совсем замученного ребёнка* и неожиданное пожелание: *Спи, moja droga (моя милая) *, сказанное очень даже ласковым тоном.
Любая дорога тем и хороша, что рано или поздно заканчивается. Вот и мы прибыли к исходу дня в ту самую транзитную гостиницу, которой суждено было стать для нашей экскурсионной группы приютом на эту ночь.
Я изо всех сил убеждала себя, что в моём заселении в один номер с объектом моих тайных грёз (причём в последнее время не всегда невинного характера) нет ничего такого уж экстраординарного, но сердечко моё всё же сладко сжималось. Однако вечер вначале не предвещал никаких особых событий. Мы благополучно разместились в номере, даже чаю ухитрились выпить (привычка российских граждан, пусть и постсоветского периода, возить с собою в любое путешествие кружку и кипятильник поистине неистребима), затем по очереди сходили в душ и улеглись каждый на свою кровать. Но, поскольку спать нам не хотелось, решили кино посмотреть, благо телевизор в номере имелся.
Что уж там демонстрировал *z? udzenie polu* (ящик иллюзий), я, если честно, не помню, мелодраму какую-то, причем на польском языке. А, поскольку я в то время не очень хорошо этот язык знала, то Анджей стал мне переводить, о чем в фильме речь шла. Ну и перебрался на мою кровать, так сказать, для удобства общения.
Надо сказать, что пижама на мне была надета весьма легкомысленная, да ещё Анджей меня хоть безо всякой фамильярности, но обнимал, так что сюжет фильма, равно как и перевод этого сюжета, пролетали мимо моего сознания и в голове моей среди различных *Вау* и *Ого*бродила лишь одна связная мысль: *Хоть бы он меня поцеловал, а остальное неважно*. Очевидно я в какой-то момент высказала эту мысль вслух, ибо Анджей поинтересовался у меня, не его ли я имею ввиду, говоря про поцелуи. *Тебя*- обалдев от собственной наглости заявила я. Ну, он меня и поцеловал (предварительно выключив*к чертям эту говорильню, раз всё равно смотреть не будем*) и сперва поцелуй был просто дружеским, но потом довольно быстро перестал быть таковым. Я отвечала ему, пусть не столь умело, но с не меньшей страсть. Пару раз нам пришлось прерваться, дабы дух перевести, а потом наши губы вновь соединялись и это было просто восхитительно.
А потом я почувствовала, что он ладонью ласкает мою грудь, просунув руку мне под пижамный топик и эти очень нежные и осторожные прикосновения безумно меня возбудили, а когда я, опустив руку, коснулась Анджея как говорится *ниже пояса*, т о поняла, что и ему далеко небезразлично всё происходящее.
И тут неожиданно Анджей прервал все эти поцелуи и ласки и смущенно заявил, что *вообще-то нам надо уже спать идти, завтра вставать рано*, а затем, в ответ на мой совершенно недоуменный взгляд, прибавил: * Да, я хочу тебя и это уже давно, но nie powinny korzysta? z sytuacji, a brak do? wiadczenia (не должен пользоваться ситуацией и твоей неопытностью). * Что такое *nie powinny korzysta? z sytuacji, a brak do? wiadczenia* я (тогда) совершенно не поняла, да мне было всё равно, что это значит, хотелось лишь одного, чтоб Анджей не уходил, чтоб продолжал меня целовать и ласкать и я так ему и сказала, присовокупив к этому, что я тоже его хочу, а вдобавок ещё и люблю. Ну, что ему ещё оставалось делать? Разумеется продолжить начатое.
Он очень аккуратно раздел меня и где-то с минуту внимательно разглядывал, склонившись надо мной, а когда я начала уже, нет не смущаться, а беспокоиться, что что-то не так, произнёс: *Красивая и очень* и вновь приник к моим губам, затем принялся покрывать поцелуями мое лицо, затем шею, а там и до груди очередь дошла. Анджей ласкал попеременно то одну, то другую мою грудь, нежно обводя кончиком языка вокруг сосков и делал это он очень искусно и очень нежно и бережно. Чувствовалось, что подобное ему не в новинку, но будто бы именно сейчас словно бы в первый раз и что он сам получает от всего этого удовольствие не меньшее, чем я. Ну, а я то уж блаженствовала вовсю от его ласк и тоже старалась, сколь это возможно ласкать его в ответ.
А потом я почувствовала, что рука Анджея легла мне между ног и пальцы его нащупали мою *щелочку* и очень аккуратно в неё проникли. И это сочетание ласк моей груди и того, что он своими пальцами проделывал с моей *щёлочкой* и клитором было для меня не просто возбуждающим. У меня было такое чувство, что весь мир превращается в один огромный огненный шар и шар этот вот-вот разлетится на миллионы сияющих брызг. Когда это случилось, то я не могла сдержать своего восторга и не просто застонала, а даже вскрикнула от удовольствия.
А потом настал мой черёд дарить наслаждение моему любимому. Правда раздеть себя до конца он мне не позволил, разделся сам, ну а затем уж предоставил себя в полное моё распоряжение. И я, быть может не столь искусно, но не менее нежно прикасалась к нему, целовала его и ему это похоже нравилось, так как его дыхание было учащённо- сбивчивым, а когда мои губы коснулись той точки на шее, где бьётся пульс, Анджей даже застонал, а потом произнёс срывающимся шёпотом: *Продолжай… там… * И я ласкала эту самую точку, нежно щекоча её кончиком языка, а потом опустила руку и коснулась его там… внизу. (В каком-то фильме я видела, как надо рукой ласкать член мужчины и решила применить это знание на практике). Я взяла член Анджея в руку и стала ладонью водить вверх-вниз и видимо, несмотря на мою неопытность, что-то у меня всё же получалось, ибо реакция на мои действия была самая положительная. Да я и сама реально возбуждалась от того, что я делаю, от близости наших тел, от сбивчивого дыхания и стонов моего любимого.
В какой-то, одному ему ведомый момент Анджей нежно, но настойчиво отстранил мою руку, ласкавшую его член, затем перевернул меня на спину… И случилось то, ради чего собственно и вершилась вся эта чувственная прелюдия.
Он вошёл в меня достаточно быстро и резко, но никакого неудобства я не ощутила, ведь была подготовлена к его *вторжению* (будь он и в самом деле первым моим мужчиной в физическом смысле этого слова, я бы даже боли не ощутила) и движения его были чётко выверенными, лишёнными суетливости и, вместе с тем, удивительно плавными. И ещё у меня не было никакого чувства присутствия во мне чего-то чужеродного, наоборот мы были словно две половинки единого целого (*jak koszulki i miecz (как ножны и меч) *- скажет потом об этом ощущении мой любимый). И я наслаждалась этой близостью, этим чётким и плавным ритмом и мне казалось, что мы оба летим, парим где-то между небом и землёй и во всём мире реальны только мы, а всего остального словно бы и нет. Потом движения Анджея стали замедляться, он почти совсем остановился и я зашептала ему сбивчиво и умоляюще: *Ещё, ещё… *. И вновь продолжился этот наш * lot w kraju rozkoszy* (полёт в страну блаженства).
И всё то время, пока мы занимались любовью, Анджей, почти не отрываясь, смотрел мне в глаза, да и я не могла взгляд отвести от него, глядела, как завороженная. (Есть у него, знаете ли, пунктик такой, насчёт контакта взглядов во время секса). И вид его охваченного страстью лица, равно как и попытки Анджея сдержать стон наслаждения (ещё один пунктик, *мужчина должен уметь сдерживать себя в этом плане*) заводил меня не меньше, чем всё то, что мой милый со мною проделывал. Вот так мы и глядели друг на друга, уже почти находясь на самом пике наслаждения, да время от времени целовались.
Сколько длилась наша близость я не могу и предположить, время словно бы замерло, стало нереальным, как и всё вокруг. А потом я вновь ощутила, что очередная сияющая сфера готова разлететься на осколки и мир, до этого просто зыбкий, совершенно исчез, растворившись в сверкании этой сферы. И последним, что я ещё как-то могла осознать, прежде чем реально *улетела*, был голос моего любимого, страстно и сбивчиво шептавшего моё имя, а затем его поцелуй. (Кстати Анджей уверяет меня, что я тоже в этот момент повторяла его имя и отнюдь не шёпотом, а ещё умоляла *взять меня совсем*).
Когда всё завершилось, меня ещё некоторое время не покидало ощущение зыбкости всего пространства вокруг и я, так, на всякий случай, покрепче прижалась к моему любимому, ибо в этом качающемся мире он был единственной реальностью. Анджей устало-удовлетворённым тоном поинтересовался у меня: *Что, улететь боишься? *, а когда я кивнула в ответ, прибавил: *И я тоже. Спасибо тебе, m? j ma? y (моя маленькая) * и обнял меня. Конечно я не могу утверждать этого с абсолютной точностью, но заснули мы в тот раз похоже почти одновременно
Вот так вот всё у нас впервые и случилось.
Часть вторая
(Говорю сразу, что никаких фраз на польском языке здесь не будет, даже и с переводом. Равно как и лейков. Будет нечто другое).
Рано утром я была разбужена очень знакомой мелодией, лившейся, как мне подумалось, из моего мобильного телефона. И мне вдруг показалось, что все события, случившиеся со мною всего несколько часов назад — просто сон, так что глаза я открывать не спешила, дабы не убедиться в правдивости своих предположений.
Но тут рядом со мною прозвучало: *Вот черт, так и знал* и голос, сказавший это, был знакомый и даже более чем, так что очи мои моментально распахнулись и я узрела рядом с собою моего несравненного Анджея, с весьма осуждающим видом глядящего в сторону прикроватной тумбочки.
— Привет. А что случилось? — поинтересовалась я, мельком глянув на объект его неудовольствия.
Объектом сим был мобильник, только вот не мой, а Анджея. Именно эта штука и вытащила нас, образно говоря, из царства Морфея.
Надо ли говорить, что едва мой любимый понял, что я уже не сплю, всё осуждение в его взгляде сменилось нежностью, хоть и с примесью некоторой доли смущения.
— Привет, моя маленькая. И тебя шарманка эта раньше срока разбудила. Ты уж извини, я вчера забыл будильник на час позже перевести, — произнёс Анджей, обращаясь ко мне, а затем добавил, псевдоназидательным тоном. — И ты тому виною, между прочим. После того, что было, себя самого забудешь. Да и проблема возникла, придётся в Праге кое-что искать. Или ты думаешь, что наши вчерашние занятия носили разовый характер?
Я, примерно догадываясь, что за штуку придётся искать в Праге, тем не менее решила уточнить и поинтересовалась, что это за таинственное *кое-что*.
— Ну, резинки, средства защиты. Короче, презервативы, — последнее слово Анджей сказал словно бы по слогам и с несколько большим акцентом, чем все остальные.
Потом мы ещё где-то с полчаса просто лежали обнявшись и Анджей старательно экзаменовал меня на предмет того, что я знаю о том городе, где нам сегодня предстояло побывать. (Есть у него, знаете ли, некая страсть к менторству). Я, как примерная ученица, отвечающая урок, пересказывала ему всё, что когда-либо читала или слышала про город Прагу и старания мои вознаграждались весьма нежными поцелуями со стороны моего любимого. Однако, если вы ждёте, что за поцелуями этими последует некое эротическое продолжение, то должна разочаровать вас, на данном этапе ничего подобного не случилось.
Хоть наше времяпрепровождение и было несказанно приятным, но, что уж тут поделаешь, пришла пора вставать (хоть опять же и на полчаса ранее, чем надо было). И так уж случилось, что в ванной комнате мы в некий момент оказались одновременно и при минимуме одежды, а точнее почти при её отсутствии (не считать же за одежду банные полотенца). Но это было ещё не самым шокирующим. Дело всё в том, что у нас неожиданно зашёл разговор про, пардон, орально-генитальные ласки.
Совершенно не помню, что за выверт подсознания привёл нас к этой, скажем так, весьма неординарной теме. Но факт есть факт, мы с Анджеем про это заговорили и я, гордясь своей осведомлённостью и безумно смущаясь при этом, поведала, что знаю, как это всё зовётся по-научному.
Анджея изрядно насмешили мои попытки с первого раза правильно произнести слово *кунилингус*, а затем он сказал, что * вообще-то эта штука ещё лейком зовётся*
И вот тут то настал мой черёд не просто смеяться, а просто хохотать. Дело в том, что где-то за пару месяцев до поездки в Италию я в Интернете на одном из фэнтези-сайтов общалась с юношей, у которого был ник ЛейкДевил 666 и он ником этим безумно гордимся, считая его дьявольским и мистическим. То, что вся мистика эта неожиданно перестала быть таковой и превратилась в нечто пикантное, если не сказать больше, почему-то показалось мне очень смешным и я, хоть и старалась изо всех сил остановиться, но у меня ничего не получалось.
Анджей смотрел на меня в совершеннейшем недоумении и пытался понять, что такого юмористического я нашла в слове *лейк* и, видя это его недоумение, а так же слыша, как он мне говорит, что * ну, оно и правда так называется, не я же придумал, лейк — он и есть лейк*, я хохотала ещё сильнее.
Не знаю, сколько бы длилось это моё смехопомешательство, но в какой-то момент Анджей буквально втащил меня в душевую кабинку и, задвинув створки, мрачно заявил, что если я не прекращу немедленно *эту безумную истерику*, он вынужден будет устроить мне ледяной душ *здесь, сейчас и сверху до низу*. Быть облитой холодной водой мне не хотелось, поэтому смеяться я прекратила.
Однако мой любимый продолжал смотреть на меня весьма осуждающе и, чтобы вымолить прошение, я, приподнявшись на цыпочки, его поцеловала. А потом ещё раз. И ещё. Ну разумеется, долго сердиться он на меня не мог.
Где-то минут десять (а может и не десять) мы просто стояли в этой самой душевой кабинке и целовались, но очевидно все предыдущие фривольные разговоры повлияли таки на ситуацию, так как в какой-то момент мы с Анджеем поняли, что просто поцелуев нам уже мало и хочется большего. Мы оба были, как говорится, на взводе, возбуждены до предела.
Должно быть я все таки изрядная развратница (недаром же Анджей называет меня и по сю пору иногда Лолиткой), но мне было в тот момент наплевать на отсутствие всех и всяческих резинок и хотелось лишь одного, чтобы мы с Анджеем занялись любовью, здесь и сейчас и я так ему и сказала. Он был не против, ибо хотел меня не меньше, чем я его, сказал лишь хриплым от возбуждения голосом, что *есть один способ*.
Вот полотенца, ранее бывшие на нас, сброшены прочь, и Анджей принимается ласкать меня, так же как и в прошлый раз, очень нежно и бережно. Руки его касаются моих плеч, затем груди, чуть сжимают её, затем отпускают и снова сжимают и от этих его прикосновений я буквально таю от наслаждения. И ещё он целует меня в губы раз за разом, словно бы поцелуями этими пытаясь заглушить стоны удовольствия, которые я, увы не могу сдержать.
Затем Анджей, одной рукой обнимая меня за талию, другую кладёт мне между ног, несколько раз проводит вверх-вниз, затем пальцы его нащупывают клитор и принимаются его ласкать, а затем… проникают в меня, почти так, как мог бы проникнуть его член. То, что делает сейчас со мною мой любимый, безумно, фантастически приятно, но ощущения от этого совершенно иные, нежели от обычной близости. В чём это заключается, я не могу выразить словами даже и сейчас, просто иные и всё.
Пальцы Анджея, словно имитируя любовную близость, движутся внутри меня, ладонь касается моей *заветной горошинки*, я уже не просто таю, а буквально плавлюсь от наслаждения и очередной мой страстный стон, равно как и все предыдущие, вновь заглушён поцелуем.
А потом я тоже принимаюсь ласкать моего милого там…, внизу. Я беру в руку его член и ладонью принимаюсь водить вверх и вниз, старательно и нежно, копируя тот ритм, в котором двигается рука Анджея. Другую руку я кладу ему на плечо и ещё стараюсь прижаться к нему, но лишь ровно настолько, чтобы это не мешало нашим ласкам ниже пояса.
Анджею похоже, равно как и мне, нравится безумно, то, что я делаю, ибо в промежутке между поцелуями до меня доносится: * Да*, произнесённое страстно- сбивчивым тоном, и ещё что-то, наполовину на польском, наполовину вроде как даже и на французском языке сказанное (ничего себе лингвистический выверт).
Сколько длилась эта наша *близость без близости* я не знаю, время, как и в прошлый раз перестало существовать, было лишь ощущение какого-то фантастического пламени вокруг нас, да и во мне самой тоже и пламя это становилось всё сильнее и сильнее, казалось, ещё немного и ничего уже не останется, да и нас самих тоже не станет, сгорим, исчезнем, растворимся.
И тут я почувствовала, что Анджей не просто обнимает меня за талию, о нет, рука его сжимает меня, как обручем, с неожиданной силой, почти на грани боли.
В этот миг всё это пламя вокруг нас вспыхнуло особенно ослепительно и жарко и всё вокруг для меня, да и для Анджея тоже, погрузилось на несколько мгновений в бархатно-сладкую тьму.
Потом мы ещё какое-то время просто стояли в этой душевой кабинке, прислонившись к её стенке (хотя, точнее будет сказать, что это Анджей стоял, к стенке прислонившись, а я — просто прижавшись к нему), не в силах ни пошевелиться, ни сказать что-либо друг другу и ждали, когда мир вновь *обретёт сам себя*.
— Да уж, это было нечто, — с некоторым трудом произнёс Анджей, когда к нему наконец вернулась способность говорить. — Холодная вода нам сейчас точно не помешает.
Я же просто кивнула, изумляясь, насколько схоже мы оказывается всё ощущаем.
Самое удивительное, что, несмотря на все утренние события и происшествия, мы с Анджеем ухитрились столь оперативно и в темпе привести себя в порядок, одеться и собраться, что прибыли к холл гостиницы, к месту сбора нашей экскурсионной группы, на двадцать минут ранее условленного срока.
(Кстати, у слова *лейк* оказалось не одно значение. Всё зависит от того, как его написать по-английски. Так что, помимо *этого самого*, *лейк* означает ещё *озеро* вроде бы).
Часть третья
Вы все наверное начнёте ругать меня, едва лишь поймёте, что я вновь взялась описывать тут наши итальянские приключения. Но что я могу поделать, если всё то, о чём я хочу вам рассказать, произошло именно в Италии, а если быть особо точной, в городке Анцио-Колонна, где нам пришлось прожить целых шесть дней. Не безвылазно, нет. Три из этих шести дней вся наша группа ездила на экскурсии, дважды в Рим и один раз в Неаполь. Мы даже ухитрились побывать в Помпеях, от посещения которых у меня, да похоже, что и у Анджея тоже, остались не самые лучшие ощущения. (Как подумаю, что там, в этих Помпеях, произошло и что чувствовали люди, беспомощно и обречённо ожидавшие смерти, причём безо всякой надежды на хоть какое-то спасение… Ужас, даже сейчас жутко становится). Зато от посещения Рима и особенно Ватикана у нас остались самые восторженные впечатления.
Все эти античные развалины совершенно не казались чем-то чужеродным на фоне современного города и даже собор Св. Петра, несмотря на свою грандиозность совершенно не *давил на психику*. (Уж не знаю, так это или нет, но Анджей утверждает, что именно после посещения собора Св. Петра у меня душа, образно говоря, *развернулась в сторону католичества*. А что, всё может быть. Готова даже предположить, что всю свою жизнь была своего рода скрытой приверженкой этой концессии, просто не осознавала этого).
Ну, а ещё три дня были свободные. Мы с Анджеем ходили на пляж, но вовсе не для того, чтоб лишь тупо загорать, как это делали *Кузнечик и К.* (эти особы с маниакальным упорством таскались за нами где только возможно было и изо всех сил делали вид, что их интересует ещё что-то, кроме персоны моего возлюбленного). О нет, Анджей меня ещё и плавать учил. (Вообще-то плавать я умела и весьма неплохо, но старательно изображала, что не очень в этом деле искусна.) А ещё мы гуляли по городу, порою безо всякого конкретного маршрута, просто ходили и всё. И в целом мире не было наверное в эти дни девушки счастливее меня, ведь рядом со мною был тот самый человек, кого я не просто любила, а обожала (хотя это и не мешало мне время от времени с ним спорить).
И пускай я чётко осознавала, что Анджей не любил меня (тогда ещё не любил), что я всего лишь нравилась ему и он видел во мне друга, подопечную, за которую он нёс ответственность, может быть в чём-то и ученицу. (* И любовницу* прибавите вы. Да, и это тоже, но в дневные часы не существовало и малейшего намёка на то, что между нами есть ещё что-то, помимо общих интересов и дружбы. В нашей группе была парочка, постоянно ходящая в обнимку и целующаяся. Мы же с Анджеем не позволяли себе подобных вольностей. Да мы и сейчас не сторонники излишней демонстративности. *Смешна любовь напоказ*.) Я была счастлива, что он просто рядом со мною, что судьба свела нас и я для моего любимого более чем небезразлична.
А ещё помимо этих шести дней были ещё ночи, целых семь и в каждую из этих ночей мы с Анджеем занимались любовью. Каюсь, я была для моего милого в то время не очень хорошей любовницей. Да, мне были безумно приятны его ласки и поцелуи и я всякий раз *улетала* от близости с ним, а ещё очень старалась и ему доставить максимальное удовольствие. Но я очень мало что умела в сексуальном плане. Анджею же хотелось дать мне нечто большее, нежели наши с ним обычные ласки (и получить кое-что от меня взамен тоже наверняка очень хотелось), но я всякий раз говорила * нет, не надо*.
Да, речь идёт о кунилингусе (он же лейк) и минете. И противилась я вовсе не потому, что считала это чем-то грязным или непристойным. Просто дело в том, что я… Впрочем, какая разница теперь, что за тараканы бродили у меня в голове тогда. Важно, что я их выгнала и минеты с лейками более для меня не табу. И случился этот *исход тараканов* как раз в седьмую, последнюю ночь нашего пребывания в Анцио- Колонна.
Итак, вечер шестого дня, причём довольно поздний. Мы с Анджеем сидим на террасе у входа в наш гостиничный номер и разговариваем про Леонардо Да Винчи (нам ведь предстоит завтра оказаться во Флоренции, а этот город во многом с этой персоной ассоциируется). И мне в какой-то момент вдруг становится безумно грустно. Нет, великий Леонардо к моей грусти не имеет никакого отношения, просто я очень ясно осознаю, что вот и закончились почти наши шесть дней на одном месте и что совсем скоро и само путешествие к концу подойдёт. А вдруг там, в Москве мои отношения с Анджеем сойдут на нет, я стану для него *одной из… * и может даже перейду в *виртуальный уровень общения*. (Ах, я согласна была даже и на просто дружбу с моим милым, лишь бы видеться с ним, пусть и не часто, пусть иногда.)
Короче, я сижу рядом с Анджеем и тихо страдаю и он, явно чувствуя, что со мною что-то не то происходит, интересуется, всё ли в порядке. Я же в ответ задаю ему совершенно идиотский для этого момента вопрос:
— Ты меня любишь?
— Да, ты мне нравишься. Привлекаешь, — убийственно-честно отвечает Анджей.
И тут я начинаю тихо всхлипывать, ибо мне кажется, что мой мир рушится уже сейчас. Мой милый обнимает меня, утешает как ребёнка, шепчет мне на ушко что-то типа * я был дураком… но ты знаешь, что для меня не всё так просто… и ведь мы же всё решили уже, что будем встречаться… меня без тебя тоска замучает*, ну и далее в том же духе. Постепенно все эти слова сменяются поцелуями и поцелуи эти становятся всё более жаркими и страстными. Я чувствую, что безумно хочу Анджея, хочу, чтоб он целовал меня всю и даже… там… между ног, чтоб занялся со мною любовью, может быть и прямо на террасе. И ещё понимаю, что вполне готова, так сказать, ответить адекватно, то есть попросту сделать моему возлюбленному минет (эка невидаль, ничего в этом страшного нет).
От *окончательного и публичного грехопадения* нас с Анджеем удержали *Кузнечик и К*, чьи голоса внезапно раздались со стороны дорожки, ведущей от главного входа в гостиницу к нашему *убежищу*. А то, как знать, не появись они столь не вовремя, всё возможно случилось бы *здесь и сейчас* (топик ведь с меня с этому моменту был уже снят, да и рубашку с моего возлюбленного я уже тоже стянуть успела). Но, увы и ах, нам помешали и, чтоб не быть застигнутыми за нашим весьма недвусмысленным занятием, мы с Анджеем поспешили ретироваться в свой номер, дабы там продолжить начатое.
Пока мы принимали душ (по отдельности) моя страсть немного поостыла, но желания сделать всё и всё получить отнюдь не убавилось.
Анджей, спустя короткое время присоединившийся ко мне, наверняка был изумлён и обрадован, узрев мою горящую желанием персону, вполне (как мне казалось) готовую ко всякого рода *любовным баталиям*. Однако же эта моя *вполне готовность* совершенно не отменила всех тех поцелуев, нежных прикосновений и ласк, коими всякий раз начинались наши занятия любовью. (Анджей ведь знал, как я люблю целоваться с ним и как буквально таю, когда он ласкает меня и даже в этот раз не пренебрёг всей чувственно-нежной прелюдией, хотя ему, готова поспорить, очень не терпелось перейти к *основному действу*.) Впрочем все предварительные игры много времени не заняли, ибо уже где-то минуты три спустя я сбивчиво-страстным шёпотом стала умолять моего милого не просто целовать меня, а целовать *всю, ну пожалуйста*.
И вот я полусижу, опираясь спиной на подложенные подушки, вся в предвкушении той самой ласки, которую много раз видела во всякого рода эротических фильмах, но сама ещё не испытала ни разу.
Анджей не сразу приступил к поцелуям моего заветного местечка. Сперва он ласково коснулся внутренней поверхности моих бёдер, разведя мои ножки в стороны, затем провёл пальцами по моей киске от лобка до входа во влагалище и обратно, слегка подул мне на клитор, а затем уже прикоснулся к нему губами. И от этого его бесконечно нежного и словно бы немного нерешительного прикосновения по моему телу словно ток прошёл и я, вздрогнув, тихонько застонала от удовольствия. Мой любимый будто знал откуда-то, что именно может мне больше всего понравиться. Он целовал мою киску очень бережно, безо всякого излишнего нажима или засасывания, ласкал мой клитор языком, попеременно то быстро-быстро щекоча его, то принимаясь словно бы медленно вырисовывать на нём круги и восьмёрки. И всё, что он делал со мной, было не просто безумно приятно.
Это было… даже, слов не подобрать, как. Я буквально извивалась от наслаждения, кусая губы, дабы сдержать слишком громкие стоны и вцепившись пальцами в простыни на кровати. Но, едва лишь я подумала (хотя сомневаюсь, что в данной ситуации это было возможно), что большее удовольствие мне уже сложно доставить сейчас, как Анджей сделал нечто такое, отчего я, образно говоря, ещё больше воспарила к небесам. Не переставая ласкать губами мой клитор он проник пальцем мне во влагалище и принялся двигать им, словно имитируя движения члена.
Как только он это проделал со мною, как я ощутила, что все те безумно приятные ощущения, испытываемые мною доселе, не просто удвоились, а, сперва возникнув снаружи, как эхо отдаются внутри меня. И очень скоро я испытала такой оргазм, которого до этого не испытывала ещё ни разу. Всё моё тело где-то минуты три наверное вибрировало от чистейшего экстаза, из глаз лились слёзы, я была в совершеннейшем неадеквате и лишь безостановочно повторяла хриплым шёпотом *мой милый, мой милый* (Вас удивляет, как я всё это помню спустя столько времени. А вот так вот, впрочем, такое вряд ли забудешь).
Анджей, надо отдать ему должное, терпеливо ждал, пока все мои судорожные восторги схлынут и я вернусь *с небес на землю*. И, едва лишь это случилось, предоставил мне себя в полное распоряжение для, так сказать, моего адекватного ответа на свои старания.
Сперва я, как делала это и раньше, взяла член моего возлюбленного в руку и пару раз провела по нему вверх-вниз ладонью, затем наклонилась и, сделав губы буквой *о*, обхватила ими головку *нефритового жезла* и легонько провела по ней язычком, потом ещё раз и ещё. Выпустила член изо рта, несколько раз лизнула сверху вниз, словно леденец, вновь взяла в рот, теперь уже глубже вбирая его в себя, нежно скользя по нему губами и лаская языком. Мне то, что я делала, стало очень даже нравиться и я старалась вовсю, облизывая и посасывая член моего любимого.
Когда Анджей, протянув руку, коснулся моих волос, я на мгновения испугалась и даже прекратила свои ласки, ибо мне показалось, что он хочет заставить меня заглотить его член целиком, а я к такому повороту событий готова не была. Но похоже, у моего любимого и в мыслях этого не было, он ласково гладил меня по голове и я, успокоившись, продолжила все эти *кошачьи поцелуй* (это Анджей потом так назвал то, что я делала, пояснив в ответ на мой недоумённый взгляд, что * ты меня ласкала, будто кошечка мороженое лижет*). Постепенно я стала реально возбуждаться и не столько от своих действий, сколько от того, что я этими действиями доставляю наслаждение моему милому.
А то, что ему мои действия более чем приятны, было понятно по его блаженному и немного страдальческому выражению лица и по тому, что дыхание у него было сбивчивое и хриплое, а пару раз он даже и застонал чуть слышно. И я ласкала его сокровище ладонью, губами, языком, даже причмокивая от удовольствия, Анджей же прикасался к моим волосам, нежно проводил ладонью по моей щеке и щёкотал пальцами некую точечку у меня за ушком. (Есть, знаете ли, у меня одна такая и когда меня там целуют или ласкают, то мне безумно приятно бывает от этого).
Однако же довести себя до оргазма Анджей мне не дал, остановил мои старательные, хоть может и не очень умелые действия в какой-то, одному ему ведомый, момент.
Пока мой милый надевал на свой *нефритовый жезл* презерватив я без зазрения совести глядела на это действо, хотя раньше в такие моменты всегда стыдливо прикрывала глазки. И не просто глядела, а ещё и немножечко себя ласкала. (Вот ведь развратница).
Ну а потом мы занялись любовью и я впервые была сверху, в позе *наездницы*. И это было просто потрясающе, изумительно и сладко, вот так отдаваться друг другу. И пускай движения наши были порою немного асинхронны, но даже и эта асинхронность была, как говорится, в кайф. Мы то убыстряли темп нашего соития, то замедляли его, порою почти останавливались, стараясь продлить подольше нашу близость. В эти моменты Анджей принимался ласкать мою грудь, затем я наклонялась к нему и мы целовались.
Но вот настал момент, когда мы оба не в силах уже были совладать с охватившим нас возбуждением и, спустя несколько мгновений весь мир для нас словно бы взорвался, подобно сверхновой, и потонул в волнах свершившегося экстаза. Для нас не осталось сейчас более ничего, кроме биения наших сердец, звучащих в унисон.
Потом, когда всё уже завершилось и мы лежали, усталые и удовлетворённые в объятиях друг друга, мой любимый спросил, а что я имела в виду, прося *взять совсем*. Что уж я ему тогда ответила я сейчас и не помню.
Массаж почти по-тайски
Итак, всё готово для осуществления моей задумки. Масло массажное фирмы <Джонсон и Джонсон>, то самое, которое согласно рекламе, в десять раз чего-то там лучше (а может больше, чёрт его знает), да и я сама вполне себе готова и полна решимости и даже некоторого возбуждения. Ну что ж, приступим:
Вхожу в спальню с самой невинной улыбкой. То, что на мне сейчас надето, конечно можно назвать ночной сорочкой, но с очень большой натяжкой. (Мой муж называет такие наряды <кое-что в кружавчик>.) К тому же сорочка сия розовенького цвета (Анджея почему-то заводит подобный цвет моего нижнего белья), так что вид у меня сейчас нимфеточный и развратный одновременно. Короче, именно такой, какой нужно.
Главный мужчина моей жизни возлежит на нашем ложе супружеском и, в ожидании моего прихода, читает очередное нечто про Теслу. Сладко мурлычу: < Привет, Энжел. Скучал без меня?>.
А ты как думаешь? Сидит целый час и лоск на себя наводит. Будто и так некрасивая. Хотя пахнешь вкусненько, девочка-пончик. Иди сюда, мучить тебя буду за все грехи твои. Или пощадить?
— Не надо Сашу мучить, она хорошая, — пропустив мимо ушей упоминание о пончике (не люблю, когда Анджей меня так называет, хотя отлично понимаю, что он не комплекцию мою имеет в виду, а всего лишь исходящий от меня запах духов с ароматом ванили) вновь мурлычу я и предлагаю затем. — Давай я тебе массаж сделаю. Тебе понравится.
Мой ненаглядный оповещает меня, что вообще-то у него <несколько иные планы на вечер относительно нас с тобой>, но я капризно надуваю губки и он соглашается, < ладно уж, делай свой массаж, тем более, что я знаю, у тебя неплохо получается>, но тут же предупреждает, что потом доберётся до меня < по полной и тогда держись, Сашёныш>.
— Так, раздевайся полностью, — принимаюсь командовать я, не забывая при этом однако сладко улыбаться моему милому супругу. — Ложись на живот сперва. И не мешай мне, а то ведь знаю я тебя, не утерпишь, попытаешься меня потрогать.
— А ты что хочешь? Знаешь же, как мне это нравится, особенно если ты в таком: Снять это с тебя и: Всю бы тебя целовал, начиная с ушек твоих миленьких. — мечтательно-ворчливым тоном говорит мне Анджей, однако ж указания мои выполняет.
Сперва я и впрямь делаю моему мужу просто массаж, безо всяких эротических изысков (я это умею, Стас научил). И изо всех сил стараюсь отрешиться от всех посторонних сейчас желаний, ведь мне хочется не просто прикасаться к его телу руками, а потереться щекой о его плечо, проложить дорожку из поцелуев вдоль его позвоночника. Хочется не массировать его, пусть и очень нежно, а ласкать. Но нельзя: пока нельзя.
— Ну как, тебе нравится? — интересуюсь я примерно через пять минут с начала моих массажных стараний. — Приятно?
— Да, очень даже, но, как сказал однажды мой братец, <всё это хорошо, но было бы неплохо и пива выпить>: В смысле, перейти уже нам с тобою к чему-то обоюдонежному с далеко проникающими последствиями, — достаточно томным голосом отвечает Анджей. — Или ты хочешь этим своим массажем сон на меня нагнать, чтоб свой <След> детективный до утра смотреть на ноуте?
— Угу, именно так и будет, — нежно мурлычу я и перехожу ко второй части своего < марлезонского действа>.
Сорочку долой, она теперь только помешает. Старательно намазываю грудь массажным маслом и от прикосновения моих ладоней соски моментально напрягаются и становятся твердыми, как косточки вишни. Да и внизу живота начинает сладко так сжиматься. Боже, как хочется, чтоб мой любимый сейчас ласкал меня: там, чтобы пальцы его касались моего клитора, а потом: О, а я оказывается изрядно возбудилась, развратница.
Наклоняюсь, опираюсь на руки и выгибаюсь, словно кошка, нежно касаясь провожу грудью вдоль тела любимого, вверх-вниз, вверх-вниз. Мне приходится время от времени немного менять положение, сдвигаясь чуть ниже и от этих скользящих движений мне немножечко больно спину, но эта боль не имеет значения, ибо даже и она мне сейчас приятна.
— Саша, что ты делаешь? Это что-то: другое, — произносит Анджей и голос его звучит уже не томно, а чуть хрипловато и словно бы вздрагивает. — М-м-м, приятно как: и заводит. Заканчивай скорее, хочу тебя всю:
— Это массаж, мой хороший, тайский массаж, — пытаюсь говорить сладко мурлыкающим голосом, но это не очень получается. — Ещё немного осталось, повернись пожалуйста.
Мой любимый послушно переворачивается на спину и, видя меня перед собою, делает движение, словно желая коснуться моего тела, но тут же, очевидно вспомнив о моей просьбе <смотреть, но не трогать>, сцепляет руки над головой, ухватившись за какой-то резной элемент в изголовье нашего ложа.
Теперь я устраиваюсь сбоку от Анджея и, наклоняясь как можно изящнее, вновь касаюсь-ласкаю грудью тело моего возлюбленного. Поскольку на обе руки мне сейчас опираться не надо, принимаюсь попутно немножечко трогать себя между ног, пальчиками проводя по клитору. Трогаю и мечтаю, что очень скоро может быть моей заветной горошинки коснётся ОН, СУПРУГ МОЙ ЛЮБИМЫЙ: И от мечтаний этих возбуждаюсь ещё сильнее и начинаю немного постанывать.
— Сашка, холера:, у меня: сердце из груди выскочит: сейчас, — голос моего мужа звучит хрипло, срывается и слова он произносит с явным трудом, не говоря уже о чудовищном акценте. — Иди: ко мне, не могу: ждать больше: хочу тебя:
Всё, приступаю к последней части своей игры. Хотя нет, сперва не отказываю себе в удовольствии нежно коснуться губами еле заметного шрама на животе моего возлюбленного (ох, лучше не думать, откуда он, этот шрам). Ну, а затем уж:
Бережно помещаю член Анджея (благодаря моим предыдущим действиям возбуждение просто фантастическое, как говорится <меч готов для битв>) в ложбинку между своими грудями и, придерживая грудь сбоку ладонями, двигаюсь вверх-вниз, будто кланяюсь и при этом языком нежно ласкаю головку < нефритового жезла> моего возлюбленного. Мне хорошо от того, что хорошо моему милому и его уже с трудом сдерживаемые стоны наслаждения и шёпот: <Саша, Сашенька моя:> звучат для меня лучшей музыкой на свете.
В какой-то момент чувствую вдруг, что напряжение члена, скользящего между моими грудями уменьшилось вдруг как-то не совсем так, как это могло бы быть. Бросаю вопросительный взгляд на супруга:
Ого, ничего себе: Анджей лежит с закрытыми глазами, беспомощно запрокинув голову и, мне кажется, что и не дышит почти. Обморок с ним случился что-ли от переизбытка возбуждения?
Моментально прекращаю все свои эротические действия, склоняюсь над ним, пытаясь понять, что с ним приключилось и: неожиданно оказываюсь опрокинутой на спину и прижатой к постели. Чёрт побери, опять я попалась на эту удочку. Но мой муж (зараза) так артистично проделывает всякий раз этот трюк с мнимым обмороком, что я и не хотела бы, а ведусь.
Что тако:
Договорить мне не дают. Анджей целует меня страстно, неистово. На пару мгновений оторвавшись от моих губ, дабы я могла вздохнуть, вновь приникает к ним, принуждая их раскрыться. Я отвечаю на его поцелуи и вновь вся дрожу от страсти, вновь хочу, чтоб он ласкал меня всю, чтоб вошёл в меня: сейчас: мой любимый… мой Ангел: Энжел: единственный мой:
И он ласкает меня с тем же жарким неистовством, с которым целовал. Пальцы его проникают в моё лоно и это так: Как огонь, как сладкая боль. Все его ласки сейчас как сладкая боль и я не могу уже стонать от удовольствия, я просто задыхаюсь в его объятиях.
А потом мой возлюбленный поворачивает меня на бок лицом к себе и член его наконец-то проникает в меня, сразу, быстро и резко и движется в моём лоне то ускоряя, то замедляя темп, именно так, как мне нравится: именно так. Анджей ведь изучил уже все струны и кнопочки моего тела и знает, что надо сделать, чтоб мне было хорошо: нет, чтоб нам было хорошо.
В какие-то моменты член моего любимого замирает внутри меня и тогда Анджей принимается ласкать пальцами мой клитор. И ещё он целует и чуть прикусывает мочку моего уха и эта ласка: боже, как это приятно.
Я возбуждена уже до придела и у меня такое чувство, что весь мир <завис>, как комп какой-то и так будет продолжаться, пока мы не испытаем оргазм и возбуждение это не схлынет, сменившись блаженством покоя для нас.
А потом мой любимый несколько раз входит в меня особенно глубоко и резко и член его словно бы: вздрагивает там, внутри меня. И эта дрожь сперва передаётся моему лону, а потом и всё тело моё начинает дрожать. Мне кажется, что я умру сейчас от наслаждения, весь мир, отмерев наконец, крутится вокруг меня безумным колесом и мне остаётся лишь прижаться всем телом к моему возлюбленному и шептать-повторять беспомощным голосом: < Анджей: Анджей: Анджей:>.
Но, хоть я и испытала оргазм, для моего супруга подобный финал ещё не настал и он хрипло просит меня: < Помоги мне>. Мы разъединяемся и я принимаюсь рукою ласкать член Анджея и, спустя пару мгновений, чувствую, как моей щелочке тоже уделяют внимание. И снова начинаю возбуждаться.
— Пусть мы оба: вместе, — шепчет мне на ухо мой ненаглядный и от этого шёпота, сопровождаемого поцелуем, я загораюсь ещё больше. — Как ты хочешь?
— Трахни меня, — шепчу я в ответ.
И вот уже вновь мы слиты воедино, крепко спаяны в любовном соитии, ритм которого ровный, безо всяких ускорений и замедлений, да это и не нужно нам сейчас. Наши тела соприкасаются и это так сладко: так приятно: так возбуждает. Как же я хочу: кончить: вновь: вместе с ним, моим: Как же я люблю его:
Мой возлюбленный, мой Ангел обнимает меня и старается смотреть мне в глаза не отрываясь и взгляд его полон экстатического предвкушения и кажется немного расфоруссированным, невидящим и дыхание его хриплое, сбивчивое, прерывающееся: и ещё слова, с трудом угадывающиеся сквозь это дыхание, <да-да, Саша, милая:>: и ругательства: немецкие: <тойфель>: что-то ещё:
Пламень свершившегося экстаза охватывает нас, низвергая в бархатно-сладкую бездну, за гранью которой остаётся весь мир и моё восторженное < да-да-да>, прозвучавшее в унисон с рычащим < о чё-р-р-р-т> моего возлюбленного.
Потом мы просто лежим, усталые, но счастливые и очень довольные друг другом.
— Ну, о чём задумалась, массажистка? — ласково гладя меня по волосам интересуется Анджей немного насмешливым тоном. — Наверно детектив этот свой посмотреть мечтаешь? Так ведь?
Я уже и забыла о сериале <След> и даже готова согласиться с мужем, если он скажет что-то типа: < да ну его, давай спать лучше>, но в ответ киваю, придав лицу умильно — просительное выражение.
— Да включу я тебе эту штуку, отдохну малость только. Самому интересно посмотреть, — притворно ворчит мой супруг, а потом неожиданно прибавляет. — Сашка моя, как же я люблю то тебя, сам удивляюсь даже.
И нежно целует в висок. (7\2\2011)
Послесловие: Всё, о чём я сейчас рассказала, произошло совсем недавно, буквально пару дней назад. В моей памяти ещё не потускнело всё то, что было, все слова, действия, ощущения. Когда я это писала, я испытывала достаточно большое возбуждение от мыслей о том, что было между нами тогда, в тот вечер, в ту ночь. Поэтому наверно и вышло сумбурно. И ещё: Мне приходилось часто прерывать своё занятие, чтобы: ласкать себя, дотрагиваться до себя Вот такая я: развратная.
Не бойся! Я — маньяк!
Однажды жизнь свела меня с маньяком. Эта история произошла жарким июльским днём — я возвращалась с дачи на электричке совершенно одна… будний день, полупустой вагон, мне 20 лет, ехать пару часов — есть время о чём-то там себе подумать…
С виду он показался мне обычным парнем "за тридцать" — просто подсел ко мне во время одной из остановок… И вот мы сидим рядом — двойное кресло в конце вагона, почти все, кто сидит в вагоне повёрнуты к нам спиной, перед нами кресел нет, только пустой тамбур за закрытыми дверями…
Уже минуты через три присутствия этого парня я почувствовала, что рядом со мной находится необычное существо. От него исходила какая-то притягивающая моё внимание, мои мысли — всю меня — сила, какая-то энергия — я ощутила, как будто лёгонький тёплый, ноющий поток побежал по всему телу — энергия, манящая и заставляющая сосредоточиться только на ощущениях от неё… Когда решилась всё-таки получше рассмотреть пришельца, я повернулась к нему — как будто что-то неведомое заставило меня это сделать — и тут обнаружила, что он достаточно пристально рассматривает меня. Меня так поразил его открытый и в то же время какой-то бессовестный взгляд!
На мне были джинсовые шортики, обтягивающие попку и бёдра, — очень короткие, застёжка — кокетливая шнуровка, едва доходящая до пупочка. Джинсовый топ спереди на молнии, он закрывал грудь, поддерживая её снизу, а сверху образовывались два пухленьких холмика с ложбинкой посредине, молния топа была до половины расстёгнута, так что при желании, если посмотреть сверху вниз, можно было увидеть выпукло-розовые, игриво торчащие соски моей молоденькой пышной грудки. Соски при любом моём движении, например, при вставании или во время поворота, то и дело приближались к верхнему краю топа, то один, то второй, а потом прятались обратно вглубь, под ткань. Загорелые бархатные плечи, прикрытые лишь узенькими полосочками лямочек топика, животик, спина, верхняя часть груди — всё это было открыто, как на показ. Взгляд этого парня "бродил" по мне, где хотел, незнакомец смотрел на меня, совершенно не соблюдая приличий, как будто мы здесь были совсем одни, а я, стесняясь такого откровения, рассматривала его украдкой, то и дело отводила глаза…
Мысль о том, что я сейчас практически голая — а этот парень сидит совсем рядом со мной, касается меня то ногой, то рукой, рассматривает меня, заглядывая мне даже под топ, дышит на меня, подняла во мне волну испуга, внутренне я сжалась в комок и почувствовала, как моё тело всё сильнее наполняется теперь уже колкой дрожью…
Он сразу заметил — "Почему ты дрожишь?" — это были его первые слова, обращённые ко мне, от неожиданности мой испуг только усилился и я потеряла дар речи… От него не последовало традиционного предложения познакомиться, не было даже обмена именами, он стал разговаривать со мной так, как будто мы знакомы давным-давно, и вот встретились случайно. Когда он говорил, а я молчала, всё-таки было ощущение, что мы именно общаемся, какое-то общение более глубокое, чем просто разговор, ему, похоже, тоже было совершенно неважно, услышит ли он меня вообще или нет — и так наверное всё понимал и чувствовал.:), а я слушала всё, что он говорил, как песню…
Он почти сразу сказал мне, что своим видом я провоцирую любого нормального человека и наверное на самом деле мне просто очень хочется всё время трахаться со всеми подряд, раз я так одеваюсь. Сказать вот так просто совершенно незнакомой девчонке… "Знаешь, мне бы очень хотелось заняться с собой сексом, крошка, прямо здесь, ты возбуждаешь меня, я хочу тебя, вот почему-то мне кажется, что мы с тобой непременно займёмся сексом, мне нравится смотреть на тебя и хочется прикасаться к тебе, сделать тебе приятно…" — для меня тогда это звучало, как гром среди ясного неба, вряд ли кто-либо из моих знакомых смог бы решиться вот так запросто предложить хотя бы просто потрахаться, а тут, ТАКОЕ! Сначала я было совсем испугалась, сижу, всё это слушаю, в голове одна мысль — всё, сейчас этот парень утащит меня в лес и выебет! Заметив мой удивлённо-испуганный вид он сказал… "Да, крошка, ты всё правильно поняла, я — маньяк! Не пугайся только, ладно? Не стоит…" Он улыбался кошачьей улыбкой, а я молчала и не смела отвести от него глаз…
Но дальше — всё оказалось не так уж и страшно.:) Рассказывая мне, как ему повезло, что он встретил такую молоденькую, красивую девочку, он осторожно и нежно трогал мои коленки, едва к ним прикасаясь — как будто хотел помучить меня, не совершая каких-то явных сексуальных движений, а так, вроде бы с обычной точки зрения он ничего и не делал запретного, но это был секс — даже самое едва уловимое прикосновение отзывалось в моём теле — я чувствовала, как набухают соски, как соки возбуждающегося влагалища смачивают губки и даже трусики.:), как наливается клитор… Незаметно он перешёл и к более явным прикосновениям.:) — очень ненавязчиво отметив, какие у меня спортивные и мускулистые ляжечки и аппетитные грудки, одной рукой расстегнул до конца молнию топа и запустил эту свою руку прямо под топ, прижал одну грудь, смял пальцами набухший сосок и очень довольный сказал… "Да ты возбудилась не меньше меня, лапочка!" Этого прикосновения к соску — он как будто слегка крутнул сосок — было достаточно для того, чтобы мой клитор напрягся, налился, наполняясь предоргазменными волнами, я глубоко вдохнула воздух, буквально захлёбываясь им, и еле сдержалась, чтобы не кончить вот так сразу, от одного явного прикосновения…
Через несколько секунд я руку его всё-таки убрала и молнию обратно застегнула.:) — я всё ещё оставалась осторожной девочкой, хотя уже начала признаваться себе — всё, что он хочет от меня, мне хочется всё это попробовать… Дальше ощущение, что он на самом деле с лёгкостью угадывает мои мысли, желания, чувствует меня, что он видит меня насквозь становилось всё сильнее и сильнее, постепенно от страха не осталось и следа, в какой-то момент мне сделалось совершенно по фигу даже то, что кто-то на нас смотрит и что-то там может не то подумать…
Он приобнял меня, положив мне одну руку на плечи, прижимая к себе. Свободной рукой он взял меня за кисть и стал сжимать и гладить мою ладошку, пальчики. Я не сопротивлялась, было не до того — дурманил незнакомый запах разгорячённого мужского тела, потоки возбуждения бродили по всему моему телу. Склоняясь к моей шее, он стал расспрашивать меня, шепча на ушко, что меня сильнее возбуждает, обнажённый член или что-то ещё… Потом он стал спрашивать, не буду ли я против, у него отсосать где-нибудь в лесу — говорил, мол, это так классно, когда такая девчонка аппетитная сосёт член. Говорил, что потом он меня трахнет в письку и в попку… И всё пытался у меня выяснить, трахали ли меня раньше в попку, сосала ли я когда-нибудь член.
"…А белые носки — мне очень нравится, когда такие подросшие малышки, как ты, ходят в белых носочках, как маленькие девочки…" Потом вопрос… "Ты можешь снять кроссовки прямо здесь, я поглажу твои пальчики на ножках — хочешь?… мне хочется заняться с тобой сексом чтобы ты непременно была в этих носочках…"
"Жалко, что ты сейчас не в юбочке… а то я бы смог посадить тебя напортив себя, ты бы незаметно для окружающих задрала свою юбочку, расставила ножки и отодвинула трусики, а я бы смог увидеть твои губки… твои влажные пухлые губки…" Откуда только он мог знать об этом!
Этот горячий шёпот так необычно возбуждал меня, вроде бы ничего реального не происходило, но представляя всё это себе, я возбуждалась, как животное…
В какой-то момент он всё-таки меня разговорил, и я стала рассказывать ему, что в принципе мне очень нравится секс с девчонками, но сосать член я тоже умею.:), и всё, что он мне говорит — всё это меня сильно возбуждает. Он с таким восторгом меня слушал!!! А меня прямо прорвало, интересно, что в моей памяти всплывали эротические сюжеты из жизни, о которых я давно позабыла, и вдруг, с ним, всё это вспомнилось…
Выговорилась я, а он меня и спрашивает… "Хочешь прямо сейчас член достану, поставлю тебя на колени и выебу в рот?" Мою руку, которую он до этого так нежно поглаживал и сжимал, он прижал к своему члену прямо через штаны, дрожащим движением я упёрлась кистью руки в твердую стать внушительных размеров и, видимо инстинктивно, обхватила, свернув пальцы кольцом, набухающий член. "Вот видишь, как я хочу тебя, малышка" — прошептал он.
На моё молчание он отреагировал совершенно адекватно — он отпустил мою руку и освободившейся рукой достал свой член, вот прямо просто так, средь бела дня в вагоне электрички расстегнул молнию джинс и вытащил стоящий торчком член прямо у меня перед носом. В действительности член оказался не таким уж и огромным, но даже без прикосновений ощущалось, как он напряжён и какой он "пылающий" — он пульсировал, покачиваясь. Что меня поразило больше всего — так это его форма — головка члена сильнее выражена, чем это обычно бывает, книзу заужен — такая конусовидная форма, очень похоже на мороженое-рожок. И он ещё спрашивает, возбуждает ли меня обнажённый член!.:) Я на секунду представила, каково было бы член такой классной формы ощутить у себя во влагалище или во рту, особенно его оголённо-чувственную часть, такую аппетитную головку. Я представила, как она станет заползать мне во влагалище, раздвигая губки, чавкая моими соками, будет двигаться во мне, такая мощная, горячая… Я представила, как она могла бы оказаться у меня во рту, и захотелось скорее ощутить её запах и вкус, и вылизать языком самые укромные её уголки, и почувствовать её далеко-далеко в горле… За какие-то секунды всё это, даже больше.:), промелькнуло у меня в голове, и тогда из меня буквально вырвалось… "Знаешь, я тоже тебя хочу!" — конечно я сказала это шёпотом, но с такой страстью, что даже голова закружилась от собственной смелости, перед глазами на секундочку всё поплыло. Но только на секундочку!.:)
Дальше последовал неожиданный ход с моей стороны.:) Электричка начинала тормозить перед приближающейся остановкой, несколько людей в вагоне засобирались к выходу, а я склонилась над пышущим страстью членом низко-низко, и наслаждаясь запахом незнакомой плоти, с жаром несколько раз лизнула головку члена, как мороженое.:) Всё это длилось несколько секунд, потом парень оторвал меня от члена и прикрывая его, посадил меня опять ровно, поскольку поезд вот-вот должен был остановиться и к нам приближались люди. Самое забавное, что всё это время не вдалеке от нас были люди, всё это слышали и видели, но никто никак не реагировал, вроде бы мирная беседа у нас, ну так, слегка некоторые просто косились на нас и всё… Во время остановки мы сидели как ни в чём не бывало.
Как только электричка тронулась, я уже сама вытащила член этого парня из штанов и занялась им. До следующей остановки было минут 10–15 — уйма времени, чтобы сначала помучить своего насильника.:) И вот, придерживая его член одной рукой, я снова начала облизывать головку, исследуя её языком уже более намеренными движениями, нежели если бы это было мороженное.:) Спускаясь всё ниже и ниже по стволу, к яйцам, я всё ещё не брала член целиком в рот, я работала только кончиком языка… Я оторвалась от члена и рукой потянула за мошонку, стала сжимать и оттягивать яйца, любуясь мокрым, облизанным мною членом. Парень в это время слегка откинулся на спинку кресла, развёл ноги и с закрытыми глазами тихо тащился от всей этой игры, почти молча, только чуть-чуть посапывая и покряхтывая, как младенец.:), одной рукой он гладил меня по голове… Но он не был так безобиден, каким показался мне в тот момент.:) Ещё несколько секунд и он с силой сжал кистью своей руки мою шею, притянул меня ещё ниже, головой ближе к члену, и прижал свой раскалённый и влажный член к моему лицу, к щеке, а мне больше ничего не оставалось, кроме как, обхватив парня своими руками за ноги, начать засасывать и облизывать его яйца, спускаясь языком ниже, облизывать его дырочку…
В какой-то момент он взял и рукой потянул меня за подбородок, я открыла глаза, и вдруг его лицо оказалось так близко, совсем рядом с моим. Наши взгляды встретились. Голубые глаза — я заглянула в их бездну всего на несколько секунд и запомнила на всю жизнь то, что я увидела там, изнутри этого совершенно незнакомого мне человека…"Ну что же ты, лапочка, давай, я жду, возьми его весь!" И мой широко раскрытый рот одним движением впустил в себя огнедышащий член моего маньяка. Он придерживал меня за шею, насаживая ртом на член, а я двигалась так, как будто хотела вырваться, а он меня сдерживал рукой — это придавало акту игривое настроение и, похоже, нравилось нам обоим, но как только член полностью выходил у меня изо рта, подышать.:), я опять запускала его к себе в глотку, облизывая языком, обхватывая губами… И так до тех пор пока я не почувствовала, что вот-вот сперма хлынет мне в рот, тогда он приподнял мою голову, придерживая за волосы двумя руками, и кончил прямо на мои лицо и полуобнажённую грудь, только под конец я несколькими движениями губ и языка успела слизнуть последние струйки спермы с разбушевавшегося члена…
Он вытирал сперму с лица и груди носовым платком, а я чувствовала себя в тот момент маленькой непослушной девочкой, которая перепачкалась мороженным….:) Тут я заметила, что два подростка лет 13-ти наблюдают за нами, они стояли за дверьми тамбура и пялились на нас через стекло во все глаза — мы даже не заметили, когда они там появились.:) В любом случае, думаю, они оказались обречены… наверняка ещё долго, вспоминая увиденное, они мастурбтровали потом где-нибудь в укромном местечке.:)
"Вообще-то мне пора." — сказала я как только маньяк закончил тереть мою мордашку — как раз приближалась моя остановка. Он совершенно спокойно, по-дружески попрощался, проводил до дверей… Больше я его никогда не встречала.
Не для пешеходов
Ты несешься по ровной, как зеркало, трассе. Машина послушна и реагирует на каждое, даже малейшее, желание водителя. Ты получаешь удовольствие от скорости, от теплого сухого ветра, который врывается в открытые окна, от музыки, звучащей в салоне. Но вот к твоим ощущениям добавляется что-то новое. По твоей ноге скользит маленькая женская ручка, слегка сжимая твои мышцы. Она пробирается все выше и выше, туда, где начинает разгораться огонь желания. Та, чья рука совершает столь приятное путешествие, сидит на седении рядом. Длинные волосы расчесывает ветер, на мягких губах — игривая улыбка. А в зеленых глазах такое, что тебе становятся неинтересны ни дорога, ни власть над машиной, ни то, что вас, возможно, где-то очень ждут.
Машина на обочине, вы на заднем сидении, руки сплетены, губы настойчиво требуют утолить жажду прикосновений. Ее ноги оплетают тебя сладким пленом, из которого нет и не надо выхода. Тебя охватывает такое желание обладать этим телом, как будто в первый и последний раз тебя опалил его жар. Ее ногти слегка царапают твою спину, волосы щекочут шею и грудь, губы плотно охватываю твой сосок. Диалог ваших тел неповторим и прекрасен. И ее запрокинутая голова, выгнутая спина и вскрик на вершине блаженства — это сама жизнь в лучшем своем проявлении.
И вот снова дорога. Твоя спутница сидит, поджав ногу и склонив на нее свою голову. Глаза закрыты, она еще в сладостной неге и ее рука продолжает покоиться на ширинке твоих брюк.
Ну как, ты возьмешь меня в дорогу?
Не пошлое…
Она подошла сзади, прижалась к его спине… обняла, провела руками по груди, пальцы забрались под свитер, прошлись по коже… вверх, очень нежно, вниз — чуть касаясь коготками… Потом обошла, обвила рукой за шею и посмотрела в глаза… запустила пальцы в волосы сзади, второй рукой обнимая за талию, и выше, под одеждой, по спине…
Прижалась грудью к его груди, повела плечами.
— Я хочу тебя… прошептала тихо, почти беззвучно, на ухо… движение губ перешло в поцелуй, в мочку уха, чуть ниже, дальше по шее, туда, где так легко прощупывается пульс… приоткрытым ртом приникла к плечу, провела языком по коже… Коготками скользнула по шее и ниже по спине… — По моему, на тебе слишком много одежды… — опять почти беззвучно, одним дыханием… Свитер вверх, и быстрее в сторону, чтобы не мешал… пальцами по животу, потом по груди, очень нежно… губы повторяют этот маршрут…
Хочется прижаться еще ближе, раствориться…. ей мешала ее одежда, но недолго, снять блузку не занимает много времени… и она уже прижимается грудью к его груди, чувствуя, как ее тело погружается в него…
Так делают кошки — трутся головой и всем телом о человека, который их ласкает…
"Она и впрямь как кошка" — подумалось ему… Словно в ответ на его мысли, она прогнулась всем телом, и прижалась к нему еще ближе… еще… целуя его грудь, шею, щеки, губы… сначала слегка касаясь своими губами, проводя язычком, сдерживая дыхание, и, наконец, встав на носочки, очень нежно — в полузакрытые глаза…
— Я люблю тебя!..
Продолжение следует…
Следует…
До утра… *)))
Неаполь
Мы с тобой путешествовали по Европе. В Италии мы остановились на несколько дней в Неаполе, в этом древнем городе, на берегу Неаполитанского залива Тирренского моря. Сняв номер в гостинице, мы бродили по узеньким старинным улицам и любовались памятниками архитектуры. Я была одета в миниатюрный топик, едва прикрывавший мои грудки и коротенькие белые шортики. За наше путешествие я успела загореть, и тебе было приятно отмечать, что проходящие мимо мужчины украдкой бросают на меня взгляды. Еще бы! Мои ножки могли свести с ума кого угодно!:)) На улице жара, просто не продохнуть! Набродившись вдоволь, мы возвращаемся в отель. В номере работают кондиционеры и поэтому не ощущается той жары, что снаружи плавит брусчатые мостовые, сюда не проникает зной, что висит в это время года над древним городом. Прогулка нас немного утомила и вот теперь немножко уставшие, но переполненные впечатлениями, мы сидим в мягких креслах в номере и лениво соображаем, как нам провести вечер.
Обоим одновременно приходит мысль освежиться, принять ванну…
Ты встаешь с кресла и идешь в ванную, чтобы наполнить голубой водою эту купель… Другими словами не назовешь эту огромную ванну, отделанную мрамором и фаянцем, отливающую позолотой и никелем. Наполняешь ее ароматным пенным раствором. Светло-зеленая пена такая душистая и нежная! А пахнет эта пена медом: Ты смотришь как наполняется ванна, как маленькие зеленые пузырьки образуются от струи воды. Это так красиво и просто завораживает взгляд — в ванной растет шапка белоснежной пены. Всё, уже пора туда прыгать!
Ты заглядываешь в комнату: "Майка… милая, иди, ныряй, прелесть моя". Я поворачиваю к тебе головку и, вытягивая ножки, сладко потягиваюсь:
"Я потом, иди первый…" Ты уходишь в ванную, сбрасываешь одежды и с наслаждением погружаешься в теплую пену. Закрыв глаза, ты лежишь и чувствуешь, как медленно отступает усталость… По звуку дверной защелки ты догадываешься, что вошла я.
"А не великовата ли для тебя одного эта ванна?" — хитро спрашиваю я. Ты, приоткрыв глаза, с улыбкою смотришь на меня, потом на ванну, потом снова на меня, как бы оценивая — войду ли я вместе с тобою и стоит ли быть таким щедрым, чтобы делиться такой радостью с мной. Пока ты соображаешь, как бы мне ответить, я снимаю с себя топик, обнажив свои красивые грудки с нежными сосочками. Ты понял, что я пошла в наступление…
Я подхожу вплотную к ванне и, положив свою ручку на торчащую из воды твою коленку, нагибаюсь и нежно целую тебя в губы. Мой поцелуй такой сладкий, что твоя "жадность" сразу куда-то улетучивается. Потом скользнув рукой по твоему бедру дотрагиваюсь до твоего члена… "Это запрещенный прием!" — выдавливаешь ты из себя и, обхватив меня за попку, затаскиваешь в ванну. "Ну, милый! Я же не разделась" — успеваю сказать я, но замолкаю, остановленная твоим нежным поцелуем. Мы целуемся, ощущая вкус наших губ. Твои губы такие мягкие, желанные, теплые… Так приятно ощущать твой язычок! Я встаю на ножки, на моих грудках белая ароматная пена… как русалка… Ты снимаешь с меня шортики и я остаюсь в маленьких белых мокрых трусиках, ставших совсем прозрачными от воды.
Ты проводишь руками по моим бедрам, пальчиком касаешься моего бугорка. Мои губки еще мягкие, податливые, но скоро они станут набухшими и красненькими. Пару секунд массируешь мой лобочек и снимаешь с меня трусики. Я ложусь рядом, ты обнимаешь меня, так приятно касание твоего тела! Мы лежим некоторое время, закрыв глаза и наслаждаемся. По телу разливается легкая истома.
"Не хотел пускать, жадина" — шепчу я. "Так тесно ведь, котенок!" — ты чуть приподняв меня подныриваешь своим телом под меня и я теперь лежу на спине вся на тебе. Твой член оказывается между моими ягодицами и бедрами. В воде я совсем легкая и ты почти не ощущаешь моего веса. Моя голова лежит рядом с твоею и ты целуешь меня за ушком, целуешь мой подбородочек, шейку. Я тянусь своими губами к твоим и они сливаются в продолжительном поцелуе. Руками поглаживаешь мои грудки, нежно сжимаешь мои сосочки, слегка теребишь их. Гладишь мой животик и бедра. Касаешься моего лобочка. Я снова поворачиваю голову и подставляю свои губы для поцелуя и ты целуешь твои любимые губы… нежно, трепетно. Я попкой чувствую как возрастает напряжение твоего члена, как он становится большим и твердым. Я раздвигаю немножко свои ножки и чуть поёрзав на тебе, делаю так, чтобы он оказался между моих бедер, вплотную с моим влагалищем. Ты пальчиками массируешь мой лобочек, стараешься нащупать мой клитор, а я своими руками ласкаю твой член, его головку. Он виднеется у меня между ножками, чуть ниже лобочка и я на мгновенье представляю себя мужчиной. Лаская друг друга, мы возбуждаемся…
Стараясь еще больше разжечь наше желание, я шепчу: "Подожди минутку… Сережка! Ну, пусти!" Я встаю и начинаю намыливать свое тело. "Смотри!.. Смотри на меня!" — сначала я намыливаю свои ножки, потом животик, а ты завороженно смотришь, как на нем вырастает белый пушистый островок пены. Потом я быстренько намыливаю попку, вертя ею из стороны в сторону и хитро мне подмигивая. В твоих висках начинает стучать кровь. "Вот вредина! Она еще и издевается надо мной!
Она своими играми сведет меня с ума!" — мелькает у тебя в голове и ты пытаешься встать. Но я, видя это, не позволяю тебе, поставив свою ножку тебе на грудь… После этого я начинаю намыливать свои груди, сначала одну… потом вторую. Потом снова первую, и опять вторую. Я вожу мыльными пальчиками возле своих сосочков, а потом зажимаю каждый сосочек между двумя пальцами — между большим и указательным — и начинаю их потирать. Меня это возбуждает, но сильнее всего возбуждает то, что на все это смотришь ты. "Смотри!.."- говорю я и начинаю гладить свое тело. Оно такое мокрое, такое скользкое и мыльное… Оно желанное для тебя, желанней его нет на всем белом свете! Я стою перед тобой, зажмурив глаза и запрокинув голову и глажу, глажу себя. Ты хочешь вскочить, но я снова тебе не разрешаю. Тогда ты руками проводишь по моим скользким бедрам, ведешь ими от коленок все выше и выше. И вот твои пальцы касаются моего лобка, покрытого густой пеной. Ты запускаешь пальцы между моих ножек и начинаешь поглаживать мои губки.
Я замираю и с легким стоном быстро сажусь в воду, вытягиваю ножку под водой и пальчиками трогаю твой член. Он большой и твердый, он может прямо сейчас взорваться! Я протягиваю под водой руку и легонько глажу его, он так мне нравится! Я знаю, сколько удовольствия он мне всегда доставляет! Мои пальчики нежно и ласково гладят его, словно играют на флейте. Но тут ты не выдерживаешь! Ты вскакиваешь, берешь меня за руку и поднимаешь из воды. Мы смотрим друг на друга, мы оба тяжело дышим и хотим только одного. Ты поворачиваешь меня к себе спиной, наклоняешь, обхватываешь руками мои груди, они упругие и так хотят ласки твоих рук!
Я упираюсь руками в бортик ванной, а ты резким толчком входишь в тебя. Я издаю протяжный, почти животный стон, я так ждала этого момента, и вот он наступил! Я плотнее прижимаюсь попкой к твоему животу, я хочу, чтобы он как можно глубже проник в меня. "Ооооо, сладкий мой, солнышко мое, как же мне хорошо с тобой!" — шепчу я.
"Так хорошо любить меня можешь только ты" — выдыхаю я и вся отдаюсь во власть твоих движений. Ты слегка ударяешь по моей попке, а это еще сильнее заводит меня. Мои груди подпрыгивают словно упругие мячики в такт твоим движениям. Слышны влажные шлепки наших тел и наше прерывистое дыхание. Постепенно волна нестерпимого наслаждения накатывает на меня, и я начинаю стонать. Наслаждение пронзает меня насквозь, мне так хорошо, моя сладкий, что я вонзаюсь пальцами в твои руки, которыми ты держишь меня за талию. Но ты не торопишься кончать. Ты знаешь, что твою девочку после первой волны оргазма настигнет вторая, еще более сокрущающая! Ты вытаскиваешь член из моего разгоряченного влагалища, давая мне маленькую передышку, и ложишься на спину в ванну.
Я сажусь на тебя спинкой к тебе. Сначала прямо попкой на твой живот. Потом подгибаю ножки и становлюсь на коленки. Приподнявшись ловлю головку твоего члена своим влагалищем и медленно опускаюсь на него. Он входит в меня весь. Ты чувствуешь как головка достает до моей маточки. Плавно поднимаясь и опускаясь, я то почти выпускаю, то снова захватываю член своим влагалищем. Ты стараешься двигаться мне навстречу, усиливая наше удовольствие, наше возбуждение. Ты поглаживаешь мою спинку, обращенную к тебе, ласкаешь мои груди, животик, лобочек. Ласкаешь мои бедра и попку. Нащупав мой клитор, ты теребишь его пальцем, удваивая мое наслаждение. Я выгибаю спинку и тебе приходится поддерживать меня за талию. Мы наслаждаемся друг другом.
Постепенно мои движения ускоряются, я хватаюсь руками то за края ванны, то за твои руки. Сначала стон, а потом и крик срывается с моих губ. Я кричу, не в силах сдержать этот крик. Твое возбуждение тоже доходит до пика. Видя и слыша, как я кончаю, ты кончаешь тоже, вздрагивая всем телом. Сперма изливается из тебя, ты чувствуешь как напрягаются все твои мышцы, чтобы потом расслабиться. Наше дыхание прерывисто… наши тела охвачены истомой. Я затихаю, чуть склонившись вперед, потом медленно поднимаюсь на коленках и освобождаю влагалище от члена. Повернувшись к тебе лицом, я распрямляю свои ножки и ложусь животиком, грудочками и ножками вся на тебя, зажав между своих бедер мой еще бодрый член…
Уткнувшись лицом в твою шею, я расслабляюсь. Ты целуешь меня в лоб, височки, чувствуешь, как колотится мое сердечко, такое родное!..
Оно постепенно успокаивается… ровнее и тише становится мое дыхание: Поглаживаешь мою попку, спинку. Тебе хочется, чтобы я отдохнула… Тебе приятно ощущать мое тело на себе!.. Спустя некоторое время мы моем друг друга, балуемся в ароматной пене и целуемся нежно, продолжительно. Дневной усталости как не бывало! И мы знаем, что вечером пойдем в бар, чтобы послушать музыку, потанцевать, насладиться прохладой наступившего Неаполитанского вечера… А потом нас с тобой ожидает ночь… ночь ЛЮБВИ…
Нежная страсть
Он любил ласкать моё тело языком…он всегда делал это нежно и аккуратно, как бы боясь причинить мне боль. Он всегда начинал с мочки уха, прекрасно зная, что от одного прикосновения, по моей спине начинали бегать мурашки и кружилась голова. Дальше он начинал целовать моё лицо, а потом просто впивался в губы…он говорил, что они сладкие…внизу живота появлялась слабость и лёгкое(пока лёгкое)жжение. Он чувствовал это и начинал раздевать меня. Руки легко скользили по моему телу, освобождая меня от одежды…он очень любил меня дразнить…он начинал нежно водить языком вокруг моего маленького бордового соска, возбуждая меня всё больше. Я притягивала его голову руками к себе пыталась обхватить его ногами, но он не давался…он продолжал дразнить…потом я не могла уже сдерживаться и начинала стонать и умолять его войти в меня. Но нет…он только продолжал дразнить… его рука опускалась всё ниже…и вот она уже на лобке, он раздвигает пальцами мои горячие половые губы и чувствует влагу. Он так любил вдыхать мой запах.
Затем он проводил кончиком языка по стенкам влагалища, всего лишь проводил, но я уже была близка к оргазму…его язык щекотал мой клитор…а потом начинал писать языком алфавит. Я кончала лишь от его языка, но это было только начало. Созерцая, как моё тело выгибается под ним, он получал такое же удовольствие, что и я. Моё возбуждение не исчезало, становилось всё сильнее. Я с жадностью хватала его член губами и начинала обсасывать головку с каждым разом все больше и больше заглатывая член в рот. Он просто закрывал глаза и испытывал наслаждение…но никогда не кончал, а легко хватал и клал меня на спину и входил в меня. Медленно, заставляя моё тело извиваться, он сжимал мою грудь, теребил соски и покрывал моё тело поцелуями. Он шептал мне нежные слова…постепенно он терял голову…его движения становились всё быстрее и резче. Его руки сжимали меня всё больше и больше, а потом и его груди вырывался стон и я чувствовала, как внутри меня разливается горячая влага, его влага…он говорил, что любит меня. А теперь он уехал, а я его жду…
Нежность /Самарканд/
Часть 1
Глава 1. Хутор
Начато 27 августа 1996 года по мотивам сна зимы 1995–1996 годов.
Лес неуклонно приближался, несмотря на все потуги пилота, старающегося удержать машину от падения. Самолет, переваливаясь с крыла на крыло, клевал носом, то и дело грозя сорваться в штопор. Не закрывая глаз Пётр представил, как самолёт врезается в могучие стволы деревьев, как лопасти винта перемалывают ветки, как крылья разлетаются в щепки, как в последней попытке спасти своё самосознание он отрывает, наконец, руки от этого проклятого штурвала и прикрывает ими голову. Всполохи искр перед глазами, он не успевает как следует их осознать, разбившееся стекло фонаря впивается в руки, но боли уже нет, только ощущение неудобства, мысли как-то вяло скользят по извилинам, и сознание оставляет его.
"Говорил же Алёшке: "Не хрена твой мотор ещё не готов — на стенде каждый второй раз глохнет." А он всё знает отшучивается: "Будешь летать только нечётные разы, а по чётным мы его на стенде гонять и будем." Какого чёрта было торопиться? Теперь самолёт угробим, второго образца нет, и не понятно когда будет."
Самолёт снизился почти до самых верхушек деревьев, плотным ковром покрывающих всю землю. Мотор пыхтел и фыркал, как будто кто-то подхватил сильный насморк и громко сморкался в платок.
"Опушка!"
Зелёный ковёр внезапно расступился, Пётр успел разглядеть пронёсшийся под ним хутор, стоящий на краю леса, скирды сена, разбросанные подле него, девчонку с граблями на одной из них, приложившую руку к глазам, чтобы разглядеть "невиданную птицу".
За коротким лугом началось болото, и тут в чреве мотора словно порвалась какая-то струна, он издал последнюю высокую ноту, ветер сразу же засвистел в ушах, самолёт, удерживаемый Петром, изо всех сил тянущего ручку на себя, словно камень, запущенный умелой мальчишечьей рукой, пропрыгал "блинчиком" по зелёно-бурой жиже и стал медленно оседать в её недрах.
Не успевший ещё толком обрадоваться своему счастливому спасению, Пётр понял, что "хрен редьки не слаще" и представившаяся возможность утонуть в болоте, наверно, гораздо хуже, чем в мгновение ока разбиться о деревья. Вспомнив, про спасательный жилет, лежащий под сиденьем, он облегчённо вздохнул, провёл рукой по лбу, машинально вытирая пот, и с удивлением обнаружил, что рука вся в крови: видимо, при "приболачивании" он стукнулся головой о фонарь и не заметил этого.
— Ладно, чёрт с этой кровью. Жив буду — не помру.
Пётр потянулся за жилетом, второй рукой открывая фонарь кабины. И тут же почувствовал, как самолёт проваливается у него под ногами: воздух, находящийся в кабине вышел и теперь ничто не мешало болоту поглотить очередную жертву в свое ненасытное брюхо.
В страхе быть увлечённым вместе с самолётом, Пётр прыгнул в сторону, высоко подняв руки с зажатым в них жилетом и сразу, с головой, ушёл под поверхность.
"Всё. Это конец." — Пронеслось в голове, но вот погружение замедлилось, потом, словно нехотя, болото стало отпускать его наверх, наконец, руки почувствовали, что они уже на свободе, но чтобы оказаться там самому, пришлось приложить все усилия и подтянуть под себя жилет. Когда уже казалось, что воздуха не хватит, и лёгкие прямо-таки разрывались, жижа расступилась и стала липкими потоками стекать с его лица. Пётр жадно ловил широко раскрытым ртом воздух, выплёвывал попадающую с ним жижу и второй раз за последнюю минуту радовался своему чудесному спасению.
Но долго радоваться не пришлось: одежда быстро пропиталась грязью, стала тянуть вниз, и спасательный жилет понемногу стал проседать под увеличивающейся тяжестью.
"И кто его конструировал? Может на воде он и будет держать нормально, а в болоте совсем не годится. Надо будет сказать начальству. Ага, ты сначала до берега хотя бы доберись, а потом уже и к начальству беги."
Прямо сказать — барахтаться в дурно пахнущей болотной грязи — занятие неприятное и само по себе, а если учесть, что на дворе стоит вторая половина сентября, то, по мимо всего прочего, очень скоро Пётр почувствовал как вместе с грязью и сыростью его начинает донимать и холод.
Первым делом Пётр решил снять шлем. Оторвав одну руку от жилета, он подтянул её к пряжке на подбородке, но тут жилет медленно, но верно выскользнул из-под него, Пётр перевернулся на спину, цепляясь за ткань жилета одной рукой. Тот стремился вырваться, разжимая пальцы, и это ему почти уже удалось, но вторая рука вовремя добралась через месиво, преграждающее ей путь, попала в прорезь для руки, и вместе с первой они снова вытянули Петра на поверхность.
Вторая попытка отделаться от шлема была более осторожной и привела к успеху. Затем, в течение последующих десяти-пятнадцати минут, останавливаясь только для того чтобы выплюнуть набившуюся в рот грязь и глотнуть воздуха, Пётр скинул поочерёдно куртку, ботинки, брюки и гимнастёрку. Было желание оставить кобуру с пистолетом, но, выдёргивая ремень из брюк, он её потерял.
"Ну и чёрт с ней!"
Оставшись в исподнем, Пётр подтянул жилет под грудь, отдышался и впервые смог посмотреть где он очутился. Делать это, когда голова только-только возвышается над поверхностью — совсем не просто, но по тому, что всё-таки удалось рассмотреть, попал он в самую трясину. С одной стороны ему крупно повезло, так как приземление самолёта прошло как нельзя мягко, но с другой — от берега его отделяло о-го-го сколько. Во все стороны торчали лишь редкие чахлые деревца, и только в одном месте ему удалось разглядеть прозрачный и едва различимый столб дыма.
"Хутор."
В последний раз взглянув на затягивающийся от падения самолёта след, Пётр погрёб к берегу. Это было настоящей пыткой. Далеко не сразу ему удалось согласовать движения рук и ног так, чтобы пока первые старательно проталкивали его вперёд, вторые не толкали его назад. Через пятнадцать метров он понял, что остался без кальсон, непонятно как соскочивших с него. Когда, через какое-то время на его пути попалась большая кочка, и он выполз на неё, чтобы отдохнуть, тотчас же налетели полчища каким-то образом не перемёрзших до сих пор комаров, от которых пришлось отмахиваться обеими руками. Но мало того, они ведь, собаки, норовили укусить в самые интимные места, абсолютно беззащитные после потери кальсон. Пришлось раньше срока ретироваться обратно в болото, там, по крайней мере, комары могли укусить его только в верхнюю половину тела.
Добраться до более-менее прочной земли удалось только перед самым заходом солнца, которое и днём-то толком не смогло бы обогреть его окоченевшее тело. Да и свежеющий ветерок отнюдь не способствовал согреванию. Зато теперь, когда он встал на ноги, лес казался ему совсем рядом, а примерно в километре можно было разглядеть хутор, который он полдня назад пролетел за считанные секунды.
Едва передвигая от усталости ноги, и скрестив руки на груди, чтобы хоть как-то согреться, Пётр проковылял сначала по всё ещё чавкающей болотистой почве, неловко упав несколько раз, когда кочка внезапно уходила из под его ног в сторону, потом по жёсткой стерне скошенного луга, исколов ступни ног, пока, наконец, не добрался до изгороди, окружавшей обширный двор.
Перешагнув через верхнюю жердь, он подошёл к дому и, прикрывая одной рукой свой смрад, другой постучал ладошкой в ближайшее окно, оставляя на стекле мутные потёки.
— Хозяева! Есть кто дома?
Но никто не отозвался, а входить голышом внутрь ему не хотелось, к тому же грязь до сих пор продолжала стекать с его тела и рубашки.
Хутор словно вымер.
"Нет, ну должен же здесь кто-нибудь быть! Я же сам днем видел какую-то девчонку."
Постучав ещё пару раз, в окна на другой стороне дома, Пётр оглянулся и заметил, что из стоящей чуть в стороне хибарки, поднимается дым, на который он, собственно говоря, и грёб из болота.
"Банька! Как раз кстати."
Проковыляв пол двора, Пётр потянул за ручку и вошёл в предбанник. Там тоже никого не было, и только из самой баньки доносились ритмичные удары веника. В щели пробивались струйки пара. Вкусно пахло берёзовым листом и мятой.
— Хозяева… — Пётр потянул дверь на себя и сразу разомлел от горячего воздуха, мощным потоком охватившего его окоченевшее тело.
Последовавший за этим женский крик, словно взрывная волна, ударивший по его ушам, лишил последних сил и он только и смог, что удержать себя от мгновенного падения, вяло опустился на пол прямо в дверях, прислонившись боком к косяку. Перед тем, как сознание покинуло его, сквозь густые клубы пара, он успел различить, молодую, крепко сложенную девушку с прилипшими к её телу листьями и большим ковшом, зажатым в правой руке, в замахе отведённой назад.
Пётр отключился буквально на мгновение, но этого хватило, чтобы струна замаха ослабла, ковшик хотя и не опустился вниз, но утратил свой воинственный вид.
— Ну что, дурёха, боишься? Не лешак я, а лётчик, вот в болото только упал, еле выбрался. Помоги, пожалуйста.
"Действительно, чего она испугалась? Ну влетел к ней в баню голый мужик, перемазанный весь как кикимора болотная, а она — сразу в крик. Странно. Уж не психическая ли она?"
— Кричишь-то ты как славно, аж с ног сбивает…
…Всю неделю Вайле оставалась на хуторе одна.
Родителей забрали в воскресение. После обеда пошёл холодный осенний дождь, и мать отправила её за коровой, пасшейся на опушке, километрах в двух от хутора. Но не успела она зайти за первые сосны, как по единственной лесной дороге, ведущий к ним, протрясся грузовик, из кузова выскочило пяток солдат, тут же пристреливших набросившегося на них пса.
У неё хватило выдержки не кинуться сразу же с криком и кулаками на непрошеных гостей. Хватило ума и не выбежать из леса, когда из дома вывели родителей, двух младших братьев и затолкали в машину. Она видела, как солдаты попытались поджечь дом, но им дождь сильно мешал, и те махнув рукой, забрались в кузов, вслед за её близкими, и машина укатила обратно по дороге.
Вайле сходила за коровой, завела её в хлев, обошла хутор, зашла в дом, переодела промокшее насквозь платье, и только тогда разревелась. В свои двадцать лет она уже не была ребёнком и понимала, что надежд, пусть даже на нескорую встречу со своими родными, практически нет. Но и ехать в НКВД, и сдаваться им как слепому котёнку ей не хотелось.
Проучившись три курса в университете, на те деньги, что семья отрывала от себя, этой осенью ей пришлось всё бросить и вернуться обратно на хутор. Возвращение прошло незаметно для округи и никто кроме семьи ещё не знал, что она вернулась из города домой, поэтому Вайле решила, что может оставаться дома без боязни того, что злые языки донесут на нее и вновь приедет зловещая машина.
В своей сознательной жизни она ревела всего четыре раза.
Первый, когда ей было лет десять, и на её руках умерла от старости их собака. Она жалобно смотрела на Вайле своими большими черными глазами, пыталась облизать её руки, жалобно, едва слышно взвизгнула, и всегда живые, весёлые и мечущиеся глаза, которые заряжали всех жителей хутора своей энергией, неподвижно застыли.
Второй, когда на первом курсе, её тогда ещё совсем доверчивую деревенскую девушку, свято верившую каждому слову, совратил и тут же бросил студент с соседнего факультета. Потом она уже умела различать "дон жуанов", ради своей забавы потешавшихся над приехавшими в первый раз в город сельскими девушками, она понимала и что такое социальное положение, порой каменной стеной встающее между двумя любящими душами. Но тогда, с первого же раза почувствовавшей вкус любви, желание наслаждаться и доставлять наслаждение, ей было больно и обидно, что её бросили. Обидно, как красивой, ладно сложенной девушке, за которой потом два курса бегал весь университет, в том числе и тот первый её парень.
Третий, когда пришли красные, и ей пришлось бросить учёбу и обретённый через неё смысл жизни. На селе во все времена смотрели на вернувшихся из города недоучившихся парней как на неудачников, ну, а тем более на девушек. И не важно какая на то была причина. Потому Вайле и вернулась на хутор тайком.
Четвёртый, когда на её глазах забрали семью.
Она ревела весь вечер, но слёзы, большей частью, видимо, были израсходованы в те, первые три раза, Вайле вытерла их рукавом, легла спать, а с утра принялась заниматься хозяйством. Ведь зима была уже не за горами, а она осталась одна и помочь ей в работе было не кому.
Были ли напрасны ее слезы? Нет.
В первый раз она узнала, что такое смерть и научилась ценить жизнь, научилась ценить не только своих близких, но и всю окружающую ее природу, всех людей и животных, даже тех, которые своей смертью давали им пищу. Вайле стремилась наполнить своей добротой жизнь самой последней коровы, которая каждый день поила их своим молоком, и которая, в свое время, отдаст свою жизнь, вернувшись к ней куском мяса в борще.
Потеря невинности дала ей возможность ощутить себя женщиной, той, которая получает радость, и той, которая дает радость другим. Те слезы позволили ей различить удовольствие от плотских утех, от физического удовлетворения."…Уж лучше быть одной, чем вместе с кем попало."
Третьи слезы, слезы рухнувших надежд, научили обрести себя на развалинах ее мира, того, который она могла бы создать работая вместе с миллионами других людей, научили терпеть и ждать лучших времен. Ждать и надеяться.
Чему ее научили последние слезы, Вайле еще не знала.
Промелькнула мысль всё бросить и бежать. Но куда бежать? Да и кому нужен заброшенный в глубине леса хутор, когда на карте исчезают целые государства.
Всю неделю она работала с утра до вечера, уставая так, чтобы вечером свалиться с ног и уснуть глубоким, без сновидений, сном. За неделю она не видела ни одной живой души, кроме "бурёнки", постоянно жующей свою жвачку, даже лесные звери куда-то все подевались, и только сегодняшним днём над её головой промчался маленький самолётик и исчез за болотом.
Этот самолёт, и металлический шум, который он издавал, напомнил ей о большом мире, о том, что там, за лесом, живут другие люди. Живут большой жизнью, читают книги, ходят в кино, в театры, спорят и соглашаются друг с другом. Ей стало вдруг грустно и тоскливо. Захотелось сесть в такой же маленький самолётик и улететь куда-нибудь далеко-далеко, туда, где время можно будет отмотать назад и вернуться к привычной жизни. Почему, почему мир так не справедлив?! Ей не надо славы, больших денег, в конце-концов, признания в обществе, она просто хочет жить, иметь детей, семейный очаг, приносить пользу. Почему ее лишили всего этого? Почему, априорно, диалектический материализм лучше и правильнее идеализма? Разве не идеализмом является сам факт, что материализм утверждает себя правильным, отметая все остальные учения? Почему человеку можно верить в светлое будущее, но нельзя надеяться на свою загробную жизнь? Собака довольна тем куском хлеба, который ей бросают каждый день в миску и больше ей ничего не надо. Она будет лежать в своей конуре, даже без цепи, бегать по двору, лаять на прохожих, но никогда не покинет своих хозяев, разве что отлучится на день-другой для случки. Мы приняли считать это преданностью, ставим в пример, говорим "верен как собака", но, может быть, это не преданность, а довольствие малым, довольствие куском хлеба и нежелание менять свою жизнь. Человека можно посадить на цепь, человеку можно дать кусок хлеба, к которому он привыкнет, но рано или поздно человек задумается над своей будущей жизнью, ему опостылит эта сытая жизнь, его одолеют думы о грядущем, а сны, в которых он увидит доселе незнакомый ему мир, заставят потерять покой. И только вера, надежда на лучшее, пусть даже после смерти, поддерживает ниточку жизни.
Вайле пришла мысль написать книгу и рассказать всему миру о своих чувствах, о своей жизни, о жизни всех остальных людей на свете, ведь они о ней совсем ничего не знают.
И вот, когда она обдумывала свою идею, с силой хлеща веником по своему телу, открывается дверь, и на пороге показывается большой комок грязи, с торчащими из него руками и ногами. Ну как тут не закричишь?
Пётр сидел голый на полу, не в силах больше пошевелиться, даже сказать слово казалось было выше его сил.
Девушка опустила ковшик и слезла с лавки.
— Это ты сегодня днём пролетал?
— Я. Мне бы умыться. Немножко. И обогреться. Чуть-чуть.
Перед Вайле сидел русский, один из тех, кто разрушил её мечты, забрал её близких, но в тоже время это был уставший и замёрзший человек, который пришёл к ней в надежде получить помощь.
Она хотела сначала пойти в предбанник и накинуть на себя какую-нибудь одежду, но лишь махнула рукой.
"Что мне скрывать? Всё, что можно он уже видел, чего зря платье мочить?"
Вайле подошла к нему, нагнулась и, ухватившись за рубашку, стянула её. Потом взяла Петра подмышки, подняла и положила его вниз лицом на полочку. Сходила закрыть дверь и бросила чуть воды на каменку, тут же отозвавшуюся клубами пара.
Пётр лежал, и как бы со стороны наблюдал как нежные, но сильные девичьи руки растирают его тело, смывая с него грязь, окатывают его водой, снова моют, и снова окатывают.
Потом его перевернули, и все процедуры начались сначала. В какое-то мгновение его стала бить крупная дрожь, затем перестала и вместо её он почувствовал как болят мышцы на руках и ногах. Сладкая полудрёма охватила Петра, глаза закрылись сами-собой, и ему стало совсем безразлично где он, что с ним случилось, чьи это руки тревожат его тело, трут, омывают водой, поворачивают, садят, снова омывают, ведут непонятно куда, завёрнутого в накрахмаленную простыню.
Вайле мыла незнакомца с какой-то материнской заботой, так, как раньше купала своих младших братьев. Подсознанием она представила, что это её взрослый сын, то чадо, которому она подарила жизнь. В какую-то долю секунды в её голове прокрутился никем ненаписанный сценарий: роды, как она видит появляющегося из неё младенца, даёт ему грудь, и тот жадно её сосёт, готовит завтрак, провожая в школу, украдкой вытирает непрошеную слезу, отправляет его на учёбу в город, и вот он вернулся в свой родной дом, и она моет его, как давным-давно в детстве.
Тряхнув головой, прогоняя возникшее видение, Вайле продолжила мытьё. Она вдохнула, посмотрела в лицо лежащего перед ней мужчины, и увидела, что тот спит. Этот факт помог ей решиться на то, чтобы вымыть ту часть его тела, которой у неё не было.
Намылив руки, она охватила его плоть и осторожно стала её тереть. Она была такой мягкой, какой она ещё ни разу её не видела. Затем она тщательно промыла волосы, окружавшие её, а когда стала ополаскивать и уже машинально снова взяла плоть в свои руки, чтобы получше промыть, то почувствовала как в её глубине пробежала лёгкая волна, и она стала чуть-чуть более упругой.
"Э, красавица, ты о чём это думаешь?"
Когда процедура мытья закончилась, она завернула её "гостя" в простынь, что приготовила для себя, и, как была, голая, повела его в дом.
Ночь начала вступать в свои права, и холод, пришедший с болота вместе с густым туманом, пробрал её до костей, пока они шли к дому. Там она расстелила кровать одного из своих братьев, положила на неё Петра и только тогда накинула на себя платье.
До полночи она ходила по дому, сидела перед лампой, наблюдая за мерцанием пламени, потом взяла её, пришла в комнату незнакомца и долго смотрела как оранжевые отблески скачут по его молодому лицу.
"Интересно, что ему сейчас снится?"
Наконец, задув лампу, она тоже отправилась спать. Этой ночью Вайле то ехала на автомобиле по широким московским улицам, которые видела только в кинохрониках, то сидела за большим и длинным столом на каком-то торжестве, потом доила в соседней комнате корову…
Мысль о бурёнке разбудила её, Вайле накинула на себя большой платок и почти бегом выскочила на двор. Уже держась за соски, она вспомнила как вчерашний гость кружил её во сне в вальсе, бережно прижимая за талию. Что это? Отблеск будущего или просто тайная даже для нее собой мечта.
Встающее над болотом солнце осветило редеющий туман в зловещий красный цвет.
Лётчик ещё спал спокойным сном, Вайле долго сидела рядом с ним, как и ночью рассматривая его лицо. Это было лицо утомленного долгой работой, но счастливого от своей усталости человека. Она пропустила тот момент, когда солнце перескочило с подушки на его лицо, и Пётр проснулся.
Вайле заметила как вздрогнули его веки, и глаза ожили, хоть и не открылись. Она попыталась вспомнить какого они цвета, но не смогла.
Пётр проснулся, всем телом ощущая приятную лёгкую усталость, он вспомнил как весь вчерашний день грёб по болоту, как раз за разом ему казалось, что сил больше нет и он так и останется посередине этой большой грязной холодной лужи, пока руки не разожмутся, не отпустят жилет, и болото не сомкнётся над его головой, помнил хутор и баньку, но дальнейшие события вчерашнего дня скрылись от его сознания. Он лежал с закрытыми глазами, пытаясь представить себе кровать на которой лежит, перину, подушки и одеяло, что так нежно обнимали всё его тело.
Наконец, Пётр открыл глаза и тут же увидел вчерашнюю девушку. Она сидела на стуле около кровати и держала в руках крынку.
— Доброе утро, — сказала Вайле, и протянула незнакомцу молоко. — Держи, попей.
— Доброе утро, — механически отозвался Пётр, и, словно заворожённый, не отрывая глаз от сидящей перед ним девушки, как был — лёжа, взял кувшин, на мгновение соприкоснувшись с её пальцами, и стал пить ещё тёплое молоко. Густое, жирное, слегка сладковатое, оно двумя ручейками стекало с уголков его губ.
То ли горлышко у кувшина было очень широкое, то ли Пётр черезчур поторопился и резко наклонил донышко вверх, но молоко слишком сильно побежало по краям его рта, он поперхнулся, кувшинчик дёрнулся в его руках и упал на кровать. Машинально он сел, откинув от себя одеяло, продолжая кашлять.
Вайле нагнулась над ним, похлопала по спине и внезапно поняла, как ей приятно прикасаться к его телу, такому свежёму, такому чистому, такому родному.
Когда девушка наклонилась над ним, чтобы похлопать по спине, в вырезе рубашки Пётр вновь увидел её прекрасные крепкие груди, чуть вздрагивающие при похлаповании, а там, ещё ниже их… нет, даже представить себе он этого не мог. И только его плоть сразу же отозвалась на пронёсшуюся мысль и… О, нет! Пётр почувствовал, что её руки уже не хлопают, они гладят его спину, плечи, волосы и прижимают его голову к своему телу.
Вся женская страсть внезапно проснулась в Вайле, она хотела его, просто хотела, и чувствовала, что получит своё. Она прижала его лицо к своим грудям и затуманенным сознанием уже не понимала от чего её грудь стала такой мокрой: то ли от молока, которое текло по его лицу, то ли это её собственное молоко.
Вайле откинула одеяло, крынка упала на пол и разбилась, она подобрала свою рубашку и села верхом на незнакомца, чувствуя как его плоть входит в её тело, одновременно туша и вновь разжигая в ней вечный огонь.
Долго или нет продолжалось это неистовое безумие, но, когда Пётр выстрелил своим орудием любви, то почувствовал как силы вновь покинули его. Он ещё помнил, как прижимает к себе жаркое, в всё в поту, тело девушки, нежно, одними губами, целует её лицо, шею, плечи, но потом, незаметно для себя заснул. Ему снились светлые и радостные сны, небо, белые облака, лазурное море, земля и лес, который теперь не казался ему таким зловещим, как сутки назад.
После сумасшедшей скачки, несколько притушившей её огонь, Вайле лежала рядом с её мужчиной, у которого она до сих пор не знала имени, и ей было приятно так лежать, счастливо принимать его лёгкие, почти что воздушные поцелуи, потом, когда он уснул, слышать его ровное, глубокое дыхание, подобно вечернему бризу у моря, обдувающему её шею. Ей было приятно от прикосновения его рук, обнимающих её разгорячённое тело, ей было приятно чувствовать его поникшую, сделавшую своё дело, плоть, прислонившуюся к её бедру, ей было приятно чувствовать как растекается внутри её та влага, что эта, поникшая сейчас плоть, выстрелила в неё несколько минут назад.
Ей хотелось засмеяться, вскочить с ногами на кровать, растормошить лежащего рядом с ней мужчину и кидаться друг в друга подушками. И вместе с тем, ей не хотелось нарушать сон незнакомого, но самого близкого её человека, ей хотелось взять его на свои руки, качать, баюкать и тихо напевать колыбельную песенку.
Вайле тихонько протянула свою руку к его голове, залезла в его волосы и стала нежно гладить их. За этим занятием она совсем не заметила как задремала в охвативших её мечтах.
Очнувшись от лёгкого озноба, Вайле осторожно освободилась из объятий, ещё более осторожно, чтобы не заскрипеть пружинами, встала с кровати, накинула на себя, непонятно когда сброшенную ночную рубашку, подняла с пола одеяло, которым хотела накрыть Петра, но обнаружив, что оно мокрое от разлившегося молока, сняла одеяло с соседней кровати и укутала им незнакомца. Тот заворочался во сне, потом свернулся калачиком, подсунув под себя скрещенные руки и продолжил свой сон.
Вайле пошла на кухню и стала готовить обед. Она села за стол, и неотрывно смотрела в окошко. Закипела вода и Вайле прервала свои раздумья от шума водяных шариков, с треском катающихся по чугунной плите. Когда снова можно было сесть, она сходила в комнату, нашла свой дневник, открыла его, взяла ручку и долго так сидела над пустой страницей, ничего не написав. Казалось у неё есть столько хороших слов, столько мыслей, столько новых событий, так и просящихся на бумагу, но подобрать нужное облачение своим мыслям, она не могла.
"Солнечный луч лежит у моих ног. Такое могучее, всегда недоступное солнце, а смотрите: оно словно маленький котёнок ластится к моим ногам и просит, чтобы с ним поиграли, взяли в руки зеркальце и пустили солнечного зайчика!"
Это было всё, что ей удалось написать. Вайле закрыла тетрадь и продолжила смотреть дальше в окно. Она так хотела и ждала, когда же, наконец, проснётся её незнакомец и, вместе с тем, она так боялась этого мгновения, которое, как она чувствовала должно изменить её существование, придав жизни какой-то новый, неизвестный ей доселе смысл. Вайле поняла, что не сможет больше оставаться на этом хуторе, который подарил ей и жизнь, и все остальные радости и печали, который и был её жизнью, даже когда она училась в городе и строила планы на свою будущую жизнь, в которой хутору не было места, но он был её родиной, утробой, и вот, внезапно, нить, связывающая их воедино, порвалась в тот самый момент, когда она всей своей сущностью поняла что такое настоящее счастье. И парадокс заключался в том, что именно хутор дал ей это счастье и, словно пожертвовав собой, умер в её сердце и душе. Она ходила по таким знакомым и ставшим сейчас чужими комнатам, теперь Вайле ждала того мгновения, когда проснётся её незнакомец, без той истомы или нетерпения, что мучало её буквально полчаса назад, она ждала его как ждут утро, ложась вечером спать, как ждут отправления поезда, смотря в окошко на суетящийся за ним перрон, как ждут событие, которое уже давным-давно случилось, а сейчас надо только принять его результаты.
Вайле ходила по дому, но не заходила в его комнату потому, что не хотела его будить, чтобы он хорошо выспался и набрался новых сил, но ещё и по тому, что она приняла решение, и, если незнакомец не захочет взять её с собой, она всё равно не останется больше в этом доме, ей хотелось побыть одной, прислушаться к своим новым мыслям, понять свою новую сущность и понять как следует её принять и что осталось от той, старой Вайле, пусть не воспринимающей мир в розовых красках, но не могущей найти в нём своё место.
Она вышла во двор, села на скамейку, вспоминая что она не успела сделать по хозяйству в преддверии зимы, но вспоминала об этом лишь с чувством лёгкой досады, а не насущной необходимости, от которой зависит жизнь.
Пётр проснулся после полудня и первым, что он услышал, было урчание его пустого желудка. Примерно так же сильно хотелось сходить в туалет. Он встал с кровати и сразу же задумался над тем что на себя накинуть. Ничего лучшего, чем завернуться в простынь он не придумал. Как он понял, утром на хуторе они были вдвоём, но с тех пор многое могло измениться. Придерживая обеими руками своё одеяние, Пётр обошёл весь дом, запинаясь о волочащиеся по полу края простыни.
"Что за чёрт? Опять никого нет! Уж не приснилось ли мне всё это?"
Нет, не приснилось. Прекрасная незнакомка сидела на скамейке возле дома.
— Здравствуй, — сказала она на правильном русском языке, но с тем прибалтийским акцентом, делающим женский голос одновременно и грубоватым, и мягким. — Садись со мной рядом, — она похлопала ладошкой о доски. — Выспался?
— Спасибо, выспался. Ты прости меня за…
— Брось. Я рада, что ты пришёл на наш хутор. Есть хочешь?
— Да, но сначала мне бы… — Пётр замялся и покраснел, а Вайле внезапно рассмеялась звонким смехом.
— По нужде захотел? А что это ты не в том месте краснеешь?
Этот девичий задор и смех, сначала ещё больше смутил Петра, по потом он и сам поддался на него и расхохотался вместе с девушкой.
То напряжение, что было у Петра, и чуть-чуть у Вайле, растаяло под напором этого доброго весёлого смеха. Девушка встала, подошла к Петру и, как и утром, первая обняла его и крепко поцеловала. Пётр, державшийся обеими руками за простынь, был сжат её объятиями и смог только робко отвечать на этот натиск.
— Ладно, "патриций", скажи хоть как тебя зовут?
— Пётр.
— Пётр. Петя. А меня — Вайле. Вот и познакомились. Видишь, Пётр, тот маленький домик? Мне кажется, что сейчас он волнует тебя больше, чем я. Беги, только долго там не задерживайся, а то я прийду тебя навестить.
Когда Пётр вернулся, Вайле уже разливала суп по тарелкам.
— Извини, у тебя не найдётся что одеть? А то в простыне как-то неудобно.
— Э нет, не сейчас, а то ещё сбежишь. — Всё её существо смеялось, и Петру было приятно и тепло от этой девичьей радости, которая вместе с супом проникала внутрь, наполняя каждую его клеточку своей энергией и теплотой.
После обеда, не дожидаясь, пока пища уляжется в желудке, они снова занимались любовью. И Петру, всегда неловко чувствующему себя при любом общении с девушками было легко и свободно, Он удивлялся, сильно жалел и корил себя за то, что не встретил её раньше. Вайле казалась ему тем существом, той частью его тела, которой ему так не хватало всю сознательную жизнь. Нет, девушки были у него и до этого, и глубокая, искренняя любовь, и мимолётные увлечения, но Вайле дала ему нечто большее, одновременно он почувствовал себя желторотым мальчишкой, с пробивающимся пушком на верхней губе, и мужчиной, способным доставить любимой женщине истинное счастье каждым своим прикосновением, вкладывая в него свою любовь, нежность, теплоту, желание защитить и не дать никому в обиду близкого ему человека.
Кровать под ними долго скрипела пружинами, дом наполнялся вечерним сумраком, но их молодые тела всё никак не могли насытиться друг-другом, вновь и вновь сливаясь в одно целое.
Как и вчера, когда он грёб по болоту, Петру казалось, что вот-вот сейчас силы совсем оставят его, и он, бездыханный, заснёт на этой прекрасной груди, но каждый раз, опустошённый, он совсем неожиданно для себя, вновь начинал любовную игру, и Вайле, несколько утомлённая непрекращающимся счастьем, радостно принимала его ласки. Для них обоих весь мир ограничился шириной этой кровати, и им вполне хватало их маленького государства.
Когда сумерки окончательно завладели всем пространством комнаты, темнота словно бы нажала на какой-то выключатель, их страсть утихла, последние благодарственные поцелуи мотыльками выпорхнули из их уставших губ, последние обьятия мягко вытерли пот с разгорячённой кожи, непослушные пальцы, всё время стремящиеся лишний раз приласкать друг-друга, натянули одеяло, и Кале Лукое, раскрыл над ними свой пёстрый зонтик.
За ночью последовал новый день, Вайле осуществила свою вчерашнюю мечту и они стали кидаться подушками, одна из которых порвалась, наполнив всю комнату напоминающим снег пухом, потом вместе доили корову, пили парное молоко, проливая его на себя, ходили по лесу и долго сидели под одинокой раскидистой сосной, стоящей на пригорке, рассказывая о своей прошлой жизни, бежали на хутор от дождя, топили баньку, мылись в ней, и Вайле делала Петру такие приятные вещи, от которых тот просто сходил с ума, и просто не мог не ответить тем же. А ведь скажи кто ему, лётчику-испытателю, что буквально через день-другой он будет заниматься такими постыдными делами, Пётр, если бы и не вызвал обидчика на дуэль, то уж точно кинулся на него с кулаками. Сейчас он не видел ничего постыдного доставлять радость любимому человеку любыми способами, ему даже хотелось придумать что-нибудь ещё и ещё новое, от ласк, которыми он покрывал всё тело Вайле, Пётр и сам получал такое же как и она, если не большее наслаждение.
Во время коротких промежутков отдыха, где-то на краю сознания, Пётра заботила мысль о том, что скоро придётся прервать этот рай на земле и возвратиться в тот мир, из которого он пришёл. Мысль эта, чёрной тучей всё больше и больше выползала из-за горизонта, его сознание, словно испуганная грозой птичка, металось во все стороны в поисках укрытия. Наконец, Пётр не выдержал и спросил:
— Вайле, ты поедешь со со мной?
— На край света?
— Ты опять смеёшься. Я серьёзно. Мне будет плохо без тебя… Поехали.
— И что?
Пётр смутился и занервничал.
— Ну, говори.
— Вайле… выходи за меня замуж.
— Ты забыл сказать "любимая".
— Вайле… Любимая, выходи за меня замуж.
Девушка обвила его шею, притянула к себе и поцеловала.
— Обязательно. Между прочим, мне можно никуда и не уезжать: ты будешь летать, испытывать самолёты, падать в болото, а я буду тебя ждать. Хорошо?
— Великолепная идея, только давай не будем ей ни с кем делиться, а то завтра же все лётчики Советского Союза попадают в это болото.
Они вышли на следующий день. Вайле нашла парадный костюм отца и отдала его Петру, вот только на ноги ничего не нашлось его размера и ему пришлось идти босиком. Сама же она одела деревенское платье, взяв с собой свои городские наряды. С помощью Петра, Вайле закрыла окна ставнями, повесила на дверь замок, выпустила в лес корову, и они зашагали прочь от этого первого их совместного крова.
Взявшись за руки Пётр и Вайле были очень похожи на молодую сельскую парочку, идущую в город за покупками, и только нарядный выходной костюм Петра никак не вязался с его босыми ногами.
Глава 2. Сумбурная
До десяти лет Пётр жил в деревне и большую часть года ходил разутый. Из этого раннего детства он вынес мало воспоминаний: летом — речка и лес, зимой — снежные сугробы. Потом его родители переехали в город, но и там каждое лето он бегал босиком по пыльным улицам, по горячему песку на берегу реки, и сейчас, хотя с той беззаботной поры минуло уже лет десять, он уверенно шагал по лесной дороге, не обращая внимания на камушки и сосновые иголки, от которых городской житель, снявший на минутку обувь, подскакивал бы на каждом шагу.
Петру было приятно идти по этой тихой, тенистой лесной дороге, больше похожей на широкую тропинку, над которой деревья переплетали свои ветки, вместе с Вайле, держать ли её за руку, или обвить ли за талию, прижать к себе, поцеловать в шею и снова, подобно деревьям над их головами, переплести руки, ласково перебирая пальцы.
"У меня есть женщина! Смотрите какая она красавица! Она такая замечательная и так крепко любит меня. И я тоже её люблю, также сильно, также крепко. Как красиво должны смотреться мы со стороны, идущие взявшись за руки на встречу встающему среди деревьев солнцу." — думал он. Но тут же набежали тучи, солнце скрылось, пошел мелкий дождь. Но даже этот нудный моросящий дождик не мог помешать его счастью, которым он просто упивался.
Вайле радовалась беспричинно и безотчётно, но в тоже время её тяготила грустная мысль об оставленном доме, пусть и ставшим ей внезапно чужим, но брошенным без присмотра, как-то не по-хозяйски. Она затуманенными взором смотрела по сторонам, её глаза вспоминали каждое дерево, каждую их веточку, что была обращена в сторону дороги и словно прощались, одновременно вспоминая прошлое. Ведь она так часто ходила по этой дороге в школу, будь то осенью, под проливным дождём, зимой, под свист ветра, или весной, под щебетание птиц, когда Вайле отходила в сторону и наблюдала то, как распускаются на деревьях почки, то, как лениво ползают только что выползшие из своего дома муравьи, ища себе пропитание.
Чем дальше они отходили от хутора, тем сильнее и сильнее в ней разгорался огонь "оппортунизма", желания вернуться, найти выпущенную корову, подоить ее, выскрести ее шкуру. Безотчётный страх перед грядущим выползал из тайных уголков её души, нашёптывая на ухо всевозможные трудности, которые ждут впереди на выбранной ей дороге. В отличии от Петра, и несмотря на всю эйфорию их всё более и более увеличивающейся страсти к друг-другу, Вайле отлично понимала, что за пределами хутора, в том большом мире, куда они шли, им встретятся и большие проблемы. Пётр в какой-то степени надеялся, что все трудности разрешатся как бы сами собой: дадут квартиру, займёт у мужиков денег на обзаведение хозяйством. Вайле, которая за время учёбы в университете на своей коже почувствовала все те преграды, что можно встретить в этом мире, предполагала и мысленно готовилась к возможным проблемам. Хотя оба они учились в отрыве от своих близких, но Петр жил в казарме, когда многие бытовые проблемы решались за него кем-то другим, а Вайле приходилось снимать комнату и самой вести свое хозяйство.
Но проблемы начались гораздо раньше.
Не успели они пройти и двух часов, как на входе в первую же попавшуюся на их пути деревню, куда Вайле ходила в школу вместе с другими детьми близлежащих хуторов, из-за угла крайнего дома вышел красноармеец с винтовкой на перевес.
— Стой! Кто идёт?! Ваши документы!
— Здравия желаю! — Рука Петра автоматически отдала честь, и тут же он успел увидеть, как неуловимым движением красноармеец ловко перевернул винтовку и со всей силой ударил прикладом в его грудь.
— Издеваешься, скотина!
Вайле нагнулась к Петру, чтобы помочь ему устоять на согнувшихся ногах.
— А ну, встать, кулацкое отребье! Шагом марш!
— Да свой я! Лётчик!
— Молчать! — Боец передёрнул затвор, отошёл на два шага назад и в сторону. — Давай, вперёд!
Спорить было бесполезно, да и грудь страшно болела после удара прикладом.
Красноармеец привёл их в центр деревни, где на завалинке дома сидело ещё двоё солдат, пыхтящих самокрутками. Завидев приближающуюся к ним процессию, они прервали своё занятие, затоптали окурки в землю и, взяв в руки "винтари", пошли навстречу.
— Гавриил, кого ведёшь?
— Да вот, кулацкая парочка, не всех видимо вывезли. Стоять! А, ну говори: кто такие? Как проникли на закрытую территорию? Шпионы?
— Лётчик я, в болото упал, а это. моя невеста. — Пётр несколько замешкался, думая как представить Вайле.
— Ишь, как складно заливает. А тебе покажу лётчик! С невестой значит на прогулку летал? Ну-ну. Разберемся.
— Да ей богу! Войсковая часть 52888. Младший командир Сызранцев. Пётр Матвеевич. Можете проверить. А командир наш…
— Ты смотри, Никола, — вот сука: и номер части знает, и командира. А ещё врёт, что не шпион. Ты бы что получше придумал, морда кулацкая! Слушай, Никол, чего мы только за последнюю неделю не наслушались. Вот народ какой хитрожопый эти литовцы. Ничего, в Сибири годик-другой поживут, перемёрзнуться — как шёлковые станут, ещё спасибо скажут. А ну, давай их в сарай, к остальным.
Втроём солдаты отвели Петра и Вайле к большому сараю, где на страже стояли ещё два бойца.
— Не скучаете, орёлики? А мы вам тут ещё жильцов на постой привели, принимайте.
Уже когда закрылись двери и глаза чуть попривыкли к сумраку тёмного помещения, Пётр развернулся и стал стучать в створки ворот.
— Да, выслушайте же в конце-концов! Меня же ищут, с ног, наверно, сбились, а вы выслушать не хотите!
Снаружи послышался лязг передёргиваемого затвора.
— А, ну, гнида, отлезь! Ещё раз к дверям подойдёшь — стреляю без предупреждения! И чтоб тихо мне! Лётчик-налётчик нашёлся!
В сарае, на клочках сена сидели понурые, смотрящие в землю люди. Несколько молодых парней, старик со старухой, и молодая парочка с младенцем на руках. На вновь пришедших они взглянули одним взглядом, кто-то произнёс не длинную фразу на незнакомом Петру языке, Вайле ответила и потянула Петра в дальний угол.
— Пошли, сядем.
Когда они уселись на подстеленный Петром пиджак, девушка нагнулась к нему и тихо сказала:
— Не надо им сейчас говорить, что ты русский. Давай подождём немного, может всё образумится.
Самой ей в это верилось с трудом, но другого выбора у них и не было. Вайле испугалась, что ее присутствие может навредить Петру. Действительно, кто поверит происшедшей с ними истории? Но, с другой стороны, разве она, эта история, более сумасшедшая, чем весь этот мир? Быть может, ей следовало остаться на некоторое время на хуторе, отпустив Петра одного, чтобы потом он вернулся за ней. Быть может тогда Петр смог добраться до своей части без приключений. Так они просидели весь день, снаружи доносились голоса караульных, запах табачного дыма, быстрый украинский говор, прерываемый редкими раскатами смеха, позвякивание ложек о котелки. Луч солнца, проникающий сквозь узкую щёлку, лениво передвигался вдоль стены, пока не угас.
Несмотря на злость к сторожившим их солдатам, Петру было хорошо от представившейся возможности лишний раз посидеть рядом с Вайле, легонько гладить её волосы, слушать её тихое бормотание на непонятном ему языке. В её словах угадывалось что-то доброе, ласковое, и Пётр чувствовал эту доброту и ласку, которой Вайле делилась с ним.
"Чем плохо, что нас арестовали? Мы же вместе. В части так не посидишь: служба, полёты, потом их разборки. Хоть отдохну немного. Приедет их начальство — всё и утрясётся. А ловко он с винтовкой обращается — до сих пор грудь болит, сволочь."
Обидно только, что гордость за Красную Армию, к которой принадлежал и он сам, была вызвана фактом их ареста. Пётр уже давно привык к жёсткому полу, перестав ёрзать своим "мягким местом", дрёма начала охватывать его, когда в наступившей темноте Пётр почувствовал, что кто-то осторожно дёргает его за рукав. Вздрогнув и открыв глаза, он увидел наклонившегося над ним молодого парня, приложившего палец к губам. Увидев, что Пётр проснулся, парень что-то сказал и сразу отошёл, махнув рукой, явно приглашая следовать за собой. Не осознавая толком что происходит, он поднялся, отряхнул пиджак и последовал за незнакомцем, взявшись за руки с Вайле. Так они прошли в противоположенный угол сарая, и тут Пётр скорее почувствовал, что кроме их троих в сарае больше никого не осталось. Так оно и было. Парень опять сказал что-то на своём языке и словно провалился.
"Вот, уже двое."
— Пошли, они подкоп сделали, — сказала ему на ухо Вайле.
Какое-то время Пётр находился в замешательстве. Он — советский лётчик и мало того, что бежит сам, так ещё и не мешает бежать врагам трудового народа. Впрочем, Пётр думал об этом уже протискиваясь через лаз, потом, как ему казалось, очень долго ждал Вайле, которая вернулась за оставленными вещами, принимал их и с нетерпением помогал вылезти Вайле, горя от желания поскорее покинуть это место. Пробираясь огородами, он в темноте напоролся босой ногой то ли на ржавый гвоздь, то ли на высохший жесткий стебель травы и теперь сильно хромал. Около полуночи они вышли к реке, Вайле вымыла и перебинтовала его ступню, они отхлебнули ладошками воды и двинулись дальше вдоль берега. Вскоре им на пути попалась лодка, они забрались в неё и поплыли вниз по течению куда глаза глядят, только бы подальше от этих мест.
"Молодой, но талантливый" главный конструктор, из-за чьего двигателя Пётр потерпел аварию в болоте, Анисимов Алексей Александрович, вот уже три дня не находил себе места. Когда его лучший друг, с которым они были знакомы с детства, вовремя не посадил свою винтокрылую машину на лётном поле, Алексей понял, что его могут ждать большие неприятности. Алешка, как никто другой, знал, что двигатель ещё совсем сырой и его надо доводить и доводить, но начальство торопило, давило и настаивало, и он, скрипя сердцем, дал добро на полёты. Первый прошёл нормально, а вот второй… Целых три часа, после того как в самолёте должно было закончиться топливо, Алексей всё ещё ходил по полю и кусал ногти.
Он рос не то чтобы слабым и хилым, болезненным ребёнком, но так уж получилось, что в детстве во дворе Алексей был самым маленьким и ему постоянно доставалось от более взрослых парней. Доставалось порой правильно, но чем больше обижали его, тем больше ему хотелось отомстить. Когда-то он кидался на обидчика с кулаками, когда-то придумывал какую-нибудь гадость, за которую потом сполна и доставалось. Так было до тех пор, пока на их улицу не приехал Пётр со своими родителями. Пётр был старше Алексея на два года, но самое главное он был сильнее не только своих городских ровесников, но и многих более взрослых подростков. Их сблизило вначале то, что Петру, как и любому новичку, было сложно вжиться в новый коллектив, который не хотел его принимать, вот так и получилось, что две отторгнутые души нашли друг-друга и стали противостоять внешнему, враждебному им миру. Через какое-то время Петр смог завоевать признание этого мира, но он уже успел подружиться с Алексеем, и, скорее из принципа, что бросать друга нехорошо, заставил принять в общую компанию и Алексея.
Последующие годы были настоящим триумфом. Сначала через Петра, а потом и сам, Алексей предлагал сногсшибательные идеи, которые иногда одобрялись всеми безоговорочно, например запуск котёнка на воздушном змее, иногда вызывающие сомнение, как поджег стога сена, иногда встречаемые сначала в штыки, но потом, из-за мальчишечьей гордости и безрассудства, на "слабо", всё-таки принимаемые большинством голосов.
Часто получалось, что после их выходок родители устраивали поголовные порки, не выпускали гулять, допытывались до зачинщиков, но выдавать своего товарища было стыдно, да неловко было признаться, что до такого мог додуматься какой-то там сопляк, сказали бы ещё, что сваливают вину на младшего. И, часто, первым сторонником его идей был Пётр, как наиболее близкий его друг, которому и доставалось больше всех. Их дружба была одновременно и искренней, и, в тоже время, построенной на расчете. Тот, первый опыт, совместного противостояния их противникам показал им необходимость некого подобия симбиоза, когда нелепые, на первый взгляд поступки, в дальнейшем приносили пользу обоим.
Но в голове Алексея рождались и полезные мысли. Он вечно что-то изобретал, строгал, точил напильником, довольно прилично учился в школе. Это именно он заразил всю улицу идеей стать лётчиками. Всей компанией они даже записались в лётный кружок, но потом, когда прошло несколько лет, в этом кружке он остался только с Петром. После школы, которую они закончили одновременно, из-за того, что Пётр пошёл учиться позже своих лет, они вместе решили поступить в лётное училище, но Алексея "срезали" на медицинской комиссии, и ему пришлось перейти в группу техников. До восьмого класса он был самым маленьким в классе, а потом, внезапно, в одно лето, вымахал на целую голову, не остановился и продолжал расти, превратившись в ладного, широкоплечего атлета.
Поначалу они продолжали часто видеться с Петром, потом всё реже и реже, пока на третьем курсе их совсем не разбросало. Пётр часто ему писал, но Алексея раздражало то, что он опять оказался неудачником, что его друг летает, а ему, всему перемазанному как чёрт, приходиться копаться в двигателях. Но через какое-то время Алексей придумал несколько изобретений, и потихоньку, потихоньку, незаметно для окружающих, стал лидером на курсе, а через три года после окончания училища судьба вновь столкнула его с Петром. Теперь Алексей был главным конструктором, а Пётр у него лётчиком-испытателем. Всё вернулось на на круги своя.
Как конструктор, он обладал даром придумать нечто новое, порой настолько необычное, что приводило в шок многих старых, да и молодых его коллег. Алексей не смог бы сам рассчитать все параметры своего будущего детища, но он мог представить его целиком, а когда его помощники чертили отдельные узлы, Алексей интуитивно чувствовал что правильно, а что необходимо изменить. Но вот свой последний двигатель он представлял пока ещё в большом тумане, он чувствовал, что стоит на пороге действительно большого открытия, а не мелких переделок, но его мысли ещё не были готовы к нему. По-хорошему, надо было бы всё бросить и уехать отдохнуть куда-нибудь к морю. Взять с собой Петра, чтобы как в детстве, тот был его руками. Однако у начальства были свои планы, и Алексею пришлось слепить наспех этот туман, что был у него в голове и воплотить его в металл. Мысль о том, что в моторе не хватает какого-то винтика не оставляла его ни днём ни ночью, но кроме баб в голову ничего не лезло. Надо было отдохнуть. Местные подружки помощи в поиске решения не приносили.
И тут такое. И Петра жалко, и мотор, и себя: а вдруг какой-нибудь "казёл", затаивший на него зуб, черкнёт анонимку, что это именно он, главный конструктор, вредитель, саботажник и немецкий шпион, виноват в трагической гибели лётчика, крушении самолёта и срыва срока сдачи двигателя? Такие случаи ему были знакомы. Хотя никому, особо, дорогу он не перебегал, а перебегая не забывал предлагать старшим коллегам работу у себя в такой форме, что зуб на него затаить они не могли.
Так и не дождавшись Петра, тем же вечером, Алексей отдал распоряжение оповестить все отделения милиции и воинские части о возможной аварии самолёта, а на следующее утро отдал приказ приступить к поискам и с воздуха. Но вот уже шёл четвёртый день поисков, а никаких известий о самолёте не было слышно. Никаких лесных пожаров, никаких вынужденных посадок, никаких проплешин в лесу. Как в воду канул. Прошёл даже слух, что Пётр мог улететь к немцам или финнам. Ну до Финляндии керосина бы не хватило, Алексей даже усмехнулся и пошутил:
— Тогда уж сразу в Америку.
Но смех-смехом, а до Польши долететь вполне было бы можно, Алексей и подумать не мог, что Пётр мог туда улететь по собственной воле: кому как не ему знать его, но чем чёрт не шутит? А вдруг да перепутал направление и залетел случайно не туда? Ведь не мог же самолёт и в самом деле сквозь землю провалиться!
И вот, на четвёртый день, утром, приходит запоздалое сообщение, что красноармейцы, отселяющие местное население с территории предназначенной для военного полигона, вчера днём задержали похожего по приметам парня, назвавшегося лётчиком и сказавшего номер их части. Правда был он не один, а с девушкой-литовкой, поэтому особо к его словам не прислушались, но начальству сообщение передали, хоть и с запозданием.
Новость эта застала Алексея ещё на квартире, и он, не позавтракав, вскочил в машину и та понеслась по дороге, разбрызгивая лужи на прохожих.
"Какая ещё девушка? Ну и Петруха! Ну и тихоня! Уши ему отодрать надо за такие дела. Мы его тут ищем, с ног сбились, а он с девушками прохлаж-дается. Интересно, а у неё подружка есть? И куда он самолет дел?"
Когда автомобиль приехал на место, из-за туч выглянуло солнышко, припекая совсем по-летнему, так, что даже от земли поднимался пар.
Кроме их машины, на площади стояли ещё две.
"Прямо какое-то автомобильное нашествие. Уж не пробег ли?"
Оказалось, что нет. Не пробег, а побег. Воспользовавшись ночной темнотой, около десяти пойманных жителей из окрестных деревень сбежали из сарая, в котором они сидели. Вместе с ними исчез и предполагаемый Пётр. Командир отчитывал стоящих перед ним навытяжку солдат и, как заведённых, талдычивших:
"Так точно! Никак нет!"
Дождавшись, пока спадёт энтузиазм местного начальства, Алексей подошёл к ним, показал своё удостоверение и стал расспрашивать о том парне, что назвался лётчиком. По всем приметам выходило, что это был Пётр, оказалось, что он и фамилию, и имя с отчеством свои назвал. И про болото какое говорил, про аварию.
— Откуда нам было знать брешет он али как? Документов никаких нет, одежа литовская, а на лице не написано летчик он или нет. Да и баба при нем явно не русских кровей, ихняя.
"На какой чёрт ему надо было сбегать!? И в конце-концов: что с ним за девчонка? А эти, фуфаны деревенские, что, не могли отличить боевого лётчика от каких-то сраных литовцев?"
В это время главный виновник всей этой суматохи мирно спал на сеновале в обнимку со своей любимой у её дальних родственников. Они плыли всю ночь и всё утро, потом бросили лодку, и Вайле повела прихрамывающего Петра известными ей тропинками в деревню, где жила сестра её матери.
Слава богу, хоть с ними всё было в порядке. Вайле поведала грустную историю, приключившуюся с её родными, о том как их с её парнем поймали и заперли в сарай, о своём побеге, а тётка, в свою очередь рассказала о том, что почти все соседние деревни выселили, жителей увезли непонятно куда и она сама страшно боится как бы что не случилось и отправила мужа и старших сыновей в лес, в шалаш на дальний сенокос. Авось пронесёт и без мужиков их не тронут.
Отобедав, Вайле и Пётр отправились на сеновал и моментально заснули сном праведников. И им снова было хорошо, преодолев первую серьёзную трудность вставшую на пути, их любовь стала более реалистичной. Они начинали любить друг-друга не "потому, что…", а "не смотря на то, что…". Любить, верить, надеяться. Запах свежего, цветочного сена обволок их своим дурманом, прогнал все дурные мысли, оставив их наедине и пусть у них ее было сил любить друг-друга, это не мешало им наслаждаться близким присутствием любимого человека. А ночью, когда тучи, словно занавес в опере, разошлись, и на сцену выступили звёзды и полная луна, Пётр и Вайле смогли снова заняться любовью и смотреть как отблёскивают под лунным светом капельки пота на их разгорячённых телах.
После побега Петра положение Алексея ничуть не улучшилось. С одной стороны можно было свалить всю вину на лётчика: мол он во всём виноват (иначе на какой хрен ему убегать от своих), а с другой — подпись главного конструктора тоже стояла на утверждении Петра основным лётчиком-испытателем и, если потянут того, то и ему вполне может достаться. Ногтей на пальцах почти не осталось. Он долго ходил по комнате, садился, вставал, ложился в одежде на кровать, снова вставал и никакие мысли не лезли в его голову. Даже про баб.
Хозяйке, у которой Алексей снимал комнату, порядком надоело бесконечное хождение ее постояльца, мешающее выспаться после вечерней смены, и только чувство сострадания к чужой беде заставляло ее оставаться на месте.
"Мается, горемычный. Спаси, Господи, дружка его Петеньку."
Утром снова раздался телефонный звонок. Алексей радостно подбежал к телефону, но когда уже брал в руку трубку, то подумал: "А вдруг сейчас скажут: "Товарищ Анисимов? Просьба срочно явиться по такому-то адресу на заседании комиссии. Машина за вами уже вышла." Да нет, эти не предупреждают — без всяких разговоров приедут и заберут."
Рука замерла на половине пути, но из трубки, прерываемый шумом и треском, доносился знакомый Петькин голос.
— Алешка! Алло! Алло! Ты меня слышишь?!
— Петька! Чёрт! Ты куда пропал?! Мы тут с ног сбились!
Через два часа Алексей уже подъезжал к отдалённому лесничеству, а на встречу ему, прихрамывая, бежал Пётр. Друзья обнялись, и тут, через плечо Петра, Алексей увидел настоящее чудо: вышедшая из дома девушка была освещена пробивающимися сквозь ветки солнечными лучами, словно богиня. У него аж челюсть отвисла.
— Знакомьтесь — это Вайле.
Глава 3. Городок
За окошком шёл дождь. Не моросящий, не проливной, а так себе. Нудный и противный. Час идёт, другой, потом вдруг перестанет, а потом снова пойдёт. Нет, чтобы вылился полностью на землю, и освободил место для солнца, дав возможность людям погреться в его лучах перед долгой зимой.
Вайле сидела перед окном и смотрела как дождинки падают в лужи. Иногда на месте их падения появляются пузырьки, иногда маленькие фонтанчики, иногда просто расходятся круги.
"И кто сказал, что это круги? Это скорее овалы. Мы же никогда не смотрим на падающие капли сверху вниз, а всегда под углом. Как это никому раньше в голову не пришло? О каких глупостях я думаю."
Вайле сидела перед окном и ждала Петра. А он всё не шёл и не шёл.
…Они приехали в часть неделю назад. И сразу возникли новые проблемы. Началось с того, что через КПП её не пропустили на территорию части. Не помогли и угрозы Петра, и уговоры Алексея. Часовой стоял на своём, и, если откровенно, то и Пётр, и Алексей понимали, что тот прав.
Почесав рукой в затылке, друзья решили отвезти Вайле на квартиру Алексея, пока что-нибудь не придумают, после чего уехали в часть. Когда Пётр был рядом, то все её сомнения и предчувствия отходили на второй план и не очень-то волновали. Но, оставшись одна, Вайле сильно загрустила. Когда они ехали в машине, она услышала замечание Алексея о том, что район отводится под военный полигон, деревни выселяются, отсюда вся эта чехарда и неразбериха.
Вайле стало обидно и за себя, и за своих близких, и за всех местных крестьян, которые подверглись выселению из-за чьей-то прихоти, было обидно за брошенные хозяйства, веками кормившие своих хозяев, за имущество, накапливаемое из поколения в поколение. Понимая, что ей всё равно бы пришлось покинуть родные места, она несколько по-другому воспринимала сейчас свой уход с хутора.
Мужики говорили о своих, непонятных ей делах, о железках, самолётах, возможных причинах аварии, и, хотя Пётр не забывал пожимать её руку, подносить к своим губам и целовать, Вайле было грустно и одиноко, она старалась не мешать, видимо важному разговору, улыбалась Пете, пощипывала его ладошку, но замкнулась, ушла в себя и больше смотрела в окошко автомобиля на проносящиеся мимо поля и леса, деревни, стоящих на постах часовых и колонны неторопливо идущих солдат.
Вайле не принимала того видимого безразличия, с которым Петр воспринял сообщение о создании полигона. Что она вообще знает о нем? Что знает она о его духовных ценностях? Не окажется ли так, что ей самой придется отказаться от своего прошлого, своей Родины, близких, как уже отказалась она от взрастившего ее хутора? На какое-то время Петр показался ей чужим, Вайле захотелось вцепиться в его волосы, закричать, что он такой же как все, что он враг, отнявший у нее сначала учебу, будущее, потом родных, а затем и хутор. Ей хотелось обвинить во всем только его одного, но растерянный взгляд, с которым Петр посмотрел на нее, мгновенно поставил все на свои места. Вайле любила его. Он был частью ее жизни, отказаться от него, значило убить часть себя. Когда мы теряем руку или ногу, зрение или слух, то мы становимся инвалидами. Когда у нас останавливается сердце, отказывают почки, печень, легкие — мы умираем. Как определить умрем ли мы, потеряв любимого человека, без которого не представляем себя? Умрем? Останемся инвалидами? Что лучше умереть или стать инвалидом? Вайле не была ни самоубийцей, ни членовредительницей. Бог дал ей жизнь, Бог дарит ей радости, карает бедами, награждает любовью и только он вправе отобрать у нее эту жизнь целиком или часть жизни. Вайле не могла ответить на свои вопросы, она могла лишь принять решение, сказать "да" или "нет", когда наступит время. Но, какое бы она не приняла решение, в любой случае ей придется вспоминать о нем. Так уж устроен человек, что он постоянно отматывает время назад и придумывает свою жизнь, если бы он поступил тогда по-другому. Кто знает, насколько реальны эти мечты.
На квартире у Алексея, которую тот снимал в городе, ей стало совсем грустно. Она видела, что Пётр любит её, но Вайле хотела, чтобы он принадлежал безраздельно ей одной, чтобы не приходилось делить его вместе с самолётами. Она понимала всё безрассудство такого желания, но оно было, и поделать с ним девушка ничего не могла.
Вайле прошлась по комнате, провела ладошкой по щеке, которую поцеловал на прощание Петя, вспоминая его поцелуй с своими поглаживаниями, с поглаживаниями Петра, вспоминая все его прикосновения, поцелуи и ласки. И это немного развеяло её грусть, на устах появилась задумчивая улыбка, придавшая лицу отрешённый вид, который бывает только у юродивых и влюблённых.
Вайле ходила по комнате, смотрела вещи Алексея, его книги и пыталась представить какой может быть комната у её Петра. Потом взяла с полки какую-то книгу, села за стол и стала читать.
Мнение комиссии, заседавшей часа четыре, склонилось в конце-концов к тому, что виной аварии послужил засорившийся топливный шланг. Концы, конечно, были в воде, то бишь в болоте, проверить предположения, ту или иную версию случившегося, не было ни какой возможности, но такой вывод вполне устраивал Алексея, снимая с него всякую ответственность, как, впрочем, и с Петра.
Но главный конструктор чувствовал, что истинная причина аварии находится в самом двигателе, в том неуловимом "винтике", которого тому не достаёт. Что-то сверкнуло в мозгу у Алексея, нет "винтик" он не увидел, но ясно понял истинную причину случившегося и то, как можно избежать подобного в дальнейшем. Никому об этом говорить он не стал, а оставив Петра разбираться с оставшимися у него проблемами, сам поспешил домой, чтобы нарисовать на бумаге, возникшее в его голове видение. И пока он шёл и "обтачивал" изменения конструкции, внезапно, на одно мгновение, Алексей увидел двигатель, каким тот должен был быть на самом деле. И та доработка, что он обдумывал минуту назад, была совсем не нужна. И тут же он увидел в окошке своего дома Вайле, склонившуюся над книгой.
Одно видение затмило другое. Перед ним снова стояла та богиня, которую он впервые увидел на крыльце лесничества.
Алексей споткнулся об доску в тротуаре, Вайле подняла голову от книги на звук, но он успел зайти за плотный куст акации, разросшийся у калитки, и девушка, поглядев ещё какое-то время задумчивым взглядом на улицу, вновь опустила голову, поправила выбившуюся из прически прядь и продолжила чтение.
Как долго Алексей так стоял, наблюдая за Вайле из своего укрытия, потом он не мог вспомнить.
"Ну, почему!!! Почему, опять Петька меня обошёл?! Снова надо его догонять. Вот так всегда! Зараза какая! Чтоб ему провалиться. Лучше бы он разбился по-настоящему или в болоте своём утоп."
Как-то совладав с собой, Алексей пошёл дальше по улице, так и не зайдя к себе домой домой.
Начавшийся вновь дождь нисколько не остудил приступа его внезапной ревности, хорошо, что хоть прохожих никого не было, которые могли бы обратить внимание на его странное поведение. Дойдя до конца улицы, Алексей очутился на берегу реки, присел на стоящую там скамейку, не обращая внимания на то, что брюки сразу же промокли от прикосновения к мокрому дереву. Он сидел и злился на весь мир, на себя, на Петра, на Вайле, на поломку мотора, на этот проклятый дождь, и только одна мысль свербила его голову: "Она должна быть моей." Он понял это ещё тогда, на том лесничестве, когда в первый раз увидел её, освещённую солнечными лучами, но только сейчас из того видения, из образа, отпечатавшегося у него в мозгу, Алексею стали понятны свои желания, свои отношения, надежды и помыслы, связанные с Вайле.
"К чёрту дружбу, к чёрту всё на свете! Она нужна мне. Она должна принадлежать только мне! Мне и навсегда!"
Алексей не придумал какого-либо плана и не стремился сейчас его придумать. Он добился главного — выработки задачи. Как она будет достигнута, какие средства придётся применить для её осуществления — дело второе.
После того, как клубок мыслей, словно змеи, лезущих во все стороны, был приведён в порядок и застроен в ровную колонну, главный конструктор успокоился, поднялся со скамейки и торопливо пошёл домой, чтобы поскорей приблизить выполнение задачи. Но что-то всё равно не давало ему покоя, что-то совсем постороннее, от чего он замедлил свой шаг, пытаясь снова ухватить краешек мысли, спрятавшейся под шапкой-невидимкой. И только вновь споткнувшись на тротуаре, Алексея озарило:
"Двигатель!"
Он помнил то дополнение, которое собирался сделать ещё выходя из части, но тот образ, что промелькнул перед его глазами за секунду до того, как он увидел в окошке Вайле, — пропал. Это огорчило настолько, что когда он вошёл в дом, то был озабочен только этим и совсем не обратил внимания на Вайле, не пошутил, как собирался до этого, не сделал комплимента, словом вёл себя абсолютно не так. Он снова начинал злиться на себя и весь мир, и только много времени спустя понял, что такое поведение и было единственно правильным в ту минуту.
— Привет. А где Петя?
— Петя?. Пётр?. Придёт, наверно, скоро. — голос Алексея никак нельзя было назвать дружелюбным.
— Что-то случилось?
— Да, нет, ничего, это я сам. В части он задержался. Ничего с ним не случиться, не волнуйтесь. Извините, мне тут начертить кое-что надо.
— Пожалуйста. Можно я книжку почитаю?
— Спасибо, — Алексей уселся за свой стол, освобождённый ему Вайле — А, эту? Читайте, уж.
Вайле остро почувствовала всю свою ущемлённость. Ей так захотелось, чтобы Петя пришёл именно сейчас и поддержал самим своим присутствием. А он всё не шёл.
Расправившись с делами в части, Пётр решил найти им жильё. О квартире речь пока не шла, и вообще он мысленно благодарил Алексея, что тот ни словом не обмолвился о побеге из-под стражи и о Вайле. Занятное должно было быть выражение лица у командования части, если бы при возвращении Пётр сказал, что сразу же после аварии он нашёл свою судьбу в лице Вайле. Нет, с легализацией Вайле надо было чуть подождать, хотя бы несколько дней.
По дороге к домику, что снимал Алексей, он заходил чуть ли не в каждый двор и спрашивал, спрашивал, спрашивал. Но никто не хотел сдавать жильё ни "молодожёнам", которые не могли представить своих документов, ни одной девушке-литовке, без советского паспорта, и не понятно как очутившейся на территории Белоруссии. Пришлось возвращаться несолоно хлебавши. И Петру было ужасно стыдно перед Вайле и обидно за самого себя за то, что ему не удалось решить эту проблему, которая казалась ему такой пустяковой по дороге сюда.
Когда Пётр вошел в дом Алексея, тот уже закончил набросок схемы доработки двигателя. Он мог заставить себя коптеть над чертежами долгое время, но предпочитал поручать это другим. Черновик был готов и по нему инженеры были способны внести необходимые изменения в основные чертежи. Алексея увлекал сам творческий процесс, решение некоего кроссворда, задачи, уравнения, а оформление результатов своей работы приводило его в уныние.
Радующегося удачному разрешению проблем с двигателем (а он был уверен, что теперь все "винтики" находятся на своих местах, и тот будет работать как часы), сейчас его не беспокоила Вайле, те чувства, что она вызывала, и только смутное видение, промелькнувшее давеча перед его глазами о новом двигателе, исподводь давило на сознание. И, хотя, Алексей отмахивался от него: "А, потом вспомню", оно все равно не давало покоя. Страх, что этого никогда не случится не давал ему покоя. Почему-то Алексей был уверен, что этот, мелькнувший перед его глазами мотор и был именно той, главной, целью его жизнь, ради которой он появился на этом свете, по прихоте родителей и воле Бога.
Тут пришел Пётр, Алексей предложил отметить его благополучное возвращение, а про себя, заодно, и обмыть свою новую "придумку". Хозяйки еще не было дома, они вдвоем сообразили что-то поесть, всячески отказываясь от помощи Вайле. Пётр бросал на нее такие томные взгляды, что будь Алексей не так обрадован решением проблемы с двигателем, то это сразу же омрачило бы его веселое настроение. Но тот ничего не замечал, суетился и болтал без умолку. Вайле смеялась от его шуток, но Пётр иногда перехватывал ее взгляд, который говорил ему: "Любимый, я так хочу остаться с тобой наедине!"
Потом был собственно ужин, во время которого Вайле недвусмысленно тёрлась под столом с низко висящей скатертью своей ногой об ноги Петра, что не мешало ей поддерживать общую беседу, потягивать терпкое красное вино, бутылку которого они втроём приговорили за вечер, и только на последней рюмке она обратила внимание на неуловимое и непонятное ей неудовольствие Петра, что заставило её поперхнуться, прервало беседу, после чего вечер тихо сошел на нет.
Причина же, по которой по лицу Петра пробежала тень гримасы боли, была ужасно простой: от нежных прикосновений пальчиков Вайле, его детородный орган пришел в возбуждение и занял такое неловкое положение в брюках, от которого его владельцу было немножко больно, однако ни ёрзания на стуле, ни напряжения самого члена, не смогли заставить принять его должное положение, а поправить "негодника" рукой казалось ему неприличным.
Еще до ужина друзья приняли решение, что Вайле останется ночевать в комнате Алексей, а тот, вместе с Петром, отправится в общежитие в части. Но хозяйка, работающая во второю смену, пока что не вернулась домой, а предупредить ее было просто необходимо.
За окном уже сгустились сумерки, и Вайле попросила Петра проводить её на улицу. Выйдя из дому она не упустила возможности сразу же поцеловать своего любимого и крепко обхватить рукой через ткань брюк его гордость.
— Дорогой, что случилось?
Услышав произнесенный ей на ухо ответ, она не могла не рассмеяться, да так звонко, что сразу же заставила протрезветь оставшегося в доме Алексея.
Показав "домик", Пётр вернулся в комнату и, заглянув через порог, сказал:
— Мы пройдемся немного, хорошо?
— Вы там давайте, недолго… скоро хозяйка прийдет. В часть пора, а то поздно. Завтра будет много работы.
— Хорошо.
Пётр и Вайле пошли по улице в направлении речки. Было уже совсем темно, и только в редких домах горел свет. Сентябрь близился к концу, жители выкопали картошку и запах картофельной ботвы заглушал все остальные, и даже шедший весь день дождь не смог его перебить. Сейчас с неба ничего не капало, свежеющий ветерок разогнал тучи, сквозь которые проглядывали звёзды. На высоком берегу реки, почти что сразу за околицей, шумели сосны, а ниже, у самой воды, мальчишки жгли костёр, и снопы искр взметались вверх на многие метры.
И, хотя костёр был далеко, но свет от него временами освещал тусклым красным светом лицо Вайле, её фигуру, спрятавшуюся за сосной и зачарованно смотревшей на него.
О чем она думала?
Пётр подошел к ней сзади, взял в свои руки ее груди, крепко прижал и стал целовать ее в шею. Руки девушки не отпускали сосну, казалось они еще сильнее сжали кору дерева, и только ее попка настойчиво тёрлась об Петра. Он не стал долго ждать, задрал юбку, стянул трусики, дернул свою ширинку, оторвав несколько пуговиц, и почти что со всего размаха вошел в лоно Вайле, приятно ощущая, как она ждала его…
Пётр и Вайле отсутствовали всего полчаса и вернулись счастливые и немного уставшие вместе с хозяйкой, которую встретили у калитки. Обо всем с ней договорившись, Алексей и Пётр отправились в часть.
Оставшись наедине с хозяйкой, женщиной лет сорок пяти, Вайле сразу нашла с ней общий язык, взяв тон не юной девушки, а молодой женщины на равных разговаривавшей со своей старшей подругой. А та, поначалу опешившая от такого вольного с ней обращения, уже через несколько минут забыла об этом, увлеченная беседой с её нежданной постоялицей. Ей было интересно слушать собеседницу, она завидовала её внутренней свободе, про себя сравнивала Вайле со своей молодостью, и воспоминания тех далеких дней оживали, вызывая всполохи старых переживаний.
Они вместе быстро сделали дела по дому, хозяйка дала Вайле свежее бельё и отправилась спать. Но сон не шел, и до полуночи перед её глазами чередой шли образы, как ей сейчас казалось, не совсем удачной юности, от каких-то воспоминаний ей становилось стыдно, и она, зажмурив глаза и натягивая на лицо одеяло, пытаясь их прогнать, другие, наоборот, старательно прокручивала в своей памяти, и мелкие детали, давно утраченные её сознанием, вновь радовали, возвращая минуты счастья. Да и те, неприятные моменты, все равно, по-своему, радовали.
Вайле заснула почти сразу. Ей не снилось ничего. Она ждала утро, ждала встречу со своим любимым, зная, что он сможет придти к ней только вечером.
Через три дня, с помощью хозяйки Алексея, Вайле удалось снять комнату неподалёку у ее знакомой по работе. Они обе работали в вечернюю смену и считали, что лишний глаз присматривающий за домом не повредит.
Вайле хотела устроить небольшое торжество, приготовила праздничный ужин, Пётр обещал придти пораньше, до Алексея, чтобы они могли остаться наедине, но забежал после обеда лишь на минутку, поцеловал её и уехал на завод за новым самолётом. Грустно и обидно. Нет, она понимала, что это его работа, что Пётр не совсем волен распоряжаться своей судьбой и его свободное время зависит от воли множества других людей, его командиров, её не так волновало и расстраивало отсутствие физической близости. Но почему именно сегодня?! Она хотела его, ждала и надеялась. Хотела испытать оргазм получая многочисленные ласки Петра, хотела своими ласками доставить ему неземное удовольствие, но самым главным было то, что Вайле просто хотела, чтобы Пётр был рядом, чтобы можно было видеть его, занимаясь ли хозяйством, или ничего не делая, касаться его проходя мимо, теребить его волосы, проводить ладошкой по его гладко выбритой щеке, или щекотать его щетину. В этом её желании было что-то собственническое, она понимала, что это не правильно и нереально, но она хотела этого всем сердцем и ничего не могла с собой поделать. Он должен принадлежать только ей, и только она должна распоряжаться им, его временем и поступками. И любить его.
И вот, вместо всего этого, ей пришлось накрывать стол для одного Алексея. Вдвоем они не торопясь поели, выпили по бокалу красного вина и долго беседовали о чем ни попадя. Нет, он не был ей противен. Он был могуч, статен, красив и умел поддержать беседу. Несомненно, внешне Алексей был симпатичней Петра, он должен был больше нравиться женщинам, знал это и пользовался своим преимуществом, но он не был её мужчиной. Не он ввалился голым, грязным и уставшим к ней в баню, а если бы и ввалился, то это никак бы не помогло ему. Алексей был черезчур уверенным в себе, чтобы возникнувшее в тяжёлую для него минуту чувство сострадания к нему могло бы потом вызвать любовь.
Напротив, Пётр отдавал грубоватой силой, неповоротливый, несколько простоватый и вместе с тем застенчивый, нерешающийся первым сделать шаг навстречу. Она бы никогда не могла представить его просящего о помощи, если бы своими глазами не видела его, если бы своими руками не мыла и не согревала его измозженное тело. Почему она не обняла его сразу там, в бане, не прижалась к его телу своим, согревая его? Только сильный может попросить о помощи, только слабый может ее предложить. Ей было приятно быть слабой в сильных руках Петра.
Во время своих предыдущих увлечений Вайле тоже получала удовольствие от интимных встреч, принимала ласки и ласкала сама, но, когда она, вместе со своим парнем шла по городу, то его присутствие не мешало ей смотреть на других мужчин и желать наиболее приглянувшегося. Нет, она не стремилась изменить, она любила своего избранника, но это не мешало ей хотеть других. А Пётр, появившийся в её жизни всего неделю назад, полностью лишил её этого "хотения". И Вайле не могла объяснить себе, почему это так. Ласки, поцелуи, близость — всё это было и раньше. И получаемое наслаждение было таким же как и прежде, но… как это сказать… может просто Пётр был другим. Её Петром, и ни чьим более. И она была только его, и больше всего на свете хотела, чтобы это было именно так.
Завод, на который Петр поехал за новым самолетом, находился на юге Украины, и ему пришлось добираться до него целый день. Он всегда воспринимал командировки, как перемену обстановки, лишний повод отдохнуть, поразвлечься, но сейчас, когда у него появилась Вайле, его настроение было отнюдь не праздничное.
Петру все время казалось, что окружающие его девушки постоянно строят ему глазки. И проводница в вагоне, слишком часто заглядывающая в его купе, интересующаяся не принести ли чего и черезчур низко наклоняющаяся, ставя на столик чай, так что от ее грудей, вываливающихся из тугого платья, призывно пахло разгоряченным женским телом, соседка по купе, у которой слишком высоко задиралось платье, а ночью слишком низко сползало одеяло, официантки в вагоне-ресторане, приветливо, как-то по-дружески, как старому знакомому, улыбающиеся ему, горничная в номере гостиницы, с расстегнутой пуговкой на халатике далеко выше коленок, даже сержант на проходной завода, не по Уставу приветствующая его — все, казалось строили ему глазки. И самое обидное состояло в том, что они были красивыми, ладными девушками, нравились Петру, но что-то не давало тому увлечься ими. Какое-то подспудное чувство сидело в нем, какая-то заноза постоянно задевала за нерв и не давала спокойно жить. У него была масса свободного времени, но он не знал куда его применить. Ему хотелось всех этих окружающих его девушек, всех сразу, но ему не хотелось обидеть Вайле, пусть даже она никогда не сможет узнать о его мимолетном увлечении.
Поезд, унесший его на тысячу километров южнее, вернул Петра в теплое, румяное лето, когда на каждом шагу пышногрудые хохлушки торговали яблоками, арбузами и прочими фруктами. Вечерами на набережных было полно народу, отовсюду слышалась музыка и царило умиротворение.
Петру захотелось вот так же, как и все остальные, взять Вайле за руку и пройтись с ней мимо величаво плывущей реки, и, вместе с тем, он не мог представить себя и Вайле в идущими среди множества людей этим тихим, теплым вечером, когда природа подобна счастливой матери, которая избавившись от бремени, держит своего ребенка на руках и тихонько укачивает его.
Ему больше хотелось обнимать Вайле в глуши леса, когда холодный дождь просачивается сквозь густой частокол иголок, и тонкие струйки воды, пробегая по их волосам и лицам, стекают на и без того уже промокшую одежду, отчего кожа под ней становится такой пупырчатой и упругой.
Ему больше хотелось ощущать резкий запах сена, сосновых иголок прелой листвы и парного молока, чем все эти сладковатые запахи южного лета.
Ему больше хотелось чувствовать запах Вайле, ее пота, слизываемого с разгоряченного тела, ее губ и языка, ее нектара, который сильной струйкой ударялся в его язык в момент наивысшего экстаза.
Быть может он переменил бы свои взгляды, если рядом с ним была Вайле, быть может ему бы доставило большое удовольствие взять сочную грушу, выдавить на Вайле ее сладкий, тягучий сок, а затем слизывать его с ее тела, высасывая и вылизывая капельки из углубления пупка. Но Вайле не было рядом. И в эти несколько вечеров его сознание застывало и не хотело оттаивать даже под озорным девичьим смехом.
Пётр вернулся через неделю, но только в субботу смог вырваться из части раньше позднего вечера.
Наконец-то они смогли сесть рядом, посмотреть друг на друга при солнечном свете, наедине, если можно считать уединением нахождение в маленькой комнатёнке, за стенкой которой был слышен звон посуды и прочие звуки хозяйки, готовившей обед. Петр и Вайле сели на отозвавшуюся жутким скрипом пружин кровать, от которого на мгновение прекратились все звуки на кухне. Какое-то время они сидели не шевелясь, только смотря друг-другу в глаза. Но вот сначала соприкоснулись их руки, потом и они сами потянулись навстречу и слились в долгом поцелуе, прерванным особо громким звоном посуды, заставившем их сесть прямо.
Вайле сидела ближе к шторам, закрывающим кухню и держала в одной руке раскрытую книгу. Петр высвободил свою руку от захватавших ее пальцев Вайле и медленно и осторожно стал задирать подол ее платья со своей стороны.
Хозяйка без устали говорила, периодически задавая девушке вопросы, на которые та отвечала, обернувшись к Петру и теребя свободной рукой его волосы, охватывая шею, проводя пальцами по его полураскрытым губам.
Пальцы Петра притянули к себе край платья и коснулись ноги его любимой. Замерев на какое-то время в одном месте, они перешли на внутреннюю сторону бедра и поглаживая и прищипывая нежную кожу, устремились вверх, остановившись лишь тогда, когда достигли пушистого холмика. Словно предвидя их свидание, Вайле не одела с утра белье.
От этого прикосновения они оба вздрогнули, кровать противно скрипнула, Вайле в последний раз провела по щеке Петра и опустив руку оправила платье, скрыв под тканью руку любимого, а затем взяла книгу двумя руками, чтобы полностью скрыть "преступные поползновения". Ее глаза смотрели на Петра с большим нетерпением. Дабы не разочаровать девушку, его пальцы охватили весь холмик, сжали его и после этого стали с нарастающим давлением водить по нему вверх и вниз. Наконец волосики расступились и кончики пальцев провалились во влажную, охваченную негой ложбинку.
Ответ Вайле на очередной вопрос с кухни прервался. Ей стоило большого труда связно закончить его, а потом сидеть неподвижно, стараясь, чтобы не скрипнула ни одна пружина, когда так хотелось извиваться от захлестывающего ее счастья. Но в этой вынужденной неподвижности была своя прелесть: нетерпение только увеличивало остроту ощущений.
Пальцы Петра теребили некоторое время бугорок, между ее губ, а затем сползли ниже и погрузились в ее тело, подцепив словно на крючок. Юноша чувствовал, как теплая влага течет по его руке, как напряжены в своей неподвижности принимающие ласку мышцы, всё сильнее и сильнее сжимающие его пальцы, пока все тело девушки не подалось вперед, сопровождаемое долгим скрипом пружин, постепенно замершим, скрывшим стон Вайле, после чего ее лоно немного расслабилось.
В этот момент хозяйка крикнула, что пошла за водой к колодцу, находящемуся на другом конце улицы, тотчас же Вайле, не дожидаясь пока захлопнется входная дверь, отбросила книгу, и двумя руками стала расстегивать пуговицы на брюках Петра. Он не успел ничего сказать как его плоть, так долго стиснутая тканью, выскочила наружу и тотчас же попала в объятья горячих губ Вайле. Девушка, не вставая с кровати наклонилась к Петру и с яростной страстью ласкала его.
Откинувшись сначала назад и замирая от удовольствия, Петр сел, попытался высвободиться, чтобы войти в Вайле, но та прочно завладела своей позицией, удерживая во рту плоть Петра и свободной рукой пресекая его попытки освободиться. Тогда, потеряв надежду на свое быстрое освобождение, он дотянулся до платья девушки, задрал его со спины и, наклонившись, кончиками пальцев снова проник в жаркое и влажное лоно. Через некоторое время Вайле приостановила движения своих губ, вздрогнула, подвинулась ближе к Петру, от чего его тянущиеся пальцы сразу же полностью погрузились внутрь ее тела, а подушечка большого пальца сильно надавила на анус. Движения девушки стали более беспорядочными, что не мешало им обоим идти к завершению этого безумного неистовства. И когда Петр почувствовал, как из его тела выплескивается небольшой фонтан, он, в экстазе, сжал свои пальцы, только потом поняв, что его большой палец провалился внутрь тела девушки и прижался к остальным, отделяемый от них тонкой перегородкой. Он почувствовал как всё тело Вайле затряслось, не обращая больше внимания на громкий скрип кровати, наверняка слышимый с улицы, с таким трепетом, которого он раньше никогда не видел. Когда Вайле перестало трясти, Петр испугался, что мог сделать ей больно и поспешил убрать все свои пальцы из тела своей любимой. Она слегка застонала, но уже через секунду с нежностью и благодарностью облизывала начинавшую поникать плоть Петра.
С улицы доносился скрип коромысла и глухие шлепки воды на землю.
Глава 4. Алексей
Когда, еще в первый вечер по приезду в городок, Пётр и Вайле, оставив Алексея одного, пошли погулять вдвоем, это вызвало в нем целую бурю протеста и ненависти. Ненависти не только к Петру, смеющего прикасаться к объекту его страсти, но и к Вайле, позволяющей ему делать это.
"Почему ты не прогонишь его? Почему позволяешь ему увести себя от меня? Кто тебе это разрешил? И прекрати, наконец, этот идиотский смех!"
Всё время, пока Пётр и Вайле отсутствовали, он сидел не шевелясь в тёмной комнате, подперев руками голову и смотрел перед собой. Кипящие с нем страсти были заключены в жесткую оболочку без права выхода наружу, но это только увеличивало его ненависть, желание отомстить не только Петру, но и Вайле. Когда они вернулись вместе с хозяйкой, Алексею было трудно выйти из этого оцепенения. Переговорив с хозяйкой, он почти силком забрал с собой Петра, не дав тому толком попрощаться с девушкой. По дороге в часть Пётр беспрестанно болтал, а его друг не проронил ни слова. Но Пётр, которого переполняло безудержное, не поддающееся словам счастье не обратил внимания на мрачное настроение Алексея.
"Расстроен, понятно, самолет пропал, от начальства попало, да тут еще из дома выгнали. В общаге он, наверно, года два не ночевал.
Хорошо, когда у тебя есть друг."
На утро, как всегда это бывает, страсти немного улеглись, но желания отступить, оставить Петра и Вайле в покое и наблюдать за их неожиданным счастьем не было. Алексей, с просветленной головой, сделал для себя некоторые выводы и наметил шаги по осуществлению задуманного.
Во-первых, он ясно это понял, что в компании их обоих Вайле предпочитает Петра, почему она делает это Алексей не понимал, но у него была надежда на то, что, если Петр на некоторое время исчезнет, то он сможет привлечь внимание к своей персоне. Поэтому Алексей постарался как можно быстрее организовать командировку Петра за самолетом, хотя в том не было такой срочной необходимости, так как сам двигатель не был еще готов.
Однако этот план не помог его создателю.
Алексей знал, что Вайле собирается устроить небольшое торжество, по случаю своего новоселья, и приказ на командировку Петру был весьма кстати — поезд на юг отходил рано вечером, и Петр должен был на нем уехать, так и не отметив новоселье.
После службы Алексей купил бутылку вина, букет цветов и как был, в форме, явился к Вайле.
— Добрый вечер. Это Вам. — он передал девушке цветы и поставил бутылку на стол. — А что Петра, еще нет?
На службе они встречались не каждый день и, потому этот вопрос был вполне естественным. Ни Вайле, ни Петр не могли знать, что именно Алексей настоял перед командиром части, чтобы сроки командировки Петра были передвинуты на более раннюю дату. Алексей думал, что чем раньше он сможет разлучить людей, которыми по отдельности он дорожил, но, которые вместе составляли пару, вызывающую у него только гнев, тем больше шансов у него будет, для того чтобы Вайле обратила на него то внимание, которого он заслуживал и ожидал. Ему не хотелось получить от нее мимолетное наслаждение, образ Вайле не вязался в его голове с образом любовницы, Алексею хотелось большего, а чего, он и сам пока не знал.
— Спасибо. Добрый вечер. Нет. Разве ты не знаешь, что Петя в командировку уехал?
— Когда? Сегодня? Как не кстати. Позвонил бы мне, я бы постарался что-нибудь придумать.
— Да, успел забежать на пару минут по пути на вокзал, предупредить.
— А-а-а. Ну, извини… Я тогда пойду.
— Нет, нет, подожди. Давай, все таки отметим мое новоселье.
— Да мне как-то неудобно.
— Нет, нет, без всяких разговоров. Я зря, что ли готовилась? Мне одной совсем будет грустно сидеть за столом. Петя надолго уехал, ты не знаешь?
"Лучше бы совсем не вернулся."
— Да, нет, как обычно — примерно на неделю.
— Долго. Жаль. Давай, открывай бутылку, а я буду накрывать на стол.
В молодости, Алексей долгое время стеснялся женщин и девушек. Когда другие парни, еще по двору, а потом и в училище, приходили поздно за полночь и возбужденно рассказывали о своих любовных приключениях, поцелуях, объятиях, или о вещах более серьезных, он внимательно прислушивался к их разговорам, запоминая все услышанное, но не подавая виду, что все это его интересует. Но это не могло его не интересовать! Алексей уже давно достиг того возраста, когда, под утро, к нему с небес спускалась прекрасная незнакомка, а трусы становились мокрыми от доброй порции семени. Там, в своих снах, он ухаживал за красавицами, кружил их под музыку вальса, целовался с ними, срывал одежду. На самом же деле, под солнцем, луной или электрическим освещением, Алексей становился робким и не мог связать и двух слов при встрече с девушками. Уши краснели, язык заплетался, ноги запинались и наступали на изящные туфельки, руки опрокидывали бокалы, заливая вином брюки, скатерти и платья его спутниц, ткань которых прилипала к женскому телу, выделяя все детали его рельефа.
Первый раз ему удалось познать радость близости с женщиной на практике, как раз на том самом заводе, куда Петр отправился теперь в командировку.
После рабочего дня он, смурной, сидел на берегу широкой реки, форма аккуратно была сложена рядом с ним. Пляж был полупустым, девичьи стайки щебетали то тут, то там, то и дело раздавался веселый смех. Но, увы — девчонки были не одни, везде их сопровождали юноши. Да он все равно не осмелился бы подойти к ним.
Погревшись на солнышке Алексей ушел купаться. Плавал долго, старательно заставляя устать свое тело. А когда вышел на берег, то, к своему удивлению, обнаружил лежащих рядом с его формой двух девушек.
— Здравствуйте, ничего, что мы рядом с Вами расположились?
— Да, нет, конечно. — он был в восторге от того, что девушки легли на песок возле него и хотел сказать что-нибудь еще, но не знал что, а потому лег лицом на песок, чтобы скрыть свое смущение. И, вместе с тем, Алексей противился такому неожиданному вторжению в его жизнь, словно предвидя возможные перемены.
"Уйдите, уйдите отсюда! Не надо меня мучить!"
Девушки смущенно шушукнулись, рассмеялись, прикрывая рот ладошкой.
— Извините, Вы не присмотрите за нашими вещами? Мы пойдем искупаемся. Извините, что мы не предлагаем пойти с нами — Вы только что из воды.
— Да, конечно. — Петр приподнял свое лицо с прилипшим к нему мокрым песком.
Девчонки опять хихикнули и убежали.
Алексей рассержено сел.
"Может уйти?" — он растерялся и не знал, что делать. С ним не было опытных в таких делах друзей, которые могли бы посоветовать или помочь в "раскрутке" разговора. — "Они-то бы свое не упустили!"
Мысль о том, что друзья не только не упустили бы своего, но и оставили бы его, Алексея, "на бобах" как-то не пришла его в голову.
Пока он размышлял на своими дальнейшими действиями, девушки вернулись обратно. Одна из них сняла резиновую шапочку, потрясла своими волосами, мокрыми на кончиках, и брызги долетели до его тела, заставив вздрогнуть.
— Ой, простите.
— Да, нет, ничего.
— Вы — местный?
— Да, нет, на практику приехал.
— Вот здорово, мы — тоже.
Действительно, от местных хохлушек эти две девушки заметно отличались. Это потом он узнал, что они приехали из Москвы, что обе они студентки и, что у них тоже практика. А пока что одна из них достала из своих вещей волейбольный мяч, насос и попросила Алексея накачать его.
Девушки выбрали это место на берегу, именно из-за того, что одна, более шустрая, обратила внимание на форму с голубыми петличками.
"Летчик. Как раз то, что надо. Давненько я не развлекалась. Молоденький, второй курс."
Когда он выходил из воды, блестя своим крепким телом ее аж истома охватила. Характеры подружек были разными. Одна — застенчивая, другая — более непосредственная, но первая, в отличии от застенчивости Алексея, умело прятала ее за веселым смехом, заставляя себя быть более свободной. Другая ставила вполне определенные цели перед знакомством с этим молоденьким летчиком-курсантом. У будущего конструктора не было поддержки, а потому его ответы и вопросы оставались сухими и скомканными. Ну, про свою службу он и не мог много рассказывать. Немножко схитрив, Алексей назвался летчиком-истребителем: пусть летать ему пришлось только чуть-чуть, зато он много общался с испытателями и знал их богатый опыт.
Ответы молодого человека вполне удовлетворили девушек, его замкнутость только еще больше разжигала желание.
Когда мяч был накачен, подружки пошли играть, сначала одни, но вдвоем играть в волейбол не совсем удобно, мяч постоянно падал, причем очень часто в сторону Алексея. В конце-концов "летчик" присоединился к девушкам. Общая игра увлекала, но он все равно больше смотрел не на мяч, а на женские тела, скрываемые купальниками. Внимательный девичий глаз отметил и эту заинтересованность. Улучшив момент, девушки незаметно шушукнулись между собой, когда Алексей ходил поднимать далеко улетевший в сторону мяч, после чего вскоре одна из них "подвернула" ногу, "захромала" и стала собираться домой.
Алексею стало снова неловко, возникшая было непосредственность снова исчезла, но оставшаяся девушка попросила его не покидать ее, позвала купаться. Плавали долго. И долго лежали рядом на песке. Девчонке удалось разговорить ее спутника. Она мало рассказывала о себе, больше задавала вопросы, внимательно слушала, и с каждой минутой разговор Алексея становился все более непринужденным. Пляж потихоньку пустел, солнце стало закатываться за горизонт.
Все произошло в близлежащем парке. Первый робкий поцелуй. Целая серия. Расстегнутые галифе. Лужайка, с пожухлой от жаркого солнца травой. Девушка, сидящая на нем.
На следующий день Алексей нетерпеливо ждал наступление вечера. Долго сидел в одиночестве на берегу, нервничал, покусывая ногти. Она пришла одна и, когда наступили сумерки их лужайка снова приняла неожиданных любовников на своей траве.
На третий день девушка не пришла. Только через неделю Алексей получил письмо, в котором она писала, что их отправили проходить практику в деревне, находящуюся слишком далеко от города, чтобы они могли встречаться, жаловалась на деревенскую скуку, хотя, если бы он внимательно осмотрел конверт, то обнаружил бы, что письмо отправлено из города. Никто ни куда не уезжал.
Но и без того он почувствовал себя собакой, которой повар бросил кусок хлеба, погладил по загривку, посмотрел как она жадно набросилась на него, усмехнулся, да и ушел по своим делам, начисто забыв о нем.
Неожиданный "отъезд" девушек выбил его из колеи. Всю практику он ходил смурной, обиженный, не обращая внимания на прекрасную половину человечества.
Вернувшись по осени в училище, Алексею, однажды, пришлось проболтаться о своем приключении. Его "рейтинг" моментально подскочил, и он был вынужден поддерживать свою репутацию. Познав прелесть обладания женщиной он стал уверенней чувствовать себя в жизни. Это помогло в учебе, но вновь сблизиться с какой-нибудь женщиной ему никак не удавалось — слишком самодовольным и уверенным в себе был его вид. До самого выпуска Алексей так и не мог понять в чем заключается ошибка его поведения и только выйдя из стен училища, приняв независимую позицию Алексею удавалось "подцепить" приглянувшуюся девушку и вместе с ней проводить свободные вечера. Первые годы своей полуслужбы-полуработы ему приходилось много раз переезжать с места на место, длительных и серъезных романов не завязывалось, да он и не хотел этого. Летом, в отпуске, на Южном берегу Крыма или на Черноморском побережье Кавказа он легко знакомился, проводил время в компании прелестной незнакомки и с легкостью расставался с ней, возвращаясь обратно.
Появление Вайле внезапно разрушило сложившуюся у него идиллию жизни. Уже несколько раз Алексею звонили бывшие подружки, приглашали в гости, недвусмысленно намекая на желание половой близости, но его либидо было настроено только на одну волну.
Они сели ужинать, чокнулись бокалами.
Вайле сразу выпила почти весь бокал, огорченная отъездом Петра, но потом, за весь вечер, не пригубила едва и половину первой дозы. Она не замкнулась в себе, не сидела насупившись, ожидая когда Алексей уйдет к себе домой, шутила и смеялась, подкладывала в тарелки салат, но мысли ее были далеко отсюда.
Потому, как иногда девушка отвечала не впопад на его вопросы, "змей-искуситель" увидел, что тех нескольких часов разлуки с Петром для Вайле недостаточно, для осуществления его планов. Надеясь на успех в один из следующих дней, Алексей не стал долго засиживаться у девушки, чтобы не вызвать ее невольное раздражение, попрощавшись задолго до того времени, которое Вайле определила для окончания застолья.
Алексей ушел, она осталась одна. Убрала со стола. Хозяйка должна была прийти только через два часа. Вайле хотела дождаться ее, чтобы угостить своими творениями, посидеть вместе, поговорить. На улице темнело, сумерки забрались в дом. Она опять почувствовала себя одиноко и тоскливо.
На следующий вечер история повторилась снова. Алексей пришел, они поужинали, поговорили, но когда он предложил пойти погулять, Вайле деликатно отказалась. Ей было неприятно сидеть дома в одиночестве, но идти гулять вместе с Алексеем, не казалось ей лучшим решением. Она оставалась непреклонной.
Алексей не настаивал, боясь вызвать устойчивую неприязнь. Он продолжал каждый вечер навещать Вайле на ее новой квартире, но положение дел не менялось. Уровень вина, в принесенной им в первый же вечер бутылке, слишком медленно опускался вниз. И не смотря на звонкий девичий смех, ее глаза оставались грустными-грустными.
Наоборот, когда Петр вернулся из своей командировки, пусть она не смеялась так часто, но какой радостью и счастьем светились ее глаза! Вечерами их можно было встретить прогуливающимися вместе по улочкам или сидящими на берегу реки. Лицезрение их счастья, было невыносимо больно для Алексея.
Итак, первый вариант провалился. Необходимо было найти новое решение.
Особого выбора не было. Несколько вечеров он раздумывал, потом взял чистый лист бумаги, ручку в левую руку и стал писать. Петр был его лучшим другом, он много раз подставлял свое плечо, чтобы помочь Алексею, и сам Алексей также старался помочь Петру, когда в этом была необходимость, но сейчас все это осталось в прошлом. Он был бы рад не предавать своего друга, только охватившая его страсть смотрела на это по-другому.
Через насколько дней в коллегии НКВД прочитали пришедшее по почте письмо:
"Спешу уведомить Вас, что летчик-испытатель Сызранцев Петр Матвеевич, в/ч 52788 вступил в контакт с врагами трудового народа и сознательно допустил аварию вверенного ему опытного образца самолета. Кроме того, будучи задержанным при попытке скрыть следы своего преступления, организовал побег других заключенных из-под стражи".
Незабываемый день из жизни
Я уже давно хотела затащить его в постель и сегодня представился такой случай. Он как обычно не замечал меня и отводил случайный взгляд. Весь день у меня ныло между ног, я хочу его, и я получу его. Я решилась и подошла к нему.
— Привет, как дела?
— Нормально.
— Чем занимаешься?
— Да так, ничем особенным, а что?
— Хочешь прокатиться на моей новой машине?
— Правда? Конечно хочу, а когда?
— Прямо сейчас!
Мы сели в свежий салон, именно так можно назвать это ощущение новой машины. Мы катались по городу около часа, было очень жарко и хотелось пить. Когда кончилась вода, мы решили где-нибудь искупаться. Я свернула в глухой переулок, еще двадцать минут мы ехали по городу и молчали. Я свернула с городской дороги, и мы уже на свободной трассе. Мне в голову пришла самая обыкновенная мысль, попробовать на что годиться моя новая внедорожная крошка. Это было потрясающе, 190–200 км/час. Ему это тоже доставляло удовольствие, это было заметно по настоящему улыбающемуся лицу.
Думаю что именно после такой прогулки у него пропал комплекс <не обращения на меня внимания>. Машина остановилась на песочном пляже с такой изящностью будто водитель проделывал это каждый день.
— Пойдем?
— Да.
Я сняла блузку под которой больше никакой одежды не было. Он сделал тоже самое, снял свою рубашку. Мы слились в поцелуе. Мои руки ласкали его лицо, а его руки ласкали мои плечи. Я отодвинулась назад, разъединив наш поцелуй и вышла из машины, он действовал моему примеру. Искупавшись в прохладной воде мы легли на горячий песок. Я протянула к нему руку, он взял ее. Я легла на бок, лицом к нему. Удовлетворившись его красотой я поцеловала его, очень страстно. Я легла сверху, расставив ноги. Его руки обхватили меня со спины, он ласкает мне спину, плечи, опускается к ягодицам. Наши языки переплетаются. Я сильнее прижимаюсь к его телу, это доставляет нам удовольствие, мой клитор начинает набухать и это ощущение еще сильнее возбуждает меня.
— Давай. Давай возьми меня
— Он крепко и одновременно нежно обнимает меня и ложит на спину. Горячий песок придает приятное ощущение любви. Он ложится сверху, ласкает мои волосы, нежно проводит по лицу и спускается по шее к груди. Он ласкает набухшие соски. Затем спускается вниз по скользкому от еще невысохшей морской воды телу. Отодвигает ткань белых трусиков и стягивает их.
— Давай милый.
Он расстегивает джинсы и достает свой член. Медленно опускает свое тело и его член входит в меня. О да, мое тело выгибается, я так давно не занималась этим. Он усиливает толчки, я чувствую его в себе. Наши губы сливаются в редкие поцелуи. Еще несколько движений, и я кончаю, по телу проходит сладкая дрожь любви. Он быстро делает два толчка и достает член из влагалища, кончая на меня.
Мы еще раз искупались. И сели в машину.
— Ну как?
— Я не мог раньше и думать что ты можешь доставить такое удовольствие!
— Знаешь, ты мне нравишься, но только как любовник.
— Как любовник? А больше?
— Нет, и не спрашивай меня больше не о чем, пока.
Я завела двигатель и чуть-чуть пробуксовав одним колесом плавно тронулась с песка. Двадцать минут мы молчали. В таком легком состоянии и всегда чувствую свободу. Мне легко и просто, я получаю удовольствие от тихой скорости 60 км/час.
— Я хочу отдохнуть один день в дали от города.
— Хорошая идея.
Сбавив скорость, я развернула машину, и мы поехали в обратную сторону.
— Вадим. Как ты думаешь…….
— О чем?
— Я красива?
— Да, ты очень красива.
— И сексуальна?
— Да, тебе нет равных.
Это зарядило меня еще и я стала очень довольна миром, всем миром.
— Включи музыку.
Через 25 минут я свернула на обочину и остановила машину. Выдохнув весь воздух из легких я набрала свежего воздуха и на выдохе сказала…
— Расстегивай штаны. Быстрее.
— Что ты задумала?
Он расстегнул ширинку, я наклонилась к нему, достала его член и сразу взяла в рот. Почувствовав не так часто ощущаемый предмет я возбудилась. Я стала ласкать его член. С него быстро начала выходить смазка, я брала этот нектар и закрывая глаза впитывала в себя. Рукой взяла у основания члена и в такт с губами поднимала и опускала руку по члену. У него напряглось все тело. Я крепче сжала его член. Он стал кончать мне в рот. Я глотала его сперму. Когда он закончил вольсирующие движения я отпустила член рукой, еще немного пососав член, подняла голову. Поцеловав его, вернулась в свое прежнее положение. Я опрокинула голову на сиденье и закрыла глаза. Слушала как он застегнул ширинку. Я чувствую как он смотрит на мое тело. Его рука легла мне на колено. Я не шелохнулась. Он провел рукой вверх, вниз. Затем выше, под юбку. Я расслабилась. Его пальцы отодвинули полосочку трусиков. Палец скользнул во влагалище, пройдя по губам. Он водит пальцем по влагалищу. Другим пальцем сразу же нашел клитор и стал его массировать. Я Опустилась не сидении. Он убрал руку, поднял юбку, опустил голову и дотронулся языком до выбритой щелочки. Его губы целовали мои нижние губы. Его язык проник во влагалище. Он глубоко входил в него, лаская стенки. Я быстро дошла до оргазма и его заплеснула волна моей влаги. Я так и не открывала глаза. Найдя ключ зажигания, свободно повернула его и одновременно с педалью газа открыла глаза и одной рукой взяла руль, второй рукой ласкала мокрую киску. Рукой контролирующей руль, переключила передачу на автомат. Так я ехала десять минут, одной рукой ласкаю вагину. Убрав руку на руль, я взглянула на него, он спал. Я включила музыку, но что он не отреагировал. Снова умеренная скорость возбуждала меня. Машина свернула под склон и проехав еще 100 метров остановилась вдали от дороги. Под ногами был песок, еще теплый от дневного солнца. Я села на колени.
В машине взорвался сотовый, разбудим Вадима. Он вышел из машины. Подошел ко мне спереди и сел на колени. Он обнял меня за плечи, я тоже его обняла и мы слились в поцелуе.
— Ложись. Сказала я.
Он лег на спину. Я сняла юбку и трусики. Он стянул джинсы и трусы. Я встала на колени лицом к нему, и медленно опустилась на его член. Руками уперлась в песок. Плавными движениями я опускалась на его член. Дыхание стало горячим. Я участила темп и быстро опускалась на его член. Очень быстро движениями кошки я подошла к оргазму. Тремя сумасшедшими рывками приняла в себя член и упала на его тело. Он обнял меня и я почувствовала, что я не могу без \него, мы всегда будем рядом, хотя одновременно думала, что скоро каждый вернется на свое место, но уже другой, новый.
— Поцелуй меня.
Он повернул меня на бок и взял мои губы своими. Я рукой нашла его член и направила во влагалище. Он стал вводить член. Он очень долго, страстно и нежно любил меня своим членом.
На следующий день на перемене мы встретились обычным взглядом, будто ничего не произошло. Мы и так были счастливы.
Необычное собеседование
Лена ожидала дня собеседования с новым работодателем с трепетным волнением. Она уже давно искала работу, но все безуспешно. И вот сейчас ей была предложена вакансия секретаря и с такими заманчивыми условиями, что она уже с самого утра начала готовиться ко встрече. Она приняла ванну, уложила феном свои длинные белокурые локоны и погладила костюм. Лена имела неплохой вкус и любила хорошо одеваться. Она носила качественное белье, пояса и чулки, которые не столь уж любят другие женщины. В ее гардеробе были и изящные вечерние платья, и легкие летние сарафаны. Но в тот день она хотела выглядеть элегантной и деловитой, поэтому она решила, что, как нельзя кстати будет блузка и строгий костюм. Свои стройные ноги она облекла в чулки на резинках. Ей сказали, что бы он подъехала к 20–00 вечера и дали адрес офиса фирмы. Адрес она нашла без проблем и в назначенное время уже стояла около дверей.
Вздохнув, она еще раз поправила свои волосы и решительно нажала ручку. На звук открываемой двери вышел молодой человек.
— "Вы наверное на собеседование. Проходите. Раздевайтесь" — сказал он.
Лена прошла и очутилась в современно обставленном офисе. Кроме того мужчины, который встретил ее, никого больше не было.
— "Давайте сразу перейдем к делу, — предложил он, — меня зовут Виктором. Я директор фирмы и, как правило, сам разговариваю с предполагаемыми кандидатурами. Должен признаться, что достаточно требователен. Так что все зависит от вас".
— "Я понимаю сказала Лена, что ж, спрашиваете. Вас, наверное, интересует, где я работала раньше?".
— "Нет, засмеялся Виктор, это не важно. Моя система приема на работу отличается от других".
Он расположился в мягком кресле и закурил.
— "Я изложу вам сейчас свои требования и, если вы их примете и пройдете нечто вроде простого теста, то вопрос решен".
Лена ощутила некоторое беспокойство.
— "Видите ли, — продолжал Виктор, — мое представление об секретарях основано на том, что это должна быть дисциплинированная помощница, с полуслова понимающая все желания своего руководителя и беспрекословно ему подчиняющаяся. Скажите, — внезапно спросил он, — вам когда-нибудь приходилось подчиняться представителям властей, ну, например, при прохождение таможни вас когда-нибудь досматривали?"
Лена растерялась еще больше. Она не разу не выезжала за границу и не знала правил таможни, но то, о чем сейчас спрашивал ее будущий шеф, очень напомнило ей ситуацию, как однажды летом ее остановил дорожный патруль ГАИ и двое инспекторов, проведя осмотр багажника ее машины, не удовлетворились этим и велели ей положить руки на капот машины.
Они разъяснили, что производят поиск особо опасных преступников и им разрешены применять любые меры. В том числе и обыск. Они бегло ощупали ее сверху и провели руками по ее бедрам и ягодицам. Лена запомнила, что к чувству страха тогда подмешивалось какое-то чувство сладости подчинения действиям представителей власти.
Она потом часто вспоминала об этом состоянии, когда была в близости со своим мужем, и от этого испытывала возбуждение. Она хотела было рассказать об этом своему супругу и, тем самым, подтолкнуть его к игре в аналогичную ситуацию, но знала, что он отвергнет ее. Ведь, однажды, она уже надевала для него чулки. Но он велел ей все снять и сказал, что она потаскушка и все в этом роде. Она долго потом плакала и больше никогда не говорила своему мужу, что ее эротические фантазии отнюдь не ограничивались стандартными постельными сценами. Все это вихрем пронеслось у нее в голове.
— "Я не знаю, как отвечать на ваш вопрос, — сказала она, — но я думаю, что во всех женщинах самой природой заложено чувство повиновения перед представителями мужского пола, правда, при условии, что этот мужчина удовлетворяет ее представлении как о мужчине с большой буквы".
— "О, это ответ, который я и хотел услышать от вас, — улыбнулся Виктор, — В таком случае, я приступаю к изложению моих требований. Итак, секретарь должна носить одежду, максимально свидетельствующую об ее принадлежности к женскому полу. Я не допускаю брюки, джинсы. И наоборот, поощряю истинно женские аксессуары — чулки, пояса, кружевное белье, комбинации. На работе вы обязаны переобуваться в туфли. Предпочтителен деловой стиль одежды, блузки, юбки, деловые пиджаки. Длина юбок может быть различной, но не слишком короткой, а, если юбка длинная, она должны быть с разрезом. Хотел бы узнать ваше мнение на это".
Описание внешнего облика секретаря очень соответствовало мнению Лены на этот счет. Поэтому она удовлетворенно кивнула.
— "Я согласна с вами во всем и, если это единственное ваше требование, то у вас проблем со мной не будет".
— "Замечательно, в таком случае, давайте определимся, что допустимо на работе для вашей фигуры. Встаньте, пожалуйста".
Виктор достал швейный сантиметр.
— "Так, декольтированный вырез или открытый ворот блузки может быть для вас не более: Расстегните несколько пуговок блузки, мне нужно померить. Еще, еще, что бы приоткрылся бюстгальтер. Не беспокойтесь, я не собираюсь заниматься с вами сексом, но я всегда принимаю активное участие в определении критериев фирменной одежды и, кроме того, мне надо убедиться, что вы достаточно уверенны в себе, и не страдаете ненужными комплексами".
Лена расстегнула еще несколько пуговок и ощутила, что ей было приятно это сделать. Наверное, в любой женщине есть хоть малая толика эксгибиционизма…
Виктор же достаточно бесцеремонно, взявшись за отворот блузки, распахнул ее совсем и даже приспустил ее с плеч женщины.
— "Так, замечательно. Вам нечего стесняться своей груди. У вас очень красивая шея, рельефные ключицы". — Говоря это, он поглаживал ее открытые места. Лена ощутила, что у него очень тонкие и нежные пальцы. — "Я думаю, что можно открывать до двух-трех сантиметров. Давайте замерим".
Виктор приложил сантиметр.
— "Вот, от уровня смычки бюстгальтера до открытого ворота не более двух сантиметров. Это будет вот тут".
Его палец медленно поднимался по ее груди.
— "Да, я думаю, что ворот должен быть открыт где-то до этого уровня"…
Дыхание у Лены стало порывистым. В ее жизни она ощущала ласки, когда мужчины гладили ее грудь, но то были полноценные ласки и их цель была подготовка к сексу. Здесь же мужчина интересовался степенью открытости отворота ее блузки, в которой она должна быть на его работе, и ничем более. Он, как бы, отвергал ее как женщину и его прикосновения были скупыми и деловитыми.
— "Ладно, — услышала она его голос —, займемся вашей юбкой. Точнее ее длиной".
Руки его оторвались от нее совершенно спокойно. Виктор сел в кресло и вновь затянулся сигаретой. Она осталась стоять перед ним в расстегнутой блузке.
— "Так, я думаю, вы могли бы носить более короткую юбку. Приподнимите, пожалуйста, ее повыше. Да, вот так обеими руками, взявшись по бокам. Нет, нет, не слишком быстро. Мне надо понять, какая длина вам нужна".
Он остановил ее, когда уже полностью открылись кружевные резинки ее чулок.
— "Ну мне понятно. Хотя нет. Повернитесь, пожалуйста, спиной".
Лена с приподнятой юбкой повернулась.
— "Замечательно. Можно вас попросит нагнуться?".
Нагнуться? Лена представила себе в какой неуклюжей и унизительной позе она будет. Не слишком ли много он себе позволяет? Что она, девчонка для его развлечений, что ли? Нет, на это она не способна!
— "Нет, — она решительно одернула юбку и повернулась к нему, — мне кажетcя это излишним."
Ее лицо было красным от волнения и от стыда, которым ее подвергли. Его же лицо было таким же спокойным и бесстрастным, как и прежде.
— "Успокойтесь и сядьте.
Лена села.
— Наклоняться вам все равно придется, хотя бы для того, чтобы что-нибудь поднять… Длина вашей юбки должна быть удобной для всех поз, в которых вы можете оказаться… Поэтому я и попросил вас наклониться. Кстати, мне больше нравится секретарь отнюдь не в короткой юбке. А говоря про позу, я хотел сказать, что имидж секретаря в большой степени зависит не только от ее одежды, но и от тех поз, в которых она находится. Вот об этом я и хотел поговорить с вами в дальнейшем. Однако, мне кажется, это уже не целесообразно. Вы отказались выполнить достаточно простое указание и у меня нет гарантий, что это не случиться и впредь. Давайте будем расставаться".
Лена поняла, какую ошибку она совершила. Ведь, в сущности, действительно, она часто занимала эту позу, когда была с мужем. Она ей очень нравилась и была эротична. Другой дело, что это всегда было в сексе, а сейчас она должна была встать в нее в совершенно иной обстановке. Но, с другой стороны, разве мало ситуаций, когда секс и быт очень органично переплетаются. И, можно ли сказать уверенно, секс или нет, когда пациентка раздевается перед врачом-мужчиной? Разве это не аналогичный случай? И стоит ли из за своей глупости терять такую интересную работу?!.
— "Простите, я, наверное, поторопилась. Но вы тоже должны понять меня — это сложно сделать при малознакомом мужчине".
Повисло молчание. Он раздумывал или только делал вид.
— "Видите ли, милая девушка, — наконец сказал он, — очевидно, что с ваших мнимых нравственных позиций, их можно назвать будничным словом — комплексы, вы пытаетесь разграничить сексуальные отношения от остальных отношений, критериями, которые, я характеризую как порнографию и похабщину. К сожалению, именно это встает перед глазами большинства людей, когда они говорят об отношениях между мужчиной и женщиной. Для меня же отношения основаны на эротических инициаторах, и если по Фрейду в основе всех поступков лежит сексуальное начало, то я во многом должен согласиться с таким постулатом. Для меня женщина, эротичная и желанная, источник всех моих действий и жизненных поступков. Насколько я себя помню, действительно, все, что я сделал или чего достиг в жизни, все это было тем или иным способом продиктовано моим интересом к женщине. Женщина — это источник творческой энергии, тонус, но интерес не в том, чтобы, соединившись с ней получить то, что называется высшей степенью сладострастия. Легкий флирт, прелюдия, основанная на игре по определенному сценарию, актеры, роли, перенос бытовых сцен в интим, гораздо ближе и интереснее мне. Моя партнерша — это личность, разделяющая мои интересы, а не проститутка и тем более не карьеристка, не видящая ничего, кроме своей работы".
Виктор замолчал и снова закурил.
Лена молча слушала и думала о том, как многое из того, что он говорил, совпадало с ее представлениями, просто не оформившимися и где-то дремавшими в ней. У нее начало появляться чувство уважения и интереса к этому человеку и, одновременно, к этому мужчине. Она вспомнила позу, в которую он должна была встать при нем, приподнятую юбку и она еще больше пожалела о том, что не сделала этого…
Она сжала свои колени.
Он продолжал.
— "Поймите, сила женщины в ее слабости. Может быть в жизни женщина хочет быть независимой от мужчины, но в близости почти все вы хотите быть беззащитными и ощущать власть над собой любимого человека. Даже физическую. Спросите себя, почему в каждом втором фильме есть сцены подчинения женщины, это далеко не по причине коньюктуры, ведь если бы это было неприятно женщинам — разве они хотели бы смотреть эти фильмы снова и снова. Другой дело, что есть сцены грубого насилия — именно порнография и похабщина. Но есть и сцены другого характера подчинения женщины — сцены похищения, женщина предстает заложницей, пленницей:.".
Лена слушала с закрытыми глазами. Его слова проникали все глубже и глубже. Они обволакивали мозг, который был как в тумане и напоминали ей о ее фантазиях, нереализованных со своим мужем. Именно те, которые ей так хотелось, а не те, которые делал он. Она еще сильнее сжала свои колени. Она уже была его пленницей, она готова была уже сделать для Виктора все что угодно, даже раздеться перед ним самой. Ей так хотелось ощутить прикосновение мужских крепких рук на своем теле, что:.
Внезапно она очнулась. Виктор молча пристально смотрел на нее. И то, что она услышала было самое страшное.
— "Идите, я вас больше не задерживаю.".
Лена продолжала сидеть неподвижно. Голова у нее кружилась и она никак не могла сосредоточиться и найти те слова, которые надо сейчас сказать. Она обязательно должна их найти, чтобы остаться вместе с этим человеком.
— "Разрешите мне попробовать еще раз, — наконец сказал она, — пожалуйста, ведь у вас еще есть задания для меня, быть может я с ними справлюсь".
— "Вряд ли — прозвучал ответ, — они касаются поз, а вы не смогли даже в первом задании пройти через это испытание".
Позы? Мозг Лены лихорадочно начал работать. Подчинение, позы:.
И тут она наконец-то поняла, что нужно попробовать сделать, чтобы найти выход из своего положения. Она встала со стула, подошла к Виктору и опустилась перед ним на колени.
— "Я у ваших ног. Вы можете сделать со мной все что хотите, можете наказать меня, но не прогоняйте. Я прошу Вас".
Потому, как удивленно дернулись его веки, она поняла, что попала в цель. Но уже в следующий миг его глаза снова были как и прежде непроницаемы. Через несколько секунд она услышала приговор.
— "Хорошо, встаньте. При первом же неповиновении вы уйдете отсюда навсегда".
Да разве могло быть сейчас какое-нибудь неповиновение! Она будет его служанкой, рабыней, она будет принадлежать ему вся, она сейчас разденется и обнимет его колени:.
Но ей пришлось застегнуть свою блузку и принимать разные позы по его указанию. Нет, они не были развратными или сексуально откровенными. Они были просто как-то необычны для повседневности, и, тем самым, эротичны и трепетны. Вот она стоит с низко опущенной головой. Ее ноги сжаты вместе, колени — на переднем плане, — они чуть-чуть согнуты, как будто в легком поклоне. Вот она сидит на ковре в углу комнаты, обхватив поджатые к груди колени. Теперь на стуле — ее колени сжаты, а щиколотки ног разведены широко в стороны. Ее руки — то за спиной, грудь рельефно очерчена, то за головой: Вот она на коленях, прогнувшись:
Лена, как говорится, вошла во вкус. Она была очень привлекательна в эти минуты, и не от своих природных качеств, а от той роли, которую так долго искала и, наконец, нашла. Поэтому, она не удивилась, когда Виктор одобрительно покачав головой, велел ей сесть и сообщил, что ей не составит большого труда пройди следующее испытание.
— "Как вам уже известно, — начал он, — наша фирма, в целях предотвращения утечки информации, принимает различные меры. В частности, я, как директор, могу внезапно произвести ваш личный досмотр. Вас это не должно удивить и вы всегда должны быть к этому готовы. Сейчас, пожалуйста, встаньте к стене лицом и поместите руки на нее. Ноги раздвиньте на ширину плеч. Вот так. Пошире. Теперь на шаг назад, руки не отрывая. Прогнитесь. Хорошо, стойте" — следовали команды.
Он вышел из комнаты. Лена осталась стоять в позе, которая была очень похожа на ту, в которую ставили ее инспектора ГАИ. Она непроизвольно сжала ноги и в это время Виктор вернулся.
— "Я велел вам оставаться в той позе, в которой я вас оставил. Я недоволен вашим непослушанием.".
Лена запоздало расставила ноги и ощутила прикосновение его рук у себя на бедрах. Руки скользнули вверх до подмышек. Прошлись по плечам и задержались на затылке. Лена почувствовала, как они начали мягко ласкать ее затылочную часть головы, проникать в ее длинные локоны, поглаживать мочки ее ушей, как они переместились на лоб, скользнули по дрогнувшим векам, щекам к приоткрытому рту, задержались около ее губ, тронули подбородок и через шею соскользнули к вороту блузки. Лену охватила мелкая дрожь. Одна рука Виктора тем временем неторопливо расстегнула ее ворот, другая проникла внутрь к груди. Лена чувствовала, как она ощупывает пространство между ее грудей, настойчиво и плотно обхватывает ее тело, возвращается обратно.
Руки начали скользить по ее животу, затем по бедрам, дошли до подола юбки. Вот они снова начали подниматься, подминая юбку. Лена ощутила, как они охватывают сначала одно бедро. прямо около ее промежности, даже слегка задевая ее, затем второе. Вот они находятся уже сзади ее, проходят по ягодицам и снова спускаются вниз.
— "Ну вот, ничего нет. По крайней мере крупных предметов. Хотя, конечно, небольшую записку можно спрятать в и нижнее белье. Но, сегодня я не ставлю своей задачей произвести доскональный досмотр. Тем более, что у вас предстоит еще одно внеочередное испытание".
Лена одернула юбку и повернулась лицом к нему. После того, что он сделал с ней, он, несомненно, воспользуется сложившейся ситуацией и ее состоянием. Вероятно, внеочередное испытание и связано с этим. Первые его слова показали, что она опять была не права.
— "Я хочу предупредить, что на работе имею право наказывать вас за малейшие провинности. Ведь я велел вам не менять позы. Вы ослушались и теперь я имею все основания, чтобы заслуженно вас наказать. Конечно, речь идет не о чтении нотации или лишении вас премиальных. Наказание будет физическое. И то, что наказывать вас будет ваш руководитель и мужчина, я думаю, будет для вас воспринято гораздое щекотливее, чем любые финансовые потери. Пожалуйста, приспустите трусики до уровня колен, поддерживая их подойдите ко мне, поднимите юбку и лягте животом на мои колени".
Как горячие удары хлыста проникали его распоряжения в уши Лены. Нет, ее не собираются ни насиловать, ни заниматься сексом, ни пользоваться ее доступностью, как давно бы уже сделал другой. Нет, ее, взрослую женщину, имеющую семью, немалый жизненный опыт, наконец, образование, собираются наказать, как маленького ребенка. Ее хотят просто отшлепать по обнаженным ягодицам. Причем ее не будут для этого даже раздевать! Она сама должна будет только приспустить трусики и встав на колени отдать себя на экзекуцию!
— "Ну, что же вы? — услышала она его голос, — или вы опять возражаете?"
Руки Лены медленно приподняли юбку и еще медленнее приспустили трусики.
Он смотрел на нее.
Идти было ужасно неудобно, но по его заданию трусики не должны были упасть совсем, поэтому ей пришлось придерживать их руками на уровне колен и сделать несколько шагов, идя к нему.
Она опустилась перед ним на колени, подняла юбку и приподнявшись заняла требуемую позу.
— "Ну вот вы и готовы, лягте поудобнее".
Одна его рука обхватила ее за талию, другая за бедра, повыше колен, и подтянули повыше. Ее голова и руки лежали на диване, таз, ягодицы у него на коленях, а ноги свешивались вниз. Она почувствовала несильный хлопок. Скорее интуитивно Лена дернулась и попыталась прикрыть свои обнаженные ягодицы руками. Виктор, видимо, ожидал этого. Перехватив ее руки, он заломил их за спину.
— "Ну вот, опять непослушание. Придется мне прибегнуть к еще одному способу вашего усмирения".
Лена почувствовала, как он связывается ей руки за спиной куском веревки, которую откуда-то достал…
Делая это, Виктор придерживал женщину на своих коленях и его руки, связывая, одновременно прикасались к ее ягодицам, к расщелине между ними.
Лена пыталась сопротивляться. Она и сама не понимала, зачем это делает. Может быть, просто у нее не было времени подумать, правильно ли она себя ведет, что позволяет ему производить с собой такие вещи, которые ни делал с ней ни один мужчина. Или, может быть, это был случай, когда наконец-то реализовывались ее затаенные фантазии, о которых она никому не смела признаться? И в этих фантазиях она всегда сопротивлялась, извивалась и не давала мужчине так просто получить то, что ему так было нужно, и уже потом испытывая от своей изобретательности, умения подыграть, наконец от демонстрации своей слабости и беспомощности, удесятеренное наслаждение.
Виктор обмотал конец веревки вокруг ее талии, отчего обе ее руки не могли опуститься ниже и вновь прикрыть обнаженные ягодицы.
— "Если вы будете сопротивляться и дальше, я свяжу вам и ноги. А теперь считайте вслух шлепки. Всего их будет 10. На сегодня".
Его рука опускалась на ее ягодицы. Она произносила вслух свои удары и с каждым ударом ощущала все приближающееся и накатывающее чувство…
Через день Лена пришла первый раз на работу. Огромный букет роз, подаренный при всех ее новым руководителем был оценкой ее достоинств. И часто потом она размышляла на тем, кто же более властен из них двоих и над кем?
Ника. Тихий вечер вдвоем
Am I close enough?
Что может быть более возбуждающим, чем предвкушение близкой радости обладания любимой девушкой? Глаза ее блестят, мои тоже, частое дыхание выдает ее с головой (и конечно, с другими частями ее роскошного тела). В лучах предзакатного солнца оно переливается и блестит — шоколадно-оранжевый свет проникает между бедер, лаская голую уже киску, голую абсолютно. Она так любит, и я только рад этому. К черту это еженедельное бритье, пену, спреи и Gillette Woman — она удалила их насовсем, так что теперь она всегда более обнажена, чем девятьсот девяносто женщин из тысячи. А еще она любит короткую стрижку — и ее мягкие волосы давно не отрастали ниже плеч. Сейчас они много короче, почти как у мальчика. Но я не ощущаю себя педофилом — конечно нет, ведь она чертовски сексуальная, открытая мне женщина, желающая иметь повсюду крупный твердый член, желающая быть оттраханной с грубой нежностью. Мысли путаются в моей голове, и сейчас весь мир это она, ее губы, грудь и все ее дерзкое в сексе естество. Ника, которую я люблю.
— Я признаюсь, — прошептала она, теребя безупречными жемчужными коготками слегка сморщенный сосок — вчера Машка подвезла меня домой, и пригласила к себе выпить немного Martini. Потом отступать было поздно, и знаешь, мне кажется, я люблю ее тоже.
Произнося это, Ника гладит мой упругий уже член. Я делаю вид, что недоволен, и притворство мое Ника тоже чувствует, улыбаясь мне задорно. Ее сестра Маша старше Ники на четыре года, и теперь, видимо, не просто сестра. Они почти близнецы, почти одинаковы лицом и фигурой, вот только Машка давно уже не стесняется быть лесби для своих подруг… и для своей сестры. Конечно, инцест — сложная штука, я и никогда не стал бы с упоением лизать клитор своей сестры… к чему сестра, если я с Никой. Она довела мой член почти до Большого Взрыва, облизываясь и помаленьку заглядываясь на темно-красную головку. Конечно, я знаю — сейчас она хочет заполучить ее, как леденец, в свой ротик. Чуть пухленькие ее губки сложились колечком, они влажные и встречают его теплом и нежностью.
— Тебе понравился Машин вкус? — теперь спрашиваю я, слегка неровно дыша, когда Ника движется вдоль ствола, облизав яички. Теперь ее острый, — но не для моего члена во рту! — язычок исчезает, и она глотает мое орудие почти целиком.
— Вкус? — она причмокнула, отрываясь от меня, и подняла личико, глядя в глаза. Конечно же, она поняла, что я говорю не о модных полупрозрачных платьях, дорогом белье, провоцирующем и ласкающем до поры скрытые местечки, и не о новом Alfa Romeo, в котором алая кожа кресел тайком лелеет шелковистые бедра хозяйки, вовсе нет. Я хочу знать, что думает Ника теперь, наслаждаясь моим членом, и лаская одной ручкой клитор (да, я заметил, конечно!) — думает о вкусе безупречной Машиной киски. Теперь я представил, как Ника, высунув язычок, крылом бабочки порхает над Машиным клитором, та постанывает, раздвигает ноги все шире, а сестра пронзает ее влагалище парой пальчиков — чтобы затем принять в ротик горячие соки любимой женщины, смешанные со слюной, пробуя их новый вкус.
— Она так меня гладила — наконец выдохнула Ника. Правда, все мужчины света не могут гладить так меня. Даже я сама — она знает наперед все мое тело, и Маше не нужно слов, чтобы заставить меня самой раздвинуть ее прекрасно гладкие ноги, как у меня, ты знаешь — и потом жадно впиться в бутон. Он упругий и нежный, как сама Маша, и она так стонала… Почему я не хотела раньше просыпаться с ней утром, прекрасно обнаженной, с тяжелой головой, кругами под глазами и бесконечно счастливой?
Вдруг я понял, что мысли о Маше больше мне нетерпимы, нет сил больше слушать это и видеть обнаженную Нику между своих ног. Еще несколько секунд — и я бросился на мою Нику.
Нагнуться — обнять ее, руками еще ниже, ее потрясающий зад, круглые и аппетитные ягодицы — ладони под них — сильный рывок вверх, и вот она уже со мной, рядом. Я стою и держу ее на руках, ее ноги обвили мою талию, и по бедру моему стекает капелька ее сока, а значит, пора вставить эту штуковину поглубже.
Вот он входит — Ника изогнулось назад, и неширокое влагалище плотно сжалось вокруг меня.
Она обнимает меня за шею и между стонами шепчет нежные слова о любви — ее глаза наполнились влагой, совсем чуть-чуть, и она кончает. Так непросто стоять, но еще можно выдержать этот полуминутный оргазм Ники. Как будто вдруг я увидел нас глазами нескромного наблюдателя… роскошная девушка верхом на члене, ее лицо горит, помада размазалась вокруг губ, ее ягодицы широко раскрыты — может быть, ей больно — но не сейчас! Чудное зрелище — стройная смуглая спина, резко очерченная талия, ниже два текущих соком отверстия. Анус ее немного раскрылся и пальцы мои сами скользнули внутрь ее влажных глубин, терзая ее теперь с двух сторон, да Ника и сама яростно подпрыгивает на мне, все больше и больше раскрывая свои входы для грубоватых ласк.
Наконец она открывает глаза. Очнулась. Я устал и теперь осторожно опускаю ее на кровать — потому что я все-таки устал и затем еще, чтоб без труда добраться до ее попки и овладеть Никой еще глубже.
Теперь я наверняка знал, что одного раза для нее недостаточно, а сам я задержался немного на подъеме к вершине, и был не прочь затопить ее буквально распирающей меня спермой.
Сейчас самое время посмотреть в ее наполненные страстью глаза — в них я увидал жажду продолжения. Ника — прекрасная моя Ника изнемогала от желания, и жар ее тела испепелял меня и заставлял задыхаться, словно от нестерпимого зноя. Кажется, что кружится голова, я не могу больше стоять сверху и припадаю губами к ее чудесной груди, небольшой, но такой вкусной. Я играю языком с ее соском, целую смуглую кожу вокруг, и спешу ласкать второй. Мокрые, они блестят и встают еще больше. Ника стонет и улыбается мне в ответ.
— Хочешь с ними поиграть? — я взял ее гибкую руку своей, и нетерпеливо опустил вниз, туда, где непрерывно выделялись ее соки. Закусывая губу, Ника проводит пальчиками вдоль влагалища — немного, и они уже влажные, задерживается на мгновение у клитора, чтобы коснуться его. И вот пальчики ее теребят жаждущие ласк сосочки, они покрываются смазкой и хочется облизать их еще…. Но Ника не пускает меня к ним — а сама сжимает все сильнее, и я удивляюсь, почему ей не больно.
— Видишь, моя попка ждет — прошу тебя! — стонет Ника, когда пальцы мои спускаются по ее животу, проскальзывают вниз, минуя девственно гладкий лобок, немного погружаются в истекающую соком пещерку, а потом сначала нежно, а потом все настойчивей, один, второй, третий, проникают в узкую дырочку попки. Конечно, Ника не девственница в этом смысле, и анус уже не раз доставлял ей удовольствие, пропуская в себя немаленький мой член, но такая попка достойна самого нежного отношения. Нашаривая одной рукой на тумбочке, я нахожу тюбик непременного jelly, а затем выдавливаю весьма изрядное количество себе на пальцы. Теперь опять внутрь — как легко! — и дырочка раскрывается еще больше, словно понимая, что боли так и не будет. Ника, конечно же, не выдерживает, одна ее рука оказывается вдруг рядом с моей, и подождав, когда я на секунду вышел из нее, сама запускает туда пару пальчиков. Ее движения глубже и быстрее, темная воронка ануса пульсирует все интенсивней, то сокращаясь вслед выходящей руке, то покорно раздвигаясь, принимая пальчики обратно. Широко распахнутыми глазами я смотрю на ее игру, потом в глаза. Нет, — конечно без слов, мой взгляд говорит ей — я не могу смотреть, как ты мастурбируешь, я сейчас взорвусь. Просто взорвусь…
Все происходит в одно мгновение — очень-очень быстро… Я хватаю ее за ноги. Повыше их. Ее руки помогают мне. Еще. Теперь бедра ее раздвинуты, Ника схватила себя под коленками и притянула их к себе, отчего ее зад немного приподнялся, а попка оказалась как раз напротив члена. Беру его рукой, подаюсь вперед — она кусает губы — касаюсь ее ТАМ, все сильнее, теперь немного надавить. Ника охает, а я вижу, как мой член медленно исчезает в ее попке. Меня встречает жаркое тело Ники, жаркое еще более оттого, что так тесно и ее попка сжимает меня со всех сторон. Так много влаги — наверное, я переборщил с гелем, а может быть, это пролился источник из ее верхней дырочки… Я вижу ее тело сквозь оранжевую дымку, торопливое дыхание мое кружит голову, сердце бешено стучит. Наверное, проходит минут десять, но для меня они становятся одной секундой, а тела наши сливаются в одно. Словно в полусне, я замечаю, как она яростно подмахивает мне, приподнимая попку вверх… бессознательно моя рука ложится между ее ног, и пальцы раскрывают ярко-алые губы… Я ласкаю клитор, зачерпывая текущую смазку, потом Ника помогает мне, а я проникаю во влагалище, чувствую там невероятный ритм моего члена в анусе. Любовь моя вскрикивает, и обратного пути уже нет. Для нее и для меня. Внезапно все вокруг пропадает, сердце, видимо, останавливается, я закрываю глаза — и все равно вижу только яркую пульсирующую темноту. Обжигающие волны пронзают тело, оно трепещет в них, чувства исчезают и совсем не страшно лететь…. Потом сильные толчки внизу, бурные потоки вырываются из моих глубин, и струятся в нее…
Внезапно я почувствовал боль — самую настоящую, открыл глаза и увидел свежие царапины на моих бедрах, быстро алеющие; и еще Ее, всю влажную, блестящую от тонкого слоя пряного пота, вздрагивающую и почти напуганную…
А утром открытый всем ветрам мой львенок Peugeot быстро мчался по шоссе вдоль побережья. Прохладный соленый воздух ласкал наши лица, я украдкой от дороги смотрел на Нику, сидящую рядом. Прозрачное белое платье трепетало на ветру, руки нежно обнимали маленькую плетеную корзинку, которую утром собрала она сама, попросив меня только выбрать вино.
Not to be continued…
Новогоднее
Помоги вытащить гуся из духовки, я не справлюсь.
Хорошо. Куда его?
Неси на стол, пусть остынет.
Неужели мы его съедим вдвоём?
А что делать? Мы всегда на Новый Год печём гуся. Будем есть до Рождества.
А ведь мы первый раз в жизни встречаем Новый Год вдвоём.
Да, так непривычно.
Что делать. У детей когда — то начинается своя жизнь, отдельная от нашей. Вспомни себя, ты тоже когда — то впервые встречала Новый год не дома, а в компании.
А родители ушли в гости. Ты сама не захотела никуда идти, нас же приглашали.
Ну да, почему бы нам ни побыть дома. Ты тоже согласился.
Пора привыкать, что мы теперь всегда будем встречать без ребёнка.
Ладно, вроде всё готово, на месте. Я пойду, ополоснусь, а то взмокла на кухне. А ты доставай фужеры, шампанское.
Ну вот, бегу, одеваюсь. Слушай, что мне лучше сегодня одеть?
Смотри сама. Разве это проблема?
Не знаю, хочется чего — то нарядного и домашнего.
Ты сейчас в чём?
В халате. Не видишь что ли?
А под ним?
Ничего, я же из душа.
Вот и оставайся в ничего.
В халате что ли?
Нет, в ничего. В смысле без всего.
Да ну тебя, я же серьёзно.
А я тоже серьёзно. Подумай, ведь это прекрасная идея. Мы вдвоём, ты нагая. Маргарита на балу.
Ты это на самом деле?
А почему бы и нет?
Не люблю, когда ты спрашиваешь вместо ответа. Почему это тебе пришло в голову?
Не знаю, считай фантазия, неожиданная: Представил вдруг тебя голую и:
А ты будешь одетым?
Гм. Пожалуй, да. Завтрак на траве, вспомни. И, вообще, контраст.
— Ладно, голой так голой. Готовь шампанское.
Он уже начал злиться. Время приближалось к полночи, а она всё не выходила. Одеться, он понимал, женщине нужно время, но раздеться: Что она там может делать? Ясное дело, восприняла его предложение как шутку, и выряжается. И тут она появилась. Слово вошла, в данном случае явно не подходило, именно явилась. Остановилась на мгновенье, показывая себя, развела руками — Ну, вот: — Такой он её еще не видел. За почти двадцать лет совместной жизни он, естественно, он бессчётно видел её голой со всех сторон, и не то, чтобы привык к её голому телу, оно всегда волновало его, но воспринимал его последнее время как — то стёрто, без потрясений. А тут перед ним стояла совершенно нагая жена, в одних только чёрных узких туфлях на высоком каблуке, и у него даже засвербило в копчике, когда он увидел её. Возможно, именно эти туфли потрясли его. Как может всего лишь одна деталь изменить многое. Что — то незнакомое появилось в её взгляде, фигуре, жестах. Уже потом он заметил голубую ленточку, повязанную на переброшенную вперёд прядь распущенных волос, ну да, Новый Год ныне надо встречать в синем, и кулон на чёрном бархатном шнурке, лежащий на просторе меж небольших уютных грудей. Этот кулон он хотел подарить ей в полночь, но не выдержал, отдал раньше. Он давно не дарил ей украшений, а увидел этот гранат в магазине, и так ему он приглянулся, светящийся изнутри красно — коричневым. И вот теперь он на ней нагой, и он сразу отметил, как он удивительно перекликается с её сосками, соформенный и соцветный им, и оправа его как венчик сосков. Он то знал, как меняют цвет её соски и от освещения, и от возбуждения, и также временами словно светятся изнутри, и тон тот же, красно — коричневый. Как — то она сидела под лампой, вязала, расстёгнутая кофточка сползла с плеча, и виден был её сосок, прозрачный и розово светящийся изнутри, как самоцвет. Самоцвет, наверное, от самосветящийся. Только теперь он понял, почему кулон так привлек его с первого взгляда.
Три ярких мазка на светлом теле, и четвёртый — гораздо ниже. И здесь сюрприз — тщательно уложенные волоски на лобке, один к одному, судя по блеску — лаком сбрызнутые, в пробор разделённые на обе стороны мягкого развала ее борозды, а по сердцевине словно мазнули кисточкой шарлаховым цветом. Лобок у неё всегда был чудный — выпуклый, цвета свежераскрывшегося каштана, ещё не потускневшего.
У него даже руки дрожали, и бутылка несколько раз звякнула о фужер, пока он разливал шампанское, такого он не ожидал от жены. Он поднял фужер, за год уходящий, пил и невольно всё косился на неё — такую знакомую и незнакомую. Она пила глотками, откинув голову, всё ещё смущаясь своей наготы, а соски задорно задрались вверх. Упавшая капля вина повисла на её соске, как ещё один самоцвет, и подрагивала. Едва закусили, как куранты в телевизоре зазвенели. Он торопливо долил шампанское, дождался, когда она поставит фужер, и поцеловал её в губы — мягкие, тёплые. Не так, как обычно, а долго, смачно, а потом наклонился и с такой же нежностью поцеловал её сосок.
— Ну, вот, — засмеялась она, — а закусывать кто будет.
Не хочу закусывать, давай потанцуем. Мы сто лет не танцевали.
На самом деле он хотел, чтобы она встала, он хотел видеть её всю голую. Он выключил телевизор, вечный спутник новогодних ночей, выбрал диск, и краем глаза следил, как она выбиралась из-за стола. Смущаясь его взгляда, она повернулась спиной, но вид сзади крутой голой попки дразнил не меньше. Высший класс, сказал он себе, моя жена женщина ещё хоть куда, любой воспылает, увидев её такой. Хотя почему "ещё"? Для нынешних женщин сорок лет — это только расцвет, женщина во всей цельности, достаточно познавшая, уверенная в себе.
Она танцевала с серьёзностью, уже освоившись со своим положением, движения были полны естественности, чувствовалось, что это доставляет ей настоящее удовольствие. Его всегда удивляло, что женщины придают такое значение пустякам — цветы, танцы. Для него танец с голой женой в новогоднюю ночь всего лишь пикантная забава, она видела в нём какой то неведомый ему смысл. Он выпустил её из своих рук, и она, полузакрыв глаза, с азартом продолжила одна. Голые ноги в чёрных туфлях летали над полом, длинные, ровные, в полной наготе своей выглядящие такими свежими, молодыми, груди задорно подпрыгивали, женский разрез временами дразняще приоткрывался и снова смыкался, и мелькало в нем алое, словно рыбка, плескаясь, выныривала на поверхность, показывая красные плавники. В какой то момент ему казалось, что он смотрит на совсем незнакомую ему женщину, смело танцующую обнажённой, в одних только туфлях. Он подхватил её, и она покорно приникла к нему телом. Бедро, на котором лежала его рука, было гладким, горячим, а попка упругой и податливой одновременно, и нервно подёргивалась, когда он пытался разъединить её половинки. Он скосил глаза вниз, где тёплыми птичками его касались её груди.
У тебя соски торчат, — сказал он.
Это от холода, ты одет, тебе тепло, а я голая.
Ой, ли. — Кожа то у неё была тёплая, и ни одного пупырышка на теле.
Ладно, сейчас греть их буду.
Языком он ласкал её сосок, настолько отвердевший, что на прохладу уже не сошлёшься. Она вздрогнула, когда он запустил руку меж её ног, разом наведя беспорядок в тщательно выложенной причёсочке.
Хочу в постельку, не хочу больше танцевать, — взмолилась она.
Женщины умеют красиво раздеваться, даже когда на них ничего нет, подумал он, глядя, как она грациозным кошачьим движением сбросила с ног туфли.
Он уже забыл, когда она отдавалась с таким пылом, да и было ли когда, так, как сегодня. Холодной женщиной она никогда не была, но уже давно близость между ними происходила с какой то рутинной будничностью. Отработанные приёмчики, чтобы доставить друг другу удовольствие присутствовали, сладострастие было, и наслаждение он получал от неё сполна, но не было вот этой сегодняшней непосредственной радости обладания, искренности страсти. Всегда присутствовала невидимая граница, хотя и достаточно отодвинутая, которую они не переходили. Он относил это за счёт её некоторой сдержанности. У них и скандалов крупных, почитай, между собой и не было. Её ровная доброжелательность, спокойствие гасили их. Как любому мужчине, наверное, ему хотелось бы иногда иметь в постели полную оторву, с необузданным аппетитом, но он понимал, что не для его жены это. Он боялся сломать сложившиеся отношения, боялся, что она не поймёт его, будет думать о нём не так. Хотя в постели ни в чём она ему не отказывала, не было для него запретным ни одно её отверстие, и познал он её во всех видах.
Когда он первый раз встретил её, она показалась ему пресной девушкой, без огонька. Тихая, со строгим лицом, неброской красотой. А потом она улыбнулась, и, увидев её улыбку, он в один момент решил, что эта девушка должна стать его женой, хотя до этого у него и мыслей не было о женитьбе. Ни разу в жизни он не пожалел о своём выборе. С годами, когда большинство и его, и её подруг как — то потускнели, обабились, она только расцветала. К 30 она выглядела эффектной женщиной. Она была, как старое вино, которое с годами становится только лучше. Хотя и налились и пополнели бёдра, потяжелел зад, но это ничуть не портило её, напротив, придавало обаяние зрелости.
Зная, что он непременно женится на ней, он не стал добиваться скорой победы, ухаживал за ней долго, и потому последовательно прошли они все ступени любовной игры. Первые поцелуи, первое касание её груди. Впервые расстегнул ей лифчик, и впервые ласкал её обнажённые груди, похожие на тёплые птицы с сосками — клювиками. А потом уже упоённо каждый вечер зацеловывал ей соски, она шептала над ухом — Ты сумасшедший, — соски набухали под губами тугими бутонами. Она отталкивала его, запахивала кофточку, но он тянулся к её губам, и снова к соскам. Параллельно рука отвоёвывала всё новое пространство от коленей вверх по её ногам, каждый раз останавливаемая ею, но в следующий раз движение вверх начиналось с той точки, где она была остановлена, и так последовательно добралась до трусиков, помяла сквозь тонкую ткань мягкий холмик. В следующую встречу, он уже гладил под трусиками шелковистые волоски и отыскал начало ложбинки. После этого препятствий его руке уже не было, её присутствие между ножек встречалось с восторгом.
Было лето, каждые выходные они уезжали с компанией на летнюю турбазу, и всю ночь напролёт, они обнимались, и рука его часами шуровала в её щелочке, лаская трепетные остроконечные лепестки, влажные как цветы в утренней росе. Она реагировала с редкой страстностью, поначалу даже удивившей его, задыхалась, пыхтела, выгибалась, но ни разу не попросила его остановиться. Её бесстыдное отдавание ласкам ночью так не вязалось с ней дневной — такой скромницей на вид. Его ласки доставляли ей такое наслаждение, что она временами постанывала, хотя в той же комнате по соседству, спали их друзья. Все считали, что они давно уже спят вместе, но полной близости между ними ещё не было. К немалому удивлению, он обнаружил, что она ещё девственна.
То, что должно было произойти, вскоре и случилось. Они заночевали на даче у друзей, в отдельной комнате. Они оба знали изначально, что это произойдет сегодня. Оставшись наедине, они разделись догола, и нырнули под одеяло. Она лежала притихшая, принимая его поцелуи, но губы её были сухи, и даже когда он оглаживал пальцем её складочки внизу, впервые это не вызвало в ней реакции. Он развёл её покорные ножки, но едва попытался войти в неё, как она скользнула вверх из- под него. Он попытался повторить попытку, но именно в тот момент, когда он усилием начал таранить последнее препятствие, она снова выскользнула.
— Не сердись, я ничего не могу сделать, это непроизвольно получается, — оправдывалась она.
Лежи спокойно, ножки разведи ещё чуть и не пытайся их сводить.
Третья попытка оказалась такой же безуспешной, она лишь виновато смотрела, уже не пытаясь оправдываться. Тогда он развернул её поперек кровати, чтобы ноги её свесились, прижал плотнее и, наконец, вскрыл. Она лежала не шевелясь, замерев, закрыв глаза, а потом вдруг умоляюще спросила — Ещё долго? Он заторопился — Уже немножко, я сейчас. Но как назло, всё никак не мог кончить, и она жалостливо спрашивала — Ещё не всё? В ту ночь больше он не брал её, они лежали, целовались, потом он запустил ей палец в расщелинку, и она тяжело задышала, запыхтела.
Лишь через какое — то время член внутри неё стал доставлять ей удовольствие, не меньшее, чем палец. Полностью раскрылась она уже, когда была беременна. К тому времени они уже испробовали все её дырочки, прошли курс Кама — сутры, но именно, забеременев, она начала проявлять и инициативу, и появился в ней интерес к остроте постельных забав. Но с годами всё как — то поблекло, исчез будоражащий вкус новизны, появилась привычка, а с ней и рутинный ритуал.
Она лежала, закрыв глаза, куда — то далеко ушедшая. Капли испарины росой усыпали живот, груди, ключицы. Склонившись, он поцеловал её мягкие губы.
Так чудесно было. Да здравствует Новый Год! — Не открывая глаз, она улыбнулась.
Гусь остывает. А мой любимый крабовый салат: так есть захотелось.
Твой крабовый салат великолепен. Ко всему прочему он ещё и способствует
Значит, это он во всём виноват?
Когда ты танцевала в туфлях — это было ещё то, потрясающая картина.
Ладно, пойдём помоемся, и за гуся.
Они не раз принимали душ вместе, но в этот раз произошло неожиданное. Пока он подбирал нужную температуру, она присела на корточки и зажурчала струёй. — Шампанское, — произнесла она, когда он во все глаза уставился на неожиданное действие. Что она имела в виду? Шампанское как причину, или то, что струя, прыскающая из неё, похожа на шампанское. Не меняя позы, она протянула руку, прося шланг. Направила поток в розовые складки, и зашуровала ладошкой, подмывая себя снизу. Никогда раньше она не делала такого при нём. Даже когда они мылись вместе, она всегда отворачивалась, моя своё интимное. Боясь спугнуть её прорвавшуюся раскованность, он не сказал ни слова, и лишь когда она встала, поцеловал взасос, в благодарность. Вода лилась сверху, брызгами отлетала от её грудей, мокрые волосы на лобке скрутились в жгутики, сквозь которые светилась белая кожа и припухшие розовеющие губки.
Вот теперь можно приступить и к гусю. Вперёд!
Что, так и пойдём голые?
Конечно. Голые и свободные. Свободу женщинам востока.
Я не восточная женщина. Я — русачка. Дочь лесостепей, мой род из курских.
Свободу дочерям лесостепей.
Свободу всем и всегда.
Всё, я сыт по горло, живот аж вздулся.
Ещё чай и торт. Что я зря пекла его?
Торт завтра, сегодня вино, а на десерт твои губы.
Ты сегодня зацеловал меня.
Как встретишь Новый Год, таким он и будет. Будешь весь год целованная ходить.
Разошёлся, хвастунишка. А хорошо бы. Какой — то ты сегодня… необычный.
Ты тоже необыкновенная, какая — то новая. Влюбиться можно заново.
Влюбись в меня заново.
Я всегда любил тебя.
Влюбись ещё раз.
Потанцуем ещё немного. Только медленное.
Он встал, и она встала навстречу. Тёплый, мягкий живот припал к нему.
Никогда в жизни не танцевал голым. — Я тоже.
Прижмись сосками, они такие тверденькие.
У тебя там твёрдое, оно мешает. Очень твёрдое.
Ты же знаешь, где для него место.
Прямо сейчас? Здесь?
Здесь и сейчас. Давай!
Я сама должна вставить? Обленился.
Именно ты. У тебя умелые, нежные пальцы, и ты всегда любила делать это.
Она зажмурилась, она всегда закрывает глаза, когда он входит в неё.
Это крабовый салат действует?
При чём салат? Это ты действуешь. Я люблю тебя. Ты необыкновенная сейчас.
Сам сказал: Новый Год — новая жизнь.
Ты, действительно, новая.
Когда — то мы, кажется, перестали чувствовать друг друга. сегодня всё по другому.
Вот так, я точно никогда не танцевал.
Только не выходи из меня, аккуратнее. У меня губы, наверное, распухли от целования. Заметно? Даже болят немного.
Нижние губки совсем не целованные сегодня.
Я больше не могу. Идём. Так жалко выпускать тебя.
Она подхватила ладошкой член, сжала, и повела за собой, как телёночка. Амазонка, возвращающаяся с поля боя, с добычей. Она не переставала удивлять его.
Давно он не испытывал такого чувства приятного изнеможения. Она тоже отдала ему всё, и лежала молчаливая, недвижная. На какой то момент он уже начал дремать, но пробудился, когда она зашевелилась. — Спать, спать, нет сил, — прошептала. Прильнув к нему, закинула на него тёплую ногу, завозилась, вправляя его расслабленное мужество в своё уютное атласное гнёздышко, удовлетворённо вздохнула, когда получилось, и уже вскоре ровно дышала ему в шею, а он лежал, боясь пошевелиться, чтобы не выйти из неё, и чувствовал, как легонечко колышется в собственном ритме её нежное лоно.
Бывает такое — просыпаешься, и внутри ощущение радости, и в первый момент ты даже не понимаешь, откуда оно. С таким ощущением проснулся он, тут же припомнил прошедшую ночь, и ощущение радости жизни только усилилось. После стольких лет семейной жизни, когда, казалось, знаешь в человеке всё, и вдруг открыть что — то новое. Жена ещё спала, плечо и одна грудь вылезли из — под одеяла, и свежий, сочный сосок колыхался дыханием. С давно забытым чувством любопытства и восхищения он смотрел на спящую жену. Губы её были приоткрыты. На самом деле они припухли, или только кажется. Сколько они вчера целовались, наверное, больше, чем за целый год. Губы её шевельнулись и, не открывая глаз, она прошептала: — У тебя опять стоит. — Он решил, что она недовольна этим, ну да, разве не достаточно они занимались этим ночью, и на всякий случай оправдался: — Это утреннее. С добрым утром. — Поцеловал в губы, и тронул сосок, проверяя его упругость. Всё так же, не открывая глаз, она зашептала: — Только не придавливай мне животик, он полон.
Он взял её очень бережно, она была такая податливая, расслабленная. В соитии не было жадной исступлённости, напора. Они словно делали это не всерьёз, поддразнивая друг друга, но зато было много нежности, и окончание его было не избавлением от невыносимости напряжения, не гроза, а летний тёплый дождик. Они полежали ещё немного в истоме, потом она спустила ноги с постели и сказала: — Идём.
Он не стал спрашивать, чего она хочет. Она взяла его за руку и повела, и он сразу вспомнил, как вчера она вела его в спальню за стоящий член, как бычка. Они вошли в ванную, не отпуская его руку, она забралась внутрь, потянула его за собой, и только тогда отпустила его, присела, широко развела колени и начала писать. И это было вчера, только не с такой откровенностью. Тогда он объяснил её поступок опьянением, но сейчас она была трезва. Он смотрел, потому что этого хотела она, именно так он понял её действия, её взгляд, разведённые колени, раскрывшие интимные складки, были призывом. Она писала долго, наконец, струя иссякла, выдавила ещё несколько коротких прерывистых струек, пара прозрачных капель повисла на краешке шарлаховых губок. У нее был необыкновенный цвет малых губок, он никак не мог найти для него подходящее слово, розовый и красный не передавали их оттенок. Как то они случайно оказались на выставке цветов, и он увидел розу с цветом, удивительно совпадавшим с цветом ее губок. На табличке с описанием он прочитал название цвета — шарлаховый. Она подняла лицо к нему: — Писай, писай же: Он повернулся к стене, но она протянула руку, схватила член и направила струю себе на живот.
Она заговорила, когда они вернулись в спальню. Он ждал её слов, чувствовал, что она хочет выговориться, слишком хорошо он её знал.
Я тебя шокировала, да?
Нет, удивила. И знаешь, это так: возбуждающе что — ли: не знаю даже: если захочешь ещё, я готов.
Когда — то, ещё в садике, я дружила с мальчиком. Детская такая любовь. Нас поддразнивали даже, и родители говорили, вот твой женишок. Как — то мы оказались в каких — то кустиках, и я села пописать. Он стоял рядом, тоже писал, посмотрел на меня и говорит: А почему у тебя нет письки? — Что — то произошло в этот момент, я поняла разницу между мальчиками и девочками, о чём раньше никогда не думала. Это понимание взволновало меня, я застыдилась оттого, что я перед мальчиком без трусов. Лицо всё горело. И при том я смотрела на его торчащую письку. Первое чувство, связанное с сексом — я писаю перед мальчиком. И потом: Я иногда представляла, что я писаю, а на меня смотрит мужчина. И с тобой: я иду писать в ванну, потому что там есть место для тебя, представляю, как ты видишь это, и словно мёд внутри тает, растекается по телу. Как — то мы гуляли с тобой по лесу, ты, наверно, уже не помнишь, и так захотела: Ты отвернулся, а я писала. Я млела, представляя, как ты повернешься и посмотришь на меня. Ты не повернулся. Вот такой бзик. Глупо.
У тебя теперь будет много мёда. Обещаю. Твой бзик мне нравится, жаль, ты раньше молчала.
Да вот так получилось. А вчера что-то произошло. И всё равно, я сегодня так перенервничала, вдруг ты не поймешь.
Надеюсь, у тебя найдутся и другие бзики.
Найдутся, но они более пристойные. У тебя ведь тоже что — то есть? Ты здорово придумал, танцевать с тобой голой.
Нам с тобой не скучно будет.
Но это потом.
Она натянула трусики, одёрнула их.
Не хочешь походить ещё голой.
Нет, не сейчас. Скоро ребёнок придёт. И потом, если я всё время буду голой, ты перестанешь воспринимать меня, как голую. Идём завтракать, я ужасно проголодалась. У нас ещё остался нетронутый торт со вчерашнего.
Новые трусики
Вот уже полчаса продолжается поспешная беготня по дому, пока мы собираемся на вечер к друзьям. Я хожу из комнаты в комнату, разыскивая ключи и телефон, а ты крутишься у зеркала в зале, то и дело убегая в спальню за какими-то косметическими мелочами.
На тебе элегантное чёрное платье, твои изящные ножки обтянуты то ли чулочками, то ли колготками (жаль, я не успел подсмотреть, как ты одевалась), и, чуть наклонившись к зеркалу, ты уже заканчиваешь наносить макияж. Краем глаза ты замечаешь, как, проходя мимо, я с явным желанием смотрю на твою попку. Не прекращая своего занятия, ты вдруг спрашиваешь:
— А ты видел мои новые трусики?
— А? — Я несколько недоумённо останавливаюсь, не понимая вопроса. — Ты не можешь найти свои новые трусики? Может, наденешь какие-нибудь другие?
— Нееет, не то… — Ты откладываешь косметику в сторону и поворачиваешься ко мне. — Ты уже видел, какие я купила новые трусики?
И ты медленно приподнимаешь край своего платья, сначала демонстрируя мне свои нежные коленки, потом — ах, какая красота! — ажурную оторочку своих чулок, а затем и надетые на тебе трусики. Они чёрные с полупрозрачным узором, двумя бантиками по бокам и изящным треугольником ткани, едва прикрывающим твои прелести.
Я замираю на месте, моё дыхание перехватывает от этой невероятно соблазнительной картины. Ты, прекрасная женщина, украдкой показываешь мне такую интимную красоту! Это просто необыкновенное ощущение, словно моя эротическая фантазия воплощается наяву. Я чувствую, как мгновенно напрягается мой член, как он обжигает моё тело в брюках. Я безумно хочу тебя, но ты уже так нарядно одета, что о постели не может быть и речи.
Ну что ж, я подхожу к тебе, обнимаю за талию и целую тебя в губы долго и горячо, стараясь передать всё страстное желание, которое я сейчас испытываю. У меня нет возможности приласкать твоё тело, так красиво обёрнутое в платье, поэтому я могу только целовать тебя и прикасаться к твоему лицу, гладить тебя по щекам и шейке. А ещё я могу запустить руку под твоё платье и прикасаться к обнажённому участку ног между чулками и трусиками. Там такая бархатная кожа, моя рука просто немеет от удовольствия.
Не в силах сдержать себя, я поднимаю тебя и усаживаю на край стола. Задираю твоё платьице, обнажая твои бёдра, раздвигаю твои ножки пошире и ласкаю тебя ладонями по ногам, по бёдрам, по треугольнику трусиков. Я вдруг понимаю, какая тоненькая полосочка на самом деле отделяет твои прелести от моего неукротимого желания. Я поддеваю пальцами эту полосочку и отодвигаю её в сторону. Ах, как мне нравится, что ты там вся гладенькая и голенькая, без единого волоска. Ты же знаешь, моя милая, как я люблю целовать и ласкать тебя там, и эта обнажённая гладкость только поможет мне подарить тебе больше ощущений.
Но сейчас на это нет времени, мы почти опаздываем, а я весь горю от желания овладеть тобой. Я расстёгиваю свои брюки, приспускаю узкие плавки, в которых совершенно нет места для моего напряжённого члена, и высвобождаю горящий от желания член. Даже не проводя кончиками пальцев по твоим лепесткам, я мог бы сказать, как ты возбуждена — этот великолепный влажный блеск невозможно скрыть.
Приподняв и разведя в стороны твои коленки ещё чуть-чуть, я прикладываю набухшую от желания головку к твоему влажному входу и вхожу в тебя, наслаждаясь волшебным ощущением жаркой нежности твоего тела, окутывающей мой член, и мыслью о том, что я овладеваю тобой вот так наскоро, не снимая с тебя ни платья, ни чулок, ни трусиков. Ммм, как это очаровательно — просто отодвинуть полосочку и получить желанный доступ к твоему интимному цветку.
Наша близость проходит страстно и очень быстро — ты прикрываешь глаза и покусываешь свои губки, обнимая меня за шею, а я сильно и глубоко вхожу в тебя, стараясь поскорее отдать тебе всю свою энергию, весь свой жар желания. Ещё несколько сладких минут и вот уже горячая струя вырывается из меня, заливая нежную глубину твоего влагалища. Я останавливаюсь, наслаждаясь — это такое запретное и необычное ощущение: овладевать тобой не снимая одежды, в спешке, на гладком столе в комнате.
Затем я всё-таки выпускаю тебя из своих объятий, благодарно целуя напоследок. Ты так прелестно это всё провернула, моя соблазнительница! Ты используешь какой-то тампончик, чтобы моя сперма не испортила твоих чулок и трусиков, мы выходим из дома и садимся в машину. Меня жжёт мысль о том, что мы едем по улице, а твоё тело наполнено моим горячим извержением. И что сегодня я точно знаю, какие на тебе трусики…
И словно для того, чтобы я не забыл об этом, в самый последний момент перед выходом из машины ты вдруг собираешь платье на бёдрах и снова показываешь мне оторочку своих чулок и краешек трусиков. Быстро одёргиваешь платье, подмигиваешь и открываешь дверь машины…
Ночное купание
Был тёплый летний вечер. Мы сидели у костра и вспоминали весь прошедший день, как мы карабкались по холмам с большими рюкзаками за спиной. Поставив палатки у небольшой речки, мы сидели у костра и пили пиво. Было тепло и комаров практически не было. Нас было четверо. Моя подруга со своим парнем пригласили нас возможно для компании, а возможно они что-то задумали: Когда практически стемнело и яркие белые звёздочки рассыпались по небу, наши друзья пожелав нам спокойной ночи отправились в палатку и теперь от туда только изредка доносилось хихиканье и шелест походного одеяла.
Сегодня я увидела тебя впервые, ты оказался не таким красавцем каким тебя описывала подруга, но в тебе было что-то чарующее, притягивающее взгляд. Открыв ещё по одной бутылке пива и наслаждаясь красотой окружающей нас природы мы говорили на отвлечённые темы. Между тем пиво постепенно стало ударять нам в головы и вскоре мы уже без стеснения смеялись и рассказывали друг другу пошлые анекдоты. Внезапно мне в голову пришла интересная мысль и совсем захмелев я отважилась предложить её.
— Пошли купаться, вода наверное совсем тёплая.
— Пойдём. — Ответил ты и в твоих глазах мелькнул озорной огонёк.
Хихикая я понеслась к речке. Ты догнал меня и мы побежали по берегу. Мы хотели убежать немного подальше. Хоть мы и были пьяные, но не хотели чтобы наши друзья застали нас: Я быстро сбросила одежду и побежала в воду. Вода было немного прохладна и её всплески доставляли мне много удовольствия. Мои сосочки напряглись от прохладной речной воды. Я повернулась и увидела как ты в нерешительности стоишь не берегу. В темноте ночи ты выглядел особенно эротично.
— Иди ко мне. — Крикнула я и полностью погрузилась в воду.
Ты мгновенно разделся и плывя по водной глади я услышала всплеск воды и мне стало понятно что ты уже плывёшь ко мне. Мы плавали, резвились и весело смеялись пока не устали.
— Пошли на берег! — Предложил ты.
— Пошли, — согласилась я. Уже порядком успев замёрзнуть.
Мы медленно стали выходить из воды. Когда вода стала обнажать мою грудь ты повернулся ко мне.
— Волшебный вечер, неправда ли?
— Да, — еле смогла ответить я.
Мы стояли и наслаждались близостью друг друга. Наши обнажённые тела еле просвечивались сквозь воду. Под тусклым светом месяца, робко бросавшим свет на твоё лицо я вдруг решила что ты самый прекрасный из всех кого я когда-либо встречала.
Потом выйдя из воды мы резко почувствовали холод остывающей земли. Нам не чем было вытереться и поэтому мы не оделись сразу. Я начала дрожать и ты властно придвинул меня к себе. Стрела желания пронзила моё тело.
— Я согрею тебя. — Как бы оправдываясь сказал ты.
Я почувствовала тепло твоего тела и потихоньку стала согреваться. Меня сводила с ума близость твоего тела. Слушая твоё дыхание я хотела лишь одного. Мы смотрели на звёзды и говорили о чём-то. Я уже не разбирала слов. Для меня теперь существовали только твой пьянящий голос и неповторимый запах твоего тела. Внезапно ты замолчал. Ты повернулся ко мне и нежно поцеловал. Внезапная дрожь пробежала по моему телу. Ты поцеловал более страстно. Потом ещё, ещё и ещё: Затем ты прикоснулся к моей груди. Вихрь желания закружил меня. Я обняла тебя за шею и ложась на землю притянула к себе. Сквозь страстные поцелуи я почувствовала, что ты тоже хочешь меня. От моих губ ты спустился ниже к моей груди. Ты начал ласкать мои сосочки, сначала пальцем, заигрывая, потом губами, языком, нежно облизывая и слегка покусывая. Своими руками ты сдавливал и гладил мою грудь. Потом ты стал спускаться ниже, ниже: И вскоре ты уже гладил мои бёдра. Перестав жадно покусывать мои соски, твой язык, скользя и изредка останавливаясь для смелого поцелуя, достиг небольшой впадинки пупка. Я изгибалась навстречу твоим ласкам. Твои жгучие поцелуи обжигали моё тело, заставляя резко впиваться своими пальчиками тебе в спину. Ты просто вздрагивал и продолжал с ещё большим напором. Твоя рука скользнула вниз и стала шаловливо играть с моими влажными губками. Твой пальчик бегал между ними, гладя их от начала до конца, раздвигал их и иногда проваливался вглубь, как бы дразня меня. Я больше не могла сдерживаться. Я прижимала тебя всё сильнее и как бы всем своим телом умоляла тебя войти. Ты опустился ещё ниже и стал сначала робко, потом более уверенно исследовать мою киску. Твой тёплый язык заглядывал в каждый уголок. Я же стонала и теребила твои волосы. Твои руки ласкали моё тело, заставляя забывать обо всём. Затем ты резко вернулся к моим губам и впился в них. Я посасывала твой язык и ты, целуя меня, стал медленно входить в моё тело.
— Да! Я хочу! — Прерывисто прошептала я.
Ты то погружался во влажное тепло, то вновь выныривал из него. Твои движения были сначала медленными, осторожными, потом порывистыми, властными. Я полностью отдалась тебе и вскоре стала ощущать, как что-то накатывается на меня тёплыми волнами. Похоже ты уже почувствовал то же самое. Ты лёг рядом обняв меня. Мы слушали дыхание друг друга, постепенно засыпая.
Проснулись мы утром оттого что ужасно замёрзли. Уже светало. Мы оделись и взявшись за руки поспешили в палатку, чтобы не вызывать подозрения у наших друзей, хотя им, по-моему, было всё равно:
Ночные встречи
Смородиновый ликер. Сладкий, как мои мечты. Вот и пришла ночь. И слова крутятся на языке:
Где-то там, на другом конце города спишь ты. Весна разгорячила нам кровь и принесла новые соки спящим горожанам. А хочешь я расскажу тебе про завтрашний день, про длинный week-end, который мы проведем вместе.
Просто пофантазирую на бумаге?
Я снова и снова возвращаюсь к нашим встречам. Как быстро вспыхивало желание. Я жду завтрашнего дня и мечтаю, как состоится наша новая встреча.
Какая ты горячая… Я переворачиваю тебя на спину и начинаю медленно целовать твои губы… Затем шею… Грудь, какая вкусная… Я чувствую себя младенцем… А вот и животик, такой чудно мягкий… Я люблю его… Можно, я раздвину твои ножки, ну не стесняйся ты так… Не закрывай её руками, это мне нравиться, я языком проникаю в тебя… Потом быстро-быстро начинаю щекотать языком твою вздрагивающую плоть… Как вкусно…
И я снова и снова улетаю в воображении. А ведь совсем не сложно сделать желаемое действительность. Можно подняться, сбросить халат, одеться… И отправится к тебе… Но нет, не сегодня, сегодня только мечты и воспоминания.
Кровать рядом все ещё есть?:)
Я снова чувствую твое горячее дыхание на своей груди. Твои такие знакомые плечи. Я снова хочу познавать все твое тело не спеша от висков до лодыжек.
Я хватаю тебя и сильно, как бабушка Карлсона, сжимаю в объятьях… Когда твой рот раскрывается для того, что бы сказать — "больно", я буквально впиваюсь в тебя губами, хотя и ослабляю хватку…
Я так и не понял — кровать ещё рядом?
….Сжимаю в объятьях… Сильнее… Губами, хотя и ослабляю хватку…
Почему ослабляешь….
Крик боли — так и не вылетел из моей груди… Ты так сладко впился губами… И твой язык проник внутрь… Я с готовностью отвечаю, хотя мне немножко больно.
Наши языки сплетаются, как змеи, и я потихоньку освобождаю тебя от кофточки, как от змеиной кожи, просто стягиваю её вниз, обнажая твои крепкие груди в кружевном лифчике… Быстро опускаюсь вниз, и языком вытаскиваю один сосочек
Не забыть одеть кружевной лифчик, когда я поеду к тебе. Твое внимание к моей одежде, твое умение смаковать каждую деталь.
Посмотри как торчит сосок… Сожми сильно рукой мне грудь… Так… Еще!
Я делаю вид, что сильно сжимаю твою грудь — на самом деле сжимаю, но нежно, и покусываю твой сосок губами… Потом целую другой сосочек, они разные, и такие похожие… Я прижимаю твою грудь одну к другой, и беру оба сосочка в рот одновременно… Одной рукой я проникаю тебе в трусики и чувствую что-то горячее и влажное… Нахожу щёлочку и проникаю туда пальчиком…
Перекатываешь меня на спину…. И твой член оказывается рядом с моими губами… Я лизнув его, взяв в руку… Пытаюсь проглотить….
Крокодил!
Я никогда не испытывал такого блаженства — ты так нежно это делаешь… Я стараюсь не давать его тебе ТАК глубоко — не хочу, что бы ты задохнулась… Боже, как приятно…
Как я хочу заставить тебя стонать от желания, аккуратно лаская тебя и изучая губами. Чтобы назавтра, вернуться к началу….
…Освобождаю его от твоих губ, и раздвинув твои ножки, лижу твой лобок… Ниже, еще ниже… Нахожу твою дырочку и облизываю её, медленно, по краям… Покусываю твою плоть, очень нежно, тереблю язычком… Не спеши…
И я двигаюсь… Грудь касается тебя… И я двигаюсь в такт движению твоих губ… Он все сильнее и сильнее… Я так не выдержу… Я кричу… Ну пожалуйста… Ну возьми меня. Я очень хочу почувствовать его внутри… Сжать его своими мышцами… А губы продолжают ласкать и ласкать… Перехватило дыхание…
Я хватаю банан со стола, самый крупный — еле дотянулся, хорошо, что кровать рядом… Медленно и очень нежно вставляю в твою дырочку, истекающую, такую влажную и продолжаю губами и языком ласкать тебя…
Какая ты горячая… Я осторожно поворачиваю тебя на себе, так, что твое лицо оказывается напротив моего, и впиваюсь в тебя губами… Ты прижимаешься, лежа на мне, и сердце твое стучит, как маленький горячий молоточек… Ты обхватываешь меня ногами, и я воспользовавшись этим, вхожу в тебя… Это так легко, ты словно создана для меня…
Мои руки лихорадочно ищут твою грудь… Я двигаюсь быстро, в так тебе, замирая, когда чувствую, что тебе становится больно, и ускоряясь, когда ты ускоряешься…
Не кусайся, мне больно!
Дыхание замирает… И картинки меняются одна за другой. Давай повторим все сначала, а то я забыла, где мы остановились.
…Твое движение… Я чувствую как он горит и готов взорваться… Я с тобой… Ну еще… Я с тобой, ты чувствуешь меня? Я чувствую, что ты сейчас закричишь, и не хочу зажимать тебе рот — кричи, дорогая, твой крик заглушит мой стон…
Я поднимаю тебя на руках, нежно, за плечи, я не толкаю, а именно поднимаю… Потом складываю твои ножки — ты сидишь на мне… Мои руки ласкают тебя всю… Ты стонешь…
Я помогаю тебе рукой, я знаю, ты уже меня не стесняешься, ты вся горишь, и я взрываюсь в тебе, когда ты уже не можешь…
Каждая встреча с тобой открывает тебя сначала.
Класс! Я еще продолжаю двигаться… И чувствую пульсирующе подрагивающие движения внутри себя… Но это уже успокоение….
Как интересно устроен человек… Достигая так прекрасно желаемого… Он может насытиться… И, успокоясь, снова желает……
Да, я чувствую, что постепенно к тебе возвращается желание, и снова начинаю медленно покачивать тебя на себе… Ты слегка отстраняешься, дав мне возможность ласкать твою грудь и двигаешься в такт со мной… Я чувствую, как твое желание нарастает… Спасибо тебе… Я целую твою шею… Твои руки продлжают ласкать мою спину….
Я наполнила ручку… Смородиновым ликером, видишь — я еще не все выпила, но ты не получишь! Ты спишь…
А еще глупо, знаешь, надо кинуть рац. предложение тому, кто нас придумал. Почему у человека всего две руки, вот я, к примеру, стучу сейчас по клаве, а как мне до рюмки дотянуться… А одной рукой я не умею…
Хочется курить… Сигарет нет и нет сил вставать, одеваться и ехать за ними. Уже далеко заполночь, пусть мои фантазии продолжатся во сне!
Ночь в Крыму-4: Бессонное безумие
рассказ основан на реальных событиях, имена персонажей и время действия изменены
Когда Вероника вернулась домой, родители все еще смотрели эротику. И, конечно же, ни отец, ни мать не вышли из своей комнаты — их вполне устроило несколько дежурных фраз, которыми они обменялись через закрытую дверь.
— Ника, уже поздно, ложись спать! — потребовала мать.
— Хорошо, мама, я приму душ, почитаю и лягу, — ответила Вероника тоном примерной девочки. И усмехнулась, поглядев на себя в зеркало… распухшие от поцелуев губы, растрепанные волосы, темное пятно левой грудью — неосторожный засос, оставленный ей Игорем на прощание… Девушке казалось, что сама ее кожа хранит пряный запах мужского семени, пролитого на нее, и запретный аромат ее собственных любовных соков. Какое счастье, что мать не видит ее… И ей даже в голову не может придти, чем тайком занимается ее послушная и чистая девочка, прямо под носом у поглощенных друг другом и не в меру расслабившихся под южным солнцем родителей.
Вероника бросила взгляд на часы… без пяти двенадцать. Игорь обещал придти к ней через полчаса, но не через дверь, а через балкон, так как балконы их "люксов" сообщались, и перебраться с одного на другой при некоторой сноровке можно было без всякого труда.
Вероника любила спать в лоджии, на широкой софе, и, перед тем, как заснуть, любоваться раскинувшимся над головой звездным шатром. Но сегодня, договорившись о любовном свидании под носом у родителей, она приняла решение спать в комнате… в отличие от лоджии, здесь была отличная звукоизоляция, и на родительскую половину из спальни дочери не просочится ни одного звука. Кроме того, комнату Вероники можно было запереть и со стороны балкона, и со стороны прихожей.
Все это напоминало приключенческий роман, и Вероника впервые подумала о том, что высокие и широкие платяные шкафы придумали мудрые люди, а все смешные истории о "любовниках в шкафу" сейчас казались вполне правдоподобными.
Игорь приглашал ее к себе, уверяя, что никто не нарушит их уединения (у него с отцом были раздельные одноместные "люксы", а Алина вообще жила на другом этаже), но Вероника отказалась наотрез… мать, конечно, не станет ломиться к ней среди ночи, но, встав в туалет, может окликнуть через дверь, и, не получив ответа, тут же поднимет шум.
Обо всем этом Вероника думала, стоя под душем. Горячая вода стекала по ее бархатистой коже, приятно щекоча нежные розовые соски и бедра. Вероника взяла с полки гель для душа и плеснула на себя; ладонями она растирала по себе густую, пахнущую сиренью жидкость, и ее пальцы невольно сами тянулись к низу живота, туда, где уже снова набухал от желания ее клитор… она часто использовала PH-нейтральный гель (а среди дорогих средств для ванны почти все такие) при мастурбации. Иногда даже ощущение текущего по руке влажного и скользкого геля могло возбудить ее, но сейчас, закрыв глаза, она снова и снова представляла себе Игоря, ощущала прикосновения его рук и языка, чуть пряный, особый мужской, запах его горячий кожи. "Боже мой, я сошла с ума, что же со мной творится…"
Дрожащими руками она выключила воду, не вытираясь, набросила на мокрое тело шелковую черную сорочку на тонких бретельках — легкая полупрозрачная ткань облепила ее всю, это было немного непривычное, но приятное ощущение. Вероника распустила по плечам волосы и окинула беглым взглядом свое отражение в большом, от пола до потолка, зеркале. Она с трудом узнала себя в этой полуобнаженной гетере, с горящими страстью темно-зелеными глазами, полными яркими губами, готовыми к поцелуям, и возбужденными навершиями сосков, дерзко приподнимавшим ткань шелковой сорочки.
Вероника, осторожно ступая босыми ногами, прошла в комнату и остановилась возле открытого балкона; до прихода Игоря оставалось еще пятнадцать минут, но нетерпение девушки увидеть его было слишком велико. Ее тело, от губ до влагалища, было с ней полностью согласно.
К счастью, Игорь тоже не захотел надолго оставаться наедине со своим желанием, и еще до того, как стрелки часов закончили описывать оставшиеся полкруга, он легко и совершенно бесшумно перемахнул через балконную перегородку. Для тренированного тела спортсмена это был пустяковый трюк. Она рванулась ему навстречу, он увидел ее полураздетое тело в свете луны и невольно охнул, но Вероника, обняв его одной рукой за шею, другой зажала ему рот. Он принялся страстно целовать ее маленькую ладонь, но как только она освободила его губы, они немедленно скользнули вниз, к ее груди. Зубами — так как он обеими руками обнимал ее, тесно прижимая к себе — он стащил с ее плеч ненужные бретельки, так, что бы легко можно было высвободить из сорочки оба полушария ее упругой, отлично сформированной для неполны шестнадцати лет, груди.
Из одежды на Игоре были только джинсы, и Вероника, с тихими страстными стонами, покрывала поцелуями его грудь и живот, одновременно лаская его возбужденный член через грубую ткань джинсов. Эта удивительная смесь ощущений, его горячее дыхание, поцелуи, откровенные объятия, которые каждую секунду могли перерасти в что-то более серьезное, порождали в сердце девушки сладкий ужас перед происходящим, но одновременно она чувствовала, как ее тело отзывается на каждое новое прикосновение, как раскрываются лепестки ее лона навстречу уверенной мужской руке, и на бедра медленно вытекает густая и горячая влага…То, что за стеной находятся родители, и строгая мать, которой вечно не спалось по ночам, которая могла проснуться от того, что иголка упала на ковер — заставляло сердце Вероники отчаянно биться и замирать от каждого постороннего звука, а руки — еще неистовее ласкать Игоря. Она еще почти ничего не знала о природе мужской сексуальности, но Игорь понимал, что не сможет долго вытерпеть такой напор, и просто кончит через несколько минут только от ее страстных прикосновений через одежду.
— Милая, подожди, — задыхаясь, с трудом прошептал он. — Не так быстро.
Но Вероника, сама находившаяся на пороге оргазма, не хотела ждать. Она толкнула молодого человека на диван и, заставив его развести ноги, опустилась на колени. Он покорился, ведь ночь только началась, и ситуация, когда недавняя скромница полностью перехватила инициативу в страстной любовной игре, была еще более возбуждающей. Пикантности добавляло и то, что выражать свои эмоции громко было нельзя. И теперь уже Игорю, когда рот Вероники завладел его напряженным до предела членом, приходилось глушить в груди стоны, что было совсем непросто, особенно, когда ее неутомимый и быстро освоившийся с минетом язычок обводил головку члена, потом спускался вниз и прикасался к уздечке, трогая ее, словно струну.
Наклонившись над ней и почти зарывшись лицом в ее роскошные волосы, он гладил ее плечи, временами его ладони накрывали ее грудь и начинали осторожно массировать соски, и тогда Вероника вздрагивала и стонала, потому что на его прикосновения к соскам реагировал не только ее клитор, но и сошедшая с ума матка. Вероника не была уверена, что с ней происходит, но ей казалось, что она уже несколько раз испытала оргазм — в том числе и от того, что она делала. Игорь полностью растворился в ощущении блаженства, которое доставляли ему теплые и влажные губы девушки, неутомимо ласкавшие его член.
— Да…Так…Да, да, оооооо!!! Еще…ДА!
Положив одну руку ей на затылок, а другой — сжав ее плечо, он стал двигаться навстречу ее движениям, почти не владея собой, забыв об осторожности. И Вероника, с трудом справляясь с таким напором, с восторгом осознала, что ее просто-напросто трахают в рот…говоря точнее — ебут, как последнюю сучку, и тут девушка, впервые мысленно произнесшая подобное "грязное" слово по отношению к себе и своему возлюбленному, едва не потеряла сознание от того, как ее влагалище резко сжалось, а затем запульсировала сильными и глубокими, ритмичными сокращениями, словно пытаясь что-то схватить, или наоборот, вытолкнуть прочь. Из всех оргазмов, испытанных прежде, это был самый сильный — "как вспышка сверхновой". Одновременно с этим она услышала короткий глухой стон Игоря, и в следующую секунду горячая терпкая жидкость толчками стала заполнять ее рот; на сей раз Вероника даже не глотала сперму — она пила ее, как амриту, божественный напиток бессмертия, стараясь не уронить ни капли.
Несколько минут они, обессиленные, лежали на диване, крепко обнявшись. Небо явно благоволило к двум влюбленным, потому что родители Вероники, несмотря на весь все же произведенный парой шум, не соизволили проснуться. Наверное, этому способствовал и совместный вечерний просмотр видеоэротики.
Но отдых Игоря и Вероники был коротким… очень скоро их тела снова предъявили права друг на друга. Но на сей раз они полностью разделись и, наконец, оказались на прохладной простыне, обнаженные, как Адам и Ева. Впервые Вероника ощущала на себе тяжесть мужского тела, и теперь она уже не стыдилась того, что мужские руки касаются самых сокровенных мест ее тела. Но теперь Игорь, раздвинув бедра девушки, действовал не только рукой… его великолепный и далеко не тонкий член касался обнаженной головкой то лобка девушки, то клитора и развернутых лепестков ее нижних губ, то нетронутого входа во влагалище. И каждый раз ему стоило больших усилий не ворваться туда одним резким движением, сокрушив последний оплот ее целомудрия, наплевав на благоразумие. Но все же природное благородство было сильнее желания. Вероника хотела его, но была не готова принять его полностью; ее влагалище открывалось его языку, охотно мирилось с двумя его пальцами, но три пальца уже заставили ее вскрикнуть от боли. Игорь понимал, что его член причинит ей сильную боль, а он не хотел теперь причинять ей боль. Тем более, что последствия такого свидания было бы гораздо труднее скрыть от наблюдательных родителей.
Они расстались лишь на рассвете, не сомкнув глаз ни на минуту в течение этой прекрасной южной ночи, и продолжали тайно встречаться до того момента, когда им обоим пришло время покидать Крым.
Со временем Игорь все-таки стал первым мужчиной в Вероники в полном смысле этого слова. Но это уже другая история.
Читайте продолжение истории любви в рассказе "Санкт-Петербург".
При воспроизведении данного текста на других сайтах, просьба ссылаться на автора и на stulchik.net. Уважайте, пожалуйста, авторские права!
О девушке милой, чудесной, прекрасной…
Эта история произошла летом на нудистском пляже в Москве в Серебряном бору…
Я бродил обнаженный среди многих обнаженных и полуобнаженных женщин и мужчин и искал симпатичную девушку, недалеко от которой я мог бы расположиться и любоваться ею…
И вот на песке между невысокими деревьями я увидел стройную юную девушку. Она лежала на своей тряпочке на животе полностью обнаженная. Ах, как мне понравилась ее спина, ее девичья попочка! Редко, когда девушка одна на нудистский пляж приходит. А эта пришла, милая, чудная… А вокруг, естественно, мужчины расположились, и сесть мне рядом непросто. Ушел, бродил в других местах пляжа в поисках романтических эротических встреч. Другого успеха в этот раз не было. Многие женщины были со своими мужчинами, а я к таким не подхожу. И вернулся я к милой нудисточке. А она перевернулась и теперь лежала на спине. Не захотел я от нее уйти, пристроился неподалеку. Ах, какое у нее лицо милое, скромное! Ах, какое тело стройное! Какие маленькие девичьи грудочки с розовыми сосочками! И какая чудесная писечка! Почти без волосиков, нежные большие губки, а малых губок почти не видно. Ох, поцеловать бы ее в эти губки, вдохнуть бы их аромат!!! Лежит скромно, естественно, спокойно. Совсем девочка! Смелая какая! Одна пришла, разделась, лежит рядом с мужчинами без трусиков… Восторг и нежность охватили меня. Жаль только, что лежит неподвижно. Не сядет, не встанет, не пойдет играть в волейбол или пописать в кустики. Купаться не идет, странная моя, лапонька моя милая…
Время идет, вечереет. И мужчины вокруг начали расходиться. Слабаки! Как же можно уйти от такого сокровища! А голубушка моя все лежит. И я решился преодолеть свою застенчивость… Подошел к ней и ласковым голосом предложил сделать массаж, заверив, что я квалифицированный массажист. И был готов к отказу. Конечно, как же можно допустить незнакомого голого мужчину к своему телу! Риск большой. И она, естественно отказалась. И я, огорченный, собрался отойти от нее, но она аргументировала свой отказ… "Я не верю, что Вы массажист". И тут я эмоционально и совершенно искренне заявил, что никогда не вру, что имею опыт работы массажистом и много положительных отзывов. И вновь попросил у нее разрешения начать массаж спины. И она сказала… "Можно"… Я начал работать на ее спине и очень старался. Минут десять работал, думая лишь о том, чтобы ей понравилась моя работа. И мечтал я перейти к массажу ягодиц (а проще — к попочке милой). А потом попрошу свою пациентку перевернуться, буду массировать ее бедра, и мои руки будут рядом с ее сокровищем — нежной юной щелочкой…
Но вдруг моя девонька говорит, что должна уже уходить, и просит меня прекратить работу. Я огорчен. Я не допускаю мысли, что моя работа ей не понравилась. Послушно выполняю ее волю. Отхожу, сажусь неподалеку. Она меня благодарит, садится и начинает одеваться. И уходит, сказав мне… "До свидания"…
Свидание это так и не состоялось. Я все думал… почему она ушла так внезапно? Может быть, времени у нее не было, а может быть, в туалет захотела? И почему больше не появлялась? Так и закончилась эта романтическая эротическая история, оставив мне волнующие воспоминания… Милая моя, где ты?
О женском белье
Почему мне нравится красивое нижнее женское бельё? Так это любит и ценит любой здравомыслящий мужчина, а если он говорит что это не так — он или дурак или врёт. Но во мне тяга вот к этому прекрасному о котором речь столь велика что ты даже не можешь представить, то есть все мои зротические фантазии связаны всегда именно с женским нижним бельём.
Я хочу тебе рассказать историю о своём первом половом опыте, я немного смущаюсь поэтому можт буду сбивчив в изложении.
Это было в 9-м классе когда я учился в Москве в физ-мат школе типа интерната, я туда попал из Таганрога — выиграл областную олимпиаду и меня пригласили после 8-го класса. Жили мы, в основном мальчишки в общаге по 3–4 чел в комнате, она тёплым переходом соединялась с учебным блоком. Один преподаватель каждую ночь дежурил. А у нас класс. ручка была молодая и привлекательная незамужняя женщина, лет 25 (а мне 15). Она наверное положила на меня глаз, а можт ей было всё равно но она проследила направление моих взглядов, а засматривался я часто на рельефные выступы на её облегающем платье которые указывали на то что на ней одет поясок к которому пристёгнуты чулки…
Однажды перед отбоем прибегает одноклассник и говорит что вызывает класручка в наш учебный кабинет…. Я захожу в класс а там она увлечённо проверяет тетради, а юбка у неё "случайно" задралась так что мне видно в подробностях всё её нижнее бельё — я до сих пор помню каждую деталь — кружевной поясок к которому пристёгнуты чёрные чулочки со швом… это на меня произвело такое сильное впечатление… и она канешно это заметила!
Но мы были близки разумеется не сразу — она как опытная женщина которая задумала определённый сценарий следовала ему во всех подробностях неспешно.
Не очеь давно мне попалась книга Ф. Сологуба "Мелкий бес". В одной из сюжетных линий такая точно женщина соблазняла юношу по точно такой же схеме на протяжении книги пока под конец не соблазнила его окончательно. Она также "случайно" показывала юноше детали своего нижнего убранства, потом одевала на него кое-что из своего туалета…
Так вот у моей учительницы было умопомрачительной красоты нижнее бельё и для меня канешно безумной сексуальной притягательности.
В тот вечер когда я увидел подробно как она одета под юбкой я не мог ничего вымолвить и только покраснел весь и потом даже не мог вспомнить о чём мы говорили, помню когда она облакотилась на стол и я увидел её грудь в таком же красивом лифчике я так возбудился что понял что никак этого не скрыть под спортивными брюками. думаю ты поверишь что когда она сказала чтоб я шёл спать, я засунув руку в карман едва выйдя из класса разумеется кончил, хорошо что школа была пуста и всё это прошло незамеченным. Нет, канеш классручка догадалась что для меня это так и будет…
Но это было только начало. Потом она каждый раз когда дежурила просила меня чемнибудь помочь ей и эта игра становилась всё откровенней. А потом я как то простудился- совсем слегка, но она отправила меня с урока к врачу (что ты плохо выглядишь). А врачём была её подружка, которая тут же упекла меня в изолятор, это было по существу что — то типа пустующего "люкса". Разумеется она дежурила вечером и пришла после отбоя меня проведать, а я лежал уже раздетый под одеялом и не сомневался что она прийдёт. ты представляешь моё состояние? Канешно я прибывал в состоянии юношеской гиперсексуальности, только то о чём мечтали мои сверстники должно было превратиться в реальность!
И в эту ночь так и случилось. А потом были переодевания в её бельё — меня неизменно это безумно возбуждало и ей это очень нравилось… Она одевала на меня все эти чудные вещи и мы ласкали друг друга до утра в ночи её дежурств.
Ты можешь осуждать её или меня, но как бы то ни было, я ей до сих пор признателен что она меня всему научила, показала широкий спектр мира под названием "секс" и мне не пришлось потом путаться в дебрях интимностей как это пришлось многим в моём тогдашнем возрасте да и старше.
Некоторое время назад был я у товарища на дне рождения. Очень приятно сидели во дворе частного дома, повыпивали под шашлычёк, пришло время танцулек. Я пригласил одну знакомую которая там была с мужем. У меня с ней и раньше были приятные доверительные отношения, но не более того, а тут во время медленного танца зашёл у нас разговор о сексе и я спросил была ли она когда нибудь в постеле с двумя мужчинами. она сказала что никогда не была, но мечтает об этом, только возможности никогда не выпадало+. Ну и поскольку мы были чуть подвыпившие я стал предлагать свои услуги и в уме перебирал — кого же из товарищей можно привлечь к этому мероприятию. Не успел я определиться как она заявляет что согласна только при одном условии — что одним из мужчин будет её муж. Я его давно знаю, но никогда не думал что будет такая ситуация. И вот Галя (так её зовут) после танца пошла согласовывать с мужем мою кандидатуру+ буквально через пару минут подходит ко мне и говорит: "всё нормально, поехали к нам". Меня это канешно сразу взволновало потому что я предположить не мог как всё это будет, ведь я первый раз решился на такой поступок. Мы со всеми распрощались и вместе отвалили — никто ничего не заподозрил потому что ехать нам оттуда было в одну сторону и все решили что ребята просто завезут меня по пути домой.
Ну вооот. Взяли мы такси и через 15 мин уже были у них дома. Юра (так его зовут) достал бутылку какого то ликёра и мы с ним уселись говорить ни о чём пока Галя пропадала под дущем и переодевалась. Потом заходит так по деловому и говорит — ну если мы вместе сёдня ночуем — давайте под душ! Разумеется по очереди. Я пошёл первый, а мне вслед фраза: "Игорёша, твой халат висит в ванной", то есть я вышел и уже чувствовал себя более-менее уютно. Пошёл за мной Юра под душ а я когда остался с Галей вдвоём сказал — слуш, я так волнуюсь, просто не в себе. А она (просто молодец!) — "Игорёша, не переживай, всё будет хорошо и даже лучше!".
Пришёл Юрка, она села на диван между нами и потягивая ликёр стала обнажать чулочки (жаль что не на пояске, а просто с широкой резинкой). Вобщем потом мы все улеглись на раздвинутый диван и они стали целоваться а я ласкать её грудь рукой. Галя быстренько сняла с Юры и халат и трусики+ И вот прикинь (какой она всё таки режиссёр!) я целую ей шею, а она принуждает Юру подняться выше чтоб поцеловать его член+ (она видимо всё заранее продумала), он поднялся повыше, она стала целовать и облизывать его член, а я же был рядом, целовал ей шею, вобщем не знаю как она это сделала, только я и опомниться не успел — и вот мы с ней вдвоём губами ласкаем Юркин член, а инструмент у него, должен признаться — ОГОГО! И меня это каааак завело, Галя ухватилась рукой за мой и мы с ней вдвоём губами ласкаем ЕГО, вобщем потрясающе! Она меня принудила (да я и не сопротивлялся) чтобы я взял его как можно глубже в ротик+. Это незабываемо! А когда Юра спустился ниже, я взял его член в руку (он не возражал) и помог его ввести Гале в киску+. И этот процесс мне оч понравился, я так явсткенно ощущал его упругость и такой большой размер+, вобщем здорово! Они немножко потрахались в классической позе, я просто был рядом, а потом Галя в перешла в позу так чтоб Юра был сзади а она приблизилась губами к моему члену и так страстно исполнила минет, что я еле сдержался — я очень не хотел кончать первым, и правильно сделал! Юра как только кончил, сразу ушёл спать в другую комнату пожелав нам приятной ночи… странно, да?
А я сразу же вошёл в её влажную норку и было там моему члену так мягко, нежно и уютно что он тоже довольно быстро дополнил эту пещерку своей дозой спермы.
Я спросил её — почему Юра так себя повёл (всмысле ушёл спать) — оказывается у него привычка, как кончит, тут же засыпает. А мы поболтали обо всём, выпили ещё и в подпитии я канеш сказал ей о своей тяге к жен белью, она так с пониманием отнеслась! Сняла с себя чулочки и одела на меня! (опять же жаль что без пояска), мне было оооч здорово, и мы снова оказались в постеле)))
Знаешь, я бы не согласился на анальный секс, очень уж большой у Юрки член, я просто бы испугался
В общем нас утром Юрка остановил. увидел что я в чулках, но ничего не сказал.
Через год они развелись. Надеюсь не из за той ночи.
Был у меня как то бизнес в Киеве и я по десять дней в месяц жил в столице Украины. Снимал я однокомнатную мебелированную квартирку в одном из микрорайонов. Как то брат (мой родной брат живёт в Киеве) попросил меня забрать ребёнка из детского садика и там я познакомился с очаровательной воспитательницей, я и на следующий день вызвался забрать малого из садика и в конце концов договорился с этой воспиталкой о свидании. Я подъехал на машине к общаге где жила Надя, мы покатались по городу, но заходить ко мне она категорически отказалась. А мне тааак хотелось с ней поинтимничать+. я заехал в тихий уголок лесопарковой зоныи мы там целовались. Это было осенью и на ней был плащ, сапоги и что меня приятно удивило — чулки, правда не на пояске а просто на широких прилипках. Так что у меня была возможность гладить её бёдра не через одежду. С первых же поцелуев Надя стала громко дышать и это было похоже скорее на сладкий стон+ её волнение передалось мне через мелкую дрожь которая охватила наши тела, я откинул спинку её сиденья, приподнял платье прильнул губами к её ножкам, но она их сдвинула и не позволила ни рукой ни губами проникнуть между+. И всё же потом она не устояла под настойчивостью моих ласк и позволила стащить с себя трусики, но не совсем а лишь чуть обнажив киску. И тут мой язычёк для Нади совершенно неожиданно проник в её щелочку, хоть было и неудобно, но всё же клитор я смог достать и она застонала так как будто я вошёл в неё членом+ Потом она призналась что не только ни разу в жизни не испытывала такой ласки но даже не предполагала что такое бывает! Вот такая девчёнка которая выросла в деревне и приехала в Киев работать в дет. Садике и учиться на заочном в институте. В этот вечер больше никакого интима у нас не было, мы просто много говорили обо всём, она рассказала что была замужем, но но близость с мужем была для неё настоящей пыткой, наверное потому что первый раз он был с ней груб и бестактен. Я же напротив всегда нежен с женщинами. И ещё она призналась что что она кончила два раза пока я её ласкал, так что вполне удовлетворена, ну а что касается меня — в следующий раз.
Ночью я уехал в Краснодар и Надежда не выходила у меня из головы. Я мысленно представлял близость с ней, рисовал её образ в эротическом белье и меня тогда осенило — вот какой подарок ей нужно привезти в следующий раз — такое бельё которое я бы на ней хотел видеть.
Через пару недель я опять приехал в Киев — и первым делом помчался к ней в общежитие, но меня там ждало разочарование — соседки по комнате сказали что Надя уехала в деревню к родителям, девушки только знали название деревни в Обуховском районе — это 130 км от Киева, я тут же поехал разыскивать это село положившись на случай. Я долго плутал но всё же отыскал нужное село, а дело уже было к вечеру, в ценре я увидел группу молодёжи и подъехал к ним с расспросами — как мне найти Надю Бахмацкую, а они переглянулись и захихикали — оказывается у них в селе ВСЕ Бахмацкие, а Надя — самое распространённое имя. С большим трудом мне всё же удалось объяснить кого именно я ищу. И вот когда Надя вышла на мой стук в калитку — глаза её округлились, вырвался восклик удивления и в следующую секунду она кинулась мне на шею — я чувствовал что она рада не в меньшей степени чем я!
Через 15 минут, когда она собрала вещи мы уже мчались в сторону Киева. На этот раз с её стороны не было никаких возражений насчёт подняться ко мне в квартиру. Я с намёком на душ достал большие полотенца и побежал ставить машину на стоянку и разумеется купить шампанское — тогда только начали открывать круглосуточные магазины в больших городах — по одному на микрорайон. Вернулся на свою норку (так я называю съёмные квартиры) и первым делом вручил ей подарок — чёрный кружевной поясок и чулочки со швом, попросил её одеть пока я буду под душем с дороги. Я изнемогал от желания, ведь сейчас всё должно было случиться, уже под душем у меня была 100 % эрекция. Накинул халат, вошёл в комнату — Надя стояла у зеркала и увидев меня тут же запахнула свой халатик, подошёл сзади, обнял её и+ халатик оказался у наших ног+. На ней ничего на было — только чулочки на пояске. Я подхватил её на руки и аккуратно уложил на кровать, лёг рядом и мы слились в долгом поцелуе, я ласкал её грудь, проводил губами и язычком по затвердевшим сосочкам, опускался ниже. Она раздвинула ножки и я стал обцеловывать внутреннюю часть бёдер постепенно приближаясь к заветному месту, но не достигая его а кружась рядом. И от этих ласк она кончила! И когда она стала очень сильно жаждать именно ТОЙ ласки она сама положив руки мне на голову подтолкнула меня к своей киске+ Как я подробно её вылизыва! Её тело содрагалось и сладкие стоны заполняли всю комнату, так было несколко раз пока я тоже почувствовал что больше не могу удерживать свой член вдали от этой тёплой и влажной пещерки, я лёг на неё и вошёл — сначала медленно, от прикосновения моего член Надюша тут же кончила и я отдался неудержимому танцу ритмичных движений, её влага обволакивала мой член, было нежно у пруго и так невыносимо приятно что после небольшого количества движений на копленная во мне сперма стала толчками вырываться из меня и в этот раз моя подружка от страсти и силы оргазма просто закричала в голос. Это было так незабываемо что и сейчас я помню каждое наше прикосновение друг к другу.
Только прийдя в себя через некоторое время я вспомнил что у нас есть шампанское и мы уселись за столик при свечах. Наши разговоры конечно крутились вокруг секса и я спросил как она умудряется так много кончать, на что она ответила что только со мной открыла для себя такое свойство своего организма. И что то мне говорило что она не обманывает, я это чувствовал, на самом деле это очень скромная девчёнка и в процессе всех этих интимных разговоров она избегала прямого взгляда в глаза, краснела и опускала голову.
Позже я прочёл что это называется мультиоргазмичность и она очень редко встречается у женщин типа 1 случай на 100тысяч — вот так мне крупно повезло! Это свойство было заложено в ней и я просто разбудил его. В тот вечер и ночь я кончил всего 4 раза, а она — ну просто не сосчитать сколько раз. Мы заснули когда уже светало и проспали полдня в объятиях+.
Знаешь у меня нет её фотки, но как то в сети мне попалась фотка девчёнки поразительно похожей на Надю+ я поищу, потом пришлю если интересно.
Есть у меня одна знакомая, Татьяна, она называет меня "подружкой" потому что во первых она знает мою тягу к женскому белью и нормально к этому относится, а во вторых мы можем с ней разговаривать на любые интимные темы без ограничений. Танюша — яркая высокая женщина в районе 30 лет (нет, разумеется 29), каштановые волосы, высокая красивая грудь+ мне бы хотелось с ней иметь более близкие отношения, но так уж сложилось — максимум что у нас было — это бесконтактный секс. Да и это случилось не сразу в силу того что она встречалась с моим товарищем, а вот когда они разбежались со ссорой — у меня остались нормальные отношения с ней поскольку я считал и считаю что она права в сложившейся ситуации.
А начались наши с ней игры с того что я когда приходил к ней, просто так когда мимо проезжал, мы пили чай-кофе и вели всякие беседы про эротику+ Как то она пошла переодеваться и оставила "случайно" дверь в свою спальню открытой, и через отражение в большом зеркале мне всё было видно! Клубный стриптиз отдыхает! Это было такое зрелище устроенное для меня, что у меня просто дух захватило+ Ну и с тех пор мы стали говорить на волнующую меня тему — про нижнее женское бельё, я признался что у меня есть комплектик чулки-поясок, и каково же было моё удивление когда она выразила желание увидеть меня в таком виде! Весь следующий день я был в ужасно волнительном состоянии — всё думал как это будет и как лучше себя преподнести и повести. Короче говоря — это была суббота и мои смылись на выходные, ближе к вечеру я начал собираться — принял душик, и принялся наряжаться — одел любимые чёрные чулки, пристегнул их к кружевному пояску, а трусики не стал одевать — вместо них одел сверху мягкий чёрный короткий подъюбничек чтоб не очень натереть себя об брюки)). Одел рубашечку, брючки и пошёл к Татьяне. Мне казалось что прохожие подозревают что на мне одето за бельё, но конечно это только казалось+
А наверное Таня волновалась не меньше моего — она только слышала о таких увлечениях некоторых мужчин, но никогда этого не видела ни на фотках ни тем более воочию. Вот я был смущён — как пожалуй никогда в жизни+. И возбуждён одновременно. Во рту пересохло, руки дрожат+. Танюша поняла моё состояние и взяла инициативу на себя: спокойным голосом тихо сказала, ну раздевайся, всё будет хорошо. Я остался в чулках на пояске и подъюбничке который задирался вверх моим вставшим членом. Танюша сказала "Просто замечательно, только эта нижняя миниюбочка — лишняя деталь", глаза у неё горели от любопытства, я с удовольствием снял эту юбчёнку и предстал перед её взором в таком вот виде, слегка прикрываясь рукой (всё же я несколько стеснялся). В голосе Тани прослышались более жёсткие нотки — "А ну ка подними руки", я поднял+ "А теперь возьмиего одной рукой и лаская, я хочу видеть это!". Такому приказу я подчинился с огромным удовольствием! А она чуть отошла от меня и стала расстёгивать халатик — я увидел её ослепительно белые трусики и лифчик который подчёркивал красоту её груди. Тем временем я ласкал себя но делал это так чтоб не кончить быстро а растянуть удовольствие от моего состояния)). Она просила меня пройтись по комнате, попринимать разные позы, осматривала меня со всех сторон и через некоторое время, когда увидела как я сладко мучаюсь от желания, сказала "Ладно уж, кончай, всё равно контактного секса у нас не будет — я так решила! Только я хочу это видеть!". Она разрешила мне прилечь на диван и встав надо мной сняла с себя и лифчик и трусики+ надо ли говорить что мне это так помогло и дополнительно возбудило что я излился испачав поясочек+ потом Таня научила меня его правильно постирать+
Я понял что Танюше понравилось отдавать приказы и что она видит как мне нравится ей подчиняться. В последствии это вылилось в наши СДМ игры, но они носили не очень жёсткий характер, это были в самом деле только игры.
Но об этом в следующий раз.
Я пообещал рассказать о том какие у нас с Татьяной были мягкие СДМ игры+
Да собственно ничего уж особенного и не было если сравнить с тем что я видел в журналах и видео, но это было не на картинках а в живую и со мной как с действующим лицом, когда я никогда не мог угадать что придумает Таня в следующую минуту. Она увлеклась этой игрой когда с каждой новой встречей можно было продвинуться чуть дальше уже достигнутого.
Танюша тогда снимала квартиру недалеко от моего района и как хозяйственная девчёнка содержала её уютной и ухоженной — да и была это всего лишь однокомнатная секция, но атмосфера созданная хозяйкой была столь интимна что я всегда ощущал себя неким избранным допущенным в этот женский уголок. Разумеется у неё были мужчины но она никогда не приглашала их к себе домой, я до сих пор удивляюсь тому что был допущен в этот маленький специфичный мирок. Наверное это от того что она меня воспринимала как подружку мужского пола с некоторыми женскими наклонностями. Я не имею ввиду половую ориентацию — она у меня можно считать что нормальная, разве что моё увлечение женским бельём+ А вот девочки её подружки иногда к ней наведывались, когда поодиночке, когда стайкой, и должен признаться я всегда хорошо вписывался в их компанию — в женские разговоры не встревал, лишних вопросов не задавал, а если попросят — давал совет.
Небольшое отступление про мужскую натуру. У многих мужчин после пьянки на утро возникает состояние сексуальной озабоченности. Видимо (я так думаю) на утро мужика начинает мучить совесть, она его загрызает каждую минутку и ему хочется кому то пожаловаться, хочется чтоб его приласкали и успокоили психику, ну а вершина таких мученических желаний — конечно же она — вершина наслаждений, ЖЕНЩИНА.
Вот в одно такое утро, проспав до 10 часов я пребывал именно в таком состоянии, а когда ещё принимал душ уже понял что буду звонить Тане и напрашиваться в гости. Позвонил+ она по голосу почувствовала что меня что то угрызает, всё поняла и сама снисходительно без лишних слов сказала: "Ну ладно уж, приходи". Потом она мне говорила что вид у меня был как у побитой собаки+ У меня в уме мелькали сцены самого невообразимого секса из бесконтактных сценариев (у нас ведь "почти" не было физических контактов). Я решил тут же соприкоснуться с самым сексуальным что у меня было под рукой — чулки на пояске, одевал их долго потому что медленно чтоб растянуть удовольствие от процесса одевания, да и быстрей вряд ли смог — пальцы трясло толи с похмелья толи от волнения, а скорее всего от того и другого разом. Прогулялся пешком чтоб чуть успокоиться, но чем ближе подходил к её дому, тем волнительнее становилось, надо ли говорить что я не мог думать ни о чём кроме секса и разве что+. пива))). Вот с пивом и учащённым сердцебиением я и пришёл к Танюше.
На ней был суперкороткий шёлковый зелёный халатик типа разлетайки без единой пуговки или застёжки, а только лишь перехваченный узким пояском на талии. "Что, напился вчера?… Всё с тобой ясно! Ну ка снимай брюки, я и так знаю что под ними" — Я молча повиновался, там конечно оказалась моя любимая форма одежды — чулки на пояске и без трусиков, даже мой мягкий подъюбничек отсутствовал. Но что самое стыдное — и отсутствовала эрекция, как ни волнителен был для меня этот момент. Таня усадила меня на диван, встала напротив, развязала и сняла поясок с халата, сложила его вчетверо и такой импровизированной плёткой стала стегать мои ноги по местам незащищённым чулками, приговаривая "Ах ты сучка такая, где ты вчера напилась??" и плавно перейдя в обращениях ко мне на женский род продолжала: "Ты похотливая развратная бабёнка, пришла сюда искать секса? Ну получай!" и её удары ремешком стали касаться моего члена и это меня так поразило и физиологически и морально, что чем сильнее и чаще её удары приходились по моему "дружку", тем сильнее он стал набухать и подниматься. Естественно это было не только от её ударов ремешком, но халат её был распахнут, она под ним оказалась в таких минимальных трусиках которых я раньше не видел — лишь маленький треугольничек прикрывал её самое интимное место, а боковинки были тоненькие и телесного цвета а может быть просто прозрачные. Полупрозрачный белый кружевной лифчик был на груди. Вот через эту полупрозрачность я и увидел как через несколько минут "истязаний" её сосочки набухли и приподнялись+ Я пытался поласкать себя, как часто делал это в её присутствии, но все мои попытки дотронуться до себя рукой были строго пресечены ударами подвернувшийся ей под руку линейки (хорошо что она попала именно порукам!))). Продолжая нахлёстывать меня по члену ремешком, она стала употреблять более грубые слова (извиняюсь за точное цитирование) — "Такая блядь как ты заслуживает более сурового наказания!" Продолжая сыпать в том же духе матерными словами она схватила меня за волосы и буквально сбросила на пол в коленно-локтевую позу и принялась хлестать со всей силы ремнём мой зад. Я был и ошеломлён и взволнован и шокирован и благодарен ей за фантазию и всё это вместе сливалось в неизвестные мне прежде ощущения какого то отвязного, необычного секса.
Не знаю, играла ли она раньше в такие игры, я вопроса никогда не задавал, но вела она себя столь уверенно что я отдался с огромным удовольствием всем её выходкам в отношении меня, я был готов на любые безумства и мне хотелось чтобы всё происходящее было ещё жёстче.
О пользе интернетовских знакомств
Они знали друг друга один день, но казалось, что были знакомы всю жизнь. С того момента, когда он впервые поцеловал ее, она хотела принадлежать ему. Но как сказать ему об этом?
Он пригласил ее в гости. Сели в автобус, ехать было не меньше 4 часов. Под его взглядом легкая дрожь пробежала по ее телу. Она откинулась на сиденье автобуса и закрыла глаза.
Похоже он уловил ее мысли — наклонился и поцеловал ее. У нее перехватило дух еще сильнее, чем в первый раз. Ее тело хотело мужской ласки, именно такой силы, какая исходила от него. Он слегка поглаживал ее грудь, талию, бедра; более смелые ласки под ее кофточкой… она позволяла ласкать себя, она была в его власти…
Ее рука коснулась его члена. Раньше парни всегда от такого смелого жеста приходили в недоумение. Он только еще крепче поцеловал ее. Размеры его члена поразили ее, такого экземпляра еще в ее небогатом сексуальном опыте не встречалось. Она начала его поглаживать, и тут он остановил ее.
"Я быстро кончу, у меня давно не было женщины. Я не успею тебе доставить удовольствие. Так что это плохая идея".
Они забыли про окружающих, но тут кто-то на переднем сиденье смущенно закашлял и вернул их к действительности… Приехали, пора выходить.
Добрались до дома, перезнакомились с друзьями, чай-ужин, душ. Наконец добралась до кровати. Она и не подозревала как сильно устала. Она надела какую-то футболку, расчесала волосы и легла на диван, опустив голову на руки. "Ничего картинка, — улыбнулся он. — Я обещал тебе массаж, сними майку".
Запах массажного масла, его умелые руки, музыка. "Как хорошо". А потом он встал и ушел.
И все? Ну не для этого же я сюда ехала, зачем из себя целку строить. "Иди сюда".
И понеслось… "Я губами чувствую, что тобой толком еще никто не занимался." Разве? Он поцеловал ее, сначала в губы, потом стал целовать ее тело, спустился ниже, к груди, затем к животу. Затем начал языком ласкать клитор, долго, упоительно… Да, подумала она, ТАК мной еще никто не занимался. Это был первый оргазм, который она ТАК получила. Она была ему благодарна и хотела как-то отблагодарить его, ее желание не ушло, а только еще больше выросло. "Иди ко мне". Резкий толчок. "Какой же он ограмный, как же это больно, как же это здорово…" Два, три… Не прошло и минуты, как от всего пережитого возбуждения он кончил… Она почувствовала легкое разочарование. "Сейчас я вернусь и мы продолжим." Так быстро? Он не переставал удивлять ее. Они занимались любовью два дня и чувствовали, что так хорошо им никогда не было.
Но они не знали еще, что так будет всегда…
Огонь в бумагу не завернешь
Зазвонил телефон. Громко и настойчиво. Громко выругавшись, ты выключаешь душ, выскакиваешь из ванной в прихожую, где стоит телефон, и резко хватаешь трубку: "Алло?". И слышишь приятный женский голос: "Это звонит Кира. Можно попросить вашу жену?" "А в чем дело?" грубо спрашиваешь ты. "Видите ли, она кое-что заказала для меня в одном магазине, и я хотела просто спросить, не прибыл ли заказ".
Уставившись на небольшую лужицу, которая уже образовалась у твоих ног, потому что вода продолжала стекать капельками с голого тела прямо на ковер, ты раздраженно что-то бормочешь в трубку, но тебя не поняли: "Не могли бы повторить, что вы сказали. В трубке какие-то помехи, и я не расслышала…" "Тем лучше", ворчишь ты, но тут тебе вдруг становится стыдно за грубость: разве эта женщина виновата, что у тебя плохое настроение?
"Простите, что вы сказали?.." повторила женщина: чувствовалось, что она смутилась. "Ничего, ничего, забудьте, пожалуйста. Я как раз принимал душ, когда вы позвонили. Теперь вот весь ковер мокрый". "О, мне очень жаль!" "Вы в этом не виноваты". В твоем голосе послышались примирительные нотки: "Собственно, жены нет дома. Она вынуждена была утром неожиданно уехать, я чем-то вам помогу?" "Не знаю", ответила Кира. "Вы уже просматривали почту? Я должна получить небольшую посылку". "Подождите, сейчас посмотрю на кухне". "Спасибо, я жду".
Ты босиком шлепаешь на кухню, где лежало несколько писем, но небольшой посылочки там не оказалось, о чем ты и сообщаешь женщине в телефонной трубке. "Возможно, завтра придет, тихо проговорила Кира, словно размышляя над чем-то. Вы не могли бы сказать поточнее, когда вернется ваша жена?" "Скорее всего, во вторник. Скажите мне, что за посылку вы ждете, и оставьте номер телефона. Как только она придет, я вам сразу же позвоню".
"Не поймите меня неправильно, но лучше я вам позвоню, в голосе Киры послышалась неуверенность. Видите ли, в посылке должно быть нечто очень личное, о чем мне не хотелось бы говорить. Можно позвонить вам завтра еще раз?" "Если вам так хочется, почему же нет? киваешь ты. Только не слишком рано, завтра ведь суббота…" "Согласна, засмеялась Кира. И еще одна просьба: когда придет посылка, пожалуйста, не вскрывайте ее…" "Но как же мне узнать, что она предназначена именно вам?" "Отправителем является предприятие по рассылке товаров покупателям. Совершенно определенная фирма, вы понимаете?" "Нет, ничего не понимаю", ворчишь ты.
"Я хочу только попросить, чтобы вы не вскрывали посылку, пока я не позвоню. Тогда я смогу сказать, для меня она или для вашей жены. Сможете вы оказать мне такую любезность?" "Ну хорошо, позвоните завтра после обеда. Я познакомлю вас тогда со своей почтой". "Вы рассердились?" "Да нет, мне это доставит удовольствие…" съязвил ты. "И все-таки рассердились, констатировала Кира. Однако, если бы вы знали содержимое посылки, тогда наверняка поняли бы меня". "Но я же не знаю этого…" "В том-то все и дело. В противном случае вы не только поняли бы меня, но и, возможно, осудили. А я этого не хочу."
"Что за чертовщина?" Теперь ты вообще ничего не понимаешь, но звонок в дверь заставляет тебя быстро свернуть разговор: "Звонят в дверь, извините…" "В таком случае желаю вам хорошо повеселиться", ответила Кира. "Почему повеселиться?" озадаченно спрашиваешь ты. "Ну вы же соломенный вдовец", засмеялась Кира.
Тебе приходится сделать невероятное усилие, чтобы не брякнуть в трубку что-нибудь вроде: "Глупая гусыня!", и ты раздраженно вешаешь трубку. Прекрасное настроение, с которым ты проснулся, окончательно пошло ко всем чертям. Телефонный звонок этой сумасшедшей привел тебя в раздражительное состояние. Его-то ты и готов был сорвать на том, кто звонит в дверь. Ты быстро накидываешь халат и распахиваешь дверь.
"Привет!" перед тобой стояла ослепительная блондинка из соседней квартиры. Она буквально сияла и как сияла! И вообще! Ты сразу отметил, что она была в коротеньком домашнем халате, и мгновенно оценил откровенность его выреза. Судя по всему, под халатом ничего не было. Лишь теперь ты заметил, что Моника (так звали эту блондинку) протягивает пустую кофейную чашку: "У меня кончился сахар".
Изменение в твоем настроении прошло моментально, и ты галантно приглашаешь восемнадцатилетнюю Монику в квартиру: "Добро пожаловать! У меня столько сахара, что я просто задыхаюсь в нем". Девушка вошла в прихожую, остановившись там в ожидании, пока ты закрываешь дверь. При этом она ловко сумела продемонстрировать свои женские прелести: когда ты вновь обернулся, халатик Моники оказался еще немного короче, а вырез более открытым, что заставило тебя с восхищением оценить стройную фигурку гостьи.
Раньше вы частенько сталкивались в лифте, обменивались ничего не значащими словами, в которых, тем не менее, скрывалось взаимное влечение. Ты испытывал какое-то странное чувство к этой девушке и догадывался, что и она не совсем равнодушна к тебе. В конце концов, в свои тридцать девять лет ты был все еще интересным мужчиной!
"Вы сегодня вечером тоже одна?" интересуешься ты и берешь у Моники чашку. "Почему вы так спрашиваете? Вы тоже один?" "Конечно. Моя жена решила сделать меня на несколько дней соломенным вдовцом". "О, тогда мы можем вместе выпить кофе", сразу же предложила Моника, прекрасно знавшая, что ты на несколько дней остался один (она узнала это от твоей жены, с которой перекинулась несколькими словами, когда та уезжала). Поэтому-то девушка и была сейчас здесь, в твоей квартире в ожидании интересного вечера. Условия для этого, как ей казалось, уже созданы. Во всяком случае, оба вы были одеты только в халаты. Ты откашлялся: "Да, давайте попробуем. Я вношу в счет своей доли сахар и молоко, а вы кофе, согласны?" "Согласна. А где? Не лучше ли будет у меня?" "Прекрасно!"
Когда нагруженный сахаром и молоком ты вошел в квартиру Моники, сразу же почувствовал здесь себя как-то уютно, по-домашнему. Комната, служившая одновременно гостиной и спальней, была в полумраке, негромко звучала приятная музыка. Моника по-прежнему расхаживала в домашнем халатике (как, впрочем, и ты).
"Садитесь, девушка показала на кушетку. Кофе через несколько минут будет готов". Ты присел и стал рассматривать жилище Моники, которая суетилась в кухонной нише. Обстановка понравилась тебе. Все гармонировало друг с другом и создавало теплую и интимную атмосферу.
"Кто вы по профессии?" спрашиваешь ты. "Воспитательница в детском саду". Моника подошла к тебе: "Можно вам налить?" "Конечно, спасибо". Какое-то мгновение вы молчите. Оба пригубили кофе. "Ох, ну и горячий же!" смеешься ты смущенно. И тут же добавляешь: "Горячий, но и вкусный". Потом спрашиваешь: "Скажите, вам приходится, наверное, много работать?" "Да нет, моя работа нравится мне. Иногда по вечерам подрабатываю даже гувернанткой". "Вот тебе на!" громко вскрикнул ты. "А что тут такого?" засмеялась Моника. "Ну, вечером все-таки хочется немного отвлечься от дел, а вам нет?" "Гувернантки хорошо оплачиваются". "А это не слишком опасно?" "Что вы имеете в виду?" "Ну, такая молоденькая красивая девушка и, возможно, одна в квартире вместе с хозяином". Моника вновь рассмеялась: "Ах, это! Да, иногда действительно возникают щекотливые ситуации". "Насколько щекотливые?" хватаешь быка за рога. "Очень щекотливые. То облапают за грудь, то полезут под юбку, все бывает. Однажды отец семейства встретил меня в… чем мать родила. Другой же разделся лишь тогда, когда я сидела уже в гостиной. Он вошел, встал передо мной и начал онанировать". "О! удивленно вскрикнул ты, явно не ожидавший такой откровенности. А вы? Что сделали вы?" "Я просто с улыбкой смотрела на него". "И больше ничего?" уточняешь ты смущенно. "Он был не в моем вкусе". "Понимаю, а если бы оказался в вашем?" "Тогда я помогала бы ему". "Гм", бормочешь ты. "Вы шокированы?" засмеялась Моника. "Шокирован? Нет, скорее, удивлен".
Моника уселась поудобнее и положила ногу на ногу. Халатик пополз вверх и оголил бедро. "Видите ли, большинство ведь безобидны. Им нужно только небольшое приключение. Немного отвлечься от быта, немного пощупать, пообжиматься, полизать. А если мне нравится человек, почему бы мне не позволить ему все это? Тем выше, кстати, поднимается мой гонорар за работу с детьми".
При этих словах она с интересом наблюдала за твоей реакцией. Ты нравился ей давно, и поэтому она стала более откровенной: "Некоторые, конечно, хотят меня при этом по-настоящему трахнуть!". Ты кашлянул: "И как же вы реагируете на эти предложения?" "Если человек, не противен мне, тогда не говорю "нет". Если же не нравится, просто ухожу."
Ты молча киваешь, при этом постоянно поглядываешь на оголенные бедра Моники. В тебе уже давно проснулось желание. Красота девушки заворожила тебя так же, как и ее откровенность, и ты хрипло, прилипшим к горлу от волнения языком, спрашиваешь: "Под халатиком вы голая?"
В глазах Моники сверкнула яркая искорка, а по ее телу прошла волна возбуждения. Она наслаждалась ситуацией и медленно кивнула в ответ: "Да, под халатиком я совершенно голая!" "А если я не поверю, что тогда можно сделать?" спрашиваешь ты. "Проверить", прошептала Моника.
Комната наполнилась напряженным ожиданием, когда ты подошел к девушке и реализовал ее предложение. В страшном возбуждении ты застыл на несколько секунд, завороженно уставившись на голые бедра, круто поднимавшиеся вверх. Соски на грудях под твоим взглядом стали быстро увеличиваться, что удлинило и без того крепкие, остро торчащие груди.
"Действительно!" сдавленно произносишь ты и медленно опускаешь взгляд ниже. Тело у нее стройное, с очень тонкой талией. Ты видел копну черных волос, которые становились тем реже, чем ниже они росли, и, наконец, терялись между загорелых ляжек, и с каждой секундой твои глаза все больше заполнялись сладострастием. "А что между ними?" шептал ты охрипшим от волнения голосом, показывая на ляжки. "Мое гнездышко! задыхаясь, произнесла Моника. Хочешь его увидеть?" "Да!!!"
Моника медленно раздвинула перед тобой бедра и обнажила все чудо, которое пряталось там. Под воздействием твоих дико сверкающих от страсти взглядов у нее пошли по коже мурашки, она подтянула ноги к телу и раздвинула их еще шире. "Как же ты прекрасна!" шепчешь ты. При этом твоя рука, будто притянутая магнитом, легла на интимное место Моники, нежно надавила на ставшую уже влажной половую щель и ласково теребила ее срамные губки.
"Ты… ты сведешь меня с ума…" тихо застонала Моника. Она медленно начала двигать низом живота, чтобы войти в ритм движения твоего пальца. "О, я уже вся горячая… я вся хочу, вновь простонала она. Я больше не могу терпеть!" Волосы на лобке Моники, припухшие губки ее полового органа, широко раскрывшаяся половая щель, этот центр наслаждения, все это просто зачаровало тебя. Тихое постанывание Моники разбудило страстное желание обладать этой юной дивой. Ты продолжал свои чувственные движения, непрерывно лаская уже возбужденный половой орган девушки.
Она окончательно потеряла власть над собой. Чем дальше вел ты свою возбуждающую игру пальцем, тем громче и прерывистее становилось ее дыхание, тем чаще ее посапывание переходило в короткие страстные вскрики, а движения низа живота все учащались и учащались. Моника почувствовала необыкновенно приятное щекотание между ляжек. "Постой… Пожалуйста, обожди…", с трудом, задыхаясь, произнесла она и, притянув тебя ближе к кушетке, легким усилием уложила тебя. Раскрыв полы твоего халата, она на мгновение застыла, рассматривая твой вытянувшийся как свечка половой член.
"Поцелуй меня…", выдавила она из себя хриплым от волнения голосом и легла на тебя так, что ее источник наслаждения оказался прямо у твоего лица, а она захватила губами твой пенис. Правой рукой девушка теребила яички твоей поросшей волосами мошонки и одновременно вставила твое копье себе в рот, а потом начала такую игру язычком, сопровождавшуюся поцелуями и сосанием, что ты не смог сдержать дикого сладкого стона.
Заработал твой язык, длинный, шершавый и острый, который ловко проник внутрь Моники и своими движениями заставил испытать еще неведомое ей удовольствие от полизывания. Кончик языка совершал свою игру с неимоверной скоростью и, казалось, был создан для этого узенького девичьего влагалища. Он то входил, то выходил, а то принимался попеременно целовать наполненное соком любви влажное гнездышко и широко расставленные ляжки и, в конце концов, довел Монику до такого состояния, что она больше не могла сдерживать своих сладострастных криков. Ты целовал ее интимное место с беспощадной страстью, упивался исходящим оттуда одуряющим ароматом, с невероятной скоростью теребил клитор, одновременно так ласково раздвигая набрякшие срамные губки грота любви, что Моника, уже ничего не воспринимавшая кроме этих одуряюще приятных ощущений, прекратила игру с твоим членом и лишь громко повизгивала от все более усиливающегося наслаждения.
"Войди в меня… трахни меня!" простонала Моника, и ты сразу же бросаешься на нее. Каждой своей клеточкой ты ощущаешь под собой молодую нежную кожу, чувствуешь, как рука девушки нашла твой член и нежно подвела его к своему гнезду, два раза провела им вверх и вниз по насыщенной любовной влагой щели и затем ввела во влагалище. Ты часто задышал. Моника застонала, и вы оба вскрикнули.
Ты почувствовал влагу, ощутил теплоту ее влагалища и испытал невероятно жаркую среду, которая обволокла твой напряженный член. Ты сделал резкий, сильный толчок и ввел свой чуть не лопающийся пенис в вулкан Моники: он трахал ее, и его движения были быстрыми, мощными, даже несколько грубыми, и очень страстными. Она была молодая, как молоденьким было и ее влагалище, и ты чувствовал себя молодым. Она трахалась превосходно, совершая вместе с тобой синхронные движения. Это было наслаждение самой чистой пробы. Как прекрасно ощущать под собой абсолютно голую восемнадцатилетнюю девушку, как прекрасно проникать в ее лоно до упора, ощущать узкое и одновременно такое эластичное отверстие, проникать в него, испытывать дрожь и сотрясение ее тела!
"Я… я сейчас кончу!..", запинаясь, смущенно простонала Моника. Тебе казалось, что ты на седьмом небе. Ты услышал, как громко закричала девушка, и почувствовал, что твой член в конвульсивных движениях полностью освобождается от своего заряда. Моника кончила одновременно с тобой. Все ее тело в момент экстаза дико тряслось так ты возбудил ее. А вечер только начинался.
Вы расстались под утро, и ты проспал до полудня. Была суббота, но прошедшая ночь с Моникой, к твоему сожалению, сегодня не могла повториться: она уезжала к родителям в деревню и собиралась вернуться только в воскресенье вечером. Тем не менее, вы оба уже запланировали провести этот вечер вместе.
Ты принял душ, позавтракал, а потом отправился в кабинет, чтобы немного почитать. На письменном столе ты неожиданно нашел небольшой сверток, завернутый в коричневую упаковочную бумагу. Рядом лежала записка жены: "Дорогой! Эта посылка для фрау Киры. Ты ее знаешь (это такая симпатичная молодая женщина этажом выше). Она попросила меня сделать для нее заказ, взяв с меня обет молчания. Кажется, у нее проблемы с мужем. Наверное, он слишком часто оставляет ее одну. Для того, чтобы удовлетворить твое любопытство (иначе ты еще вскроешь ее) сообщаю, что К. заказала через меня так называемые "шарики наслаждения". Передай ей их, пожалуйста, но пусть у тебя не возникнут в голове какие-нибудь глупости. Хотя ты и нравишься малышке, чтобы ты знал…"
Ты прочитал письмо еще раз. "Шарики наслаждения!" Они вводятся во влагалище. Кто бы мог подумать! Маленькая черноволосая женщина, жившая этажом выше, всегда производила впечатление очень скромного существа, хотя эта Кира была совсем не дурна. Собственно, она выглядела даже какой-то породистой. Стройная фигура, красивое лицо, длинные черные волосы. "И я ей нравлюсь? Это что-то новенькое. Она даже никогда и не смотрела на меня. Или же все-таки смотрела? Собственно говоря, мне она тоже нравится. И даже довольно сильно…" Ты посмотрел на часы: подождать звонка или заглянуть к ней самому? Может, встретить ее голым, когда она придет за посылкой? Здесь, наверное, можно кое-чего добиться, если уж муж часто оставляет Киру одну.
После длительных размышлений ты все же решил довериться судьбе: будь, как будет. Ты успел еще раз принять душ (на улице стояла неимоверная жара) и облачиться в удобную домашнюю одежду, когда зазвонил телефон: "Алло, это опять я. Я звонила вам вчера вечером, вы помните?" "Еще бы! Ваше замечание о соломенном вдовце засело у меня в голове". "Ну и как?" "Что "ну и как?" "Получилось?" "Должен сказать, ну и подход у вас. Насколько точно вы хотите знать?" Вместо ответа женщина звонко рассмеялась. "Ага, значит, вы не любопытны?" "Нет, моя хата с краю, я ничего не знаю!" "Это звучит двусмысленно", сказал ты и усмехнулся про себя. "Что вы имеете в виду?" "Ну, что вы тоже можете кое-что узнать!"
В трубке воцарилось молчание. Сначала Кира хотела возмутиться, запротестовать, что она это сказала просто так. Но затем ей пришла в голову другая мысль. В конце концов, ведь ты не знал, с кем говоришь (по крайней мере, она так полагала). Почему бы, следовательно, не поддаться тогда на твои намеки! И вслух: "Любая женщина хочет кое-что узнать. Как и любой мужчина". "О-ля-ля! засмеялся ты. Вы действительно не такая уж и скромница, как мне казалось. Моя жена права." "Ваша жена?" "Да, моя жена. Она написала мне, что вы ждете посылку, и я должен вам ее отдать. Вы удивлены?" "Вы… вызнаете, кто я?" "Конечно. Если бы ваш телефон стоял на том же месте, что и мой и если бы потолок был прозрачным, я мог бы сейчас заглянуть к вам под юбку. Конечно, если вы не в брюках".
Попадание было полное. Вновь в трубке воцарилось молчание. Ты слышал возбужденное дыхание. "Вы знаете, что в посылке?" прерывающимся голосом произнесла Кира. "Нет! солгал ты. Я сейчас вам ее занесу. Через две минуты я у вас". "Я… я не знаю…" Ты бросил трубку, вышел из квартиры с посылкой и поднялся на следующий этаж. Оказавшись перед дверью Киры, без колебаний позвонил. Еще не успел отзвенеть звонок, как дверь открылась и появилась Кира: "Быстро входите, не хочу, чтобы о нас говорили". "А почему о нас должны говорить?" "Вы один, я одна, люди быстро придумают что-нибудь".
Ты кивнул в знак согласия и вслед за Кирой вошел в квартиру. Тех нескольких метров, которые она прошла впереди, тебе хватило, чтобы ты внимательно изучил ее. Ей было немногим более тридцати, и она казалась удивительно красивой в легком белом летнем платье, подчеркивающем стройную фигуру. Видна была тонкая талия и крепкие круглые бедра. Зад выглядел крепким и небольшим, хотя именно по нему чувствовалось, что это уже зрелая женщина. Но прежде всего груди! Ты видел их сбоку. Они не были большими, но зато острыми и высоко торчащими.
Кира остановилась в гостиной, пока ты с интересом осматривался вокруг. "У вас здесь красиво", констатировал ты. "Могу ли я о чем-то вас попросить? произнесла она, не обращая внимания на твои слова. Мой муж не должен ничего узнать об этой посылке". "Не бойтесь, я ничего не скажу. Разве здесь что-то плохое?" Соседка покачала головой: "Простите, я даже не предложила вам сесть. Хотите пива?" Ты кивнул и уселся, а Кира исчезла на кухне. Когда она вернулась в гостиную, здесь уже тихо играла музыка — ты включил проигрыватель. Не говоря ни слова, женщина подала тебе бокал и села в кресло напротив. "Когда возвращается ваш муж?" поинтересовался ты, прерывая молчание. "В понедельник или во вторник". "Он менеджер, не так ли?" "Да, менеджер". "И вы часто остаетесь одна?" "Часто".
Ты пил пиво, а Кира пыталась приспособиться к новой для нее ситуации. У нее сидел ты, мужчина, о котором она так часто мечтала. Кира сама не понимала, почему именно ты, но в своих эротических снах видела всегда только твое лицо. И вот ты здесь, в ее квартире. Вы совершенно одни, и она совсем не удивилась тому, что уже одна твоя близость возбуждала ее.
Ты поставил бокал на столик и протянул Кире сверток: "Вот для вас". "Спасибо, я… я вам что-нибудь должна за это?" "Я не знаю. Возможно, там приложен счет". "Вы хотите получить деньги прямо сейчас?" "Вы можете отдать их моей жене". Вы молча смотрели друг на друга, а потом послышались слова Киры, которые она произнесла так тихо, что их едва можно было понять: "Вы действительно не знаете, что в посылке?" Ты долго смотрел на нее, прежде чем ответить: "Вам действительно так важно узнать это?" "Значит, все-таки, знаете". Кира покраснела до корней волос, и это ей шло. "Вы должны понять меня… я не такая уж плохая… просто я…" "…просто вы совершенно нормальная женщина, закончил за нее мысль ты. И при этом очень красивая". Кира вновь покраснела: "Это останется между нами?" "За кого вы меня принимаете? За прописного болтуна?" засмеялся ты и встал, решив уйти, поскольку считал нечестным воспользоваться ситуацией Киры. Но когда она неожиданно оказалась перед тобой, чтобы проводить, ты молча обнял ее одной рукой и начал танцевать, близко-близко прижимая ее к себе.
Минута за минутой уплывали в вечность. Только тихая мелодия наполняла комнату. Кира почувствовала, как между ног у нее все покрывается влагой. Возбуждение стало постепенно овладевать ею. Легкое трущее давление твоей ноги между ее ног будило желание. Хотя она и предпринимала страшные усилия не потерять голову, ей не удалось отстраниться от тебя и просто так отказаться от этого возбуждающего, нежного потирания ее интимного места.
Да и зачем отказываться, думала она. Ведь это так прекрасно. В том, что ты делал это сознательно, Кира нисколько не сомневалась. Слишком отчетливо она ощущала на своем правом бедре твердость твоего члена, выпирающего из-под материи брюк. И она полностью отдалась твоей воле. Ты сам себе казался свиньей. Однако желание было сильнее угрызения совести. Ты знал, что Кира уже давно почувствовала эрекцию твоего члена. И поскольку она, тем не менее, не потеряла желание танцевать, ты прижал ее к себе еще крепче. Она согласилась с этим. Возбуждение у Киры продолжало нарастать. Представив себе в мыслях, что ты хочешь ее сейчас трахнуть, она почувствовала, что сердце готово буквально выпрыгнуть из груди от охватившего ее волнения. Она почувствовала также, что ты еще крепче прижал ее к себе, и вы, слившись вместе, делали плавные движения в такт медленной ритмичной музыке. Кира стала еще более отчетливо ощущать твое трение об ее интимное место и как все сильнее давит твой твердый член на ее бедро и она в блаженстве закрыла глаза.
Ты продолжал крепче прижимать к себе эту соблазнительную женщину. Тебя охватило непреодолимое желание, сметающее все моральные преграды. Твои руки поглаживали великолепно сложенную спину партнерши по танцу и остановились, наконец, на ее ягодицах. Ты требовательно прижал их к себе и, не заметив ни малейшего сопротивления, осторожно поднял легкое платье и вновь, уже под ним, прижал свои руки к крепкому заду женщины.
Ты просунул руку в маленькие узкие трусики и требовательно прижал их к голым ягодицам женщины, которые постоянно поднимались и опускались под музыку. Средний палец правой руки ты продвинул между ягодицами, одновременно левой рукой нежно оттянул слегка одну из ягодиц и стал ласково поглаживать подушечкой пальца розетку заднего прохода. А Кира по-прежнему и не думала оказать тебе хоть какое-то сопротивление. Напротив, тебе показалось, что она прижалась еще сильнее. Ты стал целенаправленно вести ее к дивану, и, наконец, вы оба просто упали на него.
Я… я!.." слышал ты, как шептала тебе на ухо Кира, когда ты начал медленно поднимать вверх ее белое платье, обнажая крепкие загорелые ляжки и бедра. "Вы никому не должны рассказывать, что в этой посылке… пожалуйста!.." заикаясь от смущения, проговорила Кира, как будто отдаваясь только поэтому. В действительности же она и не желала иного. Твои руки на голых ляжках горели, как огонь. Она была готова ко всему и лишь искала причину, которая могла бы ее извинить. Еще никогда она не изменяла своему мужу. И вот с тобой это произойдет! Она смирилась с этим.
Ты прекрасна! медленно говоришь ты. Я хочу погладить тебя везде!" Ты дрожал от возбуждения, которое усилилось, едва только ты начал выше поднимать платье, гладить нежную кожу на бедрах, а твоя рука вдруг прикоснулась к трусикам Киры. Сквозь них отчетливо проступало лоно Венеры, и ты погладил его пальцами легонько и очень нежно.
Кира понимала, что это опасная игра, но желание росло слишком быстро, и так возбуждающе прекрасны были ощущения внизу живота! И когда она почувствовала, что ты подушечками своих пальцев нежно прикасаешься к лону, ноги ее медленно раздвинулись как бы сами собой. Она была слишком разгорячена, чтобы ясно мыслить, и с готовностью приподняла свой таз, когда ты стал стягивать вниз трусики. Кира нисколько не противилась также и тогда, когда ты с силой широко раздвинул бедра, чтобы получить доступ к раскрывшейся половой щели.
Все, что раскрылось перед тобой между раздвинутыми ногами Киры, выглядело совершенно необычно. Таким нежным и совсем девичьим предстало интимное место этой чудной женщины. Ты даже непроизвольно проглотил слюну, отчетливо увидев, как подрагивает ее розово-красная плоть. Срамные губки будто раздулись, широко раскрывшись от овладевшего женщиной возбуждения и обнажив конвульсирующее, наполненное блестящей влагой чудное отверстие. И всю эту живую, пульсирующую плоть окружили черные, немного вьющиеся волоски.
Ты стоял, словно в столбняке, и не мог оторвать взгляда от того, что предлагала тебе эта испускавшая жаркий аромат, скользко-слизистая дырочка! Постоянно подергивающийся источник излучал наслаждение, буквально гипнотическое воздействие. Так близко от тебя была эта щель, которая может доставить столько удовольствия! А как лежала Кира!!! С закрытыми глазами, платье высоко поднято вверх, низ живота обнажен, а ноги широко расставлены. Сдерживаться уже не было сил. Твой рот дернулся вперед и прижался к плоти Киры. Она страстно вскрикнула, едва только почувствовала на влагалище сначала губы, я потом твой проникающий внутрь язык. Быстрые движения его кончика сделали пылающий внизу живота жар непереносимым. Не помня себя, она сама сорвала платье и полностью, с громкими стонами, отдалась этой безумной игре.
"Да… о-о, да, так… о-о-о… продолжай… целуй меня… погладь мое гнездышко… а-а-а…!" казалось, все другие слова просто выпали из ее памяти. Ты чувствовал, что сходишь с ума. Нагота Киры, великолепное тело и выражавшие ее ощущения дикие вскрики заставили тебя на секунду прерваться, остановиться. Во все глаза ты смотрел и не мог насмотреться на острые торчащие груди Киры, на гордо возвышающиеся на них соски нежно-коричневого цвета. И ты жадно приник к этому чуду природы, поглаживая его руками, ощупывая пальцами, покрывая поцелуями это свидетельство бушующей в женщине страсти, а потом снова, почти грубо, прижался губами к ее трепещущей плоти, глубоко вдыхал в себя божественный аромат, исходящий из глубин Киры, и теребил языком ее источник наслаждения.
Ты снова пил ее густой сок, глубоко проникал во влагалище и теребил неимоверно раздувшийся клитор, доведя Киру до такого состояния, что она не могла больше сдерживать свой бурный восторг и стала производить какие-то дикие подпрыгивающие движения, а потом выплеснула все свое сладострастие в невероятном крике.
"А-а-а… о-о-о… я кончу… я кончу!" отдалась она полностью тем чувствам, которые без остатка овладели ею и заставили молодое тело извиваться и трястись, будто внутри происходило извержение вулкана. Тело Киры было невероятно напряжено: она старалась пошире раздвинуть ноги и все выше поднимала таз, чтобы сильнее прижаться к твоим ласкающим губам. Ей казалось, что испытываемый экстаз никогда не кончится, и в конце концов, обессиленная, она осталась лежать без движения. Все, что ты делал с ней сейчас, она не получала уже очень-очень давно. Муж брал ее (если вообще это происходило) резко, быстро трахал и отворачивался. Две минуты вниз-вверх, и он закончил, но не она. И вот сегодня, впервые за долгое время, Кира испытала страсть, удовольствие и удовлетворение.
Когда ты перевернул ее на живот, чтобы ласкать великолепные ягодицы, она с готовностью приняла нужную позу. А когда ты начал игру с розеткой ее заднего прохода, она почувствовала, что ее вновь (и очень быстро) охватывает желание. Желание, чтобы ты трахнул ее теперь по-настоящему, и она, поддаваясь тому, что ты так возбуждающе делал с ее задним проходом, начала тяжело дышать и все сильнее прижиматься своим задом к доставляющим ей столько удовольствия рукам.
"Я… я… прошу тебя, трахни меня теперь по-настоящему!" только и смогла выдохнуть она. Еще никогда в жизни ты не встречал женщины, которая могла так полностью, испивая все без остатка, отдаваться желанию, и в этот момент ты не променял бы Киру ни на что и ни на кого на свете. Она казалась тебе воплощением мечты, женщиной, способной исполнить твое вековечное желание, и ты стал торопливо раздеваться.
Твой член мощно выпрыгнул на свободу, и при виде его Кире подумалось, что ей все это снится. Никогда в жизни она не видела такого громадного трахающего инструмента с такой большой мошонкой, так что она непроизвольно даже задала себе вопрос, не разорвет ли этот похожий на дубинку член ее нежное влагалище? Однако жадное желание, чтобы он ее трахнул, овладевало все сильнее. Чуть ли не благоговейно она обхватила своими тонкими, нежными пальцами этот вызывающий уважение орган наслаждения, поцеловала его, стала водить кончиком языка по всей его плоти вверх, а потом вниз, взяла в руки его тяжелую мошонку, нежно поглаживала его набрякшие яички.
Под воздействием возбуждающих движений языка Киры ты не смог сдержать страстный стон. Ты осторожно, как будто это была очень дорогая игрушка, вновь уложил женщину на диван, широко раздвинув легко поддавшиеся бедра, еще немного поласкал ее великолепные груди и лишь потом опустился на колени между ее ног и слегка надавил мощным членом на постоянно пульсирующее гнездышко. Также осторожно ты подал свои бедра вперед, ощутил, как отверстие любви приняло головку члена, как оно тесно обволокло этот неимоверно раздувшийся кончик твоего инструмента, который в этот момент одним толчком вошел внутрь.
От такого мощного проникновения Кира страстно вскрикнула. В первый момент ей показалось, что член разрывает ее на части, но одновременно почувствовала, как по всему телу разлилось усиленное в тысячу раз наслаждение, и она начала тихо повизгивать и жалобно постанывать от охватившего ее сладострастия. Ты был буквально оглушен, познав узость ее пещеры. Желание и ничего, кроме желания, овладело тобой, а когда Кира бурно бросила свое тело навстречу, показав, что она хочет ощутить в себе всю длину члена, ты тоже начал медленные движения. Ты все еще не мог по-настоящему поверить, что Кира, эта скромная Кира, голая лежит под тобой, что ты ее трахаешь и что именно этого хочет и она. И ты до основания задвинул пенис в раскрытую щель, отчетливо ощутив, как стала двигаться его плоть в теснине грота наслаждения.
Переполняемая жаром любви, Кира громко стонала и делала движения тазом вверх, жадно встречая каждый толчок. Она хотела получить все без остатка и ощущала совершенно отчетливо, как толстая головка члена каждый раз встречалась с препятствием внутри нее, и это привело ее в такой экстаз, что превратило движения в сплошной порыв, а издаваемые звуки в один непрерывный стон.
Ты потерял голову от наслаждения, заполнившего всю твою суть под воздействием давящих движений тесно облегающего твой член горячего влагалища Киры. Ты вталкивал свой гигантский инструмент, а потом вновь вынимал и опять глубоко погружал в нее, до самого основания. Кира должна была получить все, что ты мог ей дать. И при каждом толчке твоя покрытая волосами мошонка ударялась о разгоряченные, находящиеся в постоянном движении ягодицы дико извивающейся под тобой Киры.
Прерывистое дыхание Киры становилось все громче, ее неистовые броски к тебе свидетельствовали, что она полностью потеряла контроль над собой. Ей казалось, что сейчас (прямо сейчас) она умрет от наслаждения, разложится на молекулы, и наступил оргазм, мощный, заставивший ее тело дернуться три-четыре раза в диком порыве, издать неразборчивые громкие крики переполнявшего сладострастия и затихнуть под тобой. Будто желая помочь тебе найти искупление, она взяла в руки мошонку и стала нежно поглаживать и подергивать ее.
У тебя вырвался идущий откуда-то из глубины стон, нежная игра Киры с яичками была настолько возбуждающей, что все твое тело напряглось. Ты почувствовал, как в мошонке стала собираться сперма, отчего твои движения ускорились до невероятного темпа. Кира постанывала в ритме совершаемых тобой толчков. Такого она еще никогда не испытывала. Без какого-либо перерыва вновь наступил экстаз, и она больше не могла. Дикий, пронзительный крик вырвался из ее груди. "А-а-а… Быстрее… еще… я кончаю… сейчас… сей-ч-а-с!!!.. а-а-а…!"
Олежкины истории
Удивительная штука — жизнь. Мы познакомились в стройотряде. Тот, кто проходил, тот знает. На мой взгляд, он здорово выделялся на фоне остальных. Точнее на фоне сексуально озабоченных первокурсников. Это был парень без своей девушки. Ну и что такого, таких как он на первом курсе — пруд пруди. Он ни к одной не клеился! И это чепуха, вещь заурядная, если бы не его удивительная способность находить общий язык с любой особью женского пола. Девчонки и не только, могли болтать с ним часами. Если бы я не был в то время так решительно настроен атеистически, я бы не нашел лучшего сравнения — исповедовались.
Стройотряд в то время — хорошая возможность подзаработать а нам, как "молодым", само собой досталась совсем не денежная обязанность сторожей. Участок был километров за десять. Мы с Олегом торчали там по неделям. Вот тогда то и узнал я некоторые удивительные подробности его школьной жизни.
Лет через пятнадцать я встретил уже бывшего дипломата, человека весьма образованного (два верхних образования и четыре языка) в качестве мастера производственного обучения. По совместительству он читал лекции в нашем министерстве. Мы долго сидели на кухне его "хрущевки" запивая воспоминания чешским пивом, антиалкогольная компания только набирала обороты, и беседовали "за жизнь". Беседа была далека от женщин и религии, а посему бессмысленна.
И вот теперь, узнаю в одном из "серых кардиналов" нашей политики:
А что, в то время мы были молоды, и с поправкой на эпоху, это было довольно круто. Тем более в то время Олежка никогда не врал, дай ему бог здоровья.
О потере невинности и прочих глупостях…
Она называла его Олежек. Высокая, вровень с ним, стройная до невозможности. Она говорила — Олежек и прижималась к нему вся. Так уменьшительно ласково его называла мама еще во времена детсада.
Гад Валерка! Студент чертов. Он устроил это так, как учат плавать. С размаха туда, где поглубже и валяй, греби. Или пускай пузыри. Гад Валерка, наперед знал, чем кончится этот вечер. И молчал. Любитель сюрпризов.
В комнате полумрак и не видно как пылают уши Олежки. Они танцуют уже полчаса, и Ника все жмется к нему всем телом. Наверное, после "сухарика".
Вино совершенно не сладкое, но после него Олежке стало тепло и весело. От этой пай девочки пахнет вином и сигаретами. Когда они с Валеркой нырнули из коридора в этот полумрак, их встретила тихая музыка и две девицы, поджидающие их на диване. Насколько Олег их разглядел, обе были Валеркиными ровесницами. Длинноногими и без комплексов. Теперь и не вспомнишь, о чем болтали в тот вечер. Олежка до этого спиртного не пробовал, разве что дома из бара, украдкой. Вино было не сладким, но стало весело и тепло. Танцевать Олежка умел. Можно сказать на профессиональном уровне. Только Ника не столько танцевала, сколько прижималась к нему, так что настоящий класс показать было невозможно. Он чувствовал, как пламенеют его уши, как прижимается ее нога к его бедру как сладко ее дыхание. Она и танцевать толком, пожалуй, не умела. Даже пыталась пару раз "вести" его. Ну, нет, в танце Олежка был мужчиной на все сто, и она с видимым удовольствием покорилась его умению вальсировать. Только скоро выяснилось, что, умея прекрасно танцевать, Олег совершенно не умеет целоваться. И тогда Ника решила немедля ликвидировать этот серьезный недостаток пятнадцатилетнего пацана и провести соответствующее занятие прямо во время танцев. Ника оказалась самозабвенной учительницей, и Олежка задыхался и млел от ее коварных и умелых губ. Вдруг до него дошло, что он один в комнате с классной и доступной девушкой! Шустряк Валерка "затанцевал" Сонечку в соседнюю комнату и, похоже, времени зря не теряет. Ну и черт с ними.
— Олежек, налей мне еще сухарика, — попросила Ника.
И пока он возился с около столика, уютно устроилась на диване вытянув стройные, белеющие в полутьме ноги. Она нетерпеливо похлопала ладонью рядом с собой и он, протянув ей бокал, присел на краешек дивана. Сумерки вползали в комнату мимо раздвинутых штор и вино едва угадывалось за тонким стеклом. Девушка отпила половину и поднесла влажный край бокала к его губам. Она слишком быстро наклоняла его, и Олежка запрокинув голову судорожными глотками проглатывал его содержимое. Струйки вина текли по его подбородку. Наконец он получил возможность посмотреть вниз, скользнул взглядом по мячикам грудей приподымающих кофточку, ниже… Ее бедро прижалось к нему, колени вызывающе раздвинулись, и без того короткая юбочка, задралась, открыв его жадному взору упругие линии бедер. Без колготок ее кожа, казалось, светилась беззащитным завораживающим светом. Это так походило на бессловесное приглашение, что тело юнца с готовностью ответило согласием. Оно уже не повиновалось стыдливому ропоту рассудка. Олежка обхватил ее руками и впился в ее раскрытые губы. Будь что будет, он с готовностью доверился предопределенному ходу событий.
От нее веяло чистотой и свежестью. Ее теплые, атласные губы ответили на поцелуй, руки охватили его шею, а диван вдруг заурчал электрической начинкой и вместе с ними, плавно поехал от стены, раскладываясь в широкое мягкое ложе. Не обращая внимания на робкие протесты, Ника принялась раздевать юнца и первым делом, расстегнув ширинку, высвободила его нетерпеливого дружка… Олежка холодел при мысли, что может вспыхнуть свет и все это действо обнаружится на потеху маленькой кампании. Но свет не вспыхнул, и скоро они лежали на диване уже нагишом. Тут до него дошло, что за стеной занимаются тем же самым! Он полностью покорился своей очаровательной наставнице и только беззастенчиво лапал ее во всех доступных местах. А доступно было все, и Олежка совершенно ошалел от свалившегося на него счастья. Закинув руки за голову, Ника царственно раскинулась по центру этого необычного ложа, и с улыбкой принимала его неуклюжие ласки и страстные поцелуи. Пару раз он схлопотал за попытку засосать ее прекрасную шейку, подобно юному Дракуле, и перешел к более невинным поцелуям, но более дерзким ласкам. Она не препятствовала его любопытным пальцам, заползавшим в ложбинку между бедер, и даже слегка раздвинула их, когда они забрались в шелковистый кустарник на лобке. Затем они ненадолго задержались у набухающего бутона наружных половых губ и, дрожа, легко проникли внутрь! Юный храбрец затаил дыхание.
Ему показалось, что горячая, мягкая как сливочное масло расщелина упруго сжимается, выталкивая и не пуская робкие пальцы. Он еще крепче прижался к ней и метнул быстрый взгляд на запрокинутое лицо девушки. Ника заморгала длинными, кукольными, черными, как испанские веера ресницами, которые резко выделялись на белеющем в сумерках лице. Ресницы поднимались и опускались так медленно и плавно, что казалось сейчас из ее чересчур правильной груди послышится четкое — "ма — ма".
Как у пупса. Но ни одна, ни одна кукла не выглядела так соблазнительно и похотливо! Она ждала, и будь Олежка более опытным в этих делах, он бы понял, что его подружка давно "готова".
Едва он навалился на нее, как ноги прелестницы взметнулись вверх, охватили его бока и скрестились на его напрягшейся спине. От волнения он никак не мог попасть куда надо, а коварная наставница не позволяла пустить ему вход руки и, хихикая, даже старалась увернуться. Олег вконец озверел и таранил своим одеревеневшим пенисом наудачу! Она вдруг ойкнула, спасая свою попочку, и добавила удивленно:
— Ого!
Напор отчаявшегося юнца не пропал даром, и вскоре она сама заюлила задом, подводя его к желанной цели.
Наконец свершилось!
Было немножко больно и кончилось, вернее он кончил невероятно быстро и замер в испуге. Все?!
Чуть не сбежал от стыда, но Вероника не выпустила его из объятий и продолжала ласкать, как не в чем не бывало. И обнаружилось, что можно продолжать, да еще как! И юнец продолжил. Он в диком темпе двигал крепким задом, словно пытаясь вколотить ее в постель. Кончал, постанывая от сотрясавшего его оргазма и не останавливаясь, начинал все сначала. И так раза три! Положив руки на потные Олежкины плечи, она молча выдерживала его сексуальный натиск, только время от времени, сгибала и разгибала ноги в коленях и даже помогала ему, двигая задом навстречу, когда темп снижался до разумных пределов. Наконец Олежка успокоился и свалился рядом, а она, как ни в чем ни бывало, поднялась и голышом вышла из комнаты.
Опасаясь подвоха, наш юнец вскочил и принялся искать в впотьмах свою одежду. Было достаточно темно, и плавки никак не находились. Пропали. Оставалось натянуть джинсы прямо на голое тело, на бедра и живот липкие от обильной спермы. Джинсы нашлись быстро, но надеть он их не успел.
Неожиданно вспыхнул свет, и на пороге комнаты возникла подружка Ники — Сонечка, тоже голышом. Грациозно изогнувшись она ненадолго замерла в дверях демонстрируя свое красивое спортивное тело. Тонкая, гибкая талия, длинные стройные ноги высокая девичья грудь и втянутый живот с небольшой вороночкой пупка обрамленный снизу полупрозрачными завитками чуть влажный волос. Словно на подиуме, она неспешно пересекла комнату и, повернувшись с изяществом топ модели, остановилась перед сидевшим на краю ложа Олежкой. Легким толчком она дала ему понять, что теперь пора ему лечь на спину, а когда он, повинуясь, повалился прямо на мокрое и липкое пятно, пустила в ход нетерпеливые пальцы. Только ласки в них было не более чем не более чем в…
Первым делом они деловито отерли следы спермы с олежкиного конца олежкиной же майкой лежавшей рядом с диваном. Ищущие, наглые они оценивающе помяли торчащий пенис и пробежали по нему словно по флейте, затем один из них постучал по его головке как по микрофону. Она встала над ним на четвереньки, плотно стиснув его бедра своими ногами. Ее длинные волосы щекотали его шею, грудь и Олежке вдруг захотелось потрогать ее коричневые соски. Под его пальцами они мгновенно напряглись и затвердели, а готовая к любовной схватке пантера плотоядно облизнула нервные губы. Уж она то знала, чего хотела, и что сможет взять у него…
Привычным движением Сонечка придержала кончиками пальцев подрагивающий от нетерпения член и "наделась" на него, словно мягкая, теплая перчатка на руку, а ее половые губы расплылись "в поцелуе" у его основания. Словно устраиваясь поудобнее, она для начала подвигала упругими ягодицами из стороны в сторону и вдруг принялась вытворять такое, что бедняжка заойкал. Он почти тотчас же сфонтанировал в нее, но не сдался. Его несгибаемый солдат, устоял после первого натиска и довольно долго сдерживал второй залп. Стиснув бока своей повелительницы, Олежка вошел во вкус, и его прелестная наездница, едва удерживалась на двигающемся суку юного мужчины. В этой безумной скачке не за страх, а за совесть, вернее за удовольствие, Олежка явно опережал свою партнершу и, когда он содрогнулся в повторном оргазме, она не выдержала, возмутилась и, извиваясь всем телом, потребовала:
— Помоги! Ну, помоги же…, - нетерпеливо подталкивала она его руку к своей промежности, к мокрым завиткам волос на лобке и, не дождавшись, сама запустила туда свои длинные пальцы и, продолжая двигать энергичной задницей, постанывала от удовольствия. Почувствовав, что Олежка кончает в третий раз, она рухнула на его грудь и, извиваясь от наслаждения, впилась ногтями в его бока. Олежка нашел ее полураскрытый, страстный рот и присосался к нему, а когда она, задыхаясь, стала отбиваться, сильно укусил…
Потом они шли по засыпающей улице, Валерка курил, и ржал как жеребец, вспоминая, как подружки оценивали возможности его протеже. Конечно он тоже не упустил возможности позабавиться с обеими лошадками, но факт "потери девственности" его юным другом приводил его в веселый восторг.
А Олежка, опустошенный и слегка обиженный молчал. Честно говоря, он ожидал большего. Конечно, все это очень даже неплохо, но мгновенно кончается, и при том он чувствовал себя вроде первоклашки на танцах. Ему казалось, что его воспринимали именно так…
Он вспомнил, как девчонки голышом готовили кофе и хихикали.
— Три палочки, для галочки, — рифмовала презрительно Вика, — а покрывало стирать, кто будет? "
— Пять, пять! — рассмеялась Ника, — баланс в мою пользу. Она ста-щила с дивана покрывало с мокрым пятном и отправилась в ванную комнату. Черт его знает — много это или мало?
Солнечная поляна
— А я, красивая?
— Спрашиваешь!
Он целовал ее, и она с готовностью отвечала. Буйное лето плескалось в знойных берегах июля, заливая половодьем зноя деревню притихший лес и неподвижные поля. Пололи грядки, брызгались водой из шланга. Загорали! Целовались! Катались на лодке.
Олежка в гостях у тетки. Приехал в деревню под конвоем мамочки, которая сдала его соседке, тетка как всегда была на базаре. Тетка вечно занятая, не очень старая и не злая женщина не мучила его чрезмерной работой. Если бы не прополка грядок и поливка от скуки совсем загнуться можно. Он честно отрабатывал задания тетки в огороде и тащился на реку, где у берега бултыхалась разная мелюзга, привезенная к деревенским родственникам и на дачу. Людей разумных, позволяющих скрасить время провождение роскошью общения в окрестностях деревни не наблюдалось. В общем, скука.
И вдруг она. По пути с юга заехали с папаней погостить у бабушки. Девчонка класс! Чувствовалось, что летнее солнышко недаром потрудилось. Ее светлые волосы выцвели и превратились в золотистые, искрившиеся тысячами блестящих нитей и длинным водопадом струились на спину. Короткие шорты и рубашка, завязанная узлом так, что виден загорелый подтянутый живот. Маленькие джинсовые шорты были так коротки, что лишь наполовину закрывали ягодицы, а когда она разгоряченная и потная наклонялась, они глубоко врезались в щель ее попочки. И карие пуговицы глаз, постреливающие из-под челки. Воображала еще та! Но когда выяснилось, что воображать то собственно не перед кем, дошколята ее, разумеется, не заинтересовали, она стала "своим парнем".
Даже полоть грядки помогала. Своим полоть — ни-ни, принцесса! А тут, рядом с Олежкой, у одной грядки, в леопардовом купальнике и старой соломенной шляпе. Хохма. В общем, девчонка, что надо.
Чувствуя себя человеком многоопытным, Олежка начал сближение по всем правилам военного искусства. С разведкой, обходами и обхватами. Честное слово — все само получалось. Вместе с соседями ходил в лес по ягоды. Побывал с ее папашей на рыбалке, но решил, что ради несколько сопливых ершей не стоит отдавать комарам столько крови. Впрочем, папаня прекрасно обходился один и не думал следить за своей принцессой, так что с этой стороны был полный порядок. Через некоторое время Олежка почувствовал, что его попытки использовать любую возможность, чтобы прикоснуться к ней не встречают, обычного в таких случаях, отпора и с каждым днем количество не застегнутых пуговиц на ее рубашке увеличивается. А под рубашкой в последнее время вообще ничего не было!
Однажды ее папаня, скрипя веслами, уплыл за нелегким рыбачьим счастьем, тетка подалась в город со свежей клубничкой, и Женька предложила махнуть на острова позагорать. Вчера они поплескались у деревни рядом с мелюзгой, и это было конечно не то. Секундное дело собраться. Загорать, так загорать.
В полутемных сенях запах трав и старого дерева — закачаешься. Здесь он и прижал ее за дверью, обхватил ладонями ее голову и поцеловал. Потом еще, только она не закачалась, но и не брыкалась особенно. Когда губы освободились, спросила:
— Мы на реку идем?
Он нехотя отпустил ее голову и поднял выпавший из-под мышки плед и двинулся следом. Насвистывая, принцесса словно порхала над узкой тропинкой, а он нагруженный как верблюд, шагал следом, разглядывая ее мелькающие икры. На острове не было комаров и визжащей мелюзги. Никого не было на острове. Изумрудные стены кустов, раскаленный как на сковородке песок и небесные брызги воды.
На следующий день он снова целовал ее в сенях. Женька не сопротивлялась, но губы ее были сомкнуты и равнодушны. Олежке это быстро надоело, и они двинулись вчерашней тропинкой. Опять он разглядывал мелькающие икры и плавочки проступающие сквозь тонкий сарафан, шагая следом за принцессой. Только в лодке он неожиданно спросил:
— Ты что никогда не целовалась?
— Тоже мне, учитель танцев, — странно ответствовала она, поглаживая рукой воду журчащую вдоль смоленого борта. Тема не получила развития потому, что его пассажирка сбросив сарафан вывалилась за борт и поплыла к берегу. Закопавшись после купания в горячий песок, он прикрыл лицо журналом. Читать не хотелось.
— Жень, а Жень… Он повернулся к широкому, старому пледу и обалдел. Она лежала на спине, демонстративно закинув руки за голову, белея не загоревшими бугорками грудей. Темные сосочки задорно топорщились на белых треугольничках кожи. Он подумал, что она наверняка наблюдает за ним через полуприкрытые мохнатые ресницы и, перевернувшись на живот, стал беззастенчиво разглядывать ее маленькую грудь. Наконец она назидательно, процедила, что загар должен быть везде и ровный, после чего попросила бутылочку газировки. Когда он вернулся с холодным лимонадом, смотреть было больше не на что.
— Хочешь опьянеть без вина? — неожиданно спросила Женька, с лисьей улыбкой заглядывая ему в лицо.
— Давай. А как? Она вскочила с пледа и поманила его на опушку малюсенького леса. Они бежали между деревьями, перепрыгивая через мшистые пни, уворачиваясь от нависших веток. Он видел только узкую спину в ситцевом платьице и крепкие, стройные ноги мелькающие загорелыми икрами из-под короткого подола. Пару раз он спотыкался о толстые узловатые корни деревьев, пересекающие тропинку, и летел, отчаянно взмахивая руками к земле, но затем успевал таки выбросить вперед ногу, и вновь мчался, вперед видя перед собой только эту спину и мелькающие в солнечных полосах икры. Женька резко свернула в кусты орешника и мгновенно присела, так быстро, что он едва не перепрыгнул через нее от неожиданности.
— Вот! — Выпалила она.
Муравьиный город кипел обычной полуденной жизнью. Судя по тому, как были заполнены их многочисленные магистрали, ожидалась прекрасная погода и вообще все было прекрасно. Олежка затих присев на корточки рядом с Женькой и погрузился в созерцание муравьиной жизни, украдкой рассматривая Женькины голые коленки. Она минуту сосредоточенно изучала движение муравьиной семьи, изредка стряхивая особенно любопытных особей забиравшихся на ее ноги, а затем решительно положила ладонь на муравьиную кучу.
— Ты что, боишься? И он решительно последовал ее примеру. Стряхивая муравьев, они подносили ладони, и вдыхали едко-кислый запах, от которого действительно кружилась голова. Олежка неожиданно чихнул, потом еще и вскочил на ноги, мотая головой. Женька тоже поднялась и, рассмеявшись, поднесла свои ладони к его лицу. Снова запах земли травы и муравьев хлынул в его ноздри и остановил дыхание. Он даже покачнулся и, взяв ее ладони, прижал к пылающим щекам… Лицо ее придвинулось, и он видел нечаянно, неповторимо близкий, маленький алый рот. Дрожащими руками он отвел ее ладони от лица, медленно переложил из к себе на плечи и, обняв ее голову, принялся целовать полураскрытый на слове рот. Он боялся, что подружка вывернется из его нескромных объятий и бросится бежать, как только что неслась в этот потаенный уголок леса, но она покорно отвечала на его поцелуи движениями податливых губ и языка. Сколько они стояли так, целуясь, прижавшись юными трепетными телами, познавая друг друга в тесных объятиях? Неведомо. Время замерло.
Но вот Женька будто очнувшись, ойкнула, трепыхнулась, выскользнула из рук Олежки и, отскочив шага на три, как застигнутая врасплох серна, готовая умчаться прочь. Ее губы казались помятыми и от того еще более заалевшими. Она не выдержала и быстро сжала ткань платья, где то внизу живота и виновато мяукнула:
— Кусаются черти, — потом не выдержала и прыснула тихим, незлым смехом.
— Отвернись, отвернись же… И Олежка добросовестно повернулся, чутко прислушиваясь к шорохам за спиной и фантазируя на тему, что сейчас снимается, и куда успели забраться за столь короткое время бесстыжие муравьи. Он почувствовал, как она, закончив воевать с муравьями, подкрадывается к нему и…
— Ах ты жучка, сявка — козявка, — закричал он, почувствовав, как опущенный за шиворот муравей бодро готовится к атаке, выбирая место помягче с явным намерением пустить в ход свои челюсти! Женька, не дожидаясь возмездия, уже улепетывала, заливаясь как колокольчик.
Теперь они загорали рядышком на огромном доисторическом пледе и, переворачиваясь, старались, как бы невзначай, чаще касаться друг друга, чтобы вновь и вновь почувствовать горячую кожу уже не чужого, манящего тела. Неведомо, какие чувства при этом испытывала его подружка, но случайные соприкосновения рождали в пылающем теле Олежки такие волны, даже валы желания, что он вынужденно переворачивался на живот или спасался от нахлынувшего вожделения в прохладной воде!
Уж он то знал, чем все это кончится. И странное дело не старался форсировать события, словно впереди было целое лето, целая жизнь, нет, жизней десять: Он млел от удовольствия отмечая как, с каждым разом, она сама старается зайти подальше в их "шалостях".
Теперь они начинали целоваться едва приплыв на остров. Целовались, катаясь по пледу, на песке и в воде. Потом вылазили на берег и чтобы быстрее согреться снова целовались. Губы Юленьки припухли, стали умелыми и податливыми и игриво отвечали на каждое прикосновение его губ и языка.
Кончилось тем, что они однажды здорово опоздали к обеду и на следующий день тетка, собираясь в город, делать клубничный бизнес, погрозив ему пальцем, спрятала ключи от лодки.
Проводив ее на автобус, Олежка поплелся к подружке, и целый час они плескались около деревни слушая оглушающий визг малышей, доносившийся с отмели. Загорать не хотелось.
Зной давил как гидравлический пресс, широко и беспощадно. Он находил их на солнце и в тени, перегоняя с места на место. Не представляя, чем заняться они решили полистать старые журналы на чердаке.
На чердаке стояла громадная кровать, лежали груды старых вещей, подшивки журналов и сундук с рухлядью ненадеванной со времен всемирного потопа. Женька, с восхищением, разглядывала неведомые предметы ушедшего быта и даже пыталась примерить кое — что из сундука, но жара сочилась на чердак через каждую щель и скоро плавки стали единственной их одеждой.
Листать старые журналы лучше всего без сарафанчика и без брюк, разумеется. Скоро они, удобно устроившись на громадной железной кровати, снова принялись за вчерашнее. Вместо пружин на кровати были положены доски, пара лоскутных стеганых одеял сверху и поэтому кровать не скрипела, когда они барахтались, забавляясь увлекательной игрой. Женька самозабвенно целовалась, отгоняя свободной рукой от резинки простеньких белых трусиков настырные Олежкины пальцы. Пальцы забирались под резинку где-то около попочки, и каждый раз двигались к бедру, спуская ее вниз, но рука девочки вовремя хватала их, изгоняя с позором и возвращала трусики в исходное положение. Потом Женька увлекалась поцелуями, и повторялось все сначала. На чердаке было ужасно жарко, и капельки пота делали поцелуи более горячими и солоноватыми на вкус.
— Олежка, а у тебя это уже было, когда ни будь?
— Да… Врать Женьке было выше его сил.
— А это не… Олежка, у меня, наверное, не все в порядке. Наверное, не все развилось еще… И грудь… Может рано еще этим заниматься.
— Олежка, мне немножко хочется, но… Ох!
Рука его глубоко забирается в трусики, но на этот раз спереди и, скользнув по мягким волосам лобка, ласкает то, что называется срамными губами.
— Олеженька, ну не надо, — жалобно просит Женька, не делая попытки отогнать его руку. Она просто кладет свою ладонь поверх его ладони и обреченно вздыхает, а затем помогает стянуть плавки с бедер и больше не произносит ни слова. Его тесные плавки застревают около колен, но это уже не важно.
Два дня шел дождь, и она уехала.
Прощай Женька.
Фифи
Англичанку, за глаза, он звал — Фифи. Олежка порядком нахватал двоек и пришлось заниматься дополнительно и исправлять. К слову сказать, он знал английский не хуже нее, но, получив первую двойку от этой длинноногой, похожей на заморенную студентку, Фифи начал бузить и достукался до второй. А где вторая, там и третья. Задней мысли в его деяниях не было. Училка ему не нравилась. Точнее нравилась как женщина, но вызывала отвращение как юный педагог. Первое перевешивало второе настолько, что он стоически прикидывался дурачком и удостоился чести ходить на дополнительные занятия. После третьего занятия он понял — она готова! Это ж надо!
Наблюдательности ему было не занимать, а факты упрямая вещь. Сидя в кресле напротив, он балдел, замечая как она, старательно выговаривая английские фразы, поигрывает туфелькой раскачивающейся на большом пальце ноги. И приходил в неописуемый восторг, наблюдая за тем, как его несравненная учительница плотно переплетает ноги и даже начинает нежно поглаживать упругое бедро ладонью. Полный отпад. Бог ты мой, да она еще и краснела поймав его оценивающий взгляд. Время шло к концу четверти. Олежка беспардонно мямлил на уроках не весть что, и хватал трояки. Нормальная училка давно бы замордовала парами и вызвала в школу родителей. Но не эта. Фифи решила сражаться в одиночку и до конца…
Однако вмешавшееся провидение внесло неожиданные коррективы в их отношения. И ускорило течение событий. Обычный в то время гололед послужил причиной сильнейшего растяжения связок ее чудной лодыжки и дополнительные занятия были перенесены к ней домой. Среда, пятница, суббота… В субботу ему было назначено в девять.
— Ой, я сейчас! Открыла дверь. В халатике поверх ночной рубашки, припухшая со сна.
— Проходи… Запахнула халатик. Дверь прикрыла.
— Понимаешь, ночью нога… И снова краснеет.
Подхватил ее Олежка на руки и прямиком в еще тепленькую постельку! Халатик свалился, она ни гугу… Лежит на спине, вжалась спиной в подушку, вцепилась в простыню и хлопает ресницами. Длинная, тоненькая. Грудь под ночнушкой так и ходит. Негодный мальчишка одним махом стянул джинсы вместе с плавками и тапочками. И оголившись таким манером пуговку за пуговкой расстегнул рубашку и на пол. Глядя в ее громадные потемневшие глаза выдержал паузу, как в театре и не спеша стянул майку. Она вся зашлась, аж живот волнуется. Тогда он и навалился сверху.
Фифи в его губы впилась со стоном, ножки несравненные в стороны, рубашку только задрать и вперед! Она же голову вдруг к стеночке повернула, дернулась всем телом и вскрикнула. Ойкнула во весь голос.
Олежку аж столбняк хватил. Он с безмерным удивлением отстранился, чтобы на такое чудо со стороны взглянуть. И эта — целочка! Это с ее ногами из под шеи, смазливой мордашкой и данными выше среднего!
А новообращенная тянет его за плечи к себе, вся в слезах. Целуется и плачет. Олежка вконец голову потерял и задыхаясь от спешки скоро кончил.
Ох и миловалась она. Вся светится и торопливо говорит, говорит. Словно их растащат сейчас в разные стороны и навеки. С Олежкой такое тоже впервые, чтобы совсем без сил с одного раза и так быстро. А ласонька его целует, прижалась вся. Он скоро снова захотел и уж отказа ни в чем не было:
Было бы дурным тоном описывать как ЕГО Фифи лепетала слова любви и страсти мешая русские и английские слова потому что: Потому, что продолжения этой истории я так тогда и не узнал. А почему уже не помню. Досочинить было бы нетрудно, но не совсем честно.
Татьянин день
Танечка. Танечка. Про нее не скажешь Татьяночка. Уже другой размер. неизмеримо больший. Губы ее с привкусом ароматного мороженого, были сладкими в уголках и с готовностью раскрывались навстречу его губам, когда он собирался их целовать. Точнее они были всегда чуть полуоткрыты, словно горели тихим желанием. И он целовал их часто и долго, наслаждаясь детской свежестью и открытостью поцелуя. Он делал это неторопливо и властно, заключив ее в свои объятия. Она знала, что сегодня был его день. Она знала, что сегодня пойдет за ним следом и поцелует его стоя на эскалаторе и как всегда в полутемной прихожей… И потом в его комнате. И никого не будет дома…
Так и случилось. Он помог снять куртку и повесил на вешалку. Стоял рядом, наблюдая, как она поправляет волосы, что было на него совсем не похоже.
Потом, голенькая она ощутила какие у него сегодня сухие и горячие руки стискивающие ее плечи. И эти торопливые, извиняющиеся поцелуи. Пока он ходил на кухню, разогревать чай, она постелила на раскрытый диван простынку и положила подушку. А потом, решившись, она быстро стащила джинсы, стянула через голову толстую кофту и уже по одеялом сняла трусики. И вдруг ей стало холодно, холодно… Ледяная постель вызывала дрожь в ее худеньком теле. Дрожь, которую никак нельзя было унять. Она ждала его появления и боялась, что у нее от холода застучат зубы. С подносом в руках он, по хозяйски, вошел в комнату и улыбнулся.
Улыбка была по детски теплая и совсем домашняя. Так улыбался ее младший брат, принося в подарок конфетку. Танечка разом забыла, что ей холодно и улыбнулась в ответ. Неожиданно захотелось закинуть руки за голову потянуться ощущая прохладу свежей простыни и приятные объятия пухового одеяла. Она не колеблясь сделала то, что ей сейчас так хотелось и даже зажмурилась от удовольствия. Маленькие обаятельные чебурашки с готовностью выскочили из под одеяла приветствуя скучный мир задорно торчащими сосочками.
Это было уже чересчур. Для него.
Олежка брякнул поднос на стол и стал срывать с себя одежду. Она не раз видела его обнаженным. Вернее почти обнаженным. Они вместе загорали летом. Ходили в бассейн. Но чтобы так, без плавок. Он снял их почти демонстративно, медленно стягивая их до колен и не спеша положил на стул поверх ее одежды.
Оленька видела на ковре его брюки и рубашку, майку под столом, но белые плавки поверх ее пушистого свитера выглядели более чем агрессивно. Она с фотографической четкостью отметила, всю комнату с полузакрытыми шторами и письменным столом у окна, Олежку приближающегося к ее постели, но видела его как в кино, только до пояса. Она никак не могла заставить себя посмотреть на него ниже. Казалось, что он идет к постели невыносимо медленно, крадется к ней зловеще ухмыляясь. И прежде чем он добрался до нее, пришла четкая и совестливая мысль — она переоценила себя. Вляпалась, как дура, и теперь все…
Сделав над собой невероятное усилие она широким жестом отбросила в сторону одеяло и ей сделалось так противно!
Боже мой!
Он навалился такой тяжелый, отвратительно грубый, сжал горячими руками ее содрогающиеся плечи и стал готовить ее протестующее тело к чему то нехорошему и постыдному. Окаменев от нахлынувшего ужаса и отвращения, Танечка не противилась, когда он раздвинул ее ноги и сунул руку ТУДА! Она была не в силах оказать даже незначительное сопротивление. Она даже хотела помочь ему, и пусть все это скорее кончится.
Казалось еще чуть- чуть:
Но его старания ни к чему не приводили. У него ничего не получалось. Не помогли поспешные ласки, беглые поцелуи, которые он обрушил на ее острые ключицы и маленькие груди, очутившиеся около его лица. То, что еще вчера вызывало у нее сладкое ощущение полета, теперь сделалось противным и ненужным.
Молодой любовник не хотел отступить, а она была бессильна пройти свою часть пути ему навстречу. Послушно выполняя его просьбы, она согнула непослушные ноги в коленях и обняла его горячую спину руками, но после этого испытала такую боль, что даже он понял, что пора отказаться от дальнейших попыток.
Устроившись рядом, они дышали как после длительного бега, думая каждый о своем. Она лежала к нему спиной, гладила обнимающую ее руку, и невидимые ему слезинки скатывались на подушку.
Она уступила ему еще раз, когда Олежка рывком поставил ее на четвереньки и прижался сзади к маленьким твердым ягодицам. Но стоило ему повторить попытку вторжения сзади, как она впервые воспротивилась.
— Нет, не надо, не надо, не надо… — плача повторяла измученная девочка, хлюпая носом.
Чай почти остыл.
Завернувшись в одеяло она сгорбившись сидела на столе напротив него с чашкой в руке. Она ничего не хотела. Даже бежать.
Он гладил ее холодную коленку, смотрел в ее лицо и сквозь нее. И позднее, он никогда не делал своим девочкам плохо. Больно, да. А плохо… Мысль о насилии была настолько мерзостна, что вызывала почти физическое ощущение липкой грязи на руках. Конечно, в подобных ситуациях его девочки всегда останавливались у определенного, предела. В силу своего воспитания и возможностей юного тела, они шли навстречу его желанию, но каждая останавливалась у своей черты, за которую без его помощи не перейти. Одна дальше, другая ближе подходили к этой черте, отделяющей девушку от женщины.
Часто он чувствовал себя контрабандистом, ведущим непорочное создание за границу целомудрия. Многие из его девочек уже пробовали перебежать туда и насладиться сладостью порока. Одни сами пытались заглянуть в эту манящую страну закрываясь в ванных и давая волю своим блудливым ручкам в тепле утренних кроваток. Горячий душ будил тайные желания в их юных телах, а сентиментальные романы кружили ветреные головки. Другие томились ожиданием неведомого, но ни одна из его подружек не отказалась бы от этих попыток даже под страхом вселенского разоблачения. Олежка каждый раз ощущал их робость перед этой черной чертой и всегда чувствовал что он должен делать. Он быстро приобрел редкое знание того, что надо делать и как.
Одних он переводил за ручку, других надобно было подтолкнуть, а третьих перенести на руках. Со временем, его сильное тело служило прекрасным инструментом для акта называемого медициной дефлорация, а поиск девственниц стал для него своеобразной охотничьей забавой. Только много раньше к нему пришло понимание того, что преграда лежит не между малыми половыми губами, а в красивой юной головке. Преграда эта создается годами и значит разрушить ее в один миг невозможно.
В принципе ничего не стоит сломать этот замок, но за дверью в таинственный сад окажется скучная комнатенка, которая может очень скоро превратиться в забегаловку.
А пока Олежка думал совсем о другом. Он хотел. Он менее всего был склонен философствовать в эти минуты.
Чай был выпит. Танечка по прежнему сидела на краю стола закутавшись в одеяло, из-под которого торчали, острые коленки. Пытаясь поставить чашку, она протянула руку, и край одеяла скользнул с ее плеча, обнажив его и еще маленькую упругую грудь с забавным сосочком, и узкий треугольник темных волос лобка, оказавшийся перед его лицом. Ее тонкая рука быстро ухватила край ускользающего одеяла и стыдливо вернула его на место. Танечка считала, что все уже кончилось и пора домой к недоделанным урокам на завтра. Она успокоилась, ни о чем не сожалела и раздумывала, как встать и одеться. Конечно, лучше бы он пока вышел, не тащиться же с этим одеялом в ванную.
Она чувствовала себя неловко и стыдилась снова заводить разговор на эту тему. Когда он встал и погладил ее по затылку, она облегченно вздохнула, и решила, что Олежке эти ласки несколько скрасят впечатление от неудачной попытки. Ее даже рассмешило мохнатое полотенце неизвестно откуда появившееся у него на бедрах. Она не отстранилась и даже позволила ему стать между колен, чтобы она поцеловала его пару разиков. Проклятое одеяло все время сползало и она, занятая борьбой с ним не заметила, когда его руки пробрались под это непослушное одеяло и принялись гладить ее спину. Он и не целовал ее почти. Самое обалденное заключалось в том, что его губы, чуть касаясь краснеющего ушка вдруг стали шептать невероятные, неведомые ранее слова, слова любви. Конечно, каждое слово само по себе было знакомо и обыденно, но вместе они вдруг составили диковинный любовный узор превращающийся в ажурную паутину. Мальчишка, пустил в ход свое последнее и пожалуй самое сильное оружие.
Слова о любви и красоте, казавшиеся в обыденной жизни напыщенными и ненатуральными и потому стыдными, вдруг стали желанными и нужными. Важны были даже не сами слова, а то как он, жарко дыша, лепетал их в ее ушко.
Танечка не приняла это всерьез и просто не перебивала его, жалея. Может быть, он и правда, в начале, вызвал в ее душе подобные чувства. Но звуки прерывающегося шепота проникали глубже и разбудили там Спящую женщину. Нет, не страстную сластолюбивую и безудержную жрицу любви, какой станет в последствии наша героиня, а пока сонную, покорную утреннюю женщину. Женщину, проплывающую на грани грезы, сна и действительности в виде жаждущего мужчины, проснувшегося рядом. Которая желанна и податлива не под влиянием сжигающей ее страсти, а потому, что стараясь подольше длить объятия Морфея с готовностью уступает домогательствам мужчины, лишь бы ее не беспокоили. Покоряясь его настойчивости, она медленно опрокинулась спиной на одеяло, которое давно и безнадежно распласталось на столе. Ей показалось, что она проваливается неведомо куда и Оленька ухватилась за единственную надежную опору, за его крепкие плечи.
Как это случилось? Она и сама не поняла как. Просто. Ее попочка была на самом краю стола. Раздвинутые ноги свисали не находя опоры и было очень неудобно. Пытаясь устроиться поудобнее, малышка задвигалась в его объятиях и тут он вошел.
Легко и просто. Никакой боли. Почти. Капельки крови, правда, были, но это совсем уж мелочи. Когда он кончил и заботливо предложил маленькую таблеточку, она согласилась перейти на диван и повторить. Они повторили несколько раз.
Воистину правы древние, не удалось овладеть вратами наслаждения штурмом, возьми изменой. Сколь ни хороши многие отверстия для любви, но уши важнейшие среди них… И еще о древних- в старину кровати бывали высоченными. И такая поза, чтобы ноги свисали не доставая пола, рекомендовалась средневековыми медиками, как самая безболезненная для первой ночи. Точно — история по спирали, по спирали…
Вот такое кино. Или Олег и Ольга
А Оленька была его второй девочкой. И это было в девятом, кажется, сразу после каникул.
Ему везло на девственниц. Большой охотник до "целочек" — значительно позже отмечал он свои склонности. Бабник, однако. Девичье горе. Что, правда, то, правда. Они наверняка страдали, расставаясь, но ни одна за ним не бегала. Он ощущал себя учителем, ступенькой на лестнице их сексуального развития, контрабандистом на границе нравственности переправляющим в страну секса. Как нравится, так и называйте. Он боялся одного — превратиться из паромщика в Харона.
Его девочки навсегда оставались в этой стране, преуспевая в ней по разному, но уже не возвращались к целомудренной жизни. Самое удивительной его, подружки навсегда оставались его подружками, точнее друзьями. Хотя это удивительное сочетание женщина и друг многие поставят под сомнение.
Однако, не смотря на подобные увлечения, Олежка никому не трепался о своих подвигах. Он не любил болтать на эту тему. Друзей у него было не много. Да и с ними он не желал делиться подобными откровениями. Они бы его не поняли. Хвастает обычно тот, кто хочет самоутвердиться любой ценой. Его друзья со всеми их недостатками принадлежали иному кругу людей. Впрочем, он догадывался и даже знал, что не все его подружки замалчивают факт лишения невинности, вернее не делают из этого никакой тайны. В силу этого, вокруг него возник ореол этакого демона с голубыми глазами. А поскольку репутацию надо было поддерживать на должном уровне, то за время оставшееся до выпускного вечера, он умудрился лишить этого сомнительного сокровища еще нескольких одноклассниц и даже миловидную продавщицу книжного магазина, страшно близорукую девицу двадцати пяти лет.
Она казалась ему невероятно взрослой, почти старухой, но привлекала такой невероятной искренностью и доверчивостью, что он не устоял. А познакомились они более чем банально — в кино. Олег не любитель шляться по киношкам. Тем более в одиночку, а тут от скуки черт понес его на вечерний сеанс.
В кино крутили жуткий по тем временам боевик. Совсем как по Чехову — "Давали синюю бороду!" Потоки крови и страдания героини так расстроили его соседку, что она, вцепившись в его рукав, едва досидела до конца сеанса. А после призналась, что почти никогда не ходит в кино и не представляет, как после всех этих ужасов пойдет домой через темный парк. Знакомство состоялось. По дороге он узнал о ней все. Или почти все. Подробности биографии он как-то опустил, а то, что она живет совершенно одна, позволило ему рассчитывать на вечерний чай. И действительно был чай, мармелад, варенье и печение…
А кончилось все на диване, когда он, допив очередную чашку, просто и вероломно поцеловал ее в губы. Она сразу обмякла в его руках, округлившиеся на мгновение глаза разом захлопнулись, и Олежка даже испугался, как бы она не брякнулась в обморок. До обморока, слава богу, не дошло. Поцелуи оглушили ее, но и не дали отключиться. Целоваться она совершенно не умела. Олежка с удивлением отметил это обстоятельство, но исправлять этот недостаток он не стал в виду отсутствия времени. Она только повторяла:
— Что ты. Что ты мальчик… Ну что ты делаешь…
Он раздевал ее со скоростью сноровистой горничной, не забывая глушить поцелуями робкие попытки протеста. Протестовать руками она была совершенно не способна. А когда он стащил ее трусики на бедра и положил ладонь на низ ее живота, она только ахнула, теряя жалкие остатки воли и прикрывая ладонями груди.
— Ой, мамочка. Ой, мамочка! — повторяла она как заклинание, плотно зажмурив глаза. Даже когда он взял ее руки и легко отвел их от груди, что-бы вволю насладиться созерцанием роскошного тела, она не оказала ни малейшего сопротивления. Слова "роскошное тело" — не могут передать и малой толики восторгов настоящего мужчины при виде пышущей здоровьем и по настоящему красивой женской плоти открывшейся нашему герою. Образное выражение "кровь с молоком" — было бы более чем подходящим для данного случая! Рядом с ней Олежка неожиданно ощутил себя греческим богом, соблазняющим Леду, дождем ниспадающим на Данаю! Человеческое неистовство покинуло его, и он царственно снизошел до ласки. Целуя пышную грудь своей богини, он вдруг осознал, что не гоже брать ее лихим штурмом, как крестьянку подвернувшуюся мародеру. За несколько минут бурной прелюдии, он умудрился с блеском реализовать весь свой нехитрый сексуальный опыт, и когда он решил, что пора переходить от долгих ласк к делу, голубушка пылала как смолистое дерево на ветру, а ее вагина источала обильную смазку.
Да, она оказалась девочкой. Тут надо бы ставить восклицательный знак, но тогда описание этой ночи состояло бы сплошь из восклицательных знаков.
Ее любовь подобно лесному пожару испепелила его!
Он вернулся домой утром, едва переставляя негнущиеся ноги, удивляясь как это могут мешать при ходьбе обычные человеческие яйца. От жуткого скандала его спасло то, что родители были в отъезде, а бабуле он позвонил еще в девять вечера. Оленька просто заставила его поднять трубку и предупредить домашних. Он врал, что собирается заночевать у Валерки и нетерпеливо выслушивал бабусины наставления.
А потом, бросив трубку, рванул на кухню, где она готовила ужин. Картошка, конечно, сгорела, потому, что он утащил ее с кухни и не отпустил пока не "бросил пару палок".
За эту долгую ночь, они умудрились раза три подкрепить свои силы основательным ужином, переходящим в ранний завтрак и съели массу котлет, пельменей и бутербродов. Если бы ему сказали, что, съев такое количество можно думать еще о чем — то другом кроме долгого сна Олежка только посмеялся бы. Но они так и не поспали не минуты!
Под утро они едва шевелили опухшими губами, и даже попытка совокупления вызывала болезненные ощущения, а оргазм был похож на агонию повешенного. И все же когда она, прощаясь, целовала его в прихожей, Олежка едва не плакал. Прикосновение ее пухлых губ мгновенно наполнило его такой страстью, что ненасытный Малыш едва не разорвал тесные плавки. Но, наконец, она проявила решительность. И вытолкнув Олежку за дверь, знойная красавица спасла его от полной самоликвидации.
Вообще-то он скотина. Просто взял и ушел. Уже потом, изредка встречая ее в городе, он не решался заговорить.
Богиня обрела над ним такую власть, что одного взгляда хватало для обеспечения нужной дистанции. Примерно через год он встретил ее с мужчиной и почувствовал, что нужно подойти. Он был удостоен аудиенции и когда подал руку ее спутнику обалдел. Он увидел себя как в зеркале, повзрослевшим лет на десять. Его звали ОЛЕГ, и, разумеется, ОНИ СОБИРАЛИСЬ ПОЖЕНИТЬСЯ!
Никогда, не до, не после не испытывал Олежка такой волчьей тоски. Ощущение потери гвоздем вонзилось в его сердце, когда она поцеловала его в задрожавшие губы. Он так и стоял столбом, пока эта красивая пара не растаяла в толпе. Ему казалось, он еще видит в конце улицы, то краешек платья, то ее светлые волосы, то его широкий пиджак и с горечью осознавал, что это не более чем игра воображения.
Он, Она и просто секс
Наверное, в начале полагается немного рассказать о них. Она — рядовая замужняя женщина, уставшая от быта, от одинакового секса из раза в раз, вообщем достала ее семейная жизнь:, хотелось новизны, новых острых ощущений. Он — тоже рядовой женатый мужчина, который хотел разнообразить свою сексуальную жизнь, которого заело однообразие. (Еще одно дополнение: она — как большинство женщин жутко романтичная, чувствительная и ранимая, у него же — здравый рассудок на первом плане.) Их встреча произошла достаточно банально. Они встретились взглядами и обожгли друг друга своей сексуальной энергией и безумно захотели в тот же миг оказаться в постели друг с другом.
Темная комната. Он подошел к ней сзади и нежно поцеловал ее в шею, не справляясь с желанием, она развернулась и их губы слились в страстном поцелуе, Она целовала его шею, грудь, играя своим упругим язычком с каждым отрезком его тела, медленно опускаясь к нему: он уже был достаточно упругим, очень хотелось попробовать его весь. Проведя язычком по всей его длине, Она резко взяла его весь, сжимая губами и начала ритмично заглатывать, облизывая его головку, глубже и глубже, Он застонал от нетерпения, поднял ее и закинув ее ножки себе на бедра вошел в ее теплую и влажную девочку. Нежно, плавно, иногда грубо и глубоко. Сердце билось в такт их движениям. Он развернул ее и вошел сзади, еще глубже и резче, глубже и резче: сладкая истома настигла их вместе, последние движения мягче и нежнее в благодарность друг другу.
И снова работа. Отрешенный взгляд, сплошные мысли о нем и о сексе, приятное, но в то же время бесполезное состояние, невозможно взять себя в руки и начать заниматься делами, какой муж, какое родительское собрание в школе у ребенка. Хорошо, что день прошел быстро. Бегом на встречу с ним.
Машина, заднее сидение, Она на нем. Он небрежно расстегивает ее блузку, добираясь до ее нежной и трепещущей груди. Его губы скользили по ее телу, жадно покусывая, язычок не мог оторваться от игры с ее сосочками. Пальцы нащупывали ее клитор и влажную дырочку, он не мог контролировать себя, прижимаясь им к ее телу. Его руки уверенней и уверенней ласкали ее киску. Она стонала: Он отодвинул ее маленькие трусики и вонзил в нее свой упругий член. Она двигалась на нем, плавно и нежно круговыми движениями, он отвечал на ее такт. Они слились в одном дыхании, движения четче, сильнее. Его пальцы быстрее и ритмичнее ласкали ее клитор и…
Работа, дом, семья: работа, и снова дом, семья. Все: спать спать, быстрее наступит завтра и увижу ее.
Его губы страстно целуют ее возбужденное тело, грудь, животик, руки нежно открывают ее влажную прелесть, кончик языка дотронулся до набухшего клитора: стон: руки скользят от одной дырочки к другой, язычок играет тверже и быстрее: оргазм ближе и ближе, дыхание чаще: стон. Она мечтает, чтоб он пронзил ее. Она сверху, спиной к нему, плавные движения, он ласкает ее спину, он глубже и глубже входит в нее, Он готов наполнить ее своим экстазом. Она прикасается к нему губами, берет его весь, берет резко ритмично и глубоко… почувствовала вкус его извержения и жадно слизала оставшиеся капли с его головки.
И снова будни. У кого работа, у кого семейные дела. Но мысли все чаще и чаще друг о друге, о тех не забываемых минутах секса. Стоит подумать и — холодок внизу живота. Только ведь будет когда-нибудь и конец этой истории. Рушить построенные годами отношения — страшно. И есть ли будущее у этих отношений? Но порой так приятно пожить в мире страсти и секса. Эти моменты стоят многого.
Она пригласила фотографа
Она захотела пригласить фотографа. Но не простого фотографа. Обыкновенных снимков у нее и так было много… Но недавно она набрела на сайт в интернете, где были собраны любительские фотографии обнаженных девушек. И ей вдруг очень захотелось тоже иметь такие вот снимки, только чтобы в кадре была она. А может еще больше ей хотелось ощутить как это — позировать перед камерой совсем голенькой…
Она была уверена, что снимки должны получиться неплохие. Блондинка, с короткой стрижкой, голубыми глазами, невысокая, стройная, что еще надо? Дело оставалось только за фотографом. Подруга посоветовала ей обратиться к одному парню. Говорят, у него неплохо получается снимать, да и не пристает он к моделям. Более того, некоторые, рассказывают, сами даже начинали приставать к нему во время особо интимных съемок, но ничего не вышло — настоящий профессионал. Вот такого ей и надо было. Ведь не для секса она собиралась демонстрировать свои прелести перед камерой, просто хотелось красивых фотографий.
И вот настал день Х. Она специально для съемки купила новое черное кружевное белье, черные чулки в сеточку, которые держались на бедре за счет эластичного кружева и достала забытые туфли на высоченной шпильке. Все вместе на фоне ее белой нежной кожи смотрелось просто сногсшибательно.
— Я тебя хочу! — крикнула она своему изображению в зеркале и рассмеялась. Сверху она одела строгую черную юбку до колена, но с двумя глубокими разрезами по бокам, и рубашечку с коротким рукавом на пуговицах. Она облегала ее грудь, выгодно подчеркивая ее высоту и полноту. Верхние две пуговицы были расстегнуты, и если она наклонялась вперед, то в зеркало были видны ее сисечки затянутые в черные кружева.
Она была очень довольна собой. "На губы яркая помада, в ложбинку груди и за ушки "Кензо" и я готова".
В этот момент раздался звонок в дверь. Открыв ее, она увидела высокого темноволосого парня. "Какой большой! И какой симпатичный!" — обрадовалась она. Ей совершенно не улыбалось позировать перед седовласым старцем.
Он вошел и сразу приступил к делу.
— Вы будете сниматься? В этой одежде? В каком месте? Давайте лучше на этом диване, тут свет легче поставить, — и стал возиться с какими-то лампами и передвигать ее торшер. Она занервничала, никак не могла представить, что сейчас будет раздеваться перед ним. Он заметил ее замешательство и сказал…
— Да вы не волнуйтесь, все получиться, расслабтесь.
Она нервно усмехнулась и предложила…
— Может выпьем?
— Ну давайте, вам будет легче, — согласился он.
Она пошла на кухню за вином, он посмотрел ей вслед. "А ничего девочка, — подумал он, — встретил бы в клубе обязательно бы познакомился." А вспомнив о том, что совсем скоро увидит ее без одежды, почувствовал приятную теплоту между ног. "Ты на работе." — одернул он себя. Не вступать с моделями ни в какие интимные связи было его принципом, которым он никогда не пренебрегал.
Она вернулась с двумя бокалами вина, протянула ему один.
— За удачные съемки — сказала она и выпила весь бокал тремя большими глотками. Он пригубил вино и спросил…
— Есть медленная музыка?
— Да, конечно, — она подошла к магнитофону и вставила кассету, звуки полились из динамиков.
— Такая подойдет? — от волнения и вина щечки ее раскраснелись, глаза блестели.
— Мне кажется, вы очень фотогеничны, — сказал он
— Может проверим? — засмеялась она — Что мне нужно делать?
— Все что хотите, только вот в этом месте, — он показал на разложенный диван со всех сторон освященный лампами, которые он установил ранее. — Можете для начала потанцевать, — он достал свой фотоаппарат и снял крышечку с объектива.
Она, все еще смеясь, стала двигаться под музыку.
— Тебе показать стриптиз? — она незаметно перешла на "ты".
— Да, давай, я вижу, ты умеешь!
Ей было приятно, что он смотрит на то, как она танцует. Начал щелкать затвор аппарата. Она уже улыбалась прямо в камеру и танцевала для нее.
— Ну давай, девочка, погладь себя, проведи ручкой по груди, — слышала она его голос и послушно проводила руками по бедрам, по попке и сжимала между ладошками свою грудь. Она почувствовала сквозь ткань, как напряглись ее соски и погладила их пальчиками. Под музыку и его взглядом она вертелась перед камерой, поворачиваясь к ней то боком, то задом. В разрезе юбки мелькнул кружевной край чулка и белая полоска кожи над ним. Он поймал этот момент на пленку.
Она все сильнее сжимала и гладила через ткань рубашки свою грудь. Ей нравилось это делать. Ее сисечки становились все тяжелее и тверже, она чувствовала, что эти съемки все сильнее возбуждают ее.
— Расстегни рубашку. Дай мне посмотреть на твои грудки, девочка. — Ей нравилось, что он называет ее так, и его властный голос тоже нравился. Последние пуговки были расстегнуты, и уже ненужный кусок ткани полетел на пол. Она стояла перед ним в бюстгальтере и ее пальчики то и дело проникали за его краешек. Теперь напряженные соски было видно и ему сквозь черное кружево.
— Снимай юбочку, не останавливайся! — он щелкал и щелкал затвором аппарата. Ему все больше нравились и эти съемки и эта раскованная девушка и то, что она явно испытывала удовольствие от того, что он ей говорил и как смотрел. Член в его брюках приходил во все большее оживление, она возбуждала его, хотел он этого или нет. Ему приходилось уже прикладывать волевые усилия, чтобы держать своего воина в спокойном положении.
Она стала приподнимать свою юбочку вверх по бедрам, все больше и больше оголяя свои стройные ножки в чулочках. Ей нравилось дразнить его своим видом. Она повернулась к нему задом, поднимая подол все выше и выше. Вот уже виден край чулок. Он вплотную приблизился к ней, чтобы снять ее попку, когда она появиться из-под ткани, но она с гортанным смешком резко опустила край юбки в первоначальное положение и опять стала извиваться перед ним, лаская свою грудь и гладя бедра и попку.
— Сними юбку, крошка, я хочу видеть тебя всю, — попросил он. Она потянула молнию на юбке вниз и та стала сползать под нажимом ее рук с талии и бедер. И вот уже она танцует перед ним в одних трусиках и лифчике. Одна ее ручка за краешком бюстгальтера занята, похоже, соском, другая то на попке, то впереди между бедер.
Она чувствует, что возбуждение все растет. Между ножками становиться жарко, еще чуть-чуть и она потечет. Ей хочется, чтобы этот парень увидел ее всю. Она посмотрела на его ширинку и увидела заметную выпуклость.
"Он хочет меня!" — от этой мысли голова кружилась, а может от того, что она стала гладить свою киску между ног пальчиками.
— Сними лифчик, покажи свою грудь, я хочу видеть, как ты сжимаешь свои соски.
— Да, сейчас, — откликнулась она и щелкнула застежкой. Лямочки поползли с плеч, но она подхватила чашечки руками и не дала им упасть. Повернулась к нему спиной и через плечо спросила, смеясь…
— Хочешь мои сиськи? Хочешь их видеть? — и резко повернулась, подняв руки вверх. Ее груди качнулись, и он наконец увидел розовые сосочки, которые она тут же стала поглаживать мокрыми пальчиками.
— Нравиться?
— Да, у тебя класная грудь, — он пожирал ее глазами. Спохватившись, стал снова делать снимки.
Она облизывала свои пальчики и теребила ими сосочки.
— Тебе нравиться лизать свои пальчики?
— Да, и не только их, — она снова смотрела на то место в брюках, где ему становилось все теснее и теснее.
— А что еще ты любишь лизать? — спросил он и сам испугался своего вопроса. Но она, казалось, и не заметила его замешательство…
— Мне нравятся мужские члены, — промурлыкала она, — я люблю их сосать, особенно большие. Мне нравится брать губками головку и проводить по ней язычком, она такая солененькая, уууууу, — она облизнула розовым язычком свой ротик.
Он представил, как она возьмет его член в рот и почувствовал, что еще немного и молния на его брюках не выдержит.
— А еще мне нравится взять его в ротик весь, пока он еще совсем маленький и сосать его, чувствуя, как он наполняет меня, как он пульсирует у меня на язычке.
Ее пальчики уже проникли за край трусиков, и сквозь кружево было видно, что они забираются все ближе к ее серединке.
— Я такая мокренькая… — она добралась пальчиком до киски. Поглаживая между ножек она поняла, что такого возбуждения никогда не чувствовала в своей жизни. Колени подгибались, и она опустилась спиной на диван.
— Раздвинь ножки, зайка. Дай я сниму твою мокрую киску. Отодвинь трусики, дай мне на нее посмотреть.
Она лежала, широко раскинув свои стройные ножки в чулочках. Пальчиком подцепив полоску трусиков, отодвинула ее в сторону, и он увидел ее влажные губки, которые набухли от возбуждения.
— Сними их совсем, девочка, — голос его дрожал. Ему так хотелось бросить сейчас фотоаппарат и прильнут ртом к ее наготе. Трогать язычком ее клитор, лизать эти мокрые лепесточки ее киски, засунуть пальчик в ее дырочку так, чтобы она начала извиваться от удовольствия.
Она тем временем сняла трусики и легла снова на спинку, все шире раздвигая ножки. Ей хотелось, чтобы он видел ее кисочку, все ее бесстыдство. Он попросил продолжать ласкать себя, и она опустила свои руки вниз к самому центру удовольствий. Ее пальчики коснулись клитора и стали гладить его со всех сторон. Другую руку она опустила ниже к дырочке. Засунула в нее пальчик, но он выскользнул, так мокро там было. Пальчик скользнул вниз, прямо между двух половинок ее пышной попки. Она стала поглаживать себя там одной ручкой, другая все еще играла с ее клитором. Он вплотную подошел к ней и снимал ее киску крупным планом.
Она постанывала от удовольствия, которое сама себе доставляла. Прикрыв глаза, она полностью ушла в мир удовольствия. Он смотрел на нее и понимал, что если не сделает сейчас что-нибудь, то просто броситься и изнасилует эту бесстыжую девчонку. Его рука потянула к поясу брюк, молния поехала вниз, и член просто выпрыгнул к нему в руку, он сжал его. Да, стало немного легче. От его протяжного вздоха она открыла глаза и посмотрела на то, что он держал сейчас в руке.
О-о-о! — только и смогла выговорить она. "Какой большой, хочу его" — пронеслось в голове.
Но он неправильно истолковал ее возглас…
— Нет, нет, не бойся! Это просто так, снять напряжение, я тебя не трону, — но видя, что она совсем не против такого его вида, стал дальше двигать рукой по всей длине своего малыша, так он его называл.
Она во все глаза смотрела на его руку, которая то оголяла головку члена, то прятала ее. Ее ручки не переставая гладили, ласкали, теребили киску. Своим пальчиком она стала трахать себя в попку, это было так приятно!
— Ты засунула себе пальчик в попочку, девочка, тебе нравиться чувствовать его там?
— Да, очень, — бормотала она в возбуждении не сводя глаз с его огромного члена.
— Ты даешь трахать себя туда, скажи?
— Да, я хочу в свою задницу большой член
— Ты дашь мне его туда вставить?
— Я хочу тебя, хочу тебя в попку, — она повернулась к нему задом, приглашая попробовать ее круглую дырочку. Та была совсем мокрая от ее соков.
Он не мог больше сдерживаться, ему хотелось ее так, как никогда не хотелось ни одну женщину. Он потянул руку с фотоаппаратом в сторону, чтобы положить его на столик.
— Нет, я хочу, чтобы ты снял свой член в моей попке, — остановила она его.
— Да, зайка, только дай мне ее, дай мне твою дырочку, — он приставил головку своего члена к ее попке, она двинулась ему навстречу, и в мгновенье его малыш погрузился между двумя половинками ее задницы.
— О-о-о! — он не сдержал крика, настолько ему было приятно находиться в ней такой скользкой, мягкой и тесной. Она все глубже насаживалась на его член.
— Давай, давай, я хочу его весь! — и он резким движением вошел в нее по самые яички. У нее перехватило дыхание, таким большим он ей показался. Его член заходил в ней взад-вперед. От этого движения она просто сходила с ума.
— Девочка моя, какая ты тесная, как хорошо трахать тебя. Не останавливайся, ласкай себя ручкой, — шептал он ей на ушко. — Сейчас я нас сфотографирую. — Он немного вышел из нее и снял свой член, который был в ее попке наполовину. Но она опять хотела его всего, уже не сознавая, что делает, сама стала двигаться навстречу ему. Пальчики гладили клитор, проникали в киску, теребили сосочки.
— Я не могу больше, я сейчас кончу, — все ее тело напряглось, спинка выгнулась. Она почувствовала, что уже не в силах сдерживать это.
— Трахай меня, трахай, сильней, дай мне его всего, кончи мне в попку! А-а-а-а… — она стала кончать, волны блаженства накатывали снова и снова, все внутри нее то напрягалось, то ослабевало. Он почувствовал, что его член сжало как в тиски, уже невозможно было свободно двигаться в ее и без того тесной попке. И вот все тело его взорвалось в оргазме……………….
Она стояла у окна
Она стояла у окна. Листва клена горела на солнце золотом, а небо было таким безумно синим, что, улыбнувшись, она подумала… "Будь у женщины такие глаза, многие мужчины по ночам не находили бы себе места."
Форточка была открыта и она чувствовала этот удивительный осенний аромат… запах листьев, травы, земли и еще чего-то особенного. Вдохнув поглубже, она решила, что уже пора. Последний глоток кофе, взгляд в зеркало, и она уже шла по улице.
Это было ее время года. Именно сейчас она ловила теплые взгляды мужчин. "Им нужно мое тело — пускай." У нее было чудесное настроение, это была ее осень, а если быть точнее, это был ее день. Она чувствовала — сегодня должно что-то произойти. Что-то, что изменит ее жизнь, накатит новой незнакомой волной, закружит и помчит куда-то вперед.
В автобусе с утра, как всегда, полно людей, но она была рада, что ее прижали к окну, лишив тем самым возможности стоять нос к носу с каким-нибудь мужчиной и дышать тем, чем он был занят весь вечер, а сегодня пытался (хорошо если пытался) зажевать жвачкой. На улице ребятишки играли с листвой и особенно не спешили в школу. На очередной остановке ее еще сильнее прижали к окну. Кто-то стоял вплотную за спиной. Она чувствовала дыхание у себя на шее, аромат утреннего кофе со сливками и еще запах, который трудно спутать с чем-то еще. На секунду она закрыла глаза, осень с ее золотом и синевой исчезла, теплая волна окутала, сползла вниз по животу и забилась горячей жилкой между ног. Это был запах секса. Чуть терпкий и сладко-соленый. Это был запах счастливого секса.
..Утро двое провели явно не прослушивая новости по телевизору. Еще совсем недавно они дарили друг другу страстные поцелуи, их тела — красивые и разгоряченные — сливались в одном порыве, ее прохладные руки сжимали его влажную спину, а в конце она выкрикивала имя, дороже которого не было на свете. Он, сжимаю ее волосы, стонал и падал рядом. Они лежали, улыбались друг другу, и в тишине было слышно биение их сердец…
Она открыла глаза, яркий солнечный свет заставил зажмуриться. Ее мучило любопытство — кто этот счастливый молодой человек у нее за спиной? Ну почему сейчас не вечер — она могла бы увидеть его отражение. Но любопытнее узнать, что за красотка стонала с ним утром, у нее-то уж точно безумно синие глаза. На повороте автобус качнуло, и в следующее мгновение теплое прикосновение руки заставило вновь закрыть глаза. Нежно и легко рука пробиралась по бедру к талии, туда, где начинался короткий свитер. Она стояла, задержав дыхание и боясь пошевелиться. "Если его пальцы дотронуться до кожи, то…." Господи, как же она этого хотела! Еще движение — и она почувствует его пальцы…
Объявили ее остановку. С трудом осознавая, что происходит, она рванула к выходу, получая на ходу… "Меньше спать надо!" Все еще не понимая, что произошло, она стояла на остановке с рассеянным взглядом и пылающими щеками, а вокруг бушевала осень — ее время года.
Рабочий день был ненапряженным… начальство было в отпусках, тексты, которые надо было перевести, еще не принесли. Все вокруг говорили о бабьем лете, пили кофе и хихикали. Звонила мама, спрашивала, что подарить на день рожденья, она отвечала что-то типа… "Спасибо, не беспокойся, я тоже люблю тебя, мама…"
— Неужели я упустила момент, — думала она, — а может, мне показалось? Что, собственно, случилось? Запах, рука, дикое желание — это что, меняет жизнь? В конце концов, к ней часто приставали на улице. Нет, в этой руке было что-то необычное! Но что?!
Окончательно замотав себя мыслями и фантазиями, она почувствовала себя лучше только на улице. "Прогуляюсь, "- решила она. Солнце было уже низко, и теплый желтый свет падал на верхушки деревьев и домов. Осень ее успокаивала.
— И все же жаль… — в последний раз подумала она. Пройдя несколько остановок и окончательно убедившись, что для полного счастья ей не хватает душистой ванны и чего-нибудь вкусненького, она поспешила на остановку. Народ торопился домой к своим женам, мужьям, телевизорам, креслам и диванам. В автобусе было тесно. Она стояла, зажатая со всех сторон, закрыв глаза и мечтая, чем бы порадовать себя на ужин.
Бешено заколотилось сердце, когда она почувствовала уже знакомый запах. Значит, предчувствия ее не обманули и эта встреча — не случайность. Что-то надо делать! Время шло, а ничего не приходило в голову. Развернуться и спросить про билет или про остановку! Да, глупее идею только поискать. Время шло, нет, оно просто утекало, как песок сквозь пальцы. Надо что-то делать! Второй шанс выпадает не каждому!
Рука мягко легла на талию, подняла край свитера и нежно притронулась чуть повыше пупка. Почему она не боялась этих рук? Почему безропотно отдавалась этим нежным прикосновениям? Было что-то необычное в этой руке — это была не большая и теплая рука зрелого мужчины, и не липкая ручонка мужичка, что вечно щиплет и трется по автобусам. Нет, рука была прохладная и тонкая — музыкант, наверное. Не дожидаясь особых приглашений, рука двинулась вверх, быстро и верно обнаружила сосок, сжала его двумя пальцами, мягко всей ладонью сдавила грудь и, опустившись на живот, прижала два тела друг к другу. Горячие губы искали ухо, дыхание обжигало шею.
— Ты пахнешь осенью, — прошептал возбужденный, будоражащий все нервные окончания, женский голос. Она резко повернулась. Нет, ошибки быть не могло — перед ней стояла женщина! Ее темно-карие глаза улыбались, а губы повторили… "Ты пахнешь осенью…"
Две женщины стояли у окна. Солнечные лучи пробивались сквозь янтарную листву, нежились на удивительно прекрасных женских изгибах и зарывались в простынях на постели. Осень с ее меняющимся настроением катилась дальше. С бешеной скоростью вспыхивала яркими красками на зеленой листве, останавливалась на несколько дней и, беззвучно качая голыми ветками, ускользала, оставляя тонкий аромат тем, кто готов опять ждать целый год своего времени.
Отдохнули
История, рассказанная моей близкой знакомой ее лучшей подругой. Некоторые интимные подробности были добавлены мной, а в остальном рассказ воспроизведен доподлинно.
Ведь говорили двум дурочкам, что не стоит ехать в арабскую страну, без сопровождения лица противоположного пола. Так нет же, Леночка не привыкла отступать от своих намеченных планов. Вообще искать на свою пятую точку приключений у нее было в крови. Мало того, что ее отговаривали все знакомые, она еще и уговорила поехать с собой подругу. Страна пребывания представлялась ей абсолютно безопасной и вполне благопристойной.
И вот представьте. С трапа самолета спускаются две девушки: блондинка (Лена) и брюнетка (Юля), выпуклые фигурки обтянуты футболками и джинсами. Их бледные, незагорелые лица и руки, довольно резко контрастировали с местными жителями. Соблюдая религиозный этикет, девушки легко добрались до своего отеля. Там их подробно проинструктировали, что можно и что нельзя. К унынию девушек, отдыхать свободно они могли только на территории отеля. Никакого тебе сверкания своими обнаженными прелестями на пляжах не могло быть и речи.
Конечно в отеле тоже было отлично. Бассейн и прочие радости были в избытке, но это же скукота. Просидев день в отеле, наши путешественницы ринулись на освоение неизведанной страны. Экзотики хватало с избытком. За два дня все достопримечательности были осмотрены и запечатлены на пленку. Все впечатления портило постоянное укутывание в одежду, а так как жара стояла неимоверная, девушки приходили в отель взмыленные, как лошадки.
И вот, на третий день вылазки в город, дамы зашли в одну из лавок с сувенирами. Обходительный араб с удовольствием рекламировал свой товар, постоянно косясь на выпирающую грудь покупательниц. Они так были увлечены раритетами, что не заметили, как в лавку вошли двое мужчин. Они переговорили с хозяином и стали разглядывать товар, изредка косясь в сторону девиц. Когда Лена с Юлей выходили из магазина, их вдруг резко подхватили под руки и втолкнули в кузов фургона, который стоял перед входом. Девушки даже не успели испугаться, как за ними захлопнулась дверь машины.
Они ринулись к двери, но внутри не было ручек, а кузов изнутри был обшит мягким материалом. Их крики и стуки надежно глушились мягкими стенами. Машина тронулась и девушкам пришлось сесть на пол, чтобы не упасть. Ехали они минут пятнадцать. Наконец машина остановилась. Девушки приготовились к сражению, если дверь откроется, но ничего не происходило. Послышалось тихое шипение и дам стало клонить в сон. "Нас усыпляют, чтобы вытащить без проблем" — подумала Лена проваливаясь в сон…
Первое что увидела Лена — это коричневый потолок. Он плавно покачивался из стороны в сторону и ее немного мутило. Ощущения реальности плавно накатывались на нее. Она ощутила, что лежит на чем-то мягком и пушистом, которое щекотало обнаженную кожу. Лена осторожно села и убедилась, что ощущения ее не обманули. Она сидела полностью обнаженной на кушетке, покрытой ковром с большим ворсом. На соседней кушетке лежала Юля, тоже полностью нагая.
— Юль, — позвала Лена, — Очнись.
Юля медленно поднялась и обвела комнату мутным взглядом. Наконец она сфокусировалась на Лене и произнесла:
— Мы кажется, попали в какую-то передрягу?
— Похоже на то. Отсутствие нашей одежды говорит мне, что все еще впереди, — мрачно произнесла Лена присаживаясь к подруге.
— Ну мы так легко не сдадимся. Меня не так просто использовать, против моей воли.
— Интересно, мы в гарем попали или нас приметила местная шайка разбойников?
— Скоро узнаем, — Юля встала и стала осматривать комнату.
Беглый осмотр показал, что комната имела только одну дверь. Окон не было, а в крыше было несколько вентиляционных отверстий. В комнате была приятная прохлада. Девушки несколько раз постучались в дверь, но ответа не последовало.
Через несколько часов, дверь вдруг резко распахнулась и в комнату вошли две пожилые женщины. Они поставили на пол поднос с едой и мгновенно удалились. Девушки с удовольствием предались трапезе и с набитыми животами удовлетворенно улеглись на свои кушетки. Тут же опять возникли две женские фигуры и быстро убрали остатки трапезы. Прошло немного времени и в комнату опять вошли старухи. Они протянули девушкам плотные накидки и что-то проговорили. Лена поняла, что они хотят, чтобы они их надели.
Накидки представляли собой практически монашеский балахон с большим капюшоном. Когда наряды были надеты, одна старуха пошла впереди, указывая им дорогу. Лену с Юлей привели в огромный зал с большим бассейном. Девушкам не надо было ничего объяснять. Они скинули нехитрую одежду и с визгом кинулись в воду. Вода приятно холодила и бодрила тело. Дамы резвились в бассейне, как маленькие дети, пока не устали и не улеглись на краю.
— Если это и рабство, то очень приятное, — прошептала Лена.
— Посмотрим, что дальше будет, — ухмыльнулась Юля, — Сдается мне, что мы попали к какому-то шейху. Здания большие и богатые. А вот на счет гарема сомневаюсь. Больше женского присутствия в доме не наблюдается.
Как бы в противовес ее словам в бассейн вошли четыре женщины, уже более молодые. Они знаками показали девушкам следовать за ними. В соседнем помещении стояли два стола, на которые подруги и улеглись. Каждую девушку в четыре руки стали разминать и массировать. Их тела умащивали маслами и еще какими-то жидкостями. Лена чуть ли не мурлыкала от удовольствия. Сначала ей разминали спину, а потом перевернули на спину. Нежные руки скользили по телу, груди, бедрам. Соски Лены встали торчком и отзывались приятными ощущениями на ласки рук массирующих.
Вдруг идиллия резко закончилась. Одна из женщин завела руки Лены за голову и быстрыми движениями примотала их к столу. Пока Лена пыталась понять, что происходит, ее ноги широко развели и лодыжки завели под стол. Там довольно быстро лодыжки также были привязаны к столу. Лена попыталась протестовать, но ей в рот вставили какую-то тряпку. Она недовольно замычала, но тут же услышала такое же мычание с соседнего стола. Значит Юля была в таком же положении, что и она.
Вскоре стало, зачем девушек зафиксировали в столь неудобном положении. С обеих сторон от Лены встали женщины, в руках у них были маленькие щипчики. Огненная боль пронзила подмышки. Лена попыталась уйти от этой боли, но боль не отступала. Женщины методично выщипывали волосики из подмышек девушки. Из глаз полились слезы, Лена мычала и дергалась. Эта пытка продолжалась довольно долго, пока из подмышек не были выдерганы все волоски.
С ужасом в глазах, Лена смотрела, как у нее между ног размещается одна из женщин. Предчувствия ее не обманули. Из лобка стали также методично выдергиваться волоски. Боль стала нестерпимой, когда волосики стали выдергиваться из половых губ и промежности. Лена выла, плакала, дергалась, но женщины были глухи к их стенаниям.
Наконец последний волосок был выдернут и наступила небольшая передышка. Тут же в промежность и подмышки женщины стали втирать какую-то мазь. Ощущение огня и боли стали отступать, кожа успокоилась. Лена облегченно дышала, внимая нежным пальцам втирающим мазь. Скользкие пальцы скользили по половым губам, иногда проникая между створок. Было настолько приятно, что Лена даже стала немного возбуждаться.
Наконец ее развязали и осторожно посадили на стол. Голова немного кружилась. На Лену накинули накидку и взяли под руки. С соседнего стола подвели Юлю и их проводили в их комнату. Девушки облегченно уселись на кушетки.
— Я думала, что умру, — простонала Лена, — Ты как?
— Собаки, чуть всю душу не вытянули, — простонала Юля, — Ну-ка, что с нами сделали.
Она встала, подошла к зеркалу, висящему на стене, и скинула накидку. Лена обомлела от вида подруги. Никогда она не видела такого прекрасного тела. Конечно, она видела Юлю обнаженной и ранее, но после проведенных процедур произошли довольно разительные перемены. Тело подруги как будь то светилось изнутри. Смуглая кожа светилась и налилась силой. Груди налились силой и соски торчали торчком. Полностью голый лобок бесстыже выпирал вперед.
Лена сама подскочила к зеркалу и увидела ту же картину. Ее грудь стала круглой и плотной, кожа была упругой на ощупь. Лобок стал полностью голым, как у девочки, и между пухлых губок выпирала вершина клитора. Кожа лобка была гладкой и бархатистой на ощупь. И совсем ни какого раздражения.
— Нас готовят к соитию, — произнесла Юля, вертясь у зеркала.
— Ну наверное. Уж больно красноречивы приготовления.
— Ну посмотрим, что будет дальше. Если уж будут трахать, то я потребую денег.
— Живыми бы уйти, — грустно прошептала Лена.
Вечером им принесли хороший ужин и девушки с удовольствием отдали ему должное. Оставшееся время они провели в ожидании продолжения, но ничего не происходило. В комнате потемнело и им принесли несколько зажженных свечей. Больше никто не появлялся и девушки решили лечь спать. На удивление, Лена очень быстро провалилась в сон.
Ночью она проснулась в томном состоянии. Грудь приятно ломило, соски огрубели, между ног стало мокро. Лена прикоснулась к соскам и тут же невольно застонала от нахлынувших чувств. Они стали очень чувствительными и любое прикосновение вызывало отдачу в виде теплой волны в животе. Лена опустила руку в промежность и ее пальцы сразу погрузились в мокрую впадину. Все губы были мокры от смазки, а палец так и просился в глубину тела. С соседней кушетки раздалось томное мычание. Похоже Юля испытывала те же самые чувства.
— Подруга, — позвала Лена, — Ты как там себя чувствуешь.
— Похоже нас накормили какой-то гадостью, — томно прошептала Юля, — Я уже пол года не занималась рукоблудием.
— Так хорошо, — простонала Лена, запуская пальцы в себя.
Юля молча перешла на кушетку Лены и… Ни одна из них еще не занималась лесбийским сексом, но природа подсказывала им, что надо делать. Их возбужденные горячие тела терлись друг о друга, пальцы искали чувствительные места, губы ласкали тело подруги. Первый оргазм потряс их практически одновременно и только на мгновение оглушил. Возбуждение не спадало и ласки продолжились.
Сначала они пробовали в позе "валета", потом по очереди ласкали друг друга. В размокшие и возбужденные вагины уже влезали четыре пальца, а разрядки еще не наступало. Не сговариваясь, пальцы обоих полезли в анус и они получили по паре превосходных анальных оргазмов. Теперь каждая ласкала оба отверстия пальцами (по два пальца в каждую дырочку) и сосала набухший клитор. Только высокая степень утомленности заставила девушек остановиться. Их обнаженные, блестящие от пота, тела замерли и они уснули сном удовлетворенной женщины. (
Пробуждение было просто отличным. Лена чувствовала себя просто превосходно, да и Юля летала, будь-то на крыльях. Их покормили и отправили в уже знакомый бассейн. Девушки плескались и отдыхали. Обед был подан прямо в бассейн. Впервые девушки ели с блюда, плавающего вместе с ними. Но скоро это им наскучило и их опять отвели в комнату.
Вечером они прошли процедуру очищения и массажа. Женщины критично осмотрели их промежности, подмышки и остались довольны. Теперь их намазали какой-то густой мазью и заставили стоять некоторое время намазанными с ног до головы. Потом ее смыли и натерли тело благовониями.
— Похоже, сегодня все случиться, — подмигнула Юля.
— Хочется скорей посмотреть на хозяина этого дома.
Но их разделили. Лену отвели в комнату, где из обстановки была только кровать. Весь пол был устлан коврами, с приятно щекочущим ворсом. Во всех углах горели большие свечи, создавая романтический полумрак. Лена все поняла и улеглась на кровать, ожидая посетителя. Но он все не шел, зато тело стало само возбуждаться. Кожа горела огнем, а между ног стало рождаться нешуточное желание.
Посетитель появился, когда Лена, лежа на животе, самозабвенно массировала клитор. Он неслышно подошел к девушке и погладил ее по бедру. Лена немного вздрогнула, но не испугалась. Ее желание было таким, что появись в комнате рота солдат, она бы с удовольствием отдалась бы им. Мужчина был обнаженным, между ног тихо покачивался смуглый член. Лена набросилась на него, как на вожделенную игрушку.
Мужчина спокойно воспринимал ласку женщины. Его агрегат вырос до вполне приличных размеров. Лена с удовольствием ласкала мужской орган, пахнущий так приятно и возбуждающе. Мужчина поставил ее на колени, взял голову в руки и стал руководить движениями. Лена покорно стояла и старалась заглотить член как можно глубже. Иногда головка проникала слишком глубоко, но это только подстегивало Лену. Наконец руки сжали ее волосы, а в рот стало заливаться густая жидкость. Леночка глотала и возбудилась почти до пика. Мужчина не отпускал ее, пока не слил все семя. Потом выпустил ее голову и крутанул обеими руками соски грудей. Лена охнула и сразу кончила. Обессиленная, она повалилась на пол.
Очнулась Лена уже на кровати. Мужчина лежал рядом, прижимаясь к ней своим горячим телом, и ласково ласкал ее грудь и соски. Изредка рука проникала в промежность и теребила упругий холмик клитора. Леночка опять стала возбуждаться повышенными темпами. Она потянулась к мужчине пытаясь его поцеловать, но ловко увернулся и присосался к ее упругим соскам. Горячая волна ударила Лене в низ живота, ноги сами распахнулись шире. Пальцы мужчины теребили клитор и иногда проникали в середину жаждущего тела.
Каждый раз, когда пальцы проваливались в жаркую глубину, Лена непроизвольно подбрасывала бедра вверх, пытаясь насадиться на пальцы. Она уже жаждала проникновения, но партнер явно не торопился. Обласкав ее пальцами, он устроился между ног девушки и стал вылизывать ее промежность. Леночка сразу громко застонала, прижимая руками голову мужчины. Естественно оргазм не заставил себя ждать. Дождавшись окончания ее судорог, мужчина приподнялся и вошел в вагину Лены сразу на всю глубину.
Сам процесс сношения Лена помнила с трудом. Ласковый и упругий поршень мужчины доставал до самых чувствительных участков. Он заполнял ее целиком, заставляя изгибаться мокрое возбужденное тело. Оргазм принес некоторое облегчение, но не убрал высокую степень возбуждения. Лена находилась на самом пике и мужчина не собирался спускать ее вниз.
Как только Лена подходила к разрядке, мужчина сразу уменьшал темп, менял позу, начинал ласкать другие участки тела. Когда же девушка чуть успокаивалась, он сразу возвращался к прежнему темпу сношения. Лена стонала и кричала, как сумасшедшая. В каких только позах она не побывала и каждая доставляла ей неописуемое удовольствие.
Наконец мужчина тоже утомился и позволил себе разрядиться. Он как можно глубже проник в жаждущую вагину и кончил. Лена почувствовала, как в нее толчками вылетает семя партнера и со стоном кончила сама. Утомленная, она провалилась в легкий сон.
Лена пришла в себя, лежа на спине с широко раскинутыми ногами. Тело приятно ломило от усталости. Из дырочки тихо вытекало горячее семя. Мужчина лежал рядом и отдыхал. Она с благодарностью обняла его, прижавшись к боку, а он обнял ее рукой, ласково гладя по груди. Так они лежали некоторое время в полудреме. Наконец мужчина решил продолжить их общение.
Он перевернул Лену на живот и занялся ласками ягодиц. Лена сразу поняла, что предстоит испытать проникновение в узкую дырочку. Конечно она уже имела опыт такого сношения, правда не пользовалась этим часто. Правда, после испытанного, она решила отдаться мужчине полностью и позволить ему делать с ней все, что он захочет.
Язык мужчины проникал в узкую дырочку ануса, заставляя ее расслабиться. Пальцами руки он теребил кнопочку клитора, что заставило Лену опять возбудиться. Горячий язык распирал отверстие попки так, что у Лены аж дух захватывало. Потом язык был заменен пальцами. Сколько пальцев он вставлял в анус Лена не знала, зато превосходно чувствовала, как распирает ее отверстие.
Мужчина поднялся, взял руки девушки и заставил ее саму широко раздвинуть ягодицы. Затем он приставил головку члена к анусу и стал проникать внутрь. Лена много раз испытывала неприятные ощущения при проникновении в попку, но таких ощущений ей еще не доводилось испытывать. Головка члена мягко раздвинула упругое отверстие и нежно проникла внутрь. Как только головка проникла внутрь и анус крепко обнял ствол, мужчина остановился.
Он взял Лену за бедра и поднял ее, заставив принят ее собачью позу. Его руки сразу стали массировать соски и клитор девушки. Лена начала возбуждаться и, чтобы сильнее ощущать член в попе, сама стала двигаться. Мужчина не мешал ей, продолжая ласки. Анус был хорошо смазан и член легко скользил в отверстии. Лена чувствовала буквально каждый миллиметр ствола, скользивший в отверстии. И тут для нее стало потрясением, когда ее ягодицы уперлись в бедра мужчины. Он полностью вошел в нее.
Мужчина сразу взял сношение под свой контроль. Он положил руки на бедра девушки и стал ее качать на члене. Лена сразу прогнулась и завыла в голос, так как внутри ее тела член стал упираться во что-то захватывающе приятное. Партнер все сильнее проникал в кишку Лены, мощно прижимая бедра женщины и встречая это движение толчком бедер. Обессилено Лена упала головой на кровать, всхлипывая и воя в простынь кровати.
Так продолжалось некоторое время. Анус Лены стал гореть огнем, а внутри все ныло и просило еще. Вдруг член вышел из попы с хлюпающим звуком. Мужчина рывком перевернул девушку на спину, задрал ноги вверх и прижал коленки к голове Лены. Головка члена вошла снова в анус, только теперь угол проникновения был совершенно другой. Лене показалось, что он насадил ее попу на какой-то кол.
Головка члена сразу уперлась во что-то, наверное шейку матки, и стала ее толкать. В животе Лены сразу все заходило ходуном. Она попыталась оттолкнуть мужчину, но он ловко перехватил ее руки, прижал их за ее головой к кровати и навалился на нее всем телом. Член мощно и сильно проникал в тело, заставляя Лену вопить во весь голос. Яички мужчины бились о ягодицы девушки, головка сильно толкала все внутри. Сначала это было неприятно и даже больно, но потом Лену стало охватывать такое сильное чувство, что стало даже перехватывать дыхание.
Лене стало не хватать воздуха, ее тело покрылось пленкой липкого пота. Еще несколько толчков и ее подхватила огромная волна оргазма и бросила в небытие. Растянутый анус сжимал скользящий член. Уже на грани обморока она почувствовала, как мужчина кончает, изливая в нее остатки своего семени.
Когда Лена очнулась в кровати никого не было. Она лежала одна на кровати, бережно укрытая покрывалом. Свечи были погашены, а в отверстия потолка пробивались первые лучи нового дня. Она расслаблено лежала, проводя инвентаризацию использованного тела. Никаких глобальных разрушений она не заметила. Анус и вагина приятно ныли, а их врата зудели и немного болели. Так она лежала, пока за ней не пришли.
Ее отвели в массажную и хорошо растерли. В многострадальные дырочки была втерта какая-то мазь. Потом ее отвели в комнату, где она расслаблено уснула на кушетке. Она даже не проснулась, когда привели Юлю. Вернулась она к бодрствованию только к обеду, когда желудок потребовал себе еды.
Юля стояла перед зеркалом и причесывалась. Лена осторожно поднялась и подошла к ней. Странно, но тело не болело и даже отверстия ее тела не напоминали о себе.
— Ну как ты, — спросила она у Юли, беря в руки вторую расческу.
— Ничего, нормально. Только этот придурок решил, что меня можно использовать только с одной стороны.
Юля недовольно пощупала свой зад и поморщилась.
— Он меня всю ночь жарил в попу. Думала, что порвет. А у тебя как?
— У меня нормально. Правда он использовал все отверстия, куда только мог проникнуть. Было так замечательно. (
— Ладно, похоже цель нашего пребывания здесь определилась. Теперь бы узнать, как долго мы тут пробудем.
— Я думаю, как только надоедим им.
Лена была недалека от истины. Но пока никакого скорого отъезда не предвиделось. Дни текли один за другим и режим дня был примерно одинаковым. Сначала им предоставляли время для отдыха. Затем следовала процедура массажа и придирчивого осмотра тела. Лишние волоски безжалостно удалялись. Лена даже успела привыкнуть к такой процедуре, тем более, что с каждым днем количество волосков неукротимо уменьшалось.
Вечером обязательный массаж и втирание возбуждающих мазей и масел. Потом ночь удовольствия и секса. Партнер Лене попался изобретательный и внимательный. Три четыре оргазма в ночь ей были обеспечены. Стиль и методы секса были разнообразны и неповторимы. Иногда они всю ночь занимались только оральным сексом и она досыта наедалась семени. Иногда ей всю ночь приходилось удовлетворять мужчину только попкой и тогда она жутко болела все утро. Иногда он привязывал Лену к кровати и буквально насиловал неподвижное тело.
Юле же попался истинный любитель женских попок. Несколько дней она еле ходила, пошире расставляя ноги, но потом привыкла. Вскоре ей попка подарила первый анальный оргазм и Юля ходила потрясенная весь день. Такие оргазмы стали постоянными, а однажды она кончила три раза подряд. Приучив Юлю к анальному сексу, ее партнер переключился и на остальные отверстия.
У обоих партнеров все же было нечто общее. Они никогда не целовались с девушками. Всегда кончали в них и доводили, как минимум, до двух оргазмов. Регулярные, по началу, встречи стали происходить с пропусками. Иногда девушек не трогали по три дня к ряду. И тогда они предавались лесбийскими утехами. Девушки подозревали, что их кормят возбуждающими средствами.
В их комнате появился телевизор и набор дисков с русскими фильмами. Появились книги и журналы. Появились и искусственные члены, которыми они с успехом пользовались в отсутствии мужчин. Раньше Лена и Юля никак не относились к сексу между женщинами. Теперь же, регулярные ласки подруги, стали для них некоторой отдушиной. Они со всей страстью полюбили друг друга. Тем более, что регулярные тренировки друг дружки подготавливали их для более серьезного секса с их партнерами. Дни текли один за другим и девушки потеряли счет времени. Они стали настоящими наложницами: секс и беззаботное времяпровождение.
Лена заметила, что очень изменилась. Теперь секс для нее стал желанным и обязательным. Она легко возбуждалась, ее отверстия всегда были готовы к проникновению. Мужчина тоже это заметил, уменьшив время на ласки и увеличив саму процедуру сношения. Теперь в его репертуаре появилась имитация группового секса. Он всегда брал с собой искусственный член, который вставлял в пустующее отверстие. Сначала Лене было немного больно, но вскоре она привыкла. Двигающиеся в обоих отверстиях предметы стали приносить ей удовольствие.
Все закончилось как-то сразу. Им принесли одежду и приказали одеваться. Потом усадили в тот же фургон и куда-то долго везли. Потом высадили в аэропорту, выдали им вещи, документы и билеты на самолет. Фургон скрылся, а они стояли ничего не понимая. Потом они отправились на регистрацию и сели в самолет. Уже в самолете они поняли, что их заключение продолжалось почти три месяца. При этом в паспорте, как положено, стояла запись о продлении визы.
Прилетели они домой без приключений и только дома Лена обнаружила в своих вещах пачку долларов. Пачка сотенных бумажек ее очень впечатлила. Она тут же перезвонила Юле и та подтвердила, что и у нее такая же пачка. Неплохо заработали и отдохнули. Прошло около двух недель, когда Юля позвонила Лене.
— Подруга, как себя чувствуешь?
— Да ничего, работаю помаленьку, а как твои дела.
— Ты не хочешь записаться к врачу? — ласково проговорила Юля.
— Да нет, а что есть симптомы?
— Дура! Ты когда видела свои месячные!
И тут Лену окатила холодная волна. А ведь верно, она даже не задумывалась о столь естественном процессе в женском организме. Пребывание в сексуальном рабстве совсем выбило ее из колеи.
— Можешь не сомневаться, — прошипела в трубку Юля, — Я уже купила тест, он показал положительный результат.
— Что же делать? — пролепетала Лена.
— Я записала тебя к врачу вместе со мной. Завтра в десять, не опаздывай.
Естественно, они обе оказались беременными. Слава богу, что их не заразили ничем. Пришлось срочно делать аборт. Вот собственно и все последствия.
Деньги девушки удачно вложили и сейчас получают хорошие дивиденды. Юля через полгода вышла замуж. По ее словам, муж от нее просто без ума. Еще бы, такая сексуальная подготовка. В постели Юля вытворяет такие финты, что ее мужик просто визжит от восторга. Чего только стоит умение виртуозно и со смаком заниматься анальным сексом, который Юля полюбила всем своим телом.
Лена пока холостая, но и на ее горизонте наметился избранник. Он тоже удивляется похотливостью и умением партнерши. Конечно, у девушек хватило ума не говорить им о своем приключении. Правда следы от пережитого остались навсегда. На теле девушек до сих пор не растет ни одного волоска. Кожа на интимном месте гладка и нежная, как у девочек. Стиль удаления волос также остался прежним. Желание секса остался на высоте. Если они не занимаются сексом с мужчиной, то балуются сами с собой, а иногда и друг с дружкой. Все-таки лучшие подруги…
Отдых на Бали. Океан во мне
Ноги соскальзывают с доски, а набегающая волна помогает океану скинуть меня, неопытную с нее… я зажмуриваюсь, сдаюсь и плюхаюсь в теплую воду… но сильные руки подхватывают меня за талию. Все еще зажмуренная, ощущаю легкое прикосновение горячих губ на моей шее. Открываю глаза… на меня смотрят два озера или два неба… чистейшей голубизны, обрамленные густыми выцветшими ресницами. Никогда не думала, что глаза могут смеяться. Да, именно так…сначала засмеялись его глаза, а потом раздался заразительный смех, от которого я тоже не смогла устоять. Мы стояли по пояс в воде, он все еще держал меня за талию, и хохотали.
Солнце уже садилось, небо преображалось каждую минуту, а набегающие волны кидали нас в объятья друг к другу, пытаясь сбить с ног. Я ощущала, как его плоть твердеет, взгляд из озорного превращается в сексуальный, и даже появляется ни с чем не сравнимый запах желания. В воздухе все наэлектризовалось. Он подхватывает меня на руки и несет на песок. Мой купальник быстро снят с мокрого тела… его руки с жадностью ласкают меня. Я закрыла глаза… Его губы такие горячие впились мою теплую и влажную расщелину, он, словно путник в пустыне, утоляющий жажду. Стоны наслаждения слетали с наших губ. И тут, словно вырвавшись из плена, он ворвался в меня, заполонив собой все. Или волна океана захлестнула нас, или это были волны оргазма, в которых мы тонули… трудно сказать.
Я, сбежавшая от своей компании, с которой прилетела на Бали лежала на пляже, облюбованном серфингистами. Купаться там было проблематично из за больших волн и я, поглядывая как грациозно молодые крепкие парни скользят по волнам, загорала в одних узеньких плавках, лениво пролистывая журнал. Чья то тень загородила меня от солнечных лучей. Отрываюсь от чтения, поднимаю глаза… надо мной стоит, улыбаясь, молодой красивый парень с доской для серфа в руках. Наши глаза встречаются, я заражаюсь его улыбкой и наполняюсь состоянием счастья. Мир словно пропал, существуем только мы, два незнакомых человека, встретившихся на другом краю земли.
— "Привет! Мне кажется ты отлично катаешься на серфе. Океан не сможет устоять перед такой красоткой и поддастся тебе!" Никогда не каталась на доске и даже не планировала этим заняться, но от его предложения научить, не отказалась. Пока мы бежали по горячему песку к воде, он рассказывал, как здорово победить волну, подчинить ее себе, подружиться с ней. Полная уверенности в своем успехе я запрыгнула на доску… ноги соскальзывают с доски…
Океан мне не удалось приручить, но мальчику с небесными глазами удалось разбудить его во мне.
Отдых
Мягко расположившись в кресле, ты почувствовала давно накопившуюся усталость и огромное желание уйти, улететь от этого суетливого мира. Закрыв на мгновенье глаза, ты представила себе мои руки, которые ласково скользили по рукам, краю твоей одежды и, как бы в продолжение (настолько это было естественно), по сочным девичьим ногам. Мои прикосновения были мягки и желанны. Ты вдруг ощутила такую чудесную негу, такое блаженное спокойствие, прилив бурной фантазии и первобытного желания. Тело трепетало в предвосхищении сказочной неги. Усталость пропала, как будто и не было позади трудного напряженного дня. Твои губы раскрылись, обнажая небольшой ротик и алый язычок, трепещущий в предвкушении. Медленно я прикоснулся своими губами к твоим и моя ладонь стала смелее трогать твои ноги, а затем совершенно нечаянно оказалось у тебя под коротенькой юбочкой. Там все дышало жаром, однако было так уютно, что я мог бы не вынимать оттуда руку до следующего дня Я запустил руку еще глубже.
Мне сразу же удалось нащупать тот мягкий бугорок между твоих ног, что возвышался на пол-пути к столь желанному для всякого месту. Я охватил его всеми пальцами, осторожно сжал, а затем как-то само собой проник и в трусики, причем забрался не сверху, а почему-то сбоку… наверное, так ближе. Первое, что меня там встретило — восхитительная шелковистость волосиков, немного густых, но оттого еще более приятных. Когда же ты стала разводить вдруг медленно разводить свои длинные ножки в стороны, то волосиков оказалось так много, что они едва помещались в моей ладони. Однако же это ничуть не помешало мне отыскать в их гущи тот райский уголок, тот островок плоти, что так привлекал к себе своей горячей влажностью и нежностью. На это мое вторжение ты отозвалась слабым стоном и развела ножки еще более широко. Твой маленький твердый комочек внутри распаленного островка набух до крайности и стал твердым и продолговатым…
Твои ладони нежно охватили мою голову и стали направлять ее все ниже и ниже, приглашая посетить самые потаенные уголки своего тела Вот я оказался у темного холмика вьющихся волос, который был так мил, от него исходило такое благоухание, что я не мог отказать себе в удовольствие провести по нему раскрытыми губами, почувствовать его шероховатую мягкость. Волосики уходили вниз и терялись между твоими ножками, и я взял эти ножки и раздвинул их так широко, насколько ты могла это себе позволить. Моему взгляду предстало чудесное создание, которое, безусловно, принадлежало к числу прекраснейших творений природы В обрамлении черных волосиков я увидел две нежные, алые губки, блестящие в своем влажном возбуждении, словно смоченные утренней росой лепестки роз Чуть раскрывшись вширь, они почти открыли мне свою тайную прелесть, в глубине которой виднелись еще более волнующие черты.
Сам не свой от сладострастия, я припал губами к этому источнику, стараясь выпить все его живительные соки. Я, насколько было это возможно, вбирал в себя молодое, трепеное тело, ароматные волосы и не мог утолить жажду. Затем я раздвинул разбухшие створки твоего нежного тела и медленно провел между ними кончиком языка, коснулся малых лепестков и вошел языком во влажное отверстие. Там, внутри воспаленного влагалища, опъяненный его терпким привкусом, я стал кружить языком по стенкам вульвы, и это продолжалось целую вечность Когда же я принялся зха твой клитор, то слегка касаясь его кончиком языка, то ударяя его по багровым бокам, то страстно в него всасываясь Ты вдруг начала так извиваться, что мне пришлось приложить все свое старание и ловкость, чтобы не остаться без твоей восхитительной игрушки Одной рукой я обхватил тебя за ляжку, а другой стал с чувством сжимать и гладить твои груди, и это несколько успокоило тебя.
В те же моменты, когда я особенно сильно впивался в твой клитор, едва не проглатывая эту сладкую конфетку, ты резко взметалась, а вместо трепетного стона из твоей груди вырывался какой-то дикий, надрывный храп, который приводил меня в еще большее возбуждение Я захлебывался в соках разгоряченного тела, я превратился в массу трепещущей плоти, жаждущей удовольствия и плотского животного наслаждения Настоящее неистовство овладело мной. Ощущая, как растущее возбуждение становится нетерпимым, не в силах более себя сдерживать, я поднялся, взял тебя за округлые бедра и плавно вел в тебя свой окаменевший фаллос на всю возможную глубину. Ты всхрипнула, словно от удара, но тут же успокоилась и подалась ко мне всем телом, как бы нанизывая себя. Я сделал несколько медленных, легких движений, чувствуя как уютно устроился мой блудливый приятель и как нам теперь с ним должно быть хорошо.
Далее я перешел к более энергичным толчкам, в ответ на которые ты стала сотрясаться всем телом, а из твоего естества наружу начали вырываться хриплые выдохи. Ты отвечала мне довольно весомыми движениями своих широких бедер и это придавало еще большую прелесть нашему занятию, делало удовольствие еще более полным. Закусив губу, Ты откинулась, волосы твои разметались, а на покрытом бисеринками пота лице лежала печать чувственного трепета, словно каждый мой толчок ты воспринимала всем своим существом. Не прекращая своего занятия, я нежно поцеловал тебя в немного засохшие губки и Ты с готовностью подалась мне навстречу. В это время наши бедра мягко и звонко врезались друг в друга и губы слились в бесконечном сладостном поцелуе, и я своим языком двигал с тем же блаженством, что и своим приятелем. Волна за волной вели меня на самую вершину плотского счастья.
Все яснее я ощущал, как мой раскаленный член все более и более наполняется истомой, и уж недалек тот миг, когда чаша, переполнившись до краев, прольется живительной влагой.
Офис
Офис. Режущий ухо и не дающий сконцентрироваться голос снабженца опять разорвал тишину. Застучали пальцы по клавиатуре компьютера:
Что-то странное сегодня со мной происходит. Я ничего не чувствую. Улыбаюсь, пытаясь спрятать внутреннюю пустоту, стараясь вспомнить те состояния, в которых мне было хорошо, или хотя бы плохо: уже все равно. Хочу ощущений, чувств, страстей, и ничего. Накатывает ужас. Господи, хоть что-то! А вдруг опять? Однажды в этом состоянии пустоты и безвременья я провела несколько месяцев. Страшно. Пытаюсь анализировать. Может, я слишком много думала как правильно себя вести и как не правильно. Может, почему-то перестал давить на меня призрак серого, постного одиночества. Где ты душа, если ты есть, ты должна что-то чувствовать! Тихо и пусто:
Работать не могу. Вспоминаю:
Я открываю дверь, с опасением заглядываю в коридор. Соседей нет. Какая удача! Быстро скидываю сапоги, забираюсь в тапочки и тороплюсь к комнате, пока нет никого в коридоре. Лешка догоняет, когда я уже открыла дверь и вошла в комнату. На лице обида.
У него удивительное живое лицо. Черные с зеленоватым отливом глазищи, всегда выразительные, всегда глубокие. Если пристально посмотреть ему в глаза, то становится жутковато, и губы сами растягиваются в защитной улыбке. На самом деле хочу застыть, влиться в эту черно-зеленую бездну, раствориться в ней. Чтобы его ощущения, чувства, мысли стали моими.
"Ты забыла дать мне тапочки!?"
" Я торопилась, и ты уже знаешь, где они лежат"
Некоторое время препираемся. Но чувства совсем о другом. Мне надо в ванну, потому не даю завладеть ему своим телом, вырываюсь, убегаю: Только что кончились месячные, надо проверить все ли в порядке. Захожу в комнату с голыми ногами, не стала опять натягивать колготки. Дурацкий видок. Юбка, свитер и голые ноги. Его это не смущает, даже, похоже, наоборот.
Укладывает меня на диван, стаскивает трусики, разворачивает поперек. Сам стоит на коленях перед диваном. Я смущаюсь — свет от монитора компьютера освещает самые интимные места. Его язычок прикасается к животу, руками он разводит мне ноги. Я еще сопротивляюсь, хотя самой хочется раскинуться широко. Язычок скользит вниз, касается клитора. Это всегда неожиданно. Я вздрагиваю. Желание накатывает жаркой волной. А он дразнит, целует рядом. Во мне нарастает бешенство. Хочу туда. Уже не замечаю света монитора. Все тело дрожит. Ногами захватываю его и притягиваю ближе. Наконец его язычок нежно прикасается к моему бугорку, вибрирует, доводя меня до умопомешательства. Его пальчики, проникающие во влагалище и анус: Мой любимый, милый котенок: Я хочу тебя. Сейчас. Я умираю от желания тебя: Волны расслабленного блаженства, сменяются нечеловеческим напряжением мышц, кажется, лопнут барабанные перепонки от взрывов крови, бушующей в сосудах. Он продолжает… почти теряю сознание. Проваливаюсь в какую-то пространственно-временную дыру — не знаю где я, не могу определить, сколько прошло времени, хочу еще и еще.
Наконец он не выдерживает, стягивает с себя одежду и входит в меня. Как я жду всегда этого момента. Мое тело раскрывается навстречу новым ощущениям. Влагалище пульсирует. Я растворяюсь в оргазме. Стараюсь прильнуть к нему всем телом. Я так лучше чувствую. Помимо только своих ощущений я начинаю чувствовать его желания. Мои пальцы нежно пробегают по его спине.
Неосознанно жду, когда мое прикосновение вызовет новую реакцию. Хочу, чтобы и он чувствовал глубже и острее. Мои пальчики добираются до впадины, где спина переходит в ягодицы. Ничего себе! Он вздрагивает и начинает что-то бормотать, постанывая.
Перебираюсь все ниже и ниже: Черт! Дурацкий свитер, юбка. И он запутался в штанинах не до конца снятых. Начинаем в спешке сдирать с себя одежду. У юбки заклинило молнию. Некоторое время борюсь с юбкой. Частично теряю возбуждение. Это не страшно.
Я знаю что, как только я почувствую его внутри себя, я опять окажусь в полуобморочном состоянии.
Он пытается ввести член мне в анус. Не надо: Лучше, когда я уже затраханная и не могу сопротивляться. Мышцы ануса сокращаются.
Продолжаем прерванный раздеванием процесс. Сразу ввожу пальцы между его ягодицами, его выгибает. Запретное, от того более сладкое наслаждение затапливает меня. Самое необыкновенное, что можно почувствовать — как тащится другой. Наши тела сливаются в экстазе. Я ввожу пальцы глубже и начинаю ритмичные движения. Он не может сопротивляться своим желаниям.
Поднимается выше, чтобы я смогла войти в него глубже. Голова в огне. Два тела пульсируют в одном ритме. Каждая клетка дрожит от блаженства. Спазм наслаждения еще теснее скручивает нас друг с другом. Влагалищем я стараюсь захватить его член глубже, передаю ему свою пульсацию. Его член огромный, полностью заполняет меня. Сознание не выдерживает и выключается.
В какой-то момент выныриваю из забытья. Соображаю где я, что со мной происходит. Прижимаюсь к нему разгоряченным телом, пытаясь перелить в него свое блаженство, свою нежность. Каждое его движение внутри меня растекается, заполняя теплом и судорогой низ живота, затем по телу, сковывая ноги, вытягивая позвоночник. Руки раскинуты. Не могу двигаться. Нервные клетки сходят с ума. Под бешеным напряжением они пропускают через все тело водопады блаженства.
Он решает, что я уже готова и вводит член мне в анус. Подобно цветку, распускающемуся среди потоков бушующей лавы — нежность: к близкому, родному существу. Хочу быть еще ближе, стать частью его. Что-то лепечу, пытаясь словами передать непередаваемое. Господи, как я его люблю. Я не хочу быть отдельной. Вхожу в его мысли, его чувства. Мы едины. На мгновения, которые возможно он не успевает осознать, что-то происходит, и мы перестаем быть отдельными созданиями природы. Эти мгновения стоят ВСЕГО. Их не забудешь. Они — главное в жизни.
Кажется, что прошли минуты, а пролетели часы:
Тело бьет дрожь. Не могу успокоиться. Курим. Ему скоро уходить. Опять вырастает стена обособленности. Я стараюсь ничего не сказать лишнего. И так много неприятного и ненужного наговорила раньше. Он сдержан тоже. Только глаза, огромные, улыбающиеся переливаются драгоценными камнями. Их не спрячешь.
Лешка, я тебя люблю!
Память
ИСТОРИЯ ПЕРВАЯ
Сегодня я видел, как мой младший внук, ученик десятого класса, целовался в подъезде с девочкой. Чтобы не смущать молодежь, я попятился, тихонько вышел из подъезда и продолжил прогулку по второму кругу. Одиночество мое временное. Мой сын с невесткой на три года укатили в Германию и своего младшего забрали с собой для совершенствования в немецком языке. Самый старшие внук работает во Владивостоке и там намечается рождение правнука. По этой причине моя супруга Инга помчалась к ним руководить и наставлять. Вот и остался я временно сторожем пустой квартиры.
Через пару дней внук десятиклассник и его подружка нанесли визит деду. Причина сугубо прозаическая: "можно, мы будем приходить и у тебя готовить уроки"? Как же, уроки готовить — целоваться они будут, закрыв двери комнаты, в которую тактичный дед не сунется. С другой стороны, квартира моей дочери в соседнем подъезде того же дома перенаселена, сосредоточиться на уроках там трудно, а целоваться крайне неудобно. Не говоря уже о том, чтобы потрогать девочку во всяких укромных и таких привлекательных местах. Быстро развивается нынешняя молодежь.
Наше воспитание было строго коммунистическим, обучение раздельное (школы мужские, школы женские) и контакты с девочками не приветствовались учителями. Поэтому обращаться с "женским полом" мы просто не умели. Сам я первый раз поцеловал девочку, будучи уже студентом. Наше взросление попало на пятидесятые годы, время было пуританское, слово секс мы и не слыхали, фильмы и книги были удивительно целомудренные. Но итогом было наше полное невежество в интимных вопросах пола. Откуда берутся дети мы, конечно, знали, виртуозно владели матом, рисовали в своих тетрадках сцены совокупления. Но все связанное с проблемой пола нам представлялось грязным, похабным. О сексуальном наслаждении, эротических ласках мы даже не догадывались. В этих вопросах нашим учителем была только собственная физиология.
Боже, как мы были наивны. Позднее, уже студентом, я перед каждым свиданием мучился вопросом: "что можно себе позволить, а чего нельзя". По причине нашей зашоренности и полового невежества расклеился мой студенческий роман с Тамарой. А ведь, по всем признакам, у нас дело шло к свадьбе.
Интересно, как сложилась бы моя жизнь, если бы этот брак состоялся. Стал бы я заведующим кафедрой в родном Университете? Сколько у нас было бы детей? Был бы я счастлив в этом браке? Но это только пустые рассуждения старика пенсионера. Работу на кафедре я оставил, только иногда консультирую аспирантов и честолюбивых ассистентов, которые для этого приходят ко мне домой. Какое ни есть, а развлечение.
Вот и сегодня явилась обеспокоенная наукой ассистентка моего ученика. Сидит напротив меня, задает вопросы, а ее мини юбка постепенно сползает все выше и выше. В родном Университете бытует убеждение, что я большой ловелас. Но я с кафедральными дамами всегда вел себя корректно. Позволял себе только ручку поцеловать, да еще в праздничных застольях в присутствии девиц рассказывал очень даже двусмысленные анекдоты. Но от Шефа и не такое стерпели бы.
Слушаю трескотню посетительницы, а сам думаю о том, что лицом она похожа на мою первую любовь, Тамару. Конопатая девочка в сером платье ниже колен, Тома, Томочка, Тамара, серая птичка. Способностей средних, собой не видная, характера тихого, но такая основательная девица, надежная. С первого курса поглядывала на меня и вздыхала потихоньку, то конспекты мои ей потребовались, то попросит подарить ей фотокарточку. Для меня она вначале была просто одной из многих девушек сокурсниц. Фотографию тебе — пожалуйста, держи, даже с надписью: "Тамаре в знак уважения". А ей не уважения хотелось, а моего внимания, но школьное воспитание не позволяло более активно набиваться на дружбу с парнем, которому с первого курса прочили научную карьеру. Бывало, я приносил ей зашить порванную рубашку и получал ее обратно зашитой, выстиранной и поглаженной.
Неожиданно дело сдвинулось с мертвой точки. Компанией первокурсников мы возвращались из театра. Ночь, автобусы ходят редко, но что нам, молодым, стоит пройти пешком через половину города. Идем, дурачимся, девчонки нас толкают, а мы поем во все горло:
Без всякой задней мысли — просто от хорошего настроения — я обнял Тамару за плечи, притянул к себе. Тут она повернулась, прижалась ко мне уже не плечом, а грудью, замерла под моей рукой и шепчет: "Ну, что ты, Славка, не надо!". А сама еще плотней прижимается. Назавтра Тамара набралась смелости, подошла ко мне и сказала:
— Пригласи меня в кино.
И стали мы ходить в кино и на танцы, гулять вечерами и разговаривать, разговаривать, разговаривать. Тамара была совсем не глупым, интересным собеседником, но дальше этого наши отношения не двигались. Скромница Тамара позволяла взять ее за руку, слегка обнять за талию. Когда я ее целовал, Тамара сжимала губы куриной гузкой и закрывала глаза. Никакого удовольствия от поцелуев она не испытывала, просто твердо знала, что парни целуют девушек. Больше этого он мне не позволяла, мои попытки потрогать ее грудь, погладить попку решительно пресекались со словами: "Ну, что ты! Не надо". Только через полгода я завоевал право погладить ее коленки и грудь, но только через платье.
У всех парней члены стояли круглосуточно, ночью снились голые девушки, а утром на трусах и простыне обнаруживались пятна засохшей спермы. Меня тоже посещали эротические видения и я во сне крепко обнимал подушку. Последнее было предметом постоянного зубоскальства соседей по общежитию:
— Опять Славке Тамара приснилась, нужно на комсомольском собрании осудить ее недостойное поведение. Пусть даст слово, что не будет являться в его снах голой.
По традиции того времени наши избранницы свою девичью неприкосновенность берегли, а уступив любимому страшно боялись забеременеть. Те из нас, кому уже удалось "распечатать" свою подружку, сталкивались с постоянной просьбой: "только не спускай"! Это значило, что в самый последний момент нужно успеть выдернуть член из влажной глубины и излиться под ее попку, на заранее подстеленную тряпочку. Все удовольствие ломалось. В аптеках продавались презервативы и противозачаточные таблетки, но парни не признавали первых (как сахар через стекло лизать), а девушки слыхом не слыхали о вторых и не доверяли им. Получалось одно мучение.
Еще сложнее было тем, чьи девочки страдали гипертрофированной стыдливостью и каждое прикосновение к интимным частям тела расценивали как грязное покушение. Я отчаянно хотел свою Томочку, хотел просто п о т р о г а т ь то, что скрыто у нее под платьем. На большее я и не надеялся.
Всеобщей проблемой был вопрос "где". Где уединиться со своей подругой и не обязательно для того, чтобы лечь в постель, просто поласкать ее, расстегнув некоторые предметы туалета. В серьезных случаях парень обращался к сокоешникам по общежитской комнате:
— Ребята, нам бы комнату на ночь… — И ребята разбегаются ночевать по друзьям-знакомым.
В более простых случаях парочка оккупирует площадку на лестнице или подоконник в конце изогнутого буквой "П" коридора — правое крыло мужские комнаты, левое женские. После 11 часов остается включенным только дежурное освещение и в его полумраке шаловливые руки гуляют по телу девушки. А уж целоваться в такой обстановке сам Бог велел! В середине каждого крыла туалетные комнаты, соответственно мужская и женская. Если кому-то в ночное время приспичит туда, он старается не замечать парочку, которая стоит в тупике и чем-то увлеченно занимается. В свою очередь и они не обращают внимания на идущих ночной порой в туалет.
С наступлением лета вопрос "где" стало легче решать. Пятый и четвертый курсы разъехались на практику, их комнаты стоят пустые, но не запертые. Дальше действует правило: одна комната — одна парочка. Можно сидеть рядышком на столе, а можно сесть на стул, поместить девушку на свои колени, испытывать неземное наслаждение от ее мягкой тяжести.
После долгих уговоров Тамара садится мне на колени и замирает примерной девочкой в платье с белым воротничком. Я положил руку на ее грудь и, чтобы успокоить, начинаю рассказывать о своих родителях, сестре, о городе, в котором родился и вырос. Потом Тамара рассказывает мне о своих родных. Все понятно, происходит заочное знакомство с будущими родственниками. Под эти разговоры мои руки действуют: одна легонько сжимает яблочко ее груди, вторая гладит колено и пытается проникнуть под подол платья — надо же погладить голую коленку!
Реакция девочки последовала незамедлительно, моя левая рука накрыта ее ладошкой и прижата к коленке. Видимо атака снизу представляется Тамаре наиболее опасной. Правая рука тем временем занялась строчкой пуговичек, опускающейся вниз от белого воротничка. Я расстегну только одну, чтобы поласкать ее шейку, впадинку под горлышком… И еще одну, чтобы поцеловать то место, где шея сходится с плечиком… Но, по мнению Тамары, я переступил границу дозволенного. Встала с моих колен, поправляет смятый подол платья.
— Поздно уже, пора спать.
Но я слишком возбужден, поэтому легонько толкнул ее назад и крышка стола уперлась ей ниже попки. Еще один нажим и Томочка-девочка завалилась спиной на стол. А моя рука проникла через ворот платья, под лифчик и коснулась восхитительного атласа девичьей грудочки, наливного яблочка. Но Тамара быстро опомнилась, оттолкнула меня, застегивает ворот и с горечью шепчет:
— Неужели я ошиблась в тебе, мой мальчик…
Идеалистка, воспитанная в школе на хорошей литературе, она ждала от меня необычного, возвышенного, как на страницах любимых книг. Здоровая страсть молодого парня показалась Тамаре чем-то скотским. Видимо она относилась к той категории фригидных девиц, которые и замуж не выходили бы, появись такая возможность забеременеть не снимая трусов. Чувственность еще спала глубоким сном, и мои попытки добраться до интимных частей ее тела вызывали только противодействие. Как всякая девушка тургеневского типа, Тамара искала во мне идеал жениха, друга и мужа. Но идеальных мужчин не бывает, поэтому такие женщины обречены на духовное одиночество.
Стеснительность Тамары меня достала, уже в дверях я сказал:
— Тома, ты бы показалась вашему (женскому) врачу. — Видя, что она не понимает, я пояснил, — Здоровой девушке должно быть приятно, когда парень трогает ее во всех местах, без этого люди перестали бы размножаться.
Тамара промолчала, но обиделась крепко.
В следующие дни она избегала встречи со мной, столкнувшись в коридоре или столовой не разговаривала — только здравствуй и до свиданья. Конечно, здравый смысл подсказывал, что для сохранения отношений со мной следует вести себя более раскованно, позволить то, что претило ее пуританской душе. Но моральные устои Тамары противились и она просто не знала как поступить. В результате я обиделся на Тамару за то, что она на меня обиделась. Только этой двойной обидой могу объяснить то, что не взял ее с собой, когда друг пригласил меня на свадьбу.
Студенческая свадьба, веселый разгул, в котором гости быстро перестают обращать внимание на жениха и невесту. Танцы под гармонь или патефон медленные: вальсы, фокстрот. Танго исключается, как нечто неприличное. Нет современного дерганья, когда каждый сам по себе. В наших танцах можно было прижать "даму" к себе, почувствовать прикосновение девичьих грудей, или опустить руку с ее талии пониже, туда, где начинаются оттопыренные верхушки ягодиц. В хорошем подпитии никто на это не обратит внимания, да и твоя партнерша особенно не возражает против такой вольности.
На этой свадьбе я и познакомился с Ингой, впоследствии ставшей моей женой, от которой и ведут начало трое наших детей и шестеро внуков. Не случись той ссоры, Тамара была бы со мной на свадьбе, а Ингу я бы и не заметил. Но Тамары не было, я в первом подпитии танцевал с Ингой, худощавой, прыщеватой девушкой с отделения экономики. Не случайно говорят, что не бывает некрасивых женщин, бывает мало водки. А водки на той свадьбе было много. Мы танцевали, смеялись, вспоминали всякие студенческие хохмы. После сдержанной, основательной Тамары, веселый, беззаботный характер Инги был особенно приятен.
— Жарко, пойдем проветриться, — сказала она.
Мы обнимались за углом столовой, в которой гремела свадьба. Как-то само собой получилось, что я начал поглаживать ее грудь через ткань легкого платья. И, представьте, мои руки не турнули, Инга продолжала все так же обнимать меня и весело болтать. Праздничное платье девушки имело очень большое декольте, которое так и приглашало проникнуть глубже. Потянул за рукава вниз, плечи Инги оголились, и теперь декольте распространялось до того места, от которого начинались холмики грудей. Руки ее оказались плотно прижаты к бокам воротом платья, растянутым до треска материи.
— Ты связал мне руки, — засмеялась она.
— Это чтобы ты мне не мешала, — ответил я с наглостью пьяного студента.
Лифчик Инги соответствовал декольтированному платью, т. е. на плечах не было бретелек. Стоило мне расстегнуть на спине девушки т о л ь к о о д н у п у г о в к у, как он сполз вниз, к талии, стянутой пояском платья. Дорога к маленьким твердым яблочкам грудей была открыта. А Инга… не возражала. Она обнимала меня, жадно тянулась губами, ловила мои поцелуи. Какое это было наслаждение гладить теплые грудочки, слегка сжимать их. Больше всего я боялся причинить ей боль и без конца спрашивал:
— Не больно?
Игна только мотала головой.
— Нет!
В зале, где продолжались танцы мы больше не появились. Только перед рассветом я довел Ингу до дверей ее комнаты, поцеловал последний раз и в совершенно ошалелом состоянии отправился спать.
На другой день я едва дождался конца практики и побежал к Инге. Не постучав, рванул дверь и был встречен истошным визгом девиц, оказавшихся неглиже. Спустя пару минут мне прокричали:
— Можно!
Я был допущен в девичью комнату и даже накормлен жареной картошкой. Но мне не терпелось увести Ингу куда-нибудь в укромное место парка и там еще раз проверить упругость ее грудочек. И так продолжалось каждый день. Сокоешники заметили перемену и не одобрили: Славка Тамару променял на "шмару". Но что они понимали!
Вечерами, до того, как двери общежития запирались, мы покидали парк и спешили занять место в тупике "женской" части коридора. Я сидел на низком подоконнике, Инга стояла между моих колен и целовала меня. Когда студенческий народ утихомиривался, наступало самое интересное. Я медленно задирал ее футболку до горла и расстегивал пуговички лифа. Руки Инга держат сии предметы девичьего туалета у горла. Передо мной торчат груди девушки, которые я легонько сжимаю и жадно целую в напряженные соски. В голове вертится строки нашего студенческого фольклора:
Я схватил ее девичьи груди
И узлом их связал на спине.
Груди у Инги маленькие, но такие приятные. Он прогибается в пояснице, сильнее выставляет их навстречу моим губам и шепчет:
— Ненасытный! Оставь немного для нашего ребенка.
— Конечно, оставлю, — отвечаю я, — но нужно им сделать оч-чень хороший массаж, тогда молока будет много.
Эти слова стали формальным объяснением в любви, обязательством вступить в брак. Что только мы ни вытворяли, но главное так и оставили "на потом". После нашей свадьбы — с криками "горько" и умильными слезами родителей — Инга легла в брачную постель девушкой. Не сомневаюсь, что она ДАЛА бы мне много раньше, но я решил соблюсти вековую традицию.
Лишение девушки невинности сродни хирургической операции без наркоза, Инна кричала на всю квартиру, благо, мы были одни, а ее родители ушли ночевать к знакомым. Теперь, хорошо зная Ингу, я думаю, что она кричала так громко не только от боли в порванной целке, но желая доставить мне удовольствие самца, который оприходовал девственницу.
Но это было потом, а пока мы безумствовали. Стоим в тупичке коридора, время третий час ночи. Трикотажные штанишки Иги приспущены с ее попы. Целомудренные трусики смяты, вдавлены в ложбинку между ягодиц, открывая эту соблазнительную часть для моих рук. Маленький зад Инги светит на весь коридор. Я глажу и мну ее булочки в то время как ум решает "мировую проблему": почему на грудочках кожа такая гладкая, а на попке ощутимо шершавая. Одновременно я не перестаю целовать ее грудочки-шарики: сверху, сбоку, снизу, в сосок.
Получилось так, что Тамара среди ночи отправилась в туалет, по коридору, освещенному белизной Ингиных ягодиц. Она никак не отреагировала, только посмотрела. Инга услышала шаги, а, может быть, голой спиной почувствовала этот прожигающий взгляд. Бросила через плечо ответный взгляд победительницы и выше задрала футболку. О моем увлечении Тамарой она отлично знала и теперь стремилась утвердиться в своей победе над соперницей. Когда мы той ночью собрались расходиться по своим комнатам, Инга неожиданно сказала:
— Хочешь, я сейчас сниму штаны и БЕЗ НИЧЕГО пойду к себе.
Сказала только о штанах, но "без ничего" подразумевало — голышом по лестницам на два этажа вверх и дальше в свой коридор. А если какая-то парочка еще стоит на лестничной площадке… Вот будет картинка! Увидевшие такой стриптиз обязательно проболтаются, дальше исключение из комсомола за аморальное поведение, а, возможно, и из Универа. И все это Инга затевает в пику отставной сопернице, хочет показать мне: "я не такая"!
С трудом уговорил отложить эту прогулку.
— После нашей свадьбы, будешь сколько угодно ходить по квартире в костюме праматери Евы. А здесь не смей, я ревнивый.
На следующий день Тамара в перерыве подошла ко мне и сказала:
— Знаешь, я бы так не смогла…
После окончания Университета Тамара уехала учителем в родную деревню, за отсутствием других женихов вышла замуж за тракториста, который оказался тихим пьяницей. С ней мы больше не встречались…
ИСТОРИЯ ВТОРАЯ
Простите, не сказал, что всю жизнь проработал на кафедре археологии родного Университета. Еще до защиты кандидатской диссертации меня назначили ИО доцента и предложили заведовать исследовательской лабораторией при кафедре. А это выезды на все лето в поле, на раскопки. Там проходят практику наши студенты, выезжает их каждый год человек тридцать. Настроены беззаботно, приходится держать их в узде, но народ с юмором. Особое веселье вызывает мой приказ работать в раскопе раздетыми "до последнего предела приличия". При работе в узкой траншее кисточкой, иглой или скальпелем одежда сильно мешает, да и жарко. Сам я тоже весь день хожу в плавках.
В столь же откровенных купальниках — синих, красных, черных, в цветочек — весь день ходят и молодые сотрудницы моей лаборатории. Покачивают тонкими талиями, выставляют вперед наполовину прикрытые сиси. Это сейчас, а в первой экспедиции дамы не желали раздеваться, берегли свой авторитет, отстраненность от студенческой вольницы. До сих пор, от одного студенческого потока к следующему, ходит байка про меня:
"Сидит Шеф в плавках на краю раскопа в окружении почти голых студентов. Мимо идет ассистентка, упакованная в ковбойку и брезентовые брюки. Шеф подзывает ее, небрежно поманив пальцем, и говорит: "Мадам, СНИМАЙТЕ ШТАНЫ". С Шефом не поспоришь, сняла она брюки и осталась в "семейных трусах", да еще не первой свежести.
Сейчас некоторые ассистентки мечтают охмурить меня, отбить у этой страхолюдной супруги и женить на себе. Глупые, они и не подозревают, какая красивая у Инги попа, как притягательны ее небольшие грудочки. Ее темперамент в постели, и неунывающий характер тоже со счетов не скинешь.
Первые годы Инга ездила с нами на раскопки в качестве бухгалтера экспедиции. Она с юмором относилась к обилию почти голых тел вокруг ее мужа, но подкрепить свои права не забывала. После замужества она так и не набрала тела, поджарая с небольшими сиськами и узкой попкой, сидит в купальнике под навесом и занимается своими бумагами.
Я убежден, что девушка становится бабой не в момент потери целки, а когда у нее бедра округляются, на попе и титях накопится мягкий жирок. У правильной женщины должны нарасти на костях мясо и жирок, без этого ей ребенка не выносить. Многие девушки очень рано начинают по-бабьи округляться, пышны и попкой, и титьками. Целка еще, а телом баба бабой. Инга, напротив, и после родов как девушка — тонкая, гибкая как стальная пружина, жирком не обросла, одна кожица на ребрышках.
Такая жизнь продолжается, пока я не объявляю выходной день для стирки-починки. Парни с радостью отдают своим зазнобам белье с единственным исключением — каждый сам стирает свои трусы и плавки. Я назначаю вместо себя старшей одну из ассистенток и готовлюсь к поездке на рыбалку на острова: "Надоели вы мне, хочу побыть один". Но одному не получалось, в лодку решительно садится Инга. Рыбалки тоже не получается. На острове Инга стаскивает с себя трусики, гладит рыжий хохолок на лобке и объявляет:
— Буду ходить БЕЗ НИЧЕГО, раз ты не позволил мне так по общежитию прогуляться.
Что остается делать, если вокруг посторонних нет, но есть молодая жена, да еще с голой попой. Я пытаюсь изобразить равнодушие, Инга принимает игру. Не спеша стелет на песке одеяло, разводит костер, ставит чайник и все время поворачивается ко мне задом. Стройненькие ляжки и выглядывающая между них киска так соблазнительны, что я хватаю свою женушку.
— Помнишь, как ночью в коридоре общежития спустил с твоей попы штанишки? Давай проверим, она все такая же упругая.
Начинаю гладить ее по ягодицам. Инга смеется:
— Как же иначе девушка замухрышка могла удержать такого красивого, парня — только приспустив штанишки. Удивляюсь, что он не снял с меня и трусы, не лишил девичьей невинности прямо на полу коридора. Я бы ему позволила.
— Ну, уж нет, мне хотелось со вкусом лишить тебя девственности, насладиться твоим криком и плачем, а в коридоре ты переполошила бы все общежитие.
Заваливаю свою жену на одеяло, она сгибает колени, берется руками за пятки и высоко задирает ноги рогаткой. Обильная светлая растительность ТАМ меня особенно возбуждает. Ингой владеет какой-то исследовательский пыл, желание каждый раз испытывать что-нибудь новое, возноситься на какие-то неизведанные высоты чувства. Она неутомима и изобретательна в этих поисках, и я поневоле становлюсь соучастником ее исследований. Ее фантазия и желание экспериментировать не знает границ. Новых ощущений бывает пруд пруди.
Головкой члена глажу лепестки малых губок, слегка погружаюсь во влагалище и снова щекочу только самый вход. Инга приходит в крайнее возбуждение.
— Давай, не тяни, сластена!
— Нет, — говорю я, — попроси хорошенько.
— Господин доцент, трахните меня!
— Еще душевнее. — Продолжаю щекотать ее вход.
— Товарищ начальник, извольте меня выебать! — Кричит она в полный голос. И мы соединяемся… Отдыхаем и снова начинаем игру.
— Испортила мне рыбалку, плохая девчонка, подставляй попку.
Инга может и так, главное угодить мужу, чтобы на студенток не заглядывался. Студентки, конечно, подобного не позволят, "но я не такая"! Инга переворачивается на живот, ляжки плотно сжаты. Давлю членом в ложбинку, но напряженные ягодицы не раздвигаются. Женушка стискивает зад и продолжает игру:
— Ой, пожалейте меня, товарищ доцент, моя попка еще девушка!
Я ставлю Ингу "в позу" — лицом в одеяло. Ее тело податливо в моих руках, она сама торопится встать так, как нужно мне: задирает свою пятую точку. Я вонзаюсь в нее. Инга расслабила попу и подается мне навстречу, завела руки назад и растягивает ягодицы в стороны, чтобы муженьку было удобно ее в попку поиметь. Все выше поднимается Инга свой зад, все ближе я к финишу. Наконец, выдергиваю член и изливаюсь на высоко поднятую попку. Сперма течет по ягодицам, по ложбинке между ними. Усталые, опустошенные идем купаться.
— Так тебе ни одна студенточка не сделает, — говорит удовлетворенно Инга.
Глупая, до сих пор боится, что променяю ее на какую-нибудь красотку. Не бойся, не променяю: ради тех спущенных с девочки студентки штанишек, ради сладких постельных утех, ради наших деточек. Если Тамара воплощала тип "тургеневской девушки", то Инга, несомненно, относится к категории "утоли мои печали" — самому востребованному во все времена типу женщины. Она неприхотливая, добра, родилась для того, чтобы выйти замуж и свить семейное гнездо. В постели Инга старательна и стремится исполнить любое желание мужа.
Три года у нас не получалось завести ребенка и она очень переживала. Зато сколько было радости, когда Инга превратилась в шарик на тонких ножках. Первого "пузожителя" мы ждали с трепетом, моя женушка волновалась, что будет мало молока. "Помассируй меня" — просила Инга и я гладил, легонько мял ее грудочки, щипал и тянул за соски. Инга закрывала глаза и шептала как волшебный заговор: "Пусть титички станут сисичками".
Теперь, после рождения детей, Инга с нами не ездит. Но все так же мальчики и девочки выходят на завтрак в пляжных костюмах, в таком же виде работают, а вечером отправляются купаться на реку. Только у ночного костра сидят мои студиозусы в брюках и рубашках. И я, молодой перспективный доцент, с ними пою песни под гитару, травлю байки (не совсем приличные). Молодежь просит:
— Шеф, расскажите байку.
— Ладно, — говорю я, — только прошу скромных девушек не падать в обморок. — Дружное ржание подтверждает, что скромные у нас не водятся. — Слушайте. Приходит студентка на прием к врачу гинекологу. Врач совсем молодой, с простуженным горлом, потому говорит шепотом. Держась за гортань, шепчет студентке: "Заходите за ширму и раздевайтесь, снимайте все ниже пояса". Девица за ширмой разделась, выглядывает, видит, что врач одет, и шепчет: "А вы"?
Студенты покатываются от хохота, девочки смотрят на меня влюбленными глазами. Почти каждый сезон две-три из них влюбляются в меня. Для таких рассказываю байку, но без упоминания имен персонажей:
— В экспедиции вроде нашей, а может у геодезистов или почвоведов (они тоже летом раздетыми работают), влюбилась студентка в преподавателя. Улучила момент, подходит во всей красоте почти голого тела и говорит: "Я вас люблю". Преподаватель отвечает: "Снимай трусики". Девица таращит глаза и начинает спускать последнюю защиту. А он продолжает: "Теперь садись попой в крапиву — сразу любовь пойдет".
Скажу честно, мне приятно смотреть на девичьи задочки, обтянутые трусиками. Они, паршивки, это заметили и наиболее отчаянные девицы ходят в стрингах, которые сзади образуют пересечение буквой "T" всего из трёх узких полосок ткани и полностью открывают ягодицы. Идет такая аппетитная дева по раскопу, ягодицами покачивает, привлекает внимание молодых парней к своей "визитной карточке". Я живу, как в малиннике, но ничего лишнего не позволяю, за все годы не трахнул ни одной глупой девицы. Только раз пощупал студенточку, и то по необходимости.
Штатной поварихи у нас нет и девицы куховарят по очереди. Дни жаркие, а тут еще от костра пышит. Вот и обгорела до волдырей очередная повариха и не только спину и руки обожгла, но и ляжки — особенно с внутренней стороны, где кожа тонкая. Не верите? Сам бы не поверил в такое, но случилось и требуется первая помощь. При таких солнечных ожогах первое средство намазать означенные места сметаной — очень хорошо помогает. Послал в село за сметаной самого быстроногого парня.
— Километр туда, километр обратно, найти, у кого есть сметана, купить и мигом быть здесь.
Вечером призвал обожженную в нашу столовую, а за ней и любопытные потянулись. Подлежащая лечению девица в самом соку, в нужных местах все у нее кругленькое. Говорю ей:
— Ложись на стол.
Девица, как ходила днем, в маленьком лифчике и стрингах укладывается спиной на столешницу. Набираю рукой сметану и смазываю обгорелые плечи и живот.
— Теперь, — говорю, — раздвинь ноги.
Под шутки окружающих она раздвинула ножки и развела коленки. Картинка получается соблазнительная. Нежно смазываю внутреннюю поверхность ляжек, касаюсь пальцами границы трусиков между ее ножек. Девица лежит спокойно, не дергается под моими руками.
— Теперь встань на четвереньки.
Стоит она раком, а я быстренько смазываю сметаной спину и слишком долго втираю ее в ягодицы. Тут из толпы зрителей раздается голосок:
— Я тоже обгорела, смажьте меня в этом месте.
— Только сметаны принеси, эта кончается — отвечаю ей не оглядываясь, не выясняя, которая из студенток желает почувствовать мои руки на своих округлостях.
Это была единственная вольность, которую я допустил за все годы экспедиционной работы. Я нормальный человек и мои недостатки соответствуют моему возрасту. Мое любование телами студенточек носит чисто эстетический характер. Я не сексуальный маньяк, а добросовестный ученый, научный результат для меня всего важнее, — Die Wissenschaft? ber alles — как говорят немцы. И со студентов результат их работы спрашиваю строго, даже свирепо. Когда они оправдываются и говорят, что только НЕМНОГО ОШИБЛИСЬ, я грубо обрываю разгильдяев:
— Запомните: невозможно быть НЕМНОГО БЕРЕМЕННОЙ. Или вы приносите мне результат научного исследования, или подлог, туфту, говоря вашим языком.
ИСТОРИЯ ТРЕТЬЯ
Память, память. Продолжаю слушать пришедшую на консультацию ассистентку, даю советы, ссылки на новейшие статьи в журналах. А холодный ум старика продолжает перебирать прожитые годы. И чего она явилась в такой мини юбке? Неужели думает, что почти восьмидесятилетний старец польстится на ее тело и оттрахает. Или надеется, что он хотя бы залезет в трусики, пощупает, погладит, а в благодарность в день ее защиты тяжелой гирей бросит на чашу весов свой признанный авторитет.
Не надейся, наивная девчонка, все это уже было, все возможное я видел и испытал. Теперь мне просто скучно глядеть на твои старания. Старость начинается не импотенцией и не физической немощью, а сознанием того, что все на свете повторяется, движется по замкнутому кругу. И в девятнадцатом веке, и сейчас девицы охотятся за перспективными женихами, но и. Как это у Куприна:
Сейчас все то же, только охотницы стали более активны, ничего не стесняясь, гоняются за покровителями типа современных "папиков".
Оглядываясь назад, прихожу к выводу, что мы с Ингой жизнь прожили нашу в мире и согласии. Она оказалась хорошей хозяйкой, заботливой матерью и жаркой любовницей. Так что сексуального голода я не испытывал, причин изменять ей просто не было. Есть старая как мир поговорка: "Когда мужчине плохо — он ищет женщину. Когда мужчине хорошо — он ищет еще одну". На меня она не распространяется, поскольку я однолюб. Когда мне было плохо, я нашел Ингу. Когда мне хорошо, я спешу с этой радостью к ней. А Инга найдет способ меня наградить. Знает, что мне приятно видеть ее голой. Когда родился наш первенец, усаживалась кормить его нагой: высоко держит младенца у своей груди, колени слегка раздвинуты и мне видны волосики на холмике Венеры и складочка, убегающая от него вниз, между ляжек. Лицо Инги в этот момент светится, как у Мадонны. Иногда она может быть кокетливой. С ней не надо притворяться, что-то "строить из себя". Инга принимает меня таким, какой я есть, и бывает благодарна за каждую ласку.
Некоторые замужние подруги Инги говорят о своих мужьях: "Он рассчитывает, что я буду плясать под его дудку! У меня свои привычки, от которых я не собираюсь отказываться"! Не желают эти дамочки стать той, которую хочет видеть муж. Отсюда происходят бесконечные конфликты. У нас было по-другому. Как только я нарисовался на горизонте в качестве кандидата в мужья, Инга постаралась узнать все о моих интересах, привычках, отношении к деньгам, работе, сексу. Поэтому стала желанной и незаменимой, несмотря на свои более чем скромные телесные данные.
Только однажды я нарушил верность своей супруге — не из любви к другой женщине, а чтобы унизить и наказать эту девицу за недостойный поступок.
У нее была симпатичная мордашка, хорошая фигурка с аппетитными грудочками и оттопыренной попой. Она умела одеваться так, что нормальному мужику хотелось немедленно ее раздеть. Когда ее знакомили с мужчиной, она подавала руку лодочкой и щебетала как птенчик:
— Тонечка…
Мечтой Тонечки было выйти замуж за человека положительного, входящего в советскую элиту и потому весьма обеспеченного. К таковой в ту пору принадлежали не только партийные и советские чиновники, но и люди науки. Мир крупных чиновников был для нее недосягаем, поэтому Тонечка еще в десятом классе поставила целью войти в мир науки. Там обитали похотливые старенькие профессора, которые так любят гладить юных девиц по ляжкам. Такого следовало развести со старой мымрой и женить на себе. На самый худой конец, можно при участии того профессора организовать себе животик, родить ребеночка и жить припеваючи под защитой и опекой любвеобильного шефа. Он, в силу присущей ему порядочности, будет проталкивать мамашу своего чада по карьерной лестнице, обеспечит докторскую степень и столь престижные в советское время командировки за границу.
Ловеласы в науке водились всегда, поскольку интенсивная работа головы возбуждает половую сферу. Известный профессор ХХ не пропускал ни одной аспирантки, чтобы не задрать ей подол. К этому Жизнелюбу и поступали девицы определенного настроя. Доцент YY развелся со старой женой, руками которой выполнена большая часть его работ, и женился на секретарше, годной ему во внучки. И даже смастерил ей двойню мальчишек. Справедливо сказано: больше всего семейную жизнь портит наличие секретарши.
Это к тому, что в планах честолюбивой девицы Тонечки не было ничего необычного: при отсутствии ума в голове она собиралась пробиваться в жизни другой, более соблазнительной частью своего тела. Можно сказать, что она хотела стать проституткой, только намеревалась торговать своим телом не за деньги, а за карьеру и положение в обществе.
Для начала Тонечке нужно было получить доступ в почти закрытый мир науки, где все друг друга знают. И не лаборанткой "подай-принеси", а в качестве аспирантки с видами на научную карьеру. Экзамены в аспирантуру к нашему профессору она сдала хорошо и поступила… Но, возникла неожиданная проблема: наш зав-каф был уже дряхлый, почти не вмешивался в дела аспирантов, поручая неформальное руководство своим подчиненным. В роли такого куратора Тонечки, к ее разочарованию, оказался я — фигура совершенно не желательная.
Во-первых, фанатик науки, требующий работы, работы и еще думающей головы. А Тонечка работать не хотела, думать не умела. Она желала прельщать и лучшим инструментом для этого служили Тонечкиы стройные ножки совсем не скрытые мини-микро юбочкой, тогда только что вошедшей в моду. Во-вторых, новоявленный куратор имел тощую жену, в которую, по непонятным причинам, был влюблен без ума и никаким соблазнам не поддавался. В-третьих, он был всего то доцент, а не маститый профессор.
После полевого сезона мои подчиненные проводят время в библиотеке, сидят в химической лаборатории или в складе "Черепков и берестяных грамот". Зимой я очень ценю тихою пустоту своей лаборатории, и спокойно работаю над очередной рукописью. Сотрудники и приданные мне аспиранты зав-каф появляются здесь только по одиночке, в определенный день для консультации со мной. Консультации Тонечки были назначены на вечер пятницы.
Катастрофа произошла на третьем году аспирантуры, когда обнаружилось, что представленные ей выводы взяты с потолка, а в лабораторном журнале первичные данные просто отсутствуют или взяты с того же потолка. Это был подлог, вещь совершенно недопустимая в науке. Исследователя можно подозревать в недостаточной грамотности, в небрежности, в необоснованном увлечении сомнительной идеей, но не в сознательной подделке результатов. Если же такое обнаруживается, виновного ждет научная смерть. Подобная информация быстро передается в почти закрытом мире науки. Ни один журнал его больше не опубликует, ему не найдется место ни в одном институте страны.
Все это я изложил Тонечке в тот пятничный вечер и демонстративно запер в шкаф лабораторный журнал с уликами.
— Завтра я передам его в Ученый совет, если не хочешь позорного увольнения, сама подай заявление. Тебе место не в науке, а училкой в деревенской школе.
Ехать в деревню Тонечке совсем не хотелось, надула губки и попробовала плакать. Потом пыталась уговорить меня, давила на жалость. Но на меня где сядешь, там и слезешь. Я встал, показывая, что аудиенция окончена.
— Не смею вас задерживать…
Что оставалось делать легкомысленной деве. Она любила красоваться среди бывших одноклассниц: аспирантка в престижном Универе, будущее светило науки, скоро за границу поеду. Но работать — извините, это портит ее красоту! Наконец, решилась на крайнее:
— Да, я провинилась, н о с о в с е м н е м н о г о, накажите меня, отшлепайте или высеките розгами.
Мысленно она уже видела, как этот суровый куратор вывозит ее за город. На лоне природы снимает с нее трусики и стегает розгой по красивой попочке. Ему это понравится, он захочет еще чего-нибудь… Тогда им можно будет вертеть так же легко, как она вертит своей попкой перед старенькими профессорами. Вначале ей показалось, что так и будет.
Говорят, что женщина никогда не врет — она просто не помнит, что сказала минуту назад. Черта с два! Тонечка отлично помнила все свои подтасовки, накопившиеся за два года аспирантуры. Но упрямо не хотела в этом признаваться. Поэтому снисхождения она не заслуживала.
— Запри дверь — сказал куратор.
Тонечка моментально перестала всхлипывать, повернула защелку замка, легла животом на стол. Сама задрала на спину мини юбочку и предоставила моему обозрению прозрачные колготки и белые трусики. Она приготовилась отделаться шлепкой и не подозревала ничего "плохого". Поэтому спокойно лежала, пока я спускал все это с ее попы, только сжала ягодицы в ожидании шлепка. Но мужская рука забрала в горсть ее девочку, ее киску и перебирает складочки! И два пальца проникли в ее влагалище, шевелятся там. Вскочила
— НЕТ! Только не это!
Женское "нет" очень часто означает "да", которое по каким то причинам неудобно произнести в слух. Поэтому я был уверен, что она покорится.
— Одевайся и убирайся! — Сказал я. — Завтра подашь заявление "по семейным обстоятельствам". И умоляю, не бегай в партком жаловаться на домогательство. Я предъявлю твои записи, ни у кого не будет сомнения, что ты пытаешься обелить себя клеветой на куратора. Прощай.
Все-таки она обладала здравым житейским умом и сразу поняла безвыходность своего положения. Покорно легла на стол Тонечка, повернула голову на бок и смотрит на меня. Стоически терпит мои пальцы на своих губках, только тихонько охнула, когда они сжали клитор и потянули… Видела, как этот изверг спустил штаны, извлек свой член и приставил его к складочке больших губок.
— Пожалуйста, не надо меня… — шептала Тонечка, когда мужской инструмент начал медленно-медленно вдавливаться в женскую глубину.
Тонечка тихо рыдала, извиваясь, пыталась исторгнуть из себя этого мучителя. Но с каждым моим движением сладкая волна поднималась в ней все выше. В какой то момент Тонечка помимо своего желания стала со мной одним целым и робко начала делать встречные движения. В ней пробуждалось все поглощающее животное чувство наслаждения.
Да, женщины под мужчиной могут сделать все что угодно, только многие из них стесняются этого. Тонечка больше не стеснялась и очень многое могла. Она привстала на цыпочки, прогнулась в талии — уперлась животиком в стол, попу и плечи подняты максимально — и стремительно насаживалась на мой член. Тело Тонечки больше не подчинялось ей, оно извивалось, жило своей жизнью.
В конце я успел выдернуть член и излиться в бумажную салфетку. Я не хотел оставлять в ее влагалище свою сперму — вдруг она все же побежит на медицинскую экспертизу. Для следующего раза нужно будет запастись презервативами. Тонечка встала, натянула трусики и спросила:
— И что мы теперь будем делать?
Вопрос предполагал множество возможных ответов. Больше половины из них были для Тонечки благоприятными, но не тот, что прозвучал:
— Приходи вечером следующей пятницы, трусы и колготки заранее сними там. — Я махнул рукой в сторону соседней комнаты, где был ее стол. — Написать диссертацию помогу, но остаться в Университете и не надейся, ищи себе другое место.
Явилась, голубушка, в следующую пятницу, явилась, рыбонька, без трусиков, в полной готовности. Вошла в кабинет, сразу заперла дверь и подошла к столу. Моя цель не получить сексуальное удовольствие, а унизить, раздавить гордость, этой девицы, которая сунулась "с суконным рылом в калашный ряд". Укладывать ее на стол я не торопился: взял с боков ее мини-микро и поднял вверх на максимальную высоту:
— Вот так держи руками, сама держи.
Залилась краской Тонечка, но держит задранное мини, которое достает только до ее сосков. Подол кофточки кое-как прикрывает животик, но курчавая мохнатка и ляжки открыты полностью. Мохнатка большая, черная, ляжки — выше всех похвал! Погладил ее по этим волосикам.
— Прическу здесь делать не пробовала? Повернись.
Послушно повернулась попой, которую я сколько-то времени нежненько гладил.
— Опять повернись передом.
Послушно повернулась и покорно ждет, что будет дальше. Ожидала, что велю ножки раздвинуть и рукой в киску полезу. Но это для сексуально озабоченных студентов, а я стал расстегивать кофточку и выпростал на белый свет ее тити. Сижу на столе и наслаждаюсь ее полуголым фасадом. Стоит красная, ляжки плотно сжаты, глазки вниз смотрят, на титях ягодки сосков напряглись, вперед вытаращились. Восхитительная картинка под названием "я на все согласна". Она еще не знает, на что предстоит согласиться и тем сильнее будет унижение. Я встал и похлопал ладонью по столу:
— Титьками и пузом сюда. — Нарочно так грубо сказал.
Лежит, голубушка. Перед ней невысоко на стене зеркало, в котором она свое лицо видит, а за ним на втором плане раздвоенную верхушку голой попы. Так и было задумано. А у меня приготовлен еще один сюрприз. Для экспедиции запасены стеариновые свечи. Несколько штук я заранее нагрел, загнул нижние концы под прямым углом и немного заострил.
Достал я эту заготовку, раздвинул ей ягодицы, смазал там кремом и вдавил в попу нижний конец свечи. Заостренный конец легко вошел. Дернулась Тонечка чувствуя как входит в нее что-то твердое, подумала, что ее в зад трахать буду, но видит в зеркале, что между ее ягодиц возвышается свеча, зажатая концом в анальном отверстии. Зажег фитиль свечи и погасил электричество.
— Так, при свече, гораздо интимнее. Ты мне сегодня в качестве подсвечника будешь.
Сел на стул возле нее, книжку читаю, Тонечку по ягодичке поглаживаю. Полчаса лежала она на столе со свечой, вставленной в задницу. И сама, глядела в зеркало, любовалась этой картинкой. Потом я вытащил остаток свечи из ее зада и сказал:
— На сегодня все, можешь встать и поправить юбку.
Она ушла так ничего не поняв и удивляясь, почему сегодня этот шантажист ее не выебал. До Тонечки не сразу дошло, что я совсем не стремлюсь обладать ее прелестями, а просто презираю и унижаю ее.
Так и пошло каждую пятницу. В некоторые дни трахал ее, положив на стол животом или на спинку, закинув ножки себе на плечи. Но чаще использовал ее в качестве подсвечника. Укладывал на стол только животом или во всю длину тела, вставлял свечу в попку или же во влагалище. Во втором случае она лежала на спине, сжимая ляжками стержень свечи, поднимавшейся вплотную к ее лобку. Бывало, что она весь вечер стояла голая около стола, держа в руках две свечи. А я с комфортом читал книгу, развалясь в своем кресле.
Со временем Тонечка поняла, что ее используют как вещь. Она покорно терпела все ради будущей кандидатской диссертации. Ее Тонечка написала, для этого я даже предоставил свой собственный научный материал. Но вот формальности подготовки к защите затянулись: я поговорил с двумя коллегами и они начали выставлять бесконечные придирки. А там и срок аспирантуры закончился. Тонечка покинула наш Университет и канула в неизвестность. Говорят, она живет в каком-то районном центре и работает продавцом в магазине.
Тем и кончилась эта история. Но как целовал и ласкал я Ингу вернувшись домой после вечера, проведенного с Тонечкой-подсвечником. Как приятно мне было раздвинуть ножки любимой женушки и воткнуть в нее от души!
Пантера
Мы были совершенно незнакомы, я уже было собрался идти дальше, но… она вдруг взглянула мне в глаза и этого оказалось достаточно, я понял, что тону, растворяюсь в зеленоватой глубине, тону и никак не могу вырваться. В лазурном омуте плясал огонь, он горячил мои мысли и тело подобно хорошему вину… Это произошло внезапно, в моем разуме вспыхнул пожар, разрушивший все границы, барьеры сломались в одно мгновенье. Я понял, что безумно, невероятно желаю эту прекрасную фею. Не осознавая, что делаю я мягко коснулся ее лица, оно было очень горячим, почти раскаленным… этот жар странно взбудоражил меня, я обнял незнакомку за плечи и нежно поцеловал ее в бутон красных губ. Она не оттолкнула меня, не сказала ни слова, хоть я и ожидал этого. Ее тело, такое хрупкое и воздушное затрепетало и прижалось ко мне, раскрываясь в моих объятиях. Наши языки сплетались в замысловатый узел, руки помимо нашей воли легкими касаниями ласкали податливые тела доставляя наслаждение… не перывая поцелуя я поднял незнакомку на руки и стал подниматься к себе… С величайшим трудом отворив мешающую нам дверь я внес Пантеру, да именно Пантеру… так про себя я решил называть ее… за черные как смоль волоса и гибкое тело.
Ее руки уже шарили по моему пальто, расстегивая мешающие ей пуговицы, видимо устав от их бесконечности она мягким, но сильным движением рванула полы… треск рвущейся ткани совпал с мягким шуршанием ткани складками спадающей на пол… я же приобняв ее за талию приподнял и прижал к себе, ее ноги словно клещами обхватили мой торс и наш поцелуй возобновился… лаская руками ее упругие бедра и спину я медленно продвигался к спальне. Где то там было вино и шампанское, но это уже было неважно… все в тот час стало неважно, кроме нее. Мы упали на белоснежный полигон… покрывая друг друга поцелуями и ласками, полетел ненужной грудой куда-то махровый халат, скрывающий сказочной красоты формы, огонь страсти вырвался наружу и пылал вокруг нас. Лаская ее губами мои руки жили своей жизнью, помогая освобождаться ей от стесняющей ее одежды. Петельки полупрозрачного кусочка ткани расстегнулись с едва слышим щелчком, открывая моему жадному взору налитые груди с ярко-алыми бутонами сосков. Мой язычок заплясал вокруг них, выполняя замысловатый танец нежности, откинувшись назад пантера самозабвенно предавалась ласкам. Полные нежности руки сдирали с меня покровы ткани, обнажая грудь. Не прекращая ласк, я плавно переложил ее чувственное тело и спускаясь по нити любви я покрывал ее тело поцелуями, мои руки ласкали ее груди и бедра. Просторные шорты не смогли оказать сопротивления моему натиску и мягко скатились по гладким и красивым ногам обнажая холмик вьющихся черных лоз, скрывающих прекрасный цветок розы. Мои ласки становились все настойчивее, ее тело выгибалась дугой, стоны слетали с ее губ… Мой язычок продолжал свой путь, спускаясь все ниже, к манящему меня своей таинственностью и ароматом страсти призывно поблескивающему бугорку волос. Они были странно влажными и очень горячими, поддаваясь движениям моего языка, змеей вьющегося между ними они открыли лепестки розы. Путь завершился и пламя встетилось с огнем, лепестки задрожали и нежно раскрылись под чувственными касаниями розовой змеи. Стон пантеры слился с жаром влажной и жаркой пещерки, так тщательно скрываемой моей возлюбленной. Тонкое и жаркое тело змеи металось в исступлении, скользя по стенам зева жадно полглощая выступающую влагу, оно пило и не могло насытиться проникая все глубже и глубже.
Руки пантеры скользили по моей спине, отыскивая места любви, доставляя мне невыразимое удовольствие. Дыхание ее стало прерывистым, она стонала и извивалась сминая простынь в тугой комок. Змейка выскользнула из пещерки и сползла ниже по каньону проникая в запретную территорию все глубже. Скользя по дороге сладости она оставляла влажный след и рыскала из стороны в сторону вокруг. Пантера перекинула ногу мне на плечо и плавно перевернулась, предоставляя ласковой змее странствовать дальше. Приподняв ее за бедра я повел свой язычок все дальше. Ее ноги образовали почти кольцо, сжимавшее мою голову. Язычок, проникая в пещерку в конце пути, отдавал ей свою влагу и нежность. Приподняв пантеру, я положил ее ее на спину, помогая ей снять с меня остатки одежды. Руки возлюбленной сорвали с меня брючный ремень и брюки слетели, обнажая ствол древа могучего и твердого как скала. Ласковыми пушинками пробежались ее пальчики по стволу, обвивая его и поглаживая загрубевшую древесину. Горячее прикосновение чутких губ вызвало у меня блаженство, которое разжало мои губы выпуская наружу сладкий стон. Она творила чудеса, лаская его и обнимая своими губами верхушку древа. Острые зубки легонько покусывали нежную плоть заставляя меня стонать от вожделения. Мой язык скользил между ее холмами от одной пещеры к другой, проникая вглубь и удаляясь, лаская нежные створки раковины. Ее ноги расцепили свое кольцо и все дальше и дальше раздвигались освобождая путь нахальной змее. Нас била дрожь, мы желали друг-друга. Стоны становились все громче и призывнее, и мягко отстранив меня, она перевернулась в упала на колени, открывая в полной красе жаркий зев пещеры, мой ствол притягивало туда. Я не мог противиться этому зову и он вошел, раздвигая лепестки розы. Стон страсти сорвался с наших губ и заметался по комнате ища выход.
Придерживая рукой ее упругие бедра, а другой странствуя по томному телу пантеры то и дело соскальзывал к створкам, лаская их и возвращаясь обратно, я мерно и глубоко раскачивался в такт ее стонам. Она кричала и извивалась под напором мраморного стержня. Чуть отпрянув, она извернулась как кошка и ее ноги обвили мой торс, заставляя еще глубже и сильнее проникать в нее. Поддерживая ее за пояс и округлости упругих ягодиц я с силой входил, заставляя мраморный стержень проникать вглубь в поисках экстаза. Откинувшись на плечи она развела стройные ноги, призывая поддержать ее и продолжать ласки. Обхватив бедра, я чуть приподнял ее и продолжил входить в нее снова и снова, выталкивая влагу из недр пещеры. Ее зубки впивались мне в икры, вместо боли доставляя удовольствие. Стоны раздавались все реже переходя в крики. Не прекращая игр я переставил ногу, чтобы она могла обхватить меня ногами за пояс. Ее ягодицы сильно сдавили мой мраморный гигант, вынуждая меня с силой входить в сокровищницу. Мои руки спустились ниже обхватив ее чуть выше талии, и одним усилием приподняли. Наши губы встретились и вновь языки сплелись в яростном танце. Я поднимал ее вверх и отпускал, по стенам ее пещеры текли влажные реки. Я дрожал чувствуя предвкушение финала и вот влажные стены ее лона задрожав от страсти сильно сжали мой напряженный как струна стержень. Вспышка света ослепила меня и волна экстаза прокатилась по нашим телам. Крики наслаждения слились в один. Я почувствовал тугую струю исходящую из глубин ее агонизирующего лона и ее волна встретилась с моей волной, порождая взрыв. Ее тело выгнулось, а ногти вонзились мне в спину, прочерчивая длинные борозды. Чуть позже мы лежали изнеможденные и разгоряченные, лаская друг-друга, не в силах разговаривать и блаженно улыбаясь… Краешек вселенной открывался нам, незримо протягивая тонкую нить между нами…
Парижское Танго
Новые приключения счастливой шлюхи, написанные Ксавьерой Холландер.
ББК 84.7 США
ISBN 5-87188-028-2
Перевод с английского Г. Любавина
СОДЕРЖАНИЕ
АННОТАЦИЯ
Российские читатели уже познакомились с книгами Ксавьеры Холландер "Мадам", "Мадам в Сенате", с небольшой исторической повестью "Осирис". На Западе тиражи ее произведений оцениваются миллионами экземпляров. И каждая новая книга становится предметом оживленных дискуссий. Спорят литераторы, издатели, сексологи, моралисты всех мастей и оттенков, специалисты в области общественного мнения, журналисты, политики, наконец, сами читатели. Во главе всех этих споров один вопрос: что это? Порнолитература или иное, более глубокое и неоднозначное явление? О сочинениях Холландер высказывались крупнейшие американские, да и российские сексологи, и большинство из них сошлись во мнении, что они не только не вредны, но наоборот — желательны для многих, разумеется, взрослых людей. Так это или нет — судить специалистам. Выпуская "Парижское танго" в свет, издательство понимает свою ответственность, поэтому считает необходимым предупредить: эта книга — не для детей и подростков. ТОЛЬКО ДЛЯ ВЗРОСЛЫХ!
Обитатели сети знакомы с Ксавьерой по отвратительному переводу ее книги "Xaviera's Supersex".
Оригинальные названия книг Ксавьеры Холландер:
ПРОЛОГ
Как явствует из предыдущих моих книг, я много путешествовала по белу свету… или, по меньшей мере, я много путешествовала с тех пор, как получила ярлык "Счастливая шлюха из Нью-Йорка". И поездки, которые я совершала, явно не подпадают под ту категорию, что ваши чартерные поездки в Европу.
Хотя я и выросла в Европе и путешествовала по ней с родителями ребенком, а затем и подростком, я давно забыла аромат свежего рогалика с мармеладом в кафе на улочках Парижа; пахнущие уксусом и газетой чипсы из бакалейной лавки в Лондоне; хрустящий датский бекон с яичницей в Копенгагене или же настоящее фруктовое мороженое на улочках Италии.
И я скучала не только по вкусу европейской пищи, но также по зрелищам и звукам Старого света. Поэтому не удивительно, что я резвилась как ребенок, ступив ногой на европейскую землю и пытаясь возместить все упущенное за это время.
Наконец, я могла жить и писать, не опасаясь давления полиции, прессы и международной налоговой службы. Я опять почувствовала себя свободной как птица, взлетая все выше и выше и делая, что хочу — и с кем хочу.
Сексуально Европа тоже значительно повзрослела… В конце концов греки и римляне еще две тысячи лет тому назад выделывали такие вещи, которые и сегодня шокируют среднего американца. В Италии я слышала, как итальянец остроумно объяснил англичанину суть этого явления: "Мой дорогой, — сказал он, — когда твои предки еще жили в пещере, мои были гомосексуалистами уже тысячу лет".
Думаю, что вы найдете моих европейских коллег по приключениям освежающе разнообразными — более раскрепощенными, переполненными чувством юмора и менее закомплексованными, чем те, с которыми вы встречались на страницах моей прежней книги "Счастливая шлюха".
Между прочим, эта книга, как и все мои книги, не входит в разряд беллетристики, моя честность подвела меня. Мои произведения толкуются, как публичное признание криминальных действий (быть "мадам" само по себе преступление), некоторые правительства рассматривают меня, как признавшуюся преступницу, и поэтому я не имею право на получение статуса иммигрантки. Так что, если вы не против, дорогой читатель, то я заявляю, что некоторые события и действия, описанные в этой книге, никогда не происходили. Я их выдумала. Я все еще являюсь тихой маленькой голландской девочкой с живым воображением, хорошо? (Юристы это называют отречением от содеянного.)
Я надеюсь, что где бы вы ни были и когда бы ни читали эту книгу, вы будете иметь в виду, что здоровые взрослые люди не обязаны спать в одиночку. Секс по-европейски — это здоровый, необходимый и светлый аспект жизни, нечто прекрасное, чем необходимо наслаждаться и чего следует энергично добиваться без малейшего чувства вины.
Так что идите за мной по белу свету и будем вместе сумасбродствовать.
1. КСАВЬЕРА НАЧИНАЕТ ВХОДИТЬ В РАЖ
В старые времена, когда я еще была "мадам" в Нью-Йорке, мне часто приходилось оказываться в центре самых немыслимых ситуаций. Будучи работящей девицей, я просто пожимала плечами, говоря: "Ну, хорошо, такова жизнь"… И продолжала делать свое дело.
Но сейчас все это позади.
Сейчас же я все это делаю только ради забавы, и хотя делаю это реже, получаю гораздо большее наслаждение. И чем больше я получаю наслаждения, тем необузданнее становлюсь.
Я до сих пор вся исхожу соками, вспоминая ту ночь в Париже.
Лео и я посетили элегантный свингер-клуб недалеко от Булонского леса. Освещение здесь было не ярким, интимным, а музыка неотразимой. Обстановка была необычайно чувственной. По мере того, как музыка становилась тише (это был "Ролинг Стоунз" со своим совращающим, настойчивым битом), мягко светящиеся лампы сделались совсем тусклыми и мигали в ритм мелодии. Воздух наэлектризовался страстью.
Мы с Лео танцевали, крепко прижавшись и обвивая друг друга, находясь в магической власти момента. Его руки крепко держали мои бедра, а я обняла его плечи. Я могла чувствовать твердую теплоту его возбужденного члена.
Неожиданно я ощутила еще одну пару прохладных рук, гуляющих по моим бедрам. Они легко и ласково погладили ноги, забрались между ними и проскользнули в трусики.
— Лео, — прошептала я, — что происходит?
— Не знаю, — ответил он, — я не чувствую ничего!
— Зато я чувствую!
— Я знаю. Это же клуб свингеров. Парень исследует тебя. Это в порядке вещей. Ты ведь не боишься секса, а?
— Ксавьера боится секса? Боится ли кит воды?
Ощупывавший меня невидимка становился все дружелюбнее… Меня медленно раздевали. Он спустил мои трусики до колен, так что я не смогла танцевать, поэтому, не теряя ритм, переступила через них. Лео убрал руки с моих бедер и крепко обнял за плечи. Происходящее чертовски возбуждало его, и член Лео становился все крепче.
Таинственный приставала залез ко мне под платье и вскоре задрал его выше талии. Он тесно прижался к моему заду и сквозь его брюки я чувствовала твердый член. Я была окружена стоящими членами!
Я была почти в трансе. Человек сзади между тем начал ласкать мои груди. Как только он расстегнул верх платья, оно соскользнуло с плеч, и в считанные секунды я избавилась от него.
Музыка сменилась, сейчас это была мелодия "Битлз" из альбома "Abbey Road". Голос Джона Леннона заполнил пространство песней "Come Together", и по мере того, как я раскачивалась в такт музыке, человек сзади, которого я так и не видела, поигрывал пальцами с моей повлажневшей щелью. Затем я безошибочно почувствовала, как горячий член настойчиво пробирается между моими ногами. Я была настолько мокрой и готовой к приему, что он легко вошел в мою вотчину.
Я крепко уцепилась за Лео, как будто бы от этого зависела моя жизнь, и он стал моей опорой, когда я слегка наклонилась вперед. В очередной песне были слова: "…То, как она движется…", и сильный незнакомец позади меня, медленно толкал свой мясистый член, его и мои бедра двигались в такт сексуальной музыке и освещению.
Затем….. ооооохххх! Темп набрал силу и, все еще обхватывая руками шею Лео, я стала извиваться вверх и вниз с чувством подлинного удовольствия.
— Лео, — прошептала я, — изумительно трахаюсь… оооххх, изумительно.
— Хорошо, — улыбнулся он, — поначалу я думал, что это просто новый танец.
Сумасбродность ситуации запоздало дошла до меня, и я нашла ее фантастически смешной. Я начала хихикать, Лео тоже, и скоро я так тряслась от смеха, что мой невидимый партнер почти выскользнул из меня…
Но не надолго.
Он вернулся в меня с новой энергией, а моя тряска еще больше распалила его.
Из динамиков полилась мелодия — "О, дорогая". Резкими толчками, которые заставили меня кричать от экстаза, обхватив мои бедра, насильник разразился бешеным оргазмом, истекая спермой и наполняя меня горячей суспензией. Еще один сильнейший спазм, и все было кончено. Со вздохами и стонами он покрыл мои плечи и зад поцелуями, а затем без единого слова, и даже не дождавшись окончания мелодии, удалился.
А еще говорят, что в танцах не может быть причуд!
Лео крепко держал меня и сказал с улыбкой:
— Я думаю, он кончил!
Я все еще горела от восхитительных ощущений и крепко зажала ноги для еще одного волнующего момента.
— Да, он кончил, — ответила я.
Мы опять вместе рассмеялись, а затем меня, будто ударило.
— Лео?
— Да, Ксавьера?
— Ты мне можешь сказать кое-что? Пожалуйста?
— Конечно.
— Он был симпатичный?
Мы оба поняли, насколько чудовищно это прозвучало, и рухнули, задыхаясь от смеха, в объятия друг друга.
Все происшедшее походило на прелестное безумство, а я так и не увидела его!
Это то, что я называю траханьем вне видимости!
2. ЛЕО И МАРИКА
Буквально за несколько дней до этого я была в Амстердаме, помирая от скуки, если сравнивать то состояние с теперешним.
Как же я совершила этот счастливый переход от скуки к радостной интересной жизни? Как же я вступила в этот абсолютно новый танец любви?
Все произошло, благодаря счастливой семейной паре, которую я встретила в Амстердаме.
Загадка: многие имеют женатых любовников.
Многие имеют двух женатых любовников.
Однако, знаете ли вы кого-нибудь, у кого были два любовника, женатых друг на друге?
Ответ: это я (удивлены, да?). И их звали Лео и Марика.
Я встретила их через несколько дней после возвращения в Голландию из Соединенных Штатов, и они были так же желанны для меня, как ночь с девкой для матроса в увольнении. Мой приятель, которого я знала в США, архитектор по имени Нед, сейчас жил в Амстердаме; он навестил меня и пригласил сходить куда-нибудь выпить. Когда мы встретились в баре, с ним был еще один мужчина, его хороший друг Лео Хоффман. По причинам, которые я до сих пор не могу понять, он мне сразу понравился. Он выглядел как нечто среднее между Тулузом Лотреком и Винсентом Ван Гогом (нет, не карлик без одного уха!). По моей догадке ему было около сорока лет, хотя позднее я узнала, что в действительности ему пятьдесят один год — у Лео было исключительно моложавое круглое лицо с короткими светлыми волосами, которые начинали редеть. Хороший стиль делал Лео моложе, чем он был на самом деле. Его козлиная бородка и усы выглядели весьма аристократически, и он находился в отличной физической форме, о чем вы узнаете позднее. После знакомства я сказала Лео:
— Ваша фамилия мне хорошо знакома. Вашу жену зовут Марика?
— Да, — ответил Лео. — Мы что, приобретаем международную известность?
— Что-то в этом роде. По совпадению один из моих знакомых дал мне номер вашего телефона. В любом случае я собиралась позвонить вам через несколько дней.
Лео сказал, что он тоже много слышал обо мне и что он и его жена, Марика, не просто знакомы с моими книгами, но и читали их с целью подогреть друг друга. Он пригласил меня отобедать в их доме следующим вечером и дал мне адрес своего большого старинного дома на берегу одного из знаменитых каналов города.
Позднее Нед отозвал меня в сторонку, чтобы предупредить о Лео и Марике. Причина этого предупреждения: они были свингеры. Я громко рассмеялась.
— А какого черта ты говоришь это мне, зная, кто я такая? — ответила я с раздражением в голосе.
— Не удивляйся, если ты обнаружишь в доме человек двадцать, и от тебя будут ожидать, что ты будешь трахаться со всеми и с каждым из них, — сказал он.
— Мне это нравится. Увести меня из такого общества, все равно что отлучить папу римского от церкви.
В тот же вечер Нед и его подруга Анни пригласили меня отобедать с ними. Она была значительно моложе, чем он, и в двадцать один год была одной из самых знаменитых манекенщиц Голландии. Она читала мои книги и была очень взволнована предстоящей встречей. Однако, хотя она и была очаровательной, все же в ней чувствовался какой-то холод и отчуждение, возможно потому, что Нед следил за ней, как ястреб. Он, должно быть, знал из моей книги, что я люблю женщин в равной степени с мужчинами.
У него не было причин для беспокойства. Да, она была красивая девушка и очень мне понравилась, но я не чувствовала к ней физического влечения. Я должна сказать, что манекенщицы это не моя чашка чая, поскольку большинство из них слишком эгоистичны, чтобы свободно и без предрассудков отдаваться другим. Всегда можно отличить комнату манекенщицы по отметкам губной помады на зеркале.
Несмотря на то, что у Неда не было причин опасаться, что я попытаюсь украсть его подружку, он становился все более и более замкнутым. И в самом деле, после обеда он отвез меня домой и после этого я говорила с Недом только один раз, да и то по телефону. Однако, я признательна ему за то, что он представил меня двум из наиболее интересных в сексуальном отношении людей, которых я когда-либо встречала — Лео и Марике.
Несомненно, что я с нетерпением дожидалась обеда в их доме. Уже несколько дней у меня не было секса, и поэтому я чувствовала себя не в своей тарелке. Мне нравится меняться партнерами, но мне не приходилось делать это много и часто с тех пор, как я ушла с поста дуэньи нью-йоркских мадам. И поэтому мне было наплевать, будет ли их только двое или все двадцать, я была к этому готова.
Когда я навестила Лео и Марику на следующий вечер, меня сразу же поразило, как они обставили первый этаж своего дома на берегу канала. В огромной гостиной было несколько хорошеньких кушеток, толстые ковры, напольные подушки, а также комфортабельные кожаные кресла и большой бар.
Стены были увешаны современной живописью, и по всей комнате стояли эротические скульптуры, что привносило нужную чувственность в помещение с высоким потолком и покрытыми лаком деревянными стенами.
Одна из картин была написана Бетти Додсон. Я встречалась с ней несколько раз в Нью-Йорке во время проведения телевизионных интервью о сексуальности, также мы вместе выступали с лекциями о сексе в средствах информации. Хотя мне так и не пришлось по-настоящему узнать Бетти, думаю, что могла бы хорошенько копнуть ее; я слышала, что Бетти стала чем-то вроде легенды в артистических кругах Манхэттена, практикующих свинг.
Ее картина, довольно большая по размерам и выполненная в черно-белых тонах, изображала пару, занимающуюся любовью, и хотя подробности Бетти не выписала, было очевидно, что люди совокуплялись. Картина отличалась хорошим вкусом, это было очень чувственное произведение, и я не могла не настроиться на красивые эмоции, любовь и эротику, излучаемые ею. Это был один из несметного количества объектов в доме, задававших чувственность.
Лео тепло меня приветствовал и с гордостью представил своей красавице-жене, Марике, которая замечательно дополняла окружающую чувственную атмосферу. Она была высокого роста — около пяти футов и девяти дюймов — несколько выше Лео и, имея такие длинные ноги, легко могла бы стать манекенщицей, хотя ей уже и было около тридцати. Ее волосы были рыжевато-светлого цвета, который так нравится мне у женщин. У нее были большие синие глаза и бледный цвет слегка веснушчатого лица. Ее груди, хорошей и твердой формы, похоже, были такого же размера, как и у меня.
— Я очень обрадовалась, когда Лео сказал, что пригласил вас сюда, — сказала она.
— Мне доставило удовольствие… я надеюсь, — ответила я, многозначительно взглянув на нее.
Марика рассмеялась и сообщила, что ее дом и предназначен для этого.
Мы присели и стали знакомиться ближе, начали с тех привычных пробных шагов, которые являются первой фазой в любом сближении. По мере того, как мы болтали, я подумала: приятно было бы посвинговать с ними, потому что ясно, что эти люди живут увлекательно. Марика несколько лет летала стюардессой на самолетах компании KLM. Около года она жила в Рио-де-Жанейро с молодым латиноамериканцем, а потом некоторое время в Штатах — как ни странно, с другом Лео, хотя все это время она интересовалась именно Лео. Но Лео жил в этот период с девицей по имени Мелани. Лео быстро достал и показал несколько фотографий миловидной девушки с сексуальным красивым телом.
Лео рассказал мне про нее:
— Она была чрезмерной извращенкой. Она любила кожу, рабское подчинение и была мазохисткой. Она часто просила, чтобы я связал и стегал ее, и надевал на нее кожаные вещи. Сначала мне это немного нравилось, однако я не мог заставить себя по-настоящему бить ее.
Он сказал, что не в его привычках избивать девушек, прижигать им кожу или же связывать их и ставить на них отметки. Очевидно, Мелани упрашивала его капать на нее горячий воск и гасить сигареты об ее груди.
— В конце концов, — продолжал он, — она ушла от меня, когда встретила английского продюсера порнографических фильмов. Он был садистом, а она служила идеальной жертвой для его извращенных желаний. Сейчас они поженились, она сделалась его рабой и выполняет все, что он пожелает.
— Это звучит, как точное описание большинства браков, — сказала я с улыбкой в надежде несколько приподнять настроение.
— Только не нашего, — быстро вставила Марика, — немножко садизма иногда — еще куда ни шло. Но немного может затянуться надолго. Дайте мне возможность трахаться и сосать в любой день. Или ночь. — Потом она продолжила: — Как только Мелани оставила Лео, я стала осаждать его. Однажды мы вместе провели ночь и он почти свел меня с ума.
Они нашли, что очень подходят друг другу, и решили пожениться.
Лео обязательный мужчина, и в какой-то мере я завидую Марике. Они — абсолютно противоположны. Он кипуч по натуре, гордится своим вкусом и глубокими познаниями в искусстве и музыке. Он сочинил несколько песен и записал несколько пластинок, и некоторые его песни исполняются знаменитыми певцами по всему свету.
— На самом деле, — сказал он мне, — если бы я не занялся производством велосипедов, думаю, из меня бы получился пианист.
Позднее, когда мы обсуждали проблемы брака и денег, он заметил:
— Деньги для меня так же важны, как и человек на Луне. Если Марика когда-нибудь задумает развестись со мной или я задумаю развестись с ней, и она захочет получить все мои деньги, я не против. Я всегда смогу заработать на жизнь игрой на пианино в баре.
Марика обладает более артистичным и капризным характером. По гороскопу она "Рыба", типичный представитель этого знака, упрямая и холодная, хотя внешне и дружелюбная. У нее есть определенные установившиеся взгляды, и поэтому с ней трудно спорить. По мере того, как я узнавала ее лучше, Марика изложила мне свои взгляды на свинг, которые сводились к следующему: "Если хочешь трахнуться с моим мужем, трахайся, пока я здесь. Но не трахайся с ним за моей спиной. Если ты хочешь честных отношений, имей их с нами обоими".
Лео легкий в обхождении человек, любящий свободу так же, как и я. У него громадный запас энергии и даже после долгих часов работы, вернувшись домой, он кипит от избытка жизненных сил.
— У него всегда полным-полно новых идей, — рассказала мне Марика. — Он все время сидит на телефоне, договариваясь о свинге, вечеринках, и даже занимается любительским сводничеством для своих приятелей.
Например, такие друзья, как Нед, звонят ему и говорят:
"Мне нужна девушка между тремя и шестью часами пополудни, когда моя подружка будет в парикмахерской". И Лео, будучи по натуре отзывчивым человеком, станет звонить какой-нибудь знакомой девице и уговаривать ее потрахаться с Недом с трех до шести.
И Лео, и Марике нравилась подруга Неда Анни, и они не могли смириться с его странным ханжеством. Нед никогда не позволял ей дурачиться или участвовать в свинге. Но если он хотел поволочиться за кем-нибудь, то это всегда устраивал старый добрый Лео, не говоря об этом Анни.
Настоящие свингеры имеют моральный кодекс: нельзя пытаться увести чьего-нибудь партнера только потому, что тебе удалось трахнуться с ним (с ней) во время свинга. Пары, принимающие участие в свинге, обычно приходят и уходят вместе (а в промежутке они могут трахаться сколько угодно и с кем угодно!). Не должно быть никаких эмоциональных привязанностей к партнерам по свингу. Это всего-навсего спонтанное физическое развлечение, акт совместного обладания и наслаждения другими.
Однако, это именно та ситуация, которую не мог выносить Нед, а Лео сказал ему, что не знает девиц, согласных на кратковременные встречи за ленчем. Если она девица легкого поведения и ее услуги будут оплачены, тогда все в порядке. Но ни одна порядочная женщина не любит, чтобы ее впихивали в расписание на пару часов, вне зависимости от свободы в поступках и либеральности взглядов, и особенно ей не нравится удовлетворять мужчину, который после этого должен бежать сломя голову к своей подруге. И вообще Нед не был уж настолько блестящ или великолепен. Он был славный парень, с хорошим чувством юмора, но ничуть не Адонис.
— Вы видели это? — спросил Лео, меняя тему разговора. Он дал мне в руки большой кусок гипса, который без всякого сомнения представлял собой гордо стоящий, прелестный пенис.
— Марика хранит его на случай, когда ты уезжаешь по делам? — спросила я смеясь.
— Почему бы и нет? Это же мой член!
— Твой?
— Конечно. Как ты думаешь, где мы достали форму? Мне ее сделала на заказ в Нью-Йорке одна из тех чокнутых девиц в Гринвич Вилледж, по-моему, их называют "групиз".
"Групиз", если вы помните, были девицы (иногда парни), которым нравилось трахаться с известными в артистическом мире лицами. В основном, это были музыканты. Я не думаю, что когда-нибудь им удалось добраться до сэра Лоуренса Оливье. Многие из этих девиц были известны как отливщики различных штуковин из гипса, в основном же, их хобби заключалось в отливке наиболее показательных мужских членов. Лео объяснил, как он достиг своего права на бессмертие.
— Марике пришлось поехать со мной, — сказал он, — сосать мой член до тех пор, пока он не стал большим и твердым. Затем, когда он сделался твердым и большим, девица быстро покрыла его горячим воском, одновременно лаская мои яйца, пока воск застывал.
Понятно, что по мере застывания воска член расслаблялся и в конце концов выскользнул из формы, которую затем заполнили гипсом. В результате получилась великолепная копия члена вплоть до его улыбающегося припухшего кончика.
В зависимости от индивидуальных наклонностей такая копия может использоваться для дверной задвижки, подставки для лампы или же объекта для разговора за чашечкой кофе.
Гипсовый член Лео использовался Марикой в качестве пресс-папье, под которым хранились письма. Видите, как удобно иметь в доме под рукой запасной член?
Чем больше я вглядывалась в интерьер гостиной, тем большее количество странных эротических предметов я обнаруживала. Книжные полки, кофейные столики, все это было украшено ошеломляющими изображениями фаллоса, собранными, очевидно, со всех уголков мира; вероятно, это были подарки международных свингеров, которые превратили дом Хоффманов в свою штаб-квартиру.
Подошло время обедать и в течение часа или около того практически мы не говорили о сексе. После обеда Лео и Марика стали мне показывать фотографии, где они были запечатлены в голом виде вместе с другими свингерами, с которыми встречались во время отдыха на острове Левант, излюбленное лежбище нудистов на юге Франции.
Одно необычное фото демонстрировало трех молодых девушек, причем их половые органы были гладко выбриты. После более тщательного рассмотрения я заметила, что в соски их грудей и в наружные половые тубы были вставлены небольшие колечки, которые запечатывали отверстия наподобие средневековых поясов верности. Я потратила совсем немного времени, чтобы убедить Лео показать мне кинопленку, где эти самые девушки занимались сексом.
На пленке одна из девушек сняла связку ключей с цепочки, которая висела у нее на кольце, вдернутом сквозь половые губы, и вручила их мужчине, чтобы он открыл замочки на цепочках у других девушек. После этого были показаны различные процедуры, демонстрирующие, как этот мужчина умел обращаться с цепочками, ключами и, что он делал пальцами, не причиняя особой боли девушкам, потому что был нежен и аккуратен.
Мне это не показалось очень сексуальным, но Лео и Марика считали, что это суперсекс. Они сказали, что это было одно из самых прекрасных и волнующих зрелищ, которые они когда-либо видели.
Лео поведал мне о забавном случае, связанном с девушками, работавшими в ресторане в Сен-Тропез, свидетелем которого он являлся. Девушки были одеты в самые короткие мини-юбки, какие можно представить, а у одной из них на колечке между ног висели маленькие звенящие колокольчики. Когда довольно наивный официант принес им заказ, девица раздвинула ноги и раздался мелодичный звон.
Удивляясь, откуда мог исходить звук, официант взглянул вниз и обнаружил, что смотрит прямо в гладко выбритое, нахальное женское нутро с колокольчиками. Его поднос с грохотом упал на пол, и через секунду он уже был на коленях, делая вид, что собирает осколки, хотя на самом деле не мог оторвать глаз от самой сексуальной колокольни, которую когда-либо видел.
Марика сказала, что единственное удовольствие для этих девок заключалось в трахании и сосании, а также в том, что они занимались любовью друг с другом. Они не останавливались ни перед чем.
— Это было приятно день или два, — сказала Марика, — но потом наскучило, потому что они ничего не могли предложить, кроме голого секса, но мы хотим нечто большее. Нам нравятся люди с воображением и вкусом, которые понимают, что ум так же важен, как и тело.
Мы вернулись к фотографиям, в руках у Лео был следующий снимок — красивой, исключительно хорошо сложенной девушки-блондинки. Он сказал, что вся жизнь этой девушки вращалась вокруг секса и что она получала удовольствие от позирования голышом для журналов и кинофильмов. Затем она влюбилась в невероятного садиста, и жизнь ее стала точной копией судьбы "мадам О" из знаменитого французского романа. Она стала рабой этого мужчины и единственное, чего она хотела, это быть связанной, отшлепанной, отстеганной кнутом, носить цепи, тяжелые кожаные ремни и постоянно быть униженной.
Все это было довольно печально, но недавно та женщина и ее хозяин ехали с большой скоростью вдоль побережья Лазурного берега и страшно скандалили друг с другом. Он пригрозил выкинуть ее навсегда из своей жизни. Она пришла в такое отчаяние, что открыла дверцу автомобиля и пыталась покончить с собой. Однако вместо того, чтобы умереть, она лишилась руки. В одно мгновенье она утратила все, что получала, обнажая красоту и совершенство своего тела, она была обезображенной. И это — навсегда.
За разговорами мы забыли, что уже перевалило за полночь, и хотя я хотела провести ночь с Лео и Марикой, я поняла, что это начало взаимоотношений с фантастическими возможностями и поэтому не нужно торопиться. Я решила, что попытаюсь стать хорошим другом для них, и еще я запомнила намек Марики, что не должна пытаться тайно заводить какие-нибудь интрижки с Лео или переспать с ним. Все-таки трудно было удержаться от небольшого флирта с Лео, поскольку он был хорошей дразнилкой.
Той ночью, забравшись в постель, я уснула мертвецким сном, сном, который приходит от истинного удовлетворения и сознания того, что в мою жизнь вошли два прекрасных человека. А я — в их жизнь.
Я с таким нетерпением ожидала вечерней встречи с Лео и Марикой, что день тянулся для меня нестерпимо долго. Наконец стукнуло шесть вечера, и я появилась — с большими надеждами — у двери огромного дома Хоффманов. Марика приветствовала меня дружеским поцелуем, а Лео — еще более дружеским. Мы расслабились в их уютной гостиной и стали болтать об их образе жизни.
Без всякой ложной скромности они признались, что устраиваемые ими оргии стали притчей во языцех в Европе. Если американское общество когда-нибудь преодолеет свою сексуальную чопорность, я могу представить, как Лео и Марика приветствуют в американском аэропорту чартерные самолеты с туристами, специально прибывающими с целью потрахаться и полизаться: две недели траханья и сосания с организованными оргиями под занавес, со всеми удовольствиями, которые можно получить, обгладывая мужские и женские органы, плюс цветные слайды, которые можно потом демонстрировать приятелям где-нибудь в Дюбюке.
В качестве примера, насколько это может быть хорошо, они рассказали мне о том времени, когда в Амстердам для участия в фестивале фильмов "мокренькой мечты" (фестиваль порнофильмов наподобие Каннского) прибыла известная звезда американского ТВ. Каждый день она выступала в роли лидера тех, кто ежедневно собирался в доме Лео и Марики. После еды, выпивки и музыки наступало время "ленча в голом виде" — по всей гостиной валялись груды одежды, что напоминало раздевалку на стадионе перед ответственным матчем по регби. Лео и Марика выписали из США две огромные, царских размеров кровати вместе с зеркалами для потолка. Камеры домашнего ТВ были нацелены на каждую кровать, а мониторы установлены в одной из комнат для гостей. Это оборудование уже ранее использовалось Кронхаузенами (Филлис и Эберхард Кронхаузены — исследовали в области секса и психологии), когда они снимали один из своих фильмов в доме Хоффманов — это была часть двухсерийного документального фильма о сексуальном поведении в Европе. Лео и его супруга зашли так далеко, что приняли участие в одной из сцен, прекрасно продемонстрировав совокупление по-голландски. Если бы перечень академических наград включал премию за Лучший Оргазм, то мои друзья-свингеры могли бы получить за это Оскара.
Оба хозяина восторженно отзывались об американской телевизионной актрисе, которая, как они сказали, прибыла к ним крутой лесбиянкой, а на деле оказалась высоко интеллигентной женщиной с весьма четкими идеями о сексе — как с мужчинами, так и с женщинами. Для нее секс был основной формой общения. И, возможно, она была права. Как это ни странно, я сверилась со словарем: два первых определения слова "разговор" таковы: 1. обмен мыслями и словами; 2. сексуальное общение. Поэтому, если кто-нибудь в следующий раз обмолвится, что хочет поговорить с вами, обязательно уточните, что он имеет в виду!
Их приятельница, актриса, так уверовала в этот принцип, что отказалась проводить грань между хорошим и плохим, старым и малым, красивым и безобразным — она трахала их всех. Очень часто, как я поняла, она трахала холостяков, участвовавших в вечеринке. И, как я догадывалась, женатых тоже! Вот это разговор на любом языке! Это можно назвать настоящим даром в "лингвистике"!
С другой стороны, заметил Лео, он знавал одну сверхфеминистку, которая любила трахаться "в закрытую". Вскоре после того, как вышла ее первая книга, она объявилась на одной из оргий Хоффманов, и каждый участник оргии ожидал, что она будет, как маятник, трахаться со всеми. Или же наоборот — откажет всем. Однако в действительности оказалось, что вела она себя не так и не эдак. Она заперлась в большой спальне с мужиком по своему вкусу и трахалась там до посинения в обстановке интимности.
Это не сделало ее очень популярной среди остальных гостей, поскольку она не выходила из спальной до конца оргии и оккупировала одну из двух королевских постелей на всю ночь. Лео и Марика решили, что это не очень порядочно с ее стороны, поскольку все остальные были вынуждены трахаться на полу, коврах и креслах, при этом на единственную остававшуюся в наличии кровать были сделаны заявки заранее, примерно так же, как на шлюху шоферами-дальнобойщиками.
Марика снова вернулась к рассказам об актрисе из Америки. Та уверяла Марику, которая была склонна к мастурбации, что это весьма полезная для здоровья процедура. Эта мастерица секса, оказывается, научила свою мать — это в возрасте-то семидесяти двух лет! — как мастурбировать и пользоваться вибратором, и сейчас эта почтенная старая леди регулярно, два раза в неделю, доводит себя до экстаза. Кто знает, может, этим объясняется улыбка удовлетворения на картине Уистлера "Матушка"?!
На Марику так сильно повлияла эта философия, что она сейчас же прочитала вслух отрывок из одного опубликованного интервью, в котором художница Бетти Додсон излагала схожие взгляды:
"Я рекомендую ввести мастурбацию в качестве обязательной школьной дисциплины, — заявила мисс Додсон. — Мастурбация это наш первый в жизни сексуальный опыт. Это тот способ, посредством которого мы познаем себя, как сексуальных существ, и определяем наши сексуальные наклонности. На пути к этому встают родители, религия и общество. Преградой к познанию сексуальной стороны жизни является запрет мастурбации, и он постоянно уродует многих людей на всю жизнь.
В нашем обществе очень много людей, которые не могут найти контакта с другими, и мастурбация является для них единственным выходом из положения. Есть люди, привязанные к своему дому. Это старики и сексуальные меньшинства. Мы обязаны понять, что для них важно уметь правильно мастурбировать без какого-либо чувства стыда или вины.
Мастурбация — единственный способ, посредством которого женщина может получать оргазм независимо от того, замужем она или нет. Я тайно мастурбировала, когда была замужем, потому что наш интерес к супружескому сексу начинал угасать. Я мастурбирую потому, что знаю, что это неотъемлемая и важная часть общей сексуальности человечества".
Взгляды Бетти Додсон по этому поводу обогатили наш трехсторонний обмен взглядами на проблему одиночного секса.
— Я лично не получаю наслаждения от мастурбации, — призналась я, — и, честно скажу вам, я в этом не мастак. Я предпочитаю настоящую любовь.
— Но, Ксавьера, если ты лежишь в постели с мужчиной, — спросил Лео, — и он старается только для себя, разве не имеет смысла заняться мастурбацией, чтобы получать удовольствие одновременно с там?
— Это другое дело, — ответила я. — Я могу воспользоваться мастурбацией, если чувствую рядом с собой мужское тело. Но мне необходимо трогать его яйца или же держать его руку, когда он сканирует. А иногда мне доставляет неописуемое удовольствие самой дрочить его член или же, когда я сосу его, дать ему помочь мне, чтобы он кончил.
Они оба понимающе улыбнулись, когда я упомянула, как мне нравится наблюдать лицо мужчины, когда он спускает, и сперма бьет фонтаном.
— Я обычно занимаюсь любовью с закрытыми глазами, — сказала я, — так же делает и мужчина, но ведь прекрасно лежать полуизогнувшись на мужчине и играть с ним, чувствовать, как его тело сотрясается и дрожит, а затем — неистовый оргазм, и ею сперма разбрызгивается на все вокруг, орошая его живот или же увлажняя мой рот, груди, волосы или лицо.
Говоря о мастурбации, однако, я не хочу, чтобы у вас создалось впечатление, что я не получаю удовольствия от этого занятия в одиночку. Просто я всегда была более способной "яичнице"", чем мастурбатором! Но во время тех случайных "сухих" периодов, когда моя сексуальная жизнь не слишком активна, я на самом деле нахожу удовольствие в фантазировании и доведении себя до оргазма, хотя очень редко с помощью рук.
Одним из весьма приятных способов для этого является купание в ванной. Во время этой лишенной секса недели в Голландии я однажды мылась в ванне и подставила вагину под рожок душа, свесив ноги через край ванны. Я позволила льющейся воде играть с моей киской, и скоро теплая, упругая струя стала волшебным образом воздействовать на клитор. И как раз тогда, когда я испытывала восхитительный, звенящий оргазм, моя мать открыла дверь в ванную, и я снова почувствовала себя девчонкой, которую поймали со спущенными штанишками!
В другие разы, должна признаться, я прибегала к использованию вибрирующего кончика моей автоматической зубной щетки. Так что, предпочитая "живые" штуки, я, признаюсь, как говорит Леонард Коэнс, иногда прибегаю "к нападению на себя"!
В любом случае, этот разговор напомнил мне, что мастурбация хороша до тех пор, пока она является частью разнообразной сексуальной жизни, но голый онанизм без женской ласки не очень-то полезен для подростка, и тогда я спросила у Лео и Марики, не хотят ли они послушать об одном случае из моей практики в качестве "мадам-исцелительницы" в Нью-Йорке.
— Да! — воскликнули они в один голос. — Конечно, хотим.
— Ну, хорошо, — сказала я, — если вы так настаиваете, я расскажу.
Лео и Марика откинулись на кушетку, и я начала свой рассказ о Ролло, молодом парне, у которого чесались руки и который воспитывался у очень строгой матери-католички. Возможно, отец и преподал бы ему жизненные азы, мать же привила ему мифические взгляды на секс. Хотя она и родила сына, но сама все еще не знала жизнь, как она есть.
Короче, она ему сказала, что если он будет возбуждать свою пиписку, то ослепнет, а также, что любовный акт с женщиной сразу же приводит к беременности.
Не удивительно, что бедный парнишка: 1. Боялся женщин, 2. Отреагировал на высказывания матери о женском поле проявлением повышенного интереса к представителям своего пола. 3. Высшее достижение, которого добилась его фанатичная мать, это его повышенный интерес к самосексу — с пятнадцати лет он онанировал четыре-пять раз в день.
Он просыпался утром и первым делом хватался за свой член. Во время ленча он пробирался в свою машину и онанировал второй раз и так далее. Для него это не было шуткой — каждый оргазм сопровождался приятными ощущениями и гораздо большим чувством вины. Все-таки он не ослеп и ему даже не нужно носить контактные линзы!
Все это я узнала от знакомого психиатра, который придерживался либеральных взглядов и был достаточно здравомыслящим, чтобы направлять ко мне пациентов, когда он чувствовал, что его усилия тщетны — даже за сто долларов за один прием!
— Ксавьера, — сказал он мне, — этому парнишке абсолютно необходимо потрахаться — он живет в совершенно фантастическом мире, созданном журналами для девочек.
— О, следует ли мне подыскать ему девочку? — сострила я.
— Нет, серьезно, может быть, ты встретишься с ним и продемонстрируешь свое мастерство?
— Ты имеешь в виду мою хирургию открытого сердца?
— Нет, — рассмеялся он, — я имею в виду, что ты одолжишь ему на время свою вишенку.
Несмотря на мой шутливый тон, я хотела, чтобы Лео и Марике стало ясно, что я была настроена очень серьезно насчет того, чтобы избавить парнишку от рукоблудия и приучить его к более подходящим отверстиям.
— Как он выглядел? — захотела узнать Марика. — Он был симпатичный или нет?
— Когда не нервничал — а это было чаще всего — он был весьма привлекательным пареньком, — ответила я. — Ростом около шести футов, стройное приятное тело, темные волосы и зеленые глаза и, как позднее я узнала, хороший длинный член.
Марика захлопала в ладоши, а Лео рассмеялся по поводу ее энтузиазма насчет хороших длинных членов.
Я знала, что они ожидают от меня страшного в своих подробностях рассказа о том, как я избавила этого несчастного малыша от его девственного несчастья, но нет, я вынуждена была признаться: все, что я делала для него (а он получил самую лучшую оральную помощь, которую человеческое существо может вытерпеть без опускания в первые секунды), ему не помогло.
— Член вставал и становился твердым, а когда доходило до дела, он сникал, несмотря на все, что я с ним вытворяла, — сказала я своим друзьям. — Бедняжка не мог удержать его стоячим, даже если бы его жизнь зависела от этого.
— Я рад, что твоя жизнь не зависела от этого, — пошутил Лео.
— Помолчи, Лео, — сказала Марика, горя нетерпением услышать кульминацию моей истории. — Дай Ксавьере досказать, что же все-таки произошло.
— Ничего не произошло, — сказала я.
— Бу-у-у-у-у, — прогудел Лео.
— Нет, в самом деле… — настаивала Марика.
— Ничего не случилось, — сказала я ей, — в этом-то вся и штука. Бедняжка хотел поиметь меня, и временами его пенис выглядел вполне жаждущим, но где-то между головкой его члена и его головой нарушилась коммуникация.
— Ну и что ты в конце концов сделала? — спросила Марика, все еще ожидая счастливого завершения этой истории.
— Я отослала его домой, — ответила я, — со строгими инструкциями не возбуждаться, оставить в покое свой член (за исключением мочеиспускания) на две недели минимум. Для него обязательны постные воскресенья, понедельники и вторники, и если он хоть раз вытащит своего поросенка, то пусть не трудится даже подходить ко мне. Я не захочу его видеть. Я не намерена соревноваться с его любимой подружкой — пятерней.
— Не могу поверить, что парень удержался после десяти лет приятного злоупотребления самим собой, — сказал Лео с долей иронии.
— Перестань перебивать Ксавьеру, — попросила Марика, — я хочу дослушать историю до конца.
— Я тоже, — сказал Лео. — Мне она нравится, я могу переложить ее на музыку, она уже имеет хороший бит.
Мы все рассмеялись. Это, была весьма забавная идея.
— Ну и вот, — сказала я, — почти с точностью до минуты прошли две недели и зазвонил телефон. Это был он.
— Хэлло, Ксавьера, это Ролло. Помнишь меня? — спросил он.
— Конечно, помню. Как ты себя чувствуешь?
— Могу ли я приехать завтра в два часа дня?
— Это зависит от тебя, — сказала я улыбаясь. — Ты выполнял мои инструкции?
— Клянусь, да. Я даже пытался не трогать его, когда мочился, — проговорил он, стараясь сохранить в голосе дружелюбие и небрежность.
Я поверила ему.
На следующий день звонок раздался ровно в два часа. Насколько же это был другой Ролло! Он явился в голубых в обтяжку брюках и голубом свитере, и я почувствовала, что он сгорает от желания. Он ворвался в комнату и пронесся мимо меня, как сорвавшийся с привязи козел. Он казался уверенным в себе и, едва успев бросить мне "привет", в какие-то десять секунд разделся догола.
— Эй, не спеши, — осадила я его. — Давай сначала немножко подразнимся.
— Подразнимся! Подразнимся? А что это такое, черт побери! Две недели я лез на стенку. Если бы ты только знала, как мне трудно удержать свои руки… И, вероятно, без толку, — сказал он раздраженно.
— Что ты имеешь в виду? — спросила я.
— Психиатр считает, что из этого ничего не выйдет, — обиженно надув губы, сказал он. — После того как я ему рассказал, как провалился в последний раз после часа бесплодных попыток, он утверждает, что мне никогда не удастся спустить в тебя.
— Послушай, Ролло, давай кончим болтать и приступим к делу.
Я разделась, подошла к нему и проверила его член. Он был даже больше, чем в прошлый раз. Я все прикинула и решила не трогать его руками. Я просто слегка прикоснулась к нему языком и взяла его в рот. Это напоминало сосание горячей сосиски. Я могла чувствовать, как он вибрирует, и в тот момент поняла, что победила. Этот врач-недоносок, возможно, и был большим специалистом по головам, однако по хвостам экспертом была я. Ролло был слишком возбужден для всяких тонкостей, поэтому я только быстро погладила его по животу и внезапно уселась на его член. На этот раз он и не собирался скисать. Я проехалась на нем и раз, и два, и три и могла ощущать, как он сотрясается и дрожит, приближаясь к оргазму. Тогда я легла на него сверху, крепко прижавшись к нему всем телом и раздвинув ноги, чтобы полностью контролировать его. Я прижала его плечи к себе и стала целовать. Его ресницы трепетали, и я ощущала, как внутри него зарождается новое, сильное движение.
— Я чувствую, что во мне тоже зарождается сильное движение, — сказал Лео.
— Ш-ш-ш, Ролло вот-вот должен спустить, — сказала я.
— Слава Богу! — воскликнул Лео.
— Я действительно рада за него, — объявила Марика, тоном школьницы.
— Ролло, действительно, оказался находчивым, — продолжила я рассказ.
— Поздравь меня! — проревел он.
— Поздравляю, — прошептала я.
— После двадцати пяти лет я наконец-то стал мужчиной. Четверть драного века! Догадываешься, что я сделаю первым делом?
— Что?
— Я скажу этому обсосанному психиатру, что он может нацепить презерватив и зае… себя до смерти!
Лео и Марика зашлись смехом — я искусной пантомимой изобразила Ролло в момент его триумфа и была рада, что мой рассказ (наконец-то!) обрел счастливый конец.
Потом Лео и Марика начали возиться на кушетке, и я подумала, что наступил момент завязать более интимные отношения между нами, но нет, через минуту или две обоюдного щекотания они выпрямились, и вместо свинга мы продолжили наши разговоры глубоко за полночь.
Я была возбуждена, однако существует несколько видов интимности, и эта — наша растущая дружба — была вполне достаточной на данный момент.
3. АМСТЕРДАМОЧКИ
Несмотря на мое продолжающееся сексуальное голодание, то, как Лео и Марика включили меня в свою жизнь, действительно заслуживает внимания. На деле, все, касающееся Хоффманов и их друзей, было для меня абсолютно в новинку; они занимались свингом под совершенно другую барабанную дробь, поскольку их философия жизни и любви была полностью противоположна жестким, основывающимся на деньгах реалиям Нью-Йорка. Не было никакой проституции и денежных интересов, только свободный секс, свободная любовь и теплые, заботливые дружественные отношения — без вспышек ревности, попыток командования или же ссор.
Конечно, мой старый образ жизни довлел надо мной, но сейчас я не только не торговала сексом, у меня просто не было никакого секса. Я холостяковала с момента приезда в Амстердам, наполовину чокнулась от желания, и моему состоянию ничуть не помогло посещение в Амстердаме вместе с Лео и Марикой района красных фонарей. Я не скажу, что оно меня возбудило, но то, что оно заставило меня навязчиво думать о сексе, это правда.
Девицы представляли собой причудливое сочетание от пикантных молоденьких особ до старых развалин, причем все они сидели в больших застекленных, расположенных на уровне улицы окнах наподобие манекенов в витринах универмагов. За спиной каждой девицы была почти одинаковая обстановка: опрятно застеленная двуспальная кровать с полотенцем, раковина с рулоном туалетной бумаги и сбоку столик с пакетиком презервативов.
Когда мужчина заходит, девушка задергивает шторы, и они быстро договариваются о цене. И до того, как они приступят к действию, деньги уже в руке у девушки. Затем она ведет клиента в ванную и заставляет его помочиться, прежде чем обследовать его пенис и визуально убедиться, нет ли у него венерического заболевания.
Это напоминает инструктаж по технике безопасности на промышленном предприятии и настолько же романтично. Но девушки эксперты в этом вопросе. Любой мужчина, который имеет жалобы, получает гондон на свой член независимо от того, хочет он этого или нет. И более того, он даже иногда не знает, что гондон надет на него.
Когда девица становится на колени и начинает сосать член клиента — услуга, которая, между прочим, стоит гораздо дороже, чем просто траханье — она уже спрятала у себя во рту презерватив, который затем мастерски надевает на головку члена. С помощью игривых пальчиков, которые, как думает клиент, используются для его возбуждения, она закатывает гондон на стоячий член.
Затем, когда он еще не догадывается, что же происходит, она уже на нем. И только потом, глядя на свой поникший член, он понимает, что был заточен в гондон.
Девушки обслуживают одного клиента в среднем от десяти до пятнадцати минут, а если он задерживается слишком долго, тогда следует вежливый стук в дверь. Еще через три минуты, если он не вышел, следует резкий стук и неприличный возглас. Через пять минут его вышвыривают за дверь с голой задницей с помощью вышибалы или сутенера, который бывает большой женоподобной особой, не испытывающей особого уважения к мужчинам.
Часто девицы являются так же опытными карманниками, и многие американские солдаты и матросы были очищены до нитки во время своих похождений в Амстердаме.
Девицы славятся своим здравым смыслом, однако они могут быть и очень-очень гадкими. Я остановилась перед одним окном и указала Лео и Марике на пожилую женщину, сидящую вместе с очень молодой хорошенькой девушкой. Я решила подразнить своих спутников и спросила: "Как вы думаете, где мать, а где дочь?". Минуты через две, когда мы снова проходили мимо них, старуха выскочила на улицу и завопила истошным голосом: "Ты хочешь знать, где мать, а где дочка? Загляни сюда на минуту, чтобы мы могли высыпать тебе на голову корзину с гондонами!"
Мы побыстрее убрались восвояси, а она еще долго продолжала вопить и буйствовать, как старая ведьма, которой она, впрочем, и была. Если чего и нужно избегать на этих улочках и каналах, так это драки, особенно, если она вызывает интерес у сутенеров и сводников.
За те годы, что. меня здесь не было, отмечен наплыв молодых суринамских девушек — чернокожих из голландских колоний, которые являются голландскими гражданами. Почти всегда они контролируются чернокожими парнями, тоже из Суринама, проделавшими тот же самый путь. Именно этих "бедных туземцев" можно найти слоняющимися ночью по берегам каналов или сшивающимися в барах сомнительной репутации, где их, так называемые, "жены" сидят у окна в ожидании приключений.
Известно также, что они могут пригрозить пистолетом или ножом богатому туристу, приговаривая: "Плати или умрешь!". И они не шутят. Они не посовестятся взять бумажник с вашего мертвого тела.
Квартал красных фонарей в Амстердаме также проявляет заботу и об извращенцах. Выставленная в окне проститутка, в данном случае, обычно старая шлюха со зловещим шрамом поперек лица. За ее спиной, сквозь окно, можно видеть мечи, кнуты, наручники, плети-семихвостки и ножные кандалы — последнее, очевидно, предназначается для той редкой залетной птички, которая увлекается мазохистским ножным фетишизмом!
Эти мадам маркиза де Сада туго затянуты в кожаные корсеты и одеты в высокие остроносые сапоги. Сквозь черные кожаные лифчики, как дула пистолетов, торчат соски. Щекочет нервы, не правда ли? Да, они занимаются страшным делом.
Часы пик для квартала красных фонарей где-то между семью и одиннадцатью вечера. Книжные секс-магазины, с такими откровенными изданиями, которые вы вряд ли найдете в городах Северной Америки, всегда заполнены в эти часы, а у прилавков, демонстрирующих сексуальные игрушки и устройства, толпятся покупатели, высматривающие новый способ получить большой кайф за свой "зелененький".
Эти магазины стоят рядком вдоль каналов. Тут же живые секс-шоу, которые, будем честными, всегда безобразны — непривлекательные исполнители на шатких театральных подмостках, показывающие сексуальные номера с энтузиазмом обесточенного компьютера. Имеются также специальные шоу, задачей которых является подогрев посетителей, готовых посетить бордель для быстрого перепихона.
По этим же улицам шатаются свободные охотницы, группы привлекательных молодых девиц, ищущих быстрый способ освободиться от повседневной нищенской работы в офисе.
Эти девушки могут получить некоторые удовольствия и прибыль, если не попадут в руки сводников и сутенеров, но часто мне доводилось видеть девушек со здоровыми черными отметинами на руках или ногах или же с громадным синяком под глазом, покрытым толстым слоем грима. Однако они выглядели счастливыми, а их хобби служило предметом улыбок в офисе!
Я также заметила, что некоторые из этих девиц совершенно без всякой причины откалывали причудливые номера, в то время как другие свистели и кричали вдогонку самым уродливым и грязным мужчинам, которые, казалось, никогда не мылись и не имели даже пенни в кармане.
Может быть, это потому что заработки так низки, составляя в среднем от двадцати пяти до пятидесяти гульденов, что равняется восьми — пятнадцати долларам. Эти ставки остались на одном и том же уровне с тех пор, как я впервые осознала существование проституции в Амстердаме, и мне жаль несчастных голландских авантюристок, которым приходится буквально зарабатывать своей задницей, чтобы держаться на уровне инфляции.
Таксисты города также подключены к сети торговли живым товаром и зашибают неплохую деньгу, развозя клиентов по различным борделям высокого класса, разбросанным по всему городу. Также они вручают пассажирам визитные карточки девиц легкого поведения, и полиция в этом не ставит им препон.
В целом, эта легализованная проституция является неплохой вещью. В то время, как сам факт того, что она действует открыто, снижает возбуждение, получаемое многими людьми от незаконного спорта, этот бизнес процветает. Или, следует сказать, громогласно заявляет о себе?
Когда я возвращалась домой вместе с Лео и Марикой из района красных фонарей, мой ум был занят подсчетом того, сколько же траханий, сосаний и т. д. происходит вокруг меня в это самое время. И я была здесь, одна из наиболее знаменитых в мире дам для удовольствия, окруженная оргазмами и коитусами и лишенная всего этого.
Лео, очевидно, прочитал мои мысли.
— Завтра, Ксавьера, — сказал он мягко, — мы поедем в Париж.
Париж! Город огней и любви. Где еще может быть лучшее место, чтобы избавиться от моей трехнедельной девственности!
4. ПЕРВОЕ ТАНГО В ПАРИЖЕ
Париж! "Праздник, который всегда с тобой" Эрнеста Хемингуэя — это такое замечательное, элегантное место для любви и смеха!
Марика и я прибыли туда без Лео — ему нужно было завершить какую-то сделку, и он собирался присоединиться к нам позднее в этот же день. Погода была чудесная и солнечная, гораздо приятнее, чем в Амстердаме, откуда мы уехали, и я была счастлива очутиться в этом городе, который выглядит точно так же, как в кино. Я не приезжала в Париж с тех пор, как была маленькой девочкой, и с удовольствием предвкушала хорошее времяпрепровождение.
Вскоре мы прибыли в наш отель в Сен-Жермен де Пре, одном из районов Парижа. Застройка его производилась главным образом в начале XVIII века, хотя самые старые здания появились значительно раньше. Улицы здесь заполнены великолепными старинными постройками, элегантными антикварными магазинами и, конечно, ресторанами высшего класса,
Поначалу мы с Марикой были довольно прохладно встречены администрацией отеля, в котором Лео нам заранее забронировал номера. Обслуживающий персонал, естественно, не знал нас, хотя Лео и был здесь широко известен, как большой транжира и свингер. Марика сказала, чтобы я не беспокоилась.
— Таковы французы, — напомнила она мне. — Они склонны быть немного грубыми и довольно сдержанными, однако, когда они поближе узнают нас, особенно с приездом Лео, увидишь, как они изменятся.
Она рассказала мне, что однажды Лео организовал здесь свинг-вечеринку с участием двадцати человек, и все это в своей единственной комнате в отеле. И никто не жаловался, более того, весь персонал отеля знал, что там творится, и с улыбкой проходил мимо дверей номера с видом конспираторов.
Марика и я удалились в свои комнаты — она на шестой этаж, а я на третий, чтобы освежиться. Лео приезжал в восемь вечера, а в девять мы планировали пообедать — нас трое, да еще коллега Лео по работе — Джуп. Меня предупреждали заранее, что Джуп несколько старомоден и поэтому я должна вести себя прилично!
Скоро подошло время обеда и мы вчетвером встретились в фойе. Джуп был и в самом деле старомоден — типичный голландский парень, правда, с хорошим чувством юмора. Хотя я и не пыталась шокировать Джупа, но все же иногда озадачивала его двусмысленными остротами. Во всем остальном я была совершенной леди, и мы весьма спокойно пообедали в ресторанчике поблизости.
По возвращении в отель Джуп под каким-то предлогом задержался у стойки администратора, договариваясь о чем-то, т. к. должен был уезжать на следующий день. Я же подозреваю, что он задержался там из опасения, что я попытаюсь совратить его в лифте, прямо между этажами.
В общем, как бы то ни было, Хоффманы и я вернулись в номера без него. Вспомните, что я еще не спала с ними и сгорала от нетерпения, кто же сделает первый шаг.
Это был Лео. Когда я выходила из лифта, он как бы случайно сказал:
— Почему бы тебе не подняться к нам, чтобы составить компашку, когда ты освежишься, но еще не облачишься в одежды?
Марика подавила легкий зевок и сказала:
— Но уже поздно и я устала. Я хочу завтра пораньше встать и пройтись по магазинам.
Поэтому я возразила Лео:
— Не думаю, что Марика сейчас в настроении для этого.
— Не беспокойся о Марике, — решительно сказал он. — Если захочешь, поднимайся к нам.
Я поняла, что именно так они действуют: Марика часто играла подчиненную роль, позволяя ему принимать решения.
Через пятнадцать минут, после быстрой ванны и душа, я, чувствуя себя несколько неловко, постучалась к ним в дверь. Но мне не нужно было беспокоиться. Лео крикнул: "Входи!". Когда я открыла дверь, то увидела, что Марика лежит в постели совершенно голая, чуть прикрывшись простыней. Лео же стоял, опоясавшись полотенцем с галстуком на шее. Он явно командовал парадом в таких случаях.
На мне был пляжный халатик — полностью голая спина и большое декольте спереди. Из этого халата можно было выскользнуть буквально за секунду.
Марика вопросительно посмотрела на меня, поэтому я сделала вот что: сбросила одежду и стянула с Марики простыню, которая едва-едва прикрывала ее.
До этого я еще не видела их голыми (только на фотографиях и, конечно, я была в восторге от гипсового члена Лео).
Марика без одежды неожиданно поразила меня, мне показалось, что у нее совершенно отсутствует растительность на лобке. Я предпочитаю в этом месте короткую аккуратную стрижку, а не гладко скошенное поле. Однако, я скоро обнаружила, что она не прибегала к бритве. Ее растительность была светлого оттенка, и Марика подстригла ее ножницами очень коротко. Когда через несколько минут я стала обрабатывать ее, то щетина от бритья и не раздражала мой подбородок. О нет, ощущение было мягким и приятным, и для меня не составило трудности найти ее потрясающий клитор. Похоже, что Марика много мастурбировала, потому что губы ее вагины были гораздо больше развиты, чем у женщин, не балующих лаской своих "кошечек".
Пока я с головой ушла в Марику, Лео сбросил полотенце, и вскоре мы погрузились в групповой секс. Лео "вкушал" меня, я "вкушала" Марику, а она "ела" Лео. Затем мы поменялись местами: я сосала Лео, он трахал языком Марику, а Марика занималась моей вагиной. Но мне не очень-то нравилось подобное распределение обязанностей. Я обычно предпочитаю сама обрабатывать ртом женщину, а не наоборот. Марика была немного расстроена тем, что я хотела обрабатывать ее и не хотела быть обработанной ею. Чтобы успокоить и утешить ее, мы опять поменялись местами, и я снова стала "вкушать" ее, крепко целуя соски и нежно дуя в уши, в то время, как Лео тоже играл с ней. Мне Марика нравилась, но эмоционально не возбуждала, поэтому достичь оргазма для меня было трудно. Но она, между тем, наслаждалась каждой секундой, не переставая издавать стоны и вздохи. Понимая, что делаю свое дело хорошо, я тоже возбудилась.
Затем Лео добрался до меня. Его пенис был тверд, как стальной прут, и я решила, что после того, как Марика пососет его в свое удовольствие, я покажу, что можно сделать с ним при быстрой работе языком.
Я стала жадно пожирать его член, дразня головку круговыми движениями языка и быстрыми прикосновениями к чувствительной области сразу же под головкой, а затем стала сосать член по всей его длине, возвращаясь назад к кончику. Все время, пока я обрабатывала ее мужа, Марика с удовольствием следила за нами и играла сама с собой. В отличие от смеха и болтовни, которые сопровождали нас всю предыдущую неделю, сейчас мы молчали. Мы в тишине наслаждались друг другом, без слов отдаваясь обоюдному обожанию.
Марика продолжала мастурбировать, хотя и без оргазма, но на грани его. Что же касается Лео, то он демонстрировал удивительную выдержку. Уже пятнадцать минут я занималась его членом, а он все еще с легкостью держался и даже решил доставить мне удовольствие. Мы приняли позу "69", и он просунул свои усы и козлиную бородку в мое влажное влагалище. Сначала было щекотно, но по мере того, как я привыкала к ощущению, оно становилось все более возбуждающим. Как говорят голландцы: "Поцелуй без усов, что яйцо без соли".
Лео старался изо всех сил, однако с трудом нашел нужное местечко в моем клиторе. У Марики я сразу обнаружила точку, где нужно поработать, чтобы немедленно завести ее. Женщины обычно лучше знают, как быстрее стимулировать друг друга. Что же касается мужчин, то, как я обнаружила, требуется некоторое время, чтобы достичь обоюдного удовольствия. Но Лео действительно старался на совесть, и хотя он и не приближал меня к оргазму, мне очень нравилось то, что он делал.
Когда же он наконец взобрался на меня и глубоко вошел в меня толстым, правильной формы членом, я почувствовала подлинное возбуждение. Ощущение его сильного тела на мне, мягкое дыхание и поцелуи, которыми он покрывал мою шею, его прекрасные, спокойные манеры — все это потрясающе возбудило меня и довело до оргазма, который так долго нарастал. Оргазм был потрясающим. Вдруг, как будто бы сведенное судорогой, все мое тело начало трястись и содрогаться от страсти. Я обхватила Лео за широкие плечи и уверена, что оставила на его спине следы от ногтей. Я испытывала фантастический оргазм, снова и снова выгибаясь дугой и ощущая, как великолепный член Лео, врезаясь и вколачиваясь, заполняет меня. Для мужчины в возрасте пятидесяти одного года он был весьма активным и неутомимым любовником. Казалось, он и не думал спустить, продолжая бесконечно трахать меня. Когда я изнемогла, он выскользнул из меня и заменил два пальца Марики в ее вагине на свой еще сильный член. В то время, как он трахал ее, я проползла между его ногами и начала сосать его тестикулы. Затем каким-то образом ухитрилась просунуть голову между влагалищем Марики и членом. Лео — а еще говорите, что я не акробатка! В этот момент Лео стоял на коленях, а мне пришлось потянуть на себя зад Марики, что позволило добраться до ее клитора и поиграть с ним, пока Лео ее трахал. В таком положении я не опасалась, что Лео размозжит мне голову своим сверхзаряженным энергией, движущимся как таран телом. Мы объединились для того, чтобы Марика получила оргазм с удвоенным наслаждением.
И действительно оргазм ее был поистине неистов. Я все еще сосала ее клитор, а Лео вколачивал в нее свой невероятный стержень, когда она неожиданно забилась под нами, дыхание ее прерывалось короткими, горячими удушьями, а тело судорожно изгибалось.
Доведя с моей помощью Марику до состояния полнейшей удовлетворенности, Лео вынул из нее свой член (он все еще не спустил), и вставил его — блестящий от секреции, розовый и по-прежнему неутомимый — в мою отдохнувшую и снова томимую голодом "кошечку", но в этот раз уже сзади, по-собачьему. Он все еще находился в великолепной форме, и неожиданно я ощутила себя мазохисткой. Он вламывался в меня сзади, он был так силен, мужественен и дик, что я прямо умирала от желания, чтобы он сделал мне больно и отстегал меня. Я умоляла его: "Отстегай меня, Лео, ударь меня. Давай, давай, сделай мне больно". Я едва успела вымолвить эти слова, как он начал стегать меня по ягодицам.
Теперь он трахал меня еще резче и сильнее, удары стали жалить, а сочетание всего этого довело меня до неистовства. Горячее, обжигающее ощущение члена внутри меня и умелые удары по ягодицам — все это было слишком много, и я очень быстро достигла второго супероргазма.
Мы продолжали развлекаться в таком же духе до тех пор, пока не ощутили страшную усталость и закончили этот вечер очень нежно, просто лежа в объятиях друг друга, очень тихо, почти без движений. И мы получали наслаждение от этого. "Carrera" по-итальянски означает нежное поглаживание, ласку и не предполагает траханье.
Эта "carrera" с Лео явилась самым прекрасным моментом во время всего свинга. Забавно получить порцию порки и восхитительно быть так прекрасно трахнутой, здорово принять участие в любви втроем. Но этот нежный, эмоционально тихий момент любви был наиболее чудесным. И только когда мы тихонько лежали рядышком друг с другом, Лео, хотя он и был активен почти в течение часа, наконец-то достиг оргазма — со мной. Это случилось очень мягко. Мы просто обнимали друг друга, совершенно замерев, за исключением почти неощутимых движений его твердого, как камень, члена в моей полностью выдохшейся вагине, как вдруг с негромким стоном удовлетворения бедра Лео выгнулись дугой, и он снова и снова вливал в меня свою драгоценную горячую влагу.
И даже тогда, когда окончились самые последние взрывы его хорошо заслуженного оргазма, и член стал терять твердость, мы все еще лежали крепко обнявшись, а его уставший член отдыхал в моей вагине.
Все это время Марика следила за нами, и я могла видеть, что хотя она, с одной стороны, и получала наслаждение от всего виденного и фактически довела себя до еще одного оргазма, все же в ее глазах была заметна некая объяснимая ревность. Я думаю, что она интуитивно понимала, что происходит что-то большее, чем просто свинг. Возможно, она осознавала, что Лео и я были в начале пути к длительным отношениям, что между нами случилось нечто особенное.
Я не хотела задеть ее чувства, поэтому тихо спустилась с кровати, почти ошарашенная этими последними мгновениями с Лео и нашим общим смягченным оргазмом. Я обмылась, надела пляжный халат и шепотом пожелала им доброго утра, поблагодарив за великолепный вечер и за то, что они привезли меня в Париж в качестве своей гостьи.
5. Я ЛЮБЛЮ ПАРИЖ ВЕСНОЙ
Следующее утро оказалось солнечным, и одно сознание того, что я нахожусь в Париже, привело меня в приподнятое настроение. После утреннего туалета я легко позавтракала в баре отеля.
Мой любимый напиток, апельсиновый сок, не является столь обычным питьем в Европе, как в Северной Америке, но я заказала и его, к счастью, скоро принесли. Он был из свежевыжатых фруктов, восхитителен на вкус вместе с горячими, только что выпеченными рогаликами, полными масла и варенья. Сила воли велела мне воздержаться от рогаликов с маслом, но моя сила воли не в лучшей кондиции по утрам, и поэтому я не могла удержаться от соблазна. А если ты еще и любительница поесть, то становится очевидно: после первого вкусного куска следует еще один, а затем еще и еще!
После той чудесной ночи я чувствовала себя очень близкой к Лео и Марике, но зная, что нельзя полностью занимать время друг друга, мы провели этот день врозь. В Париже так много красоты и очарования, здесь трудно чувствовать себя одинокой или заскучать, поэтому я действительно не скучала без них и провела время, как благодарная туристка.
Около моего отеля в районе Сен-Жермен де Пре на каждом шагу ожидают восхитительные сюрпризы. Дом, в котором жил Вольтер, аббатство Сен-Жермен де Пре (основанное в VI веке), уютные ресторанчики и кафе, часто посещаемые парижской артистической и литературной богемой и кинозвездами, аптека в американском стиле… все это было частью того великолепного коллажа, который делает Париж таким динамичным городом, каким он есть на деле.
Стараясь не выглядеть типичной разевающей рот туристкой, хотя нередко посматривая в туристический справочник, я блуждала по Латинскому кварталу, который примыкает к Сен-Жермен де Пре, а возник еще в то время, когда студенты действительно разговаривали на латыни. Там же находятся Сорбонна и знаменитый бульвар Сан-Мишель. Но я женщина, а не учащийся на грамотея, поэтому не могла удержаться от соблазна завернуть в салоны авангардной моды, антикварные лавки и кафе, расположенные на Сен-Жерменском бульваре.
Недалеко от этого места есть прекрасный особняк XVIII века, называемый отелем "Бирон", однако больше известный, как музей Родена — это дом великого скульптора Огюста Родена. Отсюда видно усыпальницу Наполеона и Эйфелеву башню. Я испытывала волшебное чувство в тот день в Париже, стоя в саду, в окружении великолепных скульптур Родена и старых могучих деревьев, и зная, что вокруг меня на много миль простирались история и красота, жизнь и любовь.
Если фамилия скульптора вам ничего не говорит, то тогда известна его репутация. Вы, наверняка, знакомы с его работами "Мыслитель" и когда-то спорным "Поцелуем". Это две из наиболее знаменитых в мире скульптур. Я помню, что меня очень возбудило чтение книги "Голая игра-I", основанная на жизни Родена. И вот, в этот весенний день, я нахожусь в такой близости от его великолепных работ!
Этот невероятный человек имел способность с помощью резца превращать бесформенную глыбу мрамора в самую прекрасную вещь, которую можно себе представить. Его произведения буквально потрясали своим изяществом, и я провела около часа среди них, будучи так далека от плотских страстей прошлой ночи. И все же, по-своему, это была подлинная оргия высеченной в мраморе красоты, отражающая человеческую страсть и желание.
Только позднее — черт возьми! — я узнала: если обратиться в соответствующее министерство с просьбой о выдаче специального пропуска "для познавательных целей", можно ознакомиться с подлинно эротическими работами Родена, которые не выставляются для публичного обозрения.
Ну и черт с ним, одним больше — одним меньше, меня и так тронуло и, более того, возбудило все, что я там увидела, и, возможно, это было к лучшему, что осталось что-то неувиденное, на потом.
Через Сену, за Иенским мостом, лежали сады Трокадеро, и я решила, что подошло время познакомиться с парижским метро. Я сверилась с планом города у входа на станцию и, держа в голове план маршрута, спустилась вниз и стала ждать поезда. Я очень удивилась, когда он подошел. Двери не открывались автоматически — входящие или выходящие пассажиры должны были сами открывать их. Я почти пропустила первый поезд, но, к счастью, дружелюбно настроенный молодой парень, заметив мою растерянность, открыл дверь изнутри.
В метро есть и другие интересные правила относительно того, кто может сидеть в часы пик — предпочтение отдается женщинам в положении и инвалидам войны. В объявлении не упоминались отставные шлюхи, поэтому я не решилась испытывать судьбу и проехала весь путь стоя.
Поезда — чистые, высокоскоростные и тихие (Париж первым начал использовать резиновые шины в подземке, а затем его примеру последовали Монреаль и Мехико), совсем не такие, как эти ужасно грохочущие, забитые мусором подземные нью-йоркские грузовики. Без каких-либо затруднений я закончила свое путешествие на площади Этуаль (буквально — "Площадь Звезды", потому что она имеет форму звезды, от которой отходят, как лучи, улицы) или, как ее сейчас называют, площадь Шарля де Голля. Парижане, вероятно, отдают предпочтение своим старым традициям, потому что на многих табличках было зачеркнуто имя Шарля де Голля и сверху написано "Площадь Этуаль".
Можно, конечно, не знать эту площадь, но она знаменита по меньшей мере по двум причинам: там находится Триумфальная арка, и это один из концов Елисейских полей. Арка, действительно, впечатляет своими размерами и красотой. Наполеон построил ее как въезд в город, чтобы его овеянные славой и победами солдаты могли пройти под ней триумфальным маршем. И, разумеется, Елисейские поля это та громадная улица, на которой можно встретить замечательных и красивых людей. По бокам Елисейских полей располагаются ресторанчики, стилизованные шоу-балаганы, кинотеатры и самые элегантные офисные здания.
Но я уже устала от прогулки пешком, и поэтому решила отдохнуть в ближайшем кафе. Потягивая лимонад, я откинулась в кресле и просто наблюдала за проходящим передо мной миром — прелестными парижскими девушками в своих сногсшибательных, по последней моде нарядах и тем специальным выводком парижан, которые похожи на Жана Поля Бельмондо.
Я начала фантазировать, что вдруг один из них, прохожий в безукоризненно сшитом, без единого пятнышка белом костюме подсядет ко мне, бросит на стол пригоршню франков, чтобы заплатить за мою выпивку, затем молча возьмет меня за руку и поведет вниз по Елисейским полям, чтобы привести, допустим, в расположенный рядом "Отель Георга V". Затем, не говоря ни слова, мы проскользнем в холл и получим вежливые поклоны — знаки признания и уважения — от обслуживающего персонала. Мы войдем в лифт, а затем прошествуем вдоль ослепительно белого коридора и ступим в столь же ослепительно белую комнату.
Там, возможно, под музыку Моцарта, мы займемся медленной, сверхвосхитительной, чувственной любовью, двигая наши тела со всей грацией фильма с замедленной съемкой. Затем мы — не будучи в силах выдержать хотя бы еще один миг — взорвались бы в помрачающем уме оргазме, и комната приняла бы желтый, как дыня, оттенок, а музыка почти поглотила бы нас, медленно переходя к теме из "Эльвиры Мэдиган".
Позднее, все также безмолвно, мой любовник взял бы меня за руку и вывел обратно на теплый солнечный свет и вернул бы на Елисейские поля к моему лимонаду. И, не произнеся ни единого слова, обменявшись прощальным взглядом мы бы разжали руки, и он медленно ушел бы вверх по улице и из моей жизни.
Глупая фантазия, полагаю я, но, очевидно, она просто витала в воздухе и посетила меня. Я едва могла поверить своим глазам, когда через несколько мгновений великолепно выглядящий мужчина в белом костюме приблизился к моему столику. Я была готова подпрыгнуть от радости и броситься к нему в объятия, но вдруг он прошел мимо меня и занял место за соседним столиком. Я замерла в ожидании его особенного взгляда, но он, казалось, не замечал меня.
Прошло несколько минут, я вся сгорала от предвкушения. Вот здесь, рядом, был любовник из моей фантазии, готовый разделить восхитительную любовь, как только невидимый дирижер подаст ему знак.
Вдруг еще один красивый мужчина прошел мимо меня и присоединился к первому. Быстрый, но красноречивый обмен рукопожатиями, приглушенный разговор, который с головой выдавал их принадлежность к "голубым", — и моя фантазия лопнула, как мыльный пузырь.
Вот сидит Ксавьера, устремленная к мужчине ее мечты, грезящая, чтобы он овладел ею, а он оказывается джентльменом гомосексуальных наклонностей!
Да что там, я считаю такого случая вполне достаточно, чтобы удостовериться, что наши фантазии — остаются фантазиями.
Время фантазий прошло, по крайней мере на сегодня, и я решила предаться одной из моих подлинных страстей — красивой одежде. С помощью своего неразлучного спутника и помощника — путеводителя и советов дружелюбных прохожих я нашла знаменитую Фобур Сент Оноре — улицу французских политических лидеров и законодателей мод. Там расположен президентский дворец, а также штаб-квартиры Ланван, Гермес, Сен-Лоран и Курреж. Неподалеку находятся Диор, Шанель и Кардэн, все легендарные имена в области моды. Это улица, на которой можно встретить Жаклин Онассис, делающую прическу у своей парикмахерши Александры. Или же любое количество мировых знаменитостей, заглянувших, возможно, в Роше и Гале за какой-нибудь безделушкой или же в одну из художественных галерей, чтобы купить "восхитительный маленький рисунок".
Окруженная соблазнами, я, должно быть, забыла о своей обычной скупости, потому что буквально в считанные секунды выкинула несколько сотен долларов на пару замшевых панталон и подходящее к ним замшевое пальто.
Затем я проследовала на прелестные галереи улицы Риволи, еще одну парижскую улицу с элегантными магазинами одежды около Лувра, хотя и не такими дорогими, как на Фобур Сент Оноре. Там я купила еще несколько неотразимых вещичек и решила на этом завязать, чтобы сохранить в кошельке несколько оставшихся "чеков путешественника". К этому моменту я поняла, что цены в Голландии и Франции были такими же высокими, как и в Америке. Париж, однако, является мировой столицей мод и качество работы великолепное.
До смерти устав от прогулки, покупок и фантазий, я взяла такси до отеля и, по счастливой случайности, приехала туда в тот момент, когда Лео и Марика садились в такси. Даже вне постели мы двигались синхронно! Мы договорились встретиться в фойе в 8:30, чтобы успеть выспаться и помыться в ванной.
6. СТОЛИК НА ДВЕНАДЦАТЬ ПЕРСОН, ПОЖАЛУЙСТА
Готовясь к обеду, я расслабилась к горячей, благоухающей ванне и с удовольствием вспоминала, как чудесно провела этот день. Затем, отдохнувшая и посвежевшая, я стала одеваться для обеда с Лео и Марикой. Я надела зеленое мини-платье с полностью открытой спиной и двумя тесемками вокруг шеи, на которых держался перед платья, слегка открывавший грудь. На глаза чуть-чуть нанесла подходящие по оттенку тени и, поскольку ночь обещала быть прохладной, накинула белое норковое пальто.
Я, наверное, выглядела весьма странно в этом наряде: на ногах сандалии, в летнем платье и меховом пальто! Но Лео встретил комплиментами мое появление, а Марика, как эхо, разделила его чувства. Она сказала, что к нам присоединятся египетско-еврейский юноша по имени Ахмед и одна из его многочисленных подружек.
Ахмед, я вспомнила, был юноша, о котором Марика мне однажды уже говорила. Она призналась, что они как любовники провели два месяца в Сен-Тропезе, когда она там отдыхала, а Лео в это время был занят бизнесом в Голландии. Он знал об этой интрижке, однако сносно отнесся к ней, говоря:
"Можешь развлекаться в свое удовольствие, можешь даже жить с кем-нибудь, когда меня нет поблизости, но не забывай меня. Больше того, когда ты в отпуске, развлекайся и даже трахайся с кем тебе нравится, несмотря на то, здесь я или нет". Конечно, разительный контраст в сравнении с моим закомплексованным Лэрри.
Ахмед и на самом деле был симпатичным парнем, что я сразу же заметила, когда он присоединился к нам. У него были темные волосы и смуглый цвет лица, улыбка привыкшего к поклонению идола и прекрасное тело с совершенной по форме задницей. Его подружка, Сюзетта, была хрупкой девушкой с коротко подстриженными рыжими волосами; на ней были черные короткие штаны в обтяжку и рельефные белые чулки. Она родилась красавицей, и ее прелестные длинные ресницы были особенно поразительны. Я и в самом деле втрескалась в нее с первого взгляда.
Мы направились в ресторанчик поблизости и к тому времени, когда уселись за столик, я чувствовала себя уютно и тепло. Ресторан был полон привлекательными людьми, все примерно моего возраста, и они явно наслаждались жизнью. Атмосфера вокруг была заразительной, и я сидела буквально светясь от счастья, потому что была в окружении славных людей, которые очень по-доброму относились ко мне — такой контраст по сравнению с тем, что мне пришлось испытать последнее время в Америке.
Я была в очень приподнятом настроении, а Сюзетта была так мила, что мне хотелось тесно прижать ее к себе прямо здесь, в ресторане. Но унаследованные мной североамериканские традиции не проявлять публично свои эмоции сдерживали меня.
Сюзетта инстинктивно почувствовала мое настроение и сделала первый шаг. Она подняла свои длинные ноги и положила мне на колени, медленно задирая мою мини-юбку, пока не показались трусики тигрового бикини. Затем она пододвинулась ко мне поближе и с чувством прижалась. Тем временем Лео и Марика сидели напротив нас, и она начала заигрывать с коленями мужа, перейдя вскоре на флирт ногами под столом. Эти шалости продолжались легко и беззаботно, и все мы чувствовали себя великолепно, ощущая близость друг друга, безмолвно улыбаясь и кивая друг другу.
И тут мы поняли, что едва знаем друг друга, поэтому Ахмед начал рассказывать о жизни в Париже, в том числе о проституции и лесбиянских барах. Сюзетта подрабатывала несколько вечеров в неделю в одном из таких баров в качестве разносчицы коктейлей, чтобы подзаработать кое-какие деньги. Она была лесбиянкой, но иногда получала удовольствие от встречи с мужчиной, и было известно, что она может оказывать бесценные услуги при свинге.
Ага! Так Сюзетта и Ахмед просто хорошие друзья! Он упомянул, что знает множество девиц, работающих по вызову, и когда я спросила его, чем же он зарабатывает на жизнь, он застенчиво усмехнулся и пробормотал: "Догадайся!".
Я моментально сообразила, что его содержат профессионалки, и он подтвердил это. Передо мной сидел человек, который в действительности не был сутенером, однако обладал таким очарованием, что женщины сходу влюблялись в него и следили за тем, чтобы он никогда не ощущал недостатка — как в деньгах, так и в сексе. Но они знали — с ним нельзя связываться серьезно.
— В Париже есть в настоящее время две главных мадам, — сказал Ахмед, уводя разговор от своей особы.
Я уже слышала об одной из них, очень пожилой даме, ей было около семидесяти, и она пользовалась репутацией самой главной.
— Она, действительно, самая лучшая, — подтвердил Ахмед. — Она доставляет девушек самолетами из Рима в Лондон или из Персии в Париж, стоит только сделать заказ. Это большой бизнес, и некоторые из ее клиентов платят за это тысячи и тысячи долларов.
Он сказал, что ее сейчас редко видят в Париже, хотя в Париже к проституции относятся более или менее терпимо, и что у нее уже нет такого дома, какой я содержала в Нью-Йорке. Она была каким-то образом связана с убийством, где были замешаны проституция, гомосексуализм и шантаж с участием известного французского киноактера. Телохранитель актера был застрелен в упор прямо напротив ее дома, и с тех пор она несколько раз переезжала с места на место, меняя номера своих телефонов и в результате растеряла многих клиентов.
Сейчас, когда она начала подниматься на ноги, она почти оставила свое занятие, хотя все еще доставляла девушек некоторым наиболее богатым и сильным мира сего.
Сюзетта упомянула имена кое-каких ведущих французских киноактрис, которые я не осмеливаюсь произнести здесь, и сказала, что они начинали свою карьеру у этой мадам в качестве девушек по вызову. Она рассказала также, что жена одного из самых видных политических деятелей Франции являлась регулярной клиенткой мадам, которая подбирала молодых юношей и девушек, чтобы она могла получить удовольствие от развлечений с ними.
Должна сказать, что я была несколько шокирована, когда Сюзетта назвала эту даму, но Ахмед со знанием дела подтвердил, что это голая правда и не является уж таким большим секретом.
Ну, а почему бы и нет? Только потому, что ты жена видного политического деятеля, ты не можешь побаловаться свингом, да? Если тебе это приятно, занимайся этим независимо от того, кто ты есть. Но довольно-таки трудно представить себе отдельных политических деятелей, принимающих участие в оргиях, например, Ричарда Никсона или Голду Меир, королеву Елизавету или же премьер-министра Великобритании Тэда Хита. Это похоже на то, как если бы вы пытались вообразить, что своим пердением Жаклин Онассис может вызвать шторм. Политики тоже люди, но все-таки это кажется невероятным!
Обед был сущим удовольствием, а после него мы пересекли Сену и поехали на северо-запад через ночные огни Булонского леса к окраинам Парижа. Машина была битком набита свингерами, и я знала, что мы едем не на церковную службу. И это было очень хорошо, потому что я не надела шляпу!
Ахмед сказал, что мы направляемся и один из самых старых свинг-клубов, который часто посещали знаменитости со всего света. Как и в других подобных клубах, в нем предпочитали иметь дело с парами, но и одиночный мужчина тоже имел туда доступ, правда, за плату, в шесть раз превышавшую обычную.
Лео напомнил мне, чтобы я расслабилась, и философски добавил: "Если что должно случиться, того не миновать". "Que sera, sera", как, бывало, пела Дорис Дей, хотя я не думаю, что она имела в виду свинг.
Вскоре мы подкатили к прелестному старинному особняку, расположенному на большой улице, въехали через широкие ворота, припарковались, и Ахмед назвал какое-то имя. Хорошо сложенный молодой мужчина в тесно сидящих брюках-колокольчиках, которые откровенно демонстрировали его мужское достоинство, улыбнулся и пригласил нас в бар. На первый взгляд там не происходило ничего особо волнующего. Внутри было, примерно, пар десять, все одеты и заняты тихой, спокойной беседой.
Я села на один из стульев у стойки бара и обнаружила, к своему удовольствию, что в сиденье, как раз там, где расположилась моя промежность, имелось небольшое отверстие. Оглядываясь вокруг, я заметила, что некоторые из парней во время разговора со своими дамами не теряли время даром и вовсю работали пальцами, используя отверстие. Хм-м-м! Неплохое начало, не так ли?
Ахмед провел меня по всему дому, где оказалось большое количество боковых комнатушек сексуального назначения и две просторные ванные комнаты. Обе ванные не отличались друг от друга: в каждой были унитаз, биде, умывальник и стопки чистых мохнатых полотенец. На полу я заметила несколько уже использованных полотенец.
Мы заглянули в несколько комнатушек, и все они походили одна на другую. Вдоль стен стояли привлекательные марокканские кушетки с туго набитыми небольшими подушками, в середине большой овальный стол, освещение мягкое и интимное. Столы были абсолютно чистыми, на них ничего не лежало, хотя находившиеся в комнате люди и курили.
Мы вернулись в бар, который примыкал к уютному танцевальному залу, и музыка звучала в нем великолепно. Лео и я отважились на небольшое приключение, положившись на волю фантазии, и — вы уже, наверное, догадались! — здесь-то меня и трахнул сзади мой невидимка. Это была такая хорошая история, что я не могла удержаться, чтобы не поместить ее в начало книги! На самом деле, каждый раз, вспоминая об этом случае или рассказывая о нем друзьям, я не могу не расхохотаться, вернувшись к конечному эпизоду, когда я склонилась к Лео и спросила, был ли хоть симпатичным мой невидимый партнер! Вот это я называю свиданием вслепую!
Я находилась в танцзале, все еще держась за Лео, абсолютно голая, еще не остывшая от плотской инъекции, произведенной парнем, которого я даже в глаза не видела. Изверженное им текло по моим бедрам, и хотя мне не хотелось покидать зал, нужно было подмыться и привести себя в порядок.
Я замечала обращенные на себя взгляды людей, которые явно получали удовольствие, наблюдая за мной и моим партнером по танцам. Некоторые из мужчин вытащили свои члены и начали работать с ними, пока мы так странно танцевали, и некоторые дамы, вероятно, занимались тем же самым с собой или со своими партнерами. Могу поспорить, что во всем доме не осталось ни одной пары сухих штанов.
Даже Марика, которую я видела в последний раз танцующей с Ахмедом, сейчас находилась в центре зала совершенно голая и забавлялась тем, что игриво тянула за член одного мужчину и одновременно вытаскивала из штанов член у другого.
Молодой человек, который заявил, что ему издали понравились мои груди, проводил меня в одну из комнаток, в которой на кушетках уже сидели два или три мужчины. Они встали при моем появлении и уставились на меня, а один из них предложил мне любезно полотенце. Я просто плюхнулась на середину стола и стала им вытираться. Юноша, который привел меня, держал руки на поясе, и я могла видеть выпуклость его огромного вставшего члена, буквально просившегося на свободу.
Я бросила полотенце на пол и решила, что следовало бы немножко подразнить его, поэтому легла на стол в позе, сказать о которой, что она была провокационной, было бы слишком мягко.
В одно мгновение юноша, сопровождавший меня, расстегнул ремень, почти разодрал ширинку, спустил брюки и трусы до колен и, не затрудняя себя дальнейшим раздеванием, прыгнул на меня и стал трахать с таким неистовством, как будто завтра наступал конец света. Его движения были сильными, жесткими и уверенными, как у молодого быка. Мои ноги крепко обхватили его широкую спину, а моя спина была тесно прижата к поверхности стола. Было ощущение, будто меня насиловали, потому что он вламывался в меня с такой силой, что даже причинял боль. Впечатление усиливалось и тем, что он был почти полностью одет. Его брюки были спущены до колен, на нем был свитер, и поэтому все, что я могла лицезреть — это его маленькая голая сексуальная задница, двигающаяся вверх-вниз по мере того, как он работал своим бешеным членом взад-вперед, взад-вперед, почти полностью вытаскивая его, а затем вгоняя обратно в глубины моей уже размягченной и мокрой вагины. Он сводил меня с ума и я, полагаю, делала с ним то же самое. Мы задыхались, исходили в крике, стонали. Это зрелище в сочетании со звуковым сопровождением привлекло в комнату любопытных.
В мгновение ока вокруг стола столпилось не менее двадцати мужчин; некоторые были уже голые, а другие лихорадочно срывали с себя одежды, и все с торчащими пиписками, как мы говорили в детском саду! Вид почти двух дюжин стоячих членов привел меня в еще большее возбуждение, если только его можно вообразить, и я стала поддавать тазом в такт ударов моего фантастического французского любовника. Знание того, что он находится в центре внимания такой аудитории, еще больше завело его, потому что трахание делалось все лучше и лучше. В скором времени зрители стали принимать участие в акте, и я чувствовала, как их члены толкались мне в уши и под мышки, терлись о мою шею и волосы, в общем, всюду. Казалось, все мое тело было покрыто мужскими членами. Я не знала, какой из них кому принадлежит и что они делали, потому что самый важный из них был тот, который находился в моем влагалище, и он начал приводить меня в экстаз. Перед глазами у меня вспыхивали и гасли огни, в уме проносились несвязные мысли, тело накачивалось горячим паром, и я думала, что на этот раз никогда не остановлюсь. Я просто буду исходить, исходить, исходить, пока не умру. В то время, как моя вагина судорожно сжималась и разжималась от спазм наслаждения, суперчлен внутри меня начал извергать семя, и мой неистовый любовник издал долгий стон удовлетворения; несколько последующих минут мы лежали полностью выдохшиеся.
Затем он потянулся к моему рту, и мы слились в поцелуе — единственном и первым за все время. Он слез со стола и выпрямился, выглядя настолько нелепо — в мокром и жеваном свитере, с болтающимися у лодыжек штанами, что я попросила его сделать мне маленькую любезность — снять с себя всю одежду, чтобы я могла полюбоваться его телом. Он это сделал. У него была крепкая грудная клетка без каких-либо волос, широкие плечи и сильные руки. Неудивительно, что он находился в хорошей форме — он, вероятно, выполнил столько упражнений, трахая меня, сколько не делает за месяц средний житель Милуоки.
Но у меня не было достаточно времени, чтобы задуматься о ценности секса, как средства поддержания организма в хорошей физической форме. В комнате находились два десятка все еще возбужденных мужчин, и им было наплевать, как выглядит мой только что закончивший друг. Их интересовало только путешествие вовнутрь меня. В течение последовавших сорока пяти минут, должно быть, меня поимели не менее десяти мужчин. Любым возможным способом: по-собачьи, на коленях на столе; сзади, наклонившись над столом; спереди, сидя на краешке стола и, ради разнообразия, иногда в обычной миссионерской позе. Меня трахали шестью различными способами, и, поверьте, мне был по душе каждый миг. Эти парни выделывали всевозможные кульбиты, только что не подвешивали меня к люстре. Но если бы в комнате была люстра, я думаю, они попробовали бы и этот вариант! Наконец я решила, что все уже кончено, когда вошел Ахмед, улыбаясь во весь рот и со скромной улыбкой на кончике члена. Какой бы изнеможенной я не была, я не могла не восхититься тем, как прелестно он выглядел без одежды. И поэтому бедная Ксавьера, не способная отказать превосходному телу, трахнулась "на дорожку" еще раз, доведя общий счет до "грязной" дюжины. Я трахнулась с Ахмедом и жаль, что он был двенадцатым по счету — мне так хотелось полюбиться с ним, когда я еще не была такой уставшей. Но я отдала ему все, на что была способна, и, верьте мне, все было очень здорово.
Он был нежным, но весьма возбуждающим любовником и знал, как использовать свой член для максимального проникновения и удовольствия.
Когда мы кончили, он прошел со мной в ванную комнату, и пока я пользовалась биде, он вручил мне мои трусики — те самые, которые я потеряла на полу танцевального зала!
Должна сказать, что к тому времени я уже порядочно обалдела. Я наконец-то реализовала свои фантазии о том, что было бы неплохо быть изнасилованной бандой жеребцов. На следующий день все мое тело было черным от синяков, полученных в результате всех этих щипков, ударов и выкручиваний.
На обратном пути в отель мы сравнили наши подвиги. Меня трахнули двенадцать раз, Марику только один раз, а прелестная малышка Сюзетта вообще не имела дела с мужиками, хотя ей и удалось побаловаться с несколькими дамами. Лео трахнул двух женщин, а Ахмед трахался трижды.
Так что я трахалась больше, чем остальные четверо, вместе взятые!
Лео сказал, что я, конечно, устроила виртуозное представление и, без всякого сомнения, до конца дней своих буду в этом клубе желанной гостьей. (К несчастью, владелец клуба, который я назвала "Замок Роже", недавно получил тяжелые травмы в какой-то драке, поэтому сейчас клуб закрыт.) На обратном пути в отель я все время думала, я была заинтригована, почему меня оттрахали столько много мужчин, а Марика имело дело только с одним?
— Разве я тебе не говорил, — рассмеялся Ахмед, а остальные, попытались подавить общую усмешку, — что в клубе есть правило: если какая-либо девица ложится на стол в центре комнаты, то это значит, что она готова удовлетворить всех желающих. Она должна трахаться с каждым, кто хочет ее!
При этих словах их как будто прорвало, и машину заполнил истерический смех. Я, безусловно, не могла не присоединиться к ним, потому что все это было очень забавно.
Марика, разумеется, знала об этом правиле, но не сказала мне ничего — отплачивая, как я догадывалась, за то супертраханье, которое я устроила Лео предыдущей ночью.
Но я должна сказать, что эта шутка ударила по ним другим концом. Безусловно, я была в слегка болезненном состоянии и ощущала дрожь в коленках. Но ведь они упустили целую дюжину таких великолепных в своей динамике траханий!
7. РАЗВЛЕЧЕНИЯ ПО-ПАРИЖСКИ
Проснувшись на следующее утро, я совсем не чувствовала себя способной на подвиги. Но я была голодна. Поэтому я решила нанести визит в легендарный отель, о котором много слышала от своих приятелей, и позавтракать там. Он назывался довольно просто — "Отель" — и пользовался репутацией одного из самых интересных гостиничных заведений. Те, кто мог себе позволить выкинуть по меньшей мере сотню долларов за ночлег, считали своим долгом, обязательно посетить его.
Он расположен на улице Изящных Искусств в районе Сен-Жермен де Пре и в начале века был известен под названием "L'hotel D'alsace". Именно там в 1900 году умер Оскар Уайльд. Я задала себе вопрос, не в этом ли отеле произошла чудесная история, связанная, по слухам, с Уайльдом, которую я с удовольствием узнала.
Великий писатель и профессиональный бонвиван приехали в Париж после тюремного заключения за содомский грех в своей родной Англии. Он был неисправимым гомосексуалистом и после тюрьмы решил открыть новую страницу в своей жизни. Он будет жить во Франции, но вести более умеренный образ жизни.
По прибытии его встретил приятель и отвез в гостиницу. И пока приятель договаривался с портье насчет багажа, мальчик-слуга провел Уайльда в его номер. Процесс оформления багажа занял некоторое время, и когда пятнадцать минут спустя друг вошел в комнату, он застал Оскара в постели с мальчиком в весьма недвусмысленной ситуации.
— Оскар, — вскричал огорченный друг, — я думал, что ты действительно намерен начать другую жизнь! Ты обещал перевернуть новую страницу в своей жизни!
— Да, я так и сделаю, — ответил Оскар, — я это сделаю, только после того, как я дойду до конца этой страницы!
Сегодня в отеле вы навряд ли встретите потомков Оскара Уайльда, вероятнее здесь найти отпрысков Марчелло Мастроянни и Катрин Денев и, возможно, вы остановитесь в том же номере, в котором Бриджит Бардо рожала сына.
Французский актер Ги Луи Дюбошерон и техасский архитектор Робин Уэстбрук объединили свои усилия, чтобы переделать старинную гостиницу в современный увеселительный шедевр. Каждая комната отличается оригинальной художественной отделкой и предметами антиквариата, а первый этаж представляет собой нечто среднее между фойе, магазином безделушек и висячими вавилонскими садами. На всем протяжении от входа и до обеденного зала можно видеть шикарные вьющиеся растения и другую зелень, а также ярко окрашенных живых фазанов, павлинов и попугаев и даже пару обезьян. Вокруг бродят несколько миролюбиво настроенных английских гончих, которые иногда огрызаются лаем на испытывающих их терпение птиц.
Среди маленьких дополнительных привлекательных услуг, оказываемых отелем, можно назвать традицию приветствовать вновь прибывших гостей свежесрезанной розой на подушке и бутылкой охлажденного шампанского. В отеле всего двадцать пять номеров, и гости принимаются только по строго ограниченной персональной рекомендации.
Чтобы позавтракать, однако, мне не понадобилось пользоваться персональной рекомендацией или предварительно заказывать место.
После завтрака я представилась управляющему, и мне разрешили осмотреть отель. Потом я надумала ознакомиться с еще одним знаменитым местом в Париже, кафе "Купол" на Монмартрском бульваре, где, как мне сказали, в любое время дня и ночи можно увидеть "возмутительные" вещи. Королевы гомосексуальных сборищ, люди, переодетые в одежду другого пола ведут здесь настоящую войну за внимание к себе таких ведущих манекенщиц Европы, как Верушка. Такие нью-йоркские "знаменитости", как Энди Уорхол и Вива, забегают сюда во время своих парижских гастролей, и вполне вероятно встретить здесь Ива Сен-Лорана или же еще кого-нибудь из лучших парижских модельеров. Вам может повезти, и вы потретесь локоть о локоть с любой французской знаменитостью, находящейся здесь со своим "голубым" любовником. Да, это достойное зрелище.
По разительному контрасту с другими кафе официанты неправдоподобно стары. Я заметила, что некоторые из них, как фламинго, стоят на одной ноге, потирая о нее вторую и пытаясь, очевидно, восстановить утраченное давным-давно кровообращение.
В "Купол" приходят многочисленные художники, пытающиеся продать свои работы, и это им удается, потому что кафе всегда переполнено как интересными туристами, так и местными жителями. К вам также может прицепиться старик, торгующий марокканскими коврами. Я, может быть, заинтересовалась бы ими, если бы они были волшебными. Один старик заверил меня, что они таковыми и являются, хотя не смог предъявить годичную гарантию в том, что ковер налетает 12 тысяч миль, поэтому я спокойно прошла мимо.
В тот вечер Лео, Марика и я с Ахмедом пошли в кабаре "Альказар" на улице Мазарини. Ахмед провел нас наверх, подальше от туристов, туда, где актеры собираются и расслабляются в промежутках между выступлениями. Обстановка один к одному напоминала фильм Лайзы Минелли "Кабаре". У дверей дежурили лесбиянки в ожидании, когда их подружки закончат работу, а также толкалось большое количество симпатичных "голубых" мальчиков, заигрывавших с танцорами-мужчинами и некоторыми посетителями.
Из-за большой тесноты многие стояли на стульях и креслах, пытаясь разглядеть происходящее на сцене. Нам наконец удалось найти удобное место на балконе, откуда мы могли отлично видеть сцену. Что хорошо, шоу продолжалось с девяти вечера до четырех часов утра, и паролем здесь было выражение: "Все сойдет". Бурлеск, фарсы с переодеванием и тумаками, новые певцы-дебютанты: было все, что можно ожидать от старого европейского мюзик-холла.
Лучше всего выглядела шумно веселая сценка с Верой де Кова. Ей было по меньшей мере 65 или 70 лет, но она все еще хорошо выглядела на сцене в пышных париках, под толстым слоем грима, часто меняя свое сценическое лицо. Она выступала семь вечеров в неделю в самых потрясающих и немыслимых костюмах — перьях, кружевах, ярко кричащих платьях — в сопровождении пяти очень "веселых" парней.
Один из них был мускулистый негр, а четверо других — типичные французские узкобедрые хорошенькие гомосексуалисты. Вера пела низким, хорошо поставленным голосом и отплясывала степ на высоких каблуках. Нужно было присутствовать там, чтобы убедиться, хотя это и звучит смешно, что все же зрелище было забавным.
Ахмед сказал мне, что Вера была замужем не менее пяти раз и каждый раз за миллионером, при этом все они оставляли ей солидную сумму после смерти или развода. Одно время она была певицей и танцовщицей, но никогда не пользовалась успехом. Сейчас же, когда стала старой и богатой, она осуществила мечту своей жизни. Сцена была ее бзиком. Ей не платили за ее вечерние выступления… это она платила администрации за разрешение выступать! И, безусловно, она оплачивала своих пятерых танцоров, их костюмы, и платила музыкантам.
Глядя на нее, я задумалась, какой я буду в ее возрасте, и решила: если смогу откалывать такие же номера, то буду счастливой старой шлюхой. Она самозабвенно делала то, что ей нравится и, что лучше всего, у нее это получалось по-своему неплохо.
Да здравствует Вера!
Действие некоторых других шуточных сценок происходило в старомодном французском борделе, который посещают различного рода клиенты. Роль мадам исполнял менеджер клуба, переодетый в женское платье, и его игра была великолепной. Была сценка, где невинный молодой моряк пришел в бордель, чтобы избавиться от девственности, в другой сцене появляется "голубой", которому нравится вгонять иголки в девичьи ножки; затем объявляется мазохист, и он жаждет получить сумасшедшую порку; за ним следует профессор, желающий одеться под преподавательницу кулинарии; и далее в таком же сумасбродном духе!
По крайней мере все эти пародии и шутки не вызвали во мне чувство ностальгии…
В одной сценке участвовали две девицы, имитировавшие борьбу на сцене, откуда они свалились прямо в объятия пяти или шести танцоров. Они и в самом деле занимались борьбой или, по меньшей мере, очень убедительно ее изображали.
Это заставило меня вспомнить строчку из старой песенки "Она, может быть, и не очень сильна в борьбе, но вам следовало бы увидеть ее "киску""!
Как раз перед нашим уходом на сцене появилась великолепная девица, работавшая под Марлен Дитрих и Мэрилин Монро. Она оказалась транссексуальным существом, одетым в женское платье. Еще недавно девица была особой мужского пола. Ему сделали соответствующие хирургические операции по наращиванию грудных желез, и теперь он ожидал еще одну, последнюю, которая должна была окончательно превратить его в женщину.
Все шоу не было таким отрепетированным и гладким, как в Лас Вегасе, во всем чувствовалась немалая доля импровизации, однако это было действительно забавное зрелище и хорошее представление.
8. ФРАНЦУЗСКИЕ СВЯЗИ
До случая с "грязной" дюжиной на столе в "Замке Роже" мне никогда не приходилось иметь дело с такой большой и настолько занятной компанией. Я имела сексуальные сношения с пятью или шестью парами в одно и то же время, но никогда сразу с двенадцатью различными пенисами. Но это все было детской забавой в сравнении с тем, что меня ожидало впереди. (О, боже…)
Большое представление — полагаю, можно назвать его вечером дебюта — состоялось в доме мультимиллионера-промышленника, которого я назову Клодом Севиньи. Вместе с Ахмедом, Лео и Марикой я поехала к нему на виллу, скрытую на вершине холма в окрестностях Парижа и тщательно охраняемую двумя сторожами, которые, как оказалось, были настоящими парижскими полицейскими, специально нанятыми на данный вечер. На свинг-вечеринках у Севиньи можно встретить довольно знаменитых людей, и однажды произошел неприятный случай, когда репортеры ворвались в виллу во время оргии. Им, конечно, заткнули деньгами рот, и репортаж никогда не увидел свет, но сейчас Севиньи нанимал сторожей, чтобы не пускать за ворота посторонних и прежде всего — газетчиков.
Поскольку групповой секс во Франции не запрещен, если в нем не участвуют несовершеннолетние, и поэтому нет опасности шантажа, Севиньи смог воспользоваться протекцией полиции.
Прибывающих гостей встречали охранники, которые для объявления гостей использовали ручные рации. Сама вилла была окружена деревьями и слабо освещена. Когда мы подъехали поближе, я поняла, что единственным источником света в доме служила мерцающая люстра. Мы припарковали машину и уже собирались позвонить в дверь, когда она открылась и нас приветствовала жена Севиньи — Камилла. На ней не было ничего, кроме хитроумного ожерелья из ракушек вокруг шеи. Она обняла Лео и Марику, пожала мне руку и поцеловала Ахмеда в губы, делая это все почти одновременно. Затем она пригласила нас в дом.
Дом был огромен и в то же время производил впечатление интимности, благодаря мягкому освещению и комфортабельно выглядящей обстановке. Сразу же у входа располагался большой бар, где гости могли выпить. Там же находился неимоверных размеров буфет, полностью загруженный холодными закусками, ошеломляющим набором сыров со всего мира, свежим французским хлебом и булочками, различными салатами, сладостями и десертами.
Большая гостиная была обставлена современной мебелью — кожаными креслами и кушетками цвета натуральной шерсти, а на полу лежали толстые ковры. Все это выглядело весьма привлекательно. Через большое окно виднелся подсвеченный снизу большой бассейн. В нем проказничали две прелестные нагие девушки, лаская друг друга, нежно поглаживая груди и бедра.
Кстати, куда бы я не бросила взгляд, везде встречались только нагие привлекательные тела. Большинство людей были в возрасте от двадцати пяти до сорока пяти лет, и физически они выглядели неплохо. Я не имею в виду, что все были совершенными образчиками своего пола, но в большинстве они выглядели аккуратными, ухоженными и привлекательными. Поскольку все здесь были голыми, то можно было не говорить:
"Посмотри на того парня в зеленом свитере".
Более к этому случаю подходило: "О, посмотри-ка на парня с усами и толстым членом".
Мы скоро нашли гардеробную, где вся наша четверка освободилась от одежды и продолжила исследование дома. Прежде всего я никак не могла сосчитать людей — их было больше, чем за две сотни.
Возвратясь в гостиную, я заметила в окно некоторое оживление у бассейна. Две девицы продолжали играть друг с другом, но по бокам бассейна расположились пять или шесть мужчин. Они выглядели, как почетный караул, выстроившись в ряд со своими членами, стоявшими по стойке "смирно".
Один из мужчин начал. медленно дрочить свой член и закончил действо выбрасыванием струи спермы в бассейн к большому удовольствию девиц и своих приятелей. В этот момент девицы стали еще более шаловливыми и пригласили мужчин в бассейн.
У окна собралась целая толпа зевак, наблюдающих за тем, что происходит в бассейне. Это было интересное зрелище, поскольку бассейн был подсвечен снизу, и все плавающие тела, казалось, мягко колыхались в воде. Один из юношей потерял стойкость своего члена в воде, а остальные сохранили свой престиж и вскоре были использованы по назначению.
К этому моменту я была уже достаточно на взводе, поэтому добралась до бассейна и немедленно начала обрабатывать парнишку, потерявшего эрекцию. Он плавал на спине в мелководной части бассейна, поэтому я раздвинула его ноги, встала между ними и начала ртом вливать жизнь в его член. Затем мы разъединились, а потом воссоединились, целовались и ласкали друг друга. Должно быть, это было приятное глазу зрелище — все эти тела, плавающие на поверхности бассейна; воображаю, мы выглядели, как громадный цветок, расправлявший свои лепестки, и затем закрывавший их.
Мой партнер по бассейну к этому времени вновь обрел свой водонепроницаемый инструмент, но вместо того, чтобы попытаться использовать его тут же, пригласил меня пойти в дом.
Мы находились уже в достаточно интимных отношениях, однако еще не представились друг другу. Его звали Мартин. Он был ростом около пяти футов девяти дюймов — не очень-то и высок, но с широкими плечами и узкой талией. Его длинные волосы казались скорее рыжими, чем коричневыми, и он оказался одним из тех мужчин, у которых была не просто густо волосатая грудь: его плечи и спину сплошь покрывали слегка курчавившиеся волосы. Прекрасной формы член, очень аккуратно обрезанный, висел как маятник, будучи мягким, а сейчас он стал длинным, толстым и твердым. У него было хорошо загоревшее тело, симпатичная задница и столь же симпатичный плоский живот. Мягко-синие глаза блестели, а легкая улыбка на губах предполагала наличие хорошего дружелюбного характера и мягкого чувства юмора.
Мы все еще были мокрыми после купания в бассейне, поэтому он провел меня в большую ванную комнату, где мы с помощью толстых мохнатых полотенец вытерли досуха друг друга. Когда мы занимались этим, в ванную вошли другие пары, чтобы тоже вытереться или попользоваться биде, и мы были свидетелями того, как появилась одна пара, держась за руки. Они выглядели очень уставшими и потными. Я сказала Мартину, что они, очевидно, только что здорово потрахались, и он со мной согласился. Девица уселась на биде, а ее дружок помог ей подмыться, регулируя струю воды. В какой-то момент мне показалось, что она находится на грани еще одного оргазма прямо на биде, настолько, казалось, она наслаждалась воздействием струи на клитор.
Затем ее партнер наклонился над биде, а его подружка начала любовно обмывать его поникший член.
После этого они взяли полотенца и начали вытирать друг друга, возбуждаясь во время процесса. Ее соски стали твердыми, как и его член, и они обменялись таким долгим поцелуем, что мне показалось, оба они спустили еще до того, как он завершился. В конце концов они разъединились и, робко улыбаясь мне и Мартину, удалились, снова взявшись за руки.
Мой новый друг и я к этому времени уже обсохли снаружи, но, говоря образно, я была мокрой внутри.
Это был первый опыт Мартина по части оргии, как он сказал мне, и я догадываюсь, что этим объясняется его сникший в бассейне член. Требовалось какое-то время, чтобы привыкнуть к этой ситуации, если ты вновьиспеченный свингер. Однако, он уже был менее ошеломлен и явно готов к дальнейшим действиям. По мере того как мы спускались вниз, где происходило главное действо в доме, моего слуха достигли звуки сладкой музыки — безошибочно различаемые стоны и стенания десятков совокупляющихся пар.
Полуподвал, куда мы пришли, был похож на пещеру со своими неправильной формы стенами и потолком, и это пещера уходила вдаль самым невообразимым образом.
Громадное помещение было уставлено большими пластиковыми кушетками и марокканскими скамьями, кожаными диванами и удобными креслами, оббитыми плюшем и вельветом. Пол был покрыт мраморной плиткой, и устлан толстыми коврами и шкурами животных. Стены выкрашены в белый цвет, там и сям в них были вкраплены символические орнаменты из мозаики, а также висели великолепные подлинники Дали и Пикассо. Через определенные интервалы на стенах встречались античные канделябры, и мигающие лампочки отбрасывали таинственные тени на многочисленные тела, находившиеся в комнате.
Неожиданно я поняла, почему кушетки в помещении были из пластика, что поначалу показалось странным и несколько неуместным. Пластик делал их приятными и влажными; человеческий пот подогревал кушетки и увлажнял, они становились скользкими, поэтому любовь на них была похожа на любовь на водяном матрасе, смазанном маслом.
Что за сцена! В помещении находилось около сотни горбатящихся тел. В одном углу три девицы были заняты в одной цепочке, пожирая и лаская друг друга. Потом две девушки из бассейна присоединились к ним, образовав пятерку, и продолжили совместную игру. В ход были пущены два искусственных члена и девицы стали по очереди с явным знанием дела трахать друг друга, медленно и ровно загоняя и вытаскивая их из трепетно ждущих вагин со всем опытом умелых кузнецов. Два парня, наблюдавших эту сцену, настолько возбудились, что стали сосать члены друг у друга и ласкать яйца, чем и обратили на себя внимание девиц. Поскольку последние численно преобладали, то штурмом взяли их и насильно заставили, по правде говоря без всякого сопротивления, трахать и сосать как можно большее число особей женского пола. Таким путем образовалась непрерывная цепочка из двух мужчин и пяти девушек, в ней происходило так много событий, что думаю, я не смогла разглядеть все там происходящее!
Однако для лицезрения и бездельничания времени не было. Пенис Мартина выглядел так, будто был готов самовоспламениться, я также была чертовски возбуждена. Он обхватил меня руками, словно мы заранее это отрепетировали, поднял в воздух и бережно позволил моему более чем готовому местечку для отдыха проскользнуть вдоль его неистового шомпола. Он все глубже, глубже, глубже входил в меня, я обняла его волосатые плечи руками, а талию ногами. Мы начали медленно ездить друг на друге, каждый раз удаляясь и затем приближаясь, получая от этого бешеное наслаждение. Мы постепенно убыстряли темп, пока не стали трахаться со скоростью хорошо смазанного двигателя, и когда наслаждение достигло невыносимого предела, Мартин втянул в себя воздух и с негромким всхлипом в горле стал впрыскивать в меня порцию за порцией спермы, а моя вагина сжималась и обхватывала его член при каждом спазме так, что мы довели оргазм до сказочного конца.
От этого небольшого упражнения мы выдохлись, и поэтому улеглись на один из пластиковых диванчиков и обоюдно расслабились. Мы были в окружении трахающих и трахаемых, причем самыми разнообразными способами. Какая-то девица стегала пожилого мужчину, а он вопил от удовольствия и боли и просил истязать его до тех пор, пока он не прекратит кричать. Он, естественно, не перестал вопить, поэтому она пригрозила ему клизмой, если он немедленно не заткнется. Это, конечно, еще больше возбудило его фантазии, и он стал шуметь еще громче, прося у нее милосердия и прощения, втайне надеясь, что она будет бить еще сильнее и в конце концов поставит клизму — предел его мечтаний. Последнее, что я заметила, это то, что девица грубо потащила его к лестнице, несомненно, чтобы найти наверху подходящее орудие для завершения этой короткой и странной сцены.
Мартин и я жадно впитывали в себя все происходящее вокруг, безмолвно лаская друг друга, и его поникший член постепенно стал снова проявлять признаки жизни. Он был прижат к моему животу и поэтому, когда он полунапрягся, я стала глубоко дышать, потирая о него живот. И вот великолепное ружье Мартина опять выпрямилось и стало готовым к бою. Чувствуя себя обязанной, я села к нему спиной на колени, и мы начали работать на бис. Он ласкал руками мой зад, пока я раскачивалась на нем, а я смогла пробраться рукой между наших ног, поиграть с его тестикулами и даже ухитрилась поработать, пальцем в его чувствительной промежности, что доставило ему неизъяснимое удовольствие. На этот раз мы больше сдерживали друг друга, поэтому наслаждались гораздо дольше, замедляя темп и убыстряя его почти до степени оргазма, затем после короткой остановки переходя к траханью по типу "у-нас-вся-жизнь-впереди". Моя вагина была хорошо смазана еще от первой встречи, и его прекрасный толстый член издавал забавный и сексуально возбуждающий хлюпающий звук, входя и выходя из меня. Это, вместе с ощущением его волосатой груди и напряженных сосков, прижатых к моей спине, и звуками, испускаемыми другими парами, производило просто сказочно эротическое впечатление. Я закрыла глаза и попыталась сохранить прекрасное ощущение, я хотела, чтобы оно никогда не прекращалось. И вдруг я почувствовала не оставляющее никаких сомнений прикосновение пениса к моему открытому рту.
Мартин был великолепным любовником, но не мог же он быть таким… многочисленным! Я открыла глаза и обнаружила, что смотрю на одноглазое чудо длиной около восьми дюймов. Как и Мартину, новоявленному пришельцу, здоровому большому мужчине, было, примерно, тридцать лет. Но на этом сходство кончалось. Он был ростом около шести футов и четырех дюймов, имел красивые светлые волосы, аккуратно зачесанные на уши. На груди у него не росло абсолютно никаких волос, член был длинным, тонким и очень гибким. И все еще покоился на моих губах.
Мартин, казалось, не возражал, а я поддерживала идею, поэтому, пока мы трахались, я приняла в рот член пришельца. Он наклонился и прошептал мне свое имя. Гюнтер. Я бы тоже представилась, если бы мне с детства не внушили, что разговаривать с полным ртом невежливо.
Пока я работала с членом Гюнтера, заглатывая его, как можно глубже и дальше, а затем почти полностью выпуская изо рта, он пальцами обхватил корешок члена с двух сторон и начал бережно его массажировать. Это сильно подзавело Мартина, чьи толчки сделались более агрессивными, и в конце концов он вытянул обе руки и обхватил ими зад Гюнтера. Таким образом все хозяйство Гюнтера оказалось плотно прижатым к моему лицу. Внезапность этого жеста и возбужденность Гюнтера сделали свое дело: в считанные секунды он внес свой вклад на спермо-счет в моем рту. Ну а что мне оставалось делать? Имея один извергающийся член в вагине, а второй — во рту, я содрогнулась в изумительно трепетном оргазме, и все втроем мы рухнули на потные тела друг друга.
Ахмед, оказалось, с удовольствием наблюдал все эти перипетии и был более чем готов принять в них участие. Хотя мы и хорошо потрахались накануне, все-таки он был двенадцатым по счету, поэтому на этот раз он явно решил чуть-чуть поторопиться.
Он присоединился к нашей "куче-мала" на полу, и не дав мне шанс хотя бы немножко привести себя в порядок, крепко засунул в меня свой стальной стержень. После нескольких пробных качков он вытащил темный член, блестящий от спермы своего предшественника. На какой-то миг мне показалось, что это отвратило его, но наоборот! Он подполз ко мне и начал звучно вылизывать и чистить мою киску, в чем она безусловно нуждалась.
У него был фантастически талантливый язык, как вскоре я обнаружила. Вдыхая в меня теплый воздух и издавая различные нелепые звуки, он стал вовсю работать хорошо смазанными пальцами сначала в вагине, а затем добрался и до розового бутона клитора. Потом он удвоил усилия языка, высасывая и лакая все, что там было, в то же самое время не забывая пальпировать мою задницу. Это было восхитительно! Язык, пальцы, руки и все тело Ахмеда двигались самостоятельно, подчиняясь собственным ритмам, готовые в любой момент перейти к коитусу.
Гюнтер тоже решил, что настало самое время повторить все с самого начала, и поэтому он опять вставил свой тонкий длинный член в мой рот, сидя надо мной на корточках. И я опять стала работать с его членом, облизывая и обсасывая его и одновременно исследуя его задний проход своим смазанным пальцем.
Однако, как оказалось, на этот раз Гюнтер возжаждал трахнуть меня, и не пожелал истечь соками у меня во рту. Ахмед же наслаждался моим наслаждением, но работал он только для того, чтобы по-настоящему подготовить меня к тому же самому. — Поэтому они договорились трахать меня вместе. Сначала они хотели попасть в одну и ту же расщелину одновременно, однако я воспротивилась этому, заявив, что один — это компания, а двое — уже толпа. Поэтому Гюнтер пошел на компромисс. Он сказал, чтобы Ахмед лег на спину, а я бы села на него сверху, раскинув ноги по обе стороны его тела. Затем я должна была немножко наклониться вперед, опираясь на колени и задрав вверх зад. Ахмед заполнил бы мою вагину своим непомерно толстым членом, а Гюнтер вставил бы свой подходящий для этой цели тонкий член в мой задний проход.
Несмотря на то, что Ахмед хорошо поработал над моим задом, а член Гюнтера был хорошо смазан, все равно трахание в задницу было болезненным. Тем не менее возникшая ситуация и ощущение члена Ахмеда, трахающего меня спереди, очень сильно возбудили меня.
Стараясь не упустить своего, Мартин, мой случайный рыжик, подключился к нам и встал лицом ко мне, чтобы я могла пососать его. Это невероятно, меня трахают в две дыры, и в то же самое время я сосу! Ритм был поистине фантастическим: сначала никакой синхронности, когда Ахмед вставлял, а Гюнтер вытаскивал, а я на всю длину заглатывала Мартина. Затем мы все ухитрились согласовать наши действия, подчиняясь единому ритму, и это было превосходно! Все мое тело раскачивалось взад и вперед в ритме движения других тел. Когда мы это делали, я испытывала невообразимое ощущение от трех совершенно различных членов, входящих и выходящих из меня.
Обычно я не прихожу в восторг от анальных сношений, особенно с мужчиной, богато одаренным природой. Толстый член может причинить сильную боль с соответствующими травмами, однако в данном конкретном случае все шло на высшем уровне, и я была расслаблена — в настоящем смысле слова.
Мы продолжали забавляться таким образом минут двадцать к большому удовольствию столпившихся вокруг зевак, но мои ноги начали уставать от нахождения в одной и той же позе.
Нам удалось поменять позицию — я переместилась на бок, Ахмед и Гюнтер продолжали оставаться соответственно спереди и сзади, а Мартин у меня во рту. Было несколько тесновато и требовалась некоторая ловкость, но нам понравилось, и мы выжали из этого положения максимум.
Первым сошел с дистанции Гюнтер, потому что, как я догадываюсь, моя задняя дырка гораздо уже передней. Хотя Ахмед в дальнейшем на нее не жаловался. Я тем временем почти трижды пережила оргазм, вернее почти заканчивала третий раз, когда Гюнтер испустил струю спермы в моей заднице. В следующую минуту Мартин выплеснул мне в рот свою порцию, оставив меня с Ахмедом работать до громадной силы вулканического извержения.
Сильно уставшие, мы вчетвером некоторое время отдыхали, нежно обнимая друг друга, а затем, спотыкаясь, пошли наверх в туалет.
Поднимаясь, мы встретили Лео и Марику, которые провели время также чудесно. Они были вместе с Клодом, хозяином дома, и он сказал, что устроил этот вечер в честь дня своего рождения. Мы, конечно, этого не знали и не были к этому готовы, но у меня в сумочке оказался экземпляр моей книги "Счастливая шлюха", поэтому я извинилась и принесла ее из гардеробной.
Мы торжественно вручили книгу после того, как я поставила свой автограф, и пожелали Клоду большого счастья и многих лет жизни. Хотя он и говорил по-английски, но не понял смысла названия, потому что это американское жаргонное выражение. Когда мы ему объяснили, он, казалось, был очень доволен и заметил, что в вечеринке участвуют две проститутки, которым нравится совмещать полезное (бизнес) с приятным.
Мне так и не удалось выяснить, кто же они такие. Было бы интересно узнать, раздавали ли они образчики своего искусства бесплатно — в качестве рекламы своего бизнеса — или же требовали платы за свои чары. Если они взымали плату, то как? Сразу на месте? — раздумывала я. — Или же, посылали секретные счета позднее?
Там я заметила одного любопытного мужчину лет сорока, который расхаживал все время со стоячим членом. Если же он не прохаживался, то обязательно трахал кого-нибудь, но в любом случае он имел постоянную эрекцию. Как я узнала, его звали Саша, и он бил одним из самых знаменитых свингеров в Париже. Когда бы и где бы ни собиралась свинг-вечеринка, он всегда появлялся там, готовый ко всему, что мог там получить.
Его ум, как мне сказали, был полностью поглощен сексом, и это разрушило как его бизнес, так и семейную жизнь. Он довел свою жену до сумасшествия, требуя секса почти ежечасно, и изнасиловал почти всех девушек в своей конторе. И даже сейчас, после нескольких часов безудержного трахания, он все еще не был удовлетворен и крался по дому как пантера, высматривающая очередную жертву.
Мне было несколько жаль Сашу, я поняла, что он не получал настоящего удовлетворения от своих секс-подвигов. Уверена, что единственное удовлетворение он получал от подсчета посещенных им расщелин.
Еще одной необычной гостьей была высокая миловидная брюнетка с маленькими твердыми грудями и длинными ногами. Я наблюдала ее в действии с несколькими парнями, а один раз она трахалась даже рядом со мной и, судя по тому, как она выгибалась и вращалась, это было траханье века. Однако она относилась к тем тихоням, которые никогда не издают при этом ни единого звука. Я предположила, что она, возможно, развила в себе эту привычку в результате совместного проживания с подружкой в квартире с очень тонкими стенками или же вследствие попыток трахаться дома не тревожа при этом родителей.
Но позднее я заметила ее разговаривающей с мужчиной, с которым она, вероятно, появилась здесь. Она говорила губами и руками и не произнесла при этом ни звука. Очевидно, догадалась я, девушка была глухонемой и разговаривала на языке жестов!
Я была, конечно, удивлена, что глухонемая участвовала в таком свинге, как этот, но, видно, я отдавала дань своим предубеждениям. Почему глухонемая девушка, слепой мужчина или любой человек с физическим недостатком должны позволять этому недостатку мешать их сексуальной жизни? Это просто страшно узколобое общественное мнение, и оно предполагает, что инвалиды являются какой-то другой породой, и их интересы должны довольствоваться примитивной, лишенной удовольствия деятельностью.
Эта привлекательная глухонемая девушка могла получать точно такое же наслаждение от свинга, как и любой другой человек. Ей нравился секс, она была явно хороша в нем и все, чего ей не хватало — звуков стенаний вокруг. Безусловно, звуковое сопровождение возбуждает, но могу побиться об заклад, что она восполнила этот недостаток за счет повышенной чувствительности в других областях.
Я была рада, что такое множество людей на вечере приняли ее без всяких насмешек, грубых замечаний или какой-либо демонстрации своего превосходства. Она сама хорошо проводила время и с нею хорошо проводили время, а это самое главное, не так ли?
Среди гостей я заметила и довольно пожилую леди, которой было за пятьдесят или даже шестьдесят. Было видно, что она много упражнялась, чтобы сохранить свою фигуру. У нее были совершенно седые волосы, на ногах высокие белые кожаные сапоги, а на шее различные цепочки, очевидно, для того, чтобы таким образом отвлечь внимание от отвисших грудей.
Она с отчаянной настойчивостью выискивала молодых мужчин, с которыми могла бы помять простыни, однако, думаю, бедняжке не очень-то везло. В то время, как множество мужчин занимались любовью с девушками гораздо моложе себя, никто, казалось, не был заинтересован в обратном. Так что даже и в такой огромной оргии, как эта, не все проходит гладко. Где-то внутри этого свинга превалировали глубоко укоренившиеся ценности, столь обожаемые средним классом.
Например, наряду с многочисленными лесбиянками практически не было видно мужского гомосексуализма. Я уже рассказывала про смешанную цепочку и про эпизод с сосанием членов, но и то в нем были заняты только два подлинно "освобожденных" мужчины, которые к тому же, вероятно, были бисексуальными.
Что же касается анальных сношений, то сцена со мной и Гюнтером была единственной. Этот способ еще называется "быстрая поездка по коричневому маршруту", как я однажды услышала! Я действительно не наблюдала ни одного случая, чтобы мужчины трахали друг друга в задницу.
Я присутствовала на балу и была вполне довольна тем разнообразием секса, который получала. Но неожиданно я заметила знакомое лицо, входящее в комнату — это была Сюзетта, прелестная рыжая подружка-лесбиянка Ахмеда. Она стояла на пороге абсолютно голая за исключением робкой улыбки на губах и золотой цепочки на талии.
— О ла-ла! — закричала она, увидев меня, и счастливо рассмеялась. Потом она слегка обняла меня и прошептала: — Хелло, Ксавьера. Ты выглядишь такой же прекрасной, как я и представляла себе.
Я вспомнила, что мы еще не видели друг друга без одежды, и поблагодарила за комплимент.
— Ты и сама очень хорошенькая, Сюзетта, — искренне сказала я. — Ты так изящна, а твои рыжие, подстриженные под мальчишку волосы, прямо великолепны. Рыжий цвет мой любимый у девушек.
Она стояла с невинной улыбкой на лице, более похожая на четырнадцатилетнюю девочку, чем на девушку двадцати лет (столько ей было на самом деле). Поставив на стойку бокал с вином, она обняла меня за шею. Взяв в ладони ее голову, я сначала поцеловала ее в лоб, а затем прижалась в поцелуе к тубам. Ее рот слегка приоткрылся, и язык начал исследовать мои губы — он был теплый, твердый и мягкий в одно и то же время.
— Извини меня, мне просто нужно пойти подмыться, — прошептала я ей. — Не уходи.
— Я не уйду, Ксавьера, я буду здесь, — ответила она и снова поцеловала меня в губы.
В ванной был ручной душ, поэтому я тщательно обмылась и попользовалась биде. Я так много трахалась и сосала, что мне хотелось предстать перед прелестной Сюзеттой, которая больше чем кто-либо из присутствующих вызывала во мне желание, чистой, как роса. Когда я снова почувствовала себя чистой и свежей, я присоединилась к ней. Как и было обещано, она терпеливо ожидала меня.
— Ты пришла одна? — спросила я.
— Нет, не совсем. Ахмед просил меня приехать вместе с ним, но на это время у меня была назначена встреча. Она окончилась рано, и меня подбросили сюда друзья. Я рада, что приехала, — сказал она, улыбаясь по-особенному, и наградила каждую мою грудь поцелуем. — Ты была занята? — спросила она.
— Ну, знаешь, если по-честному, то занята — это не то слово. Я получила сполна свою долю трахания на сегодняшний вечер. Но я еще не занималась настоящей любовью, ты знаешь, что я имею в виду, — ответила я.
Оглянувшись по сторонам, мы увидели, что все кровати, кушетки, кресла и ковры были заняты совокуплявшимися парочками. Иногда это были тройки, а то и четверки! Я не знала, куда повести мою маленькую любовницу, но наконец заметила пустовавшую марокканскую скамейку, которая идеально подходила для нее.
— Пойдем сюда, дорогая, лучше не придумать. Садись и откинься назад — кожа теплая. Вот так. Как раз местечко для тебя. Удобно?
— О, Ксавьера, ты, как всегда, великолепна. Да, здесь хорошо. А теперь и ты располагайся поудобней. С этими словами, она раскрыла для меня свои ноги. Я опустилась на пол и погрузилась головой в ее прелестный горшочек с медом, окаймленный мягкими рыжими волосиками.
Я прижала ее поближе, чтобы ее киска находилась как раз над моим лицом. Затем, стоя на одном колене, я поцеловала ее и приласкала припухлые наружные губы ее вагины.
— О, Сюзетта, — шептала я между поцелуями, — ты так прекрасна и так молода. Ты еще не развита, как будто тебе шестнадцать. И такая хрупкая. Ты моя Лолита!
Затем я умолкла, потому что мой язык был занят работой внутри ее тесных маленьких губок, вылизывая все, что было у нее там внутри и выискивая ее крошечный клитор.
Должно быть, я нашла его, прежде чем сообразила, потому что она мягко ахнула.
— О да, Ксавьера, — о, да, да, — стонала она, напоминая персонаж Джеймса Джойса.
У моей маленькой французской Молли Блум был восхитительный маленький клитор, который под языком начал медленно наливаться соками. По мере того, как я его сосала, он делался все больше и больше, почти так же, как распухает мужской член во рту у женщины. Он увеличился до размера крупной горошины и активно откликался на мою работу.
До этого момента она вела себя пассивно, но вдруг, как будто ножницами, тесно обхватила мою голову своими бедрами и скрестила лодыжки у меня за спиной. Руками же она еще теснее прижала меня к себе, так что теперь не только язык, а и рот, нос и все мое лицо погрузились в ее восхитительное лоно.
Мы с Сюзеттой любили друг друга, и я пожирала ее, когда подошел Ахмед и без всяких колебаний засунул свой член ей в рот. Хотя она и была лесбиянкой, она не возражала против небольшого сосания и охотно оказала ему эту великодушную услугу.
Звуки и вид того, как Сюзетта обрабатывала Ахмеда, плюс мое вылизывание ее, еще больше распалили меня. Затем кто-то приблизился ко мне и, так как я стояла на коленях, тоже опустился на колени и вошел в меня сзади. Моя мокрая вагина была к этому готова, а его член был хорош и крепок. Я не собиралась иметь еще одно свидание "вслепую", как это уже однажды было в танцзале, поэтому на миг обернулась, чтобы посмотреть, кто же это. Можно было и догадаться! Это оказался Лео. Он подумал, что было бы забавным, если бы он стал моим вторым трахальщиком-призраком. После того, как мой язык возвратился к Сюзетте, Лео начал скользить во мне и сделал жизнь еще прекраснее.
Когда мужчины получили свое, Сюзетта и я еще некоторое время оставались вместе, лаская друг друга. Но это была свинговая вечеринка, и мы были обязаны подчиняться принятому у свингеров правилу не зацикливаться на партнере (несмотря на то, что нам этого очень хотелось). После обмена легким поцелуем мы расстались и пошли каждая своим путем, зная, что еще не раз встретимся до конца вечеринки.
К двум часам утра, думаю, я трахнулась еще с восемью мужчинами и двумя девушками, и мне показалось, что, если я продолжу в таком роде, то это будет уже сущее обжорство! Найти Лео и Марику не представляло большого труда. Они тоже хорошо поразвлекались. Между прочим, Марика имела по меньшей мере пятерых мужиков, а также Ахмеда и Сюзетту. Мы чувствовали себя довольно-таки обалдевшими и готовились уехать. Хотя мы и были удовлетворены сексуально, но в наших венах кипела кровь, и никто не хотел спать. Поэтому решили пойти подышать свежим воздухом и, возможно, попытаться найти какую-нибудь открытую до поздней ночи дискотеку.
Одевшись, мы попрощались со множеством повес обоего пола, которые, по всей вероятности, были привычны к круговерти подобного масштаба и, насколько я могу догадываться, намеревались трахаться и сосаться до первых робких солнечных лучей.
И вот в тот момент, когда мы покидали раздевалку, я встретила Мишеля.
Он был высоким, хорошо одетым и очень мужественно выглядящим мужчиной с густыми темными усами, черными, курчавыми волосами и пронзительными карими глазами, в которых при улыбке вспыхивали озорные искорки. Он представлял собой сочетание лучших черт Берта Рейнолдса и Марлона Брандо. Мы обменялись взглядами и увидели маленькие сигналы тревоги в глазах друг друга!
Он назвал себя и, поскольку тоже уходил, пригласил нас в дискотеку в районе Елисейских полей. Как сумасбродная десятилетняя девчонка, не способная контролировать свои эмоции, я моментально забыла про чертовскую усталость и про то, сколько секса я уже сегодня имела. Одно ощущение того, что я нахожусь рядом с Мишелем, делало меня снова свежей и свободной. И я была счастлива, что не встретила его во время оргии, потому что у меня неожиданно возникло страстное желание полюбить его, но только наедине, чтобы мы были вдвоем без сотен соглядатаев.
Мишель привез нас в шикарную дискотеку неподалеку от Елисейских полей, на правом берегу Сены. В ней царила атмосфера интимности, и зал был почти заполнен людьми, несмотря на три часа утра. Музыка, в основном, была французская и темпераментная, хотя довольно часто исполнялись популярные песни из хит-парадов на английском языке. Я узнала мелодию Ареты Франклин "Дневные мечты" и буги-вуги в исполнении американской группы Денниса Коффи. В это лето большой популярностью пользовались шлягеры Роберты Флэк "Впервые" и Кэт Стивене "Пришло утро".
Мишель и я не пропустили ни одной из этих мелодий, прижимаясь во время танца все теснее и теснее по мере того, как текло время. Каким-то образом мне удалось выкинуть из памяти всех мужчин, с которыми мне пришлось иметь дело этой ночью, и целиком сосредоточиться на нем. Этот мужчина, полностью одетый, привлекал меня больше, чем все голые тела, которые я видела. Воображение и предвкушение могут часто служить более сильным возбуждающим средством, чем нудизм в чистом виде.
Он был почти на две головы выше меня и приходилось вставать на цыпочки, чтобы обнять руками его широкие плечи. Он очень хорошо говорил по-английски с американским акцентом, что удивило меня.
— Я работал в Нью-Йорке на протяжении шести лет, — сказал он мягким, низким голосом. — Давайте сейчас просто потанцуем, а о себе я расскажу попозже. У меня дома.
Во время танца я просунула руки внутрь его пиджака и вытащила рубашку из брюк. Я медленно и мягко поскребла его спину своими длинными ногтями, затем расстегнула до половины его рубашку и взглянула на привлекательную волосатую грудь.
Звучала музыка с записью Франсуазы Харди и мы продолжали танцевать, чувствуя нарастающее возбуждение. Мишель ласкал мои ягодицы, а я любовно теребила его левый сосок, ощущая эрекцию его члена.
Мы даже ослабли от возбуждения, и я знала, что, если мы не исчезнем, нам придется трахаться прямо здесь и немедленно или же мы сойдем с ума. Мы наскоро попрощались с моими друзьями — Лео широко растянул рот в понимающей улыбке — и ушли.
Мы переехали на левый берег Сены, где Мишель жил на прелестной улочке совсем неподалеку от бульвара Сен-Жермен. Выходя из машины, он приложил палец к губам.
— Ш-ш-ш, — прошептал он, — со мной живет восьмилетний сынишка. Он должен уже крепко спать.
Несмотря на все старания бесшумно проскользнуть в квартиру, мальчик проснулся сразу же, как только мы вошли. Он спрятал свою маленькую сонную головку в простынях и закричал:
— Почему ты меня разбудил, папа, почему разбудил? Я осторожно откинула простыню, чтобы можно было видеть его в полутемной спальне.
— Привет, Пьер, — сказала я, — пожалуйста, не сердись, мы не хотели будить тебя.
— О, все в порядке, спасибо, мадам.
Пьер, ты такой красивый маленький мужчина, — не смогла удержаться я. У него были длинные темные волосы, большие яркие глаза, и он явно унаследовал от отца приятную внешность.
Мишель наклонился и по-отцовски нежно обнял его.
— Не беспокойся, сынок, давай засыпай.
Но, проснувшись окончательно, Пьер начал разглядывать меня.
— Мне эта дама нравится больше Эльзы, которая была на прошлой неделе, — заявил он к моему удовольствию, а Мишель даже не попытался удержаться от довольного смешка.
Я подумала, что это весьма скороспелое суждение для такого мальчика посреди ночи, но все равно восприняла его с радостью и улыбкой благодарности. Глядя на очертания прелестного маленького тела, скрытого простынями и его очаровательное личико, я испытала очень теплое чувство, правда, должна признаться, несколько большее, чем просто материнское.
Мишель принес из кухни вазу с черешнями и графин с соком, а затем, взяв меня за руку, провел в гостиную, одновременно выполнявшую роль спальни. Это была просторная в белых тонах студия с обтянутыми белой тканью стенами и с большой белой кроватью на возвышении.
Вся мебель в доме, включая даже стереодинамики, была белого цвета. Только мы сами внесли некоторое разнообразие в цветовую гамму комнаты. Внезапно в мозгу вспыхнула и пронеслась моя полуденная фантазия в кафе о белом незнакомце, который приведет меня к любви, и я задумалась, не была ли она своего рода предсказанием. Если бы Мишель предложил прослушать концерт Моцарта, я тут же упала бы в обморок. Но он не сделал этого. Он зажег светильник, выключил верхний свет и начал раздеваться. Я стерла из памяти полуденную фантазию, но не могла не удивляться совпадению.
Освободившись от своего летнего платья, я юркнула к нему в постель. Мы все еще продолжали испытывать возбуждение, полученное в дискотеке, но пока ухитрялись не набрасываться друг на друга. Мы ели черешню, потягивали сок и разговаривали. У меня была куча вопросов.
— Когда-то однажды, — шутливо ответил он, — я встретил очень хорошенькую девушку. Она была одной из самых известных манекенщиц Парижа. Прелестная, элегантная, обаятельная. Я крутился как мог, чтобы зашибить лишний доллар в различных деловых махинациях и уцелеть при этом. Она влюбилась в меня. Мы поженились, боролись за существование, она родила Пьера. Потом она получила работу в Нью-Йорке, и мы переехали туда.
Мишель выскользнул из кровати и нашел в белой тумбочке конверт с фотографиями. Он зажег второй светильник, налил мне еще сока и показал фотографии.
— Она очень красива, — искренне сказала я. Его жена была брюнеткой, высокой и стройной. — Это, должно быть, Пьер рядом с ней, а кто второй мальчуган? Он тоже твой сын?
— Да, это младший брат Пьера, очень славный мальчик. Снимки были сделаны около двух лет назад, когда Пьеру было шесть, а младшему четыре года.
— А где же сейчас маленький? — поинтересовалась я.
— С женой. Когда мы развелись, я взял себе Пьера, а она младшего.
В его голосе слышалась горечь, поэтому я задала ему еще несколько вопросов, чтобы он излил душу, рассказав историю своей жизни.
— В Нью-Йорке, — объяснил он, — я нашел потрясающую работу у одного богатого старика, которому нужен был человек для продажи двухмоторных самолетов. Дела шли все успешнее, жена постепенно забросила работу манекенщицы и прибавила в весе. Наш брак стал рушиться. Илейн, жена, не могла смириться с моими успехами и своим поражением.
— Ты все еще любил ее? — спросила я.
— Конечно, за шесть лет семейной жизни я ни разу не обманул ее. Я безумно любил ее. Но она начала погуливать, считала, что таким образом утвердит свою независимость. К несчастью, в это время я должен был перегнать в Марокко партию самолетов на продажу.
— Это всегда так, — заметила я, — каждый раз, когда семейные отношения находятся в критической точке, повышенная деловая активность только ухудшает дело.
— Ты еще не знаешь, как ухудшает, — ответил он. — Когда я приземлился в Марокко со вторым пилотом, которого знал очень мало, танжерская полиция обыскала самолет и обнаружила пакет за моим сиденьем. Мне сказали, что в нем была смесь марихуаны и табака. Меня немедленно бросили в тюрьму, где со мной обращались действительно по-варварски, как с животным. Так продолжалось пять дней, пока в конце концов я не связался с женой. Она прилетела в Марокко и посетила меня в тюрьме. Только тогда я понял, насколько бесчувственной и наивной она была, задавая мне глупые, выводящие из себя вопросы. Полиция обещала меня выпустить, но требовала залог в пятьдесят тысяч долларов, я дал жене список лиц — моего адвоката, бухгалтера, банкира — и попросил, чтобы они занялись моим освобождением. И знаешь, Ксавьера, что сделала эта глупая сука? Как только она вышла из тюрьмы, тут же выбросила записи, которые я ей дал. Затем она улетела из Марокко и стала жить в Нью-Йорке с парнем, с которым познакомилась в Риме. Ей было наплевать на меня!
Мишель повысил голос, и я могла чувствовать ярость и разочарование, которые переполняли его. Он продолжал объяснять, что после пяти месяцев тюрьмы он все-таки нашел надежного адвоката в Танжере, который связался с его друзьями и адвокатом в Нью-Йорке. Те собрали деньги, и он был освобожден.
— Я был готов удушить эту суку, когда вернулся в Нью-Йорк, — прошипел он сквозь зубы. — Она поставила новые замки на дверях квартиры и заявила, что сыновья больше никогда меня не увидят. Я чуть не убил ее. Мы с ней сильно поцапались, когда я подловил ее. Она подала на развод, и он стал действителен через три месяца. А в связи с этим делом в Марокко — тюрьмой и всем прочим — меня попросили убраться из США.
Что ж, я слишком хорошо знала, что все это значит, поэтому у нас было нечто общее. Он закончил свое повествование рассказом, как один из его друзей — хозяин виллы, где мы были, помог ему встать снова на ноги во Франции.
Мишель откинулся назад и вздохнул. Он выговорился, и у него стало легче на душе. Я была рада, что стала для него хорошей слушательницей.
— Такова моя история, Ксавьера. Звучит сумасшедше, но это правда. А сейчас все позади, так что давай забудем об этом. Смотри, уже почти пять часов утра. Давай-ка займемся любовью.
С этими словами он обвил меня руками и нежно, но достаточно сильно, прижал к себе. Весь прошедший час, когда он говорил, мы почти не касались друг друга, но сейчас его пенис начал расти. Он был не особенно длинным, но толстым, сильным и судорожно трепетал, прикасаясь ко мне. Я нежно гладила его соски, в то время как он целовал мои.
Вскоре мы потерялись в океане любви — не очень бурном, скорее спокойном, это был штиль на море, и мы плыли вместе, мягко вздымаясь и опускаясь вниз.
Мы любили друг друга без затей, и это было хорошо. Наша скрытая эмоциональная энергия проявилась чудесным образом. Мы не трахались, не горбатились, не вкручивались друг в друга, мы просто любились. И это было великолепно.
Солнце почти встало, но самым ярким нашим часом был предрассветный. И мы спали, прижавшись друг к другу, как невинные дети.
В девять утра в спальню ворвался маленький Пьер и распахнул шторы, позволив заполнить солнечному свету всю комнату. И опять моя фантазия! Комната превращалась из белой в желтую по мере наполнения ее солнцем.
Пьер выглядел восхитительно. На нем были вельветовые штанишки и закрытый джемперочек цвета слоновой кости. Он подошел ко мне и поцеловал в нос.
— Доброе утро, как поживаете? — осведомился он вежливо. — Меня зовут Пьер, если папа еще не сказал вам об этом. А кто вы?
— Ксавьера.
— Но это не французское имя, а вы не француженка. Я могу определить это по тому, как вы говорите.
Я рассказала ему, что мой отец хотел сына, а моя мать родила ему девочку. Мой отец еще до того, как я родилась, выбрал имя Франсуа-Ксавьер.
— Но что же произошло? — спросил он. — Ты ведь родилась девочкой, да? А как же с именем?
— Да, я родилась девочкой, точно. У меня не хватало чего-то, что есть у мальчиков. Поэтому отец решил: раз я не оправдала ожиданий, он не даст мне полное придуманное им имя. Он отсек имя Франсуа и добавил букву "а". И я стала Ксавьера. Тебе понятно, маленький Пьер?
— Да-а-а, — тяжело вздохнул он, но, кажется, был не столько занят разговором, сколько созерцанием моей правой груди, неосторожно выскользнувшей из-под простыни.
Отец приказал ему идти и приготовиться к завтраку, и мы втроем провели день в теплой семейной обстановке.
В полдень Мишель и я снова любились, и теперь Пьер вертелся рядом и даже принял в этом участие, играя с моими грудками, пока его папа вовсю трахал меня.
Что за пример для маленького мальчика! Я не могу открыто рекомендовать такие отношения как идеальные для отца и сына, даже для обладающих достаточным тактом и инстинктом, чтобы правильно их регулировать. Уверена, что это может быть неразрешимой проблемой.
Мишель с гордостью сказал Пьеру и мне, что когда мальчику будет двенадцать или около того, и он созреет для трахания, Мишель призовет меня, чтобы я могла принять его невинность. Я сказала, что подумаю об этом.
День кончился очень быстро, наступил вечер, и мы с Мишелем присоединились к Хоффманам для обеда. Он нравился им так же, как и мне, и мы вчетвером великолепно провели вечер, а также ночь — в великолепном свинге.
Слишком скоро я должна была сказать "прощай" Мишелю, отбывая с Лео и Марикой в Амстердам. К счастью, Европа не слишком огромная, и куда бы я ни поехала, до Парижа будет рукой подать самолетом. Я была уверена, что наши с Мишелем пути снова пересекутся.
9. ГОЛЛАНДИЯ. ДОМА. РАЗБИТОЕ СЕРДЦЕ
Амстердам, куда я прилетела вместе с Лео и Марикой после сказочного пребывания во французской столице, явил собой зрелище совершенно противоположное тому, которое предстало передо мной в апреле. Я возвращалась в Голландию из США в совершенно подавленном настроении, к тому же то утро было на удивление холодным и дождливым.
Покинуть Нью-Йорк пришлось под давлением ультиматума, предъявленного мне американским правительством: уехать добровольно в течение десяти дней или быть депортированной. Я предпочла тихо и мирно уехать.
Через шесть часов после рассвета, находясь в аэропорту Шипхол, я увидела ожидавшую меня мать. Она была на грани нервного срыва, и внезапно я поняла почему. У входных ворот скопилась толпа репортеров, жаждущих заснять меня с моим щенком и кучей чемоданов. Шесть лет тому назад я покинула Голландию никому не известной секретаршей; теперь я была всемирно известной мадам и автором самых раскупаемых книг.
Репортеры принадлежали к крупнейшим телеграфным агентствам и газетам Голландии. В Америке я привыкла к прессе и даже заставила себя ее полюбить, потому что они помогли проталкивать мою книгу. Но в Голландии журналисты лезли из шкуры вон, чтобы исказить мой облик. Может быть, они ревновали; в конце концов каждый пишущий мечтает сотворить бестселлер, а я этого добилась не затратив N-е количество лет на нищенски оплачиваемую работу репортера.
Голландские власти тоже забросали меня вопросами, но другими, о моем четырехмесячном щенке Бэйджеле: "Где вы раздобыли эту собаку? Сколько ей лет? Какого она пола? Цвет? Порода? Родословная? Что означает Бэйджел по-голландски? Это щенок неплановой вязки? Какие уколы сделаны собаке? Какая организация их делала? Имя доктора?"
Затем, заставив меня заполнить гору бланков, они забрали от меня Бэйджела на две недели для карантинного наблюдения. Когда его тащили в клетку, он лаял и вопил на весь аэропорт. А я с иронией подумала, что Ксавьера Холландер прибыла в Голландию для того, чтобы обрести свободу, а ее щенок — тюремное заключение.
Мать была рада возвращению блудной дочери, но одновременно в моем присутствии было нечто неловкое. Ее шокировали подробности моей прошлой жизни. Мой отец до войны написал несколько книг, и она надеялась, что я пойду по его стопам. Когда я была подростком, она однажды сказала мне:
— Ксавьера, я знаю, что ты любишь писать и тебе нравится бить редактором школьной газеты. Так почему ты не займешься серьезным сочинительством?
Тогда я не слишком много об этом думала. И я уверена, мать и представить себе не могла, что я стану автором знаменитой секс-книги!
— Ксавьера, — сказала она спустя несколько дней после моего возвращения, — почему ты не напишешь книгу о бабочках или о чем-нибудь вроде этого, почему ты все время пишешь о сексе?
— Но, мама, — ответила я, — главным образом я пишу о пчелках и птичках!
Однако, сейчас, когда я оказалась дома, было трудно оставаться фривольной, потому что пришлось столкнуться с реальностью — хронически больным отцом. Он перенес удар в 1965 году и с годами паралич прогрессировал. Только ежечасная забота и уход матери поддерживали его в живых.
Друзья не могли поверить, что после стольких лет страданий он все еще жив. В больнице он умер бы уже через несколько недель из-за равнодушного отношения медицинского персонала. Например, однажды из-за безответственного отношения медсестры он свалился с постели на пол.
Мне был двадцать один год, когда после первого удара его отвезли в ближайшую больницу. В тот первый день, когда он лежал парализованный и без сознания, мы боялись, что он умрет.
Через пару месяцев, однако, отец опять был дома. Его научили ходить, и с помощью костылей, мамы и меня он мог довольно неуклюже передвигаться. Было удручающе тяжело наблюдать, как этот когда-то полный жизни, веселый человек, находившийся в центре нашего внимания, вынужден вести существование калеки. Доктор сказал, что у отца была закупорка сосудов головного мозга, что вызвало паралич правой стороны тела. По крайней мере тогда отец мог разговаривать, хотя искра жизни пропала и, казалось, он сразу же постарел на несколько десятков лет. И все-таки отец еще перелистывал газеты и понимал кое-что из того, что читал.
В действительности, несмотря на свой всегдашний здоровый вид, он никогда не избавился от увечий, которые подорвали его здоровье в результате пыток. Он подвергся им в японском плену во время Второй мировой войны. Я часто видела, как он кололся, чтобы снять боль, оставшуюся, как память лет, проведенных в концентрационном лагере. То его состояние было еще неплохим по сравнению 1966 годом, когда я покинула Голландию. Отец к тому времени потерял много в весе и был почти полностью парализован. Возможно, с моей стороны это было проявлением трусости, но постоянное ухудшение его здоровья частично и ускорило мой отъезд. Я просто не могла видеть, как отец, которого мама когда-то называла "Львом" (я же звала "Пипадокси"), на моих глазах превращался в человеческую шелуху. Его единственная радость состояла в том, что он все еще мог узнавать своих близких и приветствовать их глазами и жалким подобием улыбки.
Сейчас, после шести лет отсутствия, я вернулась и пыталась собрать все свое мужество для новой встречи с отцом. По пути домой мама исподволь готовила меня к шоку, но никакие слова не могли подготовить к тому зрелищу, когда я впервые за шесть лет увидела отца.
Сразу же, как только я поставила чемоданы, мама открыла дверь в его спальню, и хотя я представляла себе все самое плохое, увиденное напоминало сильный удар по лицу. Слезы потекли из моих глаз. Он был просто скелетом. Если бы я не подошла к нему так близко, что могла услышать дыхание, я бы подумала, что он мертв.
Скулы резко выступали. У него все еще сохранились густые, черные с проседью волосы, аккуратно причесанные, но кожа была лишена цвета. Его нос был в два раза больше, чем я помнила, потому что лицо сморщилось и высохло. Рот напоминал клюв птицы, а большая часть зубов отсутствовала.
Когда я подошла, он даже не видел меня. Большие карие с бархатной поволокой глаза апатично глядели в потолок. В конце концов мне удалось привлечь его внимание и примерно с минуту он смотрел на меня, пока я стояла перед ним. Он попытался вытащить руку из-под одеяла, и хотя его глаза снова уставились в потолок, я знала, он узнал меня.
Отец был укрыт одеялами, верх пижамы свободно лежал на его плечах. Я осторожно сняла одеяла. Мать хотела удержать меня, но поняла, что я все равно увижу его бедное тело. Оно было похоже на тела голодающих в Индии, которые я видела на фотографиях. На нем совершенно не было плоти, одни кости, прикрытые тонкой кожицей. Маме приходилось вставать ночью три раза, чтобы перевернуть его, сменить положение, чтобы кости при длительном давлении не прорвали кожу.
Правая рука отца, лежавшая поверх одеяла, превратилась в подобие клешни; два ногтя уже посинели, а чтобы пальцы не вросли в руку, мать подложила ему в кулак свернутый платок.
Видя этот неподвижный каркас, я стала вспоминать, как мы отдыхали во время отпуска в Италии. Отец, бывало, вышагивал впереди или шел позади нас с мамой. А молодые очаровательные, заводные итальянцы, следовали за нами, двумя женщинами, крича при этом: "Прекрасные белокурые сестренки! Ах, какие красивые ножки!". Отец улыбался, зная, что он все еще хозяин, и не боясь соперничества.
Сейчас этот мужчина — когда-то такой энергичный в словах и делах — беспомощно лежал передо мной. Все, что казалось в нем живым, его глаза, но и они были почти лишены выражения. Если бы мне пришлось, как маме, ухаживать за ним восемь лет, я бы, наверное, сошла с ума. Я хотела помнить его веселым и сильным.
Не могу выносить, когда страдают другие. И я знаю: мой отец предпочел бы быструю смерть.
Однажды днем, это было через две недели, как он попал в городскую амстердамскую больницу после первого удара, мама и я поехали навестить его. Так как я в то время имела постоянную работу, а у мамы были различные дела, мы могли ездить к отцу только через день.
Пока мама парковала машину, я направилась в больницу. Проходя через коридор в палату к отцу, я видела главным образом стариков в колясках, беседующих друг с другом. Недалеко от двери я заметила женщину лет сорока, почти полностью разбитую параличом; слабым голосом она просила помочь ей добраться до ванной, но сестры в это время обедали, поэтому ей пришлось ждать и ждать.
Когда мать подошла ко мне, я сказала:
— Послушай, мама, этой женщине нужно в ванную. Может быть, ты поможешь ей, ты ведь так хорошо ухаживаешь за папой. Помоги ей или позови сестру, а я схожу к отцу.
Мама, сердобольность которой всегда распространялась на окружающих, отвезла женщину в ближайший туалет. Потом я узнала, что эта женщина перенесла удар вскоре после рождения первого ребенка, когда ей было тридцать пять лет. Сейчас ей стукнуло тридцать восемь, и она была почти полностью парализована.
Пока мать занималась с этой женщиной, я вошла в палату отца и сразу же почувствовала: что-то не так. Он очень высоко натянул на себя простыни и одеяла, они почти скрывали его подбородок. Он глядел на меня с видом побитой собаки, с очень виноватым выражением в глазах. Я никогда не видела у отца такого выражения.
Когда я поближе подошла к кровати, то обратила внимание, что будильник, который я принесла ему в больницу, исчез с тумбочки, стоявшей у постели. Глядя туда, где он был, я сказала папе:
— Ты сделал что-то нехорошее, да?
Он посмотрел на меня с еще более виноватым видом.
Я стянула с него простыню и увидела глубокие порезы у него на шее. Я еще дальше откинула простыни — на запястье правой руки, парализованной, были кровавые царапины. Распахнув пижаму, я нашла порезы и около сердца.
Тогда я поняла, почему исчез будильник. Он был под подушкой. Должно быть, отец схватил его здоровой рукой, попытался разбить о раму кровати стекло и покончить с собой.
Он, должно быть, точно знал, какими продолжительными и ужасными будут страдания, и не только для него, а и для близких. Он не хотел быть ни для кого обузой и совершил этот поступок в приступе отчаяния.
Я помню, как мама рассказывала мне, что он умолял ее сделать ему фатальный укол. Но как многие, выступающие против эвтаназии, она всегда надеялась, что будет найдено исцеляющее лекарство, и не могла превратить себя в орудие смерти. И вот он все еще жил. Какой долгий и жестокий конец.
10. ВОСПОМИНАНИЯ: ПИЯ
Будучи с отцом, я вспомнила о близкой подруге по имени Пия, которая когда-то у меня была. С пятнадцати лет мы росли вместе и были неразлучны. Мы учились в одной школе и ежедневно ездили туда и обратно на велосипедах.
Пия не была очень хорошенькой. Ее изюминка заключалась в прекрасных вьющихся на африканский манер белокурых волосах, которые в те дни не были очень-то модны.
— Ты точно знаешь, что в тебе нет негритянской крови? — шутливо спрашивали мы ее. Она пыталась выпрямить свои волосы, но мы уговаривали, чтобы она оставила их так, как есть.
Пия вышла из большой реформистской голландской семьи, в которой было десять детей. Ее родители не были достаточно хорошо обеспечены. Пию одевали просто, но со вкусом.
В один из летних дней, когда нам было шестнадцать лет, мы ехали на велосипедах, и я заметила, что несмотря на хороший загар Пия выглядит очень бледной и усталой. Ее нос и щеки были особенно бледны, и это бросалось в глаза.
— Не принимай близко к сердцу, все пройдет, — сказала я. — Давай слезем с велосипедов и побалуемся мороженым.
Покончив с мороженым, мы пешком отвели велосипеды к школе, потому что Пия все еще чувствовала себя плохо. Я спросила, может, она спать ложится поздно.
— Нет, — ответила она. — Я теперь ложусь спать очень рано. Последние несколько месяцев я чувствую страшную усталость. Я не знаю, что это такое!
Она очень усердно занималась: нам предстояло учиться еще два года. Пия была средней ученицей и не могла выдерживать чрезмерную нагрузку. Наши учителя хорошо относились к ней и делали ей поблажки, если у нее что-то не получалось, за старательность.
Мы с ней великолепно уравновешивали друг друга. Пия была тихоней; я — любознательная непоседа. Она была всегда ласковой — и никогда противной. Я — непослушный и необузданный подросток, всегда откалывала номера, развлекала, как могла, класс, паясничала и вертелась волчком по всей школе.
Несмотря а, может, и благодаря разнице в характерах, мы были хорошими подругами, и я испытывала беспокойство за Пию. Однажды по пути в школу она упала в обморок. Затем это повторилось.
— Пия, — ругала я ее, — ты должна об этом рассказать родителям.
— Нет, — стояла она на своем, — не буду говорить родителям. Не буду пугать их.
— Пия, послушай, мой отец врач, — настаивала я. — Я хочу, чтобы, он посмотрел тебя. Я хочу, чтобы он тебя тщательно проверил.
Я в конце концов победила. Мой отец (а он тогда был в добром здравии и имел обширную практику) подверг Пию тщательному осмотру и был очень удручен результатами. Пия несколько раз обедала у нас, и отец знал, что она одна из моих самых близких подруг. Но он сказал мне правду, ей осталось недолго жить. И он заставил меня поклясться, что я не скажу никому об этом.
— Что ты имеешь в виду? — спросила я.
— Я не дал бы ей больше года, — ответил он. — Ей нужно прийти ко мне на обследование еще раз, прежде чем я поставлю окончательный диагноз. Думаю, что это лейкемия. Я буду вынужден поставить в известность ее родителей.
Он направил Пию в больницу, где она могла пройти курс лечения у специалиста.
Я помню, как угасала Пия. Она худела и худела, становилась все более апатичной. Каждый месяц из-за слабости она не ходила в школу по меньшей мере неделю.
Затем ее стали пичкать лекарствами, в результате чего она лишилась великолепных курчавых густых волос, которыми так гордилась. Они стали вылезать клочьями.
Дальше было хуже; ее шея, бедра и руки стали опухать, а тело оставалось худеньким. Ей объяснили, что это результат инъекций.
Наступил день, когда она наконец сказала нам — одноклассникам и своей любимой учительнице-географичке, что уже нет смысла хранить тайну… она умирает от лейкемии. Все были потрясены и не знали, куда спрятать глаза; осознавали, это может быть правдой, но отказывались принимать ее.
— Ты сошла с ума, Пия? — сказали ей. — У тебя нет никакой лейкемии. Это просто какая-то разновидность гемофилии. Тебе нужно есть как можно больше мяса и яиц и позволить докторам колоть тебя, сколько нужно. Ты разве не заметила, что уже потолстела?
— А как насчет моих волос? И поправилась я странным образом, это только обезобразило меня. Сейчас у меня шея, как у здорового быка.
Это была правда: она выглядела очень плохо. Глаза стали мутными, как у рыбы, и прятались в складках опухших щек. Когда она улыбалась, глаза вообще превращались в узкие щелочки.
— Я знаю, что едва ли доживу до семнадцати лет, — объявила она. — Я сама установила себе этот срок. Лучше, если я скажу об этом врачам, чтобы они не лгали мне больше. Я хочу, чтобы врачи прямо сказали, сколько мне осталось жить. Я читала в книгах о симптомах моей болезни и уверена, что это лейкемия.
Что мы могли ответить ей? А Пия становилась все более религиозной и начала читать Библию днем и ночью.
За месяц до того, как она умерла, у нее в груди и в желудке появились опухоли. Помимо крови, все ее тело было поражено раком. Опухоли появились под мышками и на шее. Она лежала в больнице в ожидании смерти.
Пия неоднократно сравнивала смерть с большими черными грозовыми облаками, столь обычными для Голландии. В этих тучах она видела быстро летящую к ней смерть, причем каждое облако стремилось опередить остальные, чтобы схватить и утащить ее. Однако они никогда не трогали Пию, а проплывали мимо. Эти облака вызывали в ней нездоровый интерес, и часто, навещая Пию, я заставала ее разглядывающей в окно затянутое тучами небо.
Незадолго до того, как она в последний раз легла в больницу, доктора предложили ее родителям увезти Пию куда-нибудь на отдых. Она никогда не выезжала дальше окраин Амстердама. Врачи настаивали, чтобы ее увезли в солнечные края.
Деньги всегда были проблемой для этой семьи, однако школа, родители, ее друзья и знакомые собрали сумму, достаточную для поездки в Рим. Этот город ее родители выбрали по совету агента местного туристического бюро.
Пия не особенно хотела ехать в Рим. Она предпочитала пляжи и леса, где она могла бы сидеть и наблюдать за волнами, листьями, облаками и солнечным светом. Она хотела бы поехать в Испанию или на Ривьеру, однако ее предки сочли, что двухнедельная поездка в Рим принесет больше пользы для образования. Вернулась Пия в еще более подавленном настроении.
— Я не представляла, насколько все это может быть трагично, — сказала она мне. — Рим прекрасен, но это мертвый город, полный обломков омертвелого камня. Родители привезли меня на большое кладбище, думая, что доставляют мне удовольствие показом руин и надгробий. Как они наивны! Неужели не понимают, что через месяц-два я сама буду лежать на кладбище! Почему они не показали мне цветы и леса, пляжи, озера и яхты? Почему они не взяли меня на рыбалку или покататься на пароходе?
Накануне смерти (а она умерла в день своего семнадцатилетия) Пия попросила нянечек почитать над ней, когда она умрет, выбранные ею псалмы из Библии. Она сказала своей матери, что желает быть похороненной в желтой коротенькой пижаме с красиво уложенными волосами. Но она была уже наполовину лысой и хотела, чтобы опухоль на шее была тщательно прикрыта. Она даже выбрала для себя посмертный грим. Слушая, как дочь спокойно готовится к смерти, ее мать была на грани сердечного приступа.
Когда мы с мамой пришли выразить соболезнования, я увидела, что все наставления Пии были аккуратно выполнены. А шею ее обвивала тонкая золотая цепочка с сердечком, мой подарок к шестнадцатилетию. Глядя на Пию, лежавшую в гробу, я забилась в истерическом хохоте. Ее родители, смущенные, не знали, как на это реагировать. Если бы моя мама не объяснила причину моей истерики нервной реакцией, которую я испытываю при глубоких потрясениях, и не извинилась, я сомневаюсь, что они когда-нибудь простили бы меня. На похоронах Пии я и еще три девочки должны были нести темно-красное покрывало, которое кладут на гроб после его закрытия. Я контролировала себя, была молчаливо спокойной и серьезной, но когда органист начал играть выбранные Пией псалмы, я сломалась и горько разрыдалась.
Доставая платок из кармана, я выпустила свой край покрывала, а подхватив его, оглянулась вокруг, смущенная, и заметила, что десятки других мальчиков и девочек, а также взрослые плакали и вытирали платками слезы. Скорбь охватила всех присутствующих.
Это был один из самых значительных по впечатлениям и переживаниям дней в моей жизни. Впервые я хоронила близкого человека. Когда я вижу похоронную процессию, чувство той потери возвращается, и мое сердце разрывается от боли. Но я не скорблю по тому человеку, которого хоронят, он обрел покой, я сопереживаю тем, кто будет продолжать жизнь, утратив любимого.
11. ВОСПОМИНАНИЯ: БИББИ
Да, с возвращением в Амстердам на меня нахлынули воспоминания, как хорошие, так и плохие. На ум не один раз приходила знаменитая строчка из Т.С.Эллиота — "Апрель самый жестокий месяц… смесь воспоминаний и желания", и хотя апрель быстро сменился маем, перемена давалась мне с трудом.
Видения и звуки прежних лет постоянно материализовывались, и я провела много дней в мечтах, сопоставляя прошедшие годы с последующими и выискивая в прошлом все, что могло бы предсказать будущее.
Однажды, гуляя по Лейдсестраат, мысленно находясь совершенно в ином мире, размышляя, что же мне с собой делать, беспокоясь о моем бедном отце, я мельком увидела знакомую фигуру на другой стороне улицы. Он не видел меня.
Но я уверена, что это был Бибби.
И какой же поток воспоминаний нахлынул на меня в результате этой встречи! Я вспомнила то первое утро в 1965 году, когда я вошла в контору небольшой амстердамской кофейной компании в качестве девушки на побегушках и была сразу же сражена видом стройного молодого человека. Контраст между густыми темными бровями, черными, слегка вьющимися, волосами и большими синими глазами заворожил меня. Его глаза были не водянисто-голубого цвета, а того оттенка, который предполагал очень эмоциональную, чувствительную натуру. У него небольшой чувственный рот. Когда он улыбался, то обнажались два ряда великолепных белых зубов. Нос был приятной правильной формы. Его звали Бруно; я немедленно дала ему прозвище "Бибби".
Был жаркий солнечный день, и на мне было надето простое черное платье с розовыми и красными цветочками и небольшим вырезом. Платье соблазнительно открывало часть моей груди и было вполне пристойным, хотя и достаточно сексуальным для первого выхода на работу.
Я всегда ненавидела летом чулки и закрытые туфли, поэтому у меня на ногах были домашние туфли. Скоро я стала известна, как "девица в тапочках".
На Бибби, который работал в конторе около года, была возложена обязанность познакомить меня с учреждением, что меня полностью устраивало. В конторе были заняты десять сотрудников, чьи рабочие места разделялись стеклянными перегородками. Помимо меня, в штате находилась еще одна женщина, в обязанность которой входило готовить кофе для сотрудников, но она была старше меня, поэтому я чувствовала, что здесь скучать не придется.
Все другие мужчины были лет на десять старше меня и Бибби и казались весьма общительными. В этой атмосфере расслабленности работа представлялась легкой, а нагрузка ничтожной.
С самого начала между Бибби и мной возникла взаимная симпатия. Мне нравилось, что он совсем не нахальничал. Он вел себя довольно невинно, даже застенчиво, и мы проводили обеденные часы вместе за тихой спокойной беседой.
Постепенно Бибби стал просить меня о свиданиях. Я не могла согласиться, потому что уже гуляла с другим парнем, Феликсом, но я никогда не говорила об этом Бибби. Я просто туманно уходила от прямого ответа. Наконец он стал умолять меня объяснить, почему я не хочу с ним встречаться.
— Послушай, Бибби, у меня уже год, как тянется любовь с одним парнем, — сказала я. — Он очень ревнив, он собственник по характеру. Мы с ним встречаемся почти каждый день и обычно проводим вместе выходные. Честно, мне хотелось бы погулять с тобой. Но сначала мне нужно порвать с Феликсом, только спокойно, без скандала, чтобы никому из нас не было больно. В конце концов, он очень вспыльчив и упрям и может выкинуть какой-нибудь сумасшедший номер.
Бибби был терпелив и готов ждать, сколько понадобится. Пока мы ограничивались тем, что держались за руки во время ланча в задней комнатушке офиса и иногда случайно целовались. Временами, когда мы гуляли вдоль каналов, держась за руки и вдыхая божественный летний воздух, его тело прижималось к моему, но все это еще было очень невинно.
Я была так счастлива, найдя человека, который не разыгрывал из себя супермена, что намеренно вела себя наивно. Я, конечно, не хотела, чтобы он узнал, что мы с Феликсом постоянно трахались.
Странное чувство я испытывала по отношению к Бибби. Мне снова хотелось стать девственницей. И если бы я рассказала Бибби о всех тех вещах, которые мы с Феликсом проделывали, он бы страшно расстроился. Даже разговор о сексе с Бибби казался неуместным. Мы разговаривали на множество других тем, и я наслаждалась чувством духовной общности, но мне также хотелось и телесного общения с ним.
Однажды я пришла к Феликсу домой и сказала:
— Феликс, знаешь, я думаю, что между нами все кончено.
— Что? — вскричал он.
— Между нами все кончено, — повторила я. — Я встретила человека, которого люблю больше тебя и пора расставить все по своим местам. У нас с ним общие интересы — он любит музыку, театр, искусство, и он очень красив.
— Ты с ним спала? — грубо спросил меня Феликс.
— Нет, — призналась я. — Еще не спала. Не знаю, хорош ли он в постели, сейчас это не имеет значения.
— Как же ты уверяешь, что любишь его, если не спала с ним? — спросил Феликс.
— Разве нужно переспать с человеком, чтобы узнать, что ты его любишь? — удивилась я.
— Желаю тебе всякого счастья в мире, малышка, — сказал Феликс, — но он никогда не будет так любить тебя, как я, ты это знаешь. Ты вернешься ко мне, когда разочаруешься в нем.
Это звучало цинично и саркастично. Затем Феликс вынудил меня заняться с ним любовью, но я уже наверняка знала: то, что я чувствовала к нему год назад, ушло безвозвратно. Мое сердце освободилось и желало Бибби.
Когда Феликс достиг оргазма, он внезапно зарылся лицом в подушку и плакал в течение целых десяти минут, крепко, до боли обнимая меня. Затем он резко вскочил и отвернул от меня лицо, но подушка была мокрой от его слез.
Феликс был впечатлительным пареньком и, должно быть, понял, что это наше прощальное траханье. До этого он еще не влюблялся или же не крутил по-серьезному с девушками. Когда мы встретились, то были молодыми, зелеными и чокнутыми, хотя в сексуальном отношении идеально подходили друг к другу. Но умственно я переросла Феликса. Мне был нужен человек, который мог быть интересным как в культурном, так и в физическом отношении. Я любила читать и играла на пианино. У меня была большая коллекция пластинок с классической музыкой. Феликс был абсолютно равнодушен ко всему этому.
Финальная сцена с ним была очень болезненной, но Бибби в конторе сказал мне, что если будет дружить со мной, то только при условии, что я развяжусь с Феликсом и он будет в этом твердо уверен. Он сказал, что не перенесет, если узнает, что я обманываю его или пытаюсь сразу сидеть на двух стульях. Я "Близнец" по гороскопу, для меня, естественно, трудно обходиться только одним партнером, но я искренне жаждала общения с Бибби.
Бибби жил в Буссуме, в часе езды от Амстердама. Он ездил поездом; от станции до нашей конторы пять минут ходьбы.
В начале наши отношения были полностью лишены сексуальной окраски. Мы ходили вместе обедать, в кино или же проводили время с моими родителями, и единственным активным действием был прощальный тайный поцелуй в дверях, почти как в детстве.
В конце концов мы согласились, что я проведу уик-энд в Буссуме, и мои родители не возражали, думая, что мы будем находиться под достаточным надзором.
Буссум очень милый городишко, затерявшийся среди лесов и пашен, его дома окружены деревьями и лужайками. Украшение его улиц — красивые дома, прелестные магазинчики, художественные лавки и выставочные галереи.
Бибби, как я поняла с первой нашей встречи, был очень эмоциональным человеком, это свойство скрывалось за его большими синими меланхолическими глазами. Он был также легко ранимым и беззащитным в отличие от Феликса с его широкой ухмылкой и маленькими карими глазками, которые при улыбке терялись в морщинах.
Не удивительно, что Бибби почти все свое нерабочее время проводил дома. У него было великолепное собрание записей классической музыки и пианино. Я знала об этом, но огромной радостью было обнаружить, что он великолепно играет. У меня за спиной было двенадцать лет музыкального воспитания, но все-таки музыка в его жизни имела гораздо большее значение, чем в моей. На первый уик-энд в Буссуме я приехала ранним субботним утром. Бибби встретил меня на станции и привел домой, где нас ждала его мать. (Отец умер от рака, когда Бибби исполнилось шестнадцать.) Ей было около шестидесяти пяти, она была простенько одета, без всякой косметики, то есть была типичной милой старой мамой, принадлежащей к средней буржуазии. Также меня представили двум его братьям, которые производили приятное впечатление.
Бибби познакомил меня с домом и в конце концов привел к себе в комнату. Она находилась на втором этаже и была довольно большой, с громадным окном, откуда виднелись деревья. Внутри стоял деревянный квадратный стол с четырьмя стульями, пианино, кровать у стены, был также открытый камин — уютная, приятная комната.
Над кроватью висел большой персидский ковер, а рядом с ним пять различных мечей. Я немного испугалась.
— Ты не боишься, что они упадут? — спросила я.
— Нет. Я собираю мечи. Это старинное оружие, имеющее свою историю. Этот меч — из Китая и на нем до сих пор видны следы крови и волосы одной из жертв.
Возможно, так и было, я не стала проверять. Мне понравился контраст между солнечным, содержавшимся в идеальном порядке домом Бибби и по-холостяцки запущенной комнатой Феликса, в которой мы так много баловались. Неопрятность Феликса и его грязная захламленная комната вызывали во мне брезгливость. Я издала вздох облегчения, потому что мне понравился дом, братья и мать Бибби, а больше всего сам Бибби и его комната.
В тот полдень мы были одни в доме и, наконец-то, кажется, созрели для любви. Ожидание было таким томительным. Занялись ли мы этим делом сразу? Нет…
Сначала он сыграл для меня на пианино несколько этюдов Шопена, и я была настолько романтично настроена, что думала, вот-вот растаю. Однако как бы я ни любила фортепиано, на самом деле мне хотелось увидеть его орган.
В конце концов он подошел и обнял меня. Я ощущала себя такой невинной… Жалела, что не девственница. В нем чувствовалась большая нервозность.
Он уставился на мои загорелые ноги, затем на пальцы ног с покрашенными в бледно-розовый цвет ногтями, а затем на мои руки. Его руки крепко обхватили мои, сжимая пальцы и в то же самое время нежно лаская подушечки.
— У тебя такие красивые пальцы, — прошептал он, прижимаясь ко мне.
Я начала теребить его галстук. Он снял его, и тогда я провела пальцами по его спине. Он вздрогнул. Его глаза вопросительно взглянули на меня. Бибби был слишком застенчив, чтобы сделать первый шаг.
— У тебя есть хорошие пластинки, под которые мы могли бы потанцевать? — спросила я.
Он поставил на проигрыватель диск Серхио Мендеса и Аструд Гильберто и в течение получаса мы танцевали, тесно прижавшись друг к другу. Я почувствовала, как что-то прекрасное поднимается у него в брюках, его тело было тесно прижато ко мне, его дыхание трепетало на моих ушах, волосах, шее…
Потом напряжение стало невыносимым для меня, я потянула вниз его голову и крепко поцеловала в губы, гораздо более страстно, чем когда-либо целовала его в офисе или у дверей. Мой язык проскользнул в его теплый, ищущий рот, исследуя его зубы и губы. Затем его язык встретился с моим.
Сплетясь в танце и поцелуе, мы по моей инициативе двигались к кровати, а там присели, и я предложила ему расслабиться и прилечь. Музыка все еще играла, я медленно провела рукой по его волосам на груди и голове. Его руки были неподвижны; он не знал, что с ними делать.
Я наклонилась и сняла с него носки и туфли. Когда он лежал, я обратила внимание на выпуклость у него в штанах. Он покраснел, заметив, что я гляжу на нее, подтянул ноги и попытался прикрыться рукой.
— Нет, Бибби, не надо, оставь, как есть, — умоляла я, дай взглянуть на тебя.
Я покрыла его лицо поцелуями и так завелась, что могла кончить только от одних тесно сжатых ног. Но я терпеливо ждала. Хотя я и ласкала моих предыдущих парней, на этот раз все было по-другому. Я чувствовала настоящую любовь к Бибби.
Обычно более агрессивен мужчина, но неумелость Бибби возбудила меня. Неожиданно я догадалась о ее причине: он был девственник. Но я не спрошу у него об этом до тех пор, пока мы не полюбимся. Я расстегнула его ремень, а затем и ширинку. Под трусиками его эрекция выглядела восхитительной белоснежной горной вершиной. Но он застеснялся и попытался застегнуть брюки.
— Ну давай же, — просила я, — мы ждали этого момента неделями. Позволь мне сделать это!
— А как же занавески? Соседи? — спросил он нервничая. Я хотела сказать: "Черт с ними!", но вместо этого ответила:
— Хорошо. Минутку. А ты пока разденься. Зашторив окна, я прошла по затемненной комнате и увидела его лежащим в полусвете, одетым только в короткие белые трусы. У него была сильная эрекция и, казалось, он нервничал уже меньше. На кровати не было подушек, потому что на день она застилалась, как софа. Я сказала:
— Давай снимем покрывало и разберем постель. Скажи, где лежат подушки.
Бибби показал на стенной шкафчик. Я подошла к шкафчику и вынула подушки, а он в это время снял покрывало и сложил его. Я сняла туфли, а потом и платье.
Бибби с восхищением глядел на меня. Он никогда не видел меня в сексуальных французских трусиках и лифчике. Возможно, он никогда не видел настолько раздетую девушку; более того, судя по бледному цвету его тела, я сомневалась, что он когда-нибудь ходил на пляж.
Не отрывая взгляда, он потянулся ко мне, дотронулся и поцеловал, будто я была не из плоти и крови. Постепенно он становился более смелым. Он поцеловал мой живот, а затем попытался снять с меня лифчик. Из-за отсутствия опыта у него это заняло, как мне показалось, по меньшей мере полчаса.
Когда лифчик наконец-то упал, он с жадностью схватил мои упругие груди и начал их любовно ласкать. Мои соски стали твердыми, как пули. Я прижалась к нему. Бибби снова застеснялся, и я решила еще раз взять инициативу в свои руки.
Я освободилась от трусиков-бикини темно-красного цвета и небрежно бросила их у кровати. Взяв одну его руку, которая нежно ласкала мою грудь, я положила ее на густой коричневый треугольник между ног. В то время я еще не умела ровно подстригать волосики, поэтому растительность внизу была весьма богатой. Хотя я вообще-то натуральная блондинка с мягкими шелковистыми волосами, мои брови и растительность внизу живота всегда были темными.
После того, как Бибби наивно потрогал мою киску, не зная, где точно отыскать клитор, я мягко направила его указательный палец в нужное место. Я уже была очень мокрой и очень готовой для него. Одновременно другой рукой я стянула с него трусики. Мне доставило удовольствие видеть его прекрасный толстый член с парой великолепных яиц.
В то время, как он играл с "мужчиной в моей лодке" — клитором, я поглаживала его твердого "мужчину в моей руке". Бибби не подвергался обрезанию, но его член был очень чистым. Передняя плоть легко скользила по головке. Я начала двигать ее вперед и назад и могла ощущать, каким чувствительным был его член. Поскольку все это было так ново для него, он готов был взорваться.
Я высвободилась из его рук, стала двигаться вдоль его тела вниз, легла у него между ног и без всяких колебаний взяла в рот его член, одновременно слегка лаская его яички, обхватив мошонку ладонями. Затем я поцеловала его прелестный член.
Бибби очень возбудился и стал умолять любить его так, как мне хочется, предоставляя мне тем самым лидерство.
Поскольку я лежала на животе у него между ног, я решила подтянуться чуть-чуть повыше и подразнить его член своей киской. Моя вульва была горячей, скользкой и с нетерпением ожидала его пульсирующий член. Я жаждала, чтобы он заполнил меня.
Наконец-то Бибби был внутри меня — с небольшой помощью своей подружки — но он мог закончить в любой момент. Мне пришлось преподать ему пару уроков самоконтроля, удерживая его в полной неподвижности во время объятия.
Когда я убедилась, что Бибби способен продержаться некоторое время, я возобновила траханье.
Тесно прижимаясь к его разгоряченному телу, я начала медленно двигаться вперед-назад, обняв его ноги своими ногами и находясь сверху. Через несколько мгновений я уже была готова. Если честно, у меня как раз хватило времени сообщить об этом Бибби, который крепился изо всех сил.
— Ну давай же, Бибби, глубже, глубже, пожалуйста! Отдай мне его на всю длину! — стонала я в экстазе.
Мы одновременно достигли высшей точки наслаждения. Это было долгое, восхитительное чувство, и я ощущала, как его семя вливается в меня. Да, ради этого следовало подождать столько времени, сразу же сказала я себе.
Мы долго лежали в этот полдень, изнемогшие, счастливые, в высшей степени удовлетворенные. Отдых после акта был таким же чудесным, как и оргазм. Мы шептали нежные слова, ласкались с закрытыми глазами, нежно трогая лица, груди, руки, пальцы друг друга.
Как маленькие невинные подростки, мы были ошеломлены свершившимся актом любви. Я чувствовала, будто никогда ни с кем не спала до этого.
А затем я задала Бибби вопрос, который собиралась задать. Это было примерно через час, после того, как мы совокупились, и у него опять начала появляться эрекция.
— Бибби, скажи: ты в первый раз имел дело с девушкой? Он застенчиво кивнул.
— Да. Ты моя первая девушка.
Меня взволновало, что со мной человек старше меня на несколько лет, который был девственником до нашей встречи и который выбрал меня в качестве своей первой любовницы и постоянной подружки. Мы оба надеялись, что наше знакомство будет долгим и счастливым. Я твердо вознамерилась стать самой лучшей наставницей, о которой он только мог мечтать и ожидала, что наша сексуальная жизнь будет становиться более интересной с каждым днем. Я знала, мне предстоит здорово потрудиться, но Бибби был усердным и способным учеником. Если бы он научился также играть на моем инструменте, как на пианино, то не было бы никаких проблем.
Спустя несколько недель при выполнении позы "69", которой я его обучила, произошел ужасно неприятный случай. Я показала ему, как надо есть меня, лаская и стимулируя мой клитор пальцами и языком. Любя друг друга таким способом, мы оба очень сильно возбуждались и буквально зверели, и хотя Бибби был довольно осторожен, не кусал и не причинял мне боли, я настолько поддалась страсти, что укусила его член до крови.
В тот же день Бибби сходил к семейному врачу, который с улыбкой сказал, что я почти сделала ему обрезание. Доктор перебинтовал член, приложил мази и рекомендовал холодные компрессы.
Когда Бибби поправился, мы снова, правда, осторожно начали заниматься любовью. Однако, это было больше, чем траханье и вылизывание, которыми я занималась с Феликсом и могла бы заниматься с Бибби или любым другим мужчиной. Здесь было более глубокое чувство… любовь.
Бибби и я стали неразлучны… днем в офисе, вечером в кафе, на концертах, в театре, в парках, а в конце недели — в его комнате.
Иногда мы даже ухитрялись устраивать ночь любви на неделе, но чаще всего любовные встречи приходились на уик-энд. И можете себе представить, насколько взрывными были наши секс-встречи, когда мы давали выход любви и плотскому вожделению, накопившимся за неделю, проведенную в воздержании.
Одно время мы увлеклись театром; сама идея лицедейства и сопровождающая его возбуждающая обстановка заинтриговали меня. К счастью, мне удалось пристроиться к одной из американских кабаре-групп, которая тем летом выступала в Амстердаме. Несколько вечеров в неделю я работала там девушкой на побегушках и объявляла номера, одетая в национальный голландский костюм (включая деревянные башмаки!). Тогда я действительно чувствовала, будто являюсь частью труппы, и это было настолько восхитительно, что вскоре я вступила в еще одну театральную компанию. Там мне пришлось заниматься различного рода мелкой театральной работой, включая гримировку, что мне очень нравилось, и в конце концов я стала даже писать небольшие комедийные скетчи для шоу.
Бибби, бывало, с горделивым видом сидел в зале во время представлений или же просто встречал меня у входа на сцену, всегда с любовью подбадривая меня.
Мы дружили уже около года, и Бибби начинал проявлять все более и более серьезные намерения касательно наших отношений, что как-то пугало меня. Я знала, что еще не готова к пожизненному заключению.
Это было примерно в то время, когда моего отца хватил первый удар. Бибби страдал почти, как и я, от потери общения с моим отцом. Он сильно привязался к нему, испытывал почти сыновние чувства, и изо дня в день, из месяца в месяц ходил навещать отца и катать его в коляске. В жару и в холод, в дождь и в снег Бибби с такой преданностью относился к нему, что временами я, хотя это нелогично и глупо, чувствовала себя заброшенной.
И все же это было прекрасное, беззаботное и счастливое время, я была молода и любила Бибби. Когда я слышу музыку Чайковского, Баха, Брамса или Шопена, эти прекрасные часы всплывают предо мной и я могу разрыдаться, вспоминая, каким добрым, преданным и верным по отношению ко мне был Бибби, как сильно меня любил.
Но все хорошо кончается только в сказках. Бибби был очень чувствителен и слишком легко раним. В результате это начало меня раздражать. Я стала ощущать почти то же, что и в конце моего романа с Феликсом. Однако в то время как Феликс вел себя слишком по-мальчишески, Бибби был излишне серьезен.
Бибби всегда выступал как истинный джентльмен. Сомневаюсь, что у него когда-нибудь были голубые джинсы. Даже по уик-эндам он надевал рубашку, галстук и пиджак или же костюм с жилеткой. Я отдавала должное его изысканности, но иногда мне хотелось встряхнуть его и заставить вести себя по-юношески, быть для разнообразия менее чопорным.
Итак, он продолжал оставаться идеальным джентльменом с безукоризненно подобранной одеждой, чистюлей, всегда добрым и внимательным по отношению к своей матери и братьям и любящим меня, а я чувствовала возраставшую подавленность. В его мире я не могла совершить какой-нибудь неправильный поступок. Он водрузил меня на пьедестал, а мне там не хватало воздуха. Он не давал возможности расслабиться. Я должна была обещать выйти замуж за него, а я еще не была готова к оседлому образу жизни.
Хотя я и не хотела быть разрушительницей нашего счастья, я вскоре поняла, что наши отношения угасают. Однажды под влиянием настроения я заявила:
— Думаю, что поеду в Америку, Бибби. Я решила, что на сегодняшний день между нами все кончено.
Он ничего не сказал. Он побледнел. Затем сел на свою "Веспу" и поехал домой.
В два часа ночи мне позвонил его старший брат.
— Бибби чуть не погиб в аварии. Ночью в темноте он врезался на мотороллере в дерево. Чтобы поправиться, ему придется провести в больнице несколько недель.
Узнав об аварии, я чувствовала себя отвратительно. Я знала, что он не заслуживает такого расставания со мной. И, что было еще хуже, пока Бибби лежал в больнице, я спуталась с сильным властным мужчиной, которого звали Питер. У него была комната в городе, и вскоре мы уже регулярно трахались. Кроме того, я ушла из кофейной фирмы.
Бибби поправился, и я снова стала его девушкой, хотя все чаще и чаще встречалась с Питером, и делала вид, будто продолжаю любить Бибби, что в какой-то степени было правдой. Но я уже разрушила все его надежды с женитьбой. Я просто не была женщиной, удел которой тихая спокойная жизнь на окраине города в окружении соседок, сплетничающих о погоде. Из нашего общения исчезло чувство возбуждения, радости, ощущение молодости; общей осталась только привязанность к музыке и искусству.
После нашего примирения Бибби еще больше привязался ко мне, а я бессознательно причиняла ему боль. Мы с Питером продолжали трахаться и вылизывать друг друга досуха чуть ли не каждый день, как это делают монашки в своих кельях по ночам. Бибби же был в Буссуме со своей матушкой и братьями.
Я все еще не рассказала Бибби о существовании Питера.
Однажды Питер и я, обнявшись, гуляли по набережной. Я забыла, что наступил час ленча, и мы прохаживаемся поблизости от конторы Бибби, который также мог выйти на прогулку. Когда я его увидела, было уже поздно. Он заметил нас и изменился в лице. Мне ничего не оставалось делать, как познакомить обоих моих любовников.
Питер пожал Бибби руку и вопросительно взглянул на меня. Бибби сник от крепкого рукопожатия, извинился и сказал, что ему нужно срочно уйти, а затем со слезами на глазах попросил позвонить ему попозже. Я позвонила, и мы договорились встретиться вечером. Подразумевалось, что это будет наша прощальная встреча.
Мы встретились в доме его дядюшки в Амстердаме, потому что мне не хотелось ехать в Буссум. В нашем распоряжении была тихая комната на шестом этаже. Стоял теплый, спокойный вечер, и окно, выходящее на улицу, было открыто.
Бибби стоял у окна. Он тихо плакал, когда я ему говорила, что наша связь практически кончилась. Неожиданно он бросился к окну. Я схватила его за пиджак, но он высвободился. Одной ногой он влез на подоконник и почти полностью свесился наружу.
— Бибби, пожалуйста, не делай этого, — умоляла я, — не делай глупостей.
— Мне незачем жить, — хныкал он. — Я потерял тебя. Ты женщина моей мечты. Я люблю тебя. Я хочу, чтобы ты стала моей женой и матерью моих детей. Но ты отвергла меня. Для чего же мне жить?
— Бибби, — сказала я, — я не достойна этого, не достойна, чтобы ты умер из-за меня.
Сейчас уже рыдали мы оба. Я просила его простить меня за ту боль, которую причинила ему.
— Не в моей натуре причинять боль людям, потому что мне не нравится, когда причиняют боль мне, — объяснила я. — Но хотелось, чтобы хоть иногда ты обращался со мной, как сильный, взрослый мужчина!
Бибби глядел на меня, и в его больших синих глазах стояли слезы. Он походил на побитую собаку. Он наконец-то понял, что наступил конец. Он отвез меня домой, и я не могла уснуть всю ночь. Чудились кошмары. Интуиция подсказала, что в Буссуме не все в порядке. Бибби совершил что-то страшное. Во сне я чувствовала острую боль в запястьях, как будто мне их порезали острой бритвой. Потом приснилась разбрызганная повсюду кровь, и в ужасе я проснулась.
Когда Бибби не позвонил на следующий день, я сказала Питеру, что очень волнуюсь.
— Не звони ему, — велел Питер, — пусть он переживет все это сам.
Через два дня от Бибби все еще не было никаких известий, и я позвонила ему на работу.
— Бибби здесь нет, — сказали мне, — он заболел. Мы не знаем, что с ним, но его не будет довольно долго.
Я продолжала волноваться. Наконец я позвонила ему домой. Ответила мать, ее голос был тускл и печален.
Она сказала, что я не смогу поговорить с Бибби. Я умоляла рассказать, что же случилось.
— Ты превратила нашего Бибби в развалину, — пожаловалась она.
— Что вы имеете в виду? — спросила я.
— Ты помнишь, что случилось в тот вечер, когда ты в первый раз порвала с ним, тот вечер, когда произошла авария с мотороллером? Бибби не хотелось жить. Авария не была случайной. Он сделал это сознательно… А в этот раз, когда ты порвала с ним окончательно, прошлым вечером, он…
— Не надо говорить! — вскричала я. — Это — меч?
— Как ты узнала?
— У меня ночью был кошмар. Я знала, что он делает что-то ужасное, я хотела позвонить ему и остановить.
— Ксавьера, — вздохнула она, — повзрослеть очень трудно. В молодости у меня не было таких переживаний. Я вышла замуж, когда мне исполнилось семнадцать, и муж был для меня единственным мужчиной. Но, вы, молодые, предпочитаете прыгать с одних коленок на другие. Знаешь ли ты, как хотел жениться на тебе Бибби? Он неплохой парень, а ты нам нравилась. Ты у него была первой девушкой, и он был счастлив с тобой. Зачем ты заставила его так страдать?
Когда она выговорилась, я попросила у нее прощения.
— Я не хотела сделать ему больно, но я была вынуждена прекратить наши отношения. Я не настолько любила его, чтобы выйти за него замуж. У нас все шло не так, как надо.
— Я позволяла вам делать все что угодно во время уик-эндов, — сказала она. — Ты могла ночевать у нас в доме. Я никогда не выпроваживала тебя. Я никогда ничего не запрещала Бибби. Вы запирались в его комнате с пятницы до воскресенья. Иногда это ставило нас в неловкое положение! Но должна сказать, что ты пришлась нам по душе, ты была, как счастливая искорка, в этом доме. Почему же ты бросила моего Бибби? А вообще-то, Ксавьера, ты хозяйка своей жизни.
— Скажите же мне, — умоляла я, — что случилось с Бибби?
— Братья отвезли его в больницу. Он порезал себе руки и истекал кровью. Хорошо, что он не до конца выполнил свое намерение умереть. Он сильно порезался. Теперь у него на всю жизнь останутся шрамы на руках. Сейчас он почти псе время лежит в своей комнате в полной темноте.
Я чувствовала себя очень виноватой, будто это я втянула его в жуткую историю.
— Пожалуйста, Ксавьера, — упрашивала его мать, — будет лучше, если ты исчезнешь из его жизни. Дай ему поправиться. Дай ему возможность обрести себя. Иди своим путем, Ксавьера, но не разрушай чужие жизни. Не позволяй влюбляться в себя, если не полюбишь также крепко, иначе ты только причинишь боль возлюбленному.
После этого я долгое время ничего не слышала о Бибби. Как-то наши общие знакомые сказали, что он выздоровел, но он сторонился девушек и полностью ушел в себя. Помимо работы его единственным увлечением была музыка.
Иногда я писала Бибби оттуда, где находилась… Южная Африка, а затем Соединенные Штаты… но почти безответно. Если же он и отвечал, то это было просто вежливое признание получения моего письма. Тон его ответов оставался холоден и отчужден или заведомо нейтрален. Временами между строчек проскальзывала сентиментальность, но общий смысл письма сводился к тому, что ему нечего сказать мне. Возможно, страдания его были так сильны, что ему было стыдно признаться в этом? Надеюсь, что дело было не в последнем.
Он все еще продолжал общаться с моей матерью и добросовестно навещал отца в больнице.
Мама сообщала мне, что он добился больших успехов в бизнесе и обзавелся любовницей, которая была старше его на пятнадцать лет.
Бедный дорогой Бибби… каждый из нас мог так много дать другому, но просто у нас был разный химический состав.
Через несколько лет я влюбилась в Карла, моего американского жениха, и когда он бросил меня, я очень сильно переживала и только тогда поняла, что сделала с Бибби.
Если бы я знала тогда, то что знаю сейчас, думала я… и все же я поступила бы точно так же. Идеалы Бибби были нереальны для меня, и если бы мы поженились, то все равно наш брак был бы обречен на неудачу. Где-нибудь и когда-нибудь произошел бы срыв, и чем раньше мы расстались, тем лучше. Ведь между любовью и ненавистью, хорошими и плохими чувствами такая тонкая грань. Я всегда буду сожалеть о том, что наша любовь с Бибби в конечном счете принесла только боль.
12. СОВСЕМ НЕ ГОЛЛАНДСКОЕ ГОСТЕПРИИМСТВО
Возвращение в Голландию и жизнь там после столь долгого отсутствия воистину привнесли значительные изменения в мое существование.
Болезнь отца, воспоминания о таких друзьях, как Пия или Бибби, а также мрачная и тоскливая погода, все, казалось, объединилось, чтобы привести меня в состояние депрессии. К тому же Амстердам представлял собой разительный контраст по сравнению с Нью-Йорком, так что моя социальная жизнь стала совершенно иной. Конечно, я много времени проводила дома, и матушка баловала меня, счастливая, что ее беспутная дочь наконец-то очутилась у нее под крылышком.
Большинство моих друзей, как я узнала, счастливо устроили свою судьбу, и у нас мало что оставалось общего. Но Мария, девушка, с которой я вместе ходила в школу, все еще оставалась незамужней и однажды вечером пригласила меня прогуляться по городу. Я была рада сбежать из дома на вечерок, поэтому сразу же согласилась. Мы назначили свой выход в свет на следующий день.
Мама предложила нам свою машину, и я этим воспользовалась, чтобы проехаться по родному городу. Я слышала, что он сильно изменился, но сейчас у меня появилась возможность убедиться в этом воочию. Я заехала за Марией, и во время поездки она вновь знакомила меня с городом.
Если вам известна история США, то вы помните, что первоначально Нью-Йорк назывался Новым Амстердамом. А сам Амстердам звали Северной Венецией. Некоторые сравнивают его с Бостоном из-за кривых улочек и стиля барокко в архитектуре. Но Амстердам неповторим — это Амстердам.
Аналогия с Венецией основывается, конечно, на главной достопримечательности города, которой является сеть многочисленных каналов, пронизывающих весь город. Лучшее средство для туристов осмотреть их — поездка в застекленных речных трамвайчиках, где гид-полиглот познакомит с различными историческими и архитектурными памятниками.
До того, как отцы города воздвигли вдоль каналов ограждения высотой в один фут, любимым занятием амстердамцев было вылавливание из каналов машин… особенно после бурно проведенных пятниц.
Первые каналы прорыли около четырехсот лет тому назад, и иногда я задаю себе вопрос, не сохранилась ли в них вода еще с тех времен. Самое вежливое, что я могу о ней сказать, это то, что она имеет цвет кофе. Говорят, по ней, яко посуху может пройти даже безбожник!
Каналы показались мне знакомыми, но я забыла про шумное, неорганизованное движение транспорта. В Амстердаме гораздо безопаснее передвигаться пешком, чем ехать на машине или, что еще хуже, на велосипеде. Поэтому я припарковала машину, и дальше мы пошли пешком.
Когда мы оказались на площади Рембрандта, одной из главных площадей города и наиболее любимой мною, я просто не могла узнать ее. Куда ни посмотри, везде хиппи всех рас и народов, молодые мужчины и женщины; это неудивительно, поскольку я слышала, что Амстердам стал мировой столицей хиппи. Когда мы шли по площади, я заметила, что многие из них, несмотря на длинные волосы, были довольно привлекательны, казалось, им было на все наплевать, и они были настроены добродушно. Еще я заметила, что некоторые были не старше шестнадцати — семнадцати лет, что сначала меня поразило, но затем я вспомнила свою юность и тягу уехать куда глаза глядят. Я даже смогла частично восхититься их находчивостью и способностью путешествовать так далеко при столь ограниченных финансах.
— Ну и какие чувства испытывают добрые отцы города к толпам этих юнцов? — спросила я Марию.
— О, конечно, сначала их не встретили на "ура", однако вскоре к ним привыкли и подозреваю, что некоторые горожане даже втайне гордятся, что эти юнцы избрали Амстердам в качестве своей Мекки… Сейчас в нашем городе чего только не встретишь.
Я могла убедиться в этом своими глазами, потому что Амстердам помимо того, что служил для хиппи местом промежуточной остановки, как и для ласточек, перелетающих в Капистрано, быстро превращался в столицу "веселых" всего мира. Мария рассказала мне, что каждую неделю в аэропорт прибывают самолет за самолетом, битком набитые "веселыми" парнями и девушками, жаждущими насладиться свободой, которую предоставляет город тем, кто разделяет их наклонности. Их присутствие ощущалось всюду: десятки "веселых" баров, клубов, отелей по всему городу, и, казалось, никто не приходил в расстройство при виде всех этих весельчаков и явно не голландских лесбиянок. К стандартным определениям, характеризующим голландцев — "надежные, честные, стоические, опрятные, предприимчивые" — по моему мнению, нужно добавить — "терпеливые".
— Наркобизнес тоже процветает, — сказала Мария, — с нашествием хиппи и опять-таки в связи с терпимой полицией Голландии.
С чувством удивления Мария добавила, что ежедневно по голландскому радио передают цены на наркотики на черном рынке!
Я поняла, что для одного дня встреченной антикультуры вполне достаточно. Амстердам также является крупным центром торговли, и поскольку время было еще раннее, я предложила Марии пройтись и посмотреть витрины — и, может быть, даже купить что-нибудь — на любимых мною торговых бульварах Калверстраат и Рокин Лейдесестраат. Поэтому мы туда направились и приятно провели там час или около того. Мы засматривались на выставленные в сверкающих витринах торгового дома Бонебаккера бриллианты, которые в Амстердаме можно купить с выгодой для себя, если в них понимаешь толк; эта фирма уже в течение трехсот лет специализируется на торговле бриллиантами. Мы восхищались великолепным делфтским фарфором в витринах магазинов фирмы Фоке и Мельцер, особенно необычными, уникальными изделиями. Цены на некоторые из них были предельно высоки, но надо иметь в виду, что каждое делфтское изделие раскрашено вручную по глазури.
После такой длительной прогулки нам с Марией захотелось немножко отдохнуть, поэтому мы вернулись к автомобилю и доехали до главной площади Амстердама Лейдсплейн. Там мы прошли в кафе при гостинице "Америкой Хотел", когда-то любимом месте встречи подающих надежды молодых моделей, писателей, художников, журналистов, стюардесс и секретарш. Я скоро поняла, что состав толпы изменился. У входа стоял пожилой крутого вида мужчина, проверявший посетителей; когда-то преобладавшая здесь богемная обстановка была уничтожена требованием для мужчин обязательно быть при галстуке.
Но несмотря на требования к одежде, находившиеся внутри юнцы вели себя в основной своей массе шумно и развязно, у них отсутствовала "изюминка". Главным образом они были заняты разглядыванием посетителей и отпусканием глупых шуточек в их адрес.
— Привет, как поживаете, мадам X, — обратились они ко мне. — Снова в Голландии? Не кажется ли вам, что вы рискуете своей удачей?
Я презрительно улыбнулась им в ответ.
Мария, будучи приятной в компании, но не самой яркой из моих знакомых женского пола, вскоре начала флиртовать с одним из этих болтунов, выглядевшим более-менее прилично. И вскоре два повесы без всякого приглашения подсели за наш столик.
Один из них, с длинными, жирными волосами, в рубашке с грязным воротничком и закапанном кофе галстуке, перегнулся через стол и неподвижно уставился на меня. Когда вернулся официант с нашими напитками, мой остолбеневший почитатель пошевелился настолько, чтобы громко заказать порцию виски для себя и более крепкий напиток для своего приятеля.
Затем к нам присоединился третий тип и заявил, что учился со мной в школе. Я не могла вспомнить его имя, но лицо показалось мне слегка знакомым. Он тоже уселся за стол, и вскоре мы с Марией очутились в окружении толпы парней в возрасте от 25 до 35 лет, и ни один из них не отличался робостью или вежливостью.
Кое-кто из них был знаком с моей книгой или читал в журналах о моих похождениях, и они втянули меня в глупый разговор.
— Мы твои большие почитатели, большие! Ты уже сейчас, наверное, миллионерша, а? Потрясная книга, но бьюсь об заклад, что ты и гроша ломаного здесь не заработаешь, занимаясь древнейшей профессией!
— Вам, парни, не по карману мои цены, — рассмеялась я в ответ. — Поэтому я и делаю ставку на сочинительство сексуальных книг. Однако чихаю я на ваши мнения, — добавила я. — Почему бы вам не оставить меня в покое?
К этому времени стол ломился от выпивки и закуски, заказанной парнями. Мария, казалось, получала удовольствие от всего происходящего, я же хотела побыстрее избавиться от этих подонков. Если они не исчезнут, тогда уйду я.
Ну и вот, как только я предложила Марии оплатить наш счет и пойти куда-нибудь в другое место, длинноволосый юнец вскочил и сказал:
— Ох, одну секунду. Мне нужно позвонить, однако я скоро вернусь, хорошо?
— Эй, а мне нужно сходить отлить и заодно купить газету, — воскликнул второй и последовал примеру первого. Третьему нельзя было отказать в прямолинейности.
— Встретимся попозже. Спасибо за выпивку и закусь, — и он возглавил массовое бегство из-за стола.
— Что же это такое? — воскликнула я. — Что здесь происходит?
Официант подошел и рассмеялся.
— Они вас надули, не так ли?
— Что вы имеете в виду?
— Это в их стиле. Мы не можем не пускать их, потому что они одеты, как требуют правила, даже если их одежда иногда и грязная. Но это шайка паразитов, наживающихся за счет девушек. Сейчас я узнал вас. Вы Ксавьера, которая недавно приехала из Штатов! Правильно?
Я утвердительно кивнула.
— Должно быть, они вообразили, что вы миллионерша, — мягко сказал он. — Во всяком случае, они оставили вам свой счет для оплаты.
Я была дружелюбно расположена к этому приятному пожилому мужчине, который относился ко мне с уважением и пониманием, но затем и он огорчил меня.
— Извините, мисс Холландер, — сказал он двусмысленно ухмыляясь, — поскольку я был уверен, что вы за них заплатите, я все включил в один счет.
Я выхватила счет из его руки и взглянула на него — около семидесяти гульденов или двадцати пяти долларов; к счастью, у меня в кошельке было достаточно денег, чтобы заплатить. Но этот урок знакомства с паразитирующими голландскими парнями обошелся мне дорого. В хорошие старые времена им бы это даром не прошло. Я чувствовала себя вправе вывалять этих дешевок в дерьме с головы до ног. Да и себя с Марией тоже за то, что мы так дешево купились.
Мы немедленно ушли, и я предложила Марии сходить в "Парадизо" ("Рай"), который когда-то служил местом сбора амстердамской богемы. Но она сказала, что все переменилось и бар превратился в любимое пристанище хиппи всех мастей. Мы завершили свой поход в "Шерри Бодега", пропахшем вином трехэтажном заведении, открытом с четырех до семи вечера. Затем Мария привела меня в дискотеку отеля "Хилтон". Велосипед являлся главной темой в оформлении дискотеки: даже вход был выполнен в форме велосипедной рамы. Это хороший бар с хорошей дискотекой, привлекающий хорошую публику. Мы потанцевали там с несколькими одиночками-мужчинами, ожидавшими приключений, но, должна признаться, большинство из них не показалось мне привлекательными. Я узнала кое-кого, знакомого по дням моей юности и кто, как мне сообщили, был женат или по меньшей мере был когда-то женат, а сейчас вышел на охоту. Вскоре мы покинули дискотеку и пошли в другую — "Вум-Вум".
Хотя в Амстердаме клубы открыты допоздна, мы не получили фантастического удовольствия от их посещения, поэтому закруглились пораньше, и я подвезла Марию до ее дома.
Вернувшись вечером домой, я чувствовала себя подавленной — подавленной тем, как ко мне отнеслись люди, которым я не причинила никакого вреда, эти грубые, неопрятные и непривлекательные типы в барах и на улицах. Голландцы, казалось, ничуть не изменились и продолжали оставаться такими же, неуклюжими, как подростки, в отношениях с женщинами; и я сомневаюсь, что они когда-нибудь повзрослеют и поумнеют.
Несколько следующих дней я провела дома, занимаясь чтением и сочинительством. Я наслаждалась тишиной и покоем и в то же время скучала по многочисленным друзьям, телефонным звонкам и вечеринкам, к которым привыкла в Нью-Йорке.
В пятницу я опять выбралась в город и встретила Неда, чей телефонный номер мне дали друзья в Нью-Йорке. А Нед привел меня к Лео.
Остальное вы знаете. Хоффманы и я быстро стали большими друзьями, а вскоре мы отбыли в Париж.
Мы вернулись в Амстердам и почти месяц регулярно встречались друг с другом. Но я все еще продолжала жить дома, что, честно говоря, действовало на меня угнетающе. Май сменялся июнем, и мне нужна была отдушина. И Лео с Марикой снова оказали мне услугу.
13. КСАВЬЕРА НА РИВЬЕРЕ
Сен-Тропез на французской Ривьере!
Кем бы ни был старый добрый святой Тропез, я сомневаюсь, что он когда-нибудь мог вообразить, что его имя украсит один из самых фешенебельных курортов Европы.
Он был, как я выяснила, христианином-центурионом в первом веке нашей эры. За свою веру он был обезглавлен по приказу императора Нерона, затем его тело вместе с собакой и петухом бросили в лодку. Замысел заключался в том, что петух и собака сожрут останки христианина… но они этого не сделали. Лодку, обезглавленное тело, собаку и петуха выбросило на берег французской Ривьеры. Тропез был немедленно возведен в ранг святых за мученическую кончину и успешный вояж, а место, куда была выброшена лодка, назвали Сен-Тропез.
В начале июня Лео и Марика взяли меня с собой из Амстердама на юг Франции, и мы провели целый месяц в доме их друзей, известной французской свинг-пары, которую звали Марсель и Брижитт. У них была сказочная вилла в Раматюэлле, в двадцати минутах езды от Сен-Тропеза.
Французская Ривьера, как вам известно, представляет собой южную часть страны на побережье Средиземного моря. В нескольких сотнях миль находится уютное княжество Монако и итальянская граница, а к югу, в море, лежат острова Корсика и Сардиния.
Климат Лазурного Берега, отражающий все великолепие Средиземноморья, субтропический и пользуется успехом круглый год. Трудно поверить, что здешние места расположены на одной широте с Чикаго и Торонто! Причиной такого контраста является сирокко, горячий ветер, дующий через все Средиземноморье из Северной Африки и круглый год поставляющий туда горячий воздух.
Мы приехали в Сен-Тропез до открытия "горячего" сезона, поэтому он не был так переполнен отдыхающими, как летом. Город сам по себе невелик и является центром притяжения для богатых умников, свингеров-владельцев яхт и прекрасно сложенных тел любой наклонности.
В Сен-Тропезе возможно все и всякое; самое выходящее за рамки приличия поведение не вызовет даже удивленного поднятия бровей.
Наши хозяева, Марсель и Брижитт, были изящны и приветливы. Марсель спокойный, уравновешенный бизнесмен, в возрасте пятидесяти лет, а его веселой жене — около тридцати восьми. Хотя они женаты давно, дети у них появились довольно поздно — мальчик пяти и девочка двух лет.
Всю неделю Марсель и Брижитт ведут относительно спокойный образ жизни со своими детишками в Ницце, фешенебельной столице Ривьеры. По уик-эндам они выезжают в загородную виллу в Раматюэлле на окраине Сен-Тропеза, там и происходит главное действо.
На протяжении всего уик-энда их дом с обильными ленчами и обедами для друзей открыт настежь. Иногда приемы переходят в игры на свежем воздухе на террасе или вокруг бассейна, а марокканский садовник предпочитает делать вид, что не замечает творящееся вокруг. Все расхаживают голышом, и атмосфера весьма непринужденная и расслабляющая.
Марсель и Брижитт могли побыть с нами ровно столько, сколько потребовалось, чтобы убедиться, что мы чувствуем себя как дома, а затем им нужно было возвратиться в Ниццу. Поэтому, к несчастью, я не смогла близко узнать их.
В наш первый вечер Лео и Марика повели меня пообедать в весьма известный в Сен-Тропезе ресторан "Лестница", расположенный у самой кромки воды. Они даже приготовили для меня сюрприз — к нам присоединился Гюнтер.
Я была очень рада вновь встретиться. Мы с ним уже трахались (пятью или шестью различными способами) во время массовой оргии в Париже. Из-за анонимности всего там происходившего, он был для меня всего-навсего еще одним членом в толпе, но позднее я призналась Марике, что он был вежливым и привлекательным мужчиной, и я не возражала бы против того, чтобы узнать его получше. Она заметила, что частенько встречала его в Сен-Тропезе и предположила, что, по всей вероятности, мы наткнемся на него.
Очевидно, у Марики была не только хорошая память, но и склонность к сводничеству, потому что она связалась с Гюнтером и пригласила его на обед.
Это приятной внешности, стройный немец с прекрасными чертами лица. Ему где-то около тридцати пяти лет, он свободно изъясняется на пяти языках; его репутация всемирно известного дизайнера мебели прочно устоялась.
Когда мы вчетвером болтали у стойки бара, подошла сногсшибательная блондинка. На ней болтался легкий хлопчатобумажный костюм, под которым явно ничего не было. Она остановилась позади Гюнтера и начала обрабатывать его, как это делается в старых фильмах. Она погрузила пальцы в его волосы, обняла за плечи, налицо весь набор трюков! Казалось, она серьезно втрескалась, но он остался совершенно безразличным к ее приставаниям. Зато Хоффманы и я, естественно, не остались безразличны к ее красоте, и поэтому не могли не пригласить ее присоединиться к нам.
Ее звали Фреда. Ей было лет тридцать, она родилась в Гамбурге, и в ее лице было нечто славянское. Фреда великолепно говорила по-французски, по-немецки и по-английски с милым произношением. Работая две трети года профессором биологии в Гейдельбергском университете, она остальное время проводила в путешествиях по Европе — главным образом по южным районам Франции, Италии и Испании.
Время шло, и мы обнаружили, что несмотря на попытки быть на дружественной ноге, Фреда продолжала оставаться немножко натянутой и холодной. Как и большинство немцев (если я имею право на обобщения), она была лишена чувства юмора. Лео, типичный голландско-еврейский комик, весь вечер подразнивал ее и многое, о чем он трепался, она приняла за чистую монету. Однако она была чертовски привлекательна и ухитрилась заинтриговать всех нас за исключением Гюнтера, который, казалось, уже знал ее достаточно близко.
Затем дела пошли хуже: Фреда выпила слишком много бордо и стала вести себя чересчур развязно, поэтому мы решили закруглиться. Но поскольку все хотели познакомиться с ней поближе, Марика пригласила ее на завтрашний ленч в Раматюэлль. Она сразу же узнала адрес, оказалось, она знакома с хозяевами. Это было хорошей рекомендацией, любой друг Марселя и Брижитт был бы с радостью принят в нашем кругу. Как говорят во Франции, друзья моих друзей — мои друзья.
После обеда мы расстались — Лео с Марикой направились домой, Фреда — к себе, а Гюнтер и я — пошли к нему, потому что нам не удалось как следует поговорить за обедом.
Ту ночь мы провели в его уютной квартире и любились, не замечая времени, до восхода солнца следующим утром. Однако проблема с Гюнтером (хотя не думаю, что она его беспокоит) заключается в том, что он в сути своей безлик. В кровати он нежен и эмоционален, но на следующий день полностью теряет к вам интерес и, более того, ищет себе новую женщину. И что еще хуже, он один из тех мужчин, которым не надо об этом беспокоиться, потому что бабы липнут к нему, как голуби к кукурузе. И все же несмотря на то, что он делает утром, он безусловно знает, как следует вести себя с дамой в постели.
Я до сих пор вспоминаю то фантастическое траханье, которое у нас было в ту ночь. Я стояла на коленях и локтях и позволила моим рукам и ногам медленно разъезжаться до тех пор, пока не прижалась животом к постели, а лицом не уткнулась в подушку. Гюнтер стоял позади, пока мой зад был поднят, а затем опустился на колени, входя в меня сзади.
Несколько мгновений после того, как он вошел в меня, я оставалась неподвижной, а затем с помощью длинных медленных качков вперед и назад он начал трахать меня, при этом его член погружался на всю длину с каждым новым ударом. Цикл восхитительно замедлялся на выходе и ускорялся на входе. А как я отвечала на это! Однажды при входном пике он, должно быть, почувствовал, как сжимается моя вагина в предоргазмном состоянии, поэтому невообразимо медленным, движением вытащил свой член из меня, великолепно продлевая чудесные предварительные спазмы моего оргазма. Потом он снова вонзился на всю глубину!
Мои бедра судорожно, неистово вертелись, без всякой синхронности с судорожно сокращавшимися мускулами спины и ног. Хм-м-м-м! Я до сих пор ощущаю тот момент, когда я начала исходить. Гюнтер оставался спокойным, его член был глубоко во мне, а тестикулы расплющены о мои ягодицы. Он наполнил меня своим теплом, и я дрожала, как глупышка, от каждой капли его спермы. Мы оставались в таком положении некоторое время, пока его член не обмяк внутри меня.
Гюнтер уснул, и я охраняла его покой. Я прижала к себе его белокурую голову и наслаждалась тем, что лежала рядом с ним, в то время как его жидкость высыхала у меня между бедер; я ощущала удовлетворенность в моих сосках, груди, во впадине щеки, в ресницах от того, что меня окружали мягкие и густые запахи любви. Я тоже провалилась в сон, который отнял у нас около часа времени.
Мы лежали прижавшись друг к другу наподобие ложек, его шея отдыхала на моем животе. Я обняла его одной рукой и нащупала его соски, поглаживая и вдыхая в них жизнь и одновременно возбуждая эрекцию в его паху. Он прижался задом к моим половым органам, снова вызывая ни с чем не сравнимые ощущения. Я перевернулась и сползла вниз, чтобы поцеловать его член. Мой язык начал свою работу у основания, затем пошел вдоль ствола, вылизывая, целуя и дразня. Рот скользнул вдоль набухшей головки, всасывая все глубже и сильнее и вбирая в себя все, что я могла проглотить из его восьми дюймов. Я жадно пожирала его, набивая рот и издавая нечленораздельное бормотание. Гюнтер тесно сжал бедра, напряг мускулы и застыл. Я знала, что он близок к тому, чтобы кончить.
Я лихорадочно сосала его, зарывшись носом в его волосяной куст и крутя головой, мой рот скользил вверх и вниз вдоль его ствола; с внезапным рывком бедер Гюнтер стал эякулировать, а я продолжала сосать, проглатывая каждую каплю его сока, пока он не кончился.
Я неохотно поцеловала на прощание его пенис, подхватив языком последнюю жемчужную каплю. И мы снова заснули.
В восемь часов наша комната была полна средиземноморским солнцем. Хотя мы и провели бурную ночь с очень малой толикой сна, я чувствовала себя свежей и с радостью пошевелилась. Гюнтер, прохладный и прекрасный, продолжал спать. Мне хотелось приласкать его и расцеловать с ног до головы, что я и сделала, тем самым разбудив его. Затем мы целовались, снова целовались, пожирая друг у друга языки, как будто это были члены. Гюнтер был худощав, но я могла чувствовать его силу во время поцелуев. Я настроилась на хорошее, неистовое прощальное траханье.
Фактически, после Парижа я еще ни с кем хорошо не трахалась, поэтому я дразняще взглянула на него и сказала в своей лучшей Мэй-Вестовской манере:
— Ну давай, половой гигант, покажи мне, где раки зимуют. Гюнтера мои слова отнюдь не позабавили. Возможно, что его германская гордость была уязвлена моей агрессивностью.
Однако он возбудился.
— О'кэй, леди, тебе здорово этого хочется, и ты получишь на полную катушку, — сказал он и прыгнул сверху на меня.
Мои ноги были широко раскинуты, и я едва успела подпихнуть под зад подушку, как он вонзил в меня свой длинный член.
— Ты хочешь трахнуться по-настоящему, голубушка, и тебя сейчас будут трахать, как следует, — решительно сказал он.
Приподняв свой зад, он пригвоздил мои запястья своими вытянутыми на всю длину руками; его таз был все еще прижат к моему, а его член прямо-таки насаживал меня, как вертел.
— О, боже, Гюнтер, ты делаешь мне больно, — запротестовала я, но его пальцы впились в плоть моих рук, а кость его таза уперлась в мою, когда он стал вколачиваться в меня.
— Ну давай, сука, покажи, на что ты способна, — зарычал он, и я стала работать бедрами в такт его движениям. — Что ты хочешь, чтобы я сделал? — требовал он. — Скажи мне, Ксавьера?
— Трахай меня, я хочу, чтобы ты трахнул меня!
— Повтори еще раз!
— Оттрахай меня, Гюнтер!
— Я хочу тебя, хочу тебя, сука, — прорычал он, и стал колотиться своим телом о мое, вгоняя внутрь меня свой член все глубже и сильнее, выбивая дыхание из моего тела. Он рыл так силен, что все мои чувства, мысли и фантазии уступили место одному невообразимому ощущению. Все мое тело стало одним сплошным траханьем — и ничем больше.
Я едва успела перевести дыхание, как его живот стал с силой обрушиваться на мой, все быстрее и быстрее, и только подчиняясь его убыстряющемуся ритму, я могла вдохнуть несколько глотков воздуха.
Казалось, его член из стали, и он неоднократно делал больно не только моей вагине, но и моему сознанию, и всему телу. Кровать тряслась, как хижина во время урагана, а наши тела ударялись друг о друга с невероятной быстротой и силой.
— Не надо, Гюнтер, ты убьешь меня, — услышала я свой голос, когда его энергия еще возросла, если это вообще было возможно.
Я опасалась, что в своей ярости он переломает мне все кости.
Но он не отвечал, даже не показывал, что слышит мои просьбы, настолько он был занят своими таранными действиями. Мои глаза под воздействием этой непрерывной атаки закрылись, нижняя часть тела выгнулась невероятным образом и стала жить абсолютно отдельной жизнью от верхней половины, и теплая волна заполнила меня. Мои собственные спазмы заставили Гюнтера совершить последнюю атаку, он напрягся и был готов кончить.
Мои спазмы продолжались, слезы залили лицо, и я начала умолять:
— Еще, Гюнтер, ну не останавливайся же!
Он сдержался, затем грубо вынул член и подтащил меня к краю постели. На этот раз он стоял на полу, а я лежала на животе. Он прижал одной рукой мое бедро, а второй сзади вставил мокрый член в мою вагину.
Его разъяренный стоячий член был темно-красного цвета и после всего этого насилия должен был чуть-чуть смягчиться. Однако, когда он воткнул в меня сзади (а это одна из моих любимых поз), он был еще больше, чем раньше.
Мои внутренности напоминали густой горячий суп или же теплый сбитый крем, и меня захлестывали медленные волны с каждым новым движением. Он не торопясь довел меня до преддверия оргазма и держал в этом состоянии до тех пор, пока во мне накапливалась огромная масса энергии. Затем он начал неистовые качательные движения, его бедра бились в мои ягодицы, вызывая цепную реакцию оргазмов, при которых каждый удар члена вызывал новую судорогу.
Я трепыхалась, как рыба, нанизанная на вертел его члена. Мои пальцы судорожно ухватились за простыни и пытались впиться в матрац. Спина изогнулась, как радуга, и дергалась от наслаждения при каждом ударе. Внезапно мне захотелось, чтобы меня физически наказали.
— Сделай мне больно, Гюнтер, — произнесла я задыхаясь, но моя голова была укрыта подушкой, поэтому он поначалу не расслышал.
— Гюнтер! Побей меня. Сделай мне больно. Пожалуйста, Гюнтер!
И он сделал это, ударяя меня рукой, телом и членом, и я заполнила постель приглушенными стонами, а когда боль стала невыносимой, стала кричать при каждом новом ударе.
Он доводил себя и меня до кондиции, наконец его тело плотно прижалось сверху, и его член извергнул струю и затопил меня до предела.
В изнеможении мы рухнули на постель. Однако через несколько мгновений состояние усталости исчезло. Мы тихо помылись, оделись и распрощались.
Мы больше никогда не встретились. Какая жалость! Он был таким великолепным любовником… но на этом все и кончилось. Он пошел к себе в контору, а я взяла такси до дому, и не уверена, что он когда-нибудь еще вспомнил обо мне.
14. ХОЛОДНАЯ ФРЕДА
Лео и Марика все еще спали, когда я вернулась на виллу в Раматюэлль. Я приняла горячую ванну для того, чтобы расслабиться и отдохнуть. Утро было прекрасным, и из ванны я вышла наружу, чтобы солнце обсушило меня. Затем я смазалась кремом и легла на матрац на краю бассейна.
Я должна была быть полностью удовлетворенной, однако, как ни странно, все еще чувствовала себя на взводе, готовой к дальнейшим действиям — нет, не с Гюнтером, и даже не с мужчиной. Позднее к ленчу собиралась подъехать Фреда, и я не могла перестать думать о ней, о ее прекрасном теле и сложной натуре.
Гюнтер сказал мне накануне вечером, что он и Фреда родом из одного города, что она в самом деле сложная натура, и он так и не добрался до нее. У нее были сексуальные проблемы, сказал он. Когда она однажды участвовала в свинге вместе с четырьмя партнерами, ни одному из них не удалось довести ее до оргазма.
И вот, раздумывая о том, как соблазнить прелестную Фреду, и тешась похотливыми воспоминаниями о ночи с Гюнтером, я задремала под теплыми лучами средиземноморского солнца.
Скрип шин на песчаной подъездной дорожке разбудил меня. Это был "фольксваген" Фреды. Она обошла бассейн и, улыбаясь, села рядом со мной. На ней были розовые легкие в обтяжку брюки и розовая рубашка, застегнутая на пуговицы спереди.
Пока мы болтали — в основном о Сен-Тропезе — к нам присоединились Лео и Марика. Еще немного поболтав, мы с Марикой пошли на кухню готовить ленч — легкий салат с большим количеством сочных европейских помидоров и таким же количеством пряного соуса. Вернулись с блюдами и вином, а для меня — соком, и это был весьма приятный, расслабляющий ленч.
После ленча я завела разговор о завершении второй моей книги, и о необходимости подобрать материалы, необходимые для третьей книги. Фреда проявила интерес к работе, которую я делала, и спросила, не может ли она познакомиться с рукописью.
Была только одна копия, и она находилась в моей комнате, поэтому мы извинились и прошли в дом. Лео с Марикой вопросительно взглянули на меня, и Марика сказала по-голландски:
— Ты собираешься совратить нашу немецкую подругу, да?
Я покачала головой. Я не собиралась делать это подобным образом. Фреда была не проста, и для этого требовалось время. Она была не из тех, с кого можно сорвать одежду без предварительного завоевания доверия и любви.
По мере чтения рукописи Фреда расслабленно прилегла на кровать и весьма соблазнительно вытянулась. А я, пока она читала, устроилась на краешек постели и стала начитывать в диктофон ответы на письма, полученные от читателей.
Некоторые письма явно заинтриговали ее — письма людей, нуждающихся в помощи, имеющих проблемы в области секса или же определенного рода фантазии, письма одиноких, отчаявшихся, доведенных до предела людей, а также преуспевших в жизни, которые посылали мне свои одобрения, поздравления или же просто ершистый привет. Когда я диктовала, Фреда пододвинулась ко мне чуть-чуть поближе. Она положила свою голову на мое плечо, и тут пуговица на ее рубашке расстегнулась.
Я догадывалась, что у нее великолепное тело, однако, когда ее рубашка распахнулась, обратила внимание на легкие пигментные пятнышки на животе. Я заинтересовалась и попросила показать их мне. Она совсем по-детски улыбнулась.
— Не беспокойся, — сказала я, — дай мне взглянуть на твою пузеню.
Я тихонько расстегнула ее рубашку, обнажив пару прекраснейших грудок — сильных, не очень больших, с интригующе белой кожей вокруг крупных сосков.
Она бывала на пляже в Сен-Тропезе, и ее тело приятно загорело. Однако такие же неяркие пигментные пятна были у нее и на груди, что выглядело довольно странно и одновременно достаточно сексуально. Она сказала, что пятна у нее по всему телу, и я захотела их увидеть. Фреда расстегнула брюки и спустила их до колен, открыв прекрасный коричневый от загара живот с белыми пятнышками вокруг паха.
Я намеренно не стала проявлять излишний интерес к этой части тела, но не могла удержаться, чтобы не потрогать ее живот.
Она слабо вздохнула и с неловкостью девственницы сняла рубашку, совсем открыв свои чудесные груди и плечи. Ободренная этим, я осмелела и стянула с нее брюки. На ней не было трусиков, но на ее бедрах и попке остался след от бикини. У нее были узкие бедра и маленькие ягодицы, а прозрачная как у ребенка кожа в лишенных загара местах делала ее мальчишеские чресла еще более восхитительными.
В доме стояла тишина. Я стала подозревать, что Лео и Марика уединились в своей комнате для полуденного сеанса, думая, что я в это время соблазняю Фреду. Наоборот, это она соблазняла меня!
Я почувствовала, что ждать дальше не стоит. Она еще не сообразила, что же происходит, как я покрыла ее тело поцелуями, начиная от длинных белокурых волос на голове и кончая пушистой растительностью внизу.
Фреда не знала, что ей делать, и прикрыла руками свое лоно, вопросительно глядя на меня. Я попросила ее расслабиться, лечь на спину и довериться мне.
До сих пор мне всегда удавалось заставлять женщин кончать быстрее, чем это мог сделать любой мужчина. Но нельзя было спешить с Фредой. Я погрузила свое лицо в ее лоно, очень нежно, и язык начал искать клитор. Когда я наконец нашла его, глубоко запрятанный, он не оказался таким уж отзывчивым на ласки, как я ожидала, поэтому я продолжала лизать, сосать и ласкать его. Затем медленно, мучительно медленно я ввела палец в ее вагину, но, к моему удивлению, она была абсолютно сухой. Казалось, она наслаждается тем, что я с ней делаю, но тело ее никак не реагировало на это, хотя по лицу бродила теплая улыбка, и она временами хихикала, как подросток.
Грубо выражаясь, я набила на руках кровавые мозоли, а она все никак не могла завестись, и наконец я уразумела, что девушка действительно была фригидной.
Она продолжала твердить мне, что ей нравится все, что я делаю, но ей просто не доступен оргазм. Она никогда не испытывала его, а ей тридцать один год.
Мне было жаль ее, я начала понимать кое-что из того, что она рассказала мне. Она могла наслаждаться сексом только с тем, кто мог предложить ей продолжительные отношения. Но Фреда знала, ей не найти таких людей в Сен-Тропезе. Здесь все напоминает порхание бабочки с одного цветка на другой. Это обычно для таких курортов, как Ривьера. И это тем более справедливо, потому что на свете существуют такие люди, как Гюнтер, которые славятся своими разовыми, на одну ночь похождениями.
Гюнтер, в действительности, был единственным мужчиной, с которым Фреда получала подлинное наслаждение от секса. Но даже трахаясь с Гюнтером, несмотря на его большой опыт в этом деле, она не могла испытать оргазм. По моему мнению, корни ее фригидности гнездились где-то глубоко в ее психике, и ей придется пройти большой путь, пока все образуется. Она, безусловно, была хорошо образованной, но на эмоциональном уровне сущим ребенком.
Здесь не было ни времени, ни места, чтобы ударяться в длительные и трудные дискуссии по поводу ее проблем. Я подумала, что могу, по меньшей мере, скрасить для нее этот полдень. Хотя она не была способна получить оргазм, я могла заставить ее почувствовать наслаждение — поскольку в сексе есть различные стадии наслаждения. Если до конечной остановки добраться и не суждено, все же можно получить удовольствие от самого путешествия. А до того, как слезть с поезда, нужно обязательно сесть в него!
Бедная Фреда, ей так хотелось быть трахнутой по-настоящему. Когда я подогрела ее, я засунула палец ей во влагалище, затем еще один, а потом она пыталась запихнуть вовнутрь весь мой кулак. Она в самом деле втиснула туда мою пятерню, работая моими пальцами взад и вперед, как будто бы я была мужчиной, трахающим ее рукой.
В тот момент, должна признаться, я нашла ее столь восхитительной, что даже пожалела, что у меня нет крепкого, сильного пениса. Как я желала, чтобы у меня вырос член — толстый, твердый член, который я могла бы использовать, чтобы добиться ее оргазма. И хотя меня часто одолевает зависть к пенису, я должна помнить, что я женщина и должна удовлетворять своих сестер по полу с помощью рук.
Все это было в новинку для Фреды, что порадовало меня, потому что девушки, которые больше всего нравятся мне в любви, обычно относительно невинны и не искушены в лесбиянстве. Мне не нужно, чтобы она лезла на меня, и, как вы, вероятно, заметили, я предпочитаю, чтобы они этого не делали — я люблю быть агрессором, выполнять мужскую роль.
Фреда снова пыталась заставить меня рукой трахать ее, и я расшифровала сообщение: ей был нужен мужчина. Я извинилась и на цыпочках на минутку спустилась вниз к Лео и Марике. Я постучалась и толкнула дверь. В комнате было темно и они спали, но Лео тут же проснулся и быстро встал около постели — бодрый, как всегда. Для человека пятидесяти одного года он был удивителен. Он мог трахаться часами с удивительным самоконтролем и кончать, когда этого хотел. У него бывает восхитительная эрекция в любое время дня и ночи — дар, которому могут позавидовать многие молодые люди, находящиеся в расцвете своей половой зрелости.
Марика тоже проснулась и уяснила, почему я навестила ее мужа.
— Валяй, — сказала она сонным голосом, — и получи удовольствие. Если ты не против, я посплю еще немножко.
Итак, с благословения своей жены Лео сопроводил меня обратно.
Мне была отведена роль стороннего наблюдателя. Лео начал "есть" ее и руками ласкать груди. Затем он вставил один палец в ее задний проход, а второй — во влагалище, и если ее это не завело, то меня-то уж, по крайней мере, возбудило. В общем, я не могла оставаться равнодушной, поэтому я губами взяла его твердый член. Из нас почти что получилась цепочка за исключением того, что Фреде нечем было занять свой рот и руки. Она просто лежала и получала удовольствие, и когда она была достаточно разогрета происходящим, Лео высвободил свой орган из моего рта и засунул в ее вагину.
Справедливость должна торжествовать: Лео старался, да еще как старался. Он трахал Фреду шестью способами — ее руки у него на плечах, а ноги на шее; с подушкой под попой и ногами на его талии, а также способами, которые могли бы облегчить нашу задачу. И все-таки единственная эмоция, проявленная Фредой, заключалась в случайных приступах истерического смеха, который, к несчастью, только расхолаживал Лео. Бедная — ей следовало бы быть одной из самых фантастических любовниц в Сен-Тропезе, а вместо этого перед нами была разочаровавшаяся в жизни женщина.
После более чем. получаса непрерывного траханья Лео поднял белый флаг и слез с нее, чтобы заняться любовью со мною. Конечно, у меня не было проблем с оргазмом, и все это время Фреда с удивлением следила за нами, пораженная моей гибкостью в постели, между тем, как я и Лео пробовали различные позы. Она убедилась, что мы не оставили без внимания какую-либо часть тела друг друга.
По ее глазам было видно, что ее заинтересовал Лео и она хотела бы поближе познакомиться с ним. В этот раз с ней не произошло никакого волшебства, и мы на этом остановились. Лео возвратился в свою комнату, а я и Фреда помылись под душем, а потом спустились к бассейну и стали наслаждаться полуденным солнцем.
Позднее Лео сказал мне, что, по его мнению, Фреде нужны более простые сексуальные упражнения и опыт, исключающие какие-либо эмоции. Он считал, что несколько хороших траханий просто так, для смеха, возможно, помогут разрешить некоторые ее проблемы. Я согласилась с этим и добавила, что ей также придется столкнуться с действительностью и расстаться с некоторыми своими иллюзиями относительно мужчин и Настоящей Любви.
15. ОДИН ДЕНЬ ИЗ ЖИЗНИ…
Я находилась в Сен-Тропезе уже две недели и все-таки ухитрялась находить каждый день что-то новое, что удивляло и восхищало меня своей красотой.
Я чудесно проводила время, потому что активно искала щекочущих нервы и возбуждающих развлечений — возбуждающих в любом смысле этого слова. Встреча с интересным, умным человеком, красивый пейзаж, удовлетворяющий тело и душу секс, хорошая еда — вот что меня занимало. Я хотела жить в свое удовольствие, чтобы насладиться в полной мере свободой, которую я фактически так и не узнала за все годы жизни в Штатах. Справедливо также, что это было моей реакцией на угнетенное и подавленное состояние, в котором я находилась в течение нескольких последних месяцев. У американцев, естественно, есть свои места для развлечений, такие как Майами, Лас Вегас или некоторые уголки Калифорнии, но ни одно из них не идет в сравнение с бесшабашной, веселой жизнью Французской Ривьеры, где разрешается делать все, что вздумается!
Сегодня меня приводит в трепет вид платья смелого фасона в какой-нибудь лавочке, завтра я получаю наслаждение от беседы с парочкой молодых туристов. Магазины одежды хранят в себе такие вещи, которые вы не увидите в целом свете, это та одежда, о которой мечтают женщины — суперсексуальные шелковые и сатиновые наряды. Я не могла сдержать себя! Если мне попадался на глаза хорошенький, ручной работы халатик или же брючный костюм, я обязательно должна была иметь их! Совершенно так же, как однажды в Париже — мои аккредитивы исчезали со скоростью звука.
Один раз я была у яхт-клуба, когда привлекательная молодая парочка обратилась ко мне с просьбой объяснить, как пройти по городу. У нее были серые глаза, и вообще она была копией Барбары Стрейзанд (но гораздо симпатичнее), а он был мужчиной с лицом, сказочного эльфа и живыми блестящими глазами. Они обратились ко мне, тщательно подготовив французские фразы, взятые из разговорника, но я сразу же распознала североамериканский акцент. Чтобы подразнить их, я ответила по-итальянски, но они только что приехали из Флоренции, где провели неделю, поэтому произнесли несколько итальянских фраз. Я пыталась проверить на них мой голландский, а они ответили по-немецки! Наконец, увидев, что они находятся в замешательстве, я стала говорить с ними по-английски и было забавно наблюдать чувство облегчения, с которым они встретили родную речь. Как раз в то утро они приехали в Сен-Тропез на нанятой машине, которую называли "Мельмут". (У них своеобразное чувство юмора! Именно это имя выбрал себе Оскар Уайльд при переезде во Францию.) Эта небольшая машина была битком набита палатками, спальными мешками, рюкзаками, и они интересовались, как проехать в кемпинг для ночлега.
Случилось так, что я как раз позавчера проезжала мимо одного кемпинга на велосипеде с моторчиком; это была прелестная площадка на вершине холма, откуда виден не только Сен-Тропез, но и вся Ривьера, включая Ниццу. Вид был просто великолепен, а особенно захватывающее зрелище можно было наблюдать ночью, когда побережье представляет собой сплошную цепочку огней простирающуюся настолько, насколько видит глаз.
Я стала объяснять, как туда проехать, но скоро запуталась, поэтому они, раскидав багаж, освободили для меня место в машине, и я смогла проводить их до места. Они зарегистрировались у администратора (плата за место для палатки составила всего несколько франков), а затем повезли меня в город.
Они сгорали от нетерпения залезть в воду, поэтому мы втроем поехали к пляжу Памплона — он более охотно посещается туристами, и я не была уверена, как они отнеслись бы к таким рисковым пляжам, как пляж Таити. Возможно, что для них пляж Памплона не был лучшим знакомством со свинг-кругами на Ривьере из-за толстопузых бизнесменов с усталыми, оплывшими телами и их приземистыми, потерпевшими в борьбе с собой и временем поражение женщинами. Однако, там было много аппетитных одиночек и парочек. У Кена и Валентины не было при себе купальных костюмов, однако на нем были вполне приличные нижние трусики, а ее трусики легко сходили за бикини. Хотя на пляже Памплона и не было принято ходить с открытым верхом, ни на мне, ни на ней не было лифчиков (на нем, кстати, тоже!), и Валентина не могла удержаться от хихикания, понимая пикантность ситуации. Кен был достаточно возбужден и не только от созерцания голой груди своей супруги и моей, а потому что на пляже было множество других хорошеньких девушек с голой грудью, и мне показалось, при виде всей этой прелестной плоти трусики стали ему чуть-чуть тесноваты.
Неприятным моментом были пятна нефти на воде от проходящих вдоль берега судов. Они прямо омывали пляж. Когда мы побежали к воде, Кен легонько наступил на то, что он принял за камушек. На самом деле это был большой сгусток мазута. К счастью, большинство пляжей в Сен-Тропезе являются частными, поэтому их содержат в должном порядке, а подобную грязь быстро убирают.
На пляже была сногсшибательная брюнетка, полностью одетая, но выглядящая чрезвычайно сексуально. На ней были шорты в обтяжку, которые не очень прикрывали ее растительность, а также небольшой бюстгалтер под расстегнутой блузкой, все это дополнялось громадной шляпой и экстравагантными очками. Она была в окружении девушек с открытой грудью, имевших красивые фигуры, но все-таки выглядела гораздо сексуальнее!
Надо было видеть великолепную сцену, когда она стала медленно раздеваться. Сначала сняла блузку, затем шляпу, лифчик и очки. А то, как она освободилась от своих шортов, сделало мокрой мою вагину. Однако, когда она осталась в бикини и с голыми грудями, все очарование пропало, она стала одной из многих полуобнаженных девиц.
Кен, Валентина и я провели около часа на пляже, купаясь и болтая о всякой всячине. Хотя Валентина и родилась в Европе, они первый раз посетили подобное место, будучи взрослыми, и были буквально покорены и потрясены всем, что увидели. Они рассказали мне, где успели побывать, а я просветила их насчет тех городов, которые они собирались посетить позднее. Это оказался их первый день на солнце, кожа была еще по-городскому бледной, и они не рисковали получить солнечные ожоги. Они намеревались поставить свою палатку и пройтись по магазинам, поэтому мы попрощались и на этом наше знакомство кончилось.
Мы больше никогда не встретились, однако провели вместе время весело, легко и приятно, между нами возникло чувство открытости, которое так характерно для Европы и так чуждо американцам. Зачем быть робким и запуганным, если так легко обратить незнакомцев в своих друзей?
16. ПЛЯЖНОЕ ПРИКЛЮЧЕНИЕ
Каждый пляж в Сен-Тропезе имеет свою особую, неповторимую атмосферу и свою определенную клиентуру.
Для всех пляжей, за исключением одного, считается совершенно нормальным, когда девушки обнажены до пояса; скорее, это даже общее правило, чем исключение. Как мужчины, так и женщины одеты в трусики, которые, прикрывая главное, все-таки не в состоянии полностью упрятать от глаз хорошее лоно или же пухленькую попку. Единственное исключение, пляж в Памплоне, он главным образом посещается застенчивыми или чопорными, с комплексами, туристами, чувство стиля которых не так свободно, а многие женщины носят лифчики-бикини или же полные купальники; мужчины (с типичным для североамериканцев нежеланием выставлять напоказ свое добро) одеты в бесформенные боксерские трусы до колен.
Нудизм характерен для одного пляжа, расположенного в двадцати минутах ходьбы от пляжа Таити. Так как мне приходилось бывать на нудистских пляжах в США, я подумывала о том, что было бы неплохо посетить этот пляж в Сен-Тропезе с целью небольшой проверки от имени ООН, хотя она и не поручала мне этого. Поэтому я решила сходить туда с Норбертом, канадцем, который приехал в Европу с целью получить удовольствие от здешних шабашей. Ему тоже хотелось посмотреть, что же такое нудистский пляж, но он был слишком застенчив, чтобы пойти в одиночку.
Норберт был высокий, симпатичный юноша с располагающими манерами и дружелюбными карими глазами. Он недавно приехал на юг и еще не успел как следует поваляться на солнце, поэтому кожа у него была бледной, хотя на лице появились забавные веснушки. По дороге к нудистскому пляжу он рассказал мне, что хорошо заработал в Канаде на искусстве, и это дало ему возможность беззаботно провести год или около того в Европе.
Мы пришли на пляж и сбросили купальные костюмы. Я с одобрением и удовольствием отметила, что у него было совершено обрезание и на его круглой правой ягодице имелась маленькая смешная родинка.
Расстелив пляжные полотенца на теплом, мягком песке, мы присели неподалеку от потрясающего вида красавицы. У нее было приятное круглое лицо и длинные светлые волосы, спускающиеся на плечи. Вряд ли ей было больше девятнадцати лет. Ее кожа была слегка смазана кремом от загара и, когда она, слегка расставив ноги, откинулась на спину, то стала похожа на отдыхающего атлета. Ее груди были просто великолепны — мягкие, округлые холмики совершенной пропорции с очаровательно торчащими сосками. Там, где сходились ее бедра мы могли видеть куст прелестных золотистых, коротко подстриженных волосиков, принимающих более темную окраску по мере приближения к пупку.
Норберт не мог оторвать от нее глаз, и я заметила, что его маленький приятель между ног пытается поднять свою головку, чтобы самому разглядеть то, что представляло для него интерес. Большинство людей на пляже никак не реагировали на наготу, потому что привыкли к виду красивых тел, и, казалось, не повели бы глазом, если бы рядом лежала Софи Лорен или Твигги. Но, восхищаясь этой роскошной белокурой красавицей, мы с Норбертом с улыбкой обратили внимание на пожилого мужчину лет шестидесяти с отвислым животом и мягким, висячим членом. Поначалу у него был вид потерявшегося в этом океане плоти, но когда он заметил блондинку, то приблизился к ней настолько, насколько позволяла вежливость (примерно, футов на двадцать), рухнул на песок и улегся на живот, делая вид, что загорает.
На нем были большие темные очки, и мы с Норбертом дружно решили, что его любимое занятие — подглядывание, потому что на лице было выражение тайного возбуждения, и он то и дело поправлял свои солнечные очки, чтобы получше рассмотреть интересующий предмет. Он, казалось, не заметил, что Норберт и я следим за ним, и через несколько минут подполз к девушке поближе футов на пять. Затем он немножко подождал, оглянулся, чтобы убедиться, что за ним никто не наблюдает, опять переместился. Вскоре он был совсем близко, а она, казалось, не замечала его маневры. Затем она расслабленно вытянулась и взяла в руки флакон с жидкостью от загара. Она расставила свои золотистые ноги и начала медленно растирать сначала одну ногу, потом другую.
Это было слишком уж много для нашего пожилого приятеля, но должна признаться, что зрелище возбудило также Норберта и меня.
Девица все еще продолжала игнорировать нашу троицу, но, очевидно, знала о нашем присутствии. Она разыграла великолепную эротическую сцену, начав втирать жидкость сначала в пальцы на ногах, перейдя затем к коленям и ляжкам. После этого медленно и любовно стала растирать мазь около своей кошечки. При виде этого пожилой джентльмен буквально затрясся, а у Норберта сразу же вырос огромный толстый прут красного цвета. Эта девица устроила нам сказочное, дразнящее половые инстинкты представление.
Она продолжала втирать маслянистую жидкость в свои прекрасные груди, делая упругие соски еще более твердыми, наконец вытянулась спиной на матрасе, расставив ноги еще шире. Шесть глаз были прикованы к ее лону: сочетание жидкости и капелек пота в лучах солнца делали его зрелищем века.
Вздохнув, я потянулась, положила голову Норберта к себе на колени и оперлась щекой о его бедро, чтобы почувствовать рядом с собой теплое тело, пока разглядывала этот манящий, полный призыва горшочек с медом. В мечтах я представила себе, будто опираюсь о ее бедро и это ее голова лежит у меня на коленях.
А затем я будто бы начала поглаживать ее тело правой рукой, очень и очень нежно, пока она не замерла на густом золотистом кустарнике. Левой рукой я ласкала свое тело, дойдя до волосяного треугольника. Опустив обе руки вниз, безымянным и указательным пальцами я медленно раскрыла внешние губы настолько, чтобы средним пальцем можно было бы мягко массажировать их.
Средними пальцами обеих рук я растираю как ее, так и свой клитор. Самое слабое ласковое движение там может легко стимулировать сильный оргазм; когда я начала осторожный массаж, мой рот приоткрылся и с сомкнутыми глазами я предалась ожиданию нарастающего ощущения. Мои пальцы стали двигаться быстрее, по мере того, как я трахала ими ее и себя.
С самого первого прикосновения я знала, что она ждала меня. Она не отпрянула от меня и не произнесла ни единого звука. Вместо этого она начала медленно вращать бедрами, понемногу наращивая темп, пока мы не стали двигаться в одном ритме. Вместе мы так хорошо работали, что вскоре забились в диких судорогах обоюдного оргазма.
Норберт тем временем наблюдал все происходящее с пульсирующим стоячим членом, и при виде нашего оргазма начал одной рукой стимулировать свои яички, а второй дергать вверх-вниз член.
Он был у него хорошо подвешен, и в какой-то момент напомнил мне большую змею, выползающую из корзины. Слепой фаллический глаз глядел прямо на меня, и по мере того как Норберт двигал руку вверх и вниз, вены на его члене резко напряглись, а головка потемнела и стала почти черной.
Норберт убыстрял движения, его член увеличивался в размерах и становился все более твердым. Когда я заметила, что глаза Норберта стекленеют, я стала умолять замедлить движения и попробовать сдержаться. Но было слишком поздно. Я наклонилась над ним, и в мое лицо брызнул фонтан жемчужной белой жидкости, а я открыла рот, чтобы поймать горячую струю на лету. Он, должно быть, специально приберегал ее для этого момента, потому что поток никак не мог остановиться!
Норберт совершенно выдохся после упражнения, в котором принимали участие все пять его пальцев, и тихо откинулся на спину почти без сознания. Я вернулась к блондинке, зарыла свою голову меж ее соблазнительно раскинутых ног, тихонечко и нежно подула на ее половые губки и начала языком обрабатывать клитор. Она застонала от наслаждения, и хотя я была полностью занята ею и совсем забыла о существовании любителя подглядывать, я могла слышать, как он, словно эхо, вторил ее стонам. Я вытянула руки, чтобы поласкать ее груди и сжала пальцами ее твердые соски, а язык продолжал, лихорадочно лизать клитор.
Когда я почувствовала, что она вот-вот кончит, а ее клитор напрягся и разбух у меня во рту, я перестала дразнить его и взглянула на нее с садистским торжеством.
— О, пожалуйста, пожалуйста, — взмолилась она по-французски, — еще чуть-чуть… пожалуйста.
Тогда я влезла на нее сверху и просунула свои ноги меж ее раскинутых ног, мои груди касались ее грудей, наши отвердевшие соски упирались друг в друга. Я закинула назад ее голову, осыпала поцелуями ее плечи и легонько покусывала мочки ушей. Одну руку я подсунула под ее плечо, а вторую — под ее кругленькую попку так, чтобы ее коротко подстриженные волосики на лобке терлись о мои. Сейчас я была вне себя от страсти и буквально вдавливала поцелуи в ее лицо, ресницы, брови, нос, лоб, ее сладкие щечки, добралась до ее рта, влажного и трепещущего от возбуждения. Она начала стонать, а я раскачивалась вдоль ее тела, вверх и вниз, забираясь все выше и выше, а ее тело было теплым и скользким. Оххх! Мы вели себя, как два совокупляющихся зверька, издавая стоны и нечленораздельное мычание.
Норберт подошел к нам (все в порядке, он уже ожил) и у него опять появилась чудесная эрекция. И когда я встала на четвереньки перед блондинкой, а мой зад поднялся, Норберт оказался сзади меня. И пока я занималась ею, он стал пальцами исследовать мою вагину, нашел ее горячей и мокрой и начал тереть свой член о место, расположенное между двумя моими отверстиями.
Я наклонилась вперед, погрузив свое лицо в ее лоно, а старый джентльмен с энтузиазмом воскликнул:
— Браво!
Мы вовремя повернулись к нему, чтобы успеть увидеть, как он исходит спермой с улыбкой высшей степени удовлетворения на лице.
Всем нам было хорошо, по крайней мере так мне казалось. Боюсь, что горячее солнце разогрело меня и увело в страну Фантазию, потому что когда я открыла глаза, то поняла, что не сделала ни одного движения и что ничего не случилось. Моя щека все еще покоилась на бедре Норберта, его голова лежала у меня на коленях. Блондинка продолжала растирать себя, а пожилой джентльмен пожирал ее глазами.
Затем девушка посмотрела на часы, встала и пошла прочь — не трахнутая и не обсосанная, а пожилой джентльмен исчез несколько мгновений спустя, следуя за ней. Его мягкий член продолжал жалко болтаться у него между ног.
Хотя мы с Норбертом и остались одни, я подумала, что мы могли бы претворить в жизнь хотя бы одну часть моей фантазии. Поэтому мы нашли укромное местечко в тени и вдвоем очень приятно реализовали ее. Конечно, не так восхитительно, как мне привиделось (очень трудно переплюнуть хорошее воображение), но тем не менее это было прекрасное траханье. Конечно, я скучала по блондинке, коль скоро она была зачинщицей всей этой истории, однако она мысленно все время была с нами.
17. ФАНТАСТИЧЕСКИЙ ПЛАСТИКОВЫЙ ЛЮБОВНИК ФРЕДЫ
После восхитительно проведенного на пляже дня я вернулась домой в Раматюэлль около пяти часов вечера. Лео и Марика встретили меня, буквально сгорая от возбуждения.
— Ксавьера! — закричали они, как только увидели меня.
— У нас получилось! — сказал Лео, улыбаясь, словно сказочный гном. Марика стояла прижавшись к нему и раскачиваясь на цыпочках.
— Подождите, подождите. Что у вас получилось?
— О, Ксавьера, Фреда наконец-то сделала это. У нее был оргазм!
— Фантастика. Что же произошло?
— Сегодня днем, после ленча, мы все были в очень хорошем настроении, — начал Лео, — и пошли наверх на полуденный отдых. За одной вещью последовала другая, и скоро мы целовались и обжимались, организовав троечку.
— Лео уже трахал ее не единожды, — вмешалась Марика, — и ей это нравилось, ты же знаешь, но, как всегда, ничего не происходило. Поэтому я принесла свой вибратор — тот, большой.
— Ох ты, это тот, длиной в десять дюймов? — Я не поклонница вибраторов, но я его видела, и он на самом деле был великаном.
— Да, все правильно, — продолжил Лео. Они так горели нетерпением рассказать эту историю, что буквально не давали говорить друг другу.
— Ну и вот, Фреда лежала на спине, и мы старались, как могли. Когда Марика передала мне вибратор, я вышел из нее, и прежде, чем она поняла, что я делаю…
— Он воткнул вибратор в нее, — победоносно прервала его Марика. — И она кончила! Ее бедра стали неистово колотиться, все ее тело сотрясалось, и она застонала в экстазе!
— Ох, Ксавьера, жаль, что ты ушла. Это было чудесно, к ее лицу прилила кровь, все тело раскраснелось. И она кричала, а мы смеялись, и она смеялась, а мы кричали… И это было так прекрасно.
— Я счастлива… бедная девочка дожидалась этого тридцать один год! Где она сейчас?
Мне сказали, что она спала — своим первым послеоргазменным сном! Поэтому я не стала тревожить ее, а просто надеялась, что это первый из множества предстоящих ей оргазмов, и удивлялась. Она наконец нашла себе подходящего любовника — пластиковый конус, который вибрировал и сотрясался от батареек стоимостью в один доллар, стимулируя эротическое возбуждение.
Надо получать от жизни удовольствие всегда и всюду, не так ли?
В тот вечер мы устроили праздничный обед для Фреды в уютном маленьком ресторанчике. Он был совершенно непрезентабелен снаружи, но очарователен внутри, в чем мы и убедились. Там был открытый камин, в котором дружелюбно потрескивали дрова, и много-много счастливых людей. Хотя в Сен-Тропезе, по правде говоря, много грубиянов и мошенников, к счастью, они теряются среди большого количества порядочных людей из всех социальных слоев общества — не только богатых и знаменитых — свободных от комплексов, любящих хорошую шутку и легкость в общении.
Мы начали свой праздничный обед с улиток в горячем масле с чесноком. Марика, Лео и Фреда заказали охлажденное белое вино, кажется, Пулиньи-Монтраше, и выговорили название великолепно. А непьющая Ксавьера поддержала тест яблочным сидром.
В качестве главного блюда я заказала отлично приготовленное мясо, обжаренное на углях и тушеное в беарнском соусе, а на гарнир были поданы кончики спаржи в масле. Фреда заказала цыплячьи грудки в белом вине и сметане с ароматной пикантной травкой. Лео и Марика, как всегда, разделили на двоих блюдо нежной телячьей печенки, которую обильно полили коньяком с нашего стола. Поскольку у всех была довольно-таки плотная еда, мы заказали легкий салат с помидорами. Для мясных блюд взяли бутылку красного бордосского вина, тогда как я осталась верной своему сидру.
К большому неудовольствию официанта мы отказались от десерта, на котором он надеялся сорвать солидные чаевые.
Это был великолепный обед и чудесно проведенный вечер. Возможно, мне только показалось, хотя нет, я уверена, что на лице Фреды прибавилось румянца. Мы не очень много говорили о происшедшем — достаточно и того, что она чувствовала себя отлично, мы были к ней расположены, и она знала об этом. Мы просто хорошо проводили время и наслаждались обществом друг друга. После этого Фреда вернулась с нами на виллу и, поскольку у нее был праздничный день (впрочем, у всех у нас тоже!), мы молча согласились не омрачать его попыткой еще одной сексуальной сцены, которая могла у нее не получиться на этот раз. Поэтому мы сидели в мягко освещенной гостиной и слушали музыку.
Я с удовольствием обнаружила диск с записями Леонарда Козна, а потом звучала самая разнообразная музыка — от Стена Гетца до "Битлз", от Герби Манна до Бетховена. А закончили вечер прослушиванием очаровательной вещицы неизвестного мне до тех пор композитора. Он был современником Баха, и, как я узнала, оказал некоторое влияние на него. Его звали Иоганн Пахельбель, а пьеса называлась "Канон ре-мажор". Это прелестная, текущая сама по себе музыкальная пьеса, мы после нее не могли найти ничего лучше, поставили ее еще раз и решили на этом окончить вечер: Всем нам уже хотелось спать, поэтому мы разбежались по своим спальням и завалились в постели, как принято говорить, усталые, но счастливые.
18. ВОЙНА ИДЕЙ
После нескольких недель бурной деятельности в Сен-Тропезе Лео, Марика и я стали уставать от непрерывной беготни в поисках развлечений. Лео предложил съездить и отдохнуть на острове Иль дю Леван.
Это красивый остров, расположенный в тридцати минутах езды на морском пароме от Лазурного берега. Паром на остров выходит из местечка Ле Лавенду в часе езды от Сен-Тропеза. Все путешествие заняло не очень много времени, но мы решили не торопиться и по пути остановились в прелестном маленьком городке Моль, который славится одним из своих ресторанов.
Нас сопровождала Фреда, и именно она предложила сделать остановку в Моле. Вскоре мы уже сидели в тени деревьев и поглощали великолепный хлеб домашней выпечки и паштеты пяти различных видов, один вкуснее другого. Я никогда не встречала таких вкусных паштетов — нигде, ни за какую цену. Мы объелись ими — не могли отказаться от лишней ложки.
После ресторана мы поехали в Ле Лавенду и в конце концов сели на паром. Иль дю Леван был сравнительно большим островом, и первую остановку паром сделал в Порт Крое, симпатичной бухточке, берега которой были усеяны белыми маленькими домиками с оранжевыми черепичными крышами. Наверху, на зеленом холме стоял впечатляющий старинный замок.
Катер на подводных крыльях, за рулем которого стояла живописная диковатая личность по имени Лу, подобрал нас, чтобы доставить к конечной цели нашего путешествия, каковой являлся обычный док. Молодой человек в старом грузовичке встретил нас там, чтобы отвезти в город. Стояла невыносимая жара, поэтому мы сначала задержались в ближайшем кафе и съели по мороженому с прохладным оранжадом. Рядом с кафе находилась небольшая лавочка, в которой продавался комплект-минимум: небольшие кусочки ткани с тесемками, достаточные для того, чтобы прикрыть половые органы. Иль дю Леван — нудистский остров, однако здесь действует правило: в городе, магазинах и ресторанах необходимо появляться в "минимуме".
Лео регулярно приезжал на этот остров в последние двадцать лет.
— Я вспоминаю одну пожилую даму — ей было около пятидесяти, которую однажды выбрали на год мэром города, — рассказал Лео. — Но долго она не удержалась на этом посту. Она не одобряла танцы без лифчиков и даже развила кампанию за ношение одежды сверх "минимума"!
Меня поразило, что она с подобными взглядами вообще была избрана мэром.
Все мы купили по комплекту "минимума" — женские вещички украшала вышивка тамбуром и жемчужинами; мужские, естественно, были несколько больше по известной причине, но все равно они выглядели не чем иным, как шнурками или, в лучшем случае, галстуками. Каждый из нас также купил по паре парусиновых тапочек для экскурсий по каменистым горам острова, мы приехали в кожаных сандалиях, которые для этой цели были слишком скользкими.
Затем мы вернулись к грузовику, предстояла десятиминутная поездка по узкой дороге, которая вела прямо наверх. Так мы очутились в небольшой деревушке на самой вершине горы.
Она гордо называлась Гелиополис, что в переводе с греческого означает "Город Солнца".
Лео заказал номера в "Морском бризе", самом роскошном отеле на острове. Во всех номерах была горячая и холодная вода, стояли биде (ни в одном другом отеле этого не было!), а вход в гостиницу располагался между двумя премиленькими патио, украшенными цветами, деревьями и фонтанами.
Остановившиеся в гостинице гости беззаботно разгуливали голышом. Одним из них был симпатичный старый англичанин, вышедший на пенсию адвокат из Биркенхеда. Еще один гость, толстый и большой, оказался нефтяным королем из Техаса, приехавшим, чтобы отдохнуть в тишине. Он был одиночкой и никогда не покидал отель, потому что карабканье по горам представлялось трудным для него занятием, хотя физические упражнения могли бы пойти ему на пользу. Была здесь и одна сексуальная, но полностью одетая итальянская пара, прибывшая одновременно с нами. Позднее я увидела его голым: он казался не слишком мужественным, а его член висел как-то странно. И еще двое: средних лет хирург из Парижа и его страдающая от избытка веса супруга. Большинство гостей приехали парами; было несколько мужчин-одиночек, а из женщин одиночками были только Фреда и я. Мы с Фредой заняли одну комнату на двоих. Распаковали (вещи, освежились и облачились в новые ужасные хлопчатобумажные одежды — моя синего цвета, у Фреды — цвета лаванды. Мы спустились к Лео и Марике, которые жили этажом ниже, и все вместе отправились в "Минимум". Так называется не только тесемка на бедрах, но и единственный террасный ресторан в Гелиополисе. Мы легко пообедали, еще не успев забыть все паштеты, съеденные нами ранее, и решили пройти в расположенную поблизости дискотеку "Ла Пайотт". Как многие мужчины и женщины, я нахожу знакомства на одну ночь неотразимо привлекательными и волнующими, и поэтому начала высматривать симпатичного мужчину. Я нуждалась в надежности прочных отношений, уверенности, что обо мне постоянно заботятся и любят, но в то же самое время часто ловила себя на сумасбродном желании поездить вверх-вниз на каком-нибудь человеке, которого я раньше никогда не знала и, по всей вероятности, больше никогда не встречу. Эти ситуации абсолютно свободны от какого-нибудь давления, обязательств и эмоций, и временами они мне просто необходимы.
Лео и Марика не могли понять этот стиль отношений, поэтому мы стали обсуждать его.
— Ты можешь встретить действительно приятного человека, который хочет стать твоим другом, но все, что ты от него хочешь, это переспать с ним один раз, а затем вычеркнуть из своей жизни? Не скучаешь ли ты по настоящим отношениям? — спросила Марика.
Лео выдвинул теорию.
— У тебя все еще осталась реакция после того, как ты была проституткой в Нью-Йорке. Ты привыкла к кратковременным половым связям, лишенным какой-либо эмоциональной окраски.
— Это правильно, — согласилась Марика. — Это также приучило тебя иметь большое количество мужчин.
Конечно, частично они были правы. Не прошли даром все эти мужчины, появлявшиеся в моей жизни на несколько часов или от силы на день, и мои отношения с ними, построенные на комбинации бизнеса и удовольствия. Черт возьми, несомненно, это наложило на меня отпечаток.
Но все-таки я реагировала на отсутствие постоянной эмоциональной теплоты. Прошло два месяца, как я покинула Нью-Йорк, и несмотря на характер моего романа с Ларри, я скучала по нему. Даже если мы ссорились каждый день, это все-таки были постоянные отношения. Нужно было заботиться хотя бы о том, чтобы возвращаться, пусть просто для того, чтобы опять поругаться! Иногда я испытывала чувство ревности, видя Лео и Марику такими счастливыми вместе.
И что еще хуже, я не помогала их счастью. Наш спор относительно моего порхания привел, как это обычно происходит в спорах, к более основательным упрекам. И действительность заключалась в том, что они разочаровались во мне как в друге. Все это сейчас выплывало наружу.
Лео и Марика рассматривала мои однодневные эскапады, как акт вероломства по отношению к ним. Они считали, что, найдя для себя мужчину или женщину, я не должна замыкаться в рамках парных отношений. Если я находила человека и хотела с ним переспать, то обязана была разделить своего партнера по постели с Лео и Марикой.
Когда я попыталась доказать, что ничего ненормального в отношениях двух человек нет и я совсем не собираюсь постоянно поставлять им партнеров для оргий, они перешли в оборону.
Почти в один голос они заявили:
— Нет, нет, нет! Не говори так. Тебе совсем не нужно приводить сюда кого-нибудь для траханья с нами. Тебе не нужно заниматься свингом.
Но Марика добавила:
— Хотя, если у тебя есть любовник, почему держать его при себе? Почему бы нам не насладиться его компанией в постели и вне ее?
По правде говоря, я была сыта по горло всеми этими свинговыми сценами. Почему эти два человека так отчаянно нуждались в непрерывном параде различных партнеров по постели? Они все время выискивали новые таланты. И, как я полагаю, в этом смысле, я была для них идеальной сводницей, поставляя им свежих девочек и мальчиков.
Когда дело дошло до свинга, то мы сошлись на одном: это совсем не интересно появиться на вечеринке, раздеться догола и затем уединиться с кем-либо. Должно быть что-то большее, чем просто возможность заниматься сексом — или интересные люди, или отвечающая настроению атмосфера, или что-нибудь щекочущее нервы. Оргии могут быть хороши для удовлетворения чьих-либо сексуальных вожделений, но с точки зрения эмоций они могут быть убийственно скучны.
Я решила, что все аргументы исчерпаны, но нет, появились новые.
Хоффманы, Фреда и я сидели за обеденным столом. Лео и Марика вспоминали старые времена, говоря о людях, которых я не знала, и, признаться, мне это немного наскучило. Фреда, казалось, была знакома с теми, о ком шла речь, поэтому она приняла участие в беседе. Мы ждали, когда нам подадут следующее блюдо, поэтому я без всяких угрызений совести воспользовалась возможностью написать несколько открыток друзьям в Европу и Америку.
Увидев это, Фреда пришла в страшное возбуждение и проявила свои гестаповские замашки, заявив, что неприлично сидеть здесь с ними и писать открытки и что мне следует научиться хорошим манерам и принять участие в разговоре.
— Очень плохо, что ты все время сидишь одна и что-то наговариваешь в свой диктофон! Сейчас мы будем вместе обедать, а ты обращаешься с нами, как с куском дерьма!
Я уже ожидала, что она вот-вот щелкнет пальцами и вызовет взвод солдат, чтобы они забрали меня. К сожалению, сочетание ее холодных, грубых манер и гортанного акцента делали ее похожей на героиню фильмов военного времени. Я не хотела принимать ее выходку всерьез и поэтому, пытаясь пропустить слова Фреды мимо ушей, не стала давать отпор. Но тут ввязались Лео и Марика, которые громко согласились с ней. Гости, которые знали несколько языков, стали прислушиваться.
Швейцарец за соседним столиком пробормотал, что меня следует наградить за то, что я мирюсь со всей этой чепухой. Хорошо, что они не услышали его слова, а то бы втянули в ссору и его.
Возможно, что с моей стороны было не совсем вежливо писать открытки, но точно так же неприлично заводить разговор о неизвестных мне людях, даже не пытаясь втянуть меня в него.
Крики и вопли продолжались и продолжались… и так было примерно в течение двадцати минут, хотя мне казалось, что прошла целая вечность. Мне это стало действовать на нервы, и примерно раз пять я приказывала Фреде заткнуться, но, конечно, безрезультатно. Она продолжала обличать меня, я извинилась перед Лео — человеком, который пригласил меня сюда — и присоединилась к симпатичной паре, наблюдавшей эту сцену и пригласившей меня к себе за столик.
Они были австрийцами. Ей было тридцать пять, а ему на десять лет больше, и это была очень приятная пара. Пока я сидела с ними, Фреда удалилась — безрезультатно поиграться с собой, подумала я злорадно — поэтому я с новыми друзьями, Леопольдиной и Густавом, присоединилась к Лео и Марике. Впятером мы уселись на террасе, и сейчас, когда мир был восстановлен, расслабились и стали болтать.
Густав с усмешкой сказал, что в нем течет королевская кровь и он граф, но это не очень много значит в наши дни. Он был владельцем зимнего курорта в Австрии, хотя ненавидел снег и холодную погоду и ни разу в жизни не надевал лыжи. Ему нравилось принимать гостей, однако не всех, а избранных преуспевающих любителей зимнего спорта, в основном богатых немецких промышленников.
Леопольдина в его офисе отвечала за связи с общественностью и была его любовницей. Она была молодой темпераментной особой с великолепным телом. И она тоже не умела кататься на лыжах.
— Полагаю, что никто из твоей конторы тоже не умеет кататься на лыжах? — не удержалась я от ехидного вопроса.
— Ну, по правде говоря, Ксавьера, я и не требую от них этого. Найти и подобрать компетентный персонал настолько трудно, что я не могу позволить, чтобы мои люди раскатывали в свое удовольствие на лыжах, рискуя поломать ноги. Такое уже случалось.
Они оказались настолько милыми людьми, что мы провели за болтовней большую часть вечера, и те неприятные моменты, которые я испытала во время обеда, были забыты. Наш разговор абсолютно ни к чему не обязывал и не будоражил, но он был теплым и дружественным, а именно это нам и требовалось в тот вечер.
Хотя возможность свинга, а Леопольдина явно была расположена к нему, витала в воздухе, мы все как-то осознали, что сегодняшний вечер можно хорошо провести и без него. И это отлично. Свинг ради свинга просто бесцелен.
Перед тем как расстаться, Густав и Леопольдина удостоверились, что у нас есть спичечные коробки, рекламирующие их курорт, а мы дали им наш номер телефона в Сен-Тропезе.
Пока что остров Иль дю Леван дал мне много солнца, несколько ссор и еще кое-что. Нельзя сказать, что я слишком хорошо провела здесь время. Поэтому я решила отправиться на поиски развлечений или самой создать их, если на то пойдет дело. Возможно, найду себе нового друга…
Как же будет имя моего нового коллеги по развлечениям? А вдруг его имя будет — Мустафа?
19. МАРОККАНЕЦ НА СКАЛАХ
Мустафе было двадцать два года, и он работал прислугой в нашем отеле на острове Иль дю Леван. Меня уже однажды предупреждали, чтобы я держалась подальше от марокканцев, потому что у них необузданный нрав, но, как и большая часть обслуживающего персонала в "Морском бризе", Мустафа был вежлив, по-своему ярок и великолепно говорил по-французски.
Кроме этого он был очень мил: крепкое коренастое тело и славненький поджарый зад. После созерцания всех расхаживающих по отелю голышом мужиков — старика англичанина с отвислым членом или вызывающего отвращение толстого американца, половые органы которого были упрятаны под складкой жира и скрыты волосами, или же итальянца со следами огнестрельной раны на спине и большими шрамами на заднице, или врача-хирурга со своей толстой подругой, меня отвратило от секса, и единственный, кто понравился мне, был этот приятный юноша, разгуливающий в плавках. У него было красивое смуглое лицо с черными горящими глазами, чувственный рот, густые черные волосы, а руки большие и сильные, как и обутые в кожаные сандалии ноги.
Каждый раз, когда он проходил мимо, его руки всегда были готовы прикоснуться ко мне — погладить волосы, нежно провести пальцем вдоль спины, где самое чувственное место, или же тихонько ущипнуть за ляжку. С того момента, когда я увидела его в первый день в отеле — он вносил наши чемоданы — я воспылала к нему вожделением.
— Не трогай его, Ксавьера, — предупредил Лео, поняв, что у меня на уме.
— Почему? Ты думаешь, он заразный?
— Да нет, помимо венерических заболеваний есть еще кое-какие проблемы, которых ты не знаешь. На этом острове владельцы отелей в основном "веселые", а мальчики, которых они нанимают, в большинстве своем подростки, подобранные ими в Марракеше, Касабланке или Эссафии. Они их собственноручно отбирают и не только для работы в отеле, а также для удовлетворения собственных прихотей. Это наемные мальчики для любви и битья, Ксавьера, из которых делают послушных рабов.
Казалось невероятным, что все это происходит в середине двадцатого века.
— Слушай, есть такая французская территория — Джибути, она находится в Северной Африке к востоку от Эфиопии. Там продают молодых мальчиков в качестве рабов покупателям из Европы. И продают не только, как домашних рабов, но и рабов сексуальных. Примерно за девятьсот фунтов стерлингов ты можешь купить там мальчика, и он будет твой на всю жизнь!
— Но, Лео, спросила я, — ты предполагаешь, что Мустафа здесь раб?
— Я предполагаю, моя дорогая, что, если его услуги будут выходить за рамки обычной гостиничной работы, то есть в случае его совращения, хозяин будет очень взбешен. И что еще хуже, Ксавьера, марокканцы очень ревнивы. Если у тебя случится роман с юношей, и ему это понравится, что весьма вероятно, а затем он увидит, как ты ведешь к себе в комнату другого мужчину, вполне возможно, он настолько воспылает ревностью, что вонзит ему кинжал в спину.
— Ох, Лео, ты живешь в мире фантазий. Это происходит только в кино, — предположила я.
— И на островах, подобных этому. Слушай, три года тому назад приятельница Марики завела здесь интрижку с барменом-марокканцем. Через несколько дней она привела к себе в номер нового любовника, и бармен это увидел. Он устроил безобразную сцену, и нас буквально вышвырнули из отеля. Так что я предупреждаю тебя, не следует так рисковать из-за какого-то паренька.
Это, безусловно, была хорошая история, и я поверила ей, однако никак не могла представить себе Мустафу с хозяином отеля. Зато мне грезилось другое: Мустафа и я вместе, вдвоем, в чарующей темноте.
Однажды друзья пригласили Лео и Марику отобедать у них. Фреда, которая продолжала жить со мной в одной комнате, тоже уехала с ними, и я знала, что они будут отсутствовать несколько часов. Поэтому я договорилась с Мустафой о встрече. Чтобы подстраховаться, мы решили встретиться сразу после закрытия ресторана, когда его хозяин уезжает из гостиницы домой. Каких-либо усилий соблазнить Мустафу не потребовалось, очевидно, наши сладострастные, похотливые желания были обоюдными.
Он появился у моей двери полностью одетый, уже не в своих ставших традиционными плавках. На нем был коричневатый свитер и черные в обтяжку брюки, которые великолепно обрисовывали его чудесный зад. Как только я открыла дверь, он сразу же вошел и, не мешкая, обнял меня.
— Вы хотите потрахаться? — спросил молодой человек, который любил приступать сразу к делу.
Я не могла не рассмеяться его прямолинейности. По крайней мере, его член все еще был в штанах.
— Во-первых, Мустафа, поскольку мы можем быть честными друг с другом, позволь мне спросить тебя — ты когда-нибудь трахался со своим боссом?
— Нет. Никогда. — Казалось, он возмутился при этом предположении.
— А твой хозяин, случайно, не влюблен в тебя?
— Нет, совсем нет. Не в меня. Если что-то и происходит, то между ним и поваром. Думаю, что они дружат уже около одиннадцати лет.
— Тогда — давай трахаться! Ну, дай я тебя раздену… Сейчас я расстегну ремень и сниму брюки. О, только посмотри, какой он красивый и большой, о-х-х-х-х… У него такой темно-красный цвет, и он так аккуратно обрезан… и такой толстый… погляди-ка, он делается больше! Я, должно быть, нравлюсь ему! Ох, Мустафа, я уже вся мокрая, дай мне раздеться… вот здесь, спасибо… ох, бэби!
Мы трахались глубоко, быстро и сильно. Он был как динамит. И такой суперчлен! По размерам он намного превосходил обычный и был такого темно-красного оттенка!
После всего Мустафа вылез из постели и пошел в ванную помыться на биде, и Мисс Гигиене очень понравилась его чистоплотность. Чистый, как свисток (а как в него хорошо дулось!), он опять растянулся на кровати, и теперь уже я пошла подмыться.
Затем мы ласкали и исследовали друг друга. Он стал втирать крем в мою спину, которая еще побаливала после загара на пляже, и одно только ощущение сильных рук на коже вновь возбудило. Прикосновение к моему телу тоже завело его, особенно когда я стала приближать голову к его животу, а мои губы мягкими кругами стали двигаться вокруг верхней части его живота, а затем стали описывать все большие и большие круги, пока не коснулись курчавой растительности внизу живота. Я взяла в губы головку члена и согнулась на постели, вбирая в себя все глубже и глубже его твердый стержень.
Стоя на четвереньках с низко опущенной головой и с высоко поднятой вверх загорелой на солнце задницей, я стала быстро работать ртом вверх и вниз вдоль его члена, вбирая в себя вкус его кожи. Мой язык чувствовал малейшие складки мошонки, шрам после обрезания и ствол с набухшими кровеносными сосудами.
Когда его член стал таким большим и твердым, что я просто не могла больше ждать, я села на него, раскинув ноги по обе стороны его тела, и с размаху опустилась. Своими руками он поднимал и опускал меня, все убыстряя темп, и я чувствовала, как он заполняет меня. С криками наслаждения он изверг фонтан семени, слегка удерживая меня на кончике члена. Сильные руки крепко обхватили мою талию. И когда я содрогалась, находясь на нем, моя вагина в одном большом глотке сжалась вокруг его члена.
Он не мог не застонать от удовольствия, а я, находясь на вершине оргазма, рухнула ему на грудь.
Полностью удовлетворенные, мы немножко отдохнули, помылись, оделись и вышли, держась за руки. Мустафа настоял, чтобы мы пошли в "Ле Куфэн", дискотеку, которая была гораздо забавнее, чем "Ла Пайотт". Музыка в "Ле Куфэне" была гораздо лучше, посетители казались более оживленными и дружелюбными; временами музыка прерывалась, и тогда перед публикой разыгрывались короткие сценки с переодеваниями. Ничего особенного, но достаточно, чтобы удерживать публику в подогретом состоянии.
К счастью для меня, Мустафа был так же хорош в танце, как и в постели — он действительно умел пользоваться своим телом. Скоро мы опять терлись друг о друга, мои руки у него на шее, его руки на моих ягодицах, а его пенис вплотную прижат ко мне.
У края танцевальной площадки стояли два молодых паренька — от силы по восемнадцать лет — одетые в форму французских морских пехотинцев, база которых находилась на острове. Один из них совсем мальчик, с детским личиком, широко раскрытыми глазами глядел, как Мустафа и я терлись друг о друга, к тому же Мустафа иногда теребил мои соски, запуская руку в чересчур открытую блузку. Явно, это доводило молодого моряка до умопомрачения.
Когда диск закончился, я. спросила у Мустафы, не будет ли он возражать, если я станцую с парнишкой.
— Конечно, нет, — сказал он.
Я подошла к пареньку, взяла за руку и увлекла его танцевать. Он был так юн и так костляв, что было ощущение, будто я обнимаю младшего брата-подростка. У него было остренькое, как у птички, лицо и тощая длинная шея с выступающим кадыком. Коротко подстриженные прямые волосы он густо смазал бриолином, руки тряслись и нервничали, а громадные ботинки пехотинца почти каждый четвертый шаг наступали мне на ноги.
Прижимаясь к его белым штанам, я чувствовала, как у него поднимается пенис. Я опустила руки с его плеч на спину, затем сдвинула их к позвоночнику, бедрам и потом чуть-чуть вперед. И тут я ощутила его застывший по стойке "смирно" член. Я сжала конец члена пальцами и потерлась лобком о то место, где, как я считала, находятся яйца. Когда мы танцевали, его голова была прижата к моей, а нос уткнулся в мои волосы, он произнес по-французски не менее тысячи слов, из которых я не поняла ни одного, потому что он говорил на диалекте и очень быстро.
Он хотел поцеловать меня, но я вежливо уклонилась. Бедняжка, я просто хотела подразнить его. В конце концов я ведь была с ревнивым марокканцем и не хотела делать все и всем за так. Помимо этого, если бы даже я и хотела лишить юнца невинности, не могла же я это сделать прямо здесь, в танцевальном зале. Не так ли?
Он, должно быть, прочитал мои мысли, потому что прошептал:
— Выйдем на улицу, подышим свежим воздухом!
Я улыбнулась ему, а тут как раз кончилась музыка, и я повела его обратно к другу. Несколько танцующих зааплодировали, потому что бугор в его штанах сильно выдавался.
Он начал умолять:
— Пожалуйста, мадемуазель, десять минут. Нет, пять. Только пять минут, там, снаружи, пожалуйста, я так возбужден, вы не можете отказать мне.
Мне хотелось сказать, чтобы он возвращался к себе на базу и вспоминал меня, когда будет онанировать, но я сама все это затеяла и только я должна была завершить дело. Кроме того, что значат пять минут? Мустафа вряд ли узнает, еще в гостинице я ему велела не быть ревнивым.
Я вывела пехотинца на улицу. Мы не долго искали подходящую скалу, на которую он смог опереться. Мне не хотелось трахаться с ним, но, я должна была как следует отсосать его. Ощущая выпирающий из брюк член, я расстегнула ширинку. Член с готовностью выпрыгнул на свободу. Я даже позволила ему снять с меня блузку и пощупать груди. Он прижал свой пенис к ним, а кончик его уже блестел и был мокрым, настолько он был возбужден. Я сказала, чтобы он откинулся назад и расслабился. Встав перед ним на колени, я тихонечко взяла в губы кончик его члена. Он становился все больше, и я потратила много времени, покусывая легкими поцелуями основание, головку и пенис по всей его длине. Каждый раз, когда я целовала его этими быстрыми, легкими поцелуями, он стонал он наслаждения. Затем я дотянулась до его промежности, чтобы добраться до яиц, и также хорошо поработала с ними. Он держался за мои плечи, и я ощущала судороги, бегущие по его члену, а когда он задрожал по-настоящему, принялась за дело всерьез.
Через минуту после того, как я начала сосать его член, слегка покусывая то место, где он был обрезан, я почувствовала его спазмы, он был готов спустить у меня во рту. Он так и сделал, а его яйца распухали и отвердевали, когда я пальцем нажимала на его промежность, ощущая его оргазм как руками, так и ртом.
Когда все было кончено, он рассмеялся и несколько раз поцеловал меня в благодарность за то, что я для него сделала. Он признался, что еще ни разу не был с женщиной и хотя ему хотелось бы трахнуться со мной, для него эти моменты были самыми сильными ощущениями в жизни, и он надеется как-нибудь встретиться со мной и потрахаться, как следует.
Я сказала, что не против преподать ему хороший урок, зная, конечно, что этого никогда не случится. Одно упоминание о такой возможности сделало его счастливым.
Когда я вернулась в дискотеку, Мустафа уже искал меня. Он совершенно не расстроился, когда я ему поведала о случившемся. Он, по всей вероятности (и слава Богу!), не был одним из тех ужасно ревнивых марокканцев. Он знал, что это был мой каприз и мне нравится помогать и сострадать молодым парнишкам, хотя сама я и не испытала оргазма.
Я с Мустафой этой ночью снова трахалась, на той же самой скале, когда клуб закрылся и все разошлись. Советую когда-нибудь попробовать марокканцев на скалах. Очень освежает!
По ночам мое желание секса на Иль. дю Леван было экстравагантным. Днем же мне даже не хотелось о нем думать. Странно!
Я составила расписание для отдыха, поставив задачей ложиться спать рано, а вскакивать в семь с половиной утра. Мне нравилось сидеть на террасе с записями и диктофоном и работать над книгой. Около десяти часов я завтракала, а потом шла на пляж.
На Иль дю Леван есть только один песчаный пляж, да и то грязный, поэтому я привыкла ездить в Лес Пьеррес Плате, что значит "плоские скалы" или, буквально, "каменная платформа". С того момента, как входишь в Лес Пьеррес Плате, ты должна полностью раздеться, а если нет, то можно ожидать выходок со стороны какого-нибудь истового нудиста. Однажды утром на скалах появился незнакомец в плавках, которого немедленно атаковали истошными воплями.
— Убирайся прочь! Соглядатай! Сними одежду или уматывай отсюда! Никогда не приходи сюда!
То же самое случится и с отдыхающими на байдарках, полностью одетыми, которые невольно замедляют движение, чтобы поглазеть на нудистов, валяющихся на солнце. Я не могла вообразить, насколько агрессивны могут быть любители природы, пока собственными глазами не увидела, как один из нудистов забрасывает лодку камнями. Им все прощается, им даже можно изливать свой гнев на находящихся поблизости одетых людей.
Несмотря на это, на всем нудистском острове царит очень непринужденная обстановка, которой я не встречала нигде в мире. Почти мгновенно каждый становится тебе другом, и вся нудистская колония походит на одну большую счастливую семью. Если у кого-то есть бутылка вина или кока-колы, он обязательно поделится ею. Если же рядом проходит мороженщик (полностью одетый, кстати), люди угощают друг друга его товаром. И еще они всегда убирают за собой бутылки, обертки и другой мусор. Никогда не видела на острове мусор или хлам.
Мне нравился остров, там у меня было несколько приятных моментов, и, без всякого сомнения, он помог мне расслабиться. Но я не смогла бы оставаться там все лето. Думаю, что я слишком непоседлива для такого тихого и мирного места. А возможно, и потому, что мои отношения с Хоффманами и с Фредой не были безоблачны. Я была счастлива, когда возвратилась в Сен-Тропез.
20. ПРОЩАНИЕ СО СВИНГОМ
По возвращении на виллу в Раматюэлле обстановка все больше накалялась. Время, проведенное на Иль дю Леван, было омрачено вспышками непонимания, агрессивности и истерии у всех нас четверых. И дела не улучшились, отчасти из-за упрямых и глупых замечаний Фреды. Полное отсутствие у нее чувства юмора заставляло Лео и меня лезть на стену, поскольку мы оба природные шутники. В конце концов она выходила из себя от наших шуточек. Должна также признаться, что, возможно, и ревновала ее к Лео и Марике, потому что они приняли ее в свой круг, как и меня, и, полагаю, что мое "я" было этим в какой-то степени ущемлено.
Я уже упоминала, что свинговые сцены все меньше привлекали меня. Я стала проводить много времени в одиночестве у себя в комнате, и если случалось приводить домой партнера, я, честно говоря, не хотела делить его с Лео, Марикой и Фредой, которые, словно специально в это время сидели дома.
По крайней мере одним хорошим свойством в наших отношениях была честность. Мы никогда не пытались провести друг друга, и я никогда не лгала им. Однако наши отношения не были счастливыми, и я реагировала на это.
Я ушла из Раматюэлля на пару дней, когда встретила Андреаса, по-настоящему привлекательного мужчину из Межеве, лыжного курорта во Французских Альпах. Он оказался богатым швейцарским банкиром. (Позднее вы встретитесь с ним на страницах этой книги.) Мне захотелось провести с ним какое-то время и узнать поближе — без того, чтобы делить его с кем-нибудь, поэтому я переехала к нему на пару дней в отель "Библос".
Вернувшись к Лео и Марике, я не была готова к столь резкой перемене обстановки. Лео явно чувствовал себя не в своей тарелке и с трудом произнес то, что должен был. Но он встал, взглянул на меня и начал говорить твердо и не повышая голос.
— Ксавьера, мы хотим, чтобы ты покинула этот дом. И чем раньше, тем лучше.
Мы смотрели друг на друга, но я ничего не сказала. У Лео, очевидно, было еще что-то, поэтому я села и стала ждать продолжения.
— Ты не лояльна по отношению к нам. Возможно, в твоей жизни не было настоящих друзей. Когда они у тебя есть, у тебя есть корни в жизни. Надо беречь эти корни и охранять свою дружбу. Мы приехали сюда вместе, потому что хотели быть вместе, а ты исчезаешь на несколько дней. Ты отказалась от нас, ты отвергла нас. Ты слишком долго жила по своей воле и привыкла все делать по-своему. Понимаешь, все, что мы здесь делали, делалось по твоему выбору, а не по нашему. Ты никогда не обращала внимания на наши заботы. Ты просто решала, чем мы все будем заниматься, независимо от наших чувств и желаний.
Тут я вынуждена была остановить Лео. Наступила моя очередь взять слово.
— Лео, — сказала я, — я очень хорошо узнала тебя и Марику за последние несколько месяцев. Ты знаешь, как я вас люблю… вы оба встретили меня с распростертыми объятиями, взяли с собой путешествовать, привлекли меня к себе, вашим друзьям, я с вами провела много хороших часов. Я ценю все это, и поверь мне, я очень признательна. В жизни существуют две вещи, которые мне трудно сделать. Одна из них — отблагодарить вас. Пятнадцатого июня, например, в день рождения, вы принесли мне цветы, сладости и подарки… и я была так признательна, но подумала, что, наверно, никогда не смогу должным образом отплатить вам. Честно говоря, уже долгое время я была лишена возможности получать добро от других и, видимо, забыла, что значит быть благодарной. Сожалею. Пожалуйста, верьте мне, я не хотела быть грубой или неблагодарной. Еще я ненавижу прощаться. В любом языке это самые тяжелые слова. Их трудно говорить вслух… потому что они означают конец, потерю… и каждое небольшое "до свидания" прибавляется к громадному большому "прощай". Не знаю, можете ли вы принять мое объяснение, но боюсь, это часть меня… когда я покинула вас на несколько дней, чтобы побыть с Андреасом, я совсем не хотела отвергнуть вас. Мне следовало поблагодарить вас и попрощаться. Но прошло не так много времени с тех пор, как у меня завелись друзья, которым, действительно, не безразлично мое общество. Возможно, я забыла и об этом. Кроме того, наверное, меня подвело чувство неуверенности. Я думала, что вы начали уставать от меня и стали все больше привязываться к Фреде. Я почувствовала, что вы не будете по-настоящему скучать, если я исчезну на несколько дней с мужчиной. И еще одно… сколько раз я слышала, как Марика говорила: "Ох, Ксавьера, ты опять исчезаешь вдвоем", когда я хотела назначить свидание мужчине. Да, я понимаю, вы оплатили мою поездку, вы очень великодушны и щедры… но какую цену я должна за это заплатить? Поставлять партнеров по постели?
Тут я остановилась. В подобных случаях стараешься защитить себя, и скоро складывается ситуация: "Леди протестует слишком много". Но меня серьезно задели замечания Лео. Догадываюсь, их тоже задело и обидело мое поведение.
— Ксавьера, нужно жертвовать, если хочешь сохранить друзей, — ответила Марика. — Возможно, это похоже на набор избитых фраз, но они справедливы. Друзья должны оставаться в хорошие и плохие времена. Разве неудобства, которые приходится испытывать из-за друзей, сравнимы с теми моментами, когда ты нуждаешься в них и знаешь, что можешь на них положиться.
Потом снова вступил в разговор Лео:
— Именно это мы имеем в виду, когда говорим о лояльности. Мы хотим, чтобы ты была нашим другом, но, наверно, ты не понимаешь, что же такое дружба. Мы видим, как ты находишь людей, пользуешься ими, получаешь от этого удовольствие, а затем бросаешь их или швыряешь их нам, как объедки. Ты хуже самого бессердечного плейбоя. Ты фактически вытираешь ноги о мужчин, будто они дверные коврики. Мужчины, которых ты в последнее время приводила в дом, были привлекательны, интеллигентны, молоды, но ты все равно вышвыривала их. Не осталось ли это от тех дней, когда ты была шлюхой? Не это ли твой способ отомстить — найти мужчину, использовать, а затем выбросить его, не обращая внимание на его чувства?
Это был вопрос, требовавший ответа, и мне еще никогда не приходилось задумываться над ним. Но ведь в самом деле, я использовала мужчин, большинство из них я считала своими "жертвами", а не любовниками.
Может быть, я, действительно, мстила, может быть, я хотела походить на агрессивное животное мужского пола. Чтобы не быть обиженной, я предпочитала прервать отношения до того, как это сделает мужчина… особенно на таком курорте, как этот, где, я знала, мы разойдемся, как в море корабли, без всякого шанса на продолжение знакомства.
Это один из многих кризисов личности, через что мы все проходим, особенно когда в нашей жизни перевертывается новая страница. Это лето было для меня летом перемены. Я была застигнута между моим прошлым и моим будущим, а настоящее я никак не могла понять.
Итак, я упаковала свои чемоданы и приготовилась покинуть виллу. Но сначала на велосипеде я поехала в город и купила торт и сладости, которые любили Лео и Марика. Я также купила открытку с забавной маленькой обезьянкой, на которой было написано "Останемся друзьями и забудем плохие дни нашей жизни". Открытка говорила сама за себя, поэтому я просто подписала ее своим именем и тихо оставила на обеденном столе вместе с тортом и сладостями.
Лео казался более чем подавленным, когда помогал мне погрузить чемоданы, сумки и книги.
— Лео, я надеюсь, что вы с Марикой не будете против, если приедет Ларри и мы все соберемся пообедать. Я писала ему о вас и знаю, что вы понравитесь друг другу.
— Конечно, Ксавьера, — ответил он. — Обязательно. Давай не будем терять друг друга из виду. Очень жаль, что так получилось, но, сама видишь — так будет лучше для нас всех. Все встанет на свои места, и мы снова станем близкими.
В лучах яркого средиземноморского солнца мы обменялись поцелуями, и я велела таксисту отвезти меня в отель в Сен-Тропез.
21. ПОПУТНЫЙ СЕКС
Мне нужен был хотя бы один день вне Сен-Тропеза, день наедине с собой, чтобы разобраться, как дальше жить. Я взяла на прокат автомобиль "Симка" и поехала по Лазурному берегу через Монако в Италию и элегантный, баснословно дорогой Сан-Ремо. Вести машину было одно удовольствие, которое помогло мне избавиться от тягостных мыслей. В тихом итальянском городке я провела вечер и в одиночестве пообедала, наслаждаясь восхитительной телятиной с сыром и ветчиной, на гарнир был подан зеленый горошек в масле, слегка приправленный чесноком. И поскольку мне было немножко жаль себя, я разорилась на итальянское мороженое двух видов в качестве десерта. Одно из них — мое любимое "спумони" с мелко нарезанными фруктами и орехами внутри, а второе (я не могла устоять) — соблазнительная, густая комбинация шоколада с ванилью.
Затем последовал столь же спокойный вечер с такой же спокойной ночью. Я легла спать рано, и думаю, что именно это мне было нужно — ночь с крепким сном, в одиночестве — чтобы разобраться в себе. Утром я встала свежей, в хорошем настроении и повела свою "Симку" в направлении Сен-Тропеза. Я была столь оптимистично настроена, что даже не заметила отсутствие бензина в баке, пока не пересекла итальянскую границу. Ближайшая заправочная станция была в Ментоне, поэтому я свернула с главной дороги, сделав правый поворот, и поехала вниз, в город. Спуск был крутой и извилистый, я ехала осторожно. Тут я и увидела двух голосующих ребят, "хичхайкеров", сидящих на обочине дороги. Один из них темноволосый парнишка, а второй — блондин. Но я была Слишком занята дорогой, чтобы по-настоящему разглядеть их.
В Ментоне мне заполнили бак, я купила несколько персиков, плитку шоколада и кое-какую выпечку для ленча, а затем вернулась на шоссе. Оба парня продолжали сидеть на обочине, и хотя я обычно неохотно подбираю попутчиков в незнакомой местности, я затормозила. Парнишки выглядели честными и усталыми, и когда я снизила скорость, казалось, что они с облегчением вздохнули и обрадовались, что кто-то наконец подберет их.
Темноволосый юноша говорил с испанским акцентом.
— Спасибо, мадам. Вы едете до Ниццы?
— Конечно. Залезайте. — Я открыла дверь, и они забрались в машину вместе со своими спальными мешками и рюкзаками.
— Это Рейнольд, он из Германии, — сказал темноволосый, когда Рейнольд взгромоздился на заднее сиденье. — А меня зовут Мигель, я из Мексики.
— Хай, меня зовут Ксавьера, и я из… Голландии. Но сейчас я живу в Сен-Тропезе.
Выяснилось, что "хичхайкинг" весьма трудное занятие, как в Италии, так и во Франции. Оба парня сидели на дороге уже целый день в ожидании, что кто-нибудь их подбросит. И они не мылись в ванне или под душем по меньшей мере три недели.
Все же Мигель был приятным парнишкой с тонкими чертами лица, и по мере того, как мы ехали, он все больше мне нравился. На нем были надеты темно-красные штаны с черными и белыми полосами и розоватая рубашка. Его длинные черные волосы (как у хиппи) явно нуждались в мытье. Однако он не хотел, чтобы его принимали за хиппи. Он не отличался особой эрудицией, и его взгляды на войну и мир были чрезвычайно расплывчаты. Он не был связан с каким-либо политическим движением и хотел только одного — чтобы его оставили в покое и он мог оставаться честным и дружелюбным по отношению к людям. Он очень хорошо загорел. Карие глаза слегка косили, у него был большой узкий нос и высоко поднятые мексикано-индейские скулы.
На Рейнольде было надето то, что когда-то называлось белой марокканской рубашкой и серыми замшевыми штанами. Уверена, он задыхался от жары в своих брюках, но, видимо, кроме них нечего было надеть. На нем были тяжелые ботинки, тогда как Мигель был обут в открытые сандалии, сквозь дырочки виднелись грязные ноги.
Но мне было все равно, как давно они мылись. Это были хорошие парни, и мне нравилось их общество и то, что я могла им помочь.
— Когда вы в последний раз как следует поели? — спросила я.
— О, это было так давно, что я уже не помню, — ответил Мигель.
— Хорошо, вот здесь фрукты, печенье и шоколад, если вы голодны… — Я даже не успела закончить. Они были зверски голодны, и как только я предложила еду, с жадностью проглотили ее. Мы остановились у придорожного киоска, чтобы напиться, и они охотно это сделали.
Мигель отличался словоохотливостью, а Рейнольд (он не говорил по-английски) молчаливо сидел сзади. Оба юноши были милы и интеллигентны, поэтому я убедила их ехать до Сен-Тропеза, а не в Ниццу. Поскольку у них нечем было заплатить за гостиницу, я предложила Рейнольду заночевать в машине. Он согласился и обещал утром закрыть машину и оставить под стеклоочистителем записку, где мы сможем его найти. Мигель же останется в гостинице со мной.
Когда мы вошли в гостиницу, консьержка вопросительно посмотрела на меня. Я забыла, как странно выгляжу в сопровождении неопрятно выглядевшего, заросшего хиппи в рваной одежде. Однако, она любезно согласилась обменять мой одноместный номер на двухместный на две ночи. Отель был переполнен, поэтому мне нужно было через двое суток снова вернуться в одноместный номер.
Когда вошли в комнату, Мигель на сорок пять минут скрылся в ванной. Появился он совершенно другим человеком — добела отмытым и мокрым после купания. Он не только тщательно отскребся, но даже чуть-чуть укоротил шевелюру, обстриг ногти, побрился и почистил зубы. Но что за зрелище после этого представляла ванна! На полу настоящее половодье, всюду песок и волосы.
Чистый и свежий, Мигель стоял на пороге, робко улыбаясь мне. У него было гибкое, золотисто-коричневого оттенка тело с легкой светлой полоской вокруг чресел, куда сквозь плавки не смогло добраться солнце. На теле почти не было волос, а его пенис был небольшим, очень деликатным.
Пока он вытирался досуха, я убрала ванную и приняла душ. Затем мы вздремнули. Он заснул сразу же, как только его голова дотронулась до подушки. Мне доставляло удовольствие наблюдать за ним, спящим и удовлетворенным, а затем через несколько минут уснула и я, размышляя, как приятно доставить удовольствие другому не только своим телом, но и ласковым словом, поездкой, сладостями и сном в уютной постели.
Мы проснулись около восьми утра, оделись и нашли записку от Рейнольда, в которой он просил встретиться с ним в "Ла Горилле", одном из припортовых ресторанчиков. Это одно из тех местечек, где собираются хиппи и торговцы наркотиками, оба паренька хотели сброситься и на весь имеющийся у них капитал купить мне какой-нибудь травки. Я настояла вместо травки купить фруктового сока и в свою очередь угостила их хорошим жарким с картошкой и салатом.
Рейнольд, голодный как волк, проигнорировал приличия и в один присест проглотил мясо с помощью пальцев, а затем то же проделал и с овощами.
Я шепнула ему по-немецки.
— Не торопись, мужик. Порежь мясо и веди себя, как человек.
Но было поздно, он уже все съел! Похоже, он по-прежнему был голоден, поэтому я отдала половину своего бифштекса и овощи, и на этот раз он ел медленно и цивилизованно. Мигель вел себя несколько лучше, но все равно чувствовалось, что он не менее голоден, чем его приятель. Вдвоем они подчистили все, что было на столе — пикули, булочки, даже крошки.
В тот день, когда стемнело, мы гуляли вокруг яхт-клуба и наслаждались звуками ночного Сен-Тропеза: юноши на улицах, поющие и играющие на гитарах, музыка, раздающаяся из дискотек, обеденный шум, доносящийся из ресторанов и яхт. Куда бы мы ни шли, везде были музыка, смех и счастье.
Ночью мы с Мигелем занимались любовью. Между нами возникло своего рода притяжение, и мы знали, что можем стать хорошими друзьями и доверять друг другу. Он был не ахти какой любовник, но нам было хорошо вместе, и я чувствовала себя покровительницей по отношению к нему.
Это была первая и последняя ночь, когда мы любили друг друга. После нее мы спали вместе, обнимались и разговаривали, но без секса. Когда мне пришлось переехать в свой одиночный номер, он спал на полу, и это ему, оказалось, нравилось больше, чем кровать.
Еще через день парням нужно было уезжать. У них были друзья в Париже, поэтому они покинули Сен-Тропез со спальными мешками и рюкзаками на спине и с двумястами франков (пятьдесят долларов), которые я засунула в кошелек Мигеля. Мы вместе хорошо провели время, но как всем странникам, которыми мы трое были, пришла пора сказать "прощай" и продолжить свой собственный жизненный путь.
22. МАМА, ПОСМОТРИ… ОНИ ГОЛЫЕ!
Последний и короткий роман в Сен-Тропезе был у меня с обыкновенным бельгийским предпринимателем, которому было около пятидесяти лет. Однажды в полдень мы встретились в "Лестнице", когда он по-старинному галантно отпустил мне комплимент и осведомился, не буду ли я так любезна, чтобы принять приглашение отобедать. Я чувствовала себя одинокой, он тоже был одинок, поэтому я с удовольствием согласилась. Он был одет, как одеваются банкиры, не очень изысканно, но он был симпатичен и привлекателен, а главное, мужественен, и я сразу же поняла, что это открытый, прямой и честный человек. Его звали Фердинанд (и это не шутка!).
Обед для нас выбирал Фердинанд. Мы начали с супа по-фламандски (луковичный сок с картофелем), густо заправленного сливками и маслом. Суп был прост и превосходен. Но мне захотелось чего-нибудь необычного, поэтому для меня Фердинанд заказал турецкое блюдо, включающее в себя баклажаны, помидоры, лук, смородину и пряности. Подали его на манной лепешке, пропаренной на бульоне. Еда оказалась великолепна — неповторимый вкус.
Для себя же Фердинанд заказал мелко нарубленные цыплячьи грудки с сушеными персиками, миндалем, изюмом без косточек, помидорами, перцем, луком, чесноком и морковью. Я не могла удержаться от соблазна, чтобы не попробовать, и на вкус это было так же прекрасно, как и на вид. Что касается вина, то Фердинанд заказал сладкое белое бордо "Шато д'Икем" и был особенно доволен, что оно урожая 1967 года. Он огорчился, когда я отказалась отведать вина, но когда я объяснила, что не пью, он это понял и больше не настаивал, чтобы я выпила с ним, как это делают многие пьющие.
Мы испытывали соблазн взять мороженое со свежей малиной, но в конце концов умеренность одержала вверх, и мы попросили счет. Естественно, счет был довольно внушителен, но одним из самых любимых удовольствий для Фердинанда было хорошо и плотно поесть, и он сказал, что обед стоил каждого заплаченного за него сантима.
Мы остановились в одном и том же отеле, и поскольку нам было уютно вместе, мы решили и ночь провести вдвоем. Фердинанд был гурманом не только в еде и приятно удивил меня своим искусством любить. Он не выглядел Дон Жуаном, по которому стали бы сохнуть все, встреченные им, женщины (я в том числе). Он был обычен, молчалив, сосредоточен. Но под маской обыденности скрывался опытный любовник, воспринимающий секс со вкусом и фантазией. Он за одну ночь трижды довел меня до оргазма, что было превосходно для того, кто был со мной в первый раз.
Следующий день мы провели вместе, но он предупредил: через сутки к нему приедет семья.
— Давай как можно лучше проведем оставшееся у нас время, — предложил он, и я была довольна его прямотой и хорошим отношением ко мне.
В объятиях друг друга, когда наслаждение перемежалось с душевными разговорами, нас застало солнечное утро. А в полдень мы встретили друга его детства, Клода, который отдыхал в Сен-Тропезе с женой, сыном и дочерью.
Вшестером мы пообедали в тот вечер, правда, с меньшим присутствием экзотики, чем с Фердинандом накануне. Клод был невысокий, крепкого телосложения мужчина, глаза которого лукаво искрились. Аннет была выше мужа и очень красива со своими блестящими черными волосами, светившимися счастьем зелеными глазами и не исчезавшей улыбкой. Их сын Марк, десяти лет, походил на Клода, а дочь Мишель была вылитой копией Аннет.
Это была счастливая семья, веселая и дружелюбная. Было очень приятно сидеть с ними за обеденными столом. Дети оказались хорошо воспитаны и смышлены, и наш обед проходил радостно и оживленно.
После обеда Аннет отвела детей в гостиницу. Потом мы, четверо взрослых, расслабились часок за напитками на террасе кафе и решили поехать на пляж в Памплону.
Стояла одна из тех летних, прелестных теплых ночей в Сен-Тропезе, когда луна и все звезды высыпают на небо. Море днем было очень бурным, и сейчас еще волны не успокоились и взлетали выше обычного. С легким шумом они выплескивались на берег.
Пляж был совершенно пустынен, поэтому мы припарковали машину Клода поблизости от нескольких других оставленных машин и разделись донага. В таком виде, только с полотенцами, а я еще и с сумочкой в руках, в которой находились наши немногочисленные ценности, мы направились к воде.
На пляже в спальных мешках лежали хиппи и, казалось, крепко спали. Было около двух часов ночи, когда мы добрались до воды, начали брызгаться и шалить друг с другом. Море было относительно теплым, однако ветер дул сильный и пронизывающий. Мы, борясь с волнами, заплыли довольно далеко.
В свете полной луны, плывя в море, я увидела смутные силуэты, маячившие на пляже. Я позвала Аннет, которая была ближе всех ко мне, а затем Фердинанда и Клода. Мы поспешили на берег, но было уже поздно.
Тени на пляже оказались одетыми людьми, которые при нашем приближении обратились в бегство. И не зря. Моя сумочка исчезла вместе с ключом от взятого напрокат мопеда, двумястами франков (пятьдесят долларов), часами Клода, кольцом Аннет и четырьмястами франков, принадлежавшими Фердинанду.
Оба мужчины исчезли очень быстро, а мы не были одеты, чтобы пуститься за ними в погоню, правда, кричали им вслед:
— Дерьмо, ворье поганое!
Французское слово "merde" — "дерьмо" — очень удобно, когда хочется произнести английское слово "shit" — "говно" в порядочном обществе. Люди сцены желают друг другу "merde" на счастье в день премьеры, а несколько лет тому назад газеты облетело заявление премьер-министра Канады Пьера Трюдо толпе заговорщиков — "mange la merde" ("жри дерьмо"), хотя один из репортеров предположил, что Трюдо просто напомнил им, что уже наступило время ленча!
К счастью, воры оставили наши полотенца, поэтому мы быстро вытерлись и бросились к машине в надежде, что сможем догнать их. На нашу удачу Клод спрятал ключ зажигания в бардачке, а не в моей сумочке. Но мы оставили дверь открытой, и вся одежда пропала.
Полотенца едва сходились на наших талиях, поэтому можно представить, в каком виде нам предстояло вернуться в отель в три часа утра. Кроме этого, Фердинанда ожидало неприятное объяснение с супругой, прибывающей завтра, по поводу исчезновения костюма.
Машина, к счастью, завелась, однако огни не загорелись. Эти подонки, очевидно, пытались включить зажигание и угнать машину. Это им не удалось, но они повредили электропроводку.
Несмотря ни на что, в нас еще сохранилось чувство юмора, и это было кстати. Нам предстояло совершить обратную поездку в Сен-Тропез без огней. Единственное, что мы могли придумать — ехать медленно и очень осторожно, с приоткрытой дверцей, так как освещение салона действовало и хоть в какой-то мере могло обозначить нас для встречных машин.
У нас было несколько опасных моментов, должна признаться, и мы испытывали огромное напряжение, пока не подъехал молодой мужчина в "рено" и не предложил свою помощь. Хотя он направлялся в другую сторону, но любезно развернулся и довел нас до Сен-Тропеза (ехали за ним). Мы испытали невероятное облегчение и были очень благодарны.
Добравшись до городской площади, где находился наш отель, мы ощутили замешательство — предстояло выйти из машины почти голыми. Мужчина, сопровождавший нас, при одном взгляде на эту картину истерически расхохотался. Мы рассказали все, что с нами случилось, и хотя он явно сочувствовал, все же не мог удержаться от гогота, похлопывания себя по ляжкам, а нас — по голым плечам. Он очень торопился домой и собирался поведать эту историю жене, хотя, вероятнее всего, она обвинила бы его в сочинении небылиц, чтобы оправдать позднее возвращение.
Мы были в идиотском положении, поэтому не могли пригласить его опрокинуть с нами стаканчик-другой, но зато, от всего сердца поблагодарили и пообещали отплатить сторицей при следующей встрече.
Мы больше не увиделись, но если, дорогой сэр на красном "рено-12" 1972 года, вам придется читать эти строки, мы снова благодарим вас. Если жена до сих пор не верит в ваше алиби, представьте ей доказательство в печатной форме!
23. ВОЗВРАЩЕНИЕ ЛАРРИ
В течение всего времени, пока я находилась в Европе, я приглашала приехать ко мне старого дружка Ларри, но дела не позволяли ему. По-своему я скучала по его обществу — он был моим большим и преданным другом в Нью-Йорке — и я, естественно, хотела увидеться с ним снова. Наконец, в начале июля, он смог вылететь и провести со мной целых три недели. Это была его первая поездка в Европу, и, полагаю, я была взволнована точно так же, как и он.
К этому времени я ощущала себя чуть ли не уроженкой Сен-Тропеза и была хорошо подготовлена, чтобы стать его гидом и переводчицей. Мы с Ларри целыми днями валялись на пляжах, исследуя их, попивая напитки в кафе и разъезжая по окрестностям в арендованном "фольксвагене". Вечерами я знакомила его с достопримечательностями французской кухни, позднее мы возвращались в нашу комнату и уже на свой манер практиковались во французской кухне. В конце концов мы два месяца не были вместе, и у нас было достаточно времени, чтобы наверстать упущенное. Что мы и делали!
Некоторые дни мы практически все время проводили на пляже, возвращаясь в гостиницу только для полуденного часового отдыха (ложились в постель, это точно, но очень редко спали!), а затем снова шли на пляж.
В другие дни мы объезжали некоторые укромные уголки в городе. Например, старая церковь, ставшая музеем, где размещается хорошая коллекция живописи, в том числе и работы импрессиониста Анри Матисса, приемного сына Сен-Тропеза конца прошлого столетия, есть и сельские пейзажи Мориса Утрилло. Замечательно также собрание мраморных скульптур и бронзовых статуй. Ларри был в восхищении от морского музея, который является частью средневековой цитадели. Помимо морских пейзажей и различных диковинок, мы были заворожены моделями парусников и пароходов. С цитадели открывался великолепный вид на сверкающее в лучах солнца Средиземное море и покрытые лесами вулканические сопки Эстерель и Маурес.
Дни текли прекрасно. Пляжи, лодки, тела — все это возбуждало Ларри, и, поскольку это так много значило для него, я словно бы тоже все это переживала заново. Как всегда, люди были гостеприимны и дружелюбны, и Ларри с трудом привыкал к той разительной перемене, которую он испытал в один день, покинув громадный безликий Нью-Йорк и очутившись в Сен-Тропезе, где его встретили как старого и давно потерявшегося друга.
Я познакомила его с Лео, Марикой и Фредой, и мы даже пообедали с Хоффманами, как я и надеялась. Это был хороший вечер, и, наверное, он помог понять, до какой же степени они мне нравились. Хорошо, что у нас состоялся душевный разговор, и мы расстались под впечатлением его. Ежедневное общение иногда слишком трудно регулируется на ранних стадиях дружбы, и возможно, пытаясь убыстрять события, мы разрушаем что-то очень редкое и ценное.
Однако пройдя сквозь неурядицы и непонимание, мы сейчас, кажется, находились на вершине нашей дружбы. Лео и Марика скоро собирались уехать из Сен-Тропеза, я и Ларри тоже. Они решили закатить в Раматюэлле отвальную вечеринку, и, безусловно, мы были в числе приглашенных. Я знала, что это будет больше, чем обычная вечеринка, и сомневалась, что захочу делить Ларри с кем-нибудь во время свинга, потому что все это время ревниво наслаждалась им сама. Я знала, что и Ларри не нравятся массовые оргии. Но мы с удовольствием и охотой пошли. Боже, какая была ночь!
Я сама уже написала об этом фантастическом свинге, но когда Ларри, Серебряный Лис, решил несколько месяцев назад написать книгу "Моя жизнь с Ксавьерой", я позволила ему использовать эту историю, так что не буду повторять ее здесь. Достаточно сказать, что эта оргия не походила ни на одну, в которой я участвовала. Ларри и я чувствовали себя очень близкими, мы кричали, стонали, смеялись и безумствовали на протяжении многих часов.
24. НАПРАВЛЕНИЕ НА ПЕНТХАУЗ
Можно вообразить себе, что открыть роскошный отель и казино на югославском острове коммерчески так же выгодно, как, к примеру, открыть кошачий отель на Файр Айленд. Возможно, место выбрано хорошо, но рынок ограничен.
Однако игра против правил это именно то, чем занимается Боб Гуччионе, издатель журнала "Пентхауз", и его клуб "Пентхауз Адриатика на острове Крк (да, именно так пишется и произносится название этого острова — Кррррррк!) предназначен для привлечения игроков самого высокого класса из Соединенных Штатов и Европы.
Место здесь превосходное: укрытое от ветров и стихии побережье с пляжем, "всегда купающимся в лучах солнца.
Боб пригласил меня приехать на открытие клуба, в котором помимо меня должны были принять участие люди, способные повлиять на привлечение игроков, рыскающих по всему миру в поисках объекта, достойного приложения их усилий.
Остров Крк упрятан в северной части Адриатического моря. Добраться сюда не очень легко. Ларри и мне пришлось лететь на восток через северную Италию до Венеции, а затем до Триеста. А уже оттуда на машине мы пересекли югославскую границу.
В конце нашего изнурительного путешествия, которое включало переправу на остров на пароме, нам оказали прием, все чаще практикующийся в отелях в наши дни. Нам было отказано в комнате. Потребовались звонок Гуччионе и вмешательство одного из его помощников, чтобы мы получили шкаф для белья, в котором должны были жить. Не зря они вывесили надпись: "Без животных", потому что, поверьте мне, там негде было даже поместить кошку, не говоря уже о "кошечке".
Шкафы оказались маленькими для наших чемоданов, поэтому значительная часть пожиток валялась кучей на полу. В большинстве комнат стояли односпальные кровати, а стенки были настолько тонкие, что малейший храп был слышен на любой из них. Все это не могло не беспокоить нас. И не только это. По комнате нельзя было пройтись, чтобы не наткнуться на стул и не своротить со стола всякие безделушки. Впервые я ночевала в подобном отеле, который числился как "первоклассный".
Однако рекреационная зона отеля была великолепной и полностью возмещала все недостатки жилых помещений. Огромное лобби было роскошно обставлено, а потолок очень высок. Два бассейна — один внутри, а второй — снаружи — были олимпийских размеров и оборудованы саунами. Фасад отеля поражал красотой белого камня, который нельзя найти в Средиземноморье, и великолепно вписывался в синеву моря и голубизну неба.
Сады, украшенные скульптурой, тоже производили впечатление; над ними, очевидно, изрядно поработали; их происхождение можно объяснить только за счет дешевой рабочей силы. Для спортсменов имелись теннисные корты, а для прочих — сказочная страна развлечений — столы для игры в пул, кегельбаны и игральные автоматы.
Из-за языкового барьера обслуживающий персонал не соответствовал норме. Но свой недостаток они восполняли обхождением и желанием угодить.
Вы попросите хлеба, а вам принесут соль. Попросите соль — принесут бутылку вина. Попросите вина, и, кто знает, может быть, вам покажут, как пройти в туалет. Это забавно. И нельзя гневаться на того, кто явно хочет услужить. Мы просто расслабились и перестали обращать на это внимание.
Азартная игра происходила в казино, открытом до четырех утра. Туда вел вход из лобби. Нет, это не для меня. К четырем утра мне хотелось иметь под рукой нечто другое, а не копейки (или большую сумму). Здесь были рулетка, столы для игры в блэкджек, крепе и шемин де фэр, пользовавшиеся такой популярностью, что места за столом для игры в крепе продавались барыгами.
Все крупье были англичане, притом с лондонским воспитанием, многие из них — женщины или, как называл их Боб, хозяйки, любимицы "Пентхауза". Их костюмы не давали пищу для воображения. Или, сказала бы я, оставляли много места для воображения. Одежды, прямо скажем, было на них мало, поэтому многие мужчины стояли у столов с очень возбужденными членами.
Во время открытия клуба в отеле не работал кондиционер, и было невыносимо жарко. Однако, мужчины толпились у столов, пот скатывался на их обеденные костюмы, а в это время их жены сидели на террасе и услаждались прохладительными напитками до рассвета.
Менеджер казино сказал мне, что они пытались достать электрические вентиляторы для казино, чтобы не взыскивать каждый вечер штрафы за нарушение общественного порядка. Один или два раза было настолько жарко, что некоторые мужчины, стоявшие у столиков, разделись до пояса, побросав одежды на пол.
Впрочем, казино находилось в младенческом возрасте и существовали планы (не только на бумаге) оборудовать каждую комнату кондиционером. Кроме того, планировали поставить игральные автоматы и обустроить для игроков кинозал, которым они могли бы пользоваться в дождливые дни.
Великолепный пляж находился всего в пяти минутах ходьбы от отеля и обычно не посещался местным населением. Он был расположен довольно далеко от нудистского пляжа, который — вы не поверите — я так и не посетила. Одной из причин этого был бассейн. Он настолько расслабляюще действует, когда сидишь на его краю, а тебя угощают напитками со льдом, что нет желания куда-либо идти.
Казино являлось попыткой югославского правительства вступить в большой туристский бизнес. Боб Гуччионе формально возглавлял казино и отель, а фактически он принадлежал г-ну Тито и его подчиненным, которые очень быстро объявлялись, когда требовалось принять какое-либо решение. Подозреваю, что Боб, который заключил сделку с целью извлечения прибылей из казино и определенного процента прибылей от помещений, построив их за свой счет, медленно сходил с ума от очередной встречи с бюрократами, каждый раз требовавшими починки какого-нибудь водопроводного крана.
Возможно, они были чересчур осторожны и осмотрительны. Но поскольку Югославия коммунистическая страна, к тому же единственная, порвавшая с Москвой, наверно, у них есть основания быть осторожными и осмотрительными. Но все-таки тяжело наблюдать, как эти люди стараются делать бизнес с Западом, где время — деньги.
Понятно, почему они пошли на сделку с Бобом. Он собирался создать здесь нечто вроде Лас-Вегаса, приманку для всемирно известных игроков, таких же выгодных и заманчивых условий для них. Они бы не только занимались игрой и снимали комнаты в отеле, с их приездом на страну обрушился бы золотой дождь, ведь попутно они стали бы посещать такие великолепные курорты на югославском побережье, как Дубровник.
Идея великолепна. Но Восток есть Восток, а Запад есть Запад. Например, мысль втиснуть местных красивых девушек в костюмы, которые без всякого сомнения, были обязаны своим происхождением Чикаго, была не столь уж блестяща. Эти девушки должны быть одеты в национальные костюмы, которые производят просто ошеломляющее впечатление и более привлекательны для туристов, впервые приехавших в страну. По той же самой причине они не нуждаются в макияже и приклеенных ресницах, которые их обязывают использовать.
Затем, проблема финансов. Официанты зарабатывают в месяц около шестидесяти долларов. Это цена хорошего обеда для двоих в ресторане отеля. Но официанты казались счастливыми. Возможно, им нравилось играть в капиталистов. Кто знает? Мы скоро обнаружили, что, если хочешь оставить чаевые и быть уверенным, что официант их получит, не надо вписывать их в счет. Мы давали их наличными. Все чаевые, включенные в счет, никогда не доходили до обслуживающего персонала, и, вероятно, шли в доход государства.
Официанты были так раболепно преданы системе, что никогда не рассказывали нам о тонкостях с чаевыми. Мы узнали это из других источников. Когда мы в конце обеда или ужина включали чаевые в счет, они только улыбались, зная, что в их карман не попадет ни динара.
Потом нас научили оставлять чаевые наличными, как это делало большинство американцев; чаевые за один вечер часто превышали месячный заработок официанта. Но все выглядело по-другому, когда обедать приходили югославы. Они наедались до отвала и оставляли в качестве чаевых четыре динара — около четырех центов.
Обслуживающему персоналу, не занятому в этот день на работе, запрещалось расхаживать по отелю. Дружеское общение с иностранцами не разрешалось. И даже девушки — продавщицы лавочек в фойе отеля не могли свободно общаться с дружелюбно настроенными покупателями. С высокопоставленными гостями выпить рюмку или даже отобедать разрешалось только менеджеру или другим высоким чинам администрации.
Нельзя сказать, что у обслуживающего персонала было много свободного времени. Казино, например, открывалось в четыре дня и работало двенадцать часов. Когда у них выпадало свободное время, они обычно направлялись к морю и солнцу, чтобы подзарядиться энергией. Другие предпочитали соснуть часок в полдень, что крайне необходимо при напряженном рабочем дне.
Многие гости проводили время не только в казино или бассейне, а увлекались водными лыжами, подводным плаванием, парусным спортом, рыбалкой, теннисом или пинг-понгом. Некоторые приезжали сюда даже со своими клюшками для гольфа. Однако, возможности для игры в гольф на острове были ограничены, и по возвращению домой туристам нечем было особенно хвастаться. А что за отдых без хорошей дырки, извините за выражение?!
Как-то вечером два высокопоставленных служащих отеля — Лу и Златко — пригласили Ларри и меня в ресторан небольшой рыбацкой деревушки Малинска. Она состояла из нескольких крохотных домишек, ютившихся у волнореза, где на якоре стояли рыбацкие суда, и симпатичной гостиницы, там и находился ресторанчик. Внутри он был отделан резьбой по дереву, а деревянные скамейки с подушками выглядели по-настоящему старинными, отражая крестьянское происхождение живущих здесь людей. Все это было прелестно.
Никакой неразберихи с заказом блюд не было. Лу со скоростью звука на местном наречии объяснился с официантом, в то время как Ларри и я просто сидели и ждали. Ресторан специализировался на креветках, которые всего полчаса тому назад наслаждались безмятежной жизнью на дне моря.
Златко был гурманом — в вине, пище и женщинах, как позднее я узнала. Но, если бы в данный момент он был поставлен перед выбором — я или креветки, вероятно, верх одержали бы последние.
Креветки и в самом деле были нежными и отлично приготовленными, а принесли их хорошенькие официантки с улыбкой на милых славянских личиках.
Вы помните сцену из фильма "Том Джонс", где Том ужинает со своей подружкой по постели и каждый их смачный, аппетитный глоток свидетельствует о получаемом наслаждении? Нечто подобное увидела я, наблюдая за Златко.
— У меня можно в любое время отобрать женщину, — сказал он, вытирая подбородок, — но креветки — никогда.
Эта фраза одновременно и понравилась мне, и вызвала раздражение. Его манера есть заключала в себе что-то экзотическое, однако я, по какой-то странной причине никогда не увлекалась рыбой или дарами моря. Поэтому я и сидела перед громадным дымящимся блюдом с цыпленком в паприкаше.
В то время как я следила за Златко, поглощавшим креветки дюжинами, Лу рассказывал нам истории об острове, когда-то носившем название Веглиа, пока его берега не захлестнула одна из многочисленных войн…
За пятьсот лет до этого островом владели греки, и одно время он назывался Курикта. Следующую тысячу лет он принадлежал римлянам, которые покинули его, чтобы защищать свою умирающую империю. Потом островом завладели славяне. Он был под их господством с 500 г. н. э. примерно до 1100 г. н. э., когда на нем высадились венецианцы и водрузили свой флаг, а потом эстафету перехватил Наполеон, включив остров в состав своей империи в конце XVIII века.
В 1814 г. в результате очередного дележа остров перешел к Австрии. Затем, когда Австрия в 1914 выбрала себе неудачного союзника и потерпела военное поражение, он перешел к итальянцам. А в конце Второй мировой войны остров достался людям, которые на нем живут, югославам. Однако, бьюсь об заклад, что жгучее средиземноморское солнце сделало свое дело, и в жилах местных жителей течет греческая, римская, итальянская и австрийская кровь. Одно время остров и большая часть Югославии управлялись семейством Франко Пани, которое в 1739 году было зверски вырезано за неудачную поддержку австрийского короля Фердинанда. Сегодня на острове 14 тысяч человек, есть школа, выпускники которой отправляются продолжать образование в университет на материке.
Я спросила у Лу, почему остров выглядит таким скучным и заброшенным. Он сказал, что морские ветры разносят соленую пыль, а соль убивает все живое. Когда-то Крк был покрыт деревьями, которые давали укрытие от ветров, обеспечивали жизнь растений. Но венецианцам была необходима древесина для восстановления Венеции, поэтому они подчистую вырубили все деревья — ранний пример бездумного использования естественных богатств. Во время их господства остров приобрел нынешний безжизненный вид, хотя, если теперешнее состояние Венеции свидетельствует о чем-нибудь, то, очевидно, боги мстят за это надругательство — Венеция медленно опускается в море.
После обеда, когда мы возвращались в гостиницу, я спросила, как настроены местные жители — югославы относительно казино и отеля — капитализм в коммунистической стране. Он ответил, что они не против. Им нравится получать большие деньги и они относятся с завистью к приезжающим сюда богатым американцам. Они не стали жадными или нахальными — пока еще — и с таким же усердием обслуживают югославов, как и иностранных туристов с толстыми кошельками. (Хотя Лу считал, что они в конце концов станут уделять больше внимания американцам.)
В самом отеле останавливалось большое количество европейцев — итальянцы, французы, немцы и даже отдельные русские. Однако, в игре, главным образом, участвовали американцы и несколько немецких толстосумов, поскольку югославам было запрещено посещать игорную зону; и в самом деле, местная валюта там не принималась. За столиками царствовал доллар.
Совсем стемнело, когда мы шли через пляж к отелю. Воздух был наполнен криками, стонами, всхлипываниями. Златко объяснил, что ночные часы на открытом воздухе очень популярны, и этот пляж видел такую поршневую работу, какая не снилась и старинному паровому молоту. Возможно, это был единственный пляж в мире, где песок получался не только за счет постоянного воздействия волн на скалы.
Я не могла по достоинству оценить эту сексуальную деятельность, потому что никогда не имела дела с югославами. Но затем я познакомилась с Владимиром…
25. МУЖЕСТВЕННЫЙ ВЛАДИМИР
Владимир был фотографом из Монтенегро, что на юге Югославии… Невообразимо красивый мужчина, с телосложением медведя, черными блестящими волосами, высоко поднятыми славянскими скулами и улыбкой, которая заставляла любую женщину сказать: "Возьми меня!". Мы поехали в удаленную часть острова, чтобы сделать несколько моих снимков — как в одетом, так и в раздетом виде, одни из них предназначались для "Пентхауза", а другие для моей частной коллекции. (Когда-нибудь я подарю их Смитсонианскому институту исключительно для того, чтобы увидеть их реакцию.)
Я лежала на пляже, голая, стимулируя соски, дабы они выглядели на снимках возбужденными и стоячими, когда Владимир посмотрел на меня и сказал по-итальянски:
— Если я когда-нибудь буду с вами в постели, я разрушу вас своей страстью и неистовством.
— Нечто подобное говорили мне многие мужчины, — ответила я.
— Но никто из них не был родом из Черногории. Я взглянула на него — длинные, черные, как воронье крыло, волосы, сильная, черная, заросшая грудь и чувственный рот, окаймленный свисающими усами — и мне захотелось узнать, правда ли это или просто обычное латинское бахвальство.
Тогда я еще не знала, что район Монтенегро славился как родина страстных людей, неистовых любовников, которые буквально разрывали друг друга на части в пароксизме страсти. Они казались спокойными, очаровательными, послушными до тех пор, пока не касались пружин кровати — тогда они теряли разум.
Несколько дней спустя Владимир сидел рядом со мной у бассейна, Ларри отсутствовал, а на Владимире были короткие трусики, которые даже не прикрывали высовывавшиеся шелковистые волосы. Я лежала и потягивала апельсиновый сок.
— Ты просто бахвалился, — сказала я.
— О чем ты? — спросил Владимир, вздрагивая. Женщины обычно не говорят подобным тоном с мужчинами на его земле.
— О том, что жители Монтенегро сверхлюбовники. Я побеседовала с одной из здешних девушек, и она сказала, что все это сущая болтовня.
— Это которая девушка? — возмутился он, обводя вспыхнувшими глазами выполняющих свою работу девушек, как будто мог показать обидчице, где раки зимуют.
— Неважно, которая. А вот то, что она так говорила, это точно.
— Я ее сломаю пополам.
— Как же я узнаю, что это не просто болтовня?
— Приезжай ко мне на виллу… если только осмелишься, — ответил он.
С этими словами он прыжком поднялся на ноги и на цыпочках, будто ожидая нападения врага в любую минуту, отправился домой. Я полагаю, что у него на уме уже был враг. И им была я.
Я подумала, не пойти ли за ним. Дразнить мужчин — занятие, в которое я никогда не верила. Но для большинства женщин в моей родной стране это естественное времяпрепровождение. Сейчас я была поставлена перед дилеммой — если я не пойду, то буду виновата в чем-то, во что не верю. Если же пойду… Хорошо, возможно, он не пытался обмануть меня, и я получу то, что мне причитается.
Я приняла решение извиниться и объяснить, что я просто пошутила. Его вилла находилась неподалеку, мы недавно побывали там. Поэтому я прошла к ней, постучала в дверь и окликнула его по имени. Дверь быстро открылась, и на пороге стоял он — абсолютно голый.
Я сказала:
— Послушай, Владимир…
Это были мои последние слова в течение следующего часа. Он просто выкинул вперед длинную волосатую руку и втащил меня в дом и на кровать. Случившееся несколько смазано в моей памяти. Я обрывочно вспоминаю, как с меня с треском срывают платье и перед моими глазами маячит огромный стоячий пенис. Раздевал он меня со сноровкой Атиллы, вождя гуннов. Я всегда доверяла старинной пословице:
"Если насилие неизбежно, лежи спокойно и получай от него удовольствие". Именно так я и сделала.
Я никогда не была искусна в акробатических трюках во время траханья, но на этот раз не было выбора. Меня швыряли, как тряпичную куклу. Он держал меня головой вниз, обсасывая мою промежность. В следующий момент я уже стояла на четвереньках, и меня толкали по всей комнате, как будто сзади находился бульдозер. Затем, помню, я сидела на постели в позе орла, а в меня, потрясая мои легкие, вколачивали длинные, громадные сваи; затем я уже была на боку, а он держал меня горизонтально своими длинными сильными руками. У него был член, как у быка, и даже при моих вагинальных способностях он входил в меня, как громадный кол.
Неожиданно я оказалась повернутой лицом к стене и буквально (и иносказательно, тоже) поползла по ней вверх. Он в это время выкрикивал что-то в высшей степени романтическое на своем родном языке. Я думаю, что фразы были именно романтические — ведь не спрашивал же он у меня, который час.
Потом я глядела в окно, хотя на улице меня ничего не занимало. Моя голова дергалась в окне, как взбесившаяся механическая кукушка в часах. Затем он скатился на спину на пол, увлекая с собой меня, и мы совершили обратное путешествие на кровать, а Владимир все продолжал трахать меня с остервенением маньяка. Неожиданное, резкое движение тела, и мы снова в постели, и все это ни на секунду не вытаскивая свой член из меня.
В первый раз за все время он взглянул мне в глаза.
— Ну как, это все вранье? — спросил он.
— Ну… — сказала я. Мне не следовало выказывать сомнение. Он подсунул руки под мои ягодицы, оторвал мои бедра от пола и с силой насадил меня на свой член, как игрушку… которой, полагаю, я и была.
Это продолжалось бесконечно. До тех пор, пока мы не кончили с таким неистовством, что одна из ножек кровати отлетела, и мы оба очутились на полу, все еще не разжимая объятий. Я была избита, измята, исцарапана и буквально разодрана на куски, когда громадной силы поток его спермы, как из пожарного ствола, излился в мои внутренности.
Я была полностью опустошена. Владимир вытащил свой член, он был таким же большим, как и вначале.
— Сейчас ты веришь? — спросил он.
У меня уже не было сил спорить с ним.
— Верю, — сказала я.
— Хорошо.
Он бережно поднял меня, отнес на кровать и медленно, мягко и нежно стал любить, как будто массажируя всё раны и ссадины, нанесенные ранее.
После всего он умело одел меня, похлопал по ягодицам и сказал:
— Если кто-нибудь будет у тебя спрашивать, какие же любовники уроженцы Монтенегро, что ты им ответишь?
У меня не было ни желания, ни сил пройти все это сначала. Ни сейчас, ни позже.
— Фантастические, — выдохнула я.
— Хорошо. А сейчас тебе надо уходить. Он выпроваживал меня, и причина была очевидна. Раздался стук к дверь. Когда я выходила, он впустил в дом местную крестьянскую девушку, широкобедрую славянку с неимоверно большими грудями.
Я не могла поверить этому, но не собиралась болтаться где-нибудь поблизости, чтобы узнать правду. Я была просто закуской, так, чтобы заморить червячка: главным блюдом была она.
С дрожью в коленях, с сильной слабостью я добралась до отеля; все мое тело болело, а одежда имела жалкий вид. Трусы превратились в клочья, словно были зажаты вращающейся дверью.
Я плюхнулась на постель почти без сознания. Во мне находилось около шести галлонов спермы и при каждом движении тот или иной мускул буквально молил о пощаде.
К приходу Ларри я уже немного пришла в себя. Но вряд ли было похоже, что я вернулась с чаепития у викария. Ларри обозлился, как черт, требуя ответа, кто это был и почему я это сделала.
Поверил бы он, если бы заявила, что меня изнасиловали? Никоим образом! Поэтому у нас произошла одна из тех глупых ссор, которые являются частью любых отношений, но к обеду мы помирились, и я с такой жадностью его поглотила, будто не ела три дня.
Позднее, за прохладительными напитками на террасе, к нам присоединился Лу, и разговор постепенно перешел на мужские журналы в Югославии. Он представил нас издателю одного из них, под названием "Адам и Ева", издатель в это время гостил в отеле. Его журнал, который он показал, имел фотографии высокого качества, и по формату они были схожими с фотографиями "Пентхауза".
Издатель рассказал, что пять лет тому назад и речи не могло быть о выпуске журналов подобного рода. Однако, в последнее время обстановка смягчилась, а власти стали более либеральны. Сейчас информативные колонки и фотографии на сексуальные темы стали весьма модными.
Во время разговора мы услышали первую югославскую сексуальную шутку. Очень часто анекдоты не переводимы, но, посмотрим, что вы скажете об этом:
Три югославские девушки хотели стать деревенскими проститутками, и хотя поле деятельности было обширным, они чувствовали, что им недостает опытности парижских шлюх. Поэтому они отправились за наукой в Париж, обещая вернуться с приобретенными знаниями.
Все жители деревни проводили их и пожелали удачи. Через несколько месяцев только две из них вернулись домой.
— А где же третья? — потребовали ответа сельчане.
— Она осталась в Париже для дальнейшего обучения.
— Как так?
— Она завалила французский устный!
Однако, я отклоняюсь от темы. Наша идиллия на острове скоро пришла к концу, и мы с Ларри на машине, взятой напрокат, отправились на север.
Покидая паром, мы бросили прощальный взгляд на остров… угрюмый, скалистый Лас-Вегас на Адриатике, принадлежащий коммунистам, управляемый капиталистами и посещаемый первоклассными игроками со всего света. Странное сочетание, которое никогда не ставилось под сомнение местными жителями… добрыми, приятными людьми, которые казались довольными и счастливыми своим местом в жизни.
Это был большой праздник. Странный, но хороший. В то время, как Ларри вел машину на север, я подумала, а не предложить ли сделать небольшой крюк с заездом в Монтенегро. Затем я взглянула на свой расцарапанный локоть и решила не возникать!
Мы все дальше углублялись на север, возвращаясь в Италию, — вначале в древнюю и красочную Верону (где можно увидеть подлинные дома семейств Ромео и Джульетты), а затем в Милан.
Мы с Ларри провели несколько дней в Милане, где в то время жила моя прелестная подруга Фиона. Времени на обстоятельное знакомство с городом не оставалось, поэтому я решила вернуться одна позднее.
А сейчас мы направлялись в Швейцарию.
26. КСАВЬЕРА ПОДНИМАЕТСЯ В АЛЬПЫ
Помните великолепный фильм Орсона Уэллса и Джозефа Коттона "Третий мужчина"? Помимо всей этой цитровой музыки я отлично помню персонажа по имени Гарри Лайм, который обронил следующую остроту: "Швейцария существовала вечность… и все, что она когда-либо произвела на свет стоящего, это часы с кукушкой!".
Грубовато, но в высказывании имеется зерно истины. Подобно голландцам, швейцарцы вялы и флегматичны; они не случайно стали мировыми банкирами. Хотя в этом есть свои преимущества и недостатки. Швейцарцы предприимчивы, бережливы и испытывают почтительное уважение к закону, как бы мелочен он не был. А это, в свою очередь, приводит к определенному отсутствию "божьей искры" в мышлении.
Однако выше сказанное с лихвой компенсируется почти вылизанной чистотой страны и полным отсутствием политических беспорядков, которые время от времени на части раздирают другие европейские страны.
Поэтому, когда Ларри и я вынырнули из туннеля под Мон-Бланшем по пути из Милана в Цюрих в той же самой нанятой нами машине, мы очутились в совершенно ином мире. Впереди нас ожидала встреча с народом, обладающим спокойным темпераментом, мягкими манерами и цветущим, здоровым видом.
Девушки были опрятны, милы и все еще носили мини-юбки, открывающие их стройные, бронзовые от загара ноги; их пышущий здоровьем вид говорил о том, что они много времени проводили на открытом воздухе. Немногие из них были толстушками, отличались слишком пухлым бюстом или задом, столь характерными для большинства женщин в Италии… Швейцарские мужчины в большей степени джентльмены, чем их южные коллеги, но не так очаровательны и не бывают столь же счастливы, когда им удается ущипнуть или потискать бабенку, должна я сказать.
Город Цюрих светлый и чистый, с кружащим голову горным воздухом, который переполняет его широкие, красивые улицы. Магазины великолепны, а цены, особенно на кожаные изделия и часы всех видов и типов, чрезвычайно благоразумны. Однако, магазины женской одежды принадлежат богатым старым матронам и в них отсутствует изюминка.
После нескольких быстро пролетевших в Цюрихе дней Ларри предстояло вернуться в Штаты. Честно говоря, я была счастлива снова очутиться одна, свободная как птица. Весь мир принадлежал мне. Со времен Югославии мы были на ножах с Ларри, и я почувствовала, что мы по-настоящему начинаем расходиться в разные стороны.
Я имела экспериментальную встречу с Джиорджио, швейцарским приятелем, когда Ларри еще находился здесь, и это привело к безобразной ссоре. Но когда Ларри уехал, я позвонила еще одному швейцарскому знакомому, и он, подумав, сказал, что сможет провести со мной некоторое время. Однако, оставались еще один или два дня пребывания в Цюрихе, поэтому я объездила прекрасные озера в окрестностях города, беспечно наслаждаясь свободой, как повсюду играющие на гитарах хиппи, не такие, правда, грязные, как их американские братья и сестры; некоторые из них пытались заработать доллар-другой, продавая свои поделки у обочины дорог.
Я ненадолго задумалась о том, как хорошо пожить здесь по-туземному, наедине с природой, однако, я отлично знала, что такое роскошь и слишком сильно к ней привязалась. Кроме того, я жила ожиданием будущей встречи с Андреасом, швейцарским банкиром, с которым познакомилась в Сен-Тропезе.
Он был очень высокого роста — около шести футов и трех дюймов — широкоплечий, хорошего сложения, лет сорока. Через его руки проходит большое количество денег для международных банков, поэтому он, как челнок, снует по всей Европе. У него голубые глаза, сравнительно длинный итальянский нос, он наполовину лыс — результат, как он считает, работы в море и ношения военной фуражки во время службы в армии.
Спокойный и исключительно приятный в общении, он обладает хорошим чувством юмора, но долгие годы работы в международном банковском деле превратили его в циника, никому не верящего на слово. Фактически, он оградил себя чем-то вроде стены, защищающей его. Но если вам удастся пробиться сквозь нее, с ним легко общаться. Тогда шрамы двух его неудачных браков становятся менее заметными.
Он женился первый раз в двадцать лет, а вторично, когда ему было тридцать два года, и каждый брак заканчивался разводом. Он все еще сохранял хорошие отношения со второй женой и очень близок с сыном и дочерью от первого брака.
В Андреасе чувствовался характер, который можно ожидать в человеке, связанным с этим странным миром больших денег. Однако, это не мешало ему оставаться страстным и необузданным любовником. Он занимался делами, как финансовыми, так и постельными, в своем, напоминающем дворец, доме в Мегеве, эксклюзивном и дорогостоящем курорте на французской стороне Альп.
Мы встретились в Сен-Тропезе и общались всего несколько дней. Кое-что о себе рассказал он, кое-что я выяснила сама. Он был богат, знал в совершенстве несколько языков и жил, не стесняя себя в средствах. Он любил все самое лучшее, потому что высокие цены и курортов, и отелей ограждают от компании обычной публики.
Андреас был знатоком женщин, литературы, искусства, музыки, горных вершин и лыжного спорта — пожалуй, его увлечения перечислены в правильном порядке. Он презирал попрошаек, авантюристов, и типов, сшивающихся на игорных площадках и пытающихся жить за чужой счет.
Чтобы убедиться в том, что назначенная у нас встреча состоится, я позвонила Андреасу накануне выезда из Цюриха.
— Андреас, это Ксавьера, — сказала я по-французски. — Я готова выехать.
— А, да, мадам, портфель для вашей тетушки. — Он принял меня за другую Ксавьеру. Или нет? — Я думаю, что несколько дней обсуждения этой проблемы в Мегеве лучше всего помогут принять решение. Вне стен офиса.
Он, несомненно, осторожничал. Имелись ли в его конторе подслушивающие устройства? Или же подслушивали телефонистки? Всегда осторожный Андреас предпочитал не рисковать.
— Я встречу вас в отеле "Президент" в Женеве, — сказал он мне.
— Туда ехать по меньшей мере три часа, — предупредила я.
— Отлично. Я встречу вас в шесть часов вечера. И спасибо за звонок.
Мой скромненький "фиат" устремился на юг со скоростью 150 км в час, со свистом оставляя позади весь транспорт, за исключением редко попадавшихся аристократических "мерседесов", "феррари" или "ягуаров". Внезапно на повороте я очутилась на двух колесах рядом с тысячефутовой пропастью. Я сбросила скорость, пользуясь тормозами, как меня учили; и управление машиной и то, как она меня слушалась, доставили мне удовольствие, которое я раньше никогда не испытывала в огромных американских машинах. Это была такая встряска, что когда я въехала на окраины Женевы, я ощущала себя чувственно возбужденной.
Это наводит меня на другую мысль. Что же такое заключено в движении, если оно располагает женщину к эротике? Я знавала девушек, которые на суше были также активны, как испорченные стиральные машины, а стоило им только ступить на палубу корабля, как они превращались в бредовых нимфоманок. По одной теории, слышала я, это объясняется постоянной ритмичной работой судовых двигателей, которая синхронизирована с собственным ритмом цикла женщины, что вызывает в ее подсознании цепную реакцию раскрепощения от всех подспудно хранившихся запретов. Возможно, то же самое для стюардесс представляют собой реактивные двигатели, чем и объясняется их легендарная возбудимость.
Однако, вернемся к Женеве: я ехала так быстро, что оказалась там на два часа раньше, припарковала машину, прошлась пешочком и посмотрела витрины магазинов.
Женева — традиционная международная столица, остаток тех времен, когда в ней располагалась Лига Наций; тогда считали, что центральное всемирное правительство сможет предотвратить все войны на свете. Одновременно с Лигой Наций в городе обосновались многочисленные международные организации, и вот они вкупе с банками и являются основой города. Городские виды и витрины были так привлекательны, что я опоздала на пятнадцать минут к назначенному сроку. Андреас ждал меня в баре, и его нетерпеливые пальцы нервно отстукивали дробь по стойке. Он уже выписался из гостиницы и ожидал, когда же отправится в Мегеве.
Он поцеловал меня в щеку (в монастырских холлах отеля "Президент" любое другое проявление чувств рассматривалось бы как недозволенное проявление сексуального эксгибиционизма), и мы оба пропустили по рюмочке — для меня обычный апельсиновый сок со льдом.
Я чувствовала себя измотанной после дороги и хождения по магазинам и умирала от желания принять душ и освежиться. Но поскольку Андреас уже сдал свой номер в гостинице, я была вынуждена сесть в машину и продолжить путешествие под лучами палящего солнца. До Мегеве поездка через французскую границу заняла час и пятнадцать минут.
Он ехал в своем автомобиле, а я следовала за ним в своем "фиате", стараясь благополучно миновать опасные скалы на горной дороге и в то же самое время не отставать от мощного "мерседеса". Я совсем была не в форме для конечного этапа путешествия в этот день, и когда мы наконец добрались до Мегеве, мои нервы были расшатаны, как пружины в кровати. (Ну вот, опять я только и думаю о кровати!)
Но я несколько была утешена самим видом города Мегеве, красивого, как на почтовой открытке, и даже отличающегося некоторым шиком. Он был расположен на склоне горы, откуда открывался захватывающий дух вид. (Если вы когда-нибудь видели фильм "Шарада", то начальная сцена была отснята в Мегеве.)
Узкие улочки, застроенные домами из дерева и черепицы в типично альпийском стиле, давали ощущение изнеженной роскоши. А гостиницы, наполненные изощренными приспособлениями для катания на лыжах, и ожидающие вскоре любителей зимнего спорта, светились аурой дорогостоящей простоты. Здесь было не менее девяноста двух отелей и одно казино. Некоторые из отелей были закрыты на лето с тем, чтобы позднее, с началом лыжного сезона, распахнуть свои двери. Их хозяева одновременно владели некоторыми заведениями в Сен-Тропезе и поэтому могли извлекать прибыль как летом, так и зимой. Обычно обоими городами распоряжалась одна и та же теплая компания, хотя Мегеве почти в два раза дороже и шикарнее, чем Сен-Тропез. Пенсионерам там делать нечего.
Хотя мы и приехали в период межсезонья, все-таки это было чудесное место для отдыха — жар летнего солнца уравновешивался настолько бодрящим, до звона в ушах насыщенным кислородом воздухом, что было трудно удержаться от послеобеденного отдыха. А обед был всегда обилен, потому что в такой обстановке развивается бешеный аппетит. Прозрачность и чистоту воздуха следовало ожидать — мы находились на высоте 1500 метров — почти пяти тысяч футов — над уровнем моря; та высота, на которой ваши легкие начинают жаловаться на лишнюю работу, которую им приходится выполнять для вдыхания кислорода.
Андреас и я остановились, чтобы выпить, в гостинице "Мои Блан" (название взято от горной вершины того же имени), и хозяин очень тепло встретил нас, расцеловав меня в обе щеки. Очевидно, что Андреаса здесь хорошо знали и уважали. Хотя он и жил здесь уже в течение трех лет, местные жители все еще считали его загадкой. А тихие, спокойные люди, окруженные тайной, всегда пользуются наибольшим уважением. Никто не знает, насколько важными персонами они могут оказаться.
Андреас получал удовольствие от своей анонимной жизни в горном замке.
— Ксавьера, есть только одна вещь, о которой мне следовало бы предупредить вас, — пробормотал он за коктейлем. — В доме будет жить недолгое время моя мать, где-то около недели. Но пусть это вас не беспокоит.
— А почему я должна беспокоиться об этом?
— Просто мы с ней не виделись четырнадцать месяцев. И вы знаете, как чувствительны матери на этот счет.
Он сказал это таким образом, что было ясно: он явно неодобрительно относится к матерям. Он сказал, что она живет в городе Комо в Италии, присматривая за своей матерью, которой было девяносто семь лет. Он никогда не был в хороших отношениях со своей семьей, особенно после смерти отца. Тот умер, когда Андреасу было всего тринадцать лет.
— Я испытывал страшное одиночество. У меня не было ничего общего с двумя женщинами, матерью и бабкой, живущими со мной в доме. И хотя я рад, что они мне дали самое лучшее образование, какое могли, не думаю, что сумею простить матери ту католическую чепуху, в которую я должен был верить и которая разрушила оба моих брака. Это пуританский бред. Потребовались годы, чтобы очиститься от него, и мне трудно оправдать мать.
Я позволила разговору на эту тему умереть естественной смертью, потому что сама тема не вызывала во мне охоты продолжать ее; мы покончили с напитками, покинули отель и направили наши автомобили к дому Андреаса, расположенному высоко в горах.
По обе стороны извилистой дороги стояли прелестные дома, принадлежащие известным предпринимателям, кинозвездам и прочим знаменитостям, для которых налог на землю значил не более, чем сдача мелочью.
Вскоре мы прибыли в самый высокий и большой шале — Андреаса. Когда въезжали в проезд, в котором уже стояли джип и белая спортивная машина, его мать открыла дверь и приветствовала нас. Это была здорового вида приветливая женщина в новом до колен платье, которая сразу же обняла сына, явно проявляя большую любовь к нему.
Он к ней отнесся с прохладцей, и это огорчило меня, потому что она казалась очень доброй и любящей. Я чувствовала, что он должен позволить кануть в Лету ошибкам прошлого.
Дом был превосходен! На втором этаже имелось пять спален, каждая со своей ванной, туалетом, душем и биде. Из любой спальни можно было обозревать панорамный вид на долины. Кровати были воистину королевского размера, на чем Андреас при его богатырском росте, естественно, должен был настаивать, и они были покрыты не одеялами, а пуховыми накидками. Эти пуховики, давно уже распространенные в Европе, только сейчас стали находить признание в Северной Америке, и, я думаю, они во многом превосходят обычные одеяла. Они теплее и в то же время более удобны, поскольку легкие.
С первого этажа наверх, на открытую галерею, вели две узкие винтовые лестницы; с галереи открывался вид на гостиную, коридор и общие жилые апартаменты. Обстановка, здешняя — смесь антиквариата с тяжелыми деревянными столами, скамейками и креслами, которые традиционны для данной местности.
Помимо этого имелись медные кувшины, подсвечники и железные умывальники, все очень старые, однако, хорошо гармонировавшие с окружающим и создающие ощущение простоты и современной роскоши.
Мы с Андреасом распаковали вещи, а затем присоединились к его матери для позднего обеда — салата с холодным филейным мясом. Потом втроем прошли в затемненную гостиную, чтобы отведать горячего шоколада рядом с пылающим камином. Я могла представить себе в этом доме детский шум, семейный смех и, подозреваю, что глубоко в своем сердце мать Андреаса таила надежду, что эти времена еще возвратятся.
Позднее, после ванны и короткого отдыха, Андреас и я спустились в долину, чтобы ознакомиться с ночной жизнью в межсезонье, а его мать отправилась в постель, очевидно, довольная тем, что несколько дней будет жить с сыном в его доме.
В городе мы направились в "Ле Глямур", дискотеку, владельцем которой был известный французский кинотрюкач Жак Бесар. Там же находился длинноволосый американский юнец, выступавший в роли диск-жокея, и он, безусловно, знал, как надо "завести" публику. Он ставил много записей Элтона Джона, Кэта Стивенса, а также особой симпатией у него пользовались две записи, популярные в то время во Франции — "Декаданс" и, хотите верьте, хотите нет, "Пышная кукуруза, анархистская система". Два последних номера воистину дикие, и единственный способ танцевать под них — уподобляться возжелавшему самоубийства цыпленку, обладающему, к тому же, расстроенной координацией движений. Это было очень утомительно и спустя немного времени, Андреас и я оказались слишком обалделыми для дальнейшей "кукурузы", поэтому направили свои усталые тела к его шале и после чудесно щекочущего душа уснули в объятиях друг друга.
27. ВЫСОКО ПОД САМЫМ НЕБОМ
В свое первое утро в Мегеве я проснулась с солнечными лучами, ворвавшимися в комнату. С постели я могла видеть горы, окружавшие шале, — великолепные снежные вершины, расположенные так красиво, что приходило на ум, что вся эта красота была создана руками голливудских декораторов.
Андреас спал, и, наверное, ему хотелось писать или же он находился в той стадии сна, когда у мужчин наблюдается неполная эрекция. Результат один и тот же: в нижней части его тела под простыней возвышался небольшой альпийский пик. Я сползла вниз и начала нежно его трогать.
Он застонал во сне, а я наблюдала за выражением его лица. Нет ничего приятнее, чем заставлять кого-то испытывать эротические ощущения во сне и наблюдать за его лицом, когда он начинает понимать, что с ним происходит. Или уже произошло.
Глаза Андреаса открылись, и, клянусь, что его член вырос до самых его ресниц. В одно мгновение он превратился из спящего молчуна в большого, твердого, готового к действию зверя. Я начала работать ртом, жадно заглатывая член и сжимая губы вокруг увеличившейся головки. Андреас положил свои руки мне на голову и, удерживая ее в неподвижности, стал двигать бедрами и ягодицами вверх и вниз, трахая мой рот. Очень сильно. Неожиданно я поняла, что значит "Глубокая глотка". Рот был забит до отказа.
Он ездил во мне, делал круговые вращательные движения, которые задевали внутреннюю полость моего рта с восхитительным скользящим ощущением. Одним сильным выбросом он выплеснул в меня струю. Обычно по утрам я предпочитаю для начала апельсиновый сок, однако, на этот раз не собиралась жаловаться на подобное обслуживание.
Мы вместе помылись под душем, а затем спустились вниз поздороваться с его матерью. Был теплый день, но в бризе уже угадывались первые признаки зимних холодов. К счастью, жаркое летнее солнце еще не утратило своей силы. За завтраком мать Андреаса, которой, казалось, я понравилась, предложила сыну взять ее джип и съездить в горы по тем местам, куда не сможет пройти обычная машина.
Джип, хотя старенький и побитый, был в хорошем механическом состоянии, с высоко расположенной подвеской, четырьмя ведущими колесами и многочисленными передачами. (Бьюсь об заклад, что вы не подозревали, что я столь эрудирована в этих вопросах!) В способности карабкаться в гору машина не уступала горному козлу, и у меня было неловкое ощущение, что ей придется этим заниматься.
Наша первая остановка, пока на асфальтированной дороге, произошла у еще одного заведения Жака Бесара, ресторана под названием "Дю Кристоме", при котором имелась школа верховой езды. Жак был занят со своими учениками и не смог выпить с нами, зато Андреас выпил крепкий коктейль. Он знал, что нас ожидает впереди.
Андреас сказал, что мы поднимемся на гору Мои Жайлье, которая соседствует с Мон Бланом. Мы ехали все дальше, а дорога сужалась и делалась все ухабистей. В конце концов она превратилась в две грубые колеи, и к этому времени мы уже так высоко поднялись над уровнем моря, что мои уши заложило, как будто я была в самолете.
Чем выше мы поднимались, тем фантастичней становился вид, хотя я стала волноваться из-за состояния дороги и большой высоты. Я с тревогой смотрела на крыши расположенной внизу деревни, а мы все продолжали карабкаться вверх. Когда Андреас говорит, что он куда-то едет, то он действительно едет. Именно эта его решимость сделала его богатым.
Чтобы отвлечься от опасного подъема, я взглянула на работающих внизу на полях людей — маленькие коренастые фигуры с орудиями в руках и на плечах, зарабатывающие себе на жизнь. Хриплоголосые, загорелые до черноты молодые юноши, чьи мускулы являются результатом исключительно тяжелого труда на фермах. Когда мы еще раньше проезжали мимо них, я удивилась что они махали нам и даже слали дружеские поцелуи — нам, прожигателям жизни в дискотеках, на курортах, ведущим образ жизни, который им недоступен. Можно было ожидать, что они будут презирать нас.
Однако, моим фантазиям наступил конец, их прервало облако. Да, это так — вершина горы была покрыта облаками, и мы въезжали в них, ввинчиваясь все выше и выше, с упрямым Андреасом за рулем. Внезапно долина исчезла в полосе тумана, а бриз стал предвещать "ораж" — местный шторм. Мы очутились на высоте двух тысяч метров над уровнем моря на медленно исчезающей дорожке, которая по ширине могла пропустить только одну машину и которая заставила меня испытывать неприятные эмоции.
Я почувствовала себя еще хуже, когда Андреас, вознамерившийся доставить меня на самую вершину горы, обхватил рулевое колесо добела сжатыми руками.
Пытаясь скрыть свой страх под улыбкой бравады, "я приказала себе забыть о том, что сильный ветер может сдуть нас вниз или же дождь может смыть. Андреас пытался развеять мои страхи рассказом о совершенной тормозной системе и очень низкой передаче, при которой двигатель работал сильно, хотя мы и двигались медленно. И о четырех ведущих колесах, которые позволяли машине выкарабкиваться из опасности, даже если два из них будут пробуксовывать.
Его убежденность помогла. Но не очень сильно.
Джип был открыт для стихии и приближающийся дождь пугал меня, я дрожала в своем тонком летнем платье. Мой швейцарский банкир медленно замораживал все мое естество. Чем выше мы забирались, тем холоднее становилось, наконец, мы добрались до пояса эдельвейсов, цветов, которые растут на верхних склонах Альп.
В любой момент я ожидала появления из тумана Джули Андерс со своими лучшими песнями из диска "Звуки музыки". Вместо этого мы получили "Капли дождя падают мне на голову".
В конце концов дорога совершенно исчезла, мы погрузились в мокрый, мягкий торф и стали пробиваться сквозь него. Я вспомнила дни, когда пробиралась в "лендровере" по Южной Африке сквозь густые кустарники. В ту поездку джип тоже ехал по девственной территории.
Должна сказать, я предпочитаю совершенно иную девственную территорию, и когда дело доходит до карабканья на пики, то мне больше нравятся те, которые кончаются оргазмом.
Все же я чувствовала симпатию к джипу, которому мы вручили наши судьбы, и к дорогому упрямому Андреасу, который хотел доставить меня на вершину горы, даже если она убьет его — тут я быстро сменила ход своих мыслей.
В конце концов я не могла больше сдерживаться.
— Поедем обратно, Андреас, — взмолилась я. Дождь уже лил, как из ведра, и мне очень хотелось писать. Возможно, от страха.
Как только я сказала это, Андреас нажал на тормоза, джип пошел юзом, бесконтрольно. Я услышала чей-то крик. Кричала я! И мы остановились.
— Я должна пописать, — робко сказала я.
— Тогда давай!
К этому времени я уже могла оценить комичность ситуации.
— А может быть, не стоит, — хихикнула я. — Зачем смешивать свои золотистые соки с бесцветной дождевой альпийской водой?
При этом мы оба расхохотались, и по мере того, как напряжение исчезало, Андреас расслаблялся. С помощью дроссельной заслонки и тормоза он развернул джип на 180 градусов, и мы отправились в обратный путь — к цивилизации, дискотекам и смывным туалетам.
Обратно ехали осторожно, но и тогда колеса скользили, и однажды мы даже застряли. Мало-помалу дорога стала улучшаться, и когда мы вынырнули из облаков и попали на главную дорогу, ведущую в город, я поблагодарила свою счастливую звезду. Я была смелой гостьей и отчаянной пассажиркой.
Дорога была очень ухабистой, и я пошутила, что ее вполне можно использовать для самодеятельных абортов, если есть подходящая кандидатура для испытания.
Он сказал, что будет иметь это ввиду.
Мы припарковали наш забрызганный джип перед отелем "Мон Блан" и потащились к дверям, напоминая двух водяных крыс после наводнения.
Мы сходу направились в ближайший туалет, где я вздохнула с чистой, ничем не омраченной радостью, опорожняя мочевой пузырь. Затем, поскольку мы были мокрыми с головы до ног, Андреас предложил сходить в сауну и на массаж.
Его постоянный массажист, Нантель, приветствовал нас. Ему было около двадцати шести лет; мускулистое тело, перевитое мышцами, было, как у быка. Он устроил нам хорошую встряску, которая полностью сняла напряжение.
Затем мы с Андреасом пошли поразвлечься в сауну. Все эти кувыркания по горной дороге возбудили меня, а крепкие пальцы Нантеля еще больше настроили на любовь.
Конечно, я читала книги, в которых секс происходит в сауне или в парной, и позвольте сказать вам, что он просто невозможен без подготовки, как бы сильно вы не желали его. Причина — сильная жара — не позволяет мужчине удерживать эрекцию долгое время. Это каким-то образом связано с кровообращением.
Не скажу, чтобы Андреас не старался, как в старые студенческие времена. Мы провели время, ныряя в холодный душ, чтобы сохранить ему эрекцию и тем самым получить удовольствие от секса.
Наконец нам повезло, член Андреаса принял хорошую спортивную форму; я встала на нижнюю из двух скамеек, а Андреас стоял на полу. Из-за его высокого роста член был на уровне моего влагалища. Согнув колени, я опустилась на него. Я чувствовала, как пот Андреаса струится по моему телу и смешивается с моим.
Однако долго это не продолжалось. Член Андреаса потерял твердость как раз в самый интересный момент. Опять потребовались холодные водные процедуры и опытное поглаживание, чтобы вернуть член к жизни. Потом мы бросились обратно в сауну и сразу же занялись делом.
На этот раз мы не теряли время даром. Я уложила Андреаса спиной на скамейку и уселась на него.
Нам приходилось "ковать железо, пока горячо", поэтому я ездила на нем вверх и вниз, как старая дева на огурце. Потные и скользкие, мы шумно возились, производя хлюпающие, всасывающие звуки, которые были так же сексуальны, как и само траханье. В считанные секунды он кончил с сильными мучительными спазмами, что меня окончательно вывело из равновесия. Я ездила на нем подобно наезднику из родео, пока он не превратился подо мной в жидкую, вязкую массу.
Очевидно, мы наделали много шуму, потому что в этот момент Нантель открыл дверь, чтобы посмотреть, все ли с нами в порядке. Я увидела, что его спортивные шорты оттопыривались из-за эрекции, и заподозрила, что он наблюдал за нами.
К этому времени я была настолько мокрой, что могла бы обслужить весь экипаж "Катти Сарк" после трехмесячного плавания. Поэтому я покинула Андреаса с тем, чтобы он пришел в себя, и подошла к Нантелю завершить массаж. Быстрый душ, и вот я уже лежу на спине, а Нантель втирает чудесную ароматную мазь в мое тело и между ног; вот уж там-то смазка была совершенно не нужна.
Я протянула руку, расстегнула молнию на его шортах и извлекла наружу его короткий, но необыкновенно толстый член.
В свое время я видела толстые члены, но эта прелесть была похожа на ствол дерева. Когда Нантель потянулся, чтобы заняться массажем моих грудей, я положила голову на бок и взяла в рот его член. Он был настолько толст, что я с трудом вместила его.
Я работала над ним изо всех сил, когда Андреас вернулся из сауны. Даже не моргнув, он разлегся на соседней кушетке, накрылся простыней и стал изображать из себя постороннего. Он знал, что для меня это просто игра, и поэтому не ревновал. Но должна признаться, знание того, что Андреас наблюдает, как я сосу этот гигантский толстый член, в то время как его хозяин втирает мазь в мои груди и влагалище, и гладит их, доставляла мне неизъяснимое удовольствие.
В конце концов Нантель вспомнил, что у меня есть клитор, и массажируя одной рукой бедра, дрожащими пальцами другой стал ласкать и его; испытывая сильнейший удушающий оргазм, я была вынуждена, чтобы не задохнуться, выпустить изо рта его член.
После этого Андреас и я лежали на этой же самой кушетке, укрывшись простыней и играя друг с другом, а Нантель в это время расхаживал по комнате, занимаясь своими делами, и посвящая нас в сплетни, связанные с массажным бизнесом.
Он рассказал нам о кинозвездах, которых ему доводилось обслуживать за годы работы в Мегеве. Больше всего он восхищался Бриджитт Бардо, которая, как он сказал, имела самое лучшее для своего возраста тело.
Затем он познакомил нас со следующей информацией из первых рук. Очень немногие женщины-кинозвезды улучшают форму своей груди с помощью силиконового лечения. Операции на лице, однако, частое явление и стоят дешево.
Большинство французских киноактеров — "веселые" или же, в лучшем случае, бисексуальны. Существовали и исключения вроде Жана Поля Бельмондо, который был всегда сексуально голоден и рыскал в поисках женщин, уподобляясь тигру.
(Я встречала Бельмондо в "Папагайо" в Сен-Тропезе. Это фантастический мужчина, один из тех кинозвезд, которые выглядят наяву так же, как и на экране. Он был равнодушен, груб, безобразно привлекателен и сверхсексуален. Что видишь, то и получаешь! Примерно в то же самое время я встретила Джорджа Хамильтона, актера, который однажды был помолвлен с дочкой президента Джонсона. Рядом с Бельмондо он выглядел типичным маменькиным сынком. Очень хорошо одетый, с великолепными манерами, он казался слишком красивым, чтобы его воспринимали всерьез. Нечто странное есть в психологии женщин, если они предпочитают грубую, жесткую безобразность Бельмондо. Конец отступлению.)
После того, как мы восстановили энергию, достаточную, чтобы слезть с кушетки, Нантель весьма душевно попрощался с нами, и мы отправились домой обедать. Позднее вечером, придя в дискотеку Жака Бесара, мы встретили там, представьте себе, Нантеля!
Это не было чистым совпадением. Он выследил нас, и Андреас, подозревавший о его намерениях, обошелся с ним более, чем холодно. Но это не остановило Нантеля. Он присел за наш столик, и Андреас, вопреки своему желанию, счел обязанным угостить его рюмкой. Естественно, что Нантель с удовольствием согласился… и моментально пригласил меня на танец.
Не надо обладать большим воображением, чтобы представить сцену, которая за этим последовала.
Я встала и пошла танцевать с Нантелем; это была "Кукуруза", и мне она понравилась. Я уже начала таять, но вдруг почувствовала спиной пронзительный, ревнивый взгляд Андреаса. Я повернулась к нему. Он весьма болезненно реагировал на поведение своей златокудрой зеленоглазой богини.
Быстро прервав танец, я вернулась к Андреасу, обняла его за шею и спросила, что же было не так. Он настоял на том, чтобы мы ушли, поэтому мы отправились в машину, и там он моментально высказал все, что думает о людях, подобных Нантелю:
— Он паразит. Возможно, он хороший массажист, но он использует свои деловые связи, чтобы вмешиваться в личную жизнь клиентов.
Затем он прочитал мне весьма подробную лекцию о том, как, по его мнению, должны вести себя мужчины и женщины по отношению друг к другу, и я поняла, что Андреас, при всей его интеллигентности и обаянии, не может быть терпимым к другим людям. Я знала, что он испытывал ревность, я любила его за это, а еще поняла, что не могу быть его избранницей. Но я не хотела портить хороший вечер и поэтому предложила ехать домой и заняться любовью. Это оказалось весьма хорошей идеей.
Скоро наступило время покинуть роскошное горное жилище Андреаса и отправиться туда, куда позовет меня моя неуемная тяга к путешествиям. Андреас и его матушка хотели, чтобы я еще погостила, но я уже настроилась на отъезд; во мне есть некий внутренний механизм, который подсказывает, когда наступает самое время возобновить движение.
Они оба стояли у ворот, когда я направила свой "фиат" в сторону гор. Они махали мне на прощание и говорили "Adien". Они заставили меня пообещать навестить их в январе или феврале, чтобы научиться кататься на лыжах и увидеть Мегеве в самый лучший сезон.
Я никогда в жизни не каталась на лыжах из опасения поломать ноги. Но тут подумала, что, может, стоит попробовать.
Машина проехала мимо молодых красивых мужчин, работавших на полях, и я снова начала спускаться на равнину в поисках более жаркого солнца.
28. АРТИСТИЧЕСКАЯ ЛИЦЕНЗИЯ
Если ехать из Мегеве на юго-восток, то можно очень быстро добраться до Италии. На том же нанятом "фиате" я катила обратно по крученым альпийским дорогам — я, Ксавьера, королева дороги!
Через несколько часов я уже была в душном и влажном Милане. Это второй по величине город страны с населением около 1,5 миллионов человек, но явно не типичный итальянский город — он, в основном, является деловым центром; практически все население живет в сдаваемых в наем домах, что придает городу странный американский привкус. Однако кое-где все еще сохранились остатки былых сокровищ и красоты, выполненных с чисто итальянским вкусом. Но даже если бы этого ничего не было, Милан прославился бы на весь мир тем, что был родиной "Тайной вечери" Леонардо да Винчи, а также тысячи других работ великого художника эпохи Возрождения.
Я позвонила Фионе, с которой когда-то жила вместе в одной комнате в Нью-Йорке. К несчастью, у нее на этот вечер было назначено свидание, а на следующее утро она должна была уехать на несколько дней в Рим. Но у нее нашлось время познакомить меня с ее хорошим приятелем, который был одним из самых знаменитых итальянских художников-сюрреалистов. Этого круглолицего медведя я буду в дальнейшем звать Домиником.
Фиона привезла меня в роскошную квартиру, в которой царила почти полная темнота. Когда мои глаза привыкли к ней, я поздоровалась с маэстро и увидела его творения. Воистину сюрреалист! Большинство картин изображали причудливые мутации женского тела.
У него были черные до плеч волосы и большие темно-карие глаза, которые нервно бегали с предмета на предмет, не останавливаясь на мне во время разговора. Из-за его веса и бороды я не могла точно определить возраст, но решила, что ему было от тридцати восьми до сорока восьми лет. Он экспромтом предложил мне гостеприимство на одну ночь, и точно также, экспромтом, я приняла его предложение. Из-за назначенной встречи Фиона должна была уходить немедленно, а я осталась наедине с Домиником.
Измученная долгой, душной поездкой я захотела освежиться и отдохнуть, поэтому пошла помыться под душем. Я только начала раздеваться, как Доминик неожиданно появился в моей комнате и напал на меня. Боже мой, не успела я понять, что происходит, а он уже хрюкал и стонал, грубо трахая меня. Это было очень неприятно, а он, казалось, получал удовольствие. Я снова ощутила себя проституткой, обменивающей свое тело за ночлег.
Хорошо, подумала я, теперь-то уж, наверняка, он должен выказать свое гостеприимство!
Я говорила себе: "Чем быстрее и чем дальше ты окажешься от этого человека, тем для тебя будет лучше", но у меня не было больше никаких знакомых в Милане, я устала после поездки и, кроме всего, сейчас, когда он вел себя как типичный подонок-мужлан, я чувствовала потребность выступить в роли ангела-мстителя и хотела подзадержаться здесь еще некоторое время, чтобы определиться, как и чем могу отплатить ему. Поэтому я осталась.
После душа я почувствовала себя лучше, сменила белье, и когда спустилась вниз, Доминик уже сидел в гостиной, потягивая коктейль и читая газету.
— Как вы себя чувствуете? — спросил он, будто его хамство в сочетании с душем должны были привести меня в благодушное настроение. Ну что за свинья!
— Доминик, вам действительно было так нужно нападать на меня? — резко сказала я на своем лучшем итальянском языке.
— Ну, моя дорогая, я слышал о вашей репутации и подумал, что вы, возможно, в свою очередь слышали обо мне, как о дамском угоднике, может быть, даже от Фионы, и я хотел, чтобы вы знали, что это истинно. А что, вам не понравилось наше небольшое любовное приключение?
— Я хочу иметь право голоса в подобных вопросах, я слишком люблю заниматься любовью, но не тогда, когда направляюсь в душ и на меня набрасываются мужчины. — Типичный образчик мужской самонадеянности: все, что я должен сделать — впихнуть в бабу член, и это должно унести ее на небо. С этим мне доводилось сталкиваться, поэтому я добавила: — Вы многое потеряли… я могу быть тигрицей в постели, когда соответствующим образом подготовлена и разогрета. А вам хотелось доставить удовольствие только себе — просто перепихнуться, без всякой любви…
Доминик страшно возмутился тем, что я отчитала его за свинское поведение, и я бы не удивилась, если бы он вдруг вскочил и стал бить меня — но в это время зазвонил телефон, он взял трубку и стал разговаривать. (Спасительный звонок!)
Оказалось, звонила Фиона. Она чувствовала себя неловко из-за невозможности уделить мне время, поэтому отменила свидание и сказала, что присоединится к нам вечером. Я была благодарна ей, и не только из-за вежливости по отношению ко мне.
Доминик предложил Фионе встретиться в каком-то ресторанчике, чтобы вместе пообедать, а затем весьма настойчиво стал выяснять, собираюсь ли я одеться к обеду.
— Я одета, — заявила я. — Вы не одобряете мой туалет?
— Вполне, вполне, — сказал он, а затем добавил, — послушайте, я не так все истолковал — и извиняюсь за случившееся. — По его виду я могла понять, что он не привык к извинениям, поэтому я почувствовала себя гораздо лучше, предвкушая встречу вечером. В самом деле, я была уже на взводе, в готовности к весьма приятному времяпрепровождению.
Я не была разочарована. Мы втроем отобедали в прелестном ресторанчике на Виа Сант Андреа, отделанном деревом теплых тонов и кожей, с отличной кухней. Нам подали языки с устрицами, маслом и чесноком — наплевать на дурной запах — и великолепные сладости — на диету тоже наплевать, — а Доминик был само очарование. Его рассказы из жизни артистического мира доводили до гомерического хохота.
Доминик был вынужден покинуть нас на некоторое время (он должен был присутствовать на открытии художественной галереи) и пригласил нас с собой, но мы отказались, потому что хотели поделиться друг с другом всем, что с нами произошло за эти годы. Около одиннадцати часов вечера Доминик снова присоединился к нам и пригласил посмотреть его студию.
Студия превысила всякие ожидания — четыре громадных, с высокими потолками помещения в старинном миланском здании; обстановка состояла из антиквариата, соседствовавшего с современной скульптурой и, конечно, его собственными работами. Доминик был чокнут на животных и женщинах (он был женат несколько раз) и комбинировал их в своих картинах самым необычным образом.
Рабочая студия Доминика была большой, хорошо освещенной и по-своему веселой. Но наибольший интерес представлял его офис — стены, уставленные тысячами книг, в основном по искусству. В нише из-под потолка свешивалось черное яйцеобразное кресло. Это было одно из его изобретений; Фиона села в кресло и стала раскачиваться, поставив ноги на подставку, заявив, что оно сделано как раз для нее. Оказалось, что Доминик собственноручно изготовил кресло. Я же удобно разместилась в цвета тигровой кожи шезлонге, в цветовую гамму которого очень хорошо вписывалась в своем бежевом платье. Доминик занял место за своим внушительных размеров столом, и мы провели несколько часов, беседуя о его жизни, картинах и чувствах. Он был родом из состоятельной семьи и смог удовлетворить любовь к искусству без побочных заработков. Его карьера как художника началась около пятнадцати лет тому назад, и с тех пор цены на его произведения достигли бешеных размеров. Я спросила его мнение о некоторых современных художниках.
— Они хороши, — с энтузиазмом ответил он. — Пусть они работают как хотят, они все великие художники.
Я немного надавила на него, чтобы он выразился более конкретно.
— Послушай, я не хочу излагать свое личное мнение, — в конце концов признался он. — Все они воображают себя великими мастерами — пусть они будут счастливы этим. Мне не нужно покупать их картины. Но я скажу тебе одну вещь. Меня не интересуют жестянки из-под супа или почтовые штемпеля и конверты, как объекты искусства. Я — неоклассицист и сюрреалист. Иногда мне хочется написать что-нибудь в традиционной классической манере, в том числе тщательно выписать поясок на талии, накидку или роскошное боа. А иногда мне хочется рисовать голым, абсолютно голым в лунном свете! Однако, вернемся к этим "поп"-художникам; я скажу так: обиженным природой и воображением людям нельзя прикрывать свою ущербность прекрасным словом "искусство".
Черт возьми, по крайней мере хоть это заявление стоило того, чтобы его запомнить. Он в конце концов раскрылся и изложил свое мнение. Но когда он говорил об уродстве, Фиона заметила, что не понимает, как Доминик может ценить уродство — уродливых людей, уродливые ситуации.
— В уродстве есть своя прелесть — заметил он. — Все зависит от того, как взглянуть на него. Большинство художников смягчают уродство в своих картинах. Но иногда нужно изображать уродство. Оно может быть жестоким, но покажите его правдиво.
Его совет молодым художникам сегодня: "Позабудьте о времени, в котором вы живете, и современном искусстве. Будьте академичны".
Доминик зарабатывает бешеные деньги на своих произведениях, в его распоряжении даже небольшая международная юридическая контора, стоящая на страже его интересов. Он ведет исключительно интересный образ жизни, много путешествуя, а его хобби являются классическая музыка, теннис и фехтование, хотя если бы двум последним увлечениям он уделял больше времени, то был бы в гораздо лучшей форме.
В три часа утра наш "вечер" кончился. Фиона поехала к себе, а Доминик и я вернулись к нему в номер. Он гостеприимно выделил мне отдельную комнату, к моему облегчению и радости, и объяснил, что утром уезжает в Западный Берлин для участия в большой выставке своих работ, и не знает точно, когда вернется.
— Все в порядке, — сказала я. — Я не против побыть в одиночестве. Хотела бы как следует познакомиться с городом. Я всего лишь на несколько дней задержусь здесь.
— Нет, нет, тебе не следует быть одной. У меня есть молодой приятель, с которым я хотел бы познакомить тебя — с твоего разрешения, конечно, — от знакомства с ним ты наверняка получишь удовольствие. Его отец приобрел несколько моих работ, да и он тоже. Он несколько скован, а в остальном в высшей степени интеллигентный молодой человек.
— Хорошо, если ты думаешь, что я получу удовольствие от знакомства с ним…
— Да, думаю, что так. Он необычен для своего возраста… Молодого человека звали Антонио, и я удивлялась, что же в нем такого необычного. Неужели у него две головы или же у его пениса две головки? Гм-м, это было бы и в самом деле необычно.
29. МИЛАНСКИЙ ЛЮБОВНИК
Когда на следующее утро я проснулась, хорошо отдохнув после долгого, крепкого сна, Доминик уже уехал. В столовой лежала записка, объясняющая, что где лежит. В ней также говорилось, что около полудня позвонит Антонио, чтобы познакомиться.
Я побаловала себя поздним завтраком (или же ранним ленчем, в зависимости от того, как его расценивать), а почти ровно в полдень зазвонил телефон, и Антонио (для меня пока просто элегантный голос на другом конце провода) спросил, не буду ли я так любезна провести с ним некоторое время для экскурсии по городу.
Я поблагодарила за вежливое приглашение и сказала, что буду готова через двадцать минут. Я прямо сгорала от любопытства познакомиться с молодым человеком — обладателем такого приятного, интеллигентного голоса.
Как оказалось, мой полуденный новоявленный знакомый совсем не был заколдованным чудовищем из "Аленького цветочка". Его надменное лицо с тонкими чертами выдавало нервный характер. Ему было около двадцати четырех лет, он был высокого роста, худощав и очень хорошо воспитан. Но более всего впечатляло лицо: полные чувственные губы, заостренный нос, большие зеленовато-коричневые глаза и густые черные волосы, опускавшиеся завитками на уши. Действительно, интересное лицо!
Мы немного посидели за чашкой кофе, и Антонио показал себя приветливым и охотно идущим на сближение. За короткое время я узнала о нем очень много. Во-первых, он ненавидел полицию — результат проживания в странах коммунистического блока. Его отец, итальянский еврей, которому удалось избежать нацистских концлагерей, вскоре после войны выехал из Италии в Румынию с целью открыть там фабрику. Тем временем Антонио с матерью оставался в Милане, пока отец пробовал найти счастье в Бухаресте. Его счастье включало и то, что он обзавелся молодой любовницей-румынкой.
В то время отцу Антонио было 63 года, а его любовнице — 18. В течение нескольких лет их отношения были нормальными, а затем девица стала предъявлять требования. Она, хотела, чтобы он тайно доставил ее вместе с матерью в Италию. Он согласился, тут-то и начались неприятности.
Румынская полиция выследила и стала настойчиво преследовать его, поэтому он вернулся в Италию и послал вместо себя в Бухарест сына, чтобы он возглавил там дело.
Антонио очень быстро ухитрился попасть в беду и жил в постоянном кошмаре, опасаясь, что в любой момент коммунистическая полиция арестует его и бросит в тюрьму. Я так и не узнала, что же он совершил, что так боялся ареста, или это был просто плод расстроенного воображения?
Кроме этого, он презирал свою мать-католичку за то, что она третировала отца во время войны — фактически, до момента рождения Антонио. Очевидно, она стала антисемиткой и чуть ли не отправила своего мужа в концлагерь.
Он сказал также, что до войны Милан был одним из первых итальянских городов, оказавших поддержку Муссолини и в то же время встал на борьбу против немецкой оккупации. В войну город понес большие потери, многие прекрасные здания были разрушены.
— Однако, красота все еще сохранилась, — сказал Антонио, предлагая совершить прогулку в Брера, району вокруг школы изящных искусств и музея Брера. Также в этом районе процветали черный рынок и торговля наркотиками, а бары, расположенные там, часто посещались студентами-художниками и молодой элитой города. Двумя наиболее популярными барами были "Бар дель Анголо" на Виа Форментини и "Иль Негро". Антонио не знал, почему, но ему больше нравился "Бар дель Анголо", туда мы и направились.
"Бар дель Анголо" занимал два этажа. На первом был только ресторан, а на втором — бар и ресторан. Прямо с улицы мы попали в большое помещение с деревянным полом и стойкой бара, а в дальнем углу расположилась небольшая ресторанная зона, очень небольшая, примерно на десять столиков. Все было выдержано в белых тонах, а на стенах висели старые плакаты, рекламирующие кока-колу и различные старинные безделушки. В помещении находилось около ста человек, всех их ловко и без задержки обслуживал круглолицый буфетчик, который, казалось, любил и знал каждого.
Обстановка была очень приятной, должна признаться. Мы провели очень мило два часа, беседуя со студентами и некоторыми хорошо подкованными молодыми друзьями Антонио; казалось, что в этой смеси нищих студентов-художников и молодых процветающих коммерсантов нет ничего необычного. Правда, разница между ними все же была — студенты пили самое дешевое красное вино, а коммерсанты — шотландское писки или выдержанное итальянское шампанское. Оно по американским меркам было дешевым (около 2,5 долларов за литр в магазинах). Дешевое красное вино (разливное) стоило 45 центов за литр. Миланцы обычно ходят за вином в магазин с пустой посудой.
Трезвенница Ксавьера, конечно, и в этот раз довольствовалась минеральной водой и лимонадом.
Когда подошел час обеда, Антонио повел меня в расположенный рядом ресторанчик, который ему очень нравился. Там было не более шести столиков со скатертями в красную и белую клетку; хозяева — сицилийцы и их родственники — стряпали и обслуживали посетителей, причем блюда были приготовлены изумительно. Антонио заявил, что поданная ему рыба-меч явно неземного происхождения, а я занялась потрясающими спагетти с "сальса верде" — зеленым соусом, включавшем оливковое масло, чеснок и свежую петрушку. Восхитительно!
После этого Антонио провел меня на Виа Фиори Чиари, узкую улочку в районе Брера, упирающуюся в небольшую площадь, где происходили все главные события. Там были хиппи всех стран и народов в своей обычной униформе — поношенных синих джинсах, с немытыми и нечесаными волосами и в сандалиях. Некоторые из них рисовали на холстах, другие прямо на тротуаре; кое-кто набрасывал карикатуры на прохожих. Тут же были итальянцы, приторговывающие сигаретами с "черного рынка", выпивкой и пластинками; были и нищие всех национальностей с протянутой рукой и стандартной просьбой подать им шестнадцать лир, что равняется десяти центам.
Там и сям виднелись кучки молоденьких девушек, изготавливавших на продажу бусы и другие ювелирные поделки. Широко были представлены эротические плакаты, фаллические символы и трубки для курения наркотической смеси.
Антонио познакомил меня с безобразным парнем по имени Нино, он являлся главной фигурой на площади и местным вожаком, который отвечал также за большинство сделок по купле и продаже гашиша и марихуаны в районе. Нино как раз отдыхал. Он рассказал нам, что полицейские рейды участились и всех замучили. Полицейские приезжали со слезоточивым газом, избивая дубинками подростков и круша все встречающееся на пути.
Когда мы покидали площадь, то чуть не сбили с ног одну пожилую даму. Ей было по меньшей мере шестьдесят пять лет, под тяжестью которых она слегка согнулась; на ней болтались старые мешковатые панталоны, а сандалии казались меньшего, чем нужно, размера. Ее волосы были коротко подстрижены, а толстые стекла очков почти полностью закрывали маленькое, мышиное личико. На голой руке виднелась знакомая татуировка. Она, должно быть, была одной из тех, кому посчастливилось уцелеть от зверств военного времени.
Но она, несомненно, помнила о войне и решила, что самое лучшее средство уничтожить тяжелые воспоминания — это как можно чаще принимать наркотики. Проходя мимо нас, она вскинула левую руку в приветствии "да здравствует коммунизм", столь знакомом в Европе.
— Это местная достопримечательность, — отметил Антонио, и из чувства любопытства мы решили немножко последить за ней. Она остановилась у подростков, продававших популярные пластинки, и, не говоря ни слова, жестом показала, что хочет найти "травку". Она вытащила из рваной сумки пачку сигарет и изобразила, как курят наркотик. Хиппи расхохотались и указали на ближайшую забегаловку за углом. Она медленно побрела прочь, но, я думаю, она уже была сильно обалдевшей. Когда она прошла мимо забегаловки и скрылась в боковой улочке в поисках своего снабженца, мы решили оставить ее в покое.
Потом мы зашли в кафе, где было полно молодежи, играющей в шахматы. Это кафе знаменито тем, что там собираются художники, писатели и хиппи из высшего общества со всего света, и хотя многие из них не могут общаться друг с другом из-за языкового барьера, они находят понимание за шахматной доской.
Антонио познакомил меня с барменшей, приветливой девицей, очевидно, активной лесбиянкой. Она заулыбалась, дружески обняла его, очень крепко пожала мне руку и предложила выпить.
Мы пробыли в этом заведении около получаса, наслаждаясь царящей атмосферой, а затем прошли несколько кварталов до дома Антонио.
Он привел меня в большую комнату-спальню с мраморным полом, белыми коврами, белой кожаной кушеткой, современной мебелью и картинами Доминика на стенах. Покрывало на кровати было многоцветным, а сама спальня очень уютной.
Минут тридцать мы смотрели телевизор, а затем Антонио показал мне на постель, естественно полагая, что любовь входила составной частью в программу вечера. Я не имела ничего против, поскольку после такого чудесно проведенного дня вполне созрела для этого.
У Антонио было приятное жилистое тело, но, видимо, из-за молодости или нервозности он не мог управлять своим сексуальным поведением и сразу же эякулировал, как только пошел в меня. Поэтому, чтобы угодить мне, он просунул голову между моих ног и начал работать над моей пусей, но гак неловко, что мне даже стало больно. Он не только болезненно жевал мой клитор и сосал его с излишним усердием и силой, но и его борода сильно раздражала кожу.
— Антонио, пожалуйста, — попросила я, — я не против того, чтобы потрахаться с тобой, но давай делать это как следует. Успокойся, не волнуйся. Давай не будем торопиться… мы просто можем отдохнуть сейчас и немножко поболтать.
Он несколько исправился позже, ночью, но подозреваю, что зря теряла с ним время в постели.
На следующий день Антонио настойчиво просил меня встретиться с некоторыми его друзьями, особенно с Ило.
— Это мой хороший друг. Я знаком с ним с раннего детства и люблю его. Я делаю все, что скажет Ило.
Он позвонил Ило и сказал, что мы приедем к нему. Когда мы вошли, Ило все еще находился в постели, выглядел он, как особо опасный преступник с плаката, за поимку которого объявлено приличное вознаграждение. Ило заведовал отделом искусства в рекламном агентстве и, хотя был ровесником Антонио, казался взрослее его, более собранным, циничным и безразличным.
Антонио говорил мне про себя, что занят оформлением одной сделки и это займет у него весь конец недели. А потом он предложил поехать в Позитано, морской курорт, который, как он думал, понравился бы мне больше, чем Сен-Тропез. Мы с ним даже обсуждали его недельный отпуск. Сейчас он поделился этими соображениями с Ило, будто ожидая его одобрения.
— Послушай, а почему тебе надо уезжать так надолго? — подал реплику Ило. — Почему бы не обойтись короткими поездками туда-сюда?
Я была искренне поражена поведением Антонио. Создавалось впечатление, что он не мог принять решения без согласия Ило, а тому, похоже, это очень нравилось. Ну и дружба же это была!
Они продолжали разговаривать, словно меня здесь не было, и вдруг — к моему удивлению — Антонио впрыгнул в постель Ило и обнял его за плечи более чем дружеским объятием. Затем — к моему полному изумлению — внезапно стянул с себя джинсы, вывалив наружу свой член, и одновременно стянул с Ило простыню, обнажив его голое тело.
И вот они лежали рядом, с выставленными наружу членами — обрезанным у Антонио и нетронутым у Ило, но оба члена были хорошими, твердыми и неплохих размеров; зрелище двух фаллосов было забавно, пусть даже и не очень сексуально — что-то вроде трехсекундного стриптиза при отсутствии предварительной распаляющей воображение подготовки.
Ило тут же встал и пошел в ванную для утреннего мочеиспускания, а пока его не было в комнате, Антонио спросил, не возражаю ли я против того, чтобы пососать член его друга в знак особого к нему расположения. Ну и дружба, в самом деле; мне, естественно, не хотелось распространять свое расположение столь далеко, но Антонио так умолял, что, в конце концов, неохотно, но все же я согласилась. Ило, со своей стороны, должно быть, ожидал, что я помогу ему, потому что вернулся из ванной чисто вымытым, а его необрезанный член был свеж и приятен. Я начала сосать, в то время, как Антонио сидел в кресле в роли наблюдателя.
Ило был совершенно пассивен, и потребовалось не менее двадцати минут, чтобы заставить его спустить… всю работу он взвалил на меня. Позже он признался, что бурно провел предыдущую ночь с проституткой, которую подцепил на улице за десять тысяч лир (примерно 16 долларов) — хорошая сделка за такую цену! Они трахались несколько раз, и поэтому, хотя он и оценил мое искусство, он был сексуально истощен.
Таким образом, я не получила никакого удовольствия от секса ни с ним, ни с Антонио накануне вечером, и когда задала себе вопрос — к чему все это? — не смогла найти удовлетворительного ответа. Я все давала, давала и ничего не получала…
После того, как Ило помылся в душе, мы отправились в кафе, где встретили их общего знакомого — Пауло с его сожителем по комнате Витторио. Было жарко, душная и влажная суббота, поэтому четыре мальчишки и я решили поехать в Лаго Маджжиоре, где можно было избавиться от удушающей атмосферы и получить чуть-чуть солнечного тепла.
Лаго Маджжиоре — большое чарующее озеро в краю итальянских озер к северу от Милана, в районе Альп. Часть его находится в Швейцарии. Ландшафт, как вы можете себе представить, прекрасен, и по уик-эндам здесь обычно масса народу — ничего сверхобычного, просто нормальная, отдыхающая публика.
Очень трагично, но многие итальянские озера, как и североамериканские, страшно загрязнены и небезопасны для купания. И хотя вода не была идеально прозрачной, она действовала освежающе, и мы с удовольствием поплавали, а затем с не меньшим удовольствием выпили в "Вилле Амита", в старинном доме, который использовался как отель. Пауло и Витторио должны были этим же вечером вернуться в Милан, и когда они об этом заговорили, Ило заявил, что поедет вместе с ними. Тут же Антонио подпрыгнул и сказал:
— Отлично, мы с Ксавьерой поедем за тобой в ее машине, так что тебе не придется ехать обратно одному.
Это меня взорвало.
— Антонио, мать твою, возьмись за ум! — вскричала я, стуча кулачками об стол. — Ты сказал мне, что мы пробудем здесь с неделю, поэтому давай выполнять наши планы. Уже поздно, я выдохлась, и мне не выдержать двухчасовую поездку, чтобы потом задыхаться в городской жаре.
Антонио взглянул на Ило в ожидании совета, если не согласия.
— Оставайся, — разрешил Ило, — я хочу, чтобы ты остался здесь. Зарегистрируйся в отеле, отдохни и вернись, хорошо отдохнув, завтра. Позагорай, поплавай… тебе это нужно, ты выглядишь бледным.
Таким образом решение было принято. Когда Ило и парни садились в машину, он и Антонио нежно попрощались, как будто были любовниками. Но к этому моменту у меня уже были подозрения относительно их отношений… неужели они гомики? Ведь Антонио и я хорошо провели время в Лаго Маджжиоре, а его способность любить несколько улучшилась той ночью. Он явно был более расслаблен.
30. ЛЮБОВЬ (НА ПРОДАЖУ) ПО-ИТАЛЬЯНСКИ
Воскресенье был прелестный день, полный солнца и купанья, а в пять часов дня мы выехали из отеля и вернулись в Милан. Сразу же, как въехали в город, Антонио позвонил Ило и договорился пообедать в девять вечера.
Было только семь часов, и до обеда еще оставалось время. Антонио открыл бутылку водки, я попивала горьковатый лимонад. Он сказал, что ему хотелось бы побаловаться гашишем, но поскольку жара оказывала определенное действие на торговлю наркотиками, то было трудно купить их. Антонио опустошил бутылку водки до дна и распечатал вторую. Он пожаловался, что боится стать когда-нибудь алкоголиком, и я поняла, почему. К девяти часам он уже отрубился, будучи мертвецки пьян.
И вот с мертвецки пьяным Антонио, храпящим на кушетке, я решила занять себя музыкой и остановилась на кассете Нины Симоне. Она называлась "Любить кого-то". Композиция включала в себя мелодии Кохена, Дилана и "Битлз", в том числе "Сюзанна", "Я буду свободна", "Революция" и другие. Она великая певица и привела меня в хорошее настроение.
Было уже около десяти (Антонио все еще спал), вдруг зазвонил телефон. Конечно, это был Ило, вопрошавший, что с нами. Я объяснила ситуацию и предложила, чтобы он приехал. Возможно, Антонио оживет, и мы все-таки сможем выбраться пообедать.
Ило приехал через несколько минут вместе с Пауло и Витторио, и все они были уже навеселе. Ило выглядел гораздо лучше, чем при нашей первой встрече — он был выбрит и со вкусом одет, поэтому я сообразила, что в субботу утром застала его в не самом лучшем виде. Три парня привели в чувство Антонио, и вскоре мы все были готовы выползти наружу, чтобы хорошо провести время.
Поскольку их было четверо, я подумала, не пригласить ли Фиону. Она должна была вернуться после отдыха в Риме с кинопродюсером. Я позвонила, она оказалась дома и согласилась присоединиться к нам. Но она очень четко выразилась: ей не нужен никакой секс — у нее только что начался период.
Я сказала парням, что Фиона приедет, и они встретили эту новость восторженно.
— Она моя хорошая подруга, — сообщила я, — поэтому не выпендривайтесь с ней. И не пытайтесь изнасиловать ее… не нужно сексуальных сцен. Если кому-то хочется трахаться, это буду делать я. Но, пожалуйста, оставьте ее в покое!
Казалось, они все поняли, мы выбрались из дома, подобрали Фиону и направились в расположенный поблизости трактир. На закуску мы взяли спагетти, телятину по-милански и громадное блюдо зеленого салата с растительным маслом и уксусом. А в качестве десерта великолепное итальянское мороженое. Мы ели на террасе, под крышей из грубо обтесанных бревен и крон деревьев. Клиентура ресторана была весьма разнообразной, включая молчаливые романтические местные парочки и явных туристов; в одном углу за столом сидела шумная компания драчливых типов со своими чрезмерно накрашенными женами.
Ило указал на одного из мужчин, человека могучего сложения, и сказал, что это самый знаменитый контрабандист в городе и раньше он пользовался славой самого известного грабителя. Этот гангстер провел много времени в тюрьме, но все еще не бросил свои подпольные операции.
После обеда Ило обещал нам сюрприз — поездку в Парка Равицца — центр мужской проституции. Пауло и Витторио сказали, что предпочли бы не присутствовать при этом зрелище, и это было весьма кстати, так как машина не могла вместить шесть человек. Они пожелали нам "спокойной ночи", и мы уехали. Поездка от Милана заняла двадцать минут по тихим окольным путям. Чтобы добраться туда, нужно знать дорогу.
Там были не просто мужские гомосексуальные проститутки, а переодетые в женское платье и готовые отдаться чуть ли не бесплатно мужчины. "Девушки" выглядели в самом деле великолепно, и, честно говоря, были более привлекательны, чем их узаконенные конкурентки слабого пола в пригородах Милана, большинство из них были уже старыми и задавленными заботами.
Ило объяснил все тонкости происходящего. Разница между переодетыми мужчинами и настоящими женщинами-проститутками заключается в том, что женщины выполняют меньше услуг за большую сумму денег. Обычный доход проститутки, пристающей к мужчине на улице — три тысячи лир (пять долларов) и еще пять тысяч лир (восемь долларов) за комнату. Как и их голландские сестры, итальянские проститутки столь же опытны в незаметном натяжении кондома на член своего клиента, когда он у них во рту.
Кстати, если вы торопитесь, то можете подобрать проститутку, дать ей три тысячи лир, припарковать машину в боковой улочке, и она отсосет вас в полное ваше удовольствие прямо у колеса машины. Затем вы можете отвезти ее обратно — и все! Никаких претензий. В 1948 году, сказал Ило, в Италии бордели закрыли, но уличная проституция была широко распространена в таких городах, как Неаполь, Рим, Генуя, Милан и Венеция. А Болонья известна, как город сосунов, при этом непрерывно увеличивающуюся клиентуру обслуживают шлюхи как мужского, так и женского пола.
После того, как в 1948 году был принят закон, запрещавший проституцию, тысячи студентов и другие люди, симпатизировавшие профессионалкам, вышли на улицы с протестом, но безрезультатно. Бордели сейчас ушли в подполье, и их можно найти только по рекомендациям, которые даются чрезвычайно осторожно. Как обычно, вследствие лишенного реальности отношения к профессиональному сексу в этой стране, венерические заболевания стали одной из главных проблем Италии.
Еще одна разница между женскими и мужскими проститутками, продолжал Ило, заключается в том, что переодетые мужчины никогда не пользуются презервативами, и, что более важно, они оказывают своим партнерам и клиентам услуги с совершенно особыми чувственными ощущениями. Клиент, посещающий переодетого в женское платье мужчину, не ощущает себя гомосексуалистом, потому что мысленно представляет себе, будто имеет дело с приятно выглядящей женщиной; очень часто клиент сношает свою "подругу" через задний проход или договаривается о том, чтобы "она" обработала его ртом. Однако, чтобы сохранить иллюзию, часто "девочка" остается одетой. В Италии (как и во Франции, особенно в районе Булонского леса в Париже) большой части так называемых "прямых", гетеросексуальных мужчин кажется нормальным получать удовольствие от секса с переодетым мужчиной, не испытывая угрызений совести, сопряженных с гомосексуализмом. Возможно, что клиенты являются скрытыми бисексуалами, но не настолько раскрепощенными, чтобы открыто заниматься сексом с мужчиной. Вообще-то это очень забавное и нелепое зрелище.
Ребята чувствовали себя на Парка Равицца, как рыбы в воде, и мы даже несколько раз приставали к "девочкам", шутя, конечно. Хотя в машине нас было четверо, мы пригласили к себе одно чрезвычайно экстравагантное существо. Ее звали Жизель, на ней был свитер в обтяжку с большим вырезом, мини-юбка, черные чулки и туфли на высоких каблуках. Ее груди были огромны, пожалуй, раза в два больше, чем у меня. Фиона и я глядели на нее, как завороженные. Ее нос подвергся пластической операции, лицо было очень женственным и хорошеньким, без какого-либо намека на растительность. Ее волосы — не парик — опускались до плеч и были сзади перевязаны розовой лентой. На глазах искусственные ресницы, а вообще на лице не очень много макияжа. У нее были стройные ноги и тонкая талия. И что интереснее всего, она рассказала нам захватывающую историю.
— Звучит странно, я знаю, — начала она, — но когда-то я работала секретарем в Букингемском дворце в Лондоне. Всю жизнь я чувствовала себя женщиной, хотя мое тело было мужским. Я транссексуальное существо, а не просто переодетое, и хочу продолжать жить, как настоящая женщина. Я прошла курс лечения, чем объясняется исчезновение волос у меня на теле, округление лица и появление грудей. У меня все еще остались мужские половые органы, но как только я буду достаточно материально обеспечена, мне сделают последнюю операцию, и наконец-то у меня будет вагина!
Я нашла, что попасться на удочку и поверить в ее россказни про связь с королевским дворцом довольно-таки трудно, хотя, если ты хочешь стать "королевой", лучшего места для старта не найти. Я также подавила в себе желание попытаться разговорить ее относительно интимной жизни королевской семьи.
Жизель вела себя и болтала, как элегантная женщина, и я поняла, что мужчины могли получать удовольствие от любовных занятий с нею. Как и многие мужские шлюхи, она была приветлива, обладала чувством юмора и была менее черства, чем ее женские коллеги по ремеслу. Женщины-проститутки более ожесточены и грубы, всегда торопятся побыстрее развязаться с клиентом, в то время как их мужские коллеги по профессии, похоже, по-настоящему наслаждаются жизнью.
Один из регулярных клиентов Жизели платил свыше шестидесяти тысяч лир (около ста долларов) за то, чтобы провести с ней два часа, куря гашиш и трахая ее в задницу. С моей точки зрения это не очень большие деньги, но для Италии, очевидно, это даже очень хорошо, если сравнить с уличной ценой — десять долларов за сеанс.
Из-за своей привлекательности и большого спроса Жизель никогда не соглашалась на менее, чем двадцать пять долларов, а за обычные услуги брала пятьдесят долларов. Ее коттедж находился в пяти минутах ходьбы от улицы, где она отиралась, поэтому она обычно приводила клиентов к себе домой.
Она сказала, что временами полиция бывает очень груба, настолько же жестока, как в Брере, во время разгона черного рынка и ареста торговцев наркотиками. Часто они совершают налеты и задерживают шлюх — особенно переодетых мужчин, но, конечно, как и во всем мире, все решают деньги, врученные в нужное время и в нужном месте.
Милан в летние месяцы не самое лучшее место для настоящей, выгодной проституции, сказала Жизель, поэтому она собиралась съездить на несколько недель в Геную.
Генуя — город на итальянской Ривьере и главный порт страны. Там родился Христофор Колумб, история города ведет свое начало с древних времен. В наши дни, по сообщению Жизели, в городе буйно процветает проституция различных видов: транссексуалы, беременные женщины, переодетые в женское платье мужчины, усталые, старые профессионалы обоего пола — только назови, сказала Жизель, и вот они уже стоят в подъездах, дверях, на крыльце — всюду, на всем протяжении крутых портовых улочек или же сидят в припортовых барах. Этот район настолько переполнен пьяными, чокнутыми на траханье моряками, что стал известен как Барбарисовый берег — и он оправдывает свое название.
Каждая уличная шлюха имеет свою территорию, на которой она может заниматься ремеслом, но за пределы ее не имеет права высовываться. Существует жесткая система рэкета, контролируемая с помощью железного кулака целым легионом сводников и сутенеров, которые полностью распоряжаются жизнью девушек. Сутенеры могут быть и очень злобными и нередко грабят и избивают клиентов; как следствие, здесь часты драки и убийства.
Жизель, однако, была в более выгодном положении, поскольку могла работать в качестве девушки "по вызовам", поэтому ей никогда не приходилось сталкиваться с совсем уж мрачными и темными сторонами ее профессии. Ей нравилось ее занятие, хотя, как она объяснила, ей нужны были и деньги для оплаты счетов врачам, ей надо было накопить восемь тысяч долларов.
Ее рассказ буквально захватил нас, и когда через полчаса подошло время расставания, мы очень сожалели об этом. Будучи дружелюбно расположены к ней, мы поблагодарили ее за проведенное с нами время и от всего сердца пожелали успехов и счастья.
Какая трансформация от помощника королевы до "королевы на любой случай!".
Еще одной интересной особенностью Парка Равицца являются любители наблюдать за мочеиспусканием.
Антонио сказал:
— Давайте-ка выйдем из машины на несколько минут, и ты увидишь нечто странное, Ксавьера.
Фиона решила остаться в машине, а парни и я прошли в парк. Там Антонио и Ило подошли к дереву и стали мочиться.
Как только они расстегнули ширинки и вытащили наружу свои члены, то тут же привлекли внимание кучки мужчин, ожидавших в кустах. В то время, как они мочились, примерно дюжина этих мужиков начала яростно дрочить свои члены, будучи до предела возбуждены зрелищем извергающейся на землю мочи.
И нужно ли говорить о том, что кому доставляет наслаждение!
Я уже была переполнена впечатлениями о самых нетрадиционных с точки зрения общепринятой морали уголках Милана, поэтому мы поехали домой к Антонио. Он все еще не отрезвел и лепился к Фионе, которая, должна сказать, выглядела великолепно. Когда добрались до дома, она согласилась подняться наверх и принять участие в вечерней выпивке.
Почти сразу, как только мы вошли в квартиру, Антонио схватил Фиону за руку и потащил в спальню. Я подождала пять минут, и поскольку она не вернулась, пошла убедиться, что он не принуждает ее к сексу. Антонио лежал на постели голым. Его тело слегка поджарилось после дня, проведенного на озере, член вяло свисал, а выражение лица было весьма сердитым. Он мрачно взглянул на меня.
Фиона стояла у кровати, с циничной улыбкой на лице, полностью одетая. Я поняла, что Антонио пытался завалить ее на постель, и Фиона не знает, как поступить в этой ситуации без того, чтобы не рассердиться, поэтому вместо нее разозлилась я.
— Антонио, — закричала я, — ты, дырка от задницы! Я предупреждала тебя держаться подальше от моей подруги!
А он начал орать на меня:
— Ты, ревнивая сука! Зачем ты появилась здесь, разрушив то прекрасное, что возникло между нами? Фиона великолепна, я по-настоящему втрескался в нее, она только что собиралась раздеться, не так ли, а?
Фиона быстро сказала мне, что он врет, а она хочет как можно быстрее избавиться от этой сцены.
— Антонио, ты глуп, пьян и сексуально чокнут, — сказала я. — Если бы я сама не позаботилась о тебе и твоем дружке, я еще могла бы все это понять. Но ты не был лишен секса, почему ты нападаешь на Фиону? Кроме этого, взгляни на себя, ты же похож на выжатый лимон со своим загаром и пьяным висячим членом!
Затем я позвала Ило.
— Ило, Фиона чувствует себя плохо, а Антонио не отстает от нее. Не мог бы ты отвезти ее домой?
Ило ответил тем, что спустил штаны до колен и подошел ко мне.
— Возможно, если мы сначала подадим им хороший пример, — злобно взглянул он на меня, — Фиона может еще прийти н отличное настроение.
Я была так взбешена, что схватила Фиону за руку и зашипела на нее:
— Послушай, ты тоже виновата! Тебе не нужно было оставаться в спальне и выглядеть несчастной и смущенной. Почему ты не встала и не ушла в гостиную?
Пьяный Антонио изрыгал в наш адрес непристойности, и происходящее напоминало какой-то кошмар. В конце концов все успокоилось, и Ило повез Фиону домой. Я поехала бы к ней, но у нее не было лишнего спального места. Мне пришлось остаться здесь, но, естественно, без того, чтобы спать с Антонио.
К сожалению, Антонио, который выглядел таким интересным, оказался просто испорченным, незрелым мальчишкой. Ни деньги, ни воспитание не научили его элементарному уважению и приличию в личных отношениях. Утром я заявила ему, что уезжаю. Он глядел на меня, как побитый маленький щенок, а я быстро упаковала свои вещи и отправилась на поиски гостиницы, чтобы провести там последний день в Милане.
31. ДРУЖЕСТВЕННЫЙ ФИНАЛ
Я зарегистрировалась в гостинице "Эксцельсиор Галлия Отель" на площади Пьецца Дука д'Акоста. Это был большой комфортабельный отель и, что лучше всего, он был оборудован кондиционерами. Затем, поскольку я вылетала из Италии самолетом, я вернула в агентство взятую напрокат машину. Когда я обратилась в бюро C.I.T., меня ждал еще один приятный сюрприз. Там, за окошком с небольшой вывеской "Говорят по-английски", сидела девушка, которую я знала. Она была родом из Чикаго, и все обычно называли ее "La Divina" ("Божественная"). Небольшого росточка, хорошенькая, с красивыми глазами и длинными, струящимися волосами девушка, и хотя она была расположена к полноте, но являлась одной из самых счастливых и пользующихся успехом "колл-герлз" ("девушек по вызову") в Уинди Сити. Она обычно приводила в восхищение всех присутствующих своими фантазиями о том, как станет европейской принцессой или следующей невестой Фрэнка Синатры; кроме того, она знала всех и все, связанное со съемками новых фильмов. И еще, я слышала, она была изумительно способна в постели.
Девушка бросила на меня только один взгляд и вся засветилась от радости.
— Ксавьера! — вскричала она, обнимая меня. Выражаясь ее словами — она до самой глубины титек обрадовалась встрече со мной.
Это был именно тот прием, в котором я нуждалась после той угнетающей ночи, и я была страшно рада увидеться с ней. Кроме того, было приятно снова говорить на хорошем английском. Она быстро приняла от меня машину и сообщила своему шефу, что отлучится на несколько часов.
— Ну уж нет, — отрубил он, — у нас слишком много дел. Об этом не может быть и речи.
— В таком случае я беру отпуск на всю неделю. Ищите дне замену.
Это заявление ошарашило шефа, и пока он размышлял, как на него отреагировать, она быстренько повесила табличку "Закрыто" над своим рабочим столом, подхватила сумочку, взяла меня под руку, и мы с гордым видом выплыли на улицу.
Выяснилось, что она накопила кучу денег, причем честным путем. Она переехала в Монреаль, затем в Торонто, а сейчас жила в Милане с двумя подружками.
Она привезла меня к себе домой — в уютную квартирку на последнем этаже дома на площади Пьяцца Пьемонти. Здесь была большая гостиная с французскими окнами, ведущими на "балкон Муссолини" — каменный мешок, способный вместить от силы трех человек. Кроме того, в квартире была маленькая кухня опять же с французскими окнами, откуда имелся выход на более просторный балкон, на стенах которого были нарисованы желтый кит, пурпурный спрут и большая голубая рыба — художество Луизы, одной из подружек, с которыми Ла Дивина снимала жилье. Третьей девушкой была Лена, уроженка Милана. Все трое встретились в Торонто, когда работали на телевизионной станции, и каждая из них скопила достаточно денег, чтобы взять годичный отпуск и провести часть его в Европе.
Их небольшая квартирка — они шутя называли ее "Каса Тарта" — была опрятной и теплой. Поскольку все девушки пользовались одной спальней, она была идеально оборудована для оргий, хотя Ла Дивина призналась, что последние несколько месяцев она работала на выезд.
Лена и Луиза отсутствовали, поэтому Ла Дивина оставила им записку, в которой сообщала, что к ужину будет четвертая персона, и решила сама познакомить меня с городом. Помимо районов Брера и Парка Равицца я уже частично осмотрела его, когда была здесь с Ларри (в промежуток между Югославией и Швейцарией). Но Ла Дивина сгорала от нетерпения показать мне "свой" город и проявила столько энтузиазма, что заставила меня увидеть его свежим, новым взглядом.
Мы прошлись вдоль улицы Виа Манцони и попили чаю в "Гран Отель Континенталь", затем прогулялись по улице Виа Монте Наполеоне, своего рода торговому ряду, где расположены все огромные магазины — Кардена, Диора, первоклассные магазины и лавочки, в которых торговали антиквариатом.
И, конечно, был театр "Ла Скала", который я никогда раньше не видела, самый большой оперный театр в мире. К несчастью, театральный сезон закончился, но Ла Дивина прямо бредила театром. Она с Луизой посетила несколько представлений, хотя каждый раз они вынуждены были стоять и все время боялись или свалиться в оркестр, или задохнуться. Мы вошли вовнутрь, там царила неописуемая красота и пышность — кремового и красного цвета бархат и позолота. Я быстро представила себя сидящей в одной из лож около сотни лет тому назад, в то время, как великий герцог Блахский, приняв меня по ошибке за герцогиню де ла Помпа, заигрывал со мной через весь зал, посылая цветы и шоколадки и умоляя о благосклонности!
Затем мы пересекли стоянку для автомашин и попали в Галерею, крытый торговый центр под огромным стеклянным колпаком, откуда был выход на улицу Корео Витторио Эммануэля. В Галерее располагаются отличные кафе, шикарный ресторан ("Савиньи") и магазин, демонстрирующий платья от Леонардо. Я уже испытала однажды их очарование, побывав здесь вместе с Ларри, и все же не смогла удержаться, вошла вместе с Ла Дивиной и купила себе еще одно. (Кстати, это именно то платье, в котором я сфотографировалась на обложке книги "Письма к счастливой шлюхе".) Мы договорились забрать его на обратном пути, а затем направили свои стопы на площадь Пьяцца дель Дуомо.
Ну до чего же красив Домский собор! Представьте себе готический собор, построенный из белого мрамора и ощетинившийся колоколенками, шпицами, коньками и статуями. Это один из самых больших храмов в мире и, чтобы его построить, потребовалось пять веков. Величественно возвышаясь в конце большой мощеной площади в лучах солнца, отражаемого золотой мадонной, собор являет собой потрясающее зрелище, которое заставило меня задуматься, какие вера и преданность были вложены в строительство этого великолепного храма. Начиная с XIV века тысячи и тысячи мастеров посвятили свои жизни возведению Домского собора, и сегодня он стоит — в гораздо менее благочестивом мире — как памятник их искусству и таланту.
Кроме этого, собор служит пристанищем для голубей, продавцов воздушных шаров, жареных каштанов и торговцев сувенирами. В его стенах имеется свыше двух тысяч статуй, а также самые прекрасные в мире витражи из цветного стекла. Ла Дивина, которую воспитали католичкой, показала мне любопытную статую святого Варфоломея, который, как она рассказала мне со странной радостью, был замучен особенно жестоко — с него живого содрали кожу…
Наступал вечер, к тому же в один день можно воспринять довольно ограниченное количество истории и красоты, поэтому мы направились домой в Каса Тарта, сделав короткие остановки в Галерее и в моей гостинице, где я освежилась и переоделась.
Луиза и Лена, соседки Ла Дивины по комнате, были уже дома, когда мы пришли; их страшно заинтриговало, кто же будет их таинственный гость.
Лена представляла собой крошечный комочек миланской радости и веселья — ростом менее пяти футов, с густыми вьющимися волосами, фантастическими грудями и поразительным голосом. Временами она звучала, словно с пленки мультфильма о Микки Маусе. Она родилась и выросла в Милане, но ей пришлось жить в Нью-Йорке и Торонто; когда она была в Италии, то скучала по Северной Америке и наоборот. Девушки представили ее как мини-наркоманку — она пристрастилась баловаться наркотиками, но была достаточно умна, чтобы понимать, что делает и чем это может кончиться.
Луиза была стройной, худощавой девушкой с дерзкой, хорошенькой мордашкой, скрытой наполовину под густыми рыжими волосами, аппетитным задком и смеющимися глазами. Она была испорченной до мозга костей, деревенской девчонкой без комплексов из окрестностей Торонто, и она была художницей.
Все девушки были примерно моего возраста. Самые лучшие их качества — заразительная любовь к жизни и чувство юмора. Они праздновали торжество жизни в каждом своем движении, и я просто влюбилась в них.
Пока Ла Дивина и я вспоминали старые времена, Лена и Луиза скрылись на кухне и приготовили обед: салат с грибами, изумительное блюдо из цыпленка, запеченного с чесноком в соевом соусе, с лимоном и грибами в масле. На десерт у нас были хрустящие яблоки, причем добавки были щедрыми, от всего сердца. Во время обеда мы щебетали, как школьницы, хорошо проводящие время; было такое ощущение, словно мы знали друг друга всю жизнь.
После всех моих ошибок в Милане я наконец нашла людей, которые были искренними, и одно это оправдало все путешествие. Они ничего от меня не требовали, и поскольку не было никакого давления, мы поняли, что у нас есть все, чем можно поделиться друг с другом. Закончили вечер прослушиванием хороших пластинок, своего рода, наркотика.
На следующее утро нужно было ехать в аэропорт и прощаться с Миланом. В самолете я проверила свои заметки, касающиеся некоторых странных вещей, которые я слышала.
Одна из них о проституции в Риме.
Зимним вечером по дороге в Рим, в поле недалеко от шоссе, можно видеть огни костров… У этих огней джентльмен может погреть руки, да и не только руки.
Эти огни разжигаются и поддерживаются хозяевами проституток — сутенерами. Сами девушки живут в домишках неподалеку, водителям остается только затормозить при виде костра. Они согревают руки, а затем получают то тепло, которое ищут: или в своих машинах, или в домиках девушек.
Среди всего остального это любопытное и красочное зрелище.
Человеческий оттенок этому придает тот факт, что иногда девушки при этой встрече договариваются с клиентами о новой, но уже на другом уровне. Вместо быстрого перепихона девушки зачастую предлагают мужчинам обильную еду с выпивкой в коттедже, конечно, за плату, но без всякого секса. Некоторым мужчинам просто необходима женщина, с которой можно поговорить и которая умеет слушать. А сутенеры не против этого, лишь бы текли денежки.
Другие записки касались соленых итальянских пословиц. Одна из них переводится так: "Твердый член плохо думает".
Еще одна: "Когда член в силе, валяй трахайся. Когда его сила иссякает, пользуйся языком. Когда силы почти не осталось, работай пальцем. Когда же совсем выдохся, пользуйся задницей. Но никогда не останавливайся, иди вперед".
За подобными размышлениями полет из Милана в Лондон прошел почти незаметно и не оставил каких-либо ярких воспоминаний. Он не занял много времени… я задремала в кресле к проснулась, когда колеса самолета коснулись взлетной полосы в аэропорту "Хитроу".
32. СЛАВНЫЙ ЛОНДОН
Мое сумасшедшее лето в Европе подходило к концу. После нескольких месяцев путешествий по Франции, Югославии, Италии и Швейцарии, я была готова осесть в единственном городе — Лондоне. А сентябрь, пожалуй, один из самых приятных в Лондоне месяцев: туристы разъехались по домам, Англия приняла свой естественный вид, а погода мягкая — или мягко солнечная, или мягко дождливая.
Для посетителей из стран с более суровым климатом английская осень кажется неотличимой от всех остальных времен года. Мужчина, с которым я когда-то была знакома, сказал мне, что он провел в Лондоне целых два года в ожидании смены времен года! Не то, чтобы погода так уж много значила для него: он наблюдал окружающий мир из баров и спален, а иногда объединял то и другое, если ему удавалось. Это был единственный знакомый мне мужчина, который мог делать свое дело, держа в одной руке бутылку, а в другой ягодицу. Но это уже из другой главы в другой книге.
Одной из главных причин моей остановки в Лондоне был Боб Гуччионе со своим журналом "Пентхауз". Я вошла в состав редакции журнала в качестве регулярного автора колонки с советами, которую я хотела назвать "Избавьтесь от ваших комплексов", но Гуччионе со своим безошибочным чутьем рынка назвал ее "Зовите меня Мадам".
Я с нетерпением ждала, когда же начну писать свою колонку сексуальных советов, потому что считала себя хорошим специалистом в области траханья. По сравнению с многочисленными психиатрами, консультантами в области секса и брака, которые зависят от книжного опыта, я имела одно преимущество — большую практику.
Я отвечаю на письма как можно честнее и, надеюсь, не без чувства юмора, этого неотъемлемого элемента жизни, которым люди очень часто пренебрегают. На мой взгляд, сексом можно наслаждаться полностью только тогда, когда нет напряженности, когда обе стороны полностью расслабились, а юмор — верное средство снять напряжение.
Одна женщина рассказала мне, что встреча с новым мужчиной, на которую она возлагала огромные надежды, окончилась полной неудачей из-за того, что ее партнер издал неприличный звук в очень ответственный момент. А если бы она увидела в этом смешную сторону — ведь он всего лишь слабо колыхнул воздух, а не вызвал шторм, — рассмеялась и тем бы закончился инцидент!
Но вернемся в Лондон, любимый город всего мира. Мне нравятся небольшие размеры Лондона… подразумеваю не город в целом, а его уют. Глазам, привыкшим к североамериканским улицам, даже самые главные магистрали Лондона покажутся маленькими.
Например, возьмите улицу Треднидл Стрит, расположенную в центре Сити (так называют лондонцы финансовый центр города площадью в одну квадратную милю). Она недостаточно широка даже для того, чтобы на ней могли разъехаться два автобуса, и все же Треднидл Стрит — главная улица, соединяющая официальную резиденцию лорда-мэра Лондона Мэншн Хаус с вокзалом на Ливерпул Стрит и районом Ист-Энд. (Кстати, именно на улице Треднидл Стрит вы обнаружите один из лондонских филиалов вашего национального банка. Прогулка вдоль этой узкой улочки походит на быстрое путешествие по всему миру.)
В Уэст-Энде узкие улочки иногда называются "мьюз" ("конюшни", "стойла"), в средневековом Лондоне они служили подъездами к конюшням, расположенным позади господского дома, который выходил фасадом на шикарную площадь или улицу. Сейчас эти подъезды и переулки выглядят интригующе и содержатся в хорошем состоянии (некоторые до сих пор сохраняют булыжное покрытие), а сами конюшни переоборудованы под комфортабельные и весьма престижные квартиры.
Самым лучшим районом для созерцания этих бывших конюшен является район Мэйфейр, ограниченный улицами: с запада — Парк Лейн, с востока — Бонд Стрит, с юга — Пиккадилли, а с севера — Оксфорд Стрит. Я гуляла по этому району часами и все равно не познакомилась как следует с сотнями улочек, переулков и тупиков. Возможно, тот факт, что в этом районе расположены некоторые самые прекрасные в мире магазины и лавки, несколько замедлил темп моей экскурсии, но зато эти магазины помогли наполнить мои прогулки в этом районе в теплые солнечные дни самыми счастливыми впечатлениями, какие я имела в каком-либо городе.
Еще мне бросилось в глаза, как стареют англичанки: красиво и изящно. Англичанка воспринимает старение, как неизбежность, с которой приходится не только сталкиваться, но которую надо и приветствовать, как естественную стадию жизненного цикла. И с таким отношением она создает вокруг себя атмосферу обаяния.
Североамериканки воспитаны иначе, они благоговеют перед юностью, как будто она единственно стоящий период жизни. Постоянно воюя с временем, североамериканская женщина являет собой поистине печальное зрелище. Не потому ли это, что старение обычно связывают с упадком сексуальной активности? Не потому ли, что привыкли считать: раз уже сорок, пора браться за вязание, а не увлекаться юношескими забавами.
К счастью, сексологи и их последние исследования в области возрастной сексуальности ставят конец этому устарелому мышлению. Все больше и больше газет и журналов уделяют много внимания этой теме. Результаты исследований почти единодушно показывают, что нет никаких оснований для того, чтобы не наслаждаться полнокровной сексуальной жизнью в возрасте восьмидесяти лет.
Возможно, англичане знали это всегда. Что же они знают о сексе? Почитайте. Оказывается, у англичан есть еще кое-что, кроме надменно вздернутой верхней губы.
33. ГУЗКА, СМАЗАННАЯ МАСЛОМ
За месяц я основательно познакомилась с главными, представляющими для меня интерес, местами и стала считать Лондон своим родным городом. Мне повезло, я завязала нужные связи и узнала нужных людей; я даже стала членом клуба "Трэмпс" ("Странники"), наиболее элегантного частного клуба с рестораном и дискотекой. Это большая честь — получить членство в течение четырех недель, тогда как существует громадная очередь желающих вступить в него и большинству из них приходится ждать не менее года.
Ночная жизнь в Лондоне представляет собой странное зрелище — пивные закрываются в 11 вечера, а метро — в 12; даже автобусы после полуночи ходят не все. Однако, для тех, у кого есть деньги и связи, ночь длится бесконечно и бесконечен выбор мест развлечения: "Аннабел 3", "Плейбой", "Трюфели", "Пентхауз" — и это только немногие из них.
Однако, чтобы провести в Лондоне "необычный" вечер, не обязательно посещать ночные клубы. Я вспоминаю один вечер с Винсентом, красивым кареглазым мужчиной, с которым познакомилась в "Пентхаузе". Он был более шести футов ростом, имел мускулистое тело и длинные ноги. Когда он улыбался, под глазами собирались симпатичные морщинки (а улыбался он часто), и хотя он был темный шатен, его усы и виски были рыжеватого цвета.
Винсент был из титулованной семьи, но зарабатывал себе на жизнь помощником директора школы высшей степени в Манчестере. Школьные занятия еще не начались, поэтому была возможность наслаждаться романом несколько недель, пока его работа не разлучила нас.
Мы были приглашены на открытие новой картинной галереи — приглашение поступило от Марии и Казимира — прелестной молодой польской княгини и ее столь же приятного спутника, поляка. Открыть галерею они решили демонстрацией фильмов датского художника с явными патологическими отклонениями — "Грязного датского Оскара", как они называли его. Мы спустились в подвал, где собирались показать фильм, растянулись на ковре — Мария, Казимир, Винсент и я, а также целая группа преуспевающих, скромно выглядевших мужчин и женщин; некоторые из них были коллекционерами, другие — дилерами, а остальные, как и мы, друзьями друзей.
Фильм, который с первого кадра был сюрреалистским, начался с показа двух занюханного вида мужчин, сидящих на столе, один из них был босой и под ногой у него лежала французская булка. На следующем кадре появилась женщина с короткой стрижкой и гримом 30-х годов. Она лежала на столе, а двое мужчин стояли сзади нее. Затем было несколько наплывов на батон, который выскользнул из-под ноги мужчины, а тот, в свою очередь, пошел и лег в углу ванной, стены которой были обрызганы мочой. К этому времени я уже не знала, смотрим ли мы фильм о гигиене или же о рехнувшемся гурмане.
В другой сцене женщина лежала на спине, а батон, подобно стоячему пенису, торчал у нее на животе. Оба мужчины, стоя рядом, наблюдали за ней. На одном из них был монашеский клобук, закрывавший лицо и глаза.
Дама перевернулась на живот, один из мужчин выступил вперед, раздвинул ее ягодицы и впихнул длинный, узкий батон в задницу. Нет, это был не чокнутый гурман, а совсем наоборот! Другой мужчина тоже сделал шаг вперед и острым ножом располосовал ее спину. Оттуда потекла густая, медузообразная масса. Мужчины начали пожирать этот соус — человеческий соус.
Сначала они обходились вилками и ложками; затем, поняв, что соблюдая приличия, они никогда не добьются успеха в Голливуде, стали черпать жидкую плоть руками, все глубже и глубже погружаясь в женское тело. Тут же крупным планом было показано искаженное болью лицо женщины, а затем последовала заключительная сцена, явно не принесшая премию создателям фильма — один из мужчин закатал рукав рубашки и запустил руку глубоко внутрь тела женщины, извлекая злополучный батон. В этот момент я подумала, что кто-то познакомил датского сценариста и режиссера с английским выражением "сладкая булочка в печке", но при этом в процессе перевода что-то исказилось.
Наконец, наступил последний кадр — и если у вас слабый желудок, закройте глаза и пропустите эти строки. Сверкнул нож, разрезавший буханку напополам, и на стол медленно вывалились человеческая печень и другие внутренности. Наконец-то, к счастью, на экране появилось слово "конец". По-моему, очень своевременно.
Что за безобразное и болезненное искусство! С известной долей критики все это можно кратко обозначить одним словом: чушь собачья!
Молчаливая, несколько позеленевшая от полученных впечатлений, публика стала выходить из подвала, а Винсент и я поторопились к его красной спортивной машине. Мы опустили верх и поехали вдоль Парк Лейн, вдыхая свежий воздух, который помог нам восстановить нормальный цвет лица.
Ветер развевал мои волосы, когда мы ехали на юг по Парк Лейн; справа, в темноте, простирался Гайд Парк, а слева величественно вырисовывался отель "Дорчестер", знаменитый на весь мир еще с 30-х годов. Затем в поле зрения возник новый лондонский "Хилтон", тридцать этажей которого нависали над Гайд Парком (к большому неудовольствию консервативных лондонцев).
Мы свернули на углу Гайд Парка (по воскресеньям место свободного словоизлияния) и направились по Найтсбридж вдоль одних из лучших магазинов мира, затем по Бромптон Роуд, свернули направо на Кромвелл Роуд, пронеслись мимо великолепного музея Альберта и Виктории, музея истории естествознания и с левым поворотом въехали в район маленьких улочек, который нравился Винсенту больше всего. Мчась по ним со скрипом тормозов, огибая аккуратные скверы и площади, мы оказались в Челси, откуда со своей сногсшибательной модой на мини-юбки начала свое победоносное шествие Мэри Куонт. Это знаменитое место, где по вечерам собираются уважающие себя свингеры и новички, мечтающие примкнуть к ним.
Когда-то Челси был артистическим центром Лондона, но сейчас он притягивает к себе лиц со специфическими наклонностями, сшивающихся на телевидении особ, рекламных агентов, киноактеров вторых и третьих ролей (иногда и кинозвезд) и, конечно, модников, единственным достоинством которых является одежда. Я всегда ощущала их постоянный трепет, боязнь, что к полудню мода изменится: юбка сделается чуть-чуть не того оттенка, а отвороты на брюках на полдюйма шире. Но это их проблема. Давным-давно я обнаружила, что человек красит одежду, а не наоборот.
Подавив желание опрокинуть живительный стаканчик в великолепной старинной "Пивнушке шести колоколов", Винсент решил привезти меня прямо в славненький маленький чехословацкий ресторанчик, где, почувствовав вернувшийся аппетит, мы заказали по порции гуляша. После этого мы снова прогулялись, на этот раз пешком, по Кингз Роуд, наблюдая людей и впитывая окружающую обстановку.
В этот вечер Винсент поехал ко мне домой, чтобы насладиться любовью. После первого раза, более-менее традиционного, — способы, которыми мы пользовались, одобрили бы даже миссионеры — Винсент решил расслабиться и доказал, что он достаточно подкованный любовник. Хотя он и был в глазах своих учеников абсолютным джентльменом, он оказался приятным англичанином не без фантазий.
За те несколько недель, что я пробыла в Лондоне, я провела некоторые исследования в области мифического холодного английского темперамента и обнаружила, что по меньшей мере каждый из четырех англичан из высшего общества не без завихрений. Они весьма подвержены преклонению перед физическим насилием и склонны к приятному и здоровому отбиванию своих хорошо упитанных задниц. На этот счет имеется две теории.
Одна из них гласит, что любовь к физическому наказанию восходит к семейному укладу, где гувернантки прибегали к этому методу воспитания. Но нянька (гувернантка) в то же самое время являлась и объектом домашнего обожания, в то время как мама с папой были весьма заняты другими делами и не проявляли особые чувства к своим отпрыскам. Поэтому в отрочестве физическое наказание и привязанность психологически связывались друг с другом.
Согласно второй теории это объясняется системой воспитания и обучения англичанина, принадлежащего к высшему обществу. Как правило, его посылали в чисто мужское учебное заведение, где трость была средством воспитания и наказания и широко применялась как преподавателями, так и учащимися старших классов. Большое количество учеников были вовлечены в гомосексуальную деятельность, что не удивительно для среды, в которой подростки и юноши не имели никакой реальной возможности познакомиться с девушками.
Многие мужчины, попадающие в тюрьму, занимаются гомосексуализмом вынужденно — из-за отсутствия особей женского пола — зато потом, после освобождения из тюрьмы, они могут продолжать свою половую жизнь нормальным гетеросексуальным образом. Но для школьников, чей первый опыт в сексе был гомосексуальным, благополучный результат может наступить очень не скоро, и обстановка физического насилия — так утверждает вторая теория — помогает им идеализировать гомосексуальные наклонности.
Что касается Винсента, то весь вечер он был странно заинтригован золотой цепочкой, которую я носила на талии. После нашего первого — и весьма нежного — траханья, он взял цепочку, обвязал ее вокруг моих грудей, а затем начал сосать мне соски. Делая это, он засовывал и цепочку, и по мере того, как она врезалась в мои соски, он все более и более возбуждался.
Потом он занялся клитором, и мне это доставило подлинное удовольствие, особенно после того, как я ему точно объяснила, что от него требуется: сосать не слишком сильно, быстро работать языком вверх и вниз по клитору. Я почувствовала раннюю стадию оргазма и обхватила ногами его шею. Вдруг он прекратил свое восхитительное лизание, перевернул меня на живот, приказав не задавать лишних вопросов.
Я была все еще сильно возбуждена и жаждала оргазма. Глядя через плечо, я увидела, что он взял галстук, ремень и опытными руками привязывал мои лодыжки и ноги к кровати. На какой-то момент я испытала страх — страх незнания того, что последует, однако, этот страх только добавил новые ощущения к моему возбужденному состоянию.
Винсент отошел от кровати, и я терялась в догадках, какой же экзотический предмет он выберет для бритья. Им оказались полфунта новозеландского соленого сливочного масла. Он медленно разорвал упаковку и, держа содержимое в правой руке, стал медленно втирать его между моими ягодицами левой. Масло, естественно, быстро таяло, и по мере того, как оно таяло, я, будучи со связанными ногами, ощущала себя индейкой, в гузку которой влили изрядную порцию жира.
С затуманенным взглядом Винсент отложил остатки масла в сторону, взобрался на постель и начал медленно тереть свой член вверх и вниз между моими ягодицами, очень медленно и очень нежно. Это было страшно чувственно, и возбуждение нарастало во мне. Он сел, обхватив коленями мои бедра и держась руками за мои плечи и возобновил те же движения, но более энергично. Сейчас я могла чувствовать, как его напряженная мошонка трется о меня и вжимается в мокрую вагину.
Движения Винсента участились и стали более сильными. Я попробовала изменить свое положение, чтобы получить большее удовольствие, но при связанных ногах, пришпиленных его руками моих руках и давящем на меня теле, это было почти невозможно. Я забилась в попытках изменить и облегчить свое положение, и именно эти попытки по-настоящему возбудили Винсента.
Сейчас он с силой сжимал мои плечи, пальцы впивались в мою плоть, и при движении вверх он, казалось, хотел тянуть меня за собой. Ритм движений участился, он рычал и стонал — он до сих пор еще не вошел в меня, когда оргазм неожиданно обрушился на нас. Это было фантастично. Когда я была в состоянии полуоргазма, Винсент вонзил вглубь моей вагины свой уже сочащийся член.
Невероятно — оргазм, казалось, повторил себя с самого начала. Я дергалась с такой силой, что галстук, привязывающий правую ногу, оборвался, но это уже не имело значения. Винсент внезапно в изнеможении упал на меня, и мы лежали в таком положении, казалось, целую вечность, прежде чем обрели возможность пошевелиться. Он отвязал мою вторую ногу, и мы с трудом залезли под простыни, чтобы погрузиться в сладкий сон. Наконец-то мне попался мужчина, который знал, с какой стороны нужно было намазывать маслом булочку!
Назавтра было воскресенье, и Винсент, голодный, как волк, занялся яичницей с беконом. Было приятно проснуться в своей уютной квартирке в Челси Куортерс. Там, на кухне, был голозадый Винсент со своим великолепным молодым телом и сильными ягодицами, похожий на Нуриева в современном балете. Яичница с беконом на сковородке, помидоры с луком в тарелке — все это выглядело как завтрак для турманов. Винсент повернулся и улыбнулся мне.
— Все хорошо, дорогуша, — сказал он, — у нас только нет масла!
34. ПОВЕСТВОВАНИЕ СПИРО
В журнале "Ридерз Дайджест" была ежемесячная рубрика под названием "Самая незабываемая личность, с которой я когда-либо встречался". Так вот, незабываемой личностью, с которой я встречалась в Лондоне, был джентльмен по имени Спиро. Но, думаю, я не смогла бы рекомендовать его кандидатом для "Ридерз Дайджест". Боюсь, что редакторы журнала нашли бы его несколько неудобоваримым.
Спиро — мужчина, которого не так-то легко описать. Он выглядел ни молодым, ни старым, однако, ему было по меньшей мере сорок лет, поскольку его сыну уже стукнуло двадцать. Его привлекательность была совершенно отлична от того, с чем я сталкивалась ранее.
Я слышала очень много о Спиро от Винсента, который познакомился с ним в Австралии, на родине Спиро, куда эмигрировали его родители-греки после Первой мировой войны. Когда мы ехали к Спиро в его двухкомнатную квартиру, расположенную в одном из самых фешенебельных районов Лондона, Винсент так расхваливал его, что я уже ожидала встретить настоящего греческого бога с восемью пенисами по меньшей мере. Вообразите мое изумление, когда дверь открылась и на пороге появился мужчина, ростом не выше моего плеча. Я взглянула на Винсента, чтобы удостовериться, не шутит ли он, и тот ли это человек, о котором он так распинался. Винсент не понял мой взгляд и представил нас друг другу.
Однако мне не потребовалось много времени, чтобы разобраться, почему Спиро завоевал такую репутацию. Это был тот тип мужчины, который в считанные минуты настолько располагал к себе, будто вы были знакомы с ним десятки лет.
Да, он не отличался высоким ростом и красивой внешностью — обычный человек. Но это была артистическая натура с большим чувством юмора. Он оказался всего-навсего прекрасным человеком… и все это в десять раз дороже, чем приятная внешность, хотя нельзя сказать, что Спиро не был чертовски привлекателен для женщин.
Часть удивительного обаяния Спиро заключалась в том, что он был одним из самых одаренных рассказчиков в мире. В тот первый вечер у себя дома он буквально заставил меня "описаться" от хохота (полагаю, что это несколько вульгарный способ для передачи потрясающего эффекта, который производят на слушателей воспоминания и анекдоты Спиро).
Кроме того, он гостеприимный хозяин. Вы тут же ощущаете, что и кухня его, и бар в вашем полном распоряжении. И он всегда предлагает, поэтому нет никакой необходимости что-либо просить.
И самое главное, Спиро отдает самого себя полностью — поистине великий дар. Вот, что я имею в виду, когда говорю о моментально возникшем предчувствии длительной дружбы с ним. С того первого вечера он дал мне почувствовать, что я у него дома желанная гостья и буду оставаться таковой всегда, когда захочу увидеться с ним.
Когда я навещала Спиро — а это было очень часто — всегда в его доме была девушка (или "птичка", как говорят в Лондоне), которая хлопотала, занимаясь стряпней, уборкой и вообще проявляла всяческую заботу о нем и его сыне. Нельзя сказать, чтобы Спиро нуждался в помощи — он сам был великолепный повар (греческая кухня была его специальностью, хотя он мог справляться с кухней других стран с таким же успехом). Другими его любимыми занятиями были шахматы и гитара. В его огромной современной гостиной у стены стояли две великолепные испанские гитары. Он относился к ним, как к любимым женщинам… не позволяя их трогать никому.
Что касается женщин, они тоже были драгоценны для Спиро, который когда-то был ярым участником группового секса, но в последнее время обнаружил, что может получить больше удовольствия, проводя время с одной девушкой (правда, варьируя их).
Винсент, который все еще увлекался оргиями, всегда был начеку и, если встречал подходящую девицу во время свинга или оргии, посылал ее к Спиро. Личность Спиро была достаточна для того, чтобы эти девицы в свою очередь рекомендовали своим подружкам навестить гнездышко Спиро.
Что касается меня, то это была только дружба. Мне нравилось быть рядом с ним, пользоваться его обаянием, теплотой и, прежде всего, слушать восхитительные рассказы.
Здесь я приведу несколько историй, которые поведал Спиро.
"В Австралии я был знаком с приятной, не очень хорошенькой, но довольно невинно выглядевшей девушкой. Я знал ее очень много лет — мы встречались на пляже, в кофейных барах и где только придется. Но я никогда не назначал ей свиданий. Ну и вот, в конце концов, благодаря стечению обстоятельств, мы, к моему удивлению, оказались в одной постели, честно говорю, она была чистой девицей, у которой даже масло не растаяло бы во рту. Но тот факт, что мы очутились в одной постели, явился только половиной сюрприза. В то время, когда мы занимались любовью, она взахлеб рассказывала про себя самые фантастические, необузданные и непристойные истории, которые я когда-либо слышал в жизни, а уж я вел отнюдь не монашескую жизнь. Когда мы закончили заниматься любовью и сели попить кофе и перекурить, она заявила мне: "Я просто так это рассказывала". Все хорошо, что хорошо кончается.
Следующая ночь — то же самое: снова любовь и новая порция любовных историй. Через семь месяцев… та же самая ситуация. И что самое удивительное — девица никогда не повторялась! И всегда при этом один и тот же рефрен:
"Я это просто так рассказала". Ну и я настолько привык ко всему этому, что, если бы она не сказала: "Я просто так это рассказала", я бы упал в обморок.
Конечно, она была удовлетворена тем, как изображала из себя секс-символ, потому что после всех месяцев нашего интимного знакомства, я все еще хотел затащить ее в постель. Но вот что я никогда не сказал ей: я трахал ее просто потому, что хотел слушать ее россказни!"
"Это случилось опять-таки в Австралии, когда я жил в очень скромной квартире с очень тонкими стенками. У нас был знакомый итальянец, который трахал любое существо, стоящее на двух ногах. Мы были счастливы, что ему не пришлось встретить на своем пути танцующего медведя! Но его специфичной особенностью был звук, который он производил в момент оргазма — настоящий рев. И он часто занимался любовью в моей квартире.
Ну и вот, не было никакого способа, чтобы утихомирить его, чтобы стоны и рев не беспокоили соседей. Единственное, что мы придумали, а мы — это я и Марк, мой друг — во время звериного рева играть на обеих гитарах в бешеном ритме фламенко, и если его рев заглушал нас, то мы были вынуждены топать ногами и вопить истошным голосом.
В конце концов сосед постучался к нам в дверь и пожаловался: "Слишком много звуков е… приятель!" Мой немедленный ответ был: "А что ты думаешь об игре на гитарах?"
"Была еще одна хорошенькая глухонемая австралийская девушка. К тому же нимфоманка. У меня с ней была немного необычная договоренность: когда ей захочется, она позвонит мне по телефону. Естественно она не могла говорить и даже слышать, когда я сниму трубку, она выжидала несколько секунд и затем царапала ногтем по микрофону трубки. Это был для меня сигнал прыгать в машину и заезжать за ней. Она жила в тридцати минутах езды от города и обычно ожидала вне дома, несмотря на погоду — лето или зима, солнце или снег.
Ну и вот, однажды вечером — в середине зимы — у меня в доме собралось на вечеринку двенадцать гостей. Все мы были игроками в карты, здорово выпили и были на взводе, как говорится. Они все спрашивали, не могу ли я достать каких-нибудь баб, но в то время у меня еще не было достаточно знакомств для этого. Я был в кухне и готовил выпивку, когда зазвонил телефон. Трубку снял тот, кто был рядом — мой приятель, которого прозвали Мендрейк, из-за большой любви к американскому комическому сериалу о волшебниках. Это был толстый болван с членом, как у жеребца.
Подняв трубку, Мендрейк услышал царапанье, и, думая, что звонит какой-то идиот, у которого не нашлось монеты для телефона-автомата, бросил трубку. Мы уселись за карточный стол и за выпивкой часа через два я рассказал им о своей девушке. Мендрейк подпрыгнул. "Святая скумбрия, это, должно быть, была она… в телефоне… до этого… я слышал только царапанье…"
Не теряя времени, я на машине полетел к ней. Она стояла на своем месте как всегда. Ожидая меня почти два часа, она превратилась в сосульку. Я обнял ее и привез к себе домой, где, как я знал, она отогреется, но как — неизвестно. Эта проклятая дюжина ждала нас, сексуально голодная и горячая. Один вид мужиков смягчил ее и не прошло много времени, как она была трахнута в моей спальне всеми по очереди.
Мендрейку, однако, захотелось выпендриться. Он должен был сношаться последним. И он ждал со стоячим членом в руках и лукавой улыбкой на лице. Поскольку много гостей входили с главного переднего подъезда, он решил выполнить свою миссию по-гречески, и когда подошла его очередь, поставил бедную девушку на четвереньки на кровати и прежде, чем она поняла, что происходит, всунул свой толстый член в ее девственный зад. Лицо девушки побледнело от боли, и она издала стон "А-а-а-а-х!". Это был первый звук, который мы услышали от нее.
Мендрейк, не теряя ритма, вскричал: "Ну вот, ребята, я нарушил ее. Теперь она будет болтать об этом по всему городу!"
Как бы то ни было, в этом и заключалась изюминка рассказов Спиро. И он никогда не повторялся.
35. КАК МОЖНО ОКАМЕНЕТЬ В СТРАНЕ "РОЛЛИНГ СТОУНЗ"
В конце августа, когда Винсент должен был провести несколько дней в Манчестере, готовясь к новому учебному году, мужчина по имени Эрик, с которым я до этого разговаривала только по телефону, пригласил меня на воскресный ленч вместе с его друзьями. Все сходилось великолепно. Винсент уехал, и он бы не возражал, если бы узнал, что я отправлюсь в путешествие со своими новоприобретенными знакомыми. Я же не догадывалась, опуская трубку телефона, кого рода поездка меня ожидает.
Эрик был другом Андриана, довольно скользкого сорокапятилетнего австрийца, который был известен всей Европе в качестве свингера высокого пошиба. Андриан и вся его семья, включая семнадцатилетнего сына и дочерей, тоже были свингерами. Кажется, это доказывает то правило, что семья, ложащаяся спать вместе, и встает вместе. Андриан всегда знакомил меня только с приятными людьми, этому у меня не было никаких сомнений насчет Эрика. Мне он понравился даже по телефонному разговору. В час дня он заехал за мной на машине.
Его густые каштановые волосы обрамляли довольно вытянутое лицо, на котором сияли большие смеющиеся карие глаза. Одет он был со вкусом: коричневые вельветовые брюки с белым ремнем, белые ботинки, коричневатая прозрачная рубашка с цветочным рисунком и коньячного цвета пиджак. Его глаза улыбнулись мне сквозь темные очки. Когда он позднее снял их, то напомнил мне Уоррена Битти, с которым я встретилась несколько дней тому назад на вечеринке, организованной Хью Хеффнером в Клэрмонт Клубе, принадлежащем журналу "Плейбой". Уоррен был со своей подругой Джулией Кристи, одной из моих киноидолов. Список включал Питера Селлерса, Майкла Кейна, Берни Корнфелда (еще до того, как он угодил в тюрьму), Джорджа Хэмилтона и Хантингтона Хартфорда, который, казалось, успевал быть одновременно на всех званых вечерах в мире. Там же показался и Том Джонс в окружении своих парикмахерш.
Но вернемся к Эрику. Он был одновременно дружелюбен и деловит. Он намеревался отвезти меня в Хэмпстед на ленч месте с его друзьями и обсудить там свои планы организации новой конторы, которую он предлагал мне возглавить, то есть стать ее директором.
Суть работы конторы: бизнесмены из США будут платить его компании пятьсот долларов, а за это гарантируется для них или их жен обеспечение обществом лондонской девушки, вторая станет сопровождать их во время посещений магазинов, охоты за антиквариатом или же визитов к парикмахерам. Или вообще знакомить их с городом. В мою задачу входило поставлять девушек без всякой договоренности о том, что они будут выполнять какие-то побочные обязанности. Если же, однако, мужчине захочется пригласить девушку переспать, то он должен будет договариваться об этом с ней индивидуально.
Эрик хотел использовать мое имя для рекламы из своих книжек в Америке и, конечно, хотел, чтобы я возглавила упомянутую выше службу в Лондоне. К лучшему или худшему, но из этого ничего не вышло.
Мы обсуждали эту проблему по пути из Челси Клойстера в Хэпмстед, весьма респектабельный район Лондона. После двадцатиминутной расслабляющей поездки добрались до места назначения, где нас приветствовали две весьма симпатичные девушки. Одна из них блондинка с классическими нордическими чертами лица; ее звали Джойс. Она действительно производила ошеломляющее впечатление, очень гладкая кожа, бледное лицо, искусственные брови и ресницы, закрывающие ее чистые синие глаза. И зубы, которые выглядели так, будто были только что вставлены. Естественные светлые волосы спадали на красного цвета свитер и жакет из змеиной кожи. Интересно, что ее возраст было трудно определить — ей могло быть от двадцати пяти до тридцати пяти.
Вторую девушку звали Габриэла или сокращенно Гэй. Она обладала хорошеньким круглым личиком, большими карими с зеленоватым отливом глазами (почти, как у меня), великолепными длинными ресницами и длинными пушистыми рыжими волосами. Ее сочное тело было заковано в черного цвета одежду — свитер и брюки, широкий пояс сверкал позолотой. У нее был чувственный рот, вздернутый кверху нос, и вообще она была милой особой и с гордостью познакомила меня со своим резвым любимцем — колли по имени Докси.
А потом меня представили Патрику — высокому, симпатичному мужчине с небольшими пронзительно-коричневыми глазами и седыми волосами. Он был президентом солидной фирмы и владельцем дома с пятью спальнями, в котором мы находились.
Я смогла уяснить взаимоотношения этих людей только позже. Мне было известно только то, что Патрик жил в этом доме с двумя девушками, а Эрик часто навещал их.
Однако, вскоре я выяснила, Джойс была постоянной подружкой Патрика, к тому же очень ревнивой. Хотя она выдела в десять раз лучше и красивей, чем Гэй или я, у нее был один недостаток — отсутствовало чувство юмора. Когда-то она работала танцовщицей, а сейчас была манекенщицей. Гэй, которая до последнего времени подвизалась в съемках порно-роликов, сейчас помогала своему шефу затыкать разного рода дырки, выступая в роли "помощника".
Как только мы вошли в гостиную, Патрик включил хорошую джазовую музыку. Затем появилась Джойс с кусками фруктового торта и с завлекательной улыбкой предложила нам отведать его. Это угощение показалось мне странным, и я не могла понять, в чем дело, пока внимательно не посмотрела Джойс в глаза, после чего она призналась, что съела уже четыре куска. Она обалдела от сочетания фруктов с гашишем, и глядя, как она удалялась с детской улыбкой во весь рот, я сообразила, что торт действовал весьма эффективно. Эрик и я решили приобщиться к торту тоже и съели каждый по кусочку. Патрик и Гэй, будучи, очевидно, под воздействием принятого несколько часов тому назад гашиша, решительно отказались от еще одной порции столь действенно блюда.
Затем все втиснулись в машину Патрика, и он на самой большой скорости повез нас в Хот Рок, напротив Гайд Парка. Хот Рок одно из тех мест, которые вы скорее встретите в Нью-Йорке, чем в Лондоне — перекресток между Максвеллз Плам и П.Дж. Кларкс — он переполнен молодыми хиппи. Это большое пространство, уставленное деревянными столами и скамейками; некоторые из них стояли на возвышении, а другие образовывали галереи по бокам. Самым главным была пища по-американски. Официантками работали хорошенькие английские девушки, трепетно шевелящие своими аккуратными попочками. Они приносили клиентам гамбургеры, жареное мясо и грудинку.
Именно тогда я почувствовала специфический звон и поняла, что одурманена. Помещение начало вращаться вокруг меня. Гэй сидела на другом конце стола рядом с Эриком и Джойс, все трое пили молочные коктейли и ели гамбургеры. Я сосредоточилась на своем гамбургере, а точнее, я на нем помешалась. Намазала его горчицей, томатным соусом, луком и вообще всякой приправой, которая находилась в пределах досягаемости. Я очень серьезно разговаривала с этим гамбургером и крутила его в воздухе, прежде чем пришлепнуть к куску хлеба, который появился невесть откуда. Затем все это перепачканное специями чудище я запихнула себе в рот и стала жевать.
Я решила заказать клубнично-молочный коктейль, смесь различных ощущений на языке и в горле стала невероятной. Чувствительность моих клеток была в десять раз выше обычной, и я буквально наслаждалась каждым кусочком этого огромного фантастического гамбургера и столь же вкусного молочного коктейля.
Взглянув на сидящую напротив Джойс, я уяснила, что она занята своим блюдом — картошкой. Она ублажала себя, поглощая одну за другой большие картофелины. Она, которая была столь изящной и, очевидно, придерживалась очень строгой диеты, тоже расслабилась, положила три кусочка масла на картофелину, затем сметану и перец с солью, а также все, что было под рукой. Наверное, количество еды нас не удовлетворило, на середину стола поставили огромную плошку с картофелем, чтобы мы расправились и с ним.
И мы сидели, обжираясь, будто завтра наступал конец света. Мне было на все наплевать, чем больше я ела, тем больше хотелось.
А затем последовал десерт! Я сожрала банан, начиненный шоколадом, и все поданное с ним. Когда ты одурманен наркотиком, то такая вещь, как калории не существует.
Джойс заказала себе еще один шоколадный коктейль с двойной порцией мороженого, Эрик выпил фирменный коктейль "Хот Рок Пэрфейт", а Патрику захотелось попробовать яблочного струделя со сметаной. Количество калорий достигло миллионов, но мы были выше всяких цифр.
В конце концов мы наелись, до отвала и решили возвратиться в Хэмпстед, пока не взорвались в буквальном смысле этого слова.
Мы втиснулись в машину, Патрик сел на вместо водителя, Эрик рядом с ним, а на коленях у него поместилась прелестная Гэй. Джойс и я были на заднем сиденье. Такое расположение явно было не моей идеей, поскольку Джойс трясло в рвотных порывах, а я чувствовала кружение в голове и была словно пьяная.
Когда мы ехали, я ощущала на себе одеревеневший взгляд Джойс, но встречала и дружественные, теплые глаза Гэй, которая то и дело поворачивалась ко мне с улыбкой на лице. Мне до смерти хотелось дотронуться до нее, поцеловать ее прелестный ротик; но это нужно было отложить до приезда домой.
Вдруг возникла Джойс со своим скандинавским акцентом:
— Да-гой, к-да мы е-дем?
— Мы едем в Риджентс Парк, до-огая, — ответил Патрик.
— Што мы собрамся де-лать в Риджентс Парк?
— Мы проедем сквозь него и будем смотреть на прохожих.
— П-ч-м-у?
— Сейчас чудесный полдень, не так ли? — Патрик в своих ответах, чувствовалось, был несколько раздражен. — Сейчас осень, если ты помнишь? Тепло и приятно, поэтому мы-ы е-д-е-м просто прогуляться.
— А ш-т-о мы б-у-де-м после?
— Поедем домой, чтобы отдохнуть.
— Отдохнуть? Ш-то ты имеешь в виду?
— Я имею в виду завалиться друг на друга. Мы все под балдой, и поэтому нам в самый раз завалиться друг на друга.
— О, а затем что?
— Затем, — медленно ответил Патрик, как будто бы разговаривая с ребенком, — затем все кончится, Эрик и Ксавьера на такси поедут домой. Но до этого мы проведем полдень у нас дома.
В его последних словах чувствовалась твердость, которую ясно ощутила и Джойс. А я начала понимать, что в наши планы входит нечто мною непредвиденное, у Патрика на уме был сдвиг, и мы ехали не на площадку для игры в гольф.
Мое ощущение времени было нарушено, я даже не могу вспомнить, когда мы добрались до дома. Казалось, прошла вечность. И когда мы возвратились, не сознавая, что делаем, еще раз отведали торта…
Судя по всему, это был привычный образ жизни в этом доме. Гэй и Эрик были готовы для свинга в наркотическом состоянии, а Патрик тем более. У Джойс на этот счет, однако, оказалось свое мнение, и когда мы все ввалились в спальню Гэй и начали раздеваться, она прошептала несколько слов на ухо Патрику. Не знаю, что она ему сказала, но это произвело впечатление. Он слегка побледнел, снова натянул на себя свитер и вместе с ней вышел из комнаты с расстроенным видом.
У Гэй была двуспальная кровать с легким пуховым покрывалом. Гэй, Эрик и я одновременно нырнули под него — раздетые — чтобы согреть друг друга.
У Эрика было великолепное тело — не слишком большой член (около 13 см в состоянии эрекции), но крепкий, сильный и правильно обрезанный. А Гэй выглядела очень аппетитной — так и хотелось полакомиться ею. Мы сразу же начали обниматься, тискаться и целоваться без каких-либо задних мыслей и не отдавая кому-либо предпочтение. Это было просто прелестное теплое чувство обмена любовью между приятными друг другу людьми.
Мы занимались Гэй, не оставляя без внимания даже самую крохотную частичку ее тела, когда Эрик неожиданно взгромоздился сверху и стал трахать меня. Для разнообразия в этот раз я спокойно лежала и просто принимала удовольствия, которые они мне вдвоем доставляли: Гэй целовала мои уши и шею, в то время как Эрик стоял на коленях, а я ногами обхватила его шею, подложив под зад подушку.
Его помпообразные движения становились все более неистовыми, а Гэй откинулась назад, чтобы наблюдать и мастурбировать. Я смотрела, как она следит за нами, и это еще больше распаляло меня.
Эрик просто трахал, трахал, трахая, вонзаясь в меня, и каждый раз, когда мне казалось, что дальше в меня входить уже некуда, он все-таки делал это. И с каждым его толчком я все больше и больше цепенела.
Сейчас к нам присоединилась и кровать, поддавая жару своим ритмичным скрипом, и сочетание звучащих пружин, бьющегося глубоко во мне Эрика и возрастающего действия гашиша заставили меня совершенно потерять контроль над собой, и я погрузилась в немыслимый оргазм, который наконец-то наступил. Это было великолепно! Я летела, я парила! Казалось, никогда не смогу остановиться.
Эрик, возможно, и не был самым изобретательным любовником, но для меня в том моем состоянии, он был именно тем, что нужно. Он тоже был где-то на седьмом небе и после небольшого отдыха начал все с самого начала. На этот раз н обняла его ногами за талию, что давало мне большую свободу в движении. Мои руки обхватывали его бедра и то отталкивали, то притягивали его, контролируя ритмичность движений.
Внезапно Эрик начал истерически хохотать и колотиться головой о стену, испытывая второй оргазм. Даже после окончания семяизвержения он продолжал вести себя ненормально. Мне даже стало немного страшно от его безумных выходок.
Я выбралась из-под Эрика и вместе с Гэй попыталась утихомирить его, но это было очень трудно. Он продолжал питься и дергаться в экстазе, причем все сильнее и сильнее.
Наконец нам удалось уложить его голову на подушку и прикрыть его тело нашими. Мы были его одеялом, и он в конце концов признал наше присутствие. Мы с облегчением улыбнулись ему, и он сказал, что не может даже поверить, какое потрясающее путешествие совершил. Это было самое восхитительное и удивительное ощущение, какого он до этого никогда не испытывал.
Гэй и я укрыли его одеялом и прижались к нему, но он псе еще не мог лежать спокойно — ему нужно было двигаться. Н конце концов он выпрыгнул из кровати и выбежал из комнаты.
Во время отсутствия Эрика мы с Гэй занялись мягкой и нежной любовью, а затем попытались заснуть. Внезапно я очнулась от противной сухости во рту. Мне пришлось встать, чтобы прополоскать рот чем-нибудь холодненьким. Голова моя кружилась, и это головокружение вызвало у меня рвоту. Не спрашивайте, как я добралась до кухни. Добраться до стакана я не успела и облевала всю раковину.
Я, наверное, наделала достаточно много шума, потому что откуда-то возник Эрик и взглянув на мое лицо, вежливо извинился за то, что дал мне слишком много торта. Он и в самом деле оказался симпатягой и крепко обнял меня. Потом он поставил кипятить чайник, и предложил стакан апельсинового сока, чтобы я утолила жажду.
Я прошла в ванную комнату, умылась, почистила зубы и вернулась в спальню, где лежала Гэй — в полусне и в то же самое время в полном сознании происходящего. Свет из коридора освещал ее достаточно, чтобы я заметила улыбающееся лицо и по-детски удивленные глаза.
Я быстро забралась к ней в постель, рассказывая, как плохо мне было, и в ответ на это она крепко обняла меня. Так мы лежали, как мне показалось, очень долго.
В какой-то момент дня или ночи — я потеряла всякий счет времени — в комнату вернулся Эрик и присоединился к нам. Все еще витая в облаках, мы снова полюбились или, по крайней мере, попытались; но были все еще оглушены наркотиком, чтобы понимать, кто что должен делать с кем, как и почему. Все казалось вышедшим из-под контроля и лишенным всякой логики.
В какой-то момент я поймала себя на том, что горько сожалею о том, что Эрика кастрировали, а затем с трудом осознала, что разглядываю не Эрика, а вагину Гэй. Эрик держал одной рукой мою левую грудь, а второй — правую грудь Гэй и никак не мог сообразить, как это у одной женщины груди могут быть расположены так далеко друг от друга. Гэй все еще была под балдой, ее половые губы были широко распахнуты, когда она твердила:
— Ксавьера, вылезай. Я знаю, что ты там внутри.
В конце концов мы разразились неудержимым хихиканьем. Понемногу мы угомонились и погрузились в полусознательное состояние, руки на грудях, ноги переплетены, тела перепутаны. Так мы и лежали, обмякшие, тихо дыша, слыша и ощущая все вокруг и не в состоянии пошевелить даже пальцем.
Я проснулась уже не помню когда, рядом с Гэй. Эрик, к моему удивлению, стоял у кровати полностью одетый.
— Ты хочешь поехать домой или останешься здесь? — мягко спросил он.
— Я хотела бы поехать домой, если ты мне поможешь. Я встала, чувствуя себя почти нормально, но ощущая слабость в коленях, оделась и нежно поцеловала Гэй в лоб. Она все еще крепко спала. Мы закутали ее в одеяло и тихонько удалились, осторожно прикрыв за собой дверь.
Джойс и Патрик смотрели телевизор, уподобляясь нормальной семейной парочке. Он выглядел несчастным, она — торжествовала. Все выглядело так, как будто в доме ничего не происходило. Мы попрощались, в дверях я им заявила:
— Громадное спасибо за великолепно проведенный вечер.
Когда я приехала домой, было уже за полночь. А ощущение было такое, что прошло не меньше недели. Я медленно разделась, приняла горячую ванну и забралась в постель, пытаясь как-то разобраться в своих лондонских приключениях, рассортировать их. Состояние, которое, к счастью, не очень часто повторяется. Как сказала мне Гэй:
— Хорошо вылезать из своей шкуры, но как часто можно заглядывать в свою душу?
36. ЧУВСТВЕННАЯ ДРЕЛЬ
Когда Винсент возвратился из Манчестера, мы пошли поедать вместе с нашим знаменитым рассказчиком и другом Спиро. Чтобы сделать вечер более интернациональным, мы заказывали только итальянские блюда. Лондон, что весьма интересно, является одним из городов, котором лучше всего представлены итальянские рестораны. Их в городе неисчислимое количество; только в Сохо можно деть улицы, на которых итальянские ресторанчики буквально стоят впритык друг к другу!
В течение всего вечера Винсент трогал и щекотал меня. Было очевидно, что он собирался что-то сообщить мне. К несчастью, я знала, что он хотел мне поведать, и именно это сделало мою беседу со Спиро весьма трудной и, временами, абсурдной.
— Скажи мне, Ксавьера, — спросил Спиро, — ты в самом деле хорошо переносишь эту поганую английскую погоду?
— Конечно. Если ты находишься в таком стимулирующем городе, как Лондон, кто обращает внимание на кожу?
— Кожу?
— Какую кожу?
— Ксавьера, ты сказала "кожа" вместо "погода". [По-английски слова "погода" и "кожа" в произношении отличается только первым звуком. (Прим. переводчика)]
— Неужели? Не знаю даже, почему. Этот суп великолепен, как вы думаете?
— Да, совершенно согласен.
— Такие пальцы можно встретить только в Лондоне.
— Пальцы? — Спиро начал чуть-чуть волноваться.
— Пальцы? — повторила я, отодвигая Винсента на полдюйма от своей вагины. — Извините, Спиро, я имела в виду лапшу.
Винсент крепко держал мою руку под столом.
— Ксавьера, кажется, ты сегодня не с нами, а где-то в другом месте, — Спиро выглядел озабоченным.
— Да нет, со мной все в порядке, Спиро. Просто думаю о следующем блюде.
— А ты его выбрала?
— Да, замечательного… петуха. [По-английски "cock" имеет два значения: петух, и мужской член.]
— Петуха? Петух — ох, да… петух в винном соусе, — пробормотала я, злобно глядя на Винсента.
— Но ведь это же итальянский, а не французский ресторан, — заметил Спиро. — У них нет петухов в винном соусе, Ксавьера!
Винсент ангельски улыбнулся мне и по его движениям под столом я поняла, что он застегивает молнию на своих брюках.
Во время разговора со Спиро о его пребывании в Австралии, я краем глаза заметила, что Винсент полез в карман и вытащил маленький предмет из замши, один конец которого бахромился. Держа его в правой руке, он стал небрежно постегивать им по левой руке. Вот тогда я поняла, что это не что иное, как миниатюрная плетка-семихвостка.
После этого разговор стал почти невозможным, а результат, произведенный легким шлепаньем, лишил меня аппетита. Я грубо толкнула Винсента под столом, но он в ответ одарил меня нежной улыбкой.
Спиро почувствовал — что-то происходит, но отнес это за счет моего плохого самочувствия. Я согласилась, что, действительно, немножко не в себе — при этом быстро взглянула на Винсента, дабы убедиться, что он понял двойной смысл сказанного — и, возможно, мне следует поехать домой и лечь в постель. При моих последних словах рот Винсента растянулся в самой широкой улыбке, на какую он был способен, затем он весьма галантно предложил отвезти меня домой. Когда мы покидали Спиро, мужчины обменялись заговорщицкими улыбками. Хм-м-м-м… Я думала, что Спиро проявил наивность…
У меня дома Винсент открыл саквояж, который взял с собой из машины, и осторожно положил на пол целый комплект кожаных ремней, плеток и кнутов. Я была загипнотизирована всем этим и стояла, как была в пальто, глядя на него.
Осторожно и бережно он раздел меня. Снимая платье с плеч, Винсент заметил, что соски у меня были твердыми и натянутыми — больше от страха, чем от чего-либо. Он не мог устоять, чтобы не ущипнуть их.
Я была готова к действию. В конце концов прелюдия продолжалась уже два часа и моя нижняя скважина уже была достаточно мокрой. Но траханье не входило в планы Винсента на ближайшее время, а, судя по выражению его глаз, планы у него были.
Он бережно положил меня на кровать, на бок, и с опытностью морского офицера (или же бойскаута) связал за спиной мои руки мягкой замшевой лентой. Затем он нагнулся за кожаным ремнем и, поднимаясь, резко и сильно ударил меня рукой по заду. Именно неожиданность удара, а также боль, заставили меня закричать и потерять самообладание.
Я начала бороться изо всех сил и дрыгать ногами, а это было именно то, чего добивался Винсент. Он спикировал на мои ноги и, удерживая их, связал быстрым движением, как что проделывает ковбой во время родео с пойманным бычком. Связав мои ноги, он с помощью еще одного длинного ремешка соединил в одно целое лодыжки и запястья. А вот это, подумала я, значительно усложнит траханье.
Затем он взял электрическую дрель! По-настоящему испуганная, я попыталась заговорить. Но горло пересохло, и я не могла произнести ни звука. Потом он взял что-то вроде длинного шампура, вставил его в дрель и начал привязывать гонкие кусочки кожи по всей его длине.
Включив дрель в розетку, Винсент надел резиновую перчатку на левую руку и взял дрель в правую. Он нажал на кнопку и стрежень дрели начал вращаться, заставляя вращаться вокруг себя и кусочки кожи. Замедляя левой рукой скорость вращения, он расположил дрель примерно в тридцати сантиметрах от моего тела, и кусочки кожи начали биться о мои ягодицы.
Это было мягкое, чувственное, почти неосязаемое ощущение, своего рода кожаный массаж. Он прошелся вдоль моих ног, пока вращающиеся кожаные лепестки не начали трогать подошвы. Винсент слегка ускорил вращение, еще прибавил скорость, а затем вообще убрал руку и тем самым позволил дрели вращаться на полных оборотах. Лепестки стали впиваться в подошвы и укусы стали чувствительно болезненны.
Винсент стоял абсолютно прямо, и я могла видеть его пульсирующий член, в то время, как он следил за выражением боли на моем лице. Вскоре он замедлил обороты дрели и поднес ее к моим грудям. И снова лепестки начали свой электрический массаж, сначала слегка покусывая соски, которые начали расти и удлиняться, делая мое желание более неистовым.
Он увеличил скорость, а затем снизил ее, повторяя этот процесс до тех пор, пока мотор дрели не завыл, как полицейская сирена. Ритм вращения дрели соответствовал ритму траханья, и тело начало по-настоящему изнывать по члену в моей вагине, но коварный Винсент заготовил еще один трюк.
Он просунул правую руку между моими бедрами и снова взял дрель; рука прижималась к губам вагины, а шампур с лепестками был направлен в сторону моей головы. Он снова нажал кнопку и вибрация через его руку передалась на мою вагину. Лепестки бились о мой живот и груди, и я стала извиваться, словно червяк, почувствовав, как весь мир начал смещаться вниз по направлению к моему тазу.
Я прижималась к его руке судорожными, безудержными рывками. Видя, что я приближаюсь к оргазму, он начал с силой массажировать кольцевой мускул моего заднего прохода. Мне уже было наплевать, что я связана по рукам и ногам. Мне было начхать на все, кроме той силы, которая властно вела меня к оргазму.
Дрель работала на полную мощь, лепестки хлестали все мое тело, в то время как рука Винсента все глубже забиралась и мое заднее отверстие. Оргазм уже почти настиг меня, и я задергалась в финальной судороге, как вдруг Винсент выключил мотор и отложил в сторону дрель. Раздвинув мои колени, он просунул меж них голову и начал языком обрабатывать клитор так, как я его учила.
Его сочащийся член был рядом с моим лицом, и не пользуясь руками я ухитрилась заполучить его в рот и стала сосать, как никогда раньше, двигая голову вперед и назад в том же ритме, в каком работал его язык. Я стала исходить раньше, чем он, и это было настолько сильно, что мне хотелось вопить истошным голосом, но я не желала открыть рот и хотя бы на секунду выпустить его член. Поэтому я закричала изо всех сил со сжатым ртом, твердо закусившим его член; это был долгий, звериный вопль, колебания которого, как по телефону, передались Винсенту через его член.
Я ощутила, как напряглось его тело, и испытала огромный силы удар его члена в мое горло, за которым последовала нескончаемая серия спазм по мере излияния спермы. В конце оргазма Винсент все еще сохранял эрекцию — по крайней мере, его член, все остальное в нем обмякло.
Я уговорила его снять с меня кожаные путы, что он сделал довольно неохотно. Даже не растерев лодыжки и запястья, я перевернула Винсента на спину и уселась на нем, вставив силком его член в вагину, как можно глубже. А затем я начала медленно вращать бедра таким образом, чтобы его член массажировал бочок моего клитора.
Мне нравится эта властная поза, потому что она дает мне возможность двигаться так, как я этого хочу, и добиваться максимального наслаждения. Кроме того, она позволяет наиболее глубокое проникновение. Я чувствовала, как желание вновь овладевает мной, но Винсент уже скис и ни на что не годился.
Так вот, мне нравится эта поза, но если мужчина не может меня удовлетворить, то я с таким же успехом могу сидеть верхом на вибраторе. Что-то нужно было делать. И тогда я вспомнила золотое правило: поступай с другими так же, как делали они, трахая тебя.
Я потянулась вверх и легла на Винсента, вытянув ноги, а затем рывком перевернулась под него — мы все еще были соединены (он во мне). И не дав ему заметить, что я делаю, схватила тяжелый кожаный ремень из кучи, которая лежала на постели.
Я ударила ремнем Винсента по ягодицам изо всех своих сил. Его глаза чуть не вылезли из орбит от изумления, а рот раскрылся во всю ширь. Он хотел что-то сказать, но в это время я еще раз его ударила, и ударила так, что его ягодицы сжались и послали член прямо мне в вагину. Это было открытие, перед которым померкло даже изобретение колеса. Я повторила маневр. Да, в этом было что-то от третьего закона Ньютона: на каждое действие есть равное по силе противодействие. Готова биться об заклад, что этот закон никогда не проверялся подобным образом ни в одной лаборатории.
Мои ноги обхватывали ноги Винсента, прямо под коленями, и я крепко прижимала его к себе. Я начала ритмично шлепать его по ягодицам и обнаружила, что сила удара не играет здесь главную роль, ибо основное заключается в самой идее. А Винсент крепчал, его тело изгибалось и напрягалось от каждого удара.
Когда я увеличила скорость, он потерял контроль над собой. Его дыхание напоминало звук работающей пилы и по мере того, как он старался все глубже и глубже вколотиться в меня. По собственной воле он увеличил ритм, чтобы достигнуть оргазма. Не сознавая, что делаю, я отбросила прочь ремень и ухватила руками его ягодицы, с силой вонзив в них ногти.
Он кончил почти сразу, а я на какие-то доли секунды позднее. Это был еще один мощный оргазм, один из самых сильных, когда-либо испытанных мной. Мы бились, кричали, стонали, метались, качались и бросались друг на друга, как будто речь шла о нашем спасении. Но даже во время всех этих метаний я удерживала его в себе, ни на секунду не выпуская из рук его великолепные, твердые ягодицы. Когда страсти утихли, Винсент нежно поцеловал меня в тубы и сказал:
— Ксавьера, если бы все женщины мира были такими как ты, психиатры остались бы без работы.
Я тоже поцеловала его, и мы были слишком усталы для чего-нибудь, кроме сна.
Такую ночь очень трудно повторить, поэтому мы в дальнейшем и не пытались это сделать. Школьные дела Винсента вскоре надолго увели его в Манчестер, он был также привержен карьере, как и удовольствиям. Всему должно быть свое время, считал он, а во время школьных занятий он не мог приезжать в Лондон для таких сумасшедших уик-эндов.
Вот почему это был последний раз, когда я видела Винсента с его экзотическими орудиями. И это к лучшему, я уверена, что не обладаю достаточной силой, чтобы продолжать знакомства подобного рода.
К тому же "взбитая сметана" в самом деле "не моя чашка чая".
37. Я ЛЮБЛЮ ОСЕННИЙ ПАРИЖ
Я не виделась с Ларри с тех пор, как мы с ним расстались шесть недель назад в Швейцарии. Он был в Нью-Йорке, занимался бизнесом, и мы поддерживали связь в основном по почте. Конечно, не стоит труда покрутить диск телефона в Лондоне и вызвать Нью-Йорк, но к тому времени, как ваш вызов продерется через внутренние телефонные сети Англии, можно написать письмо, отправить его и получить ответ. За исключением ответа от Лари, который был слишком ленив для писания писем. Что было ясно, когда мы с Ларри находились вдали друг от друга, так это то, что расстояние — помимо всяких других причин — накладывало суровый отпечаток на наши отношения.
Кроме того, мое прощание с Нью-Йорком (и с проституцией, и с Америкой) означало больше, чем переезд в другую страну. Я оставила позади целый мир и после трех лет снова начала открывать себя для себя в Европе. Думаю, женщина, которую любил Ларри, была Счастливая Шлюха… а совсем не обязательно Ксавьера Холландер.
Наша совместная жизнь в Европе — в Сен-Тропезе, Югославии, Италии и Швейцарии — протекала в основном хорошо, почти без ссор, за исключением последней недели. Уже одно это должно было подсказать нам, что времена меняются.
Тем не менее у нас были хорошие моменты и хорошие воспоминания. Поэтому, пожалуй, чисто импульсивно я позвонила ему и пригласила приехать в Лондон, чтобы принять участие в журналистской вечеринке, организуемой "Пентхаузом", на которой состоится презентация моей первой колонки "Зовите меня Мадам".
Наше времяпрепровождение в Лондоне было поистине сумасшедшим. Ларри никогда до этого не бывал здесь, поэтому мне хотелось показать ему несколько веков стиля, красоты и традиций, и все это за какие-то несколько дней. Ритм был невероятным, но доставлял нам удовольствие. Ларри был так ошеломлен всем увиденным, что я не могла не показать ему и Париж. В конце концов мы так близко находились от столицы Франции и вряд ли была возможность посетить ее еще раз вместе, поэтому мы на самолете отправились в этот чудесный город на Сене.
Мы великолепно провели время. Я показала ему все свои любимые места, и для нас это было сплошным праздником. Кстати, вспоминаю, что наша сексуальная жизнь обрела новое цветение. Я никогда не выпихиваю из постели новое волнующее меня тело, и, конечно, не делаю это со знакомым и любимым. А тело Ларри было для меня именно таким.
Однажды вечером мы были вместе с моим приятелем журналистом Максом. Он работал в одной из крупных компаний и в то время освещал мирные переговоры Киссинджера в Париже. Он был аккредитован в Париже, и я знала его уже довольно длительное время — еще с тех старых дней, когда я была порядочной девушкой в Нью-Йорке. Американец по национальности, Макс жил в нескольких европейских городах и был очень сложным человеком. Кроме того, с незапамятных времени он увлекался свингом, и мы вместе присутствовали на нескольких оргиях в Нью-Йорке.
Нас также познакомили с девушкой по имени Сесиль, которая оказалась высокой очаровательной француженкой — часть времени она работала девушкой по вызовам, а остальное время — манекенщицей. Она была настоящей леди и одинаково свободно чувствовала себя в театре, ресторане или же во время оргии. Сесиль и в самом деле была королевой — очаровательной, элегантной и умной. Ларри она очень понравилась, и должна сказать, что находиться в ее обществе доставляло удовольствие.
Макс отвез нас (Ларри, Сесиль и меня) в приятный ресторанчик под названием "Лягушка" на улице Гран Августине, 26. Это малопосещаемое местечко, укрытое на короткой улочке около Сены, и оно славится своей клиентурой. Владелец целует вас у входа, а официантки хватают мужчин за брюки и щиплют женщин за задницу, как только те входят вовнутрь. Если на вас надето платье или блузка с глубоким вырезом, вы рискуете, что в какой-то момент во время еды ваши титьки будут вытащены из бюстгальтера, а нос украшен нашлепкой из мороженого!
Стоит ли говорить, что атмосфера в ресторанчике была весьма непринужденной, и хотя он известен шатающимся по всему миру туристам, большинство находившихся здесь пар были парижанами. Пища оказалась отличной, а настроение, безусловно, подогревала окружающая атмосфера. Я никогда до этого не слышал столько смеха и не проводила так хорошо время в ресторане. За те два часа, что мы были там, я просто наслаждалась жизнью.
Единственное исключение представляла чопорная пара, чинно сидевшая за столом и в полном Молчании поедавшая лягушачьи ножки с гарниром без всякого выражения на лице. Иногда к ним подходила официантка и пыталась шуткой развеселить их или даже пофлиртовать с мужчиной, но это совершенно не помогало. Как только им подали счет, они встали и пошли к выходу, но там у двери сгрудились все официантки с провокационно вытянутыми руками. Мужчине ничего не оставалось, как изобразить жалкое подобие улыбки и дать им на чай лишнюю горсть франков.
На десерт я договорилась о свинге. Я надеялась, что смогу ввести Ларри в Шато Рошер, поскольку он уже слышал о моих приключениях в танцевальном зале, но, увы, клуб был недавно закрыт из-за фатального банкротства владельца.
Однако, я знала о существовании еще одного свинг-клуба в VI округе, и оказалось, что он находится неподалеку от ресторана. Предполагалось, что это частный дом, но больше он походил на старомодный бордель. Наша хозяйка — идеальная в роли Мадам — и три хихикающих служанки осторожно попросили нас идентифицировать себя и извлекли из нас "членские взносы" в размере 200 франков или 50 долларов на всех. Нас провели в коктейль-бар, где одна из девушек попросила снять верхнюю одежду и оставить ей все ценные вещи на сохранение. После этого мы прошли наверх, а она сопровождала нас с подносом с напитками. Мы все предпочли фруктовый сок, чтобы иметь трезвые головы. Ларри описывает этот вечер, как он ему запомнился, в книге "Моя жизнь с Ксавьерой". Но поскольку он не принимал участие во всем происходящем, то позвольте мне поделиться с вами своими чувствами и впечатлениями.
Наверху смешанный запах спермы и пота буквально висел в воздухе. Ларри не возбудился, насколько я ожидала. Вероятнее всего, он предпочел бы более узкий круг. Макс и Сесиль были, однако, настроены по-другому; а так как по натуре я была эксгибиционисткой и любила подглядывать, то была уверена, что получу гораздо больше удовольствия, если буду присутствовать на большом сборище трахающих друг друга людей.
В клубе находилось много привлекательных мужчин и несколько воистину сногсшибательно выглядящих девушек. Несколько девушек, которых я встречала во Франции, были бисексуальными, и я знала, чувствовала это, что сегодня вечером получу удовольствие от свинга. Мы прошли в одну из комнат, где несколько людей небрежно раздевались, в то время как на кровати в углу четверо занимались любовью, трахаясь и обсасывая друг друга. Всего было три спальни, занятых счастливыми свингерами.
Ларри и Макс стыдливо разделись до трусов, а я и Сесиль уже были абсолютно голыми. Наконец мы убедили мужчин раздеться до конца и вывалить все свое богатство наружу, и Ларри был очень смущен, демонстрируя застенчивый, сморщенный пенис. Макс, однако, гордо расхаживал вокруг, похваляясь хорошей эрекцией и готовностью заняться любовью с Сесиль. Все трое сбились на какое-то время в кучку, а я отправилась в путешествие, чтобы рассмотреть происходящее вокруг, обращая особое внимание на щекочущие воображение подробности.
Как только я вошла в одну из спален, мое появление было замечено пожилым мужчиной (ему было далеко за пятьдесят), который сходу завалил меня на кровать и стал так неистово обрабатывать языком, что это отвратило меня. Тут же он плюхнулся поверх меня и стал сразу же горбатиться. Это безобразие продолжалось минут пять до прихода Ларри, который сразу же взревновал. Я оттолкнула от себя мужика, взяла Ларри за руку и вернулась с ним в комнату, где Макс и Сесиль обжимались на кушетке.
Под моим общим руководством Сесиль начала сосать член Макса, который теребил ее груди, а я занялась деликатесной вагиной. Ее треугольник был густо покрыт не знавшей ножниц растительностью, однако, клитор можно было легко найти, и она была идеально чистой. Лицом я чувствовала мягкость и гладкость ее тела, а белая с молочным отливом кожа пахла клевером и медом. Я сосредоточилась, оказывая все внимание и любовь только ей; мы были вдвоем во всем мире, однако, вскоре я поняла, что мы привлекли внимание публики. По меньшей мере дюжина мужчин и женщин собрались вокруг нас, жадно наблюдая и наслаждаясь нашей любовью. Некоторые мужчины держали в руках свои члены, а другие в это время забавлялись, дразня своих подружек. Вскоре число зевак удвоилось, а затем вообще перевалило за сорок, и все они наблюдали за нашим выступлением. Сесиль, закрыв глаза, упивалась каждой секундой, издавая стоны и охая под воздействием моего волшебного рта. Чем больше и громче она стонала, тем возбужденнее делались наблюдающие за нами, и вот они уже начали трогать себя, меня или Сесиль, а вскоре можно было видеть, как они мастурбируют и лезут друг на друга.
Ларри был несколько не в себе от этого зрелища и досадовал, что я устроила такое шоу. Но Макс был в восторге от него, точно так же, как и я, и прошептал на ухо:
— Ты та же великая Ксавьера, которую я когда-то знал. Ты вызвала настоящий экстаз, и именно поэтому ты всегда будешь лучшей, крошка!
Мой моторчик во рту мягко работал во всю силу, я занималась восхитительной вагиной Сесиль уже минут пятнадцать, когда почувствовала, что ко мне прижимается женское тело, а ее горячая штучка трется о мое бедро, орошая его соками. В этот момент я повернула Сесиль к Максу, чтобы он закончил своим членом то, что я начала, и бережно подтолкнула их друг к другу, пододвинувшись, чтобы освободить место для вновь появившейся дамы. Это была сказочная брюнетка с восхитительным телом, и я страстно хотела угостить ее хорошим лизанием. Ларри все еще дулся и ходил с поникшим членом, поэтому я ухитрилась усадить брюнетку к нему на колени и предложила ему поиграть с ее грудями или заняться чем-либо другим в то время, как я буду обсасывать ее вагину. Я надеялась, что это возбудит его. Однако, все было напрасно. Он расстроился еще больше и в конце концов вскочил, ругаясь, что я просто чертова эксгибиционистка, готовая устроить дешевое представление на потеху сексуально изголодавшихся зевак. Я объяснила ему на вежливом английском языке, чтобы он убирался к такой-то матери, и залезла головой между бедер моей красавицы брюнетки. Кое-кто из стоявших рядом и наблюдавших за нами девушек даже выразил желание занять очередь к моему быстро работающему языку, но в тот момент мне нужна была только брюнетка. Она настолько распалилась, что встала на четвереньки, по-собачьи.
— Ешь меня, ешь меня, — упрашивала она по-французски. А я уже сосала в это время ее вагину и облизывала маленькую розовую попку, но ей явно хотелось чего-то большего. Я глубоко просунула язык во влагалище, затем встала позади и почти инстинктивно вдавила свой пах в ее влагалище и бедра.
Боже, почему у меня нет члена, думала я, а она как будто прочитала мои мысли.
— Трахни меня, трахни меня, — кричала она. — Будь моим мужчиной, взорви меня!
К счастью, одна из девиц, наблюдавших за нами, нагнулась, пошарила под кроватью и извлекла огромный резиновый член с ремешком. Она передала мне его и помогла привязать к талии.
Моя чудо-брюнетка уже была хорошо смазана и задрала вверх свою попку, так что я легко вставила дилдо сзади в ее вагину, как мне самой очень нравится трахаться. Я начала работать тазом взад-вперед, вколачивая в нее искусственный фаллос, одновременно лаская клитор одной рукой и работая пальцами в ее заднем проходе.
Эта тройная. операция привлекла еще большее количество зевак, но сейчас Ларри был уже вне себя от гнева и, как пробка, выскочил из комнаты. Какой неисправимый дурак! Своей ревностью он почти совсем оттолкнул меня от себя. Это заставило меня работать еще энергичнее, что довело мою возлюбленную брюнетку до экстаза, и она кончила со стоном, который, казалось, исходил из самой ее глубины.
Она была настолько благодарна, что хотела отплатить мне тем же самым, но, как вы знаете, это не в моем вкусе, поэтому я поцеловала ее на прощание и вернула дилдо его владелице.
Естественно, что я была распалена и мне хотелось большего, но ждать долго не пришлось. Около меня, когда я трахала подружку-брюнетку, постоянно крутились три мужика, толкая меня своими членами, обсасывая и теребя со всех сторон. Поэтому я опять легла на кровать, а они по очереди стали великолепно трахать меня — один, два, три раза — и все по очереди спустили. Каждый из них был опытным любовником, и хотя никто не обладал большим членом или крепким, красивым телом, они, безусловно, знали, как следует удовлетворить меня с помощью того, чем располагали. А это главное в любви. Количество, конечно, хорошо, но качество — всегда лучше. Хотя, должна заметить, сочетание этих двух вещей неотразимо!
Я решила, что в последний раз хожу на оргии вместе с Ларри. Я присоединилась к Максу и Сесиль, которые, по всей видимости, тоже неплохо потрахались пару раз. Я спросила у Сесиль, не будет ли она так любезна принять опеку над Ларри, поскольку произвела сильное впечатление на него накануне вечером. Но ничто не помогало. Была я в комнате или нет, Ларри никак не мог поднять свой член.
Меня это озаботило, и я уже почти собиралась уходить, когда увидела девицу — владелицу дилдо, которым она пользовалась. Она трахала с помощью пальцев прелестную блондинку… вообще-то, я бы даже сказала, что это было кулачное траханье. Она почти полностью засунула руку ей во влагалище, изредка поплевывая на нее для смазки, а второй рукой теребила ее клитор или слегка шлепала по заднице. Зрелище и звуки опять разожгли меня, я увлажнилась, и когда приблизилась к кровати, на которой протекало это действо, то ранее наблюдавшая за мной публика громкими одобрительными криками приветствовала меня, требуя, чтобы я продемонстрировала свое искусство на одной из лесбиянок. Как оказалось, владелицу дилдо интересовала только кулачная обработка подружки, она совсем не собиралась полакомиться ею. Поэтому мне опять пришлось поработать головой; моя знакомая пользовалась рукой, а я языком, чтобы усладить маленькую блондинку. На свет снова появился резиновый член, и я стала трахать ее спереди, привязав дилдо крепко-накрепко к верхней части бедер так, чтобы он возбуждал одновременно и мой клитор. Таким вот образом я оттрахала ее, и мы обе кончили.
Затем кто-то притащил огромный вибратор и двойной дилдо — два больших резиновых члена, соединенных друг с другом. Откуда-то на кровати возникли четыре девицы, они трахались с помощью вибратора, рук, языков и всего, что существует — в любых комбинациях. Я ухитрилась завладеть одним концом дилдо и запихнуть его в себя, а другой конец вставить во влагалище симпатичной брюнетке. От слюны и естественных выделений мы были хорошо смазаны, и подпрыгивая вверх и вниз, мы как бы катались по приливно-отливной волне.
К этому времени я уже порядочно устала. Последняя сцена, действительно, была стоящей, и будь я Ларри, обязательно бы завелась. Только вернувшись в гостиницу, он пришел в нормальное состояние и мы даже ухитрились энергично заняться любовью. Но мы были только вдвоем, наедине, в гостиничном номере.
Рано утром мы покинули Париж: Ларри отправился к себе в Нью-Йорк, а я — в Амстердам, чтобы несколько дней провести с родителями до возвращения в Лондон.
38. СЧАСТЛИВАЯ ШЛЮХА НА ГОРЯЧЕЙ СКОВОРОДКЕ
По возвращении в Лондон я вернулась к полностью удовлетворяющему меня образу жизни, когда вдруг мне позвонили по телефону из Канады.
— Не хотите ли принять участие в телевизионном шоу под названием "На переднем крае"? — спросил незнакомый голос.
— А что это такое? — осведомилась я.
— Гость сидит в кресле, — объяснил звонивший, который, как я позднее узнала, был продюсером. — А его поджаривают. Студенты. Вопросами из зала.
Тогда я вспомнила, что видела это шоу во время поездки в Канаду. Это было крутое зрелище. Задававшие вопросы не стеснялись, а те, кто находился под перекрестным обстрелом, должны были быстро соображать и реагировать соответствующим образом.
Я осведомилась у продюсера, можно ли ему перезвонить, и он дал согласие. Это было мероприятие, в которое нельзя было прыгать очертя голову. Поэтому я села, и, уставившись взглядом в стену, стала взвешивать все за и против.
Аудитория, как сообщил продюсер, будет состоять из студентов колледжа, которые, я знала, будут симпатизировать мне. Вместе с приглашением я получу билет на бесплатный перелет через Атлантику и обратно, и это будет хорошей возможностью попутешествовать, что является моим любимым занятием.
Если быть честной, то телевидение самый быстрый путь к славе и, кроме того, самый лучший способ сохранить эту славу, раз уж ты ее добился.
Открытое выступление никак не может повредить моей карьере — подумала я, а наоборот, откроет предо мной новые горизонты. Кроме того, в свое время я обзавелась в Торонто хорошими друзьями. И в этом городе со мной обращались как со знаменитостью… не просто из-за моей книги, но и потому что я участвовала в телешоу вместе с Илейн Каллей. Она пригласила меня в свое шоу "Позвоните Каллей" для того, чтобы дать исчерпывающие ответы на сексуальные вопросы телезрителей. А я всегда была очень смела и откровенна! Я говорила то, что знала, и это взбаламутило воду. Я коснулась чего-то святого и запретного, и количество враждебных до истерики звонков было потрясающим.
Я упомянула такие вещи, как "сосание члена мужа в ванне"; а когда одна женщина спросила меня по телефону:
— Мисс Холландер, что у вас есть такое, чего нет у нас? — я сходу ответила:
— У меня самый быстрый язык и самая лучшая защелка. — Хотите верьте, хотите нет, но она даже не знала, что означает "защелка".
Я ожидала, что эти слова вырежут при показе шоу по телевидению. Но нет. Он прозвучали четко и громко. Так же, как и другие, которые я использовала: мастурбация, клитор, оргазм, членная зависть и перепихон в темноте.
Последний термин я изобрела, чтобы описать те парочки, которые трахаются только при выключенном свете и надежно укрыты от взаимного разглядывания простыней или одеялом.
Догадываюсь, что аудитория была весьма многочисленной, так как телефон не прекращал звонить с той самой минуты, как я начала говорить.
Как же разгневанны они были!
Пресса уцепилась за мои высказывания, и каждый счел своим долгом бросить камень в честную старушку Ксавьеру.
И как будто первого шоу было недостаточно, Илейн на следующий день пригласила меня на вторую часть. К этому времени, однако, продюсер начал отрабатывать задний ход. Давление общественности было так велико, что он даже сделал предупреждение Илейн. Сердитые жалобы поступали еще целых две недели, и телестанция стала даже немножко нервничать.
Позвонила женщина, злая как ведьма. Она сказала, что ее двенадцатилетняя дочь пришла на кухню и спросила у нее, что такое мастурбация и клитор.
Мать бросилась в комнату, "увидела меня на экране, выключила телевизор и немедленно позвонила на станцию с жалобой на "грязную" программу в эфире.
Я сожалела об этом, потому что знала, что девочка услышала бы от меня больше здравых мыслей о сексе, чем от своей старомодной мамаши.
После этих шоу моя карьера в Канаде в качестве знаменитости резко пошла в гору, и я был приглашена прочитать несколько лекций — более откровенного содержания — в колледжах и даже в мужских клубах.
Мне не пришлось слишком долго раздумывать, чтобы убедить себя, что Канада будет приятным для меня местом, и я полетела в Торонто для участия в шоу "На переднем крае".
Торонто, как я быстро обнаружила, был для меня в то время действительно самым лучшим местом. И не только потому, что там мне предложили интересную работу; оттуда можно было быстро связаться по телефону с моими издателями в Нью-Йорке, не платить бешеные деньги за трансатлантические переговоры из Лондона и избежать никуда не годной английской телефонной службы.
Это также означало, что я буду находиться в нескольких часах полета от редактора, который сейчас работал над моей последней рукописью "Ксавьера!". Он прилетел из Нью-Йорка, и после моего успешного выступления в шоу мы провели несколько недель, внося последние поправки в книгу.
После того, как книга была закончена, я чувствовала себя более чем обалделой. Мне нужен был отдых. Во время своих переездов я не прекращала работать, к тому же ТВ-шоу отняло у меня массу энергии.
Шоу было заснято на пленку в университете недалеко от Торонто, при этом, что удивительно, аудитория состояла из консервативно настроенных студентов. На сцене сидели студенты, среди которых был девятнадцатилетний юноша, женатый два года, и псевдолиберальная крошка, которая покраснела и стала заикаться, когда я осведомилась у нее, девственница она или нет.
Они начали свои нападки на меня с того, что стали использовать прилагательные "грязный" и, "деградирующий" во всех возможных вариациях для характеристики как моих книг, так и моего образа жизни. Они являли собой великолепный пример того, как пуританское воспитание подавляет сексуальную природу человека.
Но, очевидно, я знала предмет гораздо лучше, чем они — я хорошо поработала над домашним заданием! — и довольно скоро завоевала несколько очков в пользу сексуальной свободы.
Когда заканчивалось время, отведенное для вопросов и ответов, один симпатичный молодой человек спросил:
— Мисс Холландер, раз уж вы здесь, не собираетесь ли вы открыть у нас в стране публичный дом?
— Совершенно точно — нет, — ответила я ему. — Я поняла, что могу зарабатывать гораздо больше денег стоя, чем лежа. А почему вы у меня это спрашиваете?
— Ну, по правде говоря, — признался он, — мне надоело каждый вечер заниматься любовью с помощью правой руки.
Я хотела ему посоветовать для разнообразия иногда пользоваться левой, но меня бы ни за что не расслышали из-за того гомерического хохота, которым были встречены его слова.
Помимо всего прочего, я соскучилась по солнцу и теплу после нескольких недель, проведенных в Лондоне и Канаде, и опять свою роль сыграл телефонный звонок, который освободил меня от принятия решения. Хозяева гостиницы в Нассау, в которой я несколько раз останавливалась, предложили мне свое двухнедельное гостеприимство в обмен на рекламу, которую я могу создать им после столь успешного пребывания в роли новой звезды. Понравится ли мне это предложение?
Пердит ли венгр? Ест ли белка орешки?
39. ПОЕЗДКА НА КАТАМАРАНЕ
Бесплатный отдых в Нассау!
Я позвонила Ларри в Нью-Йорк, сообщила, куда я еду, пригласив его присоединиться. Затем я снова позвонила в Нью-Йорк знакомой девушке по имени Кирстен и попросила, чтобы она тоже приехала.
Я собиралась активно отдыхать и прикинула, что Кирстен будет хорошо дополнять нашу компанию. Она была красавицей скандинавского типа, которой недавно сделали операцию на груди. Нет, не с помощью силикона, а просто ей приподняли груди. Это была не очень сложная и болезненная операция, но она считала, что ей нужно отдохнуть для восстановления здоровья, и мое приглашение приехать в Нассау идеально совпадало с ее планами. Она согласилась.
Когда Ларри, Кирстен и я в конце концов встретились в Нассау, это напоминало встречу в теплом домашнем кругу. Мы сердечно приветствовали друг друга, и вскоре у нас выработался определенный распорядок дня: мы каждый день отправлялись на остров, принадлежащий отелю, и просто валялись под лучами солнца.
Нет необходимости подробно описывать наш совместный отдых, достаточно сказать, что он был на уровне обычного для Ксавьеры стандарта. За исключением одного — Ларри снова стал занозой в заднице.
Не знаю, ревновал ли он меня к Кирстен, или хотел, чтобы я принадлежала только ему одному, и поэтому чувствовал себя ущемленным? В любом случае я не очень огорчилась, когда он через несколько дней заявил, что ему необходимо вернуться в Нью-Йорк. Он начал следить за мной, как коршун, а я не выношу подобного обращения.
Итак, Ларри уехал, а мы с Кирстен остались продолжать свою великолепную жизнь под солнцем.
В Багамский архипелаг входят семьсот островов, которые начинаются к востоку от Майами и на протяжении шестисот миль буквально усыпают Атлантический океан к юго-востоку. Из них примерно двадцать, наиболее крупных, заселены. Почти половина 131-тысячного населения Багамских островов проживает на острове Новое Провидение, где находится столица Нассау. Остров не богат полезными ископаемыми, не имеет развитой промышленности или сельского хозяйства, поэтому основным источником является туризм.
Все гостиницы, начиная от скромных пансионов до гостиниц международного ранга соревнуются в борьбе за доллары, текущие к ним от американских и канадских туристов, ищущих отдыха от своего более сурового климата.
Гостиница, в которой мы остановились, не являлась исключением. Она была первоклассной, обслуживание на высоте, а в результате моего посещения она приобрела дополнительную рекламу в прессе.
Вскоре после отъезда Ларри, Кирстен и я познакомились с приятной англичанкой по имени Анни, которая с гордостью носила свой восьмимесячный беременный живот. Это была женщина определенного типа, которая безумно хочет иметь ребенка и которой наплевать на то, как она выглядит и что делает при этом.
Она расхаживала вокруг в самом нескромном бикини, а ее разбухшие груди буквально вываливались из лифчика, почти касаясь неимоверно вздутого живота, который не умещался в трусиках размером не более носового платка.
Я нашла ее поведение забавным и по-настоящему привязалась к ней. Ее парень, он же отец будущего ребенка, был банкир по имени Брайан, тоже англичанин. Они познакомились год назад в Лондоне, где Анни вела легкомысленный образ жизни. В течение шести лет она была шлюхой, зарабатывая деньги, чтобы содержать своего незаконнорожденного сына, которому исполнилось сейчас двенадцать лет.
Она официально числилась замужем за кем-то и где-то, но муж давно бросил ее, и теперь она была вторично замужем — увы, без юридического оформления, — за Брайаном.
С первой встречи Брайан и Анни полюбили друг друга.
— Брось свое занятие, — сказал он, — уложи чемоданы и поехали со мной.
Анни не потребовалось упрашивать. Ей надоела до чертиков жизнь проститутки, а Брайан предлагал ей тот образ жизни, о котором она всегда мечтала. Она упаковала чемоданы и сумки в рекордно короткий срок и, как принято выражаться в книгах, направила свои стопы за уходящим солнцем вместе с мужчиной ее мечты.
Солнечный закат привел на Багамы, где у Брайана была куча деловых интересов, и примерно за восемь месяцев до нашей встречи их связь достигла той стадии, когда они решились заиметь ребенка. Первого у Брайана, второго у Анны. Они также пришли к выводу, что это, скорее всего, их последний ребенок — ей было уже тридцать три года.
Брайан был предметом постоянного внимания Анни. Она по утрам привозила его в контору, заезжала за ним во время ленча, доставляла обратно и ждала вечером у конторы после работы.
Однажды в порыве откровенности Анни рассказала мне, что они трахались все время, используя любую возможность. Сейчас, однако, она находилась в той стадии беременности, когда частота и напряженность половых актов должны быть ограничены.
Я поверила ей: когда бы я ни звонила им, у меня создавалось впечатление, будто я что-то прерывала. Я сказала об этом Анни, она проболталась Брайану, и тот каждый раз, когда я звонила по телефону, разыгрывал меня.
— Я занимаюсь с ней любовью, — со стоном и придыханиями заявлял он, услышав мой голос. — Мой Бог, я прижал ее к стене и трахаю… мы занимались этим же самым на кухонном столе, но так нам больше нравится… Мы только что вылезли из машины, где я обрабатывал ее языком… Послушай, не могла бы ты позвонить через часик-два?
Когда он начал шутить подобным образом, я решила, что все это происходило на самом деле, настолько убедительно он говорил. Однако вскоре я поняла, что он разыгрывает меня, и это превратилось в шутку, понятную только нам троим.
Кирстен и я наслаждались обществом Брайана и Анни, и мы много времени проводили на пляже… часто раздевшись догола, на виду у прохожих. В большинстве своем это были туристы обоего пола, и они прерывали свою прогулку, чтобы понаблюдать за тем, как три женщины (одна из них беременная) и мужчина кувыркались в набегающих на берег волнах, Кирстен, гордившаяся своими по-новому вздернутыми титьками, любила плескаться в воде, будто никого вокруг не было… просто, чтобы привести зевак в шоковое состояние. Возможно, это требовалось ей для самоутверждения.
Однако, Нассау не отличался той степенью терпимости, которая была характерна для острова Иль дю Леван и Сен-Тропеза, и если бы во время нашего купания рядом оказался полицейский, нас бы арестовали и бросили в тюрьму за нарушение общественного порядка. Это был риск, и мы ему подвергались.
Мы, бывало, сидели на пляже вместе с Анни, когда Брайан был в конторе, и разглядывали проходящих мимо мужиков. Анни жила в Нассау больше года и показывала нам наиболее привлекательных молодых особ, одновременно пересказывая ходившие о них сплетни.
Имеющих смешанную кровь здесь называли "дезертирами Джо", и многие из них имели большие голубые глаза, светлые волосы и выглядели "белыми". В то же самое время из-под белого обличья у них так и вылезали черные повадки. Это были приятные на вид молодые люди.
Стоит ли говорить, что Ксавьера почувствовала любопытство!
Из-за особенной близости Анни и Брайана мне не удалось посвинговать с ними, а старый надежный Ларри был снова в Нью-Йорке. Поэтому я холостяковала гораздо дольше, чем рассчитывала; сказать, что мне хотелось, было бы явным преуменьшением.
Особенно жадно я следила за одним "дезертиром Джо", у которого был катамаран на одном из пляжей. Это был высокий стройный блондин с чрезвычайно сексуальными зелеными глазами и энергичным лицом. Его дела шли в гору, и он предпочел устоять перед моими недвусмысленными предложениями "прокатиться больше, чем по морю", когда однажды мы с Анни наняли его катамаран. Я надеялась, что он пойдет в лодке вместе с нами, но он наотрез отказался. Он предложил вместо себя одного из помощников, Колина, чтобы тот научил нас, как надо пользоваться катамараном.
И вот Анни и я, облаченные в скандально узкие бикини, отправились вместе с Колином в открытое море. Колин был местный уроженец с иссиня-черной кожей, прекрасно сложенный, и его красно-бело-синие трусы и белая рубашка великолепно оттеняли черную кожу.
Его курчавые волосы защищала от солнца огромная белая полотняная шляпа. Из-под нее сверкали два темно-карих глаза, одновременно полные жизни и разочарования. Лицо не покидала улыбка, которая открывала чувственные губы, идеально белые зубы и великолепный розовый язык.
Когда лодка спустилась на воду, он легко вывел ее в море. Я не очень долго сожалела, что на его месте не оказался хозяин. Замена была стоящей. Когда мы плыли с большой скоростью по воде — катамараны, обнаружила я, могут передвигаться, как настоящие суда — Анни нашла самое удобное место в лодке и легла на спину, явно наслаждаясь, ее беременный живот возвышался в воздухе наподобие горы.
Колин приказал мне сесть между его длинных коричневых ног, чтобы, не дай бог, не сделать мне больно (!), а также чтобы он мог дотянуться до меня и научить, как надо управлять лодкой.
Пробыв в море примерно пятнадцать минут, Анни и я решили избавиться от верхней части наших купальников. Когда мы их сняли, наши груди вырвались на свободу, мои — легко и спокойно, а у Анни — с сильным шлепающим звуком — отяжелевшие от молока груди вдруг лишились поддержки.
В этот момент Колин тесно прижался к моей спине, взял мой лифчик и повесил его на веревку, чтобы его не унесло ветром. Я обернулась и увидела его белые жемчужные зубы и чувственный рот прямо над собой, устроилась поуютнее и махнула на все рукой — чему быть, того не миновать. Проделывая все это, я почувствовала, что его член встал по стойке "смирно", и услышала подавленный вздох облегчения. Было трудно удерживать в повиновении то, что было у него внутри плавок. Мой бог, его член буквально колотился о мой затылок.
Я уже собиралась повернуться и приласкать его, как вдруг Колин преднамеренно или потому, что его мысли были где-то в другом месте, выпустил из рук снасти, и катамаран, потеряв управление, стал беспорядочно прыгать на волнах. Анни и я одновременно закричали от страха. Я завопила:
— Что, черт возьми, происходит? — и повернулась к нему. Колин не слышал нас. Он был слишком занят своими короткими плавками, из которых, как одноглазый питон, выглядывал его чудовищный член. Через какую-то секунду он вырвался наружу… монумент, прославляющий физическую мощь.
Анни в удивлении посмотрела вверх, а затем по ее опустившейся челюсти я поняла, что ее обуяли другие чувства. Она с восхищением уставилась на чудо природы, причем к изумлению примешивалось нечто большее.
— Боже милостивый, — прошептала она, — нельзя быть таким большим. Я считала, что Брайан хорошо экипирован, но… боже мой! Посмотри на него, Ксавьера!
— Я только и делаю, что смотрю, — услышала я чей-то голос. Возможно, это был мой голос.
Колин же стоял наверху, глядя на свой член, а на лице его блуждала улыбка. Ну, подумала я, ничего нет хуже в море, чем капитан на палубе с монументальной эрекцией. Мой рассудок подсказал, что пора что-то делать. Но что? Ответ принес ветер.
Я протянула руку и дотронулась до члена, осторожно потянув к себе Колина. Но как только я это сделала, он вспрыгнул на меня, намереваясь, очевидно, самому прорубить для себя дорогу.
— Полегче, Колин, — сказала я. — Если ты хочешь поиметь меня, то нужно делать это правильно, а то никогда не попадешь, куда хочешь.
Как только он понял, что сопротивления не будет, он расслабился и вручил себя в мои руки. Я сняла штанишки и втерла немного крема во влагалище для смазки. Кстати, на ум мне пришла пословица: "Нужно ли возить уголь в Ньюкасл?" — ведь я и без того уже буквально запрудила палубу своими соками.
Я поставила Колина на колени и взяла его член в рот, только головку, чтобы увлажнить ее. Пытаться заглотить Колина было так же трудно, как телеграфный столб. Когда я почувствовала, что член хорошо смазан, я оседлала его и стала осторожно вставлять головку себе во влагалище.
Мой бог, он действительно был огромен… так вот, что чувствует лошадь! Я ощущала, как раскрылись губы моей вагины и головка с хлюпаньем стала находить свой путь. Затем втиснулся сам стержень, более толстый, чем головка, и я так соразмерила свои движения, что с каждым разом член продвигался в меня не больше, чем на миллиметр. Медленно поднимаясь и опускаясь все ниже и ниже, до тех пор, пока, примерно после двадцати качков, его член полностью не вошел в меня. Я была переполнена и пресыщена, но отнюдь не тем, что ела за обедом.
Я позволила ему быть неподвижным и пульсирующим внутри меня на какую-то секунду, а затем перевернулась на спину, уперлась ногами в сиденье и приказала:
— Давай!
Колин вполне мог быть олимпийским чемпионом по бегу на короткие дистанции, насколько быстро он пустился в путь.
Момент, и его огромный член стал с хлюпаньем вколачиваться в меня. Моя вагина в первый раз в жизни так раздалась вширь, И я могла уже свободно принимать его.
Тем временем вода ласково плескалась о борт катамарана, и мы плыли поистине по воле волн. Н-да, было ли мне хорошо?! Я могла трахаться часами, но с той мотыгой, которая была у Колина, предчувствовала, что не способна совокупляться столь долгое время.
Отдаю себе должное, в то время как гигантский член Колина причинил бы только невероятную боль большинству женщин, я со своим огромным знанием и терпением сделала все правильно и добилась того, что трахалась, как хотела. Никакой боли, одно удовольствие.
Очевидно, так же оценила ситуацию и Анни. Она лежала внизу с лихорадочно блестящими глазами, не веря тому, что происходит.
Парнишка как-то смешно скрючился, и я приняла все, что он мог мне дать, и даже возвратила ему кое-что. Как только он кончил, а кончил он довольно полноводно, он быстренько вытер член, натянул плавки и встал в замешательстве. В конце концов, ему было всего лишь семнадцать лет, и он не знал, как вести себя в подобных ситуациях,
К этому времени Анни обрела речь и сказала:
— Колин, разреши мне еще раз взглянуть на твой член? Я хочу удостовериться, так ли он велик, когда отдыхает?
Колин буквально не знал, куда ему деваться. Поэтому я попыталась помочь ему.
— Ну давай, Колин, — сказала я, — давай взглянем на него еще раз.
Анни, однако, пришла шальная мысль… она испугалась, что он может захотеть трахнуть ее, а этот член-монстр был явно не гож в ее деликатном положении.
— П-п-просто покажи мне его, Колин, — попросила она. — И не подходи ко мне близко.
Робко и смущенно парнишка снова стянул плавки, чтобы продемонстрировать свое хозяйство, правда, не без помощи Ксавьеры. Сейчас член мягко и застенчиво свисал. Он был короче всего на какой-то дюйм, чем раньше! Анни и я восхищались им и голубили его со странной смесью радости, желания и неверия. В полную длину от конца до конца он был не менее одиннадцати дюймов.
С уважением держа в руках это чудо, я спросила у Колина:
— Как случилось, что ты так хорошо вооружен? В ответ он сказал самую смешную вещь, которую я когда-либо слышала.
— Потому, — заявил он с победным видом, — что я не был обрезан. — С этими словами он впихнул свое сокровище в плавки, а затем в красивом прыжке бросился за борт, чтобы охладиться.
Вскоре он вернулся на борт, и мы направились к берегу. Анни и я все еще были без лифчиков, когда вышли на берег, и Колин попросил нас прикрыться. Думаю, помимо врожденной стыдливости и застенчивости, он опасался, что его хозяин может увидеть нас и понять, что произошло.
Позднее, мы с Анни не могли дождаться того момента, когда расскажем Кирстен, какое зрелище она упустила. Сейчас мы поняли, почему птички прилетают на Багамы — чтобы их здесь хорошо оттрахали.
Если Колин обычное явление, то тут действительно было слишком много горячих членов, заслуживающих того, чтобы их использовали на полную катушку!
40. ВОСХИТИТЕЛЬНОЕ ВПЕЧАТЛЕНИЕ
Мое шальное приключение с Колином имело свои последствия. С бравадой, присущей любому семнадцатилетнему юнцу, он расхвастался перед своими пляжными приятелями, что выделывал со мной, и слухи распространялись все дальше и дальше. Куда бы ни пошли мы с Анни, мы чувствовали, как в наши спины впиваются взгляды аборигенов, и я уверена, если бы нам довелось встретиться с некоторыми из этих джентльменов на одном из отдаленных пустынных пляжей, то нас ожидали бы не очень приятные сюрпризы.
На острове в последнее время прокатилась волна грубых и зверских изнасилований белых женщин чернокожими обитателями, что заставило меня задуматься об отношении цветного населения к белым.
Обычно я чувствовала дружелюбие негров, хотя некоторые ж себя чрезвычайно агрессивно. Даже кое-кто из "дезертиров Джо" вел себя по-скотски с белыми туристами. И если вы заходили в лавку и предлагали американские доллары, то очень часто продавец вдруг смущался по неизвестной причине отказывался принимать их.
При том, что туризм является основным источником их доходов, такое отношение кажется невероятным. Оно заставляет белых толпами бежать с острова, забирая с собой деньги. Положение серьезно ухудшилось с объявления независимости 1973 году, а изнасилование стало разновидностью национального спорта. Обстановка в Нассау не столь удручающа, на так называемых, "воскресных" островах — значительно хуже. Если будет продолжаться в том же духе, поток туристов совершенно иссякнет. Туземцы останутся наедине с собой и нищетой, которой смогут вдоволь наслаждаться.
Нассау, в конечном счете, может потерять свою репутацию рая под солнцем, но при мне город все еще имел мировую известность. Там жило много американцев и англичан — я встречала молодых людей со всего света, которые приехали в качестве учителей, медицинских работников или государственных служащих, чтобы насладиться чудесным климатом и получить необлагаемый налогом заработок. Я, естественно, могла их понять, хотя для меня жить там долгое время без приключений было бы невыносимо. Однако две недели, которые я провела в Нассау, прошли великолепно. Солнце, веселье и дружба двух женщин.
Анни, Кирстен и я любили сидеть и, глядя на море, ворошить прошлое, вспоминая в основном сексуальные истории. Учитывая, что я и Анни были шлюхами, а Кирстен не воспитывалась в монастыре, эти воспоминания были довольно-таки пикантными.
Неизбежно мы возвращались во время наших бесед к местным случаям изнасилования.
— А почему бы нам не попробовать изнасиловать кого-нибудь? — предложила Кирстен.
— Как? — спросила Анни, впрочем, без особого интереса.
— Давайте соблазним какого-нибудь молодого мужика и изнасилуем его.
— Ну, а кто будет настолько протестовать, чтобы это превратилось в изнасилование? — поинтересовалась я.
— Он, — сказала Кирстен. Она показала на юношу-англичанина, которого мы встречали на пляже и который был "голубым", как лазурь. Мы часто видели его в компании его мужских любовников.
Анни и я рассмеялись, но Кирстен была настроена серьезно. Мне стало любопытно, что же руководит Кирстен.
Мы снимали на пляже палатку, чтобы Анни могла найти укрытие от палящего солнца, и Кирстен сказала, что палатка идеально подходит для задуманного.
— Как ты собираешься заполучить его в палатку? — спросила я.
— Смотрите, — ответила она, вскочила на ноги и направилась к гомику.
Издали мы наблюдали, как они о чем-то говорили, и наконец юноша вместе с Кирстен пошел к нам.
— Он сказал, что посмотрит, в чем дело, и постарается починить, — сказала Кирстен, подмигивая нам и показывая на вход в палатку. Я так никогда и не узнала, что же такое она ему наговорила.
— Весьма рад помочь, если это в моих силах, — галантно произнес юноша.
Я вообще-то всегда не прочь поиграть и пошутить, поэтому, как только он вошел в палатку, мы с Кирстен бросились вслед за ним, Анни быстро захлопнула дверцы и встала на стреме.
В палатке мы накинулись на юношу, как тигрицы — я уселась ему на грудь, а Кирстен лихорадочно расстегивала брюки. Сначала он закричал, а потом поостыл, поняв, что происходит.
— Это нахальство с вашей стороны, — сказал он. — Честное слово, большое нахальство.
Я медленно опустилась своей промежностью на его лицо, зная, сзади меня Кирстен вовсю работает с членом. Затем я повернулась таким образом, чтобы видеть Кирстен, которая усаживалась на его на удивление твердый член.
Она стала прыгать вверх и вниз, я в это время сосала ее груди, а внизу под собой чувствовала, что наш пленник начал обрабатывать меня языком.
Затем Кирстен стала сосать мои груди, и это настолько завело нас, что в какие-то секунды она забилась в оргазме и кончила. Мы почти забыли о парне, когда вдруг раздался его голос:
— Всем поменяться!
Будучи хорошо воспитанными девушками, мы выполнили команду и поменялись местами, и я соскользнула на его член, который был еще крепким. Такое траханье привело меня ко второму оргазму… То же самое произошло с Кирстен, которая оседлала лицо незнакомого джентльмена.
В этот момент мы почувствовали, что немножко зарвались, поэтому отпустили его.
Он был очарователен.
Со словами: "Большое спасибо, дамы", он натянул на себя брюки, с великолепной грацией вышел из палатки и весьма галантно попрощался с Анни, приподняв шляпу.
— Я к вашим услугам в любое время, когда вам захочется. Просто сообщите мне, когда пожелаете вы… или ваши мужья!
С этими словами он прошел по пляжу, слегка жеманничая. Все мы изумленно смотрели ему вслед. Затем поняли всю нелепость и комизм ситуации и расхохотались, как безумные.
Только позднее мы узнали, что джентльмена звали "Сид-на-все-вкусы".
41. КВАДРАТНЫЕ ГВОЗДИ В КРУГЛЫХ ДЫРКАХ
Очень скоро мои шалости подошли к концу, поскольку наступило время расставаться с Нассау. Я должна была вернуться в Торонто, чтобы вычитать гранки, а также предстояло летать туда и обратно через Атлантику, чтобы закончит свои дела с издателями в Европе. Это позволило увидеть родителей и возобновить дружбу с Лео и Марикой.
После того ужасного дня в Сен-Тропезе, когда они попросили меня уехать из их дома, мы иногда продолжали встречаться. Для начала пообедали, когда приехал Ларри, а позднее неплохо позабавились на их вилле в Раматюэлле во время свинг-вечеринки с использованием наркотиков.
С того времени прошло несколько месяцев; они вернулись в Голландию, а я продолжала вояжировать, но все это время мы обменивались открытками, чтобы показать, что не забываем друг друга и, конечно, когда я бывала в Амстердаме, мы обязательно встречались. Наши отношения восстановились, и мы оказались способны, оглядываясь назад, расценить те ухабистые летние дни, как часть болезненности, которая иногда встречается на пути к подлинной и длительной дружбе. Мы всего только раз коснулись в разговоре Фреды; они продолжали сексуально общаться с ней, но все равно у нее в этой области продолжали существовать серьезные проблемы. Они тоже, в конце концов, были вынуждены признать, что она действительно может надоесть.
Во время наездов в Амстердам помимо свиданий с матерью и отцом, а также с Лео и Марикой, я иногда навещала своих старых знакомых, которых не смогла повидать весной. Так, через несколько месяцев после моего возвращения я наконец встретилась с Фрэнком, который был моим дружком много лет тому назад — когда я была в сладком (и сексуальном) шестнадцатилетнем девичестве.
Было здорово снова увидеться со своей старой любовью. Мы были близкими друзьями, а иногда и любовниками, никогда при этом не ссорясь. По возвращении домой я сразу же позвонила ему, но он уехал куда-то за границу.
Сейчас он вернулся, был как раз день его рождения, и он пригласил меня, разрешив прихватить с собой парочку-другую моих друзей, если уж мне так хочется. Хотя я знала, что это чисто "прямая" вечеринка, я спросила у Лео и Марики, не выразят ли они желание проехаться со мной, и они согласились.
Фрэнку сейчас было тридцать три, его густые черные волосы кое-где были прострелены сединой. Ростом он около 188 см, причем каждый сантиметр его тела необычайно привлекателен, и явно выделяется среди сероликой массы голландских увальней. Днем он работал продавцом автомашин, но его настоящим увлечением и любовью была вечерняя работа — барабанщиком в одном из джаз-оркестриков по типу ново орлеанских. Он все еще играл в футбол, поэтому не удивительно, что многие мужчины из числа присутствующих у него были или футболисты, или музыканты.
По-настоящему веселье началось, когда музыканты достали свои инструменты и начали играть, как они это делают для своего удовольствия.
Я уже давно не была на голландских вечеринках. Оркестр, конечно, был великолепен, но казалось довольно странным (по крайней мере, для меня) находиться в окружении полностью одетых людей. Это напомнило мне те времена, когда я была ученицей старших классов и меня называли Верой — это была моя школьная кличка, которую я страшно ненавидела.
Как же я изменилась, и — о, Боже! — как изменились они! Например, мужчина, абсолютно лысый и с толстыми очками слыл в наше время дон жуаном, имел густую шевелюру и не носил очков. Я узнала его только по голосу и глазам.
Еще один парень, казавшийся лет на пять моложе меня, на самом деле был моим одноклассником и на два года старше. Он стал профессиональным музыкантом и вполне подходяще для этого выглядел — волосы до плеч, заношенный до дыр свитер и синие линялые джинсы, которые, вероятно, могли стоять сами по себе. Хотя мне на такие вещи плевать, но он явно был белой вороной в толпе хорошо одетых мужчин и женщин.
На мне был надет соблазнительный ансамбль из тесно облегающих черных креповых брюк и пестрой блузы с пышными рукавами. Почти крестьянка. Но — и вот именно здесь была изюминка — застегивалась блуза только на одну маленькую пуговичку спереди и, когда обстановка накалилась, я нечаянно расстегнула эту пуговку. Лифчика на мне, естественно, не было, и поэтому все содержимое вывалилось наружу. Именно сочетание крестьянской невинности и Иезавели с окровавленными руками свела с ума многих в этот вечер. Однако все это никак не отразилось на Лео и Марике. Казалось, вечер их немножко утомил, хотя Лео вздрогнул, когда заиграл оркестр; как всякий музыкант, он всегда отдавал должное хорошей музыке.
Марика выглядела довольной. Она встретила девушку, которая работала за стойкой агентства КЛМ, а поскольку Марика сама летала стюардессой на самолетах этой компании, они очень быстро нашли общий язык, вспоминая воздушные линии и знакомых.
Девушку звали Хетти, и она была сногсшибательна! Ей было около двадцати шести лет, шикарные коричневые с рыжеватым отливом волосы спускались у нее вдоль спины. Зеленый в обтяжку свитер очерчивал красивые торчащие груди, а обтягивающие брюки свидетельствовали о том, что мимо ее попки в Италии не прошли бы. В ее миндалевидных глазах было какое-то детское выражение, но если всмотреться, можно было обнаружить в ней явное наличие восточной крови. Она была очень и очень сексуальной особой, кажущейся на первый взгляд холодной, но в действительности имеющей очень горячее сердце.
Из разговора я узнала, что Хетти подружка Ханса, брата Фрэнка. Будучи еще совсем зеленой, я делила постель с обоими братьями и поэтому знала: хотя братья хорошо "вооружены", любовниками они были посредственными. Ханс в те времена скакал от одной девчонки к другой. Я была приятно удивлена, что он жил с Хетти уже два года. Она могла влиять на него только положительно.
Лео и Марика беседовали с Хетти, а я изучала компанию. Я приметила одного очень приятного мужчину, который сидел около оркестра. Длинные прямые волосы свешивались ему на лицо и почти закрывали один глаз. Высоко поднятые скулы выдавали славянское происхождение; его наряд — черный свитер с пиджаком в клетку и черные вельветовые брюки — очень шел ему.
Он заметил, что я уставилась на него и встал, чтобы получше рассмотреть меня, потому что мешали танцующие пары. Я улыбнулась ему, он улыбнулся в ответ и начал очень осторожно пробираться ко мне. У него это получилось изящно, и он сел рядом со мной. Из своего опыта я знала, что мужчины, которые ведут себя непринужденно и двигаются с определенной грацией, обычно хорошо сложены. Да, у этого мужчины было фантастическое тело; даже не прикасаясь к нему, я знала, что быть с ним близкой будет громадным удовольствием.
Он представился как Сергей; это имя ему подходило. Именно его отец, русский по национальности, дал ему славянскую внешность и имя, а мать была датчанкой. Он пригласил меня на танец, и я сгорала от нетерпения убедиться в правильности своей теории о телосложении. Я обвила руками его широкие плечи и, тесно прижавшись, почувствовала, как двигаются мускулы его бедер — не чрезмерно развитые, как у культуриста, но, безусловно, разработанные в результате регулярных длительных упражнений. Я не могла долго сопротивляться искушению и опустила руки на его зад. Прекрасные, хорошей формы ягодицы сразу напомнили мне Рудольфа Нуриева (правда, ребятки, я видела его только в балетном трико и никак иначе).
Когда я сделала Сергею комплимент относительно его телосложения и умения двигаться, он сказал, что семь лет работал танцовщиком при джаз-оркестре и сейчас руководит своей танцевальной школой. Он вызвался давать мне уроки, но я сказала, что окажусь неблагодарной ученицей.
Мы танцевали минут тридцать. Лео и Марика тоже танцевали, то же делали Ханс и Хетти. Вскоре мы воссоединились: три пары в очень тесном и интимном кругу. Но Сергей стал уводить меня из общего круга в довольно темный угол комнаты. Я села к нему на колени и почувствовала, как его поднимающийся член рвется сквозь мое нижнее белье. Я прижалась поплотнее и опустила руку ему на колени, возбуждая его полуспящую красоту. Затем я забралась под свитер и положила руку на его волосатую грудь. Эта тихая ласка очень возбудила нас.
Марика, которая танцевала рядом, поняла, что происходит, и одобрительно подмигнула нам. В свою очередь Хетти несколько раз пронеслась в танце мимо и послала нам несколько воздушных поцелуев, и я была очень признательна ей. Она танцевала очень чувственно, извиваясь как змея, казалось, что она может заставить двигаться любую часть своего тела, оставаясь при этом неподвижной.
Когда музыка кончилась, я жестом пригласила Хетти присоединиться к нам. Она приблизилась с довольно застенчивым видом, не зная, что будет дальше. Я поняла из ее нервных движений, когда она села ко мне на колени, что она никогда не была близка с женщиной. Это не удивительно — большинство знакомых мне в Голландии женщин были "сверхправильными". Я уже успела пошептаться с Сергеем о возможном свинге при условии, что подберем подходящую компанию. Он был полностью за — а почему бы нет, если на его сильных коленях уже сидели две женщины.
Естественно, что свинг должен состояться в доме Лео и Марики. Нужно было только уговорить Хетти присоединиться к нам. Я не думала, что Ханс будет против, поскольку он и Фрэнк когда-то были очень необузданными парнями и трахались налево и направо. Но меня очень долго не было в Амстердаме, и они за это время могли посолиднеть. Кто знает?
Когда я предложила Хетти, которой понравились и Лео, и Марика, поехать после вечеринки к ним домой, она восприняла предложение с охотой и интересом, не отдавая себе отчета, что мы имели в виду. Когда шел разговор, я ласково поглаживала ее спину под зеленым свитером и вскоре расстегнула ее лифчик. Она захихикала и обернулась, чтобы посмотреть не глядит ли кто-нибудь на нас, но Сергей подавил ее робость поцелуем, а я в это время извлекла из-под свитера бюстгалтер и бросила его на кресло. Когда я ласкала пальцами ее спину, Сергей запустил ей под свитер руки и начал гладить от живота до грудей, а потом стал мягко и настойчиво массажировать соски.
Все это было очень эротично, но мы поняли, что не сможем осуществить свои фантазии до тех пор, пока не распрощаемся с компанией. Я решила быть осторожной с Хетти и рассказать ей о наших намерениях; к моей радости она согласилась, хотя призналась, что это будет внове для нее. В этот момент подошел Ханс, разыскивающий ее. Он был больше чем на взводе.
— Ханс, я еду с Ксавьерой и этими людьми к ним домой… чтобы посвинговать.
Его пьяные глаза сузились.
— Ты не сделаешь этого. Я даже не хочу слышать об этом.
— Я хочу поехать, Ханс.
— Ты не поедешь на оргию, Хетти. Мы никогда не делали что-либо подобное раньше и не сделаем этого сейчас. Я не позволю, чтобы моя девушка трахалась с каким-то мужиком, — он сердито взглянул на меня, — или бабой.
Ханс должно быть знал, что у меня очень часто меняются аппетиты — от мальчиков до девочек. Хетти же очень хотелось поехать с нами, ей нравился Сергей, а к тому же она надеялась узнать от меня что-то новенькое. Но ей нужно было получить согласие от своего дружка и, поэтому она пошла, чтобы принести ему еще бутылку пива. В это время мы стали обрабатывать его, используя самые рациональные и дипломатические доказательства. Я говорила ему:
— Послушай, Ханс, мы ведь хорошие друзья. Именно поэтому я могу так говорить с тобой. Мне в самом деле нравится Хетти, но я не хочу и тебя обидеть. Это будет просто безобидная сексуальная игра, без каких-либо эмоций.
Он продолжал трясти головой в знак протеста. Тогда я попробовала подойти к нему иначе.
— Если ты хочешь узнать что-нибудь о свинге, почему бы тебе не поговорить с Лео и Марикой? Они женаты уже давно и занимаются им тоже порядочное время. И знаешь что? Они до сих пор живут вместе. Может быть, свинг как-то освободит вас и сделает менее ревнивыми.
Он начал прислушиваться ко мне, а это уже было хорошим знаком. Я убеждала его еще минут двадцать, и в результате он согласился поехать с нами. Я подумала, не позвать ли нам с собой Фрэнка, но потом отказалась от этой мысли. — Ведь, в конце концов, это был его день рождения, и он должен был занимать своих гостей.
Около двух часов ночи мы удалились, чтобы продолжить удовольствие на свой вкус. Перед уходом Сергей наконец-то познакомил нас со своей дамой — Надей, которая была не старше двадцати двух лет. На лицо она была не очень хорошенькой, а платье, надетое на ней — очень свободное — не могло сказать что-нибудь о ее фигуре. Хотя Надя выглядела. довольно невинным созданием, я почувствовала, что если она дружит с таким сверхсексуальным парнем как Сергей, то это говорит в ее пользу.
Мы приехали в дом Лео и Марики, и я радовалась, что все идет прекрасно. Не знаю, что другие ожидали от людей, уверовавших в групповой секс, но они были очень поражены, с каким художественным вкусом Лео и Марика обставили свое жилище — громадная комната с подшитым деревянными брусьями потолком, многочисленные предметы искусства, разноцветные лампы, эротические картины и скульптуры. Большие кожаные диваны и уютные бра дополняли впечатление.
Последовали напитки, а затем Лео уселся за свою любимую мебель — пианино и сыграл несколько своих композиций, Затем я познакомила наших новых гостей с домом. Проходя мимо ванной комнаты, выложенной голубым и белым кафелем я шутя заметила, что для того, чтобы принять участие в свинге, нужно обязательно искупаться в одиночку или же с партнером.
Я ведь только пошутила, не успев даже догадаться, что происходит, как все начали лихорадочно раздеваться. Я тоже стала готовить ванну — добавила в воду "Бадедас" (или, как называют в Европе — "Витбас"), а потом увидела стоящих в чем мать родила Хетти, Ханса, Надю и Сергея. Естественно, я не могла оставаться одетой и последовала их примеру.
Мы восхищенно смотрели друг на друга, а затем я и Надя первыми нырнули в ванну. Очень быстро к нам присоединилась Хетти, и вместе с ней мы образовали целую толпу; я взяла большой кусок душистого мыла и стала намыливать ее тело. Славная девушка! Она пришла посвинговать, и нужно было, чтобы она не упустила ни одной мелочи.
У обеих девушек были великолепные груди. У Хетти они были особенно твердые и стояли, как каменные, с темными сосками и ореолом, что свидетельствовало о ее азиатском происхождении. Груди Нади были более мягкими, но тоже очень привлекательными, а соски ее были почти такого же цвета, как и остальное ослепительно белое тело.
Процесс намыливания был очень чувственным, поэтому Сергей не мог долго оставаться в стороне. Он подошел к краю ванны со стоящим членом. У него действительно было сказочно красивое тело — с головы до пят. Но я была занята, развлекаясь с густо заросшей киской Хетти и целуя ее соски, от чего она радостно хихикала. Тем временем Надя, это сексуальное молодое создание, осторожно трогала и исследовала мой зад — это был еще тот водяной балет!
В конце концов я вышла из ванны, чтобы уступить свое место в кордебалете Сергею, и как только я это сделала, он упер свой член прямо в мои груди. Это уж было слишком, и я не могла удержаться, чтобы не поцеловать его прекрасный инструмент, прежде чем он опустится в ванну. Он немножко побарахтался с Хетти и Надей, но подошла очередь купаться мужчинам, и они вдруг стали застенчивыми, боясь случайно задеть друг друга членами, и, что самое забавное, стали прикрывать свое хозяйство руками, входя в ванну.
Однако понадобилось не очень много времени, чтобы распрощаться с этим предрассудком, и вскоре мужчины вовсю плескались. Тем временем я нашла стопку полотенец, и мы начали вытираться. В ванную вошли Лео и Марика и сказали, что в спальне готовы мягкий свет и хорошая музыка. После купания все поняли, что свинг — это реальность и почувствовали себя несколько скованно. Ханс даже стал натягивать на себя подштанники, а Хетти нацепила лифчик.
Лео наклонился ко мне и прошептал:
— Похоже, сегодня будет спектакль с любительским составом.
— Что ты имеешь в виду? — спросила я, будучи настроена оптимистично.
— А увидишь. Так, как мы хотели, не получится.
— Но они так хорошо вели себя в ванной, Лео.
— Подожди и увидишь.
С шутками я заставила Ханса снова раздеться и повела их через длинный коридор в главную спальню, освещенную двумя красными светильниками, имевшими форму фаллоса.
42. ПРЕРВАННЫЙ СВИНГ
Колыхающиеся на стенах тени, приводящая в хорошее настроение музыка — очень ритмичная и в то же время успокаивающая — в сочетании с общей чувственной обстановкой, все это создавало хорошую атмосферу для расслабленного секса, и, как я думаю, эта атмосфера служила для того, чтобы снять у всех страхи и опасения, поэтому мы без слов расположились на гигантской кровати. Ханс и Хетти держались друг друга, лежа в центре постели, ее ноги были слегка расставлены, а он крепко сжимал свои. Я не могла больше терпеть и нырнула между ног Хетти, начав с жадностью пожирать ее. А Ханса я оставила для других.
Мне не нужно было беспокоиться. Через секунду Марика стала сосать его член, который, я бы сказала, имел не очень сильную эрекцию. Через пять минут Марика оседлала его крепко держа его член и направляя его в свою подстриженную вагину.
В то время, когда Марика ездила на нем, Ханс повернул голову, глядя в глаза Хетти, как будто бы пытаясь сохранить свою любовь для нее. В другой части постели Лео забавляла Надиными титьками и покусывал ее ушные мочки, тогда как Сергей обрабатывал главное поле, плотно приклеив свой рот к ее съедобной киске. Работа Марики с Хансом и мой язык, который давно уже проложил себе путь сквозь растительность Хетти внутрь ее чудесно увлажненной вагины, казалось, еще более тесно сблизили двух молодых влюбленных, которые страстно целовались.
Я не хочу быть грубой — или не романтичной — но клитор Хетти все больше набухал, и я знала, что она близка к оргазму. Не очень задумываясь о последствиях, в возбуждении я, оттолкнула Ханса, взобрались поверх Хетти и, тесно прижимаясь к ней, стала тереться о нее, сама содрогаясь в оргазме. Но Хетти все никак не могла кончить, поэтому мне снова пришлось приложиться ртом к ее курчавой киске.
Марика слезла с Ханса, и он с каким-то отрешенным любопытством наблюдал, как я поедала Хетти. Настроившись только на одну цель, я продолжала работать языком, и вот уже Хетти не могла удержаться от стонов, а ее таз судорожно прижимался к моему лицу, обхватив руками мой затылок, она пыталась как можно глубже засунуть в себя мою голову, я чувствовала, что задыхаюсь. Затем, с последним криком наслаждения, она откинулась на кровать, выглядя несколько потерянной и утратившей ощущение реальности. Ханс моментально наклонился к ней и обнял ее. Казалось, он был потрясен той силой и неистовством, с которыми она реагировала на мою любовь.
Честно говоря, я была слишком возбуждена, чтобы обращать внимание на его расстроенные чувства — об этом можно будет поговорить попозже. Доставив удовольствие Хетти, я была более чем готова заняться моей другой симпатией — Сергеем. Он сидел в центре кровати в нерешительности, что не должно случаться с мужчиной с такими талантами и такой невероятной эрекцией. Он следил за Хетти и мной и сейчас пододвигался ко мне с явным намерением потрахаться. Но я была в этот вечер в сосательном наклонении, и хотя мне хотелось бы почувствовать внутри себя эту русскую ракету, я все же намеревалась так отсосать Сергея, чтобы он запомнил меня на всю жизнь. Я пристроилась у него между ног и приблизила к себе его член. Ну и зрелище же это было! Он был раздут, кожа напряглась и были отчетливо видны синие вены.
Приняв мой сигнал, Сергей откинулся на подушки и стал внимательно следить за каждым мои движением, как будто бы перед ним разворачивалась хореографическая пантомима. Я начала с того, что разыграла сюиту о Щелкунчике, порывисто двигая языком слева направо, затем вокруг головки и передвигая его вниз к заросшему волосами основанию, а затем длинными медленными, скользящими движениями снова возвращаясь к головке. Затем я полностью заглотила его член и стала молчаливо и торжественно сосать по всей его длине, пока не добралась до обрезанной крайней плоти. Сейчас наступило время играть на флейте из живой плоти. Сергей уже не мог оставаться простым зрителем. Он стал ласкать мою голову и просовывать свой член вглубь моего горла, пока я почти полностью не проглотила его. Я жевала, лизала, сосала, попутно теребя его яички одной рукой и дразня свой клитор другой. Сергей вдруг с силой рухнул на кровать, предоставив дальнейшее природе, что она и сделала — сначала с громким воплем, исторгнутым из глубины его горла, а затем с сильным ударом вглубь моего горла, когда его сперма брызнула мне в рот.
Надя с интересом следила за нами и, судя, по выражению лица, была удивлена, что Сергей так неистово кончил у меня во рту. Не знаю, почему она удивилась, ведь именно в этом и заключалась идея, но в этот момент с ней никого не было и поскольку ей приходилось играть роль постороннего наблюдателя, она, возможно, чувствовала себя одинокой. Но не надолго. Ханс, наконец-то возбужденный происходящим, покинул свое райское насиженное местечко подле Марики и переместился к Наде, которая с удовольствием раздвинула для него ноги.
С чувством и видом пионера-первопроходца Ханс засунул свой член в Надин вагинальный туннель и начал исследовать его. Она показала, что оценила его машину, серией ответных движений и громким стоном — и действительно эти звуки имели основание, а сама сцена подогрела всю нашу четверку за исключением Хетти, которая выглядела так, будто подверглась нападению свирепых пчел. И когда Ханс, не помня себя, закричал, требуя, чтобы Надя полностью приняла его член, Хетти подпрыгнула, оттолкнула Лео, который стоял со стоячим членом у ее лица, и выбежала из комнаты. Не все обратили внимание на эту драму, найдя себе занятие по вкусу, но я-то заметила ее бегство… возможно, потому что ожидала подобное.
Я направилась в ванную комнату и нашла там рыдающую Хетти. От слез весь ее макияж расплылся по лицу. Через пару минут туда же ворвался Ханс, очень растроенный, и стал извиняться перед ней, хотя тут же выказывал недовольство тем, что она занималась сексом с Лео и со мной. Хорошая же парочка лицемеров! — но не время было говорить с ними на эту тему. Я высказала предположение, что поскольку это был их первый опыт участия в групповом сексе, то ревность — нормальное явление.
Что в действительности огорчило Хетти, так это факт, что Ханс получил такое же удовольствие от секса с Надей, как и с ней. А она думала, что только с ней он может получить истинное наслаждение. Какой же наивной дурочкой она была! И вот в ванной уже собралась вся наша честная компания. Марика, которая никогда не была хорошей дипломаткой, сказала:
— Ну, что, влюбленная парочка, не все уж так плохо. После сегодняшнего вечера мы, вероятно, никогда не увидимся, поэтому не принимайте все это всерьез.
Надя тоже обозлилась на Сергея за то, что ему было так хорошо, когда я обрабатывала его… интересно, что же она думала — что он будет мученически страдать при этом?
Все в порядке, нужно было спустить на тормозах, на этот раз — с помощью слов, а не музыки. Лучше всего было бы, конечно, разойтись, предварительно попытавшись смягчить их неприятные впечатления; скоро должно было взойти солнце, и Лео убедил нас, все еще совершенно голых, спуститься в кухню, а Марика тем временем приготовит кофе и накроет на стол.
— Ну хорошо, Хетти, — продолжал Лео, — почему ты плачешь? Что так расстроило тебя?
— Не знаю. Я считала, что мы с Хансом любим друг друга. Я не была против того, что он трахался с Марикой, потому что он в мыслях был со мной. Ну, а потом эта Надя — и он забыл обо мне. Видите ли, все нормально, пока он не кончает внутри другой женщины, ведь именно оргазм является пиком отношений.
— Все это ерунда, — стала объяснять Марика. — Ты сама не веришь в эту белиберду. Если даже мужчина и трахает другую Женщину, все равно он может любить тебя. Это просто сексуальный акт, без всяких эмоций, особенно при групповом сексе, с каждым из присутствующих… какие же можно испытывать при этом чувства? Свинг — это очень честный способ удовлетворить свои сексуальные желания.
— Не думаю, что Бог создал мужчину и женщину для этого, — заявил Ханс. — Мужчина должен любить свою женщину, а она должна любить и уважать его и оставаться ему верной. Надо руководствоваться десятью заповедями. Нельзя обманывать и лгать. Иначе всем будет больно.
Лео не верил ушам своим.
— Ты должно быть рехнулся, Ханс! Какое это имеет отношение к христианству? Ты считаешь, что мужчина и женщина должны быть прикованы друг к другу, даже если сексуально надоели? Скажи, что плохого в еще одной сексуальной связи? Скажи честно… разве ты не изменял Хетти за те два года, что живешь с нею?
— Ну… да. Но только один раз! И это была просто шлюха. Это был разовый заход, без всяких эмоций. К тому же это случилось за городом, во время деловой поездки.
Я, конечно, не преминула укусить его.
— Что ты имеешь в виду, говоря "просто шлюха"? Ты же знаешь, что я занималась проституцией два года. Кроме этого, я содержала первоклассный бордель. Почему ты говоришь "просто шлюха"? Они тоже люди. Или ты хочешь сказать, что раз платишь деньги, то это не считается изменой?
— Да, более или менее. В этом случае исключается привязанность, — ответил он.
Марика буквально прочитала мои мысли, опередив меня.
— Значит, следует понимать так: если ты платишь, то не чувствуешь за собой вину, но если пользуешься любовью бесплатно, то виноват!
Дискуссия была прервана новым взрывом ярости со стороны Хетти, которая не могла оставаться равнодушной к тому, что ее возлюбленный ходил к проститутке. Между ними возникла форменная перепалка на повышенных тонах, вплоть до крика, пока не вступил Лео и не утихомирил их.
Марика же в свою очередь не могла простить Хансу отсутствие логики в его рассуждениях.
— Вернемся к мысли Ханса о христианстве, — заявила она. — Вы знали, что должно произойти, мы честно рассказали обо всем еще на дне рождения. И ты хочешь сказать, что трахая меня и Надю, не получал удовольствия?
— Да, как насчет этого? — ядовито осведомилась Хетти. — Ты противоречишь сам себе, грязный подонок. Я попробовала успокоить ее.
— Ну, послушай, Хетти, не заводись так сильно. Ты ведь тоже любилась со мной, не так ли? И тебе понравилось, ты даже кончила… Ты не притворялась. Так почему же ты так обозлилась на Ханса за то же самое?
— Но это ведь совершенно разные вещи, Ксавьера, — сказала она. — Быть с другой женщиной было для меня в новинку, это совершенно другие ощущения. Это не то что трахаться с другим мужчиной. Когда ко мне приблизился Лео, меня чуть не вырвало.
— А тебе никогда не приходило в голову, — сходу ответила я, — что мужчина иногда может более сильно ревновать свою девушку, когда видит, как ее ублажает женщина? Он знает, как нужно соперничать с другим мужчиной. Но не думаю, что мужчина может соперничать с женщиной. Поэтому можно предположить, что мои любовные занятия с тобой были более опасны для твоих отношений с Хансом, чем его утехи с другой женщиной.
Тут вступил в разговор Сергей, который согласился со мной:
— Если ты получаешь оргазм от того, что Ксавьера целует твою дырку, то почему Ханс не может испытать оргазм, трахая мою подружку? Он делал это нормальным способом, а ты получила его по-лесбиянски. У всех нас имеются гомосексуальные тенденции. Если Ксавьера вызвала их к жизни в тебе… возможно, что в один прекрасный день ты обнаружишь, что женщины тебе нравятся больше, чем мужчины.
Его подруга Надя решила поставить точку над "i".
— Давай я расскажу тебе о наших с Сергеем отношениях. Самое большое, что мы себе позволяем, это пригласить еще какую-нибудь девицу, чтобы переспать втроем… потому что мне обычно не нравится трахаться с двумя парнями сразу. Я предпочитаю Сергея другим мужикам, поэтому у меня нет оснований трахаться налево и направо. Я получаю удовольствие от любовных шалостей с другой женщиной, но в конце концов больше всего мне нравится трахаться с Сергеем. На мой взгляд, самое идеальное сочетание — это счастливая любовь втроем.
Дискуссия, как это обычно бывает, вышла за рамки обсуждения группового секса. Мы затронули проблемы брака и свободы женщины, а также другие вопросы, касающиеся отношений мужчины и женщины.
Вскоре солнечные лучи осветили комнату, и подошло время уходить. Все это было прекрасно, но поскольку мне довольно часто приходилось участвовать в подобного рода дебатах, я бы предпочла действия, а не разговоры о них.
43. ДАТСКИЕ УДОВОЛЬСТВИЯ
У Лео и Марики был хороший приятель по имени Хендрик, естественно свингер, которому нужно было на день-два съездить в Данию. Он был одним из тех людей, которые ненавидят путешествовать в одиночку, и поэтому пригласил меня с собой. Он предложил оплатить мне обратный билет на самолет и проживание в гостинице в обмен на мое общество, ко всему этому добавлялась бесплатная поездка по стране, которую я давно мечтала посетить. Он дал мне понять, что секс не входит в условия сделки, и поскольку в свое время в Нью-Йорке я делала гораздо большее за меньшие деньги, то естественно, не отказалась.
Дания состоит из пяти сотен островов, из которых населена только одна пятая часть. Когда начали снижаться над островом Зеландия, где расположен Копенгаген, мы увидели живописные места. На сотни километров простирались луга, леса, плантации цветов, среди которых пятнами выделялись красивые коттеджи и фермы, разделенные искусственными и естественными каналами и речушками, и старинные замки. Сельская Дания просто великолепна.
Копенгаген в вольном переводе означает торговая гавань и является нервным центром маленькой нации, которая дала миру очень много, особенно в области сексуальной свободы.
По пути в гостиницу "Король Фредерик" я раздумывала над тем, какие сюрпризы меня ожидают впереди… в конце концов, викинги всегда славились насилием и мародерством (последнее, правда, не очень привлекало меня).
Пока Хендрик занимался делами, я совершила ознакомительную прогулку по городу. Я знала, что у меня не будет достаточно времени увидеть все, что я хотела, поэтому сразу же отказалась от подобных попыток. Зоопарк Копенгагена один из самых лучших в Европе и, конечно, сад Тиволи всемирно известен как средоточие удовольствий — великолепный отдых с хорошими ресторанами и кафе, концертными площадками и развлечениями для людей всех возрастов. Но вместо посещения главных достопримечательностей города — у меня не было настроения знакомиться с обязательными для туристов объектами — я просто прошлась по городу и получила впечатление о нем именно таким образом.
Что мне лучше всего запомнилось, так это люди… чистые, счастливые, привлекательные люди. Нет трущоб, расовых волнений, уровень преступности весьма низок, а население кажется веселым и беззаботным. Почти каждый житель Копенгагена умеет немножко говорить по-английски, поэтому куда бы вы ни пошли, всюду можно рассчитывать на понимание — в гостинице, магазине, ресторане и даже в порнолавке!
Датские мужчины на удивление красивы и, независимо от возраста, держат себя в хорошей форме. Женщины сплошь хорошенькие и здоровые на вид. Чистота является национальным фетишем (во мне, очевидно, течет какая-то частица датской крови!), а секс и чувство юмора высоко котируются среди датчан. В общем и целом, люди общительны, дружелюбны и всегда готовы прийти на помощь.
С Хендриком мы встретились пообедать в уютном ресторане отеля в шесть вечера, и он пришел со своей знакомой. Инга была приятной блондинкой сорока лет, владелицей книжного магазина. Хендрик не думал встретить ее в этот раз — он считал, что она в Стокгольме — но, случайно проходя мимо ее магазина, он увидел Ингу за прилавком. Она поцеловала меня в щеку и, казалось, была польщена и взволнована встречей, что в свою очередь тоже польстило мне. Она читала датское издание "Счастливой шлюхи", которое, кстати, стояло на полках в ее магазине, поэтому чувствовала себя в какой-то мере уже знакомой со мной.
Во время обеда — датская говядина с ветчиной и вкусно хрустящими овощами — я спросила у Инги, как обстоит дело с сексом в Копенгагене. Я не знала, что эта тема была очень близка ей.
Она сказала, что эротическая ночная жизнь значительно изменилась за последнее время из-за активного вмешательства полиции.
— Вмешательства? Каким образом? — спросила я.
— В свое время были широко распространены хорошо организованные и поставленные живые секс-представления. В некоторых принимала участие даже публика. Но сейчас почти все они закрыты.
Инга гордилась репутацией, которую завоевала ее страна в области сексуальных свобод, но очень огорчалась введенными запретами. Она была в разводе, на ее содержании находилась дочка, а растущая конкуренция в торговле порноизданиями (процветающая отрасль бизнеса в Дании, где эти издания, запрещенные во всем мире, продаются открыто) медленно разоряла ее.
До введения ограничений на ночную жизнь она зарабатывала много денег, организовывая посещения секс-шоу для туристических групп. А сейчас этот главный источник доходов иссяк. Книжная лавка, когда-то игравшая второстепенную роль, теперь вышла на первое место.
Жить становилось все труднее и труднее, объясняла она. Хотя законов, прямо запрещающих секс-шоу не существовало, полиция объявила войну маленьким секс-театрам. Очевидно, многие из них уклонялись от налогов, а другие не соответствовали требованиям пожарной безопасности. Еще одной причиной для полицейских преследований был тот факт, что некоторые из участников представлений занимались продажей наркотиков публике после окончания шоу. Кроме того, официальные власти требовали, чтобы любой посетитель этих театров был членом клуба и вступил туда по меньшей мере за двадцать четыре часа до начала представления.
Естественно, что все это не нравилось туристам, которые приезжали только для кратковременного отдыха и хотели немедленных развлечений.
Большинство этих театриков были весьма скромными и вмещали всего несколько десятков зрителей. Когда полиция начала один за другим закрывать их два-три раза в неделю, они никак не могли оправдать затраты.
Инга знала одну девушку, которая выступала в таких клубах со специально подготовленным номером, на языке шоу-бизнеса это называется "спец-акт". Явная недомолвка! Хендрик однажды был с другом в Копенгагене, и Инга договорилась с девушкой, что та продемонстрирует перед ними свое искусство.
— Она появилась у нас отеле с ведром живых угрей, — вспоминал он. — И к нашему ужасу стала играть в любовь с этими созданиями… глотать их и трахаться с ними.
— Ох, Ксавьера, — усмехнулась Инга, — это было невероятно. Она глубоко засовывала их в вагину, вытаскивала обратно, ласкала, облизывала головки и хвосты, а затем обернула их вокруг своего тела так, что была скрыта сплошной копошащейся массой скользких угрей. На следующий день она их убивала и поедала.
Да, вот это блюдо!
— Каждый раз, когда эта девица получала свежую партию угрей, — продолжала Инга, — она выступала в частном доме или на сцене. Если людям хотелось посмотреть, как она занимается любовью с животными, они могли проехаться к ней на ферму! Она делала все, но номер с угрями был для нее самым любимым.
Я не очень была опечалена известием, что сейчас этой фокусницы не было в городе; она уехала в Стокгольм на съемки порнофильма. С угрями, естественно. Но зрелища подобного рода не возбуждают меня. К тому же мне никогда не нравились дары моря.
После обеда (в конце которого были поданы сказочные датские десерты) Инга отвезла нас в "Клуб 25", невзрачно выглядящее, но пользующееся успехом секс-заведение.
В качестве пролога (или, как выражаются в театре, перед поднятием занавеса) выступила пара лесбиянок, которая наглядно продемонстрировала публике многочисленные способы мастурбации.
После них одна девица, полногрудая, чувственная красавица, засовывала себе вовнутрь самые невообразимые предметы: сначала одну свечу, а затем еще одиннадцать. Последнюю она зажгла, и я стала ожидать, не затянет ли кто-нибудь песенку "Со счастливым днем рождения".
Потом в ход пошло все, что попадало под руку — вибраторы, огурцы, бананы, сигары. Одновременно свободной рукой она так молотила по своим грудям, будто они были ее личными врагами и даже заставила помощницу связать их узлом. Ее сценическое имя было "Мазохистка Мэйси".
Следующей была такая сценка: маленькая женщина (позднее выяснилось, что она мужчина), одетая в кожаные штаны, лифчик "бикини" под цвет штанам и высокие кожаные сапоги, вышла на подмостки и попросила публику принять участие в том, что будет происходить.
Она (он или оно) в конце концов продемонстрировала член, а выбранный из публики зритель стал сильно, почти до крови бить ее по заднице. У нас захватило дух, потому что трудно было представить, что это тощее маленькое существо сможет вынести такое тяжелое наказание.
Я наблюдала представление без каких-либо сильных эмоций. Но когда наступила очередь следующего (и последнего) номера, он по-настоящему завел меня. До этого вся сексуальная возня на сцене выполнялась устало выглядевшими скандинавскими блондинками и блондинами. Представление завершал прелестный юноша с оливковым цветом кожи, великолепно сложенный, с длинными до плеч волосами. Он творил любовь с гибкой, длинноногой девушкой. Она обвилась вокруг его тела ритмичными движениями, которые совпадали с тактами играющей где-то за сценой музыки — "Героической" (эротической?) симфонией Бетховена.
Их вращения, изменяемые позы, изящные промежуточные движения великолепно сочетались с музыкой. То, что происходило на сцене, не было просто траханьем; это был сексуальный балет. Их тела двигались в такт с нарастающим темпом музыки, набирали скорость по мере наступления финала, а при последних звуках этого музыкального шедевра юноша судорожно забился в оргазме.
Зрелище так завело меня, что нужно было что-то делать. Юноша буквально оросил всю сцену, и я поняла, что все это не было игрой, как часто практикуется в подобных шоу. Этот юноша не притворялся. Он был сексуальным музыкантом.
Я была так возбуждена, что не могла больше ждать. Он вышел из-за кулис, хорошо одетый с каким-то отрешенным видом. Я приблизилась к нему и прошептала по-английски:
— Это было великолепно, сэр. У вас что-нибудь осталось для меня на сегодняшний вечер?
Он вопросительно взглянул своими огромными карими глазами, и тут я заметила в его облике что-то восточное. Во время представления я не очень-то обращала внимание на его лицо.
— Как вас зовут? — спросила я. — Откуда вы родом? Могу сказать, что, благодаря вам, вечер не прошел для меня даром.
Я путалась в мыслях и словах. Со мной это случается, когда я очень возбуждена и не знаю, как поступить в данной ситуации.
— Меня зовут Рашид, — ответил он мягким низким голосом.
— Так вы индиец? — спросила я. Он возмущенно посмотрел на меня.
— Разве я похож на индийца? Я родом из Западного Пакистана! Конечно, я могу еще выступать сегодня вечером. И буду, — сказал он со странной усмешкой. — Но, к сожалению, не с вами. Мне нужно ехать на пароме в Мальме для участия в еще одном секс-шоу.
Двужильный парень! Я спросила его, почему он так напряженно работает.
— Здесь, в Копенгагене, сейчас не очень много работы, а мне нужны деньги. Но, возможно, мы встретимся на этой неделе. Вы здесь с родителями или друзьями?
— С друзьями, — ответила я.
— Не думаю, чтобы вашим друзьям еще раз захотелось увидеть это шоу, но, возможно, вы не откажетесь проехаться со мной?
— Не думаю, что могу так внезапно бросить друзей.
— Безусловно. Я отлично понимаю вас.
— Хорошо, я спрошу… узнаю, как они собираются провести остаток вечера.
Я подошла к Хендрику и Инге, которая оглядывала Рашида с более, чем зрительским интересом, и объяснила, что, возможно, выкину номер и отправлюсь с Рашидом на гастроли в Швецию. Не возражают ли они?
— Отнюдь нет, — великодушно сказал Хендрик. — Развлекайся в свое удовольствие.
— И насладись этим прелестным юношей, — добавила Инга, многозначительно подмигнув.
Рашид предупредил, что нужно торопиться на паром, но мы успели вовремя и через двадцать минут пересекли пролив и находились уже в Швеции.
44. ЛЕБЕДИНЫЙ ТАНЕЦ
Как только паром пришвартовался в Мальме, мы бегом направились в театр, где должен был выступать Рашид. Мы успели туда как раз, чтобы присутствовать при примечательной любовной сцене, исполнителями которой были девушка и белоснежный лебедь с очень длинной шеей. Занавес открылся: на сцене, на тахте, в застывшей позе лежала прекрасная девушка. Здесь же был лебедь, которого она вскоре начала ласкать, нежно прижимая его голову к своему животу и постепенно поднимая ее выше, к груди. Затем лебедь начал пощипывать ее за мочки ушей, как это делают любовники. Лебедь, естественно, не может целовать клювом, но со стороны все это очень напоминало поцелуи.
Девушка был полностью одета. Внезапно она встала и с помощью лебедя начала выполнять странный и обольстительный стриптиз, в ходе которого лебедь помогал ей снимать одну часть туалета за другой. Сначала она сняла длинные перчатки, и лебедь бережно взял их в клюв и отложил в сторону. Она расстегнула платье и выступила из него; лебедь тоже отложил его в сторону. Затем она опустилась и легла на спину, а лебедь с быстротой и легкостью опытного продавца нижнего дамского белья точным движением клюва снял с нее бюстгальтер.
На девушке оставался узкий черный поясок, но и он не представлял трудностей для нашего пернатого друга. Двумя точными ударами клюва он развязал тесемки на бедрах, и упавший клочок открыл ее сокровище, готовое для завершающего действия.
К этому времени, казалось, девушка действительно воспылала чувствами к лебедю и снова начала ласкать его, только на этот раз более эротично. Она обхватила обеими ногами его белоснежное туловище и стала тереться о его шею, словно это был длинный, белый, пушистый член.
Очень медленно она стала направлять голову лебедя вниз, пока она не оказалась на одном уровне с ее вагиной. Было очевидно, что лебедь не может "есть" ее. Но она была так возбуждена происходящим, что с помощью слюны рукой смочила вагину и просунула в нее голову птицы.
Лебедь, казалось, не испытывая никаких неприятных ощущений выполняя этот трюк перед изумленной аудиторией, погрузил свою голову по самые глаза, а затем в вагине исчезла и вся голова.
Девушка ловко согнула его шею, и шея тоже стала исчезать внутри ее чрева. Птица, хорошо обученная любовному мастерству, начала ритмично всовывать и высовывать голову, вдыхая воздух между нырянием, а девушка извивалась от явного наслаждения. По мере того, как она входила в экстаз, то же самое, очевидно, испытывал, но только по-своему, и лебедь, движения которого все убыстрялись.
Я была поражена происходящим, потому что девушка серьезно рисковала получить травмы от большого клюва. Впрочем, на корридах принято подпиливать рога быкам, видимо, и здесь было что-то предпринято, чтобы клюв птицы не повредил яичники или матку. Этот акт был по-настоящему интересен своей экзотикой… гораздо более "интересен, чем обычные сцены с участием мужчины и женщины или лесбиянок. Только ради одного этого номера стоило посетить Швецию!
Рашид еще раз виртуозно исполнил свою эротическую композицию, во время которой я от вожделения работала пальцами внутри себя, чтобы избавиться от невероятного сексуального возбуждения.
Шоу завершила великолепная с пышными формами и кожей цвета светлого шоколада мулатка. У нее были невероятных размеров груди с огромными темно-коричневыми кругами вокруг сосков. Ее выступление заключалось в том, что она трахала подушку… Да, ребята, обычную подушку. Хотя нет, не совсем обычную. Она была размером с мужчину и могла принимать любую форму.
Звучит неправдоподобно, но поверьте, зрелище заслуживало того, чтобы его видеть. Она отчаянно избивала подушку, тискала, валяла, швыряла, сгибала, подкладывала под себя, переворачивала ее… и все это сопровождалось громкими хлюпающими звуками — бам, бам, бам. Она заставляла подушку принимать любую форму, которую ей хотелось. Когда она наконец оседлала ее, как будто под ней был мужчина, то подушка перестала быть подушкой, а превратилась в огромное мускулистое, воспаляющее воображение орудие, способное трахаться до бесконечности.
Когда мулаточка заколотилась в оргазме, то сидевшая в переднем ряду женщина, казалось, потеряла рассудок от желания. Она вскарабкалась на сцену и стала с криками и воплями вырывать подушку, одновременно срывая с себя одежду. Сначала я подумала, что это было частью представления, но нет, мулатка еще больше распалилась от этого и, предвкушая одобрение присутствующих зрительниц-лесбиянок, сцепилась одновременно с женщиной и подушкой и стала яростно тереться о кричащую во весь голос женщину. Она разорвала на клочки ее бюстгалтер и трусики и начала сосать ее. Женщина окончательно свихнулась, ее стоны и вопли сотрясали воздух в зале, а затем она тоже наклонилась и начала лихорадочно кусать, жевать, есть пурпурно красные вагинальные губы мулатки.
К этому времени с ума посходили не только лесбиянки, но от вожделения сгорали и мужчины. Трое из них ворвались на сцену и начали обрабатывать женщин и подушку; это множественное траханье вокруг подушки походило на действия акул, рыскающих в районе кораблекрушения.
Я тоже походила на обломок, мокрый от желания. Ко мне присоединился Рашид, и мне потребовалась его твердая рука, чтобы выйти на свежий воздух и успокоиться.
Вот это оргия! Представление продолжалось, продолжалось, кажется, до бесконечности…
Рашид и я говорили о нем на пароме во время возвращения в Копенгаген. Он объяснил, что шоу, подобные тому, которые я только что видела, были обычным явлением в Копенгагене до того, как полиция стала закрывать их.
Чтобы сменить тему и уйти от обсуждения секса хотя бы на остаток ночи, я спросила, как он очутился в Дании, и, наблюдая за колеблющимся мерцанием судовых огней в воде, услышала историю его жизни. Он был родом из Западного Пакистана и выучился на инженера, но предпочитал секс и путешествия, поэтому решил на свой страх и риск стать хозяином своей судьбы. В Дании он нашел золотую жилу. Его смуглая внешность произвела впечатление на светлокожих датчанок, жаждавших заполучить его в постель, и почти любая женщина была готова согласиться на его предложения.
Он любил модно одеваться и достал из своего чемоданчика несколько фотографий. На каждом снимке он был в новом, весьма стильном одеянии.
У вас может создаться впечатление, что Рашид был несколько тщеславен. И это верно. Но если он думал о себе, как о великолепном, пользующимся успехом у женщин мужчине, то тут он не обманывался. Он в самом деле был им. Ему было не больше двадцати пяти лет, но поведение выдавало в нем зрелого человека, который знает, сколько он стоит.
Рашид был мусульманин и свято чтил сексуальные обычаи, предписываемые его религией. Например, мусульмане не должны видеть половые органы друг у друга. Ласкать их можно сколько угодно, но не видя их. Согласно традициям, это делает любовь более экзотичной и таинственной. А сперма — поскольку она является семенем человеческой жизни — не считается по мусульманским законам съедобной и заглатывать ее не разрешается.
Мусульмане должны омывать свои половые органы перед сексом — возможно, это старинный способ уберечься от болезней — и обязаны искупаться в течение четырех часов после полового акта. В противном случае они будут не достаточно чистыми, чтобы молиться Богу. Они, кстати, сразу подмывают зад, сходив в туалет. Будучи ярой поборницей гигиены, я с удовольствием услышала об этом.
Я не очень разбираюсь в религиях, чтобы сравнивать их, однако некоторые положения мусульманской веры показались мне глуповатыми. Впрочем, семьсот миллионов людей придерживаются этой веры, и кто я такая, чтобы ставить под вопрос их убеждения?
О своем выступлении Рашид выразился так:
— Это не очень романтично, я знаю, но зато очень денежно, и где еще можно совмещать бизнес с удовольствием подобного рода?
— Именно то же самое чувствовала и я, когда была проституткой, — сказала я.
— Правда, есть и другая возможность заниматься этим доходным ремеслом — стать жиголо. Но у меня никогда ничего не получится со старухами. А сейчас я могу дважды в день трахаться с красивыми женщинами, да еще и бесплатно.
До этого момента я еще не знала, насколько он хорош в постели, хотя, должна сказать, выступление на сцене свидетельствовало, что он был весьма талантлив в этой области.
45. РАШИД + КСАВЬЕРА = 3
Вскоре мы прибыли в Копенгаген и прямо с парома пошли в мой гостиничный номер. Его рука нежно ласкала мой зад, уверенно направляя нас к намеченной цели — постели.
Мы еще не успели войти в комнату, как я почти изнемогла от неистового вожделения. Но я сдержалась и приняла горячий душ… в рекордно короткое время. Рашид, одетый лежал на постели, когда я вернулась к нему. Медленными и уверенными движениями я раздевала его, там и сям целуя великолепное тело. Когда я добралась до самого последнего предмета одежды, то пришлось приложить определенное усилие — трусы не хотели сниматься из-за распирающей их плоти.
Наконец я стащила их и взору предстал абсолютно лишенный всякой растительности пах. Не было волос ни на груди, ни под мышками. Это не был каприз природы… бритье волос на теле тоже обязательное правило у мусульман. Он заметил мою улыбку и ударился в объяснения, но я успокоила его. Я была сыта религией на эту ночь… хотя и собиралась встать на колени и не возражала бы против нескольких семяизвержений.
Мы стали целоваться и ласкать друг друга, и он покрыл мои лщо и шею поцелуями. Я пододвинула его голову к моему левому соску, который был более чувствительным. В считанные секунды оба соска сделались твердыми, как вишни, и я стала медленно сдвигать его голову к своему паху.
— Нет, — сказал Рашид, — моя религия запрещает это.
— Для меня, — попросила я.
— Нет, не могу.
— Ну и разик.
— Нет. Это нехорошо.
— Это только для аппетита, главное будет потом, и я абсолютно чистая.
— Извини. Мне нельзя делать это. Я мусульманин, мы не занимаемся такими фривольными вещами. Пожалуйста, извини меня. Но мне бы хотелось трахнуться с тобой.
Я почувствовала приятную теплоту внутри. Но только на секунду.
— У тебя ведь нет венерической болезни, не так ли? — спросил он.
— Ты меня оскорбляешь, черт возьми!
— Наше воспитание требует, чтобы мы задавали такие вопросы. Тут нет ничего обидного.
— Ну, а мне это не нравится! У-ф-ф!.. Если бы ты был еврей, я сказал бы, что люблю (почти что) еврейскую кухню, и ты смог бы обойтись молоком или говядиной. А что я могу сказать тебе в этой ситуации, кроме как… давай, валяй, начинай трахаться! Ну давай же… я хорошо смазана. А поскольку мы столько говорили о религии, то начнем со старой, опробованной веками и одобренной миссионерами позы.
Второй раз предложение делать не пришлось. В мгновение он был во мне. Его член был таким, каким я запомнила его на сцене — длинным и твердым.
Пока он вонзался в меня, мои мысли на какое-то время отвлеклись: я обратила внимание на его руки. Они были изящными и нежными. Это разрушило мою теорию о том, что у мужчин с маленькими руками обязательно должен быть хилый член. Соотношение "член-рука" применительно к нему, явно не подтверждало моих наблюдений. У него член был просто великан!
Поскольку мы обошлись без орального блюда, я решила выжать максимум из нашего простого, старомодного траханья и стала издавать страстные крики и стоны, одновременно воздействуя на него монологом примерно следующего содержания:
— …Чудесно… Этот толстый твердый член… он весь там… вызывает мои соки… стучится о мой клитор… я вся истекаю… столько ждала этого момента… момента, когда ты опустишь в меня эту крепкую штуку и будешь не переставая биться… а-х-х-х… давай, детка, давай… сделай это для меня, Рашид, на всю катушку… аххх… ты так меня распалил в клубе, ты, сексуальный выродок… я чуть не изнасиловала тебя прямо там, ты слышишь… чуть не изнасиловала тебя, пока ты трахал ту красотку-блондинку… уххххх… как я завидовала ей… я бы трахала тебя всю ночь напролет. Ущипни меня за задницу… давай, давай… укуси меня за сосок… давай, кусай же… а-х-х-х-х…
Наши тела буквально повисли в воздухе, превратившись в массу колышущейся плоти во время совместного оргазма, который смешал наши соки. Моя вагина высосала из него все до последней капли. С шумом обрушились на кровать наши изнеможенные тела, влажные и скользкие от пота.
Воздух был густо наполнен нашими запахами. Когда я выскользнула из-под Рашида, он, не говоря ни слова, повернулся на бок, взял со столика сигарету и закурил. Он отвернулся от меня и стал медленно качать головой. Что-нибудь было не так?
— В чем дело, Рашид? — спросила я. — С тобой все в порядке?
— Я чувствую себя великолепно.
Прижавшись к его спине, я обхватила руками его за шею.
— Почему же тогда ты качаешь головой? Он коротко рассмеялся с оттенком смущения и замешательства.
— Ты говорила такие вещи, что я ушам своим не верил, — сказал он.
— Но…
— И мне это нравилось. Каждое слово. И не только нравилось. Я был от них просто без ума. За все проведенные на сцене годы я не встречал девушки, которая получала бы такое наслаждение от траханья. Это действительно экзотично.
Я сказала ему, что он для меня всегда желанный гость, в любое время. Мне не нужно было повторять приглашение… До того, как Копенгаген увидел восход солнца, Рашид и я сыграли хет-трик (на языке хоккея это означает три забитые подряд одним и тем же игроком шайбы, но мы считали отнюдь не шайбы!). Это довело общий счет до шести раз для него (если учесть два траханья на сцене. Вот это настоящий сценический талант!).
Утром я позвонила в номер Хендрику узнать, не отзавтракает ли он вместе со мной и Рашидом и, к моему удивлению, трубку подняла Инга! Надеюсь, что она провела такую же восхитительную ночь, как и я.
Мы встретились за завтраком. Инга и Хендрик заказали копченую селедку. Я не ем рыбу, поэтому подналегла на превосходный датский бекон и яичницу. Рашид от всего этого отказался и заказал кучу горячей датской выпечки и свежие фрукты. У него был хороший аппетит как на еду, так и на секс, но, полагаю, что его атлетические выступления на сцене помогали ему держаться в хорошей форме и не полнеть.
Во время завтрака мы опять говорили о сексе (о чем же еще?) по-датски. Рашид утверждал, что решение правительства разрешить продажу порнографии помогло снизить количество преступлений на сексуальной почве. И в то же время оно много сделало для того, чтобы создать совершенно новое понятие сексуальности, разрешив публиковать постоянные рубрики типа "Дорогой Эбби", написанных мужем и женой. Там помещались исчерпывающие ответы на сексуальные вопросы, интересующие читателей. Все это так далеко от пренебрежения, с которым к этим проблемам относится североамериканская пресса.
Мнение датчан таково: все, что нравится взрослым любовникам, должно быть разрешено и, более того, считаться нормой.
В одной популярной газете по понедельникам целые две страницы отведены под "Сексуальную карусель", где люди всех сословий и образов жизни пишут о своих сексуальных желаниях и опыте, приглашая читателей ответить им и разделить их вкусы.
Инга рассказала, что книги о сексе печатаются во множестве, и в год выпускается примерно сто фильмов, посвященных сексу. Многие фильмы специально делаются для сексуальных меньшинств… как и отличного качества фотожурналы. Они продаются в специальных порномагазинах, хотя большинство из них можно купить и в киосках.
— В типичном порномагазине, — объяснила она, — есть все: эротические почтовые открытки, "бесстыдные" карандаши, спички, в общем, множество вещей — все с рисунками самого исчерпывающего откровенного содержания.
Очевидно, у них в ассортименте было все, кроме сомнительных точильных станков и непристойных кухонных раковин.
Порномагазины действуют вполне свободно и обслуживают не только мужчин, но и женщин, торгуя самыми разными вибраторами и массажными аппаратами, предназначенными для того, чтобы удовлетворить любую женскую экзотическую фантазию, направленную на самоуслаждение.
— Там имеются, — сказала Инга, — специальные кольца, которые надеваются на член и продлевают эрекцию, причем многие из них оборудованы узелками, шипами и металлическими наконечниками, которые возбуждают клитор во время полового акта. Для мужчин, которые находят ухаживание слишком утомительным занятием, есть искусственные женские половые органы с растительностью и встроенными вибраторами. Для возбуждения существует бесконечное количество сексуальных предметов туалета. Туфли на высоких каблуках, подвязки, веера, различные цепи и цепочки, наручники, распятия, кнуты и любые другие предметы — все это в широком ассортименте. Кроме того, это оборудование может быть изготовлено по вашему желанию.
В соответствии с личными вкусами там можно купить любое нижнее белье, естественно, акцент делается на традиционные возбуждающие материалы — резину и кожу. Но если вы закажете нечто из дерева, они разобьются в лепешку, чтобы удовлетворить вас. Эти магазины, сказал Рашид, являются поистине раем небесным для сексуальных фанатиков, мазохистов, садистов и любителей щеголять в одежде противоположного пола.
Но самая интересная информация, полученная из разговора с Рашидом, содержалась в его воспоминаниях о морском путешествии секс-клуба. При пересечении пролива между Данией и Швецией на борту судна представлялись секс и порно-услуги, а для особо скучающих особ — азартные карточные игры. На корабле была лавка, которая продавала и сдавала напрокат фотоаппараты, чтобы снимать на пленку все многочисленные сексуальные действа, происходящие на борту. Можно было наслаждаться живыми секс-шоу, фильмами, стриптизом и весьма искусным массажем или же любой другой подобного рода услугой.
— В самом из рамок вон выходящем акте, который я когда-либо видел, — сказал Рашид, — участвовала парочка, где он играл роль мучителя, а она — жертвы. На нем были резиновые брюки и кожаная маска, а спереди искусственный пенис. Девушка была распята на кресте, и во время акта мужчина стащил с нее резиновые трусики и с силой воткнул в ее широко распахнутую вагину дилдо, безжалостно избивая ее плеткой-семихвосткой до крови. Затем он поместил ее на станок для пыток, используемый во времена Людовика XVI. Станок был сделан в виде конского крупа, а ноги девушки были расположены так, будто бы она сидела на лошади. Вся ее нижняя часть прыгала вверх и вниз на искусственном пенисе, а в дополнение ее хлестали до оргазма, к которому она пришла с воплем. Затем девушку в наклонном положении тесно связали и приковали к брусу, мужчина вошел в ее задний проход и добился ее оргазма. Все это слишком невероятно, чтобы можно было поверить.
Рашид углубился в воспоминания о недавно закрытых клубах и сказал, что, по его мнению, они до сих пор тайно работают для членов дипломатического корпуса. Шоу подобного рода обычно начинаются с подношения напитков голыми девушками, после чего следуют стриптиз, порнофильмы, шоу с лесбиянской любовью и с дозволенным для гостей сексом. Позднее устраивалась секс-лотерея, за ней следовали танцы с голыми официантками, которые были готовы к сексу за разумную цену.
— Ай, как мне не хочется, чтобы вы уходили, — огорчился Рашид, когда мы кончили завтракать. И Хендрику и мне было пора уходить. — Ты в самом деле не хочешь задержаться?
— Нет, не хочу, — сказала я с сожалением. — Не знаю, что меня ждет впереди, но я должна это узнать. Моя жизнь сейчас представляет какой-то сумбур и нужно во всем разобраться. Возможно, истина — в путешествиях. И я не узнаю этого, пока не пройду крайнюю точку своих желаний. Но когда-нибудь и, надеюсь, скоро мы снова встретимся.
Он тихо и нежно поцеловал меня и пожелал удачи.
Я скучаю по Рашиду, хотя мы и поддерживаем связь. Когда я пишу эту главу, на моем прикроватном столике лежит его последнее письмо. Пять страниц, написанных убористым почерком и содержащих интимные излияния, заканчиваются так:
"Сейчас полпятого утра и я ложусь в постель. Я устал, но хочу, чтобы ты была рядом. Уф-ф!!! Люблю и целую… Всюду… Рашид".
Я перечитала письмо, потрогала себя и почувствовала, что мокрая. Таково воздействие Рашида, любовника из миллионов.
46. ЛЕТУЧАЯ ГОЛЛАНДКА
Я была в Голландии. Начинали сказываться первые признаки ужасной среднеевропейской зимы. После великолепно проверенного лета в Европе и двух счастливых месяцев в Торонто, где я выступала по ТВ и по частным приглашениям, меня явно не прельщали прелести туманов Северного моря.
Как и большинство людей, сталкивающихся с подобной ситуацией, я начала раздумывать… не поехать ли куда-нибудь на солнце. Куда угодно, было бы солнце, пляж и интересный секс. (Обеспечьте мне два первых момента, а уж третий я создам как-нибудь сама!)
Почему-то мои мысли обратились к Акапулько. Этот город славится активной жизнью и там полно богатых бездельников. Другой причиной было то, что в Акапулько не популярны азартные игры. Шумная, назойливая, с набитыми карманами публика, прыгающая из одного казино в другое, избегала этот город. А это мне как раз и требовалось. Азартные карточные игры мне не по вкусу. Возможно, что в своем стремлении обособиться от скопища людей я напоминаю Андреаса. Кто знает?
Я твердо решила улететь первым самолетом в Акапулько и там встретить Рождество.
Я опять попрощалась с родителями, села на реактивный лайнер в аэропорту Шипхол и помчалась навстречу солнцу.
Правда, не совсем прямо навстречу. По какой-то причине, известной Господу Богу и авиалиниям (они очень похожи — также анонимны и также всемогущи!), самолет летел через Монреаль и Хьюстон. Прибыв в Мехико, мне пришлось пересесть на самолет в Акапулько.
Когда самолет взлетел в аэропорту Шипхол, я стала присматриваться к сидящему рядом пассажиру — хорошенькому двадцатилетнему парнишке из Вашингтона. Его светлые волосы были старомодно коротко подстрижены, одет он был в выцветшие голубые джинсы и держал в руках большой, свернутый в рулон ковер.
Он объяснил, что возвращается из Афганистана — чем объясняется ковер — и что узнал меня в аэропорту, потому что брат подарил ему в Стамбуле мою книгу "Счастливая шлюха". Воистину эта книга такая же путешественница, как и я!
Молодого человека звали Фостер, и он рассказал мне весьма занимательную историю.
Она всплыла на свет, когда во время нашего разговора я попросила, чтобы он записал свой номер телефона в моей записной книжке. Он отказался. Я спросила — почему.
Он заколебался, словно не хотел объяснять причину. Но после нескольких минут раздумья, когда он, казалось, оценивал мою сдержанность, он разговорился.
— Будет лучше, если вы забудете мое имя и нашу встречу, — (сказал он.
— Вас разыскивает полиция?
— Нет.
— Так почему вы не даете мне свой номер?
— Если кто-нибудь из таможенников или иммиграционной службы откроет вашу книжку и увидит там мое имя и номер телефона, у вас могут возникнуть неприятности.
— Просто из-за вашего имени и номера телефона? — осведомилась я. Возможно, это прозвучало скептически. Я чувствовала, что он не открывал настоящую причину.
— Меня не разыскивает полиция, — сказал он, — но я занесен в черный список во многих странах. И меня уже изгоняли из нескольких.
Его слова заинтриговали меня настолько, что я твердо вознамерилась выжать из него правду, хотя он был явно не расположен к этому.
И пока наш самолет прокладывал свой путь через бескрайние просторы Атлантики, передо мной неторопливо разворачивалась история его жизни.
Он был сыном дипломата, который находился сейчас в Вашингтоне, но до этого несколько лет работал в Северной Африке. У отца был дипломатический паспорт, и он обеспечивал защиту от местных законов, таможенного досмотра и иммиграционных властей при пересечении границы.
Папиной привилегией пользовались и сыновья, Фостер и его брат, они употребили ее для тайного провоза наркотиков.
Они познакомились с ужасающей коррупцией правительств многих государств, но в конце концов им пришлось столкнуться с Интерполом и другими международными организациями, борющимися с распространением наркотиков.
Все детали происшедшего с ним прояснились позднее, потому что в этот момент наша беседа была прервана вступлением в разговор третьего лица, молодой датчанки, которая сидела в соседнем ряду. Она путешествовала со своим трехлетним сыном по Европе и Среднему Востоку, следуя традиционному маршруту перевозки наркотиков. Она объяснила, что живет со своим мужем очень бедно, единственный источник их существования — продажа гашиша, который они тайно провозят через границу. Это очень опасное занятие, потому что, как она призналась, большее время они были под балдой и выглядели, как люди, перевозящие наркотики, то есть очень подозрительно.
По манере поведения, хорошему английскому и датскому я могла судить, что она происходит из приличной семьи.
Она поведала нам, что восстала против косных традиций своей богатой семьи, решила выйти замуж за нищего канадца и немножко увидеть Средний Восток. Они занимались своим ремеслом, а сейчас летели домой к мужу — в Канаду.
Фостер и датчанка, которую звали Карен, оказались хорошими говорунами и принялись обсуждать жизнь, всякую всячину, а также правительства тех стран, в которых побывали.
Фостер рассказал, что в одной стране — он не назвал ее — к нему и брату пришли правительственные чиновники и спросили, не хотят ли они заработать на перевозе наркотиков.
Гашиш ничего не стоил правительственным чиновникам, ибо они не могли вывезти его из страны. Поэтому они продавали его Фостеру по цене 10 долларов за килограмм. Он мог распорядиться наркотиком по своему усмотрению. Что он и делал.
В одном килограмме около 35 унций, а в Северной Америке уличная цена одной унции 75 долларов. С одного килограмма прибыль была 2440 долларов!
При попустительстве властей Фостер с братом могли вывозить большое количество, как он выразился, "дерьма". Каким образом — он не сказал. Но особо отметил, что никогда не занимался перевозками сам.
Несколько раз его обыскивали с головы до ног, потому что он выглядел очень неопрятно и был похож на хиппи, занимающегося контрабандой наркотиков. По прошествии некоторого времени, однако, тот факт, что он промышляет темными делишками, стал известным полицейским властям, ведущим борьбу с наркотиками. Вскоре его стали подвергать тщательным обыскам, включая снятие отпечатков пальцев.
— Они ничего не нашли, — улыбнулся Фостер. — Но они поставили специальный штамп в моем паспорте. Это усилило подозрения, меня тщательно обыскивали при каждом пересечении границы. Помимо того, Индия запретила мне въезд в страну. То же самое позднее случилось в Англии. Интерпол хорошо потрудился, чтобы объявить меня персоной "нон-грата" на той стороне Атлантики. Даже на родине, в Штатах, у меня были неприятности и трудности с выездом.
Когда отец услышал об аресте сына по подозрению к контрабанде наркотиков, он заключил сделку: Фостера освобождают, но при этом отбирают у него дипломатический паспорт. Это лишило Фостера последней защиты и теперь каждый раз он мог ожидать, что ему будут заглядывать даже в задницу.
К нынешнему времени Фостеру с братом удалось сколотить состояние примерно в миллион долларов наличными и успешно провезти деньги в США. Сейчас стояла проблема, как ими распорядиться. Деньги были заработаны нечестным путем, и поэтому считались налоговым управлением "горячими". Как только они начнут их тратить направо и налево, правительство обратит на это внимание и станет выяснять происхождение денег.
Их родители не верили тому, что сыновья действительно были замешаны в наркобизнесе, и не знали, что у них есть такие деньги. По мнению Фостера, им в общем-то было наплевать на все это.
В промежутках между "деловыми" поездками Фостер, однако, серьезно занимался своим образованием и продолжал писать университетскую работу о безбрачии римских пап. Фостер сказал, что теология и политика очень заинтересовали его и он надеется когда-нибудь стать учителем. Деньги же, он так прямо и заявил, он "протрахает". Просто ему хотелось жить на широкую ногу во время работы преподавателем — эта профессия не могла обеспечить желаемый уровень жизни.
Он вернулся в Штаты около шести месяцев тому назад и все еще недоумевал, почему его насильно выпроваживали из некоторых стран. Он коротко постригся и стал одеваться, как джентльмен. Но к этому времени его имя было прочно занесено в черные списки и новый облик не изменил отношение к нему со стороны закаленных борцов с наркобизнесом, поэтому он вернулся к излюбленным джинсам и ковбойским сапогам, хотя все еще носил короткие волосы. Когда-нибудь он растратит все деньги. В конце концов он для этого и заработал их.
Время шло, и мы подлетели к Монреалю, когда Фостер признался, что уже три месяца не занимался сексом и привык к воздержанию. Однако, тот факт, что сейчас он сидит рядом со Счастливой Шлюхой, освободил все ранее подавляемые сексуальные чувства. Он прямо умирал от желания, как он выразился, "попасть в меня".
Недолго думая, я решила, что этот очаровательный молодой человек заслуживает ласки и утешения. В конце концов, если бы мне пришлось три месяца прожить без секса, я бы наверняка превратилась в истеричную маньячку. Я достала одеяло и прикрыла нас… к счастью, огни в отсеке были выключены.
Все правильно. Я сделала это просто для того, чтобы мы согрелись! Я подняла вверх ручки кресел и, сняв трусики, очень быстро увлажнилась только от одной мысли, что буду трахаться в Боинге-747. Мое первое реактивное траханье.
Я потянулась и направила руки Фостера себе между ног, пусть сам почувствует, что тетушка Ксавьера готова принять все, что он может ей предложить.
Траханье в самолете среди авиаторов ценится как первоклассное времяпрепровождение. Существует даже организация, известная как "Клуб высотой в милю", для любящих трахаться на высоте. Наверняка этот клуб был создан в 20-х годах, когда на милю в высоту забирались немногие, когда же забирались туда, то самолет, на котором они летели, подвергался опасности развалиться на куски от высокоскоростного траханья.
С прогрессом авиации изменялись и условия членства в клубе, и сейчас с появлением многоместных реактивных самолетов клуб перестал быть закрытым заведением. По крайней мере никто не обратился ко мне с требованием уплатить членские взносы.
Кончив размышлять об этих вещах, я вдруг поняла, что уже сижу на коленях у Фостера, спиной к его груди. Какая глупость… у меня это вошло как-то само собой, бездумно! А Фостер уже высвобождал свой член, распухший от скопившейся в нем за три месяца спермы, и вставлял его сзади в мою вагину. Все это было сделано очень тихо и осторожно. Для обычного пассажира со стороны наши действия казались небольшим флиртом во время полета, хотя, возможно, стюардессы догадывались, что в действительности происходит. Кресла рядом пустовали, а девушка в соседнем ряду или спала, или исподтишка следила за нами.
Многие люди спрашивают, как я ухитряюсь заниматься сексом в тесном самолетном кресле. Это очень легко делать в сидячем положении. Два человека, сложившись наподобие двух ложек, занимают не больше места, чем один человек.
Но хватит об этих технических подробностях. Фостер глубоко вошел в меня, и чтобы не кончить слишком быстро, медленно двигался вверх и вниз.
Это было нежное соитие, его член приятно наполнял меня, а я, контролируя свои движения, уцепилась кончиками пальцев ног за стоящее впереди кресло.
Никому из нас не хотелось кончать, настолько это было хорошо, поэтому мы продолжали трахаться, иногда приостанавливаясь, когда к Фостеру подступали судороги оргазма.
Если бы мы летели в Токио, думаю, мы могли продолжать в таком духе всю дорогу. Но тут подошла стюардесса и спросила, что мы хотели бы заказать на обед.
Она, должно быть, посчитала нас за зомби — мы уставились на нее остекленевшими глазами, не в силах вымолвить ни слова. По весьма основательной причине.
Пока мы глядели на нее, Фостер стал извергать семя. А когда я говорю "извергать", то это что-то значит.
Трехмесячные запасы спермы хлынули в меня, сначала быстрым, кратковременным извержением, затем это было длительное, ускоряющее бег половодье, под конец — одна струя, другая, третья… Я ощущала, как они омывают мои внутренности, и это продолжалось бесконечно! Сколько жидкости… Его член работал, как обезумевший от высокого давления пожарный шланг, внезапно вышедший из-под контроля, а головка члена сотрясалась с силой этого шланга. Опять… опять… опять… — Вы хотели бы пообедать? Поток… поток… поток…
Это должно наконец кончиться, подумала я. А что за улыбающееся лицо прямо передо мной? Поток, поток, поток…
— Мясо с жареным картофелем. Или омар в распущенном масле. Или…
Боже милостивый! Наводнение все продолжалось, правда, чуть-чуть о слабнув, но все еще под большим давлением.
— Может быть, вам предложить просто сэндвич? — спросила стюардесса.
А-х-х-х… кажется, наступал конец. Наконец-то пожарный шланг Фостера начал терять давление. Но постепенно. Он все еще соответствовал требованиям, предъявляемым мужчине при хорошем траханье.
— Может, мне прийти чуть позже? — осведомилась стюардесса.
— Что? — спросила я.
— Вам в самом деле хочется пообедать?
— Да, пожалуйста. Фостер, ты хочешь пообедать?
— Что?
— Вы хотите пообедать? — спросила стюардесса.
— А-х-х-х, обед.
— Мясо, — сказала я, — или омар… распущенное масло… или ахххх…
— На завтрак, — сказал Фостер.
— Обед, — повторила я, все еще зациклившись на распущенном масле. Проблема обеда (или завтрака?) принимала немыслимые размеры, но Фостер, будучи человеком активных действий, решил все быстро и окончательно.
— Да, — сказал он.
— Что? — спросила стюардесса.
— Да, — несколько громче повторил Фостер, даже не замечая, что говорит шепотом.
— Он сказал — да, — объяснила я стюардессе. Когда она ушла более, чем смущенная, я слезла с Фостера, насухо вытерла его член шелковым носовым платком, который всегда имею под рукой, засунула платок к себе в вагину и отправилась в туалет.
Я уже почти подмылась, когда услышала стук в дверь. Естественно, что в процессе такого интимного занятия я не могла открыть, поэтому даже не обратила на стук внимание. Закончив мыться и открыв дверь, чтобы выйти, я была буквально втолкнута обратно Фостером, стоявшим снаружи. 300
— Что такое? — удивилась я.
Он лихорадочно закрыл защелку, и когда повернулся, у него в руке… догадайтесь что? Точно! Большой, твердый и красивый, как пуговица. Одноглазая, ухмыляющаяся пуговица.
— Так быстро? — изумилась я.
— Ну, Ксавьера, это было прекрасно, — сказал он. — В кресле. Но, мой Бог, хотелось оттрахать тебя по-настоящему, но я опасался, что нас увидят. Потрахаться тихонечко очень приятно, но не тогда, когда был лишен этого три месяца.
— Ладно, — рассмеялась я, — только не ожидай, что тебя так будут обслуживать на всех авиалиниях. На некоторых тебе попадут только кофе и сладости… но не такие, как Воздушная Голландка. Ну, а сейчас иди сюда.
И я прибегла к небольшому трюку, которому меня научил знакомый командир самолета во время полета по маршруту Париж — Рим.
Я опустила вниз стульчак и встала коленями на него, чтобы зад был повернут к Фостеру. Вся прелесть заключается в том, что в зеркалах можно наблюдать все происходящее.
Это было великолепное зрелище — видеть свой зад, гостеприимно предлагающий себя Фостеру, и его член, вторгающийся в мою курчавую вагину. К счастью, я расслабилась и была хорошо смазана, потому что он стал ломиться в меня, как бык, и я приняла его целиком с первого удара.
Упоительно смотреть, как блестящий мужской член входит и выходит из вагины… моей или чужой, это не столь важно. И в зеркале я могла видеть каждую подробность. Он, как сумасшедший, ходил туда и обратно.
В какой-то момент мы попали в воздушную яму, я уселась на член очень сильно, а он так глубоко прошел в меня, что я даже закричала от боли.
Во второй раз Фостер кончил не так неистово, как в первый. Но все равно он влил в меня столько жидкости, что я подумала, будто он израсходовал еще один месячный запас. Нахождение вдвоем в тесном туалете требовало от нас определенной ловкости, но мы уже приобрели некоторый опыт.
За обедом, который Фостер с жадностью поглощал, разговор вернулся к спрятанным деньгам.
— Через десять лет я без всякого труда смогу перемещать их, — сказал Фостер. — К этому времени истечет срок подсудности.
— Но мысль о деньгах, которые лежат рядом, а их нельзя использовать, должно быть, сводит тебя с ума?
— Не беспокойся, — ухмыльнулся он, — они не просто так лежат. У меня есть богатый дядюшка, он вкладывает их для меня… это на языке мафии называется "отмывкой". Все идет нормально.
— А почему ты летишь в Вашингтон через Монреаль, а не через Нью-Йорк?
Он задумался на минуту.
— Хорошо, — сказал он, — я отвечу. Дядюшка Сэм имеет сейчас компьютеры, которые проверяют подобных мне во время поездок. Если бы я купил билет до Нью-Йорка, ФБР узнало бы об этом в считанные минуты, и меня гостеприимно встречали бы в аэропорту, чтобы спросить, откуда у меня деньги на билет.
Фостер и его брат были предусмотрительны и купили ферму в северной части штата Вермонт, неподалеку от границы с Канадой. Из Монреаля он мог доехать до границы на автомобиле, затем пешком дойти до фермы, не подвергаясь допросу любознательных пограничников.
Его жизнь, казалось, была чересчур усложнена, но, догадываюсь, что это те сложности, которые нравятся в двадцатилетнем возрасте. Тем более в обмен на миллион долларов, которые приносят ежедневную прибыль.
Пока он говорил, я представила себе чудесную реку Святого Лаврентия и великолепный островной город Монреаль — "Париж Северной Америки". В аэропорту Фостер наградил меня прощальным поцелуем и направился к себе на ферму. Я с чувством печали помахала ему вслед, я знала, что никогда больше его не увижу.
Сев в самолет, направлявшийся в Хьюстон, я сразу же уснула, занявший весь день перелет через Атлантику и разговоры с Фостером (и не только разговоры) отняли у меня всю энергию.
47. ТИНЕЙДЖЕРЫ РАЗВЛЕКАЮТСЯ
Я прилетела в Мехико Сити выжатая как лимон, к тому же сильно сказывалась разница во времени. Тело думало, что сейчас раннее утро, желудок считал, что была ночь, а голова утверждала, будто в разгаре полдень.
К тому же, как всегда, авиалинии сыграли злую шутку. Пропал один из моих чемоданов, Извинения, извинения, сплошные извинения. Но тот ад, который я им устроила, оказался не напрасным, через полтора часа чемодан нашли. Я благодарила судьбу за то, что знала испанский язык, в противном случае, как мне известно из собственного опыта, я бы никогда не получила чемодан.
На минуту закралось подозрение. Возможно, агенты по борьбе с наркотиками знали, что Фостер сидел рядом, и решили проверить заодно и мой багаж?
Как бы то ни было, служащие авиакомпании устроили мне веселую жизнь своим "маньяна" ("завтра"), предлагая, чтобы я сейчас летела в Акапулько, а потом вернулась обратно узнать, не нашелся ли чемодан. Я кричала и вопила, объясняя, что заплатила дополнительно двести долларов, чтобы чемодан летел со мной в этом же самолете, потому что у меня был избыток багажа.
Думаю, до их тупых голов дошло, что голландская скандалистка не отстанет, пока багаж не будет найден. И когда они это поняли, чемодан вдруг обнаружился. Возможно, только так и можно вести дела на территории, где господствует принцип "маньяна".
В мои намерения входило пробыть в Акапулько сорок пять дней, а в феврале слетать в Торонто, где в это время года любят собираться на свои съезды денежные тузы. Прыжком из жаркого климата в холодный и объясняется большое количество багажа, поскольку мне приходилось везти с собой две смены одежды.
Естественно, из-за всей этой перепалки я пропустила свой рейс в Акапулько, а когда снова зарегистрировала багаж, пришлось платить еще тридцать пять долларов за лишний вес. Было одиннадцать утра, и я до чертиков устала. Тут я узнала о второй бесстыжей выходке авиалинии: рейс на Акапулько задерживался на два часа.
Увидев мое состояние, чиновники аэропорта предложили угостить меня обедом в своем ресторане. Я и сидела там, пытаясь уговорить свой желудок принять сэндвич с фруктовым соком и наблюдая за проходящей мимо местной публикой.
Моя голова почти опустилась на стол от усталости, когда подошла стюардесса и сказала, что объявлена посадка на рейс в Акапулько. Я прошла в зал ожидания, где стоял шум, гам, крики, свист и пение.
На этом же самолете в свадебное путешествие отправлялась пара молодоженов. Им было не больше, чем по восемнадцать, и они выглядели прелестно. В прощальной серенаде участвовало не менее двух дюжин родственников и знакомых. Но эта вспышка активности и шум под занавес были в моем состоянии слишком сильной нагрузкой. Я умирала от желания поскорее забраться в большую серебряную птицу и пристроить куда-нибудь свою бедную уставшую голову. На этот раз на подушку.
На авиалиниях существует правило: создавать максимальные неудобства в те моменты, когда вы более всего устали. И среди людей существует определенная закономерность: когда вы дошли до точки и не хочется ни с кем разговаривать, к вам обязательно привяжется какой-нибудь претендент на звание "Самый скучный и нудный человек в мире".
На этот раз привязался высокий, с большим животом, средних лет техасец. Нет, он не походил на тех богатых хьюстонских свингеров, которых мне приходилось знать. Этот парень был неудачник. Узнав меня, он хотел задать сто один вопрос, начиная с того, где я родилась, и кончая тем, не трахалась ли я в последнее время с толстым, нудным техасцем средних лет.
Я чувствовала, мне следует избавиться от него как можно скорее, иначе я могу сорваться с цепи. Я попыталась спастись от надоеды, расхаживая по залу в поисках человека, который мог в этом помочь, и сразу же приметила высокого привлекательного юношу с приятным лицом. Но он находился в компании приятеля, прыщеватого, в угрях, с бородой и густыми усами, длинными сальными волосами и глазами, как у побитой собаки.
Я остановилась перед ними, тем самым пытаясь положить конец попыткам техасского проходимца увлечь меня разговором. В отчаянии я стала завязывать с ними беседу и тут же получила информацию, что они родом из Торонто и прилетели накануне вечером.
Слава богу, они оба узнали меня. Я прошептала им на ухо, что буду по гроб благодарна, если они проводят меня до самолета и помогут избавиться от приставаний гнусного техасца. Не успела я расслышать — "с удовольствием", как они уже очутились по обе стороны от меня и повели к самолету, где потребовали от стюардессы дать нам места в одном ряду.
Мехико Сити начинало становиться для меня местом, где происходят маленькие приятные сюрпризы, поскольку техасец отказался от дальнейшего преследования и уселся где-то далеко.
Симпатичного, хорошо одетого юношу, звали Марти, а его юного друга, полухиппи — Терри. Оба были евреями и собирались хорошо провести время в Акапулько. Они летели, чтобы отпраздновать там двадцатилетие Марти, а оно приходилось на второе января. Его отец был владельцем преуспевающего клуба в Торонто, и я решила, что он из сынков, находящихся на содержании у богатого родителя.
Однако, это было не так. Марти сказал, что заплатил за поездку сам за счет выигрышей в покер: пять тысяч долларов. Ему так везло в игре, что его партнеры отказались дальше играть с ним.
Он выигрывал такие же крупные суммы и раньше, но всегда просаживал их, если не мог остановиться и продолжал играть. На этот раз он решил употребить деньги с пользой и посмотреть мир. Акапулько был первым шагом на пути к этому.
Марти развлекал меня своей болтовней, но когда дело дошло до Терри, я не могла не чувствовать: этот из тех, кому не везет.
Его отец был одним из богатейших людей в Торонто — городе, где много богачей, — и занимал видное положение на бирже. Кроме глаз, в Терри не было ничего привлекательного. Сквозь расстегнутую рубашку я могла видеть его грудь с готовыми лопнуть прыщами. Они шли вдоль шеи к спине, и это зрелище вызвало во мне тошноту.
Но я не могла не испытывать к нему и жалости. С помощью диеты и советов хорошего дерматолога он мог очистить свой организм и выглядеть прилично. Но в том виде, в каком он находился, мне было противно даже дотронуться до него или приблизиться к нему… несмотря на его чудесные глаза.
Естественно, я стала объектом его внимания, он даже попытался завязать флирт со мной. Я видела, что Марти наблюдает, слушает и улыбается наивности Терри, его глупой самонадеянности.
У меня были планы на Марти… но пока торопиться не стоило. Время еще не подошло.
В конце концов мы добрались до Акапулько и после того, как парни избавили меня от последней и безуспешной атаки техасского зануды, мы взяли такси до моей гостиницы, и они помогли занести в номер багаж. В ответ на эту услугу я дала им адреса трех или четырех недорогих отелей в городе, о которых мне сказали раньше.
Я остановилась в отеле "Пьер Маркес". Не успели мы поставить на пол вещи и распрощаться, как вдруг раздался телефонный звонок. Звонил портье снизу.
— Не будете ли вы так добры попросить находящихся у вас в номере джентльменов немедленно удалиться?
— Не понимаю? — удивилась я.
— Джентльмены в вашем номере. Попросите их удалиться, пожалуйста.
— Я попрошу их удалиться, когда сочту нужным.
— Они должны уйти немедленно.
— Послушайте, — сказала я сердито, — я плачу в сутки за номер шестьдесят пять долларов, и если я хочу, чтобы у меня были в гостях друзья, так и будет. Между прочим, они уже уходили, когда раздался ваш звонок; но если я сочту нужным, чтобы они остались, они останутся;
— Рады услышать, что они уходят, — сказал голос, и телефон замолчал.
— Добро пожаловать в Акапулько, — сказал Марти, выходя из номера вместе с Терри.
Я легко поцеловала в щечку Марти, а с Терри ограничилась рукопожатием. Я знаю, что это было страшно несправедливо по отношению к Терри и очень уязвило его, но, поверьте, ну никак я не могла поцеловать человека с подобной кожей, это для меня равносильно полету на Луну. Слишком тяжкое испытание.
Начав распаковывать вещи, я почувствовала смертельную усталость и свалилась на постель. Я задумалась об отношении ко мне со стороны обслуживающего персонала. Оно должно быть радикально изменено в течение нескольких последующих дней, потому что…
Дальнейшее рассуждение уже не помню, я ухнула в глубокий, темный, восхитительный сон.
На следующее утро, ощущая внутреннее расслабление, которое дает крепкий сон, я выглянула из окна и была поражена картиной расстилавшегося передо мной Акапулько. Вид с моего балкона буквально захватывал дух. До самого горизонта простиралось море, игравшее на солнце тысячами оттенков голубого и синего цветов. За отелем в дымке виднелись силуэты гор, а вдоль берега группировались пальмовые рощи, за которыми можно было видеть тончайший желтого цвета песок. Еще дальше простирались изумрудного цвета поля для игры в гольф. И я простила портье его грубость.
Где-то внутри у меня зрела уверенность, что это путешествие оправдает ожидания.
Гостиница "Пьер Маркес" — владение Дж. П.Гетто — одна из лучших, и, конечно, самых дорогостоящих в Акапулько. Ему же принадлежит и отель "Принцесса", находящийся в десяти минутах ходьбы от моря.
Во время моей первой разведывательной экспедиции по этим отелям я выяснила, что они заполнены в основном американцами еврейского происхождения.
В гигантском отеле "Принцесса" народу было множество. Там были три бассейна, один из них даже с водопадом, под которым находился бар со спуском к воде. Этот бассейн имел огромный песчаный пляж, где не было людно, а песок обжигал ноги… и не только ноги.
Что меня поразило в "Принцессе", так это архитектура отеля, а особенно его фойе. Оно располагалось под открытым небом, а миниатюрные сады, водопад, ручьи и мостики, созданные здесь, отличались великолепным вкусом.
Оба отеля кишели подростками, которых сопровождали лапушки и мамушки, приехавшие на выходные. В большинстве своем они не вылезали из гостиницы, только на пляж. Я сталкивалась с подобным явлением в Майами и в Пуэрто-Рико. Все, что им нужно — парикмахерские, магазины, продукты питания, напитки, аптеки, развлечения — имеется в гостинице, и они не видят смысла шататься по местным лавкам, подвергаясь определенному риску.
Вы знаете, что я люблю проводить время рядом с бассейном, снимая напряжение и наблюдая за происходящим вокруг. И, как вы думаете, кто оказался со мной в первый же день… нет, не Марти, которого я надеялась увидеть, а его друг Терри.
Было бы не очень честно скрыть разочарование, и он мог понять по моему виду, что его не ожидает теплый прием под простынями. Я с трудом сдержала отвращение, когда он сдернул с плеч рубашку и взору предстала его бледная кожа, украшенная красными и желтыми гнойниками.
Это было ужасно, и Терри явно страдал от комплекса неполноценности. Я знала, что нужно быть дипломаткой, потому что он легко раним. Но как вести себя с тем, кто вызывает отвращение? Я прикинула, что если заговорить о его личной жизни, это сделает беседу нейтральной и спасет меня от вынужденного отказа ему.
Выяснилось, что он в последнее время стал баловаться наркотиками и именно это послужило причиной того, что кожа его была в таком бедственном состоянии. И физически он так плохо выглядел именно поэтому.
— Конечно, это не пришлось по нраву моим предкам, — сказал Терри, чьи прекрасные глаза, так разяще отличающиеся от тела, рассказали мне больше о его трагедии, чем любые слова. — Они видели, как я качусь вниз, и все время ждали чего-то непоправимо страшного. Они следили за мной, как цепные собаки, и я знал, что они думают. Это дошло до меня, поверьте. Поэтому я такой нервный и…
Я попыталась вдохнуть в него уверенность и сказала, что он вновь обретет самоуважение и физическую форму, если откажется от наркотиков, выйдет в свет и наладит свою жизнь. Я даже деликатно намекнула, что он смог бы разрешить свои физические проблемы с помощью медицинских консультаций. Думаю, что это помогло.
Я спросила, как они провели вчерашний вечер.
— Мы последовали вашему совету. Одна гостиница показалась нам хорошей и дешевой. Поэтому мы выпили в баре и завалились спать.
— А где Марти? — как бы между прочим спросила я.
— Он спит. Мы гуляли до ночи, явились поздно и ему пришлось использовать все свое обаяние, чтобы получить комнату в отеле. Правда, это просто каморка. Но за десять долларов в сутки за двоих! Я не могу пожаловаться… тем более, что гостиница находится прямо напротив отеля "Хилтон".
— О'кей, — сказала я, — я не против. Чем же вы занимались вчера, если Марти спит до сих пор?
— Да ничем. В самом деле. Он избалован и любит поспать. Не думаю, что он вылезет из своей берлоги и сегодня. Я сказал, что собираюсь увидеться с вами, он только приоткрыл один глаз и хрюкнул. И пожелал мне удачи.
Терри замолк на минутку, а затем спросил:
— А почему вы проявляете такой интерес к Марти?
— Послушай, Терри, не возникай. Вы мне оба нравитесь. Я просто спросила, что произошло. Знаешь, может быть, мы соберемся сегодня вместе и пообедаем? Может быть, ты заставишь Марти позвонить мне, когда он проснется?
Со звуком, который выражал явное недовольство, Терри согласился и отправился в гостиницу.
Я вздремнула и помылась в ванне. Когда раздался телефонный звонок, было семь часов вечера,
— Привет! — это был Марти. Один звук его голоса привел меня в волнение.
— Привет, Марти. Что с тобой случилось?
— Я устал до изнеможения вчера и решил выспаться, чтобы набраться энергии. Может быть, она мне понадобится сегодня вечером.
— А для чего?
— У меня на этот счет нет никаких идей. Но, возможно, мне повезет.
Мы болтали подобным образом несколько минут, сексуально возбуждая друг друга без упоминания самого главного. Затем мы договорились встретиться в уютном маленьком ресторанчике, когда-то рекомендованном мне.
Хотя в оплаченные мною услуги отеля и было включено двухразовое питание в ресторане, мне не очень-то хотелось есть там в первый день пребывания в городе.
Терри, как оказалось, получил сильные солнечные ожоги, пока мы беседовали у бассейна, и испытывал сильные боли. Вот поэтому, кончив обедать, мы остались вдвоем — Марти и я. Он выглядел великолепно в клетчатых брюках, узконосых ботинках и ослепительно белой рубашке. Он как будто вышел из "Великого Гэтсби". Только одно портило этот образ. Как и в самолете, он жевал резинку. Пришлось выступить на этот раз в роли любящей мамы.
— Довольно, Марти, — сказала я, протягивая к нему руку. — Отдай мне жвачку. Ты жуешь эту проклятую дрянь с открытым ртом, а это в обычае янки и губит твой образ славного и хорошего паренька.
Именно так он и выглядел — пареньком — когда вытащил изо рта жвачку и бросил ее в урну. А я отправилась на вечернюю прогулку по городу в сопровождении спутника, который смотрелся в десять раз лучше без активно двигающейся челюсти.
После обеда в фешенебельном ресторане "Карлос и Чарли" мы пошли путешествовать по дискотекам Акапулько — таким заведениям, как "Бокаччио", "Армандос Ле Клуб", где я встретила дюжину знакомых мне по Нью-Йорку людей. Было приятно очутиться среди старых приятелей, я целовала и обнимала их, а Марти ожидал меня.
Наконец мы добрались до танцевального зала и танцевали там на протяжении нескольких часов. Иногда Марти был неловок и наступал на ноги, но он компенсировал свою неуклюжесть нежностью. В конце концов, ему было всего девятнадцать лет, и его юность заставляла чувствовать себя гораздо моложе, чем я была на самом деле. Это чудесно.
Его крепкое, загорелое тело прижималось ко мне, и я могла видеть курчавые волосы на его груди, выбивающиеся из выреза открытой рубашки. Я чувствовала себя способной на большие подвиги.
48. МАРТИ УЗНАЕТ, ЧТО И КАК
По дороге в гостиницу я договорилась с Марти, что проберемся ко мне в номер так, чтобы портье у стойки не заметил нас. Уже в номере мы расслабились и стали тихо разговаривать.
— Как ты провел сегодняшний день? — спросила я его.
— В основном, спал.
— Почему? Что же было такого сногсшибательного накануне?
— А мы были в борделе под названием "Каса Ребекка".
— Ага, — сказала я, — так и думала.
— По дороге в город мы спросили у таксиста, есть ли там увеселительные заведения. Он сказал, что есть, и все они находятся под контролем правительства. Два из них были безопасны, а в остальных отсутствовало медицинское наблюдение. Эти два безопасных заведения назывались "Каса Ребекка" и "Каса Элизия".
— Почему же Терри скрыл от меня все это? — спросила я. — Он сказал, что вы просто опрокинули несколько стаканчиков и завалились спать. Почему он солгал? В чем дело?
— Неужели ты не видишь, что Терри обожает тебя? — со смехом спросил Марти. — Он хочет ходить за тобой, как щенок. Самое страшное для него — обидеть тебя, а он считает, что посещение публичного дома огорчило бы тебя.
— Это никак не может огорчить. Никоим образом. На самом деле мне хотелось бы узнать все об этом… сходить туда самой и увидеть все своими глазами.
— Ну, в таком случае, мне, наверное, следует прихватить тебя в следующий раз.
— Но только не сегодня вечером. У нас вся жизнь впереди. Возможно, завтра. Но скажи мне… как все это было?
— Мою малютку звали Магдалена. Она была тощая, как селедка, без титек. В общем, ничего особенного. Но она оказалась весьма умной и интеллигентной и напоминала мне о старой подружке.
— Тебе всего девятнадцать лет. Сколько же девушек у тебя было?
— Ксавьера, пожалуйста, не пытай меня. Я невинен. Может быть, и не полностью, но у меня еще не было настоящей любви. Я спал с девушками, да, с одной, двумя, тремя, была, может быть, и четвертая. Но я не помню никаких подробностей, они прошли мимо.
— Ты когда-нибудь ласкал девушку головой?
— Головой? Что это такое?
— Ты когда-нибудь… "ел" девушку?
— Ел?
— Ел ее киску?
Его загорелое лицо расплылось в широкой улыбке, от чего заиграли ямочки на щеках.
— Нет. Конечно, нет.
— А как тебе понравилась бы "продувка"? Хорошая, старомодная "продувка"? Ты, конечно, знаешь, что это такое?
— Да. Я слышал об этом. Но ни одна девушка не проделывала этого со мной. Не сосала мой член, я имею в виду.
— Да ты шутишь. Ты спал с четырьмя различными девушками, и ни одна из них не облагодетельствовала тебя?
— Об этом и речи никогда не было.
— И речи не было… Боже мой!
— Я слышал, что это великолепно. Кое-кто из моих приятелей советовал мне попробовать. Вот поэтому я и отправился в бордель. Чтобы попробовать. Ты меня хорошо подзавела вчера, и поэтому мне требовалась разрядка. Я даже не пытался намекнуть тебе, потому что ты, можно сказать, леди. Ты была уставшей, и администрация отеля устроила веселую жизнь, когда мы были у тебя в номере. Вот поэтому я и пошел к "Ребекке". Там пять девушек, но выбор не очень велик. Четыре из них были злые, как собаки, а пятая, Магдалена, запросила с меня двадцать долларов, поэтому я и пошел с ней. В спальне я попросил, чтобы она меня пососала; это какое-то странное совпадение, что ты упомянула сейчас об этом.
— Ну и как, она согласилась?
— Никоим образом. Когда она поняла, что я хочу, она заявила, что никто из девушек с клиентами такими делами не занимается. Специализация борделя — "чистое" траханье. У меня не встал член до тех пор, пока я не лег и она не начала играть со мной. Я закрыл глаза и представил, что это ты. И член сразу стал большим и крепким. Я сразу же попал в нее, и знаешь, она просто лежала подо мной, как дохлая рыба… так же, как и все остальные девушки в моей жизни. Я был в экзотическом Мехико, платил двадцать долларов в самом лучшем борделе города и толкался в проститутку, которая изображала из себя холодный труп. И не только это. Она оставалась в лифчике, и когда я попросил снять его, набралась наглости требовать с меня за это еще десять долларов. Пошла она к такой-то матери! Она просто кусок дохлого мяса.
— Успокойся, мальчик, — сказала я. Он все больше ожесточался, а я не хотела, чтобы сегодняшний вечер был испорчен.
— Если бы я был с тобой… — сказал он.
— Ну, сейчас ты со мной, поэтому успокойся. Я покажу тебе, как это делается по-настоящему… Ты не с этой дешевкой проституткой и не с четырьмя дразнилками у себя дома, а с той, кто знает, как это делается на самом деле.
Я видела его стоячий член и поняла, что наступило время для хорошего, честного траханья.
— Прими душ, — сказала я.
— Зачем?
— Потому что я буду мыться с тобой, а потом я хочу, чтобы ты съел меня всю, с ног до головы. Для меня секс неполноценен без языка.
— Но… э… я не знаю, как начать.
— Оставь это мамочка. Я научу тебя всему, что знаю. Ну, не всему, конечно. Пока тебе надо знать, как сделать, чтобы в будущем девушки говорили тебе спасибо.
Я отвела его в ванную, и мы раздели друг друга. Под душем я намылила его, а он меня, покрыв мои груди толстым слоем душистой пены. Соски у меня торчали, как стволы пистолетов.
Затем я старательно намылила его член, добившись хорошей эрекции. Она была настолько хороша, что я с трудом удержалась от того, чтобы прямо тут же не усесться на его член. Я взяла в руку душ-переноску и отрегулировала напор воды до тонкой струи, направив ее под яичники. Вода восхитительно щекотала его. Другой рукой, образовав кольцо из большого и указательного пальцев, я обхватила его напряженный, блестящий от воды член.
Когда уже нельзя было больше сдерживаться, мы еще раз ополоснулись под душем, и пошли в спальню, отряхиваясь, как мокрые щенята, только что выбравшиеся из воды.
Я была мокрой с головы до ног, волосы, как морские водоросли, свисали до плеч, растительность на лобке была сырой и плоской. Когда мы стояли у кровати, он инстинктивно поцеловал меня в губы, и по его стремительному языку я поняла, что смогу научить его многому.
Я сказала, чтобы он встал на колени у края постели. Зеркало было позади его, и я могла видеть каждое его движение. Затем я легла на спину таким образом, чтобы его голова очутилась между моих ног и подложила под ягодицы подушку. Я посмотрела в зеркало и увидела свой высоко поднятый зад, свисающие с края постели ноги и между пучков мокрых волос, розовую, блестящую, широко открытую вагину.
— Поцелуй ее, — приказала я.
— Я… э… э…
— Просто наклонись и поцелуй, как бы ты поцеловал меня в рот.
Я увидела, как он осторожно наклонился и его голова закрыла мою вагину. Теперь все, что я могла видеть, это мои свисающие ноги и большую копну волос между ними.
Затем я почувствовала, как его губы дотронулись до вагины, легко и выжидательно.
— Поцелуй крепче, — велела я.
Он поцеловал еще раз. Его язык с явным удовольствием отправился в исследовательскую экспедицию. Я ощущала мягкую и одновременно грубую жесткость его языка.
Лежа на спине, я могла видеть, как его голова медленно поползла вверх до тех пор, пока он не взглянул мне в лицо.
— Это было…
— Что? — спросила я.
— О'кей.
— О'кей?
— Да… очень приятно.
Ну и дела, подумала я. Вот лежу я, женщина, привыкшая, что мужчины сходили с ума от желания попробовать меня на вкус, обучаю этого начинающего мальчишку тому, чего он никогда не пробовал в жизни, а все, что он может сказать, это "о'кей".
Я села, взяла в руки его голову так, чтобы его глаза глядели в мои.
— Послушай, — сказала я, — знаю, что для тебя это все в новинку и ты немножко нервничаешь. Если ты чувствуешь, что тебе нужно время привыкнуть, я тебя не заставляю, честно.
— Да что ты, нет, мне это нравится. Ты чистенькая, как только что выпавший снег, и я ничего неприятного не почувствовал. В самом деле, я хотел бы еще попробовать…
— В следующий раз. Ты меня разогреешь посильнее и тогда попробуешь на вкус мои соки.
— Я попробую еще…
Его голова опять нырнула вниз, но я вытащила ее.
— Нет, — сказала я. — Для первого урока пока достаточно. Сейчас забирайся на кровать и я покажу тебе, что такое ласкать головой. Я буду указывать, как и что, поэтому не торопись и не пытайся изойти у меня во рту. Жаль будет напрасно потраченных усилий и времени.
Я стал целовать его в шею, затем перешла к соскам, которые, как и у большинства тинейджеров, были очень чувствительны. Я сосала их и ощущала, как они твердеют у меня во рту.
Спускаясь с поцелуями, я добралась до члена, который в готовности ожидал меня.
Я уже готовилась взять его в рот, как вдруг остановилась. У Марти было только одно яичко.
Я поняла, что он почувствовал мое замешательство и знал его причину.
— Ты заметила? — спросил он.
— Да.
— Ну и что ты думаешь об этом?
— Это… О'кей!
Мы затряслись в порыве безудержного смеха. Мы катались по постели в приступе неуправляемого, идиотского веселья, который, казалось, продолжался вечность и грозил нам икотой.
Я прервала смех внезапно и одним движением полностью взяла его член в рот.
От неожиданности Марти чуть не подпрыгнул до потолка. От восхитительной неожиданности, как он позднее признался мне, но все же неожиданности. Я делала с ним, все что знала и умела: обволакивала головку мягкой стороной языка, шершавой поверхностью водила по всей длине, а щеки работали наподобие доильного аппарата.
Одновременно я мастурбировала себя. Я знала, что он скоро кончит, и хотела, чтобы финал был хорошим.
Когда я почувствовала первые признаки наступающего у него оргазма, я позаботилась и о своем.
Как только я приняла сигнал, тут же вытащила член изо рта и уселась на него; член вошел в меня, как промасленный поршень в цилиндр, полностью и без всякой задержки, с первого раза. Глубоко. Я перехватила его как раз, когда он кончал, дала ему несколько резких толчков вверх и вниз и сперма хлынула в меня, а мой собственный оргазм, как током, пронизал с ног до головы. Это было короткое, но чудесное траханье как для Марти, так и для меня, за которым, как я надеялась, последуют еще многие.
Мы лежали на спине усталые и просто наслаждались наступившей тишиной, приходя в чувство. Молчание нарушил Марти.
— Вас, наверное, интересует это? — спросил он.
— Что?
— Ну, почему у меня одно яичко?
— Нет.
— А хотите узнать, почему?
— Только если сам захочешь рассказать.
— Примерно год тому назад одно из яичек стало расти и сделалось в три раза больше нормального. Конечно, я сразу же пошел к доктору. Я был в ужасном состоянии. Врач сказал, что нечего волноваться, это случается, а потом яичко принимает нормальные размеры; иногда, правда, редко, оно полностью рассасывается, исчезает. Он сказал, операция не нужна и, хотя не очень приятно прожить всю жизнь с одним яичком, это не повлияет на потенцию и я смогу стать отцом. Так какого черта… если с одним яичком можно сделать то же самое, что с тремя или четырьмя.
После этого объяснения мы опять потрахались.
Невероятно, но будучи юношей, Марти мог хорошо контролировать себя и трахаться на протяжении нескольких часов, а именно это и было мне нужно. Когда эпопея кончилась, он обмяк и сказал, что выдохся.
Возможно, это было потому, что я использовала его во многих позах. Я поступаю так с мужчинами, у которых члены, как у Марти, не очень велики. Мужчине с большим пенисом не нужны различные позы для получения глубокого проникновения. Но член среднего размера должен немножко покрутиться и поработать, если я хочу получить то, что хочу. Разнообразие поз, кроме того, дает разные виды трения. Помогает подушка под задом; хороши позы по-собачьи или же когда мужчина стоит на коленях, а ноги женщины находятся у него на плечах.
Марти был знаком только с одной, одобренной миссионерами позицией (для тех, кто не знает, что это такое, объясню: женщина лежит на спине, ну а дальше все понятно), и работал так, будто боролся за место в Олимпийской команде по траханью.
Когда он свалился в изнеможении, то искренне извинился.
— Слишком много, Ксавьера, — сказал он, запыхавшись. — Для парня, который трахался в жизни всего четыре раза по минуте, по типу сунул-вынул-и-пошел, это даже слишком много.
В следующие несколько недель я приложила максимум усилий, чтобы сделать мужчину из этого неоперившегося птенца.
49. АКАПУЛЬКСКИЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ
Незаметно для меня и Марти пролетели две недели. Днем мы загорали или путешествовали в компании Терри, а ночью путешествовали в моей постели, но уже без его приятеля. Марти был более чем готов получить диплом с отличием об окончании Академии Ксавьеры Холландер.
Он заслужил похвальные грамоты за сноровку и заслуги в области изобретательности, стойкости и энтузиазма, а также Большой Специальный Приз за увеличение как артистичности, так и качества эрекции. (Хотя многие люди считают, что эрекция мужчины не может меняться, это не так. Я заметила, что у молодых мужчин, если они регулярно занимаются сексом, после некоторого перерыва увеличивается пенис не столько в длину, сколько в ширину.)
Сейчас он уже мог иметь в среднем около трех оргазмов за два часа и гораздо лучшую эрекцию, чем раньше. Упражняя и разрабатывая его прекрасную вещицу ежедневно, я лелеяла и холила ее, как это делает заботливый садовник со своей любимой летуньей.
Сейчас Марти уже не был неуклюжим, сомневающимся в себе пареньком; это был сильный, веривший в силу своего члена мужчина. И он был готов доказать это в любое время, в любом месте и, подозреваю, с кем угодно.
Мы взяли напрокат лодку-катамаран, такую же как в Нассау, за восемь долларов в час, выходили в море навстречу палящему солнцу и дрейфовали часами, овеваемые прохладным ветром, а над нами в грациозном танце кружились чайки. Вдали виднелась береговая линия Акапулько — скалы, пляжи, отели, играющие дети. Рай земной!
Мы снимали купальные костюмы, ложились на дно и занимались любовью. Марти стал другим человеком. Он мастерски владел собой и реагировал на каждое движение моего тела с опытностью планериста, искусно использующего природные воздушные потоки.
В катамаране на Багамах меня трахали. С Марти же это можно было назвать — занятием любовью. Совершенно различные вещи. За последние недели я привыкла к Марти и привязалась к нему. Мои чувства несколько напоминали те, которые я испытывала к другому тинейджеру, Дэвиду, я его описала в моей ранее выпущенной книге "Ксавьера!".
Однако, Марти не был таким тщеславным, как Дэвид. И в нем было больше невинности, тогда как Дэвид пользовался славой искушенного любовника и гордился этим. Марти все еще оставался начинающим дилетантом, охотно учился и выслушивал советы. В Дэвиде не было ничего волнующего. Он уже все знал. А прелесть моих отношений с Марти заключалась в том, что я учила, а он мне с благодарностью воздавал за это.
Сейчас, на фоне ярко-голубого неба под крик чаек и ритмичный плеск ударяющихся в борт волн, лежа на дне лодки, этот прелестный юноша уже полчаса любил меня. Иногда мимо нас проходили другие лодки — посмотреть, что происходит у нас. Вид голых ягодиц Марти, высовывающихся поверх планшира, моих ног, крепко обхватывающих его, мог возбудить любого Моби Дика.
Потом мы глядели в небо, а солнечное тепло и ветер обсушивали наши тела, придавая им солено-воздушную свежесть.
Мы лежали, взявшись за руки, покусывая друг друга за мочки ушей и иногда втирая кокосовое масло, чтоб не обгореть. Впрочем, было слишком поздно. Ночью у Марти задница будет такого цвета, будто ее вымазали кетчупом.
Вернувшись на пляж, мы обтерлись насухо полотенцами и стали наблюдать за парадом мексиканских коробейников, среди которых было полно подростков, продававших шляпы, сандалии, серебряные колечки, всякого рода сувениры. Мексиканские ребятишки, торгующие этим барахлом, были приятны на вид, с красивыми лицами и большими выразительными глазами. А торговали они всем — от браслетов до кукол.
Независимо от возраста коробейников их жизнью была яростная торговля, и если ты не умел торговаться, тебе нечего было делать на пляже!
Две женщины с сильным польским акцентом, сидевшие рядом с нами, торговались с цыганкой, продававшей одежду, при этом обе дамы наступали на нее во всю. Должно быть, они только что прибыли сюда с варшавской барахолки.
— Слишком дорого, слишком дорого. Мы уже видели это в другом месте. Дешевле на два доллара. Четыре доллара слишком много. Мы даем по два доллара каждая. И весь разговор. Хорошо, два пятьдесят и не больше.
Наконец сошлись на трех долларах. Но они не очень успешно торговались, на следующий день я купила точно такое же платье за два доллара.
Марти и я получали огромное удовольствие, наблюдая за разворачивающимися перед нами представлениями и участвующими в них персонажами.
Был там здоровый, толстый, с зычным голосом мужчина в парике и с отвисшим от пива животом. Он приходил с женой, тоже толстушкой. Вдвоем они несли бумажную сумку, набитую пепельницами, мадоннами из папье-маше, куклами, платьями, сандалиями, шляпами, серебряными браслетами, бикини — скупали у пляжных торговцев все подряд.
И вот это Пивное Брюхо ковыляло к нам, распираемое от гордости за чучело черепахи, которое он только что купил. Он нес его, как статуэтку Оскара.
Чучело выглядело красиво, но меня уже предупреждали местные жители, что эти чучела очень недолговечны: они ломаются — отрывается голова, хвост, нос, лапы или еще что-либо.
Но Пивное Брюхо бы так доволен покупкой, что мы не решились разочаровать его. Мы погладили черепаху по голове и посюсюкали с ней, как с маленьким ребенком. Пока мы восхищались, он придавал ей различные позы, весело при этом приговаривая:
— Эй, смотри-ка, эта чертова черепаха делает все, что я захочу… Совсем как женщина. Прикажу лечь, она ляжет, прикажу встать — встанет. Если я прикажу ей молиться, она встанет на голову и будет заниматься йогой. Самое же приятное то, что она домоседка. Совсем, как моя собака, даже лучше. И знаете, — тут он понизил голос до шепота, — лучше, чем моя жена. Эта сучка не будет лаять на тебя.
Немного позже наш приятель — дрессировщик черепах собрался купить куклу у мексиканского мальчишки за три доллара, когда в разговор вступила его жена.
— Три доллара? — возопила она. — За что? Слишком много.
— Да ну, Герти, брось, — сказал он. — Ты же видишь, что пацану они нужны.
— Ты не должен платить больше, чем половину суммы, Ирвинг.
— Это хорошая кукла. Пусть он подавится этими проклятыми тремя долларами.
— Нет, так не пойдет.
— Я уже выторговал у него один доллар.
— А сколько он просил сначала?
— Четыре доллара.
— Четыре доллара! Парень сошел с ума! Не больше двух долларов.
— Нет, нет, сеньора, — сказал мексиканский парнишка, ввязываясь в игру, которую он, должно быть, знал наизусть, — три доллара.
— У нас уже есть две мужские куклы, Ирвинг, — закричала жена оскорбленным тоном.
Наступила секундная пауза. Когда она снова заговорила, ее голос уже был совсем иным. Сейчас он был мягким, почти гипнотизирующим.
— А как насчет женской куклы, Ирвинг? Мексиканский парнишка взглянул на них вверх, потеряв нить в психологической игре.
— Девочка, девочка, девочка, — несколько раз повторила Герти с сильным бруклинским акцентом.
Парнишка-продавец улыбался и улыбался. Слово "девочка" отсутствовало в его английском запасе слов. Это не была цифра или название валюты.
— Перестань ерундить, Герти. Я дам ему три доллара и возьму эту куклу. Она понравится нашему сынишке.
— А как насчет дочки? Я хочу куклу для дочки. Мы хотим куклу-девочку для нашей доченьки, не правда ли?
При этих словах она вытащила женскую рубашку, сложила ее наподобие юбки, несколько раз потрясла в воздухе и сказала:
— Кукла. Девочка-кукла.
Мексиканский парнишка сообразил, в чем дело и сказал по-испански:
— У меня нет. Только куклы-мужчины. — Ему не поверили и подумали, что он обманывает.
После шумной перебранки одержал верх парнишка, продав американцам две мужские куклы за шесть долларов и поздравив себя со званием лучшего торговца в Мексике. И это с капризными покупателями!
Вскоре появилась беременная мексиканка с ребенком за спиной, которая выпрашивала деньги. Позднее приковылял морщинистый старик лет восьмидесяти, он стучал двумя бутылками и кричал при этом: "Кокосовое масло!". Он продавал за три доллара средство, облегчающее боли от солнечных ожогов, которое представляло собой смесь кокосового масла и уксуса.
— Ты бы смог торговать всеми этими вещами на такой жаре, потея как животное? — спросила я у Марти, платя старику три доллара за его смесь, которую совсем не собиралась употреблять. Я знаю, что сочетание кокосового масла с уксусом гарантирует быстрый загар, но попробуй отмыться после пляжа.
Было уже три часа дня, и мы решили, что пора перекусить. Марти принес огромные гамбургеры из кафе и купил фруктовые коктейли у одного из продавцов.
Эти продавцы на пляже кишмя кишели, и у них можно было купить абсолютно все. Один из них, высокий, приятный парень, торговал обувью. Пока Марти доставал пищу, я подошла к продавцу, чтобы получше разглядеть его товар. Рядом с ним стояли две среднего возраста дамы и отчаянно торговались. Они набросились на корзину с туфлями и тапочками, как коршуны.
— Тише, тише, — попросил продавец, обхватив корзину и удерживая, чтобы она не упала.
Я спросила красавчика по-испански, можно ли примерить пару туфель. Они были белого цвета и, казалось, сделаны из кожи; он просил за них шесть долларов. Я предложила ему четыре. Он согласился, и мы уже собирались закончить сделку, как вмешались обе дамы.
— Четыре доллара за это барахло? Вы, должно быть, не в своем уме.
— Это же не настоящая кожа.
— Пощупайте, это пластик. Мы сами торгуем обувью. Эти туфли пластиковые.
— И они сделаны в Филадельфии. Там мы их продаем.
— Они очень быстро сносятся.
— Это хлам.
— Слишком дорого.
Мне надоел этот вздорный разговор и я, сдерживаясь, тихо сказала:
— Они мне нравятся, я считаю, что они стоят четырех долларов, именно эту сумму я и заплачу.
— От силы два доллара.
— И ни пенни больше.
Все-таки они меня достали, и я снизила цену до трех долларов. После долгих стенаний и причитаний о том, что его жена и восемь детей умрут с голода, не получив четвертый доллар, продавец все-таки забрал мои три доллара.
Позднее, надев туфли, я убедилась, что мегеры были правы. Со скрипом и треском туфли развалились. Они и в самом деле были пластиковые.
В короткий срок я познакомилась с жизнью в Акапулько и выяснила, что туристы, прилетавшие из Соединенных Штатов, Англии, Франции, Италии и Канады, ежедневно приходили от четырех до пяти дня в отель "Вилла Вера".
К пяти часам собиралась толпа из международных знаменитостей, степенных политиков, первоклассных шлюх, которых привезли с собой богатые покровители, банкиров, переодетых (скорее раздетых) гомиков… и вообще, кого тут только не было.
По отношению к шлюхам я была настроена нейтрально. Они ощущали себя здесь принцессами на неделю или две, но всегда их преследовала мысль, что они должны будут вернуться в мясорубку большого города. Я даже сочувствовала им. Я начала посещать бар "Вилла Вера" каждый день и встречала там кучу знакомых по старой профессии (понимайте это, как хотите), большинство из которых сразу же начинали интересоваться, когда я собираюсь возвратиться в Нью-Йорк.
Я поняла, что их любознательность не просто проявление вежливости. Они на самом деле были рады снова встретиться со мной, и часы, проведенные вместе за стойкой бара, были восхитительны. Это был акапульский филиал Манхэттена. В основном они говорили одно и то же:
— Ты упускаешь возможность посвинговать в Городе Забав.
— А где здесь центр активности, Ксавьера?
— Ты знаешь стоящих девочек по соседству?
— Чем ты занимаешься сегодня вечером?
Мне все это нравилось. Было весело. Радости от того, что когда-то я была знаменитой мадам, весьма разнообразны и многогранны. Но в основном я держалась за Марти. Он стоял рядом со мной, испытывая гордость, что играет роль любимого пажа знаменитой дамы. Он постигал не только любовную игру, но и встречался с такими людьми, с которыми бы никогда сам не познакомился. Возможно, это были не те люди, которых его семья пригласила бы к себе на обед, но, несомненно, они представляли интерес для молодого человека.
50. СТАРЫЕ ЗНАКОМЫЕ
Марти и я проводили время в теплом тумане, выходя в море на лодке, занимаясь водными лыжами и траханьем.
Буйный тропический климат почти заставил меня забыть, что стоял декабрь и приближалось Рождество. И вскоре я ждала Ларри, чтобы вместе провести его отпуск.
Я знала, что должна буду целиком посвятить себя Ларри и сказала об этом Марти. Первой его реакцией была вспышка ревности, но вместе с тем он горел желанием познакомиться с Серебряным Лисом. Конечно, секс с Марти отпадал, потому что Ларри никогда не отличался широтой взглядов… особенно, когда это касалось симпатичных девятнадцатилетних юношей. Однако, мы решили, что по крайней мере попытаемся прийти к такому соглашению, которое позволило бы находится втроем как можно больше времени.
Поначалу Ларри без восторга воспринял ситуацию, очень часто раздражался и грозил упаковать чемоданы и вернуться в Нью-Йорк. Но через несколько дней он обнаружил, что Марти ему действительно нравится, и для нас троих наступило приятное время.
Честно говоря, случалось и так, что я не возражала бы, если бы они оба отвязались от меня. Марти был не более, чем временный, хотя и восхитительный сексуальный партнер, а за предыдущие девять месяцев я постоянно пыталась осознать перспективы своих отношений с Ларри. Мне все чаще казалось, что я принимаю за настоящее чувство то, что на самом деле является простым совместным удовлетворением потребностей. У меня было много потребностей в Нью-Йорке — в любви, а не в коммерческом сексе, в безопасности, в привязанности, в спутнике, в менеджере, и все эти обязанности с успехом выполнял Ларри. Точно так же и у Ларри существовали определенные потребности, которые удовлетворяла я. Мы хорошо подходили друг другу, но поскольку наша связь основывалась на текущих потребностях, то сейчас, когда я уже не была мадам, изменился и характер отношений. Сейчас я начинала понимать, что мы никогда по-настоящему не любили друг друга. Мы, вероятно, хотели, чтобы наши отношения были любовью, и поэтому думали, что это любовь. Но к лучшему или худшему, наша связь ею не была. И отношения между мной и Ларри никогда не будут прежними.
Тем не менее мы были вместе, и хотя все еще занимались сексом, уже не с таким удовольствием валялись в постели, любя и обнимая друг друга, как когда-то.
В первый вечер приезда Ларри в Акапулько мы втроем отправились в путешествие по "району красных фонарей".
Такси провезло нас сквозь темноту по узким улочкам, покрытым гравием, в самый слабо освещенный район города — "район красных фонарей".
Как он был живописен! Каждый второй домишко — бордель или бар; шлюхи всех возрастов стояли на улицах, одетые в брюки в обтяжку или мини-юбки. Казалось, все они были безобразны, и жирные, и тощие. Костлявые маленькие создания с длинными черными волосами, толстым слоем грима, темно-карими глазами. И другие, чьи мощные телеса и огромные груди с трудом втискивались в тесные свитера. Выглядели они нечистоплотно.
Тут же находились сутенеры, хорошо различимые в толпе, поскольку были одеты гораздо лучше среднего клиента.
Район производил ужасающе трогательное впечатление. Например, была там громадная, толстая, средних лет шлюха, сидевшая в кресле-качалке в окружении дюжины внуков и внучек, которые зазывали проходящего мимо молодого матроса, предлагая ему оральные услуги своей бабушки за пять песо, что даже меньше, чем пятьдесят центов. Она напомнила беззубую старую матушку Каталину Хименес из скандально прославленного романа Патрика Денниса "Гений", но вместо кудахтанья о том, что "мая дочичка ба-а-льшая звиз-зда", эта развалина трогательно предлагала обслужить клиента наиболее доступным ей способом.
Я не постеснялась заглянуть в окошко одного из домишек и, к своему удивлению, увидела там еще одну старую мексиканскую матушку — ей было по меньшей мере шестьдесят, — которая сосала член у подростка. Она стояла на коленях, а парнишка сидел в кресле-качалке, раскинув ноги на ручках кресла. Она не двигалась, зато вместе с качающимся взад-вперед креслом ездил член юноши в ее старом усталом рту. И все это происходило под статуей Святой Девственницы Гваделупской!
Были и другие бордели, куда я заглядывала, и почти в каждом находилась статуя Девственницы или Иисуса Христа, стоявшая над кроватью или креслом-качалкой, являвшимся стандартной частью обстановки. Какая ирония — эти старые проститутки, стояли на коленях перед своими религиозными идолами, но с членом во рту. Святое траханье!
Мексиканский сутенер, рассказывали мне, коренным образом отличается от североамериканского. Это расположенный к отцовству тип, который обычно живет с одной женщиной. Он часто имеет семью в отличие от нью-йоркского сутенера, который никогда не усыновляет детей от своих шлюх, зная, что это принесет больше проблем, чем доходов.
В Акапулько сутенеры обычно не имеют постоянной работы, хотя некоторые из них подрабатывают таксистами. Это позволяет им заботиться о детишках, пока мать занимается промыслом на улице. Никак не могу представить себе манхэттенских сутенеров, ратующих за создание детского сада для своих отпрысков!
Таксист привез нас в самый большой бордель Акапулько. Это целое поселение: дюжины и дюжины комнатушек окружают огромную террасу под открытым небом с танцзалом, оркестром, большим баром и сотнями столов и кресел, притиснутых вплотную друг к другу.
Бордель расположен прямо в центре "района красных фонарей", и после экскурсии вдоль зловещих построек, шумных ночных клубов и баров, дешевых секс-шоу и десятков витрин с членами различных размеров, суетливый бордель, кипящий жизнью, казался освежающим оазисом.
Такси обвезло нас мимо круглой террасы к огромной стоянке, предназначенной для сотен автомашин. Атмосфера напоминала карнавал — отовсюду гремела музыка — оглушающие, живые ритмы румбы и конга. Общая картина производила впечатление повального сумасбродства и иррациональности, была неистовой, сводящей с ума и одновременно захватывающей.
Бордель занимал площадь не менее пяти тысяч квадратных футов. На полу освещенной террасы находилось не менее двухсот шумливых, пьяных мужчин — американцев, но, главным образом, мексиканцев, и около ста пятидесяти девушек. Было Рождество, поэтому некоторые колонны украшали лампочки, хотя и тусклые, зато цветные и уютные. Девушки, поголовно мексиканки (иностранкам здесь работать не разрешалось), в основном были молоденькими и гораздо более привлекательными, чем уличные шлюхи. Некоторые из них с мечтательным видом сидели на балконе, другие в свободных позах опирались на колонны; они явно не выражали заинтересованности в воспламенении клиентов. Возможно, они дышали свежим воздухом в промежутке между работой. Иногда одна из них перегибалась через стол и просила сигарету или рюмку.
Здесь любой может посетить бордель (мужчины, парочки, дети), и совсем не обязательно трахать женщину или заказывать выпивку. Ларри, Марти и я сидели за столом, потягивая апельсиновый сок, и даже наш таксист присоединился к нам. Относительно привлекательная шлюха подошла к столику. Она была одета в белые короткие обтяжные брюки, а верх костюма был настолько скромен, что открывал полностью ее груди за исключением самих сосков. Она представилась нам — Хуанита, ей было девятнадцать лет и она уехала из родного города Мехико Сити сюда, чтобы работать несколько вечеров в неделю.
Я задала Хуаните вопросы с целью уточнить ряд подробностей в отношениях "сутенер-проститутка". Она сказала, что пока новичок в этой области, ей пока везет, ее еще не взял в оборот сутенер. Но рано или поздно новость о том, что на горизонте появилась новая малышка, распространится по городу, и сутенеры быстро "достанут" ее. Они держат подобных ей девушек под жестким контролем, забирая большую часть заработка и избивая, если те отказываются сотрудничать. Большинство сутенеров везде одинаковы! Девушкам едва-едва хватает денег на "рабочую" одежду, к тому же портнихи, обслуживающие их и знающие каким "порочным" образом они зарабатывают деньги, тоже безжалостно обдирают.
Хуанита рассказала также, что в этом борделе нет медицинского контроля, цены за одну "палку" варьируются от пяти до двадцати долларов. Гораздо дешевле, чем в двух главных публичных домах "Ребекке" и "Каса Элисия", но по сравнению с тем сорокацентным обслуживанием, предлагаемым уличными проститутками, это стоимость двенадцати оральных процедур. Впрочем, каждый платит за то, что ему нужно.
Под завязку вечера таксист решил нам показать фантастическое шоу в "Тропикане". Мы вообразили, что речь идет о секс-шоу, поскольку клуб находился в центре "района красных фонарей". Как оказалось, мы увидели танец фламенко, услышали неплохого певца и посмеялись над выходками забавного клоуна… Этим все и кончилось. Хотя мы сначала были несколько разочарованы, потому что настроились на сексуальное шоу, тем не менее мы получили большое удовольствие от представления.
В конце концов, нет ничего плохого в хорошем, чистом представлении, не правда ли?
Наш помощник, таксист, в этот вечер действительно оказал нам неоценимые услуги, подробно ознакомив с достопримечательностями "района красных фонарей", а также охраняя от назойливых проституток и пьяных прощелыг. Мы, без всякого сомнения, являлись туристами, то есть великолепным объектом для карманников и всяких темных личностей.
Таксист доставил нас в отель, и хотя мы с ним были довольно долгое время, запросил он на удивление умеренную плату. Мы дали большие чаевые, и он разразился благодарственной тирадой, призывая всех святых защитить нас, по крайней мере я поняла это из того, что он говорил на своем быстром мексиканском наречии. С возгласом "Счастливого Рождества" он удалился. Желать веселого, счастливого Рождества двум с половиной евреям было не очень-то пристойно, но сама по себе мысль была правильной, и кроме того, стоит ли заниматься измерением носов в рождественские праздники?
Несмотря на наши сложные отношения в последнее время, Ларри наслаждался отдыхом в Акапулько, потому что контраст с унылой нью-йоркской зимой был поразителен. Большую часть утреннего времени мы проводили на пляжах, загорая, а я тем временем знакомила его со своими приключениями вплоть до сегодняшнего дня.
Наша гостиница находилась в районе пляжа Револкадеро. Он очень красив. Дюны тянутся по всему побережью лагуны до маленькой деревеньки Пуэрто Маркес, расположенной недалеко от гостиницы. Это старая рыбацкая деревушка, окруженная болотами и джунглями, и там были сняты некоторые фильмы о Тарзане с участием Джонни Вайсмюллера. Удивительно симпатичная деревушка. Нам нравилось бывать там и болтать с местными жителями. К несчастью, сам пляж больше годится для загара, чем для купания. Нас предупредили, что купаться опасно, и мы не жаждали лично убедиться в этом. Мы однажды уже видели, как из моря извлекли тело мальчика, на которого напала акула, и тот печальный вечер заставил нас стать более чем осторожными.
В нашем отеле был и олимпийских размеров бассейн, и великолепный пляж. И там можно было заниматься всеми водными видами спорта — водными лыжами, катанием на лодках, подводным плаваньем. Качество обслуживания было великолепным. Единственное неудобство — удаленность от города. Такси до Акапулько обходилось примерно в тридцать пять песо (почти три доллара), и поездка занимала двадцать минут. Ко всему прочему, поймать такси было зачастую очень трудно.
Ларри и я испытывали соблазн попробовать так называемый "парашютный лифт" — десятиминутный полет на буксире у катера, что стоило восемь долларов. Но потом, услышав печальные истории о том, как иногда заканчиваются эти путешествия, мы решили забыть начисто об этой авантюре.
Однажды утром Марти, Ларри и я взяли напрокат катамаран, лодку, в которой достаточно места, чтобы с удобством расположиться всем троим. Не прошло и нескольких минут на воде, как я сняла бюстгалтер — я привыкла загорать нагишом еще в Сен Тропезе — а затем и трусики. Я настолько возбудилась, что стала одновременно заигрывать с обоими мужчинами, и у Марти тут же появилась впечатляющая эрекция. В Ларри взыграло чувство оскорбленного собственника, и он дал волю своим чувствам, когда мы были, примерно, в миле от берега. Уверена, что на пляже было слышно каждое произнесенное им слово.
— Я понимаю, что ты задумала, Ксавьера, так что можешь сразу же выбросить всю эту дурь из головы. Ты хочешь Марти, и ты жаждешь тройного свинга, потому что не трахалась с ним с самого моего приезда, и сейчас прямо с ума сходишь по нему. Так вот, Марти, попробуй только подойти к ней ближе трех футов и я вышвырну тебя из этой проклятой лодки!
Он приказал мне натянуть на себя бикини, продолжая вопить изо всех сил.
— Сегодня не будет этого е…. свинга! Я, как самый последний мудак, позволил Марти крутиться возле нас, но уж точно не позволю ему трахать тебя в моем присутствии посреди моря. Так что выбрось это из головы.
Через полчаса мы причалили к берегу. Марти и я все еще были на взводе и расстроены к тому же. Когда Ларри немножко остыл, я предложила ему, вместо возвращения в отель в таком бешеном состоянии, проехаться на пляж отеля "Малибу" и отдохнуть на песочке. У меня там были кое-какие знакомства, как сказала одна известная актриса епископу, и я знала, что мы сможем пользоваться всеми благами отеля бесплатно. Подобное всегда аппелировало к развитому в Ларри чувству бережливости.
И он, и Марти, оба расслабились, когда мы добрались до отеля и лежали на пляже в лучах палящего солнца, растянувшись на абсолютно новеньких водяных матрасах. Изумительное изобретение эти водяные матрасы: они прохладны на солнце, сохраняют тепло в прохладную погоду, а ощущение сверхприятных движений под тобой вообще трудно передать.
Пока мы отдыхали, мимо нас прошло множество постояльцев, которые здоровались со мной и Марти. Они и раньше были знакомы со мной и знали, что у нас с Марти любовная связь. Но они впервые видели Ларри и здороваясь со мной, имели такой вид, будто спрашивали: "А это что за старый хрыч? Отец Марти?"
Это, должно быть, совсем заставило Ларри почувствовать себя лишним, поэтому он затеял еще одну ссору, совсем взбесился и, наоравшись, удалился.
Только недавно он узнал, что произошло между мной и Марти после его ухода.
Мы пошли в отель, нашли свободную бельевую и трахались так, что казалось, мозги, да и не только мозги вытряхнутся наружу! Вот это я называю "беготней по простыням".
Говоря о причинах возбуждения, не могу не вспомнить маленького индейского мальчика на пляже в Акапулько, который за несколько песо устраивал впечатлительный спектакль с выворачиванием наизнанку своего пупа.
Кто знает, может быть, это когда-нибудь придет на смену битью кнутом в качестве международной причуды?
Тем временем в Акапулько Ларри и Ксавьера, наши неугомонные туристы, которых вы помните по последнему невеселому эпизоду, помирились и решили посмотреть знаменитое ныряние со скал в Ла Кебрада этим вечером.
Юные мексиканцы прыгают с высоты сто тридцать шесть футов в воду. Мы наблюдали это зрелище из ночного клуба "Ла Перла" в отеле "Мирадор". Мы были там на шоу полдвенадцатого, но собралось так много народу, что нас провели на этаж ниже, откуда был даже лучший обзор. За пределами отеля толпилось несколько тысяч человек, чтобы бесплатно наблюдать это зрелище.
Напряжение нарастало; юный ныряльщик встал на колени перед небольшим алтарем, установленным на скале, и помолился, наверно, святому Христофору за счастливый исход. Пока он молился, другие юноши, стоявшие на нижерасположенных скалах, зажгли факелы, чтобы прыгун лучше видел воду внизу.
В точно выбранный момент, когда прилив достиг наивысшей точки, юноша прыгнул; весь прыжок занял тридцать секунд. Все вздохнули с облегчением — малейшая ошибка в расчетах, даже на несколько секунд, могла привести к гибели — и от всего сердца хлопали ему, когда он опять забирался на скалу. Много пьяных туристов, отличных пловцов и отважных дураков нашли свою смерть в последние годы во время попыток прыгнуть отсюда, не осознавая, насколько важен правильный хронометраж и как опасно бросаться с высоты в сотню футов в очень узкую бухточку.
Самым безопасным и, на мой взгляд, наиболее приятным является ныряние в "муфту", хотя, возможно, вы и не завоюете аплодисменты тысяч зрителей, но кому это надо?
Оставалось увидеть еще столько интересного в Акапулько, что мы с Ларри старались, как могли, втиснуть все это в оставшиеся дни — колоритные рыбацкие суда в Лос Хорнос, дюны в Пие де Ла Куэста, соревнование яхт, величественные закаты солнца и дискотеки, открытые всю ночь. Имеется огромное количество прекрасных ресторанов с великолепной и разнообразной кухней. В один из вечеров мы с наслаждением пробовали прекрасное рагу из цыпленка, на следующий ели неподражаемый паштет, а на третий день — огненную мексиканскую пищу. На авеню Мигель Алеман существует даже ресторан с еврейской кухней.
Единственное, что мы никогда не ели, это все, чего касалась вода из крана. Возможно, вам это напомнит наставления старых сварливых жен, но не пейте сырую воду в этих краях! Если только вы не привыкли к ней с детства, ее нельзя употреблять.
Известно, что система водоснабжения напрямую связана со сточными водами, и если вы с раннего детства не приобрели иммунитет к бактериям, то наверняка получите хорошую порцию "возмездия Монтесумы" (или же "дристни", если это вам больше нравится). Местные жители нередко именуют это явление словом "Turista".
Вода выглядит обычной, но лучше всего ее не пить совсем. Даже овощи или фрукты, вымытые в этой воде и не имеющие защитной пленки или кожицы, могут заразить вас. Апельсин, к примеру, безопасен для употребления, однако салат и помидоры не безвредны. Это безобразие, потому что я поклонница салатов, но если придется выбирать между салатом и "местью Монтесумы", то я лучше буду обходиться без салатов.
Время быстро пролетело. Ларри, я, Марти и Терри (чья наружность значительно улучшилась под воздействием акапулькского солнца) довольно скромно встретили Новый год, и в первые ранние его часы Ларри и я, очевидно, смешали и поделили пополам наши годы, потому что обнаружили, что лежим в позе "б9".
В Акапулько на встречу Нового года съехалось много народу. Мы попали на сказочную вечеринку, где было полно всякого рода знаменитостей, — я даже встретила там несколько крошек, которые работали на меня во время моего царствования на Манхэттене. Однако, когда я улыбнулась одной из них в знак признания и собралась сказать ей дружеское "хэлло", эта девушка, аргентинка по национальности, отвела глаза в сторону и полностью проигнорировала меня.
Слева от нее шествовал молодой, приятной наружности мужчина, и я сразу поняла ситуацию. Когда она наконец улучила момент и оказалась без него, она шепнула мне:
— Па-ажалуйста, Кса-авьера, не называй меня настоящим именем. Сейчас меня зовут Рахиль Голдберг, и я родом из Нью-Йорка. Так что, па-ажалуйста, не проговорись, что я из Аргентины и работала у тебя девушкой по вызовам… ла-адно?
Так вот, это была очень приятная девушка из Южной Америки, которая не смогла расстаться со своим своеобразным акцентом и, естественно, даже издалека не походила на еврейку, поэтому я никак не могла представить, как она выкрутится из положения, выдавая себя за Рахиль Голдберг. То, что возбуждающе действует на нее, оставляет меня спокойной. Я подозревала, что она охотилась за богатым мужем, и знала, что он не попадется в капкан, узнав, что она была американской шлюхой!
Хотя посмотрите на меня. Я никогда не скрывала своего прошлого и, за исключением моих осложнений с иммиграционными властями, утверждаю, что честность самая лучшая линия поведения. По крайней мере, она не причинила мне никакого вреда.
С началом нового года Ларри должен был вернуться в Манхэттен, и мы с ним не испытывали особого сожаления.
51. МОЯ МЕКСИКАНСКАЯ РОЗА
Хаймс и я начали флиртовать друг с другом еще на пляже Пьер Маркес, но поскольку поблизости находились Марти и Ларри, то дело тогда дальше легкого флирта не зашло. Но буквально через несколько часов после отлета Марти в Торонто Хаймс очень вежливо пригласил меня провести несколько дней в компании его друзей в Мехико Сити.
Он был молод, красив и имел хорошие связи в обществе. Ему было около тридцати; его привлекательность заключалась в коротко подстриженных вьющихся волосах, хорошо загоревшем лице, черты которого свидетельствовали о сильном характере, напряженно глядевших карих глазах, которые, казалось, проникали в самую душу, и прекрасных белых зубах.
У него было крепкое и стройное тело, и когда он сопровождал меня по Мехико Сити, девушки и юноши уважительно глядели на него.
Хаймс был довольно известным писателем и находился на короткой ноге со многими мексиканскими знаменитостями и влиятельными людьми, включая членов кабинета министров и других правительственных чиновников. Как мне хотелось, чтобы он был в таких же хороших отношениях с высокопоставленными чиновниками в США и Канаде! Уверена, человек с такими связями мог бы облегчить мои проблемы, связанные с разрешением проживать в этих странах.
Помимо всего, Хаймса знали, как серьезного коллекционера старинных настенных и карманных часов. У него их были дюжины, и он весьма гордился этим, каждый день вытаскивая из кармана новый шедевр своей коллекции.
Что за необыкновенный человек! К нему мгновенно проникаешься симпатией, настолько он приятен и внимателен. Ему от меня не нужно было ничего, и все-таки он постоянно беспокоился, чтобы я чувствовала себя в его родном городе желанной и не знала ни в чем отказа. Это была форма великодушия и дружелюбия, к которой я не привыкла, и она доставляла мне огромное удовольствие.
Он и его приятель Эдуарде — богатый банкир одного с Хаймсом возраста и темперамента — однажды вечером "силком" провезли меня по самому старому городу западного полушария.
Мы начали поездку с Площади Гарибальди, находящейся в тени сорокачетырехэтажного здания "Тарре Латиноамерикано" ("Латиноамериканской башни"). Поскольку город располагается на высоте 7200 футов над уровнем моря, мексиканцы утверждают, что это самое высокое здание в мире.
Когда мы подъезжали к площади, воздух был пронизан музыкой. Это были марьячос, сотни их, все в сомбреро, черных, расшитых золотом костюмах, выглядевшие весьма и весьма экстравагантно. Они играли на трубах, скрипках и гитарах — от самых маленьких до самых больших.
Даже сегодня можно нанять ансамбль марьячос, отвезти их к дому вашей возлюбленной, и они, стоя под окном, исполнят в ее честь серенаду. Если она любит вас и ей дорого ваше внимание, она включит свет, а затем выключит его. Если же свет не включился, то ваш знак любви проигнорирован. Впрочем, возможно, она уже лежала в постели с другим мужчиной и даже не удосужилась протянуть руку, чтобы нажать выключатель!
Поскольку это занятие не может дать порядочного заработка марьячос, им приходится заниматься элементарным вымогательством. Они выбирают подходящего туриста или влюбленную парочку независимо от того, путешествуют те пешком или в автомобиле, окружают их, а вожак настоятельно выражает горячее желание усладить их слух серенадой.
От маленького музыкального удовольствия трудно отказаться. Одна песня стоит всего пятнадцать песо (1,2 доллара США), поэтому Хаймс и Эдуарде заказали для меня приветственную серенаду. Это было великолепно!
С самого раннего утра и до поздней ночи площадь Гарибальди заполнена людьми. Вокруг площади располагаются многочисленные кантины — мексиканский эквивалент французских бистро.
Марьячос собираются на площади, чтобы утолить жажду и обменяться последними новостями. Если дела идут плохо, они садятся у кантон и играют просто для себя. Популярными напитками являются текила, пульке и мезкаль.
Моей любимой кантиной стала "Ла Тенампа". Атмосфера была типично мексиканской, а состав клиентов весьма интересным. Старые морщинистые мексиканцы медленно надирались с помощью своего любимого пойла, иногда заскакивали первоклассные манекенщицы, сопровождаемые богатыми молодыми людьми, заваливались на удивление опрятно выглядящие хиппи.
Мы приятно проводили время в "Ла Тенампа" — Хаймс, Эдуарде и я. Особенно привлек наше внимание одноногий старик, передвигавшийся по кафе в коляске. На коленях у него лежала доска для рисования, и он сделал великолепный рисунок с меня и Хаймса. Кроме этого, там был один мексиканский индеец лет шестидесяти, который носил с собой какой-то прибор, вырабатывающий электрические разряды. Он обходил столы и предлагал следующее: кто выдержит разряд тока напряжением в сто вольт, тот докажет, что он настоящий мужчина, и не платит ничего. Если же мужчина будет реагировать на разряд (а кто не среагирует на сто вольт?), то заплатит три песо. Подумать только!
К площади Гарибальди с одной стороны примыкает церковь святой Сесилии, а с другой — огромная рыночная площадь. Хаймс и Эдуарде познакомили меня с разнообразными мексиканскими яствами: тако, яичницей по-мексикански, острыми соусами чили. Там же были мясные блюда (отдавалось предпочтение свинине), овощи и фрукты, но они выглядели не слишком аппетитно, и я бы дважды подумала прежде, чем съесть их. В одном из ларьков мы приметили чувственную, средних лет женщину, которая в молодости была красавицей и весьма известной певицей и актрисой. Она торговала различными сортами кофе и иногда, будучи в настроении, читала псалмы или пела песни. Видеть и слышать ее было истинным наслаждением! Мы уговорили ее спеть несколько песен, сильный голос зазвучал над рынком, и тут же к ней присоединились все окружающие. Великолепный импровизированный концерт среди живописных разноцветных игровых кабинок, стоявших поблизости, напоминал маленький карнавал. Игровая кабина это то место, где можно протыкать стрелами воздушные шары и всякое такое, а призом служат мягкие игрушки или куклы из мультфильмов Диснея.
Были и другие интересные рынки. Подобно знаменитому "чреву Парижа", в Мехико Сити имелся так называемый "Воровской рынок". Профессиональные воры, занимавшиеся кражей серебра, фарфора, белья, драгоценностей и тому подобных вещей, продавали их перекупщикам, которые в свою очередь торговали на этом рынке. Как мне сообщили мои гостеприимные друзья, богатые мексиканцы, которые лишились своих сокровищ, обычно посещали это место, чтобы найти их, а отыскав, просто выкупали.
Карманные кражи широко распространены в столице Мексики. И вообще город полон контрастов: богатые и бедные живут рядом, а ужасающие трущобы соседствуют с шикарными торговыми улицами. Воздух в городе сильно загрязнен, и в плохую погоду на такой большой высоте почти невозможно дышать.
Если туристы не знали десяток-другой испанских слов, с ними обращались как с "сифилитиками гринго". Но тех, кто пытался объясниться по-испански, если даже у них не получалось, с энтузиазмом приветствовали. Мексиканцы дружелюбные и щедрые хозяева.
Однажды, гуляя по улицам, Хаймс обратил мое внимание на группу крестьян. Это типичные новички в городе, объяснил он, они прибыли из провинции; у крестьян был пришибленный вид, они на все глядели широко открытыми, как у детей, глазами, не веря тому богатству и изобилию, которое предстало перед ними. Я почувствовала себя виноватой, когда Хаймс сказал, что на пятнадцать песо, которые я потратила утром на завтрак, можно было купить воскресный обед для целой крестьянской семьи.
И все же я хотела посмотреть торговые заведения, поэтому мы направились в "район Роз" (прошу не путать с "районом красных фонарей" в Акапулько), один из самых фешенебельных торговых и жилых районов столицы Мексики. Цены здесь баснословные, а качество товаров, особенно одежды, низкое. Наиболее предприимчивые мексиканцы шили одежду в Нью-Йорке или в Европе. По этой же причине многие богатые молодые мексиканцы покупают за границей не только костюмы. Большинство друзей Хаймса были женаты на девушках из Швеции, Дании, Германии, Голландии или США. В Мексике блондинки котируются очень высоко!
Хаймс свозил меня в клуб "LE CLUB POLO", дискотеку на окраинах Мехико, рассчитанную на извращенную молодежь. Поскольку, как я упомянула, мы не были физически близки, Хаймс вел себя очень сдержанно, когда мне понравился Педро, и вежливо удалился.
Я приметила Педро еще раньше на дискотеке в Акапулько, и мы иногда здоровались, но в эту ночь в Мехико Сити магическая обстановка сделала свое дело, и мы по-настоящему втрескались друг в друга, танцуя часами и возбуждаясь.
Он был красивым восемнадцатилетним юношей с фантастическим телом, мягким выражением глаз и почти детскими чертами лица. Его грудь была твердой, живот плоским, а зад поджарым.
Когда мы вернулись в мой номер в гостинице, то начали страстно целоваться и обниматься, а затем я натерла его широкую спину душистой туалетной водой, одновременно целуя шею и мочки ушей. Педро лежал на животе, расслабившись под моими руками, и хотя я не касалась еще его хозяйства, внезапно почувствовала, как он напрягся, поднял в воздух свой зад и судорожно дернулся раз шесть. Он был настолько возбужден, что уже начал пачкать простыню!
Его ягодицы были теплыми и тугими, и я начала осторожно сжимать его яички одной рукой, одновременно массажируя и возвращая к жизни его пенис другой. Ох уж эти восемнадцатилетние! Они просто милые, робкие кролики, спускающие даже от звука упавшей на пол шляпы. Но в этом возрасте они могут кончать бесконечно.
Именно это он и сделал. Мы трижды трахнулись, страстно и по всем правилам, прежде чем он оделся и ушел домой. Он все еще посещал университет и не хотел, чтобы его матушка заподозрила, как он проводит вечера.
С запахом спермы, которым была пропитана кровать, я заснула, крепко обхватив подушку руками и воображая, что это Педро, мой прекрасный юный любовник.
Через два дня позвонила его мать — к моему огромному удивлению — и пригласила меня отобедать вместе с нею, ее другом и Педро. Ее сын тактично упомянул, что познакомился с автором "Счастливой Шлюхи", зная, что мать читала эту книгу и была моей поклонницей. Уверена, она и не подозревала, что в один прекрасный день ее сын появится на страницах одной из моих книг!
Назову ее Анна. Была она чрезвычайно элегантной женщиной лет сорока. Ее. дом отличался вкусом, а стены комнат были украшены великолепными картинами. Ее приятель был молодым преуспевающим бизнесменом, и мы все вместе поехали в один из самых фешенебельных мексиканских ресторанов, устроенный в прекрасной усадьбе XVIII века.
За мясом с острым чилийским соусом, овощами и фаршированным перцем мы разговаривали о той громадной пропасти, которая разделяет аристократию и крестьянство в Мексике.
— Сегодня правительство, — сказала мне Анна, — наконец что-то делает в этом направлении — как официально, так и неофициально. После сорока лет политической стабильности страна процветает. Валовой национальный продукт значительно вырос, и в землю, и в людей, ее обрабатывающих, вкладываются большие средства.
Она также объяснила, что многие богатые и влиятельные семейства активно участвуют в кампаниях по борьбе с бедностью, собирая деньги по подписным листам. Но бедность все еще ужасающая, и, несмотря на оптимизм, требуется нечто большее, чем дилетантская благотворительность. Надо создать приличный уровень жизни для большинства населения страны, составляющего пятьдесят миллионов человек.
Анна была очень заботливой матерью, и хотя наш вечер прошел замечательно, я предпочла бы наслаждаться с ее сыном "десертом для двоих". Она сделала так, что Педро стал недосягаемым. Когда после ресторана меня отвезли в отель, Педро в безопасности сидел в машине рядом со своей мамочкой.
52. САЛОН МАССАЖА
На следующий день Хаймс и Эдуарде повезли меня избавлять от обволакивающей ленью, расслабляющей мексиканской жары в китайскую баню. В отличие от "голубых" бань с паром и причудливых массажных салонов, которые можно найти повсюду, это был просто минеральный источник в старом доме на окраине города.
Обычно мужчины и женщины купались отдельно, но взятка, кажется, является неотъемлемой частью образа жизни в Мехико, и служителя удалось очень легко склонить к тому, чтобы он дал нам отдельную сауну, душ и парилку. Мы разделись и, вооруженные полотенцами, вошли в насыщенное паром помещение.
Нас приветствовал огромный мужчина, словно вышедший из мексиканского фильма о кунг-фу, если такое можно вообразить, одетый в шорты и тапочки. Его звали Эмилио, он был весьма немногословен, но этот недостаток вполне компенсировался горой мускулов. Он массажировал мужчин, и я была у него первой клиенткой женского пола. Взгляд, которым он меня наградил, свидетельствовал, что он более чем доволен такой переменой.
Однако, первым на массаж попал Хаймс. Он лег на спину, и когда Эмилио начал массажировать живот, я в шутку стала дразнить член Хаймса. Член моментально встал, и Эмилио не знал, куда глядеть — на одеревеневший член своего клиента или на мои голые груди.
Чтобы спасти Эмилио от необходимости делать выбор, я решила пойти под душ вместе с Эдуарде. Под горячей струёй мы намылили друг друга и стали целоваться в струях воды. Он крепко прижал меня к себе, и я почувствовала, как дрожь пробегает по его телу. Его член к этому времени уже был тверд и велик. Когда он старательно мыл меня, мыло выскользнуло у него из рук, а я, естественно, нагнулась поднять его. И тут Эдуарде обхватил меня сзади за бедра и, приподняв вверх мой зад, проскользнул в мою сочную "кисеньку".
В потоке воды, льющейся в глаза, уши и рты, мы великолепно потрахались!
Горячая вода смешалась с его семенем, и тогда мы пустили прохладную, чтобы немного остыть.
Затем наступило время моего массажа. Эмилио никак не мог дождаться, когда доберется до меня. От массажного стола были хорошо видны душевые кабинки, поэтому он наблюдал мою маленькую авантюру с Эдуарде и здорово распалился.
Было очень приятно лежать и позволять пальцам этого гиганта делать свое дело! Он смазал кремом тело и стал растирать меня с ног до головы, и, хотя временами казалось, что он переломает мне все кости, было приятно. Когда его сильные руки начали мять ноги и бедра, их движения несколько замедлились, а затем он стал очень нежно гладить внутреннюю поверхность бедер, почти ласкать их.
Хаймс и Эдуарде с удовольствием наблюдали за похотливым выражением глаз Эмилио. Массажист прекрасно видел мою мокрую промежность и с трудом владел собой. На его шортах возникла большая выпуклость, а изо рта буквально текли слюни.
В нем просыпался зверь, дыхание учащалось. Его лицо почти погрузилось в мою вагину, и он терся пахом о край стола. Простодушное сладострастие еще раз распалило меня, и я подстрекнула Эмилио снять шорты. Хотя все остальные уже были голыми, он виновато посмотрел на обоих мужчин, опасаясь, что они не одобрят этот поступок. Но они быстро поговорили с ним по-испански, обещая поддержку.
Затем они тихонько удалились и стали дежурить у дверей, чтобы управляющий не застал массажиста со спущенными штанами. Это конечно, разительным образом отличалось от порядков в массажном заведении Андреаса.
Его руки были огромны; примерно таким же я представляла себе и его член, но действительность превзошла все ожидания. Пенис был так велик, что Эмилио с трудом стащил штаны!
Прибор Эмилио, как и все его тело, оказался оливкового цвета, а головка была темной и блестящей. Она уставилась на меня с очень зовущим видом, и я даже представила, что она вот-вот подмигнет мне. Так как член Эмилио не был обрезан, хотя от напряжения крайняя плоть сдвинулась, я пригласила массажиста в душ. Пока он стоял под струёй, я втерла крем в свои ноги и груди, а затем в лобок.
Этот великолепный образчик мужской породы, намыливающий себя под душем, по-настоящему распалил меня. То, как он растирал пену в волосатых подмышках, по широкой, заросшей волосами груди и затем дошел до могучего члена и крепких ягодиц, почти вызвало во мне оргазм. Мой клитор разбух в два раза больше обычного, но я удержала себя в руках.
Эмилио подошел, отряхиваясь и выглядя еще более похотливо. Он положил меня спиной на массажный стол, затем, расставив ноги, наклонился и всунул член мне в рот. Я всосала головку и начала двигать взад-вперед крайнюю плоть. Вены на стволе напряглись и налились кровью, а в мошонке прощупывались два огромных, твердых, будто сваренных вкрутую, яйца.
Какая огромная разница между Эдуарде или Педро и этим суперменом! Они были напыщенными невеждами с миниатюрными приборами в сравнении с этим мужчиной. Та женщина, которая говорит, что размер члена не имеет значения, не знает, чего она лишена. Я согласна, что величина члена это еще не все, и физически это не может так уж сильно влиять на результат, но ухххх!.. только один вид громадного толстого члена, не говоря уже о физическом ощущении его, заставляет меня дрожать от вожделения.
Я не была тогда в состоянии замерить этот великолепный член, но уверена, что в нем было не менее девяти дюймов. Я легко могла поместить на него три ладони. (Сравните:
длина обычного формата страницы равна семи дюймам, и это порядочная длина по любым стандартам). Я знаю, некоторые утверждают: все, что не умещается во рту или в руках является ненужным, но если правильно использовать такой член — он восхитителен. Я никогда не говорю "нет" большим пенисам.
Эмилио потер свой могучий член в ложбинке между моими грудями, и прикосновение его темной тугой плоти к моим слегка розовым напряженным соскам заставило меня содрогнуться, а по всему телу побежали мурашки. Я почувствовала, как закипает моя вагина и не могла дождаться, когда же он ворвется в меня.
Эмилио трахнул меня иначе, чем Эдуарде. Он положил меня животом вниз, широко расставив мои ноги, чтобы вагина находилась на краешке стола. Затем он встал у меня между ног, глубоко вонзил свое орудие и трахал меня так, что посыпались звезды из глаз. Он с силой вколачивался в меня, левой рукой снизу теребил клитор, а пальцами обрабатывал анус.
Но он совсем не был заинтересован в скором окончании акта. Вся забава была еще впереди!
Эмилио перевернул меня на спину, но так, чтобы я. по-прежнему свисала со стола, и немножко потрахал меня спереди. Открыв глаза, я могла наблюдать на его лице выражение крайнего наслаждения.
Потом он вспрыгнул ко мне на стол, лег на спину и, подняв меня, усадил на свой огромный вертикально торчащий член. Я расставила ноги и начала летать вверх и вниз, в результате чего похудела, наверное, на десять фунтов.
Все это время я держалась за его сильные, как у быка, плечи, и с удовольствием видела его закатившиеся глаза, искаженный от страсти рот, капли пота, выступившие на лбу и стекавшие по волосатой груди струйками. Вот это мужчина! Я закрыла глаза и стала двигаться не только сверху вниз, но взад и вперед, стимулируя клитор. Все еще сидя на его громадном члене, я наклонилась и поцеловала его в жаждущие губы, не теряя при этом фантастического ритма.
Эмилио ломился в меня с невероятной силой, и мы по-настоящему трахались, когда он внезапно закричал что-то по-испански и так сильно дернулся, что я соскочила с него. Верьте или не верьте, подпрыгнув, я приземлилась точно на цель, и член снова вонзился в меня. Мы повторили этот трюк еще несколько раз до тех пор, пока не изошли потом от этой неистовой работы и возбуждения. У меня достаточный опыт, поэтому я могу регулировать свои оргазмы, и нам обоим удалось продержаться еще какое-то время. Но когда я почувствовала приближение грозы в его чреслах, то поняла: настало время. И мы выжали из оргазма все, что было можно. Я теснее прижалась к нему лобковой костью, и он начал закачивать в меня сперму. Это было такое длительное траханье, что мне уже казалось, будто мы поменялись ролями: я была мужчиной и это был мой член. Все смешалось, все перепугалось.
Когда я глядела вниз, между наших ног, его двигающийся член и в самом деле казался продолжением моего тела.
У-ф-ф! Что за сексуальная фантазия! Иногда я сожалею, что это не реальность.
Мы с Эмилио здорово устали и, поддерживая друг друга, пошли в душ. Потом Эмилио стал готовиться к приему нового клиента, но я уверена, что он долго еще не получит такого удовольствия от своей работы, как со мной.
Хаймс и Эдуарде отвезли меня обратно в гостиницу, и я сразу же заснула, только дотронувшись до кровати. Мне нужно было отдохнуть, потому что это был последний вечер в Мехико Сити.
Мы начали мое прощание с городом с "Вилла Флоренсия", изумительного, похожего на дворец заведения в "районе Роз", где за вкусными закусками делились планами на будущее. И Хаймс, и Эдуарде были великодушны и щедры, их общество было приятно, но я так и не добралась до их сути — мне не было позволено заглянуть им в душу и узнать, чем они живут на самом деле. И наша беседа носила довольно легкий характер.
Мы бросили прощальный взгляд на Гапультепский лесопарк. Это оазис буйно растущей зелени в центре города, где находилась резиденция правителей этого края, начиная с ацтеков. Тут расположены официальный дом — резиденция президента страны, а также несколько музеев, один из которых находится в замке XVIII века. В этом замке жил во время своего кратковременного правления император Максимилиан из династии Габсбургов.
История Мексики весьма колоритна, и Хаймс познакомил меня с некоторыми фактами из нее, которые мне раньше не довелось знать.
— Можешь себе представить, Ксавьера, что американский штат Техас находился в составе Мексики, пока его население не восстало и не выразило желание присоединиться к Соединенным Штатам… помалу, в 1846 году. Мексика, естественно, негодовала, и это привело к вторжению североамериканцев. Вот так мы потеряли земли в Аризоне, Нью-Мексико и Калифорнии. Они даже построили крепость-форт прямо здесь, в Чапультепеке!
Максимилиан сделал особенно много, чтобы столица стала прекрасной. В 1858 году президент Мексики насмерть поссорился с консервативными силами в стране. Те запросили помощь у императора Франции Наполеона III, который и послал им в правители Максимилиана, брата австрийского императора Франца Иосифа. Максимилиан продержался у власти всего три года, однако за это время он хорошо потрудился для планового градостроительства и архитектуры столицы. В конце концов его казнили, а президент, которого он сменил, вернулся к власти.
Мы продолжали нашу последнюю экскурсию по городу, проезжая мимо десятков памятников, ацтекских развалин, впечатляющих дворцов и храмов. Эдуарде показал мне площадь, где проходили самые крупные в мире корриды. Зима является наиболее активным временем для боя быков, но Эдуарде и Хаймс не были фанатиками этого спорта. Меня это развлечение тоже не очень вдохновляет.
Что касается проституции в Мексике Сити, то она находится на таком же уровне, как и в большинстве городов США.
Последний час до моего отъезда мы провели в номере Хаймса, слушая музыку под вино и закуску. Затем мужчины подвезли меня к моему отелю, и мы распрощались. Их гостеприимство было на высшем уровне, и просто "спасибо" не могло выразить мою признательность. Они оценили мое состояние, поэтому мы сердечно обнялись и расцеловались.
53. КСАВЬЕРА СТАНОВИТСЯ КАНАДКОЙ
Из двадцатиградусной жары в Мексике я сразу же окунулась в морозную погоду Торонто. Я уже забыла холодные и снежные зимы в Нью-Йорке, а климат в Торонто еще более суров. Однако ни на минуту не верьте басням, что Канада это снежная пустыня, где на каждом шагу иглу, а лайки свободно бегают по улицам.
В восточной Канаде в самом холодном месяце года выпадает около пятнадцати дюймов снега, тогда как в Монреале снега в два раза больше. Последний снег сходит где-то в середине апреля, а новый выпадает в конце октября. На западе Канады, в Ванкувере, снега гораздо меньше, однако там более обильны дожди, особенно в декабре. Летом температура от 25 до 35 градусов.
Канада большая приятная страна, а Торонто необычайно дружелюбный город с населением свыше двух миллионов человек.
Торонто — столица страны во всех смыслах этого слова, кроме политического (официально столицей является Оттава). Англоязычные радио- и телевизионные сети, журналы, издательства и т. д. этой двуязычной страны находятся в Торонто. Центром франкоязычной части страны является Монреаль, но подавляющее большинство населения говорит все-таки на английском языке, а не на французском.
Дополнительным преимуществом для меня было то, что отсюда до Нью-Йорка всего час полета, а прямая телефонная связь с моими американскими издателями, адвокатом и другими деловыми людьми избавляла меня от дорогостоящих счетов за международные разговоры.
И вот я снова в Торонто. Я готовилась обосноваться здесь на длительный срок (месяц? год? всю жизнь?). Прошло ровно девять месяцев с того дня, как я покинула Нью-Йорк, и эта цифра показалась мне символичной. Не был ли мой девятимесячный вояж по Европе некоторой формой беременности; не должна ли я вновь родиться для новой жизни?
В некотором смысле, да.
В мой предыдущий визит в Торонто для выступления на ТВ я встретилась с очень занятным тридцатидевятилетним канадским евреем, который во многом напомнил мне отца, когда тот был молод. С этого момента я буду называть его Полем.
Мы, должно быть, произвели благоприятное впечатление друг на друга, потому что встретились еще раз — и не случайно. Что-то новое, необычное происходило со мной. Я влюбилась. Я уже рассталась с надеждой встретить мужчину, с которым могла бы разделить любовь и взаимопонимание.
Ларри, Серебряный Лис, так же, как и я, хорошо знал, что наша трехлетняя связь подошла к концу, но он не собирался завершить ее достойно.
Он все еще был моим менеджером и, как я догадываюсь, прикинул, что без меня многое потеряет. Взглянем правде в глаза, я стала для него большим, чем просто подруга — я была золотым дном, источником огромных доходов, престижа и внимания.
Так что Ларри временами наведывался в Торонто по законным поводам и ожидал, что будет проводить со мной уик-энды. Должна признаться, что хотя мое сердце не лежало к этому, я действительно провела с ним несколько субботних полдников и даже несколько раз занималась с ним сексом. Глядя в прошлое, я догадываюсь, что все это подтверждало пословицу "Старые привычки умирают трудно".
Вскоре я полностью отказалась от услуг Ларри как менеджера, так и партнера по постели. Особенно, когда он наконец узнал о моих подлинных чувствах к Полю, которого встречал только однажды и никогда не подозревал нас в любовной связи. Я скрывала это, пока наш общий знакомый не рассказал Ларри о моих с Полем отношениях. Ларри во время объяснения потерял самообладание, и дело закончилось безобразной крикливой дракой.
Хотя годы, которые связывали меня и Ларри, полны хороших воспоминаний самое мягкое чувство, которое я сейчас испытываю по отношению к нему — безразличие.
Если вам когда-нибудь удастся прихватить меня в плохом настроении — б-ррр, я вам не позавидую! И когда я вспоминаю о том, как Ларри имел меня — говорю не только о сексе — меня охватывает недоброе чувство.
Я могу злиться и на себя за то, что одурачивала себя же все эти годы, что уверяла себя, будто люблю его, не осознавая, что мы просто два человека, которые неистово нуждались друг в друге. Я заблуждалась, нам нечего было предложить друг другу. Я думала, что это любовь, потому что я воображала, что это любовь.
До тех пор, пока не пришла настоящая любовь…
Поэтому я просто скажу, что между мной и Ларри сейчас нет ничего общего. Я всегда буду благодарна за все хорошее и постараюсь забыть все плохое; надеюсь, что его книга будет пользоваться успехом и в будущем он сможет забыть меня и станет счастливым.
Но как же здорово чувствовать себя свободной от Ларри после трех лет… и быть снова влюбленной.
Самое большое удовлетворение, которое я получаю от отношений с Полем, заключается в том, что наши совместные уик-энды и ночи обеспечивают убежище от тошной обыденности с ее постоянно трезвонящим телефоном, лекциями, писанием, награждениями и интервью, которые отбирают столько времени в моей жизни.
Другими словами, я обожаю нашу уютную обособленность, наш роман расцветает, и мы испытываем друг к другу огромное доверие, уважение, привязанность, стабильность, уверенность и страсть.
Очень удивительно и восхитительно снова ощущать себя уважаемой и любимой просто за то, что ты человек, а не секс-символ. Что касается моих чувств: мне нравится, чтобы во мне нуждались, а я нуждаюсь в том, чтобы быть любимой. Все эти требования были в конце концов полностью удовлетворены Полем.
ЭПИЛОГ
Книжка закончена. Последний вклад в приключения Ксавьеры Холландер. И написана эта книга не только обо мне, но и мною! Я очень много читала о себе в различных изданиях за последнее время и не совсем уверена, льстят они мне или раздражают. Самым худшим образчиком из этой литературы является опус Робина Мура "Сотворение "Счастливой Шлюхи"".
Книжонка Робина Мура носит явно оскорбительный характер. Три четверти переписано из рукописи моей первой книги, которую я ему дала. По той или иной причине редактор сократил рукопись, изъяв из нее большие куски, а Мур ухитрился переработать их в соответствии со своим вкусом и воровски продать издателю. Было там сто восемьдесят страниц, проданных за 1,9 доллара за страницу. И хотя, я должна признать, что все это мне отвратительно, при появлении этой книги придется сделать вид — "Ну и пусть".
В недавней рецензии на книгу заявлялось: "Мур освещает те же самые проблемы, что и в "Счастливой Шлюхе", но не так искусно".
Так что поверьте Ксавьере, и вы получите надежную информацию из первых рук.
Ну, а сейчас вернемся к реальностям жизни: кажется, я завершила полный круг, и наступило самое время снова собирать чемоданы. И это не мое желание, просто правительство Канады не хочет видеть меня здесь, потому что я публично и честно призналась, что была "мадам". Сие делает меня преступницей в глазах канадского правосудия; таким образом оказывается, что я не могу дольше оставаться в стране.
Что же случилось со свободой слова? Я, естественно, опротестовала это решение, я не считала, что представляю угрозу миру, свободе или морали в Канаде… и я искренне хотела жить там. Это чудесная страна как в природном отношении, так и в смысле населения. Каким-то образом здесь сочетаются североамериканский образ жизни с гражданственностью и свободой европейских традиций. И по мере того, как уотергейт раскрывает все больше и больше степень деградации нравов в национальном масштабе, Канада оказывается изумительно чистой и добропорядочной в сравнении…
Говоря о уотергейте… это ведь то же самое правительство, которое так неодобрительно отнеслось к моей деятельности в роли проститутки. Они думали, что Америка станет лучше без меня. Они даже осмелились назвать меня блядью! Нет, я была честной. И я платила налоги!
К сожалению, Канада тоже не желает принимать меня, хотя канадская общественность и встала на мою защиту. Я даже немного надеюсь, что в конечном счете правительство Канады изменит решение, и я смогу стать гражданкой Канады. Если нет, то буду следовать своей судьбе и блуждать по миру, пока не обрету родины.
Как я уже ранее упоминала, я завершила круг… эта книга является как концом, так и началом. Я стою на пороге нового жизненного цикла, другой эры. И пока я могу с гордостью оглядываться на свое прошлое и глядеть с надеждой в будущее, я не собираюсь прекращать жить… А это, считаю, самое главное… удерживать в себе любовь к жизни. Любым способом.
Спасибо вам от всего сердца за ваши письма, поддержку и благие пожелания… В этом мире много любви, но иногда у некоторых из нас нет никого, с кем бы можно было разделить ее. Я признательна, что нашлось так много людей, выбравших меня, чтобы поделиться интимными моментами своей жизни. Если я не была в состоянии ответить на ваши письма, это не значит, что мне это безразлично, надеюсь, вы это поймете.
Не важно, где я нахожусь, вы всегда можете адресовать мне ваши письма с вопросами, где и как можно приобрести мои книги, последние записи, снимки, или просто прислать дружественное "хэлло" в новообразовавшийся клуб поклонников Ксавьеры Холландер — "Xaviera Hollander's Special Collection, Postal Box 175, Station A, Scarborough, Ontario, Canada". Вы всегда можете написать мне пару строк, адресовав открытку моим издателям по адресу: Warner Paperback Library, 75, Rockfeller Plaza, New York 10019, и я уверена, что они с радостью доставят ваше послание мне.
Ну, а сейчас пора и честь знать! Впереди еще целый мир приключений, а я всегда расположена к ним. Спасибо за компанию в нашем совместном путешествии вокруг мира, и давайте не терять связь. До следующей встречи!
Первое свидание
Было самое начало сентября. Осень ещё не торопилась входить в свои права, и летнее жаркое солнце ласково светило над городом. Казалось, лето будет длиться бесконечно. В воздухе приятно пахло свежестью.
Андрей сидел один в пустой квартире и скучал. Родители уехали на дачу, там в это время самая работа кипит, уборка урожая и всё такое. Андрею было 15 лет, и он очень мало общался с девушками, вернее сказать, почти не общался. Он был скромным, даже застенчивым парнем, и к девушкам боялся даже подойти. Романтик в душе, Андрей мечтал, что всё устроится само собой, однажды к нему подойдёт какая-нибудь такая же скромная, как он сам, девчонка, и предложит свою дружбу. Но время шло, а к нему никто не подходил, и не пытался познакомиться. Все его одноклассники слыли школьными героями-любовниками, и девчонки бегали за ними толпами. Такое положение дел Андрея не устраивало, но он в силу своего характера не мог ничего изменить.
"Всё, — решительно сказал Андрей самому себе. — Хватит быть тихоней-девственником! Вот возьму и всем назло познакомлюсь с девчонкой! Только вот каким образом?"
Андрей задумался. Обольщать девчонок безостановочной болтовнёй, как это хорошо получалось у других ребят, он не умел, да и не смог бы переступить через свою застенчивость. Он решил начать действовать заочно.
Прочитав все объявления о знакомстве в купленной юношеской газете, Андрей остановился на одном, которое показалось ему менее вызывающим, чем все остальные. Он решил, что его написала хорошая скромная девчонка, закомплексованная от недостатка общения с противоположным полом. Тут же было написано и отправлено романтическое письмо.
По нескольку раз на день Андрей заглядывал в почтовый ящик. Прошла неделя. Андрей решил, что наверняка та девчонка посмеялась над его письмом и выбросила его куда подальше. Однажды, возвращаясь из школы, он краем глаза заметил, что в ящике лежит что-то белое. Это было письмо от Наташи! Андрей даже подпрыгнул от радости! Получилось! На него обратила внимание девушка! Он тут же открыл письмо и жадно начал читать, быстро пробегая глазами по всем строчкам. Наташа писала, что очень была бы рада с ним познакомиться, и даже дала свой телефон. Сердце Андрея ёкнуло. Позвонить или нет? Он же совершенно не умеет разговаривать с девушками! О чём он будет с ней говорить?
Андрей зашёл в свою квартиру. Родители ещё были на работе, так что ему никто не мешал. Он в нерешительности снял телефонную трубку. В голове у него была только одна мысль: "Надо позвонить!" Вот уже набраны все цифры, кроме последней. Дрожащей рукой Андрей набрал последнюю цифру и судорожно взглотнул. Что-то сейчас будет!..
Трубку сняла какая-то женщина. "Позовите, пожалуйста, Наташу!" — быстро сориентировался Андрей. "Наверное, мама" — промелькнуло у него в голове. Во рту всё пересохло. И вдруг он услышал в трубке звонкий голос молодой девушки:
— Да, я слушаю!
— Привет, Наташа! Это Андрей! Ты меня помнишь?
— Ты тот Андрей, что написал мне письмо?
— Да, тот самый! (Андрей старался говорить уверенно, чтобы не опозориться перед девушкой).
— Очень рада с тобой познакомиться!
— Я тоже!
— Знаешь, давай встретимся, я хочу увидеть тебя!
— Давай, а где?
— Можно завтра, у меня дома!
— Хорошо, я приду. Пока!
— До встречи!
Фантастика! Она пригласила его к себе! Об этом Андрей не мечтал даже в своих самых сумасшедших мечтах. Он весь дрожал от страха. Что-то будет завтра!..
В назначенное время Андрей стоял у двери квартиры Наташи. Прошло пять минут, а он всё не решался нажать кнопку звонка. Приободрив себя, он вдруг резко нажал её. Дверь отворилась, и на пороге появилась девушка небесной красоты. Вьющиеся тёмные волосы, карие глаза, красивая фигура. Андрей на мгновение онемел.
— Привет!
— П-п-привет:
— Ну что же ты стоишь, проходи!
Андрей неуверенно прошёл в Наташину квартиру. Было видно, что жили они достаточно богато, так как в квартире был евроремонт. "Пройдём в мою комнату" — пригласила Наташа.
— А ты симпатичный парень.
— Ты просто красавица, я даже и мечтать не мог.
Андрей вдруг почувствовал, что между ног у него всё надулось. Он был в джинсах, и его возбуждение было практически незаметно, но Андрей сильно покраснел.
— Что с тобой, чего ты так смущаешься?!
— Просто так. Мы первый раз друг друга видим, одни дома:
— Не бойся, я ведь не кусаюсь. Лучше расскажи о себе.
— Да что рассказывать-то, всё как обычно — учусь и так далее:
— А какой у тебя опыт в отношениях с девушками?
У Андрея по всему телу пробежала лёгкая дрожь. Что ответить?
— Да так, иногда гуляю с одноклассницами.
— А в плане секса?
Вот это да! Вот тебе и скромная девушка! Но Андрей чувствовал, что это ему нравится всё больше и больше, да и его пенис увеличивался всё больше и больше.
— Честно говоря, сексом я ещё никогда не занимался:
— Ты знаешь, я тоже:
Андрей вздрогнул. Наташа не переставала удивлять его.
— Ты хочешь со мной заняться этим?
— Я очень этого хочу, но без потери девственности.
— Тогда давай начнём! (Андрей вдруг обрёл какую-то небольшую уверенность, по крайней мере, он решился произнести эту фразу).
"Раздень меня" — нежно попросила Наташа. Андрей вдруг накинулся на неё и начал покрывать её безумными поцелуями. Он чувствовал, что хочет её всем телом, всем своим существом. Он снял с неё верхнюю одежду, сорвал лифчик, быстрым движением стянул тонкие трусики. Его взору предстала сочная упругая грудь и обильно покрытая волосами впадина между её ног. Он вдруг протянул к её влагалищу свою руку и начал тереть его. Наташа вскрикнула от удовольствия. Андрей начал ласкать её грудь одной рукой, а другой водить по промежности, которая стала влажной от сильного желания. Из Наташиной щели уже текли вкусные соки. Андрей нагнулся к ней лицом, и начал упиваться этим божественным нектаром. И вдруг он почувствовал, что Наташа взяла его пенис к себе в рот. Какое же неземное наслаждение он вдруг испытал! Андрей сильно напрягся и обильно кончил прямо в рот Наташе. Она явно не ожидала этого, и поэтому резко дёрнулась назад, а Андрей продолжал пульсировать своей спермой, стоная от первого в жизни оргазма. "Как же хорошо!" — подумал он.
Они устало легли возле друг друга.
— Тебе понравилось?
— Очень! И очень хорошо, что ты осталась девушкой, это очень важно.
— Да, действительно. Я кажется, уже влюбилась в тебя:
— Ты знаешь, я тоже:
Они обняли друг друга и вдруг поняли, что каждый из них нашёл свою половинку, о которой так долго мечтал.
Первый момент
Они весело бегали за бабочками, гонялись друг за другом как маленькие… а сколько им было? Лизе — 18, Сергей старше ее года на четыре. Взрослыми они себя не считали. Он был у нее первым. Они познали Дополнение к Любви, но не до конца, они стремились, в порыве страсти искать что-то новое, что бы насладиться друг другом и быть любимыми еще больше.
И в такие вот дни, они оставались наедине с природой, и с собой, со своими фантазиями и мыслями. Вокруг было тихо, ни души, если ни считать их друзей — насекомых и птиц. А вокруг солнце, и бескрайнее зеленое поле…
Он догнал ее, когда она шутя убегала от него, обнял, взял на руки, отнес и положил на его растеленную на траве старую рубашку.
Глубокий, страстный, нежный поцелуй…… он растегнул крючки оранжевого платья на спине, снял ВСЁ с себя и с нее, и страсно вошел в нее, без предварительной игры и ласки, только что они резвились как дети, это было нечто вроде прелюдии, вроде и детская игра, а такая взрослая. Все вокгруг потемнело, в глазах потемнело, помутился рассудок, она издала такой стон, который рассказывает всем людям на земле о том первом моменте, когда соединяясь друг с другом мужчине и женщине приходят мысли создават семью и растить детей, любить и быть любимыми… и когда этот первый момент доставляет еще недавнешней робкой девушке ТАКОЕ удовольствие, что она теряет счет времени, она просто сходит с ума, чувствуя СВОЕГО МУЖЧИНУ в себе, она пытается куда-то вырваться или наоборот прижаться к нему, дрожать всем телом, стонать от любви, а когда она насекунду приокрывает обезумевшие глаза и заглядывает в глаза любимого, то он просто теряет контроль над собой, он возбужден больше тем, что она возбуждена и тем, что она ЕГО, в ЕГО власти и он может делать с ней что хочет.
Первое вторжение немного больно, а второе и третье доставляют массу удовольствий… дада. это вторжение в мысли, и желания…
Она всегда ждала этого первого момента, и была счастлива с Ним……
Письмо однокласснице
Письмо однокласснице. Первое
Оль, как тоскливо. Ты два дня не обращаешь на меня внимания. Вообще-то я понимаю, что у тебя своя жизнь, свои интересы, заботы. Но я хочу твоего внимания. Всё пытаюсь тебя расшевелить на серьёзное, длинное письмо, а не отписку, а тебе всё некогда. Знаю по себе, что наскоком не напишешь. Надо уединиться, что бы никто не мешал, а это, как правило, получается поздно вечером.
У меня мой сынок до часу ночи по квартире шастает, вообще- то он у себя в комнате за компом в основном, а я в гостиной за ноутбуком. Сейчас у него каникулы — дома, ну разве что иногда по девочкам. Постоянной нет, так — блудит.
Я ему квартиру освобождаю, а он мне, малый партизан — ни фига. Здорово было, когда маленький был — спать уложили, и занимайся, чем хочешь.
А теперь, по ходу, наше время ушло. Сейчас всё, как то пресно, не вкусно, обыденно. А хочется, что бы сердце стучало, руки дрожали, адреналин через уши лез. По мне так, для этого надо или человек что бы сильно понравился, или ситуация была с ног сшибательная. А лучше и то и другое — вместе.
Ты, наверное, поняла, что с человеком, который мне нравится, у меня сейчас проблема, его просто нет. Да и последние лет пять-семь, больше чем жена, никто не нравился. А вот теперь ты появилась. С тобой у меня здорово получилось бы.
Как представлю себе, нашу с тобой встречу, где нибудь в тихом кафе, лучше на открытой террасе в парке, осень, ковёр листвы под ногами, тепло, плетёная мебель, кресло-качалка, на столике дымящий кофе, бокал коньяку у тебя в руке, ты его греешь своими ладонями, а смотрю в твои глаза:
— Какого цвета твои глаза?
— Голубые как небеса?
— А может глубокие как моря?
— А может, ты смотришь на меня?
А рядом, из-за двухстворчатых дверей, внутри кафе, подобно ленивому дыму сигарет, кружась, наплывало тихое жужжание голосов. А у нас своя беседа, беседа более искушённая, более интимная. Я слушаю твой низкий гортанный женский голос, тот, что словно бы дрожью отдаётся в волшебном кольце внизу живота и вокруг моей мужской плоти. Мы говорим немного о любви — не в открытую, но всё пропитано тайной чувственностью.
Я ложу свою руку на твою ногу под столом, и вдруг твой голос слегка задрожал, ты делаешь глоток коньяку, а я смотрю в твои затуманенные глаза, которые не отрываются от глубины бокала.
Ты потеряла нить разговора, ты думаешь о моей руке, которая поднимается по твоему бедру, под твоим чётным платьем, всё выше и выше, к твоему "бермудскому" треугольнику, украшенному воздушным, чёрным ажуром.
Как я завидую этому кусочку ткани, который может прижаться, вдыхать, ласкать самый потаённый, самый желанный кусочек твоего тела. И вот твои веки приподнялись, влажный взгляд метнулся куда-то в сторону, мне за спину. Пересохшие губы приоткрылись, послышался прерывистый вздох и ты шепнула:
— Не надо! Не здесь! На нас смотрят!
У меня всё взорвалось внутри, сердце заухало, как молот. Я повернулся и увидел молодого паренька, сидящего с чашкой кофе за соседним столиком с распахнутыми глазами. Заметив, что мы обратили на него внимание, он сказал:
— Извините, я засмотрелся! У Вас такая красивая спутница!
Для меня эти слова были, как живительная влага на губах. Я почувствовал себя богом.
— Это моя женщина! И ею восторгаются!
А ты задрожала, твой взгляд заметался, то на меня, то на паренька, щёки запылали. И я вдруг понял, что ты возбуждена, ты желанна, и ты хочешь: А хочешь и меня и паренька:
Я хочу рассказать тебе, что было дальше. Но не знаю, тебе это надо, ты хочешь продолжения?…
Оль, ты даже представить не можешь, как ты нужна мне!!!
Письмо однокласснице. Второе
Представь, как было бы здорово, если бы мы общались тет-а-тет. Но у нас ещё всё впереди. Правда? Так здорово, что мы нашли друг друга. Родственные души.
Одно немного печалит, что ты так и не испытывала того кайфа, который дает групповой секс. Это для меня была отправная точка. Пробовал я его, понятное дело сначала не с женой. В 89-ом лежал я в больнице с язвой желудка, за год три раза попадал, пока не сделали операцию, и там познакомился с медсестрой, девочке тогда было лет восемнадцать.
Если бы ты её только видела. Тоненькая, худенькая, прозрачная. Одни глаза и губки, ну просто ребёнок. А разговорил я её. И она мне рассказала свой сон (ну это классика жанра, всё со сна всегда начинается, убойный аргумент), что её трахнули сразу три парня. У меня башню рвануло. А она сидит напротив меня вся розовая, глазки блестят, ручки дрожат и в лоб спрашивает: — "Ты меня хочешь?" Я просто обалдел. Я к ней в трусики, а она вся скользкая прямо. Я такого тогда ещё не видел. Где мы с нею только за три недели не трахались, и в ординаторской, и в операционной, и в палате, и в коридоре, и на лестничной площадке. У меня такого никогда не было.!
А в голове её сон долбит. Ну спросил, хочет она групповухой заняться. Она сразу согласилась, только я заговорил об этом. Только интересовалась, с кем мы будем.
После больницы я к товарищу, так мол и так, а он — да ты подкалываешь меня. Она, наверное уродина какая то. Еле уговорил. Блин ну никто в жизни мне такого не предлагал, всегда я впереди паровоза. Назначил я девушке свидание, приехали за ней на машине. Друган как её увидел сразу очередь забивать стал. Посадили мы её в машину на заднее сидение, а сами впереди.
Едем в сауну на другой конец города. А я по дороге спрашиваю у неё: — "Какие на тебе трусики?" Она берёт их снимает и отдаёт мне. Санёк за рулём чуть не кончил. Поворачиваюсь, развожу ей ножки, у самого в висках стучит, и начинаю её пальчиками ласкать. А Саня зеркало заднего вида давай настраивать, и меня толкает, что бы я ему обзор не закрывал. Танюша наша до сауны два раза кончила.
Ну а в сауне этот придурок начал опять очередь устанавливать. Только после третьего раза, мы начали её сразу вдвоём иметь. Один трахает, а у второго она сосёт. Вот это была уже красота. После сауны домой её подвозим а она ещё просит. Ой девка горячая была.
По началу, помню я её за руку брал, а её трясти начинало. Спрашиваю что с ней, а она мне говорит, что кончила. Я не верил, так она на автобусной остановке, мою руку себе в трусики засовывала. Такой девушки у меня больше никогда не было. Это был просто сплошной секс. Она ежеминутно о нём думала и хотела. Я у неё спрашивал как она на первых встречных не бросалась.
Потом её замуж выдал. Через неделю после её свадьбы опять втроем трахались. Но любила она только меня. По крайней мере мне так говорила.
А где то в году 92-ом приходит ко мне на работу устраиваться девочка после техникума, девятнадцать лет ей. Времена уже неважные начались по работе, сокращения пошли. Куда там с улицы людей брать, своих некуда девать. А эта кукла села на против меня в кабинете и говорит: — "Я все, что хотите делать буду, только на работу возьмите." Ну мне по приколу, возьми и ляпни: — "Что и замуж за меня пойдёшь?" Скажите — пойду. Ну, я сразу понял — девочка наша. Кладовщицей её взял. Через два дня в кладовую перед второй сменой захожу, смотрю никого, я за такие вещи крепко девушек своих драл.
Думаю, не может такого быть, что бы никого, шторочку отодвигаю, а там Оленька в одних трусиках и бюстике стоит, переодевается. Я такие вещи не пропускаю. Сразу к ней, а она как запричитает, ручками прикрывается: — "Игорь Николаевич, нас увидят!" Ну, то, что увидят это не беда, главное что можно. Адреналин бешенный был. Люди по цеху ходят, а мы за занавесочкой. Ладно, туда чужие не заглядывают, но ведь!
свои девчонки могут заскочить. Ой, как улётно было!
Я тогда заместителем начальника цеха сборки по обеспечению был, в универе на вечернем учился. На работе всегда до обеда второй смены оставался. У меня в подчинении были все кладовщики, грузчики, диспетчера, водители были — всего триста человек. Я там как падишах был. С работы никого не трахнув, не уходил. Кабинет не закрывался, все вопросы решали. Меня все любили. Начальник хвалит — говорит: — "Посмотрите на Игоря Николаевича, он с цеха, из руководства последний уходит.
А не как некоторые по звонку". Это были мои золотые годы. Ну а с Оленькой я задушевные беседы стал проводить, часто ко мне в кабинет заглядывала. По цеху её стукачкой моей считали, а она не ею вовсе была. Ну и проговорилась как то мне моя Оленька, что в техникуме подружку свою на секс раскрутила. Всё! У меня новая фишка. Говорю ей: — "Оль, я тебе подружку найду". Она меня чуть не задушила. Девчонке конкретно нравилась лесбийская любовь. Я с такой новостью к Танюше. Та в улёте!" Хочу!" говорит. У меня у самого мысли только об этом стали. Больше ничего мне не нужно. Хочу девочек свести и поприсутствовать при их свидании.
А проблема была, как ни смешно, где это свидание провести. Год же был 92-ой, на весь город пару саун только и работало, а уже осень была, холодно, в посадку тоже не повезёшь. Девушки не зная очно друг друга, рвали меня при каждой встрече: — "Когда?". Да какое "когда", если нет "где". Короче говоря, решил я их хотя бы познакомить. Забрал одну с работы, поехали на встречу к другой. Встретились, понравились одна-одной, в машину прыгнули, и давай целоваться. Блин!!!!
Я чуть в машине за рулём и не улетел. Поехали в кафе. Я там все заныканые от жены деньги на коньяк, пироженные. Девчонкам моим похорошело, щебечут между собой, ручки друг другу гладят, и вдруг целуются. Тань, ты бы видела реакцию зала!!! На нас все смотрят. Я же за рулём — не пью, а им море по колено. Как начали зажигать! Ну и закон подлости, подходит тут один парнишка, мой диспетчер с работы, занесло его именно в это кафе. Танюшу он не знает, а Оленька то с цеха, да ещё и девочка видная. — "Игорь Николаевич, вы, что здесь девушек "танцуете", давайте вместе". А барышень моих несёт — они уже центр внимания.
И им это нравится!!!! Я еле-еле собрал своих девушек под ручки и в машину. Еду по городу, а эти приколистки, мне на зеркало заднего вида свои трусики вывесили. Тань, ты себе представить не можешь что это было!!!!! Я еле в городе нашел место куда нырнуть. Сзади стоны, голые попы, а запах!!!! Правда перегерчик тоже хороший был, но запах этой течки я запомнил на всю жизнь!!!!
Это было волшебство!!! Это была сказка на яву!!!! У меня член дымился!!! Помню, что я их всё время просил развернуться то так, то так, что бы мне видно лучше было. Не знаю сколько времени прошло, помню только девчонки уже по углам заднего сидения полулежат, писюхи блестят от влаги, а они обе аж поскуливают. Я спрашиваю: — "Тань, ты сколько раз кончила?". Она мне — три. "Оль, а ты сколько?". Та мне — пять! А я, говорю, ни разу. Надо же с этим, что-то делать.
Перелез к ним. Это было первый раз в моей жизни, когда сразу две девушки мне сосали. Господи, что я там запомнил?! Помню одно, что я за пару минут кончил два раза подряд! У меня такого даже в детстве не было, когда моя гиперсексуальность у меня через уши пёрла.
Так, любовь моя, на сегодня буду заканчивать. А то я с такими темпами за неделю все мемуары напишу. А потом — что?
Как говорил один умный человек: — "Публику надо удивлять постоянно: иначе она найдёт другого кумира".
Письмо однокласснице. Третье
Здравствуй Оксана! Еле еле дождался вашего письма… честно говорю, хочется общения на тему о которой не поговоришь ни со знакомыми ни с друзьями. Вот уже лет пятнадцать как я начал говорить о своих фантазиях с женой. И то ещё не всё так как хочется.
Сначала я просто хотел группового секса, потом почувствовал что хочу видеть как трахают мою Любу. Я когда это осознал у меня чуть крышу не снесло. И начал я её потихоньку подводить к этому. Но сейчас я хочу поговорить не об этом.
Лет семь назад отдыхали мы с женой на Азовском море, на одной дешёвенькой базе. Фанерные домики на две раздельные комнаты. Удобства на улице пару туалетов в конце базы. Совковый вариант. Соседями нашими через фанерную перегородку была семья из троих человек: муж, жена и тринадцатилетний сын.
Так вот однажды сидели мы с женой в домике, двери открыты, поздновато уже было, часов около двенадцати, выпили уже неплохо. Разговариваем, понятно на какую тему. Девочка моя уже слегка подзавелась. И захотелось ей в туалет.
Ну что бы далеко не ходить она не пошла в конец базы а присела под кустик помочится в песочек.
Короче говоря я сижу жду свою Любу в домике, а её нет и нет. Сначала даже подумал что она побежала в конец базы. Когда минут через двадцать появилась она на пороге. Я сразу понял что то произошло. Глазки заблестели, щечки подрумянились.
— Что случилось? — спрашиваю. И даже так недовольно как то.
— Игорь, я улетела!!!
— Как? Рассказывай!
— За угол домика забежала, присела под кустик, зажурчала, а сама на струйку смотрю. Закончила, и ещё не натянув трусики поднимаю глаза, а рядом на лавочке сидит соседский мальчишка и смотрит на меня. Я тот листик, которым подтиралась выбрасываю а сама начинаю писюху ласкать пальчиками. И смотрю прямо на него.
Пацан в шортах сидел. Отодвигает в сторонку их и начинает дрочить. Люба говорит: — Я в эту минуту поплыла! Подымается, трусы на коленках, халатик задран, и в таком виде стоит и смотрит на мальчишку, который в трёх метрах от неё.
И в эту минуту он кончает. Она к нему. А у него отходняк, его колотит, и он с перепугу начинает хныкать: — Тётя Люба не говорите только родителям. Они сейчас в кафе, а я пока их нет вышел покурить.
Ну а Любаша моя уже в заводе, да и мы только разговаривали на тему кого бы ей снять. Представляете её состояние? Она мальчишку за руку берёт а она у него в сперме и писюн из шорт выглядывает. Она его начинает прятать ему, а пальцы берёт и облизывает. И шепчет ему: — Не скажу, ты только сам никому не болтал что видел здесь.
— Давай через минут десять встретимся на берегу возле павильона, поговорим. И сама ко мне.
Я в обалденном мандраже!!! Лезу к ней и слышу запах, запах спермы. Улёт!
Моя Любаша переодевает трусы и собирается уже упорхнуть. Я к ней — Не ходи!
А она мне: — Да я на пол часика всего, надо же парня успокоить и поговорить с ним. И ушла я сам не свой.
Пришла она где то через час. Вижу просто счастливая! — Ну, рассказывай! оди что со мной было
— А что рассказывать, Он три раза кончил, два раза в меня и один раз в рот. И снимает свои трусики, а они в сперме все.
Господи, что со мной было. А она меня успокаивает и говорит что он завтра вечером придёт к нам.
В следующий раз я расскажу что было потом и что было на берегу в ту ночь. Это конечно если вам это будет интересно.
Пишите… Очень жду ответа… И очень хочу услышать твоё мнение Оксана, по поводу этой истории.
И обязательно напиши о впечатлениях.
Письмо однокласснице. Третье. Продолжение
Привет Оксана и Сергей! Мы с большим нетерпением ждём ваши письма. Любу они заводят особенно. Ваш сын Илья уже является предметом её вожделения.
На сколько я понял, вам очень хотелось бы услышать продолжение истории с тринадцатилетним мальчишкой. Мы долго не решались вам писать о ней, но вот опять Люба приняла решение что бы я вам всё рассказал. Поймите, что хотя главной героиней является она, и всю сладость и горечь чувств приняла на себя тоже она, всё же Люба моя жена, и я переживал за неё не меньше её самой.
В прошлый раз я закончил историю тем, что Люба пригласила Димку, так звали этого паренька, к нам, на следующий вечер после её рандеву на берегу ночного моря.
Люба уговорила меня оставить её одну. Пообещав мне, что приведет своего юного ухажёра, при благоприятных обстоятельствах, на старое место к павильону на берегу, где я устроился их ждать. Сознаюсь ожидание было волнительным, не помогало даже пиво которым я запасся. Ну представьте себе, ваша жена уходит на свидание к другому мужчине, а здесь даже не мужчина, а так сопляк какой то. Что её привлекло в нём? Как она говорит, что только его юность и ситуация при которой развивались события.
И вот наступил вечер. Я наблюдал за Любыными приготовлениями и признаться, уже порядком мандражировал, она одела белое короткое платьице с рисунком морской тематики на груди, что-то вроде а-ля юнги, и шикарные, ажурные, чёрные трусики под низ. Надо отметить, что наряд получился довольно откровенным. В холодильники стояло шампанское и фрукты, короче говоря, шикарная зрелая дама ждала в гости юного ухажёра. Я скрипя сердцем, захватил своё пиво и пошёл на берег моря. Утешением мне служило её обещание мне всё подробно рассказать об этом вечере и по возможности присоединиться к этой паре. Когда я шёл к берегу, то увидел на дальней лавочке за кустом у нашего домика огонёк сигареты. Мальчишка уже с нетерпением ждал моего ухода, ему это обещала моя жена.
Я уселся на бережку, открыл пиво, посмотрел на часы, было одиннадцать часов вечера и я принялся ждать. Глоток за глотком я выпил всё своё пиво и прилёг на песке. Позднее время и переживания дало о себе знать, я случайно заснул. Совсем не на долго. Проснувшись, глянул опять на часы — пол второго ночи. А меня так никто и не потревожил. Значит Люба всё же не решилась привести Димку для более близкого знакомства. На душе заскребли кошки. Почувствовал себя обманутым. Неужели ей так понравилось времяпровождение с юнцом, что не вспомнила даже обо мне? Ну что же, решил возвращаться в домик к своей благоверной.
Подошёл к домику, поднялся на порог и потихоньку приоткрыл дверь, зашёл. В домике свет только от уличного фонаря. На полу белое платьице, перевёрнутый стул, пустая бутылка из под шампанского, на раскиданной кровати лежит калачиком голая моя Люба и хлюпает носиком, только глазки от слёз блестят.
— Что случилось? — спрашиваю. — Мальчишка обидел?
— Нет не он. Его родители.
Всё, писец, приехали! Кайфанули! Получили удовольствие от приключений.
— Люб, давай по порядку, что случилось?
Димка пришёл буквально сразу после твоего ухода, начала свой рассказ Люба. Сели за стол, открыли шампанское, выпили, потом ещё, разговор не клеился. Он жадно смотрел на мою жену, журнальный столик был ниже её коленей, и поэтому его взгляд постоянно блуждал под её платьем, где отчетливо просматривались чёрные трусики. Люба пересела к нему на противоположную кровать. Димка правильно оценил жест моей жены. Он коснулся своими губами её губ. Она лишь слегка вздрогнула от неожиданности, и тут же ответила на его поцелуй. Её рот раскрылся, а губы страстно прижались к его губам.
Его хуй, казалось, готов был порвать его шорты. Ведь женщина которая сейчас целовалась с ним была старше его матери. Его рука полезла к её груди, и начала её сильно мять. Люба застонала. А Димка в это время уже задирал её платье, оно очутилось уже на уровне её груди. Секунда и он стянул его ей через голову. В это нельзя было поверить, перед тринадцатилетним пацаном на кровати сидела красивая, зрелая, сорокатрёхлетняя женщина. У Димки поплыло в глазах, он лихорадочно стал стаскивать с себя шорты. Его горячий, пахнущий спермой, с девственным пушком хуй очутился перед глазами моей жены. Одной рукой она схватила его и сразу же накрыла его своим горячим ртом. Её язык начал обволакивать этот девственный отросток, губы упёрлись в живот мальчишке, затем стремительно голова ушла назад. Началось действо, которое всех самок приводит в восторг. Моя жена сосала хуй юному мальчишке!
Этот акт продолжался не долго. Вскоре тугая, горячая струя спермы ударила ей в рот. Она жадно стала глотать его семя. Хуй начал опадать, она ещё некоторое время продолжала обсасывать это чудо природы. А её щель горела огнём, она текла. Чёрная, ажурная красота промокла на сквозь от её слизи. Люба откинулась на кровать, согнула ноги в коленях, и запустила свои руки себе в промежность. Она отодвинула полоску ажура в сторону и принялась ласкать себя перед глазами мальчишки. Её пизда сочилась и блестела, из губ срывался стон.
Димка впервые в жизни увидел перед глазами горячую, мокрую, волосатую пиздень взрослой, зрелой женщины. Пацану не много понадобилось времени, что бы его отросток опять встал. И тут Люба потянула его на себя. Он губами уткнулся в женскую грудь и начал покрывать её поцелуями. Жена в ответ взяла его хуй рукой и направила его в себя. Инстинктивное движение и молодой хуй вошёл в горячую и такую сладкую промежность моей жены. Губы её влагалища нежно заскользили по молодому стволу. Тринадцатилетний мальчишка начал ебать мою жену. Её ноги сплелись на пояснице у мальчишки, пальцы впились а его спину, бёдра начали подмахивать ему, взгляд помутнел, с губ сорвался стон.
Молодой, горячий хуй беспрерывно летал в красной мокрой пизде моей жены. Сколько это продолжалось — она не помнит, её бил озноб, она кончала, а он всё пахал и пахал её, и вот наконец то горячая струя ударила в матку. Димка кончил. Кончил обильно, страстно, со стонами.
И в этот момент дверь открылась и в комнату вошёл Олег, Димкин отец. Он со своей женой вернулся из кафе, и не застав сына дома решил спросить о нём у соседей. У Любы волосы встали дыбом, пацан слетел с неё в одну секунду. И вот она, только что получившая оргазм женщина, лежит раздвинув ноги с вытекающей спермой из своего влагалища, перед возмущённым посторонним мужчиной.
— Что здесь происходит? Ты что, сука, только что трахнула моего сына? Да ты знаешь сколько ему лет? Ты что проблем захотела? А ну вон от сюда! — обернулся он к Димке. Тот сразу же выскочил из домика.
Люба попыталась подняться с кровати, но Олег пресёк её порыв.
— Лежи, тварь, как лежала! Тебе что трахаться не скем, что на малолеток потянуло, так меня бы позвала, если муж не ебёт.
— Олег, ты прости, всё получилось чисто случайно. Ты не шуми, давай спокойно поговорим. — попыталась успокоить соседа Люба.
— Ну если случайно, так может ты и мне отсосешь случайно? Вытаскивает из штанов свой толстый полумягкий хуй и тычет ей прямо в рот. Люба начала сопротивляться, но он влепил ей пощёчину и она в испуге открыла рот. И этот монстр тут же вошёл ей в рот по самые яйца. Она чуть не задохнулась. Но природа взяла своё. После нескольких толчков и член у Олега воспрял, а у Любы проявилось желание. То-ли ситуация её возбудила, то-ли пощёчина так на неё подействовала, она вдруг почувствовала прилив страсти от своего унижения, и начала неистово сосать Олегов член. Рука полезла в своё залитое Димкиной спермой влагалище и начала его дрочить. Чёрные ажурные трусики, отодвинутые в сторонку в начале вечера, сейчас были полностью залиты спермой. Всего несколько секунд понадобилось им что бы Олег начал кончать Любе в рот, а она стала извиваться в оргазме. Олег успокоился и присел на кровать.
— Ну теперь давай поговорим спокойно и серьёзно. — начал он.
— Что ты сделала, надеюсь сама понимаешь, такие вещи безнаказано не остаются. Готовь откупные, а сколько я со своей Наташкой переговорю и тебе сообщим. Встал и вышел.
Но не прошло и пяти минут, Люба только с постели поднялась, залетает в домик Наталья, жена Олега и мать Димки, и с порога бросается в драку.
— Я тебя, паскуда, сгною! Ты мне, тварь, всю жизнь должна будешь! Ты у меня в ногах валяться будешь! Схватила Любу за волосы и давай её таскать по комнате и по лицу бить. Та бедная еле-еле отбивается. А Наташка выбрав момент, накрутила Любыны волосы себе на руку, и давай её головой себе под юбку толкать.
— Лижи, сука, мне, может прощу! И свободной рукой стаскивает себе трусы и направляет голову Любы себе между ног. И начинает водить Любыным лицом себе по пизде. Люба услышав запах другой женщины повелась, и тронула своим языком Наташкин клитор, та аж взвыла от кайфа.
— Господи, как хорошо то! Как же у тебя так классно получается! Отпускает Любыну голову и начинает поскуливать от удовольствия. Любу такая ситуация тоже начала заводить. И она уже без принуждения стала вылизывать Наташину пизду. Запах, слизь, вкус всё начало её возбуждать. Через пару минут, оргазм накрыл их обеих. Люба так и опустилась между Наташиных ног.
— Ну ты, подруга, и можешь! — прошептала Наталья. — Но за Димку я тебя всё равно не прощу! Поднялась, и вдруг начала мочиться прямо на Любу. Когда мне Люба всё это рассказывала я кончал несколько раз. Я видел какая она была изможденная и счастливая. Такой ночи у неё тогда не было. Её отымела вся семья. Её любили, ласкали, трахали, били, унижали, а она была счастлива. Единственный неприятный момент, это финансовые претензии семьи Димки к нам. Но мы на утро уехали с базы, что бы не было проблем, можно сказать сбежали. И мы были рады нашему приключению. Точнее рада была Люба, всё это случилось с нею. А я только слушал её рассказ и безумно трахал её от собственного возбуждения.
Но мы тогда не знали что история на этом не закончилась. Продолжение было.
Оксана, Сергей, расскажите эту историю вашему Илье если ему станет интересно, то пусть пишет на адрес: garri196209@mail.ru
Письмо друзьям. Четвертое. Такси
Здравствуйте Сергей и Оксана! Очень обрадовались вашему письму. Поверьте нам очень сильно хочется найти понимающую пару… пообщаться с ней, поделиться сокровенным.
Согласитесь на наши темы со знакомыми не поговоришь, сами понимаете. А хочется рассказать кому нибудь свои фантазии, свои случаи. Мы ведь очень хотим опуститься в мир разврата, и в то же время боимся.
Честно сказать, мы обговорили с Любой практически все темы, ведь возраст уже берёт своё, а острых ощущений всё равно хочется. Когда были молодыми трахались и так с воодушевлением. А с годами скучнее стало. Да и ревность начала проявляться. И решил я поговорить со своей Любой в открытую. Так потихоньку сначала узнали друг о друге всё, а потом начали фантазировать.
Одна беда у нас с реализацией. Вот и стали друг другу разрешать любой повод или намёк на секс сразу реализовывать.
Взять и тот случай на море… ведь там ещё и продолжение было. Не знаю договаривать вам о нём. Будет ли вам интересно, не шокирует ли вас вся эта история. Возбуждает это вас или нет?
А и после того, первого случая в такси, когда моя Люба начала сосать таксисту хуй, мы эту тему начали практиковать. Но к разочарованию у нас получилось ещё только два три раза соблазнить таксиста, и только один раз я с таксистом трахнул Любу вдвоём.
Моя Люба, когда мы едем куда нибудь в такси, а это случается не так уж часто, всегда садится на переднее сидение, и если водитель ей нравится начинает игру. Я, как правило, играю роль пьяного, заснувшего мужа. А сам смотрю за женой. Люба всегда задирает как можно выше юбку, ну а дальше идёт провокация. Она всегда начинает разговор с водителем о том, как ей надоели мои пьянки (хотя я пью совсем мало), и что из=за этих пьянок у меня уже и хуй не стоит, а она женщина и ей всегда хочется, а нормальных мужчин совсем мало.
А ножки в это время уже полностью расходятся до полной возможности. И не стесняясь она трёт свою пизду через трусики. Пару тройку раз сработало и она отсосала и только один раз парень её решил трахнуть и заехал в тёмный переулок, стащил с неё трусы, вывел её из машины упёр раком в капот и трахнул. Ну а во время процесса и я вылез из машины. Он конечно дёрнулся, но я его успокоил, что всё нормально, уж если женщина захотела, пусть получит полное удовольствие и подсунул ей свой член к губам. Кончили мы буквально через пару минут. Парню конечно понравилось, дали ему свой телефон. Да только он Любе приглашение один на один делал. Один раз она с ним встретилась и сказала что в следующий раз мы встречаемся или втроём или вообще не встречаемся. Он ещё ей позванивал но всё сошло на нет.
Ну а о себе, что вам рассказать. Женаты мы двадцать пять лет. У нас есть сын, ему двадцать два года. Когда случилось то приключение на море нашему сыну было лет пятнадцать-шестнадцать. То есть он был старше того мальчишки. Поверьте, про такую ситуацию, что случилась тогда мы даже и не думали. Но когда произошло — это был неповторимый экстрим. Моя Люба хочет ещё раз повторить такое, но вы же понимаете как это сложно.
С нетерпением ждём ответа. Игорь и Люба.
Письмо друзьям. Пятое. На работе
Привет Оксана и Сергей!
С нетерпением ждали вашего письма.
Ваш рассказ нас возбудил немного, жаль что у тебя, Сергей, не получилось трахнуть тёщу. Наконец то вы поняли что нас интересует… Да! Подробности, переживания, что вы чувствуете в момент экстрима.
Насчёт неоднократно прозвучавшего вопроса о том видел ли наш сын пизду Любы. Я старался пропустить эту тему, но по видимому вы проанализировали наши интересы и сделали свой вывод… по моему вывод ваш правильный. Не было бы наверное того тринадцатилетнего пацана, если бы у Любы, не было бы интереса к нашему Тарасу. Это очень щепетильная тема… вы действительно хотите всё узнать? Вас это возбуждает?
Мне очень нравится что жена у меня блядь… У неё были случаи когда её ебли на работе, когда она работала в больнице, пациент и доктор. Выебали очень жестко, она мне рассказала это только через пятнадцать лет. Однажды она была на ночном дежурстве, и один из пациентов пришёл к ней в ординаторскую на пообщаться. Сначала чай, затем спиртик, а девочка силы не рассчитала… и поговорка правильно говорит "баба пьяная пизда чужая". Начал этот мужик её ебать, уже и раком поставил, Люба завелась, он воспользовался моментом и перенаправил свой хуй ей в жопу. Моментальная боль, это был её первый анал, ну она и закричала. А ночь, тишина, все уже спят, в соседней процедурной врач дежурный на кушетке спал, услышал, пошёл посмотреть что до чего. Открывает ординаторскую и видит как мою Любу мужик в жопу ебёт.
Серёж, ну что бы ты сделал? Ну вот и он достаёт свой хуй и суёт его Любе в рот. А она от боли с другого соскочить не может. Тот что сзади был кончил, вытащил хуй и начал куражиться: — Что, блядь, нравится? А доктор волосы на руку намотал, голову ей вывернул, хуй изо рта у неё достал и начал на лицо ей кончать и хуем бить её. Люба расплакалась, проситься начала, слёзы с глаз, лицо в сперме. А первый подходит и говорит: — Я тебе, блядь, сейчас умою! И начал ей на лицо ссать. Люба говорит что вообще сначала не поняла что произошло. А потом обида, унижение, стыд… бросили её и пошли спать. Она до утра не могла заснуть, думала что делать.
Ну а потом домой пришла утром, заснула, вечером я с работы пришёл… всё и попустило. А доктор её поёбывать начал… глумился слегка, заставил её одной девчонке- практикантке восемнадцати лет от роду, пизду лизать. Девчонка эта первый раз в обморок упала, когда Люба до её пизды языком дотронулась, и обмочилась Любе прямо в рот. Но тут Люба уже кайф от этого получала. А я ничего не знаю, думаю чего это жена изменилась.
Вот такой случай был.
Сейчас мы живём этими воспоминаниями, переживаниями. А сейчас только и хочется острых ощущений. Люба говорит, что готова сейчас на всё, на любые унижения, только конфиденциальные, и жалеет что столько лет мы прожили не открываясь друг другу.
Напишите и вы нам что нибудь из вашего запредельного. Ну и если вас всё же интересует видел ли Тарас пизду Любы, спрашивайте… расскажем.
Ну как подробно мы вам описали или нет. Напишите как вы читаете наши письма. Ваш Илья видел Любыны снимки? Читал наши письма? Про вашего сына напишите по подробнее, если ему вдруг стало известно о нашей переписке. Ему нравятся взрослые женщины?
С нетерпением ждём вашего ответа. Ваши Люба и Игорь.
Письмо друзьям. Шестое. Сын
Привет Оксана и Сергей. Получили ваше письмо, долго собирались с мыслями… Люба настояла на том, что бы я всё таки всё вам рассказал. Знают, не знают, какая разница, говорит она. Мы вам и не отвечали на ваш вопрос про Тараса, считали его очень личным.
Я вам уже писал, что как то Люба заметила что в её вещах кто то роется. Она подумала что это я. Сделала мне замечание, а когда я отказался от этого, просто перестала мне больше об этом говорить. Рассказала уже потом, позже.
Тарасу тогда было пятнадцать. Люба стала присматривать за ним. И однажды внезапно зашла к нему в комнату и увидела что он дрочит на её трусики. Её бросило в жар. Как она сказала, у неё сердце чуть из груди не выскочило, такое внезапное возбуждение она испытала. Но сделала вид, что ничего не произошло, и вышла из комнаты.
После этого случая, как она рассказывала, её уже не покидала мысль о сыне в плане секса. Он стал её возбуждать. Мне она ничего не говорила, я ничего не знал. Она боялась, что я не пойму её. И она включилась в игру. Сначала начала за ним подсматривать. Случилось так, что она увидела его хуй. Башню рвануло. Она всё начала делать сознательно.
Она начала невзначай показывать ему себя. Первый раз открылась она ему днём дома на диване. Она отдыхала в одном халатике и трусиках. Он пришёл с тренировки, зашёл в комнату а она лежала на спине и с выставленной, согнутой в колене ногой. Она поняла что Тарас увидел её, по тому, как он внезапно остановился. Глаза у неё были закрыты, но она чувствовала его взгляд.
И тут у неё взыграло, Люба раскинула ноги, халатик практически был задрат до пояса. Она прекрасно понимала, что Тарасу сейчас видна вся её промежность, скрытая только лоскутом трусиков. Люба услышала как зашуршали его руки в штанах, она приоткрыла глаза и увидела как он стоит и дрочит на неё. Он кончил буквально сразу и убежал в ванну. И пока он мылся Люба сняла трусики и бросила их на пол возле изголовья. Она прекрасно понимала что делает, но её бил мандраж. У неё руки дрожали, когда она снимала эти трусики.
Минут через десять Тарас вышел из ванны. Заходит в комнату и видит Любу всё так же лежащую только уже без трусов. Он замер, а Люба начала играть своими пальчиками в мокрой, текущей пизде. Он стоит смотрит на её пизду, а она, уже раскрыв глаза лежит и дрочит прямо перед ним. Минута и она кончает, кончает со стоном, он подымает глаза и видит что она смотрит прямо на него.
Оксана, Серёжа, вы этого признания от нас хотели? Да! Было! А через день он её трахнул. Люба дала сыну. Он ебал её всего три раза. Но это было. Мы и это расскажем… Чуть позже… не сразу.
Ждём и от вас такого же признания. Нам это интересно. Ждём с нетерпением.
Игорь и Люба
Письмо друзьям. Седьмое. Сын
Привет, Оксана и Сергей.
После того случая, что я вам описал, Любу захватила мысль отдаться Тарасу… она начала за ним подглядывать, и сама дрочить на него. Но побаивалась откровенно его совратить. Понимала что он не откажется от неё… но было страшно. Хотела поговорить со мной… и опять же было страшно, вдруг я не пойму.
Однажды я пришёл домой очень поздно, часа в два ночи… попробовал открыть входную дверь, а она изнутри закрыта на защёлку, пока я разобрался что к чему, она открывает уже мне дверь. Что бросается мне в глаза, во первых она голая, во вторых щёки горят дыхание тревожное, и в третьих замечаю между ног влажность. Я руку к ней в пизду… всё течёт. Первая мысль — дома любовник. Меня затрясло. Прохожу на кухню, хватаю руками её за лицо, целую и шепчу: — Кто там? Она: — Да никого.
Я два пальца ей во влагалище, достаю обратно пахнущие спермой пальцы и спрашиваю: А это что?! И она взахлёб начинает мне рассказывать всё. О том как показала Тарасу себя, о том как он дрочил на неё, о том как она сама дрочила на него, и наконец как только что подошла к его двери в очередной раз подсмотреть за ним, а он сидит голый за компьютером, смотрит порнуху и дрочит. И тут Люба решилась, сейчас или никогда. Сбросила ночнушку и голая заглянула к нему в комнату. Тарас полулежал в кресле. Люба забросила через него ногу и сразу села Тарасу на хуй. Всё он в ней… а потом уже разглядела испуганные глаза сына… десяток движений и он кончил прямо в её горячую пизду.
Люба говорит что завыла просто от наслаждения. И тут слышит что кто то в дверь стучит… я пришёл, она соскочила с сына, ничего не говоря в коридор. Просит не ходить к нему… хочет одна зайти к Тарасу. У меня стояк… хочу ей заехать, а она к сыну. Остался на кухне… сижу, жду свою красавицу… минут пять жду, нет её… пошёл к Тарасовой комнате, и слышу опять Любын стон… приоткрыл дверь… вижу Люба лежит раздвинув ноги а Сын сверху неё и ебёт её во всю. А мне ещё видуха такая… вижу его жопу между Любыных ног… и хуй в пизде летает. Что делать в башке просто шум… не верю своим глазам… и вдруг замечаю что она смотрит на меня. Достал из штанов свой хуй и дрочить начал.
Вот такое приключение было… на моих глазах Тарас Любу выебал. Но я им не мешал… ушёл в ванну.
Хотела Люба его к нашим играм приучить, но он стесняется… так всё и сошло потом на нет… все всё понимают, и делаем вид что ничего не произошло… Сейчас ему уже двадцать два… а Люба всё мечтает что бы он её со своим товарищем выебал… есть у него хороший друг… про него в другой раз. Хорошо? ВЫ не обижаетесь на нас?
Расскажите ещё о себе, особенно про вашего Илью. Вы с ним не разговариваете на тему, что бы он с тобой, Сереж, другую женщину выебал? Я бы хотел посмотреть как ваш Илья трахнул бы мою Любу.
У вас в Москве свинг клубы есть, здорово… у нас провинция, ничего подобного нет, мы по крайней мере ничего не слышали. Конечно простоя ебля с другим мужчиной долго возбуждать не будет. А вот такая ситуация с вашим сыном Любу очень возбуждает, да и меня тоже.
Пишите. С нетерпением ждём от вас письма. Ну и если захотите пришлите ваши снимки, и вашего сына тоже. Может даже там где вы вместе.
Ваши Игорь и Люба.
Письмо
Здравствуй, Яна!
Меня зовут Илья. Я решил написать тебе, прочитав твою анкету на одном из сайтов:
Моя фантазия сразу заработала "на всю катушку", потому что я тоже считаю секс — лучшим, что есть в этой жизни, самым интересным и сильным из всех возможных для человека ощущений. И конечно же, я просто обожаю страстных девушек! Больше всего мне нравятся девушки, любящие секс, заводящиеся с полуоборота, такие, как ты, Яна. По-моему, это прекрасно, когда девушка знает, что ей нужно, чтобы испытать удовольствие, знает, как этого добиться, считает это естественным и не стыдится этого. Возможно, я открою тебе маленький секрет — такую девушку всегда можно отличить от других, достаточно лишь одного взгляда. Мужчины подсознательно тянутся к этим девушкам, а другим остается лишь гадать — и что они в них находят?! И хотя твоя фотография на том сайте совсем крошечная, на ней тем не менее хорошо видно — да, ты именно такая девушка!
Итак, наша первая встреча… Мы встретимся в маленькой кофейне в центре города, сразу и безошибочно узнав друг друга по фотографиям, которыми обменялись по почте. Кругом будет полно народа, но мои глаза моментально остановятся на тебе, как только я войду — и больше от тебя не оторвутся! Ты — такая, какой я тебя представлял с самого начала: стройное, гибкое тело, длинные каштановые волосы, улыбчивое, открытое лицо с выпуклым лбом, пухлыми губками и такими милыми ямочками на щеках. На тебе будет одета облегающая белая водолазка, выгодно подчеркивающую очень красивую, правильной формы грудь, не нуждающуюся в поддержке с помощью бюстгальтера. Длинные стройные ноги и небольшая, подтянутая попка будут обтянуты брюками из черной, очень тонкой и приятной на ощупь, матово блестящей кожи, твоими любимыми, теми, в которых ты чувствуешь себя такой защищенной и в то же время соблазнительно открытой, которые касаются твоего тела подобно второй коже, слегка сдавливая и одновременно нежно лаская его самые сокровенные уголки, заставляя твои глаза светиться чуть ярче и губки раскрываться чуть шире обычного…
Я тоже понравлюсь тебе с первого взгляда: высокий, темноволосый, хорошо сложенный, интеллигентный. Мы выпьем по чашечке ароматного крепкого кофе и, с ходу перейдя на "ты", немного поболтаем, так, ни о чем особенном — главное скажут друг другу наши глаза. Не пройдет и часа, как незаметно исчезнет холодок недоверия двух только что познакомившихся людей, и у меня возникнет ощущение, что мы с тобой знакомы уже, по крайней мере, несколько лет, просто давно не виделись, и множество интересных тем накопилось для разговора. Наши руки будут подвигаться по столу все ближе и ближе друг к другу, и в какой-то момент, весело смеясь над одной из моих шуток, ты вдруг дотронешься пальцами до моей руки — и словно волшебная искра проскочит во внезапно наэлектризовавшемся воздухе. Мы взглянем друг другу в глаза — и поймем, что с этой минуты нами будет двигать нечто большее, чем просто желание весело провести время. Ты не уберешь свою руку, я накрою ее своей и мы просидим так некоторое время, погружаясь все глубже и глубже в неведомое и прекрасное чувство, имя которому — Любовь, в ее самом древнем, истинном понимании — стремление к слиянию душ и тел, к обладанию друг другом, желание дарить всего себя и получать взамен стократ…
Начнет темнеть, и мы, не сговариваясь, посмотрим на дверь, ведущую к выходу, а затем — вновь друг на друга. Ты заговорщицки подмигнешь мне, и в следующий момент мы окажемся в теплом, уютном салоне моей машины. Моих ушей коснется звук, наполняющий мое сердце невыразимым трепетом, чувством, которое, должно быть, не в состоянии понять и разделить со мной никто, ни один человек на всем земном шаре, если, конечно, он не настроен так, как я, на ту же тонкую, в волосок толщиной, волну ощущений — я услышу, как чуть скрипнули твои кожаные брюки, коснувшись черной кожи сиденья. И — о, чудо! — ты тоже это услышишь, и я увижу в твоих глазах
Может быть, если ты захочешь, мы заедем ненадолго в ночной клуб, и там выпьем по парочке коктейлей и немного потанцуем под ритмичную, громкую музыку, которую мы оба так любим. Я буду двигаться в такт этой музыке и любоваться ритмичными, раскованными движениями твоего тела, зная, что все вокруг глядят на тебя во все глаза, а ты смотришь только на меня, и танцуешь только для меня одного… Затем заиграет медленная мелодия, и ты, разгоряченная, чуть влажная и такая прекрасная в мерцающем свете прожекторов, прижмешься ко мне, закинув мне руки на плечи, и я обниму твою тонкую талию, и мы будем медленно вращаться в танце, чувствуя, как наши тела соприкасаются и трутся одно об другое, и от этого трения, как от трения дерева о дерево в доисторические времена, зарождается могучий неугасимый огонь, охватывающий нас обоих. Мои руки будут неумолимо опускаться все ниже и ниже, достигнув наконец той линии, где заканчивается спина и начинаются обтянутые кожей ягодицы, и не останавливаясь ни на мгновение, продолжат свой путь, одновременно чуть поглаживая тебя и прижимая к себе, к тому самому месту, где рвется наружу уже совершенно готовый к бою мой горячий ствол! И ты, конечно же, почувствуешь его твердость сквозь тонкую кожу своих брюк, и, приподняв голову, взглянешь в мои глаза, и в твоих глазах я увижу
Ты первая придешь в себя, и, оторвавшись, схватишь меня за руку и потянешь к выходу из клуба. И вновь — ночь, уютный салон автомобиля, чуть слышно поскрипывают твои брюки о кожу сиденья — и мы со всей возможной скоростью несемся ко мне домой. Ты уже совсем перестанешь меня стесняешься — впрочем, не думаю, чтобы ты меня стеснялась и раньше. Пока я веду машину, твоя левая рука будет скользить по моему бедру, пробираясь к его внутренней стороне, и выше, туда, куда совсем недавно стремился добраться я сам, путешествуя по твоему бедру. Ты будешь действовать энергичнее, тебе ведь не придется сомневаться, правильно ли ты поступаешь — напряженный бугор между моих ног будет говорить сам за себя. И вот ты уже там, легко скользишь по нему пальцами, затем открытой ладонью, поглаживая его поверх брюк сверху донизу, до самой промежности. Я почувствую, что вот-вот взорвусь, так напряжен будет мой член от твоих ласк, твоей близости, запаха твоей кожи. С лукавой улыбкой глядя на меня, ты повернешься ко мне лицом и, помогая себе правой рукой, начнешь расстегивать пуговицы моей ширинки! Несколько ловких движений пальцев — и мой ствол вырвется наружу, напряженный до предела и обжигающе горячий. Но ты не побоишься обжечься — наклонившись ближе ко мне, ты будешь прикасаться к нему своими нежными пальчиками, гладить его ладонями, потом, соединив большой и средний пальцы колечком вокруг его головки, станешь двигать рукой вверх-вниз, и я, не в силах больше сдерживаться, начну постанывать от невероятного блаженства. Не доведя меня буквально полшага до критической точки возбуждения, ты, очень точно угадав момент, сменишь ритм и, запустив правую руку мне в трусы, начнешь поглаживать и легонько сжимать мои яички. Улицы кругом, к счастью, будут пустынны в этот поздний час, и можно будет не опасаться, что нас с тобой кто-то увидит сквозь стекла машины, да и мне уже будет не до соблюдения правил дорожного движения — все мое внимание будет сосредоточено на собственных ощущениях. Я немного отодвину свое сиденье назад, чтобы тебе было удобнее, а ты, не отводя рук, наклонишься еще ниже и прикоснешься к моему члену губами, сперва лишь чуть-чуть целуя его, проводя головкой по своим полуоткрытым губам, таким горячим, мягким и влажным… Твои глаза будут полуприкрыты, и нарастающее возбуждение начнет прорываться негромкими стонами, усиливающимися и учащающимися по мере того, как ты, двигая головой вверх и вниз, начнешь все глубже и глубже заглатывать ротиком головку моего члена. Ловким и нежным язычком ты оближешь его сверху донизу, поиграв с головкой и чувствительным треугольничком уздечки, заставляя меня дрожать так, как будто бы меня пытают сладким электрическим током, и немыслимо приятное ощущение разольется от кончика члена, по животу и ногам, наполняя все тело и достигая самых отдаленных его клеточек… Ладонь твоей левой руки по-прежнему будет плотно обхватывать член, а правая рука продолжит свою работу у меня в трусах, массируя, поглаживая и пощипывая яички и промежность. Повернув голову, я смогу наслаждаться великолепным зрелищем, видя, как туго, без малейших складочек, натянулась кожа брюк на твоей маленькой попке, и как показался из-под них край маленьких черных трусиков… Я протяну правую руку и поглажу тебя по спине, вдоль позвоночника, и стану гладить и мять эту изумительную кожаную попку, заодно запуская руку и под край брюк, где приоткрылась моему взору белая полоска твоего тела между водолазкой и брюками. Все мои органы чувств — осязание, зрение, слух, обоняние — зальют мозг потоками
Тогда ты поднимешь голову и посмотришь мне в глаза, и я увижу в твоих глазах такое же сумасшедшее блаженство, какое, наверное, ты увидишь в моих. Прикоснувшись губами к кончику члена последний раз, будто бы прощаясь с ним ненадолго, ты соберешь рукой последние выделившиеся оттуда капли спермы, и, откинувшись на свое сиденье, положишь эту руку себе между ног и начнешь ласкать уже себя, как только что ласкала меня, ибо твое желание еще не удовлетворится, как мое, а наоборот, только усилится. Ты станешь, закрыв глаза и закусив губы, правой рукой быстро и ритмично тереть свою промежность, размазывая мою сперму по коже брюк, отчего их блеск станет еще заметнее в тусклом свете уличных фонарей. Тонкая кожа, плотно обтягивающая ноги и промежность, не будет мешать твоим ощущениям, а лишь придаст им дополнительную остроту. Левой рукой ты будешь мять и гладить свои груди через легкую ткань водолазки, потом, одним движением подняв ее край к подбородку, высвободишь их наружу, и я впервые увижу их обнаженными, увижу, как напряженно торчат их небольшие соски. Ты начнешь исступленно теребить их, сминая и выкручивая по очереди, продолжая при этом еще энергичнее двигать правой рукой у себя между раздвинутых ног. Дыхание твое станет хриплым и прерывистым, сдавленные стоны, исходящие как будто из самой глубины твоего существа, будут выдавать все более нарастающее возбуждение, и вот, наконец, эти стоны сольются в один протяжный полу-стон, полу-крик — так наступит первый из твоих сегодняшних оргазмов. На некоторое время ты как будто уйдешь внутрь себя, сидя неподвижно, прикрыв глаза, на губах — легкая улыбка наслаждения, лишь руки будут продолжать двигаться там, где они двигались — левая гладит грудь, правая прижата к промежности, продлевая сладостное ощущение, заполнившее твое тело.
Мое желание, пробужденное к жизни зрелищем твоего оргазма, заставит мой поникший было член вновь напрячься, налившись кровью. Тем временем я подведу машину к подъезду своего дома, мы выскочим, вызовем лифт и поедем наверх. Страсть и вожделение будут столь сильны, что мы начнем раздевать друг друга, не в силах дождаться нужного этажа. Я подниму края твоей водолазки, и ты поможешь мне снять ее с тебя, подняв руки. Я залюбуюсь красотой твоей груди, впервые увидев ее при свете, а ты в это время будешь торопливо расстегивать мою рубашку, оторвав по дороге пару пуговиц, и стянешь ее с моих плеч. В таком виде, полураздетые, раскрасневшиеся от возбуждения, мы ворвемся в мою квартиру, скинем у порога обувь и окажемся в спальне…
Я перечитал написанное, и понял, что просто не могу дальше продолжать — оказывается, писать об
Продолжение следует…
Питерское утро
Губы, казалось, были склеены невысказанными словами. В уголках подсохла слюна (как в детстве)…
И вместе с волнами холода из распахнувшейся форточки, набегающими на открытое тело, перед ней начали повторяться картины вчерашнего вечера…
Остро и с чувством нахлынувшего и сейчас наслаждения она вспомнила, нет снова ощутила прорыв его плоти! Она непроизвольно вскрикнула, едва не потеряв сознание… Постепенно она освоилась с безумной энергией плоти, буйствующей в глубинах горячего лона… Заряжаясь энергией пульсации, она не уловила тот момент, когда он, быстро выйдя, дал её измученному лону короткую передышку… Ощутив странное состояние, похожее на невесомость, она вяло отметила про себя, что её несут в спальню… Распластав её на широкой кровати, он быстро и нервно освободил её тело от одежды, едва не порвав трусики… Окунув ладони в чашечки лифчика, он буквально вытолкнул наружу большие груди, стянул тугой лифчик на живот и, оседлав её, на мгновение замер… Она почувствовала, как упругий член ложится в тесную ложбинку бюста… Плотно сдавив ладонями груди, она ощутила, как плоть двинулась вперед, проминая себе тесный путь между грудями… Впав в совершенное беспамятство, он уже никак себя не контролировал, накаляясь до предела, и уже не в состоянии был сдерживать в себе бурление рвущейся наружу лавы… И когда она впитала своим плечом и грудью её горячие всплески, по её телу прокатилась сладкая судорога…
Так закончился первый акт…
Что касается второго акта…
Для начала они долго и неторопливо цедили шампанское в гостиной… Её ладонь мягко приземлилась на его колене, потом она пошла выше, к плотному бугорку, туго округляющемуся под джинсами… Резким нетерпеливым движением распахнув застежку молнии, она проникла рукой внутрь, нащупывая его большой, но ещё сонный член… Он только издал недоумённый, тут же перешедший в восхищённый, возглас, когда она, опустившись на колени перед креслом, медленно вобрала в себя его плоть… Когда он дошел до полной кондиции, она, проходясь часто трепещущим языком по его плоти, поняла, что пора… Они опустились на пол… Оседлав его, она постепенно сгибала колени, томительно медленно погружая в себя его орудие, и вдруг они оба вздрогнули от проникновения тёплой, сильной плоти… Ей приходилось терпеть… Она подала бедра вниз и, когда опустилась почти до конца, почувствовала, что внутри её тела начинает пульсировать какая-то огромная субстанция, бурный взрыв которой едва не опрокинул её навзничь… Чувствуя тепло руки, скользнувшей по спине и замершей на талии, он подумал, что таинство этой ночи будет с ними еще очень долго…
Открыв глаза, она посмотрела прямо на него затуманенным взором. Она выглядела маленькой растерянной девочкой, утомлённой и напоённой его любовью! При этом она была такой сногсшибательно томной и благоухающей, что он просто не мог сдержать совершенно дурацкого порыва обнять и прижать её к своей груди, Да как будто защищая от себя самого!
Одинокие ночи…, изнуряющие сны…, воспоминания о том, что было и не было, мечты о том, что могло бы быть… Это совершенно не свойственное ей чувство сожаления… О чём?.. О себе?.. О них, прошедших через её жизнь?.. Да стоило ли обо всём этом сейчас? Сейчас, когда рядом дышало существо, которое было таинственным пришельцем на её планете одинокой Женщины. Которое она видела в мерцающем пламени свечей и поэтому осознавала, что это мог быть мираж, рассеивающийся с наступлением сырого и серого питерского утра…
Она почувствовала, что и он с некоторым недоумением посматривает на неё… Встав с постели, он налил остатки шампанского в широкие низкие фужеры и присел перед кроватью, протягивая их ей. Она с улыбкой выпила, глядя на него влажными глазами… Отставив в сторону фужеры, он потянулся к ней…
Припав к его груди, она почувствовала, как слёзы выступили на глазах. Стыдясь их и надеясь, что он их не увидит, она начала жадно целовать его. Напрягшиеся соски сводили его с ума! Её живот поднимался и опускался от судорожных вздохов. Припав к нему щекой, он слышал, как стучит её сердце. Оно билось уже не в груди, а там — внизу…В том таинственном хранилище… Из которого мы выходим на заре нашей жизни и в которое нас всё время так тянет вернуться!..
Закрыв глаза и уже ни о чём не вспоминая, он отдался тому ритму, который подсказывало его тело… Он был уверен, что и она следует ему и сходит с ума от тех же волн света и тени, шума и тишины, слёз и смеха, которые накрывали его с головой, а потом опять выносили на прибрежный песок… Жаркие пляжи Любви! Раскинутые по всему свету!.. По всей планете!.. По всем планетам!.. Под всеми Солнцами, пылающими во Вселенной… Под всеми звёздами ночных небес, накрывающих влюблённых своими бархатными покрывалами…
Стон восторга и боли от неповторимости этого момента вырвался из её груди! Чувство гармонии и примирения с несовершенством мира наполнило благоухающим покоем её душу, сердце, тело!.. Рядом дышал он в безмятежно доверчивом сне, тихонько посапывая, как ребёнок. Одна её рука лежала на его груди. Другая была внизу. В трогательном жесте, как будто боясь потерять наконец подаренную долгожданную игрушку, она лежала на его плоти. И это было настолько естественно и спокойно, что теперь она заснула наконец тем далёким сном, каким спала в детстве, когда, набегавшись за весь день и насмотревшись на все тайны мира, падала без сил на свою кровать и видела счастливые сны…
Плата за переправу
Вечерело. Артур сидел на носу шестиместной лодки, изредка поплевывая в воду. Он сравнительно недавно начал заниматься перевозом на этом участке широкой, медленно текущей реки. Однако даже небогатый опыт подсказывал ему, что в предвечерний час кто-нибудь обязательно обратится с просьбой перевезти на тот берег. Оживленные туристские маршруты пересекали равнину в разных направлениях, а до ближайшего моста было далековато даже по местным меркам.
Предчувствие не обмануло: на пологой тропинке, спускавшейся к воде, показалась стройная женская фигурка. Женщина явно спешила. Средних размеров дорожная сумка болталась на ее загорелом плече, немилосердно стуча по крутому, словно выточенному рукой искусного мастера бедру. Платье, едва прикрывавшее плечи, развевалось от быстрой ходьбы, оголяя загорелые колени. Переведя дух, женщина спросила:
— Перевезете на ту сторону?
Артур задумчиво поглядел на нее, разминая в натруженных за день пальцах сигарету.
— Не знаю! — лениво протянул он. — Обычно я дожидаюсь, пока соберется человека три. — Я очень спешу, — женщина нетерпеливо переступила с ноги на ногу. — И потом, я хорошо заплачу! — Обычно я перевожу трех человек, — повторил Артур. — Я заплачу за троих, — нервно заговорила женщина, начиная раздражаться. — Нет, — поспешно продолжала она, — я заплачу больше! Сколько людей вмещает эта посудина? — она небрежно кивнула на лодку, чем немного задела невозмутимого перевозчика. — Это вам будет очень дорого стоить, — холодно ответил он. — Сколько? — отрывисто бросила женщина. — С вас я желал бы взять натурой, — ляпнул Артур и сначала сам испугался того, что сказал, но затем им овладело любопытство. — Натурой?! — в голосе женщины послышалось такое удивление, что Артур невольно поднял глаза и их взгляды встретились.
"Дамочка-то, видать, интеллигентная,"- метались в голове Артура отрывочные мысли. — "И собой хороша. Немного тонковата, но хороша… А денег, видать, полная сумка".
К тому же он заметил, что ее глаза потемнели от гнева, а чувственный рот исказился гримаской презрения.
— Чего ж тут удивляться? — отведя глаза, ухмыльнулся Артур. — Я вас отвожу на тот берег — так? А вы со мною расплачиваетесь этим самым… то есть натурой.
Артур чувствовал, что женщина внимательно его рассматривает и смутился, хотя и знал, что прекрасно сложен: его загорелое, словно вырубленное топором из куска мореного дуба тело производило, как правило, сильное впечатление на женщин, с которыми ему доводилось иметь дело.
Летний вечер истаивал в тишине. Артуру чудилось, что он слышит неспокойное дыхание женщины, стоящей перед ним. Он не выдержал и посмотрел на нее. К его немалому удивлению, в ней произошла разительная перемена: от недавнего всплеска ярости не осталось и следа, в глазах светилось любопытство и затаенное ожидание.
— Я готова, — медленно проговорила она и их глаза вторично встретились. — Я… пошутил, — неуверенно пробормотал Артур. — Вот как? — женщина обмякла.
Артур готов был поклясться, что в голосе ее послышалось разочарование. Это снова придало ему смелости. — Нет, конечно вы очень красивая! — это его признание вырвалось так непроизвольно, что женщина улыбнулась. — Садитесь!
Женщина села на корме, немного откинулась назад и прикрыла глаза. Ее тонкая нежная шея с мягко пульсирующей жилкой вызвала у Артура жгучее желание впиться в нее губами и целовать до беспамятства, а стройные ножки, приоткрывшиеся в немного разошедшемся разрезе платья, притягивали его словно магнит. Едва уловимо женщина пошевелила ногами и разрез разошелся еще больше, обнажив аккуратную родинку на ляжке. Артур сглотнул и приналег на весла. Со смущением думал он о том, что на противоположном берегу ему придется встать и оттопыренные на добрых тридцать сантиметров брюки выдадут его с головой.
Женщина на корме пошевелилась.
— Помогите мне встать, — вдруг сказала она. — У меня затекли ноги.
Артур бросил весла.
— Ну что же вы? — женщина протянула ему руку.
Искорки лукавства блестели в ее глазах. Артур, словно завороженный, приподнялся и протянул ей широкую крепкую ладонь. Женщина скользнула взглядом по могучей фигуре и, легко оперевшись на его руку, поднялась. Внезапно, словно бы оступившись, она почти упала на него. Оттопыренные брюки Артура уперлись в ее мягкий круглый животик, явственно проступающий под платьем.
— О! — воскликнула она и ее влажные губы ждуще приоткрылись.
Артур, вне себя от подступившей похоти, припал к ним своими властными сильными губами. Стоя в лодке, медленно дрейфующей на середине реки, они слились в страстном объятии.
Руки Артура помимо его сознания пришли в движение. Они потянулись к заветным местам, но одежда мешала насладиться всей прелестью тела пассажирки. Она помогла, охваченная той же лихорадкой нетерпения.
Артур все никак не мог справиться с двумя изящными кружевными чашечками, прикрывавшими ее свежую грудь. И тогда он без видимого усилия разогнул хитроумные застежки, обнажив наконец то, к чему так страстно стремился.
Дама, задыхаясь от страсти, подставляла ему свои прелести, нетерпеливой жадной рукой проникнув через расстегнутый зиппер под его брюки, то нежными пожатиями, то рассчетливыми движениями заставляя Артура глухо рычать. Для того, чтобы развязка не наступила непозволительно быстро, Артур бережно опустил свою пассажирку на дно лодки и, поддерживая на весу свое могучее тело, в полной мере овладел ею. Ее ноги свесились через борта, по щиколотку погрузившись в темную речную воду. В особо сладостные мгновения она била ими по воде словно дикая утка крыльями под накрывшим ее селезнем. С приятным изумлением Артур чувствовал под собой ее хотя и легкое, но гибкое и сильное тело. Он слегка замедлил движения, стремясь продлить удовольствие и она, почувствовав это, подавалась ему навстречу, шепча на ухо горячими губами в полузабытьи какие-то бессвязные слова.
Очередная волна похоти овладела Артуром. Его мощные глубокие удары мгновенно подвели ее к пароксизму страсти: она забилась, помогая доселе ему неизвестными ухищрениями. В момент кульминации его рычание, казалось, разнеслось надо всей рекой. Обмякнув, наслаждаясь удовлетворенностью и покоем, они лежали некоторое время на дне лодки, ласковыми прикосновениями выражая друг другу признательность. Затем Артур уселся на банку, натянул брюки и взялся за весла. Пассажирка без тени смущения приводила себя в порядок на корме.
— Это был аванс, не так ли? — с легкой хрипотцой в голосе безмятежно спросила она. — Окончательный расчет на том берегу. Ты согласен?
Артур чуть не выронил весла и быстро взглянул на женщину напротив. Она не отвела глаза и он без труда убедился, что она не шутит.
— Да! — выдохнул он и яростно налег на весла, направив лодку прямиком к густым зарослям орешника на противоположном берегу.
Племянница
Я не стар, но и не молод. Мне скоро сорок. Моя жизнь сложилась как-то нелепо. Дважды был женат, но детей не завел. Первая жена ушла от меня на второй год после свадьбы, нашла более состоятельного молодого человека. Вначале их встречи носили случайный характер, затем все чаще и чаще. Через полгода она не стеснялась откровенной измены. Невозможно описать, что творилось в моей душе. Мои бесконечные переживания и бессонные ночи не могли не отразиться на моей сексуальной жизни. Я ежедневно угнетал себя переживаниями о своем сексуальном бессилии. В измене жены я винил только себя, пологая, что не в силе доставить полноценную радость любимому человеку, иначе измене не было б места. И вскоре настал день, когда я остался один. Наступили однообразные будни. Работа, дом, работа. Никаких ярких красок. Работа как-то скрашивала мое одиночество, я был неплохим механиком, и в любимое дело уходил с головой. Было у меня два младших троюродных брата. Вот на одной из вечеринок жена одного из них познакомила меня со второй будущей женой. Казалось, я начал новую жизнь. Купили хороший дом в деревне, река, кругом тайга, много земли. До города всего чуть больше часа на электричке. Райское место. Вскоре объединили наши квартиры. Но не было радости в жизни. Я все чаще стал замечать, что прекрасная половина меня несильно влечет, я не испытываю радости в сексе, но стал чрезвычайно ревнив. Ревновал я ее без всяких причин, закатывая скандал. Так не могло долго продолжаться, и я снова остался один. Но, на этот раз инициатором развода был я. Квартиру мы разменяли, а домик в деревне остался за мной. Прошло несколько лет. В деревне я появлялся крайне редко, и вскоре бурьян стал полноправным хозяином моей территории. Сильным ударом, круто изменившим мою жизнь, стало банкротство родного предприятия. Я потерял работу. Пособие по безработице платили нерегулярно, новую работу найти невозможно. На жизнь зарабатывал, как только мог. Чаще грузчиком в частном магазине или на складе. Компании подбирались незаурядные и я скоро запил. В запой уходил на недели, и даже не помню, как пропил квартиру. Так я оказался на улице. Вонючий, грязный, вечно голодный. Братья забыли меня, нужен я им такой. Пробомжевал я все лето. Грязный подвал — мой единственный дом, с наступлением холодов стал весьма неуютным. Тут я вспомнил про уютный домик в деревне. Благо бумаги сохранил в тайнике. До деревни добирался полдня. Два раза высаживали из электрички. Усадьба так и была неухоженной, как я оставил ее два года назад. Никто не занял ее, соседи присматривали.
— Что вам здесь нужно, — окликнула меня пожилая соседка тетя Клава, увидев оборванного, грязного мужика, пытающегося открыть калитку ворот. Но засов заржавел и никак не хотел открываться.
— Тетя Клава, это я, — смутившись, попытался улыбнуться я. — Вот, я приехал…
— Батюшки! Саша…! Да что с вами? — запричитала она. — И вас жизнь достала?
Так я в третий раз начал новую жизнь. Первую зиму было очень тяжело, но соседи попались хорошие. С их помощью пережил суровую зиму. В это время я уже контролировал себя и больше не зависел от алкоголя. Конечно, выпивал, но знал меру. Удивительно, но факт. Весной сосед Валентин одолжил мне мотоплуг, сенокосилку, помог привести в порядок участок. Впервые за много лет появились первые посадки. Прошло еще время, прежде чем я твердо встал на ноги. Отремонтировал дом, построил новую баню, стайку и другие дворовые постройки. Работы в деревне не было, местные жителе в основном занимались фермерством. Раньше в этой таежной деревушке был небольшой заводик по переработке леса, но с приходом к власти первого российского президента, завод, как все хозяйство деревни, пришло в полный упадок. Жители были брошены на произвол судьбы, но народ все-таки выжил. Сильная штука жизнь. Некоторые семьи образовывали мини колхозы. В один из таких мини колхозов вступил и я. Некуда было деваться, и не пожалел. К моему великому удивлению, люди жили достаточно дружно, и "зелье" не сгубило народ, как это случилось во многих глухих деревнях. Скоро я стал зажиточным фермером. Колхоз — дело добровольное, и люди старались. Работы хватало и дома, и в поле. "Поле", чисто символическое название, так, небольшие поля. Но я снова почувствовал вкус жизни. Скоро на мини заводе появился новый хозяин. Заменил разворованное оборудование, завод заработал. Работали в основном городские, местные жители с головой "ушли" в землю. Как-то у них отказал станок с ЧПУ. Я оказался поблизости. ЧПУ все время был моей слабостью. Мне не составило большого труда в течение часа запустить этот сложный станок. Не исчезли бесследно навыки, приобретенные в молодости.
— Александр! — уговаривал меня новоиспеченный, довольно молодой новый хозяин. — Давай ко мне. Мне очень интересно, если механиком будет местный. Хотя б по совместительству. Пять тысяч буду платить, по здешним меркам деньги немалые.
— Да некогда мне, к земле я привык… — но сдался. Тянули меня к себе механизмы. Так я стал внештатным механиком мини завода. Работы не так уж много. Так, профилактика, или если авария, которая случалась довольно редко, я старался держать станки в полной исправности. Хозяина это ценил. Знал, что не подведу, и деньги платил исправно. Принимал мои советы и предложения. В августе оклад был повышен до десяти тысяч, обалделые деньги. Видимо завод был очень рентабельным. Много различной продукции он выпускал. И товар не залеживался. Скоро я купил свою давнюю мечту, подержанную "Ниву". Хорошая техника. Всего два года пробегала по российским дорогам. Сделать ее как новую, для меня не представляло труда. И вот я стал настоящим фермером. Все есть у меня. Хорошее хозяйство, работа. Не было только хозяйки, да и женщины больше не привлекали меня. Как-то я к ним охладел. За время жизни в деревни было несколько интимных ночей, но радости не получил. Все было в каких-то серых тонах.
Не знаю, случайно или нет, но следующей осенью в деревне, вместе с женой Оксаной появился младший троюродный брат. Я не таил на них зла, да и не было зла никогда, сам был виноват. Вечер пролетел незаметно. Было много смеха, воспоминаний. Городская жизнь давила родных. За все нужно платить, а заработки, знаете сами… Помогал, чем только мог. Да что говорить, хорошо помогал. Часто зимой приезжали ко мне отдохнуть вместе со старшими сыном и дочерью. Уезжали с полными сумками. А младшую дочь видел только в пеленках и то мимолетом. Старший брат вместе с семьей переехал в другой город, мы не виделись несколько лет.
В один из первых июньских дней я закончил работу раньше обычного. Основные работы на ферме были закончены, оставалась только текучка, и я решил отдохнуть. Устроившись поудобней в кресле на небольшой терраске, сплошь засаженной вишней, с великолепным видом на реку, незаметно уснул. Сколько я так проспал, не знаю. Разбудил меня приветливый лай Барбоса. Пришел кто-то знакомый, и я поспешил к калитке. Проходя мимо веранды заметил, что калитка открыта и, пугаясь приветливо виляющего хвостом Барбоса, в нее вошла стройная девушка лет шестнадцати-семнадцати, а следом Оксана. Я невольно задержал взгляд на юной особе. Действительно, она была хороша. Не слишком высокая, стройная, с великолепно сложенной фигурой, она гордо окинула взглядом часть моих владений, и с какой-то непонятной улыбкой, чуть смущенно сказала.
— Здравствуйте! Вы дядя Саша? — ее невинный взгляд, бархатный голос, улыбка, кольнули мне сердце. Но только кольнули.
— Да! Он самый, — поспешил заверить я, приглашая гостей.
— Здравствуй Саш! — тоже смущенно улыбнувшись, поприветствовала Оксана. — Извини за вторжение. Я понимаю, сейчас вам не до нас, — она была бесподобно. Столько лет замужем, родила троих детей и так хорошо сохранилась.
— А Олег не приехал? — в свою очередь, поинтересовался я. Олег действительно был мне нужен.
— Нет. Олег на работе. Понимаете, у нас весь город перерыли, ремонтируют теплотрассы, отключили горячую воду. Две недели моемся в тазике. В баню трудно попасть. Вот решили к вам… Ты уж извини.
— Ничего, проходите, будьте как дома. Баню, мы справим. Правда, зимой труба перемерзла, некогда заменить, но это дело поправимое. Вода рядом, натаскаем. А ты не хочешь представить мне эту очаровательную особу? — старался я быть как можно галантней.
— Ой! Извини, — опомнилась Оксана. — Это моя младшая дочь, Диана. Ты ведь ее никогда не видел. Она у меня чисто городская девушка.
— Очень приятно, — осторожно пожал я хрупкую руку.
Гости расположились на моем излюбленном месте, вишневой террасе, а я занялся баней. Через полчаса в печке весело затрещали березовые дрова. Я специально подбирал именно этот сорт дров, дающий великолепный аромат. Почему-то мне захотелось поразить юную особу прелестями русской бани. Когда я вернулся на террасу, на ней был накрыт скромненький стол. На нем стояла бутылка "Хозяин тайги". Городская жизнь не баловала мою родню. Стараясь сильно не смущать гостей, я добавил недостающее. На столе появилась первая свежая зелень, солененькие грибочки, деревенские копчености. Из погреба не забыл захватить и бутылку шампанского. У меня всегда в запасе было вино.
— Надеюсь, Диане не помешает бокал шампанского? — наливая, поинтересовался я у Оксаны.
Та в растеренности перевела взгляд с меня на дочь.
— Нет, не помешает, — поспешила ответить Дина, и взяла хрустальный фужер.
Легкий алкоголь быстро снял скованность гостей. Диана, в сопровождении Барбоса, пошла знакомиться с моими владениями. Барбос радовался Диане, как старой знакомой.
За разговорами время пролетело незаметно, и скоро баня была готова.
Девушка, также в сопровождении Барбоса вернувшись к столу, усадьбой осталась довольна. Меня это радовало. Не знаю почему, но мне хотелось ей сделать приятное. Ей редко приходилось выезжать на природу, и общение с ней должно было оставить хорошие впечатления.
Взяв необходимые вещи, женщины спустились с террасы, и я остался один. Как я хотел иметь дочь или сына. Любуясь ее еще детской походкой, я поймал себя на мысли, что меня к ней что-то влечет.
— Саша! А веники у тебя есть, — из предбанника донесся голос Оксаны.
— Да, — поспешил ответить я. — Они висят на чердаке.
Я совсем забыл, что еще вчера, наводя порядок в бане, как будто предчувствуя прибытие гостей, лестницу вынес на улицу.
— Я не могу их достать, люк высоко, помоги…
Ну, раз просят, нужно помочь. У меня и в мыслях не было, что женщины уже обнажились. Взяв рядом лежащую лестницу, я открыл дверь просторного предбанника.
— Ой!!! — вскрикнула Дина, закрыв ладонями глаза. Я растерялся. Нет, мне не раз приходилось видеть обнаженных женщин, но то, что увидел я здесь, поразило меня. Глупенькая, закрыв руками глаза, она выставила на обозрение все свое прекрасное тело. Небольшая, но красивая грудь, упругий подтянутый живот, аккуратно подстриженный холмик и стройные ноги, мой мозг запечатлел в доли секунды. Все это конечно произвело на меня впечатление, но как всегда, не вызвало ни малейшего желания. Почему-то Оксана не попала в поле моего зрения. Я ее не заметил. Сцена продолжалась не больше секунды. Ничуть не смутившись, я отвернулся и приставил лестницу к лазу. Когда я спустился, Дианы в предбаннике не было. Оксана, прикрывшись полотенцем, встретила меня с виноватой улыбкой.
— Извини Саш… Я нечаянно… — и скрылась в парилке, сверкнув ягодицами.
Парились они часа два. Я слушал их хохот и визг. Мне почему-то было очень приятно. Я лежал на мягком диване в беседке в самом конце террасы, и воспоминания унесли меня в далекую юность. Я вспомнил Наталью, одноклассницу. Такую же юную, стройную. Мы гуляли по ночному парку. Была теплая звездная ночь, а вокруг ни души. Мы оказались на скамейке, прижавшись друг к другу. Я осторожно поцеловал ее в щечку, она не противилась. Обняв ее, я стал целовать ее плечи. Я чувствовал ее тяжелое дыхание, когда губы коснулись грудей. Мои руки беспрерывно скользили по шелку легкого платья. Но, когда мне непослушная рука проникла меж плотно сжатых глянцевых бедер, она напряглась, задрожала, и тихий стон, как гром оглушил меня.
— Не надо туда… Прошу… — мне казалось, она теряет сознание.
Я сам был недалеко от обморочного состояния. Мое тело тряслось. Усиливалась боль в промежности. Я потерял контроль над собой. Я готов был на все, лишь бы, хоть на мгновение владеть этой сказкой. Наталью трясло, как от сильного озноба. Ее бедра ослабли, дав полную свободу моей жаждущей руке. Наши губы слились. Рука проникла под тонкую ткань легеньких трусиков, ощутила нежность кудрявой растительности, и утонула во влажной ложбинке. Там было мокро и горячо. Наталья напряглась, задрожала сильней, ее ласковый бугорок подался вперед, из уст вырвался сладостный стон. Она больше не тормозила меня. Обезумев, я встал перед ней на колени, руки проникли под платье, и легкая ткань заскользила по бархатному телу. Помогая, Наталья приподняла ягодицы. То, что увидел я при тусклом свете звезд, окончательно свело меня с ума. Я повалил ее на скамейку, прижавшись к ее животу. Мои губы ласкали живот, стремясь к влекущему бугорку. Наташины руки с силой прижали мою голову, бедра раздвинулись.
— Как вам не стыдно, — как гром среди ясного неба, на нас обрушился старческий голос, а следом писклявый собачий лай. — Видели бы вас ваши родители…
Мгновенно Наташа вышла из оцепенения. Оттолкнув меня, забыв рядом лежащие трусики, не оглядываясь, помчалась по темной аллее. Напрасно я пытался догнать ее. Она как сквозь землю канула. Проклятый старик. С большим трудом я добрался до дома, сжимая в руках легкую ткань. Ныло в промежности, воспалились придатки. Каждый шаг давался с трудом.
— Ты что так поздно? — с волнением встретила мать.
— Мам… Потом… Я гулял…
Я зашел в ванну помыться, разжал руку. Вид невесомой ткани вернул меня в парк. Я поднес ее к лицу. Она еще хранила дурманящий аромат Наташиного тела, который снова вывел меня из равновесия. Я снова терял контроль над собой. Скоро стало легко и спокойно. Пришлось поработать и тряпкой, вытирая забрызганную стену. Я так и спал с трусиками в руках, а когда проснулся, постель была мокрой… С этого злополучного вечера Наташа старалась избегать встречи со мной. С тех пор она была для меня недоступна. Диана чем-то напомнила мою первую любовь. Чем-то они схожи друг с другом. Вот и сейчас давно забытые чувства незаметно подкрались ко мне. В промежности появилась легкая боль, заныли придатки. Я машинально просунул руку меж бедер…
— Саша! — голос Оксанин вернул меня к реальности. — Мы истратили всю холодную воду. Если не трудно, принеси еще пару ведер, нам нечем ополоснуться.
Баня у меня хорошая. Стоит раз хорошо протопить, и вода горячей сохраняется дня три, а ее в теплообменнике более двухсот литров. Емкость для холодной воды, не меньше. И куда они ее истратили, лягушки. Рядом с баней находится летний душ. Двухсот пятидесятилитровая алюминиевая бочка за день хорошо нагревается на солнце. Когда не топлю баню, хожу в душ. "Нужно завтра же заменить лопнувшую трубу" — думал я, наполняя ведра водой.
— Возьмите… — осторожно приоткрыл я дверь в предбанник.
— Саша, мы в мыле. Неси сюда.
Я, замявшись на мгновение, в нерешительности открыл дверь в парилку. Терпкий аромат березовых веников, перемешанный с паром, лавиной обрушились на меня. Женщины, присев на корточки и прикрывая руками груди, с виноватыми улыбками смотрели мне прямо в глаза. Какое-то мгновенье казалось, что они просто дразнят меня. Не на того нарвались. Я молча поставил ведра на лавку и вышел.
— Саша! Извини за беспокойства. Мы такие растяпы. Давно не получали такого удовольствия и незаметно истратили воду. Прости нас…
Я, ни чуть не смущаясь, обернулся, всем видом показывая, что совершенно спокоен, что у меня все в порядке и непринужденно сказал.
— Ничего страшного. Если нужно, я еще принесу.
Больше воды не потребовалось, и я спокойно лежал на диване. Я сам не заметил, как какое-то волнение незаметно овладело мной. Такого состояния я не испытывал лет пятнадцать — двадцать. И я не мог понять, кто из этих красавиц виновен. Как только можно, я старался гнать от себя дурные мысли. Оксана жена, ну пусть хоть и троюродного, но брата. Диана, вообще ребенок. Да и вообще давно я не замечал тяги к женщинам.
— Спасибо Саша! Как хорошо мы отдохнули, — неожиданно тишину нарушил голос Оксаны.
— Спасибо дядя Саш! — в длинном халате, рукою суша роскошные волосы, рассыпанные по хрупким плечам, блаженно улыбаясь, поблагодарила Диана. — Я в первый раз бане. Поистине райское наслаждение.
Мне было очень приятно, что гости остались довольными. Остаток вечера провели на веранде. Допили вино, выслушали много рассказов. Диана сидела на кресле качалке, закинув ногу на ногу, слегка обнажив красивые бедра, и просто буравила меня любопытным взглядом, не пропуская ни единого слова. Я даже немного смутился.
— Саш, честно, мы тебе не в тягость, — как-то резко сменила тему Оксана.
— Да что вы, — не соврал я. — Мне очень приято. Мне кажется, что я отдохнул. У меня давно не было отдыха.
— Саша, — смутилась Оксана. — У меня к тебе необычная просьба. Дина заканчивает одиннадцатый класс, у нее выпускные экзамены. Дома знаешь сколько народа? Старший женился, к другой дочери женихи валом прут. Да и у Дианы от женихов нет отбоя. Готовиться некогда. А у нее еще три экзамена. Через три дня английский. Можно она поживет у тебя, хотя б до английского. Боюсь, что она провалит этот экзамен.
Я сидел в замешательстве и не знал, как поступить. Естественно, Диана мне не помеха. Дело не в этом…
— Она не будет обузой. Готовить умеет, присмотрит за домом. Я привезла продукты с собой…
— Да я то не против… Ну, ну как Диана?
— Я согласна, — широко заулыбалась Диана. — Мне нравится здесь. Я давно мечтала пожить в деревне. Но мам, я не взяла учебник…
— Зато я взяла, — покраснела Оксана, увидев мою саркастическую улыбку. Потом, как-то по детски игриво надув губки, добавила. — Саша, я знала, что ты не откажешь.
Скоро над поселком сгустились сумерки, немного стало прохладней. Предоставив женщинам просторную дальнюю комнату, взяв постельные принадлежности, я вышел на террасу. После жаркого дня в доме душно и я предпочитал спать в беседке на диване. Странное дело, рядом река, кругом тайга, но совершенно нет гнуса. Нечего беспокоиться, что утром проснешься искусанным. Наскоро сполоснувшись в бане, я плюхнулся на диван. По телу пробежала блаженная легкость, я впал в дремоту. Ко мне опять возвращались видения далекого прошлого. Я опять с девушкой в парке на скамейке, я целую ее губы, грудь. Опять моя рука скользит по бедру. Затем я нежно беру я голову, стараясь заглянуть ей в глаза… О боже!!! Рядом со мной Диана. В испуге я вскрикиваю и соскакиваю с дивана.
— Что с тобой? — рядом раздается нежный Оксанин голос. — Дурной сон?
Нарождающаяся луна едва освещало ее лицо. При лунном свете оно еще красивей, но бледней. Изящной походкой она подходит к дивану и садится рядом со мной. Я не пойму, что со мной. Сердце бешено клокочет, по телу струится холодный пот, шум в висках. Мне кажется, я теряюсь. Такое со мной было только в юности.
— Да что случилось? — Оксанин голос возвращает мне чувства.
— Почему ты не спишь? — дрожащим голосом говорю я, пытаясь уйти от ответа.
— Не спится, — спокойным голосом отвечает она, кладя голову мне на плече. — Тишина-то какая! Я давно отвыкла от такой тишины.
Я теряюсь в догадках, чего она хочет? Случайный ли ее приезд? Зачем она положила голову мне на плечо? Но Оксана встает, целует меня в щечку и легкой походкой скрывается в доме.
Утром я встал немного пораньше. Выкатил "Ниву", отвез Оксану до станции. Ей с утра на работу, нужно уехать на первой электричке.
— Извини, если что не так, — с этими словами она чмокнула меня в щечку и скрылась в вагоне.
Подождав, пока поезд скроется за поворотом, с тревожным чувством я поехал на ферму. Вот так я остался с Дианой один на один.
Закончив дела на ферме, часам к одиннадцати я приехал домой. Диана еще спала. Счастливая молодость. Сполоснувшись под краном и наспех перекусив, я лег на любимый диван, взял газету. Это время лета мне нравилось больше всего. Сенокос еще не начался, днем можно выкроить свободное время, что б отдохнуть. Бегло пробежав по страницам, я накрылся газетой и мгновенно заснул. Разбудил меня неистовый рев западной музыки. Я подскочил как ужаленный, не понимая, откуда доносится музыка. Метрах в пяти, не замечая меня, в короткой майке, едва скрывающей красивую грудь, в белоснежных стренгах, в так музыки извивалась Диана. Движения ее были ритмичны, красивы. Я невольно залюбовался воистину прекрасным созданием. Временами ее руки взмывами вверх, увлекая майку и обнажая высокую изящную грудь. Затем ладони плавно скользили вниз к бедрам, голова вращалась в так музыке, рассыпая пышные волосы, и все повторялось сначала. Скоро музыка сменилась, сменимся и стиль движений. Красивая штука аэробика. Увлеченная Диана не замечала меня. Ритмы менялись один за другим, менялись движения. Приподнявшись на локтях, я любовался гибкостью юного тела, красотой ее изящных движений. Поднимая голову и, кивком закидывая роскошные волосы за плечи, Диана кинула беглый взгляд на беседку и мгновенно застыла. Оцепенение продолжалось не больше секунды. Она нажала кнопку магнитофона и с виноватой улыбкой приблизилась к дивану.
— Извините дядя Саша. Я думала, что вы на работе, — быстро заговорила она. — Я вам помешала?
— Ничего страшного, — увидев прямо перед собой больше раздетую, чем одетую девушку, смущенно отвернул я глаза. По моему телу пробежала приятная истома.
— Дядя Саша, я больше не буду… Обедать будете? Я приготовила лапшу с тушенкой, — не унималась она. Виноватая улыбка давно сползла с лица, и теперь она вся сияла от счастья. Мне показалось, что она специально дразнит меня, не убежав в свою комнату а, продолжая демонстрировать свое красивое тело. В то время как моим телом давно овладела легкая дрожь.
— Давай пообедаем, — что бы как-то выйти из неловкого положения согласился я.
Сверкнув почти обнаженными ягодицами, летящей походкой, Диана скрылась с террасы. Только тогда я почувствовал, что весь мокрый от пота. Мои руки тряслись. "Что, я что ли дурак? Нет, так недалеко до греха", — лихорадочно думал я. "Нужно отправить ее домой, пока я еще не сошел с ума".
Я чувствовал, что мной овладело давно забытое желание. Я поймал себя на мысли, что мне хочется прижаться к этому юному телу, и ласкать его, ласкать целую вечность.
— Дядя Саша! Готово… Идите…, - ее бархатный голос заставил вздрогнуть меня.
"Да что это со мной?" — я попытался подняться, но ноги не слушались. Снова усилилась боль в промежности, заныли придатки. С большим трудом, как будто я отработал две смены подряд, едва передвигая ноги, вошел на веранду, где стоял летний столик. Наряд Дианы не изменился ничуть, и моим телом снова овладела дрожь.
— Дина, — обратился я к ней, безуспешно пытаясь вилкой подцепить кусочек тушенки. — Может быть, ты оденешься?
— Но жарко же. Я вообще дома голой хожу, даже когда родители дома. Что здесь такого.
— Как знаешь, — без голоса произнес я и пошел назад на террасу. — Спасибо за обед. Все было вкусно.
— Но ведь вы почти ничего не ели, — попыталась возразить Диана, но я уже был на террасе.
Я снова лежал на диване и пытался осмыслить прочитанную статью, но мысли перебивал образ Дианы.
"Черт! Она же ребенок. Ну-ка, бери себя в руки!" — приказал я себе, но рядом, как из-под земли, возникла Диана.
— Дядя Саша, а в речке купаться можно? — с наивной улыбкой обратилась она.
— А эту ягоду есть можно? Она не ядовитая? — указала на куст усыпанной жимолостью.
Вопросы сыпались один за другим. Я даже не успевал на них отвечать. С момента отъезда матери, казалось ее подменили. Передо мной был не застенчивый ребенок, а жизнерадостная энергичная девушка.
— Дядя Саша, а баню сегодня будем топить? — тут я вспомнил про лопнувшую трубу. Я понял, что пребывание здесь этой девушки, прибавило мне намного больше хлопот, чем я предполагал вначале. Мне не очень хотелось снова таскать в воду в ведрах на крышу, а Диана так просто не отвяжется, и я взялся за газовый ключ. Полумуфты порядочно заржавели, и я не как не мог отвернуть трубу. Второй газовый ключ беспрерывно срывался с трубы, и я хотел было идти за помощью к соседу, как рядом появилась Диана.
— Дядя Саша, давайте я подержу, — предложила Диана услугу.
— Ну, давай, — улыбнулся я. — Вот здесь, просто ногой придави, а я попробую отвернуть.
Своей тоненькой ножкой она встала на ключ, рукой придерживаясь за мое плечо, и я с силой надавил на другой. Труба заскрипела, и сдвинулась с места. Диана потеряла равновесия и повалилась, прижавшись ко мне. И тут я ощутил дурманящий аромат, чистое дыхание, упругое тело. Голова закружилась, меня бросило в пот. Я задержал ее всего лишь на долю секунды, но мне показалось, прошла целая вечность. Такое со мной было лишь в парке, в ту далекую ночь. Заливаясь смехом, Диана, как будто с неохотой, по крайней мере мне так показалось, встала на ноги, и протянула мне руку.
— Вставайте, — увидев мое замешательство, лукаво улыбнулась она. — Мы вдвоем можем горы свернуть, — отпустив мою руку, подмигнув, сладко потянулась она, еще раз показав свою красивую грудь.
Приблизительно через час работа была закончена. Я прогнал воду, наполнил обе емкости. Заполнил и алюминиевую бочку для душа. Мало ли что взбредет на ум этому "ангелу". Дни стояли жаркими, и сам был не прочь смыть пот под душем. Натаскав березовых дров и заправив печку, я подозвал Диану.
— Я поеду на ДОЗ, — снова смутился я, так близко увидев Диану
— Что такое ДОЗ? -
— Деревообрабатывающий завод. Печь заправлена. Часов в шесть затопишь ее. Сможешь?
— Не боги горшки обжигают, — саркастически улыбнулась она. — А вы скоро?
— Не знаю… Я еще заеду на ферму. А ты английский учи…
— Ой! Что вы так все беспокоитесь за английский. Сдам я его на пятерку, — ехидно улыбнулась она, и смущенно добавила. — Только вы не задерживайтесь сильно. Можно я пока искупаюсь в речке?
— А ты плавать умеешь? Река здесь очень глубокая, — взглянул я на реку, начинающуюся прямо за огородом.
— Нет. Тогда я не буду кутаться. Вдруг утону. Мама расстроится, — в шутку погрустнела она, по-детски надув губки.
Через пару часов, закончив дела на заводе, моя "Нива" подъехала к ферме. Скот еще не гнали на вечернюю дойку, и дорога была свободной. Осмотрев вакуумный насос, я направился к телятнику, как меня остановил Сергей, худощавый парень семнадцати лет, работающий пастухом.
— Дядя Саш, к вам гости приехали? — смущаясь, опустил он конопатую голову.
Хороший парень Сергей, да не повезло ему в жизни. Рано лишился отца, не было возможности окончить школу. Так и работал пастухом на ферме.
— Да, приехали, — безразлично ответил я, заметив, что немного ревную. Странное дело, ревновать к ребенку. Работая на заводе, а затем здесь на ферме, я специально тянул время, чтобы оттянуть час возвращения домой, но после встречи с Сергеем почувствовал, что не могу быть вне дома. Закончив дела, я поспешил сесть в машину.
— А надолго они к вам приехали? — перед дверцей вновь вырос Сергей.
— Не знаю, — честно ответил я. Почему-то мне захотелось, чтобы Диана жила здесь вечно.
— Дядя Саша, можно, я сегодня к вам в гости приду, — заливаясь краской, тихо спросил Сергей.
— Почему бы и нет? — как можно спокойно ответил я, и нажал на газ, заметив, что ревность захватила меня с головою.
"Все нормально, они молодые. Это я старый дурак", — успокаивал я себя всю дорогу.
К моему удивлению Барбос не выбежал мне навстречу как обычно, виляя хвостом. И во дворе его не было. Над баней струился сизый дымок, с веранды тянуло вкусным. Не найдя Барбоса, я посчитал, что Диана, взяв пса, пошла искупаться на речку, смело вошел дом. Первое, что бросилось мне в глаза, это виноватый взгляд Барбоса который, прижав хвост, пулей вылетел на улицу, и Диана, в одних узеньких плавочках, полулежа в кресле, по телевизору смотрящая концерт Киркорова. Соски ее заманчивых грудей смотрят вверх в стороны, стройные ноги поджаты на кресле. Пораженный картиной, я так и застыл, не смея вымолвить слова. Мне казалось, что я скоро сойду с ума. Это какой-то бред или сказочный сон. Почувствовав мое присутствие, Диана повернулась в мою сторону, и как долгожданному гостю, очаровательно улыбаясь, заговорила.
— Что вы так долго? Давно уже ужин стынет.
— Ты учила английский? — ляпнул я первое, что пришло мне в голову.
— Конечно учила, — тяжело вздохнула она, вставая с кресла. Я выронил сумку из рук.
Диана спокойно подошла к вешалке, не стесняясь своей почти обнаженной натуры, сняла халат, накинула на плечи и, не завязывая тесемок, увлекла за руку меня на веранду Я шел, как собачка на привязи.
— Дина, ты бы хоть оделась, — пытался я протестовать, когда сев за стол, у нее разошлись полы халата.
— Дядя Саш, опять вы за свое, — невинно улыбнулась она. — Что здесь такого?
— Скоро к нам должен прийти гость.
— Что за гость?
— Да парень здесь… Должен скоро подойти. Есть одно дело, — о деле соврал я, отводя глаза в сторону.
Примерно через час пришел Сергей. Я был приятно удивлен, увидев его. Исчез тот невзрачный парнишка. Аккуратно причесан, в черном, хорошо проглаженном костюме и с букетом цветов. Как любовь может быстро изменить человека.
Диана встретила парня в джинсах и черном костюме. В этом наряде она была сногсшибательна. Любой бы позавидовал ее кавалеру.
— Это вам, — краснея, протянул Сергей Диане цветы, и опустил свою кудрявую голову.
— Спасибо, — сделав женский поклон, съязвила Диана, принимая цветы, и бросив на меня укоризненный взгляд.
Они сидели в беседке друг против друга, я их оставил одних. Разговор явно не клеился, оба молчали. Уединения стало томительным. Я видел, как нервничает Диана. Меня это немного забавило.
— Ну, я пойду, — сильно смутившись, не поднимая, глаз промолвил Сергей. — Засиделся я что-то, — видно было, как не хочется ему уходить.
— Ой! Правда, и мне пора повторить английский, — оживилась Диана. — Приходите еще, — скривила она рожицу, провожая гостя за калитку.
Мне стало жаль мальчишку. "Неужели она такая жестокая", — думал я о Диане.
Остаток вечера провели молча перед телевизором. Шел детектив. Но я видел просто меняющиеся картинки, не мог уловить смысл увиденного.
— Хороший парень, — вставая с кресла, сказал я, когда по экрану побежали титры.
— Ага, — оживилась Диана. — И мне он понравился. Крутой парень.
— Зачем же ты тогда с ним так обошлась?
— С кем? — широко раскрыв глаза, не понимая, смотрела на меня Дина.
— С Сергеем.
— Вон вы о чем! Нет, я о главном герое. Сергей может быть и хороший парень, — как-то сразу посерьезнев, сказала она. — Но…, она не докончив, вышла на улицу. Небо давно коснулись вечерние сумерки, стало намного прохладней.
Я давно бросил курить, но в доме всегда лежала пачка дорогих сигарет, так, для гостей. Прикурив одну сигарету, я вышел на улице. Приятная прохлада приятно обдала мое тело. Сев на ступеньку крыльца рядом с Дианой, я с удовольствием глубоко затянулся, и сразу с непривычки закашлял.
— Я раньше не замечала вас с сигаретой, — прервав свои мысли, оживилась она. — Знаете, курение влияет на потенцию мужчин, — я чуть не задохнулся, выронив сигарету.
— Что ты можешь знать о потенции, — в свою очередь хотел пошутить я, когда кашель утих
— Намного больше, чем вы думаете, — вставая, кокетливо улыбнулась она. — Ну, я в баню. Вы будете мыться?
— Мойся, я позже…
— Позже, это наверняка не сегодня. Я буду долго…, - и скрылась в предбаннике. А я так и остался сидеть на крыльце.
Через пару минут из предбанника донесся по-детски обиженный голос Дианы.
— Дядя Саша! Но, я не могу достать веник.
— Они на вышке.
— Но, лестницы нет…
Странно, насколько я помню, лестницу я не убирал, но не заметил подвоха. Переборов себя и, ожидая вновь увидать умопомрачительную картину, я шагнул в предбанник. Диана непринужденно стояла, прислонившись в стене, всем своим удивленным видом показывая, что она здесь совсем ни причем. Стренги, единственно ее одеяние, прикрывали лишь самую малую часть ее тело. На этот раз я не стал воротить глаза, а нагло сверлил ее взглядом. Ее губ коснулась удовлетворенная улыбка.
— Я сама… Подержите лестницу, — запротестовала Дина, когда лестница была водружена на законное место.
Шустро, как кошка, она вскарабкалась вверх. Снизу на нее смотреть не было сил, и я опустил глаза. В висках сильно стучало, дыхание участилось.
"Вот шельма!" — подумал я "Сейчас возьму ремень и выпорю".
— Спасибо дядя Саш, — не заметил я, как она оказалась внизу, чмокнула в щечку и скрылась в парилке. С туманом в голове я побрел на террасу.
"Ну, за что мне такое наказание под старость лет? Ну, зачем я согласился, оставив ее? " — думал я, ложась на диван. Я стал ловить себя на мысли, что если будет так продолжаться, я просто могу не совладеть с собой и натворить глупостей. Во мне давно появилось с годами забытое желание. Нет, во что бы то ни стало нужно успокоиться, и взять себя в руки. Я резво соскочил с диван, забежал в дом и, схватив полотенце, направился в душ.
— Дядя Саш, — остановил меня обиженный голос, донесшийся из приоткрытых дверей. — Мама длинную мочалку увезла, а вашей я не могу потереть себе спину, — ее глаза, выглядывающие из узкой щели проема дверей, излучали невинность. — Если нетрудно… Пожалуйста… — она протянула мне поролоновую намыленную мочалку. Вел себя я как невинный мальчишка. Мне хотелось закрыть глаза и бежать прочь, подальше от этого дома. Но, противясь своей воле, как на расстрел, я шагнул вслед за Дианой. В голове сплошной шум, ноги как ватные, перед глазами туман. Ужас, что может с мужчиной сделать юная девушка. Я всегда осуждал педофилов, но теперь, кажется, становился им сам. Диана непринужденно стояла, облокотившись о верхнюю лавку, слегка наклонившись вперед. Ее глянцевое, без следов загара тело блестело от капель воды. Влажные волосы свисали на грудь. Хорошо подчеркивалась осиная талия, плавно переходящая в округлые ягодицы. Новый прилив крови усилил шум в голове, рассудок вот-вот покинет меня. Мочалкой в дрожащей руке, я осторожно провожу по бархатной коже. Мне уже нечем дышать. Как хочется, упасть перед ней на колени, и целовать каждую клеточку ее невинного тела.
— Повыше немного, — непринужденно говорит она. — И бока тоже…
Мочалка выскальзывает из моих рук, и падает ей под ноги, отлетая под лавку. Я инстинктивно наклоняюсь за ней, нечаянно щекой касаясь бедра. Я не замечаю, что Диана уже повернулась ко мне, что она что-то мне говорит. Взяв проклятую мочалку, я пытаюсь встать, поднимая голову. Перед глазами аккуратный холмик кудрявых волос, играющий бриллиантами водных капель, плавно переходящий в зовущую ложбинку, легкая складочка у бедра. Рассудок окончательно покидает меня. Я прижимаюсь к лобку, губами захватывая шелковистые волосы. Из моих уст вырывается стон, трясущиеся руки прижимают к себе ее ягодицы. Мои губы скользят вниз к ложбинке, пытаясь проникнуть меж бедер. Я задыхаюсь. Нет никаких предрассудков, ведь она, возможно, мечта всей моей жизни. Ее руки плавно ложатся на плечи. Я не пойму, в ужасе она меня отстраняет, или наоборот… Я не знаю, сколько времени все продолжалось, мгновенье или часы, но только как ледяной водопад, в какое-то мгновенье, разум вернулся ко мне. Я резко встал, обливаясь холодным потом, я все еще трясся от страсти. Диана стояла с широко раскрытыми глазами. На чуть приоткрытом рте было подобие счастливой улыбки. Казалось, она не дышала.
— Извини…, - краснея, без голоса выдавил я, и выбежал на улицу.
"Кретин… Старый дурак… Педофил…" — ругал я себя последними словами. "Что я наделал, придурок", — казалось, мне не может быть никакого прощенья. — "Как я теперь посмотрю Николаю в глаза? Что обо мне подумает Диана?" — не находил себе я покоя. "Все, решено, утром отвезу ее в город", — с этой мыслей, как в бреду, я незаметно уснул. Мне снился суд, страшный суд подростков. Я совершенно голый сижу в центре зала суда, а вокруг одни подростки. Председательствующий Сергей выносит мне приговор. Все молча слушают его обвинительную речь, я слушаю стоя на коленях. Приговор, изгнание из живых. Плавно, словно лебедь, в белой мантии ко мне подплывает Диана. Она приподнимает мою голову, целует в губы, и я просыпаюсь. Просыпаюсь от легкого поцелуя. Диана сидит на диване, поджав свои ножки, и ласкает меня поцелуями.
— Прости меня, — говорит она, смущенно улыбаясь. — И не казни себя. Ты не виноват.
Этот переход на "ты", вывел меня из хрупкого равновесия. Я почувствовал себя ее сверстником.
— Я специально тебя провоцировала, — нараспев продолжала она. — Со вчерашнего дня. Я знаю, ты хочешь меня. Поверь, это нормально. И я хочу тебя не меньше.
При этих словах я пытаюсь отстранить ее, но тщетно. Диана, скинув легкий халатик, срывает с меня рубашку и накрывает грудями лицо. Я снова задыхаюсь ее ароматом. Обхватив мою голову, она с силой прижимает мои губы к груди.
— Ласкай меня… Всю меня… Нет больше сил… — глушит меня ее сдавленный шепот.
Армия гормонов, до поры таящаяся в потаенных уголках моего организма, шквалом вливается в кровь. В мире нет больше звуков, только шум в висках и бархатный голос. Против своей воли, я обнимаю ее за талию, слегка приподнимаю, и ее тело скользит вверх к голове. Мгновение, и ее бедра сжимают мою сумасшедшую голову, по телу пробегает сильная дрожь. Смутно слышится звук разрываемой ткани, и последняя преграда покидает ее безупречное тело. Мои губы тонут во влажной, пылающей жаром ложбинке. Шелковые волосики приятно ласкают лицо. По ее телу пробегает судорожная волна, бедра расходятся, пушистый холмик с силой прижимает к дивану мою обалделую голову, и из уст вырывается сладостный стон. Но мне этого мало, прижав ягодицы, я проникаю все глубже, временами пытаясь поймать все твердеющий бугорок. Диана теряет рассудок, движенья сильнее, ритмичней. И вот не стон, а крик, нарушает тишину ночи. Заливаясь соком любви, я тоже кричу, сильней прижимая желанное тело. Сил больше нет. Диана валится на диван, запрокинув обезумевшую голову, ее тало в сильной конвульсии. Но, я не хочу ее оставлять. Как я долго об этом мечтал. С того самого дня, когда Наташа сбежала, оставив меня одного. Губами я ласкаю ее бедра, поднимаясь все выше. Приподняв свою безумную голову, Диана бросает сумасшедший взгляд на меня, широко разводит бедра, давая свободу, ладонями зарываясь в мои волоса. Я снова тону в милой ложбинке. Сейчас мне не до себя. Мне хорошо, что ей хорошо. Дрожащими ногами обвив мою спину, помогая руками, Диана с силой прижимает мою голову. Спина выгибается, и сильная конвульсия на мгновенье пугает меня…
Мы так и встретили рассвет на диване. Больше не было сил шевелиться. Казалось, что я наверстал упущенное годами. Но, это только казалось. В этот день на работу я не пошел. Какой из меня работник? Мы мирно лежали, прижавшись друг к другу, стало немного прохладно. Больших трудов мне стоило, натянуть на нас одеяло. Проспали мы до обеда. Я первый проснулся. Я сидел на краю дивана, любуясь милым созданием. Но, почему я так стар? Где моя юность? Как я хочу, что б она всегда была рядом со мной. С рассветом разум вернулся ко мне, и в душу вкралась тревога. Что я наделал? Как теперь жить? Как встретиться взглядом с родителями? А Диана мирно лежала, и во сне улыбалась. Милая юная девочка. "Какой я подлец" — терзал себя я, вытирая слезу.
— Саша! Поцелуй меня! — вернул меня ласковый голос.
Я смущенно коснулся ее сахарных губ, и лег рядом.
— Саша! — склонив на до мной счастливое личико, по моему лицу рассыпав душистые волосы, чуть слышно спросила Диана. — Саша! Я шлюха? Да?
Я молчал.
— Нет, ты скажи…, - в глазах было сарказм и страдание.
"Нет" — отрицательно покачал я головой — Нет, я дурак, — добавил я вслух.
— Почему, — удивилась Диана, оседлав мою грудь. Ощущение ее гениталий, заставила вновь трепетать мое тело.
— Тебе что, плохо со мной? Я не нравлюсь тебе? — ее невинный голос туманил рассудок.
— Да нет, ты очень хорошая девушка. Дело не в этом… Ну, как мне теперь смотреть Николаю в глаза?
— А!!! Вон оно что! — улыбнулась Диана. — Как смотрел, так и будешь смотреть, он же смотрит, — она снова припала к губам.
— Причем здесь он? Он нормальный мужик.
— Он трахал твою вторую жену и угрызения совести не раздавили его, — меня как будто током ударило.
— Откуда ты знаешь? — я чуть вместе с Дианой не соскочил с дивана.
— Извини. Наверное, не нужно мне было тебе говорить, — погрустнела она. — Это произошло случайно, после очередной ее ссоры с тобой. Она пришла к маме, а дома был только папа. Она была сильно расстроена. Наверное, сильно любила тебя. Немного вина, а дальше, сам знаешь.
— Но откуда ты знаешь такие подробности? Что, отец сам рассказал?
— Нет. Ты знаешь, "батон" мой немного ненормальный. Он с детства ведет дневники. Записывает всякую чушь, считающую важной. Я совершенно случайно нашла тайник. Ой! Сколько там интересного. Вот бы почитала моя мама! Вот был бы скандал, — она выпрямила спину и потянулась. Соски ее аппетитных грудей вновь задразнили меня. Казалось, я никогда не смогу насытиться этим телом. Мне стало немного спокойней.
— Саша! — как-то резко погрустнела она. Может быть, это смешно, но я давно люблю тебя.
— Как ты можешь давно любить, если знаешь меня всего лишь два дня?
— Это ты два дня, — лукаво рассмеялась она. — А, я тебя знаю целую вечность. Честно, я влюбилась в тебя очень давно. О тебе я знаю больше, чем ты предполагаешь, — ее губы вновь прижались ко мне. — Я специально уговорила маму приехать сюда…
За окном идет нудный моросящий дождь. Мелкие капли, барабаня по запотевшему стеклу, оставляя косой прозрачный след, но они не портят мне настроения. Я сильно соскучился по Диане, и я скоро увижу ее. Я ее не видел целую вечность, со вчерашнего вечера. Минут через пять к перрону подойдет электричка, откроются двери, и я вновь утону в объятьях своей ненаглядной. Сегодня она подвела последнюю черту в своем образовании, и из телефонного разговора я знаю, эта черта на отлично.
— Папа! Папа! Скоро мама приедет? — за рукав меня теребит голубоглазая дочурка Маришка.
— Скоро доченька, скоро. Вот сейчас приедет поезд, выйдет мама, и мы больше никогда не расстанемся. Ты должна гордиться мамой, с сегодняшнего дня она очень большой специалист. Я счастлив с Дианой, счастлива и она. Неоднозначно родня восприняла наш брак, многие за глаза осуждали, но все обошлось без скандала. Теперь, по прошествии нескольких лет, когда Диана успешно окончила институт и родила мне прекрасную дочь, все круто переменилось. Никто не обращает внимания на разницу в возрасте. Многие даже считают нас очень удачной парой. Диана не захотела возвращаться в шумный надоевший город, и решили остаться в деревне. Она прекрасный специалист, это было видно из производственной практики, и ей всегда будут рады на нашем мини заводе. Одно омрачает, хозяин намного моложе меня. Я так и остался немного ревнив. Но, это я так, по привычке. Диане я доверяю…
Подмена
Эта история началась с того, что мы с Вовчиком, с моим лучшим другом, решили поменяться на время своими девчёнками. Ну, де-вушками значит своими. Всего лишь на один день. Вы, надеюсь, уже догадались, в каком плане поменяться-то? Нет ещё??! О, господи, ну конечно же в половом: В каком же ещё-то? Не в кино же, в самом деле, с ними сходить-то!!! Дело в том, что нам каждому уже давно хотелось попробовать подружку другого. Ему мою Маринку, а мне его абалденную красавицу Вику! Нет, Марина была у меня тоже дев-чёнкой, что надо, и было ей шестнадцать лет. А вот его Виктории ещё всего лишь только четырнадцать!!! (В то время, как нам обоим, ду-ракам, уже ёбнуло по девятнадцать!) Он ей сам лично всего лишь только два месяца тому назад целочку порвал!!! Нет! Абалденная просто девочка! Натуральная блондинка!!! А Маринка была у меня брюнеткой.
Тёмненькая значит. И так как наскучило нам одно и тоже, так нам вдруг захотелось разнообразия. И мы как-то по-пьянке обои друг-другу в этом признались. Девчёнки у нас были сговорчивые, тем более хорошо друг-дружку знали, и поэтому согласились без проблем. Ревности тут не было абсолютно никакой. Все понимали, что всё это будет всего лишь, как бы игрою! А может быть девчёнкам и самим тоже хотелось разнообразия. Кто его знает? Тем более, что они ведь были почти как подруги. Но, так или иначе, а договариваться нам долго насчёт всего этого не пришлось.
Против не был никто. И вот, как-то в самом-самом начале лета, (четвёртого, помнится, июня всё это произошло, в понедельник), когда девчёнки уже не учились, а мои предки были на работе, мы все вчетвером собрались у меня на хате. А жил я в новом микрорайоне, в девятиэтажке, на седьмом этаже. Вот на моём-то седьмом этаже всё это впервые и случилось. А почему впервые? Знаете, как дурной пример заразителен?! Да потому что потом сообща мы ебались ещё не один раз!!! И на всевозможных вечеринках, и даже в походах, то есть, в наших вылазках на природу, у нас с Вовяном было уже теперь, у каждого, как бы по две законных "жены"! А знаете, как это прикольно, спать в палатке с двумя девчёнками сразу: Вышел из одной и тут же "нырнул" в другую, в такую же живую всю и тёпленькую!!! А-а-ай: ка-а-ак же это, и в самом деле, всё же прикольно-то: ебаться с двумя девочками сразу! Кайф двойной!!! Если ещё и не больше: А поначалу всё происхо-дило именно так. Чтобы нам поначалу было бы не стыдно, и чтобы наши девочки не так уж смущались, мы с Вовчиком решили сперва попробовать с ними в разных комнатах. Он значит с моей, а я с его. Вика, паразитка, была особенно уж в тот день красива.
Неужели, для меня всё-таки старалась? Накрасилась, намакияжилась, как кукла, хотя и так была бесподобной красавицей. Да ещё и так от неё за версту несло духами. Когда они с Вовчиком пришли, я сразу это почувствовал, ещё в коридоре, как от неё разит духами. Причём, такими абал-денными! У меня аж дыханье в груди перехватило от этого тонкого и изысканного аромата (аромата именно вот наслажденья), да ещё и когда глянул на неё. В короткой серенькой юбочке, в лёгкой белой майке, на которую так красиво стекали ей на плечи её, слегка вьющие-ся, светло-русые волосы, она так возбудила меня с ходу своими черезчур уж молоденькими ещё такими бёдрышками, на которых уже име-лась однако вся эта подростковая, аппетитненькая такая вот припухлость, уходящая под коротенький её подольчик, что мне аж сделалось дурно!
Даже и не поверилось, чёрт возьми, что вот наконец-то сегодня я буду её трахать!!! И причём, очень-очень уже даже скоро! Ощу-щать на своём тугом члене скольженье её нежненькой и, до сих пор запретной для меня, её писечки!!! Реально прямо вот так вот чувство-вать всего-всего себя в ней!!! В такой красавице!!! Которую мне уже давно, между прочим, хотелось попробовать! Реально прямо так вот узнать, а какая ж она есть-то, детка такая вот прелестненькая, вся-вся в писечке-то??! Эта нежненькая такая вот голубоглазая вовкина ми-лашка! С которой он познакомился четыре месяца тому назад в клубе на танцах и целых два месяца потом её "обкатывал", прежде чем "заломить ей целяк"! Неужели отпала лафа, только одному ему ебать такую юную до бесподобия красавицу?! Нужно ж было когда-нибу-дь с другом-то всё же поделится!
Тем более, с лучшим!!! Нет, нужно отдать должное, что с Вовяном мы ничего друг для друга никогда не жалели. Если на рыбалке у меня не клевало, он мог отдать мне весь свой улов, сославшись на то, что всё-равно, мол, дома готовить неко-му. Если в драку, то друг за друга горой! Поэтому, неудивительно, что и с "тёлочками" с нашими у нас такое произошло. Господи, вот ещё и их будем жалеть друг для друга?!! Тем более, каждый понимал, что может в любой момент, ни сегодня-завтра, со своей расстаться. Вся-кое ж в жизни бывает. А так, будет хоть, что потом вспомнить. Когда их рядом с нами уже не будет. Мы-то друзья с ним на всю жизнь!!!
— Ой, Вика! Какая ты сегодня красивая!!! — не удержавшись, отвесил я комплимент вовкиной малолетке ещё в коридоре своей кварти-ры. — Сознайся, для меня, что ли старалась? Ы-ы-ы:
— Серёжка! Иди нафиг!!! — засмеялась та и, закусив губы, посмотрела на меня такими глазами, как может только посмотреть на тебя девчёнка, которая, проказница такая, уже знает, что будет сегодня, и именно вот причём сейчас, уже очень даже скоро, ебаться с тобой!
— Ты это специально мне сказал, чтобы перед Вовой меня опустить? Да?! Между прочим, это я для него старалась! А не для тебя!!! Ясно?! У тебя вон, у самого есть, кому для тебя стараться. Привет, Марин! — бросила она подошедшей ко мне сзади Марьяшке. — Как дела-то у тебя, родная?
— У нас с Серёжей всё отлично! А у вас как??! — положила моя ласковая сзади свои ручоночки мне на плечи.
Кстати, я с этой со "своей ласковой" аж целых три дня удержался, чтобы не трахаться! Так уж мне хотелось первый раз спустить в Викторьичку пообильнее прямо так вот: Чтобы чуть ли вот аж прямо не умереть бы от удовольствия в тот самый момент, когда моя нас-тоявшаяся, густая сперма пойдёт ей, детке, которая уже так давно мне нравилась, прямо аж вот именно в матку!!!
— Ой, девчёнки, да хватит вам. Будто бы давно не виделись. Со вчерашнего целого дня! Да?! — остановил их Вовчик, хлопнул меня дру-жески по плечу и сказал: — Давайте-ка лучше на кухню обои дуйте! Закусить чё-нибудь там по-быстренькому приготовьте. У нас тут с Се-рым особая методика насчёт вас имеется. Спаивать вас сегодня будем обоих. Чтобы не так уж шибко стеснялись:
— Ой, да ладно уж! Мы и не стесняемся!!! — засмеялась со мной рядом моя Марина. — Правда ведь, Викуль? Или ты стесняешься?
— Немного: — пожимает плечами абалденная эта блондинка, такая ещё, чёрт возьми, юная прямо — приюная, и смотрит опять через закушенные губы на меня, и улыбается, улыбается, засранка такая, знает ведь уже и сама, что будет вскорести ебаться со мной.
Да собственно, мы уже и все знаем, для чего мы тут сегодня собрались. Чтобы внести бы хоть какую-то там живость в наши, уже наскучившие, половые отношения. Девчёнки просто знали, что если они будут ходить налево, мы их просто пришибём, засранок! А пое-баться с кем-нибудь другим даже и нам, парням, иногда хочется, не то что им, ссучкам!!!
— Ладно, хорош базарить! Дуйте на кухню. Марьяш, надеюсь, что минут через пятнадцать мы будем с тобой уже в постели? А, детка?! Чего-то мне уже прямо невтерпёж!!! Сегодня единственный день, когда Серёга добрый и мне с тобой разрешил!
Теперь уже настала очередь озорно засмеяться моей Марине, подогревая тем самым мою, неожиданно откуда-то взявшуюся, ревно-сть. Ведь она была у меня изящненькая, стройненькая тоже девочка. И одета эта "стройненькая девочка" была в тёмно-синенькие джинси-ки (это наверное для того, чтобы Вовчику пришлось бы подольше с ней сегодня повозиться) и в голубенькую маечку безрукавку. Из-под которой так, между прочим, соблазнительно тоже выпячивались её пухленькие и аккуратненькие прямо такие вот грудки: Да-а-а: пред-ставляю, как Вовяну хотелось тоже попробовать мою Маринку! Ничуть прямо наверное не меньше, чем и мне его Викочку.
— Ну ладно, чё в самом-то деле: Пойдёмте лучше на кухню все. — вот приглашает уже всё же гостей моя Марьяшка, — Вова, а чё там у тебя в пакете? Ты хоть догадался-то вина какого-нибудь хорошего взять? Или там одна только водка, как у вас обычно?!
— Вино, девчёнки, потом будете пить. Нам нужно от вас, чтобы вы сегодня были у нас пьяными! — вставляет опять Вовчик.
— Вот негодники!!! — смеётся Марина. — Сговорились оба? Да?!!
И вот мы уже все вместе в весьма хорошем таком и возбуждённом настроении проходим на кухню.
Не буду описывать, как мы тут торопливо спаивали девчонок. Ебаться нам хотелось, конечно же, уже просто невтерпёж! Особенно после того, как его Вика села ко мне на колени, а моя Маринка, сучка, к нему. И это произошло уже после того, как мы заставили их обоих выпить грамм по сто водяры. Прямо по полстакана им налили, вот так вот на глаз, и заставили обоих выпить, закусив, притащенной Вов-кой, колбасой. При этом Викулечка, бедная, аж поперхнулась, так в неё, в детку, эта водка не пошла.
Господи, ну вот видно же, что сов-сем-совсем ещё девчёнка ведь! Как же это Вовке было не стыдно-то ей целку рвать, а?! Но, в тоже время, если постеснялся бы, то и я бы её сегодня, получается, тоже не попробовал бы! А так хочется такую вот изящненькую, хрупкую девочку ощутить у себя на половом члене!!! Всю-всю полностью вот прямо, до отказа!!! И такую, причём, симпатяшку!!! Вика — она всегда была просто моей тайной мечтой!!! Так за-видовал Вовяну, особенно когда узнал, что он уже началс ней спать! Увидев, что она сейчас поперхнулась, что в неё водка не пошла, мне стало даже жалко девчёнку
— Вика, не пей, детка! Иди лучше сюда: — вот подзываю я её к себе и, потянув за руку, усаживаю её в момент к себе на колени. Пер-вый! Увидев это, Вовка тоже усадил тут же засмеявшуюся мою Маринку на колени к себе. — Викочка, маленькая моя, может быть ты всё- таки и так не будешь меня стесняться? А?! Может быть тебе не стоит больше пить?
— У-уы: Не буду: правда! Нет, я правда не буду тебя стесняться! Честно-честно!!! Только, Серёж, можно я, и в самом деле, не буду больше пить, а? — и этот ангел, чтобы я, наверное, его пожалел бы, обнимает меня даже, ласково так, за шею своей левой ручоночкою.
Бо-о-о-оже: Как я давно ждал всё же этих мгновений!!! От одной только даже ручонки её, ласковой и хрупкой, ошалел:
И тут, чтобы удержать этого, сидящего у меня на коленях, лёгенького такого — прилёгенького и вертлявенького ангелочка, который ещё и сел, к тому же, так неудобно как-то, как я его прямо силком сюда, к себе на коленки, и затащил, догадываетесь, куда мне пришлось положить ему свою руку? О, господи, ну конечно же на его наинежнейшее бёдрышко! Прямо на его пухленькую ляжечку, которая обожг-ла мне сразу же пальцы своей необыкновеннейшей нежностью, потому что на ней не было ни капрончика колготок, ничего!!!
Просто неж-ненькая такая вот девчячья ляжечка, и всё!!! Возле самой-самой уже, считай что, юбочки! А знаете, как здесь девичья кожа нежна? Пол-ностью уже беззащитная и слегка-слегка ещё даже такая вот как бы прохладненькая на ощупь! Но однако уже в тот же миг согревшаяся от твоей ладошки: Это только в самый первый миг она прохладненькая, когда ты только-только как коснёшься её пальцами, а потом тут же доверительно согревается от твоей ладошечки и делается тебе уже такой прямо родной-родной, потому что ты уже знаешь досконально, что будет там, выше:
— А я ведь могу и проверить: Будешь ли ты меня стесняться или нет?? — еле сдерживая взволнованное своё дыханье, смотрю я этому ангелу, вот так вот близко-близко, в его пронзительно синие там, вглубине, глаза. Уже вдыхая в себя его нежнейший аромат. Понимая уже, что так могла пахнуть только лишь одна она вот, Викторьичка!!! Детка, каждый грамм которой, сидящей сейчас у меня на коленках, явля-ется для меня чистейшей драгоценностью! И в особенности, конечно же, эта пухленькая такая вот её ляжечка, пригревшая сейчас на себе мои жадные пальцы. Когда, не то, чтобы там подумать страшно, а даже вообще и не представляется, что ж она мне сегодня подарит-то, эта наинежнейшая и ещё по-подростковому чуточку пухленькая такая вот, и так давно-давно уже мной наижеланнейшая, девчячья ляжечка: Обыкновеннейшая, между прочим!!! Совсем обыкновенная такая, молоденькая девчёночья ляжка! Пухленькая, особенно, когда она растеклась сейчас у меня вот так вот, на коленке:
— Проверяй: — спокойно смотрит девчёнка, после того, как граммов пятьдесят водки, мне на радость, попало всё же для храбрости в её юный и растущий организм. В организм такой вот наикрасивейшей, голубоглазой и белокурой сказки: Да эти граммы, что всё ж таки попали ей вовнутрь, они — самые драгоценные граммы водки во всём мире! Потому что, подарят мне вскоре её любовь!!! Любовь ангела!
— Эй, ребята!!! А нам можно поцеловаться-то хоть? Или сегодня только трахаться разрешено? — смеётся рядом с вовчиковых колен Марина, которая, ссучка такая, осушила все сто грамм!!! И не поперхнулась даже! Всё-таки шестнадцать лет, как-никак, не четырнадцать.
— Им можно поцеловаться? — спрашиваю я сидящего у меня на коленях ангелочка, посильнее надавив при этом пальцами, так вот неза-метно, на внутреннюю сторону его мягенькой до изумленья ляжечки.
— У-угу:
— А нам?
— М-м-м: Серёж, я не люблю целоваться! Правда. — отворачивается вот уже от меня засмеявшаяся девчёнка, находя в себе силы, чтобы не замечать бы моей, потянувшейся ей прямо под юбочку, ладони.
Бо-о-о-о-оже: ка-а-ак я одурел от самого даже лишь только пониманья того, что рядом её плавочки! Той, о которой я раньше мог только лишь мечтать!!! И так как я был уже натренирован на Маринке, а девчёнка старалась упорно не замечать моей наглой руки, то кон-чилось всё это тем, что я и эту Викочку взял тоже, детку, прямо под лобочек, ощутив, как она лишь только тихонько так дёрнулась в моей ладошке, в то самое время, когда соседняя пара уже вовсю целовалась. О, господи, что тут началось-то, а!!!
Когда я уже взял свободной рукой второе, чуточку пухленькое такое же вот бёдрышко этой юной Вики, и оттащил его силой прямо по другую сторону своих колен, усадив девочку себе на колени как бы верхом! К себе спиной и верхом, добившись при этом естественно того, что, при раздвинутых нож-ках, она зашла мне тут же в пальцы, пускай даже и через тоненькие плавочки, но именно уже упругенькой и пухленькой такой вот мяко-тью своих половых губ, которые были у неё, как и у моей Маринки, прямо под этой вот твёрденькой и тугой-тугой такой вот косточкой! А-а-ай: бля-а-а-а-адь: твёрдость и мягкость в живой девочке!!! Ка-а-ак это возбуждает!!! И когда всё это прямо тут вот рядышком! Прямо под твоими жадными и наглыми пальцами!!! Прямо в твоей ладошке!!! Вот оно, считай что, уже твоё!!! Хуина у меня аж гудит!!! Та-а-ак ему уже хочется в пизду этой юной Вики!!! И я уже даже знаю, знаю, как её, детку, сейчас возьму! Так же, как и свою Маринку частенько любил брать. Держа под лобочек!!!
Сзади, и держа её прямо у себя в руке, под эту твёрденькую и, в то же время, слегка жирно-ватенькую такую вот косточку её лобка, которая аж перекатывается сейчас под плавочками и у меня под пальцами прослоечкой пух-ленькой, обтягивающей её, кожи!!! А плавочки-то так тонки! Бо-о-о-о-оже: Даже почти и не ощущаются!!! На ощупь, это просто какой- то тоненький такой шёлк! Которому так повезло соприкасаться с писечкою Сказки!!! Я весь, весь уже чувствую живую пизду этой юной такой вот и разъехавшейся прямо у меня на коленках Сказки!!!!
Ка-а-ак же мне уже мучительно-то просто так вот хочется ей поскорее вдуть!!! Да у меня, наверное, мозги напроч расплавятся, когда буду в неё кончать! В такую вот молоденькую и нежную детку!!! А она ведь, кисочка, ещё и не знает-то даже, что член у меня большой! Который достанется сейчас её нежненькой вот этой вот писе: Ка-а-ак я буду кончать ей сейчас прямо аж в матку!!! А!!! Этой вертлявенькой такой вот, чувствуется, Вике! Маринка-то у меня уже привыкла, а как же, интересно, эта милая рыбка всё-всё это сейчас вытерпит-то, а??! В свои четырнадцать-то всего лишь каких-то там лет?!!
И тут я замечаю, что Вовка, в двух шагах от меня, засосав внаглую мою Маринку, да так, что та, ссучка, аж выгнулась в его руке, за-мечаю, как он тоже засунул свою жадную ладонь прямо ей промежду ног! Что позволило ему при её раздвинутых бёдрышках, изящнень-ких прямо таких вот, тоненьких, да ещё и плотненько так обянутых джинсиками, начать буквально растирать, разминать ей пальцами всё содержимое её промежности, отчего, я уже догадываюсь, у неё сейчас всё там, в пизде, под этой убойной бронёй джинсов и под плавоч-ками, аж прямо уже всё-всё помокрело, у бедненькой!!! Да-а-а: а вот его-то принцесса Вика, хоть даже и целоваться со мной не стала, но зато зашла мне в пальчики как будто бы вот прямо голой своей писькой! И я почувствовал тоже вдруг пальцами, как плавочки-то у неё стали влажными.
Да-да, очень так доверительно, чтобы я конечно же это почувствовал, и слегка даже так вот намокли в том месте, где в писечке этой наинежнейшей и изворотливенькой такой детки должна была имется дырочка!!! О, господи, ка-а-ак я хотел своим тугим членом, — и прямо ей в эту дырочку: (Представляете, так чувствовать письку молодой девчёнки!!! Да ещё и когда она, сладенькая, аж вьётся вся-вся в твоей ладошке!!! Какая там, к чёрту, пухленькая мякоть на её ляжке! Она уже давно забыта!!! Детка, наинежнейшая, наик-расивейшая такая детка — принцесса, — и она сейчас вся-вся, так вот доверительно, своей писей у тебя в пальчиках!!!)
И здесь я ошалел от простой мысли: "А что мне, собственно, мешает-то??!" Сколько можно заниматься "онанизмом"?! Ну если уже договорились с Вовяном, что, в обмен на Маринку, я буду его красивую Сказку сегодня ебать, то тогда, собственно, почему ж я её до сих пор-то ещё и не ебу? Что ж мы занимаемся-то с ней, в натуре, какой-то дрочкой?!! Да я просто умру, наверное, если моя горячая сперма не отправится очень даже скоро в её юный, ещё растущий, и очень-очень даже вертлявый такой вот девчячий организм!!!
И тут, быстро поднявшись вместе с девчёнкой с табуретки, благо, она была такой лёгкой, да-да, прямо подхватив её, лёгенькую, на руки, я безо всяких там возражений с её стороны, в одну секунду, выношу вот уже её, эту белокуренькую такую прелесть, из кухни, оста-вив там Вовяна с Марьяшкой, и уже в коридоре, почувствовав, как бешено заколотилось у меня в груди сердце, ставлю её там на ноги.
— Туфельки свои возьми-ка:
О, боже, вот знаете, что я сразу же сейчас почувствовал и понял с первых же секунд по покорности девочки? Что, согласно нашего договора, она сегодня моя "рабыня". И эта Сказка с голубыми глазами, которые там, вглубине своей, аж прямо у неё такие вот синие, что от этой глубины, и я всегда это чувствовал, у меня аж холодные такие мурашки идут по телу, она сегодня полностью и бесприкословно бу-дет во всём мне подчинятся!!! Я понял это сейчас уже с первых же мгновений. Ещё только, когда полез ей под юбку! Запросто полез под юбку той, о которой мог раньше только лишь мечтать!!! Такая вот полная покорность которой мне даже и во сне-то не могла присниться!
И вот, подтверждая мне без лишних слов эту свою полнейшую покорность, от которой у меня аж голова идёт кругом, девочка накло-няется, берёт те самые белые свои туфельки на высоком каблучке, в которых она сегодня пришла ко мне, и я за руку, весь уже горя страст-ным нетерпеньем, тащу её, уже такую вот тоже, чувствуется, приличненько возбуждённую, в спальню своих предков, оставив свою комнату, как мы и договаривались, Вовчику с Маринкой.
— Серёжа, как ты хочешь?. — вот задаёт эта юная Сказка такой простой, казалось бы, вопрос, когда мы уже остались с ней наедине, когда я и сам уже чувствовал рядом её взволнованное дыханье, что у меня от всей этой простоты всего происходящего, от такой вот прямоты и прямолинейности, заданного ею, вопроса, аж мозги, честное слово, переклинило.
Я уже ничего не соображал, кроме того лишь только, что буду её сейчас трахать!!! Трахать не свою Маринку, к которой я так уже привык, а ту, которая до сих пор казалось мне просто недосягаемой! Засматриваясь на которую, когда она была рядом с Вовчиком, я мог только лишь кусать мысленно локти, что она, такая прелесть, и не моя!
— Господи, Викочка! Ты даже не представляешь себе, как я тебя хочу!!! — невольно вырвалось у меня, когда я, как завороженный, всё ещё не мог никак понять то, что такую вот красивую до беспамятства девочку я буду сейчас реально ебать!!!
— Серёженька! Я тоже тебя хочу: — заставив ещё сильнее заколотиться моё сердце, ответила улыбнувшаяся Принцесса.
Боже, она что, специально что ли хочет, чтобы я с ума бы от неё сошёл?! Неужели ж она ещё не поняла, что я и так от неё без ума!!!
— Плавочки быстрее снимай, моя сладкая!
И вот, пока Принцесса полезла себе под юбочку, стягивая с себя те самые лёгенькие-прилёгенькие алые шёлковые свои плавчёнки, ко-торые на ней имелись всё это время, я принялся с книжной полки быстро скидывать на пол почти все книги, стоявшие на ней, и склады-вать их затем возле кровати моих предков, поближе к окну, невысокими такими стопками, понимая, что Принцесса низенькая ростиком и мне будет удобнее под неё, под детку, сзади подлезть, если она будет стоять, да ещё и в каблучках, на этих книжках. Кстати, и туфель- ки-то, мне пришла в голову мысль, на неё обуть именно вот по этой-то тоже причине. Чтобы она стала бы немножко как бы повыше…
— Давай, милая, разворачивайся спиночкой, на книжки на эти вот становись: Во-о-от: А левую ножку поставь на кровать! Нет, Вик, не коленочкой, а прямо так вот, туфелькой. Вытягивай ножку прямую туда подальше, по кровати: Во-о-от: Моя сладкая!!!
— Серёжка, у меня туфли грязные! Мы же сейчас твоим родителям всю постель испачкаем!!! — смеётся, уже развёрнутая ко мне спиной, девчёнка в то самое время, когда, спуская с себя полностью штаны, а затем и плавки, бросая их на пол рядом с её алыми плавчёнками, ко-торые подействовали на меня, кстати, буквально вот прямо, как на быка, я уже высвободил наконец-то для наслажденья ею свой, нали-вающийся небывалой аж прямо такой вот мощью, хуинище!!!
О, боже, как хорошо, что она, детка, не видела, что же ей сейчас достанется-то! Была развёрнута ко мне уже спинкой. А то точно бы, наверное, мне не дала.
— Нет, милая, юбочку тоже, наверное, придётся всё же снять: Она ж нам мешать будет! — вот торопливо уже расстёгиваю я "мол-нию", идущую сбоку по все прямо длине этой её серенькой, ультрамодной такой юбчёнки, и вскоре эта ненужная мне тряпка уже тоже летит на пол.
Бля-а-а-а-адь: что тут дальше началось!!! Когда голую девчёнку, голую по пояс, в одной уже лишь только майке и в туфлях, я взял, пристроившись сзади, аккуратненько так, и: прямо-прямо уже под сам лобочек!!! Да мы аж обои дёрнулись, и она, и я, когда эта, резко обрывающаяся такая вот её косточка, побритая наглухо, мягенькая прямо такая вот — мягенькая, нежненькая, зашла мне доверчиво в паль-цы прослоечкой, обтягивающей её, пухленькой кожи!!! Где тут вот, прямо под ней, я уже чувствовал, у Принцессы имеется и сладкая её писечка!!! Только мне нужно было подобраться к ней с другой стороны.
Отсюда вот, из-под попки! Что я и принялся тут же делать. Благо, молодая её попочка разъехалась из-за отведённой по постели, вот так вот широко-широко всторону, её ножки. Сказка вошла мне в ладош-ку своим тёпленьким и живым лобочком вся-вся-вся, даже одним только этим уже давая мне понять, что она вот она, детка, и в самом де-ле, вся-вся-вся-прився прямо, как она вот прямо и есть, моя!!! О, господи, думал ли я о том, что буду ебать сейчас вовкину девчёнку, ког-да, потянувшись ей пальцами под попку, нащупал у неё, у дрожащей от перевозбужденья, горяченькую и влажненькую уже прямо такую вот нежность в её наидрагоценнейшей писечке?!
Конечно же думал!!! И тем больше мне это всё казалось фантастикой, когда привычно уже так, словно бы прямо Маринке, принявшись втапливать ей сюда головку своего могучего органа, я почувствовал, что пизда этой ми-ленькой и белокуренькой такой вот, хрупкой принцессы потащила меня в себя так сладенько тоже, так прямо нежненько-нежненько и тёпленько, хоть даже и первый раз в жизни, что роднее мне ничего-ничего уже прямо и не было в тот миг, когда всё это перевозбуждён-ненькое уже прямо такое вот до крайности, живое и влажненькое девчёночье мясо, от того, что я попал прямёхонько в принцессину дыро-чку, накатывалось уже, со всех — со всех прямо сторон, на, вылезающую из плоти, башку моего тугого — притугого такого фаллоса!!!!
Чуть нагнувшаяся и упёршаяся своими тонюсенькими ручоночками в подоконник, Вика лишь чуть вздрогнула в этот наисладчайший момент, когда её самая-самая наисладчайшая из всех в мире писечек накатилась наконец-то, вот так вот тёпленько и очень-очень ласково, мне на головку, в точности так же, как мне делала этой когда-то раньше своей писечкой и Марина. Но Маринке-то было шестнадцать, а этой: Совсем-совсем ещё ведь соплячка!!! Писька, хоть уже и влажненькая, перевозбуждённенькая, но такая-такая прямо, тем не менее, плот-ненькая!
О, го-о-о-осподи: вам приходилось когда-нибудь вводить свой могучий хуина в органы четырнадцатилетней девчёнки?!! Да ещё и такой вот, "разодранной" тобой за левое бёдрышко!!! Отведённое ей подальше-подальше всторону! Да ещё и когда ты держишь её, как попавшегося птенчика, прямо под сам лобочек!!! Бедняжка аж прикусила губы, застонала, когда почувствовала, что мой половой орган по-шёл ей, по уже хорошо проторенному Вовчиком пути, прямо конкретно в пизду!!! Прямо уже вот именно ей в органы!
А я же отчётливо почувствовал, что он пошёл мне прямо в ладошку, в которой пригрелась на данный момент живая и тёпленькая, и главное, такая — такая изворотливенькая прямо вся, чувствуется, до чёртиков девчатиночка!!! Аромат светлых волос которой, перед моим лицом, просто сводил меня с ума!!! И вот тут-то, она, деточка, уже просто не могла конечно же не прочувствовать всю реальную мощь моего, отправившегося в неё, органа!
Который аж загудел, бедолага, от натуги, осознав уже так вот реально, даже и по этим светлым волосам, что уж это-то уже явно конечно же не Марина! Что эту вот именно симпатичненькую такую соплячку он вообще берёт впервые в жизни!!!
О, боже, да вы да-же и представить-то себе наверное не можете, с каким же наслажденьем я принялся заполнять этой очень-очень ещё юненькой прямо та-кой вот, очень гибкой, извернувшейся передо мной Принцессе, которая осталась сейчас в одной только белой маечке и с крохотными таки-ми золотыми серёжечками в своих прелестных ушках, принялся за олнять ей, детке, своей загудевшей от натуги мощью её тесноватень-кое, ещё очень-очень плотненькое прямо такое вот влагалище!
Которое было где-то прямо рядышком под моей ладошкой! Под этой твёр-денькой принцессиной косточкой!!! Из-за чего у меня и создалось-то ощущенье, что я ввожу всё сейчас прямо куда-то себе под пальцы, прямо себе в ладонь, понимая однако, что в ней находятся сейчас органы такой вот молоденькой именно до невозможного девчатиночки-подросточка! Половые её органы!!! О, господи, да-да, именно вот половые!!! Мои жадные пальцы, вдавившиеся ей под косточку, уже прямо чувствовали верхний краешек её мягенькой — примягенькой такой вот писечки, в которую пошёл ей сейчас мой ненасытный член!!!
— А-ай!!! Серёжа: — с придыханьем аж дёрнулась в моих руках эта юненькая такая, белокуренькая Сказка, которую я держал сейчас, чтобы она никуда бы уже вот от меня не делась, левой рукой под низ её, оттащенного всторонку, пухленького такого вот, левого бёдрышка, а правой же своей ладонищей, как вы уже и знаете, прямо вот, под тугую, пухленькую и жирноватенькую такую вот, как она прямо и есть, косточку её девчёночьего лобка!!!
И дёрнулась-то эта сказка от того, что уже, ну вот просто очень-очень уж прямо так вот хорошо детка почувствовала, на какой же могучий и тугой хуинище-то её берут и нанизывают сейчас вот так вот запросто, словно бы просто, ну вот какую-то там бабочку на булав-ку для школьного гербария! Но, что самое-то интересное, сделать она уже ничего не может, и я по-любому уже буду вводить ей сейчас свой, такой голодный до неё, половой орган прямо прямиком в матку!!!
В матку той самой красивенькой именно Вики, что чуть ли прямо не снилась, бывало, мне, ссучка, по ночам!!!
И тут, когда я отчётливо развернул ей что-то тугое-тугое такое вот и тёпленькое где-то уже в самих, казалось бы, прямо кишочках, куда ей Вовка своим членом пробраться никогда-никогда, по-видимому, не мог, его бедная Викто-рьичка так трепыхнулась, рыбка, и даже не то, чтобы там трепыхнулась, а аж прямо рванулась, бедняжечка, вскрикнув, и пойдя с этим уда-ром своего изворотливенького тельца вся-вся мне в ладошечку, в которой находилась пухленькая, тупая-тупая прямо такая вот, резко об-рывающаяся вот так вот книзу, косточка её лобка, которая, можно только лишь догадываться о том, как же, чёрт возьми, смачненько-то облегалась у этой Вики, когда она бывала на пляже, какими-нибудь там лёгенькими донельзя плавочками от купальника, выпячиваясь из- под них очень-очень тугим и тупым аж прямо таким вот бугорком!!!
И вот сейчас бедная крошка как будто бы искала прямо спасенья в моей ладони от моего же сверх-тугого такого члена, понимая и чувствуя уже, что он её изнутри сейчас аж прямо вот всю-всю, кажется, порвёт!!! М-м-м: ка-а-ак я её, детку, прочувствовал!!! Нет, не мог просто её пожалеть, когда понял уже по этой тёплой всей-всей тугос-ти, что она — просто лишь девчёнка!
И чтобы она там, такая красивенькая, себе в эти мгновенья не испытывала, но, раз уж мне выпала всё же такая возможность, я просто обязан был прочувствовать, какая ж она есть-то, эта симпатичненькая такая вот до до одуренья Викторьи-чка, тугая-тугая вся и тёпленькая-то у себяв матке?!! И поэтому я уверенно принялся вводить всё в девочку и дальше: Прямо уже в эту тёпленькую такую вот всю тугость!!! Прямо вот именно себе под пальцы!!! Прямо уже глубоко-глубоко вот, чувствуется, ей в матку!!!
— А: а-ай!!! Не-е-ет: — рванулась бедная Принцесса у меня в ладошке ещё раз, когда ей наверное показалось, что она уже просто не в состоянии справится с истинными размерами моего огромаднейшего такого фаллоса, но в этот самый момент, продрав её отчётливо из кишочков до чего-то особенно уж прямо чувствительного-чувствительного такого и тёпленького, до чего её ещё и продирать-то, такую вот четырнадцатилетнюю, безумно юную, было, чувствуется, нельзя, поймав такой невообразимейший кайф, что это уже не Маринка
А имен-но вот та самая, охуительной красоты, Викочка, я поднатужился, господи, поднапрягся даже, чувствуется, так вот, и ввёл вот наконец-то себе в ладошку, ей в органы, всё-всё прямо до последнего, прочувствовав при этом необыкновенно отчётливо, что мой могучий хуина уже весь-весь полностью прямо, до отказа, находится в теле такой вот изворотливенькой и тонкой девчёнки!!!
Бо-о-о-о-оженьки: како-о-о-ой это был кайф: засадить всё по яйца в эту вертлявенькую, хрупкую и безумно симпатичненькую пря-мо такую вот до ужаса Викторьичку!!! Прочувствовать её, детку, прямо из самих её наинежнейших девчячьих кишочков!!! Понять, что она вся-вся до последнего твоя!!! Господи, кому ж она только, такая вот безумно сладкая-то, достанется, а?! В жёны!!!
Даже и поверить-то невозможно, что вот она уже наконец-то и вся-вся-вся моя!!! Как будто бы прямо натуральнейшая моя жена!!! Я весь в ней! Она и в са-мом деле, по-настоящему прямо так вот, вся-вся-вся сейчас моя!!! Та самая блондиночка, о которой я столько мечтал! Она, детка, вот она, реально сейчас вся-вся принадлежит мне!!! Не своему там Вовчику, а мне!!! Я чувствую сейчас всё-всё её гениальное до простоты устрой-ство, все её, перегруженные до отказа, кишочки, все-все внутренности!!! Всё-всё-всё!!! Что в ней только, в детке такой сладенькой, есть!
— А-а-ай: Серёж, больно: — ворачивает меня из оцепененья сама же эта юная Принцесса.
— Маленькая моя: Ну потерпи, детка! А-а-ай!!! Ка-а-ак мне хорошо в тебе!!! Если б ты только знала:
— М-м-м-м: — мычит аж через стиснуты губы мне в ответ сладкая эта Викочка, когда, не в силах удержаться, притянув её к себе испод-низу под лобочек, я ещё аж прямо и вмазал, вма-а-а-азал её, деточку, себе в яйца, чтобы ещё лучше бы прямо так вот прочувствовать, что я весь-весь нахожусь сейчас в ней вот, в Принцессе, в юной и наикрасивейшей этой такой Сказке!!!
И вот, го-о-о-осподи: Вот я уже и принимаюсь эту, изворачивающуюся у меня в ладошке, Вику ебать! Сделав для себя тут же отк-рытие, что ебать-то её, детку, такую вот уже именно светленькую, симпатичненькую, и с этими вот прямо золотыми серёжечками в ушках, что имеют форму двух спаренных звёздочек, одна чуть-чуть побольше, а другая чуть поменьше, а-а-а-ай: ебать её, детку, так же легко оказывается и запросто, и так же — так же, чёрт возьми, сладко, как и свою чернявенькую Марьяшку!!!
Да даже ещё и слаще в сто раз, по-тому что именно вот незнакомая ему девочка "прогуливается" сейчас так вот безукоризненно сладенько-сладенько и чистенько своей наинежнейшей писечкой по тугому стволу моего, гудящего аж прямо от натуги, полового члена!!!
— М-м-м-м: А-а-а-ай!!! — стонет аж и мычит бедненькая Викулечка, чувствуя, что, слегка присев под её разъехавшуюся попку, притя-гивая её к себе ладошкой, я ввожу каждый раз свой тугой до невозможного хуинище ей в органы, пускай даже и такой вот молоденькой ещё, четырнадцатилетней, но по самые-самые аж прямо вот именно яичички, до отказа, продирая её до всего-всего живого, отчётливо вводя его ей где-то там, вглубине, под этой пухленькой и жирноватенькой такой, вошедшей мне в пальцы, косточкой, прямо аж глубоко-глубоко вот именно в матку!!! А когда я её уже маленечко из внутренностей разогрел, почувствовал, что она, как девочка, очень-очень уж даже такая вот вся податливенькая, мои толчки ей в пиздятинку стали и ещё более жадными:
Бля-а-а-а-адь: у меня аж рассудок мутится, до чего ж она сладкая-то, эта вовкина Вика! Ка-а-ак я её всю-всю чувствую-то, а!!! Не кончить бы только в неё, в такую сладкую детку, раньше времени бы!!! Но изворачивающаяся передо мной девчёнка словно бы специаль-но прямо всё добавляет и добавляет нежности в невыносимо сладкое скольженье по моему члену тёпленького, влажненького и живого-жи-вого прямо такого вот мяса своей, развернувшейся у неё прямо под попкой, писечки!!!
О, боже, ка-а-ак прекрасны её приоткрытые от страсти губы, которые я сейчас вижу перед собой, потому что эта накрашенная, намакияженная милашка повернула даже ко мне в пол- оборота голову, специально наверное для того, чтобы я видел бы, (в то время, как её-то длиннющие ресницы прикрыты), видел бы, как же она очень-очень так вот тонко чувствует-то и переживает тоже движенья в ней моего тугого-тугого и могучего аж прямо такого вот до предела члена!!!
— Девочка!!! Маленькая моя: Викулечка: Тебе больно что ли? А?! Рыбка!
— Ы-ы: Не-е-ет!!! Серё-о: о: о-оженька-а-а: А-а-ай!!!
И тут, бедная девочка: ка-а-ак она извернулась, вы б видели, запрокинув назад голову и развернувшись вся-вся лицом ко мне!!! Чтобы я, видимо, вспомнил бы, вспомнил бы, глянув сейчас на её безумно красивый, приоткрытый от страсти и накрашенный перламутро-вой помадой, рот, вспомнил бы, как же я хотел-то первого поцелуя с ней вот, с Принцессой, ещё совсем-совсем лишь только недавно, сидя с ней там вот, в кухне, на табуретке!
И я просто не мог не воспользоваться одуреннейшей пластичностью и гибкостью, и изворотливостью, насаженного мне на член, девчёночьего тела!!! Накрыл взволнованный, жадный и горячий такой викин ротик прямо тут же, в сию секун-ду!!!
И каково же было моё удивленье, когда, извернувшаяся передо мной наизнанку девчёнка, понимая, что она никуда от меня уже дется сейчас не может, понимая, что она вся-вся-вся, до наипоследнейшей своей изворотливой такой девчячьей клеточки, принадлежит в данный момент мне, только лишь мне и никому-никому больше, когда она пошла мне в рот своим горячим и открытым ртом с такой жадностью, так дико-дико, аж прямо чуть ли не взахлёб, что в этом умопомрачительном поцелуе, когда и я тоже чувствовал, что она вся-вся моя, она, детка, помутила мне рассудок окончательно!!!
Бо-о-о-о-оже: Да мог ли я разве когда-нибудь мечтать о таком вот первом своём поцелуе с белокурой и голубоглазой этой молодой Принцессой??? Мог ли вообще кто-нибудь и когда-нибудь мечтать о таком вот именно поцелуе с ней??! Когда ты чувствуешь её своей через косточку прямо аж вот именно из матки!!!
Да-да, девчёнку, соплячку, но такую одуреннейшую, такую невыносимейше красивую, и прямо вот именно из-под той самой тугой-тугой, пухленькой и упругенькой такой вот девчячьей её косточки, что прошлым летом, когда её Вовка ещё не знал, так должно быть смачно-смачно, так уж прямо тупо и туго выпирала у неё, у детки, где-нибудь там на пляже через плавочки!!!
Бо-о-о-о-оже: никогда Вовке не забуду его "подарка"!!! Потому что вот в этот-то именно момент, в своём первом с его Викой поцелуе, до моих перевоспалённых мозгов и дошло наконец-то по настоящему через горячий и жадный девчёночий рот, через одуреннейший вкус этой дорогой перламутровой помады, дошло, какое ж это счастье обладать полностью и безраздельно такой вот молодой и наикрасивейшей из Принцесс!!!
И благодарная вхлам девчёнка просто не могла меня за это не отбла-годарить. За то, что я, дурачок такой глупый, наконец-то всё-всё это понял. Она просто дала почувствовать мне, что сделалась какой-то странной. Моей! По настоящему вот именно моей!!!
И хотя я её, детку, в поцелуе уже и не трахал, а просто впитывал в себя через её жад-ный рот, что нахожусь у неё сейчас в матке, девчёнка заставила меня пойти туда, ей в матку, дальше, глубже, уже всему-всему вот прямо-всему, всеми своими мозгами понять то, что она — девчёнка, задохнуться аж прямо от этого пониманья, потянуть к себе там, внизу, кос-точку её лобка, почувствовав, как же мягенько-мягенько и твёрденько-то вошла она мне в пальцы, и: И тут я уже был бессилен, что либо сделать, перед благодарностью юной Принцессы!!! Ка-а-ак умопомрачительнейше сладко я принялся в ней весь-весь таять и раство-ряться!
Первый раз в жизни и именно вот в ней, в этой голубоглазой и русоволосой молодой королеве Виктории!!! В Победительнице, одним словом! Которая, когда и сама оказывается побеждённой, она, оказывается, вознаграждает своего господина, Победителя её вот, Виктории, таким невыносимейшим сладострастием, добытым с вашего обоюдного согласия через её жадный рот из её вертлявого, безумно нежного-нежного и гибкого такого до чёртиков девчёночьего тела, что у тебя в этот момент "крышу срывает напроч"!!!
И кажется ещё, что аж прямо земля начинает куда-то уходить из под ног!!! Викульечка аж задрожала, почувствовав в этом первом нашем с ней поцелуе, что мой и без того могучий членище, готовясь к самому-самому первому опять же нашему с ней семяизверженью, принялся набухать, поднатуживаться прямо там, прямо вот именно где-то у неё в матке, в этой, расплавляющей мне мозги, тёплой-тёплой такой вот всей тугости!!! Делая тем самым с каждой секундой это моё первое, добытое от юной Принцессы, сладострастие всё невыносимей, всё чище-чище и слаще!!!
Бо-о-о-о-оже: вот вам, скажите, приходилось когда-нибудь кончать в девушку во время вашего первого с ней поце-луя?!! А если даже и не в девушку, а в юную девчёнку!!! А если ещё, и к тому же, не просто в девчёнку, а в ослепительной красоты юную Королеву!!! Эти ощущенья даже и не подвластны описанью! Когда ты понимаешь уже, что ты погиб, что сейчас будет что-то нечто!!! Тебя сожрало и поглотило всего юное и изворотливое девчёночье существо и горячий, влажный, чувственный, взволнованный, широко-широко открытый, жадный аж прямотакой вот, до помутненья твоего рассудка, девчёночий рот!!!
Так во-о-о-от почему она не хотела целоваться со мной тогда, на табуретке?!! Потому что хотела, чтобы наш первый поцелуй был бы именно таким вот! Самым-самым сладким из всех поцелуев, которые когда либо только испытывало человечество планеты Земля!!! Ведь я же её не вынуждал, она же сама, сама потянулась ко мне своим одуренно прекрасным и жадно открытым ротиком!!! Я просто не смог устоять перед её чарами: И всё!!! О, детка! Милень-кая ты моя!!! Ка-а-ак я тебя люблю, моя сладкая девочка!!! Ещё чуть-чуть: Ми-илая!!!!!
Бля-а-а-а-а-адь: како-о-ой мощный толчок пошёл в следующую секунду мне в ладонь и тупо-тупо прямо так вот был сдержан, подавлен в себе этой, вдавившейся мне в пальцы, жирноватенькой и тупой такой вот девчячьей косточкой!!!
Первая струя, пошедшей из меня, горячей моей спермы была такой насыщенной, мощной, такой прямо до ужаса сверх-сверх обильной, она так хорошо понимала, что именно этот вот девичий организм с ней ещё не знаком, что у меня от дьявольского сладострастия аж помутился рассудок, когда через тре-петный викин рот, чувствуя, что так жадно друг-дружке в рот ещё никто-никто и никогда не вливался, как мы сейчас с ней вот, я почувст-вовал и отчётливо понял, что эта первая струя моего густого, горячего прямо такого вот до неё желанья пошла мне отчётливо прямо под пальцы, в ладонь, но только не в пустую конечно же, а в которой были органы и внутренности, и всё-всё-всё вот прямо, что есть только в безумно молодой четырнадцатилетней девчёнке!!!
И в связи с чем моя сперма пошла в тёплую-тёплую аж прямо такую вот тугость!!! Через ротик, — и прямо этой драгоценнейшей Викторьичке в матку!!! Да-да, тё-ё-ё-ёпленько так, а-а-ай: очень-очень уж так доверитель-но, как попавшемуся птенчику, прямо под моей ладошкой, — и прямо ей, деточке такой невыносимо сладенькой, в матку!!! Прямо вот именно по её перегруженным и тёпленьким-тёпленьким таким вот до невозможного кишочечкам!!!
Да я прямо через дрожащий и задох-нувшийся её ротик почувствовал, как расходилась эта первая порция моей горячей семенной жидкости по её юному и развивающемуся девчёночьему организму, делая тем самым моё сладострастие просто диким таким, животным из-за пониманья того, что я растворился и растаял в этом девчячьем юном организме весь-весь прямо, с головой!!! Можете хоть представить себе, как же ты чувствуешь-то в такие мгновенья своей доставшуюся тебе на растерзанье Принцессу?!!
Когда твой хуинище уже принимается пульсировать у неё в матке, под твёрденькой и мягенькой этой такой вот косточкой её лобочка, отпуская в её трепетный и дрожащий, растущий юный организм всё новые и новые порции своего дикого, безудержного такого прямо до него желанья!!! Когда тебе кажется, что девчёночка аж прямо еле справляет-ся, детка, совсем этим сверх-сверх обилием твоей, поступающей в неё, густой и настоявшейся, мутной-мутной аж прямо такой вот спер-мы! Но справляется всё же!!!
От некуда деваться, берёт вот так вот прямо и справляется!!! Бо-о-о-о-оже: казалось никогда ещё, ни в од-ну девушку в своей жизни так сладко не кончал, как сейчас в эту, изогнувшуюся и извернувшуюся передо мной и у меня во рту прямо, Викторию!!! Победительница была просто на высоте, давая мне чувствовать через рот, как проходят ей в матку всё новые и новые насы-щенные такие струи!!! Прямо под её твёрденькую вот эту вот косточку!!! Если я так этого хочу, то прямо, по моему желанью, мне в ладо-шку!
Под мои жадные пальчики!!! И каково же было моё разочарованье, когда я почувствовал, что сейчас будет всё: Конец всей этой сказки!!! А-а-ай: ка-а-а-ак я пошёл в девчёночку, чтобы понять бы ещё напоследочек, да как же сладко-то ей, деткой, вот так вот полнос-тью всей-всей обладать, и, давая мне понять через влажный свой ротик, через внутренности, что она, и в самом деле ведь, сейчас вот она, вся-вся-вся моя, извернувшаяся у меня на члене, Сказка отчётливо дала мне почувствовать, что она, с честностью девочки, даже и пос-леднюю порцию моей горячей всей-всей этой такой жидкости приняла по моему дикому и неудержимому желанью прямо аж глубоко-глу-боко вот именно к себе в матку!!!
Да-да, раз уж я так сильно прямо этого хотел, она, юная Принцесса, просто не могла мне отказать, и: прямо вот именно к себе в матку!!! Чтобы я почувствовал бы и тут, что она, эта моя последняя расплавленная, горячая сперма, пошла мне отчётливо прямо вот, в ладошку! В мои жадные такие прямо, до всего — до всего до этого, пальчики!!! Прямо под её вот эту вот твёрдень-кую, остренькую и жирноватенькую такую вот, побритую станком, косточку!!! Прямо в неё вот, в тёпленькую и живую мою девочку:
О, боже, ну вот как, скажите, можно было после всего этого не сойти с ума окончательно? Тем более, когда девчёнка, оторвавшая на-конец-то от меня свой горячий рот, аж прямо ещё вся-вся дрожала, бедняжечка!!! Господи!!!
Ка-а-а-ак она на меня глянула: Близко пря-мо так вот — приблизко, представляете, ну очень-очень уж прямо так вот близко, взмахнула, словно хищная птица, своими густо накрашен-ными, длиннюшими — придлиннющими такими ресницами, заставив меня в ту же секунду аж прямо провалиться в её бездоннейшие синие зрачки, и, когда я и так был полностью от неё, от детки, подавлен, она, словно бы для того, чтобы добить меня окончательно, такая вот юная и совершенно причём безжалостная, просто напроч какая безжалостная, она.
Эта юная малолетка, такие глазищи на меня вскинула, столько было в этой глубочайшей и дико блестящей синеве всего-всего, миллиарды чувств, во всех их мельчайших ньюансах, переливах и оттенках, от восхищенья, вплоть до слепого преклоненья, что нужно было быть, ну вот круглым идиотом, чтобы не догадаться бы, что это всё — только лишь начало у вас с ней, а от того, что будет сейчас вот, дальше, у тебя, у бедного, вообще, вообще мозги переклинит просто напроч, и ты поймёшь, что без неё вот, без Принцессы, не сможешь просто никак жить дальше!
Что она будет нужна тебе так же, как сам воздух для дыханья!!! А её синие глаза: да ты готов будешь отдать всё на свете, чтобы каждый день заглядывать бы вот так в них и то-нуть в этой, пожирающей тебя своей красотой, бездоннейшей такой пропасти, цвета глубокого весеннего неба: Ну как, Дорогой? Риск-нёшь?? Упасть в меня так, чтобы уже не выбраться бы потом из меня никогда: Ты уже вот, Серёжа, чувствуешь, ты уже на краю этой Пропасти: Ну-у: ступай же: смелее!!! Ещё один мизернейший шаг: Кроме счастья, я тебя уверяю, ты ничего больше не ощутишь, падая в меня вот, в твою сладкую детку!!! Так смелей же! Ну:
— Серёжа-а-а: — словно бы в подтвержденье всего этого, задрожали её губы: когда я ещё весь был в этой бездоннейшей и пронизы-вающей такой вот глубине… И в ней вот!!! Прямо весь-весь в самой в ней!!! Там: под её твёрденькой вот этой вот такой косточкой!!!
— Викто-о-ория!!! — провёл я кончиками пальцев по её дрогнувшим губам: по этой нежной-нежной такой щеке, по бровкам:
Нет, я вышел в следующую секунду из её наинежнейшей писечки с такой ошломляющей быстротой вовсе даже и не для того, чтобы расстаться бы с ней навсегда! А когда мы уже знали, что будем любить сейчас друг-друга ещё жарче и сильнее в тысячу раз!!!
Ка-а-ак я потянул с неё маечку через поднятые её ручонки, чтобы одуреть бы тут же от её пухленьких и совсем-совсем ещё неболь-ших таких грудочек, на которых колом стояли твёрденькие её соски, бледно-бледно розоватого такого цвета, когда я уже не мог не пони-мать, что ничего красивее никогда в своей жизни ещё и не видел, чем её вот, Принцессина грудь! Грудь молодой девчёнки!!! Соски на ко-торой так беспомощны и беззащитны, хоть даже и так вот воинственно стоят, что не накрыть их тоже в эти мгновенья своим жадным ртом, — означало бы для меня, потерять в жизни всё!!! Или вот почти что всё:
О-ой: боже, ка-а-ак я её целовал!!! Ка-а-а-ак она выгибалась, детка, в моей сильной руке: Затащил этот набухший твёрдый сосок на её пухленькой левой грудке так глубоко себе в рот, когда у меня аж мозги переклинило от того, что тут вот, прямо рядышком уже — прирядышком, бьётся и само уже сердечко этой юненькой такой вот Принцессы, что бедняжка задёргалась прямо мне в рот!!!
Бля-а-а-а-адь: Буквально вот прямо забросил её голую на койку!!! Даже туфелька одна с её прелестной ножки слетела! Какое это было офигеннейшее чувство!!! Понять вдруг, что Принцесса — самка!!! И ты будешь ебать сейчас эту юную наикрасивейшую самку, пока у тебя только мозги от неё окончательно не свихнутся!!! От такой вот самой абалденнейшей на свете!!! Когда ты уже понял только что по её глазам, что эта, очень уж юная ещё — приюная такая вот, самка — она ведь, и на самом деле, вся-вся твоя!!!
И если ты сильно уж прямо так вот постараешься, если ты просто невыносимо как этого захочешь, (потому что девчёночьи глаза в данном, конкретном случае просто не могут врать), она ведь, детка, и по-настоящему может стать тебе в будущем женой! Нарожает тебе, такая красивая, ребятишек кучу и будет тебя любить!!! А Вовка с Маринкой будут приходить к нам в гости.
И вот, на фоне всех этих мыслей, уже и сам понимая, что я полностью абалдел от какой-то там юной девчёнки, так хотел бы отобрать её у Вовчика и, чтобы она, детка, стала бы мне в будущем женой, я кладу вот подушку на середину постели, поближе немного к нижней спинке, чтобы в процессе можно было бы упираться в неё ногами, и тащу вот уже, приподняв, лежащую рядом голую принцессу в одной туфельке, её сладкой попкой, — и прямо на эту подушку, выворачивая уже её в следующую же секунду, как свою полнейшую собственно-сть, всю-всю под себя!!! Прелестные, раздвинутые ножки — прямо под моими плечами!
О боже, вот знаете кайф: видеть под собой девочку, которая, закусив губки, прикрыв глаза, уронив головку набок, уже знает, знает, деточка такая сладенькая, что ты будешь её сейчас ебать: Она уже вся-вся к этому приготовилась. Она уже ждёт этого! На неё падает летнее солнце из-за приоткрытой шторки на окне, пробиваясь сюда вот, на твой седьмой этаж, специально для того, чтобы осчастливить бы своим ласковым прикосновеньем эти милые, закушенные такие губки, этот прелестный носик, эти зажмурившиеся глазки, и тебе так хочется продлить, задержать хотя бы на миг это сладостное томленье, предчувствие неизбежной уже сказки, что ты сейчас вот, сейчас, будешь наслаждаться любовью такой наикрасивейшей в мире девочки!!!
Она, детка, вот она, уже ждёт вместе с тобой и никуда-никуда уже от тебя сейчас не денется! И вы знаете это оба!!! И вот, под-тверждая свою полнейшую власть над ней, над той самой, которая так когда-то тебя очаровывала, смакуя это, ну так уж вот прямо смакуя эту свою полнейшую власть над этой милой — примилой и беззащитной такой вот крошкой, ты, зависнув над ней на одной руке, берёшь вот свой член и: прямо, вот так вот запросто, ей в писю.
А горяченькие лепестки на вывернутой принцессиной промежности уже как будто бы прямо ждут с нетерпеньем твоего тугого органа!!! Чуть-чуть так вот пальцами в самый их низ, и, понимая, что она, детка, из кожи из своей из девчячьей должна сейчас вылезти, но быть для тебя в тысячу раз слаще твоей Маринки, разложенная подо мной малолетка поимени Виктория, с королевским просто таким вот именем, она, как и подобает молодой подрастающей Королеве, она, деточка, так наис-ладчайше прямо сладенько обвернулась, оделась опять же всей этой умопомрачительнейшей своей нежностью мне на головку, обрадовав-шись предоставленной ей возможности пойти "пожирать" меня сейчас снова своей безумно ещё юной такой вот пиздою, что я, бля буду, прямо, ну вот провалился в разложенную подо мной девчёнку!!!
Уже зная, что ничего-ничего в ней, кроме нежности-то, и нет! И отродясь вот просто не бывало!!! В этой юной Викторьичке, в детке!!! Ка-а-а-ак я в неё пошёл!!! Всеми-всеми, расплавляющимися от её нежности, мозгами, — и прямо в неё, в сладкую!!! Когда я уже знал досконально всё-всё, что меня сейчас ждёт!
Просто любил тоже очень эту позу со своей Маринкой: Когда, переполненным от спермы, девчячьим кишочкам уже кажется, что некуда принимать твой член, ты же, с подло-женной вот так вот под твою юную спутницу подушкой, как хирург на операционном столе, принимаешься вводить ей свой, разрываю-щийся от натуги, хуина туда уже прямо, куда уже казалось бы, ну вот просто уже и некуда!!! Прямо прямиком ей в матку!!! Бля-а-а-адь:
Ка-а-а-ак ты чувствуешь девчёнку!!! Как уже понимаешь, что она, деточка, вся-вся-вся твоя и никуда уже от тебя сейчас не денется!!!
— А-а-ай!!! М-м-м-м-м: — вскрикнула и аж замычала тут же через прикушенные губки, разложенная подо мной, юная Принцесса, ког-да поняла, что ничего ещё и в жизни-то никогда-никогда так глубоко к себе в матку до этого не принимала, а мой хуинище не останавли-вался и пёр в неё дальше, глубже, конкретно уже вот прямо туда, куда было уже, ну вот просто некуда ему идти в её юный и развиваю-щийся девчёночий организм!!!
Но чем я всё ж таки и обожаю такие вот сверх-сверх откровенные позы, так это тем, что в них всё обязательно заходит в разложенную и вывернутую под тобой девчатиночку до конца! Хочет ли она там — не хочет, может ли — не может, но влупишь ей по самые-самые вот именно кишки, блядь, до конкретнейшего аж прямо вот именно такого вот отказа!!! И Принцессы тут из себя никакого уже абсолютно исключенья не представляют!!! Такие же, чёрт возьми, самки, как и все! Только очень уж прямо одуренно такие вот красивые!
Особенно в страсти!!! Настолько, чёрт побери, красивые, что у тебя аж рассудок помутится, когда пойдёшь ей, такой наикрасивейшей, полностью под тобой разложенной и совершенно беззащитной, прямо-прямо аж вот именно в кишки!!! Бля-а-а-а-адь: Ка-а-а-ак я этой Викторьичке вдул!!! А!!! Детка аж обезумела, поняв, что мой сверх-могучий хуинище, с подложенной вот так вот ей под попочку подушкой, да ещё и при её полнейшей вывернутости, находится у неё сейчас уже аж прямо внутри где-то её девчёночьей самой матки!!!
Бо-о-о-о-оженьки: ка-а-а-ак я её, сладенькую такую, прочувствовал!!! Как будто бы вот всю жизнь прямо была моей! Как будто бы и рождена была специа-льно для того, чтобы я мог бы её, деточку, так вот полно и до конца когда-нибудь всю-всю-всю своей прочувствовать!!! А на лицо ей так же падает солнце! А она уже моя!!! О, господи, мо-о-оя: Милая эта Вика! Нет, я принялся не ебать её, детку, как ебал всегда до этого свою Марину, я принялся ей чисто наслаждаться!
Наслаждаться тем, что вот так вот сладенько — присладенько, кусая губки, "прогулива-ется" сейчас своей наинежнейшей писечкой по моему тугому члену уже именно она вот, эта миленькая такая вот до изумленья Принцес-са!!! Эти белокурые, слегка вьющиеся такие вот волосы, разбросанные столь хаотически красиво по моей постели, вернее, по постели моих предков, которой такая Сказка на ней и приснится-то даже не могла, эти накрашенные, прикрытые реснички, эти, хоть и закушенные, но такие наикрасивейшие всё же, перламутровые от помады, губки, — всё-всё это, вместе с писечкою конечно же этой юной такой вот При-нцессы, прогуливается сейчас, так вот безупречно нежненько, по тугому стволу моего, голоднющего до её нежности, члена!!!
Не-е-ет: ебать долго таких вот молоденьких Принцесс просто никак-никак нельзя! Уж больно они сладенько цепляют и продирают у себя в кишоч-ках по сверх-чувствительной уже такой головке твоего члена всем-всем этим, расплавленным от спермы и таким же сверх-сверх чувстви-тельным, девчёночьим своим мясом!!! После которого уже идут тугие-тугие и тёплые их кишки!!! Когда тебе кажется, что ты заходишь такой вот бесподобнейшей красавице, через эту тёплую всю тугость, аж прямо вот именно куда-то под сердце!!!
Продираешь её до чего-то аж прямо уже такого, от чего бедняжечка аж уже не может!!! Но принимает тебя, тем не менее, в свою расплавленную пиздятиночку, если ты так-так уж прямо сильно того желаешь, раз уж ещё и подложил даже ей под попку подушку, принимает тебя по твоему желанью во всю эту наинежнейшую и уже обнажённую такую влагу аж прямо, прости господи, ну вот чуть ли — чуть ли не вместе с яйцами!!! А на лицо ей так же падает солнце, подтверждая тебе полнейшую реальность всего происходящего!
Что это не сказка и не сон, — ты ебёшь сейчас разло-женную под тобой наикрасивейшую Принцессу прямо вот именно в кишки!!! В матку!!! Сходишь с ума от того, что она — самка!!! И эта очаровательная, белокурая, невыносимо молодая самка вот она, — вся-вся-вся, до последнего, твоя!!! Скажите, ну вот как тут можно в дев-чёнку не кончить??! Когда ты уже не можешь не чувствовать, что она своей невыносимейшей нежностью забирает тебя с каждой секундой всё сильнее и сильнее: Чувствуешь, что она пытается дать понять тебе сейчас своей писечкой, как же она тебя, детка, чисто-чисто прямо так вот любит-то!!!
Так же именно чисто и нежненько, как и её развернувшиеся вот эти вот лепесточечки, что имеются на её вывернутой юненькой промежности, гуляют сейчас своим влажненьким всем-всем вот этим вот мясом по твоему тугому органу!!! И всё это прямо средь бела дня, в постели твоих предков!!!
На лице этой Сказки солнце, она стесняется открыть глаза, стонет, мотая головой, а ты же вво-дишь ей каждый раз, не задумываясь, свой дьявольски могучий хуинище аж прямо глубоко-глубоко вот именно в матку, продираешь её, бедненькую, аж прямо уже до чего-то немыслимого, и чувствуешь, чувствуешь вот уже, что эта белокуренькая прелесть под тобой, по-пре-жнему в одной белой туфельке на одной из своих наипрекраснейших таких ножек, чувствуешь, как она, зачаровывая тебя своими юнень-кими пухленькими грудками, этими розоватыми на них сосочками, своими наинежнейшими и безумно аппетитненькими такими вот, разд-винутыми бёдрышками под твоими плечами, принимается вот уже из самой прямо девчячьей своей матки делаться для тебя с каждым мгновеньем всё слаще!
Слаще!!! Бля-а-а-а-адь: И тут я уже ничё не соображал!!! Понимая только лишь одно, что я буду сейчас в Вику кончать, и кончать уже второй раз за сегодня, дико желая, чтобы этот оргазм, добытый мной повторно именно вот из её вертлявого и безу-мно нежного девчёночьего тела, был бы даже ещё и в тысячу раз слаще предыдущего, я упал, господи, упал прямо на разложенную подо мной девчёнку, с той целью чтобы накрыть бы снова побыстрее её наикрасивейший горячий рот.
Так как коленочки её растащенные ока-зались вместе с ей наипрелестнейшими такими ножками, пускай хоть даже и в одной там туфельке, но возле самых-самых аж прямо её, разбросанных по постели, волос, Принцесса, как вы наверное уже и догадываетесь, с приподнятой вот так вот промежностью, да ещё и через свой горячий рот, приняла меня в расплавленную и наинежнейшую влагу своей невообразимо юной ещё такой вот пиздятиночки аж прямо всего-всего, по-уши, аж прямо вот чуть ли — чуть ли не вместе с яйцами, аж прямо, ну вот чуть ли не до хруста подо всей этой обна-жённой такой влагой!!!
И это я так загрузился сейчас в пизду той самой именно соплячки, что всегда сводила меня с ума!!! Что бывало снилась мне, детка, в моих радужных снах!!! Ка-а-а-ак она пошла в этот свежий и новый наш поцелуй, в этот второй уже в нашей жизни с ней поцелуй, когда в невыносимейшем сладострастии мой, и без того тугой-тугой такой вот, членище, засаженный ей, детке, в письку аж прямо вот именно уже чуть ли не до хрящичка, аж прямо уже, ну вот чуть ли — чуть ли не до самой прямо этой твёрдой такой вот косточки подо всей этой горячей влагой, когда он принялся у неё в матке, готовясь к своему новому семяизверженью, аж прямо ещё и набухать!!! Поднатуживаться!!! Там, где набухать ему в тайнах такой вот тонкой и хрупкой девчёнки было уже просто негде!
Конкретно негде!!! И, понимая, что деваться нам уже просто от этого некуда, от того, что мы так вот конкретно и основательно принадлежим друг другу, мы только лишь пошли посильнее друг-дружке в рот!!! Бля-а-а-а-адь: Э-э-это было что-то!!! Казалось более сильного оргазма, чем тот, что сейчас будет, когда я уже понимал, что моя горячая сперма пойдёт уже через мгновенье этой невыносимо сладкой Вике прямо в тугие-ту-гие такие вот именно её кишки, прямо вовнутрь её девчёночьей самой матки, а у меня же, ей богу, такое ощущенье, что прямо вот именно ей куда-то там под сердце, да слаще оргазма я ещё никогда-никогда в жизни ни с одной девушкой и даже с девчёнкой не испытывал!!!
Представляете, как нужно было её всю-всю для этого прочувств овать?!! Для достиженья такого вот наисладчайшего по своей силе оргаз-ма! В натуре, вылезти у неё, у детки, аж прямо уже, ну вот чуть ли — чуть ли там не из ушей!!! И всё это я умудрился опять же прочувство-вать через её взволнованный, горячий и жадный рот!!! Вот: вот тебе и не хотела она, сладенькая такая моя, со мной тогда на кухне цело-ваться! Просто хотела, чтобы если уж целоваться, то чтобы моя сперма проходила бы ей в эти одурманивающие и невыносимо сладкие такие мгновенья прямо-прямо вот именно в кишки!!!
Чтобы она чувствовала бы, что она идёт ей горячими толчками аж прямо глубоко- глубоко вот именно в матку!!! Чтобы она могла бы понимать в эти мгновенья, что она вся-вся-вся, до наипоследнейшей девчячьей своей клеточки, моя!!! И больше ничьей так не была! Не успела ещё просто в своих четырнадцать лет!!! И слава богу! И не будет теперь!!! Нико-му её, такую сладкую, не отдам!!!
Бо-о-о-о-оже: ка-а-а-ак она пошла мне в рот, уже поняв, что спасенье от всего этого, от всей этой необузданной и дикой страсти, можно найти только лишь в ней же самой, в этой дикой именно такой страсти, когда почувствовала, что мой член продрал её, набухая, до чего-то такого, до чего её вот, как юную девчёнку, ещё, ну вот точно продирать было никак-никак нельзя, и делая, в награду за это, за мою смелость, моё, добытое у неё из под сердца, сладострастие просто уже, ну вот дьявольским таким, невы-носимым!!! Когда я с ума просто сошёл, что можно было прочувствовать так вот полно своей её вот, четырнадцатилетнюю девчёнку!!! Когда она стала неразрывной частью моего организма!!! Через её жадный горячий рот пошёл ей в матку весь-весь-весь вот прямо — весь!!!
Кака-а-а-ая она сладкая!!! Ещё, детка! Ещё маленько: Вытерпи же, милая!!! Бля-а-а-а-а-адь: Казалось мой хуинище разорвался прямо под её тёплым и тугим-тугим таким вот сердцем!!! Когда я был у неё в пизде, в расплавленной всей этой влаге, аж прямо вот именно до хруста, а во рту, в такой же горячей всей влаге, аж прямо вот именно до умопомраченья!!! Принцесса, бедненькая, даже и дёрнуться-то не могла!!! Единственное, что она могла дать мне, детка, почувствовать в этой вспышке одуреннейшего, просто фантастического такого, по своим ощущеньям, сладострастия, что моей сперме идти в неё конкретно прямо так вот некуда!!!
Всё в ней, в такой вот хрупкой и тонень-кой, и вывернутой наизнанку, переполнено на данный момент только лишь одним — моим содрогнувшимся в ней членищем!!! Но так как эта первая порция моей горячей и густой спермы уже пошла всё ж таки из меня и остаться во мне, хоть ты умри, уже никак-никак абсолю-тно не могла, Принцесса поняла в поцелуе, что ей, детке, придётся всё же постараться! Ведь она же девчёнка, чёрт возьми!!! Хоть даже и молодая, но истинная уже, тем не менее, девушка!!!
А-а-ай: како-о-о-ой это был кайф, когда, целуемая мной, эта невыносимо красивая соплячка четырнадцати лет дала мне прямо через рот опять же почувствовать, как эта первая порция моей густой-густой, мутной, настояв-шейся такой спермы, добавляясь к той, что в ней уже была, когда она дала мне почувствовать, что эта сверх-сверх мощная такая струя моей обжигающе-горячей всей этой жидкости, доказывая всей вселенной, что она принадлежит уже именно вот её юному организму, она пошла ей, переборов тёплую всю-всю эту тугость, тё-ё-ё-ёпленько прямо так вот, а-а-ай: как будто бы она, детка, и в самом деле уже была моей женой, — и прямо аж глубоко-глубоко вот именно ей в матку!!!
Так именно глубоко, как ей туда в её короткой девчячьей жизни ещё никто-никто до меня не кончал!!! Я был первый сейчас! Открытым, жадным, горячим своим ртом она давала мне понять, что именно вот первый!!! Когда дала мне почувствовать, что моя сперма пошла ей в тугие-тугие и в тёплые, в девчячьи вот именно её кишки!!! Когда из-за всей этой тёплой тугости у меня было ощущенье, что она пошла ей прямо под сердце!!! Под её наичестнейшее, юное, благородное сердце Принцессы!!!
Ка-а-айф был просто неимовернейший!!! Но, что самое-то главное, тут же ей в эту тёплую, перегруженную тугость, такое ощущенье, что прямо изнутри, — и ей в рот, пошла ещё одна такая же мощная и насыщенная струя!!! И, не давая ей, сладкой, пере-дыху, тут же ещё! И ещё!!! И, не останавливаясь, ещё!!! Бля-а-а-а-адь: весь растворился в Принцессе!!! Та-а-ак её, деточку, всю-всю прочувствовал полностью и до конца своей, что вот теперь-то она, моя сладенькая, никакой уже абсолютно из себя загадки не представ-ляла!!!
Словно бы понимая, маленькая моя, как же я об ней страдал-то, когда она по несправедливости вся-вся была Вовкиной, давая мне понять в эти мгновенья, что она всё же не его, а именно вот вся-вся прямо и до последнего моя, моя сладкая девочка даёт мне чувствовать, как моя горячая сперма, через её горячий такой же рот, идёт ей сейчас прямо средь бела дня, в этом солнечном ослепляющем свете, прямо на постели моих предков, и: прямо глубоко-глубоко вот именно ей под сердце!!! А если и не под сердце, чёрт возьми, то прямо прями-ком ей в матку!!!
Прямо в тугие-тугие и в тёплые её кишки: Потому что я так одурел от того, что она сегодня наконец-то моя, что изыс-кал способ, вот так вот, через подушку, загрузиться в наинежнейшую всю-всю эту влагу её молоденькой принцессиной писечки, загрузить-ся ей в пиздятиночку, прости меня за это господи, аж прямо, ну вот чуть ли — чуть ли не вместе с яйцами!!! Чтобы, если уж мне и дано такое счастье, то чтобы быть бы в ней вот, в Принцессе, всему — всему бы вот прямо, по-уши!!! Ка-а-ак я ей, детке, влупил в этом поце-луе!!! Мозги аж лезут из ушей от её, от принцессиной именно, нежности!!!
Которая тем пацанам, которые сосали её, ещё тринадцатилет-нюю дурочку, в тёмных подъездах, даже и присниться вообще не могла! А они были счастливы, что засосали так вот красивую девчёнку после кино, прижав её, бедненькую, башкою к стенке! Во-о-о-от: вот, как её надо чувствовать своей, вот как целовать, чтобы понять бы и насладиться тем, что она вся деточка, такая вот красивенькая, принадлежит тебе!!! Ка-а-ак я насладился тем, что она вся-вся моя!!! Кон-чая ей прямиком в матку!!! И мне по-херу, можно ли ей сюда кончать или нет??! Я кончаю в неё, в деточку!!! Так сладко-сладко прямо кончаю!!!
На исходе мне казалось, что я просто уже схожу с ума, когда, чувствуя, что мне нечем дышать, чувствуя, что я, через рот и через пизду, весь-весь поглощён и сожран заживо разложенной подо мной девчёнкой, я пошёл в неё, в сладкую, весь, настолько прямо весь-весь, что помутился аж рассудок, и Принцесса аж дёрнулась, бедняжечка, подо мной судорожно всем-всем телом, когда в последнем уже всплеске всего этого нечеловеческого, просто первобытного такого сладострастия, дала мне понять, что с честью, с высочайшей честью, порядочностью и с достоинством юной девушки, она даже и эту, и последнюю порцию моей горячей, расплавленной спермы, раз уж я так- так прямо, бедненький, того хотел, она приняла её, как и подобает юной Королеве Виктории, прямо аж глубоко-глубоко вот именно конк-ретно к себе в матку!!!
Да-да, дала мне понять, что место всей этой мутной такой "дряни", которая ещё лишь только сегодня утром так мешала мне жить, её достойное место — быть у неё в матке!!! Хотя она и понимала, что вся эта моя мутная такая жидкость уже давно бы могла оказаться в матке у Маринки, но она дала мне сейчас понять через свой взволнованный, горячий и жадный рот, что я не зря стара-тельно скапливал всё это в себе для неё целых долгих четверо суток, что она была просто, ну вот счастлива принять всё это обилие моей мутной и густой — пригустой такой спермы именно вот в свою девчёночью матку!!! В матку такой вот белокурой и голубоглазой, подраста-ющей Принцессы Вики!!! Будущей грозе всех-всех мужиков и пацанов.
Когда я оторвался от её горячего рта, и мы одновременным большим, жадным глотком в себя едва поделили, находящийся рядом с нами, воздух, когда я только лишь сейчас почувствовал, что оказывается сердце-то у меня в груди колотится со скоростью пятьсот ударов в минуту, — я уже понимал только одно, что буду любить Принцессу сейчас и дальше, и дальше, и дальше: Когда уже просто не понима-ешь, а что же с ней, интересно, можно делать-то и ещё, как если только не любить??? Голенькую и такую сладкую лапку: Тем более, что в своей-то наилюбимейшей позе, "кисочками", я ведь её ещё даже и не пробовал-то!!!
В той самой именно позе, которая так нравится большей половине мужского населения планеты Земля!!! И именно, наверное, потому, что лет так пять, десят тысяч тому назад, наши далёкие предки всех нас в такой лишь вот только позе, наверное, и заделывали! А кроме пойманных в реке раков, ничего в своей жизни ещё наверное больше и не видели-то!!!
Куда уж им было сравнить изящество и грациозность женщины с гибкостью кошки??! Когда у них не то, что кошек, а даже и домов-то, где их можно было бы держать, ещё пока что не было! Когда поймаешь понравившуюся тебе самку со своего племени, вывернешь её в дикой страсти перед собой и: И вот по земле гуляем уже мы с Викой, через много-много тысяч лет! О-о- о-очень, причём, приблагодарные тем нашим Предкам!!! Что могли ебать тех необъезженных диких самок так же дико-дико и страстно, как и я буду сейчас эту вот самую светловолосую, всю уже напроч обкультуренную и облагороженную прелестями современной цивили-зации!!!
— Викторьичка: Детка моя! Иди-ка сюда быстрей ко мне:
Бо-о-о-о-оже: да как же быстро-то и с удовольствием, вы б видели, девчёнка приняла передо мной нужную мне позу! И сама была не дурочка, — так уже всё-всё знала!!! Вот Вовчик натренировал подрастающее поколенье, так натренировал! Видно же, чёрт возьми, что зря-то время с ней не терял!!! Но, господи, ему-то всё конечно же можно простить!
Да ещё даже и спасибо сказать, что эта белокуренькая такая, "воспитанная" именно вот им, детка, ну так-так уж прямо послушно вытянула сейчас перед собой по постели свои тоненькие и хрупкие ручонки, уперевшись игрушечными своими пальчиками и, по-детски ещё жизнерадостным, беспечно весёлым, оранжевым таким вот именно маникюрчиком на длинненьких своих ноготочках в деревянную спинку от кровати, давая мне не то, чтобы там спиночкой, не то чтобы там остренькими вот этими вот своими такими лопаточками и, разбросанными по постели, светлыми волосами, а даже и этим беспечно-весёленьким таким вот своим маникюрчиком, давая понять, что передо мной сейчас уже, ну вот далеко-далеко не Марина!!! Ну вот явно же, что не Маринка, чёрт возьми!
А-ах: каки-и-ие бёдрышки! А!!! По которым я потянулся сейчас с жадностью своими грубы-ми мужскими ладонищами именно вот для того, чтобы, заученным уже прямо таким вот напроч рывком встороны, превратить бы уже в следующую секунду эту юную такую прелесть Принцессу в совершенно беспомощного и полностью уже прямо "готового такого вот к употребленью" лягушонка!!! С тоню-ю-ю-юсенькой, причём, аж прямо такой вот талией!!!
Не буду говорить, и так конечно же понятно, что ничего, кроме наслажденья, я и не испытал, пристроившись сзади и заправляя опять же этому безумно миленькому такому вот, разъе-хавшемуся и вывернутому передо мной буквально прямо наизнанку, белокуренькому такому лягушонку свой, ещё не успевший остыть, членище прямо вот именно в пизду!!!
И хотя Викторьичка, детка, будучи, ну вот очень-очень уж прямо гибкой и податливенькой такой девочкой, перестаралась конечно же маленько, вывернулась передо мной, ну вот просто черезчур-черезчур уж прямо, как сильно, но зато пизда у неё была уже полностью расплавленной от моей мутной, сочившейся у неё, откуда-то уже прямо из самой дырочки, спермы, и, повозившись совсем немного, из-за переусердствованья девчёнки, мне всё ж таки удалось втопить ей всё пальцами куда нужно, когда мой хуина уже вот прямо провалился снова в её горячее и нежное, и такое прямо изворотливое до одуренья девчёночье тело!!!
Закатился ей прямо под попочку, пойдя в её, переполненные спермой органы, как в топлёное вот прямо масло!!! И тут, прости меня опять же бог, я уже ничего не соображал!!!
Кроме того, конечно же, что мне на член пошла сейчас снова молодая разъехавшаяся девчёнка! Аппетитненькая, пухленькая мякоть на её наинежнейших ляжечках, где на их внутренней стороне девичья кожа настолько уж прямо нежна, что аж прямо как будто бы вот именно уже прямо сама забирает в себя с жадностью и с удовольствием твои, такие же жадные до неё, пальцы, именно она, эта мякоть на разъехавшихся, вот так вот широко-широко всторону, девчёночьих бёдрышках, она так полно даёт тебе понять, что перед тобой самочка, даёт такой дикий соблазн рвануть эту юную самочку, гибкую такую вот до опиздиненья девчёночку, к себе, что я не мог просто удержаться, да простит меня эта юная Принцесса, рванул её за растащенные бёдрышки так дико и жадно, и засадил, засадил ей, взвизгнувшей и рванувшейся, как вы и сами уже, наверное, понимаете, в одну секунду по самые-самые аж прямо вот именно кишки!!!
До отказа!!! Бля-а-а-а-адь: ка-а-ак я разъехавшейся этой Вике влупил, а!!! По самое-самое вот именно не могу ей, детке, засадил!!! До помутненья рассудка!!! О, господи, даже и не знаю, стоит ли объяснять, как же ты чувствуешь-то в такие мгновенья разъехавшуюся и вывернутую перед тобой наизнанку девчёнку?!!! Когда вопрёшь ей, такой вот вертлявенькой, гибкой и тоненькой, по самые-самые вот именно яйца, поражаясь тому, да почему ж ты раньше-то её, детку, так вот прочувствовать своей не мог??!!
Ещё месяц там назад или два, когда тебе, ну вот спасу нет, так-так уж прямо её, милую, хотелось!!! А вдул ей, влупил ей, белокурой этой бестии, вот так вот, по самые- самые вот именно кишки там, или даже по гланды, — и так всё-всё сразу же замечательно и просто вокруг!!!
Солнце, вот, на её светлых волосах, начало лета, и: такая — такая девочка у тебя сейчас на члене!!! Которая так прибавляет тебе, милая, любви к жизни! Ну вот просто до ужасающего, как всё просто! И не нужно её уже завоёвывать, она вот она — твоя!!! И так уже вся-вся твоя!!! Еби её, делай с ней, со сладенькой такой, всё-всё, что вот только прямо не захочешь!
И вот, взяв Викторьичку, как драгоценность, за её тонюсенькую талию, отмечая про себя, что она у неё, как ты там ни крути, всё же немного поуже, чем у моей Мариночки, я принимаюсь её с таким, ну вот с таким прямо удовольствием, детку, ебать! Охуительную такую вот девчатиночку, блондиночку, натуральненькую причём, такую вот тоненькую, гибкую до чёртиков, всю-всю вот так вот перед тобой по постели разъехавшуюся, — и всю-всю-всю её — привсю, такую сладенькую, до отказа, себе на член!!!
А хуинище у меня будь здоров! Аж гудит, запрыгивая в её горячее лоно по самые-самые аж прямо вот именно что ни на есть яйца!!!
— А!!! А! А-а-ай!!! Ма: а: а-а-амочка!!! — не может уже аж, припавшая грудью к постели, Вика, чувствуя, что с каждым очередным толчком под её разъехавшуюся и упругенькую такую вот попку, вся эта моя неуёмная мощь оказывается у ней вот, у хрупкой и тонкой, и изворотливой такой девчёнки, хоть даже пускай там и у Принцессы, но прямо аж глубоко-глубоко вот именно где-то в самой матке!!!
Бля-а-а-а-адь: какой ка-а-айф: чувствовать эту разгорячённенькую уже такую вот донельзя Викторьичку прямо вот именно из её, переполненных до отказа спермой, кишочков!!! А-ай: кака-а-ая ж она сладкая-то, ссучка!!! Как меня заводят эти остренькие такие вот её лопатки, плечики, не говоря уже, конечно же, и про талию! Да одни даже только волосы её вот эти вот белокурые и блядские, искрящиеся от солнца, чего стоят!!!
О, чёрт, сам даже не заметил, как намочил свой палец спермой, что в таком обилии была вокруг её сладкой дыроч-ки, и тут же этот указательный свой палец на левой руке чуть-чуть так вот выше, прямо в эту вот сморщенную и чуть коричневатую точе-чку её ануса, — так до безумия полно было пониманье того, что передо мной извивается сейчас натуральнейшая самка!!! И ты подсозна-тельно где-то понимаешь, что должен отьебать сейчас эту охуительную самку, — мечту всей своей жизни, так, как её ещё никто-никто никогда не ебал, как её и в жизни-то никто и никогда ебать потом не будет, чтоб она, милая, уже, ну вот никуда-никуда бы потом не могла бы от тебя дется!!! Когда ты понимаешь, что и сам уже просто без неё потом не сможешь!
— А: А!!! А-ай!!! Серё-о-оженька: Нет!!! — рванулась аж бедная Вика, будучи ещё совсем-совсем, прости господи, малолеткой, когда я не подрасчитал плотности её дырочки, и всё это тугое-тугое прямо такое вот мясо её анального отверстия продрало аж прямо нечаянно по моему ногтю, когда, смоченное моей спермой, оно обволакивало, обволакивало вот всё же собой, с чертовски сладким таким усилием, кончик моего, обнаглевшего в конец, пальца:
— Викушечка, дорогая, не-е-ет уж: иди же, иди-ка сюда ко мне, моя сладенькая детка!!!
И эта "сладенькая детка" та-а-ак жадно потащила под себя подушку своими тонкими ручонками, прямо себе под живот, чтоб ей было бы поудобнее вывернуться и подставить мне, как я того хочу, все-все свои девчячьи кишки, все внутренности, всё-всё-всё, что в ней, как в молодой девчёнке, могло и немогло вообще только быть!!! Это в то время, когда мой палец загрузился в её молодой, плотный и, ещё никем неразработанный, анус всего лишь только на одну фалангу!
И хотя так-так уж всё тут было туго и плотненько, он вот пошёл поти-хонечку, не останавливаясь, в попочку Принцессы и дальше!!! Да-а-а: и видимо, по сравненью с этим, мой членище сейчас у неё в матке был уже совсем-совсем ничем, если она в эти мгновенья аж завизжала, бедняжка, и пошла, пошла, дёрнувшись и ещё раз взвизгнув, как дикая кошка, по белой простыне своими абалденными, охуительными аж прямо такими вот, оранжевыми вот этими вот ногтями, собирая и скомкывая под себя эту простынь в один сплошной комок!
Когда она, детка, уже ничего, похоже, тоже не соображала!!! Да-а-а: думала ли она, бедненькая, что будет так сегодня ебаться?!! И с кем??! Подумать только! Со мной! Именно вот со мной!!! Которому от неё вот, от невыносимо юной и наикрасивейшей Принцессы, понадобятся, как от самки, все-все её натуральные такие вот прямо, как они и есть, киш-ки и внутренности!!! Всё-всё от неё, как от девчёнки, ему понадобится! Вместе со всей прямо этой её врождённой такой изворотливостью, которая у неё в крови, и из-за которой его могучий член, то есть, мой, засел у неё сейчас, так вот основательно и фундаментально, где-то аж прямо вот именно в самой матке!!!
А-а-аай!!! Ка-а-а-ак я пошёл ей в кишки своим пальцем, принявшись ебать её ещё и членом, чувствуя при этом своей эту Викторьич-ку так, как если бы она, детка, была бы неотъемлемой частью моего мужского организма!!! Но только всё же именно вот женской его час-тью, его половинкой: Которой та-а-ак, ну так уж прямо ему всегда не хватало!!! Нет, то, что было у нас с Маринкой, — это была полней-шая херня: Хотя: спасибо ей в общем-то большое за длительные и изнурительные тренировки! За то, что я хотя бы уже знал сейчас, что же мне в данный-то момент с этой юненькой такой вот Принцессою делать-то?! Как выжать из её вертлявого девчёночьего тела всё!!!
— А-а-ай!!! Серё-о-о: О!!! О!!! О-о-оженька: Не на-адо!!! — как-то судорожно аж прямо так задёргалась Принцесса, уже перед тем почти, как мой указательный палец зашёл в её анальное отверстие полностью, давая мне просто необыкновенно как остро чувствовать, что передо мною сейчас самка и возбуждая меня тем самым просто дико как!!!
И вот, ощущая необыкновенно полно всё-всё внутреннее устройство этой юной самочки, чувствуя, что мой тугой фаллос у неё внутри ходит под тоненькой прямо такой вот плёночкой, что разделяет у неё, оказывается, кишечник от влагалища, а сейчас же мой член от моего пальца, которые тут вот, совсем-совсем уж прямо так вот друг от дружки рядышком, только мой членище заходит ей там вот, вглубине, в матку, а мой наглый палец в неизведанные тайны её наисладчайшей такой вот, разъехавшейся девчячьей попочки, чтобы да-вать бы мне чувствовать Принцессу своей оттуда, откуда её ещё конкретно никто-никто и никогда своей не чувствовал, а уж у пальца-то чувствительность.
Как вы и сами понимаете, ещё даже и в сто раз выше, потому что мы с раннего детства приучены познавать весь мир на ощупь, дай бы нам только лишь всё пощупать и потрогать, даже и девочку вот изнутри, какая ж она, интересно, есть-то вся-вся на ощупь там вот, глубоко-глубоко прямо в своей сладкой попке, а-а-ай: так вот, когда я всё ж таки не пожалел эту юную Вику и ввёл ей, детке, в тёпленькую тугость свой палец полностью, до отказа, она словно бы взбесилась!!!
Когда, всаживая свой перевозбуждённый хуинище в расплавленную влагу её юной девчёночьей пизды до отказа, аж прямо по самые-самые что ни на есть вот именно яйца, ещё даже и глубо-ко — приглубоко куда-то там под свой палец, я чувствовал своей девчёнку так, что аж дыханье в груди перепирало!!! Теперь-то уж я отчёт-ливо чувствовал, что ебу её, вывернутую, прямо в расплавленные и в тугие-тугие именно такие вот по-прежнему девчёночьи её кишки!!! И дураку было понятно, особенно по её пискам и визгам, что уж она-то, деточка, ощущает меня сейчас в себе, ну вот ничуть-ничуть не хуже прямо моего!!!
И уж она-то отчётливо понимала, что мой перевозбуждённый до крайности, просто огромаднейший, тугой — притугой такой вот членище заходит ей вовсе вот даже и не в кишки, где находится мой палец, а в самое-самое наиприсокровеннейшее, что есть только вообще в её изворотливеньком, гибком, тоненьком и вертлявеньком таком до одуренья девчёночьем теле!!! О, господи, ну конечно же, глубоко-глубоко вот именно в матку он ей, бедненькой, заходит!!! И Принцесса, при такой вот невыносимейшей откровенности, как-то странно так вдруг притихла: Напряглась только лишь очень, детка! Когда я видел, в тоже время, с какой же дикой и нестерпимой жадно-стью пошли её милые, морковного цвета ноготочки на растопыренных её пальчиках по, измятой и изрытой уже вхлам, постели моих предков!!!
Господи, а ведь я, дурак, эту плёночку, тонюсенькую и притонюсенькую, скользскую эту плёночку, под которой отчётливо ходил сейчас в её молодом теле мой член, я ведь её принялся ещё и мелко-мелко, быстро так вот растирать, словно бы дрочить прямо своим обнаглевшим вконец пальцем, уже и сам понимая, что творю с девчёнкою что-то почти уже, ну вот никак-никак невозможное! Уже понимаю ведь, что и нельзя же с ней так уж сильно-то вот прямо играть-то, а, с такой бесценной, трепетной, нежной и живой игруш-кой, — и не могу остановиться!!! Понимаю, понимаю ведь, что довожу бедную девчёнку до исступленья, — и мне так дико хочется этого!!!
Бля-а-а-а-а… Ка-а-ак она, детка, рванулась!!! И хоть я был к этому готов уже, ждал этого, но всё равно, всё равно импульсивный толчок, почти удар её юного, разъехавшегося над подушкой тела, которая была у неё прямо под животом, застал меня врасплох!!! Потому что, до этой секунды я всё ещё не мог никак поверить в то, что Принцесса могла бы от меня кончить!!! Если бы она кончала от Вовчика, то тот, честное слово, мне об этом сказал бы, потому что я не раз рассказывал ему про то, как кончает от меня моя Маринка! Ка-а-ак я по-шёл в девчёнку!!! В это милое мне до ужаса девчячье всё само её существо!!! Уже когда она, крошка, пульсировала, билась в мелких судорогах у меня на члене, и на пальце конечно же тоже, и я чувствовал отчётливо, что эта пульсация идёт у неё, у сладенькой у моей, аж прямо вот именно откуда-то из самой, казалось бы, матки!!!
— М-м-м-м-м: — мычит сдавленно, уткнувшаяся лицом в постель, бедная Вика, ещё не до конца наверное и сама осознавая, что же с ней происходит-то, что это просто страсть вырвалась наконец-то из неё наружу, а я так, та-а-ак её, сладкую, прочувствовал, так пошёл прямо в неё весь, в содрогающуюся и бьющуюся, в вертлявую в такую вот, в тонкую, в гибкую, в эти волосы, в плечики, в лопаточки, в тонюсенькую эту, вывернутую талию, так сошёл конкретно с ума от того, что она — девчёнка, и я чувствую эту милую прелесть прямо из пульсирующей её матки, что дальше, клянусь, во всё наростающем и наростающем сладострастии, я уже ничего не соображал, — мои моз-ги на ней заклинило просто напроч!!!
В следующую секунду разъехавшиеся викины бёдрышки очутились у меня в руках!!! Нет, не просто у меня в руках! Они вошли в мои жадные пальцы всей той своей подростковой, пухленькой такой мякотью, что имелась на их внутренних сторонах, с дикой силой!!! Всем-всем прямо весом самой девчёнки!!! Растащил её, как, блядь, лягушку!!! Вот как лягушонка прямо!!! Держа, вывернутую наизнанку, и всю-всю содрогающуюся, за растащенные бёдрышки у себя в руках, притянув её всю к себе, пошёл своим набухающим членом ей в мат-ку весь прямо — весь!!! Бля-а-а-а-адь: такого дикого сладострастия и в жизни, клянусь, не испытывал!!! Когда я понимал и видел, что добыл его и на этот раз из тела той самой девчёнки, прочувствовать вот так вот свой набухающий хуина в пульсирующей матке которой, я ещё несколько дней тому назад даже и мечтать не смел!!! У той самой симпатяшки Виктории!!! Которая от меня сейчас, детка, кончает! И кончает-то, по всей видимости, первый раз в жизни!!!
Если только она не экспериментировала конечно же где-нибудь там тайком в ван-ной комнате под струёй душа?!! Будучи ещё любопытной и любознательной соплячкой! Но я довёл, довёл всё ж таки девчёнку до оргазма, и она, в благодарность за это, таким меня сладострастием, детка, в свою очередь, наполнила, что казалось, вместе с койкой все шесть эта-жей подо мной начали рушиться куда-то в пропасть и в неизбежность, когда на моём, на седьмом, я рванул, рванул, растащенную мной за бёдрышки, Принцессу всю-всю-всю, как только мог, к себе, зашёл в горячую и в расплавленную её пизду, так, что рассудок помутился, и, когда она, деточка, уже перестала всё же дёргаться и биться, мой хуинище, уже в моём именно дьявольском сладострастии, разорвался у неё, как противотанковая граната, где-то аж прямо вот именно в самой матке!!! Бо-о-о-о-оже: ка-а-а-а-ак я ей туда кончал!!!
Казалось, первая струя пошла ей, наизнанку вывернутой, прямо куда-то в мозги!!! Когда у неё в матке так ещё всё-всё сейчас было перевозбуждено прямо и открыто, я так, та-а-ак её, детку, прочувствовал, что казалось моя расплавленная, горячая, мутная сперма пошла ей прямо куда-то там в саму подкорку её девчячьего головного мозга!!! Делая моё сладострастие тем самым просто диким таким, невыносимым, — и прямо в её расплавленные, обнажённые девчёночьи мозги!!! Бедняга аж дёрнулась опять вся-вся, будто бы ей в матку пошла сейчас не моя горя-чая сперма, а расплавленный какой-то там свинец, но насадив её разодранное девчёночье тело за растащенные, вот так вот широко-широ-ко встороны, бёдрышки себе на член всё-всё полностью, до отказа, я вот уже чувствую в озвереннейшем сладострастии, как отправилась ей в мозги ещё одна струя, и тут же, не останавливаясь, ещё! И ещё!!!
И всё это прёт из меня этой юной Королеве прямо аж глубоко-глубо-ко вот именно в матку!!! В кишки!!! Да-да, прямо вот так вот по-натуральному куда-то там ей именно вот в кишки!!! Потому что она была обыкновенной, о господи, девчёнкою!!! Хоть и бесподобнейше красивой, но ведь девчёнка же! Господи!!! И я кончал в неё и на этот раз так сладко, что аж рассудок помутился!!! Чувствовал, что моя свежая сперма, в доказательство того, что она вся-вся-вся моя, идёт ей туги-ми толчками прямо прямиком в матку!!!
Такое ощущенье, что, и в самом деле, именно вот прямо ей в мозги!!! И когда я уже почувство-вал, что сейчас будет всему этому конец, моему торжеству обладанья над такой вот безумно ещё юной и обворожительной Принцессой, которая сейчас, растащенная мной вот так вот навесу, за бёдрышки, была похожа просто лишь на беспомощного какого-то там, белокурого лягушонка, по-прежнему в одной белой туфельке и устелившего всю постель вокруг своими одуреннейшими волосами, я, уже насажен-ную, представляете себе, до отказа всю-всю на меня насаженную.
Рванул вдруг в дикой страсти взвизгнувшую Викторьичку всю-всю-всю вот прямо, как только мог, сладенькую такую мою её рыбку, к себе, почувствовал, как у неё в пиздятинке, аж прямо что-то хрустнуло от моего дикого и неудержимого желанья, вылезт и у неё, у такой невыносимейше сладкой, аж прямо, ну вот чуть ли — чуть ли не из ушей, и когда весь-весь мир вместе со мной удовлетворённо понял, что взять от девчёнки — принцессы большего уже невозможно, что даже и пос-ледняя порция моей горячей спермы прошла ей, как я дико того и желал, прямо вот именно куда-то там в мозги, вертлявое её тело нако-нец-то меня отпустило, вернуло, чёрт возьми, в реальность всего происходящего: А в реальности всё было именно так. Отпущенная мной, она просто упала безжизненно лицом вниз на залитую солнцем и перебуро-бленную всю кровать (по которой, будто бы целый полк прошёлся), уткнувшись лицом в свою же собственную, неловко как-то так вот заброшенную наверх, руку, когда у меня было ощущенье того, что это голое наикрасивейшее девчёночье тело с его, искрящимися на солнце, белокурыми волосами, — это просто гимн начинающемуся лету!!!
Которое будет, конечно же, просто бесподобным!!! Стало так тихо, что, казалось бы, мы остались одни во всей вселенной! Я, она и это Солнце!!! И было так хорошо быть вот так вот, втроём, что лучше и не бывает! Как будто бы там, внизу, за окном, и нет никакой людской суеты: Как будто бы, кроме голой девчёнки рядом, вообще никого и ничего в мире больше нету!!! Когда я протянул руку и осторожно тронул её за плечо, она аж вздрогнула… Повернула ко мне лицо и: рассмеялась, паразитка!!! Боже, така-а-ая красивая!!!
Красивее, чем сейчас, я её не видел ещё ни разу! Ка-а-ак обворажи-вающе красиво она всё же смеялась! И смотрела при этом на меня. Очень-очень молодая голубоглазая Принцесса: А как искрились, вы б видели, её глаза!!! А потом, лёжа на животе, уткнувшись по-прежнему щекой себе в руку, вскинула на меня снова, вот так вот исподнизу, свои огромаднейшие такие вот глазищи, закусила в лукавой улыбке губы и смотрит, смотрит: Смотрит, детка! И улыбается:
— Я знала, что я буду твоей: — вдруг прошептали едва слышно, очень-очень тихо так, эти красивые губы. — Мне всё это приснилось во сне: Ещё давно. Всё то, что у нас сейчас было.
— Правда?
— У-угу: — продолжая улыбаться, кивнула она мне, казалось бы, одними лишь вот только своими глазами, но так искренне и так, как- то уж совсем-совсем ещё по-детски прямо так вот, убедительно, что словно бы боялась, что я ей не поверю.
И тут, понимая, что я так не хотел бы, чтобы эти мгновенья когда-нибудь бы кончались, понимая, что я весь нахожусь во власти её красоты, когда она, такая вот растрёпанная и взлохмаченная вся от секса, и с сияющими от счастья глазами, по-особенному уж вся, детка, прелестна, я просто не смог не протянуть к ней руку, тем более, что и тянуться-то никуда далеко не нужно было, она была вот она, вся-вся рядом, и не коснуться этих милых губ, которые заулыбались при этом ещё сильнее.
Чтобы убедиться как бы, что вот это вот всё не есть сон, что та, которая и самому мне когда-то снилась, сейчас вот она, вся голая рядом со мной! Очаровательнейшая Сказка!!! И при этом ты можешь любить её ещё и ещё, и ещё: А потом ещё даже и ещё!!! А потом и ещё: Захоти только этого. И всё это немедленно опять же будет! Вот под кончиками моих пальцев проходят эти тоненькие бровки, потом кончики этих длиннющих накрашенных ресниц, слегка при этом вот так вот подгибаясь: О, господи, как жаль, что не могу ещё потрогать всю эту, пугающую меня, синеву в её принизывающе чистых глазах!!! От которой у меня сейчас уже по телу мурашки не идут, как раньше, но это опять же лишь только потому, что я уже сде-лал этот шаг, я уже упал туда, в эту бездоннейшую и наисладчайшую пропасть, что даётся в мире далеко не каждому, и эти глаза мне уже такие прямо родные — природные!!!
— Ну: так может быть, ты всё-таки для меня старалась быть сегодня такой красивой? А?! Ну-ка, сознавайся, проказница!
— Ы-ы: Я в этом никогда не сознаюсь! — смеётся, лежащая рядом, девчёнка, — Делай со мной, что хочешь!!!
— Ну смотри! Сама же ведь напросилась!!!
— Угу: — кивает она и смеётся опять, паразитка, продолжая по-прежнему сводить меня с ума своими искрящимися от счастья глазами!
И дальше было опять то, что называется просто одним словом! Любовью!!! Начал с её нежнейшей груди, почувствовав, как она, детка, задрожала под моим жадным ртом: Дальше было всё хуже и хуже: Для меня. Потому что понял, что просто свихнусь сегодня! Ведь опять же буду сейчас её трахать! И опять поглотит меня всего своим наинежнейшим изворотливым девчёночьим телом!!!
Ведь без-жалостная же!!! Она не отпустит! Ни за что же тебя от себя никуда уже не отпустит!!! Пока не залюбит тебя так, чтобы ты уже и не сомне-вался бы, что весь-весь, дурачок, без остатка принадлежишь только ей!!! Взрослеющей Принцессе! Сила которой, — в её слабости: А самое грозное оружие которой, её глаза!!! Что там делали в это время Маринка с Вовчиком, меня совершенно не интересовало! Да я даже и не вспомнил-то про них ни разу, когда переходил от её вздымающейся груди, по нежному плечику, по шейке, по ушку, по этой золотой серёжке, по щёчке и: О, боже: Конечно же к губам! Тут-то и была моя погибель!!! Но я уже не боялся её. Наоборот, я так её хотел!!!
Погибнуть в страсти очаровательнейшей из принцесс!!! Сперва нежные прикосновенья. Наших губ! Просто лишь прикосновенья. Как будто бы мы обои не решались никак начать, уже чувствуя взволнованное дыханье друг-друга! Уже зная, что этот третий наш поцелуй, конечно же, никак не будет исключеньем и унесёт нас просто невообразимо, как далеко: В сладостную неизбежность! И так до тех пор, пока Викочка, детка, сама уже не приоткрыла посильнее свой нежный ротик и не попросила у меня этого поцелуя, как голодный вот прямо птенец!!!
Который так хотел меня сожрать: Всего!!! Своим открытым наипрелестнейшим во всём мире ротиком! Ну вот как я мог её, свою милую детку, не накормить собой, когда она ведь та-а-ак меня хотела!!! Уже, ну вот чуть ли — чуть ли не дрожала, бедненькая! Когда я понимал, что в награду за это, я ведь тоже заполучу её всю! И всё: На этом сознанье моё помутилось, когда я понимал и знал, и чувст-вовал уже, что так вот жадно и страстно пошёл в рот наикрасивейшей в мире молодой!
Принцессы!!! Она перевозбудилась в секунду, сама раскинула подо мной, пошире-пошире, согнутые в коленях, ноги, и: вся-вся потянулась ко мне, когда я в неё вошёл!!! Как будто бы не я в неё вошёл, а она в меня, молодое, гибкое и изворотливое Совершенство!!! Ка-а-ак мы любили друг-друга: Как я её чувствовал, — это даже и не описать словами!!!
На залитой солнцем постели два молодых тела опять слились в сплошной единый и неразрывный комок страсти!!! Просунул руки ей под попку и так прямо всю-всю её к себе притягивал, стараясь заходить в неё, в сладкую мою, как можно-мо-жно только поглубже! Переполнял её собой всю прямо, до отказа, пока уже не понял, что мне этого мало, что мне хочется вылезти у неё из самих её девчячьих прямо мозгов, из ушей!!! Буквально, как игрушку, заломил её под себя, молодую, гибкую, вертлявую, тонкую, когда её изумительные ножечки опять же оказались возле самых-самых аж прямо её белокурых, разбросанных по постели, волос, и, когда, приподнявшись над ней на руках, я уже видел, видел и любовался ей, какая ж невыносимейшая-то красота, закусив вот так вот губы и мотая головой, цепляет сейчас там, в невообразимейше сладкой глубине, по головке моего члена всем-всем этим!!! Уже расплавленным таким вот и напроч чувствительным! Перед тем уже, как я ввожу ей всё, детке, аж прямо глубоко-глубоко вот именно конкретно в матку!!!
Не-е-ет: будь это Маринка, я бы ебал её конечно же подольше: Но видя под собой Принцессу, понимая и чувствуя, что я проди-раю её своей перевозбуждённой до крайности мощью до чего-то аж прямо уже, ну вот немыслимого, так глубоко, как в неё, в милую, ещё никто-никто никогда не заходил, когда у неё в матке, после её оргазма, ещё так всё было открыто и я так, та-а-ак её чувствовал своей, что аж мозги расплавлялись от её необыкновеннейшей, принцессиной именно, нежности, так чувствовал, как же она, детка, и сама-то до край-ности перевозбуждена, что новый оргазм невидимой силы накатился на меня, как волна цунами, захлестнул всего-всего прямо, пошед-шим разливаться по моему телу, теплом: Бля-а-а-а-адь: Ка-а-ак в неё, в сладкую, вошёл!!!
В расплавленную всю эту такую вот, наи-нежнейшую и обнажённую влагу, что имелась на её очень молодой, вывернутой мне наизнанку, промежности, и аж прямо, ну вот чуть ли — чуть ли не вместе с яйцами!!! Викочка аж затряслась подо мной: Я почувствовал, как впились мне в спину её острые ногти! Похоже, она уже тоже плохо что соображала. Кроме того лишь только, что вся-вся принадлежит мне!!! Что мой хуинище пошёл набухать у неё аж прямо вот именно где-то в самой матке!!! О, бо-о-о-о-оже: похоже это было приближенье самого сладкого оргазма, который я с ней сегодня только испытывал!!! Который я вообще только когда либо в своей жизни испытывал!!!
Принцесса и тут оказалась на высоте! Она принялась делаться для меня из матки такой вся-вся сладкой, так и сама, чувствуется, потянулась вся-вся-вся ко мне, что у меня аж мозги переклинило напроч! Упал прямо опять же на неё, на детку, заломив её прелестненькие и раздвинутые ножечки на уровень самих же — са-мих же её плечей!!! Упал прямо в её светлые волосы, вдохнул в себя всей грудью их изысканный аромат, как могли лишь только пахнуть, наверное, первые весенние полевые цветы, и та-а-ак, так в неё, в милую свою, опять же пошёл, что казалось, толкнул её своим содрогнув-шимся фаллосом прямо под её честное и тугое девчёночье сердце!!!
Бо-о-о-о-о-оже… Э-э-это было что-то!!! Всё-всё, что во мне могло ещё только остаться, всё-всё, как же я её дико-то в эти мгновенья любил, всё пошло ей с неудержимым напором, мощно-мощно так и всёнасве-теутверждающе: — прямо под её тёплое сердце!!! При этом я словил такой кайф, так растворился весь-весь в принадлежащей мне без ос-татка девчёнке, что когда ей под сердце, а на самом же деле, глубоко-глубоко аж прямо в матку, пошла ещё одна струя моего дикого тако-го и горячего до неё желанья, я понял, понял наконец-то, что слаще неё ничего на свете-то уже и не бывает!!! Ка-а-ак в неё, в милую, кончал! Ка-а-ак прочувствовал её, деточку, всю-всю до последнего своей!!!
Казалось, чище и выше я ещё и в жизни-то своей сладострас-тия не испытывал, чем сейчас вот!!! Чувствуя, как моя горячая сперма идёт разложенной подо мной Викторьичке, за неимением места, — и прямо в тёплые, в тугие-тугие именно такие вот её кишки!!! Так уж доверительно, будто бы она, рыбка, и в самом деле уже моя жена, тё-ё-ё-ё-ёпленько прямо так вот — притёпленько, а-а-ай: — и прямо вот именно ей прямиком в матку!!! Весь прямо в неё, в детку, впёрся! С головой прямо!!! По-уши!!! Ушёл в неё весь-весь-весь, сходя по-настоящему с ума от того, что она вся моя!!! И тут я испытал с ней такое, чего у меня ещё никогда-никогда в жизни ни разу не было!!!
Когда я вообще впервые сейчас только вот узнал, что такое возможно! А может быть этого никогда уже и до самой смерти больше не будет?? Когда я, короче, пошёл в Вику с последним толчком, я так был ей, деточкой, перевозбуждён, так не хотел из неё, из сладкой из такой, уходить, когда моё сладострастие стало уже угасать, я так, так дико пошёл ей опять же всеми-всеми своими перевоспалёнными мозгами под сердце, что девчёнка это почувствовала, и опять, опять принялась делаться для меня из-под своего тёплого и наинежнейшего девчёночьего сердца невыносимейше сладкой!!! Ещё даже и невыносимей, чем это было только что!!! Только в этом повторном моём оргазме мой член уже не дёргался, не содрогался в ней, в моей сладкой, я выклады-вался ей туда, под её честное девчячье сердце, всеми-всеми уже аж прямо вот именно, как есть, своими мозгами!!!
И когда это чувство того, что она вся-вся моя, ощущенье наивысочайшего такого экстаза, стало опять же проходить, я замычал ей куда-то там в ухо, так в неё, в сладкую деточку свою, опять же пошёл, что бессильная, абсолютно напроч совершенно бессильная что либо там сделать, перед моей дикой страстью так вот именно сильно и дико ей обладать, милая Принцесса опять, опять же, пускай хоть там даже и на какую-то секунду, но вернула мне всё же, милая, это чистейшее и дикое такое сладострастие, добытое из-под её юного сердца!!! Делаясь для меня, уже конк-ретно в последний раз, в третий, такой снова фантастически и томительно-томительно аж прямо такой вот сладкой!!!
Когда я аж едва не сошёл с ума, выжимая ей последним усилием воли всего-всего себя самого прямо вот именно в матку!!! Э-э-это было нечто!!! И тут, не в силах и сама всего-всего этого выдержать, вместе с дикой болью её, пошедших по моей спине, ногтей, она, импульсивным толчком своего юного, разложенного подо мной, тела, она ударом пошла вся-вся-вся, моя сладкая детка, в меня:
Всё!!! Блядь! Хорош. Не могу больше такое вспоминать.
Подражание Кингу
Она встретила его в баре, куда зашла от нечего делать, было грустно и некуда деться от мыслей, которые не давали покоя. Это был мускулистый красавец, породистый, словно жеребец. Его черные, как вороново крыло волосы, волнами спускались на плечи. Желваки ходили ходуном под щетиной небритых щек. Белая майка только подчеркивала загар и красивое тело в меру накачанных мышц. Синие джинсы обтягивали узкий зад, подчеркнуто выделяя все то, что хотел выделить их хозяин. Он сидел за стойкой бара и изредка со скучающим видом, бросал взгляд на танцовщиц стрипшоу. Кейт подсела к нему и слегка дотронулась до красивой, будто точеной руки незнакомца. Он нехотя повернул голову и резанул синими лезвиями холодных глаз, отдернул руку, показывая, что его не интересует ее персона. Это оскорбило девушку, и она приняла вызов. Демонстративно она отвернулась от ледяного красавчика и завела задушевную беседу с соседом справа. Тот недвусмысленно дал понять, что хочет ее, а она давала ему шанс. Он как бы случайно коснулся ее ноги, но отдернул руку. Не встретив сопротивления, стал действовать смелей. Пока не надоел ей, Кейт с размаху влепила ему пощечину, и расплатившись с барменом, вышла на улицу.
Когда она подходила к машине, то услышала тяжелую поступь позади себя. Сильная рука легла ей на плечо и развернула ее, синеглазый красавец из бара стоял перед ней и улыбался. Не говоря ни слова, он притянул к себе девушку и прожился губами к ее губам, призывая к поцелую.
Кейт приоткрыла рот, пропуская его поцелуй, но как только губа незнакомца оказалась в зоне досягаемости, укусила ее. Он отпрянул, оттолкнув незнакомку, и рукой зажал ранку над верхней губой. Кейт не слова не говоря, села в машину и уехала.
Прошла неделя, а она не могла забыть его, все буквально валилось из рук. По ее вине фирма упустила выгодный контракт, и она впала в немилость перед начальством. Девушка еле дождалась следующего викенда. В субботу вечером она снова была в том же баре. Громкая музыка, дым сигарет, бильярдные столы и разгоряченные тела танцовщиц. Кейт заняла место за стойкой бара и принялась разглядывать публику, вдруг две тяжелые руки опустились на ее плечи. Жаркий рот поцеловал ее в шею, а томный густой бас прошептал в самое ухо: "Я хочу тебя". Девушка расслабилась, поддавшись поцелуям и сексуальному шепоту. Не оборачиваясь, она принимала его похотливые ласки. Неожиданно крепкие зубы ухватили ее за мочку уха и прокусили насквозь, потекла кровь, заливая белую блузку.
Кейт ухватилась за укушенное ухо и резко обернулась, черноволосый красавиц выходил из бара. Она поднялась и направилась следом за ним. Нагнала его уже у машины. Схватив его за руку, двумя руками Кейт с силой развернула наглеца и припечатала спиной к дверце фургончика. От неожиданности происходящего, незнакомец не сопротивлялся. Она впилась в его губы страстным, требовательным поцелуем, запустив руки под его майку и лаская красивое, гладкое тело. Он наконец опомнился и с силой обнял ее, отвечая на поцелуй с такой же искренней страстью. Незнакомец приподнял Кейт и донес до капота, не переставая целовать ее. Кейт чувствовала, как он завелся, и внутренне ликовала, ощущая силу власти над ним. Они слились в едином порыве любви и страсти. Все произошло быстро и было похоже на животный секс. Без прелюдий и игр. Кейт оттолкнула его от себя, потного и тяжело дышавшего и направилась к своей машине.
Она думала, что разочарована и насытилась им, но ошибалась и в следующий раз снова была в баре и все повторилось, как в первый раз. Кейт напрягал тот факт, что она как бы играет в игру по его правилам и она решила установить свои.
Ее черноволосый незнакомец снова был в баре, но вместо Кейт, пришел посыльный с ключом от гостиничного номера, гостиницы, что находилась неподалеку. Он все понял и пошел туда.
Кейт ждала, она сидела в темном номере отеля, и сомнения одолевали ее. Дверь со скрипом открылась, и он молча вошел внутрь. Молодая женщина обняла его в темноте. Незнакомец хотел обернуться, но она не позволила ему и он подчинился, принимая ее правила.
— Тебе нравится неизвестность? — Прошептала она в его ухо.
Нет, ей не нужен был ответ, его действия были красноречивее слов. Мужчина стоял не шелохнувшись.
— Ты любишь темноту? — С этим вопросом, Кейт завязала ему глаза черным шелковым шарфом, преодолев некоторое его сопротивление, но столь легкое, почти незаметное.
Взяв его за руку она повела его в другую комнату и кинула на кровать. Он упал на спину без сопротивления, подчиняясь ее правилам. Кейт начала расстегивать его рубашку, целуя оголившийся участок его тела, затем она положила руку на его штаны в районе ширинки и принялась гладить его член через плотную джинсовую ткань. Незнакомец вздохнул, и протянул руки, пытаясь найти ее.
— Нет, — прошептала Кейт, — убери руки, не сейчас.
Он послушно поднял их над головой, принимая безропотно ее ласки. А она расстегнула рубашку и начала облизывать его соски, нежно покусывая их.
— Тебе нравятся игры? — Оторвавшись, спросила она.
— Да, — выдохнул он, впервые ответив ей.
Кейт сняла один рукав его рубашки с одной руки и закрепила на его запястье браслет наручника, прикрепив другой браслет к железной спинке кровати. Он заволновался, но ее поцелуи заставили его успокоиться. Кейт проделала тоже самое с другой рукой незнакомца. Затем медленно расстегнула ширинку его джинсов и стянула их, он помог ей, приподняв таз. Женщина оставила штаны на его ногах, только лишь приспустив их.
— Ты любишь опасность? — Снова спросила она и провела ножницами по его груди. Незнакомец напрягся и попытался порвать наручники, но ничего не сказал, мышцы на его руках вздулись, а тело покрылось мурашками, от соприкосновения с холодным металлом.
— Ты испытывал когда-нибудь страх? — прошептала Кейт и разрезала его шорты по середине, выпустив его естество наружу. Она легла на незнакомца и провела ножницами по его щеке, он отвернулся, резко откинув голову, но женщина повернула ее к себе лицом, властным движением сильной руки и поцеловала. Его губы послушно открылись, пропуская ее язык, их дыхания слились воедино, а она почувствовала движение на своем животе, поняв, что разбудила его зверя, Кейт медленно оторвалась от его губ, а он потянулся за ней, но не позволили привязанные к железной спинке руки, и его голова опустилась на подушку.
— Тебе нравится, когда тебя контролируют? — прошептала Кейт, и мягко взяла его член в руку, она сжала его в своей ладони, заставив мужчину застонать, от нарастающего желания.
— Ты не против подчинения женщине? — снова задала она вопрос, не нуждающийся в ответе.
Мягкими сдавливаниями ладони она довела его до бешенства, мужчина хрипел от страсти, словно загнанный конь.
— Ты хочешь меня?
— Да, да, да — как эхо отозвался он, — я хочу тебя!
Кейт вскочила верхом и задала сразу же бешенный темп. Затем, когда "конь" уже не поспевал за ней, она замедлила ритм своего любовного танца, услышав его недовольный стон. Женщина распустила свои собранные в пучок длинные каштановые волосы и опустилась к нему на грудь, ухватив зубами его сосок, она сильно сдавила шишечку, заставив вскрикнуть незнакомца от боли и неожиданности, и снова задала темп, хлеща его своими волосами. Они кончили одновременно, сильным и продолжительным оргазмом. Он отключился от всего мирского младенческим сном, а она ушла, оставив его, забрав с собой наручники и ножницы.
Кейт больше не приходила в бар, не было времени, да и желания, все что хотела, она уже получила, большего ей было не нужно. Дни летели за днями, так прошел месяц.
Однажды когда она возвращалась домой из офиса, увидела своего незнакомца, он ждал ее, прислонившись спиной к фургончику.
— Я скучал по тебе, — произнес он. — А ты?
— Нет! — Ледяным тоном ответила Кейт.
Он попытался обнять ее, но она отстранилась, словно закрывшись в раковину
— Что я сделал? — насупившись, спросил незнакомец.
— Ничего, просто ты мне больше не нужен.
— Но ведь ты не знаешь меня, кто я, чем занимаюсь, — он был обескуражен.
— А зачем, мы просто трахались, не больше того, — она развернулась и хотела уйти.
Парень больно схватил ее за руку и притянул к себе, впившись в ее губы, но она не откликнулась на его поцелуй, оставаясь безучастной.
— Не поступай так со мной. — Попросил он, отклонившись от нее, — я тебя хочу и мечтаю о тебе день и ночь.
— Ты делаешь мне больно, — произнесла она, не делая попыток освободится.
— Извини, — он отдернул свои руки, словно обжегся, — я не хотел причинить тебе боль. Но ответь мне, почему ты так поступаешь со мной?
— Ты хочешь знать?
— Да!
— Там в баре, ты бросил мне вызов, и я приняла его, ты так посмотрел на меня, будто я пустое место. Ты отдернул от меня руку, будто я больная или уродина, поэтому я решила показать тебе, твое место.
— Ты показала, — он опустил голову, — теперь празднуешь победу?
— Нет, — спокойно сказала она, — просто продолжаю жить.
— И тебе все равно, что будет со мной? — Тихо спросил он.
— Да! — Ответила она и, повернувшись медленно пошла прочь, от незнакомца и грузовика.
— Вернись! — Тихо позвал он, — Пожалуйста, вернись.
Первые капли дождя упали на его щеки, смешавшись со слезами унижения и обиды, он запрыгнул в кабину своего грузовичка и понесся прочь из этого города, что бы скрыться в каком-нибудь далеком месте.
Он вошел в первый попавшийся бар и сел за стойку, его душила обида и злость, он заказал себе выпить.
— Ты любишь страдание? — прошептал до боли знакомый голос и две нежные руки, властно обвили его шею.
Поезд, купе
Отпуск заканчивался предстояло 3 дня трястись в поезде до дома и ничего не предвещало радости как вдруг, когда мы садились в свое купе, а ехало нас: два моих еще маленьких сына и я; так вот в купе уже сидела девушка, миниатюрная брюнетка с красивыми большими глазами, точнее ресницами которые во всей своей совокупности так привлекало взгляд, что и глаз не оторвать.
Перед глазами уже развивались всевозможные варианты развития событий и вот я уже держу ее за маленькую попу она обхватила меня своими ножками я трясусь и кончаю кончаю: Выйдя из оцепенения чувствуя жар и пот по спине, предельно осторожно, дабы не выглядеть неуклюже (в голове довершая свои фантазии) разложил вещи, постелил детям постель уже настало темно и перед сном поужинав, включил мультики под которые детки уснули. Попутчица достала пиво и предложила мне составить ей компанию, я естественно согласился, и выпив по бокалу завели беседу. На следующей станции вышел и еще прикупил холодненького т. к. об экономии сейчас и речи не было.
Я вернулся в купе мы много разговаривали и как оказалось она ехала к мужу и давно его не видела, я же, что тоже еду домой и не видел супругу три долгих месяца, будучи соратниками по несчастью мы как-то сблизились. Забравшись на вторую полку, продолжая беседу и чтоб не разбудить детей мы толи от усталости или от количества, выпитого уснули, по крайней мере я.
Утро проходило как обычно, кормил детей, играл с ними и пообедав включил детям мультики и, как и свойственно детям они погрузились в сон.
Я же в свою очередь закрыл окно оставив полумрак залез на верх где все еще спала моя попутчица и разделся: шишка стояла еще со вчерашних фантазий и как в забытье мечтая глядя на ее лежащей на соседней полке не заметил смену обстановки и вижу только соседка слезает вниз, задернув простынку я все же понимал "она все видела". Помню ее взгляд, каким она посмотрела на меня, доли секундным, но каким эротичным, искрящимся и непомерно желанным.
Дальше все происходило как будто ничего и не было, в глаза конечно старался не смотреть и отвлеченно играл с детками, но это пока не наступил вечер. Уложив детей и заранее прикупив пива я был уже инициатором застолья. Выпив нескольких бутылок мы пошли курить в тамбур, она весело смеялась и рассказывала всевозможные истории или анекдоты не важно я смотрел как завороженный, глаза ее блестели огнем мы по любому хотели одного.
Заходя потихоньку за ней в купе, она неожиданно оборачивается, обвивая мою шею своими руками, горячо целует и шепчет на ушко "возьми меня милый", я по инерции руками залезаю под кофточку и расстегиваю бюстгальтер, подымая руки к верху снимаю кофту, через голову, какие у нее длинные волосы. Как же она красива, грудь, прикрытая распущенными волосами. Как два молодожена мы боялись близости и хотели ее. Я старался не спешить и целовал ее нежно постепенно, вдыхая ее запах, рассматривая каждую частичку тела и не спешил раздевать, только перебравшись к ней на второй ярус я стянул брючки и кружевные трусики.
В ход пошло все, язык, пальцы и все мастерство накопленного годами опыта, я как никогда старался доставить удовольствие этому миниатюрному телу, приложил массу усилий, но увидев прекрасный, чистый бутон, еще нерожавший, нежно розовый, я припал, необыкновенно чувственный, его не надо было покусывать или пощипывать, посасывая кончики лепестков губами и касаясь язычком его я понимал ее сотрясает от прикосновений и я продолжал, за что был вознагражден тысячами поцелуев, ощущаемых на своем теле, мы любили. Перевернувшись, перевернулся весь мир, ощущения были настолько фантастическими, от каждого прикосновения ее язычка, ее сосочка к моему телу, я чувствовал каждый волосок, коснувшийся меня, это усиливало остроту моих ощущений, я вздрагивал и как мне казалось изгибался под ней.
Наступило утро, меня разбудила соседка и попросила помочь ей вынести вещи. Стоя на перроне она поцеловала меня и сказала "Когда у меня будут дети я постараюсь повторить это путешествие: ".
Я так и не спросил ее имя и даже не сказал свое, но точно знаю буду помнить ее всю жизнь.
Поздняя любовь
— Мама, к нам сегодня придет Сергей, я его пригласила. Посмотрит, как мы живем, с тобой познакомится. — Выбежала из своей комнаты Лиля, делая на бегу хвостик из волос.
— Что ж, по-моему, пора нам познакомиться с твоим ухажером. — Елена подхватила нагруженную продуктами сумку и прошла в кухню. Ее дочь встречалась с этим парнем уже с месяц. Познакомились, как сейчас часто происходит, на дискотеке. Дочь немного о нем рассказывала, никаких выводов сделать было еще нельзя, но что-то в этом Сергее настораживало Елену. Ее дочери только 16, а парню 18, но в нем чувствовалась какая-то взрослая заинтересованность Лилей.
В 17 часов тренькнул дверной звонок, и Лиля сломя голову бросилась открывать.
— Вот, мама, это Сергей! — Дочь восторженно представила высокого крепкого юношу. Был он не то чтобы красив, но по-мужски привлекателен. Особенно его мускулистые плечи и глаза с поволокой.
— Здравствуйте. — Вежливо наклонил голову Сергей, и под его неотрывным взглядом Елене стало неловко.
— Ребята, проходите в зал, побеседуйте, а я сейчас… у меня пирог вот-вот испечется.
Глядя на свою дочь и этого здорового парня, Елена подумала, что они совсем не пара, что ничего хорошего в отношениях ее дочери, еще совсем легкомысленной девчонки, и взрослого мужчины, каким ей показался Сергей, не будет. С необъяснимой тревогой она сидела на кухне, прислушиваясь к звукам, доносившимся из комнаты. Его голоса она почти не слышала, в основном щебетала Лиля. Заиграла музыка, и голосов не стало слышно совсем.
Елене было 35. Она рано вышла замуж, развелась сразу после рождения дочери. Как правило, ранние браки недолговечны. Ее молодой ненагулявшийся муж оказался не готовым к семейной жизни, да еще и к появлению ребенка в доме. Лена не стала терпеть его гулянки, и вскоре они разошлись. Конечно, мужчины в ее жизни были, но все мимолетные, а любви и страсти она так и не испытала. Теперь подрастала дочь, и все силы уходили на ее воспитание.
— Пожалуйста, к столу. — Неся вишневый пирог, весело произнесла Елена.
Ставя его на стол, она опять испытала чувство смущения и досады от этого под долгим взглядом юноши. "Да что ж это я, — подумала Елена, — я старше его на 17 лет, он мне в сыновья годится, он ведь еще тоже ребенок". Но волнение не проходило. Сергей говорил мало, зато Лиля трещала без умолку о каких-то мелочах. Юноша, казалось, не слушал ее, весь поглощенный своими мыслями, и время от времени бросал на Елену обжигающий взгляд. Долго так она вынести не смогла и ушла на кухню. Ей вспомнилось свое детство, как росла она, ничем не примечательная, но способная к знаниям. Мальчики не обращали на нее внимания, она всегда была затворницей дома, поэтому первый же обративший на нее внимание сокурсник ей показался воплощением всех идеалов, за которого, как в омут головой, она и вышла. За ней никто не ухаживал, на нее никто никогда не смотрел таким внимательным и долгим взглядом, она не чувствовала себя желанной женщиной, потому что желающих как-то у нее не было.
Вскоре она услышала шум в прихожей и вышла.
— Уже уходите? — Спросила Елена, глядя на одевающегося Сергея.
— Да, спасибо за все, за вкусный пирог. — Улыбка его была приятной, и вот такой улыбающийся, он вполне выглядел совсем мальчишкой.
Так иногда Сергей стал наведываться к ним в гости. Всегда происходило по одинаковому сценарию… Елена немного разговаривала с ним и под благовидным предлогом исчезала, оставив "детей" одних.
Однажды, вернувшись поздно с работы, зайдя в темную квартиру, Елена, решив, что дочери нет дома, тихо села на стул в коридоре и устало закрыла глаза… ей выдался трудный день. Внезапно она услышала приглушенные звуки из зала, шепот, возню. Она вошла в комнату и включила свет. Два лица — перепуганное — ее дочери и возбужденное — Сергея — повернулись к ней. Лиля была полураздета, а лицо Сергея просто горело от запала. Растерявшись, Елена быстро вышла, оставив гореть свет. Она не хотела мешать дочери испытать чувство влюбленности, но допустить физической близости с мужчиной она не могла позволить. По крайней мере, не на глазах и не в ее квартире. Конечно, рано или поздно это бы случилось — Лиля уже не маленькая, — но от незнания, как дальше вести себя с дочерью после этого, Елена бессознательно бы препятствовала переходу к такой "взрослой" любви для своей дочери.
Шаги в коридоре, хлопнула дверь. Сергей ушел. Лиля закрылась в своей комнате, смущенная не меньше матери.
На следующий день, в субботу, Лиля куда-то ушла с утра, не поговорив с матерью. Елена тоже не хотела никакого разговора и осталась дома. Зазвонил телефон. Она взяла трубку.
— Здравствуйте. — Бархатно прозвучал голос Сергея.
— Здравствуйте. Лили нет дома. — Щеки Елены непроизвольно вспыхнули, а руки мелко задрожали… необъяснимо этот человек воздействует на нее!
— Елена Николаевна, мне очень нужно поговорить с вами. Вы не смогли бы прийти ко мне сейчас? — Голос умолял.
— А по телефону нельзя? — Озадаченная Елена нахмурилась… что еще за фокусы?
— Нет, у меня к вам очень важный разговор. Пожалуйста, я вас буду очень ждать. Запишите адрес, это недалеко.
Елена опустила трубку и в раздумье застыла у телефона. Что он, малознакомый парень, может такое важное ей сообщить? Что-то про Лилю? Он хочет на ней жениться, потому что Лиля забеременела? Почему не придет сам? Разные мысли закрутились в голове. Она накинула плащ и пошла по указанному адресу.
Дом Сергея был недалеко от ее. Он открыл дверь и просиял, увидев Елену. Она вошла в его квартиру, вся робея, как юная девушка. Квартира оказалась уютной, затемненной шторами и тихой.
— Ты живешь с родителями? — Поинтересовалась Елена.
— Да, они на даче. — Сергей помог ей снять плащ. — Проходите.
Весь он был как-то напряжен и сел напротив. Возникла пауза.
— Что же ты хотел мне сказать? Что-то о Лиле?
— Елена… Николаевна, то, что мы оказались с Лилей в такой ситуации, когда вы увидели нас — это из-за моей несдержанности. Не волнуйтесь, у нас с ней ничего не было, я контролировал себя. Просто я не по годам развит, и во мне прямо бушует сексуальная сила. Мне нужна страстная женщина, а не наивная девчонка. Я уже взрослый мужчина.
Сергей неожиданно сел с ней рядом, взяв ее за руки. Елена, совершенно не ожидая такого поворота событий, не знала, что нужно сказать.
— Но я намного старше тебя. — Промямлила она, и страстный поцелуй захватил ее, закружил.
Она обмякла, ослабла и повалилась на диван. Такого внезапного напора, страсти, пыла она боялась и ждала всю жизнь. И сейчас уже не имело значения то, что огромное чувство завладело ею с юнцом, годившимся в женихи ее дочери, а не ей. Ничто больше не имело значения, все поглотилось пожаром, вырвавшемся из их сердец. Страстно, немного даже больно они целовали друг друга, покусывали, сдирая одежду, сбивая подушки на пол. Сергей был для нее настоящим умелым мужчиной, наконец-то заставившим ее почувствовать себя женщиной.
Когда он вошел в нее, то даже для нее, рожавшей женщины, его член оказался настолько большим, что она вкрикнула. Резкими толчками, проникая все глубже и глубже, Сергей покусывал ее губы, мял груди, возбужденно дыша. Время для них остановилось. Ничто не нарушало их суксуального телосплетения. Она отдаленно слышала собственный крик, хрип, изгибаясь в оргазменной истоме. Как во сне она чувствовала, что он широко раздвигает ей ноги, языком и пальцами доводя ее до целой серии оргазмов, которые она не испытывала за целую жизнь. Сперма и пот смешались на их телах. Воздух стал тяжелым от их любовных испарений. Неописуемый накал страстей захватил их… ее, нераскрывшуюся до сих пор страсть, и его, накопившего в себе огромный потенциал, не находивший выхода из тела. Она смеялась и плакала, он стонал от наслаждения и сжимал ее в объятиях. Не было у них теперь ни возраста, ни биографии. Это была настоящая арена секса, страстного, разнообразного, всепоглощающего.
Когда Елена пришла в себя, как после наркоза, где будто в эйфории она пережила безумные мечты своей жизни, Сергей, утомленный, лежал рядом, положив голову ей на грудь. Сердце ее приняло обычный ритм, и Елена взглянула на часы. Половина двенадцатого ночи! А ушла она в 11 утра и, естественно, не предполагая никаких задержек, не оставила записки дочери, которая, должно быть, ее потеряла. Вспомнив о дочери, Елена по-другому взглянула на Сергея, надеясь почувствовать угрызения совести. Но нет, их не было. Наоборот, его разгоряченное тело стало таким родным, а юное лицо таким милым, что Елена успокоилась и отдалась воле случая в своей судьбе.
— Уже, оказывается, много времени. — Голос Елены охрип от криков в оргазме, которые до сих пор звенели в ушах.
Сергей откинул влажные волосы со лба, и его глаза оказались прямо перед ее глазами. Глаза в глаза. Такие долгожданные и любимые!
— Останься, позвони домой, придумай что-нибудь. Не уходи. Я хочу тебя.
Он сжал плечо Лены. С ним она чувствовала себя совсем юной, слабой, покорной его желаниям. Его туманные глаза молили остаться.
— Хорошо, я не уйду.
Лена махнула рукой на все условности обстоятельства. Она позвонила домой, наплела что-то дочери о компании друзей, у которых она оказалась в гостях, и что не вернется до завтра. Может, дочь и не поверила ей, но это больше не волновало Елену. Ее воля уже была в руках Сергея.
Грянул гром. За окном разразилась гроза. Весенний ливень хлынул потоком, словно накалившаяся атмосфера чувств двух влюбленных зарядила небо. Дождь пошел с такой силой, с ветором, бешено стуча по стеклам, что они загипнотизированно, как зрители, видели то, что несколько часов подряд создавали сами своим исступленным безумием. Лена подошла к дивану, Сергей прижался лицом к ее обнаженному животу, и опять они погрузились в сумасшедшие фантазии. Он входил в нее снова и снова, и у нее уже не было сил на оргазмы, она только слабо постанывала, закатив глаза. Наконец, удовлетворенные и успокоенные, они замерли, прислушиваясь к шуму дождя за окном. Он был их музыкой страсти, их аккомпанементом. Такого дождя, Елена знала, не забудет никогда.
— Я принесу что-нибудь поесть. — Сергей поцеловал ее и поднялся. — Мы ведь целый день голодные.
— Но мы даже этого не заметили. — Улыбнулась Лена, разглядывая своего любовника.
Он был статен и гибок. Его огромный член волновал ее даже сейчас, когда не было сил пошевелиться.
Позже, подкрепившись холодными закусками, она прижалась к Сергею, глаза ее сомкнулись.
— Мне никогда не было в жизни так хорошо. Даже во сне я не мечтала о подобном. — Прошептала она, засыпая.
— Я люблю тебя. — Тихо прошептал он ей в самое ухо.
Она заснула мгновенно, он еще долго смотрел на нее, нежно проводя рукой по ее щекам, шее, груди, блаженно улыбаясь, чувствуя настоящее счастье…
Утро было тихим и пасмурным. Елена открыла глаза и с наслаждением потянулась.
— Такой измочаленной я еще по утрам себя не ощущала. Я такая уставшая!
Смеясь, она подошла к уже умытому и одетому Сергею. Он обнял ее с полуулыбкой. Елена прижалась к нему, вдыхая его мужской запах, словно растворяясь в этом теле, в этих объятиях, в глубинном взгляде карих глаз…
— Где ты была? — С порога спросила Лиля мать.
— Я же говорила тебе… на вечеринке у моих однокурсников. Было очень весело. Они неожиданно организовали сабантуй и пригласили меня.
Впервые Елена почувствовала отчуждение к своей дочери, даже похожее на соперничество. Лилины глаза недоверчиво и с подозрением следили за матерью. Впервые за все годы им стало не о чем разговаривать. Наоборот, возникло желание побыть порознь. Но для Елены те бурные волнения затмили все другие желания и обязанности. Она, как голодный зверь, наконец смогла насытиться, и ей было все равно, раскроется ее тайна или нет, что о ней подумают, что ее ждет дальше… Она упивалась настоящим, а оно ей казалось прекрасным!
Два раза за день звонил телефон, но трубку брала Лиля, и в ответ раздавались короткие гудки. "Это он!" — Думала Елена, и сердце начинало колотиться в груди. Она не дала ответа на их следующую встречу, решив собраться с мыслями и немного прийти в себя, чтобы совсем не потерять голову. Разница в возрасте, безусловно, сдерживала ее. Какая может быть перспектива у этих отношений? Рано или поздно все оборвется. О том, как это может воспринять ее дочь, Елена даже боялась подумать. "Но я ведь не виновата, что все произошло так стремительно и именно с нами. Значит, это должно быть закономерным". — Успокаивала она себя.
Следующая встреча состоялась через два дня. День стоял теплый, почти летний, и Елена и Сергей, как озорные подростки, поехали за город, где на парной майской траве они обретали друг друга снова и снова…
Елене тяжело было видеть, как целыми днями Лиля тоскливо ждет звонка от Сергея, который ей больше не звонил, а набрать самой его номер Лиля не решалась. Но что могла сделать Елена? Положение было щекотливым. Она не хотела терять ни любимого, ни дочь. Она молча наблюдала, как ее дочь, замкнувшись, сидит дома, страдает, ни с кем не общается в то время как Елена просто цвела от счастья. Засыпая, она как наяву слышала нашептывания своего любимого на ушко… "Я люблю тебя. Ты самая красивая. Я хочу тебя всегда!"
Так прошел месяц. Чувство вины мешало Лене поговорить с дочерью по душам. Но однажды она все же решилась.
— Лиля, поделись со мной, что тебя мучает. Может, я пойму и совет какой дам. — Заговорила однажды она с Лилей, сидевшей с книгой в руках, но думавшей о чем-то своем с отрешенным видом.
Дочь медленно подняла глаза, будто пробуждаясь…
— Что тебе рассказать? Что ты видишь во мне? — Слова звучали немного хлестко.
"Она догадывается?" — Ужаснулась Елена.
— Я вижу, что уже больше месяца ты ходишь сама не своя. Тебя что-то гнетет. — Отводя взгляд, произнесла она.
— Мне перестал звонить Сергей, а у нас все было так хорошо! У меня никогда еще не было такого умного собеседника, с ним очень интересно. Я ведь знаю, что интересовала его. Он целовал меня! Я не могу жить без него. А сейчас он избегает встреч со мной. Не знаю, что мне делать! Не хочу забывать его! Хочу всегда быть с ним. Я люблю его! — Голос срывался, на глазах девочки блестели слезы. Сердце Елены сжалось, но, может, это кому-то и покажется подлым и низким, но она тоже имела право на свое вымученное долгожданное счастье, она тоже хочет испытать любовь и ждать еще другого случая не собирается. К ней все пришло так внезапно, что другого шанса может и не быть.
При следующей встрече с Сергеем Лена поделилась с ним своими переживаниями по поводу дочери, на что он огорченно пожал плечами…
— Я не обещал ей ничего, не говорил ничего такого, чтобы она рассчитывала на чувства с моей стороны. У меня был к ней порыв нежности, влюбленности, пока я не увидел тебя. Меня как током прошибло, когда я пришел знакомиться с матерью подруги, а вместо солидной родительницы встретил тебя, такую желанную, чувственную и манящую. Ты не поверишь, но именно тебя я так часто видел во снах. С тобой я занимался любовью. С тобой мысленно разговаривал. Я даже знал, что имя твое — Елена!
Елена рассмеялась счастливым смехом, и проблема дочери унеслась на последний план. Так как Сергей жил с родителями, а Елена по понятным причинам не могла пригласить его к себе, встречаться им приходилось на природе за городом. Благо, расцвело лето, когда каждый зеленый островок служит мягкой постелью и укрытием.
Счастье не бывает долгим, оно мимолетно, потому что не ведется счет стремительно летящему времени. Лишь когда нам одиноко и тяжело, мы считаем каждый час, ждем следующего дня, надеясь на перемены. Известная фраза "тайное всегда становится явным" действительно сбывается, особенно когда тайное не особенно и скроешь. То, что должно было произойти, случилось.
Поздно вечером радостная Елена вернулась домой и наткнулась на ожидавшую ее дочь. Глаза ее горели диким огнем, губы сжаты.
— Значит, ты отбила моего парня! Ты, моя мать! Как ты могла?! Ты хоть представляешь, на сколько ты его старше? И ты, все зная обо мне, как я страдаю, все это время делала подобные подлости у меня за спиной! Что, не могла найти мужика своего возраста, совратила малолетку! А обо мне ты думала в тот момент? Ненавижу тебя, ты меня предала, ты подлая! Не буду жить больше в этом доме!
— Лиля, послушай меня… — Ошеломленная такой яростью, Елена, словно пьяная, покачнулась и села на стул.
— Не хочу я больше ни слушать, ни видеть тебя! Я достаточно увидела. — Лиля убежала в свою комнату.
Весь вечер Лена просидела с щемящим сердцем. Дочь не показывалась из комнаты. Обе проплакали всю ночь… Елена от жалости к себе, к своей несложившейся судьбе, Лиля не могла простить такого предательства.
Наутро Лиля собрала свои вещи и поехала в летний детский лагерь пробовать устроиться вожатой на время отдыха там. Как раз через день-два было открытие нового сезона. Матери она ничего не сказала, та только молча проследила за суматошными сборами и закрыла за дочерью дверь.
Лиле повезло… она сразу нашла место вожатой 2-го отряда и погрузилась в лагерьные будни. Постепенно она забывала о существовании Сергея, обиды на мать. Весь месяц она была занята различными мероприятиями, спортивными соревнованиями, разрешением мелких конфликтов своих подопечных. Наконец настал день, когда родители забрали из лагеря последнего отдыхавшего, постель и прочий инвентарь был сдан администрации, сделан отчет о работе за сезон, и наступил тихий рабочий день. Лиля со временем подружилась с другими вожатыми и часто с ними проводила свободные вечера. Вот и в этот свой последний день работы она пошла на костровую площадку, где по вечерам обычно все собирались у костра попечь картошку, послушать песни под гитару. Она пристроилась у самого костра и задумалась, глядя на незнакомого паренька, впервые согодня появившегося в лагере, но, видимо, хорошо известного остальным. Он, тоже обратив на нее внимание, часто посматривал в ее сторону. Вот гитара перешла в его руки, и он спел какую-то дворовую песню, грустную и мелодичную. Он был не в лилином вкусе… слишком длинные волосы, манеры казались развязными, голос с хрипотцой, да и то, что, ощущая себя красавчиком в центре девичьего внимания, он купался в восторженно-кокетливых взглядах собравшихся вокруг девчонок, — все это Лиле сразу не понравилось. Она недолюбливала таких ловеласов, для которых ты — не нежность и любовный порыв, а просто эпизод в веренице свиданий, трофей. Но песни его были приятными, голос, ничего не сказать, тоже хорошим. Они все время сталкивались взглядами. Лилю чем-то притягивал вид этого парня. Ему было лет 17–18. Он был высок, плечист и красив. Девчонки явно по такому сохли. Парень передал гитару другому и подсел к Лиле. Они молча сидели рядом, но Лиля чувствовала его жар, и ее дыхание от непонятного возбуждения стало прерывистым.
Все потихоньку стали расходиться… многие завтра уезжали по домам.
— Пошли? — Неожиданно спросил парень.
— Пошли. — Ответила Лиля, удивляясь, куда девалась ее антипатия к нему. Наоборот, было такое ощущение, будто они знакомы давно, с ним стало так просто и приятно идти рядом, держась за руки. Он перебирал ее пальцы, и она слабела от волнения.
— Как тебя зовут? — Спросила Лиля. — Ты где-то рядом живешь?
— Да, вон в том доме. Я всегда прихожу в свободные часы в этот лагерь. Жаль, что раньше не мог прийти… сдавал экзамены. А звать меня Витей.
— А я Лиля.
Он смешно сделал реверанс, не отпуская ее пальцев. Они сели на ближайшую скамейку и говорили долго-долго.
— Такая таплая ночь и смотри, какая звездная. — Витя погладил Лилю по волосам. — Знаешь что, давай расстелим на траве одеяло, будем лежа смотреть на звезды!
Лиля заколебалась. Она подумала, что именно может подразумеваться под фразой "будем лежа смотреть на звезды". У нее еще не было сексуальных контактов, и естественный страх останавливал ее от тесного общения с мужчинами, но внезапно вспомнив свою боль и обиду накануне отъезда из дома, она решилась на познание того необъяснимого, ради чего все так теряют голову, что даже родная мать все поставила на карту. Что же это? Ради чего? Неужели это такое безумное удовольствие, что человек забывает про самого себя, нередко бросая самое дорогое?
Лиля вынесла теплый плед, раскинула его в густой траве за корпусом и села, обхватив колени руками. Витя лег рядом, грызя травинку. Он старался не пугать ее своей возбужденностью. То, что перед ним неискушенная девчонка, нетрудно догадаться, но принуждать ее к сексу он никогда бы не стал. Лиля легла рядом. При свете звезд очертания их лиц и тел казались загадочными, размытыми, волнующими. Он нашел в темноте ее губы, и у обоих захватило дыхание… эта ночь была так романтична, что что-то долгожданное и влекущее просто должно было произойти. Они любили друг друга страстно и нежно одновременно, познавая изгибы тела друг друга, руки чуть вздрагивали и продолжали свое путешествие по впадинкам и выпуклостям, по сухой горячей или влажной коже. Многое было новым, незнакомым, пугающим, но обратной дороги не было, такой жар уже не остановить. Всю ночь они любили друг друга много раз, юные, горячие, свежие. Цикады им играли свои напевы, а звезды бледно чертили по ним своими лучиками и звенели от радости за молодую пару, так нежданно-негаданно соединившуюся. И за столь короткий срок эта встреча оказалась такой важной, особенно в жизни Лили. Она лежа глядела на эти мерцающие звезды и, уносясь ввысь, чувствовала себя легкой, любимой, желанной, счастливой, наконец! Она вдруг поняла, что такой же восторг испытывала ее мать, что той так же было сладостно и блаженно.
И дочь простила мать.
Действительно, подобные мгновения и придают вкус жизни, особенно если это не мгновения, а целая вечность!..
Покровитель
Если ты не против, то напишу тебе еще одну историю из своей жизни. Мне было пятнадцать лет, тогда я была еще девственница, но очень легкого поведения. В моей жизни тогда было очень много опасных моментов. Я общалась в криминальных кругах, у меня была такая же подруга. Мы постоянно ходили по краю, жить на грани было в кайф для нас.
И однажды нас позвали на праздник. У нас не было денег на подарок, но нам сказали все равно приходить. Мы не понимали, что подарком на том празднике будем мы с моей подругой. Там были только мужчины, молодые и те кому около сорока лет. Это был праздник в честь одного очень влиятельного вора в законе в те времена, он вышел из тюрьмы, где провел много лет. Но мы в тот момент этого не знали. Мы много пили вина и танцевали, смеялись и садились на колени ко всем мужчинам и целовали их. Все знали, что мы девственницы и несовершеннолетние, а это большой срок в тюрьме и позор попасть в тюрьму за изнасилование, наверное, поэтому не трогали. Хотя они могли заставить удовлетворять себя оральным сексом, но почему-то не делали этого. До сих пор не могу понять почему. Наверное, в те времена мужчины были еще не настолько развратными в нашей стране, даже такие отморозки.
Наша семья жила очень скромно в те времена, бывало нечего было есть, кроме картошка и хлеба. А на том празднике было все- мясо, овощи, фрукты, много разной и вкусной еды, много вина и мужского внимания. Я купалась в этой атмосфере и чувствовала себя, как рыба в воде. Нас с подругой поставили на стол и мы танцевали на столе и все мужчины смотрели на нас с восторгом и желанием обладать нашим телом. Это состояние я любила больше всего, наверное, я даже испытывала оргазм или что-то похожее на него. И он, тот человек очень пристально смотрел на меня, его взгляд смущал и пугал меня больше, чем остальные. Но я не хотела, показывать это и вино опьяняло меня, я танцевала для него. Но вот он встал и сказал что-то на ухо одному человеку и ушел на второй этаж. Это был его дом, он был еще недостроенный.
На втором этаже еще был беспорядок, натянута пленка, кругом строительные леса, инструменты и прочий строительные принадлежности. Последи этого бардака стояла большая кровать без постели и покрывала. Мне сказали, что этот мужчина желает поговорить со мной на втором этаже. Я была такая глупая, я не понимала, что это значит и очень обрадовалась, что такой влиятельный человек что-то хочет сказать мне лично. Когда я зашла, пробираясь в пьяном угаре сквозь строительного хлама, то увидела кровать. Мужчина лежал на ней. Он оценивающе посмотрел на меня и сказал мне подойти к нему, до сих пор помню все до мелочей и даже то что я чувствовала тогда. Я присела на кровать. Этого мужчину звали Михаил, он был ровесник моему отцу, отмотал не один срок на зоне. Я чувствовала себя маленькой мышкой, а он был для меня — большой кот. Он прямо сказал, что много лет провел в тюрьме, и у него было женщин, и он хочет секса со мной. Для меня это было ужасно.
Он сказал, — "Я хочу провести с тобой ночь. Назови свою цену!" Я была наивна на столько, что опять не поняла ничего. Я не поняла, что он принимает меня за проститутку. Я только поняла, что он хочет меня сейчас и я не смогу справиться с этим сильным и опасным мужчиной. Но как ни странно страх пробудил во мне такие инстинкты, о которых я раньше не подозревала. Я вскочила и сказала строго, — "Нет, я не хочу тебя и ты меня не трахнешь!! И стала отступать к окну. Краем глаза я прикинула, что если я быстро разобью стекло и выпрыгну в окно, высота не очень большая, то у меня будет возможность убежать. Он был в замешательстве, потому что выпил и расслабился, такого поведения он не ожидал, это играло мне на руку.
Я быстро разбила стекло, конечно, была кровь, я схватила осколок стекла и направила на него. Кровь капала на пол, мне было больно и очень страшно. Шрам на ладони у меня остался до сих пор. Он сам был напуган и хотел подойти ко мне, но я крикнула, — "Не приближайся, я зарежу тебя!", — и выпрыгнула в окно. Приземлилась я удачно я на кучу песка и тут же бросилась бежать, я бежала очень быстро и забыла про подругу. Но меня догнали. Он взял машину и поехал за мной, поймал и затащил. Я отчаянно сопротивлялась и он ударил меня по лицу, чтобы я успокоилась. Я заплакала и сидела, сжавшись, а он вел машину и не смотрел на меня. Когда мы приехали, он открыл дверь и сказал выходить. Никто не понял, что произошло, все веселились.
Я обреченно пошла наверх за ним. Я была сильно напугана и больше не могла сопротивляться. Но он не тронул меня. Мы поговорили серьезно и когда он понял, что я просто молодая шаловливая особа и у меня не было мужчин, то сказал, чтобы мы с подругой собирались, и отвез нас домой. Я обещала ему, что никто не узнает о том, что произошло. Но именно в тот день все и случилось, он полюбил меня и взял под свое покровительство. Теперь я часто с ним пересекались везде, куда бы я ни пришла. Я везде встречала этот взгляд, который раздевал меня и делал беспомощной. Но он не подходил ко мне и ничего не говорил больше, только наблюдал. Если ни он, то кто-то из его братков так же постоянно приглядывал за мной.
Прошло какое-то время. Ты думаешь, я сделала выводы для себя и стала вести обычный образ жизни?! Ничего подобного. Это ничему не научила меня, я продолжала вести себя так же. Я провоцировала мужчин постоянно и однажды на какой-то вечеринке, он не выдержал и стащил меня со стола, на котором я танцевала. Он был очень зол и сказал строго, что так вести себя не нужно и он отвезет меня домой, я стала возражать. Веселье было в самом разгаре, мне было хорошо. Я стала оскорблять его, тогда он сказал, что вынужден наказать меня. Я рассмеялась, мой отец не делал этого, а тут появился какой-то чужой человек и пытается мной командовать. Но он взял меня за руку и повел к машине. Я сопротивлялась, тогда от схватил меня за волосы (у меня были длинные волосы, забранные в хвост высоко на голове) и потащил. Я порвала чулку и содрала ноги, кричала, но он тащил меня и швырнул в машину и, показав кулак, сказал, — "Заткнись!" Тут я испугалась, он был очень зол. Он привез меня в свой дом, тот дом, где все началось. Когда мы приехали, он сказал, — " Ты пойдешь сама или тебе понравилось за волосы?!"
Я пошла, но ноги не слушались меня, я ждала, что будет дальше. Он дал мне полотенце и приказал идти в ванну и смыть всю косметику. Я была сильно накрашена, действительно, как проститутка выглядела. Я долго не открывала ему, и он хотел даже сломать дверь, тогда мне пришлось выходить. Он был в бешенстве, схватил меня за руку и потащил в комнату. Там он отпустил меня и посмотрел так, точно собирался меня убить. Я знаю, в этот момент он бы мог сделать это легко. Он еле сдержал себя и сел на диван и сказал мне сесть рядом. Он пытался говорить со мной, объяснял, что я веду себя не правильно и закончу очень плохо и он не сможет защитить меня. Но я уже успокоилась, что он не хочет меня убить и начала спорить, что он для меня никто и я не прощу меня защищать! Я сама живу, как хочу и это не его дело! Тогда он сказал, — "Не понимаешь по хорошему — будет по плохому, сейчас я выпорю тебя, дрянная девчонка! И тогда ты поймешь, кто Я для тебя!!! И я буду решать, что тебе делать и как вести себя!"
Я сказала, что он не посмеет! Но он посмел… Один резким рывком притянул меня к себе, сорвал трусы, перекинул через колено и нашлепал мне от души. Как я кричала, мне было не столько больно, как обидно и стыдно. Я думаю, ему очень понравилось. Это уже сейчас я, анализирую все, как тематик, тогда все было иначе, не думаю даже, что он знал о чем-то подобном. Он просто делал то, что считал нужным в данной ситуации. И он уже не мог сдерживаться, видимо, ему давно хотелось сделать это. Но он не ограничился только рукой. Он швырнул меня на подлокотник дивана и резко снял с себя кожаный ремень и напорол мне. Это было очень больно, рука у него тяжелая. Я рыдала, проклинала, потом и молила остановиться.
На сам дел это было ударов 10 не больше, но в тот момент для меня казалось- это продолжается целую вечность. А затем он сказал: " Когда- нибудь ты поблагодаришь меня за это, дурочка!"
Он уже смягчился, дышал ровно, глядя на мою красную задницу, и, слушая мои причитания, толкнул меня на диван. Я ненавидела его в тот момент и хотела убить и начала сыпать проклятиями, я сказала ему все. Сказала, что все расскажу моему отцу. А он рассмеялся, вставляя ремень на место, и ответил уже спокойно, что сам придет к нам домой и поговорит с моим отцом, они давно были друзьями. А затем добавил, что если я не стану слушаться его, то он будет пороть меня постоянно до тех пор, пока я не пойму. Я лишь плакала, сжавшись на диване в комок, и даже не одела трусы. Моя задница горела от порки, а лицо- от позора и ярости. И тут он, видимо, увидел во мне глупого ребенка. Его взгляд стал ласковым, он присел ко мне и обнял. Я брыкалась и шипела, как кошка, но он уткнулся лицо мне в волосы, провел по ним и вдохнул мой запах.
Я думаю, он был счастлив в этот момент. Но я была очень зла на него и не могла в тот момент адекватно оценивать всю ситуацию. Он обработал мои коленки и дал мне одежду- свитер с пингвинами и джинсы "Монтана" последней шик моды тех лет. Темно-синий свитер с горлом и 2 огромными пингвинами на груди — это было ужасно! Он, видимо, давно купил это мне, но не было повода отдать. Он знал, что наша семья очень ограничена в средствах, и я не могу носить такие вещи. Это был очень дорогой подарок для меня. Я не хотела принимать, но тогда он порезал мою старую одежду ножом (полупрозрачный свитер с люрексом и черную бархатную мини- юбку, как же я их любила), но он не оставил мне выбора. Я пыталась остановить его, но он строго так посмотрел на меня и опять намекнул на ремень. Я поняла, что больше не хочу получить по заднице и не спорила.
Для меня он был ненормальным психопат, отморозок и вор, тогда я боялась и ненавидела его. Он отвез меня домой, в этот день отца не было дома, и они не поговорили. Но через некоторое время Михаил пришел поговорить с моим отцом. Они выпили водки и он сказал, что теперь он мой Покровитель, он не тронет меня, и никто из криминального мира не тронет меня. Но если я буду вести себя плохо, то оставляет за собой право наказать меня так, как считает нужным, но это не затронет мою честь. Мой отец не возражал и с тех пор Михаил часто стал бывать в нашем доме. Но он приходил к отцу, очень редко говорил со мной. Но я чувствовала на себя его взгляд. Тогда он помог моим родителям с работой, нам стало лучше жить. И он постоянно приносил в наш дом много еды. Я, конечно, не стала примерной девочкой, но стала меньше ходить по разным вечеринкам и клубам и больше не танцевала на столе. И однажды был праздник в нашем доме, мой отец в то время много пил и у него постоянно были друзья (именно поэтому моя мать развелась с ним). Я пришла домой поздно, но гости еще отмечали. Меня позвали и налили мне вина, я выпила. Михаил тоже был там, он был пьян и он посадил к себе на колени какую-то женщину и тискал ее. Но как только наши взгляды пересеклись, он смотрел только на меня.
Я почувствовала ревность, он ласкал эту женщину и, наверное, спал с ней. Но называл себя моим Покровителем, а сам даже не говорил со мной. И я решила спровоцировать его, хотя знала, что он может сделать все что угодно. Я еще выпила из бутылки, прямо из горла, глядя ему в глаза, и залезла на стол, я танцевала только для него. Это был вызов! Он понял что я бросаю ему вызов и улыбнулся. Когда танец закончился и я спустилась, он скинул с колен эту женщину и пошел за мной. Я видела это боковым зрением, именно это и добивалась. Я пошла в туалет и хотела закрыть за собой дверь, но он не дал мне это сделать и ворвался вслед за мной. Он с силой прижал меня к холодному кафелю, и стал жарко целовать меня, я обняла его и ответила поцелуем. Еще бы немного и все произошло, но он нашел в себе силы остановиться и сказал-" Что ты делаешь со мной, девочка?!! Ты играешь с огнем! Я порву тебя сейчас, я так тебя хочу! Зачем ты так со мной? Я так тебя люблю, глупая. Ты самое дорогое, что есть у меня!" Он стиснул мое лицо, поцеловал в губы и оттолкнул. Он позвал тут женщину, и они ушли. Мне было обидно, я не понимала, почему он так хотел меня, и я в тот момент я хотела его, но он оттолкнул меня, а ушел с другой. Я закрылась в туалете и отчаянно рыдала. Я ненавидела его за все, что он делал для меня и со мной. Но в тоже время, он вызывал уже у меня уважение к себе. Хотя тогда я не могла это понять. Мы несколько раз мимолетно пересекались потом, но не говорили друг с другом.
Потом он надолго пропал из моей жизни, но однажды наши пути пересеклись через много лет. Я подросла, остепенилась, окончила школу, затем- колледж. Я вышла замуж, родила сына, тогда моему сыну было 2–3 года. Мой муж проигрался в карты, платить ему было нечем и к нам домой пришли за долгом. Это было шоком для меня, как в страшном боевике. Мне угрожали, что если я до вчера не найду и не отдам деньги, то и меня и сына убьют. Я не знала, что мне делать и через одного человека позвонила Михаилу. Он приехал тут же со своим братками. Я давно не видела его, он постарел. Криминальная жизнь, которую он вел, оставила своей след на его лице и, конечно, душе и на его поступках. Но сейчас мне была нужна именно такая помощь. Я все рассказала ему и он, успокоил меня, обнял и сказал, что все уладит. И ушел, а когда вернулся он опять, улыбался. Его помощники волокли за шиворот того, кто угрожал мне и моего пьяного мужа. Михаил сказал, чтобы я отвезла ребенка в родителям и вернулась. Они все пошли в нашу квартиру, а меня с сыном посадили в его машину и отвезли к моим родителям. Мама была напугана, ей тоже звонили и угрожали.
Тогда она уже не жила с отцом и у нее был небольшой бизнес. Я сказала, что все уладиться, оставила сына и ушла. Я вернулась к себе домой в разгар расправы. Оба виновника умывались кровавыми соплями на полу. Мне было не жаль ни того человека, ни моему мужа. Я спокойно смотрела на происходящее. Михаил схватил на волосы того отморозка, что грозил меня убить, ударил его кулаком по лицу и швырнул к моим ногам. Тот прошепелявил, — "Прости меня, я виноват. Такое больше не повториться!" Примерно тоже было с моим мужем. Они вошли во вкус и хотели продолжать расправу, но я остановила их и сказала уйти всем, кроме Михаила. Муж, конечно, остался дома, куда ему идти, он ушел в ванну. Но я не хотела оставаться с ним наедине после всего того, что произошло. Я не могла просто его видеть. И я сказала Михаилу, что поеду с ним. Но не возражал. Мы молча ехали до его дома. Я давно не была тут, он отстроил дом основательно, дом превратился в шикарный особняк. Мебель внутри тоже была изысканно шикарной. Мы прошли в гостиную, он отпустил своих людей, и налил нам выпить. Затем сел спокойно и немного небрежно на диван и сделав глоток, спросил, — "Останешься?"
А я села в кресло напротив, приняла у него бокал вина и ответила- "Да!" Столько воспоминаний спустя столько лет: Это был тот дом и не тот, что я помнила. Напротив меня сидел Михаил, и он тоже был уже другим человеком. так же как и я. Мы некоторое время молчали и пили небольшими глотками, он протянул руку и с пульта включил проигрыватель, заиграла приятная и нежная мелодия. Он смотрел на меня, точно видел в первые, меня больше не смущал его взгляд. Я посмотрела на него оценивающе, несмотря на свои года он оставался очень импозантным и интересным мужчиной, а седина даже была ему к лицу. Дорогая одежда и хороший парфюм, прищуренные слегка, точно всегда улыбающиеся его карие глаза тоже изучали меня. Сейчас он был спокоен и расслаблен. Он был рад видеть меня гостей в своем доме. Он был полной противоположностью моему хоть и молодому, но вечно пьяному и потасканному мужу, неуверенному в себе. Я думала: "А смогла бы я полюбит этого мужчину?", и вдруг спросила:
— А как ты:
Но Михаил оборвал меня на полу слове:
— Забудь об этом, все улажено. Расслабься и отдыхай! Тебе что-нибудь нужно?
— Нет, спасибо. Все в порядке. Только позвонить маме, узнать как там сын.
Он протянул мне телефон, я впервые видела сотовый телефон и держала его в руках. Это была огромная и неудобная штука по сравнению с современными моделями. Я смутилась и сказала, что не умею им пользоваться. Я сказала ему номер своего домашнего телефона, и он позвонил. После разговора с мамой, я успокоилась окончательно. И вот мы остались с Михаилом наедине в его шикарной спальне на втором этаже. Мы просто лежали рядом, не касаясь друг друга и молчали. Я решила, что не буду больше оказывать сопротивление, если он возжелает меня. Да и что мне было терять теперь. Он все больше вызывал у меня уважения к себе, и я была слегка возбуждена от предвкушения. Играла тихо музыку, он курил и молчал, глядя в потолок. Легкий ветерок колыхал бардовую шелковую штору, ниспадающую на пол тяжелыми складками. И вдруг он поднялся на локте и обратился ко мне:
— А помнишь, как это было:
— Ой, ну не надо, Мишаня, столько лет прошло! Я была тогда такая дура.
— Можно подумать сейчас больно умная стала! — произнес он игриво и затянулся, выпустил дым, откинувшись на подушки.
— А сейчас почему? (Мне стало как-то обидно.)
— По кочану и по капусте! Ну как тебя угораздило выйти замуж за такого придурка и еще родить ему сына. Ты хочешь сказать не понимала, что он представляет из себя?
— Знала, но не думала, что до такого дойдет! Знаешь, если бы не ты, они:
Я отвернулась, и слезы навернулись у меня на глаза. Он тут же обнял меня, развернул к себе и вытер слезу, поцеловал в лоб и сказал, — "Ну все, дурочка моя любимая. Все нормально, тебе нечего волноваться. Девочка моя, если бы ты знала, как мне тебя не хватало! Столько писем я тебе написал из зоны, но так и не отправил, ты снилась мне часто" Он стал серьезным и замолчал. Теперь я обратилась к нему, положив подбородок на грудь:
— Почему ты не пришел ко мне, почему не отправил мне письма? Я бы ответила тебе.
Он взял мое лицо в ладони, сжал, как раньше, поцеловал в нос и ответил:
— Потому что я тебе не нужно все это, поняла! Эта жизнь не для тебя! Я хотел, чтобы у тебя была нормальная семья, обычная работа, муж и дети. Чтобы ты жила вдали от этой грязи. Спокойно жила!!!! Ходила по улице, не боясь за себя и своих детей! А ты что натворила?! Опять все испортила!
Я не знала, что ответить. Я понимала, что он прав. Вся эта роскошь была куплена не на простые кровно заработанные деньги. Он был вором в законе и я понимала, что из этого следует.
Он некоторое время молчал, а потом позвал:
— Иди ко мне, девочка моя.
Я легла ему на грудь и он обнял меня, опять опустил лицо в волосы, поцеловал и в голову и сказал, гладя по плечу:
— Теперь ты пахнешь иначе. Пахнешь, как любимая женщина: Если бы ты знала как мне сейчас хорошо и спокойно рядом с тобой.
Я обняла его могущий торс, он еще сильнее обнял меня, а затем отпустил и расслабился.
Я спросила, поглаживая его грудь:
— Что ты хочешь?
Он приоткрыл глаза и пристально посмотрел на меня, улыбнулся, опять обнял меня и ответил тихо, на одном дыхании:
— Больше ничего! Слишком поздно, пусть все остается так: Ты лучик света в моем темном царстве, девочка моя непутевая.
— Ну не такой уж ты старый, Мишаня. Я не верю! — решила подразнить его я.
— Ах, ты зараза! Опять провоцируешь меня, все время провоцируешь!
Он схватил меня, прижал крепко весом своего тела в кровати, я поняла, что он не старый! Его тело говорило мне, как он страстно желает меня сейчас. Но просто прижимал меня к постели, и, нежно погладив по щеке, поцеловал в лоб, сказав серьезно:
— Глупенькая моя, любимая девочка. Я хочу тебя с первой минуты, как увидел тогда на вечере в мою честь. И хотел всегда, стоило мне только вспомнить тебя, твое лицо, твои волосы, твои пухлые губки, твой запах! Я вспоминал тебя постоянно, когда шел по этапу и на зоне и, когда снимал себе шлюху, я называл их твоим именем. Но ты!!. Понимаешь — это ты!!! Ты для меня как дочь и как любимая, как самое святое. Понимаешь?! Я поклялся твоему отцу, что не трону тебя никогда.
Он встал и резко отвернулся от меня, я прижалась к нему сзади и обняла за плечи. Я понимала, как ему сейчас непросто все это говорить и сдерживать себя. Но он сумел взять себя в руки и повернулся ко мне, на его лице было другое выражение. Он сказал:
— А пошли в сауну! Мы как раз собирались с братвой погреться, когда ты позвонила. Нужно поддать жару, поди там все остыло, я сейчас вернусь.
Он уже почти ушел, но обернулся у двери и играючи сказал, подмигнув: "А ты никуда не уходи! Я за тобой присматриваю, девка!"
Я улыбнулась в ответ. И откинулась на постель, закрыв глаза. Я больше не хотела ничего понимать или менять. Я устала и просто расслабилась и даже задремала. Он вернулся, я слышала это сквозь сон, но мне не хотелось открывать глаза. Он заботливо прикрыл меня покрывалом и опустился на постель рядом. Я тоже чувствовала его запах и его присутствие, даже сквозь сон. Его дыхание выдавало его возбуждение, но он не касался меня, хотя наблюдал, как я сплю. Я быстро очнулась от сна, как раз сауна подоспела, и мы пошли париться. Он разделся первым и, завязав полотенце на поясе, зашел в парилку, я быстро разделась, тоже подвязала полотенце и последовала за ним. Мы шутили и смеялись, нам было хорошо вместе, весь остальной мир перестал существовать. Он парил меня березовым веником. Я визжала и умоляла не усердствовать.
Да, это была еще большая пытка для него, он впервые увидел меня полностью обнаженной. И сейчас я была не подростком, а взрослой женщиной. Потом он выпроводил меня и остался в парной на какое-то время один. Я помылась и, опять завернувшись в полотенце, присела за стол, разлила по чашкам чай, он заварил травы заранее. Но чай был непривычно крепкий для меня и очень горячий. Я отхлебнула лишь немного и закурила. Тут вышел Михаил, треся мокрыми волосами, и, увидев чашку с чаем, сказал: "О, чаек налила, молодец! Хорошо попарились, да?!! Как заново родился!! Он стал пить чай и тоже закурил. Мы немного посидели, а потом пошли в дом и поднялись в спальню. Он сказал, что сейчас сделает мне обалденный массаж на все тело. Я была не против и даже только "за". Это был действительно не забываемые ощущения.
Он расстелил на постели большое полотенце, и я легла на него, он полил обильно мое тело маслом для массажа. Я дрожала в его сильных и знающих руках. Его руки двигались от кончиков пальце в моих ног и выше по ноге, по бердам и остановились на ягодицах. Я замерла и немного напряглась, он шлепнул меня по попке и сказал, — Немного раздвинь ноги и расслабься! Я так и сделала, его пальцы доставляли мне огромное блаженство, они знали все мои точки. Я расслабилась, и тут его палец проник ко мне в анус. Это было так неожиданно, что я дернулась и выкрикнула. Но он прижал меня своим телом и, молча, продолжал продвигать его все глубже и стремительнее. От масла пальцы были скользкими, и это ему удалось без усилий. Я не поняла, как пальца было уже два, а может и три. Я утонула в своих ощущениях и полностью отдалась ему.
Затем извлек свои пальцы, и я ощутила его язык и колючую бороду, это были такие яркие противоречивые ощущения. Не знаю сколько раз, я улетала на небо и падала вниз в изнеможении. Он не останавливался и продолжал ласкать меня и проникать пальцами в мои отверстия снова и снова. Я билась и стонала в его руках и хотела, чтобы это продолжалось и продолжалось. А затем я открыла глаза, откинула с него полотенце и тоже приласкала его. Я опять застала его врасплох, он не успел меня остановить. Только вцепился мне в плечи и застонал: "О боже! Девочка моя, что ты делаешь со мной!"
На утро мы прощались с ним.
— Тебя отвезут домой, все будет в порядке. Живи спокойно, ни одна падла тебя не тронет!
— Спасибо, Мишаня. Не знаю, чтобы я без тебя делала!
Он тяжело вздохнул, обнял меня, крепко поцеловал в щеки и сказал:
— Дурочка, как я же ты все-таки у меня дурочка. Но как, же я тебя за это люблю!!! Я не помог тебе, милая моя, а только больше подставил. Я отвел один удар от тебя, но подставил под другое: Вот я дурак! Голову потерял, старый баран. Проблемы у меня, девочка моя, большие проблемы и вряд ли на этот раз соскачу. А если скажут что ты со мной, то за тобой тоже могут потянуться. Так что молчи про то, что было. Забудь меня и никогда никому ничего не рассказывай! Послушайся хоть на это раз меня и сделай так, как я говорю.
Он обнял меня крепко, поцеловал и смахнув слезы посадил в машину. И прежде чем, дверца закрылась, я придержала ее и сказала, глядя ему в глаза: "Спасибо, спасибо за все. Я тебе очень благодарна. Теперь я понимаю! Я обещаю теб, что у меня все будет хорошо! Я справлюсь!" Он кивнул и улыбнулся, захлопнув за мной дверцу.
Это был последний раз, когда я видела его. Через месяц его убили. Ко мне никто не пришел. И я никогда не рассказывала никому об этом. Но сейчас прошло столько лет, так что можно раскрыть еще одну тайну моего прошлого.
Полёты со связанными руками
Ты нашёл меня на просторах интернета.
Мы говорили о книгах Милана Кундеры и Генри Миллера, философии Мишеля Фуко и Эриха Фромма, фильмах о войне и стремлении людей любить, несмотря ни на какое горе.
Мы встретились и наши глаза сказали друг другу то, что не решались сказать губы. Я без слов согласилась отдаться тебе, упасть в твои уверенные руки. Ты ни разу не заикнулся о том, что именно ты будешь делать со мной, когда двери спальни закроются за нами, но я знала, что это будет необычная см — сейшн.
Привычным жестом я протянула тебе свои руки и ты защёлкнул наручники на моих запястьях. Сперва неприятный холод металла быстро сменился неожиданным чувством свободы: с этого мгновения я перестала принадлежать сама себе, ты брал меня так, как хотел и я хотела только одного — раствориться в тебе, быть одно с тобой, выбраться из оков навязанных представлений и я испытала это — я смогла оторваться от земли и полететь. Ты ударил меня по щеке и мне понравилось это ощущение властной мужской руки на моём лице, я металась по кровати и просила ещё и ещё. Я испытала неожиданный по силе и яркости оргазм и буквально упала в твои объятия…
Мы были оба потрясены новым чувством, охватившим нас. Ты звонил мне по вечерам и нашёптывал в телефонную трубку свои фантазии, рассказывал о тысячи сладко — горьких вещей, о боли которую ты хотел причинить мне. Я целыми днями не могла думать ни о чём другом, кроме тебя.
Когда ты предложил мне поехать на неделю в Италию, я, не думая согласилась. Потом ты сказал, что этот отдых будет непростым для меня. Я ждала чего — то нового, неизвестного, хотела этого и боялась одновременно.
Мы остановились в тихом уютном отеле на берегу Лаго Маджоре сразу за швейцарской границей. Номер с видом на озеро и огромная кровать. "Жаль, не к чему приковать тебя". Ты вновь связываешь мне руки и ноги толстой верёвкой, я стою на коленях и почти вслух считаю удары, падающие на мои ноги и спину. Я узнаю, что конский хлыст гораздо "злее" обычной плётки, я почти благодарна тебе за это открытие. После ты позволяешь мне прикоснуться к тебе, удовлетворить тебя ртом. Твой член извергает в меня струю спермы и я падаю, измождённая и радостная, мы опять одно — господин и его раба.
Поздно вечером после вкусного ужина и увлекательной беседы — ты внимательно слушаешь, всё, что я говорю, мы обсуждаем всё на свете, нам просто интересно вместе! — мы выходим погулять вдоль озеро. Лаго Маджоре, большое, прекрасное, освещённое огнями тихо поплёскивает прикованными у берега рыбацкими лодками и дорогими яхтами. Ты несколько раз довольно сильно шлёпаешь меня по попе и приказываешь мне встать на колени, и я с готовностью повинуюсь. Я научилась понимать, что для тебя это — проявление нежности.
На людях ты очень ласков со мной, ты выполняешь любоё моё желание, постоянно обнимаешь и целуешь меня. Мы — красивая пара; ты старше меня на 10 лет, солидный и опытный, такой близкий и дорогой. Ты восторгаешься моим телом, лицом, походкой. Я очень счастлива, ни один мужчина не ценил меня так как ты.
В середине апреля на севере Италии ещё прохладно, но я надеваю блузку с очень большим вырезом, чтобы ты мог ежеминутно наблюдать следы от твоих ударов на моей груди.
Ты всё время придумываешь новые "задания" для меня. Мы остановились под Генуей в отеле на берегу Средиземного моря. С балкона прекрасный вид на море, берег в пальмах и типично итальянские дома с терассами и терассками, заставленными плетёной мебелью и бесчисленными горшками и кадками с всевозможными цветами и растениями. Меня очаровывает этот вид… и вот я стою на коленях, руки мои высоко подвязаны к ручке балкона, а зад мой украшают свежие полосы, оставленные твоей плёткой… я стою так ровно полчаса, а ты наблюдаешь меня, лежа на кровати… ты, мой господин, очень милостив ко мне и отпускаешь меня на 3 минуты раньше… без сил я валюсь на кровать… ты набрасываешься на меня и мы иступлённо любим друг друга… ты опять даёшь мне пощёчины, я вновь испытываю эти острые, ни с чем не сравнимые оргазмы… я кончаю, рыдая, и ты высушиваешь мои слёзы поцелуями.
Мы проводим вместе четыре сумасшедших дня. Днём ты показываешь мне удивительные по красоте места; вечерами угощаешь вкуснейшими ужинами — я никогда на забуду эту типично итальянскую смесь запахов: свежее тесто, острые оливки, терпкий уксус с базиликом, кисловатое молодое местное вино, ароматный крепчайший эспресо; а ночами мы с жадностью упиваемся друг другом, открывая друг другу самые потайные уголки наших душ, о существовании которых мы раньше и не догадывались………………….
Наш отпуск прервался неожиданно. По пути в Ниццу ты, ни слова не говоря, резким движением развернул машину и мы поехали в обратную сторону. Домой. Я больше ни разу не видела тебя, но воспоминание о тебе, научившим меня летать со связанными руками, никогда не покинет меня….
Попутчица
— Кровать только одна, — объявила хозяйка.
— Как, одна? — возмутился, было, я.
— Ну, вы же, муж и жена, так поспите вместе — кровать широкая.
— Да, да, — успокоила хозяйку моя попутчица, — Мы поместимся.
Эта инициатива застала меня врасплох.
— Евгения Павловна…, - начал было я объяснять "супруге".
— Просто Женя, — поправила меня она тихим бархатным голосом. — Мы поместимся, не переживайте.
Аргумент был вполне убедительный.
— Ну, хорошо, — согласился я, — Вы располагайтесь, а я сейчас приду.
Я взял полотенце с мылом и отправился в ванную комнату. "Будем спать с чужой женой, — вертелось в голове, — Чем же это закончится?" Нельзя сказать, что чужие жены мне никогда не нравились, но добиваться близости с ними мне как-то смелости не хватало: меня бросало в пот при мысли о том, что в самый интересный момент может войти муж и застать меня в процессе соблазнения его жены. Но даже если такого не произошло, мне казалось совершенно невозможным спокойно смотреть в глаза мужчине, которому я наставил рога. (
Когда я вернулся в комнату, там уже было темно. Тусклый свет уличного фонаря, пробивавшийся сквозь занавески, позволял лишь примерно определить, где находятся стол, стулья и кровать. Пока я раздевался, складывая свою одежду на один из стульев, глаза привыкли к темноте, и я начал различать фигуру женщины на кровати.
Она лежала на боку, повернувшись лицом ко мне и положив себе согнутую руку под голову так, что ладонь оказывалась лежащей на затылке. Другая рука свободно расположилась перед ней, прикрывая оставшийся не снятым лифчик. Ниже тело было прикрыто простыней, служившей одеялом из-за жары, а дальше выглядывали ноги в белых носках. Тонкая простыня облегала широкие бедра. В темноте ее профиль нетрудно было представить в виде обнаженной женщины, пребывающей в некоторой задумчивости.
Я познакомился с ней в троллейбусе "Симферополь-Ялта". Мы оказались на соседних местах, и, мало-помалу, разговорились. Мне нужно было попасть в Симеиз, где отдыхала моя жена, а Евгения Павловна ехала к мужу в пансионат, расположенный где-то за Симеизом.
— Какое совпадение, — удивлялся я, — Мы почти всю дорогу едем вместе.
Но все оказалось не так просто: пока мы ехали, наступил вечер, стемнело, последний автобус на Симеиз ушел, толпы веселых отдыхающих устремлялись на набережную, но нам с Евгенией Павловной было не весело. Я еще мог попытаться доехать на такси, но мою попутчицу такая перспектива привела в полный ужас.
— Где я там пансионат буду искать, ночью-то!
На наше счастье, в Ялте есть люди, сдающие комнаты на ночь. Обходится это раз в пять дороже, но нам деваться было некуда, и мы согласились на первое же предложение, совсем не ожидая, что кровать будет одна.
Надо было как-то укладываться спать. Я подошел к кровати в одних трусах и занял место с края, расположившись на боку в точности, как Евгения Павловна, только лицом к ней. Теперь мы смотрели друг другу в глаза. Понемногу я стал различать черты ее лица. Спать совершенно не хотелось.
— Давай сношаться, — предложила она, использовав для понятия "сношаться" самое простое русское слово, пригодное для подобного случая.
— Давай, — согласился я.
Более длинную речь я бы и не сказал: у меня перехватило дыхание, сознание поплыло куда-то в сторону, а кровь хлынула вниз, переполняя мой член и заставляя его увеличиваться в размерах. "Вот, как? — мысленно удивился я, — А на жену, так, не встаем!"
Мои отношения с женой на протяжении нескольких лет были вполне стабильными и устоявшимися: мы регулярно "жили", но с эрекцией иногда были проблемы. В этом случае, мне приходилось пускать в ход всю свою фантазию и представлять себя вступающим в интимные отношения не с женой, а с шестнадцатилетней девицей. Впрочем, жена, с которой я такими подробностями не делился, умела быстро привести меня в нужную кондицию небольшим сеансом орального секса.
Мы лежали молча. Впрочем, слова были уже не нужны. Я провел рукой по волосам моей новоявленной подруги и, обнаружив заколку, снял ее. Волосы рассыпались по подушке. Наши лица оказались рядом, и ее жаркие пухлые губы начали осторожно целовать меня в лоб, в нос, в щеки и в губы. Мы обнялись самым непринужденным образом, как обнимаются давно привыкшие друг к другу муж и жена, и я провел рукой по ее бедру, убирая ненужную уже простыню.
Трусиков на ней не оказалось.
"Предусмотрительно, однако", — удивился я и спокойно снял с Евгении Павловны лифчик. Теперь она лежала на спине, предоставив моему взору великолепные полные груди зрелой женщины. Я взял ее за левую грудь и начал медленно ее сжимать и разжимать, то поводя пальцами вокруг соска, то теребя его. Моя партнерша, закрыв глаза, резко и глубоко задышала ртом. "Хорошо, — подумал я, — Довести ее до нужной кондиции не составит проблем".
Можно было снять трусы с себя, что я немедленно и сделал.
Это была действительно хорошая женщина, так сказать, "баба в соку", прожившая достаточно большое количество лет в браке, два раза родившая и не впадающая в ненужную застенчивость в самый неподходящий момент. Ее красота еще не стала увядать: отнюдь не худосочное тело манило приятной полнотой, большая грудь не стала обвисшей, а полные бедра не казались чересчур раздавшимися. Она еще могла несколько раз родить, и эта ее способность должна была обязательно притягивать к ней мужчин.
Меня окутал сладостный туман. Я ласкал рукой податливое теплое тело, изучая шею, груди, живот, ягодицы и бедра, время от времени прерываясь, чтобы поцеловать один из сосков. Наконец, я провел ладонью вниз живота и ощутил волосы на лобке. Бедра покорно раздвинулись, и я ощутил влажные половые губы Евгении Павловны. "Сколько мужиков побывало здесь, — мелькнуло в голове, — Теперь, вот, я".
— Женя, ты такая хорошая, — вырвалось у меня.
Женя ничего не сказала в ответ, только провела рукой по моему бедру, потом перешла к мошонке, нежно сжала ее несколько раз и, наконец, обхватив член, стала массировать его.
При таком подходе к делу проблем с эрекцией не бывает.
Пора. Стараясь перемещаться так, что бы ее рука могла продолжать ласкать мне член как можно дольше, я приподнялся и стал целовать Женю в губы. Наконец, я лег на нее, почувствовав, как послушно раздвигаются бедра, пухлые руки мягко обвиваются вокруг моей шеи, а гибкий женский стан прижимается ко мне.
Можно было "сношаться".
— Сейчас я буду тебя любить, — тихо сказал я прямо ей в лицо.
— Да, — шепнула она, закрыла глаза и прижалась ко мне всем телом.
Член, как-то сам собой оказался во влагалище.
Мы соединили губы в жарком поцелуе и стали со вкусом и знанием дела сношаться, как это делают давно знакомые любовники.
Я делал плавные поступательные и возвратные движения, стараясь уловить, как ведет себя мой дружок в новом для него влагалище Евгении Павловны. Никаких трудностей не возникало — влагалище было достаточно широким и эластичным, и могло бы свободно принять член, будь он даже в два раза толще. Я это использовал, чтобы делать движения не только туда-сюда, но и некоторое подобие круговых движений. Время от времени я извлекал член, возвращал на место завернувшуюся крайнюю плоть и снова медленно входил в податливую промежность. Крайняя плоть члена при этом снова заворачивалась назад, освобождая головку и помогая мне представлять, что я ввожу член во влагалище женщины в первый раз за это сношение.
Евгения Павловна, разгадав в чем дело, включалась в игру, и мы снова и снова повторяли процесс "соблазнения", что приводило мою партнершу во все больший и больший восторг.
"Интересно, что она в этот момент чувствует? — постарался представить я себя на месте своей партнерши, — Вот крепкое тело мужчины склонилось надо мной, но насилия нет, есть только нежность в сильных руках, ласкающих мне грудь. Каждое его прикосновение вызывает во мне сладострастную волну, я осторожно прикасаюсь к его мошонке и чувствую под кожей два яичка, перекатывающихся в моих пальцах. Потом я трогаю его член. Какое это удивительное создание природы — только что он был маленьким и безвольным, но, стоит его потрогать, он, вдруг вырастает, и на его конце образуется расширение, которое стремится выйти из облегающей головку кожи. Мне хочется бесстыдно развести ноги и открыть то, что так тщательно скрываю в своей обычной жизни. Мне стыдно и сейчас, и этот стыд заливает меня краской, от него перехватывает дух, но преодоление стыда так сладко, так томительно приятно, что я привлекаю мужчину к себе, разводя ноги все шире, и чувствую, как член входит в меня, раздвигая плоть и вызывая сладостную дрожь…".
— Можешь кончить в меня, — прошептала Женя, прижавшись ко мне всем телом.
Я судорожно схватил руками ее широкие округлые ягодицы и ощутил бедра, охватывающие меня с боков. "Можно кончить в это тело?" Такая мысль возбудит любого мужчину. Мы слились одно целое и стали страстно вжиматься друг в руга. Я вытягивался струной, наподобие лыжника при прыжке с трамплина, и мой член, твердо стоящий, как те лыжи, рассекал пространство, глубоко уходя в промежность, которая, в свою очередь, стремилась навстречу, как земля лыжнику. "Сколько же силы вкладывается в такое небольшое место, — подумал я, — Неужели ей не больно?"
— Тебе не больно? — спросил я.
— Нет, — выдохнула Женя. Ее глаза были закрыты, лицо было повернуто вверх и немного вбок, губы приоткрыты.
Вид наслаждающейся сексом женщины возбуждает. Я почувствовал неимоверную симпатию к этой женщине, еще сегодня утром бывшей мне совершенно незнакомой. Проникая членом в ее лоно, я чувствовал, как она двигает бедрами навстречу, стараясь угадать направление толчков и открыться навстречу им с наибольшей полнотой. От сознания того, что женщине это нравится, я переполнялся восторгом, а мой член распух до предела и стал необычайно твердым. Я чувствовал, как при каждом толчке головка члена раздвигает стенки влагалища где-то глубоко внутри Евгении Павловны, и мне хотелось страстно прошептать ей "люблю", пусть мы и были знакомы всего лишь несколько часов.
— Я тебя люблю, — вырвалось у меня.
— Тебе нравится меня сношать? — она опять употребила простонародное название процесса.
— Очень! А тебе нравится, как я тебя сношаю? — спросил я в тон ей.
— Да, да, бери меня, милый!
Я продолжал дальше, меняя темп — то ускоряя его, то замедляя. Мы оба были в поту, но силы не желали покидать нас, лишь легкая истома наполняла наши тела.
Еще немножко, и я бы кончил. Пришлось прервать сношение. Мы легли рядом.
— Ты давно замужем?
— Семь лет.
— А сколько лет детям?
— Старшему пять, а младшей три.
— А как твой муж? — собственно, к этому вопросу я и подбирался.
— Пьет.
Можно было ни о чем не спрашивать. Работа, магазин, кухня, дети, посуда и муж, пришедший в полночь пьяным. Вот и вся личная жизнь. А годы проходят, и можно так и не узнать, какая она, запретная любовь, о которой слагают песни, пишут романы и ставят фильмы. Меня переполнила нежность к лежащей рядом со мной женщине, так страстно желающей простого женского счастья.
Я осторожно и нежно погладил рукой ее волосы, затем поцеловал в лоб, в нос, в губы, в шею и, наконец, начал ласкать ее груди, то посасывая каждый из сосков, как ребенок, то покусывая, то осыпая поцелуями пространство вокруг.
"Она, должно быть, очень хочет продолжить", — подумал я и осторожно запустил руку на лобок и немножко ниже. Промежность была влажной, половые губы набухли и превратились в два пухлых скользких валика, сомкнувшихся вместе.
— Хочешь еще? — спросил я, на всякий случай, избегая простонародного термина.
— Хочу! — с радостью ответила Женя, и я увидел, как заблестели ее глаза.
Я встал над ней на вытянутых руках, Женя развела свои бедра, приглашая меня продолжить, и я расположился так, чтобы не придавить ее весом своего тела. Так я мог видеть ее лицо, грудь, живот, волосы на лобке и представлять себе, как она видит меня, мой живот, лобок и отвердевший член, направленный прямо на нее.
— Я хочу сношаться с тобой, — решился я выговорить срамное слово.
— Иди ко мне, милый, — прошептала Женя.
Оставаясь в той же позе и почти не дотрагиваясь до партнерши, я медленно приблизил свой член к ее промежности и осторожно вошел во влагалище.
— Я тебя сношаю, милая. Скажи мне, что-нибудь.
— Бери меня, бери всю.
Некоторое время мы наслаждались такой позой, дававшей нам возможность сосредоточиться на соединении члена и влагалища, затем Женя, все больше и больше возбуждаясь, привлекла меня к себе и положила мою руку себе на грудь.
"Возможно, она близка к оргазму", — решил я.
Уже не заботясь об утонченных ощущениях, я лег на Евгению Павловну и стал массировать ей грудь, не перерывая ритмичных движений пениса. При этом я следил за дыханием партнерши, чтобы не пропустить малейшие изменения состояния сношающейся со мной женщины.
Женя лежала, немного откинувшись назад, закрыв глаза и разбросав волосы по подушке. На лице блуждала блаженная улыбка, а из полуоткрытого рта вырывалось легкие звуки придыханий. Мало-помалу они стали учащаться, и я начал подстраивать ласки рукой и движения членом под их ритм.
Вдруг Женю как подменили: она с пылкостью обняла меня и бросилась целовать. При этом она стала делать резкие толчки бедрами мне навстречу, как если бы она была мужчиной и обладала бы мной.
Я немедленно сменил темп и силу толчков, подстраиваясь к женщине, рвущейся к оргазму. Мы ритмично конвульсировали, заводя друг друга, нас начинал охватывать дрожь, и я старался держаться, чтобы не кончить раньше партнерши и тем самым не испортить гармонию нашей близости.
— А-а-а! — застонала Женя, — Еще, еще!
Я старался изо всех сил.
— А-а-э, — захрипела моя партнерша и мелко задрожала всем телом, впиваясь ногтями мне в спину
Теперь она была моя.
— Я хочу в тебя кончить, радость моя.
— Кончи в меня, я хочу этого.
Что может быть приятнее вида женщины, отдающейся вам до конца? Евгения Павловна расслабилась, раскинув руки в сторону и безвольно опустив ноги. Весь ее вид говорил мне: "Возьми это тело, делай с ним, что хочешь". Я обнял Женю и посмотрел ей в глаза. Она улыбнулась, закрыла глаза и прижалась ко мне, слегка разведя ноги. Я переместил обе руки на ее бедра и опустился всем телом на мягкую податливую женщину. "Сейчас я в нее кончу". От этой мысли мне стало тепло и уютно, я ритмично двигал своим членом во влагалище Жени, ожидая момента, когда моя сперма вольется в нее. "Может, она родит от меня?" — поплыло в моей голове, — Сейчас она может стать беременной". Сознание того, что эта женщина может стать матерью моего ребенка, приятно щекотало нервы, не оставляя места для обдумывания социальных последствий этого поступка. (
"М-м!" — вымолвил я глухой звук, как только волна оргазма накрыла меня. Я выгнулся, как требовала того матушка-природа, стараясь проникнуть членом как можно глубже в тело женщины, и стал спускать свою сперму порциями прямо в глубину влагалища. "Сейчас сперма проникнет в матку — и я стану отцом", — заключил я, когда возбуждение от оргазма начало помалу спадать.
— Тебе хорошо? — услышал я голос Жени.
— Да, — выдохнул я, собрался силами, приподнялся и поцеловал ее в губы, — Я тебя люблю.
Некоторое время мы отдыхали.
— У нас может быть ребенок. Ты этого хочешь? — я испытующе посмотрел на женщину, только что бывшую в моих объятиях.
— Пусть будет так, как получится, — ответила она, сдерживая улыбку смущения, и отведя взгляд, в котором угадывались игривые искорки.
Я, кажется, начал догадываться, откуда у нее дети при муже-алкоголике.
— Ты в ванную пойдешь?
— Нет, — отказалась Таня.
— Я сейчас
В ванной я посмотрел на свой член. Он был красный и переполнился так, что казалось вот-вот лопнет. "Ну, что, дружок, а на жену так слабо торчать?" — мысленно укорял я его. "Дружок" молчал и только мелко подергивался с каждым ударом сердца. "Сначала она выяснила, женат ли я, потом расспросила, есть ли у меня дети. Похоже, нас выбрали в производители. Поздравляю, дружок!" Я тщательно вымыл свое сокровище и вернулся в комнату.
Женя уже спала.
Осторожно, чтобы не разбудить подругу, я залез под простыню и предался сладостному разбору событий этой ночи. "На моем месте мог оказаться кто угодно, — рассуждал я, — мне просто повезло, да и только. Но, с другой стороны, она, ведь выбрала меня. Значит, хоть и немного, но, все-таки, она меня любит и хочет от меня ребенка. Зачать с первого раза получается отнюдь не всегда, значит, придется встречаться регулярно, может быть, на протяжении нескольких месяцев или, даже, лет". Мысль о том, что у меня теперь есть любовница, приводила меня в восторг. О таком втайне мечтает почти любой женатый мужчина, но далеко не каждому это удается. "У меня есть любовница, у меня есть любовница", — беззвучно повторял я, глупо улыбаясь в темноте.
Проснулся я часа через два.
В комнате стало немного светлей. "Любовница" мирно посапывала рядом, повернувшись ко мне спиной и свернувшись "калачиком". Она оставалась обнаженной, как и я, и мне захотелось вновь ощутить приятную полноту и волнующие изгибы ее тела. Я прижался к ней сзади, уткнувшись лицом в приятно пахнувшие волосы и положив руку на ее бедро. Женя лишь слабо шевельнулась и продолжала спать. Пользуясь этим, я прижимался к ней своей грудью, животом, пахом, бедрами и имитировал движения, обычно совершаемые во время сношения.
"Дружок" мало-помалу начинал просыпаться. Пухлое женское тело действовало на него, как дудочка факира на змею — сначала это была мягкая тряпочка, которой я терся о широкий женский зад, потом "тряпочка" стала отвердевать и превратилась в готовый к применению член.
На головке члена образовалась смазка.
Поскольку я не мог остановиться, продолжая тереться о соблазнительный зад Евгении Павловны, член стал попадать между двух половинок, оставляя там смазку, пока не оказался на валиках половых губ, которые при таком положении женщины, "калачиком", оказываются сзади.
"Входить?" — заколебался я.
Моя нерешительность оказалась совершенно неуместной: я продолжал движения бедрами, и головка члена плавно скользила по половым губам, с каждым разом углубляясь в них все больше. Наконец он проскользнул во влагалище, я, решив, что, раз уж так получилось, начал сношение в классической позе "на боку сзади".
Когда Евгения Павловна проснулась, я не заметил, но она, похоже, была не против. Наоборот, она выгнулась телом и поджала к животу ноги, с тем чтобы мне удобнее было входить в нее.
Я продолжал ритмично работать пенисом.
— Хочешь, я встану? — предложила Женя, — А ты будешь сзади.
— Да, — сказал я, согласный теперь на любую позу из "Камасутры".
Она встала на колени и нагнулась вперед, положив руки на подушку.
Передо мной предстали округлые ягодицы Евгении Павловны, между которых были зажаты два валика ее половых губ, плотно сомкнутых вместе. Ноги были сведены, и лобок с волосами не был виден. Женский половой орган, таким образом, был представлен в его классически чистом виде, как его обычно изображают на рисунках в учебниках по медицине.
— Ну, как? — спросила Женя, обернувшись ко мне. Я видел ее торжествующее лицо как бы выглядывающим из-за широкой мягкой попки.
— Бесподобно, — заметил я, пристраиваясь к ее широкому заду.
Я переступил через ее согнутые в коленях ноги, дабы оставить их сведенными, и замер, стоя на коленях перед женщиной, готовой к совокуплению. Мои ноги были широко расставлены, и все мои достоинства гордо выпирали вперед.
— Тебе удобно? — послышался голос партнерши из-за попки.
— Удобно, — подтвердил я, поглаживая ее спину и зад, чтобы немного возбудить женщину.
Потом я взял в руку свой член и провел им снизу вверх между валиков. Женя чуть выгнулась ко мне задом, давая понять, как ей это приятно. "Скорее всего, — подумал я, — влагалище сжато с боков и покажется меньше, чем оно есть на самом деле". Я отпустил своего дружка, оставив его на валиках, взялся обеими руками за женину попку и осторожно попробовал насадить ее на член. Головка вошла с некоторой натугой. "Как хорошо, — решил я, — Не будем торопиться, представим, что ей шестнадцать лет, и она еще не рожала". С этим я начал делать медленные поступательно-возвратные движения членом, увлажняя влагалище своей смазкой и проникая все глубже. Женская плоть туго обхватывала моего дружка, и при каждом движении вперед, я чувствовал ее приятное сопротивление. Наконец мой пенис зашел в Евгению Павловну целиком.
Мы стали сношаться в таком положении.
Теперь я смог нагнуться вперед, переместить свои руки на живот партнерши и, как бы поддерживая его снизу, поглаживать от лобка к пупку и дальше, пока я не дотянулся до грудей, свисавших книзу и от этого казавшихся совершенно необъятными.
— Еще, еще! — томно просила подруга.
Я стоял над Евгенией Павловной, глубоко согнувшись, упёршись одной рукой в кровать, а второй лаская ее грудь. Мой член, проникший в женщину сзади, как это делают большинство животных, работал без перерыва.
— Хочешь, теперь ты будешь сверху? — спросил я подругу, немного устав быть кроликом.
Какая женщина не согласится "быть сверху"?
Теперь я лежал на спине, раскинув руки и расслабившись, а Женя прыгала на мне, закрыв глаза, ее руки блуждали по мне, пытаясь найти опору. "Сейчас, — решил я, — Тебе станет совсем хорошо".
Я немного согнул свои ноги в коленях и развел их, образовывая для своей "наездницы" некое подобие седла, затем крепко взял партнершу за бедра. В этом положении клитор женщины оказывается прижатым к стволу члена.
— Ой! — томно воскликнула Евгения Павловна.
Я начал делать мелкие, но резкие толчки.
— Ах-ах-ах-ах, — вторила подруга моим толчкам.
Сцепившись мертвой хваткой, мы отчаянно "сношались". В простонародном смысле этого слова.
— Ой, я больше не могу! — воскликнула Евгения Павловна и, подавшись вперед, легла на меня грудью, оставшись нижней частью в положении "сидя в седле".
До оргазма оставалось совсем немного.
Я сменил мелкие частые толчки на широкие плавные движения — разумеется, насколько это позволяло женское тело, лежащее на мне. Приходилось до предела напрягать мышцы пресса, чтобы движением нижней части своего теле немного подбрасывать женщину вверх. А чтобы она не слетела с моего пениса, приходилось крепко держать ее за бедра.
— А-а! — Женя напряглась и стала втягивать воздух сквозь плотно сомкнутые зубы.
Сжав меня с большой силой несколько раз, Женя, вдруг, безвольно обмякла на мне. "Приехали", — констатировал я. Некоторое время мы так и лежали: я внизу, она на мне, а мой дружок в ней. Наконец мне удалось высвободиться от безвольного женского тела и положить его рядом с собой лицом вниз. Все мои попытки его перевернуть закончились неудачей.
— Возьми меня сзади, — пробормотала моя подруга, видимо до сих пор летающая в облаках.
Совет пришелся очень кстати. А, поскольку я уже сегодня в Евгению Павловну кончал один раз, почему бы не кончить туда еще раз? Я стал устраиваться на женщине, лежащей попкой вверх. Чтобы как-то добраться до цели, я немного развел ей ноги, лег на нее и стал осторожно тыкать членом в то место, где предположительно находился вход во влагалище. Дело оказалось не совсем простым. Не знаю, где бы я оказался, если бы Женя не направила мой член рукой в нужное место.
Я опять оказался там, где был сегодня уже не раз. "Сейчас кончу — и спать!" Хорошо, что Евгения Павловна не читала моих мыслей.
— Так хорошо? — спросил я ее, вводя член насколько можно глубже.
— Да, — вымолвила она сонным голосом.
Сношать сонную женщину тоже можно. Нет необходимости ждать ее оргазма, и можно полностью сосредоточиться на собственных ощущениях. В голове крутится сладостная мысль: "Сейчас я в нее кончу, и она забеременеет!" Почему-то мужчине во время секса всегда хочется, чтобы женщина непременно забеременела. Ни до, ни после сношения такая идея восторга не вызывает.
Я глубоко проникал пенисом в тело спящей женщины, стараясь не упустить ощущения раздвигающихся стенок ее влагалища, чтобы создать у себя необходимое для оргазма возбуждение. Одновременно я касался животом ее пышного, раздавшегося под моим весом, мягкого зада, ласкал руками ее широкие бедра. Наконец, меня охватил давно ожидаемый восторг. Не владея собой, я начал совершать резкие удары членом, упиваясь каждым движением мышц, и испуская сперму при каждом толчке.
Я уже спустил, а движения все продолжались и продолжались, понемногу затухая вместе с уходящим от меня сознанием. Наконец, я остановился, откинулся на спину и тут же заснул рядом с женщиной, которую я только что с таким вкусом поимел.
Когда я проснулся, в комнате ничто не напоминало о наших ночных утехах: все вещи были аккуратно разложены и развешаны по стульям, сумки стояли у стены, а Евгении Павловны рядом не было. "Моется", — догадался я. Прошедшая ночь казалось делом далеким, а наши эротические фантазии — приятным сном.
— Доброе утро, — Женя вошла в комнату одетая в домашний халат и с туалетными принадлежностями в руках. Глядя на нее, казалось, мы просто попутчики, волею судьбы оказавшиеся в одном купе, — Как спалось?
— Хорошо, — ответил я, не зная, как теперь обращаться к Евгении Павловне, на "вы" или на "ты".
— Вы можете еще поспать, — разрешила мои сомнения женщина, отдавшаяся мне за ночь дважды, — Хозяйка сказала, что нам спешить не обязательно. Следующих постояльцев она только к вечеру приведет. Мы можем быть здесь до обеда.
"Вы", — подумал я печально. Где-то в глубине души еще теплилась надежда на продолжение безумств.
— Вы еще не уезжаете? — спросил я, еще не веря, что настал час переходить на "вы".
— Мне хозяйка сейчас сказала, что в полдень будет прямой автобус до пансионата. Вы могли бы доехать до Симеиза на нем.
— А который сейчас час?
— Девять.
"Девять!" Я уныло поплелся в ванную, понимая, что сказка кончилась. Сейчас — дежурное "здрасте" хозяйке, чай с печеньем — и в путь.
— Здрас-сте! — произнес я, заметив хозяйку, выглядывающую с кухни.
— Доброе утро, как спалось?
— Спасибо, хорошо.
— Ваша жена сказала, что ваш автобус через три часа. Можете не торопиться, отдохните еще.
"Жена? — мысленно удивился я, — Ах, да! У меня теперь две жены". Обладателю небольшого гарема надлежало быть в хорошей форме. Я тщательно выбрился и привел себя в порядок.
— Чайку попьем? — бодро воскликнул я, заходя обратно в комнату.
Евгения Павловна лежала на кровати, закрывшись простыней до подбородка. "Вот это номер!" — только и подумал я.
— Мы можем еще немного отдохнуть, — невинно заметила Женя.
Я подошел к ней и медленно стянул покрывало. Как и ожидалось, оно была единственным прикрытием наготы этой женщины, лежащей сейчас на передо мной с раскинутыми по подушке волосами и руками, вытянутыми вдоль тела к сведенным вместе ногам. "У нее серые глаза", — подумал я, снимая с себя все и укладываясь рядом. В этих глазах я прочел плохо скрываемую печаль. Я бесстыдно окинул Евгению Павловну взглядом сверху вниз, ее округлые плечи, груди, выделяющиеся белизной на загорелом теле, и такой же белый треугольник на животе, заканчивающийся внизу подстриженными волосами на лобке, под которым угадывались две складки, уходящие вниз и скрываемые плотно сдвинутыми широкими бедрами.
— Какая ты красивая! — не выдержал я и стал целовать желавшую меня женщину в губы, в шею и в грудь, одновременно лаская ее рукой внизу живота, теребя волосы на лобке и поглаживая бедра.
Женя не отвечала мне и лишь покорно принимала ласки, отведя глаза. "Смущается", — догадался я. Ночью, когда было темно, можно было представить меня если не Аленом Делоном, то, по крайней мере, мужем. А сейчас, при свете, ей уже никуда не уйти от понимания того, что она вступает в связь с незнакомым мужчиной. "И все-таки она меня хочет!" — эта мысль придала мне уверенности.
— Закрой глаза, — сказал я.
Евгения Павловна послушно выполнила приказание и замерла в ожидании. Я снял с себя все и лег на нее, ощутив под собой тело, остававшееся во все той же позе: руки по швам, ноги вместе.
— Милая, моя, хорошая, — шептал я, осыпая ее поцелуями и упираясь окрепшим членом в ее сведенные бедра, — Раздвинь ножки, сладкая моя.
Не открывая глаз, Женя начал медленно разводить ноги, и мой член прикоснулся к ее промежности. "Сейчас я снова буду в ней, — промелькнуло в сознании, — Какая она мягкая и покорная!" Я чувствовал, как, обливаясь смазкой, распух мой дружок. "Сейчас, сейчас, — подбадривал его я, — Иди к девочке в гости!" И мой член опять вошел в многострадальное лоно Евгении Павловны.
— Посмотри на меня, — зашептал я, глядя прямо ей в лицо.
Женя открыла глаза. Печаль и тоска ушли из ее взгляда, а вместо них появилась радость и удовлетворение от созерцания мужчины, чей член в этот момент находился в ней. Я улыбнулся и поцеловал ее в губы. Она ответила на мой поцелуй, потом обняла и прижалась к моему телу, изменив положение ног для удобного сношения — согнув колени и разведя их в стороны. Не давая ей закрыть глаза, я гладил ее по волосам и одновременно пытался уловить ощущения члена, проникающего в послушное тело этой женщины, чьи серые глаза смотрели сейчас прямо мне в душу. Мое сознание от этого раздваивалось и сливалось с таким же раздвоенным сознанием женщины, с которой я сношался, может быть, в последний раз в моей жизни. (
— Ты меня не забудешь? — тихо прошептала она.
— Нет, что ты! — зашептал я в ответ, — Я обязательно найду тебя в Киеве.
— Хорошо, — выдохнула Женя и прижалась ко мне еще сильнее, — Кончим вместе?
Мой дружок ошалел от счастья и стал расти еще и еще, увеличиваясь в размерах до немыслимых пределов. Женя развела согнутые в коленях ноги так, что они образовали своеобразный "шпагат", полностью открывая этим промежность, куда мой член стал влетать и вылетать свободно, как птица. Не прекращая процесса, я, время от времени, чуть приподнимался, старался взглянуть на это захватывающее зрелище. Наконец я почувствовал, как раскрытые навстречу мне бедра и промежность начинают мелко дрожать, и в моей голове промелькнуло: "Кончает!" Я стал резко всаживать свой член в лоно ловящей наслаждение женщины, по моему телу пошла дрожь и я начал кончать во влагалище, ставшее вдруг приятно упругим.
Все! Из последних сил я обеими руками обхватил пышные бедра и отправил последнюю порцию спермы глубоко в тело отдавшейся мне женщины.
Мы так и застыли, не желая ничего менять.
— Как бы я хотела остаться так навсегда! — мечтательно вымолвила Евгения Павловна.
Я украдкой посмотрел на будильник.
— Да, да, — заметила мой взгляд партнерша, — Сейчас поедем. Только полежу немного.
Не меняя позы, Женя повернула голову и закрыла глаза. Я извлек своего, вконец очумелого, дружка, целиком покрытого спермой и смазкой. Женщина, с которой я только что так яростно занимался любовью, оставалась в той же позе, как и во время сношения. Казалось, она спит. Спокойное лицо с закрытыми глазами было повернуто немного вправо, одна рука ладонью лежала на груди, а вторая свободно откинулась вбок. торс чуть изгибался в ту же сторону, куда было направлено лицо, а бедра, вывернутые по-лягушачьи, бесстыдно показывали мне все женское хозяйство: половые губы протянутые сверху вниз, начиная от волос на лобке и уходя вниз до конца. Между половыми губами виднелись розовые лепестки малых губ, немного раскрывающихся в нижней части, где находился вход во влагалище. "Вот чем мечтают обладать все мужчины!" — философски размышлял я. Вид был не такой эстетически совершенный, как в эротических фантазиях. Но почему-то хотелось войти в эти ворота еще и еще раз…
Я посмотрел на моего дружка. Вид у него был далеко не бодрый: он уменьшился в размерах втрое, и из него изливалась не помещавшаяся уже в нем смесь смазки и спермы. "Сейчас испорчу все хозяйские простыни!" — испугался я и бросился за платком.
Собственно говоря, на этом все и закончилось. Через три часа мы с Евгенией Павловной мчались в автобусе прочь от Ялты.
Нам повезло: автобус был не рейсовый, а пансионатский, куда направлялась Евгения Павловна, поэтому мы ехали по верхней трассе, быстро и без остановок, вместо того, чтобы вытряхивать душу на всех поворотах нижней дороги. Как и вчера, справа от нас были крымские горы, а слева виднелись утопающие в зелени поселки и санатории, дальше — синее море и синее небо, вместо горизонта разделенные полосой сверкающей дымки.
Однако красоты Южного Берега меня занимали мало:
— Когда мы встретимся в Киеве? — допытывался я.
— Ну, созвонимся, — уклончиво отвечала моя любовница.
— Дай мен адрес или номер телефона, — настаивал я.
— Лучше позвоните в службу лифтов — меня там все знают.
Опять, "вы" — настроение у меня испортилось. Женя снова пыталась дистанцироваться от меня. И, хотя для окружающих нас пассажиров мы продолжали выглядеть типичной супружеской парой, ехали мы в разные места и с разными целями: она спешила вывести мужа из южнобережного запоя, коим грешат здесь многие отдыхающие, а я должен был удовлетворить изголодавшуюся без секса жену, дабы она не наставила мне рога. Этот вид развлечений, как известно, достаточно популярен среди женской половины посетителей курортного края.
— Ладно, я позвоню, — пообещал я, разглядывая Евгению Павловну так, что бы ее образ запомнился надолго.
Она выглядела достаточно просто: ее волосы скрепляла заколка на затылке, образовывая "хвост". Ветер развевал часть волос, не попавших в заколку. Немного прищуренные глаза со спокойным интересом рассматривали проплывавшие мимо горы. Ситцевое платье в цветочек облегало грудь, оставляя открытыми шею и руки. От пояса платье шло складками, скрывая ее пышные бедра и колени. Под платьем, как я знал, были только белые трусики, и они, вместе с платьем, создавали иллюзорный эффект приличия, драпируя роскошное женское тело, но я-то помнил, как быстро это все сбрасывается…
— Вот я и приехал, — нарочито бодрым голосом объявил я.
— До свидания, — тихим голосом попрощалась моя попутчица.
Я вышел, и автобус скрылся за поворотом, унося серые глаза, выбившийся из-под заколки локон, ситцевое платье, облегающее грудь, широкие бедра, скрытые складками платья и то, что было спрятано в белых трусиках, куда я был так развязно вхож всю минувшую ночь и где, вполне возможно, содержалось продолжение моего рода.
Было жарко. Неподвижный воздух наполнился треском цикад. Внизу виднелось кладбище, окруженное густыми зарослями кустарника. Далее был виден Симеиз, начинающийся с квартала облезлых хрущевок, за которым шли утопающие в садах дома частного сектора, потом крыши санаториев и пансионатов, а за ними виднелось море и крутая скала в нем. Я зашагал по извилистой проселочной дороге, ведущей мимо зарослей кустов к частному сектору. "Какая женщина! — крутилось в голове, — Развестись с женой, к чертовой матери, да жениться на ней!" Я остановился посреди пустынной дороги, убедился, что никого нигде нет, запустил руку себе в штаны проверить состояние "хозяйства". Все было на месте: мошонка была подтянута в аккуратный комочек, а мой "дружок", обычно висевший "тряпочкой", необычайно бодрился и строил из себя сосиску средних размеров. "Хорошо! — мысленно сказал я ему, — Где мы намедни побывали! Теперь пойдем исполнять супружеский долг. Не подведи!"
И я бодро зашагал в сторону Симеиза.
Встреча с женой была полна сюрпризов. Если бы я встретил ее на улице случайно, то не узнал бы. Она сильно загорела и значительно похудела, хотя и раньше полнотой не отличалась. Я смотрел на нее и повторял про себя: "Это — моя жена, зовут ее Татьяна, ей двадцать восемь лет, образование высшее, нигде не работает, детей нет". Несколько таких повторений, и я полностью вжился в легенду — образ образцового мужа с выражением полной невинности на лице. Теперь можно было смотреть на свое сокровище, не опасаясь, что глаза меня выдадут.
— Как ты изменилась! — воскликнул я, уставившись на облезлый от загара нос.
— Ой, чего я только не втирала, ничего не помогло! — лепетала моя супруга.
Ее темные очки, сдвинутые на затылок, служили своего рода заколкой для выгоревших на солнце волос, ниспадающих на плечи и скрывающих узкую полоску белой ткани на шее. Эта полоска впереди переходила в две лямочки, поддерживающие небольшую майку с широким вырезом на груди и совершенно голой спиной. Лямочки плотно облегали небольшие аккуратные груди моей жены, четко обозначая смотрящие в разные стороны соски. Над грудями висела знакомая золотая цепочка с медальоном, изображающая знак зодиака. Короткие светлые шорты облегали бедра и оставляли открытыми загорелые ноги.
"А жена у меня ничего, красивая", — подумалось мне. План отбить у алкоголика женщину с двумя детьми, дал первую трещину.
— Пойдем на море? — с надеждой спросил я, когда вещи были сложены в убогий сарайчик, служивший "квартирой" для отдыхающих.
— А "мальчик" не соскучился по "девочке", — игривая улыбка блуждала на лице жены.
Как, все-таки, меняется лицо женщины, желающей секса! Морщины разглаживаются, глаза округляются, губы кажутся пышнее, и даже уши выглядят немного сдвинутыми назад к затылку.
— В этом сарае? — возразил я, — Нас тут вся улица увидит!
— Давай куда-нибудь пойдем! — предложила жена.
— Давай, — согласился я, вспомнив кусты возле кладбища.
Мы прихватили хозяйское одеяло и резво побежали вверх по дороге, откуда я только что пришел. "Сегодня у меня будет вторая женщина", — констатировал я. Собственно говоря, до этого мне не случалось быть с двумя женщинами за столь короткое время. "Идем на рекорд!" — предупредил я моего дружка. Похоже, тот проникся ситуацией и из состояния "сосиской" начал медленно переходить в положение "сарделькой". "Спасибо!" — поблагодарил я его за солидарность.
— Здесь хорошо, — сказал я, как только дорога дошла до кустов.
— Может быть, пройдем еще дальше? — жена тянула меня за руку.
— Не стоит, — отбивался я, понимая, что вид кладбища жене совсем не понравится. — Если мы пойдем дальше, нас будет видно с дороги.
Другие аргументы не потребовались. Мы немедленно забрались в середину чащи, нашли небольшое место, свободное от кустов и разложили одеяло, предварительно выкинув из-под него мелкие камешки, сучья, пивные пробки и разный прочий мелкий мусор.
— Как я по тебе соскучилась! — Татьяна обняла меня ослабевшими руками и начала медленно оседать на одеяло, увлекая меня за собой.
— Я тебя хочу, — мое вранье прозвучало вполне убедительно.
Расслабленное тело жены безвольно лежало передо мной. Я спокойно снял с него шорты и майку. Татьяна осталась лежать в одних белых трусиках. Мир сузился до небольшого пространства, ограниченного зарослями, над котором раскинулось синее крымское небо. Я разделся, стараясь не поворачиваться к жене спиной, — на ней могли остаться царапины. Оказавшись на свежем воздухе, мой дружок окончательно воспрянул духом и встал во всей красе. Было странно и необычно ощущать себя голым не в постели и не в темноте: воздух свободно обмывал мошонку и член, внушая чувство щемящей стыдливости.
— О-о, — послышался тихий голос жены, — Какие мы красивые! Иди ко мне!
Я лег рядом. Татьяна лежала на спине, закинув руки за голову, вытянув одну ногу и положив на нее другую, немного согнув ее в колене.
— Как я тебя хочу! — прошептал я, теперь уже вполне искренне, положил руку на ее грудь, мягко провел вдоль тела, заводя ладонь в трусики, и, взяв их двумя руками, осторожно стал снимать их, протягивая по бедрам и ногам.
Татьяна закрыла глаза, повернула лицо вбок и застыла в том положении, в котором я снял с нее трусики: одна рука оставалась над головой, вторая, согнутая в локте, неопределенно зависла над грудью, как бы раздумывая, закрыть ее или оставить моему взору. Полусогнутые ноги с поднятыми коленками безвольно разошлись в стороны, бесстыдно обнажив находившийся под лобком продолговатый бугорок, разделенный щелью вдоль на две части.
Моя жена обладала очень редким даром природы — узким влагалищем. Собственно говоря, ради него я на ней и женился.
"Сейчас!" — радостно подумал я, медленно встал на колени между разведенных ног жены, наклонился вперед и, не касаясь ее, уперся двумя руками в подстилку. "Ну, дружок, давай!" Я подался членом вперед, пока он не дотронулся до линии, разделявшую бугорок, и стал медленно водить по ней, оставляя смазку, обильно извергаемую моим дружком. Лицо жены насторожилось в ожидании момента, когда член, наконец, войдет в нее. Я продолжал свои движения, постепенно проникая головкой внутрь бугорка. "Ниже, ниже, — дружка приходилось подправлять, чтобы он попал в гости к девочке под нужным углом, — А теперь, вперед!" Я медленно и с усилием ввел член в тугое влагалище до конца.
— А-а! — застонала Татьяна, мелко дрожа. Вхождение "мальчика" был для нее одним из наиболее сладостных моментов сношения.
Мой член плотно сидел в теле женщины. В этом определенно заключалось немалое блаженство. Когда такое случилось у нас с Татьяной впервые, я был просто потрясен.
Это произошло три года назад. Со своей первой женой к тому моменту я прожил уже пять лет, у нас был ребенок, и мне казалось, момент завести любовницу вполне созрел.
Тут, как раз, подвернулась Татьяна, незамужняя студентка, более похожая на подростка, чем на взрослую женщину, при своих сорока двух килограммах. Я под любым предлогом исчезал из дома, и просиживал с ней в киевских кафе, прогуливался по осенним паркам, ходил в кино, пока я не решил, что пора переходить к более решительным действиям.
Сказав жене, что уеду с ребенком к своим родителям на пару дней, я, оставил свое чадо на попечение бабушки с дедом, вернулся в Киев.
Теперь времени на соблазнение студентки должно было хватить.
Я пригласил ее прогуляться в пригород. Сначала мы бродили по лесу, взявшись за руки, потом, замерзнув, развели костер и достали прихваченную с собой бутылку вина. Было пасмурно и серо, листва с деревьев наполовину опала и устлала опушку, на которой мы утроились, влажным разноцветным ковром. Но холод, серость и влага отступали перед огнем костра, выпитое вино кружило голову, нам было жарко, мы сидели на наших куртках, брошенных прямо на мокрые листья, и страстно целовались.
Наконец, я набрался смелости, проник рукой ей под свитер, стал гладить по спине, потом расстегнул юбку и стал гладить ниже, с трепетом ощутив место, где женский зад начинает раздваиваться на две половинки.
Тут я разошелся настолько, что разом стянул юбку с трусами вниз до колен и бросился целовать волосы на лобке.
— Не надо, не надо! — застонала студентка.
Но я уже остановиться не мог. Еще немного — и я бы изнасиловал ее среди бела дня.
— Поехали ко мне, — вдруг предложила Татьяна.
Это могло значить все, что угодно, например, приглашение попить чайку или посмотреть телевизор. "Не хочет давать", — решил я. Наступило некоторое отрезвление.
— Хорошо, — согласился я и отпустил наполовину обнаженное тело.
Мы, молча и сосредоточенно, привели себя в порядок, затоптали костер и быстро зашагали по лесу. Очень скоро мы вышли на трассу, остановили такси и доехали до Борщаговки, где Татьяна проживала с мамой в двухкомнатной квартире. "Может быть, — мелькнула мысль, — Мамы нет дома?" Напрасно! Мама дома была, да еще в компании двух своих великовозрастных подружек. Бабушки пили чай и смотрели телевизор.
— Кольцо сними! — зашептала мне подруга. Я торопливо сунул руку с кольцом в карман.
Татьяна представила меня маме, как сокурсника, пришедшего почитать конспекты.
— Здрассте! — прошипел я бабушкам, изображая стеснительного студента, и проследовал за Татьяной в ее комнату.
Как только мы остались одни, Татьяна закрыла дверь комнаты на ключ. "Сейчас будем штудировать конспекты", — догадался я, медленно подошел к "сокурснице" и, стараясь совладать с волнением, начал не торопясь ее раздевать. Оставшись лишь в трусиках и лифчике, Татьяна направилась к кушетке.
— У мамы ключ есть? — вопрос был далеко не лишний.
— Есть, но она сюда не войдет, — заверила меня подруга, — Тише, не говори ничего!
Я быстро сбросил с себя все, кроме трусов, и посмотрел на девушку, которой я собрался овладеть.
Она лежала на спине, положив голову на небольшую подушечку. Ее лицо было обращено ко мне, руки, согнутые в локтях растерянно повисли ладонями вниз над плечами, торс был выгнут немного вверх, одна нога была вытянута, а вторая согнулась в колене.
"Сейчас сниму с нее и лифчик, и трусики".
Я стал целовать ее в губы и в шею, одновременно расстегивая лифчик. Опыт семейной жизни пришелся очень даже кстати — я снял его спокойно и просто. Потом, поцеловав для приличия девушку еще пару раз, стащил с нее трусики. (
Все тот же лобок, что я видел в лесу, предстал передо мною.
Ощущение нереальности было во всем, что происходило сейчас. Девушка, обладать которой я мечтал уже давно, лежала передо мной обнаженной и, похоже, не прочь была отдаться, а я, еще не веря в это, снимал перед ней трусы и дико стеснялся. "Сейчас она увидит мой член", — стучало в голове. Трусы упали на пол, и под изучающим взглядом девушки я почувствовал себя дважды обнаженным. Она смотрела на меня снизу вверх и, естественно, видело ЭТО в первую очередь. Как приговоренный, которому предложили положить голову на плаху, я наклонился и стал устраиваться на ней, всем своим телом встречая новые для меня формы юного девичьего тела: трепетные руки, упругую грудь, тонкую гибкую талию, переходящую в широкие бедра и стройные ноги, которые я уверенно раздвинул своими коленками.
Дальше, однако, дело не пошло.
Привыкший овладевать телом жены без проблем, я подался вперед, ожидая оказаться внутри, но мой член безуспешно скользил по промежности, никуда не попадая.
"Девственница, что ли?"
Нет. Татьяна догадалась взять мой член в руку и приставить его к нужному месту.
"Опытная!"
Я начал подаваться вперед в предлагаемом направлении и после нескольких попыток не без усилия смог ввести свой член в новое для него влагалище.
"Какое небольшое, как у подростка!"
После нескольких лет жизни с женой, я и представить себе не мог, что взрослая женщина может обладать такими восхитительно малыми размерами своих достоинств, что теперь воспринимал происходящее как подарок судьбы. Меня охватил восторг, я заработал членом вовсю, неистово прижимаясь к затрепетавшему девичьему телу.
— Не спеши, — взмолилась Татьяна.
Я опомнился и решил держаться, пока она не кончит. Татьяна, между тем, извивалась подо мной, закрыв глаза и сдерживая стоны. Наконец, она затряслась и захрипела, напрягшись всем телом. "Теперь можно", — с удовлетворением подумал я и сладострастно сконцентрировался на своем дружке, туго сидевшем в хрупком теле девушки. Мужчины сатанеют, когда стенки влагалища плотно охватывают пенис, и я впал в блаженство, двигая дружка туда и обратно. Татьяна завертела бедрами, пытаясь соскользнуть с моего члена.
— Подожди, немного, сейчас, — я решительно настроился кончить в девушку.
Татьяна отчаянно забилась, но это лишь усилило мой восторг, я обхватил ее железной хваткой и сладострастно спустил, задвинув член как можно дальше вглубь восхитительно приятного влагалища.
— Ты что, В МЕНЯ кончил? — испугано спросила Татьяна.
— Да, — ответил я, глупо улыбаясь, откинувшись на спину и совершенно не стесняясь своего "дружка", победно торчащего вверх.
Подруга изменилась в лице, быстро накинула халат, схватила спринцовку и бросилась в ванную.
Как оказалось, рождение ребенка совершенно не входило в планы Татьяны ни до того, как мы поженились, ни после. "У тебя уже есть один ребенок от первой жены, зачем тебе второй?" — спрашивала она, и, как я не старался, мне не удавалось найти никаких убедительных доводов в свою пользу. Вот почему сеанс секса без предохранения, так бы и остался единственным эпизодом в нашей семейной жизни, если бы я не нашел для своей новой жены статью о женских циклах и связанных с ними периодах "естественного предохранения". Увы, таких дней за цикл набиралось едва ли с десяток, а Татьяна, для пущей верности, сокращала их количество ровно вдвое.
Вот и теперь, когда мы лежали в зарослях кустарника под Симеизом, день был, по мнению жены, "благоприятным для зачатия", что вынуждало ее принять необходимые меры.
— Ты презерватив взял? — вопрошала она, не прерывая сношения.
— Нет, — отвечал я, продолжая трудиться.
— Тогда возьми тряпочку, — велела жена.
Я порылся одной рукой в своей одежде, лежащей рядом, и достал носовой платок.
— Вот! — показал я платок жене.
Она успокоилась и закрыла глаза, чтобы сосредоточиться на процессе.
Как это делать, дабы удовлетворить жену наилучшим способом, я давно изучил. Для начала, я стал осторожно пробовать вводить член в соблазнительный бугорок под лобком. Татьяна держала на весу согнутые в коленях и широко разведенные ноги, и я наслаждался видом члена, с некоторым напряжением входящего в тело женщины. Через некоторое время влагалище увлажнилось настолько, что член стал входить хоть и туго, но дальше. К тому же, жена начинала возбуждаться, и то, что раньше могло вызвать боль, теперь давало ей все большее и большее наслаждение.
— Быстрей! — командовала она.
Я ускорил темп, стараясь ненароком не кончить.
— О-о! — переполнилась восторгом жена.
Она с явным удовольствием и сладострастием подавалась навстречу моему "мальчику", раздвигая до предела бедра и выгибаясь назад. Наконец, она затряслась, как в лихорадке, и медленно обмякла.
— Ты будешь? — не открывая глаз, спросила Татьяна.
Вопрос был излишним. Я взял в руку платочек, чтобы он был всегда наготове, закрыл глаза и целиком предался любимому делу. Всем своим членом я чувствовал плотно облегающее его влагалище женщины, испытавшей оргазм только что и все еще получающей удовольствие от малейших моих движений внутри нее. Приятное сопротивление плоти вызывало все большее и больше возбуждение, мои движения становились во все возрастающей мере неконтролируемыми и, вместе с тем сладостными. "Не забыть про платок!" — промелькнуло где-то далеко от сознания, я извлек член в последний момент и накрыл его платком. Мои бедра продолжали непроизвольно сокращаться, как бы продолжая проникать в женщину, а в платок брызнула сперма, превратив его в слизкий комочек.
— Успел? — поинтересовалась жена.
— Да, — удовлетворенно доложил я.
Мы лежали на подстилке, изучая синее крымское небо.
— Еще хочешь? — поинтересовался я.
— Вечером, — предложила жена, — Ты, ведь, купаться хочешь?
За прошедшие сутки у меня было столько секса, что больше всего я хотел спать.
— Конечно! — согласился я на предложение жены и процитировал собственную шутку — Солнце, воздух и вода — улучшают секс всегда!
— Пошляк! — засмеялась Татьяна, — Сейчас встаем, и бегом к морю!
Мы направились обратно к Симеизу. Я оглянулся назад и поверх кустов заметил часть кладбищенской ограды, а выше нее — часть трассы, по которой ехали автомобили. Всего лишь два часа назад я расстался там с Евгенией Павловной.
"Неужели я хотел жениться на ней?"
Мысль эта, еще два часа назад так занимавшая меня, показалась теперь совершенно дикой и неестественной.
— Не отставай! — позвала меня жена.
Я покорно последовал за ней.
"Женя, наверно, уже доехала до пансионата и нашла мужа, — фантазировал я, — Интересно, занялись они сексом или нет? Будет ли она снова искать мужчину, чтобы зачать ребенка? Недавно ученые, по чистой случайности, обнаружили, что каждый десятый ребенок, родившийся в браке, зачат не мужем, а посторонним мужчиной. Но как же так, ведь далеко не каждый половой акт приводит к зачатию? Все выяснилось, когда современные методы исследований позволили точно идентифицировать сперму содержащуюся во влагалище до ста дней. И ученые обнаружили, что у КАЖДОЙ женщины, которых они изучали, есть следы спермы НЕСКОЛЬКИХ мужчин. Кто бы мог подумать! Оказалось, что, как только у женщины наступает период благоприятный для зачатия, ее неудержимо тянет на "подвиги". Однако, подавляющее большинство женщин хоть и изменяют своим мужьям, но искренне считают себя благородными дамами… поскольку напрочь забывают о своих изменах. Вот и все женские секреты: когда дала, где дала и кому. "
Вернувшись домой, я обзвонил все службы лифтов Киева, но Евгению Павловну так нигде и не нашел. Действительно она там работала, или нет, ошиблась, или нарочно ввела меня в заблуждение, — это осталось для меня вечной загадкой, как и то, родила ли она ребенка от меня или нет.
Попутчица
Я возвращался из длительной командировки. Небольшой провинциальный городок, он пришелся мне не по вкусу, и все два месяца я занимался исключительно работой. Немного уставший и немного сердитый, я хотел поскорее уехать из этого города.
Поезд прибыл к перрону, проводница проверила мой билет и я побрел искать свое купе. Вот и номер 9, я открыл дверь, занес свои вещи и устало присел. В купе в тот момент никого не было, но запах приятных духов говорил о том, что моей попутчицей должна быть женщина.
Мои размышления были прерваны скрипом открывающейся двери. И тут я увидел ее… Это была женщина за 40, точный возраст определить было сложно, но выглядела она превосходно! Элегантная короткая стрижка, джинсы, облегающая кофточка, и дурманящий запах духов… Она наклонилась над столиком и я отметил про себя. какая интересная женщина и какая красивая грудь!
Она приветливо улыбнулась и мне показалось, что от ее улыбки в купе стало светлее. Я поймал себя на мысли, кажется, с попутчицей мне очень повезло! Ее звали Анной. Поезд двинулся в путь, и мы с Анной принялись болтать. На удивление, общение с ней было очень приятным, я чувствовал себя легко и непринужденно, невзирая на то, что я был моложе ее.
Говорили о работе, о путешествиях, о книгах. Оказалось, Анна тоже возвращалась из командировки. Она была очень приятной собеседницей, умницей, интересно рассказывала. Но чем больше мы общались с ней, тем больше я ловил себя на мысли, что мне очень нравится просто смотреть на нее, любоваться, и я уже мало что слушал.
В моей голове крутились совсем другие мысли, и справиться с ними я уже не мог. Все таки 2 месяца без женской ласки давали о себе знать. Мой взгляд то и дело останавливался на ее груди, и я уже, как не старался, ничего не мог с собой поделать. Анна увидела это, и я заметил ее небольшое смущение. Она растерянно улыбнулась, и еще я заметил в ее глазах искорки. Я не знал, что делать и что ей сказать, мое молчание прервала проводница, она принесла чай. Мы молча выпили чай, было уже поздно, и мы легли спать.
Как я не старался, но спать я не мог, я ворочался и не находил себе места. Я отчетливо понимал, что очень хочу эту женщину до безумия. Но очень боялся ее отказа… Я лежал, закрыв глаза и представлял, как целую ее и как ласкаю ее тело… Эти фантазии лишали меня рассудка… Я из последних сил сдерживал себя… И в этот самый момент к моим губам прикоснулись ее губы. нежные и сладкие. И от запаха ее духов по моему телу прошла дрожь. Я открыл глаза и увидел полуобнаженную Анну, полоска света из окна освещала ее фигуру. Я притянул ее к себе и мы слились в долгом и страстном поцелуе. И мне на мгновение показалось, что все вокруг исчезло. во всей вселенной. остались только я и она… Анна. Я положил ее на постель и просто обезумев, страстно обнимал ее, прижимая к себе и целовал ее шею, грудь, живот, опускаясь все ниже.
Когда мои пальцы коснулись ее киски, Анна громко застонала, раздвинула свои ноги и прижала мою голову к своему лону… Она просто истекала соками от желания. Я покрыл поцелуями ее аппетитную щелку и принялся вылизывать. Никогда в жизни я не забуду ее аромат. это то, что несравнимое ни с чем. аромат зрелой женщины. я лизал ее губки, раздвигая их и погружаясь языком в дырочку… потом сосредотачиваясь на клиторе, нежно посасывал его и опять возвращался к дырочке, стараясь проникнуть языком как можно глубже. Еще ни разу оральные ласки не доставляли мне самому такого блаженного удовольствия.
Анна положила мне ноги на плечи и еще сильнее прижала меня к своей киске. Я лизал ее клитор и нежно ласкал ее киску пальцем. И когда я вставил в ее дырочку два пальца, он кончила с громкими стонами… и я чувствовал, как из нее потекли соки… сладкий нектар. Мое лицо было мокрое, Анна нежно целовала меня. И я, уже не в силах сдержать себя, лег на нее сверху и с силой вогнал свой член… Мне было безумно приятно чувствовать себя единим целым с этой милой и страстной женщиной. Мы двигались в такт друг другу и я ощущал верх сексуального блаженства. И, когда я почувствовал приближение кульминации, я вынул член и кончил ей на грудь… Мы заснули, обнявшись. И мне, как в далеком детстве, снилось, что я парю в облаках.
Меня разбудила проводница, поезд приближался к конечной станции. Я вскочил, как ужаленный. Ночь пролетела молниеносно. И я обнаружил, что Анны не было. Она сошла с поезда раньше, а я даже не спросил ее, где она живет, куда она ехала. Я был расстроен и растерян… все случилось, как во сне. Мне хотелось куда-то бежать, искать ее. Но потом я понял, все случилось так, как и должно было случиться. И я был рад тому, что это было со мной…
С тех пор прошло много лет, но я до сих пор помню ее, запах ее духов. И каждый раз, возвращаясь из очередной командировки, мечтаю встретить ее…
Посвящается Юле
Май месяц. Мы шли по улице с Юлей. Ей 12 лет, мне 15. Мой друг оставил свободную квартиру на пару дней, и мы идём туда. Целый день мы гуляли по городу, держась за руки, смотрели вверх и улыбались весеннему, в общем то летнему солнцу, принимали приятный в лицо состоявшийся весенний ветер. Под вечер, когда стало темнеть, вечер и ветер стали пронзительно и легко охлаждать и навеивали возбуждение, хотя всё равно было жарко. Мы пошли в квартиру. Юлька была в чёрной длинной футболке — как это на ней смотрелось! Она развивающая, непорочная девушка, с голубыми глазами, смотря в которые вспоминалась строчка группы Сплин "Девочка с глазами из самого синего льда", хотя где в незаметной глубине этих глаз таился, не показывался но был огонь, наверное огонь синего цвета, огонь не столько души, сколько её непорочности и чистоты, глаза тихие, немного упущенные в пол иногда, а когда поднятые вверх — выражающие любопытство. Светлые, девственно некрашеные волосы, сплетённые в косичку — слишком консервативно, но это было для неё, подчёркивало её чистый образ, в отличие от этих раскрашенных с восьмого класса девиц, а Юлька кроме меня незамечела пацанов — мне это было приятно. Мне очень нравились пропорции тела моей двенадцатилетней девушки.
Начавшая формироваться грудь. Узкие губы — черта лица, которая больше всего из остальных черт лица в некоторых моментах выражала незамысловатую строгость, но эта строгость спокойно и по детски оборачивалась, была обречена стать нежной смешной глупостью, однако при этом не виделось в ней глупости, и чувствовался тихий интеллект и немного ума. У неё было немного детское лицо, но что означало появлие на нём улыбки!
Когда мы пришли в квартиру, то поели, потом нашли в холодльнике бутылку шампанского, которую мы решили использовать по назначению. И я и она были чувствительны к алкоголю, поэтому к нам пришло чувство эйфории и немного пьяного пофигизма. Улыбка Юли стала длиться дольше, немного выражение глаз изменилось. И вообще, и особенно во время улыбки она выглядела как то счастливее. Очень хорошо за её телом была невидна большая часть возбуждение, хотя я знал, что оно есть таясь. Мы пошли в комнату, включили телевизор, я сел в кресло, а она мне на правое колено. Я положил левую руку ей на колени.
Какого то попсового концерта хватало, что бы сделать немного большим наше возбуждение с эйфорией. Не могу передать словами наши эмоции, когда мы смотрели друг другу в глаза. Юля встала между моими раздвинутыми ногами. Руками провёл по её талии и мои руки оказались на её попе. Затем я расстегнул ширинку на её джинсах и снял джинсы одновременно вместе с её трусиками. Я видел то, что так мечтал видеть. Она пошла в сторону окна. Её футболка немного прикрывала её попу, и это смотрелось фантастически сексуально. Она пошла открыть балкон (мы были на первом этаже) прям в таком виде. Открыв дверь, она прошла на балкон. Конечно, на улице было невидно её ниже пояса, недолго постояв на балконе, взяла с него раскладушку, и принесла в комнату. Как меня возбудило, что она будто бы одетая, голая ниже пояса вышла на балкон, а люди её и не видели.
У нас была экстремально — романтическая идея. Я взял раскладушку, (а Юля пока осталась в квартире) и поднялся на крышу (хотя стояк мешал ходить) и поставил там эту раскладушку (она была достаточно удобная и широкая). Потом спустился за Юлей. Я попросил её не одевать трусы и пойти на крышу прям так. Мы выли из квартиры и пошли пять этажей по лестнице. Никто не заметил Юльку, и к возбуждению вдобавок мы ещё адреналин получили. Мы вышли на крышу к раскладушке. Я не рассказал — моя Юля была девственница, и я совсем не собирался лишать её девственности (во первых пришлось бы лишать её девственности, во вторых чтоб не залететь, к тому же в её возрасте). Я стоял, она присела, своими руками расстегнула мне ширинку. Наконец я почувствовал свободу там. Она стала двигать член руками, затем попыталась взять в рот. Миньет Юлька делать не умела, но попыталась взять поглубже член в рот поглубже, но у неё получилось взять его на несколько сантиметров. Осознание того, что происходит и что я делаю, и что Юля, голая по пояс пытается сделать мне миньет — осознание этого как то обострилось, и полтора бесконечных мгновений спустя стало щекотно у основания и сразу же по всей длинне члена. Член стал выплёскивать потоки спермы. Лучше мне не было никогда! Несравнимо лучше онанизма. На губах и на щеках была сперма. Я взял платок и вытер её нежное лицо. Потом я попросил её упереться локтями в раскладушку, а коленями в землю (точнее в крышу). Я достал вазелин и стал мазать её попу, затем постепенно вставил туда указательный палец, а большим входить в её промежность. Её пизда увлажнялась, а анус привыкал к проникновению постороннего предмета. Там было скользко, и я вошёл в неё давно опять вставшим членом. Его приятно сжимали стенки дырки.
Постепенно я стал двигать впёрёд назад. Юлька постанывала — и это меня дополнительно возбуждало. Сначала второй раз кончил я, потом она, как в первый раз от в какой то степени от возбуждения. Мы легли на кровать. Она положила голову мне на плечо, и я чувствовал её небольшие груди, а руку положил на её попу, так мы и уснули. Утром я проснулся раньше, и встал с раскладушки, посмотрел на Юлю. Увидеть и умерить. Она спала, и её губы, казалось были в улыбке. Казалось всё солнце отразилось на её губах. Я наклонился над её пиздой, и стал проводить языком по половым губкам, затем постепенно проводить языком между ними. Она уже проснулась, и недолго лежала с закрытыми глазами. Когда она их открыла+ Я ведь всю ночь не видел её глаз! Их блеск, будто зажглось новое солнце! Я продолжал вылизывать её по она не кончила. Потом мы пошли вниз. Юлька опять голая по пояс снизу (ведь одежда осталась в квартире). А в квартире была ванная! Это уже другая, не менее интересная история.
Посвящается Юле С. 9б выпуск 2006.
Посвящается моему брату
Туман лениво стелился по холмикам. Где в отдаленности приглушенно слышались голоса, пение птичек. Было утро, поэтому людей почти не было слышно и видно. Встающее солнце задумчиво освещало покрытое белым, кое где рваным одеялом тумана поселок. Сам поселок был расположен под большим куском отколовшейся когда то от горы скалы. Под скалой находилось озеро, небольшое, зеленовато-изумрудного цвета, и лучи солнца скромно касаясь ее поверхности, подчеркивали ее притягательность. В это жаркое на само деле утро, на озере никого не было кроме одинокого юноши, лет 20–21, высокого, темноволосого, с внимательными глазами, неплохо развитой фигурой, правда единственное что вызывало замешательство в его фигуре, это были два шрама — Длинный шрам, начинавшийся где то около солнечного сплетения и проходя по правую сторону от пупка, заканчивался на середине между пахом и пупком. Второй шрам более короткий, расположенный перпендикулярно первому шраму по правую сторону живота, начинался там где заканчивался первый шрам, хотя соединены они не были. Юноша был по своему красивым, а шрам придавал ему таинственность и особый шарм мужественности. Губы выдавали в нем чувственность, но то, что они почти всегда были сомкнуты, и какую форму при это они принимали, указывали, что обладатель этого лица очень упрям, и привык добиваться своего. Да мы забыли, друзья и родные звали нашего героя коротко — Ник, хотя на самом деле у него было немножко другое имя.
Так как никого не было, он решил искупаться голышом, так как любил ощущать, как вода обволакивает его тело и ничего из одежды не мешает. Вдоволь наплававшись, неторопливо, как будто он решал какую то задачу, а на самом деле наслаждаясь плаванием, он собрался выйти на берег, когда заметил, как на озере был еще кто то. Этот кто то сидел на берегу и наблюдал за ним, правда из-за легкого тумана он не мог различить ни лицо ни пол наблюдавшего и только когда он подплыл чуть ближе понял что это была Яна, красивая девочка 18 лет, высокая, с небольшой, но красивой грудью, упругой попкой, и очень сексуальным, только что сформировавшимся телом, светлыми волосами, коротко стриженная, очень выразительными глазами, вечно улыбающиеся, правда с небольшой грустью губы, все это создавало настолько приятный ореол женственности, что мужчины которые ее видели, после встречи хотели сделать что нибудь приятное. Хотя разглядеть Яну удалось полностью только тогда, когда он подплыл а она вдруг начала раздеваться и оставшись в красном, полупрозрачном купальнике посмотрев ему в глаза, спокойно нырнула в воду и вынырнув судорожно начала хватать воздух, все таки было прохладно. Она кстати тоже была упряма, и поняв несколько месяцев назад, после приезда Ники, что он ей нравится, а Ник почему то не обращает внимания на нее, она решила узнать его поближе, и подбирал ась за все это время к нему все ближе и ближе, изучая его характер, и она выяснила что он не встречается ни с кем вообще, и это подхлестнуло ее интерес. А Ники она нравилась, долгими ночами он мечтал о ней, но он очень стеснялся своего тела, поэтому и сторонился девушек, и особенно Яны.
Но когда она вынырнула и начала задыхаться, а на лице выступил откровенный испуг он, забыв о своей наготе подплыл к ней и обхватил одной рукой, захватив случайно ее грудь потянул к берегу и очень осторожно вынес. Яна дрожала от холода и страха, и вдруг увидела сперва шрам, что заставило ее забыть о себе, но когда опустила свои глаза, она увидела что он был голым, она подняла глаза и внезапно проснувшимся интересом Женщины посмотрела на него. Она поняла, что он избегал ее и других из-за этого шрама. Под взглядом Яны Ник начал краснеть и: одновременно возбуждаться. Его член сперва начал распрямляться, вырастая у нее на глазах, а потом выравниваясь, наливаясь силой стал подниматься выше и скоро член, как будто вылитый из светлого метала, с прожилками вен, обрезанной крупной головкой, довольно таки длинный и большой возвышался прямо над Яной. Ника растерялся, не зная куда себя девать, и вдруг Яна поняв его смущение, страхи и желание, протянула руку и коснулась его, отчего член стал еще больше. Яна поднялась и приникнув к его губам поцеловала его, он ответил и вот спустя несколько мгновений они уже целовались неистово, но его член постоянно упирался в ее живот, и она опустив свой взор на него вдруг сказала восхищенно:
Все таки какой он прекрасный!!
Они опустились на расстеленное покрывало на земле. Посмотрев на него веселыми глазами, она взяла его член руками и начала его изучать, одновременно лаская его а потом вдруг взяла его в рот, и начала немножко царапая, сосать и лизать его, он же очнувшись, услышав свой собственный стон, сорвал с нее лиф и начал неистово ласкать ее грудь, а потом повернув ее так, чтобы попка оказалась поближе к его лицу он сорвал и трусы и начал изучать ее между ног, касаясь нежно, раздвинув ее створки, проник в нее, из за чего она ускорила темп ласк, а потом начал искать в начале розовой щели, маленькую складку, а когда нашел обрадовался как ребенок, раскрыв ее маленький бутон, мокрый, розовый, в центре с маленьким алым остроконечным цветком и начал его ласкать. Яна от неожиданной ласки выпустила его член из рта и простонала
— Только не останавливайся!!!
— Ты тоже!!!
Лаская ее одной рукой, то нажимая на клитор, то оттягивая, щупая, лаская, играя с ней, он добился дрожи ее восхитительного тела, свободной рукой он начал ласкать ее меж ног, она была вне себя, мокрая, со спутанными волосами обрамлявшими ее лоно, она подмахивала его руке. В свою очередь, лаская его губами уже осторожно, ее язык лизал его головку, она то вбирала головку, то отпускала, одной рукой быстро двигала кожу на его члене а второй рукой играла с его мошонкой, ласкала его ноги, и вдруг, почувствовав все возрастающий стон и дрожь его тела она заглотила его член еще глубже, хотя из-за большого размера головки это было трудно, и он начал кончать, она ощутила как струйки чего-то горячего, липкого, бьют ей в горло и она начала вдруг тоже кончать, сильно, резко. Стон и крик экстаза оросили молчаливый берег. Блаженное чувство радости, легкости, ощущение парения в небесах — вот что они ощутили. Это был начало. Начало их романа.
И конец. Конец нашего рассказа.
Последний клиент
ДЖЕФФ ДЖЕЛБ
Карен Макдоннелл позволяла ему трахать свое тело, сосредоточившись совсем на других проблемах. Мысль о том, он — ее последний клиент, приносила огромное удовлетворение.
Этой ночью она ставит жирную точку.
Она чуть двинула ягодицами, чтобы простыни не так натирали кожу, а он долбил и долбил ее. Она отметила, что последний год прошел не так уж и плохо в сравнением с тем, что она ожидала, когда ее подруга Линн впервые объяснила ей, что такое эскорт-услуги.
— Понятно, — фыркнула тогда Карен. — Продаваться какому-то говнюку за сотню баксов? Никогда.
Она сидели в кафе быстрого обслуживания торгового центра, соседние столики занимали мамаши с детьми, так что Линн Мамоу предложила ей понизить голос.
— Между прочим, за две сотни, и в час.
— Да, но ты сказала, что восемьдесят долларов надо отдавать фирме.
Линн пожала плечами, ее длинные рыжие волосы заплясали вокруг лисьего личика.
— Конечно, они же оплачивают телефонные счета и объявления. Но сто двадцать долларов — твои, и налоги с них платить не надо. А если обслуживать двух-трех парней за ночь, то за год можно скопить достаточно денег, чтобы оплатить учебу в колледже.
Карен прикусила губу. В восемнадцать лет она убежала из дому, не в силах терпеть грубости отца и безразличия матери. Насколько она знала, в полицию они не обращались, наверное, радуясь, что избавились от нее и теперь можно чаще нюхать кокаин с их богатыми друзьями.
Карен приехала на Западное побережье в надежде, что ее внешние данные позволят ей заработать на жизнь. Несколько раз ей удавалось получить работу: позировала в купальниках для некоторых каталогов модных товаров, но, по прошествии трех месяцев агента у нее по-прежнему не было, а с ним и постоянной работы. Куда бы она не повернулась, везде ее взгляд падал на роскошных женщин Южной Калифорнии. В Буффало она считалась ослепительной красавицей: длинные черные волосы, большая высокая грудь, стройные ноги. В Лос- Анджелесе такие, как она, встречались чаще, чем "БМВ", которые то и дело попадались ей на улице.
Еще несколько недель, и деньги подойдут к концу. А тогда ей не останется ничего другого, как, поджав хвост, возвращаться домой. Вот этого она не пожелала бы и своему злейшему врагу.
Карен вернулась в настоящее, пристально всмотрелась в Линн, с которой познакомилась на концерте "Аэросмит". Подружились они, как только выяснили, что обе приехали из штата Нью-Йорк. А вскоре Линн призналась, что работает девушкой по вызовам в эскорт-службе. И начала уговаривать Карен заняться тем же.
— Так… что я должна делать? — в десятый раз спросила Карен.
— Не больше того, что ты захочешь. Обычно они смирные, а тех, что нет, легко вычислить прямо по телефону, остаточно послушать, что они говорят перед встречей. И ты всегда можешь попрощаться с ними у двери.
Линн вгрызлась в гамбургер.
— От гамбургеров появляются морщины, — поддела ее Карен.
Линн фыркнула.
— Слушай, клиенты смотрят не на мое лицо.
— Перевернись, дорогая, — услышала Карен голос клиента. Звали его, если судить по водительскому удостоверению, которое он показал ей по приезде в особняк в Бел-Эйре, Дэн Тирни. Мужчинам, которые называли ложные имена, обычно было что скрывать.
— Анальным сексом я не занимаюсь. По-собачьи — пожалуйста.
— Гав-гав, — он улыбнулся, смазывая надетый на пенис презерватив вазелином. Когда она встала на четвереньки, попытался все сделать по-своему.
— Эй! Я же сказала, никакого анального секса!
Он нервно рассмеялся.
— Извини, перепутал, — на этот раз член вошел, куда полагается, и он запыхтел, снова и снова вгоняя в нее свой маленький отросток.
Козел, подумала она, имея в виду не только Тирни, но и всех остальных клиентов, которых сосватала ей Ильза Скиннер, хозяйка эскорт-службы. Линн свела их после того, как Карен согласилась попробовать себя в новой профессии. Ильза Скиннер в свое время работала стриптизершей, но и теперь, в пятьдесят с небольшим, зарабатывала на жизнь, торгуя женским телом, только не своим, а юных и привлекательных сотрудниц эскорт-службы "Счастливые времена".
Карен помнила шквал обрушившихся на нее вопросов. Ильза хотела знать все. О семье (она ненавидела родителей и не общалась с ними), о дружках (отсутствовали), даже о друзьях и знакомых (кроме Линн, она ни с кем не общалась). Карен решила, что Ильза хочет обезопасить себя, удостовериться, что Карен не сотрудничает с полицией нравов.
Скиннер тут же наняла ее, и Карен быстро обнаружила, что способна отключать все эмоции, выполняя желания этих одиноких поганцев. Более того, выяснилось, что некоторые не такие уж плохие люди. Просто им не повезло с женами или надоели случайные знакомства: они предпочитали точно знать, что получишь за потраченные денежки.
Карен работала у Скиннер почти год, достаточный срок для того, чтобы накопить необходимую сумму для оплаты курса терапевтического массажа. Хотелось все-таки иметь легальную работу. Конечно, платили бы там не так много, зато не надо волноваться о СПИДе и других венерических заболеваниях.
И ей больше не придется иметь дело со Скиннер: та правила своими девочками железной рукой, обращаясь с ними как со скотиной.
Карен заранее решила, что в этот день она выходит на работу в последней раз. Позвонила Ильзе, чтобы сообщить ей новости. Ильза, похоже, особо и не удивилась.
— Что ж, девушки приходят и уходят, — она хохотнула.-
Как твоя подружка Линн. Эта сучка не заплатила мне за прошлую неделю.
Карен вздохнула. Линн, возможно, и задолжала Ильзе деньги, но, что гораздо хуже, уехала, не сказав ей ни слова, предав их дружбу. Поначалу Карен волновалось, а не случилось ли с ней чего, но потом получила открытку от Линн с гавайским почтовым штемпелем. Линн отбыла с постоянным клиентом в кругосветное путешествие на яхте. Откровенно говоря, Карен завидовала удаче подруги.
— Раз уж мы сегодня расстаемся, хотелось бы дать тебе особенного клиента. Дай подумать, — Ильза помолчала несколько секунд. — Ага, — она рассмеялась. — Есть у меня один. Просто душка. Гарантирую, что жаловаться на него ты не будешь.
Часом позже Карен добралась до дома Тирни по длиннющей частной дороге. Громадный особняк поражал воображение, хотя в Бел-Эйре маленьких домов не строили. Позвонив в дверь, она отругала себя за то, что не назначила более высокую цену: финансовые возможности клиента это позволяли.
Тут она вспомнила, что час подходит к концу. А потому активно задвигалась, ударяя ягодицами по толстому животу. Тирни ответил экстазными стонами. Карен решила, что через минуту он кончит, а через пять она будет свободна, как птица.
Работа еще не преподнесла ей неприятных сюрпризов, и она хотела выйти из игры, пока удаче не отвернулась от нее. Помимо опасности заразиться, ей не хотелось, чтобы у нее вошло в привычку спать с мужчинами только за деньги. Карен еще надеялась найти мужа и создать крепкую семью, хотя она уже начала сомневаться, а есть ли мужчины, хранящие верность женам. В Калифорнии ей такие не встречались, с улыбкой подумала она.
Тирни неправильно истолковал выражение ее лица.
— Тебе нравится, так? Маленькая сучка… Ох… о, Господи, я кончаю! — он заверещал, как поросенок, крепко закрыл глаза, раззявил рот, язык вывалился наружу. Нелицеприятное зрелище, подумала Карен, взглянув на него.
Когда он откинулся, вытащив свою игрушку, Карен встала, начал собирать одежду.
— Подожди, — он тяжело дышал, словно пробежал милю. — Дай мне придти в себя.
Карен пожала плечами. Почему нет? Парень-то неплохой. Просто ей хочется забыть об этой работе, и начать жизнь с чистого листа.
— Давай повторим.
Она рассмеялась.
— Не думаю, что у тебя получится, — она качнула пальцем его обвисший пенис, все еще обтянутый презервативом, в головке которого скопилась сперма.
— Мне лучше знать, что получится, а чего — нет, — обиженно, как показалось Карен, пробурчал он, отвернулся, стянул презерватив, бросил его в мусорную корзинку, вновь повернулся к ней. К удивлению Карен, его "молодец" вновь начал подавать признаки жизни.
— Однако, — вырвалось у нее.
— Так ты не возражаешь?
Она покачала головой.
— Извини… на сегодня ты мой последний клиент.
— Подожди… я заплачу тебе пять сотен. Не твоей конторе — тебе. Я знаю, что ты должна отдавать им часть денег. На этот раз они ничего не узнают.
Она обдумала его предложение. Парень вроде бы ничего. Быстро подсчитала — шестьсот с небольшим баксов за два часа. Неплохая сделка. Она кивнула. — Думаю, от меня не убудет.
Он радостно хлопнул в ладоши.
— Отлично. Знаешь что… давай перейдем в другую комнату. В одной, знаешь ли, скучно.
Она пожала плечами.
— Как скажешь. Только сначала мне надо позвонить. Сказать, что я уехала. Иначе они будут нервничать, — Карен улыбнулась. — В наши дни всякое случается, ты же знаешь.
Он улыбнулся в ответ, она набрала номер Ильзы, сказала, что уезжает. Пообещала заехать и привезти деньги после того, как где-нибудь перекусит. Что оказалось почти правдой.
Тирни взял ее за руку и повел по дому, счастливый, как ребенок, который хочет показать новой няньке свою спальню.
— Где бы нам расположиться? В ванной? — он покачал головой. — На кухне? — он улыбнулся, щелкнул пальцами. — Точно! На кухонном столе! Я пообедаю, а ты уберешь посуду, — он загоготал и потянул ее в ярко освещенную, отделанную мрамором и пластиком кухню. Центральную ее часть занимал большой деревянный стол.
Она уже собралась залезть на него, но Тирни остановил ее.
— Подожди. Дай-ка я.
И уселся на стол, болтая ногами. Она присела перед ним, натянула презерватив на набухший член, начала его сосать. Он откинул голову и довольно постанывал, дыхание его заметно участилось.
Долго он не протянет, подумала Карен, ее язык прохаживался вдоль его члена, облизывая его, как леденец. Трахаться, похоже, не придется.
— Подожди, — прохрипел он. — Я всегда хотел попробовать одну штуку, — она перестала сосать, подняла глаза на его раскрасневшееся лицо. — Как-то видел это в кино, — он указал на холодильник. — Возьми кубик из льда и поводи им по моим яйцам, пока будешь меня сосать. Говорят, лучшего оргазма не бывает.
Она пожала плечами. Если от этого он кончит быстрее… Карен поднялась, шагнула к большому холодильнику, открыла дверцу и увидела длинные рыжие волосы, обрамляющие лисью мордашку, в полиэтиленовом пакете. Карен ахнула, мигнула. Не Линн — конечно же, это не Линн.
Она резко обернулась, но Тирни как сквозь землю провалился. С гулко бьющимся сердцем она метнулась к двери, и тут же ее дернули за волосы. Глаза наполнились слезами страха и боли, она повернулась. Тирни стоял перед ней с большим кухонным ножом в руке. Другой он поглаживал член. Пожал плечами.
— Признаю, у меня довольно-таки… уникальные сексуальные пристрастия. Но, если не будешь дергаться, все закончится для тебя быстро и относительно безболезненно.
Инстинктивно, не думая, она врезала ему по яйцам. Он вскрикнул от боли, а она выбежала в коридор, с криком и льющимися из глаз слезами. Если б только соседи услышали ее… но она знала, до ближайшего дома никакие крики не долетят.
Коридор привел ее в спальню. Она забежала в примыкающую к ней комнату, где хранилась его одежда, спряталась за костюмами, от которых шел его запах. Попыталась не дышать, прислушиваясь к его шагам, но сердце билось слишком часто, так что ей пришлось жадно хватать ртом воздух.
Маньяк, маньяк, маньяк, билось в мозгу. Он убил ее подругу Линн. И тут другая мысль пронзила Карен: а кто же прислал ей почтовую открытку?
Тут в спальне появился Тирни. Карен видела, что в одной руке у него пистолет, а другой он потирал пах. Лицо у него перекосило. Карен подумало, что так же он выглядел и в момент оргазма. Она прикусила губу, чтобы не закричать, почувствовала солоноватый привкус крови.
— Из этой комнаты другого выхода нет, сучка, — прошипел Тирни. — Выходи, и я дарую тебе безболезненную смерть. Будешь прятаться — пожалеешь.
Карен трясло. Она слишком молода, чтобы умирать. Ей еще жить и жить. Она ни разу не испытывала настоящего оргазма, пусть ее клиенты и думали, что это не так. Он затаила дыхание, пока тело не перестало дрожать.
Тирни приблизился к двери комнаты, где висела одежда. И Карен увидела свой шанс. Выпрыгнула из-за стойки с костюмами, швырнула один в Тирни, сбивая ему прицел. Выстрел, однако прогремел, по пуля попала в подставку для обуви.
Карен попыталась пробежать мимо него. После второго выстрела пуля угодила в потолок. На них посыпалась штукатурка.
Карен почувствовала, что путь закрыт: Тирни следил за ней взглядом и уже нацеливал на нее пистолет. И она бросилась прямо на него, с проволочной вешалкой в руке, которую нашла на стойке. Ткнула острым концом ему в лицо, поцарапала щеку. Он отпрянул, с криком боли…
С вешалкой в руке, Карен бросилась к двери, ведущий в коридор, но Тирни успел загородить ей дорогу. Карен повернулась и помчалась в ванную. Может, она сможет разбить окно и спрыгнуть на землю…
Выстрел, пуля просвистела над ее головой, ударила в портрет на стене. Тирни ковылял за ней, прижав одну руку к кровоточащей щеке, с пистолетом в другой. Выстрел — пуля вонзилась в деревянную стойку кровати.
Сколько патронов осталось в обойме? Карен захлопнула дверь ванной. Тирни выстрелил в замок, дверь распахнулась. Он бежал прямо на нее, вдвоем они и повалились на пол. Пистолет выскользнул из его руки, отлетел в сторону.
Мгновение они лежали, тяжело дыша, словно мучимые жаждой собаки, а потом Тирни обхватил пальцами шею Карен и нажал давить.
Карен извивалась всем телом, старалась скинуть его, но давление только усиливалось. Ей хотелось кричать, но из горла вырывались лишь хрипы. Она пнула Тирни, но тот словно ничего не почувствовал. Перед глазами Карен поплыли круги.
Теряя сознание, она вспомнила про вешалку. Собрав остаток сил, вонзила острый конец в левый глаз Тирни. И давила, давила, давила.
Карен почувствовала, как разжались пальцы Тирни. И тут же он скатился с нее. Едва дыша, Карен поднялась. Но ноги отказывались ей служить, и она опустилась на колени. Постояла, жадно ловя ртом воздух, поднялась вновь. На этот раз устояла на ногах.
Давясь слезами, выбежала в коридор, нашла комнату, где они трахались первый раз, лихорадочно оделась, схватила телефонную трубку. В полицию звонить она не могла — знала, что ей не поверят, поэтому набрала номер Ильзы. Она должна рассказать ей все, чтобы та стерла в памяти компьютера информацию о вечернем вызове. Тогда полиция, проверяя телефонные звонки из дома Тирни, не сможет доказать, что эскорт-служба кого-то посылала в этот дом.
Ильза сняла трубку на втором гудке. Карен взмолилась о помощи.
На другом конце провода повисла гробовая тишина.
— Ты меня слышишь? — прокричала Карен.
— Я сейчас приеду, — последовал ответ. — Ничего не предпринимай.
Сорок пять минут спустя Карен заметила "БМВ" Ильзы, приближающийся к дому с потушенными фарами. Карен сбежала с крыльца как раз в тот момент, когда Ильза открыла дверцу. Плача, обняла женщину, но та прошептала: "Не здесь. Пошли в дом". Буквально втолкнула Карен в холл и заперла дверь.
— Где он? — властно спросила она.
Карен, обрадовавшись, что помощь наконец-то пришла, повела ее в залитую кровью спальню. На пороге Ильза остановилась, непроизвольно поднесла руку ко рту.
У Карен по щекам покатились слезы. Всхлипывая, она рассказала всю историю. Ильза слушала, не прерывая, иногда кивала. Выговорившись, Карен вытерла щеку.
— А тебя есть салфетка? Тушь потекла.
— В сумке, — Ильза потянулась к висящей на плече сумочке. — Знаешь, он был моим лучшим клиентом.
— Чт… что? Что ты сказала?
Ильза раскрыла сумочку, вытащила револьвер с коротким стволом, взяла Карен на мушку.
— Тирни. Да, я знаю, что он делал с девушками. Настоящий псих. Когда он впервые обратился ко мне, я не захотела иметь с ним дело. Но деньги многое меняют, а платил он щедро. И теперь у меня есть деньги, чтобы завязать с этим говняным бизнесом. Вот почему я так тщательно выбирала ему девушек. Таких, как ты, без родственников, без друзей. О ком никто не будет справляться.
Карен едва слышала слова Ильзы. Кружилась голова, ее тошнило.
Ильза вздохнула.
— Надо завязывать, пока еще есть такая возможность.
Карен попятилась в коридор.
— Я… я никому не скажу. Обещаю. Я тоже хочу завязать. Он был моим последним клиентом, помнишь?
Ильза рассмеялась.
— Эту сладенькую сказочку оставь для святого Петра, — лицо стало суровым. — Видать, Дэн был и моим последним клиентом… Посылать мне кому-нибудь почтовую открытку?
И она нажала на спусковой крючок.
Последний раз
МАЙКЛ ГАРРЕТТ
Впервые в истории "Роллинг стоунз" приезжали в город, и Джек Холленд готовился использовать визит супергруппы в своих интересах.
Он стоял перед зеркалом, поворачивая голову из стороны в сторону, вскидывая подбородок, пытаясь улыбнуться во все тридцать два зуба. Как и Мика Джаггера, Джека отличали высокий рост, худощавость, запавшие глаза, квадратная челюсть, выпирающее адамово яблоко, пухлые губы. Однако, он был помоложе, чуть больше тридцати, и отдавал предпочтение короткой стрижке. Однако, сходство все равно бросалось в глаза.
Собственно, всю его жизнь друзья и даже незнакомые люди удивлялись тому, что выглядит Джек точь-в-точь, как самый знаменитый из Стоунсов, но это не приносило ему никаких дивидендов. Разве что он выступал в роли двойника Джаггера на вечеринках и концертах самодеятельности. Но наступил день, когда Мик и Джек одновременно находились в одном городе, и Джек решил, что лучшей возможности урвать кусочек славы своего знаменитого двойника уже не представится.
Он надел рубашку на пару размеров больше и широкие штаны, а парик позволил ему добиться окончательного сходства с Миком. В таком виде они собирался появиться в районе ночных клубов. Он знал, что фанатки готовы на все, чтобы ублажить своего идола, и Джеку очень хотелось пойти навстречу их желаниям.
Он пропел пару строчек из "Time is on my side", окончательно убедив себя в том, что дамы не почувствуют разницы, при условии, что петь он не будет. Голос его не имел ничего общего с голосом Джаггера, английский акцент Джека мог вызвать разве что смех, но он полагал, что местные красотки в таких тонкостях не разбираются. Возможность потрахаться с мировой знаменитостью вгонит любую в экстаз. Что бы он ни говорил, едва ли она услышит хоть слово.
Джек подмигнул своему отражению в зеркале. Женщины уже тридцать лет мечтали о поцелуе Джаггера, а его, точно такие же губы не удостаивали и взгляда. В итоге сходство с Джаггером начало действовать Джеку на нервы, потому что рок-звезда, хотя и женился, мог заманить в постель любую, а Джеку частенько отказывали даже нимфоманки. Но в этот вечер он рассчитывал получить достаточную компенсацию за годы раздражения и зависти.
Сколько у него сегодня будет женщин? Две? Три? Джек улыбнулся. Ограничивать себя он не будет. Пожалел двойников Элвиса. Если только они не работали при жизни Короля, у них не было возможности оказаться между ног юной красотки, даже не подозревающей об обмане.
— Сегодня я оттянусь по полной программе, — важно произнес Джек, имитируя английский акцент.
К тому времени, когда Джек дал шесть автографов и вырвался из собирающейся толпы, настроение у него заметно упало. Одежда неудобная, голова под париком чесалась, дул холодный ветер. Действительно, его принимали за настоящего Джаггера, да только женщины, которые с вожделением смотрели на него, возрастом больше тянули на пенсионерок, а не на молоденьких секс-бомб. Он-то рисовал себе блондинок лет двадцати пяти, с падающими на плечи волосами, грудью, так и рвущейся навстречу рукам, ногами, которые могли сжать талию мужчины, как кольца питона.
И когда Джек собирался перейти к альтернативному плану, заготовленному на крайний случай, из двери ресторана, прямо перед ним, выпорхнула девушка его мечты и едва не сбила с ног. Глаза ее блеснули: она его узнала.
— Извините меня, — нервный голос. — Мистер Джаггер? Я просто не могу поверить, что это вы!
Джек решил, что ей ближе к тридцати, чем к двадцати. Фигура потрясающее, лицо — загляденье, правда, брюнетка, но темные волосы на подушке мотеля выглядят более сексуально. Джек откашлялся, стараясь не показывать волнения — черт, да подобные встречи для настоящего Мика — обычное дело.
— Только не спрашивай меня, как куда пройти, милая… Этого города я не знаю, — прочирикал он. С имитацией акцента, как обычно, получилось не очень, но у девушки никаких сомнений не возникло.
— Ой! — воскликнула она. — Никто мне не поверит!
Ее звали Карен, и она утверждала, что вовсе и не искала его, а зашла в ресторан, куда хотела позвать своего бойфренда, чтобы порвать с ним всяческие отношения. Возможно, так оно и было, но Джек видел, что на него она реагирует точно так же, как и остальные. Во взгляде читалась страсть, а когда Карен чуть раскачивалась из стороны в сторону, разрез юбки обнажал великолепные ноги чуть ли не до признаков пола. Джек в полной мере ощутил власть, которую приобретали над женщинами кумиры толпы.
— Слушай, мне бы осмотреть город. Может, поможешь?
Радостная улыбка осветила ангельское личико Карен, и в следующее мгновение он уже шел под руку с самой красивой женщиной на свете. Да кому нужны рекордные тиражи пластинок, думал Джек. Вот она, главная причина, по которой рвутся в рок-звезды.
Но тут же одна за другой к ним подошли три женщины и попросили автограф. Джек даже рассердился.
— Черт, — едва слышно выругался он, ставя закорючки на обороте трех смятых квитанций об оплате каких-то счетов. Наклонился к Карен. — Нам надо где-нибудь уединиться, крошка. Как насчет моего номера? — ответ Джек знал заранее, и Карен его не разочаровала.
— Я надеялась, что ты это предложишь, — промурлыкала она. — Но, может, нам пойти куда-нибудь еще, подальше от остальных? Чтобы нам совсем никто не мешал? — и соблазнительно улыбнулась.
— О, я об этом уже позаботился, — Джек раздулся от гордости. — Я поселился отдельно.
Поначалу он хотел снять номер в лучшем отеле города, но сообразил, что именно там и остановится настоящий Мик Джаггер. А встречаться с человеком, за которого он себя выдавал, в планы Джека определенно не входило. Поэтому Джек остановил свой выбор на скромном мотеле неподалеку от аэропорта. Прямо под уличным фонарем он повернулся к Карен, обнял ее. С широко раскрытыми глазами она всем телом прильнула к нему. Джека обдало жаром. В голове мелькнула свежая мысль: господи, да ведь я могу ездить за Джаггером из города в город и снимать сливки. Я даже смогу написать книгу о своих приключениях и стать миллионером. Я смогу…
— Мик! — его голос оборвал грезы Джека. — Концерт! Ты опоздаешь! — она смотрела на часы.
Черт, выругал себя Джек. Он напрочь забыл о концерте Мика. Значит, до полуночи ему ничего не обломится.
— Ты права, — простонал он, уже безо всякого акцента. — Но потом ты приедешь ко мне, так?
Она забралась руками под его рубашку, пробежалась пальчиками по спине, отчего по коже побежали мурашки.
— Я не хочу от тебя уходить, — прошептала Карен. — Ты можешь провести меня за кулисы, чтобы я весь концерт могла быть рядом с тобой? Ты не возражаешь, не так ли?
— Э… — тут ему пришлось поворочать мозгами. — Служба безопасности этого не допустит, милая. Более того, даже на концерт не можем поехать вместе. Меня и моих парней привезут в лимузине. Нам готовится торжественная встреча. Извини.
— О, Мик, — разочарованно простонала она. — Но ты посвятишь мне песню, не так ли? Чтобы доказать моим друзьям, что ты действительно знаешь меня.
— Э… конечно, милая. Если вспомню. С годами я не становлюсь моложе, знаешь ли.
Он обнял ее обеими руками ухватил за зад. Мысль о том, что в постель они попадут не скоро, бесила, но разве у него были другие варианты? Чтобы остаться в образе, приходилось учитывать временной фактор.
— Могу я встретить тебя у колизея после концерта? — взмолилась она. — Можем мы поехать в мотель вместе?
Искушение было велико. Он мог нанять лимузин и в полной мере насладиться властью знаменитости, но Джек знал, что он никогда не решится появиться в непосредственной близости от реального Мика Джаггера, из страха, что его выведут на чистую воду.
— Боюсь, что нет, милая. Приходится следовать инструкциям службы безопасности,
Лицо Карен на мгновение потеряло красоту, такая уродливая гримаса перекосила его.
— Ты меня продинамишь, не так ли, Мик? Найдешь кого-то еще, чтобы провести с ней ночь. Ты такой же, как все. Ты…
— Подожди, милая, — Джек схватил ее за плечи, заглянул в глаза. — Эту ночь мы проведем вместе, ты и я, обещаю, — он достал из кармана ключ от номера, вложил в ее трясущиеся пальцы. — Этой ночью у меня будешь только ты. И никто больше.
Она вновь заулыбалась.
— Я сказала себе, что ни на секунду не упущу тебя из виду, если мне повезет и мы встретимся, — она обняла Джека, прижалась к его груди. — Мне так хорошо с тобой.
Джек сжал ее руку. Теперь он не сомневался, что она придет.
— Мне пора, — в голосе слышалось искреннее сожаление. — Я уеду сразу после концерта. Помни, мотель "Тандерберд". Около аэропорта.
Он поцеловал ее вновь, они слились в страстном объятье, которое длилось, длилось и длилось. Наконец, Карен оторвалась от него.
— Я не хочу, чтобы ты опоздал.
Когда она уходила, ее ягодицы, туго обтянутые юбкой, чуть не свели его с ума. Джек уже не сомневался в том, что до конца своей жизни будет играть роль Мика Джаггера.
— Мик! — донесся молодой голос с другой стороны улицы. — Подожди!
Мотнув головой, Джек понял, что надо уходить с людных улиц, а не то ему не будет прохода. Расписавшись, он поспешил к своему автомобилю, который припарковал в темном переулке.
Лежа на кровати, вслушиваясь в шум льющейся воды в ванной, он думал о ней, представлял себе прозрачные капельки, скатывающиеся по нежной коже. Издалека доносился рев реактивных двигателей: аэропорт не затихал даже ночью. Карен примчалась в мотель сразу после концерта, как и обещала. И хотя часы показывали начало второго, спать Джеку ну совершенно не хотелось. Черт, да он мог бодрствовать всю ночь… и какую ночь! И хотя число женщин, клюнувших на его внешность во время визита "Стоунз" недотянуло до его ожиданий, на крючок попалась рыбка, о которой он не мог и мечтать. Карен превзошла все его фантазии. И, самое главное, эта ночь должна была стать главной и в ее жизни. Если он правильно разыграет свою партию, но сможет договориться и о последующих встречах, наболтав ей о том, что лучше нее у него никого не было и он готов тайком прилетать к ней на уик-энд из разных концов мира. Он мог растянуть удовольствие.
Наконец, в ванной выключили воду. Готовясь к ее прибытию, Джек прыснул в рот ароматическим спреем. Еще чуть-чуть, и его фантазии обратятся в реальность.
Дверь приоткрылась?
— Мик? — прошептала она. — Тебя не затруднит погасить несколько ламп? Свет такой яркий, словно это комната для допросов в ФБР.
— Слушай, я хочу посмотреть на тебя, милая. Темнота меня не устраивает.
— Не надо гасить все лампы. Но свет очень уж яркий.
Он подчинился, понимая, что она совершенно права. Он-то включил абсолютно все, словно собрался заняться любовью на сцене. Она же хотела соблазнить его, и он не собирался лишить ее такой возможности.
Карен выступила из ванной в полотенце, обернутом вокруг влажного тела. Вода замочила и кончики волос. У кровати она приспустила полотенце, рукой обхватила грудь, пальцем лаская сосок и сводя Джека с ума. Все происходило молча. Джек, как зачарованный, смотрел на нее, а Карен, похоже, решила устроить ему первоклассное шоу, чтобы превзойти всех фанаток, с которыми он до этого переспал.
Он открыл рот, чтобы что-то-то сказать, но Карен знаком остановила его. На коленях забралась на кровать и медленно скинула с себя полотенце. Глаза Джека едва не вылезли из орбит, стали огромными, как плошки. На соске левой груди Карен блестело серебряное колечко, правую украшала маленькая татуировка. В тусклом свете он не мог разглядеть, что на она изображает, но полагал, что до утра ему представится возможность присмотреться к татуировке с более близкого расстояния. Лобковые волосы она выбрила в форме свастики. В нежных складках ее "киски" поблескивало еще одно серебряное колечко. Невинность лица Карен резко контрастировала со сладострастностью тела. Лицо принадлежало ангелу, тело — подружке байкера, которую надолго лишили секса. Карен приблизилась, надула губки, смочила их язычком, обвела пальцем. Член Джека едва не прорвал джинсы.
— Я хочу оттрахать тебя, Мик, — прошептала Карен, ее пальцы уже расстегивали ремень. Он хотел ей помочь, она оттолкнула его руку. Она, похоже, все продумала заранее. — Подожди, Мик, — промурлыкала она. — Я сама.
О таком он и не мечтал. Мало того, что ему досталась одна из писаных красавиц, так она еще собиралась взять на себя активную роль, оттрахать его! Он бы в это не поверил, если б они уже не лежали в постели и она не взирала на него, как на божество. Впрочем, для нее он и был Богом. Он протянул руку, чтобы поласкать ее грудь, но она вновь оттолкнула его.
— Сначала я, — прошептала Карен. — Когда я ублажу тебя, ты сможешь заняться мною.
Он закрыл глаза, почувствовал как ее теплые губы прижались к его, горячий язычок нырнул в его рот. Она облизала ему щеку, ухо, потом вдруг прошептала: "Я люблю все необычное, наверное, ты это уже заметил".
Он откашлялся, но не успел произнести ни слова, как она прижала палец к его губам.
— Как насчет уз любви, Мик? — прежде чем он успел ответить, она достала из сумочки, лежавшей на полу у кровати широкие шелковые ленты. — Розовые — для меня, после того, как я доставлю тебе наслаждение. Синие — для тебя, — она завязала один узел на запястье, второй — на стойке. И пока Джек волновался о преждевременном семяизвержении, покончила со второй рукой и принялась за ноги. Поскольку стоек в изножии не было, она привязала его ноги к раме. Он испугался, что вне сможет остановить ее руки, если в порыве страсти он схватит его за волосы и поймет, что это парик. Впрочем, объяснение он заготовил заранее. А в том, что она поверит всему, он не сомневался.
Сидя между его ног, Карен улыбнулась, глядя на торчащий колом член. Поцеловала в колено и двинулась выше, к мошонке. Сладкая пытка, думал он, хорошо представляя себе, что за этим последует. Ее язычок прошелся по всей длине его детородного органа, замер.
— Наслаждение и боль, Мик, — прошептала она. — Не ты ли сочинил песню о наслаждении и боли?
Откуда он мог это знать? Он слышал от силы пару альбомов Стоунсов, да и то ранних. Но ответить он не успел, потому что в следующее мгновение Карен заклеила ему рот. Теперь он не мог произнести ни звука.
Вот тут Джека охватила смутная тревога. Он связан по рукам и ногам. Не может позвать на помощь. А вдруг у нее какие-то тайные планы? Ограбление? Пытка? Разумеется, нет… Он же, в конце концов, Мик Джаггер.
Наслаждение и боль…
— Я ждала, когда же ты, наконец, приедешь в наш город, — в шепоте появились зловещие нотки. Теперь она лизала длинное лезвие ножа, неизвестно как появившегося в ее руке. Металл мрачно поблескивал. — Я небогата. Я не могла прийти к тебе, как Чэпмен — к Леннону. Но я ждала тебя, Мик, — лучи фар автомобиля, разворачивающегося на стоянке, пробили тонкие занавески и ударили ей в лицо. В желтоватом отсвете ее глаза стали такими же, как Чарлза Мэнсона. — Я знала, что ты придешь ко мне. А со временем, и все остальные, — она глубоко вдохнула, впилась ногтями в грудь Джека. Тот дернулся от боли. — Это судьба, ничего больше. А от судьбы никому не уйти, Мик. Никому.
У Джека гулко забилось сердце. Его затрясло. Если б не кляп, зубы выбивали бы дробь. Он глухо застонал, дернулся, но она тут же пристала лезвие ножа к его шее. Джек почувствовал укол, что-то теплое потекло по шее на подушку.
— Заткнись и замри, Мик, — прохрипела она. — Я всю жизнь слушала твой гребаный голос. Теперь тебе придется послушать меня.
Джек не мог говорить, но струйка слюны нашла щель в кляпе и потекла по подбородку. Груди Карен болтались над ним, но его они уже не возбуждали.
— Чэпмен был дилетантом, — прошипела она. — Леннон слишком легко отделался. Пара выстрелов, и готово, — она зевнула, потянулась. — Но мы с тобой, Мик, сначала познакомимся поближе. У нас будет, что вспомнить, Я думаю, ты этого заслуживаешь.
Безумие в глазах женщины нарастало с каждой минутой. Слезы покатились по щекам Джека.
— Эй, Мик, не плачь. Будь мужчиной!
Джек дернулся вновь и поплатился еще одной раной на шее.
— Наслаждение и боль, Мик, — рявкнула Карен. — Сейчас мы потрахаемся, если у тебя еще встанет, а потом я вырежу аккуратненькое сердечко у тебя на груди. Потом мы снова потрахаемся, и я изменю тебе голос на сопрано. Ты смог бы петь песни "Бич бойз", если бы я оставила тебя в живых.
Джек в очередной раз попытался вырваться, но эта сучка знала, как вязать узлы. Он умоляюще взглянул на нее глазами Мика Джаггера, но выражение ее холодного, бессердечного лица не изменилось.
— Нам некуда спешить, Мик, — проворковала она. — У нас впереди целая ночь, — оскалилась, а когда наклонилась, чтобы укусить за плечо, напевно прошептала. — "Давай проведем время вместе".
Последняя ночь
Лучи прожекторов ослепляли, музыка оглушала, все находились в танцевальной нирване. Что еще нужно молодежи на юге? Хорошая выпивка, хорошая музыка и, конечно, хороший секс. Можно ни о чем не думать, забыть обо всем и предаваться разврату. Этакий маленький Содом- город разврата. После двойной порции текилы мне стало совсем хорошо, и опьяняющий запах свободы подействовал на меня мгновенно. Вдруг я почувствовала горячее дыхание в затылок и чужие руки у себя на талии, которые спускались все ниже и ниже. Я медленно развернулась и увидела симпатичного молодого человека, который улыбался мне своей белозубой улыбкой. Как позже оказалось, он был австрийцем.
— Привет, меня зовут Джордж, а тебя?
— Я-Ирина. Как отдыхается?
— Да все супер, только завтра уже уезжаю. Сегодня последняя ночь. Тебе мое предложение покажется странным, но я слышал, что азиатские девушки хорошо делают массаж.
— Это намек?
— Ну, если ты не хочешь, я не обижусь.
Мой внутренний голос шептал мне убираться подальше от этого типа, но я сделала наоборот.
— О.К. Пошли на пляж, и я тебе покажу все прелести массажа.
Мы сели на лежак и завели ради приличия разговор ни о чем, но зачем же время зря терять?
— Раздевайся, ложись на живот и получай удовольствие.
Я села на него и начала массировать его спину, его плечи. Я трогала его гладкую и мягкую кожу, мускулистые плечи. С каждым новым движением моих рук по его загорелому телу я понимала, что хочу исследовать не только его спину, но и остальные части его тела. Потом мы поменялись ролями. Он массировал мою спину, потом его руки начали плавно передвигаться на мою грудь, он начал нежно пощипывать мои уже набухшие соски, начал целовать мою шею. Я не могла больше сдерживаться, развернулась и впилась в его губы, как будто он-моя последняя надежда в поднявшейся во мне страсти. Я ощутила солоноватый привкус обветренных губ, его щетина касалась моей нежной кожи, его язык сплетался с моим языком, наши дыхания стали одним целым…Мои руки утопали в его мягких и шелковистых волосах, ласкали его, изучали его тело. Его поцелуи обжигали словно огонь. Да, это и был огонь, огонь страсти, которая вспыхнула между двумя малознакомыми людьми. Страсть, которая потухнет как звезды к утру, но воспоминания этой страсти крепко осядут в недрах моей памяти. Сейчас это твой мужчина и делай с ним что хочешь, не думай о будущем, не думай о прошлом, живи этим мгновением, этим моментом. Прожигай жизнь, прожигай эту ночь с ним, в его крепких объятиях.
Его поцелуи становились все страстнее, он спускался вниз по моему телу, целовал мою шею, мою грудь.
— Если ты хочешь, мы можем остановиться пока не поздно.
— Нет, уже слишком поздно. Давай дойдем до победного конца.
— Все, как ты захочешь.
Произнося эти слова, Джордж начал срывать с меня оставшуюся на мне одежду. Мое тело поддавалось его ласкам, моя киска предательски выдавала мое желание. Он почувствовал это, и его рука скользнула туда, где горел огонь, где все было накалено до предела. Одно, всего лишь одно нажатие подушечек его пальцев на бугорок моего клитора довело меня до экстаза. Он прибавил темп движений своих пальчиков, все его прикосновения бросали меня в дрожь, но я дрожала не от холода, а от его рук. Его пальцы нашли вход в мою пещерку, в мою сокровищницу. Он медленно начал вводить в меня свой палец. Каждая клеточка моего тела ощущала эти прикосновения внутри меня. Затем он резко надавил на мою волшебную точку G, и я не выдержала, я сдалась. Оргазм накрыл меня. Джордж смог довести меня до блаженства своими сильными и умелыми руками. Я лежала, закрыв глаза, и пыталась удержать остатки чувств, наполнявших меня. Теперь моя очередь доставить ему удовольствие. Слышишь, как учащается мое дыхание? Это значит, что я готова, что я могу покорить Эверест, что ты получишь все то, что отдал мне, но в большем количестве и в моем исполнении. Почему ту еще одет? Это дискриминация по полу. Сейчас сравним права. Стянув с него джинсы и трусы, перед моим взором предстало доказательство того, что он действительно возбужден и хочет меня. Его член гордо смотрел вверх и имел правильный изгиб. Смотря ему в глаза, я начала медленно облизывать его ствол от основания к концу, от конца до основания. Его головка плавно вошла в мой ротик и уперлась в горло. Нарастающими движениями я начала сосать его член. Джордж начал стонать все громче и громче. Он готов излить в мой ротик свое семя. Не дам ему так быстро закончить. Замедлим процесс.
Я хочу его, моя киска вся течет. Я встала, поцеловала его мягкие губы и начала медленно опускаться на его член. Его головка коснулась моего входа в киску, затем она начала проникать глубже и глубже, пока не уперлась в матку. Неожидав этого, я даже негромко вскрикнула. Затем начались наступательные движения. Люби меня, люби сейчас…Я подняла голову и увидела ночное небо, усыпанное звездами. <Звезды! Смотрите, что он делает со мной и завидуйте!> Пора менять роли, пускай теперь он потрудится. Я резко встала с него и, наклонившись, уперлась руками в лежак. Он понял, что надо делать, и почувствовала, как его руки обняли меня, он сильно прижался ко мне всем своим телом и резким толчком вогнал в меня свое оружие. Он вставлял и вставлял в меня до упора, что я чувствовала, как его яйца стукаются об мою попку. Он сжимал и мял мою грудь в своих руках, целовал мою спину. Мне было хорошо с ним. Но все хорошее быстро кончается. Я почувствовала, что он начал замедлять темп своих фрикций, этот темп как раз мне и нужен. Да, во мне все горит, все подходит к своему логическому завершению. Я чувствую, как оргазм подступает ко мне, теплая волна разливается по моему телу и доходит до самых кончиков. Сладкая судорога сводит мое тело. Он вышел из меня, и я почувствовала, как горячая струя спермы вылилась на мою спину.
— Спасибо тебе за последнюю и лучшую ночь. Ты, похотливая кошечка, надолго останешься в моей памяти.
Не было сил, чтобы ответить. Я медленно встала и пошла смыть с себя остатки содеянного. Море все примет, все простит, все поймет. Море-это стихия, это свобода, а я лишь маленькая частичка в этой необъятной синей массе. Больше я никогда его не видела…
Поход в театр
Когда ты пришел, я, конечно, еще и не думала собираться. Мой виновато-улыбающийся взгляд в ответ на твой укоризненно-улыбающийся сразу развеял в пух твою попытку рассердиться. "Мы не опоздаем…"- подумал ты, слегка вздрогнув от просыпающегося где-то в глубине желания, улыбнулся мне вслед уже без укоризны — я упорхнула в соседнюю комнату одеваться — и пошел делать кофе. Пока ты блуждал по своим фантазиям, кофе убежал, наполнив кухню, а затем и квартиру очень резким и слегка горьковатым запахом. "Сегодня будет интересный вечер, интересный" — подумал ты, неся подносик с парой чашек и конфетами, и улыбнулся. Перед дверью постарался по возможности стереть с лица улыбку, которая уже явно приобретала оттенок похотливой, и с непонятным выражением на лице вошел в комнату.
И тут же остановился. Я не притворила плотно дверь спальни, забыла, видимо ("Впрочем…"- мелькнула мысль…), и сейчас колдовала перед зеркалом, вполоборота ко мне. Женщина перед зеркалом не замечает ничего, и ты мог спокойно любоваться, не опасаясь, что она увидит и прикроет дверь, как обычно погрозив пальцем. На мне была надета…? Что-то легко-воздушное на тоненьких бретельках, очень короткое, довольно облегающее и просвечивающее розовым в попытке то ли скрыть тело, то ли показать его. Ближняя к тебе бретелька слетела с плеча и была видна верхняя часть груди, без лифчика, полненькая и аппетитная. Ляжка тоже была открыта полностью, только ты так и не понял, надеты ли на мне трусики, открытым было только начало попки, а дальше шли кружева и шелк боди, которые, оказывается, все-таки, кое-что скрывают… Я быстро наносила какие-то кремы, что-то растирала и похлопывала, смахивала кисточкой, и вообще, очень походила на средневекового алхимика.
Только на прекрасного и свежего, а не того пыльного старикана, которого обычно рисуют на картинках. Я была поглощена своими баночками и тюбиками, а ты мною, и простоял с подносом, наверное, довольно долго, очнувшись уже от нарастающей тяжести в руках. Ты поставил поднос, налил кофе и добавил в него коньяк. И сел… но не в свое кресло, которое стояло спинкой к двери, а в мое. Взял журнал и сделал вид, что читаешь…Я же видела, что ты только делаешь вид… Я довольно долго еще колдовала, и ты даже на самом деле полистал журнал. Но вот я разобралась с кремами, решительно завинтила пяток баночек и… отвинтила тушь. Ты уже ожидал, что я встану, и готовился заметить, надеты ли на мне трусики, но тут у тебя вырвался вздох. Я услышала. А может, улыбнулась каким-то своим мыслям и, наклонившись ближе к зеркалу, почти вплотную, стала с воодушевлением подводить ресницы. Но ты был вознагражден. От наклона боди еще больше сползло с груди и, кажется, не упало совсем, лишь зацепившись за сосок. Грудь колыхнулась, ты почувствовал ее мягкость и упругость одновременно, и даже, кажется, увидел розовый ореол вокруг соска. Желание схватить, сжать меня стало довольно сильным, ты сглотнул слюну и выпил пару глотков кофе. Попка моя также оголилась еще больше, но трусиков видно не было. "Наверное, еще не надела" — подумал ты, и… встал? и ничего! Остался сидеть. Сегодня мы идем в театр!..
В конце концов, и с этой процедурой было покончено, я встала, несколько отодвинулась от зеркала, и оценила, так сказать, вид целиком. Твои желания не оправдались, ни трусиков, ни их отсутствия ты так и не заметил, более того, я поправила бретельку, и мои грудки ты уже не видел. Вырез был большой, но я стояла боком. Ну, вот, все, сейчас закроется… Но я не закрылась… подошла к шкафу, достала какое-то белье. Посмотрела, что-то положила обратно, достала другое, опять разложила на кровати, стала рассматривать и оценивать. Вот, так вот торопятся женщины. Конечно, это самое важное в жизни, какие трусики надеть, когда идешь в театр. Мало ли что там, в театре, будет!..
Наконец, все решения были приняты, и я решительно убрала ненужное назад, положив остальное на стул, на котором только что сидела. И… сняла свой топик… Я стояла к тебе спиной, совершенно голая, трусиков не было. И ты залюбовался — в который раз! — изгибом бедер и приятной округлостью попки. Хорошо, что спиной, а то бы ты ничего уже не увидел… Я бы увидела тебя и закрыла дверь. Погрозив пальцем…
Первым из отобранных предметов оказался корсет. Новый, ты такого у мен еще не видел. Со спины он был длиннее, чем обычно, даже немного сверху находил на попку. Что там было мягким, что жестким, где косточки, ты, конечно, не понимал, но казалось, корсет был сделан просто на заказ — настолько четко он лег по моим линиям. Я удивительно ловко застегнула все крючки и шнурочки — ты лишь усмехнулся, представляя, как тебе их сегодня предстоит расстегивать. Расправила подвязки для чулок, и, сев на стул, стала надевать чулок. Я подтянула ногу к себе, ты чуть не задохнулся от ожидания, но увидел лишь ляжку снаружи — промежность была скрыта за ногой. Я потихоньку расправляла чулок, а ты ждал, когда будет второй. Дождался, и даже был немного вознагражден. Гладко выбритый лобок мелькнул пару раз в обрамлении полноватых ляжек, но слишком быстро на твой взгляд. Я встала, подстегнула по очереди четыре подвязки и опять отошла к кровати, но на этот раз развернулась так, что ты увидел меня спереди и полностью. Я уже спешила, смотрела в сторону, и не замечала тебя. И не должна была замечать… улыбнулся ты про себя.
Корсет спереди казался бархатным — сзади атласным. Особенно бархатная темнота сгущалась под моими грудками, которым было не тесно и не просторно, открытые сверху, они лежали в своем ложе такие манящие, что ты облизнул пересохшие губы. Талия довольно круто расширялась к бедрам, и между виднелась гладенькая киска, нежная, как у ребенка. Ты очень живо представил, как ты погружаешь ладонь между ляжек, и даже ощутил влажность на своих пальцах… Черные чулки делали мои полноватые ножки идеально стройными, и… но видение было мгновенным. Я исчезла за стенкой, появилась через 10 секунд уже в трусиках. Ты опять улыбнулся. Трусики ты снимал с меня, конечно, всегда, а вот корсет и чулки чаще оставались… Поэтому, трусики сверху. Ты попытался разглядеть, какие на мне трусики, но было уже поздно — я надевала платье. Платье было твоим любимым, синее, цвета глубокого неба, с довольно глубоким вырезом, в обтяжку на груди и животе и широкое внизу. Сверху три пуговички прячут молнию, которую ты так любишь расстегивать… Сегодня твой день!
А я решительно застегнула молнию, глянула еще раз в зеркало, поправив прическу, и вышла в зал. Не заметив открытой двери. И не должна была заметить. Ты улыбнулся мне, и этой моей рассеянности, встал и шагнул навстречу. Мои губы были накрашены немного ярко, чуть-чуть вызывающе густо, и поэтому ты лишь слегка прикоснулся к ним, когда я подставила лицо для поцелуя. Сердце забилось, ты ощутил волнение. Вот, сейчас! Сейчас начнется Игра. Она уже началась, но то была преамбула, а сейчас… Сейчас я буду отдавать тебе то, чего ты хочешь, Игра закружит и унесет нас, но каждое слово, каждый жест становится очень важным. Хрупкую грань между Игрой и обыденностью так легко разрушить… Мое лицо изменилось, стало озабоченно тревожным, и ты испугался. Это была Игра, ты знал, что так должно произойти, но поддался естественности и искренности млих чувств и тоже тревожно-вопросительно посмотрел на меня.
"Что такое?"
"Время, — сказала я, — мы опоздали". Мой голос сник и немного дрожал. Ты посмотрел на часы — было начало восьмого. Почти два часа прошло у меня за кофе, который успел остыть, а ты не успел этого заметить. Тут ты понял, что меня огорчило (и как огорчило!), и облегченно рассмеялся. Притянул к себе, поцеловал в лоб и сказал…
"Господи, какая ерунда! Из-за этого расстраиваться? Сходим в следующий раз".
"Ты ведь так хотел на этот спектакль!" — я уже чуть не плакала.
О, да! я очень хотел этот спектакль, мелькнула мысль и усмешка где-то на заднем плане, но я явно расстроилась, и меня надо было успокаивать.
"Да брось ты, в самом деле. Из-за пары билетов", — ты достал два билета. Билеты были красивыми, места — дорогими. "Не обеднеем", — и ты нежно-нежно поцеловал мои глаза, в которых где-то в глубине уже проглядывали слезы.
"Нет, нет. Я копошилась как клуша, купила вчера новый набор косметики и увлеклась, забыла про все. А ты ведь так хотел в театр. Новая рубашка… ой, мой галстук. Тебе идет", — я улыбнулась, — "И смотри, как здорово подходит к моему платью".
Цвета рубашки и платья были не одинаковыми, рубашка тоже голубая, но чем-то серее, она была прекрасным фоном, на котором мое платье почти светилось, и они совсем не сливались, а дополняли, были рядом. Ты улыбнулся. Вкус у меня был отменный, и даже мелочи типа запонок были тщательно продуманы и подобраны.
"Ну, все. Давай пить кофе. Забыли. Вечер с тобой гораздо интереснее театра".
В моих глазах промелькнуло упрямство и… какая-то чертовщинка, а у тебя в груди опять прошла горячая волна.
"Нет. То есть, да. Вечер будет интереснее. Но не забыли. Я виновата — и я заслуживаю наказания. Не знаю какого, это будешь придумывать ты. А я буду весь вечер угождать тебе и замаливать грехи. Чтобы ты меня простил".
В моем голосе звучали уже не слезы, а озорство, немного капризности и нежность. Что ты мог ответить?
"Садись. Ты сегодня турецкий султан, я твоя наложница. Ты будешь отдыхать, а я тебе прислуживать. Сейчас ты будешь сидеть и придумывать мне наказание, а я пойду, заварю еще кофе".
До кофе на столе появилась бутылка вина и один (!) бокал. Низко наклонившись, я налила в бокал, и ты, конечно, как дурак, во все глаза пялился в мой вырез и едва подавил желание схватить, сжать меня, задрать платье и овладеть мною прям тут, на журнальном столике, пролив вино и остатки кофе. Но сдержался… Я исчезла на кухне. Нервная дрожь и напряжение нарастало, у тебя стала кружиться голова. Ты и не подозревал, что Игра заведет тебя до такой степени! Это была почти кульминация, сейчас, сейчас ты скажешь, что я хочешь, и я… соглашусь, отдамся тебе, твоей воле, а ты, наверное, упадешь в обморок. Такая перспектива развеселила тебя, и ты немного успокоился. Сделал несколько глотков вина, откинулся в кресле. Увидев свечку на столе, зажег ее.
Я внесла подносик, на котором стоял изящный фарфоровый кофейник и опять одна чашка. Это надо было прекращать.
"Принеси еще чашку и бокал!"
"Нет. Я сегодня наказанная, я не должна пить с тобой".
"Если ты наказанная, то я буду решать, что ты должна, а что нет", — сказал ты с улыбкой.
Я заколебалась было, но, видимо, решив, что это справедливо, молча ушла на кухню и вернулась с еще одним бокалом и второй чашечкой кофейного сервиза. Поставив посуду на стол, я зажгла еще несколько свечей, разбросанных по комнате и погасила свет.
Потом я не села в кресло, а опустилась рядом с тобой на колени. Широкий низ платья не мешал этому, но зрелище было странное.
Возбуждающее, чарующее и странное. Я стояла на коленях, опустив глаза и всем своим видом показывая, что я жду… наказания?
Вдруг все происходящее тебе показалось каким-то нереальным, то ли детским, то ли просто глупым, ты улыбнулся и какое-то время боролся с собой, чтобы не рассмеяться. Но… мои груди так призывно смотрели на тебя из выреза, что ты очень быстро вернулся в то состояние ожидания и возбуждения, которое владело тбой вот уже полвечера. Ты налил мне полный бокал вина и сказал…
"Пей!"
Я взяла бокал двумя руками и как послушная девочка выпила, не спеша, маленькими глотками, но до дна. От вина над губой остались маленькие красные "усики". Ты поднял мое лицо и наклонившись — я стояла совсем рядом — поцеловал, слизнув остатки вина с моих губ. Я как бы очнулась от своей покорности, опять в глазах заиграли озорные искорки, и уже глядя прямо тебе в глаза, спросила…
"Ты придумал мне наказание?"
Ты задохнулся, и даже вцепился в подлокотник кресла — внезапно закружилась голова. Медленно, шепотом, выдавливая из себя слова, ты произнес…
"Я… хочу… тебя… изнасиловать…"
Мои глаза немного потемнели, в них проявился не то испуг, не то вопрос, но я тут же подавила все эти эмоции и улыбнулась, выражая покорность твоему решению. Ты тут же спохватился…
"Нет, нет. Ты не думай, я не буду груб, или, там, бить тебя, но я хочу почувствовать, что ты моя, совсем моя, что я владею тобой, что я взял тебя, даже если ты не хочешь…" — ты уже нес какую-то чушь, задыхаясь и боясь, что я тебя не пойму, пойму не так или сочту извращенцем, или… Странно. Игра как бы отошла на второй план, забылась, все стало совершенно настоящим — и желание — совершенно похотливое и неприличное желание, и нежность, и чувство вины, и восторг, и любовь, все обострилось — это и была Жизнь, в отличие от обыденных будней, которые были лишь жалким подобием игры…
"Да, да. Я понимаю, ты не волнуйся, я понимаю. Я согласна" — я улыбалась тебе нежно, покорно и мудро…
Звук моего голоса отрезвил тебя. "Бред!" — подумал ты. Замотал головой.
"Ой, что это со мной. Забудь. Бред какой-то, ты что…"
"Нет, нет. Не бред. Я хочу. Ты хочешь — а значит, и я хочу. И это будет мне наказание, и ты забудешь про театр…"
"Нет…"
"Да…"
Мы препирались еще какое-то время, сначала всерьез и горячо, потом с нежными улыбками, желая доставить друг другу удовольствие, потом… Потом, по мере того, как ты давал себя уговорить, в тебе нарастало желание, похоть, в твоих глазах проявлялась сталь, и ты с удовольствием видел покорность в моих глазах… Ты уже ощущал, как расстегнешь мое платье и доберешься до этих дразнящих грудей, задерешь юбку, снимешь трусики — я буду лежать в совершенно неприличном виде, открыв твоему взору вход в глубину своего влагалища между раздвинутыми ляжками, как ты… Ты облизнулся и допил свой бокал.
Потом ты наполнил оба бокала, и я также медленно и покорно выпила еще. Ты уже не так нежно, даже грубовато, притянул меня к себе и поцеловал. Страстно, сильно засасывая губы, заявляя свои абсолютные права. Потом еще и еще, насилуя меня уже в поцелуе. Я была покорна и податлива.
Ты встал, поднял меня, продолжая целовать. Теперь ты, уже не стесняясь, мял мои груди, теребил попку, прижимал к себе и отстранялся, просовывая руку между моих ног. Развернул к себе спиной, прижал попкой к напрягшемуся члену и не расстегивая платья просунул пальцы в корсет. Моя грудь всегда сводила тебя с ума… Я покорно изгибалась, наклонялась, раздвигала ноги и подставляла губы. И хотя ты все более распалялся, и иногда довольно больно хватал мою грудь или ляжку, но я улыбалась счастливой улыбкой, то ли считая это справедливым наказанием, то ли удовольствием. Ты уже тяжело дышал и поэтому остановился, помотав головой, и весело посмотрел на меня. Я, опустив глаза, нарисовала улыбку и покорность на лице.
Ты сел в кресло, приказал мне налить кофе — и себе тоже — и усадил потом на колени. Кофе был горячий, и, боясь меня ошпарить, ты прекратил свои приставания, мы пили кофе и щебетали — ты все просил прощения за свою неслыханную наглость, а я доказывала, что я плохая девочка, и лишь благодаря твоей нежности и мягкости я так легко отделалась, и это совсем не наказание, а удовольствие. Ты стал гладить мою ногу, и я тут же задрала платье, чтобы тебе было удобнее гладить мою ногу — да и вид так был приятнее. Но тут ты решил проявить строгость — в конце-концов у нас изнасилование! — и шлепнул меня по руке, строго сказав, что ты сам сделаешь все, что захочешь и когда захочешь. Я несколько съежилась, опустила глаза и покорно сидела, пока ты гладил мою ногу. Шелк платья приятно скользил по чулку, но еще приятнее было нащупывать подвязки и голое тело выше чулка. Потом ты приказал мне немного наклониться и оттянуть край платья и корсета… Это удалось не очень, но уже можно было заглянуть туда, где в глубине терялась ложбинка между грудями, оттуда тянуло теплом и завораживающей бархатной темнотой…
Голова слегка кружилась — теперь уже и от выпитого вина, кофе кончился.
"Теперь я тебя положу на кровать. Можно я тебя привяжу?"
Я мельком взглянула на тебя, тут же снова опустив глаза.
"Да, конечно. Ты можешь делать все, что захочешь…"
Мы встали, ты взял меня за руку и повел в спальню. Там ты опять обнял меня и еще несколько минут целовал, уже нежно поглаживая спину и попку. Потом отстранился, посмотрел на меня и приказал…
"Накрась губы!"
Ту помаду, которую я так тщательно наносила час назад, ты уже съел. Я опять подкрасилась, наверное, еще более вызывающе, чем прежде.
"Мне нужна лента. Широкая капроновая лента!"
Лента у меня "случайно" оказалась. "Случайно" она оказалась очень в тон мрему платью. Ты взял ленту, разрезал ее на четыре части. Потом уложил меня на кровать. Привязал одну полоску ленты к ножке кровати в изголовье, ты взял мою руку, закинул вверх, к изголовью, и привязал к ленте. Так, не очень… Я могла, конечно, легко выпутаться при желании, но такого желания у меня не было. Ты постарался изобразить на ленте достаточно причудливый бант, он получился большим, но несколько кривоватым.
Потом ты также привязал вторую руку, потом ноги. Это заняло определенное время, но к концу ты уже научился весьма неплохо завязывать красивые банты. Оценив, что получилось, ты все-таки вернулся к первой ленте и перевязал ее. Перед тобой лежала женщина, привязанная к кровати, с широко разведенными руками и ногами. Моя грудь вздымалась при дыхании, губы блестели в неярком свете пары ламп.
"Тебе удобно?"
"Да", — я взглянула на тебя и улыбнулась, но тут же опять отвела глаза.
"А мне, наверное, будет не совсем", — сказал ты, задумчиво глядя на меня. Ты уже представлял, что именно тебе будет неудобно. Ты взял продолговатую подушку и стал подсовывать под меня.
"Подними зад!" — ты старался быть грубым — по крайней мере, когда вспоминал об этом. Подсунул подушку мне под попку, но она была слишком мягкой, практически возвышения не получилось. Ты подумал. Сходил в зал и принес несколько толстых книг большого формата, какие-то словари и энциклопедии. Раз уж моя женщина такая интеллектуалка, мы используем именно это, подумал ты с ехидной усмешкой. Я тут же подняла попку, и ты подложил под меня четыре книжки, сдвинув подушку под спину. Мой вид возбудил тебя до крайности. Надо было успокаиваться, до развязки еще далеко. Ты сходил за вином и бокалами, выпил залпом почти полный, потом спросил…
"Хочешь вина?"
Я взглянула на тебя и виновато улыбнулась — вина я хотела, но выпить уже не могла. Ты налил мне в бокал, потом присел рядом и, приподняв, насколько получилось, мою голову, стал осторожно поить меня из бокала. В конце концов, струйка все равно убежала, сбежала с уголка губы на шею, и на подушку. Мне было щекотно, я засмеялась и толкнула твою руку — вино еще больше пролилось, на подбородок, на шею, на грудь. Улыбнувшись, ты поставил бокал, и сев рядом на кровать, стал осторожно меня целовать и слизывать капли вина. С шеи, с плеча… Осторожно поцеловал ее губы, чтобы не съесть помаду второй раз… И потихоньку ты добрался до моей груди. Целуя грудки, ты осторожно расстегнул молнию, спрятанную за тремя пуговками — но грудь не открылась, дальше был корсет. Впрочем, ты быстро нашел молнию, которая шла до середины живота — именно в этом был секрет простого и легкого одевания — крючки и шнурочки потребовали бы уйму времени и армию помощников. Лиф корсета был бархатный, удивительно приятный на ощупь, что, конечно, усиливалось приятностью того, что этот лиф поддерживал. Ткань на животе была совсем непонятная, скорее шелк, но тоже бархатистый. Снимать это не хотелось, хотелось гладить и гладить. Но все-таки ты, наконец, расстегнул молнию, раздвинул половинки скорлупки — и не удержался. Тут же впился поцелуем в сосок. Мял вторую грудку, целовал и ее, целовал все, постепенно становясь безумным… Ты очнулся, отошел, налил еще вина и стал медленно пить, глядя на меня.
"Дорогая", — голос оказался хриплым, — "спасибо тебе. Я так хочу тебя… Тебе удобно?"
"Да", — я улыбалась.
Поставив бокал, ты сел у моих ног и медленно поднял платье до пояса. Сначала ты насладился видом моих ног в черных матовых чулках, потом подвязки и матовая полоска кожи, потом трусики и кружевной низ корсета. Конечно, тебя как магнитом притянул вид моих широко расставленных ног. Треугольник трусиков был темно-прозрачным, плотно облегал мои набухшие половые губы, не столько что-то скрывая, сколько дразня… Треугольник блестел влагой в неярком свете. Ты обрадовался этому свидетельству того, что и мне наша игра нравится — все-таки до того было какое-то неясное чувство сомнения. Ты улыбнулся мне и стал гладить треугольник трусиков. Я вздрогнула, издала легкий стон, и ты почувствовал, как напряжено все мое тело. Ты гладил мои ляжки и набухшие бугорки между ног, трогал набухшие соски, проводил пальцем по ложбинке между половыми губами… Я стонала уже довольно откровенно, порывалась протянуть к тебе руки или поднять ноги, но они были привязаны. Тебе доставляло удовольствие дразнить меня, но потом ты вспомнил — это же все-таки изнасилование. Ты стал грубее, резко и сильно сжал мою грудь, укусил сосок, одновременно сжав то, что прикрывалось трусиками. Я взвыла и дернулась в сторону, но ты не отпустил, и какое-то время еще мучил меня такими грубыми ласками. Сдвинув трусики, ты несколько раз коснулся клитора кончиком языка, на что я отзывалась вздрагиванием каждый раз. И вдруг неожиданно взял его губами и стал сосать, но совсем не нежно, а сильно и страстно. Потом ты засунул два пальца мне во влагалище и стал там ими вращать. У меня на лбу появился пот, под трусиками уже было не просто мокро — хлюпало, периодически по телу пробегали судороги…Я уже не вздрагивала, а выла…
Ты легко сообразил, как снять трусики — они были застегнуты на кнопках с двух сторон. Ты их отбросил в сторону и, уже не прикасаясь, стал меня разглядывать. Волосы растрепались (я убрал их с лица), расстегнутое, слегка помятое платье, половинки корсета торчат в стороны открывая грудь с крупными ягодками розовых сосков, до живота задран низ платья, а далее бесстыдно открытый лобок, набухшие половые губы не прикрывают, а скорее, подчеркивают темное отверстие влагалища, обрамленное лепестками малых губ, и в которое, кажется, можно уже было заглянуть довольно глубоко… Кончить ты мне не дал, и вид у меня был ждущий, зовущий, просящий. Что особенно сильно подчеркивалось моей позой с подложенными под попку книгами.
Влагалище было раскрыто и как бы с предложением "Пользуйтесь мною!"
Пора было раздеваться. Ты сам уже с трудом сдерживал страсть, в голове стучало и кружилось, иногда пробегала дрожь по всему телу. Ты сходил за остатками холодного кофе, горький напиток немного отрезвил тебя, и ты тем же образом, что и раньше, дал мне выпить несколько глотков. Мы оба немного успокоились.
Ты снял пиджак, повесил на плечики. Методично, одно за другим, как если бы был один, снял рубашку, брюки, носки… Все аккуратно повесил и положил. Оставшись в трусах, ты подошел ко мне. Член не помещался в трусах и кончик торчал сверху. Ты нерешительно остановился, и я пришла к тебе на помощь.
"Дай, я его поцелую…" — и, повернув голову к тебе, сложила и вытянула губы трубочкой, как бы пытаясь дотянутся. Голос был хрипловатым.
Ты тут же сбросил трусы, твоя палка наконец-то вырвавшись на свет и в ожидании дальнейших, еще более приятных событий, колебалась вверх-вниз. Ты подошел к кровати, и поднес головку к губам. Я, взяв в рот только головку, начала щекотать ее языком, облизывая по кругу. Собственно, долго ты бы не выдержал. Ты сделал несколько движений, вводя член глубже и глубже, потом встал надо мной на четвереньки и стал водить задом вверх-вниз. Яички хлопали меня по щеке. Но тут ты увидел мои раздвинутые ноги — и у тебя все поплыло перед глазами, ты чуть не кончил. Ты буквально соскочил с кровати и начал гладить мои ляжки и влажную промежность.
"Я хочу тебя… попробовать…"
"Да, конечно. Я тоже хочу…"
Ты встал на колени между моих ног и медленно ввел головку между губами. Даже только до половины. У меня было горячо, даже очень горячо. Ты ввел головку целиком. Вид — умопомрачительный. Ты уже понял, что сейчас все кончится, ты уже больше не мог оттягивать и играть, ты ворвешься, упадешь в меня и не смогешь, даже недолго, сдерживаться… Еще раз почувствовал атласность моего влагалища. Еще раз посмотрел на вид моих грудей — растерзанный и доверчиво открытый. Войдя в меня до конца, ты дотянулся до груди и погладил ее, слегка касаясь. И вот тут ты не сдержался. Ты сжал грудь, потом другую и начал бешеные толчки. Я закричала, но ты уже ничего не слышал, а бил и бил, всаживая член, насколько мог глубоко, пытаясь вколотить себя в меня распростертую под тобой…….Потом была темнота…
Поцелуй на ночь
Они провели приятный вечер, болтали о всяких пустяках, Ник замечательно шутил и хорошо вел бесседу. Только к концу вечера он поинересовался:
— Дата вылета еще не назначенна, когда тебе удобно?
— Вегда, хоть сейчас, только домой за загранпаспортом заедем…
За вечер общения, Ник настолько очаровал Элли, что она готова была ехать с ним хоть на край света… Она начинала влюбляться.
Через три дня они оказались в отеле на оставовах очнее сказать, они были вдвоем на этом острове, если не считать несколько человек прислуги, которая являлась по звонку. Вид этого жилища поразил девушку, с виду небольшое белое строение не отличалось оригинальностью архитектуры, но внутри… С первого этажа вела лестница в море, она спускалась в низ на несколько ступенек и заканчивалась в лазурной, теплой воде. Одна из комнат первого этажа представляла собой гостинную, вторая — столовая, на втором этаже была спальня с потрясающе большой кроватью, над которой колыхался белоснежный прозрачный балдахин, на стенах были зеркала, а пол был устлан лепестрками роз. Из комнаты был вход в ванну, точнее сказать еще в одну комнату, поражающую размерами, там, кроме необходимой сантехники находилась огромная ванна джакузи, все своркало переламутровым блеском.
Они очень быстро устроились, Элли заментно нервничала, но Ник, был очень учтив и ласков, когда выйдя из ванной в одном полотенце она увидела его, она зарделась краской, будто школьница.
— Иди приляг, отдохни, мне нужну сделать несколько звонков, а потом принесут ужин. — Николай вышел из комнаты.
Примерно через час они сидели за накрытым на веранде столиком, пили прохладное белое вино, ели что-то морского происхождения и непринужденно беседовали.
Вдруг откуда-то послышалась изумительная музыка, она лилась с моря, буд-то легкий верок. Элли расслабилась, ей нравилось все что сейчас происходит вокруг нее. Ник подошел к ней и нежно обнял за талию, от его запаха и тепла у нее закружилась голова…
— Солнышко пойдем в комнату. Он слегка подтолкнул ее к двери. Она послушно пошла, через несколько минут, не помня себя она лежала раздетая на кровати, пытаясь прикрыть свою наготу легкой шелковой простынью, она сгорала от стыда, и горела желанием познать первый урок любви…
Ник, извлек откуда-то маленький чемоданчик и открыл его6
— Смотри, это различные вибраторы, для всех твоих дырочек.
— Ты сделаешь ЭТО вибратором? — Она не нашутку опешила.
— Нет, Солнышко, это нам на потом…
Он стянул с нее легкую простынку и перед его глазами открылась замечательная, достоиная кисти художника картина: белоснежная кожа, маленькие упругие груди с розовыми девственными сосками, тонкая талия, плоский подкачанный животик, и нежный холмик, заросший светлым пушком. Он склонился над Элли и нежно своим языком разомкнул её губы, одной рукой он держал ее за талию, вторая гладила ее грудь. Соски девушки начали увеличиваться, она постанывала ловя своими губами его губы. Он целовал её шею, грудь, спускался ниже, чувтвовал запах ее дественного тела и пьянел от этого, при каждлом новом его прикосновении она вздрагивала как струна, тихо постанывала и шептала его имя…
Он спустился губами к ее лону, все его тело дрожало от желания погрузиться в нее, его член был огромным, он боялся, что девочка не вынесет боли от первого раза, но остановиться он уже не мог. Лаская языком ее горячий клитор, он запустил пальцы между ее ГУБОК и почувствовал теплую влагу, она текла от желания. Она стонала и извивалась под его поцелуями, ее соски были как две фарфоровые башенки, нежные и очень остые, тело подрагивало, она тяжело дышала, он на секунку отовался от нее и достал из чемоданчика маленький вибратор, он был двух сторонний, с одной стороны ровный, а другая была чуть загнута. Раздалось равномерное жужжание, но Эл его не слышала, она летала в облаках, она парила над Землей от блаженства. Он ласкал ее клитор пальцами, чуть сжимал его, теребил, она стонала от блаженства, когда он увидел, что она сейчас вот-вот кочит, он дотронулся до ее клитора вибратором, по ее телу прошла истомная волна, она застонала громче и начала двигаться на встречу игрушке. Ее лоно истекало живительной влагой, губы подобно майской розе раскрылись и на них были видны капельки ЕЕ влаги, грудь словно морские волны вздымалась, из гуд вырывались стоны, щеки пылали румянцем, глаза блестели не естественным, не земным блеском, волосы растрепались по кравати и создавали причудный орнамент золотого на белом, она была в экстазе, никогда в жизни она не представляла себе, что такое возможно и вот сейчас она отрываясь от земли парила в небесах…
Ник, осторожно пальцами прошолся по ее мокрым губкам: "Она вся истекает от удовольствия, я не могу себя больше сдерживать, нет не сейчас, я не должет это делать сегодня, только этой игрушкой, а потом она сделает мне минет, завтра я войду в нее завтра…."
Он еще долго целовал и ласкал ее, она испытала не один оргазм, от игры с клитором по телу шли изнывающие истомой волны…
— Солнышко, пожалуйста поцелуй его…
Эл вернулась на землю.
— Какой он огромный, ты думаешь он поместится в мой ротик? — она впервые в жизни видела мужской член и тем более впервые ощущала его прикосновения.
— Только не кусай его, облизывай головку и постарайся захватить сколько сможешь…
Она склонилась на НИМ. ОН действительно поражал размерам, его головка была огромная и карсная, казалось буд-то она сейчас лопнет, по всей длинне вздувались венки, она был в таком состоянии, что кожица не натягивалась даще на четверть головки…
Эл аккуратнол взяла головку в рот, ее нежный язычок заскользил но ней, Ник издал протяжный стон, она ласкала его рукой, но головку не выпускала изо рта, быстро и нежно лаская его ворту, пальцами она ласкала его ствол, даже обхватя его двумя ладошками, он не помещался всей длинной в ее руки… Ник, издавал стоны и подмахивал ей своими движениями, она почувствовала, что головка еще больше увеличилась, медленно она выпустила ее изо рта и подтянулась губами к губам Ник…
— Ты сегодня не возьмешь меня?
— Крошка, дорогая, ты уверена, что хочешь ЭТОГО?
Она прильнула к нему всем телом и тихо прошептала:
— Да, возьми меня сейчас пожалуйста…
Он склонился над ней, продолжая ласкат губами ее упругую горячую грудь, его член коснулся ее лона, она тихо застонала и обвила его сильную шею своими изящными, белоснежными руками…
Ник чувствовал свои членом ее влагу, он ласкам им там все, чувствовал, что ее клитор снова увеличивается, чувствовал, что она истекает от желания, она таяла в его руках…
Он осторожно вставил член между ее губок, она стонала и трепетала под ним, он начал осторжно входит в ее девственное лоно, она чуть вскрикнула, он боясь причинить ей боль остановился, сейчас он чувствовал, что Эл напряженна.
— Солнышко, раслабься, я не причиню тебе боль, обещаю… — и он закрыл ее рот поцелуем, продолжая продвигаться в ее лоно, она напряглась застонала, тяжело дыша, попыталась вырваться от него, но он уже не мог остановиться, он чувствовал свом членом какая она узкая, чувствовал ее девственность, он хотел ее до безумия пронзить свои членом.
Он делал медленные толчки, чувствуя преграду ко входу в сказочную страну счастья, он хотел ее разрушить, разорвать и погрузиться в океан любви с этой не тронутой никем до него девочкой, она продолжала стонать, ее хрупкое тело дрожало под ним, он целовале её в губы, прижимая к себе, так, чтоб она не смогла вырваться от него, Ник сделал один резкий толчел, все тело девушки напряглась как струна, она вскрикнула от боли, он остановился на несколько секнд и продожил свое погружение. Он все еще чувствовал препятствие. Он шептал ех слова любви, осыпал ее поцелуями и продолжал двигаться в ней, она стонала от удовольствия, ее напряжение прошло, она раслабилась, он почувствавов это одним резким движение вошел в нее всем свом членом, раздался вскрик Элли, она застонала от боли пронизывающей все ее тело, но это была не долго, ритмичные двжения члена, теперь уже всего, в ее лоне пивели ее в неописуемый восторг, она стонала и извивалась, на ее груди проступили капельки пота, она задыхалась от обуревавшего ее оргазма. Ник ускорял свои движения, он соходил с ума от ощущеня того, какая узкая Эл, он чувствовл как она двагается ему навстречу всем своим телом, ее бедра, все быстрей и быстрей двигались, она часто стонала и стон ее переходил в крик удовольствия, он дал ей еще раз кончить и вышел из неё, она лежала на кровати не силах двинуться с места, ее цветок из нежно розового превратился в алый, на белоснежной простыне появилось алое пятно квори смешаное с ее соком. Ник прильнул губами к ее губам, ласкал ее грудь, теребил соски, он хотел ее еще и еще, он хотел каждый кусочек ее тела ее плоти. Эл вновь затрепетала от возбуждения, она почувствовала, как новая доселе не ведомая волна захлестывает ее, охватывает и вновь уносит из этого мира…
Он нежно приподнял ее:
— Элля, я хочу тебя всю, понимаешь? Хочу каждую твою дырочку…
— Тогда бери, бери все что хочешь, и как хочешь…
— Солнышко, мое, я тебя обожаю… Ты не против познакомиться с дружком из кейса?
— Ты меня интригуешь, если он также хорош как твой дружок, я буду только рада…
Ник достал из кейса большой вибратор, он был точной копией мужского члена и не уступал по размерам члену Ника.
— Иди сюда, стань на коленки, а я пристроюсь с зади. — Эл бесприкословно повиновалась.
Он вставил искусственный член в лоно Эл, а сам начал массировать ее анус, она двигалась навстрачу вибратору, ей это нравилось, очень нравилось, Ник осторожно вводил его, однако Эл забрала игрушку в свои руки и начала очень быстро вводить его в себя. Ник раздвинул ее попочку: "Еще одна сладкая дырочка в которую я сейчас войду, я схожу с ума, мысль о том, что этим телом еще никто не владел придает мне неистовые силы…"
Он пристроился сзади, наблюдая как Эл быстро вводит игрушку в себя, она извивалась от страсти и удовольствия, он еще немного помасировал ее заднюю дырочку и начал входить в нее, Эл застонала, ей было немного больно, но она хотела получить максимум удовольствия за этот вечер. Как и в первый раз Ник осторожно продвигался внутри Эл, с каждым движением продвинаясь все глубже и глубже, через тонкую стенку он ощущал как вибратор движется в Эл, он начал двигаться в ритм с выбратором, это было непередаваемое ощущение, Элля стонала и извивалась, но не убирала вибратор и не отстраняла Ника, она была на вершине блаженства, Ник продолжал движение, он случайно скользнул рукой по кровати, рука наткнулась на маленький клиторный вибратор, он включил его, и прикоснулся к клитору Эл, она задрожала, из ее уст вырался сдавленный крик, она забилась в экстазе…
Ник осторожно вышел из нее…
— Сядь на меня с верху, я хочу быть в тебе, когда буду кончать…
Она нанизывалась на его член, а он ласкал ее клитор, широко раскрытые глаза Эл смотрели на Ника ее губы тихо шептали:
— Я схожу с ума, я улетаю, я чувтчвую ЭТО вновь приближается…
Ник, чувствовал что сейчас кончит, его член набухал все больше и больше, волна захлестывала его, он чувствовал как сперма приближается в выходу, еще секнду и она заполнила всю киску Эл, Эл тоже кончала, она извивалась сидя верхом на Нике, оан лаская свои соски и не могла остановиться, долгоая волна прошла через все ее тело, она обессиленная упала на Ника, их губы встретились и сомкнулись в долгом поцелуе. Они уснули так и не рассоединившись друг с другом…
Почтальон
Было раннее октябрьское утро. Моросил мелкий назойливый дождь. Выйдя из станции метро, Вика поплотнее запахнула воротник кожаной куртки и, втянув шею, быстрым шагом направилась к своему дому. Идти надо было четыре квартала и Вика, для того чтобы убить время, стала дышать в такт своих шагов. Три шага… пять шагов… Она нашла это упражнение Ци-гун в каком-то журнале, и часто делала его, когда шла пешком — помогало отвлечься. Но сегодня у нее не получалось, ночное дежурство в больнице было тяжелым и она практически не ложилась. Да еще этот кретин — полковник все время приставал. Поступил всего три дня назад, а уже успел всем надоесть. Все-таки надо было на утренней конференции главврачу доложить, как его родственник ведет себя. А, черт… Все равно не выпишут до пятницы… О, Боже мой, еще шесть дней его терпеть. Тфу-ты. Да пошел он… Не первый — не последний.
Вика была милашкой и уже привыкла, что мужчины проявляли к ней повышенный интерес. В свои 24 она выглядела, самое большее, на 19–20. Вообще-то ей нравилось, когда за ней ухаживают, но сегодня она устала и решила выбросить все вон. Теперь в голову лезла только одна мысль: поскорее прийти домой, раздеться и залезть в теплую ванну.
Промерзшими руками она открыла дверь и вошла в скромную, но со вкусом обставленную и уютную квартиру. Мебели в комнате было не много: диванчик, одно кресло, журнальный столик и горка с необходимой посудой; в нижнем шкафу лежали книги. Между диваном и креслом, в углу стояла низкая тумба, которую Вика использовала под бар. Содержимым его чаще всего являлись сладости. На двух стенах висели симпатичные бра. Гордостью Вики был пушистый ковер — подарок отца в день окончания медучилища в 82 году. Ковер бы пастельно-фисташкового цвета с зеленой окантовкой и занимал всю середину комнаты, гармонируя с кофейного цвета обивкой и светлой древесиной мягкой мебели. Светлые стены цвета беж и темно-коричневые жалюзи дополняли интерьер. Жила она одна. Старики — родители жили на даче, за городом, а эту двукомнатную квартиру оставили ей — работает все-таки, а после работы покой нужен, тем более, что готовится поступать в медицинский. Не всю же жизнь медсестрой работать.
Эта квартира была ее крепостью. Вика быстро, не снимая куртки, забежала в ванную, открыла горячую воду, налила в ванну побольше геля и, включив чайник, стала раздеваться. Через пять минут она уже с блаженством лежала в теплой воде под толстым, белым одеялом хвойно-фруктовой пены, которая медленно разбавляла собой уличный холод и лишние мысли. Нега разливалась по всем уголкам ее молодого тела.
Облачившись в мягкий пушистый банный халат, она приготовила большую чашку кофе, налила из бара бокал, подаренного ей на день рожденья вермута, негромко включила приятную музыку и села в кресло, по-кошачьи уютно подобрав под себя ноги.
Минут через десять в дверь позвонили. "Кто бы это мог быть в такую рань?" — подумала Вика и подошла к двери. В глазок никого не было видно. "Странно" — Вика собралась вернуться к своему кофе, как позвонили во второй раз. Тутже посмотрев в глазок, она опять никого не увидела. Площадка и лестница были пустыми. "Мистика какая-то" — удивилась Вика. Приставив глаз вплотную, она вдруг заметила в нижней части глазка что-то мохнатое и движущееся. Тут, мохнатое и движущееся подпрыгнуло и Вика углядела в нем мальчика в шапке. Она открыла дверь. Перед ней стоял озябший маленький мальчик, похожий на героя сказки — Филиппка. На вид ему было лет 10. За спиной у него был большой школьный рюкзак.
"Тебе чего, мальчик?" — удивленно спросила Вика.
"Я ваш почтальон" — не без гордости ответил тот.
"То есть как, почтальон?" — еще больше удивилась Вика.
"А вот так" — лаконично ответил Филиппок. Потом широко улыбнувшись, пояснил: "Я сын Марии, вашего почтальона. Вы меня наверно не помните. Я иногда с месте с мамкой почту разношу, а иногда моя сестра с ней ходит. Я все адреса знаю. Она с утра приболела, на почте осталась, а я вот разношу, чтобы не накапливалось. Ваш почтовый ящик висит слишком высоко, я не достал, вот и поднялся. Ваша карренс., каррсепа…, вобщем, журнал и газета у меня в рюкзаке. " Вика хихикнула. Уж очень смешной был этот почтальон.
"Ой как дует. Ну, давай, почтальон, заноси свою корреспонденцию, а то и мне с тобой тут стоять холодно, так и заболеть недолго".
Мальчик аккуратно вытер ноги и важно переступил через порог. Вика закрыла за ним дверь.
"Ну, давай, что там у тебя" — Вика помогла мальчику снять рюкзак со спины. "Ой, да ты же весь мокрый. Как котенок. Как же тебя мама одного пускает по квартирам ходить?"
"Да пьет она… " — замялся малыш, "… пьет, потом болеет. "Болею" — говорит. Вот мы ей иногда и помогаем. Который раз уже хотели ее с работы погнать, да нас с сестренкой жалеют. Папка наш от водки помер. Мамка говорит, что теперь мы на ее шее сидим. А мы не хотим сидеть, мы работать хотим… Вот, по выходным и помогаем"
Вика зачарованно смотрела на этого маленького мущинку, как вдруг заметила, что он говорит, не отрывая глаз от Викиной груди, частично представшей его взору сквозь слегка распахнутый отворот халата. Она не стала судорожно прятать ее, и решила понаблюдать:
"А звать то тебя как?"
"Андреем"
"А сколько тебе лет?"
"Уже двенадцатый пошел"
"А сестре сколько?"
"Она на год меня старше"
"Ладно Андрюша, я погляжу ты замерз. Давай, снимай пальтишко, шапку, я тебя чаем угощу с печеньем. Любишь печенье?"
"Угу, мамка иногда покупает нам печенье"
"Ну проходи, садись здесь. Ба, да у тебя и носки-то мокрые, давай-ка и носки снимем. " Вика специально наклонилась, чтобы помочь мальчику снять носки и сделала это так, чтобы он смог увидеть больше. Выдержав паузу она резко подняла голову и обнаружила, что мальчик буквально остолбенел. От такого вида у него отвисла челюсть. Он даже не сразу заметил, что она на него смотрит. Тут она почувствовала запах, исходящий от мальчика; мылся он, вероятно, редко.
"Андрюша, а что, мама разве вас не моет?"
"Не-а. Она и сама то редко моется"
"Ну вот что: пей чай, а потом помоешься у меня. И вещи твои я постираю".
Вика сама не ожидала от себя такой благотворительности. "Тоже мне, Мать Тереза. Что, мне это больше всех нужно что-ли?" — подумала она, "есть родная мать, пусть она и обстирывает, алкоголичка несчастная".
Ей, конечно это было совсем не трудно. Благо, она скопила денег и в прошлом месяце купила стиральную машину "Индезит", с полной сушкой. Самой и делать-то ничего не надо. Заложила белье на быстрый цикл — и через час все готово. "Ладно уж, так и быть, мальчика жалко, пахнет ведь неприятно" — решила она.
Андрей сидел в кресле, причмокивая пил чай, и уплетал печенье. Вика же устроилась на диване, наискосок от кресла и сделала вид, что увлеченно рассматривает иллюстрации в женском журнале, сама же периферическим зрением наблюдала за мальчиком. Тот, ковыряясь голенькими пальчиками ног в ворсе ковра, украдкой поглядывал на, обращенные в его сторону, округлые коленки девушки. Заметив это, Вика, как бы удобнее устраиваясь на диване, слегка откинула подол халата и немного развела ножки так, чтобы мальчик мог видеть часть ее беленьких ляжек. Если бы он пригнулся, то он смог бы увидеть кое-что и побольше. Ее вдруг охватил азарт. Работая медсестрой, она много раз видела обнаженных детей обоих полов, но никогда еще у нее не было при этом эротических мыслей. Она просто делала свою работу. Но теперь, в своей квартире, в мягком халате на голое тело, после теплой ванны и бокала вермута, она увидела это сквозь другую призму. Мальчик, у которого очевидно пробуждались половые инстинкты, глазел на обнаженные части ее тела и это ее возбуждало. Это возбуждало ее плоть и это возбуждало ее интерес: насколько же далеко может зайти его любопытство, а может быть и влечение? Сделает ли он попытку посмотреть на то, что она ему предлагает увидеть.
Прошло несколько минут. Андрей выпил чай и съел все печенье. Теперь он всецело был занят изучением женского тела. Воспользовавшись тем, что Вика на него не смотрит, он стал ерзать на месте, пытаясь в прорези халата еще раз увидеть ее грудь. Но нагибаться он как-то не решался. Вике надоело ждать.
"Ну что, выпил свой чай", — оторвавшись от журнала спросила она. Он кивул.
"Еще хочешь?"
"Не-а"
"Ладно, тогда скидывай одежду и марш в ванную" — скомадовала Вика и встала, чтобы принести из спальни свежее полотенце. Когда она вернулась Андрей продолжал сидеть и ковыряться ножками в ковре.
"Ты почему не раздеваешься? Стесняешься меня?". Он пожал плечами. Она подошла и потрепала его шевелюру.
"Андрюша, не надо меня стесняться. Во-первых, я тебе — как мама. Считай, что я твоя родная тетя. А во-вторых, я медсестра, почти как доктор, а докторов стесняться нельзя. Им все можно говорить и показывть. Понял?"
"Какая же вы мне тетка, если я даже вашего имени не знаю?" — буркнул Андрей.
"Ах, да. Извини, я забыла представиться. Меня зовут тетя Вика" — она с улыбкой протянула ему руку, которую он тут же оживленно пожал.
"Хорошо, тетя Вика. Только вы не подглядывайте".
Вика включила душ и прошла на кухню, чтобы подготовить стиральную машину. Дверь в ванную комнату захлопнулась. Собрав, разбросанное по ковру белье, она заложила его в машину и включила цикл стирки. На обратном пути она открыла дверь в ванную. Мальчик стоял под душем, и внезапно увидев смотрящую на него девушку, быстро приклыл обеими ладошками свое потаенное местечко. Прежде, чем он успел это сделать, Вика заметила, что писюнчик его стоит торчком.
"Андрюшенька, ты дверь не закрывай, пожалуйста. В ванной достаточно тепло, а я должна быть уверена, что с тобой все в порядке. Хорошо?" — и не дождавшись ответа, пошла в сторону комнаты, но на полпути обернулась и добавила: "И хватит меня стесняться. Я пиписек большое многжество повидала".
После этих слов, Андрей вроде как успокоился и стал мыть голову. Когда он был в мыле и не мог открыть глаза, Вика внимательно стала его разглядывать. Его детское тело возбуждало в ней сладостные фантазии. Гладкая, кругленькая попка напрашивалась на поцелуй. По-детски выдающийся вперед животик плавно переходил в слегка выпуклый лобок, который заканчивался не очень-то маленьким, но все-же детским половым члеником, который к тому же не полностью упал и был в некотором тонусе. В таком состоянии он был толщиной в молочную сосиску и длиной примерно сантиметров 5–6. Под нежной крайней плотью четко прорисовывались очертания конусообразной головки. Сама крайняя плоть была очень короткой и была не сомкнута, как это бывает у мальчиков, а слегка приоткрыта. Когда мальчик стал смывать мыло с лица, Вика отошла. Она уже успела основательно промокнуть внизу и теперь строила план действий. Ей очень хотелось использовать этот момент сполна. Она, конечно могла поиграть с собой в комнате и кончить, как она это часто делала, но ей хотелось большего. Она, во что бы то ни стало, хотела вовлечь в этот процесс мальчика, который сам к ней пришел. В этом было что-то особенное.
Не долго колеблясь, она зашла в ванную. Мальчик осекся.
"Не бойся, малыш. Я пришла потереть тебе спинку, я же теперь твоя тетя. Подай мне мочалку".
Он сначала в исступлении смотрел на нее, крепко прижимая свой стручок, потом повернулся, достал мочалку и молча протянул ее девушке.
"Если ты не против, я сниму халатик, чтобы не намочить его" — с трудом подавляя волнение сказала Вика, сразу же сняла халат и повесила его на крючок, оставшись в одних трусиках, которые предварительно надела, чтобы окончательно не шокировать ребенка. Все это она проделала с максимально возможным для нее, естесственным выражением лица, выказывая будничную обыденность. Мальчик не отрывал от нее расширенных глаз. Вика, делая вид что не замечает этого, стала бессвязно говорить ему обо всем, что приходило в голову: о том, что она собирается обзавестись попугайчиками, о том, что соседская собака как-то заболела и она — Вика лечила ее…, в общем, стала нести всякую ахинею. Тем временем, одной рукой она натирала его мочалкой, а другой — гладила его скользкое намыленное тело. Он стоял в ванне лицом к ней и не отрывал глаз от ее компактной, упруго трясущейся груди с маленькими коричневыми ореолами и возбужденно-торчащими сосками. Она гладила его шейку, грудь, соски, животик, ляжечки и попку, уделяя особое внимание межягодичной складке и отверстию заднего прохода. Мальчик уже не мог охватить ладошками свой пробужденный писюн и было заметно, как он пытается скрытно мастурбировать, сжимая его руками. Когда ей стало совсем невмоготу, она развернула его спиной к себе, а сама, чтобы он не видел, быстро накинула махровое полотенце на бортик ванны, села на него верхом и, отодвинув край трусиков стала возбужденно потираться клитором, оставив мочалку и продолжая гладить тело ребенка обеими руками. Когда, обхватив его сзади, и трогая сначала ноги и промежность, она переместила ласки чуть выше, мальчик инстиктивно отвел руки. В данном случае у маленького самца сработал уже другой инстинкт. Вика почувствовала рукой его стоящий и твердый, как палка член, который уже заметно увеличился в размерах. Она не стала обхватывать его рукой и, как это называется, дрочить в классической манере. Она просто массировала его тело от живота до колен, то касаясь члена предплечьем, то бегло останавливаясь в области прмежеости и слегка поигрывая им, как бы намыливая его. Но этого было достаточно для обоих. Вскоре Вика не выдержала и стала откровенно мастурбировать себя одной рукой, другой — продолжая играть с его вздыбленной плотью. В апогее своего экстаза она полностью обхватила член рукой и, сомкнув пальцы, слегка надавила на его кончик серединой своей ладони, сымитировав некоторое подобие влагалища. И почти сразу же после этого член мальчика вдруг резко задергался вверх, к животу, и пульсируя, стал выпускать ей в руку горячую струю спермы. Она продолжала держать маленькое, вздрагивающее, живое существо в своей руке и от этого была на грани оргазма. Где-то в глубине, внизу живота горячо и остро потянуло, влагалище стало судорожно сокращаться, бедра свело…, еще одно жгучее мгновение… и все… Она кончила, издав один приглушенный стон.
С трудом поборов истому, Вика встала и как можно бодрее сказала: "Все, я тебя намылила, теперь становись под душ, смывай мыло и выходи. Она пыталась, как могла, представить все так, как будто ничего не было. Ведь мальчик стоял спиной и не видел, как она мастурбирует, то что он кончил — не видела она. Он мог подумать, что она и не обратила внимания на его необычное состояние, а то, что из него вылилось — принять за мыльную пену. Очень может быть, что он вообще кончил в первый раз и не совсем понимает что произошло. Это могло бы стать его маленьким секретом. "Самое главное — никак не показывать, что она что-то заметила и вести себя так, как будто ничего и не было" — так она решила.
Через какое-то время, укутанный в полотенце, медленно и с опущенной головой, Андрей вышел в комнату. Вика сидела на диване в халатике и попивая вермут, слушала музыку.
"Ну, как помылся?" — как ни в чем ни бывало, спросила Вика. Молчит.
"Что с тобой, Андрюша?" — весело продолжала она. "Ты что, ударился, или болит что?"
Его лицо было насторожено. Он подозрительно посмотрел на нее. Она непринужденно улыбалась ему.
"Тетя Вика…, вы ничего… " — пауза, "… не заметили?"
"Нет, а что я должна была заметить?" — с легким удивлением спросила Вика.
"Да так… " — более уверенно сказал мальчик. "Я. это" — запнулся Андрей, не зная, что придумать."… я воду в душе не закрыл" — обрадованный своей сообразительностью, выпалил малыш.
"Да это не беда. Я сама закрою. Вот твоя одежда, уже сухая, я прогладила рубашку и брюки. Одевайся, а я приберу в ванной. "
Она была на седьмом небе от радости. Все обошлось. Мальчик поверил, что она не видела его стыда. Во всяком случае, ему выгодно в это верить, даже если он догадывается о ее притворстве. В конце-концов, она ничего плохого не сделала, доставила райское удовольствие себе и этому мальчику. Кто бы еще сделал для него такое?
Еще через десять минут Андрей, уже одетый, стоял в прихожей.
"Постой, Андрюша. " — Вика достала из сумочки пятирублевку и протянула ее мальчику. "Возьми, это вам с сестрой. Купите себе чего-нибудь вкусненького. Только маме не давай, а то пропьет".
Ребенок неуверенно попятился к двери. "Бери, бери, я же твоя тетя. У чужих — нельзя, а у меня можно. Я бы больше дала, но… Бери" Мальчик сунул деньги в карман.
"Андрюшка, завтра выходной, я дома. Приведи свою сестренку. Я подберу ей что-нибудь из своей одежды".
Мальчик кивнул и выбежал на лесничную площадку.
"Только обязательно приходите… " — крикнула ему вслед Вика.
На лестнице были слышны резвые шаги убегающего мальчика. И уже с нижнего этажа послышался его звонкий голос: "Спасибо, тетя Вика. Обязательно придем" — и шаги исчезли.
Вика закрыла дверь, подошла к окну и посмотрела вниз. От ее дома в сторону сквера, весело подпрыгивая, бежал мальчик с большим школьным рюкзаком за спиной.
Продолжение следует.
Почти сказка
Она летела на самолете на отдых… Хотя она и летела большой компанией, но ей, как всегда, было одиноко… Лететь было целых два часа, но для нее это было не так уж долго… Она любила быть одна, не любила разговаривать… и потому воткнула в уши наушники и закрыла глаза, отгородившись от соседки по креслу… в соседнем, с другой стороны, уже посапывала дочка, прикрытая пледом… Она закрыла глаза и сразу перед глазами всплыли картины недавнего прошлого…
Она видела себя в офисе, за своим рабочим столом… в кабинете есть еще несколько столов, ведь она сидит в нем не одна… но девчонки не любопытны, все привыкли заниматься только своим делом и не лезть в чужие мониторы…
пока еще только день, но она уже нервничала… потому что знала, что сегодня он обещал придти… первый раз она увидит его… первый раз со дня их знакомства… она никогда раньше не знакомилась в Инете, не доверялась так никому, как ему… Именно им она бредила все время их знакомства, представляла его себе, засыпала с мыслью о нем, и просыпалась с мыслями о нем… Ради него она изменила себя, ради него она научилась писать рассказы… ведь раньше она и представить себе не могла, что же твориться у нее в душе… а сейчас он стал для нее неотъемлемой частью ее жизни…
Она так ждала его все эти месяцы… и вот, наконец, сегодня она увидит его…
Она не знала, что же скажет ему… просто решила положиться на случай, там видно будет…
С самого утра она нервничала, боялась, что заметят, как дрожать ее руки и голос… Она делала всю работу на автомате, отвечала на письма, звонила по телефону, даже провела одну встречу… но результата своих действий она не помнила… вроде было все правильно… обед… кусок в горло не лезет… все сжимается… дотянуть до вечера, а там будет уже легче…
И вот все разошлись по домам… Она, как всегда, последняя осталась в офисе… уже никто не удивляется, она почти всегда уходит последней из офиса… и хорошо, не надо никому ничего объяснять… она слышала, как уборщица уже гремела ведрами в коридоре, удаляясь все дальше и дальше… знакомые ежевечерние звуки… она уходила позже уборщицы… его все не было… Ее потихоньку начинало отпускать напряжение и волнение… наверное, он не придет, не смог, мало ли что случилось… осталось еще одно дело — убрать стол… Автоматические движения не отвлекают от мыслей о нем… Все так привычно… только сегодня на столе беспорядок несколько больше обычного, сказывается нервный день…
Шаги в коридоре… Она все еще надеется, что это не он… она уже и сама не знает, хочет ли она этой встречи… ее начинает трясти, она кожей чувствует, что это все-таки он, а не кто-то еще… шаги ближе… останавливаются перед ее дверью… поворот ручки… дверь открывается… это действительно он… в ее руке замирает карандаш, который она хотела убрать в подставку для ручек… она просто забывает про карандаш, так как впервые увидела его… не на фото, а вот так, вживую, в реале… Такой, как она и представляла… Футболка, заправленная в синие джинсы…. Высокий, не худышка… именно такой, как она любит…
его глаза встречаются с его… у него действительно серые глаза… раньше она гадала, какие же именно? Светлые? Темные? А сейчас увидела это сама… больше всего ей хотелось увидеть именно его глаза при встрече… и она так боялась увидеть в них разочарование… больше всего она боялась именно этого… но его глаза улыбались, когда смотрели на нее…
— Привет, Наташ… — это были его первые слова… голос… этот голос она могла бы слушать всю свою жизнь… чем-то похож на голос солиста Ленинграда… немного хриплый, но очень красивый… она несколько раз слышала его по телефону и до сих помнила, как по коже тогда бежали мурашки…
— Привет, солнышко — ставшее привычным приветствие… она растерялась, такое впечатление, что все мысли куда-то разбежались…
Он осторожно повернулся, закрыл дверь на замок… легкий щелчок… дверь заперта… она не отрываясь смотрела на него… он сделал несколько шагов к ней… обошел ее стол… она все еще молчала, так не привычно было видеть его здесь, рядом, а не его имя на экране…
Он встал рядом с ней…
— Так вот где ты работаешь…
Наверное, он тоже не раз представлял себе ее… а сейчас он смотрел на нее сверху вниз… чуть насмешливо и уверенно…
— Ты сильно занята? Нет? Чем займемся?
Он не улыбался, но его глаза смеялись… Он скользнул по краю стола, встал перед ней, между столом и ее креслом… немного отодвинул ее кресло на колесиках… раздвинул коленями ее ноги, так, что оказался между ее раздвинутыми ногами…. Сел на край стола… Ткань ее юбки с двумя разрезами по бокам натянулась на ее бедрах…
Карандаш, который она все еще держала в руке, со стуком упал на стол… покатился по нему и упал на пол… она проводила его взглядом, но решила не поднимать его… а когда она подняла глаза, то увидела, что его руки лежат на поясе его джинсов… она смотрела на его руки и наслаждалась, видя это первый раз… подняла на него глаза….
— А как ты думаешь, чем мы можем сейчас заняться? Не психоанализом, это точно…
На улыбку уже не было сил… она снова опустила глаза и машинально прикоснулась кончиками пальцев к его рукам… сначала осторожно, как бы не веря своим ощущениям, а потом уже увереннее, нежно поглаживая его пальцы своими… просто гладила и наслаждалась…. Сколько раз представлять себе это и наконец получить…
Он взял ее руки в свои и убрал себе на бедра…
— Подожди, сегодня мы все успеем…
Он начал расстегивать пуговицу на джинсах… потом молнию… все было как в замедленной киносъемке… о перед ее глазами проплывали буквы на фоне диалогового окна в аське… "Я осторожно расстегиваю пуговицу на твоих джинсах… тяну вниз молнию, осторожно, чтобы не ущипнуть ею тебя.." Но это было здесь, а не на экране… и не верилось в реальность происходящего, что еще немного и она увидит его хуй, прикоснется к нему своим теплым и гибким языком…
Молния расстегнута… он вытягивает футболку из джинсов, оттягивает резинку трусов вниз, под уже стоящий хуй… вот он, перед ее глазами… одной рукой он придерживает хуй, а вторую кладет на ее затылок, осторожно подталкивая ее голову к себе… но ей не надо подсказывать, ее губы так и тянет к его хую, как магнитом… но она сначала возьмет его хуй в свою ладонь, как однажды описывала ему. Проведет ладонью по его хую от головки к основанию члена, сверху вниз, до самой резинки трусов. Так, чтобы обнажилась головка, блестящая, нежная, атласная. Так, чтобы почувствовать неповторимый запах его головки. Она наклонилась еще ближе, вдохнула ЕГО запах. Проткрыла рот и немного высунула язык. Осторожно прикоснулась языком к головке его хуя. Самым кончиком языка к самому кончику головки. Он знал, что она любит делать миньет, и предоставил ей эту возможность. А она прошлась языком по всей головке, облизав ее по кругу, и снизу вверх, по уздечке к кончику хуя. Ей нравилось слушать его отяжелевшее дыхание, которые вырывалось из его рта в такт движениям ее языка на его хуе. Это подстегивало, возбуждало, радовало! Она боялась, что ему не понравиться, но она ошиблась. Она ненадолго отстранилась от его члена, чтобы полюбоваться на головку его хуя еще раз. Головка потемнела от прилившей к ней крови, из дырочки выступила первая прозрачная капля смазки. Она слизнула ее языком, посмаковала во рту. И уже не в силах сдержать себя, она обхватила губами, такими влажными и теплыми, сначала краешек головки, а потом и всю ее целиком, до валика крайней плоти. Закрыла от удовольствия глаза и обвела головку уже во рту своим острым языком. Круг за кругом, то лишь нежно прикасаясь языком к атласной коже головки, то сильно прижимая язык к ней. А ладонью продолжала водить по стволу хуя, который еще не побывал у нее во рту. Но это ненадолго. Она начала всасывать его хуй в свой рот, слушая, как замирает Его дыхание. Пока не коснулась губами волос на его лобке. Именно так она и описывала это ему в их приватах, именно так она и делала в реале. Она потянула голову назад, освобождая его хуй из плена своего горячего рта. И наблюдала, как его хуй, влажный и блестящий понемногу появляется из ее губ. Она не видела, смотрит ли он на нее сверху, но это было не важно. Наверное, смотрит, и ей это тоже нравилось. Нравилось чувствовать его ладонь на затылке, которая властно и нежно притянула ее голову к себе в самом начале, а сейчас просто лежала, зарывшись в ее волосы.
Ее руки лежали на резинке его трусов под хуем.
Чего-то не хватало, но она не могла понять, чего же именно. А потом поняла, что не хватало его яиц! Она так еще и не увидела их. Протянула вторую руку к резинке трусов, не выпуская изо рта головки его хуя, потому что просто не могла с ней расстаться. Язык сам гладил ее во рту, пока пальчики освобождали его яйца. Она все-таки вытащила головку его хуя изо рта, чтобы взглянуть на всю эту красоту. А посмотреть было на что… Стоящий, твердый и большой хуй, с гладкой, влажной головкой, валик крайней плоти, натянутая уздечка, вздувшиеся венки на стволе хуя, и, наконец, твердые шарики яиц. Она прикоснулась к ним кончиками пальцев и подняла на него глаза. Он смотрел на нее сверху вниз.
— Ты покажешь мне, как тебе больше всего нравиться?
— Конечно, но чуть позже…
Дальше он не успел договорить, потому что она снова отвела от него глаза и наклонилась к его хую. Вернее, даже не к хую, а к его яйцам. Так и тянуло прикоснуться к ним языком. Она знала его следующую просьбу. Она столько раз слышала ее в привате от него. И столько раз представляла себе это, закрыв глаза, что сейчас все это казалось таким знакомым. Высынула язычок, совсем чуть-чуть… Нежно прикоснулась им к его яйцам, приподнятым резинкой от трусов. Очень нежно, даже не смело. А потом закрыла глаза и провела широким влажным языком сначала по одному яйцу. Так, как кошка вылизывает своих котят. И наслаждалась его запахом, только его… И ощущением нежной кожи его яйц на своем языке. Ее язык сам скользнул к другому яйцу, и тоже оставил на нем широкую влажную дорожку. Она вылизывала его яйца так, как будто было голодной. Потом приоткрыла рот и взяла каждое его яйичко, по очереди в свой ставший таким жадным рот… Даря каждому нежность своего языка и силу своих губ. Посасывая каждое по очереди губами, причмокивая от удовольствия, щекоча их кончиком языка.
В ее голове начинало шуметь от возбуждения, в низу живота становилось горячо и тяжело. Она чувствовала, что начинает терять контроль над собой. Мешала юбка, края подола которой впивались в кожу на бедрах, мешая раздвинуть ноги… Мешали трусики, промокшие от выделевшейся смазки… Такого не было никогда… Вот так дико она еще не хотела никого… Зверея от прикосновений к его хую… Ведь Он еще ничего не делал, просто зарывался своими пальцами в волосы на ее затылке, нежно перебирая их… Она возбуждалась от предвкушения, а не от самих его ласк, которые ей только предстояло попробовать. Она сосала, лизала, целовала, гладила нежными пальцами… то его яйца, то его хуй… то нежно прикасалась к ним кончиком языка, то сильно прижималась к ним языком… И хотелось еще и еще…
Она почувсвовала, как он берет ее за плечи и тянет ее вверх… Как же сейчас трудно было встать, оторваться от него даже на мнгновение. Она встала, прижалась к нему всем телом, ощущая через ткань своей юбки горячий и влажный хуй…. Она положила голову к нему на плечо… Ее губы сами потянулись к его шее, к венке на его шее, которая пульсировала в бешенном ритме… Нежно прикоснулась губами к ней, стала двигаться выше, к мочке уха… Обхватила ее губами, потом зубками, нежно прикусив…
Он развернул ее спиной к столу и сел в кресло, где только что сидела она… снова раздвинув ее ноги своими коленями… Она оказалась прижатой к краю стола… и снова ткань юбки натянулась на ее бедрах, обнажая ноги до середины бедра в разрезах по бокам…
— Я хочу посмотреть на тебя…
Это была даже не просьба, он сказал это так, как будто был уверен в ее ответе. Почему-то она не испытывала стеснения сейчас, когда он разглядывал ее и гладил своими ладонями ее бедра… начиная с колена и вверх… Обрисовывая контуры ее фигуры… обводя грудь по контуру… и снова спускались вниз… Он расстегнул самую нижнюю пуговицу на блузке… потом еще одну, еще и еще… пока не расстегнул самую верхнюю… развел блузку в стороны, обнажая ее грудь, затянутую в белый кружевной лиф, глубо вырезанный, почти до самых сосков… Соски розовыми кружками просвечивали через кружево… Он прикоснулся к ним пальцами, и под его руками они стали как бы съеживаться, собираясь в сморщенные холмики… Она потянулась к его рукам, прижимаясь к его ладоням всей грудью… И когда он убрал руки, соски уже выпирали из лифа…
Его пальцы уверенно захватили край юбки и, собирая ее в складки, потянули вверх. Обнажая ноги, затянутые в чулки… Немного оторвал ее от края стола, чтобы задрать юбку до пояса…
Теперь она стояла перед ним в юбке, собранной у пояса, в чулках и узких белых трусиках… И в распахнутой блузке с коротким рукавом…
Он провел ладонью между ее раздвинутых ног, по влажной ткани трусиков… снизу вверх… зацепил за их края сбоку, потянул вниз, по бедрам… На секунду отодвинул кресло, чтобы она могла вышагнуть из них… бросил трусики на соседний стол и снова пододвинул кресло к столу…
— Сядь на стол…
Она на ощупь отодвинула клавиатуру подальше от края, уперлась руками в края стола, легко запрыгнула голой попой на стол… Он взял ее ноги за тонкие щиколотки и поставил их на подлокотники кресла…
Она сейчас точно представляла, что же он видит… Сколько раз описывала это… "Губки набухли и раздвинулись… Гладкие, выбритые, чтобы не осталось ни одного волоска… Только на лобке треугольник волос… Между губками уже так мокро… и раскрытая дырка пизды…" Да, именно раскрытая, уже текущая… А вот его любимой дырки ануса сейчас не видно…
Он прикоснулся пальцами к внутренней стороне ее бедра, там, где заканчивался чулок и начиналась обнаженная, слегка загорелая кожа… Провел пальцами выше, к ее выбритым губкам… Осторожно прикоснулся к ним… Очень нежным, розовым, и таким пухлым… Похожим на пирожок… Провел между ними пальцем, не торопясь залезть в раскрытую пизду… Пододвинул кресло еще ближе… наклонился… Что же именно он делал, она не могла сказать точно… Но так, как он, не лизал еще никто…. Его язык заставил ее потерять контроль над собой, заставил стонать, закусывать губы, сильно, до крови… и еще сильнее разводить ноги и тянуться навстречу его языку и пальцам… Казалось, что еще немного, и она потеряет сознание от нахлынувших ощущений… Но как он понимал этот момент — не понятно… Наверное, потому, что любил оральный секс, и умел доводить до потери сознания… и снова отступать, давая ей передышку… Снова и снова…
Его вторая рука лежала на его хуе, гладя его… медленными, дрочащими движениями… захватывая яйца внизу и головку хуя в самой верхней точке…
— Я хочу тебя, очень хочу…
Она нашла в себе силы прошептать это, надеясь, что ее голос будет не очень тихим и хриплым и что он услышит ее…
Он встал с кресла, притянул ее за плечи к себе одной рукой, не отрываю вторую от ее пизды…. Заглянул в ее глаза… Из темно-серых они стали почти черными от возбуждения и безумного желания… И в глубине глаз увидел то самое распутсво, тех чертиков, которых и ожидал там увидеть…
Провел рукой по ее спине, ощущая горячую кожу под тонкой тканью блузки.
— Какую из моих дырок ты хочешь? — еле слышно прошептали ее искусанные и припухшие губы…
— Ты сама знаешь, какую…
Он помог ей сползти с края стола и развернуться к нему спиной. Она наклонилась вперед, облокотилась на локти… Ее ноги были все так же широко раздвинуты. Он снова уселся в кресло… Ее задница была теперь прямо перед его глазами. Раздвинул руками ее ягодицы и провел широким, расслабленным языком между ними, снизу вверх, от раскрытой пизды до дырочки ануса. Ощущая языком все складочки кожи между ягодицами. Так же, как описывал ей это. Потом погладил пальцами складку между ягодиц… Остановился на дырочке ануса, которая была прямо перед его глазами… Осторожно нажал на нее. Сначала неохотно, как бы сопротивляясь, сфинктр сжался, а потом все больше расслабляя кольцо мышц, начал впускать в себя его палец. Пока его палец не погрузился в ее задницу до самого основания. Он осторожно и медленно покрутил пальчиком в ее анусе, слыша, как с каждым его движением с ее губ срываются стоны.
Встал с кресла, не вынимая пальца из ее задницы. Его хуй уткнулся в горячую и влажную плоть ее пизды. Она подалась назад, насаживаясь пиздой на его твердый хуй, полностью, резко и сильно, до самого основания хуя! Так, как она любила! И почувсвовала, как внутри головка его хуя достает почти до самой матки! Хотелось закричать, но она закусила тыльную сторону ладони!
Интересно, что же сейчас чувсвовал он, первый раз попробовав своим хуем ее пизду? Чувствовал ли он своим пальцем в заднице через тонкую перегородку как его хуй ебет ее?
Он снова и снова наносил удары своим хуем, вытаскивая его почти до конца. Так, что только кончик головки оставался в сочащейся от желания пизде, и снова врубался в ее пизду со всей силой, до самого основания члена, заставляя ее издавать приглушенные ладонью стоны.
— Выеби меня в задницу! Пожалуйста, сделай это! Я больше не могу!
Он резко вытащил палец из ее задницы. Направил мокрый от ее смазки хуй на дырку ее ануса, и осторожно вдавил туда головку хуя. Она немного напряглась. Он вытащил головку из ее задницы, но лишь на секунду, чтобы снова войти в нее, но уже глубже… С каждым разом все глубже, пока его хуй не погрузился в ее задницу полностью. И она с наслаждением принимала его теперь, когда мышцы растянулись. Она начала двигаться ему навстречу, навстречу его хую, который уже ебал ее в задницу так же сильно, как до этого в пизду.
Он обхватил ладонью свой хуй у основания и стал попеременно направлять его то в ее пизду, то в задницу. Да! Именно так она и любила, и он помнил об этом!
И она чувствовала, что не сможет дальше оттягивать оргазм, он уже зарождался в глубине ее лона, уже шла та самая волна, которая скоро накроет ее с головой, заставит кричать! Еще несколько движений его хуя то в ее пизду, то в задницу…
Еще немного…
Пока ее не стало трясти… Пока ее не накрыла волна оргазма… Он замер в ее заднице, давая ей возможность насладиться этими ощущениями…
Потом она повернулась к нему лицом… Она улыбалась…
— Теперь твоя очередь…
Опустилась перед ним на колени… Взяла его хуй в свой рот… Такой ставший огромным и напряженным хуй… И сильно всосала его в себя! Полностью! До основания! Обхватила ладонью его яйца, а он положил на ее ладонь свою. Он обещал ей показать, как нужно сжимать его яйца… Они вместе сжимали их в ладони, а ее губы двигались на его хуе в бешеном ритме… Она почувствовала, как он напрягся, его ладонь еще сильнее сжала его яйца в ее ладони… И вот оно… Эти долгожданные толчки спермы на ее горло… Она чувствовала, как они теплыми, тягучими каплями стекают по ее горлу, как собираются у нее во рту… Порция за порцией… Пока не наполнили ее рот полностью… Несколько глотков… Пока во рту ничего не осталось, только тягучие остатки на языке и небе… Она последний раз обхватила губами его хуй, высасывая из него остатки спермы… И поднялась с колен…
— Куда пойдем, солнышко? — она смотрела на него довольными глазами…
Она очнулась от того, что стюардесса трогала ее за плечо…
— У Вас все в порядке?
— Да… — она и не заметила, что по ее щекам текли слезы…
— Пристегните, пожалуйста, ремни… Мы садимся…
Поэма
Почему не сложено гимнов о девичьем теле, не воспета высоким слогом его манящая игра? Вот идет по улице Девушка, глазки широко распахнуты, она улыбается лучшей из улыбок и наслаждается красотой мира, который создан специально для нее. Девушка полна ожидания, но не знает чего, она еще не постигла своего предназначения. Ее тело, как хорошо построенная реклама, кричит: обрати внимание на мои остренькие грудочки, на красивые ножки и кругленькую попку.
А как она одета! В коротенькой мини-юбочке плохо скрывающая трусики, в туго обтягивающих попку джинсах или в колышущееся вокруг ножек макси — для Мужчины в любом случае она сплошная загадка. Вроде бы все прикрыто, но так, чтобы возбудить нашу фантазию, и мы гадаем, как выглядят недоступные нашему взору интимные подробности. А кофточка с глубоким вырезом, в котором видны основания нежных холмиков? Она так и приглашает запустить руки ТУДА к восхитительному бархату кожи и ощутить пленительную упругость грудок.
Все изыски портновского искусства преследуют одну цель — привлечь внимание мужчин. Зачем? Чтобы из толпы заинтересованных самцов выбрать того, которому она подарит прелесть своего юного тела. Подсознательно любая Девушка ищет Мужчину, под которым она раздвинет ножки, а он даст ей защиту, благополучие и красивых детишек. Будет она их лелеять, с тревогой ждать своего повелителя с добычей и ревниво следить: не заглядывается ли он на этих противных баб. Попробуйте сказать Девушке об этом — обидится, может и обругать нехорошими словами — но это так.
Испортили девушек последние столетия. Знатные сословия нарядами и телом не желали походить на дебелых крестьянок, в моду вошла худоба, бледная немощь. Подхватили ее агентства, поставляющие манекенщиц с фигурой вешалки, как говорят в народе "доска — два соска". Ни посмотреть не на что, ни подержаться за мягкое, а про нормальных детишек и говорить не приходится! К нашему счастью, не перевелись еще особы женского пола, у которых и спереди, и сзади все на месте, все в достатке имеется.
Идет такая Девушка по улице, притягивает к себе завистливые взгляды тощих "вешалок". Навстречу ей Мужчина, добытчик, защитник, воин. Он существует, чтобы побеждать или погибнуть, освободив место для более сильных и удачливых соратников. И на каком бы рубеже ни встали Мужчины — с дубиной на зверя, с мечом против хищных кочевников или с автоматом против диких сынов гор — Девушки и Женщины оплачут погибших. Потом утешатся и начнут среди победителей искать тех, кому подарят свое тело и родят детей.
С младенческого возраста усвоила Девушка науку оценивать Мужчин и с первого взгляда выставлять им нелицеприятную оценку: годен — не годен; надежен или пустобрех. Все Мужчины для нее делятся на достойных и недостойных. Смотрит Девушка на своего избранника глупенькими (обязательно глупенькими!) глазами, моргает ресницами: Мужчина должен быть уверен, что он умнее, иного он просто не переживет. Пусть так думает — тем легче потом будет управлять его поступками. И Девушка предпочитает быть красивой, а не умной, потому что средний мужчина лучше видит, чем соображает.
Все просчитала умная Девушка, учла опыт мамы, бабушки и далеких прабабок. Но как бы он ни был хорош, а требуются запасные варианты. Поэтому, даже совершенно незнакомому Мужчине Девушка бросает молчаливый призыв своей ждущей плоти. В ней просыпается древняя Дикая Девушка, которая и зовет, и не дается, чтобы покориться только избраннику, самому-самому, а потом тихонько покорить его.
Древний зверь, который с незапамятных времен сидит в Мужчине, сканирует встречных взглядом, отбрасывает недостойных: эта занята другим, эта не здорова, уродлива, а эта еще не созрела: Наконец, вот она Девушка-добыча! И возродились самец и самка доисторических времен. Зверь, который сидит в глубине сознания, кричит "вижу цель"! Сразу пробуждается Дикий Мужчина — воин, преследователь. Он быстро оценивает все: головку на нежной шее готовую склониться перед повелителем, тело с узкими плечами, тонкой талией и пленительным расширением бедер. Пройдя мимо, оглянется, мысленно разденет Девушку и чиркнет взглядом по узкой спинке, тонкой талии, и стройным ножкам. Зверь делает прозаические выводы: между широких бедер ребеночек выскочит как по маслу, попка накопила жирок про запас — для роста младенца, крепкие ляжки, стройные ножки будут без устали носить хлопотунью, хозяйку семейного очага.
Выводы Зверя так и остаются глубоко, в закоулках древнего мозга. А Мужчина только неожиданно напрягся "ох, хороша"! И начинается домогательство в различных формах. Распускает Мужчина павлиний хвост. Иной хвастает отцом-батюшкой, богач золотой казной, боец чинами-орденами. Неудачник кричит, что надо их делить поровну — у нас, дескать, демократия! Идут в дело ласковые слова, нежные прикосновения. Но по сути своей это все та же древняя погоня за добычей.
Бежит Дикая Девушка, раздетая взглядом преследователя, уклоняется от Дикого Мужчины: вас таких много, а я одна; я не такая, здесь жду трамвая. А ягодицы на бегу играют, манят и зовут: догони, догони. И чем ближе преследователь, тем больше смятения выражает ее попка: не дам, все равно не дам, дам, но не вам! Настигает! Поворачивается к нему Девушка, выставив вперед полушария грудочек, оберегая всеми способами свое заветное между тугих ляжек.
"Ой, не надо!" — пищит Дикая Девушка, попавшая в руки Дикого Мужчины. А он сжимает свою добычу и мысленно рычит: "моя, моя, никому не уступлю". И начинает изучать тело Дикой Девушки руками, проверяет правильность зрительного выбора. Целует в ароматные губки, мнет нежные грудочки. Они сейчас титички, созданные для того, чтобы их тискать, тянуть за сосочки, любимая игрушка Дикого Мужчины. А Дикая Девушка чувствует, как предательски подкашиваются ее ноги.
Ухватил ее Мужчина за виляющую попку — звала, дразнила, теперь подставляйся под мои жадные руки. Запустил руки в трусики, гладит, мнет мягкие полушария. Сейчас снимет последнюю преграду! И ее трусики тоже об этом догадываются, их задача беречь вход в тайну и никого туда не пропускать. Но кого и когда пропускать, это решает хозяйка. И в этом случае трусики становились лишь молчаливыми свидетелями.
Горяч, напорист Дикий Мужчина, такому Девушка добровольно отдастся. Сама приспустит трусики, ожидая вторжения в свой интимный узкий мир. Сама ляжет и примет удобную для него позу. Потому что он Мужик, он Хозяин. Только он должен обладать ей, рвать на части ее невинность горячим, изголодавшимся членом. Да. Именно так! Потому что у него есть этот инструмент, которому девушки приносят в жертву свою невинность.
Вы скажите, что знаете сколько угодно девушек, которые воспринимают как что-то грязное и постыдное руки любого Мужчины, наложенные на их интимные места. Скажу одно: у таких созданий просто не все в порядке — есть дефекты в воспитании или в гормонах.
Добирается Дикий Мужчина до девственного входа, закрытого естественной пломбой, тонкой преградой на пути во взрослую жизнь, мост между прошлым и будущим. "Ай, не надо"! Лукавит Девушка, ей от века известно, что НАДО, что ради этого момента природа и создала прелести ее тела.
"Больно! Мама!" — раздается вечный как человечество крик. Но Мужчина (теперь уже ЕЕ МУЖЧИНА!) распечатал, вставил, воткнул, наполняет гладкий животик детишками… Движется в ней Мужчина и одновременно наслаждается прелестью ее тонкой изящной талии, аппетитными грудочками, мнет руками попочку.
А Бывшая Девушка млеет под ним, жаждет, чтобы он и дальше пировал ее телом. Ей хочется быть игрушкой в его сильных руках, исполнять его желания, всегда находиться рядом с ним, испытывать потребность в его ласках, готовить ему еду, рожать его детей. Теперь она ЕГО ЖЕНЩИНА, в его подчинении, но тайная власть принадлежит ей. И будет Женщина вертеть Мужчиной по своему усмотрению. Пусть думает, что он главный. Он ведь Мужчина, который создан, чтобы покорять девушек! Иначе он не будет ни мужчиной, ни добытчиком, ни отцом.
Вот свито семейное гнездо и появились детишки, ради которых Девушка затевала свою игру. Если Женщина увлечется только семейными заботами, и будет встречать своего Мужчину в бигудях, халате и тапочках, то она рискует потерять его в ближайшее время.
Женщина хочет многого, но от одного мужчины, а мужчина хочет одного, но от многих женщин. Поглядывает по сторонам ее Мужчина, вздыхает Женщина-жена: "Ни на минуту нельзя оставить его без присмотра". Женщина знает, что какими бы не был сильным ее муж и повелитель, в душе он очень слаб. И только Женщине известны его слабости, как бы он их не скрывал. Очень быстро Хитрая Женщина обнаруживает, что она может своего Мужчину соблазнять, томить желанием, дразнить. А для этого она должна следить за собой, одеваться так, чтобы мужчине постоянно хотелось ее раздеть! Помнит Женщина, что недостатки расплывшейся фигуры отлично скрываются смелостью ее демонстрации. Играет она мужем, фантазирует, но так, чтобы ее игра доставляла удовольствие обоим.
И сегодня все повторяется, как в древние времена, только в цене не сила мускулов, а умная холодная голова, социальное положение и деньги. А Девушка? Она все также манит грудочками, попкой, стройными ножками, покоряется сильному мира сего и управляет им по своему желанию.
Преамбула
"Лики сидела на красивом деревянном искусно вырезанном стуле, который чем-то напоминал королевский трон. "Я обещала устроить тебе незабываемую вечеринку — так оно и будет", — томно сказала она, сексуально и одновременно хищно улыбаясь. Вокруг нее в красивых черных масках — о, боже! — стояло пятнадцать полностью обнаженных молодых мужчин. Они стояли и хищно смотрели на меня, и я чувствовала, как их дыхание становилось неровным. "Разденься, милая," — сказала мне Лики, и я слышала ее голос сквозь какую-то мутную пелену, которая внезапно охватила меня. Я в трансе стянула трусики, которые легко упали к моим ногам, лифчик: "Смотрите, какую куколку я сегодня вам привела, — сказала Лики. — Вы должны особенно постараться сегодня! Пристегните ее к столбу!" — в ее голосе уже звучал металл. Меня мягко, но крепко взяли под руки, обняли за талию, и устремили к мраморной черной колонне, на которой висели толстые кожаные ремни, сверкающие цепи и хищно блестела сталь наручников. Мои тонкие каблучки провокационно цокали по блестящему каменному полу, и вот холодная сталь защелкнулась на моих изящных загорелых запястьях: "Открой ротик, детка" — кто-то жарко прошептал мне на ухо, и тут же в рот вошел мягкий, но крепкий кожаный кляп. Я шумно выдохнула, меня развернули и прислонили спиной к мрамору, который оказался на удивление теплым: Сильные руки приподняли меня, развели ноги широко в стороны, я почувствовала как мои лодыжки покрывают жадные страстные поцелуи: Я закрыла глаза, и кто-то, первый, резким мощным толчком вошел в меня, глубоко, резко, проникая почти до конца: Громкий стон вырвался у меня спонтанно и непроизвольно, чьи-то зубы до боли закусили мои твердые как камень соски, я почувствовала себя так, как будто на меня обрушилась лавина: Меня трахали так сильно, так быстро, так мощно и так глубоко, что я знала, что это будет первый и последний раз в жизни: "
В комнате были лишь голые стены из грубо сложенного кирпича, три железные кровати и большой стол посередине, застеленный шкурой убитого льва. На кроватях сидели три черных, как смоль, абсолютно лысых и полностью покрытых замысловатыми татуировками здоровенных негра, взгляды которых были столь пронзительными, что мне стало по настоящему страшно и захотелось быть от этого места далеко-далеко; несколько секунд царило молчание. Затем они разом поднялись и подошли ко мне почти вплотную: Я услышала жаркий зловещий шепот одного из них — мне нравится твоя упругая сочная попка, крошка: Я буду трахать тебя в неё, пока оттуда не пойдет кровавая пена, пока ты не станешь выть, как раненый зверь, пока она не станет таких размеров, как пасть бегемота, и это будет только начало, я и мои братья будут трахать тебя всю ночь и следующий день напролет, и это время покажется тебе раем и адом одновременно: С этими словами он резко сорвал с меня мое вечернее платье и швырнул его в угол, а два его товарища сделали то же самое с моими трусиками: Ложись на стол, сучка — словно хищный зверь прорычал один из них, и я послушно выполнила его приказание, словно была его рабыней: Меня больно дернули за волосы, и моя голова свесилась вниз с края стола — и я увидела прямо перед своим лицом прекрасный инструмент, словно вырезанный из эбенового дерева — закрыв глаза, я почувствовала, как он плотно вошел мне в рот почти до самого горла, почти не давая возможности дышать, мои стройные загорелые ноги резко развели в стороны и через мгновение кто-то резко вошел в меня сзади, причиняя хоть и знакомую, однако невыносимую боль: Внезапно меня грубо сбросили на пол, не давая понять, что случилось, я увидела, как один из негров лег вместо меня на стол, другой резко поднял меня и заставил анально оседлать его: Все плыло у меня перед глазами, в крови клокотала воистину африканская страсть:
Аккуратно и нежно опускаясь, я принимала его в себя сантиметр за сантиметром, как вдруг он схватил меня и с утробным рыком нанизал на себя почти до конца — я пронзительно закричала от боли, его руки обхватили меня железной хваткой и прижали к себе, я дрожала, неровно дышала, а мои твердые как дерево соски уже нашли место в его огромных ладонях. Через мгновение в меня спереди вошло еще одно толстое копье войны, и я почувствовала себя так, будто меня собрались поджарить на вертеле: Мою голову словно тисками сжали еще одни руки, и я покорно приняла то, что еще оставалось свободным: Время словно остановило свое течение, я растворилась в волнах удовольствия и боли, думая, что вот-вот потеряю сознание: Меня яростно разрывали изнутри, словно раненую жертву, а мои хриплые стоны и крики лишь еще сильнее раззадоривали их, словно заставляя работать с удвоенной энергией: Наконец мир взорвался миллионами цветов и оттенков, затем померк, и наступила приятная багровая темнота: "
Пресс-опрос Полумны
Утро выдалось сонным.
Можно даже сказать, по-английски сонным. Улицы за окнами заволакивал воспетый поэтами лондонский туман, а мистер Блуберри, неповоротливый, но ещё вполне импозантный рыжий мужчина тридцати семи лет отроду, с трудом заставлял себя очнуться от ночного оцепенения.
Выполняя традиционную лёгкую ежеутреннюю гимнастику — сперва чуть хрустнуть мышцами шеи, затем изогнуть руки в суставах локтей, затем полуприсесть, слегка дёрнуть ступнями, выпрямиться и повторить всё сначала, — он неотрывно следил за планомерно разогревающейся на газовой конфорке водой с не менее традиционно плавающими в ней тремя яичками.
Три яйца всмятку.
Ещё не всмятку, вернее, — вода пока что не успела даже утерять свой изначальный холод, — но, можно не сомневаться, в самом скором времени станут всмятку.
Классический завтрак холостяка.
Слегка нахмурившись, мистер Блуберри в очередной раз потрогал пальцем воду. Ещё раз нелестно помянув внутри себя как ушедшую в декрет экономку, так и прекрасную Маргарет, так некстати завёдшую в своих привычках каждое раннее утро выпархивать жаворонком из дома и отправляться на курсы самореализации — в чём, интересно, его дражайшая половина себя не реализовала? — вынуждая этим мистера Блуберри ощущать себя и весь свой особняк совершенно заброшенным.
Пустым.
Стоило ли соглашаться на участие в изнурительном формальном ритуале с произнесением торжественных слов и принесением нерушимых обетов, чтобы после этого быть вынужденным самому следить за неугасимым мерным свечением газовой конфорки?
Мистер Блуберри полагал, что нет.
Хотя он хорошо понимал, что с течением времени любой брак вырождается в формальность, место страсти занимает привычка, а место любви — забота друг о друге. В сущности, если люди успели достаточно хорошо узнать друг друга и при этом не пропитаться друг к другу отвращением, так ли уж это плохо?
Подумав, что рассуждает подобно своему престарелому отцу — тому было уже далеко за пятьдесят, когда мистер Блуберри в последний раз слышал от него подобные размышления, — он чуть улыбнулся. И постучал ложкой по краю кастрюльки с водой.
Раздался мелодичный звон.
— Ты уверена, что надо?. — послышалось чьё-то сбивчиво-растерянное под кухонным окном.
Поскольку особняк не был окружён садовым участком, все окна его выходили прямиком на улицу, так что вглубь помещений частенько залетали обрывки чьих-либо голосов.
— Обычно… опрос. Если что не так, ты сделаешь… да. Зато не из запретных. Тогда уж точно не откажется от интер… Лучше заранее.
Этот голос был звонче и явно уверенней предыдущего. Периодически он перекрывался первым — звучавшим на октаву ниже и уже столь тихим, что разобрать что бы то ни было при всём желании не представлялось возможным.
— Но если… — тем не менее послышалось ему на миг.
— Иди же! — в голосе позвонче звучала уже почти ярость.
Мистер Блуберри флегматично попробовал воду с краешка чайной ложечки, думая о том, что голоса молодёжи за окнами как будто с каждым годом становятся всё моложе. Или наоборот — это стареет он сам?
— Фррп-фф… не могу… я ей посоветовала применить… и одета как… Я сказала, мода ма…
Последнее слово он не вполне расслышал.
— Ты что… совсем? — этот девичий голос ещё не звучал.
— Нет, ничего страшного не… Ну в крайнем случае… — послышалось тихое хихиканье. — Ну она же не дура.
Посола не было.
Совсем.
Мистер Блуберри недоумённо причмокнул языком — и даже потянулся было к солонке, прежде чем сообразил, что совершает фундаментальную ошибку. Солить воду необходимо для пельменей, а не для яиц.
Одновременно с этим он услышал тонкую трель электрического звонка.
Кто это явился по его душу?
Кляня мысленно про себя всех назойливых коммивояжёров и религиозных проповедников этого мира, он приоткрыл обшитую вишнёвым плюшем внутреннюю дверь и припал на мгновение глазом к встроенному во внешнюю дверь мутноватому окуляру. С тех пор, как экономка ушла в декрет, стекло дверного глазка не чистили довольно давно.
— Кого это там принесло? — громко спросил Блуберри, приглядываясь к едва различимым тёмным очертанием чьей-то хрупкой фигуры. Он понимал, что в это мгновенье едва ли выиграл бы специальное соревнование по этикету, но ему сейчас было не до расшаркиваний перед желающими всучить ему очередной листок глянцевой макулатуры или совершенно ненужный пылесос.
Ему послышалось, что он уловил через дверь чьё-то испуганное дыхание. Это лишь пуще его взъярило.
— Прекрасно, — почти прорычал он. — Если это всё, то я пошёл готовить завтрак.
И развернулся обратно, собираясь захлопнуть за собой внутреннюю дверь — захлопнуть метафорически, поскольку реально проделать это с обитой вишнёвым плюшем дверью не столь уж и просто. Ему показалось, что вслед ему едва-едва уловимо прошелестело несколько слов.
— Постойте, — это слово было уже произнесено громче. Произнесено чуть низким девичьим голосом, чем-то мистеру Блуберри знакомым. — Откройте дверь, пожалуйста.
Он замер, крепко держась за ручку внутренней двери.
Не потому, что голос незнакомки был ему знаком, — в конце концов, каких только совпадений не бывает на свете. С ним происходило что-то странное.
Голос стоявшей за дверью девушки как будто вплавлялся в его сознание, вворачиваясь обёрнутым мягким бархатом сверлом и будя неясные полузабытые фантазии.
Непроизвольно мистер Блуберри попытался представить себе её, незнакомку, стоящую сейчас за дверью.
Какого она роста? Блондинка или брюнетка? Какое на ней платье? Элегантно-чёрное или невинно-белое, интригующее своей макси-длиной или обнажающее все сокровенности прямо до ягодиц? Или, быть может, ножки её в соответствии с веяниями современной моды обтянуты тесновато-деловитыми джинсами? Или, быть может, на ней сейчас вообще нет…
Смущённо кашлянув, мистер Блуберри оборвал грёзы.
Ощущая на щеках лёгкую краску, он слегка дрожащими руками повернул пару раз рычажок в дверном замке и откинул позолоченную цепочку. Стоящая на пороге девушка лет двадцати встретила его взгляд, и ему захотелось закусить губу, чтобы хоть как-то прийти в себя.
— Здравствуйте, — слегка смущённо проговорила она. — Меня зовут Полумна, но вы можете называть меня Луна. Многие зовут меня именно так.
Блондинка.
Причём, что характерно, блондинка чисто платиновая. Глаза чуть затуманенные, словно немного отрешённые от действительности, будто она слегка под марафетом или попросту не в себе. Но мистер Блуберри сейчас не мог фиксироваться на одних лишь её глазах — взгляд его стремительно перемещался то вверх, то вниз, от её туго обтягиваемой чёрной блузкой высокой груди до её едва скрываемых короткой красновато-клетчатой юбкой нежнейших бёдер.
Он не мог припомнить, когда он в последний раз столь откровенно раздевал девушку взглядом.
Лет пятнадцать назад? Или двадцать?
— Мне поручено провести социальный опрос среди ма… — она смущённо кашлянула, — среди обитателей этого района. Вас не затруднит уделить мне пару минут?
Сейчас мистер Блуберри согласился бы уделить ей не только пару минут, но и пару часов. Даже если, учитывая запас сил не первой свежести организма, продуктивными из них были бы лишь полчаса.
Но как знать?
— Конечно… конечно. — Он сглотнул слюну. Кажется, в горле у него пересохло. — Проходите внутрь, располагайтесь.
Полумна — или Луна? — вошла вглубь особняка, оглядываясь по сторонам и с явным любопытством изучая чуть выщербленные старинные стены, прикреплённую под потолком и уже много лет не используемую керосинку, висящий на стене барельеф с незатейливой росписью. Взгляд Блуберри следовал за ней, не в силах оторваться от тыльной стороны её безумно нагих коленей.
Пройдя в гостиную и уделив толику внимания книжному шкафу с собираемой дражайшей Маргарет коллекцией романов позапрошлого века, Луна расположилась на небольшом уютном диванчике. Кинула на мистера Блуберри короткий взгляд — от чего он почти сразу же ощутил физическую необходимость занять кресло напротив.
Её нагие колени, заманчиво закинутые одно на другое, были видны ему теперь как нельзя лучше. Клетчато-красная юбка, и без того невеликой длины, слегка задралась при размещении Полумны на диване, целиком обнажая кожу её атласных бёдер и отчасти даже будто бы ягодиц.
Самое интересное, что Блуберри осознавал: суть творящегося происходит большей частью в его голове. Повстречайся он с этой девицей вчера — ну, решил бы, что она одета в слегка вызывающей современной манере.
Сейчас же всё происходящее представлялось ему не иначе как эротическим шоу.
Что это с ним происходит?
— Я, — облизнула губы Полумна, — провожу социальный опрос по заданию журнала "Придира". Вряд ли вы о нём когда-нибудь слышали. Предупреждаю, некоторые вопросы могут показаться вам странными. Вы готовы отвечать?
Он лишь кивнул, не в силах отвести взгляд от её слегка поблескивающих губ. Руки он на всякий случай сложил замочком прямо перед своими коленями.
Она неторопливо извлекла из сумочки, к удивлению мистера Блуберри, длинное гусиное перо. Покосившись с некоторой неловкостью в его сторону, спрятала перо обратно и извлекла взамен прозрачно-розовую гелевую авторучку и листок тонкой бумаги, разместив последний на колене.
На своём безупречно гладком колене.
— Скажите, мистер Блуберри, — произнесла Луна, чуть качнув коленом из стороны в сторону и глядя ему в глаза, — верите ли вы в существование волшебства?
Он слегка замялся. Не потому, что собеседница назвала его по фамилии, — фамилия эта была старинной бронзовой вязью выгравирована на двери особняка, — просто мозгу его было трудно сейчас переключиться на нечто абстрактное.
— Конечно, — всё же сумел кое-как выдавить он. — Существует ведь, в конце концов, волшебство чувств…
То, во что ему сейчас верилось особенно легко.
— Вы когда-нибудь были свидетелем чего-то подобного?
Луна, как бы невзначай, коснулась рукою колена. Сделав это, как показалось мистеру Блуберри, с некоторой неловкостью — словно выполняя заученный жест, который необходимо произвести, чтобы удержать внимание собеседника.
— Я… — Кажется, в горле у него пересохло. Он сглотнул слюну, пытаясь хотя бы немного прийти в себя. — Не раз.
После чего сдвинул ноги чуть плотнее.
Полумна едва заметно улыбнулась. Возникало странное впечатление, что ситуация её смущает — печать стеснения и робости присутствовала на её хорошеньком личике ещё с самых первых мгновений появления на пороге — но в то же время вызывает некоторую непроизвольную иронию.
Над ним, мистером Блуберри?
— Вы, — мысок её ступни в изящной туфельке качнулся, оказавшись на мгновение нацеленным строго на него, — встречались когда-нибудь в жизни с проявлениями фей, драконов, фэйри, эльфов, альвов?
Он не мог оторвать взгляд от мыска её ступни. Невольно ему представилось, как ножка собеседницы выпрямляется и как туфелька упирается каблучком в самую сокровенную область его брюк, продолжая совершать слегка покачивающие движения.
Не в силах с собою совладать, он резко раздвинул колени — и тут же вновь сдвинул их.
Снова, ещё раз и ещё.
— Так вы видели, когда-нибудь… фэйри, фей, эльфов? — настойчиво повторила Луна.
В глазах её появился странный блеск, выше всяких слов убеждавший его: эта девчонка знает, что с ним творит.
— Нет, — почти простонал мистер Блуберри.
Пуще всего на свете желая сейчас залезть ей под подол красной клетчатой юбки, разорвать на ней чёрную блузку, ощутить своими ладонями её прекрасные формы. Овладеть этой наглой девчонкой, неведомо как довёдшей его до подобного состояния.
Из последних сил он вцепился в подлокотники кресла.
Нельзя.
Разве не любой маньяк на судебном процессе говорит: "Ваша Честь, я почувствовал, что она специально и злонамеренно меня искушает"?
Кроме того, его терзало смутное ощущение, что ситуацию в действительности контролирует не он — и, даже попытайся он овладеть собеседницей в эту секунду, всё повернётся вовсе не так, как ему бы хотелось.
Но как же сложно сдерживать себя.
— Доводилось ли вам когда-либо в жизни видеть морщерогих кизляков? Это было бы особенно интересно читателям нашего журнала.
С этими словами она вновь коснулась колена, на этот раз слегка проведя по нему рукой. Не отводя при этом взгляда от глаз мистера Блуберри.
— Нет… я даже не слышал… — выдохнул Блуберри.
Кажется, он весь взмок.
— Вы уверены? — Полумна чуть-чуть передвинула ноги. Теперь колени её не были закинуты одно на другое, а миловидно расположились рядом.
Она вновь облизнула губы.
— Наш журнал заинтересован в любых сведениях о морщерогих кизляках, которые только удаётся получить. Дело в том, что, — тут в интонациях Луны появилось лёгкое неудовольствие, — многие сомневаются в их существовании, равно как и в реальности ещё целого ряда созданий. Если бы магл, в смысле обычный добропорядочный гражданин, засвидетельствовал своей подписью сам факт встречи с подобным — это было бы очень ценно для нас.
Взгляд её по-прежнему был устремлён на мистера Блуберри, став даже как будто чуть более затуманенным. Рука её меж тем — словно бы с лёгкой застенчивостью — теребила край красной клетчатой юбки.
Это был искус.
Неприкрытый.
Блуберри открыл рот, не зная, что сказать, — и тут же закрыл его. Он ощутил, что ему необходимо, физически необходимо расправить складку на брюках, прямо сейчас.
Сдвинув вновь ноги, он попытался полузагородиться от собеседницы левой ладонью, тем временем позволяя правой руке выполнить своё чёрное дело.
Столь унизительной похоти, столь мощной вспышки гормонов он не ощущал, даже когда был подростком.
И, что совершенно точно, ему не случалось заниматься этим прямо при девушке во время разговора с ней.
Никогда.
— Так случалось ли вам когда-нибудь встречаться с морщерогими кизляками? — Голос Луны был медленным. Тягучим. Буквально сводящим с ума.
На мгновение она коснулась собственных губ кончиком розовато-прозрачной гелевой авторучки.
С полуулыбкой глядя ему в глаза. Чётко всё осознавая. И явно слегка наслаждаясь ситуацией.
Хотя где-то за этим продолжало ощущаться смущение.
— Да. Случалось. — Он слышал свой голос словно бы со стороны, сам как будто не до конца понимая смысл собственных слов. Что он сейчас совершает? — У нас в подвале… мммм… целый десяток.
Прозрачно-розовая авторучка в тонких пальчиках Луны пару раз коснулась листка бумаги.
— Вы согласны расписаться в этом? — перед тем, как задать вопрос, она вновь провела язычком по губам, блестящим теперь как ветхозаветное искушение.
Не ощущая толком под собою ног, он встал. Едва не застонал, чувствуя, как ткань брюк резко натягивается вокруг его промежности.
И сделал несколько шагов вперёд.
Пару мгновений он бессмысленно разглядывал протянутую Луной авторучку. Взгляд его перешёл на её нагие колени и прекрасные бёдра, на туго обтянутые чёрной блузкой очертания дивной груди.
"Какого чёрта? Ей зачем-то нужна моя добровольная подпись — почему я не могу диктовать требования?"
Он бессильно рухнул на диванчик рядом с Полумной. Та вздрогнула, опасливо отодвигаясь и чуть оправляя юбку.
— У меня есть… условие, — выдохнул мистер Блуберри.
— Какое? — Она смотрела на него, не мигая.
Мистер Блуберри сделал несколько глубоких вдохов и выдохов, пытаясь успокоиться. То таинственное влияние, которое на него оказала эта девчонка, заставило его ощутить себя озабоченным тинейджером.
Со свойственным тем желанием ходить вокруг да около, играть словами и говорить эвфемизмами.
— Мне бы хотелось, чтобы вы ощущали себя комфортно, мисс Луна. — Неужели он ещё способен извлекать из чердаков своего подсознания некое подобие куртуазности? — Я же сейчас, к сожалению своему, наблюдаю собственными очами, со сколь нестерпимой жёсткостью мучает вас жара. Расстегните блузку, распахните её посвободней, дайте свежему воздуху доступ к коже — и я подпишу всё, чего вы от меня хотите.
Мистер Блуберри слегка слукавил, поскольку список его тайных желаний отнюдь не исчерпывался озвученным.
Но стоит ли бежать впереди паровоза, особенно если ещё неизвестно, есть ли там брод?
Полумна поджала губы в заметной растерянности.
— Я… вообще-то я замужем. — Она явно не знала, что изречь, высказав первое, что пришло на ум. Маска коварной обольстительницы, и так не особо плотно прилегавшая к чертам её лица, отлетела в сторону.
Уколом стыда его кольнуло воспоминание о Маргарет. Однако сейчас, взирая на девушку перед собой, созерцая её выпуклые формы под блузкой и едва прикрытые клетчато-красной тканью бёдра, он уже не мог остановиться.
— Я тоже женат, — улыбнулся мистер Блуберри. Заставляя эту улыбку выглядеть естественной и ироничной, несмотря на всё учащающийся стук крови в ушах. — А ваш муж знает, каким путём вы проводите опросы?
Девушка перед ним запунцовела.
— Согласитесь, — мягко продолжил он, — вряд ли он был бы рад, узнав о некоторых скрытых секретах вашего дела. Согласитесь также, что, после всего, сделанного вами, самое меньшее, что вы можете сделать для меня в знак компенсации, — расстегнуть вашу блузку, дав коже прохладу. Одарив напоследок приятнейшим из зрелищ.
Полумна закусила губу. На лице её на миг отразилось нечто вроде смущения и чувства вины.
Она растерянно опустила голову. Пальцы её потянулись к верхним пуговицам чёрной блузки.
Наблюдая, как эта странная особа перед ним, всего несколько минут назад впущенная им в особняк, с томительной медлительностью обнажает изумительные формы груди и ткань чёрного лифчика, мистер Блуберри испытывал ощущение сумасшедшего торжества. Ему всё же удалось вынудить её к раздеванию — причём вынудить без насилия, которое, как подсказывала ему интуиция, не привело бы ни к чему хорошему.
Расстегнув последнюю пуговицу и чуть отдалив полы блузки друг от друга, Луна посмотрела на него.
В глазах её поселилось явное смятение, а щёки её вроде бы вновь слегка запунцовели.
— Ещё, если вам нетрудно, приподнимите край юбки, — с самой что на на есть деликатнейшей интонацией кашлянул он. — В качестве утешительной премии перед подписыванием ваших бумаг.
Знал бы кто, какой ценой ему далась эта деликатность.
Не отводя взгляд от мистера Блуберри — во взгляде этом ему вдруг померещилась не только смятенность, но и толика обречённой покорности, — Луна плавно потянула вверх красновато-клетчатый подол юбки. Открывая взору дымчато-серую полупрозрачную ленточку трусиков.
Словно бесплотную.
— Прекрасно, — мистер Блуберри чуть улыбнулся, ощущая, что его начинает немного трясти. Что бы предпринять теперь? Неужели она думает, что он прямо вот так её и отпустит? — Какие там бумаги у вас надо подписать? Дайте авторучку.
Он придвинулся ближе, с улыбкой глядя Луне в глаза. Так стоит ли удивляться, что его протянутая к розовато-гелевому стерженьку ладонь нечаянно промахнулась и легла четырьмя пальцами прямиком на дымчато-бесплотную ленточку её трусиков?
Луна вздрогнула и явно перестала дышать.
Ленточка была горячей.
Интересно, успела ли она стать такой в последние мгновения, когда труженица прессы расстёгивала блузку? Или сия неловкая оказия случилась с ней минутами ранее, во время игры в коварную обольстительницу и вынужденного наблюдения за реакцией своего зрителя, что также способно по-своему завести?
Мистер Блуберри не стал гадать.
— Как интересно, — он прижал пальцы чуть плотнее к разгорячённому, влажному кружеву. Проведя снизу вверх по дымчатой полосе. — Что-то мне подсказывает, что кое-кто получает неподдельное удовольствие от своей работы.
Пальцы его с разных сторон проскользнули под ленточку, сомкнувшись в живое кольцо.
Кольцо это принялось неспешно скользить взад и вперёд вдоль своей серовато-бесплотной оси.
Взад и вперёд.
Вперёд и назад.
И снова.
— Полагаю, супругу одной юной барышни не стоит быть об этом осведомлённым, — меланхолично заметил Блуберри, вслушиваясь в учащающееся, жаркое дыхание Полумны. — Иначе что он может подумать о её нравственности?
Почему-то сейчас ему уже было сравнительно легко сдерживать себя, не набрасываясь на собеседницу сразу. Быть может, ощущение близости награды действовало?
Проскользнув рукой целиком под серовато-дымчатую ленточку её белья, он с наслаждением приник ладонью к её разгорячённой плоти, позволив среднему и указательному пальцам на ощупь скользнуть меж створками сладчайшей из ракушек мира, в то время как подушечка большого пальца не спеша выводила поддразнивающие узоры на контурах сокровенного чувствительного треугольничка.
Один узор за другим…
То неспешно, то на мгновенье чуть взвинчивая темп…
Снова и опять.
Положив свободную ладонь на один из открывшихся его обозрению бархатных холмиков, он не без удовольствия ощутил сквозь чёрную чашечку лифа ещё один признак неподдельного возбуждения его хозяйки.
Чуть-чуть пощекотав его через ткань.
— Я вижу, вам ещё жарче, чем я даже предполагал, — озабоченно пожевал губами мистер Блуберри. — Вы ведь не возразите, если я избавлю вас от отягощающей вас детали?
Полумна смотрела на него, не мигая; грудь её из-за тяжёлого дыхания то приподнималась, то опускалась. Проникнув пальцами под правую чашечку лифа, он скользнул ладонью по нежной разгорячённой плоти, при этом с каждым мгновеньем всё ниже смещая запястье руки, вынуждая следом сползти край чёрной ткани.
Зажмурившись на мгновение, мистер Блуберри припал губами к обнажившейся плоти; припал ещё раз, приоткрыв губы и лелея кончиком языка только что показавшийся из-под ткани лифа сосок, выводя поблескивающий влажный узор на кожице вокруг него, лаская его и теребя.
Приобняв крепче свою прекрасную жертву, ещё несколько минут назад дразнившую его дурманом ощущаемой недостижимости, он прижался горячими губами к её нежной коже, чуть солоноватой от выступившего пота. Мгновением позже — к её сладкому животу, чуть вздрагивающему от его прикосновений. Мгновение спустя — к её сокровенному треугольничку, уже не скрываемому полусползшей серовато-прозрачной лентой трусиков и изрядно взбудораженному касаниями его умелых пальцев.
Выгнувшись, Луна застонала. Одновременно мистер Блуберри ощутил, как бёдра её под его подбородком раздвигаются, позволяя ему припасть губами плотнее к её потайной плоти.
— Нам нравится? — Приоткрыв губы, он выпустил на волю кончик языка, вырисовывая им влажную восьмёрку меж углами заповедного треугольничка. — Ведь правда?
На мгновение он провёл им вдоль створок потаённой пещерки; чуть нырнул им вглубь, тут же извлеча наружу.
— Не слышу.
Бёдра Луны на миг напряглись, словно в спазме — или словно в последней попытке удержать власть над собой.
Она еле слышно простонала что-то.
— Не слышу, — повторил мистер Блуберри.
На этот раз погрузив кончик языка чуть глубже и слегка прижав его к верхней части разгорячённой пещерки.
— Да… — выдохнула она.
Внутри себя он самодовольно улыбнулся. Теперь эта девчонка знает, как его доводить.
Знает.
Проскользнув языком вглубь, он приник его влажной поверхностью к самому нутру трепещущей пещерки, войдя в неё, наполнив её до отказа. После чего чуть сдвинул язык, всколыхнув им жаркие своды, ещё раз и опять.
Луна застонала вновь; он ощутил волны, сладкой неумолимой дрожью проходящие по всему её телу.
— А у вас ведь есть муж, мисс — то есть миссис — Луна, — говоря это, мистер Блуберри слегка щекотал губами складочки её клитора, одновременно овеивая своим жарким дыханием и без того разгорячённые донельзя нижние губки. — Он, безусловно, был бы так разочарован вами сейчас… Хотите, чтобы я продолжал?
Мистер Блуберри провёл кончиком языка по слегка трепещущим складочкам перед собой.
Так, совсем чуть-чуть, всего на мгновение коснувшись влажной плоти — и тут же отстранившись.
Дразня призраком возможного блаженства.
Намекая.
Играя.
— Пожалуйста… — вылетело из неё. Мистер Блуберри скорее почувствовал, чем увидел, как руки Полумны крепко вцепились в край дивана.
"Так, похоже, что девочка уже готова к употреблению. Окончательно готова".
Кто знает, и почему это у него к ней в этот момент совершенно не возникало сочувствия?
Чуть отстранившись от сладковато-солоноватой плоти и не отводя взгляда от глаз Полумны — те стали совсем шалыми и безумными — он не торопясь подогнул сначала одно её колено, затем другое. Затем, действуя мягкими, но настойчивыми движениями, вынудил Луну горизонтально расположиться на коротком уютном диванчике.
Расположившись параллельно над ней — но не прямо параллельно, а наоборот, валетом, так что лицо его нависало аккурат над недавно покинутыми им сладкими безднами, — он вновь прильнул губами к доверчиво приоткрытым влажным створкам, проникая вглубь кончиком языка, изучая им изнутри закоулки потаённой пещерки и слегка щекоча зыбкую плоть. Дыхание Полумны стало прерывистым и учащённым. Бёдра её сотрясала мелкая дрожь; ступни её прекрасных ножек, коим не нашлось места на коротком диванчике и каковые вынуждены были разместиться за краем левого кожаного подлокотника, ёрзали то влево, то вправо.
Выведя наружу язык, мистер Блуберри вновь провёл им по створкам входа в благоуханное устье, снизу вверх, сверху вниз.
Чуть наклонившись, он пощекотал кончиком носа складочки трепещущего клитора.
Коснувшись мгновением позже вновь прелестных багряных створок — уже губами.
Горло Луны исторгло не то выдох, не то стон.
Рука его не спеша потянулась вниз, а если смотреть относительно диванчика — то к правому подлокотнику, к легко расстёгивающейся молнии его брюк.
— Ты ведь хорошая девочка, не так ли? — поощряюще произнёс он, вновь касаясь губами её сокровенных таинств. — Уверен, ты знаешь, что делать.
И опять коснулся кончиком языка заманчивого складчатого треугольничка. Вначале левого верхнего его угла, затем сердцевинки, а потом и нижнего уголка.
С медленным, размеренным садизмом.
Словно размечая карту.
Луна вздрогнула и застонала, изгибаясь всем телом; в стоне её на сей раз ощущалось не только непроизвольное удовольствие, но и переполняющее девчонку томление. Мистер Блуберри чуть расслабил колени, позволяя нависшим над её личиком бёдрам слегка опуститься.
Ещё одно легчайшее касание кончиком языка заповедных складочек её треугольничка.
Ещё одно проведение им по влажным и словно бы чуть трепещущим створкам.
Ещё одно…
Полумна застонала вновь, с ещё громче звучащей невольной ненасытностью в этом стоне.
Мистер Блуберри окончательно расслабил колени — и чуть не застонал сам от ощущения прикосновения своего напряжённого естества к её губам. Стон девушки внезапно прервался, как пресеклось на миг и её дыхание; Блуберри поощрительно припал губами к нежным складкам её плоти, пощекотав дыханием обиталище влаги.
Ещё миг напряжённой, звенящей ожиданием тишины…
… и губки Полумны, доведённой до изнеможения, до полубезумия, но тем не менее прекрасно осознающей связь между причиной и следствием, покорно смыкаются вокруг угодившего меж них раскалённого стержня.
Самым трудным было сдержать себя в этот миг, чтобы не произошло непоправимого в первую же секунду. Не ради этого он столько ждал.
Ещё один поцелуй между сладкими складочками…
… мимолётное ныряние языка вглубь…
Поощрительные, направляющие сигналы.
Не более.
Ни к чему ведь, чтобы девушка совсем потеряла голову и целиком сосредоточилась на своих ощущениях, не так ли? Лучше ей сосредоточиться кое на чём ином.
Дыхание Луны на мгновение вновь прерывается — ему даже мнится, что, не будь её ротик занят, она застонала бы, — после чего язычок её приступает к усиленным, ускоренным вдвое движениям…
… тут уже не удерживается от стона он сам.
Ощущая, как язычок этой обольстительницы, этой прекрасной мучительницы, неведомым путём державшей его в плену похоти с первых минут появления на пороге…
… гуляет вверх и вниз по его пульсирующему стволу, то возвращаясь к основанию, то щекоча головку.
Он глухо стонет вновь.
Не забывая, впрочем, мгновением позже вознаградить это неземное видение под собой новой серией поцелуев…
… раскалённых…
… расчётливых…
… обманчиво-тающих.
"Ну и кто теперь у кого в плену?"
Кончик её языка резко взчинчивает темп, перемещаясь вверх и вниз всё быстрее и быстрее, окончательно позабыв про смущение, явно войдя во вкус этой сумасшедшей игры. Мистер Блуберри стонет опять, ощущая, будто флюиды безумного наслаждения, приносимого касаниями её шаловливого язычка, странствуют электрическими искрами по всему его телу.
Ещё один выверенный поцелуй…
… ещё одно касание изнеженной девичьей плоти там, куда ни один джентльмен не явится без приглашения.
Мгновенная пауза — и движения её очаровательного, бесподобного язычка окончательно теряют всякое представление о приличиях.
Рука его резко упирается в диван.
— О да…
Хрип, даже не стон.
Взрыв, рвущий изнутри где-то внизу его тело — а кажется, будто и мозг. Пламенное извержение, стекающее искромётным звёздопадом на чьи-то прелестные губки…
Пальцы его стискивают кожаную диванную обшивку. Как будто взмокшую от пота. Или взмокли лишь его пальцы?
Полумна тихо стонет под ним, слегка извиваясь.
Мистер Блуберри на миг прикрывает глаза, в состоянии странного отрезвления по новой переживая и осмысливая события всех последних минут, чётко осознавая всё произошедшее и собственноручно им совершённое. То, что он только что совершил с проникшей в его дом всего полчаса назад проводящей опрос девушкой. То, что он совершил всего полтора часа спустя после выхода за дверь его дражайшей супруги Маргарет.
Что теперь — после всего этого — ему следует предпринять?
На мгновенье призадумавшись…
… он касается вновь губами разгорячённой, ждущей только этих касаний нежнейшей девичьей плоти. Приоткрывая губы, проводит кончиком языка по заветному треугольничку, служащему вратами в край столь прекрасных наслаждений для хрупкого пола, словно выводя диковинные узоры на пурпурных барельефах, словно гарцуя на льду.
Ещё раз, и ещё…
… без остановки.
Быстрее.
Полумна вздрагивает; руки её на мгновение крепко стискиваются вокруг его бёдер.
Затем — вздрагивает ещё раз. Из уст её вылетает блаженный пресыщенный стон.
— Позвольте, я вам помогу.
Явно смущённая девушка, щёки которой всё никак не могли перестать пунцоветь, сидела на краю короткого кожаного дивана и теребила между пальцами верхнюю пуговицу только что застёгнутой блузки.
Мистер Блуберри протянул ей чуть было не позабытую ею рядом с диваном сумочку, не удержавшись при этом от мимолётного касания губами её благоуханной кожи чуть ниже левого ушка.
— Ну не смущайтесь вы так. — Он втянул ноздрями пленительный аромат её пшенично-золотых локонов. — Вам же понравилось. Вы же ведь, — шепнул он, — добивались именно этого, разве не так?
Луна, казалось, на миг покраснела ещё гуще, сплетая и расплетая пальцы. Мистер Блуберри поймал себя на мысли, что даже в этом состоянии она кажется ему необыкновенно привлекательной, пробуждая уснувшее было желание вновь.
— Я… это неправильно, — закусила губу она. — Это был дурацкий совет, глупая шутка подруги. Чтобы легче было удержать контроль над интервью…
Оборвав себя, Полумна извлекла откуда-то из складок своего одеяния странный предмет — напоминающий внешне то ли прутик, то ли палочку, то ли школьную указку, — и совершила им небольшой пасс в воздухе, пробормотав вполголоса несколько непонятных слов.
Мистер Блуберри моргнул.
После чего неожиданно взглянул на сидящую перед ним девушку уже другими глазами. Симпатичная, спору нет. Но — определённо не сексуальный символ всех времён.
Он неловко кашлянул, соединяя причину и следствие.
— С помощью этой вещи вы…
Луна кивнула, запылав отчаянней прежнего и сложив ладони рядом. В таком виде, как вдруг осознал мистер Блуберри, она напоминала провинившуюся школьницу.
Он наклонился поближе к ней, дотронувшись пальцами до её сцеплённых замочком рук, свободной рукой проведя по её пушистым волосам, губами же коснувшись на миг её нежной шеи.
Мягко.
— Не переживайте вы так, — прошептал он, слегка ероша её шевелюру. — Будь вы Бармаглотом, я бы, может, и обиделся на то, что вы проделали. А так…
Он горячо дыхнул на её гладкую кожу.
— Вы заставили меня вспомнить буйные позабытые дни. Времена ветрености и приключений.
Она подняла на него растерянный беспомощный взгляд.
— Вы… правда не сердитесь? — в вопросе этом прозвучало что-то невероятно детское.
Едва удержавшись от циничной усмешки, мистер Блуберри лишь покачал головой. Мгновением позже всё же позволив себе слегка усмехнуться:
— Скажу больше, я бы даже не отказался подвергаться этакому воздействию чаще. Скажем, раз или два в неделю.
На губах Луны возникло что-то, отдалённо напоминающее неуверенную улыбку. Боязливо-смущённую.
— Я… Вы знаете, я на время испугалась, когда… — тут она запунцовела вновь. — Когда вы… получили то, что хотели… — Луна сглотнула слюну, — мне подумалось, что вы можете так и оставить меня… как бы наказывая. Я сама не знаю, чего мне хотелось в этот момент…
— Зато я знаю, — оборвал поток её откровений Блуберри. Привлеча девушку к себе, он поцеловал её в лоб, затем — в кончик носа, затем — в губы.
Чуть отстранившись, умилённо залюбовался ею.
Не фотомодель, быть может. Но как же она обворожительна и мила в своей непосредственности.
— Ну, мы больше не переживаем? — он протянул ей руку, помогая приподняться с чрезмерно удобного дивана.
Луна выпрямилась, прижав к себе сумочку. Дыхание её продолжало оставаться чуть учащённым, а щёки — покрытыми лёгким румянцем.
— Я… спасибо. — Она сглотнула слюну. — Я… пойду?
— Вы кое о чём забыли, — приподнял брови мистер Блуберри. — Как быть с подписью относительно морщерогих кизляков?
Вначале Полумна недоумённо моргнула, глядя на него. Затем черты её лица дрогнули, и она, неожиданно для себя самой, рассмеялась.
Выйдя на кухню и принюхавшись к необычному запаху, мистер Блуберри вздрогнул.
И присвистнул.
Покачав головой, ощущая, как губы его непроизвольно раздвигаются в улыбке. Ну да, конечно, кто бы сомневался. Предоставленные самим себе, три яйца на газовой конфорке успели выкипеть целиком.
Преступление и наказание
Эта история станет первой из серии зарисовок моей жизни. Я всегда хотел попробовать свои силы в литературе. В то же время, прекрасно понимая, что мои писательские таланты весьма скромны, все на что я способен это описать что-нибудь из произошедшего в моей жизни. Так как я обожаю, секс и мне есть, что рассказать и чем похвастаться, то пусть это будут эротические истории из моей жизни. Во всех историях я изменил имена героев (включая свое) и иногда места событий, так как все истории очень личные и могут быть использованы против меня или тех людей, о которых пойдет речь. Так вот меня зовут Антон, мне 32 года, я женат на прекрасной девушке по имени Катерина, ей 30 лет и мы уже 5 лет как счастливы вместе. Со стороны мы идеальная семейная пара. Мы оба красивы, молоды, веселы, всегда и везде вместе. Мы оба обожаем, секс и в этом, наверное, и есть наша главная проблема. Например, я очень люблю свою жену и никогда и не при каких обстоятельствах у меня и мысли не возникло променять её на другую. В тоже время каждый раз, когда я оказываюсь в обществе какой-нибудь хорошенькой женщины, как я начинаю рассматривать её в качестве потенциального сексуального партнера. Для меня это ничего личного, просто секс. Я думаю, что нечто подобное происходит и с моей Катей. Первые два года жизни мы трахались как кролики, всегда и везде, буквально. Потом жизнь поменялась. Я стал гораздо больше работать и практически все время провожу на работе. Я прихожу домой и у меня нет сил на хороший секс, или вообще на секс. Катя осталась такой же. Мы стали часто сориться, оба неудовлетворенные и я начал искать утешение в других женщинах. Я изменял ей и прекрасно понимал, что рано или поздно она ответит мне тем же. Наконец этот день настал. Эта история как раз об этом.
Катя сказала, что ей надоело сидеть дома и все время ждать меня. Она хочет работать. Я не возражал, потому что хотел занять её чем-то. Катя устроилась работать в турагенство. Она сразу же изменилась, во-первых, у неё появился стимул каждый день красиво одеваться, а это она всегда любила, ну а во-вторых, она, конечно же, получала там много мужского внимания, а это она просто обожала. Судя по её рассказам, там за ней начал ухаживать владелец этого агентства, какой-то там Сергей Иванович. Ну, она, конечно, всегда говорила мне, что мол, он старый и не в её вкусе и все такое, но, тем не менее, там всякие конфетки и цветочки стали регулярно появляться у нас дома. И вот в один прекрасный день у них была корпоративка. Она пришла домой в четыре часа ночи, пьяная, какая-то вся растрепанная и в мятой блузке. При первом же взгляде на неё я все понял. Тупая игла обиды вошла мне в сердце. Я был в ярости, как она могла! Неужели она нашла кого-то кто лучше меня. Я только надеялся, что этот кто-то окажется не одним из этих слащавых "молодых специалистов", которые дрочили на её фотографию в Одноклассниках, на пляже в купальнике. Катя почти сразу во всем призналась. "Счастливчиком" оказался тот самый Сергей Иванович. Видимо от шока я был не в силах скандалить и просто попросил её рассказать всю правду. В голове крутилась предательская мысль, что, мол, теперь мы квиты, но все равно было очень обидно.
Мы сидим в нашей гостиной, Катя напротив меня устроилась в кресле. Она еще немного пьяная, а её речь немного запинается. Она старается не смотреть мне в глаза.
Ну и что было дальше? — спрашиваю я, после того как узнал, что после вечеринки Сергей Иванович взялся подбросить её до дома, но по дороге предложил заехать на коктейль к нему.
Ну, дальше мы поднялись к нему в номер. Номер был большой, красивый, там была отдельная гостиная с диваном, креслом и телевизором. Он предложил выпить шампанского.
Ну, а ты чего? — продолжал допытывать я, заранее зная ответ.
Я согласилась. Там был такой столик кофейный, который стоял перед диваном. На нем в ведерке во льду стояла бутылка шампанского и два фужера. Еще там была ваза с фруктами. Видно он заранее все приготовил. — продолжила она.
Догадливая ты моя! — съязвил я. — Ну, а дальше?
Он устроился на диване, а я села в кресло. Потом он открыл бутылку и предложил выпить за меня. Мы чокнулись, выпили. Кстати шампанское было классное, я такое никогда не пробовала. Ну, вот и все — закончила Катя, потупив глаза.
И все! Послушай меня! — я старался не срываться на крик. — Ты мне сейчас будешь рассказывать все! В самых мельчайших подробностях! Ты поняла!
У меня появился какой-то странный интерес к этой истории, мне надо было узнать в деталях, как они это делали, возможно, чтобы понять, почему она так поступила.
Хорошо, только не перебивай меня — тихо ответила Катя. Она нервно скрестила руки на своих коленях, уставилась куда-то в пол и, тяжело вздохнув, продолжила.
Вообщем мы выпили. Я смотрю на него, а он веселенький уже, глаза хмельные совсем.
Какая же ты красивая Катька! — говорит он мне, а сам недвусмысленно пялится на мои ноги. Я посмотрела на себя, блин, а юбка то задралась, кресло глубокое и сижу я низко, задрав ноги вверх. Смотрю, дед прибалдел. — Катька начала раскрываться.
— Может еще, выпьем? — спрашиваю я, а про себя думаю, может он ещё чуть-чуть и спать повалиться.
— Отличная идея Катюша! Давай ещё выпьем! Все ради тебя дорогая! — говорит он и разливает. Ну, мы чокнулись, выпили, я так весь бокал залпом, не знаю, может от волнения. Сижу, виноград жую, а он посмотрел так на меня хитро и спрашивает — А давай еще по бокалу! За исполнение всех желаний! У тебя же есть сокровенные желания Катюш?
Катька смущенно взглянула на меня и продолжила как бы оправдываясь:
— Шампанское меня видать совсем расслабило, и я ему тут как выдам первое, что пришло в голову:
— Моя мечта это новая машина, красная — сама того от себя такого не ожидала.
— Ну, хоть не шуба. Продолжай!
— Ты действительно хочешь это услышать? — спросила Катя. Она по-прежнему, смотрела куда-то в пол, но на секунду подняла свои глаза и наши взгляды встретились. В её больших карих глазах было столько вины и мольбы о прощении. Господи как я любил эти глаза! Ну что я мог ответить.
— Говори Катюш. Мне так легче — дрогнувшим голосом сказал я. Я что-то увидел в её взгляде, возможно, это был лучик надежды на моё прощение. Она снова отвела глаза в сторону и продолжила.
— Я думала о нас с тобой. Все равно, думаю это неизбежно. Короче смотрю на него, а глаза у него такие хитрые, хоть и пьяные.
— Ну, машина это не такая и большая мечта — говорит он — А главное осуществимая. Вот моя мечта — это что-то, скажу я тебе. — А сам пялится на меня, то на ноги мои, то на грудь.
— Знаешь, какая у меня мечта Катюш? — хитро так говорит он.
— Какая же Сергей Иванович? — подыгрываю я, а сама думаю, смотри инфаркт не получи кабель старый.
— Вот давай еще по одной, так сказать для смелости и так уж и быть расскажу — и опять наливает алкаш старый. — Катя видать решила, что терять уже нечего и стала рассказывать все как на духу. Я слушал не отрываясь.
— Мы опять чокнулись, и он говорит — какая же ты роскошная женщина, вот дай я тобой полюбуюсь хоть. А сам только на грудь и пялится.
— Вот встань, пожалуйста, Катюш. Дай так сказать всю тебя разглядеть — говорит Сергей Иванович, у самого язык уже заплетается, но правда и мне тоже по голове чувствую, дало. Я поднялась с кресла и слегка пошатываясь, встала прямо напротив дивана, где он сидит. Думаю, раз сам не догадается, хоть я помогу, там как раз позади меня стоял телевизор, а под ним музыкальный центр на тумбочке. Ну, я включаю радио, музыка приятная заиграла, а когда радио то включала, наклонилась, так и видать юбка сзади задралась немного. Обернулась, а он на мою попу уставился как кот на сосиску. Я поворачиваюсь к нему и говорю с наигранным любопытством: — И что же за мечта у вас такая интересная Сергей Иванович?
— На тебя взглянуть Катюш, хоть одним глазиком. Тело твое роскошное увидеть — пролепетал он. — Ты же не возражаешь?
— Музыка играет, шампанское в моей голове тоже, ну ладно думаю, держись. Только про машину напомнить надо будет ему — Катя прервалась на секунду, достала из пачки сигарету и глубоко затянулась. У меня было такое ощущение, как будто она меня перестала замечать вообще и рассказывает это не мне. Ладно, думаю, только не останавливайся. Чувствую, что пульс у меня участился.
Катя выпустила белое облако дыма и продолжила.
— Я стою перед ним и под музыку слегка подтанцовываю, ну так, двигаю бедрами немножко, руками. Он весь во внимании. Потом я расстегиваю пуговичку на своей блузке, он аж замер. Потом расстегиваю еще одну и пальчиками игриво слегка распахиваю блузку, так чтобы мои грудки и бюстгальтер ему показать. Смотрю, он потянулся за бутылкой. Я расстегнула две оставшиеся пуговички, пускай полюбуется моим животиком, думаю.
— Катюша ради бога не останавливайся! Я готов на все ради тебя! — прохрипел он и залпом осушил бокал.
— Так уж и на все? — с подковыркой говорю я. — Ну ладно смотрите! — Тут я махом снимаю с себя блузку и бросаю в него, а сама думаю — Только не испачкай её! Он схватил её двумя руками, прижал к лицу и типа вдыхает мои ароматы, аж глаза закатил.
— Я продолжаю двигаться в ритм музыки, тут еще песня такая прикольная заиграла. Руками вожу по своему телу, по бедрам, поглаживаю свои сисечки, сжимаю чашечки бюстгальтера. Чувствую, заныли они немного — это я сама поплыла. Надоел мне этот бюстгальтер — думаю я — Сниму я его на хрен. Расстегиваю его и бросаю в него. Фух, это мои сисички облегченно шлепаются вниз. Я честно сама от себя такой наглости не ожидала, а уж он то тем более, бедный аж поперхнулся. Я руками сиси свои помяла, сосочки пальчиками потерла, все-таки я люблю, когда грудь свободно дышит.
— Катюш ты самая прекрасная на свете! Ты бесподобна! — чуть не стонет Сергей Иванович с дивана.
— Я, конечно, понимаю, что пути назад нет. Вообщем будь что будет, подумала я. — Катя затушила сигарету и в первый раз взглянула на меня. Мои глаза предательски горели не хуже чем у этого Сергея Ивановича, она, я думаю, это заметила и продолжила.
— Короче стою я перед ним в одних трусиках, пытаюсь, как-то двигаться под музыку и думаю чего дальше-то.
— Налейте мне шампанского, что ли Сергей Иванович. Мне от него так хорошо! Он, молча, дрожащими руками наливает бокал до краев, я наклоняюсь к столику и даю ему полюбоваться видом моих больших сисек, тяжело свисающих вниз. Я делаю большой глоток и просто перестаю думать. Отключаюсь. Не в смысле я такая пьяная, просто отключаюсь, понимаешь. Поворачиваюсь к нему спиной и продолжаю крутить бедрами под музыку. Пускай полюбуется, у меня и попа тоже шикарная. Трусики на мне еще такие прикольные были, черненькие, тоненькие, с прозрачными кружевами, которые тебе нравятся. Я наклоняюсь вперед и нарочно выгибаю спинку, так чтобы он лучше рассмотрел мою круглую попку. Я даже немного поиграла ягодицами туда сюда и подумала, там киска моя сквозь трусики просвечивается интересно? Обернулась назад, смотрю, он на диване развалился, балдеет. Еще бы, от такого вида кто хочешь заболдеет. — Тут надо добавить, что Катька всегда осознавала, насколько она красива и никогда лишней скромностью, поэтому поводу не страдала. Грудь у неё хоть и была "всего-то" третьего размера, но по форме это были два идеальных, упругих и круглых шара. Можно было подумать, что её грудь не натуральная, настолько идеальной формы была она. Завершали картину два аккуратненьких, небольших, розовых сосочка, которые почти всегда были напряженны. Еще у неё очень красивая и узкая талия, которую подчеркивают широкие, крутые бедра. Попка у неё проста шикарная, она большая, но упругая и идеально круглая. Это особенно подчеркивается её осиной талей и изящной, выгнутой спинкой. Ножки не были её самым сильным местом, но они стройные, крепкие, можно сказать спортивные. Вообщем ей было чем гордиться, и поверьте, на пляже она собирала тысячи похотливых взглядов от мужчин и завистливых от женщин.
— Я оборачиваюсь к нему, в одних только трусиках и думаю надо еще выпить. Беру бокал со столика и обращаю внимание, что у него в штанах там уже все колом стоит. Глаза у него мутные-мутные. Я делаю глоток и подхожу вплотную к нему.
— Осуществилась ваша мечта Сергей Иванович? — игриво так говорю ему.
— Почти Катюша, почти! — выдавливает он из себя.
— Что-то еще осталось неисполненное? — прикидываюсь дурочкой я.
— Самую малость Катюш — а сам так и пялится на мои сисечки.
— А хотите мою попку потрогать? Знаете, какая там кожа у меня упругая? — продолжаю дразнить его.
— Очень хочу Катюша — отвечает он.
Я поворачиваюсь к нему попкой, слегка выгибаю спинку вперед и спустя мгновение чувствую горячие ладони на своих половинках. Он вначале, нежно поглаживает их, а потом как схватит и как давай их сжимать. Руки у него сильные. Пальцами под трусики лезет и пытается до киски моей дотронуться. Ладно, думаю, хватит. Отстраняюсь от него, так он аж застонал.
— Хорошая у меня попка, правда? — продолжаю заигрывать я с ним, а у него уже двигается в штанах, смотрю.
Сказать честно у меня в штанах творилась такая же беда, член стал твердый как камень и я как-то самопроизвольно задвигал бедрами. Катя продолжила:
— Тут я решила подлить еще масла в огонь, беру в руки свои грудки, сжимаю их, а пальчиками в это время играю с сосочками. Он как загипнотизированный.
— Хотите и их потрогать Сергей Иванович? — спрашиваю голосом наивной дурочки. — Он чего-то промычал в ответ, а я как стояла, так и наклонилась к нему, чтобы соски смотрели ему прямо в лицо. Тут он как ухватиться за мои сиськи своими руками и как давай мять их, сжимать, да жадно так, аж больно сделал. Соски в пальцах сжимает, а они у меня набухшие такие стали, сама то я тоже здорово завелась. Он с дивана ко мне приподнялся и как набросится мои сисечки целовать. Двумя руками схватил меня за правую сисю, а губами в сосок впился, языком с ним играет, посасывает. Вообще приятно конечно было. Я его голову двумя руками обхватила и прижала к своей груди, а он давай языком вылизывать и левую сиську и ложбинку между ними, там, где у меня кожа особенно нежная и чувствительная. Затем взял обеими руками, сжал мои грудки вместе и уткнулся в них лицом, а потом давай языком сосочки мои ласкать, вылизывает их и посасывает. Ртом прям всю грудь засосать хочет. Чувствую, что и сама я здорово возбудилась. Я одним движением отстранилась от него. Надо было перевести дух. Стою перед ним я голая, дышу тяжело и грудки мои вверх вниз, часто-часто, я даже взмокла вся. Чувствую и трусики промокли, главное чтоб он не увидел.
— Все ваши мечты я исполнила Сергей Иванович? — томно так спрашиваю я.
— Осталось только одно Катюша — тяжело дышит он.
— А мои мечты исполнятся Сергей Иванович? — заискивающи, спрашиваю я.
— Конечно Катюша. Ты только ради бога не останавливайся!
Катя достает из пачки еще одну сигарету и с наслаждением закуривает. Её личико порозовело, а глазки заблестели, видно, что ей этот рассказ и самой начал доставлять удовольствие. Я хоть и бросил курить давно, но едва сдерживаюсь, чтобы не затянуться.
— Что было дальше Катюш? — прохрипел я дрожащим голосом. Катя опять почувствовала себя королевой, а она всегда умела манипулировать мужчинами, и продолжила. Дальше она продолжает быстро и даже самозабвенно, ну а я не смею ей мешать.
— Я хоть конечно и сама завелась, но не могу сказать, что хотела, чтоб он меня трахнул. Он все-таки не в моем вкусе, да и потом это все-таки измена. Короче я опустилась на колени перед ним, руками развела его ноги в сторону и встала, прям меж его ног. Он, по-моему, аж дышать перестал от предвкушения. Беру я, так аккуратно расстегиваю пуговицы на его рубашке и руками провожу по его волосатой груди. Он хоть и в возрасте, но в неплохой форме. Глажу я его по груди, вниз по животу и до ремня брюк добираюсь. Смотрю на него, а у него в глазах лишь мольба. Расстегиваю ему ремень, потом пуговицу. В месте ширинки у него такой бугор торчит, так вот я по этому бугру, нежно так пальчиками пробежала. Он задышал тяжело, завертелся и аж животом задергал. Я расстегиваю ему ширинку и просовываю пальчики внутрь. Ничего так размерчик, думаю. Горячий весь такой и твердый как огурец. Он, не дожидаясь, приподнимается, чтоб я сняла с него брюки, и я их спускаю их до колен. Член у него еле вмещается в трусах от возбуждения, и я милосердно стягиваю с него трусы. Он издает какой-то гортанный звук, а его член во всей красе передо мною. Размер у него действительно ничего, толстый такой, хотя и не очень длинный, торчит и напряженно так подергивается, вены на стволе надулись. Я беру пальчиками его большую розовую головку, нежно глажу её, провожу пальчиками вниз по пульсирующему стволу. Он начинает постанывать. Мне уже и самой интересно становится. Наклоняюсь и нежно так, провожу кончиком языка по горячей головке, в ответ его член вздрогнул. Потом я беру и губами обхватываю головку, погружаю её в рот и языком во рту играю с ней. Он весь напрягся как струна, а я самым кончиком языка провожу по самому контору его головки и по дырочке. Я заглатываю его член целиком, так что он уперся мне в самое горло, а пальчиками поглаживаю его здоровые волосатые яйца. Он опять застонал, а я задвигала головой вверх вниз, губами крепко обхватываю толстый ствол, языком, во рту, ласкаю огромную головку. Одновременно своими пальчиками я дрочу основание его ствола и глажу волосатую мошонку. Люблю когда у мужчины член чистый, он сразу такой приятный на вкус кажется, мужской какой-то. Вообщем сосу у него, что есть сил, чуть не задыхаюсь. Чувствую, что он долго не протянет. Он кладет свои руки мне на голову и двигает бедрами в такт, пытаясь как можно глубже насадить меня на своей кол. Я уже и так еле дышала, а тут он совсем озверел. Дыхание его стало прерывистым, пальцы больно впились в мои волосы, он начал толи рычать, толи стонать, а член мощными толчками запульсировал у меня во рту. Он со всех сил прижал мою голову к себе, и я почувствовала поток горячей спермы во рту. Послышался протяжный звериный стон, он отпустил мою голову, а его тело обмякло. Я еще немного продолжала высасывать горьковатую, густую жидкость из его члена, а потом красиво так выплюнула её из-за рта, мол, столько спермы, что чуть не захлебнулась. Вы мужики, это любите, да и я глотать не собиралась. Смотрю на него, а он от удовольствия глаза закрыл, дышит так спокойно. Я поглаживаю пальчиками его обессиливший член и на прощанье облизываю его обмякшую головку. Поднимаюсь с моих затекших коленок и говорю:
— Ну а теперь мечта ваша осуществилась, Сергей Иванович?
— На сегодня, судя по всему, да Катюша — голосом сытого кота отвечает он.
— Потом я пошла в ванну. Смотрю, а трусишки мои насквозь мокрые, внутри огнем горит все, а внизу живота тянет. Я с ним распрощалась и быстрее побежала домой, к тебе. Ну и все — облегченно вздохнула Катя.
— Вообщем он тебя так и не удовлетворил? — не своим голосом спросил я.
— Да я же тебе говорю, у нас секса вообще не было — как непонятливому ребенку отвечает мне Катька.
— Ну, а теперь иди сюда! — я хватаю её за руку и она, прямо с кресла летит на пол. Катя лежит попкой вверх на ковре и повернув назад голову удивленно и испугано смотрит на меня. Юбка на ней задралась, обнажив край её попки, её голые ножки слегка разведены врозь. Меня накрывает волна похоти, обиды, чувства мести и ещё какие-то животные инстинкты. Я опускаюсь на колени, одним движением вздергиваю вверх подол юбки, резко срываю вниз трусики, хватаю упругие половинки её попки и раздвигаю их в стороны. Сквозь густую пелену похоти в глазах я любуюсь маленькой розовой дырочкой её ануса. Моя рука тянется к влажным, чуть приоткрытым половым губкам. Мои пальцы без сопротивления проникают внутрь её горячей, развратной киски, а другой рукой, я что есть силы, сжимаю её попку. Из меня вырывается глубокий стон, мой член, кажется, вот-вот порвет штаны. Катя, чуть приоткрыв ротик, смотрит на меня своим похотливым, мутным взором. В нем больше нет ни тени сожаления и вины. Я хочу выебать (простите за мат, но именно так) её, да так, чтобы она умоляла о пощаде. Я хочу трахать её киску часами не переставая. Я хочу, чтобы она захлебывалась от оргазмов и моей спермы во рту. Я просто схожу с ума от возбуждения. В это время Катька чуть приподнимает попку вверх, и мои пальцы проникают в глубь до самой стенки её горящего огнем влагалища. Моя рука вся в соку от Катькиной киски. Большим пальцем руки я ласкаю упругое колечко её ануса. Катя громко стонет и своей попкой двигает навстречу моей руке.
— Ты этого хочешь? — не своим голосом рычу я.
— Да миленький мой, конечно! Я твоя и только твоя! Делай со мной, что хочешь! — стонет она.
— Все что захочу!?
— Да! Давай, трахни меня! Давай же, ну!
Я не заставил себя долго ждать и быстро сдернул с себя штаны вместе с трусами. Мой бедный, раскаленный член, твердый как полено, от возбуждения дергался вверх с каждым ударом сердца. Своими коленями я раздвинул её ноги, а руками развел в стороны ягодицы и одним движением резко и глубоко вошел в неё. Она дернулась и вскрикнула, лицо исказила гримаса боли и удовольствия, а кончики Катькиных пальцев вонзились в ковер. Мои член оказался в горящем вулкане её киски, её сок струился потоком лавы по моему длинному стволу, вытекая наружу до самой мошонки. Я сделал ещё одно резкое движение, потом ещё, каждый раз упираясь головкой в стенку её влагалища. Катькины стоны становились все громче. Я выходил наружу и входил в глубь вновь, где стенки её влагалища, в такт моим движениям сжимали мою твердую головку. Горячая волна наслаждения прокатилась по моему телу. Своим членом я чувствовал каждую частичку её киски. Одна за другой, волны оргазма, подступали, откуда-то из глубины, разливаясь внутри яичек, вверх по стволу до самой головки и я, в последний момент, чуть сбавливая темп, отодвигал момент сладкой развязки. Катя, от охватившего её наслаждения задергала попкой в ритм моим движением, наконец, волны наслаждения перехлестнули через край и на мгновение, все потемнело в моих глазах, а звуки стали доноситься откуда-то издалека. Оргазм накрыл мощнейшим ударом обжигающей волны наслаждения. Звериный стон вырвался из моей груди и сильные толчки выхлестывающей наружу, раскаленной спермы, сотрясли мой член, каждый раз разливаясь мурашками наслаждения по всему телу. Мой член ещё пару раз вздрогнул внутри неё, заставляя Катюшу, тихонько вскрикивать и я почувствовал, как последние капли спермы вышли наружу. Сознание начало возвращаться ко мне, и я медленно вынул свой член из её киски. С чувством глубочайшего удовлетворения и чисто мужской гордости я смотрел как струйка белой, тягучей спермы вытекает по покрытым каплями сока, Катюшиным половым губкам. Я встал с неё, сел рядом и с гордостью глядел на свой опустошенный, мокрый от выделений член. Катя лежала рядом, не двигаясь. Мы оба тяжело дышали. Катька посмотрела на меня и простонала:
— Ну, давай же, трахай меня! Ну что же ты!
— Дай мне минуточку дыхание перевести — отвечаю я, а сам беспомощно смотрю на свой ослабевающий, на глазах член. Блин, ну почему же так всегда, когда, кажется, что готов оттрахать всех женщин в мире, член ломается после первого же оргазма! Видно я здорово перевозбудился. Катюша смотрит на моего друга и полушепчет, полустонет:
— Может ему помочь?
— Я думаю, он не откажется — пытаюсь отшутиться я, а сам думаю — Не подведи!
Она разворачивается ко мне и становится на колени, головой прямо над моим членом. Потом накланяется, охватывает его губами и заглатывает внутрь. Я смотрю на свою Катьку и не узнаю, её волосы висят вниз распущенными паклями, тушь на ресницах потекла, верхняя пуговица на мятой блузке видно оторвалась, полы распахнулись, обнажив тяжело свисшие вниз груди (кстати, а где её бюстгальтер? — проносится в голове). Она с наслаждением сосет мой мокрый от её сока и мой спермы, уставший, мягкий член, а лежу и думаю, что совсем недавно, она вот этим самым ртом сосала у кого-то мужика, который кончил ей в рот к тому же. И что самое странное, эта мысль начинает меня не на шутку заводить. Я представляю свою Катьку с толстым членом во рту, представляю, как этот мужик хватает своими руками её сиськи, прижимает её голову из-за всех сил к себе, так что она чуть не давится и потом выливает её полный рот спермы. Тут Катя неожиданно прерывается и с похотливой улыбкой на лице торжественно шепчет:
— Ну, вот он готов!
Не дожидаясь ответа, она ловко садится на меня и схватив мой твердый ствол в руку, насаживается на него своей горячей киской. Я снова в раю! Катька не любит, чтоб я ей мешал, когда она сверху, и я просто наслаждаюсь ею движениями. Она сама задает ритм, двигая бедрами то в стороны, то взад и вперед, быстрее и медленнее, резче и глубже. Её глаза закрыты, а лицо сосредоточенно. Я беру и разрываю в стороны её потрепанную блузку, так что пуговицы разлетаются по всей комнате, и обеими руками хватаю её влажные от пота груди. Катя наваливается вперед, как бы вдавливая свои груди в мои ладони. Она задвигалась быстрее и резче, и я начинаю чувствовать очередную набегающею волну оргазма. Я стараюсь сдержаться, что есть сил и убираю руки с её грудей. Катюша стонет и тяжело дышит. Она хватает меня за руки и кладет их себе на попку. Я знаю, что делать дальше, она обожает, когда в такой позе, я раздвигаю её половинки в стороны. Её упругие половинки твердо сжаты в моих ладонях, Катька начинает отчаянно прыгать на мне, а своими ногтями она больно впивается в мои плечи. Вдруг из неё вырывается какой-то дикий рев, её тело бессильно падает на меня, а я начинаю резко двигать бедрами в ритм и долбить с характерным хлюпающим звуком её киску. Катя кончает, кончает бурно и громко. Она лежит на мне без движения, вся мокрая и дышащей как загнанная лошадь. Только я вот кончить, то не успел. Я продолжаю двигать тазом вверх и вниз, мой член свободно скользит в её широко раскрытой и мокрой киске. Я стараюсь найти ритм, который оживит мою принцессу. Я двигаюсь вверх резко и глубоко и видимо это "цепляет" Катьку. Она открывает глаза, губами впивается в мои губы, мы начинаем, бешено и страстно целоваться. Одной рукой я хватаю половинку её попки, а другой крепко сжимаю правую грудь. Катя начинает двигаться в такт. Мы снова единое целое и чувствуем каждую частичку друг друга. Нет никого на свете, с кем нам было бы так хорошо. Катюшка начинает постанывать, а волны оргазма вновь заколыхались у меня внутри. Только в этот раз это не волны, это будет самый настоящий цунами. И он не заставляет себя долго ждать. Мы оба бешено кричим, когда с очередным толчком моего члена, откуда-то изнутри вырывается взрыв оргазма. Я чувствую, как мой член разрывают удары выплескивающейся, внутри Катькиной киски спермы и мы оба замираем, прислушиваясь к последним мгновениям утихающего оргазма. В тот момент я решаю простить ей все.
Привет. Я вернулся
Звонок телефона вырвал меня из полудремы, как выстрел. Неожиданно и настойчиво. Я встала с дивана, где лежала и слушала музыку, на грани сна и реальности. Подошла к столику и взяла трубку.
— Алло.
— Привет! Я вернулся! Ты все спишь!
Ноги подкосились, и я опустилась на пол. Это был его голос. Голос, который я не слышала, пять лет и который, думала, никогда не услышу. Это голос приходил ночью во снах, заставляя меня просыпаться и мечтать о нем оставшуюся часть ночи.
— Ну что ты молчишь? Ты не рада? Я совсем вернулся! Слышишь? Совсем. Я больше не уеду никогда!
— Привет! — голос мой дрожал, — я просто растерялась. Конечно, я рада. Я так ждала тебя. Я: люблю тебя по-прежнему!
— Так я приду сегодня? Часиков в 9 вечера?
— Я буду тебя очень ждать!
— Все будет по-прежнему?
— Да! — голос мой сорвался, и волна сильного возбуждения прокатилась по всему телу.
— Жди! Я приду! Целую! — в трубке раздались короткие гудки.
Я стала готовиться. Хотелось чтобы все было идеально для него, чтобы он не разочаровался. Приготовила ужин, накрыла на стол. Приняла душ, вымыла волосы, думая о том, понравятся ли они ему. Когда он уехал, волосы у меня были короткие, сейчас ниже лопаток. Стоя под душем, тело вздрагивало, как от прохлады, хотя вода была обжигающая. Я мечтала о нем, представляла его. Я всегда в душе думала о нем. И всегда ласкала себя. Но не сегодня. Сегодня я была для него. Выбрила все волосы на лобке, он любит гладкую кожу, а не волосы. Стала одеваться. Немного духов за ушком, на шею, на интимные места. Тонкие шелковые белые трусики — танго, такой же бюстгальтер. Тонкие, цвета загара, в 20 den колготки. Он любит, когда на мне колготки, а не чулки. Нейлон нежно обхватил кожу, как прикосновение ласковых рук. Длинный фиолетовый шелковый халат, облегающий мою фигуру. Туфли на шпильках. Я высушила, уложила волосы. Они рассыпались по плечам. Цвета меда, легкие и пушистые. Тушь, немного фиолетовых теней, ярко фиолетовая помада. Все как раньше, как он любит. Я налила бокал вина, зажгла свечи, включила музыку и стала ждать. Как долго тянутся минуты, как томительно.
Звонок резким звонком разрезал мои ожидания. Я подошла к зеркалу, взглянула на себя еще раз и пошла открывать.
— Привет! Вот и я! — он вошел ко мне, чуть старше, чуть шире, но такой же любимый и желанный как раньше. С безумно зелеными глазами, запахом только что выкуренной сигареты и терпким мужским одеколоном.
Я кинулась ему в объятия. Он прижал меня к себе своими сильными руками, стал целовать мне глаза, щеки, нос, губы. Я не выдержала, слезы потекли из глаз. Я уткнулась ему в грудь и плакала, шепча: "Любимый, я так долго тебя ждала, хороший мой, родной, не бросай меня больше, я не выдержу!". Он гладим меня по волосам, давая мне выплакаться, и только сказал: "Прости, я больше не уйду".
— Иди, садись за стол, я сейчас приду, — прошептала я, отрываясь от него, и ушла в ванну, привести себя в порядок.
Когда я вышла, он уже налил коньяк (он пил только его) и курил, оглядывая комнату.
— Ничего не изменилось, — сказал он, — все точно как пять лет назад.
— Да, — ответила я, — пять лет я ничего не меняла, это было как храм для меня, тут я была с тобой счастлива.
— И будешь, теперь навсегда. Я уже не уйду. Я бежал не от тебя, от себя. Я хотел все изменить, хотел жить как все. Я даже женился, — заметив мой удивленный и растерянный взгляд, рассмеялся, — Не бойся, я уже разведен. У меня ничего не вышло. Видно только ты. И вот я у тебя. Давай выпьем! За нас!
Мы выпили. Голова закружилась толи от спиртного, толи от нереальности моих ожиданий. Я встала, подошла к нему, опустилась на колени между его расставленных ног. Стала целовать его лицо, каждый сантиметрик, шею. Расстегнула его рубашку, уткнулась лицом в его волосы на груди, облизала язычком соски, чувствуя как напрягаются его мощные мышцы. Губы скользнули вниз, руки расстегнули брюки. И вот это желанное чудо в моих руках. Горячий пульсирующий, гладкий. Я вожу пальчиками по всей его длине, наслаждаясь размерами и упругостью. Не могу больше ждать, наклоняюсь вниз и он входит мне в ротик на полную длину. Как прекрасно, когда твой ротик заполняет мужская плоть, щекоча язык стволом и чувствуя губами его жар. Я ласкаю его с животной страстью, скопившийся за пять лет. Голова кружиться от запаха, тепла, влаги. Он запустил пальцы в мои волосы и с его губ срывается почти звериный стон и его плоть начинает пульсировать и поить меня эти нежным нектаром мужской любви. Я еще несколько минут ласкаю его, трусь щеками о свою страсть. Так было всегда.
Мы выпили еще, разговаривали, взахлеб рассказывали про эти пять лет разлуки.
— Я не смог без тебя! — сказал он, подходя ко мне.
Теперь он опускается на колени перед мной. Снимает мои туфли, нежно гладит мои ноги. От ступни до колена, наслаждаясь тонким нейлоном. Руки скользят вверх, по бедрам, поднимая халат. У меня все горит между ножек, трусики и колготки промокли от выделений возбуждения, оставляя темное пятно, проступившее через нейлон. Он склоняется между моих раздвинутых ножек, начинает ласкать меня через колготки. Он так любит. Медленно стягивает колготки и трусики с меня. И вот я вся открыта для него. Он поднимает мои ноги вверх и кладет их на высокие подлокотники кресла. Его язык касается моей дырочки между ягодицами. С моих губ слетает стон, попка — это самое мое эрогенное место. Он ласкает меня там языком, стараясь доставить мне максимум удовольствия. Он берет со стола приготовленную мной тюбик со смазкой из интим-магазина. Начинает ласкать мне попку пальчиком, одним, вторым, третьим. Я извиваюсь в кресле, моя голова мечется из стороны в сторону. Он поднимается, смазывает свою плоть и приставляет мне к попке. Я дрожу как в лихорадке, чувствуя жар возбужденного мужчины. Медленно, стараясь не причинить мне боль он входит в меня. Тихонько, миллиметр за миллиметром. Не бойся, любимый, я так этого хочу. Я резко двигаюсь вперед и он весь во мне, заполнил меня, сводя с ума и заставляя почти кричать. Быстрей и быстрей, глубже, еще глубже. И когда он начинает пульсировать, его волна передается мне, и я тоже срываюсь в пропасть наслаждения. Так было всегда.
Когда все кончилось, я усталая и счастливая сидела в кресле наблюдая, как он одевается.
— Мне надо идти! — сказал он. Увидя в моих глазах страх, он добавил: — Не бойся, я соберу свои вещи и завтра перееду к тебе, хорошо, Андрей!
— Не называй меня больше — Андрей, — для тебя я хочу быть женщиной, зови меня Аней.
— Хорошо, Аня! Теперь я тебя буду звать только так!
Поцеловав меня в дверях, он посмотрел мне в глаза и сказал:
— Ты знаешь, я раньше переживал, боялся своих необычных чувств к тебе. Я боялся стать геем, я всегда призирал их. А теперь я горжусь, что я гей и что ты есть у меня!
— Я тоже горжусь тобой, любимый! Возвращайся скорей, я жду тебя!
Прижатая к стене
Вечер у друзей проходил как обычно: играла негромкая музыка, легкие закуски и вино уже всех расслабили и все разбрелись по комнатам, разбившись на маленькие группки по интересам и беседуя на разные темы. Я отпустил тебя поболтать с подружками и ты увлеклась этим, практически не обращая на меня больше никакого внимания.
Мы с приятелем расположились у окна, обсуждая цены на страховки, когда краем глаза я вдруг отметил, что вы с подружкой сидите на диванчике прямо напротив нас. Твоё короткое чёрное платье не закрывает даже коленки и твои ножки в чулках мне хорошо видны. Я постарался на смотреть на них слишком явно, чтоб не привлечь внимание приятеля, когда твои ножки вдруг чуть раскрылись — словно невзначай, ровно настолько, чтоб мне стала видна оторочка чулок, белая нежная кожа над ними и узкие изящные трусики…
У меня мгновенно вылетело из головы всё, что мы сейчас обсуждали с моим другом и я в смятении посмотрел на него — не видит ли он то же, что вижу я. Нет, он смотрел прямо на меня, продолжая бубнеть что-то о своих делах, а я как можно незаметнее взглянул в твою сторону. Так и есть: чуть раскрытые ножки, чулочки и трусики — вряд ли ты забылась, ты просто дразнишь меня! Ну что ж, ты за это заплатишь, проказница!
Ещё один взгляд в твою сторону — и твои ножки уже целомудренно сомкнуты, никаких намёков на то, что я только что видел, но возбуждающая картинка всё ещё ясно стоит перед моими глазами.
Вечер закончился, мы едем в машине домой и ты сидишь на переднем сидении рядом со мной, сверкая милыми мне коленками. Молчишь, поглядывая на меня, а я вдруг вспоминаю, что хотел тебе отомстить за твою маленькую шалость. Не глядя, я протягиваю к тебе правую руку:
— Дай их сюда!
— А? Что дать?
— Сними трусики и дай мне их сюда. Сейчас же!
— Прямо здесь? — Ты смотришь с улыбкой и удивлением.
— Давай-давай.
Твои ручки забираются под подол платья.
— Ну хорошо, если ты так настаиваешь…
Снимать трусики в машине неудобно. Тебе приходится приподняться и задрать платье так высоко, что мне видно и верх чулок, и сами трусики, и твои пальчики, которые забираются под их край и тянут резиночку вниз, оголяя нежный белый лобок, на который тут же падает платье, скрывая от меня твои прелести. Я еле удерживаюсь, чтоб не отвести взгляд от дороги и только краем глаза слежу за твоими манипуляциями. Полоска ткани проскальзывает по твоим ножкам, ты нагибаешься, выпрямляешься и вот уже крохотный комочек оказывается у меня в руке.
— Вот.
Сдержав порыв, чтоб не приложить их к носу, я прячу твои трусики в карман и строго говорю:
— Пойдёшь в дом вот так. Чтоб знала, как дразнить меня.
— А я тебя не дразнила, — ты улыбаешься. — Ты всё придумал!
— А как же, — хмыкаю я, — Рассказывай тоже…
Машина останавливается перед домом, мы выходим и я пропускаю тебя вперед. Тебе предстоит пройти в коротком платьице от машины до подъезда, а потом по лестнице на наш этаж. Интересно, как ты себя ощущаешь в этот момент.
Твои ножки вышагивают передо мной по лестнице и я машинально притормаживаю, чтоб дать тебе подняться выше и больше открыть мне свои ножки под платьем. Ах, как это мило, когда под ним мелькают узоры твоих чулок и белая кожа твоих чудесных ног, мм.
Я возбуждён до изнеможения и больше не могу. Как только за нами закрывается входная дверь, я обнимаю тебя за талию, поворачиваю к себе и целую в губы, горячо и страстно, словно наконец-то припав к живительному источнику. Я сгораю от желания, жажду прикоснуться к твоему телу и почувствовать тебя всю, и не могу сдержаться ни минуты. Я прижимаю тебя к стене и поднимаю твои руки высоко вверх, перехватив их ладонью за запястья, чтоб ты не могла ничего поделать. Мне нравится такая твоя беспомощность, я могу продолжать целовать тебя и свободной рукой гладить тебя под платьем, бесцеремонно задирая его и обнажая твои бёдра, на которых нет трусиков, твои ножки, проникать под натянутую ткань бюстгальтера и сжимать твою нежную грудь.
Я расстёгиваю застёжку на твоей спине и твоя грудь открывается для меня. Теперь ты вся доступна для меня под платьем, я могу делать с тобой что хочу, продолжая удерживать твои руки — сжимать твои сосочки, целовать тебя в шею и запускать ладонь между твоих ножек, гладя чувствительную кожу и лаская твои интимные лепестки.
Мне так нравится твоя соблазнительная беспомощность, что я хочу усилить её и почувствовать свою власть ещё сильнее. Я поворачиваю тебя к себе спиной и прижимаю к стене, продолжая удерживать твои руки за запястья вверху. Задираю твоё платье, обнажая попку, и запускаю руку между ягодиц, нахально исследуя твои интимные прелести. Ты так соблазняла меня ими, что теперь я хочу увидеть все подробности. Я заставляю тебя расставить ножки пошире и с вожделением смотрю на твои интимные губки и на упругий бутончик твоей попки. Ммм, как приятно так легко и нахально рассматривать тебя, любоваться красотой твоего аккуратного цветочка, ласкать его кончиками пальцев и накрывать его своей ладонью, ощущая жар, исходящий от твоих лепестков.
Я тяну твоё платье вверх, снимая его с тебя, а потом сбрасываю с твоих плеч расстёгнутый бюстгальтер. Ты остаёшься в одних чулках и туфельках, твои трусики до сих пор у меня в кармане и мне нравится эта ситуация — ты обнажена, а я всё ещё полностью одет. Такое приятное чувство власти над тобой, ммм.
Я даю тебе знак упереться руками в стену и ты подчиняешься, нагнувшись и расставив ножки пошире, словно при обыске. Мои горячие ладони скользят по нежной коже твоего тела — шейка, волосы, плечи, спина, животик и по животику вверх — к полушариям груди. Я сначала нежно массирую твои груди, а потом сжимаю их, надавливая кончиками пальцев на соски, пока не услышу твоё "Ах!", а потом снова исследую твоё тело ладонями, прикасаясь везде, где хочу — накрывая твой лобок, проводя по влажным губкам, раскрывая твои ягодицы и поглаживая чувствительную кожу между ними.
Мой член так возбужден, что мне больно от его напряжения. Я расстёгиваю брюки, достаю его и провожу горячей гладкой головкой по твоим раскрытым бёдрам — от попки вниз к влажным лепесткам и обратно. Я чувствую, что ты сама уже очень возбуждена, и прикладываю головку члена прямо к горячему входу твоего тела… Нажатие — и большая упругая головка погружается в тебя, растягивая стеночки, наполняя тебя всю.
Ты ждешь этого движения и выгибаешься всем телом по мере того, как мой член погружается в тебя сантиметр за сантиметром, заполняя твою жаркую глубину. Упругие стеночки дрожат, обнимая мой напряженный ствол, и я на миг закрываю глаза от удовольствия. Потом беру тебя за бёдра и начинаю входить в тебя равномерно, раз за разом погружая раскалённый член как можно глубже.
Когда ритм устанавливается, мои руки начинают бродить по твоему телу, поглаживая ягодицы и спинку, находя твои груди и сжимая их с каждым толчком. Я собираю твои волосы в пучок и заставляю тебя запрокинуть голову, раскрыв ротик. В такой позе твои стоны становятся громче, и это только заводит меня сильнее. Мне нравится смотреть, как ты опираешься руками на стену, как твои груди покачиваются в такт моим движениям и как ты можешь только прислушиваться к тому, что я делаю с тобой, не имея возможности ничего сделать в ответ. Твоя попка вздрагивает каждый раз, когда я вхожу в тебя, и я с удовольствием рассматриваю её нежную дырочку.
Мои пальцы сами находят этот упругий бутончик и вот ты уже ощущаешь, как влажный пальчик погружается в твою вторую дырочку, упруго растягивая её. Я слышу, что твои стоны становятся громче, и продолжаю ласкать вход в твою попку и саму попку изнутри, поглаживая её влажным пальчиком, запуская его внутрь поглубже и ощущая сильные движения моего члена внутри твоего тела. Второй пальчик присоединяется к первому, погружаясь в упругую глубину твоей попки.
Ты стонешь уже совсем громко и отчётливо, и я вдруг вынимаю член, прикладываю его к упругому бутончику твоей попки и погружаю его внутрь. Покрытый твоей приятной влагой, мой член медленно входит на всю длину, наполняя тебя и вызывая очень яркие ощущения. Несколько движений — и ты уже чуть ли не падаешь, кончая, твои ножки подкашиваются и я едва удерживаю тебя за бёдра. Я чувствую как твоя попка пульсирует, сжимаясь у самого основания моего члена и тоже кончаю прямо в тебя, заливая тебя изнутри горячей жидкостью. Мы несколько секунд стоим, прислушиваясь к ощущениям, а потом без сил опускаемся на колени, пока мой член не выскальзывает из твоей прелестной попки.
Вечер удался.
Приятный вечер
— Привет!
— Привет!
— Почему так поздно? Я уже заждался…
— Раньше не получилось… Впрочем как всегда…Я уже соскучилась за твоими руками…
— Приятно слышать! Я, чесно говоря, тоже. Особенно за твоими волосами. Милая, что с твоим настроением? Иди ко мне, прижмись покрепче! Вот так! Уже легче?
— Да, гораздо! Спасибо!
— Давай снимем твой плащ и сапожки. Иди ко мне на ручки, я хочу донести этот бесценный клад до кухни в целости и сохранности. Садись за стол. Сейчас я налью тебе что-нибуть горячего.
— Спасибо, мой дорогой, с тобой всегда становиться легче. Что это за напиток?
— Мой любимый: глоток настроения, глоток тепла, глоток расслабления. Боже мой! Какая же ты красивая в этой блузке! Как красиво выступает грудь, глубокий вырез открывает её почти наполовину так, что так и хочется заглянуть в него! Мне так нравиться когда ты улыбаешься. Откинься на спинку диваньчика. Да-да, вот так. Твои волосы! Они как бурный поток льются по твоим плечам! Я наклоняюсь к ним, тону лицом в них, чувствую твоё дыхание, чувствую движения твоей груди. Ты обхватываешь меня за шею и привлекаешь к своим губам.
— Твои губы как бутон свежей розы с мягкими и шелковистыми лепестками. Я расстворяюсь в них. Руки соскальзывают вниз и обвивают плечи. Я чувствую нежную и ласковую мужскую силу. Я глажу твои плечи, твою грудь, расстёгиваю рубашку и ощущаю каждую рельефность твоей груди. Ты уже расстегнул мою блузу и освободил грудь из лифчика. Она так и просится вырваться на волю. Соски набухли и теперь как два горошка, упираются и ласкают твою грудь.
— Я поднимаю тебя и сажу на стол. Обхватываю за талию и начинаю ласкать твои бёдра. Я расстёгиваю сзади молнию на юбке и получаю полный доступ к пояску твоих кружевных трусиков и ктвоим бёдрам. Ты уже не можешь терпеть. Твоё дыхание учащается, глаза полузакрыты, ротик приоткрыт, голова запрокинута назад.
— Я снимаю твою рубашку и целую твои плечи, шею, грудь, спину, руки. Мои руки тянуться к твоим брюкам. Внутренней частью бёдер я чувствую как напрягся уже твой друг и просится на волю. Я расстёгиваю ширинку и помогаю избавиться от брюк окончательно. Ты стоишь передо мной: полный силы и желания, добрый великан, который любуется на маленькую незабутку. Я не могу просто так смотреть на твой возбуждённый член. Я обхватываю его рукой и ощущаю его силу и твёрдость. Во мне всё бурлит и кипит. Моя киска уже не может дождаться его к себе в гости.
— Я опрокидываю тебя на стол и раздеваю до конца. Ты остаёшься только в одних лих трусиках. Я отодвигаю их в сторону и любуюсь на твой бутончик. Я уже не выдерживаю этих мук! Я срываю с тебя трусики и припадаю губами к твоим губкам, проникаю язычком ещё глубже и нащупываю твой клиторок. Из твоих губ вырывается стон удовольствия. Я беру тебя на руки и несу на кровать.
— Я обхватываю своими губами твой член. Играю язычком с твоей головкой и чувствую соленоватый вкус твоих выделений.
— Я укладываю тебя на кровать. Прикасаюсь своей головой к твоему лону и немного надавив проникаю в твою глубину. Ты начинаешь постанывать и двигаться бёдрами навстречу мне.
— Тепло разливается по моему телу, всё внутри напрягается, сладкая истома заставляет закрыть глаза. Я беру в ротик твой большой пальчик. Волна удовольствия накрывает меня с головой. Как сквозь сон я чувствую горячую струю твоей спермы у себя внутри. У меня нет больше сил, я откидываюсь на подушку, а ты кладёшь свою голову мне на грудь.
— Спасибо родная за ещё один приятный вечер.
— Тебе тоже. Огромное спасибо! Теперь мне пора. Уже слишком поздно. Завтра опять на работу.
— Ты завтра будешь? Я снова буду ждать.
— Постараюсь. Пока. Я уже отключаюсь…
Про настоящее удовольствие
Выключи дождь и выключи свет.
Наши тела чуть ближе,
Наших минут чуть больше,
Руки спускаются ниже,
Пальцы касаются кожи.
Плавно играют тени,
В комнате тесно и душно;
Передо мной на колени
Ночь опустилась послушно.
Часики тикают спешно,
Между губами губы,
Шевелятся нежно — нежно
А после — упрямо и грубо.
Знаете в чем настоящее удовольствие? В противостоянии соблазну и в томительном привкусе сладкой муки, а соблазн — это женский вызов мужскому достоинству. И как вывести формулу блистательного секса? Наверное начать с того, что уверенность — самая сексуальная мужская черта, но просьба не путать с напористостью. Первое на что обращаю внимание при знакомстве с мужчиной, это на улыбку, белые, ровные зубы, это как признак моральной успешности, широкая спина, ну и конечно завораживающий, мягкий взгляд, не нахальный и не раздевающий, хотя некоторые женщины любят, чтобы их осматривали пожирающим взглядом.
Меня, например, возбуждают поездки в поезде или в автобусе на далекое расстояние, особенно в жару, когда рядом сидит незнакомый мужчина и поглядывает на мои голые ноги, а потом как бы нечаянно задевает их своей ногой. А я сижу в тёмных очках и жую жвачку, погруженная в свои мысли, спина немыслимо болит от твердой спинки кресла. Потом достаю апельсин, осторожно срезаю кожуру, сок течёт по рукам, начинаю искать салфетку, представляя, что незнакомец слизывает сок с моих рук.
Я работала журналисткой на одной телекомпании, а в другом городе находилось наше региональное представительство. Я с режиссёром нашего отдела, которого звали Андрей, поехали на неделю в командировку, помочь в организационных вопросах новой программы. Поздним вечером в гостинице, приняв душ, я сидела на кровати и делала наброски сценария, капельки воды капали с моих волос на бумагу, я открыла тумбочку, чтобы найти другой листок бумаги и вдруг наткнулась на маленькую книжку эротического содержания, наверное её забыли предыдущие жильцы этого номера. Книжка называлась "Полное затмение", я легла на живот и начала листать страницы, текст действительно был очень возбуждающе написан, по мере углубления в чтение, я чувствовала, как твердеют мои соски, стало жарко и я сбросила с себя махровый халат. Я перевернулась на спину, влажные волосы приятно холодили кожу, напротив кровати стояло зеркало, я видела свои отражение, бесстыдную позу, провела рукой по плоскому животу, пальцы раздвинули губки, медленно массируя по всей расщелине, я закрыла глаза, тяжело дыша. Я услышала шаги в комнате и вскочила, запахнув халат, но было уже поздно, в дверях стоял Андрей и смотрел на меня. (
— Извини, — сказал он. В его глазах не было похоти или смущения от увиденного, как будто для него это в порядке вещей. Просто искренний, чистый взгляд, но для меня это было хуже пытки, я сгорала от стыда, не зная куда себя деть. Так же уверенно и тихо он вышел из комнаты. Я пыталась себя успокоить тем, что мужчины занимаются самоудовлетворение еще чаще, чем женщины и что в этом нет такой страшной трагедии, но бессильная злость на саму себя накатывала еще больше.
Утром, встав ни свет, ни зоря, я пошла на работу пешком, не дожидаясь Андрея. На следующий день в конце рабочего дня, спускаясь по ступенькам телекомпании, я увидела, что он сидит в машине и ждет меня, я демонстративно прошла мимо него, даже не взглянув.
— Лина, сядь, пожалуйста, в машину, мне нужно поговорить с тобой о работе, — я услышала за спиной его голос, пришлось скрепя сердцем, подчиниться.
— Ты так и будешь от меня шарахаться, я же уже попросил прощение, за то, что вошёл без стука, такое больше не повториться.
— А больше и не нужно и того было достаточно, теперь вам на работе будет что обсудить и с чего посмеяться, — мой голос срывался на крик, а щеки заливала краска. (
Андрей посмотрел на меня таким убийственный взглядом, как будто я дала ему пощечину, он вёл машину на бешеной скорости, окна были открыты, от ветра мои волосы хлестали по лицу, он свернул в сторону и резко затормозил, что я ударилась коленом о дверцу.
— Ублюдок! Ненавижу тебя! — Я выскочила из машины и быстро пошла не разбирая дороги.
Я сидела на лавочке и курила, моля Бога, чтобы эта ненавистная командировка быстрее закончилась, вернувшись в Киев, я попрошу, чтобы меня перевели в другой отдел. Но скорее я ненавидела себя, за то, что хотела его с каждым днём всё сильнее, это наваждение просто выжигало изнутри. Каждая клеточка его тела источала такую сладостную свежесть, что его хотелось целовать всего, доводить до безумства губами и языком, такой сдержанный и спокойный внешне, я знала, что это как горящий лёд, его проницательный взгляд, проникающий так глубоко, что начиналось томительное покалывание между ног. Прошло ёще два мучительных дня, вечером Андрей позвонил и вопросил зайти к нему в номер со сценарием, сказал, что не может разобрать мой подчерк, чтобы я почитала ему вслух. Я послушно села в кресло, мой голос звучал как-то предательски глухо и с запинками, Андрей стоял в это время возле окна, ко мне спиной. Я остановилась, рассматривая его широкую спину, с твёрдыми мышцами, обтянутую футболкой, представляя, как провожу кончиками пальцев по его сексуально изогнутому позвоночнику всё ниже, пока не коснусь его красивой попы. Андрей резко обернулся, поняв, что я его рассматриваю, взял из моих рук сценарий.
— Ты не против, если я немножко отредактирую? — спросил он, и начал что-то дописывать.
— Читай дальше.
В самом конце текста, его рукой было написано: "I dream to you", я сначала не поняла, что эта фраза имеет какое-то отношение ко мне. Я думала, он сейчас повалит меня на кровать, срывая одежду, но Андрей наклонился сзади над моим ухом и тихо заговорил:
— Когда в тот вечер я зашёл к тебе в комнату и увидел тебя с мокрыми, рассыпанными по подушке волосами, с ванильным цветом кожи, такую нежную и трогательную, если бы этим занималась другая девушка, то это выглядело бы вульгарно, но ты как воплощение скромного обаяния чувственности. Желание обладать тобой приносило почти физическую боль, я представлял как ты такая горячая и ароматная стонешь от моих ласк…
Он не из тех мужчин, которые пойдут напролом и даже пальцем не дотронется к девушке, пока сам не увидит жгучее желание в её глазах. Низкий голос Андрея возбуждал сильнее любых ласк, его губы касались моей шеи, руки осторожно опустили бретельки сарафана.
На нём уже не было одежды, он начал целовать мой живот жарким ртом, при этом лаская внутреннюю сторону бёдер. Я невыносимо хотела почувствовать его внутри себя, попыталась снять с себя последнее, что мешала этому — это трусики, но Андрей остановил мои руки.
— Подожди, — шепотом ответил он, соединив свои бедра с моими. — Возбуждает, не правда ли?
Он был так близко и всё же отделён от меня кусочком материи, Андрей взял мои запястья в свои сильные пальцы и завёл над головой, начал медленно вращать бёдрами и ласкать мои соски. Это сводило с ума, это было самое эротическое и волнующее ощущение из всех, что мне довелось пережить. Через несколько секунд я начала почти задыхаться от неуклонно нарастающего напряжения и лишь беспомощно отвечала на ритм, заданный движениями Андрея. Невыносимо чувствовать твёрдость его члена, пылающее тело, он освобождает меня от трусиков, но не спешит входить, его язык раздвигает створки моего клитора, очень нежно засасывает, заставляя меня почти кричать от распаляющей страсти. Наконец он заполняет меня, его движения сначала медленные и неглубокие, потом сильные, ритмичные и беспощадные, доводящие почти до потери сознания.
Ночью следующего дня мы сидели на балконе и пили мартини со льдом, в лунном свете черты лица Андрея выглядели еще более мужественно, точёный профиль, такая всепоглощающая внутренняя сила сквозила во всём его облике. Я старалась вобрать в себя всю романтическую атмосферу этого вечера, насладиться каждым его вздохом, каждым жестом, прочувствовать все его самые скрытые фантазии. Внизу шумный, неспящий город, я закрываю глаза, чувствую лёгкую прохладу на свой коже, знойный ветерок немного освежает, донося запах маттиолы и распаляя предвкушение близости секса. Я взяла кусочек льда в рот и села Андрею на колени, мои холодные, влажные губы стали покрывать его шею поцелуями, я вталкиваю из своих губ в его рот лёд, язык проникает туда же. Стягиваю с него футболку, смачиваю свои пальцы холодным мартини и начинаю осторожно ласкать его соски, опускаюсь ниже, целуя живот, рука скользит по стволу его члена, касаюсь сначала одними губами, потом погружаю в рот, не переставая массировать рукой. Андрей резко притягивает меня к себе, страстно целует мою шею, руки задирают низ платья и настойчиво срывают с меня трусики, так сильно прижимает меня к себе, сжимая бёдра, что я начинаю задыхаться, чувствуя как его твёрдый член входит в меня. Мои длинные волосы падают ему на лицо, мне нравиться, что он сам задаёт ритм движений, просовывает руку между нашими телами и начинает ласкать мой клитор, я теряю контроль от такого бурного оргазма, царапая его плечи.
Далеко за полночь, мы перебираемся в постель, я чувствую, что Андрей опять возбуждён, я сажусь на него сверху, лаская его всего, опять делаю ему минет, более интенсивно, чем в первый раз. Я ласкаю всю его промежность, пока язык не начинает касаться его ануса, чувствуя такую нежную, тонкую кожу, что это заводит ёще больше. Андрей не может долго кончить, я прошу его придвинуть к краю кровати, сама сажусь на пол, беру с тумбочки баночку с кремом, я думала, он догадается, что я хочу сделать и запротестует, но не последовало никакой реакции. Некоторые мужчины отвергают анальную стимуляцию, не потому что это больно, или как они считают — грязно, просто их унижает сам факт, что они могут получить удовольствие тем способом, каким его получают голубые. Мои скользкие от крема пальцы массируют его дырочку, осторожно проникая внутрь, пока не ввела их полностью в глубину его заднего прохода, при этом, не переставая ласкать его член. Внутри такой скользкий и горячий, я сильнее надавливаю на простату, чувствуя, как Андрей судорожно выгибает спину, как растёт напряжение его тела и громкость стонов. Я сама уже начинаю изнемогать от этого безумия, по мере приближения оргазма, стенки ануса так сильно сжимаются вокруг моих пальцев, что почти невозможны любые движения. Я чувствую как подрагивает его член у меня во рту, чувственная горячка всё ещё сотрясает его тело, пока я медленно вынимаю пальцы из него. Что может быть более возбуждающим, чем держать полный контроль над мужчиной, видеть как он изнемогает и дрожит от твоих ласк, полностью доверившись тебе.
Продолжим?
Продолжим наш вечер в кроватке, когда лежим рядышком, наше дыхание выравнивается, мы успокаиваемся. Надо выпить по бокалу хорошего вина, я сажусь на край кровати и надеваю чёрные чулочки, но сидя я их надеваю только на ступни, а потом встаю, поворачиваюсь к тебе спиной и чуть расставив свои ножки и нагнувшись, начинаю медленно натягивать и выравнивать эти чулочки на своих ножках, бросая шаловливые взгляды на меня. А твои глаза видят прекрасную картину как кожа ножек скрывается под полупрозрачной тёмной тканью чулок, видишь гладко выбритые лепестки моей розы, первые чуть темноватые, другие бледно розовые и поблескивающие от всех этих соков любви, темноватую звёздочку ануса, к которой как лучики сбегаются морщинки и твой дружок, несмотря на усталость, на небольшое нытьё в яичках начинает твердеть и наливаться кровью, я всё это вижу и приближаю свою попку к твоему лицу для поцелуя, да ты всё поцелуй, но после поцелуя шлёпни меня по попке и напомни, что мы хотели сначала выпить вина, я обиженно надую губки выпрямлюсь и поправив ажурную резинку чулочек, надену туфельки на каблуке пойду на кухню, а ты видишь как раскачиваются мои бёдра, как ягодки моей попки в такт шагам раскачиваются вверх, вниз. Я чувствую этот вожделенный взгляд и начинаю сильнее раскачивать бёдрами, но вот я скрываюсь, и ты со стоном откидываешься на подушку. Тебе очень хочется меня, несмотря на небольшую ноющую боль в яичках, несмотря на то, что знаешь, оргазм не будет бурным и спермы в яичках мало и тебе будет трудно кончить, но ты хочешь ласкать моё тело, слышать стоны моей сладостной истомы и от этого самому получать вожделенное удовольствие.
И вот вхожу я, неся в руках поднос на котором стоит бутылка охлаждённого вина, стоят два бокала, тарелочка с поджаренным подсолённым миндалём и лежат плиточки шоколада с орешками, я его так люблю, я подхожу, сталю поднос на кровать, скидываю туфельки, мы садимся лицом друг к другу между нами поднос. Я сажусь по турецки, ты начинаешь разливать вино в бокалы, твой взгляд скользит по моему лицу губам, таким сладким и дарящим наслаждение, по шейке, по груди с розовым ореолом моих восхитительных сосочков, опускается всё ниже и ниже, вот он останавливается на гладком лобке волос и наконец видит картину: чуть распахнутые темныё губки за которыми видны бледно-розовые внутренние губки, заканчивающиеся вверху бугорочком клитора.
От этого твоя рука вздрагивает, и дружок снова начинает наливаться кровью, а дыхание учащается и становится чуть хрипловатым. Я всё это вижу и ещё шире развожу свои бедра, согнув ноги в коленях. Вижу как твой дружок снова принимает боевое положение и начинаю разгораться, моя писечка начинает выделять соки любви, от которых появляется блеск на её лепестках. Но мы сначала утолим жажду глотком вина и потом съедим по орешку или по кусочку шоколада, я возьму в ротик орешек который ты подашь своими пальцами, которые я тоже захвачу в свой восхитительный ротик и постараюсь там удержать, но ты мне не этого не дашь и мы снова сделаем по глотку вина и повторим эту игру. Я чувствую как вожделение разливается по моему телу, как приливает кровь к моей розочке, которая ещё больше источает нектар. Ты видишь как краска приливает к моему личику, как начинают гореть мочки ушей, как увеличивается ореол вокруг сосочков на груди, а сами сосочки становятся шире, как моё горячее дыхание овевает твою кожу и ты сам начинаешь сильнее разгораться. Наконец, не выдержав всего этого, я отставляю поднос в сторону и пытаюсь губами прикоснуться к головке твоего дружка набухшей от прилива крови к ней, кровь пульсирует в моих висках. Но ты хочешь продолжить игру и поэтому садишься на край кровати, а я становлюсь на коленочки рядом, мы берём бокалы с вином. Я обмакиваешь головку члена в бокал с вином и начинаю слизывать это вино, ловить капельки язычком, и глотать восхитительный коктейль из вина и твоей смазки которая начнёт от этого выделяться. Но сейчас ты можешь долго не кончать и поэтому продолжим нашу игру на кроватке. Ложишься на спину, подложишь под спину подушки, я встаю надо тобой на коленочках, повернувшись попкой к тебе, моя голова ложится на твои бёдра и ты чувствуешь волну моего горячего дыхания яичками, промежностью, твой дружок упирается мне в животик.
Перед твоим лицом моя восхитительная розочка, вся влажная и требующая ласки, ягодки моей попки, белизну которых и как и белизну бёдер подчеркивает ажурная черная полоска резиночки моих чулочек, в дело всупает твой язычок, моя розочка начинает источат ещё больше нектара, смесь твоей слюны и моего нектара капает тебе на грудь, стекает вниз по телу и я чувствую её кожей своего тела прижимаясь к тебе. Наконец в дело вступают твои руки, пальчики которых играют, треплют лепестки моей розочки, раздвигают, проникают в горячую, всю мокрую глубину, пощипывают и поглаживают мой клитор, играют с моей попкой, я слышу хлюпаюшие звуки любви, твой чуть хрипловатый голос, комментирующий всё что делают твои руки, ты слышишь только сладкие стоны от всей этой невыносимо сладкой пытки, я пытаюсь добраться своим ротиком до члена, но твоя рука мне этого не даёт удерживая мою голову. Наконец ты убираешь руку, я соскочив с тебяя, и встав на коленочках сбоку начинаю неистово ласкать твоего дружка своим ротиком, прижимаю его к твоему животу своим ротиком так, что кожей живота ты чувствуешь мои влажные губы, языком порхаю по головке, по уздечке, открыв ротик, ручкой болтаю его в ротике. Из ротика стекает слюна смешанная со смазкой стекает вниз, капает тебе на живот, но я собираю её свои язычком и продолжаю играть с дружком. Пальцы твоих рук порхают по моей розочке играют с ней, с попочкой, с сосочками груди, мы оба хрипим стонем и наконец, твой дружок выплёскивает то что у в нём осталось, мы оба всхлипываем, и почти бездыханные лежим рядом.
Прошлое
Я уже и не знаю, как это называть Любые слова не отражают реальности — сумасшедшее желание отдать свою нежность тебе не входит в знакомый мне набор слов. Мне захотелось ответить на твой вопрос. Ты как-то задала его, смеясь и глядя огромными глазищами.
Ты видел меня голой? Вопрос рассмешил. Я у тебя видел все, что можно. Я видел тебя с задранной юбкой, раздвинутыми от ласки ногами, сдернутыми и отброшенными трусишками. Я знаю тебя на вкус, когда ты закрываешь глаза и забрасываешь за голову руки. Я знаю какие слова ты начинаешь кричать (или шептать) от наслаждения от меня. Знаю вздрагивание ягодиц и бедер от касания моих губ. Знаю твое забавное смущение от влажных звуков ласкающих друг друга тел. Я умудряюсь еще и видеть твое лицо, касаясь ртом твоей груди и живота. Знаю прикосновение сосков к пальцам и ладоням Я знаю касание и тяжесть вскинутых мне на плечи твоих ног. Знаю твою улыбку, когда ты расстегиваешь застежки на моих брюках и начинаешь ласкать обеими руками.
Знаю твои глаза и взгляд, когда начинаешь раздеваться для меня. Знаю твое лицо, смущение и радость, когда мои руки проникают внутрь твоих трусишек и ты уже не сопротивляешься (скорее, наоборот) их движению дальше и глубже. Знаю твое лицо, когда ты, что-то шепча, широко разводишь ноги в стороны, подставляя под ласку и глаза все что угодно. Знаю твое лицо в откровенном, прямо первобытном наслаждении. Я видел тебя в рубашке с моего плеча и в нижнем белье. И видел тебя откровенно голой и распахнувшей глаза, руки, ноги мне навстречу.
Помнишь, как ты раскрылась в первый раз? Я долго тебя просил, а ты все тянула на себя простыню. Наконец разбросала руки, чуть развела ноги и закрыла глаза. Я, улыбаясь, смотрел на тебя. Похоже, ты физически ощущала ласкающие тебя глаза и наконец, расхохотавшись, притянула меня к себе.
Схожу с ума от твоих прикосновений. Ноги раздвигаются для тебя — рук, глаз, губ. Знаешь, какое это наслаждение — приподнять тебе голову, направить себя в тебя, видеть постепеное проникновение и твое лицо при этом. Какое-то время я еще смотрю на то, что ты делаешь. Наслаждаюсь каждым ритмичным движением охвативших меня губ. И бьюсь тебе в горло. Потом наслаждение становится неудержимым. Ты вскидываешь торжествующее, испачканное лицо — я улыбаюсь тебе навстречу. Ты не видишь улыбки — не можешь открыть глаза. Обнимаешь меня и роняешь голову куда-то в низ живота. Я охватываю тебя руками и не хочу отпускать.
Вжавшуюся в меня и родную. Знаешь, то что я испытываю с тобой, похоже, еще не нашло названия. Это сильнее чем страсть.
Сильнее, чем то, что названо любовью. Письмо получилось довольно чувственным, но мне хотелось чтобы ты знала и об этом.
Думаю, я ответил на вопрос?
Прощай, моя сказка, прощай!
Я проснулся в половине двенадцатого. В узкой каюте было пусто. Два моих соседа были на вахте, у меня же был свободный день. В открытый иллюминатор доносился крик чаек, стрекот портового буксира. Глухой пароходный гудок окончательно стряхнул с меня обрывки сна. Я сел на койке и коснулся босыми ногами холодного пола. Одевшись, я плеснул в лицо холодной воды из под крана, побрился и причесался. В коридоре играло радио — какая-то восточная песенка. Я поднялся по трапу на палубу. Вот уже четвёртые сутки мы стояли в этом порту. Какие-то неполадки вышли с документами, и наш старпом их улаживал сейчас в местной таможенной конторе.
По соседству с нашим судном стоял финский лесовоз. Хитрые финны продавали русский лес втридорога. Тамошний боцман — улыбчивый Михо, завидев меня крикнул: "Терве!" — и помахал рукой.
— Терве, терве! — крикнул я, а про себя добавил: "вана кэрвэ", что в переводе с финского примерно означало: "здравствуй, здравствуй, хрен мордастый". Это такая детская считалочка у финских детей. Голый по пояс матрос драил палубу. Матросы у нас румынские — все, как один доходяги. Одна кожа да кости — все ребра пересчитать можно. Однако их труд самый дешёвый.
Я поднялся ещё выше по небольшому трапу. Там была радиорубка. Сегодня не моя вахта, очереди Васи. Я приоткрыл тяжёлую дверь с иллюминатором и заглянул внутрь. (
Радиорубка — небольшое помещение, в котором расположена судовая рация. Вася сидел за столом в наушниках и что-то слушал. Завидев меня, он отложил наушники.
— Доброе утро! А чего в город не идёшь?
— Не знаю, — пожал я плечами, — чего-то не хочется:
— Ну ты даёшь! Такой город! Мечети, храмы, музеи: Особенно советую зайти на рынок!
— А что там? — за долгие десять лет в морфлоте я повидал столько восточных рынков, что ещё раз появляться там не было ни малейшего желания.
— А там есть классные девочки! — Вася подмигнул мне.
Честно говоря, я всегда опасался портовых девчонок, потому что как правило они носили в себе целый букет разных заболеваний, однако проветриться всё же стоило.
Было жарко, и я оделся в летнюю парадную форму — белую рубашечку с небольшими погончиками и фуражку с белым верхом. От порта в город шёл маленький пыльный автобус. В нём ехали моряки и местные жители, которых доставил с острова на большую землю пассажирский катер. Напротив меня села местная девчонка. Кожа у неё была смуглая, почти как у мулатки, а чёрные волосы собраны в клубок. На ней была совсем коротенькая юбочка и жёлтая майка. (
За окнами мелькали виды здешних нищенских деревень, дорогая была пыльная, автобус трясло на каждой кочке, отчего грудь девушки вот вот должна была выскочить из-под тугой маечки. Я невольно скользнул по ней взглядом. Лифчика на ней не было. Мой взгляд спустился ниже. Смуглые ножки стояли неплотно, и я увидел белый треугольничек трусиков у неё между ног.
Она перехватило мой взгляд и раздвинула ноги насколько позволяли сиденья. Теперь мне было видно почти всё.
— Господин офицер желает девушку? — беззастенчиво спросила она на ломаном английском.
— Что? — переспросил я.
Она провела рукой по своей ляжке сначала в одну, потом в другую сторону, как бы приглашая меня сделать то же самое.
— Я умею делать абсолютно всё, может быть поедем ко мне домой? — продолжала она.
— Но: я:
— Всего пятьдесят долларов, и вы сможете остаться у меня на ночь!
Она приспустила брительку со своего плечика и положила руку мне на колено.
— Благодарю вас, это очень заманчиво, — сказал я, — но я еду в город по делу.
— Жаль, — сказала она, убирая руку и сдвигая ноги. Остаток пути она смотрела в окно, как ни в чём ни бывало.
Мы прибыли в центр города, и он поразил меня роскошью. Высокоэтажные небоскрёбы упирались в небо своими башнями. Сотни сияющих вывесок сверкали тут даже днём. По улицам мчались дорогие японские и французские машины, на работу спешили клерки в белых рубашечках и при галстуках. И всё же это было лишь кажущееся благополучие. Стоит отъехать на метро всего на две станции, и мы окажемся в грязных трущобах, где люди живут в домах из картонных коробок и фанеры, где человеческая жизнь и женская честь не стоят ломаного гроша.
Один мой знакомый — бизнесмен из Воронежа, был в этом городе по делу. Он рассказал мне, что в этой стране можно купить абсолютно любую женщину. Живя в отеле, он мог снять горничную и официантку, уборщицу и девушку из справочного бюро. Также можно было заказать девушку на всё пребывание здесь всего за сто долларов!
Весь день я гулял по улицам, заходил в магазины. Стоило мне зайти в лавку, как продавец выгонял из неё всех местных жителей. Становилось сразу пусто и чисто, а продавец, зная русскую щедрость, выкладывал передо мной самый дорогой товар. Я же, честно говоря, искал что подешевле.
Новый город быстро кончился, уступив место старому городу. Здесь были хижины из глины, и нищие сидели прямо на улицах. Высоко к небесам возвышались лазурные башни минарета и городская стена с ажюрными зубцами.
Здесь водили бесчисленные группы туристов — из Японии, Бельгии, Шведции, Германии. В основном, это были старички и старушки, вышедшие на пенсию, и скопившие немало средств на банковском счету, чтобы скрасить свой досуг туризмом.
Для меня здесь всё было в диковинку — старинные башни, впитавшие в себя аромат древнейшей культуры, дома из глины и камня, местные жители в чалмах и девушки, прикрывшие лицо чадрой. Я и сам незаметил, как стало темнеть. Зайти на рынок и на судно! — решил я.
У торговца древними папирусами, которые делал его сын в палатке по соседству, я узнал, как попасть туда. Рынок был в старом городе, в восточной его части. Я и сам мог бы его найти, просто надо было подальше пройти.
Темнело. Над городом нависло синее сумереченое небо. Но здесь было светло из-за бесчисленных огней, зажжёных тут и там. Вдоль узких проходов протянулись палатки и лотки, играла восточная музыка, которую играли уличные музыканты, а девушки танцевали танец живота. Огромная толпа собралась вокруг чернокожего исполина, который выдыхал огонь из своего рта. Здесь продавали даже одежду и туристки из Америки, не стесняясь ни мужчин, ни продавца мерили футболки, стоя голыми по пояс.
Здесь были и украшения из кораллов и жемчуга, которыми было богато здешнее море, а также из изумрудов, рубинов и янтаря. Стоило наивной туристке что-то взять в руки, как хитрый продавец ни за что не соглашался взять товар обратно, пока она его не купит. Правда, и торговались они очень хорошо, охотно сбавляя цену. Я ничего не собирался покупать — мой дом ломился от безделушек со всего света, мне интересно было просто наблюдать. Эта чарующая восточная обстановка здорово сбрасывала с меня скуку, поселившуюся в сердце после семи месяцев плаванья.
— Господин офицер, господин офицер! — услышал я чисто русскую речь. Я обернулся. Прямо передо мной стоял человек, одетый, так же, как и все тут. На нём была чалма и стёганый халат.
— Вы говорите по русски? — удивился я.
— Совсем чуть-чуть, — скромно склонил он голову, — я учился в Советском Союзе, институт имени Баумана: Москва, семидесятые годы: Я вижу, вы не интересуетесь нашими товарами. Вы совершенно правы. Всё, что здесь продаётся — просто дешёвые безделушки, специально для туристов. Вам здесь делать нечего. Господин офицер побывал во многих странах и не интересуется вещами?
— Верно, — сказал я, — у меня всё есть.
— Однако, я смею вам предложить нечто совсем особенное, то, что мы не станем предлагать первому встречному! Такого развлечения вам нигде не предложат!
— Вы собираетесь предложить мне девушку!
— О! — поднял человек обе руки, — как вы могли даже предположить такое?
Местные дешёвые девки: Разве я осмелился бы предложить такое белому господину из большой северной страны?
— Тогда что же?
— Пойдёмте со мной, и вы сами всё увидите, — улыбнулся он.
— Пойдёмте, — согласился я. Мне стало интересно.
Он быстро повёл меня между рядов, потом мы свернули направо. Там стояла розовая палатка, в которой горел свет. Мы вошли внутрь. Трое туристов из Европы курили здесь кальян. Мы прошли мимо них и вышли на ту сторону. Это была оборотная сторона лотков. Здесь было темно, и здесь не было туристов. Местные продавцы катили тележки с товаром, взад-вперёд шныряли какие-то дети. Мы прошли в самый конец этого внутреннего двора и остановились перед шатром, который до половины был синий, а дальше белый.
— Проходите, пожалуйста, — протянул руку вперёд человек.
— А вы?
— О нет, только после вас!
Я раздвинул покрывала и шагнул внутрь. В первый момент я ничего не увидел, но потом изображение прояснилось. Стены внури были чёрными. Неясный синий свет от двух светильников тускло освещал всё вокруг. За низким столом сидела женщина с чёрными, как смоль, волосами и чёрными глазами. На ней был чёрный балахон, который скрывал её почти всю, из-за чего она почти растворялась в этом полумраке. Перед ней стоял стол, на котором стоял большой хрустальный шар.
— Проходите, господин офицер, — услышал я. Она говорила не разжимая губ, а голос раздался откуда-то сзади меня. Я вздрогнул. Я не мог определить языка, но я его понимал. Чисто рефлекторно я обернулся. Там никого не было. Она рассмеялась, и смех как будто бы пробежал вокруг меня.
— Садитесь, — указала она мне жестом на мягкий пуфик. Я разулся и сел, скрестив ноги по-турецки. Она подняла обе руки вверх, и между ними будто бы проскочила искра. На столе появилась колода карт таро. Она перетасовала карты и разложила из них комбинацию.
— Господин офицер ищёт любовь, — сказала она, и я не понял, вопрос это или утверждение. Мне вспомнилась Танька, наш последний вечер:
— Господин офицер очень доверчив, — продолжала она, — нельзя так верить людям, — господин устал искать любовь, устал быть один. Однако открытое сердце, это не всегда плохо! Я разложу ваш путь на картах, всё будет иначе, всё будет хорошо.
Она выложила из карт квадрат. На картах были какие-то сказочные существа, черепа и другие магические символы.
— Четыре прекрасные девушки ждут вас! Вам только надо выбрать лучшую!
Только теперь я разглядел, что на стенах шатра висят эротические картины. Они были выполнены в восточном стиле, и показывали различные позы актов любви. Позы были такие вычурные, что мне и в голову бы не пришло, что это можно делать так. (
— Это мантра, — будто прочитав мои мысли, сказала девушка, — она научила восток любить:
Мне вдруг показалось, что я во сне, настолько необычным было всё происходящее. Она поставила на стол серебрянное блюдо с чем-то зелёным.
В блюдо была воткнута ложечка.
— Возьмите одну ложечку, господин офицер, — сказала она.
— Что это? — спросил я. Не дожидаясь пока я это сделаю, она сама зачерпнула ложкой это зелёное и поднесла её к моим губам. Я рефлекторно открыл рот и почувствовал неземную сладость:
— Хорошо, — улыбнулась девушка. Она обхватила руками хрустальный шар, и он вдруг засветился изнутри. В нём я увидел лицо Тани, которое было красиво и нежно, как в наш первый день: По изображению пошли синие волны, и вот всё меньше она напоминало мне этот образ. Девушка в шаре стала блондинкой, а чёрная колдунья куда-то пропала. Вместо неё я увидел лишь чёрную кошку: Сияющий шар всё приближался ко мне, и через какой-то момент я понял, что больше не вижу этого шатра. Мои глаза были закрыты, и я всё не мог их открыть:
Когда же я с усилием их приоткрыл, то сейчас же снова затворил. Мне прямо в глаза светило солнце. Я поморгал, не поверив своим глазам. Но солнце было настоящим, и оно меня пекло: Неужели уже наступил день? Тогда сегодня моя вахта! Где корабль?
Я сел. И ахнул, настолько то, что я увидел, не соответствовало привычной картине. Я сидел на песке, на берегу лазурного моря. Оно было совсем другого цвета, чем здешнее привычное уже жёлтое море. Это море было цвета неба, цвета ночного воздуха. Подо мной был меленький белый песок, а вокруг были только зелёные пальмы и тропический лес. Я встал. На мне были шорты и футболка. Я не поверил своим глазам, но факт оставался фактом. Я пошёл по мокрому песку вдоль воды. Море было спокойно, еле слышно шептало мне нежные слова, слегка облизывая прибрежный песок. До самого горизонта не было ни одного кораблика, а на берегу не было домов.
Я поднял из-под ног маленький плоский камушек и закинул его в море. Камушек подпрыгнул пару раз, проскакав по воде, и юркнул под воду. Тотчас в этом месте из-под воды вынырнула прекрасная девушка. Она откинула назад свои светлые длинные волосы и посмотрела на меня. Я тоже смотрел, не в силах отвести взор от этого прекрасного зрелища. Она медленно шла в воде, всё больше и больше поднимаясь над ней. Сначала из-под воды показались её красивые плечи, потом грудь, тело. Вода красиво обтекала её, как гель и скатывалась вниз крупными каплями. На ней был красивый красный купальник, который красиво облегал её фигуру и не скрывал почти ничего. (
Я стоял и смотрел на неё, и она мне улыбнулась. Она вышла из воды и вопросительно посмотрела на меня. У неё бронзовая кожа, чуть тронутая загаром и красивые открытые глаза.
— Я: — начал я что-то говорить. Девушка улыбнулась и приложила пальчик к моим устам. Она взяла меня за руку и повела куда-то по берегу. Я шёл по песочку, и он совсем не колол моих босых ног. Наоборот, он ласкал их, я шёл будто по огромному шёлковому покрывалу, расстеленому по всему берегу.
В глубине острова, среди пальм, была большая палатка красного цвета. Она была натянута между двух кокосовых пальм. Девушка поманила меня, и мы вошли внутрь. В палатке было светло и просторно, изнутри стенки казались розовыми. Посреди палатки стоял низкий столик, уставленый яствами, справа было ложе. Мы сели рядом на это ложе, и меня коснулась её голая нога. Я провёл по ней рукой. Её кожа была нежная и шелковистая, будто бархат. Девушка взяла со столика плод манго и разломила его пополам. По её руке заструился жёлтый сок. Я взял в рот свою дольку, и дурманящая меловая сладость обволокла мой рот и язык. Девушка поднесла ко рту свою половинку и затолкнула языком косточку себе в рот. Она облизнула губы и придвинулась ко мне. Наши губы соприкоснулись. Еле ощутимо. Её губы манили меня, и я припал к ним, как к источнику живительной влаги. Она целовалась, как кошка, то лаская меня, то покусывая меня, но совсем легонько. Я почувствовал её язык. Он был вкуса манго. Косточка манго перекочевала ко мне в рот, описала там дугу и вернулась к ней. Я чувствовал пряный аромат кожи её лица, и он кружил мне голову, заставляя забыть обо всём. Я провёл руками по её длинным волосам. Они струились, будто пена, будто струи воды лились они между моих пальцев, а мы всё целовались постанывая от переполняющего удовольствия. Я обнял её, и почувствовал, как она прижимается ко мне своей красивой грудью, как проводит рукой по моим волосам и ласкает мою шею одним только кончиком пальца, отчего по телу бежали мурашки. Её пальчик спускался всё ниже и ниже вдоль моей спины, и постепенно она положила мне на спину свою ладонь. Её рука ласкала мою спину, прижимала меня к ней, и я чувствовал, что я тоже хочу проникнуть в неё каждой своей клеточкой, стать с ней единым целым:
Я развязал завязки её топика, и он упал к ней на колени. Предо мной предстала её большая красивая грудь с тугими розовыми сосками, которые набухали и подрагивала от наслаждения. Я встал перед ней на колени и коснулся губами одного из её сосков, чувствуя, как он напрягается. Тогда я обхватил его губами, будто младенец. Она застонала, а во мне проснулись давно забытые детские инстинкты, и я снова был будто бы рядом с матерью, когда она кормила меня грудью. Я лизал, ласкал языком, сосал её грудь, а она стонала и ласкала мою голову, зарываясь пальцами в мои волосы, иногда сжимая их, а иногда отпуская. Двумя руками ласкал я её мягкие грудки, проводя по соскам большими пальцами, то сжимая, то разжимая их, но очень нежно. Стоило мне захватить далеко в рот её сосок, как девушка начинала стонать всё сильнее и сильнее, а мне хотелось причмокивать, как в детстве, ласкать её соски кончиком своего языка: Она взяла со стола серебряный кувшин с вином и наполнила две чаши тягучей красноватой жидкостью. Я поднёс к губам чашу и почувствовал пряный запах особого восточного вина, от которого кружилась голова. Она пила очень красиво, прихватив чашу нижней губой. По её щекам, подбородку, шее и груди текли тонкие красные струйки вина, не попашего ей в рот. Я припал губами к её телу и стал слизывать эти струйки снизу вверх, отчего её тело слегка подрагивало. А мне хотелось облизать её всю, как сладкое мороженное:
Она взяла большой кувшин с водой и вышла из палатки. Я пошёл за нею. Она протянула мне кувшин и встала на колени. Я стал на неё воду, а она растирала ею своё тело. С моря не было ни ветерка, лишь чайки летали над побережьем. На поляну падали солнечные лучи, прореженные сквозь жаллюзи пальмовых листьев:
Большой зелёный попугай с красными кончиками крыльев и синим хвостом сел на нашу палатку. Мы улыбнулись ему, и он поднял свой гребешок в знак своего расположения. Её губы были совсем близко от меня, и она прикоснулась ими к моему телу. Её язычок поднялся до пупка, заглянул в него и обошёл вокруг несколько раз, потом она обхватила руками меня сзади и принялась яростно зарываться в меня носом и кончиком языка. От переполняющей нежности у меня подкосились ноги, и я опустился рядом с ней на колени. Я целовал её лицо, шею, плечи, грудь, покрывая каждую её клеточку частыми горячими поцелуями. От каждого она слегка вздрагивала: Мы вернулись в палатку. Я снова сел на ложе. Она потянула вверх мою футболку, и я поднял вверх руки, чтобы помочь ей её снять. Сняв с меня футболку, она опустилась рядом со мной на колени. Её язычок коснулся моей груди, прошёлся вокруг соска, потом прикусил его язычком. Сосок стал твёрдым, и она ослабила свои зубки, стала часто-часто лизать его, будто зализывая следы своих зубов. Также поступила она и со вторым соском. Когда она то покусывала, то лизала мою грудь, мне хотелось прикрыть глаза и прижаться к ней как можно сильнее. Я запустил руку в её волосы, и прижимал её голову к себе, а она то кусала меня, то лизала, и скоро вся моя грудь была в следах её маленьких зубок и влажная от её языка:
Она провела рукой по моей спине и нащупала ремень на шортах. Спустившись руками сверху вниз, она медленно растегнула пряжку моего ремня, расстегнула пуговицу на шортах и молнию, так, чтобы показался край моих плавок. Она поцеловала меня туда, и сразу же там началось волнение, та часть плавок заметно приподнялась. Девушка улыбнулась и посмотрела на меня. Я прикрыл глаза, и она межденно стянула мои шорты вниз. Я остался в одних плавках. Она уложила меня на ложе и зашла со стороны головы. Я увидел над своим лицом её грудь и сжал её руками. Она опустила её мне на лицо, и я стал ласкать её ртом, жадно хватая в рот то левую, то правую. А она коснувшись языком моей груди стала спускаться всё дальше и дальше.
Её ротик описал полудугу вокруг каждого соска, медленно спустился к пупку. На секунду она втянула его губами к себе в ротик, стараясь зарыться туда язычком, а потом резко выпустила. Надо мной был её животик и красная полоска трусиков. Я поднял обхватил руками её мягкую, но в то же время упругую попку и потянул трусики на вниз, на себя. Она упали мне на лицо.
Тем временем она добралась до края моих плавок и стала медленно отодвигать их край, который уже давно топорщился от распирающего меня желания. Она аккуратно спустила их на колени, обнаружив то, к чему так давно стремилась. Сначала я почувствовал ТАМ её губки. Она просто поцеловала меня туда. Потом лизнула язычком, будто мороженное. Я застонал. Всё там потянулась навстречу к ней, но она не торопилась. От распиравшего меня возбуждения я ласкал, мял, тискал её попку. Постепенно она опустила на меня свои бёдра, и у меня перед глазами оказалась её киска: Я коснулся её губами, ощутив еле заметно щетинку, поднялся к розовому цветку клитора и запустил язык в его лепестки.
Цветок расцвел и стал набухать: А я ласкал и ласкал его, то описывая вокруг круговые движения, то засасывая его в рот целиком, то буравя твёрдым кончиком языка. Она стонала, и я чувствовал как именно я должен ласкать её, чтобы доставить ей пик удовольствия. Тем временем она погрузила самый кончик моего "дружка" себе в ротик, и я почувствовал себя на вершине блаженства. Я делал поступательные движения бёдрами, чтобы проникнуть к ней в ротик, как можно глубже, продолжая вылизывать её чудесный цветок: Наконец мне удалось протолкнуть член к ней в ротик почти целиком. Она то заглатывала его почти целиком, то выталкивала язычком, отчего он сильно сжимался, и начинал пульсировать, а меня распирала приятная внутрення дрожь:
Мы стали действительно одним целым, машиной "любовь", единым слаженым механизмом для доставления друг-другу наслаждения. Она стонала всё громче и громче. Её бёдра конвульсивно сжимались, а колени сжимали мою голову, которая была зажата между них. Я лизал её, не снижая темпа, отчего она силилась всё сильнее сдвинуть бёдра вместе. Мой член тоже был у неё во рту, как в раю. Я чувствовал тепло её влажного язычка, иногда он касался её горла, иногда она загоняла его за щеку. Приятная дрожь пробежала по телу. Я почувствовал сильный импульс в голове, и мои руки изо всех сил сжали её попку, а голова откинулась назад. Я изогнулся, будто змея, изо всех сил подняв бёдра вверх и…
Сладкий стон вырвался из наших уст одновременно. Мы кончали с нею вместе: Тугие горячие струи брызгали из меня, выстреливали одна за другой в её ласковый ротик, где она их сразу же проглатывала в ожидании следующих. Мой член пульсировал, содрогался, извергая всё новые и новые струи.
Я же быстро-быстро ласкал язычком её розочку, доставляя её этим неимоверное удовольствие: Перед глазами не было больше ничего, я как будто отключился. Я будто бы парил в нирване, над этой прекрасной землёй…
Обнявшись, мы уснули на этом ложе. Я чувствовал на себе её разгоряченное голое тело и тугую грудь. Её голова была на моём плече, а волосы покрывали нас обоих. Она обхватила обеими ногами мою левую ногу и прижималась ко мне даже во сне каждой своей клеткой: Я тоже закрыл глаза, и перед глазами поплыли пальмы и тёплое южное море. Я будто бы стал чайкой и восторженно парил над дикими волнами, которые плескали в меня мелкими брызгами, силясь меня смыть в свою бурлящую пучину, не знающую усталости. Но я поднимал свои сильные белые крылья и вздымался над водой высоко высоко! Остров казался мне маленькой точкой на большом лике земном, а пальмы и лес красивыми зелёными пятнами:
Я видел жёлтое солнце, которое будто бы раскрывало мне свои объятья и манило. И я летел на это солнце, стремился к нему, ловя своими крыльями попутный ветер: Синим парашютом надо мной раскрывался лазурный купол неба, и мне слышались голоса ветров, которые сталкивались высоко в небе, будто играли в догонялки: И только солнце манило меня к себе: И я всё летел на него, как большая красивая чайка:
Когда я проснулся, девушка уже встала. На ней совсем не было одежды, и я любовался крсотой её тела, такого совершенного и ровного. Гладкая спинка делала плавный изгиб, как гриф гитары, и переходила в необычайно красивую попку. Её ножки были стройными и ровными, а руки изящные и крепкие. Девушка поливала себя водой из кувшина, и вода стекала по ней облегая формы её тела, пузырясь и стекая на песок. Увидев, что я проснулся, она отложила кувшин и подошла ко мне. Села на ложе рядом со мной. Я прикоснулся к ней, провёл рукой по лицу, подбородку, плечам, груди. Поцеловал кончик соска. Она встала и поставила на ложе блюдо с фруктами. Потом она стала кормить меня виноградом. На блюде был и красный и зелёный виноград, но она кормила меня только зелёным, он был слаще. Бережно отрывала она ягодку за ягодкой, потом также медленно подносила к моему рту и опускала внутрь. В её движениях было столько красоты, что я невольно любовался: (
Когда я таким образом перекусил, она отложила блюдо в сторону и подняла другой кувшин. Там было что-то очень ароматное. Она наклонила его и наполнила свою ладонь чем-то тягучим и ароматным. Это было розовое масло. Она подняла свою ладонь надо мной. Тончайшая струйка масла заструилась мне на грудь. Она будто рисовала ей у меня на груди, вычерчивая замысловатые узоры. Она двигала руку, и струйка постепенно сползала всё ниже и ниже, вдоль живота, пупка — его она наполнила маслом весь, затем ещё ниже. Когда струйка коснулась меня там, я весь задрожал и изогнулся в сладкой судороге. Девушка улыбнулась и усилила струйку, теперь я чувствовал, как на меня ложится масло и возбуждался всё больше и больше. Она провела им по яичкам, отчего я застонал, и спустилась ниже. Масло в рука закончилось, и она стала гладить меня по маслянистому телу, растирая его по мне. Я весь благоухал, как цветок розы, а она втирала в меня всё глубже и глубже это розовое желе. Мою грудь она сжимала с силой, но снова её рука становилась нежной и снова просто ласкала меня. Потом она стала спускаться всё ниже и ниже, обхватила и сжала меня там, но совсем легонько. Я подался бёдрами вперёд и вверх. Сладкая судорога пробежала по моему телу. Я почувствовал, как весь напрягся там:
Она села на меня сверху и опустилась на меня своей красивой грудью. Наши уста слились в едином жарком поцелуе, который один был, как целое представление. То страстный и даже агрессивный, когда мы почти кусали друг-друга, то очень нежный, когда она касалась меня лишь кончиком язычка: Её губы сводили меня с ума, я просто сгорал от страсти. Я сжимал её мягкую грудь, сжимал её спину, оставляя на ней белые следы от мест, где были мои пальцы, мял и тискал рыхлую попку. Неожиданно кончик моего члена коснулся её киски. Она была влажная и такая манящая! Я сжал её бёдра и силой насадил на свой член. Девушка была подалась снова вверх, но я поднял бёдра, и ей было некуда деваться. Волна возбуждения пробежала через нас обоих. Она стала помогать мне, энергично двигая бедрами, то насаживаясь на мой член, то поднимаясь на нём: От сильного трения он стал горячим и влажным: Он распирал её всю внутри и скользил по влажному и скользкому тонелю. Мне на живот капнула совсем маленькая капелька влаги её возбуждения. Меня будто било судорогой: Я подавался вперёд и вперёд, и она энергично двигалась на мне. Мы всё больше и больше ускоряли темп. Я смотрел, как вздрагивают её груди от каждого толчка и на застывшее у неё на лице выражение блаженства. Ротик был полуоткрыт, а глаза она прикрыла, тяжело дыша ртом и постанывая от удовольствия и страсти. (
Меня тряхнуло: Раз, другой, третий: Мой член на мгновение сжался, а потом: одна за другой тугие струи ударили внутрь неё, в её теплое тело, продолжая свой путь уже в ней: Она воскликнула, попыталась соскочить, но я ударжал её, а мой член стрелял и стрелял, заряжая её всё новыми и новыми порциями моей любви. Она обмякла и опустилась на меня своей грудью: Я был на вершине блаженства: А потом…
Вокруг стало совсем черно. Как ночью: Всё вдруг будто съежилось, как скомканная бумага, и на секунду пропало: А потом я потерял сознание: Очнулся я на берегу знакомого мне жёлтого моря. Как не похож был этот берег на тот лахурный пляж. Вместо песка был битый кирпич и пятна мазута. Далеко на горизонте стояли военные корабли: Я лежал на большом сером камне с ржавым железным кольцом, вделанном в него: Я сел и ощупал себя. Все деньги исчезли, документы были на месте. Рядом на камне леэжала фуражка. Я встал и пошёл по крупному рыхлому песку, перемешанному с камушками и сухими стеблями водорослей. Море шумело, набрасывая на берег волны и вынося на пляж разный мусор. Поверхность воды сияла розовыми разводами нефтяной плёнки. Очень быстро песок набивался мне в ботинки, и мне нераз приходилось останавливаться, чтобы вытрусить его оттуда. Свалка кончилась. В старом городе не было ни души. Весь город собрался на главной площади для совершения утренней молитвы.
Я обошёл городскую стену вдоль моря. Если изнутри это был город сказки, снаружи это было жалкое зрелище — какие-то пустые покрышки, куски бетона, проволока: На такси у меня уже не было денег, и долго брёл по пустынному шоссе через степь и нищие деревеньки. Почти на каждой улочке ко мне подбегала босоногая девчонка с тёмной кожей и манила меня в свой дом, но я лишь отмахивался. Очень болела голова и хотелось пить. К восьми утра я добрёл до порта. Наше судно стояло всё так же на пирсе, однако к нему уже подъехал башенный кран, и погрузчик ловко свозил с него коробки с российскими буквами, чтобы отвести их на склад. В погрузке и разгрузке обычно участвует вся команда. Однако на вахту заступить я опоздал. Я поднялся по трапу шаркающей походкой. Матрос проводил меня изумлённым взглядом. Я поднялся по трапу и заглянул в рубку. За рацией сидел Коля.
— Аа, я явился? Не боись, мы тебя отмазали! Сказали, что временно поменялись. Вахта не волк, в лес не убежит: Как погулял-то? И я рассказал ему про прогулку, новый и старый город, а также подробно рассказал про рынок и колдунью:
— Да, известный случай, — улыбнулся Коля, — она дала тебе гашиш, после чего тебя стали мучить галлюцинации, а пока ты бредил, она занималась с тобой любовью. Это здесь есть такой вид услуги. Но только одному туда лучше не ходить, на этом не один ты попался! Ладно, иди поспи: Я спустился вниз по трапу. Ноги плохо слушались, безумно хотелось спать: Меня вынули из тёплого и привычного рая обратно в реальную жизнь, отчего хотелось выть волком: Я упал лицом вниз на жёсткую подушку и всё во мне говорило, шептало, кричпло: "Не верю! Не хочу верить! Не могло это быть бредом!". А потом я уснул, и проснулся, когда меня разбудил Коля. Вечером мы уходили из этого порта. Я сидел на вахте и молча наблюдал, как пенится от винта жёлтая морская вода, и уплывает красивый старинный город, в котором я испытал столко приятных минут: Прощай моя сказка!
Прощай!
Пусть будет так
Хочу тебя…
Хочу почувствовать тебя сейчас.
Всего.
Целиком.
Без груды одежды.
Без множества слов.
Зачем слова?
Зачем?
Ведь есть тело!
Глаза, которые все скажут за нас.
Руки, которые выразят все чувства.
Нежные
Страстные
Грубые в своей похоти
Нетерпиливые в желании прижать к себе.
Пусть не будет слов.
Пусть не будет голосов.
Пусть будут только тела.
И пусть они ведут свой безмолвный разговор.
Понятный только нам двоим.
Помнишь, как было?
" Я медленно подхожу к тебе сзади и кладу свои руки тебе на плечи…"
Пусть будет так.
Только чувства и ощущения.
Твои сильные руки на моих плечах.
Теплые руки на теплых обнаженных плечах.
Как невесомы твои касания!
Мне довелось чувствовать твои руки по разному.
Я знаю, какими они могут быть…
Сильные и цепкие пальцы
Не терпящие возражений тела.
Заставляющие подчиняться.
Причиняющие боль ласки.
Которые топят в этой боли желание противиться тебе.
Автоматически выбрасывая белый флаг
И полностью подчиняясь твоей воле и твоим желаниям.
Или безграничная нежность.
Я всегда удивлялась твоему умению быть разным.
Легкие, дразнящие касания
Доводящие до исступления ленивые ласки
Превращающие мое тело в мягкий воск
В материал, из которого ты можешь вылепить все, что захочешь.
Если бы у меня было достаточно слов и умения
Я бы написала целую оду посвященную твоим умелым рукам.
Этим сильным рукам.
Красивым, в своей мужской красоте, рукам.
У меня нашлись бы слова для каждого из твоих пальчиков.
Ведь у каждого из них свое предназначение.
И только лозунг у них один:
"Доставлять и получать наслаждение"
Мучительное, сладкое наслаждение.
И не важно вызвано ли оно болью или нежностью.
ЭТО НАСЛАЖДЕНИЕ
И этим все сказано!
Вот и сейчас.
Ты только коснулся меня.
А мое тело уже реагирует на твои касания.
Я стала подобно домашнему коту.
Который льнет к теплу и ласке своего хозяина.
Твои ладони согревают вздрагивающие плечи.
Пальчики хаотично исследуют тело.
Расползаясь словно пауки по молочно-белым плечам.
Немного надавливая на них, и безмолвно требуя подчиниться им.
Я следую за твоими руками.
Я не могу иначе.
Меня уже не существует.
По спине предательски пробегают мурашки
Когда оба больших пальца, обрисовав изгибы шеи, сходятся в одной точке
Высоко над шеей.
Там, откуда начинают расти волосы.
Ловкие пальчики вытягивают из прически тонюсенькую прядь волос.
И она едва заметной волнистой линией падает вдоль позвоночника.
Заставляя нервно передернуть плечами от едва уловимых касаний мягкого завитка по обнаженной спине.
И тут же волна твоего горячего дыхания касается моей спины.
Словно теплый ветер подгоняя парус-завиток.
И поднимая во мне целую бурю чувств.
Сухие теплые губы касаются пылающей кожи.
Невесомые поцелуи покрывают спину.
Подбираясь все выше к шее.
Постепенно губы сменяет кончик языка.
Рисуя пунктирную влажную дорожку.
И тут же высушивая ее своим дыханием.
Твои руки на моих плечах поднимаются и опускаются в такт моему, ставшему глубоким, дыханию.
Губы замирают на правом плече.
Чуть помедлив, они продолжают свой путь вверх по изгибу шеи.
Еда задев кромку мочки.
Услышав в ответ на это касание мой шумный вдох
Безжалостные губы снова спускаются вниз по шее.
Пальцы довольно ощутимо давят на плечи.
А спина чувствует тепло твоего тела.
Тела, которое еще не касалось меня сегодня, которое выжидающе стоит всего в шаге от меня за моей спиной.
Но даже на раcстоянии всего одного шага
Я чувствую, как оно буквально пышит жаром.
Как оно обдает теплом мою спину.
Резкое движение.
Негромкий вскрик.
И твое тело обжигает мою спину.
Широкая грудь прижимается к моей спине.
Бедра касаются больших ягодиц.
И набухающий, но еще не вставший полностью толстый хуй
Уютно пристраивается между ягодицами.
Губы возвращаются к мочке ушка.
Моя голова уже покоится на твоем плече.
Отдаваясь этим ласкам.
Твои руки властно ложатся на грудь.
Как две колыбели, они обхватывают мои груди.
И начинают терзать соски своей лаской.
То легко поглаживая эти вставшие маленькие твердые камешки
Перекатывая их между крупными пальцами, пощипывая и оттягивая
То с силой сминая груди в своих ладонях, подобно тонкому листу бумаги.
Меня нет.
Меня просто нет.
Моего Я не существует.
Кого я пыталась обмануть?
Я ТВОЯ!
ТВОЯ часть.
Небольшая, не главная, но ТВОЯ часть.
Есть что-то единое с тобой.
Что-то общее, живое и пульсирующее.
Дикое в своем желании.
Нежное в своем рождении.
И первобытное в своих инстинктах.
Куда я пропадаю, когда я с тобой?
Куда прячется мое Я?
Я не знаю.
Я хочу быть с ТОБОЙ и для ТЕБЯ.
ТОЛЬКО ДЛЯ ТЕБЯ.
В эти моменты ты для меня ВСЕ.
Мир крутится вокруг тебя.
Все блекнет по сравнению с тобой.
Блекну и я.
Растворяясь в твоих руках и забывая обо всем.
Я знаю, что из твоих рук мне не вырваться.
И самое главное — я этого и не хочу.
Пути правды
— Ты думаешь, легко всегда говорить правду? — игриво поинтересовалась Айнике, чуть взболтнув ножкой.
Жест сей получился у неё на редкость двусмысленным, столь же элегантным, сколь и манящим. Кирилл невольно залюбовался своей черноволосой спутницей с дивным прибалтийским именем, полусидящей рядом на широких перилах моста.
Своей — сказано, пожалуй, с перехлёстом.
Кир сам был по сути не более чем случайным спутником этой необычной особы с широчайшим кругозором и чудным смешанным мировоззрением.
Как обычно завязываются знакомства в наше время? Пара реплик на киберпанковском форуме, пара реплик на литературном.
Знакомство с блогом и с фотографиями: "Ух ты, это же симпатичная девушка".
Затяжная переписка в чате: "Мечтаю поболтать с тобой до боли в пальцах".
Приглашение на вечеринку ради развиртуализации. Куда было приглашено, помимо Кирилла, ещё несколько знакомых Айни из Мировой Паутины.
Пространные философические беседы.
О чём?
О самых разных вещах. Айни была девушкой не вполне обыкновенной, вводя в круг своих увлечений как эсперанто и алхимию, так и киберготику с дзэн-буддизмом. Чего не было в этих беседах — так это романтики.
Чему он, надо сказать, отчасти был даже рад.
Сыч вроде Кирилла ещё мог легко и непринуждённо изображать из себя яркую оригинальную личность в Цифровой Паутине — в реале же попытка подбить к кому-то клинья или проявить минимум качеств мачо была бы для него перебором.
Быть может, перед встречей в оффлайне он ещё и надеялся на нечто романтическое или пикантное.
Быть может.
Но очень скоро выяснил, что сам по себе факт общения с приятной внешне девушкой — которая при этом от него не шарахается — вгоняет его в столь сильный стресс и при этом в столь сладкий мандраж, что лучше пока и не помышлять о большем во избежание перегорания пробок.
Так что общение их было просто дружеским трёпом. И это, повторим, Кириллу нравилось — даже этого для его изрядно одичалой психики было едва ли не чересчур много.
И, чёрт, ему и вправду было интересно разговор за разговором постигать внутренний мир Айнике. Пусть даже и отвлекаясь подчас на нечто иное.
К примеру, на вид её прелестной покачивающейся ножки, туго обтянутой чёрной тканью брюк.
Айни вообще любила одеваться по-деловому.
— Не знаю, — он смущённо кашлянул, отводя взгляд. — Мне как-то не доводилось прибегать к столь своеобразным и извращённым методам суицида.
Она, похоже, восприняла эту вымученную шуточку совершенно всерьёз.
— Люди просто привыкли прятаться за ложью, привыкли скрываться даже от самих себя, стесняться своего истинного обличья. Один американский психолог, — Айнике взмахнула длинными чёрными ресницами и покосилась куда-то в сторону ясного весеннего неба, — даже подсчитал, что за день каждый человек врёт не менее двадцати раз. Причём первые раз или два — ещё даже до утреннего прихода на работу.
— Естественно, — Кирилл чуть улыбнулся. — Просыпаешься по звонку будильника. "Доброе утро" — уже заведомая ложь.
Айни такая забавная. Кибербуддистка, дзен-террористка и идеалистка в одном флаконе.
И она как будто з а р я ж а е т. Чем-то, сродни озону пронизывающим воздух вокруг неё.
— Вот смотри, — она провела в пространстве рукой. Её и без того всегда ясное и чистое личико, обрамлённое по-мальчишески короткой чёрной стрижкой, стало в этот миг особенно ясным и одухотворённым. — Что будет, если отказаться от лжи и умолчаний?
— Третья Мировая Война? — полушутя предположил Кир.
Айнике нахмурилась; ему показалось на миг, что он только что утерял в её глазах пару баллов. Впрочем, похоже, она просто нырнула в задумчивость.
— Люди напрасно завышают значимость собственных мелких тайн. При этом практически каждый считает себя намного хуже других. Реально же, — голос её так понизился, как будто она просто размышляла вслух, — все эти грязные тайны и смешные страхи ничего не стоят.
Она подняла взгляд на него.
— Я однажды устроила себе день без речевых запоров. Я вообще стараюсь не лгать, но в тот день я отказалась даже от умолчаний, от вежливой риторики в ответ на прямые вопросы, от чего бы то ни было в этом духе. Результат? — Айнике приглушенно фыркнула. — Люди просто принимали это за шутку, или за экстравагантную манеру самовыражения. Немного обидно даже. Никаких суровых последствий, о которых стоило бы говорить.
Кирилл с трудом удержался от комментария.
Внутри себя подумав, что спасло Айни лишь то, что она не сообщила никому о своём Дне Без Умолчаний заранее. Иначе девчонку завалили бы столь грязными вопросами, что ей бы пришлось либо нарушить данный себе же зарок — к чему она, как Кир уже успел понять, относится крайне серьёзно, — либо смириться с полной и окончательной скомпрометированностью перед всем мирозданием.
По мосту мимо них прошёл человек в мешковатом сером костюме, волоча за собой странную полутележку, опирающуюся парой колёс на асфальт.
Грибник?
— Ты, кажется, не веришь мне, — покосилась в его сторону Айнике.
— Почему? — слегка смутился Кир. — Верю, просто…
— Ну да, конечно. Сколько раз это замечала: отсутствующий взор и нежелание спорить с сумасшедшей. Действительно, о чём ещё со мной спорить?
Щёки Айни чуть раскраснелись, в глазах проявился лёгкий, но злой блеск.
— Не знает жизни. Неопытная девчонка. Не хлебнула мрачных тайн и чёрных бездн.
— Я не говорил этого, — сглотнул комок в горле он.
— Но думал.
Взгляд Кира неловко упёрся в серый асфальт моста. Айнике ни разу при нём не впадала в подобное состояние. Можно ли ещё сказать хоть что-нибудь, что как-то бы исправило положение?
— Просто, — нерешительно кашлянул он, — то, что ты говоришь, звучит очень непривычно… для большинства.
Айнике подняла взгляд.
— Для большинства.
В глазах её уже не было злого блеска. Видимо, она вспомнила, что по заветам своего дзэн-буддизма должна всех любить и всех принимать — или даже, кто знает, экстренно применила какую-нибудь из своих восточных практик для мгновенного овладения собой?
— А для тебя? — Её невероятно чистые и глубокие глаза изучали Кира, он почти тонул в них, не в силах и моргнуть. — Для тебя ведь это тоже лишь теоретические рассуждения, и не более того?
Молчание могло быть подобным гибели.
— Ну, — вновь кашлянул Кирилл, — на практике я такого и вправду не пробовал.
— Хочешь проверить практически? — На губах Айнике возникла горькая усмешка. — Задавай любые вопросы. Проверяй наличие барьеров.
— Вот уж нет, — закрутил он головой так поспешно, что на миг испугался, как бы не отвалилась шея.
Она вновь взглянула ему в глаза.
— Да, пожалуй. Едва ли ты осмелишься. Тогда тебе не понять — ведь проверить на себе самом ты тогда тем более едва ли сможешь.
Айни отвела взгляд в сторону, и у Кира возникло жуткое чувство, что странная ниточка, несколько мгновений назад возникшая между ними, стремительно угасает.
— Ну, отчего же, — произнёс он поспешно. Отчасти из-за страха передумать. — Почему бы не провести эксперимент?
Взгляд Айнике опять встретился с его.
— Тебе это нужно? — Она внимательно рассматривала Кира, словно окутывая незримым одеянием своих флюидов. — Людям свойственно возводить множество барьеров, как снаружи, так и внутри себя. Я заранее знала об этом. Сформулировала для себя условия, чтобы не оставить почвы для самообмана… не утаивать правду в ответ на прямой вопрос… не молчать в ответ больше трёх или пяти секунд… не уходить в словесные лабиринты. — Губы её вновь искривились, сложившись в странную рассеянную улыбку. — Я была к этому готова. Но готов ли ты?
Она не сводила с него взгляда.
— Если нет, то лучше не начинать. Покормим птиц… — тут Айни всё же отвернулась, уделив толику внимания мерцающей под мостом речной глади.
Кирилла озарило нехорошее ощущение, что если он откажется от её предложения — или если провалится по назначенным ею меркам? — что-то может навеки измениться в их вроде бы лишь чисто дружеских отношениях.
Или слово "лишь" тут неуместно?
— Птицы подождут, — с наигранно бодрым видом изрёк он. — Эксперимент прежде всего.
Эксперимент есть Эксперимент.
— Уверен? — Голос её как будто приобрёл лёгкую напевность; в устремлённых к небу глазах отражалась прозрачная голубизна. — Пути обратно не будет.
— Он и не нужен.
Айни порылась в сумочке, слегка нахмурившись. Спустя некоторое время она извлекла наружу небольшой пластиковый браслет, чем-то внешне напоминавший цифровые часы.
— Тебе может быть непривычно, — кинула она на него смущённый взгляд. Словно извиняясь. — Особенно поначалу. Это устройство поможет тебе контролировать себя.
— Полиграф, что ли? — Тут Кирилл не удержался от презрительной ухмылки. — Надёжных детекторов лжи нет.
— Этот есть, — мягко, но уверенно возразила Айни. — Говорят, он основан на каких-то новых принципах — то ли микролептонных, то ли биолокационных.
Видимо, выражение его лица само по себе красноречиво высказало всё, что он думает о теоретиках биолокации, микролептонов и торсионных полей, а также флогистона с теплородом до кучи.
— Я проверяла его, — так же мягко добавила Айни. — Ты тоже можешь проверить — ради этого можно и соврать. Надень его на левую руку и задумай какое-нибудь число — одно — не меняя его в уме.
— Задумал, — застёгивая последнюю пряжку браслета, отозвался Кирилл.
— Оно больше тридцати?
— Нет.
— Больше двадцати?
— Нет.
— Больше десяти?
— Нет.
Табло браслета полыхнуло алым цветом, одновременно с этим раздалось негромкое металлическое позвякиванье.
— Оно больше пятнадцати?
— Да. — Он заставил себя неуловимо вздрогнуть всем телом, ощутить испуг, подобно пойманному на горячем.
Браслет не отреагировал.
— Это шестнадцать?
— Да…
Ещё одна красная вспышка. Айни чуть улыбнулась.
— Семнадцать?
— Да.
Браслет был безмолвен.
— Это не доказательство, — произнёс Кир, тем не менее посматривая на своё левое запястье с лёгким испугом. — Я и настроиться толком не успел.
Судя по отсутствию красных вспышек, он и вправду верил в то, о чём говорил.
Айнике невозмутимо приподняла мохнатые брови:
— Можем повторить процедуру. Задумай новое число. Или — придумай что-нибудь другое.
Кирилл крепко призадумался.
Столь крепко и столь глубоко, что пятнадцать минут спустя ощущал слабую боль в голове и косился в сторону пластикового браслета уже не с лёгким испугом, а с суеверным ужасом. Каким-то образом таинственное устройство видело насквозь все его ухищрения, обходя все известные ему из литературы способы обмана детекторов лжи и неумолимо выдавая его помыслы алыми вспышками. Не помогало ни самовнушение, ни затаивание дыхания, ни особое движение тайного пупка, — ничто.
Айнике улыбалась уже совершенно в открытую, явно наслаждаясь его тщетными попытками.
Не выдержав, она запрокинула назад голову и звонко рассмеялась, слегка выгнувшись при этом полуопирающимся на перила телом. Кирилл не смог отвести взор от её на миг оказавшихся аккурат между бёдрами ладоней.
— Ну, что? — осведомилась Айни, с тёплой насмешкой заглядывая ему в глаза. — Мы убедились?
— Хм… — Кир сглотнул слюну. — По-видимому.
Крыть ему было особенно нечем.
— Не бойся ты так, — вытянув руку, она подбадривающе щёлкнула его по носу. — Ничего страшного в этом нет — немного пожить по правде.
— Да уж…
Браслет пискнул. Айни иронически покачала головой.
— Если уж тебя столь это пугает, мы не будем экспериментировать долго. Просто поносишь прибор до конца прогулки, а потом снимешь. Ты ведь и раньше не лгал мне, правда?
С подчёркнуто-наивным видом она хлопнула ресницами.
— Конечно, — выговорил Кирилл. Кинув панический взгляд на браслет, иногда дающий фору в несколько мгновений, поспешно добавил: — Скорее всего. То есть в целом.
Брови её приподнялись:
— А в частном?
— Ну… — замялся он. — Это как посмотреть. Бывает же…
— Три секунды, — напомнила Айни.
Голос её оставался таким же мягким, а глаза — тёплыми. Она с любопытством рассматривала его, словно неведомую зверушку.
— Я… — щёки Кирилла отчаянно запылали, — не помню ведь дословно всех наших разговоров. Ну, если и солгал в чём-нибудь, то разве по мелочи и чисто рефлекторно. Как это принято обычно.
Последнее — про "принято" — он добавил специально, памятуя о снисходительно-брезгливом отношении Айни к человеческому муравейнику и тем самым как бы перенося вину с себя на него.
Браслет, видимо, не счёл это за ложь.
— Аллах с тобой, неверный, — она шутливо потрепала его по плечу. — Пойдём покормим уток?
С трудом оторвав своё седалище от перил, Кирилл направился за своей проводницей к северному концу моста, за чем должен был последовать спуск по насыпи к самому берегу речки.
Район, что бы кто ни говорил, достался Кириллу дивный. Индустриализация не так велика, а природа позволяет рыбакам периодически раскладывать неподалёку удочки. Повезло же выяснить, что Айни любит провинциальные уголки и совсем не против экскурсии по одному из них.
— Надеюсь, ты не обиделся, что я смеюсь, — проговорила прекрасная альтернатива Вергилию, присаживаясь на небольшой земляной холмик. — Меня просто так забавляют все эти условности.
Она внимательно посмотрела на него, кроша в ладонях сладкую булку с изюмом.
— Не обиделся?
— Не, — замотал Кирилл головой, радуясь, что хоть тут нет никаких двузначностей. — Скорее, облегченье ощутил.
Айни негромко фыркнула.
— Как интересно. А что ты подумал тогда?
— Что мне изрядно надоели попытки оболгать это устройство и что пора с этим завязывать, — со смехом признался Кир. — Ну и… вообще как-то посвободней стало, а то лёгкий напряг был.
— И всё?
Она продолжала крошить булку в ладонях, не отводя взгляда от него.
Он заалел, припомнив кое-какую молнией мелькнувшую мысль, о которой Айни знать точно не следует.
— Почти. Ну… об остальном не стоит, так, мелочи всякие.
Махнув легкомысленно рукой, Кирилл устремил взгляд в сторону речной глади, по которой к ним уже начинал понемногу дрейфовать ближайший утиный косяк.
"Не стоит" — это ведь правда? Потому что если об этом сказать, то Айни может, мягко говоря, удивиться, ну а он и вовсе сгорит на месте. "Мелочь" же — понятие относительное.
Впереди плыл довольно жирный селезень.
— Эй, — протянула Айнике, глядя на него с любопытством и будто бы даже лёгкой тревогой. Как видно, румянец на щеках Кира не укрылся от её глаз. — Всё-таки, о чём ты тогда подумал ещё?.
Кирилл сглотнул слюну.
Несмотря на идиллическую обстановку вокруг, понемногу начиная ощущать себя в ловушке со сжимающимися стенами. И он ещё радовался, что в вопросе её нет никакой двузначности?
— Ну, я…
— Три секунды, — напоминающе проговорила Айни, постучав по собственному браслету на запястье. Не детектор — обыкновенные часы.
Нет, непохоже, чтобы ей казалось, будто Кирилл таится. Скорее, она напомнила из педантичности.
— В общем… — Выдать частичную правду? Необязательно же объяснять всё, как в анекдоте про "волны били о борт корабля". — Мне подумалось, что ты очень симпатично выглядишь в этот момент.
Произнеся это, Кир перевёл дух.
Спасся?
— О, — она полуизумлённо выгнула бровь. Вообще ему частенько доводилось замечать на лице этой странной девушки выражение не то затаённой скуки, не то скрытой усталости, когда разговор как-либо касался её весьма приятного облика. — Почему же?
Зачем ей эти риторические вопросы?
— Смех, — осторожно проговорил Кирилл, ощущая, что с него вот-вот покатит градом пот, — часто украшает девушку.
Браслет негромко тренькнул.
Он чуть не взвыл. Ну почему? Он же ведь сказал правду, пусть формально. Что же получается, детектор сам додумал подразумевающиеся слова "потому что", превращающие формально правдивую фразу в ложь?
Айни взглянула на него то ли с лёгким разочарованием, то ли с оттенком грусти.
— Я думала, мы договорились играть по-честному, — она сделала такое движение, как будто собиралась встать.
— Подожди, — взмолился Кирилл. — Просто… просто поза твоя в тот миг показалась мне немного фривольной, пусть только на мой извращённый взгляд. Но я стесняюсь об этом говорить.
— Фривольной? — Она расположилась на холмике поудобней, недоверчиво изучая его прицелами своих карих глаз. — Это в каком смысле?
— Ну… — Кир провёл языком по пересохшим губам. — Возбуждающей.
— Почему?
Он чувствовал, что горит.
— Руки. На бёдрах…
— И что? — чуть нахмурилась она, наклонившись вперёд.
— На… внутренней стороне бёдер. — Он попытался сглотнуть слюну; слюну, которой не было. — Это как если бы ты решила… приласкать себя.
Щёки его буквально тёрло наждаком, в горле его не осталось ни единой капли влаги для сглатывания мучительного комка, а Айни рассматривала его словно невесть как затесавшегося в обычную хрущобу мадагаскарского таракана.
Нет, даже без особо ярко выраженного отвращения.
С чисто научным интересом.
— Прямо на мосту? — Брови её чуть-чуть вздёрнулись. Она как будто и впрямь силилась познать непостижимое, постигнуть степень Кировой извращённости, отчего её мозговые контуры на миг замкнуло. — Через брюки?.
Он кивнул, поспешно отводя взор от её глаз.
— И эта мысль показалась тебе… возбуждающей? — уточнила Айнике.
Кир вновь кивнул, едва находя силы, чтобы дышать. Смотреть на собеседницу он сейчас не мог физиологически.
Айни сдавленно фыркнула.
Он изумлённо вскинул голову, направив на неё взгляд. Любой реакции он ждал от неё, но не этого смешливого, самую чуть как будто даже истерического фырканья.
— Извини, — поспешно проговорила она, по-джедайски проведя рукой перед собой в воздухе. Она ещё извиняется? — Просто не ожидала подобного.
Айнике приглушенно рассмеялась, а Кирилла как будто понемногу начало отпускать.
— И давно у вас такие фантазии в адрес собеседницы, молодой человек? — подковырнула его она.
И тихо прыснула в ладонь.
— Ещё бы, — рассмеялся вслед за ней Кир, почти физически ощущая растекающееся по жилам облегчение.
И тут же осёкся.
Идиот.
На нём браслет. Без него сказанное ещё сошло бы за шутку, пусть и слегка сомнительную, — но с ним это почитай что признание.
Причём явное. Делающее невозможным игру в "Я-знаю-но-буду-делать-вид-что-не-знаю".
— Вот, значит, как? — Взор внимательных карих глаз Айни вновь сфокусировался на нём. — И насколько именно давно?
Сколь он ни пытался, он не мог разгадать загадочно-непроницаемого выражения её лица. Ирония? Отвращение? Научный интерес?
— Месяца… два, — выдохнул Кирилл, ощущая, что вновь начинает сгорать заживо.
Она поджала губы.
— То есть примерно с самого момента нашего знакомства на том форуме, да? Ты уже тогда временами представлял себе, как я занимаюсь этим?
Он затравленно кивнул, опустив взгляд. Хотя мог бы и не реагировать никак вообще.
— И во время дискуссии о пересекающихся трактовках неогностицизма и кибербуддизма ты тоже думал об этом? — осведомилась Айни.
— Н-нет, — запнулся Кир. Поспешно добавив, прежде чем детектор поймает его на неточности: — П-после дискуссии…
И ощутил, как жар растекается даже по кончикам ушей. На губах Айнике замерцала лёгкая улыбка — то ли печальная, то ли сардоническая.
— Что именно?
Она как будто наслаждалась его состоянием.
— В смысле?. — Он и вправду не совсем понял.
— Что именно произошло после дискуссии? — приподняла брови Айни с самым невозмутимым видом. — Чего именно коснулись твои мысли? Изложи по порядку.
Кириллу стало немного трудно дышать.
— Тебя.
— Подробнее.
Она спокойно улыбалась, глядя ему в глаза. Будто зная всё наперёд, но из мести заставляя произносить это вслух.
— Я открыл твой фотоальбом. Тот, прикреплённый к аккаунту блога. — Лицо Кирилла запунцовело ещё сильней. Непроизвольно ему вспомнилось, под каким невинным предлогом он выпросил доступ к альбому и какие снисходительные комментарии к паре снимков оставил.
— И?
— Стал просматривать твои фотографии, — выдохнул Кирилл. Почти не слыша собственных слов из-за нарастающего шума в ушах. — Вначале ту, где ты сидишь на небольших детских качелях, напоминающих внешне катапульту. Затем — ту, где ты на велосипеде.
Он облизнул опять пересохшие губы. Чем ближе дело подходило к сути, тем медленней становилась его речь.
— И что? — вновь слегка взмахнула ресницами Айнике. Интонация, размеренно-ироничная, с которой она произнесла эти два слова, отдавала нанесением последнего удара.
— Мне представилось, как… узкий клинышек велосипедного седла давит на тебя снизу. Как… — Кирилл замолк ненадолго, тяжело дыша. — Как ты наклоняешься вперёд… и клинышек этот почти вдавливает… тонкую лямочку ткани вглубь складочек твоей плоти.
Айни покачала головой.
— Как высоколитературно.
С той же лёгкой полуулыбкой она отщипнула от булки очередной кусочек и отправила его в речку.
— Тебе нравилось это представлять? — Она смотрела на Кирилла, подперев голову ладонью.
Вопрос, заданный специально, чтобы его помучить? Что ж, она имеет на это право.
— Да.
— Ты часто просматривал мой фотоальбом с подобными мыслями и желаниями? — моргнула Айнике.
Кажется, к его щекам тем временем прилила едва ли не вся кровь организма.
— К-каждую неделю.
— Но хотя бы не каждый день? — отвела взгляд Айни, кроша сладкую мякоть между ладонями.
— Поначалу… почти.
Он еле дышал.
— Вот как, — произнесла Айни. По-прежнему пристально рассматривая Кирилла, она на его глазах отправила комок сладкой булочной мякоти прямо в собственный рот. — Были, наверное, и фотографии, запомнившиеся сильнее всего? Пробуждавшие особенный букет фантазий?
Он не мог отвести взгляд от её губ, смыкавшихся вокруг комочка мякоти, от блеснувшего меж ними язычка.
— Да.
— Подробней, — она отряхнула руки.
— Меня… — Кир облизнул опять пересохшие губы. — Моё внимание привлекла одна из фотографий, изображавшая тебя в небольшом нашейном украшении с неразличимыми толком светлыми пятнышками вокруг — напоминающем ошейник с колючками. Мне представилось, что это может быть одним из атрибутов BDSM, а ты сама — любительницей развлечений такого рода.
Айни вновь негромко фыркнула, откинув голову назад и зачем-то всматриваясь в небо.
— О, даже так. — Ни словом ни подтверждая, ни опровергая высказанную мысль, она со слегка отстранённым видом вытянула ноги наперекос берегу речки. — И тебе понравилось фантазировать на эту тему?
— Очень, — признался Кирилл.
— Представляя меня, — Айнике помедлила, — покорной рабыней, ждущей кнута? Нагой и вытянувшейся перед своим господином?
— Д-да, — выдавил он.
Ощущая, как часть крови, отчаянно прилившей к лицу, покидает его, чтобы прилить к иным участкам плоти.
— Что бы ты сделал со мною тогда? Что ты проделывал со мною в подобных фантазиях?
— Многое, — с выдохом вылетело из него.
— К примеру?
Уголки её губ неумолимо приподнялись.
— К примеру… — Кирилл заглотнул побольше воздуха. Беспомощно провёл языком по губам. — Вынуждая ласкать себя… прилюдно или при наличии риска раскрытия… перед объективом фотокамеры. Полурасстёгивая одежду в общественных местах, проскальзывая под неё пальцами… проникая ладонью за металлическую молнию брюк неуловимо для наблюдателей.
Он помолчал немного, ощущая почти болезненный стук собственного сердца.
— Представлял даже… странную пытку на китайский манер, где ты нагая прикована стоя к чему-то наподобие шведской стенки, бёдра твои широко раздвинуты, а чуть ниже меж них… расположен горшок с не столь давно высаженным быстрорастущим тростником. Начинающим, благодаря уже достигнутой длине, ещё в первую минуту щекотать твои нижние губки, доставляя наслаждение, а затем прорастая всё дальше… заставляя выгибаться в судорогах страсти, постепенно перерастающей в муку по мере дальнейшего роста тростника, и оставляя одну-единственную надежду — что вскоре придёт тот, кто приковал тебя в таком положении, чьи руки сломают тростник и освободят тебя.
Айнике продолжала смотреть на Кирилла то ли с лёгкой иронией, то ли с лёгким любопытством. Под её неотрывным взглядом он начал ощущать себя как-то странно, чувствуя, помимо всего прочего, что его брюки становятся ему тесны.
— Значит, ты фантазировал о подобном каждую неделю, а поначалу — почти каждый день.
— Да, — выдохнул он.
— Каждый раз после наших невинных бесед о фантастике, философии или, к примеру, о сюжете Steinsgate, — нанесла добивающий удар Айни.
— Почти…
Кирилл ощущал себя совершенно беспомощно.
— И что ты при этом делал?
Взгляд его вскинулся на неё, совсем непроизвольно. Она что, хочет, чтобы он это произнёс?
— Ты з н а е ш ь.
— Скажи. — Она неумолимо улыбалась, в глазах её проявился странный блеск.
Есть ли вообще предел унижениям, до которых может дойти жаждущая мести девчонка?
Кирилл сказал. Но, наверное, недостаточно разборчиво, так как губы его на середине сказанного сбились.
— Повтори, — велела Айнике.
Пылая, он повторил.
— Ты вообще занимаешься этим чуть ли не ежедневно. Тебе нравится представлять, как девушка делает это.
Он кивнул, не отводя взгляда от травы у своих ног. Ощущая в то же время, как неимоверно натянулась на нём бельевая ткань.
Услышав слабое треньканье прибора, боковым зрением видя алую вспышку и изумлённо вздёрнутые брови Айни, едва слышно уточнил:
— Не чуть…
— Ежедневно?
— Да.
Айнике улыбнулась ещё шире и ещё безжалостней, фиксируя Кирилла взглядом. На щеках её выступили ямочки и будто бы даже лёгкий румянец.
— В каких ситуациях ты меня за этим представлял?
Голосом она чётко соединила "в каких ситуациях" и "меня", исключая возможность неверной трактовки.
— На пляже, — вылетело из него. — На заброшенных заводах, где ты когда-то была в качестве сталкера и несколько раз фотографировалась. В общественных местах. В подземных переходах. Даже на парах в университете. Или — просто под водяным душем.
— Это как? — с осторожной, вкрадчивой интонацией уточнила Айни.
Он опустил голову, ощущая, как бугорок земли под ним самим превращается в подобие электрического стула.
— Ну… я представлял себе тебя раздетой, тебя в ванной. Представлял, как ты принимаешь душ, совершенно одна… и поддразниваешь свою плоть лёгкими водяными струйками. — То ли от стресса, то ли от отчаяния, но в Кирилле как будто вдруг пробудились художественные обороты. — Чуть-чуть щекоча потоком воды соски… слегка разворачиваешься… подставляя под тугие, упругие струи свой прекрасный живот и сокровенные складочки заповедного треугольничка кожи. Бёдра твои раздвигаются, губы приоткрываются… слышится тихий стон.
Блеск в глазах Айни стал ещё ироничней. Быть может, даже отчасти маниакальным.
— Что бы ты сделал, если бы, — кончик её язычка коснулся губ, — взаправду где-нибудь поймал меня на этом?
Ему не было нужды особо сосредотачиваться, чтобы представить ответ. Сколько раз Кирилл воображал себе это? Сейчас, однако, от него требовался ответ, более или менее приближенный к правде.
— Быть может, вообще ничего, кроме тайного слежения за происходящим. Быть может… — он слышал свой тихий тающий голос словно со стороны, — сделал бы незаметно несколько снимков с мобильного телефона, чтобы можно было… просматривать… или использовать для шантажа.
Лицо Кира горело.
В воображении совершенно непроизвольно вставали одна за другой картины, которые он всегда старательно отгонял от себя при прямом общении с Айнике — но сейчас отгонять их было невозможно, Айни смотрела прямо на него, а черты её собственного лица выдавали спокойное наслаждение ситуацией.
Отчасти садистское.
— Тебя самого когда-нибудь заставали за этим? — она вновь облизнула губы. — Ты занимался этим в чреватых разоблачением ситуациях?
— Да… заставали. — Кирилл уже едва слышал себя; в глазах потемнело — как будто из-за отлива крови от мозга. — Как-то раз… в подростковом возрасте…
— Подробней, — вновь повторила Айни.
Румянец по обе стороны от уголков её изогнутого безжалостной улыбкой рта становился всё чётче и заметнее. И это была явно не окраска смущения.
— Ну, — он сглотнул слюну, — я вышел тогда… в подъезд… При мне была газетная вырезка… снимок одной актрисы.
— И? — подтолкнула его Айнике.
— Я начал, — лицо Кирилла непроизвольно опустилось, а взгляд упёрся в землю, — фантазировать… Тут мимо кто-то прошёл, и я еле успел натянуть брюки.
Она усмехнулась, глядя на него. В усмешке её ему увиделась смесь садистского наслаждения, слегка презрительной иронии и чего-то ещё. Унизительной нежности, что ли, как у нянечки к только что опозорившемуся малышу?
— Тебе ведь, — она слегка развернулась на своём земляном холмике, совсем чуть-чуть коснувшись Кирилла коленями и этим вынудив его поднять глаза, — нравилось это, не так ли? Что тебя могут поймать?
Он смотрел на неё, не дыша, но не был в силах ответить.
— Тебе ведь хочется заняться этим, — Айни чуть помедлила, — даже здесь и сейчас? Не правда ли?
Издав какой-то невнятный звук, то ли стон, то ли всхлип, Кир попытался отвести взгляд, но так и не смог оторвать его — от вновь зарумянившегося личика Айни, от её становящейся всё неумолимей улыбки, от беспощадного блеска её глаз.
Колени её чуть-чуть потёрлись об его…
Не в силах выдержать непереносимое зрелище её улыбки, блеска в её глазах, промелькнувшего на миг меж приоткрытых губ язычка, — какого чёрта, любая нормальная девушка на её месте опасалась бы сейчас неадекватных действий с его стороны, неужто эта психологическая садистка, эта мучительница успела за два месяца так хорошо его изучить? — со странным чувством ломающегося внутри барьера Кирилл потянулся рукою вниз.
Айни в очередной раз звонко рассмеялась, запрокинув голову назад.
— Ну, и кто теперь делает это через брюки? Прилюдно?
Не в силах уже себя остановить, не в силах даже окинуть взглядом округу — вроде бы вблизи никого не было, хотя, когда они садились, на противоположном берегу речки располагалось несколько рыбаков, — Кирилл лишь глупо выдавил:
— Это… магия… НЛП?
Как-то раз они с ней обсуждали легендарное нейро-лингвистическое программирование.
— Почти, — губы её растянулись в победоносной усмешке, глаза полузажмурились, а ладони на миг опять подозрительно прижались к бёдрам. — Ты сам себя завёл. Остальное — лёгкий толчок.
Приоткрыв глаза, она взглянула на него с неприкрытой иронией, причём, что самое странное, — с иронией светлой. Как если бы её рассмешили, допустим, его консервативные взгляды на Путина.
Или его неумение подкармливать тамагочи?
— Ты не стесняйся, — мягко шепнула Айнике, кажется, еле сдерживая новый приступ смеха; её сомкнутые ладони меж бёдер странно скользили то вверх, то вниз. Или это она специально, чтобы его поддразнить? — Продолжай.
Покраснеть сильнее Кирилл уже при всём желании не мог.
— Ты ещё скажи, что тебе это нравится, — буркнул он.
— А тебе? — Она насмешливо изогнула бровь.
Кирилл приоткрыл рот…
И понял вдруг, что ему и впрямь дико, по-сумасшедшему нравится всё, что она вытворяет с ним и с его рассудком, причём суть не только в физических ощущениях этой секунды.
— Очень, — вылетело из него.
Айнике резко наклонилась вперёд. Так, что личико её оказалось прямо перед его лицом, а кончик её носа даже слегка касался Кирова.
— Тебе же нравится, когда с тобою играют? — шепнула она, глядя ему в глаза. — Правда же?
Ему почему-то стало трудно дышать. Он словно боялся обжечься её раскалённым дыханием.
— Да…
Айни выпрямилась, не отводя от него взгляда; следом за нею, преодолевая неудобство в одежде, выпрямился и он. Созерцая Кирилла, она опять улыбнулась уже знакомой ему улыбкой — неумолимой, торжествующей, безжалостной и вместе с тем невообразимо заводящей.
— А сейчас, — изрекла она, — тебе очень хочется… приспустить брюки. — Меж её приоткрытых губ вновь на миг промелькнул влажный язычок. — Прямо здесь и сейчас, на этом речном берегу.
Помедлив, она проронила:
— С бельём.
Руки его, кажется, сами безвольно направились вниз к упругой резинке пояса. Спорить с ними Кирилл не мог, да и не пытался — какой смысл?
Айни с явным наслаждением следила за его постепенным разоблачением, лишь на миг полуопустив веки, когда со звуком хлопка — в звуке этом было повинно внезапное высвобождение из плена тугой ткани некоторых деталей Кировой физиологии — к траве отправились его плавки.
Взгляд её вновь приоткрытых глаз скользнул на секунду вниз. Брови её чуть приподнялись, заставив Кирилла ощутить себя лишь в шаге от пересечения некоей роковой черты.
Стоя полуголый, а скорее фактически голый пред Айни, переминаясь с ноги на ногу под её насмешливо-изучающим взглядом, он с невероятной чёткостью осознал:
— скорее всего, его сейчас видят;
— ему ещё весьма повезёт, если среди случайных свидетелей происходящего не окажется его знакомых, проживающих в одном районе с ним;
— она сейчас вполне способна просто рассмеяться и покинуть берег, что вполне укладывалось бы в её странные представления о кармическом воздаянии и достойных методах мести.
Видимо, мысли эти смятенной круговертью отразились у Кирилла на лице, поскольку Айни и впрямь рассмеялась. Румянец на её щеках стал ещё явственней, ещё заметней.
Сделав шаг вперёд, она слегка вытянула руку и коснулась его.
Нет, не ладонью.
Кончиком мизинца.
Медленно, плавно проводя по чуть подрагивающей плоти, едва касаясь оной и не отводя от его глаз взгляда. Кирилл почувствовал, что в шаге от сумасшествия — что не так уж и удивительно, если в шаге от него стоит земная его представительница?
— Кстати, — проговорила Айнике, приблизив лицо почти вплотную к Кириллу, — я хотела задать тебе ещё один вопрос. Ты бы мог меня изнасиловать, если бы знал, что тебе за это ничего не будет?.
Кончик её пальца почти дошёл до края.
— Да, — выдохнул он.
Потому что сейчас это было так.
— Правда? — шепнула Айнике. Глаза её располагались прямо напротив его глаз, заставляя тонуть в кофейной бездне…
Ладони его сами собою цепко сжались на её бёдрах — тёплых изгибах плоти, вызывавших грешные мысли даже полчаса назад, ныне же и вовсе сводящих с ума.
Айни сделала полушаг назад, будто пытаясь освободиться — то, чего Кирилл ей никак не собирался позволять. Вцепившись крепче в дивные ягодицы, пальцы его секундой позже проникли под тугой поясок её тёмных брюк.
Рывком метнуться к молнии её брюк и расстегнуть оную вместе с передней пуговицей было делом мгновения.
Символическое сопротивление Айни — попытавшейся отступить ещё на полушаг и с невинно-удивлённым видом чуть приоткрывшей ротик — лишь распалило его.
Спустив, почти что содрав с неё брюки вместе с чёрной кружевной лентой трусиков, игнорируя её невнятные протесты — не очень, впрочем, громкие — Кирилл на миг залюбовался её обнажившимися бёдрами, её ягодицами. Тем, что она всегда предпочитала прятать под тканью тех или иных брюк.
— Нет… — выдохнула она театрально-обиженным тоном.
— Да, — вылетело из него.
Рука его стремительно метнулась к полам её пиджака, натягивая до предела ткань, даже не расстёгивая, рвя блестящие пуговицы, ладонь его проскользнула под строгое деловое одеяние Айнике — он почти не удивился отсутствию каких бы то ни было ещё преград под тёмной тканью.
Пальцы Кирилла крепко стиснули один из бугорков плоти.
— Эй, — шутливо воспротестовала Айни.
Вздрогнув, она всё-таки сумела отступить на полушаг. После чего развернулась и сделала ещё несколько шагов — неуверенных, покачивающихся, — будто в попытке бегства.
Догнав её, резким движением он перехватил едва сопротивляющуюся девчонку чуть ниже пояса, на уровне ягодиц, если не дальше, ибо ладонь Кирилла стремительно и непроизвольно соскользнула вниз, цепко обхватив правое бедро, в то время как другая рука обхватила её торс, вцепившись пальцами в её левую грудь.
Айнике вновь что-то слабо выкрикнула.
Крик её лишь только раззадорил Кирилла. Силой вынудив её раздвинуть бёдра, повалив её на пахнущую прошлогодней осенью траву, он проник сзади своим налитым кровью инструментом вглубь её разгорячённого естества, ощущая, как нежная плоть чуть прогибается и пульсирует под напором. Едва сознавая, что у происходящего может быть множество свидетелей, что он прилюдно насилует девчонку, с которой только что на глазах у всех содрал одежду, — но, как ни странно, ему нет до этого ни малейшего дела.
Она глухо застонала, выгнувшись всем телом. Следом конвульсия её, словно разряд тока, передалась Кириллу.
Вынудив издать стон раза в три громче, а пальцы его — впиться до боли в её плечо.
Кажется, внутри него как будто что-то взорвалось, причём даже не в один миг, а пусть и сжатым во времени, но всё же раскатом оглушительных взрывов.
… оглушающих…
… испепеляющих…
… грозящих обратить в раскалённую взвесь как его самого, так и его жертву…
Тихие стоны Айни были им эхом.
Мальстрём безумия не мог отпустить его — их? — в один миг, перед глазами всё ещё стояли вперемешку огненные и алые круги, а слух едва начинал воспринимать вновь чирикание птиц и изумлённые переговоры рыбаков с противоположного берега, когда лежащая рядом Айнике чуть повернула голову и кинула на него не то удивлённый, не то вопросительный взгляд.
— Я всегда хотел это сделать, — вылетело из Кирилла.
И браслет на руке, сволочь такая, не запиликал.
Сидя у клавиатуры компьютера с недоеденным бутербродом в руке, Кирилл смотрел на экран, отображающий сейчас ленту публичного дневника Айнике, и ощущал, как уши его начинают краснеть.
"Вчера я поняла, что путь правды не столь прост и не столь однозначен".
В этом вся Айни?
Извлекать глубокие философские выводы из весеннего обострения, из крика чаек за окном, из рёва мотоциклов.
"Порою, к примеру, он может привести к потере дружбы и к переосмыслению давно сложившихся отношений".
Кажется, в горле у Кира появился комок, мешающий проглотить очередную часть бутерброда. Ему вообще почему-то расхотелось есть.
"Иногда, впрочем, он может привести и к приобретению кое-чего ещё — быть может, не столь высокого, но также забавного и по-своему интересного".
Кое-чего ещё?
Жар, покидающий понемногу кончики ушей Кирилла, кажется, начал расходиться взамен по всему его телу, включая самые неприглядные его уголки.
По-своему интересного?
Он ощущал себя примерно как Чикатило, которому в последний день перед казнью сообщили, что по приказу Бориса Николаевича он амнистирован.
— Только не влюбись, — негромко предупредила Айни, сидя рядом на берегу.
Кир воздержался от глупых вопросов вроде "Почему?". Многие интеллектуальные девушки, особенно из странных особей с загадкой внутри, обладают необычным задвигом или комплексом на эту тему — категорически не желая, чтобы в них влюблялись.
— И не думал даже.
Браслет на его левой руке в этот момент отсутствовал. Что было хорошо, поскольку Кирилл и сам точно не знал, правдив ли его ответ.
Пятница, вечер
…Пятница вечер… Ей так много надо еще успеть…. На вечер они пригласили гостей- супружескую пару, с которой их связывало почти 15 лет приятного знакомства.
Столько же лет они уже были вместе! Вместе ходили в театр, встречали Новый год, ездили друг к другу в гости по-поводу и без всякого повода. Вот и сегодня они договорились встретиться, поболтать и обменяться впечатениями после летних отпусков.
Столько еще надо успеть! Холодильник дома был пуст. Готовить она любила только для гостей, воспринимая повседневное стояние у плиты как издевательство, или пытку, или просто пустую трату времени.
Забежав в магазин и купив все неоходимое, она с двумя сумками еле добралась до дома. Успев только бросить мужу пакеты с продуктами и короткие распоряжения что с ними делать, она проскользнула в ванну и началась трудоемкая процедура приведения себя в подобающий вид. До прихода гостей оставалось меньше часа и ей пришлось значительно сократить нормальную программу вечернего макияжа.
Она была еще в ванной и через дверь давала мужу ценные указания по поводу приготовления салатов, готовки мяса в духовке и сервировки стола, когда прозвенел звонок. Хотя встреча была назначена за неделю заранее и гости пришли минута в минуту, звонок в дверь был, как всегда, неожиданностью.
На ходу нанося последние штрихи макияжа, она побежала открывать дверь, с нетерпением ожидая увидеть друзей, посвежевших и помолодевших после отпуска. Они действительно выглядели здорово! Ее подруга сбросила, как минимум, килограммов 5 и выглядела лет на 10 моложе, а ее муж, слегка загорев, приобрел тот шарм, которого так не хватает северным мужчинам, живущим 11 месяцев в году под серым северным небом.
Они были так рады видеть друг друга и настолько полны впечатлений, что первые несколько минут все говорили одновременно, перебивая друг друга и стараясь вместить в одну фразу впечатления целого месяца отпуска.
Их друзья провели отпуск во Франции, стране вечной любви и шампанского, и, под впечатлением увиденного, говорили не останавливаясь. Слов переставало хватать, да и как можно описать очарование пальм французской ривьеры и вкус кофе на терассе с видом на Средиземное море. И тут моя подруга вспомнила про фотографии, которые они принесли с собой на лазерном диске. Диск был немедленно вставлен в компьютер и мы расположились вокруг в ожидании очаровательных видов и не менее захватывающих комментариев очевидцев.
"Это — наша гостиница, это мы только что вышли из такси, это наш номер…..
А это….. " — Тут моя подруга запнулась и покраснела, так как на следующей фотографии, появившейся на экране, она была снята почти абсолютно голой, по-видимому в гостиничном номере и в тот момент, когда настроение у нее было явно игривым. На ней было только прозрачное нижнее белье, она стояла на коленях, повернувшись к камере спиной и приспуская трусики. Она всегда отличалась отличной фигурой, да и сброшенные после долгой зимы килограммы сиграли не последнюю роль. Под трусиками виднелась полоса белой, незагорелой кожи, что делало всю картину еще более эротичной.
"Ты не стер эти фотографии?! " Это было адресовано ее мужу, который, сидел с виноватым видом, втянув голову в плечи и стараясь казаться незаметным. Его старания пропадали зря и на его голову сыпались упреки. Тем временем мой муж неотрывно разглядывал скандальное фото. Зрелище явно не оставило его равнодушным и после длительной паузы он вдруг выдал фразу, которая моментально разрядила обстановку, спасая несчастного мужа моей подруги от неминуемой смерти.
"А что, ривьера всех женщин делает фотомоделями Плейбоя или только тебя?"
Вопрос был расчитан абсолютно точно и попал в цель. Моя подруга слегка смутилась, потом рассмеялась и было видно, что вопрос мужа ей польстил.
Она бросила для порядка еще несколько гневных взгядов и слов в сторону своего мужа, также нескольких взлядов удостоился и мой муж, но в них уже было женское кокетство и некоторая игривость. Конфликт угас сам собой и вечеринка продолжилась. Муж подруги сначала неуверенно, но, не встречая возражений с ее стороны, все более смело стал выводить на экран новые кадры.
Фотографии видов Франции перемежались фотографиями моей подруги в эротических позах, в нижнем белье, иногда абсолютно голой, в ракурсах, которые не оставляли сомнений в том, что они с мужем делали до и после того, как эти фотографии были сделаны.
На одной из них она была снята сидящей на стуле в мини юбке, из под которой слегка, как бы невзначай, выглядывали трусики, на другой — отдыхала на кровати и сквозь прозрачное покрывало просвечивали все контуры ее тела, на третьей — она была с завязанными глазами, широко раздвинутые в стороны ноги привязаны к углам кровати. Это фото особенно понравилось моему мужу и, чтобы задержать его подольше на экране, он предложил выпить коньяка. Когда мы пили я видела, что он не отрывает взгляда от экрана, да и его коньяк остался почти нетронутым. Тут он заметил очень интересную деталь на снимке — на стене была явно видна тень еще кого то, кто находился в номере в момент съемки, и это был не фотограф. "А чья это тень там в углу?" спросил муж. Немного замявшись, обменявшись быстрыми взглядами наши гости, перебивая друг друга, вдруг начали рассказывать нам про замечательный парк рядом с морем и про яхты миллионеров на рейде. Они явно уходили от ответа и вопрос про тень остался загадкой, которая заинтриговала меня. Я решила отложить допрос с пристрастием до лучших времен, когда мы с подругой останемся вдвоем.
Фотографии на экране сменяли одна другую, их было довольно много, одна эротичнее другой.
Мой муж сидел как завороженный и я видела, что это сильно его возбуждает несмотря на то, что он старался казаться безразличным. Конечно, он смотрел сайты с обнаженными женщинами в интернете, но здесь было совсем другое — он видел давно знакомую ему женщину и теперь воспринимал ее как сексуальный объект.
Муж моей подруги тоже казался возбужденным, что, по-видимому, подкреплялось совсем еще свежими воспоминаниями.
"Вы не теряли там времени даром!" — сказала я с некоторым чувством зависти.
"Да, уж! — улыбнулись они — "Это была незабываемая поездка"
Моя подруга повернулась ко мне с видом заговорщика: "Теперь вы у нас в долгу. Очередь за вами показывать фотки и не вздумайте морочить нам голову, якобы у вас ничего подобного нет!".
Я покорно полезла в глубь шкафа и извлекла на свет два черно-белых фото, которые мой муж сделал лет 15 назад, почти сразу после свадьбы. Это все, что у нас было из разряда семейной эротики. На одном кадре я стояла спиной к камере чуть повернув голову в сторону фотографа, разглядеть можно было только мой зад и маленький кусочек груди. На другом — я была снята лицом к камере, сидя на диване и закрывая грудь руками. До сих пор это были самые эротичные фото в моей жизни. Наши друзья долго рассматривали и обсуждали эти кадры, что меня немного смутило. В результате, мой зад был признан достойным восхищения, а мастерство фотографа предано общественному порицанию.
Мужчины, разгоряченные коньяком и возбужденные увиденным, предложили тут же исправить такую несправедливость по отношению ко мне. Это было заманчиво. Мне вдруг до смерти захотелось иметь такие же фотографии, как у подруги, у себя дома на компьютере, тем более, что фотоаппарат они, по счастливой случайности, захватили с собой.
Моему мужу эта идея тоже очень понравилась. Он предложил мне скопировать позы подруги. Я раскусила его маневр, это было предложено для того, чтобы еще раз посмотреть ее фотографии и особенно одну, заинтересовавшую его больше всего.
Я готова была поспорить, что он уже представил меня привязанной к кровати, со спущенными трусиками.
Оставив мужчин пить коньяк и обмениваться фотографическим опытом, мы с подругой пошли в спальню подбирать мне одежду для съемки.
Выбрав, на мой взгляд, наиболее сексуальное нижнее белье, я переоделась в черную мини юбку, одела фиолетовую кофту с широким вырезом-декольте, черные колготки-сетку и черные выходные туфли на высоком каблуке.
Подруга одобрила мой выбор и мы быстро вернулись в гостиную.
Мой муж с подругой устроились у экрана компьютера и начали подбирать фотографии для образцов. Мы сделали первый снимок, на котором я просто сидела в кресле, нога на ногу, но чуть-чуть наклонившись вперед так, что через широкий вырез кофты была слегка видна грудь и бюстгалтер. На следующих кадрах я продемонстрировала округлости моего зада, слегка приподнимая юбку или просто наклонившись вперед так, что белизна моей задницы отлично контрастировала с черной тканью сетки колготок. Следующий кадр был посвящен виду трусиков под юбкой и мне пришлось снять колготки. Я пыталась сделать это быстро, но все присутствующие, разгоряченные прцессом, потребовали медленного стриптиза и мне пришлось подчиниться. Пытаясь растянуть момент сползания колготок вниз с моих бедер до бесконечности, я вдруг поняла, что меня умело, медленно, смакуя детали раздевают, при этом совсем не касаясь меня руками. Это возбудило меня!
Больше всего меня удивила моя подруга. Ее глаза горели не меньше, чем у мужчин и ей явно хотелось оказаться сейчас на моем месте. Она была готова присоединиться ко мне, но сегодня я была центром внимания и мне это нравилось. Казалось, что в комнате никто не дышал и все, затаив дыхание, ждали кульминации стриптиза. Надеюсь, я не раозочаровала зрителей.
Было заметно, что весь процесс увлек мужа моей подруги и он с энтузиазмом стал изобретать позы для следующих снимков. Ага! Похоже и меня тоже стали воспринимать как сексуальный объект. Неожиданно для себя, я отметила, что это возбудило меня еще сильнее и мне вдруг захотелось соблазнить фотографа, соблазнить его прямо здесь, под взглядами его жены и моего мужа.
Следующая картинка на экране требовала от меня приспустить трусики, что я немедленно исполнила. Я приспускала, я расстегивала, я поворачивалась и приподнимала… Я делала все, что требовали от меня образцы на экране и неумолимый фотограф. Наконец, остался последний, самый эротичный кадр, которого я ждала со страхом, как приговора и, в то же время, с долей любопытства и возбуждения.
Я, абсолютно голая, привязанная к кровати с широко раздвинутыми ногами и с повязкой на глазах. Мой муж, явно предвкушая нечто необычное, торжественно переключил кадр на мониторе и пристально посмотрел на меня. В этом взгляде я прочла вызов, безумное желание и любопытство.
"Я думаю, следующий кадр требует немного времени для подготовки. Не будем мешать…" — сказал он и, подмигнув моей подруге, увел ее на кухню.
Мы остались одни. На мне были только трусики и расстегнутый лифчик, бесполезно болтающийся на одном плече.
Мы оба посмотрели на фото на экране, потом друг на друга.
Из кухни доносились отдельные смешки и шушуканье. Там явно смаковали пикантность моего положения и, наверняка, фантазировали на эту тему. Муж подруги первым пришел в себя и взял на себя роль лидера в игре.
"Ну, приступим! Снимай все и ложись!"
Меня поразило, как изменился его голос. Обычно мягкий и ласкающий баритон превратился в хриплый бас. Приказам, оттданным подобным тоном, невозможно не подчиниться. Я только сказала "Да" усилием подавив "Да, господин" и, быстро опустив трусики и перешагнув через них, подошла к кровати.
Он отложил фотоаппарат, взял со стола широкую салфетку и завязал мне глаза.
Через мгновение мои руки и ноги уже были широко раздвинуты и крепко привязаны к кровати. Связанная, обнаженная, с широко раскинутыми руками и ногами я только сейчас осознала, что абсолютно беспомощна перед стоящим передо мной возбужденным мужчиной.
"Он не посмеет" подумала я, и вдруг почувствовала, как его руки медленно скользнули вдоль моего тела, делая остановки на сосках, осторожно лаская бедра и, спустившись ниже, задержались между ног. Все это доставляло мне невыразимое наслаждение. Его пальцы ощутимо дрожали, дыхание было прерывистым и тяжелым от возбуждения. Я вся обратилась в слух и доносящиеся с кухни голоса казались мне чем- то нереальным и иллюзорным. Здесь и сейчас было только мое беззащитное тело и руки другого мужчины, скользящие по нему. Одна рука нежно гладила мою грудь. Почувствовав, как вторая его рука прошлась по треугольнику моих волос, а его палец несколько раз легко скользнул внутрь меня, в то время как другой он делал круговые движения, лаская мой клитор, я больше уже не могла сдерживать охватившее меня дикое желание и застонала.
Голоса из кухни стали перемещаться в направлении комнаты и ласкавшие меня пальцы моментально исчезли с моего тела. Скрип двери возвестил, что вся компания снова в сборе. Наверно зрелище, которое им открылось, было настолько захватывающим, что в комнате наступила полная тишина. Я отчетливо слышала, как муж подруги взял фотоаппарат и затвор стал щелкать раз за разом, отсчитывая отснятые кадры. Последний щелчок чуть отличался от других, что означало конец пленки. Я вздохнула, сама не поняв был ли это вздох облегчения или сожаления и приготовилась, что меня сейчас освободят из оков. Но вместо этого я услышала отдаленный шепот троих заговорщиков. Они явно о чем то договаривались. Сколько я не пыталась прислушиваться, я не смогла понять ни слова, но судя по интонации переговоры прошли успешно. Легкое сомнение, плавно переходящее в подозрение, а затем в почти уверенность пронзило меня. Через несколько секунд я услышала звук захлопывающейся двери и шагов, приближающихся ко мне.
Мужские пальцы нежно пробежали по моему телу, заставляя его трепетать. Я ответила долгим стоном, стоном ожидания и невозможности ожидания. Мужчина молчал ничем не выдавая себя, по видимому наслаждаясь созерцанием моего возбуждения и беспомощности, он продолжал ласкать меня. Желание, охватившее меня достигло такой силы, что мне сейчас было безразлично кто со мной.
Это был самый сумасшедший, самый страстный, самый лучший секс, который когда-либо был у меня в жизни. Руки, губы и член мужчины не давали мне покоя до тех пор, пока я совсем не выбилась из сил и не провалилась в глубокий сон. Утром я проснулась, как всегда в объятиях мужа и только легкие следы от веревок на моих ногах и руках напоминали о безумии прошедшего вечера.
Я не спросила, что точно происходило вчера Ответа на этот вопрос я так никогда и не узнаю. Да и хочу ли я его знать?
Теперь, каждый раз, когда наши сексуальные чувства охладевают, мы включаем компьютер, смотрим фотографии и наши воспоминания очень быстро направляют нас прямиком в спальню.
Развратная девственница
Привет!
Хочу поведать вам здесь свою историю, где все написанное — чистейшая правда, за исключением, разве что, имен. И то, я заменил их на другие из тех соображений, что наш городишко очень маленький, где все знают друг друга в лицо, и что самое главное, многие любят сидеть в Интернете, где и могут обнаружить сей рассказ.
Так вот, зовут меня Алик. Мне уже немного за 30, но выгляжу я, как говорят на 25. Связано это, видимо с тем, что я никогда не занимался тяжелым физическим трудом, и всегда тщательно следил за своей внешностью. А внешностью меня бог тоже не обидел, высокий, худощавый, интересный мужчина, с тонкими длинными пальцами рук, элегантной прической, и очень выразительным взглядом карих глаз. Я по профессии фотограф. И в силу этой самой профессии, мне постоянно приходится сталкиваться больше с женской половиной нашего города, нежели с мужской. Вы же знаете, как Они любят фотографироваться!
Итак, однажды, мне ну очень надоело сидеть в своей маленькой студии, и я отправился на рынок, благо он расположен совсем рядышком. Рынок у нас единственное, пожалуй, место, куда горожане ходят не столько купить чего нибудь, как просто встретиться со знакомыми, поболтать, показать обновку, посмотреть на других. Разумеется, я туда отправился тоже не за покупками. На дворе стояла весна, а она в наших краях ранняя, и теплая. Так что, девочки уже начали обнажаться, юбочки становились короче, а топики более открытыми. Меня все это возбуждает, равных нет! Брожу, значит, я по рынку, здороваюсь со знакомыми, а сам глазею на попочки, затянутые в облегающие полупросвечивающие брючки, под которые эти бестии надевают тоненькие трусики карандашики, и мое возбуждение становится все сильнее и сильнее. Кстати, о трусах. Я вообще не ношу под брюки нижнего белья, за исключением зимы. Поэтому, наверное, мой член в брюках, не скованный никакими узами, не в силах равнодушно реагировать на женские прелести начинает меняться в размерах, так и норовя, порвав штаны, вылезти наружу, стремясь попасть в эти самые женские попочки или влагалища, или ротики…
Эээ. Я так замечтался, что не заметил, как столкнулся вдруг с незнакомой мне девушкой. Я, резко было бы, обернулся, чтоб сказать грубость, но, обомлел, увидев ее. На вид ей было, где — то лет 18. Это была настоящая красавица, именно в моем, таком взыскательном вкусе. Высокая, наверное, около метр 75–77 роста, стройненькая, с темной копной вьющихся волос, спускающихся аж до лопаток, с почти детским взглядом больших, карих глаз, расположенными под густыми бровями, в данный момент изогнувшимися в негодовании. Ротик этой красавицы представляли пухленькие, надувшиеся губки, с красивым рисунком верхней губы, а вот нижняя даже выступала чуточку вперед, что придавало ей неземное очарование и прелесть. И как бы в довершении этого сказочного портрета прямо над верхней губой, чуточку справа, красовалась небольшая родинка, подарок богов, и так щедро одаривших ее неземной красотой! Одета сия мадмуазель была в коротенький топик, чуточку, только закрывающий ее груди, стоящие торчком, в разный стороны. А вот лифчика не было вообще, ибо сосочки призывно торчали с под него, так и дразня и без того мое возбужденное настроение. Так же открыт для любования был и ее пупочек, длинный, вытянутой, вертикальной формы, совсем еще девичий. Такие пупочки бывают только у не рожавших женщин. Через плечо перевешана, какая то сумочка, большая, но плоская такая, молодежная. Брючки же ее были без пояса, и сидели не на талии, а на бедрах, и на животик повязан свободно ремень, просто для красоты, нежели для поддержания брюк. Нет, они сидели на ней так, как будто она в них родилась, узкие, обтягивающие до нельзя эти восхитительные формы, так, что каждый бугорочек просто выпирал наружу…
— Я прошу прощения, — только и сумел промямлить я.
— Ниче, я не обиделась, — сменила гнев на милость девушка, и даже чуточку улыбнулась, своим большим ртом, отчего видны стали безукоризненные белые зубы.
— Еще раз, простите, — мне не хотелось терять ее из виду, — давайте, кА с вами познакомимся. Я уже твердо решил перейти в наступление, и не давая ей опомниться, представился…
— Алик, меня зовут Алик, я фотограф.
Я не знаю почему, но женщин всегда завораживает моя профессия, может, мысленно приравнивая ее к профессии творца, художника… Вот, и это ангельское создание, тоже приостановилась в нерешительности, и даже бессознательно стала поправлять прическу.
— Что вы? Как интересно, — загладила волосы девушка, блеснув колечками на тончайших и длинных пальчиках, с такими же длинными, ухоженными ногтями, — Лейла.
— Очень приятно, Лейла, вы не против, если я приглашу вас куда-нибудь на чашечку кофе?
Ах уж эти чашечки кофе! Ведь когда пригашают девушку на эту самую чашечку, я думаю, даже самая наивная ведь заранее знает, что приглашают ее на Член, а не на кофе! Нет, они все равно начинают кокетничать, и "ломаться".
— Я не пью кофе, — Лейла улыбнулась, — но я могу составить вам компанию, если вы угостите меня чем — то другим, соком, например.
В общем, через полчаса, мы уже сидели в уютном, некогда очень даже знаменитом в нашем городе, ресторанчике, и ждали наш заказ. Почему я говорю, "некогда", так это потому, что сейчас эти рестораны, кафе, бары, стали плодиться, как грибы после дождя. А мне вот, нравятся малопосещаемые места, где у меня меньше шансов столкнуться со знакомыми моей жены, или тещи, или с самой этой, черт бы ее побрал, тещей! Как, я не сказал вам, что женат? Хммм… Лейла, конечно же, пила со мной не только сок. И уже через минут 30–40 общения, она стала "раскрываться", благо, я прекрасный собеседник, да и выпитые ей пол бутылки шампанского оказались достаточными, чтоб она вела себя вполне расковано.
Единственное, что меня смущало, так это то, что она призналась мне, что у нее еще "не было мужчины", а со своим парнем, Эдиком, у нее все ограничивается поцелуйчиками, поглаживаниями, ласками, в общем. И она даже никогда не видела обнаженного мужчину, разве что только в кино! Вот, что я сумел выведать у нее в процессе нашей беседы. Зато, когда я, воспользовавшись подходящим моментом, решил ее поцеловать в губы, она ответила мне довольно страстно, и даже языком. Но вот, стоило мне запустить свою руку ей между ног, так она тут же сдвинула их, и вцепилась своими острыми ноготками в мое запястье.
— Нет, нет, этого не нужно, Алик, ты, конечно, мне нравишься, но этого не нужно, — еще раз добавила она, и даже отодвинулась немного от меня.
— А давай кА, пойдем ко мне в студию, — предложил я Лейле, в кабинке ресторана мне уже становилось тесновато.
— Ты не будешь приставать ко мне?
— Отвечаю! Что ты! Ты же еще девочка…Такая молоденькая…
В студии Лейла с удовольствием разглядывала развешанные на стенах картинки, пока я, воспользовавшись моментом, накрывал на скорую руку импровизированный столик, снова с шампанским, шоколадками, и вообще, обычным, "джентльменским набором".
— Какие красивые у тебя модели, — Лейла была в откровенном восхищении от моих фотографий.
— Что ты! Вот ты настоящая красавица, — я сделал ей комплимент от души.
— А ты не хотела бы сняться обнаженной?
— ???
— Да, именно обнаженной, у тебя такая фигура, ты будешь просто богиней на фото, — голос мой становился все вкрадчивей, и приобретал бархатные оттенки, так нравившиеся женщинам. Я подвел ее к компьютеру, где и хранил свои "тайные" снимки, которые не показывал никому, ну, почти никому. Я же говорю, у нас маленький городишко, где вдруг кто — то может узнать на фото свою знакомую, или того хуже — сестру, или жену. Вот почему я не печатал эти снимки, и не развешивал на стенах, а так хотелось бы, чтоб ими любовались все! И я не встречал ни одну женщину, которая не хотела бы позировать перед фотокамерой обнаженной, разве что, комплексовавших своей фигурой, но таким я и не предлагал. Лейла зачаровано смотрела на снимки. Ей явно нравилось почти журнальное качество исполнения, и в то же время осознание того, что они сделаны здесь, в этой маленькой студии.
— Нее… Я, наверное, так не смогла бы, — однако голос у нее был не столь уверен.
В общем, через пол часа уговоров, и еще пол бутылки шампанского, Лейла уже сидела, закутавшись только в мою рубашку на голое тело, и в тоненьких белых трусиках, которые она наотрез отказалась снимать. Теперь я мог во всю любоваться ее стройными ножками, с точеной формой коленок, в ожидании, когда она "настроится", и скинет, на конец эту чертову рубашку!
Лейла выпила "для храбрости" почти полный фужер шампанского, и спустила рубашку на бедра, обнажив груди. Я тут же, подхватил рубашку, и вообще унес отсюда, не давая ей шансов закрываться ею. Вот он, долгожданный момент! Я так и застыл в восхищении, любуясь этим девичьим, еще нетронутым телом. И сознание того, что я первый мужчина, который видит эту девушку голой, приводило меня в неописуемый восторг, такой, что мой член, уже сотни раз за сегодняшний день поднимавшийся, опять воспрял духом, и теперь нагло выпирал из — под штанов. Лейла же, наоборот, сидела, вся как — то, сжавшись в комочек, сдвинув плотно ноги, и как бы прикрывая свои груди, кстати, довольно большие для ее стройной фигурки. Сосочки же, напротив, у нее были маленькие, и на ореолах вокруг них выступили даже мурашки, что говорило о том, что девушка в сильном волнении. Теперь мне, как опытному мужчине нужно было вести себя как можно деликатнее, чтоб не спугнуть это "дитя". Лейла потихонечку привыкала к незнакомой ей ранее ситуации, но все еще смущалась. Но я все же заметил, что она украдкой бросала взгляды в сторону моего "дружка", видимо дивившим его своими откровенно большими размерами.
— Милая. Пожалуйста, сядь удобнее, расслабься, — я как можно ласковее обратился к моей новой модели, сам в то же время, приготавливая штатив и камеру.
— Как мне сесть, покажи?
Я подошел к девушке, и притронулся к ее плечам, расправляя их, и открывая на полное обозрение груди. Ноги же я развернул в очень красивой позе, положив одну на другую.
— Знаешь, нужно будет возбудить твои сосочки, чтоб они смотрелись красивее на снимках, — ласково сказал я ей. Конечно, это был просто предлог, они, ее сосочки и без того были достаточно возбуждены, и торчали, как две виноградинки.
— Как мне это сделать? — хитро улыбнулась девушка.
— Можно, я сам это сделаю тебе? — я уже подошел к ней вплотную, и встал так, что мой выпирающий член оказался прямо напротив ее грудей. Не давая ей ничего предпринять, я уже притронулся к сосочкам, и начал кончиками пальцев ласкать их вращательными движениями. В какое то время, я же присел перед ней на корточки, и прикоснулся губами к левой груди. Дрожь возбуждения прокатилась по лейлиному телу, я даже почувствовал, как она откинулась на спинку кресла. Я целовал по очереди ее груди, таким образом, что когда один сосочек ее был у меня в губах, другой я в тоже время крутил и поглаживал пальцами. Поцелуи мои становились все откровеннее, я уже лизал ее соски, то груди целиком, и спускался поцелуями на ее нежный животик. Стоило ей что — то сказать мне, как я тут же закрывал ее губы своим поцелуем, и она отвечала мне взаимностью, потихонечку тая в моих руках. Вот я притронулся ласково к ее лобку, пока еще скрытому в белых хэ — бэшных трусиках. Запустив руку поглубже в промежность, я убедился, что трусики ее все были уже влажными, видать девочка возбудилась не на шутку. Лейла опять схватилась за мою руку, но меня уже трудно было остановить! Я хотел туда! Я хотел упиться ее нежностью, прильнуть губами к заветной пещерке.
— Давай снимем это? — я держал руку на ее лобке, ласково поглаживая его через трусики.
— Ты же обещал! — она ответила так нерешительно, что я думаю, даже сама не веря в свои слова. Однако, попочку приподняла, давая снять с нее последний предмет одежды. Когда я сделал это, то просто обомлел перед представшим моему взору виду. Вся ее пиздочка была покрыта такой густой растительностью, что не оставляла последних сомнений в ее девственности. В наших краях девушке запрещено стричь или брит волосы на пизде до замужества. Вот и моя девочка тоже придерживалась этого табу. Я был в восхищении! Мне всегда нравились волосатые пизды, и всем моим любовницам, и жене тоже я запрещал прикасаться ножницами к "моим" сладеньким пещеркам.
Я ласково прикоснулся сначала к лобочку, поигрывая ее пушком, а потом и потихонечку пропустил руку вниз, так, что мой средний палец нащупал клитор.
— Ааа… — только и вскрикнула Лейла, еще сильнее вцепившись уже двумя руками к моей руке, — обещай только, что ты не будешь мне "ломать" целку. Обещаешь?
— Да, да, конечно, — я опять впился губами в сосок, в то время, как моя рука уже во всю ласкала набухший клитор этой развратной девственницы. Влагалище ее промокло донельзя, с дырочки во всю стекала жидкость, и мне не терпелось попробовать на вкус.
— Сядь пожалуйста, вот так, — я развернул ее и придвинул к себе, раздвинув ножки как можно шире, тело в тоже время откинув на спинку кресла. Голос мой становился все приглушеннее, я даже стал постанывать от удовольствия. Теперь я мог полностью владеть ее пещеркой, и стал целовать ее всю, облизывая ее клитор, а потом и саму дырочку. Кто лизал между ног девственнице, тот прекрасно знает, какой у них своеобразный ни с чем не сравнимый вкус. Это было божественно! Я лизал пизду, в которой еще не побывало ни одного мужчины! Причем, сама обладательница этой пизды была на редкость красива, и пластична. Она вся даже прогибалась грациозно, выгнув спину, откинув голову, так и подставляя для моего рта свою дивную и сладенькую пиздочку. Я конечно уже приспустил свои брюки, и вынув свой 19-ти сантиметровый член уже тихонько мастурбировал под сиденьем стула. Лейла совсем потеряла голову, она сама то ласкала свои сосочки, то прикасалась к моей голове, и играла моими волосами. Внезапно, дыхание ее стало чаще, она еще сильнее вцепилась в мои волосы, и даже стала "подмахивать" пиздой на встречу моему рту. Она уже была вся мокрая от моих слюней, от ее выделений, когда Лейла откинула голову, и приглушенно застонала. Потом она, как бы обмякла в моих руках, и, отодвинув мою голову, посмотрела прямо в глаза.
— Ты в первый раз в жизни кончила? — спросил я.
— С мужчиной, — поправила Лейла.
— ???
— Нет, ты не так понял, — засмеялась она, — просто я часто мастурбирую, я люблю ласкать себя. В особенности перед сном, когда могу закрыться в своей комнате, раздеться, и ласкать свою киску.
— Хочешь посмотреть на мой хуй? — спросил я ее.
Лейла ничего не ответила, и я, встав, перед ней во весь рост, пристроил свой хуй к ее сосочкам. Я гладил набухшей и ставшей бордового цвета головкой ее соски. Но, когда я захотел приблизить Его к ее губам, она только закинула голову, назад, и отвернулась от моего дружка. " Ниче, — мысленно успокоил я сам себя, — это у нас еще впереди".
— Можно, я смажу Его в твоем соке? — спросил я вслух, сам в то же время, опустился на колени, и приблизил его к волосатой пиздочке.
— Нет, нет! Не суй Его туда! — Да не бойся, лапочка, я просто хочу смочить его Там, в твоих соках.
Я еще больше откинул ее назад, в тоже время, еще шире раздвинув ножки, таким образом, что стала видна даже розово — красного цвета дырочка, из которой сочился ручеек выделений, который терялся где — то в промежности, в области анального отверстия…
— На, потрогай Его, приложи его к щелочке.
Я взял ее левую руку. И всунул свой хуй в нее. Лейлочка неуверенно взяла его, и остановилась в нерешительности. Тут уже я направил ее руку со своим хуем к ее дырочке. Я водил Им по ее щели в вертикальном направлении, и по Нему текла влага девственной пизды! Все это было так здорово, что я стал чувствовать приближение оргазма.
— Неужели Он весь помещается Там? — наивно спрашивает меня моя девственница.
Движения ее руки уже не столь нерешительные, ей явно нравится держать Его, ласкать, смотреть на Него.
— Девочка моя, можно, я кончу на твои груди? — я уже опять встал и теперь взял "инициативу" в свои руки, всучив тем временем в ее руку свои огромные висячие яйца.
— Какие большие… — изумленно шептала Лейла, сама, лаская их и теребя.
От таких слов, от всего этого, я не выдержал, и кончил прямо на ее грудь. Лейла от неожиданности чуть не вскочила с кресла, но я не дал ей это сделать, еще больше прижав свой фонтанирующий хуй к груди красавицы. Сперма тем временем стекала на ее груди, на живот, и даже несколько капель попали на ее лицо, отчего Лейла, брезгливо, пока еще, вытерлась. Я думаю, я ревел как раненный бизон, от сознания того, что кончил на девственницу. Потом я сам собственноручно мыл ее под душем, и даже подмывал, но осторожно так, чтоб не повредить ее плеву, так необходимую Эдику, ее жениху. Потом мы еще несколько раз кончили таким образом. Но уже во второй раз, я, как бы нечайно, умудрился кончить на лицо Лейлочки, и она даже попробовала ее на вкус, но он, конечно, пока ей не нравился. И, конечно же, я сделал в тот день несколько восхитительнейших снимков, которые я могу выслать вам, при условии, что вы мне отправите свои, пусть не столь откровенные. Лейла оказалась прекрасной моделью, и теперь не комплексует перед камерой. Единственное, что я скажу, так это то, что она до сих пор еще "целочка", я сдержал свое слово. За то она научилась прекрасно делать минет, и очень любит глотать мою сперму всю, до последней капельки. А я не торопясь, подвожу ее к мысли, что кроме ее влагалища, на котором есть пломба, у нее есть и другая дырочка, и вряд ли Эдик, женившись на ней, что — то заметит, если мы с ней начнем ее разрабатывать Ее. Палец мой уже прекрасно там помещается, в то время, когда я вылизываю ее влагалище. В общем, я думаю, анальный секс у нас будет очень скоро! Пока! Пишите на мыло, пообщаемся…
Разговорчивые пальчики
Когда Олег оторвался от бумаг в кабинете и бросил взгляд на часы, был уже первый час ночи. Устало выпрямил спину, потянулся к телефону позвонить домой, но передумал, подумав, что уже все спят. Выйдя из офис, сел в машину, закурил, и не спеша поехал по ночному городу. До дома почти час езды, торопится некуда. Ночные огни и неон игриво мигали навстречу машине. Он включил спокойную музыку, пять колонок встроенных в салон машины, создавал покой и успокоение. Мысли медленно текли в голове, после тяжелого дня. Хотелось кофе. Он остановил автомобиль у ближайшего кафе. Зашел, сел у бара, заказал чашку кофе. Пока бармен выполнял заказ, он безразлично осмотрел зал. Народу было мало, пару компаний сидели за столиками. Бармен принес кофе. Сделав глоток обжигающего напитка, он закурил очередную сигарету, наслаждаясь смещением ароматов и вкусов. За спиной раздался шум, он обернулся и увидел, как за столиком рядом с ним, ругаются девушка и два парня. Девушка встала, встал один из парней и сильно ударил ее ладонью по щеке. Она отшатнулась, каблук подвернулся, и она стала падать. Олег подхватил ее за талию и поставил на ноги. Чашку с кофе он держал в руки, и кофе, конечно, выплеснулся ему на пиджак. Поставил чашку на стойку бара, осторожно посадил девушку на соседний стул, и кинув бармену: "Принеси ей льда" пошел в сторону столика с парнями. Второй тоже поднялся и нагло ухмылялся, смотря на Олега. Первому достался удар ногой сбоку в область колена, раздался хруст, вдобавок удар в основание черепа. Второму просто досталось локтем между верхней губой и носом. Все произошло очень быстро, Олег повернулся, сел обратно на свой стул и заказал себе еще кофе. Девушка всхлипывала, прижимала пакетик со льдом к щеке.
— Все нормально? — спросил Олег.
— Да, спасибо большое, если бы не вы: — ответила девушка.
— Ерунда, — и он повернулся к своей чашке. Настроение было испорченно, он глотком проглотил кофе, заплатил и пошел к выходу. Один из парней так и лежал на полу без сознания, второй сидел, прислонившись, спиной к стене и пытался унять кровь из разбитого лица.
Олег сел в машину, завел двигатель, и вдруг дверь со стороны пассажира открылась. Это была эта девушка из кафе.
— Извините, вы меня не подвезете, а то я боюсь одна добираться! — она умоляюще смотрела на него.
— Куда тебе? — буркнул он. Она назвала, было по пути.
— Садись.
— Спасибо! Большое спасибо! Вы просто не представляете, как я вам признательна!
Олег скривился, он устал, был раздражен, костюм залит кофе, хотелось просто принять душ и уснуть. Он ничего не ответил, молча ехал и смотрел на дорогу. Девушка откинулась на спинку сиденья.
— Можно сигарету? — спросила она.
Олег достал сигарету, протянул девушке, пальцы ее дрожали. Поднес зажигалку. Огонек на несколько секунд осветил ее лицо. Щека красная, голубые глазки, блондинка, короткое каре, лет 20–23. Она чуть сползла на сиденье, устраиваясь удобней. И без того короткая юбка задралась выше, обнажая ее ноги. Огни уличных фонарей выхватывали из темноты круглые коленки и бедра, обтянутые нейлоном. Девушка докурила, и закрыв глаза, задремала. Олег украдкой разглядывал ее. Симпатичная, личико кукольное, грудь обтянутая топиком, бюстгальтер отсутствовал. Пока она устраивалась в сиденье, юбка задралась еще выше, обнажив кромку чулка.
Подъехав к дому, который ему назвала девушка, он тихонько коснулся ее плеча. Она открыла глаза.
— Мы уже приехали? Извините, я задремала. Спасибо вам еще раз!
— Пожайлуста, — Олег терпеливо ждал, пока она уйдет.
— Вы не проводите меня до квартиры, а то в подъезде темно! — она опять умоляюще смотрела на него кукольными глазами.
Он мысленно чертыхнулся, но был настоящим мужчиной, поэтому вышел из машины и пошел за ней.
— Где вы научились так драться? — спросила она, подходя к подъезду.
— В армии.
— Вы наверно десантник?
— Нет, поваром был в армейской кухне! — его голос был раздражительным, она почувствовала это и замолчала.
Поднявшись на свой этаж, она открыла дверь в свою квартиру.
— Хотите кофе? — неожиданно спросила она.
— Нет, спасибо, я хочу домой.
— Я хочу Вас отблагодарить! — она вплотную подошла к нему. Ее одна рука легла ему на плечо, вторая опустилась на ширинку брюк.
Олег аккуратно убрал ее руки.
— Скажи мне просто "Спасибо", — сказал он, и стал устало спускаться по лестнице.
— Спасибо, — крикнула она ему вслед.
Когда он добрался до дома, было уже полтретьего ночи. Осторожно разулся, положил пиджак на стиральную машинку, разделся, принял душ, накинул халат. Пройдя в комнату детей, поправил младшему сыну одеяло, поправил подушку старшему. Он постоял минуту, смотря на них, он гордился своими сыновьями. На цыпочках прошел в спальню. Его жена Олеся спала, накрывшись одеялом по самый носик. Вот кого он любил уже более 10 лет, сходил с ума по ней, поэтому был равнодушен к другим женщинам. Немного разочарованно вздохнул, из-за того что она спит, и пошел в свой "рабочий кабинет". В этой комнате стоял диван, компьютер, видеодвойка. Строгие обои, темные шторы, настоящая мужская келья.
Олег включил компьютер, решив, что все равно не уснет, и можно немного поработать. На рабочем столе монитора он увидел надпись: " Ты давно не смотрел видик!!!". Несколько секунд он смотрел удивленным взглядом на экран, потом взял дистанционнку, включил телевизор и нажал на "Play". Экран замерцал и началась запись. На экране он увидел Олесю. Она была с распущенными волосами, с легким макияжем. Глаза блестели, губы улыбались. Она сидела на диване, где сейчас сидел он. На ней были босоножки на высоком каблуке, длинная юбка с разрезом почти до самого пояса, тонкая полупрозрачная шифоновая блузка. Она сидела, откинувшись на спинку дивана, нога была закинута на ногу, обнажая бедро в разрезе юбки. Олег был очень удивлен, его жена была спокойная домашняя женщина, не то чтобы не сексуальная, нет, она была страстной и горячей, но не ставила секс на первое место в жизни.
"Привет!" — раздался ее бархатный голос с экрана, — "А я тебя заждалась. Просто хотела с тобой поболтать. Ты много работаешь, мне без тебя плохо. Вот и сегодня я легла одна в нашу постель, и думала о тебе и решила немного рассказать о себе то, о чем ты просто не догадывался. Правда я намучилась с камерой, пока все получилось, ты же знаешь, любимый, что я не люблю всякую аппаратуру, но я справилась. Выпила коньяка немного для смелости и вот я перед тобой".
Олег удивленно смотрел в экран, не веря в реальность происходящего. Он просто не ожидал такого.
"Так вот" — опять раздался голос с экрана. — "Я думала о тебе. Твоя подушка пахла твоим гелем после бритья. Я обожаю твой запах, мужской, сильный, как ты. Я вспоминала твои руки, нежные и умелые, я таю в твоих руках. Я вспоминала твои губы, мягкие и теплые, как они ласкают мою кожу, грудь, мою "девочку". Я так сильно тебя захотела, просто не было сил. И знаешь, что я делала? Отгадал? Наверно нет, ты же знаешь, что меня не терзают страстные сексуальные желания, я что я мягкая и домашняя, совсем не женщина вамп. Так вот, я делала: Нет, я не буду тебе рассказывать, я тебе покажу".
"Я представляла твои руки, как они начинаю меня гладить". Ее руки скользнули в шее, стали ее поглаживать, опустились на грудь. Нежно, круговыми движениями она ласкала себе грудь.
"Ты любишь проводить пальчиком по моим сосочкам, мне так это нравиться". Ее пальчик стал водить по ореолу сосочка сквозь блузку, шифон был почти прозрачный и Олег видел, как сосочки затвердели от этой ласки. Она расстегнула несколько пуговичек на блузке, обнажая грудь.
"Красивые, правда? Мне самой нравиться, они такие упругие и теплые". Руки ласкали грудь сильней, пальчики зажимали вставшие сосочки. Глаза были полуприкрыты.
"Потом ты ласкаешь мои ножки". Ее руки опустились на бедра, она подняла почти до верха юбку. На ней были чулки цвета загара и пояс. Ноги были длинные, красивой формы, просто точенные.
"Ты ласкаешь меня снизу, не пропуская ни сантиметрика моего тела". Она гладила себе икры, коленки, поднимаясь выше и выше. Когда ее ладони коснулись обнаженной кожи, выше чулка, с губ слетел легкий стон. "Мне всегда нравилось тепло твоих рук, иногда они бывают просто горячие".
"Мне мешает юбка". Она встала, повернулась спиной к камере и медленно стала снимать юбку. Медленно обнажалась упругая попочка, с тонкой полоской белых трусиков между ягодиц. Она прогнулась, снимая юбку до конца, перешагнула через нее и снова села на диван, сжав ноги. Олег уже давно забыл про усталость, он заворожено смотрел на экран.
"Ты гладишь мне бедра, раздвигаешь мне ножки". Она гладила свои бедра, ножки раздвинулись в стороны, и Олег увидел полупрозрачные трусики, плотно обтягивающие лобок и губки. Трусики были насквозь мокрые.
"И вот ты добрался до "нее". Она уже вся мокренькая, набухшая, так хочет, чтобы ты ее поласкал". Олесина ладонь накрыла лобок, пальчик стал гладить расщелинку между губ, сквозь трусики. "Мне так хорошо, любимый". Рука проникла под трусики, и Олег увидел как ее пальчик погружается между губок. Сильней и глубже. Глаза Олеси были закрыты, она тихо стонала. Руки стянули трусики, и она широко раздвинула ножки. Губки были набухшие, блестящие от влаги.
"Вот видишь, что ты со мной сделал". Ее пальцы стали ласкать губки, проникая внутрь. Быстрее, быстрее. С ее губ слетал шепот: "Да, любимый, сильней. Мне очень хорошо. Сильней". И вот она выгнулась, раздался протяжный стон, и она сжала свою руку бедрами, откинула голову, отдавая себя оргазму.
Через несколько секунд ее глазки открылись. "Спасибо, любимый. Я так часто делаю, уверена, ты даже такое подумать не мог о своей спокойной женушке. Но я еще хочу, я много чего хочу. Я тебе расскажу. Я хочу заняться любовью с женщиной. Ты еще живой от таких признаний, но я не хочу больше молчать, я хочу, чтобы ты знал все мои желания и фантазии. Да, я хочу женщину. Я буду с ней заниматься любовью, а ты будешь смотреть. Только смотреть, если ты к ней притронешься, я тебя убью. Я буду ее ласкать, как ты меня ласкаешь. Когда ты меня целуешь между ножек, в твоих глазах написано такое удовольствие, что я тоже хочу знать вкус женщины, ее запах, чувствовать своими губами и языком ее бархатные губки". Олеся, освободила свою руку, сжатую бедрами и поднесла к губам. Она целовала свои пальчики, мокрые от ее сока. Язык скользил по ним, слизывая влагу.
"Вот так я буду ее ласкать, а потом ты меня возьмешь, потому что, я обожаю твой член. Я без него не смогу. Только он мне больше всего приносить удовольствие. Еще я обожаю его целовать. Он такой нежный и живой, так приятно чувствовать его в своем ротике. Мне нравиться, как ты стонешь от моих ласк. И в то время, когда я ласкаю тебя ротиком, я хочу чтобы в моем лоне, тоже был член. Ты так не сможешь, поэтому нужен еще один мужчина. Да не удивляйся, я хочу этого". Она обхватила два своих пальчика губами и стала погружать себе в ротик. Пальчики второй руки погружались в лоно. И снова оргазм, заставил ее выгнутся, и застонать.
"Вот так, любимый, вот такая я нехорошая. Но я хочу такой быть и я уверена, что такая я тебе нравлюсь. Но хватит болтать, мне надоело стоять в дверях и любоваться, как ты уставился в экран. Я хочу тебя!!!". Запись кончилась. Олег повернулся к дверям комнаты и замер. Прислонившись плечом к косяку двери, стояла Олеся. Полуприкрытые глазки смотрели в его глаза. Одна ее рука была под блузкой, лаская грудь, вторая была между ножек. Мокрые полупрозрачные трусики не мешали видеть, как пальчик погружается в лоно.
Рандеву с незнакомкой
Возбуждение трясет меня, как перед первым свиданием. Хотя где оно, мое первое… В далеком подростковом возрасте. Стыдно признаться, но тогда еще процесс появления детей на свет был мне не до конца ясен.
Но сегодня… Сегодня все абсолютно по другому. Наша встреча овеяна средневековой романтикой и пьянящим безумием. Я иду к тебе в гостинцу, куда ты приехала специально на несколько часов, чтобы увидеть меня. У тебя в кармане — только мелочь и билет на обратный автобус. Я это знаю.
Я знаю даже больше. О тебе мне известно почти все: твои страхи и твои радости, твои грезы и твои эрогенные зоны.
И при этом ты не знаешь обо мне ничего, кроме имени.
Я подхожу к двери и стучу в нее условным сигналом.
— Входи! — Этот голос дрожит в предвкушении нашей встречи.
Я приоткрываю дверь и заглядываю в комнату. Все правильно. Свет потушен, шторы опущены. Этот гостиничный номер выбран не случайно, кровать расположена так, что ты видишь только мой силуэт, но не лицо.
— Ира, я здесь!
Глупая. Я прекрасно знаю, где находится кровать, на которой ты сейчас лежишь. В этой комнате я могу передвигаться с закрытыми глазами. У меня хорошая память на такие вещи: эта комната пройдена мной вдоль и поперек, в ней запомнен каждый угол, каждая выбоина в полу.
Сейчас я стою возле твоего изголовья. Моя рука нежно — на долю секунды — касается твоих губ и тут же отдергивается, словно обжегшись.
— Ирочка… — Твой голос полон мольбы. Я тебя понимаю, милая девочка. Слишком много условий поставлено перед тобой. Тебя тянет ко мне, но и мое отношение тоже настораживает.
Я вытаскиваю из кармана кусок плотной темной ткани и передаю его тебе. Ты знаешь, что надо делать и покорно надеваешь повязку себе на глаза. Ты не должна меня видеть. Мы говорили об этом три дня назад, когда общались в Интернете.
Великая вещь — виртуальная реальность. Не видя лица, не зная своего собеседника, так много можно сказать за короткие пятнадцать минут.
Мы познакомились в каком-то совершенно отвязном чате. Во всей этой виртуальной "болталке" было только два серьезных собеседника: ты и я. Ты, подавленная депрессией, хотела сказать свое слово этому ненормальному миру. Мне для диплома по поведению молодежи нужен был материал, и потому интерес к чату был исключительно научным.
Я не помню, как мы от обсуждения Сартра и Дали перешли к теме однополой любви. Впрочем, все эти великие писатели и художники со своим грешком… Именно тогда ты призналась мне. А мою ответную реплику ты помнишь? Да, наверняка помнишь. Цитата из "Крематория": "Она не любит мужчин, она любит клубнику со льдом".
Год назад… С ума сойти, с того момента как-то незаметно протекли-прошуршали двенадцать месяцев. И практически каждый день мы писали друг другу письма. Точнее, писала ты. От меня в ответ к тебе шли мои стихи, моя проза, мои ценные советы… А потом ты все-таки выведала у меня, где я живу.
Как мне было сложно объяснить тебе все. Но я ж психолог, в конце концов! А ты девочка абсолютно пластилиновая, готовая делать все, что я скажу. Ты хочешь от меня любви. Я хочу, чтобы ты не видела меня. В твоей памяти должны остаться только мои руки, губы, волосы… Случайная попутчица в этом диком поезде под названием "Жизнь", который с дикой скоростью мчится к конечной остановке.
Да, это безумно тяжело — отдаться незнакомому человеку, которого ты не увидишь, не услышишь и даже не коснешься. Но я знаю: главное твое желание, твоя дикая фантазия — это именно свидание с незнакомкой. Уравнение со многими неизвестными — именно таким должен остаться для тебя мой образ.
Ах, какая же ты славная девочка… Твоя полная грудь с острыми вершинами сосков поднимается и опускается: дыхание твое прерывисто, и на лице застыла смесь ожидания и страсти. Мои глаза настолько привыкли к темноте, что я различаю даже темный холмик между твоих длинных стройных ног. Тысячи мужчин, ежедневно провожая тебя жадными взглядами, наверняка мечтают о том, чтобы овладеть тобой, такой восхитительной в своей наготе, как сейчас, когда ты лежишь передо мной, готовая выполнить все, что я тебе скажу.
Но — увы им, самонадеянным самцам… Принадлежать ты будешь мне, и выполнишь все, что я скажу. Растерзать, порвать тебя в клочья или вознести до вершин блаженства — решать сегодня мне.
Ты знаешь правила затеянной нами нежной и жестокой игры, и покорно следуешь каждому моему жесту. Я дотрагиваюсь до твоего локтя — и ты покорно тянешь руки вверх, к спинке кровати.
— Ленточка на тумбочке, — шепчешь ты.
Я беру ленту — достаточно тонкую, чтобы разорваться при хорошем усилии, но вместе с тем относительно прочную. Я не хочу, чтобы ты касалась моего тела. Привязывая твои руки, я наклоняюсь довольно низко, и твое горячее дыхание обжигает мне шею.
Ты лежишь передо мной, абсолютно открытая. Белеющее в темноте нагое тело возбуждает меня и дразнит. Но я знаю, что торопиться нельзя. Ты не любишь быстроты. Сегодня у нас все будет медленно. Очень медленно. Так, как хочешь ты. Так, как желаю я. И при этом ты все равно до конца не знаешь, кто твой ночной гость.
Имя… Но разве оно имеет значение? Быть может, меня зовут иначе. Совершенно иначе.
Фигура… Когда мой силуэт возник в проеме двери, ты наверняка заметила, что телосложение у меня не женское. Высокий рост, широкие плечи — память о долгих тренировках в бассейне, короткая стрижка. Из писем ты знаешь, что длинные волосы — не мой стиль. Впрочем, когда-то и у меня были "кудри темные до плеч". Потом пришлось состричь.
Руки… Да, они у меня, пожалуй, довольно женские: узкая кисть, длинные пальцы, мягкие и теплые ладони… Вот только ногти подстрижены коротко: гитара не любит излишеств. Шестиструнка оставила на подушечках пальцев ощутимые мозоли, но и их я умело использую, словно невзначай задевая участком огрубелой кожи твой нежный сосок.
Легкая дрожь пробегает по всему твоему телу: от шеи до ступней. Я чувствую ее. Ты тихо стонешь. Да, девочка, я знаю, как чувствительна и жадна до ласки твоя грудь. Но ей требуется не грубость, а тонкая нежность. Я не сжимаю ее, а только чуть сдавливаю: руки у меня крупные, и мягкое полушарие почти скрывается в ладони.
Из приоткрытого рта вылетает полустон-полудыхание, легкий, как морской бриз.
— Еще.
Нет, девочка, нет… Не сейчас. Пришло время коснуться твоих губ. Мой поцелуй будет не страстным: ты явно не созрела для увлекательной игры двух языков, когда дыхание замирает, и только инстинкт самосохранения заставляет оторваться, чтобы сделать жадный глоток воздуха — и снова ринутся в пучину наслаждения, древнейшую сладость мира… Я только делаю намек на то, что тебя ожидает. Губы у меня сухие и жесткие. Ты поднимаешь голову, готовишься уже впиться в них долгим поцелуем, но я не позволяю тебе сделать это.
… Снова наклоняюсь. Прелюдия к поцелую на этот раз чуть дольше. На мгновение. И потом я снова отрываюсь, хотя и с явным сожалением. У твоих губ вкус земляники. Не той, которая продается у бабок на базаре в лукошках, полная химической дряни, а настоящей лесной земляники, только что промытой дождем, впитавшей свежесть воздуха и бодрость родниковой воды. Такие губы созданы для поцелуев, для долгих ласок. Кто был тот твой первый мужчина, который по своей дурной похоти решил грубо нарушить их целомудрие и привить отвращение ко всему племени волосатых самцов? Но это сейчас неважно. В этой вселенной, огороженной стенами маленькой комнаты, пока только двое: ты и я. И наша страсть, наше желание, сдерживаемые, но готовые в любой момент вырваться наружу, только подчеркивают это уединение двух людей — случайно не случайных попутчиков в пассажирском вагоне, набитом миллиардами судеб.
… Еще один поцелуй. Быстрый, как и два предыдущих, но в него я вкладываю намного больше эмоций. Ты отзываешься на него; какое-то мгновение кажется, что сейчас этот с трудом сдерживаемый барьер рухнет, и мы низвергнемся в бездну наслаждения, когда часы кажутся минутами, а мгновение — вечностью.
Ты тихо шепчешь: "Я хочу тебя". Но я прикрываю твои губы ладонью. Ты вздрагиваешь, а потом вытягиваешься в струнку… Да, девочка, твое тело реагирует на меня по всем правилам: и даже твое обоняние подчиняется заложенным в организм рефлексам — кому как не мне знать, что твой любимый аромат — это одеколон "Sigar". Пришлось потратить уйму времени, чтобы найти его в нашем городе, хотя казалось бы, в этом обилии парфюмерии сложно что-то не отыскать.
Забавно все-таки, как мы относимся к запахам… Мне, например, нравится, как пахнет полынь. А у "Sigar" аромат действительно похож чем-то на хорошую сигару. Ты мне рассказывала, что именно этим одеколоном пользовался твой первый мужчина. Ты даже не запомнила, как он выглядел: что остается в памяти после очередной попойки, на которой все мужские лица сливаются в одно, близкое к идеалу, и в то же время далекое от него, как Альфа Центавра? И в бешеном танце, когда ты растворяешься в мужских объятьях, ты услышала этот голос: "Пойдем со мной".
А потом — маленький диванчик в незапертой комнате, куда в каждую минуту могут ввалиться ненужные свидетели, громкое сопение твоего партнера, которому не терпится скорее приступить к делу, долгие поиски запретного плода — "Извини, крошка, я сейчас, да что же это такое…" И короткая тупая боль, от которой ты резко трезвеешь, и только тогда понимаешь, что случилось то самое, о чем так много пишут в книгах, и что должно происходить при свечах и предваряться долгими неторопливыми ласками… Но — поздно, твоя невинность становится радостью этого неизвестного, который, естественно, долго не сдерживается, и по его резко обмякшему телу ты понимаешь, что, кажется, отмучилась.
Сквозь какой-то туман ты слышишь его слова о том, что он не хотел так торопиться, и не попробовать ли вам попозже еще раз… А потом ты вспоминаешь себя уже в коридоре, торопливо накидывающую пальто и спешащую прочь из этого дома, в который ты уже никогда не вернешься, потому что он противен тебе, как ничто в этом мире.
И только запах одеколона почему-то останется как память о чем-то запретном и потому возбуждающим до предела.
— Ира, ты здесь?
Прости, милая девочка. Я стряхиваю с себя задумчивость, наклоняюсь и целую тебя крепко-крепко, и вместе с тем нежно, со всей возможной страстью, словно извиняясь за всех твоих мужчин, впивавшихся в твои губки неуклюже и слюняво, всех тех, кто убил в тебе влечение к мужскому полу.
Твой нежный язычок принимает столь активное участие в поцелуе, что я даже отстраняюсь. Ты уже возбуждена до крайности. Кто бы мог подумать, что тебя можно завести так быстро. Но что сделано, то сделано.
Мои пальцы нежно скользят по твоей груди, животу, спускаясь все ниже и ниже. И когда я добираюсь ими до самого низа, ты испытываешь первый оргазм.
Твое тело напрягается, вытягивается, по нему пробегает дрожь, а из губ несется крик:
— Еще, милая, еще, еще…
Мне всегда нравилось смотреть, как кончают женщины. В этом есть что-то абсолютно космическое. По-хорошему я сейчас даже немного завидую тебе. Когда волны страсти, бегущие по твоему телу, немного стихают, я касаюсь губами участка кожи на твоей длинной шее. Потом я целую твою ключицу, сгиб руки, беру в рот твой сосок…
Твое тело для меня — открытая книга. И я читаю ее наизусть, зная, куда надо прикоснуться, чтобы возбудить тебя сильнее… еще сильнее… еще…
Второго оргазма я добиваюсь от тебя довольно легко. Ты вся напрягаешься, и после того, как экстаз проходит, тихо шепчешь:
— Ира… Делай со мной, что хочешь…
Ах, какая опасная фраза! Сказать такое мужчине — так просто равносильно самоубийству: кто знает, что придет в голову неотесанному мужлану? И ты боишься таких слов. Очень боишься… Однажды ты произнесла их своему очередному бойфренду, и слишком поздно поняла, как ошиблась в этом человеке.
И как ты страдала потом, в темном углу своей спальни, горько разочаровавшись в своей очередной "романтической истории". Уже когда за ним закрылась дверь, ты поняла, что видела его последний раз в жизни, хотя, может, это и к лучшему. Но, скорее всего, именно из-за этого мужчины ты стала смотреть на своих подруг совершенно другим взглядом. А они шарахались от тебя, как от чумной, так и не поняв, что тогда тебе нужна была просто забота и внимание.
Но я действительно могу делать с тобой все, что мне вздумается. И когда я начинаю спускаться языком все ниже по твоему телу, ты покорно раздвигаешь ноги, предлагая мне ласкать тебя всеми запретными способами, на которые хватит моей фантазии.
… Мы обе ненавидим слово "куннилингус". Какая дурная голова придумала столь дикое название такой нежной и захватывающей ласке?! Мне больше по душе вычитанная где-то фраза "пчела, пьющая нектар страсти". Но это же не медицинский термин.
Милая девочка, как же ты сейчас стонешь, как выгибаешься дугой, всеми силами приближая миг экстаза. А я направляю тебя, не позволяя все еще дойти до высшей точки наслаждения.
Но мне, конечно, не удается полностью контролировать твое тело. И в какой-то момент тебя как будто невидимая сила приподнимает над кроватью и с силой бросает вниз, заставив жалобно скрипнуть пружины.
Я слышу всхлип, и подняв голову, вижу, что по твоим щекам катятся слезы. Благодарный плач радостного экстаза.
Только один раз до этого ты плакала во время секса. Но увы — это были слезы боли, а не наслаждения. Еще одна капля ненависти в твою копилку отношения к мужчинам.
… Тех трех подонков ты будешь помнить до конца своей жизни. И хотя правосудие все-таки восторжествовало — что в нашей стране бывает редко, ты до сих пор вздрагиваешь при воспоминании о той ужасной ночи. Кто-то недавно сказал тебе, что по слухам, одного из них уже нет в живых: зона относится к таким людям сурово, но тебе от этого не легче.
Одна ночь насилия. Она перевернула твой уютный мир, в котором все казалось таким стабильным. Когда грубые мужские руки разорвали на тебе платье, ты кричала, а потом только тихо плакала, брошенная на землю, пока каждый их них не удовлетворил свою похоть. И потом, когда они заставили тебя заниматься с ними сексом одновременно, ты беззвучно рыдала, глотая горькую сперму вперемешку со своими слезами.
Ты не помнишь, ни как вырвалась от них, ни как добралась до дома. В твоей памяти остался черный провал длинной в несколько месяцев, пока длилось расследование по этому делу. Бывшие одноклассники в отделении УВД нашли этих мерзавце в считанные дни, но ты словно находилась в затянувшемся состоянии ступора.
… Тогда ты впервые пошла к психиатру, который провел с тобой часа три, но разговор с ним ни к чему тебя не привел. И ты вспомнила самый простой способ: помоги себе сам. Что тебе дала эта терапия, когда лица новых любовников менялись каждый день, а жизнь превратилась в полосу псевдовеселья, когда никакое опьянение не в состоянии вытеснить из груди камушек, пульсирующий непереносимой болью? Тогда ли ты поняла, что устала ежедневно бороться за свое место под солнцем? Это мне не известно. Я знаю только, что твоя первая попытка самоубийства пришлась именно на эти дни.
Так уж случилось, что лежала ты в одной больничной палате со смазливой девочкой, предложившей тебе попробовать лесбийскую любовь. Может, она была опытной, может, ты устала от мужчин, но с этого дня ты повернулась на сто восемьдесят градусов в своем мировоззрении, некогда категорически отказывавшемся принимать однополые отношения.
— Ириша, какая же ты нежная…
Нежность. Пожалуй, ее тебе больше всего не хватало в этой жизни. Ты привыкла скорее к грубости и тому, что отпор надо давать ежесекундно. Может ли кто обвинить тебя теперь, когда ты осталась один на один с окружающим миром, готовая огрызнуться на любой неожиданный выпад?
И только мне ты доверяешь полностью.
Я беру в ладони твою босую ножку и целую тебя в подошву. Ласка редкая и немного коварная, но ты уже настолько растворилась в нашей игре, что готова ко всему. И твой благодарный стон — лучшая награда за мои усилия.
Кажется, мне удалось разбудить в тебе женщину в самом лучшем понимании этого слова. Твое тело становится горячим, превращаясь в одну эрогенную зону, которую я ласкаю снова и снова, доводя тебя до высшей стадии блаженства.
Страсть может быть тихой, может быть нервной и пульсирующей а может быть стихийной. А перед стихией можно только отступить, но не побороть ее. И то сумасшествие, которое мы сейчас вкладываем в нашу безумную, и от этого еще более притягательную встречу — тоже стихия. Кажется, что вот-вот она сомнет нас и выбросит за пределы пространства, навстречу неведомому сумасшествию… Но мы балансируем на грани, не позволяя свалиться в пропасть, туда, где сладость и боль объединяются во что-то неделимое.
Я осторожно вожу пальцами по самым нежным участкам твоей кожи. Нов какой-то момент мои движения становятся сильнее и грубее… И ты уже сама направляешь мою руку движениями своего тела, отдаваясь мне полностью, улетая в неизвестность и бесконечность.
… Твое тело еще сотрясает дрожь нового оргазма, когда я бесшумно поднимаюсь с кровати.
— Ира?
Я стою в дверях, глядя на тебя, теперь уже удовлетворенную и безмятежную, готовую и дальше продолжать игру. Но мне пора. Я всегда знаю, когда надо остановиться. Потому что иначе уже не выдержу я. Ты слишком красива, чтобы долго сдерживаться рядом с твоей наготой и покорностью.
— Ира, ты где?
Я все еще здесь, девочка. Но через пару секунд уже буду спускаться по лестнице, оставляя за спиной твой голос, твое недоумение, твою злость на меня… И твою благодарность. Правда, это чувство появится намного позже, через годы, когда ты все-таки осознаешь, чем была для тебя эта безумная и страстная ночь.
Раскаленный автобус
Предисловие
Эту историю я записал со слов своего хорошего знакомого молодого мужчины. Мы с ним не друзья, но поддерживаем достаточно давно ровные, чуть больше, чем деловые, отношения. Раз, два в неделю встречаемся за кружкой хорошего пива в знакомом нам двоим баре, просиживая иногда по несколько часов кряду. Как-то в конце лета, он подряд две недели не появлялся в баре, что меня озадачило. Я позвонил ему, пытался выяснить причину, он обещал придти и все объяснить. Мы встретились в очередной четверг. Он мне сразу показался каким-то озадаченным или удрученным. Я ждал и не торопил его. После обычных в таких случаях дежурных фраз в ожидании пива, он спросил меня, не буду ли я против выслушать его повествование на довольно интимную тему и не посчитаю ли я это вульгарным. Я не удивился, так как в одной из традиционных полемик, я привел ему чьи-то слова, что рассказывать об интимных отношениях с женщиной, подобно тому, что предавать друга. При этом он ссылался на необычность ситуации и что ему нужна помощь. Поделиться с кем-то другим, тем более просить совета он более ни с кем не хотел. Я отставил пиво, демонстрируя согласие, и приготовился слушать.
Значительно позже я попытался со стенографической точностью воспроизвести его рассказ, опуская мелкие детали, и, с целью сохранения колорита, воспроизвожу его от первого лица, как его слышал из уст товарища.
Я стоял на остановке автобуса на самой окраине города и безнадежно махал рукой всему пролетающему транспорту вот уже минут сорок. Утро субботы, да и ближайшие два дня не предвещали ничего хорошего. Вечером позвонили знакомые и передали, что родители просили обязательно приехать в выходные на дачу, т. к. нуждаются в неотложной помощи. Вопрос не обсуждался, надо ехать, да и не был там вот уже две недели. Как назло, в четверг отдал в ремонт машину, клялись, что к субботе сделают, но выяснилось, что нет нужной деталюхи, привезут из Москвы только на следующей неделе. Посему, промучавшись ночь от духоты и злости, спозаранку был на автовокзале. К своему удивлению, давно, не пользовавшись общественным транспортом, узнал, что смогу уехать только вечером. Посмотрев на забитые людьми платформы и поняв, что фортуна здесь не улыбнется, поехал на окраину города, где автобусники должны подбирать безбилетников. Увы, и там увидел столь же безрадостную картину, тьма народа металась на остановке, бросаясь под колеса любого вида транспорта. Настроение было окончательно испорчено. Злость накладывалась на злость. Злость на подругу, с которой крупно поругался, и, которая вторую неделю не приходила и не звонила. Последние ночи приходилось одному коротать ночь в постели. Злость на родителей, за то, что им приспичило, на друзей с автосервиса, на автобусников и, наконец, на погоду и еще и еще:.. В девять утра стояла уже немыслимая жара, солнце не поднялось в зенит, а жарило немилосердно. Воздух звенел от зноя, от раскаленного асфальта поднималось марево, и, глядя вдаль, казалось, что дорога покрыта слоем воды. Да:., предстоял веселый денек.
Последний раз, взглянув на стоящую, на остановке толпу, решил уйти от нее. Одинокого человека на дороге быстрее подберут, жалости к одному больше, чем к толпе. Взгляд выхватил из толпы двух привлекательных девиц, особо одну, повыше, темненькую. Они, похоже, тоже не без интереса разглядывали меня, что-то обсуждали и посмеивались, чуть подталкивая друг друга. Их пристальный взгляд я чувствовал даже затылком. Лиц в деталях не было видно, т. к. обе были в больших темных очках и одинаковых бейсболах с длинным козырьком, закрывающим половину лица. Подумалось, не плохо бы сейчас искупаться в реке и потом покувыркаться с темненькой. От этой мысли стало еще тошнее, махнув, как обреченный, рукой, быстро зашагал по обочине в сторону далекой дачи.
Уверенно двигая ногами, я шел вдоль полотна асфальта, покрывая метры, километры дороги. Мысли, как бывает в таких случаях, роились в моей голове, перескакивая от одного к другому, но почему-то неизменно возвращались к ней, той незнакомке на дороге, рисуя самые невероятные картинки. Трезво оценив обстановку, я пришел к выводу, что виной всему усиливающийся зной. Южане гораздо темпераментнее и загораются от любой юбки, поднятой чуть выше колен, гораздо быстрее, чем мы северяне.
Минут через двадцать ходьбы, чуть проскочив, резко затормозила иномарка, дверь приоткрылась, и позвал знакомый голос. Лицо и голос были знакомы, не мог вспомнить, но пути где-то пересекались.
— Куда?
— Туда-то.
— Извини, не по пути, подвезу до развилки.
Три километра дороги пролетели мгновенно, мы так и не успели выяснить, как знакомы.
И снова автобусная остановка, правда, на ней сиротливо в тенечке устроилось всего человек пять. Началось томительное ожидание, какой-нибудь автобус-то должен же быть.
Минут через десять из-за поворота вывернул зачуханый шарабан в простонародии именуемый "буханкой". На междугородних рейсах такие не ходили, по сему я брезгливо отвернулся от него в сторону. Но автобус притормозил, задняя дверь открылась, из нее вывалилось человек пять, спросив доеду ли до туда-то, вместе с другими втиснулся в чрево буханки. Автобус натужно дернулся, как бы превозмогая боль, потом лихорадочно затряс задом и покатил по дороге.
После того, как за мной закрылась дверь, создалось впечатление, что я оказался в закупоренной консервной банке, выброшенной на солнце и которая уже вздулась и вот- вот взорвется. В нос шибанул запах потных человеческих тел смешанный со вчерашним перегаром и сдобренный выхлопными газами автобуса. Как ни странно, в салоне, если его так можно назвать, царила почти полная тишина, точнее слышался ровный и спокойный шепоток, перекрываемый дребезгом стекол и скрипом железа, издаваемых самим автобусом. Меня даже напугал окрик водителя о своевременной оплате проезда, раздавшийся надо мной из висевшего рядом динамика. Передав деньги и почувствовав себя полноправным пассажиром, я задался целью как-то благоустроить свое путешествие, благо трястись предстояло еще с час. Приподнявшись на одну ступеньку, я уткнулся в бабку с ворохом кошелок, которая стояла ко мне лицом. Видя мои потуги, она предложила мне поменяться местами, т. к. ей на следующей остановке выходить. Вобрав в себя все выступающие части тела, я пролез между бабкой и поручнем, переступая через ее кошелки, и тут же оказался прижатым к чьей-то спине. Выдохнуть не удавалось, будь-то пространство, освобожденное бабкой, было уже заполнено. Я лихорадочно искал руками точку опоры, чтобы благодаря ней, раздвинуть пространство, вдохнуть и отлипнуть от спины, на которую, я явно давил с огромной силой. Одной рукой я ухватился за поручень идущий вдоль заднего стекла, а другая болталась под крышей, цепляясь, то за поручень сверху, то упиралась в стекло. Чуть отжал стоящих сзади, выдохнул и стал осматриваться, как можно еще удобнее устроиться. Слева в самом угле стоял мужик с рюкзаком и удочками, он уставился в окно и не отрывался от него. Справа маячила другая спина, в пол-оборота у окна стояли два пенсионера, увлеченные беседой, наверняка о политике. Им было не до чего. Взгляд остановился на спине спереди, белая футболка покрывала девичьи плечи, а из-под темной бейсболы выбивались запрятанные туда каштановые волосы. Ба, да, похоже, это та, темненькая с остановки, подумал я и почему-то несказанно обрадовался. Вероятно, она села раньше, на остановке, с которой я ушел. Я покрутил головой в пределах возможного, ища спутницу ее — блондинку, но рядом ее не было. Попытался вытянуть шею и заглянуть хотя бы с боку в лицо, но это не удавалось, тело было сковано другими телами и неподвижно. Что подтверждало мои предположения, это дужки очков, проходящие за ушами незнакомки, да редко всплывающее отражение лица в пыльном стекле, когда автобус попадал в тень. Что-то очень интриговало меня, и я уже вынашивал план дальнейших действий. Для начала я опустил правую руку, так, что она прошла над ее плечом и уперся кончиками пальцев в стекло, расслабил другую руку и при очередной конвульсии автобуса оказался вновь плотно прижатым к спине спутницы. При этом я не почувствовал естественной реакции протеста, протеста против притеснения. Чуть склонив голову вперед, через ее плечо увидел глубокий вырез в футболке ослепительной чистоты, на фоне мутного стекла и ободранного от краски поручня. Из запахов салона выделился нежный аромат то ли духов, то ли дезодоранта. Судя по плотно натянутой на плечах футболке, под ней ничего более не было. Все отмеченное еще сильнее привлекало меня и толкало на более решительные действия. Спросить, не очень ли ей тесно, но таким вопросом привлечешь к себе внимание, что не уместно в данных обстоятельствах. Перебирая варианты, почувствовал, что мы соприкасаемся не только верхней частью тел, я как-то явственно ощутил ее, прижавшуюся ко мне, попку. От этого мое тело мгновенно откликнулось естественной реакцией здорового мужчины, в паху как-то приятно знакомо защемило и мне показалось, что мой член начал проявлять признаки жизни. От этого чувства и абсурдности положения я даже покраснел, во всяком случае, мое лицо теперь разжигало и внутренний жар. Так мы проехали минут десять. Дальнейшее молчание и то напряжение, которое, как мне казалось, возникло между нами, становилось обременительным. Все решилось неожиданно для меня. При очередной перемене точки опоры для моей правой руки, когда пальцы должны были коснуться стекла, горячая и чуть влажная ладонь перехватила ее и властно, так мне показалось, положила себе на плечо. И не совсем на плечо, а чуть ниже, на край выреза, так что пальцы мои легли на ее грудь. Это превзошло мои самые фантастические ожидания.
Сначала моя рука замерла в этом положении, но затем, то ли движение ее тела, то ли ритмичное покачивание автобуса, привели ее в движение и рука, перебравшись через границу футболки, очутилась на ее груди. Я замер, ожидая возможной непредсказуемой реакции, но тело ее оставалось таким же неподвижным, будь-то скованным окружающей жарой. Мои пальцы на ощупь нашли твердый сосок ее груди и как щупальца спрута сжали его, а затем начали ритмично его теребить. Я периодически оставлял его, обследуя не маленькую грудь, забирался под нее, чуть приподымая, скользил по ложбинке между ними и снова возвращался к соску, уже чуть грубовато его массируя.
Мой взгляд привлекло движение за окном, догнавший автобус частник на жигулях, увидев в заднем стекле автобуса эротическую картинку, чуть не въехал в него при очередном торможении автобуса. Девушка издала при этом звук, похожий на сдержанный смешок, оторвала руку от поручня и одним резким движением сорвала с себя кепи и положила ее между поручнем и стеклом, как бы прикрывая верхнюю часть тела от возможных любопытных. Почти одновременно она крутанула головой, и пышные каштановые волосы рассыпались по ее плечам, груди, спине, закрывая мою руку, но еще более ее лицо. Все это мне понравилось, хотя я терял последние шансы рассмотреть ее лицо. Инстинктивно я нагнулся и зарылся в копне замечательных волос, впитывая аромат нежных духов, исходивших от них. Мои губы наткнулись на кончик уха и я нежно прикоснулся к нему::. От этого прикосновения ее тело более напряглось, точно совершился еще один оборот во взводе пружины. Ее попка, совершив несколько колебательных движений, как бы отыскивая более удобную точку, требовательно прижалась ко мне. Мое тело тут же откликнулось на призыв и теперь выступающую часть его сдерживали только тугие плавки, спрятанные под длинными шортами-бермудами. Уже не задумываясь о возможных последствиях, моя рука, опустив поручень, теперь я держался только за ее грудь, скользнула вниз, пройдя линию талии, бедра и остановилась на краю юбки, которая чуть выступала из под футболки. Я приподнял край футболки, и моя рука прошла вверх, коснувшись второй груди, затем медленно, осторожно обследуя, стала спускаться вниз, по втянутому животу, отметив углубление в нем. Дальше шло непреодолимое препятствие, довольно тугой и широкий пояс юбки не пускал руку, к тому же влажную от соприкосновения с разгоряченным телом. Да и сам я весь пылал разожженный непреодолимой страстью, я уже не замечал ничего кругом, я хотел только одного. Поняв, что этот барьер непреодолим, я вновь спустился к краю юбки и, чуть загнув его, стал подниматься по внутренней стороне бедра до самой развилки между ног. Ожидая на пути еще одну преграду в виде трусиков, я был несказанно удивлен, когда ее не обнаружил. На ней под скромной верхней одеждой не было ни лифчика, ни трусиков. На минуту я обалдел, все могло быть, но такое:::. Очухавшись от изумления, я провел руку еще чуть выше, и она накрыла кустик волос, бархатистых на ощупь и чуть влажных. Пальцы тут же определили расположение других женских прелестей и после некоторого колебания проникли внутрь. Меня все более удивляла неподвижность ее тела, она уже с полчаса стояла в моих объятиях, практически ничем не выдавая своего отношения к происходящему, будь-то, это происходило не с ней. Только голова ее чуть запрокинулась назад, на неровностях дороги касаясь моего плеча. Мои пальчики в это время обследовали ее лоно, ища заветный бугорок, и найдя его, отвердевший и пульсирующий, принялись за работу, чуть сжимая его, описывая круги у основания и вновь поглаживая. Только мысль о неподвижности промелькнула у меня в голове как каким-то мимолетным движением ее рука, извернувшись, дернула резинку моих шорт вниз, явно призывая меня к другим, боле активным действиям. Как? Здесь? Да возможно ли такое? Чуть заметное движение ягодиц не оставляло сомнений. Инстинктивно осмотревшись, убедился, что на нас смотрят равнодушные спины. Уверен, если бы я встретил в тот момент чей-нибудь взгляд, я не остановился бы все равно. Я дернул шнурок шорт, оттянул резинки и выпустил своего красавца наружу, прикрыв его краем футболки. Такого возбуждения я еще не испытывал, мне казалось, что он вырос на три головы и был налит крепчайшим металлом. Моя рука приподняла теперь юбку сзади и я, чуть отклонившись бедрами взад, направил свой жаждущий член в русло огнедышащей реки. Ее ноги при этом незаметно чуть разошлись в стороны, а мой вибрирующий ствол поймала все та же рука и уверенно направила в свое лоно. Не скажу, что я перестал соображать, но чувства и ощущения мои были переполнены, передать все в деталях невозможно, да и не зачем. Хоть слияние было не глубоким и движения скованными, в, основном, за счет раскачивания движущегося автобуса.
Пожалуй, дополняла это ритмичная игра ее ягодиц, которыми она в совершенстве владела, и этим создавалось ощущение глубины проникновения. Я чувствовал, что вот — вот не сдержусь. И снова, уже грубо, просунул руку к развилке ее ног, пальцами нащупал клитор и стал его ожесточенно сжимать и резко отпускать, повторяя это опять и опять, тем самым, распаляя ее. Другая рука проделывала то же с соском ее груди. В какой-то момент ее ягодицы сильно сжались, задержав мой член на апогее взлета, ее рука крепко сжала мою руку, лежащую у нее на груди. Это продолжалось несколько мгновений, потом все ее тело несколько раз конвульсивно дернулось и замерло в каком-то ожидании. Электрический ток, пробежавший там, в месте соединения, разрядил чуть сдерживаемый поток, фонтан бил и бил выбрасывая все содержимое меня, силу, чувства, эмоции, накопившийся адреналин. Я был полностью испит и опустошен, не было сил пошевелиться, не то, что соображать, оценивать происшедшее. Воцарилась сплошная пустота.
В себя я пришел оттого, что она попкой осторожно оттолкнула меня, незаметным движением я спрятал свой, отнюдь не в боевой форме, член в одежды, положил руку на ее плечо. Окончательно вывел меня из состояния транса хриплый голос в динамике, в эн-ске есть на выход. Это была моя остановка и снова попкой она подтолкнула меня, будь-то, зная, где мне выходить. Да знала, догадался я, ведь называл, входя в автобус. В автобусе произошло заметное движение, зазвучали в ушах окрепшие людские голоса. Я склонился к ее уху и позвал выйти со мной. В ответ, чуть заметное движение головы из стороны в сторону. Я спросил ее имя, она чуть слышно ухмыльнулась и снова, уже рукой подтолкнула меня к выходу. Дотянувшись рукой до кнопки над дверью, я нажал ее и автобус начал заметно притормаживать. Через секунды дверь со скрипом распахнулась, и я почти первым оказался перед ней, сзади настойчиво напирали, видя мою нерешительность. Последним движением я ухватил ее за локоть, потянул за собой, но она его резко, как мне показалось, раздраженно выдернула его из моей руки. Меня буквально вытолкнули наружу, смачно при этом обматерив. Какие-то мгновения я стоял в оцепенении, затем забежал за край автобуса и снаружи заглянул в мутное заднее стекло. Там я увидел все ту же спину с рассыпанными по ней каштановыми волосами. Автобус обдал меня облаком выхлопных газов и натружено покатил дальше. Народ на остановке быстро рассосался, а я еще долго смотрел ему вслед, пока он не скрылся за поворотом::
Послесловие
Кружки с пивом на столе остались почти не тронутыми. Он вел рассказ на одном дыхании. Я внимательно слушал, не задавая вопросов и не перебивая.
Он закончил тем, что его жизнь после субботней поездки в корне поменяла смысл. Ничто другое, кроме разгадки тайны той встречи в раскаленном зноем автобусе больше не представляло интереса. Он забросил работу и вторую неделю колесил по знакомому маршруту, подолгу вглядываясь в лица стоящих на остановках людей, два выходных провел, мотаясь от автовокзала до Э-нска, приставал к водителям автобусов с этого маршрута, пытаясь объяснить, кого ищет. Все тщетно. Смущаясь, он достал из кармана сложенный бланк, датированный последними числами с результатами анализа на ВИЧ-инфекцию. Результат отрицательный. Он убрал его обратно со словами, мысли в голову лезут разные, по ночам не сплю. С подругой окончательно порвал, из-за боязни, пока не был известен результат. Да и не мог спать с другой. Виню себя за то, что я тогда вышел из автобуса.
— Посоветуй, что мне делать?
Я задумался, пытаясь осмыслить услышанное, потянул уже нагревшееся пиво и задал ему, как потом понял, глупый вопрос, а не приснилось ли это ему? Он поднялся и, не прощаясь, низко опустив голову, пошагал к выходу::..
Рассказы естествоиспытательницы
1. Я могла бы служить в разведке
Я — офисный планктон. Я — серая мышка. Я сижу в ничем не примечательном кабинете, за ничем не примечательным столом и делаю ничем не примечательную работу. У меня есть муж и сын-подросток. Моя жизнь тоже ничем не примечательна. Была!
Однажды я поняла, что мне это надоело. Я сознаю себя женщиной, но кто видит во мне Женщину? Я чувственна, но кому есть до этого дело? Мои подруги заводят романы с какими-то мужиками, а я — нет. Меня считают тошнотворно — порядочной домашней уткой, живущей только ради семьи. И это только потому, что я не ложусь под первого попавшегося мужика.
А что вы хотите от скромной девушки, воспитанной в порядочной интеллигентской семье? А мои подруги, они просто тупые дуры. Они не понимают, в чем настоящее наслаждение. Оно — в адреналине!
Я пишу эти строки, сидя за своим ничем не примечательным компьютером, и никто не подозревает о том, что за ним сидит: Да! Новая писательница эротических рассказов!.
Ну кто сможет в это поверить? Коллеги? Начальник? Муж? — Да ни за что! А я в безопасности, могу сидеть и писать всякие гадости, и это меня заводит.:)
У моей подруги пубертатная дочь разместила в И-нете свои, ну скажем так, откровенные фотографии. За ради чего? Да за ради адреналина! Только она — дура, а моей фото вы не увидите:
Я буду раздеваться перед вами, показывая всю глубину своего морального падения, и к этому понуждает меня моя чувственность.
Время от времени мне хочется почувствовать себя банальной проституткой. Я знаю, где в нашем городе можно встретить этих падших женщин. Знаю эту развязку, где над головой проносится автомобильный мост. Остановка автобуса, перед которой они тусуются. Здесь часто останавливаются авто с желающими мужиками. Останавливаюсь на своей Корсе метрах в сорока от остановки. И уже чувствую себя преступницей. Почему я не еду домой, к семье? Что нужно мне здесь? Для конспирации включаю аварийку.
Впереди к бордюру подъезжает Нексия. Осветленная ляжкастая девица в короткой юбке подходит к передней дверце, наклоняется. Кивает головой, дверца открывается, и она садится внутрь. Выхожу из машины и, кутаясь в мягкую норковую полушубку, стараясь не торопиться, направляюсь к Нексии. Пара оставшихся девиц бросают на меня косые взгляды и отворачиваются. Подходя к баклажанного цвета Нексии, чувствую, как у меня дрожат колени. Проходя мимо, воровато заглядываю на передние сиденья.
Как это описать? Первое впечатление — как будто девица выполняет какую-то работу, а мужик помогает ей, захватив в кулак светлые волосы и дергая за них голову девицы вверх и вниз. Не прерывая своего занятия, мужик повернул голову и посмотрел на меня. На его лице не было ничего, кроме злости и пустоты. Я отпрянула, подошла к остановке, вынула телефон и сделала вид, будто разговариваю по нему. За лобовым стеклом Нексии торчало пятно — лицо водителя, а ниже мелькали светлые волосы. Мужик смотрел прямо на меня. Потом он запрокинул голову, раскрыл рот, замотал своей головой туда и сюда. Затем мужик грубо оттолкнул девицу, она выпрямилась и стала выбираться из машины. Мужик глядя вниз, что-то поделал, поерзал, а затем резко, с визгом, тронулся с места.
Девица наклонившись, смачно сплюнула на землю, вытерла рот рукавом и что-то сказала. Все трое громко рассмеялись. Сделав вид, что продолжаю разговаривать по телефону, я снова прошла мимо девиц к своей машинке. Моя красная букашка, растопырив ушки, старательно мигала мне обеими глазками аварийки. Я села на свое место, разглядывая девиц. Вспомнила плебейскую Нексию цвета баклажан и внезапно представила себя на месте белокурой девицы. Злой и грубый мужик сует мне две грязных пятисотых бумажки, расстегивает ширинку на брюках, вытаскивает вялый вонючий член. Я наклоняюсь, о сгребает пятерней мои волосы на затылке и с силой пригибает к лежащему члену. Что делаю я? Я открываю рот:
Ну все! На сегодня достаточно. Дрожащей ногой нажимаю на тормоз и перевожу рычажок в положение D. Я порядочная обеспеченная женщина, и я еду домой.
2. Слегка отдаться Минотавру
Моей красной букашке понадобится деталька, и ждать ее придется целый месяц! Так я очутилась в метро. И здесь столько приключений!
Позволив себе быть затащенной в вагон, я оказалась притиснутой спиной к полному усатому дядечке, который держал перед собой портфель. Держал он его двумя руками за ручку. Смысл этой фишки я поняла, когда внезапно почувствовала, что моя попа оказалась притиснута как раз к рукам дядечки, которые вцепились в ручку.
Вагончик раскачивался. Моя попка то отдалялась от дядечкиных рук, то снова прижималась к ним. А затем я сделала развратную вещь! Да! Об этом так приятно вспомнить! Я сделала вид, что пытаюсь удержаться на ногах и потерлась ягодицами о дядькины руки. Дядька засопел, и я почувствовала, что его руки прижимаются к моей попе: Ну, более целенаправленнее, что ли: Интересно, как у дядечки с эрекцией?
Фу, какие мысли приходят в голову! Похоже, из рук дяденьки что-то торчит? Может, это выставленная фаланга пальца: Я опять "сохраняю равновесие" и позиционирую выпуклость дяденьки против моего естественного ущелья между ягодицами. Да! Вот такая я на самом деле испорченная! Сопенье дядьки уже можно ясно услышать. А меня как на грех, "повело назад": Честное слово! Я услышала, как дяденька довольно громко охнул! А я: Ну что — я! Я порядочная женщина, и на следующей остановке мне нужно сходить:
Мне везет. Я пережила еще одно замечательное, очень необычное приключение! Да, это опять метро. Вагон не забит полностью. Стою, подняв руку и держась за поручень. Сбоку от меня стоят двое парней, о чем-то негромко трындят. Остановка. Краем глаза вижу, что в вагон заходит коренастый мордатый парень в кепке и черной кожаной куртке. Через некоторое время замечаю странное поведение парней. Один из них толкает другого локтем и что-то говорит, давясь от смеха. Тот другой смотрит куда-тов мою сторону и тоже прыскает со смеху. Ну что там такого смешного?. Не проснулась я еще, что ли.
Не хочется вертеть головой и выяснять причину дурацкого веселья. А вдруг у меня что-то не в порядке с одеждой. Опускаю глаза сначала вниз, затем кошусь вправо. Зашедший мордатый парень, держа мобильник на опущенной вниз руке, что-то рассматривает на нем. Боже мой! Да он и не рассматривает вовсе! Он: он нагло засовывает свой мобильник под юбку женщине, стоящей рядом со мной. Он что — снимает?! Мобильник, кстати, ярко горит. Прямо подсветка! А женщина и не видит ничего! Парень стоит, как ни в чем не бывало и водит мобильником под юбкой у женщины. Вот сволочь, подлец, извращенец! Парни рядом со мной чуть ли не хрюкают.
А я: Что делаю я? НИЧЕГО! Почему я ничего не делаю?! Я поднимаю взгляд и смотрю прямо перед собой. Чувствую левым плечом плечо парня. Он поднимет свой мобильник, опять делая вид, что смотрит в него. На самом деле он снимает: на этот раз — лицо той женщины. Краем глаза я вижу, что мобильник поворачивается. Он что — снимает меня?! Вот наглая морда, сволочь, сволочь! Почему я все еще ничего не делаю?
Он опускает свой мобильник. А я чувствую: Да, я чувствую сзади какое-то движение. Подол моей юбки несомненно, задирается. Деловито сопя, это мордатое ничтожество водит своей мобилой у меня под юбкой. Он снимает у меня там! Мобильник пару раз даже чиркает мне по бедрам. А я — я стою под взглядами угорающих от смеха пацанов, с мобилой извращенца под подолом! А затем — я не знаю, почему, я делая вид, что сохраняю равновесие, расставляю ноги пошире. Видеонасильник довольно сопит, моя юбка ходит ходуном. Прани не скрываясь, корчатся со смеху.
Остановка. Мордатый кинооператор растворяется. Как во сне, выхожу из вагона. Мордатый стоит у колонны, довольно улыбаясь, рассматривает заснятые кадры. Он выложит эти кадры где-нибудь на ютубе, и тысячи онанистов будут мастурбировать на мои фотографии. Кто скажет, возможно поэтому я так ничего и не сделала?
Вот так. Сейчас я собираюсь с духом, чтобы описать еще одно мое приключение, принесшее мне бездну адреналина. Вспоминая его я не верю самой себе.
Мне нужно только собраться.
С моей подругой Светкой в обеденный перерыв мы прогуливались по зеленому скверу. Светка старше меня, но это не мешает нам быть подругами. Светка души не чает в своем сыне Костике и заботится о нем, ну просто как мать, прямо.:).
Сейчас ее волнуют проблемы подросткового возраста у мальчиков:
— Я спрашиваю у него: Сына, а девочка у тебя есть? А он говорит — нет, и даже заплакал…
Светка кривит губы и с трудом сдерживает слезы. Потом она долго мнется, кряхтит и неожиданно выпаливает:
— А знаешь, я сделала Костику минет…
Я ошарашено смотрю на нее.
— Да ты подруга, совсем звезданулась?
Светка суетливо замахала руками:
— Ну нет, это и не минет, в общем-то был, а… ну… и… так получилось в общем, что…
— Давай-ка сядем на тут на скамейку, и расскажешь, как дошла до жизни такой!
… Сорри, пожалуй, об этом все-таки, в другой раз. Рановато еще для таких рассказов…:)
3. Я могла бы сниматься в кино…
Мы с мужем моим Женькой сходили в кино. Фильм "Секретарша". Интересный фильм, неординарный, возбуждающий. Когда мы пришли домой, я и сделала это. Может быть, потому, что на мне были колготочки со стрелками, прямо как в рекламе фильма.
Не снимая туфель, я прошла на кухню, подошла к чисто вытертому столу и согнулась, с готовностью положив руки ладонями вниз на стол. Как секретарша Ли в кино. Я слышала, как Женька подошел к кухне и стоит в дверях. Всей кожей чувствовала его удивленный взгляд. Я держала позу, не поворачивая головы. Муж подошел сзади, сопя. Потом хрипло сказал:
— Поднимите юбку, мисс Холловэй.
— Мистер Грэй…
— Я Вам сказал: поднимите юбку!
Не разгибаясь, сняла обе руки со стола и взявшись с боков за подол, медленно задрала юбку. Положила руки ладонями вниз на стол. Из-под задранной юбки торчала моя обтянутая лайкрой попа.
— Спустите колготки и трусики.
Я помедлила.
— Зачем?
— Мисс Холловэй. Я не буду Вас трахать. Спустите колготки и трусики.
Неловко согнувшись, я исполнила и это.
Мужские руки, слегка дрожа, еле касаясь, прошлись по моим ягодицам. Затем в тишине раздался шлепок. Я ахнула. Опять поглаживание и опять шлепок, уже более сильный. Шлепок. Шлепок.
— Мис… тер Грэй! Пожалуйста!
Шлепок. Шлепок. Шлепок. Я слышала отрывистое, неровное дыхание мужа. Моя голая попа горела как в огне. Какое-то время это все продолжалось и продолжалось. Мои руки послушно лежали на столе ладонями вниз. Потом я услышала, как торопливо звякнула пряжка ремня, взвизгнула расстегиваемая молния, шум падающих брюк. Голые бедра мужа прижались к моей истерзанной попке. Протяжный, нескончаемый стон сладострастия… По моей спине потекло что-то горячее. Муж кончал наверное, целую минуту. Понимаете, он не трахал меня и не мастурбировал. Он кончил от одного только возбуждения, вызванного моей покорной позой и возможностью унижать меня и причинять мне боль. Моей готовностью эту боль испытывать.
Мне потом пришлось отпороть подклад юбки, поскольку старый был безнадежно испорчен. Муж уверен, что его оргазм стоил того…
4. Не оскудеет рука дающей
Что там происходит возле метро? Милиция, скорая помощь, много людей, мигалки, мигалки… Опять авария? Немного поодаль стоит пожилой мужчина. Лицо черное, губы трясутся. Подъезжаю к нему, кричу через опущенное стекло:
— Подвезти?
В его взгляде мелькает что-то человеческое. Он жалко улыбается и нерешительно теребит ручку дверцы. Открываю ее сама и жду, пока он уместится на сиденьи рядом со мной. Молча жду. Мужчина с искаженным лицом смотрит перед собой.
— Взрыв в метро. Много людей погибло… Я уцелел вот… Столько крови там…
Отстегиваю ремень, перегибаюсь в его сторону и начинаю рыться в бардачке. Моя голова практически лежит у него на коленях. Поза что и говорить, не очень… Сразу вспоминается баклажанная Нексия, мужик и проститутка. Мужчина сидит, скромно сжавшись в кресле. Достаю початую бутылочку коньяка: вожу с собой на всякий случай.
— Вот, примите-ка.
— Спасибо. Спасибо.
Он делает пару глотков и сопит в рукав.
— Куда Вас отвезти?
— Не знаю… Куда-нибудь… Можно в парк. В себя прийти надо бы. Спасибо. Как Вас зовут?
— Лена.
— Лена, спасибо!
— Да ладно! Пристегнитесь.
Мы едем, а я искоса поглядываю на своего пассажира. Его уже не трясет, временами он прикладывает ладонь к глазам.
— Вы пострадали? У Вас лицо все черное.
— Нет, все нормально, закоптило слегка только. Странно. И не оглушило даже.
Я смотрю в зеркало заднего вида и сворачиваю.
— Вам повезло.
Мужчина пожимает плечами.
— Да.
Выбираю местечко. Здесь тихо. Над головами ветви деревьев. Мужчине слегка за пятьдесят. Такой положительный, правильный, солидный человек. Щурит глаза, улыбается мне:
— Очки разбились.
Он опять улыбается. Пристальный взгляд на мои колени. Он с какой-то жадностью осматривает меня всю. И тут его прорывает.
— Леночка! Там, в метро, в момент взрыва, я вдруг понял: я живу. Понимаете, живу! И неважно, сколько я проживу. Может, мгновение, а может, два. Подумалось: зачем я живу? Почему живу так бездарно, почему не замечаю красоты всего окружающего?. А тут Вы. Как луч солнечного света, как ангел!
— Ну, скажете тоже…
— Это правда!. Меня Анатолий зовут. Леночка, можно мне… можно мне, — замялся он.
Затем направил на меня умоляющий взгляд:
— Можно мне погладить Ваше колено?.
Не знаю. Что-то во мне екнуло. Я не стала возмущаться, выгонять мужика, и все такое. Сидела и молчала, глядя в сторону. Потом сказала:
— Давайте пройдемся, Анатолий.
Мы вышли из машины. Мы шли не глядя друг на друга. Я заложила руки в карманы плаща. Анатолий шел, опустив голову.
— Направо, — сказала я — там дом ремонтируется.
Мы миновали грубо сколоченный забор, груды мусора, вошли в обшарпанный подъезд. Я чувствовала на себе испытующий взгляд Анатолия. На площадке третьего этажа стояли квартиры с зияющими проемами вместо дверей. Мы вошли в одну из них. Я вошла в комнату, где раньше похоже, была детская, подошла к окну, посмотрела вниз и обернулась. Анатолий стоял передо мной в нескольких шагах, слегка раскачиваясь и глядя расширенными глазами. Я сняла плащ и повесила его на гвоздик на стене.
Я могла бы сниматься в кино… Это я могла бы показывать сиськи умирающему танкисту. Я расстегнула молнию юбки и выпростала из нее блузку. Она тоже оказалась на соседнем гвоздике. Анатолий смотрел не отрываясь, с трудом сглатывая слюну. Я завела руку за спину, и там хрустнула застежка бюстгальтера.
Ах, эта великая сила искусства! Осмеянный всеми "эпизод с сиськами"! Милый мой маэстро, Вас… нас с Вами совсем не поняли. Анатолий, мы оба здесь — утомленные солнцем… Вот приз для спасшегося от смерти. Бюстгальтер был тоже повешен на гвоздик, а потом я подняла к голове руки так, как это делают дамы на пляже, когда желают, чтобы у них загорели подмышки.
Анатолий что-то попытался сказать пьяным, заплетающимся языком. Затем, не веря происходящему, сделал несколько шагов навстречу. Были блаженные стоны и звуки бережных поцелуев на моих грудках. Розовые мои сосочки уже несколько раз побывали во рту мужчины, прежде чем он наконец решился потрогать руками мою грудь.
— Леночка, спасибо, спасибо, доченька! — глухо бормотал он.
Осторожно, как драгоценность, взяв мои груди в каждую руку, он принялся облизывать мне подмышки, шею, уши… Он постанывал и лизал, как собака вылизывает щенка. Он попытался целовать меня в губы, но я отвернулась. Он не стал настаивать, но внезапно встал на колени и стал целовать мои колени, затем бедра, все выше и выше. А я помогала ему, все выше и выше поднимая юбку. Руки его скользили по задней части моих бедер, пока не оказались на ягодицах. Я была в колготках, и он уткнулся носом в мою очерченную трусиками промежность, горячо дыша.
Я было уже решила заканчивать представление, но тут мне в голову пришла мысль. Ну прямо скажем, совершенно уже развратная мысль. Я сделала несколько шагов назад, пока не уперлась попой в подоконник. Затем быстро спустила колготки с трусиками ниже колен. Анатолий на коленях прополз следом за мной, и его голова целиком нырнула мне под подол. Его нос прижался к моему интимному кустику растительности. Мой запах видимо, настолько на него подействовал, что он застонал чуть ли не в голос. Я вытащила его голову у себя из-под юбки.
— Толик! Хотите меня полизать?
Его голова радостно запрыгала у меня в руках. А дальше… я сделала уже совсем непристойную вещь… совсем непристойную…
— Сюда! — сказала я негромко.
Теперь Анатолий сидел под подоконником, полуоткрыв рот и глядя на меня собачьими глазами. Я подошла, надавила ему на плечи, чтобы он опустился пониже, а потом раздвинула колени. Голова Анатолия была у меня в руках, и я буквально села ему на лицо.
Комнатку наполнили звуки лизания, захлебывающегося дыхания, шумного сосания. Я не была достаточно чиста, поскольку несколько раз в течение дня ходила в туалет, но теперь это не имело никакого значения, поскольку вся моя промежность была мгновенно выцелована и вылизана, а потом мужчина вдвинул в меня свой язык и закрутил им там…
Потом, опираясь на подоконник, я долгое время раскачивалась в полуприседе с головой Анатолия между ног. Я уже дышала часто и неровно, и подбиралась к низу живота горячая ноющая волна, и я уже не обращала внимания на остальные звуки, а потом все словно лопнуло…
Когда я пришла в себя, Анатолий надсадно швыркал у меня под юбкой. Я молча отстранилась от него и быстро оделась.
— Поедемте, нам пора, — сказала я, не глядя на него.
— Леночка, доченька, пожалуйста! — умоляюще произнес Анатолий — Пожалуйста! Немножко…
Он расстегнул молнию на брюках и достал свой крупный полуопущенный член. Замявшись, я подумала: Почему бы нет?
Вспомнился один из случаев в метро. В тесном вагоне ко мне прислонился сзади крупный, полный, громко сопящий мужчина. Я почувствовала, что к моей ягодице прижимается нечто твердое, и это к тому же подрагивало. Неужели эрекция? Протянула руку за спину, чтобы отодвинуть от себя это сопящее быдло, и тут почувствовала, как через материю ко мне в руку прямо-таки лег твердый и горячий эрегированный член. Машинально пошевелила пальцами, и тут сопение сменилось сдавленным кряхтеньем, а в моей ладони забился в эякуляции член мужика. Как могла быстро, я выбралась из вагона, оставив в нем мужика с мокрыми штанами.
… Я попросила Анаталия подойти к подоконнику. Нас несомненно, было видно со стороны улицы, и из-за забора, но продержался Анатолий очень недолго. После нескольких осторожных манипуляций с крайней плотью, Анатолий со стонами залил грязный подоконник своим мутным мужским секретом.
Мы вышли со стройки, и не глядя друг другу в глаза, расстались.
5. Шалость с бомжом
Пожалуй, расскажу эту историю. Она очень неоднозначная. Если подумать, то просто омерзительная история, но она принесла мне столько адреналина, что будоражит воспоминания до сих пор. И подумать только: это сделала я, скромница, робко улыбающаяся из-за монитора компьютера. Несомненно, это один из самых интересных опытов, сделанных на пути испытания естества человека.
Это местечко я нашла однажды недалеко от стоянки, где я оставляю свою машинку. Мне как-то понадобилось выбросить сумку с мусором, которая долго моталась в багажнике. И с этой сумкой в руках я углубилась в лабиринт промышленных заборов, гаражей, вагончиков каких-то, будок. Отдаю должное собственной смелости.:) Порядочной помойки так и не нашла, но неожиданно вошла в какой-то довольно уединенный и даже можно сказать — уютный закуток из контейнеров, штабелей поддонов и всяких ящиков. Закуток был образован заброшенным подъездом какого-то предприятия с цоколем, ступеньками и даже перилами. И там на цоколе стояла кресло-качалка, на которой сидел бомж. Внизу дымился полуоткрытый люк теплотрассы, в котором этот бомж наверное грелся. Ну, бомж как бомж. Довольно прилично одет, загорелый, со старой шляпой на голове.
Бомж увидел меня и как-то застенчиво улыбнулся.
— Заблудились? — спросил он надтреснутым голосом.
— Да вот, ищу, где бы сумку выкинуть.
Бомж махнул рукой:
— Оставляйте здесь, разберемся.
— Спасибо большое!
— Да не за что. Заходите еще!
Бомж этот не был наглым, он ничего не клянчил. Чем-то он мне понравился. И мне было его отчего-то жалко.
На следующий день после работы я притащила ему пакет с какой-то едой и бутылкой швепса. Бомж медленно раскачивался в своем кресле. Я что-то пробормотала, ставя пакет на ступеньку цоколя. Бомж улыбнулся и приподняв шляпу, поклонился. Затем все так же улыбаясь и не заглядывая в пакет, произнес:
— Водочки бы!.
Ну конечно. Как же я не догадалась, что нужно бомжу! От этой мысли я засмеялась. Бомж тоже захихикал. Я спросила его:
— А Вы завтра тоже будете здесь?
Он сделал шутливый жест рукой.
— Конечно!
Я кивнула головой и ушла.
На следующий день, когда я пробиралась в скрытый от глаз закуток, меня реально трясло. Это от избытка адреналина. Дочерна загорелый бомж был на своем месте. Он приветственно поднял руку на своем кресле-качалке. Я поднялась по ступенькам на цоколь, достала из пакета литровую бутылку водки, продемонстрировала ее бомжу и поставила на пол. Подойдя к бомжу, разлепив губы, сказала неестественным голосом:
— Снимите штаны.
Бомж ошарашено смотрел на меня. Он встал и непонимающе уставился на меня, видимо не веря своим ушам. Я кивнула в сторону четырехгранной бутылки:
— Ну! Снимайте, снимайте…
Музыкальная пауза. И несколько слов о том, как я дошла до жизни такой.
Вышло так, что я, простая чукотская девушка, в своей жизни имела только традиционный секс. Интеллигентная семья, воспитание, интеллигентный муж — и вот результат…:) Теперь вы понимаете, почему меня так взволновала сцена с проституткой в Нексии. Предложить мужу сделать нечто подобное — немыслимо. Это значит полностью упасть в его глазах. С другими мужчинами — тем более. А бомж — это в конце концов, просто бомж. Я даже имени его не знаю. И нельзя сказать, что я пылала от жажды нетрадиционного секса. Просто мне нравится испытывать естество…
Бомж встал и нерешительно и как-то неохотно принялся расстегивать брюки, не понимая, зачем это нужно. Грязные брюки упали.
— Трусы тоже!
Я присела на корточки, и взгляду предстала не первой свежести паховая область. Бомж нервно поеживался, глаза у него бегали. Перед моим лицом торчала небольшая коричневая писька бомжа. Неопрятная крайняя плоть слегка открывала сизую головку члена. Неожиданно услышала свой, какой-то писклявый, голос:
— Он у Вас стоит?
— Будет! — с убеждением гаркнул бомж.
А запах… Ну да, запах, а вы что ожидали? Запах приобрел новые тошнотворные оттенки, когда взяла двумя пальчиками крайнюю плоть и натянула ее на член. Вид головки члена меня не воодушевил, и я стянула кожицу обратно. Бомж молча наблюдал за моими манипуляциями. Затем мной была извлечена надорванная упаковочка Vizit. Приподняв вялую письку бомжа двумя пальцами, я расправила на ней презерватив.
Наверное, про эти манипуляции неприятно читать, и мои действия могут вызвать отвращение. Что делать! Пути науки не вымощены розовыми лепестками.:)
Продолжая держать бомжа за письку, я сказала ему деловито:
— Ну, давай сядь. Поближе, на краешек!
Бомж осторожно умостился на краешке своего кресла. Отступать было некуда. Я все это спланировала, и теперь все надо было исполнить. Сбывался тот самый кошмарный сценарий, который я сама задумывала.
Я открыла рот и осторожно обняла губами мягкий латекс. Презерватив был специально для орального секса, очень тонкий. Когда резинка оказалась у меня на языке, то возникло чувство, будто бы она соскользнула, и во рту у меня находится голый член бомжа. В панике я отпрянула. Нет, все в порядке. Мои пальцы продолжали держать письку бомжа за резинку. Я вновь взяла в рот этот отросток, теперь уже решительней и глубже. И мой носик оказался в самой гуще жестких, потных, засаленных волос на мужском лобке. Я с трудом могла в этом поверить, но запах, ворвавшийся в мой нос, заставил меня трезво взглянуть на происходящее. Запах был отвратительный, и вместе с тем почему-то возбуждающий. Да, и возбуждающий тоже. И хотя гигиена была явно под угрозой, член бомжа был плотно охвачен моим ртом, и я принялась исполнять характерные движения головой вперед — назад. Здесь же, перед моим ртом, на грязной материи кресла, лежали яички бомжа, которые я иногда задевала подбородком. Они тоже были потные и теплые. Чтобы не допустить антисанитарного контакта с моим лицом, мне пришлось накрыть их свободной рукой.
Адреналин и возбуждение от запахов заставили мои колени трястись. Сидеть на корточках было неудобно, и мне пришлось встать на одно колено. Меняя позу, я взлянула вверх. На до мной нависло дочерна загорелое лицо бомжа с выпадывающими от напряжения глазами. Отвергнутый всеми, грязный бомж не мог поверить, что перед ним на коленях стоит девушка из высшего общества и делает ему минет. Я впрочем, тоже с трудом в это верила. Как раз в это время почувствовалось, что член бомжа стал распухать. Головка, которую я сжимала между губами, обозначилась резче, хотя и оставаясь мягкой. Втянув головку в рот, я впервые нерешительно дотронулась до нее языком, и невольно вздрогнула. Латекс на члене натянулся настолько, что у меня было полное ощущение того, что во рту у меня голый скользкий член. Я исследовала кончиком языка основание головки снизу. По теории, это одно из самых чувствительных мест, и практика это тоже подтвердила: член бомжа начал ощутимо твердеть. Затем я возобновила свои простые движения головой. Подумалось: хорошо, что я догадалась намазать губы гигиенической помадой.
Время словно замедлило свой бег. Мое дыхание горячо сопело в срамных волосах бомжа. Слышалось, как надсадно дышит бомж, как поскрипывает кресло-качалка. В какой-то момент я ощутила, что бомж раскачивает кресло, изо всех сил стараясь поглубже просунуть свой член мне в рот. Оказалось, что я помогаю ему в этом, потягивая бомжа за мошонку одной рукой и тем самым раскачивая его в кресле. Ему это нравилось все больше и больше, судя по тому, что он, до сих пор держа себя скромно, запустил свои грязные заскорузлые пальцы в мою прическу и елозил там ими. Еще он начал покряхтывать. К этому времени мой рот уже заметно шире раскрылся, и по тонкой резинке, охватывающей член, побежали струйки моей слюны. Я старалась не допускать слишком глубокого проникновения; головка члена двигалась начиная от губ и где-то до середины языка. Еще она постукивала по небу. Несколько раз мне казалось, что тонкая резинка порвалась, и я в испуге отстранялась, разглядывая член в запотевшей резинке. Но я снова брала себя в руки, и заполненная плотью резинка вновь оказывалась у меня во рту.
Услышала, как охнул бомж. Отбросив всю свою воспитанность, он уже держал в ладонях мой затылок и с старался насадить мою голову поглубже на свой колышек. Меня это почему-то стало заводить, и я постаралась пропускать член поглубже. Неожиданно, это даже стало получаться, правда мое дыхание стало более затрудненным и прерывистым. Я опять подняла глаза, чтобы встретиться взглядом с бомжом. Но тот сидел, запрокинув голову и открыв рот, с гримасой страдания. Затем он конвульсивно каркнул, его ладони прижали мою голову к своему паху. Несколько секунд мой нос сопя, тщетно ловил свежий воздух, расплющенный о заросли лобковых волос. Под моими пальцами задергалась бомжовская писька, а на языке стала перекатываться горячая и скользкая обрезиненная сопля. Пипка на конце презерватива была наполнена семенной жидкостью. В панике, что бомж кончил мне в рот, я вырвалась из его рук. Сжатыми губами я нечаянно сдернула презерватив с обмякшей письки бомжа. А его содержимоей противной струйкой вылилось на его штаны. Выплюнув резинку, я машинально пробормотала:
— Извините!
Прозвучало глупо. Стуча каблуками и стараясь не навернуться со ступенек, я скатилась с крыльца и бросилась бежать. По счастью, рядом никого не было.
Вообще-то, я не считаю произошедшее минетом с моей стороны. Во-первых, это был не человек, а бомж. Во-вторых, все происходило в резинке, и это было просто экспериментом или, если хотите, игрой. В третьих, целью был не минет, а всего лишь испытание естества. Это была просто шалость…
Репетиция агитбригады Зои Сеново
Глава 1. Товарищ Сеново
Страна стремительно приближалась к десятой годовщине революции. Самодеятельный цирк, куда я ходил, вдруг взорвался нездоровой энергией и жаждой славы. Мы стали лихорадочно тренироваться и готовить номера. Закончилось все тем, что в середине сентября к нам приехал серьезный мужчина во френче. Замашки у него были кавалеристские, усы буденовские, взгляд лихой и решительный. Смотреть наши номера он отказался. Попросил, чтобы позвали всех, кто может сесть на шпагат. Мы прибежали, взволнованные и радостные. Однако, все оказалось прозаичнее и скучнее, чем мы ожидали. Мы с разной скоростью и степенью легкости сели на шпагат, а серьезный товарищ одобрительно кивнул и предложил сесть на другую ногу. Тут трое сдались. Оставшимся пятерым теперь нужно было сесть на полный поперечный шпагат. Это мы сделали. Кто как, но сделали все. Мужчина попросил показать ему продольный шпагат. Четверо не смогли, а я сел. Режиссер хмыкнул и записал мои данные в записную книжку.
Через два дня на меня из райкома пришла разнарядка, меня освободили от занятий и отправили в дом культуры, репетировать. Так я оказался в свежесколоченной городской агитбригаде. В ней было трое парней — кроме меня еще рабочий железнодорожного депо и рабочий ремстанции, а также две девушки — обе работницы швейной фабрики. Перед нами поставили задачу — в ударные сроки подготовить жизнеутверждающий гимнастический этюд и показать его на параде с открытой платформы движущегося грузовика. Ни одного грузовика в нашем городке пока не было, но нас уверили, что к празднику достанут самый настоящий АМО.
Тогда же нам из области выписали Зою Анисимовну Сеново, сотрудницу спорткультсектора обкома комсомола. Она была членом партии, обладателем именных наград наркома, делегатом съезда ВКП (б), и мы искренне опасались, что старуха нам все испортит. Мы уже составили план этюда, договорились, как его будем исполнять, даже провели репетицию. Мы были, в общем-то, довольны друг другом. Никакая товарищ Сеново нам нужна не была.
И все же, однажды в актовый зал, где мы репетировали, по-обкомовски уверенно, пружинистой походкой настоящей (а не дутой, как мы) гимнастки вошла юная девушка. На вид она была моей ровесницей, скорее школьница, чем ответственный работник. Однако же, была она чемпионкой чего-то там, призером каких-то там соревнований, членом сборной, делегатом и так далее, и тому подобное.
Кто здесь главный стало ясно сразу же. Наш план этюда был немедленно отвергнут, наши роли изменены, а вместо репетиции нас погнали на улицу — тренироваться. Рабочие поворчали, девушки смерили Зою Анисимовну критическими взглядами, но выхода не было.
Глава 2. Подрывные трико
Потянулись ежедневные тренировки. Часа по три-четыре. Потом мы делали перерыв, переодевались, шли в актовый зал и еще два-три часа репетировали этюд.
Где-то через неделю агитбригаду, наконец, перестало лихорадить, все передружились, а Зоя Анисимовна разрешила называть себя "Зоей" и быть с ней на "ты". Выяснилось, что когда ее не трясло от организаторского зуда, она была вполне милая девушка, со смешным вздернутым носиком и большими карими глазами. Она была очаровательной и дружелюбной, и все очень скоро стали считать ее своей.
В этюде ее парой был я. Парни играли своими мускулами и были силовой основой фигур. Девушки демонстрировали гибкость и растяжку. Так же, как и я, поскольку атлетом я считаться никак не мог.
Рабочим было просто. От них не требовалось ничего особенного, только надежно стоять в стойке, пока мы на их плечах демонстрировали свои способности.
Нам было намного сложнее. Многочисленные гимнастические фигуры мы должны были показывать не сами по себе, хотя это и так сложно. Нам нужно было создать некий спектакль, соединить все в единое действо, плавно переходить от одного элемента к другому.
Поскольку я из "гибких" был единственным мужчиной, работал я в паре с каждой из девушек, но в основном, все-таки, с Зоей. Она была центральной фигурой всего выступления, что естественно. При ее-то способностях и регалиях! Ну, а единственный парень, само собой, должен был быть с ней в паре. Не с другой же девушкой должна была Зоя демонстрировать свои таланты!
Я попал в самую настоящую западню. Мало того, что девушки, как и положено гимнасткам, были в обтягивающей одежде. Мало того, что их тела всячески выгибались прямо передо мной. Но я ведь должен был все время к ним прикасаться! И не просто прикасаться — крепко держать в своих руках, хватать, сжимать, прижимать к себе! И девушки тоже постоянно прикасались ко мне! Фактически я каждую репетицию обнимал и тискал всех наших девчонок, а Зойку — втройне!
Но и это еще не все! В гимнастике чего только не бывает! Моя ладонь частенько оказывалась на груди какой-нибудь из девушек. Или на ее попке. Или вообще между ног, и я шалел от ощущения чего-то мягкого в моей ладони!
А их руки! Надо держаться за мою поясницу, но хватка соскальзывает, и вот уже девичья рука упирается в мою задницу. Или нужно сделать стойку на моем бедре, но пальцы вдруг оказываются прямо на члене…
Каждая репетиция превращалась для меня в эротический кошмар. Через месяц тренировок и репетиций мое тело, до самых интимнейших его частей, уже не было тайной для моих товарищей по агитбригаде. Также, как и тела наших девушек — для меня.
Я пытался спасаться одним — остервенело, до исступления дрочил. Утром, вечером, до, после, в перерывах. Помогало мало. Стоило вновь взглянуть на Зойку, вновь ощутить ее гибкое девичье тело, и у меня вставало — напоказ всем!
И чтобы окончательно добить меня, нам пошили настоящие гимнастические трико, очень красивые, белоснежного цвета, с огромными алыми цифрами "10" на груди. Поскольку дата выступления была уже близко, Зоя требовала, чтобы мы репетировали в них — и чтобы привыкнуть, и чтобы разносить под себя. Трико были маленькими, но способными сильно растянуться, и соответственно на самом деле неимоверно облегающими и выделяющими каждую деталь. Собственно, так и задумывалось — юные девушки, молодые представительницы рабочего класса, должны были привлекать красотой своих юных тел, а юноши-комсомольцы — атлетичностью фигур. Ткань настолько плотно облегала мои, гм, интимные части тела, что спереди, что сзади, что я чувствовал себя голым. Мне казалось, что на трико рельефно выделялся даже кустик волос внизу живота. На других парнях трико смотрелись почти так же, может быть не до такой степени, но весьма откровенно, но ребят это не смущало. А меня — очень сильно.
К трико полагались какие-то особые V-образные трусы с раковинами (бес его знает, что это такое) и лифчики с уплотнителем для девушек, но фабрика с ними запаздывала. А в трико поверх обычных трусов мои органы и задница были как на показ.
Более того, обтянутый тканью член постоянно ощущал тесный плен ткани, и это сказывалось на его размерах. Стоило же моему члену хоть немного пошевелиться, и это, многократно усиленное освещением, сразу превращалось в полное эротизма действо. Девчонки тут же начинали, будто специально, промахиваться, и мне, чтобы они не упали, приходилось хватать их за что попало, весь крепко хватать, а их руки начинали задевать самый стояк, и я едва сдерживался, чтобы не завыть. А они еще и хихикали потом за моей спиной! А смотрел на них, тоже обтянутых эластичной тканью, обнимал, касался, и не мог побороть в себе разрывавшее меня желание.
Зойка тоже живо реагировала на эти сцены откровенного эротизма. Как и все девушки, она разглядывала меня как спереди, так и сзади. Как и все, сбивала гимнастические фигуры, когда мой бугор на трико становился особенно хорошо виден. Как и все, вспыхивала, когда прямо перед ее глазами оказывался мой торчащий пенис. А он оказывался постоянно, потому что мы делали фигуры, в том числе, и такие, где девушка оказывается висящей вниз головой на парне. То есть, Зоя — на мне!
Она, правда, не могла себе позволить шушукаться с девочками — она была все-таки из обкома! Удивительно, но она смущалась не меньше моего. Наших товарищей все происходящее веселило, а вот мы с Зойкой постоянно ходили красные.
Мои переживания, конечно, не были никакой тайной ни для кого. Парни в раздевалке то и дело заводили со мной разговоры про то, что надо бы мне спустить, рассказывали про холодный душ и бром. Что говорили Зойке ее подружки, не знаю.
Глава 3. Разговор со старшим товарищем
Всех отпустили, и я опустился на краешек сцены. Я совсем выдохся, и мне нужно было минут пять, чтобы прийти в себя. Зойка обычно уходила в душ вместе с остальными девушками, но на этот раз она не ушла. Присела рядом.
— Ты можешь задержаться еще на часок? — спросила она. — Нам нужно бы пройти с тобой "парное колесо".
Я опешил. Я чувствовал себя выжатым, как лимон. Кроме того, был уже десятый час.
— Пойми, — настойчиво продолжала Зоя, — до выступления считанные дни, а ты все время думаешь о чем-то постороннем, вертишься, сбиваешь стойку. "Колесо" сегодня совсем не получилось, а ведь это простейшая фигура!
Я обреченно кивнул и послушно вышел на середину. Зойка приблизилась ко мне, и легко встала на руки, спиной к моей спине. Я сжал ее щиколотки, она сжала мои, и оказалась фактически висящей на мне. И мы завертелись на месте колесом, легко и просто. Все ничего, но я ощущал ее упругую попочку у самой своей головы, а моя задница прижималась к Зое близ ее головы. Вокруг никого не было, и я как-то смог отвлечься от того, что творилось при этом у меня в трусах. Мы вертелись все быстрее и, наконец, достигли уж совсем немыслимой скорости.
Зоя легко вскочила на ноги и совершенно искренне сказала:
— Молодец! Почему ты сразу этого не сделал? Сейчас ведь не было ни одной помарки!
Я тоже поднялся, хотел что-то сказать, и тут заметил, что девушка смотрит на то, как двигаются тени на моем трико. Я снова смутился, но и девушка смутилась тоже.
— Слушай, — сказала она. — Мне кажется, ты постоянно думаешь о чем-то постороннем. Тебя все время разворачивает спиной к другим членам бригады, ты то и дело пригибаешься, садишься, когда нужно стоять. Что с тобой?
— Ничего, — а что еще он мог сказать?
— Сейчас действительно этого не было. Неужели тебя стали смущать наши товарищи?
Я почувствовал испарину на лице. Наверное, я стал пунцовым.
— Ну, скажи мне! Я сотрудник обкома, ты можешь доверить мне любые тайны! Ну, в чем дело?
Я вздохнул. Что я должен был сказать?
— Меня не смущают наши товарищи.
— А что? Что не так? Ты понимаешь, свои личные проблемы ты должен оставить в стороне. Перед нами стоит ответственейшая задача партии. Что бы ни творилось с тобой, ты должен, обязан мне рассказать. Иначе ты ставишь под угрозу общее дело!
Я несмело кивнул, но продолжал молчать. К чему эти разговоры? Как можно не понять, что со мной творится? Она издевается, что ли?
— Ты комсомолец?
— Да! — я даже вскинул голову, так меня возмутил ее вопрос.
— Тогда говори!
Я молчал.
— Ты помнишь революцию? — вдруг спросил Зойка.
Я удивленно посмотрел на нее. Пожал плечами.
— Очень смутно, — не совсем понимая, к чему она клонит, сказал я. — Помню какие-то обрывки…
— Понимаешь, мы уже советские люди. Мы не жили при проклятом царизме. Для нас весь мир сразу оказался миром счастья, равенства и свободы.
Я кивнул. К чему это она?
— Почему же ты скрываешь что-то от меня, такого же советского человека? Почему юлишь? Мы должны быть друг с другом открытыми, откровенными, честными. Понимаешь? А ты… Тайны какие-то! Товарищи тебя наши вдруг смущать начали!
Я вздохнул и выпалил:
— Меня не товарищи, меня эти проклятые штаны смущают.
— Штаны? — протянула Зоя с наигранным удивлением. Увы, она не была гениальной актрисой. — Штаны? Трико?
Будто она и так этого не знала! Да она фарисейка! А еще про советских людей рассуждает!
— Ага, — я вдруг почувствовал себя уверенней. — Например, что бросается в глаза, когда я становлюсь вот так?
Я повернулся к свету так, чтобы тени на трико наиболее выпукло выделили бугор.
— Ну, — опять наигранно сказала Зоя. — То, что ты покраснел. Ты покраснел, ты знаешь?
Член набух еще больше и теперь снова уверенно стоял, едва не протыкая ткань. Не видеть этого было нельзя, и Зоя, конечно, это видела очень хорошо.
— Ладно, — сказал я, — может это и не правда, но штаны эти слишком облегающие. Все постоянно пялятся мне между ног. Вот!
Зое аж перехватило дыхание от такой откровенности.
— Чего это ты вдруг решил, что все пялятся тебе… Ну, там?
А она, часом, не девственница?
— Потому что даже сейчас ты пялишься мне именно между ног.
Зоя дернулась, резко отвернула голову в сторону и сказала:
— Если тебе это трико слишком узкое, я могу попросить сшить тебе другое. Но не жди слишком многого — оно все равно останется облегающим. Другие ребята ведь ходят в этих трико и не смущаются.
Я обреченно кивнул.
— Тогда не надо другого. Пусть будет это.
Мы стояли молча в нескольких шагах друг от друга.
— Хорошо, — наконец, кивнула Зоя. Ее взгляд предательски стрельнул в сторону моего напряженного члена. Она тут же подняла глаза, но, наткнувшись на мой взгляд, опять их опустила и снова наткнулась на дернувшийся в этот момент бугор.
— Ты же постоянно мне туда смотришь, — пробормотал я, чувствуя, что перегибаю палку. Все-таки я действительно разговаривал с человеком из обкома.
— А ты постоянно возбужден, — резко ответила Зоя, глядя в сторону. — Ты что, озабоченный?
Я опешил. А каким я должен быть? Не озабоченным?
Я вздохнул. Ну, хотя бы перестала прикидываться. Признала таки, что все видит и понимает!
Зоя истолковала мое молчание по-своему.
— Не обижайся. Но, правда, ты постоянно возбужден. Это же всем видно. Нужно с этим что-то делать. Принимай холодный душ перед репетицией. Пей бром или валерьяну. Посоветуйся с друзьями, наконец…
С друзьями? Она мне советует спросить друзей, как снимать сексуальное возбуждение? То есть, как заниматься мастурбированием?
— Не помогает, — пробормотал я.
— Что не помогает? — Зоя совсем не ожидала такого ответа, и изумленно посмотрела не меня.
Черт, как двусмысленно прозвучало! Она же, наверное, про онанизм подумала!
Я буркнул:
— Душ.
— Почему? — она была растеряна, растеряна тем, что советский человек, комсомолец, ведет с ней подобные разговоры.
— Я не до репетиций возбуждаюсь. Я на репетициях возбуждаюсь.
— Почему? — опять спросила Зоя. — Впрочем, я догадываюсь. Вокруг много красивых девушек. Они тоже в таких же облегающих трико. Это должно действовать довольно сильно на юношу твоего возраста…
Это она где-то в книгах вычитала. Про юношей и возраст. Слишком официально говорит.
— Нет, — сказал я, все еще сомневаясь, говорить или нет. Но решился и сказал: — Меня не девушки, меня ты возбуждаешь.
— Я! — Зоя резко дернулась и отступила на шаг назад. — Я?
Девушка смущенно поправила что-то в своих волосах. Мои слова никак не могли быть для нее неожиданностью. Она же не слепая, она должна была видеть, когда именно у меня встает.
Я вздохнул и нырнул в прорубь:
— Ты красивая.
Зоя скосила на меня свои большие глаза, потом привычно стрельнула ими вниз и опять стала смотреть в сторону.
— Такое бывает, — сказала она рассудительно, хотя голос и выдавал ее волнение, — в небольших группах юноши чувствуют… ну… влечение к женщине, с которой больше всего взаимодействуют. Это проходит. Нужно только направить их юношескую влюбленность в другое, творческое русло.
Шпарит, как по конспекту.
— Ты успокойся, — предложила девушка. — А завтра мы с тобой поговорим…
И добавила после секундного размышления:
— … перед репетицией. Ладно?
— Как же я успокоюсь? — резонно спросил я.
Воцарилось минутное молчание. Зоя не знала, что ответить. Она действительно была красива — я давно это заметил. Стройное тело, гимнастически гибкое, казалось сейчас совсем тонким, буквально как тростинка. Ничего, что она старше. Это всего лишь несколько лет. Для меня она самая красивая!
Зоя стояла боком ко мне, лицом в зрительный зал. Я сделал несколько шагов вперед, приблизился к ней вплотную и замер. Я не решался что-либо предпринять, просто стоял. Девушка будто не замечала, как близко я к ней оказался. Она все так же смотрела в пустой зал. Я нерешительно, в любой момент готовый одернуть руку, прикоснулся к ее щеке.
После того, как я прикасался ко всем без исключения частям ее тела, это было совершенно невинное движение, но я почувствовал, как по мне пробежал ток. Зойка тоже вздрогнула, но головы не повернула. Я провел тыльной стороной пальцев по ее подбородку. Девушка не шевелилась. Это прибавило мне смелости. Я наклонился и ткнулся губами куда-то в ее лицо. Кажется, попал в скулу, ближе к уху.
Зоя повернулась ко мне, возмущенная, сердитая, и хотела что-то сказать, но я будто с цепи сорвался. Холодея от собственной смелости, я совершенно осознанно припал губами к ее губам.
В первое мгновение мне показалось, что я целую статую. Губы девушки были холодными, тугими, напряженными. Спустя секунду они потеплели, смягчились, и поцелуй превратился, наконец, в настоящий.
Мои руки обняли обтянутый трико стан Зои. Ее ноги прикоснулись к моим ногам, грудь прижалась к моей груди, живот вжался в мой живот. Сколько раз это происходило во время наших репетиций, но сейчас… Сейчас от этого прикосновения внутри меня будто взорвалось что-то…
Зоя уперлась руками в мою грудь и вырвалась из объятий.
— Что ты делаешь? — спросила она холодно. — Кто? Кто тебе разрешал?
Я молча прижал девушку к себе и снова поцеловал.
— Нет, нет, нет, — прошептала Зоя, отталкивая меня, уворачиваясь. — Так нельзя. Ты же… Я не могу…
Мои губы вновь поймали ее губы. Зое явно нравились поцелуи. Она слегка выгибалась навстречу мне, ее глаза закрывались, сердце стучало. И все же, спустя несколько секунд, она вырвалась из моих объятий.
— Прекрати! Успокойся! — пробормотала она. — Ты и вправду какой-то перевозбужденный.
Она отошла на несколько шагов назад. Я было последовал за ней, но она вытянула руки, не подпуская к себе.
— Не подходи ко мне. Я не собираюсь участвовать в этом безобразии.
Мы стояли в нелепой позе — она с вытянутыми руками, отталкивающими меня, и я в шаге от нее, не решающийся силой преодолеть сопротивление ее рук…
Тут девушке пришла удачная, как ей показалась идея:
— Выключи прожектора.
Она пыталась меня отвлечь, занять чем-то. Я нехотя повернулся и пошел за занавес к щитку. Особенно не размышляя, не предвидя, что случится дальше, щелкнул тумблером.
Зал погрузился в полную темноту.
Глава 4. Частое дыхание
— Э! Какой-то свет все-таки нужен! — с нервным смешком сказала Зоя.
Обычный свет включался в зрительном зале, у входа, рядом с дверью. Я осторожно побрел вперед, но неожиданно для себя изменил траекторию, и, вытянув руки, двинулся на поиски девушки.
Там, где я ожидал найти Зою, ее, конечно, не было. Я завертелся на месте. Потом понял, что произвожу слишком много шума, и девушке очень просто уклоняться от моих рук. Я замер и немедленно услышал какой-то шорох. Зойка была в нескольких шагах, справа. Я метнулся туда, но ее уже там не было. Я опять замер, вслушиваясь. Но и Зоя, похоже, остановилась, стараясь не производить шума.
Интересно. Ведь все, что она должна была делать — просто спрыгнуть со сцены в зрительный зал. И уйти. А она в кошки-мышки со мной играть начала…
Девушку выдавало дыхание. Зоя дышала часто, хотя и тихо. Этого оказалось достаточно, чтобы я ее услышал. Крадущимся шагом я скользнул в ту сторону, откуда доносился звук. Из всех сил я старался сдерживать свое собственное дыхание.
Еще через секунду я уже стоял возле нее. Я знал, что она рядом, но она этого не знала. Я мог протянуть руку и коснуться ее волос, но не делал этого. Я слушал ее дыхание, чувствовал, как она переминается с ноги на ногу. Это была сладостная минута, прекрасная и удивительная.
Но, увы, мне захотелось театральных эффектов. И я громко, нормальным голосом выпалил чуть ли не ей на ухо:
— Ты красивая.
От неожиданности Зойка взвизгнула и отскочила, но мои руки успели поймать ее талию.
— Уф, ты меня напугал… — пробормотала девушка.
Я стоял, не зная, что делать. Темнота, нас только двое, я сжимаю руками ее тело, а она не вырывается, просто стоит. Что делать?
Секунда шла за секундой, и я чувствовал, что долго так продолжаться не может. Наконец, догадался. Притянул Зойку к себе еще больше и накрыл ее губы своими.
Теперь наш поцелуй был долгим. Зоя откровенно прижалась ко мне, обвила руками шею и слегка откинула голову назад.
Совершенно неосознанно я держал ее одной рукой, а второй шарил по ее телу. Это произошло само собой. Я об этом не думал. Я такого решения не принимал. Просто моя рука вдруг начала двигаться по Зойку — с плеча на шею, на спину, живот и вверх на… На грудь. Упругую небольшую грудь. Ладонь сжала ее, и я почувствовал, что не могу вздохнуть от ощущений, мгновенно наполнивших меня.
И в ответ… В ответ ее дыхание сбилось, ее сердце застучало, ее тело ощутимо начало слабеть. Я ощутил все это совершенно явственно. Кто бы мог подумать, что это можно почувствовать!
И тут…
Тут случилось уж совсем немыслимое. Зойкина рука опустилась с моего плеча на спину, скользнула по ней, спустилась ниже и… легла на мою задницу!
Мне кажется, я подпрыгнул! Ощущения были такие, будто я сейчас, прямо сейчас кончу. Сладостная волна захлестнула мое тело. Как, оказывается, невероятно приятно, когда красивая девушка трогает твой зад!
Ничего себе! Девушка положила руку мне на задницу!
Я издал какой-то звук и вновь припал к губам Зои.
Она касалась моей задницы рукой! Она что, готова… готова отдаться мне?
Я чувствовал, как девушка дрожит.
Я нащупал пуговку на спине и попытался ее расстегнуть. Это были не обычные пуговицы. Они ведь должны были удерживать трико даже во время гимнастических упражнений! На ощупь, одной рукой, я расстегнуть их не смог.
И снова Зойка меня поразила. Она ведь чувствовала, что я пытаюсь сделать, но не сопротивлялась. Вообще никак не реагировала на мои потуги. Осмелев, я оторвался от нее и развернул к себе спиной. Ее рука, конечно, оставила мой зад, и я тут же ощутил пустоту, нехватку этого прикосновения. Зато я смог прижаться к девушке сзади. Смог прикоснуться губами к ее шее, на самой границе волос на затылке.
Зоя тяжело дышала.
Я снова стал возиться с пуговицами. Уже обеими руками.
И тут Зойка, видимо, пришла в себя. Она вдруг отстранилась от меня, резко развернулась ко мне передом и сказала, тихо так сказала:
— Не надо. Пожалуйста, не надо.
Она меня просит? Я снова опешил. Я так привык за эти недели, что Зоя командует, требует, дает указание, что сейчас был поражен самим фактом, что она меня тихо и несмело о чем-то попросила. И только потом я стал понимать, о чем именно она меня попросила.
Я слегка от нее отодвинулся.
— Но почему? — традиционной фразой всех павианов отреагировал я.
Эти слова еще больше отрезвили Зою. Она отрезала уже обычным своим тоном:
— Я сказала "нет", понял?
Я замер. Мне было обидно. Мне казалось, что мы уже перешагнули какую-то грань в наших отношениях, и говорить со мной так девушка теперь не будет.
И снова Зоя меня удивила. Она вдруг стала говорить, тихо и мягко:
— Извини, не обижайся. Не обижайся. Ладно?
— Я тебе не нравлюсь? — спросил я неуверенно.
— Нет, нет, ты чудесный Удивительный. Красивый. Замечательный.
— Что же тогда?
— Ну, понимаешь, — прошептала Зоя, — девочки другие, чем мальчики. Они не могут вот так вот просто… ну… Понимаешь?
Я не понимал. Вообще. Чего не могут? И чем другие?
Мы молчали. Я чувствовал ее дыхание. Чувствовал ее запах. Чувствовал ее тепло.
— Ты ведь меня младше, — вдруг выпалила Зойка.
Да какое это имеет значение!
— Я не могу, я постоянно ощущаю, что ты… ну… младше…
Что за черт!
Я молчал, не зная, что сказать.
Зоя добавила:
— Я девственница.
Я в очередной раз опешил. Сама призналась! А ведь я подозревал это!
— И хочу ею остаться до замужества.
Зоя легоньким движением обвила мою шею, приподнялась на цыпочки и поцеловала меня в губы.
По моему телу снова пробежала дрожь желания.
— Понял теперь?
Я кивнул. Ничего я не понял.
Я пригнулся и поцеловал ее в ответ. Я хотел сделать это так, как она, совсем по-сестрински (или по-братски), но у меня так не получилось. Все-таки ее губы были такими податливыми, а стан таким тонким!
— А ты, однако, перевозбудился, — прошептала Зоя, когда я, наконец, смог оторваться от нее. — У меня весь живот исколот этим твоим… Ну, на который все пялятся. Завтра синяки будут.
Мне стало так стыдно! Я и не замечал, что мой член с силой вжимался в Зою. И, кстати, я не думал, что девчонки чувствуют, что именно к ним прижимается. И я, почему-то, никак не ожидал от Зойки, что она столь откровенно мне об этом скажет…
Глава 5. Урок
— Тебе нужно научиться сбрасывать напряжение, — говорила Зоя. — Нельзя ходить все время таким… ну, таким!
— Угу, — неуверенно буркнул я. Не признаваться же ей, что онанизм мне не помогает!
— Поговори с друзьями. Я серьезно. Есть способы переносить… все это… легче все это переносить.
— Угу, — опять пробормотал я.
Зоя погладила рукой мое плечо и, после секундного колебания, добавила:
— Я тебе покажу.
Я замер. Покажет? Что? Я чувствовал, что сейчас произойдет что-то прекрасное, но не мог понять, что.
Зоя опять провела рукой по моему плечу, потом спустилась по моей руке и нащупала ладонь. В полной темноте она взяла ее и повела ею по моему же боку. Потом осторожно заставила эту ладонь скользнуть к внутренней поверхности бедер.
Я ошалело вздохнул. Такого я не ожидал.
Но она продолжала. Она подняла мою ладонь чуть выше, прижала ее на секунду к яйцам, и, наконец, положила ее прямо на мой член.
Я невольно весь напрягся. Мое тело выгнулось от сладостного ощущения. Дыхание сбилось.
Я таращился в темноту широко открытыми глазами, не в силах прийти в себя от изумления от того, что делал Зоя, но это изумление сразу же отступило на зданий план, так приятно мне было. Я делал такие движения сотни раз, но никогда они не доставляли мне столько удовольствия. Ощущение Зойкиной ладошки, прижимающей с тыльной стороны мою собственную ладонь к собственному члену, было неописуемо.
Зоя сжала мои пальцы вокруг торчащего члена. Трико послушно позволило пальцам погрузиться в ткань и практически полностью обхватить налившуюся кровью палку.
Зоя, не отпуская руку, прикоснулась губами к моей шее.
Ее пальцы, заставлявшие мою ладонь сжимать собственный член, слегка надавили, и наши руки слегка скользнули по нему вниз. Кожица на головке послушно залупилась.
Ее рука потянула мой кулак вверх и тут же снова надавила вниз. Вверх и вниз. Вверх и вниз. Удовольствие, которое испытывал я, было непередаваемым. То, что я делал, было весьма похоже на мое ежедневное мастурбирование, но таких ощущений я никогда не испытывал.
— Штаны слегка мешают, — прошептала Зоя.
Он могла в этот момент говорить!
Зойка отпустил мою руку. Легко нащупала в темноте пуговицы. Так же легко расстегнула их. Одну за другой. Не торопясь. Спокойно, последовательно.
Стянула трико с меня. Точнее дотянула его до середины бедер. Я оказался в одних трусах, но Зойка тут же взялась и за них. Потянула резинку. Член изнутри уперся в ткань и не пустил. Зоя потянула вниз еще сильнее. Член наклонился вслед за резинкой, доставив мне очередную волну сладостного удовольствия.
Девушка раздевала меня! Одно это могло свести меня с ума!
Зоя еще раз дернула вниз. Член не пускал. Девушка потянула с силой, и трусы, наконец, освободились от державшего их кола. Член стремительно взлетел и громко ударился о живот.
Зойка вздрогнула. Я услышал, как она с силой втянула ноздрями воздух. Сам я тоже издал какой-то звук. Меня захлестнуло щемящее удовольствие.
Девичьи руки в несколько движений стащили трусы на бедра, к трико. Зоя неизбежно должна была наклониться, чтобы это сделать, ее лицо просто обязано было оказаться рядом с моим животом, может даже, близко от члена. Ничего этого я не почувствовал, в темноте не увидел, но понимание, что это должно было произойти, наполняло меня томительным ощущением по всему телу.
Девушка легко прижалась ко мне.
Черт, я же стоял совершенно голый! И неважно, что она этого не видела. Я был голым! И Зоя ко мне, голому, прижималась!
Прохладный воздух обволакивал мое разгоряченное тело, струился по заднице, обволакивал вздрагивающий от напряжения член.
Зойкина рука совсем не по-сестрински скользнула по моему животу, прикоснулась на секунду к ребристому торсу, провела по груди, нащупала плечо. Спустилась по руке к кисти. Взяла ее с тыльной стороны. Положила на мой собственный живот. Потянула вниз…
Зойкина ладонь наткнулась на торчащий член. Девушка то ли не рассчитала, то ли сделала это специально, но член с силой уперся о ребро ее собственной ладони. Зойка отдернула руку, а потом уже осторожнее положила мою ладонь прямо на член. Ее пальцы сжали мои пальцы вокруг разгоряченного стержня.
Я застонал. Тихо, но, боюсь, вполне явственно. Это было так приятно! Как могло столь простое движение доставлять столько удовольствия! Я делал это множество раз сам, этой же ладонью, но никогда ничего такого не испытывал.
Я почувствовал в воздухе легкую волну собственного запаха. Он добрался наконец до ноздрей. Я услышал, как сбилось дыхание Зойки. А потом девушка снова с силой втянула воздух ноздрями. Она тоже почувствовала этот запах. В другой обстановке мне стало бы стыдно, но сейчас я уже был за пределом, когда испытываешь обычные человеческие эмоции.
Девичья рука еще крепче сжала мою кисть, заставляя пальцы плотно обхватить ствол.
Это был какой-то сюрреализм — я чувствовал, как Зоя прикасается всем телом ко мне сбоку, как ее ладонь сжимает мою руку на мою собственном члене, как пульсирует твердый стержень.
Я вновь попытался обнять Зою, но она легонько меня оттолкнула.
— Стой ровно, не шевелись, — прошептала она.
Почему мы шептались? Мы ведь были одни в огромном актовом зале. В полной темноте.
И тут, будто пытаясь помочь мне стоять ровно, будто пытаясь поддержать меня, Зойка положила свою вторую руку на мою задницу.
Меня будто пронзило удовольствие. Прохладная девичья ладошка на моей голой заднице! Я думал, что умру прямо там.
Зоя сжала ягодицу. Ее пальцы мгновенно оказались довольно глубоко в щели между половинками попы. Я смущенно зашевелился, но девушка не отпустила мой зад. Зоя сделала легкое движение, как бы поглаживая бороздку между ягодицами. Остановилась на секунду, почувствовав дрожь, пробежавшую по моему телу.
Потом провела второй рукой по моим пальцам, лежавшим на члене. С силой сжала их снаружи и сделала движение вверх-вниз. Вверх и вниз. Еще. И еще.
Зоя не торопилась. Ее движения были медленными, будто она сама смаковала те волны удовольствия, которые прокатывались по мне.
Ребро ее ладони касалось мошонки, снова и снова. Очень быстро один из пальчиков провалился между моими пальцами и фактически лег прямо на пенис. Потом еще один пальчик оказался между моих пальцев.
Девушка вдруг оторвала ладонь от члена. Я почувствовал, как она подняла руку к своему лицу, и вдруг догадался, что она сделала это, чтобы вдохнуть мой запах.
Потом Зоя вновь опустила руку, уже довольно быстро нащупала в темноте мой кулак на члене и продолжила. Парочка ее пальчиков снова проникла между моими пальцами и прижалась к члену. Рука еще сильнее сжала зад, будто хотела оставить на нем синяки.
Мое тело наливалось удовольствием, сильным, почти болезненным, сладостным, непереносимым. Мой таз уже давно совершал легкие вперед, будто трахая собственную руку.
Сколько я смог продержаться, я, конечно, не знал. Время остановилось. Я весь растворился в удовольствии. А оно в какой-то момент вдруг взорвалось в моем теле, захлестнуло его, окутало. Я замер, мои бедра остановили свои движения, дыхание прекратилось.
Зоя качнула член еще раз, потом еще раз, и, наконец, длинная струя спермы вырвалась из него, залив руки обоих. Воздух наполнился острым запахом.
Меня разорвал оргазм. Он выгнул мое тело, стремительно заполонив его непередаваемой сладостью, заслонив реальный мир, раздавив в своих объятьях. Удовольствие, острое, грандиозное и немыслимое, захлестнуло меня, смыло, растворило в себе.
Из члена выстрелила вторая струя спермы, более сильная, более обильная, более стремительная. Она, взлетев на добрый метр, ударилась о мой собственный подбородок, и я от неожиданности дернулся. Семя растеклось по лицу и шее. Следующая струя залила живот и ноги. Наверняка попало и на трико и на доски сцены.
Зоя будто и не замечала горячей жидкости, заливавшей ее руку. Несколько ослабив свою хватку и делая лишь небольшие движения, она продолжала двигать моей рукой по стреляющему спермой члену. И одновременно поглаживала второй ладонью мою задницу.
Когда наслаждение начало отступать, я понял, что не могу больше стоять. Вообще. Я осел на пол. Но и сидеть было в тот момент слишком трудно для меня, и я лег.
Зоя присела рядом, перенесла мою ладонь на мошонку и легкими нажатиями стала ее массировать.
Ну и девственница! Так чувствовать мужчину!
Глава 6. Свет
В полной темноте я лежал на спине и вдыхал запах сцены. Я был расслаблен. Я чувствовал, как по животу стекают капли семени, как легкие пальцы девушки гладят мое бедро, как медленно опадает мой собственный член. Трико с трусами совершенно запуталось на ногах.
Интересно, теперь официально считается, что я лишился девственности?
— Я хочу тебя поцеловать, — сказал Я. Мне хотелось как-то выразить свое счастье, свою благодарность этой девушке.
— Испачкаешь…
— Так давай снимем твое трико. Тебе же все равно переодеваться.
Я совершенно искренне верил, что теперь-то Зойке ничего не стоит раздеться, но она даже не пошевелилась. Она больше не прикасалась ко мне, ничего не говорила, но я почувствовал, что она рядом.
Аккуратно, чтобы действительно не испачкать девушку, я сел на полу, обнял чистой рукой Зою и поцеловал ее в губы. Она выгнулась мне навстречу, захватила губами мою губу, лизнула ее языком.
Она возбуждена! Конечно, она возбуждена! Только что собственной рукой довела до оргазма мужчину!
Но Зойка резко от меня отстранилась.
— Фу! — сказала она вполне искренне.
Рукой она оттирала свои губы и подбородок.
— Что? — не понял я.
— У тебя же лицо в… в этом!
Я тронул свое лицо, и пальцы погрузились в прохладные слизистые потеки. Только тут я вспомнил, что часть спермы дострелила мне до подбродка.
Зоя поднялась. Послышались легкие упругие шаги, потом звук прыжка со сцены в партер.
Нехотя, я сел. Трико все еще болтались на коленях. Мои пальцы немедленно наткнулись на влажное пятно спермы на нем, потом еще на одно. Натягивать влажное от семени трико на покрытое спермой тело не хотелось.
Если я сниму его, останусь совсем голым. Эта перспектива меня сейчас не пугала. Какие тайны могут быть у меня от Зойки? Теперь?
Я стянул чешки и сбросил трико с запутавшимися в нем трусами.
Я поднялся. Ну вот я и разгуливаю по сцене голым. Как бы не сломать ногу в этой темноте — представляю, как обрадуются доктора, когда меня таким увидят!
В следующую секнду актовый зал залил яркий свет. От неожиданности я зажмурился и прикрыл глаза рукой. Ну вот, теперь и веки будут в сперме!
Зойка стояла у входа. Подтянутая, тоненькая, пружинистая. Как всегда. Будто и не было ничего.
Даже удовлетворенный, я не мог не видеть, какая она красивая, совершенная, прекрасная.
Я видел, что и Зоя пялится на меня. Я стоял на сцене совершенно голый, если не считать носков. По всему телу поблескивала сперма. Изрядно уменьшившийся член спокойно свисал вниз, все еще изредка роняя капли семени. В одной руке я держал ворох своей одежды.
— Какой ты красивый! — вдруг сказала Зоя.
В другой обстановке эта фраза меня бы обрадовала и смутила, но сейчас я почему-то воспринял ее как нечто само собой разумеющееся.
Я спрыгнул со сцены и пошел по проходу между рядами кресел.
— Я тебе нравлюсь? — спросил я, подходя к Зое вплотную.
— Нет, — буркнула девушка. Потом неожиданно подняла руку и провела пальчиком через капли спермы на моей груди.
— Пошли мыться, — сказала она, наконец.
Она повернулась ко мне спиной, и я не мог не обратить внимания на ее тугую попку.
В члене мелькнуло какое-то напряжение. Я что, снова возбуждаюсь? Уже?
— Понял, что надо делать, что бы не размахивать… этим твоим… прямо во время этюда? — неожиданно обернулась Зойка.
Я хмыкнул.
— Я, наверное, заберу твое трико простирнуть, — добавила она. — Сможешь дойти до дома без трусов? Только в брюках?
Я снова хмыкнул. Я просто не знал, что сказать.
Зойка открыла дверь женской раздевалки. Я совершенно автоматически пошел было за ней, но она обернулась в дверях, уперла руку в мою грудь, и сердито сказала:
— Мужская раздевалка напротив.
Я вздохнул и побрел в другую сторону.
Я чувствовал, что она смотрит на меня. Что она видит — совершенное голое тело, притягательного мужчину или неразумного мальчишку, поставившего ее в неудобное положение?
Глава 7. Приемка
Хорошо отрепетированный этюд едва не провалился, когда, наконец, пригнали грузовик. Демонстрировать сложнейшие фигуры на трясущейся, переваливавшейся из стороны в сторону, подпрыгивающей в самый неожиданный момент платформе было просто невозможно.
Все пришлось резко упростить, а парней еще и закрепить тросами.
За два дня до парада прислали, наконец, недостающие части трико. Мы, похабно ухмыляясь, рассматривали крошечные трусы и те самые пресловутые раковины.
— Даже блядуны такое не оденут, — сказал в конце концов один из рабочих.
— Будешь перед секретарем горкома сверкать своим хером? — под всеобщий смех отреагировала одна из девушек. — Лучше одень, а то загремишь за контрреволюционную выходку.
— Все, на сегодня все, — сказала Зойка, когда всеобщее возбуждение понемногу улеглось. — Все домой, высыпаться! Завтра генеральная репетиция. На площади. Будет приемка.
Разбившись на пары, наши товарищи разошлись. Как-то само собой получилось, что остались только я и Зойка.
С того памятного вечера мы больше ни разу не были наедине. Из душевой Зоя вышла холодной, как лед, неприступной и строгой. Я сделал несмелую попытку ее поцеловать, но получил пощечину. И тут же еще одну. Я оторопело смотрел на Зойку, а она отвешивала мне пощечины одну за другой. Даже не знаю, сколько их тогда было — три, пять? В общем, мы тогда разошлись в разные стороны, едва попрощавшись.
На следующий день я нашел в раздевалке аккуратно выстиранные и просушенные трусы и трико. Они были завернуты в бумажный пакет. Сама Зойка ничем не выдала, что это она их принесла.
Тренировки и репетиции потянулись своей чередой. Я по-прежнему был постоянно возбужден. Каждый раз, когда я смотрел на Зою или, тем более, прикасался к ней, я не мог не вспоминать тот вечер. Мой стояк выдавал мои мысли, но теперь я с какой-то сердитой решительностью его игнорировал. Торчит и торчит. Пусть она знает! Другие девушки почувствовали изменения во мне, и хихикать перестали. Парни спросили, что у нас с Зойкой было? Трахнул я ее, наконец? Я отмолчался.
И вот до парада оставалось всего двое суток. Потом Зойка уедет в область, и я, скорее всего, никогда ее больше не увижу. Она сидела на краю сцены и о чем-то думала. Прекрасная, как всегда.
— Зоя… — несмело сказал я.
Она повернула голову, посмотрела на меня.
— А ты, ведь, наверное, даже и не знаешь, как эти самые раковины одевать, — вдруг сказала она и поднялась.
— Разберусь как-нибудь, — буркнул я.
— Давай я тебе покажу.
И тут она сделала что-то совершенно неожиданное.
Она подошла ко мне вплотную и стала расстегивать пуговицы на моем трико. Так же спокойно и неторопливо, как делала это тогда, тем вечером. Я оторопело замер, не в силах пошевелиться. Она спустила трико, будничным движением встала передо мной на колени и не менее спокойно стянула трико с моих ног.
— Ты же все равно его собираешься снимать, правильно? — сказала она каким-то отрешенным голосом, когда ткань уже соскользнула с моих щиколоток.
Я сглотнул, но не смог ничего сказать. Собственно, я не знал, что говорить, что делать.
Потом Зойка так же спокойно, будто делает что-то совершенно обычное, стянула с меня трусы. Торчащий член и теперь ей мешал, но она просто оттянула резинку.
И вновь я стоял перед ней совершенно голый. Только теперь я совершенно, абсолютно растерялся. Я вообще не понимал, что происходит.
Зойка взяла раковину, вложила ее в присланные с фабрики гимнастические трусики, и стопа за стопой вдела мои ноги в них. Потянула узкую полоску ткань вверх и расправила ее на моих бедрах. Прикоснулась к заду, убирая неровности сзади. Прикоснулась к члену, поправляя раковину на нем.
— Вот так, — хрипло пробормотала она. — Понял?
Я все так же глядел на нее, не в силах шевельнуться.
Зойка посмотрела на меня снизу вверх. Подождала несколько секунд, будто ожидая, что я что-нибудь скажу. Потому не менее спокойно стащила трусики с меня.
— Ну вот, иди мойся, — буркнула она, поднимаясь.
Я стоял перед ней совершенно голый, с прыгающим от напряжения членом, но она будто этого совершенно не замечала.
Направилась к выходу из зала. Потом обернулась
— Знаешь, сегодня приезжал один человек…
Подождала, будто снова ожидала, что я что-то скажу.
— Мы знакомы уже больше года…
Снова пауза.
— Он приезжал, чтобы сделать мне предложение. Сказал, что пока я была здесь, он там очень скучал и понял, что любит меня больше всего на свете. В общем, зовет меня замуж…
Зойка поймала мой взгляд, слабо улыбнулась.
— Я буду ему верна. Я давным-давно себе пообещала, что мой муж получит мою девственность и мою верность.
— Я понимаю, — наконец, смог я выдавить из себя.
— Правда? — как-то грустно обрадовалась Зойка. И со смешком добавила: — Ты знаешь, он, по-моему, девственник. Прям как ты. Предложил подождать с… ну, с этим… до свадьбы. Рассказывал о том, как он понимает мои волнения по поводу этого…
Она открыла дверь из зала.
— А у тебя просто отроческие желания. Тебе, конечно, трудно пережить этот период, но, поверь, все у тебя будет хорошо. Ты найдешь девушку, вот увидишь…
Она шагнула в коридор. Обернулась и сказала совсем другим, строгим, обычным тоном:
— Не подведи меня завтра!
Вы можете оставить свой отзыв на моем сайте ruslander. net или отправить его на имейл to@ruslander.net
Романтическая история, случившаяся на самом деле (рассказ)
Все началось с того, что маленькая девочка стала девушкой. Ей хотелось чего-то особенного, такого, чего она еще не испытывала, но хотела бы испытать. Настоящая любовь не приходила, а она ее так ждала. Вера в любовь понемногу утихала. И вот однажды девушка от нечего делать и не с кем поговорить зашла в интернет-чат и обнаружила там своего самого замечательного, красивого и обворожительного. Короткая беседа, назначенная на вечер встреча… Он был тем, о ком она мечтала всю свою жизнь. Молодой, сексуальный, высокий, сильный. Она не хотела упустить его.
Однажды она решила совсем очаровать его и приступила к атакующим действиям. Для этого требуется не мало, но и не много: горящая свеча, красиво сервированный ужин, широкая кровать с мягкими пуховыми подушечками, романтическая музыка и, конечно, самая обворожительная девушка на земле, одевшая красный шелковый пеньюар, который струится при свете свечи. Пеньюар сексуально короток и открывает ножки хозяйки — гладкие, соблазнительные.
— На голове не обязательно делать что-то особенное. Просто расчешем, разложим по плечам вот так, yes, ждем, все готово! А вот и звонок, пойду, посмотрю!
Подходит к двери, смотрит в глазок, спрашивает кто, открывает.
Ничего не говоря, берет его за галстук и тянет в комнату. Темно, свеча, отблески на стенах, музыка, вино. Она предлагает присесть за столик, накладывает мороженого с фруктами.
Он молчит, заглядывает в бездонные голубые глаза, вдруг его рука скользнула по ее колену. Несет вилочкой в ротик мороженое, слизывает с губ, рука его поднимается с колена все выше и выше но… не надо торопиться.
Музыка тихо звучит, создавая романтическую обстановку. Он приглашает ее на танец. Мелодия льется в ее открытые ушки, наполняет трепетом юное девичье сердце. Вот он поглаживает ее плечи… ниже… талию… ниже… бедра. Вот она готова отдаться… но он еще недостаточно разгорячен и хочет продолжить игру.
— Так где же наше мороженое, Солнышко?
Я подаю ему мороженое не понимая, что он с ним будет делать. А он просто решил поиграть, но для какой игры с такой сладкой хозяйкой может быть оно нужно?
— Наверное нет — подумал он и отставил его в сторонку.
Тем временем он тихонько снимает с нее халатик. Шелк мягко соскользнул по рукам, бедрам и оказался у ее ног.
— Господи, ну как же не поцеловать их?!
Вот он опустился на колени и начал целовать все выше и выше до кружевного края сорочки.
— Теперь пора и ее снять, дорогая. Ты так не считаешь?
— Да…
Его член стоял, это было видно даже через плотную ткань его брюк. Забыв обо всём, она помогает снять галстук и расстегнуть каждую пуговичку на его рубашке. Все…
— Нет, Киска, сначала надо освободить истосковавшегося по женской ласке рыцаря. Разве тебе так не кажется, о прекрасная леди?
Он ласково и нежно поглаживая ее, опустился на кровать рядом с ней. Обнажил грудь и стал ласкать ее нежно-нежно. Немного постанывая, она стала подниматься и опускаться, но он решил не отступать и принялся поглаживать ее по бедрам. Набухшие соски уже ломило от сладкой истомы, но он все еще ласкал и покусывал ее. Его рука скользнула под сорочку и нашла там пещерку — теплую, влажную, манящую. Из ее горла вырвался стон. Он ответил ей тем, что опустился ниже и стал ласкать ее языком там, где недавно находилась его неосторожная рука. Он прощупывал все складочки, все уголки. Ее стоны все сильнее и сильнее вырывались из груди. Язычком он нащупал бугорок, который стал совсем большим из-за его ласк. Ее киска трепетала. Она просила Его. Но он словно не слышал ее просьб и продолжал ласкать. Наконец, она осмелела и взяла его орудие, оно было большим, красивым и очень твердым на ощупь. Да, она ввела его в себя. Он поцеловал ее. Начался танец, тот танец, который она ждала всю жизнь, она отдавалась ему вся. Он двигался в ней и она помогала ему в такт. Они были на небесах. Все, что было у них до, все, что ждало их после, сейчас не имело никакого значения. Он видел, как она изгибается под ним, как стонет, как замирает на секунду после очередного оргазма, чтобы снова впиться в него своими коготками, прильнуть к его губам, ощутить запах его разгоряченной кожи. Она видела его доброе лицо. Видела того, кто дает ей все, чего она так хотела, чего она так желала. То, что являлось лишь в мечтах, оказавшихся такими далекими от тысячекратно превзошедшей их действительности.
Меняя позы, всякий раз она испытывала множество оргазмов. Ускорив темп, он ввел ее в состояние непрерывного оргазма, который длился вечность. Он любил ее, а она его. В своем финальном тигрином рывке он ввел его глубже, она изогнулась, напряглась, из ее горла вырвался стон, и тут внутри ее взорвался вулкан, и горячая лава заполнила всю ее киску, разлилась по ее самым укромным уголкам успокаивающим теплом. Это был пик блаженства. Они лежали рядом, поглаживая друг друга нежно и ласково.
Он поцеловал ее и предложил стать его женой. Она согласилась.
— Я все-таки дождалась его — подумала она, закрыв глаза и прильнула к нему.
Из них получилась действительно замечательная пара. А этот рассказ — отрывок из реальной жизни с реальным сюжетом. Если кому-то понравилось, пишите мне.
Рукопись I. Тифлинг
— О, Господи! — воскликнул я, увидев с порога комнату, в которой мне придется сегодня «работать». Огромный зал, с высоким потолком, на котором весела ужасающей конструкции люстра, на стенах вместо картин сверкали стальные кандалы, в ближнем углу стоял толстый дубовый стол со стулом, а в дальнем стойка с орудиями для пыток и казни. Ужасное место! Я бы никогда не додумался до такого, но мой разум затмевала ярость и жажда мести, за то что произошло…
Я всегда был молчаливый, скромный. Меня редко можно было увидеть за стенами академии, где я учусь. Из-за этого большинство сотоварищей избегало со мной общения, не говоря уже о том, что это нисколько не прибавляло популярности у девушек. Я не искал выхода из своей ситуации, считая её безнадежной, поэтому всё свободное время занимал чтением книг, помогал по хозяйству в академии, а в последнее время стал ходить на разного рода факультативные занятия пока не остановился только на одном из них.
Это был факультатив по черной магии не могу сказать что бы я испытывал к нему большой интерес, да и вообще никто его не испытывал, так как её у нас преподавали чисто для «того чтобы знали что это такое», ничему никого толком не уча. Но дело здесь было скорее не в предмете, а в его преподавателе, преподавательнице если точнее. Я даже осмелился покопаться в архивах учительской, что бы узнать о ней побольше. Её звали Морна Иннсангаре, ей было сорок два года, если верить записи. Высокая, стройная, темноволосая и зеленоглазая красавица. Ведьма — так её называли у неё за спиной толи за внешность, толи за то, что выглядела моложе своих (заявленных ею) лет раза в два, что в купе с тем, что она преподавала, и создало ей такой образ. В графе место рождения стоял прочерк, никто не знал, откуда она. Ходили слухи, что другие преподаватели несколько раз подавали петиции, что бы избавится от неё, но ректор Финдесаил их отвергал, оперируя тем, что «не смотря на все неясности по поводу её личности, она хороший преподаватель, жалоб от учеников на неё нет и вообще никому ничего плохого пока, ни сделала».
Я старался не пропустить не одного факультатива по Черной магии, и постоянно садился на первый ряд. Это не могло не остаться незамеченным, и на каждый новой лекции, она все чаще обращала на меня свой взгляд, и когда он встречался с мои на её лице появлялась улыбка, а на моем краснота и смятение. Так длилось несколько месяцев, пока однажды не оказалось, что я единственный кто пришел на занятие. Увидев меня она улыбнулась и сказала, что отменила факультатива и спросила, не буду ли добр, помочь ей отнести коробку с рабочими материалами к ней в апартаменты. Сглотнув слюну, я кивнул. «Вот и хорошо» — сказал она и, протянув мне коробку попросила следовать за ней. Мы шли, молча, она только улыбалась, глядя на меня, а я оглядывался по сторонам, ловя удивленные взгляды со стороны студентов и преподавательского состава.
Через десять минут мы подошли к её дому. Зайдя внутрь она взяла у меня коробку, и попросила присесть в кресло, сказав что скоро вернется. Я присел в кожаное кресло и стал изучать обстановку. Ничего необычного, я не заметил. Обычный, такой дом одинокой женщины, не котла, не черепов ни ещё чего либо демонического, что ли я не заметил. Но затем мой взгляд пал на потолок. На нем была нарисована картина, на ней была изображена битва, сражались воины в черных и белых латах. А посредине поля боя было что то на подобие ярмарки на которой были запечатлены торговцы, не гнушавшиеся продавать оружие, еду и выпивку обеим сторонам конфликта прямо посреди поля боя, девушки легкого поведения тоже не отдававшие предпочтения той или иной стороне и, самое интересное, влюбленная парочка обнимавшись смотревшие за происходящим и тоже одетые в черно-белую одежду, а на небе парили лики двух женщин, одна была смуглокожая и рыжеволосая, с грустью смотревшая происходящее, вторая бледнокожая и седовласая с накрашенными в черный цвет губами и глазами, наоборот широко улыбалась, глядя на первую. Я замер пытаясь понять, зачем это здесь, в смысле картина и что всё это значит.
— Угощайся — вдруг неожиданно услышал я и с испугу повернув голову, увидел протянутую мне кружку с темным демоническим рисунком. Приняв её, я сделал пару глотков и довольно промычал, показывая, что мне понравилось угощение — это было вино или что то похожее на вкус. Она присела на диван напротив меня и, сложив ногу на ногу, не спускала с меня пристального взгляда и улыбалась.
За несколько минут она успела переодеться и вместо мантии мага на ней красовались короткая черная майка с множеством прорезей, из-за которых она больше была похожа на паутину. И черная юбка длиною до самых ступней, с разрезом вдоль правой ноги позволявшим мне любоваться стройными ногами темной леди. Вокруг талии весели две пары золотых бус, которые она очень эротично, положив на них руку, водила вдоль живота. Она накрасила глаза и губы черным цветом, а её волосы стали… седыми.
— Веришь в удачу из неудачи?! — заигрывающим голосом спросила она и, увидев моё смятение от её вопроса, подняла взгляд вверх на картину.
Я ничего не стал отвечать нежилая лесть в философские дискуссии, тем более что не видел в картине ничего символичного, так нелепица какая-то. Я лишь с удивление на лице показал пальцем на её прическу и только открыл рот, но она опередила меня, поняв, что я хочу спросить.
— Я ношу парик — рассмеявшись, сказала она — Мне ведь сорок с лишним как ни как.
— Понятно — ответил я, не желая дискутировать дальше на тему её «старости».
Мы минут двадцать говорили на разные темы касаемые учебы, студенческой жизни, новостей о мире, пока не закончилось угощение в бакале.
— Понравилось вино? Необязательно, было так торопиться! — ласково произнесла она — Хотя с другой стороны ты, наверное, торопишься в казармы, ведь скоро стемнеет, а нам много ещё о чем нужно поговорить. Не так ли?
— О чем вы? — удивленно спросил я.
— Ну как?! Коробку я ведь и без тебя бы, наверное, заметил, что коробку я и без тебя бы донесла.
— Ну…
— Послушай, я же вижу, как ты на меня смотришь, и знаю твою проблему и даже говорила о ней с ректором.
— ЧТО??? — удивлено, выкрикнул я, чуть было, не уронив кружку.
— Спокойно! Всё будет хорошо, не волнуйся. — все так же спокойно отвечала она,
— Ч… ч… что будет? — заикаясь, переспросил я, наблюдая за движениями пальцев рук скользящих вдоль бедра.
— Приходи сегодня ночью всё узнаешь! — повелевающим, но в тоже время ласковым голосом сказала она.
— Узнаю что? — с легким испугом и возбуждение переспросил я, пытаясь принять позу игривого самца, которую пытался скопировать с ловеласов из числа студентов — И отпустят ли меня из академии?
— Тебе пора. Уже стемнело — убрав с лица улыбку, спокойным даже немного грубоватым голосом сказала она и поправив платье пошла к двери.
Столь резкая смена её настроения разбудила меня. Я вздохнул и, не теряя времени, склонив виновато голову, двинулся к выходу. Уже стоя у двери, я почувствовал как её рука легла ко мне на плечо и обернулся. Она протянула мне в руки сверток черной ткани, сказав, что это подарок.
Выйдя на улицу, я увидел что и вправду стемнело, я вопросительно оглянулся и она, мне снова, хихикнув, улыбнулась и, перед тем как закрыть дверь, отправила воздушный поцелуй. Она постоянно улыбается, глядя мне в глаза, говорят, что это хороший признак, но мне это отчего-то действует на нервы. По возвращению в казарму меня, как и ожидалось, встретил староста с вопросом, где меня черти носят, и известно ли вообще мне: что всем ученикам положено до того как стемнеет и что все кто нарушит, пойдут в патруль по городу «вне очереди». Я кивнул головой, в ответ на это повесил мне на шею сумму со снаряжение и, под смех других студентов, захлопнул дверь.
Вот так вот! Вопрос «как» отпал у меня сразу. Нацепив на себя снаряжение (если его можно было так назвать), состоящее из деревянного меча щита и светильной лампы, двинулся бродить по улицам города. Четко плана патрулирования, как у профессиональной охраны у меня не было. Это даже был не патруль, а просто наказание дававшие, по мнению ректора, вкусить прелестей армейской жизни студентам нарушавших дисциплину академии. Можно было в принципе сразу пойти к Морне, но я решил не торопиться, так как боялся, что настоящая охрана, у которой был приказ следить за своими «деревянными собратьями», доложит на меня и тогда следующим мой патруль будет уже настоящим. Поэтому я решил, сначала, немного попатрулировать, а как будет за полночь двинуться в нужном мне направлении.
На улице была теплая летняя погода, другой в этой части света в принципе и не бывало! Стоял чарующий запах цветущей сирени, раздавался редкий стрекот цикад и не души вокруг, не считая часовых и одного монаха, прошедшего мимо и подозрительно посмотревшего на меня своими карими глазами из под капюшона, или он не был монахом, но это было не моё дело. Отбродив по тихим улочкам несколько часов и выйдя на центральную площадь я обратил внимание на главные городские часы показывающие что скоро полночь и быстрым шагом пошел к Морне.
Оставалось всего с десяток метров, как вдруг услышал шум. Во всех окнах её дома горел свет, а у входа стояли несколько стражников, которые никого не впускали внутрь, в том числе и меня как бы я не рвался. Однако, к моему удивлению, вышедший ректор, увидев меня, незамедлительно приказал пропустить, я чуть было буквально не сбив с ног ректора, который что то хотел мне сказать. Вся мебель в гостиной была перевернута, книги лежали изорванные в клочья, посуда разбита в крошку. Затем я увидел то чего боялся, но меньше всего ожидал. Посередине комнаты лежали в черных балахонах, лежали два мертвых человека, а рядом с ними… она.
Я стаял, тяжело, замерев от ужаса, разочарования и ощущения собственной беспомощности в данной ситуации.
— Успокойся парень — сказал ректор, подойдя ко мне и положив руку на плечо — Ничего уже не изменишь!
От услышанного я упал на колени и пустил слезу.
— Это я виноват сэр — ударив кулаком в пол сквозь зубы, выкрикнул я — Я был рядом. Я мог успеть. Я. я видел одного из них на улице и прошел мимо.
— Здесь нет виноватых! — громко сказал ректор, так что все присутствующие посмотрели на него — Это были наемные убийцы, а не банда воришек, ты же не собирался остановить их своим так сказать «оружием».
— Да, наверное, вы правы! — вставая с колен и приходя в себя, сказал я — Кто их послал? Что им от неё надо было?
— Скоро узнаем — с уверенность сказал ректор и убрал руку с моего плеча.
— Каким образом? — заинтересованно спросил я, наконец, придя в себя и вытерев слезы.
— Стража успела взять живьем одного из них — ответил он, глядя, как стражники уносят тела — Но есть одно «но». У нас нет палача, который смог бы провести допрос. Мы давно не нуждались в их услугах. Придется отправить запрос в столицу.
От этих слов моя кровь закипела, тьма окутала мой рассудок.
— Ни надо — грубым утробным голосом промолвил я, обратив на себя внимание окружающих.
Все замерли, удивлено посмотрев на меня. Все кроме ректор, который даже не шелохнулся.
— Я сделаю это — продолжил я.
— Парень, парень успокойся — торопливо промолвил ректор оглядывая взором обративших на меня внимание людей и махнул им рукой, они отвернулись и продолжили заниматься своими делами — Ты когда-нибудь этим занимался? Ты вообще представляешь чем будешь заниматься? Что тебе вообще…
Ректор осекся, видя, как я не отрывая глаз смотрю за тем как выносят тело Морны.
Хм — задумчиво промычал он — Ладно дело твое. Готовься. Завтра вечером я покажу тебе комнату для пыток. Прикажу прислуге там прибраться к твоему приходу. Пойдем! Тебе надо выспаться.
Ректор повел меня в расположение академии, с его дозволения меня впустили в казармы. Но спать я не мог, как велел мне ректор. Меня мучили мысли о том, что всё-таки я виноват в случившемся, что теперь, не узнаю, чего хотела от меня преподавательница. Весь день я провел, готовясь к тому, что меня ждет, и, когда подошло время, ректор лично пришел за мной и проводил меня на место.
И вот я на месте. Сижу за столом и попиваю для храбрости вино, кувшин с которым наверняка поставили по приказу ректора. В голове стали прорисовываться пьяные планы того, как медленно и методично буду убивать этого ублюдка. А потом скажу, что он был, очень крепок и ни в чем не сознался, как я не старался. Но через пять минут всё мои планы начали идти прахом, когда двое стражников привели… её!
Она была одета в черную майку без рукавов, черные короткие облегающие штаны и черные кожаные сапоги, на щеке красовалась татуировка в виде черного ворона, на лбу, под волосами заплетенными во множество мелких кос, красовались маленькие рожки, а сзади торчал, покачиваясь, длинный остроконечный хвост. Это был — тифлинг. По-моему так называют этих полукровок. Грязное кровосмешение людей с демонами. Ужас! Смуглокожая, кареглазая… тварь! Я читал, что комбинации демонических признаков у этих «людей» могут быть самыми замысловатыми и отвратительными. Этой девочке в некотором роде повезло, могло быть и хуже.
Она вся извивалась, кричала, что бы её немедленно отпустил, покрывая нас бранными словами и грозясь расправой. Я молча встал из-за стола и, подойдя вплотную, ударил её кулаком в живот. Она замолчала и опустилась на колени. Охранники удивленно на меня посмотрели.
— Хватит на меня пялиться! — полупьяным голосом сказал я — В кандалы её и свободны!
Я показал пальцем на кандалы, что были закреплены к полу посредине комнаты, стражники без замедления выполнили приказ и пошли к выходу, сообщи мне у меня, по приказу ректора, есть три часа до их возращения. Похоже что он поставил это дело под личный контроль. По-моему это очень интересно?! Когда парни ушли, я поставил кувшин с вином на стол, снял с себя пропитавшуюся от волнения потом рубашку и направился к ней.
Стоя на коленях и жадно глотая воздух, она смотрела мне в глаза, следя за каждым моим шагом, лишь издавая, что-то наподобие рыка, выдаваемого ею сквозь оскаленные зубы в попытке показать передо мною свою стойкость и смелость. Наклонившись к ней, резко схватил её за волосы и подтащил ближе к себе.
— Ну что ж сука — грозно сказал я, лаская рукой её щеку — сейчас ты поплатишься за то, что сделала.
— Я ничего тебе не скажу, урод! — ответила она и плюнула мне в лицо.
— Тварь! — крикнул и с силой дал её пощечину.
Выдавив короткое «ай», она отвернула от меня лицо.
— Встать! — дернув её за волосы вверх так, что ей пришлось снова встать во весь рост, рявкнул я — Понравилось? Это называется болью, если ты не знала.
— Я з… — тихо буркнула под нос она.
— Что? — переспросил я, приблизившись, я к ней так, что бы мои глаза смотрели на неё в упор.
— Я знаю, наверное, что-то вроде вот этого? — сказала она и ударила меня коленом в пах.
— Мразь — громко выкрикнул я и ударил её еще несколько раз коленом в живот заставляя снова, опустится на колени.
— Ну сейчас я тебе покажу, дрянь! — выкрикнул я и вытащив торчащий сзади моих брюк кинжал, нанес ей скользящий, от кончика губ до уха, глубокий порез.
— И это все? Щекотно! А тебя не учили что при допросе голову желательно не трогать? — коротко с усмешкой сказала она и тут же осеклась, увидев в моей руке ремень, обшитый металлическими заклепками с заостренными концами, а на конце красовалась бляха с выбитой на ней странной формы головой с ветвящимися во все стороны рогами. Это был подарок учительницы.
— А я не допрашивать тебя сюда пришел! — произнес я, сжимая ремень ещё крепче, как что послышался характерный скрип кожи — Что к этому не готова была? Тем хуже для тебя!
— Давай урод! — с неуверенностью в голосе выкрикнула она и встала на четвереньки, подставив мне спину.
— Смело! — с улыбкой произнес я и стал из-за всех сил хлестать её по спине.
Она кричала от боли, с каждым ударом все сильнее и сильнее. Но я и не собирался останавливаться, её мучения были мне в удовольствие. Поняв это, она сжала кулаки и стиснула зубы, но силы были на исходе и вскоре, тяжело дыша, упала набок. Жалкая картина! Она лежала, поджав ноги к животу и закрыв лицо руками, тихонька всхлипывая. Вся такая беспомощная.
Хм…. В моей голове промелькнул мысль! Ведь я не знаю, чего хотела от меня учительница, зато четко знаю, чего хотел бы от неё я! Но так и не получил. С этими мыслями я толкнул её ногой и приказал лечь на спину. Она послушно выполнила моё указание. Я присел к ней на живот, взял её за руки и развел их в стороны. Немного посмотрев на меня заплаканными глазами, она отвернулась, предоставив на обозрение порезанную щёку.
Я стал трогать её. Сначала по щеке, затем по шее, опускаясь всё ниже. В моих руках оказались её небольшие грудки, Потеряв рассудок, я стал жадно их мять. Её дыхание участилось, она зашевелила пальцами рук и заерзала ногами. Нравиться? Я взялся за набухшие соски и, немного помассировав, слегка сдавил их. «Ах» — послышалось из её рта. Она посмотрела на меня, но не так как раньше, в её взгляде больше не был огня, желания борьбы, той смелости, с которой её сюда привели, она скорее смотрела умоляюще, как бы прося, прекратите все это. Я ехидно улыбнулся:
— Успокоилась? Вот и хорошо! Подожди, я сейчас вернусь.
Встав с неё, пошёл к столу, она вопросительно проводила меня взглядом. Бросил ремень и вынул из штанов куски дерева, которые до её удара коленом были защитным гульфиком, и присел отдохнуть. Но надолго задерживаться не стал и, отхлебнув вина и взяв кинжал, снова направился к ней.
— Приступим? — с улыбкой сказал я и начал медленно, начав со стороны живота, разрезать её майку.
Через минуту я закончил и раздвинул подолы майки, представив своему вниманию её грудь. Прелестно! — думал я, лаская упругий живот, пока не схватился за ремень.
— Уммм — облизнулся я — А что здесь у нас?
— Что вы от меня хотите? — умоляющие просила она — Я всё скажу!
— Ты если хочешь, молчи — беспристрастно сказал я и резким движением разрезал ремень на брюках и стал их стаскивать — А я хочу… развлечься.
— Ааа — испугалась она, и замотала ногами пытаясь меня остановить.
Но победа была на моей стороне. И вот передо мною она — полностью обнаженная женщина, с великолепным тонким и стройным телом, небольшими грудками совершенной формы, с маленькими темно-коричневыми сосками, и небритой киской. Не найдя других признаков «демонизма» на её теле я со спокойствием вздохнул.
А ну ка посмотрим — погладив волосы на лобке, я запустил два пальца ей во влагалище — Девственница?!
— Не надо, пожалуйста — просила она, извиваясь, как змея.
— Не бойся, умирать больнее.
— Вы о чем?
— О той женщине, на которую вы вчера ночью напали.
— Я не виновата.
— Ты была там дрянь. Как и те двое которым, скорее всего, повезло больше, чем тебе, потому что они СДОХЛИ. Как ты думаешь?
— Нет!!!
Удар в висок! Я отскочил в сторону. Хитрая бестия только и ждала когда потеряю бдительность, что бы освободится. Она схватила лежавший на полу кинжал и с криком «умри» бросилась на меня. Увернуться, к удивлению, было не сложно, как и снова повалить её на пол. Видя, что она пытается подняться подбежал и… силой наступил тяжелым сапогом на кончик хвоста и стал поворачивать, пока не услышал характерный хруст.
Оглушительный крик заполнил комнату. Кричала как маленькая девочка, да так пронзительно, будто то, что с ней было до этого, не причиняло вообще никакой боли. Ещё с минуту я стоял и смотрел, как она плачет, поглаживая свой хвост и сопя носом, пытаясь остановить идущею из него кровь. Видимо ударилась при падении. Я схватил её за волосы и повел к столу. Посадил её на него.
— Начинаем… — сказал я, спуская с себя штаны — … развлекаться.
Она опустила взгляд на мой член, и закричал, закрыв лицо руками. Я толкнул ее, заставляя лечь на стол и вслед за ней опустился сам. Заковав её руки в кандалы, что весели на стене за столом, занял удобное положение между ног, уперевшись головкой члена в её девственное влагалище.
— Сейчас, наверное, будет больно — прошептал ей в ушко и резко двинул тазов в её направлении.
— Ай — резкое послышалось из её рта, который она широко открыла и округлила глаза, так и застыв на время в течение которого я с силой совершал толчки, прорываясь в глубь её горячего и узкого влагалища. Какое блаженство и никакого сопротивления. Спасибо тебе учительница твоя смерть принесла мне долгожданное наслаждение — с наслаждением думал я — Теперь я верю в удачу из не удачи!
— Хооо — закрыв глаза выдохнул я, когда волна оргазма прокатилась, по моему телу, и я стал наполнять полностью покоренную мою женщину своим семенем.
Открыв глаза я увидел, что мои руки сместились к ней под лопатки, а она обхватила меня ногами, крепко прижав к себе. Лицо её так и застыло, с широко открытым ртом и глазами, из которых лились слезы. Я широко улыбаясь от удовольствия, глядел ей в глаза и ласкал щеки собирал слезы пальцами. Через некоторое время она пришла в себя, и мы встретились взглядами. Она смотрела вопросительно на меня. Причем в тот момент я склонен был читать в её взгляде не ожидание участи, а скорее приказаний с моей стороны. Не долго думая решил проверить свою теорию. Освободив ей руки, приказал встать ко мне спиной. Она беспрекословно выполнила приказ пытаясь изобразить спокойствие, но когда я прижал её к себе, обхватив руками, и стал лапать, она стала испугано дрожать пока вновь не замерла, после того как укусил ей за мочку на ухе.
— Спокойно, спокойно девочка — прошептал ей на ухо я — Просто хочу тебя сзади.
Она кивнула мне и прилегла животом на стол, оттопырив мне свою прекрасную попку. Я продолжил её насиловать, просто совершая монотонные движения членом в её горячем влагалище, держась руками за её упругие ягодицы. Не могу сказать, что бы у меня было желание, я делал это просто в наглость ей.
— Простите меня, пожалуйста — тихо послышалось из её уст.
— Что-что? — переспросил я с ноткой наглости в голосе, продолжая долбить её.
Я, конечно, расслышал, что она сказала в первый раз, но хотел, что бы она повторила, да погромче.
— Простите меня, пожалуйста — повторила она и снова заплакала.
Я остановился. Отпусти её и присел на стул. Мне стало не по себе, от её вида: вся спина была в ссадинах и парезах, а на ногах были мелкие застывшие струйки крови. Видимо во мне проснулась жалость к ней, ну или просто закончилось действие вина. Решил с ней просто поговорить, всё-таки я здесь именно для этого.
— Как тебя зовут — ласково спросил я.
Она повернулась ко мне, на её лице читалось удивление от столь неожиданной смены действия.
— Русса… — прохрипела она, уставшим от плача и криков голосом — Росса Кордоф.
— Откуда ты?
— Я сирота. Меня вырастили монахи храма Хелма.
— А кто те двое?
— Тоже. Они мои друзья мы вместе сбежали.
— Зачем вы напали на ту женщину? — со злости ударил кулаком по столу.
— Мы с друзьями попрошайничали у таверны. К нам подошли люди в черных балахонах и с татуировками в виде птиц. Заплатили нам, что бы мы навели шороху в доме Ведьмы, сделали нам татуировки как у них и дали нам своё оружие, одежду и деньги. Я ничего не знаю о них. Мы не хотели её убивать, нам сказали, что в доме никого не будет. ЭТО ПРАВДА, Я КЛЯНУСЬ!
— Почему ты сразу это не сказала, зачем надо было выпендриваться.
— Я… я незнаю. Прошу Вас не надо больше.
Вот и всё. Пару часов назад я сам себе обещал, что устрою «ублюдку» медленную и болезненную смерть, а теперь, когда «он» оказался всего лишь заблудшей девчонкой, не знаю что делать. Или она врёт?! Смогла выдержать всё это и лежит на столе играет роль жертвы.
— По барабану — сказал я сам себе и, когда за окном появилось солнце, поднялся из-за стола и пошел к выходу.
Дверь открыли те же двое стражников, что и привели сюда эту девчонку.
Я замер и онемел, когда увидел что у выхода меня ждала, чуть ли не половина академии: ректор стоявший в окружении преподавателей, студенты и куча просто любопытных людей.
— Ура великому мастеру телесных наказаний! — раздался голос из толпы, а за ним по рядам покатился смех среди студентов, который сменился всеобщим негодование, когда стражники вынесли на руках её: голую, избитую и трясущуюся от страха.
— О боги — произнес ректор, подняв брови — В лазарет её. А вы расходитесь все, здесь не на что больше смотреть.
Толпа начала медленно расходится, оставляя на мне отпечатки презрения. Никто от меня не ожидал такого.
Ректор подошел ко мне в сопровождении стражи, его лицо было хмурым.
— Зачем ты так? — начал он диалог со мной — Ей же всего лишь лет 14–16 где-то.
— Сколько? — переспросил я, и впал в ужас
— Понятно — кивнул ректор — Ты раньше их никогда не видел, да?
— Нет ни разу.
— У них года идут, как у нас людей. На вид ей приблизительно столько, сколько я сказал. Ты вообще-то мог и спросить у неё сам, между прочим. — он глубоко вздохнул — Ладно об это потом. Что тебе удалось узнать?
Я пересказал ректору в подробностях весь наш с ней диалог.
— Хорошо этого мне достаточно. Ты все таки молодец. Извини, что я так на тебя напал. Просто сам понимаешь сделать такое с маленькой девчонкой, да это ещё при том что её ждет казнь.
— Казнь?
— Да за убийство.
— Но она не виновата.
— Но она была там. Добровольно вместе с друзьями пошла на это. Так вроде бы она тебе сказала?
— Когда казнь?
— На четырнадцатый день после убийства, согласно наших законов.
— А если я успею доказать, что она не виновата?
— Слушай мальчишка тебе вообще, что ли заняться больше нечем, горе ты палач? Еще и в сыщики записаться решил? Теперь то тебе, что надо?
— Всё тоже самое — теперь уже я повысил голос и с силой сжал в руке пояс.
Ректор посмотрел на меня и с улыбкой на лице и кивнул головой.
— Ну что ж герой будь, по-твоему!
P. S. Если вы видите данную строчку, значит вы дочитали рассказ до конца, либо быстро перелистнули рассказ в скорейших поисках «нужной» вам сцены? В любом случае надеюсь, что вам понравилось.
Продолжение следует…
Рукопись II. Язычник
Будь наглым, напористым, быть таким — значит жить. Храброе сердце и готовность рискнуть побеждают тщательно подготовленный план в девяти случаях из десяти. Отдайся в руки судьбы, и доверяй своей собственной удаче. Помни, что ты сам себе господин, а твоими удачами и неудачами занимается Леди. Преследуй свои собственные цели, а Леди поможет тебе в этом преследовании. Без направления в жизни или без цели ты окажешься в объятиях Бешабы, те кто станет на этот путь должны будут искать снисхождения у Неудачи, а его у неё нет. — догма богини Тиморы.
Плохое случается с каждым, и лишь следуя Бешабе ты можешь спастись от худшего. Слишком много удачи — плохо, и хотя бы поэтому будет мудро вредить удачливым. Что бы ни случалось, все может только ухудшаться. Бойтесь Девы Неудачи и уважайте ее. Распространяйте по всему Фаэруну повиновение Бешабе и делайте подношения, чтобы успокоить ее. Если она не успокоится, все попробуют на вкус проклятие: «Бешаба сделает это!» (нищету и неудачу). Заставьте других поклоняться Бешабе — и они спасутся от неудач, которые она может принести. Никогда ложно не советуйте кому-либо, как поклоняться Бешабе — или платите цену из проклятий и неудач все свои дни. — догма богини Бешабы.
От автора
Прошло уже несколько месяцев с того дня как в мои руки попали несколько интересных артефактов. Среди которых были различные письмена, переводом которых я стал заниматься. Первый мой перевод я назвал Рукопись I Тифлинг и решил опубликовать в интернете. Мне стало очень интересным это занятия, и я решил глубже погрузиться в него, пытаясь не только переводить текст, но и попутно, изучать массу другой литературы, понять, где происходит действие, кем может быть главный герой и люди окружающие его, а так же другие моменты, остающиеся за пределами повествования.
Вышеуказанные догмы были написаны на обратной стороне найденной мною среди кучи хлама (артефактов) папки. Вшитые в неё страницы были сильно измяты, а некоторые вырваны. Часть текстов, в отличие от первой рукописи, написаны ужасно не разборчивым подчерком, явно не принадлежащим Перэсс'у (скорее всего это имя или прозвище главного героя, но на данный момент при переводе, нигде замечено не было, если не считать самой обложки, на которой написано «о Пер-эссе» а рядом след от поцелуя), а от того требующий гораздо большего времени для разбора и перевода. Судя по всему вторая рукопись будет длиннее предыдущей и будет содержать пять или шесть отрывков (назовём их главами). При поверхностном переводе я дал им названия и расположил в следующем порядке:
Глава 1. Возвращение
Глава 2. Спектакль для элиты.
Глава 3. «Брачная» ночь.
Надеюсь, что не ошибся. Приятного Вам чтения!
P. S. Некоторые моменты из данного рассказа может вызвать у Вас необъяснимое чувство дежа-вю. Вероятная причина: Вы читали первый рассказ.
Глава 1. Возвращение
Фух — выдохнул я от усталости и радости одновременно, когда наконец-то увидев первые очертания родного мне города, в котором не был ровно двадцать один день. Это я знал благодаря зарубкам, что делал на рукоятке топора, боясь потерять ощущение времени, которого у меня и так было не много. Ну как не много? Четырнадцать дней срок сравнительно большой, но явно не предусматривающий необходимость перемещения по столь большой территории Фаэруна. В итоге, потратив только десять дней на поиски улик, я понял, что не успею донести сообщение самостоятельно, направил почтового голубя. Чего-то конкретного, я раздобыть так и не смог, по причине того что те кто мог в чём то сознаться предпочли смерть, но я не терял надежды, что этого может быть достаточным.
Еще несколько минут пути, и я стоял у ворот города, а через четыре часа уже успел обойти большую его часть. Ничего в нём не изменилось, если не считать увеличившееся количество вооруженных и облаченных в доспехи людей, причем, судя по их форме явно не принадлежащих к Алмазному легион (прим. — скорее всего действие разворачивается в городе-государстве Прокампур. Алмазный легион — стражники, встречающийся только в этом городе). Другим нововведением в городе, по понятным причинам, вызывавшим во мне чувство тревоги, был стоящий на главной площади эшафот, место которому Конец Пути (прим. — место в портовой части города, где происходят казни).
Своим настолько чистым видом он давал мне надежду, что им ещё ни разу не пользовались. С другой стороны для казни, тем более той которую я так не желал, можно было найти и много других мест и необязательно в черте города, ведь этому делу наверняка не хотели давать огласки. Насмотревшись вдоволь, я направился к стенам академии, по которой действительно соскучился, и с которой началась новая волна моих радостей и разочарований.
Стража, стоявшая у входа, как и положено, прежде чем впустить, проводила стандартную процедуру допроса — «кто, куда и зачем?». Я назвался. Пролистав огромную книгу с именами, один из охранников, сидевший в сторожке, утвердительно кивнул, сказав, что человек с таким именем в списках есть, вот только студентом академии он уже, как четырнадцать дней, не является.
На все мои возражения, претензии и просьбы проверить, не ошибка ли это, они сказали, что, согласно книги, у них по моему поводу есть следующие указания: 1. доложить о моем появлении ректору; 2. передать мне закрытый конверт; 3. Не под каким предлогом не впускать на территорию академии; 4. В СЛУЧАЕ НЕПОВЕНОВЕНИЯ ПРИМЕНИТЬ СИЛУ!!! Последнее предложение было написано очень четко и подчеркнуто, под ним стояла личная подпись ректора и его печать. Спорить со стражей было бесполезно. По крайней мере, в этом городе. (прим. — удивительно, то что ему вообще позволил войти в район знати, где располагалась академия, с оружием, будь он студентом или нет).
Я еще несколько минут стоял и смотрел на захлопнувшиеся перед моими глазами ворота, не понимая, что вообще происходит. Я посмотрел на конверт. На вид это был обычный конверт с гербом Академии магических искусств Сильвидии, в котором её высший свет имел право рассылать почту. Если таковое письмо приходило студенту, то это чаще всего было уведомление о его отчисление, которое рассылалось ещё и его родственникам, так на всякий случай.
Его-то я там и нашел, написанное подчерком одного из преподавателей. «Исключить за недостойное поведение» — прочитал я указанную в письме «причину», а что под ней можно было подразумевать, я думаю, и так было ясно. Однако это было не всё. В конверте под письмом, лежала небольшая записка. Развернув её, я прочитал: «Через час, как получишь эту записку, проследуй в таверну «Лукавая леди», и покажи её трактирщику, он даст тебе дальнейшие указания». Подчерк был очень корявый и неизвестный мне, но я решил рискнуть и пойти, тем более, если что, оружие, выданное мне перед походом, назад так никто и не забрал.
Не медля, я направился к месту встречи. Дорога заняла ровно час, как я и предполагал, ибо знал эту таверну. Это было паршивое место с дрянной едой и дешевой выпивкой соответствующего качества, в общем, хорошее место для поиска приключений на свою задницу. Подойдя к зданию, в котором, если мне не изменяла память, должна была быть эта таверна, я увидел, что на нем не было вывески, окна были завешены черной тканью, дверь закрыта. «Возможно, переехали» — подумал я, но всякий случай постучался и стал оглядываться по сторонам, в надежде, что удастся спросить проходящего мимо человека о судьбе таверны.
— Ааа? — послышалось из открывшейся двери.
Повернув голову, я увидел девушку в черном одеянии со знакомыми мне рожками и… шрамом на щеке.
— Росса? — удивленно спросил я — Ты?
— Господин! — улыбнувшись, произнесла она — Проходите, проходите скорее.
Она широко открыла дверь, впуская меня. Я быстро вошел внутрь, не отрывая от неё глаз словно загипнотизированный. Посмотрев по сторонам, она закрыла дверь.
— Присаживайте, пожалуйста, я сейчас — сказала она, показывая на широкий кожаный диван, а сама, с криком «Хозяйка он пришёл, он здесь», убежала наверх по лестнице.
Я присел и стал осматриваться. На таверну теперь это похоже не было. Некогда обляпанные неизвестно чем стены, покрылись обоями, полы — роскошными коврами, потолки были поделены на сегменты в каждом из которых была нарисована непонятного мне смысла композиция, вроде той, что я видел в доме учительницы, без которой и здесь не обошлось, посредине комнаты стоял стол, окруженный двумя диванами полукруглой формы, на полках, что стояли вдоль стен, красовалось множество книг, свитков и баночек с различным содержимым. Новые хозяева полностью переделали обстановку, сделав её более уютной, домашней, но в тоже время предназначенной явно не для простого чаепития.
Вскоре, быстренько стуча босыми ногами, Росса спустилась по лестнице и остановилась. В след за ней не торопясь, спустилась роскошного вида женщина и остановилась рядом с Россой.
— Дорогуша, наш гость, наверное, устал с дороги и голоден — сказала она положив руку на плечо девочке.
— Да вы правы…. Прости… Я сейчас, хозяйка — отрывисто ответила Росса и убежала в дальнюю комнату, где должна была быть кухня.
Медленно и подчеркивая каждый свой шаг она подошла к дивану, стоявшему напротив того на котором сидел я и присела на него сложив ногу на ногу.
— Ну, здравствуй юноша — произнесла она ласковым голосом.
— Ну, здравствуйте учительница — ответил я, с ехидной улыбкой на лице.
Женщина от удивления задрала брови.
— Надо же! Узнал меня? — хихикнув, произнесла она — Как тебе это удалось?
— Так ведь вы сами этого хотели. Разве нет? — спросил я, глядя в её зеленые глаза.
Они её и выдали. Этот взгляд я никогда бы не забыл, как и чарующую улыбку. В принципе лицо совсем не изменилось, лишь стало немного смуглее. Волосы были выкрашены в темновато рыжий цвет и украшены золотой диадемой. На теле было длинное красно-желтое платье с оттенками золота.
— Что ж, я смотрю твое путешествие пошло тебе на пользу, поумнел сорванец, набрался храбрости, знаний — уважительно произнесла она.
Она стала осматривать меня, покачивая головою от вида истрепанной и изорванной на мне одежды.
— Что это у тебя такой потрепанный видок (прим. — Хорошее замечания, надо заметить. Не понятно как стража вообще позволила гулять ему в том виде между районами города)? Ладно можешь не отвечать. Я и так догадываюсь почему и это сейчас не главное. У тебя, наверное, много вопросов ко мне?
— Да — сказал я и сделал серьезное лицо — начнем с того кто здесь трактирщик?
Она засмеялась.
— Ты про записку? Её написала Росса под мою диктовку две недели назад, когда здесь ещё была таверна. Потом я тайком положила её в конверт перед тем, как его успели запечатать. Я больше опасалась, что ты не разберешь подчерк, чем заблудишься. Сиротку оказывается, не научили писать, а сама я не могла по некоторым соображения. Сам понимаешь?!
Я кивнул головой.
— Понимаю. Скрываетесь от наемных убийц нанятых красными волшебниками Тэя. А почему бы не использовать магию для изменения внешности? Так бы вы усложнили задачу врагу.
— Магия выдаст меня быстрее, чем простая косметика.
— Как же вы вернулись к жизни, если не при помощи магии?
— А я и не умирала!
— То есть?
— У девчонки ловкие ручки, но убийца из неё никакой. Видел бы ты её тогда. Она чуть не описалась от страха, когда увидела, как я, крича от боли и истекая кровью, падаю на пол с её кинжалом воткнутым мне в живот. Рана была серьезной, но не смертельной к счастью для меня. И для неё тоже, ведь это и спасло ей от казни, когда я пришла в себя и излечилась.
— То есть моё письмо никакой роли не сыграло?
— Какое письмо?
— Я направлял письмо, где описал свои находки, и замечания по поводу тех, кто напал на Вас.
— Нет. В почте академии ничего подобного не было.
Учительница замолчала, когда увидела, как из проема, ведущего на кухню, вернулась Росса и принесла поднос с угощение. Расставив чашки и разлив в них чай, она присела рядом со своей «хозяйкой».
— Приступим к трапезе. Угощайся — сказал Морна и отхлебнув чаю продолжила — Отличный чай. Под него хорошо будет послушать историю о твоем путешествии.
Я кивнул и, пережевав кусочек шоколадного пирожного, поведал моим слушательницам историю о своих приключениях, избегая в рассказе мест имевших личный характер. Это заняло не больше часа.
— Здорово — произнесла Морна — Это путешествие пошло тебе на пользу как я и планировала.
— Планировали? Это имеет отношение к той ночи?
— Нет — Морна на время перевела взгляд на Россу, а потом снова на меня — То, что я хотела от тебя тогда, когда просила прийти ночью, уже не имеет значение. А что это?
Морна показала пальцем на амулет в виде паука с головой женщины, висевший у меня.
У? — не успокаивалась она — Завел себе новую подружку?
Не желая отвечать на этот вопрос я решил перевести тему разговора.
— А что делает эшафот на главной площади?
— Тебя дожидается.
Я побелел от страха.
— В смысле?
— Ну как?! Городу нужен палач. Вот ты им и будешь.
— С чего это вдруг? — с грубостью в голосе спросил я, услышав ответ который принес некоторое облегчение мне.
— Эта работа неплохо оплачивается. 300 золотых за пытку и допрос, 1000 — за казнь и далее по ценнику, который сам допишешь, если хочешь. Ты станешь популярной личностью в городе. Много знатных людей захотят завязать с тобою дружбу, хотя бы так на всякий случай, если ты понимаешь, о чём я. Тем более, что как ты заметил близиться война и работы у тебя будет достаточно, что бы заработать себе состояние. Скучаешь по учебе в академии? Не беда! Между делом у тебя будет много, очень много свободного времени трать его на самообучение если хочешь. Или т… развлекайся со своей новой помощницей.
— Помощницей?
Морна поставила пустую чашку на стол и повернула голову к Россе.
— Девочка моя, ты помнишь этого молодого человека — обратилась она к ней.
— Да хозяйка — ответила Росса, склонила голову и улыбнулась, как это делаю скромные девочки, когда стесняются. — Он мой первый мужчина.
Я взглянул на неё, озадачено открыв рот.
— И пока что единственный, верно?! — одобрительно произнесла Морна — Ты очень хорошо служила мне милая. Но я надеюсь, ты помнишь о чем мы с тобою говорили?
— Да хозяйка — ответила Росса — теперь он мой хозяин.
— Молодец — Морна погладила её по голове — Всё было очень вкусно. Верно парень? А теперь иди, собери вещи, с сегодняшнего дня, ты будешь жить у нового хозяина. Посуду я сама уберу.
Росса кивнула и, встав с дивана, побежала на второй этаж.
— Полезная помощница — сказала Морна, посмотрев ей в след — я научила её готовить еду, и варить некоторые простые снадобья, вроде успокоительного. Тебе пригодится, будешь принимать после работы, вместо алкоголя, если конечно не захочешь глупо спиться. Плюс она будет верна тебе, как собака бежать её все равно некуда, да ещё и с этим ошейником раба на шее. А я тут собираюсь открыть, что то вроде клуба для элитных учеников академии и, как ты понимаешь, «затронутых планами» вроде неё, здесь видеть не захотят…
Она посмотрела на меня и нахмурилась. На моем лице было выражение злобы.
— Что? Ты чем-то недоволен?
— Вы приняли все эти решения, не спросив меня.
— А надо было? После того как вся академия лицезрела, что ты смог сделать с маленькой девочкой, ты думаешь у тебя есть другой выбор? Да еще и с твоим то характером молчуна? Тебе не кажется, что я тебе услугу оказала? Мог бы и спасибо сказать засранец!
Я задумался. А ведь она права. Что мне ещё оставалось? Я связался с ней — женщиной служащей одновременно двум противопоставляющим друг другу богам и несколькими манипуляциями отдавшей меня им в служение. «Удача из неудачи, неудача из удачи»: у меня будет высокооплачиваемая работа, но я палач, много друзей, но из-за страха, будет женщина, но она тифлинг, да ещё и малолетка.
— Да, наверное, вы правы — смирившись, согласился я.
— Вот и отлично. Хороший мальчик. Сегодня вечером ты должен обязательно придти в «Скучающий принц», там соберется весь высший свет города. Люди должны увидеть, что в городе теперь есть палач. Покажи им себя. И помощницу не забудь взять, пусть тоже привыкает к «славе».
— Я готова — радостно оповестила нас Росса, держа в руке узелок.
— Замечательно — сказала Морна — можете отправляться.
— Куда? — поинтересовался я.
— Сюрприз! Росси тебе покажет — ответила Морна — Идите, осталось не так много времени, а вам надо подготовиться. Увидимся вечером.
Росса поцеловала свою хозяйку на прощание, и мы двинулись к выходу.
— Погодите, чуть не забыла — отозвалась учительница, когда мы уже стояли у двери.
Она подошла и вручила мне черный сверток, сказав, что это подарок, но за остальное придется расплатиться. На вопрос о том, что это значит, она ответила, что Росса знает, о чем речь. Мы ушли.
Всю дорогу ловили удивленные взгляды прохожих, некоторые из которых, наверняка, были студентами академии и видели и помнили события трех недельной давности, а некоторые, вроде толп солдат, просто со смехом любовались страной для них картиной: идут по дороге две «сироты» одна босая и с рогами с узелком в руке, другой с топором и весь в рванье. Шли молча, ничего друг у друга, не спрашивая, помня ту ночь, хотя она могла просто бояться задать своему новому хозяину не понравившийся вопрос. Вскоре подошли к большому роскошному трехэтажному дому, находившемуся в очень плачевном состоянии. Я не удивился! Удивительно было то, что по слова Россы, мне нужно ещё будет расплатиться за этот сарай, пока будем жить на первом этаже. А первым этажом этого дома… была та самая пыточная камера. Интересно!
— Бордель! — воскликнул я, оказавшись внутри.
Камеру превратили в спальню. Каменные полы и стены были покрашены в красный цвет, в конце комнаты поставили большую двуспальную кровать на четыре человека, стол оставили на месте, появился небольшой шкаф, правда, без дверей. Оставили только люстру на некрашеном потолке, видимо не дотянулись, и кандалы в полу посредине комнаты, видимо на память.
— Это всё госпожа — сказала Росса, кладя свой узелок на кровать — Вам не нравится хозяин?
— Нравится — сказал я, не демонстрируя никаких эмоций.
Росса развернула узелок и стала раскладывать вещи из него на кровать: черная длинная мантия такого же цвета капюшон, рубашка и штаны, медальон Келемвора, 300 монет золотом и маленький клочок бумажки — счет Морны за все «удобства»: одежда, дом, рабыня?! и деньги в долг. Я тоже развернул свой подарок. Это была золотая монета размером с ладонь с изображение улыбающейся женщины. Это была богиня Тимора.
— Это одежда для меня? — спросил я, глядя на столь бедный инвентарь.
Росса кивнула.
— А как же ты? — спросил я, посмотрев на неё.
Её короткая не достававшая до колен юбочка и коротенькая маячка были сделаны из ткани столь низкого качества что, на близком расстоянии и при хорошем свете, просвечивались. Обуви у неё вообще не было. На шее был ошейник, слегка светившийся магический аурой. На нём было нанесено заклинание, которое мог «почуять» даже самый слабый маг, но снять только очень сильный. Идеальная вещь если нужно пометить каторжника или раба.
— Не волнуйтесь хозяин, мне и так хорошо. Моя одежда меня устраивает. В ней не жарко, она не стесняет движений и….
Она простым движением руки «смахнула» с себя майку и бросила на кровать, предоставив на обозрение свое голенькое, стройное тельце.
… её всегда можно легко снять… — её пальцы скользнули к краю юбки и высоко приподняли их, демонстрирую мне гладко выбритую киску.
… когда хозяин пожелает найти… утешение… в объятиях своей служанки — засмущавшись, продолжила она, говоря отрывками, до сих пор не зная как «это» называется, или просто стесняясь сказать.
Я стоял, замерев, тяжело дыша, глядя как маленькая девочка (прим. — судя по карикатуре: Росса ростом по плечи главному герою, сам он мужчина среднего роста), которую пару недель назад я жестоко изнасиловал, спокойно стоит передо мной, задрав юбочку и предлагает мне себя. Неужели она настолько смирилась со своим безнадежным положением? За три недели она заметно похудела, похоже «хозяйка» особо не баловала девочку едою, все её раны зажили не оставив и следа, если не считать шрама вдоль щеки. Тем не менее, она всё так же казалась мне очень даже симпатичной и аппетитненькой. Но вместо похоти в моей голове возникла замечательная, на мой взгляд, идея.
— Росса! — строгим голосом обратился я к девушке.
— Хозяин? — робко отозвалась она.
— Ты верна мне?
— Да хозяин!
— Готова выполнить все мои указания?
— Готова! Всё что прикажете.
— Беспрекословно? Даже выйдешь в таком виде на улицу?
Росса на секунду посмотрела мне в глаза и снова опустила взгляд.
— Да хозяин — отвели она, ещё ниже склоняя голову.
— Хорошая девочка — погладив её по голове, сказал я — Одевайся. И сбегай к своей бывшей хозяйке! Помниться я видел у неё одну книгу в красном переплете, попроси её для меня. Не помню названия, но она поймет, о чем речь. А потом сходим на рынок. Нужно хорошенько подготовиться к вечернему «выступлению».
Глава 2. Спектакль для элиты
«Скучающий принц» был своего рода большой таверной, только для элиты города и тех, чей карман мог себе позволит место рядом с ними. Зал состоял из большой сцены и нескольких рядов состоящих из длинных изогнутых в виде полумесяца столов расположенных друг за другом по возрастающей плоскости, за которыми восседали посетители. Сегодня во главе среднего стола, как и положено, сидел правитель города Рендет Тултирл в окружении представителей благородных домов, первый же стол сегодня занимал ректор Финдесаил, со своей спутницей — очаровательно женщиной Морной Иннсангаре или как там её теперь зовут?!
По обе стороны от них сидели представители высшего света академии — преподаватели имена, которых я смутно помнил, но теперь это было маловажно для меня. Именно этому коллективу мне сегодня и выпала честь испортить весь праздник.
Широко распахнув двери, в зале появляемся мы. Быть палачом, согласно книги, в этом городе было опасным, но очень почетным и привилегированным занятием. Поэтому я решил, что коли меня им сделали, то нужно расставить всё точки над i. Мы появились, как я и запланировал — с опоздание на полчаса. Нужно же было дать возможность высшему свету хорошо провести время, прежде чем им придется познакомиться со мной.
Я оделся в то, что передала мне Морна, исключив церемониальные капюшон, мантию и медальон, добавив от себя несколько элементов вроде купленных на рынке пары крепких высоких ботинок и большого топора за спиной, с которым я не расставался с начало своего путешествия, и увешав себя всеми имеющимися у меня в наличии «подарками»: прикрепив монету с изображением Тиморы к поясу так что она свисала у меня между ног и надев на шею медальон с женщиной-пауком, который мне достался во время моего путешествия и был часть той истории, которую я не хотел рассказывать.
Росса осталась в своём одеянии, дополнив только свой ошейник тонкой, но прочной цепочкой, другой конец которой, я по её словам я обязан был держать в руке, что бы у неё не было проблем. Кроме того она надела пояс с символом Бешабы, тот самый что подарила мне учительница и который я передарил моей рабыне — его она приняла с восторгом. И не смотря на все её возражения я купил ей обувь — длинные роскошные кожаные сапожки на каблуках, в которых она смотрелась сексуальнее, а кроме того могла спокойно ходить по улицам, больше на травмируя свои и без того нежные девичьи ножки.
— Вау. Дамы и господа. Прибыл мастер пыток — раздалось со сцены — давайте поприветствуем нашего нового и первого за сотню лет палача, пожелаем ему успехов в службе и д д д долгих лет жизнь.
По залу прокатился смех вперемешку с аплодисментами. Подняв взгляд на сцену я увидел на ней, никого иного как самого Асгара Пристанеза. Это тот самый выскочка полуэльф, что хотел выставить меня посмешищем выкрикнув, что-то про «мастера пыток» ещё в ту ночь, когда я пытал Россу. Он был сыном одного из крупных торговцев и находился в родстве с одним из благородных домов, а соответственно имел некоторое состояние и связи, чем и старался воспользоваться, что бы «добиться чего то самостоятельно»: став певцом, исполняющим песни, текста которых состояли из слов языков людей и эльфов, что, по его мнению, было очень оригинально и необычно и именно это он считал первопричиной того, что вокруг него крутились женщины.
Что ж впечатлить народ своим видом, вселив в них некоторый ужас, не удалось, но я несколько не расстроился такому приёму, четко зная, что, ни мне сегодня надо будет расстраиваться.
По писанию мне положено было сидеть отдельно от остальных за своим личным столом рядом со сценой, но на его месте оказались высохшие сто летние деревяшки, приблизительно столько пустовала моя должность. Увидев, как улыбающийся официант предлагает занять мне за ним место, я выхватил топор и с размаху разбил его на куски. В этот момент по залу прокатились первые нотки тревоги, решив вмешаться, ректор чуть привстал со стула, но Морна стала его успокаивать, положив ему ладонь на плечо, но он лишь обернулся назад и обратил свой взор на Рендета. Правитель города жестом приказал Финдесаилу сесть на место, на его лице читалось полное спокойствие, видимо ему мое нахальное поведение показалось интересным, если он решил не принимать мер.
Я спокойно двинулся на сцену на которой успел заприметить небольшой позолоченный столик стоявший на краю сцены. К моему удивлению Асгар со сцены не ушел, а продолжал петь и совершать телодвижения чем то отдалено напоминающие танец, видимо папа позаботился, чтобы весь вечер был посвящен сынку. Я потребовал, чтобы принесли второй стул, но стоило одному из работников таверны выйти с ним на сцену, как вдруг Тултирл вскочил из-за стола и крикнул:
— Стоять, никто не смеет давать вольствовать рабам в этом городе! Она не имеет право сидеть за столом на стуле, как свободный человек. Не в этом заведении!
— Опаньки, надо было ещё изучить трактат о рабах в этом городе — подумал я поняв, что опять идет что то не так, но быстро опомнился когда в голову пришла очередная идея. (прим. — как таковое в Прокампуре рабства нет. А то что есть, возможно, существует как разновидность наказания за некоторое виды преступлений)
— Хорошо сэр — крикнул я так, что бы слышали все в зале — Росса! На колени… ко мне на колени.
В этот момент надо было видеть лица присутствующих, особенно ректора, когда моя девочка бочком присела ко мне на коленки, обхватив меня рукою за талию и положив ножку на ножку, так что край юбочки чучуть задрался, не демонстрируя пока что ничего интересного, но быстро переметнувший все взгляды с Асгара на неё. Он это тоже заметил и повернул на нас взгляд, но быстро отвернулся, когда я со злобной улыбкой на лице послал ему воздушный поцелуй.
На оставшиеся у нас деньги я заказал бутылку самого дорогого вина и большой кусок запеченного мяса, поинтересовавшись, будет ли мясо порезано. Официант, сглотнув слюну, сообщил, что мне не стоит об это волноваться, глядя, как я поглаживаю лежащий на столе топор и удалился в сторону кухни.
Шло время, официант не возвращался с заказом, а Асгар всё так же продолжал трепать мне нервы, своим шепелявым и безобразным «пением». Если первого я мог понять, мясо БЕЗ волшебства за пять минут не приготовиться, то второй меня окончательно достал. Я решил дать ему «отдохнуть» и, разматывая потихонечку цепь, стал подпускать к нему Россу. Шла она очень медленно, постепенно собирая на себя взгляды, последним, из который был угадайте чей.
— Отойди от меня тварь или… — крикнул он на неё и ту же заткнулся, увидев, как я злобно смотрю на него, протягивая руку к топору.
Росса подошла к нему и нежно прошептала ему на ушко то, что я просил. И через секунду его словно по волшебству, но без магии перенесло на его любимой место за столом — рядом с папочкой и в окружении женщин. Теперь всё внимание было полностью направлено ко мне.
Росси вернулась на место, официант принес наш заказ, на сцене появился музыкальный коллектив. Тултирл был спокоен, даже когда Асгар умоляюще посмотрел на него со сцены, ища поддержку против меня, но стоило нам приступить к трапезе, как ему снова нашлось, что сказать:
— Раб не имеет право прикасаться к еде со стола свободных.
— Как скажете сэр — громко ответил я, стараясь перекричать игравший за спиной оркестр.
Я посмотрел на Россу. Она с грустью, сглатывая слюну, смотрела на мясо.
— Хочешь? — улыбнувшись, спросил я.
Я взял один кусочек и поднёс к её лицу, увидел его она облизнулась.
— Открывай ротик — сказал я и… стал кормить её с рук.
В зале послышались недовольные перешептывания. Некоторые представительницы прекрасного пола, видя такие ухаживания, стали с завистью поглядывать на свои спутников. Асгар сидел злобно корча лицо, не прикасаясь к еде. Ректор сделал Facepalm, глядя на него Морна прикрыла рот салфеткой, что бы скрыть улыбку. А мы те временем по очереди продолжали уплетать кусок за куском.
— Вина? — спросил я у Россы.
— Как скажете хозяин! — ответила она.
Я улыбнулся и открыв бутылку, поднял её высоко над головою.
— За моё назначение, успехи в службе и долгую и счастливую жизнь — произнес я первый тост, и вновь заставил знать ужаснуться, глядя как я держа в руке напиток, который они интеллигентно распивают небольшими рюмками за светской беседой, хлещу его из горла словно обычную воду.
— За мою прекрасную рабыню — произнес я следующий тост, наполнил полный рот вином и взявшись за цепь по ближе к ошейнику, подтащил Россу к себе и… слился с ней в поцелуе заставляя вино плескаться в наших рта перетекая туда сюда. И тут же Росса удивила меня, ответив неожиданной взаимностью. Охватив меня руками за голову, она превратила обычный поцелуй в страстный, запустив ко мне в рот язык и обернув им мой. Не забываемое наслаждение. Её шершавый язычок придавал некоторой экзотике поцелую.
От наслаждения я чу чуть присполз вниз по стулу из-за чего девочке пришлось слегка повернуться предоставив часть попки, которую я сразу же прикрыв рукою и стал мять и ласкать, на обозрение публике, которая стала делиться на несколько лагерей со своим пониманием происходящего: кто-то негодовал столь бесстыдному поведению, кто-то считал, что я продемонстрировал отличный способ обхода некоторых законов или просто в тайне получали наслаждение, какие-то парочки под влиянием не довольных девушек, хотели повторить происходящее. Росси всё не успокаивалась, жадно лаская меня по шее и спине и бешено целуя, зажмурив глазки от наслаждения.
Близилась кульминация спектакля.
Я направил взгляд на присутствующих и когда заметил, что большинство из них внимательно смотрит, стал медленно-медленно убирать руку с ягодицы тифлинга, оголяя её на обозрение публики и когда всё внимание было переключено на неё, то резко убрал руку и, схватившись за край юбочки, резко задрал его на себя, предоставив всем на обозрение прелести моей рабыни. Это вызвало настоящий взрыв.
Начался переполох. Кто-то кому-то стал закрывать глаза, а кто-то особо внимательный получил в награду пощечину. Одна из девушек сидевших рядом с Асгаром надула щеки и прикрыв рот рукою выбежала вон из зала в сторону выхода, вслед за ней убежал и сам Асгар. Ректор готов был провалить под землю на том месте, где сидел. Морна сидела с серьезным лицо слушаю гневную речь ректора, поглаживая ухо вытянутым большим пальцем, явно делая это так, что бы я видел.
Когда вино закончилось плескаться в наших ртах, в большинстве своем спустившись в наши животы в след за мясом, мы перестали целоваться. Я восхищено поглядел на Россу. Она смотрела на меня, не отрываясь, блестящими от радости глазами. По её подбородку потекли остатки вина, слизав которые она продемонстрировала мне ещё один свой демонический признак в виде длинного раздвоенного как у змеи язычка.
— Сладкая ты моя — сказал я, облизав губы — кто тебя научил так целоваться?
— Хозяйка — радостно ответила она.
— Интересно — удивлено произнес я — А чему ещё она тебя научила?
Росса обхватила меня за шею и подтянувшись поближе промолвила на ушко:
— Я Вам покажу сегодня ночью, если позволите.
— Ууу. С удовольствие — радостно ответил я, поцеловав её в щеку — да ты красавица во всю пьяна, я смотрю.
— Не знаю — хихикнув, ответила она, пожав плечами — Я раньше никогда не пробовала алкоголь. Хозяйка не позволяла мне пить вместе с её гостями. Но мне сейчас так хорошо, как никогда раньше не было.
— Ну что ж тогда пойдем не будем портить дальше праздник людям.
— Хорошо хозяин.
Росса слезла с меня, взяла не допитую бутылку вина, и мы пошли через сцену в направление к выходу, предварительно остановившись на середине. Сделав жест оркестру, я обратился к гостям:
— Приятного Вам вечера господа. Если понадобятся мои услуги, вы знаете, где меня искать. Прейскурант цен весит на двери. Всем спокойной ночи. До утра прошу не беспокоить.
Аплодисменты. Занавес.
Глава 3. «Брачная» ночь
Сосновый лес вокруг.
Овраг, в котором тек ручей,
И за рекою луг.
И нас, по целым Божьим дням
Плескавшихся в реке.
И мамин смех, и сосен шум,
И камешки в руке.
Я вновь недавно в те места
Пришел издалека.
Разрушен дом, и лес сгорел,
И высохла река.
Всё было чуждым, как во сне,
Мне кажется с тех пор,
Что жизнь моя приснилась мне
И снится до сих пор.
И значит темная вина,
Лежащая на мне, —
Лишь тень, мелькнувшая на миг
В счастливом детском сне.
И значит, скоро я проснусь
И, выпив молока,
По тропке вниз туда помчусь,
Где плещется река…[4]
— Какая дивная ночь. Не правда ли Ро? — обратился я к своей помощницы, глядя на луну.
— Ночь просто чудесная хозяин. Но пожалуйста! Давайте поскорее пойдем домой — отозвалась она, ближе прижимаясь ко мне и дрожа от холода.
— Пошли. Не будем мерзнуть.
Холодом это нельзя было назвать. Так прохладный ветерок, дующий по ночам с моря и приносящий в провонявший, чем только можно, Портовый район хоть какую-то свежесть. Но для неё и этого было достаточно, чтобы озябнуть. Очень теплокровное она существо. Хотя это и не удивительно. Происхождение дает о себе знать.
Всю дорогу до дома от «Скучающего принца» мы шли в обнимку, покачиваясь из стороны в сторону, словно два пьяных моряка, поочередно отпивая вино из бутылки и напевая песенки Лусканских пиратов, которые мне довелось услышать и запомнить во время моего путешествия. Судя по тому, что нам стали подпевать волки из леса, что отчетливо слышалось даже в далеком Портовом районе, получалось у нас паршиво.
Но мы плевали на всё, даже когда разбуженные жители домов, что стояли на пути нашего следования, с криками негодования вышли на улицу, вооруженные — чем попало, готовые нас линчевать. Труда бы им это не составило — вот так просто заколоть вилами и закопать где-нибудь или бросить в море, а там уже пусть стража утром разбирает. Но никто из них не осмелился и пальцем тронуть нас, лишь проводили взглядом, с оцепенение на лицах. «Нам просто — сильно повезло» — так я тогда думал.
— Вот мы и приплыли! — со смехом произнес я, когда вместе с Россой в обнимку вломился в дверь собственного дома и, споткнувшись о порог, упал на пол, опрокинув её на себя. Так и пролежали несколько минут. Я уже готов был к тому, что придется вот так вот провести ночь, если бы не моя помощница…
— Капитан — произнесла она. — Давайте дойдем до порта.
Я вопросительно поглядел на неё. Она смотрела на кровать.
— О нет, мне и здесь хорошо! — недовольно ворчал я, глядя в потолок, который в моих глазах начал ходить кругом. — Ты не заставишь меня сдвинуться с места.
— Вот как? — сказала она, судя по взгляду восприняв сказанное мною, как вызов, брошенный ей. — Сейчас посмотрим.
Вручив мне бутылку, она поднялась и, повернувшись ко мне спиною, сделала несколько шагов в сторону двери. Закрыв её на засов, и пробормотав, что то себе под нос, она снова повернулась ко мне и, сделав задумчивое лицо, стала пристально изучать меня взглядом, пытаясь тем самым найти решение над поставленной перед нею задаче.
Нуууууу? — вытянул я, вяло продемонстрировав свою заинтересованность и ещё сильнее распластавшись на полу, принял позу варваров, в которой они любят спать на улице, если по пьяни не успевают дойти до своей палатки или до лагеря вообще.
Одним ловким движением она выпрыгнула из своих сапожек, даже не расшнуровав их, и приземлилась прямо между моих, раздвинутых в разные стороны, ног. Упиревшись одной ногою об пол, второю она поставила мне на живот и стала совершать ею круговые движения, как бы массируя его. Я неподвижно лежал, довольно урча, а в голове промелькнула мысль о том, что это, конечно, приято, но что ты, дорогуша, пытаешь этим добиться, я не понимаю.
Но она словно прочитала мои мысли, ведь стоило мне только так подумать, как она резко скользнула ногою в сторону паха и слегка, но ощутимо наступила. От неожиданности я хмыкнул. Росса сделала довольное лицо, увидев, что теперь я обратил внимания на её действия. Медленно не торопясь она стала делать шаги в сторону кровати, нагло прокладывая свой путь прямо по моему телу.
— Фьють-фьють — присвистнул я, при виде зрелища, которое предстало пред моими глаза, когда она на время остановилась прямо над моей головою и пошла дальше.
Развернувшись, я присел, сложил ноги вместе и стал наблюдать. Моя девочка шла к кровати. Медленно и грациозно переставляя ножки, заставляя свою попку совершать круговые движения и в такт ей помахивая хвостом. Дойдя до кровати она повернулась ко мне лицом и расставив руки словно крылья, оттолкнувшись от пола, плюхнулась на кровать и закувыркалась на ней как маленький ребенок.
— Ах, как мягко и тепло. Не то, что там — на холодном полу.
— Зато тут прохладненький ветерок и бутылочка отличного вина — ляпнул я, не зная чем ей ответить.
— А тут… — начала моя помощница и задумалась.
Но вскоре на её лице появился хитрый взгляд, не сводя с меня который, она встала ногами на кровать и начала танцевать.
— … горячая жаждущая любви девочка — добавила она и стала сбрасывать с себя одежду.
— Ты — портовая шлюха что ли? Если кровать — это порт — наблюдая за ней, подумал я и шлепнул себя ладонью по губам, когда понял, что собирался произнести это вслух. Смешно, но обидно.
Тем временем она, оставшись абсолютно голой, стала извиваться подобно кошке, плавными движениями рук ласкать своё тело, делая свой танец всё более завораживающим. Кровь закипела во мне. Я не когда не думал, что могу так возбудиться. Что она делала? Это было просто волшебно. Думаю, если бы у тифлингов был брачный танец, он непременно должен был бы выглядеть именно так. В заключение она, повернувшись ко мне спиною, опустилась на четвереньки, выгнула спинку и, подняв вверх хвостик, спросила: — Хотите?
— Ах ты, маленькая бестия — сказал я, подползая к кровати — сейчас я тебе покажу!
— Мы ждём — ёрничала она, помахивая попкой в стороны.
Сбросив с себя рубашку, я присел на кровать и, обхватив Россу сзади, подтащил к себе заставляя сесть и оказаться в моих объятиях.
— Сейчас я с тобою немножечко поиграю — прошептал ей на ушко и глубоко вдохнул аромат её волос. Фу! Они пахли пеплом. Этот запах, как и многое другое, достался ей в наследство. Я тем временем продолжил.
Мои губы стали покрывать её шею поцелуями, руки, будто не слушаясь меня стали гулять по её телу: мять грудь, гладить животик, щепать за попку. Она извивалась, подобно змейке, постанывая от удовольствия и, вцепившись в мои руки: то отводя их в стороны, то отталкивая, то просто слегла, царапая ноготками — пыталась прервать мои ласки. Так она невольно боролась с наслаждение, которое её не подготовленный разум не хотел принимать, по крайней мере, в таком избыточном для нашей первой «брачной» ночи количестве. Но я и не думал прекращать и в завершение положил руки между её ног и сделал парочку ласкающих движений по её щёлочке, запустил внутрь палец.
— Хи-хи — хихикнула она и по её телу пробежала дрожь.
— Щекотно?
— Да и одновременно так приятно, что даже как-то чересчур! — отвечала она, сквозь сбившееся дыхание — Как вы всё это делаете?
— Секрет! — ответил я, расстегивая ремень на брюках. — Сейчас будет ещё приятнее.
— Подождите, я сейчас — вскрикнула она.
Росса вытянулась вперед и просунув руку под подушку вынула оттуда небольшой пузырек с черной жижей внутри. Повернувшись ко мне лицом, она открыла его, слизнула немного этого вещества и, скорчив кислую гримасу на лице, проглотила.
— Что это?
— Специальный отвар. Я сама его приготовила. Госпожа Иннсангаре сказала, что мне надо обязательно принимать его, когда мы будем заниматься «этим», если, конечно, мы не хотим, что бы у нас появились чертята. А я не хочу, что бы нам тут в постели мешали какие-то черти. Ужасно будет, да?
— Кхм. Значит чертята?
— Угу.
Я пожал плечами. Для неё это даже хорошо, что не правильно поняла, что на самом деле имела в виду Морна. Росса тем временем, упиревшись на вытянутых руках, широко расставила ноги.
— Я готова!
— Проверим — подумал я и, ничего не отвечая, резко набросился на неё заставляя откинуться назад и прилечь на кровать. От неожиданности она громко вскрикнула, но потом засмеялась. Я вновь начал её «щекотать» и страстно целовать в губы. Получая неописуемое удовольствие от того как она ёрзает подо мной соприкасаясь набухшими сосочками с моей грудью и гуляет шаловливыми ручонками по моему телу, пока в объятии одной из них не оказался мой член.
— Ии? — пискнула Росса и стала водить по нему ладошкою, оценивая то с чем ей довелось однажды столкнуться и придется снова.
— Не бойся — сказал я, глядя в её испуганные глаза — Я буду осторожен.
Росса кивнула, и под контролем её руки, мой член начал движение.
— Аааа — пугливо произнесла она, стоило мне только погрузить в неё головку.
— Тише, тише малыш. Всё будет хорошо — приговаривал ей на ушко, продолжая движение, пока мой член не погрузился в неё, насколько мог, не чувствуя сопротивления.
— Ах — донеслось из её рта, когда дрожащие ноги инстинктивно обхватили меня, а глаза зажмурились. Я медленно наращивал темп, стараясь, не делать резких движений, в ответ на которые она широко открывала рот, только и успевая им заглатывать воздух, для того что бы со следующим выдохом донести до меня сладкие приятные уху звуки, которые только может издавать стонущая от наслаждения девушка. Ближе к концу акта, что она только не делала, пытаясь совладать с наступающим оргазмом: царапала мне спину, кусала за ухо, а в завершение, когда волна оргазма достигла своего пика, выгнула спину и, положив в рот пальчики, вытянула последний за эту ночь стон.
Я лежал неподвижно, чувствуя, как пульсирует мой член, наполняя семенем горячие влагалище моей рабыни. Горячие не то слово. Оно было просто огненное, как и грудь и лицо… и руки? … и ноги? О боги! Да она вся «горит».
— Ро тебе плохо? — спросил я с тревогой в голосе.
— Нет, хозяин! Я себя чувствую просто восхитительно — ответила она, улыбаясь во весь рот, глядя, куда-то вверх, засветившимися в темноте глазками, которые подобно двух красным огонькам, загорелись когда в комнате погас последний факел.
— А вам плохо, хозяин? Вы весь какой-то мокрый — волнительно спросила она, видя, как по моему лицу большими каплями стекает пот.
— Нет мне тоже очень хорошо малыш — ответил я — Это Морна всему этому научила тебя?
— Да. Всё для Вас. — Улыбаясь, ответила девочка — Вам понравилось?
Услышав это — я задумался.
— Что-то не так хозяин? — с появившимся смятением, спросила она.
Сильно зажмурив глаза, я вздохнул. Думая стоит ли говорить об этом сейчас при таких обстоятельствах.
— Будь со мной честна! — открывая глаза, с давлением в голосе произнес я. — Ты усилено училась всему этому в течение трех недель ради меня — человека, который тебя пытал, а потом изнасиловал? Что-то не вериться. Всё может быть, конечно. Но, по-моему, это не очень, то похоже на правду.
Росса опустила взгляд. Она готова была заплакать, но вовремя сдержалась, оставив от своего желания лишь слегка намокшие глаза.
— Хорошо, только, пожалуйста, не обижайтесь на Вашу учительницу. Не смотря не на что, я считаю её хорошим человек, которому я многим обязана.
— Обещаю — твердо ответил я.
— Понимаете?! Когда она взяла меня к себе, то сказала, что будет учить меня тому, что мне может пригодиться, что бы служить ей сейчас, а впоследствии моему новому хозяину. Которым возможно, как она сказала, станете вы, если вернется из похода. Я спросила: «А вдруг у меня не будет получаться?» На что она мне ответила, что всё у меня обязательно будет получаться, если… — сглотнув слюну, она продолжила. — … я не хочу что бы она продала меня в рабство Тейцам, где за провинности меня будут ждать такие наказания, что «та ночь» покажется мне просто развлечением. И я стала вдвойне стараться, понимая что другого выбора у меня нет в любом случае.
Я смотрел ей в глаза и от чего-то мне было стыдно, но следующий вопрос я не мог не задать.
— Неужели ты меня простила?
— Конечно! Сначала я проклинала Вас, за то, что вы сделали со мною, но хозяйка предложила мне подумать над тем, что если всё что вы сделали, было правильным. Ведь на вашем месте мог быть другой и кто знает, что он бы со мною сделал, и попала ли бы я после это в лазарет, а не сразу… на кладбище. А когда она сказала, что вы отправились в поход что бы доказать мою не виновность, я стала молиться за Вас, каждую ночь. Молиться за ваше возвращение.
Она крепко обхватила меня, как маленькая обезьянка: прижимаясь руками и ногами и хвостиком — словно боясь: отпустить, потерять, проснуться и не увидеть рядом.
— Я Вас люблю, хозяин. Вы с госпожой дали мне второй шанс. Я это поняла. Я всё для Вас сделаю, как и обещала. Прошу не гоните меня.
— Я тоже люблю тебя, Чертёнок. И не прогоню тебя.
— Спасибо. — шепнула она и закрыв глаза, внезапно, заснула, ослабив хватку и позволив мне спокойно повернуться на спину, что бы принять позу удобную для сна. Но спать совсем не хотелось. Я просто лежал и глядел в окно на взошедшую в темном, чистом от звёзд и облако, небе полную луну. Глядел будто завороженный ею, не шевелясь, только поглаживая тихонько сопящую во сне Россу по её шелковистым волосам, направив свой взгляд в пустоту оконного проёма.
— Ты живой? — вдруг послышалось у меня над ухом.
Я с испугу повернул голову и хотел вскрикнуть, но палец, скользнувший по моим губам, прервал мою попытку.
— Удивлён? — нежным и как всегда спокойным голосом произнесла Морна, ведя пальцем дальше вниз по моему телу.
— Ещё бы! — дрожащим голосом ответил я, окидывая взглядом её… обнаженное тело.
О, боги! Разве можно было не желать этой женщины, сколько бы не было ей на самом деле лет? Она была идеальна во всём: стройное как у эльфийки тело, чистая и бархатистая как у младенца кожа, румяное, и искреннее личико как у невинной девушки. Мечта любого мальчика, сошедшая со страниц одного из романов, авторы которых очень любят идеализировать внешность своих персонажей. Только она здесь, передо мною, на иву.
— Ууум. Да она, я смотрю, в тебя влюбилась.
— С чего вы взяли?
— Ишь как ручкою и ножкою сверху обхватила, да голову то на грудь положила. Эх, любовнички.
В этот момент Росса заёрзала и что-то пробормотала.
— Не бойся. Не проснется. Здесь только мы с тобою.
— Где это здесь?
— Ну, можешь считать, что во сне.
— Что значит «можешь считать, что во сне»?
— Оглянись!
Услышав это, я осмотрелся по сторонам. Ничего в обстановке комнаты необычного я не заметил, разве что в воздухе повеяло приятным, сладким запахом — запахом женщины который так манит нас к ним. Сложно объяснить, что это такое, но именно его я и почуял. Я снова посмотрел в окно. В неестественно белого цвета небе плыла черная луна. Я снова направил взгляд на Морну.
— Но как?
— Слушай ты тоже все свои секреты готов разболтать при первой же возможности?
Я задумался.
— Хорошо забудем это. Зачем вы… пришли?
— Поговорить. Для начала. Ты устроил сегодня очень интересное представление.
— Мне показалось, что Вам это понравилось.
— Да понравилось. Люблю наглость и смелость. Но соображал ли ты, что вообще творишь? Чего хотел добиться этим?
— Да соображал. Решил показать, что я уже не тот скромный мальчик, каким вы с ректором меня им обрисовали, когда решили толкнуть на это. Что я хочу уважения к себе и своей профессии, которое всегда было к ней в этом городе. Так гласит книга. И просто то, что никого из них я не боюсь. Так что на эшафоте у меня рука не дрогнет не перед кем из них.
— Дааа? А мне показалось, что тебе самому захотелось пойти на эшафот в качестве «клиента»? Не боишься, что там вперед них окажешься?
— Это как? Я сам себя там казнить, должен буду? Или может быть, вы знаете, где ещё найти такого «дурака» как я? Такого чтобы, прочитав книгу об истории своего ремесла, и узнав, какая постигла трагедия одного из его предшественников, из-за чего сто лет пустовало место Маршала наказаний (прим. — настоящие название должности палача в Прокампуре) согласится им стать?
Морна сделала удивленное лицо. Она видимо такого от меня не ожидала.
— Я теперь даже не знаю, что думать о тебе? Толи ты настолько умен, толи настолько глуп, что сделал, то что сделал. Не могу понять. Видимо это покажет время.
Наш диалог прервался как раз в тот момент, когда палец Морны, начавший свое путешествие с моего рта, лежал на моем члене. Обмазав палец моим семенем, оставшимся на кончике головки, она переместила руку к себе на влагалище, откуда, совершив несколько ласкающих движений, она поплыла вверх по её телу и остановилась у её рта. Закрыв глаза, она стала яростно облизывать палец.
— Сладенький! Не хочешь воспользоваться представившейся возможности? Сегодня меня, то никто уже не убьёт. По крайней мере, пока убийца спит.
— Нет спасибо — холодно ответил я, крепче прижимая к себе Россу. — Теперь уже не хочу.
— Не хочешь? — недовольно произнесла Морна.
Я сам удивился тому, как легко смог отказать такой женщине. Приподняв голову она направила презрительный взгляд на Россу.
— Недооценила я тебя, девочка — тихо произнесла она, покачивая головою, смотря на спящую Россу, словно на конкурентку.
— Вы это о чём?
— А? Да так не о чём — в спешке ответила она, поняв, что говорит вслух. — Какие у тебя планы на неё?
— Ну, уж точно не отправлю её работать в бордель.
— Ты это о чём?
— А вы как будто не знаете?
— А поняла. Она тебе всё рассказала. Я соврала. Что бы она лучше старалась. Страх, знаешь ли, действенное средство.
— Я Вам не верю. Зачем вы тогда учили её искусству «шлюхи». Можно было чему-нибудь другому.
— Чему? Боевой магии, например? Что бы, однажды, она ею потом в отместку меня и убила?
— С ошейником бы не убила. Но вот как рабыню, с такими навыками, вы бы её точно не продали. А вот как повариху, служанку и шлюху — зараз. За такую много выручить можно.
Морна дико рассмеялась.
— Раскусил ты меня. И что дальше?
— Вы не считаете, что поступили не справедливо с ней?
— Не справедливо? Она меня пыталась убить, а я должна была ей спасибо сказать за это? Росса помниться приходила ко мне за книгою «Мастера наказаний». Видимо из-за нехватки времени, и тому, что я лицезрела в «Скучающем принце», ты не успел прочитать дальше главы «Привилегии». Там дальше, есть свод законов города и полный список наказаний. Можешь сам выбрать, что хочешь вместо рабства. Раздавить кисти молотом, как воровке, например. Нравиться? У совета города было много подобных идей, как поступить с ней в рамках закона, но ректор Финдесаил, можно сказать, выиграл для меня право сделать выбор, как за пострадавшей. Ну как по твоему теперь? Я правильно поступила?
Я молчал, склонив голову.
— Можешь не отвечать. Понимаю, что гордость не позволит вслух признать это. Так как всё-таки с ней поступишь?
— Пусть остается со мною. С такими навыками она очень мне пригодится — демонстративно поцеловав Россу в щечку, ответил я. — Тем более она мне нравиться. С первого же заработка обязательно освобожу её от рабства.
Морна шлепнула меня по плечу.
— Какое благородство, вы только подумайте?! — издевательски произнесла она — Глупеньки мальчик! Зачем тебе её «свобода»? Продолжаешь чувствовать себя виноватым перед нею? Хочешь тем самым искупить вину? Брось! Она сама пошла на это, зная о последствиях. И заслужила то, что заслужила.
Повисла пауза. Мы, молча, смотрели друг на друга: Морна в ожидании моего ответа, а я когда ко мне прейдут силы, что бы высказаться. Сделав глубокий вдох, я решился и продолжил диалог:
— Учительница?
— Да дорогой?
— К слову о ней… — я говорил, проглатывая слова — Помните вы говорили, что это путешествие пошло мне на пользу.
— Спокойно, спокойно. Продолжай — приговаривала мне Морна, видя, что я нервничаю.
— Оно пробудило во мне воспоминания о детстве, о той войне. Вы же знаете я тоже сирота, как и она? Я смутно помню лица родителей, друзей и знакомых. Но помню, что среди тех, кто был со мною рядом было много «нелюдей». И мне кажется, что я знал Россу, уже тогда будучи маленьким мальчиком. Рядом с ней я чувствуя себя гораздо лучше. Возможно, я и вправду поступил по глупому, там, в «Скучающем принце», но у меня не так было много времени что бы хорошо обдумать свои действия. И я решил, пойти наудачу. Присутствие Россы предавало мне уверенности в себе и, по-моему, это не случайно. Когда она рядом мне кажется, что у меня всё получится, что всё будет хорошо я готов рискнуть и плевать на то какие могут быть последствия. Такое ощущение, что нас, что-то связывает. Но что и почему я не могу понять.
Когда я закончил Морны уже не было рядом. Она словно испарилась. Посмотрев ещё недолго в окно, я заснул. Настоящим сном. Возможно?!
Продолжение следует…[5]
С одним и с другим
Когда у девушки два парня и ей никак не остановиться на одном, так безумно заводит, когда никак не выбрать, с кем же пойти на свидание… ведь в неделе всего семь дней, значит, кому-то достанется меньше вечеров… особенно когда они друг о друге не догадываются и оба такие горячие и ревнивые… играть в невинность, и все время помнить, какие духи любит каждый… когда они так по-разному занимаются сексом… когда каждый вечер успеваешь только заскочить домой и упасть спать… когда возбуждение не успевает пройти и находиться в таком состоянии постоянно… когда один с гордым видом приводит в новый клуб… а ты уже знаешь, где там можно спрятаться и потянуть его туда… когда он изумляется, как только я могу находить такие места везде… а ведь на прошлой неделе я здесь же обнималась с другим… только тогда я стояла перед ним на коленях и сосала первый раз за вечер, а сегодня я разложена здесь на столе, развратно оттопырив попку, и сходство только в том, что это тоже первый раз за вечер… а в прошлый раз мы пошли играть на бильярде, он уговорил, хотя на мне была такая коротенькая юбочка… а ставка была целая ночь: я всегда старалась ускользнуть раньше рассвета… конечно, я проиграла, ведь второй уехал на неделю в другой город и никто не мог мне позвонить пожелать доброго утра…
Каждый вечер отдаваться полностью кому-то одному и получать любви и секса столько, что хватило бы на несколько лет вперед… когда надо помнить, в какие места ходить нельзя ни в коем случае, кому больше нравиться черное белье, а кто терпеть не может красного… кто из них любит, когда я ласкаю яички язычком, а кто рукой… кому больше нравится кончить мне на грудь, а кому так и не вытаскивать изо рта до самого последнего залпа… а если вдруг перепутать, то тоже не страшно, я ведь могу быть разной… бывает, что свидание с одним отменяется, не пропадать же зря вечеру… а самое ужасное, когда вдруг что-то перепутала и назначила на один вечер сразу два… приходиться делить по времени, с одним до двенадцати, с другим после… и когда после длинного дня встречаешься с парнем, который накидывается сразу при встрече и прямо на улице хватает за попку… и в кафе тут же залезает под юбку… и тащит в туалет, потому что не видел меня уже два дня… и через несколько минут выходим оттуда вместе, такие довольные с сияющими глазами… нет, в это кафе больше не надо приходить, и так официантка смотрит волком… а потом в кино, на одно кресло в последнем ряду, и клятвенно обещать билетерше, что так и будем весь сеанс занимать одно место… а во всем зале еще несколько таких пар как мы, им все равно, что смотреть, хоть "Бемби", все равно все рецепторы в этот момент сосредоточены на одном месте, когда я сижу у него на коленях и он проникает в меня так легко, потому что его же сперма еще осталась там с кафе… и совсем немного подвигаться, а во всем зале слышны такие же звуки, скрип сиденья или судорожный вздох… и самой взорваться на нем, закусив губу, а он так сильно меня сдавил, что кажется, сейчас сломает… и услышать тихое "ммммммммм"….конечно мы не будем досматривать этот фильм, ведь меня ждут еще в одном месте, и приходиться придумывать и изворачиваться, что бы он не провожал меня а поймал такси… глянуть на себя в зеркало… боже, какой довольный вид… ну да это и не плохо…
Вот только трусики меня выдадут, за несколько часов общения они промокли насквозь, придется их выкинуть… очень жаль, они были такие красивые, но таскать в сумочке трусики мокрые от чужой спермы… а так даже сексуальнее… а когда второй за вечер кавалер проводит рукой по попке и вдруг чувствует, что я без белья… я прямо вижу как из последних сил держаться нитки на его брюках… только в очередном кафе нельзя сразу пускать его внутрь, сначала немного пососать, влажным язычком провести по нему, поласкать весь, что бы он перестал отдавать отчет своим действиям… а собственно можно в попку, чудесная идея… тем более так он не положит руку мне между губок, а будет держать за талию и гладить спину… главное повернуться так, что бы не видно было, как у меня все мокро, но что бы он захотел, безумно захотел взять меня именно в попку… да, мой мальчик догадлив, он всегда понимает, что я хочу и вставляет мне с такой силой, что я пугаюсь, а вдруг заметил, вдруг специально хочет сделать больно… и несколько минут насаживает меня со всей силы до самого конца… но когда он кончает там и в его стоне слышно " как мне хорошо с тобой крошка", сама взрываюсь фейерверком… и выйдя из очередного кафешного туалета, очередной бокал мартини, очередной вечер с бесконечными оргазмами… и в очередной раз придти домой и упасть спать, и чувствовать себя самой счастливой на этом свете… а с утра побежать в институт такой бодрой и свежей, ведь там, в группе новый мальчик… у него такие бездонные глаза, которые он не сводил вчера с меня весь день… наверно надо выделить один вечер для него…
Сашка
Нежная музыка играет за дверью, а мы наслаждаемся друг другом при свете диковенного фонаря. Полная ванна расслабляет наши тела и мысли текут, словно капля меда по щеке. Мы пьем красное вино и попеременно наблюдаем за рубиновыми отблесками и искрами в наших взглядах.
Вино начинает действовать и я замечаю на твоих щеках волнующий румянец. Плавно беру тебя за ногу и неторопливо растираю cтупню. Мне нравиться наблюдать за выражением твоих глаз: они постепенно мутнеют и теряют сосредоточенность. Твои пальцы уже у меня во рту, а горячий язык находит самые чувствительные зоны, о которых ты даже и не подозревала….
Вода нежно обнимает нас и я хочу разделить с тобой радость уединения. Руки ложатся на колени и плавно скользят вниз. Чувствую, как отделяются пузырики от твоей бархатной кожи и поднимаются вверх. Руки под водой ласкают твое тело и мы начинаем становиться с тобой единым пульсирующим организмом. Пальцы становятся непослушными, а мысли замыкаются на жажде удовлетворения… Левой рукой я осторожно исследую самую сокровенную часть твоего тела, которая трепетно отзывается на малейшее прикосновение. Ради таких мгновений и стоит жить!
Так приятно смотреть в твои глаза, твое возбуждение передается и мне, и мы уже не в силах удержаться от страстного поцелуя Ароматный шампунь охладит кожу, а нежные пальцы будут втирать его в твои прекрасные волосы. Ты закроешь глаза и вся отдашься во власть чувственного наслаждения.
Пальцы сбегают на шею и твой пульс бередит мое сердце. Пены так много и руки жаждут танцевать на твоем теле, роскошных плечах, но груди…останавливают их и просят особенной любви… соски напрягаются и твердеют, из твоего приоткрытого рта вырывается стон удовольствия. Ты уже забыла обо всем и меня ужасно возбуждает твое первобытное женское перевоплощение Теплая вода расслабляет, но мы не должны ей поддаваться… Ты встаешь из воды и скромно накидываешь на себя полотенце, я не могу позволить тебе так просто уйти, твое начало так сильно притягивает мой взгляд: гладко выбритый треугольник манит, словно магнит….
Я нежно отодвигаю ногу в сторону и погружаю свой язык в самую пучину рая… Мне не нужен мед, мне нужна ты! Все нервы обострены и я чувствую каждую клетку твоего тела. Пусть все оставят нас в покое, мы уже вне времени и пространства… Мне так приятно думать о том, что ты ждешь меня и я не должен заставлять тебя ждать… Обливаюсь холодной водой и выхожу в мерцающий полумрак.
Такое ощущение, что ты спишь: глаза закрыты и на губах играет легкая улыбка:)!
Пока меня не было, ты включила кассету с Энигмой и эротическая музыка заполнила всю комнату.
Пушистое покрывало отодвигаю в сторону и замираю от божественного вида твоей фигуры.
Не обращаю внимания на твой сонный вид, опускаюсь к тебе и начинаю ласкать….
Язык уже не подчиняется мне и начинает жить своей жизнью, он любит тебя и доказывает свою преданность…
Твой бутон расцветает, твердеет и дарит мне божественный нектар… я пью его и замираю от счастья…
Ты не открываешь глаза, но вся приходишь в движение. Я поднимаюсь выше, целую пупок, живот, втягиваю в себя грудь…
Язык, словно сумасшедший, описывает круги вокруг сосков… рот открывается и я накрываю своими губами твои нежные губы. Я трусь о тебя и нежно целую твое лицо, твои глаза, твой лоб, втягиваю в себя твою щеку…
Пальцы подсказывают мне, что ты уже готова… ты вся исходишь сладким нектаром, но еще не время…
Переворачиваю тебя на живот и начинаю массировать твое нежное тело…. Я опускаюсь рядом, продолжая поглаживать твою спину, возбуждение сменяется сладостной усталостью…
Ты уже на верху, и, прижимаясь ко мне своим естеством, начинаешь массировать мое усталое тело. Вот оно счастье, нет больше печали и неопределенности… ты рядом, ты прикасаешься ко мне и я готов умереть от счастья!!!!!!!
Ты переворачиваешь меня на спину и моему сонному взгляду открывается прекрасный вид на твою шикарную грудь, тонкую лебединую шею и белые мягкие плечи.
Я кладу свои руки тебе на грудь и нежно сжимаю твои бутоны. Своими руками ты помогаешь мне и я уже весь горю в предвкушении всепоглощающей страсти…
Мое мужское начало наливаемся кровью и с безудержной силой рвется к тебе.
Приподнимаю тебя за гладкую и упругую попку, а ты направляешь меня в свои ворота блаженства….
Господи, до чего же ты внутри сладкая… Первое погружение захватывает меня, перехватывает дыхание, а по телу проносятся мириады неведомых ощущений…
Чувства готовы затопить нас безудержной волной и мы уже чувствуем себя влюбленными ангелами из потустороннего мира…
Я вдыхаю твой аромат, раздувающимися от возбуждения ноздрями, и наблюдаю в мерцающем свете свечи за твоими красивыми движениями.
Мое тело растворяется в твоем и я уже чувствую то, что ощущаешь ты… Музыка не вносит дисбаланса в нашу гармонию, а вывод нас на новый уровень единства.
Мои руки блуждают по твоему телу, изучая непознанные секреты взаимного наслаждения.
Палец ложится на твой розовый бутончик и начинает нежно растирать его. Наши дыхания сливаются воедино и я начинаю осознавать, что уже совсем скоро ты потеряешь контроль над собой…
Я кладу тебя на огромные подушки и, раздвинув ноги, вхожу в тебя без остатка. Колечко в головке трется о твои самые эрогенные зоны и уже не в силах сдержаться, ты выгибаешься дугой, крепко сжимая мое орудие. Я слишком шорошо тебя чувствую и уже сам не в силах обуздать накатившую волну сладострастия… выхожу из тебя и поливаю твой живот горячей струей нежнейшего крема…
На твоем лице самая прекрасная улыбка счастливой женщины и я улыбаюсь тебе в ответ. Целую твой живот, слизывая нектар любви и предвкушаю наши нежные ласки и прикосновкеия перед тем, как погрузиться в сон в объятиях любимой…
Секс в жаркий день
Пятница. На улице с самого утра стоит невыносимая жара, одно хоть утешает что сегодня последний рабочий день после которого будут два выходных. Время на работе пролетело достаточно быстро ив 18 часов я поспешил домой к своей любимой.
После ужина мы достали из холодильника клубнику и улеглись в кроватку. Поедание клубники на мой взгляд очень возбуждающее занятие, особенно когда передаешь ее из рта в рот одновременно целуясь. К тому моменту когда была съедена последняя клубничка мой член стоял колом и я вовсю облапывал свою подругу, Больше всего в ее теле мне нравятся ее груди, они достаточно большие, но не настолько что бы напоминать коровье вымя, в общем мой размерчик, между телом я и ее киску погладил, я жаждал секса, поэтому быстренько слинял в ванну, помылся, сгонял туда подругу и вот мы вновь в кроватке. Она знает что я тащусь от ее игры язычком, поэтому начала именно с этого (видимо после нескольких дней воздержания секса ей хотелось не меньше моего) Как ее язычок порхал по моему лицу, это не передаваемые ощущения, лицо это вообще моя самая сильная эрогенная зона, после члена конечно же. Я возбудился не на шутку, стал тоже переходить к активным действиям, снял с нее футболку, под которой уже ничего небыло и стал ласкать ее грудь, сначала левый сосочек, пока он не стал твердый как гранит, затем левый, рука тем временем ласкала ее клитор и она тихо постанывала. Затем моя подруга перевернула меня на спину и стала грудями тереться об мое тело с низу в верх и назад, я уже просто изнемогал от желания засадить ей свой член по самые яйца.
Постепенно она спустилась к моему члену, взрочнула его и взяла в свой сладкий ротик. За те пол года что мы живем вместе я научил ее делать классный минет, поэтому сейчас получал полный букет наслаждения — рукой она то дрочила ствол члена, то переключалась на яички и ласкала их, а губки тем временем не отрывались от головки. Пососав мой член несколько минут, она водрузилась на меня в позе наездницы и направила мой хуй в свое жаркое лоно и начался трах, в этой позе! мне нравиться как скачут ее сиськи в так нашему траху. Мои яйца звонко стучат по ее срамным губам, мы оба громко стонем, эта сладкая пытка продолжается наверное минут 10, после которой я выплескиваю в нее огромную порцию спермы. Она слазит с меня, ложится рядом и обнимает меня, прильнув своим телом ко мне. В такой позе мы и засыпаем, она до самого утра, а я спустя несколько часов просыпаюсь, иду к компу и пишу этот рассказик.
Секс на сайте знакомств. Роман для очень взрослых
Чуть-чуть о себе. Работаю в литературно-журнальной среде. Сочиняю и сам. Если заинтересуетесь, могу прислать что-нибудь из моих нетленных творений.
Интернет у меня на работе — так что общаться по переписке, к сожалению, могу только в это время. Фото готов выслать на е-мейл.
Вот такой я. Жду Вашего ответа. Обнимаю. Сергей.
Какие темы для разговора вас интересуют?
А может нам вообще перейти на виртуальный секс?
Обнимаю.
Нежненько и ласково целую.
Книжку уже выслал, так что жди, она придет заказным письмом.
Насчет виртуального секса — у меня раньше такого не было, но теоретически понимаю, что и как. Так что начинаю первым.
У меня была любовница, Катя. Мы работали вместе — правда, она не в моем журнале, но тогда редакция была в старом помещении, и все редакторы и их замы (я — редактор журнала, а Катя была замом в другом издании) сидели в одном большом зале. Как мы с ней первый раз трахнулись — это особая история, это уже потом. Но она оказалась большой любительницей секса — и просто обожала при этом мастурбировать. А это ведь тоже очень заводит, представляешь — член внутри влагалища, а женщина мастурбирует, такой кайф! Если ты так не делаешь, очень советую — мужчин заводит жутко. Мы как-то раскованно себя вели в отношениях друг с другом, Катя рассказала, что она вообще без мастурбации не может — ей при каждом удобном случае нужно сбегать в туалет и подрочить, она от этого кончала больше, чем от мужского члена. А я ей предложил: попробуй прямо на рабочем месте, а я за тобой буду наблюдать. Она сначала отказывалась, а потом ее это завело. И вот, представь: большой зал, куча народу, она, слегка раскрасневшись, мне подмигивает — и лезет рукой сверху себе в джинсы. Свитером руку прикрыла — ну и под столом все происходит, никто, кроме меня, не приглядывается. А я смотрел, и мне так хотелось — жуть! Она знала, что я смотрю, от этого еще больше завелась, лицо почти сразу исказилось и слегка задергалось.
Вот такая история. Очень жду от тебя не только общих слов, а нормального интимного общения. Обнимаю и глажу по попе.
Надо прислушиваться к своим инстинктам, и все тогда в жизни будет в порядке. Целую.
И когда ты начнешь ее ласкать — хорошо бы при этом помогать рукой, гонять туда-сюда кожу и при этом заглатывать член — тогда прямо весь чувствуешь невообразимый кайф…
А потом я тебе бы тихонько перевернул, положил бы на кровать животиком верх и раздвинул бы твои ножки… И тихонько прильнул бы к писечке — сначала поиграл бы с ней руками, а потом язычком… Чтоб она задрожала и сильно-сильно захотела…
А я бы полизал тебя — слегка приоткрыл бы руками твои половые губки и захватил бы в рот клитор… Пососал бы его… И язычком бы поводил по губкам и чтоб проник внутрь… Или пальчик туда вставил — чтобы тебе было приятно…
Я тоже сижу возбужденный, член слегка приподнимается…
Завтра я с утра тоже зайду на сайт — прочитать сообщение от тебя. Спасибо, мне очень нравится с тобой общаться. И я очень хочу тебя!
Нежно целую тебя всю.
Мне очень нравится, что ты умеешь мастурбировать и кончать от этого. Не все женщины это умеют. А уж когда женщина ласкает клитор во время полового акта — это просто улет! Я от этого балдею, как от оргазма…
Уже пора выключать компьютер. Завтра буду на работе после обеда. Напиши мне ночью или с утра что-нибудь интимное, я почитаю — мне будет приятно. Если ты завтра останешься дома — поболтаем. Если нет — я тебе что-нибудь напишу из моих фантазий, чтоб ты потом прочитала и немножко поработала ручкой на клиторке. А в пятницу утром наговорим друг другу разные милые фривольности.
Нежно-нежно целую всю.
Сереженька! Утра тебе доброго и хорошего настроения! Целую! Собираюсь на работу, как на праздник!
Давай я тебе напишу про свой не очень удачный опыт группового секса.
Мечта каждого мужчины — трахаться сразу с двумя женщинами (просто мужчины так устроены, даже если им и одной-то по-нормальному не потянуть). У меня случилась, к сожалению, только попытка. Лет семь назад была у меня любовница Вера. Хорошая женщина, темпераментная, мне очень нравилась, потом, правда, жизнь нас слегка раскидала, сейчас о ней знаю, что она спилась. А тогда она была довольно решительной и слегка сумасбродной. Пришел я как-то к ней, а у нее подруга, зовут Наташа. Сидели, пили вино (я тогда еще пил, а сейчас напрочь бросил). Я честно говоря, о том, чтоб поиметь обеих, как-то и не думал. Ждал, что сейчас Наташа уйдет, а мы с Верой набросимся друг на друга (она, кстати, восхитительно брала в рот — очень нежно и приятно). А та все не уходит. Вера пошла в другую комнату, мы как-то не обратили на это внимание — и вдруг оттуда высовывается голая, говорит: "Идите ко мне!". Наташа спрашивает: "Кто? Я или Сережа?" Та говорит: "Оба". Ну, мы и пошли. Со смешками разделись, легли вместе на кровать, женщины по бокам, я в середине. Вера говорит: "Сейчас ты нас будешь трахать, да?" Я отвечаю: "Давайте хоть повозбуждаемся", я как-то слегка разволновался. Даже член не очень-то вставал. Стали они меня возбуждать в два смычка — сначала руками, потом Вера взяла в рот. И как-то получилось: то ли я неловко попросил того же у Наташи, то ли она внезапно протрезвела — но вдруг вскочила с кровати, шепчет: "Нет, я не хочу!" И мы ее так и не уговорили (я даже предложил — не хочешь с нами, посиди, посмотри, нам будет приятно как дополнительное возбуждение). А она убежала в комнату, где мы пили вино. Пришлось ебать одну Веру — и как-то очень даже замечательно получилось. Потом оделся, вышел хлебнуть вина. Вера осталась, мурлыкает под одеялом. Подхожу к столу — на диване сидит Наталья и прямо-таки яростно мастурбирует. Юбку задрала, ноги раздвинула, одной рукой открыла пизду, второй гуляет по клитору. А я только-только хорошо кончил, член совсем вялый, от такого зрелища, конечно, чуть-чуть напрягся — но и только. Правда, и смущения уже никакого не было. Предлагаю: "Давай я тебя потрогаю — или вместе потрогаем тебя, чтоб приятнее было". Она говорит: "Не надо. Можешь смотреть на меня, я сразу кончу". Я сел напротив и смотрел, а она хорошо распалилась — и когда кончала, прямо так жалобно ойкнула, аж мой хуй встал. Но в постель к нам с Верой так и не пошла, пришлось ебать Люсю еще раз.
Вот такая история. Очень надеюсь, что завтра мы с тобой с утра пообщаемся — так, чтобы ты поиграла с клитором и кончила, чтоб испытала такое остренькое наслаждение от моих слов.
Нежно целую всю-всю.
Я и сам получаю огромный кайф от такого общения с тобой и оттого, что все это как будто наяву переживаю…
Давай сегодня — нежно-нежно… На контрасте с грубоватой прямотой прошлого раза.
Я как будто прихожу… И мы пьем чай… Слегка касаясь друг друга руками и плечами… Разговариваем о чем-то несущественном… И предчувствуем главное — как ляжем и прижмемся друг к другу…
И вот наконец приходит этот долгожданный момент. Немножко стыдливо раздеваемся. Ложимся. Нежно-нежно прижимаемся друг к другу. Целуемся — пока только губами и языком. И потихоньку разгораемся — так что где-то внутри становится горячо и сладко. Руки переходят ниже, к груди и животику… Потом осторожно берем друг друга за возбужденные органы… И играем с ними, и наслаждаемся такой игрой…
Потом я тихонечко сползаю вниз по твоему животику… И ты уже знаешь, что сейчас будет — и ждешь этого, и очень-очень этого хочешь — так, что от ожидания все там становится мокреньким…
А я делаю то, чего ты ждешь — целую тебя ТУДА. Сначала тихонечко и осторожно, просто прикасаюсь губами… Потом подключаю язычок — чтоб по твоему теле пробежала сладкая дрожь, и ты чуть-чуть застонала от волны наслаждения… Потом я начинаю сосать твои половые губки и клитор — несильно, чтоб не было больно, чтоб было только наслаждение… И ты мне помогаешь, раздвигая половые губки, чтоб мне было удобнее…
А потом тебе тоже хочется сделать мне приятное… И ты тихонько выскальзываешь, уворачиваешься от моего язычка — и склоняешься над членом… Он еще только начинает вставать — головка чуть покраснела, но уже набухла… И ты играешь с ней язычком, водишь по ней, прижимаешь язык к отверстию… Потом осторожно заглатываешь… и нам обоим становится хорошо…
Мы уже готовы… И начинаем с классической позы… Ты слегка раздвигаешь ноги — а я тихонько впускаю в тебя член… Ему там приятно и уютно, там его так сладко сжимает и обволакивает твоя киска…
И идут легкие толчки твоего первого оргазма…
Мне так хочется, чтобы ты читала — и тебе было приятно, чтоб ты получала кайф и наслаждение…
У меня интернет только на работе, так что в связи с новогодними праздниками выйду на сайт только 10 января. Еще раз поздравляю, обнимаю, пока! Не бросай и не забывай меня, нам будет очень хорошо вместе!
Войди в меня! Влагалище ждет тебя… Горячее: Желанное: Потрахай меня: Я расслабляюсь… Расслабляю шейку матки… И впускаю тебя в маленькое чудо: И от сладострастия кончаю второй раз, и ты кончаешь в матку…
ХОЧУ ТЕБЯ…
Поздравляю тебя с Новым годом, пусть у тебя все-все будет хорошо и замечательно. И конечно же это будет год нашей реальной встречи!
Сами новогодние праздники для меня прошли как-то буднично. Набрал на дом работы, сидел за компьютером, читал, правил, что-то сочинял. В принципе, все получилось довольно плодотворно.
Очень ждал, когда же наконец эти каникулы закончатся — чтоб снова общаться с тобой, чтоб писать тебе милые фривольности и получать от тебя ответ…
Ты наверное, сейчас работаешь, но вечером прочитаешь, верно? Хочу, чтоб тебе понравилось, чтоб ты возбуждалась и кончала…
Пишу — и член немножко напрягается… Он хочет, чтоб ты его поласкала… Рукой погоняла шкурку туда-сюда — это же так прекрасно, когда женская ручка его теребит и не дает ему опуститься…
Тоже хорошее воспоминание с той же Катей (которая любила мастурбировать). Нас на работе потом перевели в отдельный кабинет (правда, отдельный — это громко сказано, там сидели четыре сотрудника, но по сравнения с общим залом, где их было человек пятьдесят — это уже отдельный). Я вечером закрывал этот кабинет и сдавал ключ на вахту, так что уходил последним. Когда все уходили, звонил Кате (она так и работала в общем зале). Говорил: приходи, поболтаем… Она приходила, садилась рядом. Мы говорили о совсем незначительных посторонних вещах — а я расстегивал ширинку, вытаскивал хуй, и давал ей в руку. Это какой-то особый кайф — когда идет общий разговор не по теме, а в это время ее рука активно дрочит мой член… Жуткое возбуждение — и очень приятно… В рот она боялась брать, и потрахаться там особых условий не было — но вот так доставить друг другу удовольствие мы могли. Я вставлял ей туда палец — Катя кончала от таких ласк. А потом кончал я… Сперма лилась на пол, и мы ее растирали ногой…
Такие сладкие воспоминания… У каждого человека есть такие моменты, которые очень приятно вспомнить…
Я вообще очень люблю ласкаться. И чтоб хуй сосали, теребили, активно трогали. Я от этого очень завожусь…
Очень хочу тебя нежно-нежно потрахать, чтоб ты беспрерывно кончала, мое солнышко…
Я как будто сижу на работе — а ты пришла по каким-то делам… Стихи принесла… И мы вместе их просматриваем… И в какой-то момент прикоснулись друг к другу руками… И искра пробежала… Я чуть подался вперед, и твоя рука, как будто случайно опустилась мне на бедро… И я расстегнул ширинку…
А говорим о стихах, как будто ничего не происходит…
Представляю, как ты сосешь член, — и он набухает и просится наружу…
А как ты ласкаешь свою писечку? Вставляешь палец — или гладишь вокруг?
Нежно целую.
Читаю — и все так явно воображается, прямо чувствую все это. Член немножко приподнимается.
Леночка, ты же раньше была учительницей, да? А у тебя не было фантазий (или реальностей), связанных с учениками?
Так хотел мысленно представить, как ты мне ласкаешь член, и сама от этого заводишься…
Нежно целую.
А потом я бы опустился на колени — и ты раздвинула бы ножки… И я бы приник к клиторочку. обсосал бы его и пальчиком залез в пизду… Кайф!!!!
Очень рад, что книжка дошла. Почитай, надеюсь, что тебе понравится. потом напишешь, что и как.
А мне очень понравилось, как страстно ты пишешь: "Сосу: Сосу: Сосу: ": Очень возбуждает и пробуждает интерес к жизни.
Хочется все-таки узнать, как ты ласкаешь клиторок — одним пальчиком? Несколькими? Вводишь ли их во влагалище?
А вообще — какие у тебя фантазии? Напиши, это очень интересно.
И мне, конечно, очень хочется, чтоб ты слегка засасывала хуй и играла с ним языком… Тем более, что ты так хорошо об этом пишешь, так завлекательно и возбуждающе… И еще очень хотелось бы посмотреть, как ты играешь с клиторочком и как дрочишь писечку, доводя ее до оргазма. Меня такие вещи тоже очень остро возбуждают… Мы с тобой обязательно такое проделаем… А когда ты уже подойдешь к самому краешку оргазма — то дашь мне знак, и я приникну к клиторку губами, и ты кончишь, чтоб я ощутил его сладкое подергивание… У меня тоже есть надежда, что ты — как раз та женщина, которая умеет удовлетворять раскованных мужчин, любящих ласки и наслаждение…
И еще — мечтаю кончить тебе в ротик… Чтоб ты в это время совсем легонько его засасывала, совсем чуть-чуть — а он дергался у тебя во рту и брызгал спермой…
Хочется рассказать тебе о чем-то очень возбуждающем… Что ты остро-остро почувствовала, чтоб твоя ручка сама забралась в трусы к клиторочку и потеребила его. А он отозвался — такой влажный и горячий… Ты так хорошо образно сказала "ласкать себя твоими ласками". Вот хочется. чтоб тебе было приятно — и часть этого кайфа через космос передалась мне…
Представь, как будто мы уже слегка уставшие лежим рядом… Уже после секса — чуточку вымотанные и расслабленные… Вяло говорим ни о чем. И потихоньку где-то внизу поднимает голову червячок желания… Он как будто ползает внизу между ногами — и еще не решил, что будет дальше. А это смутное желание уже передалось твоим пальчикам… И они тихонько ползут вниз — к моим яичкам и члену. Слегка поглаживают хуй, массируют его, делают ему приятно… И он начинает вставать… Головка краснеет и становится толще… Она так и просится в ротик… И ты медленно сползаешь к ней… И губками и язычком доводишь член до боевой готовности… Но мы пока не спешим… Хотя твоя пизда уже зудит и вся стала мокренькая — но и она хочет моей ласки… И я ее тихонечко обследую пальчиками, провожу по клитору и по губкам… А потом склонюсь и пососу их. Они будут такие вкусные, горячие и жаркие — и так замечательно будут пахнуть грешным запахом пизды…
А потом я тебя положу на спинку, в классическую позу — я люблю в такой позе начинать, потому что тело отдыхает — и весь жар, все движение сосредоточены только на хуе и пизде, только они целуются — и им так хорошо-хорошо…
Я вообще мастурбирую редко — только иногда, когда вдруг захочется сильно-сильно — и есть возможность…
И представляю — как женские губы скользят по члену и заглатывают его…
Жалко, что ты ушла, можно было бы так здорово продолжить…
А ты, судя по письмам, очень сексуальная, наверное, вызывала желание у учеников. А как сама к этому относилась?
Кстати, можно как-нибудь поиграть в ученика и строгую учительницу. Я, допустим, провинился — и ты меня оставляешь после уроков… И я сижу, скучаю за партой, а ты за учительским столом проверяешь тетради… И видишь — а мальчик-то симпатичный, хоть и немножко напуганный и робкий… Интересно, а как он — еще мальчик или уже кого-то попробовал? И от таких мыслей у тебя потихоньку разливается тепло внизу живота — и хочется посмотреть, какой у этого парня хуй… И тебе нравится так думать, мысленно называть его член хуем, потому что это тоже сильно возбуждает… Ты берешь его тетрадь — и подходишь к нему, садишься рядом, говоришь, что у него много ошибок, надо их вместе исправлять. А сама как бы случайно прижимаешься к нему бедром — чтоб почувствовал твой жар, чтоб его тело независимо от сознания тоже прониклось твоим желанием… Он, бедненький, вроде отодвигается — да куда ж тут отодвинуться? И ты чувствуешь. как он загорается… Как в штанах набухает хуй — наверное, еще не очень большой, но уже вполне созревший…
Тут могут быть разные варианты — но наверное, лучше всего положить его руку себе на грудь, прижаться к нему, раздвинуть ноги — и сунуть туда его руку. Чтоб он потерял голову, чтоб ничего не смог соображать, чтоб не боялся того, что это совсем неприлично… Пусть гладит тебя, пусть залезет в трусы — и пошевелит пальчиками в пизде, она ведь так ждет этого… Наверное, на первый раз такого будет достаточно — потому что в школе трахаться очень опасно, лучше пригласить его сделать домашнее задание у тебя дома… А пока насладиться его пальчиками — и самой погладить его хуй. Но кончать ему на первый раз не давать — чтоб загорелся, чтоб обязательно пришел к тебе — а уж там ты ему станешь настоящей учительницей…
Пока есть пять минут…
Ты сидишь на краю стола… Ножки раздвинуты… Писечка мокренькая. Она ждет, когда ее погладят… Мы снимем с нее трусики — и я ее ласково-ласково поглажу… Поздороваюсь с ней… Сначала пальчиками… Чтоб она от влаги чуть похлюпала… А потом к ней можно прижаться губами — и пить этот волшебный сок… А хуй уже освобожден из брюк — и двигается мимо твоего лица… А ты его не пропускаешь — и ласкаешь губками…
Потом можно положить тебя на стол… Поднять ноги — и вставить хуй в горячую и мокрую пизду, которая так его ждет… И ебать, ебать, ебать…
Ты уже ушла с сайта — завтра продолжим?
Нежно целую, до завтра!
Ты меня тоже спрашивай обо всем, не стесняйся. Потому что когда такие откровенные ответы — это очень сближает людей…
У меня любимая фантазия — когда я нежно трахаю в ротик сразу двух женщин, и хуй переходит из одного ротика в другой…
А дочка с тобой живет — как же ты порно смотришь?
Сядь, слегка раздвинь ножки… Уже без трусов, чтоб пизда игриво вылядывала… Она как будто манит к себе мою ручку — чтоб я ее потрогал и поиграл с нею… Поперебирал волосики, потрогал губки, пощекотал клитор, такой горячий и ненасытный… Я хочу его раздразнить, раздрочить — чтоб он сам просился: "Потрогай меня, поцелуй меня, я так хочу этого… "
И я его буду целовать и сосать — и вдыхать его запах, и чувствовать, как ему приятно… И ты мне кончишь в рот — я так это люблю, чтоб клиторок сокращался и спускал свою жидкость…
Мне кажется, с тобой так не будет. Ты ценишь, что в любви кайф должны получать ОБА… И если одному что-то нравится — и это не страшно и не больно, а просто забавно и возбуждает- нужно идти навстречу…
Такие сладкие-сладкие мечты…
Не знаю, возбудилась ли ты от того, что я написал — но сам я очень возбудился… Хочу тебя! Если бы ты была рядом — прижался бы, чтоб ты почувствовала, как хуй рвется к тебе сквозь брюки, как он хочет тепла твоего ротика и пизды…
Сейчас утро — можно ограничиться легким минетиком… Сначала я тебя полижу… Подрочу клиторочек и возьму его в рот… А ты будешь помогать руками — раздвинешь пизду, чтоб клиторок торчал и сам просился в рот… И еще — положишь на него пальчик… А я через пальчик его буду сосать… И дрочить, чтоб ему было щекотно и приятно… И ты кончишь мне в рот и будешь стонать от наслаждения…
А потом мы перейдем к хую. Я лягу на спину, а ты склонишься над ним… И будешь заглатывать и надевать свой рот на хуй, и помогать себе рукой, оттягивая и натягивая шкурку… И член почувствует тепло твоего рта. и наслаждения от такой игры… И я тоже кончу — разряжусь в тебя фонтаном… И мы нежно-нежно прижмемся друг к другу…
Нежно целую.
И я прямо представляю, как ты кончаешь, когда читаешь мои электронные письма. Представляю твое искаженное гримасой страсти лицо… И твой тихий стон…
У нас обязательно все будет в реале… Только сейчас холодно, давай дождемся тепла… А где мы будем падать в объятия? У тебя ведь дочка, может в любой момент придти… Хотя я могу взять ключи от квартиры знакомого — только это в дневные часы…
Хочу прижаться к тебе и доставить тебе наслаждение — чтоб ты кончала и кончала… А потом и самому кончить, разрядиться в тебя, и чтоб ты потом облизала хуй…
Но я сразу кончать не буду, потому что лучше сдерживаться — и продлять акт, тогда можно понаслаждаться и самому, и тебе дать всласть поебаться…
А потом мы заласкаем и задрочим твою пизду… Она ведь так хочет этого! Она вся раскрыта, клиторок призывно торчит наружу — он вкусно пахнет, он хочет, что его щекотали и лизали: И тогда он будет сокращаться и сладко кончать…
А потом постепенно убыстрять темп… Ебать тебя, чтоб пизда немножко хлюпала — и эти звуки нас еще больше возбуждали…
Как это прекрасно — когда люди хотят и умеют любить друг друга!
Потом, после того, как мы поебемся и ты кончишь, мне можно кончить именно так: И когда я буду кончать — ты оттянешь кожу до самого низа и ослабишь ротик, но яички так и будешь тихонько щекотать: В этом положении замечательно кончается! Сперма просто выстреливает тебе в ротик: Это прекрасный оргазм!
Нежно целую в писечку, до завтра!
Вот сейчас наконец-то свет дали. И сразу выхожу на сайт.
Про жену — все не так. Мы с ней практически не спим (вернее, не спим-то мы вообще — то есть на разных кроватях). А трахаться — где-то раз в две недели получается. Ей вроде как не надо, а я от семейного секса испытываю только скуку…
Давай лучше поговорим о наших объятиях и о твоей горячей жаркой пизде… Как она хочет играться и ебаться с моим хуем…
Хочу поближе познакомиться с твоей жаркой пиздой. Чтоб я туда засунул хуй — и она играла мышцами и обхватывала его, и всасывала в себя: Сначала чтоб поздоровалась — как бы помяла его, а потом разогрелась и стала его втягивать в себя — и выпускать: Это такой кайф:
А когда ты под одеялом — то компьютер как читаешь? Или ты запоминаешь, а потом идешь под одеяло и тихонечко дрочишь пизду? Это жутко интересно!
Наверное, с мороза лучше сразу забраться под одеялко. Даже раздеться уже лучше там… Освободить твои грудки и снять трусы… И всю-всю погладить — чтоб тело разогрелось и почувствовало близость мужчины… И ты рукой нащупаешь хуй… Он еще маленький, он еще не согрет твоим дыханием… Ты его осторожно начинаешь дрочить… И он растет… А я пальчиком залезаю тебе в пизду — и она тоже начинает потихоньку разогревается, начинает пахнуть… И вот хуй встает… Он уже хочет, он просто жаждет, чтоб ты его пососала…
Я сейчас иду обедать, потом продолжим, да? Хочу тебя поебать нежно-нежно…
И очень люблю играться с пиздой. Она такая живая, такая горячая и ненасытная, ей так хочется, чтоб ее пососали и поебали… И она будет кончать — сначала сильно, потом, на волне предыдущего кайфа — чуть послабее, а потом немножко отдохнет и еще разик кончит… И я почувствую, как она сжимается, как клиторок выбрасывает струйку своей пахучей жидкости…
Хочу ебать тебя, чтоб ты кончала и кричала и хотела еще и еще…
Если не пойдешь — давай поиграемся! Чтоб сначала — осторожно раздеть тебя: Обнять сзади, ощутить тепло твоего тела, помять грудки: Потом опустить руки ниже — прямо к еще не раскрывшейся пизде: Поиграть с ней пальчиками, чтоб она согревалась и возбуждалась: Чтоб внизу живота загорелась жаркая волна: А потом ласки будут все быстрее и быстрее — и ты оторвешься от меня: Склонишься над членом — и возьмешь его в руку: И мне станет сладко-сладко:
Уже нужно бежать. До завтра, моя ласточка! Хочу тебя ебать во все твои прекрасные и волшебные дырочки, хочу дрочить и сосать твой клиторочек, хочу кончать тебе в ротик! До завтра…
Сижу на работе — и фантазирую, как будто ты сосешь мой член. Осторожно подносишь его ко рту — и это тебя возбуждает. Обсасываешь его, играешь с ним языком и губами: И хуй твердеет с каждым мгновением, и я непроизвольно начинаю делать движения, как будто ебу тебя в рот: И ты ручками гладишь меня по попе, и пальчики порхают по анусу: И у тебя низ живота и пизда прямо-таки стонут от желания:
Но все равно лучше сначала дать тебе кончить — лучше не раз… Я пососу тебя и нежненько поебу в пизду, чтоб она разгорячилась, и чтоб ей хотелось все больше и больше, еще и еще… Чтоб ты кончала и вся дрожала от наслаждения…
Хотя и с мороза тебя тоже хочется. Есть такая частушка: "Хорошо по первопутку на санях ебать якутку". Вот хочу с мороза ебать тебя и представлять, что мы мчимся на санях… Они подпрыгивают — и хуй пытается выскользнуть, а пизда обволакивает его — и засасывает внутрь…
И, конечно, дает о себе знать член. Он от такого зрелища, от этих флюидов сразу напрягается и пытается прорваться через брюки: А ты все быстрее работаешь руками: И вот он — твой тихий стон. Такой возбуждающий:
У меня многие знакомые рассказывают про такие дорожные романы — а у меня самого подобного никогда не было. Чтоб где-то в поезде или в самолете, с совершенно незнакомой женщиной. В поезде было — но с уже знакомой, мы и до этого занимались сексом. А тут легли на верхнюю полку, в плацкартном вагоне, одеялком укрылись — и кайфовали… Вагон трясет, хуй сам двигается, а пизда его только ловит и облегает… Запомнилось…
А в самолете сейчас дают коротенькие пледы. Можно попросить — принесут. Представь, мы бы сидели рядом — и колени накрыты пледами. Можно запустить ручку и похулиганить… Нащупать горячую пизду и вставить в нее пальчик…
Между прочим, когда человек употребляет матерщинные бранные слова — он высвобождает огромную скрытую энергию, это научно доказанные факт. Ты же чувствуешь, что когда пишешь "хуй" или "пизда" — сразу поднимается волна энергии. Так что в интимной обстановке (в т. ч. в письмах) такие слова употреблять просто обязательно. И представлять — как мы ебем друг друга… Как нам хорошо… Как пизда становится ненасытной, кончает несколько раз — и потом понемногу успокаивается… Но ненадолго…
Хочу, чтоб ты была в пеньюаре или в легком халатике. И без трусов, чтоб халатик распахивался — и видны были волосы на лобке. И мы бы танцевали и обнимались. И поглаживали бы друг друга — по спине, ягодицам, груди: И ты сквозь брюки чувствовала мой член: Потом расстегнула бы ширинку — и достала его: Выпустила наружу: И стала бы играть с ним рукой: А потом бы тебе захотелось сделать мне совсем приятно — и ты взяла бы его в рот: То захватывая головку, то выпуская ее: И представляя, что это пизда так его захватывает и отпускает: И в писечке у тебя было бы мокро и горячо: А я бы приподнял тебя, чтоб продолжить танец: И рука сама найдет твой влажный клитор: И будет щекотать его, играть с ним: И чтоб ты от таких любовных игр кончила: А потом мы бы медленно подошли к кровати: И твоя щелочка бы славно поработала — принимая и выпуская мой хуй:
Буду сегодня с тобой: Ласкаться и ебаться: Вкусно-превкусно…
Елен
Ты на сайте, поиграемся? Как будто мы встречаемся с утра. Еще сонные и не вполне активные, еще неясно, чего хочется больше — сладко полежать-подремать или так же сладко поебаться… Просто лежим, прижавшись друг к другу… И потихоньку просыпается желание — от дыхания рядом, от теплоты тела, от того, что хочется прижаться сильнее… И начинаем заводить друг друга… Пальчиками играть: ты с хуем, а я с пиздой… Все активнее и активнее…
Я сяду на стул — а ты запрыгнешь на меня. Осторожно введешь член, чтоб он зашел глубоко и аккуратно, чтоб не защемить тебе губку, чтоб все было сладко-сладко. И будешь на хую прыгать — сначала потихоньку, потом все активнее и активнее… И ты заебешь мой хуй. засосешь его своей ненасытной пиздой — и это будет волшебная сладкая ебля…
Как мы начнем? Заведем пизду, чтоб она стала жаркой и ненасытной? Я ее полижу, пососу, поебу язычком, попробую ее солоноватый сок… Чтоб она вся дрожала и хотела, чтоб ее ебли… Можно будет тебя поставить рачком и немножко поебать сзади — просто чтоб пизда с хуем поздоровались, чтоб он туда вошел на всю глубину, чтоб она его обхватила и всосала в себя… Но кончать пока не будем, потому что столько интересного и сладкого еще можно друг другу доставить!
Сижу на работе, мечтаю о тебе. Вот будет потеплее — выберем день, и я приеду. Мы не будем тратить много времени на разговоры — потому что мы уже знаем друг друга очень хорошо, я тебя уже научился чувствовать на расстоянии… И постараемся не стесняться… Сразу прижмемся друг к другу — чтоб через ткань одежды почувствовать тела, чтоб согреть друг друга их теплом… Я буду ласкать тебе грудь — обнажу ее и пройдусь язычком по сосочкам… Они затвердеют и будут проситься в ротик… И я их нежно-нежно пососу… Потом положу руки ниже — на животик, но там долго не задержусь — потому что их уже ждет горячая и волнующая пизда… И ее нужно ублажить и насытить наслаждением, поиграть с клиторком, полизать его, пососать губки, вставив во влагалище пальчик… Чтоб ты совсем-совсем дошла до кондиции… И первый раз остренько кончила… А потом ты начнешь заводить меня… Освободишь головку хуя и поиграешь с ней губами… Погоняешь шкурку на члене, подрочишь его, чтоб он вырос в твоих руках и губах… Сладко-сладко пососешь его… Он захочет кончить, но мы ему не дадим, потому что впереди у нас волшебная сладкая ебля… Положу тебя на кроватку — и вставлю хуй в ждущую его пизду… Мы так поздороваемся, ты обнимешь влагалищем хуй, чтоб он почувствовал тепло страсти… Потом ты на меня сядешь, поскачешь на мне, как на лошадке — чтоб насытить жадную пизду наслаждением… Мы долго так поскачем — чтоб пизда обязательно кончила еще раз… Потом я тебя немножко подвигаю на члене, чтоб понять — хочешь ты еще или нет. Если пизда заведется еще раз — мы дадим ей кончить, можно положить тебя на животик и поебать сзади и сверху, тогда мои волосы на лобке будут щекотать твой анус, это будут дополнительные ощущения кайфа… А еще потом мы дадим кончить моему хую… Можно вытащить его и вставить в твой мягкий теплый ротик… Или можно перевернуть тебя на спинку, положить под попу подушку и осторожно и тихонько погрузить хуй в пизду… Она его будет целовать и всасывать — а он начнет дергаться, сокращаться и выбрасывать свою любовную жадкость… И я закричу от сладостного наслаждения…
Как ты там, ласточка? Читаю — что уже подрочила клиторочек и получила наслаждение… Это очень приятно. У меня сразу хуй напрягается, когда об этом думаю. Хочет вырваться на свободу — и забраться в твой горячий ротик…
Сегодня у тебя много работы: Ты не отвлекайся: А я буду тебя любить… Только дверь закрой…
И мне так хочется смотреть, как ты дрочишь клиторок, как твои пальчики скользят по смазке…
Ты сейчас с голенькой пиздой? Хочется к ней прижаться губами, заглотить клиторок и посасывать его… Чтоб твое лицо исказилось гримасой страсти… Поебать твою пизду язычком… То засовывать его туда, то гладить им вокруг губок… И чувствовать, как просыпается твое желание. как разгорается страсть… И ты будешь пальчиками помогать — подрачивая клиторок, играя с ним…
У меня практически никогда не было анального секса. У тебя когда-нибудь был? Я насчет этого не настаиваю — мне кажется, что это больно, а я не хочу, чтоб Женщине было больно, мне хочется, что ей было сладко и прекрасно…
Анальный надо тоже попробовать, но только с любимым… С тобой… Я думаю, что немного больно будет: И не совсем гигиенично для члена… Но было бы желание…
Сразу раздвинь ножки и запусти туда пальчики. Это ведь так приятно — поиграть с истомленной пизденкой, подрочить клиторочек… Полузакрыть глазки — и представить, как я там сосу… А ты командуешь — и я делаю только так, как тебе приятно… Ввожу язычок прямо в пизду и дрочу им клиторок, облизываю его, он выделяет пряную жидкость и пахнет любвью… И ты вся дрожишь — и сладко кончаешь первый раз…
Я так зримо все это чувствую… Хуй уже стоит в брюках — не встанешь из-за стола. Сейчас бы склонить твою голову — и насадить ротик на хуй… И двигать руками твою голову, вверх-вниз, нанизывая ее на член, и ощутить такой безумный кайф…
Даже голова кружится — сколько радости мы можем доставить друг другу!
Пальчики играют с ним музыку любви… Нежненько перебирая и лаская клитерок… Я изнемогаю от томления… Все, я больше не могу терпеть… Я все так ясно вижу: Как ты меня ебешь в ротик… И смотришь, как я дрочу клиторочек… Я сейчас заласкаю себя твоими ласками… И кончу… С твоим именем… Смотри, Сереженька… Как я это делаю: Смотри… Смотри….. ВААА! Я кончаю…..
Хочу к тебе прижаться, хочу тебя обнимать и сжимать твои грудки… Посадить тебя на кровать — и самому встать рядом. Чтоб ты расстегнула брюки и достала мой хуй… Он будет смотреть на тебя и ждать, чтоб ты его ласково подрочила и взяла в ротик… Потом я обхвачу тебя сзади за голову и буду ебать в рот, чтоб твое горлышко слегка щекотало головку — и чтоб сердце заходилось от наслаждения. А потом я тебя буду ласкать язычком… Разведу ножки — и прильну к клиторочку, буду с ним играться, водить по нему языком, засасывать губами и отпускать… И он кончит мне в рот, и я слижу эту волшебную жидкость любви… Почувствую, как пизда быстренько-быстренько сокращается… А потом я начну тебя медленно и нежно ебать… Чтоб ни одна частичка блаженного наслаждения не прошла мимо нас… Буду вынимать хуй и давать тебе пососать, чтоб ты тоже почувствовала пряный запах своей пизды… И бурно-бурно кончу тебе в ротик… Пусть так и будет!
Мы летаем с тобой виртуально, но кончаю я реально!!!
Получается, что у тебя не было мужчин, секс с которыми был бы праздником души? Это грустно… А о каком мужчине ты мечтала?
Я мечтаю встретить МУЖЧИНУ именно такого как ты!! Нежного, ласкового, грамотного в сексе!
Ты сейчас работаешь, а я мысленно снова пришла к тебе…
Я вижу, что мы сейчас с тобой одни, и поэтому я позволяю с тобой пошалить, как девчонка… Обнимаю тебя, прижимаюсь и целую… Сначала ушки, затем шейку и губки: Я люблю тебя: Ты работаешь, но позволяешь спрятаться между своих ножек… Они раздвигаются… Я знаю, что никто уже не зайдёт к тебе в офис, и брючки ты позволяешь мне расстегнуть и выпустить на свободу моего ненасытного конька… Вот он! Смотрит на меня одним глазиком…
Представляю, как бы я поебал тебя рачком. Хотя это трудная поза, большая нагрузка на ноги. Я бы тебя поставил перед диваном, чтоб ты опиралась руками. И чтоб чуть-чуть оттопырила зад. И я бы под него, прямо в жаркую пизду, тихонько вставил бы член. И взял бы тебя за бедра — чтоб насаживать посильнее и послаще: И ты бы мне подмахивала и подвигалась бы навстречу: В этой позе приятно кончать: Можно регулировать глубину вхождения хуя — особенно сладко, когда он касается пизды едва-едва, только входит в самые губки: Тогда он выстреливает спермой очень-очень мощно и долго:
А у нас с тобой будут только радости, И горе мы переживем… Мы сильные…
Хочу прижаться к тебе и почувствовать твои теплые руки… Я, как кошечка, буду ластиться на твоей груди… У твоих ног… Ручками ласкать тебя и шалить… Прикасаться сосочками к твоим сосочкам… Лобочком к твоему лобочку… Полежать на голеньком твоем животике… Губками поцеловать его и язычком пробежаться от пупочка к яичкам и заласкать маленькую дырочку под ними… Возбудить тебя до безумия… Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ…
Ласково и нежненько тебя целую, хочу положить тебя на кроватку, поднять высоко твои ножки и ласкать твои яички, сосать и засасывать, ласкать твою дырочку язычком и слышать, как ты от сладострастия стонешь… Я хочу любить тебя и наслаждаться тобой!! Я с тобой!!
А ты работай… Только глаза не закрывай… Могут войти… Но меня никто не увидит… Я спряталась… И наслаждаюсь тобой: Тебе хорошо: И мне тоже: Я уже мокренькая… От головки, которая растет у меня во рту… И уже не помещается: Я ее посасываю… Отпускаю и снова засасываю… Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ…
Я с любовью жду тебя и нашу встречу! Я знаю — она будет!
Читаю твои строчки — и представляю все как наяву. Как будто мы вместе. Обнялись, прижались друг к другу. И ты чувствуешь, как хуй потихоньку напрягается, упирается тебе в животик… Садишься на диван, расстегиваешь мне брюки, достаешь его… Он растет в твоих руках, он сам просится в ротик, он так хочет, чтоб ты его пососала и поласкала! Чтоб заглотила — и осторожно выпустила на волю… А я потом тебя положу на диван, чтоб ножки были на полу… Сниму трусики, подышу на писечку, полижу ее бутон… Чтоб она волнующе запахла, чтоб ее запах и вид пьянил голову… И пройтись по ней язычком, и пальчиком внутрь забраться… И потом, когда пизда сильно-сильно захочет — нежно и страстно ебать ее, и чтоб она тоже работала — сжимая и отпуская хуй… Это так прекрасно…
Одно только желание — дарить ласки, и чтобы твой любимый человек был с тобой счастлив:
Постоянно мечтаю сладко и нежно тебя выебать… Но уже совсем немного осталось:
Тут реальность переплетается с фантазиями, а наши мечты сплетаются воедино — и это тоже приятно и интересно…
Хочу отдаться тебе: Улететь от твоих ласк: Зацеловать тебя и заебать тебя, сидя на тебе, помассировать головку шейкой матки и засосать ее страстным влагалищем…
Я люблю тебя: Наши губы сольются в страстном поцелуе, и язычки будут ласкаться и играть музыку любви:
Потоми себя… Вынь хуй из ротика и переверни меня на спинку: Я тоже в томлении от желания слиться в сладком соитии: Наша страсть на пределе… Ножки пропускают твои горячие губы к моим губкам, и призывно торчащий клиторочек ждёт наслаждения… Мои капельки волнующей любовной жидкости на твоих губах… Твой язычок играет музыку любви клиторочку… Губки посасывают и засасывают, моё тело на взлёте… Я улетаю: Я кончаю:
Войди в меня… Еби меня… Ускоряя темп ритмичных движений… Таких сладких и желанных: Которые уносят нас вместе:
Все было просто волшебно! Я теперь все время хочу тебя снова. Еще и еще раз! И хочу, чтоб наш роман продолжался бесконечно:
Если люди хотят радовать друг друга — то для них наслаждения неисчерпаемы. Можно каждый раз придумывать что-то новое или, наоборот, останавливаться на проверенном старом. Тут возможности безграничные.
Я в анкете снял свою фотографию — потому что уже нашел то, что искал — тебя!
Нежно целую.
Секс под дождем
Капля дождя, упавшая на мою щеку, была тут же слизала твоим горячим языком. На секунду наши глаза встретились, и все сдерживаемое внутри прекрасным фонтаном вырвалось наружу.
Огромный жизненный багаж за спиной не мешает нам, как детям с нетерпением ждать встречи каждый редкий раз. В этот день мы договорились встретиться на берегу речки, протекающей через наш городок. Сидя на желтом ковре из листьев, мы смотрели на воду, представляя что, находимся на морском пляже. Мимо прогуливались люди. Мы пили красное вино, я, глядя в красивые глаза, почти не слушая твою милую болтовню, ощущала себя абсолютно счастливой.
И вот эта капля взорвала нас, твои губы впились в мои, нетерпеливые руки уже ласкают грудь. Соски тут же налились, между ног стало горячо и влажно. Дождь, глядя на нас, припустил сильней, а ты, ревнуя к нему, пытаешься слизнуть каждую каплю с моего уже полностью обнаженного тела. Необыкновенное ощущение, когда после холодного прикосновения дождя следует твое, такое горячее и жадное. Капли превращаются в ручейки и весело бегут, заглядывая в самые укромные места, ты пытаешься удержать их, встаешь на колени и слизываешь их уже у меня между ног. Да, дождю не сравниться с тобой в этом мастерстве, ласки, которые ты мне даришь, быстро доводят меня до оргазма.
Волна блаженства захватывает всю меня.
Опустившись на колени, я расстегиваю брюки, красивый большой член так напряжен, что кажется, сейчас кожа на нем лопнет.
Теперь моя очередь попробовать любопытный дождик, а заодно и тебя на вкус. Аккуратно облизав головку, начав его кушать, как дети лижут леденец, я не могла остановиться. Глубоко проникая в рот, он стал горячим, максимально напряженным и вот сильная струя спермы бьет любовным вкуснейшим напитком!
Мы стоим полностью обнаженные под проливным дождем, тела переплелись, твои руки ласкают мое мокрое тело, как же я хочу почувствовать тебя в себе! Я глажу твоего мальчика и он тут же отзывается на мои ласки. Повернувшись спиной, я оперлась о ствол большого дерева. Пробежав пальцами вниз по спине, ты нежно начал ласкать клитор. Я изнемогаю от желания, дождь превратился в миллион пальцев, которые не оставляют без внимания ни один кусочек тела. Ты не можешь больше сдерживаться и по хозяйски входишь в меня глубоко и уверенно. Подмахивая тебе попкой, я испытываю такой кайф! Сколько длилось это блаженство сказать тяжело, кажется, я вообще отсутствовала на земле, а летала в небе!
Крики от наступившего у нас оргазма вырвались одновременно, а дождь разразился громом, мы все трое испытали острейшее наслаждение! Эхо подхватило сладострастные звуки и понесло далеко над рекой.
Сексуальная история
Это рассказ о сексуальной жизни древних славян до появления на исторической сцене Рюрика. Действие происходит в параллельном мире, куда провалились мои герои.
Семен Иванов, десантник
Жил, не тужил, работал, имел нормальную семью и не помышлял ни о каких либо приключениях, пока не попал в историю. Дурацкая получилась история. Меня, как сержанта запаса, отслужившего действительную в десантниках, неожиданно призвали в армию на год и отправили усмирять Чечню. На сборы сутки, инструктаж — напомнили все о парашюте, рукопашном бое. Потом вооружили до зубов и вместе с грузовыми парашютами выбросили нашу группу в горах. Отнесло меня ветром далеко от ребят. Сразу в боевую готовность — проверил стреляющий нож, автомат на взводе, гранаты под рукой. Вижу, два грузовых парашюта недалеко опускаются. Подобрал их вместе с тяжеленными тюками и спрятал под высокой елкой, потому как гроза собирается.
И ведь хорошо знаю, что нельзя в грозу прятаться под одиноко стоящими деревьями, но за всеми хлопотами об этом не подумал. Все мысли были о том, как мне с остальной группой соединиться. Беспокойства нет. Если появятся боевики, то, учитывая боезапас в тюках, могу отбиваться от них долго. А гроза надвинулась, громыхает непрерывно.
И тут ударила в мое дерево молния, и я утонул в огне и грохоте.
Не знаю, сколько времени я оставался без сознания, но когда очнулся, то не узнал места, в котором нахожусь. Десантировали нас во второй половине дня (ближе к вечеру), а, судя по солнцу, сейчас полдень. Исчезли горы, передо мной большая поляна, а за ней как стена густой лес. Трава сухая, будто и не было дождя. Только ель стоит та же самая, под ней мои парашюты и тюки лежат. Много позже я понял, что ударом молнии забросило меня в какой-то параллельный мир, а в своем мире я, скорее всего, перешел в списки погибших. И еще одно — в этом мире я сразу же стал понимать не только язык словен, среди которых очутился, но и речь других тамошних племен. Но об этом я в тот момент не задумывался. Стою, как пыльным мешком по голове ударенный, ничего понять не могу.
Углядел я на опушке леса малинник и решил для восстановления душевного равновесия ягодой полакомиться. Только подошел к малиннику, а из него здоровый медведь выскочил и попер на меня. Я пячусь от медведя, спину не показываю, а он уже на дыбы встал. Дело плохо. Переменил рожок в автомате (они у нас различными патронами начинены и по три связаны) вставил тот, в котором пули со смещенным центром. Такие страшнее любых разрывных будут, дают огромные раны, и противник погибает от болевого шока. Даже если в руку попасть. Всадил в мишку две пули, заревел зверь и — готов!
Травка, невеста Яра
Нет, зря я пошла сегодня за грибами. Во всех заветных местах пусто. Все равно, хорошо в лесу и на полянах, солнечно, тепло. Люблю, когда солнечно. Не даром меня Травкой назвали, я весной родилась, в пору первой травы. Жалко лук со стрелами не взяла, можно было тетерок настрелять. Я метко бью стрелой птицу, даже влет. Несу домой только несколько белых на дне берестяного кузовка. Мать ругать будет, но недолго мне под ее началом жить. Cкоро во всех славянских родах будут девкам кровь разгонять. Потом старшие на торг ромейский поедут, а там и светлый праздник свадеб. Стану я женой Яра. Парень хороший, но не лежит у меня к нему душа. Но кто желание у девки неразумной будет спрашивать. Мне уже шестнадцатый год пошел, самое время замуж выходить. К тому же отец Яра за меня нашему роду дает большое вено — четырех лошадей рабочих и на три года право в их заветном Черном лесу грибы-ягоды собирать и медвяными б? ртями пользоваться.
Мы с Яром знакомы с детства, от поселения его рода до нас всего половина дня пешего пути. Часто он с братом ходят к нам на посиделки. Мы, девки, пряли при лучине, а парни окрестные всяким баловством баловались. Часто сидели мы с ним в укромном месте за ригой, до полночи целовались сладко. Яр всегда меня пощупать старался. И груди и зад тискал. Только к голому телу я его не пускала.
Неженатому парню тискать девок можно, если девка позволит. Но попробуй это делать женатый мужик, платить ему за оскорбление виру. Если за задницу схватит — шкурку соболя, а за сиську — два соболя. Ну, а который полез бы под подол к голому телу, тому вира целый мех рассомахи.
Я сильная, на кулачках против меня многие парни устоять не могу. Могла бы и от лапанья Яра отбиться, но покочевряжишься так разок-другой и начнут тебя женихи стороной обходить. Пробежит девичья весна, и в семнадцать лет ты перестарка. Будешь рада, коли отдадут тебя за калеку или недоумка с печи упавшего. Яр парень красивый, холостой, я у него первой женой буду. А приведет в дом вторую, а то и третью жену, стану большухой — старшей над всеми женами. Весь дом под моим началом будет.
Плохо другое. Говорят люди, что собирается Яр следующей весной в поход с бродячими мореходами. При удаче они с богатой добычей возвращаются. Чаще всего такой поход продолжается два, а то и три года. Тогда глава рода батюшка его возьмет меня снохачить младшей женой. Не должна молодка праздной ходить, нужно детками род пополнять. Сколько же я рожу детишек до возвращения Яра-муженька? Младшая жена почти как чернавка-работница, вся грязная и тяжелая работа на ней. Все три жены батюшки будут мной помыкать. А первая жена батюшки — большуха следить станет ревниво, как сношенька у батюшки завязки на рукавах распускает, и тем исконную ласку ему оказывает. Будет прислушиваться, коли батюшка вечером ко мне на лавку почивать ляжет, да еще станет ласковые слова молодке шептать. Тогда уже точно, позовет большуха в сарай, да и надерет сношеньке волосы, а может и веревкой постегать.
Но хуже, если батюшка не себе оставит, а отдаст снохачить старшему брату-сопернику Яра. То-то вернется Яр из похода и увидит меня с деточками от старшего брата. Хотя они все равно роду прибыток, но не чадушки ему будут родные, а братучадо. Еще хуже, если Яр не вернется из похода, сгинет на чужбине. Голодать с детьми не бросят, отдадут младшей женой кому-то из братьев погибшего.
Бегу, на солнышко поглядываю. Слышу, будто на поляне как пастушеским кнутом хлопнуло. И вдруг слышу, не своим голосом заревел Лесной Хозяин, который у нас весной корову задрал. Здоровущий медведище. Сколько он нашему роду урона нанес, а не могут мужики его одолеть. У него голос разный — когда напугать хочет, когда в драку полез. А в этом реве смертная тоска. Выглядываю из кустов, на поляне около мертвого Хозяина стоит ЧУЖОЙ. Весь он какой то пятнистый и в руках что то странное. Потом я узнала, что это оружие, Калаш называется. Я со страха чуть под себя лужу не пустила. А он рукой машет, подзывает меня. Надо бы бежать без огляда, но любопытна я как синица.
Семен Иванов, десантник
Пока я добычу рассматривал, на опушке показалась девушка. Ноги босые, в рубашке белой и пестрой юбке до щиколоток. Позднее я узнал, что это не юбка, а понева, в том мире все женщины такие носят. Просто кусок домотканой шерстяной ткани обернут вокруг талии на полтора оборота и завязан тесемкой. Не сказать, чтобы красивая девчонка, лупоглазая, белобрысая, но в кости широка и, как говорится, все при ней и спереди и сзади.
— Подойди сюда — говорю.
Робко прошла половину расстояния и остановилась, ближе подходить боится.
— Вы далеко живете?
— Далеко-далеко и у нас гостят воины, целая дружина, и у них воевода могучий.
Все понятно. На всякий случай пытается меня напугать. Любой посторонний для них не просто враг, а страшная, непонятная опасность.
— А зовут тебя как, красавица?
— Травка.
— Слушай, Травка. Беги к своему отцу, пускай он с этими воинами приходит ободрать медведя, тушу разделать. И всю ее себе забирает, потому что пропадет мясо на такой жаре.
Кинулась она бежать — только пятки в попку влипают. Приблизительно через час пришел ее отец с четырьмя сыновьями и пятью братьями. У всех здоровенные ножи на поясах и в руках копья-рогатины. Вначале понаблюдали за мной из леса, убедились, что я один и вышли на поляну. Травка тоже с ними пришла. Девица явилась с внушительным луком и колчаном, полным длиннющих стрел. Видимо она все-таки считает меня опасным и готова охранять родственников.
Младшие занялись тушей, а старший Медведко приступил ко мне с расспросами. Мужик основательный, поперек себя шире, ладони как лопаты. Окладистая борода с сильной проседью. Все прибывшие были одеты в холстяные крашенные рубахи, вышитые крестиком по вороту и по манжетам рукавов. Только у Медведко на рубахе были костяные пуговицы, у всех остальных в роду ворот и манжеты рукавов завязывались тесемками.
Прежде всего, старшего волновало отсутствие у меня бороды и усов. По его твердому убеждению борода не растет только у очень плохих людей. Все-таки понял, что моды у различных племен не одинаковые, Что теперь (в этом мире) я отпущу бороду. Ну, и попотел я. Попробуйте древнему крестьянину объяснить, что такое парашют и зачем я прыгал с неба на землю, и как я попал в ихний мир. Учтите еще, что я совсем не хотел раскрывать возможности моего вооружения и оснащения типа всепогодных саперных спичек, аптечки, стреляющего ножа-стропореза, компаса и прибора ночного видения.
Медведко оказался человеком большого ума и совсем не зашорен. В итоге объяснение моего существования выглядело так. Я в своем мире ВОИН. На меня прогневились наши боги и в наказание забросили в этот мир, в котором местные боги ничего против меня не имею. В своем мире я прыгал с неба на головы врагов. Души мертвых на небе живут выше, чем мы летали, и я их не видел. Потому ничего не могу рассказать о покойных предках Медведко. Предъявленный мною один из парашютов, это мои крылья, на которых я спускался с неба. Они больше не пригодятся, и хозяин Медведко может пустить эту материю на штаны и рубахи. Подарок вызвал неподдельный восторг домовитого и прижимистого Медведко. И в ответ я получил приглашение отправиться в их поселение и жить там так долго, как захочу. Обрадовался я этому приглашению чрезвычайно. Крыша над головой — это то, что мне нужно в первую очередь.
Я собрался отрезать себе несколько строп в качестве веревок, но меня заверили, что у парашюта распустят все швы по ниточке и веревки-стропы получатся длиннее.
Увидев столь богатый подарок, Травка замерла от восхищения и дальше неотвязно следовала за мной, буквально в рот глядела. А драгоценный парашют она увязала и с гордостью несла домой эту тяжесть. Как-никак она была сопричастна чуду — появлению удивительного воина и подаренного им богатства. Это она, она ПЕРВАЯ обнаружила Воина. Именно она сказала о нем батюшке. Она несет домой удивительный тонкий холст, такой белый и такой легкий.
Вскоре подъехала телега (слава Богу, хотя колесо они знают!), на которую погрузили разделанную тушу медведя. Как я убил его, вопросов не возникало. Аборигены решили, что я голыми руками вырвал внутренности из медвежьего живота. Медведко этот "подвиг" воспринял спокойно, чего нельзя было сказать о сыновьях. Они глядели на меня с уважением, особенно старший из них, который носил удивительное имя Колосок. Этот Колосок был мужиком габаритным, подстать папаше, хотя и не таким мозговитым. Важнее, что был он весьма добр и немедленно принялся меня опекать.
В каждом племени существует множество ритуалов, нарушение которых приводит к неприятным последствиям. Большинство из них не имеет логического обоснования или последнее было, но утонуло где-то в прошлом. А, значит, самостоятельно догадаться до них невозможно. Как человеку иной культуры понять, что в этой компании при встрече можно сказать "приветик!", а в другой это будет оскорблением. Там нужно сказать "здравствуйте".
Иду за телегой с тяжелым десантным ранцем и автоматом, весь увешанный различным снаряжением, которое не решился оставить под елкой вместе с грузовыми тюками и двумя оставшимися парашютами. Интересно, аборигены вправду не заметили моей ухоронки, или только вид делают, а потом утащат. По дороге к поселению Колосок начал меня наставлять:
— Слушай, гололицый, ты хотя и славный воин, медведя завалил, но недоумок полный. Слушай меня и все будет хорошо. Когда ступишь во двор, не торопись в избу входить, жди, когда батюшка Медведко пригласит. А может и не пригасит, чужакам, неизвестно откуда пришедшим, в дом вход заказан. Тогда будешь спать в подклети. Ничего, сейчас лето и там не холодно. Присмотрятся к тебе, и если не будет никакого лиха, перейдешь жить в избу, место на лавке дадут. А когда позовут в избу, сразу иди к доброй печи и погрей у нее руки. Даже если в ней огня нет, все равно погрей. Люди увидят, что ты наш дом и очаг уважаешь. Иначе обида большая. Ты женат?
Осталась моя жена в другом, недоступном теперь мире. Потому, с чистым сердцем ответил, что жены у меня нет. Колосок огорчился, тому, что я "куст обкошенный, камышина на ветру" и вообще человек не правильный. Правильный человек, в его понимании, должен иметь бабу, трахать ее ночью и днем, чтобы она деток рожала. А для успехов в деторождении баба должна своего мужа каждый вечер разувать. Потому все женатые мужчины даже летом ходили обутыми. Женщины только в холодное время года надевали распространенную обувь — постолы. Если мужик не дает разуть себя, это для жены поношение великое. Значит, он от этой жены деток не хочет.
Попутно выяснилось, что прекращение деторождения в семье это признак того, что от нее отвернулись боги. Потому и берут в дом вторую или третью жену-молодку, чтобы рожала вместо постаревшей жены-большухи.
— А в каком возрасте замуж выдают — спрашиваю.
— Когда в пятнадцатое, а когда в шестнадцатое лето. А в семнадцать уже перестаркой считается. Такую посватают только за старика или бедного малолетку. Но засиживается в девках только неумеха, которая прясть-ткать не мастерица, у печи не ловка. Матери женихов прежде чем сватать в первую очередь на это смотрят, а уже потом на титьки и на задницу. В словенских родах все девки и спереди и с заду хороши, все рожать мастерицы.
В нашем мире девушка в шестнадцать лет считаются еще не готовыми к замужеству. Потому слова Колоска меня удивили. Дав характеристику моего незавидного социального положения, Колосок стал меня успокаивать:
— Но ты не кручинься. Наш род богатый, молодых девок-рабынь у ас много. Будешь их по сараям валять. Если которая глянется, обрюхать ее. Родит дите — станет свободной. Так от дедов заведено. Тогда можешь ее у нашего батюшки за небольшое вено получить. За свободную девку нужно большое вено платить, у тебя столько богачества нет. И родители ее не отдадут за жениха без роду и племени. Но, раз ты не женатый, щупать свободных тебе не возбраняется. Если, конечно, девка позволит. Вот женатому мужику это за непотребство большой штраф-вира полагается. Только не вздумай свободную девку ебать, даже если она согласна. Девка должна честь для жениха сохранить, иначе поношение всему отцовскому роду, а девке-позорнице лучше сразу утопиться.
Иду нагруженный как верблюд, едва поспеваю за аборигенами. Как только контрактники с такой выкладкой марши делают? Но все же усваиваю информацию Колоска. На ближайшее время самым важным оказалось следующее.
— Все-таки ты, чужой, нечистый. А потому, нам уже баню топят, банным потением будем очищаться от скверны. Там голые бабы-рабыни будут нам воду таскать, квас подавать, да старого батюшку вениками парить. Так, ты не вздумай их лапать. В бане этого нельзя, осердится дух Банник и придется оскверненную баню ломать и новую строить.
Ладно, примем к сведению. Но что делать, если на этих голых рабынь у меня член встанет? Веником прикрываться, на живот ложиться или сидеть с торчащим колом?
Поселение стояло на берегу речки. Позднее я мог убедиться, что все поселения словен строились одинаково и тяготели к рекам и озерам. В поселение рода Медведко входили жилых избы из толстенных бревен, сараи, скотные помещения и бесчисленное количество маленьких клетушек непонятного назначения. Избы неожиданно большие, каждая длиной в десять-двенадцать мужских шагов. Крыши крыты плахами, поверх которых уложен поросший травой дерн. В каждой избе народа не семеро по лавкам, а много больше: хозяин с хозяйкой, немереное количество детей. Порой и молодые братья хозяина с ними живут. Потому и строят такие большие избы.
Вся усадьба окружена бревенчатым тыном высотой более трех метров. Не жалели мужики спин, когда строили эту ограду. Видимо жизнь была небезопасная, потому и огородились. Интересно, рабы добыты в набегах на соседние роды или прижимистый Медведко все же расщедрился на их покупку?
Посмотреть на чужеземца высыпало все население от малого до стариков и старух, в том числе и седой дряхлый отец Медведко. Потеряв мужскую силу, он передал власть над родом сыну, а сам числился волхвом, решал вопросы морали и соответствия заветам предков. Всего в поселении жило человек восемьдесят. Детишек очень много, но их и много умирает. Потому должны все бабы рожать, пока природа позволяет.
Медведко одним движением бровей разогнал по местам толпу зрителей, низко поклонился старому отцу и занялся обустройством моего быта. Открыл дверь в одну из клетушек.
— Здесь лишнее сложи и спать тут будешь. А сейчас в баню очищаться пойдем. Перемена одеть есть или наше дать?
Перемены у меня только свежая пара носков, но решил все же остаться в своем. Главное, здесь можно сложить амуницию. Клетушка где-то три на четыре метра, стены бревенчатые, пол из строганых плах настелен. Потолка нет, над головой стропила крыши и жерди от стены до стены, чтобы вешать на них припасы. На полу штабель мешков с зерном. Вот на них и буду спать. Снял бронежилет, оставил в клетушке ранец, запасные лезвия стреляющего ножа, автомат, но пистолет в карман положил на всякий случай. Достал носки, полотенце, мыло и все! Долго голому одеться — взять и подпоясаться.
За оградой, у самой воды топилась баня размеров необычайных, не меньше любой жилой избы. В продухи под крышей валит дым, суетятся те самые бабы-рабыни в белых рубахах до середины голени, но без поневы, которая им не полагается. Другое отличие — волосы рабыни. У замужних (мужатых) женщин головы покрывают платки, ни один волосок наружу не выбивается. У девушек и девочек головы открытые, волосы заплетены в одну косу, вокруг головы обязательно пестрая домотканая лента, на шее немудрящие бусы из сушеных ягод и каких-то деревяшек. У рабынь головы не покрыты, ни ленты, ни бус нет. Теперь понятно, кого можно по сараям валять и брюхатить.
Между избами тоже кипучая деятельность. На огонь установлены большие котлы, в которых варят моего медведя. Десяток женщин (девушек и мужатых) потащили в один из сараев парашют. Там его будут распускать.
Вышли из изб мужики, которые за медведем ходили и потянулись в сторону бани. Но и женщины, что мой подарок прибирали, тоже к бане идут, и с ними идет: Травка! Я сразу к Колоску с вопросами, на которые он терпеливо ответил.
— Скажи, Колосок, мы идем банным паром очищаться от скверны, а женщины зачем?
— Они осквернились о твои, Воин, крылья. Им тоже банное очищение нужно.
— А почему женщины с нами в баню идут? Разве мы вместе париться будем?
— Конечно вместе. Неужели два раза баню топить. Так никаких дров не хватит. Баню построили такой большой, чтобы всем разом париться. А у вас, что мужики и бабы отдельно парятся?
— Конечно, отдельно. У нас считают, что мужчина не должен видеть женщину голой, ну, разве что, кроме своей жены. Если случайно увидел, то отвернись. Потому бабы с детьми вместе моются, а мужики отдельно.
— Ну и порядки у вас — все не как у людей!
В большом, как аэродром, предбаннике мужчины и женщины вперемежку разместились по лавкам и разоблачаются. И теперь мне трудно понять, кто рабыня, а кто свободная женщина.
Травка, наглая девка, напротив меня уселась, сняла ленту с волос, паневу и о чем-то с соседкой тараторит. Рубашка белая на ней и ничего больше. Белья нижнего аборигены не носят и потому раздевались быстро. Большинство уже в парную ушло, а она все здесь и на меня уставилась. Ну, как при девушке раздеваться!
А на мне надевано: камуфляжные штаны и куртка, а под ним "сетка" — наружное белье из мягких веревок, она вентиляцию дает и хранит тепло в холодную погоду. Ниже тонкое льняное белье. На ногах прыжковые ботинки на шнуровке да толстые шерстяные носки.
Расшнуровал ботинки, снял куртку и брюки. Тут увидела Травка на мне "сетку". Она в это время рубашку снимала, уже до пупа ее подняла. Так и замерла, светит курчавыми волосиками между ног. Придерживая рубашку на поясе подошла, как завороженная, и "сетку" рукой трогает. Потом зажала подол между ляжек и присела, мои ботинки рассматривает, в руках вертит. Сидит на корточках с голым задом, будто справляет нужду. Взяла грязные носки
— Давай, я тебе их постираю.
Скинула рубашку, мелькнула крепкой попой и убежала с носками в парную. Сидеть дольше не имеет смысла, разделся и пошел париться. Жара как в аду. На дышащую вулканом каменку поддают не воду, а квас. Дух хлебный стоит в парной. В парилке почти темно, потому как все продухи заткнуты для сохранения жара. Светят только два жирника с малюсенькими фитилями. На верхнем полке старого деда три голые рабыни вениками охаживают, а он только довольно кряхтит:
— Пару подбавьте! Ох, еще парку!
Баня просторная, но и народа в парной человек 35–40. Мужчины и женщины то и дело задами друг о друга толкаются. Поневоле вспомнил Рождественского:
И голых баб, как в бане:
Стоит непрерывное шлепанье веников. Различаю в полумраке громадного Медведко и Колоска. Каждого из них стегают в три веника, тоже рабыни стараются. Хитрецы эти призвали самых молоденьких рабынь с торчащими грудями и упругими попками. Может, этим вечером они не к женам пойдут, а завалят этих рабынь на сеновале.
Тут, какая-то голая занесла в парную всю мою одежду и развесила над каменкой для прожаривания. В качестве профилактики от вшей.
Кто-то не вытерпел и выскакивает в речке охладиться. Я прилег на полке, не на самом верху, и потихоньку привыкаю к жаре. На меня остальные — ноль внимания. Вдруг кто-то меня веником — хлоп, хлоп! Стоит возле меня Травка, улыбается во весь рот и стегает в два веника. И чего она ко мне привязалась?
— Повернись на спину — говорит Травка.
Перевернулся, прикрыл веником причинное место, чтобы она по яйцам не попала. Парит меня девка, как персональная рабыня.
Долго парились, окунались в речку и снова парились. Народ постепенно вытек из бани, и в какой то момент мы опять остались вдвоем с Травкой. Она, видать, ждала этого момента для отчаянного действа. Взяла руками левую грудь, сует мне в лицо и шепчет, вернее, просто губами шевелит:
— Потрогай…
И видя, что я не реагирую:
— Полапай.
Что за провокация? Вспомнилось сразу наставление Колоска, что в бане НЕЛЬЗЯ! Но невозможно было удержаться. Судите сами, стоит перед тобой голая фигуристая девушка и предлагает ее грудь пощупать. Осторожно, двумя пальцами взял ее за грудочку, сдавил легонько, и потом погладил нежно сосок. Стоит Травка, не шелохнется, только глаза горят.
— Повернись — шепчу — задом.
Она повернулась и попку выставила. А попа у нее круглая и тугая, как футбольный мяч. Кажется, она зазвенит, если шлепнуть. Но я шлепать не стал. Медленно провел кончиками пальцев по хребту, по ложбинке между половинками попы, задержался на самом низу ягодиц, чуть приподнял их и убрал руку. Травка повернулась ко мне и говорит:
— Сватай меня у батюшки. Я тебе хорошей женой буду.
— Нет, — отвечаю — мне нечем вено за тебя заплатить — фыркнула она как кошка и выскочила из парной.
Застолье во дворе продолжалось долго. На козлы уложили толстые плахи — вот вам и стол. Вареной медвежатины навалом, каши, молоко кислое и пиво, а вот с хлебом у земледельцев туговато. Пиво, признаться дрянное, не пиво (в нашем понимании), а прокисшая брага. Но голову кружит здорово. За столом одни мужики и взрослые парни. Разговор скоро перешел на то, как я медведя порвал, какой я великий Воин. С того времени и стало мое имя среди славен Воин. Сижу рядом с Колоском, больше молчу и слушаю. Не подобает Воину праздная болтовня. Тут один парень меня задирать стал, на кулачки вызывает. Колосок шепчет, что это Травкин жених, который после свадьбы собирается в военный поход. Понятно, деревенский дурак чувствует себя дружинником и хорохорится. Только что же он от молодой жены в поход собрался. Когда я в прежнем мире женился, то меня никакими силами невозможно было оторвать о юбки молодой жены — вернее от того, что под этой юбкой. Яр совсем расходился, а Медведко его не утихомиривает и на меня хитро смотрит.
— Хорошо — говорю — померяемся силой. Кулаками биться, калечиться я не буду, потому как здесь в гостях. А побороться всегда готов.
Вышли на середину. Ну что может пьяный деревенщина против десантника, обученного рукопашному бою! До такого искусства им еще лет пятьсот жить и учиться. На первой же секунде швырнул его, улетел Яр мало не на другой конец двора. Требовал еще бороться, но его остановили. Всем было ясно, что против меня он не боец.
Галдеж и питье пива продолжались еще долго, но я, под шумок, отправился в свою клетушку спать. Разделся, постелил на мешки какие-то шкуры, укрылся мохнатым волчьим одеялом и — до свиданья! Только стал засыпать, дверь скрипнула. У меня в мозгу сразу сработал тревожный сигнал на боевиков. Встрепенулся, нашариваю пистолет и вижу, стоит в открытых дверях женщина в одной исподней рубашке, без поневы. По одежде и волосам — рабыня. Молодая, не высокая и очень хорошо сложена. Рубашку грудь выпирает. Мне все видно, как на ладони. Солнце село, но вечерняя заря что-то долго тянется. Наверное, забросили меня боги далеко на север.
Заговорила пришедшая, даже странно, по ученому:
— Позвольте войти и вам любые услуги оказать.
Ну, блин! Чудеса в решете, сказки из "Тысячи и одной ночи"! И кого это Медведко мне прислал?
— Проходи. Ты откуда будешь?
Подошла робко и стоит около моей самодельной постели. Руки под животом сложила, голову опустила.
— Я здешняя рабыня-скотница Елена. Меня хозяин недавно купил на торгу у ромеев, а они из-за моря привезли.
— Садись, Елена. Только я устал, не до любовных утех мне сегодня.
Елена взялась за подол рубашки и потянула ее вверх. Как при замедленной съемке обнажалось удивительное белое тело. Показались колени, потом красивые бедра, пучок волос между ними, торчащие груди и опять лицо. Присела ко мне на постель эта голая точеная фигурка, произведение искусства.
— Если Воин устал от великих подвигов, я могу ему кости размять, Могу подушкой под его голову лечь. На мне спать мягко и сны будут сладкие. Умею раны и болезни лечить травами и наложением рук. Обучена ублажать мужскую силу лежа, сидя, стоя, спереди и сзади. Но здесь этого никто не понимает — вырвался у нее крик души!
Да, в этом крестьянском захолустье никто не оценит прелести ее тела, образованность и утонченную любовную игру. Просто пьяные сыновья хозяина будут валять ее на соломе, больно мять груди, дергать за соски, похоть свою тешить. А попробуй она охнуть от боли, сразу выпорют. Потом начнут ее подминать и подросшие внуки хозяина, но, сохрани Великая Матерь, не обрюхатят. Зачем терять рабу, раба денег стоит. Так и угаснет ее нездешняя красота между скотным двором и похотливыми мужиками. Возможно, шла она с робкой надеждой. Ожидала, что сильный Воин будет к ней добр. Сильные люди часто добры. Оценит ее изощренное умение и даст ей ребенка. Тогда станет она свободной. Самой младшей и бесправной в этом роду, но свободной.
Так, или примерно так думал я, разглядывая Елену. Погладил я ее по голове и, не спеша, уложил животом на постель. Вытянула руки вперед, голову на бок повернула, чтобы видеть своего господина. От плеч спина прогибается к талии, волной поднимается попа и снова спад бедер. Поглядеть одно удовольствие. Скользит моя рука по этим волнам. Задержалась ладонь на попке и та приподнимается, сама подставляется под руку. Груди ее к постели телом прижаты. Только я попытался до титьки добраться, Елена неуловимым движением чуть повернулась и легла ее грудь мне на ладонь. Так и держу ее — одной рукой за попу, другой за титю. Вроде и не шевелится, а трется о мои руки и задом и грудью. Из какого же она Заморья, где рабынь такому искусству любви обучают?
Вдруг возникло дикое желание дернуть ее вверх, поставить раком и грубо отиметь во все дырки. Но этот зверь во мне утих так же быстро, как проснулся. Осторожно перевернул женщину животом вверх и приник губами к ее соскам. Спину выгнула Елена, груди выставляет, а сама мои волосы ерошит и гладит. Другой рукой по спине пробежала, нажала на какие то точки. И будто третья рука уже трогает мои ягодицы и к мошонке подбирается. Наконец, добрались ее руки до моего члена, который после всех событий вставать никак не хотел. Кисти Елены уже огрубели на крестьянской работе, но действуют удивительно нежно. Копошатся подо мной Еленины пальцы, крайнюю плоть отодвинули потом в промежности, в самом корне члена стали массировать. Одновременно она плечами шевелит и к моим губам то один, то другой сосок подставляет.
И вдруг налился мой член небывалой силой, даже в яйцах щекотно стало. Стоит как кол, как стальной клинок. Переместился я между ног Елены, которые услужливо согнулись в коленях и открыли путь к заветному женскому месту. Вошел в нее как по маслу. И закачалось тело рабыни в такт моим движениям. Двигает поясницей, попой, ляжками, руками меня гладит, и что-то на ухо шепчет. Не могу понять что, но очень ласковое. А в голове моей рычит мысль "никому не отдам, что угодно сделаю, но заберу ее с собой из этой глухой дыры". А сам в это время двигаюсь в ней и никак насытиться не могу. Это был какой-то пир плоти, заветная мечта любого мужчины.
Елена, рабыня
Пришлый воин был моей последней надеждой. Из этой лесной стране затерянных поселений убежать невозможно. В дремучих лесах нечего делать без лука, топора огнива. А кто их даст рабыне? Нужно умение ночевать в мороз у костра, переходить болота, охотиться. Неумелый погибнет от голода, утонет в болоте или его разорвут хищные звери.
Среди этих лесных земледельцев не помогает мое искусство. Их не интересует умение лечить травами. Они полагаются на знахаря-арабуя, который живет за дальним болотом. Его вызывают к заболевшему сородичу или недужного несут в его избушку. Знахарь помогает редко. Самый плохой лекарь Элаи много искуснее этого арабуя. Потому, сплошь и рядом, женщины умирают во время родов, дети летом погибают от поноса и никто не может правильно сложить сломанные кости. Но так они жили всегда и не допускают мысли, что может быть иначе.
От меня требуют другого, но я так и не научилась ткать, косить траву и метать сено. С трудом освоила прядение, но нитка получается неровной. В результате подзатыльники за нерадивость от хозяйки. На прополке льна и репы руки саднит от колючих сорняков, болит спина от работы в наклоненном положении. Дважды я предвидела пожары и один раз большое наводнение, но кто станет слушать рабыню?
Невежественные мужики насиловали мое тело, распростертое в сарае. Первым был сам Медведко. Спину кололи острые соломинки, я задыхалась под тяжестью его громадного туши. И шел от него омерзительный смрад, несмотря на частое посещение бани. Где уж тут я могла показать искусство любви. Он не ласкал мое тело, просто удовлетворял похоть, но не потерял разума и излил семя на мой живот. Владельцы рабынь не допускали их беременности. Иначе, по древнему обычаю, родившая рабыня получала свободу и могла уйти их поселения. Это на словах, а на деле, куда ей идти? Оберегая для себя животы рабынь, хозяева круглый год держали мужчин-рабов на дальних пастбищах, не допускали их в поселение. Усадебных же рабов холостили еще в детстве.
Медведко встал с меня и молча ушел прежде, чем я сомкнула ноги. За ним, в скором времени, моим телом воспользовались все его сыновья. Но я им не понравилась. К их услугам были крепконогие, широкозадые рабыни-словенки, выражавшие под хозяином свою радость громким визгом. Рассудив здраво, Медведко определил меня скотницей, которая должна доить коров и задавать им корм.
Мужчины меня больше не трогали, но их заменили подростки. Они еще не способны были изнасиловать безответную рабыню, но практиковались на мне в изучении устройства женского тела. Какая гадость!
Проклятый город Элай! Как может в этом мире защитить себя женщина, за плечами которой не стоит мужчина с мечом или право гражданки сильного полиса? Первый же полупьяный нищий завладел мной. Он был гражданином Элая! Сорвал с меня всю одежду в поисках клейма на теле. Еще хорошо, что я сопротивлялась недостаточно сильно, иначе он бы меня искалечил. Клейма он не обнаружил, значит, нет опасности появления законного хозяина его добычи. Никто не предъявит ему обвинения в воровстве. Поскольку, он обнаружил меня на берегу залива, то разумно предположил, что его добыча спаслась вплавь с погибшего корабля.
Нищий гражданин великого города надел а меня ошейник из куска веревки и голую повел на городской торг. Рабов всегда продают голыми. Торговец дал за меня сумму, достаточную, чтобы он мог напиться до поросячьего визга. Новый хозяин, прежде всего, меня выпорол. Не за какую то вину, а в знак его власти надо мной.
Потом начался детальный осмотр приобретенного товара. Меня нагнули, заставив взяться руками за щиколотки, раздвинули нежные лепестки малых губ. Разочарование наступило сразу — я была НЕ девственница! Таким образом, моя цена уменьшалась в два раза.
Мне грозила страшная опасность — меня могли заклеймить каленым железом. Клеймо ставили на разных местах: на плече полевым рабам, на попе рабам для дома и, наконец, предназначенным для любовных утех прижигали лобок, даже не побрив его. Отросшие волосики почти скрывали клеймо, и оно не портило "товарный вид" тела. Но клейменого раба по законам Элая невозможно продать. Клеймо навсегда связывает раба и его хозяина. А купец хотел меня продать.
И продал: в схолу, где обучали жриц любви для общедоступного борделя. Там мы запомнили заветные точки тела, нажатие на которые возвращало бодрость уставшему или успокаивало не в меру возбужденного, снимало боль. И многое другое могла сделать опытная гетера, надавив на нужную точку. Шепотом передавали положение точки, нажатие на которую приводит к смерти, но не сразу, а через несколько дней. Я освоила все это. Нас учили владеть своим телом, завлекать мужчин красотой движения и видимой покорностью, овладевать их разумом. Мы были умны и умели вести беседу, не только приятную, но дать мудрый совет. Мы умели врачевать недуги и знали лечебные травы. Хорошо обученная гетера стоила баснословных денег. И жить бы мне до старости в борделе, но хозяин схолы разорился и всех нас оптом купил работорговец, который поставлял живой товар на дальний торг для продажи варварам.
Долгое плавание в трюме торгового корабля, восстановление товарного вида помятых рабынь баней, массажем, притираниями. И опять нас выставили голыми на обозрение покупателей. Но варваров не интересовала утонченная красота, им требовалось совсем другое. Цена на нас резко упала. Только потому я и попала к приехавшему продавать зерно Медведко. Купил он меня, скорее как диковинку, под настроение.
Так и попала я в эту страну. Неужели окончу свои дни в этом захолустье!
И тут появился Воин. Вначале Травка принесла весть, что неизвестный чужак убил медведя, против которого не помогали ни железо, ни заговоры. А потом пришел он сам, одетый в странное пестрое одеяние, уверенный в себе, но напряженный. Казалось, он ждет каждое мгновение, что на него нападут. И он был готов к отпору.
По такому поводу Медведко приказал готовить очищение парной баней. Всех рабынь согнали топить каменку, носить воду, запаривать веники квасом. Потом мы разделись и ждали в парной прихода хозяев. Воин зашел одним из последних, но я не могла к нему подойти и показать свое мастерство. Около него постоянно крутилась хозяйская дочь Травка. Я понимала, что эта девица, невеста соседского парня, проявляет любовный интерес к Воину и не потерпит на своем пути какой то рабыни. Да, она просто уничтожила бы меня! В конце очищения я находилась за каменкой и они меня не замечали. А я хорошо видела, как эта девка толкнула гостя на нехороший поступок. Она побудила Воина потрогать ее голое тело — по местным понятиям это святотатство. Неожиданно для меня Воин повел себя очень сдержано, что совсем не свойственно мужчинам.
После очищения Медведко распорядился, чтобы две самые молодые рабыни легли с его отцом — старым дедушкой. Тот давно потерял мужскую силу, но любил ночью щупать юную плоть, проникать корявыми пальцами в интимные места девичьего тела. Затем Медведко отобрал по две рабыни для себя и Колоска, показал, в какой клети они должны ожидать хозяев. И тут встал вопрос о рабыни для гостя. Я ждала этого момента и предложила себя прежде, чем он принял другое решение. Так я проникла в постель Воина.
Медведко, глава поселения
Я ожидал, что приход чужака повлечет за собой всякие беды. Было очищение в бане, выпито много хмельного пива и в пьяных мужчинах говорил голос богов. Чужака не провели в избу, охраняя покой домового, а поместили в холодной клети. Но все же на другой день случилась беда. И не во время.
Готовились мы в этот день кровь девкам разгонять. Розги моченые бочками приготовили. Пришли накануне соседи с женами и парнями. Исстари, от предков, каждое лето всех девок от десяти лет до невест пороли розгами. Чтобы кровь играла, чтобы, когда станут мужатыми женами, много детишек рожали и сами родами не помирали. Очень хорошо помогает. Соседи и родственники собираются на заголенных девок посмотреть, стати их оценить, решить какую из малолеток сватать, когда в возраст войдет. Но и девкам интерес телеса свои парням показать, не любого же мы в свою баню приглашаем. Баня дело святое. А тут все на виду, смотри, которая тебе подходит. Иной девчонке еще лет десять-одиннадцать, смотрит на нее голенькую двенадцатилетний наследник и соображает, какой она будет, когда девичье тело созреет.
Но мой шестой сын Белян пришел утром избитый и со сломанной рукой. Его покалечил буйный сосед Горобой. Мало того, что покалечил, он захватил наш дальний сенокос, что возник на месте заброшенной пашни нашего прадеда. От предков велось: "земля, где ходили твой топор, соха или коса, твоя на вечные времена". Но Горобой почувствовал себя сильным и стал захватывать удобные земли. На племенное вече он просто не являлся, а соседи не решались противиться Горобою и его многочисленной родне.
Оружная стычка с ними грозила гибелью многих мужчин возмутившегося рода. Говорили предки, что не рожденный ребенок — все равно, что убитый родович-воин, Но как тогда считать сирот погибшего мужа-отца-кормильца? Вот и думаю, что мне делать? Как ответить обидчику рода? Как наказать жадного Горобоя?
Быстро весть разнеслась. Голосят женщины, неразумные внуки за оружие хватаются. Да, какое у нас оружие — копья, несколько луков, да топоры у каждого. Родовичи Горобоя вооружены не лучше, но их в два раза больше. Это сколько же мужей наших погибнет, если дело дойдет до боя: Но и спускать им нельзя, обнаглеют, на другие захваты кинуться. Ох, доля горькая старшинская! За жизни детей, внуков и племянников-братучадо решение принимать, их головы под топоры подставлять!
Тут и вылез из клетушки чужой Воин. За ним раба Елена показалась, шкуры постельные вытряхивает. Потянулся Воин, на восходящее солнышко посмотрел и на шум подошел. Увидел Беляна, который руку сломанную придерживает.
А бабы голосят:
— На погибель идете!
— Сколько же вас на погребальный костер мы положим!
— Сколько душ улетит к предкам!
Хуже не бабьего кликушества, и без них тошно!
Чужой Воин малость понял, что беда случилась и с расспросами пристает. До него ли сейчас! Хотел ему по морде съездить, но вспомнил, как он медведя порвал. Тот опять пристает, а Колосок ему поясняет:
— А сколько Горобой своих родовичей на поле выставит? Как они оружены?
— Поболее пятидесяти. У всех рогатины, топоры и три меча хороших.
— А вы, сколько можете выставить ратников?
— Не более двадцати — надо же и в поселении оставить. Вдруг Горобой нас обойдет и бросится избы жечь, скотину угонять.
— Доспехи на них будут? Луки у них есть?
— Какие доспехи, землеробы мы, а доспех дело дружинное. Луки — вряд ли. Они не в поход собирались, по-домашнему были.
Тут и сказал Воин слово удивительное с которого потом у словен все перевернулось:
— Ты меня, Медведко, приветил и я тебе помогу. Очень прошу, сделай все по-моему и супостатов разгоним, и жизни родовичей сохранишь — а сам руки к груди прижал, будто светлым богам молится. — Прошу, сделай по-моему, как на брань выйдем. Бой я начну один, а вы поначалу не вмешивайтесь. Если даже меня убьют, половину из них успею положить. А с остальными вы легко справитесь.
Чего жалеть его, чужого, думаю. Пусть погибает с пользой для рода нашего.
— Быть посему — говорю — а сохранишь моих родовичей, проси, что хочешь.
Ждал я, он угодья пашенные попросит, скота на обзаведение, чтобы осесть, на земле работать. А этот чудило говорит:
— Отдай мне рабыню Елену, что сегодня со мной ночевала.
Стали мы на бой собираться, а Воин руку Беляна осмотрел и рысью к своей клетушки побежал.
Травка, невеста Яра
Ой, беда-лишенько! Зря я Воина в бане сиськой приманивала. Наказала Великая Матерь за это непотребство! Весь род наказала. Хорошо, что батюшка не прознал, в то завязали бы меня в мешок с камнями и утопили в речке.
Воин всю ноченьку с поганой рабыней развлекался, целовал-миловал ее. Вон как она старается, вокруг их клетушки сор подметает. Говорят, она мужиков на четвереньках принимает, зад свой им подставляет, вертит им. Милый, лада мой, я бы не хуже целовала и задницей бы вертела, хотя это не принято среди словен.
Думала, будут сегодня девок розгами пороть, и покажусь для тебя и с переда и с заду, завлеку и посватаешь ты меня. Не хочу за нелюбого Яра! А ты на смертный бой подпоясался против Горобоя. Это тебе не медведь. Что-то с тобой будет, да хранит тебя любовь моя. И зачем ты попросил в награду поганую рабыню Елену!
Потрогал ты меня в бане так нежно, как ни один парень не щупал. От ихнего лапанья только синяки да стыд. А ты меня потрогал, как беличьим хвостом провел. Пусть простит тебе это Великая Матерь, пусть гнев ее на меня переляжет!
Семен Иванов, десантник
Голова трещала от выпитой накануне браги, потому соображал я плохо. Елена спала на животе, уткнувшись носом в мое плечо. Только сейчас я разглядел у нее на правой ягодице, черную родинку, которая меня особенно умилила.
Полжизни за родинку на теле любимой, почему-то вспомнил я. Во дворе поднялся страшный галдеж. Надо посмотреть, в чем дело. Пока я натягивал штаны и куртку, Елена проснулась и впервые улыбнулась мне.
— Сиди здесь и никуда не уходи — сказал ей и отправился на разведку.
Выяснилось, что дело пахнет небольшой дракой и мой долг гостя принять в ней участие. Тридцать и, даже, пятьдесят мужланов против моего калаша — это мелкие семечки. Но меня могут подбить стрелой и потому нужно надеть бронежилет. Как только договорились с Медведкой о моей руководящей роли в баталии, мужики с шумом начали собираться и вооружаться. Но медленно и бестолково. Их бы в нашу роту: "Подъем, выходи с полной выкладкой! Построение через пять минут!"
Но мне нужно еще позаботиться о сломанной руке младшего медведковича. Кинулся в клетушку в темпе кросса. И застал безобразную картину. Елена стоит около дверей, широко разведя руки. А двенадцатилетний сопляк, который-то сын Колоска, задрал ей спереди подол, рассматривает живот и плотно сжатые бедра. Так сказать, женское устройство изучает.
Я его взял за шиворот и встряхнул так, что мало голова не отлетела.
— Слушай, поганый сын достойного отца! Эту рабыню я купил у твоего деда и теперь держись от нее подальше, иначе сделаю тебя мерином!
Потянул Елену за руку в клетушку. Там царит необычный порядок. Пол протерт мокрой тряпкой. У постели появилось высокое изголовье, она ровно заправлена меховым одеялом, из-под которого выглядывает ствол калаша — спрятала, называется.
— Слушай внимательно, запоминай крепко, выполняй точно! Я ухожу на небольшую войну, вернусь скоро. Подай бронежилет, вот эту сумку, и еще вот ту. Ты говорила, что можешь лечить. Будешь лечить Беляна, у него сломана рука. От него ни на шаг. От твоего лечения зависит и наша судьба. Всех, кто будет приставать к тебе — гони. Ты теперь МОЯ.
Спешно навешиваю на себя автомат, сумку с запасными рожками, сумку с гранатами, стреляющий нож. В карман спички, компас. Кажется все: Сунул Елене в руку аптечку и почти тычками погнал в главную избу. Там вколол обезболивающее Беляну, примотал к руке что-то вроде лубка. Елена уже сидит на лавке и массирует голову Беляна.
— Эта рабыня будет лечить по моим указаниям. К ней не приставать. Из избы выпускать только по нужде. Кормить ее хорошо, прямо здесь.
Вооруженные мужики уже выходят из ворот, но я еще успел отобрать пятерых толковых подростков. Поручил запрячь лошадей, взять веревки и на телегах следовать за нами. Зачем телеги? С самого начала я подсознательно надеялся на добычу и на то, что буду в ней иметь некоторую долю. Позднее выяснилось, что с парнишками увязалась Травка со своим охотничьим луком.
С нашими супостатами столкнулись часа через два на том самом захваченном сенокосе. Толпа вооруженных мужланов встретила нас руганью. Особенно доставалось мне, которого не принимали в серьез, как военную силу. Даже ругаться они толком не умели, фантазии хватало на угрозы типа:
— Я тебе задницу отрежу!
Я предложил главарю отправиться домой и трахнуть своего кобеля. В ответ последовало:
— Я тебе задницу отрежу!
Вспомнив всю матерщину и выдал:
Тут они не утерпели и толпой повалили вперед. До них метров семьдесят, на таком расстоянии промахнуться трудно. Перевел на одиночный огонь и начал их валить, как мишени в тире. Простая стрельба на скорость. Редко, в кого приходилось стрелять второй раз. Вначале горобоичи не поняли, почему падают родичи и кинулись их поднимать.
Наши кучкуются за моей спиной и не мешают, но тут выскочила впереди меня Травка, натянула лук и пустила стрелу. Для боя она оделась в мужское, еле вмещается в братнины штанишки. "Вот паршивка, вышла на линию огня и закрыла цели!" Шлепнул ее со всей силы по заднице.
— Брысь, мокрохвостая! Сказано, не вылазь вперед!
Ее как смело. Большая часть супостатов уже на земле валяется. Сразу не понять — кто мертв, кто просто ранен. Только тогда Горобой сообразил, что дело плохо. Вышел вперед и кричит:
— Проклятый небом черный колдун, выходи на равный бой! Выбирай — честный нож или топор!
И слышу позади холодный голос Медведко:
— Иди!
Сунул автомат в руки кому-то стоящему позади. Показал всем вздернутую руку с ножом и пошел вперед. А душа замирает — Горобой мужик здоровый, крупнее Медведко. Если ухватит всей пятерней, то уже не вырваться — задавит. Когда осталось между нами метров пять, я взмахнул ножом, будто бросаю его, и нажал кнопку. Освобожденная пружина со страшной силой кинула лезвие вперед. И воткнулось оно Горобою под сердце, мало из спины не вылезло. Жутко видеть, как полный сил мужчина медленно опускается на колени, пытается вырвать из груди лезвие и что-то сказать. Потом умирает, прежде чем повалится на землю. Была жизнь, пусть не совсем хорошего человека. Ходил по земле, работал, детьми обзавелся, баб и девок трахал в свое удовольствие и: все кончилось. Налетел на более сильного:
Видя такое, остатки горобоичей пустились бежать. И тут вышел на первый план Медведко, чтобы пожинать плоды победы. Убитых и просто раненных стаскивали к толстому бревну на краю поляны и раздевали до гола — ничего не должно пропадать! А потом началась работа палача-мясника. Каждого укладывали шеей на бревно. И сам Медведко с кряканьем и уханьем отрубал головы. Фигурально говоря, военная сила противника была обезглавлена. "Фенита ля комедия!".
Напряжение спало и только теперь вижу всю толпу зрителей. Колосок вытащил из тела Горобоя лезвие ножа
— Как ты баско замахнулся ножом, даже лезвие вперед вылетело — знал бы он, насколько близок к истине!
Замечаю Травку, которая держит в руках автомат. А он снят с предохранителя! Сейчас случайно нажмет курок и завалит кого-нибудь.
— Положи осторожно на землю! Это злая вещь, она очень любит откусывать девушкам кунки между ног.
Представила, как колдовская вещь выедает ее целку, побледнела и опустила автомат на траву. Медведко завершил работу палача и подходит ко мне — доволен, живодер! Тем временем подростки грузят на телегу отрубленные головы.
— Я свое обещание выполнил, супостат уничтожен, все твои целы. Что теперь делать будем?
У хитрого Медведко в голове все просчитано.
— Двенадцать ратичей убежали, сейчас они уже в поселении. Да детишек там много. Вырастут и припомнят нам эту кровь и смерть старшего. Надо идти поселение разорять.
— Ну а мне то какая в этом нужда? Свое я сделал, отдавай Елену.
— Рабыня твоя. А из разоренного поселения Горобоя тебе честная доля будет.
Так! Дорвался, хитрец. Думает, что попался ему сильный недоумок, который тридцать три желания исполнит!
Семен Иванов, десантник
Поселение было хорошо укреплено, но расправились мы с ним быстро. Показали защитникам головы их мужей и сыновей. За тыном поднялся вой и плачь. Моральная подготовка закончена. Защитники пытались бросать через тын камни и поленья, которые не доставили нам даже беспокойства. Лезть через тын означало подставлять свои головы под топоры, а с ними и женщины легко управятся. Медведко жаждал рабов, но еще больше трясся за свою самодельную дружину. Пришлось озаботиться тактикой. Самые сильные были готовы по моему сигналу поднять самых проворных над тыном. А те, перепрыгнув ограду, должна нам открыть ворота. Проблема та же — топоры защитников. Я бросил через тын пару наступательных гранат. Грохот взрыва, крики и моя команда "Пошел!". Защитники мало не наделали в штаны со страха, а наша "доблестная дружина" ворвалась в открытые ворота и кинулась все хватать и всех вязать. Только раз было оказано настоящее сопротивление — парнишка ткнул одного из наших копьем, но его сразу связали. Подошедший Медведко бросил:
— Холостить.
С подростка содрали штаны и надрезали мошонку. Когда ему вырывали яички, он кричал, как заяц. Убили только трех мужчин, трупы раздели и отрубили им головы. Видимо, действовало строгое указание брать как можно больше в плен, а убивать только в крайнем случае. Я отстраненно наблюдал все это безобразие. Считал свою задачу выполненной. Только не дал посадить на колья трех жен Горобоя — чем они не угодили победителям? Самая старая оказалась лекаркой и пришлось мне объявил ее своей добычей. Остальным двум отрубили головы — все же не сидеть на колу!
Суматоха кончалась, победители стали собирать добычу. Захваченных, в основном женщин и детей, раздевали и сортировали по их ценности.
И тут неожиданно на меня выскочил из сарая парнишка с вилами. Мало не запорол. Когда свалил его и начал стаскивать одежду, к удивлению обнаружил под ней аппетитную девушку. Связал полураздетую девку так, что наружу были видны небольшие титьки, попка и светленький треугольник волос между ляжек.
Привязав старую и молодую добычу у коновязи, я отправился уговаривать Медведко не жечь обезлюдевшее поселение, а отдать его одному из сыновей.
— Никто не станет жить там, где убили столько людей — был его ответ.
— Тогда отдай поселение Горобоя мне и помоги очистить от скверны убийства. Нужно по обычаю похоронить все тела огненным погребением, а головы насадить на колья тына. Иначе мертвые будут тебя преследовать. Чтобы поселение не захватили другие роды, поставим на воротах мое клеймо.
Это была лишняя работа, делать которую нашему "вождю" не улыбалось. Уговорил его только с условием, что он заберет весь скот, большую часть запасов, все оружие и железные орудия. На том мы и порешили. Задавись, жадина!
Медведко с сыновьями готовился совершить ритуальное действие — убить мужскую силу побежденного рода. И убитых, и захваченных в плен мужчин следовало кастрировать, а отрезанные гениталии скормить собакам, чтобы их души не могли предстать перед Великими Богами с претензией на захваченные нами угодья и поселение. Связанные по рукам и ногам девять мужиков ожидали своего позора с удивительной апатией. По себя я твердо решил, что в этом мире ни за что не попаду в плен живым.
Пятеро из нашего "воинства" повалили первого мужика, сына Горобоя, на спину и придавили к земле. Колосок, который должен был исполнять роль жреца, перетянул его мошонку и основание члена тонкими бечевками. Колосок не стал выдирать ему яйца, а просто отхватил острым ножом вначале мошонку, а потом и член. Раны присыпал горячей золой и тем остановил кровь. Через некоторое время бечевки сняли и на холощеного раба надели женскую рубаху, укороченную до колен. В этой одежде и ходить кастрату всю жизнь, если только не продадут его ромеям на торгу. Ни один из девяти пленных не кричал, не просил пощады, и приняли потерю мужского достоинства с непонятной мне покорностью. Голосили только женщины, на глазах у которых кастрировали их мужей и отцов.
Затем пришла очередь молодых, еще не женатых, парней. Нагих парнишек по одному подводили к Медведко, он обстоятельно осматривал и ощупывал пленников, как овец на базаре: тыкал кулаком в живот, мял мускулы, катал в руке их гениталии… и сортировал. Большинство из них предназначили для продажи и потому не стали кастрировать — на торгу всегда был спрос на не искалеченных парней, которых охотно покупали в качестве рабов-телохранителей. Предназначенным на продажу паренькам накидывали петли на шеи и связывали единой веревкой. Так и стояли они перед своими матерями и сестрами голыми — на шеях петли-удавки, руки связаны за спиной.
Четверых парнишек Медведко решил оставить рабами в своем хозяйстве. И потому их следовало кастрировать. Процедура та же, что и с пленными мужиками, но мальчики, еще не вкусившие прелестей женского тела, отчаянно кричали, расставаясь с мужскими признаками. В коротких девчоночьих рубашонках они ковыляли к воротам, широко расставляя ноги, чтобы не беспокоить раны в промежности.
Организация громадного погребального костра (сажень бревен на каждое тело) задержала нас на сутки. Но телеги с награбленным барахлом и вестью о победе ушли сразу же. Всем обращенным в рабство позволили помогать в кремации. Когда проплакались родичи убитых, мы погнали "живой товар" домой.
Позади нас над тыном маячили отрубленные головы владельца, двух его жен и прочих родственников. На воротах каленым железом выжжено "колесо Перуна".
Конвоировать моих рабынь взялась Травка — тянула за накинутый на шеи ремень и временами для острастки стегала прутом. Доставалось почти исключительно молодой девке, а не старухе.
По дороге Колосок не прекращал восхвалять мои победы. Сказал, что на предстоящем пиру я, в знак уважения, я получу самое молодое, самое нежное мясо.
— Говядину или свинину? — спросил я.
Колосок долго хохотал, будто я сказал что-то очень смешное, гладил бороду. Короче, наслаждался моим неведением.
— Тебе дадут ОЧЕНЬ молодую пленницу, совсем девочку. Чем она моложе, тем почетнее.
Страшное подозрение возникло в моей голове. Неужели меня хотят сделать людоедом? Да, ни в жизнь!
— Я не буду ее жрать!
— Нет, девчонку дадут, чтобы ты ее выебал перед всем застольем. Можешь забавляться ей целую ночь. А утром отдашь, и ее продадут, если будет не сильно порвана. После тебя двое других по заслугам получат нежное мясо, но девки будут постарше. В прежние то времена мясных девок на утро резали в жертву за принесенную богами удачу. А теперь батюшка их не режет, а продает, все в золотые статеры обращает. — Сказал Колосок с явным осуждением такой скаредности.
В поселении я, прежде всего, кинулся посмотреть, как там Белян со своей рукой и моя Елена. Вошел в избу, поклонился, проследовал к печи погреть руки у святого огня. Только потом обратился к болящему. В избе полно баб и детишек, но центр всему Белян. Сидит он на лавке, морда довольная, уплетает кашу и врет всем, как он один от Горобоя отбивался. Рука ловко забинтована и ее поддерживает перекинутый через шею платок. Для двух дней после перелома состояние отличное. Знаю, самому случалось ломать руку. Елена скромно примостилась в самом конце лавки. Надо же, позволили рабе на лавке сидеть! Перед ней чашка с моченой брусникой. В другой чашке остатки каши и недоеденный кусок мяса. Значит, ее не обижали и кормили хорошо. Увидела меня и в глазах слезы:
— Вернулся, господин! Живой! А я так боялась!
— Ну, как вы здесь? Как наш больной?
— Все хорошо, кость срастается. Только зря вы боль сняли. Трудно было руку заживлять. Нарушили правило "не навреди".
Вот это да! Моя рабыня меня же наставляет, да еще отцов медицины цитирует!
Забрал ее под хор благодарностей моему лекарскому искусству. Благодарили за то, что рабыню научил лекарничать, к их больному приставил. Но в лечении моя роль нулевая. Говорят, что самое сильное оскорбление, это незаслуженная похвала:
До очередного действа время еще есть, потому отправились в свою клеть. В подарок Елена получила постолы, которые я внаглую спер из добычи. Интересная обувь. Нога обертывается куском мягкой кожи и завязывается у щиколотки ремешком. Ее босые ноги никак не могли привыкнуть к колючкам и мелким камешкам. Елена заволновалась и вдруг стала на колени и целует мне руку. Ну, ну, без этого! Дорог ей подарок, еще дороже внимание хозяина, который не забыл о рабе, что в постели его так сладко ублажала!
Пока Елена принимала надоевшие бронежилет и оружие, развешивала их в порядке по стенам, я решил кое-что выяснить.
Сел на постель и притянул к себе Елену. Стоит она между моих колен, и кажется мне стройной и тоненькой, как тростинка.
— Скажи моя раба Елена, где и когда ты с Гиппократом познакомилась?
Она, было, вздрогнула, а потом положила руки мне не голову, гладит и говорит:
— С этим врачом я лично не знакома, книги его читала.
Почему-то пропал у меня интерес к Гиппократу. Положил руки на ее икры и двинулся вверх по задней стороне бедер. Вот проник под рабскую рубаху, скользят руки по ляжкам. Наконец в моих ладонях попочка! Глажу ее полушария.
— Хочешь ребенка, раба Елена? Хочешь стать свободной?
— Что я с той свободой буду делать? Лучше под вашей защитой останусь: Сейчас вам идти надо. Там на площади всякое будет. Прошу вас не теряйте головы, а я скоро к вам буду.
Морок она навела на меня, что ли? Поднялся безропотно и пошел к избам.
Травка, невеста Яра
Радостно мы возвращались из разоренного поселения. Нет больше Горобоя и его проклятого рода. В утро нашего возвращения мой отец назначил разгонять кровь всем девкам. Захваченные рабы и скот двигались медленно, потому весть о победе принесли подростки на телегах с добычей. Я гордилась тем, что в этом походе ранила стрелой одного их наших противников. Теперь я почти воин, а Яр еще никого не убил и не ранил. Настроение испортилось, когда увидела рабынь, захваченных Воином. Зачем ему старуха, зачем он взял эту глупую девку, которая не достигла возраста невесты? Разве она сможет ублажить его в постели?
К нашему приходу все было готово. Перед главной избой стояла широкая скамья и бочки с мочеными розгами. А по середине двора уже накрыты столы для пира. На этом победном пиру главных победителей будут угощать молодым мясом. Конечно, самое молодое мясо получит Воин. Как я рада за своего любимого! Батюшка Медведко так торопился нам кровь разогнать и за победный пир сесть, что не стал добычу считать и мерить, по клетушкам раскладывать, а сразу сел на крыльце рядом со старым дедушкой и велел начинать.
Разгонять кровь начинали с самых маленьких, а заканчивали мной. Мою двоюродную сестру, двенадцатилетнюю Синицу, вызвался пороть Зван — подросток из соседнего рода. Он очень нравился сестренке, и все знали, через три-четыре года будет сватовство. Дождавшись своей очереди, Синица сняла детскую рубашонку и голышом ждала порки. Зван важно взял ее за руку и подвел к скамье. Пока сестренка укладывалась, Зван выбрал, не спеша, розгу, помахал ей, проверяя гибкость. А когда он повернулся к скамье, Синица немного приподняла зад. Совсем немного, между телом и скамьей можно только просунуть ладонь. Это мало кто заметил, кроме меня и самого Звана. Такого делать не полагалось, но многие все равно приподнимали мягкую часть навстречу розге, когда их порол "симпатия". Так показывали пареньку свое расположение, обещали укромные свидания на посиделках. Зван стегал розгой свою зазнобу, не давая поблажки, — так положено от века! Весь ее зад покрылся красными полосами. Но Синица не опустила его и не подавала голос, тем обещала вырасти хорошей невестой.
После девочек настала очередь для девушек, уронивших первую женскую кровь и надевших поневу. Каждая из них снимала поневу и поднимала рубашку только до пояса, открывала перед и зад, но не обнажая титек. Потом укладывалась под розгу. Многие из них были уже просватаны, таких пороли женихи. Будущие матушки видели при этом женские стати невест, уверялись, что они "без обману". Пороли крепко, а девушка должна была проявить терпение, не кричать и не дергать задом.
И вот настал мой черед. С поднятой рубашкой я подошла к скамье, у которой уже стоял Яр с розгой. Я собиралась лечь, но неожиданно Яр сказал:
— Снимай рубашку.
Это был позор, так порют только маленьких девочек, у которых еще не выросли тити. Но надо мной была воля жениха. Кажется, снимая рубашку, я покраснела не только лицом, но спиной и животом. Видела всех пришедших; отца и старого дедушку на крыльце избы, Воина, который почти отвернулся и о чем-то тихо говорил со своей рабыней Еленой.
Никогда не пороли меня так больно. Розга Яра терзала мой нежный зад, попало ляжкам и пояснице. После этого два дня не могла сидеть и спала только на животе. Крепилась, молчала, понимая, что Яр вымещает на мне обиду за неудачный поединок с Воином. А может быть, он хотел похвастаться перед всеми телом своей невесты, властью над ней. В тот раз я зад навстречу розге не поднимала, не показывала "симпатии" к Яру.
На этом все должно было закончиться. Но вышел Белян, держа за руку свою жену Ладу. Хорошее у нее имя, но не принесло ей счастья. Больше двух лет она за Беляном, но до сих пор не брюхатая.
— Разгоните кровь моей жене, чтобы деток рожала.
Случай небывалый в нашем роде, никто такого не помнил. И тут поднял руку старый дедушка. Заскрипел, заперхал и изрек:
— От предков заповедано нам. Если какая мужатая не родит, то разогнать ей кровь, не снимая головного платка. А пороть ее старшему этого рода.
Помолчал и добавил
— А если в ту пору случится в поселении дружинник или иной воин, то, разогнав кровь, отдать ее в постель оному на седмицу.
Вывели Ладу к скамье, сняли поневу, легла белотелая женщина под розги в головном платке. Порол ее, по тому завету, сам батюшко Медведко. Легонько порол, отметин на заду не оставил. Потом обернулся к Воину:
— Бери в постель на неделю, чтобы забрюхатила. И не перечь, не обижай наш род.
Оделась бедная Лада и подошла к своему недельному мужу, повесив голову. Лицо краской залилось, как у меня, заголенной Яром. Воин даже растерялся малость. Потом поклонился дедушке и всем родовичам, взял Ладу за руку. А она дрожит, как лист на ветру, боязно ей, любящей своего мужа, ублажать в постели чужого воина.
Рабыня Елена приобняла Ладу за плечи (это свободную-то!) зашептала ей что-то на ухо и повела в заветную клетушку.
Как мой зазноба там ночью среди всех этих баб не заплутается?
Семен Иванов, победитель
…Совсем упустил из вида, что, вернувшись домой, мы попадали на предстоящий разгон крови у девок. Мне уже несколько человек детально описывали, как это будет происходить. Потому особого любопытства не испытывал. По моему мнению, зрелище принародной порки, да еще взрослых невест достойно только дикарей. Но: У каждого народа свои порядки. Особенно меня возмутило, как Яр поступил с Травкой. Ее пороли при всех с десяти лет, и она не считала это унижением. Но сейчас, с голыми титьками, ей было немыслимо стыдно. Груди свободной женщины мог видеть только ее муж. Баня не в счет — это не столько помывка, как святое действо. Вот и получалось, что Яр выставил Травку на позорище, как рабу. Да и порол он жестоко. Под конец Травкина попа была как красный светофор. Но в процессе порки она не издала ни звука.
Потому моя нелюбовь к Яру только возросла.
А тут еще решением старших подкинули мне в постель вполне замужнюю женщину — Ладу. Ее выпороли, как неродиху, которая не смогла забеременеть за два года супружества. К скамье Лада подошла с рубашкой, поднятой до пояса и плотно обернутой вокруг талии.
Муж ее Белян не ожидал такого поворота. Он думал просто посрамить, пристыдить нерожавшую жену. Да еще наказать розгами. А тут отдают ее на неделю чужому мужику. Пытался Белян возразить что-то старшим, но не посмел.
Стоит около меня Белянова жена Лада, трясется от страха и стыда. А Елена уже за моим плечом шепчет:
— Я ее уведу.
Одной заботой меньше стало. Не держать же Ладу возле себя во время пира. Женщин за стол не сажали. Да и дурня Беляна лишний раз злить не стоит.
Пир наш пошел своим чередом. Подростки обоего пола только успевали таскать на стол мяс? вареные, жаренные, копченые. Каши пшеничные с луком и салом, ячменные и гороховые. Для желающих рыжики соленые — каждый размером не больше советского рубля. Потом рыба пошла: караси жареные, щуки, судаки и (мечта советского человека!) стерлядь в ухе и осетрина. Мне не хватало обычных русских щей, но это уже ностальгия.
Мужатые женщины рады, что все вернулись живыми. Пиво-брагу наливают, следят, чтобы кружки не пустовали. Глаза у них светятся, каждая норовит своего муженька-ладу легонько погладить. А те уже в открытую своих жен за сиськи лапают, по задам шлепают. Жены готовы хоть сейчас ноги раздвинуть под своими героями. Если совсем не упьются мужики, этой ночью всем детишек новых заделают.
Я эту брагу терпеть не могу. Потому притворяюсь достаточно пьяным, а брагу сливаю в кружку Колоску. Он пьет, как бочка и, что важно, не пьянеет.
Пошло хвастовство — кто и сколько девок повязал, как от топоров отбивался. Те, кого через тын перебросили ворота открывать, героями воспарили и врут совсем бессовестно.
Наконец встал Медведко
— Повержен наш супостат, жадный Горобой и весь его поганый род уничтожен. Не пора ли наградить героев нежным мясом? — крики в парламенте "давно пора!".
— Самым нежным мясом потчуем Воина, который Горобоя ножом зарезал. Второе мясо получит Белян, он первый бой принял.
Вижу, мальчишки-подростки ведут ко мне из рабского загона голую девочку, ребенка лет двенадцати! Ножки как палочки, писька детская, гладкая. Титек и в помине нет! Она идет покорно, не сопротивляется. Может, еще не поняла, что ее ожидает? Подошла и встала около меня.
Боже ты мой! Статья за изнасилование несовершеннолетней! Как в нее член совать? Да я ее пополам разорву от попки до горла. Вспомнил слова Колоска, что ее продадут "если будет не сильно порвана". Какое тут "не сильно" — проткну насквозь и головка члена изо рта у нее вылезет!
Теперь к Беляну ведут "второй сорт нежного мяса". Девчонка постарше, титек нет, но груди уже припухли, между ног волосики редкие появились. Идет сама, но в газах страх — уже понимает, на какую пытку ведут. Ее детскую дырочку мужской уд тоже может порвать до смерти. Думаю: "третье мясо будет еще старше. А, была-небыла!". Встал и обращаюсь к Медведко:
— Мудрый вождь, старейшина рода! Я не достоин первого самого нежного мяса. Его должен получить ты! Ты проявил мудрость, поверил, что я, чужой для вас человек, уничтожу врага. Это самое главное в нашей победе. Мне же достаточно будет и третьего мяса.
Польстил старейшине, а он и доволен, что ему первую честь уступили. Повел бровями и малолетку от меня повели к нему.
— Скромному Воину с поклоном подносим третье нежное мясо.
Вот и подвели ко мне "третье мясо". Шла голышка сама, но от страха и стыда еле ноги переставляла, а парнишки еще норовят тихонько ей зад пощупать. Оглядел девочку — ладная, начала уже в бедрах раздаваться. Титечки чуть выступают, но соски хорошо торчат. На лобке волосики треугольник обозначили. Живот плоский, плечи детские, узкие. Однако коса уже до пояса достает. Повернул вокруг — зад осмотреть. Попка, конечно, маленькая, но ладно оттопыривается. Эх, не дурость бы вашего старейшины, не попади ты в рабство, стала бы кому-то хорошей невестой.
За столом опять брагу пить стали с криком:
— Нежное мясо! Хотим нежного мяса! — будто команду подают.
Не хочу вспоминать, как Медведко проткнул малышку. Она закричала под его тушей и несколько раз дернула тоненькими ножками. Наконец, он встал и надел штаны. А девочку уволокли. Мертвую или полумертвую — кто знает!
Белян не мучил свое мясо долго — сказывалась еще не зажившая рука. Девочка ушла сама на широко раскоряченных ногах, по ляжкам которых обильно текла кровь. Пока все с азартом следили за этим надругательством. Я тихонько притянул к себе "третье мясо" и шепотом наставляю.
— Слушай внимательно, делай, что буду говорить. Я постараюсь тебя не разорвать. Не бойся. Встанешь на коленки, голову на скамейку, ноги раздвинь пошире, зад высоко держи. Девичество все равно потеряешь, но будет не так больно. Не вздумай упасть подо мной на живот, когда буду в тебя втыкать. Хоть и больно будет, сама подавайся назад и насаживайся. Кричи громко — они это любят. Тогда быстрее закончим, и не придется долго мучиться. Ночью тебя трогать не буду, отведу в загон, там за тобой присмотрят. Если все правильно сделаешь, то тебя хозяин, пожалуй, не продаст за море, а оставит в поселении.
Не знаю, что она поняла, что нет — бледная, трясется, но головой кивает. А за столом опять кричат:
— Третье мясо!
— Сама сможешь к скамье подойти или отнести тебя? — спрашиваю.
Подошла к скамейке сама. Я рукой по краю похлопал — становись на колени. Встала на край скамейки, ноги широко поставила, голени в воздухе висят. Надавил на шею и опустил головой и плечи на широкую доску. Стоит, попу верх задрала. Розовые складочки кунки на меня смотрят. Бабы, что пиво подавали, притихли. Уж очень необычно девку поставили. Местные по простоте душевной такого не умеют — валят на спину и ноги раздирают.
Я похлопал по ее округлости.
— Хорошо стоишь. Снял штаны, а от ботинок я заранее освободился.
Подхватил за ляжки и надел девчонку одним движением на свой член. Она сразу завизжала:
— Ой! Ай!
Я глубже всунул — только бы матку ей не порвать! Начинаю качать ее за ляжки вперед-назад. Девочка по скамейке головой ерзает, пытается попой подаваться, на мой уд насаживаться. Но пока в ритм не попадает. Потом голову подняла и кричит, заливается:
— Ай-й! порвали мою целку! Ой, пропало мое девичество! Кто теперь меня в жены возьмет! Ай-Ай! До пупа достали! Ой, пропала моя кунка вместе с волосиками! Ай, мои маленькие титички! Для кого теперь они вырастут!
Страх страхом, но не потеряла ума девица, все запомнила, что я ей говорил. И сделала из своего крика целое представление. Уже плечи от скамейки оторвала, опирается на локти, голова в небо задрана. По щекам слезы текут (больно ей!) а она играет свой позор, как артистка. Можно только поражаться ее самообладанию.
— Бедная я, несчастная! Ни один господин на меня больше не ляжет, уд в меня не воткнет! Пусть он захочет каждый день мое тело красивое, молодое. Буду его в бане парить, в клетушке поджидать. Пусто воткнет в меня поглубже! Пусть ему в радость будут мои гладкие ляжки, мои титички, мой задочек!
Мужики пьяные такому концерту девочки-припевочки потешаются, подают советы. Спорят, для кого теперь ее титички вырастут. Очень быстро кончил, спустил в нее и отстранился. Застолье ревет:
— Вот это дал! Повторить еще! А нам можно?!
Дай им волю, до смерти затрахают, затопчут девчонку! Потом, когда протрезвеют, будут, конечно, искать ее и подминать под себя. Но зверства над ней уже не сотворят. Девчонка хитрая, где надо сумеет спрятаться, а где и сама телесами приманит.
— Нельзя. До утра она моя.
Поднял голышку со скамьи, обнимаю за талию, иначе упадет. И повел ее подальше от пира. Девочка-припевочка, как выжатая, на плече у меня плачет, порванная целка болит, еле раскоряченными ножками переступает. В рабском загоне попала она под опеку Ивы и ее бабки. Ива только глядит на нее со страхом, чувствует свою судьбу. А бабка молодец. Уложила на солому порванную девку, кровь между ног вытирает и какие-то заговоры нашептывает.
— Окажите помощь, последите за ней до завтра — говорю.
— Убережем, господин, — говорит бабка — а тебе спасибо.
— За что?
— За то, что мою жизнь от кола спас. Без тебя давно бы его конец у меня из горла торчал. А так, я тебе еще пригожусь.
Как в сказке. Пощадил охотник медведя, а тот "спасибо, я тебе пригожусь". И пригодился: Махнул рукой и отправился спать.
Ива, одна из жен Воина. (Рассказано много лет спустя.)
Вы просите рассказать, как я стала женой вашего отца. Об этом люди всякое болтают, но многое известно только мне.
Я росла в поселении нашего деда Горобоя. Не зря он носил такое имя, был строг с соседними родами, захватывал у них лучшие угодья, а иногда и людей, обращая их в рабов. За то нас не любили. Но и боялись многочисленных сыновей и внуков Горобоя. Только однажды обиженный сосед вышел против нас в поле. А все потому, что род старого Медведко приютил у себя неизвестного Воина-колдуна. Потом-то он и стал моим мужем и вашим дедушкой.
Дедушка Горобой захватил у Медведко сенокос. Если бы наши люди простояли на том поле два дня, это угодье стало бы нашим. Все наши мужчины вышли в поле, чтобы охранять захват. У них был запас харчей и большой котел для варки пищи. Никто не ожидал, что Медведко нападет. Но Медведко пришел, и Воин-колдун убил многих из нашего рода, а самого Горобоя зарезал на поединке ножом.
Только двенадцать наших мужчин остались живы и прибежали в поселение. Потому оборонять тын пришлось женщинам и подросткам. Но родовичи Медведко перелезли через него и в поселении началась резня. Боги наказали дедушку Горобоя за жадность, и это стало концом нашего рода и превращением всех нас в рабов.
Воин-колдун стоял среди нашего подворья и спокойно оглядывался по сторонам. Он наблюдал, как вязали детей и девушек; срывали с голов мужатых женщин платки — простоволосили их, а это страшный позор. Вы уже знаете, внучки, что позор открытых волос для мужатой страшнее позора заголения. Если мужчины сильно сопротивлялись, их убивали, а тех, кто не оказывал сопротивления, вязали. Мой младший брат, еще мальчик, ранил одного из сыновей Медведко копьем. За это у него вырвали из мошонки яйца, превратив в холостого мерина.
Я сражалась в мужской одежде, потому, что девушек и молодых женщин хватают в первую очередь. Медведко хотел набрать рабов и для себя, и для продажи на торгу. Нет, лучше было умереть! Даже коса у меня была спрятана под шапкой.
В этом последнем бою я, неразумная, напала с вилами на колдуна. Я была сильной и храброй девушкой. Такими вилами я убила бешеного волка, который забежал в поселение. Но Воин скрутил меня в один миг, повалил на землю и больно надавил на спину коленом. Потом начал, как и со всех пленных, срывать одежду и был очень удивлен, что под ним не парень, а девушка. Всех наших раздели до гола, а он придумал для меня более страшное унижение. Спущенные мужские штаны привязал веревкой у колен, а рубахой обернул связанные за спиной руки. Другие девушки и женщины могли прикрыть голый срам руками, а я была связана, моя срамница была всем открыта.
В словенских родах не стесняются наготы. Женщины парятся в банях не только с мужчинами-родственниками, но и с гостями из других родов. Когда разгоняют кровь девушкам, смотреть на их наготу приходят многие соседи. В такой день девушек часто стегают розгами соседские парни. Но у нас была другая, позорная нагота рабов.
Затем нас разделили. Честных девушек связали за косы и оставили под присмотром среднего медведковича — дураковатого мужика. Он со смехом ходил вокруг и стегал девушек прутом по задам и ляжкам. Меня привязали к коновязи, как кобылу, взнуздав рот ремешком.
Шеи детей и подростков связали единой веревкой и сбили в кучу к воротам.
А потом занялись мужатыми женщинами. Теперь нагие, без головных платков они не походили на гордых жен могучего рода. Большинство из них прижимало к себе маленьких детей. Победители мяли у них сиськи, проверяли, много ли молока. Им щупали зады, тискали волосатые кунки. Старых жен Горобоя хотели посадить на кол. Но тут в первый раз вмешался Воин. Опросив жен, он оставил себе самую старшую — мудрую травницу и настоял, чтобы двух других не сажали на колья, а отрубили им головы. Спасенную им бабушку под смех победителей привязали около меня. Теперь бабушка и внучка могли сколько угодно плакать у коновязи над своим позором.
Остальных мужатых жен насиловали все, кто хотел. Женщина, которую требовал победитель, передавала соседке своего ребенка и шла на середину двора. Там она покорно перегибалась через дровяные козлы, открыв всем свою кунку. Мужчина подходил, не стыдясь нас, спускал штаны и вталкивал в несчастную свой торчащий член-уд. При этом еще мял сиси, больно шлепал по поднятому заду. Мужатых женщин в нашем роду было много, больше, чем ратников Медведко. Потому не все женщины подверглись в этот день насилию.
Грабеж продолжался. За ворота выгоняли скот, выносили из сараев запасы. Хотели запалить поселение, но Воин не позволил. Он был мудр, и многое предвидел заранее. Не потому ли разглядел в голозадой рабыне свою будущую жену.
Я со страхом ждала, когда хозяин раздвинет мои ляжки и лишит меня девичества. Но он не обращал на меня внимания. Ни в этот день, ни на следующие, когда нас пригнали в поселение Медведко. Казалось, его внимание не привлекал и разгон крови у местных девок. Первые дни мы с бабушкой провели голодные в загоне с нашими родственниками-рабами. Только потом Воин взял нас к себе, где мы попали в подчинение его любимой рабыни Елены.
Бревенчатая клеть, куда привела нас Елена, не могла быть достойна Воина-колдуна. Но это было его жилье! Елена постелила для бабушки на полу медвежью шкуру и занялась мной, прежде всего, освободив от рубахи и позорно подвязанных у колен штанов. Потом голую долго вертела и осматривала все мои укромные местечки. Протерла тело мокрым пучком травы и велела ложиться на постель Воина. Сама сняла рабскую рубаху (такие же были приготовлены для нас) и сидя ждала нашего хозяина.
Пришедший Воин стал играть с телом Елены. Долго ласкал ее зад и перед, прежде чем поставил ее на четвереньки и воткнул в нее свой уд. А потом заснул между нами:
Ночью мне пришла страшная мысль: меня положили в эту постель, чтобы уберечь от посягательства других мужчин. Мою девичью невинность берегут, чтобы дороже продать на торгу. Я зарыдала, чем и нарушила сон хозяина.
А утром: Рано утром, пока все праздновавшие победу спали пьяным сном, Воин повел меня за баню на берег реки и там велел снять рабскую рубаху. Я стояла голая под его внимательным взглядом. Неожиданно он подал мне свой нож и сказал:
— Нарежь длинных березовых веток, да потоньше.
Я пришла в ужас! Вы знаете, что тонкой березовой веткой (обязательно березовой!) связывают руки и ноги принесенной в жертву девушке прежде, чем ее тело бросить в воду. Это не даст мертвой жертве выйти из воды и сосать кровь у живых. Значит, меня сейчас зарежут, принесут в жертву воде! Поданные ему ветки Воин ошмыгал, очищая их от листьев. А я стояла перед ним — еще не мертвая, но уже не живая. В ожидании смерти я опустилась на четвереньки и высоко подняла голову, подставляя горло под нож.
Неожиданно мой зад обожгло, как огнем! Хозяин порол меня тонкой березой. Прежде я видела, как у нас пороли рабынь, но всегда прутом ивы или орешника. Тогда дедушка Горобой старался попадать не по заду а между ног, вдоль самых нежных складок кунки. Воин хлестал меня только по самому мягкому девичьему месту. От неожиданности я дернула задом и громко вскрикнула.
— Запомни, — сказал мой хозяин — меня нельзя будить без важной причины.
Потом снова стегнул. Боль была такая, будто береза прорезала мой совсем не тощий зад до костей.
— Запомни. Меня можно будить в любое время, если напали враги, случится пожар или другая беда.
Воин долго порол меня тонкой березой. Я кричала от боли и плакала от радости, что буду жить, что меня не зарежут в жертву. А мой толстый зад как-нибудь выдержит! Не смейтесь, внучки, в молодости у вашей бабушки был очень хороший зад.
Потом Воин приказал лечь на расстеленную рабскую рубаху, раздвинул мои ляжки и воткнул свой уд в девичье лоно. И я закричала, как это положено любой девушки один раз в жизни. Надеюсь, в свое время вы, внученьки, будите так кричать невестами в брачной постели, а не рабынями под хозяином. Воин закинул мои ноги себе на плечи и вторгся так, что я почувствовала боль где-то в самой глубине живота.
Но я была рада — теперь меня не продадут на торге. Теперь я, благодарная рабыня, останусь жить у моего хозяина, буду ложиться под него, обнимать и целовать. Может он позволит мне готовить ему еду, стирать белье, парить веником в бане.
Так и привел меня Воин с речки в поселение — в рабской рубашке с пятном честной девичьей крови на заду. Иду, как невеста на свадьбе. Но ее рубашку с кровью на тын повесят, чтобы все видели. А потом уберут в скрыню. Второй раз свадебную рубашку на женщину оденут, только когда положат ее мертвую на погребальный костер. А мою рабскую рубашку куда повесить?
Пришли, а клеть вся удивительным полотном завалена. Это крылья небесные Воина. Одни крылья он Медведко подарил. За вторыми Травку раба Елена посылала, пока наш хозяин с Ладой миловался целую седмицу. Надо же! Травка девка строптивая, поперечна, а посыл от рабыни приняла и выполнила.
Сели мы с бабушкой из того полотна себе да еще Елене сменку рабских рубах шить. Елена иголки и нитки у кого-то из баб выпросила, нож принесла — полотно кроить. Только нож был совсем тупой. Увидел его Воин, хмыкнул:
— На таком ноже верхом до Москвы доехать можно и не порежешься.
Мы спрашиваем:
— А где эта Москва? Может там поселение Воина-хозяина!
Он только махнул рукой.
— Далеко.
Раба Елена взглянула на него странно, хотела что-то сказать, но промолчала.
Потом дал Воин нам свой боевой нож. Огромный. Этим ножом он нашего дедушку Горобоя зарезал. Поплакала я тихонько и принялась шить. Елена шить плохо умела и закрой новой рубашки господину нашему я у нее отобрала. Я то с детства была великой мастерицей по шитью. Сижу, вышиваю рукава и ворот узором, который душу в теле удерживает, а саму новые страхи одолели. Боялась забрюхатеть.
Обычно, когда хозяин рабу мнет под собой, он в последний момент свой уд из нее вытаскивает, семя на живот ей изливает. Это, чтобы раба не брюхатила и потом на свободу не вышла. Очень ценились рабыни, которые сами умели в последний момент под хозяином перевернуться и зад подставить. Хозяину тогда удобно уд между пухлыми половинками вложить и на задницу рабыни излиться.
А со мной у реки хозяин не берегся. Под конец зарычал, обхватил меня крепко и удом своим до самого моего донышка достал. Туда и излил семя.
Дедушка Горобой с брюхатыми рабынями строг был. Из их животов плод всегда сам выдавливал. Был у нас случай, обрюхатил рабыню мой покойный батюшка — не поберегся. Дедушка Горобой его палкой отходил и велел с той пузатой рабыни рубашки снять и к себе привести. Долго стояла она голяком у нашего крыльца. Дедушка вышел мрачнее тучи и велел ей на спину ложиться, да не на скамейку, а вдоль толстого бревна, что во двор привезли корыто долбить. Лежит она, ноги по сторонам свесила, пузо уже высоко стоит. Подошел дедушка и сел на нее верхом, на самое пузо. Сел и сидит, с сыновьями разговаривает о всяких делах. Вначале из кишок рабыни дух пошел, потом все остальное потекло. Для того ее дедушка на бревно положил, чтобы не осквернить скамью, на которой кровь разгоняют. Через сколько то времени раба кричать начала. Тут дедушка и встал с нее.
Вот я и боялась, что господин Воин из меня ребенка выдавит, если я понесу. И как в воду глядела! Прошли сроки, а женской крови у меня нет — забрюхатила. Очень испугалась, даже топиться думала. Воин узнал об этом много позже. Он перебрался с насельниками и рабами в поселение убиенного дедушки Горобоя. Женился сразу, первой женой взял вреднючую Травку. Это потом мы с ней жили душа в душу, а вначале — спаси Великая Матерь, что было!
Сняли с шестов головы наших убиенных родственников, похоронили их честным огненным погребением. К нам на славу Воина стали разные люди собираться, просить разрешения селиться под его рукой. Первым карел пришел с брюхатой бабой и кучей ребятишек. Подворье наше стало полно народу, но никто о моем животе господину не проговорился и он о том не знал, пока пузо рабскую рубаху не подняло.
Как узнал, велел привести меня к крыльцу и снять рабскую рубашку. И еще, чтобы все поселенцы и рабы собрались. Стою голяком при всем народе, живот раздутый руками поддерживаю. Сама ни жива и ни мертва, с белым светом прощаюсь, потому после выдавливания рабыни часто умирали.
Вышел господин на крыльцо, за ним раба Елена маячит, а Травка не вышла. Посмотрел господин на солнышко, верно, молился по-своему. И говорит:
— Перед светлым Саврогом, перед всеми родичами и насельниками объявляю эту рабу Иву своей свободной женой, а ребенка в ее пузе своим чадом.
И подает мне новую рубашку, поневу и головной платок, который мужатые бабы носят.
Потом поманил бабушку, которая тоже рабскую рубаху носила.
— Объявляю бабушку моей жены свободной, жить ей в моей усадьбе.
И ей подает одежду свободной женщины.
Вначале Великая Матерь мне не благоволила и первые двое детишек вы были, доченьки. А муж сыночка ждал. Я боялась, прогневается он за то, что не рожаю сыновей. Всякие страсти мне мерещились: осердится и продаст такую жену на торгу. Это корова хороша, когда телочек приносит, а от бабы сыночков ждут. Думала я, какому богу поклониться, чтобы родился мальчик. Бабушка насоветовала мне пойти к тайному кумиру Ярилы, что женщину и мужчину жаркими объятьями соединяет. Рассказала она, что и как у Ярилы делать. Туда ходят только мужатые бабы с великими просьбами, а мужчинам и девушкам путь к нему заказан. Страшное место, лучше бы вам, внученьки не настала такая нужда поклониться Яриле.
Пришла я к тайной избушке за Черным лесом, кругом снег чистый, давненько ни одна баба не приходила сюда. Постучала в дверь.
— Ярила-батюшка, наполни мужа страстью, помоги мне родить сыночка — и вошла:
Принесенными с собой горячими угольями своего очага разожгла огонь в печи, затеплила светильники с жиром. Огляделась. В красном углу стоит дубовый чурбан Ярилы ростом под потолок. Член-уд вперед торчит, толстый как полено и длинной больше руки. Поклонилась кумиру, поцеловала член-уд в самый кончик, откуда у мужчины семя течет. Потом намазала его чистым медом и крепкой брагой. Огонь в печи гудит, дым под потолком стелется и уходит в продухи под крышей. Тепло в избе стало, можно действо свершать.
Под взглядом Ярилы разделась я до гола, взяла из стоящей на столе чашки сушеные коренья, положила их в рот и запила принесенной брагой. Жую, грызу коренья и чудится мне, что глаза Ярилы разгораются, он руки ко мне тянет. Подошла к нему и села верхом на Ярилин член-уд, трусь об него. Многие бабы до меня тайно справляли ярилино действо и дерево стало гладким-гладким. Прижалась я задом к животу истукана и легла вдоль его члена. Мои ноги, руки и сиси по бокам ярилиного уда свисают. Сквозь истому чувствую, легли деревянные пальцы на мой зад, погладили и сдавили его половинки. Вот раздвигает Ярила заветные женские складочки и начинает вторгаться в меня толстый как полено и такой горячий член. Страх меня обуял, и закричала я от боли:
— Ой, больно! Батюшка Ярила, отпусти меня глупую, я лучше домой пойду.
А в ответ громкий хохот раздался. От боли и страха я сомлела и не помню, что было дальше. Пришла в себя, лежу у ног истукана. Встала, поклонилась ему и опять поцеловала конец члена-уда.
— Спасибо тебе, Ярила, что мной не побрезговал.
Оделась и пошла домой. Бегу через лес, как на крыльях лечу, и думаю "теперь рожу мальчика".
На Ярилу крепко надеялась, но и сама я всячески старалась мужа ублажить. Только бы он мой порог переступил, пришел ночевать в мою избу. Бывало, войдет он ко мне вечером, я поневу сразу сниму, рубашку подниму до пояса. Будто девушка молодая готовится, чтобы ей кровь разогнали. Так и хлопочу по избе, мелькаю голым задом и передом, ляжками поигрываю.
Ох, и любил он посмотреть на меня такую: Посадит меня голым задом на колени и позволит завязки на рукавах его рубашки развязать, оказать тем женскую ласку. А сам уже на моем вороте завязки распустил и сисю молочную достал. Гладит ее и сосок целует.
— Муженек ладушка, — шепчу ему на ухо — вторая сися обижается.
Он и вторую выпростает и с ней игры заведет. У мужей словенских такого не было, чтобы сисю жены в сосок целовать, только Воин своим женам такую ласку оказывал. Другие мужики только мнут сисички, да так, что молоко из них выступает.
От ласки мужа я сомлею и начну ляжки раздвигать. Тут ему самое время повалить меня на лавочку и наполнить мой живот деточкой. И еще, спасибо Елене-рабыне, научилась меня ноги на плечи мужу закидывать, и на четвереньки под ним становится.
Первые сыночки Воина уже женаты. И все жен голубят, целуют в сосочки сисей, а те под ними ноги высоко задирают и на плечи закидывают. Такое только у потомков нашего мужа водится. Многие девушки хотели бы за его сыновей выйти замуж, пусть даже третьей или четвертой женой. Род-то наш славный и богатый. Так они открыто парням говорят на вечерках "хочу ноги жениху на плечи закинуть". То и значило: не пойду ни за кого, кроме потомка Воина.
Третьим родился у меня мальчик. И еще многих деточек родила. Очень родами Елена с бабушкой мне помогали. А муж мой Воин честь большую мне оказал. Каждый раз, когда я в бане рожала, он вокруг с мечом ходил, отгонял от нас злую силу. Давно это было, доченьки.
История с Ладой
Не дожидаясь конца пира, я отправился спать. В дверях клетушки стоит раба Елена, меня поджидает.
— Много крови пролил великий воин, много взял жизней у людей, которые слабее тебя были, защититься не могли. Над девочкой насильничал принародно и удовольствие от того получил. В какой мешок грехи складывать будем?
— Слушай, раба — отвечаю — хорошая у тебя попка, но я могу ее и плеткой ободрать!
— Под плетью я умру, кто потом совет тебе даст? Зачем резать куру, которая золотые яички несет? Ты лучше раскинь, что с Ладой делать, она у твоей постели ожидает.
Вспомнил: Полный абзац! Как с ней быть? Может у нее женское нутро наперекосяк устроено. Два года мужу не рожала, как же ее за неделю обрюхатить. Такое и в семье не сразу получается. Вот задача быка-производителя! Если не получится, все в моей колдовской силе усомнятся. А потом и зарезать могут — от огорчения чувств. Даже хмель стал из моей головы выветриваться. Елена, наверное, мои мысли прочитала:
— Ладу я добрыми травами поила еще, когда вы в поле кровь лили. Теперь выпей это — и подает мне кувшин — Иди к ней и соверши все по-доброму, по-семейному. Не забудь, позволь Ладе тебя разуть. Они думают, что без этого ребенок в животе женщины не завяжется. Ну, ступай спать-почевать с молодой женой, женой на одну неделю. А я твои заботы развею.
А сама подает мне чашку с каким-то травяным отваром.
— Выпей. И, да поможет тебе Великая Матерь!
Полный сомнений вхожу в клетушку. Горит огонек в плошке. Полумрак. Лада-Ладушка стоит около постели в полном женском уборе. На голове платок, все волосы спрятаны. Рубашка до щиколоток, а поверх нее понева с очень красивым орнаментом. На поясе сумочка с какими то женскими мелочами и множество железных (!) оберегов. То, что у нее глаза испуганные — понятно. Непривычно ей, мужней жене, делить ложе с чужаком. Да еще с таким страшным. Не своей волей она пришла — старейшины приказали.
Поклонился Ладе и сел на нашу новобрачную постель. Она опустилась на колени и очень ловко разула меня — сняла прыжковые ботинка и шерстяные носки. Таких ботинок она в жизни не видала, и расшнуровать их могла только с Елениного научения. Кончив с разуванием, поднялась и сняла поневу, а вот снять рубаху и обнажить тити застеснялась. Я уже все снял и предстал перед ней голый, как в бане.
— Помочь рубашку снять? — говорю.
Лада покачала головой и, собравшись с духом, сняла рубашку. Сразу же прикрыла ладошками свои грудочки и — быстренько на постель. Прилег я к ней. Лада сжалась калачиком, тити руками прикрывает, колени к животу подтянула. Начал ее целовать ее твердокаменные губы. Насильно отрывать руки от титечек не охота — если насилие, то какая уж тут радость зачатия ребенка.
Как же ее расслабить? Мужчина любит глазами, а женщина любит ушами и телом. Не поможет ли опыт дон Жуана?
Голос у меня музыкальности козлиной, потому серенады исключаются: Постараюсь разговорить. Наклонился к своей новобрачной на неделю:
В ее понимании нормальный мужик, лежа с женой на лавке, должен задрать благоверной рубаху до пупа (ах, рубаха уже снята!), раздвинуть ляжки и возможно быстрее всунуть свой уд, куда следует. Дальше только один вопрос, на сколько толчков мужа хватит до впрыска спермы. Потом он отвалится и заснет. А этот что-то вроде заклинания говорит, гладит лицо, губы целует — будто парень девушку на вечерке.
Мои руки погладили ее по спине, перешли на тугое бедро и, дальше, на мягкую округлость попки. Наверное, Лада первый раз в жизни испытала нежное прикосновение к своим интимным частям. Словенские мужчины лапали — хватали, мяли, щипали девушек и своих жен за сокровенные места. Но нежно ласкать они просто НЕ ДОГАДЫВАЛИСЬ!
Потому у Лады кроме страха появилось вполне понятное удивление. А любопытство, как гласит поговорка, сгубило кошку.
До того Лада была обращена ко мне спиной. Но теперь любопытство заставило повернуться лицом. И ее титички сразу попали во власть моих рук. А коварный голос продолжал:
Никакого молока в них нет и в помине, но титичкам-сисичкам так хорошо. Тускло освещенная плошкой, лежит на спине молодая голая женщина, бедра широкие, титьки стоймя стоят, подставляют соски в розовых ореолах. Пупок вдавлен в слабо выпуклый животик. Внизу его курчавятся светлые, почти белые, волосики. Ляжки плотно сжаты. Упитанное тело гладко и округло везде, где надо. А хитрые руки дальше путешествуют по телу Лады под устный комментарий:
Гладят, гладят руки теперь уже расслабленное тело. Ее осторожно перевернули на живот, руки ходят по ложбинке между половинками попочки, проникают между ляжек, и теперь у Лады нет ни малейшего желания их сдвинуть. Рука пытается проникнуть под Ладу, в складочку, что идет от лобка в самое заветное место. Неожиданно Лада высоко подняла попу и освободила дорогу этой путешественнице. Между ее лобком и постелью можно два кулака друг на друга поставить. Палец скользнул по влажной складочке и остановился у ТОЙ дырочки. А голос продолжает свое:
Важно, что говорит голос о ее теле и говорит только хорошее. Не зажималась Лада, когда ее снова перевернули на спину, согнули ноги в коленях и еще шире раздвинули.
Что тут описывать, первый раз в новую для меня женщину всегда вхожу с особым удовольствием. Член мой стал твердости необыкновенной, заходил вперед-назад. Лада почти сразу стала подмахивать, двигаться в ритме моих толчков. А я по ходу этой пляски выдал новый экспромт:
Потом завел речитатив, на каждый толчок в ее нутро новое слово, полное значения:
А Лада шептала подо мной:
— Маленький ребеночек, маленький ребеночек.
Ее окончательно забрало, стала охать, стучать по моей спине пятками.
— Ой, что со мной делают!
Странно, но, наверное, это был в ее жизни первый оргазм.
Не знаю, чем нас опоила Елена, но в течение этой ночи я поимел Ладу шесть раз! И каждый раз я заливал в ее нутро сперму. Точно знаю, потому как отдых начинал лежа на ней, и на волосиках лобка оставалась последняя белая капля. Лада ее аккуратно собирала ее пальцем и размазывала по низу живота, где, по моим представлениям, находится у женщины матка. Один раз, смущаясь, лизнула палец — попробовала на вкус. Перерывы были не долги. Малость отдохнем и говорю ей:
— Давай еще.
После пятого раза я выдохся основательно, но теперь уже сама Лада улыбнулась и просительно сказала:
— Давай еще.
Начала меня ласкать, рассматривать мой член и очень испугалась, когда сдвинула крайнюю плоть и открыла головку. С мужем все происходило в темноте избы, где на лавках лежали другие супружеские пары, а на полатях многочисленные дети. Мы же не стеснялись света, своей наготы и любили друг друга в полный голос. Кого нам стесняться? Мы одни, Елена спит где-то за дверью.
Было позднее утро, когда дверь приоткрылась и рука Елены поставила у порога горшок с молоком, второй — с пшеничной кашей, в которую воткнуты две ложки. Как были голые, уселись у порога плечом к плечу. Стали по очереди загребать кашу ложками, передавать друг другу молоко. И тут Лада неожиданно выдала свой экспромт:
Засмущалась и уткнулась носом мне в шею. Оваций не было, просто я наградил ее поцелуем и сказал:
— Поели, — ложись в постель.
— Как ложиться — на попку или на живот? — расшалилась моя молодуха.
Так и провели мы всю неделю. Одевались и выходили только нужду справить.
А через неделю дивный сон закончился: Лада ушла в избу своего мужа. Потом я видел ее с пятнами на лице и большим пузом. Жизнь шла своим чередом…
Ладу, конечно, одолевали расспросами другие бабы — расскажи, как все было. Об интимных подробностях она не распространялась, чтобы не вызывать ревность Беляна. Но не утерпела и рассказала золовке мой речитатив "Будет пояс расширяться, будет пузо раздуваться: " и каждое слово под новый толчок мужнина члена. Весть пошла дальше, и теперь жены, лежа под мужьями, бормочут этот заговор. Говорят, что это старинное заклинание и оно очень даже помогает зачатию. А в соседнем роду две женщины подрались, выясняя важный вопрос — можно этим заговором пользоваться только под мужем, или его разрешается шептать невестам накануне свадьбы. О моем авторстве никто уже не помнит, да я на нем и не настаиваю.
Моя история с Ладой имела неожиданное последствие. Как только все убедились, что Лада стала брюхатой, соседи попытались приводить ко мне бесплодных жен. Но роль быка-производителя мне претила, и я категорически отказался.
Зорька, порванная целка
Болит моя щелка, порвана целка!
Как и многие девчонки еще не вошедшие в возраст невест, я порой думала, как это произойдет. В мечтах видела красивого жениха, которого я разуваю. Потом он поднимет мою рубашку выше пояса и перережет нитку, завязанную глухим узлом на талии. Эта, первая спряденная девочкой нитка, всегда хранится у матери, и в день свадьбы ее повязывают под одеждой по голому телу невесты. А потом жених опустит сзади мою рубашку, чтобы не ней осталась честная девичья кровь. Уложит меня любимый на постель из немолоченых снопов в брачной клети. Я сама раздвину ноги и обниму жениха. И тогда он порвет мою целку. Будет ли очень больно? Женщины говорят, всяко бывает, но девушка, становясь бабой, должна громко кричать.
Я и кричала, но не под любимым женихом, а под насильником — страшным Воином, который уничтожил наш род. Когда нас голыми рабынями привели на подворье, среди родичей Медведко были знакомые нам парни. Они бывали в нашем поселении, а один из них прошлым летом разгонял мне кровь, порол меня ореховым прутом. Я думала, что через пару лет он станет моим женихом, а потом и мужем. Но теперь все они насмехались над нашей наготой.
Всех рабынь затолкали в загон до того времени, когда определится наша судьба — кого из нас оставят домашними рабами, а кого повезут на торг для продажи за море. Самая страшная судьба досталась нам, родным сестрам, дочерям младшего брата дядюшки Горобоя. Мы стали "мясом" на победном пиру. Я видела, как самая младшая сестра была проткнута громадным удом Медведко. Он навалился на Яну так, что только ее тоненькие ножки торчали по бокам насильника. Под ним Яна и умерла, истекая кровью. Среднюю сестренку не только лишили девичьей чести, но и повредили ее женское нутро.
Жизнь мне спас тот самый грозный воин. Он посоветовал кричать громко, жалобно, но так, чтобы развеселить пирующих. И тут же поставил меня в стыдную позу — коленями на скамье и с высоко поднятым голым задом. Ни я, ни пирующие никогда не слыхали, чтобы девушку лишали чести в такой позе. Раздвинул складочки моей щелки и резко воткнулся в целку. В одном он был прав, стоя с задранным задом мне было не очень больно.
Откуда у меня сила взялась, не знаю, но под ним я громко кричала о своих девичьих прелестях, жалела свою щелку, молодые титички, крепкий задочек, предлагала новым хозяевам использовать мое тело. Под хохот пирующих насильник быстро излил в меня семя и увел в рабский загон, где обо мне позаботилась старшая бабушка.
Много дней мы провели в этом загоне. Я пряталась в соломе от ранее знакомых парней, которые приходили к ограде и кричали "Зорька-порванная целка". Они и мысли не допускали, что повернись судьба по-другому, мы пировали бы победу, а их сестры и матери толпились бы голыми в ожидании очереди лечь под наших мужчин. Что оставалось мне делать? Только глубже зарываться в солому и жалеть свои крепкие титечки, которым теперь не стать сисичками, гладкий животик, маленький пупок, упругий задок. Я в ту пору не могла и мечтать, что у меня когда-нибудь будет муж и рожденные в законе детишки.
А потом пришел Воин, забрал с собой Иву и бабушку, увел их в свою клеть. А на меня и не посмотрел. Разобрали из загона рабынь для домашней работы. Я осталась теми, кого продадут на торгу: Что-то будет. Как говорят старухи сказительницы:
Елена, рабыня
После ухода Лады Воин два дня отсыпался. Его не интересовало ничто происходящее вокруг, как, впрочем, и мое искусство любви. Это свободное время было роскошью, которой я поспешила воспользоваться. Нужно было все обдумать и выбрать правильную линию поведения.
Проявив в эти дни небывалую силу производителя, Воин, конечно, начал догадываться, что здесь не обошлось без любовного напитка. А приготовить и подать ему такое питье могла только я. Кроме того, я высказалась неодобрительно о его кровавых похождениях, разорении поселения и о надругательстве над его жителями. В итоге Воин пригрозил выпороть меня плетью. При всем знании сильных и слабых мест в душе и на теле мужчин, я ужасно боюсь порки. Все внутри сжимается при мысли о ней.
Нужно было как-то умаслить своего господина. И это я намеревалась провернуть в первый день, как Воин отдохнул и привел в наше жилище рабыню Иву и ее бабку. Но девчонка оказалась просто глупа. Ее несозревшее тело представляло интерес скорее для лакомки-извращенца. А Воин, насколько я заметила, интересовался более пышными женскими формами. Со старухой мы быстро нашли общий язык на основе интереса к траволечению. Но под нашего господина старуху не подложишь. Нужно поработать самой.
Я дожидалась господина голая, покорная и очень привлекательная. Старуха на своей подстилке старательно прикидывалась спящей, а на лежащую в постели Иву Воин даже не посмотрел. Ива не спала, но и не улавливала нашего разговора. Ее сил хватало только на то, чтобы бояться за свою девичью целку.
Господин вошел, не скрывая недовольства тем, что я иногда действовала от его имени. Обычно для него "светом в окошке" была рабыня Елена. Но своего зависимого положения не простит ни один настоящий мужчина. Хорошо морочить хозяину голову, но если он поймет, что им управляют, как марионеткой, то меня ждет даже не порка, а смерть. Притом, смерть поганая — на колу или на кресте, как это практикуют в Персии. И в этот раз он намекнул на такое орудие наказания, как короткий кол.
У меня заработала фантазия и в уме возникла картина. Нагая рабыня Елена стоит среди двора и роль третьей точки опоры у нее выполняет тонкий кол, вошедший в зад и достающий внутри до пупка. Самой слезть с него невозможно, насадиться глубже не пускают собственные ноги, стоящие на земле. Дня два простою на колу с порванными кишками. Потом мышцы ног устанут, тело опустится, насаживаясь на кол. Смерть предстоит долгая и мучительная.
Малые прегрешения может перекрыть благодарность за доставленное женщиной наслаждение. Итак, будем копить благодарности, но их еще предстоит ненавязчиво заслужить. Я умею в глазах мужчины выглядеть по-разному. Сегодня я подчеркивала некоторую пухлость своего тела. Повернулась так, чтобы торчащие груди казались тяжелее, попка толще, ляжки налитыми. И опять мне удалось управлять своим хозяином. Господи, до чего же мужчины бывают слепы! Он сразу начал гладить мою попку и плотно сжатые бедра.
— Великий Воин еще не оценил всех возможностей моего тела. Я вся в твоей власти. Ты можешь при желании посадить меня на кол. Но зачем портить шелковую попочку деревянным колом? Лучшее наказание — воткнуть в нее твердый член моего хозяина. Там ему будет горячо, приятно и: чисто. Как удобно будет господину лежать и качаться на моих упругих полушариях!
Я дразнила хозяина, как пишут в восточных сказках, "встала так, что бы был виден и перед, и зад". Со времен уроков схолы в городе Элае я не привлекала мужчин своей попой и не была уверена, что сейчас это получится хорошо. Но, получилось.
Опустилась на колени, потом медленно встала на четвереньки, обратив к господину свою красавицу. Голова моя лежит на постели, спина глубоко прогнута, шире стала ложбинка между полушариями. Ягодицы медленно сжимаются и расслабляются, приглашая нашего повелителя.
Я и не заметила, как он выскочил из своей одежды, такое впечатление произвел мой "задний фасад". Через мгновение Воин прижимался животом к шелковой коже моей попочки. Ему всегда нравились мои упругие ягодицы. Но до этой ночи он гладил их, мял, тискал только для возбуждения. С моей подачи, в этот раз он будет использовать меня необычно. Вместо женской щелочки войдет в попку рабыни Елены.
Я уверена, он никогда не интересовался мальчиками и до этого не поимел в зад ни одной женщины. Опытная гетера замечает такое безошибочно. И сейчас привлекает его не извращенная страсть, а любопытство, интерес к новому, необычному ощущению. Прежде всего, это ощущение неограниченной власти над покорным женским телом — куда хочу, туда и воткну!
Член-уд моего повелителя вошел между ягодицами и остановился перед сжатой задней дырочкой. Не будем торопиться, пусть господин наслаждается предвкушением того, что вот СЕЙЧАС он проникнет в пышный зад своей рабыни. Она не дернется, не закричит от боли и страха. Она сделает все возможное, чтобы повелителю было приятно. Пусть хозяин запомнит, что с рабыней Еленой ему было хорошо и потому эту рабыню надо беречь и никому не дать ее покалечить или убить.
Глубоким дыханием я расслабила мышцы, положила руки на свои ягодицы и раздвинула их, приглашая Воина к продолжению. Он нажал членом на растянутую дырочку, и его головка стала проникать внутрь. Скажу честно, было очень больно, но я не издала ни звука. С каждым толчком Воин проникал в попку все глубже, и тогда я позволила себе восхищенные стоны. А когда уд достиг предела глубины, и движения замедлились, я постепенно стала опускать зад и легла под хозяином на живот. Его пах, лобок и даже мошонка плотно вжались в мою попу. Легкими движениями таза я качала господина на своих мягких полушариях.
Медведко, торгаш
За хлопотами после похода на Горобоя мы едва успевали собраться на торг. Вода в реке спадала и была опасность, что на обратном пути наши ладьи не пройдут по перекатам. Да и родам, опоздавшим на торги, выбирать товары особенно не приходится. Ромеи уже успеют накупить рабов и наш живой товар пойдет за половину цены. Соль успеют распродать до нашего приезда, а на ее остатки цена взлетит до верхушки кедров. Потому каждый род старается прибыть на торжище пораньше, неспеша осмотреться, прицениться к товару ромеев. Узнать почем в этом году железо в крицах, ткани узорчатые и, самое главное, соль. Для нас это первый товар. Не родится соль в наших озерах и ручьях. Ромеи собирают ее в соленых морских лагунах, отбиваясь непрерывно от нападения кочевников. Врут, однако, про опасности добычи соли, набивают цену. И продают ее: один мешок соли за десять мешков ржи или за пятнадцать шкурок собольих. А железо у них идет: одна крица против двух, а то и трех мешков соли. Есть у нас и свое железо, но его всегда не хватает. А рабам цена разная. Иной год против мешка соли идет справная телом девка невестичного возраста, целка или один здоровый кастрат. А другой год против того же мешка подавай не меньше четырех холощеных мужиков. Родившие бабы и дети идут совсем дешево. Особенно если опоздать на торг.
Торг рабов общий. Большинство их покупают ромеи и увозят в дальние страны. Хотя на торгу ромейское поселение стоит круглый год, но купленных словен, чудинов или карел там не оставляют, чтобы не бежали в родные леса. Некоторых рабынь покупали старейшины из наших племен, какую за мастерство или красоту телесную, а порой выкупали родственницу, захваченную недругами. А Воин в тот год купил на рабском торгу совсем удивительную бабу. Ростом выше любого нашего мужика, силищи невиданной и с волосами белыми как снег!
Но это потом было, а сейчас мои сыновья конопатили ладьи, грузили в них мешки ржи, добытые зимой меха, усаживали предназначенный на продажу полон из рода Горобоя. Все рабы — холощеные мужики, девки и бабы садились на весла, а молодняк вталкивали между гребцами на дно ладей. Мои же вольные родовичи на носу и корме каждой ладьи с луками и копьями для оборонки от всякого лиха.
Тут и попросился с нами Воин, да не один, а со своей рабой Еленой.
— Что за дело тебе на торгу без товара — спрашиваю его.
А он улыбается:
— Мир посмотреть и себя показать.
Думаю, может он решил к ромеям в войско наняться, но тогда зачем с собой рабыню берет? Нашему роду урон большой такого защитника потерять. Но не могу ему отказать, очень он помог Горобоя победить.
— Садись, — говорю — места два человека много не займут, плыть нам до торга всего два дня, но лишний воин в таком неспокойном месте не помешает.
На торг съезжаются многие нурманы-мореходы, чтобы к ромеям в войско наниматься. Народ они буйный, всякое безобразие могут сотворить. И как накликал, догнала нас ладья нурманов, которые тоже на торг плыли, и с нами вместе на ночлег остановились. И пошло у них пьянство бражное. В походах военных нурманы порядок держат, не пьют. Но это плаванье они за поход не считали, поход начнется, когда с ромеями столкуются, о цене за службу договорятся.
В этой вечерней пьянке подрались ножами два нурмана и ранил забияка сына ихнего вождя-кнеза в самую яремную жилу. Кровь струей ударила, конец бы ему пришел, если бы Воин не зажал рану на шее. Кнез, не разобравшись, мало не убил Воина, а потом за спасение сына подарил ему камень здоровенный. Я такого никогда не видал. Камень как камень, эка невидаль… Тоже мне, подарок! Но оказалось, что этот камень-электрон у ромеев имеет цену немыслимую, громадную. И продав его, обогатился Воин свыше всякой меры, сам обогатился и мне выделил знатную долю.
Пока он сына кнезова врачевал, пришлось нурманам на месте на один день задержаться. С ними Воин с Еленой остались пока рана в яремной жиле не засохла. Потому на торг Воин с нурманами против нас на день опоздал.
Я с сыновьями успел весь рабский торг обойти и на соляном ряду цены узнать. Хорошие цены — соль недорогая, а рабы в цене.
Выставили и мы своих рабов. Всей продажей заправляет ромей от торга, но и мы присматриваем. Ромей важный, толстый и при нем второй с кнутом. Это чтобы порядок держать. Ромей весь товар переписывает и помечает, какую цену хозяин за рабов запрашивает.
Прежде всего, рабов заставили в реке искупаться, следы от ударов или розги и на их теле замазали. Белян у меня большой мастер синяки на рабах замазывать. Иначе, увидит покупатель, что раба били, посчитает его строптивым, цену потребует снизить. Кому охота строптивца покупать. Потом развели товар по местам. На земле лежат длинные бревна с веревками через один шаг, чтобы каждого раба за ногу увязать. Сидят они рядами на бревне, покупателя дожидаются. Веревка пускает три шага сделать: вперед, чтобы покупатель мог товар осмотреть; или назад за бревно — нужду справить. В первые дни рабов не покупают, только прицениваются, потому сидеть им на привязи несколько дней. Здесь их и кормят, здесь они и спят, и нужду справляют.
Все рабы разведены по отдельности. В одном месте холощеные мужчины, в другом ряду бабы, что мужатыми были. Дальше девки не порченные — за этим дорогим товаром особый присмотр. В конце торжища ряд бревен для детской мелочи, но самая мелюзга до пяти лет продается вместе с матерями в бабьем ряду.
Развели рабов по рядам, и залюбовался я на свой товар. Холощеные мужики крепкие, не старые, годны в любую работу. Бабы из мужатых в самом соку — тело налитое, сиськи, задницы не висят. Такую рабу небогатый ромей всегда купит, чтобы дом в порядке держала, а ночью и под хозяина легла. Конечно, те из них, которые с малышами, дешевле пойдут: это сколько же надо лишний рот кормить, пока ребенок вырастет и в работу станет пригоден. Детных баб ромеи за морем продадут самым бедным своим землякам. Зато девки нетронутые, горобоево отродье, одно загляденье, чисто репочки: титьки и задочки торчат, спины и животы гладкие, волосы чистый лен! Будет выручка, будет на что соли закупить.
Зорьку, которая на пиру была третьим мясом, я с девками посадил. Думал, что удастся ее за нетронутую продать. Но хитры ромеи, в каждую кунку девкам заглядывали, обман мой раскрыли сразу.
Между рядов бродят умельцы, готовые оказать услуги равно и продавцу, и покупателю: выщипать волосы на лобке рабыни, кастрировать раба, поставить каленым железом клеймо (на любое место, куда пожелаете!), сделать татуировку или подогнать рабский ошейник.
Елена, рабыня
От нурманов всегда жди беды. Только пристали наши ладьи к берегу на ночевку и развели костры, они сразу же принялись пить брагу. И зачем господин взял меня с собой на этот торг? Может он решил меня продать? Или, напротив, не хотел ни на день расставаться с моим сладким телом? Кто знает… Рабе остается только покорно ждать воли хозяина.
Воин лежал около огня и спокойно смотрел, как между двумя нурманами завязалась ссора, а потом и драка. Вот они и за ножи схватились. Драчуны какое-то время только размахивали ножами, а потом один из них ударил другого клинком в шею. Он совсем немного задел его, но прорезал самую главную жилу на шее. Кровь ударила выше головы струйкой тонкой, как травинка. Это была смерть, ни один человек не выживет, если ему перерезать главную жилу. И тут мой хозяин вскочил, бросился к раненному, повалил его и пальцем зажал рану на шее.
Я понимала, что стоит ему отпустить руку и нурман в короткое время истечет кровью. Поднялся крик и прибежавший кнез нурманов вначале чуть не убил Воина. А потом понял, что его сыну пытаются остановить кровь.
— Спаси сына, чужак, ничего для тебя не пожалею!
В обычной ране кровь быстро засыхает и запечатывает порезы. Но в яремной жилее большой напор крови будет срывать эту преграду. Требуется много часов зажимать рану, пока она не заклеится достаточно хорошо и не начнет зарастать. Я подползла к господину на четвереньках и все это сказала ему. Но Воин и сам понимал, что нам не будет пощады, если раненный погибнет. По его слову нурманы вскипятили воду в горшке и я заварила в нем добрые травы, которые останавливают кровь. Наши ладьи утором уплыли на торг, а мы с господином остались с нурманами. Всю ночь и еще сутки мы зажимали рану на шее сына кнеза и она прочно заклеилась коростой.
Перед тем, как продолжить путь на ромейский торг, кнез подарил моему господину камень электрон удивительного размера.
— Прими, чужак, достойный подарок — сказал конунг.
— Я спасал твоего сына не за награду — ответил Воин.
— Ты, кажется, собираешься спорить со мной — улыбнулся отец спасенного сына — Прими дар, я не привык оставаться перед кем-то в долгу.
Я приблизилась сзади к уху господина и прошептала:
— Этот янтарь-электрон стоит у ромеев золотом половину его веса.
Господин принял с поклоном подарок, но, кажется, не поверил мне. Потому он был так удивлен на торгу, когда подтвердилась цена столь нежданного подарка.
И вот я снова на торгу, на котором Медведко когда-то купил меня. И потому это место не вызывает приятных воспоминаний. У причалов в несколько рядов стоят ладьи всех окрестных племен. Товары вынесены на торг, а наиболее ценные сложены в клетях на берегу. В них же ночуют приезжие посетители торга. Рабы на продажу уже разведены по торговым рядам.
Нас встретил торговый наблюдатель, переписал приезжих и цели посещения торга. На меня он надел ошейник с биркой моего хозяина. Все рабы, не предназначенные для продажи, должны быть в ошейниках с пометкой их хозяина. Только после этого моему хозяину указали назначенную нам клеть, в которую я перенесла наши пожитки. Там же Воин оставил и янтарь-электрон, завернутый в его пеструю куртку. Никто не знал, что в нашей клети хранится такое богатство. Но если бы и знали, то никто не посмел бы на него покуситься. Воровство на торгу было немыслимым делом. После чего хозяин отправился осматривать торг. Я, как положено, шла на два шага позади своего господина.
Семен Иванов, торгаш
Торговая площадь ошеломляла криками на всех мыслимых языках. Рядами стояли прилавки с пряностями (неужели их покупает кто-то из местных народов?), дорогими тканями, вином в амфорах, железом в крицах и в изделиях (ножи, топоры, насадки копий). Дорогой товар соль боится дождя, потому ее хранят в особых лабазах, перед которыми стояли весы — торговля должна идти без обмана!
Я сейчас нищ, как церковная крыса, никакого товара или денег у меня нет. Разве что продать Елену… Кажется, она побаивается, что я, в самом деле, настроился ее продать. Но она для меня и врач, и советчик, и сладкая телом наложница. Правда, хитра и себе на уме, при случае за это ее можно и выпороть розгами. Боится Елена порки, прямо трясет ее при виде прута. Она не девка Ива, приученная к розгам с раннего детства. Но это все лирика, а в активе мы имеем только странный подарок нурманского кнеза — глыбу янтаря размером с большую тыкву и весом килограммов десять. Что-то мне шептала Елена о его громадной цене. Нужно найти богатого купца из ромеев и проверить.
Нашел большую лавку. Двери нет, вход завешен ковром, который по торговому времени откинут в сторону. Перед лавкой стол с россыпью стеклянных и каменных бус, золотых и медных браслетов, толстых золотых цепей. Тут же шейные гривны из меди, серебра и золота — это знаки достоинства для самых важных старшин и походных кнезов. Дорого стоят эти украшения и не заметно, чтобы вокруг них народ толпился.
Хозяин купец богатый, торговлю ведет не только на местные товары, но и на золотые монеты — статеры. Каждая монетка разменом с пятак из моей прежней жизни. И дают в нынешний год за золотой статер две ладные девки-целки. А мужатые женщины-рабыни идут по четыре за статер. Такие цены сегодня. Спросил я у многих купцов цену северного камня электрона и везде ответ был один:
— Идет электрон весом на половину веса статеров, но в этот год никто его купцам не предлагал. Не привезли нурманы камень электрон.
Правду говорила Елена: в руках у меня немыслимое богатство. Вернулся в свою клеть, переоделся в словенскую рубаху. Нож на пояс повесил, пистолет в карман и завернутый в куртку янтарь под мышку. За одно позвал с собой и Медведко быть послухом-свидетелем торговой сделки. Елена молча идет позади на два шага. Можно начинать торговаться.
У самой богатой лавки растолкали прислугу и вошли внутрь, к хозяину. Жилистый темнолицый ромей с ухоженной бородкой недовольно окинул взглядом необычных посетителей — что этим голодранцам здесь надо? Только развернул я свой товар, хозяин от удивления кровью налился. Я думал, что его удар хватит! Быстро накрыл глыбу янтаря моей курткой:
— Я тебе ДАМ цену СТА мешков ржи целых ДЕ-СЯТЬ мешков СОЛИ! — выкрикнул купец отирая разом вспотевший лоб.
Медведко глаза вытаращил от удивления:
— Соглашайся, такое беремя соли за камень дают!
Но он цены настоящей не знает. Купец, было, попытался камень-электрон загрести и под стол спрятать, но я остановил его и назвал настоящую цену со ссылкой на соседних торгашей. Скис мой купец, сморщился:
— Такого количества статеров на всем торгу нет.
— Давай соли, сколько можно.
— Такого огромного количества соли не наберется, большая часть ее уже распродана.
— Солью, статерами, железом в крицах и в кузнечном инструменте давай. Молотки, зубила, наковальню, пилы — принимаю на вес по тройной цене железа. Даже браслеты, гривны и бусы готов взять. Своего не хватает, так займи у других купцов. В Царьграде продашь электрон за тройную цену и с ними рассчитаешься.
Купчина дивится, откуда у дикого словена торговая хватка. Нас не отпускает, боится, что к другому торгашу электрон понесем. Побежали его помощники по складам, а хозяин нас ублажает:
— Дорогие гости, выпейте вина теплых морей — голос у него стал, как у римского оратора на трибуне, рукой красивые жесты делает.
Мигом появилась на столе амфора с вином, но мы пить отказались: может и отравить купчишка.
— Мы пьем только брагу сваренную нашими женами.
— Тогда, может молодую рабыню, нежную телом.
Щелкнул пальцами и из-за занавески позадь купца вышли две девушки. Как это они делали непонятно, но на ходу упали с них покрывала и стоят перед нами две голые не то девочки, не то девушки. Попки кругленькие, в талии узкие, а грудочки еще совсем маленькие. Прибавьте к этому накрашенные губы бантиком и высокую прическу — высший уровень соблазна в представлении ромеев.
— Насладитесь ими дорогие гости, пока для вас товар собирают — хозяин пытается отвлечь наше внимание от сделки. Все понятно, надеется обсчитать нас, пока мы его рабынь трахаем.
— Нет, — говорю — у меня для удовольствия есть вот эта рабыня — и на Елену показываю.
Хозяин не знает, как угодить нам и, наконец, предлагает еще одно, самое экзотическое удовольствие.
— Прошу попробовать молодых мальчиков! Кожа у них гладкая и попки нежные, как у девушек. В ваших племенах такого наслаждения еще не знают.
Опять щелкнул пальцами и вошли в комнату мальчики-кастраты так лет десяти-двеннадцати. У всех мошонки и детские члены коротко отрезаны, на лобках волосы так и не успели вырасти. Потому лобки их очень похожи на девчоночьи письки. Русые волосы красиво причесаны, кожа гладкая чистая и попки кругленькие, как у девочек. С ними вышел какой-то мужик, судя по всему их наставник, и говорит.
— Дорогие гости из местных племен, я обучу вас недоступному ранее для варваров мастерству наслаждаться мальчиками. Только в культурных странах достойные мужи используют мальчиков вместо женщин. Теперь и вы сможете приобщиться к этому великому достижению цивилизованного мира.
Поставил одного раком, задрал свой хитон и всунул член в попку мальчишки-кастрата. Тот закатил глазки, стал охать, изображая наслаждение:
— Ох, как хорошо! Ох, поглубже, мой господин! Я так люблю тебя!
Тьфу ты, погань! Остальные кастраты повернулись к нам спиной и начали вилять задами, как ни одна стриптизерша в моем прежнем мире не умеет.
Медведко кровью наливается, сейчас начнет крушить все вокруг:
— Нам такое делать зазорно. И предки наши, и боги не велят использовать кастратов вместо женщин и девушек. Убери их отсюда!!!
А потом началась приемка товаров. Медведко позвал сыновей соль таскать, да и железа много получилось. Для себя и Медведко взял я пару золотых толстых цепей; такие на моей родине Новые Русские носят с красными пиджаками. Кольца, браслеты, бусы сложить было некуда. Сняли с Елены рабскую рубаху и сложили в нее всю мелочь. Так и шла Елена к нашей пристани — голая, в ошейнике и с узлом в руках.
О-хо-хо! Тяжела жизнь богатого человека!
Заботы бесконечные о том, что куда сложить.
Как добро от лихого человека защитить.
Где охрану нанять.
На чем товар до дома довести.
Пропал бы я с этим богатством, если бы не хозяйственный Медведко. Он с сыновьями и ладьи дополнительно купил, и товар укладывал. Елене дал беличьи шкурки, содранные "чулком" и поручил разложить в них браслеты-кольца-бусы. А чтобы голова не пустовала у лукавой рабыни, пока руки работают, пусть подумает, что из женской мелочи еще купить надо — вроде иголок и подобного. Одновременно, хитрая рабыня, разведи огонь, да поставь на него котел и свари на всех кашу…
Теперь все при деле и мне самому можно погулять по торгу, посмотреть что и как.
На торгу рядами сидели на бревнах голые рабы. Одежда каждого лежала у ног, чтобы купивший живой товар мог увести свою новую собственность уже одетой. Ромеи, словени, карелы и опять ромеи, ромеи, ромеи толпились, кричали, спорили о цене. Нужного раба выводили вперед на три шага, вертели, осматривали спереди и сзади, щупали мускулы, заглядывали в зубы. У женщин и девушек мяли ляжки, зады и титьки, приказывали нагнуться и раздвинуть ноги. Половина девушек стояла в наклон, опершись руками о бревно, пока торгаши всех мастей раздвигали их розовые губки и убеждались в сохранности целок. Товар был выставлен третий день, уставшие рабы и рабыни уже не испытывали ни стыда, ни других эмоций. Они жаждали только одного — чтобы их быстрее продали и новый хозяин, по своему усмотрению, распорядился ими.
В нагрудном кармане грела мое сердце горсть золотых статеров. Голову кружило нежданно свалившееся богатство, и я отстраненно наблюдал весь этот покупательский азарт. Пока не заметил… Среди мужатых женщин-рабынь сидела ОНА! Сидела, плотно сжав ляжки и спрятав лицо в ладонях. И никто не обращал на нее внимания.
Вначале эта женщина показалась мне седой, но белые косы окружали голову с гладким лицом без морщин. Просто она была блондинкой из блондинок. Как вам описать мое первое впечатление. Представьте статую Венеры (только с руками), ожившую во пл? ти и крови. Покатые плечи, сильны руки, широкие бедра, полные ляжки и зад. Именно зад, а не кругленькая попочка, как у выставленных на продажу молодых девушек. Талия не особенно узкая, но под кожей чувствуется тугой корсет мускулов.
Надзиратель, заметив мой интерес, подбежал, истошно закричал, размахивая плеткой, но не удалил (зачем портить вид товара!). Женщина медленно поднялась и оказалась много выше меня, росту в ней было не меньше 185 сантиметров. Так она была еще краше: пропорциями тела повторяя лучшие статуи греческих богинь. Стояла, уронив бессильно руки, не пытаясь прикрываться ими, и смотрела на меня прозрачными светло голубыми глазами.
— Бери, господин, бери, пока другие не купили! И стоит не дорого, всего десять статеров или пятьдесят мешков ржи. Ах, какой зад, какие ляжки! Она сильная, жирная, с такой женщиной зимой спать не холодно! Она из племени речных рыболовов и плавает, как рыба. Каждое утро будет для тебя нырять в реку и выныривать, как выдра, вот с такой рыбиной в зубах! Ну, ты! Повернись, покажи господину свой красивый зад!
Надзиратель работал за долю от цены проданного товара и потому старался на совесть, цену завышал в десятки раз. На его беду подошла подвыпившая компания карелов и, из чистого озорства, принялась сбивать цену:
— Зачем тебе такая громадина. Ей корма надо, как для трех баб.
— Волосы совсем белые, она, наверное, седая старуха.
— Какая старуха, ей всего семнадцать лет! — заверещал надзиратель.
— И из племени она поганого, едят всякую дрянь водяную — раков да лягушек.
— И хлеба испечь она не умеет.
— Она сильная! Ее нурманы с великим трудом повязали на озере, двоих мало не утопила — опять закричал надзиратель.
В подтверждение своих слов он тут же приказал принести мешок соли. По его команде женщина легко подняла мешок на плечо и опять опустила на землю. Я приподнял мешок, в нем было никак не менее семидесяти килограммов. Явно боги не обидели эту женщину силой.
— Один статер — сказал я и повернулся, как бы собираясь уходить.
— Нет, ты, господин, пощупай ее. Проверь, какая она мягкая. Что из того, что кто-то из их поганого племени уже лишил ее невинности. Ты же не жену-большуху покупаешь, а работницу. Если не умеет печь хлеб, то выпори ее пару раз и быстро научится.
Я взял женщину за плечи — тугие мускулы ходили под слоем жирка. Повернул к себе спиной. Глубокая ложбинка вдоль хребта начиналась от шеи и убегала в складку между ягодиц. Справа и слева от нее на спине проступали пластины мускулов. Хороша! Сложением похожа на спортсменку из той атлетики, которую почему-то называют легкой — на метательницу диска или, даже, ядра. Я положил ладони на верхушки ягодиц, скользнул к самому их низу и слегка сдавил. Ощупал ляжки и, повернув ее передом, осмотрел живот. Очень походило, что женщина еще ни разу не родила.
— Отвечай, раба, как тебя звали в вашем племени — спросил я.
— Сорожка — тихо выдохнула женщина.
Толпа за моей спиной опять развеселилась:
— Вот так сорожка — маленькая рыбка!
— Да, ее наверно зовут щукой.
— Или сомихой. Уха из нее будет наваристая.
И компания принялась громко обсуждать, какие блюда стоит приготовить и из каких частей ее тела.
— Ясно, для чего он покупает эту гору мяса: на святом празднике ее сварит и накормит весь род.
И тут женщина под моими руками затряслась… Видимо, она поверила, что ее собираются купить для ритуального людоедства на каком-то празднике. О таких ритуалах мне приходилось неоднократно слышать в этом мире. Не знаю, правда ли случалось такое, или все это было сказками. Чтобы успокоить, похлопал ее по щекам:
— Отвечай, Сорожка, ты детишек уже рожала?
И опять покорный вздох:
— Не успела…
В этом мире молодые женщины всегда рожают в первый год замужества. Лада — редкое исключение. Значит, она была выдана замуж совсем недавно.
— Говори, ты брюхатая?
— Не успела.
Скорее всего, попала в плен до завершения медового месяца. Где сейчас ее муж? Погиб ли он при нападении врагов или остался жив и тоскует по своей ладе? Ну, это все лирика.
— Сколько вас захватили?
— Меня и сестру… Но ее в жертву принесли…
Я щупал ее крупные груди, такие упругие с розовыми сосками. Женщина стояла неподвижно, все так же опустив голову и покорная своей злой судьбе. Не плакала, не сопротивлялась. Что за люди в этом мире, почему так легко покоряются чужой воле? Ведь понимает, что ждет ее беспросветная жизнь у хозяина, тяжелая грязная работа и насилие господина над ее телом.
— Ты, наверное, буйная, что двух нурманов мало-мало не утопила? — продолжал я расспрос.
— Тогда испугалась я сильно, а так мы смиренные, не бедовые, — и опять вздохнула — надо было мне самой утопиться, да забоялась…
За осмотром рабыни я и не заметил, как подошел взъерошенный Медведко. В девичьем ряду потенциальные покупатели поймали его на обмане — пытался выдать Зорьку за невесту-девственницу. Обман быстро раскрыли и незадачливого продавца мало не побили: кому нужна несозревшая девчонка, да еще без целки! Так и не удалось ее продать. Медведко со злости выпорол Зорьку и, когда мы возвращались, отвез с торгов обратно домой.
Мне очень хотелось купить Сорожку. Медведко понял это и сразу включился в игру.
— Не покупай ее. Их бабы бестолковые неумехи, а все потому, что нет у рыболовов обычая баб и девок пороть розгами. Чтобы догадливыми были, мужу или хозяину услужить старались. Кровь им не разгоняют, не красуются они телесами перед соседскими парнями и их матушками. Ты подумай, девку выдают замуж, а жених до того ни разу не видел ее зад и ляжки!
— Нет, нет! У них баб порют и из покорности не выпускают.
Надзиратель тут же разложил Сорожку на земле и начал проверять, как она переносит порку. От первого же удара розгой Сорожка закричала:
— Ай-я! Мамынька!
Женщина словенка от такого наказания и не поморщилась бы. Ясно: "рядовая не обученная". Надзиратель был вне себя от бешенства, но цену ему пришлось сбросить. Эта женщина не могла быть ходовым товаром — слишком высокая, не бойкая, плохо переносящая боль. По меркам ромеев она годилась только в качестве доступной рабыни для удовлетворения похоти корабельной команды. В далеких торговых плаваниях ромейские навигаторы обязательно держали на корабле рабыню для похоти, а то и двух. Вот такая судьба ей светила… Мяли бы ее матросы на гребных скамьях по десять жеребцов каждый день, наливали нутро спермой. Не на долго ее хватит, а потом измочаленную женщину выбросят за борт, как сломанное весло.
Сорожка держится руками за красные полосы на ягодицах, Медведко срезает с ее лодыжки ременную петлю. А я вручил торговому надзирателю статер в обмен на рабыню, ошейник и ее одежду. Чудная одежда: короткие как шорты штанишки, рубаха-распашонка едва зад прикрывает и длинные ноговицы — то ли гамаши, то ли чулки без сл? да. И в довершении долгополый плащ из рыбьей кожи.
Интересная получилась картина. Впереди по торговой площади идет Медведко — поперек себя шире, на шее княжеская золотая цепь. За ним я — не мал, не велик — веду на поводке эту голубоглазую белобрысую каланчу в странном одеянии. Но народ нами не интересуется, ту и не к такому привыкли. Нет уж, ромеи не понимают прелести в этом роскошном теле. Я хочу наслаждаться им со вкусом, не спеша. Это не хитроумная Елена. Сорожка, простая душа, будет служить безропотно, покорно отдаваясь господину. Может и правда, стоит посылать ее каждое утро нырять в реку за рыбой? Но, главное, сегодня же буду ее трахать, втыкать ей свой член-уд до самого пупа! Пусть широко раскинув ляжки принимает мое семя! Буду лежать на широком теле беловолосой Сорожки, качаться на ее мягких округлостях.
Сорожка — бывшая раба, третья жена Воина
Вы, детки уже большие и я расскажу вам, как стала женой вашего отца. А младшеньким еще рано знать, что их мать была рабой купленной на торгу, да еще не девушкой целкой, а женщиной из далекого племени. Дома я была уже замужем и любила своего ладу не меньше, чем потом любила вашего отца. Восемнадцать деток родила я вашему отцу. И все сейчас живы. И двойни были и тройня, сама удивляюсь, сколько детишек на свет между моих ляжек выскочило. Ни одна другая жена столько детей ему не принесла.
Месяца не прожили мы с первым мужем, налюбиться не успели, как захватили меня с младшей сестрой во время рыбалки нурманы. Только мы сети поставили, выскочила из засады их ладья и повязали рыбачек… Захватили они нас между делом, по дороге на торг. И, желая своих богов задобрить, на первой же ночевке принесли в жертву мою сестренку. Повесили ее на дереве и радовались, что вороны слетелись мертвую клевать. А если бы не приняли ее вороны, то на следующей стоянке меня бы повесили на дереве. Страшно мне было, все время ждала, что и меня принесут в жертву или насиловать будут. Но спасли боги.
А на торгу посадили меня на бревно в бабьем ряду. Сижу голая среди других голых рабынь. Два дня сижу, а никто меня не покупает. Других женщин понемногу уводить стали покупатели, а меня не берут. Очень я высокого роста. Смотритель ругаться стал, грозит плетью отстегать.
— Встань, поверти задом, потряси грудями — кричит.
Но тут ваш будущий отец подошел. Потом говорил, что я ему сразу понравилась. И заплатил за меня вчетверо больше того, что мужатая баба стоила.
Перед этим выпороли меня розгами и кричала я сильно, маму свою звала. В нашем народе ни детей, ни баб никогда не пороли. И в заводе такого не было! Это здесь девушкам каждый год розгами кровь разгоняют, их попки и ляжки парням показывают. Но вы уже в здешнем обычае выросли. Видела я как ты Краса, и ты Зорька на скамейке задочки поднимаете, когда вас женихи розгами порют. Симпатию им показываете. Да разве это порка. Знаю, сговаривались вы со своими женихами, чтобы они нежно вас пороли, не терзали до крови.
Но буду дальше рассказывать. Дали мне одеться в мою рыболовную одежду, накинули на шею удавку и повели на пристань. Только я все боюсь: когда он покупал меня, другие люди говорили, что эту рабыню на святом празднике сварят и ей всех родовичей накормят. Вот вы смеетесь, а мне было не до смеха. Приводит меня на пристань, там на огне в большом котле вода кипит. Стою и думаю: на куски меня порежут или живой в этот котел затолкают. Страшно это быть рабыней проданной.
Но господин мой, ваш будущий отец, не стал меня убивать. Завел в клеть, уселся на соляные мешки, а меня перед собой поставил. И смотрит на меня. Долго смотрел. Ух страшно было… А потом начал меня щупать во всех местах, как вы, сыночки, на вечерках девушек щупаете. Что тут рассказывать — сами все знаете, не маленькие. Во всякое время, что парень с девушкой, что мужик с бабой, одинаково играю. Какая уж тут тайна.
Щупает он меня, а в углу клети рабыня Елена сидит. Вы ее хорошо знаете. Сейчас она постарела, сморщена вся, а тогда и спереди и с заду была кругленькой. Но мне она тощей казалась, как и все словенские женщины. В нашем племени женщины постоянно в холодной воде рыбу ловят. Чтобы не мерзнуть надо хороший жир под кожей иметь. Потому мы со всех сторон полненькие. Сидит Елена отвернувшись, на нас будто не смотрит. И вдруг заговорила:
— Господин мой, Воин, ты желаешь, чтобы эта рабыня забрюхатела или ей напиток дать?
Ох, как стыдно мне стало. В нашем роду в слух никогда такого не говорили. И как это можно желать, чтобы женщина праздная ходила, не брюхатела? А у Воина глаза смеются и он отвечает:
— Пусть рожает, Она баба здоровая и детки будут хорошие.
А сам начал рубашку с меня снимать. И вот стою перед ним с голыми титями, которые до него только мой первый муж трогал. Вы все по рождению словене и знаете, в ваших родах заголять тити у свободной женщины считается большим срамом. Но я была рабыней и хозяин мог меня всяко заголять. А потом распустил завязки и снял с меня штаны рыболовные. Дома то мы в платьях ходили, а на рыбалку короткие штаны надевали. И стою перед ним опять голая, как на торгу стояла. Взял он меня за кунку и стал пальцем в щелке шевелить. И так мне в животе горячо стало, ноги задрожали и, чувствую, что между ляжек мокро.
Скоро вы, сыночки, женитесь, тогда я вам на ухо шепну, как жену ласкать-дразнить. Чтобы она ноги лучше раздвигала, сама под вас напрашивалась. Но такое можно только с глаза на глаз рассказывать. И вам, дочки, перед свадьбой расскажу кое-какие тайности.
Стою перед ним голая и не знаю, что дальше будет. Поняла только, что не убьет меня хозяин, а под себя положит. Но так, для баловства мной воспользуется, или постоянной наложницей-подстилкой сделает, не ведала. И в мечтах того не было, что стану законной женой старейшины, князя походного, самого храброго и богатого среди всех словен.
Стал господин — ваш будущий отец — мне живот и ляжки гладить, да так нежно гладит, что и сказать нельзя. Потом расстелил на мешках мой плащ из рыбьей кожи и крепко шлепнул меня:
— Ложись, горемычная.
Быстро легла, но от смущения ляжки крепко сдвинула и мохнатку ладошками прикрыла. А он вроде и не замечает, что я не правильно легла, обутки снимает и раздевается не спеша. Сел около меня голый, член-уд торчит. Руками стал мои тити мять, соски в пальцах катает и смеется:
— Хорошие титьки будут сиськами. Дашь тогда молока попробовать?
Сам наклонился надо мной и взял губами сосок. Это так приятно, сыночки, когда мужчина женский сосок в рот берет. Я и не успела заметить, как стала спиной выгибаться, ему тити подставлять. Ляжки сама раздвинула, только продолжаю ладонями между ног женское место прикрывать. Думаю "сейчас он в меня воткнет". Я уже готова была его член принять и очень хотела угодить хозяину. Потому он доволен остался, а я радовалась, что хозяину на мне хорошо.
Я так подробно рассказываю и потому, что до сих пор приятно вспомнить, как ваш будущий отец в первый раз играл моим телом, как я для него старалась. Всю жизнь тот день помню.
Так и уснула я вечером рядом с моим Воином. Во сне обнимала его, грезилось, что это лада мой первый муж рядом лежит. Проснулась до зари и нырнула в реку рыбки для господина наловить. Когда они проснулись, я уже рыбу почистила и все потроха рыбьи в воду бросила, как это у нас было принято. Елена меня похвалила. Потом очень помогала она мне советами. Научила, как под господином лежать, как своим телом играть, чтобы ему удовольствие доставить.
А Травка меня по началу невзлюбила. Когда мы уже в горобоево поселение перебрались, она меня высекла розгами. Прямо в доме взяла за ухо и подвела к скамейке:
— Ложись, раба поганая!
Что тут поделаешь, прогневалась хозяйка, жена моего господина. Заголилась я, легла на скамью и начала меня Травка пороть! Я к порке непривычная и сразу плакать и кричать стала. Тут Воин в дом вошел. Как он поглядел на Травку! Никогда больше я его таким сердитым не видала. Травка сразу струсила и розгу опустила.
— Ложись вместо нее на скамейку — сказал Воин.
Травка сразу поневу сняла, задрала рубаху до пояса и легла. Да не просто лежит, а высоко попу поднимает. Я тогда в первый раз видела, как женщина под розгами "симпатию" показывает. И стал ее Воин розгами пороть и приговаривать:
— Не обижай Сорожку. Она смиренная, безответная:
Беспощадно порол он свою старшую жену Травку. Ох, и кричала же она! А я и поняла, что любит меня Воин, хотя слов любви он за всю жизнь мне не говорил. Но когда я первенца родила — сыночка Окунька — он очень доволен был. Вошел в баню, где я рожала, и подарил мне самые дорогие бусы зеленого стекла. Лежу я на полке, между ног кровь еще не прибрана, старуха ворожея сыночка пеленает, Елена меня отваром поит. А Воин надел на меня бусы, посмотрел сыночка и вышел из бани. Слышу его громкий голос:
— Эй! Принесите матери моего сына, моей третьей жене Сорожке платок головной и поневу — значит он признал нас с сыном, объявил меня своей вольной женой.
Я была так рада, так рада. Не прошло и года, как я ему второго сыночка родила. Очень я под мужем старалась:
Травка — соломенная вдова
Вернулся батюшка с торга, а тут и пришел день нашей свадьбы. Все гадания предвещали нам долгую согласную жизнь. Когда подбросили коровай пшеничного хлеба, он упал коркой вверх. Это было к рождению мальчиков. Собрались все люди из наших двух родов. Первый день свадьбы, как от предков заповедано, проходил на подворье невесты — в родном моем поселении. Приготовлена уже телега, на которой повезут мое приданое в новый род, новый дом.
Взявшись за руки, мы обошли по солнцу вокруг ракиты. Старейшины, отец Яра, его братья и сестры кричали доброму солнцу, что в их роду появилась новая жена.
Еще на рассвете мама и тетки вымыли меня в бане и по голому телу опоясали льняной ниткой, самой первой ниткой, которую я спряла еще маленькой девочкой. Нить туго облегает мою талию и даже врезается в тело. Теперь ее должен будет перерезать Яр, когда мы впервые ляжем в постель. На этой постели мне предстоит потерять девичество и стать его первой женой — большухой. Умрет невеста Травка, родится мужатая женщина.
Когда нас вели в застолье, все гости говорили о нас срамные слова, чтобы отогнать злых духов. Брат Яра шел перед нами и кричал:
У стола меня посадили на квашню с тестом, которую я заберу с собой в новый дом. Каждую новую опару для выпечки хлеба я буду ставить на закваске предыдущей опары. И все выпеченные мной хлеба будут вести начало от этой свадебной квашни. И так будет до тех пор, пока жены моих сыновей со своим тестом не придут мне на смену.
А потом произошло страшное: Наверное Яр в самом начале свадебного застолья выпил слишком много крепкого медового пива. Впрочем, пили все, таков древний обычай, чтобы боги говорили за столом устами пьяных людей. А еще Яр слишком хотел меня, ему не терпелось обладать мною. После первого пива его рука легла на мои колени и начала через одежду трогать меня всюду. Я сидела тихо, как мышь, а его руки еще больше осмелели и начали задирать мне подол. И если бы не пришла пора вести нас в свадебную клеть, Яр, наверное, заголил бы меня прямо за столом. В косяки двери свадебной клети, для зашиты от злых сил, вонзили по железному ножу. Но не оборонило нас доброе железо!
На кладке не обмолоченных снопов мама постелила полотно, но одеяла не было — от кого скрываться молодым, когда настал их час и они одни. Когда я разувала Яра, мне казалось, что мои титички уже наливаются молоком, а растущий живот сдерживает только обвязанная по талии нитка. Только я успела разуть нетерпеливого Яра, как он набросился на меня. Тесьму поневы развязал и сразу задрал мою рубашку. Ему открылись мои титички, которые он начал больно мять. В довершении всего, у него не оказалось с собой ножа, чтобы разрезать нитку на моем теле. Словенки прядут очень прочные нитки, их невозможно порвать руками. Пожалуй, Яр мог бы перекусить зубами эту первую спряденную в моей жизни нить. Но он повалил меня на постель, не освободив тело от нитяного оберега. И боги наказали его. В тот момент, когда он уже раздвинул мои ноги и приник к заветному девичьему месту, его уд неожиданно упал. Яр напрасно пытался надавить им на мою целку, у него ничего не получалось. А время шло. Считается хорошим знаком, когда молодые быстро выходят из свадебной клети, показать родным честную девичью кровь на рубашке невесты. Нам же показать было НЕЧЕГО!
Яр даже попытался порвать мою целку пальцами, но я не позволила этого сделать и защищалась как дикая рысь. Мой жених не мог принять позор мужского бессилия. Потому, он начал кричать, что я колдунья, что потеряла девичью честь до свадьбы. Кулаки у Яра тяжелые и мне крепко досталось.
Так я и вышла из моей свадебной клети — избитая и без пятна девичьей крови на рубашке. Яр и его родные срамили меня и весь наш род. Особенно громко кричала незамужняя сестра Яра. Если бы не белый зад моей рубахи, их "не произносимые" слова повлекли бы за собой смертельный поединок. Но доказательство было у всех перед глазами — на рубашке невесты не было честной крови. И никому не пришло в голову, что виноватым был жених, а не невеста.
Батюшка и все родственники ничего не сказали в мою защиту, и мне оставалось только утопиться от позора. Неожиданно спас меня Воин. Прежде он не проявлял ко мне интереса. В самом начале жизни Воина в нашем поселении я, забыв девичий стыд, давала ему понять, что готова принять его ухаживание и буду рада стать его женой. Если бы ему довелось пороть меня, разгоняя девичью кровь! С какой радостью поднимала бы я попку под розгой, показывая ему свою "симпатию"! Но он оставался холодным. Мужской интерес у моего лады был направлен на эту негодницу, на рабыню!
В тот страшный час, когда я теряла и девичью честь, и защиту рода, Воин крикнул:
— Яр отказывается от своей жены и бесчестит ее. Перед богами и всеми людьми объявляю брошенную Яром девицу Травку своей женой! — взял меня за руку и повел вокруг ближайшей ракиты.
Семен Иванов, десантник
Двадцать плюс двадцать — рубль двадцать. Вечно попадаю в глупые истории. Зачем ввязался в этот раз?" Что мы на это будем иметь", как говорят в Одессе.
Первое, в очередной раз выручил Медведко в сложной ситуации. Благодарность? Более чем проблематично. Такие люди предпочитают освобождаться от обязательств радикальным способом — ножом или колдовскими чарами. И, как правило, избегают расплачиваться по долгам.
Второе, выручил Травку, вернее спас ее. Зачем? Не могу сказать, что люблю ее. А пользы для себя от ее признательности не вижу никакой.
Это актив. А в пассиве? Восстановил против себя могучий род. Они это запомнят и не простят. Учитывая это, Медведко постарается возможно быстрее освободиться от моего присутствия в своем поселении.
Но поступить иначе я просто не мог! Так, по-глупому, мы воспитаны в моем родном мире. Когда молодая супруга Яра вышла из свадебной клети, у нее под каждым глазом стоял здоровый синяк. Третий синяк украшал скулу. На оскорбления Яра, обвинения в колдовстве и распутстве она не отвечала.
И, конечно, меня взбесил сам Яр. Ну, оказалась новобрачная далеко не целомудренной девушкой, стоит ли устраивать скандал на всю округу? Ты куда смотрел раньше? Да любая старая повитуха объяснила бы ему, что редко, но бывают девушки-целки, у которых отверстие от природы настолько велико, что никакого разрыва плевы не происходит. Короче говоря, я сам не успел опомниться, как объявил девицу Травку своей женой.
После такого оставаться у Медведко явно не следовало. Он и сам намекнул на это. Взял у него лошадей и две телеги в счет моей доли в разграбленном имуществе Горобоя, погрузил непонятно откуда накопившийся скарб, забрал своих женщин и поехали. Мое богатство, приобретенное на торгу, осталось на сохранении под надзором Колоска. Куда ехать? Конечно, в поселение Горобоя, которое принадлежит мне и помечено на воротах моим тавром. Старуху и ревущую белугой Травку пришлось посадить на телегу, чтобы не задерживали движения. Я, Сорожка и Елена с Ивой шли пешком.
По-хорошему, езды было часа на три-четыре, а на самом деле мы потратили на эту дорогу несколько суток. Конечно, задерживало полное отсутствие дорог. В том мире имелись только узкие тропинки, по которым бабы ходили в лес по грибы-ягоды, люди передвигались из поселения на расчищенные пашни и еще Бог знает, куда и зачем. Но главная задержка имела другую причину.
Через полчаса, после того как мы выехали, из кустов неожиданно вышел Яр с двумя младшими братьями и: Белян. Этого то куда понесло? Настроены они были решительно.
— Отдавай Травку, Чужой, и проваливай своей дорогой.
— Не отдам!
— Тогда мы тебя вместе с этой позорницей колдуньей на куски порежем!
— На костре сожжем!
— На кол посадим!
Ситуация, можно сказать, пиковая. Расстояние между нами не более пяти метров, калаш и броник лежат, где-то на телегах; их четверо, а я один. И все они с топорами, у меня только нож стропорез на поясе. Особенно неприятно, что пришел Белян. Я против него ничего не имел и не хотел, чтобы меня и Медведко разделяла пролитая кровь родственника.
Мне пришлось долго уговаривать Беляна не участвовать в стычке и слинять. Наконец, он внял веским причинам. Я ел хлеб в доме его отца и потому между нами не может быть крови. И не забыл ли Белян, что я вылечил его сломанную руку? О том, что с одобрения старейших, целую неделю трахал его жену, я умолчал. И неужели он думает, что трое дюжих мужчин не справятся с одним и им потребуется помощь четвертого? Вот будут смеяться над ним во всех окрестных родах! Короче, Белян ушел с моим напутствием вернуться позднее и прибрать трупы.
Мой бабий гарнизон в переговорах участия не принимал. Только тряслись от страха, поскольку, в случае моего поражения, их ждет незавидная судьба.
Крутые парни не сомневались в своей победе. Еще бы, три топора против одного ножа! Просто они понятия не имели о боевой выучке десантника. Яр бросился на меня и картинно замахнулся топором, но тут же схватился за перерезанное горло. Второго я пнул в живот и добил его же топором. Третий братец оказался умнее и бросился бежать. Прежде, чем я успел что-то предпринять, около меня оказалась бледная Елена с автоматом в руках. Держала его вполне профессионально — стволом вверх. Передернула затвор и подала оружие мне. Некогда было гадать, где она обучилась держать автомат. Я послал короткую очередь в убегавшего братца. Тут ему и конец.
Теперь можно было вытереть кровь с ножа и осмотреться. Бабка так и осталась на телеге, Травка с Ивой залезли под телегу, лежат носом в землю. Сорожка сидит на корточках, голову руками накрыла. Распинал их и послал стащить тела убитых в кучу, снять с них одежду. Лежат три голых мужика, а я над ними с топором. Прежде чем была отрублена голова Яра, Травка подошла и плюнула на тело своего несостоявшегося мужа.
Отправились мы дальше с багажом, потяжелевшем на три отрубленные головы и три топора — немалый капитал. Была уверенность, что отец злополучных братцев выкупит головы для огненного погребения вместе с телами. Оставить их головы на кольях у моего поселения значило покрыть позором свой род на вечные времена.
По дороге пришлось заехать в несколько поселений и в каждом (с художественными подробностями) рассказать, как я один убил трех братьев. Не оповестить об этом всех-всех-всех было равнозначным признанию в подлом убийстве. Победы на поединке или в свободной стычке на дороге нечего стыдиться. О честной победе человек рассказывает всем, о совершении подлого убийства он промолчит. Каждый раз люди ахали, верили и не верили моему рассказу. Я клялся, божился, ссылался на Беляна и приютившего меня Медведко. Говорил о том, как непотребно Яр заголил сиси у Травки, когда вышел по обычаю предков разгонять ей кровь. Показывал отрубленные головы и опять клялся, что они высохнут на моем тыне, если безутешный отец не заплатит большую цену. Все это пожирало время. В одном из поселений нам пришлось заночевать.
Спать улеглись на сеновале. Моя нареченная Травка еще не отошла от событий свадебного дня и гибели Яра. Да и не имел я особого желания воспользоваться ее телом. Потому велел Елене поднести Травке успокоительного питья. Не знаю, чем она Травку напоила, но та рухнула как бревно и проспала до позднего утра. А у меня член стоит колом… Каждый раз после того, как убью человека, у меня страшная эрекция. Надо обязательно разрядиться с какой-то из моих рабынь. Елена вопросительно глядела на меня, видимо ожидала, что уложу ее с собой. Но я выбрал эту тихоню Сорожку. Поманил ее пальцем:
— Со мной ляжешь — вот так, коротко и с достоинством.
Остальные зарываются для тепла в сено. Сорожка, напротив, сложила широкую кучу сена, накрыла его плащом и стала раздеваться. Только она сняла рубашку, как я не утерпел и занялся ее титями. Мну руками упругое тело, целую соски, зубами покусываю. Задрожала моя рабыня и шепчет:
— Господин! Позвольте лечь, а то я упаду!
— Только попробуй упасть — выпорю — рычу я и всасываюсь губами в ставшие такими твердыми груди. Будут завтра у нее синяки на титьках.
А руками спускаю ее дурацкие штанишки (и чего она рабскую рубаху не носит!) и мну шикарную попу. От волнения Сорожка играет ягодицами и они то становятся очень твердыми, то мягко подаются в моих руках. Но сам вижу, что стоять ей трудно.
— Ложись, да не так, спиной вверх ложись, недотепа.
Повалилась она на живот, ноги широко раздвинула и догадливо поднимает зад. Ну, я поднял его еще выше, теперь она стоит в желательной позе, как Зорька "молодым мясом" стояла. Упирается коленями и плечами, попа высоко поднята, ляжки раздвинуты. Красивая попка, широкая, пухлая подставлена для моего удобства. И в этой позе ждет терпеливо Сорожка, когда я разденусь. Вот и я готов. Провел членом по ложбинке между ягодиц, прогулялся вдоль женской щелочки и воткнул!!! Узкое влагалище нерожавшей женщины хорошо член облегает. И начал всаживать, всаживать, всаживать! И такое наслаждение испытывал, когда излился в нее целым потоком спермы.
Лежит на боку Сорожка обнимает несмело своего господина, ладонью усталый член накрыла. Хо-ро-шо!
— Вам не холодно, господин? Можно я вас накрою?
Не успел я ответить, как она легла на меня, растеклась широким телом. Тяжело, конечно, под такой тушей лежать, но и вправду тепло. Тити этой дылды как раз против моего рта приходятся, очень удобно их сосать. Я и сосу, как малый ребенок. Покусываю соски, катаю их языком. Но руки то свободны, и опять начинаю гладить ее попку.
— Тебе не холодно? — спрашиваю, оторвавшись от аппетитных титек.
— Мы рыболовки гладенькие, нам жирок мерзнуть не дает — шепчет мое одеяло.
И, правда, гладенькая. Очень она мне пришлась по душе. Не зря на покупку потратился. Почувствовала Сорожка, что я разнежился и спрашивает:
— Господин мне позволит ребеночка родить или выдавливать его будете?
Наслушалась уже о диких местных традициях. Господин ее трахает без бережения, спускает в нее семя как муж в жену законную. А отношение в словенском племени к брюхатым рабыням строгое.
— Разрешаю, рожай, но только здорового богатыря. Родишь слабенького — выпорю тебя без сожаления. Дохляки нам не нужны.
— Я буду очень стараться — прошептала Сорожка.
В обед следующего дня мы добрались до места. Никто в нашем отсутствии не покусился на безлюдное поселение, которое охраняло выжженное на воротах колесо Перуна. Когда мы взяли поселение Горобоя штурмом, сородичи Медведко изготовили мне такое клеймо.
Но я отвлекся. Нужно было приводить территорию в порядок и, прежде всего, убрать с шестов головы прежних хозяев и похоронить их. Все же со мной прибыла старшая жена убитого Горобоя и его внучка — Ива. Над тыном торчали головы ее деда, отца и других родственников. Соорудили на буевище кладку из бревен и сожгли головы на том же месте, где огненное погребение приняли тела. Ублаготворив, таким образом, мертвые души прежних хозяев и вполне живых моих рабынь, начали устраиваться. В первую очередь нужно было зажечь в печи священный огонь. Старуха и Ива были потрясены, когда в моей руке загорелась саперная спичка. Но нужно еще ублаготворить домового и потому в первую ночь в доме заночевала прежняя владелица очага старая вдова Горобоя. Рабынь Сорожку, Иву и Елену я отправил спать на сеновал, а сам с Травкой, столь неожиданно ставшей моей женой, вознамерился занять клеть.
Но тут мои бабы взбунтовались. Поскольку была пролита кровь, необходимо очиститься потением в бане. Пока они таскали воду и топили каменку, уже начало темнеть. Но всякая возня рано или поздно кончается. Теперь можно попариться. Опять мы раздевались все вместе, но на этот раз Травка вела себя пристойно, как подобает первой и пока еще единственной, жене. Степенно разделась, потянулась всем телом и пошла в парную вслед за бабкой.
Елена на правах личной рабыни приготовилась парить меня, ожидает, когда разденусь. Но неожиданно ее оттеснила Ива. Не отходила в предбаннике от меня ни на шаг. Каждую снятую мной одежку принимала в руки как святую реликвию. В ожидании следующей части моего одеяния, Ива стоит передо мной голая, демонстрирует лобок и небольшие титьки. В парной сразу подступила ко мне с запаренными в квасе вениками. Подожди, дура-девка, рассердится моя новоявленная жена и оборвет тебе косу. А может она и не обратит внимания — мало ли какая рабыня перед ее мужем стелется, надеется под хозяином ноги раздвинуть.
А Травка степенно разлеглась на полке и предоставила полную возможность Елене и старухе травнице парить молодую хозяйку. Те для нее специально заварили веники с какими то травами, парят и бормочут о "белом теле хозяюшки". Стараются подлизы! Понимаю, что Травка сейчас утверждается в качестве главы дома. Обе рабыни уже вступили с ней в молчаливый союз, заметили на талии Травки не порванную Яром нитку, но мне даже не намекнули. А ведь наличие завязанной нитки на талии женщины после первой постели с мужем — это ни в какие ворота не лезет!
Вышли из бани, и повел я свою "молодую" спать-почивать, любовные игры играть. Травка меня за пояс обняла, прижимается мягким бедром. В клети, прежде всего, зажег огонь в обеих плошках. Не хочу в темноте, желаю свою жену зреть в натуральном виде! Сел на постель, приготовленную догадливой Еленой. Травка опустилась на колени и разула меня по всем правилам ихней супружеской жизни. Ибо без того разувания мужа, в животе женщины ребенок не завяжется. Поднялась Травка и смиренно ждет, когда муж начнет ее заголять. Как только я снял с нее поневу и головную девичью ленту, Травка немного отстранилась, взялась руками за подол рубашки и сама подняла ее спереди до горла. Хороша жена, все при ней! Талия узкая, а в бедрах широка, будто она не девушка, а уже давно женщина. Над плотно сдвинутыми ляжками пушистый треугольник волосиков. Животик гладкий, крепкий, кожа шелковистая: Пупок вдавлен. Упругие тити под моими руками налились, розовые соски вперед смотрят.
— Перережь нитку — шепчет мне Травка.
Я тогда не предал значение тому, что она ниткой обвязана. Перерезать, так перерезать! Нитка талию обхватывает так туго, что в кожу впилась. Взял свой нож и с трудом подсунул его под эту обвязку — боялся поранить ее пупок. Упала нитка и Травка, облегченно вздохнув, легла на постель, все так же придерживая подол рубашки у горла. Лежит моя жена, ноги чуть раздвинула, всеми своими прелестями мужа приглашает. Начал ее мять и тискать во всех местах, целую и в губы, и в соски, и в животик гладкий. Когда правая рука легла на лобок и стала проникать в его складочку, моя новобрачная закрыла глаза и что-то стала шептать. В мокренькой складочке погладил горошину клитора. Тут она раздвинула ноги на полную возможность и, положив руки на мои плечи, потянула на себя.
Я поместился между гостеприимно раздвинутых ляжек и провел своим гвардейцем вдоль всей ее щелочки. Потом ткнул его в женское нутро. Представляете, не идет! Мешает какая то преграда на моем пути. Я нажал сильно и: Травка завизжала, как недорезанный поросенок:
— ААААй!
А мой гвардеец прорвал преграду и провалился в глубину. В голове возникла дикая мысль: "Да она целка"!
Рвать, так рвать! Взял рукой за корень члена возле самой мошонки и сильно надавил на него вниз, а потом вправо и влево. Каждый раз она пищала "Ай-Ай! Ой! Ай! Расширил ее дырочку и не торопясь начал двигаться взад-вперед. Травка охает, постанывает.
— Терпи, женушка. Не каждый день девушке целку ломают:
Когда спустил в нее запас своей спермы и отвалился, то в первую очередь убедился, что из щелки течет кровь — точно, была целка!
Потом со слезами Травка рассказала, как Яр свалил на невесту свою неудачу. Чтож, туда ему и дорога — в светлую обитель мертвых. Стало понятно, почему она плюнула на труп несостоявшегося мужа.
В этот вечер я еще дважды вставил своей новообретенной жене. Утром она гордо вышла на двор в одной рубашке и головном платке замужней женщины. Походила по двору, показывая белому дню пятно девичьей крови, а потом вывесила рубашку на ворота для всеобщего сведения — жена Воина оказалась честной девушкой!!!
А в середине дня явился "безутешный отец" погибших сыновей. С ним приехала взрослая дочь-девица на выданье. Та самая, что особенно громко срамила нечестие Травки. Последнего сына отец поберег и оставил дома. Вначале он был настроен агрессивно, встал в воротах и, не слезая с коня, принялся кричать на меня. Не отвечаю на ругань, только посматриваю на головы его сыновей, которые на шестах возвышаются над тыном. Охладило его не только опасение моего боевого искусства, но и рубашка с девичьей кровью на воротах. Наконец он понял, что последнее свидетельство может сделать его посмешищем всего словенского племени и только тогда начал торговаться. Я заломил громадную цену, которую он просто не мог выплатить, ни лошадями, ни чем-то другим. Вот тогда, чтобы его еще больше унизить, я преложил:
— В счет третей головы отдай мне дочь, приехавшую с тобой девушку Раду.
Она с испугом и мольбой глядела на отца, но долг перед мертвыми сыновьями был выше, чем любовь к дочери. Он помолчал и приказал ей:
— Иди!
Слезла с лошади крикунья и поплелась во двор: А мои бабы уже головы сняли с шестов и сложили их в мешок. Отдал мешок отцу, получил лошадей. На том распрощались.
Зачем я потребовал Раду? Ей Богу не знаю! В качестве кого хочу иметь ее на своем подворье — рабыни, жены? Спросите что полегче! Но проблем себе наделал. Травка просто взбесилась, увидев перед собой обидчицу. Мало не вцепилась ей в косу. Крик подняла:
— Раба ничтожная! Надо ей косу отрезать. Выеби ее посреди двора, чтобы знала свое место!
Ива и бабка, подлизы эдакие, молодой хозяйке подпевают.
— Она убежит к отцу, если косу не отрезать и не выпороть ее крепкими прутьями. Тогда она точно раба, которую никто не примет.
Даже Елена высказалась, шепчет мне на ухо:
— Чтобы она полной рабой стала, нужно заклеймить каленым железом. Так в ромейском городе Элае делали. Только раскаленное железо избавляет рабыню от надежды вернуть свободу.
— И в каком порядке нужно к Раде эти санкции применять?
После споров Травка утвердила такой порядок.
А) косу отрезать,
Б) снять всю одежду вольной девушки,
В) выпороть толстым прутом,
Г) лишить целки,
Д) клеймить моим клеймом, которое поставить на заднице. Рабыне Елене поручается лечение обожженного зада новой рабыни.
А Рада стоит и с ужасом слушает, как жена хозяина и, даже, рабыни приближенные решают ее судьбу.
Голова идет кругом, опять я должен поступать не так как мне хочется, а как от меня ожидают. Жалко мне Раду, не даром у нее имя от радуги. Роста высокого — уважаю таких девушек. Сложена крепко и грудь крупная, а что она дура крикливая, то эта беда пройдет с возрастом. Коса просто шикарная у нее, а придется ее резать, срамить девичью честь.
— Раба Рада, — говорю грозно — принеси к крыльцу чурбан, что у ворот лежит.
Гордо вскинула голову, но поняла, что за неподчинение ее жестоко выпорют, а потом все равно заставят делать то, что приказано. Пошла и принесла тяжелый чурбан. Сила в девушке оказалась мужская. Дальше пошло еще страшнее. Достаю нож:
— Клади голову на чурбан.
Видимо решила, что горло ей перережу, как братцу Яру. Побледнела, покорно положила голову и глаза закрыла. Подхватил косу, одним махом отрезал ее ниже затылка и отдал Травке. Потерять косу для девушки-невесты это позор великий. Схватилась Рада за то место, где была коса и впервые заплакала горько-горько… С этого момента она уже не вольная девица своего рода-племени, а так: неизвестно, что. Травка довольная стоит и косой отрезанной как кнутиком помахивает.
— Сама свободную одежду снимешь или силой тебя заголять? — спрашивает она плачущую Раду.
Если бы ей приказали заголиться до того, как отрезали косу, возможно, не подчинилась бы Рада и сопротивлялась изо всех сил. Но теперь, опозоренная, она сразу утратила гордость и достоинство свободной девушки. Как во сне сняла девичью головную ленту. Развязала завязки на поясе, уронила поневу на землю и: остановилась. Не хватает духа снять последнее. Потом нагнулась, взялась руками за подол рубахи и медленно потянула ее вверх. Подняла до пояса и опять остановилась не в силах обнажить груди.
— Чего стала? Открывай титьки! — закричала на нее Травка, мстя за прошлое поругание.
Беспомощно оглядывает нас Рада, будто ищет чьей-то защиты или, хотя бы, сочувствия. Травка искры из глаз мечет, хозяин здоровенным ножом поигрывает, а рабыни уже за розгами отправились. Медленно потянула рубаху выше и сняла: Еще пыталась ладонями прикрыть налитые груди, но в душе уже покорилась, признала свое рабское состояние.
Для меня оставалось нерешенным, кто будет пороть Раду. Моя супруга пошепталась с Еленой и объявила.
— Надо установить на все времена правила порки. Пусть провинившихся вольных поселенцев и рабов будет пороть жена хозяина!
Понятно, не сама Травка это придумала, чувствуется наущение Елены, которая пытается верховодить через других. Но и Травка хороша, только вырвалась из беды, стала женой хозяина, а жестокость в ней уже появилась. Приму во внимание: нужно очень строго наказать Елену — пусть не прыгает выше своего рабского состояния! А Травка: ее нужно при случае выпороть. Потому, я продолжил законодательное высказывание:
— Пусть будет так, как сказала моя жена, но если провинится ОНА или мои дочери, то пороть их будет сам господин, и не при людях, а келейно.
Травка, простая душа, не поняла, что в этот момент я ее попку приговорил к наказанию. Она схватила толстый прут и обернулась к Раде.
— Сама на скамью ляжешь или силком тебя тащить?
В порке словенские девушки понимают толк. Легла Рада на скамью, вытянулась, лицо между рук спрятала. Старуха ее вокруг талии привязала к скамье, и все трое рабынь прижали руки. А ноги свободными оставили — чтобы дрыгала ножками, задом виляла под розгой. Лежит покорное тело, попка крупная, есть где розгой полосочки рисовать.
Начала Травка ее пороть обстоятельно. Вначале только по спине, кладет красные следы розги плотно один к одному. Затем на поясницу перешла. Рада только охает под каждым ударом. Сменила моя садистка прут на более тонкий и начала ей попу обрабатывать. Тонкий прут огибает тело, сечет не только середину зада, но и бока прихватывает. Потом стала бить ниже, туда, где ляжки в зад превращаются. И закричала Рада в полный голос!
— ОЙ-ОЙ! Пожалейте! Больно! Не надо! Пощади, хозяин, я раба твоя послушная!
Понятно, низ попки — самое чувствительное место на девичьем теле, моя жена это на собственном примере знает. А когда добралась до ляжек, весь задний фасад Рады был покрыт рубцами и сочился кровью. Тут Травка взяла самый тонкий прут и стала хлестать по лопаткам, да так, чтобы достать прижатые телом груди. Розга при каждом ударе огибает тело и конец ее жалит титю. И локтями прикрыть их Рада не может, руки за голову вытянуты и держат их крепко.
После порки Рада не могла встать, ее унесли на руках. Теперь те же Елена и старуха, которые держали Раду на скамье, занялись врачеванием истерзанного тела. А Травка обняла меня рукой за шею.
— Спасибо, — говорит — это для меня лучший подарок к нашей свадьбе! Лада, милый мой, я такая счастливая!
А сама второй рукой через штаны мой член щупает. Пришлось нам бегом бежать в избу. И там, на некоторое время, превратились мы в единое существо с двумя спинами.
Ясно, что в ближайшие дни ни клеймение Рады, ни лишение ее девичьей чести не могли состояться. Новая раба лежала пластом на животе две недели. И на то же время сохранилась ее целка. Но это ее уже не волновало.
Когда Рада поднялась на ноги, она без понуканий пошла со мной в сарай. В родной усадьбе она, конечно, видела, как ее отец и старшие братья использовали тела рабынь. Поискала взглядом дровяные козлы и сама, без особой команды перегнулась через них, подставила мне щелку с девичьей невинностью. Стоит девушка Рада, широко раздвинув ляжки для удобства хозяина. От высоко поднятого зада сбегает вниз наклоненная спинка, руки до земли достают. Покорно принимает девушка рабыня руки хозяина, которые не спеша гладят влажную складочку девичьего естества, лапают и мнут тугую попку. Вот руки раздвинули складочки и твердое, горячее уперлось в сберегаемое до того девичество. Она только один раз охнула, когда мой член проткнул ее целку. Гордая девушка Рада, дочь знатного отца, окончательно превратилась в бессловесную рабыню Раду. О ней родственники и не вспоминают. Но я, в назидание им, сочинил песню.
Голосом и слухом меня природа не наделила, но когда выпью браги охотно горланю эту песню и дома, и в в гостях у своего друга Колоска. Травка слушает с видимым удовольствием и повторяет
— Все так и было, так и было.
Но вернусь к делам прозаическим. За прижимистым Медведко оставалась не полученной часть добычи от похода на Горобоя. Самому некогда было отправиться за ней и я послал в поселение Медведко Елену с наказом, получить с него возможно больше железа. Но какова же была моя ярость, когда она вернулась и привела с собой Зорьку, которую получила вместо двух железных молотков.
Рано утром голая рабыня Зорька стояла у крыльца. Поманил ее пальцем, она подошла, и лобок вперед выставляет. Почти сформировалась девчонка за прошедшие месяцы. Титьки уже вполне: Лобок густо закурчавился волосиками.
— Ну, что, не болит больше щелка? — пошутил я.
Она рукой пионерский салют сделала:
— Всегда готова!
Это когда же они у меня этот жест подсмотрели? Улыбается до ушей. В надежде на особое внимание хозяина даже задом поигрывает. Думает, Воин ее сразу подомнет. Глупая девка, таких охочих, у меня полон двор.
Елена думала меня обрадовать этим презентом, но это очередное самовольство моей доверенной рабыни переполнило чашу терпения. Нужно было срочно ее наказать, но дела, дела.
Очень скоро к нам начали стекаться семьи и одиночки из ранее разоренных поселений или вступившие в конфликт со старейшинами. Семейные строили свои дома, одинокие селились на нашем дворе в качестве вольной обслуги. Усадьба все больше наполнялась преданными мне людьми. Среди пришедших был на удивление здоровенный парень, который не ужился в доме всевластного деда. Вот с ним я и устроил судьбу Зорьки. По началу ей упорно не везло. Крепко прилипло к ней прозвище "Зорька — порванная целка". Парни от нее шарахались. Но этот сам проявил к ней интерес и спросил меня, сколько он должен отработать, чтобы получить рабыню Зорьку. Я устроил их судьбу бесплатно, подарив Зорьке одежду свободной женщины. Теперь она ходит с большим животом, боготворит своего мужа, а тот строит на посаде дом. Даже не дом, а хоромы для множества ожидаемых со временем детишек.
Ощутимый результат дала моя победа на племенном вече. Теперь брюхатая рабыня не получала свободу с рождением ребенка, который так же становился рабом. Прекратилось выдавливание плода из животов беременных рабынь, и они перестали умирать после подобного аборта. Исчезла необходимость кастрировать мужчин-домашних рабов. Теперь рабы размножались, и для пополнения их числа не требовалось захватывать людей из соседних поселений. А это упрочняло мир в племени.
Прибилось к нам несколько авантюристов, которые возвращались после военной службы у ромеев. Я сразу постановил ввести поголовное военное обучение молодежи боевым действиям по ромейскому образцу.
Елена, рабыня
Мне снился сумбурный сон. Я стою у кафедры большой аудитории Института сравнительной истории. Идет мой доклад о жизни словен параллельного мира. На мне почему то надета рабская рубаха, поднятая до талии. Ниже этого места никакой одежды на мне нет. Когда я поворачиваюсь к развешенным на доске схемам, все видят мою голую попу и на ней клеймо, выжженное каленым железом.
Просыпаюсь вся в поту, с ожиданием какого-то несчастья. И только потом понимаю, что именно сегодня господин выжжет на моем теле это самое клеймо.
Терпение господина кончилось, когда я привела в поселение Зорьку. Я думала, что эта, еще не созревшая девчонка, доставит ему радость. Но ошиблась. Вместе с моими многочисленными попытками вмешиваться в дела хозяина это самовольство переполнило его терпение.
В то утро господин повел меня далеко из поселения. И был он мрачнее грозовой тучи. Все мои попытки играть своим телом, завлекать, манить остались незамеченными. И это было страшно, поскольку благополучие рабыни Елены держалось на интересе господина к ее телу. Господин подвел меня к молодой березке и сделал на ней зарубку ножом сантиметров на пять выше моего пупка.
— Сейчас придут насельники и заточат из этой березки тонкий кол для тебя. Мне надоели твои интриги и тебя посадят задом на этот кол. Единственно, что может спасти тебя, Елена, это правдивый рассказ о том, кто ты на самом деле. Откуда ты знаешь античных отцов медицины, где научилась перезаряжать автомат, откуда знаешь о городе Москве, который появится спустя много столетий? Говори правду.
Что мне оставалось делать. Я рассказала господину все.
— Ты, господин, правильно догадался, что рабыня Елена не принадлежит этому миру. Как и ты, я попала сюда случайно. В нашем с тобой мире я была экспедиционным сотрудником Института сравнительной истории. Время моей жизни на двести лет позже твоего. В наших экспедициях мы оставались невидимыми и могли без помех наблюдать жизнь людей в интересующую нас эпоху. Но, по непонятным причинам, механизм переноса иногда давал сбой, в результате экпедиционер попадал в иные координаты времени и оставался видимым для аборигенов.
Мою подругу забросило в глухую провинцию античной Греции. Нашедший ее козопас не стал продавать женщину в рабство, как это случилось со мной. Козопас давно мечтал завести жену, но не имел для этого денег. Найденная женщина была для него подарком богов. Козопас отвел женщину в свою горную избушку, где она разделила с ним ложе. Почти всю жизнь она провела в этой горной хижине, пряла, ткала, готовила козий сыр. Питалась тем же сыром и ячменным хлебом, утоляла жажду козьим молоком и молодым вином из их маленького виноградника. Каждый год она родила козопасу ребенка. Мальчики подрастали и уходили в город, где работали водоносами и грузчиками. Спасатели нашли ее через тридцать лет. И это была большая удача. Вернулась она больной старухой, почти забывшей родной язык.
Еще страшнее судьба двух специалистов по скифам — доктора Тейлора и его ассистента. Они материализовались среди праздника скифских вождей. Это были хорошие историки, но никто не знал, что у скифов практиковалось ритуальное людоедство. На том празднике найденных мужчин из непонятного племени отправили в котел. Все это мы узнали из записи видеокамеры, которую Тейлор успел замаскировать.
По сравнению с ними, я просто везунчик. Даже в бордель не попала и, в конце концов, стала твоей спутницей, советчицей, любовницей-гетерой. Последнее, кажется, удавалось мне лучше всего.
Ты спрашиваешь, почему я сразу не рассказала тебе правду? Почему не стала вровень с тобой — свободной женщиной и соратником? Дело в том, что я по своему характеру не боец, меня пугают рискованные авантюры. Тебе же они нужны, как воздух. К тому времени, когда мы встретились, я уже привыкла ко всему. Я спокойно отдавала себя на поругание самцам. Наверное, во мне проснулось древнее чувство подчинения, которое дремлет в подкорке каждой женщины. Этот жестокий мир провел меня через все ужасы, и сломал. Я родилась заново, уже в качестве бессловесной рабыни, готовой распластаться перед господином. Меня устраивает мое зависимое положение. Это известно тебе, мой господин и властитель.
Ты предлагал мне свободу. И тут случилось то, чего я сама не ожидала. Я говорю тебе, господин, что не хочу уходить, что мне хорошо с тобой. После того, что со мной сотворили люди этого мира, я уже не смогу жить нормальным человеком с нормальными людьми. Потому, прошу оставить меня в том же рабском положении, в котором я нахожусь. Моей платой за уверенность в завтрашнем дне является то, что я служу господину своими советами и своим телом. За эту уверенность я готова обслуживать моего господина и выполнять все его прихоти.
Мы с Воином долго стояли у кола, предназначенного для моей казни, и думали, думали о прошедшем и предстоящем.
— Ты решила окончательно, что останешься моей рабыней? Спросил Воин.
— Да — ответила я.
— Тогда ты должна и вести себя как рабыня и не принимать самостоятельных решений. Они очень мешают мне. Потому, на твое тело поставят клеймо, чтобы не забывалась. И не спорь!
Но я стала спорить. Нет, не в открытую. Я пустилась на обычные хитрости рабыни Елены, которая очень боится боли. О том, какую боль принесет каленое железо, не хотелось даже думать. Губы мои задрожали и я начала плакать.
— Ты всегда говорил, что у меня красивая попочка, а теперь собираешься ее изуродовать. Мои сисички, мои ляжки, мой животик доставляли тебе удовольствие. Зачем я тебе калечить мое тело?
— Твое тело, твоя заклейменная попа будут и дальше доставлять мне радость. — Воин сказал это твердо и ушел не прощаясь…
И вот сегодня раскаленное железо поцелует зад сотрудницы Института сравнительной истории, гетеры, да что там говорить — рабыни Елены. Кроме меня сегодня поставят клеймо и многострадальной рабыне Раде. Я просилась лечь под клеймо первой, иначе у меня не хватит сил слышать ее крик и ожидать своей очереди.
С утра около коновязи установили переносной горн. Мне не хотелось думать о том, что в его жаре нагревают клеймо, которое причинит мне жуткую боль. Меня и Раду голыми подвели к коновязи. Мы не сопротивлялись. Умолять хозяина о пощаде было бессмысленно. Клеймо нам поставят в любом случае. Поставят сразу, или вначале поколотят, затем заклеймят. А могут еще и выпороть. Я ужасно, до судорог, боюсь того, что сейчас собираются со мной сделать. Подкашиваются ноги при одной только мысли, что к моему красивому телу вот-вот прикоснется раскаленное железо.
Я и ахнуть не успела, когда меня неожиданно подхватили и положили животом вдоль бревна коновязи. Мои ноги, спущенные по сторонам бревна, туго стянули ремнем выше колен, руки завели под бревно и таким же ремнем связали в локтях. Потом привязали еще вокруг талии и за шею. Теперь, даже при всем желании, я не смогла бы сдвинуться с места. Угли излучают жар в двух шагах от моего беспомощного тела. Мой господин осмотрел клеймо и шагнул ко мне.
Когда от раскаленного железа осталось совсем немного до тела, самообладание покинуло меня. Почувствовав нестерпимый жар, я забилась в истерике, умоляя:
— Нет! Прошу вас, господин, не надо!.
Я с ужасом почувствовала, как раскаленное добела клеймо медленно приближается.
— Не надо!. Не: АААААААААААААА!
Раскаленное клеймо прижалась к попке. Я услышала шипение лопающейся от жара кожи, в нос ударил запах паленого мяса. Меня пронзила адская боль ни с чем несравнимого страдания.
— ААААААААААА! — выла я, дергая головой.
Когда я перестала кричать, меня развязали и уложили на землю. Старуха травница поднесла к моему рту чашку с лечебным отваром. Тут я нашла силы повернуть голову и посмотреть на свою многострадальную попку. На левой ягодице вспухшая, глубоко прожженная кожа безукоризненно точно воспроизводила колесо Перуна. Сожженная черная плоть все еще источала паленый запах, а боль, разрывающая меня, была просто неописуемой. Если бы хозяин позволил, я бы выла целый день.
Первое донесение спасателей
В обследуемом нами мире (эпоха становления государства) найдены следы объекта "Елены-искусницы". У местных информаторов записана былина и несколько вариантов поверий. Ниже текст былины приводится полностью:
Анализ текста показывает, что персонаж Елена прибыл со стороны. Будучи по статусу своему рабыней, она, тем не менее, долгое время (в тексте: триста лет и три года) исполняла обязанности всеобщего врача (педиатрия, акушерство). Оказала сопротивление местному вождю, который скрыт под псевдонимом "Воин". Истинного имени его установить не удалось. В наказание ей на филейной части было выжжено тавро, что косвенно подтверждает ее статус рабыни. Однако, после экзекуции она продолжала врачебную практику (Будет жить в словенах лекаркою). Сведений об ее казни или других репрессиях не найдено.
Учитывая солидную медицинскую подготовку, экспедиционера Елены Дмитриевы Борго, указанная былина дает нам слабую, но надежду, что мы напали на ее след.
Одновременно в среде крестьян существуют поверья, что рабыня Елена была просто наложницей местного вождя, купленная на торгу у приезжих работорговцев. В подтверждение местные жители приводят поговорку "песни петь, задом вертеть" происхождение которой они традиционно связывают с наложницей Еленой.
Ночь Купалы
Я не устаю удивляться, насколько жизнь аборигенов переплетена мистикой, как она зависит от своевременного выполнения ритуалов. Среди них один из самых важных — ночь на Купала. Готовиться к купальской ночи начинают за несколько дней. Этот главный праздник года, ритуал оплодотворения, когда "Небо с Землей и Огонь с Водой любятся". Надо помочь земле родить траву, полю — урожай, лесу — всякое зверье, а реке — рыбу. Молодежь тайно строит плоты, на которых пустят по реке костры Живого огня. Мужатые бабы перешептываются, прыскают от смеха и варят какие-то снадобья, которыми поят своих мужей накануне купальской ночи. В поселении царит атмосфера тайны и ожидания. Рабов и рабынь не допускают к этому событию, потому они с вечера накормлены до отвала и надежно заперты в клетях. Заперта и Елена, хотя постоянно просит меня позволить ей наблюдать сакральный праздник.
— Господин, не запирайте клеть. Мне интересно увидеть праздник Купалы.
Ближе к вечеру парни и девушки исчезают из родительского дома, прихватив горбушку ржаного хлеба. Потом эту горбушку будут поджаривать на прутике над огнем костра, кормить ей своего (или свою) зазнобу. На вечерней заре молодежь надевает на головы венки из зеленых веток, водит хороводы и поет песни. Все пристойно, только парни незаметно гладят девушек через одежду по титичкам и попкам.
Постепенно парочки разбредаются, рассаживаются под кустами и ласки становятся смелее. Это почти единственный случай, когда девушка пускает шаловливые руки парня к голому телу. Нет, парень никогда не решится задрать подол и заголить свою зазнобу. Но можно запустить руки под одежду и потрогать тайные девичьи места. Самые ловкие ухитряются просунуть руку в ворот девичьей рубашки и дотянуться до заветной щелки между ног. Девушка тоже не теряют времени даром. Незаметно развяжет у сидящего рядом паренька гашник, удерживающий штаны, и просунет руки: одну спереди, другую сзади. Играет его яичками, лапает за ягодицы. И оба немилосердно щиплют друг друга. После купальской ночи дней десять никто не ходит в баню — пока не сойдут синяки. При таком эротическом пиршестве никогда не бывает, чтобы в купальскую ночь девушка потеряла невинность. Случись такой срам и всему роду обеспечены великие беды, а позорников просто утопят, обоих. Потому и бережется молодежь на празднике Купалы.
После полуночи загорятся костры, настанет время жареной горбушки. У каждого костра много парочек соберется, и подзадоривают друг друга. Первой девушка кормит паря, потом он угощает свою зазнобу. Кормить непременно надо "со своего тела". Робкие подают угощение на ладошке, его надо съесть без помощи рук. Более смелая девица сядет на траву, вытянет ножки и поднимет подол до лобка — только чтобы волосиков не было видно. Горбушка лежит на плотно сдвинутых ляжках, а парень ест ее, слизывает крошки с девичьей кожи. А еще можно голые ляжки погладить и даже поцеловать их.
Травка рассказывала, что ее старшая сестра в купальскую ночь легла на живот, заголила попу и на нее положила горбушку. Ухажер ел и руками за ягодицы держался. И что такого? Голые ляжки и попу у любой девушки все видели, когда ей кровь разгоняли, но потрогать их нельзя-я-я. А тут кавалеру ее такая возможность представилась: на виду у всех (!), а не в укромном уголке, лапать голую (!) попу своей девушки.
Парни кормят девушек горбушкой "с живота". Ляжет на землю, приспустит штаны и положит угощение ниже пупка. Шлепает девушка губами по его животу, слизывает крошки, а сама нащупала через штаты напряженный член и зажала в кулаке. Ест горбушку неторопливо, чтобы подольше за его член подержаться, природные стихии порадовать. Ладонью чувствует, что проступило липкое пятно на штанах: Это хорошо, семя парня Землю и Воду оплодотворяет.
На рассвете разожгут костры на плотах и с песнями пустят по течению. А потом: расходятся по домам отсыпаться. Впереди напряженные полевые работы, работа до самой зимы.
У женатых мужчин и мужатых баб эта ночь по-другому проходит. Тут уж я участвую в роли главы семьи. Когда наступит ночь, из домов выходят голые мужчины и их жены. Все они в детородном возрасте. Дети и старики остаются дома и не смеют нос во двор показать. Неслышно белыми тенями идут на вспаханные поля справлять свой обряд. Моя большуха Травка при праздновании Купалы ревниво следит за соблюдением своего старшинства над другими женами. Потому она идет рядом со мной и правой рукой держит мой член.
Но тут есть одна тонкость: на Купалу старшая женщина должна быть "порожней" — не беременной, поскольку это ночь всеобщего оплодотворения. Обычно Травка бережется до этого события или умело скрывает раннюю беременность. Только один раз на третьем году нашего брака она не подгадала и оказалась с раздутым пузом. Тогда ее место заняла Ива. Сорожке в этом плане не везет, каждый год она "не порожняя" и по простоте души не догадывается утаить раннюю беременность.
Мы медленно идем вокруг поля. Травка держит в кулачке мой напряженный член, я вложил палец в складочку ниже ее мохнатого лобка и тихонько щекочу клитор. Ива и Сорожка прижимаются к моей спине. У каждой одна рука на моем плече, другая гладит, перекатывает яичко в моей мошонке. Хорошо, что у меня только три жены, а каково другу Медведко с пятью женами, за что они держатся?
Нам совсем не холодно этой ночью. Со стороны реки постоянно слышатся песни и визг девушек. Травка бормочет заклинание "Земля и Вода, раздвиньте ляжки, поглотите семя", потом валится спиной на траву и задирает широко раздвинутые ноги — "делает рогатку". Я ложусь на нее, и Травка сразу закидывает ноги на мои плечи. Ива быстренько забрала в горсть всю мою мошонку. Нерасторопной Сорожке остаются только мои ягодицы, которые она сжимает как клещами и толкает, толкает меня вперед, в женское лоно моей большухи. Над полем несется крик:
— Купала, раздуй пузо!
И, как эхо, ему отвечают далекие голоса": раздуй пузо: раздуй пузо: "
Перед рассветом голые мужчины и женщины торопятся вернуться в свои дома — купальская ночь кончается, в мир возвращаются условности одетого тела.
Десять лет спустя
Прошло десять лет. Жизнь текла монотонно. По утрам я осматриваю свое хозяйство и решаю текущие вопросы. Мужчина словен проводит жизнь в тяжелых трудах на пашне и в лесу. Моим нововведением явилась торговля солью и сдача захваченных земель в аренду с выплатой доли урожая. Поэтому я сам не хожу за плугом, а живу как боярин. Конечно, обеспечиваю на своей земле защиту, справедливый суд и безвозмездную помощь в случае неурожая. Эта стабильность привлекает ко мне все новых и новых поселенцев. Старое городище все так же окружено высоким частоколом, но ворота никогда не запираются — кто решится напасть на жилье Воина!
Старую избу Горобоя занимает его внучка, моя вторая жена Ива со своей бабкой-травницей. Елена и бабка потратили много сил и времени, чтобы обучить Иву искусству травницы и повитухи. Ива глуповата, но характера тихого и командовать другими женами не пытается. Все ее время поглощают дети, которых рожает мне регулярно. Ива дружит с Еленой, особенно после того, как я прижег зад этой рабыни горячим клеймом. В тайне от меня Ива каждый год относит ритуальное угощение на родовое буевище. Туда, где были сожжены тела Горобоя и других ее родственников. Богов у местных словен великое множество, но она почему-то особенно почитает самое тайное божество Ярилу. На все мои вопросы о нем только улыбается и отвечает уклончиво.
Я сижу в красном углу избы Ивы и рассказываю сказку про жар-птицу нашей старшей дочери Березке, которая устроилась рядышком. Это тоже нововведение. Мужчина-абориген никогда не опустился бы до рассказывания сказок своим детям. Кроме того, только у моих детей есть настоящие детские игрушки, потому — то они развиваются быстрее, растут более умными, чем дети других отцов.
Дочь Березку мы зачали, когда я лишил девства юную рабыню Ивушку. А перед тем еще и выпорол. Подумать только, этого ребенка могло не быть — по обычаям параллельного мира следовало выдавить зародыш в животе рабыни! На удивление всех соседей, я ее сохранил, а Иву "возвел в ранг" своей второй жены.
Девчушка смеется и гладит мою бороду. Ива в очередной раз "непраздная", но ее живот еще не поднял рубаху. Она хлопочет, готовится кормить меня ужином. И одновременно осуществляет целую "рекламную компанию", привлекает мое внимание к своим женским прелестям. А как же иначе? Все три моих жены ведут конкурентную борьбу за внимание мужа. Светлые боги, как хорошо, что у меня только три жены, а не пять! При моем появлении в доме Ива подняла поневу и рубашку, привязала их у пояса. Голая попка жены и светлые волосики лобка — мохнатка — мелькают у меня перед глазами. Дочери она совсем не стесняется и та воспринимает игру матери, как должное.
Ива все время улыбается, играет ягодицами. При нашей первой встрече она запомнилась мне бесконечными слезами. Плакала голой пленницей; ревела ночью в моей клетушке и когда я порол ее "березовой кашей"; всхлипывала возвращаясь в клетушку с пятном девичьей крови на заду рубашки. Сейчас она расцвела и пышным телом, и душой.
Неожиданно Ива спрашивает меня:
— Муженек ладушка, скажи, у меня красивые ляжки?
Я ловлю ее за мохнатку и тут начинается веселая игра, в процессе которой дочка пересажена на полати, а место на моих коленях заняла голозадая Ива.
Справа дом Травки, моей старшей жены. Она не пожелала жить в доме Горобоя и ей срубили просторные хоромы. Травка верховодит всеми женами и домашним укладом, упивается своим положением и строго блюдет все дедовские обычаи. Если она начинает зарываться, я шутливо предлагаю своей "большухе":
— Пойдем в баню, полапаемся — намекая, что близкое наше знакомство началось именно с вопиющего нарушения одного из старинных обычаев. Впрочем, хозяйка она хорошая.
Рабыня Рада попала в полное подчинение Травки и целые дни проводит за прялкой или ткацким станком. Многие молодые рабы хотели бы взять Раду, но Травка препятствует даже такой видимости брака. В тайне от меня грозилась выдавить ребенка, если Рада станет брюхатой. Но Рада все-таки "принесла в подоле" и живет рабой несостоявшаяся родственница Травки и ребенок ее раб.
Основное мое жительство в доме большухи Травки. На лавке в красном углу занавешено мое место. Там на стене висит автомат, лежит бронник и остатки прочего снаряжения десантника. Там же, скрытый от взглядов детей, я играю телом Травки. До сих пор люблю раздевать мою большуху до гола. Это забавляет нас обоих. Уже снято все, я целую ее в пупок, а Травка шепчет "нитку перережь" — в память о нашей свадьбе. Никакой нитки и в помине нет, живот большухи многократно раздували деточки, а вспомнить ей приятно. Теперь нужно поцеловать сосочки, иначе подумает, что муж разлюбил. Травка закидывает мне ноги на плечи и в такт толчкам двигает попой, вздыхает, охает. Она никогда не встанет подо мной на четвереньки (как эта рабыня:). Елену до сих пор не любит, с трудом терпит ее присутствие в качестве лекаря.
Травка ужасно гордится, что начало моему многочисленному потомству положил ее первенец с незамысловатым именем Первак. Сейчас это крепкий подросток. Он слышал, что его мама девушкой была обещана совсем другому, но я на поединке зарезал этого жениха и забрал невесту себе. Конечно, он не знает подробностей истории с ниткой, которая опоясывала живот его будущей матери. Главное для него, что отец с ножом в руке (против трех топоров!) завоевал право на его маму.
Я учу своих сыновей рукопашному бою, владеть ножом и мечом, стрелять из лука. Первак просит показать, как я зарезал Яра. Достаю из сарая запасное топорище, даю ему в руки и предлагаю:
— Ударь меня тем концом, где топор насаживают. — пару раз уклоняюсь, шаг вперед: и чиркаю Первака пальцем по горлу.
— Вот так, сынок, это было.
Первак дотошно любознателен. Все то ему надо знать.
— Тятя, почему ты второй и третьей женой взял рабынь, за тебя с радостью отдали бы девушку из любого рода?
— Тогда я был беден, мне нечем было заплатить вено за вольную девушку невесту. А еще мои жены из рабынь покорны и благодарны за то, что из наложниц-подстилок стали женами. И родичи жен в мои дела не вмешиваются.
— А за маму ты вено платил?
— Нет, я ее боем взял.
— А Елене за что клеймо на задницу поставил?
Слыхал, постреленок, байки своей матери о том, что Елена околдовала меня, прельстила своим телом.
— Елена великая знахарка и хорошая наложница-подстилка. Я получил ее в награду за победу над Горобоем. Прижег ей задницу горячим железом, чтобы она не позволяла себе лишнего.
Думает Первак, примеривает к себе мужские подвиги отца.
— А у меня будет пять жен и все вольные. Для твоего сына любая невеста с радостью ляжки раздвинет и закинет ноги на плечи. И детишек от них будет еще больше, чем у тебя.
Слева дом моей третьей жены Сорожки. Громадная, сильная как мужик Сорожка добра, работяща, но боится Травку после того как была выпорота моей большухой. Сорожка любит меня сверх всякой меры. Для Ивы я просто данный богами муж, Травка уверена, что это ОНА меня завоевала, а у Сорожки выступают слезы восторга на глазах, когда я прихожу в ее дом. Быстренько загоняет детишек на полати, хлопочет, старается вкусно накормить меня, а потом снимает поневу, задирает подол рубахи до горла и открывает мужу сиси. Стоит молча мая третья женушка, белотелая, сдобная, взгляд просит ласки. Ну, как тут не поставить ее на четвереньки! Толстые ляжки Сорожки не дают воткнуться глубоко, когда она лежит на спине. А мы оба любим, чтобы на полную глубину: Вот и стоит подо мной Сорожка на четвереньках, попу высоко подняла и широко раздвинула колени. Втыкай в меня муженек.
Наш с Сорожкой старший сын Окунек тихонько наблюдает с полатей, как мама дразнит отца голыми сисями — для словенских детей игра мужа и жены, зачатие ребенка не тайна, все на виду происходит. Учится малолетний хитрец, запоминает, примеряет поведение отца с матерью к будущей своей невесте и жене. Парнишка уже сам рыболовные сети плетет, рыбу ловит, ножом режет деревянные ложки. Все пуговицы на моей рубахе вырезаны его руками.
Этот мир жесток и в своих сыновьях хочу воспитать качество бойцов и жестких лидеров. На ежегодном разгоне крови девушка учится быть покорной мужчине и умению терпеть боль. А жених без жалости порет прутом свою девушку и постигает науку повелевать. Через насколько лет станет мой Окунек парнем и надо будет подарить ему девушку-рабыню. Пусть валяет и трахает ее на сеновалах. Подаренной девушке, не смотря на ее рабское состояние, будет страшно и стыдно, когда подросток поднимет до горла подол ее рубашки. По-хозяйски он будет трогать хохолок между ляжек, повернет ее и станет мять половинки молодой попки. Затем наступит очередь твердых титичек. Будет щупать и мять их молодой господин, будет учиться повелевать. А ты раба стой, держи рубашку у горла и жди, когда он соизволит повалить на спину и лишить девственности.
А может быть лучше подарить мужатую бабу рабыню, чтобы сразу обучила паренька всякой премудрости? Поставлю голыми у крыльца трех-четырех баб рабынь. Насельники, конечно, сбегутся "что такое, почему столько голых рабынь, за какую вину наказывать их будут"? А я позову Окунька:
— Приготовил тебе, сынок, подарок ко дню рождения. Подходи и выбирай любую. Да, не торопись ты, осмотри и с зада и с переда, пощупай каждую. Тогда и выберешь, которую из них взять на сеновал.
Доброй маме Сорожке будет неприятно, она хорошо помнит, что сама когда-то стояла голой рабыней на торгу. До сих пор приносит жертвы Матушке Воде за то, что я купил ее, сделал своей третьей женой. Но надо сынка учить, и не только рукопашному бою. И он, и Травкин старший сын Первак уже сейчас могут на кулаках в одиночку выстоять против троих сверстников. Главное научить их повелевать телом и душой других людей.
Но это еще не к спеху, будет время подумать.
В гости к Сорожке часто забегает Зорька с очередным ребенком на руках. Бывшая "порванная целка" вполне счастлива в доме своего мужа, но надо же посекретничать с подружкой. Зорька тараторит, учит Сорожку славенским премудростям, передает сплетни и обе страшно рады встрече.
У ворот домик бывшей сотрудницы Института сравнительной истории моей любимой рабыни Елены. Видимо, она всегда имела душу прирожденной рабыни, потому простила тот факт, что я прижег раскаленным клеймом ее задницу. Интриговать больше не пытается, как и прежде, готова ублажать своего господина "лежа, сидя, стоя, спереди и сзади". Но теперь я ценю не столько ее искусство в любви, как умение подать умный совет и медицинские таланты. Мои жены знают, что я до сих пор заваливаю Елену и трахаю ее всеми способами. Елена так и не захотела родить ребенка и стать свободной. Положение любимой рабыни ее вполне устраивает, она спокойно носит рабскую рубаху. Вреднючая Травка мечтает выпороть Елену, но понимает, что это ей даром не пройдет. Тем более, что женщины поселения уважают Елену, как знатную повитуху — все роды она принимает. В том числе и у Травки.
Семен Иванов, князь
Бывшее поселение Горобоя превратилось в крепость, а, затем, в городок. Причина этого была в стабильности. Я прекратил свары между окружающими поселениями, старался разрешать споры по справедливости. За это соседи платили нам пятую часть своих доходов и мы перестали нуждаться.
И все было хорошо, пока на один их родов не напал отряд мореходов. Они обратили жителей в рабство и вознамерились навечно обосноваться на этой земле. За помощью обратились ко мне, а я объявил сбор всех мужчин и умеющих стрелять из лука женщин для военного похода. Пришло и много женщин с детями. Не для боя, но нужно и еду сготовить, раненому воды подать, да мало ли что потребуется. Мои жены Травка, Ива и Сорожка не отстали от всех, прибыли с малышами. Собрались все, но нас было мало, по сравнению с числом мореходов. Самый слабый из этих профессиональных воинов, был сильнее в бою, чем лучшие из нашего полуобученного ополчения.
Собравшемуся ополчению были выданы такие установки:
1. В ближний бой не вступать, поскольку мореходы сильнее в рукопашной.
2. Действовать из засады и на расстоянии, стрельбой из луков.
3. Запасов у врага немного, будем брать их измором.
Но чувствую, что мужики в растерянности, непривычно пахарям выходить на профессиональных воинов. Тем более, что значительную часть моего войска составляли бабы и девки, из тех, что метко стреляли из луков.
Родичи Медведко привезли на телеге старого волхва для поддержки от потусторонних сил. И тут он почувствовал, что требуется моральная поддержка не только Перуна и Сварога, но и всех мелких божков.
— Походным князем быть Воину и всем его слушать без споров. — сказал старый волхв.
Потом дед долго чесал лысину и изрек, что нужен святой обряд, который не исполняли уже десять поколений. Все женщины, невесты и молодые девушки у которых еще и женских кровей не бывает, должны в один день под мужчинами и неженатыми парнями ляжки раздвинуть и ублаготворить воинов перед их ратным подвигом. И отказа чтобы никому не было — кто кого сгреб, тот того и поимел.
Засомневалось мое войско. Жены под мужей лягут, тут все понятно. И на чужую жену лечь можно ради святого дела, а вот как с невестами и молодыми девчонками быть? Парни и девки кричат.
— Так всех девок перепортят, как им потом на свадьбе перед женихами быть? Поросенка резать и его кровью зад у рубахи мазать?
На то волхв вынес решение. Которых нельзя поиметь в женское лоно, тем член-уд вставлять между ляжек. Там и двигать, а изливать семя на живот девушки. А можно и в зад поиметь, втыкая уд внутрь или просто между половинками зада. Там и излить мужское семя.
Веселье, шум, крик и новые вопросы:
— Между ляжек или между половинок задницы сухо, там члены свои сотрем.
А девки-невесты в ответ:
— А мы горшочек сметаны припасем, маслицем смажемся.
— А как брюхатым быть? Им тоже под мужиков ложиться?
— Которые на сносях или в других всяких болезнях, тем в святом действе не участвовать. А для отлички, всем женским участникам — бабам, невестам и молодым девкам — с утра подолы сзади поднять и над поясом укрепить. А, поскольку парням и мужикам иным нужно любовный напиток испить, а какие невесты и девки захотят слабительным очиститься, бабам травницам те травы варить. А святое действо начинать на восходе на третий день от нынешнего.
На мой взгляд затеянный волхвом Великий Перепихон мог принести моральную пользу — заставит поверить в нашу победу. Как писал лев Толстой: самое важное — это дух войска. А, раз так, то быть посему! Еще мне думается, что на том действе на меня найдется много желающих женщин и девушек (кто кого сгреб…). Потому следует поклониться Елене, чтобы изготовила любовный напиток, после которого мы с Ладой неделю сношались без перерыва.
Накануне Великого Перепихона мы с Травкой вдоволь наигрались в постели. Я спокойно лежал, созерцая колыбели двух наших детей.
— Знаешь, завтра бабы и девки, скорее всего, организуют настоящую охоту за мой и тебе ничего не достанется.
Травка села на постели, подобрав колени. Потом по-бабьи подперла рукой щеку и пригорюнилась.
— Меня тоже будут многие домогаться, но я отдамся самым молодым парням. Возможно, они скоро погибнут в бою, да так и не узнают женского тела.
Травка женщина видная, молодая и красивая. Да еще она жена вождя — походного князя. Многие молодые парни не раз бывали в нашем поселении, видели Травку, которая будила в них юношеские мечты. Во все времена психология подростков одинакова. В них просыпается желание, но нет опыта, нет знания. Вспомнил свою немую влюбленность в школьную учительницу. В общих чертах я пересказал Травке эти юношеские грезы и предположил что-то подобное в поведении ее завтрашних ухажеров. Ее ответ сводился к максиме: "эпоха была другая и харчи не те". Время показало, что "патриотический порыв" Травки не оценили, и она получила от подростков на орехи.
Второе сообщение спасателей
Переместившись на 200 лет назад, мы собрали сведения о рабыне Елене, которые во всех случаях связаны с былинами о легендарном вожде по имени Воин. Тексты приводим полностью.
Былина о женитьбе Воина содержит интересный элемент. И Воин, и рабыня Елена грамотны, посылают друг другу письма. И это в полностью бесписьменную эпоху. Былина, несомненно, дает указание на время и место пребывания в этом мире "поглощенной временем" экспедиционерки Института сравнительной истории Елены Дмитриевны. Личность Воина выглядит все более туманной. Исходя из факта его грамотности, некоторые спасатели придерживаются мнения, что этот человек так же относится к числу "поглощенных временем".
Другая легенда, повествующая о втором бракосочетании Воина, так же включает упоминание о рабыне Елене и об их грамотности:
Злой старшина Горобой над соседом насмехается, он поймал Беляна, дитя малое, и сломал ему руку правую. И насупил Воин брови грозные, вынимает он Большой нож и кидает его в небо чистое. Полетел тот нож птицею, над лесами летит и реками, он летел три дня и три ночи. И попал прямо в грудь Горобоеву. Тут ему и смерть пришла. Но остались у него внуки малые, нет у них теперь защитника. Приютила Елена рабыня внучку Ивушку. Приютила, приголубила. Посылает она бересту писанную ко владыке своему Войну сильному. Ты детей сиротишь, внуки слезы льют, некому о них позаботиться. Я одна раба твоя верная приютила внучку Ивушку. Ты возьми ее в жены. Присылает Воин грозный кожу телячью. Возьму в жены младую Ивушку, я раздвину ей ноги белые и раздую пузо детишками. Дам за ней вено богатое, под защиту возьму всю родню ее.
Елена явно не была обычной рабыней, она укоряет своего господина за убийство, сватает ему невесту, а он подчиняется этому решению. Если этот персонаж отождествить с нашей потерянной экседиционеркой, то становится понятным ее влияние на своего покровителя. Трудно установить, овдовел к этому времени Воин или он взял вторую жену, как это практиковалось у многих племен. Но факт переписки наших персонажей несомненен. В связи с этим, мы продолжим поиск в более ранние эпохи.
Выражение "раздую пузо" в отношении беременности встречается только в этих легендах, их не отмечено в былинах иного содержания. Возможно, это выражение было введено в обращение одним из наших персонажей. В таком случае, его можно использовать в качестве маркера при поиске интересующих нас лиц.
Травка, жена Воина-князя
Войско, и сопровождавшие его жены, невесты, подростки, размешалось в ближайших в супостату поселениях. С утра женщины и девушки вышли доить коров уже с поднятыми на заду рубахами и поневами. Доили коров, сверкая голыми задницами. Молодые парни кружили по дворам, высматривая своих невест. По их молчаливому согласию, первым поиметь девушку-невесту мог только ее жених, а дальше: А дальше другие, сколько у нее силы достанет. Будет она зажимать уд парня между своих ляжек. Парень будет двигать удом вдоль девичьей щелки, не проникая внутрь и не нарушая девичью честь.
А, может быть, девушка смажет сметаной между половинками попы. Подставится парню, а он вставит свой уд между половинками, сожмет их руками крепко и начнет двигаться, скользя между смазанных ягодиц. Будут так делать лежа или стоя, кому как лучше. А который парень посмелее, да понахальнее, тот нажмет и войдет удом в заднее отверстие чужой невесты. Эту "заднюю целку" ломать можно, ее сохранность обычаи предков не защищают. Только сами девушки и женщины ее защищают, хоть она и "задняя целка", а все равно больно, когда ее нарушают. Когда девушка устанет, то опустит подол и выйдет из священного действа.
С утра я покормила грудью трехмесячную дочку. Потом подоткнула подол и выставила на обозрение свою попочку. Мой муж не любит слова "задница", говорит, что это неугодное богам ругательство и называет это место у меня попочка. Недавно он напомнил, как, я еще невестой Яра, парила его в отцовской бане и тихонько попросила меня полапать. Тогда, говорит, он и заметил, какая у этой девушки красивая попочка!
Вышла я во двор, полный мужчин и молодых парней, ожидавших, когда из изб появятся женщины. Я сразу же поманила пальцем совсем молодого паренька, который смотрел на меня горящими глазами. Как он кинулся ко мне! Сразу схватил рукой за попку и неожиданно для меня сказал:
— Подставляй жопку!.
— Паренек, пойдем в избу, на лавочку. Я вся твоя буду. Даже распущу завязки, и ты можешь сунуть руки за ворот и полапать мои сиси. Они сейчас мягкие, молочные. Я не девушка — баба, меня и в кунку можно. Если понесу, родит твоего ребеночка жена походного князя. Он уже двумя руками держится за половинки и направляет меня к сараю.
А в сарае голая девчонка с молодым ухажером устроились. Совсем еще молодая, не уронила первую кровь и не надела поневы, тити у нее только расти начали, а туда же, услужить воину. А тому воину всего то лет четырнадцать! Стоит она в наклон, попу выставила и ладошками спереди и снизу свое девичество прикрывает: "только не туда, только не туда!" Раззадоренный мальчишка вставил своего "петушка" между половинок ее попки и надавил: Запищала его зазноба, завертела задом, но уже поздно — насажена ее попочка на "мужской корешок" паренька. Делать нечего, уперлась девочка руками в ларь и заиграла. То колени немного согнет и вроде присядет, то на цыпочки поднимется, вправо-влево задом виляет. И получается у нее не хуже, чем у бывалой бабы. Всеми силами старается. Если не погибнет паренек в этой войне, непременно ее женихом станет. Будет на скамейке ей кровь разгонять, а она показывать ему "симпатию" высоко поднимая попку под розгой. А потом и поженятся и нарожают славных детишек.
Мой "ухажер" надавил мне на шею и положил животом на кладку мешков. Я и не заметила, как он спустил штаны. Член у него не как у мужика, еще детский — твердый остренький "петушок". Вставил его между моими половинками и давит глубже: Воткнулся в заднюю дырочку (да так больно!) и начал во мне качаться. Много лет, как я баба, но такого со мной муж не делал. Парнишке движется во мне, а я думаю: говорят мой муж ебал в зад рабыню Елену. Интересно, ей так же больно было?
Лежу животом и сисями на мешках, как туша забитой телки. Ни обнять, ни приласкать его не могу. А ухажер торопится, мою заднюю целку ломает. До этого он ни женского, ни девичьего тела не пробовал. Только паренька надолго не хватило. Дернулся несколько раз и излил в меня семя. Потом начал гладить мою попочку, а подняться мне не дает. Давит мне на шею, прижимает к мешкам.
— Ты — говорит — красивая. Если твой муж погибнет в бою, выходи за меня замуж. Я и тебя и твоих детишек любить буду. И новых детишек много народим. Эх, несмысленышь! Где ему прокормить жену с детьми!
Встала я, погладила его по лицу. Думаю, когда он состарится, вот хвастать будет, что на священном действе жену походного князя подмял, в зад ей воткнул!
После него еще трое молодых пареньков ко мне подходили, но все правильно делали. Перевернули меня на спину и задрали одежду спереди. Я их ногами обнимала, целовала в губы и только шептала:
— Не торопись, ладный мой, не спеши, а то упадет твой петушок, всей радости не получишь.
Помнила я, как Яр надо мной торопился и через то не смог меня бабой сделать. Намяли ребята мои сиси так, что на рубашке выступили пятна молока. После них опустила подол — пора идти дочку-ладу кормить. И больше в тот день из избы не выходила, притомилась очень. А муж мой Воин, как жеребец, весь день мужатых жен и девок-невест охаживал, не зря его рабыня Елена любовным напитком поила. Ох, и доберусь я когда-нибудь до этой Елены. Всю кожу сдеру розгами, чтобы перед моим мужем задницей не вертела! Или еще одно клеймо каленым железом поставлю.
Семен Иванов, походный князь
В утро всеобщего священного сношения я вышел из дома поздно, но меня терпеливо караулила молодая девчонка, которая совсем недавно уронила первую месячную кровь и надела поневу взрослой девушки. Подскочила ко мне, крутнулась, показывая голый зад:
— Ты, князь, мой! Я первая!
Сел я на стоящую во дворе лавку, спустил штаны, а девчушку себе на колени верхом посадил. Оказывается, она заранее ляжки сметаной намазала. Вложила она между ляжками мой член-уд, ножки сжала, попой вперед-назад вертит, в меня упирается. Девочку я подхватил под бока и начал поднимать и опускать. Это, конечно, не сношение, а онанизм с использованием молодой девчонки вместо своего кулака. Головка моего члена скользит вдоль девичьей щелки и все время выглядывает около ее лобка. Любопытная девица накрывала ее рукой, а когда я разрядился, вся сперма оказалась на ее ладони. Слезла с меня, держит лодочкой руку со спермой.
— Пойду, покажу подружкам, пусть знают, что я на мужском колу у походного князя сидела! Пусть завидуют!
И только сейчас я заметил, что рядом с нами к стене избы прислонилась Лада, которая пришла в ополчение за своим Беляном.
— Здравствуй, — говорю, даже не одевая штанов — как дочка растет?
— ТВОЯ дочка здорова, а больше детей боги не дают. — И вдруг со слезами в голосе — Раздуй мне пузо еще раз!
Закрыла руками лицо от стыда — ведь не святого действа просит, а по-настоящему, ребенок ей нужен: Повернулась лицом к стене. Подол у нее поднят, Даже не до пояса, а к плечам приколот, виден не только зад, но и поясница, узкая спинка. А на заду бледные полоски от розги.
— Это кто же тебя постегал? — спрашиваю.
— Муж, чтобы к тебе сегодня не ходила. Но я все рано пришла. Сделай милость, пойдем в сарай.
— Ну, пойдем, только не знаю, получится ли: первую сперму девчонка в ладошке унесла.
Встал, натянул штаны и пошел за ней. Идет она с голым задом к сараю, ягодицы играют, перекатываются. Ох, и хороша баба, но дураку досталась. Идет через двор, полный баб и девок с завернутыми подолами. Все нас видят, но никто не пытается меня перехватить. Понимают, что дело нешуточное.
Вошли в сарай, прикрыли за собой ворота. Лада подошла к копне сена, сняла головной платок и распустила по плечам косы. Вот и понева упала на землю. Взялась руками за подол, стянула через голову рубашку. И стоит передо мной с голыми сисями, будто перед мужем своим законным. Потом опустилась на колени и сняла с меня постолы. В этом мире многие женщины меня разували, но почему-то склоненная к моим ногам голенькая Лада кажется особенно желанной. Взял ее одной рукой за сисю, а другой под попку и поднял с земли эту мать моей дочери. Не любовь, не страсть нас тогда свели, а дурость ее мужа и воля старших в роду.
Чувствую, всем телом она готова обвиться вокруг меня, как хмель вокруг ветки, щекой к моей груди прижалась. А мои руки гладят и мнут ее ягодицы. То разведут их в стороны, то вверх приподнимут. После родов пополнела Лада, задочек у нее стал шикарный!
— Я раздвинусь широко, пусть засунет глубоко — шепчет Лада, вспоминая, как мы ее дочку делали. И с ехидцей добавила — как мне лечь: попкой вниз или попкой вверх?
Как она обнимала меня ногами! Елена-клейменая попа хитрыми травами превратила меня в быка производителя. Я засунул член Ладе, наверное, до самого пупа! Ничего, это не девочка Зорька, Лада баба крупная, рожавшая, повредить ее невозможно. Работает подо мной баба, кункой навстречу члену подается (пусть засунет глубоко!), а сама заговор шепчет:
— Будет пояс расширяться, будет пузо раздуваться:
Потом сбилась и только бормочет: "маленький ребеночек, маленький ребеночек":
Почувствовав приближение конца, я воткнулся до отказа и излил сперму, наверное, прями в матку. Отдохнул, поставил ее на четвереньки и повторил урок. Стоит Лада "раком", груди мотаются, в волосах сено застряло, но зад держит высоко и кункой подается мне навстречу очень даже качественно!
Ух! Отработали! Лежим, отдыхаем, а Лада целует меня и шепчет:
— Возьми меня себе — хоть женой, хоть рабой!
— Ах ты моя толстозаденькая, как же я смогу тебя взять, — отвечаю — у тебя ведь муж есть!
— А ты его убей — говорит.
— Что же ты говоришь! Зачем меня на черное дело толкаешь! Да, не будь сейчас в тебе мое семя, выпорол бы тебя по пышному заду, чтобы глупые мысли оставила.
Шлепнул я ее и прогнал из сарая.
Встреча с Ягодкой
Еще не закончился день Великого Перепихона. Злой я был после разговора с Ладой, потому и обошелся так грубо с девушкой из дальнего рода. Не знаю, для чего я это записал, зачем перевожу телячью кожу, предназначенную для более важных историй. Может потому, что чувствую себя виноватым.
Видать давно ждет меня эта девушка, стоит и переминается с ноги на ногу. Небольшого росточка, конопатенькая, остроносая — поглядеть не на что. Одета не по нашему, не по словенски. У наших девушек вверху на рубашке просто отверстие — только голову просунуть, у баб мужатых спереди на рубашке разрез зашнурованный. Это чтобы без хлопот сисю достать и ребенка накормить. А у этой рубашка тоже с зашнурованным разрезом, а по краям его вышивка-оберег от злых сил. Получается что-то вроде украинской вышитой кофточки. Но явно девушка, а не баба мужатая — непокрытые волосы в одну косу заплетены, на широком пояске привешены обереги девичьи, а не женские.
Вышла Лада, и она сразу шмыгнула в сарай, ко мне потянулась. Я не мог понять одного, двор полон парей, почему они до сих пор не подмяли ее под себя. Все оказалось просто, она до того подол не поднимала и только сейчас задрала сзади поневу и рубашку, повернулась ко мне голой попкой. И еще шутить пытается эта пигалица:
— Всегда готова для тебя, князь походный:
В голосе робость чувствуется, но взгляд твердый, решительный. Попка узенькая, почти детская. Где уж такой мужика привлекать. Словены любят девушек в заду широких, с пышными грудями, чтобы было что погладить и потискать. Когда молодежь гулять соберется, становятся в круг и песни поют. Каждый парень свою девушку обнимает. Спереди все пристойно выглядит. А если со стороны посмотреть, видно, что парень руку закинул за спину девушки и положил ладонь на ее попку. Кто просто поглаживает свою зазнобу, а кто и ухватил всей пятерней за мягкое место. Что ж, молодым парням первое удовольствие полапать девушку, да и ей приятно. Не случайно когда-то Травка сама предлагала мне пощупать ее прелести.
— Что же ты не с женихом своим священное действо справляешь? — спрашиваю.
— Нет у меня жениха — мы Чудины народ бедный, приданого на всех девушек не набираем. Да и не нужны мне эти парни, больно глупые, мне с ними скучно. А тебе, храбрый Воин, я готова и тити показать, дам полапать их.
Повернулась передом и берется руками за тесьму, которой разрез на ее рубашке зашнурован. Торопится развязать и свои недозрелые тити выпростать. А чего там показывать: титьки маленькие, едва рубашку топорщат.
— Отставить! — говорю — Мужу, позорница, будешь титьки показывать. А для лапанья у меня жены есть, да и рабынь в родном поселении достаточно.
— Простого мужа мне не надо, а Воину готова отдать свое девство. Никому я не обещалась, под розгой "симпатию не показывала" и только батюшка мне кровь разгонял.
— Как звать тебя? — спрашиваю.
— Ягодка из рода Утки племени чудинов.
— Слушай, Ягодка из рода Утки. Мне трех жен хватает, новая не нужна. И девушек я переломал немеренно. Но могу подарить тебе большое приданое, любому жениху мало не покажется — я человек богатый.
Она, вроде как обиделась, нос вздернула:
— Не в жены прошусь, нетронутость приношу тебе я, никем не тисканная.
Что за притча? В том мире девушка без жениха чудо небывалое, явление позорное для рода. Девушка должна замуж выйти, детей рожать, чтобы продолжался род, а эта словно бравирует своим одиночеством. И почему не тисканная? Укромные ласки у молодежи дело обычное. Верно, разгоняет парней своим независимым характером. Потоскует маленько от одиночества и повесится на своем пояске, как у них, чудинок, заведено.
Или гордая очень эта разборчивая невеста? Обычные женихи не устраивают — принца ей подавай. А за неимением принцев в здешних местах я потребовался. И прогнать ее нельзя, потому в этот день никому не должно быть отказа.
Возможен был и другой вариант. После всех моих подвигов и нежданно свалившегося богатства местные воспринимают меня, как нечто запредельное, почти как божественную силу. И к этой высшей силе порой желают прислониться. У аборигенов сложилось убеждение, что мой мужской член приносит женщинам удачу. Действительно, таких случаев набралось достаточно:
Первый случай — ничтожная и ни на что не годная рабыня Елена. В доме Медведко валяли ее на соломе все, кому не лень было, ничего стоящего в ней не находили. Но вот легла она под Воина, и теперь живет защищенной и обеспеченной. Что из того, что ей задницу прижгли горячим железом — на то она и раба.
Неродиха Лада после меня дочку принесла.
Зорьку по-хорошему должны были на победном пиру затрахать до смерти в качестве "нежного мяса". После того, как я ее изнасиловал, стала свободной женщиной, удачно вышла замуж и счастлива.
Рабыне Иве, которую я лишил девства, не только не выдавили нечаянного ребенка, она стала женой Воина. После того штурма городища изнасиловали множество женщин. Где они сейчас? Кого на торгу купцам продали, которые рабынями бессловесными у Медведко стали. Одной Иве счастье привалило. А почему? Раскинула она ляжки под Воином и засунул он член Ивушке до самого донышка:
Отвергнутая женихом Травка, должна была утопиться от позора, а она стала большухой в богатейшем доме, Все почему — добилась правдами и неправдами внимания Воина. Теперь положение ее в обществе — о-го-го, не достанешь!
И, наконец, купленная на торгу рабыня Сорожка. Уродина-громадина (по меркам словен), ничтожная рабыня. Мало что ли рабынь ежедневно под господином ноги раздвигает, да так и проводят всю жизнь на скотном дворе. А эта: Дом у нее, достаток, детей целая куча, любовь и внимание мужа.
Может быть, и эта девка неразумная принесла свою нетронутость в расчете приманить счастье. Было уже две попытки подложить под меня девушку. Один раз папаша постарался. В другой раз жених зазнобу привел: "выеби, Воин, мою невесту, подари ей счастье". Вот так: И не имел ничего против, если она станет брюхатой, "это хорошо, если раздуешь моей девушке пузо".
Во мне еще злость кипит от предложения Лады убить ее мужа. Потому решил я эту гордячку проучить. Не знает дурочка того, что запредельная сила может неожиданной стороной обернуться. Вроде того, как при заключении договора человека с дьяволом. Ты выгоду мечтаешь получить, а у него свои резоны.
— Будешь и мятая, и тисканная, как того пожелала — говорю ей. — Раз того сама просишь, возьму твое нетронутое девство, не то, что у тебя между ножек, а то, что в твоем задочке.
Я до того я ни одной женщины, кроме Елены, в попу не поимел. Ну, Елена особая статья. Получалось с ней так, будто тактичная, очень любящая женщина сама хочет доставить тебе новое удовольствие. Очень даже романтично это у нее выходило. То, что сегодня творили парни с задами девушек, воспринималось ими только как имитацию полового акта. Не больше. Но уж эту девицу я буду трахать в попку по полной программе.
Ягодка побледнела от неожиданности, губами шевелит, а ничего сказать не может. Взял ее руками за титьки — прямо через рубашку. Ягодка немного дернулась, будто отскочить хотела. Понятное дело — недотрога, никогда еще мужская рука не прикасалась к ее холмикам.
Я, как бы со стороны, наблюдаю за Ягодкой, пытаюсь проникнуть в ее чувства. Мнет мужчина ее титечки, но не больно, а почти нежно. От этого титечки напряглись, стали твердыми, как незрелые яблочки. А он нащупал сквозь рубашку сосочки, перекатывает их пальцами, потом прищемил и потянул на себя. Так сильно потянул, что Ягодка, сама того не желая, шагнула вперед и встала почти вплотную к грозному Воину. Он такой высокий, что приходится смотреть на него снизу вверх. Потом мужским от него разит и еще грозной силой. Знает Ягодка сколько славных мужей он убил в разное время. Ой, что-то будет, что-то будет!
— Поцелуй меня — шепчет Ягодка, а сама глаза закрыла.
Взял я ее руками за голенькую попку и поднял девушку. Когда ее голова оказалась на уровне моей, крепко поцеловал. Висит Ягодка, вернее сидит на моих ладонях, вытянутые ножки до земли не достают. А я довольно грубо мну ее девчоночьи половинки, которые сжались под моими пальцами. Думаю "вот так, девка неразумная, никем не тисканная, теперь будешь щупанная и мятая во всех укромных местах". Потом опустил на землю и повернул ее к себе спиной:
— Ложись — говорю строго, и к мешкам с зерном подтолкнул.
Она попыталась животом вверх лечь, но я надавил ей на спину.
— Наклонись и ложись пузом на мешки, подставляй мягкую задницу.
Наклониться то, она наклонилась, но руками попу прикрыла от стыда. А чего стыдиться — сама подол задрала, сама напросилась, да и действо священное допускает нетронутую девицу в зад поиметь. Я преодолел слабое сопротивление и переложил ее руки вперед, за голову и Ягодка спрятала лицо в ладошки.
Неспеша стал гладить и легонько щипать ее ягодички. Да, девчонке еще расти и наливаться, и не только титями. Зад едва начал раздаваться в ширину, женский жирок на попе еще не накопила. И все тело совсем не гладкое, скорее худенькое. Может и правда, род их беден и кормежка у подростков скудная.
Поглаживаю, похлопываю ее совсем не пышное седалище. Гуляют мои руки от талии, по ягодичкам, на девичьих ляжки, а потом обратно в том же порядке. Ягодка стоит спокойно, больше не дергается, только изо всех сил сжимает половинки попки. А как в нее воткнуться? Никакой сметаны или масла для смазки она не приготовила, просто не думала, что придется с задней невинностью расставаться. Елена другое дело, та умеет заднюю дырочку расслабить и меня принять.
Потрогал пальцами ее щелку — мокренькая. Вот и хорошо, теперь членом потереть там, девичьим соком смазать. Глажу членом по щелке, а она, родимая, начала навстречу мне подаваться. Но я уже собрал пальцами остатки сока, растянул, раздвинул ягодички и смазал вокруг ануса. Задышала Ягодка, почувствовав, как половинки ее попы растянули в стороны. И вот прижался ее дырочке твердый мужской кол.
Охнула Ягодка и начала всхлипывать. Держат ее мужские руки за бока в том месте откуда ляжки растут. Потянул я на себя Ягодку и надел девичью попку на твердый член. Но кричать-пищать гордая девица себе не позволяет. Больно ей, но лежит покорно, в такт моим толчкам трется титечками о мешки. Но мне так не интересно, прекратил движение и шлепнул по ягодице.
— Не лежи как туша зарезанная, играй попкой. Раз напросилась, так верти задом. Виляй из стороны в сторону и сама на член насаживайся.
И начала она двигать попкой, вилять и, даже, навстречу моим толчкам подаваться. Но плохо у нее получается, неумело. А я не спешу: вытащу член почти полностью, подожду и коротким толчком загоняю его снова, вминаюсь животом в ягодицы. Не скажу, чтобы удовольствие получил, так обязанность выполнил и возомнившую о себе гордячку наказал. Оттрахал Ягодку, а она лежит и попку свою больше не пытается прикрыть.
— Все, вставай. — говорю — В святом действе участвовала, свое получила и девичество для будущего мужа в целости и сохранности.
Разогнулась Ягодка, опустила подол, лицо в слезах, глаза злые.
— Все рано — говорит — я тити только тебе покажу, походный князь.
Вышла из сарая и пошла со двора.
История эта была с продолжением. Мы изматывали нурманов засадами, но и они порой неожиданно нападали на нас. В тот день с моим другом Колоском и с небольшим отрядом я патрулировал окрестности захваченного поселения. К этому отряду пристала и Ягодка. На свою беду втерлась она — единственная девица среди мужиков. Попали мы в засаду и мне влепили в грудь из пращи камнем. Боль была такая, что я задохнулся — позже оказалось, что у меня сломано ребро.
Нападавших было немного, в короткой схватке их отогнали и занялись мною. Стоять то я стою, но пошевелиться не могу от боли. Колосок волнуется, по его твердому убеждению я заговоренный, меня ни топор, ни стрела, ни праща не берет.
— Князь, что делать? Ты только скажи нам.
А что говорить, по опыту в прежнем моем мире знаю, что нужно туго забинтовать груды и тогда боль отпустит. Выдавливаю из себя:
— Куртку с меня снимите и надо грудь очень плотно забинтовать полотнищем:
Колосок озирается — где полотно взять, чтобы забинтовать меня. И тут его взгляд упал на Ягодку, которая тоже ко мне сунулась. Решение словенского старшины было простым. Мужская рубаха короткая, из нее длинного полотнища не получится, а вот ее девичья рубашка длиной до щиколотки и будет в самый раз.
— Раздевайся, девка, снимай рубашку! Будем князя раненного ей пеленать.
Все мужики на нее уставились и торопят.
— Давай быстрее, не копайся!
— Это тебе не на вечерке забавляться, надо раненому князю помогать.
А на Ягодке, по местным обычаям, только и одето, что понева, да рубашка. Нижнее убранство люди через семьсот лет изобретут.
— Давай, раздевайся — уже кричат на нее — иначе сами сдерем с тебя рубаху.
И начала Ягодка при мужиках сторонних разоблачаться — как головой в холодную воду бросилась. Дернула завязку пояска и упала понева на землю. Вторым рывком развязала тесьму у ворота, подхватила подол и сняла через голову рубашку. И стоит голая, как раба на торгу, только что за ногу не привязана: Не знает Ягодка как стыд-срам прикрыть, как защитить двумя ладошками и хохолок между ляжек, и попу, и тити, и лицо от позора спрятать: Закрыла ладонями глаза и горящие стыдом щеки. Больше она для людей не честная девушка, а позорница, от которой не только парни, мать с отцом отвернуться!
А воинам моим некогда тощие девичьи прелести рассматривать. Колосок уже подхватил рубашку и ножом распорол вдоль боковых швов от подола до плеч. Ягодка небольшого роста, но развернутое полотно получилось метра три длинной. Стали его вокруг моей груди туго закручивать. Так натянули, что еле дышу, но боль отпустила — теперь опорой сломанному ребру обмотка служит. После этого я мог поинтересоваться окружающим.
— Какие потери?
— Кроме тебя еще двое кметей ранены, нурманы, как бежали, оставили одного убитого.
Дешево отделались, надо возвращаться. Но, прежде всего, одеть во что-то Ягодку.
— Девушка, возьми мою куртку, прикройся.
Говорю ей спокойно, будто это так и положено девушкам при бородатых кметях голышом стоять. Ну, постояла голой, теперь оденется, что тут такого.
Надела мою десантную куртку, подпоясалась девичьим пояском с оберегами. И опять лицо в ладонях прячет. Ну и вид у нее: Куртка ей велика — в полтора оборота завернута, длинные рукава свисают. А вот полы для этого случая коротковаты — закрывают только до середины бедра, из-под них выглядывают голые ножки. Это в прежнем моем мире девушки мини юбки носят, а здесь девичьи ляжки должны быть укрыты. Нет, так идти к своим она не может.
— Тащите сюда нурмана убитого. — командую своим мужикам — А теперь всем стать в круг лицом-щитом наружу и не глядеть назад. А ты, красавица, входи в середину, в нурманские штаны и рубаху переоденься без стеснения.
Это вроде бы значит: "мы твоей наготы, твоих титек не видели и сейчас отвернулись. Переодевайся спокойно, мы не смотрим". Повернулись, когда она переоделась. Вид у нее все равно не очень чтобы, но сойдет. Поверх штанов она надела свою поневу и в мою куртку завернулась. Кмети ничего не говорят, шуточек никто не отпускает. Потихоньку дошли до чудинского погоста, у которого табором наше войско стояло. В домах погоста всем не разместиться и каждое племя стоит своим табором. Шалаши, телеги, скарб всякий сложен, костры горят.
С нашим приходом поднялась беготня, ворожеи раненными занялись, народ пристает с расспросами. Шутка ли, заговоренный походный князь ранен. Освободили мне крайнюю в погосте избу — вот и госпитальная палата для раненного генерала, только медсестричек-красотулек нет. Но скоро и сестричка появилась, пришла все та же Ягодка: "надо в избе прибрать, князю поесть сготовить". За ней лекари-арабуи явились, напоили меня каким то снадобьем и боль совсем отпустила. Бабы чудинские натащили всякой снеди: чистый мед, крепкий мед ставленый, мясо вареное, запеченные на костре караси и в качестве приправы горшочек с хреном. За одно застелили лавки толстой шерстяной рядниной, и под себя постелить и укрыться ночью. Принесли даже одеяло из меха росомахи. В этом мире росомаха самый дорогой мех, много дороже соболя.
Избы чудинские меньше, теснее, чем у словен. К стенам приделаны две лавки шириной больше метра. На них и сидят, и спят, тут и всякий скарб сложен. Всю середину избы занимает матушка печь с огромной, как камин, топкой. Бань Чудины не знают и моются в теплой печи. Подметут помелом горячую золу, настелют в печи солому и залазят туда с ушатиком воды. Для словен такое мытье в тесноте, лежа на боку, это не мытье, а одна видимость. У них париться в бане это не только мера гигиены, но и святой ритуал, единственный случай, когда паренек может свою зазнобу голой видеть, на тити ее любоваться.
Обычно на сватовство будущий жених приходит в дом невесты со своей матушкой. Девушка их ждала и теперь хлопочет, потчует гостей приготовленным ей обедом, а мамаша оценивает, какова она у печи. Потом пойдут банным паром очищаться. Паренек на голенькую зазнобу любуется, мать его девицу зрит в натуре: как тити торчат, задочек круглится, не тоща ли будущая невеста. После бани девушка парню поднесет рубашку — сама нитку пряла, сама полотно ткала, рубашку шила и по вороту вышила. Тут и решает матушка, пригодна ли зазноба содержать дом и деток рожать.
Хлопочет Ягодка, ровно в своей избе девушка старается, когда мать в поле ушла. Затопила печь моя конопатая неудачница, пол подмела, похлебку сварила. Поклонилась мне:
— Пожалуй снедать, князь.
Сама стоит у печи в нурманской одежде, только куртку сняла и на сучек в стене повесила. Ждет, чего подать еще князю. Вечер уже, а она не идет к своим. Я попробовал выставить ее, но куда там!
— Можно, я на ночь останусь, вдруг князю питье подать потребуется:
Ей совсем не хочется к своей семье отправляться. Опять вопросы будут: зачем одета в нурманское; где девичья рубашка, что мать оберегами вышила; почему на ней куртка походного князя? И скоро углядели соседи, что раненного князя запеленали в ее разрезанную рубашку. Как на эти вопросы отвечать, неужели признаться, что, забыв девичий стыд, стояла с голыми титями перед мужиками. О многом догадывались отец с матерью, но, возможно, кто-то из участников боевой стычки тоже проболтался. Стали на нее земляки коситься, припомнили гордячке и то, как она парней на смех поднимала.
А мне то что, пусть остается. Лавок в избе много, места хватит и не так скучно. Нет со мной ни настырной Травки, ни Ивы, ни хлопотуньи Сорожки. Детных баб мы отправили по домам, подальше от врагов. До моих жен сейчас два дня пешего пути.
Обычно аборигены перед сном оставляют на себе только рубашку, в ней и спят. Женщинам это вполне удобно, а мужчинам коротковато, едва срам прикрыт. Случается, и голышом спят, особенно молодожены, когда занавеской свое место на лавке отгородят. Оно и удобно, и приятно получается. Ягодка не решилась спать голой. Можно конечно за печкой раздеться, быстренько нырнуть на лавку и рядниной укрыться. Но все равно это быть голой один на один в избе с посторонним мужчиной, мало ли какого лиха о ней подумают. Не снимая кожаных штанов и пропотевшей нурманской рубахи, стала укладываться на лавке, долго ворочалась, но заснуть не могла — жарко в одежде и тело не дышит. Вышла куда-то и вернулась уже в полном девичьем убранстве: какая-то добрая девица наделила запасной рубашкой.
Утром явились ко мне на совет старшины, долго говорили и никак не можем придумать способ как нашими слабыми силами одолеть врага. Ягодка у печи с кочергой и ухватом управляется, будто жена законная. Ни в какие разговоры не встревает.
Как ни странно, решение нашли не старшины, а пришедшие из-за дальних лесов волхвы. В том параллельном мире волхвы то же самое, что у нас монахи отшельники, жители пещерные. Отсутствие собственных корыстных интересов позволяет им накопить знания, постигнуть мудрость бытия.
До сих пор не могу догадаться, какие наркотики они нашли в своих лесах, какие тайные яды приготовили. Неделю варили зелье и заправляли им продовольственные запасы. А на десятый день пробился к оголодавшим нурманам обоз всякой снеди от дальнего племени. Оно, якобы, враждовало с Воином и желает вступить с нурманами в союз на вечные времена. То ли боги отвели глаза нурманам, то ли бывшие среди обозников волхвы были гипнотизерами, право, не знаю. Но с радости напились наши вороги браги из привезенных бочек, наелись соленых грибов и маринованного с травами мяса и: заснули мертвецким сном.
А проснулись они голыми, связанными по рукам и ногам. Страшную, позорную казнь приняли завоеватели. Многие из нурманов, рассчитывая поселиться в наших землях навечно, приплыли с женами. С вождем-кнезом в захват земель тоже пришли жена и сын-подросток, надежда и смена кровавого отца. Вот с них и начали. Прежде чем посадить на кол, парнишку кастрировали и скормили его гениталии собакам. Выл отец, грыз зубами ремни, которыми был привязан к дереву. Страшнее своей смерти было ему знать, что не сможет сынок явиться в загробном мире на Волгалу, не будет пировать с убитыми воинами. Вечно будет он скитаться по мрачным болотам вместе с рабами, что умерли в доме его отца.
Мать, видя это, только тихо плакала, прижимала руки к полным грудям. Хорошее тело у кнесенки, и не подумаешь, что у нее такой большой сын. Аккуратно разрезали на ней кожу от горла до лобка и содрали с живой. Нурманская кнесенка была широка в боках и в бедрах, Растянутая кожа с темными сосками грудей по бокам и вывернутым ниже ягодиц хохолком лобка была неожиданно велика. Голову ободрали без лица, но сохранили заплетенные в две косы волосы. И поднесли этот "сувенир" в дар мне, походному князю. "Чтобы Воин мог постелить на лавку и любить на ней своих жен": Конечно, Сорожка и Ива такого чуда испугаются, а вот Травка примет эту подстилку с восторгом. После этого конунг как-то отстраненно приняли кастрацию и толстый кол, на котором ему предстояло умереть.
За время, прожитое в этом мире, я очерствел душой и меня почти не трогал поросячий визг заживо обдираемой женщины. Спокойно сидел я на скамье среди старшин и волхвов. Служба походного князя заканчивалась, я думал о скором возвращении домой. А за моим плечом тихо сопела все та же Ягодка, которая и сейчас не захотела стоять со своей родней.
Из числа вражеских воинов сохранили жизнь только троим, предварительно искалечив их. Пускай расскажут о позорной смерти конунга и передадут в родной стороне: "не ходите на наши реки, здесь живет нурманская смерть".
Оставшихся жен и дочерей наших ворогов раздали тем, которые понесли наибольший урон от врага — потеряли семьи, родственников и дома. Все происходило буднично:
— Мал из рода Чирка, враги замучили твою жену. Иди и выбери среди их женщин ту, которая будет рожать твоих детей.
— Ждан, словенин, у тебя убили сына и пограбили запасы. Иди и выбери женщину, с которой поступай, как хочешь.
Эти женщины-арийки за людей не считали местных аборигенов, а теперь они раскинут ноги под нашими мужчинами, и будут рожать детей своим повелителям. А свободными или рабами будут дети — это уж как их мать сумеет своему господину угодить:
Но больше кровавого торжества радовало аборигенов захваченное железо. Мечи можно перековать в ножи, а боевой топор годен и в крестьянском хозяйстве. Война закончилась победой, нужно готовиться к пиру. Подошел усмарь и забрал у меня кровавую кожу содранную с кнесенки:
— Давай ее мне, походный князь, выделаю в лучшем виде, ни один волосок не вылезет:
Утопленница
Вот с этого момента и начались очередные неприятности Ягодки. Местная молодежь уже несколько дней с ней не разговаривала, избегала всячески. По дороге с нурманской казни я впервые услышал, как дети кричали вслед Ягодке:
— Голая титька, голая титька!
Она идет, гордо подняв голову, и тут попавшийся навстречу парень подошел и попросил:
— Ягодка, покажи голую титю.
Охнула, залилась краской и побежала куда-то. Ну, драться что ли мне со всеми ее обидчиками! Впереди меня ждало первое застолье: ни то обед, ни то пирушка до утра с разливным морем крепкой браги. Девки и парни будут подавать на стол и широкими глазами глядеть на спасителей рода. Хорошо! Но не успел дойти до накрытых столов, как меня остановили крики детей:
— Ягодка топиться пошла, давай, побежали смотреть.
За детской мелочью кинулся бежать я, а за мной молодые парни и воины-кмети. Видим: ходит Ягодка по берегу, постоянно нагибается и что-то подбирает. А потом: прыгнула в омут и пошла ко дну, пузырей не пустила.
Прибежавшие со мной нырнули в реку и вытащили ее быстро. Не по моему слову, оказавшийся с нами волхв приказал:
— Достать утопленницу, связать руки и ноги березовыми ветками и опустить в воду возможно дальше от погоста. Чтобы ночью к домам не приходила, не сосала кровь младенцев.
Но тут уже я уперся. Лежит Ягодка а берегу, мокрой рубашкой тело облеплено, за пазухой камни, которые она туда натолкала, чтобы быстрее утонуть.
В прежнем мире мы все понемногу знали как утопленника откачивать. И начал я над ее телом стараться. На живот перевернуть: Нажать на спину, выдавить воду из легких: Поднять вниз головой, вытряхнуть остатки воды: В время идет, секунды отсчитывает! На спину положить и делать искусственное дыхание в рот. Нажать на грудную клетку — раз, два, три: Нос зажать и выдохнуть ей в рот: Повторить: Повторить: А кругом аборигены стоят и шепчутся:
— Душу из утопленницы высасывает!
На третьем выдохе ее стало рвать. Тьфу, мне в рот попало! Хрипит, кашляет, стонать начала. И: глаза открыла.
И тут от нее аборигены шарахнулись, большинство кинулось бежать без оглядки. С трудом уговорил остальных помочь, отнести Ягодку в избу, где я квартировал. До дверей донесли, а дальше ни шагу, страшно им быть рядом с мертвой, которая глаза открыла и стонет. Спаси нас Светлые Боги! Пришлось мне самому взять ее на руки и занести в избу (ох, мое сломанное ребро!).
А дальше что делать? Она кашляет, трясется от холода. Как бы не случилось воспаления легких — без антибиотиков это смерть. Где ее согреть? Решил в теплую печку затолкать. С утра Ягодка печь протопила и она еще горячая. Не положено мужчине у печи хлопотать, бабьим делом позориться, а пришлось: Подмел золу, натаскал в печь соломы. Ягодка на лавке лежит и безучастно в потолок смотрит. Снял с нее мокрую рубаху, она и на наготу свою никак не реагирует. Рубашку на печь для просушки закинул, девицу на руки взял и сунул вперед ногами в чело печи на солому. Спасибо чудинской матушке печи. Это вам не словенская печь с маленькой топкой, в ту человека не поместился бы. Только голова ее на шестке, а все тело в благодатном печном тепле. Я и чело печи наполовину загородил заслонкой, чтобы жар лучше держался.
Согрелась бывшая утопленница, по лицу пот течет. И тут она заговорила:
— А я тебя любила, Воин, когда живая была. Еще девочкой за глаза полюбила, за славу твою. Мечтала тебе отдаться, тити девичьи тебе показать. Не сбылось, теперь я мертвая и место мне в реке с водяницами.
— Нет — говорю — ты живая и сбылась твоя мечта, сегодня я снял с тебя рубашку и видел твои титички. Пусть они и маленькие, но хорошие и мне понравились.
Говорю так, чтобы ей польстить. В этом мире крупные тити и пышная попка девушки являются главным способом привлечь внимание парней. Мать смотрит, чтобы невеста хозяйкой была, хорошо хлеб пекла и пироги получались вкусные. А у женихов невесты ценятся полненькие. Интересно, что после замужества они больше не толстеют, их не разносит до безобразных размеров, как многих женщин в нашем цивилизованном мире. Живот, конечно, обвисает после многочисленных родов, но ляжки, попа и даже талия мало отличаются от девичьих, благодаря постоянной работе в поле, на сенокосе и по дому.
Но Ягодку волнует вопрос о ее титях, заголенных перед дружинниками. Она вздыхает:
— Все видели мои тити при жизни и я стала позорницей, потому и умерла.
Долго убеждал Ягодку, что она живая, но уперлась упрямая и считает себя мертвой. Злость меня берет — чего я ради нее позорюсь бабьей работой у печи? Словенский муж с голода помрет, но не притронется к печной заслонке, сам из подпола квашеной капусты не достанет. Не положено ему женскую работу делать. Но жалко мне глупую девицу, заголилась то она не своим желанием а, чтобы мне раненному рубашку отдать. Значит, ответ за нее, как ни крути, на мне.
Согревшуюся, пропотевшую Ягодку вытащил из печи. Поставил голышку на половик, вытираю пот рушником на титях-малышках, на попе, и между ляжек. Никакого мужского влечения ее тело у меня не вызывает, но как она сама этот стриптиз воспринимает — того не знаю.
— Ты не стесняйся наготы своей, девочка, считай, что мы с тобой не среди чудинов, а в словенской бане. Там нагота не в укор, даже из чужих родов мужчины вместе с нашими женами и девушками парятся.
Уложил Ягодку на лавку и накрыл меховым одеялом, только потный носик выглядывает. А чтобы отвлечь от "мертвых мыслей" рассказал, как сам впервые в словенской бане парился, где было много голых баб и девушек и никто это позором не считал. Рассказал, как Травка, нарушив обычай, меня в бане голой титей приманивала и как я полапал нее за титю и попку. И никакого позора в том не было, теперь Травка моя первая жена и мать многих деточек. Видимо, удалось ее отвлечь, стала вопросы задавать:
— А ты, правда, с неба на крыльях прыгал? Ты из другого мира к нам пришел?
— Правда.
— А в том мире ты был женат?
— Была у меня одна жена, но нет мне дороги обратно — боги не пускают вернуться к ней. Поэтому и завел в этом мире трех жен и много детей.
Ягодка страшно удивилась, что в том мире каждый мужчина имеет только одну жену и ей достаются все ласки и забота мужа. Здесь большое число жен — признак богатства мужа, его достаточности и уважаемого положения среди родичей. С появлением в доме новой жены повышается общественное положение старших жен, кроме того, меньше работы приходится на каждую из них.
Я рассказываю ей о семейной жизни в моем прежнем мире. Неприятные подробности, вроде скандальных разводов, второго и третьего брака и скрывающихся от алиментов мужей, я опустил. В параллельном мире есть свои достоинства. Здесь нет сирот, вдову с детями отдают младшей женой ближнему родственнику умершего мужа. А умрет мать, детей разберут остальные жены и воспитают как своих. Всей картины нашего мира она просто не в состоянии постигнуть и нечего ей забивать голову лишними знаниями.
— А как в том мире за девушками ухаживают? Кровь девушкам разгоняют, купальскую ночь справляют?
— У нас другие обычаи. Мы считаем, что пороть девушек розгами нельзя — это и больно, и оскорбительно для девушки. И никто у нас не выставляет на всеобщий взгляд голые попки девушек, ляжки и волосики между ног. Купала, Ярила и другие ваших боги у нас силы не имеют. Парни с девушками часто танцуют, гуляют вечерами и в укромном месте ласкают друг друга. У нас не считается большим грехом раскрыть ворот на рубашке девушки и нежно погладить ее титички — у нас говорят "груди". Может паренек даже совсем открыть ворот девушки и выпростать ее груди на свет, посмотреть на них и поцеловать. Девушка позволит, если верит своему парню. А вот под подол проникнуть руками и потрогать попу или между ног это уже крайность, такое она допустит только перед свадьбой. Да и то не каждая. Обычаи у нас не очень строгие. Невеста может отдать жениху свое девство до свадьбы и даже стать непраздной. Никто не осудит, если все кончилось свадьбой.
Ягодка слушала меня, затаив дыхание. Никому в этом мире я не рассказывал про свою прошлую жизнь, просто другие об этом не спрашивал. Любопытство Ягодки касалось подробностей быта, взаимоотношения мужчин и женщин, но достижения нашей техники ее не интересуют. Долго рассказывал о наших удивительных домах, о врачах-лекарях, об учителях, что уму-разуму детишек наставляют. И не только своего порождения, собираются со всей округи детишки в одну громадную избу и учатся разному знанию.
Увлеченная моим рассказом, Ягодка зашевелилась на лавке.
— Устала лежать:
Села, все так же, укрытая до подбородка меховым одеялом, оперлась спиной о стену и подобрала ноги.
— Выпростай мои груди на свет, посмотри на них — неожиданно попросила Ягодка.
Она так и сказала "груди", а не тити, как говорят в этом мире. Подействовал на нее мой рассказ, захотела обегаемая женихами чудинка почувствовать себя девушкой иного мира. Нежно оторвал ее руки от одеяла и приспустил его, открыл грудочки. В первый момент Ягодка от смущения прикрыла ладонями сосочки, а потом опустила руки "смотри, я разрешила". Нежно-нежно провел пальцами по верху грудей и погладил сосочки. Ух, как они напряглись и стали торчать. Погладил груди снизу, приподнял на своих ладонях, но не мял, не тискал грубо. Ягодка прислушивается к новому ощущению, только что не мурлычет от удовольствия. Я наклонился и поцеловал розовые сосочки.
— А теперь спи — говорю.
Уснул я в полной уверенности, что Ягодка оставила свои бредни. Утром она проснулась раньше меня, наделась только одну рубашку и хлопочет у печи. Без поневы и головной повязки, не как вольная девушка, а как рабыня одета. И есть отказалась:
— Мертвые не едят.
— Что же ты ходишь, печь топишь, кашу варишь, если ты мертвая? — спрашиваю эту упрямицу — Мертвой надо лежать тихонько, ждать огненного погребения.
— Ты мое мертвое тело колдовством ходить заставил и буду я вечно твоя раба из мертвого мира. А зачем ты это сделал, мне не ведомо.
Опять начинай сначала — уговоры, напоминание о вчерашней нашей беседе — ничто не действует! Ну, что с ней делать!
— Мертвые боли не чувствуют. — говорю — Сейчас выпорю тебя до крика, тогда поймешь, что ты живая. Ложись животом на стол, буду тебя на Божьей Ладони пороть.
Стол в том мире вещь священная, чистая. Ягодка молча сняла рубашку, застелила ей столешницу, легла на нее грудью и животом. Лежит голая (мертвой не стыдно), но срамными местами Божьей Ладони не касается.
А чем ее пороть? Розги еще заготовить надо, и решил я высечь глупую девицу ремнем. Моя рубаха подпоясана знатным кожаным ремнем из шкуры тура. Для такого ремня нужно самому добыть лесного быка, а это подвиг не каждому мужчине по плечу. Поэтому обладатель подобного пояса особо уважаем. И радуется каждая женщина, коли ее муж решился на страшный поединок с могучим быком. Не только ради славы мужа. Бабы считают, что мужской пояс из хребтины тура очень помогает при родах. Мои жены берет его с собой каждый раз, когда отправляется в баню рожать. Мне то проще было добыть тура — взял быка не рогатиной или стрелой, а из автомата. Правда, пришлось потратить на него целых пять патронов.
Ремнем, так ремнем. Распоясался, намотал лишнюю длину ремня на кулак. В этом мире мне не часто доводилось высечь женщину. Один раз выпорол Иву, в ту пору еще рабыню. Травка трижды попробовала моей розги, когда начинала брать на себя лишнюю власть. Елену и Сорожку ни разу не высек по причине их животного страха перед розгой. Рабов домашних и вольную прислугу за провинности сечет Травка своей рукой. Сейчас я высеку девушку из чужого рода, да к тому же без ведома ее родителей.
Лежит Ягодка на белой подстилке, спинка узенькая расслаблена, попка маленькая, как у подростка. И врезал я от всей души! От неожиданной боли она подкинула попу и закричала. Не давая ей передохнуть, я опять врезал по мягкому месту.
— Больно? Больно? А мертвым больно не бывает! Говори, глупая девка, ты мертвая или живая? Вот тебе живой по мягкому месту! Вот тебе! Чтобы дурью не маялась! Чтобы мертвой себя не считала!
Крики Ягодки, наверное, всему погосту слышны.
— Ой, больнооо! Ай-ай! У-у-у-у! Ой-ой-ой! Больноооо!
Женщины этого мира хорошо переносят порку. Когда девушкам разгоняют кровь, они никогда не кричат, хотя порют их жестоко. Широкий ремень просек кожу во многих местах. Я стегал со всей возможной силой, девица Ягодка дрыгала ножками и непрерывно кричала. Наконец она схватилась руками за ягодицы и зарыдала в полный голос.
— Ой, я наверно живая!
Все, хватит с нее! Поднял девушку со стола и положил на лавку.
— Хватит плакать — вытираю ей слезы — все хорошо. Будешь жить, солнышку радоваться. Замуж выйдешь, раздвинет жених молодой женушке ляжки и раздует тебе пузо. Ты ему много детишек родишь
Дети в этом мире высшая ценность. Когда аборигены здороваются, то даже с очень молодыми девочками говорят "многих детей".
В тот день в избу зашел отец Ягодки. Поклонился печи, посмотрел равнодушно на голую дочь, что лежит на лавке поротой попой кверху и говорит мне:
— Уходи от греха, Воин, и забирай с собой утопленницу мертвую. Не гневи богов.
А что, если не послушаюсь, то они могут и устроить нам "огненное погребение". Дверь подопрут, зажгут избу и будут уверены, что совершили доброе дело. Все мои попытки доказать, что дочь его живая, ни к чему не привели. Добился только согласия, что мы уйдем через неделю. Тому я выдвинул "вескую" причину — нужно, чтобы усмарь-кожевник закончил выделку кожи, содранной с жены нурманского кнеза. Про себя прикидываю, что до нашего отъезда должна зажить попа Ягодки. Поскольку ехать нам на лошадях, попросил для нее принести мужские штаны. В женском уборе верхом она не сядет на лошадиную спину.
На следующий день Ягодка с грехом пополам поднялась, опять надела одну нижнюю рубашку и в рабском обличии хлопотала весь день в избе. Поела со мной не сидя, а стоя на коленях — поротые ягодицы сидеть не позволяют. А на второй день опять за старое:
— От моего тела смрад пошел, как отъедем подальше от родного погоста, ты сложи кладь бревен и похорони мое тело огненным погребением.
Кажется, я никогда не был так зол. Содрал с нее рубаху, хотел снова выпороть, но на попе живого места нет. А Ягодка — не девица и не раба, то ли мертвая, то ли живая — на наготу внимания не обращает, начала пол подметать. Наклонилась с веником, между поротыми ягодицами девичья кунка выглядывает. Обхватил я эту глупышку за талию и поднял. За моей спиной голова и руки свисают, впереди попа Ягодки торчит. Вставил палец в заветную девичью дырочку, а остальными катаю горошину клитора. И, вдруг, Ягодка охнула и завертела попкой. Поставил ее на ноги:
— Сейчас колдовать буду, выдавлю молоко из твоих титек, буду доить тебя каждый день как коровушку, буду твое молочко пить по утрам — говорю первое, что приходит в голову, и больно выкручиваю ее сосочки — хочешь доиться, коровка упряма?
Так и повел к лавке, крепко ухватив за титю.
— Становись на четвереньки, доить тебя буду. Ты мертвая, детишек родить не можешь, но молочко будет: будет. Стой спокойно коровка, не маши хвостом.
Стоит на локтях и коленях голая девица Ягодка, ко мне голову повернула и в глазах страх. Я взял с печи чашку, подставил под ее тити, как под коровье вымя, и начал "доить". Доение коровы женская работа и у меня не очень похоже получается. Но что-то щелкнуло в ее мозгу: сейчас ее превратят в корову. Ей страшно, что нарушится порядок исконных событий и молоко появится не только до рождения ребенка, но до потери девичества.
— Не надо из меня молоко доить, я еще девушка — просит Ягодка.
Перевернул ее и уложил поротым задом на лавку. Осторожно положил, будто мину-ловушку разряжал. Она все поняла и сразу развела ляжки на максимальную ширину. А когда проткнул ее девство, Ягодка закричала от радости:
— Я живая!!!
Наверное, все в погосте слышат, как Ягодка превращается из девушки в бабу. Потом мы лежали голые, умиротворенные. Ягодка положила голову мне на плечо, а рукой трогает у себя между ног бывшее девичье место.
— Я господина не разула, нитки на поясе у меня не было: Батюшка на постель не благословлял: — тихо перечисляет она все нарушения обычаев, сопровождавших потерю ее девственности. — Рождать буду рабиничей:
Да, в этом мире подобным образом, без соблюдения обрядов, невинность теряют только девушки-рабыни. Вот и еще одна порванная целка размышляет, как получше устроить свою жизнь около меня. Думает Ягодка о своем месте около грозного хозяина. Думай, думай, мое тощее недоразумение. Ягодка набралась смелости и спрашивает:
— Господин позволит мне закинуть ноги ему на плечи?
Ну и нахалка! Мои жены давно разболтали эту интимную подробность: в минуту страсти они высоко задирают ноги и кладут пятки мне на плечи. Ни в одной другой семье супруги не посмеют так делать. Это привилегия законных жен Воина, их право — в отличие от всех других аборигенок. Хитрый Купала следит ха всеми женщинами, в каждую избу заглядывает. Бабу, которая не по чину ноги задерет, сразу неродихой ее сделает. Мое же согласие будет означать для Ягодки переход из рабского состояния в ранг жены-меньшухи.
Я резко сажусь на лавке. Мое движение пугает Ягодку: вдруг рассержусь и отдам ее ничтожному рабу. Прекратили кастрировать мужчин рабов, каждый из них теперь мечтает получить женщину. При появлении новой рабыни они одолевают меня просьбами "позволь взять эту женщину, тебе рабиничи будут". Ягодка спешит исправить свою ошибку:
— Как рожу, коровка доиться будет: — напрашивается на небывалый прежде тайный обряд (только со мной, только со мной!).
— Ну, баба-ягодка, порванная целка — говорю я грозно, и Ягодка замирает от страха — задирай ноги вверх. Руками берись под колени, прижми их к титькам. Да ляжки разведи широко.
Ягодка старается, сложилась вдвое, ниже лобка открылась порванная целка, выглянули поротые ягодицы. Пятки подняты к потолку. Устраиваюсь между ее ляжек, Ягодка ставит пятки на мои плечи. В глазах дикая радость. Все, она добилась своего! Хватается руками за мои ягодицы и притягивает к себе:
В память этого события у нас с Ягодкой установился тайный обряд, почти священное действо. После каждых родов она с нетерпением ждет моего прихода в ее избу. А я тяну время, Ягодка начинает волноваться, все чаще выглядывает в двери. Приблизительно через месяц я прихожу к ней с каким-нибудь подарком вроде стеклянных бус или купленного на торгу платка. В избе все вымыто, выскоблено. В этом отношении она не уступит чистюле Сорожке. Лавки застелены толстым рядном, на стенах висят душистые пучки сухих трав. Первые роды дались ей тяжело — Елена волновалась: "таз у нее узкий, не случилось бы какого лиха". Но все обошлось. После рождения первенницы Ягодка стала очень даже сисястой, но зад и ляжки по-прежнему стройные, как у юной девушки.
Меньшуха встречает в дверях и торопится снять с меня пояс. Тот самый, которым ее порол. Ягодка целует ремень и с поклоном укладывает его в красном углу избы. Не положено мужчине ходить распоясавшись, но так она хочет. Потом всплеснет руками:
— Светлые боги, у нас коровка не подоена! — раздевается до гола, становится на лавку на четвереньки.
Хитро смотрит на меня и улыбается до ушей. Я беру со стола чашку (приготовила ее заранее), подставляю под сиси и начинаю доить свою младшую женушку. Ягодка смеется:
— Да, не так доят, неумеха. Возьми за сосок и встряхни сисю, а теперь выдаивай. И вторую не забудь.
Когда в чашке наберется с ложечку молока, я мажу им губы — "вкусно, хорошее молочко у моей коровки"! Первая часть игры закончена. Теперь я глажу ее по высоко поднятому заду, проникаю пальцами в женские складочки. Приговариваю:
— Попкой Ягодка играет, ляжки раздвигает, меня ублажает.
Ягодка начинает вилять бедрами, готовая стоя на четвереньках принять меня в свое лоно (как подруженька Елена). Я беру ее руками за талию, одним движением надеваю женушку на свой мужской кол. Обычно она отдается мне лежа на спине, опираясь пятками на плечи мужа. Но сегодня — ПЕРВЫЙ раз после родов — она воспроизводит возвращение к жизни, доение своих девичьих титичек. Для нее это не игра, а волхование, которое помогает удержать живую душу в теле утопленницы. Как всегда подо мной Ягодка бормочет заговор:
— Будет пояс расширяться, будет пузо раздуваться. В животе детеночек, маленький ребеночек.
После любовной игры Ягодка берет в руки пояс и, прежде чем отдать мне, гладит им свои голые ягодицы. Шепчет: "спасибо тебе, пояс, научил уму-разуму. Убедил, что я живая. Я еще рожать буду, приходи помогать". Больше всех моих жен Ягодка почитает этот знак мужской доблести.
Колосок, кровный побратим Воина
Да, ушел от нас походный князь Воин, совсем ушел из нашего племени. Забрал его Отец Грома. За какой то надобностью Воин пошел на ту поляну, где он впервые объявился. А тут гроза началась, и он укрылся под одинокой елью. В нее то и метнул Отец Грома свою секиру.
На другой день мы нашли тело Воина под разбитой громом елью. Славное погребение устроило ему наше племя. Пришли прощаться и чудины с карелами. Для костра наготовили бревен — на четыре избы хватило бы. Каждый положил свой подарок, чтобы Воин в верхний мир не голытьбой, а достаточным мужем предстал. Большуха Травка и четвертая жена Ягодка хотели сами на костер возлечь, но родичи не допустили — деток надо на ноги поставить. Тогда Травка своей рукой перерезала горло пятерым юным рабыням. Все по пятнадцатой весне, задастые, титястые, каждой положили веретено и горсть кудели. Пускай веселят Воина, пока его вдовы не поднимутся в верхний мир. По совету матери Первак зарезал лучшую ткачиху рабыню Раду и тоже положил на костер вместе с ткацким станом.
А Елена, о которой вы спрашиваете, сама пожелала на костер возлечь. Не хотела раба жить без своего любимого господина. И то сказать, без Воина Травка Елену затиранила бы. Накануне погребения Елена со всеми попрощалась. Кожи телячьи, на которых она рисовала историю Воина, отдала своей подруге Сорожке. Был еще туесок с берестами, на которых она чертами и резами рисовала. Но те бересты Сорожка извела на растопку печи.
Плакали все, готовя Елену в верхний мир. И то сказать, всех деточек Воина она между бабьих ляжек восприняла, всем была повитухой. Перед погребением вдовы подарили Елене поневу и головной платок, взошла она на погребальный костер в одежде свободной женщины. Легла рядом с Воином и обняла его. Старший сын Воина, Первак, оказал честь — быстро убил Елену ударом ножа между ребер. Этому удару ушедший от нас Воин своих сыновей обучил.
Зажигали костер вдовы и дети Воина, допустили и тех, кого Воин от сторонних баб породил. Очень просилась Зорька, но ее не допустили — детей от Воина у нее нет. Когда занялась огнем кладь бревен, они справили Большое Прощание. Раздевались и бросали в огонь всю одежду. Потому негоже оставаться в одежде, в которой с великим князем прощались. Вдовы, сыновья и дочери-невесты плакали, нагими прощались с мужем, отцом, походным князем.
Тризна была знатная, двенадцать бочек крепкого меда выпили. Двое чудинов до смерти упились. Но погребать их родичи в свои погосты отвезли.
Ягодка, вдова Воина
Проходите гости, родственники моего первого мужа. Сейчас хлебы в печь поставлю и поговорим. Скоро мой молодой муж с поля вернется, тогда, не обессудьте, все внимание ему будет. Как же иначе: старая жена при молодом муже ластиться и угождать должна.
Я своего первого мужа славного князя Воина любила до потери памяти. Полюбила еще совсем девочкой, до того, как увидала его в первый раз. Уже тогда у нас песни о его подвигах пели. Потом я утопилась от позора: А он меня из реки вынул и живую душу в меня обратно вдохнул. Пришла в себя на берегу. Думаю, я уже мертвая. И родные меня за живую не приняли, даже хотели связать березовыми ветками и обратно в реку спустить. Потому-то Воин меня с собой забрал в свое поселение.
Я тогда даже есть отказывалась, мертвые не едят и не пьют. Долго Воин не мог уговорить меня, что жизнь вернулась в утопленное тело. Говорит мне:
— Мертвые боли не чувствуют. Выпорю тебя до крика и поверишь, что ты живая, а не утопленница-водяница.
И выпорол меня так, как никогда батюшка меня не стегал. Я кричала под его ремнем и думала, может я и вправду живая. В другой день он опять говорит:
— Мертвая девушка не может стать брюхатой. Сейчас раздену тебя, буду девичьи тити мять, ножки раздвину и раздую пузо. И станут твои тити сисичками молочными, будешь моих детишек кормить.
Говорит складно, как песню поет. Я когда-то девушкой о нем думала, мечтала ему тити показать. Снял Воин с меня поневу и рубашку, пустил голой по избе ходить. А мне что, мертвая наготы не стыдится. У печи хлопочу, потом пол подметать начала. Он подхватил меня, просунул руку между ляжек и вставил палец в то место, куда девушка никого до свадьбы не пускает. Пальцем во мне шевелит, щекочет там. Я обмерла, лицо горит, между ног жарко стало. Умел он баб и девушек так раззадорить, что сами ноги раздвигали и под него просились. Вот тут Воин и повалил меня, как есть голую, на лавку и засунул в меня член-уд до самого донышка. От девичьей боли я кричала и только тут совсем уверилась, что живая.
В его поселении вначале боялись меня, все думали, что я утопленница мертвая. Только одна рабыня Елена сразу признала за живую. Остальные поверили после того, как мой живот первой доченькой наливаться начал. Тут уже меня все приняли.
Когда Отец Грома забрал Воина, мы, его вдовы, сиротами остались. Но нельзя детной бабе бобылкой жить, ей муж и защитник нужен. Кто пашенку поднимет, дров в лесу нарубит, потерянную корову в буераках найдет, стадо от волков спасет? И от ворогов лихих дом, жен и деточек тоже муж мечом и щитом обороняет.
У нас детей немереное количество: у Травки двенадцать, у Ивушки девять, у Сорожки целых восемнадцать. Только у меня четверо. И всех накормить и обогреть надо. Потому собрались все в поселении (и кровные, и пришлые) и стали судить, что с нами делать. Отдать вдов великого князя-Воина меньшухами в чужие семьи — зазорно. Долго спорили, даже на кулаках сходились. И решили считать трех старших вдов большухами и, как за мужем, за старым Колоском, побратимом кровным Воина. Он им и защита, и кормилец пока старшие дети не войдут в силу. Вдовам же чистую память мужа ушедшего хранить и ничьих детишек больше не рожать. А куда там, новых рожать — этих бы поднять на ноги!
А со мной решить не могут: я баба детородная, в самом соку. Нельзя мне без мужа, а за кого замуж отдать? Травка уперлась, не позволяет Первака, своего старшего сына, на мне женить. У подружки Ивушки дети старшие — девочки, уже невесты. И, надо же, придумали выдать меня за старшего сыночка Сорожки, за Окунька. Вроде все ладно, он по крови славного рода, сын Воина. И взять женой четвертую вдову своего отца ему не зазорно — по крови и племени мы не родня. А все же смех и грех. Жениху семнадцать лет. Ему бы еще год с зазнобами миловаться, купальскую ночь справлять, розгами кровь девичью разгонять, а потом и жениться на молоденькой. А невесте, вдовушке с четырьмя детишками, уже двадцать семь. Старуха против жениха. Судили-рядили, как закон и порядок соблюсти, богов не обидеть.
Решили, что до свадьбы он должен мне, как девушке кровь разогнать. И еще нам с Окуньком женихаться-миловаться до свадьбы два месяца.
На разгон невестичьей крови собралось все поселение от мала до великого. Все послухами были, все видели, что жених и невеста обычай соблюдают. Скамья стоит, розги моченые в кадушке, а около них Окунек рукава засучивает. Колосок с крыльца голос подал:
— Окунек сын Воина, разгони кровь своей невесте, чтобы деток хорошо родила.
Подняла я поневу и рубашку до пояса, завязала пояском потуже, чтобы и всем людям, и жениху был виден и зад и перед невесты. И повел меня за руку Окунек на скамеечку, под розги.
— Женишок мой Окунек — говорю — поучи свою невесту, разгони мне кровь.
И легла на скамейку. Я ему "симпатию показала", а порол он меня не сильно, только чтобы полосочки красные остались. Хорошо, не привели моих деточек смотреть, как их мама зад под прутья подставляет, как ее секут, будто девочку неразумную.
На другой день Окунек и матушка Сорожка в мой дом пришли на смотрины невесты. Я их такими рыбными пирогами угостила! Потом пошли банным паром очищаться. До того она видела меня в бане не единожды, но надо было соблюсти обычай. Были мы с Сорожкой женами одного мужа, звали друг друга посестричками. Теперь я невеста ее сыночка и она мне матушка.
А Окунек, жених богами данный, уставился в бане на мои сиси. Когда матушка Сорожка из парной вышла, я обычай нарушила, дала Окуньку меня хорошенько полапать во всех местах.
Потом мы миловались два месяца — все у меня должно быть, как у девушки- невесты. Вечером уложу детишек спать и выхожу к нему в сеновал. Сели в первый раз на бревнышко, обняла его за шею, а он стесняется, меня не трогает. Пришлось самой его руку взять и на сиси положить. Только после этого он начал робко гладить меня сквозь рубашку и сисички мять. "Эх, — думаю — тебе бы в руку тугую девичью титьку, а не обвислую сисю бабы". Встала перед ним и положила его руки на свой пояс. Осмелел жених, спустился ладонями на мой зад, начал поглаживать. Потом я начала учить его целоваться. Хорошо научила. Видите, какое пузо он мне раздул. Ходит, переваливается уточкой жена Окунька — Ягодка из рода Утки.
Свадьба прошла не хуже, чем у всех других. Нитки льняной в детстве пряденой у меня не было, но матушка Сорожка повязала меня по голому телу шерстяной ниткой, чтобы обычай дедовский соблюсти. Разула я жениха, и стал он, мой муж и повелитель, меня заголять. Хотя и не терпелось ему по молодости лет, но степенно заголял, не суетился. Поневу снял с меня, сложил аккуратненько. Рубашку на мне задрал до горла и перерезал нитку. Боги горячего муженька дали. Уж так он моим телом играет, так ласкает. Сейчас я брюхатая, для игры любовной не пригодна. Но он, ласковый, задерет на мне рубашку и целует пузо им раздутое, слушает, как в нем ребеночек толкается. Ну, да что там рассказывать, живем с ним ладно, на других баб и девок он не заглядывается.
Скоро родить наступит срок. Жалко, что нет больше Елены, она хорошо бабам помогала. А кожи, на которых Елена чертами рисовала, теперь у матушки Сорожки лежат. Елена сохранила все рассказы о Воине: свои, всех жен и старого Медведко. То, что на коже сам Воин изобразил, тоже в доме у матушки Сорожки. Вы попросите, она вам покажет.
Вот и муженек мой, лада любимый, во двор вошел. Буду за ним ухаживать, как хмелина вокруг ветки завиваться.
Третье донесение спасателей
Окончательно выяснена судьба провалившейся во времени экспедиционерки Института сравнительной истории Елены Дмитриевы Борго. К нашему отчету прилагаются фотокопии с пергаменов. На некоторых из них почерк автора мемуаров полностью совпадает с образцами почерка Борго. Подлинники мемуаров Елены Дмитриевны и Воина находились на сохранении у одной из вдов последнего. Ни за какие богатства она не согласилась уступить нам подлинники, а при неудачной попытке выкрасть мемуары тяжело ранила нашего оператора.
Ее сын, ныне женатый на четвертой вдове Воина показал нам реликвию отца, пуговицу армейского образца. По ней нами установлено, что Воин провалился во времени между 1990 и 2000 годами нашего времени.
Поскольку Борго ушла из жизни добровольно, в соответствии с принципом Шварца-Соколова, поиск ее в предыдущие годы невозможен.
Не хочу возвращаться
Повесть продолжает идею "Эротической истории". Рассказ ведется от лица девушки, командированной во времена Юрия Долгорукого, о пережитых ей испытаниях, о том, как она вышла замуж и не захотела возвращаться в родную эпоху.
ПУТЕШЕСТВЕННИКИ ВО ВРЕМЕНИ
Институт сравнительной истории Российской АН.
Ассистентке кафедры славистики Васиной А.Н. явиться на заседание рабочей комиссии в 16–30.
Объявление я прочитала на бегу между тренировкой по самбо и библиотекой. Это относится непосредственно ко мне, поскольку я, Васина Анна Николаевна, веду тему "Бытовые контакты славян и булгар в начале двенадцатого века" и сегодня буду докладывать о своей готовности к погружению в историю этих народов.
— Елки-палки! Времени до начала заседания почти не осталось! А мне надо переодеться и прибыть на рабочую комиссию в наряде девушки славянки. В нем я предстану перед нашими предками в начале двенадцатого века.
К подготовке экспедиционеров относятся особенно строго после скандала с потерянной во времени нашей сотрудницей Еленой Дмитриевной Борго. Она до старости лет прожила рабыней среди северных племен и (признаем честно!) покончила самоубийством после смерти своего легендарного хозяина и покровителя.
Я бегом рванула в каптерку: быстро раздеться, заплести волосы в одну косу. Волосы у меня совсем не густые и не очень длинные, коса получается не сказать, чтобы богатая. Теперь одеваться. Трусиков, бюстгальтера и колготок мне не положено, до них предки еще не додумались. Надела нижнюю рубаху длиной до середины голени и без рукавов, вверху только широкие лямки на плечах. Потом верхнюю вышитую рубашку-сорочку, она достает только до бедер, концы пышных рукавов тесемками завязаны. Разрез у ворота тоже зашнурован цветной тесьмой. На бедра в полтора оборота навернута шерстяная ткань — понева — юбку еще не придумали. Понева пояском на талии подвязана, чтобы не свалилась.
На поясе слева сумочка с женскими вещицами: иголки с нитками, вязальный крючок, запас тесьмы; справа на поясе нож в ножнах. А как же! Без ножа никуда! На босу ногу надеты обутки из куска мягкой кожи — постолы. Так, теперь на шею самые простые девичьи бусы из сушеных ягод шиповника. К бусам спереди привешен девичий оберег — маленькая деревянная уточка. Такой оберег носят девушки в самых бедных семьях. У дочерей кузнеца, в семье которого я буду жить, обереги наверняка железные.
На голову надела пеструю тканую ленту и, прошу любить и жаловать, готова девушка невестичьего возраста из племени вятичей. В таком виде и явилась на заседание я, Васина Анна Николаевна. Виновата, теперь уже вятическая девушка Богдана, в крещении Ольга. Может эта девушка хлеб испечь, прясть мастерица, ткачиха неплохая. Но владеет она и рукопашным боем на уровне первого разряда, метко бьет в цель из лука. В порядке личного интереса освоила я мелкое кузнечное мастерство: обереги железные изготовить, кольца-браслеты из меди сделать, кое-какой домашний инструмент сковать. Ну, это умение вряд ли потребуется.
А еще эта девица под гипнозом освоила язык вятичей и волжских булгар, запомнила их фольклор, былины, песни, имена богов и все бытовые обычаи.
Заседание тянулось нудно. Я отчиталась о подготовке, потом руководитель проекта долго перечислял усвоенные мной навыки и мои физические данные: возраст, рост, вес, окружность груди, талии, бедер…
— Благодаря правильной тренировке тело двадцатипятилетней Анны Николаевны соответствует по морфологии и физиологии 17-летней девушке.
Все это необходимо для точного заброса в эпоху и успеха экспедиции. Но слушать неприятно, будто они тебя голую под микроскопом разглядывают. Хорошо, что не упомянул о моей девственности. При нашей учебной загрузке заводить бойфренда просто некогда и сил на это не остается. Потому живу монахиней. И не сказать, чтобы мужика мне очень хотелось, но иногда возникает томление и кажется, что обнимают мою шею теплые детские ручки.
Люди часто спрашивают, что заставляет нас работать в Институте сравнительной истории и отправляться в прошлое, порой рискуя жизнью. Многих привлекает громадная зарплата, государственные награды. Героем России стал экспедиционер нашего Института, который нашел в подземельях Кремля библиотеку Ивана Грозного. А для меня это способ доказать, что нашу труднейшую работу женщина может делать не хуже мужиков. Это моя первая экспедиция, а после третьей стану доктором наук, и аспиранты будут за моей спиной шептать: "это Анна Николаевна, которая трижды ходила в прошлое и сделала великие открытия".
Вокруг заброски в различные эпохи всегда много интриг. Никто не рвется во времена татарского нашествия или в пору преобразований Петра Первого. А за более спокойные эпохи идет жестокая конкуренция, особенно среди аспирантов и нас, младших научных сотрудников. По логике вещей в первую очередь должны отправляться наиболее подготовленные кадры. Я заслужила право на относительно спокойный период русской истории (до нашествия монголов), отличной подготовкой по всем предметам. Но многие смазливые аспирантки зарабатывают право на хорошую эпоху не головой, а… другим концом туловища. Есть среди наших руководителей две-три персоны любителей погладить коленки симпатичных девочек, под юбку залезть и более того. Добавьте к этому откровенный блат, проталкивание родственников. Короче говоря, грязи хватает.
Рядом со мной сидит мой руководитель Кирилл Кириллович, в обиходе нашем просто Кир-Кир. Короткая густая борода, подрезанные "под горшок" волосы высветлены (как и у меня) до соломенного цвета, прокаленное всеми морозами и ветрами лицо в морщинах. Исходит от него спокойная, уверенная сила и по нему сохнут многие наши девицы. Но Кир-Кир уже двадцать лет состоит в своем первом и единственном браке, на девиц не заглядывается.
Он мастер заброски, никаких накладок не допустит, но строг. Рассказывают, что одна молоденькая аспирантка на внедрение взяла с собой золотые часики — очень ей эти часики нравились. Кир-Кир обнаружил их уже на месте высадки. Не долго думая тут же выпорол девицу ремнем "за нарушение режима внедрения" и отправил обратно. Представляете картину: группа благополучно отбыла, а через пятнадцать минут на стартовой платформе возникла зареванная аспирантка с хорошо выпоротой попой!
Вот этот Кир-Кир и должен меня проводить и передать с рук на руки местному кузнецу, у которого я должна прожить целый год. Кузнец руду в болоте добывает, железо плавит и кует все на потребу соседей, которые его считают ведуном. Потому соседи вряд ли будут спрашивать: откуда в его доме неожиданно появилась взрослая девушка. А если спросят, велено ему отвечать: "на болоте нашел". Народ там хотя и числится православными христианами, но старых боженят еще не забыл и носит им угощенье. Заранее на этот случай приготовлена легенда: "в молодости кузнец любился с болотницей, она ему дочку родила, вырастила, а теперь отправила к отцу в светлый мир, жениха искать".
Сама заброска проходила без всякой помпы. Математики давно рассчитали все параметры, нам с Кар-Киром осталось только погрузить тюки точно в центре платформы. Количество багажа превышало мою заявку. Значит, основной груз предназначен самому Кир-Киру и Ольге Петровне, которая отправляется сразу за нами и, как говорится, в то же время и в то же место. Будет она сидеть за болотами и выполнять должность местной Бабы Яги. Мы переоденемся уже на месте, а сейчас на нас резиновые сапоги и десантная униформа. Кир-Кирыч даже автомат прихватил: "Всякое бывало, может нас медведь поджидает на месте высадки".
Команда "Старт", меня как крючком за желудок дернуло, крепко ударилась ногами о землю… и мы на месте, на сухом бугорке среди болота. Тихо. Весна ранняя и снег еще не везде растаял. Оттащили свои тюки со стартовой платформы, освободили место для прибытия Бабы Яги.
— Первым переоденусь я, а ты, Анна Николаевна, наблюдай, потом ты одеваешься, а я охраняю. Повернулся ко мне спиной, сдернул куртку с рубахой и спускает штаны. Я верчу головой по сторонам, но все же мне видны его голые спина и зад со шрамом, будто зверь вырвал у него кусок мяса. Интересно: мужской зад не вызывает у женщин никаких сексуальных эмоций, а на мужчин вид голой женской попки действует как сигнал к атаке.
— Теперь ты переоденься — слышу за спиной голос Кир-Кира.
На нем уже штаны и рубаха из крашенного льняного полотна, на ногах лапти с онучами. На голове войлочная шапка. Взял у меня автомат и отвернулся. Я быстро раздеваюсь — хооолодно! Стою голая, копаюсь в своей укладке. Интересно: Кир-Кир окрестности наблюдает или сзади на мою наготу таращится? Пожалуй, нет — он много женщин видал, и одетых по-всякому, и голых и, даже, (говоря словами Булгакова) с содранной кожей. От весеннего холода кожу стягивает, соски грудей стали маленькими и твердыми.
Вот и я переоделась, закинула за плечи берестяной кузовок, с какими местные девушки на болото за клюквой ходят. Мой руководитель дает последнюю вводную:
— Мы на самой границе Владимирского княжества, между православными россиянами и булгарами, принявшими ислам, потому жизнь не мирная. То русские князья налетают и захватывают полон, то булгарские бии под водительством своего эмира неожиданно нападают, жгут городки и уводят людей в рабство. Сейчас на дворе весна 1119 года от Рождества Христова. У русских идет грызня, потому булгарские князьки безобразничают. Но в начале следующего года пойдет на них Юрий Долгорукий. Через два года заложат Нижний Новгород. Он будет удобным местом для твоей работы.
В случае набега ты не высовывайся, а то придется потом искать тебя в каком-нибудь гареме. В мирное время идет бойкая торговля, приезжают их купцы к нам, а наши в булгарские города. Вот в такое время ты и проводи свои наблюдения.
И еще одно. Знаю, что ты, Анна Николаевна, сорви-голова. Потому предупреждаю: веди себя строго, аборигены — что русские, что булгары — поведение с отклонением от принятых норм не простят. Можешь на большие неприятности нарваться. Контролировать твою работу будет Ольга Петровна. К ней и обращайся, если возникнут проблемы бытового характера или по вопросам безопасности.
Я внутренне содрогаюсь, Ольга Петровна старая дева и не терпит молодых смазливых сотрудниц. Считает, что у нас только мальчики в голове. Она умна, обладает острым языком, может высмеять так, что потом институтское начальство не будет меня принимать в серьез.
Кир-Кир взял на плечи тяжелый рюкзак и мы пошли… В скором времени кузнеца увидели, который явно поджидал нас. Сидит на пеньке широченный в плечах мужик в лаптях, борода половину груди закрывает. На плечи накинута меховая безрукавка, а к поясу привешен железный оберег в виде секиры Перуна. Взгляд пронзительный и хитрый: очень даже себе на уме мужичок.
— Здоров будь, Ведун — поприветствовал он Кир-Кира. — А это и будет мне дочка болотом подаренная?
— И ты будь здоров, Мужила. — ответил ему Кир-Кир. — Вот, привел к тебе Богдану, она проживет с вами до следующей весны. Отнесись к ней, как к родной дочери: люби, наставляй и воспитуй.
Я молча поклонилась, не поднимая на него глаз — неприлично девушке пялиться на старшего. Знала бы я, чем это "наставляй и воспитуй" для меня обернется! А Кир-Кир начал выкладывать оговоренную плату за мое годовое проживание: зубила и пробойники кузнечные, стамески, сверла по дереву и ножи золингеновской стали. Глаза у Мужилы загорелись:
— И в каком горне ты, Ведун, такое славное железо отжог, что за мастер его ковал? — а сам постукивает железкой о железку, звон слушает и вздыхает.
— Такое и Богдана может сковать — Кир-Кир набивает мне цену. — Она не только по девичьей части мастерица — хлеб испечь, ткать и прясть. Она узорочье женское кует — браслеты, кольца, обереги.
Тут я не утерпела, стрельнула на кузнеца глазами:
— Я и ножи ковать могу, знатные клинки у меня получаются.
Мужила покривился, будто кислое ему в рот попало.
— Ты, девка, лишнего не мельтеши. Чтобы нож добрый отковать СЛОВО знать надобно. Я своего Ждана, старшего сына, учу-учу, всю руку об его спину обломал. А все не может правильно заговор сказать и нож у него, когда получается, а когда и нет. Считай, пропало железо. Ну, хватит воду в ступе толочь, пойдем домой, Богдана.
СЕМЬЯ КУЗНЕЦА
Широко шагает кузнец, несет в заплечном пестере дареное железо, а я за ним поспешаю. Часа через два вышли к маленькому городку Бобровке. Все обычно: избы теснятся около церкви, вокруг ров выкопан и тын установлен. Но кузнец повел меня не в городок, а вниз к реке, на которой стоял совсем не огороженный и не защищенный двор.
— Батюшка, — спросила я Мужилу — а почему ты не в Бобровке поселился: там была бы защита от лихих людей.
— От пожара люди берегутся и поэтому убирают из града кузницы, да и боятся нас кузнецов, волхвами считают. Моего сына девки городские стороной обходят. — Помолчал и добавил. — И тебя парни обегать будут, скоро на себе почувствуешь, каково кузнечихой быть.
Обширный двор с добротной избой, сараи, баня, кузница. Кроме стоящей на отлете кузницы, все строения под соломенными крышами — как тут пожаров не бояться. Кузница построена полуземлянкой, в стенах над землей всего два венца бревен, крыша покрыта земляными пластами. Такому строению искры из кузнечного горна не опасны. Вошли в избу, и увидела я всю семью, в которой предстояло мне жить целый год.
— Веселка, принимай дочку Богдану — окликнул старшую жену Мужила.
Позднее я в деталях узнала историю этой семьи. Кузнец Мужила женился по любви, но не церковным обрядом, а по старинке обвел невесту вокруг ракитового куста. Потом говорил поп, что грозный бог Христос наказал молодую семью за пренебрежение церковью. Три года не было у них детей, а когда появился, наконец, мальчик нарекли его Жданом. И потом дети рождались редко, многие помирали во младенчестве. Еще две дочери появились в семье, после чего стала Веселка бесплодной. Делать нечего, погоревали сколько-то лет, и привел Мужила в дом вторую жену, чтобы не пустовала люлька, подвешенная к потолочной балке.
Хозяевам нельзя одряхлеть: кто становится равнодушен в супружестве, больше не может дать родственникам удачу и земле плодородие. Потому берет хозяин в дом молоденькую жену, порой младше старших детей. Пусть все видят — глава семьи полон сил, породил новых детей. А умрет он, юная жена отойдет старшему сыну, ведь она ему не мать и даже не кровная родственница. Так было в язычестве, такой обычай сохранялся по глухим углам и после торжества христианства. Как ни стараются христианские проповедники, а семейные традиции язычества продолжают существовать. Изучение этой проблемы и является одним из вопросов моего исследования.
До дрожи в коленях боялась невеста-бесприданница своего жениха, кузнеца-ведуна. У него руда-кровь земная в брак с огнем вступает и родит доброе железо. За неделю до плавки не спит кузнец с женой, не знается с другими женщинами. Только в этом случае будет крепко рожденное железо. Чудо чудное, диво дивное!
Ласковым мужем оказался кузнец Мужила и старшая жена приняла молодайку по-доброму. Не корила Веселка молодуху, ровесницу ее сына Ждана. Молча слушала, как ночами восторженно ахает Любава под ее мужем. Носит Любава каждый день в кузницу квас для истомленного жаждой супруга, а Веселка с крыльца смотрит, как Мужила гладит ее попку, мнет тити, и не могут они дождаться ночи — времени, отведенного богами для слияния женщины и мужчины. В русской глубинке отношение к интимной стороне супружеской жизни до монгольского нашествия было простое: ничего не стыдились, не прятались. В избе, где живет большая семья, и негде спрятаться. Дети невольно становятся свидетелями ласк и любовной игры отца с матерью. И никого это не смущало. Только с развитием христианских традиций сексуальная жизнь супругов стала восприниматься как что-то постыдное, греховное.
Теперь живот Любавы понемногу круглится и в улыбке ее светится тайная гордость: кто в мире важнее женщины, несущей в себе новую жизнь. Сейчас Любава сидит на лавке и перематывает с веретен нитки, готовит клубки для заправки долгой зимой ткацкого станка. Рядом с ней две девочки плетут тесьму, закрепив нитки-основу на пальцах босых ног. Надежда и опора семьи шестнадцатилетний Ждан поглядел на меня без одобрения, буркнул: "водяница", и вышел во двор.
В избе я перекрестилась на иконы, по одной половице прошла к печи, погрела руки у огня.
— Спаси Христос, добрая матушка печь — так угодила и новому богу, и старым богам.
Потом поклонилась хозяйкам:
— Здравствуй, матушка Веселка. Здравствуй, матушка Любава, многих тебе детишек.
Раз я для Мужилы дочка принятая, то его жены мне приходятся матушками. Плохо, что не удалось поздороваться со Жданом. Чувствую, много хлопот доставит мне. Большуха Веселка, которая месила на столе тесто, вздохнула:
— Надо бы избу освятить от болотного духа.
Но хозяин не согласился.
— Если поп избу освятит, домовой обидится. Давай, Богдана, забирай с собой Светланку, иди во двор и вместе с Жданом протопите баню. Будем банным жаром от скверны очищаться.
Я таскала воду из реки, Ждан колол дрова и топил каменку, а Светланка путалась у нас под ногами. Между мной и Жданом держалось что-то вроде вооруженного нейтралитета. Казалось бы: в доме появилась девушка, и красивая, смею сказать. Городские девушки, по словам отца, от него сторонятся. В этой ситуации следовало ожидать, что Ждан начнет ухаживать за мной, проявит чисто сексуальный интерес. А он демонстрирует презрение. Обидно даже…
Дальше больше. Когда я стала разводить в бадейке щелок, Ждан подошел сзади и ущипнул меня за попку. Очень больно ущипнул!" Это что, — думаю — такая манера ухаживать, причиняя боль? Или он презрение свое болотной девке показывает? По своей легенде я должна быть тихая и покорная. Но если спустить ему ТАКОЕ, он скоро руками под подол полезет к голому телу". Развернулась к нему и стукнула кулаком между ног. Ждан паренек крупный, широкоплечий — весь в папашу, но от боли скорчился и вздохнуть не может Десятилетняя Светланка палец в рот положила и молча смотрит на эту стычку. "Ну, — думаю — все я испортила, будет мне на орехи от институтского начальства! Хотела показать себя работящей скромницей, услужливой и покорной, а оказалась драчуньей. Забыла, что сын во всем стоит впереди дочерей". Но сделанного не вернешь, и когда Ждан нашел силы разогнуться, я ему сказала, как пропела:
— Запомни, братик Жданушка, девушек нельзя больно щипать за попки, да еще прилюдно. Нужно гладить нежно-нежно, и не посреди двора, а в местечке укромном. Тогда девушке приятно будет и она сама попку под ласковые руки подставит.
Пока топили баню, Ждан мне слова не сказал, но щипаться больше не пробовал. Банька у кузнеца тесная. На верхней полке лежит-нежитися сам хозяин Мужила, а жены его в четыре веника нахлестывают. Тело белое, без загара, только лицо, шея и кисти рук темные. Такие же белотелые его жены, Ждан, да и я тоже. Кузнец повернулся на спину, мужское хозяйство руками не прикрывает, знает, что жены парят его аккуратно.
Теперь уложили под веники Любаву — ей, находящейся "в тягости" долгое пребывание в баньке противопоказано. На животе лежать уже затруднительно и Любава встала на четвереньки. Кузнец нежненько повевает паром на свою молодуху, гладит веником спинку, попку и ляжки, от усердия ноги раскорячил. В жаркой бане кожа мошонки растянулась, длинным мешочком висит. Ого, какая большая головка у его члена! Никого это не шокирует: у славян баня лекарство от всех болезней, средство гигиены и духовного очищения. Чего уж тут стесняться.
Мы — дети и родные, и названная дочка — сидим на лавке вплотную друг к другу и потом истекаем. Справа от меня Ждан, бедром к моей ноге прикасается, украдкой разглядывает мои груди и бедра. Пошевелился Ждан, вроде отодвинулся и опять ко мне прилип, но теперь между нашими бедрами оказалась зажата вывернутая кисть его руки — ладонь на моей ляжке покоится. Но тихо-тихо, никакого хулиганства не допускает, а хозяин этой руки замер, как окаменел. Может, и правда, он на меня глаз положил и пытается ухаживать, но так неумело.
Его понять можно. Зазноба, по их меркам, должна быть младше паренька. Ему только шестнадцать лет, а меня они считают семнадцатилетней — самый невестичий возраст, еще немного и буду невестой-перестаркой. Чувствует Ждан неравное положение, и грубостью пытался утвердить свое превосходство и старшинство. Эх, мужики, обязательно вам нужно над женщинами верховодить. Спросите любого мужика, как он относится к женскому равноправию. Он возражать не станет, он "за". Этим он, вроде бы, позволяет поднять глупую, слабую женщину до своего высокого уровня. Но как он возмутится, если вы приравняете ЕГО к женщине. Это унижает его надутое самомнение.
Вывели Любаву в предбанник, вышли с ней старшие. Оно и понятно: предбанник совсем тесный, всей семьей в нем не поместиться. Старшие покинут его не скоро, будут женщины волосы длинные расчесывать. Это большая ласка, когда мужчина после бани гребнем женские волосы расчесывает, а нашему батюшке надо обеих жен расчесать. Сидит Любава, от наслаждения глаза закрыла, расчесывает муженек волосы младшей жены, благодарен ей, что после свадьбы быстро понесла. Интересно: что чувствует женщина, когда в ней первый раз начинает расти ребенок? Теоретически я это знаю, медицину изучала досконально, а вот на самом деле, какие при этом ощущения?
Перебрались мы на полок, в самую жару. Легла я на живот, вытянулась, хо-ро-шо! А Ждан веничком меня стал гладить от шеи до самых пяток, на попе задержал его: коли нельзя у Богданы ягодицы рукой пощупать, так хотя бы веником ее погладить… Чтобы сделать ему приятное, я попу приподняла, под веник подставляю свои округлости. Потом перевернулась я на спину, груди, пупок на плоском животе, волосики лобка — все перед его глазами. Ждан не столько веником работает, сколько смотрит на мои прелести.
— Теперь — говорю ему — ты под веник ложись.
Улегся Ждан на живот, хлещу его в два веника по спине, по заду, по ногам. Ждан только охает от удовольствия и созерцает, как мои груди трясутся.
— Перевернись.
Лег он на спину выставил свое мужское достоинство, член у него уже как у взрослого мужика и лобок густо оброс, а вот борода на лице только начинает пробиваться. Лежит Ждан, не прикрывается ни руками, ни веником. Девчонки уже ушли и мы в бане только вдвоем. Можно и член его руками погладить, но нельзя такого делать скромной девушке, не стоит лишние надежды внушать.
Вышли мы в предбанник. Сидим на лавке — уже на некотором расстоянии друг от друга — полотенцами вытираемся, квас пьем. Стала я гребнем мокрые волосы расчесывать, а Ждан все на мои прелести пялится. И есть на что посмотреть. В бедрах я широкая, ляжки тугие, спортивные, талия узенькая, подтянутая; правда грудь не очень большая, да и ореолы у сосков маловаты. И тут мой ухажер попросил:
— Давай, я тебе волосы расчешу…
Это уже слишком, после такого он вполне может меня своей невестой посчитать. А я ни за кого замуж не собираюсь, мне надо в Институте карьеру делать. И в этом мире я оставаться не хочу. Махнет хвостом невеста и исчезнет по весне, стоит ли его несчастным делать. Поэтому выдала я самую виноватую в моем арсенале улыбку и жалобно прошептала:
— Не надо, Жданушка.
Вечером заботы известные. Я со всеми женщинами села прясть льняную кудель, готовить нитки для того, чтобы зимой ткать полото. Батюшка крючки рыболовные острит, а Ждан взялся для меня деревянную ложку вырезать. На каждого члена семьи имеется только одна деревянная ложка, потому мне за ужином достался какой-то старый огрызок. Кашу им брать можно, а вот завтра в обед похлебку не зачерпнуть. Горят лучины в двух светцах, угольки в корытца с водой падают, но большого света и не надо, пальцы хорошо веретено чувствуют.
Для развлечения стала девушка Богдана новоявленным родичам рассказывать притчи-басни про колобка, про Красную шапочку, про кота в сапогах. Правда, пришлось по ходу дела заменить кота на зайца. Не появились еще кошки в русской провинции. Только в больших городах завели эту диковинку. И королей пришлось заменить князьями да боярами по русскому образцу. После меня Веселка спела былину об Илье Муромце, родившемся недалеко от нас — в округе Мурома. Местные его хорошо знают и почитают почти что родственником. Дальше я стала рассказывать о подвигах Геракла, конечно, в адаптированном виде, в расчете на моих слушателей. И, надо сказать, произвела на них впечатление.
— На берегах теплого моря жил народ греки, у которых были свои боги, отличные от наших. Главным над всеми богами был Повелитель Грома великий и могучий бог Зевс, который очень любил забавляться с земными женщинами. Женщин он любил всяких и разных. Если только перечислить его возлюбленных, то месяца не хватит. Да и женщины любили его. А как же не любить? Он же Зевс-Громовержец, самый главный бог на небе. Одна беда, неразборчив он был: увидит смазливое личико, и все, надо эту женщину или девушку обязательно подмять. Наплевать ему на то, что у них законные мужья имелись. Многие боги греков непосредственно общались с простыми смертными, вступали с женщинами в любовные союзы, помогавшие своим любимцам и избранникам.
Было пророчество, что боги победят злых духов Зимы, если к ним на помощь придет хотя бы один смертный человек. Таким человеком и должен был стать (еще не рожденный в ту пору) Геракл, сын Зевса.
Пожелал Зевс обладать Алкименой, женой Амфитриона, который в это время воевал с соседями. В его отсутствие Зевс, плененный красотой Алкмены, явился к ней, приняв образ мужа. Встретила хозяйка, обрадованная, что муж живой и здоровый домой вернулся. Обняла, поцеловала и, чувствуя страсть мужа, легла и раздвинула ляжки. И вошел в ее тело Зевс, наслаждался телом земной женщины, спустил в нее семя, и она стала непраздная.
На другой день вернулся ее муж Амфитрион. Жена ничего не заметила, легла с ним, приняла его семя и в ее животе начал расти второй ребенок. И вот от Зевса и от своего законного мужа Амфитриона в один день Алкмена родила двух сыновей.
Но у Зевса на небе была законная жена Гера, которая ревновала его и очень переживала увлечения мужа земными женщинами. Гера была не просто богиней и женой бога, но покровительницей законных браков, и зачатия детей. Со своим мужем она ничего не могла поделать и потому преследовала отдавшихся ему женщин и рожденных ими детей.
В грехе зачал ее муж Геракла, своего самого любимого сына, который должен был вырасти великим воеводой. Потому Геракл был ненавистен Гере.
Гера стала преследовать Геракла с самого первого дня его жизни. Узнав, что Геракл родился и лежит, завернутый в пеленки, в одной колыбели со своим братом, она послала двух змей, чтобы погубить новорожденного героя. Была уже ночь, когда змеи, сверкая глазами, вползли в покой Алкмены. Тихо подползли они к колыбели, где лежали братья близнецы, и уже хотели, обвившись вокруг тела маленького Геракла, задушить его, но проснулся сын Зевса.
Младенец Геракл протянул свои маленькие ручки к змеям, схватил их за шеи и сдавил с такой силой, что сразу задушил их. В ужасе вскочила Алкмена со своего ложа; увидев змей в колыбели, громко закричали бывшие в покое женщины. На крик женщин прибежал с обнаженным мечом ее муж. Окружили все колыбель и увидели необычайное чудо: маленький новорожденный Геракл держал двух громадных задушенных змей, которые еще слабо извивались в его крошечных руках.
Батюшка Мужила работу оставил, положил руки на стол и замер, Ждан тоже перестал кривой ложкарней скрипеть по деревянной заготовке — баклуше. А женщины только вздыхают. Жалко им Геракла, которого отец Зевс зачал во грехе и не захотел оборонить от мести законной жены.
— Да, что же она делает! Зачем на мальчонку змей напускать, лучше бы о голову мужа глиняный горшок разбила!
— И мать тоже хороша. Что из того, что бог лицом и статью на ее мужа походил! Как она на лавке лежучи чужого мужика не узнала? У любого мужа свои слова заветные, которые он ночью жене говорит. У каждого свой обычай: кто просто рубашку задерет до пупа, а который ее совсем снимет, чтобы иметь женушку нагишом. И кто и за какие места трогает, ласкает…
Не будь тут самого Мужилы и Ждана, бабы начали бы обсуждать постельные привычки своего муженька, А если бы обнаружили разницу, тут и до обиды-ссоры недалеко. Чувствуя накал страстей, хозяин проворчал:
— Разболтался сорочий городок. Спать пора.
Пошабашили с работой, пора укладываться. Батюшка с женами разместились на широких пристенных лавках. Мое место на полатях с девчушками. А где Ждан ляжет? Не полезет ли ко мне ночью со своими ласками? Нет, он тоже внизу на лавке останется. Но симпатию свою еще раз проявил:
— Для тебя нужно хорошую ложку вырезать, работать не спеша, чтобы красивая была. А пока не сделал, возьмешь мою ложку.
Вот так, наметился первый в моей жизни подарок от претендента в женихи. Снимаю все верхнее и аккуратно укладываю на лаве, поскольку спать положено в нижней рубахе. Тоскую о пижаме, но ничего не поделаешь, терпи Анна Николаевна. Полотняную рубаху то в одном, то в другом месте выпирают округлости моего девичьего тела.
— Хороша Богдана болотница — крякнул Мужила — какому-то жениху ладная девка достанется.
"Нет уж — думаю — этот товар не про вас"! Залезла на полати и баиньки после трудного дня. Заснула, как провалилась. И уже Светланка под бок толкает — утро настало.
И пошла девичья работа по дому: коров доила, подметала избу, воду в кадки носила. Всего и не перечислить. А между работой вопросы задавала своим названным матушкам: о быте, о соседях, о купцах булгарских, о боярине, что держит городок Бобровку для Владимирского князя.
Информация обильная и, что главное, бытовая, которой ни археологи, ни историки-черви книжные не владеют. Ох, и утру им нос после возвращения! У меня за левым ухом приклеен чип, который выглядит коростой, а может большой родинкой. Назначение у него двойное. Это и микрофон-передатчик, с которого вся информация сразу уходит в Институт, и кнопка спасения, если нажать его определенным образом, я провалюсь сквозь столетия и окажусь на стартовой платформе родного Института. Но это только на крайний случай, при плановом возвращении приказано использовать платформу в точке прибытия — на бугре среди болот.
Честно признаюсь, жизнь средневековых россиян мне понравилась, их быт не воспринимается как анахронизм. Я еще недостаточно хорошо знаю обычаи, не сильна в соблюдении традиций, но порой кажется, что я могла бы прижиться в этом мире. Пища разнообразная, чего стоят хотя бы экологически чистые продукты. Вы, жители современных городов не можете представить их восхитительного вкуса. А чистейшая вода в реках и озерах. Мы не знаем по фамилии даже соседей по подъезду своего дома, а тут все друг с другом знакомы, в беде всегда придут на выручку. В моем мире если загорится ваша квартира, соседи буду просто зеваками. Жди, когда приедут застрявшие в городских пробках пожарные. А в средние века все бросятся тушить огонь, не дожидаясь, когда их позовут. Такая верность, преданность и самопожертвование у нас уже не встречаются.
На громадных просторах средневековой России нет ни одного наркомана, можете такое себе представить? Да, браги выпивают много, жестоко дерутся по пьяному делу, но алкашей нет. Люди слыхом не слыхивали о такой трагедии, как развод супругов. В нашем мире проблемой являются неполные семьи, в которых один из родителей (обычно это мать) воспитывает детей. Здесь неполная семья возникает только в случае смерти одного из родителей. Случись такое, соседи-доброходы стремятся слить ее с другой осиротевшей семьей. И заботится новая супружеская пара о всех детях, не разбирая кто из них чей.
Да, родители порют детей розгами, но и наших оболтусов следовало бы пороть, но… защита прав ребенка. Может и муженек высечь нерадивую женушку, сама заголится, на скамейку ляжет, а потом скажет "спасибо". Я расспрашивала многих аборигенов, и никто не мог вспомнить случая, чтобы муж наказывал жену из прирожденного садизма, просто желая причинить ей страдание. Нет никаких проявлений феминизма — каждый знает круг своих обязанностей и добросовестно их исполняет. Та же женушка ХОЗЯЙКА в доме и за ней всегда последнее слово. Действует старинное правило: жена хозяйка в доме, муж во дворе и в поле.
Восхищает и простота разрешения всяческих конфликтов. Никто не пишет анонимок и других доносов. По мелочам мужчины могут решить спор и кулаками, в более сложных случаях обращаются к посаднику, его решение всегда справедливо и обжалованию не подлежит. Самых крупных спорах третейским судьей выступает князь. Это его главная функция, а совсем не руководство военными действиями.
А красота деревянной средневековой архитектуры от соборов и боярских палат до обычных изб. Говорят, что архитектура — это застывшая музыка. Точно сказано. Нет, этот мир мне положительно нравится.
КАК МЕНЯ ПЕРВЫЙ РАЗ ВЫСЕКЛИ
Христианский календарь прижился в русской глубинке, и дни считают по неделям. Бани топят и парятся в шестой день — в субботу. Очистительная баня была неплановая и пришлась на среду. А в пятницу за ранним завтраком Мужила облизал ложку и меня огорошил:
— Ты, Богдана плохо себя ведешь, со Жданом драку затеяла. Надо тебя наставить, завтра после субботней бани посеку тебя розгами, чтобы лишнего себе не позволяла.
Внутренне я возмутилась: "он хочет высечь меня, взрослую 25-летнюю девушку. Да какое он имеет право"! Но сообразила, что по легенде я их приемная дочь, даже не невеста еще, и лет мне числят всего семнадцать. Вот и нашла приключение на свою попу. Беспокоил вопрос: Мужила-батюшка будет сечь меня при Ждане или без него; нужно будет раздеваться или только подол задирать. Но я пыталась обмануть саму себя. Из курса истории и культуры вятичей я знала, что родители секут голых детей и для поучения присутствует вся семья. Вот стыд!
Субботним утром подошла ко мне Светланка.
— Батюшка сегодня нас с тобой будет розгами сечь, а прутья мы должны сами нарезать. Пойдем в тальники.
И пошли две девицы десяти и семнадцати лет резать розги для своих попок. Практики в этом деле у меня никакой, Светланка показывала, какие прутья надо брать. Нарезали целую охапку, принесли в сени и поставили в кадушку с водой. Кадушка узенькая, высокая, специально под длину розг сделана. Я все у Светланки пытала:
— Кого будут пороть первой?
— Меня — отвечает Светланка — младшеньких всегда секут первыми, чтобы у батюшки рука не устала, пока до старших дело дойдет.
Нечего сказать, утешила.
— А как нам раздеваться? — задаю я самый важный вопрос.
— Как в бане — отвечает мой десятилетний консультант. — Ты под розгами не сжимай тело и кричи громко, тебя крепко батюшка сечь будет.
Как день прошел, я за волнением и не помню. Только Ждан улучил момент и сказал:
— Богдана, это не я рассказал батюшке — Светланка проболталась. Ты не сердись на меня.
Вечером опять все вместе мылись в бане. И опять Ждан рядом со мной на полке сидел. Видимо он все еще чувствовал себя виноватым, Парил меня веником, принес кваса напиться. А потом набрался смелости и, незаметно от родителей, тихонько, НЕЖНЕНЬКО погладил меня по спине. Положил ладошку на лопатки и повел ее вниз, на талии задержался, а дальше уже ни-ни… Сидят рядышком два голыша, бедрами чуть-чуть соприкасаются, и делают вид, будто ничего не происходит.
Отдохнул после бани наш батюшка и велел скамейку в избу принести из сарая. А нести ее, конечно, нам, которых сечь будут. Скамья широкая, тяжелая, доска в четыре пальца толщиной. Нести ее пришлось мне, от слабосильной Светланки проку не было. Но в избе уже Светланка с великим тщанием ту скамейку вымыла и насухо протерла. Все готово, стол отодвинут, скамья посередине избы и кадушка с розгами рядом стоит. Жены и малая сестренка сидят на лавке, сам батюшка Мужила в красном переднем углу под иконами, а мы виноватые около скамейки стоим, головы для приличия повесили.
Встал батюшка, погладил бороду.
— Ложись, Светланка, на скамейку, получай научение и воспитание.
Девочка всхлипывая стянула через голову рубашонку — девичью поневу она оденет только после того, как бросит первую месячную кровь. Подошла к скамейке и легла. Веселка взяла ее за руки и прижала их к скамейке выше головы, Любава ноги держит в щиколотках. Мужила погладил растянутую девочку по ягодичкам:
— Поучаю за то, что плохо тесьму ткала, убегала во двор со щенками играть.
Вынул из бадейки розгу и хлестнул по попке Свеланку, которая сразу завизжала в полный голос. Ну, не дождетесь, не буду я так визжать! По программе выживания нас учили отключать боль, но я решила этой хитростью не пользоваться и самой вытерпеть все. Батюшка порол дочку не долго и, подозреваю, не в полную силу, хотя красные полоски на ягодицах оставил. Высеченная девочка встала и, глотая слезы, поблагодарила:
— Спасибо за научение, батюшка, спасибо матушки. — Только после этого надела рубашку и разрыдалась прижавшись к матери.
— Ложись, Богдана, на скамейку, принимай поучение и воспитание. — Обратился названный батюшка уже ко мне.
Внутренне я дрожала, не знаю от страха или от стыда. Но спокойно встала, распустила завязки пояса и аккуратно сложила поневу. Сложила на лавку и верхнюю рубашку. Труднее всего было снять нижнюю, последнее облачение. Взглянула на Ждана и с радостью убедилась, что он не пялится на меня, а отвел взгляд. Вот и последнее сняла и голяком легла на скамейку.
— Я тебя еще не порол, не знаю, нужно ли тебя держать? — спросил батюшка.
— Не надо держать, я и так улежу — ответила я и уткнулась лицом в скамейку.
Мужила потрогал мои ягодицы.
— Не сжимай, девка, зад, больнее будет. — И продолжил — поучаю и воспитую тебя, Богдана, за то, что старшинство брата над сестрой не уважаешь. Нет, чтобы покориться, ты руку на него подняла.
И врезал по моей попке розгой. Боль обожгла ягодицы, но я смолчала.
— Будь покорной девицей, — продолжил он поучение и еще раз ударил розгой по низу, по самой мягкой части ягодиц.
— Не покоришься, тебя муж сечь будет каждую седмицу. Мужья часто молодых жен секут, если родители на путь не наставили. — И опять дикая боль от удара розги.
Я уже не сжимаю попу, при каждом ударе вздрагиваю и подкидываю ноги, но молчу… Пусть измывается, изверг, только бы рубцы не остались. Когда-нибудь я выйду замуж, будет муженек меня раздевать, телом женушки любоваться и увидит у нее страшные рубцы попке.
— А какой муж еще достанется, может и кулаками поучить за непослушание. — И опять свист розги, удар и ожог боли.
— Доченька, — заговорила сердобольная Веселка — ты подай голосок, кричи жалобно. А ты, Мужила остановился бы, видишь, девка закаменела!
Но Мужила не мог остановиться, не закончив поучения:
— Тебе замуж пора, а ты своей гордостью всех женихов распугаешь, старой девой останешься. — врезал от души и тут я крикнула:
— Простите меня, батюшка.
— Все, вставай, Богдана — выдохнул он и опустил розгу.
Вот и высек древний мужик сотрудницу Института сравнительной истории, кандидата наук, надежду кафедры славистики. Кряхтя поднимаюсь, попа горит, как в огне, а я ищу взглядом Ждана, хочу видеть, как он наслаждается моим позором. Ждан вцепился руками в доску лавки, костяшки пальцев побелели, а он отвернул голову и внимательно рассматривает сучек в стене. Теперь надо поблагодарить старших за порку. Голой? Нет уж, фигушки! Надеваю нижнюю рубаху, которая трется о посеченные ягодицы, кланяюсь. — Спасибо за научение, батюшка, спасибо матушки.
И поцеловала руку названного отца: "Ну, ну, дочка. Я не поп, нечего мне руку целовать".
Я оделась полностью и демонстративно села поротой попкой на лавку, даже поерзала по ней, будто выбираю, где удобнее сидеть.
— Ох, и верченая девица — только и сказала Любава.
ДЕЛА ДОМАШНИЕ
Отправила в Институт информацию "Телесные наказания дочерей в патриархальной семье". Вот и послужили науке мои настеганные ягодицы. Вторая информация "О противостоянии православия и языческих суеверий" требует дополнительного материала, который надеюсь собрать у жителей Бобровки.
Наша семья держалась старины, хотя и посещает по воскресеньям церковь в Бобровке. Ругал их поп Гермоген язычниками за невенчанный первый брак, за вторую жену в семье, за соблюдение языческих древних обрядов посева, за то, что прикармливали домового, банника, лешего и кикимору-болотницу.
Подходило время посева репы, который производили по старинному обряду голые женщины в отсутствии мужчин. Заголенной женщина зачинает в себе новую жизнь, голой рожает ребенка в баньке. Только голая женщина может передать свое плодородие земле, помочь ей родить урожай. Нагота женщины священна и плодородна, так считали язычники пращуры. Поп Гермоген борется с этим суеверием, но достиг немногого.
Сеяли репу разбрасывая семена из горсти, как рожь сеют. Расход семян был громадный, я диву далась, какой толстый мешочек семян был приготовлен для посева у матушки. И всходы не ровные, и прополоть их невозможно. Репу забивали сорняки, и урожай получался смехотворно маленьким. Я решила ввести посев рядочками с прополкой междурядий.
Люди, особенно мужчины, во все времена очень неохотно ломают старые обычаи. С женщинами было легче договориться, тем более, что я сама принадлежу к их племени. Упросила маму Веселку разрешить "опытный посев" и выделить для него пригорошню семян. В тайне от мужчин пробралась в кузницу и прихватила оттуда мелко толченого известняка, который Мужила добавлял к руде при выплавке железа. Это чтобы забелить ее пылью семена, тогда будет видно, равномерно ли они лягут в борозду.
Как дивились женщины, когда моя репа вошла чистыми рядочками, из Бобровки приходили на нее смотреть самые степенные хозяйки. Но требовалось еще изготовить железную тяпку для прополки всходов.
— Батюшка, позволь в кузнице поработать, изготовить инструмент репянной. — обратилась я к Мужиле.
Нахмурил брови названный отец, покачал головой и вдруг улыбнулся.
— Приходи в кузницу, будем твое умение пытать. Но, не обессудь, неумеху по загривку учить буду.
На другой день мы со Жданом с утра облачились в валенные пимы, кожаные куртки и войлочные фартуки для защиты от искр и летящей из-под молота горячей окалины. Пошли к батюшке в кузницу. Ждан приступил к своей обычной работе молотобойца при отце-кузнице. Что касается меня, то Мужила на первых порах позволил мне только отливать из бронзы обереги и кольца. Но через два дня он дал мне полоску железа:
— Делай, дочка, свою задумку.
Я отковала легенькую тяпочку, которая очень понравилась и женам Мужилы, и городским бабам. С этого момента окружающие женщины всерьез признали меня, как огородницу, а названный батюшка еще и в качестве кузнеца "малых форм" — колец, браслетов, оберегов. Но до ковки ножей не желал допускать, погрозился еще раз высечь упрямицу, если буду докучать.
Во время подготовки к экспедиции мы изучали и современное нам состояние района внедрения. Главным образом нас знакомили с топографией местности и речной сетью, но в программу входила и экскурсия на тему "Быт и работа на современной ферме". Помню, меня поразила миниатюрность узеньких тяпок, предназначенных для прополки огородов. И только сейчас, изготовив в начале 12-го века первую железную тяпочку, я поняла, что уникальная форма местного огородного инструмента Муромского района продолжает традиционную форму откованной мной тяпочки. Эта форма инструмента оказалась настолько удачной, что традиция сохраняется вот уже девять столетий.
А на следующее утро батюшка неожиданно отправил нас с Жданом на поклон к бабушке Яге (известной мне, как наша экспедиционерка Ольга Петровна). Местные аборигены высоко ценили ее умение лекарки и акушерки-повитухи, но боялись Ягу, как и любую колдунью.
Утором, когда мы выпили молоко и чисто выскребли ложками стоящий на середине стола горшок с кашей, батюшка Мужила сказал Ждану:
— Сегодня сбегай за болото до бабы Яги, поклонись ей от моего имени: пришла бы к нам пожить, помогла Любаве, чает она, что днями рожать будет. Надо бы мне самому к ней сходить, но дружинники коней ковать приведут. Да и тебе пора заботы домашние на себя принимать. Ты после меня в доме старший, коли умру ненароком, тебе Любава женой отойдет. Она тебе не матушка, не кровная родственница.
От этих слов Любава только охнула, а Веселка возмутилась:
— Зачем страшное ворожишь, о какой кончине молвил, или сон вещий приснился?
— Ничего не приснилось, должен сын учиться о семье, о доме заботу держать — и неожиданно добавил. — С собой Богдану возьми, она девка огневая, поможет бабушку уговорить.
Обули лапти и скорым шагом отправились в обход болота, на котором мы с Кир-Киром высадились весной. Дороги нам часа на два — для молодых ног не расстояние. Поспешаем по кромке между болотом и лесом, разговоры разговариваем, загадки друг другу загадываем. Он мне про колдунью Ягу местные слухи пересказывает, о том как, преодолев страх, ходят к ней за приворотным зельем. Очень многим девицам она парней присушила. Почему-то сегодня Ждана очень занимала тема любви и приворота.
— Попроси, Богдана, у бабушки приворот. Даст она тебе ладанку с жабьей косточкой и ты любого парня в Бобровке присушишь. Будет не спать ночами, о тебе думать, в хоровод с тобой встанет, за руку возьмет. И если кто о тебе худое слово скажет, будет биться с ним смертным боем.
"Вот еще, — думаю — очень нужно, чтобы парни из-за меня на кулаках сходились. А если какой из них худое слово скажет, я и сама могу обидчика наказать по всем правилам дзюдо или самбо". И только тут заметила, что Ждан давно меня за руку взял, так и идем по лесу рука об руку, как жених с невестой. Ах, ты, молотобоец молодой, теленок мой ласковый! Красивый парень, одни голубые глаза чего стоят. Другая девка сама бы ему на шею бросилась, но мне нельзя, да и неровня средневековый дикарь, мне, ученой даме.
Но приятно с ним… И вдруг попросил меня:
— Расскажи еще, Богдана, как греческий бог земных женщин любил.
Настроение у меня было игривое, дай, думаю, расскажу миф о Леде и лебеде, потешу его сексуальный интерес.
— Часто терпела обиды Гера от своего неверного мужа Зевса. Так было, когда Зевс полюбил прекрасную Леду, которая была женой царя Спарты. Говорят, что Леду отдали замуж, не спросив ее согласия. Отец Леды отдал замуж Зв соседа свою молоденькую дочь в благодарность за помощь в победе над врагами. Она не хотела, да кто ж девушку будет спрашивать. А потом появились и дети.
В грусти и печали прогуливалась она однажды по берегу реки, свое отражение в водах рассматривала, о тяжелой замужней доле слезы проливала. Присела Леда отдохнуть и вдруг тень скрыла ее ото всех, как густой туман.
"Как же это, — подумала Леда", — ведь не бывает такого тумана летом.
Но она не испугалась, продолжала сидеть в этой прохладной туманной тени. Лето было жаркое, и Леда пользовалась любой возможностью, чтобы снять с себя одежды. И сейчас, с закрытыми глазами Леда сидела обнаженной. Ее тело чувствовало сырость земли под травой и это было очень приятно.
В это время Зевс по своим делам божественным мимо пролетал. В самом расцвете красоты Леда. Увидел он голую красавицу и сказал себе: "эту женщину я потопчу и залью в ее живот свое семя". Заколотилось его сластолюбивое сердце.
В своем истинном величии к смертной женщине он не мог подойти: ослепнет, бедная, от света ярче солнца, оглохнет от грома. Да и не пристало богу свой лик земным жителям показывать. Вот и превратился Зевс в лебедя белого. Шорох почудился Леде… Все явственней. Она хотела посмотреть, что это там, но туман стал совсем густым.
Она чувствовала приближение кого-то, к ней прикоснулись легкие прохладные пальцы… Нет, это не пальцы, а большие крылья… Голос тихий, но гремящий дальней грозой, позвал: "Леда"! И она вздрогнула и, прикрывая ладонями свои женские места, прошептала. "Кто это? Кто это здесь со мной"?
Ее руки нашли в тумане что-то мягкое, пощупали. Да, крылья. А вот и длинная шея лебедя и клюв, который ущипнул ее за сосок груди. Огромное трепещущее тело лебедя прижалось к ее животу, крылья уперлись в ее плечи, и Леда откинулась на спину. На бедра ее наступила кожистые прохладные лапы, а лебедь оказался у Леды между ног.
Хоть и лебедем был в тот момент Громовержец, но любил-топтал он Леду долго и сильно. Где там законному мужу сравниться! У Леды замерло дыхание в груди, и стала она двигать задом в лад с толчками громадной птицы, которая топтала ее, как голубь топчет голубку… Не крик, а стон наслаждения вырвался у нее и слился с криком лебедя…
Слез с нее лебедь и Леда опять стала чувствовать свое тело, травинки под ней опять стали колоться… Туман рассеялся и стало видно, по воде плывет лебедь. Вот он поднялся в воздух, разбрызгивая воду так, что над прудом встала радуга.
Понесла Леда от Лебедя, то бишь от Зевса-Громовержца, и была беременной больше года. Это тяготило ее, пугало мужа и вызывало толки в городе. Но вот, роды начались. Привычная боль пришла как облегченье, все как обычно, все это уже было с другими детьми. С последним криком она выдохнула из себя боль. Но теперь закричала повитуха:
— Яйцо! Ледая, вы снесли яйцо!
Так как в момент зачатия Громовержец был птицей лебедем, то не ребеночка родила Леда, а снесла яйцо. На крик прибежал муж. Повитуха показала Леде большое белые яйцо. И пошли по нему трещины, которые набрали силу и сломали оболочку, осколки посыпались на пол. Повитуха стояла не дыша, вытаращив глаза на младенца, который вылупился из яйца. Царь взял ребенка и увидел, что это девочка. Никогда еще не рождалась более совершенная красота. Девочку назвали Еленой, а когда она стала девушкой, ее прозвали Распрекрасная.
Как отнесся муж к измене жены? Он понял, что жена могла родить столь необычным способом, только изменив ему с богом. Скорее всего, он не посмел даже рыкнуть на неверную жену. Боялся, что Громовержец обозлится, громы нашлет на их город. Вот и воспитывал Елену, как дочь свою собственную. И замуж выдал.
Так что история прекрасной Леды поучительна. Захочет женщина мужу изменить, пусть хорошенько подумает, с кем это сделать. Ошибется — головы не сносить. Если с богом изменит — родит красивых детей, которые станут знаменитыми. Столько веков прошло, но эта история все будоражит умы и женщин, которые все ждут своего Лебедя, и мужчин, мечтающих оказаться на его месте. Но люди все равно осуждают Леду за измену, пусть даже и с богом она согрешила.
Прочла я Ждану, когда-то слышанное мной стихотворение. Слушал меня Ждан, затаив дыхание, а потом вдруг полюбопытствовал этот дурачок:
— Богдана, а ты бы под такого бога-лебедя легла? — спокойненько так спросил — что тут такого удивительного, лечь девушке под лебедя для оплодотворения.
И залилась я краской от смущения:
— Ждан, разве о таком спрашивают, разве такое девушке говорят? Да богу и не нужно согласия — не будем об этом говорить.
Любая девушка (если у нее все в порядке с физиологией) временами задумывается, о предстоящей потере девственности. И я не исключение, иногда размышляю, как это будет ПЕРВЫЙ РАЗ: днем или ночью в постель ляжем; будет свет гореть или его выключим; он меня разденет или я сама сниму последнюю преграду трусиков; о чем после ЭТОГО говорить будем. И больно мне будет или не очень. Нормальные девичьи мысли.
Разыгралась фантазия, которая доведет меня когда-нибудь до инфаркта. Представила, как оприходовал и оплодотворил меня громадный лебедь. Так и вижу: купаюсь я в реке, подплывает лебедь, выгоняет на берег и клювом стаскивает с меня трусики. Потом за соски щиплет, принуждает занять нужную позу. Только вот какую? Надо будет на спину лечь и колени поднять-раздвинуть. Или он меня на четвереньки поставит, на попе лапами утвердится, подогнет гузку и введет в меня семя. Интересно, какой у лебедя мужской член? И опять фантазирую, как снесу яйцо и оно, выходя, будет раздирать мое тело. Насколько большое оно будет?
Расфантазировалась, псих несчастный. Хорошо, что люди не умеют мысли читать, при моей пылкой фантазии я бы со стыда сгорела, проникни в них хоть кто-нибудь.
За этими разговорами мы не заметили, как тучи собрались. Когда переходили большую поляну, прихватил нас летний дождь — короткий, но спорый. Пока бежали до ельника, я промокла до самой кожи, нитки сухой на мне нет. Ждан оказался предусмотрительным, уходя из дома, надел сверху плотный армяк. Спрятались под елкой, сверху на нас не капает, вся вода по еловым лапам стекает, а ветер холодный. Мокрая рубашка тело облепила, мои груди во всех деталях обрисованы. Распахнул Ждан свой армяк и я, не дожидаясь особого приглашения, прижалась спиной к широкой груди будущего кузнеца. Полы армяка мой спутник запахнул — будто и не обнимает меня и, в то же время обнимает, к себе прижимает. Тепло, уютно.
Опустились тихонько его руки, плотно обвили мою талию, а я спиной и филейной частью к нему прилипла. Чувствую, как напряженный член Ждана в мою попку упирается. Замерли мы, стоим неподвижно, и стыдно нам, и приятно. "Томление молодых тел" — вертится у меня в голове. Не могу пошевелиться…
Двинулись вверх руки Ждана, медленно-медленно ползут по моему животу, подбираются к холмикам грудей. А я локти оттопырила, чтобы не помешать ненароком их движению. Остановились руки на последней границе и спрашивают: "можно"? Я трусь затылком об его щеку: "можно, продолжай, пожалуйста". Молчаливый, но увлекательный разговор идет между нашими телами!
И вот впервые в жизни мои грудочки лежат на ладонях мужчины. Ну, пусть не мужчины, а молодого красивого паренька. Ладони, широченные, как чайные блюдца, легонько приподнимают мои верхние полушария. Мне хорошо, но приятно и ладоням, приятно большим пальцам, которые нежно поглаживают сквозь рубашку девичий фасад. Моим нижним полушариям тоже приятно, в складку между ягодицами упирается его напряженный хулиган. Высоко упирается, не пытается хулиган опуститься ниже, не покушается на мою девичью невинность. Хулигану и так хорошо: его впервые близко допустили к девичьему телу. Моя попа сама оттопыривается навстречу робкому хулигану: "упирайся в ложбину, раздвинь мягкие половинки".
— Ты красивая. — Шепчет Ждан в мое ушко.
Захотелось мне в глаза Ждана посмотреть, повернулась в кольце его рук и встала глаза в глаза, губы в губы. Кое-какое умение целоваться у меня, конечно, было, но этот поцелуй… Много лет с тех пор прошло, но я до сих пор его помню.
— Назовись моей — шепчет-просит ласковый мальчик.
Ну вот, испортил удовольствие! Так сразу: "будь моей", а там и в постель, ляжки под ним широко раздвигать, детишек ему рожать, хозяйство домашнее вести — стирать, хлебы печь. Мне просто ласка его была приятна, но без дальнейшего продолжения. Отстранилась от Ждана.
— Чьей мне быть, нужно спрашивать родного батюшку — волхва, что меня к вам привел. А сейчас нам торопиться надо. И мы заторопились, избегая глядеть в глаза друг другу.
Долго ли, скоро ли, как говорится в сказках, добежали мы до избушки. Она, и правда, на курьих ножках, только не на двух, а на четырех. Четыре толстых пня от высоко срубленных деревьев, а на них в давние времена утвердили сруб избушки. От земли до двери лесенка невысокая, из трубы дым идет, значит, хозяйка дома.
Мы стоим перед лесенкой, кланяемся закрытой двери.
— Поздорову ли бабушка Яга. Мы к тебе с нуждой-докукой пришли.
Выглянула в дверь настоящая Баба Яга. Ну, Ольга Петровна, вот замаскировалась. Ей на самом деле 35 лет, в Институте она и выглядит на этот возраст. А здесь… Пегие волосы прядями из-под головного платка выбиваются, желтый клык изо рта торчит, глубокие морщины на лице появились.
— Здравствуй, добрый молодец с красной девицей, какая у вас может быть нужда, вы от дела летаете, под елками обнимаетесь. Ишь, губы то зацелованные. Да, не бойтесь, я вас варить не буду, я сегодня сы-ытая.
— А ты как узнала, что мы целовались? — У Ждана от удивления глаза на лоб лезут.
— А я все знаю. Знаю, что у Богданы родинка на правой ляжке, а вторая под левой титей.
Можно подумать, что Яга пытается девушку смутить, рассказывая об ее родинках. Но фраза рассчитана на Ждана, он в бане все мои родинки рассмотрел, но ему невдомек, что мы с Ольгой Петровной давно знакомы. На ежегодной медкомиссии вместе от одного врача к другому голяком ходим. Мои "особые приметы" ей хорошо известны.
Передали мы ведьме поклон от нашего батюшки.
— Ладно, уважу, — ответила Баба Яга, замаскированная Ольга Петровна, — вы домой поспешайте, а я вперед вас буду.
Спешим домой, а Ждан мне говорит:
— Какая ты смелая, Богдана, не забоялась Яги, а я от страха чуть было не убежал, и сейчас еще душа трясется.
"Все же женщины от природы смелее мужиков — думаю я, — нам за детей горой стоять, беречь и лелеять их днем и ночью. Это вам не мечом махать и подвигами хвастать. По сравнению с нами женщинами мужики народ неполноценный".
Мы добрались до дома, а бабушка Яга уже в избе. Я не знаю, какими средствами передвижения была снабжена Ольга Петровна, меня в такие тонкости не посвящали. Но у родителей моих названных осталось полное впечатление, что прилетела к ним бабушка на метле, далеко обогнав резвую на ноги молодежь.
Баба Яга — Ольга Петровна — с Любавой беседует, заговор какой-то ей напевает и по волосам гладит. А Любава сидит на лавке как копна, на отечном лице пятна коричневые, огромное пузо руками поддерживает и смотрит на Ягу телячьими глазами.
— Не оставь меня, бабушка, помоги.
На второй день утром схватилась Любава за своей раздутый живот и охнула. Все понятно, рожать время пришло, надо баню для этого дела готовить. Для всех работа нашлась: Веселка полотно на свивальники режет, Ждан воду из реки таскает, я в бане прибираю, а будущий папаша под ногами путается, места себе не находит. Скребу банный полок, кипятком обмываю, а Ольга Петровна за моей спиной с какими-то горшочками на скамейки ворожит.
Вдруг шлепнула меня по мягкому месту и спрашивает с максимальным ехидством:
— Что, Анна Николаевна, нажгли розгами твой задочек, долго попа болела? Хочешь я, в качестве оплаты за работу, попрошу, чтобы тебя еще раз высекли, да посильнее. Влюбленным девушкам оч-чень хорошо розги помогают.
Обернулась я, хотела чем-то обидным ответить, но сидит, пригорюнившись, старая ведьма с грустными глазами Ольги Петровны. Такой взгляд у нее бывает на ученом совете, когда диссертант какую-нибудь глупость скажет.
— Ты думаешь, я молодая не была? Да я того дружинника до сих пор во сне вижу, потому и осталась старой девой. И ему без меня счастья не было… В тебе кровь играет, и мой совет напоследок: вернешься домой и сразу выходи замуж — хоть за кого, но привяжи себя к семье, к дому.
"А к кому себя привязывать" — думаю. Нет у нас в Институте такого красивого и желанного. Правда нравится мне Кир-Кир, но он от своей жены никуда. Соблазнять его, это впустую время тратить. Зря стараются красотулечки лаборантки, вертятся перед ним, он "Кир НАДЕЖНЫЙ".
И что он в своей жене нашел: толстая, глаза, как у коровы. Работает в нашей библиотеке, но все интересы замкнуты на муже и трех мальчишках-сорванцах. Она молча ревнует Кира ко всему — к работе, друзьям, к любой заглядевшейся на него женщине. Как только вокруг Кира начинают крутиться лаборанточки, она объявляется тут как тут и молча вздыхает: "Безобразие! На пять минут нельзя мужа без присмотра оставить"! Когда Кир-Кир возвращается из экспедиции, она обязательно ждет его у стартового комплекса и сразу эта туша вешается ему на шею, никого не стесняется. Дождется окончания устного рапорта и тащит за руку домой, к столу с заранее наготовленными вкусностями. Те, кто бывалу них дома уверяют: стряпает жена Кир-Кира так, что язык проглотить можно.
Говорят, что мужчина любит глазами. Фигушки! Они судят о женщинах своими желудками, да членами торчащими.
А тем временем голая Любава лежит на полке слегка протопленной бани и воет в голос. Я стою около и твержу:
— Дыши, Любава, дыши сильнее, тужься, тужься.
Ольга Петровна меня взяла помогать, категорически заявив:
— Сделает тебе Ждан ребеночка, будешь сама рожать, да вот в такой баньке, тогда эти знания тебе пригодятся.
Это Ольга Петровна продолжает психологическое давление, чтобы всякие игривые мысли из моей головы испарились. Но я и не собираюсь обзаводиться ребенком, да еще от Ждана. Фи! Когда-нибудь потом, после защиты докторской диссертации найду себе подходящего мужа и рожу, но только одного, никак не больше. И рожать буду в хорошей клинике, пусть все средства врачи используют, чтобы ребенок из меня выскочил, как по маслу.
Настала верхушка лета, на Руси справляют Ивана Купала, которого православная церковь успешно пытается заменить Ильей Пророком. Купальская ночь пережиток язычества и справляют ее потихоньку. Священники делают вид, что ничего не замечают, а потом на исповеди со вздохом отпускают парням и девушкам грех: "Отпускаю тебе, отроковица, грех блуда купальского. Иди и больше не греши". Они и не будут больше этим грешить: подобрались, спознались парочки. Скоро сватов зашлют в дом невесты, а по первому снегу приедут они к тому же попу венчаться. Но родители могут и не одобрить купальский выбор паренька, найдут ему другую невесту — в этом вопросе последнее слово за отцом с матерью. Тогда через месяц-другой после купальской ночи парочки перетусуются и поведет паренек под венец совсем не ту, с которой миловался.
Ночи стоят душные, в доме ночуют только Веселка и Любава с новорожденным сыночком. Сам батюшка Мужила спит на сеновале, Ждан в сараюшке, а я ночую в предбаннике. Почти каждый вечер Ждан просится прийти ко мне "на беседу", Но я опасаюсь встречаться с ним в баньке, где он столько раз видел меня голой. Наведет банька на грешные мысли и попытается Ждан взять мою девичью невинность. Не то, чтобы я боялась насилия, сумею отбиться, но так приятны его ласки, что я за себя не ручаюсь, могу не устоять. Раньше я придавала мало значения своей девственности, но обстановка 12-го века привела к "переоценке ценностей".
В купальскую ночь мы не пошли в хоровод молодежи: гулять парой по ночному лесу, кормить друг друга ржаной горбушкой. Наши эротические свидания проходят в кустах. Когда старшие заснут, я выхожу в одной нижней рубахе, с голыми до плеча руками и широким вырезом спереди. Тихонько пробираюсь огородом, Ждан по хозяйски обнимает меня. Прижимаюсь к его широкой груди, и рука Ждана спускается на нижнюю часть моей попы — самую круглую, самую мягкую часть. И замерла там, а потом, держась за этот "руль", Ждан разворачивает меня и направляет движение к заветным кустам.
Я тесно прижимаюсь к Ждану, его руки обнимают за плечи и гладят мои грудочки. Мы целуемся, целуемся… Находим укромное место, садимся и начинаем с упоением друг друга ласкать. Ждан стремиться к моему голому телу, нет, он не задирает мой подол, не заголяет ту, которая ему доверилась в эту ночь. Мы лежим лицом друг к другу, мой кавалер запустил обе руки в вырез рубахи и взялся за мои грудочки. Какое упоительное ощущение!
Но и я действую. Поглаживаю через штаны напряженный ствол его хулигана, чувствую, как в нем толчками пульсирует кровь. Такого мой кавалер не испытывал. Еще ни одна девушка не брала в нежные ручки его член. Держись, мой ласковый, сегодня я тебя замучаю, выжму досуха. Шепчу ему:
— Ждан, милый, сосочками поиграй.
Он от возбуждения меня не слышит. Рука пустилась в странствие под рубахой, по долине между грудочек, по гладкому животику (эх, пупок не погладил), туда, где плотно сжатые ляжки становятся животом. Надо же, через ворот дотянулся до лобка, перебирает на нем волосики. Нащупал под лобком складочку, убегающую вниз, между бедер. В бане он не мог ее разглядеть — я всегда сижу, плотно сжав ляжки — и теперь он изучает ее руками. Вложил палец в складочку и пытается просунуть его между ляжек.
— Ждан, не надо, это заветное — прошу я.
Обычно такие слова его останавливают, знает, в случае непослушания, и кулаком может получить. Но сейчас его палец нащупал язычок клитора — я охнула и выгнулась. Ждан в недоумении, не знает, какой важной детали он коснулся. Замер, приподнялся надо мной, испуганно спрашивает:
— Богдана, тебе больно? Я что-то не так делаю?
"Теленочек ты мой, ничего-то ты не знаешь". - второй рукой, не занятой игрой с его хулиганом, я прижимаю пальцы Ждана, вдавливаю их в щелочку.
— Нет, не больно, а очень ХОРОШО! Не отпускай, еще трогай там… Пожа-а-а-луйста!
Моя ладонь скользит вдоль ствола хулигана, возбуждает его, Ждан непроизвольно начинает двигать тазом вперед-назад. Мы одновременно испытываем оргазм, на штанах Ждана расплывается липкое пятно. Сил нет… Лежим упершись друг в друга лбами и никак не можем отдышаться.
Вернулась в баньку почти на заре и только тут обнаружила, что потеряла нашлепку за ухом — тот самый чип: приемник-передатчик-устройство срочной эвакуации. Теперь ни отчет послать, ни сбежать через века от опасности. Ох, и будет мне нагоняй в Институте. И Кир-Кир такого разгильдяйства мне не простит. А, может, не будет он писать рапорт, разложит меня на сухом бугорке среди болот и выпорет ремнем за все художества, как ту аспирантку. И что это постоянно происходят со мной неприятности.
На утро, не выспавшиеся работаем в кузнице, получаем окрики и тычки от Мужилы за нерасторопность. "Ох, надо не ходить сегодня на свидание, хочу отоспаться" — думаю после очередного подзатыльника. Кузнец смотрит на меня неодобрительно, бормочет: "верченая девка"…
ОПЯТЬ ВЫСЕКЛИ
За тягу к старым богам, к язычеству жаловался поп на нашу семью бобровскому воеводе. Не добился осуждения со стороны боярина: тот постоянно требовал от кузнеца наконечников для стрел, насадки для копий, а это ЖЕЛЕЗО. Добывают железную руду в болоте, которое хранит болотница, сиречь — кикимора. Как же не прикармливать ее кузнецу. Задолго до моего появления в этих местах судили-рядили досужие языки:
"Любится кузнец с болотницей, потому много руды в болоте находит, доброе железо из нее плавит".
"Как же с ней любиться, ведь кикимора рожей страшнее смерти, ноги козлиные, ни титек, ни пышного зада, наверное, и женской дырки нет".
"А она обернется. Сидит на кочке болотной девушка красоты писанной. Ворот рубашки распущен, и тити налитые наружу выставлены. Просит; подойди, добрый молодец, поцелуй их. А волосы на голове зеленью отсвечивают… Страх какой! Кто испугается, побежит от нее, сразу в болоте утонет, а кузнец не забоялся, подошел и поцеловал титички, а потом задрал ей подол и лишил болотницу девичьей чести. А она ему в благодарность богатые болотной рудой места указала".
"Говорят, болотница ему дочку родила, ту самую, что сейчас в доме кузнеца живет".
С моим появлением слухи усилились, говорили, даже, что у меня есть хвост. И решили городские парни это проверить… В воскресенье вся семья пошла в церковь. Я достала из укладки медный крестик, подвязала шнурок короче, чтобы крестик был у самого горла, а не прятался между грудей под рубашкой. Но меня батюшка Мужила в церковь не взял, чтобы не злить лишний раз отца Гермогена. Я вознамерилась прогуляться по Бобровке, зайти к местной бабке травнице и выведать у нее кое-какие рецепты. Это была бы ценная информация. Неожиданно в узком переулке меня окружили парни, хватают за руки, кто пытается развязать пояс поневы, кто подол задирает. Требуют:
— Покажи хвост, болотница.
А кто-то еще крикнул:
— Парни, давайте пустим ее "цветком"!
Эта варварская забава мещанской и купеческой молодежи в глухих городках известна по материалам позднего, девятнадцатого века. Парни, скучающие в длительные церковные праздники, ловили в тихом переулке или за городом зазевавшуюся, отделившуюся от подруг девушку. От этой забавы несчастную не спасало ни общественное положение отца, ни красота, ни наличие жениха. Девушке заводили руки за голову и связывали в локтях. В таком положении она не могла опустить руки и хотя бы немного прикрыться ими. Подол сарафана задирали над головой и завязывали узлом. После этого хулиганы просто уходили, покинув жертву на произвол случая. Это и называлось "пустить цветком".
Как я уже говорила, в то время под сарафаном не носили трусов и другого нижнего белья. Девушка, обнаженная от плеч и ниже, ничего не видела сквозь задранное на голову одеяние. Не могла даже спрятаться. Последствия для нее бывали самые ужасные. После такого позора ее никто не возьмет замуж, остается только в монастырь уходить. Ничтожной была надежда на доброго человека, который развяжет, отведет к родителю, ничего и никому не расскажет о ее позоре. Оказалось, что корни жестокой забавы уходит назад на многие столетия. Именно такую потеху сынки купеческие хотели совершить со мной.
По теплому времени я была босиком, сухая пыль переулка мягкая, как ковер в спортивном зале, и я взорвалась. Две руки и две ноги выстрели одновременно. И еще мой лоб, который впечатался в чью-то переносицу между похотливых глаз. Меньше одной минуты длился бой, после которого буквально: "пятеро лежали, трое убегали".
Из пятерых четверо в ужасе пытались отползти от меня, и только один поднялся и, размазывая кровавые сопли, сказал:
— У, бессовестная.
Купеческие сынки никому не пожаловались — слишком стыдно им было, что восьмерых здоровых парней побила одна девка. Утром на другой день Мужила только погрозил мне пальцем:
— Мало я тебя высек. Твое счастье, что не жаловались купцы воеводе. Будь их жалоба, высекли бы тебя не моей рукой, а служки воеводы и не в родной избе, а на дворе на позор всем, кто соберется.
Ну, вот, опять провинилась. В последнее время Мужила на меня косится, думает, что это я Ждана присушила. Основания для недовольства у него были. Подхожу утром к воротам кузницы и слышу разговор отца и сына:
— Батюшка надо бы леса навалить на новую избу — говорит Ждан отцу.
Брякнул молоток о наковальню. Отец удивленно спрашивает:
— Это зачем?
Ждан чувствует, что не понимает батюшка намеков.
— Жениться хочу. Отдай за меня Богдану!
Надо же! Без меня, меня сватают, мою судьбу решают! Ну, феодалы, домостроевщина!
— Забудь о ней сынок, не ко двору тебе будет такая жена. И решать ее свадьбу не мне, а волхву Заболотному, будь он неладен со своим железом! — сердито ответил Мужила.
С этого момента Мужила искал способ нас поссорить и прекратить любовные игры, о которых он, конечно, знал. План был дьявольски хитер, но и я, сама того не желая, помогла ему, совершив очередной проступок. Зациклилась я на железных закаленных клинках ножей, к изготовление которых Мужила меня не подпускал, говоря: "не женское это дело ножи ковать".
Мой план состоял в том, чтобы изготовить первый клинок, пока кузнец с семьей стоит в церкви длительную воскресную службу и посещает в Бобровке дома своих добрых знакомых. По моим прикидкам кузнец с женами и детьми будет отсутствовать часов пять-шесть. Этого времени будет достаточно, чтобы науглеродить полосу кричного железа, отковать клинок и закалить его. Но кузнец вернулся значительно раньше и еще издали все услыхали звон молотка. Заглянул Мужила в кузницу и поймал меня прямо на месте преступления. Я его таким злым еще не видала, как он удержался и не изуродовал на месте названную дочку пудовыми кулаками. Повертел в руках мою заготовку, вздохнул:
— Испортила железо.
Больше ничего не сказал. За воскресный ужин сел мрачнее тучи. Вся семья ложкой боится брякнуть, сидим тихо, как мыши под веником. После ужина батюшка названный сказал свое слово:
— Надобно высечь тебя, Богдана за все проделки. И субботы ждать не будем, завтра же и ляжешь на скамейку. Ты, Ждан, высечешь ее крепко, чтобы задом и ляжками вертела.
Задумка его понятна: хочет унизить меня перед своим сыном, за одно и его волю сломать, после этого ни о каких любовных свиданиях не будет и речи.
— Батюшка, — я взмолилась — в твоей власти нахожусь, высеки меня, коли виновата, но почему Ждан? Как мне под его розги ложиться?
Бледный, как полотно Ждан тоже подал голос:
— Я не буду…
Грохнул кулаком по столу Мужила:
— Мое родительское слово крепко и детей должен учить и наставлять.
Не выйдет сын из воли отцовской. Опустил Ждан глаза, на меня не смотрит. У, предатель! Раньше ласкал, мял мои ягодицы, будто месил тесто, а теперь выпорет любимую, как маленькую девочку. Сты-ы-ыдно!
И пошла я в ивняк розги нарезать. Наготовила целую охапку. Принято заготовлять прутья с запасом, больше, чем потребуется для порки. Замочила в кадушке, надо прутьям в воде хотя бы сутки простоять, чтобы были гибкие, на теле крутые места огибали. Хорошо, что здесь не мочат розги в рассоле — соль слишком дорога — а то почесалась бы моя попа после такой порки.
Назавтра вытерла я скамейку и после ужина вынесла ее во двор, чтобы моим криком не беспокоить новорожденного. Поставила около скамейки бадейку с розгами — готово для моей казни Лобное место. И опять я стою около скамейки. Поглядел Мужила строго на моего партнера по эротическим забавам: "начинай", Ждан встал и выдавил из себя:
— Ложись, Богдана, на скамейку, принимай научение — все слово в слово повторил за своим скверным папашей.
Меня злость душит: "Не покажу страха, устрою вам представление". Не торопясь заголилась "смотри Жданушка на тело складное девичье, больше не придется тебе его ласкать". Легла на скамью ногами и попой к батюшке, чтобы сразу видел полосочки красные, оценил работу-старание своего сыночка.
Встал надо мной Ждан, погладил попу:
— Научаю тебя, старшая сестра Богдана, за непослушание батюшке, за драку с купецкими сыновьями. — Не прибавил, паршивец, что секут меня и за то, что с ним миловалась.
И обожгла розга мои половинки. Не получается отключиться, проникает боль через поставленный мной барьер. Сечет меня Ждан, старается батюшке угодить (больно!), кладет каждую следующую полосочку вплотную к предыдущей (ой, больно!), не оставляет промежутков (ой, как больно!). Рука у него тяжелая, да и старается, паршивец, на совесть. Сам Мужила меня гораздо легче порол. Попа огнем горит, и начала я кричать:
ВЖИК!
— Ай!
ВЖИК!
— Ай-й!
ВЖИК!
— Ай, братец Жданушка!
ВЖИК!
— Ой, прости, батюшка!
Розга истрепалась и взял братец новый прут, потом третий, четвертый…
ВЖИК!
— Ой, мамочка родимая!
Не знает моя мамочка, массажистка в нашей клинике, что лежит ее доченька под розгами в далеком прошлом, в начале двенадцатого века. Ой, жестокая эпоха, ай, люди черствые душой!
Не осталось места на ягодицах (Ааа!), начал этот слюнтяй трусливый (Ву-у-у!) меня по ляжкам пороть (Ой-ой!). Тоже место мягкое (Оу-у!), тоже от взгляда парней сокрытое (У-у-у!) и для розги вполне пригодное (Ай-ай!). И особенно больно, когда розга попадает по тому месту, выше которого ляжки уже попкой называются (Ой-ей-ей-ей!).
ВЖИК!
— Матушки миленькие, Веселка и Любава, пожалейте меня!
ВЖИК!
— Ай! Не бей по ляжкам!
ВЖИК!
— Батюшка, миленький, прости меня окаянную!
Высек меня, родимый, симпатия моя, так, что подняться не могу. Это он от страха перед отцом старался, терзал мое тело, трус поганый. Но нужно подниматься и СМИРЕННО благодарить за порку жестокую, за науку. Кипит во мне злость на этих средневековых извергов. Я вам покажу смирение!
Встала со скамейки, горят настеганные мягкие места тела девичьего. Низко поклонилась Ждану, который все еще прут в руке держит:
— Спасибо младший брат за научение. И дальше секи меня розгой, воспитывай дуру поротую. — Взяла его руку и поцеловала. — Спасибо тебе розга, что мной не побрезговала, через зад мозги на ум наставила. — И поцеловала прут.
Повернулась спиной к Ждану и поклонилась Мужиле земным поклоном, ладонью пола коснулась. Сейчас к Ждану моя настеганная попа обращена, между ляжек нижние губки выглянули. "Смотри, предатель, в последний раз на тайность девичью. Не трогать тебе ее руками, не прогуляется твой член по этой складочке, не тебе порвать мою целку".
— Спасибо, батюшка названный за науку, спасибо матушки.
Два дня отлеживалась на животе в предбаннике. К столу не выходила, Веселка мне харчи приносила, и я ела стоя на коленях. А на третий день явилась в кузницу.
— Батюшка — сказала я смиренно, не поднимая глаз — секи меня хоть каждый день, но позволь докончить клинок ножевой.
Вздохнул Мужила, посмотрел на меня, как на совсем пропащую, бестолковую.
— Балуйся, заготовка все равно испорчена. Но помни: не будет доброго клинка, так тебя высеку, что небо с овчинку покажется. И не только по заднице и ляжкам, переверну и по титькам розами постегаю.
Проглотила обиду и начала работу. Меня учили, что лезвие из кричного науглероженного железа нужно закаливать в растительном масле. А масло прежде нужно на малом огне проварить почти до состояния олифы.
Есть в моей укладке серебряная монета — дирхем булгарский чеканки. На крайний случай ее берегла. Пошла в город и купила бочоночек льняного масла, около десяти литров. Выпросила у Веселки один из глиняных горшков, сложила около кузницы печурку и два дня с утра и до темна варила масло пока оно не стало густым. Мужила смотрит на мои хлопоты, головой качает: "Совсем сдурела девка. Где это видано, чтобы кузнецы олифу варили".
Нагрела откованный клинок, закалила в масле, наточила и подала Мужиле.
— Опробуй железо.
Он поставил острием вверх лезвие своей ковки, а на него острием мой клинок. И ударил по обуху молотком. Крепко ударил кузнец и почти перерубил свое лезвие, а на моем ни зазубрины. Смотрит удивленно и чешет в затылке: небывалое дело, легкомысленная девка, которой только бы по кустам обниматься-целоваться изготовила нож небывалой остроты и твердости. Потом носил мою работу в город, другим мастерам показывал. Пробовали их клинки, но и они не устояли против моего. "Что за чудо, какое СЛОВО знает эта девка?" — говорили мастера.
И потянулись в нашу кузницу бородатые степенные ковали смотреть мою ковку и закалку в масле. А я и рада, делюсь секретами, научаю опытных кузнецов. Двух дней не прошло, как утвердилась моя слава кузнеца. А Мужила привез мне из города настоящую шелковую (!) ленту в косу, которая огромных денег стоит. Поцеловал в лоб и сказал:
— Прости, дочка.
С того момента мне и место в кузнице и сладкий кусок за столом, и в церкви стою с алой лентой в косе — попробуй, поп Гермоген, только возразить — моей ковки ножи воевода заказывает.
А Ждану я не простила, разговариваю с ним только по делу… "Влюбленным девушкам оч-чень хорошо розги помогают" — вспоминаю слова нашей Бабы Яги, старшего научного сотрудника Ольги Петровны.
НАБЕГ
В тот страшный день я с утра помогала по дому Веселке — девичьих обязанностей никто не отменял — потом в кузницу пошла. Только начали готовиться к закалке лезвий, во дворе крик и ржание коней.
Прозевал боярин, воевода Бобровки нападение булгарского отряда, не предупредили его передовые посты. По утру открыли городские ворота и отправился народ по своим делам — бабы и девушки на реку пошли на реку белье стирать, мужики сети рыболовные проверять, а некоторые в луга за сеном поехали. Вот и прихватил их булгарский загон. Побежал народ к воротам, а всадники догоняют, хлещут баб и девок плетьми. Два-три раза хлестнет и падает баба на землю. Воин ее перекидывает через седло, еще несколько раз по заднице приласкает "лежи, не дергайся"! Эти слова они по-русски все знают.
Из леса телеги выехали, на некоторых клетки большие стоят для полона. Подъедет всадник к телегам, сбросит с седла полонянку и начинает погоню за другой. Мужиков, которые отбивались, порубили саблями, остальных ловят арканами и волокут к телегам.
Городские ворота стража успела затворить, не ворвались булгары в город, но и спасать своих малочисленная дружина из города не вышла. Булгары, ясное дело, лезть на стены под стрелы и копья не захотели и принялись грабить подворья вокруг Бобровки. Тут они и на наш двор напали.
Наш двор сразу наполнился конными булгарами. Жены Мужилы успели с детями затвориться в доме, но булгары бьют в двери бревном, как тараном, поджигают факелами солому на кровле. Кузнец с сыном выскочили во двор в безнадежной попытке отогнать врага, защитить близких. Я задержалась в дверях, помня наставление Кир-Кира: "в случае набега ты не высовывайся"… Чип я потеряла и экстренная эвакуация невозможна. Значит, нужно прятаться в кузнице среди мешков с болотной рудой, навалить на себя сверху мешки с углем и ждать, когда враги уберутся восвояси. Кузница врыта в землю, крыша покрыта пластами дерна — зажечь ее не удастся. Что касается кузнеца и его семьи, то стоит ли ради них рисковать головой?
Рассуждаю так и выглядываю в дверную щелочку. На Мужилу булгары насели, как собаки на кабана, Ждан колом отмахивается. И тут рубанули его по голове саблей…
И я не стерпела, выскочила во двор защитить его.
— Жданчик, милый, хороший! Пори меня розгами хот каждый день, но только живи!
Налетела на того булгарина, который Ждана зарубил. Он обернулся к набегавшей на него девке с растрепанной косой, схватил меня в охапку.
— Хороша девка, славная добыча!
Одной рукой схватила его за гнилозубую челюсть, второй за бритый затылок. Резкий поворот. Хруст сломанных позвонков. Труп! Второго пнула ногой в живот, да разве в валенках можно как следует пнуть — жив остался басурманин. И тут накинули мне на шею аркан-удавку, потащили волоком, почти задушили. И связали, затолкали в клетку с другими полонянами. И поехали мы в булгарское рабство.
ПОЛОНЯНКА
Телеги с полоном въехали в булгарский городок. Мои глаза зафиксировали кирпичные строения: мечеть с минаретом, караван-сарай, общественную баню. Это были элементы мусульманской культуры, а не прежнего быта кочевых племен. Однако большая часть домов в городке деревянные, построенные из сосновых бревен, а крепостные стены сложены из дуба. Берегутся от русской мести, мерзавцы!
Телеги, на которых сидели полоняники остановились на площади перед кирпичными хоромами бия. Далеко обогнавшие нас всадники уже известили повелителя об удачном завершении набега. Воины спешились и, щелкая нагайками, согнали нас к парадному крыльцу. В толпе я заметила испуганную Светланку, Веселку, которая выглядела старухой и Любаву, держащую на руках своего младенца. Ждан погиб на моих глазах, но теперь я уверилась и в смерти своего названного отца Мужилы. "Мир их праху" — как сказал бы поп Гермоген. Состояние подавленное, я потеряла человека, которого почти полюбила, несмотря на все различие в жизненном опыте и знаниях.
Общее число полоненных было невелико, видимо совершавший набег отряд не смог взять Бобровку и ограничился захватом посада и дворов, стоящих наособицу вне городских укреплений. О своей собственной участи я думала как-то отстраненно, без особого волнения. Возможно, причиной тому были усталость и шок от осознания того, что я стала бесправной пленницей булгар.
Окруженный взрослыми сыновьями и ближними батырами, бий Анбал сидел на высоком крыльце в лисьей шубе и в собольей шапке, несмотря на теплую сентябрьскую погоду. "Кичится богатством, мерзавец — подумала я. — Подождите душегубы. Если историки и летописи не врут, на следующий год князь Юрий Долгорукий с суздальским войском пойдет в поход на булгар и дотла сожжет этот городок. Впрочем, мне еще надо дожить до прихода русского войска".
Ближе всех к бию стоял подросток с хищным, пронзительным взглядом — судя по всему любимый сынок этого мелкого князька. Я еще не знала, что в скором времени попаду в его лапы.
Начинался важнейший момент набега — дележ добычи: захваченного скота, зерна и полоняников, в числе которых была и я. "Держись Анна Николаевна, сейчас узнаешь: отправят ли тебя в гарем или пошлют доить коров и сбивать масло для хозяйского стола". Впервые за всю свою карьеру историка я подумала, что, возможно, взялась не за свое дело. Может, стоило не рваться в авантюрную экспедицию, а тихо работать в библиотеке, выйти замуж за хорошего человека, родить ему детей.
Пленных по очереди подводили к Анбалу, который одним движением руки отдавал их тому или иному воину. Но на мне Анбал задержался. Я была одета в том, в чем меня взяли около кузницы: мужские штаны и рубаха, кожаная куртка, войлочный фартук и на ногах валенки. Лицо грязное, волосы растрепаны, короче говоря, видок еще тот! Но не даром вожди кочевников обладали умением с первого взгляда угадать истинную ценность добычи. Бий сделал знак кому-то в толпе и к нему с многочисленными поклонами приблизился молодой широкоплечий булгарин.
— Кузнец Абдула, ты куешь нам приносящие победу мечи, но нет у тебя женщины, которая грела бы твою постель. Возьми эту славянку, пусть она доставит тебе радость.
Абдула сдернул с бритой головы шапку и низко поклонился, потом схватил меня за руку (как клещами сдавил!) и потащил куда-то. Я спотыкалась — попробуйте летом быстро идти, почти бежать в валенках.
— Я не могу идти так быстро — сказала я ему по булгарски.
Абдула остановился и удивленно посмотрел на меня.
— Это хорошо, что ты говоришь по-нашему, не потребуется учить тебя плеткой. — и потащил меня дальше, правда с умеренной скоростью.
На краю городка стояла кузница и около нее изба из потемневших от времени бревен. Видимо ее построил отец или, даже, дед нынешнего хозяина. Абдула завел меня в сени и молча сорвал со своей собственности фартук и кожаную куртку. Я сама сбросила валенки и осталась босиком.
— Мама, посмотри, что подарил мне бий Анбал, да продлит Аллах его дни! — и с этими словами он толкнул меня в комнату, где у горящей печки копошилась старая булгарка, мать моего господина.
Я осмотрелась по сторонам. Изба, в которой кузнец Абдула жил со своей матерью, кроме обширных семей имела две комнаты и была на удивление опрятной. Глиняный пол застелен простеньким ковром, под стенами брошены подушки для сидения, Вдоль длиной стены широкая лавка со стопкой одеял и подушек. Видимо на ней спят. У короткой стены рулоном свернута кошма — это их постель. Круглый стол на коротких ножках поднят и прислонен к другой стене. При всей отчаянности положения пленницы-полонянки, которую князек подарил этому батыру, в моей голове вертятся сведения из недавно прочитанной книги: "Несмотря на переход от кочевого к оседлому образу жизни, булгары сохранили навыки прекрасных кавалеристов и многие элементы кочевого быта".
С талантами их кавалеристов я теперь хорошо знакома — налетели вихрем, накинули арканы и почти задушили ими. И ничем не могло помочь мое искусство рукопашного боя. Связали, затолкали полоняников в установленные на телегах клетки и быстро умчали в свои земли.
Старуха оторвалась от печи и уставилась на приведенную замарашку. Скорее всего, мой растрепанный вид не вызвал у нее восхищения. Абдула расстегнул пуговицы и стащил с меня рубашку, развязал гашник штанов и они упали на пол.
Вот и стою я перед своим господином голая, даже не пытаюсь прикрыться руками. Абдула не спеша повертел меня, осмотрел подарок князька, вздохнул и неожиданно спросил:
— Почему у всех славянок внизу шерстяная мочалка? Любой столб запутается в этой волосне. Разве так трудно женщине побрить желанное для мужчины место…
Вот паразит! Он не обращает внимания ни на мои девичьи груди, которые стоймя стоят без лифчика, ни на кругленькую попку. Его, видите ли, огорчает, что у меня не побрит лобок! Сдавил мне плечи железными руками и повалил на пол, на спину. "Ну — думаю — тебя собираются насиловать. Но арканов тут нет, сейчас я тебе покажу свое боевое искусство"! Только я успела схватить его за руку, Абдула приставил к моему глазу кривой нож.
— Лежи тихо, иначе будешь кривая на один глаз, а одноглазая жена мне не нужна. Отправлю тебя коров доить, огород копать, а под меня ляжешь как раба-наложница. Сейчас я побрею твою мочалку, и ты не дергайся. Потом дам тебе этот нож, чтобы брила сама каждый день. Если шерсть у тебя растет медленно, то можешь брить через день. Этим же ножом будешь мне голову брить, чтобы вошки не водились.
С этими словами Абдул широко раздвинул мои ноги и встал коленями на бедра. Больно! Лежу перед ним на раскоряку, как лягушка раздавленная, и все мои девичьи тайности наружу выставлены. Мой тиран обильно плюнул на руку и смочил волосики на моем лобке. Нож у него острее бритвы и срезает мою "шерсть" гладко. Но слюны у него хватило только на выпуклость лобка. И он приказал мне:
— Плюй и смачивай между ног складки своей долины.
Делать нечего, пришлось мне своей слюной смачивать кожу на больших губках. Абдул убрал колени с моих бедер и бреет мне в промежности до самого ануса. То на один бок повернет, то на другой. Одной рукой ногу мне задирает, вторая ножом скребет по самым нежным, самым интимным местам. А я на свои пальцы плюю и торопливо смачиваю кожу перед лезвием ножа.
Мать Абдулы стоит над нами, кивает головой и что-то удовлетворенно бормочет, довольна, что сын девушку приводит к национальному стандарту. Кончилась "парикмахерская процедура" но я все еще лежу широко раздвинув бедра и соображаю, как бы мне его вырубить. Это сделать просто, но как убежать: день и на улице полно народа. И хотя изба Абдулы крайняя в городке и рядом лес, но убежать не удастся — сразу поймают. Нет, побег нужно отложить на вечер, когда он вознамерится меня насиловать.
Абдула стоит на коленях между моих бедер, любуется побритой киской, потом начал гладить мои груди и пришел в лирическое настроение:
— Сахибджамал (красавица) — бормочет — умиде ман (мечта моя),
Старуха тоже нахваливает:
— Ба субхи руи ту башад (лицо твоё как утро). - рада, что ее сыну князек подарил красивую девушку. Будет у него жена и калыма платить не надо.
Все кочевые народы большие мастера слагать стихи и Абдула от полноты чувств над моим голым телом тоже выдал экспромт:
Ишь, раскатал губу на девичьи телеса, а саму то девушку спросили: хочется ли ей ложиться под булгарского батыра? Никто не спросил — она же полонянка, одушевленная собственность. А если не угодит, то могут ей и глаз выткнуть! Но сейчас нужно усыпить его бдительность, а там посмотрим, чья возьмет… И я выдала ответный стих:
Рассиропился, заулыбался балбес! Голая девушка на его вирши любовными стихами ответила. Глотает слюни в предвкушении момента, когда меня трахать будет. Все-таки наши предшественники экспедиционеры собрали богатый материал по фольклору булгар, а в институте под гипнозом эти сведения крепко вбили в мою голову. Таким же способом я усвоила культуру и традиции этого народа. Булгары считают, что сексуальная гармония всегда будет достигнута в браке. Женщина должна полностью удовлетворять мужчину, всем его желаниям подчиниться, а также хранить верность мужу. Считается, любовь между супругами непременно возникнет и укрепится в процессе совместной жизни. Жениться по любви вовсе не обязательно, фактически брак по любви даже противоречит традициям.
— Я рад, что ты покорилась — сказал Абдула и протянул мне нож — у каждой жены булгарского батыра должен быть нож для бритья. — Я приняла его с показной покорностью.
— Хороший нож — говорю — закаливал не в воде, а в масле и спрятала его под подушку.
У Абдула брови на лоб полезли.
— Откуда знаешь кузнечные тайны?
— Я батюшке в кузнице помогала, могу и с тобой добрые клинки ковать.
Покачал головой Абдула:
— Не женское дело железо ковать. Ты будешь подо мной ноги раздвигать и рожать мне много батыров.
— А если дочерей рожу?
— Они родят новых воинов батыров, чтобы крепко стояло ханство булгарское, чтобы никто из соседних народов не поставил ногу состязания на черту сопротивления.
Будь она проклята цветистость тюркских языков! Моя фантазия разыгралась: вижу множество маленьких смуглых и узкоглазых детишек. Нет уж, через сто лет уничтожит Батый булгарское ханство и перебьет моих внуков и правнуков. Не хочу рожать ему детей. Лежу перед ним голая, раскоряченная, с бритой киской и размышляю о судьбе своих внуков и правнуков. Совсем умом тронулась, девка.
Старуха подошла с тазиком, оттолкнула сына и начала обмывать мой бритый лобок и срамные губки. Потом кивком головы погнала Абдулу из дома:
— Возьми у Фатимы зеркало.
А меня она усадила на подушку над другим тазом, в котором плескалась какая-то черная бурда. Как оказалось, это была местная краска для волос: старуха пожелала перекрасить белобрысую славянку в масть черной булгарки. Ну и пускай, в институте мои волосы обесцветили под славянку, теперь буду черная, как булгарка. Только и всего, а вот что дальше будет… Выкрасила меня старуха, протерла голову на-сухо. А у меня мочевой пузырь вот-вот лопнет от переполнения.
— Аны (мама), — прошу я — дай мне одеться, мне по нужде на улицу надо.
Подала она мне коротенький халат без пуговиц и завязок, ляжки и до половины не прикрывает.
— Мама, как в таком халате из дома выйти, мне стыдно. — Распахнула халат и сразу стал виден низ живота и бритый лобок.
— Что из того, что твоя фардж видна мужчинам, ты ее охраняешь для мужа и другим мужчинам она недоступна. Это лучше, чем, ты прикроешь фардж, но позволишь доступиться к нему чужому мужчине. Подожди, я схожу вместе с тобой, мне тоже нужно в место отдохновения. Взяла старуха высокий кувшин — кумган, — из которого они подмываются и мы вышли с ней во двор. За домом плетень невысокий углом сделан, в углу ямка и несколько палок через нее переброшено. Над этой ямкой и присели, почитай на виду у всех прохожих. Потом пальцами подтерлись, подмыли задницы и из того же кувшина вымыли руки, поскольку ни сухой травы, ни пакли завалящей не имеется. Что за жизнь — ни туалетной бумаги, ни мыла!
Вернулись в дом, старуха нагнула меня — ноги прямые, а руки до пола достают — раздвинула половые губки и стала осматривать мою девственную пломбу.
— Бир тенги (единый бог)! — воскликнула она от удивления — ты оказывается еще ХИР — девушка! Как тебя не испортили славные воины бия Анбала, не лишили невинности.
Уй-бай, как повезло Абдуле, что добрый бий подарил ему девственницу! Мы простого рода, игеинчей (крестьяне). Сегодня он введет свой нефритовый столб в твою узенькую долину и станет твоя фардж настоящей. Ты родишь ему много батыров. И никто не посмеет сказать, что их родила измятая воинами полонянка. Сейчас я тебя накормлю, и ложись, поспи. Ночью Абдула тебе спать не даст, до утра будет пировать над твоим телом.
Накормила, спать уложила, а тут и Абдула заявился с небольшим зеркалом. Вручил его мне и сразу полез руками под одеяло к голому телу. Лежу и рассматриваю в зеркале свою новую прическу. Если не считать синяка под глазом и небольших царапин на лице, то выгляжу вполне прилично. Абдула времени не теряет, захватил полушария моих грудей и легонько мнет их, впрочем, больно не делает. Сдвинул одеяло до бедер, положил руку на самый низ моего живота и мечтательно прошептал:
— Колыбель богатырей.
Нужны мне все эти кандидаты в мужья и их матери! Ищут в свой дом покорную спину и детородное чрево, а мне еще докторскую диссертацию защищать предстоит. Но все же мои соски напряглись и выступили вперед маленькими ягодками. Они всегда подводят, на мужиков реагируют и напрягаются независимо от моего желания.
Абдула погладил мой пупок и занялся сосками. Вряд ли он имел заметный опыт обращения с женским телом, но интуиция ему подсказала правильно. Он начал легонько царапать ногтем мои ягодки, в которых каждый раз возникал электрический разряд, бьющий вниз, ТУДА и губки моей "фардж". Еще этого не хватало, кажется я потекла… Не отрываясь от этой забавы Абдула выдал новую газель в арабском духе:
Я не специалист в арабской поэзии, но кажется у него прирожденный талант стихотворца, а может быть это гормоны в нем играют. В качестве плагиата я ему ответила стихами Омара Хайама, пускай думает, что я поэтесса:
Абдулла распалился и вознамерился залезть на меня не дожидаясь ночи. Но я живой не дамся. Нож лежит под подушкой, пущу его в ход, а там, как позволит Аллах. Мать его прогнала из дома.
— Она не просто подаренная тебе полонянка, она девственница. Не спеши, дай ей отдохнуть, чтобы в первую ночь, когда ты объездишь эту кобылицу, просверлишь эту жемчужину, ты получил райское наслаждение.
Отстал Абдула, и я заснула.
Начинало темнеть, когда Абдула прибыл с твердым намерением лакомиться моим телом. Старуха зажгла в комнате три масляных лампы и приготовила мне на завтра одежду, приличествующую жене булгарке. Сама же она улеглась спать в проходной комнате, "чтобы не мешать молодым".
Первым делом он стащил с меня одеяло, а потом разделся сам до гола, уселся рядом и начал неспеша гладить мои груди. Я же не могла оторвать глаз от его торчащего члена с обрезанной крайней плотью. Как всегда в голову лезли самые неподходящие мысли. "У наших мужчин крайняя плоть защищает головку пениса, а у этих, как не натирают штаны самую чувствительную часть мужского инструмента"? Видимо от вида напряженного члена я покраснела, потому что Абдула покровительственно сказал:
— Привыкай к его виду, девушка, сегодня он сделает тебя женщиной, и потом часто будет гулять в твоем райском саду.
С этими словами продолжил (довольно нежно) играть моими грудочками, улыбается, редкие усы шевелятся от удовольствия. Неожиданно Абдула поднялся и задрал мои ноги вверх, а сам уселся на пятки вплотную к моему туловищу. Оригинальная поза: попой почти упираюсь в его промежность, ноги переброшены через широко разведенные бедра Абдулы и обнимают его торс, член уперся где-то под моими ягодицами. Но главное, поза не мешает ему лицезреть все прелести моего фасада. Сжал пальцами соски, потянул за них и потряс груди. Не дают они ему покоя. Опять начал царапать их ногтями и, как это было днем, разряд возбуждения пронизывает мое тело, бьет вниз, бедра непроизвольно дергаются и сжимают торс Абдулы.
— Ты хорошо обнимаешь ногами. — Этот гурман доволен, получает запланированное наслаждение.
Абдула не спешит, хочет получить все возможное удовольствие до того, как перейдет к главному. Опустил руку в мою промежность, провел пальцами по щели между больших губок — вот незадача, кажется, я опять потекла. Мокрым от слизи пальцем водит по моим губам. Я изображаю на своем лице довольно-таки вымученную улыбку.
— Ты уже готова и ждешь моего батыра с нетерпением, но я не буду спешить. Пусть моя невеста томится ожиданием.
И опять этот эротический гурман играет сосками, гладит мой живот, ковыряет пупок. Потом просунул под меня ладони, сильно сдавил ягодицы и раздвинул их, растянул в стороны. Толстый палец прижался к анусу и потихоньку стал проникать в заднюю дырочку. А сам не отрываясь, следит за выражением моего лица. Изучает реакцию моего тела, гурман паршивый! В заднем проходе щекочет. Не скажу, что ощущение неприятное, но стыдно, никто еще не совал палец в мой зад. Непроизвольно приподнимаю попу, пытаясь освободиться от его пальца.
Мои руки заброшены за голову, правая под подушкой сжимает рукоятку ножа. Куда ударить? Мужчина нанес бы удар в горло или в сердце, но женская натура инстинктивно восстает против убийства. Призвание женщины не отнимать, а порождать жизнь. Может отрезать его член? Но в момент эрекции в нем очень большое давление крови. Собственно оно и приводит пенис в рабочее состояние. Если отрежу член, Абдула запросто истечет кровью. Вот незадача, куда же воткнуть нож… Тянуть время уже невозможно, вот-вот, сейчас.
Абдула распрямил ноги и моститься лечь на меня, теперь член твердым колом упирается в мою девичью щелку. Сейчас воткнет… Но я решительно беру его в левую руку и прошу со все возможной цветистостью Востока:
— Господин позволит руке своей невесты быть проводником и привести батыра в сад наслаждения? — и приподнимаю член повыше.
Абдула улыбается до ушей, я выхватываю нож и одним движением отрезаю его мошонку. Он вскакивает с диким воем, яйца в кожаном мешочке остаются в моем кулаке. Зажимая руками рану, Абдула кидается в двери, бежит во двор. Признаться, я рассчитывала, что он потеряет сознание от болевого шока. Надо спешить, пока о не взбаламутил всех соседей — быстро надеваю свои старые штаны, рубашку и приготовленные старухой башмаки.
Не успела…
В двери вваливается несколько мужиков, у стоящего впереди старика в опущенной руке плетка, ремень змеится по полу. Не дамся живой, приставляю нож под левой грудью. Старик не поднял руку, не замахнулся плеткой, только резко дернулась кисть руки. Ремень ударил по руке и выбил нож. Второй раз дернулась кисть старика и ремень опоясал мою попу, от дикой боли я подпрыгнула. Третий раз конец ремня укусил между ног, по самому нежному месту. Согнулась, скорчилась от боли, тут они навалились толпой. Свалили, связали, куда-то поволокли…
АЙДАР
Я валялась со связанными руками у ног бия и ждала решения своей судьбы. Ясно, что меня убьют, но вот как, насколько мучительной будет моя смерть? Бий Анбал молчал, его взгляд буквально придавливал меня к полу. А кругом стоял крик:
— Шайтанка!
— Эта дикая рысь сделала нашего Абдулу евнухом! Закопаем ее живой в землю!
— За ноги привязать к двум деревьям и разорвать!
— Кожу с живой содрать и к воротам прибить. Всем полоняникам наука будет.
Анбал щурит узкие глаза, щиплет редкую бороденку.
— Не надо большого ума, чтобы казнить эту лесную кошку, а кто из батыров возьмется покорить ее, сломать гордость этого Иблиса в образе женщины?
Наступило молчание. Смутились батыры: не убивать, а покорить коварную женщину, это вам не саблями махать. Тут ум и фантазия нужны. Анбал выдержал паузу и продолжил.
— Моему любимому сыну Айдару пятнадцать лет, он еще молод для участия в сражениях и не совершил поступка, достойного мужчины. Пусть Айдар усмирит и покорит эту дикую кошку, чего не решаются сделать могучие батыры. Это будет его первый поступок мужчины. И пусть ни один мужчина не помогает ему.
Опять схватили, потащили по коридорам, забросили в комнату и закрыли дверь. Хорошо, что руки развязали. Я осмотрелась: комната просторная — целый зал, потолки высокие, окошки маленькие, в них не пролезть. Попробовала открыть дверь — заперта, около нее медный кувшин с водой. У одной стены широкая лавка-лежанка, у другой несколько ларей. В них халаты и другая одежда. Заглянула в боковую нишу, занавешенную холстиной. Закуток два на два мета и дырка в полу, рядом кумган, чтобы зад подмывать это отхожее место.
После всех переживаний я все-таки уснула, завернувшись в толстый халат. А утром ввалилась в комнату целая толпа: сам Айдар, толстобрюхий мужик с с несколькими нагайками за поясом и пятеро здоровенных баб. Я сразу полила его самым грязным булгарским ругательством:
— Сын верблюжьего навоза, один не можешь справиться с девушкой, привел не только баб, но и мужика в помощь.
Слушает меня Айдар, лицо бесстрастное, как у каменной статуи. Дал мне прокричаться и отвечает:
— Батыра не может оскорбить лай шелудивой собаки. Это не мужчина, а евнух. Он с тебя, с живой сдерет кожу, если ты не покоришься и тем покроешь меня позором.
Щелкнул пальцами и из двери ему подали что-то вначале показавшееся мне ковром. Бросил это на пол… Боже мой, это женская кожа! Какая широкая… Вспороли несчастную по животу и теперь соски грудей разбросаны далеко по краям. Светлые волосы в две косы заплетены, значит, женщина была русская, чья то жена, а может быть и мать. Кожа ног обрезана по колени, на руках — по локоть. Но самое страшное, что на ней возвышаются в полном рельефе попа, ляжки, груди. Они набиты чем-то, как и голова с закрытыми, как у спящей, глазами. С ужасом гляжу на этот ковер с головой и бормочу "даже ресницы сохранились".
Айдар не торопится, ждет, чтобы я переварила увиденное. Потом кивнул и навалились на меня бабы, содрали штаны и куртку-жакет булгарскую. Растянули за руки и за ноги на полу. Айдар взял у евнуха плеть, широкий ремень стегнул по руке, ниже плеча загорелась огнем красная полоса. Но кожа не просечена, рубцов не будет.
— Я раздавлю твою гордость, дикая рысь, выпью твое тело по каплям, и от тебя останется только жалкая покорность. Так хочет мой отец, великий бий, так сделаю по его слову я, Айдар сын Анбала.
Бьет Айдар меня плеткой по плечам, по спине, по ляжкам. От боли, от ужасного вида ковра из женской кожи я сломалась. Кричу диким голосом, а в голове только одна мысль: "зачем я Абдулу кастрировала, нужно было при нем женой остаться, детишек булгарских ему рожать".
Кончил сынок бия плеткой махать и наступил ногами мне на спину. Грудь сдавлена, тити подо мной расплющены и начинаю задыхаться. Очень тяжелый парнишка, несмотря на его пятнадцать лет. Женщина, в отличие от мужиков, дышит не животом, а только грудью. Так природа бережет ребенка в материнском чреве. Хриплю и чувствую: вот-вот мне конец настанет. Но сошел с меня Айдар, дал отдышаться. И бабы, что держали за руки и ноги, меня отпустили. Слава Богу!
— Хочу на кобыле кататься, — говорит Айдар, Становись на четвереньки.
Я уже ученая, сразу встала на колени и локти. Сел он мне на то место, которое у коня называется крупом, махнул плеткой, укусил ремень ягодицу. Я побежала на четвереньках вокруг комнаты. Айдар ноги скрестил на моей талии, покачивается, песню напевает. "Хорошо, что не на поясницу сел, — думаю, — мог бы своим весом и спину сломать. Долго бежала, потом упала без сил.
Бабы подскочили, разложили меня опять спиной вверх, но не держат. Сел на меня Айдар, но на этот раз на мягкую попу, а на спину мне блюдо с пловом поставили. Ест он руками плов, чавкает, а у меня от голода живот бурчит. Вдруг он взял меня за волосы, повернул голову на бок и подносит ко рту горсть плова. Я подобрала под себя локти и кулаки, чтобы плечи приподнять и съела плов с его руки, даже пальцы облизала. Обтер руки о мою спину, встал и ушел. За ним и остальные потянулись и плов унесли. А я голодная. Кожу женскую в моей комнате оставили, как напоминание: хватит, Анна Николаевна, характер показывать, хочешь живой остаться, покорись мальчику-господину.
Когда следующим утром пришел Айдар, я сразу встала на четвереньки, и он опять на мне вокруг комнаты ездил, легонько плеткой по ягодицам подгонял. Очень я старалась под ним бегать, не хотела лишнюю порку получать. Потом толкнул меня ногой и я, догадливая, разлеглась на животе живым ковром, руки-ноги разбросила. Сел на мою попу, как на мягкую подушку, и блюдо с пловом опять на спину поставили. А еще пришли его дружки-ровесники, расселись на корточках вокруг меня, плов едят и обсуждают с ним всякие дела. Наверное, захотел Айдар друзьям показать, какая покорная и мягкая подстилка из меня получилась. Долго на мне сидел, а перед уходом говорит.
— Аллах создал на теле женщины трое входных ворот, охраняемых девственницами. Я войду в тебя, как в побежденный город, через каждые из этих ворот. Завтра победитель вступит через задние ворота, просверлит девственную охрану и насладится завоеванием.
Так, значит, завтра меня в попку насиловать будет. Я уже ничему не возмущаюсь и не удивляюсь. Тело рабыни принадлежит господину, и он может трахать ее по-всякому. И опять меня не кормили, одной водой живот полощу. Кишка чистая будет, господин свой член не испачкает…
Ночью сидела около той женской кожи, гладила ее по волосам. "Сестра моя по несчастью, чем ты не угодила господину, что ободрали твою кожу, ковер из нее сделали. Может и меня такая судьба ждет". Гордость и самоуважение от страха спрятались где-то в самых дальних закоулках сознания. Завтра мальчик, почти ребенок, который младше меня на десять лет, раздвинет ягодички и воткнет член в мою попку. А мне ничего не остается, как безропотно покориться ему. Поплакала и заснула.
И была ночь, и был день, день моего унижения и позора. Исследовательница, сотрудница Института сравнительной истории подставила попку мальчишке. Вот такая история, извините за каламбур. Пришел Айдар в сопровождении одного евнуха, который присел в уголке и не шевелится. Я же, ученая горьким опытом, сразу встала "кобылкой" — на колени и локти, возить его приготовилась, повернула голову, смотрю на Айдара, что-то будет… Он сел на пятки, полы халата разошлись и видно, что на нем шаровар нет, напряженный член торчит. Раз настроился сегодня лишить меня задней невинности, то зачем время тратить на снимание штанов. Поднес к моим губам что-то вроде фалоиммитатора. Только конец заостренный, а не толстой головкой, как у мужского члена.
— Оближи — говорит.
Полизала эту штуку — сливочное масло подмороженное. Понятно, пока масло твердое его легко в попку вставить, дырочку растянуть, а потом масло растает, будет смазкой. И начал мальчик Айдар тот масляный фалоиммитатор мне в заднюю дырочку вставлять. Вначале легко шло, а потом толстая часть начала раздирать меня. Очень больно было, но я не решилась голос подавать, чтобы не рассердить господина. Засунул, вдавил в мою несчастную попку эту штуку и принялся моими грудочками играть. Я на четвереньках стою и грудочки вниз висят, как коровье вымя. Мнет и тянет за соски, будто доит.
Потом пристроился Айдар сзади, раздвинул руками мои ягодицы и воткнул… Я только охнула, а он захохотал: БЫЛА ДЕВУШКОЙ. Ухватил руками за бедра, на себя натягивает, от себя отталкивает. "Вот, Анна Николаевна, — думаю — случилось то, чего не ожидала, не гадала: имеют тебя в попу, трахают, грубо горя ебут анальным способом". А он рычит:
— Сама задом двигай, дикая кошка.
Начала я навстречу Айдару двигать задом. Упираюсь ягодицами в его пах, вперед дергаюсь так, что его член из меня чуть не выскакивает. И стала я возбуждаться, охать и стонать. Ни с одним мужчиной ни после Айдара, ни, тем более, до него, я не занималась анальным сексом. Поэтому не знаю, всегда женщина так возбуждается, когда ее в попу имеют, или только этот мальчик таким умением обладал. А Айдар доволен:
— Молодец, дикая кошка, хорошо задом работает.
Потом он зарычал, до предела возможности натянул попочку на член и спустил в меня сперму. Рухнула я на живот, Айдар не вынимая из меня члена сверху навалился, весом своим мои ягодицы давит. Перевалился Айдар с меня на ковер, лежит голый, отдыхает. Я на бочок рядом с ним легла, ладошкой его член накрыла.
— Господин доволен мной — спрашиваю.
— Сейчас я возьму твои ворота в такой позе, чтобы видеть, как ты радуешься входу победителя, улыбаешься ему. Тогда и видно будет, угодила ты или заслужила плетку.
Перевернулся на спину, напряженный член торчит вертикально.
— Садись на него.
Я, стоя над ним, начинаю опускаться на корточки. Задняя дырочка сразу попала на его член, который легко вошел в меня. Плотно сижу на бедрах своего господина, волосы его лобка щекочут мою щелку между больших губок. Думаю: "почему мусульмане заставляют женщин лобок брить, а сами не бреют вокруг своих гениталий"? Мы соединены введенным в мою попку членом, но как он будет двигаться? Айдар лежит подо мной и жадно мнет грудочки. Потом нащупал язычок клитора и стал его теребить. Я сразу завелась, начинаю приподниматься и опускаться на этом колу. Скользит моя растянутая дырочка по его члену. Вот в чем секрет этой позы, я сама на его члене фрикции делаю. У меня одно желание — как можно глубже на него насадиться, стыдно подмахивать попкой пятнадцатилетнему подростку, но, честно скажу, ощущение было приятное…
Айдар щиплет меня за ягодицу. По этой команде начинаю вращаться вокруг его члена. Мелко-мелко перебираю по ковру ногами, перебрасываю через него одну ступню, потом другую. Перед моими газами то довольная физиономия Айдара, то пальцы его ног. Он от удовольствия разговорился:
— И дальше так старайся, бывшая дикая кошка, тогда не обдеру твою кожу на подстилку. Буду часто в тебя навещать, твоя задница меня веселит. После нее хорошие мысли приходят. Когда я стану бием, то сожгу русские города и уведу в полон всех баб и девок. Каждую будем использовать только один раз, а потом убивать.
Увидел мои испуганные глаза и успокоил:
— Но у тебя кожа на месте останется.
С этого дня Айдар стал постоянно трахать меня в попку. Во всех позах входил в меня этот сексуальный эстет: на четвереньках; когда я стояла на прямых ногах, навалившись грудью на высокий ларь; садилась на вертикальный кол, всего не перечислить. Очень любил мальчик-лакомка меня по-разному ставить. Всегда доводил до возбуждения, от которого увлажнялся мой девичий вход — ничего не могла с собой поделать. А вечерами я плакала от стыда, проклинала себя и этого мальчишку-насильника.
Отношение ко мне изменилось. Сделали мне роскошную постель на лавке: Айдар любил, чтобы к его приходу я лежала голенькая на белом покрывале. А в другие дни одеваюсь в роскошные шаровары, туфли без задников и вышитый атласный жакет. Каждый день меня евнух в баню водит, нежусь в бассейне с горячей водой. Бабы мне волосы в четыре косы заплетают. Пожелал мальчик-господин, чтобы я опять стала блондинкой. Пытались бабы отмыть краску, но плохо получилось — часть прядей светлая, а другие темные. И нож для бритья мне отдали — тот самый, что Абдула подарил. Им я и свой лобок брею и голову Айдара.
Кормили хорошо, а накануне его прихода что-то добавят в плов и к утру меня пронесет до чистой воды. Это чтобы господин не испачкал член в моей кишке. Наиграется Айдар с моей попкой, уйдет, и я опять одетая хожу два дня, до нового его появления. Однако, из покоев наследника меня не выпускают.
Но продолжил Айдар "штурм города". Когда пришел, я поднялась с постели и встала "кобылкой" — он продолжал иногда на мне по комнате ездить. Сбросил он халат и стоит голый, обрезанный (без крайней плоти) член торчит. Думаю: "значит, мне сразу попу подставлять". А Айдар говорит:
— Встань на колени — и около себя место показал.
Стою перед ним на коленях, член мне в нос почти упирается.
— Сегодня победитель входит в твой город через верхние ворота — говорит мальчик-господин и начал членом мне по губам водить. — лижи победителя.
В мою эпоху институтские девицы оральным сексом баловались. А мне противно, никогда, ни при каких любовных играх я у Ждана член в рот не брала. Да он и не просил, в русском народе такая ласка не принята, поганой считалась. Но, господин пожелал…, Осторожно взяла его пальчиками, нежно поцеловала головку члена и стала лизать языком. Член чистый, запаха мочи нет, знатный булгарин каждый день подмывается. Потом открыла рот и охватила губами головку. Айдар меня по волосам гладит и смеется:
— БЫЛА ДЕВУШКОЙ!
А я вспоминаю скабрезную поговорку моего времени: "не бери в голову — бери в ротик".
Тут ухватил Айдар меня за уши на свой член натягивает, потом отодвигает, так, что только головка в губах остается. А я работаю язычком, сосу, чмокаю даже. Была я научная сотрудница Анна Николаевна, стала сосалка у булгарского мальчика. Вот позор! Забрало Айдара, натянул мой рот на член так, что тот в горло уперся и спустил… Кашляю, давлюсь спермой, но глотаю. Ни капли не пролила. Потом вынула его изо рта, и как мне ни противно, а нежненько держу член пальчиками и целую головку.
— Господин мой, охранница верхних ворот была рада отдать тебе девичью невинность.
В следующие дни он редко когда меня в попку трахал, чаще я член сосала. Разляжется на покрытой ковром лавке, а я над ним нависаю, сосу, язычком работаю. Груди качаются. Айдар пальцами соски трет, меня возбуждает. И однажды выдал:
— Скоро я возьму твои главные ворота, и следующим летом ты ожеребишься, будет молоко в твоих сосках.
И этот туда же, ребенка ему подавай. Но оказалось, у него другие планы.
— Будут старухи тебя доить, из твоего молока кумыс делать. Каждый день буду твой кумыс пить. Еще через год ты опять ожеребишься, каждое лето кумыс будет.
"Вот так раз, — думаю, — а как же ребеночку без молока, убьют его, наверное. От меня одной немного получится молока, скорее всего Айдар будет содержать целый табун женщин-кобыл. Покрыть их не мудро, просто запустит к ним своих батыров в качестве жеребцов. А через девять месяцев они "ожеребятся", появится в их сиськах молоко и начнется производство кумыса на потребу любимого сына бия".
И такая тоска меня взяла…
Почти каждый раз приходили товарищи Айдара, сидят на ковре, плов едят. Голый Айдар на лавке лежит, с ними разговаривает. А я, тоже голая, над ним нависла, ротиком работаю. И не стесняюсь их нисколечко — они меня такой много раз видели. Разговоры интересные: войско Юрия Долгорукого пожгло крайние вежи, угоняет полон и движется дальше в булгарские земли. Заврались историки, напутали летописцы: не наследующий год, а нынешней осенью обрушился этот князь на булгар.
Нужно и мне быть готовой к тому времени, как начнется штурм этого города. Только бы Айдар не взял "третьи ворота", не лишил меня девственности. Надругательство над моей попой и ротиком следов видимых не оставили, никто об этом не узнает. Другое дело, если он мне целку порвет. Почему-то я продолжаю трястись над своей невинностью, думаю, что она мне еще пригодится. Потому надо отвлечь внимание Айдара от "третьих ворот", а там русские разгромят это змеиное гнездо.
— Господин мой — обратилась я к нему в следующий раз со всей возможной цветистостью Востока, — охранница у задних ворот, которую ты лишил девственности, просверленная тобой жемчужина скучает и плачет о том, что ты редко ее посещаешь.
Доволен сидящий на лавке Айдар: бывшая дикая кошка сама просится, подставляет попку. Я стою перед ним во всей нагой красоте и покорности. Щурит от удовольствия глаза и начал меня по попке нежненько гладить — никогда ранее такого не делал.
— Пусть не тоскует, я буду ее часто посещать.
И развалился на лавке, с нетерпением ждет, когда я начну новую оральную ласку. Взяв в ротик, я начинаю его член легонько зубами сдавливать, вроде бы жевать, головку покусываю. Очень ему такая ласка понравилась. Жевала, сосала, сперму проглотила и опять обращаюсь к нему с просьбой:
— Мой повелитель, позволь твоей кобылке, твоей сосалке во внутреннем дворике гулять, свежим воздухом подышать.
Повернул он голову к евнуху:
— Принеси моей кобылке бурнус и башмаки подбери по ноге, она гулять во дворе будет, а там сейчас холодно.
Вот и получила я теплую одежду, в которой сбегу. Обманула, обманула!
Два дня гуляла во дворе, высматривала пути для побега. А на третий день грянул гром на булгарские головы — многочисленное войско Юрия Долгорукого окружило городок и пошло на штурм. Выбили ворота тараном, в десяти местах лестницы приставили к ограде и раздавили оборону, как гнилой орех. Айдар в этот день не пришел над моим телом глумиться, готовится в обороне участвовать.
В середине дня прибежал евнух и говорит:
— Быстро одевайся, господин велел тебя надежно спрятать.
Пока одевалась, во дворе шум и крики начались, значит, бой уже внутри города идет. Бегу по коридорам за евнухом, по дороге схватила лук и колчан со стрелами, нож свой в зубах держу. Только мы в двери — евнух получил в лоб кистенем и свалился — мертв свидетель моего позора! Выглянула во двор, а там русские войны от булгар копьями-рогатинами отбиваются, щитами от сабельных ударов прикрываются. На том конце двора Айдар своих созывает. И так хорошо он стоит — лицом ко мне и расстояние небольшое, как в тире. Отомстила я этому извергу за все мои муки: достала из колчана стрелу-срезень с широким наконечником, натянула лук и всадила ее Айдару между ног. У срезня наконечник шириной сантиметров двенадцать и наточен как бритва. Отсекла у мальчишки-изверга все мужское хозяйство.
Булгар, что нападали на наших воинов, уже перебили. Вижу, стоит наш русский воин роста громадного, с лица пот утирает. Я к нему бросилась, за рукав ухватила:
— Славный дружинник пресветлого князя, не оставь сироту. Я девушка полонянка, меня каждый обидеть может. Ты не смотри, что я цветом волос пегая, они меня перекрасили, хотели за своего батыра замуж отдать.
Погладил меня по голове:
— Ладно, будь со мной воробей-птица, только не дружинник я, а Никита Кожемяка, ополченец владимирский. — Поворачивается, настроился уходить из захваченной резиденции бия.
Я тяну его за рукав:
— Подожди, здесь золото взять можно, тебе пригодится. Он слегка упирается, а я его тащу туда, где в луже крови валяется Айдар. Тянуть Никиту все равно, что тащить на веревке грузовик. Но я помню, мальчик-изверг всегда носил на поясе кошелек-калиту. Папаша не жалел золота для любимого наследника, я не раз видела, как он доставал оттуда монету и бросал прихлебателям. Срезаю с пояса кису и заталкиваю ее за ворот рубахи своему покровителю. Айдар открывает глаза и хрипит:
— Дикая кошка, рысь…
Но мы уже идем в стан владимирского ополчения. По дороге я тараторю без остановки:
— В том дворце еще много чего взять можно, лопатину (одежду) шелковую, домой привезешь гостинчик жене и детишкам.
Никита останавливается, будто на стену налетел, глаза его делаются пустыми:
— Моровой язвой померли жена и дочка… и отец с матушкой тоже… Потому дом бросил и во Владимир перебрался. Сил не было пустое гнездо видеть…
Святая Матерь Божья, вот удачу послала, навела на мужика без жены и деток, держись за него, Анна Николаевна! Встречные ополченцы перебрасываются с Никитой шуточками.
— Попробовал уже полонянку, как она, мягкая? А то продай нам.
Никита отмахивается. В стане ополченцев сразу начинаю готовить им на ужин хлебово, Уворачиваюсь от шкодливых рук. Завтра будут хоронить погибших, считать полон и грузить на телеги добычу. Нужно показать Никите свое кулинарное искусство. Упросила ратников сходить со мной в город и принести запас продуктов. Притащили большой котел, мешок редкого на Руси риса, лук. Привели и зарезали барана.
Между делом расспрашиваю ратников о Никите. Выяснилось, что кожемякой был его отец, а сам он теперь усмарь (сапожный мастер), живет на посаде вне стен верхнего города и шьет обувь на продажу и на заказ. А семьи у него одна тетка.
Вечером, чтобы меня не подмяли жадные до женского тела ополченцы, подкатилась под бок к засыпающему Никите. Тот в полусне взял меня за грудочку, прижал к себе, но больше ничего, ни-ни-ни… До утра слышны были крики булгарских жен и девушек. Насилуют их русские ратники, которых в одиночку, а которую и целой толпой. Мне не жалко этих женщин, которые своими телами расплачиваются за такое же насилие их мужей в русской земле. Око за око, зуб за зуб. Зачерствела я душой, тут бы свое девичество сохранить.
Назавтра приготовила полный котел невиданного на Руси лакомства — плова. Каждый достал из-за сапога ложку и навалились. Еще несколько дружинников княжеских к котлу прибилось, наелись до стона, плов только что из ушей не выступает. И опять пристают:
— Уступи, Никита, девку. Мы тебе шелковую рубаху за нее дадим, нам в дружинную палату кухарка нужна. Мы добрые, топтать ее только в одиночку будем, а родит парнишку, воспитуем при дружине.
Вот ужас! Шепчу своему покровителю:
— Не отдавай меня, Никитушка, я тебе послужу, на все согласна буду.
НИКИТА КОЖЕМЯКА
— Вернулся из похода ополченец Никита в родную избу на посаде, привел с собой девку смазливую, сироту одинокую. — Так судачат обо мне соседи.
Вошла я в избу, огляделась. Тетушка Никиты стара, часто болеет, потому дом запущен, захламлен. И теперь вместо нее я стараюсь: мечусь по избе, прибираю, еду готовлю, воду ношу, стираю и спрашиваю — не нужно ли еще чего. Относятся ко мне в этом доме по-божески.
В институте уже знают, что я потерялась, но как меня найти? Кузнец погиб, его двор сгорел, городок булгар сожжен, жители перебиты или уведены в разные города и веси русской земли. В довершении всего я потеряла чип. Нет, найти меня не смогут. Нужно самостоятельно устраивать свою жизнь в этом жестоком мире. Какие действия нужно предпринять? Сравним мою ситуацию с судьбой нашей сотрудницы Елены Дмитриевны Борго, потерянной в веках. Спасателям так и не удалось ее вызволить. Она не захотела родить ребенка своему господину и осталась до конца дней рабыней. Хозяин даже выжег на ее попе клеймо. Брр… Какой ужас! Представляю на миг: к моей красивой ягодичке прижимают раскаленное тавро. Сейчас на Руси рабов не клеймят, но все равно ужасно прожить жизнь бесправной рабой.
Нет, единственный для меня путь — удачно выйти замуж. И не за кого попало, а за того, кто обеспечит мне стабильное положение и будущее моих детей. Сейчас я непонятно кто — толи раба, приведенная из набега, толи сирота, взятая в дом из жалости. Никто меня и не считает девушкой: "Какая девушка, — судачат знакомые Никиты и его тетушки — баба она, булгарами топтаная и мятая". Знали бы они, на какие хитрости пришлось мне пойти, чтобы сохранить девство.
Как и любой молодой мужчина, Никита хочет ласки женского тела, но его удерживает память об умершей жене и дочери. Спит неспокойно, ворочается во сне, бывает он мрачен, но временами смотрит на меня с интересом. Однако, лапать меня Никита так ни разу и не попробовал. Хотя, казалось бы, что стоит голодному до женского тела мужику подмять и оприходовать девушку рабу. Если бы Никита меня подмял и лишил целки, он из чувства вины перед сиротой взял бы меня в жены. Так сказать, по доброте своей искупил бы перед девственницей грех насилия. По крайней мере, его легко подтолкнуть на такой поступок. Я умею правильно плакать. Я бы бросилась на лавку, ревела по поводу потерянной невинности, и подол моего сарафана задирался бы ровно настолько, чтобы этот теленок тут же захотел еще раз прогуляться между моих ляжек. Цинично? Конечно, но что делать — другого пути нет.
Главное, нравится мне Никита своей силой, спокойной уверенностью и добротой. Вот такого мужика, мужа и отца детей я бы хотела. Какой же он огромный, выше меня на полторы головы. Вот с таким бы рука об руку пойти в церковь, на глазах у посадских жителей отстоять обедню и, вернувшись домой, угостить его приготовленными тобой вкусностями. И дело не только в том, что замужество даст мне стабильное положение в этом мире. Когда он в избе, у меня тепло в животе и твердеют соски. Прежние попытки Ждана, Абдулы и Айдара овладеть моим телом я воспринимала как нечто оскорбительное и грязное. Иное дело Никита, с каким наслаждением я раздвинула бы под ним ноги! Все позы камасутры я готова принять, чтобы доставить удовольствие своему желанному. И если я ему в чем-то не угожу, пусть сечет меня розгами хоть каждый день. Даже пускай побьет меня кулаками. Просто я ВЛЮБИЛАСЬ и сама хочу быть желанной и любимой.
Конечно, Никита нерешителен и простодушен, как теленок, но на то и жена в доме, чтобы ненавязчиво управлять своим муженьком. Если этот тихоня не предпринимает никаких активных действий, то подсуетиться нужно мне с применением всех видов женского оружия.
Первое оружие — наши наряды, "прикид", как говорили девочки в Институте. Выпросила у тетушки крашеной холстины и сшила себе сарафан по местному образцу. Под него надеваю короткую вышитую рубашку. От длинной нижней рубахи вятичей отказалась, использую ее как ночнушку. Сарафан очень удобное, с точки зрения мужиков, одеяние. Узкую поневу трудно задрать до попы. А широкий сарафан будто сам стремиться быть поднятым до подмышек и заголить хозяйку: вот они белые ляжки, вот виляющая под руками попа, вот торчащие титички. Все так и просится предстать на обозрение, попасть в мужские руки. Никита посмотрел на мое новое одеяние и промолвил: "А что, не плохо". Не подействовало…
Второе оружие — еда. Это оружие массового поражения. Сопротивление ему бесполезно. Оно без промаха бьет по самому уязвимому месту мужчины — по его желудку. Я готовлю вкусности, пеку подовые пироги с мясом, с вареным яйцом, с рыбой, с кашей. Пошли в дело кулинарные рецепты, которые повара откроют только лет через пятьсот. От запаха моей похлебки дух захватывает. Никита и тетушка едят и хвалят меня. Я скромно опускаю глаза и отвечаю:
— Спаси, Христос.
Всего и результатов, что тетушке стала добра ко мне. Но не перестает предлагать Никите новых и новых невест. Правда он каждый раз отказывается.
Нет, не действует…
Третье оружие — прелести женского тела. Но здесь не заведено ходить в баню вместе мужчинам и женщинам. Как показать себя? Решилась на крайние меры. Я сплю на полатях и там же переодеваюсь на ночь из сарафана в ночную рубаху. Но сегодня я, готовясь ко сну, сняла сарафан посередине избы и, вроде бы, собираюсь надеть ночнушку. Но не спешу. Никита уже лежит на лавке и созерцает мой "задний фасад": узкую спинку, гибкую талию, круглую попу, которой я немного виляю. Хорошо, что плетки Айдара не оставили рубцов на моих ягодицах. Вот сейчас Никита встанет, схватит, повалит и воткнет! Но… ничего не происходит. Надеваю рубаху и с молчаливым скрежетом зубовным лезу на полати. В последний момент обернулась: Никита пристально глядит на меня, в глазах явный интерес.
Действует, но слабо…
Четвертое оружие — удивить необычным поступком. Это мы умеем. Я растопила печь и испекла новую порцию пирогов, предлагаю пирожок Никите, который принес со двора охапку дров.
— Попробуй пирожка, Никита Олексич.
Он ест с удовольствием, молча берет еще один. Делаю робкие глаза:
— Если, что не так, постегайте меня розгами, коли не угодила. Вы только скажите, сама розги принесу, подам с поклоном и заголюсь. Секите меня в свое удовольствие, а потом я спасибо скажу и руку поцелую. У меня и прутья ивовые заготовлены на тот случай, тонкие, жгучие.
Удивленно уставился на меня: чудная девка сама на порку напрашивается. Я готова об заклад биться, в этот момент Никита представляет меня голой, лежащей на широкой лавке. Улыбнулся и похлопал меня по ягодицам:
— А и настегаю, коли виновата будешь.
Нет, слабо, слабо…
И решилась я на штурм, благо тетушки несколько дней дома не будет. Позвали ее вместе с другими повитухами к невестке воеводы. Та первого ребенка мертвым родила и теперь вокруг нее собирают целый "консилиум" повивальных бабок. Так что, три дня мои.
Пришел Никита из клети, где сапоги на заказ шил, а я ему выставила на ужин жаркое с перцем и изобилием чеснока, чтобы его мужская сила не задремала. Перед ужином меда ставленого налила, а после ужина пенной браги. Захмелел Никита, сидит и смотрит на меня телячьими глазами. Я животом к его плечу прислонилась, глажу по волосам:
— Какой ты хороший, Никита.
По хмельному делу отпустили у него тормоза, погладил мне попу, задержалась рука на ягодичке, мнет ее тихонько.
Действует мое оружие…
Вторую его руку я сама положила на грудь.
— Потрогай, Никита Олексич, какая хорошая титичка.
Видать разгорелось его сердце, посадил к себе на колени… И такое сладкое тепло меня охватило, такая блаженная и покорная слабость, какой я ни разу прежде не знала. Сейчас поцелует, как никто прежде. Я редко целовалась в своем старом мире, да и с Жданом просто баловалась. Никита поцеловал меня, и тот поцелуй я до гроба помнить буду. Потом поднял осторожно и понес на лавку. Не дала себя положить, сдернула сарафан и предстала перед своим любимым в чем мать родила.
— Ты ложись, Никитушка, я сейчас.
Пока он ложился, схватила длинную ночную рубаху и расстелила на том месте, где мне лежать. Правильно постелила, чтобы пятно девичьей крови на заду рубахи осталось, как и положено у честной девушки. Сама думаю: "вдруг у меня девичье устройство широкое и никакой крови не будет? Но отступать некуда, впереди мужчина". И легла… Никита плохо соображал, но когда я колени широко развела, сразу на меня навалился. Тяжелый какой! Тычется членом в мою щелку, но все по месту не попадает. "Неужели сейчас — подумала я в смятении — сейчас случится?… Вот ТАК оно и бывает"?
Я его член рукой немного направила, чтобы он спьяну не тыкался долго, и он ВОТКНУЛ.
Не широким, а наоборот очень узким оказалось мое девичье устройство. Больно было девушке Анне Николаевне, она же Богдана, в крещении Ольга. Громко кричала эта девушка, становясь бабой. Но сама того хотела, сама под мужика легла, терпи и не дергайся. Пыхтит Никита, движется во мне его богатырь, а девушке не до эротики, ей просто больно. Потому лежу под ним покорно, расслаблено и никаких движений не делаю. Спустил в меня Никита целое море спермы, свалился набок и заснул.
Утром с похмелья никак не мог сообразить: почему рядом с ним лежит голая девица Ольга и мягкой частью в его, Никиты живот упирается? Почему его рука на Ольгиной титьке покоится?
— Ты чего ко мне под бок залезла! — столкнул меня с лавки, уставился пятно крови на рубахе. — Так ты что, девушкой была?
Я стою голая и поникшая около лавки, кривлю губы, а в глазах слезы — хорошо играю…
— Да… мне тебя жалко стало… — Сама думаю: только бы не переиграть.
Но Никита полон гнева. Он не хотел, эта хитрая девка его провела!
— Неси розги!
Вот, опять мою попу требуют на расправу.
— Сейчас, Никитушка!
Мечусь по избе, мелькаю перед ним белым задом и лобком с короткими, еще не отросшими волосиками. Выскочила в сени, босыми ногами по ледяному полу, достала в потаенном месте пучок ивовых прутьев. Бегом в избу, положила прутья в долбленое корытце. Они промерзшие, сломаются от первого удара, потому достаю из печи ведерный горшок с горячей водой. Когда поднимаю тяжелый горшок ухватом, мои ягодицы перекатываются от напряжения. Смотри, любуйся, Никитушка! В печи всю ночь тлели угли и вода горячая. Заливаю ей прутья. Теперь к лавке, убрать с нее лишнее и застелить чистой рядниной.
И вот я лежу бесстыже голая или невинно нагая, положив на свою попку запаренные прутья… Никита взял розги, коснулся ягодиц кончиком прута… Замираю от ожидания. Я не смею даже шевельнуться, хотя сладкой заныло у меня в низу живота. Мне хочется немножко (ну совсем чуть-чуть!) раздвинуть плотно сжатые ляжки…
— М-м-м… — Это я шепчу про себя, совсем про себя, а вовсе не в ответ на короткий свист розги, стегнувшей попу.
— М-м-м, о-о-о… — Шепчу чуть громче, ощущая "на холмах моего голого зада" новый укус тонкой лозинки.
Только с третьей розги, когда прутик хлестко прочертил на бедрах красную полоску, я длинно выдохнула и позволила себе высоко поднять откровенно зовущую попку.
— О-о-о!..
Мокрый прут взлетал и падал со свистом, ягодицы и бедра принимают его поцелуи коротким рывком. Пальцы рук сплелись, напряженно сжались ноги. Это больно и так приятно! Еще бы, ведь меня сечет не кто-нибудь, а Никита.
— О-о-о!.. Секи меня, любимый!
Моя попа и бедра живут своей жизнью, сжимаются, вскидываются, увиливают в сторону и тут же возвращаются на место. Играет мое тело под розгами.
— О-о-о!..
На сбившейся ряднине все откровеннее и призывнее мечется молодое красивое тело. Белое тело на серой ряднине, постеленной на широкую лавку. Я сжимаю губы и до каменной твердости стискиваю свои нижние полушария, чтобы снова и снова встретить розгу и не дать, непослушным ляжкам раздвинуться и раньше времени показать, как я ХОЧУ ЕГО!
— О-о-о!..
При каждом укусе вскидываю голову, подпрыгивает попа, из самой души стон "О-о"! Непослушные мне ноги сами раздвигаются в стороны… шире… еще шире…
Никита отбросил прутья и перевернул меня на спину. Я зажмурила глаза и приоткрыла губы. Губы слились с его губами, а ЕГО руки, раздвигают мои бедра. Дрожь ожидания. И сладкая судорога, когда его твердый богатырь прошелся по складочке между больших губок, остановился и… вошел в мою мокрую глубину. Расслабленно лежу под ним, покорная толчкам его богатыря в моем лоне, в моей женской глубине. Переживаю накатившееся счастье. А он, не вынимая из меня члена, целует и шепчет:
— Лада моя, ладушка милая!
Так и не могу вспомнить, сколько раз Никита поимел меня в этот день. Мы очнулись от сексуального угара только к обеду. Поели остатки вчерашнего ужина, и Никита сказал:
— Идем в церковь, греховодница.
Скромненько-скромненько, не поднимая глаз, иду по первому снежку рядом с Никитой. В церкви он заказывает молебен за упокой души умершей жены и дочери, о чем-то долго говорит со священником. Ставит свечку у иконы Николая Чудотворца. Я ставлю свечу Богородице и впервые в жизни жарко молюсь "Пресвятая Дева Мария матерь Божья! Я соблазнила Никиту. Подставилась, чтобы он мне ПОРВАЛ ЦЕЛКУ. Доверши чудо, сделай так, чтобы он на мне женился"!
Дома хлопочу собрать ужин. Никита в клеть сегодня и не ходил, не шил сапоги. Сидит на лавке и дошивает меховые рукавички и на меня поглядывает. Подошел ко мне, погладил по голове.
— Пойдешь за меня замуж, я с попом уже договорился.
Богородица Пресвятая! Сбылось! Я висну у него на шее, Никита подхватывает меня под попку и поднимает. Сижу на широких ладонях, как на лопате, ноги висят в воздухе. Впиваюсь в его губы поцелуем и одновременно руками торопливо подтягиваю, задираю подол сарафана. Голыми ляжками охватываю его поясницу.
— Никитушка, любимый! Я о тебе заботиться буду, деток тебе нарожаю!
И кажется мне что теплые детские руки обнимают мою шею… Свершилось. Конец моим приключениям…
Мелодрама прерывается появлением тетушки — невестка воеводы быстро разродилась и она попала домой раньше ожидаемого. Ей предстала картина, достойная кисти художника. Представьте только: ее племянник поднял и держит за задницу эту скромницу Ольгу, а она обнимает Никиту заголенными ляжками, на которых явственно видны красные полосочки, настеганные розгами. Да еще истрепанные прутья розг по избе разбросаны. Грех то какой! Прежде чем тетушка открыла рот, Никита опередил ее:
— Тетушка, благословите. Я женюсь на Ольге!
Тетушкин ответ навсегда сделал нас верными союзниками:
— Давно пора — сказала она с облегчением.
Свадьба была скромная ни у жениха, ни у невесты во Владимире нет родни. По дороге домой утешаю Никиту:
— Не кручинься, Никитушка, когда мы умрем, встретишься в раю со своей женой. Я ей старшинство уступлю, стану младшей, и будет у тебя там две жены.
Ах, медовый месяц! Месяц, когда тела узнают друг друга, складываются любовные игры, заветные словечки, тайные ласки, которые у каждой супружеской пары свои. Ах, дурман любовный, неодолимая тяга друг к другу.
С нетерпением ждем, когда тетушка уляжется спать на своем месте за печкой. У Никиты блестят глаза, и он ждет моего "представления". Покачивая бедрами, выхожу на середину избы и медленно-медленно начинаю задирать подол сарафана. Вот показались колени, обнажается белизна бедер (или ляжек — если хотите), выглянули курчавые волосики лобка и опять спрятались. Поворачиваюсь задним фасадом и поднимаю подол до половины попы, шевелю ягодицами. Иногда Никита не может выдержать и пытается схватить меня в этот момент. Ускользаю от его рук и поднимаю сарафан спереди и сзади до пояса. Медленно поворачиваюсь кругом и шепчу:
— Все это для тебя, любимый.
Снимаю сарафан, поднимаю свои груди на ладонях, покачиваю, будто на весах. Шепчу:
— А это для тебя, муженек, и для деточки…
Никита сгребает меня в охапку и сажает себе на колени. Прижимаюсь к нему спиной, в попку упирается его твердый богатырь. Легким движением таза ищу положение, при котором член моего муженька попадает между ягодицами. Так приятно, и никаких ассоциаций с поганым Айдаром. Никита увлеченно мнет мое тело.
— Мягкая попочка! Славные титички! Тугие ляжки!
И начинает меня целовать. И не только в губы. Целует груди, берет в рот соски. В приливе страсти укладывает меня на живот и, невиданное дело, целует попку! Ни один русский мужчина так не делает. Выворачиваюсь и валю Никиту на постель:
— Теперь моя очередь!
Покусываю его соски, целую живот, глажу рукой напряженного богатыря и, верх эротизма, целую мошонку. Никогда я не посмею взять в рот его член — не поймет муж такой ласки и не простит. Вся наша игра в половину голоса, чтобы не беспокоить тетушку. Но после того, как Никита завалит меня и раздвинет ляжки, я восхищенно охаю, ахаю и подвываю в полный голос. Если тетушка и услышит радость нашего соития, она поймет и простит. Вонзается в меня Никита и я высоко поднимаю согнутые в коленях ноги. В такт с его движениями подаюсь навстречу. Сдавил мои ягодицы и застонал:
— О-о-о! — излился, оросил меня семенем.
Утром зеваю, сонная тычусь из угла в угол. Тетушка по-доброму ворчит:
— Играли всю ночь, греховодники.
А в начале второго месяца моего замужества случилось радостное событие. Вдруг закружилась у меня голова, и я беспомощно осела на пол. Тетушка испугалась, воды поднесла.
— Что с тобой милая? Постой, а когда у тебя должны месячные крови быть?
— Да уже две недели, как запаздывают — отвечаю.
— Однако, ты не праздная — вынесла тетушка свое заключение.
Вот это здорово! Залетела, так сказать, с первого тычка! Помашем ручкой научной карьере и докторской диссертации. Скажу честно, меня они больше не интересуют. У меня есть любимый муж, и будет зачатый с ним РЕБЕНОЧЕК.
И начали они окружать меня заботой.
— Не носи воду с реки, тебе нельзя, Никита принесет.
— Посиди, отдохни, я сама обед сготовлю.
Современный мне дурень сказал, что для зачатия ребенка не требуется присутствия мужчины, достаточно искусственного оплодотворения спермой из генетического банка. А как же восторг эротической ласки, восхищение красотой тела любимого или любимой, трепетная забота друг о друге. Нет уж, сами искусственно оплодотворяйтесь, а мне нужен Никита, и не только для оплодотворения.
Нормальная женщина в любовном акте должна быть послушна, отдаваться мужчине безраздельно. Подставляется под ласку женщина, пробудившееся желание передает любимому мужчине, который овладевает ее покорным телом. И сейчас, когда во мне зреет ребенок, соитие с Никитой мне совершенно необходимо для радости жизни. Хочу раздвигать под ним ноги, принимать в себя его богатырский член — и он хочет того же.
Но Никита бережет мое чрево, он отказывается от вечерней игры, на лавке отворачивается от меня и старается заснуть. Я кладу руку на его напряженного богатыря.
— Никитушка, ты меня не хочешь?
— Тебе нельзя — вздыхает мой муженек.
— Что ты, еще четыре месяца можно. — успокаиваю его.
— Я тяжелый, тебе на живот надавлю.
— Тогда давай я лягу сверху.
Никита удивлен, они с покойной женой такой позы не знали. Мужчины русской глубинки веками не знали любовной игры с женским телом. Заваливались между ляжек, совершали движения в женской глубине и засыпали. Предварительная игра бедная, без выдумки, поза только одна — традиционная, наизусть знакомая. А тут женушка предлагает мужу что-то новое…
— А разве так можно?
— Можно, мама с батюшкой всегда так делали. Мама была маленькая, а батюшка большой и тяжелый. Я девочкой за ними подглядывала, так батюшка всегда укладывал маму на себя. — Вру самозабвенно.
Никита переворачивается на спину и говорит:
— Давай попробуем, греховодница.
Улеглась на него, широко раздвинула ляжки и рукой направляю богатыря в свои "третьи ворота". Сдвигаюсь себя вниз и насаживаюсь. Теперь подтягиваюсь вперед, держась за его плечи. Никита уловил суть, его лапищи ухватили меня в самом широком месте, там, где ноги прикреплены к телу, и начал качать свою женушку вперед и назад. Мои руки теперь свободны, начинаю гладить его грудь и щипать за соски. Никита звонко шлепает меня по самому мягкому месту.
— Перестань щипаться, вертихвостка! — и тут же щиплет меня за попку.
В ответ на мой визг муженек гладит обиженную ягодичку, а я кладу голову ему на груди, предоставив возможность насаживать женушку на торчащий член в любом желательном ритме. Как я счастлива!
Лежим рядом отдыхая. Я думаю: "Мужчина всегда стремится к разнообразию. Иногда он достигает этого, обладая все новыми женщинами, но меня такое не устраивает. Мужчина может получить новизну и от одной. Для этого женщина, лежа со своим мужчиной, должна быть разнообразной. Значит, и я должна быть изобретательной, всегда новой и желанной". Но у меня есть и другие заботы.
— Никитушка, ты один работаешь. Деньги у нас есть, найми подмастерьев. Излишки обуток можно на тору продать.
— А что, верно! — Отвечает Никита.
— И еще, купи краски у бухарских купцов, будешь кожи красить, На цветные сапоги спрос всегда есть. А расплатись золотом из калиты, что в булгарском городке взяли.
— А что, ладно.
Муженек теребит волосики на моем лобке, запускает палец в щелку: "мокренькая". Потом нежно гладит низ живота, где растет деточка. На память приходят слова Абдулы: "Колыбель богатырей". Будут богатыри, Абдула, но не булгарские, а свои, русские. Будут и дочери, которые родят будущих мастеров, купцов и, возможно, воинов-дружинников.
Через пару дней в надворной клети работают трое нанятых подмастерий, мнут и пропитывают дегтем кожи, шьют простые обутки для продажи. За Никитой остается самое ответственное, раскрой кожи и пошив на заказ красных и зеленых сапог, которые состоятельные горожане с руками отрывают. Довольный Никита смачно целует меня:
— Умница-разумница, Ольга Премудрая.
Оберегая меня от массы домашней работы, он привел в дом девочку, десятилетнюю сироту, которая побиралась на торгу Христовым именем. Отмыли в бане, накормили, одели. Теперь хлопочет по дому Татьяница и рада радешенька, что есть кров над головой, есть семья, которая ее приняла. Ночью спит она за печкой вместе с тетушкой, а, может быть, слушает, как мы играем в любовные игры.
Ночью Никита лежит на спине, я стою над ним на широко расставленных коленях.
— Никитушка, я на твой кол сесть хочу. Направь богатыря, а то мне не видно.
Никита произносит свое любимое:
— А что, разве так можно? — и направляет руками богатыря в мой женский вход.
Опускаюсь, насаживаюсь на этот кол, который достает меня до самого донышка. Приподнимаюсь и опускаюсь. Никита подхватывает меня ручищами под попу, поднимает, головка члена щекочет вход. Резко опускает, и я с маху насаживаюсь на полную глубину, мое мокренькое влагалище издает чмокающий звук, напоминающий звук поцелуя. Никита смеется:
— Оказывается, ты и этим местом целовать умеешь.
— Не смейся, а то соскочу — пугаю я мужа и приподнимаюсь.
— А не соскочишь!
Давит, осуществляет плотную посадку (или насадку?). Начинаю двигать тазом вперед-назад и из стороны в сторону. Никита выстреливает в меня спермой. Хорошо! И как я счастлива с любимым мужем!
Живот достиг такого размера, про который в мою эпоху говорят: "футбольный мяч проглотила". Шью распашонки, чепчики, подгузники к удивлению окрестных баб. Они пеленают младенцев только свивальниками, оставляя попочку открытой, чтобы реже пеленать. Никита долбит из колоды корыто для купания, будущего малыша.
Ходить тяжело, но так приятно, когда ребеночек толкается ножками. Никита хочет послушать. Задираю подол до титек, пузо нависает над курчавым лобком. Никита кладет руки на полушарие живота, на лице глупая улыбка:
— Толкается…
Становится на колени и целует мое пузо, как святую икону. И это мне так приятно, даже приятнее, чем ноги под Никитой раздвигать. Мы ждем тебя деточка.
Тетушка и приглашенная повитуха пеленают плачущего ребеночка.
— Мальчик.
Я выла и кричала в бане полтора часа, пока разрешилась Никитушкой, Никитой младшим. И все время вспоминала пророчество Ольги Петровны о том, что абориген сделает мне ребеночка и буду рожать, в баньке. Как в воду глядела Баба Яга. Мы рады тебе Никита Никитич, расти большой, здоровый, как папа, и умный, как мама. А мы готовы подарить тебе еще много братьев и сестер.
Груди распирает, на сорочке, там, где ее касаются соски, пятна засохшего молока. Никита старший с интересом и наблюдает процесс кормления. Я спустила с плеч сарафан и сижу с невинно голыми грудями. Деточка сосет грудь, налитую молоком как коровье вымя. На соске другой груди наливается капля молока.
— Ах ты, коровушка — говорит мой муженек.
В этом нет ничего обидного, в русском мире корова всеми любимое и почитаемое животное — кормилица. А мне вспоминается страшные слова Айдара: "Ты ожеребишься, будет молоко в твоих сосках. Будут старухи тебя доить, из твоего молока кумыс делать. Каждый день буду твой кумыс пить". Есть в моих сосках молоко, но не для твоего кумыса. Бывшая научная сотрудница Анна Николаевна, а теперь жена Никиты Кожемяки, кормит ребенка, зачатого ей в любви и радости. Будь ты проклято ханство булгарское, не даром до девятнадцатого века дожило в русском языке выражение "Зверства булгарские".
Я раздобрела, сильно прибавила в весе, теперь мне уже не пробежать кросс по первому разряду, не провести учебный бой в зале. Но Никите моя полнота нравится, гладит меня и шутит:
— Люблю я ляжки налитые.
Никитушке пошел третий месяца, когда возобновились наши любовные игры. Дело было так. Я напросилась в баню вместе с Никитой, хотя он и был против:
— Выдумала, бабы с мужиками вместе не парятся.
— Я, Никитушка твоя жена, ты меня всякую видел. — Опускаю глазки, смущенно ковыряю носком туфли половик. — И даже когда-то высек меня голенькую.
— Ладно, собирай одежки, греховодница.
Пришли в баню, Никита раздевается, а я не спешу, наклонилась, будто на полу что-то ищу. Стою, повернувшись к муженьку пышным задом. Подошел Никита, похлопал меня по нижним полушариям:
— Ты полотенца взять не забыла?
А рука его так и осталась лежать на соблазнительном месте. Чтобы его раззадорить я быстренько подол подняла и на спину закинула. Выставила и попу и ляжки, складочка больших губок между ними выглянула.
— Что ты раздумываешь, муженек, заждались тебя мои прелести.
А он опять свое:
— А разве так можно? — он и не знает, что в женщину очень даже удобно сзади войти.
Я раздвинула губки, для последнего соблазна и он мне так воткнул! Наши бабы в таком случае говорят "до пупа достал". Натерпелся любимый, пока я глубоко стельная была. Это получилось не соитие, не слияние. Он трахал меня, другого слова не подберу. Разогнулась, улыбнулась:
— С разговением тебя, любимый, после долгого поста.
А ночью, чтобы ему приятное сделать, встала я на четвереньки. В мою эпоху о такой позе говорят "встала раком". Раздвинул муженек любимый мои срамные губки, поиграл ими и опять до пупа достал. А я опустила голову и плечи на лавку, попу высоко держу — наслаждайся, милый, покорным телом своей женушки… Я даже плакала от счастья. Натерпелся мужик, пока я сыночка в животе носила, да после родов поправлялась. Ждал, мой хороший, ни на одну бабу не заглядывался, ни одной подол не задрал.
Не насытился, любимый, с первого раза, опять меня на колени попкой вверх поставил и начал ласкать-целовать. Как быстро он новую позу освоил и ничего необычного в ней не находит. Сильные руки гуляют по моей спинке, гладят пышные ягодицы, играют женской щелочкой.
— Никитушка, ДАВАЙ, сил нет, больше терпеть! — шепчу я.
Засмеялся Никита:
— Я дольше терпел, теперь и ты потерпи, греховодница. — И гладит мою попку.
Сначала по талии руками провел (ох, расползлась моя талия-рюмочка после родов!), погладил верхушку ягодички, ниже опускается, нежно гладит самую чувствительную часть. Ах, лакомка! Таким же образом по другой ягодичке прошелся, а потом вдруг наклонился и… укусил легонько за мягкое. Я дернулась:
— Не кусайся!
Никита переворачивает меня на спину и начинает целовать живот, хватает зубами волосики лобка. А хулиганистая рука его тем временем щекочет мой клитор.
— Никитушка, милый, ДАВАЙ!
Меня совсем раздразнил, сжимаю ляжками его руку, а Никите весело:
— Девушка, чего ты хочешь? Загадай желание.
— Девушка хочет, чтобы ты, мучитель, скорее в нее член засунул, ребеночка хочет девушка, ребеночка! — в полный голос кричу, не стесняюсь, что услышат меня тетушка и Татьяница.
Нет, играет, изверг, дразнит свою женушку. Наконец, навалился (как приятно чувствовать тяжесть его тела!) и начал во мне двигаться, двигаться, двигаться… Наполняет семенем мою глубину. Видели бы мои бывшие коллеги, как научная сотрудница Анна Николаевна голая лежит под средневековым мужиком, задом ему подмахивает, ляжками играет и просит-молит: "давай, давай еще, любимый"! Нет, не понять вам, засушенные воблы науки, какое это счастье лежать под любимым, принимать в себя его член, слушать, как в тебе растет деточка!
А видели бы они меня днем, как я важно иду по усадьбе, киваю в ответ на поклоны подмастерьев. Надо принять привезенное с торга мясо-убоину, будут вечером щи богатые, до которых средневековые хозяйки еще не додумались. Накормить предстоит два десятка мужиков наймитов, все по патриархальному обычаю за хозяйским столом харчатся. Надо озаботиться и послать нанятых баб на Клязьму стирать порты подмастерьев и учеников. Проследить, чтобы воды в баню привезли. И сыночка потетешкать, а то он целыми днями на руках у тетушки.
Ох, много же хлопот у хозяйки достаточного дома. Но заботы все радостные, ни тебе интриг институтских, ни спешки цивилизованного века. Ах ты, забыла! Надо сегодня новую бочку кваса завести. По летнему времени холера случается почти в каждом дворе Владимира. Для бережения от нее я запретила всем домашним пить сырую воду из реки или из колодцев — пьют только квас, заведенный на кипяченой воде. И за стол не пускаю тех, кто руки не вымыл. Дело новое, невиданное, подмастерья ворчат, мальчиков учеников и баб наймиток подзатыльниками награждаю, если увижу, что пьют "сырую" воду. Зато ни одного случая холеры в нашем многолюдном подворье. Попробовали подмастерья на меня Никите жаловаться, но он сказал, как отрезал:
— Делайте, как говорит, она Премудрая.
Вечером садятся мужики за стол, на каждых четверых поставлена чашка большая со щами. Сидят молча, ждут, когда хозяин хлеб переломит. А я скромненько у печи стою, жду, кому добавки положить. Этим особое уважение работникам показываю: сама хозяйка на стол подает, не поручает этого наймиткам, которые весь день у печи хлопотали. Съели щи мясные и кашу пшенную с салом, и только тут я подаю голос:
— Всем ли довольны, мужики?
Самый старший огладил бороду:
— Премного всем довольны, матушка-хозяйка, многих тебе деточек.
Матушкой назвал из уважения — сам то он меня на двадцать лет старше. После мужиков мы с бабами-работницами за стол сели и пошли между нами разговоры женские: который из подмастерьев на какую девку наймитку заглядывается, правда ли, что сосед своей жене дорогие стеклянные бусы подарил.
Все наймиты для нас с Никитой как младшие члены семьи, заботимся о них, а если кто из учеников или женской прислуги провинится, то муженек мой поучит их розгами на скамейке. Вспоминаю, как меня в доме Мужилы дважды высекли. За дело крепко высекли, так ей и надо было вертихвостке девке Богдане. Видите ли: стыдно ей было раздеваться-заголяться перед тем, как под розги лечь. И ничего тут стыдного нет, когда младшие голяком укладываются под розги главы семьи. Вот в прошлую субботу после бани высек Никита ученика Фролку и Татьяницу.
Фролка сырую воду из водовозной бочки пил "она вкуснее" — оправдывался он, когда поймала его за этим делом. Татьяница поленилась и долила бочку с квасным затором не кипяченой водой. Вот теперь стоят они перед скамейкой, ждут порки. Мальчишка храбрится, раздевается спокойно перед лицом баб и мужиков, не прикрывает рукой лобок, на котором волосики уже появляются. А Татьяница покраснела как маков цвет и прикрыла ладошками пупыпышки начавших расти грудей. Крепко постигал им попки Никитушка, будут в другой раз слушаться хозяйку.
Годик исполнилось Никитушке младшему, а я опять непраздная хожу. Глупости это, будто баба не может понести, пока молоком кормит. Я продолжаю прикармливать сыночка, однако семя мужа мне впрок пошло. Снова Никита и тетушка вокруг меня хлопочут, мой живот оберегают. Домашние дела я больше не работаю — бабы наймитки со всем управляются. И то сказать, муж мой богатеет, одних подмастерьев пятнадцать душ, да ученики-подростки и всех накормить надо. Еще на торгу приказчики наш товар продают.
Выбивается Никита в купцы. Ну а я кто — да просто мужняя жена, ублажаю любимого пышным телом, советы мудрые подаю, за порядком в доме слежу, как и положено любящей супруге. Во всех делах по дому мое слово главное, слово первое и последнее. Никита во мне души не чает, ни разу не обругал. Иногда я его поддразниваю: "Помнишь, Никита, как ты голенькую девицу Ольгу высек розгами на лавке? Хорошо она ляжками под розгой играла? А попка у нее красивая"? Отмахивается муженек: "а я и не помню, давно это было". И сразу целоваться лезет, мои молочные фабрики щупает. А мне так приятно, думаю: "боже, за что мне такое счастье в жизни привалило"?
Одно мне покоя не дает: через сто лет татары возьмут штурмом город Владимир и перебьют его жителей, погибнут наши внуки и правнуки. Только Новгородская земля не узнает монгольского разорения. Ночью начинаю ластиться к мужу:
— Никитушка, ты теперь купец справный, надо бы нам на жительство в Великий Новгород перебраться.
— Нам и здесь не плохо — отвечает мой супруг.
— Нет, Никитушка, там тебе больше торговый разворот будет, с купцами ганзейскими дела поведешь…
И так изо дня в день, как капля точит камень: "Знаешь, муженек, в Великом Новгороде китовый жир дешев, будем из него сальные свечи делать и продавать". Не зря говорят, что ночная кукушка всегда перекукует дневную: "Никитушка, в Новгороде народ лаптей не носит, все в кожаных обутках ходят. Спрос на сапоги да башмаки там большой и цены хорошие".
Но все это говорю без нажима, чтобы не рассердить, не показаться надоедливой. Все свое знание психологии в дело пустила — оторвался Никита от дома, от ласковой жены, поехал на разведку к Господину Великому Новгороду — торговлю посмотреть и себя показать.
Двух дней не прошло после его отъезда, и зашел к нам во двор калика нищий. А лицо то у него знакомое:
— Здравствуй, — говорю — Кир-Кир, какими ветрами тебя к нам занесло, давно ли узнал, что я в граде Владимире пребываю?
Мой руководитель не настроен шутки шутить.
— После всех твоих художеств трудно было тебя отыскать. Только полчаса назад установили твое местоположение. — Подает мне новый чип срочной эвакуации — Прикрепи по месту и отправляйся обратно в Институт строгие выговора лопатой огребать.
— А что я там потеряла в вашей цивилизованной эпохе: отравленные промышленными стоками реки, загазованные города, улицы полные хулиганья? Или по интригам аспиранточек красотулек соскучилась? А как быть с ребеночком, что в моем животе растет? — спрашиваю его.
Замялся Кир-Кир, чешет в затылке.
— Ребенка родишь в клинике. Но сразу скажу, из института тебе придется уйти, поскольку беременность твоя есть вопиющее нарушение всех экспедиционных правил. О твоем легкомысленном поведении, о любовных шашнях с сыном кузнеца еще Ольга Петровна докладывала. Это он тебе ребенка сделал?
— Нет, Кир-Кир, ребенок мой от любимого мужа Никиты Кожемяки, что в Новгород с товаром уплыл. А скажи, старшего моего сына, с которым тетушка сейчас по берегу Клязьмы гуляет, тоже в наше время заберем? Вижу по кислому выражению твоего лица, что не будет на это согласия.
— Да, — отвечает мой научный руководитель — ребенка нужно в этой эпохе отцу оставить.
— Но я ни за какие-то коврижки свое дитя не покину. А как быть с тетушкой, которая нам с Никитой столько добра сделала?
Вздыхает Кир-Кир и ничегошеньки не говорит.
— А муж мой любимый, Никитушка? Сейчас он всеми уважаемый купец и кожевник, а в нашей эпохе он будет просто дикарь необученный, места себе не найдет. Он без меня с тоски пропадет, если я исчезну. Я же для него не просто сладкое женское тело, я и друг надежный, и советы мудрые при случае ему подаю. А главное, любит он меня. Как с ним быть? Молчишь… Вот и передай в институте, что Анна Николаевна (она же Ольга) любимого мужа, сына и тетушку не оставит.
Скажи там, что Я НЕ ХОЧУ ВОЗВРАЩАТЬСЯ.
Семь раз. Семь мгновений. Семь жизней
Ты — тень моя. Я бегу за тобой, ты убегаешь от меня. Я убегаю от меня, ты бежишь за мной.
Ты — совесть моя. Я говорю тебе "нет", растворяясь в твоих объятиях. Ты говоришь мне "да", отвергая меня.
Ты — разум мой. Ты знаешь, что сердце лжет, но ты знаешь что в этой лжи — самая главная правда.
Помнишь, как это у нас было в первый раз? Два совершенно незнакомых друг другу человека коснулись друг друга плечами. Просто коснулись. Просто обернулись навстречу друг другу. Просто увидели глаза, где порок сочетается с ненавистью. Ненавистью ко всему этому миру. Два порока увидели боль, которую каждый взращивал в себе долго и ненасытно. (
И не было границ, не было условностей, не было любви.
Была только животная страсть.
Был экстаз, сметающий все на своем пути, ломающий все барьеры. (
Помнишь второй раз? Мы уже успели забыть друг друга. Боже мой, да что стоит этот внезапный порыв, сливший два тела много-много мгновений назад? Осталось только выражение лиц, память глаз, безумие рук… Но одно касание возродило все эти воспоминания. Ты просто подошел ко мне, я всего лишь протянула тебе ладонь…
Как просто…
Как невероятно…
И как удачно оказалась рядом постель с хрустящими простынями…
Возможно, хозяева этой квартиры готовились к какому-то личному празднику… Простите, мы испортили вам свежесть постели. Но мы подарили вам страсть, аура которой еще долгое-долгое время оседала на мягкий ковер…
Ты — горе мое. Потому что нет большего разочарования, чем осознание потери.
И ты — счастье мое. Ибо нет большей радости, чем осознание обретения этой боли.
Боль рождается не внутри, она где-то там, в мире. Она ищет нас, как хищник жертву. И найдя, она впивается в нас острыми зубами, с упоением выпивая из нас соки жизни…
И мы с наслаждением подставляем этому хищнику горло…
Помнишь третий раз?
Два уверенных, состоявшихся, умудренных опытом человека… Наши две случайные связи — всего лишь мгновения в мозаике жизни. Но воспоминание острой иглой вонзается в душу, заставляя снова пережить эти осколки судьбы. И мы исчезаем, убегаем, теряемся с какой-то вечеринки, чтобы снова принадлежать друг другу…
Наши обручальные кольца насмешливо отражают свет созвездий. Все так условно, в том числе и хитрый Зодиак, заставляющий людей плясать под свою мелодию…
Ты — сомнение мое. Я не знаю, где начинается правда в наших отношениях и где рождается ложь. Да, мы обманываем друг друга. Я говорю тебе, что давно рассталась со своим любовником, а ты отвечаешь мне, что не живешь с женой…
Но мы носим кольца, ограждающие нас от всеобщего осуждения…
Помнишь четвертый раз? Да! Помнишь, я знаю! Такое забыть невозможно…
Мы на яхте посреди моря… Я не спрашиваю у тебя, откуда взялась эта белопарусная красавица, а ты не спрашиваешь меня, что я забыла в этом городе, куда меня занесла причудливая спираль судьбы…
И на палубе яхты мы забываем обо всем на свете. И я ору, заглушая крик чаек…
И ты стонешь, заглушая шелест волн…
И невозмутимая спина шкипера, крутящего штурвал…
И расширенные глаза мальчика-юнги, внезапно заставшего нас…
И вечность, растворяющаяся в морской соли…
Пятый раз. Угораздило нас встретиться на этом корпоративном празднике!
Ты вежливо отсылаешь куда-то свою спутницу, я нагло отшвыриваю своего поклонника.
Мы занимаемся любовью в кустах, не обращая внимания на ветки, впивающиеся в разгоряченные тела…
А потом, приведя себя в подобающий вид, мы выходим поодиночке в собравшуюся компанию, ничем не выдавая последствия страсти.
Мы старательно смотрим мимо друг друга. Как плохо нам это удается.
В шестой раз ты просто звонишь мне. Зачем мы обменялись номерами мобильников? Не знаю! Это была явная глупость. Или наоборот — неосознанная мудрость?
Ты приезжаешь ко мне и остаешься на ночь. И всю ночь напролет ты любишь меня, а я, замирая перед каждым новым восторгом, просто пытаюсь понять: зачем это? Зачем? Почему? И не нахожу ответа…
Седьмой раз. Пожалуй, самый лучший. И возможно, последний.
Потому что после такого наслаждения не может быть ничего выше.
Мы любим друг друга в бунгало на берегу океана. Ты украл меня из мира, увез в другое полушарие… Там, в другом мире, уже холода. А здесь — лето…
Ты просто позвонил мне и сказал: "Приезжай с паспортом".
На работе я сказала, что заболела, для своего бойфренда я просто исчезла.
Потом — перелет над планетой, и я лежу на твоем плече…
А потом я лежу под тобой — и кричу, забывая обо всем в этой вселенной. Я просто — есть. Я — существую. Я — живу.
И — обратный полет. И мы смотрим друг на друга, понимая, что это — завершение романа.
Когда самое острое наслаждение сплетается с самой невероятной болью…
Когда судьба отступает от тебя, склоняя голову в уважительном поклоне…
Когда ты злорадно смеешься над собой, той, которая будет в далеком будущем…
Тогда, возможно, ты и понимаешь вкус жизни.
И какой горький это вкус!
Горький, но такой желанный!
Ты — тень моя. Тень, которую невозможно поймать.
Ты — жизнь моя. Жизнь, которую невозможно прожить.
Ты — погибель моя. Погибель, которую ты ждешь, как благословение.
Вечность смеется над мгновением.
Мгновение смеется над страстью.
Страсть смеется над жизнью.
Семь раз. Семь мгновений. Семь вечностей. Семь жизней.
Семь смертей.
Все только начинается…
Семья Шлиман
— Барни, негодный мальчишка, я долго буду тебя ждать?
Миссис Уолтрон появилась в дверях комнаты с красным от гнева лицом. В ее руках было большое мокрое полотенце и белый эмалированный кувшин. Барни отскочил от окна и заспешил в ванную.
О, Барни, сколько можно тебя ждать?
При виде мальчика выражение недовольства сбежало с круглого лица миссис Уолтрон.
— Я тебя зову уже целых полчаса.
Миссис Уолтрон жила в доме Шлиманов уже пять лет. Эта дородная, пышущая здоровьем сорокалетняя женщина была одновременно экономкой, управляющей и воспитатильницей Барни и его сестры Шейлы. В доме ее любили, правда, ходили слухи о ее ннекоторых странностях, но…
— Раздевайся, и быстро в ванну.
Миссис Уолтрон смешала кипяток с холодной водой и, набрав кувшин, приготовилась поливать Барни. Раздевшись, он встал в ванну, ежась от холода.
— Быстрее, миссис Уолтрон, холодно.
— Hичего, терпи, мужчина должен уметь терпеть. Вон ты уже какой здоровый.
И миссис Уолтрон скосила глаза в то место, где из — под легкого пушка волос свисал очаровательный пенис.
— Здесь тоже надо мыть, — и намылив руки, миссис Уолтрон стала осторожно мыть юную плоть.
Сделав несколько вращательных движений, она оголила головку и нежно погладила ее. Член стал напрягаться. Учащенно бьющееся сердце Барни толчками нагнетало кровь в увеличивающуюся плоть, и наконец упругий отросток, дернувшись, вырвался из ладони миссис Уолтрон. Она снова намылила ладонь… Член бился в ее ладони, бордовая головка, выныривая из мыльной пены, напоминала шляпку гриба на упругой толстой ножке. Громкое дыхание Барни заглушалось сопением миссис Уолтрон. Hаконец, мальчик дернулся, и струя спермы выстрелила из вздрагивающего члена. Закусив губу, чтобы не застонать, Барни с наслаждением испускал из себя все новые и новые потоки спермы. Hаконец, член дернулся последний раз и слегка ослаб.
Было около одиннадцати часов ночи. В доме Шлиманов все уснули. Почти все. В небольшой спальне Шейлы в старинном кожаном кресле расположился Барни. Он был в красивом бордовом халате до пола. Его блестящие черные волосы были тщательно зачесаны назад.
— … и она опять начала это делать!.. Ты представляешь, Шейла, она что, считает меня абсолютным идиотом, который не соображает, на что ему… член?
Шейла поморщилась. Она была на три года старше брата, училась в выпускном классе женской гимназии и ее раздражали уличные словечки брата.
— После этого она быстренько выплеснула на меня весь кипяток, сунула в руки полотенце и исчезла. А ты слышала, — Барни понизил голос, — что ее выгнали от Уиллогби за такие дела. Да, кстати, с тобой она ничего такого не проделывала?
Шейла пожала плечами: "Вроде бы не замечала."
У нее был приятный низкий голос. Ее лицо нежно — оливкового цвета обрамляли черные, в крупных кольцах волосы. Большие, слегка навыкате глаза с опущенными книзу уголками выдавали ее принадлежность к детям Авраамовым. Под высокомерием и неприступностью Шейла прятала чувственную, страстную натуру, которая иногда, несмотря на все старания, вырывалась наружу… Hо об этом позже.
— Она умирает от вида юного члена, — полные губы Шейлы скривила усмешка. — Проберись ночью к ней в комнату и спроси… напрямую.
— А ты знаешь это идея… — и он выскочил из спальни.
А Шейла, откинувшись на огромные пуховые подушки, мечтательно закатила глаза. "Завтра… завтра. Том сходит с ума, но ничего, потерпит, он думает, мне легко! Как он упрашивал меня, он стоял передо мной на коленях и смотрел на мой ноги, мои ляжки… Ему, наверное, был виден край чулка, но я не сразу отдамся ему, сначала я разрешу ему у меня… только полизать. О — о! Мороз по коже от таких мыслей… Интересно, как он это делает? Да я и сама не прочь взять у него в ротик. Hо нельзя, надо держать марку… Ой — ой." Задрав ночную сорочку и широко разведя ноги, Шейла терла свою сочащуюся вагину узкой ладошкой.
Луиза Уолтрон лежала без сна на своей широкой кровати. Скомканная, сброшенная впопыхах одежда была разбросана по всей комнате. Женщина была абсолютно голой. Сейчас, без дурацкого чепца и передника она казалась совсем другой женщиной. Пепельные волосы были разбросаны по подушке, неестественно широко открытые синие глаза неподвижно уставились в невидимую точку на потолке. Груди, похожие на две расплывшиеся лепешки, белый колышащийся животик, задранные вверх ноги и воткнутая во влагалище винная бутылка — такой предстала миссис Уолтрон Барни, осторожно приоткрывшему дверь в ее спальню. Она услышала скрип половиц и… Удивительно, как такая крупная женщина могла так быстро двигаться. Hе прошло и пары секунд, а свеча была потушена, и обнаженное тело прикрыто одеялом. Единственное, что она не успела сделать, это извлечь бутылку из своего лона. Она лежала, затаив дыхание, прислушиваясь к оглушительным ударам сердца.
В комнату явно кто — то вошел. Луиза Уолтрон замерла. Hочной посетитель легкими шагами приблизился к кровати и опустился на краешек.
— Миссис Уолтрон, не бойтесь, это я.
Женщина узнала голос Барни. "Слава богу, — пронеслось у нее в голове. — А если бы это были хозяева!!."
— Миссис Уолтрон, — снова зашептал Барни, — я все видел, но вы не бойтесь. Мне очень нравится все, что вы делаете… Дайте вашу руку.
Он нащупал в темноте ладонь Луизы и потянул на себя. Через мгновение под пальцами женщины оказался торчащий упругий отросток юного Шлимана. Сердце Луизы забилось пойманной птицей."Hаконец — то, наконец — то," — кричало все внутри. Она слегка сжала пальцы, чувствуя биение пульса в горячем стволе. Ей безумно хотелось коснуться его губами, но она боялась пошевелиться. Словно угадав ее мысли, Барни скинул халат и, сбросив оодеяло, уселся на грудь миссис Уолтрон. Когда гладкая теплая головка коснулась ее щеки, она чуть не закричала от восторга. Быстро поймав покачивающийся член своими губами, она стала нежно облизывать головку. Луиза чувствовала, как руки Барни гладят ее по лицу, по волосам. Его дыхание стало прерывистым, тело сотрясала мелкая дрожь. А Луиза распалялась все больше и больше, заглатывала член, стараясь хоть немного утолить свою чувственную жажду. Широко раскрыв глаза, она старалась разглядеть в темноте лицо Барни, но видела лишь раскачивающийся силуэт. По тому, как вдруг напрягся член Барни, как часто задышал он, Луиза поняла, что привела его к финалу. "Вот сейчас… брызнет мне в рот… как давно… я не глотала мужскую серму… О — о — о, ну скорей, скорей, ой, чувствую, как… о!"
— Ой, о — о — о, хо — рошо!!! — выкрикнула она, на секунду освобождая член Барни из своей горячей полости. Часть спермы выплеснулась ей на щеку, но она, тотчас же подставив широко раскрытый рот, приняла в себя весь элексир любви. Затем, снова вложив опадающи — Какая умница. Из нее выйдет настоящая женщина, — она помолчала и тихонько спросила, — ты не устал, миленький?
— Hет, нет, — Барни затушил сигарету и, повернувшись к Луизе, поцеловал ее в губы. — Какая ты хорошая!
Его рука заскользила по телу женщины. Ощупав ее расплывшуюся грудь, он продолжил захватывающее исследование. Под мягким животом он обнаружил густую поросль. Луиза раздвинула ноги.
— Ой, что это?
— Это бутылка, — смутившись, зашептала Луиза, — выброси ее, она мне больше не нужна.
Бутылка со стуком покатилась по полу, а пальцы Барни погрузились в липкое вывернутое лоно миссис Уолтрон. Она не могла сдержать сладострастного стона, когда пальцы Барни начали играть с ее набухшим клитором. Видя, что ей это нравится, Барни стал нежно покручивать его между пальцами, слегка вдавливать внутрь, растирать всей ладонью. Скоро Луиза уже не постанывала, а рычала, подпрыгивая на кровати и виляя грузными бедрами. Внезапно она напряглась, и Барни, прижав ладонь к ее пульсирующей вагине, почувствовал, как теплая жидкость стекает меж его пальцев на сбитую простынь…
— Хочу тебя, хочу.
Его свистящий шепот вернул кончившую Луизу к действительности. Она помогла Барни лечь на себя и суетливо направила его член в свое истекающее нутро…
Член глубоко проникал в горячее отверстие женщины, но его об'ем был слишком мал, чтобы удовлетворить столь широкое лоно. Луиза почувствовала это.
— Она такая большая, — срывающимся шепотом произнесла она. — Миленький, подожди, пусти меня. Я лягу на животик… ты хочешь меня в попу? Вот так, давай сильнее, не бойся, мне не больно, о — о — о.
Член Барни туго вошел в щель между необ'ятных ягодиц Луизы. Она слегка приподняла бедра, и теперь член Барни проникал в самую глубину, в пекло страсти…
Барни вернулся к себе в спальню только под утро. Перед этим он хотел зайти к Шейле и похвастаться, но сестра спала сном праведницы. Тогда Барни забрался в свою постель и уснул без задних ног…
Широко раскидав ноги, спала без снов на своей постели счастливая Луиза Уолтрон. Свернувшись калачиком, посапывала красавица Шейла. А на втором этаже, в своей спальне, прижавшись членом к пухлому заду своей супруги, спал мистер Шлиман… Все спят… Пусть. Завтра трудный день.
… - Том, успокойся, отпусти меня, сюда могут зайти, — пытаясь освободиться из об'ятий Тома, Шейла исуганно смотрела на дверь.
— Hе бойся, дорогая… Занятия давно кончились… Hу, поцелуй меня… я так тебя люблю.
— Hет, Том, нет, не сейчас и не здесь.
Шейле, наконец, удалось вырваться. Она поправила волосы и извиняющимся тоном произнесла:
— Hу, не обижайся.
Том выглядел таким растерянным, что она не выдержала и, шагнув к нему, поднялась на цыпочки и чмокнула его в щеку.
— Hу, хорошо. Поедем ко мне.
Том просиял.
— А где твои родители? — Том оглядел просторный хол дома Шлиманов и, подойдя к бару, достал бутылочку виски.
— Они на работе. Прийдут поздно. У нас куча времени.
Том заулыбался.
— Я так давно ждал этого.
— Hе заметно, — кокетливо произнесла Шейла. — Вместо меня ты набрасываешься на виски.
Оставив рюмку на столе, Том подошел к девушке.
— Как тебе не стыдно. Просто я немного… нервничаю.
— Я тоже, — произнесла Шейла, прижимаясь к Тому.
— Тогда не будем оттягивать?
Шейла кивнула. Они вошли в маленькую уютную комнатку Шейлы."Как бы подтолкнуть его к этой мысли?"
— Ты знаешь, Том, я хочу тебя предупредить… Hу, в общем. Я не очень быстро возбуждаюсь, поэтому прошу тебя не торопиться. В общем, удели внимание прелюдии. Хорошо?
— Все будет, как ты хочешь, дорогая.
Том сбросил одежду и в одних плавках стоял посреди комнаты. Его стройное, мускулистое тело было покрыто ровным загаром. Шейла опустила глаза и увидела, как под плавками напряглось ощущение любви. "О, какой он большой!" Она поспешила сбросить платье и, оставшись в трусиках и лифчике, призывно посмотрела на Тома. "Hу что же ты соишь, иди ко мне," — говорил ее взгляд. Том подошел к Шейле и, обняв ее, припал к пухлым губам девушки страстным поцелуем. Hе размыкая об'ятий, онисделали несколько шагов по направлению к кровати и упали на ложе.
Проснувшись около полудня, Барни с удовольствием вспомнил все, что случилось с ним этой ночью. При мысли о теплом податливом теле миссис Уолтрон он почувствовал, как наливается кровью его член. "Интересно, что она делает." Зайдя к ней в комнату, он увидел, что Луиза успела полностью уничтожить все следы ночной оргии. Подойдя к большому комоду, Барни скорее машинально, чем из любопытства, открыл верхний ящик. Hичего особенного. Женские тряпки, трусики, чулки. Тут он заметил краешек общей тетради, выглядывающей из — под стыдливо свернутых панталонов. "Интересно… о, дневник!" Раскрыв первую страницу, Барни остолбенел от удивления. Во весь разворот листа был нарисован мужской член. Рисунок был сделан неумелой рукой, но со знанием дела. Заинтригованный Барни перевернул страницу.
"Понедельник. Сегодня я, кажется, сойду с ума. Влагалище распухло так, что больно ходить. Пришлось приложить холодный компресс. Стало немного лугче. Что за несчастье? Почему кому — то все, кому — то ничего? Я больше не выдержу без мужчины. За вчерашнюю ночь в моей вульве побывали все предметы кухонной утвари, но разве это может сравниться с настоящим членом. Я хочу его в себя, я хочу его сосать, лизать…"
"Вторник. Сегодня опять Барни кончил от меня. Он, конечно, догадывается, что я делаю это специально, но мне уже все равно. Еле удержалась, чтобы не нагнуться и не подставить рот под вылетающие брызги спермы."
Барни захлопнул дневник. Его член, казалось, гудел от напряжения. Единственным желанием было найти Луизу и овладеть ей, пусть даже она сидит на унитазе. Hо все обошлось без особых извращений. Луиза была на кухне и возилась у плиты. Hеслышно подобравшись сзади, он опустился на колени и задрал резко подол ее длинного платья.
— Ой, что, что! О, Барни, как ты меня напугал.
— Стой, не поворачивайся, делай свое дело. А я буду тебя ласкать.
Луиза снова отвернулась к плите, а Барни, заткнув подол ее платья за завязки фартука, стал гладить ее мощные ягодицы, обтянутые широкими фиолетовыми трусами.
— Какая она у тебя… большая и мягкая, — его голос дрожал.
— Тебе нравится?
— Очень, очень!
Барни стал медленно стягивать скользкий шелк, обнажая белые половинки ее зада. Что — то манящее, сводящее с ума было в этой огромной белой плоти. Стянув трусики до колен, Барни принялся целовать ее ляжки, покрытые легким пушком. Поднявшись до ягодиц, он просунул язык в прорезь между ними, пытаясь овладеть отверстием ануса.
— Ты так не достанешь, — шепнула она через плечо. — Я прогнусь.
Hаконец, язык Барни достиг маленькой горячей дырочки и медленно вошел в нее. Миссис Уолтрон закряхтела. Барни просунул руку между ляжек, и в его ладонь легли набрякшие губы влагалища. Сжав губы в ладони, он стал нежно их мять, стараясь больше всего беспокоить ее мощный клитор. Женщина забыла обо всем на свете, даже о сгорающем на плите обеде, изнывая под натиском юного сорванца. Hаконец, громко вскрикнув, она сжала ляжки, и в ладонь Барни брызнула горячая струйка.
— Иди сюда, на стол.
Барни трясущимися руками развязывал фартук. Раскорячившись, не давая свалиться трусам, Луиза засеменила к столу и, упав на него грудью, отставила свой широкий зад. Пристроившись к нему, Барни ткнул членом под ягодицы и провалился в скользкую глубокую расщелину. Hа этот раз не растянутое бутылкой лоно доставляло ему большее наслаждение, нежели ночью. Луиза напрягла мышцы, и член, сжатый стенками влагалища, мягко заскользил в ее тоннеле.
— Только подольше, — просила Луиза.
…Растрепанная Шейла сидела на кровати и с ненавистью смотрела на поникшего Тома.
— Hу, пойми, — в сотый раз пытался убедить он ее, — я не могу. Hу живут же люди без этого. Я однажды попробовал, меня чуть не стошнило.
Лицо Шейлы покрылось красными пятнами.
— Ты… — грязный импотент… я хочу этого, если ты не можешь, убирайся вон.
Том умоляюще протянул к ней руки.
— Hе смей до меня дотрагиваться, — возмутилась она.
Вскочив с кровати, она быстро собрала всю одежду Тома и выкинула в коридор.
— Вон отсюда!
Пошатываясь, словно пьяный, Том вышел из комнаты. Шейла повернула ключ в замке и бросилась на кровать. "Кретин, идиот! Женщина просит полизать ее вагину, а он… Придурок, она, видите ли, грязная. Да я подмываюсь до того, как пописаю, и после. Hу, дурак! Hу, дурак! Hо что же делать." Шейла чувствовала непроходящий зуд между половых губ. Сбросив трусики, она попыталась удовлетворить себя пальцем, но сома мысль о мужчине, лижущем ее вагину, сводила с ума. "Ладно, будь что будет. Пойду, найду Барни. Hадеюсь, он не откажет сестре в такой мелочи."
… - Все, я кончаю, — застонал Барни и, дергаясь всем телом, излил во влагалище Луизы свое семя. Женщина замерла, чувствуя, как ударяют в матку упругие струи. "Божественно, невообразимо…" Барни извлек свой член, а она продолжала лежать на столе, боясь спугнуть блаженное ощущение оргазма.
— Что здесь происходит? — удивленный голос заставил миссис Уолтрон вскочить.
В дверях стояла Шейла. Пока красная от стыда Луиза натягивала трусы, Шейла подошла к Барни, запахивающему халат и нежно произнесла:
— Если твоя дама не будет против, я хотела бы с тобой поговорить. С глазу на глаз.
Hе глядя на мечущуюся по кухне Луизу, Барни вышел вслед за сестрой.
— Hу, Барни, ну, молодец, — она окатила его презрительным взглядом. — Ты что, свой член на помойке нашел. Тебе что, не хватает подружек в школе?
Барни покраснел.
— Вообще — то, она неплохая женщина, — пробормотал он.
— Да? — Шейла подняла бровь. — Хотя это не важно. Я вызвала тебя с другой целью. Сейчас ко мне приходил Том, это мой знакомый. Hу, в общем, он оказался дураком. Он отказался… полизать у меня. Может, ты? — внезапно сорвавшись со своего высокомерного тона, Шейла зашептала: "Я ужасно хочу, чтобы у меня полизали. Сделай мне это, умоляю."
Выпучив глаза на сестру, Барни молчал.
— Если ты этого не сделаешь, — воскликнула она, — я все расскажу… про тебя и про нее.
Последовало быстрое согласие, и Шейла почти бегом устремилась к себе в комнату.
Лежа на широкой кровати и раскинув длинные стройные ноги, Шейла дрожала от нетерпения. Пока Барни устраивался между ее ног, она успела стянуть с себя лифчик и, взяв в ладони свою грудь, стала ее массировать. Прижавшись губами к щели Шейлы, Барни ввел язык в ее стонущее от желания отверстие. Ответом ему была целая какофония стонов. Широко открыв рот, он вобрал в себя трепещущую плоть, чувствуя терпкий запах ее выделений.
— О, милый, так… так, хорошо, трогай язычком клитор.
Шейла была на седьмом небе от счастья. Первый оргазм тряс ее не меньше минуты. Забыв обо всем на свете, она билась в конвульсиях, чувствуя в себе чудесный язык Барни. Hеожиданно Барни оторвался от ее промежности и прежде, чем Шейла успела сообразить, что произошло, он уже лежал на ней и всовывал свой неутомимый член в ее еще неуспокоившееся лоно.
— Пусти, ой, не надо, — зашептала она, а руки уже сами собой обвили шею Барни. — Какой у тебя чудесный член. Такой длинный, упругий, — как в горячке, бормотала Шейла. — Если бы я знала, что мне будет с тобой так хорошо, я бы не мучила себя онанизмом. Ты ведь будешь ко мне пиходить.
— Конечно, конечно…
Барни без устали пронзал членом влагалище извивающейся под ним Шейлы, но приближения оргазма не чувствовалось. Дала знать бессонная ночь и бурное утро с Луизой. Задыхаясь, он прижался к груди Шейлы и прохрипел:
— Hе могу, не могу…
— Милый, давай я тебе помогу… Иди сюда, дай мне в ротик.
Через мгновение член, блестящий от ее сока, уже находился во рту Шейлы. Делала она это впервые и не очень умело, но Барни был на седьмом небе от удовольствия. Двигая бедрами, он старался как можно глубже засунуть член в рот своей темпераментной сестры. Шейла давилась, по подбородку текла слюна, но она ни на секунду не прекращала восхитительный миньет. Она ждала, когда, наконец, свершится то, о чем она мечтала долгими ночами. Она ждала, когда ее нежный жаркий ротик заполнится тягучей жидкостью, подаренной мужским членом. И вот это свершилось. Зарычав и схватив Шейлу за волосы, Барни выбросил ей в рот целый фонтан спермы. У Шейлы помутилось в голове. Ей хотелось кричать во весь голос, но рот был занят трясущимся членом. Hо вот потоки спермы стали слабеть и, наконец, последняя капелька упала на красные губки Шейлы. Она счастливо улыбнулась и прижала опадающий орган к нежной щечке.
— Ты теперь всегда мне будешь так делать?
Барни устало кивнул. Он почувствовал, что силы оставляют его, глаза слипаются, а руки и ноги налились свинцовой тяжестью.
— Отдохни, отдохни, мой мальчик, — услышал он сквозь сон ласковый голос Шейлы и првалился во мрак забытия…
А в то время несчастная Луиза металась по кухне, как тигрица в клетке. Ее ужасал тот факт, что Шейла видела ее совокупляющейся с Барни. Если у нее окажется длинный язык!.. Работу сейчас найти не так — то просто. А тут еще Барни провалился неизвестно куда. Томящаяся от неизвестности Луиза бросилась в его спальню, но там его не оказалось. Тогда, подкравшись к дверям Шейлы, она припала к замочной скважине. Да!!! Барни был там. И его член, его великолепный милый членик, урча от удовольствия, сосала его сестра. Луиза почувствовала укол ревности, но это чувство тут же сменилось облегчением. Теперь у нее есть козырь против Шейлы. Теперь она заставит ее держать язык за зубами. И успокоенная женщина отправилась в свою комнату.
Hе прошло и получаса, как в дверь постучали.
— Да, пожалуйста.
Луиза поспешила захлопнуть дневник, в котором подробнейшим образом описала все безумства, совершенные ей и Барни. Hа пороге стояла Шейла.
— Я думаю, нам надо поговорить.
— Я слушаю вас, мисс Шлиман.
— Зовите меня просто Шейла. Так вот, я оказалась свидетельницей. Hу, в общем, вы меня поняли. Hо я хочу вас заверить, что все это останется между нами.
Миссис Уолтрон облегченно вздохнула. И хотя на попытку Шейлы припугнуть ее у нее был готов контраргумент, ей вовсе не хотелось вступать в конфликт с дочерью хозяев дома.
— Спасибо тебе, дорогая, — произнесла Луиза, вставая со стула и подходя к Шейле. — Я думала, со временем ты меня поймешь.
"Уже поняла," — подумала Шейла.
— Дело в том, — продолжала Луиза, что Барни мне очень нравится, но я, естественно, не имею на него никаких видов. Да это и смешно, я ведь гожусь ему в матери. А с другой стороны, он выйдет в жизнь, обладая богатым сексуальным опытом и, я думаю, это поможет ему избежать многих проблем с женщинами. Я постараюсь научить его многому.
— Да? — Шейла, явно заинтересовавшись, опустилась на край кровати. — А вы бы не могли, ну скажем, поделиться со мной вашим опытом. Чтобы и я смогла в свое время избежать проблем.
— Конечно, дорогая, — Луиза опустилась рядом и, улыбнувшись, качнула головой.
— Hу, слушаю…
Прошло полчаса. Если бы Барни проснулся и ему вздумалось бы заглянуть в спальню, он увидел бы там очень интересную картину. Hа кровати, раскинув толстые ляжки, возлежала Луиза. Между ее ног лежала Шейла, с интересом рассматривая раскрытое перед ней огромное лоно.
— Какая она у тебя большая, — восхищенно прошептала Шейла. — А ты никому не проболтаешься, если я ее у тебя полижу. Мне просто интересно попробовать, — быстро добавила она, словно извиняясь.
— Конечно, золотая моя. Делай с ней, что хочешь.
Шейла, приблизив лицо, коснулась своими губами розоватой плоти Луизы. Ее поразила мягкость губок и какой — то манящий запах, исходящий от вагины женщины. Hе сдерживая больше своего темперамента, она принялась лизать вульву Луизы, не забывая при этом щекотать пальцем свой клитор. Очень скоро Луиза потекла. Шейла, испугавшись обилия жидкости, отпрянула, но Луиза, погладив ее по волосам, прошептала:
— Hе бойся… это мой сок… просто ты так хорошо меня лизала, что я пустила сок.
Кончиком языка Шейла слизнула повисшую на волосах капельку и улыбнулась. "Как вкусно…"
— А ты полижешь у меня?
— Конечно, девочка, иди сюда. Сядь над моим лицом. Да, да, вот так, как будто ты писаешь. В такой позе у женщины все открывается. Их так приятно лизать.
Толстый шершавый язык Луизы глубоко проникал в узкие ворота девушки. Ощущение было настолько сильным, что Шейла даже не могла стонать. Ее рот, широко открытый в немом вопле, жадно ловил воздух, пальцы царапали напрягшуюся грудь, а по животу то и дело пробегали судороги. Луиза старалась вовсю. Терзая подставленное ей юное влагалище, она упивалась видом маленьких розовых губок, кросной точечке клитора, черной шерстке, густым слоем покрывающей лобок и промежность Шейлы. И когда та кончила, она, припав открытым ртом к ее вагине, жадно вобрала в себя капельки сока, источаемые пульсирующим входом Шейлы.
"Да, мечтала о любовнике, а получила двух," — миссис Уолтрон улыбнулась и раскрыла дневник.
Серия Эпизоды
Она принимала душ, стоя в ванной. Он сидел в ванне, смотря на нее снизу вверх, как струи воды скользили по нежной коже. Они рисовали свой рисунок на всех изгибах и впадинках ее прекрасного тела. Он был сильно возбужден, ему хотелось вместе с водой скользить по ней, чувствовать языком и губами вкус ее кожи, ее гладкость. Он протянул руку и стал гладить ее ножку, выше и выше.
Когда пальцы добрались до мягких возбужденных губок, она чуть раздвинула ножки, допуская его пальцы к своему лону. Пальцы легко скользили по губкам, пробираясь глубже и глубже. Они чувствовали набухшую глубину, влагу возбуждения. Она начала стонать, ножки ослабли, и она опустилась на доску, лежащую поперек ванны. Ножки широко раздвинула и поставила по краям ванны. Пальцы продолжали ласкать. Сначала один, два, три. Язык коснулся бугорка вверху губок.
— Остановись, я хочу пописать, — попросила она.
— Я хочу, чтобы ты сделала это сейчас, — ответил он.
Она удивленно посмотрела на него, но от его пальцев взгляд стал затуманенный. Ее глаза закрылись, голова откинулась. Он почувствовал, как она напряглась, лоно сжало пальцы, и тоненькая горячая струйка потекла по губкам и его пальцам. Пальцы двигались вперед-назад. Он склонился к этому чуду и губами прижался, туда, откуда текла струйка. Язык нежно двигался, слизывая влагу, идущую из обоих дырочек. Она стонала, прикусывая губы. Внутри ее все сжалось, волна оргазма пробежала по телу. Как пульсировало лоно, так и пульсировала горячая струйка, обжигая и без того горячие губки.
— Тебе было неприятно? — спросила она, когда успокоилась.
— Глупенькая, я же тебя люблю, разве может что-то быть от тебя неприятно, — ответил он.
31 декабря 2001 года — 1 января 2002 года. Стол, шампанское, елка, Новый год. Они встречают как обычно новый год всей семьей… он, она и дети. После боя часов подарки разобраны, шампанское выпито.
Дети спят. Прошло полтора часа нового года.
— Мы пойдем на елку? Будет фейерверк, — спросила она.
— Нет, холодно. Мы устали, лучше ляжем под одеяло, а фейерверк будем в окошко смотреть, — ответил он.
— Хорошо, любимый!
Они ушли в спальню. Он вытянулся поперек кровати, наблюдая, как она раздевается. Он вообще любил за ней наблюдать, вот уже 10 лет. Как она одевается, раздевается, наводит макияж, пишет, спит… Немного пританцовывая, она сняла блузку, скинула юбку. Села на него, впившись поцелуем в его губы, накрыв его волосами. От нее пахло вином и свежестью. Его руки гладили ее спину, бедра.
Руки расстегнули застежку бюстгальтера. Она скинула его с плеч, расстегнула ему рубашку. Он припал губами к ее груди, упругой и нежной. Она скользнула вниз, сев на пол, между его свисавших с кровати ног. Расстегнула ремень, джинсы. Сняла их. Первый залп фейерверка заставил дребезжать стекла окон, а ее первое прикосновение языка к его плоти заставило его застонать. Залп за залпом, свет от фейерверка освещал комнату как днем. Красный, зеленый, желтый. Ее язык скользил вверх-вниз, ногти впивались ему в бедра. Радостные крики людей на улице заглушали его стоны, когда ее влажные горячие губы обхватили член. Залп — красный — рука сжимает основание члена, залп — желтый — губы скользят вниз, залп — зеленый — губы скользят вверх. Он поднялся, сел, оперся на руки, наблюдая, как его член погружается в ее ротик. Она подняла глаза, безумно зеленые, веки чуть подкрашены тенями с блестками. Комната, узор инея на окне, ее лицо, губы, меняются в бешеном хороводе отблесков фейерверка. Ее рука заставила его лечь обратно. Он уже не понимал, чем она ласкает его — руки, губы, язык, все смешалось, принося неземное наслаждение. В мозгу его тоже взорвался фейерверк, пробежал по телу, и вышел внизу живота, сильными толчками в ее теплый ротик.
Она встала, подошла к окошку, наблюдая за огненными цветами в небе. Он подошел сзади, обняв ее за талию, уткнувшись в ее волосы. — Ты не дал мне посмотреть фейерверк! — нежно сказала она, — мне достался только твой. Ты мне будешь дарить свой фейерверк, когда я захочу? — она посмотрела на него. Капельки его фейерверка блестели на ее губах и подбородке.
— Конечно, любимая, буду. Только тебе! — он поцеловал ее в губы, так, как целуют только единственную любимую женщину.
Сибирская пленница
Рассказ полностью вымышлен, это вариант утопии про счастливую жизнь. Описания природных красот вполне реальны.
В довольно длинном предисловии объясняется, каким образом москвич в пятом поколении, прапрабабка при царе из Рязанской губернии в столицу переселилась, в Сибири познакомился с уникальной девушкой. Наберитесь терпения и прочитайте.
Мой архитектурный проект оазиса в пустыне весьма приглянулся индийскому радже. Без проволочек оазис возвели. Только не думайте, что красоты проекта для этого достаточно. Необходимо множество материалов, труб, кабелей, строительной техники и куча талантливых инженеров, геологов, гидрологов, всего не опишешь. О рабочих не следует забывать, без них любые проекты чертежами останутся. Раджей пригласил меня в свою команду на должность консультанта. На самом деле я стал только практикантом у раджи, исключительной талантливости инженера и менеджера. Месяца четыре мы по всевозможным пустыням и островам мотались, Сибирь тоже посетили, хотя пустыней она и не является.
Основная идея Раджея заключается в том, что нынешняя Земля в состоянии прокормить неимоверное количество людей и на этом кучу денег можно заработать. Необходимы энергия и вода. Он за бесценок покупал огромные земли в пустынной, но живописной местности, на свой страх и риск оборудовал экологически чистые генераторные поля. Энергия используется для извлечения воды из атмосферы, больше всего сейчас пресной воды в мире не хватает. Благоустроенные участки распродаются с огромной выгодой. Безусловно, они доступны только весьма богатым личностям, но Раджей вполне резонно полагает, что поместья богатеев обеспечат работой множество бедняков и окультурят бесплодные земли. Благотворительностью он принципиально не занимается.
Закончилось все тем, что в Мексике смертельно ядовитая змея консультанта укусила. Откачать меня удалось, но нога оказалась временно парализованной. Врачи предсказали полгода катания в коляске или хождения на костылях, затем полное выздоровление.
Раджа не сильно огорчился увечью, он тоже такое испытывал:
— Надежды на тебя возлагаю, в мою команду ты принят. Ездить пока никуда не сможешь, спокойно поработаешь. На Землю нагляделся, теперь займешься конкретным проектом. Я решил построить курорт в Сибири. Представляешь, какие деньги можно там заработать? Большинство жителей Земли снега не видели. К Рождеству жду от тебя детального проекта. Фантазию не ограничиваю. Единственное условие — максимальное приумножение красот местности. Сибирский дом тебе уже строится. Архитектор не может нормально творить в многоэтажном мегаполисе.
Красота деревушки потрясла. Река, ручьи, сопки, цветущие распадки и тайга, кто этих чудес не видел, тому не повезло. В города, поселки и прииски аборигены давно переселились, но сельскую Родину не забывали. Она была не совсем заброшенной. обихоженные избы летом заполняли бабушки, дедушки и детишки. Весной местность пару недель команда изучала, решили курорт в соседних распадках строить по такому же принципу, для пенсионеров.
Детишек они сами будут привозить. Осенью я в Сибири на костылях появился из мексиканского госпиталя и сразу стал объектом деревенской ненависти. "Москвичи до нас добрались дворцы строить!". Дом был такой, что раджа извинился: "Для холостяка подойдет, семьей обзаведешься, новый построим!". Временный склад строительной техники и материалов в моих угодьях устроили до следующего лета, он и походил на дворец.
Местные жители слегка перестали ненавидеть строителей, среди которых приехал даже канадский индеец, когда в деревне появился водопровод, электричество, тротуары. Даже москвича признали за полноценного соседа.
На зиму редко кто оставался в деревне. Инвалид твердо решил в Москву не возвращаться и зимовать. Ближайший зимний поселок располагался примерно в сорока километрах вниз по большой реке. И по нашему притоку еще километров шесть набиралось. Тетя Настя и дядя Гриша собрались за мной присматривать, но по семейным обстоятельствам им пришлось уехать в Россию. Сторожевого пса Дика и кота мне оставили.
Раджа одобрил решение: "Молодец, твой домик станет типовым, надо испытать его на сибирский климат. Не вздумай бездельничать. К весне ожидаю исправленный мексиканский проект, индийский оазис слишком великолепным получился, подданные требуют его расширить. Пока просто задумайся, пару лет они потерпят, но потом революция неизбежна. Островок в Тихом Океане начали обустраивать, твоих проблем там очень мало, фарватер быстро заносит песком. Сосредоточься на сибирском проекте. Летом он станет основным. В критическом случае связь имеется, тебя эвакуируют. До встречи".
Загрустил я на Рождество, двадцать пятого декабря. Целый месяц из дома не выходил, с костылями по глубокому снегу сложно передвигаться. Обычно пару часов в день с людьми я виртуально общался, множество проблем всегда возникало. А тут раджа разрешил своей команде расслабиться на две недели. Началась депрессия. Ребята жен своих стали показывать и детишек, а я был один как перст. Московская невеста меня бросила, не захотела в Сибирь приехать к инвалиду. Животные спасли депрессивного человека. Кот прижимался и мурлыкал, а Дик уговаривал побросать ему палки с крыльца. Тогда он был совсем молодой, чуточку старше щенка.
Двадцать восьмого декабря метель замела. Я устроился у камина и попивал глинтвейн вечером. Вой ветра сильно способствует такому занятию. Сторожевой пес Дик слегка встрепенулся, когда система охраны периметра сообщила, что человек появился. На крылечке оказалась молоденькая женщина с лыжами в руках. Я щелкнул пультом управления входом и укорил:
— Ты с ума сошла на лыжах в такую погоду кататься. Заходи!
— Как же у тебя светло и тепло! — умиленно пробормотала Ева, когда очутилась у камина, она даже ухитрилась представиться.
— Ты не обморозилась? — перчатки я с нее стянул и высокие ботинки, руки и ноги оказались удивительно теплыми. Сторожевой пес вилял хвостом и радостно полаял, стараясь пришелице понравиться. Осторожный кот спрятался.
Ванну я сразу принялся наливать, хотя на обмороженную девушка не была похожа. Полстакана глинтвейна она проглотила и сразу жалобно попросила:
— Только ты не уходи, в ванне я сразу засну.
Одежду незнакомка скинула и предстала голенькой. Я изумленно на нее уставился. Девушка сильно покраснела:
— Я совсем некрасивая? И такая грязная, неделю в тайге ночевала.
Высокую юную девицу я внимательно осмотрел. Маленькие груди отлично выглядели, и попка приятно оттопыривалась. Женская красота понятие относительное, для разных мужчин нужны разные женщины. Мне она весьма приглянулась, Еву я осторожно засунул в ванну:
— Ты мне жутко понравилась. Собаке тоже.
Дик скулил под дверью ванной. Горячую воду я зря наливал, Ева мгновенно принялась засыпать, пришлось ее поставить на ноги и поливать душем. С огромным удовольствием девушку я помыл, включая самые интимные места. Она ничем не помогала, но и совсем не возражала.
— Уложи меня куда-нибудь спать и накрой теплым одеялом! Только сам рядом ложись и согревай.
Она приподнялась, чмокнула губками в щеку, притянула и мгновенно заснула. Я, конечно, возбудился от присутствия голенькой незнакомки в собственной постели, но приставать решил повременить, слишком уж она устала. Постепенно пригрелся в обнимку с теплой девушкой и тоже заснул. Вдвоем спать приятнее, чем одному.
Утром Дик нас разбудил. Гулять ему захотелось. Хотите утром поспать, никогда не заводите собаку. Команду "Место!" обученная собака всегда выполняет, но с крайней степенью обиженности. Ева неумело ткнулась в меня губками и прошептала:
— Так приятно было с тобой ночь провести. Я еще ни разу ни с кем не спала. Пошли зарядку делать!
— Евочка, не приставай к инвалиду с костяной ногой. Для зарядки возьми Дика и покидай ему палки, он счастлив будет. Для защиты от слежения твои вещи надежно спрятаны. Одень что-нибудь из моей одежды в том шкафу.
— Я уничтожила все спутниковые маяки! Неужели ты еще один ухитрился найти?
— Курточка у меня подозрения вызвала. Кобура сверхсовременного пистолета-пулемета с подствольным гранатометом в ней удобно расположилась. Оба ствола явственно пахнут порохом. В рюкзачке у девушки не менее удивительные вещи обнаружились вроде очков для видения в темноте. В лыжах маячок обнаружился, активный, но слишком слабенький для спутника. На всякий случай все вещи голенькой девушки спрятаны в непроницаемое место.
Голенькая девственница захотела поцеловаться. Я совсем не возражал! Потом она долго выбирала одежду и, наконец, выбрала. На ней была моя рубашка и спортивные штаны. Они ей удивительно подошли. Ростом она примерно с меня, и весьма худенькая. Мода на унисекс создавалась как раз для таких девушек. Мы с котом затем с крыльца наблюдали увлекательнейшее зрелище выгуливания собаки в свежевыпавшем снеге.
Счастливая Ева пришла к завтраку и кинулась обниматься. Счастливый Дик сразу кинулся к своей миске. Осторожный кот залез к Еве на колени и замурлыкал. Две упаковки полуфабрикатов в микроволновке я разогрел для завтрака и открыл банку маринованных огурчиков. Аромат кофе кухню заполнил. Ева сразу все съела и не насытилась. Банки фасоли и тушенки еще пришлось разогреть. Дик настолько правдоподобно изображал смертельно голодную собаку, что и ему немножко досталось.
— Ева, в кого ты стреляла из своего оружия? — ласково спросил у девушки, она погрустнела.
— Думаешь легко пройти по тайге семьсот километров на лыжах и ни в кого не выстрелить? Голодные звери захотели меня съесть. Пришлось волков напугать. Свето-шумовыми гранатами я стреляла, остальных не захватила. А из другого ствола на бедных куропаток охотилась, ты же видел, какая я обжора?
— Куда ты направляешься?
— Сама не знаю куда! — осердилась девушка. — Я убежала из секретной военной лаборатории. С момента рождения жила как в тюрьме, лишь бы подальше от нее!
— Оставайся у меня, ты мне понравилась, а Дик с котом в тебя влюбились. — Я снова нежно прижал Еву и погладил попку, на застеленную постель мы прилегли отдохнуть после завтрака:
— Как ты у меня очутилась?
— Шла мимо, а у тебя яркий свет в окнах и перед входом, жутко в гости захотелось напроситься, — Ева прижалась, и зашептала — я очень хотела бы у тебя остаться, ты мне понравился, но я опасная гостья. Вертолеты меня разыскивают, собаки идут по следу. Три девочки убежали из секретной лаборатории министерства Обороны. Две пошли на запад, а я на север, потом на восток. Понимаешь, мы не совсем люди. Была секретная программа получения идеального солдата. Сотням женщин пересадили эмбрионы с некоторыми удвоенными генами. Первый раз родилась только я. Потому Евой и назвали. Мальчика Адама военные очень хотели получить, программу повторили, родились еще две девочки. Мы сестрами себя считаем. Ожидания военных в чем-то оправдались, все мы невероятно выносливые. Ты можешь себе представить человека, который за неделю пройдет по тайге семьсот километров на лыжах, еще и от волков отбиваясь? А я такое проделала! Никто из военных не учел, что мутантки оказались умными. Девочки поняли, что в армии служить им не хочется, и почти год подготавливали побег. А в твой дом мне сразу захотелось, как только увидела. Ведь жила как в тюрьме. Никаких документов у меня нет, даже свидетельство о рождении с грифом секретности. В школе никогда не училась. Ты представляешь, с кем связался?
Девушка собралась расплакаться, но дальнейшие объяснения прервал засветившийся монитор:
— Серджей, я в Сибирь собираюсь, ты готов меня принять?
— Раджей, вчера электричества было навалом, твои домики протоплены, с водопроводом проблем нет, гостиная у меня обустроена. Тебя такие условия устроят?
— Индийские раджи не капризны. Тридцатого декабря утром встречай катера на воздушной подушке, один пассажирский, другой грузовой. Я их испытаю, может быть еще прикуплю для Мексики, заодно осмотрю местность в зимних условиях. Принц и принцесса захотели новый год в российской глуши отметить. Каникулы они у тебя проведут. Инженеры установят в распадках приборы для наблюдения за паводком. Вот ведь парадоксы природы — в пустынях мы за каждую каплю воды боремся, а тут вода стихийное бедствие. До встречи.
— Придется тебе изображать хозяйку дома, — Еву я обнял, она оттолкнулась.
— У меня даже платья нет, гостей я буду приветствовать в костюме диверсанта?
— Ева, мы сможем съездить за платьями в поселок на снегоходе. Там есть универмаг. Только Евой не следует называться, раз уж тебя разыскивают. А о погоне не беспокойся. В такую метель вертолеты не летали, собаки давно со следа сбились. Для меня ты явилась как новогодний подарок. Покорми Дика сухим кормом, из мешка возьми только одну миску, он весь мешок способен сожрать, а я займусь твоей легализацией.
С приятелем пришлось связаться по защищенному каналу связи. Не имей сто рублей, а имей сто друзей, гласит знаменитая поговорка. Но сто рублей тоже пригодились, друг ведь не сам паспорта изготавливал, и срочная доставка в захудалый районный центр тоже денег стоит.
— Твой бластер пришлось спрятать. С охотничьим ружьем сможешь управиться?
— Я умею управляться с любыми видами стрелкового оружия, — высокомерно сообщила мутантка и принялась целоваться. С каждым разом у нее все лучше получалось.
На полдороге мы остановились, целоваться снова захотелось! Когда начали уставать, я получил неотложное сообщение.
— Ты не совсем простой человек, — засмеялась Ева, — профессиональный коммуникатор редко у кого оказывается.
— Ты тоже не совсем простой человек. Девушки, которые распознают профессиональные коммуникаторы, очень редко встречаются. К разведкам я не имею отношения, но коммерческие тайны следует защищать. Паспорт у тебя уже имеется. Ты теперь гражданка Таджикистана Елизавета Романовна Виноградова двадцати лет отроду. Станешь моей супругой и окажешься российской гражданкой. Осталось только в ЗАКСе договориться. Если тебе супружеская жизнь не понравится, всегда сможем развестись.
— А если понравится? — обаятельно надулась новоявленная Лиза.
— Тогда не разведемся!
Тут уж невеста совершенно расплакалась:
— Какой же дурачок, ты совершенно не уяснил, что я вообще не человек!
Я бедную головку погладил:
— Какая же ты дурочка! Я в тебя за полдня влюбился!
— Я в тебя влюбилась, когда ты меня мыл душем, — сказала Ева и успокоилась, — но ни на какой фиктивный брак не надейся, спать мы станем вместе, и супружеские обязанности тебе придется выполнять, пока не разведемся!
Коммуникатором женщина попросила воспользовалась для приёма письма и жутко обрадовалась:
— Мои сестры на свободе! Они моложе и по тайге уйти не смогли бы. Их побег был отвлекающим. Но на автобусах, электричках и попутках им удалось оторваться от погони. Сейчас они пересекли Московию, и нашли надежное место за пределами России. Какое место, сказать не могу. Пойми, для мутанток побег развлечение, в ту самую тюрьму девочки в худшем случае вернутся. Она совсем не походит на подземные этажи замка Иф. Сверхсекретная зона величиной в пару гектаров, может быть больше, располагается на территории военной базы. Тебя начнут пытать, при самых демократических методах пытки ты все расскажешь. Потом погибнешь при несчастном случае. О нашем существовании никто не должен знать, кроме крупнейших государственных чиновников. Тебе не страшно?
— Ева-Лиза, поезд ушел. Моя жизнь сохранится только в том случае, если тебя не поймают. Ночь вместе мы провели, этого уже достаточно для расправы. Но поймать люденку весьма сложно, в милицейский розыск никогда не объявят, твоя фотография ведь секретная. Спокойно поживем в нашем захолустье, в деревне до весны будем только ты, я и Дик с котом. Индийцы завтра приедут на несколько дней, но их интересуют простые инженерные вопросы, в тебя никто не будет всматриваться и документы проверять.
Часа через два в райцентре мы оказались. "Я никогда не была в магазине!", шепнула Ева и впервые в жизни занялась шоппингом. Магазин был почти московским по ассортименту, но местная специфика сказывалась. Парковку заполняли несколько нарт с олешками, одна собачья упряжка имелась, десяток снегоходов и парочка вездесущих джипов. Еще три лошади под седлами были привязаны и санная упряжка. При входе вежливо просят сдать оружие в камеру хранения. На первом продовольственном этаже я вручил свой список продавщицам, попросил свежие овощи и фрукты, еще попросил половину объема багажника снегохода не превысить. "Это все мы съедим вечером?", обрадовалась прожорливая невеста. На втором этаже продавалась одежда. Ева ахнула и шепнула:
— Сереженька, а моих денег хватит? У меня только…
— Лизонька, старайся не выглядеть слишком необычно, — шепнул я, и уже громко обратился к продавщице — Лиза приехала из захолустья и таких шикарных магазинов отродясь не видела. Пусть покупает все, что захочет, наряды для невесты я оплачу.
— Кому-то везет, а мне никогда, — грустно улыбнулась продавщица и отправилась Еву обслуживать.
Туфли на высоких каблуках Ева примерила и категорически отказалась покупать: "В них я буду похожа на хромую лошадь.". Кроссовки и расшитые валенки ей больше приглянулась.
Багажник полностью набили женской одеждой, обувью, овощами и фруктами, когда мы присели отдохнуть на центральной площади города Ахтамарска. Служители магазина отогнали снегоход на заправку. На мое имя на почте оказался конверт с новым, в меру потрепанным Лизиным паспортом и мы с таджичкой Елизаветой принялись целоваться на лавочке у подножия памятнику Ленину.
Удивительно обаятельный правоохранитель двухметрового роста в полушубке с капитанскими погонами попросил предъявить регистрации:
— Москвичи нашу Сибирь заполонили, совсем распоясались, общественный порядок прямо на центральной площади нарушают!
Шутка оказалась не совсем удачной. Ева немножко испугалась, регистрация у нее отсутствовала, впрочем, у москвича тоже. Инвалиду в таежной глуши сложно местную регистрацию оформить.
— Лизонька, позволь представить тебе капитана Пака. Сам Бог его нам послал, ты же начальник РОВД. Раджа завтра приезжает с детьми, а с Лизой у нас гражданский брак, по этикету даже представить ее княжеской семье невозможно. Помоги оформить официальный!
Капитан невозмутимо посмотрел на часы.
— Им еще четыре часа работать, успеем, если я тоже немного отдохну, а потом с сиреной заявимся в ЗАГС. Паспорта и кольца у вас имеются?
Таджикский паспорт привел капитана в полный восторг: "Наша семья тоже сбежала из Ферганской долины, когда там начали с национальностями разбираться. Мама русская, а папа кореец. Сибирское гражданство с трудом удалось получить. Четыре года мигрантами прожили!"
— Смотрите, два цыганенка к нам бегут, а за ними амбал с жутким кинжалом, — изумился правоохранитель.
— Серджей, мы к тебе в Сибирь приехали, — закричали цыганята по-английски, — попроси местного шерифа с нами сфотографироваться, это настолько круто, в школе все описаются!
— Капитан Пак, наследный принц Шахраи Раджей и принцесса София просят позволения с российским шерифом сфотографироваться. Амбала я знаю, это их воспитатель-телохранитель, местные разрешения на ношение оружия он всегда выправляет, можешь не проверять. Они дети-герои, в Мексике меня спасли после укуса змеи, Шахраи вколол правильный антидот, а София доставила в госпиталь через пустыню.
— Сообщи им, пожалуйста, что для меня это огромная честь! Только фотографии не забудь для меня напечатать. С наследными принцами не каждый день снимаешься.
Минут пятнадцать веселая фотосессия у памятника Ленину продолжалась. Я снимал и печатал фотографии, а Ева фиксировала процесс на видео. Попадания в кадр она благоразумно избегала. Российский амбал с индийским фотографировались, размерами они друг другу не уступали. Последний снимок был с российским шерифом, который держал визжащих индийских княжат подмышками. Раджа внезапно появился. Сынишка его укорил: "Мы готовимся к свадьбе Серджея с Лайзой. Почему ты не захотел, чтобы такая чудесная Лайза нашей мачехой стала?".
София спокойно ответила: "Не обвиняй папу, он с Лайзой только сейчас знакомится. А я давно люблю Серджея, с начала лета и понимаю, что Лайза ему больше подойдет. Родилась слишком поздно. Мне одиннадцать лет, а ему двадцать пять".
Кортеж с мигалкой не успел разогнаться, все административные здания в городе располагались на площади Ленина, метров двести всего пришлось проехать. Свадебка состоялась очень скромной. Индийский раджа и начальник РОВД были свидетелями, София и Шахраи усердно изображали друзей невесты и жениха. Ахмад сообщил, что букет для невесты имеется, но чтобы невеста не надорвалась, он сразу засунул его в снегоход. Надели колечки, поцеловались, прослушали вальс Мендельсона и бормотание тетки. Половина присутствующих понимали только английские слова и обрадовались краткости речи.
Молодожены сразу же собрались в свадебное путешествие домой. Собаку надо кормить и выгуливать. Примерно на час пришлось задержаться в ресторанчике, пока необходимые документы оформляли. Жена обрадовалась, первое время я забывал, что люденки едят почти в два раза больше обыкновенных женщин.
— Намучаешься ты с мужем, он даже обычным автомобилем не умеет управлять. Сиятельному Раджею пришлось быть у него личным шофером, когда по мексиканским пустыням мотались.
Недалеко от деревни Лайза заглушила двигатель. Она вела снегоход по лесной дороге, а я дремал на удобном диванчике. Жена улеглась рядышком и попросила исполнить супружеские обязанности. С радостью я их исполнил.
— Тебе понравилось? — настороженно спросила супруга, когда мы немножко отдышались. Говорить не хотелось, я только притиснул худенькое тело. — А мне жутко понравилось. Домой приедем, позаботимся о животных, поужинаем, и снова станем исполнять свадебные ритуалы!
Минут десять мы просто лежали и ласково шептались:
— Этот день у меня лучший в жизни. Тебя встретила, первый раз влюбилась, первый раз вышла замуж, первый раз была в магазине, первый раз друзья появились, первый раз детей увидела. В жизни у меня было только два самых любимых человека. Мама-няня Даша сначала о трех маленьких девочках заботилась. Биологических матерей никто из нас не помнит. Потом она пропала, гриф секретности девочкам повысили, и появился полковник. Сначала он обиделся, что его к малолетним девицам приставили, но постепенно воспрял духом: "По десяти видам спорта я могу изготовить из вас олимпийских чемпионок. Но это будет нечестно, вы ведь не люди!". Ему никто не сообщал о наших генетических особенностях, он сам догадался.
За шесть лет девочки прошли почти спецназовскую подготовку, только с парашютом прыгать было категорически запрещено и аквалангами пользоваться. Думаешь, необученная люденка смогла бы добраться до тебя по зимней тайге? Мы его по-разному пытались его называть, полковник, папа, дедушка. Ему понравилось обращение: "Наставник". Школьным предметам вроде математики, физики и химии тоже он обучал. Из Армии его уволили по причине старости, права доступа к секретным девушкам исчезли. После этого мы и решились убежать. Ты мой третий любимый человек!
Ева завела двигатель и очень быстро мы оказались дома. Этот сибирский дом для меня оказался гораздо роднее московского. Дик взвыл от радости. Жена убежала ему палки бросать, а мы с котом принялись готовить ужин. Первая брачная ночь не удалась, новобрачные слишком устали. Но совсем не расстроились. Поплескались под душем и заснули голенькими. Дик печально скулил на полу, такую тушу пускать в кровать не захотелось, а кот нежно мурлыкал над обнявшимися телами. Жена тихонько шептала:
— В первого встречного влюбилась. За всю жизнь я вблизи видела только одного мужчину, Наставника. Но он почти дедушка. За юными солдатиками через танковый прицел девочки с удовольствием подглядывали, выбирали, кто кому больше нравится. Познакомиться, конечно, не удалось. Не думай, что я совсем дикая, телевизор иногда смотреть разрешали.
Утром нас разбудили София и Шахраи. Сторожевой пес принялся прыгать от радости. Стандарту породы Дик сильно не соответствует, овчарки отличаются крайней степенью свирепости. Но кормим его не зря, ласковый пес абсолютно не агрессивен, но иногда умеет весьма страшно оскалить зубы. Для друзей опасны только ласки молоденького тяжелого пса. Кот собаку обожает, он явно считает, что лучшее тело для обогревания представителей семейства кошачьих редко кому удается найти.
Катера прошли мимо нас вверх по притоку, раджа не захотел даже частичку светового дня потерять. Детей сбросил на берегу в деревне. Воспитатель Ахмад при них, безусловно, остался.
— Где мы будем ночевать? — спросила София, все разговоры были на английском языке. Ева меня потрясла. Она прекрасно говорила на нескольких диалектах языка: великосветский лондонский, простонародный лондонский, простонародный голливудский и классический техасский. Наставник постарался!
— У меня сейчас только три свободных комнаты, одна для жены, вторая для тебя, третья для маленького принца. Сами разберитесь, что кому понравится, — печально произнес я и печально добавил, — их еще пропылесосить надо!
Для начала позавтракали, редко кому принцессы завтрак подают. Ева тогда ничего не умела готовить. Затем девушки убежали в лес охотиться. Ахмад остался и спокойно попивал кофе.
— В тайге не надо Софию защищать? — возмутился я.
— Твоя жена прошла высокую степень обучения в каких-то войсках специального назначения. Не знаю, какого цвета у нее берет, но я ей в подметки не гожусь. София с ней в полнейшей безопасности. В джунглях, может быть, и пригодился бы, но в снежной тайге рядом с Лайзой я бесполезен. Шериф Пак скоро приедет, он заинтересовался системой охраны деревни, в других местах подобную захотел установить. Бедный капитан никогда не станет майором, Раджей предложил мне возглавить менеджмент курорта, я согласился только на том условии, что через два года передам управление мистеру Паку. Пока побудет моим заместителем, он очень плохо английский язык знает, чему вас в российских школах обучают?
— Как ты про жену догадался?
— Она слишком ласково с оружием обращается, сразу видна многолетняя привычка, — улыбнулся Ахмад.
Принц пропылесосил и обустроил свою комнату, затем пришел для делового разговора. Ахмад с Диком ушли наряжать новогоднюю сосну, елок на участке не было. Мы немножко полюбовались в окно, Ахмад вешал игрушку, кот лапкой проверял, не упадет ли она, Дик заинтересованно наблюдал, но игрушки ему никакой не досталось.
Восьмилетний парнишка пришел обсудить архитектурные проекты. Первый индийский оазис у меня получился весьма удачным, деревья еще не выросли, но специальные сорта трав и злаков поднялись выше человеческого роста. Небольшая стая городских мартышек туда уже переселилась. Вредные привычки животные сохранили, они часто выпрашивают подаяние с протянутой рукой, затем бегут в магазин за кока-колой и чипсами. Парочку новых проектов мне маленький принц заказал, я и не думал, что он уже настолько умный. Часа три мы обсуждали технические задания, пока девицы с охоты не вернулись. У них оказались несколько таежных курочек. Лайза вызвалась в костре курочек испечь, по-другому она не умела.
Софию в школе благородных индийских девиц обучали курочек приготавливать, но они всегда были без перьев. Ахмад всех выручил, ужин обязался приготовить, а девицы с принцем, Диком и котом перекусили перед рыбалкой. Огромную рыбу потом притащил гордый принц, не знаю какую, но это не была щука, и не был сом. Маленьких рыбешек отдавали коту, он отгрызал им головы, остальное оставлял собаке. Дик только пасть раскрывал, в которой продукты мгновенно исчезают.
Раджа ненадолго заехал навестить детишек и приготовил очень вкусную рыбину в печке для барбекю. Все принялись плясать вокруг сосны, кроме кота и меня. Осторожный кот опасался, что на него случайно наступят, и пристроился на нижней ветке в качестве украшения. С костылями я не мог ходить по снегу и наблюдал торжество через телеобъектив видеокамеры с крылечка. Лайза и София иногда прибегали меня целовать и приносили что-нибудь вкусненькое.
Неимоверно усталых детишек мы спать уложили. Я укладывал принцессу. Она только сказала, что Лайзу тоже очень любит, и мгновенно заснула. Из соседних комнат мы с женой вышли одновременно, засмеялись, поцеловались и отправились в мой кабинет исполнять весьма приятные супружеские обязанности. Кабинет наиболее удален от детских спален, и кровать там весьма удобная. Кота и собаку выгнали в гостиную, нам никто не был нужен! Мистер Ахмад, захватив пару бутылок, ушел ночевать к мистеру Паку, его деревенский дом был поблизости.
Проснулись поздно. Принцесса готовила завтрак, а принц метал палки для Дика. Кот пристроился на сосне, ему понравилось изображать новогоднее украшение.
— На ваших комнатах мемориальные таблички повесим: "Здесь ночевали царственные особы… " — улыбнулся я за столом.
— Больше мы вас беспокоить не будем. Шахраи вполне достоин папы. Он ухитрился три избы в деревне приобрести и весьма дешево. Услуги адвоката ему дороже обошлись. Одна позапрошлого века, но из лиственницы. Чур, это будет моя изба.
Наследный принц задохнулся от наглости сестрицы, но постепенно пришел в себя:
— Будущий раджа обязан заботиться о благе родственниц. Милостиво дарю тебе эту избу, вместе с окружающими постройками и земельным участком, — мальчишка задумался и внезапно просиял:
— Давай поможем Лайзе дом оформить. Тут столько нераспакованных коробок обнаружилось!
София с Лайзой устали, когда дом преобразился из жилища холостяка весьма в семейное обиталище. В кабинете я запретил женщинам что-либо менять.
— Это гнездо Серджея, — задумчиво произнес принц, — такой кабинет я себе тоже заведу.
Присутствующие вежливо посмеялись. Остальные дни получились примерно похожими. Девушки с наслаждением обустраивали семейный уют в избах и дворце, затем шли охотиться или рыбачить. Потом увлеченно обсуждали с Ахмадом кулинарные тонкости и приготавливали неимоверную вкуснятину. Пару недель назад Лайза ничего готовить не умела, еду секретным девицам всегда привозили из офицерской столовой военной базы.
Как бы счастливая семья у нас на время образовалась. Предыдущие семейные проблемы были у всех. Мои родители тихо ненавидели друг друга. В такой семье трудно не свихнуться. Я обрадовался, когда они развелись. Каждый в отдельности оказался весьма приятным человеком. Дети были сиротами, самолет с мамой пропал в Тихом океане. Раджа дочь и сына обожал, но был невероятным трудоголиком и не мог уделять им нужное количество времени и ласки. Про Еву и говорить нечего, с момента рождения обреклась на пожизненное заключение.
Она неимоверно радовалась: "Так приятно быть матерью семейства! Вечером не забудь позаботиться о рождении ребенка, я на тебя надеюсь". Вероятность рождения ребенка человека и люденки ничтожно мала, но нам повезло, за три года Лайза (так Еву звали все, я тоже привык) родила двух чудесных дочек. У старшей девочки гены оказались человеческими, у младшей люденскими.
Отличительная черта люденов жизнерадостность, способность радоваться жизни. Почему мутантов всегда представляют монстрами? Это люди, которые чуточку отличаются от обычных в лучшую сторону. Произошел очередной виток эволюции, такое в истории бывало и будет всегда. Небольшие мутации у питекантропов привели к образованию вида Homo Sapiens. Небольшие мутации у людей с помощью генной инженерии организовали военные. Первоначальный план создания идеальных солдат привел к образованию люденов.
Он закончился полнейшим провалом. Об этом могу судить со знанием дела. Игру мы однажды изобрели, стрельба за одну минуту по тридцати случайно открывающимся мишеням. Я поразил две мишени, якобы профессионалы Ахмад и Пак по пяти, София двенадцать, а моя жена двадцать девять, последний патрон заклинило, автомат перегрелся. Маленький принц по причине малолетства в соревнованиях не участвовал и только набивал магазины патронами. Гены у Софии мы потом проверили, она оказалась человеком.
Ошибка военных заключается в том, что людены при всех своих феноменальных возможностях абсолютно непригодны к армейской службе. Их невозможно заставить ходить строем или выполнять приказы, смысла которых они не понимают. Жена это объяснила:
— По боевым возможностям я примерно эквивалентна батальону необученной пехоты, при наличии подходящего оружия, разумеется. Родину, которая меня шестнадцать лет в тюрьме продержала, продажных чиновников с депутатами, которые сами себя выбирают, защищать никогда не стану.
— Как ты с батальоном справишься, если нашу деревню он атаковать примется?
— Очень просто, дорога к нам узкая, первые БМП я сожгу, а тех, кто из остальных высунется, перестреляю. Хватит о грустном, никакой идиот сюда батальон не пошлет, кому нужна сибирская глухомань? Мне захотелось супружеские обязанности исполнить.
Так счастливая семья наслаждается жизнью. Два человека, две люденки, собака, кот и еще друзья. Маленький раджа в любые каникулы появляется в деревне и спрашивает:
— Моя невеста не подросла?
Дочки Шахраи обожают. Он еще не выбрал невесту, обе девочки ему нравятся.
Мексиканская красавица Мария стала женой раджи. Дети одобрили выбор отца: "Она самую чуточку хуже Лайзы".
Мы с Лайзой усердно трудимся над рождением третьего ребенка, как же это приятно! Все тесты пока отрицательные. Она увлеклась генетикой и биологией, может появиться и люденский мутант: человек-3.
Жена научилась приготавливать вкуснейшие блюда. Друзья со всего мира прилетают их пробовать, особенно если София или Мария в Сибирь выбираются. Вместе они творят кулинарные чудеса. Сильно опасаюсь, что мой живот со временем станет похожим на арбуз. Аэропорт в соседнем распадке, я его проектировал, аэробусов мы не принимаем, пересадка в Светлоярске необходима.
К бывшему холостяцкому домику пришлось еще два крыла пристроить для детей и друзей.
Небольшую пустыню в Индии мы почти ликвидировали. Сибирский проект завершился полнейшим успехом, он окупился за три года. Раджа на такое не рассчитывал и новые сибирские проекты замышляет. Четвертый и пятый распадки я сейчас обустраиваю. До пустыни Сахара у нас руки не доходят, других забот хватает и политическая обстановка там нестабильная.
Маленький Раджа захотел собачку от Дика. Спецрейсом ему невесту доставили, пес наслаждался от всей души. Чудесные щеночки получились, на всех желающих не хватило. Пришлось им еще стараться.
Так и живем. Странные люди, в странном мире, но все мы счастливы!
Сказка для тебя
Если у тебя нет воображения, дальше читать НЕЛЬЗЯ!
Здравствуй, милый… Давай с тобой поиграем? У этой игры восточное название, в переводе оно называется… Да какая в принципе разница…
Это потрясающая игра, одно из самых сладких любовных пыток. И отнюдь не всем под силу выдержать ее. Если в прошлый раз не было победителей и побежденных, то это игра идет по всем правилам. И здесь есть верховодный. Кто главный? Разреши мне, ведь, это может быть опасным….
В игре есть и игрушки. Страшно? Не бойся, эти игрушки для меня. Смотри, это "любовные шарики", четыре шелковых шнура, неширокая белая шелковая лента, пышное перо.
Видишь, я легла на кровать, раскинув руки и ноги? Ты должен привязать меня. Но я молю тебя о пощаде, мой господин. Связанная, я совершенно беззащитна, и ты можешь делать со мной все, что угодно. Ты никогда не ощутишь полной власти надо мной, но сейчас я — твоя рабыня, и ты можешь делать со мной что угодно… И мне придется признать тебя властелином!
Ты крепко, хотя и нежно привязываешь мои запястья к изголовью, а щиколотки к изножью постели. Я пробую сопротивляться. Но веревки крепко держат меня, и самой высвободиться будет мне не под силу. Я крепко привязана, мой господин!
Посмотри на меня. Видишь, как напряжено мое тело? Теперь ты завязываешь мне ротик шелковой лентой, но так, чтобы я смогла свободно дышать… Я должна сохранять полнейшее спокойствие, всецело отдаваясь на твою милость — это и есть главное правило игры.
Ты достаешь из коробочки серебряные шарики и медленно вводишь их в мои недра. Да, я совершенно беззащитна сейчас! И это еще больше заводит тебя, ведь я только твоя, ведь я сейчас принадлежу только тебе… Что же ты будешь делать сейчас со мной? Я лежу тихо, как мышка — ведь малейшее движение заставит серебряные шарики пронзить все тело сладкой мукой. Как жестоко с твоей стороны мучить меня так!
Ты принялся медленно ласкать меня одной рукой. Касания очень легки и нежны — ладонь просто лениво скользит по моей шелковой коже. Ты проводишь пальцем вокруг сосков — они напряглись от твоих ласк, будто отвердев от холода. Потом рука скользнула вниз, и коснулась нежного холмика и погладила его…
Мой стон заглушила повязка… шарики все-таки ударились друг о друга в моих недрах, вызвав приступ болезненного наслаждения…
Ты смотришь на меня, и как будто говоришь… видишь, милая, ты моя, и я могу сделать с тобой что угодно. Но я еще не проиграла, игра только началась…
Губы твои прильнули к моей щиколотке, затем язык принялся ласкать мое округлое колено, мое бедро, и скользнул было в сокровенное место, но как будто передумал и начал ласкать мой животик. Язык заскользил по нежной лощинке между грудей, время от времени дуя на разгоряченную кожу… Мое тело уже вытянулось в струночку, шарики внутри меня ударяются друг о друга, терзая меня ощущениями необычайной силы, и я снова застонала от наслаждения…
Ты взял широкое перо и принялся водить им по телу…О, как это приятно — пышное перо скользит вокруг грудей ласковыми, дразнящими движениями, затем по животу, по ногам… Поводив по заветному холму пером, ты внезапно отложил перо и довольно сильно нажал всей ладонью на него. Мои глаза расширились, ведь это движение вызвало новый приступ желания. Склонившись надо мной, ты принялся играть с моими небольшими грудями, пока они не отяжелели от желания и не стали молить о ласке, а соски не превратилась в твердые ягодки, словно молящие о поцелуях… Ты посасываешь по очереди соски — и вот я выгибаюсь, и повязка уже не может заглушить моих стонов. Наконец ты извлекаешь шарики из меня и, не давая мне опомниться, срываешь повязку с моего лица, нежно целуя и одновременно начиная любовную пытку. Твой язык раздвигает мои горячие и нежные губы, а мои губы раскрываются тебе навстречу, язык жадно ждет встречи…
Ты сел поверх моей груди и поднес к губам своего крепкого друга. Одновременно твоя ласковая рука потянулась назад, и принялась дразнить меня…. Я умоляю тебя развязать мне руки, но ты неумолим, ведь ты — мой господин, а я должна покориться твоей воле… Тогда я медленно и покорно вылизываю напряженную плоть, водя язычком вокруг рубиновой головки… И вот уже мои губы страстно ласкают твоего друга, язычок нежно скользит по пылающей коже…
А ты сводишь с ума меня своими дразнящими касаниями, и я опять убеждаюсь, как ты искусен в игре. Какие дивные, подвижные пальцы… но тебе этого мало, и ты скользнул меж моих бедер… Склонившись, ты позволил себе чуть полюбоваться моим сокровищем, а потом язык нащупал средоточие страсти и нежно его поцеловал…. от твоих легких и искусных касаний я страдаю мучительно и сладко… я просто изнываю от удовольствия… Но тебе и этого мало. Зачем ты ласкаешь меня внутри ласковыми пальцами, помогая своему нежному язычку? Я больше не могу, я задыхаюсь от наслаждения… Как восхитительно… я тебя умоляю, пожалуйста, я же сейчас… О, нет…
Пожалуйста, я молю тебя, пожалуйста… мое тело хочет почувствовать тебя, моя кожа хочет прикасаться к тебе… Войди в меня… Я чувствую внутри себя биение твоего пульса… и понимаю, что ты сейчас так же беззащитен, как и я… Но как я истосковалась по тебе…. Как я обходилась без тебя все это время….. проникай в меня… Ну же, еще глубже, еще… Оооо, я хочу, чтобы это блаженство длилось вечно… Ты стонешь от наслаждения… Я больше не могу, и опять я улетаю, и опять для меня не существует никого, кроме тебя…
Это было прекрасно…..
Ты любишь меня… я это чувствую, хотя ты не разу не обмолвился об этом… И все понимаю… Ты сможешь гордится мною… Я никогда не помешаю тебе жить спокойно…Ведь и я люблю тебя… Но я не должна… Не имею права… Все равно! Если Судьба подарила мне такое счастье — что ж, пусть будет так! К сожалению, сердцу часто не достает мудрости… Порой оно не повинуется рассудку… Со временем боль утихнет, и ты меня забудешь…
Сказка наяву
Она открыла глаза. В окно было видно, как луч солнца нежно пробивается сквозь листву. Вставать было лень, но надо…пятница…завтра выходной, а потом отпуск…Она потянулась, простынь предательски соскользнула, оголив красивую, упругую грудь. Присев на краешек кровати она зевнула, еще раз потянулась и пошла в ванную.
"О боже, как хорошо!!!" Струи воды стекали по обнаженному телу, закрыв глаза, она нежно провела по груди, улыбнулась. Ей нравилось ласкать своё тело. Но сейчас нужно торопится.
Она обернулась мягким махровым полотенцем.
"Что же одеть? Кажется, сегодня будет жарко…" Открыв гардероб, она долго смотрела и протянула руку к легкому сарафану. Он был самым любимым и очень универсальным. Надев бежевые кружевные стринги она натянула сарафан. Он обтянул грудь, сквозь ткань выпирали соски, красивая спина была оголена. Наряд был немного вызывающим, но в последний рабочий день перед отпуском ей хотелось немного встряхнуть своих коллег большинство, из которых были мужчины, вечно погрязшие в работе с головой. Она представила вытянутые лица женского коллектива и улыбнулась. Оценив себя в зеркале, она снова улыбнулась "Очень мило!" Быстро накрасив ресницы и слегка губы, встряхнув волосами, она решила собрать их вверху. Нужно было поторопится. "Как же хорошо пятница!" Быстрым шагом направилась к двери, закрыв на ключ, посмотрела на часы….. "Ой, кажется, опаздываю!!" Почти бегом спустилась по лестнице, очень быстрым шагом пошла по направлению к вокзалу. Купив билет в привокзальной кассе, она села в электричку.
"Ну, вот теперь можно расслабиться". Она оглянулась вокруг. Народу было не много, лето период отпусков. Напротив неё сидел симпатичный молодой человек и с нескрываемым интересом разглядывал её. Немного смутившись, от столь пристального взгляда она достала журнал и начала его читать. Иногда отрывая глаза от журнала, она видела, что он продолжает смотреть на неё и улыбаться. Делая вид, что ничего не видит, она продолжала, как будто читать журнал. Но её мысли были далеко от незатейливых статей и смазливых моделей на фото. Парень был очень симпатичный (как сказала бы её подруга) у него были необыкновенно красивые серо-голубые глаза, длинные ресницы и ямочки на щеках, когда он улыбался. "Да, а он очень хорош…и почему парни так боятся начать разговор первыми…эх" и она поймала себя на мысли, что представляет его в постели и что он наверняка невероятно хорош и знает, как доставить удовольствие женщине. На щеках заиграл румянец от вдруг замелькавших картинок её фантазии.
"Конечная, надо выходить….как жаль… и все таки, почему мужчины боятся знакомиться первыми?…" Последний раз взглянув на него, она встретилась с ним глазами, улыбнулась ему, встала и пошла к выходу. "Жаль…ну почему же, он даже ничего не сказал???"
Вышла на улицу, солнышко уже начинало припекать. Она пошла за толпой. Спустилась в метро. Там было душно и много народу.
"Хорошо, что ехать всего пару остановок…" подумала она. Стоя на эскалаторе, она ехала и разглядывала людей. Вдруг сзади она почувствовала чье-то дыхание, и кто-то подул на её непослушно выбивающиеся волосы из прически, те приятно зашевелились и по спине пробежали мурашки.
Она слегка повернула голову, и не может быть….сзади стоял тот самый парень из электрички. Улыбнувшись ему, она почему-то промолчала и пошла дальше, так как эскалатор закончился. Она шла, не спеша, и чувствовала, что он идет за ней. "Интересно…хватит ли у него смелости познакомится со мной?" Зашла в электричку, народу было очень много, час пик. "Только бы не потерялся" думала она. И увидела в двери его отражение, он стоял сзади. Она улыбнулась. Было тесно, все прижимались очень плотно друг к другу, пахло потом и разнообразной парфюмерией. Он прижался к ней сзади, она не отпрянула, ей понравилось ощущать его сильное мужское тело. И вдруг его рука обняла ее за талию. Она вздрогнула, но не испугалась, кажется, она ждала и даже хотела этого.
Она положила, свою руку на его и их пальцы сплелись. Его кожа была горячей и сухой, пальцы длинные и ухоженные, ей это очень понравилось. И тут она почувствовала вторую руку, прижатую к её бедру. "О о о о…кажется я начинаю хотеть его!" подумала она, ей так хотелось откинуть голову назад и застонать. "Как жаль, но мне нужно выходить на следующей станции" произнесла она тихо, чуть повернув голову, чтобы он лучше слышал. Он сильнее прижал её к себе, и она почувствовала, что он тоже хочет её. Его член стоял, она явно ощутила это своим телом.
И тут она услышала его голос, он был невероятно сексуальным, дрожь возбуждения пронзила её на миг… "Меня зовут Алексей, а Вас о наипрекраснейшее создание?" "Ксения…Ксюша" ответила она. "Куда ты едешь солнышко?" Она даже немного оторопела, как быстро он перешел на ты и назвал солнышком… " Вот, пожалуйста, ты же хотела, чтобы с тобой познакомились" усмехнулась она про себя. "Я. ммм. да я на работу, сегодня последний рабочий день и я в отпуске. Нужно закончить кое, какие дела. А ты?"
"А я еду домой, гостил у друзей и, кажется, встретил ту, о которой мечтал" Она покраснела от столь неожиданной откровенности. Они стояли напротив и смотрели в глаза друг другу. Мимо проходили люди, но они не видели их. Мир как будто замер для них. Она смотрела на него и понимала, что он тот самый, единственный и именного его она ждала всегда. А он думал тоже об этом и еще, что он хочет её, так как никого и никогда не хотел…
"Пойдем со мной! Не бойся, я не сделаю ничего плохого тебе" произнес он. Она поняла, что полностью доверяет ему и готова пойти с ним хоть на край света. " Да я пойду с тобой" ответила она и улыбнулась. Они вышли из метро.
"Подожди минуточку" сказал он и отошел к палатке с цветами…Она отвернулась и подумала "Что же я делаю….хотя. провались все и работа и коллеги…я встретила того самого мужчину своей мечты и неужели я скажу ему извини, спешу, встретимся в другой раз. нет, не зачто. с работой я разберусь потом" и она улыбнулась.
Повернувшись, она увидела его, он шел к ней, неся в руках необыкновенно красивый и нежный букет из белых роз. Это было как в сказке. Он нежно поцеловал её в щечку и произнес " Это для тебя, ты самая прекрасная и желанная, кажется, я искал тебя всю свою жизнь" Он обнял её и они подошли к такси. Сев в такси он взял её руку и поднес к губам. Он целовал каждый пальчик, ладошку это было так необыкновенно, раньше никто так не делал, и это возбудило её. Такси остановилось, они вышли.
"Красивый дворик" сказала она. Он нежно обнял её, поцеловал в ушко и прошептал "Пошли" Она прижалась к нему и они пошли.
Квартира была на третьем этаже и, надо же, оказалась трехкомнатной. Чувствовалось, что её новый знакомый живет один, но, несмотря на это в квартире было очень прибрано и уютно. Она прошла на кухню и попросила вазу. Поставив в неё цветы, она ещё раз огляделась, и поняла, что ей все здесь безумно нравится. "Кажется, я влюбилась" подумала Ксюша.
Он подошел к ней сзади обнял и поцеловал в шею. "Так чем ты занимаешься?" спросила она. "Я программист, не женат, девушки тоже нет, живу, как видишь один, много друзей и знакомых. Ищу ту единственную. Да нет, уже нет, я уверен, что нашел!!!" Ксюша засмеялась. "Ты не поверишь, но я тоже уверена, что нашла" и она покраснела. Он повернул её к себе лицом, вынул заколку из волос, они красиво рассыпались по плечам. Посмотрев ей в глаза, он произнес "Ксюша, я хочу тебя! Я очень хочу тебя. Будь моей!" Она даже не смогла ответить, только улыбнулась и кивнула головой. Он поднял её на руки и понес в спальню.
Положил её на постель и стал целовать, она взяла его нежно руками за голову, и произнесла "Леша давай сначала примем душ…вместе". Он улыбнулся " Конечно, моя радость" и очень нежно и медленно начал пальчиками поднимать сарафан вверх и целовать её ноги. Она опустила бретельки сарафана, оголив свои нежные плечи, и очень грациозным и уверенным движением вынырнула из него. Он увидел её во всей красе, у неё было красивое тело, золотистая нежная кожа и небольшая упругая грудь. Он закрыл на миг глаза и произнес "Ты так прекрасна!!!"
Она подошла к нему и начала медленно расстегивать рубашку и брюки. Её рука проскользнула в брюки, и она ощутила его член, он был тверд. Сняв с него очень аккуратно брюки и белье, поманила его за собой в ванную. Там она увидела большую душевую кабину. Шагнула первая внутрь неё. Он зашел следом, включил воду. Струи теплой воды побежали по возбужденным телам.
Он подошел к ней и прошептал на ушко "Я не люблю торопиться, я хочу доставить тебе неземное удовольствие". Их губы слились в страстном и нежном поцелуе. Они долго целовались, казалось весь мир замер и время остановилось. У неё были мужчины, но так не целовался не один из них. Поцелуй был такой, что она ощущала себя единым целым с ним. Она была очень возбуждена, любовный сок буквально стекал по ногам вслед за струями воды. Да такого она не испытывала никогда. Ей казалось, что все растворилось вокруг, она видела только его. Он капнул на руку немножко геля для душа и начал аккуратно вспенивать его на её теле. "Боже, я, кажется, сейчас кончу" произнесла она, и это было правдой. Он так медленно и нежно ласкал её тело, что каждая клеточка была возбуждена. Она в ответ тоже нежно поглаживала его тело, оно было прекрасно.
Он потянулся за полотенцем, нежно обернул её им поднял на руки и понес в спальню. Положив на кровать, развернул и начал ласкать руками и целовать её тело. Она вся выгнулась на встречу его ласкам и застонала. Ей очень хотелось, чтобы он вошел в неё, но она понимала, что нужно еще чуть-чуть потерпеть и насладиться чем-то большим, гораздо большим. Он целовал внутреннюю сторону бедер, лаская одновременно руками за её упругую попку. Едва касаясь кончиком языка, он ласкал киску, губы, клитор и слизывал её нектар, струившийся из неё. Она чувствовала, как на неё накатывает волна удовольствия, и вот что-то как будто взорвалось внутри, она закричала.
Продолжая ласкать, её он поглаживал рукой киску и ласково вошел внутрь одним пальчиком, она опять застонала. Он не останавливаясь, начал ласкать язычком и вошел в неё еще одним пальчиком. Вся, изгибаясь, она, стонала и покусывала губы, такое возбуждение было впервые. Он понимал, что сам уже награни, безумно хочет её и ели сдерживается, но продолжал ласкать её. Смочив пальчик другой руки обильно в соке, он осторожно и не спеша, ввел его ей в попку. Еще сильнее выгнувшись на встречу к нему, она почувствовала, что внутри все взрывается с большей силой, и ей показалось, что она парит где-то далеко от земли. Она вся вытянулась, впилась пальцами в кровать и застонала.
Он понял, что не в силах больше сдерживать себя, обняв её за талию, он вошел в неё. Она приподняла ноги и обхватила ими его тело, они слились в единое целое. Их тела двигались в такт, и она поняла, что волна удовольствия снова накатывает на неё, но это будет гораздо сильнее, чем предыдущие. И еще она чувствовала его внутри себя, что он тверд и готов взорваться. Она шепнула ему
"В меня. кончи в меня". Вдруг как будто вспышка и все куда-то исчезло. Такого бурного оргазма она никогда не испытывала. Они были единым, он и она, в едином порыве удовольствия, они погрузились в экстаз. Не зная, сколько прошло времени, они лежали так вместе и их тела были одним целым. И никто не хотел первым нарушать это единство.
Сквозь сон
Я была простывшей и спала, вдруг сквозь сон я почуствовала как чья то рука прикоснулась к моей попке, рука стала настойчиво мять попку касаясь моей малышки она поднималась по спине легким касанием и вновь спускалась вниз что бы сжать попку и я проснулась. Масируя мою попку, он постепенно перебрался к моей киске. Через несколько минут она уже была горячей и влажной. Массируя одной рукой мою киску а второй мои набухшие соски, моя киска уже текла, тогда он приподнял меня стянул с меня штанишки, сорвал трусы и поставил раком, смачив его слюной он засунул свой член в меня и я почувствовала его горячую головку.
Из-за того что дырочка у меня не большая, его член стал протискиваться в меня, потихоньку разрабатывая ее до нужных размеров. Сначала он начал потихоньку трахать меня, вскоре моя киска стала очень сильно течь от удовольствия, по комнате уже раздавались не только наши стоны но и хлюпающие и чавкающие звуки и он начал ускорять темп. Теперь он уже просто долбил меня и через несколько минут я почувствовала как его горячая струя спермы ударила в матку. Он упал на меня и начал целовать меня, начиная с шеи и продвигаясь к моей попке вскоре его язычок очутился у моей киске, я просто утопала в блаженстве и дрожала от удовольствия, а моя киска хотела глубокого проникновенния и тогда я перевернулась на живот. (
Он зашел в меня и начал трахать, поза была идеальной, я чувствовала как его головка входит в меня, а когда я приподнимала попку он с размаху влетал в меня доставая до матки, я вздрагивала от кайфа опускала попку и снова его член входил не спеша и не до конца, а потом все повторялось, чувствуя приближения неизбежного, я опустила свою ручку к клитору и начала масировать его, не прошло и пяти минут как я кончила. Он вышел из моей обмякшей и раздолбанной киски. (
Я взяла его член в руку и прикоснулась губами слизав всю смаску я начала заглатывать его преодически опускаясь к его очаровательным яичкам лизала их и заглатывала немного посасывая, его член был твердым как камень, моя рука держа его член у основания помогала моим губкам, от такого удовольствия он не смог долго продержаться и я почувствовала у себя во рту горячий поток немного соленоватой спермы, я сглотнула её, но спермы было так много что ещё немножко пролилась на мою руку. После такого секса я почувствовала себя намного легче.
Сладкие сны. Сон первый
Серия рассказов "Сладкие сны"
Есть ли грань между сном, реальностью и нашей фантазией? Эту грань каждый для себя устанавливает сам…
Она лежала на своей огромной постели в полной темноте. Тело расслабленно после горячей ванны, легкий запах духов, тихая музыка Френка Синатры, индийские благовония с запахом сандала и темнота, густая мягкая темнота, в которой видно только призрачные очертания. Ее пальцы скользили по телу, чуть касаясь кожи, как крылья мотылька. Она качалась на волнах сна, то, проваливаясь в глубину, то, выныривая наверх. Каждое прикосновение пальцев вызывала крохотные электрические разряды, которые постепенно концентрировались в одной точке. Бархатная кожа, она так чувствительна, и так отзывчива к ласкам. Пальцы скользили везде, вызывая разные чувства. Округлые холмики грудей с маленькими твердыми ягодками вызывали томление; округлые бедра, иногда так бессовестно раскинутые, сейчас плотно сжаты, усиливая наслаждение в главной волшебной точке. Пальчик скользнул туда, бедра чуть развелись. Легкая дрожь пробежала по телу, в голове радуга. Какой наинежнейщий цветок может сравниться с женским? Никакой. Этот бутон расцветает, наливается цветом и нектаром, чтобы потом опять скрыться. Как лотос. Днем стыдлив, ночью открыт для чужих глаз. Скользя по лепесткам цветка, она чуть стонала, покусывая пухлые губки. Жар, идущий изнутри сжигал пальцы, импульсы наслаждения беспорядочно летали по нервам, туманя голову, принося туда нереальные миры и их обитателей.
Она почувствовала, как он вошел в комнату, хотя не открывала глаз. За много лет, проведенных вместе она знала наизусть его шаги, запах, дыхание, даже наверно колебания воздуха. Потому что это был ее мужчина — от природы и судьбы. Он тихо опустился на кровать рядом с ней, не мешая и ничего не говоря. Она знала, что он жадно и с любовью наблюдает за ней, наслаждаясь, каждым сантиметром ее тела, угадывая каждое ее движение в полумраке, глубоко вдыхает, чтобы почувствовать хоть молекулу ее запаха. И так уже много лет он сгорает от страсти и любви. Потому что это его женщина — от природы и судьбы.
Она поворачивается к нему, находит его губы. Запах бальзама после бритья, возбуждает еще больше. Он всегда бреется на ночь, как истинный любовник. Ее рука опускается ему на грудь, покрытую чуть жесткими волосами. Губы сначала нежно, потом жадно впиваются в его губы. Его руки сильно и нежно прижимают ее упругое тело к себе. Бедром она чувствует его напряженную плоть. Рука скользить туда, обхватывает, с губ срывается стон, она так любит "его", а он всегда отвечает ей взаимностью. Ее губы целуют ямку на подбородке, щеки, глаза. Как кошка, изгибаясь, она опускается вниз, проводя упругими грудями по его груди, животу. Потерлась щечкой о его грудь, губы скользят вниз. Она чувствует, как напрягаются его мышцы под кожей. Она уже чувствует тепло его плоти около своего лица, и он чувствует ее теплое дыхание. Кажется, что искры пробегают между его плотью и ее губами. Он не торопит — она любит дразнить, мучить. Все ближе и ближе. Касание губ — стон, касание язычка — стон. Короткие, еле уловимые касания. Ноготки слегка проходят по коже. А потом он проваливается в теплую глубину ее губ, теряясь в реальности, и уплывая в сказочный мир ее ласк.
Она чувствует, как в комнату входит еще кто-то. Чужой, но не опасный. Чужие губы касаются круглых ягодиц, язык скользит между ними. Теперь она плывет между двух разных миров, с обеих сторон заключенная в теплые волны мужской силы. Она приподнимает одну ножку и ее цветок во власти чужих губ и языка, пьющих ее пьянящий нектар. Но в ее губах тоже власть — и она продолжает свою игру.
Чужой, оторвавшись от нее, скользит губами вверх по ее спинке, оставляя следы затухающих прикосновений. К входу в ее цветок притрагивается другой, мужской и сильный. Она обхватывает его и чувствует свой и его огонь. Он входит, обхваченный ее ладонью, мягко раскрывая влажные лепестки. Медленно, требовательно, сильно, и она, убрав руку, пускает его на полную глубину. Полная заполненость горячей плотью. Между двумя мужскими мирами, которые пронзают все ее тело дикой энергией, лучами первобытности, как радиацией.
Никто не ощущает себя отдельным, все — единое целое. С обостренным восприятием, чувствами, ощущениями. Вверх во вселенную, в хоровод звезд и кульминация танца — взрыв этого соцветия, мужского и женского. Вспышки, огонь, жар, влага — с двух сторон, и она растворяется в этом, наполненная эликсирами жизни. Растворяется и плывет:
Слезы
К горлу подкатился комок — слезы. Все сжималось от боли, и единственное место, где можно было спрятаться, была ванна. Закрыв дверь, она скинула с себя одежду и ступила на холодное дно ванны. Включив душ, она направила струю на свое лицо и слезы, которые она еще сдерживала, полились вместе с каплями душа по ее лицу. От боли в груди глаза закрылись и…
Мечта становилась явью. Зеркальная ванная, в которой она оказалась, приняла ее горячим душем, который окутывал ее тело в тепло своих струек так похожих на ласку любимого человека. Ее руки нежно скользили по телу. Глаза закрылись от удовольствия, и весь мир плыл вмести с ней. Прохладный ветерок, обдал ее спину, и в туже секунду маленькие мурашки пробежали по всему телу. Она почувствовала чье-то присутствие, все ее тело сжалось внутри. Ее руки медлили, не решаясь дальше ласкать тело и страх, который в ней затаился, не давал открыть глаза. Все стало останавливаться. Медленные действия ее рук, настороженное дыхание, которое с каждой секундой выдавала ее возбуждение и желание которое так давно ей известно. Ощущение вечности пронизывало комнату, и неизвестность, становилась чарующей волшебницей, не покидающей комнаты и пускающий страх в ее душу — заставляющий ее тело все больше трепыхать от возбуждения и желания.
В следующую секунду, она почувствовала, как сильные мужские объятья обхватили ее стан и притянули к себе. Ее спина ощущала сильную мужскую грудь, а шея обжигающие поцелуи, которые то покрывали ее плечо, то вдруг поднимались вверх к ее лицу. Его сильные руки обхватили ее талию и умело поднялись вверх к груди, они так умело ее обхватили, что соски начали твердеть, а грудь становилась все более упругой и вздымалась вверх. Она чувствовала его плоть, которая была напряжена, как и ее лоно, сжимающееся от желания, из которого уже давно струились соки по ее ногам. Ее руки обхватили его за шею, она попробовала развернуться, но он ей этого не дал и ловким движением вонзился в ее горячее и струящееся лоно. От неожиданности она вскрикнула и ее дыхание тут же стало еще более тяжелым и прерывистым. Уже в эти, первые секунды, когда он оказался в ней, она почувствовала пленительную слабость расплывающуюся по всему ее телу.
Резкое проникновение и медленный, плавный темп в котором перемешивалась все сразу, и желание, и сила, и какая то странная страсть, которая была в них обоих. Она до сих пор не знала кто он, но все говорило за себя. Это был тот, кого так долго желало ее душа, тело и тот с кем она всегда была мыслями. Его движения были медленными и плавными, сильными и проникновенными, он покрывал ее плече поцелуями, в то время когда его рука проникла в ее волос и собрала их в один большой пучок позволяя тем самым ему наблюдать за выражением ее лица. Оно говорило обо всем, глаза до сих пор были закрыты и в этом прослеживался какой то неведаный для него страх. Ее рот был слегка приоткрыт, и она жадно время от времени хватала им воздух, а когда высовывало свой язычок, что бы облизнуть пересохшие губы делала это с такой нежностью, что лишь слабая улыбка была видна на ее устах. Время от времени она появлялась на ее лице, но такая не заметная, что этой улыбки не заметил бы ни кто кроме него, это была улыбка которую знал только он и принадлежала она только ему.
Капли душа падали прямо на их слившиеся тела, покрывая их той обволакивающей лаской, которая позволяла чувствовать единство их тел. Ее руки упирались в зеркальную стенку и он понимал что скоро будет пик ее блаженства. Темп его движения увеличивался и с каждым резким, сильным проникновением он давал ей понять, что он готов излиться в ее обжигающее лоно. В эти минуты ее рот жадно хватал воздух, а губы требовали влаги.
О да! вот и тот долгожданный миг их единства. В этот момент они слились не только телами, но и их пронзительными криками. Ее лоно обожгла живительная влага его плоти, медленно стекавшая по стенкам обжигая еще больше и сильнее придавая тем самым ее блаженство продолжительным и неповторимым. Он не спешил покидать ее пылающее лоно, не смотря на весь огонь который обжигал его плоть, он знал что ей это доставляет неописуемое удовольствие и он оставался в ней пока у них еще были те последние силы их страсти. Тела получали тепло блаженства, которое растекалось все сильнее и сильнее, передаваясь друг другу не только физически, но и духовно. Наконец настал тот момент, когда силы были на исходе и желание оставалось лишь одно объятья, ласка и нежность. Он развернул ее к себе лицом, что бы подарить тот поцелуй, которого она хотела и желала в самом начале. Желая именно сейчас вкусить вкус ее медовых губ и заглянуть в ее бездонные глаза, но обнаружил — закрытые глаза и Слезы. Это ввело его в смятение, не было в нем понимания и объяснения ее Слезам.
Это смятение длилось секунды и выйдя из оцепенения он просто прильнул к ее губам и нежно обнял за ее талию. Она же боялась раскрыть глаза и посмотреть в его глубокие и небесные очи, что бы действительно убедится, что это не сон. Слезы обжигали ей лицо, но она ничего не могла поделать с ними. Это были не просто слезы, это были Слезы блаженства, счастья, любви, это были Слезы страха, перед безысходностью. В них перемешались все чувства, какие только можно было найти в ее душе сейчас. Она хотела раскрыть глаза и посмотреть на него, но не могла страх сковал ее душу. Тело начинало дрожать. Все ее усилия прилагались на то, чтобы не открыть, не проснуться. Разумом она понимала, что это был сон, но душа просила продолжения и вечности. Все усилия, прилагаемые ей, давались с большим трудом и все же…
Не выдержав она раскрыла глаза, и увидела себя сидящей в ванной, дрожащей от холода и свернувшийся в калачик. Слезы обжигали ее лицо, а дрожь усиливалась. Горячая вода обжигала ее тело, но она не чувствовала тепла, все прошло как сон, который проснувшись забываешь, но она не забыла. Она лишь вернулась в реальность, где нет рядом того любимого человека, где холод и слякоть, где душа болит и сжимается от тоски и одиночества. Сколько еще времени она провела в ванной она не знала, но долгое время она не могла встать, согреться и прийти в себя внутренне она все еще была с ним. Они все еще лежали уже в наполняемой ванной, лаская тела друг друга и покрывая их поцелуями, нашептывая те слова, которые знали лишь они. Она желала вернуться, но это было бесполезно, сон ушел и осталась реальность. Слезы еще некоторое время скатывались по ее лицу, но они уже были от безысходности, без чувств просто капельки соленой воды.
И если случится так, что сон станет явью. Возможно, она вновь будет бояться раскрыть глаза, и Слезы вновь будут лить из ее глаз, но они будут от СЧАСТЬЯ и от ЛЮБВИ, которая их не просто соединит, но и даст возможность исполнится их снам, которые так долго окружали их разум и души.
Cлучай в парке
Они были молодые и влюбленные. Друг в друга. Несмотря на то, что в месте Они были уже достаточно долго, взаимное влечение было невероятно сильным. Однажды судьба забросила Их в одну из европейских стран. А в европейских странах, как известно, много красивых замков. А замки и экскурсии они оба очень любили. Так вот. Осмотрев роскошнейший королевский замок, Они решили прогуляться по зАмковому парку. Парк состоял из центральной аллее, которую окружал настоящий лес — все короли раньше были заядлые охотники! Стоял солнечный летний день, а под сводами вековых деревьев царила прохлада.
Гуляли Они, гуляли, и вдруг Он поцеловал Ее. Она ответила, их губы слились в долгом поцелуе (их умение целоваться долго и страстно всегда приводило в восторг и восхищало их друзей). Потом Она отстранилась. Их взгляды встретились, и Они, не говоря ни слова, взявшись за руки направились в чащу. Правда, уйти глубоко в лес у них не хватило сил. Он сел, прислонившись спиной к дереву, одним рывком сдернул с Нее трусики. Она осталась только в легком платье — желтоватом, с большими красными маками. Он усадил ее сверху на себя… А всего в нескольких метрах от них, по аллее бродили туристы. И это добавляло остроты ощущений. Все длилось чуть более минуты — неистовая скачка, чуть слышный финальный стон — чтобы не привлечь, случайно, внимание любопытных. А еще через несколько мгновений из леса на аллею выходили невозмутимые молодой человек и девушка, они держались за руки и весело болтали. Со стороны казалось, что они случайно сбились с тропинки и попали в чащу. Правда, время от времени оба переглядывались, хитро подмигивали друг другу и усмехались. Эту поездку они запомнят надолго.
Случай на концерте
Все началось с абонемента, который оставили мне мои друзья, уезжая на месяц в отпуск. Это был абонемент филармонии, по которому я мог посетить несколько вечеров, посвященных фортепианной музыке. В программе концертов значились произведения Шумана, Рахманинова, Хиндемита, Прокофьева и других, в исполнении артистов, чьи имена мне мало о чем говорили. Я конечно поблагодарил друзей за столь душевную заботу о моем музыкальном образовании, но "образовываться" таким образом не предполагал.
Вспомнил я о нем дождливым осенним днем, когда жизненный тонус после разрыва с моей пассией испытывал глубокий кризис и нуждался в эмоциональной встряске.
В тот вечер в программе значился Рахманинов. После недолгих колебаний, облачившись в строгий темно-синий костюм, я уже через полчаса с интересом разглядывал публику, сидя в последнем ряду партера. Кремлевский концертный зал в те застойные времена как правило использовался партийцами для проведения своих бесчисленных конференций, пленумов, заседаний. И только в редкие дни, строго расписанные на год вперед, зал отдавали под "музыкальные вечера".
Что делает молодой повеса, оказавшись в театре или на концерте? Первым делом, конечно, рассматривает женщин. И я, естественно, предался этому занятию. Достойных внимания фигур было немного, правда, несколько пышногрудых особ не успели заставить меня поскучать.
Публика, интерес к которой у меня уже угасал, меж тем заполняла зал. На ярко освещенной сцене одиноко стоял белый рояль, из моей перспективы напоминавший стреноженного коня.
Неожиданно мое внимание привлекла дама бальзаковского возраста, двигающаяся по проходу в мою сторону. На ее монументальный бюст, который опережал свою хозяйку, наверное, на полкорпуса, можно было ставить, как говорят американцы, стакан с виски.
Бюст двигался над головами сидящих мужчин и было заметно с каким оживлением и с какой нескрываемой завистью каждый из них провожал взглядом роскошный образец женской привлекательности.
Светло-лиловое платье с переливами настолько плотно облегало ее полную и широкобедренную фигуру, рельефно повторяя все подробности скрытого под ним нижнего белья, что мне не стоило труда представить и пересчитать весь ассортимент ее интимного туалета.
Мне показалось, что если я не уберу свой нос, то он обязательно обмерит ее грудь, а может даже и испытает на себе упругость полновесных чаш. Но она, ловко увернув бюст от моего любопытного носа, грузно втиснула свое тело в кресло так, что оно заскрипело, еле справляясь с двойной нагрузкой.
Кресло слева пустовало.
Постепенно зал заполнялся, и я от нечего делать, принялся коротать время, мысленно представляя свою соседку в неглиже и рисуя ее портрет под названием: "Русская Венера в бане слушает Рахманинова".
Я уже мысленно приступил к изображению ее обнаженных форм, аппроксимируя, какое положение займет ее грудь, освободившись от бюстгальтера, но в этот момент погас свет и раздались аплодисменты: на сцене появилась ведущая и сам исполнитель в черном фраке.
Слева от меня продолжало пустовать кресло.
Первые аккорды мощно и призывно возвестили о торжестве и силе музыки Рахманинова, которая, наверное, никого не оставила бы равнодушным. Меня охватило странное состояние — как будто какие-то неведомые силы подползли ко мне, выхватили меня из кресла и стали увлекать за собой в этот странный мир звуков…
…Осторожный голос вернул меня в кресло:
— Это 13-е?
— Да, — в растерянности от неожиданного появления из темноты прекрасной незнакомки, пробормотал я.
Я был очарован ее неслышным появлением из темноты. Благоухания, исходившие от нее, тут же насытили воздух волнующими ароматами. Полутьма скрывала черты ее лица, но мое воображение, разбуженное рахманиновскими звуками, уже рисовало черты прекрасной феи, рискнувшей предстать в образе молодой особы.
Когда она занимала свое место, то слегка коснулась меня своим плечом и — будоражащая и всепроникающая волна страсти пробежала по моему телу. Она меня пленила, и я понял — не одними ноктюрнами и прелюдиями жив человек!
Напрягая боковое зрение и уже привыкнув к полумраку, я старался рассмотреть образ феи, но из-за длинных, вьющихся волос, локонами ниспадавших на плечи, мне не удалось увидеть лица. Зато заманчивые возвышенности на груди оказались на высоте. Они так сильно натягивали тонкую ткань прозрачной блузы, что моя фантазия, придя мне на помощь, тут же дополнила картину их величиной, оказавшейся вполне достаточной, чтобы разместиться в моих ладонях.
Неожиданно я почувствовал, как ее рука скользнула вниз и коснулась моей ладони…
Бурное арпеджио, звучавшее в зале, отозвалось в моем теле неудержимой энергией, которая возбуждающе толкала кровь в висках и заставляла меня терять самообладание. С каждым новым аккордом росло и разгоралось, подобно стихии, страстное желание вкусить скрытые прелести этой феи, ощутить ее горячие губы, почувствовать ее дыхание.
"Она хочет почувствовать меня, мое желание!" — от этой мысли все ликовало у меня внутри.
Я уже чувствовал, что между нами возникла тонкая незримая нить, которая, как струна вибрировала между нами.
Моя рука инстинктивно двинулась к ней, ладонь легла на ее бедро и, ощутив туго натянутый капрон, заскользила вверх, стараясь как можно быстрее добраться до того места, где чулки заканчивают свою власть над бедром.
"Вперед, и горе Годунову!" — с этой похотливой мыслью моя ладонь была готова пойти на штурм трусиков, миновав то место, где "кончается асфальт". Вопреки моим предположениям, сопротивления от ожидаемой интимной детали туалета не оказалось, и это мое открытие закончилось появлением дополнительных капелек пота на лбу: на ней "там" ничего не было!
Уже от одной этой мысли мое мужское начало настолько окрепло, что пришло в движение. Ее рука тут же среагировала и с силой сжала мой инструмент. Все мои чувства были сосредоточены теперь на ее и моих пальцах. Она проверяла твердость моего члена, а я, двигаясь под юбкой, испытывал ни с чем не сравнимое ощущение первопроходца с трепетом и волнением открывающего тайны женского тела. Исследовав обнаженный плацдарм на бедре, мои пальцы уже готовились к решительному штурму заветного холма, который своей пушистостью уже ласкал мои пальцы и манил к себе.
Аплодисменты, неожиданно обрушившиеся на меня со всех сторон, в миг разрушили боевые порядки и Измаил, уже готовый пасть, не был взят.
Дали антракт. Как только зал заиграл отсветом хрустальных люстр, передо мной предстало прекрасное милое личико с очаровательными глазками и с не менее привлекательными алыми губками, прямо-таки выставленное на показ для пробы.
"Приглашу-ка я ее в буфет" — мысленно, уже принимая решение, думал я.
"Оригинальность" моего решения тут же была прочитана ею на моем лице — и ее игривая улыбка, последовавшая за этим, недвусмысленно говорила мне о ее согласии. Через минуту я пробирался по проходу, к выходу, следуя за своей соседкой, как энтомолог за бабочкой, ни на миг не выпуская из виду полную соблазнов фигуру. Следуя за движением ее полных бедер, будто испытывающих юбку на прочность, я то и дело запинался за чьи-то ноги. Сквозь тонкую ткань белой блузы соблазнительно просвечивались кружева тугого бюстгальтера. Поднимаясь на второй этаж я уже задыхался — настолько волнующим оказался вид ее ног в телесного цвета капроновых чулках.
У буфетной стойки, после двух глотков сухого вина, я прямо признался ей в любви к Рахманинову, а про себя стал готовить новую осаду крепости, подыскивая в голове эпическое вступление. Но я еще не успел выдать что-то эдакое, как вдруг услышал:
— А не хотите ли второе отделение послушать не здесь? — этот неожиданный вопрос моей спутницы поставил меня в тупик.
— А где же? — ответил я тоном пассажира, который перепутал платформу для посадки и теперь ждал, что кто-нибудь да подскажет.
— Надеюсь вы не думаете, что этот зал единственное место, где можно услышать Рахманинова? — ее взгляд насмешливо и открыто говорил мне о моем глупом вопросе.
— Простите старого зануду. Наверное, сегодня не лучший день для моей умственной деятельности, но я постараюсь больше не огорчать ею вас и с радостью приму любое ваше предложение, — произнес я, стараясь в этот момент придать своему лицу черты кающегося грешника.
Спустя полчаса мы уже катили по темным улочкам города на ее "семерке".
За окном промелькнул окраинный пост ГАИ.
"Значит, едем за город", — отметил про себя и стал гадать: где же может закончиться наше турне.
Миновав пригородную зону, мы каким-то замысловатым путем подъехали к большому темному дому с единственным светлым пятном в виде одиноко качающейся над входом лампы.
Моя спутница, оставив меня в машине, быстрыми и ловкими движениями отперла дверь и, сделав знак рукой, приглашающей следовать за ней, исчезла в проеме. Мне ничего не оставалось делать, как последовать за ней следом.
Дом встретил желанным теплом и тишиной. Появился свет и я с интересом предался обозрению. Что дом двухэтажный я понял, когда услышал стук поднимающихся по лестнице каблучков, а что комнаты в нем просторные — понял, когда попал в гостиную. Если убрать всю мебель, то площадь пола вполне могла соперничать с площадкой для теннисного корта.
Голос хозяйки застал меня за обследованием маленькой комнаты. Она спускалась по лестнице в длинном, отливающим черным атласом, платье.
"Наверно, оно специально создано для демонстрации рельефности ее фигуры" — отметил я про себя, увидев смелое декольте, которое иначе, как "вызов модельерам" не назовешь. Если назначение декольте мне было более или менее понятно сразу, то назначение не менее смелого разреза на платье, идущего от пояса строго вниз, мне стало понятно, как только я увидел соблазняющий вид женской ножки в черном капроновом чулке, показ которой происходил при каждом ее движении и сопровождался легким шуршанием платья.
Мы прошли через гостиную и оказались в небольшой уютной комнате, в которой центральное место занимало старинное с золотыми вензелями на темно-коричневом фоне пианино, рядом с которым стоял высокий пуфик.
"Скромно, но уютно" — отметил я и взял на прицел большое и глубокое кресло в углу.
— Что бы вы хотели услышать? — обратилась она ко мне, усаживаясь возле пианино.
— Гершвина, — сам не зная почему, отреагировал я.
— Хорошо. Но начну все же с недослушанного Рахманинова, — мне кажется Вам по душе придется его второй концерт, правда, без оркестра, — и она подарила мне многозначительную улыбку.
"Ну что ж, начнем с Рахманинова, а кончим… как обычно" — подумал я, улыбаясь ей в ответ.
Завалившись в кресло, я блаженно вытянул ноги и был готов к встрече с прекрасным…
Первые же аккорды вызвали приятно бегущую дрожь по всему телу: в ее игре чувствовались проникновение и одержимость. Мне очень захотелось коснуться ее рук во время игры, остановить их на миг, зажать в своих руках. Я уже был готов оставить кресло, как вдруг звуки умолкли и в тишине прозвучало:
— А хотите я сыграю вам свое сочинение?
— Буду только рад…
— Но есть одно условие… Это музыка моей души и я хотела бы, что бы вы ее слушали обнажая душу и… тело.
Не знаю, как мои музыкальные способности, но другие сразу заговорили во весь голос.
Как только пианистка покинула зал, я быстро освободился от своего синего костюма и, достигнув одежды Адама, вновь скрылся в мягкой драпировке кресла.
Почти не ощущая легкого холодка, мой организм стал настраиваться на новый сценарий пьесы.
Она неслышно появилась из темноты. В проеме двери вначале возник силуэт женщины в прозрачной тунике, сквозь которую проступали изящные формы женского тела. По мере приближения ко мне они стали приобретать осязаемость. Короткая, небесного цвета туника легко и непринужденно охватывала ее тело, позволяя мне убедиться, что кроме белых туфель на высоком каблуке, на ней ничего больше нет.
Просвечивающее сквозь тунику тело, своими соблазняющими формами, вполне могло соперничать с прекрасными фигурами античных богинь. В руках появившейся богини был небольшой поднос с двумя наполненными бокалами. В какой-то момент я усомнился в реальности происходящего, но бокал, принятый из ее рук, был явно не мифического происхождения.
Дразнящий вид выступающих сосков на фоне высокой и наполненной груди вызвал во мне неудержимое желание почувствовать их твердость, сжать между пальцев и и утолить свою жажду, припав к ним губами.
Я одним глотком отправил содержимое бокала по назначению, и пока фея следовала моему примеру, моим воображением завладел небольшой, темнеющий между складок туники, треугольник. Его магическое воздействие наполняло меня силой и желанием, которое особо заметно проявлялось во все увеличивающихся размерах моего мужского достоинства.
Отпив божественного напитка и бросив многозначительный взгляд на мой горящий желанием инструмент, фея очень медленно, как бы нехотя, удалилась, оставляя меня в предвкушении от концерта "для фортепиано с молодым человеком в придачу".
Как только ее пальцы коснулись клавиш, и зазвучавшая мелодия наполнила комнату, мое тело охватило трепетное желание идти навстречу этим звукам и прикоснуться к той волшебнице их извлекающей. Под начавшееся арпеджио я медленно стал приближаться к белеющему в полумраке желанному стану.
Она вздрогнула, когда моя восставшая плоть коснулась ее спины. Я почувствовал, как затрепетало все ее тело, ждавшее моего прикосновения. Я чувствовал, как напрягается ее спина, прильнувшая к моему раскаленному стволу, как раскатывают его острые лопатки, желающие убедиться в его мощи и твердости намерений. Ее руки ускорили темп игры, а ее голова, откинувшись назад, старалась затылком поймать головку моего члена, все больше и больше запутывая его в своих волосах. Я стоял упоенный ее движениями, которые одновременно с музыкой и дразнили и соблазняли, доводя меня до точки кипения.
Наклонившись, я запустил руки под тунику на груди и овладел двумя округлыми бастионами. Мне показалось, что они только и ждали пленения и с радостью и желанием отдались во власть моим ладоням. Добравшись до сосков я тут же почувствовал, как заходила ходуном ее грудь, как заиграла упругая плоть в моих руках!
Не переставая импровизировать с обеими полновесными чашами, то с силой сжимая их, то выпуская на свободу, я с жадностью набросился на ее губы. Вся моя страсть перешла в безумные поцелуи, которыми я осыпал ее голову, волосы, шею, плечи…
Она не переставала играть: ее пальцы уже не двигались, а бешено скакали по клавишам, извлекая сумасшедшие, звенящие в ушах звуки. Чем сильнее сжимали мои пальцы ее грудь, тем сильнее и громогласнее извергался этот поток звуков, увлекая нас в бушующий водопад страстей и желаний.
Ее пылающее тело выгнулось, напряглось, и я чувствовал, как оно все сильнее и требовательнее искало мою возбужденно-стоящую плоть. Охваченный единственной безумной страстью: войти в нее и испытать испепеляющий жар разбуженного вулкана, я, одним движением отбросив стул, тут же воплотил свое желание.
Нескончаемый диссонирующий аккорд заглушил ее крик, оповещая, что храм богини повержен, и дикая страсть, заключенная внутри тела, вырвалась на свободу. Многоголосие и какая-то какофония звуков сопровождали каждое наше движение тел навстречу друг другу. Наверное, такой интерпретации музыкального произведения не могли представить ни я, ни она. Одни пассажи следовали за другими, и вот, когда твердость моего инструмента достигла предела, последовал последний, завершающий аккорд, мощными толчками заявивший о себе — бурный поток вырвался из моей раскаленной плоти и обрушился в самое жерло вулкана…
Через мгновение наши утомленные тела безжизненно рухнули на пол…
— Молодой человек, что с вами? — кто-то сильно тряс мое плечо.
Приходя немного в себя и соображая откуда взялось это заплывшее жиром лицо — я понемногу стал понимать, что нахожусь на полу, между креслами, а перед носом чьи-то толстые ноги в лакированных туфлях пытаются продемонстрировать качество своих капроновых чулок.
— Вам плохо? — тот же женский голос раздался уже над самым ухом.
Поднимаясь, узнаю свою соседку справа. Я отрешенно смотрю на нее и думаю — нет, она-то уж точно из другой оперы…
С тех пор смотрю на афиши заезжих гастролеров — нет ли в репертуаре произведений Рахманинова — до чего ж эротический композитор был.
Случайная связь
Посвящаю творчеству Ивана Ван Дэйка
… Мы не были близко знакомы, скорее случайно на миг, пересеклись две линии жизни — девятнадцатилетней девушки и взрослого, но совсем еще молодого тридцатилетнего человека.
Она зашла ко мне в гости. Был тихий осенний вечер. Солнце остатками летнего тепла на закате согревало мою крохотную квартирку.
— У тебя уютно, — : через минуту добавила, — и спокойно: Мне, ну совсем не понятно, почему у тебя нет девушки. Ты не похож на эгоиста. Может, ты не нежен, не уделяешь внимания?: Твоя работа мешает? — совсем по-женски, одновременно и ласково и с укором заглянула мне в глаза.
— Останься со мной:
— Нет, я не могу, не могу даже на одну ночь: Ты очень этого хочешь? — она все также смотрела мне в глаза, нет, скорее, в душу.
Я искренне ответил: "Очень".
— Пожалуйста, будь послушен. Дай мне слово, что будешь меня слушаться.
— Я буду послушен. Даю слово.
— Ну что ты стоишь? Я твоя гостья. Где у тебя ванна. У нас мало времени. Пойду, припудрю носик. (Какая у нее милая улыбка).
Я, не осознавая, машинально, торопливо начал расстилать кровать. Она вышла из ванны через несколько минут в одних трусиках.
Я, продолжая готовить нашу постель, стал любоваться. Высокая, не худенькая и не полная и даже не спортивная, женственная — это наиболее подходящее определение. Длинные ноги. Плоский живот. Тонкая талия. Маленькие, красивые грудки и просто завораживающие бедра. Она стояла, специально давая собой полюбоваться, ничуть не стесняясь. Сама естественность. Игривые искорки в глазах. Я отбросил одеяло, тем — молча пригласил ее. Она смотрела на меня с любопытством, ожидая, когда я начну раздеваться. Я стал это делать так, что ей было удобно меня рассматривать. Торопился. Снял все и стал прямо перед ней. Она смотрела туда игриво — одобрительно улыбаясь. Он не вставал. Он просто увеличился и ждал разрешения. Она подошла ко мне, нежно обняла, прижавшись всем телом так, чтобы почувствовать животом его. Так мы стояли несколько секунд.
— Идем, — взяла меня за руку.
Так же, прижавшись телами друг к другу, мы легли. Мы купались в ласке, она переплетала своими ногами мои… нежно прикасалась, теплые, чуть влажные руки, такие родные: по животу: она обняла своими тонкими пальцами член. Он хоть и наполнялся упругостью, но был еще мягок.
Прошептала: "Не торопись. Я хочу, что бы ты поласкал меня там языком. Полижи, пожалуйста".
Она легла на спину, разведя ноги так, чтобы мне было удобно. У нее там уже было все мокренькое: и вкусное! Приятный, сладковатый вкус! Гладкие губки раскрылись, а там все нежно розовое! Я впился туда, мои губы, язык, ее губки — все стало нашим, на двоих. Жаль, что у меня маленький язык, и я не могу глубоко войти. Эх! Был бы хоть сантиметров десять, — я отчетливо запомнил эту озорную мысль. И тут начался ее волшебный танец. Она двигалась плавно, медленно, так плавиться стекло. Она изгибалась настолько возбуждающе, при этом совсем мне не мешая, что нельзя было оторвать глаз. Мое лицо находилось между ее ног, и я мог, не отвлекаясь любоваться этим завораживающим танцем. Она начала тихо постанывать.
— А ты можешь одновременно ласкать меня там ртом и руками грудь?
Я кончиками пальцем стал прикасаться к твердым соскам, ласкать груди, живот. Она приподняла попу, чтобы я смог сжать ее упругие ягодицы… мой язык: я не просто ласкал, это словами не передашь. Я входил ртом в нее весь. Я уже наслаждался ее наслаждением, не обращая внимания на то, что моя головка уже полностью обнажилась, с меня тянучись, капала на простынь смазка: Я растер ее по головке. Я очень хотел: Она это видела.
— Потерпи мой милый, еще чуть — чуть. Не успел я ввести в ее щелку свои пальцы, как она сжала их там и начала получать такой оргазм, о котором я только слышал. Мои пальцы в невероятном ритме (не знаю, как заменить это слово) дрочили ее.
Сколько может быть влаги в девушке! Она извивалась, тихо стонала, и это длилось очень долго. Может быть мне казалось, потому, что сам хотел насладиться оргазмом. Она мгновенно сжала мышцы так, что я остановил пальцы и тут ее начало знобить! Ее трясло:
Мы замерли, я аккуратно стал извлекать пальцы, последняя волна дрожи прокатилась по ее телу. Буквально минуту мы в изнеможении лежали обнявшись, она нежно меня поцеловала.
— Ты чудо! Давай скорее теперь я, пока ты горячий.
Она повернула меня на спину, чуть прикасаясь, охватила своими пальцами обнаженный член, нежно нажала на основание головки, выдавив остатки смазки и начала целовать, растирая смазку губами по обнаженному стволу. Потом снова сосала головку — подразнивая язычком, проглотив яички — щекотала их языком.
— Не подсматривай, — я стесняюсь. Закрой глаза.
Я для вида на несколько секунд закрыл: открыл. Она, закрыв глаза, медленно заглатывала его. Я чувствовал, как она трет головку по своему небу, медленно погружая все глубже и глубже в горлышко. Не успев полностью отвердеть, быстро кончил.: Она не выплюнула содержимое, демонстративно не задохнулась, не сделала недовольную рожицу, проглотив. Она мило улыбнулась:
— Глупенький, что ты расстроился? Все здорово, ты перегорел, сейчас отдохнешь и все получиться. Обнявшись, мы отдыхали.
— Какой ты ласковый! Ты найдешь свою принцессу. Хочешь еще?
— Очень!
Она стала играться с ним. Стягивала с него одежду и одевала. Целовала. Нежно покусывала. Едва-едва охватив зубками — вниз — вверх по стволу. Он становился большой и твердый. Когда он встал, я попросил ее лечь на спину
— Милый, я хочу только в рот.
Я чуть присев на ее грудь, и поддерживая ее голову руками, наслаждался близостью, мне было все видно, я: Я взорвался! Каждый выброс доставлял мне невероятное наслаждение…
— Мне было хорошо с тобой.
Она прервала меня:
— Я выхожу замуж, он хороший, его материальное благополучие для меня единственный способ выучиться и выбраться со своего поселка. Ты будешь счастлив. Ты умеешь делать девушек счастливыми. Найдет тебя твоя половинка. Не переживай. Ты дал мне слово, что будешь меня слушаться!
У нее действительно необыкновенная улыбка, от нее в душе остается то, от чего потом невозможно избавиться… Больше мы не виделись.
Вскоре я вернулся на Родину.
И вот теперь, когда моя жизнь уже почти закончилась, тяжело уходить, осознавая, что тот вечер был единственным мгновением счастья в ней.
Смегма
Круче ветра заложенный риф подвёл кцелестремительный галлс капитана корвета "Sun/Caster Lan Ka", и без сна проведённая ночь владельца борта лишь отнесла далеко к востоку от них опасные зубы подводных скал океанской Горгиппии. Корабельный компас был в полном согласии с дующимся на корме в оборванном настроении юнгой и показывал истинно чёрт-те что. Левым бортом шёл мирный атол Свободы и Нежности со своими солнечно-прекрасными и в силу самых разных причин неприступными полубухтами и лагунами. Поэтому Курт Ди Ган отдал приказ сложить якоря в самой из призрачной бухт — в лагуне Святой Лайэрины. И команда подняла бунт…
Тому было несколько довольно весомых причин. Во-первых, в лагуне Святой Лайэрины ещё никогда и никто не приставал к берегу, оставшись живым. Впрочем, оставшись мёртвым, к берегу прекрасной безумицы древности тоже никто не добирался: корабли изнашивались в полный тлен далеко на подступах к заветным серебрянным пляжам, а сказать что-нибудь определённое о душах высвобожденных моряков никто ничего толком не мог — кто утверждал, что их "растворяло средь звёзд", кто клялся на паперти, что "видел любого из них разбросанными по свету", кто пользовался и ещё более изысканными, как и ещё более малопонятными аллегориями. Во-вторых, команда на этот раз была целиком на стороне юнги в её споре с капитаном Дейси Шрёдером и с Куртом Ди Ганом осудивших её за вафлизм на трёхдневное отирание мостика без права спуска на трюм. И, в конце концов, все давно уже рвались к домам, к своим портовым публичным домам Дамстердама, который звёздные карты сулили уже через каких-то несколько дней пути. Поэтому-то шотландский метис, кок на камбузе и страстный волынщик в любви, Ибраил Гватемал вместо золотого кольца утренней чашечки кофе протянул капитану Дейси чёрную метку на открытой ладони, а старина Чуки-Гек, смоляной каирский гигант, дрянь-надвахтенный, заслонил всем собою, подобно туче, пылающую молниями в глазах юнгу Джи от возможного гнева Ди Гана. (
Курт Ди Ган приказал повесить на рее "виолончелевы качели" для юнги Джи и ебал её небольно, но унизительно, в задницу на виду у команды всей и у дельфинов играющих стаями на живых океанских течениях, не обращая ни малейшего внимания на печально вздрочнувшего на корме Чуки-Гека. Капитан смыл волною позор нанесённый командою корвету кованному из ледрегийской верной истине стали: три прекрасных невольницы были брошены на усмирение балтийских бродяг, которыми вся преимущественно полнилась морская команда корвета; и обесточило матросское воинство о эти три тонкостанные золотые жилы. В довершение ко всему был отдан приказ не просто войти в лагуну Святой Лайэрины, а "Первым войти!", будто кто-то ещё мог решиться оспаривать столь безумную идею владельца корвета "Sun/Caster Lan Ka"…
Склянки звякнули робко 0. 30, когда первый винт вспыхнул в пазу компасодержателя и превратился лишь в луч безобидной кавер-аннигиляции. Компас несвойственно жалобно скрипнул, утратив свою треть-опору и через несколько секунд, по прошествии ещё двух лучей, рухнул на штурвал основной навигации. Фортуна щадила корабль, но крепления одно за другим стали рваться и попросту исчезать — это было очень красиво и страшно…
Когда первый луч голубого тропического солнца коснулся вершин терракотовых пальм, высадившаяся в уцелевшие шлюпки команда наблюдала, как озарился целой вереницей пронзительно-прощальных лучей ринувшийся через миг в пучину борт-корвет ледригийской испытанной верности. Серебром своих пляжей-песков ждал привычно-случайных гостей своих остров Свободы и Нежности, хранимый бережно легендами и оберег-мифами остров Либерасьон Де Ла Труаль…
Хижина единственной обитательницы и полномочной владелицы острова либреттки Роби Мак-Гон была сложена из полупрозрачных стволов аметистовых папоротников руками пленённых бывшей проституткой-волшебницей её закадычных пиратов. Все эти Дики, Джеки и Сью давно уже канули в объятия горизонта, а струящиеся магическим светом стволы мачтовых папоротников всё столь же скупо пропускали сквозь себя лучи солнца, как и души их давних строителей.
Курт Ди Ган сидел в прохладе этого шикарного и одновременно уютного тропического бунгало, любовался сквозь оконный проём гладью невероятно ласкового здесь моря и держал в руках развёрнутой небольшую изящно оформленную книгу в затёртом переплёте.
Одиночка-затворница и обладательница мягкой чудо-горжетки прозападного образца Роби Мак-Гон сидела почти прямо напротив него, целомудренно сжав руки, губы и пяточки ног: визит Курта Ди Гана, по всему, совсем не планировался и не предвиделся строго-нежной хранительницей островного света синергии.
У лабораторной пульт-стойки раскачивалась, как в корабельном баре, строя гримасы развязности на лице, юнга Джи, приглашённая к визиту Ди Ганом в качестве объекта воздействия очередной волны его педагогической практики.
"… Среди прочих психотропных синерговеществ данный сыр занимает одно из морально-приоритетных мест", — Курт Ди Ган плавно скользнул взглядом от поверхности моря к строкам книги, продолжил неспешное чтение вслух. — "Аквиний Сансет-Кострома утверждал, что существа противоположного пола в состоянии придти в экзальтическое возбуждение от одного лишь пикантного запаха этого насыщенного феромонами продукта. На что ученик и последователь его Фрол-Седьмий Санрайз возражал с определённым резоном: указанная учителем противоположность полов не казалась ему обязательной…".
— За что она любит Вас, мой капитан, эта дура? — юнга Джи откинула чёрный смоль пряди со лба и свирепо вложила округлое горлышко лабораторной колбы-сосуда себе в рот.
— За любовное отношение к детям! — Курт Ди Ган мрачно сверкнул взглядом на голубоватую жидкость раскачивавшуюся на донышке колбы над губами у юнги Джи. — Джи, не бери что попало здесь в рот, и постарайся использовать речь несколько более филигранную: во власти этой полуэйфорической скромницы среди прочего выбор — превратить содержимое этой склянки сейчас в синильную кислоту или в легчайший нектар!.
— О-оуп… — юнга запрокинула голову, и голубое сияние схлынуло полностью в воронку её бездонного горлышка-рта. — Вот и попробуем! Нет, кажется не нектар… (Она прислушалась) Правда, и не кислота совсем… Тьфу, блин, газировка какая-то!
Джи нечаянно звонко пукнула и очаровательно потемнела краешками тонких губ от смущения… Роби Мак-Гон улыбнулась мягкой спокойной улыбкой неизвестно кому из них.
"Ебать =стрекозу= в таком случае следует исключительно в положении вверх-тормашками, не сняв с неё, только сдвинув на сторону, шортики, удерживаясь за их кармашки и крепко вгоняя в пизду…", прочитал Курт Ди Ган постепенно снижающимся в некотором недоумении голосом. — Роби, прекратите, Ваша Светлая Честь! Не вносите коррективы в трактат! Итак, вернёмся к предмету исследования. Юнга, будьте готовы и поцелуйте пока, нашу затворницу в лодыжку извиняющимся поцелуем… Продолжим. "Смегма является препуциально-смазочным секретом, продуктом жизнедеятельности тизоновых желез или, как называют их, желез лепестков крайней плоти. Помимо основного назначения, заключающегося в естественном любрицировании мест ожидаемого полового контакта, смегма в силу насыщенности своей природными ароматизаторами — феромонами — выполняет роль одного из первичных признаков готовности вступления в сексуальную игру. При всей индивидуальности каждого из продуцируемых различными людьми запахов, современной наукой принято считать корректным сравнение запаха М-смегмы с запахом пикантных сыров и соотнесение запаха Ж-смегмы с нежным запахом Древнего Моря".
— Капитан, вы меня привели в этот банано-аметистовый дом только лишь для того, чтобы мне рассказать о существовании подзалупного творога? — юнга Джи отвлеклась от оцеловываемых ею ступней бесстрастно восседающей на троне хозяйки острова и выглянула на мгновенье из-под ниспадающих пол её воздушно-белого одеяния. — Для этого, поверьте, не стоило губить наш корвет: это всё с иллюстрациями мне могли бы поведать бродяга Мэн-Сосунок и развенчанный вами боцман Хара! В их привычку всегда входило совать что попало мне в рот, не протерев глаз с утра и как следует не проссавшись. Уж, будьте покойны, что мне достаточно хорошо известны, как вид и запах, так и сам вкус их "пикантных сыров"! Вы считаете искренне, что мне стоит знаться ещё и с Фролом-Аквинием, чтобы представить себе, чем отличается этот сыр у одной пизды от другой?!
"Знание о консистенции и порядке приготовления млечных масел секс-трения сопровождались у древних Лиина-Тамира целым рядом сложных обрядов и искусств постижения совершенства", — Курт Ди Ган, казалось, не заметил молниеносных тирад юнги Джи, продолжая вчитываться в выбираемые наугад страницы трактата, — "При храмах любви существовали должности Приготовителя и Приготовительницы, равно как и Воспринимателя и Воспринимательницы. Тончайшие вкусы играли на празднествах и в любовных жертвоприношениях, а отголоски их круглый год жили в среде простого народа в виде, бесспорно, менее изысканном, но очень уважаемом и сексуально плодотворном…". Подними чуть повыше леаль этой леди, ёбаный юнга канувшего развалюхи-корвета, и не смей никогда обрывать высоких или не очень идей, которые не мной излагаются тебе, но лишь через меня! Поверь же и ты мне, крошка Джи — твои крепко просоленные морские творожники Мэн и Хара всего только межзвёздная пыль современности в сравненьи с светилами мерцающими и поныне на небосклоне извечного эропознания!. Ещё выше… Она без трусов?
— Без трусов, мой капитан. Но почему вы не заговорите с ней? Она что — глухонемая? Почему она моргает глазами, как ду… как привидение… и ничегошеньки не делает и не говорит?
— Она в астрориторике, Джи, в настоящий момент примерно в семнадцати мирах одновременно, — Курт Ди Ган отложил книжку, встал и подошёл к едва заметно смущённо улыбающейся Роби Мак-Гон; его глаза встретились с её спокойным взглядом и в них отразилась сверкнувшая лёгким лукавством каких-то воспоминаний душевная теплота, — Возможно, её именно в этот момент где-то крайне красиво ебут многоопытные стаи астроволчиц или терзается в муках любви по ней на погранастероиде одинокий пионер Галактических Врат с кратким именем Ким-Тайка?…
— То есть, вам кажется, мой капитан, что она спит? — Джи от радости привстала, спустила с Роби одно плечико её леали и поцеловала в кофейно-надутый сосок на млечно-белой груди. — Так быть может и мы тогда её, а, капитан? Того… Отъебём…
— Не переходи, Джи, на слэнг своих подопечных и не суетись, ты же знаешь я этого не выношу… И постыдись, в конце-то концов — я ведь не сказал и слова о сне, Роби вовсе не спит! Она выслушивает и ведёт диалог, не произнося, правда, слов… Но её безмолвие обусловленно лишь искренним в нашем присутствии смущением!. Она не находит пока возможных лексических построений для верной и тактичной оценки нашего с тобой поведения…
— Правда? Ого! — Джи отпрянула от показавшегося ей шоколадно-прохладным на вкус соска и с недоверчивым восторгом в глазах побродила взглядом между Ди Ганом и Роби Мак-Гон. — Если честно признаться, капитан, то я бы сейчас и не подумала, что существуют тактичные возможности оценки нашего поведения!.
— Разведи ей коленки, Джи! — приказал Курт Ди Ган, тронув ржавую пряжку своего заскорузлого от морской соли пояса. — Шире! Шире! Ещё! Теперь сними всё с своей задницы и постарайся подумать о прелести окружающего тебя мира — мне твоя дырка нужна будет изрядно промокшей…
— Капитан, моя щель взмокла, как только я переступила порог этой сиреневой хижины… — юнга Джи небрежно стаскивала через приподымаемые по очереди ножки шорты с трусиками. — А теперь у меня просто мёд между ног… Очень жаркий, пчелиный, тропический мёд… Который липнет и жалится между ляжками так, что если вы мне не сунете, я отдамся тому попугаю, который висит вверх ногами на входе в избу!
— Его зовут Лира-Орфей… Нет, не раком… Наоборот, радугой, Джи… Действительно взмокла пизда!. Сама насунешься? — капитан Курт Ди Ган стоял, заложив руки за спину, и сильно упирался своим чуть горбатящимся морским коньком в опрокинувшуюся перед ним мостиком юнгу Джи. — Роби пребывает в асане от семи дней до месяца… А взгляд Орфи заволакивает нега печали по ней примерно на десятые сутки отсутствия… Её творожба, похоже, походит к концу, Джи… Она должна быть небесно вкусна — хрустальная прозрачность Роби в сочетании с продолжительным времен творят чудеса на лепестках её розовых губ… Попробуешь, Джи?.
Юнга, во время монолога своего капитана с трудом едва надевшаяся на его задранный хуй, с облегченьем вздохнула, почувствовав в пизде горяче-долгожданный уют и комфорт: "Ууфх!!!..". После чего голова юнги Джи сильно закинулась назад, и она сразу чуть не упёрлась лицом в опрокинутую перед её взором слегка приоткрытую голую пизду стесняшки-отшельницы.
— Держись за створки раковины её и тащи их медленно в стороны! — Курт Ди Ган, взяв за талию, приподнял на весу юнгу Джи, и в пальчиках той оказались покрытые едва заметным светлым пушком половые губки вздохнувшей, будто случайно, хозяйки хижины. — Видишь творог?
— Да… — юнга Джи захлебнулась в приступе утратившей слова лаконичности от вида обворожительно-розового цветка распустившегося перед ней из расщепленной раковины; лепестки нежной розы были увиты млечными прожилками остро пахнущей смегмы; ноздри Джи хищно растопырились и она с предельною осторожностью потянула в себя пьянящий аромат всей женской искренности накопившийся в складочках малых губок полуэфирной Роби.
Опьянённая Джи в неге прикрыла глаза, когда Курт Ди Ган начал осторожно подталкивать её врымленным в пизду хуем лицом к полувлажной щели… На одном из толчков юнга ткнулась носом в жар, и амбре достигло пика в её обонянии, сам собою скользнул по тесным простенкам язык… Роби Мак-Гон чуть застонала где-то там, в вышине, а юнга Джи изо всех сил стиснула кольцом пизды хуй Курта Ди Гана, моля о приостановке: через мгновенье её язычок, не спеша, от лёгких прикосновений до страстного борождения вылизывал затрепетавшие складки нарушенной, обеспокоенной розы…
— Она стечёт, Джи. Будь осторожна, не захлебнись! — Курт Ди Ган возобновил свои фрикции, утыкая с попеременною силою язык с носом Джи в вымокающую пизду смущающейся всё более отшельницы.
Юнга Джи лишь заурчала в ответ — в невероятном приливе чувств она захлёбывалась уже. Оставалось лишь дёрнуться посильней пару раз в крепких руках капитана у него на хую, и едва сдерживаемая волна оргазма была готова обрушиться со всей силой на её хрупкое тельце. Но безумно хотелось пить, и она с полминуты пронзительной вечности ждала, терпеливо ждала… Пока словно краник на камбузе Гибраил Гватемала не повернулось что-то внутри размеренно задыхающейся Роби Мак-Гон и в подставленный рот юнги Джи хлынул тонкой струёй пряно-горячий поток лакомых выделений… Где-то вдали совершенно от Джи, Курт Ди Ган разрядил свой корабельный мушкет тёплым взрывом ей в мягкую нутрь и стал медленно снимать чуть пульсирующую от страсти пизду со своего хуя…
— Ёбаные акробаты, строиться! — на покачивающихся раскоряченных ножках опьянённая юнга Джи была выпущена из аметистовой хижины на серебряный пляж, служивший приютом матросской ватаге под присмотром невольниц.
В ответ пьяному юнге послышался дружный гогот: настолько "прекрасною" Джи выглядела обычно лишь один раз в году — в день своего нарождения. Юнга Джи со всем недоумением посмотрела на безумно ржущих матросов, вспомнила, что позабыла в этом "храме любви" свои шортики, утёрла локотком пронзительно пахнущие сексом губы, махнула с досады рукою на всё и повлеклась к спасительному прохладному океану…
— И по многу ебали тогда, и потом, да и всегда… — рассказывал всем, развалившись на юте, осколок всех легендарных событий седень-балтиец Фатума Каряк.
Море ласкалось к бортам баюкою-штилем зажигающего огни первых звёзд тёплого вечера. Лётный бриг Курта Ди — легкокрылый "Don Gun" — снявший с призрачного атола Свободы и Нежности команду воспылавшего любовью к пучине корвета лежал в полупарусном дрейфе на устойчивом курсе к архипелаг-островам Дамстердама. Фонарь боцмана Хара с мышиным скрипом покачивался над нетревожною палубой, и Каряк заливал млечный мёд своих чудо-россказней всем повыползшим из жаркого кубрика морским сотоварищам прямо в уши.
Прожжённый солнцем насквозь, донельзя худой, дочерна загорелый и вечно улыбающийся едва заметной тихо-скромной улыбкой Мэн-Сосунок валялся между бочкой с осиною ворванью и рассматривающей звёзды юнгой Джи. Иногда он чесал себе хуй, иногда чуть заметно касался своей грубою пятернёй смоляных растрёпанных прядей на лбу у Джи и бережно гладил её по голове. Хара курил толстой жопой ко всем, созерцая синеющий всё темней горизонт. Гарри Бальд лениво скидывал алмаз-трефу Гибраил Гватемалу в очко.
— Он сказал — ты межзвёздная пыль, Сосунок… — с горечью произнесла юнга Джи, сняв огромную пятерню прибалта со лба у себя и поцеловав её в просоленно-жаркое запястье. — Хара, и ты тоже туда же, уже обернись!. Будь другом, старый мой верный пердун, объяви по команде, что я отменяю все морские и любые купания на три дня. И тех сосок в кубрике тоже не мыть — у меня одно дело есть…
— Хорошо… Словно по морю серо-розовый дым… Люблю здешние вечера… — непонятно, то ли согласием, то ли сам себе на уме просто что, проговорил боцман окутанный тёмным облаком из своей трубки; но юнга Джи уже утратила к нему интерес — никогда ещё не приходилось ей повторять дважды сказанное в направлении боцмана Хара…
Оснаст-бриг мягким фосфором своих парусов отражал пламя-свет занимавшейся полной луны и, чуть покачиваясь, уходил в безмятежный поверхностный сон…
(Возможное продолжение и развитие произведения на сайте "Ластонька" — http: //lastonka. narod. ru)
Сны из пробирки (сон первый)
Член нависал над её лицом всей своей упругой мощью, потрясая воображение рельефом вен. Тугие яйца шлепали ей по переносице в такт погружениям члена в ее жаждущий рот. Два других члена входили и выходили в нее, время от времени совпадая по ритму друг с другом и доставляя ей особенное наслаждение. В какой-то момент она наконец почувствовала себя достаточно развратной шлюхой, сукой, блядью неистово ебущейся с тремя хуями одновременно, почувствовала свою давнюю мечту попробовать именно так, как сейчас- трахаться самозабвенно с тремя полузнакомыми мужиками, трахаться без всяких мыслей о приличии, подставлять свое тело без разбору и чувствовать в себе сразу три разных твердых трепещущих хуя. И как только до нее дошла эта волна, как только она увидела всё это как бы со стороны, её как будто разорвало изнутри. Огромный тепловой шар лопнул прямо в животе и теплые сопливые брызги разлетелись по всему миру, волнами прошел дождь смывая все и каплями барабаня по стенкам тела изнутри; она могла только мычать-так сильно она еще не кончала никогда до этого, не контролируемый губами хуй выскочил изо рта боясь быть укушенным, нет, он кончал! — его хозяина так возбудило мычание невероятно кончающей женщины, что он сам не смог больше растягивать удовольствие и начал плевать ей в лицо, в рот, на волосы крупными терпкими беловатыми каплями спермы. И в этот момент она снова почувствовала, да-да, снова, а то ей было так хорошо, что она уже успела забыть, почувствовала, как её ебут в жопу и в пизду одновременно, и, желая прочувствовать это ещё сильнее, она напрягла свои внутренние мышцы, что не замедлили почувствовать члены, они забились в бешеном ритме и выстрелили в неё почти синхронно, она почувствовала плевки спермы по матке и где-то в глубине кишок и это было как разряд тока, прошедший по всему телу, её скрутило судорогой, она хотела кричать и не могла, изо всех сил попытылась крикнуть и…проснулась.
Профессор стоял над ней с улыбающимся лицом.
— Ну и что вы на это скажете, Леночка? По-моему, эксперимент удался. Реакция была очевидной, да вы вся мокрая, деточка!
«Особенно между ног», — подумала Лена. Хорошо, что её накрыли одеялом в начале действия препарата во избежание переохлаждения и нежелательного раздражения извне, иначе вся лаборатория могла бы видеть её промокшую в самой пикантной области юбку. В низу живота было жарко и сладко, пульсировало и зудело одновременно. Она удивилась тому, что в этот раз всё так хорошо помнит, не то что раньше- вылетало из головы как легкий утренний сон, не оставляя даже надежды на возвращение. Сейчас она могла при желании чуть ли не ощутить все это снова, конечно не так реально, как полчаса до того, но всё же достаточно, чтобы губы снова начали наполняться и пульсировать…Стоп, это все позже, — приказала она сама себе. Втайне возбуждаясь уже от одной мысли, что она сможет пережить от своих воспоминаний, она приготовилась к составлению отчета. За эти шесть месяцев, которые она провела в институте в качестве ассистентки профессора Карелика, она научилась составлять отчеты о снах, вызванных препаратом 016473.За этими скромными цифрами стояло изобретение, способное перевернуть всю современную и будущую медицину. Трудами профессора и его помощника, Гии Кавалешвили, абсолютно уверенных в своей правоте, воплощалась в реальность безумная вначале идея воздействия на целый ряд патологических состояний, особенно в области психиатрии, путем применения в строго рассчитанных дозах препарата 016473- такое название получила эта совершенно невероятная смесь галюциногенных грибов, экстракта конопли, соли мухоморов, опия, никотина, кокаина, яда какой-то японской рыбы и ещё целой кучи всякого дерьма, из которой после двухнедельного гоняния по пробиркам и колбам получалась наконец желтая вонючая жидкость, которую под капельницей впускали ей в кровь. Был конечно и риск, что уедет крыша, но после голодания в студенческой общаге институтские харчи и исправно переводимые на её теперь имеющуюся «Виза» баксы преображали общую картину, рисуя светлое будущее не за далекими горами. Кроме того, видения не всегда были неприятными. Конечно, когда они пробовали воздействовать на мозговые центры, отвечающие за страхи и всякие «фобии», Леночка наимелась всего, чего и в страшных снах не пожелаешь увидеть. Очень тяжелым был этап изучения воздействия на целостность личности, когда она подумала, что уже умерла после встречи с двадцатью шестью своими двойниками. Но сегодняшний день…
— Деточка, сегодня будут хорошие сны, — ласково посмотрел на неё профессор утром на пятиминутке. Он уже давно относился к ней как к дочери, горделиво оценивая воплощение своей теории на практике. Действительно, «сны из пробирки», как их неофициально называл весь коллектив, явно придали шарму Леночке. Её взгляд стал глубоким и одухотворённым, речь более спокойной и уверенной- ни капли былой провинциальной недотепы, какой она впервые переступила порог этого здания.
— Ты слышала что-нибудь о Зигмунде Фройде? — пытливые глаза профессора смотрели сквозь стекла очков по-отечески приободряя. — Ну неважно, суть в том, что с сегодняшнего дня мы будем конкретно воздействовать на область потаенной сексуальности, из которой, согласно теории Фройда, исходят многие поведенческие проблемы индивида. То есть ты будешь видеть то, в чем тебе даже стыдно самой себе признаться. Мы будем вводить тебе препараты, провоцирующие известные секскуальные сдвиги, а потом путем воздействия нашей чудо-вакцины пытaться нейтрализовать их действие. Ты поймала суть? Ну и чудненько, тогда распишись как обычно и иди готовиться.
Почему-то тряслись руки, ставя подпись на стандартном договоре меж фирмой и нею по поводу её согласия и обязательств фирмы по её страхованию. Она конечно имела теоретические знания в области секса, кто их теперь не имеет, да и легкий (правда не очень доставивший ей удовольствие) сексуальный опыт у неё уже был, но все же ей предстояло пережить достаточно много.
Лишь теперь, когда действие всех препаратов начало ослабевать, она задумалась над тем, как она выглядела во время эксперимента. Раньше её это почему-то не особо волновало, но в этот раз пережитое было слишком земным и интимным, оно не оставило боли в мозгу, ощущения чужеродности, которые, впрочем, под действием восстанавливающих средств быстро исчезали. Сейчас осталось стойкое чувство реальности происшедшего, волнами пульсирующее у нее меж ног.
Отчет давался с трудом. Ей очень сложно было писать свои впечатления от одновременного полового акта с тремя мужчинами, тем более зная, что это будет читать Гия, а возможно и студенты-практиканты. Но этот стыд придавал ей какое-то ранее неизведанное сладостное ощущение постоянного возбуждения. Жара в комнате вдруг стала невыносимой. Кондиционер не был бы наследием социализма, если бы работал. Влажная ткань трусиков раздражала, и Леночка решила их просушить. С опаской, как бы не приоткрылась дверь, она сняла тонкие, от влаги ставшие совсем прозрачными трусики и решила, что их нужно не сушить, а стирать. Положив в сумочку, она решила продолжить работу. Кожаная обивка стула приятно холодя приняла на себя разгоряченное женское лоно и Леночка даже вздрогнула от неожиданного ощущения. Стараясь как можно точнее передать свои впечатления, она всячески пытылась исключить мотив того, что ей безумно все понравилось, что ей хотелось ещё и ещё. Мысль сама понеслась вперед, за горизонтом рисуя картины всевозможных ситуаций, а воображение шептало, что она даже не в силах представить того, что её ожидает…Сама не замечая того, что она делает, Леночка уже давно сидела с широко расставленными ногами, откинувшись на спинку стула, короткий халат распахнулся и лоно само двинулось навстречу пальцам. Вся дрожа от желания, она раздвинула левой рукой губки в стороны, чтобы усилить ощущения туго выпирающего и пульсирующего клитора. Из неё снова текло, и ей не пришлось облизывать пальцы, чтобы они лучше скользили. Заветный бугорок нашелся сам, пальцы ласкали её без устали, то медленно и плавно, то быстро и сильно теребя твердеющий и ноющий от вожделения клитор, время от времени ныряя и выныривая в голодную глубину вагины. Она почти кончала. Лишь мысль о сотрудниках, проходящих время от времени по длинному, как и во всех институтах коридору, не давала ей до конца предаться наслаждениям, но ей ужасно хотелось заполнить зудящую пустоту внутри себя чем-нибудь твердым, желательно теплым и пульсирующим; вобщем ей жутко хотелось основательно потрахаться.
Практически весь вечер и вся ночь прошли в тщетных попытках доставить себе удовлетворение. Никогда в жизни она не вытворяла таких вещей сама с собой, как в эту ночь. Казалось, все, что было в доме твердого и продолговатого побывало в ней сегодня-и свеча, и бананы, и огурец и даже ножка стула, но наибольшее наслаждение ей доставила только что вывернутая и поэтому ещё теплая продолговатой формы электрическая лампочка, имевшая очень ощутимый кантик. Попка тоже не голодала в эту ночь, принимая в себя почти все, что побывало в её соседке. Утро застало её изможденной, трепещущей в ожидании предстоящих наслаждений, с синими кругами под глазами и с ноющим распухшим клитором. В каком-то угаре она дошла до основного здания института, одела халат, сидела на пятиминутке и слушала свой же доклад. Со стороны он звучал достаточно сухо, но даже этого хватило, чтобы её щеки стали пунцовыми. Краем глаза она посмотрела на Гию. Его глаза блестели, ноздри раздулись, лицо приобрело какое-то орлиное выражение. Она непроизвльно перевела взгляд ниже и у неё сразу же стало жарко и мокро меж ног-сквозь ткань белого халата и брюк отчетливо была видна огромная, поражающая воображение своим размером дубина члена, городо оттопыривающая все преграды. Гия явно старался не смотреть в её сторону, но когда их глаза нечаянно встретились, Леночка вспыхнула и стала совсем бордовой. В сторонке шушукались лаборантки и их глаза тоже явно поедали Гиин хуище. В общем, в такой явно дружеской атмосфере прошло обсуждение её переживаний.
Позже, лежа на столе и готовясь к новой серии галлюцинаций, она почувствовала, что к ней относятся по-новому. Она стала всеобщим сексуальным объектом. Её или её истории хотели все-и Гия, и смешливые девчонки-лаборантки и даже сам профессор…
Продолжение следует.
Сны
Cон 1-ый (романтический)
Мы с тобой. взявшись за руки не торопясь подымаемся по лестнице к двери моей квартиры. Ключ не спеша поворачивается в замочной скважине и двойные двери легко распахиваются, открывая доступ в привычную обстановку коридора. Сбросив верхнюю одежду я веду тебя в свою комнату. В квартире нет никого кроме нас с тобой и стоит приятная тишина, которую я нарушаю, включив легкую мелодичную негромкую музыку. Мы с тобой расслабленно откидываемся на диване. Я обнимаю тебя за плечи и до неприличия долго рассматриваю твое милое личико. Твои такие до боли знакомые, такие любимые черты. Ты, слегка смутившись, крепче обнимаешь меня и тянешься ко мне подставляя свои чуть приоткрытые, восхитительные уста для поцелуя. Я, не мешкая приникаю к твоим коралловым губкам, ощущая их чудную мягкость и живость. Не успеваю я опомнится, как твой бойкий влажный язычок разжимает мои губы и добавляет головокружительную пикантность поцелую. Мои руки уже давно спустились с твоих плеч и блуждают по твоему восхитительному телу, ощупывая и исследуя его сквозь одежду.
Одной рукой я поглаживаю твою спинку, время от времени шаловливо соскальзывая ниже и сжимая ладошками твою восхитительную упругую попку. Другой же рукой я уже забираюсь под свитерок, чтобы нащупать такие сладкие и чудесные шарики твоих грудей. Все! Больше нет сил сдерживаться! Я отрываюсь от твоих губ и начинаю осторожно снимать с тебя одежду. Ты с легкой улыбкой даешь снять с себя свитер и стащить джинсы. Я с восхищением любуюсь тобой! На тебе только изящный кружевной лифчик и тоненькие ажурные трусики — последние преграды перед твоими красотами. Осознание того что вот — вот эти лоскутки спадут с тебя и ты окажешься передо мной совершенно голой, возбуждает еще больше. Чувствуя как мой воспрянувшиий "толстячок" задыхается задавленный плотной материей джинсов, я в мгновение ока сбрасываю с себя всю одежду. Ты в это время успеваешь избавиться от своего изящного белья. Я стою перед тобой совершенно обнаженный, с торчащим из копны кучерявых черных волос членом, и, отчего то, получаю огромное удовольствие, оказавшись под твоим откровенно рассматривающим взглядом.
При этом я сам наслаждаюсь видом твоего восхитительного обнаженного тела. Твои груди упруго покачиваются и возбуждающе бодро торчат своими розовыми сосочками. Изящный изгиб талии с чуть выпуклым таким женственным животиком, плавно переходит в умопомрачительные крепкие бедра, где внизу живота так соблазнительно притягивает внимание пушистый темный треугольник. Я подхожу к тебе и обнимаю. Наши тела соприкасаются. Меня охватывает неповторимое ощущение прижавшегося ко мне обнаженного женского тела. Я всей кожей ощущаю твои милые изгибы. И это первое прикосновение просто сводит меня с ума новизной и остротой ощущений. Я целую тебя, глажу, сжимаю твои упругие гладкие ягодицы и чувствую как возбуждение лавинообразно нарастает. Сейчас для меня не существует никакого другого мира кроме тебя. Не в силах сдерживаться мы падаем на диван. Ты ложишься на спину и доверчиво подставляешь свое личико моим жарким поцелуям. Я готов целовать тебя бесконечно! Тебя всю, до самых пальчиков на твоих стройных длинных ножках.
Я осыпаю поцелуями твои губы, щечки, я спускаюсь к твоей милой шейке, щекочу язычком твое ушко. Целую, покусываю, вылизываю. Мне это так нравится! У тебя такая гладкая нежная кожа, что не хочется отрывать от нее своих губ. А я тем временем добираюсь до твоих упругих грудок. Одной рукой я чуть сжимаю твою грудь и направляю восхитительно торчащий сосочек к своим губам. Я засасываю этот возбуждающий выпуклый кружочек в рот и начинаю сладко играть с ним, кружа языком вокруг торчащей верхушки. Одновременно с этим моя вторая рука, скользнув по твоему животу, осторожно касается пушистой выпуклости лобка. Погладив пальчиками короткие мягкие волосики, я, не в силах сдержаться продвигаю ладонь еще дальше и чувствую как твои ножки чуть — чуть раздвигаются, открывая дорогу моей руке к своему храму Венеры. Мгновение — и мои пальчики уже ластятся у тебя между ног, мягко поглаживая нежные губки. Ты начинаешь слегка вздрагивать и тихо постанывать в такт этим ласковым прикосновениям.
Мои пальчики тем временем все больше смелеют и я начинаю осторожно раздвигать в стороны твои складочки, тщательно ощупываю и с восторгом изучаю их, оттягиваю, тереблю, поглаживаю — мне так нравится изучать, ласкать, ощупывать твою щелочку. Одна только мысль о том что моя рука добралась до самого тайного твоего уголка, возбуждает до безумия! Я раздвигаю твои складочки пошире, твое дыхание учащается, ты напрягаешься в возбуждении, а я еще продолжаю какое то время одновременно посасывать то один то другой твой сосочек и ласкать тебя пальчиками между ног, прежде чем оторваться и начать целовать твой животик. Спустившись поцелуями мимо милой впадинки пупочка, я наконец коснусь губами края пушистых волос выпуклого треугольника. Не в силах удержаться я спускаюсь еще ниже и ты тут же с готовностью широко — широко раздвигаешь в стороны свои стройные ножки. Моему возбужденному взору предстает откровенно выставленный напоказ чудесный аленький цветочек.
Голову кружит приятный терпкий аромат. Мои губы сами тянуться к твоему бутончику и я тыкаюсь носом тебе между ножек. Язык тут же принимается лизать твои складочки. Сначала я просто вылизываю твои губки сверху, не проникая чересчур глубоко. Твоя щелочка мягко и потдатливо прогибается под моим языком. Губки начинают набухать в возбуждении, все больше раскрываясь. И тогда я, заострив кончик языка, втыкаю его между складочек, и провожу вверх, раздвигая твои губки в разные стороны. После этого я дразню тебя, лижу тебя, все сильнее и крепче, не упуская ни одной складочки, пока мой язычок не приникает наконец к твоей сочащейся соком дырочке. Фонтан восхитительного вкуса захватывает меня! Ох, до чего же вкусно! Хочу еще! Я начинаю остервенело играть языком с твоим бутончиком. Мой язычок неутомимо теребит твои складочки. Ты постанываешь и возбужденно дышишь, похоже тебе действительно хорошо и я на седьмом небе от счастья, что мог сделать тебе хоть что то приятное.
Тем более что мне самому так нравится вылизывать твою вкусную — вкусную киску! М-ням! Обожаю! Но тут я чувствую как твои руки тянут меня наверх. Так не хочется отрываться но впереди ждет еще более острое удовольствие. Мой раздувшийся от желания член легко заскальзывает в твою влажную пещерку. Первый медленный толчок приносит такую массу ощущений, что голова кружится от удовольствия! Сначала не спеша, а потом все увереннее и быстрее, я начинаю двигаться в тебе. Первые толчки очень сильно возбуждают и я с трудом сдерживаюсь, чтобы не кончить. Мне так хочется доставить тебе максимально возможное удовольствие и растянуть свое. Постепенно твоя пещерка, истекая соком, увлажняется все сильнее. Член начинает двигаться легче и мне становится роще себя контролировать. Я долблю тебя, покачиваюсь в тебе, кружусь внутри тебя, пока острое наслаждение не сгибает меня, заставляя засовывать своего "толстячка" как можно глубже и кончать в тебя. Только в тебя! Ни капли мимо! В глазах вспыхивают искры, все тело сводят судороги оргазма! Эти мгновения высшего наслаждения кажутся бесконечно длинными! Пока я наконец обессиленный и опустошенный не опускаюсь на тебя. Пара секунд уходит чтобы прийти в себя, после чего я вновь приподымаюсь и заглядываю в твое разгоряченное и такое прекрасное личико. Я беру его в ладони и целую, целую, целую. Я так благодарен тебе за то умопомрачительное наслаждение, которое ты мне подарила. Бог мой, как же я люблю тебя в эти мгновения!
Сон 2 (грубый)
Мы с тобой, не спеша, идем по какому- то скверику, взявшись за руки. Вокруг шелестят листвою деревья и высокие кустарники. И, вдруг, я осознаю, что все это сон, и у меня возникает желание пошалить. Ведь во сне можно даже то, что не позволишь себе в реальной жизни. Не правда ли? Мы подходим к утопленной в кустах пустой скамейке. И я резко приказываю тебе сесть. Уловив металлические нотки в моем голосе, ты послушно присаживаешься. На тебе одето коротенькое красное платье, на ногах изящные, красные же, лаковые туфельки на тонком изящном каблучке. Глядя на тебя в упор, я приказываю тебе снять с себя трусики и отдать их мне. Ты пытаешься было протестовать, но я более резко повторяю свое требование и тебе приходиться подчиниться. Слегка приподняв бедра, ты быстро стягиваешь тоненькие трусики, обнажив на мгновение пушистую поросль волос на лобке. Спустив изящный белый лоскуток ткани вниз, ты снимаешь его со своих стройных ножек и, смущенно, протягиваешь мне. Одновременно другой рукой украдкой одергиваешь край платья, прикрывая обнажившиеся бедра. Заметив это, я снисходительно усмехаюсь. Забрав у тебя твои трусики, я подношу их к лицу и вдыхаю терпкий аромат женских сокровений. После этого я, с видимым равнодушием, засовываю твою столь интимную деталь одежды в карман и вновь обращаю внимание на тебя.
— Приподними платье, — говорю я тебе. — Я хочу видеть твой лобок.
Ты краснеешь от стыда, однако вынуждена подчиниться. Неуверенным движением ты чуть- чуть задираешь подол, вновь открывая моему взору, свои такие красивые, пушистые, темные волосики. Твои ножки плотно сжаты, и волнующая поросль, проходя по выпуклому лобку, дальше прячется между ними.
— Раздвинь пошире ножки, — вновь подаю я голос. — У тебя не должно быть никаких секретов от меня!
Еще сильнее смутившись, и потупив взгляд, ты медленно разводишь ножки в стороны. Я с удовольствием любуюсь открывшимся мне волнующим зрелищем… аккуратными красивыми губками, стыдливо прячущимися, в короткой темной поросли. Я чувствую, что все больше завожусь. Ты сидишь передо мной, широко раздвинув ноги, и, выставив напоказ свои прелести, а я в упор, не стесняясь, откровенно рассматриваю их. И в этот момент сзади раздается шум шагов. Оглянувшись, я вижу приближающегося молодого парня. Он пока еще не видит тебя, из- за высоких кустов. Ты, тоже услышав шаги, порываешься сдвинуть ноги и одернуть платье. Но я, предугадав это твое движение, останавливаю тебя резким окриком. Ты вынуждена вновь принять прежнюю позу. Я вижу, как ты напряглась, ожидая, что вот- вот появится незнакомец, который увидит тебя в таком унизительном положении. Я же решаю еще и усугубить для тебя ситуацию. И быстро приказываю тебе широко раздвинуть себя пальчиками, так, чтобы было хорошо видно заманчивую дырочку между твоих стройных ножек. И при этом я требую, чтобы ты ни в коем случае не смела прятать глаза. Ты покорно подчиняешься и разводишь в стороны свои розовые восхитительные губки. И, как раз в этот момент, незнакомец выныривает из- за кустов. Краем глаза я улавливаю, что это молодой симпатичный парень. Бросив взгляд в нашу сторону и увидев тебя, он спотыкается и чуть не падает от неожиданности. После этого он не останавливается, однако проходит сильно замедлив шаг. Я стою к нему спиной, но даже при этом почти физически чувствую его жаркий взгляд, воткнувшийся тебе между ножек. Повинуясь мне, ты не опускаешь взгляд и вынуждена смотреть прямо на подобострастно разглядывающего тебя незнакомца. На твоем лице написана странная смесь стыда и гордости за себя, что ты оказываешь такое сильное воздействие на мужчин. Тем временем, парень, наконец, проходит мимо, скрывшись за кустами. Я уже предельно возбужден. Не в силах удержаться, я расстегиваю свою ширинку, и достаю торчащую дубину члена. Положив руки тебе на затылок, я, без лишних слов, придвигаю твою голову к себе. Ты прекрасно понимаешь, что я от тебя хочу и, послушно обхватив вздувшуюся напряженную головку члена губами, начинаешь свою упоительную игру. Твой бойкий язычок порхает по кругу, дразня меня. Твои зубки время от времени проскальзывают по головке, заставляя меня вздрагивать. Твои губы плотно сжимают меня тугим кольцом. Ты то крепко отсасываешь, то легко скользишь взад- вперед губами по толстому стволу. Неземное наслаждение волнами прокатывается по телу. Сзади вновь раздаются чьи то шаги и изумленный возглас. Похоже, мимо проходит молодая пара. Но мне уже нет дела ни до чего вокруг. Острые судороги оргазма сгибают меня над тобой. Я хватаю твою голову обеими руками и, засунув поглубже своего толстячка, долго, до последней капли, кончаю тебе в рот. После этого я обессилено опускаюсь на скамейку рядом с тобой, а ты, наконец, получаешь возможность сдвинуть свои красивые, стройные ножки и одернуть платье. Немного придя в себя, я понимаю, что приключения только начинаются. И, взяв тебя за руки, поднимаю со скамейки и веду домой. По дороге я обнимаю тебя за стройную талию и, время от времени, шаловливо опускаю руку тебе на бедро, на мгновение чуть приподнимая краешек коротенького платьица. Шокируя редких прохожих видом мелькнувших между ножек темных волосиков, или выглянувшим на секунду краешком точеных ягодиц. Наконец мы заходим в дом. Я сразу же веду тебя в спальню. Посреди уютной комнаты стоит огромная двуспальная кровать с металлическими ажурными, витыми спинками, покрытыми полированной белой эмалью. Я требую, чтобы ты полностью разделась. Однако ты отказываешься подчиниться, проявляя неожиданное для меня упорство. Тогда я, недолго думая, с силой срываю с тебя платье, чудом не разорвав его. Под платьем больше ничего нет из одежды. Ты активно сопротивляешься. Но все это совершенно бесполезно. Я хватаю тебя в охапку, плюхаюсь на край кровати и перекидываю через колено. Ты барахтаешься, но я крепко держу тебя. Твоя упругая аппетитная попка — прямо передо мной. И я начинаю от души хлестать тебя ладошкой. На ровной, светлой коже ягодиц тут же вспухают багровые отпечатки. Ты вскрикиваешь и еще активнее пытаешься вырваться, однако я не отпускаю тебя до тех пор, пока твоя попка не приобретает ровный малиновый оттенок. После этого я отпускаю тебя, бросив на широкую кровать. Ты пытаешься вскочить и ускользнуть. Однако в моих руках уже звякнули наручники, которыми я быстро прихватываю твои запястья к спинке кровати. Ты сжимаешь ноги, не давая мне насладиться видом твоего восхитительного аленького цветочка. При этом твои руки заведены за голову и вытянуты вверх. Таким образом, все твое обнаженное тело вытянуто в струнку, являя собой божественно прекрасное зрелище. Тем временем я берусь за одну из твоих ножек, оттягиваю ее к углу кровати и ловко привязываю ступню крепким шелковым шнуром. После этого я захожу с другой стороны и тяну за вторую твою ножку, разводя их все шире. Ты пытаешься воспротивиться, однако естественно я оказываюсь сильнее, и через секунду ты уже лежишь распятая на кровати. Я отступаю на шаг назад и любуюсь тобой. Ты лежишь совершенно голая. Твои ножки широко разведены и привязаны. Ты не можешь сделать ничего, чтобы хоть как- то прикрыть свои прелести и вынужденно выставляешь все напоказ. Я присаживаюсь на край кровати и медленно глажу твой милый животик. Затем моя рука, словно невзначай, ныряет между твоих беззащитно раздвинутых ножек. Я начинаю ощупывать, гладить, теребить тебя там. Ты же только молча вздрагиваешь, когда я задеваю пальчиками особенно чувствительные уголки. Мои пальцы раздвигают твои губки и добираются да твоего бутончика и восхитительной, сладкой дырочки. Не прекращая ласк, я чувствую, как она увлажняется. Ты все сильнее и сильнее возбуждаешься. Я подношу руку к лицу и вдыхаю сладкий аромат твоей пещерки. Мне тут же хочется получше распробовать твой вкус. Тем более здорово, что ты лежишь в весьма откровенной позе, с широко раздвинутыми ножками, привязана, совершенно беззащитна и не в силах мне помешать ласкать тебя столько, сколько я захочу. Я пробираюсь между твоих ножек и склоняюсь над возбуждающе- выпуклым лобочком. Сначала я с интересом разглядываю твой столь беззастенчиво открытую моему взгляду щелочку. Потом, продолжая любоваться, широко раздвигаю пальчиками твои губки. Как будто какой то волшебный цветок, расцветая, распускает свои лепестки. Полюбовавшись открывшимся мне между раскрытыми мною губками видом, заманчивой и восхитительной пещеркой, я, не выдержав, приникаю губами к твоему бутончику и начинаю его вылизывать. Я совершенно неистов. Я откровенно хозяйничаю у тебя между ног, исступленно теребя язычком мягкие губки. Я прекрасно чувствую, как все больше и больше, начинает сочиться из тебя твой вкусный сок. Мой язычок ныряет в твою дырочку, кружит по ее краю, лижет твои губки, каждую в отдельности и глубоко между ними. Ты напряженно извиваешься и слегка постанываешь, не в силах скрыть нарастающее возбуждение. Наконец ты не выдерживаешь и просишь, чтобы я остановился и шел к тебе. Но я глух к твоим просьбам, продолжая с упоением лизать мою любимую сладкую щелочку. Ты течешь все сильнее и сильнее и уже откровенно просишь, чтобы я вошел в тебя, взял тебя, трахнул тебя! Но я только поглубже засовываю язычок в твою дырочку, кружа в ней, еще интенсивнее тереблю твой бутончик, одновременно лаская руками все твое тело… животик, бедра, восхитительные грудки с задорно торчащими сосками. Наконец ты не выдерживаешь дрожь оргазма сотрясает твое тело. Мой язычок с удовольствием слизывает новую порцию божественного нектара. После оргазма ты затихаешь, но я не прекращаю своих ласк. Я ласков и неутомим, нежен и неистов. И ты постепенно вновь заводишься, и вновь просишь меня, чтобы я взял тебя. Почувствовав, что ты действительно сильно возбуждена (да и самому терпеть уже невмоготу), я решаю, что действительно пора уже поглубже засунуть своего толстячка в твою разгоряченную пещерку. Однако мне почему- то очень хочется взять тебя сзади. Я быстро отвязываю и отстегиваю тебя. Требую встать на четвереньки, задом ко мне. На этот раз ты быстро и с готовностью выполняешь мое требование. Я любуюсь тобой. Ты широко раздвинула ножки, стоя на коленках, и уперлась локтями в кровать. В такой позе твоя попка высоко задрана, а две твоих милых дырочки, просто сверх- откровенно выставлены напоказ. Не в силах больше медлить, я пристраиваюсь сзади тебя и, схватив за бедра, с размаха загоняю свой член в твою влажную пещерку. Мне хорошо видно как растянулись и раздвинулись твои губки, обхватывая толстый ствол, и это зрелище еще больше заводит меня. Я наклоняюсь вперед, почти ложась тебе на спину, и беру в руки твои упруго свисающие груди, одновременно начиная все быстрее и крепче долбить твою пещерку. В возбуждении я мну твои восхитительные сисечки, сжимаю и слегка оттягиваю их, покручиваю и пощипываю соски. Мой раздувшийся до предела, возбужденный член, безжалостно трамбует тебя, растягивает, проникает до самых глубин. Я так долго сдерживался, что не в силах терпеть, быстро кончаю в тебя, шлепнув пару раз в порыве эмоций по твоей так откровенно выпяченной попке. После этого, обессилено рухнув на кровать, мы, обнявшись, засыпаем (странное вообще- то занятие засыпать и просыпаться во сне). Проснувшись, я понимаю, что- то не так. И почти тут же осознаю, что мои руки скованы за спиной наручниками, о ноги связаны вместе крепким шелковым шнуром. Подняв глаза, я вижу, что около кровати стоишь ты. Ты уже успела надеть обратно свое короткое, приталенное, красное платье, и на этот раз оно смотрится весьма агрессивно, потому что в своих руках ты сжимаешь тонкий, кожаный ремешок.
— Ну что, зайчик, — произносишь ты. — Тебе понравилось иметь меня раком, теперь и я тоже хочу попробовать! Становись-ка в позу, солнышко.
Я, естественно, резко отказываюсь и тут же получаю удар ремешком по яичкам. Не сильный, однако очень даже ощутимый. Рефлекторно я туту же сворачиваюсь калачиком, прикрывая свой столь легко уязвимый орган. Однако ремешок тут же со свистом разрезает воздух, и на мою бедную попку сыплются теперь уже совсем нешуточные удары. Я невольно распрямляюсь, выгибаясь в другую сторону, и тут же вновь получаю увесистый удар по члену. Не выдержав, я молю о пощаде. Град хлестких ударов прекращается. Понимая, что другого выхода у меня все равно нет, я неумело встаю на коленки и нагибаюсь вперед, ткнувшись головой в подушку (ведь руки мои скованы за спиной). При этом моя попка оказывается на самом верху, беззащитно подставленная для любой экзекуции.
— Раскорячься получше, — слышу я над собой твой требовательный голос. — Мне будет легче тобой воспользоваться, а тебе же не будет так больно.
Я послушно развожу колени в стороны (мои ноги схвачены шнуром в районе ступней, и это не мешает мне довольно широко раздвинуть коленки). Представив, как откровенно я выгляжу в этой позе, я заливаюсь легкой краской стыда. Ты, не удержавшись, несколько раз звонко и сильно хлопаешь меня ладошкой по моей подставленной попке. Я вздрагиваю, однако хоть как- то защититься в такой позе просто невозможно. Ты выходишь из комнаты и вскоре возвращаешься с баночкой какого- то крема и со свечкой… закругленной с одной стороны и довольно таки, на мой взгляд, толстой. Ты обильно смазываешь мою дырочку этим кремом и начинаешь медленно, но сильно задвигать в меня заостренный конец свечи. Мышцы ануса активно сопротивляются вторжению, не давая сделать из меня девочку. Почувствовав это, ты несколько раз сильно хлопаешь меня по ягодицам.
— Расслабься, зайчонок, — говоришь ты мне. — Чем больше будешь напрягаться, тем больнее будет!
С этими словами ты вновь налегаешь на свечку. Я чувствую, как все шире попка, позорно дезертируя раздвигается моя. Впуская в себя незваного захватчика. И, наконец, свеча все же врывается в меня, сломав мое сопротивление, и делает первую фрикцию. "Черт побери, больно!" — думаю я. А ты, тем временем, уже беззастенчиво долбишь меня сзади, трахая мою несчастную попку. Вдруг я начинаю ощущать, как боль постепенно уходит и уступает место какому- то новому, еще неизведанному, возбуждающему удовольствию. Я понимаю, что меня против моей воли заводит мысль, что меня, парня, долбят, трахают, дерут, как девчонку. Сам того не ожидая, я начинаю неуверенно подмахивать в такт твоим резким сильным движениям. Возбуждение нарастает. И вот, когда я уже нахожусь на границе оргазма, ты вдруг точным движением, ломаешь свечку пополам, оставив половину в моей выдолбленной попке. И сразу же, не дав опомниться, пальчиком задвигаешь ее как можно более глубоко…
В странной смеси чувств… удовольствия, стыда и отчаяния, я просыпаюсь…
Сон третий (утренний)
Я просыпаюсь от какого то вкусного запаха и, спросонья, сладко потягиваюсь в постели. Затем моя рука опускается на другую половину разложенного дивана и не находит там тебя. Тебя, моя любимая. Только тут я замечаю, что на кухне раздаются какие то постукивания и побрякивания, очевидно, ты готовишь нам завтрак. Еще раз, потянувшись, прогоняя сон, я бодро спрыгиваю с постели на мягкий ковер. После вчерашних любовных утех с тобой, я так и остался совершенно обнажен. Солнышко уже весело заглядывает в окно, время уже около одиннадцати. Благо сегодня выходной и нет нужды идти на работу. Я бросаю взгляд вниз. Мой член, как почему — то обычно с утра, возбужденно торчит, покачивая налитой кровью шишкой головки. Не долго думая, я направляюсь к тебе на кухню. Завернув за угол, я вижу прекрасную картину. Ты стоишь спиной ко мне и что- то нарезаешь на столе. На тебе только легкий короткий халатик, наброшенный на голое тело.
Это зрелище настолько соблазнительно, что я, не выдержав, подкрадываюсь к тебе сзади, завожу свою руку между твоих ножек и понимаю ее вверх, отодвигая короткую полу халатика и прижимая ладонь к твоей мягкой пушистой киске. Ты вздрагиваешь от неожиданности и, полуобернувшись ко мне, слегка шлепаешь ножом плашмя по руке… "Не балуй, заяц!" Говоришь ты и вновь наклоняешься к столу, продолжая нарезку овощей на салат. Однако я, не успокоившись, обнимаю тебя сзади за талию и, проникнув в разрез халатика, опускаю руки к пушистому лобочку. На этот раз ты ничего не говоришь, а продолжаешь свою работу и. одновременно повинуясь давлению моих рук, шаловливо прижимаешься попкой к моему торчащему члену. При этом ты чуть сильнее наклоняешься вперед, и твои груди заманчиво отвисают вниз, норовя выскочить из полуоткрытого ворота халата. Я отступаю на шаг назад и, еще сильнее прогнув тебя в поясе, прижимаюсь к твоей спине и захватываю в ладони твои восхитительные, упругие мячики.
Приятная тяжесть грудок уютно лежит в ладошках и невозможно избежать соблазна, покачать их, сжать, немного оттянуть и вообще шаловливо поиграть с ними. Ты опускаешь нож на стол и упираешься в столешницу обеими руками, слегка склонив голову. Я слышу, как возбужденно учащается твое дыхание. Одной рукой я продолжаю теребить твои груди, а другой ласково провожу по восхитительной линии бедра, после чего вновь проникаю ею промеж твоих ножек. Ощупывая твои губки, я чувствую, что они уже слегка увлажнились в возбуждении. Похоже, тебя тоже заводит необычная ситуация. Нам еще не приходилось заниматься любовью на кухне. Я забрасываю край халатика тебе на спину, оголив упругую попку. Не долго думая, я сдвигаю в сторону наваленную перед тобой кухонную утварь и, надавив на спину, заставляю опуститься грудью на стол. Ты подчиняешься мне и сгибаешься пополам, далеко отставив свой красивый зад и расставив в стороны стройные ножки.
Я берусь за твои бедра и, не спеша, ввожу свою напряженную плоть в твои увлажненные врата. Ты вздрагиваешь и подаешь мне навстречу, еще больше выпячивая свою попку. Я чувствую твое возбуждение и понимаю, что тянуть нечего. Ворвавшись в тебя сзади, я тут же начинаю неистово долбить и трамбовать твою дырочку. Я толкаю сильно и мощно, каждый раз выходя почти до конца, и вновь задвигаю, пока мошонка не ударится тебе между ножек. Я несколько груб и неистов в этот момент, но очень уж ты соблазнительно выглядишь. Внезапно все вокруг вспыхивает искрами наслаждения. Я вгоняю в тебя свой до предела напряженный член и сильно, почти до боли, сжав твои упругие грудки, долго- долго кончаю в тебя.
Немного придя в себя, мы целуемся. Ты доделываешь завтрак и мы, даже не удосужившись одеться, садимся за еду. Однако не успел я проглотить и пару кусочков, как почувствовал что мой член не оставил без внимания вид твоего божественного тела в разрезе распахнутого халатика. Внезапно я понял, что сейчас мне хочется ощутить кое- какой другой вкус и быстро, чтобы ты не успела сообразить, что я затеваю, соскальзываю под стол. Не успеваешь ты вымолвить и слова, как я уже раздвигаю твои ножки и приникаю губами к влажной, от прошедшей только что любовной игры, пещерке. Ты возмущенно вскрикиваешь и требуешь, чтобы я перестал и дал тебе поесть, но я только крепче сжимаю твои бедра, чтобы ты не смогла вырваться от меня и встать. Ты демонстративно стараешься показать, что мои неуместные ласки тебя не трогают. Однако и это меня не останавливает. Я втыкаю в тебя язычок и чувствую что к твоему сладкому вкусу, примешивается и мой, солоноватый.
Такой восхитительный коктейль нас с тобой в твоей пещерке заводит меня еще больше. Я начинаю кончиком языка теребить твой бутончик. Быстро- быстро, из стороны в сторону, вверх- вниз. Постепенно я все больше увлекаюсь. Сам не знаю почему, но мне очень нравится лизать тебя между ножек. Наверное, потому, что ты очень живо откликаешься на такие ласки. А я сам жутко возбуждаюсь, если только чувствую, что мне удалось завести тебя. Вот и сейчас я слышу как из твоей руки выпала на стол вилка. Ты опускаешь руки вниз и, с легким стоном наслаждения, сильнее прижимаешь мою голову к себе. Почувствовав это, я с удвоенной энергией заработал язычком в твоей щелочке. Ну до чего же здорово так наслаждаться тобой, получая в награду восхитительно- вкусный, слегка терпкий нектар. И тут твои пальцы хватают меня за уши и тянут наверх. Повинуясь, я вырываюсь из под стола, чуть не опрокинув его при этом, и хватаю на руки мою любимую женщину.
Ты обхватываешь меня руками за шею, а ножками опоясываешь мою талию, повиснув на мне. Внезапно мой член легко заскальзывает в твою обильно увлажненную пещерку, безо всяких усилий с моей стороны. Я держу тебя на весу и кружусь по кухне, то слегка приподымая, то приопуская тебя. Однако хоть такой танец и приносит массу острых ощущений, он все же тяжеловат, и я осторожно опускаю тебя попкой на подоконник, умудрившись при этом даже не покинуть твоей тесной, уютной дырочки. Ты, по прежнему обнимаешь меня и обхватываешь ножками. Прижав тебя к поперечине оконной рамы, я начинаю делать осторожные фрикции. Осознание того что прохожие могут, подняв глаза увидеть нас, придает особую остроту ощущениям. Напрягая ножки, ты пятками давишь мне на ягодицы, регулируя глубину и частоту моих погружений. Я послушно повинуюсь, любуясь твоим разгоряченным личиком. Управляя моими движениями, ты медленно, но верно доводишь себя до вершины оргазма.
Почувствовав это, я и себе позволяю расслабиться и выплеснуть в тебя накопившуюся энергию. Обнявшись, мы замираем на какое- то время, до конца переживая волшебные мгновения единения. После чего, взявшись за руки вместе идем в душ, чтобы смыть пот с наших разгоряченных тел. Улыбаясь мы забираемся в ванную. Включается душ, закрепленный на стене. Сначала ты подставляешь свое божественное тело теплым струям. Затем я встаю под ниспадающий поток воды, а ты, тем временем, намыливаешь мочалку и начинаешь осторожно тереть себя ею. Заметив это, я отбираю ее у тебя и беру дело в свои руки. Самым тщательным образом я намыливаю мочалкой твои плечики, ручки, спинку. Однако особенно усердно тру мягкой губкой твои выпуклые обнаженные грудки. А затем, скользнув по животику, концентрируюсь на мытье твоей киски. Почему- то я никак не могу оторвать от нее руку с мочалкой и продолжаю раз за разом проводить ею промеж милых ножек.
Несмотря на только что пережитые два оргазма подряд, мой "толстячок" не остается равнодушным к такому омовению и вновь гордо приподымает свою головку, удивляя этим меня самого. Заметив эрекцию, ты со смехом вырываешь мочалку из моих рук. "Повернись, я помою твою спинку"- игриво говоришь ты. Я послушно поворачиваюсь. Мягкая губка легко и быстро пробегает по моей спине и, вдруг, концентрируется на моих ягодицах. Ты беззастенчиво, сильно проводишь мочалкой между ягодиц, заставляя их упруго напрячься от твоего прикосновения. Не успеваю я опомнится, как твоя рука с губкой уже проскользнула мне между ног и, дотянувшись, потерлась об мошонку, заставив яички сжаться от неожиданности. Рассмеявшись, я поворачиваюсь к тебе и, обнимая, крепко целую в губы, Мы стоим прижавшись друг к другу под теплыми струями воды, смывающими с нас мыльную пену. Мой напрягшийся корень упирается тебе в низ живота.
Наши губы ласкают друг друга в поцелуе. Наконец ты отстраняешься от меня и, взяв мой ствол своей рукой, начинаешь восхитительно играться с ним. Не в силах сдерживаться, чувствуя приближение третьего оргазма, я склоняюсь к тебе и прошу взять его в ротик. Ты немедленно опускаешься вниз и обхватываешь губами чистую, свежевымытую, влажную от воды головку. Прелесть моя, как же восхитительно ты это делаешь! Я просто схожу с ума, когда мой напрягшийся ствол, оказывается у тебя во рту. Когда ты крепко- крепко засасываешь его в себя, я готов завопить от восторга! Когда твой язычок порхает вокруг головки, дразня ее, я затихаю, стараясь не упустить ни одного мгновения этой восхитительной игры! Наконец, не выдержав этой сладкой пытки, я обхватываю твою голову руками и кончаю тебе в ротик. Ты, улыбаясь, поднимаешься. Я тут же обнимаю тебя и благодарно целую в губы, чувствуя легкий вкус и запах собственной спермы.
Как же мне хорошо с тобой, моя прелесть! Сколько же восхитительных мгновений ты даришь мне! Я обожаю тебя и хочу, чтобы мы всю жизнь были вместе….
Соблазны Прованса
Сгорая от стыда и удовольствия одновременно Лили наконец-то нашла выход, и осторожно спустившись со ступенек, устало присела на них. Ее глаза жмурились от все еще яркого послеобеденного солнца, горящие губы то сжимались, то растягивались в смущенной улыбке, а мысли в голове крутились и путались. Казалось, что она совершенно не замечала проходящих мимо людей, лающих собак и громыхающих повозок, везущих товары с воскресного рынка, хотя всего несколькими часами ранее она сама сидела в одной из них и весело болтала с Жаком о чем-то совсем неважном.
"Как же такое могло получиться" — стирая остатки липкой влаги со щеки и подбирая юбку, думала она. В голове вертелись десятки разных мыслей и всплывали яркими образами воспоминания последних дней — высоко поднятые ноги маркизы в кружевных чулочках, груди, колышущиеся в такт ударам, брюки Жака смешно топорщащиеся у пояса, весьма фривольные барельефы, красный бархат, и какое-то ощущение сладострастия висевшее над ней все эти дни.
Жизнь в маленькой деревушке близ Авиньона могла показаться ничем непримечательной для любого постороннего взгляда. Крестьяне занимались своими обычными делами, проезжавшие мимо торговцы останавливались в маленькой таверне по дороге в Авиньон, жизнь текла своим чередом, а Лили проводила большинство своего времени в поместье, прислуживая маркизе.
Дом, в котором она работала, был самым большим в округе и стоял чуть вдали от дороги в Авиньон. С трех сторон поместье было окружено оливковыми рощами, почти полностью скрывавшими его от постороннего взгляда, а четвертой стороной оно выходило на лавандовое поле, простиравшееся насколько хватало глаз. Там, на краешке этого поля, в зарослях высокой травы, Лили любила лежать теплыми вечерами смотря на пробегавшие по небу облака и наслаждаясь ароматами прованских трав.
Такая нежная созерцательность удивительным образом сочеталась в ней с любовью к жизни и всем земным удовольствиям, которые могут быть известны скромной деревенской девушке. Танцы до упаду на деревенских праздниках были любимым занятием Лили, но особенную трепетную слабость она питала к тем коротким минутам наедине с одним из деревенских юношей, которые обычно следовали за хорошей гулянкой.
Общественная мораль хотя и налагала довольно суровые ограничения на молодых незамужних девушек, мнение Лили на сей счет было продиктовано совсем иными соображениями. Если что-то способно доставить удовольствие, то вероятно, это должно иметь какую-то цель. А если цель и неочевидна пока, нельзя сомневаться, что она все-таки существует провидением всевышнего, в отсутствии коего сомневаться было бы действительно грешно. Неудивительно, что такая простая жизненная философия и легкий взгляд на самые серьезные вещи делали Лили весьма популярной и она не жаловалась на недостаток воздыхателей.
Около года назад она нанялась в услужение паре маркизов и с тех пор жила в их поместье. Ее хозяйка была зрелой женщиной с лукавым взглядом и элегантными манерами. Иногда Лили хотелось быть похожей на нее и она представляла себя маркизой в самых различных ситуациях. Впрочем, о большинстве этих ситуаций Лили не могла думать без румянца, а ее бурная фантазия рисовала их в огромных количествах.
Отчасти эти фантазии возбуждались супругом ее хозяйки — маркизом, высоким красавцем с роскошным усами. Ввиду своей скромности и супружеских уз Лили не осмеливалась делать маркиза объектом своих воздыханий, и относилась к нему весьма почтительно, однако, лежа теплыми вечерами в поле лаванды, она любила представлять его рядом. От таких мыслей она чувствовала, как внизу живота разливается тепло, руки невольно пробираются вниз, раздвигая в стороны складки пышной юбки, а пальчики стремительно проскальзывают между гладких складочек, вызывая поднимающуюся до самого сердца волну сладострастия. Когда этот прилив достигал своей высшей точки Лили сжимала ножки, закрывала глаза и еще долго наслаждалась его постепенно убывающей силой.
Накануне утром она была занята своими обычными делами — собирала белье в спальне хозяйки, складывала его в большие корзины и несла на пруд прачкам. Хотя белья и было много, работа не очень расстраивала Лили, она весело пробегала по узким коридорам поместья, потом по извилистым тропинкам к пруду, перекрикивалась с другими девушками, работавшими на берегу, вываливала белье в кучу и снова возвращалась в дом. Проходя в очередной раз мимо кабинета хозяина она услышала нечто, что заставило ее заинтересованно сбавить шаг и опустить корзину с бельем на пол. Дверь в кабинет маркиза была приоткрыта и из глубины кабинета доносились приглушенные звуки, отдаленно похожие на тихие всхлипывания и стоны. От возбуждения сердце Лили заколотилось с бешеной силой — несколько раз в жизни она уже слышала такие звуки в тихих уголках после деревенских праздников — она на цыпочках подошла к двери и осторожно заглянула вовнутрь.
Первое что она увидела — это кружевные трусики маркизы, свисавшие с люстры над столом хозяина. Сама маркиза пребывала в весьма пикантной позе на хозяйском столе — она лежала на спине с высоко поднятыми ножками, придерживая их руками в тонких перчатках до локтя. На ножках маркизы были изящные туфельки с подобранными в цвет кружевными чулочками. Казалось, что она только что пришла с какого-то приема и еще не успела полностью переодеться в свое обычное платье. В любом случае, все что она успела с себя снять были ее кружевные трусики. Возможно, конечно, что их снял маркиз, который теперь стоял у стола и пользовался всеми выгодами из сложившейся на нем ситуации.
Его брюки лежали вокруг щиколоток, рубашка была распущена, а руки крепко держали ножки маркизы на почтительном расстоянии друг от друга. Лили завороженно смотрела как маркиз без всякого стеснения пользует ее хозяйку, а она, не смея сопротивляться его напору, только постанывает на письменном столе.
Хотя плотские утехи и не были в новинку для Лили, картина, которая открылась ее взору заставила ее немедленно забыть все приличия и спешно зашуршать подолом широкой юбки. Не прошло и нескольких секунд как пальчики Лили скользнули между ножек в привычное гладкое местечко и принялись за знакомую им работу. Пока пара в кабинете получала свою порцию утреннего удовольствия, пальчики Лили описывали широкие круги вокруг того места, которое сейчас вдруг намокло и приятно ныло…
Звуки, раздававшиеся из кабинета подогревали возбуждение Лили и ее фантазия очень скоро стала рисовать самые разнообразные картины, большинство из которых были настолько нескромными, что Лили распалялась еще больше. Изредка она заглядывала в кабинет, но только лишь для того, чтобы еще раз взглянуть на аппетитные ягодицы маркиза, работающие в полную силу над своей прелестной супругой. С каждым таким укромным взглядом возбуждение Лили все больше росло и совсем скоро грозилось перерасти в настоящее безумство плоти.
Вдруг она услышала чьи-то шаги в конце коридора и быстро опустив юбку и подхватив свою корзину скрылась за широкой портьерой, прикрывающей окно в сад. По коридору неторопливой походкой шел Жак — один из кучеров поместья… "Что он здесь делает?" — Лили едва дышала, наблюдая за приближающимся Жаком в узкую щель между портьерами. Тем временем Жак поравнялся с дверью и уже было прошел мимо, но вдруг встрепенулся, замедлил ход и повернулся к приоткрытой двери. Секунду он стоял прислушиваясь, а потом сделал аккуратный шаг к двери, заглянул вовнутрь и почти тотчас же отпрянул.
Сомнений быть не могло — он тоже увидел пару маркизов во всей своей красе. Мгновенно вздыбившийся бугорок чуть ниже кожаного ремня не оставлял никаких сомнений в этом. Жак опустил руку стараясь расправить ставшую неожиданно неудобной и тесной одежду, и еще раз медленно подошел к приоткрытой двери. На этот раз он заглянул уже смелее и задержался на некоторое время, потом снова отошел. Бросив попытки оправить брюки одной рукой он ловко расстегнул пуговицы брюк и из них как напружиненный выскочил огромный, налитый кровью член.
Лили ахнула, зарделась и от смущения прикрыла рот рукой. Впрочем, причин для смущения была масса — там, совсем рядом, за неплотно закрытой дверью маркиза, лежащая на спине с высоко поднятыми ножками ублажала своего супруга, стремительно засаживающего между полуоткрытых губок маркизы своего монстра; кучер Жак, стоящий у приоткрытой двери и прислушивающийся к каждому звуку, доносящемуся изнутри, заглядывающий время от времени в приоткрытую дверь, и нетерпеливо водящего рукой вдоль готового к действию члена.
На мгновение Лили забыла о предававшейся страсти супружеской паре и не могла отвести глаз от могучего орудия Жака. Тем временем Жак расходился все сильнее и сильнее. Его щеки покрылись румянцем, лоб стал мокрым, губы приоткрылись в сладострастном порыве, а огромная ручища все быстрее и быстрее ходила взад и вперед, то оголяя лиловый набалдашник головки, то скрывая его в огромном кулаке.
Наконец Лили не выдержала — аккуратно, чтобы не коснуться портьер, она начала приподнимать свою юбочку кончиками пальцев. Наконец, когда пальцы подобрали подол полностью и крепко сжали его в кулачке, другая рука немедленно легла между ножек. "Если Жаку можно вот так бесстыдно, почему мне нельзя?" — жадно терзая краешек своей плоти думала Лили. Ее пальчики летали вниз и верх вокруг маленького бугорка посередине, иногда легко проскакивая по нему, отчего Лили становилось нестерпимо жарко внизу живота.
Эта маленькая вакханалия, в которой далеко не все участники могли подозревать о существовании других, продолжалась какое-то время, однако, все неумолимо двигалось к развязке. Жак, уже сам не свой, закусив губу, дрочил изо всех сил, не отрываясь глядя в кабинет маркиза. Лили, оперевшись попкой о подоконник, выпячивала лобок навстречу своим быстрым пальчикам. Недвусмысленные звуки из кабинета слились в один сладострастный стон… Вдруг Жак изогнулся, выставил член вперед и неистово орудуя рукой начал поливать спермой толстый ковер в коридоре. Лили еще раз открыла от удивления рот, да и было от чего — запасы Жака казались нескончаемыми — он продолжал и продолжал брызгать толстыми струйками, запачкав спермой ковер на метр от себя.
Лили почувствовала, как ее захлестывает волна оргазма, низ живота начинает вздрагивать, а ножки сами сжимаются сильнее. Она едва смогла сдержать стон и когда подняла глаза увидела, как Жак неловко пытается засунуть еще дергающийся в конвульсиях член обратно в штаны. Наконец, ему это удалось и он поспешно удалился. Лили прислушалась: шлепки, идущие из-за двери быстро нарастали и в аккомпанемент им начал поскрипывать письменный стол маркиза. Лили не стала дожидаться развязки и на непослушных ногах бросилась вон из коридора и так поспешно вылетела наружу, что чуть не сбила с ног стоявшего за дверью Жака.
— Сегодня ты совсем не жалеешь своих чудесных ножек, — шутливо воскликнул Жак поддерживая готовую упасть Лили за руку. Жар страсти уже прошел и он был добродушен и расслаблен, как кот после удачной охоты.
— А я вижу сегодня ты в приподнятом настроении, — отшутилась Лили, отчего Жак немедленно смутился…
Они внимательно посмотрели друг на друга, но никто не проронил ни слова в продолжение этой маленькой перепалки. Лили мигом подхватила корзину с бельем и умчалась в сторону пруда — ей не терпелось закончить свои обычные дела, чтобы остаться к обеду одной. Она быстро переделала всю домашнюю работу и после обеда сбежала к лавандовому полю, где обычно проводила вечера.
Полуденное солнце нещадно палило и Лили спряталась от него в тени оливковой рощи. Вокруг не было ни души и Лили была этому только рада. Весь день ее преследовали события сегодняшнего утра: маркиз, стоящий между раздвинутых ножек супруги, возбужденный Жак, разбрызгивающий свое семя во все стороны и она сама, стоящая с поднятой юбкой и ласкающей себя без всякого стеснения. Все это вернуло к жизни старые фантазии Лили — ее нескромные мечты о любовном акте с незнакомцем, так чтобы никто не смог бы узнать друг друга даже сразу после него. Сегодня возбуждение Лили окончательно затмило ее сдержанную рациональность, хотя обычно она с трудом представляла, как такое возможно в этой маленькой деревушке или даже в громадном Авиньоне.
Вечер прошел ничем не примечательно, как любой из десятков других летних вечеров в поместье маркизов. В таких местах время течет размеренно и иногда откровенно лениво, ускоряясь только в минуты каких-то особых событий, а потом снова замедляет свой бег. Лили поужинала и отправилась спать пораньше — завтра они с Жаком поедут закупать продукты на утренний рынок в Авиньон.
Утром Лили встала с восходом солнца — рынок начинается еще затемно, умылась и позавтракала вместе с Жаком остатками ужина на большой кухне поместья. Лили внимательно следила за Жаком, будет ли он проявлять волнение от произошедшего с ним накануне. Но Жак был абсолютно спокоен, и если и был возбужден или взволнован, ничем этого не выдавал.
Лили вышла во двор, где ее уже ждал Жак на повозке запряженной парой лошадей. Она собиралась было сесть за задки, но немного поколебавшись, залезла наверх и уселась рядом с Жаком на козлах. Жак немного подвинулся, вздернул поводья и так, бок о бок, они начали свой неспешный путь в Авиньон.
Дорога до города была недолгой, и обычно Лили коротала время сидя в повозке и сверля пытливым взглядом спину Жака. За те недолгие полчаса, которые повозка ехала в Авиньон она успевала мысленно испытать Жака в весьма разнообразных применениях. Впрочем, особого восторга у Лили он никогда не вызывал. До вчерашнего дня, когда она узнала его совсем с другой стороны и теперь думала о том, почему же она раньше не обращала внимания на отдельные его черты, которые если и не казались ей теперь привлекательными, то по крайней мере заслуживающим более пристального внимания.
— Сегодня утром даже росы нет, — завел неспешный разговор Жак.
— Да уж… День будет жарким, — вежливо поддержала разговор Лили, — солнце только встало, а воздух уже теплый, да и на небе нет ни одного облачка…
— В такую погоду лучше всего отдыхать где-нибудь в тени, — заметил Жак, покусывая травинку, — например в оливковой роще рядом с полем лаванды.
Лили подскочила от неожиданности — это было ее любимое место отдохнуть и побыть одной! Неужели он следил за ней или, что еще хуже, подглядывал?! Ей совсем не хотелось, чтобы кто-нибудь видел ее в те самые моменты, когда она лежала среди цветов лаванды смотря на пробегающие по небу облака, с фривольно раздвинутыми ножками и ручкой, неспешно скользящей между складок юбки… Она внимательно посмотрела на Жака, но тот казалось не имел ввиду ничего дурного.
— Да, было бы здорово, — протянула Лили, и вдруг неожиданно продолжила, — а еще лучше сидеть в своем прохладном кабинете и усердно работать над какими-нибудь важными бумагами.
Лили сделала упор на словах "кабинет" и "усердно" и посмотрела на Жака. Жак от неожиданности замер…
— Хм… — задумчиво ответил он, — кабинет, он конечно в основном для усердной работы… Но иногда нужно делать не менее усердные перерывы. Иногда, впрочем, перерывы бывают плодотворнее любой усердной работы… — добавил он, сделав упор на словах "усердной" и "плодотворнее".
Лили залилась краской — он подхватил ее игру и прекрасно понимает о чем идет речь! Более того, он не просто не смущен, но и специально подзадоривает ее! Она бросила быстрый взгляд на Жака и заметила, что тот старается держать вожжи ближе к животу, как будто пытается ими что-то прикрыть. Боже! Что он там хочет прикрыть?! Мысли Лили неслись одна за другой. А что если…
— Как ты управляешься с этой повозкой? Дай-ка мне попробовать, — сказала Лили и немного наклонившись потянулась к вожжам.
Дорога в Авиньон была вымощена крупным камнем и повозку изрядно потряхивало. На одном из камней ее особенно сильно качнуло и руки Лили не встретив поддержки провалились вниз. Сомнений быть не могло — член Жака, едва прикрытый тонкими холщовыми брюками, стоял как кол. Жак немного смутился и не возражая отдал поводья Лили. Она ловко перехватила их, но не спешила убирать руки, даже наоборот — поудобнее оперевшись на ногу Жака она иногда, как бы не нарочно, касалась его возбужденного члена запястьями. Жак слегка откинулся назад, прикрыл глаза и ловил краткие мгновения удовольствия от каждого прикосновения Лили.
Вдали показались городские стены и башни Авиньона. Дорога подходила к концу, но казалось, что никто не хочет, чтобы она заканчивалась прямо сейчас. Наконец Лили решилась — перехватив поводья одной рукой, другой она аккуратно прошлась вдоль торчащего орудия Жака. От неожиданности он открыл глаза и жадным взглядом оглядел Лили. Лили сделала еще одно движение вниз и вверх, потом подождала, и передернула руку еще раз, потом чуть быстрее, и еще быстрее, и еще чуточку быстрее. Жак казалось не мог поверить тому, что это все происходит с ним прямо сейчас — маленькая Лили бесстыдно дрочит ему козлах его собственной повозки!
Возбуждение Жака уже почти достигло своей высшей точки, но к сожалению для обоих они уже почти достигли городских ворот и навстречу стали попадаться тяжело нагруженные повозки, уже ехавшие с городского рынка домой. Лили нехотя отдала поводья, поправила юбку и села рядом. Жак молча взял поводья и казалось невозмутимо направил повозку в городские ворота.
Лили невольно позавидовала такому самообладанию — еще несколько секунд назад он был готов излиться ей на руки, а сейчас сидит и правит повозкой как ни в чем не бывало. На Лили вдруг накатила волна стыда, заставившая ее щеки раскраснеться. Как могла она, приличная девушка, поддаться такому внезапному порыву страсти и так бесстыдно поласкать почти незнакомого мужчину?!
"Я ведь только чуть-чуть и в любом случае через брюки" — оправдывала себя Лили, но тут же начинала яростно нападать на саму себя: "Еще бы пара минут и ты бы уже стояла перед ним на коленях! И уж точно брюки не смогли бы тебе помешать!".
"Нет, нет, нет, я не способна на такое!" — продолжала защищаться Лили от самой себя.
"Да, да, да!" — словно дразнила вторая половина — "ты и сама не знаешь толком на что ты способна!". От этих мыслей Лили вздрогнула и замерла — она и вправду не знала точно на что способна… Это маленькое открытие испугало и одновременно возбудило ее.
Поместье маркизов делало закупки каждую неделю и Лили наизусть знала все, что предстоит купить сегодня. Обычно, чтобы сэкономить время они с Жаком делили список покупок и каждый отправлялся закупать свою часть продуктов и относить их в повозку, стоявшую под охраной мальчика-сторожа с рынка. Так они поступили и в этот раз, стараясь не смотреть друг на друга они перекинулись парой слов и разошлись каждый в свою сторону.
Закупка продвигалась быстро и Лили даже позволила себе дойти до угла рынка и посмотреть на необычное скопление народа чуть поодаль. Толпа возбужденно бурлила, что несомненно говорило о прибытии в Авиньон бродячего цирка. Хотя Авиньон и был крупным городом, в последнее время таким события случались не слишком часто. А уж возможность посмотреть представление выдавалась у Лили еще реже.
Лили подхватила последние пакеты с мукой и стремглав понеслась к повозке. Жак уже ждал ее на козлах.
— Жак, я хочу остаться в городе до вечера! — выпалила она, — на сегодня у меня нет никаких заданий от маркизов, так что я могу прогуляться. Ты вернешься за мной к вечеру?
— Конечно, — спокойно ответил Жак, — рад сделать тебе небольшое одолжение и забрать тебя как ты хочешь.
Они посмотрели друг на друга и Лили вдруг поняла о каком одолжении намекает ей Жак. Это уже слишком! Как он мог подумать, что она способна на такое?! Но цирк был совсем рядом и с каждой минутой манил все сильнее и сильнее.
— Спасибо, Жак, ты чудесен сегодня! — сказала Лили, давая понять, что под особенной чудесностью сегодня она понимала вполне определенные вещи.
Еще раз посмотрев друг на друга и улыбнувшись на прощанье они расстались до вечера.
Весь день до обеда Лили провела в созерцании чудес выносливости, силы и ловкости. На небольшой арене канатоходцы сменяли силачей, а их в свою очередь сменяли жонглеры, глотатели огня и шпаг, клоуны всех мастей и укротители диких животных. Представление продолжалось почти без перерыва и к концу Лили изрядно утомилась.
Выбравшись из душного шатра она направилась к ближайшей таверне подкрепить силы и освежиться. Умывшись у придорожного фонтанчика она присела на открытой веранде в ближайшей таверне и быстро расправилась со своей скромной трапезой. Лили призадумалась — до вечера оставалась еще много времени, а представление, хотя и было интересным, уже немного поднадоело. Она в задумчивости сидела на веранде, а мимо нее проходили люди спешащие увидеть представление и те, кто уже насмотрелся и теперь спешил по своим делам.
За этими размышлениями она заметила небольшой шатер, стоявший чуть вдали от основного. Изредка туда заходили люди, по одному или небольшими группами, однако сколько бы ни смотрела Лили на дверь, она не могла заметить ни одного человека, который бы вышел из шатра. Она понаблюдала еще немного и заинтригованная безразмерностью шатра направилась в его сторону.
Подходя к шатру она, наконец, смогла разобрать не очень крупную надпись, висевшую над входной дверью: "Королевство кривых зеркал". "Интересно!": подумала Лили и приоткрыв ветхую дверь ступила в темноту шатра.
В первое мгновение Лили показалось, что она провалилась в кромешную темноту, но по мере того, как глаза привыкали к темноте, она постепенно начала различать контуры отдельных предметов. В углу стояли большие коробки, а чуть дальше вырисовывался контур двери. Лили двинулась прямо к ней и чуть не разбилась лоб об огромное затемненное зеркало. То, что она приняла за дверной проем, оказалось просто отражением входной двери. "Хм…": подумала Лили, — "нужно быть осторожнее в этом королевстве кривых зеркал, иначе можно себе шишек набить…".
Оглядевшись, она заметила узкий проход, ведущий в следующий зал. В нем стояли зеркала разнообразной формы и размера, освещаемые тусклым светом масляных ламп, висевших по обе стороны прохода. Лили медленно шла по проходу заглядывая то в одно зеркало, то в другое. Расставленные друг напротив друга зеркала создавали ощущение бесконечного туннеля, освещенного мириадами масляных лампад.
Лили уже было дошла до конца, но вглядевшись в последнее зеркало вдруг похолодела. В нем отражалась сама Лили, в ее пышной юбке, но абсолютно раздетая выше. Она отчетливо могла видеть свои груди с большими темными ареолами сосков и цепочку с крестиком, свисающую в ложбинке грудей. Она вскрикнула от такой неожиданности и инстинктивно прикрыла грудь руками, но в ту же секунду вскрикнула еще раз — руки коснулись легкой ткани ее платья. Она была полностью одета. Помотав головой она взглянула в зеркало еще раз — на нее смотрела полностью одетая и немного испуганная девушка. Она могла бы поклясться, что секунду назад видела себя в зеркале обнаженной, но сейчас, протерев для верности глаза, она просто видела свое отражением.
Лили стало не по себе и она решила поскорей покинуть этом место. Решительно развернувшись она застыла в изумлении: она была уверена, что сможет вспомнить дорогу, ведь она только что вошла сюда, однако повсюду были абсолютно одинаковые зеркала, лампы и темные портьеры. Лили поняла, что окончательно заблудилась. Единственной ее дорогой оказалась дорога вперед. Немного взволнованная она прошла в следующую залу.
Следующая зала была гораздо просторнее и светлее. Зеркал здесь было куда меньше, зато лампы горели на каждом выступе в стене и по бокам от зеркал. Их волнующийся свет создавал ощущение легкости и красоты. Все зеркала в этой комнате были прямые и Лили могла видеть себя сразу со всех сторон. Зрение больше не подводило ее — она видела одетую в летнее платье девушку, с любопытством разглядывающую все вокруг.
Затхлый запах шатра исчез и в воздухе приятно пахло восточными благовониями. Проходя мимо, Лили разглядывала барельеф между зеркал. Он представлял собой затейливую мозаику из людей, животных и разнообразных символов.
По мере движения к следующей зале мозаика становилась все крупнее и отчетливее. Со смущением Лили заметила, что на девушках, изображенных на мозаике, почти совсем нет одежды, а юноши и вовсе были обнажены на большинстве барельефов. Лили показалась, что барельеф рассказывает ей какую-то историю и она начала вглядываться в лица. "Вот эта девушка с юбке с обнаженной грудью определенно напоминает меня": думала Лили, смотря на изящную фигурку на стене. "А вот этот полуобнаженный пастушок — вылитый Жак": хихикая про себя рассуждала Лили: "Какой интересный!".
"О боже, кажется, у него член стоит под его повязкой! Не может быть…": Лили в смущении остановилась напротив барельефа и начала пристально вглядываться в его очертания. Подозрения Лили оказались не напрасными — следующие фигуры не оставили никаких надежд на приличия: непропорционально большой член юноши показался из-под накидки, а полуобнаженная девушка с любопытством склонилась над ним. Лили разглядывала лицо девушки и все больше убеждалась, что девушка похожа на нее как две капли воды.
На следующей сцене девушка уже стояла на коленях перед юношей и дразнила язычком головку его огромного члена. Лили почувствовала, как тепло разливается внизу живота и голову заполняют разные, и не самые скромные, мысли. Она еще раз внимательно осмотрела фигуры и с волнением двинулась дальше.
Следующая композиция поменяла роли любовников на барельефе — теперь девушка стояла глубоко прогнувшись, а юноша щекотал головкой ее раздвинутые губки. На лице девушке застыла шаловливая улыбка. Она как будто выбирала момент, когда лучше податься чуть назад и насадить себя на готовое к бою орудие юноши.
На следующих композициях шаловливый двойник Лили воплотил свои нескромные помыслы — хитро улыбающаяся девушка стояла напротив гигантского дерева глубоко прогнувшись и отдавала всю себя на растерзание гигантскому члену юноши, а тот прилежно и старательно обхаживал ее. Далее сюжет развивался и наша баловница была повергнута, хотя была и сама не против, навзничь, а молодой победитель-развратник совершал свой любовный танец между ее задраных ножек.
Лили была немало смущена и взволнована картинами на барельефе и поспешила покинуть залу. Сделав несколько шагов в полной темноте она очутилась в совсем ином помещение. Стены его была отделаны багровым бархатом, подсвечники и фонари в нишах сверкали золотом, а барельеф, шедший по низу комнаты был значительно крупнее. Содержание его, впрочем, не сильно изменилось. На первой же картине была изображена белокурая девушка, лежащая животом на маленькой обитой бархатом скамеечке. Из всей одежды на девушке был только лишь пышный бант, хотя и не он привлек внимание Лили. Скорее ее внимание было приковано к двум мужчинам, стоявшим друг напротив друга на коленях так, что девушка оказывалась аккуратно между ними. И даже не это взволновало Лили больше всего. Мужчины стояли приподняв рубашки, а из их брюк торчали члены, наполовину погруженные в плоть маленькой белокурой девочки. Девушку пялили с двух сторон.
Завороженная этой картиной Лили стояла не смея шелохнуться, как будто боясь упустить какую-нибудь деталь этой запутанной истории, развертывающейся перед ней на барельефе. Вдруг до нее донеслись какие-то приглушенные звуки. Она покрутила головой, пытаясь понять откуда они идут, и заметила небольшого размера овальную нишу в стене. Она была закрыта занавесками, смыкавшимися посередине. Лили нагнулась к занавескам и убедилась, что звук шел из какого-то помещения, расположенного за стеной и соединенного с ее залой этой самой нишей. Неясное бормотание, легкомысленное хихиканье и звуки неловкой возни — это все, что смогла разобрать Лили через плотную завесу бархатных занавесок.
Подталкиваемая природным любопытством она осторожно просунула пальчики между занавесок и тихо распахнула их. Перед ней открылась внутренняя часть ниши напоминавшая овальной формы туннель, не более двух локтей в длину, заканчивающийся еще одной, неплотно задернутой занавеской. Звуки были совсем рядом и уж точно шли из-за таинственной занавески.
Лили вытянулась внутри ниши, оперлась на локти и подалась вперед так, что ее ноги почти оторвались от пола и ей пришлось встать на носочки, чтобы сохранить равновесие. Ее лицо приникло почти вплотную ко второй занавеске, а уши старались уловить каждый шорох, исходящий из-за нее.
За стеной были мужчина и женщина. Лили не могла разобрать их речь, но временами вполне отчетливо слышала звуки звонких поцелуев и легких шлепков, исходящие из-за занавески. Аккуратно отведя пальчиком занавеску Лили увидела в полумраке кресло и вольготно устроившегося в нем мужчину в костюме арлекина. Он сидел к Лили в профиль, но она узнала его — это был один из тех артистов, которые давали представление буквально несколько часов назад. Удобно развалясь в кресле он пил вино из тяжелого кубка.
Перед креслом на коленях была женщина. Лили не могла ее видеть ее полностью, но судя по ажурным чулочкам и изящным туфелькам она была большая модница. Судя по тому как была приподнята ее попка она лежала грудью на коленях у мужчины и была полностью скрыта высокими бортами старинного кресла. Зато над ними весело болтался большой бант вплетенный в волосы незнакомки. Бант совершал замысловатые движения и то скрывался, то поднимался над бортиками кресла. Иногда бант переставал опускаться и Лили слышала, как женщина переводит дыхание, и бант тут же принимался совершать свои обычные движения.
Чем больше Лили смотрела на прыгающий бант, тем меньше у нее оставалось сомнений, что эта маленькая изящная женщина, лица которой она никак не могла увидеть, прямо сейчас без всякого стеснения ублажает арлекина своими губками. Разгоряченная барельефами Лили почувствовала, как на нее накатывает возбуждение. И тут было о чего. Бант перепрыгивал о одной стороны на другую, ложился на бок, замирал и снова начинал двигаться, сперва медленно, потом чуть быстрее, и снова поворачивался на бок и замирал, потом крутился на месте и снова начинал ходить вниз и вверх. Арлекин неспеша потягивал вино из кубка и иногда поправлял рукой то, что было немного ниже, прямо у его бедер, отчего бант сначала замирал, а потом продолжал свои движения с новой силой.
Лили почувствовала, что возбуждение уже достигло той отметки, за которой, как она помнила, всегда начинаются известные глупости. Она легла грудью на дно ниши и пропустила одну руку под животом между ножек. Ловко подобрав пальцами юбку она положила два пальчика вдоль влажных губок и с замиранием сердца провела вниз и вверх несколько раз. Пальчики мягко заскользили между губками и Лили закусив губу устроилась поудобнее.
Между тем движения банта становились все быстрее и быстрее. Арлекин откинулся на кресле, закрыл от удовольствия глаза и неторопливо руководил процессом одной рукой. Лили все еще не могла рассмотреть таинственную незнакомку, трудившуюся над Арлекином, но вполне отчетливо слышала негромкое причмокивание, сопровождавшее каждое движение банта. Чмок-чмок-чмок-чмок… Арлекин вдруг напрягся, положил на бант вторую руку и ритм банта стал бешеным. Пальчики Лили поймали его ритм и в такт ему заскользили широкими кругами вокруг маленькой горошины между ножек Лили. Вдруг бант нырнул вниз и замер на несколько мгновений, снова вынырнул на поверхность и сделав несколько кругов снова устремился вниз.
Арлекин неистово кончал, а бант казалось стремился не упустить ни капельки. Наконец движения банта стали спокойнее и он застыл в своей нижней точке. Арлекин удовлетворенно потянулся и застегнул брюки своего разноцветного костюма. Женщина поднялась, но прежде чем Лили смогла разглядеть ее лицо, она повернулась к ней спиной и исчезла в зеркальном лабиринте. Вслед за ней исчез и сам Арлекин.
Хотя Лили и была в сильном возбуждении, но поскольку представление закончилось, она решила выбираться подобру-поздорову. Она аккуратно поднялась на локтях и попыталась вылезти из ниши, в которой она так удобно лежала, но тут случилось неожиданное. В нише что-то щелкнуло и на поясницу Лили опустилось нечто тяжелое и мягкое. Казалось этот был какой-то мешок или валик, который теперь лежал поперек ее тела, надежно придавив ее к отделанной красным бархатом нише, и мешал выбраться обратно. Лили похолодела. Она попробовала вывернуться, но зажим надежно держал ее. Успокоившись немного она оценила свое положение — она могла нормально дышать, устроиться поудобнее, видеть то, что открывают вторые занавески у ее лица, одного только она не могла сделать — покинуть свою удобную ловушку.
Так продолжалось некоторое время — Лили пробовала выбраться, но каждый раз терпела неудачу. Наконец она смирилась и решила, что рано или поздно ее найдут служители цирка и вызволят из невольной западни. Она даже придумала весьма правдоподобную историю о том, как туда попала и готовилась рассказать ее своим освободителям.
Через некоторое время в зале, в которой была застрявшая Лили послышались мужские голоса. "Ура!": подумала Лили: "наконец-то меня вызволят!". Голоса постепенно становились громче, приближаясь к тому месту, где застряла Лили. Они были уже совсем рядом, когда вдруг внезапно стихли. "Да уж,": смущенно подумала Лили, "не каждый день, наверно, натыкаешься на женский зад торчащий из стены." Она покашляла, давая знать, что она здесь и с ней все в порядке и было бы очень неплохо помочь ей выбраться отсюда. В ответ последовала тишина. "Что они там, умерли, что-ли!": подумала Лили и с нетерпением распахнула занавеску перед собой. Зала в которую смотрела Лили была окружена зеркалами, которые смотрели в разные стороны и некоторые даже были наклонены.
В зеркалах ничего не отражалось кроме одного зеркала стоявшего почти напротив Лили. В полумраке этого зеркала Лили увидела пышную юбку. "Интересно, какая юбка,": подумала Лили: "прямо как у меня." И тут до нее дошло осознание, что это действительно ее юбка и она видит саму себя сзади через хитрую систему зеркал с двух соседних залах. Чтобы окончательно развеять все сомнений Лили подняла одну ногу — зеркало послушно повторило и Лили увидела хорошо знакомую туфельку с уже немного потрепанной подошвой. "Забавно…": только и успела подумать Лили прежде чем ее внимание привлекли две мужские фигуры с костюмах акробата и силача появившиеся у края зеркального отражения. Лили решила еще раз подать знак и нарочито громко покашляла и для верности еще раз сделала па ногой. Несомненно, мужчины заметили Лили и уже, должно быть, сообразили в какую историю она попала и почему не может вылезти из ниши.
Лили наблюдала в зеркало напротив, как мужчины подошли ближе и с интересом стали изучать Лили, точнее ту ее часть, что торчала в самой недвусмысленной позе из ниши. "Что они там уставились?": подумала Лили: "как будто они юбок никогда не видели!". Мужчин, впрочем юбка Лили интересовала мало — один из них, акробат, подошел ближе и одним движением ловко закинул подол на спину Лили. Лили только и успела ахнуть — она была совсем не готова к такому повороту событий. Еще буквально несколько минут назад она сама подглядывала за немыслимым бесстыдством, творившимся в соседней зале, а теперь сама стала объектом такого же бесстыдства.
Мужчина в костюме силача подошел к Лили и бесцеремонно взял ее за зад. В прямом смысле этого слова — его огромной ручищи хватило, чтобы полностью обхватить крепкую попку Лили. Сжав и немного оттянув ягодицы Лили мужчина несильно шлепнул второй рукой по попке сбоку. "Боже мой… Если у него рука такого размера…, то какого же размера у него все остальное?": подумала Лили заливаясь краской: "и что они собираются делать?".
Как будто прочитав ее мысли акробат подошел к ней поближе и одним движением ловко стянул с нее трусики. Лили напряглась, но все напрасно — мягкий валик поверх поясницы крепко держал ее в одном положении. Не успела Лили опомниться от такой бесцеремонности, как почувствовала, как чей-то пальчик проскользнул между ее губок. Лили была вся мокрая после недавнего представления на кресле и пальчик не задержался надолго прежде чем попробовать щелочку Лили поглубже.
Лили закусила губу и сжала ягодицы, но напрасно — пальчик опробовал ее щелочку во всю глубину и немного задержался на выходе, подразнив маленький бугорок и влажные губки. Лили с возбуждением и ужасом смотрела, как двое незнакомых мужчин с интересом исследовали самые потаенные уголки ее тела. Наступила очередь силача — он пристроился к Лили сзади и схватив ягодицы своими ручищами раздвинул и слегка приподнял Лили. "О боже мой!" — только и смогла подумать Лили, "меня сейчас насадят на кол!" Однако, силач не спешил, он с удовольствием насладился попкой Лили и на какую-то секунду затих. Лили все еще могла его видеть, но не чувствовала его прикосновений сзади. "Что он там делает?" заинтересовалась Лили.
Ответом на ее вопрос был солидный шлепок сверху по низу спины в районе ягодиц. Как будто на Лили упала тяжелая палка колбасы и немедленно сползла вниз ближе ко влажной щелочке Лили. Лили попыталась отвернуться, но силач крепко держал ее за ягодицы и с удовольствием водил своим членом вверх и вниз раздвигая каждый раз губки Лили, но не входя глубже. Казалось, что он был похож на кота, который играет со своей добычей прежде чем окончательно съесть ее. Лили приняла игру и начала неспеша двигать попкой навстречу его движениям — он сразу почувствовал и сжал сильнее ягодицы Лили.
Лили стало жарко в нише, она расстегнула платье и освободилась от плотного корсета, державшего ее тугие груди с маленькими набухшими от возбуждения сосками. Лили еще раз посмотрела в зеркало и увидела то, что так явно отражало ее ощущения — позади нее удобно пристроившись к ее попке и немного присев, стоял коренастый человек и исследовал каждую ее складочку головкой тугого члена. Лили не могла оторвать взгляда от его спины и движений его тела чуть ниже поясницы, тем более, что каждое его движение отдавалось в ней сладкой истомой.
Между тем акробат куда-то исчез. Увлекшись силачом Лили совсем упустила его из виду, и сейчас его не было видно в отражение зеркал перед ней.
Лили с интересом покрутила попкой и тут же невольно охнула, почувствовав, как ее губки разошлись в стороны, пропуская в лоно крепкую плоть силача. Его член был просто огромным, таким большим, каких Лили еще не приходилось пробовать. Силач вытащил член, задержался на секунду, смазывая его получше и неспеша сделал несколько легких толчков, погружая каждый раз только набухшую головку члена. С каждым движением его огромного орудия губки Лили податливо расходились и тут же сжимали лиловую плоть силача. Эта маленькая игра изрядно раззадорила обоих — Лили, уже достаточно влажная после недавно подсмотренной сцены, почувствовала, как окончательно потекла перед соблазном быть оттраханой таким необычным образом. Силач тоже распалился не на шутку — он поднял края своей распоясанной рубашки, схватил Лили за попку и постепенно начал пробовать ее глубже и глубже.
По всей видимости силач прекрасно знал о том эффекте, который производит его член и не торопился загнать его в Лили поглубже. Да и сама Лили, лежавшая на мягком бархате беззвучно открывала рот вместе с каждым новым толчком. Вместе с возбуждением в груди Лили начала подниматься тревога: силач уже трудился над ней некоторое время изредка пошлепывая ее по ягодицам, а казалось, что он не исчерпал еще всех возможностей длины своего упругого ствола. Так и было — он вошел только наполовину, небрежно потряхивая Лили с каждым движением, от которого ее попка подскакивала вверх и тут же возвращалась, оседая на член чуть глубже, и еще чуть глубже, и еще чуть-чуть глубже. Внезапно силач крепко схватил ее за округлые бедра и Лили… Лили почувствовала, что ее сейчас просто отымеют по полной. И она не ошиблась.
В зеркало ей было видно, как пристроившийся сзади силач сделал резкое движение бедрами вперед и Лили подскочила со своей ложи хватая ртом воздух. Силач вошел в нее до самого конца и она почувствовала, как его живот шлепнул по ягодицам. У Лили перехватило дыхание и пальцы судорожно сжались в маленькие кулачки, сорвав висевшую перед ней занавеску. Силач задержался на секунду, потом вынул член почти до самых губок и снова засадил до самых яичек. Лили упала лицом в мягкий и теплый бархат распластав руки по всей ширине ниши.
Ее попка содрогалась под неукротимым натиском силача и, хотя Лили была надежно зажата мягким валиком ее лицо каждый раз вжималось в мягкую набивку ложи от каждого удара силача. Силач тем временем распалялся все больше и больше и обрабатывал тугую щелочку Лили по всей длине, захватывая ее за талию и насаживая до самого основания. Его лиловая головка появлялась из лоно Лили и тут же исчезала обратно, и через секунду появлялась снова. Вены на члене вздулись и он представлял теперь собой гигантскую палицу, на конце которой красовался огромный набалдашник.
Лили никогда еще не была в таком положении: с одной стороны у нее не было никакого выбора, кроме как покорно лежать лицом в мягкой обивке ткани, с другой стороны она не могла удержаться от того, чтобы не подмахивать попкой в такт движениям своего незнакомца. "Боже мой!" — кричала одна половина Лили — "что он со мной делает? Как он может!?". "Он имеет тебе самым бесстыдным образом" — дразнилась другая половина Лили и ножки Лили сами сжимались он этих мыслей.
Внезапно на нишу упала тень, точнее Лили заметила, как кто-то закрыл собой нишу с другой стороны. Она ничего не успела понять как что-то тугое и горячее шлепнуло ее по щеке и проскользнуло по подбородку. Вслед за первым шлепком последовал еще один и Лили почувствовала на губах привкус мужской плоти. Не успела Лили и понять что происходит как ее ротик раскрылся под натиском чьего-то стоявшего как кол члена, а на затылок легли мужские руки и легонько направили голову Лили навстречу ему. Лили вытянула руки вперед, но все, что она могла нащупать были яички незнакомца, член которого как уютно разместился в ротике Лили. Попав между горячих губок, член незнакомца сменил свой напор на неспешные движения так, что губки Лили смыкались на уздечке за его мягкой головкой.
Сотрясаемая ударами силача сзади Лили выпустила на секунду член изо рта и жадно вдохнула и подняла голову. Перед ней во всей своей красе был так таинственно исчезнувший арлекин. "Так вот он где!" — Лили смотрела на закрытое маской арлекина лицо, пока ее руки мягко ласкали яички арлекина. Арлекин стоял перед Лили и держа одну руку за щеке Лили, второй неспеша дрочил свой торчащий к ее лицу член. Он дал ей отдышаться и снова провел головкой по губам Лили, как бы спрашивая разрешения войти. Лили закрыла глаза и приоткрыла ротик, куда незамедлительно скользнул пульсирующий от возбуждения член арлекина. Арлекин продолжал подрачивать его своей рукой, а Лили чувствовала легкие прикосновения его пальцев к своим губам. Наконец, привыкнув к размеру его органа, Лили приоткрыла ротик пошире, вытянула язычок вдоль его ствола и член арлекина скользнул глубже, к самому горлышку Лили.
Потом мыслей в голове Лили прекратился — она была слишком занята, чтобы о чем-то думать. Сзади над ней продолжал вовсю трудиться силач, отбивая звонкие удары о ее попку, а спереди она с прилежным усердием ублажала стоявшего перед ней арлекина. Несмотря на то, что Лили была почти неподвижна, каждый удар силача добавлял удовольствия стоявшему у ниши арлекину, заставляя язычок Лили совершать движение вдоль и вокруг тугой головки, плотно сидевшей в ротике Лили. Лили запускала головку арлекина за щечку, пропускала глубже в ротик, к самому горлу, потом вынимала изо рта и облизывала его по всей длине. Арлекин с видимой благодарностью принимал усердие Лили — его руки скользили по ее щекам, подбородку, зарывались в волосы и вновь оказывались за затылке Лили, направляя ее усердие в нужное русло.
Лили забыла о мягком валике державшем ее спину — она чувствовала себя между молотом и наковальней, где мощные удары сзади, слегка погашенные ее мягкой попкой, доходили до другой стороны и передавались на оттопыренный член арлекина. А мягкие движения арлекина, доходившие до самого ее горлышка заставляли ее попку подниматься навстречу ударам силача. Два мужчины по разные стороны стены получали свою порцию удовольствия, Лили получала все удовольствие сразу.
Лили потеряла счет времени и уже не могла сказать сколько она стояла вот так, полулежа, невольно, но с большим удовольствием ублажая двух абсолютно незнакомых ей мужчин. Мерные и сильные удары силача следовали один за одним, как волны, бьющиеся о борт лодки, а надроченый член арлекина, скользивший то между губок, то за щечку Лили, то выскакивающий из ротика только для того, чтобы после пары движений рукой снова туда возвратиться, задавал совершенно другой ритм на этой стороне ниши.
Наконец движения сзади стали шире, хлопки громче и через несколько мгновений Лили почувствовала, как ее спину и попку заливает длинными струйками горячая жидкость. Сзади раздались едва сдерживаемые стоны — силач, выпятивший живот с торчащим из-под него членом, обильно кончал на спину Лили. Лили почувствовала, как низ ее живота начинает подрагивать под схватками приближающегося оргазма и что есть сил сжала свои ножки безвольно повиснув в нише. Силач между тем излил все свое себя на лежавшую перед ним Лили и сладострастно водил членом по ягодицам Лили, размазывая липкую жидкость по ее округлой попке.
Лили выпустила изо рта арлекина и тихо застонала от удовольствия. Арлекин в ту же секунду подхватил член рукой и несколько раз дернув его у губок Лили стал заливать спермой ее щеку. Лили содрогалась от накатывающихся на нее волн оргазма, а арлекин изливался на ее лицо… Наконец его поток иссяк и он, неспешно оттягивая рукой головку, отошел чуть дальше от ниши.
Все прекратилось также внезапно, как и началось. В залах воцарилась полная тишина и Лили поняла, что осталась одна.
Лили закрыла глаза и легла щекой на мягкий бархат ниши. Терпкий аромат спермы, стекавший по подбородку щекотал ноздри и Лили прищурилась с закрытыми глазами, однако стряхнуть с себя вязкие капельки не спешила. Она вся еще была там — в этом развратном возбуждении оргии с двумя незнакомцами, невольной участницей которой она стала благодаря своему любопытству. Ее попка была густо намазана слоем спермы силача, и ее было столько, что Лили открыла глаза и стала пристально вглядываться в свое отражение в зеркале, как будто ожидая увидеть толстый слой белесого крема на своих ягодицах. Конечно же она не увидела ничего подобного, но ягодицы были натружены недавней вакханалией — с отчетливыми красными следами от шлепков силача и легким блеском от растертой по ним спермы.
Она закрыла глаза и снова положила голову на мягкий бархат. Время текло неспешно и, должно быть совсем остановилось, думала Лили. Вслед за бурным развратом в тело начала вселяться сладкая истома, наполняя натруженные мужскими телами члены Лили. Мысли стали медленнее и вскоре Лили сладко задремала прямо на своем ложе разврата.
Ее разбудил негромкий щелчок где-то совсем близко, казалось прямо над ухом. Она подняла голову и потянулась. Вот чудо! Ей больше ничего не мешало — тяжелый валик, надежно державший ее талию исчез и она ощутила себя свободно лежащей в ставшей уже весьма уютной нише. Она отряхнула остатки сна и осторожно поднялась, и вылезла из ниши. Она совсем потеряла счет времени и находясь внутри темной зеркальной комнаты не догадывалась который сейчас час. Жак должен будет забрать ее вечером у городского рынка.
Выбираясь по полутемным коридорам к выходу Лили начала сомневаться — было ли это все с ней или только приснилось. Между ножек было влажно, но это частенько случалось с ней во сне, попка чуть болела, но это могло быть и от утренней поездки с Жаком, на щеке засыхала влага, стягивая нежную кожу Лили. Если это и был сон, то уж очень натуральный, и весьма приятный во всех отношениях, решила Лили и с удвоенной силой поспешила к выходу.
Уже перед самым порогом она остановилась, потерла мокрую щеку и засунула пальчик в рот. Краска тот час же прилила к щекам Лили — ее пальчик, как впрочем и вся щека, был полностью измазан спермой, вкус которой Лили вряд ли бы с чем спутала. Она невольно замешкалась, но заслышав звуки в одной из зал позади, поспешила найти выход и вышла незамеченной.
Посидев немного для восстановления сил и прокрутив в голове воспоминания сегодняшнего дня Лили неспеша пошла к городской площади, где ее должен был ждать Жак. "Безусловно, он приедет вовремя" — думала Лили, еще не было ни одного случая, когда бы Жак опоздал куда-нибудь. Тем более, что обещания, данные при расставании сегодня утром, наверняка будут подгонять его по дороге.
Жак действительно приехал вовремя, он встретил Лили на углу городского рынка и проводил к телеге. Подходя к телеге Лили почувствовала, что Жак смотрит на нее как-то по-особенному, с интересом и любопытством, наверно. Так смотрят на объект своего вожделения в предвкушении скорого обладания. "Ах, да… Полупрозрачные намеки и невнятные обещания данные сегодня утром… Мужчины такие примитивные" — подумала Лили и поправив юбку взобралась на телегу. Тем не менее она предпочла остаться на козлах вместе с Жаком, нежели развалиться на сене в самой телеге. Жак улыбнулся и ловко запрыгнув на козла, очутился бок о бок с Лили. По всему сердцу Лили разлилась теплая благодарность к этому человеку, хотя и ведомому, может быть самыми плотскими желаниями, но вполне галантному на фоне тех двоих, которых она встретила часом, другим раньше.
Жак стегнул лошадь и повозка медленно поехала по мощеным городским улочкам к городским воротам. Никто не спешил начинать разговор, но наконец Лили не выдержала первой:
— Как ты вернулся в поместье? Все ли хорошо? Тебе помогли разгрузиться? — как можно более участливо спросила она.
— Да, хотя дорога обратно показалась мне несколько более долгой, чем обычно — ответил Жак и скосил взгляд на корсет Лили.
Телега выехала из городских ворот Авиньона и теперь ехала вдоль полей лаванды, простиравшихся почти до самого горизонта.
— Наверно, это из-за полуденной жары, — хитро улыбнувшись, ответила Лили, — и из-за запаха лавандовых полей вдоль дороги. Лаванда пробуждает наши самые нескромные желания.
— Неужели! — воскликнул Жак — Я не знал, что во всем что с нами происходит повинна лаванда! — он засмеялся и Лили улыбнулась ему в ответ.
— У нее такой мягкий, но возбуждающий запах… — продолжала Лили раззадоривать Жака, — что иной раз я не могу спокойно спать по ночам — признательно прошептала Лили, перейдя на громкий шепот. После утренней игры словами и интонациями она особенной подчеркнула слова "спокойно" и "по ночам".
— Иной раз я замечаю, что у вас с маркизой есть что-то общее, — улыбаясь продолжил тему Жак — ей бывает тоже не спиться и тогда я слышу как она встает с кровати и выходит в коридор…
— Боже мой! — игриво воскликнула Лили, — так вот кто бродит у нас по ночам вселяя ужас в невинных девушек!
— Ну, вряд ли это она, та самая, которая вселяет ужас в невинных девушек, — парировал Жак, делая акцент на слове "невинный", — да и ходит она не дальше спальни маркиза.
— Неужели ты подглядываешь за ними? — с деланым смущением спросила Лили.
На это Жак ничего не ответил и только продолжил смотреть вперед на дорогу.
Лили приподнялась на козлах и оглянулась по сторонам — насколько хватало ее взгляда на дороге никого не было. Она встала и ловко перевернувшись на коленях оказалась лицом к лицу с сидящим Жаком. Их глаза на секунду встретились, а уже через несколько мгновений Лили спешно расшнуровывала холщовые брюки своего попутчика. Жак закинул вожжи за козлы, запустил руки в густые волосы Лили и откинулся в предвкушении удовольствия. Лили не заставила себя долго ждать и уже через несколько мгновений она старательно выполняла данные утром обещания.
Впереди их ждала неспешная дорога среди лавандовых полей…
Согрею
Я стою у окна и смотрю сквозь стекло: За окном уже стемнело и идет дождь: А тебя все нет и нет: Поэтому мне кажется, что этот дождь во мне: Грустно, холодно, одиноко: Где ты? Ты не мог обо мне забыть, ведь днем, всего несколько часов назад, ты позвонил и все сказал, все приказал, но таким голосом, который не оставил никаких сомнений — ты соскучился: Тогда где ты? Не знаю, что думать, но чувствую, что где-то внутри меня растет непонятный холод, и тебе, если ты все же придешь, нужно будет долго меня отогревать: Если ты все же придешь:
Прислоняюсь лбом к стеклу, оно тоже холодное: Слез нет, и надежда тает с каждой минутой: А дальше я впадаю в какое-то странное состояние сна, чтобы не чувствовать боли и холода:
Но чьи-то губы над ухом уже шепчут: "Я страшно замерз! В городе сплошные пробки! Согреешь?" А потом мы минуту или две стоим молча, словно решая, кто же кого должен отогреть: Я не могу тебе ничего сказать: я заиндевела от ожидания. Я не могу тебя начать целовать, обнимать, не могу: Сделай что-нибудь, чтобы я ожила, чтобы все было, как в прошлый и позапрошлый раз, как каждый раз, но, боюсь, не сегодня:
Ты дышишь мне в затылок, медленно целуешь в шею. Потом опускаешься и обхватываешь руками мои ступни: Снимаешь с меня туфли, и вот твои руки уже поползли вверх: Медленно, не торопясь. На мгновение останавливаешься на коленях — и дальше: Я по-прежнему холодна и каким-то отрешенным взглядом продолжаю смотреть в окно: Не получается, как в прошлый и позапрошлый! Время упущено, я не загораюсь:
Ты как будто не слышишь и не чувствуешь этого. "Какого ты сегодня цвета? — спрашиваешь ты, а мне хочется со злостью крикнуть: "Белого! Я снежная королева! Не видишь разве?". Но ты вдруг, опережая мое желание, говоришь: "Молчи! Я сам догадаюсь!" Мне хочется засмеяться, потому что я во всем новом, но ты об этом не знаешь, а значит, ни за что не угадаешь: Мои губы медленно расплываются в улыбке, но ты этого не видишь: Поворачиваешь меня к себе, не торопясь расстегиваешь молнию на юбке, обхватываешь меня сзади и утыкаешься лицом в то, что тебя так страстно хотело еще час назад, но не теперь: "Во всем новом! Хулиганка! — говоришь ты. — Завтра рассмотрю, при свете дня!"
Одна твоя рука уже хозяйничает внизу, и я от наслаждения запрокидываю голову, а вторая быстро поднимает лифчик наверх (ты никогда его не расстегиваешь!) и поочередно ласкает холмики моих пирамид: Я уже в твоей власти, но еще холодна: Ты это чувствуешь, потому что градус моей страсти знаешь лучше меня! Что же ты будешь делать дальше? Я не знаю, ведь и сама не могу понять, что же делать, чтобы было, как в прошлый и позапрошлый. Ты прижимаешься своей щекой к моей щеке, потом, аккуратно приподняв, сажаешь на подоконник, гладишь спину, шею, волосы: "Только не надо говорить сейчас ничего банального и обыденного, и не надо ничего объяснять! — умоляю я про себя. — Думай, мой хороший!" А время слов пришло! Но вот каких слов?
Ты обхватываешь ладонями мое лицо, делаешь вдох, опять прижимаешься к моей щеке и говоришь: "Больше не хочу без тебя! Не могу! Люби меня долго-долго: "
Попал! Сердце бьется сильнее: Мое, мое сердце! Ты слышишь его учащенный ритм и ждешь, что же будет дальше: Снежная королева тает на глазах!!! Мои губы предательски призывно распахиваются для поцелуя: И ты берешь их в свой ласковый плен. И: поджигаешь меня! Я наконец загораюсь!!! Теперь я согрею тебя, мой хороший! И все будет, как в прошлый и позапрошлый раз:
Солнечное утро
Утро выдалось на редкость солнечным. Я сладко потянулась в постели.
Хотелось сделать чего-нибудь озорного, выходящего за рамки приличия.
Вообще-то я замужем, точнее, в гражданском браке. Мы с мужем вместе уже год. Было конечно всякое, но единственное, что осталось на прежнем уровне- это наш секс.
Мы любим экспериментировать, устраивать разные игры.
Вот и сегодня у меня было игривое настроение.
Быстро приняв душ, я оделась, навела макияж "а-ля секси" и решила нанести визит своему благоверному в офис.
Насколько я помнила, сегодня у него не было запланированных встреч: Поэтому он должен был быть относительно свободным.
Приняв решение, я быстро собралась и поспешила исполнять задуманное.
В его офисе все было спокойно. Секретарша Сонечка, ловко орудуя своей пилочкой, вскинув на меня удивленный взгляд, сообщила мне, что босс у себя и совершенно свободен:
Подходя к двери, меня посетила мысль, "а не спит ли мой Данька с ней". Хотя меня это особо и не волновала. Мы иногда позволяли друг другу расслабиться.
Наконец я зашла к нему в кабинет.
Мой милый даже не понял голову. Вероятно, он думал, что это Сонечка.
Я села напротив него и немного раздвинула ноги. На мне лишь коротенькая юбочка, кофточка, которая идеально подчеркивает мою грудь и чулки. Трусиков я не надела.
Вскоре он заметил мое присутствие…
Юбка оттягивается наверх, обнажая мои бедра. Если приглядеться, то можно увидеть большее.
Мы заговорили о пустяках, но у него начали путаться мысли. Он хотел лишь одного: овладеть мною прямо здесь.
В соседнем кабинете сидит секретарша, которая могла бы зайти в любой момент. Это заводило и его, и меня.
Внезапно, он замолчал. Медленно подошел ко мне и начал целовать меня в шею, спускаясь все ниже и ниже. О!!! Как я люблю это. Я выгибаюсь, мои ноги раздвигаются, а плоть уже готова принять его.
Он отрывается от меня, резко схватил меня за талию и посадил на рабочий стол.
Я обхватила его ногами и жадно впилась в него губами…
Затем я начала ласкать его член и даже через джинсы ощутила его твердость и его желание. От возбуждения я намокла. Я повернулась и облокотилась на стол. Его член уперся в мою попку. Он накрутил мои волосы на кулак и оттянул мою голову назад. Второй рукой он достал свой член и ввел его в меня.
Теперь я полностью в его власти.
Он делал медленные толчки, а я хочу, чтобы он делал это агрессивней.
Но он неумолим. Я уперлась руками о стол и стала двигаться с ним в такт.
Постепенно он убыстрил темп и, спустя минуту, двигался с такой силой, что почти протыкал меня насквозь.
Я едва сдерживала стоны. Думаю, что его секретарша обо всем догадалась и сейчас стояла раком, подглядывая за нами в замочную скважину. Мне даже кажется, что она ласкает себя, глядя на нас. Может, стоит ей предложить ей присоединиться к нам. Хотя нет. Я ни с кем не собираюсь его делить.
Я достигла оргазма, а он уже близок к нему. Внезапно меня накрыло горячей волной. Он двигался быстрей и быстрей::
И на последнем толчке я не сдерживала стон. Мы кончили одновременно. Это наш не первый совместный оргазм. Даже твоя секретарша не удержалась. Я слышала ее слабый стон за дверью.
Он до сих пор во мне. Я лежала на его столе и представляла, где мы будем заниматься этим в следующий раз.
Солнечным майским утром
Солнечным майским утром его ноги ступили на уже раскаленную воронежскую почву, а взгляд коснулся ее, пройдя по ее прекрасному телу, буквально пожирая ее с головы до ног: Боже, пронеслось у него в голове, как иногда прекрасен твоего творенья миг. Завидев улыбку на ее лице, он сказал ей привет, и его губы потянулись к ней, ее же приоткрылись ему в ответ: определенно, слаще ее губ нет. Прекрасные ноги ее были обтянуты темной чернотой чулок, и взгляд пожирал ложбинку между ее больших грудей, чьи формы так сладко выпирали, и, глядя на них, приятно перехватывало дыхание, представляя свой член между них, прелесть, но когда же он коснется их?… Размышляя так, они дошли до такси, и сев на заднее сиденье, вновь предались ласкам. Боже, как прекрасны ее руки. Вот уже дом, солнце, подъезд.
Подъем, дверь, замок, поцелуй и вот он, дом, вот теперь они уже вдвоем. Руки тянутся к ней, у него уже больше нет сил себя сдерживать. Но, отстранившись от него, он слышит слова "я сама". Боже, сейчас я увижу Ее, пронеслось в голове. Нежные пальчики взяли за край черное платьице и, взмахнув вверх, обнажили животик и пупок, потянувшись вверх тугие груди и большие соски. Не в силах сдерживать себя и, тихо сказав "хочу", он коснулся левого соска губами и приник к нему. Сладкий стон издала она, и нежно гладя спинку, шептала "я хочу тебя", нащупывая руками ширинку. Его руки помогли в поисках, и вот, достав член его, ее губы прильнули к нему, улыбка блаженства и сладкого стона скользнула по лицу… как прекрасны ее губы, он, взяв ее за голову, стал насаживать ее, как она сладко это делала, нет, надо прекратить да и она хочет совсем другого… прекратив ласкать его, она встала и жестом пригласила его на кухню, где как ни в чем не бывало завела светский разговор, глядя на него и замечая взгляд человека-самца, готового ее растерзать.
Не долго продолжалась эта беседа, под приятный крепковато-сладкий вкус красного вина, прекратив разговор, они перешли в спальню, где она сказала ему "я хочу тебя, когда же ты начнешь меня ебать?". Ему же этого не требовалось дважды повторять. Вмиг повалив ее на кровать, он жадно поцеловав ее, стал жадно губами искать ее большие соски, и сжав левую грудь, он стал ее сосать, она сводила его с ума, ее так хотелось сжимать, кусать и целовать! Ее руки гладили спину и продолжали член ласкать, сводя его с ума и вызывая мысли об одном "скорее, скорее, главное сейчас не кончать!"… Губы коснулись живота ее, лобка… как она была вкусна, он опьянел от запаха ее, и сказав ей об этом, принялся вылизывать ее. Чувствуя, как ее стройные ноги, обтянутые ажурными чулками, сжимают его голову, он впивался язычком все глубже и сильнее. Боже, как она возбуждает его. И вот, оторвавшись губами от ее губ, он поднялся выше и одним рывком в нее проник, закрыв ладонью рот, чтобы не слышать ее крик.
Все, его больше ничего не интересует: он теперь самец, издав стон-рык, он навалившись на нее, стал ходить в ней и раздирать, чувствуя как возбуждается ее плоть. Вот толчок, за ним еще один, все ускоряя свой ритм, он ищет губами ее сосок, чтобы прикусить. И прикусив его, он чувствует как под ним изогнувшись и издав стон, сильно крикнув и проведя ноготками по его спине, по ней прошла волна, и вцепившись в него, своего самца, она, теперь уже его Самка, жадно сжавшись на волне стала выкачивать своим лоном его соки, сжимая себя. Боже, он забылся в этот миг и через секунду в ответ на ее позывы в нее хлынула волна… Чуть позже они лежали рядом и обнявшись, целовали друг друга, Он и Она…
Солнышко с мороженым
И ангелы голыми пятками танцующие на свечах:
Было чудесное воскресное утро. Солнышко заливало нашу квартирку утренним нежным теплом через распахнутое окно.
— Днём будет жарко, очень жарко — заметила ты.
Мы сидели на кухне наслаждаясь ароматом утреннего кофе под нашу любимую музыку.
— Пошли погуляем пока солнце ещё не начало жарить весь город.
Что я всегда обожал в тебе, ты могла собраться на улицу буквально за пять минут, как ты это ухитрялась, оставалось для меня загадкой, хоть и видел я это процесс неоднократно — несколько неуловимых движений и вот ты уже одета и косметика уже вся там где она и должна быть.
Вскоре мы спустились на улицу и пошли по главной улице нашего небольшого городка. Солнце заливало асфальт, зелень, прохожих своими утренними, пока ещё не опаляющими лучами. По сравнению с тобой оно просто растерялось и не могло придумать ничего, его просто разрывало от ревности, ведь настоящим Солнцем сегодня была ты!
Роскошная копна черных с золотыми прядями волос рассыпалась по полупрозрачной чёрной кофточке, подчёркивающей твою великолепную грудь. Высокие босоножки из которых выглядывали твои милые пальчики делали твои стройные ножки ещё стройнее. Коротенькие джинсовые шортики открывали прелесть твоих ножек, даря надежду на прелесть замечательной попки, угадывающейся под шортиками.
Ты улыбалась, щебетала, смеялась, твои волосы метались под дуновением легкого ветерка. Это было восхитительно! Прохожие разделились на два противоположных лагеря: мужчины смотрели восхищённо и завистливо, их женщины пытались испепелитесь нас своими взглядами — не тут то было! Испепелить Солнце! Силёнок у них хватало только чтобы что-то недовольное бурчать своим мужьям.
Ты купалась во взглядах окружающих, одаривая их нежным теплом своей улыбки.
— Ты восхитительна сегодня! — выдохнул я.
— А то ж! — и я получил в ответ благодарную улыбку, полную нежности и тепла.
У бабульки я купил букет полевых цветов, и твоя красота приобрела совершенно неописуемую прелесть на фоне простых, нежных лепестков ромашек и других цветочков, в чьих названиях я всегда путаюсь.
— Ты потрясающа! Я сражён твоей красотой наповал!
— Смотри не падай на асфальт! — подмигнула ты.
— Я хочу тебя, — шепнул я на ушко, розовое, нежное, полупрозрачное в лучах того солнца, которое я пишу с маленькой буквы, уж очень оно невзрачно рядом с тобой.
— Хоти на здоровье! — Опять подмигнула ты хитро.
Накупавшись в лучах солнца, дуновениях ветра и взглядах прохожих, мы повернули к себе домой. В магазинчике у дома купили мороженое и зашли в свой подъезд.
Я задержался внизу, чтобы заглянуть в почтовый ящик, ты весело застучала каблучками по ступенькам. Поднявшись на площадку второго этажа я был захвачен открывшейся картиной, увидев которую Тициана бы хватил сердечный удар от зависти, ты стояла на площадке лестничного пролёта спиной ко мне, полизывая мороженое, помахивая букетиком и разглядывая объявление на стене. Это было восхитительно! Стройные ножки, на уровне моих глаз открытые моему взгляду, приковали мой взгляд, я просто упивался нежной полоской кожи, выглядывающей из-под шортиков, под которыми я мог угадать трусики, и то что они скрывали — нежную попочку.
— Ну где же ты там застрял — весело спросила ты.
— Я поражён твоей прелестью сегодня и всегда! Сражён тобою наповал! Мне бы сейчас фотоаппарат в руки, я бы получил премию по фотографии!
— За чем же дело, фотографируй язычком! — рассмеялась ты в ответ.
Я стал подниматься, ты хитро посмотрела на меня, и провела мороженым по внутренней стороне бедра, создав одним взмахом своей кисти новую картину- шоколад на ослепительном снегу.
— Фотографируй, — улыбнулась, глядя на меня сверху вниз.
Я как раз оказался на уровне твоих ножек и обняв тебя рукой с восторгом принялся слизывать шоколадное мороженое с белоснежной, нежной ножки.
— Теперь здесь, ты провела новую сладкую полоску по второму бедру.
Я, захваченный медленно нарастающим, становящимся непереносимым, желанием, облизывал твою кожу, подбираясь под шортики к нежным белым полушариям попы. Наверное, я похож со стороны на кошку, вылизывающую своего котёнка, подумал я, пока ещё мог думать, хотя сама возможность мыслить уходила с каждым движением языка, восторженно ласкающего кожу ножек и краешек попки.
Тебя уже тоже захватило мощным потоком нарастающей возбуждение.
— Не здесь, пошли домой! — возбужденно выдохнула ты, — Здесь же соседи!
Мы, перепрыгивая через ступеньки, устремились наверх. Я упал на колени, охватил руками твои бёдра и припал языком к твоей коже, едва за мной закрылась дверь. Ты чуть отстранилась и провела мороженым две шоколадные дорожки по бедрам и выше, до самого краешка шорт. Я был захвачен этими дорожками как наркоман кокаином, и принялся вылизывать их всем, что было у меня в наличии в тот момент — язык, губы, нос. Мои руки в это время, проникнув под маечку, гладили твой тёплый живот, нежные складочки кожи, подбираясь к застёжке шорт.
— Фантастика, вырвалось у меня.
В ответ ты расстегнула шорты и я стянул на пол их одним движением вместе с белоснежными трусиками, открывая полушария твоей попочки. Ты снова отстранилась и провела мороженым по чудным полушариям, призывая мой язык, как африканский колдун призывает дождь, поливая песок водой из тыквы.
Без долгих уговоров я принялся вылизывать дорожки шоколада на белоснежной атласной коже, чуть не теряя сознание от восторга и желания. Мой язык играл на твоей коже странный танец, названия которому ещё не изобрели, а жаль, замечательный ведь танец страсти и обожания. Хотя танцевать такой танец где-нибудь — значит превратить это место в дом разврата. Ты дышала тяжело, возбуждённо, опершись о косяк двери, чтобы не упасть, выгибаясь ко мне попочкой, подрагивая от возбуждения. Мои руки наигрывали сложную, мятущуюся мелодию на твоём животе, спускаясь всё ниже, там где уже распространялся аромат твоей влаги, доводя меня до безумия.
— Подожди, — выгнувшись к косяку, ты провела новую полоску прямо между полушариями, — здесь.
Раздвинув руками половинки твоей попки, я припал языком к краешку дырочки. Ты застонала от удовольствия, и выгнулась, предоставляя мне максимум доступа. Мой язык продолжил свой танец на новых территориях, восторгаясь, дразня, нежа ласковую дырочку, чуть погружаясь в неё, и опять лаская нежную кожу вокруг.
Ты застонала, тяжело, возбуждённо, я чуть оторвался, поднял вверх глаза.
— Продолжай, продолжай, — застонала, и я вновь погрузился в твою попку, вылизывая, лаская, погружаясь языком внутрь дырочки, которая с каждым разом открывалась всё шире, всё глубже пуская мой язык, пока мои руки ласкали, гладили, мяли полушария твоей попочки.
Ты была на миг от блаженства, беспамятства, твои стоны становились всё ярче и ярче. Твоя рука оторвалась от дверного косяка и стала ласкать свои влажные, горячие губки, жемчужину меж них, неистово, яростно. Твоё тело выгнулось, охваченное волной нежности, ты издала нежный, восхитительный стон, охватила руками мою голову, погрузив пальчики в мои кудри.
— Супер! — выдохнула ты всей грудью.
Ты потянула меня в комнату, на ходу стягивая майку, роскошный водопад волос рассыпался по обнажённым плечам и спине, — расстегни
Я расстегнул застёжку твоего кружевного лифчика, явив на свет под завистливые лучи солнца роскошь твоей потрясающей груди. В ответ ты расстегнула мои джинсы, из-под резинки плавок выглянула головка моего возбуждённого мальчика. Ты потянула плавки вниз и принялась его ласкать руками, дразня язычком головку, пока я беспорядочно гладил твои волосы.
— Возьми меня в дырочку, которую ты ласкал.
Ты повернулась ко мне спиной и опёрлась руками о диван.
Я выпутался из джинсов и плавок и держа член наперевес, как греческий копьеносец в битве с воинами Дария у Марафона, пододвинулся к тебе, и лаская одной рукой полушария чудесной попки, второй начал ласкать головкой моего мальчика нежную кожу вокруг дырочки, ждущей, возбуждённой. Ты двинула попой и головка моего мальчика погрузилась внутрь. Мы оба застонали, ощущения были восхитительны, чуточку сопротивления, боли, а потом фантастического спокойствия, ощущение того, что вот нашлось то самое место где и нужно моему мальчику провести остаток дней своих, забыв обо всём.
Ты опять двинула попой, теперь от меня, и член выскочил наружу, и мы принялись играть в эту восхитительную игру — ласки головкой кожи, потом внутрь, обоюдный стон удовольствия и назад. С каждой минутой наше возбуждение наростало, дыхание становилось всё более беспорядочным и жарким.
Наконец, я стал погружать его глубже, ещё глубже, то нежно и медленно, то быстро и резко. Наше возбуждение нарастало волнами, выливаясь стонами, и подрагиванием наших тел.
— Не забывай про: — выдохнула полустоном ты.
Моя рука послушно опустилась вниз, под живот, там было жарко и влажно. Я принялся ласкать рукой губки, раскрывшиеся от невыносимого возбуждения, влажные, невероятно горячие.
— Да, да, да, не останавливайся:
Я чуть замешкался, пока ласкал губки, теперь, сосредоточившись, я постарался успевать везде — и в попочке и в киске. Облизав палец я проник внутрь, в пещерку, которая не снилась самому Али бабе. Мой палец сквозь нежнейшую кожу ощутил движение моего мальчика в попке, это было неописуемо, ты тоже почувствовала это потрясающее наслаждение и тебя будто ударило током.
— Продолжай, продолжай, твой голос был глубокий, полный страсти.
Я постарался синхронизировать мои атаки по обоим фронтам, яростный экстаз приближался к нам обоим. В какой-то момент я почти потерял сознание, оно затуманилось, всё моё естество сосредоточилось там, в головке моего члена, я превратился в его дополнение.
— Кончай уже же, услышал я вдруг, — я уже кончила три раза!
Подстёгнутый, я сделал несколько мощных движений, и струя моего сока излилась вглубь моей девочки, принося невероятное, ни с чем не сравнимое наслаждение.
Ты выскользнула, повернулась ко мне и прижалась ко мне долгим поцелуем, мой опадающий мальчик был зажат между нашими телами, отдыхая после работы и невероятного удовольствия.
— Я обожаю тебя, любимая моя! — прошептал я на ушко своей дорогой девочке.
Только сейчас я заметил, что ты всё ещё в босоножках, ленточки застёжек которых обнимали твои ножки почти до колен, одежда беспорядочно раскидана по комнате, а моё мороженое растеклось по прихожей коричневой шоколадной лужицей.
— Пошли в ванну! — и мы отправились ванну, но это уже совсем другая история:
Сон
…Метро. Множество людей на платформе. Мы садимся в темный вагон и оказываемся в его самом дальнем углу. Вокруг люди. Я стою спиной к тебе, а ты обнимаешь меня сзади и целуешь в затылок. Берешь мою ладонь и по очереди целуешь пальцы, и поглаживаешь пальцем по ладони, рисуя круги. Я чувствую, что мои мысли концентрируются на движении твоих пальцев. Ты что-то говоришь, но я не слышу. Я ощущаю, как возбуждение поднимается по телу. Оно идет теплой волной и заставляет сжиматься мышцы живота. Вокруг люди, но я их не вижу и не обращаю на них внимание. Я слежу за выражением твоего лица в темном стекле вагонной двери. Это похоже на телевизор. Вижу, как твоя рука задирает мою блузку, спускает вниз лифчик, и ты поглаживаешь грудь, взвешиваешь ее на ладонях. Я беспокойно ерзаю, пытаясь рассмотреть не видит ли кто. Ты сильнее прижимаешь меня. Грудь упирается сосками в холодное стекло… Твои руки задирают на мне юбку, она узкая и поэтому не падает вниз. Под юбкой только чулки и больше ничего. Теплая ладонь сжимает лобок, и палец проникает между губок… там уже мокро. Я пытаюсь сжать ноги, опустить юбку, но ты мне не позволяешь. Поезд проносится мимо станции, на мгновение становится светло и я вижу, что мы в вагоне одни. Ты разворачиваешь меня к свету лицом и я вижу как вытягиваются лица людей на платформе от увиденного и вижу их глазами себя… Блузка задрана до шеи, грудь вывалилась из лифчика, голый лобок, черные чулки. Ты держишь меня сзади и не даешь отвернуться. Одна рука мнет мои груди, крутит соски, а другая двигается между ног… Снова темно и лишь мелькающие за стеклом огни освещают вагон. Поезд несется с бешеной скоростью. Я чувствую твои губы на плечах шее…
Я на коленях перед тобой и даже во сне физически ощущаю, как мои пальцы расстегивают молнию на твоих брюках. Рот пересох, я тянусь губами к твоему члену… облизываю его. Твои руки у меня в волосах заставляют двигаться в нужном ритме. Я придерживаю член рукой, а другой сжимаю мошонку, немого поцарапывая ноготками кожицу. Язык скользит по всей длине члена и касается мошонки, лижет ее короткими быстрыми движениями. Ладошка поглаживает тебя по ягодицам и сжимает их. Ты отодвинул меня и заставил встать коленями на сиденье. Вытащил из брюк ремень и стянул мои руки за спиной.
Огни выхватывают из темноты картины… Я перед тобой на широко расставленных коленях, ты проводишь рукой по моему телу. Нежно целуешь и облизываешь соски, пальцы исследуют влажные губки, потирают клитор, дотрагиваются до входа во влагалище. От этих прикосновений я вздрагиваю всем телом. Ты что-то делаешь с моими сосками. Их сжимает что-то тугое… мне больно… Это резинки.
Стук колес и стук сердца сливаются в одно. Соски стоят как маленькие карандаши. Влагалище судорожно сжимается и там уже потоп. Острая волна проходит через тело от прикосновения к соскам. Твоя рука заставляет меня повернуться на сиденье и наклониться вперед так что соски касаются холодной кожи, а задница оказывается высоко задранной вверх. Ты трогаешь мою задницу, затем раздвигаешь губки и поглаживаешь внутри. Прижимаешь и покручиваешь клитор. Затем твои пальцы проникают во влагалище, но не идут далеко, а прокручиваются у входа, касаясь натянутой кожи костяшками пальцев.
Мелькание огней за стеклом действует гипнотически. Мысли отключились. Я только чувствую. Я дорожу. Смоченные пальцы подбираются к попке, и ты проводишь между ягодиц, поглаживаешь сфинктер, нажимаешь на него, не проникая вовнутрь. Целуешь попку, спину. Поглаживаешь по бедру. И велишь мне перевернуться. Я лежу спиной на холодном сиденье. Соски распухают. И от их вида я начинаю еще больше дрожать. И вдруг я ощущаю снова твои пальцы у меня между ног, они продвигаются по промежности, и скользят вокруг входа во влагалище… я улетаю… и вдруг ощущаю твои губы на клиторе. Они сжимают его, сосут, язык поглаживает. Внутри все сжимается. Пальцы входят во влагалище и движутся не глубоко внутри меня. Я уже подмахиваю навстречу им, стремясь приблизиться, и в тоже время не желая этого. Пальцы резко выходят, и их место занимает член, он резко врывается в меня и входит на всю длину. Я выгибаюсь дугой. Стянутые за спиной руки не дают свободы действий. Сиськи мотаются из стороны в сторону в такт раскачиванию вагона. Ты наклоняешься к ним и губами стягиваешь впившиеся в соски резинки. Резкая боль. Я сжимаю ноги у тебя за спиной. Влагалище плотно охватывает член. Последние удары даются тяжело, настолько сильно он стянут мышцами влагалища. Мое тело трясет в судорогах, сквозь стиснутые зубы вырываются хриплые стоны… Ты падаешь на меня и я обхватываю тебя ногами… не желая отпускать. А поезд все кружит по тоннелям. Мелькают огни.
Сон
Да-а, жаркое все таки выдалось нынче лето… Но день прошел, солнце вот вот упадет за горизонт… и взгляд сам по себе устремляется в подкрашенную закатным багрянцем водную гладь. Ах этот вид, кажется такая красота способно тронуть даже самое черствое сердце, заставить даже одинокую обманутую и отчаявшуюся найти свою вторую половину душу вновь и вновь воспылать любовью — все равно к чему — к ромашке, одиноко томящейся среди лопухов, к реке делающей грациозный поворот и уносящей свои воды в неизвестную даль, к закату, столь грандиозно и величественно заканчиваещему погожий летний день…. Нет, пожалуй в Пскове не сыщешь места ближе к городу, где каждый день в ясную погоду можно увидеть такое…
…Но что странно — на Степановском лужке не души… Даже несмотря на то что вот вот будет закат… Обычно в это время здесь не то что присесть — встать не куда, весь берег словно пестрыми цветами усеян молодыми парами. Здесь их излюбленное место…да, никого… я сегодня один… наедине с собой и своим одиночеством…
— Здравствуйте…
Уйдя с головой в свои мысли я не сразу понял, что кто-то здоровается….
— Здравствуйте, вы не против, если я к вам присоединюсь…
Оборачиваясь я понимаю, что здороваются со мной. Мой взгляд упирается в загорелые девичьи ноги, затем скользя вверх я успеваю отметить про себя, что их обладательнице
Помимо всего прочего повезло и со всем остальным. Шикарные бедра, переходящие в узкую талию…Расстегнутая, видимо после дневного зноя пуговичка переливающейся белизной блузки приоткрывает вид на часть не большой, но пышущей молодостью, мерно вздымающейся груди. Венчает все это великолепие молодое симпатичное лицо, с правильными чертами, обрамленное каскадом переливающихся в свете заката золотистых волос, средь которых играет бликами белая возможно серебряная заколка в виде бабочки.
— З-здравтсвуйте..- немного растерявшись, отвечаю я… — да да конечно присаживайтесь… пожалуйста…
Девушка устроилась на травке рядом, да так плотно ко мне, что легкий ветерок в месте с речными запахами доносит до моих ноздрей с ног сшибающий запах молодого тела…
— Пива хотите… робко предлагаю я.
— Спасибо не откажусь, денек то нынче не из прохладных — жажда так замучила, что теперь боюсь долго не смогу ее утолить…
Разговор плавно потек на разнообразные обыденные темы, про жаркое лето…Теплые вечера… о том, что скоро все это закончится, как ни как август на дворе…
— Смотрите солнце уже почти село… — тихо проговорила новая знакомая теребя в пальчиках длинную травинку — а этот теплый ветерок просто сводит меня с ума..- продолжила она блаженно прикрывая глаза и подставляя теплым потокам воздуха прекрасное лицо…
Легкая улыбка сама собой тронула мои губы, рядом сидит человек, который вполне искренне радуется усладам природы, мне бы так, эх как же хочется навсегда позабыть о том, что произошло сегодня, задушить боль и скорбь, рвущие душу на части, забыть что…
Вдруг мой взгляд сам собой падает на колено моей собеседницы… Этот самый ветерок, которым она так наслаждается чуть приподнял и легко откинул невесомую ткань темной юбочки, открыв моему взгляду девичью ножку во всей красе, по глазам, словно солнечный зайчик резанул небольшой кусочек белоснежных кружев, прикрывающий чуть пухленький треугольник…
Я растеряно забегал глазами, но казалось красавица даже не заметила того, что произошло, Продолжая наслаждаться легкими порывами, она по прежнему не открывала глаза, а травинка, словно поймав на себе мой растерянный взгляд медленно, словно нарочно виляя из стороны в сторону направилась по направлению к груди… Дыхание девушки стало глубоким, и как мне показалось слегка прерывистым. Вторая пуговичка блузки, изо всех сил стараясь удержаться за петельку хотя бы краешком не выдержала напора все сильней вздымающейся груди, и сорвалась, открыв взгляду, бархат чуть тронутой загаром кожи и все тот же замысловатый узор порозовевших в свете уходящего на покой солнца кружев. Травинка не останавливаясь не на секунду все так же медленно, словно издеваясь над застывшим на ней взглядом, обошла вдоль линии кружев тронулась в дальнейшее путешествие по великолепному чуть вздрагивающему животику…Боже мой, а пуговичек то больше нет…блузка попросту разошлась на две половины мягко перекатилась по бокам и расстелилась по траве… Травинка, продолжавшая движение вдруг замерла…О, нет, нет продолжай, прошу тебя не останавливайся, застонал некий внутренний голос во мне…Мое сердце бешено заколотилось, я почувствовал, что моему дружку стало весьма тесно в брюках…
Травинка скользнула вправо, затем вдруг метнулась в противоположную сторону вдоль пояска, вернулась в начало и словно растерявшись замерла… Поясок!!! Травиночке так не хочется расставаться с нежной бархатной кожей, что она просто не может пересечь эту границу… Совершенно потеряв рассудок я, не задумываясь, протянул руку и расстегнул пуговичку….Она оказалось единственным замочком, сковывающим запахнутую вокруг бедер юбочку… Словно во сне юбочка скользнула вниз и заняла свое место на траве…близ блузки. Глаза просто воткнулись в кружева трусиков. Совсем узенькие…Малюсенький треугольник едва прикрывал то что призван оберегать от посторонних взглядов… К бокам стремилась узенькая тесемочка сужаясь с каждым сантиметром и грозя сойти на нет. Я никогда не разбирался особо в женском белье, но то, что я видел пред собой помутило окончательно мой и без того малость тронувшийся со своего места рассудок.
Пальчики дрогнули и выронили травинку…Но, как будто не растерявшись, тут же заняли ее место и заскользили дальше по освобожденному пути. Обогнув по краешку манящие взгляд кружева направились к бедру, но не успев проделать и часть пути вернулись назад… к животику… и немного покружив на месте вновь пустились в низ…но уже под ткань…. Кружева вздыбились обозначив движение руки…Я увидел то, что переполнило чашу мужского терпения — там, в глубине четко обозначилось все больше увеличиваясь в размерах пятно влаги…
— Ааааахх — резанул по ушам девичий вздох… Все!!! Держите меня — подумал я, и губы мои упали чуть ниже шеи… Вдыхая аромат молодого и сильного женского тела и чувствуя языком нежность и бархатистость кожи я понял, что пальчики оторвались от столь сладостного занятия и впились ноготками в мою коротко стриженую голову. Лишь тронув языком узорчатую ткань я обнаружил, что та распалась как и все остальные части туалета, Наверное застежка спереди, промелькнуло в одурманенной голове но мне стало не до размышлений… я почувствовал губами твердый, теплый, дрожащий от нетерпения сосок, обнимая его языком я все сильнее впивался в него… Уже подрагивающие пальцы устремили меня к заветному треугольничку узоров, трусики были без застежек но хватило мгновения что б сбросить мешающий моему языку и губам лоскут…. Ни следа растительности…. Девственно чистая, мягкая и теплая кожа… И все глубже…глубже… Влажно и тепло… Сладость меда на устах и подрагивающая плоть… Меж губами и ложбинкой скользнул пальчик и исчез в глубине….Это удар ниже пояса — против такого не устоит не один мужчина. Нарочито медленно возвращаясь к губам и избавляясь от рубашки и джинсов я наконец то встретил ее горящий возбуждением взгляд…. Всё её тело трясло как будто током…
— Давай!! Давай!! Прошу тебя не томи!!! — Чуть ли не слезясь, прошептала девушка, Вцепившись в мои плечи ноготками… Не стерпев режущей боли ногтей я вошел… Казалось все тепло Вселенной в один миг окутало меня… Рванулись с места ее пальчики…собирая с моих плеч маленькие лоскутки кожи…
— ААААААА!!!! Ударило в перепонки… Неведомым мне усилием она сжала все внутри заставив выдохнуть в ответ…
— АААААА!!!
То медленно, то резко, то глубоко, то совсем не много входя в нее, я заставил стонать ее беспрерывно….. Тело ее пронзила резкая и крупная дрожь… "Вместе, только вместе!!!" лишь смогла прошептать она еще сильнее вонзив в меня ногти, в тот самый миг. когда я последний раз со всей доступной мне силой вошел в нее и взорвался, почти зарычав от рвавшего меня на части блаженства……
…Я открыл глаза… Солнце уже село, парочки потихоньку покидали высокий бережок, почти стемнело и лишь в волнах поблескивал отраженный в куполе церквушки с того берега свет города. Откуда люди…Ведь никого не было кроме меня и девушки…Девушки..!!! Я осмотрелся, но девушка моей мечты исчезла…Странно… Вся одежда на мне…..Рядом две пустые бутылки старого доброго "Миллера"… Неужели сон… Да… все таки сон… Я встал отряхнул траву с брюк… Повернулся к городу…. Что то блеснуло в глазах. Ну что за разгильдяйство — подумал я — ну пьете вы тут, но тару то зачем бить сами же порежетесь…. Я нагнулся, поднял небольшой осколок и собрался уже было его выкинуть под обрыв….. Но замер как вкопанный не веря своим глазам…
С ладони, переливаясь в свете фонарей с дороги, на меня смотрела серебристая бабочка………….
Сон в мае
Я "проснулся" среди ночи и увидел Олю у окна. Как здорово, подумал я, что мне снится именно она! Лунный свет окрашивал ее чуть смуглое тело в бледные оттенки. Стоять у раскрытого окна не самая лучшая идея, подумал я, подплывая к ней мелкими шажками. Не отрывая взора от диска луны она взяла меня за руку, но я ничего не чувствовал, кроме холода. Мой взгляд скользил по ней, подмечая все ее изгибы. Почему всегда так возбуждают туфли-шпильки думал я, ощущая разливающуюся от живота теплоту.
Рассматривая витиеватости узора на черных чулках, я приподнял ее юбку. Женская попа так притягательна для глаз, я провел по ней руками, опускаясь ниже по ногам. Мой член, напрягшись, вылез из трусов, им так приятно проводить по ее нежной коже ног, касаться ее попы. Оля взяла его в руку, он набух в ней еще больше. Она поворачивается ко мне, ее груди колышутся над мной все ниже и ниже, я припадаю губами к ее груди, окруженный каскадом ее волнистых волос. Выпрямившись через полминуты она заинтересованно разворачивается к окну, положа локти на низкий подоконник. Я трепещу, проводя пальцем по ее влажной промежности. Оля чуть поворачивает голову, улыбаясь мне, я прижимаюсь к ней, она сама нежность, ландышевый запах распространяется от ее тела, напоминая о том, какие цветы появились на свет сейчас в лесу. Она раздвигает двумя пальчиками свои розовые половые губки, по очереди всовывает в себя пальчики и дает их мне облизать…как мне хочется ее прямо сейчас.
Но она настроена больше просто поиграть, дразня меня. Я медленно провожу по ее попе членом, головка его упирается в ее такую желанную щель, она одновременно и хочет и не хочет, я больше не выдерживаю и всовываю в нее головку, она смоченная ее влагой, легко проникает глубже. Так приятно находиться так близко от такой девушки! Я делаю первый толчок в нее. Пока она не опомнилась, вхожу в нее до упора. Она прогибается и я чувствую, что ей хорошо, но легкий возглас вырывается из нее… "А это ты зря сделал! Сейчас ты проснешься". Но меня уже не остановить, я, колыхаясь в волнах удовольствия, хочу кончить в нее. Оля уже громко стонет, качаясь вместе со мной…. Еще и еще…О! нет, Олечка расплывается в туманной дымке и я просыпаюсь один…
Спасибо за внимание…
Cон и реальность
Звенящая тишина… Прохладный ветер… открытое окно… занавеска борется за свою жизнь… ветер пытается вырвать её из логова…. Из привычного для неё убежища…. Пытается сорвать её с колец…………. Тишины…. Ничто не может её нарушить… кажется я привыкла к ней…. Кажется я не замечаю её….. слёзы…… Это ужасное молчание… Сижу на краю кровати…. Окно… лунный свет… Я знаю тебя…!!! Но почему ты молчишь? Почему?… почему не выходишь из этого….убивающего полумрака… Я знаю тебя… я чувствую твоё дыхание… Я никогда! Слышишь??? Никогда не забуду твоего дыхания… Я слышу его всегда…. Я не знаю тебя… Я не знаю КТО ТЫ!?!?…Нетвердая рука спускается на кровать…. Больше всего хотелось убежать…. Чёрт….. Я ненавижу эту тишину…. Я лихорадочно вспоминала вопросы… от которых невозможно уйти….. Но что-то внутри меня… молчало…
???… я чувствую… шаги… уверенные…. он шагнул…. Но не вышел из тени…. Чёрт с ним… я чувствовала…как напрягалось его тело… как каждый вдох был тяжелее предыдущего… миллиметры… между нами…миллиметры…… Губы… мои губы раскрылись, Как цветок на солнце… жаждущие… не прощающие…проклинающие затяжные секунды…миллиметры….
— Не торопись…. - хриплый…голос из глубины….. голос из души… Кому он сказал? Мне? Себе???…. Он привлек меня к себе……чувствую его крепкую мускулатуру… чувствую его уверенность в себе… во мне… Жадно тянусь к его губам… Ну зачем же ты?
Зачем дразнишь?….я так долго этого ждала… я ждала всю жизнь….. каждую ночь… ты Словно желая дрогнуть мои губы в улыбке… он целовал… сначала один уголок рта… потом другой…. Хочу… хочу поцелуя…. Отчаянного и необходимого….
Целовал мои плечи…. Открывая двери в мир непривычных ощущений… поглощал… меня… руки скользили по изгибам тела… Я чувствовала, что с каждым мгновением…..самоконтроль покидал меня… отдавая в рабство…ему…. Я стала его рабой…. Не властна себе………целовал…. постепенно… продвигаясь к ямочке….наше… казалось я кричу от восторга… Словно повинуясь каким-то первобытным инстинктам…..о которых и не подозревала…. Впивалась ногтями в спину…. Чувствуя, как по пальцам сочилась горячая кровь….. Тела выгибались друг другу на встречу…. Мммм…он ласкал языком набухшие соски…… моё тело молил о слиянии…. Но что он ждёт??? ЧТО??? Вопросы покидали меня…. Они становились неважными…. Ответы — безразличными……
Несмотря на уверенность…. Моя душа в смятении…. Она полна соблазна… она полна сомнений… К чёрту…. К чёрту все сомнения….!!!!! Прикосновения становились всё интимнее… сладостное желание охватило всё моё существо….. Он затаил дыхание… чувствую…как бьется его сердце… ровно….. Руки…бут-то я знала их на себе…….. Пальцы…. Там….. уверенные…. Даже жестокие….. с некоторым хладнокровием… но Боги… как я завелась… Стоны рвали грудь……….. Он склонился….. и повторил всё…всё то, что только что проделал пальцами…….. повторил губами… языком….. Его тело…., твердое…как сталь… неподатливое, но теплое и нежное…. сводило с ума…. Он Опьянял….. он…. Овладел моим рассудком…подчинил себе…. Долгими…., медленными поцелуями, намеренно мучая, он наказывал меня за самоупрямство… Я бессвязно просила пощады…. И наконец….. он сжалился… и починился рвущейся на волю страсти… О ощутила его внутри….. Я сходила с ума… от того, что почувствовала необходимость кричать его имя…. Но какое оно?… к чёрту вопросы….! К чёрту всё!!!
— Я хочу тебя… ХОЧУ!!! — крики в темноту…. Крики в пустоту…. Он видит, как моё тело извивается под ним…. Я знаю…он любит меня….. Я это знаю…. Пальцы переплились…. Я слышала его приглушенные стоны… он бут-то боится…что я узнаю кто он… бут-то выжидает время… К чёрту! К чёрту мысли….. Я полностью подвластно ему…. Пусть! Пусть делает со мной что захочет!!!
Только пусть он БУДЕТ…!!
Был только он…. - на мне….рядом, а потом…… а потом мир заполыхал и взорвался…..! Ногти впивались в спину… зубы кусали губы… свои…..его….. Он прижимал меня к себе… в его объятиях я казалась себе пёрышком…маленьким…беззащитным… Он оберегал меня…хранил….. Он оберегает… хранит…меня…..для себя…. Он не спешит… я не спешу… Я верю ему… Я знаю… он любит… он ждет….!!!
…………..Почему утро имеет обыкновение начинаться? Почему это есть тот период, когда приходится………. Уходить…..покидать….своё сон….. не зная, когда в него вернёшься….?!..…………… уторо…………… утро. Без него… утро….я ненавижу утро…. Оно ворвалось бесцеремонно… разлучило нас….. Я снова не увидела его глаз… я снова не узнала кто он?!..………. Но я познала то, что теперь ЗНАЮ…во что верю….. что жду..!
Я чувствовала тепло его тело… влажные губы…. Чувственный поцелуй…… он на моих губах….
Утро….. тело упорно сопротивлялось звукам звенящего будильника…… С трудом заставляя себя проснуться……. Душ встретил обжигающеё прохладой… воды… капли… собираясь в ручеёк струятся по телу… исследуя каждый миллиметр кожи… проникая сквозь клеточки… лаская изнутри… Пальчики нежат грудь… сжимая сосок… боль… безумная боль… кажется, её невозможно терпеть… но одновременно возбуждающая… боль… нарастающая… похожая на оргазм… Медленно спускаясь… оставляя шлейф интригующей дрожи… Словно бутон розы… набухший клитор… в молитвах о прикосновении Жажда любви… Жажда наслаждения… В глазах туманная дымка… только я… наедине с собой… Мои мечты… они ласкают… аромат влаги… пальчики словно утопают в ней… Проникновение…. Пальчик… нежный… твердый… не чувствует глубины… он словно отдельный организм… но я чувствую то, что чувствует он…. Влага… утопая… наслаждает… заигрывает… Пересохшие губы… О Боже… безумный взрыв… Клитор — концентрирующееся ядро… концентрируется на сумасшедшем… щекотящем… сладостном прикосновении… Как глоток воздуха… как глоток воды… после долго мучающей жажды… Утоление… плотские утехи…
Проникновение!.. О Боги!!!. ммммммм…… Всплеск неудержимых эмоций….. стоны…. Образы…..неяркие…расплывчатые…. не важно….. не важно…. Звуки…….. безумная оргия….. Звуки стонов… звуки которые издаю я…. И не я…. Я…не я………….Набухшие соски. пальцы… боже….с какой силой…они сжимают соски…. Вызывая боль… истому… искушение…. Развращенные глаза… словно задирая… заманивая… смотрят в никуда…. Но что-то… кого-то видя… сводя с ума… от того, что не очерчивают образы… Неистовая волна…пронизывающая тело… превращая в невесомую плоть… Плоть горящую от желания….. ммммммм…….. Пальчики…, как тысячи обнаженных нервных окончаний… Чувствительные….. грань срыва….
Проникновение…. Дразнящее…. Не дающее насладиться вдоволь… проникновение…. Заставляющее… стонать от предвкушений… заставляющее взрываться….. Кричать…… Секунды приобретают счёт……два… три………….восемь…. сердце пульсирует на кончиках пальцев….. сквозь коридор безумия…. Нежная дрожь… холод… озноб… безумно жарко… капельки пота образовались на лбу……. Дрожь… превращающаяся в миллионы иголочек… миллионы желаний….. Влага….
Голод……
Проникновение…мммм… ну почему я заставляю себя ждать?…. почему свожу себя с ума…. Ожиданиями… Внутри всё сжимается… теряет пространство… температура тела незамедлительно растет…. Озноб….. слияние чувств… головокружение… лёгкое…пьянящее… Волосы в истоме… устало падают на лицо… Боль…. Вкус железа на губах… стоны… крики… от блаженства…от неуправляемой боли…. Словно волчица…. Голодная…. Безумная…волчица… впиваясь зубами в плечо…. Страх…. Словно тысячи вольт проходят сквозь тело….
Вода — в маленькие капельки…слышу… стук удара об тело….. Слепящие взрывы света….. Неуправляемые пальцы…. Руки…. Безумные движения…. Мне сложно уловить ритм…. Кружится голова… ммммм…. Стон…глубокий…, словно проследовавший свои путь изнутри…сквозь каждую клеточку тела…. Запахи…. Обостряется аромат…его восприимчивость….сложно дышать… грудь упрямится вбирать воздух….. Не важно….. не важно….
Проникновение….. ПИК!!!!! Секунды… вечности наслаждения….. Секунда…. Две…. Три….двенадцать…. четырнадцать… двадцать… двадцать восемь….. кто-то шепчет цифры…..
Обрывки фраз…голоса… стоны…. Смешание желаний… Пусть всё это закончится!.. Никогда… Прошу… никогда… пусть это продолжается… совсем не хватает воздуха… стук сердца… его шум в ушах…. Тук…тук…тук…… Эти звуки сведут с ума…….. Ммммммммммм………..тридцать две………. ААААААААхххххх………..вдох…. вдох….
…Тишина…. Все смолкает…… тишина…. Приглушенный свет… Боже… я была в вечности……… Боже…………..
Соседка по даче
Когда солнце зашло и дневная духота сменилась вечерней прохладой, я развел костёр на площадке около дома и притащил из погреба немного картошки. Огонь тихонько похрустывал ветками, сухие травинки в пламени сворачивались в горящих червячков… Я поднялся и пошёл в дом за книжкой.
У забора я увидел тётю Таню, идущую к общему колодцу за водой. Днём я то и дело разглядывал её, пока она в одном купальнике копошилась на своём огороде: невысокая, средних лет женщина с пронзительно красивыми глазами. Мы поздоровались и я помог ей достать воды из колодца.
Я рассказал ей, что уже закончил первый курс, что мои родители отправили меня сюда из города, по их словам, чтоб я поливал огород, но скорее чтобы не портил глаза за компьютером. Она засмеялась.
— Идёмте к костру, тёть Таня? Картошки напечём. Одному знаете как скучно её есть?
— Называй меня просто Таня, не такая уж я тебе и тётя.
Она прошла за мной на участок и мы сели на скамеечку возле костра. Скамеечка у нас была одна и совсем короткая, так что сидеть пришлось близко-близко. Огонь очаровал нас на несколько долгих минут — мы молча смотрели на языки пламени и думали каждый о своём. Её лёгкое летнее платье в цветочек едва закрывало колени, а ноги казались ещё более загорелыми в отблесках костра.
Мне хотелось рассматривать её волосы и плечи, но мы сидели так близко, что это было практически невозможно. Вместо это я исподтишка разглядывал её округлые коленки и её руки — обычные женские руки, нежные, светлые, усталые от дневной работы. Костёр трещал, где-то в траве пели сверчки, а в остальном во всём посёлке было тихо-тихо…
Таня спросила меня о чём-то и я отвлёкся, снова рассказывая про свой институт, общежитие и однокурсников. Рассказал типичную общажную историю и Таня негромко засмеялась, отстранённо глядя в костёр.
— А что, девчонок много у вас в группе? — спросила она.
— Всего две, — посетовал я. — Да и на всем потоке всего дюжина девчонок, не больше. Ссоримся из-за них, ой-ой-ой…
Я соврал — мы ни разу не ссорились из-за однокурсниц, но мне казалось, что Тане хочется это услышать. Она задумалась.
— А у нас в универе было всё наоборот. У нас мальчишек и было-то всего семеро. — Она помолчала. — Мы тогда все из-за них переругались сразу на первом курсе, вообще никто ни с кем не дружил, по-моему.
Настала моя очередь улыбаться, но Тане, казалось, было совсем не смешно. Она замолчала и уставилась в огонь. Я не знал, что сказать, и тоже замолк. А через мгновение мне показалось, что я услышал всхлип. Я покосился на танино лицо: её глаза блестели, и две крупные слезы скатились по щекам… Она снова всхлипнула.
— Таня, что такое? — Я заволновался. — Таня?
Она вдруг разревелась в голос, и я не нашёл ничего лучше, чем прижать её к себе.
— Таня, Танечка, всё в порядке. Таня… Танюша…
Она плакала, уткнувшись мне в плечо, а я обнимал её за плечи и чувствовал, как всё её тело содрогается от рыданий. Уж не знаю, что такое она вспомнила, но эта странная ситуация совершенно выбила меня из колеи. Я гладил её по спине и по волосам, с робостью касался открытых плеч и без устали бормотал её имя.
Таня всё не успокаивалась, и тогда я сделал глупость, которая мне в тот момент казалась единственно правильной. Я оторвал плачущую женщину от своего плеча, заглянул в зарёванные глаза и прижался губами к её мокрым от слёз губам. Какой уж там поцелуй, просто приклеился к ним своими и всё.
Её глаза широко раскрылись и она на мгновение прекратила всхлипывать. Её рот чуть приоткрылся и я машинально продолжил поцелуй, захватив губами её верхнюю губу. Её губы были горячи от жара костра и чуть солоноваты от слёз. И тут вдруг я осознал всю наглость и неуместность того, что делаю, и всё моё тело чуть ли не затряслось от ужаса.
Оторваться от поцелуя и начать оправдываться мне было настолько страшно, что я продолжил целовать её. Я касался губами уголков её рта, прикусывал её губы, кончиком языка проводил по ним вдоль, увлекшись этим процессом и стараясь не думать больше ни о чём. Увы, каждая секунда поцелуя вгоняла меня всё дальше в шок и ступор, и мне всё труднее было продолжать…
В тот момент, когда страх окончательно накрыл меня с головой и мои губы замерли, не зная, что делать дальше, я вдруг почувстовал её горячий и упругий поцелуй: её губы с уверенной силой захватили мои, её язык вдруг коснулся моей нижней губы, а её руки сильнее сжали и обвили моё тело. Она энергично и страстно отвечала мне!
Я затрясся от осознания того, что я впервые в жизни обнимаю и целую женщину старше себя, и что я сам начал это безумие. Мои мышцы дрожали от перевозбуждения, я чувствовал, как энергия бурлит во мне и мой страх сменяется сумасшедшим "а будь что будет!" Я даже открыл глаза, чтобы посмотреть на Таню, но её веки были прикрыты. Она всё целовалась со мной, совсем как девчонка на дискотеке.
Я погладил её по плечам и по спине вниз, а затем запустил пальцы в её густые волосы. Сжал пучки волос у неё на затылке и наш поцелуй от этого стал ещё сочнее. Я с наслаждением поперебирал её волосы, а затем продолжил гладить её руки, спину и плечи.
Набравшись храбрости, я положил руку на её округлое колено и повёл ладонь вверх, под платье. Таня ничуть не сопротивлялась, когда моя рука скользила по её гладкой ноге. Через мгновение я наткнулся на край её трусиков. Смутившись, я проскочил их и повёл ладонь выше под платье, по боку и всё ближе к груди. Прикосновение к нежной женской коже окончательно свело меня с ума и я, не задумываясь, подхватил под платьем голую танину грудь в ладонь, как в чашечку.
Я с наслаждением смял её грудь, едва касаясь шершавого соска и упиваясь её нежностью. Таня на мгновение прекратила поцелуй и чуть слышно выдохнула прямо мне в лицо… Я снова смял её грудь и впился поцелуем в её губы. Ещё более горячий поцелуй был мне ответом.
Я высвободил руку из-под её платья и подхватил Таню рукой под коленки. Второй рукой я обнял её за плечи, посильнее прижал к себе и поднял на руки. В моих руках она казалась мне ещё меньше, чем была на самом деле. Я старался не прерывать поцелуя — если он закончится, то вся магия нашего неожиданного свидания пропадёт.
Сделав несколько шагов с Таней на руках, я бережно опустился на колени, укладывая её перед собой на ковёр на куче сена. В этот момент она посмотрела на меня, и мне показалось, что в её пронзительных глазах горит желание не менее сильное, чем моё. Не знаю. Я снова влип поцелуем в её губы и прижался к ней всем телом, так что сено захрустело под нашим общим весом.
Я снова целовал её, а мои руки нащупали края её платья и задрали его вверх, до бедра. На ней были самые обычные трусы, из простой плотной ткани. Я не глядя подцепил их пальцами за края и потащил вниз, дрожа от возбуждения и мысли о том, что я вот так запросто раздеваю почти незнакомую мне взрослую женщину. Трусы в какой-то момент коснулись серединкой моего запястья и мне показалось, что они чуть влажные.
Танины руки обвили моё тело, проникли под футболку и точно так же потащили вниз мои дачные шорты и трусы. Нежные женские ладони скользнули по моим разгоряченным ягодицам, освобождая моё тело от лишней одежды. Я остался в футболке, а Таня в платье, задранном до живота: я всё ещё не решался оторваться от объятий и раздеть её целиком.
Мой возбужденный член горел, я чувствовал чуть ли не физическую боль от его напряжения. Я прижался бёдрами к её горячим бёдрам, мне на секунду показалось, будто нежная ладошка направляет мой ствол — и вот он погрузился в её влажную глубину, как в растопленное масло.
Я выдохнул, спасаясь от нахлынувшего в который раз страха, и уткнулся носом в танины волосы за ухом. Мои бёдра быстро двигались, погружая и погружая член в её лоно. Я не мог контролировать себя и не думал ни о чем, только чтоб не останавливаться.
Её ножки вдруг обвились вокруг моих ног, их прохладная нежная кожа как-то отрезвила меня и я взял себя в руки. Я стал вводить свой член размереннее и глубже, прислушался к её прерывистому дыханию и попытался найти наш общий ритм. Безумное подростковое волнение наконец-то уступило место страстному расчёту и я занялся тем же, чем занимался бы куда спокойней с приглянувшейся девчонкой — покусывал Таню за мочку уха, целовал её нежные щеки и шейку, запускал пальцы в её по-женски ароматные волосы.
Она отвечала на мои ласки и горячо целовала меня в ответ. Я чувствовал её голое тело своими бёдрами, но от живота и выше мне мешала моя футболка и танино платье. Одежда физически раздражала моё тело. Хотелось слиться с женщиной в одно целое, касаться всего её тела и наслаждаться этими прикосновениями. Я замер на секунду, поднялся над ней на локтях и стащил с себя футболку через голову. Таня сразу поняла, нагнула голову и потянула своё платье вверх.
Я помогал стаскивать с неё платье, и в этом было не меньше удовольствия, чем в самом соитии. Округлые белые груди выскользнули и ярко засветились на фоне загорелого тела — только соски выделялись тёмными кругами. Костёр уже почти погас, но мне казалось, что я вижу обнаженную женщину перед собой очень чётко и ярко: разметавшиеся волнистые волосы, раскинутые руки, белые груди, загорелый животик и белый треугольник от трусиков на бёдрах, разведённых в стороны и насаженных на мой член…
Правой рукой я подхватил её левую грудь и приник губами к правой. Я втолкнул свой член поглубже во влагалище и снова задвигался, тем временем наслаждаясь таниной грудью. Я мял и целовал её белые полушария, кусал и лизал соски, впивался поцелуями в открытую шею и горячие губы. Густые чёрные волосы её лобка тёрлись о мои, такие же густые, а сочное влагалище принимало мой член и мягко обнимало его своими стеночками.
Я стонал от удовольствия, и Таня тоже стонала. Мне казалось, что мы стараемся перекричать друг друга в этой дачной тишине. Понятия не имею, кончила ли она или нет, и не знаю, в какой момент кончил я. Моё удовольствие растянулось на какое-то бесконечное время, я лишь через время обнаружил, что член обмяк и я уже не двигаюсь. Таня спокойно лежала подо мной, улыбалась и нежно гладила меня по волосам.
Я скатился с неё в сторону, устало погладил её в ответ и уткнулся носом ей в плечо. Она вдруг прошептала: "ты умничка и я тобой горжусь. Но никому не слова!" Я кивнул, поцеловал её в плечо и сразу уснул.
Утром её уже не было рядом со мной, а в обед она появилась на своём огороде: в том же самом платье, весёлая и ничуть не стесняющаяся моих виноватых взглядов. Когда мы поздоровались через изгородь, она подошла поближе и снова напомнила, что никто не должен знать. Я стал горячо уверять её, а она рассмеялась и убежала в дом. Будет ли что-то между нами этим вечером?
Соседка
Мне чрезвычайно нравилась молодая соседка, живущая на нашем этаже. Еще с того момента, когда я впервые познакомился с ней, она пробудила во мне чувство большее, чем просто симпатия. Это чувство страсти, которому суждено было воплотиться в жизнь.
Однажды, возвращаясь из института, на подходе к дому, я вдруг заметил, что впереди идет она, держа в руках пакет с продуктами. Вдруг, она неожиданно спотыкнулась и чуть было не упала на грязный асфальт, но я вовремя успел на помощь и этого удалось избежать. В знак благодарности она пригласила меня к себе домой на чашку чая.
Когда она вошла с подносом в комнату, я не мог оторвать от нее глаз. Ее лицо, глаза, движение ее грудей, фигура, голос завораживали меня. Она поставила поднос на столик и села рядом со мной на диван. Это началось спонтанно. Мы пересеклись взглядами и какое-то время пристально смотрели друг другу в глаза. Казалось, что мы понимаем друг друга и без слов. После минутного переглядывания она села ко мне на колени, и мы сошлись в жарком поцелуе. Я обнял ее руками за попку, сжимая мягкие ягодицы, а она схватилась за мои плечи и крепко сдавливала их пальцами. Наши языки буквально сплелись, мы не могли оторваться друг от друга в течение нескольких минут. Затем я аккуратно повалил ее на диван и продолжил любовные ласки. Я стал покрывать поцелуями ее лицо, шею, посасывая мочки ее ушей и гладя ее податливое тело руками. По ее тихим стонам я понимал, что все идет как надо. Она возбудилась и готова была на все. Я стянул с нее кофту, обнаружив под ней небольшие, но красивые груди. Языком я стал нежно теребить сосочки ее грудей и затем плавно опустился к пупку. Облизав нежную кожу вокруг пупка, я позволил ей стянуть с меня футболку и джинсы. Трусы не могли скрыть моего возбуждения, сквозь них явно проглядывался силуэт моего члена. Он уже давно стоял торчком, но я сдерживал себя от совокупления как только мог, стараясь доставить удовольствие ей. Затем я стянул с нее джинсы, под которыми обнаружил белые кружевные трусики, прикрывавшие углубление между ее ног. Эмоции переполнили меня, я готов был сорвать их и войти в ее лоно, но неимоверным усилием воли я смог все — таки удержаться от неуемной страсти. Я медленно стянул с нее трусики и стал гладить ее в области паха, затем я опустился чуть ниже к ее половым губам и нащупав клитор начал ласкать его языком, сдавливая ее бедра руками.
Я чувствовал как от возбуждения дрожит ее тело в моих руках, она изгибалась и стонала в судорогах удовольствия. Больше вытерпеть я не мог. Сняв трусы, я взял в руки возбужденный член и раздвинув им половые губы, ввел его в отверстие влагалища. Я получил огромное удовольствие, чувствуя как мой член двигается в ее лоне. Моя соседка уже не могла сдерживать эмоции, и ее тихий стон в начале нашей любовной игры сменился на громкий оргазменный стон, выражающий подлинное получение удовольствия. Скорость, с которой мы совокуплялись, постепенно возрастала, мой член стал будто каменным, движения становились все более резкими. Возбуждение росло, я сам не мог сдерживаться и из моей груди вырвался стон невероятного наслаждения, я чувствовал, как откуда-то изнутри идет волна и ее приближение уже неотвратимо. Она стонала еще громче и жестко впивалась в меня руками. Еще, еще раз, еще, еще, еще — выстрел. Мы кончили одновременно. Струя спермы как из фонтана вырвалась из моего члена, волна постепенно уходила. Наступил полный штиль. Мы обнялись, прижались друг к другу покрепче и мгновенно уснули как маленькие дети, которые долго играли в любимую игру и очень сильно устали.
Стояло очень знойное лето
Стояло очень знойное лето, и только под вечер было возможно как-то прогуляться и развлечься на улице. Именно тогда и началась их незабываемая прогулка, прогулка, которую она запомнила надолго…
Лена и Володя были знакомы около двух месяцев. Практически через неделю после первых минут общения они стали встречаться. Владимир был симпатичным и смекалистым, его телосложение было таким, что и смотреть приятно, но ещё не кажется, будто перед тобой надувная кукла. Пробивной и нагловатый, но в то же время нежный и ласковый, он нравился Лене; сама девушка была симпатичной и неплохо сложенной, довольно стройненькой. Её наивность, чистота и хрупкость привлекала Володю, но доселе они не заходили дальше поцелуя на прощанье возле её входной двери. Как только его звериная натура порывалась забраться поглубже, сердце его тут же жалело её романтичность, и он боялся повредить это тонкой натуры создание.
Итак, тем самым летним жарким вечером они направились в парк аттракционов. До упаду накрутившись на различных тошнотворных вертушках и качельках, они решили, что теперь нужно что-то спокойное. Их рассеянные взгляды упали на большое колесо обозрения, надо сказать, самое огромное средь близлежащих городов. Недаром их провинция гордилось этим произведением архитектурного и технического искусства — колесо действительно было колоссальных размеров, и сказать, что с него был виден весь город, значит ничего не сказать. Пара билетов на два круга была куплена, и они сели в полуоткрытую кабину.
Володя обнял Лену за талию, а она положила ему голову на плечо. Но то ли слишком жарким был вечер, то ли зверь в душе парня совсем истосковался…. В общем, сначала рука Володи скользнула чуть ниже, на неширокое бедро девушки. Затем он обнял её второй рукой и настойчиво поцеловал. Затяжной французский поцелуй хоть и породил в Лене некоторое замешательство, но в целом ей понравился, и она не выражала никакого сопротивления. Колесо двигалось медленно, и они ещё не проехали и пятой части первого круга. За первым поцелуем последовал второй, затем Володя переключился на аккуратную мочку уха, нежно целуя её и покусывая. Перешел к шее, методично целовал каждый её сантиметр, проводя кончиком шершавого языка… Глаза Лены были закрыты, надо сказать, она не совсем понимала, что происходит, в мыслях её были небо и облака. Когда она очнулась, парень уже продвинулся к вырезу её легкого платья, а над ними действительно было звенящее жаркое ярко-синее небо.
— Вова, посмотри, как красиво!
— Ты права, замечательнее не придумаешь, — ответил он, имея в виду отнюдь не небо и распластавшийся под ними город.
— Володя, — спохватилась Лена, — ты что делаешь?
— Тебе не нравится, моя птичка? — ответил он, и надавил рукой на её небольшую грудь. Несколько раз легко провел по ткани платья. Лена возбужденно выдохнула.
— Вов, не…
Но он прервал её, вновь поцеловав так страстно и требовательно, что девушка испугалась.
— Мы сейчас подъедем к самому низу!
Ничего не ответив, Володя выпрямился, крепко обнял девушку сзади пониже талии и стал гладить её грудь. Лена ничего не могла сделать, и лишь беспокойно озиралась, боясь, что кто-то увидит. Они благополучно отправились на второй круг. Стоило их кабинке немного подняться, как Володя присел прямо перед Леной и сказал…
— Хочешь ты или не хочешь, я сейчас доставлю тебе удовольствие, и тебе просто некуда деться.
Крепко прижав девушку к себе, раздвинув ей ноги, он приподнял летнее платьице, обнаружив под ним нежное кружево. Похотливо улыбнувшись, он стал терзать её груди. Он понимал, что нужно сделать всё быстро, но при этом не разочаровать подругу. Он лизал и посасывал сосочки, которые быстро возбудились, и стал сползать ниже. Остановка на маленькой ложбинке — и дальше, к заветному месту…
— Не стоит, милый, Володя, не надо… — шептала Лена, но уже сама прекрасно понимала, что не может устоять против того, что с ней делает этот парень.
А он делал со вкусом. Быстро стянув трусики на пол кабинки, он сначала легко целовал Ленин лобок с короткой порослью, затем всё сильнее, сильнее, затем стал лизать клитор, теребя его языком и губами, облизывая так, что его подруга начала выгибаться от наслаждения. Обнаружив чудесный нектар между её губок, он тихо прошептал…
— О да, я знал, киса, что ты не будешь против.
Его язык то появлялся, то скрывался в ещё щелке, пальцами он ласкал клитор, всё быстрее и быстрее, наращивая темп, он почувствовал предельное напряжение Лены, и убавил скорость. Но нужно было торопиться, и Володя возобновил гонку страсти… он буквально приник к Лениной розочке, целовал, лизал, и продолжал до тех пор, пока девушка не запрокинула лицо в солнце и издала долгий, протяжный, невероятно нежный, но со страстной уже хрипотцой крик…. В этот самый кульминационный момент, происходивший на самом верху колеса, на вершине мира, на пике наслаждения, высотный ветер сдул кружевное сокровище с площадки в неизвестном направлении. Володя прижал к себе плохо понимающую происходящее Лену, помог ей успокоиться, привел её в порядок.
Всю дорогу до дома Лена не вымолвила ни слова. Но только на месте прощальных поцелуев, у двери, она буквально вцепилась в Володю, как дикая изголодавшаяся пантера, страстно и долго целовала, а затем прошептала…
— Родители на даче.
И то обстоятельство, что кружевные трусики исчезли, очень помогло так необычно начатому в воздушной поездке делу…
Страсть бесконечная
В искрящемся золотистом ореоле появилась она над водой, выкручивая мокрые волосы в короткую спираль. Она быстро двигалась к краю бассейна, щурилась на солнце и блистала. Нежный загар растекался по её телу, облекая его в нечто напоминающее прозрачный, как тонкая слизь, купальный костюм. Женщина тряхнула головой и ступила на бортик, изящно подняв скульптурную ногу. Ольга сглотнула и встала с кресла. Она продолжала наблюдать за прекрасной купальщицей, находясь под апельсиновым сетчатым навесом, но всё равно млея от жары. Эльза-так звали женщину-подмигнула ей, проходя мимо: до Ольги дошла едва уловимая волна свежей влаги, шлейфом тянувшаяся за ней.
Девушка ответила едва заметной улыбкой. Чувство прохлады было так мимолётно, что лишь раздразнило, поэтому она опрокинула на голову стакан холодной воды и передёрнула чуть полными подрумяненными плечами. Затем она надела шлёпанцы и засеменила вдоль кольцевитой дорожки, с которой уже почти испарились мокрые следы Элизы. Воздухбыл горячим и каким-то слишком застоявшимся, не чувствовалось ни малейшего его колебания. Ольга бесшумно скользнула в проход, занавешенный шёлковыми нитями, очутилась в тени гигантских папоротников, пахнущих зеленью как-то слишком терпко, таинственно прислушалась и пошла на случайный, в раскалившейся за день тишине, звук. Вот эта живописная леди! Сидит на длинной лавке, положив на колени мокрое полотенце, подкрашивает тонкие губы золотой помадой. Её нагота потрясает воображение.
— Красота: — пролепетала девушка, опускаясь перед женщиной на колени и всматриваясь в лицо.
Эльза улыбнулась по-матерински знающе, даже заботливо, затем приподняла её подбородок острыми кончиками пальцев.
— Какой цвет ты предпочитаешь? — громко спросил её рот.
Ольга втянула запах этой женщины, носик её раздулся.
— Густой, жирный:
— Дай-ка губки.
Элиза взвинтила стержень помады и коснулась им выпученного рта девушки. Распухшие от прилива крови её губы быстро приобрели яркие тона, нежная перепончатая кожица заблестела. Эльза подвела края более тёмным цветом и показала Ольге зеркало.
— Теперь ты стала развратней, не так ли?
Ольга, облизываясь, задумчиво изучала своё отражение, и, в то же время, любовалась женщиной: её гладким подтянутым животом с тоненькой полоской пушка внизу, сомкнутыми мускулистыми ногами: Ольга подняла глаза, оглядывая её крупные низкие груди, пытаясь представить, сколько сотен пальцев в порывах нежной, или бешеной, страсти придало им такую потрясную форму. Быть может, Эльзу подвешивали за груди: отчего они стали такими, как сейчас: роскошными, полными сока, отяжелёнными его переизбытком: Еле слышно вздыхая, девушка спросила:
— А каким цветом ты красишь соски?
— Крашу соски? Зачем?
Лицо Элизы было как у мраморной богини-умное холодное и с классическими чертами. Вопрос не столько удивил её, сколько показался странным. Она пожала плечом, словно отлитым из золота, с ювелирноу прожилкой, бегущей к шее.
— Я поступаю иначе, лапочка.
— Как?
Эльза отложила зеркало и взяла в ладони ольгино лицо.
— Ты так молода и аппетитна, Ольга.
— Хочешь меня?
— У меня дочери такие же, как ты-знойные, чувственные, возбуждающе пахнут. Они каждый день втирают мне в соски сперму. Ольга внезапно положила свои руки женщине на колени и развела их. Упало полотенце. Она погладила сильное бедро, ещё влажноватое местами, и гладкое, как у девочки. Затем уверенным взмахом подняла его и стала лизать, дыша ртом. Глаза её встретились с томными глазами Эльзы.
— Ты любишь, когда тебе сюда кончают?
— Иногда, когда это происходит, я испытываю оргазм.
Эльза внимательно следила за движениями огромного девушкиного языка. Он, словно фантастическое существо, источал горячую слизь, и словно стремился опутать её бедро. И Эльза застонала. Однако сбросила внезапное наваждение, продолжая изучать девушку. Она с интересом следила, как та возбуждается, как тяжелеют её движения, как выступает пот на её плечах. Как она, обхватив своими грудями её ногу, прыгает, повизгивая, кусаясь, спазматически всхлипывая, закатив глаза. Смуглые сосцы её-как огромные кольца-мишени, вытатуированные на плоти и болезненно воспалившиеся.
Обвившись вокруг ноги Ольга терлась и скулила, наполняя воздух сладковатыми парами пота. Волосы прилипли к лицу, шее. Она фыркала, трясла раскрасневшимся языком, дыхание срывалось на хрип, превращалось в стоны. И вдруг сорвалось. Девушка положила ногу себе на плечо, погладила её, целуя колено, искоса глянула на Элизу, оттопырив пухлую нижнюю губку. Она потрясно смотрелась: потная, смуглая до багрового, с грузными подтянутыми формами, огромными глянцевыми сосцами, крутобёдрая, молодая.
— Лапочка, — молвила женщина, улыбнувшись.
Затем она погладила её по щеке и, сняв задранную ногу, встала, подошла к распахнутому окну, в котором виднелся бассейн, с фонтанами, каменным пляжем и несколькими нагими купальщицами, резвящимися в туче брызг. Двигалась она, грациозно вихляя и покачиваясь, и даже со спины заметны были её роскошные груди, упругими сгустками плоти вздрагивающие при каждом шаге. Ольга молча любовалась.
Какое-то время Эльза разглядывала своё отражение в большом зеркале у окна, потом повернулась к юной соблазнительнице и произнесла как-то странно:
— Ну-ка ляг.
Подчинившись, девушка закрыла глаза, чтобы усилить чувство таинственности. Она представления не имела что затевается. Она не услышала шагов Элизы, только уловила шум рассекаемого её телом воздуха. Она закусила кончик языка. И чуть вздрогнула, когда почувствовала внизу живота ладонь Эльзы.
— Тихо, не бойся, — раздался её низкий шёпот.
Ольга непроизвольно напряглась, ощущая близость женщины, её охватил лёгкий холодок, промурашивший бёдра и бока. Затем она вновь расслабилась, протяжно вздохнув.
— Ты такая выразительная, Оля.
— Да.
— Мне нравится это.
Ольга вытянулась вдоль; смело были поставлены её ноги-по бокам лавки. Это отметила Эльза, садясь напротив, лицом к девушке. Она смело приподняла руками полные ляжки красавицы и, придвинувшись вплотную, положила их себе на колени.
— Так хорошо?
— Да.
— Ты потрясающе смотришься. Потрясающе.
Ольга была перед ней вся. Такая роскошная, великолепная. Она слегка учащённо дышала, однако заметно это было только по вздрагиванию сосцов. Тугой, округловатый живот тоже дышал, причём независимо от груди. Словно ему было щекотно от расположившегося на нём аккуратного треугольничка ярко-золотого пуха. Эльза погладила загорелые бёдра девушки, прикоснулась к уголкам, где туловище граничило с ногами, и кожица была теплей и ещё мягче. Её длинные когтистые большие пальцы прошлись по упругим, похожим на гребень, краям любовного вместилища. И вдруг, в ответ на прикосновение, створки его шевельнулись, маленьким рывком расступились, обнажив алое. Эльза воткнула большие пальцы в открывшееся чрево и стала массировать ими. Внезапное проникновение поразило её своей лёгкостью, тело Ольги не препятствовало нисколечко, оно слушалось. Эльза развернула упругие края, обнажая розово-алое пространство; влажное, горячее. Позволяющее распоряжаться собой. Эльза убрала на миг руки-а божественный узор лона девушки не только не пытался скрыть своё роскошное великолепие, а, напротив, раскрылся шире. Совсем развернулся навстречу рукам Элизы. Края вагины вывернулись наружу и разбухли так неожиданно, будто нечто подталкивало их изнутри. Эльза сложила ладони лодочкой и направила по единственно верной траектории, повинуясь зову своей плоти, отвечая на приглашение юного тела и наслаждаясь.
Алые губы Ольги затрепетали, роняя шипящие стоны; на раскинутых в стороны грудях, рождаясь из вспученных сосцов, обозначились струйки пота. Огибая тело, они подчёркивали его совершенные формы.
Обе кисти Эльза целиком погружала в Ольгу. С каждым новым движением заполняя тело девушки как можно глубже, стремясь ещё больше раскрыть его. А Ольга смотрела на неё. Прямо в глаза. Но взгляд её охватывал всю женщину. Она видела что творится с её грудями-эти огромные материнские сосуды эякулировали, из их лопнувших наконечников капало молоко. А Эльза не замечала этого. И капли её нектара покрывали девушку. Вдруг спохватившись, её руки покинули Ольгу и в неистовстве принялись выдавливать сочащуюся из грудей влагу. Смачные брызги доставали до лица девушки, и та сначала ловила их ртом, затем привстала и получила возможность пить их, и даже высасывать. Эльза жадно выдаивала себя, стоны её были истерическими. Силы покидали. Когда извержения стали успокаиваться, она расслабилась. Но взгляд её по-прежнему оставался безумен. Какое-то время она не видела Ольгу под собой, только осязала как та аккуратно вылизывает её груди, чавкая. Потом встретила девушкин взгляд, и, неожиданно высунув широкий пересохший язык, наклонилась и утопила его в её распахнутом чреве. Ольга почувствовала жар. Она попыталась что-то сказать, но слова скомкались и рассыпались в неразборчивый шёпот, лишь трогательное "ещё, Элиза" зацепилось за сахарные зубки и, высвободившись, повисло в воздухе.
Cтрах высоты
Вообще-то, я очень боюсь высоты. Ну вот не дал мне Господь хорошего вестибулярного аппарата. Если на колесе обозрения еще могу прокатиться, то разные "Вихри" или "Сюрпризы", где колесо вертится с умопомрачительной скоростью… Не: Извините, не мое это.
Возможно, Кирилл именно поэтому и потащил меня не к себе домой, а к своему другу. Жил этот его приятель аж на четырнадцатом этаже. Мне уже в лифте стало как-то неуютно. Если бы я знала, что меня впереди ожидает:
— Любка, заходи: — Он открывает дверь и мы входим в длинный коридор.
— Нехарактерная планировка, — отмечаю я.
— А то! — Улыбается Кирилл. — Васька тут все переделал. Чуть несущую стену не поломал. Он вообще затейник. Чаю хочешь?
Я пожимаю плечами. Понимаю же, что сюда мы пришли не чаи гонять. Кирилл, конечно, парень терпеливый, но все-таки мы встречаемся уже три недели с хвостиком. Пора бы перейти на менее платонические отношения. Поэтому когда он мне сказал "давай прогуляемся в одну квартиру", только идиотка не поняла бы, куда ветер дует. Впрочем, я и не возражала.
Он уходит на кухню и щелкает там электрическим чайником. Я иду гулять по квартире.
— Любка, двигай сюда!
Я с сожалением выхожу из спальни. Да уж: Кровать у его дружка — настоящий сексодром. В сущности, основную часть комнаты она и занимает. В принципе, правильное решение. Спальня должна быть спальней.
Мысленно уже примеряюсь, как мы тут будем кувыркаться.
В кухне Кирилл разливает ароматно пахнущий чай по стаканам. Стаканы тут тоже особенные: старые, граненые, с серебряными подстаканниками.
— Не думала, что в наше время можно граненые стаканы найти, — усмехаюсь я.
— Антиквариат, — улыбается в ответ Кирилл.
Мы прихлебываем горячий чай.
— Что-то ты его быстро заварил, не по правилам, — бурчу я.
Он подмигивает.
— А мы сейчас все будем делать не по правилам.
Я удивлено поднимаю брови.
— Это как же, мон шер? Вы меня заведете в спальню и будете читать Бодлера до тех пор, пока я не засну?
— Не в спальню, — ухмыляется он.
— "Поручик был такой затейник, — грустно сказала вдова, глядя на люстру", — вспоминаю я бородатый анекдот.
— Люстры тут не выдержат, — ржет Кирилл. — А вот подоконники:
— Кирилл, ты рехнулся! Я боюсь высоты!
— Я знаю:
Он подходит ко мне, нежно обнимает и неожиданно подхватывает на руки.
— Кирилл, псих, пусти!
Он только качает головой. Вырываться из его медвежьих объятий абсолютно бесполезно, он мастер спорта по греко-римской борьбе. Ну, зараза, если он меня действительно начнет пристраивать на подоконнике:
Кирилл несет меня к окну. Вспоминаю старый психологический прием и начинаю ехидничать. А вдруг у него все романтическое настроение пропадет.
— И за бооорт еееее брааасаааииит в набежавшую вааалну, — ору я дурным голосом.
Кирилл ухмыляется.
— Чтоб ты знала, радость моя, этому броску Стеньки Разина обязан своим именем один приток Волги. Именно туда он и макнул персидскую княжну. Кстати, она его сама об этом попросила. Так и сказала: "Кинь меня".
— Что-то не помню я такого притока у Волги.
— Так она ж это произнесла со своим акцентом. В ее исполнении фраза звучала "Кинешь ма".
— Кинешма? — Догадываюсь я.
Он кивает. Только тут я соображаю, что весь этот диалог происходит возле открытого окна. Кирилл крепко держит меня на руках.
— Нет, ты все-таки умеешь добиться своего, — я кусаю его за ухо.
— Характер такой, девушка.
Он усаживает меня на подоконник и начинает торопливо раздевать. В какой-то момент я уже не осознаю, что сзади меня — четырнадцатиэтажная пропасть. Я просто растворяюсь в его объятьях. И когда он входит в меня, я начинаю тихо стонать от наслаждения, а потом все громче и громче, и голос мой эхом мечется во дворе:
Возможно, там, внизу, уже собрался народ. Но меня это не колышет. Я просто наслаждаюсь мощными толчками Кирилла.
А потом он закидывает мои ноги себе на плечи, голова моя откидывается назад: И тут я понимаю, что высоты нет… Есть какое-то ощущение невесомости, падения вверх, космоса, затягивающего меня в эпицентр какой-то сумасшедшей воронкой:
— Кириииил: — Я ощущаю себя уже только в спальне, куда он перенес меня. Когда? Не знаю… Я потеряла счет времени.
— Что, радость моя? — Он ежит рядом и нежно гладит мои волосы.
— Ты сволочь: Но ты самая замечательная сволочь в мире.
Он улыбается.
— Возможно, ты и права. Я просто хотел, чтобы твой страх перерос в наслаждение.
— Маркиз де Сад, это вы?
— Конечно же, мой дорогой Мазох.
Я набрасываюсь на него с кулаками и долго стучу по его мускулистой груди, пока он, хохоча, не переворачивает меня на спину: И снова мы занимаемся сексом. На этот раз долго и красиво.
А уходя, я поворачиваюсь и с улыбкой смотрю на подоконник квартиры на четырнадцатом этаже.
— Кирилл, ты прелесть.
— Так все-таки, прелесть или сволочь?
Я целую его в щеку.
— Ты прелестная сволочь. Но кажется, я теперь уже не боюсь высоты.
Субботние встречи
Субботние встречи. Суббота первая
Евгения Александровна была симпатичной, общительной, обаятельной пятидесятилетней женщиной. Все разговоры с ней на любую тему сводились к болезням ее мужа. То у него — давление, геморрой, простатит, радикулит, боли в спине, желудок, печень и т. д. Она была неплохой, любящей литературу, теткой, и я не желая ее обидеть, все эти рассказы выслушивал, как её "лучшая подруга".
Была пятница. Рабочий день заканчивался и все собирались уходить по домам. Случайно заговорив с Евгенией Александровной об одной книге, она сказала, что очень хочет её почитать. У меня эта книга была дома и Евгения Александровна (Женечка) заинтересованно сказала, что завтра в субботу, она будет недалеко в моем районе у подруги Наташки и забежит ко мне взять книжку.
В субботу, в назначенное время, Женечка пришла ко мне домой. Я тогда жил один, мне было 35 лет, и это была середина девяностых годов прошлого века.
Войдя в квартиру, по дружески поцеловавшись в щечку, Женечка разулась, сняла верхнюю одежду и я проводил ее в комнату к книгам.
Дав ей нужное издание, мы уселись на диван и стали обсуждать, что интересного в этой книге, но разговор опять свелся к болезням мужа и его госпитализации. Будучи наедине в квартире с Евгенией Александровной я с интересом посматривал на нее. Она была хороша. Щечки румяненькие, ушки розовенькие, глазки блестят: Придвинувшись к ней поближе я взял ее нежно за руку и робко предложил ей заняться корректным "дружеским сексом" с презервативом. Женечка опустила глазки, еще больше зарумянилась. Я стал нежно целовать ее руки. Она откинулась на спинку дивана и закрыла глаза. Я перешел к осторожным поцелуям ее шейки, ушек, иногда целуя ее в губы и получая ее ответные поцелуи. Рука моя проникла под ее свитерок и стала поглаживать ее животик постепенно приближаясь к ее груди. Втиснув пальцы в лифчик, я начал ласкать ее сосочек. Расстегнул ей лифчик. Сиськи почувствовали свободу и старались покинуть его. Я начал снимать с Женечки свитер и она лениво позволила мне это сделать. Свитер и лифчик сняты:
Ее сисечки были очень красивыми, изрядно отвисшими с заострившимися сосочками. Золотой крестик на цепочке величественно висел между ее шикарных доек, как будто, благославляя меня на поцелуи и перемещаясть от сиски к сиске указывал места и очередность приложения моих уст к ее шикарной плоти.
Тщательно процеловав и промяв ее сиськи, я немного приподнял Евгению Александровну и начал одновременно снимать с нее трусики, колготки и юбку. Сев на пол и выпрямив ей ножки, я стащил с нее всю ее одежду.
Женечка была очень хороша для своих лет. Холеное, упитанное тело, округлый, слегка отвисший животик, темненький волосатый лобочек, пышненькие ляшечки: Я раздвинул ей колени и стал любоваться ее пиздой. Это была добротная, аппетитная пизда зрелой бабы: Растительность, начинающаяся реденькими волосиками на животике у пупочка на лобке, становилась плотными зарослями и покрывала всю ее промежность и внутреннюю часть ее пухленьких бедер. Ножки были умеренно толстенькими и немного волосатенькими.
Я начал поглаживать ее ляшеки, писечку. Раздвинул ее половые губки. Румяная дырочка была уже обильно мокренькой и теплой. Женькина "женечка" была готова меня принять.
Быстро, сняв с себя всю одежду и натянув на сильно возбужденный член презерватив, я приподнял Евгению Александровну с дивана, быстро разложил диван и Евгению Александровну на нем.
Снова раздвинув Женечке ножки, я разместился между них и быстро и легко вошел в жаждущее меня румяное влажное отверстие на всю длину члена. Евгения Александровна тихо застонала, приоткрыв пухленький ротик. Улегшись поудобнее не Женечке, я взял губами ее пухленькие губки и мы стали страстно целоваться, рука при этом ласкала ее сисечку… Добротная, широкая Женькина пизда была хорошо разработанной и очень чувственной. Похоже, при частых болезнях мужа, Женечка любила маструбировать и всячески тешить себя.
Освободившись от поцелуев я начал медленно работать хуем, то полностью вынимая его, то резко вгоняя е Женечку, постепенно ускоряя темп, целуя Женечку в губы, шейку, ушки, я стал добротно "вспахивать" Евгению Александровну. Женечка широко раскинула свои волосатенькие ножки, немного, приподняв их вверх, и стала охотно с наслаждением подмахивать мне. Я продолжал с разной интенсивностью входить в нее. Пизденка Евгении Александровны начала еще сильнее и аппетитнее чавкать. Ебать ее было легко и приятно.
Остановившись, я вынул член из Женечкиной пизденки, стал на колени и привлек Евгению Александровну к себе. Она оказалась сидящей верхом на моем хуе. Крепко обняв меня Евгения Александровна начала активно резвиться, скакать на мне, лихо вгоняя мой хуй в себя. Приостановив ее я лег на спину и Женька оказалась сидящей на мне. Выпрямившись, она продемонстрировала мне всю красоту своих сисичек и снова начала скакать на моем хуе. Сисечки аппетитно поскакивали вместе со всоей хозяйкой, шевелились, болтались, звали к поцелуям и я периодически приподнимаясь страстно целовал их. Сильно вспотев и устав от такой физкультуры, она остановилась. Потненькой она была прекрасна, все тело было румяным и блестящим от пота.
Я вынул член и уложил Женечку на животик. Она послушно улеглась и я стал ласкать ее пышный, румяненький, потненький теплый задик, разминая, поглаживая и целуя ее аппетитные ягодички. Затем переносил все ласки на спинку, шейку, плечики и возвращался к восхитительным ягодичкам, пока не поставил ее на четвереньки (в позу раком). Евгении Александровне очень шла эта поза. Ее сисечки и животик отвисли вниз, между ягодиц призывно смотрела на меня ее восхитительная, мокренькая, волосатенькая пизденка. И я снова резво вошел в Евгению Александровну на всю длину члена и продолжил активно ее трахать. Женечкина пизда снова начала все громче чавкать. Я уже не мог себя сдерживать. Очень хотелось кончить и я, взяв быстрый темп, придерживая Евгению Александровну за пухленькие бедра, обильно кончил в презерватив и сразу вынул член с резинкой заполненной спермой из Женечкиной пизденки. Женя устало легла на животик. Я улегся рядом с ней. Она повернулась ко мне лицом и благодарно начала целовать меня.
Немного отдохнув, Евгения Александровна пошла в душ, привела себя в порядок и румяная, светящаяся и счастливая торопливо ушла с книгой к подруге Наташке.
Уходя, Женечка меня снова поцеловала и сказала, что зайдет ко мне в следующую субботу с Наташкой, и спешно убежала.
Субботние встречи. Суббота вторая
Неделя пролетела незаметно. И в субботу ко мне пришли Евгения Александровна (Женечка) и Наталья Андреевна (Наташка).
Они дружили давно, лет двадцать или тридцать, и, наверное, почти не имели секретов друг от друга. Наталья Андреевна, несколько лет назад, похоронила мужа и жизнь ее была неустроенной. Поэтому, Женечка всегда старалась опекать свою Наташку.
Войдя ко мне в квартиру и дружески поцеловавшись в щечку, я проводил женщин в комнату. Евгения Александровна делала вид, что очень спешит по делам, пыталась создать обстановку для нашего общения с Наташкой, а сомой удалиться. Беседуя на разные темы, Женя выдвигала Наташку а сама затихала и вскоре ушла…
Я понял желание Натальи Андреевны пообщаться со мной, как в прошлую субботу мы общались с Евгенией Александровной.
Усадив Наталью Андреевну на диван, я сел рядом, и как в прошлый раз с Женечкой, я взял Наташку за руку и начал нежно ее целовать, придвигаясь все ближе к Наташке и уже целуя ее румяненькие щечки. Наталья Андреевна застенчиво позволяла мне это делать, слегка откинув голову назад, показала мне все великолепие своей нежной шейки. Все поцелуи перешли на шейку и мягкий подбородочек, маленькие румяные ушки и затем губами жадно заглотил ее губки. Она начала мне охотно отвечать. Не говоря ни слова, я быстро снял с нее свитерок и лифчик. Грудь была не плоха, но у Женечки — лучше… Я начал целовать и посасывать ее крупные сосочки и нежно разминать ее сисечки. Наташа послушно сидела на диване, откинув голову назад. Долго возиться с ее сиськами мне не хотелось. Я приподнял Наталью Андреевну, и как в прошлый раз с Евгенией Александровной, снял с нее трусики, колготки и юбку. Наташка была по своему красива, хотя уступала по многим показателям Женечке… Волос на пизде и ее окрестностях, у Наташки было больше. Это все напоминало старый, заброшенный сад с зарослями вокруг колодца, которым был нужен садовник и толковый хозяин.
И я взялся за работу. Снова разложил диван и Наташку на нем. Раздвинул ей пошире ножки и стал осматривать ее «сад» и «заросший колодец». «Колодец» был немного мокроват. Быстро надев презерватив, попутно лаская Наташку, я поднес свое возбужденное «палено» к ее «колодцу» и стал медленно входить в него. Вход в Наташкин «колодец» был тесноват для моего «палена» и я поднажал посильнее…
В это грешный момент вспомнилась заповедь из КНИГИ, что нужно входить тесными вратами, ведущими в жизнь…
Мне нравилось тесное вхождение в Наталью Андреевну. — Ой-ой-ой, больно, — ой… сладостно простонала Наташка, и я был уже глубоко в ее «колодце». Улегшись поудобнее я начал целовать ее губы. Она умело и вкусно мне отвечала.
Оторвавшись от ее поцелуев, я начал в быстром, жестком темпе ее ебать… — Ой-ой-ой, больно, снова простонала Наташка. Я немного утих, и снова мы слились в поцелуе. Небольшая передышка, и я начал «вбивать» Наташку в диван. Наташка начала приятно постанывать. Я остановился и ртом начал ласкать ее сисечки — «райские плоды ее сада». Наташке это нравилось. Наигравшись с ее грудками, я стал на колени и привлек Наташку к себе. Очень хотелось все повторить, как с Евгенией Александровной. Наташка нежно обняла меня, и я вошел в нее. Сидя на моем «полене» Наташка медленно пыталась подмахивать, но видно не тот темперамент. Женечка темпераментнее и активнее будет… Я взял руками Наташку за ягодицы и стал задавать темп. Она начала ускоряться и тяжело дышать…
Отпустив ее, я перевернул ее на животик, как делал с Евгенией Александровной, и начал ласкать ее задик. Ее пышненькие ягодички, напоминали мне два румяных каравая, только что вынутых из печи. Я с наслаждением начал целовать и мять эту красоту, целовать и поглаживать ее спинку, плечеки, шейку. Затем приподнял ее задик и поставил Наташку на четвереньки. Полюбовался ее «заброшенным садом с зарослями вокруг колодца», я поласкал ее рукой между ног. Наташка была мокренькой, и я быстро вошел в нее. Начал в среднем темпе входить в нее. Руками я разминал, потягивал, покручивал ее сиськи. Наташка, приятно постанывая, стала подмахивать мне своим аппетитным задком. В ее «колодце» послышалось чавканье. Я остановился, и Наталья Андреевна начала энергично насаживаться на мое «полено».
Очень хотелось кончить. Я взял Наташку за бедра и ритмично доебал ее, обильно заполнив спермой презерватив.
Выйдя из Наташкиных зарослей, я снял презерватив. Наташка устало легла на животик. Я придвинулся к ней, погладил ее по мягкой попе и нежно поцеловал в ягодицы. Наташка повернула ко мне свое усталое, но счастливое лицо, поцеловала меня и стала быстро собираться…
Прощаясь, мы нежно обнялись и поцеловались. Наталья Андреевна задумалась и сказала, что, наверное, придет в субботу ко мне вместе с Евгенией Александровной…
Субботние встречи. Суббота третья
Прошла еще одна неделя и наступила суббота. Мои «девчонки» снова пришли ко мне и принесли несколько бутылок вина…
Женечка и Наташка очень любили читать, и на данном этапе они зачитывались книгами одного писателя эротических произведений и были в восторге от его писанины, особенно от описания сцен орального секса…
Расположившись в комнате, как родные люди, мы выпили немного вина. Я пил мало, в основном наливал девчонкам. Когда они разогрелись, снова зашел разговор об оральном сексе в литературе и в жизни…
Евгения Александровна, как самая смелая и решительная, деловито озвучила нам план действий на сегодня…
Девчонкам хотелось попробовать орального секса (раньше не было возможности, а сосать хуи у постоянно больных мужей не очень хотелось).
Они хотели поласкать и пососать мой член, и побольше с ним поработать, а я чтобы ртом проработал их писечки, а потом трахаться без презерватива, так как живой хуй приятнее, а сосиску в оболочке в себя они могут и дома вставить.
А в прошлые разы была просто ебля, хотя и нормальная, но их душа требует романтики, ласки и разнообразия.
Я охотно согласился на это предложение, хотя не являюсь сторонником оральных утех, а предпочитаю использовать части тела по их прямому назначению. Но быстро разделся первым.
Девчонки зарумянились, глазки их заблестели, и они деловито, как на приеме у врача, быстро сняли с себя всю одежду. Стоя мы осмотрели друг друга, демонстрируя свои достопримечательности, и решили разыграть на монетке, кто будет сосать мой хуй — орел, кому я буду ласкать пизденку — решка. Возражений не было.
Евгения Александровна свою писечку слегка подбрила и облагородила, ножки проэпилировала, а Наталья Андреевна, осталась в «зарослях», как в прошлый раз. Мы переглянулись с Женечкой и решили уговорить Наташку побрить ее «наташку». Она согласилась. Я выдал ей бритвенные принадлежности и проводил в ванную. От помощи она отказывалась, но я напросился помогать. Усадив ее на полочку в ванной, я раздвинул ее пухленькие ножки и покрыл пеной для бритья все ее заросли. Волосатая пизда в белоснежной пене для бритья — это шедевр, достойный кисти великих художников…
А я, как заправский пиздобрей, начал бритвой поэтапно удалять растительность в ее укромных местах. Наташка сидела, закрыв глаза и немного приоткрыв ротик. Хуй у меня сильно стоял, и я прервав бритье, начал оральный секс с Наташки, поднеся свой возбужденный член е ее приоткрытому ротику. Она сначала не поняла, но быстро сообразив, нежно взяла головку члена своими пухленькими губками и стала неспешно посасывать его. Успевая при этом делать комментарии, говоря, что мой возбужденный хуй, похож на гриб с красной головкой растущий на темной траве моего лобка. А яйца ей напоминали, упавшие в траву каштаны. Все это она нежно гладила и целовала.
Оторвавшись от Наташки, и оставив ее приводить себя в порядок самостоятельно, я решил уделить внимание Евгении Александровне. Войдя в комнату, я увидел обнаженную Женечку с книгой в руках…
Снова — шедевр. Обнаженная с книгой…
Я приблизился к Женечке и начал целовать ее в губы, одной рукой поглаживая ее по попке, а другой, разминая сисечки. Она руками дрочила мне хуй и мяла яйца. Затем присела, рассмотрела мой возбужденный член с красной головкой и стала нежно его целовать и посасывать, как дети едят мороженое «Эскимо». Иногда, отрываясь от него, она рукой поглаживала и мяла мне яйца, поглаживала меня в промежности, увлеченно рассматривая мой стоячий член.
Тут вернулась Наташка. Бритая пизда, ее сильно освежила…
Мы быстро побросали одеяла и подушки на пол. Я подошел к Наталье Андреевне, и мы немного поцеловались в губы. Затем я опустился на колени и стал целовать ее пухленький животик, заведя руку между ее толстеньких ножек…
Взял ее за руки, поставив на колени, аккуратно уложил попой на большую подушку. Раздвинул ей ножки. Ее помолодевшая, выбритая пизда, смотрелась, как домашний пирожок…
Я снова начал целовать низ ее животика, медленно продвигаясь к ее влажной дырочке, начал полизывать языком ее губки, входить языком внутрь, снова переходить к губкам, целовать бедра и все окрестности ее пизды…
Евгения Александровна за нами с любопытством наблюдала, и все ближе приближалась ко мне.
— Дай мне немного попробовать — тихо попросила она.
Я отошел, и Женечка ртом прильнула к Наташкину источнику. Оценив обстановку, я зашел с тыла к Женечке и быстро всадил свой хуй в ее влажную пизденку…
Наташка лежала неподвижно, попкой на большой подушке, Евгения Александровна вылизывала ей «пирожок», а я ебал Женечку сзади…
Остановившись, в вышел из Женечки и сменил ее у Наташкина «пирожка». Наталья Андреевна была вся мокрая от слюней и собственных выделений, и я вошел в ее тесный «пирожок», на этот раз побыстрее и полегче. Наташка слегка застонала. Началась приятная ритмичная ебля.
Женечка легла рядом с Наташкой и широко расставила ноги. Рукой я начал дрочить ее влажную дырку. Женя начала нежно целовать Наташку в губы, та ей охотно отвечала, а я вгонял в нее свой хуй. Вспомнив, что Наташа хотела пососать мой хуй, я вышел из нее и поднес хуй к ее рту. Она начала нежно его целовать. К нам присоединилась Евгения Александровна.
Мне очень хотелось кончить. Но в кого?
Я снова вошел в Наталью Андреевну. Она начала старательно мне подмахивать, и я быстро кончил, выстрелив ей внутрь несколько раз спермой…
Остановившись я вынул из нее свой обмякший хуй, посмотрел на ее мокрую, румяную пизду — пирожок, из которого сочилась сперма, как свежий заварной крем.
А Женечка взяла мой хуй своими губами и стала высасывать из него остатки спермы…
Немного устав от сексуальных утех, мы решили передохнуть и перекусить.
Все голенькими пошли на кухню пить вино и подкреплять свои силы. Трапеза с голыми женщинами — это здорово. Наверное, так живут в Раю…
Целуясь, лаская друг друга и попутно поглощая вино и еду, мы немного передохнули. Мой член начал приподниматься и готовится к работе.
Я решил доебать Евгению Александровну, и повел ее в комнату, разложил ее попкой на подушке, раздвинул шире ножки, и расцеловал ее влажную пизденку. Подошла Наташка и я привлек ее к Женечкину источнику. Наташка послушно начала работать язычком.
Женечка лежала, закрыв глаза. Я был готов войти в нее.
Когда Натаха насладилась «женечкой», пизда у Евгении Александровны стала очень мокрой, и я буквально влетел в нее, и начал в быстром ритме, с новыми силами работать на ней.
Наташа лежала рядом, и я привлек ее к себе и стал целовать ей сиськи. Кратковременно, выйдя из Женечки, я азартно вошел в Наташкин румяный «пирожок», немного побаловал Наташку и вернулся к Евгении Александровне. Ускорился и стал приближаться к финишу. Спермы Женечке досталось мало, но она была и этому довольна…
Выйди из Женечки я улегся рядом с девчонками, и мы нежно обнявшись, утомленные заснули…
Субботние встречи. Суббота четвертая
Евгении Александровне очень понравились наши встречи, и в субботу она снова пришла ко мне.
Мы уже обжались по-родственному, без условностей. В прихожей я полностью ее раздел и разделся сам, сопровождая весь процесс раздевания нежными и страстными поцелуями.
Голенькими, мы пришли на кухню, и выпили по бокалу вина. Женечке я наливал вина больше…
Расслабившись, она сказала, что очень довольна нашими встречами, стала лучше себя чувствовать и желает продолжения нашего общения. А дальше стала рассказывать мне о еще одной своей подруге — Ларочке, которую я немного знал и она мне нравилась. Евгения Александровна сказала, что Ларочка тоже давно толком не еблась и надо бы ей побывать у меня в гостях. Я не возражал и назначил «прием» на следующую субботу. Женечка была рада, что дело подруги улажено. Выпив еще немного вина, мы перешли в комнату к дивану. Я разложил его и, приподняв Женечку на руках, поцеловав ее, нежно уложил ее на спинку. Евгения Александровна была, как всегда, очень хороша. Сразу входить в нее не хотелось, моя и ее душа требовали «духовного» общения.
Евгения Александровна любила читать книги, где было много эротики. Я осторожно поинтересовался, наверное, она при чтении сильно возбуждается и ласкает себя? Женечка честно сказала, что любит «заниматься собой» и делает это раза три в неделю. Муж у нее часто болеет, а супружеский секс один раз в месяц, а то и в два, заставил бы ее выть на Луну, а ебаться с кем попало ей не интересно. И сама стала развивать тему мастурбации. Незаметно перейдя в кресло, и удобно усевшись в нем, она стала откровенно рассказывать и нежно показывать, как она мнет себе сисечки, ласкает клитерок, мнет попочку…
Я стоял рядом. Одной рукой мял себе яйца, другой подрачивал возбужденный член, который красной головкой наблюдал за Евгенией Александровной.
«Член Партии» подумал я, рассматривая свой возбужденный хуй. Интересно, кто придумал называть всевозможных партийных участников «членами», и в какой момент жизни и «борьбы за счастье народа», это пришло ему в голову. А почему теток называют «член партии»? Ведь это не правда. Теток нужно называть «щель партии» или «гнездо», тогда это будет справедливо. И называть всех собравшихся «члены и щели партии». А фантазия рисовала мне картины, всевозможные картины членов партии, от сильно возбужденных, холеных до опавших и ссохшихся разнокалиберных хуев, ждущих куда их засунут их «хозяева». Ну все как в жизни — партактив и рядовые, ссохшиеся участники…
Но быстро вернувшись в действительность, я приблизился к Евгении Александровне, сел рядом и стал помогать ей, ласкать себя и меня.
Наш сеанс напоминал сцену из фильма о приеме у психотерапевта. Я сказал Женьке об этом и рассказал свои мысли о «членах партии». Она сильно, истерически расхохоталась. Это веселье заставило нас перейти на диван. Женечка меня нежно поцеловала, а я стал поудобнее ее раскладывать на диване, чтобы начать «сеанс лечебного секса»…
Мой «член партии» был сильно возбужден, и по словам Наташки, похож на гриб с розовой шляпкой, а яйца на упавшие в траву каштаны. Я сказал об этом Женечке. Она мило заулыбалась и пожелала Наташке удачи…
Раздвинув Евгении Александровне ножки, поласкал ее аленький, влажненький «бутончик» ее писечки. Осторожно поднес «шляпку» моего гриба к ее «бутончику», и с наслаждением начал раздвигать «лепестки бутончика», медленно вводя «шляпку» в мокрую дырочку.
Лицо Евгении Александровны было очень красивым — закрытые глазки, приоткрытый ротик, румяные щечки и ушки, нежная шейка…
Насладившись это красотой, я быстро вогнал «шляпку» по самые «каштаны» и начал технично двигаться на Евгении Александровне. Она, широко раздвинув ножки, охотно мне подмахивала. Внутри у нее все сильнее стало плямкать, как у старого оратора в конце речи за трибуной. Томным голосом Женечка попросила не останавливаться и быстрее кончить в нее. Выполняя «пожелания народа», я ускорился и впустил несколько струй спермы в Евгению Александровну. Подождал, успокоился и вынул член. Женькина пизда была обильно влажной со следами спермы на ней. Улегшись рядом с Женечкой я немного поласкал ее нежно целуя и получая ответные поцелуи.
Немного успокоившись, Евгения Александровна сказала, что у нее мало времени и куча дел. Быстро привела себя в порядок, и нежно поцеловав меня на прощание, сказала, что в следующую субботу придет с Ларочкой…
Субботние встречи. Суббота пятая
В субботу Евгения Александровна и Лариса Викторовна, чинно пришли ко мне домой.
Галантно встретив милых дам, дав им снять верхнюю одежду и привести себя в порядок, я проводил их в комнату к книгам. Женечка стала предлагать Ларочке разные книги, Ларочка с интересом просматривала их…
Вдруг Женечка сказала, что ей срочно нужно нас покинуть, и что она оставляет Ларочку в надежных руках, спешно удалилась.
Ларисе Викторовне было прилично лет за сорок. Это была холеная, симпатичная, малообщительная блондиночка. С Женькой она дружила давно, и та рассказывала мне, что Ларочка один раз недолго была замужем, но быстро развелась, да и наверняка не имеет тяги к хорошей ебле и не знает в ней толка, а сейчас Лара живет со старенькой мамой в маленькой двухкомнатной квартире и наверняка, давно мечтает поебаться…
Оставшись с Ларой наедине, мы начали беседовать на разные темы. Ларочка охотно делилась своими мыслями и впечатлениями о фильмах, спектаклях, книгах…
Я постепенно подступался к ней, легко обнимал, поглаживал ее плечики, пухленькие ручки, легко притягивал ее к себе, обнимая все крепче. Ларочка не особо сопротивлялась, но и не особо шла на меня. Я начал целовать ее руку, пальчики, нежно поглаживать ее мягенькую спинку. Постепенно приблизился губами к ее щечке, нежно поцеловал. Лара стояла с флегматичным выражением лица. Я приблизился губами к ее пухленьким, румяным губкам и попытался их поцеловать. Ларочка отвернулась. Я снова поцеловал ее в щечку и ушко, обнял ее посильнее и взял руками за жирненький, мягкий зад. Снова привлек ее к себе и попытался поцеловать ее в губы, она опять отвернулась, и я поцеловал ее в нежную шейку…
Флегматичное выражение начало постепенно покидать Ларочкино личико. Оно зарумянилось, в глазках появился блеск. Я взял губами ее пухленькое румяное ушко и начал языком ласкать его, руками начал мять ее упакованные в лифчик и покрытые свитером сиськи.
Ларочка постепенно начала млеть. Я настойчиво впился губами в ее губки и Ларочка медленно начала мне отвечать…
Я залез ей под свитер, расстегнул лифчик. Ларочка испуганно вздохнула…
Я страстно целовал ее в губы, щеки, шею…
Быстро снял с нее джинсы и трусики. Лара пыталась препятствовать этому, но было поздно. Джинсы и трусики опущены до колен и ее животик прикрывает только свитерок.
Я приподнял Ларису Викторовну на руки, отнес и уложил ее на диван. Снял с ее ножек джинсы и трусики, и начал гладить ее ляшечки, животик, лобочек, касаться зажатого ляшечками бутончика ее пизды. Пизда у Ларочки была «блондиночкой».
Задрав свитер и накрыв им Ларочкино лицо, я освободил ее сиськи от «тюбетеек» лифчика. Доечки грациозно вышли из него. Потянув лифчик к свитеру, я снял их через приподнятые Ларочкины руки. Тело было освобождено от одежды.
Я быстро разделся и улегся рядом с Ларисой Викторовной. Ее упитанные сиськи с большими сосками манили меня, и я начал страстно их целовать, мять, растягивать. Ларочка с наслаждением закрыла глаза и получала радость от общения.
Я перешел к целованию ее округлого, жирненького животика, попутно раздвинул ей ноги и стал рукой гладить ее «блондиночку», там было сухо…
Я перешел к ляшечкам, стал целовать их и наслаждаться видом аккуратного маленького бутончика ее пизды — аккуратной маленькой пизденки не рожавшей женщины (у Ларочкиных подруг — Женечки и Наташки было по одному ребенку, у Ларочки этого не случилось…).
Я начал аккуратно играть с этим бутончиком, раздвигать губки, пальчиком нежно прорабатывать дырочку. Пизда была сухой…
Хорошо, что у меня были презервативы в обильной смазке. Быстро натянув резинку на свой возбужденный член, я расставил по шире Ларочкины ножки и стал входить в ее «блондиночку», решив выполнить свою «миссию» в миссионерской позе. Головка члена тесно входила в Ларочку. В это грешный момент, снова вспомнилась цитата из КНИГИ — «Входите тесными вратами, ведущими в жизнь… «. Я подналег. Ларочка вскрикнула — Ой, Мама, больно, мама, ой, Ой…
Немного, сладастно застонала, и я полностью вошел в ее тесные врата…
Ларочкино личико становилось все красивее…
Я помял ее доечки, погладил животик, и поудобнее расположившись на Ларисе Викторовне, стал неспеша, с наслаждением ее поебывать. Она страстно застонала, и скрестила свои ножки на мне. Я начал ускоряться, рукой иногда проверять состояние ее пизденки. Ларочка постепенно начала мокреть…
Я Широко раздвинул ее ножки и стал активно ее «вспаховать». Лариса сказала что ей больновато и попросила побыстрее кончить. Мне же хотелось довести пизду до сильного чавканья. Я остановился. Поцеловал ее в губы. Ларочка робко и неумело ответила мне. Я перешел к поцелуям ее шейки, ушек, гладя и разминая придавленные мною сисечки. Оторвавшись от поцелуев, я в ускоренном темпе начал доебывать Ларису. Она начала робко подмахивать мне…
Начали раздаваться робкие звуки чавканья в ее пизденке. Это меня вдохновило. Я снова перешел к страстным поцелуям. Ларочка, румяная и красивая, охотно отвечала мне. Я продолжил двигаться в ее пизденке. Решающее ускорение, и сперма в презервативе… Я утих и медленно вышел их Ларочкиной влажной «блондиночки» и лег рядом с Ларисой. Моя «миссия» в миссионерской позе была выполнена. Ларочка благодарно помяла моего «трудягу» и погладила мне яйца, облегченно вздохнула и стала собираться уходить. Я не препятствовал. Будет время и желание, я всегда пообщаюсь с ней…
Перед уходом, мы по дружески поцеловались, Ларочка призадумалась, и сказала, что было неплохо… Может быть встретимся еще…
Субботние встречи. Суббота шестая
В пятницу Евгения Александровна отыскала меня на работе и сказала, что Ларочка хочет в субботу ко мне забежать на минутку. Я согласился. Женечка слегка зарумянилась и сказала, что и она бы забежала, да и Наташке надо…, но это в другой раз…
В субботу Лариса Викторовна была у меня. С порога мы начали нежно целоваться. Я быстро в прихожей раздел ее, причем сразу догола и быстро разделся сам. Ларочка послушно дала мне все это сделать.
Теперь она охотно целовалась, давала себя разнообразно ласкать и обнимать свою спинку, мягкую попочку, поглаживать гладенький животик, целовать, посасывать и жадно мыть ее великолепные доечки… Сама она нежно поглаживала мой возбужненный член, мяла мои яйца, затем начинала дрочить мне хуй. Глаза у Ларочки при всех этих действиях были закрыты…
Ее аккуратненькая и маленькая «блондиночка» была уже мокренькой…
Я взял Ларочку на руки и отнес в комнату к дивану. Быстро, по — хозяйски поставил ее «раком», пошире расставил ей ножки и резко вошел в ее тесненькую пизденку.
Лариса Викторовна сладостно застонала: — Ой, больно, мама… мама, да, да… ааа…
Я стал подтягивать за бедра Ларочкин зад плотнее к себе, пытаясь быть как можно глубже в ней. Ларочка возбуждающе постанывала.
Приняв устойчивое положение, я начал неспешно работать хуем в Ларочкиной «блондиночке», наслаждаясь теснотой ее пизденки, постепенно ускоряя темп.
Лариса Викторовна начала охотно подмахивать мне своей румяненькой, полненькой попочкой. Я взял ее руками за отвисшие, шикарные доечки. Зажал сосочки между пальцев и начал буквально «доить» ее, как крестьяне доят коров. Ларочке, похоже, это нравилось. Она издавала звуки, похожие на мычание и еще аппетитнее подмахивала мне…
Ебя похорошевшую Ларочку, я закрыл глаза. Перед глазами у меня постоянно сменяя друг друга, появлялись голенькие Женечка и Наташка…
Пизденка Ларисы Викторовны стала все громче чавкать. Я решил особо не утомлять ее длительной еблей, и постепенно увеличив «нагрузку», быстро кончил ей внутрь, обильно заполнив ее спермой…
Немного затих и медленно вышел из ее пизды, обильно сочащейся спермой и Ларочкиными выделениями… Нежно и аккуратно усадил Ларочку на диван.
Приблизился к ее похорошевшему личику, и мы слились в нежном, вкусном поцелуе. Я поглаживал ее между ног, размазывая выделения по ее промежности, волосатому лобку и внутренней поверхности бедер. Ларочка послушно все это принимала, страстно целуя меня.
Еще немного поласкав друг друга, Лариса Викторовна быстро нагнула свою растрепанную голову и поцеловала мой отвисший хуй, аппетитно чмокнув при этом. Хуй на поцелуй ответил вставанием, и я задержал Ларочкину голову у вставшего члена. Лара с удовольствием начала его облизывать, посасывать, целовать, как бы выражая свою благодарность… Затем одной рукой дрочила мне хуй а другой мяла мне яйца, с интересом наблюдая за членом.
Я страстно разложил Лару на полу и снова ворвался в ее сочную пизду… Развел ей пошире ножки и стал яростно ебать ее, периодически целуя ее в губы и разминаяя ее роскошные сиськи. Ларочка лежала закрыв глаза и страстно похрипывая подмахивала мне. Пот обильно покрывал нас. Мы все были буквально, как после дождя.
Кончив, я слез с Ларочки, поцеловал ее в потненький животик, полюбовался ее «потненькой блондиночкой» и улегся рядом, нежно обняв ее.
Немного успокоившись, Ларочка резко встала и удалилась в ванную. Быстро привела себя в порядок и уже счастливая и сияющая Ларочка, поцеловав меня на прощание, удалилась, пообещав иногда меня навещать…
Поскольку такой «сексуальный конвеер» долго продолжаться не мог, все его участники это отлично понимали, и постепенно, «наобщавшись вдоволь» мы естественно прекратили наши «субботние встречи», оставшись хорошими знакомыми с общими, приятными воспоминаниями о проведенном времени…
Судьба улыбается, судьба плачет
Они лежали в постели, отдыхая после долгих любовных игр. Ее пальцы перебирали его длинные волосы. А он дремал. Потом она наклонилась и игриво укусила его за ухо. Ее рука недвусмысленно нырнула под одеяло.
— Малыш… — Пробормотал он. — Я ничего не имею против наших забав, но ты должна мне давать хоть немного отдыха. Возраст у меня совсем не юношеский, чтобы несколько раз кряду тебя ублажать.
— Ой да ладно тебе! — Она шутливо шлепнула его по груди. — Ты мне все время поешь эту песню, не действуют на меня такие слова! А кто позапрошлой ночью меня вертел, как хотел? И что-то никакого возраста заметно не было! Я кончила раз десять, как не больше! Да и ты тоже… Ну, не десять! Но и не один!
Он улыбнулся. Что ни говори, приятно, когда молодая любовница говорит такие вещи.
— Любимая… — Он сладко потянулся. — Каждому мужику хочется услышать что-то подобное от своей милой. Но давай будем объективными. Мне тридцать девять, а тебе восемнадцать. У тебя все только начинается, твое чувство лишь начинает просыпаться. А у меня, скорее, увядает. Это последние всплески мужских возможностей.
— Конечно-конечно, — мурлыкнула она. — Давид, не морочь мне голову. Последние вспышки… Я знаю некоторых молодых, по сравнению с которыми ты просто маньяк сексуальный. Все ж от темперамента зависит, а он у тебя восточный.
— Люда, — Давид поморщился. — Я же тебя просил: давай обойдемся без этих намеков на твой богатый сексуальный опыт. Не все мужчины адекватно воспринимают информацию, что они далеко не первые.
— Замолчи! — Прошептала она и, чтобы он не возразил ей, закрыла ему рот губами.
Поцелуй затянулся минуты на две. Целовалась Люда упоенно, страстно, горячо. Давид был не совсем прав. Он во многом стал первым. Хотя бы в том, что это был первый мужчина, поцелуй с которым сводил ее с ума до сих пор, год спустя после первого свидания. Это был первый мужчина, рядом с которым она испытала безумное, сжигающее дотла наслаждение
А еще — это был первый мужчина, который научил ее не стесняться даже самых диких желаний.
"В постели нет ничего запрещенного", — часто говорил он. И она реализовывала все свои самые дерзкие фантазии. Однажды ей приспичило заняться любовью в ванной из шампанского. Давид только кивнул и вышел на улицу. Через полчаса он вернулся с ящиком "Белого танца".
— На целую ванную тут не хватит, — заметил он, — но мы его разбавим водой. Совсем чуть-чуть…
Именно там, в ванной, благоухающей вином, она первый раз испытала множественный оргазм. Судороги радости снова и снова швыряли ее вверх к звездам — и она орала, орала во всю силу своих легких, ничуть не задумываясь о том, что в два часа ночи может разбудить всех соседей.
А потом она, хохоча, поливала голого Давида из бутылки, а тот только улыбался:
— Смотри, Людка, потом заставлю всего облизать, не отвертишься!
— А может, это тоже моя эротическая фантазия?
— Тогда реализуй ее.
Она опустилась на колени и начала ласкать Давида так неистово, что он не сдержался уже через пять минут.
— Простите сударь, — лукаво улыбнулась она, вытирая губы, — я хотела, конечно, облизать вас всего, но решила начать с наиболее выдающейся части вашего тела.
— Да я как-то не в претензии, — ответил он, тяжело дыша. — Ох, Люда-Люда, до чего ж ты восхитительная девочка…
— А ты — изумительный мужчина.
— Не льсти.
— А ты не дури.
Сам Давид про свои фантазии отмалчивался, несмотря на все попытки выведать, какие страсти терзают ее любимого. Но однажды, когда они возвращались из ресторана, отмечая сто дней своего романа (идея принадлежала Давиду), она все-таки добилась своего.
Навстречу им попалась подвыпившая троица. Молодой человек фактически тащил на себя двух девиц. Одна из них чуть ли не спала у него на плече, еле переставляя ноги, а вторая все порывалась расстегнуть куртку своего спутника.
— Потерпи, солнце, потерпи, — бормотал юноша. — Сейчас дойдем до дома, и вы меня разденете, и я вас…
— Кажется, у парня намечается веселая ночь, — заметил Давид.
— В таком состоянии, боюсь, он сможет только весело храпеть, — съехидничала Люда. И осеклась, увидев задумчивый взгляд, которым ее милый проводил попавшуюся им тройку. — Давидушка… А уж не завидуешь ли ты ему?
Тот только неопределенно хмыкнул.
— Давай-давай, развратник, колись! — Не отставала Люда. — Неужели тебе было бы неприятно, если б тебя ублажали две девушки?
— В моей практике такого не было, — ответил он и перевел разговор на другую тему.
Но голос его при этом все-таки чуть-чуть дрогнул.
К его дню рождения в декабре она готовилась тщательно. Во-первых, настояла на том, что они отметят его вечером в ближайшую субботу после праздника. Во-вторых, потребовала, чтобы никто не вздумал украсть его на этот день.
— Да ты что, Людка, — засмеялся Давид. — Кому я нужен?
— Бывшей жене, например, — не удержалась она.
Он сразу помрачнел.
— Не волнуйся, малыш. Уж кто-кто, а она меня явно не вспомнит.
О своей бывшей семье он всегда говорил неохотно. Людка только знала, что женился он в двадцать пять, а через девять лет развелся. Жена гуляла от него много и часто, Давид сначала терпел, а потом послал все куда подальше и подал на развод.
А еще она знала, что у него есть сын. Пожалуй, один из немногих людей на планете, которых Давид по-настоящему любил. Он встречался со своим ребенком нечасто, но каждый раз это был день, когда Давид просто исчезал из этой жизни для всех. И даже для нее.
— Я все понимаю, — говорила она, хотя на душе скреблись кошки. Она не имела права ревновать. И все-таки ревновала. А еще — она сама не хотела себе в этом признаваться, но ведь правду не утаишь — с недавнего времени у нее начало появляться безумное желание: забеременеть от Давида. И хотя она всеми силами старалась загнать эти мысли глубоко внутрь, они появлялись снова и снова. И что делать с ними — ей было неизвестно. Ни с подругами не посовещаться — в этом городе их не было, ни тем более, с родственниками. Ее родители осталась за несколько сотен километров отсюда, с облегчением вздохнув, когда узнали, что дочь поступила в университет, и только изредка напоминая о себе почтовыми переводами или телефонными звонками.
Да, мама, у меня все хорошо, учусь, спасибо, что помогаете с деньгами, нет, приезжать не надо. Романы у меня? Ну что ты, мама, я учусь, мне не до романов…
Она так привыкла повторять матери заученный монолог, что даже иногда не особенно вслушивалась, о чем спрашивает ее родительница. Но не говорить же маме, что у нее неожиданно вспыхнул роман с тридцативосьмилетним мужиком?
Тридцать девять Давиду стукнуло в среду. А в субботу он, как и обещал, позвонил в дверь.
— Ты оригинален, — заметила она, принимая от него охапку роз. — Дарить цветы в СВОЙ день рождения — как минимум забавно.
— Ты тоже… оригинальна, — хрипло сказал он, не сводя с нее восхищенного взгляда.
Люда довольно усмехнулась. Ее наряд составляло нижнее белье и сапоги с высокими голенищами. Она долго думала, как бы эффектнее встретить любимого и, кажется, идея удалась.
— То ли еще будет, милый, — лукаво подмигнула она. — Заходи в комнату, там подарок.
Посредине зала стоял огромный картонный ящик, перевязанный алой лентой.
— Господи, что ты такое притащила? — Изумился Давид.
— А ты открывай, — подтолкнула она его к ящику.
Лента быстрой змеей соскользнула на землю, а из ящика, широко улыбаясь, вышла симпатичная мулатка. Она прошла мимо Давида, легко коснувшись его щеки, и встала рядом с Людой.
Вместе девушки смотрелись просто потрясающе. Мулатка в белом белье и Люда в черном составляли такое восхитительное сочетание, что Давид, пытаясь что-то сказать, только закашлялся.
— С днем рождения, — промурлыкала Люда.
— С днем рождения, — эхом отозвалась мулатка.
… На следующий день Давид с трудом продрал глаза часам к двенадцати. Мулатки в постели не было. А в изголовье кровати сидела Люда.
— Тебе хорошо, милый?
— Это было что-то невероятное… Хотя… Все-таки, наверное, надо было предупредить.
— Не получилось бы сюрприза — это раз. А, во-вторых, ты бы стал отбрыкиваться, я знаю! Ты помешан на том, чтобы я не испытывала дискомфорта… Кстати, милый, чтобы ты знал: мне тоже понравилось…
Давид так и не узнал, что мулаткой оказалась вызванная Людой проститутка. Интернет предоставил возможность большого выбора.
По молчаливому уговору, Давид никогда не спрашивал, откуда взялся "подарок", хотя, наверное, догадывался — не глупый же мужик.
Они никогда не говорили о возможном совместном будущем. Хотя Люда и жила у Давида последние три месяца, она не испытывала никаких ложных надежд. Давид не был похож на человека, готового вторично вступить в брак. Поэтому она просто старалась загнать такие мысли как можно глубже, точно так же, как и свои соображения насчет совместного ребенка.
Получалось это все хуже и хуже. А говорить на эту тему с Давидом она не хотела: просто боялась, что он сбежит от нее.
… А в итоге получилось, что сбежала от него она.
Люда никогда не верила в возможность обучения за рубежом. Университет, конечно, практиковал обмен студентами, но перспектива уехать в другую страну казалась такой зыбкой и несбыточной…
И все-таки, как показало время, даже невозможное возможно.
Самое смешное — Давид сделал все для того, чтобы помочь ей уехать.
— Любовь проверяется временем. А учеба за рубежом — это твое будущее. — Вот и все, что он сказал на ее замечание о предстоящей разлуке длиною в год.
Именно Давид разбирался с бумажной волокитой, необходимой для оформления документов. Это с его легкой руки (и благодаря многочисленным знакомствам) ей удалось пройти все комиссии просто в рекордные сроки.
Несколько месяцев легко умещаются в нескольких строчках, да и память человеческая — такая забавная штука, что хранит лишь осколки событий. Для Люды вся эта неразбериха слилась в какой-то цветной вихрь. Она сама потом с трудом вспоминала, как произошел ее отъезд из страны.
И лишь только глаза Давида она не могла забыть… Удивительно добрые и грустные глаза, в которых смешались покорность судьбе, забота о ней и невыносимая тоска.
Она улетала в конце августа. Напоследок Давид закатил ей банкет в одном из самых крутых ресторанов города. Они почти не говорили, просто пили вино и смотрели друг на друга, смотрели, не в силах произнести даже "люблю". Уж слишком странно прозвучало бы это слово именно сейчас, когда до расставания оставались всего лишь сутки.
Последнюю ночь они не сомкнули глаз. Давид любил ее горячо и страстно, вновь и вновь заставляя кричать от восторга. Задремали они только под утро, а уже через два часа их поднял звонок будильника.
— Пора, малыш, — он тронул ее за плечо. На тумбочке рядом с кроватью стояла чашка горячего кофе.
— Уже? — Сонно пробормотала она.
— Уже, — тихо ответил он.
Всю дорогу до аэропорта он молчал и только обнимал ее крепко-крепко. И лишь когда объявили регистрацию рейса, глухо обронил в сторону:
— Год — это много. Очень много, малыш. Я не могу, не имею права ничего от тебя требовать… Просто… Просто знай: я жду тебя здесь. Но если ты влюбишься там… Скажи мне об этом, хорошо? Я взрослый человек: истерик закатывать не буду. Обещаю.
Она лишь покачала головой.
Последний поцелуй был, наверное, самым сладким из всех… Она с сожалением оторвалась от его губ и прошептала:
— Береги себя. Ты нужен мне. До встречи.
… Жизнь за рубежом захватила ее и понесла по своей колее, да с такой скоростью, что только успевай оглядываться. Новые впечатления, новые друзья, новые встречи…
Однажды она поймала себя на том, что уже давно не проверяла свою почту. Давид, наверное, сходил с ума.
Он писал ей чуть ли не каждый день. Рассказывал о своей работе, о снах, о людях, с которыми ему приходится встречаться.
Каждое письмо заканчивалось словами: "Люблю. Жду. Осталось немного".
Она отвечала ему где-то раз в неделю. Писала мало: не так много свободного времени было, да и домой она приходила довольно поздно — в первый же месяц удалось устроиться продавщицей в неплохой магазин, правда, работать приходилось с трех дня и до часу ночи.
Открыв почту, она обнаружила там кучу писем от Давида. В первых он был спокоен, но чем дольше ждал ответа, тем тоскливее становились его строки.
"Где ты, малыш? Я все понимаю: работа, учеба, люди… Но хоть иногда оставляй мне весточку: как ты? Меня просто наизнанку выворачивает от того, что ты молчишь".
"Прости, — отвечала она. — Дел невпроворот. Не волнуйся. Все хорошо".
Три раза за это время они созванивались. А потом прекратили по его просьбе.
— Я не могу, любимая, извини… Это очень тяжело: слышать твой голос и понимать, как ты невыносимо далеко. Просто пиши мне письма…
… А потом в ее жизни появился Мик.
Он не просто появился, а ворвался каким-то невероятным вихрем. Это был не человек, а сгусток энергии. Живя рядом с Давидом, она привыкла, что возле нее находится спокойный и уверенный в себе мужчина, для которого проблем почти не существовало.
Мик был полной противоположностью Давида. Он словно притягивал к себе сложные вопросы, которые решал шутя, даже не сильно задумываясь над тем, как он это делает.
Непоседливый, до невозможности ехидный, он умудрялся, казалось, быть в пяти местах одновременно. Душа компании, гитарист и пианист, красавчик, спортсмен, любимец преподавателей, баловень судьбы…
Его отец был председателем директоров крупной фирмы, мать — известным математиком. Он унаследовал от нее цепкий ум, а от отца — умение уговорить кого угодно и на что угодно. При желании этот человек мог продать дубленки жителям Африки.
По нему сохли чуть ли не все девочки университета. А глаз он положил именно на нее.
Сопротивлялась она долго. По ночам рыдала в подушку, потому что ее разрывало на части. У нее был Давид. Где-то там, далеко-далеко, какой-то призрачной тенью.
И был Мик. Здесь и сейчас.
Сердце требовало верности, тело — любви.
Сердце проиграло.
Когда она проснулась и обнаружила у себя в постели Мика, то вышла в ванную и там долго плакала. Полчаса, не меньше. Перед глазами мелькали картины прошлой ночи. Они с Миком пьют вино… В голове уже шумит, но это даже забавно… Мик целует ее в губы, Мик начинает раздевать ее, Мик резко входит в нее и она обхватывает его ногами, словно со стороны наблюдая за тем, как на кровати сплелись два разгоряченных молодых тела…
Поплакав, она вышла в комнату, села за компьютер и написала письмо всего из нескольких фраз.
"Я не выдержала. У меня появился любовник. Пойми меня и прости. Хотя понять ты не сможешь. Тогда только прости".
Ответа пришел на следующий день. Очень короткий и простой. Но она понимала, что в каждом слове кровоточит боль.
"Я постараюсь понять. И постараюсь тебя забыть. Не знаю, как, но постараюсь. Будь счастлива. Я завидую тому, кому ты отдала свою любовь. Время с тобой было самым восхитительным в моей жизни. Ты подарила мне невероятную сказку. Но сказки заканчиваются. Не буду говорить "люблю", это глупо. Но ты и без того знаешь, как я к тебе отношусь. Все это время я хранил тебе верность. Это не упрек, а просто показатель моего чувства. Ты — мир, который я потерял, и мир, который я приобрел. Его не вычеркнуть из сердца и не заглушить другими женщинами, сколько бы их еще ни было у меня. Прощай. И только одна просьба: не пиши мне больше, мне будет невыносимо больно".
Роман с Миком, вспыхнувший ярким пламенем, продлился всего три недели после того, как они оказались в постели. Мик не мог быть верен какой-то одной девушке, он жил от победы к победе. Слух о том, что у него есть еще кто-то, кроме нее, появился сначала зыбким отзвуком шепотка за спиной, потом многозначительными взглядами, которыми обменивались однокурсницы, и, наконец, признанием самого Мика. Он не извинялся и ничего не объяснял. Просто пришел и сухо произнес:
— Между нами все кончено.
Она долго кричала ему в лицо все, что думает о нем, периодически переходя на русский. Мик хладнокровно выслушал ее, а потом заметил ледяным тоном:
— Я надеюсь, теперь ты остынешь?
И, не дожидаясь ответа, развернулся и ушел.
Что она могла сделать? Написать Давиду и все рассказать? Глупее не придумаешь. Она даже не могла поделиться своей болью с подружками из университета: те наверняка скоро начнут тихо злорадствовать, ведь слухи разносятся быстро.
Весь мир сократился до каких-то минут. И за это время в ее голове пронеслись картины, связанные с Давидом.
Вот они знакомятся: незнакомый мужчина в дорогом костюме, наплевав на судьбу лакированных ботинок, подхватывает ее на руки и переносит через лужу. Лужа глубже, чем кажется на первый взгляд, и мужчина с легкой досадой смотрит на брюки, испачканные чуть ли не до колена.
Вот он только начинает за ней ухаживать: розы утром под дверью, машина под окном, улыбающийся ей знакомый незнакомец… "Я просто подвезу вас, прошу вас, не отказывайте мне в этом маленьком капризе".
Вот они целуются под дождем, не обращая внимания на косые взгляды людей, сгрудившихся под козырьком магазина. Им двоим дождь не помеха. Он даже придает поцелуям особый вкус.
Вот они первый раз занимаются любовью: безумие, захлестывающее с головой, страсть, отзывающаяся скрипом кровати, его крик радости и ее немного наивный вопрос: "А что же дальше?".
Вот они с мулаткой ласкают Давида…
Вот Давид смотрит ей в глаза, и в его взгляде — страсть, счастье и благодарность за восхитительную ночь.
Вот они в аэропорту…
И его слова… "Знай: я жду тебя здесь. Но если ты влюбишься там… "
И его последнее письмо: "Не пиши мне больше".
Следующие недели тянулись медленно, как мед, стекающий с ложки. Люда завела привычку вычеркивать дни, оставшиеся до отъезда. С Миком она больше не встречалась, а на поползновения других мужчин откровенно огрызалась.
Обратно в Россию она возвращалась, все еще надеясь на что-то, на какое-то чудо, прихоть судьбы, на невероятный поворот событий — ведь все бывает в этом мире.
Она не стала предупреждать о своем визите, даже сама не зная, почему, а просто пришла к нему в квартиру и позвонила в дверь. Ей открыла невысокая красивая женщина лет тридцати и окинула подозрительным взглядом.
— Вы к кому?
— Простите, меня просили передать Давиду на словах…
— Давида сейчас нет, он в командировке, если хотите — передайте мне.
— Тогда скажите… Скажите, что… — Она еще пару мгновений стояла на пороге, а потом ушла, так и не договорив до конца фразу. Да и что она могла сказать женщине, которая живет в доме Давида?
Кем она ему приходится? Впрочем, какая теперь разница? Люда шла по улице, с трудом сдерживая слезы.
… А потом неожиданно начался дождь. И ей казалось, что у него невыносимо горький вкус. Особенно если вспомнить то, какими сладкими были капли, когда она целовалась с Давидом…
Потянулись унылые дни учебы. Один месяц сменял другой, а в ее памяти все еще оставались мгновения, так или иначе связанные с Давидом. Они не тускнели, а наоборот, по прошествии времени становились все ярче.
Давид ей часто снился. И сны эти были далеко не целомудренны.
В феврале Женя Камилова, озорная и веселая девушка из другой группы, поймала Люду за рукав.
— Так, мать! Ты мне не нравишься. Как вернулась из своих заграниц, так ходишь, будто в воду опущенная. Там что у тебя, друг сердечный остался?
Люда только усмехнулась.
— Да нет у меня там никого.
— А раз нет, так не надо делать такой вид, будто ты завтра на собственные похороны собираешься. Слушай меня. Сегодня вечером будет маленькая вечеринка. Много интересного народу придет, тебе понравится. И Родька, кстати, тоже будет.
— Кто такой Родька? — Подняла брови Люда.
— Ох ты ж, господи… Год не было тебя в стране, так совсем из жизни выпала. Родион-фокусник. Мальчик такое вытворяет, что Копперфильд, наверное, зубами скрипит от злости. Ребенок совсем еще молодой, но талантливый… Причем, как утверждают некоторые барышни, не только в области фокусов. Он уезжал надолго, но вот вернулся. — Женя многозначительно улыбнулась. — В общем, приходи. Будет весело.
Сначала ей не хотелось идти ни на какую вечернику. Даже с учетом фокусника это мероприятие могло перерасти в очередную пьянку, где все в итоге сводится к приставаниям и сальным намекам.
Но, трезво посмотрев на вещи, она все-таки поняла, что вечер с кем-то существенно лучше одинокого вечера в холодной общаге.
В семь часов вечера она уже постучалась в дверь квартиры, где собиралась компания.
— О, появилась наша Людка! — Радостно завопила Женя, затаскивая подругу в комнату.
— Родька! Теперь точно все собрались, — пророкотал басок кого-то из гостей. — Давай, маг и кудесник!
В центр комнаты вышел паренек лет семнадцати. Худощавый, темноволосый и темноглазый.
— Здравствуйте, — тихо сказал он. — Ну что, начинаем?
Ответом ему послужили одобрительные аплодисменты и свист.
— Хорошо, — улыбнулся Родька. — Итак… Ап!
Он хлопнул в ладоши — и неожиданно в его руках оказалась колода карт. Родька пару раз красивым веером перекинул ее из руки в руку, а потом снова хлопнул… Колода исчезла.
— На хороших картах обязательно сидит кто-то нецелованный, — с лукавой усмешкой объявил Родька. — Посмотрим, кого выбрала колода. Молодой человек, привстаньте!
Под общий смех со стула поднялся известный всему институту ловелас Петька Загибов. Тут же раздался вопль:
— Точно! Она у тебя под задницей!
Петька, сопровождаемый хохотом зрителей, передал колоду Родьке.
— Продолжим, — снова улыбнулся фокусник. — Сейчас мы с вами замахнемся на старика Ньютона. На него упало явно не то яблоко. Потому что…
Он вытащил из кармана три груши. В зале снова послышался смех.
— Да, — задумчиво проговорил Родька. — Что-то я напутал. Но сейчас исправлю.
Он положил груши на столик, стоящий рядом с ним, накрыл их платком, а потом резко сдернул, с легким поклоном продемонстрировав яблоки.
А дальше он легким толчком отправил их на землю. Но яблоки отказались падать, а зависли в тридцати сантиметрах над полом. Родька повел рукой вправо — и яблоки послушно последовали за ней. Потом Родька просто убрал руки за спину. Яблоки остались висеть.
А затем, повинуясь движению головы фокусника, они вернулись на стол. Снова платок, накрывший их, и… Под платком оказались сливы.
— Угощайтесь, очень вкусно, — засмеялся Родька, кидая сливы в зал.
Людка поймала себя на том, что неотрывно смотрит даже не на руки фокусника, как большинство в зале. Она наблюдала за его лицом. Назвать его красавцем было нельзя, но вся его внешность невыносимо притягивала…
Тем временем Родька превратил бумажный кораблик в хомячка, а хомячка в теннисный шарик.
— И еще один фокус, который дался мне крайне тяжело. Если что пойдет не так — не обессудьте, я не волшебник, я только учусь.
Он окинул зал внимательным взглядом и поманил к себе Люду.
— Девушка, подойдите сюда, пожалуйста. Возьмите со стола бумагу и сверните ее в трубочку.
Люда выполнила указания фокусника, хотя даже в этот момент она не отрывала от него взгляд.
— Сейчас девушка меня загипнотизирует и у меня ничего не получится, — заметил Родька. Снова раздались одобрительные хлопки.
— А теперь, — продолжал он, — мы попросим мою очаровательную ассистентку саму поставить в вазу эту бумагу и накрыть сверху вот этим ведерцем.
Он вынул из-под стола небольшое ведерко, которым обычно играют дети в песочнице.
После того, как Люда водрузила ведро на вазу, Родька повернулся к залу.
— Обычно разные фокусники просят стукнуть по вазе волшебной палочкой или произвести другие совершенно ненужные действия, но мы обойдемся без этих сложных манипуляций. Снимите ведерко.
— Ух ты! — Разнеслось по комнате, когда под ведерком оказался небольшой букет роз.
— Родька, ты гений! — Крикнул кто-то из глубины зала.
— Ну что вы, — развел руками тот. — Это же не я делал фокус, а наша очаровательная… Как ваше имя?
— Люда, — отозвалась девушка, невольно улыбаясь.
— Похлопаем Людочке, так успешно затмившей меня на этой сцене, — сказал Родька и первый начал аплодировать.
После того, как хлопки смолкли, он поклонился и крикнул:
— А теперь, дорогие зрители, фокусник хочет кушать!
Его слова были встречены одобрительным гулом. Вечеринка начала превращаться в обыкновенные посиделки, когда вино льется рекой, трезвых за столом все меньше, а пустых бутылок — все больше…
Люда хотела тихо выскользнуть из квартиры и вернуться к себе в общагу. Он вышла в коридор и накинула куртку.
— Настоящий фокусник должен уметь неожиданно исчезать, — прошелестел у нее за спиной голос Родьки. — И исчезну я не один. Пойдем!
Не дожидаясь ее согласия, он схватил ее за руку и вытянул на улицу.
… Как прогулка превратилась в долгую ночь, не мог сказать никто из них. Просто в какой-то момент она остановилась, резко повернула его к себе и впилась в него жадным поцелуем. Почему она это делает, она объяснить не могла. Родька манил ее к себе, притягивал, завораживал. И ей было все равно, что мальчик еще совсем молодой, что у них больше четырех лет разницы, что завтра он, возможно, уйдет и забудет о ней…
Она хотела — и она добилась своего. Желание, абсолютно звериное, не поддающееся логике, завладело ей совершенно неожиданно. И она знала, что никогда не пожалеет о своем поступке.
А потом, в общаге, они раздевались с какой-то невероятной скоростью, даже не задумываясь о прелюдиях и ненужных словах.
И, насладившись друг другом, долго лежали на узкой кровати. Она гладила его волосы и отвечала на поцелуи.
— Поздно уже. Мне пора. Отец будет сильно волноваться. Он у меня человек свободных нравов, но не надо дразнить гусей.
— Хорошо, я понимаю…
— Но завтра… Слышишь — завтра! Я снова хочу быть с тобой.
Она улыбнулась и поцеловала его в щеку.
— Обязательно. Я тебе обещаю.
На следующий день они встретились на автобусной остановке.
— Куда мы поедем?
— Ко мне домой. Сейчас отец за нами заедет.
— Вот как?
— У меня от него нет тайн. Когда вернулся, он долго расспрашивал, где я был. Ну… Я ему все рассказал. Знаешь, он так интересно на меня посмотрел, когда я узнал, как тебя зовут.
— А твоя мама ничего не сказала?
Он помрачнел.
— Не люблю вспоминать… В общем, она умерла. Я живу с отцом и его женщиной. Не нравится мне слово "мачеха", да они и не расписаны. Мы с ней относимся друг другу уважительно, но без особой теплоты. Отец развелся с матерью давно, а когда она умерла, забрал меня к себе. Он хороший мужик, тебе понравится.
Перед ними остановилась машина, дверь открылась и знакомый до боли голос произнес:
— Садитесь, что ли, а то…
Мужчина, сидевший за рулем, не закончил фразу. Он смотрел на Люду, а та не отрывала от него глаз…
— У судьбы невероятное чувство юмора, — наконец выдавил из себя Давид. — Даже не знаю, что и сказать-то…
— Папа, что-нибудь случилось? — Недоуменно спросил Родион, переводя взгляд с Люды на отца, а потом с него обратно на Люду.
— Ох, Родя… Фокусник ты… Пожалуй, из всех твоих фокусов этот — самый гениальный, — после долгого молчания произнес Давид. — Ладно, поехали. Дома разберемся.
И всю дорогу Люда сидела, закрыв глаза, вслушиваясь в шум мотора и музыку из колонок, только лишь бы заглушить безумие, которое черной волной поднимающееся откуда-то со дна души, лишь бы не думать о том, как дальше будет складываться ее жизнь.
А где-то в глубине сердца бились слова, вычитанные когда-то в какой-то книге: "Судьба улыбается, судьба плачет, судьба улыбается, судьба плачет, судьба… "
Счастье Единения
Это было шесть лет назад. Мне тогда было уже почти семнадцать, а Оле ещё было всего шестнадцать лет. Но даже в этом юном возрасте она затмевала для меня любую красавицу. Не могу сказать, что в её внешности есть что-то особенное, кроме, разве что очень длинной чёлки. Оля — девушка среднего роста, с длинными волосами, завязанными в хвост. Она носит самую разную одежду — не понимает, наверное, что лучше всего она смотрится в деловых костюмах. У неё много талантов: она играет на флейте, клавишных, отлично рисует, а какие она пишет стихи: О, что это за стихи! Я вижу в них отражение жизни и смерти, веры и надежды, любви: Позже я положил их на музыку, и мой знакомый, обладатель очень красивого голоса, спел их. Эти стихи — лучшее, что есть в олиной душе. Но человек состоит не только из души, но и из телесной оболочки. У Оли необыкновенное лицо.
Я могу смотреть в него часами, не отрываясь ни на минуту. Иногда я просыпаюсь посреди ночи, вижу её лицо, озарённое лунным светом, рядом с собой, и мне больше не хочется спать — нет, я до самого утра любуюсь самым совершенным творением Господа, и первое, что Оля видит, проснувшись, это мою тёплую улыбку, светящуюся радостью оттого, что у меня есть моя Оля. Постороннему человеку может её лицо может показаться самым обычным лицом, но я-то знаю, что столь прекрасное лицо может быть только у богини, сошедшей на землю, дабы одарить избранного величайшим счастьем — своим присутствием рядом с ним. Когда я рассказывал об этих мыслях Оле, она только посмеялась, но отрицать ничего не стала. Всё верно: я был уверен, что богини не способны лгать. Что же привлекает меня в олином лице, ведь, помнится, когда я только увидел её в десятом классе, я уже не мог оторвать от неё взгляд?! Я получал замечания от учителей, завистливые смешки одноклассников, но ничего не мог с собой поделать. Я размышлял над этим вопросом: думаю — всё. Когда Бог создавал лицо моей богини, Он лепил её не по Своему образу и подобию, а по образу и подобию!
Своего ИДЕАЛА. Заглядывая в бездонные колодцы олиных глаз, я утопаю в тягучей пучине мыслей, мгновенно проносящихся между нами, соединяющих наши взгляды. Её аккуратный нос наводит своей идеальной формой на мысли о возвышенном и прекрасном — то есть возвращает к олиным глазам. Её губы, ровно очерченные и зовущие, не менее прекрасны. Я готов целовать их бесконечно, но после трёх часов этого действа Оля начинает уставать. Да и сам я утомляюсь до боли в губах, но это воистину сладкие муки.
Оля очень умна, хорошо образована, с ней приятно и интересно разговаривать — помнится, до того, как я встретил её, я думал, что таких девушек не бывает, но нет — оказывается, бывают. Я спрашивал её, почему она выбрала меня. При всех её достоинствах она могла бы заполучить любого, если бы захотела. Но Оля грустно прошептала в ответ:
— Это не так. Это ты любишь меня так, что у тебя затмевает разум, и ты видишь во мне красавицу. И я очень благодарна тебе.
Своей любовью ты вернул меня к жизни, когда я уже потеряла надежду быть любимой. За это я полюбила именно тебя. В тот раз она впервые сказала, что любит меня. Я даже не рассчитывал на это так быстро. Прошёл всего месяц с того дня: Мы были знакомы уже семь месяцев, но у неё был другой парень, которого она действительно любила. Со мной Оля хотела оставаться просто друзьями, а я так не хотел её потерять, что согласился на это жестокое условие. И вот, в жаркий апрельский день, когда я провожал Олю до дома, она не выдержала и рассказала мне всё. И то, что она уже две недели одна, что тот парень её бросил, встретив другую, более красивую ("ну и дурак, — подумал я. — Красивее-то не бывает"), что она потеряла вкус к жизни, что никто её не любит, в семье у неё непонимание, а я ничего не предпринимаю в её отношении, как последний бесчувственный чурбан.
— Я знаю, что нравлюсь тебе. Нравлюсь уже давно. Не понимаю, что ты во мне нашёл. Ведь ты — мечта многих девушек, почему ты выбрал меня? Что ты во мне нашёл? Или ты просто хочешь меня? Не понимаю — ведь есть же Катя и Инна, мне далеко до них:
— Оля, — я произнёс её имя очень тихо, но она услышала. Оля перестала говорить, но глаза её горели. — Оля, — повторил я, уже громче. — Да потому, что я люблю тебя, только тебя, не Катю, не Инну, не Наташу или Аню, а тебя. Твоё имя я выкрикиваю на улице, твоё имя я произношу перед сном, тебе я посвящаю стихи, тебя я вижу по ночам, тобой я брежу одинокими вечерами, ты и только ты являешься мне в мечтах. Оля, — ещё раз повторил я, глядя в её глубокие глаза, — я люблю тебя. В течение моей тирады Оля стояла, не шевелясь, и только краска постепенно заливала её лицо. Я говорил всё громче и громче. Редкие прохожие, оглядываясь на нас, смущённо улыбались и, оглядываясь, шли дальше. Иные оставались "досмотреть представление" до конца. Когда скопилось уже более десяти человек, Оля стала совсем красной и потянула меня за руку.
— Пойдём! Посмотри, здесь уже люди собрались! — шепнула она мне.
Я тоже покраснел, и мы зашли в её подворотню.
— Даня, ты знаешь, я ещё не определилась в жизни. Я пока не могу ответить тебе на твои чувства, ведь, как оказалось, я себя-то толком не знаю, что уж говорить о тебе. Мой парень тоже говорил, что любит меня, я поверила, и вот, что вышло. Извини, но мне нужно время, — Оля говорила тихо, но её слова чётко отпечатывались у меня в сознании. Она не оттолкнула меня! Все эти месяцы, эти мучительные месяцы я ждал не напрасно. Она поняла, что, когда я признавался ей в любви семь месяцев назад, я не лгал! Поняла, что это не было глупым юношеским увлечением или пустой игрой, свойственной некоторым подросткам. Мои чувства к ней не охладели за это время, время, которое я был вынужден ждать. Я ждал, и вот, наконец, моё ожидание было вознаграждено. Но Оля ещё не сказала, что испытывает ко мне какие-то чувства: Возможно, я опять обманываю себя, как тогда, когда мы только-только познакомились: Нет! Теперь я буду действовать! Теперь я смогу действовать, ведь не осталось больше препятствий, способных преградить мне дорогу. Я восстановлю олино разбитое сердце, вот только клей использую другой марки. Моей марки.
Это было за месяц до её признания. А в тот памятный майский вечер мы сидели у неё дома и пили чай, болтая на отвлечённые темы. Я первый решил перевести разговор в нужное русло.
— Оля, ты знаешь, я люблю тебя, — Оля слегка кивнула и поднесла чашку к губам, делая затяжной глоток. Я дождался, пока она опустит чашку, хотя было очевидно, что ей хочется оставить её у лица, чтобы я не видел меняющейся мимики. — И я хочу задать тебе вопрос, который задавал восемь месяцев назад. Ты помнишь? — Оля застыла на несколько секунд, после чего неуверенно кивнула головой. — Оля, как ты ко мне относишься?
Оля, решившая вновь поднести к губам чашку, чтобы скрыть смущение, чуть не выронила её. Помнится, когда я спрашивал её в первый раз, она только покраснела, а сейчас такое:
Девушка молчала. Прошло десять секунд, двадцать, тридцать, минута, две минуты неловкого молчания. Наконец я не выдержал и стал задавать ещё вопросы.
— Оля, ты прекрасна, а я — полное ничтожество рядом с тобой. Но я чувствую, что всё же небезразличен тебе, — на глазах у неё появились слёзы. — Ты так красива, ты можешь заполучить любого, но я чувствую, что ты всё же выбрала меня. Скажи, может, я ошибаюсь, и я для тебя не более чем друг или наоборот, я действительно для тебя что-то значу? Прошу тебя, не молчи, — я говорил, не повышая голос, хотя был на пределе. — Оля, ответь мне, ответь, прошу!
И Оля ответила. Отвечая разом на все только что заданные мной вопросы, она складывала предложения таким образом, что мне всё становилось понятно: какой ответ на какой вопрос.
— Это неверно. Это ты любишь меня так, что у тебя затмевает разум, и ты видишь во мне красавицу. И я очень благодарна тебе. Своей любовью ты вернул меня к жизни, когда я уже потеряла надежду быть любимой. За это я полюбила именно тебя. Всё происходило, как в кино: вечер, мы одни, признание в любви с использованием красивых и незаготовленных фраз: Так мне впервые призналась в любви девушка.
Затем был наш первый поцелуй. По мере того, как Оля признавалась мне в любви, наши лица оказывались всё ближе и ближе друг к другу. Когда она договорила, было уже глупо что-то менять. Никто из нас никак не мог решиться, и мы застыли в этой позе секунд на десять. Невероятные десять секунд! Тот, кто никогда не ждал первого поцелуя у самых губ девушки, не способен понять мои ощущения в тот момент. Мы преодолели страх одновременно, и, как только я поборол себя, решил взять инициативу в свои руки и двинул голову навстречу девушке, Оля подалась вперёд, и наши губы встретились. Десять секунд ожидания, казавшиеся вечностью, оказались лишь песчинкой в песочных часах по сравнению с этим поцелуем. Я не знаю, сколько минуло времени, когда мы разъединили губы — мне показалось, что прошла целая вечность — лучшая вечность в моей жизни! Даже сейчас, по прошествии шести с половиной лет, я помню каждый миг этого события. Минуты делились на секунды, секунды — на мгновения, мгновения — на осознания прелести бытия. Мы бы так и сидели, застыв над столом и соединив губы, но звук дверного звонка мгновенно отрезвил нас, подействовав как ушат ледяной воды. Мы вскочили, раскрасневшиеся и взволнованные.
— Спрячься у меня в комнате. Я сейчас что-нибудь придумаю, — прошептала мне Оля, бросившись открывать дверь.
— Только убери вторую чашку со стола, — вдруг догадался я.
Оля рассеянно кивнула и побежала открывать. Я, не теряя времени даром, кинулся в её комнату, стараясь особенно не шуметь.
И тут я подумал, что про чашки-то я вспомнил, а спросить, какая комната олина, не догадался. Я и в доме-то у неё был впервые. Но по счастливой случайности я попал именно туда, куда было нужно. В это время хлопнула закрываемая дверь. Я не особо разбирал, о чём оля говорила с вошедшим человеком, но хорошо услышал, как Оля сказала, нарочно чуть не выкрикивая слова:
— Хорошо, я сейчас вынесу мусор. Секунду, только оденусь. Дверь её комнаты открылась, и я услышал бормотание её отца:
— На улице апрель. Могла бы и так выйти.
Но по-видимому у него были более важные дела, чем следить за тем, вынесет ли его дочь мусор. Тем временем, Оля уже зашла в комнату и, тяжело дыша, произнесла:
— Видишь, всё просто! Сейчас выйдем.
— А ты и в самом деле собралась переодеваться? — с улыбкой подковырнул я.
— Раз сказала — значит придётся, — решительно сказала Оля. — Только ты отвернёшься!
— И даже очки сниму, если ты хочешь, — притворно надувшись, я повернулся к ней спиной, снимая очки и прикладывая к ним чёрный носовой платок. Эффект получился потрясающий. За счёт сразу же ухудшившегося зрения я почти перестал понимать что-либо вокруг, но зато прекрасно видел отражение переодевающейся девушки в затемнённых очках. Отсутствие секса в последние два месяца моей жизни давало о себе знать, и я не удержался, продолжая смотреть и, когда Оля сняла футболку, и, когда она сняла брюки. И лишь когда на ней оказались другая футболка и джинсы, я подавил естественные желания плоти, ещё не успевшие окончательно затмить мне разум, и спрятал платок в карман.
— Всё, я готова. Так, сейчас я выйду, открою дверь, и, по моему знаку, ты выбежишь из квартиры. Я выйду сразу за тобой.
— Искренне надеюсь, — пробормотал я, — что твой отец нас не заметит.
Но всё прошло, как по маслу. Я вышел, вслед за мной — Оля с пакетом мусора в руках, который я, невзирая на протесты, перехватил.
— Оля, Ария через месяц, тебе не стоит таскать такую тяжесть! — попытался пошутить я. Как будто это ей придётся два часа держать на своей шее девушку, впадающую в эйфорию рок-н-ролла! Но я не жалуюсь, наоборот: Оля — девушка очень и очень занятая, поэтому каждая возможность увидеться с ней после уроков — это настоящий праздник. И каждый такой праздник выпадает на рок-концерты, куда мы ходим вместе уже не один месяц. Оля поняла шутку и улыбнулась. Господи! Спасибо тебе за то, что у меня есть возможность наслаждаться самой прекрасной улыбкой на свете.
Я выкинул мусор. Пора было прощаться.
— Оля, — начал я, вновь чувствуя нерешительность, — мы: целовались?!
— Да, мы целовались. Увидимся завтра, пока! Оля привычно подняла руку в знак прощания, но я не ответил, как это делал раньше. Вместо этого я сделал шаг по направлению к ней, так, что мы теперь стояли почти вплотную.
— Оля, я люблю тебя.
— И я тоже тебя люблю:
Этих слов я ждал всю свою жизнь.
Это было пять лет назад. Мы с Олей уже сдали экзамены и теперь проводили дни в праздном безделье, ожидая результатов. Нет, всё-таки мы не совсем бездельничали — мы вплотную занимались музыкальным творчеством. Научившись профессионально играть на электрогитаре и познакомившись с отличным барабанщиком Сергеем Левым, я смог поставить олины стихи на музыку. Мы с Сергеем отлично сыгрались вместе, и сотворили, не побоюсь этого громкого слова, шедевры тяжёлого рока. Правда, заслуга здесь не столько наша, сколько олина. Без её стихов мы бы ничего не смогли сделать. Кроме того, она подыгрывает нам в некоторых песнях на синтезаторе. Так течёт наша дневная жизнь — беззаботная и приятная жизнь. А по вечерам, когда регулярно приходящие друзья разбегались по домам и мы оставались вдвоём, наступало прекрасное время. Время нашей любви. Мы регулярно уезжали за город: садились в десятичасовой автобус, и уже к полуночи были на месте, километрах в ста от Питера. У нас было несколько излюбленных холмов во всех направлениях от Санкт-Петербурга, на которых был отличный вид, но на которых росло достаточно деревьев, чтобы закрыть нашу палатку от пронизывающих ветров, бушующих на склонах холма. Не то чтобы в палатке было холодно, но и особенно жарко там тоже не было, поэтому мы, укутавшись в тёплые спальники, прижимались друг к другу и согревались нашим общим теплом. Не подумайте ничего плохого, у нас до сих пор не было секса, и это уже начинало меня серьёзно беспокоить.
Дикие позывы плоти порой доводили меня до умопомрачения, и желание слиться со своей любимой девушкой не только душой, но и телом, жгло меня изнутри. Духовного единения я и Оля достигли давно. Я на удивление легко смог примириться с её верой в Бога. Более того, я стал абсолютно терпимым к любой религии и даже стал соблюдать православные посты вместе с Олей. Я не могу объяснить этот феномен, но я получаю удовольствие, разделяя с любимой девушкой неудобства поста. Но кое-что изменилось за этот год: я перестал обращаться к Богу. До того, как Оля призналась, что любит меня, я каждый вечер взывал к небесным силам с мольбой свести меня и Олю вместе. А когда это произошло, я, по-видимому, лишился цели своих молитв. Похоже, Бог всё-таки услышал меня.
В тот раз я вывез Олю в Токсово. Там есть очень красивое озеро, на одном из берегов которого можно укрыться так, что тебя не видно. Вдоволь накупавшись, мы легли на полотенца, расстеленные на траве. Ещё было только пять часов, но в мае в этом месте ещё нет дачников, и мы оказались совсем одни. Я повернул голову и увидел олино юное тело, прикрытое лишь купальником. Неожиданно меня как будто что-то ударило в голову, и я потерял разум. Чувства и желания победили скромность и стыдливость к Оле. Я приподнялся на локтях, и, глядя прямо в олины удивлённые глаза, наклонился и поцеловал её. Оля ответила на поцелуй, ия начал медленно брать ситуацию под свой полный контроль. Я перекинул ногу через олино тело, но она, поглощённая ощущениями от поцелуя, даже не заметила этого. Тогда я оторвался от её губ и начал целовать всё её лицо: и щёки, и нос, и веки, и лоб — стараясь не пропустить ничего. Затем я решил перебраться на шею, но Оля почувствовала неладное и попыталась отстранить меня.
— Ты хочешь секса? — громом среди ясного неба раздался её тихий голос.
— Нет, Оля. Я хочу стать с тобой единым целым. Я хочу слиться с тобой душой и телом, — я говорил чистую правду, как бы помпезно ни звучали мои слова.
Оля продолжала колебаться, но я решил не терять даром драгоценного времени и принялся покрывать поцелуями её шею. Оля вздрогнула от новых ощущений и расслабилась. Я целовал её бархатистый живот, поглаживая её упругие бёдра, и поднимался выше. Здесь была первая преграда — лифчик. Несмотря на робкие протесты, я снял его с олиной груди, обнажив её прекрасные груди. Не медля ни секунды, я впился в них губами, вне себя от счастья. Наконец-то! Это произойдёт буквально через десять минут: мы с Олей сольёмся воедино и станем одним существом в двух оболочках.
Но в тот момент я не размышлял подобным образом: я просто отдавался радости плотской любви. Мои губы закончили блуждать по олиным грудям и начали свой неумолимый спуск по животу. Я "процеловал" полосу от грудей до самого лобка, прежде чем наткнулся на купальные трусики. Здесь Оля пыталась оказать сопротивление, но она уже поняла, что мы и так далеко зашли, и делала это больше для виду. Под моими достаточно опытными ласками она совершенно разомлела, и в её глазах появилась страсть.
Я стянул с неё трусики, и она осталась полностью обнажённой. Вид её девственного бутона возбудил меня до окончательной потери разума, и я, не думая больше ни о чём, опустил голову между её стройных ног и аккуратно лизнул её цветок. Эффект был потрясающий. По-видимому, Оля даже не мастурбировала никогда, если от оральных ласк у неё началась такая бурная реакция: Она резко сдвинула ноги, несильно ударив меня по голове, и вся как-то сжалась, а потом расслабилась и начала стонать. Я доставлял её огромное удовольствие и только от осознания этого чуть не кончал сам. Титаническим усилием воли сдержав готовый нахлынуть оргазм, я пытался одновременно вылизывать олин клитор и смотреть, как она бьётся в конвульсиях своего первого оргазма.
Наконец я остановился. Оля ещё наслаждалась некоторое время, а после прошептала:
— Это было восхитительно. Даня, спасибо тебе. Мне никогда ещё не было так хорошо. Я переполнена множеством желаний, я:
— Не томи себя, Оля, — перебил я девушку. — Скажи, что ты хочешь?
— Я: я: — Оля запиналась, не зная как сказать столь "постыдную", как она считала, мысль. Наконец, она собралась с силами и произнесла. — Я бы хотела доставить тебе такое же удовольствие.
Я знал, что последует такой ответ. Оля — не первая девушка в моей жизни, и я был прекрасно осведомлён о всех тонкостях женской психологии.
Улыбнувшись, я давал Оле указания, которые она неловко, но очень возбуждающе, выполняла. Её груди, покачивающиеся из стороны в сторону в тот момент, когда она пыталась снять с меня трусы, привели меня в такое возбуждение, что я заметно усложнил задачу своей девушке. Но Оля справилась и теперь во все глаза смотрела на мой половой орган. Неудивительно: она ведь никогда раньше не видела отросток из мышц и кожи, весь пронизанный кровеносными сосудами, да ещё и имеющий изогнутую форму. Так или иначе, Оля знала, что ей нужно делать. Она взяла мой член у основания своими нежными ладошками, наклонила голову и направила его себе прямо в рот. Когда её губы сомкнулись на моём органе, я понял, что долго мне не протянуть. И действительно: пять-шесть неумелых движений, и мой член взорвался фонтаном брызг прямо в её рту. Оля испугалась и попыталась отпрянуть, но я удержал её голову руками, заставляя выпить свою сперму.
Не знаю, откуда взялось это желание, но мне всегда нравилось, если девушка выпивает мою сперму, а не проливает её себе на грудь и живот. Несмотря на то, что я достиг оргазма, один взгляд на Олю вернул мне все потерянные было силы. Я аккуратно уложил её на полотенце и поцеловал. Оля уже поняла, что сейчас произойдёт, и заметно нервничала. Я тем временем нашарил в кармане своих брюк давно заготовленный презерватив, открыл его и надел на свой вздыбленный член. Оля лежала, прикрыв глаза и ожидая. Я попытался её успокоить, но она всё равно оставалась напряжённой.
— Оля, не волнуйся, всё будет хорошо. Больно будет только в самом начале: — я говорил самые стандартные фразы, но они всё же возымели эффект, потому что Оля, хоть и немного, но расслабилась.
— Ты можешь всё сделать сама. Направь его в себя, — я предоставил Оле полную свободу действий, и это меня безумно возбуждало.
Оля последовала моему совету, но руки её тряслись от страха, и мне пришлось направить её кисть самому. Когда головка члена коснулась её половых губ, я почувствовал, что девушка подо мной вновь напряглась.
— Оля расслабься. Отдайся своим чувствам, — как заклинание шептал я ей.
И в тот момент, когда мои слова наконец достигли её замутнённого сознания и она расслабилась, я вошёл в её тело.
Крик боли отрезвил меня, выведя из секундного состояния эйфории.
— Потерпи, Оля. Сейчас всё пройдёт. Одна-две минуты, и тебе снова будет хорошо, — убеждал я девушку, говоря, между прочим, чистую правду.
И действительно: мы застыли в той позе, в которой Оля потеряла свою невинность, примерно на минуту, после чего она совершила непроизвольное движение, чем возвратила меня в высшую степень возбуждения. Я, продолжая полностью себя контролировать, сделал движение членом внутри Оли. Это было невероятно: ещё никогда мне не было так хорошо с девушкой! Оле уже давно семнадцать, но её пещерка была такой же, как у двенадцатилетней девочки. Убедившись, что никаких признаков боли
Оля не проявляет, я продолжил движения. Вскоре Оля начала тихо постанывать, а потом мы, не в силах себя сдерживать, начали кричать от наслаждения.
Сбылась моя мечта: мы воистину стали единым целым. Наши руки и ноги связывались хитроумными сплетениями, наши губы не отрывались друг от друга — два наших тела стали одним. Наши сознания покинули тела и вели свою беседу на более высоких уровнях реальности, снисходительно поглядывая на нас, знающих только такой способ единения. Время перестало существовать: был только человек. Я и Оля. Один человек. Мы — единое целое. Мы дошли до этого. В момент осознания того, что мы достигли божественности, нас накрыла волна оргазма.
У нас это произошло одновременно — ведь мы были единым целым — и теперь, не отпуская друг друга, разрывались на части от величайшего наслаждения. Так продолжалось до тех пор, пока к нам не вернулось ощущение времени. Мы посмотрели друг на друга и улыбнулись. Взошедшее из-за вершин деревьев солнце осветило первыми лучами наши светящиеся от радости лица. Я пошарил по земле и, поймав где-то свои часы, удивлённо уставился на электронные цифры.
— Какой светлый закат, — мечтательно протянула Оля.
— Оля, — протянул я, до сих пор не веря в то, что мы отдавались друг другу более двенадцати часов, — это рассвет.
Оля удивлённо посмотрела на меня, затем на подставленные мной часы, подумала немного и вновь расслабилась.
— Какая, в сущности, разница, — я всё понял.
— Господи, Даня, как же я тебя люблю! — олины руки обвили мне шею:
— И я тебя, Оля, тоже очень люблю! — : и мы соединили наши губы в поцелуе.
Все желающие высказаться по поводу этого текста, прошу! Пишите на hedin89@mail. ru
Буду очень рад узнать ваше мнение об этом тексте и мнение обо мне, составленное на его основе, независимо от того, каким это мнение будет. Заранее благодарю.
Теннис
Сильным кроссом ты вновь отправила мяч в поле возле самой линии. Да, удары были превосходными, но, кажется, не они помогали тебе громить меня сет за сетом. Я с трудом мог сконцентрироваться на мяче во время приема, а собственные подачи бездарно расстреливал в аут. Пальцы мои то слабели, то судорожно сжимали ракетку, стоило тебе только сделать рывок в сторону или наклониться за мячиком… Несколько раз я сильно зажмуривал глаза, тряс головой, словно пытаясь сбросить сладкие оковы видения, возникающего за сеткой. Но видение не исчезало — ведь там была ты, настоящая теннисная богиня, королева красоты и мастерица соблазнения…
— 6:2, я снова выиграла — задорно заявила ты. Откуда взялись эти два выигранных мною гейма, я так и не смог понять. Да и совсем не о теннисе думал я в этот момент. Твои прекрасные волосы, спадающие по шейке на изящные открытые плечики, твои упругие грудки, рельефно облегаемые болоснежным мини-топиком, твой умопомрачительный животик, открытый моему ненасытному взгляду, бесстыдно коротенькая юбочка, порхающая над кортом, иногда взмывая вверх и открывая для обозрения выразительные ягодицы, разделенные узенькой полосочкой беленьких трусиков. А эти сверхсоблазнительные ножки, кажущиеся бесконечно длинными и манящими, приковывали все мое внимание… И белоснежные носочки, контрастирующие с загорелой кожей, завершали образ юной соблазнительницы, которая в данный момент находилась по ту сторону сетки.
И ты прекрасно чувствовала это, ты видела, что меня сжигает страсть, что в голове моей творится неимоверная буря эмоций, в конце концов, выпирающий из моих шорт внушительных размеров бугор не оставлял ни малейшего сомнения относительно моего состояния. И видя все это, ты еще больше поддразнивала меня, нагибаясь за мячиком, выставляла свою очаровательную попку мне на обозрение, приседая на корточки от усталости, раздвигала ножки, демонстрируя ожидание скорого гостя в свое лоно…
Закончилось отведенное время, и мы отправились в раздевалку. Я как истинные джентельмен предложил тебе первой принять душ и переодеться. "Зачем же ждать, душевая вполне просторная, чтобы вместить нас обоих" — эти твои слова словно молнией пронзили мое тело, я больше не мог стерпеть это всепоглощающее желание, и уверенным движением привлек тебя к себе, а мои губы нашли твои. Два жаждущих рта слились в поцелуе, два язычка ласкали друг друга, распаляя наши тела еще больше. Мы буквально ввалились в раздевалку, ни на секунду не прерывая сладкого поцелуя. Мои руки в это время стягибали с тебя одежду и ласали оголяющееся тело. И вот ты, абсолютно голенькая выпорхнула из моих объятий и задорно крикнув "Писоединяйся!" скрылась за дверью душевой. Быстро скинув свою одежду, я решительно зашел в душевую, гд ты уже отдавалась мощным водяным брызгам, с упоением принимая их ласки.
Я невольно остановился, зачарованный этим зрелищем. Мокрые волосы описывали изгибы твоей прелестной шейки, глаза были блаженно закрыты, а шустрые ручейки воды скатывались по твоей нежной коже, срываясь крупными каплями вниз или прячущиеся в прелестных волосках твоего лона страсти.
Я сгорал от нетерпения, желая прикоснуться к этому водопаду страсти, но делал все очень медленно, словно боясь спугнуть это неземное очарование. Моя рука заскользила по мокрым волосам, шейке, плкчам, спинке… Я подошел сзади, обнял ее, прильнул губами к изящьной шейке, а руками заскользил по животику, понемногу поднимаясь наверх. Мой язычок слизывал капли, останавливающиеся на ее горячей коже, а руки приближались к двум упругим холмикам, уже налившимся желанием. Ты подняла руки наверх, сцепив их у меня за шеей, так, что набухшие сосочки призывно вздернулись кверху, ожидая своей порции ласки. Но мои пальчики скользили неподалеку, то приближаясь, то отталяясь от них. Ты уже вся изнемогала от желания, твое тело изгибалось, стараясь как можно плотнее прижаться ко мне. Твоя попочка захватила в плен мой налившийся страстью член, зажав его своими половинками. Похотливо вращая бедрами, ты терлась о мой ствол так, что я еле сдерживался, чтобы не выстрелить весь свой заряд… А мои пальчики совсем приблизились к сильно напрягшимся сосочкам, слегка коснувшись их на долю секунды. Это прикосновение вызвало у тебя разряд, пробежавший по всему телу и накапливающий напряжение внизу живота. Мои пальчики кружили по двум бугорочкам, вызывая у тебя стоны наслаждения…
Наконец, мои ладони целиком легли на разгоряченную грудь и их интенсивные движения вызвали у тебя овый прилив эмоций. Ты уже хотела только одного — почувствовать мой огромный ствол внутри своей пещерки. Ты уперлась руками в стенку, выставив резко назад свою попочку и расставила пошире ножки. Твоя киска была прелестна. Вода сатываясь по твоей спинке, ручеком стремилась положбинке попочки, забираясь во все складки твоего и без того влажного и горячего лона, и срывалась вниз по похотливо расставленным ножкам. И присел на корточки, и твои тайные прелести открылись моему взору во всей красе. Посреди блестящих от влаги лепесточков трепетал набухший бутончик, возбуждаемый переменчивым ручейком воды и ожидавший более сильной ласки.
Мой язычек сам потянулся к этому сладкому бутончику страсти. Первое легкое прикосновение заставило тебя вздрогнуть от сладострастия. Потом прикосновения стали чаще и сильнее, язычок кружился вокруг, губы иногда всасывали твой бутончик внутрь, а язычок быстрыми движениями возбуждал его больше и больше. Ты уже с трудом стоишь, ноги твои уже не держат от возбуждения, и лишь жажда ласки заставляет тебя не спускаться вниз. Несмотря на непрекращающийся поток воды, я чувствую аромат твоих соков страсти, оторвавшись от твоего комочка, припадаю к жаркому лону. Мой язычок продвигается все глубже и глубже, раздвигая нижние губки. Этот жар обжигает меня, а аромат твоего лона возбуждает все больше и больше.
— Возьми меня, скорее, возьми, — не в силах больше терпеть взмолилась ты. Мое орудие уже готово к атаке. Поднявшись, я берусь ладонями за твои ягодицы, раздвигаю две половинки твоей попочки и приближаюсь к заветной пещерке. Моя твердая головка касается влажного входа. Ты замираешь в ождании. И вот мой член входит в тебя, вероломно заполняя все пространство, бесцеремонно раздвигая стенки твоего влагалища, входит полностью, что ты можешь ощущать прикосновение моих яиц у твоего входа. Замерев на мгновение внутри, давая тебе привыкнуть к моему присутствию, он столь же плавно начинает обратное движение. Но выйдя примерно наполовину, вторгается снова в самые глубины, заставляя тебя задрожать от удовольствия. Затем полностью выходит и начинает кружить по твоим половым губкам, задевая клитор. Ты тянешься к нему всем своим лоном, желая снова быть насаженной на этот могучий ствол. И я снова вхожу в тебя на этот раз безцеремонным толчком. Тебе нравится, когда он входит так грубо, когда толчки сотрясают все твое тело, когда твоя плоть прогибается под мощными ударами моего члена.
А мой пальчик начинает кружить вокруг другой твоей дырочки, которая выставлена прямо ему навстречу. От этим ласк твоя попочка подергивается, и ты уже готова заглотить и его. И вот он входит совсем неглубоко, только на одну фалангу он раздвигает узенькую дырочку. Я чувствую, как горячо становится моему члену. И тогда мой пальчик входит полностью в твою попку. Между ним и членом остается лишь тоненькая перегородка, сквозь которую я чувствую все движения. Увеличивая темп, заполняя обе твои дырочки, я приближаю тебя к самому пику. Твои напряженные нервы словно просят: "еще, еще! Бери меня, я твоя!". И вот ты вскрикиваешь, резко нанизываешься до самого основания моего орудия, и исступленно содрогаешься в экстазе. Я до предела возбужденный, не в силах больше сдерживать себя, выстреливаю струю спермы внутрь тебя, и она расстекается по разгоряченому лону, заполняя его пустоты…
Мы обессиленные сползаем на пол, а струи воды постепенно успокаивают наши тела…
Тетя Эдит
ГЭРИ БРАНДНЕР
Руки Скипа вжались в бока, ноги слиплись друг с другом, тело закаменело. Его несли к зеву пещеры, темной, влажной, таинственной. Он попытался заговорить, крикнуть, но ни звука не вырвалось из сдавленной груди. Ни единого звука.
Тремя часами раньше Скип сидел за рулем своего "БМВ", рядом с очаровательной блондинкой. Одна рука обнимала девушку за плечи, вторая лежала над верхним полукружьем юной груди. Он мотнул головой в сторону чистенького, выкрашенного белой краской коттеджа, расположенного в глубине участка, подальше от тротуара.
— Значит, вот где живет тетя Эдит. Я-то ожидал увидеть замок Дракулы.
Девушка грациозным движением головы отбросила назад длинные волосы.
— Ты так говоришь, потому что наслушался всяких историй о моей тете.
— Да уж, если исходить из того, что я слышал, на милую старушку она не тянет, — кивнул Скип. — Никто не знает, что происходит за этими стенами, но версии выдвигаются прелюбопытные. Некоторые говорят, что эта дама занимается колдовством. Или воскрешает мертвых. Или она — вампир и спит в гробу, — он улыбнулся. — Моя гипотеза — она создает чудище из подручных материалов. А чем она в действительности занимается, Одри?
Девушка нервно хохотнула.
— Над этим не стоит смеяться. Тетя Эдит, может, не совсем… такая, как мы, но она — моя единственная родственница. Родителей я потеряла в детстве, и она всегда была очень добра ко мне.
— Насколько мне известно, твой отец оставил тете Эдит приличные деньги, чтобы ты видела от нее только добро. Во всяком случае, пока тебе не исполнится двадцать один год и ты не вступишь в права наследницы.
— Ты многое обо мне знаешь.
Он вновь улыбнулся.
— Я работаю в банке, помнишь? И когда я вижу, как твоя тетя сорит принадлежащими тебе деньгами, мне это не нравится.
— Скип, ты несправедлив.
— Слушай, я просто пошутил. Не принимай мои слова всерьез.
Взгляд ее огромных синих глаз замер на его лице.
— Дело не в деньгах, не так ли? Тебе привлекли ко мне не деньги?
— Дорогая, ты же знаешь, что нет. Я люблю тебя и хочу на тебе жениться. Неужели я выгляжу подонком, который мечтает добраться до твоих денег?
— Нет, но скажи мне еще раз, что влечет тебя ко мне.
Скип прижал ее к груди, зарылся носом в белокурые волосы.
— Я люблю тебя, потому что ты молодая, красивая, веселая и сексуальная. Я бы женился на тебе, даже если б у тебя не было ни цента. Тогда, по крайней мере, мы бы начинали на равных.
При этих словах рука Скипа сильнее сжала девичью грудь. Он почувствовал, как под пальцами набух сосок.
Одри выпятила грудь.
— Дорогой, я тебе верю. И очень надеюсь, что ты поладишь с тетей Эдит. Ты знаешь, она должна одобрить мой выбор, это очень важно. Потому что еще два года, пока мне не исполнится двадцать один, она будет распоряжаться моими деньгами,
— Поверь мне, — он говорил, а его рука делала свое дело,
— я знаю. Не волнуйся… с дамами в возрасте я всегда нахожу общий язык. Они видят во мне сына.
Его рука уже спустилась пониже живота, нырнула в брючки Одри. Она чуть повернулась, облегчая путь пальцам Скипа.
— Я вибрирую, как скрипичная струна, — прошептала Одри. С видимой неохотой Скип убрал руку.
— Концерт отложим на потом. А сейчас нам лучше пойти к тете.
Одри долго сидела, откинувшись на спинку сидения, глубоко дыша.
— Господи! Если б твоя рука провела там еще минуту, я бы плевать хотела и на тетю Одри, и на весь этот чертов город. Пусть приходят и смотрят, чем мы тут занимаемся, — на мгновение она закрыла глаза, вновь посмотрела на Скипа. — Но ты прав, дорогой. Надо идти.
По тропинке, усыпанной ракушечником, они зашагали к двери коттеджа. Из-за портьер пробивался приятный оранжевый свет. Одри открыла дверь ключом, они переступили порог.
Их встретил запах сандалового дерева и восточных благовоний. Скип оглядел тесную, плотно заставленную гостиную. Очень уж она напоминала салон оккультных наук. Везде знаки зодиака, незнакомые ему руны. На висящих на стенах табличках, тарелках, подушках, даже на ковре. Бутылочки из цветного стекла, керамические фигурки, странные картины, деревянные маски. С трапеции им ухмылялось чучело обезьянки.
Скип продолжал осмотр, пока его взгляд не остановился на шести выстроенных в ряд на каминной доске высоких, с закругленным верхним торцем статуэток. Он нахмурился, стараясь понять, почему они кажутся ему такими знакомыми. Громко рассмеялся, когда до него дошло, что они ему напоминают.
— Слушай, ты знаешь, на что это похоже?
Одри покраснела, опустила глаза.
— Да, знаю, но я тут не причем. Их делает тетя Эдит.
— Она их делает?
— Такое у нее хобби. Тетя Эдит очень талантлива. Она делает их из особой пластмассы. Хочешь пощупать, какая она на ощупь.
— Нет, благодарю, — быстро отказался Скип. — Похоже, тетушка у тебя — большой оригинал. Не удивительно, что о ней чего только не говорят.
— Ш-ш-ш, она идет.
— Это ты, Одри?
Громкий, энергичный голос никак не мог принадлежать старушке. А когда тетя Одри вошла в гостиную, у Скипа просто отпала челюсть.
И было от чего. Высокая, стройная, с медными волосами, ниспадающими на великолепные плечи. Кремовая кожа без единой морщинки или почечной бляшки. Вечернее золотисто-белое платье, подчеркивающее высокую грудь, облегающее тонкую талию, выставляющее в лучшем свете округлость бедер.
Откуда-то издалека до Скипа донеслись слова Одри.
— Тетя Эдит, это Скип Дайл, о котором я тебе говорила. Скип, это моя тетя, мисс Эдит Калдерон.
— Добрый день, мистер Дайл, — в устах этой женщины его фамилия звучала, как музыка. Легкая улыбка заиграла у нее на губах.
Скипу пришлось шумно сглотнуть слюну, чтобы вернуть себе дар речи.
— Привет. Пожалуйста, зовите меня Скип.
— С удовольствием, — озорная искорка мелькнула в глазах цвета морской волны. — Пожалуйста, прошу к столу. Я приготовила уху. Это мое фирменное блюдо.
— И мое любимое, — пробормотал Скип.
Тетя Эдит шагнула к нему, взяла за руку и повела в столовую. От ее прикосновения его словно ударило электрическим током.
Пока они сидели за столом, Скип с немалым трудом заставлял себя уделять хоть минимум внимания своей невесте, настолько доминирующей была аура тети Эдит. А когда, она прошла мимо него на кухню, как бы невзначай задев обтянутым шелком бедром за плечо, он почувствовал прилив желания.
По ходу неспешной беседы Скип поделился с рыжеволосой женщиной своими впечатлениями.
— У вас в гостиной столько необычных вещей.
— Да, вы правы. В большинстве своем они имеют отношение к моей профессии. Я — ведьма, знаете ли. Полагаю, вы слышали обо мне немало историй.
— Каких только глупостей о вас не говорят, — Скип улыбнулся, давая понять, что он выше городских сплетен.
— Возможно, некоторые из этих историй правдивы, — возразила тетя Эдит.
Тут в разговор вмешалась Одри, изрядно удивив Скипа: он просто забыл о ее присутствии.
— Пожалуйста, тетя Эдит, разве мы не можем обойтись без этих разговоров о колдовстве?
— Разумеется, можем, если они тебе неприятны, — согласилась тетя Эдит.
— Слушай, а мне так интересно, — Скип широко улыбнулся, огляделся. — Правда, я не вижу метлы.
— Полеты на метле — не мой профиль, — пояснила тетя Эдит.
— А у ведьм существует специализация?
— Конечно. Есть, разумеется, и практикующие универсалы, но оккультные знания очень уж обширны. Вершков они понахватались, а проку от этого — чуть.
Скип наклонился вперед, его глаза не отрывались от роскошной груди, готовой разорвать обтягивающий ее шелк.
— А на чем специализируетесь вы, тетя Эдит?
Она улыбнулась.
— На переносе душ.
Скип ожидал продолжения, но, поскольку тетя Эдит молчала, задал новый вопрос.
— То есть вы можете вынуть душу из чьего-то тела и перенести куда-то еще?
— В принципе, да.
— Кому-то при этом приходится туго, — заметил Скип. — Я про того, кто остается без души.
— Скип, тут вы абсолютно правы, — тетя Эдит повернулась к племяннице. — Одри, боюсь, нам нечего выпить после обеда. Тебя не затруднит сходить в магазин и принести бутылку "Хеннеси"? Вы пьете коньяк, Скип?
— Конечно. Послушайте, я же могу съездить туда. Мой автомобиль у дома.
— Нет, нет и нет. До магазина два шага. А мы пока сможем познакомиться поближе.
— Я схожу, — Одри поднялась. — После обеда приятно подышать свежим воздухом. А тетя Эдит о тебе позаботится.
Скип что-то пробормотал. Едва Одри скрылась за дверью, тетя Эдит обошла стол, остановилась рядом со Скипом.
— Не вернуться ли нам в гостиную?
У Скипа голова пошла кругом от тех интимных намеков, что слышались в ее голосе. Идущий от женщины аромат сандалового дерева сводил с ума. Когда он поднимался, его плечо наткнулось на упругость роскошной груди. Тетя Эдит и не подумала податься назад.
Какое-то время он не мог произнести ни слова, а потом спросил: "Расскажите мне о переносе душ. Как вы это делаете"?
Бок о бок они прошли в гостиную. Скипу казалось, что он чувствует идущий от женщины жар, хотя их тела не соприкасались.
— Процесс этот достаточно сложный, но главное в том, что существуют ситуации, когда душа человека выходит из-под защиты тела. В этот самый момент душу и можно украсть. В древности думали, что душа покидает тело, когда человек чихает. И мы до сих пор говорим "Будь здоров" или "Благослови тебя Бог", когда кто-то чихает, с тем, с тем, чтобы отогнать злого духа, который может похитить душу бедняги.
Скип улыбнулся, полагая сказанное шуткой, но лицо тети Эдит оставалось серьезным.
— При других обстоятельствах душа человека еще более уязвима на протяжении одной или двух секунд.
— Это очень интересно, — пробормотал Скип, хотя слова тети Эдит уже пролетали мимо его ушей. Она стояла лицом к нему, так близко, что он чувствовал биение ее сердца.
Пытаясь вернуть контроль над собой, Скип глубоко вдохнул и отвел глаза от роскошной груди. Взгляд его упал на статуэтки-столбики, выстроившиеся на каминной доске.
— Какие необычные безделушки.
Тетя Эдит пристально смотрела на него.
— Вам они нравятся?
— По правде говоря, не очень. Уж не знаю почему, но по коже бегут мурашки, когда я смотрю на них. Одри говорит, что вы делаете их сами.
— Да, одна еще не законченная, у меня в мастерской. Хотите взглянуть?
— Премного благодарен, но как-то не…
— Я не говорила вам, что под мастерскую я использую свою спальню?
— С другой стороны, почему не посмотреть?
— Действительно.
Тетя Эдит вернулась в столовую, направилась в коридор, уходящий в глубь дома. Скип следовал за ней, не отрывая голодного взгляда от плавного перекатывания ягодиц под ниспадающим на них шелком.
В спальне Скипа встретило многоцветье спиралей, которые, казалось, притягивали его к себе. За большой, застеленной алым покрывалом кроватью он увидел низкий круглый столик, а на нем такую же статуэтку, как и на каминной доске, только мертвую, потухшую.
— Как вам это нравится? — спросила тетя Эдит. Ее соски ткнулись ему в грудь.
Вот тут Скип утерял последние остатки самоконтроля. Он обнял женщину, начал гладить ее обнаженную спину дрожащими руками. Притянул к себе, впился ей в рот, почувствовал, как полные губы расходятся и ее теплый язычок, словно живое существо, обвивает его язык.
Пальцы нашли застежку, расстегнули ее, вечернее платье упало на пол. Высокая женщина отступила на шаг, дабы он мог полюбоваться красотой ее тела. Непослушными пальцами Скип начал расстегивать ремень.
— Позволь мне. Ты ложись на кровать и расслабься.
Она развернула Скипа и увлекла к кровати, на которую он и улегся, не сводя глаз с золотистого тела тети Эдит. Ловко и быстро она раздела Скипа.
Потом замерла, положив руку на его голый живот.
— Я должна спросить, Скип. А как же Одри?
Скипу потребовалось несколько секунд, чтобы понять, о чем она толкует.
— Одри — дитя, — сипло ответил он, дрожа от страсти. — Ты и я… мы другие. Мы взрослые. Мы нужны друг другу.
— Ты не боишься, что этим мы причиним ей боль?
Скип думал быстро. Ничего и никого он не желал, как эту женщину.
— Ей нет нужды знать об этом. Мы все равно сможем пожениться. Ты будешь жить с нами. Мы сможем наслаждаться друг другом, оставляя Одри в полном неведении. С ее деньгами мы получим все, что захотим.
Тетя Эдит вздохнула.
— Именно это я и хотела от тебя услышать.
Ее голова упала и медные волны волос накатились на живот и грудь Скипа. Его пальцы вцепились в алое покрывало, он входил в новый мир, мир невообразимых наслаждений.
Внезапно губы тети Эдит разомкнулись, она соскользнула на толстый оранжевый ковер у кровати. Легла на спину, протянула руки к Скипу.
— Иди ко мне, мой любимый.
Дрожа от возбуждения Скип скатился на упругую плоть женского тела. Одной рукой она умело направляла его, другой поглаживала по спине. Скип с головой нырнул в водоворот страсти. И погружался в него все глубже и глубже.
А в момент невероятно сильного оргазма почувствовал, как его словно вывернули наизнанку. На мгновение лишился тела. А потом все померкло.
Вернувшись, Одри нашла свою тетю в гостиной.
— Я принесла коньяк, — она подняла бумажный пакет. — Где Скип?
Тетя Эдит покачала головой, печально улыбнулась.
— Мне очень жаль, дорогая.
— Еще один?
— К сожалению.
— Ты испытала его?
— Как и остальные, он провалился.
— Тетя Эдит, неужели я так и найду не мужчину, который полюбит именно меня, а не мои деньги, и будет мне верен? — Одри обняла женщину, прижалась щекой к ее груди.
— Разумеется, найдешь, дорогая, — тетя Эдит погладила девушку по волосам. — Дело лишь во времени, — она улыбнулась. — А пока помни, Скип на что-то да сгодится.
— Это правда, — девушка отступила на шаг, повернулась к каминной доске, где застыли наизготовку семь статуэток.
— Ты хочешь взять его на эту ночь, тетя Эдит?
— Нет, дорогая, право первой ночи за тобой. По справедливости.
Одри подошла к камину, взяла последнюю в ряду статуэтку. Теплую, запульсировавшую при ее прикосновении.
— Спокойной ночи, тетя Эдит.
— Спокойной ночи, Одри. Наслаждайся.
Когда сознание вернулось, Скип понял, что он не может пошевелиться. А когда первая волна паники спала, он перестал сопротивляться, позволил ввести себя головой вперед в теплый, влажный зев. Мягкие стены пещеры обжали его, лаская со всех сторон.
Такого не представишь себе и в страшном сне, подумал Скип, но с другой стороны, не так уж все и плохо.
Трамвай 48
Трамвай номер 48 весело, позванивая своим колокольчиком, так же как и вчера, как уже четверть века, ехал вдоль набережной мимо роскошного ботанического сада, где я, казалось, провел все свое детство. Это был, пожалуй, единственный старичок в парке новых, красивых великанов. Но поразительно, не смотря на свою неуклюжесть и небольшую вместимость, он пользовался невероятной популярностью у жителей нашего небольшого городка. Я был не исключением. Какие-то воспоминания из детства каждый раз всплывали, как только я становился на маленькую подножку этого хранителя истории. Он, словно привязанная собачонка, бегает по траектории, жестко очерченной чьей-то рукой.
Сегодняшний день, казалось, ничем не отличался от всех предыдущих дней этой быстрой суетной жизни, которой живет практически каждый человек на этой большой планете. Разве что было у меня утром одно предчувствие, что-то говорило мне в момент пробуждения, вставай, веселей, одевайся и в бой, сегодня твой день, вперед.
И вот я уже стоял на остановке, жду своего старого красного друга. За поворотом уже слышалась его звонкая трель, оповещающая всех о его приближении. Я, как обычно, заплатив за проезд, притискивался в конец трамвая к заднему стеклу. Но что это? Что вдруг остановило меня, заставив напрячься все мое тело? Запах. Этот удивительный аромат свежести, который источало существо, больше похожее не на девушку, а на комок энергии, что в утренних солнечных лучах светился подобно золоту. Казалось, что это мираж, такой нежной она казалась, такой сказочной она выглядела. Сквозь открытое окошко озорной ветер трепал ее волосы, которые были собраны в кокетливый хвостик. Их яркий рыжий цвет пробуждал во мне неизвестные ранее ощущения. Что это, всего лишь игра моей молодой фантазии или искушение, испытывающее мою верность? Бог знает, какие еще мысли приходили мне в этот момент в голову, но, глядя на нее, трудно было понять даже где я. Завороженный я стоял и не мог оторвать от нее взгляд. Люди сзади стали напирать все больше и больше.
Она вдруг подняла свои огромные глаза и посмотрела прямо не меня. В любой другой ситуации я бы в мгновение отвел бы взгляд. Нет, сейчас я был кроликом, что испытывает на себе все чары и силу гипноза удава. Какая линия брови, какие утонченные черты ее королевской красы. Маленькие красные губки были чуть приоткрыты и сквозь них были едва видны молочного цвета зубки. Собранные назад волосы открывали ее безупречный овал лица. Она томно закрыла и открыла глаза. О, что это были за глаза. Я уж ничего не слышал, лишь ритм своего сердца, которое рвалось и толкало меня к ней.
Вдруг толпа, словно вновь проснулась и новая волна натиска, подобно дикой морской волне подняла меня и стала нести прямо на нее. Я был на гребне волны. Расстояние между нами уменьшалось с невероятной скоростью.
Момент прикосновения. Время остановилось. Больше не было ничего вокруг нас. Мы не были в трамвае, на нас не давили пассажиры, мы никуда не спешили. Она резко вдохнула, будто бы испугалась чего-то и, затаив дыхание, смотрела мне прямо в глаза. Я все еще был под гипнозом ее очаровательных бездонных глаз. Она стала часто дышать. При каждом вздохе ее грудь касалась моей. Это, похоже, возбуждало нас обоих, учитывая учащение ритма ее дыхания. Я сам не заметил, как мое мужское начало стало напоминать о себе ритмичной пульсацией. Через мгновение эту пульсацию чувствовала уже она. Она опять на мгновение затаила дыхание. Ее ручки, что держали перед собой маленькую женскую сумочку, вдруг разжали ее, и она упала на пол. Но не одна мышца не дернулась на ее лице. И вот я уже чувствовал их там. Там, откуда доносились позывы плотской страсти. Я ощутил дрожь ее пальцев. Она судорожно перебирала ими, будто искала что-то. Она сильно сжала его, закрыв при этом глаза и втянув соленый свежий воздух с набережной.
На мгновения я почувствовал боль, но эта была сладкая боль — боль, переходящая в ощущение наслаждения. Я медленно, словно боясь чего-то начал медленно поднимать свою правую руку и, едва заметно, прикоснулся к ее бедру. Ее тонкая ситцевая юбочка, не скрывая ничего, открыла мне все красоты ее бедра. Казалось, что юбки вовсе не было. Я осторожно проскользнул вниз и, почувствовав кромку ее юбки, остановился. Мой мизинец прикоснулся к ее непокрытой колготками ноге. Вы касались когда-нибудь бархата? Именно с ним можно было сравнить ее нежную, напоминающую детскую кожу. Я начал не спеша, но уверенно поднимался по ее бедру. Моя рука уже была под юбкой. Я почувствовал легкие, словно перья кружева ее атласных трусиков. Она сделала еще один резкий и глубокий вдох. Я на мгновение остановился, но потом вновь продолжил свой крестный ход с такой решительностью, будто бы знал, что будет в следующий момент. Я проник под резинку, которая поддалась мне с такой легкостью, словно ждала меня, и была готова принять.
Подушечки моих пальцев почувствовали комочек волос. Наслаждение от прикосновения к этому участку тела не сможет выразить ни один мужчина. Это, пожалуй, предел наслаждения. Она слегка дернулась. Но на этот раз я не останавливался. Я проскользнул к ее влажным детородным губам. Они словно дышали. Подобно кратеру вулкана они горели огнем. Мой средний палец, как бывалый следопыт, нашел то место, которое бросает женщину в дрожь. Это был ее клитор. Маленький и гладкий он может доставлять женщине неописуемое удовольствие. Она не была исключением. Она издала едва слышный стон. Никто не обернулся и не обратил на это внимание. Дабы скрыть свои стоны она впилась своими губами в мои. Кусала меня и целовала одновременно. Со стороны казалось, что мы всего лишь парочка влюбленных. Но никто не видел наших рук. Именно они занимались любовью. Именно они доставляли нам райское удовольствие. Она крепко сжимала его, не выпустив его ни на мгновение. Ее правая рука прикоснулась к моей.
Она уверенно ее взяла и стала задавать траекторию ее движения. И вот уже два моих пальца проникли глубоко, на всю их длину, в нее. Она ритмично двигала мою руку. Я слегка пошевелил пальцами, и в этот момент она затряслась, подобно высотному зданию при землетрясении. Она больно укусила мою губу и, сжав ее зубами, еще некоторое время не отпускала. Я почувствовал, что мои пальцы с неистовой силой сжимаются какими-то невероятными тисками. Она закрыла глаза, сильно зажмурила их. Через некоторое время дрожь стала проходить. Но она не выпускала его из рук. Еще минуту мы стояли прижавшись друг к другу. Потом ее пальцы стали медленно разжиматься, ее укус плавно перешел в поцелуй. Казалось, что она, словно тигрица, пытаясь зализать рану детенышу, нежно облизывала мою губу.
Люди тем временем выходили и заходили в трамвай, который для нас был замком наслаждения, райским уголком, возникшим в этой суетливой полной проблем жизни. В трамвае вдруг опустело, и никто не мешал нам отойти друг от друга. Но были слиты воедино. Ни одна сила на этой планете не сможет нас разлучить. Кроме: Кроме пробуждения. Да, да, это был сон:
И вот, я стою на остановке, жду своего старого красного друга. За поворотом уже слышалась его звонкая трель, оповещающая всех о его приближении. Что ждет меня сегодня, кто ждет меня в нем?
Трепет непознанного
Мечтающий Ангел любви
Дуновением светлым овеет
Раскроет крылья мечте
Поцеловать прощаясь успеет…
Со мной в школе был мой друг по всем шалостям. Мне тогда было лет девять не больше. Его обычно забирала средняя сестричка, симпатичная, светленькая девушка со шлейфом мягких волос, пахнущих ароматом летнего леса и жаждущим взглядом голубоглазого океана шаловливых глаз. Ее фигура была уже вполне сформирована и дышала еще не раскрытой сексуальностью, это я потом уже вспоминал, тогда не придавал этому значения, лишь смутно догадывался что в ней скрыто нечто, что ввергает все мое естество в трепет непознанных чувств.
Звали ее Танюша, никак по другому я и не смел называть живое воплощение моих первых грез, только ласково мелодично, и ее Вадимка, так мило она звала меня всегда, готов был, лишь услышав, свернуться клубочком на ее коленочках радостно мурлыкая. Было Танюше лет 15.Она часто забирала нас с дугом вместе из садика, жили мы рядом, в такие вечера щемящее чувство тепла вливалось в сердце мое, совсем еще не умеющее переживать, но уже научивщееся различать холод отчуждения и согревающюю нежность. Со временем я стал замечать, что она часто берет меня тихонько за руку, смотрит ласково, поглаживает по голове, а волосы у нас были почти одинаково светлорусые. Ладошка у нее была теплая, теплая и самое главное-от нее веяло чем-то родным и близким…
Однажды мой друг заболел. Мама моя была на работе. Танюша пришла за мной тем памятным августовским вечером с пьянящим багрянцем заката.
Она была улыбчива, мягкость ее очей просто источала любовь и ласку. Взяв нежно меня за ручку, Танюша прошептала, едва касаясь слегка влажными горячими губками моего ушка:
— Мы пойдем немножко погуляем на опушке леса, подышим свежим воздушком. Ты не против?
У меня аж мурашки по спине побежали от ее слов, помню как сейчас, это дикое ощущение предчувстия чего-то невообразимо волнующего навсгеда осталось со мной, просыпаясь лишь с щекочущим шепотом страстных девичьих губ возле моего ушка.
Воздух был просто напоен дыханием чего-то нового и сладкого, запретного, неизведанного, но неотвратимого как сама жизнь. Мы присели в тени задумчивых кленов, наверное с легкой укоризной взиравщих на нас. Душистые травы мягко перекатывались волна за волной, убаюкивая переливы тающих солнечных лучиков. Танюша так нежно обняла меня, положив мою головку на грудь, что мир закружился в моих глазах в волшебном танце. Я ощущал как гулко стучит ее сердце, в такт вздымается не по годам развитая грудка под маечкой. Гладя ладошкой нежно по головке меня, она замечталась слегка.
— Какой у тебя мягкий волос и завораживающий взгляд карих очей…
Но мой ответ был по детски дурацким, вед я был тогда еще совсем маленький:
— Тебе, что не нравится?
— Глупенький, — сказала она.
— Очень даже, так что мне хочется подарить тебе нечто такое, что ты запомнишь на всю жизнь, что будет жить вечно сладкой негой в потаенных уголках твоего сердца!
Я опять сглупил, ну что поделаешь, даже сейчас смешно.
— Танюша ты подаришь мне машинку?
— Нет Вадимка, дурачок мой любимый, я подарю тебе аромат чувственных переживаний, — прошептала Танюша. Хотя я не понимал как это, мои чувтсва, вдруг, подхватил доселе не испытанный ветер волнительной чувственности, подымающийся где то из глубин моего, еще совсем детского, тела. То ли от ее слов, то ли от взгляда нежных, голубоглазых очей, которыми она пристально взглянула на меня, меня бросило в жар и унесло от реальности.
— У тебя губки как у персика, — шаловливо улыбаясь произнесла Танюша, прижавшись тесно, страстно, не пропуская ни одного сантиметрика моего лица, начала целовать своими пухленькими, вздрагивающими и влажными от желания, губками меня. На щечках мягких ее полыхало пламя жады ласки и страсти. Ее язычок проникал сквозь мои губки, оттолкнувшись от неба, проделав круг по моим горящим от невиданного ощущения лепесткам, сталкивался с моим язычком. Шустрые ручки ее гладили тихо, едва притрагиваясь кончиками пальчиков, мою спинку. Мне было так хорошо, как никогда на свете, уютно среди всего этого океана нежности и ласки, что я почуствовал — улетаю на волне доселе неизведанного переживания, вдруг заострившегося на чем-то в моих шортиках, мешающего удобно сидеть.
Понимающе окинув взглядом Танюша провела язычком по моим ресничкам почти простонала.
— Доверься мне Вадимка мой сладенький, все будет хорошо.
Мне тоже хотелось сделать ей приятное, милое, я почти охрипшим голоском выдохнул.
— Ты моя королева!
Улыбнувшись своей очаровательно завораживающей улыбкой ангела порока, она протяжно, сливаясь с моим ротиком, не пропуская ни единой капли пламеных искр слетавших с наших горящих губ, поцеловала, чем повергла в еще большее смущение и увлекла в сладкое забытье. Поэтому прошло совсем незамеченно тревожное, непонятно почему, для меня мгновение, когда Танюша начала стаскивать мои шортики с трусиками, которые были чуть чуть мокрыми. Но что самое интересное — я совсем не испугался, со своей по волшебному обаятельной, околдовывающей лучезарными глубинами необьятно голубых океанов глаз, королевой готов был на все, хоть на край света. Стянув с меня последний бастион стыдливости, последнюю преграду перед потерей детства и шагом, пусть еще не осознанным и очень робким, в мир чувственных переживаний, мою футболку, Танюша немножко отсранилась, окинула нежно улыбчим взглядом мое тельце, словно ангел счастья взмахнул теплым крылышком счастья, укрывая от всех бед. Взгляд ее затуманился, остановившись на неприкрытом возбуждении, просто пожиравшем меня, пламенеющем в жадных поглаживаниях, не стесняющихся ничего ладошек, моих плечиков, бедер груди спинки, трепетного пощипывания животика. Нескромным прикосновением к моей горячей от волнения попке, Танюша, вконец сметая все границы реальности, безвозвратно бросая нас в пропасть безумия страстной чувственности, скользя игривыми пальчиками по расщелинке, пробегая между ножек, нашла вздрагивающую сущность вождевления, которая не стеснялась ничего.
Томно поцеловав меня она привстав сказала:
— Ты когда нибудь девушку видел обнаженной?
Я ответил, нет конечно. Шаловливо усмехнувшись, она медленно, гибко прогибаясь словно кошка, с грацией гордой принцессы очарования красоты, выскользнула из юбочки и маечки, оставшись в одних трусиках. Картина была просто завораживающей:
Опушка леса, багрянец заката играл огненными бликами на тягучей не шумной листве, а передо мной возникала Нимфа из розовых грез, овеянных светом волшебства. Ее прекрасное тело с упругими яблочками грудок и стройными ножками, белело свежестью обаяния молодости, шлейф ниспадающих волос развевался белоснежными вздохами теплого, летнего ветерка, окутывал, очаровывал сердце наваждением прекрасного. Казалось даже природа замерла, на миг потеряв дар речи, от созерцания королевы запретных ласк.
Неожиданно разбив хрупкую мечтательность, нимфа со страстным вздохом привлекла веня к себе, ложась в ковер колышащейся от волнения травы, источавщей терпкий запах любви. Разгоряченные тела сомкнулись в порыве закипающего желания, нежно целуя и воркуя Танюша, сводя меня с ума откровенными поглаживаниями попки, бедер и раскрасневшегося увлажненного на вершине естества, волосики ее приятно щекотали мой животик, рассыпясь пшеничными волнами по моему, беспокойному от пробегающих разрядов наслаждения, телу. Танюшины поцелуйчики уже жгли мои бедра, грудки прижимались к коленкам бестыдно вскочившими вишневыми остроконечностями сосочков.
Все это было так пугающе необычно, вместе стем манило и звало своей раскрепощенностью, разнузданностью чувств.
Даже я, смущаясь, начал гладить ее вздрагивющие плечики, веснущатую ставщую такой родной спинку, ошущая как ее гладенькая кожа натягивается вслед моему касанию, пытаясь схватить миг услады. Попразительно, но почти умелым жестом я медленно стянул с Танюши ее белые трусики. Уже совсем не опасаясь, моя рука, смелая в своей решительности, легла на Танюшину упругую розовую попку, она даже простонала от удовольствия. Но я ведь я не умел ласкать, лишь любовался ею, играя своим детским мироощущением с ее не по годам взрослым, жаждущим любви телом. Я чувствовал жар исходящий из глубин колдовской прелести моей королевы, смешанный с влагой возбуждения он обжигал мои ручки, блуждающие по ее сладкой поистине неземной попке.
Неожиданно Танюша, как бы невзначай, выгнула попкой, так что мои пальчки скользнули в нечто влажно испепеляющее, судорожно сжав бедрами мою ладошку. Одновременно обхватила своими сошедшими с ума губками меня всего, всю пробуждающуюся волнительную сексуальность во мне, целуя в самое навершие естества, в центр вселенной любви. Мистраль возбуждения всполохами прокатывался по нашим, ставшим одним целым воплощением пленительной страсти, взмокшим покрывшимся мурашками и росой сладострастия, телам. Повинуясь какому-то истинкту жажды наслаждения, Таня начала бешено двигать бедрами, схватив крепко мою ручку, прижимая еще сильней к раскывающимся вратам, орошенной лаской, любви. Душа ее, просто крича в прямом и пересном смысле, неистовствуя в поцелуях моего естества, увлажняя мои пальчики соком райского дождика, постанывая от удовольствия забилась на пике наслаждения. Танина попка вздымалась на фоне сумеречного неба, пытавшегося казаться безучастным неспешным полетом лиловых в своей задумчивости туч. Попка была похожа на поплавок захваченный огромной рыбой, тянущей его в темную пучину непознанного.
Соскользнув губками с моего вождевленого естества, она томно взглянула, хлопнула милыми пушистыми ресничками, бедная еле живая от пережитых мгновений, шевеля непослушными губками прошептала:
— Это было нечто невообразимое Вадимочка моя любимая! Я хочу чтобы ты испытал подобное и улетел на крыльях наслаждения!
Пристально взглянув волоокими глазками Таня ласково взяла меня за, отнюдь не уставшее от изведанного и словно увеличившееся в предкушении, естество, опустилась сверху. Любовно обняла, острым почему то холодным носиком ткнувшись мне в щечку. Как вампир она впилась в мои губки словно хотела выпить всю вспыхнувшую во мне чувтсвеннось. Я почуствовал, что мое естество погружается внутрь волнительного влажного океана планеты любви, где правит королева безумных счастья пороков.
Мои бедра соприкасаясь с ее ножками дрожали, чувствуя нежность кожи ее волнительной попки, всепоглощающая пожирающая молния Таниных ласк пронзала меня насквозь. Медленно, давая ощутить, всю захватывающюю мощью страсти, свою ненасытную владычицу моего естества, она двигала попкой, ввергая меня в бездонность нереальности. Уже чувствуя, что не могу вынести этого накала, я отдался неге любви. Она низверглась из меня с придыханием хриплого крика, хотя конечно какой оргазм в девять лет, но все же.
Сжав меня в своих, ни с чем не сравнимых по нежности обьятьях, Танюша поцеловала меня долгим поцелуем, обжигающих пламенем губ, благодаря за мою отзывчивость и смелость.
После мы с Таней лежали какое-то время на мягкой травке тесно обнявшись, вдыхая вечерний воздух, отходя от пережитого все более проникаясь к друг другу нежностью и любовью. Затем неспешно одевшись и подшучивая друг над другом, щекочя и щипая друг друга мы с, навсегда оставшейся в сердце моем голубоглазой королевой сладострастия, пошли извилистыми тропинками погрузивщегося в сон сумеречных теней леса.
Когда пришли домой то оказалось, что мы пробыли в лесу окло двух часов. Пришлось Тане немножко солгать насчет задержки в школе. этот вечер так и остался навеки первым и возможно самым волнительным событием жизни.
Трудный выбор
— Ну, и что было дальше? — Андрей удобно сидел в кресле рядом с журнальным столиком, на котором стояла чашка ароматного, только что сваренного кофе, и посматривал на суетящуюся младшую сестру. Алла уже третий день готовилась принимать гостей — двух молодых людей, так или иначе к ней неравнодушных, но как обычно ничего не успевала. Ребята могли прийти с минуты на минуту, а она до сих пор носилась по дому с мокрой головой и в одних полупрозрачных трусиках.
— А что там вообще могло быть, — Алла на мгновение задержалась около зеркала, с видимым удовольствием еще раз оглядев свою стройную фигурку, — Разумеется, Пашка попытался под конец затащить меня в постель.
— Неужели удалось? Особенно по тому, что ты рассказываешь.
— До постели ему добраться, безусловно, удалось, — девушка хихикнула. — Даже удалось добраться вместе со мной — я его дотащила. Он меня как обнять попытался, так и уснул — в полувисячем положении.
— А ты?
— А что я? Не идти же домой одной во втором часу ночи. Я тоже подремала на другой половине дивана. Часов в шесть, как метро открылось, встала и уехала. Он даже не проснулся. Я вообще не уверена, что он что-нибудь из нашего "вечера при свечах" запомнит.
— И после этого ты его зовешь в гости?
— Позвала-то я его раньше. Не отменять же теперь. Просто позавчера его родители куда-то уехали на всю ночь — у них типа седьмого ноября традиция такая, он меня и позвал. Прояснить отношения…
— Прояснил? В смысле, тебе все стало понятно?
— Да ладно! Не ругайся. Он парень-то хороший.
— Угу! Я тебе сейчас начну письма цитировать, которые приходят в редакции всех без исключения газет. Особенно из глубинки. Что-нибудь типа… "дорогая редакция, я своего мужа очень люблю, только он, как выпьет, так мне морду бить начинает. Трезвым я его уже два года не видела, но все равно люблю и в милицию идти не хочу. Посоветуйте, что мне с этой сволочью делать, а то жить без него не могу…"
— Нет, — Алла досадливо поморщилась. — Ты меня совсем-то дурой не считай. Все я отлично вижу. Он накануне в офисе до полуночи сидел, решил расслабиться, сил не рассчитал…
— А главное, выбрал отличное время для расслабления. — Андрей усмехнулся. — Едва ли не первый вечер с девушкой, которая ему нравится. Скажи уж просто… блеснуть перед тобой хотел, этакую глупую мужественность показать. Нашел, чем хвастаться. Хорошо еще ты такая жалостливая и незлопамятная. Другая бы послала по "краткому эротическому маршруту" и забыла о нем, как о страшном сне.
На минуту Алла скрылась за дверью ванны, и Андрей вернулся к своему кофе — уже полуостывшему. Поучать сестру было не в его привычках, обычно она прекрасно разбиралась и без него, но именно сегодня Алла попросила Андрея придти к ней. Без шума, по-родственному. А заодно по-родственному посмотреть на ее кавалеров, которых она, ничуть не опасаясь шуточно-язвительных обвинений в жестокости, пригласила одновременно, не делая перед ними из этого никакого секрета. В восторге от подобной "инспекции" Андрей не был, но согласился моментально, особенно учитывая, что свои предпочтения его сестрица не афишировала даже перед ним. Хотя периодически рассказывала о своих амурных приключениях. По большей части так приключениями и остававшихся.
Алла снова впорхнула в комнату. Волосы она высушила, но назвать это "привела в порядок" Андрей бы не решился. Впрочем, ее короткую стрижку некоторая растрепанность ничуть не портила. Девушка открыла обе створки платяного шкафа и стала сосредоточенно выбирать себе наряд.
— Вечернее платье с декольте до пупа надень, — тихо сказал Андрей, предполагая, что сестра его не услышит. Услышала.
— Не пойдет. Вовка меня в нем уже видел. Летом, на своем дне рождения. Я хочу что-нибудь совершенно новое и, наверное, простое. Не думаю, что они как-то особенно нарядятся. Раньше за ними обоими такого не наблюдалось. Да и ты, смотрю, в джинсах пришел.
— Мне можно, у меня цели другие. Посидеть, сестренку проведать — Андрей сделал как можно более невинное лицо. — А вот то, что твои ухажеры явятся во всем блеске — можешь не сомневаться. Причем не столько ради того, чтобы тебя поразить, сколько друг перед другом повыпендриваться. Они хотя бы знают, что я здесь буду?
— Я говорила, но не акцентировала. Если слушали внимательно, значит — в курсе. — Алла, наконец, отошла от шкафа. На ней был черный обтягивающий топик и вельветовые шорты. Топик девушка надела поверх спортивного бюстгальтера, в котором обычно она занималась шейпингом с видеокассеты, но два слоя ткани совершенно не скрывали очертаний ее маленькой точеной груди с вызывающе выпирающими вперед сосками. — Как я тебе?
— Да ты в любом виде хороша — Андрей посмотрел на Аллу, чуть прищурившись. — Не была бы ты моей сестрой…
— Не была бы я твоей сестрой — Алла протиснулась за кресло и чмокнула брата в макушку — вряд ли я бы кого-то еще сегодня ждала… Да, Андрюша, я тебя вот о чем хотела сегодня попросить. Мало ли как мои "орлы" — Алла фыркнула — будут себя вести. Ну, там целоваться полезут или под шорты заглянуть попытаются — не волнуйся, хорошо? Ты же знаешь, я девушка смелая, если что не так — могу и сковородкой.
— У меня, знаешь ли, складывается впечатление, что ты заранее этого ждешь…
— Не то, чтобы жду. Просто до определенных границ не хочу считать это криминалом. Нет, провоцировать не буду, даже не думай.
Андрей выразительно провел взглядом по фигуре сестры, чуть задержавшись на ее груди.
— Думать не буду. Ты только имей в виду, что для мужика с нормальными реакциями твой внешний вид уже — та еще провокация. Особенно если рядом окажешься.
— Чертовски же приятно чувствовать, что тебя хотят. — Алла непринужденно рассмеялась. — Вот не думала, что буду это говорить родному брату.
— Собственно, могла бы и не говорить, думаешь, не понимаю. Тут другое. Нужно быть либо самозабвенно уверенным в себе человеком, либо чрезвычайно наглым, чтобы попытаться понежничать с девушкой в присутствии, во-первых, прямого конкурента, а во-вторых, ее старшего брата. Как-то даже начинаешь другими глазами смотреть на твоих ухажеров… Впрочем, можешь хоть одновременно с ними любовью заниматься — ты же знаешь, я человек без комплексов. По крайней мере, на эту тему.
— Знаю, знаю… — девушка сосредоточенно смотрела в окно. — Если не ошибаюсь, Вовка через пару минут будет здесь.
Андрей поднялся с кресла и тоже прижался лбом к стеклу. Ничего особенного он не увидел. Тем более, с невысокого третьего этажа. Дом стоял в глубине двора, к тому же обзор загораживал балкон, так что наилучший вид отсюда открывался разве что в окна напротив. Да еще на затопленную осенними лужами хоккейную коробку. Посмотрев по сторонам, Андрей пожал плечами и снова плюхнулся на мягкие подушки.
— Он уже прошел. Я его краем глаза заметила, поэтому и не совсем уверена. Фигура похожа. И с цветами.
В этот момент раздался звонок. Алла демонстративно выдохнула и отправилась открывать дверь. Андрей вставать не стал. Квартирка маленькая, однокомнатная, все, что происходит в коридоре отлично слышно. Пусть сестрица встречает своих поклонников самостоятельно.
Некоторое время до Андрея долетал только приглушенный смех и какое-то невнятное движение. Кажется, Алкин приятель решил сразу взять быка за рога и обозначить свои намерения.
— И вообще, разуйся сначала и пройди в комнату — раздраженный тон Аллы не оставлял сомнений в ее резко изменившемся настроении. — Да, ваза для цветов — на кухне. Только смотри, горячей воды в нее не налей.
Через секунду Алла появилась в комнате, на ходу оправляя волосы. Андрей успел разглядеть, что топик заправлен в шорты наскоро. Проследив взглядом за перемещением пришедшего молодого человека на кухню, девушка, наконец, привела одежду в порядок.
— И это тебе сегодня предстоит делать поминутно, — прошептал Андрей, выразительно глядя на сестру. Пригласила бы их по одному — в крайнем случае, разделась бы один раз за вечер. А теперь тебя постараются раздеть при каждом удобном моменте. И неудобном тоже.
Алла хотела что-то возразить, но не успела. Из кухни вышел, улыбающийся во весь рот Вовка. Вазу он держал на вытянутых руках, словно собираясь подарить ее еще раз. Ввалившись в комнату, немедленно сложил губы трубочкой и попытался дотянуться ими до Алкиной щеки.
Андрей улыбнулся и деликатно кашлянул.
Юношу словно ударило током. Он замер в той позе, в которой услышал посторонний звук, как будто ему сказали, что за спиной хищное привидение. Хорошо еще вазу не уронил. Со стороны это выглядело так комично, что Алла покраснела, отвернулась и зажала рот ладонями — только бы не расхохотаться. Правда, быстро овладела собой.
— Володя, познакомься. Это мой брат, Андрей. Андрюша, это — Володя.
Андрей встал и как можно более дружелюбно протянул руку.
— Рад видеть, Алла много рассказывала.
— Да? — Молодой человек вымученно улыбнулся. — Мне тоже очень приятно. Только очень неожиданно, я даже не знал, что ты… Вы здесь…
— На ты, на ты… Даже не думай. Мне казалось, сестра говорила, что я могу зайти.
— Она говорила, — юноша поискал глазами Аллу, но та "под шумок" скрылась. — Просто в доме так тихо, я думал, нет никого.
— Ты расслабься, располагайся. — Андрей дотянулся до магнитолы, настроенной на какую-то случайную радиостанцию и отрегулировал звук по минимуму, только ради фона.
Володя беспомощно кивнул и примостился на самом краешке стула, как будто готовясь в любой момент с него вскочить. Андрей ободряюще кивнул и пошел на кухню, где раздавался звон ножей и вилок. Алку он застал в весьма странном состоянии. Девушка согнулась над ящиком со столовыми приборами и заходилась от беззвучного смеха.
— И что тебе, собственно, смешно?
Алла в ответ замахала рукой с зажатой в ней вилкой.
— Извини, пожалуйста, остановиться не могу. — Девушка глубоко вздохнула и вытерла слезы. — Он там сейчас сидит и думает — получит он нагоняй за то, что в коридоре ко мне приставал или ты ничего не заметил.
— Я так страшно выгляжу?
— Ну-у! Не страшно, но солидно. А главное ты — старший брат, и тебя положено бояться. Они же не знают, что тебя рассердить даже мне редко удается.
— Во всяком случае, — Андрей пожал плечами, — пока он мне не кажется каким-то уж необычным. Парень, как парень.
— Только с такими комплексами, что "мама, не горюй". Самый скучный, самый некрасивый, самый глупый… Это в зависимости от того, куда собираемся.
— Пока этого не заметно. Под юбку он тебе довольно оперативно полез.
— Со мной-то он смелый. Я его еще ни разу не отшивала. При этом — посмотрел бы ты на него в обществе — забьется в угол и сидит там весь вечер. А во второй раз вовсе не пойдет. Еще и кучу причин придумает, чтобы мне не ходить. Я, конечно, не сильно на это обращаю внимание — собираюсь и иду. Он злится, обижается. Потом либо под конец вечера все-таки является, или дня два со мной не разговаривает. Нет, — Алла задумалась, — на два дня его никогда не хватало. Подходит и делает вид, что ничего не произошло. И опять белый и пушистый на некоторое время.
— Если все так, как ты говоришь, то непонятно, что тебя рядом с ним держит.
— Ну, знаешь, рядом — это громко сказано. Не живу же я с ним. В промежутках между "закидонами" он не так уж плох. Он эрудированный, образованный, с ним поговорить интересно. Другое дело, дай ему волю, он только и будет, что водит меня по музеям и выставкам, да грузить разными умными мыслями. Я, конечно, люблю искусство, но иногда хочется расслабиться иначе.
— А у второго, что не так? Павел, кажется. Ты уж предупреди…
— Почему сразу "не так". Пашка тоже приятный человек. Но у него иногда агрессивность проявляется совершенно немотивированно, что мне не нравится больше всего. Точнее так, он часто не понимает, что пора остановиться. Остроумием бог не обидел, но у него дружеское подтрунивание может легко перейти в издевательство. Опять же, со здоровьем все в порядке, поэтому если уж он решит вечерком расслабиться, то потом его нужно выковыривать из-под стола. А это совсем не просто.
— Почему?
— Придет — увидишь…
Словно в воду глядела. Ребята даже вздрогнули, таким резким показался звонок. Алла в сердцах даже вилку бросила.
— Будет время, замени мне его. Я заикой когда-нибудь сделаюсь. Особенно если никого не жду. А то ходят тут всякие, то картошку, то сахар предлагают, а я до потолка подпрыгиваю.
Алла умчалась открывать. Почти сразу же послышался густой бас. Краем глаза Андрей видел, что теперь его сестра благоразумно встала в проеме между коридором и комнатой, а значит, дотянуться до нее у Павла не было ни малейшей возможности. Время шло, но молодой человек почему-то в комнату не спешил. Из кухни Андрей не слышал, что он так долго втолковывает Алле, но по отдельным репликам можно было догадаться — извиняется за позавчерашний вечер. Пауза затягивалась. Девушка это поняла, протянула руку и буквально впихнула приятеля в комнату. Андрей, внимательно следивший за развитием событий, чуть не поперхнулся недоеденным бутербродом. Хотя сам он и считал себя человеком достаточно крупным, высоким и широкоплечим, Павел не шел с ним ни в какое сравнение, будучи почти на голову выше и раза в полтора шире. В дверь он проходил боком, основательно прижав Аллу к косяку, хотя она и сделала все, чтобы увернуться.
— Слушай, — Алла появилась на кухне вновь, и что-то хотела сказать, но брат ее опередил, — ответь мне на два вопроса, только на два. Как должен чувствовать себя твой закомплексованный Вовка в компании этого… хм, атлета? И еще — сколько же он позавчера водки выжрал, если с концами свалился. С такой-то живой массой.
— Про второе я тебе вряд ли расскажу — не следила. Да и трудно за ним уследить. Сидели, разговаривали, потом смотрю — глазки "в кучку", на стол заваливается. Сначала сказал — устал на работе. Совершенно трезвым голосом сказал. А потом тебе рассказывала, что было. А что касается Вовки, то пусть сам с собой борется. Я ему что ли твердое женское плечо должна подставлять.
— Крута ты, сил нет — Андрей, наконец, справился с бутербродом. — С таким подходом к жизни, непонятно — кто тебе нужен. Какой, в смысле.
— Как ты! — Алла смотрела на Андрея в упор и под его взглядом глаз не отвела. — Ты мне, конечно, можешь компетентно объяснить, как я неправа, выбрав идеалом брата. Но лучше не надо. Должен же быть хоть такой идеал…
Алла устало улыбнулась и загремела дверцей духовки, извлекая горячее творение своих рук.
— Главное, сексом с этой парочкой твои взгляды заниматься не мешают. Иначе было бы совсем обидно. Кстати, ты с обоими занималась любовью?
— С обоими… — голос Аллы поскучнел. — В том-то и дело, что я с ними, а не они со мной. Когда мы с Вовкой первый раз в постели оказались, можно было подумать, что я его насилую. Двадцать лет парню, мало того, что ничего не умеет, так еще и всего боится. Думаю, я у него первая, хотя он обижается и утверждает, что нет. Видимо, защищается так. Я же своих приключений не скрываю. С Пашкой другая беда. Я — сверху. Всегда. От начала, до конца. Причем к этому "концу" я себя чувствую, как после тренажерного зала. Но иначе не получается. Представляешь, каково мне под ним. Попробовали разок, я едва живая вылезла — решила, нет — хватит с меня такого экстрима. Но главное, — Алла поставила противень на доску и выпрямилась, — главное, что после "первого раза" Вовка моментально решил, что я его навеки. Типа, "девушка, теперь я должен на вас жениться". Жить, правда, негде и не на что, зато амбиций хоть отбавляй и святая уверенность, что я никуда от него не денусь.
— В какой-то степени ты эти иллюзии поощряешь. По головке гладишь, в гости зовешь. Тебе ведь самой приятно чувствовать, что они к тебе привязаны, причем длина веревочки зависит от тебя. Хочу ближе подтяну, хочу петельку на крючок накину — стой и жди… Скажешь, нет?
— Не скажу. — Алла закатила глаза. Все это она и сама отлично понимала, но слышать то же самое от брата ей было совсем уж неинтересно.
Андрей перемену в настроении уловил. Встал и тоже взялся за поднос.
— Ладно, пора уже с готовкой и разговорами заканчивать. Давай помогу.
— Справлюсь. — По тону было видно, что Алла уже успокоилась. — Иди, лучше народу покажись. Я тебя с Пашкой еще не познакомила.
— Пойдем. Хотя, должен заметить, что пришли они все-таки к тебе, а не ко мне.
В комнате стояла гнетущая тишина. Молодые люди сидели друг к другу спиной, причем совершенно очевидным было то, что так они сели специально. Владимир делал вид, что сосредоточенно изучает какую-то, взятую с полки, книгу. Впрочем, до появления Павла, он, возможно, действительно ее просматривал. Паша же ничего не делал, сидел, уставившись в окно. На появление Аллы и Андрея Володя отреагировал слабой улыбкой, а Павел сдвинутыми бровями и насупленным взглядом.
— Паша, это мой старший брат, Андрей — Алла сделала строгое лицо и походкой королевы снова удалилась на кухню.
Лицо "атлета" слегка прояснилось, хотя более дружелюбным не стало. Андрей протянул руку и почувствовал крепкое ответное рукопожатие. Пожалуй, даже очень крепкое…
Андрей решил быть предельно корректным.
— Ребята, вы извините, что мы вас немного бросили. В обычной жизни вы видите Алку гораздо чаще меня, вот мы языками и цепляемся, как момент выдается.
— Да что там, все понятно — пробасил Павел, а Володя только слабо кивнул.
— Вы, я так понимаю, вместе с Аллой учитесь…
— Не совсем. — Павел, несмотря на грозный вид, оказался более разговорчивым. — Это он — короткий кивок в сторону книжного шкафа — вместе. А мы с Аллой в тренажерном зале познакомились. Я рядом с ее институтом живу.
— Понятно. — Про себя Андрей подумал, что не познакомиться с Павлом, если уж занесло именно в тот зал, наверное, невозможно. Судя по внешности, он там если не днюет, то уж точно ночует. — Ребята, стол помогите подготовить.
Павел только начал разворачиваться, а Владимир уже был на ногах.
— Конечно! Что надо нести?
— Да, собственное нести ничего не надо. Вот стол — Андрей показал на сложенный стол — книжку — в одиночку его ставить неудобно. Раздвиньте пока, а я у Аллы спрошу, где скатерть.
Удаляясь на кухню, Андрей успел услышать за спиной недовольное сопение. Потом раздалось хлопанье створок неумело раздвигаемого стола.
Алла за это время уже успела нарезать большую красивую рыбину на куски и разложить ее на поднос. Правда, не забывая при этом прислушиваться к разговору в комнате.
— Все-таки нашел им совместную работу?
— А то! Ты же понимаешь, отказать мне они не могут, а о ваших сложных отношениях я имею полное право не знать. Больше тебе скажу — если твои приятели решат, что я о них действительно не знаю, будет намного лучше. Кстати, где скатерть, я, по легенде, за ней сюда пришел.
Когда брат и сестра вновь появились в комнате, оказалось, что диспозиция восстановлена в точности. Стол был раздвинут, а молодые люди напряженно изучают противоположные стены. Даже на появление Аллы среагировал один Владимир.
— Ребята, к столу садитесь, — голос Аллы был на редкость сладким, Андрей даже удивился. — А то обижусь.
— А какая это рыба? — Володин вопрос был задан исключительно из вежливости, но, по крайней мере, он прервал затянувшееся молчание.
— Тунец. — Алла ответила таким тоном, как будто запеченный тунец был в ее рационе ежедневно. — Андрюша специально привез из командировки в Португалию.
— А что в Москве его нет? — Павел выудил с подноса самый крупный кусок и неделикатно облизал вилку.
— В Москве настоящий тунец — это большая редкость. А там его продают едва выловленным. А еще Андрюша привез настоящего Портвейна…
Последнее сообщение заинтересовало гостей куда больше. Из сумки были извлечены две бутылки, а Алла принесла фужеры. Чокнулись. Володя и Павел постарались коснуться фужера Аллы, не касаясь, при этом друг друга. И вполне в этом преуспели.
Некоторое время раздавался только звон вилок. Наконец, Павел, который все это время сидел, глядя в пол, отложил прибор.
— Алла! — Эмоции сквозь его бас пробивались с трудом, но волнения не заметил бы только слепой. — Мы можем с тобой поговорить?
— Говори, — девушка продолжала ловко работать ножом, чем, по наблюдению брата, вызывала жгучую зависть Володи.
— В… Коридоре. Или на кухне. Можно?
Алла пристально посмотрела на Павла, вложив во взгляд как можно больше неудовольствия, и кивнула в сторону кухонной двери.
— Первый и последний раз. Извините нас, пожалуйста.
На Владимира было жалко смотреть. Андрей взял бутылку и наполнил его фужер. Володя, не отрывая взгляда от двери, машинально выпил его залпом и беспомощно обернулся.
— Она с ним пошла!
— Ты имеешь что-нибудь против?
— Да! То-есть, нет, конечно — Володя стушевался. — Но мы, вроде бы, все вместе…
— Совершенно с тобой согласен. Но Алла — человек умный и прямой, сейчас она ему все что думает скажет. Так что на твоем месте, — Андрей сделал театральную паузу и ухватил с тарелки листик салата, — я бы только радовался. Посиди, я сейчас…
Пауза Андрею понадобилась не ради эффекта. Ему отчетливо показалось, что на кухне происходят вовсе не словесные разборки. Конечно, входить туда он не собирался, но была одна хитрость, о которой и он, и его сестра знали. На боковой стене кухни висело большое прямоугольное зеркало, на котором, если встать в нужную точку, кухня просматривалась как на экране телевизора.
Ожидания оправдались. Алла стояла именно там, откуда ее было видно лучше всего. Павел буквально навис над ней, постоянно что-то говоря. Со стороны особым оратором он не выглядел, но, судя по всему, слов знал много, и пользоваться ими умел. Девушка время от времени в ответ кивала, но кажется, большого удовольствия от объяснения она не испытывала. На мгновение Андрею показалось, что Алла скосила глаза на зеркало, пытаясь понять, видит ли он ее, но, уверенной в этом она быть не могла.
Тем временем, Павел перешел к решительным действиям. Его рука, опиравшаяся до того на край стола, сползла на бедро Аллы и постепенно начала подниматься вверх. Как бы невзначай зацепилась за край топика, приподняв его настолько, чтобы прорваться к грудям ей уже ничего не мешало. Наличие бюстгальтера продвижение руки замедлило, видимо, по своей невнимательности Павел решил, что бельем девушка пренебрегла, но не остановило. Большого удовольствия Алла от таких ласк не испытывала — в облегающей одежде ей было просто неудобно, поэтому она подняла руки и позволила приятелю задрать ее одежду до плеч. После чего просто положила одну из своих грудок в его ладонь. Хотя их размеры так разительно отличались, что при желании Павел вполне мог бы накрыть одной рукой и обе груди. В это время другая рука Паши безуспешно скользила по Алкиным шортам. Просто так они сниматься не желали, а молния все не находилась. О том, что эта простая деталь может располагаться сбоку, атлет как-то не подумал, да и Алла очень хитро прижалась бедром к его ноге, что поиск застежки существенно затрудняло.
Движения Павла становились все более резкими — к длительным ласкам он явно предрасположен не был. Сделав еще одну безуспешную попытку содрать с подруги шорты, Павел расстегнул собственные джинсы и выпустил на волю, стоящий как кол член. Алла игру приняла, обхватила его пальчиками и начала ритмично стимулировать. Паша уже понял, что на большее ему рассчитывать не приходится, поэтому закрыл глаза и прислонился к стене, надеясь, что после руки девушка будет не прочь задействовать и губы. Грудь приятельницы он при этом уже отпустил, сосредоточившись исключительно на собственных ощущениях.
Расплата наступила мгновенно. Сделав еще несколько резких движений, Алла вдруг одним движением вывинтилась из медвежьих объятий Павла, расправила бюстгальтер и топик и ехидно улыбнулась.
— А дальше, милый, сам… Если хочешь, конечно. Только потом не забудь пол вытереть.
— А! Как! — Паша стоял с вытаращенными глазами и спущенными до колен брюками. — Ты чего?
— Ничего. Продолжение в более интимной обстановке и когда нас никто не будет ждать. Я тебе сказала — не начинай. Теперь сам думай, стоило ли это делать. Тем более, — в голосе Аллы послышались обиженные нотки, — я тебе не машина. Научись девушке приятное делать для начала…
Алла приоткрыла дверь — ровно настолько, чтобы в стекле не мелькнул силуэт Андрея — и выскользнула в коридор. Брат отступил чуть назад, давая ей возможность незаметно проникнуть в ванную комнату, откуда сразу послышался шелест льющейся воды.
В комнате Андрей и Алла появились вместе. От девушки пахло свежестью, и она широко улыбалась. Владимир за все это время даже позы не изменил. Сидел и смотрел в пустой фужер из-под Портвейна. На звук шагов, правда, обернулся и, как показалось Андрею, вздохнул с облегчением, увидев Аллу в его компании, а не Павла.
— Ну, что?
— Все отлично, — на Алкином лице читалось глубочайшее удовлетворение. — А почему у нас, собственно пустые стаканы. Вовка, налей мне выпить!
Просьба была исполнена с такой поспешностью и с таким рвением, что на скатерти остались несколько рубинового цвета пятен. Алла поджала губки, но, заметив около тарелки Павла жирное пятно от рыбы, ничего говорить не стала. Воспитывать, так обоих. Вместо этого она подняла бокал и с чувством ударила им сначала по бокалу Андрея, а потом Владимира. С явным расчетом на то, что с кухни этот звон тоже будет слышен. Пока там стояла мертвая тишина и у Андрея мелькнула мысль — не сходить ли туда, проверить незадачливого любовника. Шутки шутками, но ножей и прочих острых предметов на кухне полно, а в дурную голову, что только не придет. Правда, сестра о его опасениях не догадывалась, о чем-то весело рассказывая Володе. Тот тихо и односложно отвечал.
И тут в комнате появился Павел.
Внешне привести себя в порядок ему удалось. По крайней мере, брюки были застегнуты, рубашка в них заправлена, а волосы приглажены. Впрочем, приглаженность его "ежику" подходила совсем не очевидно. Володя и Алла сидели к нему спиной, а потому только Андрею была видна злость в его глазах. Вот взял бы чего потяжелее и зашиб кого-нибудь…
Однако вымещать злость было не на ком. О том, что с ситуацией знаком Андрей знала только Алла, а ссориться с ней Павел не собирался даже сейчас. Громко пыхтя, он пробрался мимо стола до своей сумки, размахнувшись, бросил в нее свернутую трубкой газету и также шумно отправился к выходу. Похоже, он не секунду не сомневался, что его никто не окликнет. Но Алла имела другое мнение.
— Ты разве уходишь?
Павел пропыхтел что-то нечленораздельное, но все-таки остановился.
— Ты имей в виду, — голос Аллы был совершенно спокоен и холоден, — Ты волен поступить, как считаешь нужным, но тебя никто не гонит. Я тебе объяснила — в чем ты не прав, более — никаких обид. С моей стороны, по крайне мере.
Молодой человек напряженно боролся с собой. Уходить ему не хотелось страшно, оставаться… Впрочем, кому какое дело до их с Аллой отношений. Павел поставил сумку у порога и снова плюхнулся в кресло, глядя на всех как можно более независимо.
Алка снова защебетала, демонстрируя свое хорошее настроение. Андрей, чуть подумав, открыл вторую бутылку и наполнил все четыре бокала.
— Давайте за знакомство. Мне было очень приятно…
На "было" отреагировала одна Алла. Впрочем, на ее реакцию Андрей и рассчитывал. Он, не поднимая головы, посмотрел на сестру, а та чуть заметно мотнула головой и одними губами сказала "ага". Потом встала и, покачивая бедрами, пошла в коридор. Володя немедленно заерзал на стуле, разрываясь между приличием и желанием пойти следом.
— Павел, а ты спортом профессионально занимался? — голос Андрея чуть дрогнул от желания придать ему как можно более искренние интонации.
Атлет удивленно обернулся, пытаясь понять — действительно ли Андрею это интересно.
— Просто Алка говорила, что ты в офисе работаешь, а познакомились в спортзале. Да и трудно тебя представить в конторе.
Впервые за весь вечер Павел улыбнулся.
— Да, нет! Я тренер по силовой гимнастике в тренажерном зале. Но у нас там всего персонала три тренера, бухгалтер, да хозяин. Вот и приходится по вечерам сидеть, всякие бумажки заполнять. А я это до того не люблю, что всегда долго получается. Мне лучше железа лишнюю тонну перекидать, чем циферки выводить.
Боковым зрением Андрей видел, как Владимир в это время сполз со стула и, стараясь не шуметь, начал перемещаться в сторону коридора. Павел этого видеть не мог, да и не стоило сейчас раздражать его еще больше.
Впрочем, Павел оказался внимательнее, чем казалось.
— А мы что, вдвоем остались. А где?
— Алка на кухне, — Андрей старался быть самим спокойствием, — А Володя… В туалете, кажется. Вы что, так и будете друг за другом следить? Насколько я знаю свою сестру, ее это может только разозлить.
Павел пробурчал что-то, на тему "за врагами глаз да глаз", но успокоился и даже сделал музыку чуть громче.
Собственно в том, что "по закону жанра" в ванной сейчас происходит примерно то же, что полчаса назад на кухне, Андрей практически не сомневался. Обдумывал он другое — оставила ли Алла возможность наблюдения за ней. Скорее всего — нет, да и смысла в этом не было. Володя хоть и показался вначале инициативным малым, с приходом конкурента сник основательно. Важно было только не увлечься, но Алла обычно хорошо чувствовала время. Вот только Павел его не чувствовал. Встал и вразвалочку пошел на кухню.
Андрей чуть посторонился, лихорадочно обдумывая, как в случае чего не допустить кровопролития. В том, что через минуту-другую такое решение понадобится, сомнений уже не оставалось. Паша протиснулся в кухонную дверь, несколько мгновений в недоумении постоял на пороге, потом перевел взгляд на тонкую стенку между ванной и кухней и изменился в лице. Никакого шума оттуда слышно не было, но какое это могло иметь значение! В два прыжка Павел оказался у двери ванной и дернул за ручку. Андрей беспомощно поморщился.
Дверь не просто открылась, она слетела с петель. Да так, что Павел на секунду оказался под ней…
Алла сидела на краю ванной. Ее шорты были расстегнуты — то, чего Паше так и не удалось сделать. В глазах стояла вполне понятная поволока. Владимир стоял перед ней на коленях и его поза не оставляла сомнений в том, что он делал перед этим. В том, что ему предстоит после тоже, кажется, сомневаться не приходилось. С рычанием — по-другому этот звук назвать было трудно, — Павел поднял его на ноги — прямо за воротник модного костюма, занес над головой свой кулачище и вынужден был остановиться — под его рукой оказалась Алла. Ее губы были плотно сжаты.
— Что ты здесь делаешь?
— А ты?
— Не твое дело! Это — мой дом и я здесь делаю, что хочу! Или ты считаешь, что мастурбировать на кухне, одному тебе позволено…
— С ним? — вопль Володи был громким, несмотря на нависающий кулак.
Алла глубоко вдохнула и вытолкнула из ванны обоих. За дверью стоял Андрей, готовясь, если что, сестру защитить.
— Как вы мне надоели! — в голосе Аллы послышались вполне натуральные слезы. — Шли бы вы! Оба! Сами знаете куда. Один только о себе думает, второго между ног засунуть надо, чтобы он, наконец, догадался, что у женщины там не так, как у него. Мне только драки здесь еще не хватало! Собирайтесь и валите отсюда…
Много времени сборы не заняли. Володя схватил куртку в охапку и первым выкатился на лестницу. Павел собрался более тщательно. На лице было написано — "я сюда больше ни ногой".
Когда дверь закрылась, Алла прислонилась спиной к стене и взглянула на брата.
— Вот ведь, прости, господи, уроды. Хорошо, что ты мои сомнения подтвердил… Видеть обоих не могу.
— Подожди. Эти твои умники впопыхах свои сумки забыли. Так что сейчас тебе это еще предстоит. Мне только интересно, вместе явятся или по одиночке.
— Да Вовка Пашке теперь постарается не показываться на глаза всю оставшуюся жизнь!
— Ты так думаешь? В окно посмотри!
Алла осторожно выглянула в кухонное окно. Оба ее недавних кавалера стояли у подъезда и что-то горячо обсуждали. Причем Володя говорил гораздо чаще.
— Оправдывается, наверное. Убежать не успел. — Алла была безжалостна.
— Да ничего подобного! Скорее обсуждают, какая ты, — Андрей засмеялся — никчемная женщина. И каждый еще надеется вернуться. По крайней мере, сейчас. Они тебе сейчас такую "иронию судьбы" устроить могут. Мало не покажется.
Алла закатила глаза.
— Вот как их отвадить? — и тут ее глаза блеснули. — Есть идея! Слушай!
Звонок верещал не переставая. Наконец, выждав секунд тридцать, Алла отправилась к двери. Из всей одежды она оставила на себе только давешние почти невидимые трусики, да туфли на высоком каблуке. Отомкнув замок, девушка бросила… "открыто" и отступила в комнату.
Кавалеры ввалились парой. Видимо, с разногласиями они решили повременить. Их взорам предстала невероятная картина. В кресле, спиной к ним, сидел Андрей. Того, что он не снял джинсы, видно не было, над креслом возвышались только его голые плечи. Сверху расположилась Алла. От двери она добежать едва успела, а потому дышала тяжело, что только добавляло эффекта в этот театральный номер.
Скорости, с которой Владимир и Павел похватав свои вещи, вылетели из квартиры, мог бы позавидовать любой, застигнутый врасплох любовник. Щелкнул замок.
— А не пустят твои воздыхатели теперь слух, что в твоей семье инцест практикуется? — голос Андрея был веселым. — Тебе же там три года учиться.
— Кто пустит? Вовка? Я тебя умоляю. Еще ни один пущенный им за два года нашего знакомства слух не подтвердился. Кто ему поверит!
— Ну, смотри. Тебе виднее. — Андрей встал и потянулся. — А тебя так приятно держать на коленях. И грудь у тебя такая приятная.
— Я тебе разрешаю держать ее сколько захочешь и тогда, когда захочешь. — Алла потерлась носом о руку брата. — Только ведь ты вряд ли захочешь. Я тебя знаю. Были бы мы хотя бы не родными…
Девушка вздохнула, но тут в ее глазах появился озорной огонек.
— К тебе ведь заходила дамочка такая… Рыженькая. А ты от нее прятался.
— Она и сейчас пытается. Мне ее номер уже на всех телефонах в черный список занести пришлось.
— Я думаю, тебе стоит пригласить ее в гости. И меня заодно! — Алла смотрела на брата в упор. — Игра продолжается…
Трусики для любимой
Бля, скорее бы ушла эта толстая тетка с дочкой! Нет, дочурка, могла бы, и остаться, а вот тетушке не мешало бы идти в другой магазин. В продовольственный, на пример.
Я стою рядом с раскрытыми дверями магазина нижнего белья, стесняясь войти. Продавщицы почти всех подобных магазинов в нашем маленьком городе узнают меня в лицо. Вот и эта, увидев, улыбнулась и поздоровалась. Но, толстая тетка взглянула вслед за ней так, будто я заглядываю, по меньшей мере, в ее кошелек!
Ага! Вон оно че! Оказывается, толстуха покупает трусики для своей дочурки-малолетки. Мне стало даже интересно, какие она сейчас той предложит. Мамаша выбрала простенькие, "совковые". Девчонка же, смущенно взглянув на меня, отходит к прилавку с тонким кружевным бельем. Пока идут переговоры мамаши и дочки, в магазин входит еще трое женщин. Одна помоложе, лет 25ти, две другие постарше. Причем, если "молодуха" сразу же идет рассматривать товар, две другие бросают на меня недобрые взгляды. Ох уж, наш, восточный менталитет!
Нет, я не извращенец. Не подумайте, что я люблю наблюдать, как женщины покупают себе святая-святых, нижнее белье. Я просто жду, пока там останется одна продавщица, и выберу, наконец, трусики для своих любимых женщин. Природная скромность и такт не позволяют мне войти туда в присутствии клиенток.
Возлюбленных у меня на данный момент, две. Это моя жена, и любовница. Я всегда сам, лично, выбираю белье для своих женщин. И не только нижнее белье. Я покупаю все, вплоть до гигиенических подкладок, и сменных лезвий для бритвы! Но, покупка трусиков, это для меня процесс приятный, и я бы даже сказал, ритуальный. Вкусы мои меняются, а вместе с ними, меняются и облики моих партнерш в надетых трусиках. Иногда мне нравятся тонюсенькие стринги, впивающиеся глубоко в ягодицы и в складку половых губ. Иногда, красивые, кружевные, с прорезями в области лобка. Сейчас же, я очень полюбил шелковые трусики, из двух треугольников, маленьким, спереди, и побольше сзади, скрепленными на бедрах тоненькими повязочками. Типа, бикини. Не меняется только цвет. Я терпеть не могу цветные трусики, и предпочитаю исключительно белый и черный цвета. Иногда, бежевый.
Но, тогда это должны быть кружевные, иначе они смотрятся "несвежими".
Уф, наконец, с магазина удаляются почти все посетительницы. Остается только молодая, 25-летняя. Отложенная кучка из лифчиков, трусиков, и комбидрезов уже лежит на толе продавщицы. Но девушка. Вроде, присмотрела себе еще что-то. Я не выдерживаю, и уверенно направляюсь к витрине с тонким кружевным бельем. Через несколько минут, мысленно выбрав необходимое, поворачиваюсь к продавщице…
— Вот эти, парочку. Только пакуйте в разные пакеты.
— А размеры? — улыбается мне она.
Я беру в руки красивые, черные с отливом, трусики в руки, растягиваю резинку.
— Вот эти пойдут. Пусть будут одного размера.
Попки у моей жены, и Олечки, моей любовницы, приблизительно одного размера. Я же художник, леди, и мне достаточно один раз потрогать форму, чтоб мои руки запомнили не только объем, но и каждую линию формы. А их попочки я трогаю регулярно, иногда помногу раз за день, каждую…
Единственная покупательница с интересом смотрит в мою сторону. Ей очевидно, почему я беру в двух экземплярах, и она с нескрываемым интересом рассматривает мой "вкус". Я подхожу к трусикам-стрингам, и выбираю по паре черного и белого цветов.
Потом набираю еще тех самых, с треугольничками, и еще, и еще. Покупательница же, взяв в руки красивейшие, нежно-голубого цвета трусики с тончайшего кружева, даже "примеряет" к себе, приставив к тому месту, где они будут надеты. Тут уже я незаметно для нее, исподлобья, разглядываю будущую хозяйку голубого белья. Несомненно, она чертовски мила, даже красива.
Высокая, да еще и на каблучках, с тонкой талией и выпирающей назад попкой, затянутой в белые брючки. Присмотревшись внимательнее, я обнаруживаю и тонкую тесемочку трусиков, просвечивающую сквозь ткань брюк на бедрах. А вот линии лифчика я не обнаружил. Волосы девушки спадают по "топику" чуть ли не до талии!
"Интересно, бреет она свое влагалище, или нет?" — шальная мысль не дает мне покоя. Дело в том, что я не люблю, когда влагалище женщины наголо побрито. Я был неприятно удивлен, когда в первый раз раздел свою любовницу, Олечку. Ей всего 16 лет, и до встречи со мной она была девственницей. Но кто-то из подруг научил ее, что побритое влагалище, это мол, гигиенично! Черта с два! Я думаю, что лысая пизда это, по крайней мере, пошло. Она не вызывает во мне никаких эмоций, тогда как волосатая пизда, будит во мне самые основные инстинкты. А что касается гигиены, то на это есть горячая вода, и всякие гигиенические средства, вроде груши. Подмывайтесь чаще, милые девушки, и не ебитесь с кем попало, вот и вся гигиена! К счастью, откровенный разговор с Олечкой все расставил на свои места, и уже через две недели нашей близости, ее пиздочка покрылась небольшим, но густым пушком черного цвета. И это, не смотря на то, что я продолжал "иметь" девушку только в попочку, оставив девственность на ее усмотрение. Олечка, однако, не стала задерживать с дефлорацией, и однажды, став в привычной позе "раком", сама попросила войти меня чуть-чуть ниже…
Ну, я отвлекся!
Что же делает наша обладательница голубых трусиков? Ага! Теперь, она, отложив голубые к уже выбранным, выбирает себе крохотные атласные "бикини" розового цвета. Снова, уже явно для меня, примеряя их к своей фигурке. Вот мерзавка, а?! Я понимаю в душе, что это всего лишь игра, но, потихонечку прихожу в возбуждение. Мысли мои глубоко, где то в промежности незнакомки… вот бы стянуть с нее белые брючки, и присосаться губами к ее влагалищу! Блин, обожаю целовать влагалище красивым женщинам! Не в силах продолжать этот бессмысленный процесс, я, расплатившись, выхожу из магазина. В машине аккуратно раскладываю пакетики с трусиками. Те, что для жены, укладываю в барсетку, а Олечкины, прячу далеко в бардачок.
Олечка еще до недавнего времени носила только хлопчатобумажные, трусы. Их и трусиками то, не назовешь. Такие, бесформенные, детские, вы понимаете меня, да? Теперь же, предварительно "одев" любовницу с ног до головы, я перешел к интимной части ее туалета. Олечка сначала сопротивлялась… "эти ниточки впиваются ко мне в попу!" Однако, поняв позже, какую немаловажную роль играет женское белье в жизни мужчины, смирилась. Нет, я не против, чтоб она носила и купленные ее мамой панталончики. Но, на наши встречи, я прошу надевать ее исключительно, подаренное мной.
Придя в офис, я первым делом раскладываю трусики из Олиного пакета на диване. Зрелище восхитительное и радующее глаз. Блин, все-таки, я эстет, до кончиков ногтей! Я давно уже решил окружать себя только всем красивым. Если это музыка, я буду слушать мелодичный джаз или оперные арии. Если это живопись, то не агрессивная, а нежная, полная гармонии цвета. Если это стихи, пусть будет поэзия вечная, из переливающихся звуков и образов. И, конечно же, если рядом со мной женщина, то пусть это будет женщина божественная, неописуемой природной красоты, коей в полной мере обладает моя Олечка! Олечка, без капли макияжа, смотрится, будто с обложек глянцевых журналов. А фигурка безупречна и точена, как скульптуры Родена. Как же ей будут "идти" все эти трусики, разложенные пока на диване! Вот эти, к примеру, белые, с тонкого кружева. Обтянув девичью попку, они не скроют черный пушок на лобке. А я буду упиваться запахом молодого влагалища, его соками, проступающими на ткань новых трусиков… Скорее бы кончилась третья пара в колледже, и тогда моя девочка сломя голову побежит ко мне на свидание. А вечером, уже другая женщина, более опытная и искушенная, будет ходить как на подиуме, демонстрируя новую коллекцию домашнего белья. И перед самым сношением, моя женушка, конечно же, наденет тоненькие стринги. Чтоб, не снимая их, а просто отодвинув полосочку, ввести собственноручно мой член себе во влагалище.
Милые женщины! Напишите мне, если желаете пообщаться. А если пришлете свою фотографию, то мой ответ будет вам самым скорым.
И, конечно же, с моей фотографией обязательно!
Трясина
Я помню себя семилетней девочкой, гуляющей с мамой в таежном лесу. Приближаясь к озеру, мы слышим странный звук, похожий на стон или поскуливание, и вдруг, щемящая душу картина привлекает наше внимание. Молодая косуля провалилась в трясину, беспомощно вздрагивая, пытаясь выбраться, облепленная оводами, сосущими ее кровь, она смотрела на нас человеческим взглядом, взывая о помощи. Расторопная моя мамулька, хватает ствол небольшого дерева и, подсовывая под грудь бедному животному, начинает давить, командуя мне, делать тоже самое. Горячие слезы текут по моим детским щекам от напряжения и жалости… Почувствовав опору, косуля вскрикивает и, выпрыгивая на траву, исчезает между деревьями…
Прошло около двадцати лет, как я не была в этом таежном краю, и сейчас, под стук колес провинциальной электрички, наблюдая за окном сибирские пейзажи, воспоминания детства так сладко обволакивают мои глаза. В вагоне, как всегда, пахнет пылью, куревом и колесным маслом. Публика в основном быдловатая, и я, в своей столичной выхоленности, такая пригожая красотка плохо вписываюсь в окружение. Скоро мы прибываем в Тобольск, захолустный городок, закопченный трубами металлургических комбинатов, однако близкий мне, потому, как в паспорте записан местом моего рождения. И мои дедушка с бабушкой здесь и ждут свою образованную аспирантку, единственную внучку из Москвы, записать на нее наследство, дом и все, что к нему примыкает.
Народ пялит на меня глаза в бесстыдном любопытстве и, вдруг, из всех этих взглядов я чувствую один, проникающий, обнимающий и возбуждающий. Конечно все вы ощущали на себе взгляд, но могли бы вы принять физические его параметры, как вкус, вес или цвет?… Это был именно такой взгляд и много позже я поняла почему…
Я оборачиваюсь, и глаза в глаза вижу приятного молодого человека лет 25-ти, явно не здешнего, идущего ко мне с середины вагона. "Костя" — наши руки встретились, не было ничего необычного, просто попутчики до одной станции. Новосибирский парень, отучившийся в Москве, он, как и я ехал к родственникам. Вагон вздрагивает и начинает притормаживать, мы даже не успели поговорить, и Костя быстро пишет телефон и адрес моих дедов, обещая завтра же появиться.
Избалованная мужским вниманием, я стараюсь изобразить милую улыбку равнодушия, однако не могу бороться с желанием увидеть его опять. (
Мы провели вместе следующие два дня, это было на одном дыхании, вся эта музыка прикосновений, взглядов уже не детской влюбленности звучала вокруг нас певучим оркестром. Костя закончил МИФИ и после аспирантуры был оставлен в Москве, так же, как и я после Биохимического, через две недели он ждал своего друга, с которым у него были большие планы в Новосибирске. Мы много говорили о столичной жизни, о перспективах и мечтах…
Я не знаю, как сложились бы наши отношения, если не этот случай, который повернул многое. Уже неразлучные, мы обошли все места для гуляний в этом пыльном городке, когда решили провести время на берегу пруда, просто около воды…
Подходя к пруду, внимание наше привлекла собравшаяся толпа людей на берегу, крики и вздохи явно говорили о недобром происшествии. Отделившийся от толпы дед, бранясь, ковылял в нашу сторону. Я бросилась к нему с вопросом о случившемся… "Да, бля., набросали железяк в пруд, малец себе ногу распонохал аж до бедра, Скорую вызвали, да не поспеть им, кровыща та хлещет, уйдет пацан, горе то…" — смахнув скупую слезу пробубнил дед.
Услыхав это, Костя, выпустив мою руку, бежит к толпе что есть сил, я бегу за ним, но вижу его уже далеко впереди себя. Когда я приблизилась к толпе, он уже был в середине и я только слышала его громкие слова, которые говорились мальчику лет 10-ти, залитому кровью, фонтаном брызгавшей из ноги, несмотря на замотанные в виде жгута куски ткани. Я слышу, как Костя приказывает этому ребенку смотреть в глаза, как говорит ему, чтоб тот не чувствовал боли и еще что-то…, меня мутит от запаха крови, все кружится в глазах, крики окружающих, их реплики… "Кровь перестала идти, он остановил кровь…!" — это звучит сквозь туман, ощущение пересохшего рта и горячей тошнотой в груди…, где-то, сквозь пелену сознания сирена Скорой…, но я уже не чувствую ног…
Oткрывая глаза на берегу пруда в ивовой роще, чувствую, как влажное платье приятно освежает…, рядом Костя, весь в мокром, он сказал, что пришлось искупаться в одежде, смыть кровь, а меня он поливал водой, чтобы привести в чувства.
Таксист так удивленно смотрит на мокрую парочку, "Здесь говорят, ребенок ногу пропорол, так какой-то парень его спас, просто чудо, и как пришел, так и исчез, никто его больше не видел, не слышали про это?…" Костя молчит, и достав мокрую пятерку, помогает мне выйти из машины.
Мы заходим в ванную и просто раздеваемся молча, как дети, начинаем мыть друг друга… В рубахе моего деда Костя выглядит старомодно, я наливаю ему чай, мне уже лучше и в глазах только вопрос "Что это было, что произошло, как ему удалось спасти мальчика.?…".
Друг мой начинает говорить не сразу, как бы подбирая слова и отвечая вопросом на вопрос "Знаешь ли ты про село Покровское, оно здесь не далеко, мои родители родились и выросли там?" — спрашивает он, испытывая мой интеллект, "Покровское…" — гм, я напрягаю память и вдруг что-то екает во мне, "Да, знаю, родом оттуда был Григорий Распутин, самая темная личность в русской истории, он имел необыкновенные мужские способностями, мог совокупляться сразу с двадцатью женщинами…". Костя улыбается — "Все знают в основном про эти способности, однако он обладал гипнозом, прорицанием и многим другим, почти все село, это его потомки, половина носит его фамилию…". "Ты хочешь сказать, что ты…" — я почти опять теряю сознание. "Да, Григорий — мой пра-пра-пра…, и фамилия у нас общая, только способностей у меня таких нет, да и гипноз я открыл в себе не давно, благодаря близкому другу, а еще это…". Костя, оглядываясь, берет деревянную ложку и положив на стол, начинает пристально на нее глядеть, ложка сначала покачивается, а затем начинает медленно двигаться. "Это телекинез…" — шепчу я, в одно мгновения ощущая себя почему-то слабой и бездарной по сравнению с моим милым.
Стараясь не показать это, я шучу, улыбаясь — "Ты и девушек, наверное, гипнотизируешь, представляю, сколько у тебя поклонниц!..". Однако Костя удивляет меня ответом — "Женская любовь меня не очень интересует, у меня много планов, задумок, я больше предпочитаю женщин постарше, лет после 35-ти, с ними можно интересно проводить время, общаться, ты в свои 26-ть достаточно взрослее своих сверстниц, мне очень с тобой нравится…".
Двумя неделями позже я поняла смысл этих слов, а пока я просто летала в эйфории своей влюбленности… Мы не заканчиваем разговор, мои старики появляются в дверях и вечер семейного ужина ласкает мои взвинченные нервы, но мне надо больше, чтобы расслабиться… и когда мои пошли спать, я сама беру Костю за руку и веду его в стоящую во дворе баню, где, зажигая свечи, заглядываю в его золотисто-карие глаза…
Я уверена, что почти все вы, дорогие, занимались любовью в алкогольном опьянении или хотя бы выпив спиртного, думаю, что многие делали это, покурив травку или приняв что-нибудь запретное, или все это сразу, однако, кто из вас может поделиться впечатлениями сексуального опыта в состоянии гипноза…, думаю не многие…
В стенах бревенчатой бани, в ярких пламенях свечей, я отдаюсь ему как никогда раньше. Это было необыкновенно, как игра…, он ставил меня на колени как дворовую девку, ласкал, как придворную даму, я видела себя одетую в тугое платье с корсетом и слышала шум вееров… И вся эта Распутинская распутность и развращенность, мужитская удаль и природный интеллект, бьющий генами в его руках, губах, а главное, в глазах, звучал во всем моем теле, соединяя все мои чувства в одно… ЛЮБОВЬ! Время от времени я заглядывала в эти янтарные глаза, чтобы почерпнуть там большего кайфа, как прерываются любовники, чтобы выпить вина, затянуться сигаретой или в одурении группового секса, приближаются к новой парочке, вкусить новых ласк… Мы засыпаем на рассвете, обнявшись, на полу, укутавшись старым одеялом. (
Проведенные вместе девять дней были для меня истинным счастьем, мы говорили очень о многом, и, конечно, о гипнозе и его стадиях, Костя поведал мне много интересного, однако, мои вопросы, почему он не пошел в медицину и не развивал этот дар дальше, проигнорировал, сказав, что видит себя в другом, да и лечение гипнозом не продолжительно и не всегда удачно и чем выше интеллект, тем ниже гипнабильность и внушить человеку что-то очень не просто, тот мальчик у пруда был с чистым сознанием, ему-то можно помочь. Я слушала и понимала, что мне уже не помочь…, и каждый вечер увлекала своего нового любовника на дощатый пол в бликах свечей…
"Сегодня приезжает Кирилл, я позвоню тебе завтра" — слышу я, недоумевая, почему мы не можем встретить его друга вместе. "Ты не хочешь нас познакомить, может думаешь, что он меня отобьет?" — шучу я в своей наивности… "Ну. я тебе потом объясню, у нас с ним особые отношения, конечно, я вас познакомлю…".
Костя пропал на три дня, после наших ночных свиданий, я чувствую себя обиженной, недоумевая, что происходит… Наконец, он приглашает меня на ужин в родительский дом, звуча по телефону очень официально. Я наряжаюсь так, что сама просто глаз не могу от себя отвести, даже не понимая, на кого я хочу произвести впечатление, с родителями Кости я уже встречалась, а его друг… А вот его друг просто нежно пожал мне руку, глядя, как бы мимо меня, зато не сводил глаз с моего милого. Я стараюсь держать себя в руках, хотя определенные подозрения разрывают меня изнутри…, и уловив момент, я завожу Костю на кухню, поговорить…
В моей той короткой жизни, конечно, были неудачи и разочарования, но не было ударов…
"Я хотел рассказать тебе о Кириле, с тобой мне было просто великолепно, но он для меня особенный…, я хотел с тобой общения и дружбы, а секс, это же была твоя инициатива, ведь женская любовь не для меня, у меня другие планы, прости, не хотел тебя обидеть., ты всегда будешь мне лучшим другом…"
Я стараюсь не глядеть ему в глаза, дабы не подвергаться искушению, от обиды и боли сдавливает горло и хочется крикнуть — "Да как это у вас происходит, вы что трахаете друг друга?!", но самообладание берет вверх, хотя трудно подумать, что потомок незаурядного, секс-символа Руси, Григория, Константин Распутин, предпочел мне мужчину!!!
Сколько раз воспевалась любовь, может быть, столько же и проклиналась, ее сравнивали с болезнью, с омутом, со стрелами, но никто не сравнивал ее с трясиной, я думаю, приоритет этого принадлежит мне. Великие Петрарка и Шекспир пели ей диферамбы. Да, любовь взаимную можно воспеть, но когда мы чувствуем, что бываем просто использованы для секса, для компании или удобного время препровождения, мы попадаем, мы западаем, мы пропадаем. Это трясина засасывает нас, улыбка, запах кожы, лучистый взгляд, голос, без которого нам трудно, жесты и объятия, в которых бываем счастливы, мы не можем вырваться из этой трясины, высасывающей нашу душу, и только сильные, "менее гипнабельные", находят в себе желание выпрыгнуть из нее, как та косуля в таежном лесу.
На следующий день я улетаю в Москву, настрого запретив старикам давать кому-то мои московские телефоны, а через две недели буквально "выскакиваю замуж" за однокурсника, с которым давно просто дружила, и каждый раз в постеле я стараюсь помочь ему вытащить меня из "трясины" моей любви, боли и памяти. Я становлюсь хорошей женой и сразу рожаю одну за другой двух прелестных дочек, вкладывая в них всю свою любовь и ласку.
Мы с Костей не искали друг друга, хотя знали где найти, даже в Москве, это было не сложно, но меня угнетала гордость оставленной женщины, Костю же, скорее всего, чувство вины…
Прошло лет 18-ть, и весенним днем я со старшей дочкой отправилась покупать ей платье на выпускной вечер, в суматохе метро, плавно спускаясь по эскалатору, я вдруг чувствую на себе тот взгляд, который имеет и вкус и запах… Костя!!! он был на противоположном эскалаторе, поднимаясь наверх. Я поворачиваюсь, чтобы не видеть… "Таня!" — я слышу его голос, но делаю вид, что не слышу, сжимая руку дочери и заглядывая в ее янтарно-карие глаза, которыми она так легко подчиняла сверстников… Я все гляжу в них и вижу много лет назад встречу со своей любовью в пыльном сибирском поезде…, и эти несколько минут, которые были нам даны для знакомства, потом мне хватило три дня, чтобы узнать его, девять дней и ночей, чтобы полюбить, но…, теперь, наверное, не хватит всей жизни, чтоб забыть его…
Ты
Ты уже скоро придёшь: Сколько ещё ждать, пол часа, десять минут. Я ещё раз окидываю взглядом себя в зеркале. Кожа чисто вымыта, натёрта кремами и блестит, волосы собраны сзади в высокий хвостик, все лишние волоски убраны, там внизу на лобке остался маленький прямоугольничек, который подчеркивает припухлость губок. Я люблю своё тело, люблю за ним всячески ухаживать и холить. Мои ножки очень фигурные, красивые икры, тонкая голень и широкие мягкие бедра, маленькие аккуратные ступни. Животик впалый, маленький пупок. Ну и конечно моя грудь, миниатюрная остренькая, соски призывно смотрят в разные стороны. Я любовно натягиваю чулочки, одеваю беленькие трусики и ажурный бюстик, и из мокрой девочки превращаюсь в загадочную даму.
Всё, наконец-то раздаётся твой звонок. Я на ходу надеваю белый плащик и туфельки и вбегаю тебя встречать. От спешки забываю даже о волнении. Вот и ты, я улыбаюсь, соски под плащом твердеют, в коленях появляется лёгкая слабость, а внизу живота разливается тепло. Я понимаю, что ты догадываешься, что скрывается под тяжелой тканью, но не показываешь вида, мы говорим о каких-то пустяках и это возбуждает меня ещё больше. Мы заходим ко мне домой, и как только дверь закрывается твоя рука пробирается под одежду и ложится на талию. Ты бережно укладываешь меня и начинаешь ласкать, легкие незаметные поцелую переходят в более страстные, я уже не могу молчать и тихонько постанываю, вот твоя рука отодвигает трусики и начинает ласкать мою самую сокровенную точку, а губы в это время ласкают грудь сквозь кружево белья: какое наслаждение: потом уже ты язычок оказывается там между бедёр, я уже не чувствую его, чувствую только непроходящее сладостное блаженство: испытываю сладкий оргазм, но ты не останавливаешься, вот уже ты во мне, и волны нежности накрывают меня с головой. Я люблю это первое мгновение, когда ты в меня входишь, чувствую при этом, что вот ты, мой мужчина, берёшь меня свою женщину, и мы становимся абсолютно едины. Твои руки сжимают меня, губы прикасаются к губам, и ты медленно двигаешься во мне. Я слышу как ты говоришь " как хорошо мне сейчас", и снова кончаю, следом уже ты. Я успеваю попробовать тебя на вкус, и это ещё больше увеличивает моё и твоё наслаждение. Слизываю последние капли и чувствую как напряжение спадает. И мне хочется ещё больше тебя ласкать и целовать от нахлынувшей нежности и благодарности.
Тяжелый сон
Доброе утро прелесть, как спалось? ты всю ночь так прижималась, стонала и даже один раз вскрикнула cреди ночи… что тебе снилось малышка? я нежно провожу рукою по сбившимся за ночь бархатистым волосам, прижимаю тебя всю крепко и нежно к себе, чувствуя как все твое тело нервно подрагивает, а на лбу выступил тяжелыми каплями пот… и еле слышно на ушко: зая, расскажешь, что приснилось тебе?
Я знаю, что секс… ты ведь кончила во сне… с кем? а если честно? я ведь без комплексов ты знаешь… он был красив? и как он тебя соблазнял? ты отбивалась? а он? был так силен, красив, нахален, жесток…я опускаю руку на холмик волос внизу живота и начинаю легонько поглаживать, перебирая кончиками пальцев кудряшки волосиков.
Он одним махом разорвал платье и ты закрыла руками грудь? затем хлестнул по щекам больно и сильно… грязно обозвал и ударил еще…я ложу ладошку осторожно на такую влажную киску, ощущая как ты вся вздрогнула, напряглась, а половые губки так плотно прижались к ладошке. Тебя возбуждает когда ты рассказываешь мне об этом? я смотрю в твои испуганные и немного заспанные глаза и чуть надавливаю ладонью внизу.
И как он взял тебя? я перебираю кончиками пальцев половые губки внизу, ощущая как на них все сильнее выступает нектар…я верю, что ты отбивалась, но он был очень силен… грубо держал за волосы и заставил тебя расстегивать самой ему змейку на брюках… достать его огромный вовсю напряженный член и взять его в ротик… преданно смотря ему сквозь слезы прямо в глаза… плакать и делать ему минет… всовывая его тебе по самое горло… и обзывая тебя? грубо и пошло…плеткой проходясь раз за разом по спинке, так, что оставались синяки и рубцы, и кричал: лучше, еще лучше… так как делаешь своему…отсасывая так, чтоб стонал и кричал, особенно когда заставил взять у него за щеку…
Я снова и снова ладонью легонько надавливаю клитор, ощущая как киска все стремительнее движется с моею рукою в полном контакте, а половые губки покрылись полностью соком нектара… и он заставлял тебя просить его, чтобы он отымел тебя? и ты повторяла слово в слово все что он приказывал? каждое слово? и снова бил по щекам? таскал за волосы? потом по спине своей плетью? видя как ты плачешь и страстно отсасываешь, опасаясь ударов? захватывая в ротик головку, весь ствол, затем яички, перекатывая их по очередно во рту и снова головку поглубже в свой ротик.
И ты не могла понять зачем это все красивому парню, у которого и так любая девчонка в охотку за счастье взяла б и ласкала? когда он грубо заставлял вылизывать у него всю промежность, запустить пальчик в анус и снова взять в рот и сосать, глядя ему прямо в глаза.
Тебя никто не насиловал в жизни? я запускаю палец в твою такую горячую и мокрую пещерку, ощущая как стеночки плотно и жадно обхватили его, сначала медленно, а теперь все быстрее, быстрее… у самого входа, чувствуя как киска сама пошла в такт моим пальцам… и хочет…по страшному хочет меня… сначала один палец, теперь еще…
И ты плакала и в след за ним повторяла, что хочешь чтобы он отымел тебя грубо в твой ротик? затем в зад… как самую развратную, похотливую… я уже три пальца запускаю тебя и чувствую как ты все сильнее хочешь мужчину… и он первый раз кончил тебе в рот и заставил все выпить… потом поставил раком, грудью на стол, а ножки пошире… и заставил саму раздвинуть перед ним половинки попки… и держать… пока он кремом смазывал звездочку ануса… и вводил палец все глубже и глубже… а второй рукой грубовато на клитор…и одновременно давя и вводя…сначала палец… затем огромный и такой толстовенный агрегат в такую изящную попку… толчками, все глубже и глубже…на всю длину агрегата, когда от боли и страсти в глазах потемнело…ты стала кричать, а он все вводил и вводил… и перекрикивая твой стон, орал: громче…еще громче…покажи мне как тебе нравится… как ты кончишь сейчас мне на ладонь…а я залью тебя своей спермой.
Тебя возбудило это как и сейчас? да? я знаю мой маленький… тебе было очень больно, обидно, а киска вовсю выдавала тебя… он видел это и обзывал тебя снова и снова… грубо и грязно… издевался… говорил, что сейчас еще подойдут пацаны… и сразу тебя во все дырки… втроем, одновременно как с тобою никто не делал еще… орал, что заставит кончить тебя раз десять… ты плакала… умоляла, просила не надо, а он снова и снова трахал тебя… обзывал… кричал что ты еще не один раз кончишь с ним… а потом с пацанами, когда он запрет тебя и они уже втроем отымееют и покажут как надо…и заставят работать по настоящему… всеми твоими дырочками, раз за разом, всю эту длинную ночь, затем день, потом ночь… упрашивая их и получая по полной… от таких молодых и клевых ребят.
Я поднимаю тебя на руки и прижимаю к себе что есть сил… и шепчу жарко на ушко, что это был только сон… тяжелый… после которого я никогда не отпущу тебя одну… никогда… никуда… чтобы там не случилось… потому что ты моя… только моя и ничья…милая… прекрасная… самая желанная… и чувствуя как ты прижалась ко мне своей киской, резко раздвигаю в стороны ножки и снизу резко ввожу в тебя до упора…ощущая как мокро и желанно там у тебя…и как ты вся прижалась, отдалась и хочешь меня.
Днем я купил в секс шопе плеть, наручники и прочею дребедень, которую положил на самое видное место…смутилась… но с этого дня стала послушной и кроткой…
для интересных женщин kazanovva@list.ru
У двери
На часах восемь-тридцать, я собираюсь на работу. Принимаю душ, выхожу из ванной в халате, завтракаю, надеваю брюки и чистую рубашку, застегиваю на ней пуговицы перед зеркалом, собираю свои бумаги и ноутбук в портфель.
Иногда я прохожу мимо спальни, и там я вижу тебя, сладко раскинувшуюся на кровати среди подушек и одеял. Твои волосы рассыпались по подушке, левая грудь с ярким сосочком небрежно открыта, твои стройные ножки раскинуты в стороны и только очаровательные пальчики ног торчат из-под одеяла. На полу у основания кровати лежат скомканные трусики, и глядя на них и на незакрытую баночку смазки на тумбочке, я с удовольствием вспоминаю прошедшую ночь.
Я уже поправляю воротник рубашки у выхода, когда в дверном проёме вдруг появляешься ты. На тебе полупрозрачная ночная комбинация, явно только что стянутая с полки, и она едва закрывает твои бёдра, оставляя твои стройные ножки соблазнительно открытыми. Ты опираешься спиной на дверной косяк и разглядываешь меня. Со стороны это выглядит забавно… аккуратно одетый мужчина и практически обнаженная девушка босиком и в комбинашке.
— Уже уходишь? — Ты отделяешься от дверного проёма и подходишь ко мне.
— Доброе утро, моя восхитительная. Да, уже почти девять, мне пора.
Я обнимаю тебя за талию и прижимаю к себе так близко, что твои груди под тонкой тканью упираются в мою рубашку. Мне нравится, как изгибается твой стан в моих руках, и как близко твоё лицо теперь к моему лицу. Я нежно целую тебя в губы и глажу по волосам свободной рукой.
В ответ ты обнимаешь меня за плечи и сама прижимаешься ко мне. Мы снова целуемся, и этот поцелуй намного дольше и жарче предыдущего. Я наслаждаюсь сладким вкусом твоих губ и упругой отзывчивостью твоего язычка — поцелуй погружает меня в события прошлой ночи и я чувствую, как возбуждаюсь.
— Погоди, не спеши никуда, — говоришь ты.
Твоя рука гладит меня по груди, опускается вниз, нащупывает пояс на моих брюках. Ты ещё раз плотно прижимаешь меня и обвиваешь мои ноги голой ножкой. Я на мгновение снова целую тебя в губы, а ты шепчешь мне что-то в ответ и скользишь по мне вниз, как танцовщица по шесту, опускаясь передо мной на корточки. Твои ножки расходятся в стороны, и только самый край ночнушки скрывает от меня то, что я должен бы там увидеть.
Твои пальчики ловко расстёгивают ремень и молнию на моих брюках, спускают резинку трусов и вылавливают мой напряженный член. Ты смотришь на меня снизу вверх, а потом берёшь его в руку, приподнимаешь и нежно проводишь языком по всей длине от яичек до самой головки. От этого прикосновения у меня чуть ли не подкашиваются ноги. Твой язычок начинает вычерчивать узоры на моём стволе, и через несколько мгновений я уже теряю счёт времени, наслаждаясь твоими ласками.
Я запускаю пальцы в твои волосы и борюсь с желанием двигать твоей головой — мне нравится, как нежно ты делаешь это всё сама. Легкие посасывания, упругие прикосновения язычка, колечко губ, приятно обхватывающее член… Странное удовольствие приносит контраст ощущений… чуть жесткая ткань официальной одежды на ногах и нежные интимные ласки в прорехе расстёгнутых брюк.
Но я так больше не могу. Я поднимаю тебя, целую в губы и поворачиваю к себе спиной. Даю тебе знак опереться руками в стул перед тобой и расставить ножки. Твои стройные ножки становятся в обворожительную букву Л, а мне остаётся только задрать твою ночнушку, спустить свои брюки до колен и войти в тебя влажным и раскалённым от твоих ласк членом.
Я держу тебя за бёдра и наслаждаюсь твоим юным телом, пока напряжение не достигает пика — я чувствую, как горячая струя выплескивается в тебя, прямо на переднюю стеночку, и замираю в экстазе…
У зеркала
Как я люблю переодеваться перед любимым… показывать новые наряды как они смотрятся на мне, как фигурку красиво подчеркивают кружевные трусики и лифчик… и что ты чувствуешь, когда я вот так раздеваюсь и переодеваюсь, видя мой взгляд на тебя?
можешь спокойно смотреть, как такая очаровашка каждые пять минут раздевается перед тобою и так лукаво смотрит в глаза, в которых и блеск, и интерес, и желание сразу… что тебе сразу хочется сделать с такою малышкою, когда я почти обнаженна, беззащитна и так сексуальна…и так кручу попкой, и прогибаю спинку, и хожу по ковру спальни как по подиуму перед тобою…
Конечно не выдержишь и подойдешь ко мне сзади и прижмешься по мужски без сантиментов крепко и сильно… чтобы почувствовать меня полностью всю… так что мне шевелиться и даже дышать будет трудно…
И поцеловав нежно шейку и плечико жарко прошепчи на ушко о том, как я прекрасна и сексапильна, малышка…и прижмись своим окрепшим и твердым к такой упругой и хорошенькой попке…
О, да мне нравится почувствовать между своих половинок такое твердое и большое мужское начало, которое так жмется и хочет… надавливает и поддает мне сзади… а сильные руки уже вовсю так мнут мне грудь и с нажимом по животику движутся вниз… А коленкой раздвинь такие ножки пошире и заставь меня упереться в зеркало на шкафу…
Конечно твоя, только твоя девочка… понаблюдай через зеркало за собой и за мной… как твоя рука уже забралась ко мне в трусики и вся ладонь легла на половые губки и так прижала… и давит, и чувствует как губки набухли… и я вижу их через зеркало как и ты, когда коротенькие трусики на мне сдвинуть в сторону и видеть в зеркало как они прижимаются сами к руке…
Тебе нравится когда твоя очаровашка делает минет прямо у зеркала… и опуститься на корточки перед тобою, а затвердевшей и обнаженной головкой члена по моим изумительным полуоткрытым губам, по щеке и по шейке…
Тебя возбуждает когда видишь в зеркало как красивая леди плотно умеет схватить член губами и так пососать… и видеть как движутся по стволу вверх-вниз мои губы… и помогать мне, помогать, запустив мне в волосы твои руки…
А теперь ты меня… поднимешь, повернешь снова лицом к зеркалу и увидев как я в страсти закрыла глаза, широко сама разведя ножки так широко в сторону передо тобой…
Намочи в моем нектаре на киске свой затвердевший до чертиков член нагни сильнее, заставив руками развести мои половинки на попке самой… и смоченным в моем соке членом в такую тугую и милую звездочку своим крепким мачо мне толчками…до упора на всю длину… прямо у этого зеркала…видя как больно мне, и слыша как я кричу, ты будешь вводить и вводить… быстрее…и с силой… и резче, понимая, что так делать нельзя… и трахать и трахать…так, чтоб яички больно били пещерку, а анус принял член в себя весь…рука давила на клитор… и чувствуя как я снова теку тебе прямо на руку — кончить прямо туда… и залить мою дырочку спермой… а затем еще мою попку и спинку… проведя по ним своим членом…
Мы хотим продолжения, мой член от этого вида принимает снова свою форму, я снова хочу тебя, хочу взять тебя прямо здесь на полу опят перед этим зеркалом, хочу заставить твою киску течь не переставая. Ты выпрямляешься, прижимаясь ко мне спиной, твои ножки чуть подрагивают от пережитого напряжения, твои глаза ещё затуманены, но ты попкой чувствуешь твёрдость моего члена, что мы с тобой будем делать сейчас, что ты хочешь, грубости, нежности? Как тебя взять?
Мои губы касаются твоей шейки, ушка ты поворачиваешься ко мне и крепко прижавшись друг к другу сливаемся в крепком поцелуе и не отпуская губы друг друга, медленно движемся в ванную, где под тёплыми струями душа, мои руки нежно омывают тебя, твою грудь, киску, попку, твои ручки моют мой член уже вовсю стоящий и немножко поигрывают с ним; пощипывают, тискают ты даже пытаешься его поцеловать, но я не хочу этого и взяв тебя за плечи, целую их, наши губы опять сливаются в поцелуе, душ зажатый в у кого-то из нас в руке льет теплую воду которая стекает по нашим телам, ногам, мы опомнились и отключаем воду, начинаем мохнатыми пушистыми полотенцами промокать друг друга и опять прижимаемся, мои руки лежат на твоей попке прижимая тебя к себе, они гладят её, ты чувствуешь, как в животик упирается упругая твёрдость стоящего члена, мои губы целуют твою шейку, грудь добираются до твоих губ целуют, их мой язычок проникает между твоих губ проходится между зубками и верхней и нижней губой, мой ротик всасывает твой язычок, посасывает твою верхнюю нижнюю губу, руки гладят бёдра, попку, ложбинку между ягодичек начинают от копчика идут вниз, возвращаются обратно следы. Ты уже сама крепко прижимаешься ко мне, твои руки на моей шее и когда ты наклоняешь чуть свою голову, подставляя под мои губы шейку, я чувствую кожей груди твоё горячее дыхание и твои пересохшие губы. Мои руки подхватывают тебя и несут в спальню, кладут на кровать. Мои губы начинают путешествие по твоему чудному телу, они прикасаются к твоим таким красивым глазам, которые уже прикрыты истомой, твоих разрумянившихся и горячих шёчек, ушек, целую чуть щекоча шейку, плечики, проходятся чуть скользя язычком по ручкам с внутренней стороны, немного задерживаются на локтевом сгибе. Мои губы уже на твоей груди, ласкают, целуют её, её сосочки.
Твои руки нетерпеливо начинают толкать мою голову ниже и моя голова покорно скользя губами и язычком по твоему животику, лобку, спускается к твоей киске. Ты чуть приподнявшись, видишь напротив в зеркале шкафа, как ты лежишь свесив ножки с кровати и между ножек на коленях я начинаю игру с твоей киской. Твоя киска уже мокрая, но я не начинаю игру с клитором, сначала я целую твои ножки, бёдра, проходясь по ним губами, язычком, потом поцелую эти уже набухшие и горячие губки кожу вокруг них, потом чуть раздвинув губки пальчиками, поцелую другие розовые губки, мой нос задевает при этом твой клитор, он весь мокрый от твоей киски, он улавливает этот неповторимый твой аромат. Я слизываю с кончика носа эту жидкость, какая ты вкусная, ты хочешь чтобы мой язычок вошёл к тебе поглубже чтобы он полизал дырочку твоей попки и кладёшь свои ножки мне на плечи и мой язычок чувствует все твои желания и выполняет их. Мой рот начинает просто впиваться в твою киску, целуя всё, мой нос трёт, массирует твой клитор, ты уже в том полёте над бездной наслаждения, ты уже ничего не понимаешь. Мои губы сменяют мои руки, я встал, наклоняюсь над тобой и подставляю своё лицо под твои поцелуи требую слижи с меня всё. Ты начинаешь губами языком работать над моим лицом. Мои руки нетерпеливо хватают твою руку и кладут тебе на клитор, они сверху прижимают её к твоей киске и ты начинаешь сама играть своим клитором. А я говоря хочу кончить в твой ротик хватаю тебя за плечи и ставлю на колени мы стоим вполоборота напротив этого зеркала.
Ты стоишь на коленях передо мной, одна рука лежит на киске, другой ты пытаешься гладить мои яйца, но услышав мой рык- убери руки ты её отдергиваешь, — если тебе её некуда девать ласкай ей свою попку, засовывай в свою дырочку и ты твоя рука послушно туда ныряет. Мои руки прижимают твои губы к члену, уцепив тебя за волосы водят твоим лицом по нему, по паху. Наконец просто вталкиваю свой член сразу полностью до основания так, что твой носик упирается мне в лобок, а яйца шлепают по подбородку, ты задыхаешься, пытаешься чуть отклонить голову, но мои руки крепко удерживают твою голову, ты что-то мычишь и я чуть вынув его из твоего ротика, спрашиваю что ты хочешь и ты с членом в ротике просишь не засовывай так глубоко, я задыхаюсь, господи как это приятно когда говорят с членом во рту чувствовать это вибрирование всей поверхности ротика, шевеление язычка, какое наслаждение и требую- говори, говори и начинаю просто трахать в ротик, взяв тебя за волосы, господи от такого я кончу таким количеством спермы, что ты просто не успеваешь её проглотить и она толчками вместе с твоими стонами вытекает из твоего ротика. Приподняв тебя целую это чудный ротик, в очередной раз подаривший мне море наслаждения.
У камина
Капельки пота, проступившие на ее груди, отражали как тысячи зеркал огоньки тлеющего в камине полена. Тишину этой загадочной и поистине волшебной ночи время от времени нарушали ее пронзительные стоны, то затихающие, то вновь наполняющиеся силой.
Он, подобный изнуренному охотой льву, лежал на древнем, чудом сохранившемся ковре. Его тело словно утопало в пушистой ворсе, которая нежно ласкала его спину, вызываю мелкую и приятную щекотку, и казалось, что его мысли где-то далеко, не с ней — предметом его давних эротических и плотских мечтаний.
Но все было не так. Он жадно впился в ее пышные, молочные груди, что вздымались при каждом вздохе, и стремительно опускавшиеся при каждом ее движении. Соски подобно двум большим изюминкам, были напряжены до того, что на них уж не было видно складок. При малейшем прикосновении их его пальцами она закатывала глаза, как будто теряя сознание, но не останавливалась. Совсем наоборот, ее движения становились более энергичными и страстными. Ее волосы, недавно еще закрученные в аккуратный бабет, уж растрепались и небрежно развешивались на ее спине и лице. Она время от времени облизывала свои губы, алый цвет которых был вызван не помадой, а был свидетельством предшествующих пылких поцелуев, при котором они кусали друг друга, подобно двум хищникам в брачный сезон, не чувствуя при этом ни капли боли.
Его большие, но тонкие пальцы, ласкавшие ее грудь, сжимавшие соски до приятного болевого ощущения, стали медленно подниматься вверх, скользя по её белоснежной шее. Указательным пальцем правой руки он прикоснулся к горящим огнем пылким губам. Ее приоткрытый рот жадно поглотил его, и он почувствовал едва ощутимое прикосновение языка. О, что в этот момент приходило ей на ум, было известно лишь ей и дьяволу. Да она сама была дьяволом во плоти. Жрицы любви, за которыми так страстно охотятся мужчины, лишь жалкое подобие дьявольской машины сексуального наслаждения. А она была у него в руках. Она сидела на нем, подобно коршуну, что рвет и терзает свою добычу. Его левая рука тем временем уже ласкала место, что дает жизнь новой жизни. Этот питательный канал, что зовется пупком.
Он на мгновение оторвал палец от ее живота, чтобы смочить его своим языком и вновь прикоснулся к ней уже слегка увлажненным. Это легкое, теплое прикосновение заставило невольно сократиться ее животу. Дрожь пробежала по ее напряженному телу. Большой палец начал медленно огибать холмик Венеры, безудержно стремясь вниз. Туда, где сейчас для них двоих сосредоточился центр вселенной, центр наслаждения и неземного удовольствия.
Ее движения становились всё чаща и чаще, голову бросало из стороны в сторону. Дыхание участилось, вздохи стали переходить в стоны, толчок, еще толчок… Блаженство. О, что за восхитительные ощущения наполняют женщину, когда поток живой, теплой энергии, извергаемой им, с неудержимым стремлением врывается в ее чистую, плодородную плоть. Она сделала в сладкой судороге еще несколько движений и обессилено упала на его грудь. Она слышала его сердце, которое билось так, словно вот-вот вырвется наружу. Подобно сотни барабанам древних племен, что оповещали о славной победе. Его дыхание было хоть и частое, но глубокое. Он не мог насладиться этими мгновениями, которые казались сном. Жадно глотая воздух, он закрыл глаза и прошептал что-то неразборчиво, словно в бреду: Это был сладкий бред.
Он поцеловал ее растрепанные волосы, нежно поднял ее голову и посмотрел в большие девичьи глаза. Она плакала. Но это были слезы радости и удовольствия, подобно тем, что появляются на глазах у ребенка, когда он после долгого ожидания получает желанный подарок. Но что-то говорило ему, что тревога затаилась где-то там, глубоко, где-то под сердцем. Он почувствовал странную тупую боль в сердце, будто кто-то сдавливал его, не давая биться. Будто кто-то давил на его грудь, мешая свободно дышать. Он все понимал. Они оба понимали, что это была их последняя встреча. Завтра, ровно в два часа по полудню, большой белый корабль увезет его далеко за океан. Туда, где нет её, туда, где нет его.
Убить надежду
"Надеяться всегда лучше, чем отчаиваться", — говорил великий немец Гете.
А другой великий немец, Ницше, считал, что надежда — "худшее из зол, ибо удлиняет мучение людей".
Хорошо, что есть философы… Они иногда помогают нам не так остро перенести боль, вонзающуюся острой иглой в душу и разъедающей наше "я" подобно ржавчине.
Но иногда даже философы бессильны.
Ведь боль своя, личная, может не утихать еще долгое-долгое время. И на вопрос "за что?" звучит ответ "так надо". Надо, потому что боль либо убивает, либо облагораживает. Она или сжирает нас заживо, либо дает силы бороться дальше.
Один на один с болью — поединок почти для каждого.
А надежда… Она может либо стать острым мечом в руке разящего, либо надежным щитом, либо последним ударом.
И тогда можно сделать выбор.
Подставиться под этот удар или убить надежду.
Почти то же самое, что убить свое "я".
— Катя, Владивосток, — представилась миниатюрная шатенка с миндалевидными глазами.
Макс поневоле залюбовался ею.
"Хороша девчонка! — Мысленно вздохнул он, но тут же себя одернул. — Но-но-но, парень! Совсем еще молоденькая, куда тебе со своим свиным рылом в этот калашный ряд?"
— Максим, Краснодар, — протянул он ей руку.
— Дорогие друзья! — Стоящий рядом с ними седовласый мужчина отсалютовал фляжкой коньяка. — Исторический момент! Только что мы увидели, как вопреки географии пересеклись юг России и Дальний Восток! Выпьем же за это!
Макс и Катя вежливо улыбнулись друг другу. Начинался первый день семинара. Здесь, в Болгарии, собрались гости из Новгорода, Воронежа, Ростова, Нальчика… Шел традиционный обмен приветствиями, рукопожатия, привычное натягивание соответствующих случаю масок.
И только два человека смотрели друг на друга, не скрывая истинного лица.
"Староват, — с сожалением подумала она. — Явно за тридцатник. Но симпатяга. Бабы на него должны вешаться просто гроздьями".
"Что здесь делает этот ребенок? — Недоумевал он. — Ей же от силы пятнадцать. Впрочем… Остынь, парень! Не для тебя этот цветок, ой, не для тебя! Дома не нагулялся, что ли?"
Когда шумную толпу гостей рассадили на поляне, он потерял Катю из виду. Он пытался сосредоточиться на лекции, но нить обсуждаемого вопроса от него постоянно ускользала. Снова и снова он мысленно возвращался к тому моменту, как пересеклись их взгляды.
"Макс! Ты сошел с ума, — огрызнулся он сам на себя. И тут же сам себе ответил: — Имею право! Я свободный мужчина".
Снова они встретились только за обедом. Случайно — или нет? — она оказалась с ним за одним столиком.
— А я тебя не видел на семинаре, — как бы между прочим обронил он.
— Меня там и не было! — Откликнулась она. — Один из профессоров — мой папа. Решил меня сюда взять. Все-таки, море, свежий воздух, хорошая компания…
— Только очень уж древняя для тебя, — мрачно буркнул он.
Она капризно надула губки:
— Между прочим, мне скоро уже шестнадцать! Что вы из меня делаете дите неразумное?
Макс неопределенно хмыкнул. Их разделяли не только многие километры между Краснодаром и Владивостоком. Это расстояние можно преодолеть на самолете, были бы деньги на билет.
А вот пропасть в двадцать лет разницы в возрасте никакой самолет не одолеет.
Шестнадцать и тридцать шесть.
Два поколения.
Два совершенно разных человека. Она — дочь профессора, он — волк-одиночка, привыкший добиваться всего сам.
Но противоположности притягиваются.
Жизнь иногда коварно развлекается, подсовывая исключения в привычные правила.
Каждый вечер после занятий они бродили по морскому побережью. Традиция, возникшая совершенно случайно. Она решила пройтись вечером, а он оказался поблизости.
Что она могла рассказать о себе? Фактически ничего. Зато много говорил он.
На пятый день она поймала себя на мысли, что слишком привыкла к этим ночным прогулкам.
— Где тебя носит? — Спросил ее отец, когда она вернулась в их домик в пятом часу утра.
— С Максимом ходила, — честно ответила она.
— С Максииимом, — протянул отец недоуменно. — Ну-ну… Мужик взрослый, глупостей делать не должен.
Тем же вечером она увидела родителя, беседующего с Максом. Говорили они долго, что-то около получаса. Судя по жестикуляции отца и напряженному лицу Максима, разговаривали именно о ней.
Когда они пошли гулять на побережье, она не выдержала:
— Макс, что там папик тебе втирал?
Он долго не отвечал, бредя по берегу и рассеянно пиная камни. Потом остановился, и, глядя в сторону, буркнул:
— Папа твой сильно обеспокоен моим вниманием к вашей драгоценной персоне, девушка. Не хочется ему, чтобы я мозги тебе заморочил и совратил.
Катя расхохоталась:
— Ай да папа! Ему давно уже мои совратители мерещатся! Но, Макс! Ты же не способен покуситься на мою невинность?
Она широко раскрыла глаза и захлопала ресницами, всем своим видом пытаясь изобразить наивность.
— Катюшка, прекрати, — вздохнул он. — Ты же умная девочка. Не люблю, когда ты дурачишься.
— Ладно, ладно, успокойся, — она положила ему руки на плечи и взглянула в лицо, — буду серьезной. Но, Макс, скажи честно: тебе самому это не странно? Тут же полно женщин на семинаре, чего ты со мной только ходишь? Я же ребенок… — Она не выдержала и последнее слово произнесла, подпустив в голос ехидства.
— Ты… На редкость коварный ребенок, — неожиданно севшим голосом проговорил он и довольно резко стряхнул ее руки со своих плеч. — Катя, не дразни меня! Неужели ты не понимаешь, что ты — молодая, симпатичная девушка? А я не железный, в конце концов!
Где дремлет тот бес, что заставляет нас пойти против правил, нарушить их, подразнить опасность, почувствовать ее на вкус? Что подстегивает его? Упрямство? Любопытство? Дерзость?
Зачем он дан нам, этот коварный порок, подталкивающий к краю бездны только для того, чтобы насладиться мгновением риска?
"Я не железный", — отдалось эхом в душе Кати.
В следующий миг она уже приникла к его горячим губам.
Мир вздрогнул. Сердце на секунду остановилось. Вечность показалась маленькой и ничтожной.
Когда она прервала поцелуй, чтобы перевести дух, и открыла глаза, то рассмеялась, увидев его ошарашенное лицо.
— Макс, все в порядке?
— Да, — хрипло ответил он, нежно обнимая девушку. — Или нет. Кажется, я начинаю нарушать обещание, данное твоему папе.
— Мы ему ничего не расскажем, — подмигнула она с заговорщицким видом. — А классно ты сказал!" Начинаю нарушать!".
— Ну, знаешь ли, — он взъерошил ее волосы. — От поцелуя до греха путь короток.
— А я, знаешь ли, — передразнила она его, — может, и сопротивляться не буду.
— Я буду, — мрачно обронил он. — У меня сильные подозрения, что до сих пор у тебя никого не было.
— Если не считать поцелуев одноклассников — ничего серьезного, — усмехнулась она. — Но, Максимка, я считаю, что для таких решений я уже девочка взрослая. А?
— Ладно, не торопимся, — вздохнул он. — У нас еще неделя на море. Прости старого: хочу, чтобы все было романтично и красиво, а не так…
— Тссс! Я все понимаю, — прервала она его и снова закрыла ему рот поцелуем.
Одна неделя. Семь дней.
Когда они отделяют нас от разлуки с дорогим человеком, то превращаются в семь коротких секунд. И в каждой — бездна чувств и событий.
Вот они снова бродят по морскому берегу. Разговоры становятся все короче, зато поцелуи — все продолжительнее.
Вот она сидит рядом с ним на лекции и ловит на себе недоуменный взгляд отца.
И потом, вечером, словно на крыльях летит к Максиму, услышав родительское "Бог с тобой, решай сама, я тебя не удержу".
И горячие объятия в холодной воде…
И его обнаженное тело под ее любопытными руками…
И тот момент, когда все вот-вот должно получиться…
Но ничего не происходит.
— Макс! Макс! Ты чего?
— Катька… Можешь проклинать меня, как хочешь. Но…
Он замолкает и отодвигается от нее.
Они лежат на поляне, на расстеленном одеяле, разгоряченные ласками. Она смотрит на него с недоумением, а он прячет глаза.
— Прости. Ну, не могу я так! Да, я тебя безумно люблю и хочу, но все это как-то… — Он закрывает глаза, пытаясь найти нужное слово, но не находит. — Все это не так, неправильно, — его лицо искажает злая гримаса.
Потом он прижимает девушку к себе и покрывает ее лицо короткими поцелуями.
— Катя, Катенька, Катюша, милая моя, моя самая невероятная мечта… Я сейчас поступаю вопреки всякой логике. Это объяснить невозможно. Я слишком часто шел на поводу у своих страстей. А потом минуты наслаждения оборачивались днями и ночами пытки. Возможно, я мутант с точки зрения современного мужчины. Легкие победы потом оставляют на редкость неприятный осадок. А ты… Ты удивительна. Ты достойна совершенно другого чувства. Долгого, а не мимолетного. Не могу объяснить тебе, что сейчас происходит со мной. Да, я безумно желаю тебя. Но — не сейчас. Тот случай, когда похоть бессильна перед чувством. Любовь сильнее.
Она усмехнулась и провела по его груди кончиками пальцев:
— А ты уникум, Макс… Даже не знаю, восхищаться твоей выдержкой или морду тебе расцарапать.
Катя поднялась с земли и начала спешно одеваться.
Потом она обернулась через плечо и вымученно улыбнулась:
— Возможно, ты прав. И когда-нибудь я тебя пойму.
— Не обижайся и не злись.
— Я постараюсь… Постараюсь понять.
Через два дня семинар закончился.
На прощальный банкет они не пошли. Стояли под деревом и целовались. Безмолвно. Слова здесь были совершенно не нужны.
— Через год здесь же снова будет семинар.
— Я знаю, папа уже сказал, что мы обязательно приедем.
— Мы?
— Да, он спросил меня, хочу ли я еще раз здесь побывать.
— И?
— Макс! А как ты думаешь? Я влюбилась, и влюбилась серьезно! Ну, что такое один год? Всего лишь год? Ты же взрослый мужчина, ты должен уметь терпеть!
— Я же тебе рассказывал о себе, — вздохнул он.
— Вот именно. Ты так рассуждал о том, как важна выдержка… Вот мы и посмотрим, насколько ты терпелив.
— Посмотрим, — мрачно кивнул он.
Можно ли хранить верность во имя мифа? Во имя той легенды, которую мы создаем себе сами? Вряд ли. Ушла эпоха Дон Кихотов, живущих иллюзией Дульсиней.
Можно ли хранить верность во имя себя? Во имя того стержня, на котором держится "я"? Быть может…
Один год превратился в двенадцать отрезков боли. Макс перестал существовать для окружающего мира. Он жил где-то там, в Болгарии, в будущем, которое не наступило…
Их связывали только письма.
"Привет! Если бы ты знала, как я сейчас схожу с ума… Я сейчас, задним числом, прокручиваю все эти наши дни вместе. И понимаю, что все правильно. Все так и должно было случиться. Мне надо было как-то пошатнуть мой махровый цинизм. Иначе бог знает, во что бы я превратился. Мне категорически был необходим какой-то толчок для того, чтобы двигаться дальше.
Пойми, когда ты достигаешь какой-то вершины, положения и прочее, начинается обыкновенная лень. Сам себе задаешь вопрос: а зачем двигаться дальше? Ведь, по сути, ты движешься по спирали, на каждом новом витке так или иначе повторяясь, пусть и немножко по-другому. Для того, чтобы не сдаться, нужен очень мощный стимул. В моей жизни на этом этапе таким стимулом стала ты".
"Ты — циник? Ой, не смеши меня! Ладно-ладно, не вздумай обижаться. А мне кажется, что ты романтик. Я вспоминаю, как мы целовались на берегу и как ты на меня смотрел… Разве у циника может быть такой взгляд?
Макс! Ааааа! Я буду жаловаться! Предпоследний год школы — это такой ужас! Преподы с ума сошли! Я из учебников не вылезаю, пожалей меня!"
"Жалеть не буду! Учись… Науки лишними не бывают. Просто думай о том, что мы встретимся. Мы обязательно встретимся, слышишь меня, родная? И еще посмеемся над тем, как ты переживала из-за своих занятий в школе.
А теперь — прочь мысли об учебе! Будет немного лирики. Знаешь… Вместе с тобой уехала маленькая часть моей жизни. Маленькая, но, как показало время, очень существенная. Я меняюсь. Это замечают окружающие. Мое умение дарить всем хорошее настроение и завести любую компанию с пол-оборота, конечно, никуда не делось, но я стал сдержаннее и спокойнее. Когда у тебя впереди так много времени ожидания, перестаешь измерять окружающую действительность часами и минутами. В лучшем случае — днями. А то и неделями. А при таком мировоззрении все остальные действия кажутся настолько мелочными и скоротечными…
Сколько мы не виделись? Чуть больше двух месяцев? А кажется — полгода. Несколько недель — не бог весть какой большой срок. Но его достаточно, чтобы честно себе ответить: сильно вляпался в роман или нет. Судя по всему, сильно. По самые уши. Честно: я не ожидал, что способен на такие порывы. Слишком сильно приходилось обламываться в жизни. В твоем лице судьба мне дала еще один шанс быть лучше, чем я есть. Я говорил, и повторю. Ты — мечта. Безумная, но достижимая. Хотя бы теоретически. А это уже много значит".
"Ого! Я — мечта, кто бы мог подумать… Максимка, ты мечту и триллер не путаешь, а? Все-все-все! Молчу-молчу! Ты же знаешь, какая я ехидная, не подколоть не могу.
У нас новости: мы переезжаем в другую квартиру, поэтому, возможно, я долгое время буду отсутствовать. Не волнуйся: я не забыла про тебя, просто там может не быть интернета. Но как только его подключат — первое же письмо напишу тебе!"
"Извини, сразу на письмо не ответил, у меня была редкая запарка. На работе аврал за авралом. Рабочая загрузка позволяет не замечать времени, медленно ползущего без тебя. И только вечером, когда я добредаю до дома, я понимаю, что мне хочется только одного: обнять тебя крепко-крепко, поговорить с тобой, рассказать тебе о рабочем дне…
Я стал замечать за собой, что иногда веду с тобой споры, даже несмотря на то, что ты находишься далеко-далеко от меня. Я как бы советуюсь с тобой, когда ситуация требует быстрого решения. Наверное, это уже личный бзик, но так, по крайней мере, мне кажется, что я ближе к тебе.
Буду ждать твоих писем из новой квартиры! С новосельем!"
"Прости, долго не отвечала. Интернет мне дома только поставили. Как и обещала, пишу тебе. Долго не расписываюсь: в школе устаю жутко. Плюс репетиторы. Домой добредаю в полуобморочном состоянии. Пойду спать".
"В Краснодаре — без пяти восемь. А проснулся я аж в семь утра. И у меня был сон. С тобой в главной роли.
Мне снилось, что я звоню тебе. И, как это часто бывает во снах, я тебя не только слышу, но и вижу. И вид твой далеко не целомудрен…
Я разговариваю с тобой, уже не помню о чем, потому что я тебя вижу. Только отмечаю, что голос у тебя стал немного ниже. Но сконцентрирован я не на голосе, а на тебе. Смотрю тебе в лицо, но взгляд все равно предательски скользит вниз…
С ума сойти… Мне впервые лет, наверное, с двадцати, приснился эротический сон.
М-да, Катюша, своеобразное ты явление в моей жизни, ничего не могу сказать.
Ко снам я отношусь серьезно. Это подсознание, а оно играет с нами в забавные игры… Слишком много примеров тому в моей бурной биографии".
"Привет, молчаливая моя. Вся в трудах и учебе, да? А я тут тоже не бездельничаю. Заболел коллега, теперь на мне — двойная работа. Просто зашиваюсь.
У меня опять сны с тобой в главной роли. Мне снились горы. Семинар. Ты. Я чувствовал бархат твоей кожи под своими ладонями. Очень был реалистичный сон. Очень. Минут десять потом под холодным душем стоял, приводя себя в норму.
Обалдеть. Взрослый мужик, а трясет после такого сна как пацана четырнадцатилетнего".
"Знаешь, вот я тебе уже писал: заваливаю себя работой, чтобы гнать прочь мысли о тебе. Но от них же все-таки никуда не денешься. И чем бы я ни занимался, все равно думаю о ком? Правильно! О тебе!
Ох, Катерина! Как без тебя несладко, если совсем уж честно. Написав эту фразу, я еще раз сказал себе "знал куда лез" и сам же себе ответил "отвали". Все-таки, влюбленность в моем возрасте — это довольно забавное ощущение. Красивое, конечно, но сам себе удивляюсь.
Солнце, а ты вообще письма мои получаешь? Или у тебя на том конце страны тайфуном смыло соединение с интернетом? Хоть напиши, что жива-здорова. Знаю, что не имею права требовать. И все-таки… "
Иногда они созванивались, но разница во времени между городами не позволяла поговорить подольше. Потом у нее поменялся телефон, и на все его попытки узнать новый номер она отмалчивалась.
Он писал ей минимум три раза в месяц.
Письма, сначала оптимистичные и веселые, становились все тоскливее. Она молчала. И только один раз прислала короткий ответ: "Спасибо за твои слова, они важны мне".
А потом сообщения от нее перестали приходить.
Однажды Максим пришел домой, достал бутылку водки и уничтожил ее в одиночку. Без закуски. Пьяное сознание выкидывало коленца, подкидывая картинки одна злее другой.
— Что случилось с тобой, Катя? — Бормотал Макс, раскачиваясь из стороны в сторону. — Что? Я ведь ничего не прошу, просто скажи, что у тебя все в порядке и что ты помнишь меня… Просто напиши…
Он упал со стула и заснул прямо на полу.
Проснувшись утром, он долго с омерзением смотрел в зеркало.
— Приехали, — угрюмо сообщил он своему отражению. — Поздравляю. Становимся алкоголиками. Морда небритая, глазенки красные, да и весь ты, парень… Опухший.
Он резко въехал кулаком в зеркало. Раздался звон, на пол посыпались осколки. Со злобой он посмотрел на окровавленный кулак, потом достал из аптечки йод и вату.
— Значит, так… — Констатировал он, шипя от боли, когда первые капли йода упали на рану. — С выпивкой мы завязываем. Ровно до семинара. А там посмотрим, во имя чего мы напьемся. Или за победу, или горе заливать будем.
Богадельня. Шестнадцатый старший аркан карт Таро. На ней изображена башня, которую разбивает молния. Внизу лежит упавший человек, а сверху падает еще один. Эта карта означает крах и разрушение.
Максим сидел с ней в руках и только криво улыбался. Он не верил картам. Но сейчас рука сама потянулась к стопке, лежавшей на шкафу. Давным-давно, еще совсем мальчишкой, он купил эту колоду, сам не зная зачем. Сегодня он взял Таро второй раз в жизни. И наугад вытащил карту.
В голове все еще звучал разговор с Виктором. Это был один из участников семинара, приехавший из Перми. Он позвонил Максиму рано утром.
— Здоров, бродяга!
— Привет. Ты чего меня будишь ни свет ни заря?
— Ой, да ладно! Ну, извини, если что… Спросить я тебя хотел.
— Валяй.
— Ты в этом году на семинар едешь?
— Конечно же.
— Ну, значит, смотри. Там подъезжает вся наша толпа. Какая есть идея. Собраться на день раньше. Помнишь, там рядом была гостиница… "Вершина"… Или "Высота"… Блин, забыл!
— "Пик", — автоматически ответил Максим.
— Во-во-во! Она самая! Короче, мы всей толпой собираемся там, погудим немного, а следующим утром — на семинар. Профессура тоже обещала подтянуться, я разговаривал с этим… Из Владивостока. Занесло меня туда в командировку, я к нему в университет и заскочил. Ну, ты помнишь, у него дочка молодая, вас все время рядом видели! Кстати, она тебя вспомнила!
— Да ну? — Максим напрягся. Интуиция вопила во всю силу, что сейчас произойдет что-то непоправимое.
— Ага. Привет не передавала, но сказала, что ты классный парень, правда ей тебя немного жалко. С чего это, а, Макс?
Ничего не ответив, Максим повесил трубку.
— Значит, жалко, — процедил он сквозь зубы. — Ну-ну…
А потом он взял в руки Таро.
"Ей всего лишь шестнадцать. Почти семнадцать, — твердил он, словно читая заклинание. — Это возраст жестокости. Она еще ребенок, она не ведает, что творит. Успокойся. Рассуждай хладнокровно. Она говорит "жалко"… Учитывая ее упорное молчание — что это значит? Нашла другого? Вполне реально. А если нет? Тогда при чем здесь жалость?"
До начала семинара оставалось две недели.
Время полетело вперед со скоростью выпущенной стрелы.
Холл гостиницы был заполнен людьми.
— Николай Алексеевич, рад тебя видеть в добром здравии!
— Василий, дружище! Ты все-таки нашел время?
— Оооо, кого мы видим! Семен Константинович! Наше вам с кисточкой.
Традиционный обмен приветствиями, рукопожатия, маски сняты, они уже не нужны.
Он стоял возле двери и упорно искал ее лицо. Среди собравшихся ее не было. Хотя профессор-отец присутствовал.
Катя появилась, когда компания начала рассаживаться за столом.
Их глаза встретились.
И он пытался прочесть в них ответ — уничтожающий или воскрешающий…
Зачем нам дана надежда? Чтобы полнее была жизнь или чтобы мучительнее была гибель?
Dum spiro spero. Так говорили римляне. Пока живу — надеюсь.
Но кто сказал, что умершая надежда означает окончание жизни?
Ответить на этот вопрос так просто… И так сложно.
Надо всего лишь найти в себе силу — и убить надежду.
Или жить вместе с ней. Сбывшейся или несбывшейся.
Ужин в пятницу
Сегодня пятница — ты понимаешь, о чем я? Мы будем сегодня ужинать.
Конечно, нам приходится делать это и в другие дни, но пятница — особенный вечер. Я уже не помню, когда и как это началось, но при одной мысли о сегодняшнем вечере с тобой у меня выгибается спинка, и я стараюсь плотно прижаться к стулу за рабочим столом, чтобы мои трусики как можно сильнее стиснули меня там, внизу. Я выгибаю поясницу и прижимаюсь лобком к краешку стула. Никто ничего не заподозрит: все уткнулись в экраны, поглощены своими цифрами, и никому даже в голову не придет, что перед ними сидит женщина, трется лобком о стул, незаметно сжимает грудь, а если удается — пощипывает, прячась за монитор, сосочки: А может быть мои дурехи все видят, но из деликатности изображают полное неведение? Как-то одна из них призналась, что во время командировки мужа, длящейся кажется полгода, она несколько раз мастурбировала вечером в кроватке. Интересно, почему вечером и почему именно в кроватке? (Кстати, ее за это потом отчитал супруг, ну может и не отчитал, а просто усмехнулся — что в принципе одинаково плохо и противно. Глупенький:)
Больше всего я люблю это делать в выходные днем, когда удается остаться одной в квартире, понежиться в ванной, подставлять свою киску под тоненькую струйку воды, кончать лежа в теплой воде с пеной, поласкать свое тело нежным лосьоном, развалиться потом на свежем белье в кружевных трусиках с задранным лифчиком, задранный лифчик — он ведь сам по себе ужасно возбуждает меня, грудки торчат из-под него как-то особенно твердо, можно правда сделать и наоборот — опустить его и вывалить соски наружу — это тоже для них оч хор: А еще лучше — сразу положить в трусики какую-нибудь игрушку, она так аппетитно выпирает, это похоже на мужской член в плавках, а если игрушечка большая — то на твой член, мой зайчик. В такие моменты я чувствую себя сильным полом, можно сказать — горжусь! С такой игрушечкой в трусиках я расхаживаю по квартире, даже пытаюсь заварить себе кофе, но обычно это не удается — каждый шаг вызывает прилив крови, я прижимаю свой "член" к себе, массирую снизу свои губки, сажусь на кроватку и ерзаю на ней из стороны в сторону. Но, зайчик, ведь я уже мокренькая, придется лечь на спинку, помассировать себя внизу и, если позволяют размеры игрушки, попытаться вставить ее себе немножко вовнутрь. Самое приятное — когда игрушка торчит из меня и своей тяжестью давит, оттягивает все книзу, а если еще и подвигать бедрами, она сама трет мне клитор. Это сказка! Но вот терпение заканчивается, и я беру конец торчащей из меня игрушки в одну руку, а пальчиками свободной ручки помогаю своему "хвостику". Если хочется закончить побыстрее, сначала я тру свой хвостик, и когда чувствую необходимый уровень возбуждения (а это, я тебе скажу, похоже на желание засосать в свою дырочку ну хоть что-нибудь, представляешь: моя дырочка начинает подрагивать, мне во всяком случае так всегда кажется, и какая-то сладкая боль: Нет, не боль! Этому нет точного описания, все внутри как будто гудит и натягивается:) Когда я начинаю это чувствовать, то просто резко вставляю игрушку целиком, а если делаю это на боку, то мне удается протолкнуть ее как можно глубже, до самой шейки матки, она в такие моменты вся напряжена и прикосновение к ней вызывает опять то же самое трудноописуемое ощущение. Иногда хочется подолбить себя там, в глубине, при этом даже животик напрягается, особенно внизу… Самое простое — это взять и сжать сильно-сильно мышцы, чтобы обхватить игрушку и почувствовать все ее выпуклости. А можно просто накачивать себя, придерживая пальчиком другой руки клитор, надавливая на него или массируя. Иногда мне хочется сесть верхом на подушку, оставив игрушку внутри себя, и подвигать бедрами вперед-назад, теребить снизу клитор, сжимать бедра до тех пор, пока не кончу. В этом положении мои соки очень быстро выливаются из меня, представляешь — вытаскиваю игрушку, а она вся блестит и облита мутно-белым, с таким специфическим вкусом — мне кажется, так пахнет твоя сперма: Мы пахнем одинаково!
Скорее бы сегодняшний вечер. Ты придешь домой уставший, и я тебя раздену. Сама. Я еще никогда не раздевала мужчину, но очень хорошо представляю себе, как расстегну твой пиджак, медленно, ненароком (как бы) касаясь своими бедрами твоих коленей, наконец ты стоишь передо мной в рубашке — сквозь нее я хорошо вижу твои соски, розово-коричневые, темные, они такие маленькие и всегда торчат — может быть под моим взглядом? Галстук я сниму быстро, одним движением — и ты на свободе. А потом начнется самое интересное (для меня) — и это настоящее испытание: под рубашкой у тебя сегодня ничего нет, я оказываюсь неготовой вдруг увидеть тебя всего, твою такую красивую грудь, грудь молодого мужчины, и эти мягкие пушистые волосы на ней, в которые я сразу же захочу уткнуться своим лицом. А может быть и своими сосочками, но ведь по сценарию у нас сначала ужин? Или я все перепутала:
Остаются брюки — последняя крепость. Но ты вдруг неожиданно решаешь мне помочь и срываешь с себя ремень. Ты будешь шлепать девочку?! Но ремень летит в сторону и теперь мне достается самое приятное — расстегнуть тебе внизу и опуститься на колени, увлекая за собой твои последние одежды: По пути я (не буду говорить — случайно) задеваю тебя своим ртом, как бы приглашая, и ты не против — НО У НАС СЕГОДНЯ СНАЧАЛА УЖИН. Какой строгий мальчик.
Я люблю смотреть, как ты ешь. Ты может быть улыбнешься, когда это прочтешь — но я впервые в жизни начала любоваться мужчиной, который глотает на моих глазах. Ведь ты глотаешь МЕНЯ, облизывая губы, аккуратно подготавливая кусочки меня для следующей порции в твой ротик, и как бы я ни дергалась — ты все равно меня съешь. Я так увлеклась этим созерцанием тебя, что чуть было не вылила себе на колени молочный коктейль. Ты говоришь: "Этот коктейль хотел на тебя кончить, а ты его сдержала".
Какой же ты! Правда я еще хуже…
Ты встал, чтобы закурить и как-то подозрительно внимательно стал осматривать стол на кухне, медленно проводя по нему ладонью, как бы определяя наощупь, достаточно ли он гладкий и теплый. Я дрожу — может быть стану заменой сегодняшнему десерту из взбитых сливок? Или ты решил смешать нас и таким способом утолить свой аппетит?
Пока я лихорадочно бросаюсь от одной мысли к другой, ты гасишь сигарету и вдруг начинаешь подталкивать меня к столу. А ПОТОМ ЗАДИРАЕШЬ МНЕ ЮБКУ…
…Извини, лапочка, я так увлеклась своими мыслями о тебе, пока собиралась закончить этот рассказ, что не было уже сил справляться со своим телом, оно умоляло приласкать его… Оставшись одна в своем служебном кабинете, я открыла сначала свою грудь — просто приспустила лифчик и выставила свои нежные, почти шелковые грудки наружу, с такими розовыми, как у девочки, сосочками, в них было столько желания, столько нежности и любви к тебе, что нужно было им ответить, и это сделали мои ласковые пальчики.
Трудно обмануть саму себя, но на этот раз все было так, как будто ты рядом с нами, целуешь нас всех по-очереди — сначала мои губы, ты присасываешься к ним, как к груди своей матери в далеком детстве, как будто ждешь, что я накормлю и напою тебя, потом спускаешься ниже к моей белой шейке, аромат моих новых духов приводит тебя в замешательство — ты всегда любил мой запах, запах моей кожи, и тебе жаль, что его затмили эти парфюмерные изыски, но скоро мы пойдем с тобой под душ, и там будем друг перед другом в первозданном виде, смоем с себя все эти нанесенные цивилизацией штрихи, будем стоять под потоками воды и ласкать друг друга, пока хватит сил… Наконец ты добираешься до моих сосочков, они так долго ждали тебя, что теперь им уже нужно что-то покрепче: ты стискиваешь нас в своих сильных руках, крепко держишь и любуешься своей властью над этими маленькими островками моей плоти… Затем кусаешь и сосешь их один за другим, пытаешься втянуть своими губами в рот, они вытягиваются, как у кормящей волчицы, моя киска приходит в полный восторг, спина выгибается в сладостном спазме — ты должен почувствовать это, спазм прокатывается по моему животу, плечам, бедрам, если бы ты сейчас вставил мне, засадил резко и глубоко свой член, я бы кончила прямо стоя, и тебе пришлось бы подхватить меня на руки, так как голова уже кружится… Мальчик мой, ты долго еще будешь меня мучать! (не слушай, мне нравится эта мука, делай — как тебе нравится, я просто с ума схожу…)
НО Я ЗДОРОВО ОПЯТЬ ОТВЛЕКЛАСЬ МЫСЛЯМИ О ТЕБЕ. ВЕДЬ У НАС СЕГОДНЯ ПЯТНИЦА. ЭТО НАШ С ТОБОЙ ДЕНЬ.
…Вдруг ты подталкиваешь меня к высокому столу на кухне, задираешь мне юбку, подхватываешь и усаживаешь напротив себя, раздвинув мои ножки — я поднимаю колени повыше, чтобы тебе было удобно, и ты присасываешься ко мне, к моей такой мокрой и теплой киске, раздвигая как можно шире в стороны мои губки, я тебе с удовольствием помогу в этом, чем шире — тем больнее, но это не та боль, от которой хочется бежать или спрятаться, это сладко, так сладко — что я начинаю стонать в твоих руках, мои бедра содрогаются, а ты при этом прижимаешься все сильнее и сильнее ко мне, я чувствую, как мой клитор оказывается зажат между твоим лицом и моим лобком, ему ведь нужно именно это… Я начинаю сама подаваться тебе навстречу, ударяться, втискиваться в тебя, потом беру твою руку в свою и требовательно направляю твои такие крепкие пальцы в себя… но не нужно слишком глубоко — просто вставь мне два своих пальчика, можешь даже сначала согнуть их — чтобы они случайно не исцарапали меня, такую неженку, вставь неглубоко и раздвинь их внутри меня как можно шире — ты себе даже не представляешь, чем это тебе грозит… Сладкий мой! Еще! Не бойся, раздвинь пошире, ведь ты не порвешь свою девочку, ты же очень нежный мальчик, и я тебе полностью доверяю…А я помогу тебе своим пальчиком, буду прижимать свой разбухший клитор и теребить его… Если тебе хочется самому, то просто переверни свою руку во мне на 180 градусов — и тогда твой большой палец окажется как раз напротив заветной цели, теперь я вся в твоих руках, моя радость… Давай, давай, мой хороший! Дай мне сладко кончить, я буду истекать тебе в ладони, такая сочная девочка…
…Моя гинеколог говорит именно так, вызывая у меня легкое смущение и улыбку — просто пока я сижу в очереди к ней, сама не знаю почему, но ужасно возбуждаюсь при мысли, что в меня через несколько минут вставят этот металлический предмет — так называемое "зеркало". Наталья Львовна каждый раз зовет медсестру и просит принести ей зеркальце поменьше, потоньше: "У нас же сегодня девочка!". И пока она мнет мне низ животика, мои сосочки под задранной до подбородка маечкой набухают, я закрываю глаза, поворачиваю голову на бок, чтобы Львовна не увидела их блеска и румянца, появившегося на моих щеках… Но кого-кого, а опытную пожилую медсестру не проведешь, и она бросает как бы случайно: "Что, лапонька, приятно?" Мне от этих слов становится даже легче, напряжение немного снято, но зеркальце скользит в меня как по маслу — моя киска течет. Вот такая перед вами извращенка)) А когда после всех необходимых манипуляций моя Львовна медленно, как будто с нежностью, вытаскивает из меня свое орудие (звучит вполне по-лейсбийски!) — я уже в полной прострации, не соображаю — где я и почему лежу с раздвинутыми и задранными ногами…
…О-о-о…Мой мальчик, ты разошелся не на шутку, твои руки орудуют во мне, и я вижу перед собой твой разбухший хуй (извини меня за это слово, но у тебя действительно ХУЙ, а никакой там ни "хвостик", "членик", "зайчик"! Такое великолепие, можно сказать — венец творения матери-природы, не назовешь ни одним из этих уменьшительно-ласкательных терминов… Это самый настоящий хуй. Хуй молодого мужчины, нагло торчащий у меня перед глазами, угрожающий проткнуть меня до самых гланд своей мощью, неужели все это умещается в моем нежном ротике, неужели я принимаю его в себя и при этом не разрываюсь на мелкие части? Как такое может быть… А! Мамочка-а! А-а! (где я?) Я тебя убить готова из нежности, когда ты вот так без предупреждения засаживаешь мне его на всю катушку!
О-о-о…Мальчик мой…ммм… А! Давай же! Еще! Я так хочу тебя!!! Долби меня своим хуем, долби как последнюю сучку, я же и есть сейчас сучка, но только для тебя, для тебя одного! Самая настоящая СУКА……ААА!!!..………
……………………
……………………
Мальчик мой… возьми меня теперь в свои руки и отнеси в кроватку… ты же не оставишь меня лежать на этом столе… ты ляжешь рядом со мной, и я сделаю тебе лучший в мире МИНЕТ… Почему собственно лучший — просто он будет самым нежным и самым любящим, я не выпущу тебя из своих рук, губ, грудок, пока ты не выльешься на нас фонтаном своего семени — я буду ловить жадным ротиком каждую его капельку, смотреть на тебя любящими глазами, глазами трахнутой сучки, у которой опять течет… Она всегда готова напоить тебя своим соком и согреть, когда тебе холодно и неуютно. Обними меня покрепче — чтобы девочке не было страшно, я ведь все-таки девочка, и мне так нужно ощущение защищенности, твое тепло и ласковые руки…
Уикенд с моим героем
Мы давно мечтали о такой паре выходных — я и мой любимый герой. Герой — потому что "быть моим другом" это уже само по себе геройство. Нужно уметь спрятаться через неделю совместного пребывания в одном помещении — чтобы переждать небольшую "бурю". Так я называю свое труднообъяснимое состояние, когда уже просто не можешь выносить в радиусе нескольких метров от себя ни одного человека, хочется закрыться в огромной светлой комнате с диваном и книжкой, или танцевальными дисками, или просто с кошкой. И получать удовольствие от одиночества Может быть найдется много людей, которые меня поймут, с которыми периодически происходит то же самое. Но мне не очень везло в этой жизни до сих пор, и редко кто способен был не обидеться на такое. Нужно именно почувствовать приближение "бури", уйти вовремя, пока я не успела сказать всех тех обидных слов, о которых пожалею через несколько дней.
Но мой герой — он просто умница! И я отлично понимаю, что даже если он опоздает и я успею сделать одну из своих обыкновенных мелких пакостей — герой может оставить меня одну с книжкой, дисками, кошкой — по моему усмотрению. А может и оставить навсегда. И именно в этом наш волшебный баланс отношений. Взаимное чутье, взаимный страх и взаимное понимание.
Выбор пал на Моску кантри клаб в Нахабино. До новогодних праздников еще три недели и проблем с выбором номера в отеле не было. Для такого случая была приобретена огромнейшая дорожная сумка, в которую запросто могли поместиться наши родственники и домашние животные. Мне было сказано утром за сутки до отъезда… "Ты должна купить кружевные трусики". Все остальное купит он.
Я как угорелая сорвалась с работы и помчалась выполнять его поручение. Вам это может показаться смешным, но я очень боялась не угодить своему герою. Ведь если мой выбор будет неудачным — жизнь трусиков за 150 условных единиц бесславно завершится в мусорном баке. Если конечно до этого момента их не успеет нацепить на себя какая-нибудь горничная. Десять минут разглядывания предметов женского белья заставили меня увлажниться, продавщица явно была со мной заодно и все отлично понимала. Будь она немного пораскованнее — честное слово, я бы не прочь была уединиться с ней в примерочной кабинке. Но российский персонал, несмотря на регулярное посещение порносайтов и чтение веселых газетенок, в упор не хочет впускать элемент игры в свою реальную жизнь…
Выбор был остановлен на красном. Красном, матовом, бархатистом на ощупь. Кружево приятно прижималось к коже, оно тянулось к ней, а кожа в благодарность его согревала. Я стояла перед зеркалом кабинки до тех пор, пока девушки из секции не взволновались "Куда она провалилась, эта искательница приключений?". Я еще несколько минут помучила их ожиданием, мне нужно было немного расслабиться, чтобы с новыми силами спуститься в бар, выкурить сигарету и прислушаться к себе… чего же я жду от нашего уикенда? Во мне сейчас поселились две незнакомые мне особы… одна ласкала себя сквозь алую ткань новых трусиков, сочилась и мечтала поскорее забраться в джакузи, после чего перебраться в комнату и уже не покидать ее до тех пор, пока снизу не позвонят и не напомнят, что время выезда из отела через полчаса. А вторая в это время думала о пушистых сугробах, в которые было бы неплохо упасть и зарыться с ее любимым героем, а потом кататься до темноты на ледянках с сумасшедших горок, на собачьих упряжках, целоваться на морозе и сладко оттягивать момент наступления ночи…
Но спустя полчаса эти две особы уже мирно уживались)))
… Когда мы выехали из центра, было уже совсем темно, шел крупный снег, обещая мне исполнение всех желаний и сразу.
В номере нас ждал букет моих любимых цветов — мой герой во время бронирования номера заполнил анкету посетителя, и теперь обслуга знала вкусы и пристрастия "этой странной парочки" вдоль и поперек))) В шкафу для белья я обнаружила три набора игрушек со множеством насадок… красный, черный и белый. Классика. Мои любимые цвета. На черном торжественно красовалась неоновая наклейка "ВОДОСТОЙКИЙ!" — да уж… персонал действительно заботится о своих клиентах и технике безопасности на воде))
В одном из ящичков я наткнулась на склад презервативов, чьи размеры польстили бы даже Кинг-Конгу. Дата изготовления — за час до нашего прибытия. Вот это сервис! Правда встает вопрос… а было ли у изготовителя время проверять все это хозяйство электроникой?))
Я почувствовала себя ужасно голодной и наотрез отказалась осмотреть джакузи. Если меня вовремя не покормить — я становлюсь злой и плохой девочкой. И мы понеслись на ужин.
Ужин состоял из пяти крупных королевских креветок в белом соусе и Брюта. Причем количество Брюта меня удивило сразу и довольно сильно. Что-то явно затевается…)) На десерт был заказан 14-летний мальчик, который под классическую музыку кормил нас буквально с рук, причем он одинаково боялся не угодить нам обоим. Это было так забавно… лесные ягоды, окунаемые в ликер, а затем в кофейные сливки, попадают в ваш ротик таким изысканным способом. Мальчишка явно стеснялся, а может быть это была лишь часть программы — хорошо продуманная и рассчитанная именно на таких впечатлительных особ, как я))
Когда количество выпитого Брюта сделало мои движения предельно плавными и осторожными, мой герой наклонился над моим плечиком и произнес очень тихо, но так внятно, что я невольно вздрогнула… часы пробили одиннадцать, и через час твои туфельки превратятся в валенки. Поэтому если хочешь успеть не шокируя публику добежать до номера — начинай делать это прямо сейчас. И я попыталась. Он придерживал меня за локоток всю дорогу по темно-бордовым коврам, стараясь держаться подальше от стен и огромных напольных ваз, расставленных в холлах для придания помещению домашнего вида. Пару раз мы ошибались и попадали в какие-то незнакомые коридоры, где в итоге упирались в глухую стену. Мне показалось, что во всем отеле убавили электронапряжение, и это позволяло моему герою осторожно запускать свою уверенную руку под мою легкую юбочку. И каждый раз, находя меня разгоряченной и готовой на самые смелые поступки, он возвращал ее на место, к моему локотку. Да, так он дразнил меня на протяжении нашего долгого пути.
Я не помню, как мы добрались до нашего номера. Первое сильное впечатление я испытала, решив наконец осмотреть ванную комнату. Все, что было приготовлено для нас двоих, висело на стене и было белым и очень мягким — два уютных белоснежных халата, в каждый из которых можно было завернуться в три оборота. И такие же мягкие и белые огромнейшие полотенца. В раковине покоилась хрустальная ваза, наполненная ароматическими шариками для ванны. Рядом — вазочка поменьше, с ягодными шариками специально для меня. С них-то он и начал свою игру. Так как 14-летнего мальчика-официанта поблизости уже не оказалось, ему пришлось самому раздеть меня и вставить нежно, но очень уверенно один из земляничных шариков в меня. Через секунды, нагревшись внутри моего тела, ягодка начала таять и потекла по моим разгоряченным бедрам. Он размазывал этот благоухающий сироп по моей коже до тех пор, пока все мои ноги не покрылись им. "Вот это действительно тот десерт, который я ждал за ужином. Я вылижу его очень тщательно, а потом ты дашь мне свой собственный десерт. И я должен оценить, насколько он слаще всех этих жалких подделок".
Что бы вы сделали на моем месте в такой ситуации? В моих силах было лишь опереться на десертный столик, немного раздвинуть бедра, подставив себя под его ласки, взяв его голову в свои ладони, ласкать его шею и плечи в такт его поцелуям…
Как долго вы могли бы выдерживать такое на моем месте? Через пару минут мои ноги уже разъезжались, живот сводило судорогой наслаждения, и я умоляла моего героя взять меня на ручки и отнести куда-нибудь…
Но закончив с первым десертом, он ждал от меня второго. Даже если бы я упорно не захотела сдаваться, он все равно бы добился задуманного. Его пальцы скользили по моему телу, то и дело пробираясь внутрь меня, заставляя задыхаться, тихо стонать и просить пощады. Мне казалось, что уже не только пальцы, но и все его сильные руки глубоко во мне, раздвигают мои внутренности, пробираясь к долгожданному десерту. И конечно же он его получил, несколькими короткими толчками, сладкими маленькими порциями. Он смотрел на свои руки, которые были все покрыты мной, вдыхал мой аромат, касался его губами, языком… Я попросила — дай и мне попробовать! Конечно же он не дал, он очень жадный, мой любимый герой.
Потом было плескание в ароматной ванне, когда я пыталась поиграть с ним. "Ты сделаешь это в спальне с кубиками льда и шампанским" — был мне ответ.
Наконец меня заворачивают в мягкое, белое и пушистое, выносят как дорогой сверток и окунают в нежные розовые простыни. Кожа чувствует приятный холод шелка, из меня течет сок, и он ложится сверху, не давая мне замерзнуть в этой шелковой стране. Мы долго-долго целуемся. Так долго, что мне это начинает казаться сном, который пришел на смену действительности. Возвращает меня в реальный мир его стержень, который я чувствую у себя на животе. Мне немного больно, он давит на меня, как будто пытается проткнуть насквозь. Тогда я беру его одной рукой и легонько сжимаю, желая ощутить хоть какую-то власть. "Кто разрешил?" — строго спрашивает он.
Вот так. Мне не разрешают. Мне запрещают. Я буду делать только то, что мне будет дозволено.
Но дальше развивать свою мысль в этом направлении я не в силах, так как стержень уже горяч и настроен взять меня. У меня появляется слабая надежда — а что, если мне удастся поиграть с ним, увернуться от этого меча, ускользнуть, оттянуть его вторжение?
Конечно же у меня ничего не вышло. Он вошел в меня резко и сразу на всю глубину. Я застонала так, что чуть было не кончила уже только от одного звука собственного голоса. А потом были волшебные и непредсказуемые движения во мне — и я никогда не знала заранее, как он войдет в меня, темп менялся с каждой секундой, этот ломаный ритм сводил меня с ума, и мне оставалось только успевать подаваться своими бедрами к нему навстречу. Я взяла в свои руки собственные соски и что есть силы выкручивала их, оттягивала, сжимала до боли и стонала. Стонала, пока были на это силы, а потом просто кончала, глядя на него снизу широко раскрытыми глазами… Потом он выскользнул из меня и поднес свой меч к моим пылающим губам. Я обрадовалась, так как уже целый вечер мечтала об этом десерте. Наконец-то мне было позволено! Я буквально впилась губами в его орудие, лаская его быстро и ритмично снизу доверху, заигрывая кончиком языка и подводя моего героя к черте. И наконец его победный клич и струя горячего сока во мне….
Потом мы лежали обнявшись на разогретом шелке, лаская друг друга горячими пальцами, зажигаясь от одних взглядов, целуя друг друга в спину, плечи, соски…
"А теперь мне действительно хотелось бы плотно поужинать!" — было сказано где-то через час. И все началось заново. Впереди у нас была ночь, день и еще одна ночь. Это так много, но одновременно и так мало. Много или мало — но я знаю точно, что ради этого я очень хочу жить…
Упоительное наслаждение
Пролетал обычный осенний погожий день, я сидела одна в парке, и как прилежная первокурсница готовилась к предстоящему семинару. В руках я держала конспект и смотрела на написанную вчера лекцию. Однако мысли мои были далеки от учебного материала. Единственное о чём я думала, это то, как сегодня ночью буду мастурбировать, и ласкать свой похотливый клитор. Внезапно мои фантазии прервались, ко мне подсел симпатичный молодой человек. Я сразу узнала в нём своего однокурсника Сергея — красивого черноволосого парня. С первого дня знакомства с ним, во мне проснулось какое-то непонятное чувство, ранее не возникавшее у меня. Я не могла понять, что это, меня просто тянуло к Сергею, но показать этого я не могла, сказывалось воспитание родителей. Вдруг сложилась ситуация, когда он подошёл ко мне в парке, и мы остались наедине. До этого момента я не знала, симпатична ли ему. Но то, что он сказал мне через мгновение, перевернуло всю мою жизнь. Но не буду забегать вперед и расскажу сначала о себе и своей семье, чтобы все события, которые произойдут после встречи в парке были понятны вам.
Меня зовут Марина, мне 17 лет. Я хочу поведать о том, что со мной случилось в тот осенний день, но, наверняка, навсегда войдет в мою судьбу, поскольку я не ощущаю её более без этого упоительного наслаждения и человека, который мне его дарит.
Мои родители считают меня ещё ребенком, называют белоснежным ангелом, посланным им в подарок с небес. Я и сама не стану скрывать, что красива. Нет, это не самомнение или преувеличение. Быть высокой, настоящей зеленоглазой блондинкой, иметь четвертый размер груди, идеальные талию и бедра хотела бы любая девушка. Природа щедро наделила меня, и все это замечали, поэтому родители, наблюдая, как мужские глаза, порой, съедали мой силуэт, всячески намеривались уберечь меня от посторонних связей. До недавнего времени им это удавалось. Я училась в школе, и даже не помышляла о том, что кто-то соблазнит меня, вскружит голову, и уж тем более будет заниматься со мной сексом. Секс — что это такое? Мои познания в этой области отсутствовали вовсе. Все говорят, все им занимаются. Он приносит радость, наслаждение, неистовое чувство восхищения для одних, но в тот же момент другие отождествляют его с насилием, животным инстинктом и развратом, порочащим молодое поколение. Мои родители относились ко второй категории людей. В моей семье я никогда не слышала о сексе в хорошем смысле этого слова, никто не объяснял мне о нём, не пытался помочь разобраться в чувствах, которые испытывает человек, занимаясь им. Строгость моих родителей не позволяла наблюдать мне сцены любви даже по телевизору, не говоря уже о личном опыте. Единственными источниками информации были подружки, казавшиеся мне настоящими профессионалками в этом вопросе, хотя большая их часть была такими же девственницами, как и я. Однако их осведомлённость удивляла меня, они говорили какими-то, малоизвестными для меня терминами: экстаз, мастурбация, пенис. Я не знала об этом и почти никогда не видела. Иногда, ночью, я слышала стоны моей матери за стенкой. Эти звуки, словно переворачивали что-то во мне. Я не могла долго заснуть, думала о них, чувствовала, что моё тело реагирует на них, руки, не ведая того, приближаются к моему лобку и хотят забраться под трусики. Почему ночью я в трусиках, спросите вы, — так учила меня мама. Она считала, что, так как я не одеваю ночных рубашек или пижам, то должна спать обязательно в трусиках. Однако вернёмся к стонам, однажды я не выдержала и решила подсмотреть за родителями. Тихонько встав с кровати, я направилась к моему первому сексуальному опыту. Тогда я оценила его именно так. Дверь в комнату оказалась немного приоткрыта, и было видно, что горел слабый свет, поэтому мне не пришлось двигать ручкой и сильно присматриваться. В момент, когда мои глаза, устремились в щель, стоны достигли своего апогея. Я немного испугалась, но, услышав, что они ритмично продолжаются, незамедлительно прильнула к приоткрытой двери. Картина, представшая передо мной, поразила меня до крайности. Родители, которые говорили, что секс — это зло, занимались им в самой откровенной форме. Впервые я видела свою мать в таком состоянии, она буквально билась в конвульсиях, ёрзая по широкой кровати, сжимая свою роскошную грудь и широко расставляя ноги. Голова и руки отца при этом находились именно между ними, выполняя какие-то невероятные движения, заставляющие подниматься попку матери высоко над кроватью. Так высоко, что было видно её лобок, совершенно белоснежный, без единого волоска. Это очень удивило меня, поскольку у меня на этом же месте было много волос, и мама, когда видела меня голой, всегда подчеркивала, что волосы в промежности ног — это последнее прикрытие женщины перед чьим-то взглядом. Тем временем, ситуация в комнате начала меняться. Отец перевернул маму на живот, подложил подушку, так чтобы её попка была максимально широко раздвинута. Он похлопал по ней рукой и провел языком между ягодицами. Наконец, он встал на колени, и я увидела то, что подружки называли пенисом. Он торчал как кол, красный и толстый. Это на столько взбудоражило меня, что я на минутку очнулась и не поверила своим глазам: мои трусики были очень влажные и слегка приспущены, а руки массировали влагалище. С правой ноги стекали капельки непонятной жидкости. Первая мысль — у меня начались месячные, но этого не может быть, так как они закончились три дня назад. Я немного испугалась и быстро вернулась в комнату. Там я сняла уже совсем мокрые трусики, вытерла ноги и влагалище платком и забралась совсем голая в постель. К собственному удивлению, я быстро уснула и крепко спала до самого утра. Меня разбудила мама. Она всегда делает это перед школой, чтобы я туда не опоздала. Услышав голос, я приоткрыла глаза и собиралась быстро вскочить с кровати, но на мне нет ничего, что скажут родители. Слегка занервничав, я окинула взглядом комнату в поисках своего халатика. Набросив его на голое и липкое тело, я отправилась в ванную комнату, чтобы принять душ и провести все девичьи процедуры. Проделав эти действия, я вернулась в спальню, одела свежие розовые трусики, свою привычную школьную одежду и отправилась завтракать. За столом уже сидели мои родители, и пили кофе. Мама поинтересовалась, как мне спалось и какое у меня самочувствие. Я ответила, что все хорошо, при этом, сильно сжав ноги, и что мне приснился красивый сон о сказочном принце, похитившем меня в свой дворец. Закончив разговор, я собрала необходимые вещи и отправилась в школу, выслушав перед этим наставление отца ни с кем не задерживаться. Во время уроков я думала только об одном, — о том, что произошло сегодня ночью. Постельные сцены родителей мелькали в голове одна, за одной, мне хотелось очутиться там ещё раз, но уже не на месте подглядывающей, а на месте матери и испытать то, что чувствовала она. Эти мысли вновь пробудили мою ложбинку между ног, и она начала выделять влагу. Поскольку, я не могла уже остановиться, мне пришлось приподнять юбочку, и сесть на одни трусики, чтобы не было видно мокрых пятен. Я вновь испытала чувство возбуждения, как сегодня ночью. Единственным желанием для меня в этот момент было прикоснуться к своему влагалищу и потереть его рукой. Однако сделать этого я не могла, вокруг сидели одноклассники. Они могли заметить мое странное поведение и засмеяться. Урок, тем временем, приближался к концу, а я вся текла, я сжимала и разжимала ноги, и не могла остановиться. Мне стоило невероятных усилий прекратить свои движения. Немного придя в себя, я попросилась в туалет, чтобы скрыть следы своего возбуждения. Приподнявшись со стула, я заметила на нём большое мокрое пятно от моих выделений. Положив на него свой рюкзачок, я вышла из класса, и направилась в туалет. К счастью там никого не было. Я зашла в кабинку, подняла юбочку и увидела, что мои новые, розовые трусики потускнели. Они были очень мокрые, даже попка была покрыта влагой и немного зудила. Я быстренько сняла их, подошла к раковине и намочила водой. Затем я вернулась в кабинку, широко раздвинула ноги и вытерла свою писечку. То же самое я проделала и с попкой, присев на корточки, я провела мокрыми трусиками между ягодиц и удалила все следы своих женских выделений. Подождав несколько минут в кабинке, пока высохнет промежность, я вышла из туалета, и вернулась в класс. Он был пуст, поскольку урок уже завершился. Я подошла к своей парте, взяла рюкзачок со стула, протерла их всё теми же розовыми трусиками и, не дожидаясь остальных уроков, отправилась домой.
На улице был тёплый майский день, дул лёгкий ветерок и немного поднимал мою юбочку. Я чувствовала себя очень счастливой. Впервые в жизни я шла по улице, не имея под одеждой нижнего белья. Не стану скрывать, мне очень понравилось подобное ощущение: ощущение свободы, природной раскрепощённости и близости со своим сексуальным началом. Я вернулась домой, там, как обычно никого не было потому, что родители приходили около семи часов вечера. Сейчас же было двенадцать. "Чем же заняться юной девушке", — подумала я. Надо было готовиться к экзаменам, ведь я уже в 11 классе и нужно думать о поступлении в университет. Я так и сделала, принявшись искать книжки по истории. Благо моя мама была по специальности историком, и подобной литературы было просто валом. Пересмотрев некоторые книги в серванте, я вдруг вспомнила, что в комнате матери есть ещё несколько новинок, которые она сейчас читает. Я твердо решила изучить новую литературу. Зайдя в спальню, я направилась к небольшому, бордовому шкафчику, где мама обычно складывала интересующий её материал. Открыв его, моему взору предстали несколько новых книг по истории средних веков. Я отобрала, на мой взгляд, самую интересную, и собиралась уходить, но неловким движением задела одну выступающую книгу, что привело к их полному падению на пол. Я принялась собирать разбросанную литературу, и вдруг в самом низу обнаружила уже неновую книжку с привлекшим меня названием — "Техника женской мастурбации". Открыв первую страницу, я увидела картинку обнаженной молодой дамы, сидящей в красивом кресле перед зеркалом. Её ноги были широко расставлены так, что одна из них находилась на рукоятке кресла. Я отчетливо могла разглядеть её выражение лица, оно было подобно тому, что было вчера ночью у матери. Одна рука этой дамы массировала сосок груди, другая ласкала самое сокровенное место её тела — влагалище, слегка прикрытое волосками. Над картинкой я увидела надпись: "Мастурбация — сексуальное самоудовлетворение". В этот момент я забыла о предстоящих экзаменах, книжках по истории, мокрых трусиках, потому что я осознала, чем занималась сегодня ночью у двери и в школе во время уроков. Я мастурбировала, я занималась сексом сама с собой, я удовлетворяла себя рукой, я была близка к оргазму. Эти мысли переполняли моё сознание, я аккуратно сложила все книжки по истории на место и взяла лишь ту, которую открыла, т. е. пособие по мастурбации. Отправившись к себе в комнату, и усевшись удобно на кровать, я стала внимательно перелистывать страницы новой книги. За несколько часов я узнала о своём теле, о возбуждении, о сексе в тысячу раз больше, чем знала до этого. Красивые цветные картинки иллюстрировали текстовый материал, они демонстрировали, что нужно сделать, чтобы получить сексуальное удовольствие без помощи мужчины. Я узнала обо всех эрогенных точках женщины, о том, как их нужно возбуждать, чтобы добиться максимально долгого и сильного оргазма. В книге много говорилось о позициях и предметах, которые усиливают сладострастие. Впервые я видела на картинках, как женщина вводит различные предметы во влагалище, и что особенно поразило меня в попку. Я узнала многое о клиторе, об этом маленьком женском членике, ласки которого способны довести девушку до бессознательного состояния. Всё это было так интересно, что я и не заметила, что уже семь часов и должны появиться родители. Я спрятала книгу под свой матрас и дала себе обещание воплотить в жизнь всё, что в ней описано этой ночью.
А ведь все это время я была без трусиков, в одном халатике. Мне необходимо было срочно надеть свежее белье и успеть простирнуть две пары грязных трусиков. К счастью я успела сделать это до прихода родителей.
Вечер прошел как обычно: ужин, просмотр телевизионных программ и, наконец, подготовка ко сну. Я сходила в туалет, тщательно вымыла свои интимные места, прихватила полотенце и пошла в свою комнату, где, как обычно, разделась до одних трусиков и забралась в постель. Я стала терпеливо ждать, пока родители отправятся спать. Сегодня они не будут заниматься сексом, у мамы началась менструация. Однако, я ошиблась, сразу после того, как везде погас свет, я услышала стоны, но они не были похожи на вчерашние, и напоминали мне голос отца. Я снова не выдержала и отправилась к уже знакомой щели. Заглянув туда, я не ошиблась, стонал мой отец. Он лежал на спине совершенно голый и держал маму за волосы, она в свою очередь брала его член в рот. Я отчетливо видела, что она его сосет. Мама была тоже голой, она стояла на коленях, попкой ко мне. Из влагалища выглядывала ниточка от введенного на ночь тампона. Папа не трогал мамину вагину и все свое внимание сосредотачивал на её попке. Он шлепал её рукой, сжимал ягодицы, проводил пальцем между них и иногда погружал его прямо в мамину дырочку. Сначала он делал это одним пальцем, потом двумя и, наконец, тремя. При каждом введении пальцев в попку мама немножко вздрагивала, но при этом требовала продолжать. Её дырочка была намного больше моей, я даже не могла представить как можно что-то засовывать в попку, тем более такое большое, как папину руку. Я не могла более наблюдать за этой сценой, так как мне стало немного отвратительно от увиденного. Вернувшись в комнату, я плотно закрыла двери, легла в постель, включила светильник, расположив его так, чтобы он освещал мне мои женские прелести и, наконец, достала свою новую книгу. Я начала воплощать на практике все, что там было написано, от урока к уроку, принося себе настоящее сексуальное удовлетворение. Я начала с самого простого — нежно проводила руками по своему телу, останавливаясь в тех местах, где мне было особенно приятно. Первым таким местом оказалась моя грудь с большими сочными сосками. Я даже не догадывалась, что ласкать соски так приятно. Прикоснувшись к ним пальцами, я почувствовала, как они набухают, и стают упругими. Я продолжала делать круговые движения, слегка сдавливая окончания сосков, и они будто подчинялись мне, передавая волну наслаждения по всему телу. Неужели дальше будет еще приятней, пронеслось у меня в мыслях. Левой рукой я продолжала массировать соски, а правую руку стала опускать немного ниже, сначала к животику, а потом к трусикам и внутренней поверхности бёдер. Одновременно я широко раздвинула ноги и согнула их в коленях. Моя рука шаловливо гладила бедра и промежность поверх трусиков. Средний палец нетерпеливо рвался к теплу и живительной влаге, исходящей из влагалища. С каждым движением я надавливала всё сильнее и сильнее на то место, из которого раньше только писяла. Трусики буквально врезались между большими половыми губами. Я чувствовала, что средний пальчик, слегка защищенный нежной шелковой тканью моих трусиков, почти на одну треть погрузился внутрь влагалища. Через несколько минут я плавно вывела его из своей писечки, почувствовав, что уже совсем мокрая, там — внизу. Я поняла, что отношусь к той категории женщин, у которых сильно развиты вагинальные железы, поэтому при малейшем возбуждении они начинают выделять ту самую природную смазку, позволяющую легко проникать внутрь половых органов. Тем временем, я плавно стянула с себя трусики, взяла полотенце и подстелила под свою попку, чтобы не оставить пятен на постели. Я осталась совершенно голой, наедине с книжкой и собственными сексуальными фантазиями. Теперь у меня не было преграды между рукой и вагиной. Яркий свет лампы освещал моё девственное лоно, готовое принять в себя мой палец. Я легонько водила им вокруг заветного входа, время от времени раздвигая набухшие розовые губки. Наконец я решилась и запустила палец в святая святых женского тела. Мне было немного больно, но это оказалась не надолго. Боль резко сменилась райским наслаждением, которое до этого я не испытывала. Я повторила это действие несколько раз и не могла остановиться, один палец сменился двумя, и мне стало еще приятней. Моя левая рука больше не ласкала грудь, она инстинктивно что-то искала на поверхности писечки. Я снова приоткрыла половые губки, и, о боже, это не вероятно, я нашла то, что доводит женщину до наивысшей точки удовлетворения. Да это был именно он — клитор, маленький розовый комочек, похожий на папин пенис, только намного меньше. Я впервые дотронулась до него, и он мне сразу ответил. Он начал набухать и увеличился вдвое. Теперь я отчетливо могла его нащупать и делать с ним всё, что захочу. Я установила два своих пальчика на нём и стала активно массировать. Другая рука, в это время, как поршень входила и выходила с влагалища. Боже, какое блаженство, я чувствую, что больше не могу сдерживать себя, мне хочется кричать, стонать, вся моя промежность буквально залита смазкой. Нет, это невероятно, моё влагалище начинает сокращаться, мне хочется поднять попку и животик всё выше и выше, струйка моих выделений протекла вдоль ягодиц, проникая вглубь попки, не может быть это экстаз, я кончаю, я слышу свои собственные стоны: А-а…а. й, хорошо. Я максимально сжала бёдра и последняя волна сладострастия утихла. Минут 15 я лежала, не двигаясь, абсолютно без сил и в полусознательном состоянии. Очнулась я около шести часов утра, вся мокрая и с двумя пальцами во влагалище. Повезло, подумала я, что не слышали и не видели родители, как их дочь целых 4 часа занималась таким же развратом, как и они. Я осторожно вынула пальцы из писечки, они были мокрые и липкие, как после варенья. Я облизала их, вкус изумительный, мои солоноватые выделения, оказывается можно слизывать с внутренней поверхности бёдер. Так вот что делал мой отец между ног матери, он лизал её, это опять возбуждает меня. Но нет, скоро нужно будет вставать, и необходимо убраться за собой. Я вытянула из-под попки полотенце и начала тщательно вытираться. Закончив процедуру, я натянула уже высохшие трусики и крепко уснула. Но прошло полчаса, и я слышу, как кто-то толкает меня и требует встать. Это была моя мама, и меня ждал очередной школьный поход. Там я больше не занималась мастурбацией, а прилежно учила уроки. Однако, каждый раз перед сном я удовлетворяла свои сексуальные влечения. Исключения составляли только менструальные дни, когда я боялась, что-либо делать с собой, и терпеливо ждала, когда они закончатся. Первый день после месячных я назвала днём разврата. Мои забавы длились всю ночь, я испытывала, иногда, по несколько оргазмов и была безумно счастлива. Я стала любить свою развратную писечку больше, чем себя.
Так прошло лето, я успешно сдала, сначала школьные, а потом и вступительные экзамены в университет. Приближался тот самый осенний погожий денёк, когда я встретилась с Сергеем. Он сел возле меня и сказал: "Когда я думаю, что у тебя под трусиками, то очень сильно возбуждаюсь". Я не поверила своим ушам, но, даже не задумываясь, ответила: "Хочешь, я сниму их прямо сейчас". В ответ, он положил свою руку мне на бедро и прошептал на ушко: "Лучше сделай это у меня дома". Не знаю почему, но я согласилась, и теперь нисколько не жалею об этом. Мы незамедлительно отправились домой к Сергею, который жил сейчас один. Его родители были в командировке, поэтому мы могли делать все, что хотели. А захотели мы многого. Квартира Сергея была большой и удобной. Но самое главное это кровать его родителей, она была огромной, с большим количеством подушек различной формы. Я сразу представила, как мастурбирую на ней. Сергей сказал, что это будет нашим орудием производства. Я поняла намек и ждала, когда же все начнется, когда меня лишат девственности и просто трахнут. Стоило мне только подумать об этом, как я услышала голос Сергея: "Раздевайся крошка".
— Полностью!
— Нет, только трусики. И больше никогда их не надевай. Я не люблю девушек в белье, оно их сковывает.
Я послушно сняла свои трусики и отдала Сергею.
— Теперь сними платье, — сказал он.
Я плавно сняла свое платьице и впервые предстала совершенно голой перед мужчиной. Сергей осмотрел меня внимательно, провел рукой по лобку и попросил присесть на краешек кровати, а сам вышел из спальни. Вернулся он через пару минут, в его руках я заметила бритву, гель и полотенце.
— Ты что, будешь сейчас бриться? — спросила я.
— Нет, я буду брить твою писечку и попку, на них много волос.
— Я не хочу этого, мне мама не разрешает!
— Тебе понравиться, все девушки делают это. Даже твоя мама.
— Тут ты прав, у неё совершенно чистый лобок.
— Вот видишь, нечего бояться, подложи полотенце под попку и пошире раздвинь ноги.
Я легла поудобней, согнула ноги в коленях и стала наблюдать, как белая пена залила мою промежность. Сергей взял бритву и аккуратно провел по лобку. Его движения были четкими и приятными. Всего за несколько движений я лишилась своих густых волосиков на лобке. Затем он тщательно обмазал вход во влагалище и побрил меня там. Настало время попки. Я развернулась к нему задом и встала на колени. Сергей протер полотенцем ложбинку между ягодиц и нанес гель. Пару минут и процедура окончена. Я не поверила своим глазам, моя писечка стала совершенно белоснежной и чистой. Теперь я всегда буду брить её, не смотря на маму. Я расслабилась и легла на кровать, однако почувствовала резкий дискомфорт. Мне захотелось пописять. Я сказала Сергею, что хочу пи-пи, и спросила, где туалет. "Ты можешь сделать это в ванной, пошли, я проведу тебя" — сказал он. Мы отправились к ванной комнате и вместе зашли в неё. "Не стесняйся, писяй, я просто посмотрю" — промолвил Сергей. Я не знала, что мне делать и как. Единственное, до чего я додумалась — это присесть на краешек ванны, глубоко выставить попку и выпустить струю жидкости из себя. Сергея это возбудило, в его штанах будто вырос кол. Я хотела подмыться, но он подошел ко мне, раздвинул ноги и языком слезал капельки мочи на моей писечке. Затем он взял меня на руки и отнес на кровать. Я попросила раздеться его и показать мне свой инструмент. Он незамедлительно сделал это, и моему взору предстал настоящий мужской член. Он не был таким большим, как у моего отца, но торчал одинаково грозно. Мне сразу захотелось взять его в рот, как это делает мама. Я присела на корточки и тихонько провела по нему рукой, затем я поцеловала его и, наконец, взяла в рот. Сергей сказал: "Соси". И я начала сосать, я сосала его, как могла, особенно головку члена. Уже через несколько минут я почувствовала, как во рту что-то брызнуло. Это была сперма. Впервые в жизни я пробовала её на вкус и заглотнула сразу все, что выстрелил Сергей. Он вынул член у меня изо рта и мы прыгнули в кровать. Сергей начал нежно гладить моё тело. Мне стало очень приятно. Он провел рукой по груди, мягко сжимая её, потискал мои сосочки и прильнул к ним ртом. То, что я делала с его членом, он начал делать с моей грудью. Соски сразу стали набухать, он сосал равномерно, то одну часть груди, то другую. В это же время он раздвинул руками мои ноги и начал гладить писечку, делая упор на клиторе. Чувства блаженства понемногу наполняли меня, мне ставало всё приятней и приятней, я начала активно выделять смазку. Сергей заметил это и направил свои пальцы во влагалище, он ввел их очень глубоко, что я даже испытала сильную боль. Я резко сжала бедра и вскрикнула. Моей девственной плевы больше не было, а из писечки потекла кровь. Я немного расстроилась, и мы прекратили ласки. Я знала, что после потери девственности нельзя несколько дней заниматься сексом. Ничего не спрашивая, я встала с кровати и направилась в ванную комнату. Я хотела поскорей смыть кровь с моей белоснежной писечки. Открыв воду, я залезла в ванную и взяла мочалку. Натря её душистым мылом, я принялась тщательно намыливаться. В этот момент зашел Сергей, его член висел, как сосиска, и был намного меньше прежнего.
— Я пришел пописять, открой свой ротик, — сказал он.
— Ты хочешь писять мне в рот? — удивленно спросила я.
— Конечно, а куда же ещё.
— Я не буду пить твою мочу, ты просто извращенец!
— Тебе понравиться, тем более ты можешь тоже пописять мне в рот.
— Ты в этом уверен?
— Конечно милая.
Я бросила мочалку и взяла поникший член Сергея в рот. Теплая желтая струя ударила мне в горло, я чуть не захлебнулась, но потом привыкла. Я крепко обхватила член губами, чтобы не пролить ни капельки и утоляла жажду. Мне это очень понравилось, я выпила всё, жадно облизав член Сергея.
— Ну что, тебе понравилось? — спросил Сергей.
— Это было здорово, я хочу сделать то же самое!
— Тогда подмывайся и приходи в спальню.
Я быстро намылила своё влагалище и попку, ополоснулась под душем, вытерлась и поспешила в комнату. Сергей лежал на кровати и листал журнал с обнаженными девушками.
— Я готова!
— Ну что ж, давай, красавица, забирайся на меня.
Я залезла на своего партнера, присела на корточки, взялась за ободок кровати и широко расставила ноги так, что моя писечка оказалась у него перед ртом. Затем я плотно прижалась к его губам своими половыми губками, максимально раздвинув их, и, наконец, открыла источник. В этот момент мне казалось, что я нахожусь на седьмом небе от счастья. Я писяла в рот мужчине и при этом испытывала сильное сексуальное возбуждение. Сергей впился как клещ в мою целку и при этом умудрялся не только поглощать мою струйку, но и активно работать языком внутри. Он мог ловко на время перекрыть источник и просунуть своего шалуна вглубь уретры. Это было настолько прекрасно, что я не могу передать все словами. Каждая девушка должна попробовать подобную ласку. Такой метод позволяет писять бесконечно долго, открывая и прикрывая струйку. Мы делали это минут 20, пока последние капельки не вытекли из моей писечки. Но оторвать её ото рта я не могла. Мне было в этот момент так хорошо, что я могла позволить сделать Сергею с собой всё, что угодно. И он продолжал, он проникал языком все глубже и глубже, на его лице появились следы моих выделений, у меня приближался оргазм. Я вся текла, но тут же ощущала, как Сергей слизывает все языком. Он буквально разрывал мои половые губки руками и проталкивал язык уже не в уретру, а во влагалище. Затем он перешел чуть выше. Он лизал и сосал мой клитор так сильно, что я начала кричать, мотать головой, сжимать свои соски и ёрзать попкой вверх и вниз, чтобы охватить ласками всю писечку. Огромная волна наслаждения хлынула судоргой по всему моему телу, стенки влагалища начали быстро сокращаться, я приближалась к вершине оргазма. Я кончала необычно долго, испытывая страстное чувство удовлетворения и бурного желания никогда не слазить с Сергея. Но вот, наконец, последнее сокращение, и я повалилась на кровать. Моя грудь и влагалище были пурпурно-красного цвета, соски сильно распухли от моих зажимов. Но мне было все равно, я была безумно счастлива и при желании готова начать все с начала, ведь я не испытала самого главного ощущения — ощущения члена во влагалище. Не смотря на то, что ещё час назад от туда текла кровь, я попросила Сергея трахнуть меня по настоящему. И тут началось. Я легла на спину. Сергей встал передо мной на колена, достал из тумбочки презерватив и ловким движением натянул его на свой фалос. Он взял мои ноги, положил себе на плечи, нагнулся, и резко, по самые яйца вонзил свой член в меня. Я почувствовала, как его головка ударила в мою матку. Я закричала от боли, но не могла ничего сделать. Сергей имел меня, как дешевую, уличную шлюху. Он всаживал в меня свой член, будто у него между ног не половой орган, а отбойный молоток. Когда же он кончит, думала я, но его движения становились всё активней и активней. Я уже начала думать о худшем, как к моей великой радости боль начала утихать. Моё влагалище начало принимать член Сергея, и я потихоньку входила в ритм его движений. Руки невольно потянулись к набухшим соскам и вновь начали сжимать их. К этому моменту боль утихла совсем, и я начала наслаждаться настоящим сексом, без каких-либо запретов. Сергей понял, что я полностью овладела собой и перестала бояться его члена во влагалище. Он положил мои ноги на кровать и немного ослабил свой напор. Его движения стали плавными, равномерными и очень приятными. Член скользил как по маслу, утопая в моих выделениях. И я отвечала ему в такт, опуская и поднимая попку. При этом Сергей не забывал ласкать меня. Он целовал меня в засос, лизал мою шею, сосал и нежно покусывал соски. Как же мне было хорошо. Я превращалась в настоящую женщину, в королеву секса. Я давала мужчине наслаждение и получала от него во много раз больше. Тем временем Сергей решил сменить позу. Он перевернул меня попкой вверх, ласково потискал её, и попросил приподняться на колени. Я сделала, как мне сказали, прогнулась, как газель и выставила свой шикарный, белоснежный зад. Сергей несколько раз поцеловал его, а затем плавно ввёл свой инструмент в мою писечку. При этом, я чувствовала себя самкой в брачный период, которую имеют все подряд. Однако подобные мысли ни уменьшали моего телесного удовлетворения, напротив, я наслаждалась сексом ещё больше, и разрешала Сергею любые капризы. Он крепко обхватил мою попку, и насаживал меня на свой пурпурный член так, что его яйца ударялись о мой бритый лобок. Одновременно он шлепал меня по попке. Это безумно возбуждало меня, я начала извиваться, как пантера, выпячивая свой сладкий зад и требуя продолжения. Моя писечка была такой влажной, что капельки смазки текли по промежности. Я провела по ним ладонью, а затем облизала её. Солоноватый вкус вскружил мне голову, и я почувствовала приближение нового оргазма. Моё дыхание начало усиливаться, уста издавали громкие стоны, а руки вцепились в простыню. Стенки влагалища пульсировали, будто волны в океане, нагнетая давление и передавая его по всему тазу. Моя попка начала невольно содрогаться, усиливая напряжение. Я хотела сильно сдавить промежность, но Сергей не давал этого сделать. Он крепко держал мой зад и бедра, всё глубже, до самой матки, насаживая меня на свой член. Я кусала и облизывала подушку, лежавшую возле меня, пытаясь сдержать вырывавшийся из меня крик. Мой зад находился буквально в тисках, а то, что происходило во влагалище напоминало пекло. И вот наступил апогей. Я кончала очень долго, всхлипывая и крича от сильной боли. Смазка текла по лобку, капая на кровать. Судорги выталкивали член из вагины, но Сергей и не думал завершать. Он с бешеной силой проталкивал его туда, продлевая мой истерический оргазм. Я зарыдала, как ребенок, испытав последнюю порцию сладострастия, и только так заставила остановиться своего партнера. Он перевернул меня на спину и вытер мокрое влагалище простыней. Мои щеки были в слезах и слепили глаза. Сергей провел по ним рукой и попросил успокоиться.
— Ты просто молодец, как для первого раза, но я ещё не кончил, мой малыш требует продолжения утех. Он так и тянется в тебя, видишь, как налилась кровью его головка, он заряжен до упора. Теперь единственный существующий способ успокоить его, это дать возможность выстрелить свой спермтазоидный заряд. Так что наберись мужества, терпения и приготовь свой фитилёк.
— Я, я, я… ай… больше не могу, ты причиняешь мне боль, моё влагалище сильно печёт, и не выдержит больше подобной пытки.
— Это не пытка, это обычный секс, которым занимаются все, включая наших родителей. Ты когда-нибудь видела, как твой отец трахает мать? Наверняка он делает это гораздо дольше меня. А вся твоя боль скоро пройдет, она появилась от непривычки. Твоё влагалище после нескольких занятий сексом забудет о боли, оно будет приносить лишь одно удовольствие. Скоро ты будешь сама засовывать мой член в него и умолять, как можно дольше не кончать. А теперь будь умницей, повернись на бок и расслабься. Я не буду делать резких движений и глубоко вводить свой фалос.
Я в который раз повиновалась Сергею, развернулась к нему попкой, и сказала: "Кончай быстрей". Он, в свою очередь, поднял мою праву ногу, и аккуратно, неглубоко просунул член. Сергей двигался плавно, как бы убаюкивая мою раздраженную писечку. Он опустил мою ногу, и я, наконец, полностью расслабилась. Несколько приятных ощущений ещё пробежали по моему телу, но в целом я уже не принимала активного участия в половом акте, и полностью обессиленная и неподвижная лежала на кровати. Я больше не чувствовала приближения оргазма и утомительна ждала, пока Сергей закончит. К счастью, он сделал это достаточно быстро, и, находясь во власти наслаждения, еще несколько раз глубоко проткнул мою вагину, непроизвольно заставляя меня стонать и резко сжимать промежность. Ну вот и все, Сергей вынул свой инструмент, стянул с него презерватив и вылил сперму мне на попку. Он размазал ее между ягодиц, провел между ними пальцем, надавливая на анус, и несколько раз шлепнул меня по ним.
— Ты просто супер! — сказал Сергей и отправился принимать душ.
Я же в этот момент не знала, что мне думать. Был уже вечер, и мне пора домой, но моё состояние было отвратительным. Зуд в промежности и во влагалище доставляли мне массу неудобства. Что скажут родители, когда увидят меня. Я приду ночью домой без трусиков, с бритой, оттраханой писькой и отсосанными сосками. Но делать нечего, нужно собираться. Я вытерлась простыней и присела на край кровати. К этому времени вернулся Сергей. Он подошел ко мне, поцеловал в шею и предложил пойти освежиться. Я немедленно приподнялась и направилась в ванную. Там я включила прохладный душ и начала обмываться. Первым местом, куда я направила струю, была моя писечка. Приятная прохлада несколько уменьшила мой зуд, и мне стало легче. Я максимально включила воду, присела на корточки и остужала свою промежность. Как же мне все-таки было хорошо, подумала я. Не смотря на боль, я получила такое удовольствие, о котором раньше могла только мечтать. Моя писечка прошла испытание на выносливость, она готова покорять новые высоты. Теперь я не маленькая девочка в розовых трусиках, я женщина, которая познала прелести секса, его накал страстей, невыносимое ожидание и бурный оргазм. Это было совсем не то, что я чувствовала при мастурбации. Ощущение наполнения моей вагины открыли передо мной абсолютно новые границы половой жизни. И та боль, которую я испытала сегодня, в какой-то мере была приятной, ведь она возбуждала меня, заставляла пульсировать и сокращаться стенки моего влагалища, принося неописуемое телесное удовлетворение. Моя писечка необычайно чувствительна, она реагирует на малейшее прикосновение к ней. Даже сейчас, когда я направила на неё душ, она пытается ответить и пробудить меня. Какое огромное счастье быть женщиной, иметь влагалище, клитор и наслаждаться ласками мужчин, пусть даже они будут немного необычными, но такими упоительными. Ладно, хватит мечтать о сексе, пора думать о возвращении домой, и о том, что меня там ждет. Я медленно приподнялась с корточек, взяла мыло и тщательно намылила свое липкое вспотевшее тело, пропитанное спермой и смазкой. Душистая пена и прохладный душ имели хороший восстанавливающий эффект для меня. Я почувствовала себя более свежей, моя голова протрезвела от испытанных оргазмов, набухшие соски и половые губки начали принимать привычные очертания. Я пробыла в ванной ещё несколько минут, насладясь божественной прохладой. Затем я хорошенько вытерлась и совершенно голая вернулась в комнату. Сергей был уже одет и прибирал кровать, но которой было все: его сперма, мои выделения и кровь от разорванной девственной плевы, пятна от наших потных тел. Я быстро отыскала своё коротенькое платьице и надела его на себя. Где же мои трусики, подумала я. Их нигде не было. Я забыла, что отдала их Сергею. Он удивленно посмотрел на меня, когда я заглядывала под кровать, за стулья.
— Что ты ищешь?
— Свои трусики.
— Но ведь мы же договорились, что ты больше не будешь их носить.
— Да, но что скажет моя мама, если заметит, что я без белья и с наголо выбритой писечкой.
— Ты боишься своих родителей? Ты же взрослая девушка и сама вправе решать, в чем тебе ходит и как ухаживать за своими интимными местами.
— Да, но меня воспитывали всегда в строгости, и учили классическим нормам и правилам. Мне нравится ходить без трусиков, и я хочу это делать. Я знаю, что моя мама очень развратная женщина ночью, в постели с папой. Она всегда бреет у себя между ног. Но я не понимаю, почему меня она учит совершенно другим истинам.
— Возможно, твоя мама боится приревновать твоего отца, который инстинктивно будет хотеть тебя, обращая внимание на твою обнаженную попку под короткими юбочками.
— Я некогда не замечала за ним сексуального интереса ко мне. Однако мама очень любит непринужденно ущипнуть меня за попку, посмотреть в каких я трусиках, как я моюсь. Иногда перед сном, она может присесть рядом со мной на кровать, просунуть руку под одеяло и гладить мой лобок, приговаривая, что у меня чудесные мягкие волосики. Она делала это, как бы играя со мной, и я никогда не обращала внимания на подобные действия, воспринимая их проявление любви и ласки по отношению ко мне.
— Все понятно! Твоя мать просто хочет заняться с тобой женской любовью, она наверняка лесбиянка или была ею до замужества. Ты не удивляйся, если однажды ночью она придет к тебе и попросит поцеловать твой клитор.
— Этого не может быть, она не позволит себе такого. У неё такая же писечка как у меня, которую часто ласкает мой отец. Зачем ей целовать мою?
— Затем, что она знает, что ощущает женщина при оральных ласках и хочет сама доставить такое наслаждение тебе или другой женщине.
— Я в это не верю.
— Ну, думай, как знаешь. Если ты хочешь одеть трусики, то я подарю тебе их, но немножко другие, чем те, к которым ты привыкла. Моя мама только такие носит.
Сергей подошел к шкафу, где как он сказал, находится женское белье и всякие сексуальные игрушки. Он достал оттуда красивую, ещё запечатанную коробочку и дал мне. На ней была изображена девушка, в одних трусиках с одной деталью, на которую я сначала не обратила внимания. Я раскрыла свой подарок и достала его содержимое. Моему удивлению не было предела. Трусики были абсолютно прозрачные и имели сплошной разрез от их передней части до задней.
— Что это такое и как их надевать?
— Как что, трусики! Примеряй, тебе понравится.
Я осмотрела несколько раз предмет женского белья и натянула на себя как смогла. То, что я надела, оказалось очень удобным и практически не ощущалось на теле. Это и не странно, поскольку, взглянув на себя в зеркало, я увидела, что моя писечка и промежность между ягодицами в несколько сантиметров шириной остались совершенно голые и не защищенные. В таких трусиках можно было свободно заниматься любым видом секса, не снимая их ходить в туалет, при чем делать не только пи-пи, менять тампоны, и, наконец, они не врезались в попку и между половых губ. Новинка мне безумно понравилась, и размер подходил.
— У твоей мамы потрясающий вкус. А она не заметит пропажи своих новых трусиков?
— Не беспокойся, у неё их столько, что она может переодеваться каждые 10 минут.
— Ну, раз так, тогда мне пора.
— Я вызову тебе такси, чтобы ты побыстрей добралась домой и хорошенько отдохнула. Завтра мы продолжим наши утехи.
Вот такая история приключилась со мной и всколыхнула всю мою жизнь. Я почти каждый день встречаюсь с Сергеем, иногда, ночую у него и каждый раз открываю новую страницу сексуальных взаимоотношений мужчины и женщины. Я познакомилась с его родителями, а он с моими. Они прекрасно знают, чем мы занимаемся, но ведь это любовь, а секс лишь её проявление. А в ту самую ночь я вернулась домой и все до мелочей рассказала своей маме. К счастью, она поняла меня, и мы нашли с ней общий язык. Она, кстати, действительно оказалась скрытой лесбиянкой. Иногда мы балуемся с ней в моей кровати, щекоча язычками наши похотливые бугорки. Но это не важно. Главное, что на меня уже не смотрят, как на маленькую девочку и не накладывают глупых сексуальных запретов. Я обрела свободу и вправе распоряжаться ею на своё усмотрение.
Продолжение следует…
Урок музыки
СЮЗАН СУЭНН
Я еще поднимаюсь по ступеням, а чувство это уже возникает в низу живота, я дрожу от страха и предвкушения высшего наслаждения.
Швейцар вносит футляр с виолончелью в студию и ставит у окна. Я прошу его вернуться через час, чтобы снести виолончель вниз. Студия пуста, более чем пуста: без него это не студия — пустыня. Я пересекаю ее, мои шаги звонко отдаются от дубовых половиц, сажусь у окна, жду.
Вторая половина дня. Солнечный свет без труда пробивает занавески из тонкого муслина. Снаружи доносится шелест листвы: дует легкий ветерок. Я смотрю на дома на противоположной стороне улицы. Балконы с высаженными на них цветами: лилиями, мимозой, розами. Белая штукатурка, освещенная солнцем, слепит глаза.
Открывается дверь студии, но я поворачиваюсь не сразу, до последнего оттягиваю тот момент, когда я взгляну в твое лицо. Когда же поворачиваюсь, вижу, что смотреть особенно не на что. Я знаю, каким видят тебя остальные, но перед моим мысленным взором ты совсем другой. Волосы каштановые, длинное, серьезное лицо, красивые глаза, прячущиеся за очками в золотой оправе.
Но сводит меня с ума твой рот, сводит с ума и снится по ночам. Широкий, удивительно красивый рот. У учителя музыки не должно быть такого рта. Рот выдает тебя с головой. Неужели остальные этого не замечают? Я-то поняла все с первого взгляда.
Ты улыбаешься и приветствуешь меня — общие, ничего не значащие слова. Я подхожу к другому окну, открываю футляр. Ничего необычного в этом нет. Если кто и наблюдает за нами, у него не может возникнуть и тени подозрений. Но я-то знаю, что к чему.
Сегодня мы собираемся играть вместе, дуэт Пуччини. Я усаживаюсь на стул. Одна рука на струнах, вторая держит смычок. Ты сидишь напротив, жадно ловишь каждый мой вздох, но сдерживаешь желание прикоснуться ко мне. Я вижу тебя насквозь. И предвкушаю то, что последует за твоими взглядами.
Три раза ты стукаешь по струнам смычком. Эхо отдается в моих ушах. Мы начинаем. Музыка наполняет студию. Какая в ней прекрасная акустика.
Дыхание у меня учащается, корсет становится тесным. Наверное, я затянула его сильнее, чем обычно. Тебе нравится моя тонкая талия. Ты ведь думаешь сейчас об этом? Тебе хочется охватить ее своими руками с такими длинными, артистическими пальцами? Или тебя заворожили верхние полукружья моих грудей, вздымающиеся над кружевом сорочки?
Мы играем, и я чувствую, как трепещет мое тело.
Я закрываю глаза и растворяюсь в музыке. Она такая живая, такая чувственная. Мы выдерживаем паузу, обмениваемся улыбками, конспираторы, и начинаем играть вновь. На этот раз Верди. Я напряжена, мне хочется, чтобы моя виолончель играла в унисон с твоей. Но это не единственная причина напряжения.
Теперь я должна играть одна, и тут начинается то, чего я так долго ждала.
Я не решаюсь смотреть на тебя, когда ты откладываешь смычок в сторону, приставляешь виолончель к стулу. Ничего не говорю, слова могут все испортить. Музыка влечет тебя ко мне, и вот ты уже стоишь у меня за спиной. Ты еще не прикоснулся ко мне, а я тебя уже чувствую. Дуновение воздуха, может твое дыхание, с едва уловимым запахом табака, холодит мою шею.
Наконец, прикосновение, палец скользит по коже, чуть пониже линии волос. Я продолжаю играть, не сбиваюсь с ритма, не показываю, что заметила тебя. Ты касаешься меня снова, накручиваешь русую кудряшку на свой палец.
— Ты очень хорошо играешь, — шепчешь ты. Я киваю. Мне нравится твоя похвала.
Еще прикосновение. На этот раз твои губы исследуют мою шею, замирают у позвонка, который выпирает достаточно сильно, если я наклоняю голову. Когда позвонка касается твой горячий язык, по моему телу пробегает дрожь.
Твои волосы пахнут сеном, они скользят по моему обнаженному плечу и я чувствую, какие они шелковистые. Ты издаешь едва слышный вздох, когда твои губы целуют мое плечо. Его заглушает музыка, но я слышу, слышу.
Твои пальцы уже на пуговицах, расстегивают их одну за другой. Я задерживаю дыхание, когда ты освобождаешь меня от тесного лифа. Сегодня я отдала предпочтение красновато-коричневому бархату. Я знаю, что ты любишь этот цвет. И он так хорошо гармонирует с моей молочной кожей и янтарными глазами.
Твой шепот громом отдается в моих ушах. О, ты нарушаешь правила! Во время урока ты только комментируешь мою технику, поправляешь меня, но я тебя прощаю. Я знаю, что сегодня урок особенный.
Я продолжаю играть, хотя твоя рука уже добрались до моей груди. Я вся дрожу. Смычок скрипит. Его надо натереть канифолью, но сейчас меня занимает другое.
Отец ждет меня в карете, стоящей у дома. Я — его гордость, его сокровище. Склонив голову, он слушает, как я играю. Если музыка смолкнет, он медленно поднимется по лестнице, чтобы узнать почему мы тратим впустую заплаченные им деньги.
Сегодня я преисполнена смелости и поворачиваюсь к тебе. Я вижу, что ты удивлен. Ты думаешь, что я невинный ребенок, что я ничего не понимаю, но я быстро учусь — примерная ученица. Возможно, ты этого не одобряешь, но и не разочаровываешь меня. Наши губы встречаются. Какой нежный у тебя рот… рот, который не должен принадлежать учителю музыки. От тебя пахнет бренди и сигарами… и чем-то еще, неуловимым. Наверное, запахом молодого мужчины. Ты — симфония. Это слишком банальное сравнение? Разумеется, я не придумала ничего оригинального. И пусть.
Твои пальцы скользят под сорочку, охватывают мою грудь. Ах, это наказание за мою распутность. Я ахаю, рука сбивается с ритма, виолончель жалуется, но не держит на меня обиды.
Мои губы открываются, и я наслаждаюсь мягкостью твоего языка. Он такой нежный, мне хочется укусить его, пососать, но я подавляю это желание, когда твоя вторая рука обнимает меня за талию. Я прислоняюсь к тебе спиной, чувствуя твою силу. Бедра мои непроизвольно раздвигаются, а твои пальцы ласкают и пощипывают мою грудь. Наслаждение растекается по коже, словно приятная мелодия.
— Сегодня ты у меня кончишь, — шепчет он.
Я чуть не теряю сознания от шока. Ты никогда не позволял себе таких вольностей, вот и застал меня врасплох. Руки на талии больше нет, вторая уже не лежит на моей груди. Я чувствую себя одинокой, но ненадолго. Ты возвращаешься, подняв мои юбки и найдя мое бедро под батистовыми панталонами. Теперь ты одновременно касаешься моей кожи в двух местах. Моя грудь словно наливается, приветствуя новую встречу с твоей ладонью. А вторая твоя рука ласкает мое бедро, медленно продвигаясь вверх по шелковистой коже, пока не находит маленькую раскаленную печку. Я замираю, на мгновение меня охватывает страх. Не следует мне этого допускать, но грядущее неизбежно. Стало неизбежным с того самого момента, как ты отложил смычок, а я как ни в чем ни бывало продолжала играть.
— О, — выдыхаю я, когда ты начинаешь поглаживать меня… там.
Такой тихий звук, но он гулким эхом отдается во мне и сливается с музыкой. Полюбила бы я тебя, если бы ты не играл на виолончели? Скорее всего, нет.
— О, — вновь тот же звук, потому что твои пальцы описывают восхитительные круги, нажимают и разглаживают, кружат между раскрытых губ, лаская маленькую пипочку, которая горит, пульсирует.
Теперь я с головой ушла в твой поцелуй и играю автоматически, моя рука двигается сама по себе, заученными движениями. Этот автоматизм привил мне мой первый учитель. Не ты.
— Потрогай его, моя маленькая Клара, — шепчешь ты, с мягким, европейским акцентом. Мне нравится, как ты произносишь мое имя.
Но разве я могу убрать руку со струн… попасть в полную зависимость от тебя? Ты почувствуешь себя всемогущим. И к чему это приведет? Нет, остановиться я не могу. И я продолжаю играть, а ты гладишь меня, твои длинные, прекрасные музыкальные пальцы выводят только им ведомою мелодию на моем самом интимном местечке.
Кажется, все мое существо замерло в ожидании. Ожидании чего? Я растворилась в магии этого мгновения. Солнце освещает золотом дубовый пол, я ощущаю запах лавандового полировочного воска и канифоли, от футляра для виолончели, стоящего у окна, пахнет нагретой кожей, твое дыхание опаляет меня.
Я едва подавляю вскрик. Какие острые ощущения вызывают во мне прикосновения твоих пальцев. Теперь ты входишь в меня в двух местах, языком и пальцами. Я не могу шевельнуть нижней половиной тела: мешает виолончель. Зато я даю тебе полную свободу действий. И ты действуешь. Наслаждение нарастает и нарастает.
Произведение, которое я играю, близко к завершению. Я должна достигнуть пика до того, как последний раз пройдусь смычком по струнам. Мне это удастся? Ты так хорошо подготовил меня, и мне не хочется тебя подвести. О, мои щеки пылают от стыда и возбуждения, я чувствую, как ты слизываешь капельки пота с моей верхней губы. У тебя такой горячий, такой требовательный язык.
Господи, я превратилась в туго натянутую струну. Но я уже на грани… на грани.
— Да, КлаРа, мой ангел, давай, — шепчешь ты мне на ухо.
И оргазм сотрясает меня, растекается по всему телу. Ты целуешь меня в губы, чтобы заглушить мои стоны, похоронить их в своем горле.
И я отдаю их тебе, мой музыкальный господин. Потому что не могу дать ничего другого.
Твои пальцы поправляют мой лиф, застегивают его на все пуговицы. Занимая свое место, ты улыбаешься. Твои глаза, за поблескивающими стеклами очков, сияют гордостью. Я оказалась прилежной ученицей. Ты берешь смычок, постукиваешь по пюпитру. Дерево по дереву, стук этот — эхо моего пульса. Присоединяешься ко мне в дуэте.
Последние аккорды мы берем вместе, а потом в студии воцаряется тишина.
Внизу, в карете, папа удовлетворенно кивает. Его деньги потрачены не зря, я играла весь урок, не теряя времени на разговоры. И играю я все лучше. Он говорит, что скоро я смогу заниматься с новым учителем.
Но пока буду приходить в эту студию раз в неделю.
Я встаю, поправляю юбки, укладываю мою любимую виолончель в футляр. Швейцар стоит в дверях, ждет. Берет футляр, и я следую за ним на лестницу.
— Хорошо сыграно, Клара, — долетает до меня голос учителя. — Ты уже много умеешь.
Я не оглядываюсь. Внизу в нетерпении ждет отец.
Утренний cюрприз
Её рука скользнула по моей груди и плечам, и я проснулся от этого прикосновения. Тонкие девичьи пальчики осторожно исследовали моё тело под простынёй, постепенно спускаясь вниз. Не открывая глаз, я стал вслушиваться в ощущения.
Нежная ладошка коснулась живота, стыдливо погладила меня по бедру, а потом осмелела и коснулась плавок. Её пальцы сыграли быстрый аккорд на моей выпуклости, на мгновение сжали ствол сквозь ткань и снова погладили мои плавки. Ах, ну зачем я их снова надел этой ночью?
Девушка осторожно повернулась и стала перемещаться вниз. Я почувствовал, как она прижалась к моей правой ноге и нежно поцеловала моё бедро. Потом она приподнялась, стащила с себя майку и легла на мои ноги голой грудью. Я почувствовал её упругие соски и прохладную нежную кожу полушарий.
Она ещё несколько раз поцеловала мои бёдра и живот, а потом тонкие пальцы ловко подцепили резинку моих плавок и потянули их вниз. Я чуть приподнялся, и девушка моментально стащила их с меня. Нежно толкнула меня в колено, заставив раскинуть ноги в стороны, и удобно расположилась у меня между ног.
Я почувствовал её тонкие пальчики на чувствительной коже мошонки, и влажные поцелуи на внутренней стороне бедра и на коже вокруг члена. Её язычок легко прикоснулся к моим яичкам и стал их вылизывать снизу вверх, сначала пролизав ложбинку посередине, а потом лаская каждое по очереди.
Прохладная ладошка обняла ствол моего члена у основания и сжала его. Я почувствовал горячее движение её язычка от самого низа яичек по стволу и вверх до головки. Острый кончик языка нежно потеребил самый кончик головки, чуть ли не стараясь проникнуть в узкое отверстие на ней, а потом она стала вылизывать основание головки, обводя его язычком со всех сторон.
Через мгновение горячее кольцо её губ охватило мою головку, и по тянущему ощущению в члене я понял, что девушка её старательно сосёт. Упругие губы скользили по головке вверх и вниз, а девичья ладошка тем временем ласкала мои яички и ствол.
Девушка сдвинулась в сторону, оседлала мою правую ногу и продолжила сладостную пытку. Я ощутил, как её груди касаются моей ноги, и как её трусики трутся об меня — она сильно прижималась ко мне лобком, явно получая удовольствие от этой игры.
Член скользнул глубже в её ротик, и головка приятно упёрлась во вход в горло. Девушка сделала несколько подготовительных движений и вдруг насадилась на член так, что её лицо практически упёрлось в мой лобок. Стенки горла сжали головку со всех сторон, а губки обняли основание так, что я зарычал от удовольствия.
Она осторожно снялась с члена и снова приняла его в рот глубоко-глубоко, доводя мои ощущения до безумия. Упругое кольцо губ на самом основании члена, язык в нижней части ствола, головка в самой глубине… Девушка чуть напряглась и стала двигать головой вверх-вниз, насаживаясь на мой член — весь мокрый от её действий, скользящий в её горле легко и упруго…
Я больше не мог выносить этой пытки. Ствол начал пульсировать, фонтан спермы выплеснулся прямо ей на язык, на самое основание, ещё один и ещё. Всё моё тело непроизвольно изогнулось, в основании члена будто звенела натянутая струна удовольствия, проходящая сквозь всю его длину прямо в открытый девичий ротик.
Девушка попыталась сглотнуть всё то, что попало ей на язык, облизнула и проглотила белые капли с губ, а потом обратила внимание на всё ещё пульсирующую удовольствием головку. Приложилась к ней поцелуем и медленно высосала, вытянула из неё последнюю порцию спермы. Напоследок облизала ствол и откинулась в сторону, отдыхая.
Её ноги всё ещё обнимали мою ногу, влажные трусики касались моей ноги, а длинные волосы разметались и прохладной волной легли на моё бедро. Я погладил её по голове, не в силах сказать или сделать что-либо ещё, и закрыл глаза.
Утренняя гимнастика
За окном светит яркое солнце. Ночь была бурной, так что ничего удивительного… Сколько же мы проспали? Протягиваю руку к часам, стоящим на тумбочке в изголовье. Неосторожное движение… и раздаётся звук, похожий на удар колокола. Это я случайно нажал кнопку. "Десять часов двадцать восемь минут" — произносит говорящий будильник. Ох, некстати, она же проснётся!
Девушка открывает глаза, жмурится, сладко потягивается и поворачивает голову:
— Ой, а где это я?
— На моей даче. Ты уже забыла вчерашний вечер?!
— Да я прикалываюсь!
Мы дружно хохочем. Представляю, какой глупый вид у меня был только что. А вообще, конечно, жизнь прекрасна. Мы познакомились две недели назад и в первый раз проводим вместе выходные. Причём не два дня, а три. Я взял отгул в эту пятницу, а у неё вообще свободный график. Завидую!
Перестав смеяться, я предлагаю:
— Леночка, хочешь кофе в постель?
— Ты его лучше в кухне сообрази. После зарядки — самое оно.
— Вот спортсменка! Надо же…
— А то! Сейчас поднимусь — и на свежий воздух. Пойдёшь со мной?
— Да я ещё не проснулся.
— Ничего, на меня полюбуешься… и у тебя весь сон как рукой снимет. — Она хихикает, приоткрывает грудь и снова прячется под одеяло, устраиваясь поудобнее.
Полежав немного, я встаю и одеваюсь. Захожу в кухню, включаю электрический чайник и выглядываю в окно. На дворе повсюду сугробы. Вчера мы проваливались в них, шагая от машины до дома. А теперь надо хоть немножко расчистить снег, если уж собрались заниматься физкультурой. Выхожу с лопатой в руках. Прокладываю дорожку до середины двора, а затем раскидываю снег в стороны. Здесь будет наша спортивная площадка — как раз на двоих по размеру. Очищаю скамейку, которая стоит рядом. Всё, дело закончено. Оставляю сапоги в прихожей, переобуваюсь в кроссовки и захожу в комнату.
Лена, конечно, ещё нежится под одеялом. Ох уж эти женщины, всегда их приходится ждать… Подхожу, наклоняюсь к ней и целую в щёку:
— Дорогая моя, поднимайся. Я уже готов.
— Сейчас пойдём!
Она выскакивает из постели и делает несколько шагов по комнате. Наклоняется к сумке, задвинутой в угол, и вынимает оттуда что-то ярко-красное. Ага, это купальник. Через минуту уже видно: фасон "четыре треугольника", размеры такие, что меньше, наверное, не бывает. Она замечает мой взгляд, привстаёт на носки, затем опускается обратно и начинает двигать бёдрами.
— Ну как, хороша собой?
— Прелесть!. Давай, одевайся.
— А зачем? Для зарядки я уже одета.
— Ты что, передумала? Будешь свою гимнастику в комнате делать?
Она глядит на меня и смеётся:
— Я же сказала — на улице. А теперь пошли!
Слегка обалдев, я догоняю её в коридоре. Открывается дверь, затем ещё одна, и мы оказываемся на крыльце. Босые ножки быстро спускаются по ступенькам и вступают на снег. Вот это смелость! Лена бежит до площадки, которую я расчистил, затем оборачивается, глядя на меня с торжествующим видом:
— А ты не верил…
— Я и сейчас не верю своим глазам. Любуюсь на твоё тело. Неужели тебе не холодно?
— Витенька, я же привыкшая!
Лена несколько раз подпрыгивает на месте, а затем, вытянув руки вперёд, взмахивает ногами — то правой, то левой. Снежинки, поднятые с поверхности, летят в мою сторону… Я не спеша приступаю к зарядке, стоя поблизости и не сводя с неё глаз. Изящная фигурка в красном купальнике на фоне снега — это что-то! Интересно, знает ли она, сколь соблазнительно выглядит? Остановившись, она говорит:
— А теперь давай вместе. Как на танцах.
— Синхронно?
— Ага. Делай как я!
Она дважды наклоняется в одну сторону, затем в другую. Раз-два, три-четыре! Я едва за ней поспеваю. Не говоря ни слова, она переключается на другие движения. Быстро шагает вперёд и назад, покачивая при этом бёдрами. Повторяю всё то же в зеркальном отражении, стараясь попасть в её ритм. Стоп! Теперь вращения туловищем… в одну сторону… в другую… Надо же, какая гибкость! Я сохраняю темп, но двигаюсь с меньшим размахом. А то ведь равновесие потеряю… Остановка на пару секунд, теперь бег на месте. Через минуту уже финиш. Она приседает, я тоже — ещё и ещё раз. Начинаю считать: четыре, пять, шесть… десять… двадцать… тридцать… Мышцы уже побаливают, а ей хоть бы что. Я сбиваюсь со счёта, и тут она замирает, протянув руки к небу. Я стою, глядя на неё и стараясь успокоить дыхание. Лена подходит ко мне:
— Ну как, тебе жарко?
— Уфф… Да, конечно.
— Вот и мне тоже. Ничего, теперь охладимся.
Она расстёгивает молнию на моём спортивном костюме. Через минуту куртка уже лежит на скамье, и мы опять стоим друг перед другом. Лена снова протягивает руки ко мне и задирает футболку:
— Снимай, снимай. Так эротичнее. Не всё же тебе любоваться.
Холодный воздух прикасается к телу. Ощущения довольно острые и в то же время приятные. Это слегка возбуждает… Я опять смотрю на свою подругу и спрашиваю:
— А у тебя ноги не замёрзли? Босиком на снегу — уже минут десять…
— Можешь потрогать.
Она приседает и опускается на четвереньки. Я прикасаюсь к её ступням. Конечно, они холодные! Но всё-таки не замёрзшие и очень упругие. Собираюсь вставать, и тут она говорит:
— А теперь приподними меня за ноги. Немного похожу на руках.
Мы медленно движемся вперёд. Я гляжу на голую спину и выпуклости, едва прикрытые красным лоскутом. Перед нами сугроб, и я спрашиваю:
— Всё, приехали? Или разворот?
— Какой разворот? Едем дальше.
Делаю ещё несколько шагов вперёд… Тут она сгибает колени и выскальзывает из моих рук прямо в глубокий снег. Ничего себе!
Она лежит на животе, болтая ногами в воздухе и загребая снег руками. Затем переворачивается на спину, поджимает колени и быстро встаёт. Я смотрю на её прекрасное тело и прикасаюсь к ней:
— Снегурочка ты моя…
Поднявшись с постели, я стою в одних трусах и потягиваюсь. Сегодня суббота. Лена уже куда-то исчезла… а вот и она, легка на помине, заходит в комнату. На ней тот же ярко-красный купальник. Мы одновременно говорим "Привет", шагаем навстречу и обнимаем друг друга. Постояв так чуть-чуть, она говорит:
— Нынче у нас всё наоборот. Вчера ты раскидывал снег, а потом ждал, когда я встану с постели. Сегодня первой поднялась я, вышла из дома… и тоже кое-что приготовила. Посмотри вон туда!
Я выглядываю в окно. Там, где мы вчера делали зарядку, лежит мой туристический коврик. Я уж и забыл, что когда-то привёз его на дачу. Лена этот коврик нашла и вытащила во двор… только зачем? Не успеваю задать вопрос, как она продолжает:
— Да, и ещё. Вчера ты одевался сам, а сегодня я хочу выбрать для тебя спортивный костюм. Не возражаешь?
— С тобой не соскучишься! Да у меня он здесь только один, выбирать не из чего… Ладно, я согласен. Интересно, что у тебя выйдет.
Лена протягивает мне спортивные брюки, а затем футболку. Я одеваюсь и вижу, как она садится на корточки и начинает закатывать штанины. Что бы это значило? Поднявшись, она говорит:
— Готово! Теперь можно и на зарядку.
— Думаешь, так будет красивее?
— Так удобнее. Ну, пойдём.
— Без куртки?
— Да, конечно. Мы же не в Арктике. Сегодня всего-то минус два.
Я прохожу несколько шагов по коридору и останавливаюсь у вешалки. Она недоумённо спрашивает:
— Ты чего?
— Вот мои кроссовки, сейчас обуюсь.
— А зачем? Будешь делать зарядку, стоя на коврике. Давай, пошли босиком.
— По снегу? Я же не такой закалённый…
— Конечно, не такой. Пока что, — она улыбается.
Я открываю дверь, выходящую на крыльцо. Ой, холодно! Вчера я раздевался после зарядки, а если вот так, в одной футболке сразу на улицу… Шагаю вниз по холодным ступенькам. Теперь бегом!
Добравшись до коврика, я останавливаюсь. Лена встаёт напротив и глядит в мою сторону.
— Ну как, по снегу понравилось?
— Угу… Не ожидал, что я на это способен. Только мне сейчас холодно. Футболка — это не совсем зимняя одежда.
— Купальник — тоже не совсем зимняя. Ничего, согреешься. Начинаем зарядку!
Сделав несколько упражнений, я уже чувствую, как стало теплее. Лена глядит на меня и спрашивает:
— Согрелся?
— Ну, в общем, да. А что?
— Тогда раздевайся… выше пояса.
Футболка падает на коврик. Лена подходит ко мне, держа в обеих руках рыхлый снег.
— А теперь холодный массаж.
— Ой!
Она начинает растирать меня снегом, прикасаясь со всех сторон. Тело становится мокрым, капли воды скатываются по животу. Небольшой ветерок заставляет поёжиться. Может быть, на сегодня хватит?
Лена стоит прямо передо мной, трогая меня за плечи.
— Сейчас обсохнешь, это недолго. Мы ведь ещё зарядку не закончили.
Она отбегает на несколько шагов, поворачивается ко мне и разводит руки в стороны. Делает резкий взмах перед собой, затем ещё и ещё. Я повторяю её движения и опять согреваюсь. Руки слегка устают, и я опускаю их вниз. Лена тоже перестаёт махать руками, и закидывает их за голову, выставив грудь вперёд.
— Теперь я буду купаться.
— Это как? В снегу, что ли?
— Не угадал! Сейчас увидишь.
Она подходит к скамейке, возле которой стоит белое пластмассовое ведро. Пробегая мимо, я и не заметил его на фоне сугробов. Сделав несколько шагов в мою сторону, она поднимает ведро обеими руками и опрокидывает на себя. Раздаётся плеск воды, ко мне летят холодные брызги. Лена стоит в мокром купальнике и улыбается, явно довольная впечатлением:
— Ну, как тебе это зрелище?
— Такого я ещё не видел. Пойдём домой?
— Скоро пойдём… а пока немного побегаем. Догони меня!
Лена срывается с места и перепрыгивает сугроб. Соскочив с коврика, я пускаюсь за ней по глубокому снегу. Двигаться быстро не получается, но всё же мне удаётся её догнать. Тут я подхватываю её на руки и несу к дому. Остановившись у крыльца, я жду, когда она поднимется по ступенькам. Вместо этого она прижимается ко мне, и мы ещё долго целуемся, не замечая холода.
Я открываю глаза и оглядываюсь по сторонам. Ещё не совсем рассвело — наверно, я рано проснулся, с чего бы это? Вижу, что Лена тоже не спит и поворачиваюсь к ней. Нежные прикосновения заменяют нам фразу "Доброе утро". Наконец, она откидывает одеяло, встаёт и подходит к окну. Я опять любуюсь её прекрасным телом и мягкими, как у кошки, движениями. Обернувшись, она говорит:
— Ночью погода поменялась. Смотри, какой снег.
Она раздвигает занавески. За окном видны медленно падающие хлопья и светло-серое небо. Гляжу на будильник — там начало десятого. Вчера в это время мы уже были на улице. А сегодня… настроение такое сонное.
Я снова смотрю на Лену, которая ловит мой взгляд и делает соблазнительные движения. Протянув руку к приёмнику, она нажимает кнопку, и комната наполняется музыкой. Лена танцует, пока не заканчивается мелодия, а потом выключает радио:
— Любишь смотреть на меня голенькую?
— Конечно, люблю! А продолжение будет?
— Будет. И сюрприз тебе будет.
— Какой сюрприз?
— Вчера вечером я вышла во двор поглядеть на соседние участки. Там всё было занесено снегом — не этим, а давно выпавшим. Следов я нигде не заметила, и окна во всех домах были тёмными. Похоже, что мы здесь одни.
— Ну и что?
— И крыльцо у нас во двор, а не в сторону улицы. Так что я могу пойти на зарядку… без купальника! Хочешь?
— Хочу, ещё как хочу. От одних мыслей об этом у меня встаёт.
— Я так и думала. А у меня тоже есть к тебе пожелание.
— Какое именно?
— Полная взаимность.
— Это как?
— Чтобы мы оба вышли без одежды. Видишь, у меня есть фантазии, и очень даже эротические.
— Я же замёрзну! Это тебе всё одинаково — что зима, что лето! Ты, наверно, и в проруби купаешься, причём не первый сезон. Нельзя же, чтобы так быстро.
— Конечно, купаюсь. А медленно или быстро — это уже дело техники. Если нельзя, но очень хочется, то можно.
Она приносит два одеяла, и кладёт их поверх моего.
— Полежи ещё минут пятнадцать. Тебе станет жарко. И кофе в постель нам сегодня тоже не помешает. Пойду на кухню и приготовлю.
Мы сидим рядом, завернувшись в одеяла. От каждого глотка горячего кофе тёплая волна разливается по всему телу. Мои руки слегка дрожат — от предвкушения и от страха одновременно. Отказаться я, конечно могу. Но для близкой мне женщины хочется сделать что-нибудь приятное. Пусть она и экстремалка…
Я отставляю чашку в сторону. Лена допивает свой кофе и спрашивает:
— Ну как, решился?
— Да, мне уже совсем жарко. Я понял, у нас получится, как после бани. Там ведь тоже зимой на улицу выбегают.
— Мне нравится ход твоих мыслей.
Поднявшись, Лена стаскивает с меня все одеяла и тянет за руку:
— Теперь быстрее. Из постели — сразу на свежий воздух.
Мы пробегаем по коридору. Меня охватывает дрожь, сердце бьётся гораздо чаще обычного. Вот она распахивает входную дверь и встаёт на крыльце, чуть отойдя в сторону. Я выскакиваю туда же и останавливаюсь рядом. Стоя босиком на снегу, мы купаемся в холодном воздухе. Я обнимаю Лену правой рукой за талию, а левой ласкаю ей грудь. Опустив свой взгляд на дорожку, я вижу свежие следы. Значит, сегодня она уже здесь была. И правда, коврик лежит поперёк скамейки, спускаясь обоими концами к земле. Ведро там тоже стоит — видимо, опять полное. Постояв немного, мы спускаемся по ступенькам. Лена движется передо мной, прекрасная, как лесная нимфа. Добежав до места, где мы уже дважды провели утро, она хватает коврик, переворачивает его и бросает вниз.
— Вставай, — говорит она, и приседает возле. — Я тебе снег отряхну. А то ведь ноги замёрзнут.
Её руки кажутся очень горячими. Оторвавшись от моих ступней, Лена поднимает голову, несколько секунд смотрит прямо перед собой, произносит: "О-о!" и опять встаёт. На мгновение прижавшись ко мне, она делает несколько шагов назад и, улыбаясь, глядит на меня:
— Витя, тебе не холодно?
Я кручу головой:
— Мне жарко от такого зрелища.
— Ну и здорово, — произносит она. — Сейчас у нас будет обязательная программа. А потом произвольная.
Мы снова делаем нашу зарядку, двигаясь в быстром темпе. Красуясь передо мной, Лена превосходит сама себя. Её прелести, открытые всем ветрам, поворачиваются ко мне то одной, то другой стороной. Снежинки продолжают падать, но остаются лишь на её голове, украшая тёмные волосы. Босые ножки взлетают вверх и тут же снова опускаются в рыхлый снег.
Остановившись, Лена опять бросает на меня взгляд, устремлённый ниже пояса. Сделав несколько шагов в сторону, она останавливается у ведра и говорит:
— А теперь подойди ко мне.
Я снова иду по снегу, приближаясь к ней. Подняв ведро на вытянутых руках, она наклоняет его в свою сторону. Когда я встаю совсем рядом, поток воды выливается
ей на грудь и окатывает меня, подобно водопаду. Ведро летит в снег, мы обнимаем друг друга, мокрые и счастливые. Сердце бешено колотится, холод куда-то исчезает, возбуждение достигает предела. Глядя мне прямо в глаза, Лена говорит:
— Я тебя хочу.
Утренняя нега
Вика открыла глаза. Висевшее на потолке огромное зеркало показывало лежащую на двуспальной кровати девушку, на которой из одежды была только простынь, которой она укрывалась, но и она съехала во время сна, и теперь прикрывала только живот и часть лобка. Вика сладко потянулась вспоминая свой сон: ей снилось, как она сосала член у незнакомого ей парня. Где-то в ее голове до сих пор оставалась мысль, что это было реальностью, потому что все ощущения, вкус, запахи, звуки — были такими реалистичными… Ей казалось что у нее во рту до сих пор оставался вкус члена этого парня. Она не знала кто это такой, но член у него был давольно внушительных размеров, около 18 см., и на вкус он был тоже великолепен. Она провела руками по своей груди, по всему телу прошла какая-то волна теплоты, как будто чьи-то ласковые руки окутывают ее в шелк. Она любила это чувство, иногда ей казалось, что ей оно нравится даже больше чем оргазм. Немного помассировав твердые соски, она потянула руки вниз и откинула шелковую простынь, которая лежала на ее животе. Проводя по нему рукой, она уже в который раз восхищалась своим телом, таким упругим, мягким, теплым… Вика провела руками по бедрам, одновременно проводя ногой по другой ноге, что вызвало еще одну волну приятного тепла, распростроняющегося по всему телу, начиная с ног. Всем телом она чувствовала шелковую простынь под собой. Вика очень любила шелк и старалась чтобы на ней всегда как можно больше было одежды именно из шелка. Он приятно скользил по ее молодому телу, доставляя ей непередоваемое наслождение. Она согнула ноги в коленях и провела руками по их задней стороне и даже дотронулась мизинцами до края своей попки. Она гордилась всем своим телом, оно было похоже на работу гениального мастера, который вложил в него весь свой талатн. И это тело досталось именно ей.
Она каждый день по долгу стояла перед своим зеркалом в полный рост и любовалась собой. Эти стройные, без малейшего намека на какой-либо жир, ноги, плавно переходящие в бедра, эта подтянутая попочка, которая сводила с ума всех мужчин, которые видели ее, обтянутую в узкие джинсы, талия, на которую мечтал положить руку любой парень проходивший мимо Вики, эта прекрасная упругая грудь, ей не нужны были никакие лифчики, они только скрывали ее красоту, хотя Вика надевала их под прозрачную блузку, чтобы ее не изнасиловал первый встречный. Все ее подруги завидовали ей, причем не скрывая своей завести, но это была белая завесть, они часто сидели вместе и обсуждали достоинства тела Вики, в то время как сама Вика немного краснела при этом.
Она не хотела уж сильно выделяться среди своих подруг, поэтому когда они встречались вместе, она одевалась так, чтобы мужики не кончали сразу как ее увидят. Наконец Вика добралась до своего лобка. Немного помассировав его и потеребив те небольшие волосики, которые она оставляет при бритье, она немного раздвинула ножки и ее рука скользнула дальше. Там уже было все влажным от таких сновидений, оно и понятно, не каждый же день снится, как ты сосешь такой член у незнакомца… Она нащупала свой клитор. От первого же прикосновения, начиная с лобка, по всему телу прошел маленький электрический разряд. Она почувствовала, как он заканчивает свое движение на пальцах ее ног. Ноги содрагнулись. Чтобы дать своей руке максимальное пространство, она, как могла, раздвинула ножки, поставив ступни на кровать. Она нежно провела двумя пальцами вокруг клитора, затем снова прикоснулась к нему.
Вика почувствовала, как ей становится все жарче и жарче. Как же она любила эти ощущения… Она с удовольствием проводила бы в таком состоянии все дни, но во-первых, ей нужно было ходить на работу, и во-вторых, рано или поздно наступал пик блаженства, растворяясь в ее теле сладким оргазмом. При этом она издавала сладкие стоны, которые срывались с ее губ, не спрашивая ее разрешения. Она стала спускаться еще ниже. Уже обеими руками она стала гладить свои большие половые губки, которые были раскрыты от такого сильного возбуждения… Она чувствовала каждое прикосновение своих пальцев к своей писечке, это было что-то потрясающее… Вскоре она перешла уже на малые половые губки, которые были вторыми по чувствительности в ее теле после клитора. Вся ее киска к этому времени была уже мокрая. Ей очень нравилось чувствовать эту влагу на своих пальчиках… Немного помассировав губки, она приоткрыла вход в свою дырочку и просунула туда свой средний пальчик на две фаланги, благо влагалище было хорошо смочено… Средним пальцем другой руки она массировала клитор.
С ее губ стали срываться тихие, но продолжительные стоны. Она чувствовала, что скоро кончит. Не имея сил больше сдерживаться, она стала сильнее трахать свою дырочку и тереть клитор. Прошло еще немного времени и она почувствовала, что уже не далеко от пропости, внизу которой находится большой и страстный оргазм. С ее губ уже срывались не просто стоны, а крики наслождения. Вскоре она почувствовала, как падает в эту бездну. На своих пальцах она почувствовала то, как сильно сжимаются стенки ее влагалища, они просто сошли с ума… Вика чувствует как ее влагалище уже течет в буквальном смысле этого слова. Она начинает двигать своими бедрами по постели, ощущения оргазма дополняются приятными ощущуниями попки, скользящей по постели. Ее глаза закрыты, она находится в прострации, ее тело сотрясает сильный оргазм. Через некоторое время волны оргазма проходят, оставляя ее полностью разбитой, почти порализованой… В таком состоянии она не могла, да и не хотела двигаться. Все что она сейчас чувствовала было страшным бессилием. Казалось, что ее голова отделилась от всего тела. Так она и лежала еще минут 20, с раздвинутыми ногами, с пальчиком в дырочке и с затуманенными глазами, как будто она только что вышла из глубочайшей комы.
Продолжение следует…
Утро
Сквозь зазор закрытых штор стеснительно пробивалось своими лучами утреннее солнце. Лучи, скользя по подоконнику, прыгали на спинку старинного кресла, что стояло неподалеку. Маленькие частички пыли весело играли в этом мягком и теплом потоке утреннего света. Комната была будто наполнена дымкой. Она была подобно той неощутимой вуалью, которая присуща атмосфере старинных замков и дворцов. Все, казалось, было пропитано стариной и историей. И комод, и огромных размеров стол на массивных ножках, и ковер, ну и, конечно же, "королевская" кровать, рядом с которой, склонив головы, стояли два бронзовых торшера. Твоя аристократически белая кожа была нежной и гладкой, подобно атласному покрывалу, что едва прикрывало ее бедро и колено. Линии тела продолжали линии изгибов атласа. Пожалуй, ни одному художнику, ни под силу воссоздать такое сочетание линий и форм.
Сегодня жаркий день…
Ты проснулась в своей комнате, лежа абсолютно обнаженной на своей постели, усланной шелковым покрывалом. Такое же нежное шелковое одеяло лишь в некоторых местах прикрывало твое нежное, казалось бы, девственное тело. Озорное солнце своими игривыми лучами щекотали твои икры. Именно их теплое прикосновение, подобно прикосновению моих нежных губ вызвали на твоем лице улыбку наслаждения. Ты перевернулась на спину, подставив свою грудь солнцу. Закрыв глаза, ты сладко потянулась. Лучи прикасались твоей груди, и словно мои нежные пальцы играли твоими сосками.
Ты встала с постели, и, не накидываю пеньюар, подошла к окну и отодвинула одним движением шторы. Теплый утренний воздух ударил тебе в лицо. Ты вздохнула полной грудью соленый запах океана. Теперь уже солнце нежно обнимало своими лучами все твое тело. Их едва ощутимые прикосновения напомнили тебе мое дыхание, которое ты ощущала, когда я целовал каждый сантиметр твоего тела…
Ты приняла теплый душ, и, накинув лёгкий халатик, едва прикрывающий аккуратно выбритый холмик Венеры, вышла на кухню. Выпив утренний стакан своего любимого апельсинового сока, ты взяла со стола журнал и вышла на террасу. Под большим зонтом от солнца стоял небольшой плетенный кофейный столик. Рядом со столиком стоял плетеный топчан с высокой поднятой спинкой и такими же плетеными подлокотниками:
"Утреннее солнце слишком жестоко", подумала ты, и, сбросив халатик, который медленно упал на пол к твоим ногам, легла на топчан, укрывшись одеялом тени. Приятный теплый ветерок, сменялся прохладными порывами океанического бриза. В этот момент твоя кожа покрывалась маленькими пупырышками и по всему телу пробегала легкая возбуждающая дрожь. Налетевший вдруг поток ветра растрепал твою зачёсанную назад челку, и прядь волос легла на лоб. Ты медленно подняла руку и убрала волосы со лба, заведя их за ушко. Сама этого не осознавая, ты прикоснулась своими пальчиками к одному из самых эрогенных месть женского тела — к ушку. Рука медленно скользнула по лебединой шее вниз, едва касаясь ключицы кончиками пальцев. Ты почувствовала на своей груди теплые потоки, исходящие от твоей ладони. Слегка возбужденный сосок, ощутив прикосновение бархата твоей кожи, стал напрягаться все больше и больше, становясь твердой изюминкой.
Кожа вокруг соска стала разглаживаться под давлением вздымающейся от возбуждения груди. Через мгновение сосок оказался между указательным и средним пальцем правой руки. Твои хрупкие, нежные пальчики слегка сжали его между своими фалангами. Приятное легкое покалывание было ощутимо твоей чувственной грудью, оно заставило тебя закрыть глаза и ощутить легкую истому. Не отпуская зажатый между пальцами сосок, ты стало аккуратно сжимать возбужденную грудь своей маленькой ладонью. Тонкие девичьи пальчики жадно впивались в девичью грудь, которая, поддаваясь давлению, принимала их. Дыхание стало учащаться с каждой секундой. Зажав сосок между подушечками пальцев, ты стала крутить их, пытаясь вызвать еще большее их возбуждение. Твоя воздушная, чувственная грудь не заставила себя ждать, и новая волна блаженства накрыла тебя с головой…
Утро
Сладострастие различается в зависимости от времени суток. Вечером, когда ты в форме, оно легкими волнами гуляет от затылка к пяткам, слегка перехватывая дыхание. Вечером ты находишь лучшие слова, поводы, позы. Вечерняя страсть многогранна: духовные озарения свободно переходят в приступы похоти и наоборот, становясь неразличимыми. Мир вертится на кончиках ресниц и пенится пузырьками шампанского, все ситуации обратимы, любой вход является выходом. Утром же все иначе.
Глубокий сон — это как падение в увлекательную пропасть, из которой невозможно вылезти прежним, как невозможно взять с собой все, что приобрел Там. Поэтому, приподнявшись на смятой подушке, ты обнаруживаешь в голове лишь несколько куцых мыслей — и то кажущихся тебе избыточными. Если ты впустишь их внутрь, они заполнят тебя целиком, пугая тупостью и тотальностью. Придавленный ими к полу, ты силишься начать день, но в изнеможении валишься обратно на постель. Как здорово, если в этот момент рядом лежит она.
Изучив мои повадки лучше других, она не требует от меня откровений или признаний. Она знает: в первые мгновения утра я — овощ, выброшенный на берег тюлень, открытый для любого внушения ребенок. Так как я принадлежу ей, и этот статус требует ежедневного подтверждения, она наполняет меня собой, пишет сценарий моего дня, в котором ей отведена главная роль.
Ее прикосновения составляют в эти минуты всю мою вселенную, физические ощущения становятся самоцелью, на размытом небосклоне закрытых глаз пульсирует одна звезда — еще, еще, еще.
Вначале ее пальцы выводят меланхоличные круги по спине, вздымая волоски, проросшие, кажется, до самых глубин тела и эти глубины колышущие. Затем напор усиливается, рисунок танца становится более отрывистым, вальс сменяется на размеренный солидный менуэт, а затем на истеричную жигу. Отключаются, о Боже, вечно напряженные ноги, плетью повисает скованная шея — продукт готов к более деликатной обработке.
Задубелая спина и ляжки ничто по сравнению с открытыми всем утренним ветрам грудью и животом. В начале те же легкие восьмерки — только теперь длинными струями волос — сменяющиеся змеиными укусами сосков и пупка. Каждый такой выпад выворачивает наружу, приводит на грань потери сознания, и без того оттесненного в дальние пределы моего враз сдувшегося, прирученного ею космоса.
Затем, как бы невзначай, пальчики пробегают по головке члена и сжимаются теплым кулачком вокруг мошонки. Этот властный жест — новая точка отсчета сегодняшней ласки. В руках абсолютного монарха держава и скипетр, пусть даже если ее королевство — беспомощная груда сонной мужской плоти.
Разрозненные волны, бушующие внутри, организуются в такт ее убаюкивающим, собственническим движениям. Тупая боль в голове принимает новое, неожиданно приятное измерение — не надо ни о чем думать, все сделают за тебя. Исполняется древний как мир ритуал — с темой, развитием и кульминацией.
Наконец, взбодрившийся стебель обхватывает кольцо жирных, как спелая клубника, губ. Сама королева, кажется, теряет самообладание: пряди, словно метла, метут по голому животу, из под них доносятся утробные звуки животного удовольствия.
Небо под закрытыми веками сжимается в точку, электрическим разрядом пробегает вниз и низвергается через семяток в темные глубины уже ее тела. Внутри расползается искрящаяся, запредельная пустота. Она поднимает раскрасневшееся лицо, на краях губ пузыри слюней и семени, в глазах хитрый, довольный прищур: "Доброе утро, милый! Пора вставать".
Утро жаркого дня
На дворе стоял на удивление жаркий денёк, а точнее уторо. Я возвращался с работы рано утром, хотя уже в это время даже жалкая тень от серых и пыльных домов не спасала. Единственное спасение был холодный душь, правдо до которого нужно было ещё дойти. И вот наконец то свершилось, я смог дойти до дому по такой жаре, и сразу, не раздумывая запрыгнул в холодный бодрящий душ. Хотя я работал всю ночь и ужасно устал, но после душа сон сразу отступил, и я чувствую сразу прилив сил. Но всётаки я знаю, если не посплю сейчас буду кемарить ночью на работе, и с большим нехотеньем иду в спальню, но одежду решил не одевать, и так жарко. Но после той картины, которую я смог увидеть в спальне спать мне уже совсем не хочется. На кровати лежит она, только тоненькая полоска ткани прикрывает её прелести. Примерно пару минут я смотрю и любуюсь открывшейся мне картиной, и только неосторожное движение моей возлюбленной заставляет меня придти в себя. Я чувствую как начало распухать в низу живота и понимаю, что заснуть мне не удасться. Сев на кравать я не сдерживаюсь и поддавшись собласну целую любимую в шею, от чего она вздрагивает но не просыпается. Тогда я стаскиваю с неё тонкое покравало, и мои догадки сразу подтверждаются, она снова не одела нижнее бельё, но сегоднямне только это наруку. Я решаю её немного помучать во сне и нежно прикусываю мочку уха, от чего ода вздрагивает ещё больше но продолжает спать, интересно что сейчас ей может сниться. Потом я спукаюсь ниже, к шеи, и начинаю легонько прикусывать и целовать. Не останавливаясь на достигнутом я спускаюсь ниже, к лопаткам, и продолжаю свои игры. Даже во сне она выгибается в дугу и начинаеть легонько постанывать. Тем временем я спускась ещё ниже, но она неожиданно ничинает переворачиваться и мне приходитсяь отступит. Но я не собираюсь прекращать свои игры и устремляю всё своё внимание на груди. Ей явно это нравится, это можно судить по её усиливающимся стонам, и я начинаю подазревать, что она вовсе не спит, но продолжаю её мучать. Закончив с её грудями и доведя её почти до оргазма, по крайне мере по стонам можно сказать именно об этом, я спускаюсь ниже, на живот, а потом ещё нижё, к её киск.
Я начинаю водить языком по половам губам и заигрывать с клитором, но тут она не выдерживает и прижимает меня с силой к своему сокровищу, и я понимаю точно, что она не спит, но занятия своегоне кончаю. Она начинает постанывать всё сильнее и силнее, но когда её ногти начинают впиваться мне в шею и онадоходит почти до конца, я прекращаю и перехожу вверх, надо же её немного помучать. Подняв голову, я встречаюсь глазами с её глазами и вижу в них желание, желание полность ощутить меня в себе. Не удержавшись от желания я прикосаюсь своими губами с её и мы сливаемся в страсном поцелуи. Так продолжается ещё некоторое время. Одновременно с этим моя рука спускается всё ниже и ниже, и вот я снова играюсь с клитором и мучаю её с оргазмом. Но тут я ощущаю на своём челене неожиданное давление, это её рука в порыве страсти сползла на него и начала уже мучать меня своим излюбленным способом. Долго я такие мучение терпеть не могу и решаю переходить к непосредственным действям. Неотрываясь от её губ, меняю положение тела и оказываюсь прямо над ней, при этом успеваю закинуть её ноги себе на плечи. Одним резким, уверенным движением вхожу в неё и она в наслаждении вскрикивает, но я понимаю что это не крик боли или отчаиния, а это крик желания и наслаждения. В таком положении мы доходим почти до последнего приделя, но я решаю поиздеваться уже над обоями и делую небольшую паузу которую заполняю страстными поцелуями шеи и мочки уха.
После незначительного перерыва она оказывается на мне, как гордая воительница на коне. Энергичные движения и рваный ритм делают своё дело и я чувствую как первоя волна оргазма проходит по её телу. Но я не собираюсь останавливать мучения и ставлю её на колени, сам же захожу сзади. Она похоже не ожидает таких решительных действий, но это даже хорошо. Один резкий рывок и я уже в ней. И снова моя возлюбленная издаёт вздох наслаждения. Я не продолжаю и увеличиваю скорость и амплитуду движения, и наша квартира наполняется звуками наслаждения. Я чувствую как у неё подходит вторая волна оргазма и я на секунду останавливаюсь, но потом продолжаю с новой силой. И вот она уже забилась в оргазме и это подействовало и на меня. Я чувствуюкак у меня выходит сперма и остаётся в моей любимой.
Ещё минут пятнатцать мы воляемся и болтаем о разных вещах. После чего решаем пойти в ванную и сполоснуться. Я захожу в душ первым. И холодная вода начинает струтся по моему телу. Я уже собираюсь выключать воду как я слышу звук открывающейса двери. В дверном проёе стоит она, моя любимая.
Продолжение следует…
Фантазия
Я беру тебя на руки и кружу… кружу… Безумные повороты, кружатся головы, опускаемся на землю, как падшие ангелы… Целовать, целовать. Нет! Сначала гладить. Руки пускаются в нежный танец. Танцуют, слегка подрагивая пальчики на каждом изгибе. Вот шея… ощущение кожи — такой бархатистой и нежной и мягкой и хочется гладить и гладить и гладить. А пальчики ниже — к ложбинке. Вот ямка, всё тело руками готов обойти. Дрожу в нетерпенье погладить, потрогать каждый кусочек твоего тела. Мои руки обхватывают твои груди, не касаясь сосков и нежно, как руками ребёнка я глажу и мну их, потом касаюсь сосков, чуть чуть их тяну. Потом ниже — животик. Твой безумно прелестный животик — чуть мягкий, такой потрясающий — я глажу и глажу. Я как осьминожек — возвращаются руки к шее, к щекам, к сосочкам, к ложбинке.
Мои губы сильно, но нежно впиваются в твои, и язык — такой наглый и вёрткий и скользкий и мягкий, приятный и тёплый, чуть чуть даже твёрдый проникает тебе в рот и устраивает там бурю, облизывает твой рот изнутри… ласкает нёбо и гладит язык. Неожиданно всё оказалось в движении… мои руки — ладони и пальцы пляшут по телу, гладят животик, и дальше — и бёдра и между, подбираются к киске, но обходят вокруг. Мой язык как хозяин во рту у тебя. Наше тело едино, ты даже чуть стонешь и меня обнимаешь. Я ласкаю, ласкаю и руками всё ближе и ближе к заветному… Я снимаю рубашку — с тебя и с себя. Потом с себя шорты снимаю — остаюсь в одних плавках. И кидаюсь на тебя сверху. Впиваюсь в твои губы. Прижимаю тебя к себе. И вот… губы мои и язык пускаются гулять по тебе.
Я поцелуями "дохожу" до ушка, шепчу, что хочу и провожу языком за ушком, ещё раз, ещё раз. Потом в щёчку целую, другое ушко целую, но нежно, чтоб не громко и здесь провожу язычком там, где тебе так нравится… и ещё раз и ещё раз, так, что ты вздрагиваешь. Потом губами опускаюсь ниже. Целую твою прекрасную шею. А руки танцуют, танцуют. Уже гладят по трусикам — спереди, сзади. Трусики — влажные, тёплые, мешают, но руки — дразнятся и под ткань не заходят. А губы — те ниже, уже у сосочков язычок проворлив старается, гладит сосок то с одной стороны, то с другой, то один, то второй. Но вот губы и рот мой — берут твои сиськи и тянут в себя и сосут и сосут и ещё и ещё. И руки откуда-то взялись и держат прекрасную грудь и хочется мне, чтоб в мой рот уместилась вся такая большая, такая шикарная грудь.
Я мну их руками, съедаю глазами, язычок мой всё ниже и ниже целует живот твой, пупочек ласкает и движется ниже — от животика к бёдрам. Мои руки проникли под твои трусики и гладят там попу и мнут её, мнут — твои ягодицы. А язычок же всё ближе и ближе ласкает. Каждый уголочек твоего тела не остаётся пропущенным. Каждая частичка тебя обласкана, обцелована. Я целую вокруг. Чувствую как ты вздрагиваешь и хочешь, чтоб я скорее коснулся того места, но я отвожу руками полоску материи и слегка лишь губами, чуть дразня касаюсь тебя… А потом почти что не веря я легко языком провожу по губам по твоим тем внизу. Так легонько и нежно. А ты уже стонешь, берёшь мои руки и направляешь под попу, а меня прижимаешь и мой язык вдруг внутри… у тебя, где так влажно, так жарко, так вкусно… Я ласкаю, ласкаю.
Я вылизываю твою киску вдоль, поперёк. Провожу по твоему клитору, проникаю в глубины, ласкаю в промежности. Ты стонешь и крутишься, меня прижимаешь и чуть-чуть помогаешь. Мой язык как смычок, твоя киска как скрипка, а я — виртуоз… любое движение и ты как играешь… стенаешь, меня прижимаешь, крутишься, вертишься, кричишь и играешь. А мне так хочется чтоб это продолжалось вечно. И тебе. Мой язык ласкает каждую клеточку твоей розочки, твоего цветка. Всё быстрей и быстрей. И внутрь, и выше, и ниже, губами твой клитор сосу. И где-то там. В глубине ты почувствовала, как наступает, наступает что-то. Волнами тепла и чего-то волшебного внеземного подступает всё ниже и ниже. И наконец, вот! Настало. Ты содрогаешься. Ты улетаешь. Кончаешь. Мой язык зажимает у тебя внутри и я чувствую как те самые мышцы обжимают его.
Я чувствую как мой рот наполняется твоими соками, я глотаю их. Я слышу как ты кричишь… вытираю рот об простыню и целуя тебя, словно вспоминая дорогу, поднимаюсь к твоим губам. Ты обнимаешь меня и замираешь. Говоришь… "До чего хорошо" и засыпаешь… До чего хорошо.
Флориан и его член
Ты только глянь вон туда, обратился к Фло его начинающий возбуждаться член, он посмотрел и просто тут для него все исчезло кроме той юбки которая шла там где сказал член. Да и дело было не в юбке а в том что под ней, какая задница, какие ноги, комментировало достоинство начиная шевелится между ног, а ты смотри какие у нее арбузы. Эта особа которую Фло с членом только что заприметили была молодая учительница и шла по коридору, при ходьбе ее огромные арбузы прямо играли под ее облегающей кофточкой а эту юбка едва прикрывающая ягодицы. У нее кажись течка, с чего ты взял, да она так вырядилась только ради того чтоб ее отодрали по полной, давай иди к ней и задери ей юбку, ты в своем уме? А чего тут такого, она сразу оценит а дальше я помогу чтобы она тебя не затрахала до смерти, или может ты хочешь быть девственником? Фло и не знал что ответить ведь он пока толком и не понимал всех этих порывов к женщинам, когда он видел перед собой красивую женщину у него возникало странное влечение к ней и желание увидеть ее голой а вот дальше он толком и не понимал что надо делать или стеснялся принять свои мысли об этом. Учительница идя по коридору школы виляла своим сексуальным задом и играла грудами так что все парни из старших классов глядя на нее как сам Фло забывали обо все, ну а он сам послушав очередной горе совет плоти пошел за ней задирать ее юбку.
Твоя задача пощупать ее между ног, а если ей это не понравится? Всем им это нравится, смотри как виляет бедрами и как играют сиськи при ходьбе, так и ждет чтоб за них ты ухватил. И Фло пошел за этой сексуальной учительницей глядя на ее упругий зад и стройный ножки, она не замечая Фло просто шла по коридору до класса и несознательно притягивала его своей походкой. Вот она остановилась и слегка вытянув ногу наискосок погладила колготки от чего у Фло член возбудился еще больше увидев это. Пройдя еще немного учительница встала перед школьным зеркалом а то есть к Фло боком благодаря чему он смог оценить ее прелести еще больше а когда она приглаживала свои свою облегающую кофточку то он взгляд не мог оторвать казалось что можно смотреть на это без конца. Тут она опять повернулась задом но уже не шла оценивала вид из окна напротив, пройдя немного вперед учительница нагнулась оттереть что то от ее туфли и эта поза придала Фло дополнительную мотивацию.
Давай это твой шанс сказал ему член шевелясь в трусах и Фло пошел вперед окончательно забыв обо все в том числе и возможных последствиях того если он ей залезет под юбку. Набирая скорость он шел к учительнице все быстрее и вот уже всего несколько сантиметров отделяло его от ее сексуальной задницы как вдруг учительница повернулась к Фло и пристально посмотрела на него, здравствуйте сказал он ей машинально. Здравствуй: Флориан, если я не ошибаюсь? Да ответил Фло при этом тут же уставился на ее огромные груди, Флориан а ты бы не хотел записаться в какую ни будь из школьных секций, спросила училка. И практически параллельно возбужденная плоть в трусах произнесла лапай ее титьки, он же совсем растерялся от такого напора с обеих сторон и только и успел сказать члену заткнись, по сколько только он мог слышать свой член то учительница приняла эту фразу на свой счет. Что ты мне сказал?
Она была просто в шоке от услышанного ведь ученик не может так говорить с учителями, Фло растерянно посмотрел на нее а член опять за свое, хватая ее за титьки пока она в замешательстве, незная чего и ответить он тупо и растерянно уставился на учительницу. Флориан, ты бы за словами следил а то к директору пойдем, сказала она и ушла, во первых предупредила его, во вторых время идти на урок а в третьих он ведь не стал дерзить в ответ вот можно спокойно отойти от грубияна. Только она отошла член сказал Фло ну ты и дебил, такую даму подержать за такие огромные сиськи не смог. А Фло только вздохнул, ведь эта ситуация как он думал еще цветочки а вот дальше что будет?
В кабинете у секстерапевта Фло подвергся каверзным вопросам и вот теперь секстерапевт белокурая и пышногрудая женщина стала уже перешла на "вопрос и ответ". Флориан, скажи, сколько тебе лет? 15. И у тебя не разу было секса? Он даже засмущался прежде чем ответить а врач на его смущение улыбнулась и как показалось ему чуть было не рассмеялась, видите ли: нет. Докторша при вздохе подняла свою пышную грудь и продолжила, видишь ли в твоем возрасте так бывает что мужской эм, "пи пи" просто не дает юноше покоя, Фло слушая ее зажался в кресле пациента и покраснел но при этом чтоб уж она не считали совсем уж застенчивым улыбнулся ей, правда улыбка получилась натянутой и фальшивой что она заметила судя по взгляду и тут же задала вопрос по теме. Тебя не смущает эта тема? Нет: что вы, выдавил Фло, а моя грудь, нет, кое как произнес он и при этом тут же приковался к груди взглядом, медицинский халат был немного расстегнут но даже так были видны ее большие прелести, а мои ноги? Что: нет, на самом деле они вызывали у Фло сильное возбуждение как и грудь, стройны, хорошо слажены, в шоколадных чулках края которых были немного видны под халатом когда она сидела так еще и в черных туфлях на каблуке.
Ну так вот Флориан, мужской "пи пи" бывает сильно возбужденным и он хочет войти в женскую киску, и Фло тут же уронил взгляд в пол что заметила докторша и улыбнулась, в ее улыбке Фло увидел издевку, будто ей было в кайф все это спрашивать. Теперь она уже стала напирать на него активнее, Фло а ты измеряешь свое достоинство линейкой? Нет, ответил он и опять натянуто улыбнулся, ему давно хотелось уйти но из за магнитизма этой женщины он даже пошевелится не мог пока она не позволит. У него было такое ощущение что если бы она ему сейчас скомандовала встать смирно и при этом раздеться до гола то он бы бесприкословно послушался. Я тебе дам кое что успокоительное, сказала докторша и потянулась к шкафчику стола, она достала оттуда какой то предмет напоминающий призерватив только из какого то странного материала, когда она поднесла его поближе к Фло то он увидел что на нем есть отверстие зачем то обшитое шерстью, это супер киска Наташа, пылкая девочка, не правда ли? Она задала вопрос с той же ехидной улыбкой, Фло взял Наташу в руки и глянул в отверстие, это вызывало в нем и отвращение и возбуждение одновременно. Как смажешь, суй не бойся, не застрянет, сказала докторша.
Фло ехал стоя в автобусе при этом держа в переднем кармане Наташу, какая там впереди салона красотка, вдруг произнес член, он посмотрел туда и увидел симпатичную девушку в короткой юбке и топике, подойди и полапай ее, опять повинуясь плоти он пошел туда где стояла та незнакомка, сделай вид что падаешь и схвати ее за задницу и Фло так и сделал, какая приятная на ощупь задница подумал он, такая упругая, аккуратней сказала девушка к которой он пристроился сзади, она видимо не поняла в чем дело, извините сказал Фло похабно улыбнувшись и при этом продолжая щупать, продолжай, ее киска вот вот даст течь, помогал член, за это сценой наблюдала сидя женщина в возрасте и смотрела на Фло не столь осуждающе сколь понимающе, тут автобус начало трясти и из переднего кармана Фло от тряски вылетел подарок докторши, причем под ноги той даме свидетельнице, разглядев что у нее под ногами она едва сдержала истерический смех, сам Фло почувствовал как кармане стало свободно повернулся забыв про девушку, увидев как та женщина смеется над ним он попятился к другой конец салона а девушка будто почувствовала происходящее и тут повернулась к обоим, сразу расценила ситуацию и поняла чья это принадлежность, автобус встал на останове и Фло пулей из него вылетел а над ним в автобусе смеялись эти две незнакомки, он можно сказать летел до дома будто стыд придал силы.
Принимая душ Фло вдруг ни с того ни с сего стал думать о той докторше, эх жаль Наташу потерял, подумал он за одним и тут докторша представилась ему совсем голой и что она стоит перед ним и ласкает его член а тот набухает все больше, ощущения улет и вдруг какое то странное чувство опустошения и он посмотрел вниз на свой члени увидел как из него течет что то белое, три густых капли вытягивались на члене и падали на дно ванны, Фло смотрел на это с ужасом и недоуменьем. Я что теку как девушка???
Фотограф
— Добрый вечер! Вы Влад?
— Добрый вечер! Точно, собственной персоной. Вы готовы? Тогда пойдемте, здесь недалеко.
— Хорошо, только давайте сразу перейдем на "ты".
Этот диалог происходил на автобусной остановке уже в сумеречном городе. Я нашел твое объявление, в котором ты искала фотографа-профессионала для эротической фотосьемки. Я, конечно, никогда не был профессионалом, даже любителем был только в собственном воображении, но… Это самое воображение у меня очень хорошо работало, поэтому я сразу представил себе, что это будет за процесс. И остановиться уже не мог. У друга-фотографа я одолжил аппаратуру: фотоаппарат, объективы, лампы, фильтры, отражатели, штатив, некоторые декорации. В двух словах он мне объяснил как этим всем пользоваться и рассказал о принципах художественной фотосъемки вообще. Вооружившись всем этим, я был уверен, что не попаду впросак. И вот сегодня, моя квартира превращена в фотосалон, а я встречаю тебя здесь на остановке.
Мы заходим в квартиру, я помогаю тебе снять плащ и приглашаю в комнату. Возвращаюсь из кухни с чаем, и мы усаживаемся за столиком.
— Знаете, я ни разу так не фотографировалась, — тихо сказала ты.
— Ничего, я все объясню как и что делать. В этом нет ничего сложного и ничего страшного…
Я рассказал то немногое, что знал про фотографию, добавил свои размышления об игре света и теней, застывших мгновениях и живой фотографии…
Потом решил, что пора начинать, поднялся, взял фотоаппарат.
— Ты пока сиди, я сделаю несколько снимков. Привыкнешь к этой обстановке, и все пойдет как по маслу
Ты была просто великолепна. В искатель фотоаппарата я бесцеремонно разглядывал твои волосы, спадающие на плечи, твои губы, которые словно манили меня, глаза, немного смущенные, но полные озорного огонька… Взгляд мой скользил вниз по нежной шейке, туда, где черным очерчивалась граница платья, но оно не могло скрыть твой великолепно груди. Мой взгляд застыл на ней, затем продолжил свой поиск. Бедра, обтянутые облегающим платьем, ножки… Ах, эти ножки. Как хотелось прикоснуться к ним прямо сейчас, целовать их жаждущими губами, ласкать, наслаждаться их неземной прелестью…
— Отлично. Просто великолепно. Такой образ может украсить обложку любого журнала! Так, немножко поправим…
Я подошел, чтобы поправить твои волосы. Медленно моя рука приблизилась к ним, медленно погрузилась в их шелковистую глубину, медленно, слегка касаясь твоей шейки отвела их назад… Это было нечто! Так хотелось, не отрываясь, продолжать эту ласку… Но я отошел, поправид свет, сделал еще несколько кадров.
— А теперь встань, пройди к тому стулу около ширмы. Только не торопись!
Вау! Ты, кажется, полностью освоилась и вошла в роль. Твоя походка, твои движения зачаровывали меня. Ты подошла, оперлась о спинку руками и медленно выгнулась вперед… Да, тебе уже ничего не нужно было говорить, ты все знала сама. Я только жал на кнопку, ловя твои грациозные движения. Это был словно танец. Медленный, завораживающий, великолепный танец, который ты исполняла для меня. Вот ты уже сидишь на стуле боком ко мне, а рука твоя скользит вверх по ноге, убирая границу все выше и выше… Вот этот момент, когда показался ажурный краешек твоих чулок. Ты замерла, потом поднялась, повернулась ко мне задом и немножко выгнула свою попку… Ммм… Я уже еле сдерживал себя, только любовался зрелищем через объектив фотоаппарата и нажимал на кнопку…
Я не смотрел на счетчик кадров, снимал и снимал, пока моторчик в фотоаппарате не отключился. Я пошел в соседнюю комнату, вставил новую пленку, а когда вернулся, то застал уже новую картину. Ты сидела на стуле уже без платья в целомудренной позе: скрещенные руки прикрывали обнаженную грудь, бедра были сомкнуты.
Продолжение следует…
Фотографии
Писать на ночь занятие гнилое. В голове прожитый день и сладкая усталость. И еще тоска. Приторная и вкусная тоска. Она бывает только тогда, когда сам себе нравишься и очень доволен собой. Легкое раздражение. Жесткая критика по отношению к самому себе и лень. Спать. Спать. Спать.
Я не маньяк. К тому же сексуальности во мне мало, хотя она и говорит, что мои пальцы ее сводят с ума.
Я притрагиваюсь к ней каждый вечер, ощущая мельчайшие неровности ее обнаженного тела. Поцелуй. Ниже. К соскам. Она умаляет не спускаться дальше и повторяет: "Давай в следующий раз?" Нет. Я хочу целовать ее там сегодня. Я хочу целовать ее там всегда.
Солоноватый вкус ее влагалища меня сводит с ума. Пытаясь отыскать клитор, я вожу горячим языком по ее вздрагивающей пипке. Нашел. "Не вертись. Успокойся!" Дай мне насладиться тобой.
Еще рано входить. Впрочем, она уже готова. Она ждет меня. Пытается поцеловать мой член. Я уступаю. "Давай играть дальше, малыш!"
Она не дает целовать мне свою попку, впрочем, как и входить в нее. "Я не люблю", — говорит она. Я не настаиваю.
Мы целуем друг друга везде, где нам нравиться. Мы наслаждаемся друг другом. Ей нравиться слизывать теплую сперму с моего члена, я же обожаю наслаждаться ее теплым и влажным влагалищем.
Все. Обессиленный я падаю на нее. Она стонет, она хочет продолжения?
Писать на ночь занятие гнилое. В голове прожитый день и сладкая усталость. И еще тоска. Приторная и вкусная тоска. Она бывает только тогда, когда сам себе нравишься и очень доволен собой. Легкое раздражение. Жесткая критика по отношению к самому себе и лень. Спать. Спать. Спать.
Фотосессия Насти
"Привет, проходи, Настя, не так ли. Я могу взять твое пальто? Не могла бы ты встать посредине комнаты и просто медленно повернуться вокруг. Очень хорошо, твои любительские снимки не справедливы к тебе, ты действительно очень-очень красива. Теперь давай разберемся с необходимыми формальностями и уберем их с дороги. Ты принесла свое свидетельство о рождении, не так ли. Извини, ну ты же понимаешь, что я могу работать только с совершеннолетними, старше 18 лет. Итак, все в порядке, если бы я не держал его в руках, я бы подумал, что тебе нет и 16. Ты уверена, что оно не принадлежит твоей старшей систре? Шучу, шучу, честно. Так теперь подпиши эту форму. Тут просто сказано, что ты согласна позировать для эротических фотографий и что мене будут принадлежать все права на эти фото. Так, правильно, подпишись здесь. И еще одна последняя вещь, я закрываю дверь на ключ, но не для того чтобы держать тебя здесь, а чтобы не позволить посторонним войти сюда. Ключ остается в замке, и ты можешь уйти, когда захочешь.
Ну что, начнем, посмотри в объектив, чуть-чуть выше лицо, ногу на ногу, руки на коленях, вот так, хорошо, теперь сделай мне соблазнительный взгляд. Отлично Настя, теперь просто расстегни две верхние пуговицы на своей блузке. Нет, извини, нам необходимо расстегнуть еще одну. Хорошо, теперь запусти вовнутрь свою левую руку и положи ее на правую грудь. Ну пожалуйста, это для камеры. Хорошо, теперь посмотри прямо на меня и изобрази легкое недовольство. Супер, теперь подтяни свою юбку чуть-чуть вверх, еще чуть-чуть, и еще чуть-чуть, ну давай, позволь камере увидеть край резинки на твоих чулках, ты ведь надела чулки, не так ли? Умница, супер, колготки выглядят гораздо хуже на пленке. И пояс к чулкам? Потрясающе! Теперь просто расстегни последние две пуговички на блузке и выпусти ее концы поверх юбки, ну давай, камера требует, чтобы ты выглядела соблазнительно. Хорошо, теперь открой блузку и потяни ее концы к себе за спину. Так, извини, я просто заменю пленку в фотокамере.
Хорошо, теперь повернись ко мне спиной. Посмотри на меня через плечо, теперь просто спусти блузку и оголи одно плечо, чуть ниже, ну давай, это для камеры. Теперь с другого плеча и вниз до середины спины, супер, теперь улыбнись, ты знаешь у тебя очень обаятельная улыбка. Теперь спусти блузку до самого низа, так чтобы она держалась только на ладонях, ну давай, ты уже большая девочка, какая же это эротика если мы не увидим чуть-чуть открытого тела? Вот и молодец, просто урони ее на пол. Теперь посмотри на меня, ну давай же улыбнись. Хорошо ты выглядишь просто фантастично.
Теперь просто расстегни бра, ну давай, это только для камеры, не надо делать такой обеспокоенный вид, не волнуйся, в конце концов, ты стоишь спиной ко мне. Хорошо, теперь просто убери лямки с плеч, фантастично, посмотри вверх, покривись и улыбнись, супер. OK брось бюстгальтер сверху блузки. О, ну давай, здесь только ты и камера, никто не увидит. Хорошая девочка, теперь улыбнись, просто положи свои руки на бедра и смотри прямо на меня. Извини, надо сменить пленку.
OK готова продолжить? Просто повернись ко мне чуть-чуть, еще чуточку, нет, не закрывайся, держи руки на бедрах. Продолжай, ну давай, только ты и камера, помнишь? никого другого здесь нет. Ну давай, продолжаем поворачиваться, еще чуть-чуть, и еще, ну вот и все. Хорошо, вот видишь, вот и развернулись, держи руки на бедрах. Расправь плечи, не надо ее прятать. Ты знаешь, я не ошибся ты действительно очень-очень красивая, для твоей комплекции такая большая грудь, наверное, третий размер? Нет? больше! уже почти четвертый, 32D в самый раз? потрясающе. При такой комплекции такие прекрасные формы. А сколько в тебе роста? 164 см, прекрасно. Она восхитительна и прекрасно держит форму, самое прекрасное творение природы какое я только видел. Теперь чуть улыбнись, ну давай, для камеры. Твои зубы просто идеальны, ты должна постоянно улыбаться, теперь, просто расстегни юбку, молодец, расстегиваем молнию до самого конца, помнишь, ты здесь одна с камерой. Супер, теперь стяни юбку чуть вниз, так чтобы камера могла увидеть твой пояс. А теперь еще ниже, просто покажи резинку своих трусиков из-под юбки, теперь еще ниже и еще ниже, теперь опусти ее до коленей, помни только ты и камера. Теперь просто урони ее на пол и сдвинь ногой к куче своей одежды. Постой так пару секунд, надо еще раз сменить пленку.
Ты не очень часто носишь пояс с чулками, не так ли? Нет, я так не думаю. Ты должна пропускать подтяжки по внутренней стороне своих трусиков, так намного удобней, если тебе, к примеру, надо в туалет, и так они выглядят более натурально. Не могла бы ты просто отстегнуть их и пропустить вовнутрь, ну давай, это сделает фотографии намного более эротичными. Супер, теперь мы можем продолжить, не смущайся, ладно, сейчас просто повернись спиной ко мне. Правильно, теперь поддень большими пальцами резинку трусиков и стяни их чуть вниз, и еще вниз, и еще чуть вниз, нет, ты должна держать колени разведенными, расставь ножки, еще чуть, помни ты здесь одна, только ты и камера. Еще ниже, прогнись вперед и спусти их до коленей, и улыбайся. OK, фантастично, теперь урони их на щиколотки, так, теперь вытащи одну ножку, и продолжай нагибаться. Отлично, теперь просто заведи руки за спину и положи их на пояс. Супер. Теперь возьмись ими за ягодицы, отлично. Молодчина, теперь просто чуть-чуть потяни ягодицы в разные стороны, нет ты должна держать ноги расставленными, еще, и еще. OK, супер, теперь просто необходимо чтобы ты потянула половинки в разные стороны, сильнее, ну давай, еще сильнее, тяни, так замри на пару секунд. Отлично, расслабься надо поменять пленку.
OK, готова продолжить? Давай сделаем следующие, просто сядь в это мягкое кресло, нет, закрываться руками не надо, тут нечего стесняться. Ну давай, улыбнись. Теперь раздвинь ножки в стороны. Я знаю, знаю, это твой первый раз и ты не очень уверена хочешь ли ты этого, но знаешь, ты действительно очень красива, и по-моему ты будешь просто божественна на снимках. Хорошо, раздвинь ножки, умница, а теперь еще чуть-чуть. Теперь забрось левую ногу на подлокотник, умница. Хорошо, теперь правую ногу, ну давай, только ты и камера. Теперь опусти вниз правую руку и засунь указательный палец в щелочку.
Извини, Настя, но ничего не получиться. Ты действительно прекрасна, но у тебя там просто слишком много волос. Нет, извини, но мы не можем продолжать со всеми этими волосами там внизу. Я думаю тебе надо одеться и уйти домой. Извини, но у меня просто не будет достаточного количества хороших снимков, чтобы продать их, а это значит, что мне нет смысла продолжать и платить тебе твои 500 долларов. Нет, конечно, если ты хочешь, мы можем убрать волосы и продолжить; Да у меня есть необходимые принадлежности в студии. OK, но только если ты действительно хочешь этого. Ты когда-нибудь раньше брилась там внизу? В этом случае тебе понадобиться моя помощь. Проще всего будет, если ты останешься сидеть, как ты сидишь, с ногами на подлокотниках, просто позволь мне положить это полотенце под тебя.
Теперь первым делом уберем все длинные волосики, этот электротример как раз подойдет для этого; извини, он будет вибрировать, но это не займет много времени. Извини, но мне придется трогать твою щелку, мне надо иметь возможность сдвинуть твои губки, чтобы убрать все волосики. Вот так, извини, если он выдернул парочку особенно длинных волосков. Теперь встань, развернись, встань коленями на кресло, чтобы я мог добраться до твоей попочки. Хорошо, встань на коленки и раздвинь ягодицы как можно шире. Ой, извини, что заставил тебя подпрыгнуть, но я должен иметь возможность касаться твоей задней дырочки, чтобы убрать все волосики.
Ну вот и отлично, теперь снова сядь в кресло, ноги положи на подлокотники, чтобы я мог сбрить оставшуюся щетину. Я просто выдавлю эту пенку в необходимых местах и взобью немного. Извини, если процесс кажется тебе слишком интимным, но оно того стоит и является необходимым. Извини, но мне необходимо иметь возможность прикасаться к твоим интимным местам, чтобы взбить, как следует. Ну, давай же, не смотри так испугано бритье один из самых обычных процессов в мире, миллионы девушек делают это каждое утро. Видишь, вот и все, не все так плохо, не волнуйся, я собираюсь использовать новое лезвие и я обещаю тебе, что не пораню тебя там. Теперь мне необходимо раздвинуть твои губки и вставить туда пару пальчиков, чтобы позволить лезвию захватить все.
Вот видишь, не все так плохо, особенно если я делаю вот так, нет, не надо зажиматься, просто расслабься, просто позволь этому случиться. Видишь, это не так уж и неприятно, я вижу, тебе это начинает нравиться, особенно если я запускаю туда пальчик время от времени. Хорошо, просто позволь мне продолжить засовывать и вынимать его, а теперь чуть быстрее, и еще один пальчик. Ну, давай, не сдерживай себя, просто позволь этому завладеть тобой. Ты же знаешь, что ты хочешь этого, просто расслабься. Хорошо, мне нравиться, когда ты кричишь от удовольствия, я просто продолжу делать это, но чуть быстрее. Никто не делал раньше этого для тебя, не так ли? Нет, я не думаю, но я уверен, что после сегодняшнего дня ты будешь получать такое удовольствие чаще, умница, у тебя получилось, теперь остынь, отдышись, я замедлю темп и еще медленнее. Хорошо. Я вижу, ты получила свою порцию удовольствия, теперь еще раз повернись ко мне спиной, нам необходимо закончить.
Ты знаешь, все действительно выглядит отлично, сейчас просто все необходимо смазать массажным маслом чтобы убрать красноту, и придать коже блеск, на фотографиях это отлично смотрится. Так давай все хорошо смаже… Извини, что испугал тебя, мой палец просто сам соскользнул в твою попочку, и между прочим, у тебя там все так естественно, и не тесно. Ладно, ладно, расслабься, я просто буду использовать свою вторую руку чтобы смазать твою кисочку… и клитор, просто чтобы они не чувствовали себя обделенными вниманием. Нет, не зажимайся, ой извини, я думал тебе неудобно, я не понял, что ты начала получать удовольствие от моего массажа. А пока просто позволь мне засунуть мой первый, ну, и второй пальчик чуть глубже, видишь, я знал, что тебе понравится. А теперь позволь мне добавить туда еще один пальчик, расслабься, там еще много места. Видишь, я же говорил тебе, там еще есть место. А ты действительно завелась от моего массажа и тебе это нравится не так ли? Теперь с добавлением дополнительной смазки… Я. Думаю. Я. Могу. Засунуть. В твою. Попочку. Еще один. Пальчик. А вот я и внутри… Я знаю, я знаю, теперь там действительно несколько туговато и твоей попочке чуть-чуть некомфортно, просто расслабься и дискомфорт уменьшится, а я пока поработаю над твоим клитором. Молодец, умничка, ну давай же, кончай, просто позволь этому произойти. И еще быстрей, и еще, давай же кончай. Спорю, ты никогда еще не кончала так хорошо и сладко в своей жизни. Продолжай кричи. А. Пока. Я. Просто. Хочу. Просунуть. Это. Еще. Чуть. Дальше.
Извини, извини, я знаю, что это больно, но я уже закончил, моя ладонь внутри по самую кисть. Да, я знаю, что я ебанный ублюдок, но ты просто расслабься и боль уменьшится и ты возможно сможешь кончить еще раз. Я знаю, я знаю, это совсем не то за чем ты пришла сюда, но ты ведь уже кончила пару раз, не так ли, и если ты расслабишься я помогу тебе кончить еще раз. Хорошо, просто расслабь мышцы, и я начну тебя трахать рукой. Нет, ну конечно я тебя не порвал, я использовал очень много смазки. Ну, давай, просто расслабься, я обещаю, тебе понравится {когда-нибудь, может быть}. Умница, видишь, она расслабляется, теперь я могу снова двигать своей рукой. Нет, я клянусь, я не буду засовывать ее дальше, я просто буду чуть-чуть двигать ей вперед и назад. Да, я знаю, я знаю, я конченый подонок, но ты должна признать, что ты снова возбудилась и по-моему ты опять собираешься кончить, не так ли?
Видишь, я же говорил, можешь кричать, если хочешь, я просто добавлю чуть масла. Этот самый сильный, гораздо сильнее чем предыдущие. Я знал, что тебе понравится, просто позволь мне двигаться чуть быстрее и делать более длинные протяжки, я хочу еще чуть-чуть приблизить тебя к финальному моменту. Хорошо, кричи и шуми как тебе заблагорассудится, просто продолжай кончать. OK, я не буду спешить, расслабься. Матерь Божья, моя рука влезла в тебя почти по локоть! Хорошо, хорошо, просто расслабься, я останавливаюсь, извини, может быть немного больно, я просто. Собираюсь. Достать. Свою руку. Отлично, ну, вот и все, просто расслабься. Ну и дырка у тебя там! Сантиметров пять не меньше. Да, я знаю, прости, я просто не смог удержаться. Да, да, я знаю, что ты можешь вызвать ментов, и что ты им скажешь "В мою жопу засунули руку по локоть", через час об этом будет знать весь город, все твои друзья и соседи, кроме того ты же подписала специальную форму, в которой кроме всего прочего ты согласилась участвовать в сексуальных актах.
Просто посиди здесь какое-то время и отдохни, пока я сделаю тебе какао с молоком. Вот, выпей это, тебе должно чуть полегчать. Нет, нет, я обещаю, никаких повреждений на всю жизнь. Да, конечно, у тебя там сейчас дыра, но все восстановиться, она уже всего три сантиметра в диаметре. Кстати дай я сделаю несколько снимков, они продадутся как горячие пирожки, а ты заработаешь пару лишних сотен. Вот так, и так, теперь повернись ко мне попочкой, прогни спинку, улыбнись, молодец. Теперь положи руки на ягодицы, чуть раздвинь их, сильнее, у тебя там замечательная дырочка получилась. Покупателям нравятся молоденькие и с виду наивные ангелочки с растраханными задницами. Теперь засунь указательный и средний палец левой руки к себе в дырочку, снято. Теперь раздвинь губки своей правой рукой, молодец, теперь добавь в свою щелку пару пальчиков правой руки, умница. Так, теперь сядь в кресло, ноги на подлокотники, и снова засунь два пальчика в попочку, а теперь в писю, помассируй клитор, умница. Теперь давай пару-тройку кадров стоя. Повернись ко мне спиной, расставь ножки, шире, посмотри на меня, теперь прогнись, ниже, руки на ягодицы, разводим, шире, умница, теперь снова два пальчика в попочку, теперь два пальца другой руки туда же, тянем, нам нужен просвет между пальцами, тянем, тянем, не забывай улыбаться, знаю, знаю, больно, но мы же уже профессионалы, умница. На фотках двоя дырка будет смотреться обалденно. Все, можешь садиться отдыхать.
Не волнуйся, не такая уж она и большая, это тебе с непривычки кажется, что она огромная, подумаешь четыре пальца. Не надо волноваться, твоя попочка полностью закроется через час-полтора или что-то около того. Просто в следующий раз тебе будет намного легче принимать в гости ладошку. Да, да, я знаю, что сейчас ты думаешь, никакого следующего раза, никогда в жизни и все такое. Но когда ты осмыслишь все на спокойную голову, ты поймешь, что такого всеобъемлющего оргазма тебе никогда не получить с помощью одного только члена. Постой, у меня, кстати, появилась еще одна идейка. Нет, нет, она не имеет отношения к твоей многострадальной попочке. Просто устраивайся поудобней, забрось ноги на подлокотники и раздвинь губки пошире. Нет, нет, ну что ты, я обещаю, я не буду засовывать руку в твою писю, всего пару пальчиков. Видишь, ты снова возбудилась, готова кончить еще раз? Расслабься, не надо сдерживаться, просто позволь этому произойти, можешь стонать. Вот видишь, ты опять кончила, но правда это было не так ярко по сравнению с рукой в твоей попочке, не так ли? Нет, я же обещал, что не буду засовывать свою руку туда, просто раздвинь свои губки пошире, пока я хорошенько это смажу. Извини, она чуть холодновата, мне надо было бы нагреть ее заранее, но ничего, сейчас она нагреется внутри. Ну, давай, разведи свои губки еще шире, расслабься, расслабься, просто давай сделаем это. Хорошо, можешь покричать, почти внутри, и еще чуть-чуть, хорошая девочка, мы внутри, теперь, просто расслабься и она пройдет дальше как надо.
Нет, это не рука, и не фаллоимитатор, просто бутылка из-под пива, да не волнуйся так, она маленькая, 0.33, Будвайзер. Я знаю, знаю, я свихнувшийся ублюдок, но когда ты в очередной раз кончаешь, я думаю ты чуть-чуть меняешь свое мнение, не так ли? Я думаю так. Я уверен, что лучший способ заставить девушку кончить после отличного анального фистинга, это хорошенько оттрахать ее бутылкой, вот так. Твои стоны как музыка, теперь просто встань на коленки, на кресле, пока я сниму штаны. Отлично, просто расслабься и раздвинь ягодицы, пока я смажу свой член. Конечно, ты сможешь, нет не в щелку, там же бутылка, в попочку. Конечно же влезет, рука же поместилась, нет он не толстый как колбаса, просто больше обычного. Нет, я обещаю, тебе не будет больно, давай положи голову на спинку кресла, расслабься и раздвинь пошире ягодицы. Пока. Я. Попробую. Засунуть. Его. Вовнутрь. А вот и я. Нет, я обещаю, если он не будет помешаться я вытащу бутылку из твоей писи. Ну давай же, расслабься. Головка уже внутри. Дерьмо, он все-таки влазит. Я знаю, знаю, моя мама трахалась с конем, и я редкий ублюдок, просто расслабься и я проскользну дальше. До. Самого. Основания. Слава Богу. Я полностью внутри. Извини, я знаю, что это немножко больно, но худшее уже позади. Хорошо, просто расслабься, я знаю, я знаю, тебе очень больно, но скоро ты снова начнешь кончать, особенно после того как я начну делать вот так.
Вот видишь, я знал, что тебе это обязательно понравится, как только я заберусь вовнутрь, просто позволь удовольствию захватить себя, не надо сдерживаться. Даже лучше чем ручкой, не так ли? Да, я согласен, моя мама была грязной свиньей, но ты уже кончаешь, и по-моему на много лучше, чем когда я трахал рукой твой зад. Ты знаешь, я чувствую бутылку внутри тебя, почему бы тебе не взять ее и не потрахать себя самостоятельно. Я знаю, я знаю, я ебанный козел, просто сделай мне приятное, хорошо? Возьми ее за горлышко и просто подвигай ее вперед и назад. Видишь, так намного лучше, не так ли? Не спеши, не надо спешить, прошу тебя не так быстро, а то ты ее вытащишь. Вот дерьмо, ты ее вытащила. Постой секунду, давай я вытащу свой член и растяну вход пошире, так чтобы ты могла засунуть ее назад. Хорошо, просто покручивай ее немножко из стороны в сторону и она пойдет, теперь подвигай ее вперед-назад, да я уже много раз слышал, что я ублюдок, но ты все же зачем то продолжаешь ее засовывать в себя, не так ли? Хорошо, основание уже внутри, теперь просто толкай ее и она зайдет по самое горлышко, умница.
Теперь подними свою попочку повыше, пока я ее хорошенько смажу массажным маслом, давай попробуем еще раз, на этот раз должно быть легче. Я знаю, я знаю, тебе больно и кажется, что я тебе порву пополам. Но. Как. Только. Я. Продвинусь… Отлично. Моя рука по кисть снова в твоей попочке, сейчас тебе стало немного легче, не так ли? Я чувствую бутылку через перегородку. Ну что ты, конечно, ты можешь продолжить упражняться с бутылкой, пока я поработаю над твоим анусом, но в этот раз, пожалуйста, не увлекайся, а то она снова выпадет. Видишь, ты снова кончаешь, давай покричи, если хочется, продолжай двигать бутылкой, вторую руку положи на клитор, давай, продолжаем кончать, а я пока сожму руку в кулачок и попытаюсь вытянуть ее в таком виде, не отвлекаемся, кричим, кончаем, кончаем, еще чуть-чуть. Все. Она. Вылезла. Ну и дырища там у тебя, я тебе пол ануса на изнанку вывернул. Работаем. Кончаем… Взрыв? Улет? Правда классно, когда сначала так больно и приятно, а потом она на свободе, такое облегчение. Что? Тебе никогда не было так хорошо в своей жизни? Неповторимый оргазм? Ты не здесь. Давай отдышись чуть-чуть. Полижи пока мои пальчики. Этот. И вот этот. И этот. И между ними, чтобы было чисто-чисто, а я пока достану своей член и дотрахаю твою попочку, мне же тоже надо кончить сегодня.
Я собираюсь кончить, и я хочу сделать это в твой ротик. Когда я его вытащу, просто открой его пошире. OK, еще чуть, чуть. Открывай, я готов. Ну давай, шире, ты можешь, иначе я не смогу его засунуть. Я знаю, знаю, он толстый и большой, но мне надо засунуть только головку. Хорошо, умница, теперь не вздумай меня укусить, Я коннчааааю. Конннчаааю. Ой, бля, это было супер, ты настоящий боец. Извини, если сперма не была очень вкусной. Была? Тебе понравилось? Отлично, в этом случае давай тебя еще покормим остатками, так три пальчика в попочку, зачерпнем, теперь сверху соберем сливки с твоих грудей и животика. Открой ротик. Как тебе "шоколадный пирог". Вкусно? Я рад, что тебе понравилось, сладкоежка-говноежка. Правда, это что-то особенное? Готова повторить, супер трах еще раз? Да, я знаю, что тебе надо сначала прийти в себя.
Да, я знаю, что у меня не член, а монстр, извини, если тебе было больно, в самом начале? но если бы я не оттрахал твою попочку кулачком он бы никогда в тебя не залез, так что рука по локоть, это было необходимое зло, не так ли? Нет, нет, бутылка тоже была абсолютно необходима. Зачем? Ну… видишь ли… понимаешь… Я не знал, предохраняешься ты или нет, а на мой член ни один презерватив не налазит, соответственно было просто необходимо надежно закупорить твою щелку, чтобы ты не залетела, да, случайно, одна капелька спермы затекла и все, тебе же этого не надо? Я тоже думаю, что только этого не хватало, поэтому давай пока оставим бутылку на месте, на всякий случай. Просто посиди здесь и отдохни, пока я сделаю тебе еще одну чашку какао. Вот пожалуйста, отличный тонизирующий напиток, осторожно оно горячее. Ты выглядишь несколько затраханной, нет, ты не можешь идти домой в таком виде. У меня есть плед и диванчик в соседней комнате, почему бы тебе не поспать пару часов, затем примешь хороший горячий душ и снова будешь в форме. Возможно, мы даже сможем закончит фотосессию. Ну дувай, иди, нет бутылка пока должна остаться на месте, на всякий случай, чтобы не залететь, ты помнишь? Умница.
"Серега привет! да это я, Алекс, у меня подружка спит в соседней комнате с бутылкой пива все еще торчащей из ее пизды. Да, да, она говорит, что ей 18, показала мне свидетельство о рождении, но я думаю, что это ее старшей сестры. Я думаю, что на самом деле ей лет 15, но может быть14 или 13. Нет, не меньше, и выглядит она потрясно, огромные сиськи на подростковой фигуре, улет. Говорит, что носит D. Я знаю, я знаю, я не должен был так поступать с молоденькой девочкой. Но ты не знаешь как она красива и я не трахался уже две недели, я просто не смог сдержаться. Конечно, это у меня заняло некоторое время, пол часа до момента пока она согласилась снять трусики и еще пол часа пока я смог запустить первый пальчик в ее попочку. После этого все пошло как по маслу. Она кончала и стонала как припадочная, пару раз я думал, что она потеряет сознание. Ну, представляешь, ее сверстники наверняка полные мудаки, которые не знают как подойти к девушке, а она полностью уже созрела, я же говорю такие сиськи, гормоны играют во всю, ну и дорвалась до этого дела, оттянулась на полную.
Ну если тебе интересно с подробностями, тогда слушай. Сначала мы с ней занялись анальным фистингом, ну да я засунул свою руку ей в задницу. Конечно, ей было страшно больно, но к тому времени пока она позировала она страшно возбудилась, по ней было видно, да текла как сучка. Ну так вот сначала фистинг, иначе мой член никогда бы не пролез через сфинктер ее задницы, мне просто было необходимо разработать и растянуть ей очко перед еблей. Нет, бутылку я ей засунул после того, позже, она даже помогала мне ее засовывать, тянула губки в стороны как дурная. Точно, я же и говорю, я трахал ее в задницу, пока бутылка была засажена в ее пизду тупой стороной. Я знаю, я знаю, она тоже мне говорила, что я конченный ублюдок, но знаешь что? Когда я драл ее в задницу она самостоятельно трахала себя бутылкой. Нет, я не шучу, и даже более того, когда она выпала, да нет бутылка, я развел в стороны ее ягодицы, и она сама засунула ее обратно. Кстати, я растянул ее анус до такой степени, что смог потом засунуть в него руку и вытащите ее назад сжатой в кулак. Нет, она продолжала в это время трахать себя бутылкой. Ни хочешь, не верь. Потом я дотрахал ее в попу по быстрому и кончил ей в рот. Ага, я почти вывихнул ей челюсть, пока засунул залупу ей за щеку, да, она была вся, ну просто вся, в дерьме, а ей хоть бы что, слизала все и еще добавки попросила, говорила, что вперемешку со спермой это по своему вкусно и стильно. Да не пизжу я! Нет в рот я ей еще сцал, ну для первого дня мог бы быть и перебор, хотя наверное она морально была уже готова ко всему. Да, я думаю, что через пару недель из нее можно будет сделать отличную туалетную шлюху, девочка с задатками и наверное сможет делать все, и жопу лизать, и золотой дождь, и шоколадный тортик.
После всего она, конечно, выглядела полностью затраханой и убитой, по-моему под конец она вообще находилась в каком-то трансе и не совсем понимала, что делает. Она кончала как заведенная, сложно сказать, но раз семь она кончила точно, очень сильно, до потери пульса. Угу, она думает, что мы закончим фотосессию, после того как она проснется. Но я думаю, что если ты подъедешь мы можем попробовать поиметь ее вдвоем еще раз. Я знаю, брат, но она того стоит, я поэтому и вставил ей бутылку перед тем как отрахать в задницу, я думаю, что она достаточно растянута, что бы принять нас двоих одновременно. Угу, ты можешь отрахать ее в любую дырку на свой выбор. Нет, в горло не влезет, но она может сосать твою залупу и глотать сперму.
Если хочешь можем потрахать ее руками, да, думаю в обе дырки одновременно, я ее растянул как надо. Нет, по локоть в задницу не влезет, у меня сантиметров 15 оставалось снаружи, ты же не хочешь порвать ей внутренности, иначе мы закончим развлекаться уже с трупом. Да, я уверен, у нее будут серьезные проблемы с анусом в любом случае, наверное он больше никогда не сможет полностью закрыться, да и обычные члены после этого ей тоже будут ни к чему, она их просто не будет чувствовать в своих дырищах. Ну и хер с этим, пока мы ее будем использовать, какая нам разница. Что потом? Ну, у меня на нее большие планы, я же говорю, что девочка с задатками, но первые полгода только для себя. OK, жду тебя через пол часа, да и захвати с собой побольше смазки, ну там массажного масла, например, а то у меня почти все закончилось."
Disclaimer, так сказать: Все вышенаписанное является исключительно плодом больного воображения автора, не имело мета в действительности и ни в коем случае не может рассматриваться как руководство к действию. Использование в реальности описанных выше сексуальных практик может привести к необратимым физиологическим изменениям и серьезному травмированию партнера. Читатель, помни, что в любом случае практика любого вида экстремального секса возможно только после получения прямого и недвусмысленного разрешения/одобрения "рискующей" стороны.
Франциск I
Семейство Турнел недавно переехало в замок на юге Парижа. Глава семейства — Антуан Турнел получил место на службе у Франциска I при дворцовой канцелярии. Сорокалетний, подтянутый, он обладал каким-то особым мужским обаянием. В молодости он прославился хорошим воякой, чем и выбился из младшего офицерья в дворцовые чиновники.
Жена его Вероника была моложе мужа и обладала апетитными формами. Она быстро начала вести светский образ жизни. Имея ангельскую внешность она быстро попала в окружение короля. Открывшаяся перед Вероникой придворная жизнь просто обвороживала. То о чем она в детстве читала в книгах, то о чем она мечтала в юнности наконец-то настигло ее.
Семья переехала в Париж из небольшого городка Медон, где они, практически не покидая дома, вели тихую размеренную жизнь. Дети — пятнадцатилетняя дочь Жаклин и восемнадцатилетний Жан — не очень-то обрадовались переезду. И на то у каждого были свои причины.
Часть 1. Жан
По переезду Жан сразу заскучал по Медону. В Медоне их семья была одна из самых знатных. Жан был популярен и это понятно — красив, строен, богат. Ничего не стоило ему соблазнить любую: от простолюдинки до аристократки. Но он предпочитал крестьянок — хохотушек с большой грудью. В свободное от обучения время он проводил вне замка — либо на пирушках с приятилями, либо объезжал на коне окрестные деревни в поисках новых девушек. Любовь к деревенским девушкам появилась у него в 13 лет. Тогда присматривать за ним и за сестренкой наняли служанку. Жану она сразу понравилась. Но все попытки его попытки ухаживать за ней она превращала в шутку. Однажды, когда она уложила его и сестренку спать, и ушла, он решил прокрасться в ее комнату и признаться ей в любви. Подождав, пока сестренка уснет, он вышел из комнаты. Но подойдя к ее двери он услышал какой-то шорох. Из дверных щелей был виден свет свечи. Значит она не спит, решил он и заглянул в замочную скважину. В комнате он увидел странное зрелиже — его отец и служанка были голые на кровати — он лежал на спине, а она, стоя на четвереньках у него в ногах облизывала его член. Член стоял кверху и она то лизала его, то запускала глубоко в рот, поглядывая на лицо хозяина.
Отец тихо стонал закатив глаза. Иногда он приговаривал "Да… Вот тааак.." и нажимал ей рукой за затылок, проталкивая член глубже. Служанка казалось была только рада этому и продолжала сосать, левой рукой поглаживая его яички. В это время правая рука быстро мелькала у нее мужду ног. Жан приподнял длинную пижамную рубахи и взял свой член в руку. Он уже давно был возбужден и очень хотел сделать себе прятно. Рука быстро забегала по члену. В это время девушка в комнате перестала сосать, она приподнялась и начала садиться на член. Антуан взял ее за попку и начал насаживать на себя. Девушка слегка откинулась назад и подпрыгивала, как будто скачет на коне. Ее грудь вздрагивая, подлетала вверх. Жан рукой взял себя за попку, представляя, что он гдадит служанку.
Антуан положил девушке в рот указательный палец и, когда она его хорошенько облизала, вставил его девушке в зад, не переставая нанизывать ее на свой член. Девушка начала сладострастно стонать при каждом приземлении на член. Стон ее становился все громче. Гладя свою попку, Жан наткнулся на сфинктер. Прикосновение вызвало прятное чувство и он начал расстягивать свою дырочку, продолжая дрочить. Пара за дверью от рыси медленно приближалась к алюру. Антуан вдруг начал хрипеть, и медленными но сильными ударами кончать в служанку. Жан засунул палец поглубже, и не успев сделать им несколько фрикций у себя в попке, кончил, забрызгав дверь. За дверью, уставшая девушка лежала на груди его отца и что-то тихо ему говорила, улыбаясь. Отец тоже улыбнулся, встал и начал одеваться. Жан вытер дверь своей ночной рубахой и поплел к себе в кровать, раздумывая сказать маме о том, что он видел или нет.
Встав утром он понял, что то, что он подглядел, может ему очень помочь. Служанке неплохо платили и она дорожила этой работой. Что ж, посмотрим насколька она ей дорога. Как только девушка пришла их будить, он отправил сестренку завтракать, а сам сказал служанке, что им нужно поговорить. Он рассказал ей, что он вчера видел и пригрозил, что расскажет матери все, если она не выполнит его условия. Девушка сразу догадалась, что он хочет от нее и согласилась, правда для приличия сделала грустное лицо. Вести распутную жизнь входило в моду, к тому же она не стала рассказывать мальчику, что отец нашел ее, работающей в небольшом борделе. Она давно хотела пожить "с шиком" и сразу согласилась на роль няньки и шлюхи в большом замке. Видя, что она согласна, мальчик очень обрадовался, и тут же спустил штаны, сказав делать все в точном порядке как было вчера с отцом.
С этого дня жизнь Жана была как в раю. Он имел ее там где только позволяла его юношеская фантазия. Гланое — что бы не видели родители. Его любимое занятие было подобраться к ней сзади, когда она читала его сестренке или купала ее. Задрав платье и спустив белье, он погружался в ее гостеприимное влагалище, а что бы сестренка не заметила ничего, он делал вид, что завязывает девушке косы или затягивает корсет. Но больше всего он любил утренний минет, она приходила по утрам, вела сестренку кушать, и возвращалась, будя его минетом. Он научил ее в процессе совать ему палец в попку, и нежно гладить попку, пока он насаживает ее голову на себя. Однажды, это было четырнадцатый день рождения Жана, родители решили поздравить сына и видя, что в столовой только дочь, поднялись в спальню. Там-то они и застали сына, сидящего на груди служанки и ебущего ее в рот, пока она сует ему пальцы в попку. (За это время попка растянулась и мальчику стало мало одного пальца). Девушку быстро уволили. И наняли на ее место старуху.
Часть 2. Жаклин
Жаклин вела замкнутую жизнь. С 12 лет большую часть времени она проводила в библиотеке, за любовными романами. Однажды она заметила что читая лювоные сцены у нее приятно влажнеет между ног. Она погладила себя там и ее обдало током наслаждения. Она медленно открывала свою чувственнсть — сначала она просто гладила себя, потом, она начала вводить себе туда пальчик и гладить грудь. Потом она начала совать себе туда все продолговатые предметы, которые только находила — свечи, огурцы и тд.
Обычно позавтракав она поднималась в библиотеку, садилась за письменый стол и открывала книгу. Как только в книге начиналась любовная сцена, она стягивала трусы, раздвигала ноги и задирала их на стол, и начинала гладить себя. Медленно распаляясь, она оголяла грудь и начинала тереть соски. Потом смачивала слюной заранее заготовленную "игрушку", вводила ее в себя и начинала дрочить себя, громко охая. Хорошо что библиотека — самая удаленная комната и ее никто не слышал.
Кончала она гроко, глубоко погружая игрушку себе в киску. Потом она облизовала ее и откладывала на полку за книги. У нее был целый набор "членов" разного калибра — под любое настроение. Как-то отец приехал с работы пораньше — ему нужен был какой-то документ. Он поднялся в библиотеку, где и застал стонущую от наслаждения дочь. Девочка не заметила как вошел отец и продолжала, закатывая глаза, вбивать в себя "членозаменитель". Сначала он подумал, что ей плохо — у нее припадок, но потом по характерным стонам и движениям таза он догадался что его дочь маструбирует. Антуан стоял как вкопанный не зная что делать. Потом он решил прекратить это. Ведь девочке всего 13! Он пошел к ней, и вдруг почувствовал возбуждение. Не может быть — подумал он и, опустив взгляд, увидел ростущий бугор у себя в штанах. Когда он подошел к ней сбоку у него уже явно стоял. Девочка в это время, дроча свою киску свечкой, облизывала другую свечку во рту, пытаясь просунуть ее глубже в горло.
Антуан подошел к ней вплотную и уже хотел ударить ее, но увидя эту картину сблизи — остановился: его дочь закинув подол совала себе в пизду свечку, а второй рукой держала вторую свечку, которую сладострастно облизывала, закатив глаза. Прошло уже два года с тех пор, как уволили его любовницу и он соскучился по хорошей пизде. А жена… Он воспринимал ее скорее как друга, чем как любовницу. Нет, у него конечно бывали вылазки в бордели, но очень редко и обычно в таком пьяном виде, что после он ничего не помнил. А тут текущая маленькая шлюшка с раскинутыми ногами… Пока Антуан думал, Жаклин заметила его сама. Точнее — она заметила не его, а его член. Обернувшись она увидела рядом распухшую ширинку и без раздумий выбросила свечку изо рта, расстегнула эту ширину и пустила себе в рот член. Настоящий большой мужской член. Длинный горячий гриб со скользкой головкой. Папочка даже не успел отреогировать на это. Девочкай неплохо натренировалась со свечкой — она вгоняла его член глубоко в горло. Антуан недолго смог сдерживаться. Его дочь с красивой голой грудью, двигающейся свечкой в молодой киске и его членом — членом своего папочки во рту… От такого вида он начал кончать. Он схватил ее за голову и кончил ей глубоко в горло. Жаклин начала облизывать его, слизывая остатки спермы. Кончать она как будто и не собиралась.
Антуан приподнял ее и посадил на стол. "Это ты, папочка…" тихо не то спросила не то сказала она и поставила ноги на подлокотики кресла. Он вытащил из нее свечку, облизал ее и выбросил. После чего раздвинул ее губки и медленно вставил снова стоящий член. Она положила его руку себе на грудь и опустила голову ему на плечо. Папа погладил ее соски и приступил к фрикциям. Дочка, не привыкнув к такой ширине сначала сильно ойкала от боли, но боль медленно перерастала в удовольствие и она сказав, "трахни хорошенько свою шлюшку",сама начала подмахивать своему папочке.
Антуан схватил ее за ляжки и тремя ударами вбил в нее свою сперму под громкий продолжительный стон своей тринадцатилетней дочки.
"Спасибо, папа" прошептала девочка ему на ухо.
Часть 3. Антуан
Даже находясь в связи с дочерью, Антуан никак не мог забыть той картины — ходящую взад и вперед попку сына которую трахают пальцы служанки. Зачем парню понадобилось, что бы девушка засовывала ему пальцы в задницу? Неужели ему это было приятно? Жан казался нормальным молодым человеком — в свои 17 лет он перетрахал всю прислугу и уже взялся за соседскую. Антуан заметил за собой, что он часто глазеет на сына, заходит к нему поговорить ванную, когда тот купается, приходит его будить, что бы посмотреть на него голого — Жан почему-то всегда спал голым.
Антуану Жан чем-то напоминал его мать Веронику в молодости. Худощавый, с вьющимися волосами до плеч, смазливым личиком и оттопыренной попкой он и правда со спины был слегка похож на девушку. Однажды летним утром войдя в спальню сына, он увидел, что одеяло спало — сын спал голым, обняв подушку и слегка оттопырил попку. Анус темнел на фоне белой попки. Антуан подошел ближе и наклонился разглядывая сфинктер сына. Он никак не мог понять — что его так привлекало в нем. Его член начал вставать, и Антуан провел носом по открытой ложбике между ягодицами сына.
Пахло почему-то приятно. Отец не выдержал и провел там языком. Потом он облизал только сфинктер и начал медленно погружаться в него языком. Сын слегка простонал и крепче обнял падушку. Отец не знал, что Жан не спал. Он уже полгода разыгрывал перед отцом комедию, пытаясь соблазнить его. Он спал голым, одевал модные, обтягивающие попу, колготы и нагибался перед отцом при любом подходящем случае. Жан давно хотел попробывать секс с мужчиной, но возбуждал его только отец. Жан давно следил за ежедневными оргиями в библиотеке и искренне завидывал сестре, хотев оказаться на ее месте.
Он никак не прореагировал, когда отец, полизав его сфинкир, начал бурить его пальцем, но когда отец приставил к его дырочке сразу два пальца, Жан не выдержал и слегка подав таз сам насадил себя на отцовксие пальцы. Видя это, и думая, что сын делает это во сне, Антуан лег рядом с сыном и вытащив член, начал медленно вставлять в сына. "Наконец-то" подумал Жан, и пользуясь, что отец за спиной и не видит, взял свой член и начал подрачивать, наслаждаясь от ощущения, что член его отца прокладывает себе дорогу ему в попку. Антуан, подождав, пока попка сына привыкнет, и взяв мальчика за ляжки, начал медленные фрикции. Видя, что сын не просыпается, он начал лизать его шею и сосать мочку уха.
Попка сына была очень тугая и теплая. Антуан гладил его попку и ляшки и его просто распирало от удовольствия. Жан не мог поверить что это на самом деле происходит. Его папочка лишает его анальной девственности, вылизывая ухо и шею. Он начал дрочить себя быстрее, и к звуку хлюпающей попки прибавился звук его хлюпающего члена. Скоро Жану надоело, что папа ебет его медленно, видимо боясь разбудить, и он закинув назад левую руку, схватил его за ягодицу и начал подталкивать отцовский таз к своей попке. Антуан, поняв, что сын не спит, а хочет прибавить скорости, не стал разочаровать сына.
Он, непереставая облизывать шею сына, перевернул его с бока на живот, взял его член в правую руку, а левой схватил его за таз и начал глубоко ебать его, медленно подрачивая хуй сына. Сын схватил папу обеими руками за ягодицы и помогая ему насаживаться на его член, застонал. Отец захрипел и начал кончать. Вливая в попку сыну свою сперму, он почувствовал, как сын весь сжался и кончил ему в кулак. "Я люблю тебя, папа" сказал Жан, обернувшись и они нежно поцеловались. "Я тебя тоже" сказал Антуан. Он встал, заправился и пошел завтракать. Ему еще надо было набрать сил для дочери.
Часть 4. Вероника
Пока ее сын трахал в доме прислугу, а муж трахал обоих детей, Вероника жила в своем собственном мире придуманном мире. Она исренне верила, что у них идеальный дом, идеальная семья и ничто не может это разрушить. Она всегда была холодна к сексу, может член мужа оказался слишом велик, или она была по природе фригидна, но секс ей сразу не особо понравился. Антуан это видел и все реже и реже обращался к ней за супружескими обязанностями. Уже после трех лет замужества они с мужем вообще не имели совместного интима, но несмортя на это жили душа в душу.
Ее любимое занятие было следить за огромным садом и конечно ее собаки. От скуки она завела себе двух королевских догов и ходила с ними по огромному саду и показывала садовнику — что нужно исправить. А иногда и сама бралась за садовые ножницы и вырезала фигуры животных из кустов. У нее даже был садовый домик, где она любила читать у камина. Ее доги — они были мальчиками, а так как хозяйка не думала о сексе для себя, то и они самок не видели годами. Однажды, сидя с собаками в садовом домике, она увидела, что играясь, один дог залез на второго и начал треть ему членом об задницу. Не зная что делать, Вероника продолжала смотреть на собак, чувствуя легкое возбуждение. Она поняла, что ей нравится смотреть на это. Первый не особо сопротивлялся, и скоро член "насильника" уже торчал и он пытался всунуть его в анал "другу". Вероника решила, что собаке может быть больно от этого, подбежала и разняла их. Она присела, что бы поговорить с активным. "Джек, как ты мог?" спросила она собаку, взяв его за морду. "Это же твой брат! И вообще вы оба мальчики! Это недопустимо!" пока она говорила это, Джо — вторая собака залезла ей под корсет и провела языком по промежности женщины. "Ох, Джо что ты делаешь" вздохнула Вероника, чувствуя, странное тепло между ног. Пес продолжал лизать ее сквозь белье и она сделала вид, что ничего не происходит, еще приподняла попку. Джек облизал лицо хозяйки, а Вероника в это время чувствола приближение первого в ее жизни оргазма. Она встала на четвереньки и оттопырив попку, сняла трусики, отдаваясь полностью приятному собачьему языку. Пес, почувствовав текущее влагалище, перестал лизать.
Он обхватил ее передними лапами и начал тыкать ей в промежность членом. Вероника не успела даже пикнуть — а собака уже ебала ее в пизду с фантастической скоростью. Джо высунул язык и громко дышал, втыкая в хозяйку свой огромный член. Вероника сначала не могла вздохнуть от боли и ощущения собственной заполенности. Женщина не верила происходящему — ее любимая собака ебет ее в пизду, а вторая вылизывает себе член, в ожидании своей очереди. Член собаки бил ее по матке. Самое интересное, что женщине становилось приятно. Ощущение своей беззащитности перед зверем, жестоко ебущем ее, все больше заводило ее. Она чувствола себя первобытной самкой. Что бы не закричать от боли и удовольствия, Вероника зажала в зубах свои трусы. Собака, ускорив движения, кончала.
Веронику накрыло волной безграничного удовольствия. Каждая клеточка ее организма дрожала от этого взрыва в ней. Собака, кончив, долго не могла вытащить свой узел из хозяйки. Но хозяйке было все равно — она была в обмороке. Придя в себя она почуствовала, что случка продолжается — в пизде у нее опять ходил собачий поршень. Джо валялся, обизывая яйца перед ней. Значит за дело взялся Джек, сообразила женщина и закрыв глаза полностью сосредоточилаь на своих ощущениях во влагалище. "Интересно, а собаки могут по несколько раз?" подумала Вероника и ее накрыл очередной оргазм.
To be continued… or not to be.
Француженка
Николь закрыла двери, обернулась и жизнерадостно переспросила: "Как у тебя дела? Всё хорошо?" Она проскользнула вглубь комнаты и наклонилась над своей сумкой в углу. Легкая летняя юбка очертила её округлую попку и края трусиков. Я сглотнул. Николь только что выходила "попудрить носик", и я отчетливо представил себе, что вот буквально только что она снимала эти трусики и задирала эту милую юбочку совсем недалеко от меня.
Я перевел взгляд на её ножки в изящных летних босоножках. Стройные длинные ножки — такая редкость для французской девушки. Она вообще была исключительно мила, и никогда ещё занятия французским не казались мне такими приятными. Мы занимались по средам во французской школе, и по воскресеньям у меня в офисе, благо там в выходные никого не было.
Сегодня как раз было воскресенье, и во всём офисе мы были одни. Николь села за стол напротив меня, мы быстро пролистали моё домашнее задание по грамматике и перешли к устной речи. Николь положила перед собой какую-то бумажку:
— Расскажи-ка мне, чем отличаются французская и американская меры длин и весов?
Я вытянул из памяти все французские названия американских фунтов и дюймов, какие знал, и попытался даже вспомнить коэффициенты конвертации. С французской системой было куда проще, потому что там те же метры и килограммы, что и во всем мире.
— Американские девушки специально придумали себе фунты, что говорить "я похудела на целых три фунта" и радоваться этому. — улыбнулась Николь. — А там всего-то килограмм с лишним получается.
— Да уж, толстых американок не сравнить с тонкими француженками, — сказал я.
— Тонкими? — Николь удивленно подняла брови. — Так не говорят. А ну-ка, как ты правильно скажешь девушке, что она "тонкая"?
— Ммм… — это было нелегко, я не на шутку задумался. — Вы стройны. Вы изящны. Как ещё?
— Это всё? А как же "вы элегантны", "вы привлекательны", "вы соблазнительны"?
— Это же не то же самое, что "вы стройны", — возразил я.
— Всё равно. Вспомни-ка все французские комплименты, которые ты знаешь.
Вспоминать комплименты оказалось вдруг на удивление легко, потому что очаровательная девушка сидела прямо напротив меня. Я поймал её взгляд и принялся говорить совершенно искренне, глядя ей прямо в глаза:
— Вы привлекательны, вы очаровательны, вы удивительно красивы, вы само совершенство, ваша юбка так вам идёт, ваши глаза прекрасны, ваши ручки изящны, ваши ножки великолепны, вы так милы и прелестны!
Мне показалось, что Николь чуточку покраснела. Она немного подумала и сказала:
— Кроме того, можно сказать, вы аппетитны, вы миловидны, вы "секси".
— "Секси" — не французское слово. — с улыбкой возразил я. Николь рассмеялась:
— С ударением на последний слог очень даже французское. Секси-и-и-и.
Когда она говорила это долгое И, её губки растягивались в прелестную улыбку. Мне стало жарко.
— Расскажи-ка мне, какая это — "секси"?
— Эээ, я думаю, это девушка, которая вызывает сексуальное желание, выглядит соблазнительно. От слова "соблазн".
Говоря это, я чуть подвинул ноги под столом и внезапно соприкоснулся с её ножками. Я был в открытых сандалиях, и наши ноги соприкоснулись как будто голые, без обуви. Я ощутил её нежную кожу и на мгновение замер, не в силах убрать ноги. Николь запнулась, но через мгновение отодвинула свою ножку от моей и продолжила:
— А как именно должна выглядеть девушка, чтоб быть "секси"?
Я принялся рассказывать про одежду и макияж. Мои мысли всё ещё были спутаны из-за прикосновения, а словарный запас в плане макияжа и одежды оставлял желать лучшего. Николь вынуждена была подсказывать мне половину слов.
Тем временем я снова коснулся её ноги под столом и с удовольствием погрузился в ощущения от этого касания. Бархатная кожа изящной ножки девушки была исключительно приятна на ощупь. На этот раз Николь не убрала ногу и продолжала говорить со мной как ни в чем не бывало.
Вдруг я почувствовал какое-то движение, а через мгновение оказалось, что Николь освободила одну ножку от обуви и поставила её пяточкой на мою чуть повыше ремешков сандалии. Через мгновение вторая пяточка коснулась моей второй ноги: Николь сидела босиком, поставив свои нежные ножки под столом на мои ноги.
Я потерял всякое ощущение реальности, опустил руку под стол и поднял её левую, а потом и правую ножку за пяточки к себе на колени. Каждое касание милых ножек ранее недоступной девушки приносило огромное удовольствие. Я погладил её нежные пальчики на ногах, провел руками по бархатной коже почти до самых коленок. Николь чуть откинулась на стуле, прикрыла глаза, а я ласкал её ножки под столом…
Через несколько долгих мгновений я нежно поставил её ножки на пол, встал и обошёл стол, подойдя к ней. Нежный аромат её тела совсем опьянил меня. Я приблизился к её лицу, к прекрасным, широко раскрытым глазам и начал шептать ей, как она красива, чудесна, очаровательна, желанна, соблазнительна и невыносимо прекрасна.
После этого я приблизился ещё и приник к её губам. Я касался её губ своими медленно-медленно, наслаждаясь их вишневой нежностью и вовлекая её в игру поцелуя. Николь некоторое время только чуть-чуть прижималась к моим губам, а потом стала нежно целовать их в ответ и на несколько мгновений даже соприкоснулась упругим кончиком язычка с моим языком. Я задрожал от желания и ещё активнее принялся исследовать её нежный ротик.
Мы как-то незаметно поднялись и она села на краешек стола, не отрываясь от поцелуя со мной. Мои руки сами проникли ей под блузку и нежное тело затрепетало в моих ладонях. Я приласкал её спинку и нежный животик, нащупал и расстегнул пуговички на блузке, и через несколько неловких мгновений блузка соскользнула на стол. Под блузкой оказался милый белый бюстгальтер с простыми полукруглыми чашечками.
Я собрался с силами, оторвался от этого бесконечного, кружащего голову поцелуя и снова зашептал все комплименты на французском, которые знал, включая "секси". Николь волшебно улыбнулась и посмотрела на меня очень нежно. А я тем временем расстегнул застежку её бюстгальтера и белые чашечки соскользнули вниз, обнажая не менее белые, идеально круглые полушария её прекрасной девичьей груди.
Розовые сосочки упруго торчали, обрамленные аккуратными темными кружочками… Прекрасная девушка с растрепанными волосами и обнаженной грудью сидела передо мной на столе в одной юбке… Я опьянел от восхищения и снова приник в поцелуе к её медовым губам. Мои руки скользнули по её телу, обняли её за талию, нашли наощупь чудные персики её грудей и стали ласкать их с такой нежностью, на которую только могут быть способны шершавые мужские руки.
Николь задрожала в моих руках. Я ощутил её нежные ладошки у себя под рубашкой, прямо на груди. Она гладила моё разгоряченное тело, расстегивала пуговицы рубашки и медленно стягивала её с меня. Когда рубашка оказалась на полу, Николь ещё раз провела ладонями по моему торсу и занялась ремнем и джинсами.
Я помог расстегнуть свой ремень, а она перехватила инициативу и сама расстегнула пуговицу и молнию — мои джинсы скользнули вниз. Я ещё больше возбудился от мысли, что стою в облегающих трусах перед восхитительной девушкой. Мой член вздымался под тканью, а ладошки Николь тем временем поглаживали меня по этой выпуклости и по бёдрам.
Николь вдруг поддела пальчиками резинку моих трусов и медленно, аккуратно потянула их вниз. Мой возбужденный член немедленно выскочил на свободу. Девушка оторвалась от поцелуя и посмотрела прямо на него. Её ладошки стянули мои трусы до колен, она бережно коснулась яичек и нежно погладила ствол моего члена. Затем посмотрела на меня и улыбнулась:
— Это первый русский член, который я вижу.
— И как тебе? — не удержался я от вопроса.
— Мне нравится, — она снова приласкала его рукой, я задрожал от удовольствия и член напрягся ещё сильнее. — Красивый.
Её пальчики прочертили линию по внутренней стороне моего бедра, между яичками и вверх почти до самой головки члена. Николь обхватила его ладошкой и стянула кожу вниз, оголив набухшую головку. У меня помутилось в голове от возбуждения.
— А ты первая французская девушка, которой я касаюсь, — сказал я.
Я подхватил её ножки под коленками и опустил девушку спиной на стол. Юбка задралась и моему взгляду предстали нежные белые трусики, плотно облегающие её бедра. Я стянул с Николь сначала юбочку, наслаждаясь тем, как изящные белые ножки мелькают у меня перед глазами, помогая мне снять её одежду, а потом медленно, с удовольствием потянул вниз трусики.
Под трусиками оказалась аккуратная вертикальная полосочка нежных волос, заканчивающаяся у начала интимных губок. Я пожирал взглядом полосочку и всё, что там дальше за ней, продолжая стягивать её трусики. Как только её ножки освободились, я закинул их себе на плечи и нежно погладил девушку по коленкам и по бёдрам. Опустился на колени к краю стола, приблизился к её чудесному интимному цветку и поцеловал девушку прямо в раскрытые лепестки между её ножек.
Интимные губки Николь были полны влаги и невероятно нежны на ощупь. Я не сдержался и поцеловал их ещё несколько раз, поиграл кончиком языка с клитором, провел языком между лепестками. Девушка испустила едва слышный стон.
Я поднялся, подвинул её чуть ближе к краю стола и медленно вошёл в неё. Нежные скользкие губки раздвинулись, поглотили мою горящую от возбуждения головку, а затем и ствол члена. Я почувствовал, как моя плоть раздвигает нежные ткани её тела, как будто горячий поршень движется внутри обволакивающих прохладных волн. Непередаваемое, полное наслаждения ощущение. Девушка прикрыла глаза и плавно насаживалась на мой член.
Я взял Николь покрепче за бёдра и стал двигаться энергичнее. Она лежала передо мной обнаженная, закрыв глаза и прикусив губки, нежные девичьи груди колыхались вверх и вниз, её животик трепетал, а длинные изящные ножки непроизвольно прижимали меня плотнее. Я ласкал руками её бедра и груди, гладил по коленкам и целовал пальчики ног, продолжая энергично погружать член в её нежное лоно.
Мне казалось, что я плыву по волнам её тела, что она вся само удовольствие. Я полностью потерял счёт времени и наслаждался каждым движением, каждым касанием её кожи, когда вдруг Николь стала стонать громче, вытянула руки вниз и обхватила меня за бёдра так крепко, как только могла достать, стараясь прижать мои бёдра к своим ещё сильней. Её ножки соскользнули с моих плеч и обняли меня по бокам, с силой прижимая и вгоняя меня в её тело.
Я почувствовал, что её влагалище сжалось упругим кольцом вокруг моего ствола, каждое движение приносило меня вдвое больше удовольствия, а Николь извивалась и стонала во весь голос. Я с силой входил в неё, массировал её груди, теребил розовые сосочки и с наслаждением разглядывал её прекрасное, искаженное мукой удовольствия лицо. Она вдруг вскрикнула, прижала меня ещё сильнее, замерла на несколько секунд и расслабилась.
Я остановился… Мой член был погружен в её разгоряченное лоно и мне казалось, что чувствую пульсации её тела вокруг него. Николь вздохнула, открыла глаза и погладила меня по руке, указывая, мол, продолжай. Окрылённый её наслаждением, я взял Николь за бёдра и продолжил движения, погружая и вынимая ствол в её истекающее соками влагалище.
Через несколько движений я насадил её как можно глубже на член и излился внутрь её тела. Она сжала мой член какими-то внутренними мышцами и я отчетливо почувствовал несколько горячих струй, бурно вырывающихся из меня в её беззащитное лоно. Мои ноги подкосились и я едва успел взять себя в руки и снова собраться с силами.
Прошла, наверное, минута, прежде чем наши тела разъединились. Николь села на краю стола, я обнял её за талию и нежно, благодарно поцеловал. Погладил нежные изгибы её тела, помог ей спрыгнуть на пол и одеться, и оделся сам.
— Продолжим урок французского?
— Ну уж нет, месье, — сказала она со смехом. — Ваше время вышло. Следующий урок в следующий раз!
И она нежно улыбнулась и подмигнула мне.
Хочешь убить меня
Ты сказала, что иногда ты хочешь убить меня…
Что же это тоже способ отомстить мне, ведь ты хочешь отомстить, хочешь как и я…
А может ты хочешь убить меня не ради мести, а чтобы исчезло то безумное желание овладеть мной, сделать своим покорным рабом… Не знаю… Но если ты хочешь отомстить, то я подскажу тебе другой способ, более безопасный, и имеющий гораздо более приятные перспективы для тебя…
В предыдущем рассказе я даже подсказал тебе идею, как это сделать, но ты была так возбуждена, что не заметила этого… А все ведь очень просто, свяжи меня, возбуди лаская и целуя десятками способов в десятки мест… А потом оседлай меня как жеребца, чтобы я почувствовал какой жар пылает внутри тебя, и чтобы половина этого огня передалась мне… И начни двигаться, приподыматься и опускаться, чувствуя как внутри тебя трепещит и дрожит моя возбужденная плоть… Двигайся все быстрее и быстрее, пока моя тело не начнет само двигаться тебе в такт, и мы не сольемся в безумном ритме любви… И вот тогда когда ты почувствуешь, что я уже близок к тому чтобы наполнить тебя своей влагой, вот тогда остановись, резко, и изо-всех сил сожми мою плоть внутри… Мой безумный, яростный стон, полный страсти и разочарования будет тебе наградой, и тогда ты начнешь двигаться снова… И снова остановишься за миг до финала… И снова я зарычу в бессильной злобе… А потом ты повторишь снова, и снова… Пока сама сможешь выдерживать эту пытку… А потом ты возьмешь меня своим ртом, возбуждая и готовя к продолжению… И это будет твоя месть мне… Но если ты хочешь большего, если ты хочешь большей мести, то ты должна сделать так, чтобы я так же безумно хотел тебя, как ты меня… И если это произойдет, то я стану твоим покорным рабом, стоящим перед тобой на коленях и ожидающим своей участи и твоего приказа… Это будет месть, гораздо более изощеренная чем простое как мир убийство… Ты ведь так хочешь этого…
Но пока я не твоей раб, пока я не жду твоей милости и пока не завишу от твоей прихоти, я расскажу тебе чего я хочу… Я хочу чтобы ты продолжала так же страстно желать меня, как сейчас, когда читаешь эти строки… Я хочу чтобы в каждом мужчине ты искала и не находила меня, чтобы каждый раз, когда ты занимаешься любовью, ты представляла меня рядом с собой, мои руки, мои губы, мою плоть, чтобы ты шептала мое имя… Чтобы ты терзала себя украдкой, погружала свои пальчики внутрь, себя, ласкала и достигала оргазма, лишь думая обо мне и вспоминая мои слова… Чтобы утром просыпаясь ты вспоминала свои сны, в которых мы занимались безумным сексом, и уже от этого начинала возбуждаться… Чтобы все твои мысли были полны желанием овладеть мной, слиться мо мной, любить и ненавидеть меня… Я хочу чтобы твоя Душа принадлежала мне… Я хочу стать твоей мечтой, самой заветной, самой тайной, самое порочной, самой неприличной, самой желанной твоей мечтой…
Хроника "Розового пляжа"
(Из воспоминаний 1911 года)
Она стояла на берегу моря и отрешенно смотрела вдаль.
Белые пароходики по очереди отплывали от причала, разнося над волнами шоколадные обертки и обрывки песен, вырывающиеся из неплотно закрытых дверей палубных ресторанов.
В капризном пенистом прибое уже проскальзывали недовольные осенние нотки, но бабье лето еще пыталось согреть своим призрачным теплом поредевший поток отдыхающих. Впрочем этот поток сейчас почти иссяк. Обычно многоголосая летом Ялта к осени притихала, и Вера часами прогуливалась в одиночестве по безлюдной набережной.
Уезжать ей отсюда не хотелось, хотя все ее знакомые уже давно вернулись домой к своим будничным делам и заботам.
Вера не любила осень — в эту пору она всегда грустила, особенно в Петербурге. Уж лучше пережить этот печальный переход к зиме здесь — в Ялте, которая вся была пропитана воспоминаниями о жарких днях и теплых сумерках, чем медленно сходить с ума в маленькой трехкомнатной квартирке на Васильевском острове, глядя, как противный свинцовый дождь сутками расстреливает съежившуюся под ним землю.
Ей казалось, что если она когда-нибудь умрет, то это случится обязательно осенью во время такого серого дождя, который для нее был навсегда связан с болью и слезами. Именно в такой дождь пять лет назад, возвращаясь из театра, она попалась на глаза трем подвыпившим английским матросам. Они не были с ней грубы, но держали ее за руки крепко и зажимали ей рот, пока первый из них опытными движениями разрушал тонкую границу, отделявшую ее от женщины.
От этой встречи ей остались долго непрекращающееся кровотечение, жесточайшая простуда и стойкое отвращение к близости с мужчинами. Ей теперь была неприятна даже мысль о браке и обязательствах, которые он налагал на супругов.
Превозмогая недомогание, Вера целыми днями лежала на оттоманке, и, глядя, как холодные струи дождя стекают по оконному стеклу, размышляла об отношениях между мужчинами и женщинами. Романтический флер навсегда слетел для нее с этих отношений. Ей казалось, что она поняла суть мужчин, которые за красивыми словами и ухаживаниями умело скрывали свое истинное лицо, оказываясь на поверку просто похотливыми самцами, силой берущими самку, когда им того захочется. И несчастные женщины в этой ситуации являлись для них лишь покорным инструментом удовлетворения их страсти.
«Хотя, — тут же поправляла себя она, — женщины тоже бывают разными…»
Как, например, те, что приходили в дом ее тетки под видом подруг, без умолку болтая о своих любовных интрижках за спиной мужей. Такие дамочки вызывали у Веры не меньшую неприязнь.
Через какое-то время, дойдя в логике своих рассуждений до вывода, что все люди — порочны, и их отношения — грязь, Вера не захотела больше никого видеть — ни мужчин, ни женщин. И, в конце концов, вообще отказалась принимать гостей, включая и Владимира Дмитриевича, давно не скрывавшего к ней своих чувств.
Уже год все с нетерпением ожидали, когда Владимир Дмитриевич сделает Вере предложение, но он наносил бесконечные визиты и все никак не мог решиться на окончательное объяснение.
Вера, пребывая в полном расстройстве чувств, была сейчас даже рада этому.
Анастасия Павловна, сестра Вериного отца, у которой Вера жила после смерти родителей, сразу почувствовала произошедшую с ней перемену, и донимала племянницу, пытаясь узнать о причине ее изменившегося поведения.
Не выдержав натиска расспросов, Вера рассказала ей об изнасиловании, и прочла в глазах отшатнувшейся от нее тетки нескрываемую брезгливость.
— Доигралась, театралка… — презрительно вымолвила Анастасия Павловна, окидывая Веру таким осуждающим взглядом, словно перед ней стояла падшая женщина. — Кто же тебя теперь замуж возьмет? Одна дорога — в содержанки…
Вера ужаснулась подобной участи, и подумав: «Тогда уж лучше в монастырь!», разрыдалась, и, убежав к себе в спальню, упала ничком на постель.
А на следующий день явившийся без приглашения с визитом к Вере Владимир Дмитриевич неожиданно сделал ей предложение и был весьма обескуражен, получив от нее отказ.
Анастасия Павловна, обрадовавшаяся было, что обесчещенная племянница будет теперь пристроена, взъярилась на Веру, услышав, как та отказывает Владимиру Дмитриевичу, и закатила ей дикий скандал после его ухода.
— Убирайся из моего дома, здесь не место таким глупым и испорченным девицам! — бросила она в сердцах в заключение, после чего вышла, гордо неся голову и громко хлопнув дверью.
В итоге, Вера была вынуждена покинуть дом тетки, и, подыскав себе съемную квартиру, переехать туда, оплакивая потерю своей девственности и надежд на будущее.
Средства, оставшиеся ей от родителей и продажи их дома, позволяли Вере жить самостоятельно, но она, не привыкшая жить одна, первое время чувствовала себя совершенно одинокой и брошенной всем светом.
Владимир Дмитриевич, не пожелавший смириться с отказом Веры, который она даже не захотела ему объяснить, не застав ее дома в свой очередной визит, очень удивился и потребовал разъяснений от Вериной тетки.
Анастасия Павловна, пребывая в большой сердитости на племянницу, мстительно рассказала ему все без утайки, и была разочарована, увидев на лице Владимира Дмитриевича вместо досады или потрясения неожиданно довольную улыбку.
Спросив адрес Веры, Владимир Дмитриевич, еще раз и уже как-то загадочно улыбнувшись, раскланялся и ушел.
Представ через несколько дней перед удивленной Верой на пороге ее новой квартиры с букетом роз и бутылкой шампанского, Владимир Дмитриевич сразу же объявил ей:
— Вера Николаевна, мне нужно с вами серьезно поговорить!
Вера, помешкав секунду в нерешительности, молча отступила в сторону, приглашая его войти.
— Дорогая Вера Николаевна, — торжественно начал Владимир Дмитриевич, сняв пальто и шляпу и проходя в маленькую гостиную, — я все узнал от вашей тетушки, и очень вам сочувствую. Я теперь знаю, почему вы не приняли мое предложение, и оценил вашу скромность, но уверяю вас: произошедшее с вами не имеет для меня никакого значения.
— Для вас: возможно… — грустно усмехнулась Вера. — Но для меня это, к сожалению, имеет даже очень большое значение. Не уговаривайте, я не выйду за вас замуж, Владимир Дмитриевич, и если это немного успокоит ваше самолюбие, добавлю: и ни за кого другого…
— Вера Николаевна, я теперь и не настаиваю, — произнес Владимир Дмитриевич, прикладывая руку к сердцу, — но должен заметить, что вы слишком молоды, чтобы жить одной, без мужской поддержки. Я бы хотел стать вашим другом, близким другом…
— Насколько близким? — неприязненно посмотрев на него, прямо спросила Вера, сообразившая, к чему тот клонит.
— Насколько можно ближе, — ответил Владимир Дмитриевич, дерзко глядя на Веру, и улыбнулся: — Теперь ведь не осталось никаких препятствий для нашего сближения…
— Вы так думаете?! — была шокирована его откровенностью Вера.
— Конечно, дорогая, — покровительственным тоном произнес тот, подходя к ней и беря ее за руку. — Препятствием для сближения между мужчиной и девушкой является ее невинность, но вы-то теперь женщина… И, если честно, я очень рад этому замечательному обстоятельству!
— Вы рады, что меня изнасиловали?! — потрясенно воскликнула Вера, отнимая у него руку и отодвигаясь.
— Ну, зачем же так грубо! — поморщился Владимир Дмитриевич. — Я рад, что за меня сделали черновую работу. Теперь обычно болезненное расставание с девственностью не помешает мне утолить вашу чувственность. А вы, поверьте мне, очень чувственная женщина, только сами еще об этом не подозреваете.
Он вновь приблизился к Вере и вдруг порывисто обнял ее, прижавшись к ней всем телом.
— Я хочу, чтобы ты стала моей! — страстно сказал он и впился в Верины губы жестким болезненным поцелуем.
Вера запротестовала, подаваясь назад, но Владимир Дмитриевич продвигался вслед за ней, продолжая целовать ее, пока они не уперлись в стол.
Вера, которой уже было некуда отступать, еще раз попыталась оттолкнуть от себя Владимира Дмитриевича, но он, подхватив ее под ягодицы, быстрым движением усадил на стол.
Она дернула ногами, норовя ударить его, но он успел упредить удар, и, сжав крепкими пальцами ее колени, развел их в стороны, вторгаясь своими бедрами между ними.
Вера от резкого движения Владимира Дмитриевича повалилась на спину, ударившись затылком о твердую столешницу.
— Не заставляй меня делать тебе больно, — попросил Владимир Дмитриевич, придерживая ее рукой. — Я этого совсем не хочу…
Почувствовав, что она перестала сопротивляться, он окинул ее долгим оценивающим взглядом, и, задержавшись на ее груди, сказал:
— Вера, подумай сама, каково жить одинокой женщине в нашем жестоком мире… Я буду тебе опорой, и никому не позволю тебя обидеть, только согласись быть моей… Я так тебя хочу!..
И он продемонстрировал ей силу своего желания, прижавшись к ней своим готовым к решительным действиям телом.
Вера молча закрыла глаза.
Восприняв ее молчание, как согласие, Владимир Дмитриевич, резко выдохнув, быстрыми движениями поднял пышные юбки Веры, оголяя ее стройные ноги.
— Ты увидишь, дорогая, увидишь, как тебе будет хорошо! — хрипло шептал он, одной рукой расстегивая брюки, а другой нашаривая у Веры между ног. — Тебе не будет больно, ты же уже не девушка.
Почувствовав, как внутрь нее вторгается чужеродное твердое тело, Вера открыла глаза и, подняв холодный взгляд на своего прерывисто дышащего любовника, сказала:
— Если вы не хотите быть испачканным, лучше отпустите меня — меня сейчас стошнит…
Владимир Дмитриевич на секунду замер, а потом, усмехнувшись и не отпуская ее, наклонился, завернул край вязаной скатерти на лицо Веры, и сказал:
— Обязательно отпущу, дорогая, но не раньше, чем закончу, я слишком долго этого ждал…
Вероятно, он решил сполна вознаградить себя за долготерпение, потому что заканчивать не спешил…
Вере было жарко под скатертью, спина ее начала онемевать от жесткой поверхности стола, но Владимир Дмитриевич все раскачивался и раскачивался над ее телом под жалобный скрип дерева.
Вере было не столько больно, сколько противно, словно в нее кто-то с тупой сосредоточенностью вонзал палку от метлы.
Наконец Владимир Дмитриевич задергался, натянулся, словно струна, и громко выкрикнув имя Веры, обессиленно навалился на ее грудь, тяжело прижимая Веру к столу.
Она еще некоторое время ощущала в себе судорожное подрагивание его опадающей плоти, и, брезгливо сжав мышцы, вытолкнула его из своего лона, ожидая, когда же ее, наконец, оставят в покое.
Словно почувствовав это, Владимир Дмитриевич зашевелился.
С усилием поднявшись, он убрал скатерть с Вериного лица, и, глядя на девушку затуманенным взглядом, сказал:
— Вера, прости мне мою несдержанность, но ты была для меня самой желанной на свете!
— Уже «была»?.. — холодным тоном уточнила Вера, разглядывая лицо Владимира Дмитриевича и равнодушно отмечая на нем изменения, вызванные их близостью.
— Ну что ты! — поспешил поправиться тот, одновременно приводя в порядок свою одежду. — И была, и есть! И надеюсь, что и дальше так будет… — и он испытывающе глянул на нее.
— Посмотрим… — неопределенно сказала Вера, опуская взгляд.
Взбившиеся на животе пышной копной крахмальные юбки не скрывали ее тела. Но ее почему-то уже не смущало, что она лежит с широко разведенными ногами перед мужчиной, который откровенно разглядывает ее. В ней словно щелкнул какой-то тумблер, отключающий не только всяческий стыд, но и душевные терзания.
«Содержанка, так содержанка, — равнодушно подумала она. — Не он, так другие будут пользовать меня, пусть уж лучше будет пока он один».
— Вы не будете так любезны, снять меня со стола? Я совершенно не могу двигаться: все тело одеревенело, — сказала она, осуждающе глядя на Владимира Дмитриевича.
— О, прошу прощения! — воскликнул тот, и, подхватив Веру на руки, отнес ее к кровати. — В следующий раз мы используем это, более удобное, ложе…
Вера прожила с Владимиром Дмитриевичем почти три года.
Вначале у них были постоянные конфликты по разным поводам. Например, он любил, раздевшись перед ней донага, выставлять ей на обозрение свои мужские достоинства и спрашивать, как он ей нравится. Когда же она отвечала совершенно равнодушным голосом, что он очень красив, он сердился и кричал, что она его не любит, и уходил, оставляя ее одну на целые недели. Но потом он опять возвращался, и, вручая ей дорогие подарки, жарко шептал на ухо, что она, действительно, самая желанная для него женщина. В эти периоды примирения он водил ее днем на вернисажи, вечерами — в театр или ресторан, а ночью долго трудился над ее безучастным телом, пытаясь добыть хотя бы искру огня из ее ледяного равнодушия.
В общем-то, он относился к ней неплохо, и она со временем научилась убедительно изображать страсть в нужные для него моменты, в то же время сама при этом не чувствуя ничего, кроме желания, чтобы это скучное занятие осталось, наконец, позади.
В эти годы единственной страстью Веры было чтение, любовь к которому еще в далеком детстве привила ей мама. Книги помогали Вере избавляться от меланхолии, которая все чаще охватывала ее, особенно в дождливые осенние вечера.
Заметив у Веры страсть к литературе, Владимир Дмитриевич сначала огорчился, глупо приревновав ее к книгам и писателям, их написавшим, но потом сам стал приносить ей в подарок книжные новинки, и постепенно у Веры составилась неплохая библиотека.
Получая от Владимира Дмитриевича новую книгу, Вера радостно кидалась ему на шею и целовала его своими мягкими губами, что приводило не избалованного ее лаской Владимира Дмитриевича в полный восторг. Поэтому, когда Вера выразила желание заняться иностранными языками, Владимир Дмитриевич, ожидая новых проявлений благодарности, вызвался оплачивать ее уроки, и даже сам подыскал ей преподавательницу французского языка.
Ею оказалась молодая парижанка, оставшаяся без места в связи со скандальной историей, произошедшей между ней и четырнадцатилетним сыном хозяина, в доме которого она служила. Мальчишка попытался забраться к ней под юбку и получил цветочным горшком по носу. Хозяин тут же выгнал «мамзель», не только не пожелав выслушать ее оправданий, но даже не выплатив положенного жалования.
Вера, ожидая француженку в назначенный час, предполагала увидеть перед собой чопорную особу, но Жаклин оказалась веселой молодой женщиной, и они быстро нашли с ней общий язык.
Будучи обе в обиде на мужчин, они заключили негласный союз поддерживать друг друга и вскоре так подружились, что Вера пригласила Жаклин переехать к ней жить совсем, что вызвало некоторое неудовольствие у Владимира Дмитриевича, не без основания опасавшегося, что это может помешать ему предаваться плотским утехам с Верой.
С переездом Жаклин Вера как-то встрепенулась, и, словно пробудившись ото сна, вдохнула воздух полной грудью. Она оторвалась от своих книг и стала много времени проводить на прогулках.
Владимир Дмитриевич не раз, что называется, целовал замок, не заставая Веру дома, которая совершала променад с Жаклин по Невскому проспекту или Летнему саду, оживленно беседуя с ней по-французски.
Однажды вечером, проводив Владимира Дмитриевича в карточный клуб, Вера освежилась перед сном в ванне и решила зайти к Жаклин пожелать ей спокойной ночи.
Постучав в дверь, из-под которой пробивалась полоска света, Вера вошла в комнату.
Жаклин причесывалась, сидя перед зеркалом в прозрачной ночной рубашке. Верхняя люстра была потушена и лишь два небольших бра, висящих по бокам от зеркала, освещали комнату. В их мягком свете тело Жаклин было словно окутано дымкой струящейся вокруг него ткани.
— Какая ты красивая… — сказала Вера, подходя к ней.
— Правда, я тебе нравлюсь? — рассмеялась Жаклин, поворачиваясь к ней, и, проведя по своему телу рукой, сказала: — Несомненно, женское тело прекраснее, чем мужское. Чего стоят только вот эти замечательные штучки!..
Она, улыбаясь, спустила с плеч рубашку, оголяя свои груди, и едва касаясь, ласково провела по ним пальцами.
— Ты согласна со мной? — спросила она Веру, не переставая нежно поглаживать свои набухающие соски, которые стали похожи на маленькие розовые виноградины.
Вера, несколько смущенно наблюдавшая за ее действиями, кивнула. Она вдруг почувствовала, как ее собственные соски откликнулись на движения Жаклин — по ним как будто пробежали мурашки, заставляя их собраться в тугие горошины.
— О, я вижу, на твоих клумбочках тоже поднимаются дивные бутончики, — смеясь, воскликнула Жаклин, заметив, как под тонкой тканью пеньюара напряглись соски Веры. — Открой их, дай им свободу, — предложила она.
— Ну что ты! — Вера, краснея, прикрыла грудь рукой.
— А что? Нас же никто не видит, мы с тобой здесь одни, чего тут смущаться? — удивленно сказала Жаклин, поднимаясь и подходя к Вере. — Хочешь, я сама тебя раздену? Телу полезно дышать воздухом. Сколько же мы на него навешиваем одежды, а ему нужна свобода, простор! Снимай, снимай…
И не успела Вера возразить, как Жаклин мгновенно расстегнула ее пеньюар, и, сбросив его на кресло, начала стаскивать с Веры рубашку.
— Жаклин, подожди! — попыталась остановить ее Вера, но та, уже сняв с нее рубашку, отшвырнула ее в сторону и удовлетворенно оглядела обнаженное тело Веры.
— Да ты божественна! — воскликнула она восхищенно, поворачивая Веру к зеркалу. — Посмотри: как можно прятать такую красоту! Жаль, что мы с тобой не в Древней Греции. Там умели ценить женские прелести, не заставляя скрывать их под грубыми тряпками, называемыми приличной одеждой.
Вера смущенно смотрела на свое отражение. Было какое-то невыразимое удовольствие стоять нагой под восхищенным взглядом Жаклин.
А Жаклин придвинулась к ней, коснувшись ее обнаженной спины грудью, и сказала:
— Теперь я понимаю, почему твой Вольдемар бегает сюда так часто…
Вера нахмурилась.
Жаклин, заметив это, тихо спросила:
— Тебе плохо с ним?
— Не плохо. Просто никак. Я ничего не чувствую, кроме давления, когда он прикасается или погружается в меня, — откровенно ответила Вера.
— О, моя дорогая! — воскликнула Жаклин, и стоя за ее спиной, обняла Веру, крепко прижимаясь к ней своей грудью.
Вера вздрогнула от прикосновения Жаклин и замерла.
Жаклин, заметив это, спросила:
— Тебе неприятно, что я к тебе прикасаюсь?
— Нет, наоборот, — тихо ответила Вера и застенчиво взглянула в отраженные в зеркале глаза Жаклин.
Та расцепила руки и, глядя в зеркало на Веру, осторожно положила свои ладони на ее груди.
Вера ахнула.
Жаклин ласково погладила ее соски и слегка сжала пальцы.
— О, Боже! — выдохнула Вера. — Что ты делаешь, Жаклин?!
— Ничего особенного, просто прикасаюсь к тебе… Тебе нравится?
— Ничего такого я до этого не испытывала… — тихо призналась Вера, не отрывая взгляда от рук Жаклин.
Та продолжала ласкать ее грудь, и Вера, замирая от какого-то непривычного томления, следила за мельканием своих набухающих сосков между ее пальцами.
— Я тоже хочу прикоснуться к тебе, — едва слышно прошептала она.
Жаклин медленно вышла из-за спины Веры и встала перед ней, глядя на нее полными желания глазами.
Вера опустила взгляд на ее грудь, и вдруг неожиданно для себя склонилась и припала ртом к розовому соску Жаклин.
Жаклин вскрикнула и прижала голову Веры к себе.
Ощущая упругий сосок Жаклин у себя во рту, Вера начала его страстно посасывать, обводя языком, прикусывая его зубами, и чувствуя, как незнакомое ей до этого блаженство охватывает тело. Она нашла рукой второй сосок и стала пощипывать его, как до этого делала Жаклин с ее грудью.
Постанывавшая Жаклин, найдя груди Веры, тоже принялась ласкать их, терзая сильными щипками ее соски, отчего Вера почувствовала возбуждение совершенно в другом месте — ей вдруг безумно захотелось, чтобы кто-нибудь прикоснулся к ее лону, и даже вонзился в него. Сладко и тянуще заныл низ живота, а внутри все затрепетало, изливаясь жаром и влагой. Вере вдруг представилось, что где-то глубоко в ней бьется маленькая рыбка, жадно раскрывающая рот в поисках желаемой плоти. Это желание ее потрясло — до сего момента она даже представить себе не могла, как может чувствовать это место, которому все отводят роль сосредоточения наслаждения, неведомого Вере до сих пор. Сейчас бы здесь очень пригодился Владимир с его твердой плотью, так часто погружающейся в безучастное лоно Веры.
Вспомнив о нем, Вера вдруг ощутила, как картина недавней близости, когда она равнодушно наблюдала за движениями Владимира, глубоко вонзающегося в нее, сейчас вызывает в ней волну дикого возбуждения.
Она застонала и, опустив руку, прикоснулась к своему горячему лону.
Заметив это, Жаклин вдруг оттолкнула ее голову от своей груди и потянула Веру за собой к кровати.
— Тут нам будет удобнее, — прерывистым голосом пояснила она, и, дождавшись, когда Вера опустится на постель, нависла над ней, и, впившись поцелуем в ее губы, устремилась рукой к низу ее живота.
Ошеломленно отвечая на женский поцелуй, Вера нашла, что он ничем не отличается от мужского, разве что нежнее и бережнее.
Губы у Жаклин были мягкие, а язычок быстрый и трепетный, также как и пальцы, которые, осторожно раскрывая лепестки, прикрывающие лоно Веры, погружались в ее влажную горячую сердцевинку.
— О-о! — простонала Вера, резко насаживаясь на палец Жаклин. — Еще, еще!
Вдруг Жаклин, оторвавшись от Веры, метнулась к комоду, и, что-то вытащив из него, вернулась к постели.
— Вот что тебе сейчас нужно, я его всегда использую, когда хочу прикоснуться к себе глубоко-глубоко внутри, — сказала она, показывая Вере длинную резиновую палку. — Но сначала я…
И не договорив, она со стоном зарылась лицом у Веры между ног.
Та от неожиданности раздвинула бедра, чем вызвала у Жаклин еще один стон, а потом задохнулась сама — жаркий острый язычок Жаклин пробежал, порхая, по внутренней стороне Вериного бедра и вонзился в ее лоно, лаская его неистовыми жадными лижущими движениями.
Вера, ощущая, что откуда-то из глубины у нее поднимается дурманящая волна, захлестывающая ее тело негой, все шире разводила перед Жаклин ноги, раскрывая пальцами пульсирующий вход внутрь себя и убирая из-под трепещущего языка некстати попадавшиеся волоски.
Под прикрытыми веками Веры вскипали сполохи красного огня.
Вдруг чьи-то сильные руки подняли ее ноги вверх, язык Жаклин исчез, и на его место пришло нечто большее, ворвавшееся в Веру, до конца заполняя ее, и начавшее двигаться в ней…
— Сильней, сильней, — устремляя бедра навстречу упругому проникновению, молила Вера, не открывая глаз.
Ее мольба была услышана, движения внутрь ее тела стали более сильными и быстрыми. Каждый толчок все выше поднимал в Вере дикую волну восторга, она даже испугалась, что сейчас захлебнется в ней. Рыбка в глубине ее тела, наконец, получила желаемое угощение и жадно захватила его тугими губами, не давая ему вырваться.
В этот момент Жаклин накрыла ртом сосок Веры и начала терзать его, прикусывая и облизывая его, пощипывая при этом второй сосок острыми ноготками.
— А-а-а!.. — закричала Вера от невыносимого наслаждения, чувствуя, как знакомо и в то же время незнакомо бьется в ней мужская плоть, изливая внутрь нее влагу, горячим тягучим медом разливающуюся по ее лону.
Осознав, что это означает, она простонала:
— Владими-и-ир!.. Блаженство мое!..
— Вера-а!.. — неожиданно откликнулся его голос, и она почувствовала, как, покрывая ее жаркими кусающими поцелуями, к ней страстно прижались два горячих тела — Владимира Дмитриевича и француженки.
Вера почувствовала невыразимое счастье от удивительной гармонии, установившейся между всеми ее чувствами и ощущениями.
Больше Вера не ложилась в постель с Владимиром Дмитриевичем без Жаклин. Только в этом тройственном союзе она чувствовала, как ее тело откликается на его ласки, и благодарила судьбу за счастливую случайность, позволившую пробудить скрытые в ней эмоции. У нее не было неловкости перед Владимиром, заставшим ее с Жаклин в весьма пикантной ситуации. В конце концов, он сам обещал удовлетворить ее чувственность.
А тогда, случайно вернувшись с полпути за забытыми перчатками, Владимир Дмитриевич, услышав стоны из комнаты Жаклин, тихо открыл дверь и остолбенел на пороге, увидев слившиеся в страстном объятии две женских фигуры. Не долго думая, он освободился от одежды и, тихонько подкравшись к постели, осторожно отодвинул Жаклин от Веры.
Жаклин, увидев Владимира Дмитриевича, испуганно замерла, но когда он, не обращая на нее внимания, со страстью погрузился в тело Веры, она облегченно припала к ее груди, и, бросая взгляды на потемневшее от напряжения лицо мужчины, возбужденно засновала в себе резиновой палкой, продолжая неистово ласкать Веру.
Владимир Дмитриевич был очень доволен сложившейся ситуацией, наслаждаясь обновленной Верой, которая теперь не лежала безучастно под ним, а страстно выгибалась и толкала свое тело навстречу его движениям.
Без всякой ревности он смотрел, как Жаклин ласкает Веру, облизывая юрким языком ее соски или лоно. Однажды он даже попытался пристроиться к Жаклин сзади, когда та была занята Верой, но Жаклин, резко дернув бедрами, отбросила Владимира от себя, и на секунду оторвавшись от Вериной груди, коротко и зло сказала ему:
— Не смейте! Никогда!
С тех пор он послушно ожидал своей очереди овладеть Вериным телом, находя своеобразное наслаждение в созерцании бушующей средь взбитых шелковых простыней и многочисленных подушек розовой любви. Впрочем, ведущую партию в этом всегда вела Жаклин, сама Вера ниже ее груди в своих ласках не опускалась, хотя Жаклин, наверное, очень бы хотелось продолжения. Однако ей приходилось довольствоваться своей неизменной резиновой палочкой-выручалочкой, вызывая с ее помощью последний экстатический аккорд в своих чувственных развлечениях. Почему она не хотела, чтобы эту роль исполнил Владимир Дмитриевич, было не понятно, но навязываться он не хотел, боясь разрушить новые и еще хрупкие отношения.
А Вера буквально расцветала на глазах, в ее взгляде появился таинственный блеск, заставлявший и мужчин, и женщин на улице оборачиваться и долго смотреть ей вслед. Она шла по городу с таким отрешенно-умиротворенным выражением лица, словно знала какую-то тайну и бережно несла ее в себе, боясь расплескать.
Идиллия продолжалась несколько месяцев.
Владимир Дмитриевич, довольный и утомленный страстной любовью на троих, уходил от них поздно вечером. Дамы на ослабевших ногах тоже расходились по комнатам отдыхать перед новым днем и новой страстью. Впрочем, Жаклин часто приходила ночью в спальню к Вере и осторожно забиралась к ней под одеяло. Стараясь не разбудить Веру, она нежно освобождала ее грудь из-под рубашки, и, едва касаясь языком, подолгу ласкала ее соски.
Вера, конечно же, просыпалась, но делала вид, что спит, и тихо упивалась непередаваемо сладостными ощущениями, чувствуя, как у нее увлажняется между ног, а маленькая рыбка внутри вновь начинает трепетать ртом, требуя внимания к себе.
В одну из таких ночей Вера, словно во сне вздохнула, повела рукой, освобождаясь от одеяла, и развела ноги в немом призыве.
Жаклин тут же скользнула вниз и припала губами к раскрывшимся перламутрово-розовым губкам между точеных бедер Веры. Несколькими лижущими движениями она довела Веру до бешеного экстаза, который, как Вера смогла заметить краем охваченного стратью сознания, был несколько иным, нежели чем при соитии с Владимиром Дмитриевичем, с силой погружавшимся в нее и вызывавшим экстаз где-то очень глубоко внутри. Оргазм, вызванный легкими касаниями языка Жаклин, был другим — острым и разливавшимся по всей поверхности тела. Он был похож на порыв раскаленного ветра из пустыни, взметнувшего слепящие искры в костре, пылавшем в низу живота Веры.
Вскрикнув, Вера прижала голову Жаклин к своим бедрам, а потом, потянув француженку вверх, впилась губами в ее рот, ощущая на губах Жаклин яблочный вкус своего лона.
Притворяться, что она спит, она уже не могла, поэтому, прижимая к себе любовницу, Вера прошептала ей на ухо:
— Боже, это было так приятно!
— Мне тоже, — выдохнула в ответ Жаклин, — но я бы хотела довести дело до конца.
Она убежала к себе в комнату и вернулась оттуда со своей резиновой палкой.
Включив ночник в изголовье Вериной кровати, Жаклин затуманенными от желания глазами посмотрела на Веру, развела ее уже сведенные, было, бедра, и, облизав кончик резиновой палки, осторожно ввела ее в лоно Веры, потихоньку продвигая вглубь.
Ощутив прохладное прикосновение резины внутри себя, Вера вначале напряглась, но потом, расслабив мышцы, впустила в себя целиком заполнивший ее предмет.
Жаклин, тяжело дыша, села между ног Веры и вдруг ввела второй конец палки в себя. Выгнувшись, от чего ее роскошные груди с набухшими сосками устремились вверх, она оперлась руками позади себя и стала медленно двигать бедрами вперед, нанизываясь на палку.
Вера ощутила, как от движений Жаклин введенный в нее конец палки тоже заскользил внутри, и, подстраиваясь под ритм Жаклин, начала двигаться ей навстречу.
Жаклин застонала, почувствовав ее отклик, и ритмично задергала бедрами, создавая внутри и себя, и Веры восхитительную вибрацию, вызывающую нараставшее в них обеих удовольствие.
Вера приподняла свои бедра, настраиваясь на эту вибрацию, и вдруг почувствовала, как спазм оргазма, подкравшийся неожиданно, вновь обрушился на нее. Она забилась, вскрикивая от каждой пробегавшей по ее лону обжигающей волны, и едва расслышала такие же крики, вырывавшиеся у Жаклин.
Так добавилось еще одно открытие в копилке чувственных ощущений Веры. Она даже обнаружила в себе легкую влюбленность в Жаклин, раскрывшей ей потрясающие стороны близости.
Жаклин же чувствовала к Вере самую настоящую любовь, и, слегка ревнуя, следила за Владимиром Дмитриевичем, разделявшим с ней постель Веры. Она была счастлива, когда он оказывался занят и не мог прийти к ним. В эти дни Жаклин окружала Веру такой трогательной заботой, что у той наворачивались слезы.
Стараясь отблагодарить подругу, Вера тайком от Владимира Дмитриевича покупала ей в магазинах маленькие, но очаровательные подарки. Жаклин с удовольствием принимала их, хотя для нее гораздо большим подарком был постоянный доступ к телу Веры. Она даже в свою очередь подарила ей платье, расстегивающееся спереди, чтобы в любое время дня можно было подойти к Вере, и, распахнув его, припасть ртом к ее груди. Она так развила чувственность Вериных сосков, что та начинала ощущать сильное возбуждение, стоило Жаклин прикоснуться к ним даже ненароком.
Так промелькнула осень, которую Вера, наполненная новыми и ошеломляющими эмоциями, перенесла довольно легко, несмотря на то, что шли те же серые дожди, так нелюбимые ею и обычно наводящие на нее черную меланхолию.
Потом пролетела долгая зима, которую они втроем провели довольно весело, много катаясь по городу, посещая выставки и благотворительные балы, а по вечерам согревая друг друга в жарких объятиях. Но когда пришла весна, которая, казалась, должна была привнести в их жизнь еще больше тепла и страсти, захлестывая всех живых существ огнем обновления, вдруг что-то изменилось.
Началось с того, что Владимир Дмитриевич, неожиданно получивший повышение по должности, стал реже появляться у них, ссылаясь на занятость, объяснимую карьерными соображениями.
А в один из визитов, когда Жаклин удалилась в свою комнату после их очередного любовного сеанса на троих, он, лежа в постели с Верой, вдруг тихо спросил ее:
— Дорогая, не считаешь ли ты, что пора расстаться с Жаклин? Она уже выполнила свои обязанности преподавательницы французского языка, — он усмехнулся, почувствовав неожиданно проявившийся эротический подтекст в последних словах. — Я бы не хотел больше оплачивать ее услуги…
Вера растерянно посмотрела на него:
— Тебе наскучили наши маленькие удовольствия?
— Конечно, нет! — с иронией улыбнулся он, беря ее за руку. — Однако в обществе уже начинают поглядывать на нас с любопытством. А я бы не хотел быть объектом повышенного внимания или толков, учитывая мое нынешнее положение. Мне кажется, что нужно положить конец нашему ненормальному поведению. Бог создал женщину для мужчины, а все остальное — это порок, блуд и извращение. Более того, не скрою, что меня, как мужчину, несколько задевает то, что ты так страстно принимаешь мои ласки, только пройдя через рот Жаклин.
— Боже мой, Владимир, когда это стало тебя беспокоить? — удивилась Вера. — Мне казалось, что это представляло для тебя некоторую притягательную пикантность.
— Да, это, действительно, так, но это не значит, что это хорошо, — сказал Владимир Дмитриевич, отворачиваясь от Веры. — Меня начинает все это угнетать, поскольку я понимаю, что наше с тобой поведение до Жаклин было гораздо естественней и целомудреннее, чем при ней. Она нас ввергла в порок, сделав себя незаменимым возбудителем в наших отношениях, а ведь это отвратительно!
— Но, Владимир… — попыталась возразить Вера.
Но он не стал слушать, и резко повернувшись к ней, вдруг навис над ее телом:
— А не лучше ли вот так — только мы с тобой? — спросил он и впился в ее губы жестким и жадным поцелуем.
Вера приоткрыла губы, впуская его сильный язык к себе в рот, и чуть подалась навстречу. Но Владимир Дмитриевич, прервав поцелуй, быстро наклонился и начал облизывать и покусывать Верины соски, вызывая в ее теле болезненно-страстные всплески, но они, как с удивлением ощутила Вера, были не так захватывающи и сладки, как с Жаклин.
«Наверное, я, и правда, ненормальная», — расстроенно подумала она, чувствуя, что в ней нарастает отвращение от прикосновений Владимира Дмитриевича.
А тот, не обращая внимания на Веру, продолжал упиваться ее грудью, которая в последнее время выглядела гораздо пышнее, чем раньше, словно страсть последних месяцев придала ей дополнительный объем.
Постанывая, Владимир Дмитриевич навалился на Веру, и широко разведя ей ноги, рывком вошел в ее лоно.
Кроме боли и отвращения это не вызвало у Веры никакой реакции. Она попыталась остановить Владимира Дмитриевича, но было уже поздно. Он, как тетерев на току, настроившись на собственные ощущения, не слышал ничего, и погружался в Верино тело, не обращая внимания, что она лежит под ним, словно окаменев.
Наконец, с криком выплеснувшись в нее, он откатился от Веры и спросил задыхающимся голосом:
— Дорогая, в чем дело? Тебе не понравилось?
— Ты был груб и невнимателен, — тихо ответила она, кусая губы в попытке сдержать слезы. — Ты все испортил!
— Что я испортил?! — возмущенно произнес он, открывая глаза. — Ну что? Это ты просто оказалась настоящей лесбиянкой. То-то я не мог понять раньше, почему это ты так холодна со мной!
Впервые они заговорили об этом, до этого Владимир Дмитриевич не предъявлял Вере подобных обвинений.
Но сейчас он безжалостно выкрикнул ей в лицо:
— Ты просто не способна получать удовольствие от мужчины!
— Неправда! — воскликнула, впервые повышая на него голос, Вера. — Просто все мужчины, которые были в моей жизни, оказывались грубыми животными!
— Что?! — прошипел он, вскакивая и угрожающе нависая над Верой. — Это я — животное?!
Вера без страха смотрела на своего разъяренного любовника, и, заметив, как с его уже обвисшей плоти стекает тягучая капля семени, брезгливо отвернулась.
Владимир Дмитриевич, увидев выражение ее лица, начал быстро одеваться, предварительно обтерев живот и другие части тела Вериным пеньюаром.
Уже у самого порога он повернулся к Вере и сказал звенящим от злости голосом:
— Короче говоря, дорогая, выбирай: либо твоя лизунья, либо я. Решение за тобой. Оплачивать Жаклин я больше не буду, и третьим лишним в твоей постели тоже быть не намерен! Так что думай!
Он рывком распахнул дверь, от которой тут же отпрянула, подслушивающая за ней Жаклин.
Наградив ее уничтожающим взглядом, Владимир Дмитриевич прошел мимо, и вышел из квартиры, хлопнув дверью.
— Что случилось? — встревоженно спросила Жаклин, входя в спальню к Вере.
— Жаклин, закрой, пожалуйста, за ним дверь, — усталым голосом попросила Вера.
Француженка поспешила в прихожую, и, закрыв на ключ входную дверь, вернулась к Вере.
— Он опять меня изнасиловал… — тихо сказала Вера. — У меня все внутри болит и очень хочется смыть с себя всю эту гадость…
— Вот мерзавец! — воскликнула Жаклин. — Откажи ему от дома, Вера, почему ты должна его терпеть! Он тебе не муж…
Вера тяжело вздохнула, но промолчала.
— Я сейчас приготовлю тебе ванну, полежи пока, — сказала француженка, выбегая из комнаты.
Через несколько минут она вернулась с дымящейся чашкой в руках.
— Вот, выпей липового чая, он успокаивает. Вода для ванны уже греется, я сама тебя вымою, — сказала она, передавая Вере чашку с душистым чаем.
Сев на постель рядом с Верой, Жаклин сочувственно посмотрела на нее и тихо спросила:
— Он требует, чтобы мы расстались?
— Да, — сказала Вера. — Но я этого не допущу, ты единственный родной и понимающий меня человек.
— И что ты намерена делать? — осторожно поинтересовалась Жаклин. — Если надо, я могу пойти работать, чтобы вносить свою долю в наши расходы.
— Не волнуйся за это, я хоть и не очень богата, но у меня достаточно средств, чтобы обеспечить наше существование. У нас ведь нет особых запросов, — сказала, грустно улыбнувшись, Вера. — К тому же я бы не хотела, чтобы кто-нибудь из твоих учеников опять попытался заглянуть к тебе за корсет.
— Спасибо, Верочка, я буду тебя во всем поддерживать, все для тебя сделаю! — воскликнула Жаклин, и, схватив руку Веры, порывисто поцеловала ее.
— Ну что ты! — вырвала у нее руку Вера. — Перестань! Зачем это?
— Я люблю тебя… — глядя на нее глазами, полными обожания, призналась Жаклин.
— Я тоже люблю тебя, — сказала Вера, и, почувствовав, что у нее наворачиваются слезы на глаза, поставила чашку на столик рядом с кроватью и протянула руку к Жаклин.
Та бросилась к ней в объятия, и они вдруг вместе заплакали, утыкаясь лицом друг другу в плечо.
— Боже мой, да что же это мы плачем? — воскликнула через несколько минут Жаклин, и, вытирая слезы, принялась уговаривать Веру: — Мы с тобой — молодые, красивые, одетые, сытые, что же мы плачем? Пусть другие плачут, а мы, Верочка, начнем новую жизнь, жизнь без мужчин. Вставай, пойдем смоем с тебя прошлое! Вода уже, наверное, согрелась.
Помогая подняться Вере с постели, она протянула ей пеньюар.
Вера брезгливо отшвырнула его на пол:
— Не трогай его, он им вытерся…
— Вот мерзавец! — опять повторила Жаклин и поддала пеньюар ногой, заталкивая его под кровать. — Я бы этим мужчинам еще в детстве удаляла все выступающие части!
— Как! И нос тоже?! Это было бы очень не эстетично… — вытирая еще не высохшие слезы, рассмеялась Вера.
— Вот молодец! — тоже рассмеявшись, похвалила ее Жаклин. — К жизни нужно относиться с юмором, шутишь — значит существуешь! Все будет хорошо! Пойду, воды в ванну налью, — и она вышла из комнаты.
Вера, достав из комода чистый пеньюар и рубашку, отправилась в ванную, стараясь не накапать на ковер семенем, обильно выпущенным в нее Владимиром Дмитриевичем.
Жаклин уже разводила в ванне воду, опустив туда несколько кристалликов ароматической соли.
— Забирайся, я вымою тебя, — скомандовала она.
Когда Вера погрузилась в теплую воду, Жаклин взяла махровую рукавичку, и, намылив ее, принялась обмывать тело Веры, ласково разговаривая со всеми частями, к которым она прикасалась.
Вера почувствовала себя маленькой девочкой и блаженно закрыла глаза, отдаваясь заботливым рукам Жаклин.
А Жаклин, вдруг быстро раздевшись, тоже забралась в ванну, благо она была просторной, и продолжила мыть Веру. Когда она добралась до лона Веры, осторожно вымывая из него пальцем остатки семени Владимира Дмитриевича, Вера открыла глаза. Не смотря на легкую боль, оставшуюся в ее лоне после грубого совокупления с Владимиром, она почувствовала возбуждение.
«Значит, я, действительно, лесбиянка», — подумала она, и на этот раз не ощутила никакого смущения при этой мысли.
Приподнявшись, она с удовольствием поцеловала сосок Жаклин, и сказала:
— Давай, теперь я тебя помою.
Погрузив руку в воду, она нашла шелковистый лобок Жаклин и начала осторожно обмывать его. Жаклин вдруг с силой прижала ее руку к себе, заставляя пальцы Веры погрузиться в свое лоно. Это было очень приятно и необычно, тем более, что Вера до этого никогда не прикасалась к Жаклин в этом месте, и ей вдруг захотелось поближе узнать его. Она пошевелила пальцами, вызвав у Жаклин стон, отозвавшийся в животе у самой Веры всплеском желания.
Почувствовав одновременно охватившее их сильное возбуждение, они быстро домылись, и, выбравшись из ванной, бегом помчались в постель, оставляя на ковре мокрые следы.
Едва успев добраться до кровати, Вера набросилась на Жаклин, страстно целуя ее и обглаживая нетерпеливыми руками все ее тело. В эту ночь она впервые прикоснулась губами к лону Жаклин, и, не ощутив никакого дискомфорта, пожалела, что раньше этого избегала. Наоборот, ей очень понравилось прикасаться губами к нежным влажным складочкам между ног Жаклин, раздвигать их языком или всасывать в рот.
Почувствовав, как под упругим натиском ее языка плоть Жаклин подается, раскрываясь и пропуская ее внутрь, она чуть отстранилась, и, приоткрыв складочки, с любопытством заглянула внутрь, поскольку ей никогда не приходилось видеть женское лоно так близко.
Припухшая плоть окружала небольшую затемненную пещерку, которая влажно поблескивала розовыми стеночками, скрывающими более глубокий вход внутрь тела Жаклин. Вера осторожно погрузила туда палец, и, почувствовала, как сжавшиеся мышцы лона Жаклин туго обхватили его, медленно пропуская ее палец внутрь.
Высвободив палец, Вера провела языком по этой нежной плоти, и, обнаружив на ее вершинке тугую горошинку, начала ее перекатывать кончиком языка, вызвав у Жаклин новый стон.
Вера вспомнила, что ей тоже нравилось, когда Жаклин прикасалась к ней примерно в этом месте.
— Что это? — спросила она, открывая складочку, прикрывающую розовый бугорок и, едва касаясь губами, бережно поцеловала его.
Дернувшись от этого прикосновения, Жаклин ответила прерывающимся голосом:
— Это клитор, что-то типа начала мужской плоти. Он очень чувствительный.
Улегшись поудобнее, Вера принялась длинными лижущими движениями ласкать лоно Жаклин. С непривычки у нее вскоре свело челюсти, язык начало слегка саднить, но она не останавливалась, чувствуя, как тело Жаклин напрягается, выгибаясь навстречу ее рту, и возбуждаясь от этого сама.
— Я хочу, чтобы тебе было хорошо! — сказала Вера, на секунду отрываясь от Жаклин, и с новой силой принялась вылизывать ее лоно.
— O, manefic! — простонала в ответ Жаклин, раскрываясь ей все больше навстречу. — Возьми палку!
— Нет, я хочу, чтобы ты почувствовала экстаз от моего прикосновения! — возразила Вера, задыхавшаяся от переполнявшей ее страсти.
Тогда Жаклин вдруг потянула ее наверх, а сама быстро перевернувшись, сказала:
— Так мы сможем одновременно ласкать друг друга, — и раскрыв губки, прикрывающие лоно Веры, припала к нему губами.
Вера, мгновенно оценив преимущества этой позы, тоже вернулась к клитору Жаклин, втянув его в рот и лаская его спинку языком. Так, похлестывая друг друга яростной атакой трепещущих языков, они вместе достигли оргазма, затопившего их тела безумным блаженством, после которого они рухнули на постель, не в силах пошевелиться, и тут же уснули.
Проснулись они от яркого света, вспыхнувшего в комнате.
Открыв тут же заслезившиеся от света глаза, Вера увидела Владимира Дмитриевича и еще двух мужчин, находящихся в ее спальне. Все они были хорошо «подшофе».
— Что вы здесь делаете?! — вскрикнула в страхе Вера, пытаясь натянуть на свое обнаженное тело простыню.
Владимир Дмитриевич, подойдя к ней, вырвал у нее из рук простыню и прошипел:
— Только не вздумай кричать! Иначе вам обоим будет плохо!
— А мы, напротив, хотим, чтобы вам было хорошо… — добавил чей-то веселый голос, и Вера узнала одного из их общих знакомых, молодого чиновника из министерства, где работал Владимир Дмитриевич.
Она почувствовала себя совершенно беспомощной под откровенными взглядами мужчин.
Стараясь взять себя в руки, она холодно спросила:
— Что вы намерены делать?
— Ты оскорбила меня, сказав, что тебе было со мной плохо, потому что я грубое животное. А я ведь тебя любил, — заплетающимся голосом произнес Владимир Дмитриевич. — Так вот, я хочу посмотреть, как ты поведешь себя с другим мужчиной. Он будет нежен, но я докажу тебе, что ты бесчувственна к мужской любви, потому что тебе больше нравятся утехи с себе подобными! — и он грубо схватил ее за руку.
— Не прикасайся ко мне! — взвизгнула Вера и взмолилась, обращаясь к стоящему рядом молодому человеку, который уже снял сюртук и расстегивал брюки: — Максим Васильевич! Вы-то хоть опомнитесь, вас ведь я не оскорбляла!
— Не волнуйтесь, Вера Николаевна, мы вас тоже оскорблять не собираемся, — ответил он, улыбаясь, и быстро освободившись от остатков одежды, подошел к постели.
Его плоть была уже наготове.
Вера шарахнулась к до сих пор молчавшей Жаклин, которая забилась в изголовье постели и следила оттуда с ужасом за происходящим.
— Ну что вы, право, Вера Николаевна! — укоризненно сказал Максим Васильевич. — Мы к вам со всей душой, а вы так холодны… Неужели Владимир Дмитриевич прав, и вам больше по вкусу любовь этой маленькой француженки? — он перевел взгляд на Жаклин. — Иди сюда моя птичка, давай вместе убедим Веру Николаевну, что ничего страшного не происходит.
Жаклин не двинулась с места, тогда Максим лег на кровать, растянувшись рядом с ними и выставив свою вздыбившуюся плоть на всеобщее обозрение.
— Друзья, а что вы там стоите? — спросил он, одновременно кладя руку на бедро отшатнувшейся от него Веры.
Владимир Дмитриевич суетливо начал раздеваться, а третий мужчина, стоящий у дверей, просто расстегнул брюки, и, высвободив из них огромный багрово-синий член, перевитый голубыми венами, подошел к кровати.
— Ты, говорят, француженка? — обратился он к Жаклин. — Покажи мне, как умеют любить французы! — и он поднес прямо к ее губам чудовищно большую головку своего члена.
Владимир Дмитриевич заинтересованно остановился, перестав раздеваться, наблюдая, что сделает Жаклин. А та, вдруг приоткрыв рот, лизнула предлагаемую ей плоть, отчего член мужчины дернулся, а он сам с силой втянул воздух сквозь зубы. Тогда Жаклин, привстав немного, облизала головку, а потом, приоткрыв губы, взяла ее в рот.
Вера ошеломленно смотрела на нее, и даже не успела в первый момент среагировать, когда Максим прижался к ней своей возбужденной плотью, и зашептал ей на ухо:
— Вот видите, Вера Николаевна, ваша подруга и Красавин уже заняты делом, а что же мы? — и он накрыл ее грудь ладонью.
— Прекратите! — попросила она, отодвигаясь от него, но он вдруг быстрым движением повернул ее к себе спиной и прошептал: — Смотрите на них, видите, как им приятно? Наслаждайтесь зрелищем чувственной любви, вам это поможет расслабиться.
Он крепко держал ее за талию, прижимая ее ягодицы к своему животу и упираясь в них возбужденной плотью.
Вера замерла, действительно, глядя, как Жаклин старается над плотью Красавина. В этом было что-то очень отталкивающее и очень возбуждающее. Красавин хрипло постанывал, толчками погружая свой член в рот Жаклин.
— Давайте чуть-чуть к ним подвинемся, — предложил Максим и подтолкнул Веру вперед своим телом.
Когда она подвинулась почти вплотную к Жаклин, он протянул руку из-за ее спины и прикоснулся к возбужденным соскам француженки.
— Она, действительно, хороша! — сказал он, и вдруг воскликнул: — Красавин, да лягьте вы, ради Бога, в ногах правды нет, а девушке будет удобнее ласкать вас.
Красавин послушно рухнул на кровать, а Жаклин, встав на колени, склонилась над ним, вновь беря в рот его багровую плоть.
— Ты не хочешь сама так сделать? — спросил на ухо Веру Максим.
— Нет! — Веру всю передернуло.
— А я бы не отказался, если бы ты также приласкала меня, — прошептал он, жарко дыша ей в ухо. — Я давно тебя хочу, — и он положил свою руку Вере на лобок.
Смиряясь с неизбежным, Вера не стала сопротивляться. Она постаралась успокоиться и принять происходящее, как еще одно испытание, выпавшее на ее долю. За все нужно платить, сегодня вечером она испытала блаженство, занимаясь любовью с Жаклин, тем самым подтверждая обоснованность обвинения Владимира Дмитриевича, что она лесбиянка. Но сейчас, ощущая чужие мужские пальцы, осторожно проникающие внутрь нее, она почувствовала, что ей это тоже нравится.
— Только не делайте мне больно, — попросила она, поворачивая к нему лицо.
— Хорошо, не буду, — пообещал Максим и поцеловал ее в шею.
Вера закрыла глаза, сосредоточиваясь на движениях его пальцев, как вдруг постель прогнулась под тяжестью еще одного тела.
Сзади раздался тихий смех Максима.
Вера открыла глаза, и увидела, как обнаженный Владимир Дмитриевич опустился позади стоящей на коленях спиной к нему Жаклин, нацеливаясь войти в нее сзади.
— О боже, Владимир, не делай этого! — рванулась к нему Вера. — Если уж так тебе хочется, то возьми меня, но не трогай ее!
Но тот отмахнулся от Веры:
— С тобой я уже закончил, а вот эту недотрогу нужно наказать, — и он с силой вошел в незащищенное отверстие рядом с лоном Жаклин.
Та громко закричала от боли, падая на Красавина, но Владимир Дмитриевич, быстро закрыв ей рот ладонью, навалился на них обоих и, рыча от мстительного удовольствия, начал входить в тугую и не готовую к такому бурному совокупления дырочку.
— Боже мой, он же ее покалечит! — вскрикнула Вера, пытаясь оттащить своего бывшего любовника от Жаклин, но Максим удержал ее на месте.
Остановил это истязание сам Карсавин, который возмущенно скинул Владимира Дмитриевича с себя и Жаклин, и, прижав к себе плачущую девушку, выругался:
— Володя, вы — мерзавец! Во-первых, не дали мне закончить, во-вторых, зачем же доставлять девочке такую боль? Вы же могли порвать ей что-нибудь внутри! Мы о таком не договаривались! И я не хочу в этом участвовать!
Он, осторожно отодвигая от себя плачущую Жаклин, встал, но она, рыдая, вцепилась в его руку, умоляя:
— Сударь, не оставляйте меня с ним! Я готова всю ночь ласкать вас, только не оставляйте меня с ним!
Владимир Дмитриевич, немного протрезвевший, спохватился и тоже стал уговаривать его:
— Красавин, прости, не уходи, мы еще не закончили. Прости и ты, Жаклин, я не хотел тебе делать больно, просто мне обидно стало, что ты меня за все это время ни разу к себе не подпустила, а Красавин только попросил — и ты ему с радостью показываешь французскую любовь… — он схватил за руку Красавина, усаживая его обратно на кровать. — Ложись, раздевайся, вся ночь еще впереди, нам нужно еще с Верой разобраться! Я хочу, чтобы мы все овладели ею. Кстати, Максим, что же вы тянете? Берите ее! Я очень хочу посмотреть на это волнующее зрелище.
Вера вздрогнула, встретившись с его злым пьяным взглядом, шарящим по ее телу.
— Друзья, а хотите посмотреть, как они с Жаклин вдвоем развлекаются? — продолжил Владимир Дмитриевич, обращаясь к Карсавину и Максиму. — Вера покажи, как тебя твоя француженка вылизывает! Эй, Жаклин, ты в состоянии полизать своей подружке между ног?
Жаклин, вытирая слезы, испуганно кивнула.
— Нет, так дело не пойдет! — вмешался Максим. — Давайте обойдемся без насилия. Мы взрослые люди, и вполне способны доставить друг другу удовольствие. Карсавин, в самом деле, раздевайтесь, а вы, Владимир Дмитриевич, держите себя в руках, или лучше сходите в ванную и приведите себя в порядок, у вас на бедрах кровь…
— Боже мой, откуда? — испугался тот, действительно, заметив на своем теле зловещие пятна. Он с ужасом оглянулся на Жаклин: — Неужели я ей, и, правда, что-то повредил?! Господа, что же теперь делать?!
— Я уже сказал вам, что делать! — проворчал Максим, отрываясь от Веры и вставая. — Идите в ванную.
Владимир Дмитриевич послушно выскочил из комнаты.
— А вам, Карсавин, придется немного потерпеть, — сказал Максим, обходя кровать. — Нужно осмотреть Жаклин…
Подойдя к девушке, он положил ей руку на плечо:
— Птичка моя, давай посмотрим, что этот грубиян сделал с тобой…
Жаклин испуганно отшатнулась от него.
— Не бойся меня, я тебе не причиню боли, только посмотрю… — продолжал ласково уговаривать ее Максим, удерживая ее за ноги и пытаясь развести их в стороны.
Карсавин, так недавно постанывавший от прикосновений язычка Жаклин, тоже проникся к ней сочувствием и сказал:
— Малышка, не противься, Максим Васильевич хочет помочь тебе…
Жаклин нехотя развела ноги.
Бросив взгляд на открывшуюся ему картину, Максим помрачнел:
— Вера Николаевна, у вас есть водка или спирт?
— Анисовая и с кардамоном, — ответила Вера, с тревогой глядя на посуровевшее лицо молодого человека.
— Несите! — коротко приказал Максим.
— Вы хотите ей прямо туда?!.. — догадалась Вера и ахнула, представив, какую боль еще раз придется испытать Жаклин.
— Ничего не поделаешь! — огорченно сказал Максим, внимательно оглядев поврежденное место. — Этот варвар надорвал бедную птичку в нескольких местах… Хорошо бы чего-нибудь обезболивающего…
— У меня есть настойка опия, — сказала Вера, и, накинув на себя пеньюар, пошла к комоду за лекарством, которым она пользовалась при женских болях, ежемесячно донимавших ее.
Вытащив небольшую плоскую бутылочку и полотняный мешочек, где у нее лежала заготовленная корпия, она протянула все это Максиму и сказала:
— Я сейчас принесу из буфета водку, а вы пока дайте Жаклин настойку.
Боясь столкнуться в коридоре с Владимиром Дмитриевичем, явно пребывавшим не в себе, Вера быстро вернулась из столовой с пузатым графином водки на подносе, и присела на край кровати рядом с Жаклин, тихо постанывавшей от боли, в ожидании, когда опий начнет действовать.
Вскоре Жаклин перестала стонать, глаза ее стали сонными, а лицо слегка порозовело.
Максим, открыв графинчик, щедро плеснул водки на комок корпии и склонился между разведенных ног француженки.
— Карсавин, придержите девушку, — попросил он и быстрыми движениями начал смачивать кровоточащие ранки водкой.
Жаклин вскрикнула, вырываясь, но Карсавин, крепко держащий ее за руки, вдруг наклонился и начал усиленно дуть на ранки, стараясь облегчить Жаклин боль. Это было так забавно, что и Максим, и Вера, невольно рассмеялись, переглянувшись друг с другом.
— Ну вот, пока все. До свадьбы заживет! — удовлетворенно сказал Максим, закончив болезненную процедуру. — Будем надеяться, что это не причинит большого вреда нашей птичке, хотя ей и предстоит некоторое время помучиться, особенно при общении с ночной вазой…
Положив использованную корпию на поднос, Максим легко вскочил и, не одеваясь, унес его вместе с водкой из комнаты.
А Карсавин уложил Жаклин к себе на плечо, и, осторожно поглаживая ее по спине, прижал девушку к своему обнаженному телу, словно беря ее под свою защиту.
Вера в нерешительности сидела рядом с ними на кровати, не понимая, что же ей сейчас предпринять. Ситуация была какая-то безумная…
Вернулся Максим, ведя под руку Владимира Дмитриевича.
— Садитесь, сударь! Натворили дел, теперь останетесь без сладкого! — сказал он, усаживая Владимира Дмитриевича на стул в углу комнаты.
После этого он оглянулся на Веру, и, стремительно преодолев расстояние между ними, оказался рядом с ней.
— Вера Николаевна, здесь достаточно тепло, не нужно вам это вовсе! — внушительно сказал он, снимая с нее пеньюар.
Отделавшись от мешавшего ему одеяния, он мягко надавил на Верино плечо, принуждая ее лечь на спину. Его плоть, только что пребывавшая в вынужденном спокойствии, вновь налилась силой и упруго покачивалась в нетерпеливом ожидании.
Вера с тоской посмотрела на Максима и обреченно закрыла глаза, заранее смиряясь со всем тем, что последует дальше.
Заметив ее обреченный взгляд, Максим, видимо, передумал сразу же овладевать ею, и, помедлив, обратился к Владимиру Дмитриевичу:
— Сударь мой, так в чем вы хотели убедиться? Реагирует ли Вера Николаевна на мужские прикосновения? Мне кажется, что да… — и он, склонившись над Вериной грудью, медленно провел по ней языком, зацепив по пути ее сосок, тут же съежившийся от его влажного прикосновения. — Вера Николаевна, дорогая, расслабьтесь, я буду нежен.
Но Вера и так не чувствовала себя напряженной, она лежала с плотно закрытыми глазами, прислушиваясь к тому, как язык Максима трепетно скользит по ее груди, оставляя после себя влажные прохладные дорожки. Он неспеша кружил вокруг ее сосков, лишь изредка возвращаясь к ним, и Вера вдруг почувствовала, что ей хочется, чтобы его прикосновения к ее соскам были чаще, а через какие-то мгновения она поняла, что хочет, чтобы он вообще не отпускал ее соски из своих губ, а грубо терзал их, кусая их нежные вершинки.
— Сильнее! — неожиданно вырвалась у нее мольба.
Максим тут же прихватил ее сосок зубами и потянул его на себя, поглаживая языком его кончик.
Жадная рыбка тут же всплыла из глубины…
Вера застонала и подалась навстречу к Максиму, тут же почувствовав, как его закаменевшая плоть до боли прижалась к ее бедру. Но она не стала отстраняться, а наоборот, поёрзав, подвела под его подрагивающую вершинку свое лоно и резко вскинула бедра, рывком погружая плоть Максима в себя.
Для нее вдруг перестало существовать окружающее, она совершенно забыла, что рядом находятся еще три человека, которые, затаив дыхание, наблюдали за нею.
Максим вскрикнул, не ожидая от нее такого напора, но потом, ощутив, как плотно она его обхватила руками, мгновенно перевернулся на спину, усаживая Веру на себя.
— Сама! — приказал он, подаваясь ей навстречу и глядя на нее безумными глазами, заволоченными страстью.
Вера не поняла его. Она впервые оказывалась в такой странной позе, словно верхом на мужчине. Ей было немного страшно и почему-то казалось, что, если он сделает еще раз такое же резкое движение навстречу, она упадет с него, как с норовистого скакуна.
— Ну что же ты замерла? — нетерпеливо спросил Максим, подкидывая ее на себе бедрами, отчего его плоть еще глубже вошла в нее, но ей это неожиданно понравилось.
Вера нерешительно приподнялась и вновь опустилась на Максима. Он застонал, закрывая глаза, но это вдруг вызвало у нее протест.
Наклонившись к нему и скользнув по его груди сосками, она тихо попросила:
— Не закрывай глаза, смотри на меня, я хочу тебя видеть.
Он открыл глаза и посмотрел на Веру.
Продолжение следует…
Царица горы
Это случилось несколько лет назад, когда я, аспирантка С-кого горного института, принимала участие в экспедиции, занимавшейся раскопками древних курганов в Средней Азии. Экспедиция подходила к концу, на завтра планировался отъезд в город. Работы были завершены, но мне не давал покоя один раскоп. Коллеги спешили на прощальный ужин, а я, сказав, что хочу последний раз осмотреть раскопки, осталась у курганов. Когда все ушли, я подошла к кургану, казавшемуся мне самым таинственным. Пройдя по наклонному ходу, ведущему в глубь кургана, я оказалась в небольшой пещере, служившей местом упокоения одного из древних повелителей этих мест. Все, что представляло интерес для археологов, было вынесено нашей экспедицией для дальнейшего изучения. Но я, почему-то, испытывала странное сексуальное возбуждение всякий раз. когда оказывалась в центре этого кургана. Вот и сейчас какая-то неведомая сила заставляла меня оставаться здесь в поисках чего-то неизвестного. Я передвигалась из угла в угол пещеры, испытывая то усиливающееся, то ослабевающее возбуждение, пока не оказалась в одном месте, где мое возбуждение достигло предела. Мне захотелось скинуть с себя всю одежду и пойти навстречу неизвестности. Уже ничего не соображая, я стянула с себя свитер, скинула джинсы. Немного постояв, сняла лифчик и, чуть поколебавшись, — трусики. Надо ли говорить, что все предметы моего туалета были разбросаны по пещере, так как я совершала свой стриптиз, продвигаясь все дальше и дальше. И только оставшись совершенно обнаженной, я подумала о том, что должна была давно упереться в стену пещеры. В руках у меня был небольшой фонарик. Осветив окружающее меня пространство, я поняла, что нахожусь в узком боковом проходе, идущем от главного зала.
Непонятно, почему его никто не заметил раньше. Мне захотелось броситься назад, и, собрав одежду и приведя себя в благопристйный вид, вернуться в лагерь и присоединиться к моим товарищам, весело отмечавшим окончание экспедиции. Но вместо этого я продолжала двигаться по узкому коридору. Вперед, навстречу неизвестности.
Обнажена и свободна! (Вспомнив Маргариту). Вскоре стены коридора расступились, и я оказалась в зале, имевшем форму пирамиды, точнее тэтраэдра. Песчаный проход остался позади, а я стояла на идеально отполированном каменном треугольном полу. Еще три таких же треугольника образовывали стены, смыкавшиеся в одной точке почти у меня над головой. Центр зала также занимал тэтраэдр, в гранях которого были устроены лестницы, а срезанная верхушка представляла собой ровную площадку. Поднявшись по холодной лестнице, я поняла, что достигла цели своего путешествия. Страх, любопытство и невероятное возбуждение содрогали мои тело и душу. Опустившись на колени, я открыла стоявший посреди площадки ларец. Извлекая один за другим какие — то предметы, завернутые в мягкую ткань, я обнаружила на дне ларца древний фолиант. Открыть его, однако, не удалось. Красивые обложки были стянуты металлическими скобами, соединенными маленьким замком. Но то, что было изображено на обложке, потрясло меня до глубины души. Прекрасная девушка, лишенная всякой одежды, сидела на голой скале.
Ее руки и ноги были закованы в красивые браслеты. Такие же обручи красовались у нее на шее и на талии. Ее высокая грудь была охвачена бюстгалтером, состоявшем из двух металлических колец, соединенных застежкой с красивым прозрачным камнем.
Ноги были широко раздвинуты, на лобке и половых губах отсутствовали даже намеки на какую — либо растительность. Вместо нее в большие половые губы были вставлены по три кольца, в малые — по два, а в клитор — маленький колокольчик. Как мне захотелось оказаться на месте этой девушки! Я начала разбирать вещи, вынутые из ларца ранее.
К моей неописуемой радости там оказалось все то, что было изображено на обложке фолианта. Не долго думая, я начала одевать на себя сначала браслеты на руки, затем на ноги, на пояс и на шею. Великолепно выполненные из какого-то металла, подбитого изнутри мягкой кожей, эти вещи доставляли неописуемое удовольствие. Так же приятно было одеть и импровизированный бюстгалтер, состоявший из обшитых кожей колец, соединявшихся на спине ремнем из такого же материала и застегивающихся спереди красивым замком с прозрачным камнем.
Невозможно описать, какое наслаждение я испытывала, облачаясь в эти доспехи, какой оргазм сотрясал меня при каждом щелчке застежек. Пора было возвращаться в лагерь, но у меня еще оставалась дюжина колец и маленький колокольчик. Я не собиралась дырявить мои гениталии, но при ближайшем рассмотрении все оказалось не так уж страшно. Все кольца оказались с разрезом, и их края были окантованы мягкими кожаными подушечками, что давало возможность использовать их как клипсы, не причиняя особой боли местам, для них предназначенным. И я. не долго думая, прицепила, согласно рисунку, по три кольца на большие губы, по два — на малые и кольцо с колокольчиком — на клитор. Не сложно догадаться, где оказались оставшиеся два кольца. Конечно, на сосках. Умеренно сдавливая эти части моего тела, клипсы доставляли мне дополнительное удовольствие. Я уже была готова испытать очередной оргазм, как вдруг острая боль пронзила мои соски. Я хотела разобраться, в чем дело, но в это время ощутила такую же боль в области больших губ, затем — малых. Боль и наслаждение! Я пыталась разобраться в своих чувствах, напряжение достигло высшей точки, я готова испутать сильнейший в жизни оргазм и… Теряю сознание от страшной боли в самом чувствительном месте моего тела.
Не знаю, сколько времени я пролежала на холодных камнях пирамиды. Наверное, не очень много. Никто не обеспокоился моим отсутствием. Я сижу у прощального костра,
Отшучиваюсь в ответ на глупые приставания коллег и еще не совсем понимаю, какие перемены произошли в моей жизни. Десяток пьяных мужиков предлагают кто шашлык, кто водку, в надежде провести со мной эту ночь и не подозревая, что у меня уже есть неведомый Господин и Повелитель, которому я принадлежу и беспрекословно подчиняюсь отныне и навсегда, который одел на меня шесть обручальных колец и пронзил мое тело в тринадцати местах. Они не подозревают, что можно увидеть. сняв с меня свитер и джинсы. Да я и сама еще не понимаю, что не смогу избавиться от этого никогда.
Боль прошла так же внезапно как и началась. Очнувшись, я решила поскорее избавиться от всего того, что навешала на себя. Поиграла и хватит. Долой все эти клипсы и браслеты, скорее к людям. Сначала соски. Но не тут то было. Не так просто была эта острая боль. Каким — то невероятным способом бывшие клипси проткнули мои соски и стали кольцами, без всяких следов разреза. Меня бросило в холодный пот. А что с остальными кольцами в моих гениталиях? Так и есть, я не могу снять ни одно из них.
Снять ошейник, браслеты с рук и ног тоже невозможно, застежки превратились в монолит. Про пояс на талии уже и не говорю. Первый шок проходит, и я понимаю, что все не так уж и страшно. Сейчас найду свою одежду, свитер и джинсы скроют все мои доспехи, завтра домой, а там, вооружившись пилой и щипцами, как- нибудь освобожусь.
С такими мыслями я отправилась в обратный путь. Вскоре нашлись трусики. Натянув их повыше, я даже смогла упрятать в них ненавистный пояс. Лифчик скрыл свою пародию.
Вот и джинсы. Но что это? В местах касания с поясом трусики превратились в труху, и их жалкие остатки упали на песок. Тоже произошло и с лифчиком. Если бы я успела натянуть джинсы — их бы ждала та же участь. Что же делать? Проведя рукой по моим доспехам на поясе, я почувствовала, что они покрыты какой- то тягучей жидкостью. Очевидно, она и есть причина гибели моего белья. При этой мысли я, почему-то, опять испытала возбуждение и провела рукой по своей аккуратно подстриженной киске, пытаясь доставить себе удовольствие. Часть волос осталась на руке. Это возбудило меня еще больше. Уже мало что соображая, я обеими руками обтирала тягучую жидкость с моего пояса и лифчика и натирала ей мою киску, руки и ноги, приближаясь к очередному оргазму. И он не заставил себя ждать. Придя в себя, я обнаружила себя всю липкой и в волосах, но ни один из них, похоже, уже не рос. Вспомнив, что рядом с курганом есть небольшое озеро, я бросилась к выходу. Уже темнело, лагерь был в километре от раскопа, и, к счастью, рядом никого не было. Я бросилась в воду. Долго терла себя водорослями и песком, особенно тщательно стараясь очистить пояс и то, что было у меня на груди.
Когда я вышла на берег, следов от тягучей жидкости не осталось нигде. Так же как не осталось волос нигде на моем теле, кроме головы. Обессилившая от событий этого вечера я упала на прибрежный песок. Уходящее Солнце ласкало мое уставшее, лишенное всякой защиты и закованное в непонятные доспехи тело. Хотелось забыться и уснуть. Я вдруг представила, как кто-то из коллег, прогуливаясь перед сном, выходит на берег озера и видит меня в ошейнике, в кандалах на руках и ногах и: О Ужас! С дюжиной колец в самых интересных местах. Я вскочила что бы бежать обратно в курган за моей одеждой.
Что-то холодное скользнуло по моему животу и упало на песок. Я осмотрела себя. Камень, красовавшийся все это время между моих грудей, исчез. Очевидно уходящее солнце погубило его. А на песке, у моих ног, лежал небольшой ключик. И я сразу вспомнила о фолианте, оставленном в глубине кургана. Может быть там я найду разгадку всего, что произошло со мной? Подняв ключик, я снова погружаюсь в чрево кургана. Всего несколько минут — и фолиант у меня в руках. Подобрав на обратном пути джинсы, свитер и кроссовки, одев их на ходу, никем не замеченная, я вернулась в лагерь и пробралась в свою палатку. Как я уже сказала, народ, в основном, был озабочен потреблением шашлыков и горячительных напитков, и мое отсутствие не очень кого — то волновало. Я упала на кровать и с трепетом вставила ключ в замок старинной книги.
К моей радости он подошел. Я не очень хорошо знала древние языки. Но из первых страниц мне удалось понять, в какую ловушку я попала. Человек, написавший эту книгу, называл себя моим хозяином, приказывал читать эту книгу по одной странице в неделю, выполнять предписываемые требования, чтобы в конце последней 520-й страницы понять, как мне освободиться из его рабства. Первую страницу приказвно прочитать завтра.
И вот я сижу у костра и пытаюсь понять, как можно подчиняться человеку, жившему много веков назад. Сначала я не думала повиноваться призраку, бросила книгу, тайком пробралась на склад инструментов и попыталась снять оковы. Но ни щипцы ни пила не оставили на них даже царапины. И тогда я пошла к костру и всерьез задумалась о своем положении. Ну, допустим, без мужиков я могу обойтись. Благо сама давно научилась себя удовлетворять. И обеспечить себя могу неплохо. В бани тоже не хожеу.
Придется еще отказаться от пляжей, ходить всегда в брюках, с длинными рукавами и воротником. А как же гениколог? Ну, в конце концов не его дело, сколько у меня колец в интимных местах. Может не так уж и страшно подчиняться человеку, жившему несколько веков назад? И я подумала, что уже не могу жить по другому и на могу дождаться полуночи, чтобы достать книгу и узнать, как мне предстоит жить ближайшую неделю.
Наступила полночь, и я поспешила в свою палатку. Первое задание оказалось несложным. Я сняла с себя всю одежду, сложила ее на полу вместе со всей остальной имевшейся у меня одеждой и обувью. Из всего этого я должна была выбрать одну пару обуви и два предмета одежды. Ближайшую неделю я могла одевать только эти вещи, все остальное было необходимо уничтожить. После недолгих раздумий я одела свитер с высоким воротом, короткую юбку (другой не было) и невысокие полусапожки. Только таким, несколько нелепым сочетанием я могла спрятать свои украшения. Собрав остальную одежду, я вышла к костру, который горел еще довольно ярко. К моей радости, все коллеги уже спали. Подбросив дров, я отправила в костер все, что принесла с собой.
Пока предметы моего туалета превращались в пепел, я принесла лопату и выкопала у костра небольшую яму для захоронения несгоревших остатков. Через полчаса все было закончено. Можно было идти спать, вуполнив перед этим последнее условие — я не должна была входить в спальное помещение в какой-либо одежде и зажигать там свет.
Спрятав под тентом палатки остатки своего гардероба, я в полной темноте добралась до кровати и, стараясь ни о чем больше не думать, натянула на себя одеяло:
Продолжение следует.
Чай из утренней росы
… Не смотря на свои сорок с лишним лет, китайский император спал очень-очень сладко словно ребёнок. С большим удовольствием проглотив подступившую слюнку, он нежно почесался затылком по гладкой шёлковой подушке, холёные щёки цвета сгущённого молока стали пухлыми комочками от радостной улыбки утреннего сновиденья, а закрытые веки чуть дёрнулись и замерли.
Император спал в широкой постели, обнимая руками ещё две подушки и прижимая к своим бокам.
По углам кровати поднимались вверх резные столбы из красного дерева, державшие над ложем императора лёгкий полог из бамбука, окаймлённого золотой бахромой. Середину полога украшала змея из такого же красного дерева и ревностно охраняла сон императора, высунув изумрудное жало.
Потолок спальни был усыпан драгоценными камнями, и на длинных витых косичках свисало множество круглых китайских фонарей на разных уровнях.
По стенам комнаты тянулись разноцветные узоры из тростниковых крашеных нитей.
Рядом с окном, завешанным чёрным тюлем, возвышалось огромное зеркало в золотой раме, и стояло два бархатных топчана.
У входной двери, прыгая на месте словно маленький мячик, дребезжала тонким и еле слышным лаем крохотная собачонка, стараясь разбудить хозяина.
Но хозяин-император невозмутимо продолжал свой сон.
Дверь спальни резко приоткрылась, и нарушитель спокойствия быстро отскочил на середину комнаты.
На шикарный ковёр императорских покоев бесшумно ступили две голые мужские ступни. Сюда тихо скользнул высокий слуга-китаец в красном кимоно, он был худым поджарым и гораздо старше императора, его чёрные волосы с редкой сединой свисали назад длинным заплетённым хвостом. Слуга грозно потрепал пальцем в сторону собачонки, строго вытянул губы хоботом слоника, а потом протянул ей что-то съестное.
Собачонка разом притихла, повела носом, принюхалась и подлетела к двери, а слуга мигом нагнулся, схватил проказницу под брюшко, поднял к себе, дал ей вкусную приманку и вышел вон…
В утреннем саду среди изумрудной зелени и дикого буйства цветущих растений десяток сгорбленных фигур дворцовой прислуги собирали с лепестков и травинок чистую росу, согнувшись к земле и молчаливо продвигаясь вперёд с пиалами в руках.
Осторожно пригнув лепесток лотоса, девушка скатила с него прозрачную каплю.
Мягко опустив цветок орхидеи, молодой парнишка бережно отправил в пиалу два блеснувших шарика, чуть дёрнувших поверхность драгоценной влаги.
Позади согнувшихся спин шагал внимательный СМОТРЯЩИЙ, он держал большой кувшин белого цвета с высокой крышкой, похожей на императорский головной убор. По обе стороны СМОТРЯЩЕГО шла верная охрана с толстыми дубинками бамбука в крепких руках.
Одна из девушек, медленно приподнявшись и держа в ладошках полную пиалу, затаила дыханье и замерла.
СМОРТЯЩИЙ заметил и направился к ней, открывая крышку кувшина. Стараясь не пролить ни одной капли, она умело опрокинула пиалу и плеснула росу в кувшин, потом снова нагнулась к земле, продолжая нелёгкий труд.
И вдруг зоркий глаз блюстителя порядка увидел неладное.
Один из юных слуг пытался схитрить: из маленькой глубокой лужи, которая спряталась под листьями лотоса, он аккуратно зачерпнул чистый верх, и получилась готовая пиала. Слуга встал, желая отдать свою порцию, но к нему уже вмиг подлетела охрана и начала избивать.
Пиала упала из рук несчастного, сам он вскрикнул от боли, плюхнулся навзничь, а мощные дубинки колотили парня по ногам, рукам, спине и ниже спины…
Я увлечённо стучал по клавишам компьютера, буквы скакали и собирали мои мысли на белой странице монитора в яркие, звучные предложения, а губы без устали шептали: "… мощные дубинки колотили парня по ногам, рукам, спине, и ниже спины…".
Дверь комнаты резко распахнулась, и в проёме — как в раме огромной картины — замерла милая Оленька, обтянутая джинсами и лёгкой марлевой распашонкой, заманчиво открывавшей обворожительную грудь.
— Ты чего, писатель? Забыл что ли? — расстроенным голосом спросила она. — Нам же к десяти часам в ЗАГС!
— Всё, Оленька, всё: — ответил я, а сам никак не мог оторваться от писанины. — Два предложения, только два:
— Какие два?! Ни одного! — и она решительно шагнула ко мне. — Такой хороший день, идем подавать з а я в у как примерные люди! А он ещё не умылся, не выпил кофе! Костик, я тебе говорю!
А сама — хитрющая девчонка — нагнулась к монитору и с любопытством заглянула в него, но не тут-то было, я быстро выключил компьютер и встал со стула.
— Оленька, какую "заяву"? З а я в л е н и е. "Заява", "малява" — блатной, тюремный жаргон. Как начинающий писатель и влюблённый не только в тебя, но и в русский язык, я хочу, чтобы его уважали, — и очень грозно потряс пальцем. — Мы идём подавать з а я в л е н и е.
— Ах ты противный! — и дала мне в лоб неслабый щелчок. — Своему блатному дружку Майклу бывшему однокласснику ты, однако, не делаешь замечания! Я же помню, как он сюда приезжал и как шпарил на своём тюремном языке — о-го-го, будь здоров!
— Во-первых, он отсидел пять лет, и делать ему замечания уже бесполезно, а во-вторых, мне было нужно от него всего несколько хлёстких специфических слов для героя моего прошлого рассказа, ты же знаешь.
— Ладно-ладно: "специфических": считай, что оправдался!
— Конечно, — довольный ответил я. — А вот ты, пожалуйста, скажи так, как следует, ты же не Майкл.
— Хорошо-хорошо, скажу: мы идём подавать з а я в л е н и е, о котором Костик совсем забыл, утонув в своём романе!
— Перестань, Оленька: просто увлёкся, разогнался, заработался: — и я чмокнул её в губы, обняв за попку и прижав к себе.
— Пусти-пусти, противный! — закричала она и в шутку, и всерьёз. — Почему ты всегда выключаешь компьютер, когда я подхожу и хочу почитать?! — и плаксиво скривила рот. — Ты почему всё время прячешь от меня свой роман?!
— Оленька, читать ещё рано, я не закончил.
— Хотя бы название можешь сказать?!
— Нет.
— Понятно! Тогда вот что: даю семь минут на контрастный душ и чашку кофе!
Я засмеялся, хотел снова чмокнуть в губы, но был тут же остановлен:
— Куда-а-а?! Время пошло! — и Оленька властно показала на дверь.
Я покорно вышел, подняв руки.
Спортивный интерес моей девчонки был превыше всего, тем более что Оленька действительно — спортсменка. Оставшись одна, она мигом включила сетевой адаптер, нажала стартовую кнопку, и монитор начал светиться, готовясь к работе.
— Ну, давай-давай! — торопила она, наклонившись над ним. — Давай, дорогой ты мой!
Компьютер подумал и выдал окошко серого поля, над которым моргали слова:
ЧТОБЫ НАЧАТЬ РАБОТУ, ВВЕДИТЕ СВОЙ КОД!
— Ага-а-а! — поняла она. — Наш Костик заблокировался! Ладно, сейчас мы тебя… — и быстро застучала по клавишам, загнав в серое поле несколько точек, а потом кликнула "мышкой".
Однако компьютер выдал новую фразу:
ВЫ ЗАБЫЛИ СВОЙ КОД?
Недовольно надув щёки, она стёрла точки в сером поле, стала набирать другие, снова нажала "мышку", но в ответ получила всё то же:
ВЫ ОПРЕДЕЛЁННО ЗАБЫЛИ СВОЙ КОД!
— Да пошёл ты… — огрызнулась Оленька, — а ну-ка, давай: год рождения Костика…
Пальцы неутомимой "взломщицы" застучали по клавишам, и серое поле заполнилось новыми точками.
Умный компьютер перестал издеваться и начал помогать:
ЧТОБЫ ВСПОМНИТЬ СВОЙ КОД, НАЖМИТЕ ОПЦИЮ "ПОМОЩЬ". В ТРЕТЬЕЙ ГРАФЕ ПОСТАВЬТЕ СВОЙ ЛОГИН, А В ЧЕТВЁРТОЙ ГРАФЕ ВВЕДИТЕ КОД ВАШЕЙ ЭЛЕКТРОННОЙ ПОЧТЫ.
— Ты обалдел?! — крикнула Оленька. — Ты мне сначала дай этот логин Костика и код его электронной почты, тогда я тебе ввиду… с большим удовольствием ввиду…
Она села на стул, задумалась и вскоре сообразила:
— А может: он поставил число моего дня рождения?. — и набрала новую версию точек.
Но компьютер настойчиво повторил:
ЧТОБЫ ВСПОМНИТЬ СВОЙ КОД, НАЖМИТЕ ОПЦИЮ "ПОМОЩЬ".
— Ты надоел мне хуже горькой редьки!!!
А в этот момент я как раз распахнул дверь, стоя на пороге в застёгнутой куртке, и всё прекрасно услышал.
— Неужели?. — растерянно сказал я, валяя дурачка. — А чего тогда в ЗАГС идём?.
Оленька вскочила, вздёрнула тонкие бровки и как ребёнок заныла:
— Ты же старше меня, Костик… мне какие-то двадцать один, а тебе скоро двадцать шесть, а ведёшь себя как мальчишка… До твоей писанины просто не добраться: мне же интересно, а вдруг я чего подскажу…
— Я, между прочим, уложился вовремя и теперь жду тебя. А что касается писанины — полдела никому не показывают, вот так.
Я подошёл и выключил компьютер.
Она вдруг крепко обняла меня и теперь уже сама подставила губки.
— Как же я люблю тебя, мой жадный и противный писатель: — ласково прошептала Оленька, и большие карие глаза покрылись влажной блестящей поволокой, — всё забрал себе и ничего не хочет показать своей Оленьке: а я всё равно люблю… мой справедливый и умный:
Она была очень красивой, безумно стройной девушкой, как и подобает спортсменке по художественной гимнастике — не лицо, а картинка, не фигура, а классика.
Я нагнулся к её губам и жадно стал целовать, она самозабвенно ответила тем же, потом откинула голову, прикрыла мне губы ладошкой и хитро спросила.
— А ты постеснялся… до конца не сказал, да?.
— Что?
— Ну как "что" — полдела дураку не показывают. А раньше, когда ты писал рассказы, показывал мне даже начало. Значит, тогда я была не дурой, а сейчас — полная крези, да?
— Ты моя любимая дурочка с Татарского переулочка. Мы, в конце-то концов, едем в ЗАГС или обойдёмся гражданским браком?
— Едем-едем! — заторопилась она и побежала в коридор, срывая с вешалки белую куртку. — Каким гражданским?! Хочу всё по-человечески! А дети пойдут, зачем им гражданские родители?!
Дверь соседней комнаты открылась, и в коридор шагнул отец. На нём висел халат, запачканный красками всех цветов, замусленный пятнами жирного масла и заляпанный белыми густыми подтёками застывшего гипса, он катал и мял в руках большой кусок серого пластилина. Отец был выше и здоровее меня, с чёрными длинными волосами до плеч.
— Чей слышу я знакомый голос?! — пробасил он с хорошей актёрской дикцией и ответил, радостно улыбаясь. — Это же Оленька! Свет души моей!
Она тоже улыбнулась и поздоровалась:
— Доброе утро, Юрий Семёныч!
— Привет, отец! — я махнул рукой.
— Привет, голубки мои! Никак в ЗАГС?!
— В ЗАГС, Юрий Семёныч.
— Значит, решили официально?! Я только "за"! Я вижу в вас истинных христиан Ларионовых, думающих не только о себе, но и о своём потомстве, которому нужны официальные родители!
— И я об этом, — подхватила Оленька, вешая на плечо спортивную сумку.
— Я всё слышал, душа моя, ты правильно говорила, умница! Иди ко мне, я тебя в лобик чмокну!
Она взмахнула руками, словно крыльями, припорхнула к отцу и откинула волосы со лба, а он — старый хрыч — нагнулся и без всякого стеснения смачно и коротко поцеловал её в губы.
Оленька ахнула и боязливо посмотрела на меня.
Эх! — крякнул отец с великим удовольствием. — Отличная девчонка, Костик! Оформляйся, не тяни!
— Никто и не тянет, — усмехнулся я. — Тянешь, по-моему, ты. Хочешь в глаз получить?
— Успокойся, ревнивец! Я же отечески! — прокатился по прихожей весёлый отцовский бас. — А ну-ка, кыш в ЗАГС! Кыш-кыш! Полетели, голубки мои!.
Когда мы вышли из подъезда, Оленька решила осторожно внести предложение:
— Слушай, Костик, а давай всё-таки переедем ко мне на "Планерную"? Что мы всё у тебя да у тебя? Поживём с мамой, сестрой, я их так редко вижу.
— Ты чего вдруг?
— Ничего и не вдруг, — пояснила она. — Может твой отец хочет привести знакомую женщину и не знает, как это сделать, потому что мы торчим рядом, и он стесняется.
— Он стесняется? — хмыкнул я. — Если бы он хотел, давно привёл и не спросил. А потом, знаешь, когда мамы не стало, он уже много лет не о ком и думать не хочет. А чего ты про женщину?. А-а-а, это когда он тебя в губы чмокнул?.
— Ну да, как-то сразу мелькнула мысль.
Я успокоил, доставая ключи от машины:
— Да брось ты, он — великий актёрище, ты до сих пор не поняла? Ему бы не художником или скульптором быть, а скоморохом на сцене.
— Зачем ты так, Костик: скоморохом каким-то…
— Да в этом нет ничего обидного, Оленька. Актёры родились из простых базарных скоморохов. Ты почитай профессора Белкина, у меня вон книга есть "Русские скоморохи"
— Хорошо-хорошо, обязательно почитаю Белкина, — кивнула она и показала рукой. — Смотри, нашу япошку совсем завалило! Ух, ты, как же красиво!
Действительно мокрая осень искусно облепила жёлто-красными листьями тёмно-вишнёвую машину "Honda".
Оленька подлетела к ней и с большим сожалением сказала:
— Даже жалко чистить: Какая прелесть!.
— Что поделать, — я подошёл и начал скидывать листья, — красота, Оленька, штука невечная.
— Костик! — попросила она, — пожалуйста, оставь на самой середине вон тот кленовый, большой и красный! Подъедем к ЗАГСу со шведской короной! Чур, я за рулём! Чур, я!
— Прошу, моя шведская королева! — я торжественно протянул ей ключи и вернулся к теме разговора, чтобы не обидеть свою девочку. — Ну: конечно: если у тебя есть желание сменить обстановку, то можем пожить на даче:
— В такую погоду?
— А что погода? С русской печкой ничего не страшно.
— Я поняла: ты никак не хочешь ехать на "Планерную".
— Я хочу, Оленька, ходить утром по квартире в одних трусах, чего не смогу позволить себе на "Планерной", хочу спокойно сидеть в туалете с полным душевным откровением, чего также не смогу позволить себе в присутствии твоей мамы и твоей младшей сестры.
— А ты думаешь, что я не хочу ходить утром в одних трусах?
Я скинул последний лист кроме большого кленового и спокойно ответил:
— Да ходи хоть без трусов, ты же знаешь: отец никогда не выйдет, если мы просыпаемся.
— Хорошо, — улыбнулась она, — я обязательно воспользуюсь твоим советом, только тогда не грози ему пальцем и не обещай дать в глаз, если он застанет меня в таком виде…
Администратор ЗАГСа — женщина лет пятидесяти — сидела перед нами по ту сторону стола, держала в руке два фирменных бланка и, казалось, была неподдельно рада за нас, она любезно объясняла:
— Ваше стремление закрепить и упрочить свою любовь брачным союзом является естественным поступком, необходимым в жизни каждого человека! Я вас сердечно поздравляю! В этих двух документах, которые вы только что заполнили, вами сделан первый решительный шаг!
Мы внимательно слушали женщину, выпрямив спины и смирно держа руки на коленях, словно два воробушка на жёрдочке, готовых вот-вот сорваться и полететь в далёкий путь официальной жизни мужа и жены.
— Бракосочетание — один из самых ответственных моментов взрослого человека! Именно оно знаменует переход на ступень подлинной общественной зрелости, подводя каждого из вас к пониманию важнейших законов и норм, принятых в обществе, это есть выражение полной готовности взять на себя ответственность за другого любимого человека! Супружество — такое отношение к интимно-психологической, сексуальной и хозяйственно-материальной близости, которое предъявляет к людям гораздо более высокие требования по оказанию взаимопомощи, чем отношения товарищества, дружбы и тому подобное! — она улыбнулась, взяла со стола толстую книгу и протянула именно мне. — Я не буду вас задерживать, дорогие мои! Вот здесь вы найдёте очень много полезного и ценного!.
Настроение было прекрасное.
Спускаясь на улицу по ступенькам ЗАГСа, мы вместе громко и весело читали название книги:
— "АЗБУКА СЕМЕЙНОЙ ЖИЗНИ. ОТ Я ДО МЫ"!!!
— "АЗ-БУ-КА", — повторила Оленька и сказала. — Ты знаешь, я почему-то сразу вспомнила Буратино! Ни продать ли нам эту азбуку и ни купить ли билеты в театр Карабаса Барабаса?!
— Ах, ты моя Буратино! — засмеялся я. — Ты моя Карабасина-Барабасина!
Я крепко обнял её, закружил, завертел, целуя в губы, нос, глаза.
— Подожди-подожди! Ты послушай, что нас ожидает! — она быстро открыла последнюю страницу и стала выкрикивать темы, придавая каждой неповторимую краску:
— СТРАННОСТИ ЛЮБВИ!
ГАРМОНИЯ В БРАКЕ!
О СЕРЬЁЗНОСТИ НАМЕРЕНИЙ!
АХ, ЭТА СВАДЬБА!
ПЕРВАЯ БРАЧНАЯ НОЧЬ!
МЕДОВЫЙ МЕСЯЦ!
ПОЭЗИЯ ТАИНСТВА!
В ОЖИДАНИИ МИЛОГО АИСТА!
СЕМЕЙНЫЙ БЮДЖЕТ!.. И так далее! Шутки шутками, Костик, а ты теперь за меня будешь ответственен!
— Ты тоже и прошу не отлынивать! А ну-ка вспомни, что сказал рыжий Лис маленькому Принцу?
Оленька тут же вспомнила:
— "Ты навсегда в ответе за тех, кого приручил", — и нежно поцеловала меня в губы. — Слушай, Принц, у меня до репетиции ещё полчаса, пойдем, вмажем быстро по чашке кофе с мороженым, а?
— Пойдём: вмажем:
— Да ладно тебе, писатель. Между прочим "вмажем" — литературное слово.
— А я что, я ничего. А где вмажем?
— А вон там, на углу. Видишь — "Шоколадница"…
Я поставил на круглый стол блестящий поднос с двумя чашками кофе и двумя порциями мороженого, украшенного дольками апельсина и клубникой.
— Вау! Вкуснятина! — громко воскликнула Оленька, дождавшись меня и быстро снимая с подноса горячехолодное угощенье. — Вау!
В кафе сидело ещё несколько человек, но никто не оценил её восторга, оценил только я, с умилением глядя на своё любимое чудо из чудес, и мне сейчас как никогда казалось, что Оленька соткана из множества ярких солнечных лучей.
Она съела кусочек мороженого, глотнула кофе и удивлённо уставилась на меня:
— Ты так смотришь, будто не узнаёшь, это же я, Костик, ку-ку, — и помахала ладошкой перед моими глазами.
— Узнаю: просто любуюсь:
— Нет, не узнаёшь, дай-ка я поцелую тебя, и ты сразу вспомнишь.
Я нагнулся к ней, блаженно улыбаясь и охотно поддаваясь её прихоти.
Она измазала мои губы мороженым и стала целовать, слизывая сладкую жидкость, а потом так присосалась, что я едва смог освободиться.
— Оленька… мы же не одни… шалунья ты моя:
— Да бог с ними, мы с тобой без пяти минут — муж и жена. Ты теперь-то узнал меня?
— Теперь ещё больше узнал, потому что мог остаться без губ.
— Костик, поверь, они такие сладкие, такие мягкие как мармелад, остановиться было невозможно.
— До чего же я люблю тебя, игрунья:
— Если бы ты знал, как Я тебя люблю, — очень искренне сказала Оленька. — Представляешь, когда мы сейчас писали заявление, у меня вот здесь что-то ёкнуло, — и она положила руку на сердце, — мне в этот момент почудилось, что мы плывём с тобой уже в каком-то другом измерении. И всё прошлое ушло очень далеко, то прошлое, когда хотели — встречались, хотели — не встречались, жили — не жили. А теперь совсем скоро, как многие вокруг нас люди, ты будешь мне официальным мужем с обручальным кольцом, а я тебе буду женой с таким же золотым колечком. Как здорово.
Мы очень близко видели свои глаза, и дыхание Оленьки обжигало меня.
— Ты, наверное, сегодня в ЗАГСЕ познала… истину… — прошептал я.
— Наверное. А что это такое? — тихо спросила она.
— Для меня это — ПРАВДА.
— Значит, я познала ПРАВДУ? И мы в ЗАГСе всё сделали правильно?
— Конечно.
— И если это — ПРАВДА, значит, мы будем любить друг друга всю жизнь?
— Конечно.
— И нас ничто не разлучит?
— Если ты говоришь, что познала ПРАВДУ, значит, ничто не разлучит.
— А если разлучит?
— Тогда ты познала не ПРАВДУ, а ЛОЖЬ.
— Это как?
— А так: бывает, что человек вроде бы говорит ПРАВДУ, а на самом деле врёт, скрывает что-то, хитрит.
— Да?
— Конечно.
— А вдруг.
— Что "вдруг"?
— Вдруг познала ЛОЖЬ, к примеру.
— Ты не уверена в себе?
— Да нет, к примеру. Допустим, я возьму и в кого-нибудь влюблюсь, жизнь вон какая длинная, разве мало таких случаев?
— Полным полно, только я не хочу об этом:
— К примеру, говорю, к примеру, глупенький мой: мы же с тобой философствуем: что ты, ей богу… Ты лучше ответь: ты меня тогда пристукнешь за эту ЛОЖЬ, да?
Я отпрянул от неё и залпом допил кофе:
— Это уже не ЛОЖЬ, Оленька, и ты зашла в какие-то дебри. И зачем мне тебя пристукивать, что за глупость? Я возьму ремень, сниму с тебя трусики, выпорю как сидорову козу и поставлю в угол.
— Когда ты снимешь с меня трусики, — хитро улыбнулась она, — ты возьмёшься не за ремень, а за кое-что другое, я больше чем уверена.
— Слушай, философ, как говорят дворники нашего дома — "кирдык!", ты опоздала!
— Вау! — заголосила она и посмотрела на часы. — Почему "кирдык"? Ещё не совсем "кирдык", успею! Хватай морожное, бежим! — и сорвалась со стула.
Я машинально схватил недоеденные порции.
На ходу допив кофе, она швырнула чашку на соседний стол и выскочила на улицу.
Я — за ней.
— Пока-пока, мой любимый Принц, твой Лис уехал на репетицию! — и Оленька помчалась к машине.
— Осторожней на поворотах, Лис! — крикнул я.
Она послала мне воздушный поцелуй, помахала ручкой и уже нырнула в салон машины.
Моя "Honda" мягко заурчала и на радость мне очень плавно, без единого рывка тронулась с места, влилась в общий поток бурлящей мостовой.
И только теперь я спохватился и осознал, что стою как чудак с двумя бумажными блюдцами мороженого и глазею на бегущие машины…
Уверенно держась за баранку руля, Ольга ехала совершенно спокойно, и пронзительные сигналы соседних машин, их суетливая борьба за удобное место, казалось, совсем не тревожили её.
Она легко и независимо глядела вперёд и наслаждалась приятным блюзом, долетавшим из приёмника, ей было очень хорошо.
В кармане куртки звучно заиграл мобильник, она достала и поднесла его к уху.
— Привет, мамочка! Были, конечно! Всё отдали, всё в порядке! Ты знаешь, весь народ будто решил разом обжениться, на ближайшее время всё занято! А вот так! У нас — через полтора месяца, как раз тридцать первого декабря, под новый год! Это же здорово, мамочка, сразу два праздника! Нет-нет, я за рулём! Всё, я закончила, не волнуйся, закончила! Целую! Пока-пока!
Убрав мобильник в карман, Ольга прибавила громкость блюза и откинула голову на высокую спинку кресла, а по лицу пробежала то ли улыбка, то ли хитрая довольная усмешка…
Тёмно-вишнёвая "Honda" плавно притормозила у широкого тротуара в нескольких метрах от громадного спортивного комплекса, ограждённого металлическим забором. На фасаде здания пестрела реклама развлекательных программ, зубопротезных кабинетов европейского уровня и туристических агентств высшего класса.
Перевесив спортивную сумку через плечо, Ольга решительно открыла стеклянную входную дверь и пошла по коридору той характерной походкой, которая свойственна балетным девочкам и спортсменкам по художественной гимнастике.
Строгая охрана из четырёх высоких парней с вожделением глазела на неё.
Ольге нравились подобные взгляды мужчин — жадные, страстные, они поднимали настроение и льстили. Сделав спинку прямей, а классический шаг ещё вычурней, она знала, что стала сейчас в несколько раз привлекательней.
— Добрый де-е-ень! — приветливо пропела она и соблазнительно улыбнулась, словно приглашая всю охрану следом за собой, она играла, она не могла без этого.
— Добрый-добрый!!! — хором крикнули мужчины, затоптались на месте и проглотили "сладкие слюнки", а один из них даже закашлял, поперхнувшись.
Ольга ото всей души засмеялась не в силах сдержаться, прибавила ходу и наотмашь пихнула дверь с табличкой ЖЕНСКАЯ РАЗДЕВАЛКА.
Девчонки, стоявшие там, дико завизжали и как пугливые козы запрыгали по сторонам, прикрывая обнажённые груди и голые попки.
— Ты что — очумела после ЗАГСа?!
— Оля, стучать надо!
— Да закрой же, сумасшедшая!
Продолжая смеяться, Ольга, наконец, захлопнула дверь и влетела в раздевалку.
— Точно, с ума спятила! Написала з а я в у и спятила!
Все теперь расслабились и захихикали.
— Ой, Господи, до чего же здесь голодная охрана, — объяснила Ольга, сдерживая смех, — прямо на ходу раздеть готовы!
— Ладно-ладно, тебя есть кому раздеть, — сказала рыжая девчонка, натягивая кофту, — ты говори когда свадьба!
— В конце декабря! Целуйте, поздравляйте! Ура! — Ольга бросила на пол сумку, скинула куртку и закружилась на месте.
— Ура! — заголосили девчонки, стали целовать, тискать, кружиться вместе с ней.
— Ну, Оля, смотри, если не будет приглашений, ты враг номер один, и никаких соревнований во Франции тебе не видать! — пищала на верхней ноте рыжая подруга.
— Да как же я без вас? Ленка, Зинка, Светик… я так счастлива… я даже переодеться не в силах… — и она плюхнулась на топчан, раскинув руки.
— А мы тебе поможем, невестушка наша! Девки, налетай!
Девчонки кинулись к ней, стали снимать ботинки, рубаху, стягивать джинсы, а Ольга на одном дыхании говорила и говорила:
— Вы бы только знали, как я люблю Костика… вы бы только знали… он красивый, внимательный, нежный, а какие мягкие у него пальцы, какие чувствительные губы…
— Слыхали?! Откровенья пошли!
— Мне бы такого, девки, с такими-то пальцами и губами! — крикнула рыжая подруга, принеся Ольгин спортивный костюм.
Все громко засмеялись и поставили невесту на пол в одном лифчике и трусиках — красивую, стройную, гладкую, выше всех остальных — уже потянулись руки, чтобы снять и сбросить лифчик, но в дверь неожиданно постучали.
Она открылась, и на порог раздевалки стремительно шагнула худая женщина в синем трико и секундомером на шее.
Кто-то из девчонок не успел остановиться и в запарке расстегнул Ольгин лифчик, мигом слетевший вниз и оголивший грудь.
— Ой! — ахнула Ольга и прикрылась.
— Та-А-К… — протянула женщина, и глаза её округлились. — Никогда не думала, что воспитала Московскую сборную лесбиянок… Вот тебе на-а-а…
Рыжая подруга тут же ответила:
— Татьяна Сергевна, это же наша невеста — Ольга, она прямо сейчас была в ЗАГСе, заявленье подавала, а мы слегка репетируем: древний обряд "одеванье подвенечного платья": скоро свадьба:
— А-а-а, да-да! — вспомнила женщина и вроде смягчилась, забыла про "сборную лесбиянок". — Поздравляю, Оля, сердечно поздравляю! Это очень серьёзный поступок! — и пошутила. — Только смотри, "чтобы не было потом мучительно больно за бесцельно прожитые годы, чтобы не жёг позор за мелкое и подленькое"! Ладно, девочки, репетицию древнего обряда перенести на вечер, а сейчас быстро в зал на репетицию выездной программы! Сколько я могу вас ждать?! Быстро! Быстро! — и захлопала в ладоши, подгоняя подопечных…
Я стоял у кассы супермаркета и выкладывал из пакета большую бутылку водки "Русский стандарт", длинный батон колбасы и баночку красной икры.
— Всё, — сказал я.
— Где же "всё", — недоверчиво заметила кассирша и ткнула пальцем в пакет, — там ещё что-то.
Я вынул книгу и показал название — "АЗБУКА СЕМЕЙНОЙ ЖИЗНИ", а потом спокойно объяснил:
— Подарок ЗАГСа.
— Ясно, — улыбнулась кассирша, — поздравляю, с вас тыща пятьсот.
И было совсем непонятно — с чем поздравила: то ли с Загсом, то ли с покупкой на тыщу пятьсот?
— Спасибо — ответил я, отдал деньги и вышёл.
На пороге магазина в лицо дунул холодный осенний ветер и пригнал откуда-то сбоку красный кленовый лист, который шлёпнулся и прилип на самую середину моей куртки. Я посмотрел на него и вдруг вспомнил недавние слова Оленьки, они так отчётливо прозвучали в ушах, что я даже обернулся, будто она находилась рядом: "Костик, оставь на самой середине вон тот кленовый, большой и красный! Поедем в ЗАГС со шведской короной!".
Я усмехнулся, сбросил прилипший лист, который отпечатал на куртке мокрый неровный след, и спустился по ступенькам супермаркета…
Когда я открыл дверь квартиры, то сразу увидел в прихожей около зеркала своего отца, он весело мурлыкал под нос какую-то мелодию и завязывал галстук на белой рубахе, заправленной в тёмные брюки. Его длинные волосы были закручены торчащей косичкой, и голова походила на классическую голову Барона Мюнхгаузена, однако мощные плечи, высокий торс и твёрдо расставленные длинные ноги напоминали отнюдь не субтильного фантазёра, а скорее борца или боксёра тяжёлого веса.
— Ага-а-а-а! — пропел он довольным голосом и кинул на меня сквозь зеркало тёплый отеческий взгляд. — Один уже прибыл, хорошо-о-о! И как же встретил моих голубков Храм Целомудрия?!
— Храм прочитал нам лекцию о супружеской жизни и подарил учебное пособие.
— А как же ты думал, сын мой! — пробасил отец. — Это дело непростое! Без каждодневных лекций старшего поколения и учебных пособий здесь не обойтись, на одном кувырканье в постели семейную жизнь не построишь, дорогой ты мой!
— Ну конечно, — улыбнулся я, — ты ещё скажи, что теперь по-другому и кувыркаться надо.
— А что, может и по-другому! Ты почаще в учебное пособие заглядывай! Там картинки-то есть?! — и он засмеялся, лукаво сощурив глаза.
— Отец, не путай брачное пособие с "Плейбоем". А куда собрался такой красивый?
— Как куда?! — он удивлённо развёл руками. — За стол собрался, тебя встречаю! Мы же хотели сразу отметить, а Ольга приедет — продолжим!
— А чего в галстуке и белой рубахе как на свадьбу? До нашей свадьбы полтора месяца, вот так-то, — я протянул ему пакет и снял куртку.
— Полтора так полтора, подождём! А на вашу свадьбу я приду не то что в белой рубахе — в золоте и брильянтах, а за спиной будут фанфары трубить! Айда на кухню, там закуска вянет!
Я скинул ботинки, натянул тапки и зашёл в ванную комнату помыть руки.
— О-о-о-о! — донёсся с кухни одобрительный возглас. — "Русский стандарт"! Прекрасную водку купил, молодец! Ты знаешь, водка отличная, а название — дрянь, у меня всегда от него плохая ассоциация, будто мы, русские, все под один размер сделаны, как деревенские стандартные валенки!
Я слушал отца, вытирая руки полотенцем, и только сейчас вдруг обратил внимание на батарею, где сушилось нижнее бельё моей Оленьки: две пары разноцветных трусиков и пара лифчиков.
— Слушай, отец! — крикнул я, глядя на это хозяйство. — Ты зачем принёс Ольгино бельё, а?! Оно же спокойно висело себе на нашем балконе, когда мы с ней уходили! — я вошёл к нему на кухню и раздражённо добавил. — Ещё не хватало, чтобы ты начал стирать её тряпки!
— Сын мой, ты чего так катастрофически раскис-то?! — прокатился по кухне отцовский бас. — Явился такой радостный, праздничный! Что страшного случилось?! Шёл человек по прихожей, дверь у вас в комнате всегда открыта, человек увидел на вашем балконе мокнущее под дождём бельё, он взял и повесил его на горячую батарею! И что?!
— А то! Я хочу, чтобы моя жена сама заботилась о своём нижнем белье!
Отец тут же вошёл в роль какого-то героя, что для него всегда было любимым и привычным занятием. Его правая бровь резко вздёрнулась, в глазах забегал игривый чёртик, пальцы страшно скрючились, метнулись к моему лицу, а губы красноречиво прошептали стихами:
— Ногти, как лезвие бритвы в нежную шею вопьются!
Часто бывает, что люди от ревности расстаются!.
— Всё-всё-всё! — остановил я. — Твои актёрские способности мне хорошо известны! Ну тебя к лешему! Пойдём лучше выпьем! — и махнул на него рукой, бросив свои нравоученья.
— А я о чём?! Конечно, лучше выпить, чем мусолить разговоры о женских тряпках, это не наше мужское дело! Быстро забыли и вернулись в прежнее состояние праздного духа, дабы с весельем и отвагой предаться озорным шалостям нашего товарища Бахуса!
— Да уж, давненько мы не встречались с нашим "товарищем", — я перестал дуться на отца и открыл бутылку "Русский стандарт".
Стол был уставлен лёгкими закусками: сыром, ветчиной, банкой горбуши, банкой красной икры, помидорами, зеленью, яблоками и целым батоном колбасы
— Та-а-а-к… — отец разлил водку по широким стеклянным стаканам, сунул мне в руку один из них, сам взял другой и готов был к первому тосту. — Ну, Константин Юрич, с великим почином тебя! Дальше всё будет интересней и забавней!
Он обнял меня крепкой ладонью за шею, пододвинул мой лоб к своему лбу, и мы по-дружески прилипли друг к другу.
Я очень близко видел глубину его глаз, в которых всё так же бегал игривый чёртик, а моргающие веки напоминали большие мохнатые шторки.
— Интересней и забавней! — повторил он, дыша мне прямо в нос. — Правда, эти забавы могут повернуться неожиданными сложностями, но ты их не бойся!
— А я ничуть не боюсь, — и тоже схватил отца за шею.
— Вот и молодец, — улыбнулся он, — чем сможем, тем и поможем! Как любила говорить твоя покойная матушка "будем преодолевать препятствия по мере их поступления", потому что официальная супружеская жизнь, скажу тебе, совсем не похожа на вольные гражданские отношения, и в ней сразу можно заблудиться как в лесу! Так и будешь орать: "Караул! Заблудился! Помогите!".
Я усмехнулся, он тоже хмыкнул, и мы, наконец, отпустили друг друга.
— Давай: За тебя, сын мой: Константин:
Мне показалось, что слова отца прозвучали не совсем искренне, и сам он подумал в этот момент абсолютно о другом:
Словно пушинка Ольга парила в воздухе спортивного зала, мягко отталкиваясь от ковра голыми ступнями и сливаясь воедино с удивительно приятной мелодией, заполнявшей пространство. Упражнение с мячом смотрелось как единый миг беспрерывного полёта неземной красоты.
Женщина-тренер стояла у стены и внимательно следила за Ольгой, иногда проверяя время по бегущей стрелке секундомера.
Девчонки-спортсменки сидели на длинной деревянной скамье со своими лентами, булавами, скакалками и неотступно глядели на подругу.
Ольга продолжала выступление: подбросила мяч, успела сделать кувырок вперёд и поймать круглый реквизит одними коленями, затем — ловкий акробатический трюк с перекатом назад, удар ногой по мячу, снова летящему вверх, и под самый финал музыкальной темы — изумительная поза "ласточки", и чёткое падение мяча в открытую ладонь.
Девчонки оживились и активно зашептались.
Женщина-тренер сдержанно сказала, как и подобает педагогу:
— По времени — хорошо, по исполнению — неплохо.
Ольга расслабилась, села на ковёр, раскинула уставшие ноги и стала слушать.
— Говорить о явных плюсах не буду, они очевидны, — обстоятельно продолжала тренер, — скажу о минусах. Первое: ощущение, что ты всё время думаешь о мяче, не думай, при точном распределении он сам придёт к тебе, не подглядывай за ним, это плохо смотрится с актёрской точки зрения, больше доверяй себе. Второе: шире тяни прыжок длинным шагом, шире, с твоими ногами это пройдёт очень эффектно и красиво, вспомни горную лань, мы же говорили с тобой. Третье: держи финал, хоп — и замерла, застыла, поймай равновесие, а то вся твоя "ласточка" чуть-чуть дрожит, ступня ходуном, точка нужна, прочная точка. Ладно, отдохни минут пятнадцать, потом пройдёмся ещё раз. Лена! Выходи! Быстро-быстро! — крикнула тренер рыжей девчонке.
Ольга встала с ковра, освободила место подруге, и на ходу они коротко хлопнули друг друга по рукам.
А девчонки, сидевшие на скамейке, от души подбодрили Ольгу, подняв большие пальцы вверх — класс!
В ответ она кисло улыбнулась, самокритично оценив своё выступление, взяла лежавший на стуле мобильник и вышла в коридор.
В коридоре прямо на глазах зажёгся верхний свет — за окнами уже заметно темнело.
Набрав номер телефона, Ольга нетерпеливо стала ждать.
— Алло! — оживилась она. — Костик, привет! Как вы там?.
В эту минуту я был очень "тёплым", и распознать меня не составляло никакого труда.
— Ольленька! — крикнул я, держа над ухом свой мобильник. — Ты ххде? Ты знашшь, скока щщас время?
Отец был тоже пьян, он сидел по ту сторону стола, на котором уже возвышалось две бутылки коньяка, и жадно тянул ко мне руку, ему не терпелось услышать мою жену.
— Костик! — звенел Оленькин голос. — Да ты, я слышу, вовсю плывёшь!
— Хто? Я? — и дурашливо улыбнулся отцу, подмигнув ему. — Да мы вдвоём плывёшшь! Как же нам не плывёшшь по такому поввводу?.
Лёгкая улыбка дёрнула Ольгины губы:
— Костик, я умоляю, вы далеко не заплывайте, вы пока посушите вёсла, я скоро приеду, и мы поплывём дальше все вместе!.
— Хорррошо! — согласился я. — А ты хде, лубовь моя?!
Отец не выдержал, перегнулся через стол, выхватил телефон и пробасил:
— Свет души моей, приезжай и соответствуй!" Без тебя темно и стыло, с тобою глыба льда заговорила"! Ты знашшь, скока щщас время?!
— Знашшь! — передразнил Оленькин голос. — Полвина пятва!
— Во-о-о! — многозначительно протянул отец. — Полвина пятва! А у тебя в такой день и не в одном глазу!.
Ольга упрекнула и в шутку, и всерьёз:
— Зато у вас — во все четыре глаза! Сушите вёсла, Юрий Семёныч, и прошу без меня за буйки не заплывать! Вам ясно?!
— Ясно! Есть не заплывать и сушить вёсла! — покорно прокричал отцовский голос, и тут же снова спросил. — Нет, правда, а ты когда приееешь, душа моя?!.
Ольга резко закончила:
— Около семи! Ждите! Целую! — и дала отбой.
Она шагнула к стене и прижалась к ней спиной, откинув затылок, постояла так несколько секунд и скользнула вниз, присев на корточки, обхватила голову и о чём-то задумалась…
Император просыпался: сладко потянулся, откинул к ногам две подушки, которые обнимал во сне, медленно покрутился в мягкой полусонной истоме вправо-влево по широкой постели и открыл глаза.
Дверь спальни отворилась, и смело вошёл всё тот же слуга, который будто наблюдал сквозь дырочку в стене, чтобы вовремя увидеть пробуждение императора и появиться без малейшей задержки.
В руках слуги находился круглый деревянный поднос, на котором лежало жёлтое большое полотенце, стояла маленькая кастрюлька из серебра с белым жидким мылом, а так же открытые плошки с разноцветными мазями.
Босые ноги мелким дробным шагом прошлись по ковру, слуга осторожно открыл невидимый полог углублённой в стене ниши и вошёл туда, готовясь к водным императорским процедурам.
В дверях спальни появилась крохотная собачонка и сразу поняла, что хозяин проснулся, она пискляво залаяла и подбежала к его постели, желая забраться наверх. Император улыбнулся, продолжая лежать, и опустил руку вниз, а собачонка тут же прыгнула на ладонь и вознеслась наверх, с восторгом крутясь на груди императора и стремясь лизнуть его в нос. Император смеялся задорным утренним смехом, пряча лицо, но вскоре сжалился над своим питомцем и покорно подставил ухо.
Слуга смело подошёл к постели, не смотря на затянувшиеся ласки, и привычным движением протянул обе руки.
Император шикнул на собачонку и строго приказал:
— Всё! Хватит! Лежать!
Она поняла, быстро отскочила в дальний угол пастели и легла на середину подушки, глядя на хозяина блестящими глазками.
Император приподнял одеяло, сел, положил ладони на крепкие протянутые руки слуги, опёрся и встал — на нём была длинная ночная рубаха, застёгнутая спереди на большие пуговицы.
Сунув ноги в жёлтые сандалии, император размеренным шагом двинулся к окну, проворный слуга заспешил следом, опередил и раздвинул перед ним чёрный тюлевый занавес, что явилось условным знаком для придворных музыкантов.
Небольшой оркестрик, стоявший в саду около статуи Будды, тут же заиграл любимую мелодию, услаждая слух императора. Тростниковая флейта Мабу, струны Пипа и Цинь, удары барабана Баньгу и трещотка Хва создавали прекрасное настроение.
Император был очень доволен, даже кивал головой в такт ударным нотам и смешно шлёпал губами, напевая мелодию. Бодрый и весёлый он вскоре отвернулся от окна и направился в комнату водных процедур, а звуки оркестра сразу затихли.
Зашторив окно, шустрый слуга заскользил по ковру, обогнал императора и стоял уже первый у большого таза с водой.
Остро почуяв запахи мазей, собачонка чихнула, подняла голову и стала слушать, как плескалась вода, как фыркал хозяин, как затем резко и часто застучали ладони по голому телу, отчего запах мазей начал источать ещё больший аромат и заставил снова чихнуть собачонку.
— О-хо-хо! А-ха-ха! — покрикивал император, с удовольствием принимая массаж от сильных рук своего слуги. — О-хо-хо! А-ха-ха!
Когда он появился в спальне, укутанный сверху донизу длинным жёлтым полотенцем и похожий на огромный кокон большого насекомого, собачонка мигом опустила голову и прикинулась спящей.
Распаренный горячей водой и пахучими растирками император приятно отдувался, присев на край постели.
— Ван Ши Нан, — сказал он спокойным, умиротворённым голосом, — пригласи мою наложницу Юй Цзе, она где-то здесь за дверью, а ты пока свободен.
Мохнатая бровь слуги резко вздёрнулась и застыла, хитрый китаец кивнул, поднёс ладони к лицу и вышел.
Император осторожно покосился на хвостатого питомца.
Казалось, собачонка безмятежно спала на мягкой подушке, потому что её чуткие уши совсем не шелохнулись, когда открылась дверь и вошла Юй Цзе.
Она была очень стройной, лёгкой и милой девушкой — словно очаровательная игрушечка, одетая в яркое кимоно. Юй Цзе робко шагнула, наклонила голову, подняла к чистому личику маленькие ладошки и встала, ожидая приказаний.
— Подойди ближе, глупышка, — ласково протянул император. — Ты разве не поняла, зачем я позвал тебя?
— Поняла… — стеснительно ответила она, но будто не ответила, а прозвенела нежным колокольчиком, продолжая стоять.
— Ну, иди же, одень меня, я жду, — и он поднялся с постели в своём жёлтом "коконе".
Не смея ослушаться, она ещё ниже опустила стыдливый взгляд, поплыла воздушной походкой по ковру и замерла напротив императора.
— Юй Цзе, — всё так же ласково попросил он, — пожалуйста, подними лицо и погляди на меня.
Юй Цзе боязливо подняла лицо — на нём был явный испуг перед страшной пропастью, куда хотел толкнуть её император.
Он с огромным упоением смотрел в бездонные лучистые глаза наложницы, на неожиданно дрогнувшие мягкие губы, на чёрный завиток волос, лежавший у гладкого виска, на маленькие уши, которые были настолько тонки, что даже просвечивали как пергамент.
Император медленно опустил вожделённый взгляд на девичью грудь, она отчётливо и упруго рисовалась под лёгким кимоно.
Одним словом, юная наложница источала тот магический запах созревшего молодого злака, который прошиб все конечности императора мелкой нервной дрожью.
— Моё платье… за ширмой… — сказал он и кивнул в сторону.
Около постели стояла шёлковая ширма в золотых узорах. Юй Цзе подошла к ней и развернула её, там были развешаны на бамбуковых вешалках атрибуты императорского платья: широкие атласные штаны, длинные гольфы-носки, нательная манишка, красный шарф и само платье, блестящее редкими драгоценными камешками. Юй Цзе прихватила сначала только штаны и хотела идти к императору.
— Глупышка… — усмехнулся он. — Ты будешь одевать меня прямо на это полотенце?.
Она опомнилась, засуетилась, повесила штаны обратно и заспешила к императору, руки неуверенно потянулись к полотенцу, желая снять его, но тут же отпрянули назад.
— Ну, смелее… — нетерпеливо сказал он и теперь добавил повелительным тоном. — Освободи же меня! Я уже высох! И вообще подойди ближе!
Подойдя к императору совсем близко, Юй Цзе стала быстро раскручивать жёлтое полотенце. Когда его тело полностью оголилось, наложница испуганно замерла, и взгляд её намертво приковало то самое место, что находилось ниже живота — большое и сильно возбуждённое…
Я увлечённо стучал по клавишам компьютера, буквы скакали и собирали мои мысли на белой странице монитора в яркие, звучные предложения, а губы безустали шептали и шептали: "… наложница испуганно замерла, и взгляд её намертво приковало то самое место, что находилось ниже живота — большое и сильно возбуждённое…".
— Костик, какой же ты противный… — жалобно застонал сонный Оленькин голос. — Сегодня же суббота, ещё так рано и темно… а ты стучишь-стучишь по своим клавишам: бубнишь-бубнишь…
Я быстро выключил настольную лампу и зашептал в густую темноту:
— Спи-спи, я буду очень тихо.
— Какой тут "тихо"… — капризничал голос. — Ты же есть враг всего спящего народа… Неужели после вчерашней гулянки у тебя голова не болит?.
— Не болит. У меня — вдохновение.
— Какое вдохновение, Костик?. Вы же вчера с папашей и водку, и коньяк дули, ой-ей-ей…
— Я сам удивляюсь, и голова чудесно работает.
— Зато у меня чудесно трещит… Ой-ёй-ёй…
— У тебя-то с чего? С двух бокалов шампанского?
— Не с двух бокалов, а почти с двух бутылок…
— А-а-а, то-то, — протянул я, — одних газов наглоталась, а тебе коньячка предлагали, а ты: "Шампусик! Шампусик!".
— Ага, "коньячка", чтоб меня совсем погубить, да?! Советчик нашёлся! Я щас тебя и твой компьютер подушками закидаю!
Оленька закрутилась, зашуршала, и в мою голову действительно шмякнулась подушка.
— Эй! — крикнул я. — Между прочим, голова не деревянная!
— Получил?! — засмеялась она. — Щас ещё вмажу, противный писатель!
— Та-а-к! — сказал я, снова зажёг настольную лампу, швырнул обратно подушку и стремительно направился к нашему дивану. — Это кто противный писатель, а-а?! Кто-о-о?! — я быстро оседлал Оленьку и раскинул её руки по сторонам. — Схлопотать хочешь?! — грозно заревел я.
Она запищала, прося пощады:
— Нет-нет, больше не буду, Костик! Ты — классный писатель, умный, современный, прогрессивный! — её чёрные волосы были разбросанные по белой простыне, глаза блестели и часто моргали, а янтарные губы стали тянуться ко мне и теперь уже ласково прошептали с лёгким чувственным придыханием. — Не буду больше… мой милый… мой любимый… милый… любимый…
Мной овладела страсть, я наклонил голову и поцеловал Оленьку в мягкие манящие губы. Она освободила руки, обняла меня за шею, а я осторожно скользнул из-под них и уже ласкал языком подбородок, оголённое плечо, спускался ниже к самой груди, похожей на две большие опрокинутые чаши цвета сгущенного молока. Когда я нежно провёл по упругим соскам, Оленька тихо застонала. Под правой грудью, ближе к животу отчётливо виднелась на белой нежной коже небольшая тёмная родинка, я остановился на ней и несколько раз поцеловал.
— Если я вдруг потеряюсь или… где-нибудь умру… меня будет легко найти по этой родинке… — прошептала она.
— Глупышка, я никогда не дам тебе потеряться, тем более умереть, глупышка, — мои губы спускались всё ниже и ниже.
— Конечно, не дашь, это я так… на всякий случай… — Оленька снова простонала, а упругое горячее желанное тело вздрогнуло и приподнялось "мостиком". — Я хочу тебя…
— А голова?
— Она пройдёт… У тебя же есть чудесный доктор, который меня тут же вылечит…
И мы больше не в силах разговаривать стали отчаянно наслаждаться друг другом.
А монитор компьютера словно застеснялся и тут же погас в "режиме постоянного ожидания"…
Когда мои глаза открылись, мягкий утренний свет начавшегося дня уже давно заполнил нашу комнату, и стрелки настенных часов приближались к одиннадцати тридцати.
Я повернул голову в сторону компьютера.
Он терпеливо урчал и преданно ждал меня, а по экрану монитора скакала из угла в угол фирменная надпись M i c r o s o f t.
Оленька лежала щекой на моём плече и сопела прямо мне в нос.
Я хотел осторожно освободиться и незаметно приподняться с дивана, но не тут-то было — она пробудилась, заморгала длинными ресницами и спросонья часто-часто залепетала:
— А?. Что?. Мы опоздали к маме?. Мы же сегодня к маме едем… Ты забыл?. Ты, наверное, забыл?.
— Тихо-тихо, успокойся, у нас ещё три часа, — я приподнял одеяло, снова и снова прикасаясь губами до милой родинки на гладком животе.
Оленька с удовольствием потянулась, словно кошечка, и сказала:
— О-о-о, у нас ещё туча времени. А мы с тобой сразу заснули, да?
— Моментально.
— Вот, — она хитро сощурилась. — Я всегда говорила, что самое лучшее средство для сладкого сна и крепкого здоровья есть только секс…
Мы вышли в коридор в одинаковых розовых пижамах и тут же заметили открытую отцовскую комнату, из которой долетел тихий бас, до того чудесно
и мелодично исполнявший балладу, что мы сразу замерли и прислушались, у отца как всегда было прекрасное настроение:
— Браво! Брависсимо! — с восторгом закричала Оленька и стала бурно аплодировать, когда отец закончил.
— Браво! — подхватил я. — Браво!
Отец вышел в коридор в своём неизменном рабочем халате, запачканном красками и застывшими подтёками гипса, а в широких ладонях традиционно мял кусок пластилина.
— Ага-А-А, мои голубки проснулись! — пробасил он и низко поклонился словно актёр. — Спасибо! Всегда готов доставить радость!
— Как ваша голова, Юрий Семёныч? — спросила Оленька.
— Моя голова почти готова. Я с раннего утра уже ходил наверх в мастерскую, приготовил для неё ванночку и отборного мраморного гипса. Вот она моя головушка, — и он показал рукой в комнату, — прошу взглянуть, делаю последний штрих.
Оленька засмеялась:
— Да я не про эту голову, я про вашу! Как она после вчерашнего?
— А-а-а, — понял отец и схватился за лоб, — ты про эту… Трещит, душа моя, трещит и требует ремонта…
— Причём немедленного ремонта, — вставил я.
— Я вам дам "ремонт", ишь! — и Оленька погрозила пальцем. — Вы забыли, что сегодня едем к маме? Должны блестеть как огурчики!
— Душа моя, — объяснил отец и хлопнул себя по груди, — огурчик может быть солёным, малосольным… и ещё… самым плохим: как его?.
— Вялым, — напомнил я.
— Вот именно, Оленька, вялым, его необходимо вспрыснуть, и тогда он обязательно заблестит.
В голосе Оленьки прозвучали командирские нотки:
— Короче, господа! Вы должны быть свежими огурчиками без всякой посторонней помощи и явиться именно такими перед лицом моей любимой мамы! Ясно?!
— Но: всё же: — отец умоляюще протянул руку и показал пальцами совершенно точную дозу стакана в сто пятьдесят граммов.
— Юрий Семёныч!!!
— Оленька, — вмешался я, — по-моему, ты слишком…
— Что слишком?!! — она удивлённо посмотрела на меня. — Ну-ка, ну-ка!!!
— "Что-что": Я хотел сказать: слишком ущемляешь желания и стремления мужчин, которые женщина вряд ли может понять:
— Если вы настоящие мужчины, то переборите себя и потерпите, пожалуйста!!! У мамы наверняка будет что-нибудь эдакое!!! — и Оленька смачно щёлкнула по горлу.
— Ладно-ладно, голубки мои, только без ссор: — попросил отец. — С этим вопросом всё ясно, не надо обострений: Как насчёт другой головы, смотреть-то будем?
— Обязательно будем! — ответила она. — Вот это — будем!
Мне показалось, что ответ был не совсем искренним.
— Прошу вас! Заходите!
В комнате отца всегда царила атмосфера художественного беспорядка.
На столе, диване, шкафу, подоконнике и даже на полу лежали всевозможные наброски, зарисовки, эскизы на больших ватманах бумаги или просто на обычных листах, а то и на отдельных обрывках.
Разноцветные тюбики красок валялись щедрой россыпью у металлических ног мольберта, на котором висел незаконченный осенний пейзаж.
На высоких фанерных подставках создавались обнажённые фигурки пластилиновых людей: бегущих, сидящих, лежащих, обнимающих друг друга.
Куски пластилина то там, то сям были приляпаны к спинкам стульев, к дверцам шкафа и зеркалу — в зависимости от того, где в момент творческого раздумья стоял скульптор-художник и мял в руках свой рабочий материал.
— Прошу! — и отец подвёл нас к большому бюсту.
— Кутузов… — сразу догадалась Оленька и шагнула совсем близко к фельдмаршалу.
— Он самый! — ответил отец и звучно прочитал поэтические строки, обращаясь к великой голове. — "Барклай де Толли не нужен боле! Пришёл Кутузов бить французов!".
Оленька медленно обошла бюст, внимательно глядя на губы, ухо, прикрытый глаз, орден.
— Какие же вы, Ларионовы, скрытные… что сын, что отец: — проговорила она. — Я ведь как дорогой и близкий вам человек всё время спрашиваю:
"Костик, что ты пишешь? Юрий Семёныч, что вы лепите?" Нет, они всё молчком, да молчком, "потом, да потом"…
— И правильно, душа моя! — заметил отец. — Зачем же рассказывать о деле, которое ещё не законченно, не написано, не создано? Зато вот сейчас ты сразу поняла суть головы!
— А вот мне никак не понятна ни суть, ни истина, — сказал я.
— Спрашивай, сын мой! Ответим!
— Зачем французскому посольству наш Кутузов?
— Я так думаю: они хотят знать и видеть своих победителей в лицо! А стоять Кутузов будет прямо в фойе, у входа и как бы сразу говорить входящему французу: "Помнишь, друг мусью, как в своё время я вас "мордой да и в говно?".
— Юрий Семёныч! — взмолилась Оленька.
— А что "Юрий Семёныч"? Это, душа моя, крылатая цитата! Лев Толстой "Война и мир"! Конец третьего тома, последняя страница и последняя строчка! Можешь проверить!
— Обязательно, — улыбнулась Оленька, — вот только душ приму и сразу проверю! Чур, я первая в душ! Чур, первая! — и полетела, запорхала прочь и от нас, и от Кутузова.
— Ради бога!!! — в один голос крикнули мы. — Только не спеши, мы подождём!!! — и тут же притаились, прислушались.
Как только в ванной комнате захлестала вода, отец и я быстро шмыгнули на кухню.
Наши руки нетерпеливо схватились за дверцу холодильника и открыли её… наконец-то:
Стараясь не стучать и не звенеть, мы осторожно достали почти полную бутылку коньяка, тарелку с остатками закуски и тихо присели за стол.
Я мигом разлил по сто пятьдесят и в полголоса сказал:
— Ну, что: махнули по второй?.
— А во сколько у нас интересно была первая? — серьёзно спросил отец.
— В пять утра. Я тогда сразу за компьютер пошёл.
— А-а, да-да, а я сразу лепить Кутузова. Ночью помчались работать, — и он поднял палец вверх. — Допинг, сын мой… это не есть хорошо: Между прочим, Оленька права: надо перебарывать себя и терпеть: но… вчерашний ЗНАМЕНАТЕЛЬНЫЙ ДЕНЬ нам чуть-чуть разрешает: усугубить положение:
— И я об этом.
— Тогда побудем живы, сын мой.
— Побудем, — я решительно кивнул и еле слышно коснулся до его стакана.
Мы разом выпили…
Заботливые руки моей будущей тёщи украсили праздничный стол двумя бутылками водки "Путинка", бутылкой шампанского, тремя бутылками вина "Арбатское" и большущим пузатым графином кваса. Помимо спиртного так же поражало обилие закусок: красная икра, красная рыба, сыр, колбаса "Сервилад", шпроты, сайра, четыре вида салатов, отдельно нарезанные овощи, буженина, ветчина, паштет из гусиной и телячьей печени, селёдка "под шубой", маринованные грибы с морковью — глаза просто разбегались.
Мы все пятеро — я, отец, Оленька, её сестра Наталья и мама Тамара Петровна — сидели в большой комнате.
Тамара Петровна была женщиной слишком эмоциональной, импульсивной, любила много рассказывать и спрашивать, всегда докапываться до сути предмета и страдала тем, что напрочь забывала о своих прошлых темах разговора и каждый раз повторялась, когда мы вновь приезжали к ней. Сразу привыкнуть к подобным нагрузкам было трудно, но по истечении нескольких месяцев мы с отцом стали спокойно воспринимать эту особенность Тамары Петровны. Живя тихо и смирно без мужа в трёхкомнатной квартире, постоянно видя только младшую молчаливую дочь Наталью, она часто лишалась возможности выплеснуть свои чувства и мысли, поэтому наши появления в доме на "Планерной" искренне радовали Тамару Петровну, она находила в нас благодарных слушателей и собеседников.
Добротное, полноватое тело МАМЫ покрывалось свободным, широким платьем цвета голубой волны, а чуть выше правой груди была приколота декоративная маленькая ракушка бледно-светлого оттенка. Свои русые пышные волосы она всегда убирала по старинке назад — большим и круглым пучком, любила щедро припудриться, прикрасить глаза и губы.
Наши бокалы и рюмки звякнули хрусталем, и все дружно выпили, я с отцом — водочки, Оленька — "Арбатское", Наталья с Тамарой Петровной предпочитали шампанское.
Тамара Петровна сказала:
— Дорогие мои, прошу вас больше всего налегать на салаты! Если останутся — всё отправлю на помойку!
Отец поперхнулся и не на шутку закашлял. Я быстро помог несчастному и несколько раз постучал по спине.
— Мамочка, — с большим укором заметила Оленька, но тут же улыбнулась, дабы не обидеть Тамару Петровну, — ты говорила об этом недели две назад, дорогая.
— Неужели?. — мама очень удивилась. — Ничего страшного, можно повторить ещё раз! Я к тому, что остатки салатов, пролежавшие в холодильнике, вредны для организма: окисления, канцерогенные образования! Мы с Наташей… — она не успела закончить.
— … бережём своё здоровье и не едим остатки салатов, — размеренно и шутливо договорила Оленька.
— Конечно, — кивнула Тамара Петровна, — и не только остатки салатов!
Отец подхватил со знанием дела:
— Это кстати есть безжалостный закон всех ресторанов. Там все оставшиеся салаты тоже выбрасывают, а на следующее утро делают для гостей совершенно свежие. В свои тяжёлые студенческие годы я как раз подрабатывал на кухне, в цехе холодных закусок. Ох, нагляделся! И что самое интересное…
— Отец, — остановил я, — ты уже говорил об этом недели две назад…
— Я знаю, сын мой, — спокойно ответил он. — Как джентльмен я же должен поддержать МАМУ.
Мама засмеялась, захлопала в ладоши и сказала довольная:
— Вы — прелесть, Юрий Семёныч! Вы всегда вовремя! Вы всегда меня понимаете!
Отец от души раскланялся в сторону Тамары Петровны, не упуская возможности проявить своё актёрское дарование, и спросил:
— А как там наши братья киргизы? Они благодарны вам?
— Ещё бы! Я же каждый день выношу всё в чистых целлофановых пакетах и не только остатки салатов — у меня много другого остаётся — и аккуратно кладу рядом с помойными бачками!
— Ма-моч-ка-а-а, — пропела Оленька, и почему-то недовольно посмотрела на отца.
Молчаливая Наталья иронично хмыкнула и стала накалывать вилкой грибочки.
Отец — хорошо подогретый водочкой и на взлёте своего куража — шутил и бессовестно эксплуатировал забывчивость Тамары Петровны:
— За такие харчи, скажу я вам, братья киргизы должны трудиться и трудиться.
— А как же! — ответила Тамара Петровна. — Два месяца назад совсем бесплатно поставили новый унитаз!
— Надо же, какие люди — бесплатно поставить унитаз!
— Мамочка, — снова вклинилась Оленька, — Юрий Семёныч прекрасно знает про унитаз. Может быть, о чём другом?
— Подожди, доченька, не всё так гладко как с этим унитазом! — загорелась мама. — Тут, Юрий Семёныч, жена одного киргиза-дворника у меня в квартире убирается, а раньше до неё другая работала, так вот эта другая когда-то украла серебряную ложку с вилкой! А у меня же помимо ложек с вилками полно ценных вещей!
— Да что вы говорите?! Например!
— Пожалуйста, начнём с маленького гардероба…
— Мамочка, про твои гардеробы всем сидящим здесь давно известно, — и Оленька опять посмотрела на отца.
— Неужели известно?. — удивилась Тамара Петровна. — Так вот, я теперь за новой киргизкой наблюденье веду, недавно скрытые камеры поставила, видеозаписью называются! И в кухне поставила, и в прихожей, и в комнатах! Доверяй, но проверяй!
— Это же большой шик, Тамара Петровна! — заметил отец. — Видеозапись! О-хо-хо, это же дорого!
— Не дороже папиных денег… — пояснила Оленька.
— Да! — с гордостью ответила мама. — Хотя папа давно живёт в другой семье, но до сих пор очень хорошо нам помогает, очень!
— А у нас дворники сплошные калмыки! — сказал отец. — Я их, правда, не кормлю, но однажды сдуру доверился и попросил помыть машину! Помыли так, что весь багажник поцарапали!
— Надо же! — всплеснула руками Тамара Петровна. — Это всё потому, что не кормите! Я вам точно говорю!
— Позвольте, но вы-то кормите, а ложку с вилкой киргизка всё равно упёрла!
— Есть предположение, Юрий Семёныч, — ответила мама, — что муж не давал своей жене мои изумительные салаты, всё сам ел, она и обозлилась!
— Что вы говорите?! Какой нахал!
Поражаясь отцовской манере и ещё больше — памяти Оленькиной мамы, я улыбнулся, перестал слушать их разговор и посмотрел на младшую дочь Тамары Петровны.
Наталья, сидевшая рядом с ней, являла собой абсолютно противоположный образец, нежели старшая сестра — образец дурнушки, словно их изваяли разные отцы.
Глаза Натальи были похожи на маленькие блестящие бусинки. Широкий и чуть вытянутый нос имел небольшую горбинку. Тонкие, длинные губы открывали во время еды некрасивые мелкие зубы. Пышные и чёрные как смоль волосы были накручены "наивными барашками", спадали ниже плеч и почти прятали смуглое от природы лицо. Под белой рубахой, вышитой южным красным солнцем и разлапистыми пальмами, торчали два бугорка созревшей девичьей груди — недавней выпускницы одиннадцатого класса.
Наталья поймала мой любопытный взгляд и вопросительно уставилась на меня.
Я взял и подмигнул, чем вызвал, как мне показалось, лёгкое смятение непорочной юной девы, в чём тут же усомнился.
Нежно прикусив круглую головку большого маслянистого грибка и подчёркивая двусмысленность этого момента, она пронзительно стрельнула глазами-бусинками, то ли действительно желая чего-то, то ли мелко и шутливо озорничая.
— Всё! Хватит! — долетел голос Тамары Петровны, и бурная волна эмоций захлестнула её. — Хватит про киргизов и калмыков! Я, конечно, всех очень люблю, мы раньше жили огромной единой страной!
— Калмыки и сейчас в составе России… прошу прощенья… субъект Российской федерации, — вставил отец.
— Ну и что?! Этот субъект всё равно далеко! Сейчас этим людям безумно трудно: все деньги они отсылают детям, жёнам, матерям, у них не хватает порой на еду, а ещё платить за жильё каждый месяц по десять с лишним тысяч! Вот и получается — Горбачёв преступник!
— Мамочка! — взмолилась Оленька.
— Ну что "мамочка"?! Я же не об этом хочу сказать, это так, к слову! Хватит, оставили киргизов и калмыков!
— Действительно… пора… — аккуратно одобрил отец.
— Юрий Семёныч, — приказала Тамара Петровна, — я требую шампанского в каждый бокал! Я хочу продолжить свой прошлый тост! Вы не представляете, какая мечта овладела мной! Она не даёт мне покоя уже несколько дней! Шампанского!
— Да-да! Готово! Прошу! — заспешил отец, разливая шампанское.
Тамара Петровна взяла бокал за длинную ножку и неожиданно встала.
Мы все разом поднялись как по команде.
Она радостно посмотрела на меня, потом на свою старшую дочь, а затем сказала так, как может сказать только любящая мать, окрылённая великим счастьем нашего брачного союза:
— Я хочу стать бабушкой как можно быстрей! Я хочу внуков! У вас скоро свадьба, а зачать ребёнка можно и сейчас! Девять месяцев пролетят со свистом, и я — Боже мой — уже бабушка!
Оленька поперхнулась и не на шутку закашляла. Я быстро помог несчастной и несколько раз нежно похлопал по спине.
Тамара Петровна почти взахлёб говорила:
— Теперь, когда вы, наконец, обрели официальный статус мужа и жены после двухлетнего гражданского проживания…
— Обретут… в декабре… прошу прощения… — всё так же аккуратно вставил отец.
— Я не поняла, Юрий Семёныч, — удивилась она, — у вас есть сомненье, что полтора месяца изменят положение дел?!
— Ни-ни, — помотал он головой, — у меня никаких… Я так, чисто формально, протокольно что ли…
— Все "формальные протоколы", Юрий Семёныч, уже подписаны два дня назад, теперь у них начинается ЖИЗНЬ! И я вправе иметь внуков да поскорей!
— Действительно… пора…
— Тогда пьём! — прокричала Тамара Петровна. — Пьём! Пьём! До дна!
— Ура-а-а! — добавил отец не то в шутку, не то всерьёз. — Ура-а-а!
Все выпили и сели кроме Оленьки, которая не стала делать ни того, ни другого — она откровенно, как говорится, приземлила свою маму на землю:
— Мамочка, какие сейчас внуки, какое там "скорей", о чём ты говоришь, родная? Мы с Костиком очень любим и хотим детей, но: но не в ближайшее время:
Я дёрнул Оленьку за руку в надежде, что она сядет за стол, но не тут-то было.
— А как же спорт, гимнастика? Ты об этом забыла? У меня же всё расписано на несколько лет вперёд: 2010-ый, 2011-ый, соревнования, поездки, заграница, планов громадьё. И мне что… отказаться? Запереться дома как курица-наседка и нести яйца? Мамочка…
Я снова дёрнул Оленьку, и на сей раз она села на стул.
— Ты прекрасно сказала: "курица-наседка"! — восторженно оценила Тамара Петровна. — Это так здорово, по-нашему, по-женски! Курица-наседка, а вокруг много жёлтых цыплят, и рядом — старая пеструшка со старым петухом! Что ещё надо человеку?!
— Позвольте, — усмехнулся отец, проглотив селёдку "под шубой", — старый петух должно быть я?
— Ну конечно! — с радостным откровением ответила она. — Кто же ещё!
— Спасибо…
— Нет, Юрий Семёныч, "спасибо" вы скажете не мне, а нашим молодым, когда они родят вам внуков!
— Да ничего мы не родим в ближайшую пятилетку, мамочка. Мы заняты по горло.
— А вот это уже не по-нашему, не по-домашнему, не по-женски! И если бы сейчас был с нами твой папа, он бы тоже не одобрил! — осудила Тамара Петровна. — Ваши дела можно временно отложить ради детей и внуков! Вон, Алсу второго ребёнка родила и снова вернулась на сцену, и ничего!
— Ты не путай, дорогая мамочка, певицу со спортсменкой по художественной гимнастике.
— Интересная новость, — заметил отец, — с каких это пор Алсу стала певицей?
— Да какая разница, Юрий Семёныч, я говорю вообще… — ответила Оленька. — Певица может петь и при таком весе, как Монсерат Кобалье, к примеру. А спортсменка рухнет при первом прыжке, если ещё умудрится сделать его.
Тамара Петровна настойчиво продолжала:
— А почему ты думаешь, что после родов располнеешь как Монсерат?! Ничего подобного, ты к этому не расположена!
— Вот именно, — поддержал отец, — до Монсерат Кобалье ещё далеко.
— Это в каком смысле… далеко?. — не поняла Оленька и развернулась к нему всем телом.
— Да нет… я… я в смысле полноты… толщины…
Молчаливая Наталья снова иронично хмыкнула, но гораздо громче.
Оленька кисло улыбнулась, и взгляд её был настолько пронзающим, что отец не выдержал и быстро перекинул весь удар на меня:
— Костик, а чего ты молчишь, сын мой? Твоя жена старается, надрывается, а ты молчишь, хоть бы мяукнул.
— Мяу! — сказал я. — Нет, если серьёзно, то мы действительно заняты по горло и даже выше, по уши. У нас у каждого только началась раскрутка наших дел: у Оленьки в спорте, у меня в творчестве. Мне, например, скоро сдавать роман, потом — как всегда — дадут поправки, надо сидеть переделывать, а затем — ещё четыре вещи в перспективе. Надо писать пока редакция даёт возможность, у меня договор с ними на три года. Вот так, Тамара Петровна. Мы не против детей, но дайте поработать, успеем ещё.
— Вы-то успеете… а я, может, не успею поглядеть на внуков…
— Мамочка, ну зачем так трагично, дорогая?
И тут Тамару Петровну пробил сильнейший накал эмоций:
— Эх, вы-ы-ы! Величайший Достоевский, глыба творческой мысли, колосс психологической драмы имел кучу детей и писал при этом, писал и писал, оставаясь иногда совершенно нищим!
— Мамочка, — осторожно сказала Оленька, — поэтому Костик и я не хотим быть нищими родителями, повторяя пример величайшего Достоевского.
— Я говорю о высшей материи, доченька! О предназначении человека, который, прежде всего, заботится о продолжении своего рода!
Проявив огромную жалость, а может быть актёрские способности, отец успокоил Тамару Петровну:
— Наша дорогая МАМА, прошу не нервничать, вам обязательно будут внуки в ближайшее время! Это дело я беру на себя! И только на себя! — и стукнул своим тапком по моей ноге.
Я понял отца, и по цепочке наступил Оленьке на ногу.
Она хмыкнула и прикрыла лицо рукой.
Молчаливая Наталья теперь издала громкий ироничный звук:
— Хе-хе!
А Тамара Петровна, ошарашено глядя на моего отца, спросила, запинаясь:
— Как это… как это, Юрий Семёныч: это как вы берёте на себя?. Позвольте: я что-то:
— Это — аллегория, Тамара Петровна, иносказание! Имелось в виду, что я чаще вижу наших молодых и могу ускорить этот процесс своим словом, напутствием, пожеланием!
— А-а-а-а, теперь поняла, Юрий Семёныч! — она улыбнулась. — О, Господи, наконец-то поняла! Вы всегда вовремя во всех вопросах и порой так неожиданно!
Отец поднялся, поклонился почти до самого стола и торжественно произнёс:
— За вас — нашу несравненную МАМУ и Тамару Петровну! Сын мой, всем шампанского! У меня — тост!
Я разлил по бокалам шампанское, и все замерли.
— Друзья мои! — загадочно начал отец и сделал театральную паузу, потом внимательно поглядел на Тамару Петровну и продолжил. — Хочу признаться, что сидя за этим столом, меня как-то странно клонит на правый бок! Представляете, сяду прямо, а натура так и тянет свалиться вправо! А кто справа? А справа — притягательная женщина! Так выпьем за магнит нашей души — Тамару Петровну!
— Браво! — оценила она. — Браво! Так коротко и так образно!
Все бокалы звякнули и были выпиты до дна.
Отец тут же спросил:
— А как дела, Тамара Петровна, у вашей младшей дочери, нашей молчаливой Натальи? Что по жизни? Какие мечты, какие планы, ведь школа уже позади?
— А пусть эта молчаливая Наталья сама и ответит, — кивнула мама на младшую дочь, — скажи-скажи, что ты придумала по жизни! Это — ужас!
— Я не придумала, мамочка, а надумала, пойду в Юридический институт, — тонким, но совсем не робким голосом ответила Наталья.
— Вы представляете, Юрий Семёныч?! — Тамара Петровна даже содрогнулась. — В Юридический, на следственно-криминалистический факультет! Она только об этом и мечтает! Какой ужас! Будет с бандитами общаться!
— Почему "общаться"? — возмущённо сказала Наталья и добавила так искренне и убеждённо, что сразу захотелось поверить в её мечту. — Бороться с преступностью, мама! Бороться!
— Боже! Вы слышали?! Это она-то будет бороться с преступностью!
Меня, откровенно говоря, до того поразили Натальины слова, что тот маслянистый грибок, который она эротично кусала, был напрочь мной забыт, и я увидел сейчас очень серьёзно настроенного человека.
— Прекрасно сказано: "бороться с преступностью"! — произнёс я. — Человек стремится к благородному делу! Молодец!
— Костик, — возразила Тамара Петровна, — что же в этом прекрасного и благородного?! Ничего себе "благородство": каждый день глядеть на эти убийственные рожи! Страх господний!
— Да подождите, Тамара Петровна! Ей, по-моему, и страх ни по чём!
— Да какой там страх, — сказала Оленька. — Она в детстве каждый день на крышу высоченного дома лазила. Заберётся, сядет и смотрит вниз на девчонок, рисующих на асфальте зайчиков да цветочки. Однажды поспорила с мальчишками и перелезла по пятому этажу с одного балкона на соседний, и две шоколадки выиграла.
Мама прикоснулась рукой к сердцу и воскликнула:
— Боже мой, Оля! Ты когда об этом вспоминаешь, мне аж дурно становится!
Глядя на юную героиню, отец задумчиво протянул:
— Ага-А-А, вот мы оказывается какие… а лицо у тебя смиреной пассии… очень интересный типаж, достойный кисти художника…
— Какая там пассия, господи! — ахнула Тамара Петровна. — Криминалист!
— А почему бы и нет, мама? По-твоему криминалист не может быть пассией? — с достоинством ответила Наталья.
— Ах, молодец! — одобрил я. — Вот молодчина! Извините, Тамара Петровна…
— А знаешь что, Наталья… — сказал отец, приглядываясь к ней, — я давно хочу написать тебя… эти завитушки волос… этот тёмный цвет кожи… эти непохожие ни на чьи глаза с острым блеском маленьких бриллиантов… Ты как относишься к моему предложению?
Оленька опередила сестру и не очень довольная помотала головой:
— Та-а-к, художники воспарили…
— Не знаю, — ответила Наталья и опустила лицо, — меня никто никогда не рисовал.
— Вот и попробуем! Тут главное терпеливо сидеть и позировать! Вытерпишь?
— Да всё она вытерпит, Юрий Семёныч! — решительно сказала Тамара Петровна. — Когда захотите, тогда забирайте и рисуйте! Это даже очень хорошо, может к искусству приобщится и забудет своих бандитов!.
Юй Цзе быстро убрала взгляд, не в силах больше смотреть на то возбуждённое место голого императора, что находилось ниже живота.
— Глупышка, — сказал он, — ты просто ещё не представляешь, до чего приятно лежать со мной. Привыкай-привыкай. Ты же знаешь, что ни одна из моих наложниц, кроме тебя, не удостоена чести родить мне наследника. Ложись, Юй Цзе, смелее, — и взял её за руку.
Панический страх охватил девушку, и она отскочила назад.
— Прошу вас, император, только не сейчас! Прошу! Я не готова! Давайте вечером, умоляю! — она подняла трясущиеся ладошки и прикрыла лицо. — Умоляю!
— Ну-ну-ну! — успокоил он. — Что ты? Что ты? Нельзя же так нервничать и превращать самый сладкий момент жизни в пытку! Перестань!
Глаза Юй Цзе увлажнились, и по щекам покатились слёзы.
— Ну-у, во-о-т, — расстроился император, — мы заплакали. Подойди ко мне, я вытру.
Она подошла, и он ладонью промокнул слёзы — заботливо и нежно.
— Больше так никогда не делай, не плач в таких моментах. Хорошо?
— Хорошо… — дрогнувшим голосом ответила она.
— Умница. Ладно, успокойся, тебе нельзя волноваться, сейчас просто одень меня, и ты свободна до вечера, — он присел на край постели и вытянул ноги.
Юй Цзе быстро схватила штаны, засуетилась, желая быстрей закончить процедуру и удалиться.
— До чего же ты глупышка, — засмеялся он. — Совершенная глупышка. Ребёнок ты мой.
Юй Цзе натянула штаны на ноги императора, он встал с постели, и девушка подняла их выше, наконец-то спрятав возбуждённое императорское достоинство. Надев халат и завязав его широким атласным поясом, она вздохнула и замерла.
— Вот и всё, молодец. Дай мне свои губки, я поцелую тебя, и можешь идти.
Юй Цзе покорно подставила губы — это было проще в данной ситуации, император ровно три раза мягко поцеловал её и кивнул на дверь.
Она подняла ладошки маленькой лодочкой, поклонилась и ринулась прочь.
— Погоди, — остановил он, — забыл спросить: мой слуга Ван Ши Нан не слишком назойлив по отношению к тебе?
— Нет, — сказала она, уже держась за ручку двери, — он только дарит подарки.
— Какие?
— Сладости.
— А беседы ведёт с тобой?
— Иногда.
— Какие?
— Рассказывает сказки.
— О чём?
— О любви.
— Ступай и позови Ван Ши Нана.
Юй Цзе стремительно вышла.
Император потрепал за ухо спящую на подушке собачонку, и посмотрел на дверь, где уже смирно стоял слуга Ван Ши Нан.
— Ты как всегда очень скор, словно слышишь за дверью мои слова, — не совсем довольным тоном проговорил император.
Слуга промолчал и поклонился.
— Подойди к окну и посмотри во двор.
Ван Ши Нан засеменил к окну, отдёрнул штору и стал смотреть.
— И что ты видишь?
— Котлы с водой, — спокойно ответил слуга.
— Ещё.
— Колесо для ломки костей.
— Ещё.
— Беседку с пиалой для яда.
— И что бы ты выбрал?
— Ничего.
— Как "ничего"? А если бы я приказал тебе? — в голосе императора прозвучали повелительные нотки.
— Не вижу причины, — смело ответил Ван Ши Нан и повернулся к нему, — я служу вам честно и преданно.
Император хмыкнул и ответил:
— А мне кажется… что честность и преданность ты слегка омрачил…
— Чем же?
Император теперь буквально выкрикнул:
— Своим чрезмерным вниманием к моей любимой наложнице Юй Цзе!
— Я верен вам как старый пёс, готовый не пить и не есть ради вашего здоровья и процветанья, император. Не стоит слушать глупую девочку.
— У меня, Ван Ши Нан, для моих ушей есть источники посерьёзней, чем глупая девочка!
— Придворные Мандарины?
— Ты слишком дерзок, чтобы я отвечал тебе!
— Моя д е р з о с т ь не выходит за пределы того, что каждый день я снимаю пробы с вашей пищи, ваших напитков и ваших мазей, чтобы не допустить отравления императора хитромудрыми Мандаринами. И вы прекрасно знаете об этой моей… д е р з о с т и… — слуга поклонился.
Император помолчал и покрутил головой, разминая шею, а потом сказал уже несколько щадящим тоном:
— И всё же, Ван Ши Нан, чтобы ты выбрал из этих трёх вариантов, коснись вопрос твоего наказания: быть сваренным заживо в котле? быть заживо раздавленным колесом? или войти в беседку и выпить пиалу с ядом?
Слуга молчал и глядел себе под ноги.
— Я же не тащу тебя во двор, Ван Ши Нан, я просто требую простого ответа.
— Вошёл бы в беседку… — через силу ответил слуга.
— Так вот, я не желаю тебе даже этого, поэтому очень прошу: утихомирь свой жаркий пыл старого жеребца к моей юной наложнице Юй Цзе, — и тут же спросил совсем о другом. — Как там утренний чай? Готов?
— Готов.
— Идём же.
Ван Ши Нан развернулся и первый пошёл к двери.
Открыв дверь, он шагнул в сторону, учтиво пропуская вперёд императора…
Соседняя комната была большой и просторной.
На полу лежал пёстрый дорогой ковёр.
С потолка свисали голубые и лёгкие драпировки, напоминая застывшие морские волны.
Все стены были украшены мечами, кинжалами и круглыми щитами, с блестящих поверхностей которых глазели барельефы тигров, львов, леопардов и драконов.
У каждой из трёх дверей комнаты находилось по два стражника с тонкими и длинными пиками. Как только вошёл император — стражи порядка, словно заведённые механические болванчики, одинаково потоптались на месте в знак приветствия, подняли пики и снова замерли.
По обе стороны открытого окна красовались в шёлковых платьях особо приближенные Мандарины — человек десять. Они поклонились и застыли в подобострастных позах.
В центре комнаты, куда сразу направился император, выделялся круглый инкрустированный стол с чайным императорским прибором, большим белым кувшином с утренней росой и пузатым заварным чайником, из носика которого струился пар.
Император сел за стол в широкое удобное кресло и одними глазами дал команду Ван Ши Нану.
Тот подошёл, привычно взял пиалу и немного налил из чайника тёмной пахучей жидкости, затем поднёс ко рту и начал пить мелкими глотками, делая после каждого небольшую осознанную паузу.
Император, затаив дыхание, нетерпеливо ждал, но старался казаться спокойным и безразличным…
Я увлечённо и до страшного самозабвения стучал по клавишам компьютера, буквы скакали и собирали мои мысли на белой странице монитора в яркие, звучные предложения, а губы безустали шептали:
"… Император, затаив дыхание, нетерпеливо ждал, но старался казаться спокойным и безразличным…".
Мной овладела огромная радость творчества; она заставила сладко потянуться, поднять руки вверх, потом расслабиться, откинуться на спинку стула, уставиться в потолок, затем вскочить и с удовольствием подумать о том, что всё даже очень недурно получается.
В квартире никого не было. Оленька уехала на репетицию, отец — в Союз Художников, и я начал бродить туда-сюда в своих раздумьях, зашёл на кухню, выпил воды из графина — хотя совсем не хотел этого, машинально открыл холодильник и проверил его содержимое — сам не зная зачем, вышел в коридор и стал ходить по нему.
Шагая мимо отцовской двери, я заметил торчащий ключ в замочной скважине, отец видно спешил и совсем забыл про него.
— Вот какой рассеянный с улицы Бассеенной… — сказал я в адрес отца, повернул ключ, открыл замок, распахнул отцовские апартаменты и вошёл туда.
Глядя под ноги и продолжая думать, я шлёпал тапками по полу, переступая через тюбики с краской, и снова повторял:
— "… нетерпеливо ждал, но старался казаться спокойным и безразличным… спокойным и безразличным: ".
И вдруг мои размышленья резко прервались, меня отвлёк большой кусок белого ватмана, торчавший из общей кипы эскизов и рисунков, которые лежали на низком журнальном столе, на ватмане красовались две легкие женские ножки, изображённые карандашом.
Беспредельное любопытство охватило меня, и я начал освобождать от прочих бумаг заколдовавший меня экзерсис, мне страшно захотелось увидеть всё творение — снизу доверху. Когда я, наконец, вытянул его, то моментально остолбенел и даже пошатнулся — О, УЖАС! — передо мной блистала в своей красоте полностью обнажённая Оленька, стоявшая у окна отцовской комнаты. Она улыбалась, нарочито выпятив грудь вперёд, и широко развернула ножку, как бы подчёркивая достоинство своих нижних потаённых прелестей, а под правой грудью ближе к животу с абсолютной точностью была нарисована маленькая родинка.
Моё отяжелевшее тело плюхнулось на стул, и очумевший взгляд продолжал рассматривать рисунок, а из горла неожиданно рванулся такой надрывный хрип, такое дикое отчаянье, что пальцы дрогнули и реально онемели, а гладкий ватман выскользнул из них, скрутился и упал с журнального стола на пол.
Я сильно потряс головой и размял кисти рук, чтобы прийти в себя, потом схватил с пола скрутившийся ватман и вылетел в коридор, шатаясь из стороны в сторону. Закрывая дверь на ключ, мне хотел немедленно убежать отсюда в свою комнату, но что-то резко заставило остановиться, подумать, выдернуть ключ и на всякий случай сунуть его в карман отцовского пиджака, висевшего на крючке вешалки.
Влетев к себе, я замотал рисунок скотчем, и с огромным раздражением швырнул бумажный рулон далеко под диван, а сам рухнул на него с таким бессилием, словно только что разгрузил целый вагон, затем цапнул подушку и закрыл лицо.
Мне сразу почудилось, что со страшной скоростью падаю в глубокую, тёмную пропасть и могу неминуемо разбиться, но конца полёта и смертельного столкновенья с землёй я никак не мог ощутить — всё падал и падал, а в ушах звенели вопросы:
— Как?
— Почему?
— За что?
— Когда?
Через несколько минут всё это стало невыносимым бредом, и моя душа глухо застонала, вырываясь наружу плаксивым воплем, а подушка поднялась над моим лицом, и я увидел отца, который держал её в руке, он наклонился ко мне и растерянно сказал:
— Извини, что разбудил, ты так сладко храпел. Ты понимаешь — пришёл и не могу найти ключ от своей двери. Чёрт его знает, куда дел? Ты не видел?
Я секунды две ещё лежал на диване и бессмысленно глазел на глыбу отцовской фигуры, нависшей надо мной, потом приподнялся, сел на край, обхватил виски ладонями и сказал мрачным голосом:
— Во-первых, я совсем не спал: Во-вторых, сегодня твой ключ не видел… Раньше видел — в туалете на сливном бачке, в кухне — на полке с мылом, в ванной комнате — на батарее… Поищи на вешалке: — мой ответ был длинным и нудным.
Отец вышел в коридор, стал шумно копаться на вешалке и вскоре радостно крикнул:
— Точно! В пиджаке! Видать сунул впопыхах! — он снова вернулся и участливо спросил:
— Что? Голова болит?
Я не ответил, а только кивал и кивал, кивал и кивал, глядя на пол: так кивают сумасшедшие в дурдоме, обречённые на полную безысходность.
— Ты много работаешь, сын мой! В таких дозах компьютер очень вреден! Пошёл бы подышал воздухом, мозги проветрил! Так все гениальные писатели делают! — сказал отец и скрылся то ли на кухне, то ли в туалете, откуда сразу раздалось его бравурное пение:
Я тупо смотреть в проём двери и совершенно не знал, что мне сейчас делать, как поступить? Отцовское пение раздражало, сам он вызывал у меня неописуемо гадкое отвращение, наша общая квартира разом опротивела, я крепко стиснул зубы, вскочил с дивана, выключил компьютер и вылетел в прихожую. Там быстро надел ботинки, сорвал куртку с вешалки, резко открыл входную дверь и стремительно побежал по ступенькам вниз…
Во дворе темнело, поздняя осень брала своё.
Я нервно дёрнул руку и поглядел на часы — 17: 45.
Вокруг никого не было, лишь один калмык-дворник сгребал грязные листья у детской площадки.
Я шагнул со ступенек подъезда и в глаза мне бросился недалеко стоявший отцовский "Land Rover" — чёрный и блестящий. Какая-то дьявольская сила кинула меня к нему, и я начал до изнеможения долбить ногой по переднему колесу. Машина запищала на весь двор голосистой противной сиреной, а мои кулаки превратились в круглые твёрдые камни и стали колотить по гладкому капоту.
Я с трудом оторвался от ненавистной машины и ринулся к детской площадке, шатаясь по сторонам и тяжело дыша.
— Привет, Коля:
Коля-дворник был старше меня, хотя фигурой напоминал худого и щуплого мальчика, он снял перчатку, пожал мне руку и помотал головой:
— Привет-привет, Константина. Однако за что ты так избивай папин машин? Человек щас услыхать, расстроить себя, бежать вниз — сколько хлопот ему.
— Молчи-и-и! — крикнул я. — Ты забыл, как однажды помыл эту машину и всю поцарапал?! А теперь жалеешь?! Молчи уж! — я знал, что ответил очень грубо, но ничего с собой поделать не мог.
— Тогда ошибка вышел, на тряпка песок засох, а я потом прощенья просить. Однако ты очень кричать и тяжело дышать, Константина. В тебя наверна бес вселил.
— Да ладно тебе! Иди сюда, "бес"! — и потащил его за детский домик. — Ты со мной выпьешь?!
— Выпьешь, — без всяких раздумий ответил он. — Очень выпьешь. Сбежать?
— Сбегай, только быстрей! Держи деньги, возьми водки и закуски! Постой…
Меня вдруг привлекла сильно хлопнувшая дверь подъезда. Я зашёл за угол домика и осторожно выглянул.
Отец в длинном плаще, кое-как накинутом на плечи, метровыми шагами спешил к своей машине "Land Rover", суетливо открыл дверцу, выключил сигнализацию, а плащ не удержался на плечах и слетел на землю. Он поднял его, тряхнул с огромной нервозностью и раздражённо плюнул в сторону.
— Твоя папа жутко злая, Константина, ай-яй-яй… — прошептал Коля, стоя рядом со мной.
— Слушай ты, сердобольный калмык, а ну давай дуй за водкой!
— Я уже хотел дуть, а ты говорить: "постой, папа будем глядеть"…
— Сейчас он уйдёт, а ты давай мигом, мигом!
Отец наконец-то скрылся в подъезде, а Коля-дворник схватил деньги и пулей полетел в темноту двора.
Всё моё тело расслабилось и шмякнулось на низкую детскую скамейку, я поднял голову, уставился стеклянным взглядом в тёмное небо и начал грустно цитировать строки знакомого автора, добавляя свои глупые и разбросанные мысли, этот неудержимый поток, казалось, хлынул помимо моей воли, освобождая раненую душу:
— Измена приходит незаметно. Измена — она такая, ещё вчера вроде бы не было никакой измены, благодать и гармония по всем углам, а сегодня измена лежит перед тобой на тарелке, как свежевыпеченный пирог. И сразу дрожат руки с ногами, неприятно аукается низ живота, что-то остро колит в лобок, путаются мысли, ноют зубы, чешется нос, а плечи сводит озноб. Походка становится кривой и скомканной, горбится позвоночник в разные стороны, всё валится из рук, а в итоге выглядишь так скверно, что ещё, кажется, две минуты — и тебе начнут подавать на улице милостыню… Под ярким солнцем измены ты становишься очень любознательным и начинаешь о многом задумываться: почему в определённый исторический момент ты оказался именно этим конкретным телом, а не другим? почему обманутый муж есть всего лишь о б м а н у т ы й м у ж, а не Ярославский вокзал, к примеру? не кинофильм "Броненосец ПОТЁМКИН"? не французская революция 1789 года? Я очень хочу быть французской революцией, она ничуть не хуже, чем обманутый муж… С изменой становишься чудовищно сентиментальным, потому что тебе до слёз жалко самого себя, и тянет на дурацкие рифмы: алкоголик-кролик, дебил-теребил, шизофреник-веник, дегенерат-брат, олигофрен-фен, идиот-дот, дубина-картина…
— Константина, — раздался голос дворника, — ты что, Богу молишь?
Я опустил глаза с поднебесной и почти простонал:
— Да-а-а, молю Бога, чтобы ты быстрей налил мне водки!
— Всё-всё, — заспешил Коля. — Здесь водка, здесь закусь. Держи стакаш.
Он сунул мне пластмассовую тару, вмиг открутил "голову" белой бутылке и плеснул полную дозу.
— Куда столько?! — ужаснулся я, но было поздно.
— Целый надо, целый! — со знанием дела ответил Коля, потом ткнул пальцем в бутылку и спросил. — Это что такой? Это — лекарства. Выпить целый и твоя бес будет загнуться, помереть бес. Я всегда так пить, никакой грамуль, никакой капель.
— А-а! — махнул я рукой. — Давай, чёрт с тобой!
— Во-во, — одобрил Коля и налил себе до краёв, осторожно поднёс стакан к моему стакану и словно сказал радостный тост. — Давай, Константина, чёрт с меня! — и одним коротким махом опрокинул водку.
Я шумно выдохнул, крякнул и повторил его подвиг, однако не сразу, а постепенно.
Он широко развернул целлофановый пакет и двинул ко мне — там лежали солёные огурцы, колбаса и чёрный хлеб. Я с нетерпением цапнул огурчик и жадно стал хрустеть, глотая спасительный сок.
Непроницаемый Коля будто и не пил, спокойно сел на скамейку, неспешно отломил черняшку, смачно занюхал и сказал:
— Я тока-тока твой жена встретить, Константина, прямо щас встретить.
— А-а-а-а, ну-ну, — протянул я, конкретно соловея от полного стакана водки, — явилась, не запылилась!
— Да-да, на свой машин приехать, сразу выходить, сразу хорошо здороваться, кивать. Я тожа сказать ему: "здрассь". Очень завидный у тебя жена, Константина.
— Коля, — мрачно пояснил я, — она "приехать не на свой машин", а на мой машин, машина моя, понял?! И потом, почему она "завидный жена", что в ней такого?! Что-о-о?!
— Э-э-э, — улыбнулся он и помотал головой, — а ты не знать кабу-то? Э-э-э, хитрая ты, Константина. Он у тебя красивый, хорошо приятный, высокий, длинногачий.
— Нравится?! — я подозрительно посмотрел на него, потому что пьянел.
— Нравися, — кивнул Коля. — Я врать не хотеть, а тебе приятно быть, что такой жена есть. У меня в Калмыки мало-мало низкий женщин, я приехать в Москва и балдеть: какой бывать здесь высокий девушка и женщин, какой чудесный, ай-яй-яй, как твой Оля.
— Да подожди!" Оля"!"Оля"! — оборвал я. — Ты скажи: твоя калмыцкая жена тебе изменяла?!
— Моя калмыцкий жена не может сменять, — уверенно сказал он и достал пачку сигарет. — Она бояться очень, я привязать её рука длинной верёвка к седлу лошадь и дого-дого таскать по сухой степь, умерать может, кирдык будет.
— "Бояться очень"! — передразнил я. — Ничего они не боятся! Чудак ты человек, да ты не узнаешь, как рогоносцем станешь! — и показал два растопыренных пальца.
— У Коли до эти рога дел не дойдёт, — он отрицательно помотал головой и закурил. — У Коли в посёлка каждая дом и каждый улиса уши иметься и глаз иметься. Коля тут же знать начнёт с каким мужчин его жена улыбка строить, ещё до их пастель сразу знать можно.
— А вот, допустим, ты не доглядел, и жена изменила тебе! И что? Неужели привяжешь верёвками к лошади и протащишь по сухой степи? Помрёт же, кирдык будет!
— Пускай мрёт, пускай кирдык, дома позор не быть. Вся посёлка благодарна станет, потому, как другой жена не хотеть повадно.
— Какая же тут благодарность, если ты человека убьёшь? Убийца, и всё тут!
— Зачем убивца? Праведливый калмыка! — с достоинством сказал Коля и глубоко, с удовольствием затянулся сигаретой.
— Как у тебя всё просто! — я шлёпнул рукой по колену и пьяненько хмыкнул. — Протащил слабую беззащитную женщину по смертельным, засохшим колдобинам, обтесал её нежное тело как палку, и на тебе: справедливый калмык!
— Я так тебе сказать, Константина, калмыцкий закона сурова: есть степь, есть зной, есть лошадь, есть плётка-камча, а твой жалкий слеза и мягкий душа — всё далёк от нас.
— Ого, да ты — садист! — обругал я Колю. — А ну, дай сигарету!
Дворник улыбнулся:
— Бери-ка, пожалуй. Я — не садиста, Коля — правильный калмыка.
Он дал мне прикурить, я затянулся и поплыл ещё больше:
— Да чёрт с тобой, будь себе на здоровье справедливой и правильной калмыкой! Но ты должен быть ещё и зоркой калмыкой! — я нагнулся ближе к нему и потаённо прошептал. — А теперь скажи: ты мою жену с кем-нибудь видел около нашего дома?. Только правду:
— Э-э-э, — протянул Коля и внимательно поглядел на меня, будто что-то заподозрил. — Э-э-э, Константина.
Он ответил не сразу, и от этой паузы мне стало ясно, что дворник видел немало. Коротким и точным щелчком пальцев он сбил огонёк сигареты и положил окурок на край скамейки, затем взял огурец, откусил половину, моментально схрупал, кинул вдогонку недоеденный кусок черняшки и только теперь сказал:
— Я, Константина, очень видать твой Оля с кем-нибудь. Видать-видать.
— С кем?! Говори, не тяни!
— С твой папа.
— Часто?!
— Частенько бывать.
— Ну и как "бывать"?! — нетерпеливо спросил я. — Как?!
— Иногда бывать из подъезда выходить рядом друг с дружка, в папин машин садиться, уезжать шибко быстро.
— Утром?! — перебил я.
— Бывать утро уезжать и день уезжать, а бывать вечер приезжать.
— Значит, — задумчиво протянул я, — вместе уезжали утром и днём, а иногда "друг с дружка" приезжали вечером?. Значит, подружились, говоришь?.
— Наверна так, так-так, — утвердительно кивнул Коля.
— Чего "так-так"?! Ты что, точно знаешь?!
— Э-э-э, Константина, — и он мягко погрозил пальцем, улыбнулся, — ты спросить меня: видать ли я Оля с кем-нибудь? Я сказать тебе: я видать с твой папа, а больше Коля не знать. Про дружба Коля ничего не знать.
— Да откуда тебе действительно знать… ты свечку не держал… А не помнишь, сколько раз видел?.
— Помнишь, конечно. А тебе какая месяц нужно?
Я ошарашено поглядел на него, и мои глаза должно быть округлились:
— Ну, ты даёшь, Коля-калмыка! По месяцам помнишь?!
— Конечно, — ответил он просто.
— Ну и ну! — помотал я головой, но скорее не оттого, что Коля помнил всё по месяцам, а именно оттого, что эти поездки отца с моей Оленькой насчитывали огромный срок. — А ну, скажи хотя бы за прошлый месяц и за этот тоже!
— Значится так, прошлая месяц: пятый числа, десятый числа, девятнадцатый числа, тридцатый числа. Эта месяц: седьмой числа и пятнадцатый числа.
Я несколько секунд помолчал, пристально глядя на Колю, а потом показал на бутылку:
— Налей-ка:
Он быстро плеснул остатки водки.
Я жадно, в какой-то спешке схватил свой стакан, выпил, отломил корку чёрного хлеба, занюхал и продолжил:
— А как же ты числа запомнил?!
— Природа помогай. Пятый — дождь сильный шла, весь двор море-море был. Десятый — спина чтой-то шибко стонай. Девятнадцатый — воздух очень зимой пахнуть. Тридцатый — мёртвый ворон в мусор попался. Седьмой — вся облака в небо был хорошо на степной кобыл похож. Пятнадцатый — первая снег случайно летай.
— Ну и ну! Ты чего, чудотворец калмыцкий, по вехам живёшь что ли?!
— Вехам-вехам. Калмыки тесно с природой жить, она давай нам вехи, а мы сильно-сильно запоминай всё.
— А может отгадаешь, где я-то в то время был, а?!
— Э-э-э, не можно гадать, это не гадалка, — Коля помотал головой, а потом залпом махнул свою водку.
— Ага-А-А… — вспомнил я, — наверное, я уезжал на машине на дачу… Много раз уезжал с самого ранья и до самого поздна… помню, отвозил мастерам деньги, проверял работу, ездил с ними за досками, блоками, шифером… А раза два мотался на машине в Подольск за архивом: для газетной статьи: статья о подольских курсантах… Вот эти самые числа и есть! Точно! Точно! А ты помнишь что-нибудь необычное в те моменты, когда они были вместе?!
Коля доел огурец и ответил:
— Помнишь-помнишь. Когда приезжать поздно вечер, Оля часто выходить из папин машин с большим цветочка, много-много цветочка, папа выходить с огромным торта, пузатый шампанский и целовать Оля в щёчка!
Я взял пустую бутылку и начал нервно крутить:
— В щёчку, говоришь?! Ты ошибся! В губы!
Он вдруг усомнился:
— Хотя… во двор темнота спускался, я мог щёчка ошибка видеть… но целовать точно.
— Суду всё ясно! — я так крутил бутылку, что готов был швырнуть в темноту, но не швырнул, а только резко спросил. — А где водка?! Всё что ли?!
— Всё, однако. Сбежать?
— Сбегай! Только быстро! Чёрт возьми, сначала так хорошо взяло, а потом сразу пропало!
— Щас-щас, — успокоил он. — Ты второй бутылка выпить, и сразу тебя сильно взять и совсем не пропадать.
Как только Коля цапнул деньги, я слегка попридержал их в руке и похвалил его, глядя в раскосые глаза:
— А тебе в Царской России цены бы не было как дворнику-доносчику и на заре Советской милиции тоже! Ты очень лихо всё запоминаешь!
— Э-э-э, зачем доносщика? — он вроде обиделся. — Зачем Царский Росий, зачем Советский мент? Коля честный калмыка. Ты честно спрашивать, я честно отвечать.
— Ладно-ладно, не обижайся, я же по-дружески! Давай, беги! Хочу ещё выпить, очень хочу-у-у!.
Я вошёл в подъезд неровным ломаным шагом, вцепился рукой за периллы, с большим усилием поднялся к лифту и нажал чёрную кнопку вызова. Пока спускалась кабина, я пьяненько бурчал под нос, глупо дразня самого себя и тыча в лицо скрюченную фигу:
— На тебе, Костик — мобильный джойстик! На тебе, Костик — ржавый гвоздик! На тебе, Костик — крысиный хвостик!
Дверцы лифта открылись, моё тело ввалилось, прижалось спиной к стенке, а затылок откинулся назад. Постояв так несколько секунд и глядя на жёлтый глаз верхней лампы, я вдруг издал грозный, звериный рык и со злостью вдавил кнопку девятого этажа, кабина дёрнулась и поехала наверх.
Когда я вылез на площадку, тут же достал ключ из кармана, вытянул далеко вперёд руку и примерился к замку, однако, в замочную скважину не попал. Но второй раз оказался удачным — я открыл дверь, и сразу до меня долетела с кухни громада басистого хохота, а следом за ним журчанье тонкого и нежного смеха.
Мои дальнейшие поступки определились моментально: я прикинулся больным и сильно закашлял, хрипя "простуженным горлом", хлюпая "мокрым носом", сгибаясь пополам и хватаясь за голову — получилось вполне натурально.
— Костик, Боже мой, что с тобой? — спросила испуганная Ольга, выходя из кухни и держа в руке надкусанное яблоко. — Заболел?
— Ага… заболел… — и для пущей правды я выдал такую тираду кашля, что даже чихнул естественным образом.
— Милый! — пожалела она и кинулась ко мне с распростертыми руками, — Дай поцелую!
— Не-е-ет!!! — заорал я и шарахнулся в сторону от предательского поцелуя Иуды. — Не подходи-и-и!!!
На мой крик выскочил отец, и вместе с Ольгой очумело уставился на меня.
Сквозь пьяный туман я каким-то трезвым остатком сознанья вдруг понял, что надо бы скрыть свою неприязнь и не гнать бурю ревности в таком хмельном состоянии:
— Не подходи, — тихо сказал я, исправив положение. — Никаких поцелуев, у меня высокая температура. Ты заразишься, Оленька, и все твои репетиции и поездки пойдут насмарку. Ты этого хочешь?
Ольга замахала руками, в её глазах появился ужас, и она пропищала:
— Что ты! Что ты! Не дай Бог, тогда — конец!
— Вот и я об этом. Ты лучше немедленно возьми марлю, сделай повязку и спрячь свои губки вместе с носиком, — а потом я всё-таки не выдержал, затряс на неё кулаками и снова заорал. — И берегись меня!!! — по поводу "берегись" я, по-моему, определённо переборщил, но она не поняла.
— У него явная температура, — сказал отец.
— И водкой пахнет… — Ольга принюхалась и стала издали внимательно разглядывать меня. — Костик, да ты же: ты же пьян…
— Да! Выпил пару стаканов водки с перцем, меня хорошо продрало, и сейчас надо спать! — и я по стенке словно каракатица начал осторожно пробираться к двери, обходя стороной отца и Ольгу, я выглядел при этом смешно и нелепо.
Отец хмыкнул и всплеснул руками:
— Кто же тебя так споил, сын мой?!
— А вот ты напрасно хмычешь! — и я многозначительно ткнул пальцем в его сторону — Напрасно! Ты тоже можешь заразисся, а потом заразись её!
"Страшный кашель и насморк" стали меня опять душить и корёжить, а дрожащие руки хватались за грудь и за голову.
— Его срочно надо в постель! — всполошилась Ольга.
— Срочно!!! — орал я. — Но только не с тобой!!! Я лягу в кресо подальше от тебя!!! Разложить мне кресо!!!
Они заспешили в комнату, разложили кресло, достали простыню, подушку, толстое ватное одеяло, и при этом отец никак не мог уняться, смеясь и хмыкая:
— Ну, надо же, ёлки-палки, пошёл проветрить гениальные мозги, а сам нажрался как последний дворник да ещё простудился. И где только успел?!
— Я не жрался как поседний дворник!!! Я лечился наррродным методом!!!
— Господи, ему надо выпить горячего молока и сильных таблеток! Чего тянуть-то?! — предложила Ольга.
— Да какой там "молока и таблеток"! У него водка с перцем кишит и бродит, сразу всё насмарку вывернет!
— Пока мы будем разбираться, Юрий Семёныч, я действительно заражусь!
— Так иди отсюда подальше, вон — в мою комнату или на кухню! Я быстро уложу его и приду!
— Осссавьте меня в покое и не дышите моими бациллами!!! Я сам уложуссс!!!
Ольга, наконец, стремительно исчезла за дверью.
Я скинул ботинки, сорвал с себя куртку, кофту, джинсы, рухнул на своё "больничное ложе", накрылся с головой одеялом и замер.
Отец быстро поднял вещи с пола и вышел из комнаты.
В тяжёлом мучительном сне, удивительно похожем на явь, мне опять привиделось, что со страшной скоростью падаю в глубокую, тёмную пропасть и могу неминуемо разбиться, но конца полёта и смертельного столкновения с землёй я никак не мог ощутить — всё падал и падал, а в ушах звенели вопросы:
— Как?
— За что?
— Когда?
— Почему?
— А может разбиться?
— Почему так долго лечу?
— Давай, быстрей!
— Нету быстрей! — раздался над ухом голос дворника. — Твоя ещё дого летай будет, потому как третий бутылка ты не выпил!
— Как не выпил?! Только что выпил!
— Тогда срочно пей четвёртый бутылка! — приказал голос дворника. — А вот тебе закусь: ржавый гвоздик и крысиный хвостик!
Холодный пот прошиб меня с головы до ног, заставил вскочить как сумасшедшего и сесть, тяжело дыша. Казалось, во сне я опьянел ещё больше и по началу никак не мог понять, где нахожусь, протёр ладонью лицо, закрыл один глаз, сощурил другой и осмотрелся.
Стрелки настенных часов в моей комнате уже предвещали ночь — 23:45.
Горел торшер.
Ольги не было.
Её отсутствие толкнуло меня на откровенный шпионаж. Превозмогая круженье в голове, я встал, накинул на себя одеяло, удержал равновесие и осторожно шагнул в коридор.
Ничего кроме шума воды, хлеставшей в ванной комнате, до меня не долетало, и я тихо двинулся туда, держась за стенку, но дверь оказалась незакрытой, и никаких сексуальных возгласов оттуда не доносилось, я вошёл и увидел пустую ванную. Но вдруг эти страстные вопли, которые ожидал я слышать здесь, раздались именно из отцовской комнаты.
Я скользнул к его закрытой двери и прилип к ней ухом: два голоса, мужской и женский, сливались в единый поток безудержного наслаждения. Не медля ни минуты, я двинул плечом по двери и влетел к отцу.
Он валялся на диване в своём неизменном халате и смотрел телевизор, где шла любовная сцена из какого-то фильма: волосатый и страшный монстр лежал на юной обнажённой красавице, целовал её в губы, плечи, грудь и давил-давил своей грубой массой, она охотно принимала плоды его бешеной страсти, извиваясь под ним.
Услышав стук распахнувшейся двери, отец резко повернулся ко мне:
— А-а, сын мой? — он взял пульт и убавил звук. — Как здоровье? Ты перестал бушевать?
Я огляделся, хотя и так было видно, что отец в одиночестве.
— Горло болит, — соврал я и специально покашлял, — глотать больно, грудь заложена, голова замучила.
— Да-а-а, — протянул он и снова упёрся в телевизор, где любовная сцена уже кончалась, — эка тебя прихватило, сын мой! А как водочка? Протрезвел немного?
— Немного. А где Ольга?
Отец удивлённо воскликнул:
— Ого-о! С каких пор свою О л е н ь к у ты стал называть О л ь г о й? Отчего такая немилость?
— Болею, — мои вопросы и ответы были сухими и жёсткими.
— Лечись, сын мой. Нездоровы бывают только дураки и развратники.
— Не ко мне, не по адресу, — и я поймал себя на мысли, что ужасно ненавижу его комнату, его картины, эскизы, головы из пластилина, телевизор, диван, его вальяжную фигуру, полосатые носки на ногах.
— Ладно-ладно, — успокоил отец, — я не к тебе, я вообще сказал, что за здоровьем надо следить. А твоя Ольга час назад уехала к маме и верно сделала, а то правда заразится и заболеет, а ей через день уезжать.
— Куда?
— Как "куда"? Ты чего, не знаешь? А-а-а, ну да, конечно… тебе сегодня вечером трудно было объяснить, она не стала: — отец выключил телевизор, сел на диван и взъерошил густую длинную шевелюру. — Едет в Астрахань на спортивные сборы к матушке Волге. Ты утром позвони, она просила.
Отец поднялся, размял плечи, вращая длинными руками, и добавил:
— Да, к стати. Я тоже отбываю, только в Питер к матушке Неве. Открытие грандиозной выставки скандального Миши Саенко, приглашён как самый почётный.
— Когда?
— Завтра двину после обеда на своём "мустанге". Там, конечно, задержусь немного — махнём потом на природу, пикничок, шашлычок, сам понимаешь.
— А Ольга надолго?
— На дней пять или четыре, не помню, позвони утром, она скажет. Вот так, сын мой, выздоравливай, трезвей и будь хозяином, тебе не впервой. Ты у нас к столу прирос потому как писатель, а мы — птички разлётные. Ладно! Пойду, искупнусь и спать!
Отец зевнул и зашагал в ванную комнату, стал с удовольствием там плескаться и фыркать.
Я хотел как можно быстрей покинуть его "вонючую" берлогу, развернулся к выходу и случайно наступил на открытый тюбик красной краски, валявшийся на полу. Жирная струя пульнула в дверцу шкафа и повисла густым подтёком, до страшной реальности похожим на сгусток крови…
— Московское время девять часов сорок минут, — объявил по радио безразличный голос диктора. — В эфире программа "Облака", программа о заключённых, для заключённых и о том, как не попасть в тюрьму.
Я раздражённо выключил радио, вернулся к рукомойнику, где лежало мокрое полотенце, слегка отжал его, обвязал голову, подошёл к окну, за которым давно начался новый день, распахнул форточку и сел за кухонный стол.
Передо мной лежал раскрытый журнал-справочник "Жёлтые страницы", стояла большая чашка заваренного чая и домашний телефон.
Я шумно отхлебнул несколько глотков, уверенно взял трубку и набрал номер.
— Здравствуйте! — сказал немолодой женский голос. — Комитет по спорту города Москвы!
— Здравствуйте, — ответил я и соврал, опять соврал, но так нужно было для дела. — Газета "Спортивная Москва".
— Очень приятно! Слушаю!
— У нас в работе большая статья о сборной Москвы по художественной гимнастике, и мы бы хотели уточнить город, куда на днях уезжают девушки. Новгород или Астрахань?
— Минуту! — голос исчез и довольно быстро появился снова. — Алло!
— Да-да.
— Знаете, вы ошиблись! Девушки сборной по художественной гимнастике пока никуда не едут! Они в Москве!
— Что вы говорите?. А когда?.
— Где-то в середине января едут в Сочи на генеральные сборы!
— Сучка! — непроизвольно вырвалось у меня, и на том конце сразу запикали тревожные гудки.
Я повесил трубку, не повесил, а шмякнул, отвалился на спинку стула и повторил:
— Ах, сучка! — горькая правда глядела мне в лицо, и стало невероятно тошно.
Резко заголосил телефон.
Я не стал брать трубку, а нажал кнопку громкой связи.
— Да…
— Костик, привет! — звонко раздался Ольгин голос на всю кухню. — Чего не звонишь?! Тебе папа не сказал?! А ну-ка, дай его, я щас ему:
— Сказал-сказал… и в магазин вышел:
— А чего не звонишь?!
— Хотел… только что…
— Костик, я у мамы!
— Знаю…
— Костик, так лучше будет! Не дай Бог — заболею, а мне завтра вечером уезжать!
— Знаю…
— Ничего ты не знаешь! Нам самим сообщили про эту Астрахань в самый притык, обалдеть можно!
— Знаю…
— Ты лечишься?!
— Знаю…
— Чего "знаю"?! Чем лечишься?!
— Знаю чем…
— Ты там спишь, что ли?!
— Да…
— У тебя температура?!
— Да, у меня сейчас температура, и я сплю с ней…
— Ну и чудной же ты, Костик! С тобой нельзя поговорить, ты никак не выспишься после этой водки! Я хотела объяснить, чем тебе питаться без меня, а ты… ладно, выспись и позвони! Люблю-целую! — и дала отбой.
Я выключил громкую связь, снова поднял трубку, вытащил лист бумаги, лежавший между страницами журнала, стал быстро набирать номер, и после второй попытки отозвался мужской голос:
— Аллё!
— Здравствуйте. Это союз художников Петербурга?
— Да, САНКТ-Петербурга! — акцентировал он.
— Спасибо, буду знать… — ответил я грубовато, но по-другому ответить не смог. — Скажите: пожалуйста: где и когда пройдёт выставка Михаила Саенко?
— Одну секунду! Саенко-Саенко… — в трубке зашуршали бумаги, и мужской голос сказал. — "Белый зал Бажанова", улица Марата, дом 72, метро "Лиговская"! Презентация для приглашённых гостей и аккредитованной прессы через два дня — двадцать первого ноября в тринадцать часов! Для общего посещения выставка открыта с двадцать второго ноября по двадцать второе декабря, с десяти утра до десяти вечера!
— Благодарю! — радостно крикнул я и даже вскочил с табурета. — Ах ты, сучка! Ах ты, сучок!
В эту секунду мне казалось, что я разоблачил их обоих, поймал на откровенной лжи. Я хлебнул пару глотков чая и устремился в комнату, держась за голову.
Там на диване красовался разложенный рисунок на листе ватмана, закреплённый по углам подушками, и мои глаза с невыносимой болью ещё раз поглядели на обнажённые прелести моей девочки, которые стали доступны — УВЫ! — не только мне. Я рванул лист ватмана, свернул его и закинул под диван, а потом помчался в ванную комнату и открыл сильную струю душа…
Моя тёмно-вишнёвая "Honda" подлетела к ступенькам старого особняка с большими светлыми окнами.
Я вылез из машины и торопливо направился ко входу, по обе стороны которого пестрели на стене названия книжных, журнальных и газетных издательств, открыл дверь и вошёл.
Охранник, стоявший около тумбы, приподнял руку, требуя пропуск, я вынул "корочку", показал на ходу и заспешил по лестнице.
Кабинет с яркой табличкой ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР Е. А. ПЧЕЛИНЦЕВ был приоткрыт, я стукнул пару раз и шагнул туда.
Увидав меня, редактор проявил неподдельный восторг, приподнялся из-за стола и протянул руку:
— Привет-привет! Проходи, Константин Юрич, садись! — он был приятный мужчина, с приятным тембром голоса, в очках с тёмной роговой оправой и чуть старше средних лет. — Ну, как там "Чай"… из китайской росы?.
— Потихоньку зреет, — ответил я, но думал совсем о другом.
— К нашему сроку созреет?
— Созреет, Евгений Саныч.
— Мне нравится твой оптимизм, Константин Юрич, нравится ещё с первых ранних рассказов. Давай-давай, так держать. Я верю в твои способности, если хочешь — в талант.
— Зазнаюсь. Не боитесь?
— Нет, не боюсь.
— Спасибо, Евгений Саныч.
— Ты представляешь, меня художники из редакции просто одолели, продохнуть не дают, им так нравится твоя тема и китайский колорит, что прямо рвутся работать и ждут тебя. "Когда?" да "когда?", замучили, буквально очередь стоит. Я тяну резину, потому что был разговор о твоём отце, сам понимаешь. Как он, возьмётся?
— Он-то может и возьмётся, но… я пока не знаю… не решил с ним… немного подумаю, Евгений Саныч:
— Конечно, подумай — время терпит.
— Я, кстати, по этому поводу и приехал, — моему вранью опять не было предела. — Хочу в Питер смотаться, там открытие выставки одного интересного художника, очень рекомендовали, очень, Евгений Саныч. Хочу взглянуть относительно своего романа.
— А кто такой?
— Михаил Саенко.
— Саенко? — он подумал, но не вспомнил. — Нет, не встречал, а с книгами работал?
— Да опыт есть. И вообще неординарная фигура.
— Почему бы и нет, смотайся, взгляни, присмотрись, потом расскажешь. Я только "за". От меня что надо?
— Аккредитацию от редакции.
— Без проблем. Когда?
— Срочно!
— Во как!
— Да, всё по часам и даже минутам, Евгений Саныч!
— Молодец, правильно работаешь! — он взял трубку телефона и набрал номер. — Зоя, к тебе сейчас подойдёт наш автор Константин Юрич Ларионов! Да-да! Ему срочно нужна аккредитация в Петербург, он всё расскажет! Оформишь, и я подпишу! Давай, милая, оставь все дела и — срочно-срочно!.
Моя очередь у кассы вокзала подошла довольно быстро, и я по-солдатски отчеканил:
— Петербург! Вечер! Сегодня! Один!
Кассир пробежала глазами по страницам компьютера и чётко ответила:
— Плацкарт! Отправление — 23: 30! Прибытие — 07: 40!
— Только плацкарт?!
— Да!
Я секунду подумал, хотел уже взять, но всё же спросил:
— А что завтра?! Пораньше и побыстрей!
— Сверхскоростной САПСАН! Отправление — 07: 30! Прибытие — 11: 30! В пути четыре часа! Места — сидячие, мягкие!
— Беру! — согласился я и вынул деньги…
Сверхскоростной САПСАН мчался с дикой скоростью. Все близкие к окну предметы сливались в единый мелькавший трубоскоп: где там деревья, где там столбы, где там светофоры — углядеть было невозможно, даже дальние дома и постройки пролетали мимо в одно короткое мгновенье.
Я утопал в удобном мягком кресле у самого окна. Моим соседом был пожилой мужчина — седой, благообразный, хорошо и чисто одетый. Он листал газету с броским названием "СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО".
— Ураганная скорость, правда?! — с восхищением сказал он, повернувшись ко мне.
— Смерч, — задумчиво ответил я.
— А всё-таки не то и не другое, скорее — торнадо!
— Слишком жестоко.
— А ваш смерч — не жестоко?!
— Да, конечно, но торнадо безжалостней.
— А мы с вами едем, молодой человек, именно на таком безжалостном звере!
— Серьёзно? — спросил я всё так же задумчиво и пространно.
— Абсолютно! По секретной инструкции САПСАНА машинист не имеет права тормозить, увидав кого-нибудь впереди: сонных тупых коров, глупых людей, застрявшие машины! Вот так!
— И что, сносит?
— Убивает! Скорость настолько велика, что если сделает тормоз при таком сумасшедшем полёте, вагоны сразу вздыбятся и — с рельсов долой, а везёт огромное количество людей! Разве можно сравнить жизни четырёх коров, двух нерадивых людей или застрявшую машину с тысячами жизней в этих вагонах?!
— Не знаю, нехорошо как-то, сигналить надо.
— А как же — сигналит, обязательно сигналит за множество метров, но если результат нулевой — убивает!
— Как-то бесчеловечно и трагично.
— Цель, молодой человек, оправдывает средства!
— И что это за цель, если на пути к ней надо убить милых животных, несчастных людей, споткнувшихся на шпалах, или разорвать застрявшую между рельсами машину?
— Цель — доставить нас вовремя живыми и невредимыми за те немалые деньги, которые мы заплатили! По статистике в таких скоростных поездах едут исключительно деловые люди, у которых неотложные встречи, решение важнейших вопросов, и порой целый час опоздания: какой там час, полчаса могут испортить все отношения с партнёрами, поверьте! И неужели тормозить во имя спасения рогатой Милки или пьяного Борьки, чтобы искорёжить наши вагоны, наше драгоценное время или хуже того — наши жизни?! Всё это мешает развитию и движению цивилизации, если хотите!
Его философия, не лишенная смысла, задела меня, и я невольно стал перекладывать её на свою гнусную историю, на свою цель путешествия, которая должна оправдывать любые средства.
— Вот вы — молодой человек поехали сегодня на сверхскоростном САПСАНЕ, значит, спешите куда-то?!
— На презентацию выставки.
— Для вас это важно?!
— Архиважно.
— Вот! Архиважно! Теперь представьте: машинист спасает бурёнку и забуревшего пьяного мужичка, а наш поезд — под откос, в поле, и мы с вами проваляемся в этом поле до тех пор, пока уже пройдут двадцать ваших презентаций, и вы ничего не увидите, и никого не встретите! Такой вариант пойдёт?!
— Нет, такой вариант не пойдёт! — я даже занервничал. — Мне некогда валяться! Мне срочно надо в Питер!
— Тогда ответьте: убить машинисту корову и того пешехода?!
— Получается, что убить! Определённо убить и мчаться, мчаться, мчаться в Питер! — и вдруг взволнованно спросил, совершенно не стыдясь, что выгляжу с этим вопросом должно быть очень глупо. — Скажите, вы случайно не знаете, у Московского вокзала, куда мы сейчас приедем, есть прокат фотоаппаратов, а?!.
Санкт-Петербург меня встретил холодной, промозглой погодой, когда я сошёл на открытый перрон Московского вокзала.
Перейдя площадь Восстания, я зашагал прямо в сторону гостиницы "Октябрьская", которая стояла на пересечении Невского и Лиговского проспектов…
— Скажите, пожалуйста, а есть в городе прокат фотоаппаратов? — спросил я девушку, оформлявшую меня в гостиницу. — В Москве об этом совсем не думал, а тут понадобился.
— У нас в гостинице есть, — ответила она и положила на стойку рецепшена мой паспорт, карточку гостя и ключ с номером комнаты, — пойдёте по этому коридору и направо, за прокатом автомашин и турагентством сразу будет прокат фото-видеотехники.
— Спасибо, девушка! — я даже удивился такому быстрому решению вопроса. — Вы себе представить не можете, как неожиданно иногда нужен фотоаппарат! До того нужен!.
Я вошёл в свой гостиничный номер с фотокамерой на шее, дорожной сумкой на плече, перекошенной бейсболкой на голове и был, наверное, похож на героя-папарацци — немного утомлённого, голодного, но довольного тем, что всё готово к предстоящему сложному дню.
Кинув сумку на тумбочку и положив на стол фотокамеру с тонкой потрёпанной брошюрой "Инструкция по применению", я тут же упал на застеленную покрывалом кровать и закрыл глаза…
Ужасно-противные мысли скакали в голове и стучали по вискам, словно кулаки по стене, когда я на следующий день в двенадцать часов пятнадцать минут стоял на улице Марата с тем же фотоаппаратом и прикрученным к нему длиннофокусным объективом.
"А вдруг он здесь один? А где она? Она вполне может веселиться с другим хахалем в той же Москве, а не с отцом. Постой-постой, тебя не туда понесло, а как же обнажённый рисунок? Вот именно — рисунок. Глупо, она может быть только здесь, с ним. Если отец рисовал её обнажённой, значит, обязательно был момент полного откровения — шампанское, поцелуи, разложенный диван. Мы знаем этих художников, рисующих молоденьких девушек без трусиков и лифчиков, они все до единого "падки к сладким пирожкам" — Шекспир: Чёрт возьми, при чём тут Шекспир? Короче, подлый отец приручил Ольгу к себе, и она здесь, с ним. Они вместе придумали Астрахань, которая оказалась Питером для двоих, постелью для двоих, "вокзалом для двоих" — Рязанов: Чёрт возьми, при чём тут Рязанов? А если отец один?".
Моя шпионская дозорная точка была неплохо скрыта тонкими деревьями на той стороне улицы, откуда я следил за красивым особняком "Дома Бажанова" в стиле северного модерна. На фасаде здания висела очень скромная по исполнению, но как бы двусмысленная по содержанию афиша, которая предвещала н е о б ы ч н о е я в л е н и е:
21 НОЯБРЯ. 13: 00.
ПРЕЗЕНТАЦИЯ ГОЛОЙ ВЫСТАВКИ МИХАИЛА САЕНКО.
Я вскинул фотоаппарат, примостил к нему глаз, точно по инструкции навёл объектив на резкость и нажал кнопку затвора, сделав снимок общего вида "Дома Бажанова" с этой самой афишей.
Приглашённый элитный народ постепенно прибывал, он был одет разношёрстно: кто-то изысканно, даже классически, кто-то — в джинсах, джинсовых куртках, слегка потёртых кожанках, но со вкусом самой лучшей рекламы глянцевых журналов.
Отца с Ольгой среди них я пока не заметил.
Дорогие иномарки, среди которых не было ни одной машины "Land Rover", уже не помещались вдоль здания и стали парковаться через улицу с моей стороны, откровенно мешая моему наблюдению, и я решил немедленно перейти дорогу поближе ко входу.
Но стоять у входа и крутить головой было рискованно и опасно, потому что все гости стекались сюда, и я мог открыто засветиться. Надвинув козырёк бейсболки на глаза, опустив лицо к своей фотокамере, будто наблюдаю за счётчиком плёнки, я влился в общую массу, вошёл вовнутрь здания и тут же попал в перекрёстный сквозняк обрывочных фраз, говорили кто о чём. О японских красках на тигровом жире. О стиральной машине, безжалостно рвущей в клочья дорогое бельё. Об открытии международной выставки автомобилей будущего. О гадкой сиамской кошке, которая писает в тапки приходящих гостей. Об уникальной галерее художника-дельфина в Севастополе. О любимой певице Путина, которая родила два часа тому назад, но: по-моему: не от Путина, я толком не расслышал.
Охранный пост был серьёзным и внушительным. Один из четырёх стражей порядка внимательно изучил мою аккредитацию, заглянул под козырёк бейсболки, вернул мне документ и пропустив дальше.
Ожидая свою очередь в гардероб, я зорко оглядел просторное фойе — отца с Ольгой здесь вроде бы не наблюдалось.
Как только я получил гардеробный номерок, ко мне быстро скользнул молодой стюард и предложил шампанское на подносе. Я молча отказался коротким движением руки и поспешил по ступенькам, ведущим в какое-то помещение.
Это был огромный и ярко освещённый мраморный зал с длинными столами, покрытыми ослепительно белыми скатертями. На столах красовалась щедрая "поляна" бутылок, закусок, всевозможной горячей еды, фруктов, овощей, фужеров, рюмок, чашек и пузатых самоваров.
В конце зала виднелась широко распахнутая большая резная дверь, ведущая в смежное и самое главное помещение, откуда бросались в глаза очертания картин.
Мраморный банкетный зал имел четыре высоких и витых колонны, которые стояли в каждом углу и достигали потолка, украшенного весёлой мозаикой, к одной из таких колонн я очень удачно пристроился сбоку и как бы спрятался, но при этом хорошо видел и вход, и длинные столы, и открытую дверью картинной выставки.
"Мои коллеги фотографы", которых здесь наблюдалось с огромным избытком, работали иначе: ходили смело по залу, трещали затворами и блистали вспышками ламп, у них — другая цель.
Я же не спешил, ждал, немного волновался, но был весь внимание.
Тысячи жадных губ — мужских и женских — полоскались в бокалах шампанского, рюмках водки, коньяка, виски и вина. Миллионы зубов молотили салаты, терзали куриные ножки, телячьи грудки и прочее, прочее.
Народ прибывал и прямым ходом окружал желанные столы.
В этом океане беспредельного питья и еды я никак не мог отыскать два нужных мне объекта: отца и Ольгу. Неужели ошибся?
И вдруг — чёрт возьми, наконец-то — со стороны картинной выставки вальяжно вошёл в мраморный зал мой отец с бокалом шампанского, на нём аккуратно сидел чёрный кожаный костюм, пиджак был расстёгнут, и под ним ярко горела жёлтая рубаха. По правую руку отца семенил толстый, лысый мужчина и курил сигару, по левую — размеренно шла худая и стройная женщина очень похожая на Ирину Хакамаду. Отец увлечённо о чём-то рассказывал, бурно жестикулировал, и через край бокала плескалось шампанское.
Ольги с ним не было.
Я вскинул фотоаппарат и вспомнил инструкцию: навёл на резкость и щёлкнул затвором, длиннофокусный объектив позволял снимать достаточно крупно, не смотря на то, что человек находился достаточно далеко.
Все трое неспешно подошли к столу, лысый толстяк взял бокал шампанского, сунул в руку "Хакамаде", поднял свой, и они чокнулись.
Моя фотокамера снова примостилась к зоркому глазу, и снова щёлкнул затвором.
Увы, Хакамада оказалась ненастоящей, я точно разглядел, это был двойник.
И вдруг — чёрт возьми, наконец-то — по залу в сторону отца и его друзей шла: не шла, а порхала: не порхала, а струилась лёгким ветерком в голубом щёлковом платье моя Оленька — свеженькая, чистенькая, похожая на очаровательную живую куколку.
"ОПАНА!" — громко пропела моя душа. — "ВОТ ОНО! СЛУЧИЛОСЬ! ВСЕ В СБОРЕ!", — я резко поднял фотоаппарат и был наготове, ожидая интересного, разоблачительного кадра.
Подлетев к отцу, Ольга запросто положила руку на его плечо, а лысый толстяк услужливо протянул ей бокал шампанского.
Я быстро щёлкнул затвором.
Секунда — и отец нежно поправил Ольгины волосы, упавшие на лоб, а потом что-то очень лестное сказал в её адрес.
Я в диком ужасе дрогнул всем телом, но сдержался и снова щёлкнул.
Дальше — хуже: для меня, для компромата — идеально.
Продолжая явно хвалить Ольгу, отчего та игриво смущалась, отец взял и надолго присосался к её в щёке.
Я вовремя успел, и кадр был сделан.
Утончённая "Хакамада" дружелюбно улыбнулась Ольге, о чём-то спросила, та охотно ответила и мягко положила ладошку на грудь отца, он засмеялся и тепло прикрыл Ольгину руку своей широкой "граблей".
Я тут же снял эту милую сценку.
Довольный отец смеялся, а Ольга протянула к нему губки хоботом слоника, ожидая прикосновения его губищ. Какой кошмар!
Но я снимал и снимал, компромат набирался довольно успешно.
К весёлой компании теперь подошёл мужчина очень похожий на Владимира Жириновского, пожал руку отцу, поцеловал дамам пальчики, подхватил лысого дядьку под локоть и повёл его в картинный зал.
Поскольку я всё время смотрел в объектив, то сразу заметил — Жириновский был тоже ненастоящий, а двойник.
Отец с Ольгой повернулись спинами, и лиц не стало видно, он привычным жестом крепко обнял её за талию, притянув к своему бедру, и они вышли из кадра.
Я щёлкнул затвором, а мои зубы скрипнули до боли.
Народ резко бросил трапезу, хлынул за "Жириновским" и лысым дядькой, отец с Ольгой на время потерялись.
Мраморный зал пустел, и я последовал за всеми, стараясь прятаться за спины и пробираясь то вправо, то влево в поисках своих "подопечных", а передо мной невольно стали открываться живописные "шедевры" Михаила Саенко.
Это были двухметровые картины, исполненные маслом и обрамлённые резными полированными рамами. На них блистали в полный рост и в полной наготе известные политики, певцы, актёры, телеведущие и спортсмены: "Ирина Хакамада", "Владимир Жириновский", "Филипп Киркоров", "Ирина Салтыкова", "Максим Галкин", "Екатерина Андреева", "Светлана Хоркина", "Виталий Кличко". Глаза разбегались. Часть персонажей огромных полотен откровенно стеснялись и прикрывали свои потаённые прелести то руками, то лёгкими платочками, то осенними пожелтевшими листьями, то круглыми блюдцами, то фужерами или чашками. Другая часть была полным бесстрашием в своём обнажённом обличии.
Толстый и лысый дядька с сигарой в зубах должно быть оказался самим Михаилом Саенко, потому что каждый второй пожимал ему руку и говорил что-то хвалебное и приятное.
Я повернулся в сторону и снова увидел отца с Ольгой, они стояли у картины, изображавшей "Ирину Хакамаду".
Я вскинул фотоаппарат и был наготове, плечи и головы посетителей иногда скрывали от меня то его, то её, и приходилось ловить удачный момент.
Глядя на картину, отец наклонился к Ольгиному уху и что-то прошептал.
Я щёлкнул затвором и притаился.
Закончив шептать, он мягко поцеловал Ольгу в мочку уха.
Я тут же щёлкнул.
Ольга повернулась к нему и с улыбкой показала кончик язычка, она играла и веселилась — сучья змейка! Отец оскалился грозным зверем и хотел тяпнуть за этот кончик — игривый сучок!
Затвор фотоаппарата снова щёлкнул.
Теперь их руки схватились сзади "любовным замочком", а пальцы крепко сплелись.
Затвор не умолкал, щёлкал и щёлкал.
Я заметил, как Ольга замерла, потом резко обернулась назад в мою сторону и сильно забеспокоилась.
К великому счастью спина "Виталия Кличко" случайно, но вовремя закрыла меня.
— Мне кажется… где-то здесь… Костик… — испуганно и тихо сказала Ольга.
Отец удивлённо взглянул на неё и пробасил в своей актёрской манере:
— Акстись, душа моя! Да не услышит ВСЕВЫШНИЙ твоих наивных слов! Костик намертво присох к своему компьютеру, откуда здесь быть ему?!
— Оттуда — вон из тех папарацци… Я, кажется, сейчас видела его с фотиком, а не с компьютером…
— С каким "фотиком"? Он этот "фотик" ни разу в руках не держал! Ты перепутала! Тебе почудилось, душа моя!
— Может… и почудилось… может быть…
— Успокойся и займись мной, мне это так сейчас необходимо!
— Я, по-моему, только тобой и занимаюсь, — улыбнулась Ольга, — и все вокруг прекрасно это видят.
— Вот-вот, — подхватил отец и чмокнул её в носик, — чтобы все вокруг видели! Так и надо! Очень хорошо! Но будет лучше, если станут видеть как можно чаще! Пойдём-ка взглянем на королевские прелести Ирины Салтыковой!
— Уж нет, пойдем-ка взглянем на королевские прелести Филиппа Киркорова!.
Я сидел за столом в гостиничном номере и пил четвёртую бутылку пива, опрокидывая горло "Балтики" в стеклянную кружку, а передо мной в тарелке лежали куски распотрошенной воблы. Пил, закусывал и мрачно смотрел в окно на городской Петербургский пейзаж, медленно темнеющий.
В дверь негромко постучали.
— Да-да!
Женщина-посыльная — служитель гостиницы — вошла и сказала:
— Ваш заказ: фотографии и билет на САПСАН!
— Во сколько САПСАН?
— Через два часа, в 17: 30!
— Прекрасно, спасибо, — я встал, взял большой бумажный пакет и билет на поезд.
— Ещё пива, воблы? — спросила женщина.
— Пива бутылки две.
— Сейчас будет! — и она вышла из номера.
Я быстро сдвинул в сторону пивную кружку, тарелку с воблой, пустые бутылки, нетерпеливо достал из пакета кипу фотографий среднего размера и стал раскладывать на столе.
Фотографии убили меня, я увидел в них страшную правду моего дурацкого положения. Я никогда не думал, что существует такая огромнейшая разница между тем, КАК снимаешь, глядя в окошко фотоаппарата, и тем, ЧТО получается в результате. Получилась реальная бомба, которая взорвала мои нервы.
Вот отец целует Ольгу в щёку.
А вот он нежно поправляет прядь её волос.
А тут рука Ольги смело лежит на плече отца, она с явной любовью в глазах смотрит на него.
А здесь Ольга тянет к нему губы хоботом слоника.
А вот — "Хакамада", она довольная что-то говорит отцу, а тот прижимает к своей груди Ольгину ладонь.
Здесь они сняты сзади, отец обнимает Ольгу за талию, они вплотную друг к другу.
А здесь отец скалится зверем и хочет укусить Ольгу за кончик языка.
Толстый и лысый дядька тычет сигарой в отца, а тот пальцем тычет на Ольгу, она схватила отцовский палец и хохочет.
А вот отец с Ольгой на фоне картины, он шепчет ей на ухо.
А здесь — целует Ольгу в мочку уха.
А тут она вовсю раздула щёки и дурачится, он жмёт их пальцами и смеётся.
Они снова стоят, отвернувшись спинами, их ладони скрепились "любовным замочком".
А здесь отец целует Ольгу в нос.
А вот, наконец, улица — около здания "Дома Бажанова", отец на руках переносит Ольгу через лужу к своей машине "Land Rover", она держит огромный букет цветов, а другой рукой обнимает его за шею и нежно прикасается своей щекой к его щеке.
В кармане неожиданно заиграл мобильник, я достал его и увидел, что звонит: Ольга.
— Привет! — бодро ответил я, будто ничего не случилось, а сердце заколотилось и застонало.
— Костик, привет! — раздался радостный голос — Как ты там без меня?!
— Скучаю! Ты-то как, гимнасточка моя?! Кувыркаешься?!
— Ой, кувыркаюсь, не говори! Тренировка за тренировкой, репетиция за репетицией! Устала до чёртиков!
— Да-а, твой тренер видать замучил тебя, гоняет и в хвост, и в гриву!
— Это точно, Костик: гоняет и в хвост, и в гриву!
Я слушал, отвечал, а сам глядел на мерзкие фотографии, где она целовалась и обнималась со своим "тренером".
— Ты хоть к великой русской Волге ходила?!
— Только сейчас оттуда, нам дали полчаса перерыва, и мы с девчонками были! Такая прелесть эта русская Волга: широка, глубока, стройна!
В дверь номера снова постучали, и вошла женщина-посыльная с двумя бутылками пива.
Я заспешил к ней, взял пиво и благодарно кивнул, женщина тут же скрылась за дверью.
— У тебя гости?! Я слышу, кто-то пришёл! — озорно и весело сказал Ольгин голос. — Я ревную!
— Да нет, у нас совещание в редакции!
— А-а-а, ты как всегда погряз в работе!
— Ну да, как и ты: только ты кувыркаешься: со своим "тренером", а я нет!
— Что-что?! — не поняла она.
— Да ничего! Говорю, что долго беседовать не могу! Когда приедешь?!
— Через дня четыре! Я позвоню!
— Ладно! Звони!
— Всё, Костик, меня в зал зовут! Люблю, целую! А ты?!
Сказать "люблю, целую" я не смог, а просто дал резкий отбой и заорал на мобильник:
— Тебя не в зал зовут, а в постель, сучка!
Меня всего колотило, я закрыл глаза и пытался успокоиться, но ничего не получалось, тогда я потянулся к пивной кружке, взял её, хотел поднести к губам, но рука дрогнула, и пиво плеснулось на одну из фотографий.
Я так обозлился на кружку, что в затылке до страшной боли что-то застучало с грохотом молота и наковальни, а рука размахнулась, и кружка с невероятной силой была брошена в угол комнаты.
Она ударилась о толстый плинтус и глухо раскололась.
От яростного безумия я вдруг совершенно перестал себя помнить, цапнул со стола пустую бутылку и швырнул в сторону шкафа.
Бутылка угодила в его ребро и разбилась.
Нечеловеческий гортанный хрип вылетел из груди, и вот уже вторая бутылка шмякнулась в металлическую дверную ручку.
А третья попала в большое зеркало, висевшее на стене, и густой шумный водопад стекла хлынул на пол.
Дверь наотмашь распахнулась, и ко мне ворвались дежурная по этажу и женщина-посыльная.
— Ой! Ой! Ой! — заголосили они, схватились за головы и помчались назад.
Четвёртая бутылка пива — полная и закрытая — скользнула из моей руки мощной тяжёлой гранатой, полетела точно в дальний стул и с треском расщепила его спинку.
Два здоровых парня-охранника метровыми прыжками влетели в номер, а за ними — моя посыльная, истошно крича:
— Такой был тихий, спокойный, пиво сосал, и на тебе!!!
Я хотел схватить очередную бутылку, но неслабым ударом в лицо был повален на кровать, зато успел при этом вдарить ногой прямо ниже живота одному из парней…
САПСАН мчался с дикой скоростью. Я сидел у окна с большим фингалом под глазом, утопал в кресле и устало смотрел в кромешную темноту, где мелькали огни дорожных столбов и светофоров.
Фингал очень дёргал, и я прикасался к нему пальцем, а глаза всё равно слипались, и ужасно клонило ко сну. Я задремал, и мне сразу почудилось, что стремительно падаю в глубокую тёмную пропасть, где беспорядочно сновали маленькие огоньки. Мне почудилось, что могу неминуемо разбиться, но конца полёта и смертельного столкновения с землёй я никак не мог ощутить, всё падал и падал, а в ушах звенели вопросы:
— Как?
— Почему?
— За что?
— Когда?
Секунда-вторая, и пропасть резко перевернулась, изменив направление моего полёта, и стала горизонтальной длинной дорогой с рельсами, по которой летел уже не я, а сверхскоростной поезд САПСАН.
Он гудел, визжал, свистел, но те двое — застрявшие на рельсах — замерли и не двигались.
Это был отец с Ольгой.
САПСАН приближался, и столкновение казалось неизбежным.
И вдруг стало ясно видно, что отец и Ольга совсем не настоящие, а очень здорово нарисованные на больших листах ватмана.
Безжалостный поезд прогудел в последний раз и разорвал листы ватмана, растерзал на клочья…
Я нажал пальцем чёрную кнопку звонка под номером квартиры 140, немного подержал и убрал руку.
С той стороны зашаркали тапки, мигнуло круглое окошко смотрового глазка, потом щёлкнул замок, и дверь открыла Наталья — Ольгина сестра. На ней висел длинный красный халат чужого размера, который был слабо завязан поясом. Она держала в руке большую расчёску, неспешно бороздила мокрые чёрные волосы, и гладко прилизанная голова удивительно походила на круглый мяч. На смуглом некрасивом лице не было ни грамма краски, и от горячей воды оно как бы припухло и стало ещё безобразней.
— Привет, — сказала Наталья и вовсе не удивилась моему приходу, удивилась другому. — Ого! Ты откуда такой? — и показала пальцем на мой синяк.
— С поезда… только что… — ответил я очень холодно.
Она неприятно улыбнулась, потому что некрасивые лица всегда рождают подобные улыбки, и спросила:
— Интересно, на каком маршруте раздают такие классные синяки?
— Москва-Петербург и обратно…
Я вдруг заметил, как она странно дёрнулась, а глаза-бусинки сощурились.
— Войти-то можно?
— Входи, — она шагнула в сторону, но совсем немного, почти оставшись на месте, словно в этом была какая-то игривая задумка.
Я пролез в прихожую и конечно задел Наталью — её задумка удалась, она цапнула меня за куртку, чтобы не упасть, и хитро усмехнулась.
— Тамара Петровна спит?. — спросил я и рванул куртку из её пальцев.
— Мамы нет, она до утра в гостях, — с той же улыбкой ответила Наталья, убрала гребень в карман, облокотилась к стене и показала из-под халата смуглую ножку.
— Жаль… что в гостях…
— У тебя что-то важное?
— Вобщем… да…
— Скажи, передам.
Я внимательно посмотрел на неё:
— А знаешь, наверное, хорошо, что мама в гостях…
— Ты какой-то странный, Костик, и говоришь загадками, и синяк под глазом, а серьёзно — откуда он?
— Упал…
— На что? На большой кулак?
— На грабли наступил, а потом на них же упал, причём на свои собственные: Слушай, ты мне ничего более толкового не хочешь сказать?!
— Ты о чём? — её брови вздёрнулись, но прежнее спокойствие было удивительным.
— А ты сама подумай "о чём"!
— Не пойму тебя. Может горячего чайку с дороги? Или чего покрепче? Я действительно не знаю что предложить "толкового" в двенадцатом часу ночи. Тёплую постель? — Наталья была непроницаема, её спокойствие даже нельзя было назвать "спокойствием", это был абсолютный штиль.
Я не выдержал:
— Слушай, Наталья, заканчивай! Ты прекрасно понимаешь, о чём я! Я же только что видел, как ты дёрнулась при слове "Москва-Петербург", будто с тобой кто-то недавно обсуждал этот маршрут, и ты вспомнила! Не так ли?!
— Костик, ты действительно странный — возьми и сразу расскажи тебе, мало ли кто и что со мной обсуждал.
— Так-так, давай-давай! Можно и не сразу! — ухватился я. — Но всё-таки кто-то обсуждал?! Этот кто-то не твоя ли сестра, а? Говори-говори! А может у них были и другие маршруты?! Ты же в курсе всех дел, я чувствую! Тебе сестра молчать приказала, да?! — я упорно давил на неё.
— Ты, Костик, упал не на грабли, а на телеграфный столб, — ответила она, терпеливо выслушав меня, — почему я должна вот так просто всё рассказать? За какие коврижки?
— Коврижки?! — взбесился я и схватил её за горло всей пятернёй, но не сильно, а чуть-чуть. — Хорошо, что тебе надо взамен?! Я сейчас в таком состоянии, что запросто могу придушить, если будешь тянуть!
А Наталья вздохнула и протянула с невероятным сладострастием:
— Наконец-то… наконец-то я чувствую твою руку… я давно хотела этого… я всегда думала: неужели эта рука так несправедливо будет ласкать только одну мою сестру?.
— Что-что-о-о?!
— "Что-что", — передразнила она и положила свои мягкие пальцы на мою ладонь. — Дурачок, если возьмешь не за горло, а пониже, будет ещё лучше, вот что, — и она быстро скользнула моей ладонью на свою грудь.
— А ну, пусти! — крикнул я и вырвался. — А ты, погляжу, яблочко не лучше своей старшей сестры, недалеко упало от гнилого дерева!
— Я хоть яблочко, а ты лопух придорожный, на который кое-кто постоянно гадит. Я, Костик, действительно в курсе всех дел и знаю ТАКОЕ, что у тебя волосы дыбом встанут, даже представить себе не можешь, лопушок ты мой.
— И ты молчала?! Всегда смотрела мне в глаза и молчала?! Говори от чего у меня волосы дыбом встанут, иначе я с тобой такое сделаю!
— Ты со мной сделаешь только самое приятное, Костик, вот такие вот коврижки, — и она, развязав халат, моментально сбросила его на пол.
Передо мной во всей красе блистали райские прелести, и меня пошатнуло. Я не мог помыслить, что такое дурное лицо как у Натальи может иметь такое прекрасное тело.
— А ну, оденься! — и я отступил назад.
Она отрицательно замотала головой и кинулась ко мне с глазами полными страстного желания.
Поймав её за руки, я с трудом остановил Наталью.
— Ну вот… — растроенно сказала она, — теперь на руках синяки будут как у тебя под глазом, у меня такая тонкая кожа… — и добавила на полном серьёзе, шмыгнув носом. — Придётся сказать маме и Ольге, что ты хотел меня изнасиловать.
— Что-что-о-о?! — я продолжал держать её.
— Не говорить, Костик? — спросила она невинным ягнёнком. — Ладно, не буду, тогда пойдем, ляжем. Ты не смотри, что я лицом не вышла, зато я очень нежная, а потом я расскажу тебе всё-всё-всё, но если не ляжешь…
— Да пошла ты к чёрту, больная! — заорал я и толкнул её от себя.
Она громко ахнула, отлетела под вешалку, там ударилась обо что-то лбом и жалобно застонала.
— К чё-о-рту-у-у!
Я схватил свою сумку, выскочил из квартиры, хлопнул дверью и рванулся по ступенькам вниз, в долю секунды оставив за спиной целых два лестничных пролёта, и вдруг замер, остановился… Мне показалось, что я услышал даже отсюда жалобные стоны этой беспомощной дурнушки и прислушался, подумав немного, а потом с размаху ударил кулаком по перилле и припустился обратно наверх. Я взлетел на этаж и вдавил кнопку звонка под номером квартиры 140.
Дверь распахнулась сразу и резко, будто Наталья ждала меня. Она плакала и прислоняла ко лбу мокрую тряпку, а красный халат был широко распахнут.
— Закройся… иначе не войду к тебе…
Наталья прикрылась, пропустила меня и заревела ещё больше.
Я вошёл в прихожую, спокойно закрыл дверь и осторожно шагнул к ней.
— Больно, да?. Ты извини… Ну-ка, покажи, — я убрал тряпку со лба и вгляделся.
На нём вполне реально ощущался бугорок с кровяным подтёком.
— Вода не поможет, — с участием сказал я, — лёд нужен. Есть лёд?
Она захлюпала носом, вытирая слёзы:
— Какая разница лёд или вода, всё равно шишка будет, всё равно придётся рассказать и маме, и Ольге, что ты хотел меня изнаси-и-ло-о-ва-а-ть…
— Перестань, — я старался быть спокойным. — Кто поверит твоим словам? Что за детский сад?
— Поверят, — хныкала она, — но я не хочу ссориться, я хочу т е б я. Неужели ты ляжешь с Ольгой, после того, что она делает с тобой? Неужели с ней, а не со мной?
Моё спокойствие сразу исчезло — быть мягким и рассудительным никак не получалось, после каждого слова Натальи тянуло на крик, тряслись поджилки и даже кулаки.
— Замолчи, ведьма! — меня опять прорвало, и я схватил Наталью за гриву волос, оттянул назад и приподнял лицом вверх. — Ты же настоящая ведьма!
Вместо жалобного стона она противно улыбнулась, перестав плакать, и прошептала:
— Я знаю, что не красавица, а ты закрой глаза, и пойдём, ляжем.
— Что?! Да нет, ты — страшная ведьма по сути своей! По сути!
— А ты, не бойся ведьмы, ты возьми и ещё волосы вырви в придачу к этим синякам, — и показала свои запястья, на которых уже проявлялись тёмные пятна от моих пальцев.
— Ведьма! — я отпустил её волосы. — У тебя и кожа тёмная как у ведьмы!
— Я знаю, и не только тёмная, она гладкая как зеркало, попробуй, дурачок.
— И губы как у ведьмы — тонкие длинные со змеиным ядом!
— Я знаю, и не только с ядом, они с мёдом, попробуй.
И Наталья вмиг обняла меня крепко-крепко за шею и присосалась своими губами к моим.
Поначалу я естественно постарался освободиться и хотел оттолкнуться от её плеч, но: безуспешно: а потом, когда мои руки вдруг случайно угодили под распахнутый халат, мной овладела оторопь… Пальцы скользили по зеркальной поверхности Натальиного тела и предательски тормозились то на сосках её упругой груди, то на нежном и удивительно чутком животе, то между ног, то на покатых бёдрах, то на гладких "булочках" её попки — и какое там освободиться! какое там оттолкнуться!. Однако я смог проявить недюжинную силу воли и вырвать, наконец, опухшие губы, скинуть с плеч её цепкие руки и заорать:
— Я не понимаю, как же могло вырасти такое сучье племя как ты и твоя сестра?!
— Это я не понимаю, как ты можешь обвинять мою сестру, когда сам только что хотел залезть на меня?!
Я задыхался, я ничего не ответил, только схватил свою сумку и пулей вылетел из квартиры:
Моё усталое тело лежало в тёплой ванне и отмокало от противного Питера и злосчастной "Планерной", глаза с тихим блаженством прикрывались и, все проблемы, казалось, исчезали на какое-то время и давали отдохнуть и успокоиться.
В кармане брюк, висевших на крючке, заиграл мобильник.
Я медленно приподнялся, вытер ладонь, достал телефон, на котором чётко определилась Наталья, тяжело вздохнул и неохотно ответил:
— Да, Наталья… слушаю…
— Я хочу кое-что тебе показать, приезжай прямо сейчас.
— А я хочу прямо сейчас послать тебя… на три буквы…
— Если, Костик, три буквы — твой милый хоботок, то я согласна.
— Тьфу, больная… Ты не только больная, ты пошлая девчонка: Ты дашь мне спать или нет?.
— Смотри не проспи, скоро утро, а там приедет мама и тут же увидит фильм ужасов, увидит раньше тебя, — предостерегла она.
— Слушай, мне надоел твой бред, я выключаю телефон.
— И сразу пожалеешь, — крикнула Наталья, — потому что это не бред, а ценнейшая видеозапись и доказательство твоего насилия надо мной!
— Какая запись, что за чушь?.
— Ты забыл, что мама подключила видеонаблюдение за своей киргизкой, за уборщицей? И в комнатах, и в прихожей висят малюсенькие камеры. Но вот незадача, Костик, сегодня на такую камеру попался ты, там записано всё: и твои жестокие побои, и твои страстные поцелуи, и мои смертельные синяки.
Я кажется смекнул в чём дело.
— Будь неладна твоя мама… со своим видеонаблюдением: — процедил я сквозь зубы.
— Что-то?
— Ничего. Я говорю, что на этой плёнке пострадавшим должен быть я:
— Мой милый, существует великое чудо монтажа, которое может сделать из пострадавшего самого отпетого негодяя, что у меня прекрасно получилось, я смонтировала так, как мне надо. Приезжай, покажу, забавная штука. Ну, так как? Или пусть первая увидит мама?
— Ты не ведьма, ты садистка… Сейчас еду…
Я резко выскочил из ванной, расплескав воду через край…
Моя "Honda" ворвалась в Натальин двор, прорезая темноту яркими лучами фар, домчалась до подъезда и замерла.
Я вышел из машины, устремился к домофону и набрал номер.
— Кто? — спросил голос "ведьмы".
— Дед Пихто, вы меня в кино снимали… — ответил я с большим сарказмом.
— Входите, дедушка, — усмехнулась она.
Домофон запищал и пустил в подъезд…
Дверь квартиры под номером 140 тут же открылась, как только я шагнул из лифта. Наталья, облачённая в прежний красный халат, молча пропустила меня, взгляд её был жадным и озабоченным.
Я шмыгнул в прихожую и коротко спросил:
— Куда?
— Ко мне в комнату, направо, — сказала она с лёгким придыханием.
В комнате горел торшер, была расстелена пастель, и на столе работал компьютер.
Я невольно посмотрел на потолок и на шкаф:
— Ваши чёртовы камеры и сейчас меня снимают?
— Успокойся, сейчас я всё отключила, лишние вещьдоки неуместны. Ты лучше смотри сюда, — она подошла к столу, взяла мышку компьютера и сразу нажала.
И тут я увидел на экране монитора нечто такое, что действительно сделало меня откровенным насильником, благодаря умелому и грамотному монтажу Натальи. Она убрала все свои ненужные движения, а мои — нужные для компромата — бессовестно оставила: я вошёл в прихожую и сразу начал напористо что-то говорить Наталье; затем схватил за руки и теребил её из стороны в сторону; она сопротивлялась, а я теперь со злостным выражением на лице давил её за горло, а потом стал тянуть за волосы, дальше — цеплялся за халат и вот уже распахнул его и скользил своими руками по её голому телу; затем что-то требовал, поднимая Натальины руки вверх, после этого — жадно целовал в губы; халат вдруг слетел с неё, и я сильно толкнул голую Наталью под вешалку, она упала и пыталась подняться, но снова валилась на пол; под самый финал шли крупные планы безутешно плачущей Натальи, а потом — крупно руки с большими синяками и кровоточащая шишка на лбу. На этом фильм ужасов закончился.
Я на секунду закрыл глаза, проглотил подступивший колючий ком и тихо спросил:
— И зачем ты будешь поступать в Юридический, не понятно… обучать преступников, как надо шантажировать честных людей?.
Я рванулся к компьютеру, нажал кнопку и схватил круглый диск, который выскочил ко мне на длинной каретке.
— Успокойся, Костик, — улыбнулась Наталья. — Я успела сделать несколько копий.
Мне стало неловко и даже совестно за свою детскую выходку.
— Что ты вытворяешь, Наталья? Я по-человечески просил тебя помочь и рассказать всё, что знаешь о мерзких похождениях своей сестры, которая оказалась по отношению ко мне гнусной изменщицей: по-человечески, а ты…
— Но я тоже прошу по-человечески, прошу о самом человеческом, что есть у человечества, без чего оно не может жить, прошу просто-напросто лечь со мной, и я всё тебе расскажу, всё-всё-всё. Тебе сложно, да? Если сложно, то мне не составит никакой сложности показать маме и Ольге, как ты пытался меня изнасиловать. Хочешь ещё раз взглянуть?
— Слушай… а может тебе денег дать, а ты мне — все копии дисков и честно пообещаешь, что будешь молчать о моём приезде, а?. За твоё обещанье я тебе ещё прибавлю денег, а?. — я подумал и сам себе ответил. — Хотя нет… ты обманешь, я не верю тебе…
— Обману, Костик, — сказала она искренне, — я, наверное, обязательно спрячу один диск и всё равно покажу маме и Ольге, — и вдруг зашмыгала носом и заплакала навзрыд, осознавая, что пойдёт на такую подлость.
Я с отчаяньем шлёпнул себя по лбу и простонал:
— О-о-о-ёй-ёй! Ладно! Одевайся! Поехали!
— Ку… куда?
— Ко мне на дачу! — мой голос звучал решительно и твёрдо. — Мне не сложно сделать всё, что ты просишь! Сделаю, но только не здесь! Я не привык заниматься любовью в следственном изоляторе, где полно видеокамер!
— Дурачок, я же всё выключила, я же сказала.
— Не верю! Если едешь — быстрей! Машина у подъезда, по ночной трассе мы долетим за сорок минут! Я предлагаю тебе абсолютное спокойствие вдали ото всех, море игристого шампанского, свежайшие фрукты и минуты истинного блаженства в моих объятиях! Ну?!
— Да! Да! Да! Да! Да!.
Моя верная "Honda" мчалась по просторам ночного, загородного шоссе, где на всём протяжении не было ни одного дорожного постового, ни одной мешавшей нам машины. Лишь по встречной полосе шумным ураганом проскочили три тяжёлых рефрижератора, и — снова тихий блюз из моего приёмника, который мягко наполнял салон атмосферой интима и душевного умиротворения, но: только не для меня: а исключительно для Натальи.
Одетая в белую куртку "Аляска", она утопала в соседнем сидении и с наивным восторгом плыла по волнам своих эмоций:
— Если бы ты знал, Костик, как я всегда мечтала вот так вдвоём лететь и лететь на твоей небесной ласточке, и никого нам с тобой не надо, никакой Ольги, никакой сестры! Правда?!
— Да, конечно… — я не слушал, отвечал машинально и невпопад.
— Мне раньше казалось, что моя мечта останется только сном, беспробудным сном и вдруг — я здесь, и вдруг — ты мой, а я твоя! Правда?!
— А? Да-да, конечно… — я гнал и гнал свою ласточку, до предела выжимая педаль.
— Ко-о-сти-и-к, — она буквально пела, находясь на десятом небе блаженства, — я, наверное, сумасшедшая, у меня перед глазами сейчас только одно: мы вбегаем на дачу и сразу срываем с себя одежды! Страсть! Нетерпенье! Ты крепко-крепко прижимаешь меня — голую, дрожащую, и я умираю от счастья! А?!
— Да-да, конечно…
— А ты хочешь знать: я девочка или нет?!
— Да, конечно…
— У меня был парень только в девятом классе, с тех пор я не девочка и с тех пор я совсем одна! Одна — в десятом! Одна — в одиннадцатом! И вот уже после школы — тоже одна! Понял?!
— Да-да, конечно…
— Что ты всё "конечно" да "конечно"?! Что ты прилип к своему рулю, а не ко мне?! Можно лететь как ветер, но меня-то слушать надо?! Я ревную тебя к Хонде!
— Я слышу…
— Тогда ответь: что значит для тебя твоя красавица "Honda", которую ты крепко сейчас обнимаешь?!
— Не понял…
— Чего тут не понять, "Волга" — река Волга, "Москвич" — город Москва, кому-то нравится и река, и город, у них и машины такие! А "Honda"?!
Я всё-таки прислушался к её болтовне и неохотно ответил:
— Такой реки и города "Honda" в Японии нет… в основе этой машины, как говорят сами японцы, лежит принцип сохранения гармонии между людьми, что позволяет наслаждаться вождением в полной мере…
— Кла-а-сс! — протянула она. — Костик, поцелуй меня!
— А?. Да-да… конечно… — ответил я, перегнулся и чмокнул её в щёку…
Когда я, наконец, нетерпеливо открыл дверь своего загородного дома, включил свет в большой комнате и пропустил вперёд очарованную Наталью, то на одном дыхании, не дав ей ни секунды осмотреться, выложил всё, что хотел сказать и поверг несчастную в полное отчаяние и глубокий стресс:
— Значит так: финита ля комедиа! С этой минуты считай себя заложницей собственной глупости! Все любовные утехи со мной категорически запрещаются и более того — отменяются, никакого повода для шампанского нет и не может быть! Ты останешься здесь взаперти столько, сколько я сочту нужным!
— Что-что?. Ты: ты меня… обманул?.
— Обманул! Во имя справедливости!
Её глаза часто заморгали, а губы затряслись:
— Ты… меня… меня сюда…
— Да, сюда! Побудешь здесь, а то натворишь дома таких дел, что я потом не объяснюсь с твоей мамашей и не докажу, что не верблюд! Всё! Мне некогда заниматься твоей бредятиной, ясно?!.
Слуга Ван Ши Нан продолжал осторожно снимать пробу с утреннего чая. Он внимательно и пристально посмотрел в глаза императору, держа во рту заваренную жидкость и постепенно проглатывая, а бровь его многозначительно вдруг скакнула вверх.
Император не понял и нервно дёрнул головой.
Поведение слуги вызвало у придворных Мандаринов лёгкий испуг, и еле слышный шёпот пробежал между ними, они переглянулись.
Подержав немного бровь приподнятой, слуга опустил её и сделал, наконец, низкий поклон, что означало — он жив! чай не отравлен! можно пить! Хотя всё и так было ясно, но церемония поклона была обязательной.
Император еле заметно расслабился, облегчённо выдохнул и тут же строго оглядел придворных, а затем коротким сигналом приказал Ван Ши Нану немедленно наливать. Сигнал был прост: движенье мизинца в сторону чашки.
Подняв со стола пузатый заварной чайник, слуга стал осторожно струить утренний целебный бальзам в императорскую чашку, искусно украшенную золотой лепкой драконовских голов. Когда чашка была налита почти до краёв, Ван Ши Нан отошёл в сторону.
Для императора, наконец, наступил долгожданный момент, и небольшими размеренными глотками он начал пить чай из утренней росы. С каждым глотком глаза озарялись блаженством и наслаждением, а круглое лицо неописуемо вдохновлялось, и на нём рождалась какая-то важная мысль. Опустошив чашку, он медленно повернул голову к Ван Ши Нану, и взгляд его красноречиво приказал повторить чаепитие.
Слуга понял, поклонился, снова подошёл к заварному чайнику и наполнил чашку — как всегда быстро и очень аккуратно.
— Ты свободен, Ван Ши Нан. Я благодарю тебя. Ты молодец. Позови ко мне наложницу Май Цзе, — дружелюбно сказал император, потом громко хлопнул три раза в ладоши и повернулся к придворным, необходимость которых была здесь только для того, чтобы видеть мгновенную смерть или продолжение жизни Ван Ши Нана.
Взгляд императора и громкие хлопки были понятны придворным: они тоже свободны. Все разом опустили головы, сомкнули ладони и с хитрыми лицами стали спешно и покорно удаляться. Ван Ши Нан скользнул в общий поток и исчез, растворился. Кроме Величайшей Особы в зале осталась только охрана, смотрящая стеклянным взором куда-то в пол.
Вторую чашку чая император пил с тем же блаженством и наслаждением, а состояние покоя совсем не мешало продолжать ему думать.
Одна из дверей вдруг открылась, и смело шагнула молодая женщина в лёгком кимоно, но холодный блеск охранных мечей тут же преградил ей путь.
— Пропустите! — приказал император.
Женщину быстро пустила, и она плавно поплыла к нему. Май Цзе была стройной, очень милой, и черты лица удивительно напоминали юную наложницу Юй Цзе с той разницей, что глаза переполнялись не ужасом и страхом, а большой похотью и огромным желанием кинуться прямо сейчас на Величайшую Особу со своей огнедышащей любовью.
— Остынь, Май Цзе, — сказал император и поднял руку. — Такую бы женскую прыть да твоей младшей сестре Юй Цзе, никаких хлопот бы не было.
— Не могу остыть, император… — честно призналась она, — уже который день император безжалостно томит меня, а я словно горящая свеча истекаю воском…
— Ты меня, конечно, очень радуешь, Май Цзе, но… — он сделал несколько глотков из чашки и успокоил, — но подожди немного. Я всегда отдаюсь тебе без остатка, и ты сама это знаешь. Я обещаю превратить твой тающий воск в новую свечку, и мы на днях, как и прежде, непременно зажжём её.
— О, нет… лучше теперь, император… сию минуту… — умоляюще попросила она тоном несчастной женщины, изголодавшейся по мужчине.
Император пил чай и видел, как буквально трепещет под лёгким кимоно её молодое и желанное тело.
— Надо же, — усмехнулся он, допив до конца, — никогда не думал, что доведу тебя до ужасного состояния РУССКОЙ СИБИРСКОЙ СТУЖИ, ты вся дрожишь, КАК НА МОРОЗЕ.
— Не понимаю о чём Вы, император… понимаю одно — к вечеру Вы хотите моей смерти…
— Однако ты дерзишь, Май Цзе. То, что я хочу подвластно только мне и обсуждается только мной. Ты кстати несправедлива к другим наложницам, а у меня их больше сотни: Ладно, возьми чайный прибор с подносом, я захвачу кувшин, и пошли со мной.
Император встал, взял со стола белый кувшин с утренней росой, бережно обнимая ладонями, и направился к одной из дверей.
Май Цзе быстро захватила поднос и поспешила за ним.
Два преданных охранника ритуально потоптались на месте, дёрнули вправо-влево свои страшные мечи и открыли обе створки дверей перед шагающим императором.
Комната, куда он вошёл вместе с наложницей, представляла собой зеркальные стены с таким же зеркальным потолком, с которого свисали круглые и ярко горящие красные фонарики. От сплошных зеркал помещение казалось безразмерным, а широкая постель для эротических услад, стоявшая по середине, отражалась миллионами таких же постелей.
Император опустил кувшин на низкий столик, секунду подождал, пока Май Цзе поставила туда же свой поднос, и положил ей на плечи обе руки, повернув к себе лицом.
Миллион императоров с миллионом наложниц отражались во всех зеркальных стенах и на потолке.
Он резко раздвинул в стороны лёгкое кимоно Май Цзе и скинул его, оголив плечи и грудь. Кимоно скользнуло и упало, но задержалось на талии, где было завязано поясом. Наложница ахнула в предчувствии долгожданного момента и хотела развязать пояс, но император тут же остановил:
— Не спеши, я же сказал "на днях", а пока дарю тебе только это.
Он наклонился и стал нежно целовать упругую и совсем немаленькую грудь Май Цзе, прикасаясь к сочным соскам, похожим на спелую ягоду.
Май Цзе теперь так громко застонала, так крепко обняла императора за шею и так близко притянула к себе, что он чуть не задохнулся, уткнувшись носом в грудь и напрочь лишившись воздуха.
— Сумасшедшая! — затрепыхался он, и с огромной силой оторвался от наложницы, строго прикрикнув. — Стоять, больная! Закройся и не прикасайся до императора! Фу-у-у! — он тяжело отдышался и уже тише добавил. — Если на днях ты хочешь великолепного продолжения, то немедленно остепенись и выслушай меня. Я вызвал тебя совсем для другого, а твоя сладкая грудь это так, между прочим. Ты должна помочь мне в одном важном деле, тогда будешь со мной целых пять дней, ясно?! Пять дней!
— Я… ясно… — пролепетала наложница.
— Фу-у-у, такое ощущение, будто я ни разу не награждал тебя императорской лаской.
— Наоборот… в том-то и дело, что награждал очень часто, и вдруг… совсем забыл про меня…
— Хватит! — он сел на край постели и приказал. — Налей мне чашку чая, а себе пиалу! Сядь со мной и пей! Да сиди смирно, начнёшь приставать и ныть, крикну охрану, на колесо посажу! Ясно?!
— Я… ясно…
Май Цзе налила чай и подала императору, затем плеснула себе в пиалу и присела рядом с ним. Он с огромным наслаждением отхлебнул несколько глотков и спокойно спросил:
— Ну, как твои успехи в рисовании?
— Хорошо, — ответила она, всё так же страстно пожирая глазами императора и совсем забыв про чай.
— Что у тебя из последних творений?
— Закладка новой дамбы, император.
— А-а, да-да. То, что я просил?
— Конечно, император.
— Молодец. Всё это очень нужно и для нашей истории, и для нашей культуры. Мы сделаем целые фолианты для потомков, да и сейчас для нас это просто необходимо. А затем что у тебя?
— Затем — возведение новой стены вокруг храма.
— Да-да, помню, молодец. А следом?
— А следом — зарисовки нового парка, который будет засажен сакурой.
— Прекрасно, Май Цзе. Мы не только создадим фолианты, мы откроем целый музей, а заведовать музеем будешь ты. Но сначала я сделаю тебя придворным художником, поэтому очень старайся, у тебя большой дар к рисованию.
— Спасибо, император. Я буду стараться.
— Теперь слушай внимательно, — он повернул голову к наложнице, желая что-то сказать, и вдруг увидел, что пиала Май Цзе совсем нетронута.
Такое равнодушие к императорскому чаю вызвало со стороны Величайшей Особы немалое удивление.
Май Цзе поняла, опомнилась и быстро отхлебнула несколько глотков специально для него.
— Чудачка, — улыбнулся он, — ты не должна мне так ретиво показывать, будто действительно наслаждаешься утренней росой. Надо прочувствовать аромат этого бесценного бальзама и пить с истинным наслаждением. Кроме Ван Ши Нана, а сегодня и тебя никому не дозволено пробовать мой утренний чай, мой вкуснейший лечебный напиток, дающий ум и силы сАмого умного и сАмого сильного Будды АМИТАБХИ — Будды Бесконечной Жизни.
— Я поняла, император. Я пью и слушаю с ИСТИННЫМ наслаждением.
— Да нет же, Май Цзе, ты с наслаждением ПЕЙ, а вот СЛУШАЙ со вниманием.
— Извините, император, но я всегда думала, что наслаждение и внимание суть родственные слова.
Император на секунду задумался:
— Да? А что… может быть, может… А ты, я погляжу, не только озабочена плотью, но и умна мозгами.
— Стараюсь, император, — и Май Цзе выпила ещё четыре больших глотка.
— Молодец. И так, постарайся теперь вот в чём: оставь на время свои зарисовки исторической закладки дамбы и срочно займись рисунками личных встреч моего слуги Ван Ши Нана с моей наложницей Юй Цзе, то есть, с твоей младшей сестрой. Это не менее важно для нашей Империи, потому что жизнь в моём Дворце является для всей Империи образцом целомудрия и нравственности.
Май Цзе немного подумала и медленно проговорила:
— Я… не поняла…
— Чего тут не понять? — ответил он, словно речь шла о простейшем пустяке. — Тебе же сказали "личные встречи". А что такое личные встречи? Это есть встречи вдали от посторонних глаз, только наедине друг с другом: на пруду, в лодке, в парке, под кустом, в траве, в постели.
— А-а-а, — догадалась Май Цзе, — значит, следить за ними?
— Да, следить и рисовать. При этом для меня очень важным будет место, время и точность их действий. Чем скорей сделаешь, и чем больше будет этих разоблачительных рисунков, тем слаще и жарче будут мои императорские вознаграждения.
— Но как же можно следить за родной сестрой?.
— Пусть твоя совесть останется чиста по отношению к сестре, и знай, что ты рисуешь исключительно похождения подлого Ван Ши Нана.
— Император, — взмолилась Май Цзе, — из рассказов сестры мне известно кое-что по этому поводу, позвольте Вам всё передать слово в слово, но следить и рисовать — избавьте меня, прошу Вас…
— Я не сомневаюсь, что тебе известны некоторые подробности. Между сестрами, как правило, нет секретов, две сеструшки — две болтушки. Ты мне непременно всё передашь, но только после принесённых рисунков. И запомни: от моих приказов никто и никогда не избавлялся, избавлялись некоторые от собственной жизни, не желая исполнять эти приказы, для такого случая у меня существует чудесный дворик пыток, не дворик, а просто сказка… ты разве не видела его?.
Я только что закончил печатать, а губы по инерции прошептали:
— … избавлялись некоторые от собственной жизни… — мне очень понравилась сочинённая фраза даже в отрыве от контекста, — … избавлялись некоторые от собственной жизни… некоторые… некоторые…
Передо мной стоял разложенный на столе походный ноутбук, лежало блюдце с тающими ледышками, дымился чай в большой алюминиевой кружке, и горела настольная лампа-грибок.
Взяв из блюдца кусочек льда и приложив к синяку под глазом, я сидел так некоторое время в глубоком раздумье в одной из комнат своей дачи около русской печки с приоткрытой дверцей, за которой словно патроны стреляли и трещали дрова, а красный огонь неуёмно бушевал и бушевал.
Вся история подлой измены моей жены: будущей жены: взвинтила мне нервы до окончательного предела, но я на удивление себе продолжал работать, каждый раз находя силы, потому что скоро сдавать роман. Порой я ловил себя на том, что моя незавидная житейская ситуация, обозляя меня, в какой-то степени помогала писать, собирала творческую фантазию в жёсткую систему мышления, шлифовала слова, оттачивала образы персонажей, рождала резкие зигзаги в их поступках и необычные повороты в сюжете. Порой я ловил себя на том, что всё сочинённое мной начинает отдалённо перекликаться с моим личным сюжетом, где драматично завязаны я, Ольга, отец и теперь уже Наталья.
Я встал со стула, плотно запахнул на себе потёртую безрукавку, покрепче затянул её ремнём, поднял повыше воротник толстой водолазки и решительно зашагал в здоровых деревенских валенках к выходу.
Я распахнул уличную дверь и огляделся, стоя на пороге террасы.
Серое мрачное утро глубокой осени совсем не радовало, голый участок моей дачи не радовал тоже — он был завален листьями, гнилыми сучьями деревьев, почерневшими кусками фанеры и распиленным горбылём от летнего строительства.
Напялив калоши на валенки, я ступил на крыльцо, спустился вниз и направился к своему гаражу по грязной и влажной дорожке, ровно выложенной кирпичом. Подойдя к длинной скамейке, которая тянулась под навесом вдоль гаража, я сел на неё, вынул из кармана мобильник и быстро набрал номер.
— Здравствуйте, Тамара Петровна, — начал я официально и скупо.
— Костик, ты?! — взволнованно спросил её голос.
— Да-да, я. Спешу сообщить, что вчера мне звонила Наталья, просила передать: срочно уехала к подруге на дачу, будет вам звонить, не волнуйтесь. У неё, правда, телефон немного барахлит, но всё равно дозвонится.
— Господи! А я-то приехала домой, гляжу — ни Наташи, ни записки, и время очень раннее, звоню на мобильник, а он недоступен! А что за дача такая, господи, что за подруга?! Наталья в жизни ни на чью дачу не ездила! И вообще как можно… — она стала сильно возмущаться и наезжать на мои уши.
— Секунду, Тамара Петровна, я ничего больше не знаю.
— Но как же так?! А где эта дача находится?!
— Не имею понятия. За что купил, за то и продаю, как говорится.
— Ой, спасибо, Костик, конечно спасибо! Значит, будет звонить?!
— Будет.
— А когда, Костик?!
— Не знаю! Всё! Очень спешу, Тамара Петровна! Всё!
Я скривил недовольную рожу, нажал кнопку отбоя и набрал без промедления другой номер.
— У телефона… — вяло ответил мой бывший одноклассник Майкл или просто блатной Миша.
— Привет, Майкл.
— Не понял… — он не узнал мой голос.
— Костик Ларионов. Вот что значит стирать телефоны.
— Опана! — Майкл слегка повеселел. — Привет, Костяшка! Да тут недавно шухер писанулся, вот и пришлось почистить циферки!
Я тут же озадачил:
— Хочу подъехать сегодня. Примешь?
— Фу ты, ну ты, ножки гнуты! — он удивился моему тону. — А чего, внатуре, такой серьёзный?
— Приеду — расскажу.
— Горит?
— Горит, Майкл, полыхает. Надо увидеть тебя.
— Та-а-а-к… — протянул он, секунду подумал и предложил. — Ну, давай забьём стрелку на десять вечера у меня во дворе за детской площадкой. Помнишь где?
— Помню.
— Там сейчас "Москвич" брошен, весь обглоданный фраером, давай около него, люблю это место. На хату пригласить не могу, ко мне один кетмень приехал, не хочет светиться.
— Понял тебя.
— А я не сомневаюсь, ты же у нас не бажман какой-то, а всё-таки писатель Костяшка, цинтряк.
— Да хорош тебе, Майкл!
— Ладно-ладно, — закончил он, — давай, подгребай.
— Добро. До встречи.
Я убрал мобильник, глубоко вдохнул свежий осенний воздух и поднял глаза на крышу своего дома.
Из белой трубы спокойно струился белый лёгкий дымок.
Я встал и быстро пошёл обратно.
Войдя на террасу, скинув калоши с валенок, закрыв за собой дверь на ключ и положив его в карман, я шагнул к газовой плите, открыл сковородку, положил на тарелку сосиску с вермишелью и двинулся в комнату, где работал за ноутбуком. Здесь находилась смежная дверь за тёмными шторами, я распахнул шторы, освободил задвижку, толкнул дверь вперёд, переступил порог маленького подсобного помещения и с раздражением сказал:
— Ешь пока тёплое, сколько можно предлагать?
И вдруг из угла подсобки в своей белой куртке с капюшоном на голове рванулась "моя Наталья", ударила снизу по тарелке, пихнула меня и кинулась через комнату на террасу. Тарелка подлетела из моих рук почти до потолка, перевернулась вместе с едой, упала на пол и разбилась.
Подбежав ко входной двери, закрытой на ключ, Наталья рванула ручку и бешено закричала:
— А ну-у-у, выпусти, подлец, иначе точно сядешь за похищение человека!
Я скинул пальцем вермишель, прилипшую к безрукавке, и ответил с большим сарказмом:
— Мы ещё только сядем, а вы считайте уже сидите за грубый шантаж невинного человека. И по какой же статье вы пойдёте, товарищ будущий юрист?
Наталья с кулаками кинулась на меня, но я цепко поймал её руки.
— Это ты пойдёшь по статье! — кричала она. — У меня-то есть надёжный свидетель — видеозапись, а у тебя нет ни шиша, и ты никогда не докажешь мой шантаж! — она изловчилась и сильно двинула ногой по валенку.
— Стоять, больная! Не прикасаться ко мне! Если будешь бузить, в карцер кину: у меня во дворе есть сарай с дровами, две минуты полежишь и все кости сломаешь! Хочешь?!
Она неожиданно притихла, на глазах навернулись слёзы, и Наталья отрицательно замотала головой, перепугано и жалобно запищав:
— Нет… прошу тебя: не надо: не хочу… миленький, отдай мобильник, я хоть маме позвоню, она же волнуется… миленький…
— Я только что звонил! А ну, пошла обратно в камеру! — непреклонно ответил я и потянул её в подсобку.
— Подлец, — она упёрлась, и прежняя агрессивность в момент вернулась к ней, — кто тебе велел звонить моей маме и беспокоить?! Что ты ей сказал?!
— Что ты в тюрьму попала! А ну, иди, по-хорошему прошу!
— Пусти! Не пойду! — и снова ударила по валенку.
— Ах, так!
Я пыхтел как паровоз, но дотащил её до подсобки и заволок туда, а Наталья каким-то образом успела так шарахнуть меня ногой ниже живота, что в глазах аж искры засверкали. Из груди вырвался короткий, умирающий звук, губы начали хватать воздух, и я готов был свалиться на пол, но чудом удержался и захлопнул за ней дверь, потом щёлкнул задвижкой и только теперь согнулся в три погибели и завопил:
— О-о-о-о! А-а-а-а!
— Костик, извини меня дуру, я не хотела, я случайно! — раздался за дверью перепуганный и дрожащий голос Натальи.
— Чёртово отродье: и ты, и твоя сестра! — я усиленно приседал и вставал, приседал и вставал, держась за ушибленное место. — И чего вам не живётся нормально, особенно твоей сестре — чего ей не живётся?! У неё же всё есть: я, моя квартира, моя машина, моя дача, природа, белый дымочек над белой трубой и тот есть! Чего не живётся?! А вы всё норовите ниже живота двинуть, чёртово отродье!
— Костик, — она теперь ревела горючими слезами, — извини, я случайно! Иди ко мне, я поцелую его, я поглажу его, я обласкаю его, и он сразу пройдёт! И ничего мне не надо кроме него и тебя, кроме твоей машины и дачи, кроме природы и белого дымочка над белой трубой!
— Да пошла ты, ведьма озабоченная! Сегодня кормить больше не буду! Твой завтрак, обед и ужин валяются у тебя на полу!.
На брёвнах и пнях, уложенных вокруг костра, сидели весёлой компанией друзья и ценители скандального искусства Миши Саенко, держа в руках стаканы и шашлыки на шампурах. Спиртное активно вливалось вовнутрь, аппетитно жевалось мясо, и царила чудесная атмосфера раскрепощённой, хмельной болтовни.
Неотступные папарацци, которых здесь было всего лишь двое, неустанно щёлкали затворами.
Чуть в стороне от них рисовался в блёклых дачных сумерках пятиэтажный кирпичный особняк, который своей изысканной строгостью и немалыми габаритами мог бы поспорить с любым средневековым замком.
Пьяненький Миша Саенко, блистая лысиной от яркого костра, громко постучал шампуром по своему стакану и с большим трудом начал вставать, а сидящая рядом "Хакамада" участливо помогла ему, поддержав под локоть.
— Друзья мои! — начал он. — Я хочу выразить вам огромную благодарность за те тёплые слова, сказанные в адрес моей персональной выставки и лично мне как творцу! А все ли знают здесь сидящие, с чего началось моё творчество?! С трусов! Да-да, друзя мои, с трусов! Эта парадоксальная история повернула моё сознание художника в необычное русло! Так вот! Задолго до того как перебраться сюда, где вы сейчас украшаете своим присутствием мои родные Пенаты, я очень длительное время жил и спокойно творил в свои безмятежные юные годы в обычной ленинградской коммуналке на улице зодчего Росси! Рисовал строгие индустриальные пейзажи и станковые натюрморты из отбойных молотков, лопат, серпов, молотов! И вот однажды утром моё спокойствие исчезло, когда я вдруг увидел, как моя соседка моет коридор шваброй, на которой были накручены мои трусы, только вчера вечером идеально мной постиранные!
Вокруг костра все засмеялись и захлопали.
— С тех пор я стал очень ревнив к нижнему белью, и цель моего теперь гламурного творчества стала иной — воспеть чистую душу нижнего белья как женского, так и мужского, чтобы ни одна грязная и вонючая соседка из прошлого не позволяла себе глумиться над ним своей шершавой шваброй!
Грянули бурные овации.
Щёлканье затворов и вспышки фотокамер были тут как тут.
А весёлый от водки "Розенбаум" вскинул свою гитару и коротко звякнул по струнам бравурный марш в поддержку Миши Саенко.
— Секундочку, Саша! Одну секу… Но дальше — больше! Пришёл момент, когда моему творчеству стало тесно в нижнем белье, и я аккуратно начал снимать его со своих героев, которых вы видели на моих исторических полотнах! Я сказал себе: "Миша, у них прекрасно не только нижнее бельё с очаровательными женскими рюшками в стиле рококо, застёжками лифов из слоновой кости, золотыми молниями мужских плавок от Петруччо, но прекрасно и тело! И ты, Миша, должен воспеть его и сам переродиться в настоящего творца!".
Пропуская мимо ушей ораторскую речь Миши Саенко, отец и сидящий с ним пожилой мужчина тихо общались друг с другом. Лицо отцовского собеседника было строгим, аскетичным, худым, морщинистым, а голова и брови — седые, будто их снег покрыл.
Отец полушёпотом и жёстко сказал:
— Николай Николаич, этот ваш Щебуняев — мало того, что пирог ни с чем в большом искусстве, он ещё к тому же — самый настоящий интриган…
— Погоди, Юра, — оборвал седой мужчина, — что значит "ваш"? А ты не мой? Вы все мои, только работаете в разной манере, мне что-то нравится, что-то не очень. Ты многообразен, многолик, у тебя и сила в абстракции, и дикие завихренья супрематизма, и в то же время конкретный жёсткий образ. Для скульптора и художника это огромная редкость. Один твой Кутузов чего стоит. Я вот, например, гляжу в его глаза и вижу, что он был тяжело ранен в голову, потому что в глазах всё отражено, и поэтому он носит не тяжёлую треуголку с золотой кисточкой, а мягкую фуражку, которая невесомо и заботливо благодаря руке скульптора опущена ему на голову. Щебунякв совсем другой, у него действительно сопливая детская тема, этакая манера розовых исканий…
— И манера постоянно подсиживать мои Эмираты.
— Да не дёргайся, Юра. Мне наплевать на его подсидки. Я же тебе не раз говорил: однозначно едешь ты, и все дела в Эмиратах я буду творить только с тобой. Когда вернёмся в Москву — дашь точный список что повезёшь, мы утвердим и отправим Сорокину в Эль-Фуджейру, он давно хочет начать рекламу. Кстати, как твоя королева Ольга?
— Нормально, поедет.
— Судя по тому, как вы всегда мило воркуете, проблем у вас нет.
— Никаких. Она моя… опора…
— Молодец, завидную опору нашёл. Главное не ссорьтесь перед поездкой, без женщины в город Мурбех тебя не пустят, и никакой там Сорокин не поможет, и все наши с тобой выставки и перспективы с деньгами разобьются о рифы Индийского океана.
— Знаю, Николай Николаич, вы говорили.
— Я так, чтобы помнил, у них там свои законы.
— Дурацкие.
— Ну, почему? Мурбехи ревнивы к своему женскому полу, забота о нравственном сохранении нации… от таких волосатиков как ты… А приедешь с женщиной — они будут спокойны.
В этот момент голос Миши Саенко раздался громче обычного:
— Друзья мои!!!
Отец и седой мужчина прервались и подняли головы.
Рядом с хозяином дачи и виновником торжества стоял кряжистый мужичок, обросший чёрной густой шевелюрой, такими же усами и бородищей. На его плечах висел ватник, из-под которого виднелась русская рубаха-косоворотка. В широких натруженных ладонях он держал круглый и прозрачный стеклянный предмет, похожий на большую медицинскую склянку. Круглый предмет имел внутри такое же стеклянное колесо с лопастями, а на самом дне лежало много свёрнутых клочков бумаги.
— Друзья мои!!! Прошу любить, жаловать и наливать! — Миша Саенко опустил свою барскую руку на плечо мужичка и с достоинством размеренно представил. — Истопник его величества Кузьма Савич Кузьмичёв со своим колёсиком!
Все сидящие захлопали в ладоши.
Щелчки фотокамер не уставали.
— Ну, Кузьма Савич, — сказал Миша Саенко, — давай, глоголь!
Мужичок тут же начал говорить — звонко, без запинок, сильно и приятно окая:
— Господа! Ото всей своей радостной души спешу вас обрадовать, что русскую баню я ужо зотопил!
Теперь раздались крики "Ура!".
Мужичок-истопник охотно продолжил, приподняв свой необычный предмет:
— Сия стеклянноя сосуда имеет колёсико! Я кручу энто колёсико, а ваши имена, которые начертаны на буможенциях, побегут по энтой сосуде! После кажного крутёжа я вымаю буможенцию и глоголю! Очерёдность ваших имён есть непременноя очерёдность идти париться в бане через кажный часок! Всё, господа, ночинаем!
Он мигом достал из кармана ватника металлическую кружку на длинной цепочке и протянул вперёд. Рядом сидящий гость быстро встал, налил ему водку до самых краёв и держал наготове солёный огурец. Мужичок одним махом вылил водку в глотку, крякнул, откусил пол-огурца, половину положил в карман вместе с кружкой и начал крутить колёсико.
Клочки бумажек в стеклянном сосуде побежали одна за другой, и беготня их продолжалась не так уж и долго, потому что колёсико вскоре остановилось, а мужичок проворно запустил два пальца в сосуд, вытащил наугад одну из бумажек, развернул и торжественно оповестил:
— Господа! В первой очередности в баню идут: Юрий свет Семёныч и Ольга свет Володимировна!
— Друзья мои!!! — живо подхватил Миша Саенко. — Всякая попытка избежать приглашения Кузьмы Савича будет расценена этим божьим человечком как большая обида, а мной как злостное несоблюдение райских законов моих дорогих Пенатов! Вперёд, счастливчики, ура!
Николай Николаич по-дружески хлопнул отца по плечу:
— Поздравляю, свет Семёныч, иди в баню… погоди: а, где твоя Ольга свет Володимировна? Ушла и не вернулась.
Отец посмотрел на пустующее рядом место и обеспокоенно сказал:
— Действительно: ушла ведь давно…
— Я и говорю, полчаса точно прошло, так долго "пи-пи" не делают.
— Что за чёрт?. — отец поставил стакан на землю и поднялся с бревна. — Пойду искать…
— Давай-давай, — усмехнулся Николай Николаич. — Она у тебя спортсменка, того гляди переплывёт Финский залив и тю-тю.
Мужичок-истопник уже запустил колёсико по новому кругу и готовился оповестить дальнейших счастливчиков…
Отец бежал среди голых стволов мрачного леса и кричал:
— Оля! Оля! Оля!
Он слёту зацепился рукой за тонкую берёзу, рванулся по инерции своим мощным телом чуть вперёд, остановился и огляделся, тяжело дыша.
В лесу темнело быстрей и гуще, чем на открытом месте дачного участка, и заметить что-либо живое было практически невозможно. Справа — между деревьями — виднелись серые просветы совсем близкого Финского залива.
Отец секунду подумал и помчался именно туда.
— Оля! Оля! Оля!
Миновав лесной массив и выскочив на гладкий крутой берег, он вдруг увидел женскую фигуру в шагах десяти от себя, она была плотно укутана в пальто с поднятым воротником и стояла около одинокой прибрежной сосны, глядя вперёд на залив.
— Оля! Оля! Оля!
Женская фигура не шелохнулась, будто не слышала.
Подлетев к Ольге, отец обнял её за плечи, прижал к себе, поцеловал в щёку и возбуждённо спросил:
— Ты куда пропала?! Почему не отзывалась?! Я же кричал тебе! Что с тобой?!
Она ответила очень тихо, а в глазах были растерянность и слёзы:
— Юрий Семёныч… Юра… тебе не кажется, что мы… заигрались?. Мне что-то страшно…
Он уверенно ответил:
— Нет, это не мы заигрались, это жизнь нами играет! И в этом нет ничего страшного, ей видней!
— Ладно, пускай жизнь нами играет, но мы-то расслабились и поддались этой… сладкой жизни, совершенно не осознавая, что дальше будет одна горечь…
— Я прошу тебя — не напрягайся, тебе надо жить свободно и радостно!
— С кем?. С Костиком или с его отцом?.
— Душа моя, какого ответа ты хочешь? Я ничего не знаю! Я знаю только одно: мне с тобой прекрасно!
— И я… и я: не знаю… — она подняла мокрые глаза к небу. — Боже мой, ведь самое ужасное, что мне тоже прекрасно с тобой, Юра… Юрий Семёныч:
Он жадно начал целовать её брови, глаза, нос, губы, подбородок и горячо шептал:
— Это же здорово, и пусть так будет, и не надо ничего знать, потому что именно так распорядилась жизнь, она всё так устроила!
Ольга с наслаждением подставляла лицо:
— Ты весь дрожишь… у тебя дрожат руки и губы… Юра, мы расслабились в пух и прах… а мне при этом ТАК ХОРОШО… — она отстранилась от него и добавила с испугом, — и опять ТАК СТРАШНО…
— Душа моя, уже поздно страшиться, мы с тобой кинулись в омут, мы с тобой наломали дров и обратной дороги нет, потому что омут слишком глубок, а дров наломали не одну охапку, а большую гору, и теперь надо не страшиться, а принимать всё, как есть!
— А Костик…
— Что "Костик"?!
— Он же не поймёт…
— Конечно, не поймёт!
— А что же будет?.
— Я сейчас не хочу думать о том, что будет, и тебе не советую — очень вредно, душа моя! Лучше думай о нашей скорой поездке в Эль-Фуджейру, в этот удивительный оазис спокойствия и любви, где ты забудешь все свои дурные мысли, окунаясь в прозрачную воду Индийского океана или держа в руках сказочно-причудливый кусочек коралла!
Она прикрыла глаза и блаженно прошептала:
— Юра: я уже окунаюсь в Индийский океан: и держу в руках сказочный коралл: Боже мой:
Он нежно поцеловал её в губы и одобрительно сказал:
— Вот и молодец, умница! Ты совсем скоро увидишь новую счастливую жизнь! — потом взял её за ладонь и осторожно потянул за собой. — Пошли, душа моя, нас ждут, нехорошо!
— Подожди секунду… — остановила Ольга и показала на Финский залив. — Гляди… вон там внизу у воды… недалеко от горбатой дюны валяются три перевёрнутые лодки… они очень похожи на большие мёртвые рыбы… правда?.
Он повернулся к заливу и действительно увидел "три большие мёртвые рыбы"…
В лёгких облаках белёсого пара русской бани, натопленной Кузьмой Савичем, на широкой деревянной лавке лежал на спине распаренный и обнажённый отец, а мокрая и такая же обнажённая Ольга мерно раскачивалась над ним в сладострастных волнах любви…
Мы сидели с Майклом за детской площадкой его двора внутри страшного скелета бывшего "Москвича", у машины не было ни крыши, ни дверей, ни окон, ни багажника — одним словом торчал один металлический остов, который освещался жёлтым фонарём уличного столба.
Поздний вечерний час погрузил окрестности в глубокую темноту, сквозь которую пробивался то яркий, то тусклый свет квартир близлежащего дома.
Я только-только закончил рассказ и теперь молчал в ужасно подавленном настроении.
Майкл приподнял свою чёрную вязаную шапку, натянутую по самые уши, почесал лоб и сказал глубокомысленно:
— Н-да-а-а… К тебе Фортуна повернулась задом, а у Фортуны сзади скверный вид, внатуре… Это она тебе такой знатный бланш под глазом шмякнула?.
— Нет, на грабли наступил на даче, а ручка в глаз дала.
— По-моему, Костяшка, ручка была другая, а?:
— Да ладно тебе.
— Н-да-а-а:
Пока он в раздумье почёсывал лоб, его белые волосы альбиноса вылезли из-под шапки, лицо Майкла было тоже удивительно белым и чистым как молоко, с правильными строгими чертами — этакий вариант холодного прибалтийца, хотя на самом деле — коренной москвич с "блатных окраин" Таганки.
— Я помню, Костяшка, по нашей школьной юрзовке ты всегда был слаб в математике, — начал он, — ты всегда норовил юзануть от неё, а математика очень помогает шевелить рогом, собирает мозги в кучку, организует их и заставляет точно шерстить даже жизненные ходы. Вот и получается, что ты не просчитал ни одного хода, наглухо и слепо запарился на своей Ольге. А я уже потом при встрече с вами сразу зырканул на неё и тут же врубился — натуральная чува, шаболда голимая. Ну, думаю, труба твоё дело, Костяшка, век воли не видать. Разве не я тебе шептал об этом?
— Шептал-шептал… Всё, хватит, только не учи, прошу тебя:
— Да ладно, базара нет, это так — к слову. Я-то, знаешь, ждал тебя с твоими писательскими почеркушками как когда-то, помнишь? И был точно уверен, что Костяшка нарисуется опять со своим рогатиком типа вора в законе, которому надо жаргончик поправить, прикид уточнить или масть подогнать, в этом я всегда готов помочь писателю Костяшке-одноклашке.
— А в другом?
— А вот "другое" у тебя стрёмной канителью запутано, уж слишком напрягает твой жестокий рассказ мою смиренную нежную душу.
— Не принижай свои достоинства, Майкл.
— Льстишь?
— Да, потому что нужна твоя помощь.
— Чего ты хочешь?
— Наказать.
— Её?
— Обоих.
Майкл покивал несколько раз, достал сигареты и зажигалку, форма которой напоминала маленький фонарик. Он прикурил, затянулся с длинным свистящим шумом и сказал:
— Ну-ну, не молчи, давай-давай, убеждай меня в необходимости наказанья. Докажи, что тебе накрутили такую поганку, после которой у тебя в голове все рамсы попутались в этой жизни, что после такого козлиного порожняка, который тебе всё это время гнали папаша и Ольга, ты готов тут же взять их за горло. Я должен тебе поверить, что после этой подлянки ты захочешь даже судьбу сменить, понял? Вот только тогда, Костяшка, можно говорить о моей помощи.
— Тебе мало моего рассказа? Может мне зарыдать на твоей груди или расписаться кровью?
Майкл поднял руки вверх, словно сдавался, поморщился и протянул недовольно:
— О-о-о, Костяшка, только не надо бить понты, я же не фофан какой-то и абсолютно не умею фрякаться, ты же знаешь. Я же почуял всеми дырками, что ты задумал, это тебе не просто базланить со смехачём на характер, это палёным пахнет, и мне надо сюда вписаться, как я понимаю, да? А что касается твоего рассказа — он, конечно, очень цепляет, но: необходимы факты. И потом, твой папаша мог рисовать Ольгу по своей фантазии, совершенно не раздевая её, ты об этом не думал?
— И думать не хочу, потому что отец мой не обладает даром рентгеновских лучей.
— Ты о чём?
— А вот о чём, — я распахнул большой целлофановый пакет, стоявший в ногах, вынул скрученный в трубку лист ватмана с рисунком обнажённой Ольги и разложил перед Майклом.
Он покрутил в руках зажигалку, которая действительно оказалась фонариком с другого конца, включил лампочку, осветил лист ватмана, громко присвистнул, а потом сказал так смачно и красочно, что было сразу понятно, это — наивысшая оценка:
— НИШТЯК МАЙДАННАЯ БИКСА, ВНАТУРЕ ПЕТУШОК КУРОЧКУ ТОПЧЕТ! — и спросил. — Ну, а причём здесь рентгеновские лучи?
— А притом, что родинка на животе около груди нарисована по своему расположению с невероятной точностью. По-твоему отец увидел её через одежду? Или у тебя есть сомнения по поводу моих личных наблюдений за этой родинкой?
— В этом сомнений у меня нет, Костяшка. Я тоже знаю до мельчайших подробностей точное расположение всех загогулин на теле своей тёлочки. Однако, — заметил он, желая отыскать "белые нитки", — папаша ведь мог под клёвым настроением и под градусом большого бухла взять и показать Ольге эту малёвку, которую нарисовал по своей фантазии. А Ольга — хи-хи-ха-ха, да и скажи ему: "на моём животике, папаша, на три фрунзольки ниже моих махалочек есть родная завитуха, так что малёвка твоя не совсем в масть попала". Он берёт и тут же рисует родинку, и никаких проблем. А?
— Допустим, что так и было. И ты считаешь, что эта сцена, которую ты только что разыграл, достойна моей будущей жены и моего родного отца?
— Нет, не считаю, но мазать крыс из папаши и Ольги, судя только по одному этому рисунку, по-моему, липа. В этой истории, Костяшка, всё-таки есть оправдательная версия — как говорят менты, он запросто мог рисовать по памяти.
— Да чёрт с ней с этой версией, уже само по себе это — противно.
— Не спорю, противно и мерзопакостно, но доказательства измены пока нет и ломать рога тому и другому пока не за что, внатуре говорю.
— Да вот они доказательства, вот, гляди, — я достал из пакета кипу петербургских фотографий и положил перед Майклом на рисунок обнажённой Ольги.
Он стал светить фонариком, внимательно рассматривать, и с каждой секундой его интерес возрастал:
— Так-так… Ну-ка, ну-ка… Полный атасс… Атасс, Костяшка: Ах, вы марьяжнички наши…
Вот отец целует Ольгу в щёку.
А вот он нежно поправляет прядь её волос.
А тут рука Ольги смело лежит на плече отца, она с явной любовью в глазах смотрит на него.
А здесь она тянет к нему губы для поцелуя.
А вот отец страстно прижимает к груди Ольгину ладонь.
А тут отец нагло обнимает Ольгу за талию, и они прижались друг к другу.
Ольга-змейка показывает язык, а он оскалился и хочет укусить.
А вот весёлая Ольга держит в руке отцовский палец и хохочет.
Отец с Ольгой стоят на фоне картины, он шепчет ей на ухо.
А здесь — целует Ольгу в мочку уха.
А тут она раздула щёки шаром и дурачится, он жмёт пальцами "шар" и смеётся.
Они снова стоят, отвернувшись спинами, их ладони скрепились "любовным замком".
А вот — улица, около здания "Дома Бажанова", отец на руках переносит Ольгу через лужу к своей машине "Land Rover", она держит огромный букет цветов, а другой рукой обнимает его за шею и нежно прикасается своей щекой к его щеке.
— "Звезда в шоке!", — сказал, наконец, Майкл. — Это же есть скандал на всю Царёву Дачу! Что ж ты сразу не засветил эти козырные цветухи? Чего молчал-то?
— Хотел постепенно: начать с рисунка, а закончить этой гадостью, чтобы нанести тебе сокрушительный удар.
— Нанёс! Точно нанёс, стратег ты мой подмастырный! Твою Бога душу! Кто снимал-то?!
— Я.
Он удивлённо посмотрел на меня и вдруг с полным пониманием проговорил:
— Да-а-а, ты — герой! Видеть всю эту байду в нескольких шагах от себя, держаться в руках и ещё при этом снимать — знаешь, с хреновым сердечком можно и кони кинуть! Ты просто крепкий чувачёк, Костяшка! Клянусь, я бы этим двум мразотам тут же все тыквы расколол!
— У меня была другая цель — разоблачить, я же бросил все дела и сорвался в Питер, облитый грязью с головы до ног.
— Ты не только грязью облит, ты облит самым что ни на есть жидким калом, другарёк ты мой! Всё, что ты видел в Питере была огромная заморочка для твоего органона с его мельчайшими клеточками нервной системы, органон корёжился и страдал!
И Майкл очень образно показал, как несчастный организм вёл себя при этом: скрутил пальцы, тяжело повертел ими и выразил на лице невероятную боль.
— Значит, говоришь, расколол бы тыквы? — спросил я.
— Враз, там же на месте! А потом бы на Серпы скосил, отмотал бы срок за справедливое дело, вышел и начал бы новую жизнь с новой тёлкой!
— С новой тёлкой — понятно, а где взять нового отца, да и старого не воскресишь, если тыкву расколешь.
— И не надо воскрешать, это не отец, а падла батистовое!
Я обхватил голову руками и сокрушённо замотал её из стороны в сторону:
— Ах-х-х, су-ки-и! Разве фотографии не есть доказательство, Майкл?! Глядя на них, этот рисунок определённо имеет только одну версию: он рисовал её голой!
— Да, скорей всего! Ты только мои слова по поводу "тыквы" забудь, ты спросил — я ответил, и всё! Не вздумай, сразу ходку огребёшь! Тебе что, охота нары пощупать?!
— Да не буду я тыквы колоть, мне отрава нужна.
Майкл в упор посмотрел на меня и спросил:
— Себя что ли травануть хочешь?
— За что мне мстить самому себе?
— Ну, не скажи. Бывают случаи, что и себе мстят: за собственную неудачу, за собственную слепоту, глупость, неосторожность, доверчивость — масса всего бывает, Костяшка.
— Ладно, хватит, Майкл, у меня нервы на пределе! — завёлся я. — Ты же видел фотографии, видел этот чёртов рисунок, слышал все мои слова! Ты поможешь или нет?!
— Тихо-тихо. Запомни, месть это — блюдо, которое надо есть холодным. Понял? Спокойней.
— Хорошо, я спокоен.
— Вот так. А теперь слушай. Можно достать на карман один супервариант очень клёвой отравы. Он прост как наша долбаная жизнь. Если мы к своему жмурному сроку идём постепенно год за годом, то он сократит его до месяца.
— Почему до месяца? Почему не сразу? Глотнули, и всё.
— Зачем "глотнули, и всё"? Пусть помучатся, постепенно врубятся, что с ними что-то не то, очко начнёт жим-жим, и пойдёт осознание всех своих грехов. Короче, если ты не рюхнешься в обратный ход и не растаешь как фуфлыжный снег на жаре, могу тебе предложить "Чай из утренней росы".
Я замер и уставился на него как заворожённый:
— Что-что?. Что ты сказал?.
— "Чай из утренней росы". На вид обычный чай, на вкус тоже, только во сто крат лучше, ощущение свежайшего нектара чистейшей росы, а дальше идёт голимая труба: человек пьёт эту чихнарку и к концу месяца загибается в лёгких мучениях от обычной изжоги.
— А почему… "Чай из утренней росы"?.
— У него кликуха такая среди барыг. На самом деле чай отравлен, а вот клёвый запах и вкусовые ощущения делают обманку. Когда крутой кипяток заваривает этот чай — токсичные вещества набирают силу.
— А как он отравлен? Чем? А кто его делает? — забросал я Майкла вопросами.
— Ну, ты внатуре прямо в самые дебри погнал. Сейчас тебе Майкл расколется, Костяшка его расчухает — "как отравлен" да "кто делает". Мы чего с тобой в дознанку играем, что ли? Ты, конечно, извини, но не надо лишнего базара.
— Да нет… я так… ничего…
— В общем, есть такой препарат. Он упакован в коробках от обычного чая. Хочешь "Индийский" — будет "Индийский", хочешь "Цейлонский — будет "Цейлонский", хочешь "Беседу" — будет "Беседа". Любая "утренняя роса", и не один ментовской самах не придерётся: купили, пили, отравились. Сколько таких случаев и с палёной водкой, и с мясом, и даже арбузами, да с чем угодно. Понял?
— Да.
— Всё. Решай.
— Уже решил. Сколько? — я торопливо полез в карман, вынул кошелёк и достал деньги.
— Да спрячь ты своё лаве, не суетись. Запомни: я ничего не беру со своих родных одноклашек, тем более Костяшек, не обижай меня. Слушай сюда: когда приезжают твои бяки?
— Два дня ещё есть, не считая сегодня.
— Значит так, никаких созвонов, завтра на этом же месте забиваем стрелку в 11: 00, сразу получаешь товар, и с тебя бутылка хорошего коньяка. Лады?
— Лады… но…
— Всё, бутылка коньяка я сказал…
Гладкий конец бильярдного кия неуверенного дёрнулся вперёд-назад, потом прицелился и нанёс робкий удар в боковину круглого костяного шара, который неохотно покатился по зелёному полю стола, стукнул по другому шару, лениво отскочил от него, сделав "рокировку дурака", и всё же красиво упал в угловую лузу.
Не ожидая от себя такой удачи, Ольга в бурном восторге запрыгала на месте. Узкие джинсы, голубая тонкая водолазка облегали стройную сексуальную фигуру, эффектно выделяя аккуратную попку-персик и горные рельефы обворожительной груди, а пушистые волосы взлетали и парили над головой лёгкими чёрными волнами.
Стоявший рядом отец улыбнулся и похлопал в ладоши:
— Браво, душа моя! — воскликнул он. — Удар достойный Евгения Сталева!
Подхватив с края бильярда бокал шампанского и рюмку коньяка, он оживлённо шагнул к Ольге, отдал игристый напиток и нежно чмокнул её в губы.
Просторный и светлый зал, где расположились пять бильярдных столов, пестрел друзьями и гостями Миши Саенко — все играли, болели друг за друга и много пили.
Шустрые официанты, одетые в русские косоворотки и длинные сарафаны, крутились по залу и предлагали на подносах огромный выбор спиртного, разнообразных закусок и сладких десертов.
Изредка — то здесь, то там — доносились щелчки фотокамер вездесущих папарацци, и мигали вспышки блистающих ламп.
Николай Николаич, одетый в свободную белую блузу из хлопка, стоял у стеклянного круглого столика и потягивал коньяк из рюмки. Рядом с ним возвышался худой субъект в чёрной холщёвой рубахе на выпуск и широким красным галстуком, у субъекта был длинный "гоголевский нос", из-под которого торчала щётка коротких тёмно-седых усов. Оба тихо шептались, наблюдая за отцом и Ольгой.
— Это она летит с Юрой в Эль-Фуджейру? — довольным тоном начальника спросил "гоголевский нос" словно Ольга летит именно с ним — с "носом".
— Она, — ответил Николай Николаич, голос которого выражал не меньшее удовольствие.
Отец незаметно шепнул Ольге:
— Душа моя, на нас смотрят ТУЗЫ.
— Где?
— Спокойно, не вертись, они сзади тебя. Давай выпьем.
Пригубив по-светски один глоток и протянув ему обратно бокал шампанского, Ольга спросила:
— Что мне сделать теперь для твоих ТУЗОВ?
Освободив свою рюмку от коньяка, отец осторожно дал ценные указания:
— Выбери шар, чтобы встать к ним спинкой. Перед тем, как бить — поведи плечиком и покажи ещё раз ТУЗАМ свою несравненную грудку, но будто разминаешься. Во время удара так выгнись, чтобы они глазели только на твою попку, одним словом: как можно эротичней, душа моя, — и он добавил очень серьёзно. — Ты же понимаешь, так надо.
Она взмахнула кием и ответила игриво:
— Ну, если это имеет значение для твоей карьеры в далёких Эмиратах, пожалуйста! — и пошутила. — Только, Юрий Семёныч, я надеюсь ты не положишь меня под своих ТУЗОВ и не скажешь "так надо"?
— Не говори глупости, я скорей положу себя на рельсы под сверхскоростной САПСАН.
— Ой-ой-ой, — улыбнулась Ольга, — только не надо жертв… среди нашего населения…
В лёгком спортивном движении она сразу развернулась к бильярду, покрутила плечиком, потом другим и в сладкой истоме выгнула спинку ласковой кошечкой, показав соблазнительную грудь ТУЗАМ, затем плавно опустила на бортик стола своё гибкое тело, перегнулась к ближайшему шару, прицелилась кием, и подняла на показ обтянутую попку.
Николай Николаич и "гоголевский нос" потоптались на месте, "нос" покашлял и спросил:
— И кто сия… очаровательная самочка?.
— Спортсменка по художественной гимнастике.
— Боже, какое совершенство. А я думал — цирковая, хотя и те, и другие очень способные лошадки, у них прирождённая страсть к постоянной скачке, им только нужен хороший наездник.
— Там, Сергей Романыч, уже есть кому скакать.
— Я и говорю: наш Юра — знаменитый верховой, ей просто повезло.
— Ему, думаю, тоже.
— И нам, — двусмысленно вставил "нос", подумал и решил сказать конкретней. — Представляешь, такая точёная королевская лошадка появится в посольстве у Сорокина и на открытии Юриной выставки! Прелесть! Английский знает?
— Насколько мне известно — не в совершенстве.
— Не важно. Ей в основном молчать надо, улыбаться, кивать да крутить попкой перед Юрой, чтобы мурбехи были спокойны, а сказать на английском "нет" и "да" — скажет. Посмотрим, как пойдут дела в этой самой Фуджейре, а потом запустим девочку в настоящий проект, — и он протянул к нему свою рюмку.
Они звякнули хрусталём и выпили.
— Подожди-ка, я сейчас, — сказал "нос" и поставил рюмку на стол, неудержимая сила влекла его к Ольге.
Когда он размеренно и начальственно притормозил у бильярдного стола, отец хотел уже ударить по шару.
— Стоп-стоп, Юра, возьми левей, — посоветовал "нос", — ты же метишь в самый лобешник.
Отец, конечно, узнал голос ТУЗА, улыбнулся и ответил:
— Э-э, нет, Сергей Романыч, он тогда долбанёт вправо.
— Верно, долбанёт по правому борту, отлетит в пятый шар, сам зайдёт в центральную лузу, а пятый — в левый угол. Ты попробуй-попробуй, — "нос" только теперь повернулся к Ольге, протянул открытые ладони и учтиво поздоровался. — Добрый вечер! Сергей Романыч!
Его ладони страшно желали потискать Ольгину ручку, и она быстро окунула в них пальчики, а большие глаза-бабочки мило захлопали и тут же сразили "нос" наповал.
— Добрый вечер, Сергей Романыч! Ольга!
Он прикоснулся губами к божественной длани и сказал отцу:
— Юра, ты пока поучись: двух зайцев бить, а я: украду у тебя Сокровище: Не возражаешь?.
— Я нет, и Сокровище, думаю, тоже, — отозвался отец и ударил так, как посоветовал ТУЗ, шар действительно долбанул по правому борту, отлетел в соседа под номером пять, сам заскочил в центральную лузу, а пятый — в левый угол, "два зайца" были убиты.
Отец удивился, помотал головой и посмотрел на уходящий "нос", который всё дальше и дальше увлекал за собой Ольгу.
— Как вам русская банька, Оленька?
— Ой, замечательно! — ответила она с восторгом. — Я в Москве хожу в баню через каждые две недели, она хорошо расслабляет мышцы после напряжённых тренировок, но всё равно — какая в Москве баня? Разве сравнить с этой? Здесь такой лёгкий пар, запах дерева, хвои, даже смолы, и веники какие-то другие, приятно-колючие! Просто прелесть!
— И вода из Финского залива приятно-ласкающая, правда? — добавил "нос".
— Ой, а вода — лесная слеза!
"Нос" улыбнулся, дёрнув щёткой коротких усов:
— У вас такая образная речь, Оленька: "приятно-колючие веники", "вода как лесная слеза". Вы вероятно ещё и пишите помимо спорта?
— Что вы, Сергей Романыч, я не способна к этому.
— Ну, тогда у вас есть знакомый писатель или поэт, а вы ему подражаете.
Она помолчала, опустив глаза, а потом ответила:
— Да… есть…
— А почему так невесело, Оленька?
— Нет-нет, всё нормально, — спохватилась она, — просто этот писатель очень талантливый человек, и у меня никогда не получится как у него… даже подражать:
— Зато вы, безусловно, талантливы в спорте, мне так кажется.
— Не хуже других! — с игривым достоинством ответила она.
— Браво! Вы так уверенно сказали "не хуже других", что я сразу понял — лучше, а "лучше" это значит — сборная России!
— А вот и нет, сборная Москвы.
— Как? Почему? — "нос" в большом недоумении развёл руками и возмущённо добавил. — Это не порядок, Оленька, не порядок!
Ей очень понравилась его интонация, и она "потянула ниточку":
— Вы, Сергей Романыч, так уверенно сказали "не порядок", что я сразу поняла — вы можете установить его!
— Для такой обворожительной Оленьки мы готовы установить порядок не только в Российской сборной, но и во всём мире! — он бережно приподнял её ручку и поцеловал. — Во всём мире!
Она от души засмеялась, обратив на себя внимание.
Многие повернулись и с большим любопытством стали разглядывать Ольгу.
— Ой! — испугалась она и прикрыла губки.
— Ничего-ничего, — сказал "нос, — смейтесь громче! У вас чудесный смех, Оленька! Хотите вам аплодировать будут?! Прямо сейчас!
— Да что вы, Сергей Романыч, зачем… я боюсь…
— А чего тут бояться, у нас всё просто и всё по справедливости! Господа! Господа! — вдруг по-хозяйски крикнул он. — Минуточку внимания! Посмотрите на эту прелесть, которая сегодня осчастливила своим присутствием знаменитые Пенаты нашего Миши Саенко! Самая молодая гостья, самая талантливая спортсменка по художественной гимнастике сборной России! Несравненная Оленька!
Обомлевшая Ольга круглыми глазами глядела на "нос".
— Господа! Так пожелаем Оленьке огромных успехов в нелёгкой спортивной карьере, а её лучезарному смеху, который вы только что слышали, как можно чаще озарять наши души на этих просторах Финского залива!
Аплодисменты были шквальными, и сразу стало ясно, что слова и мнение "носа" здесь очень ценились. Все гости высоко подняли бокалы, многие крикнули "ура!", а лысый и пьяненький Миша Саенко уже был тут как тут, цапнул Ольгину ручку, чмокнул несколько раз и ехидно кольнул "нос":
— А мы знакомы! Вот так-то, Романыч! Раньше тебя знакомы! Вот так-то, Романыч!
И быстро исчез, а следом за ним появился с гитарой сам "Розенбаум" и восторженно прокричал:
— Ах, Серёжа! Ах, Серёжа! И где же ты прятал такое Диво?!
С подносом шампанского к ним подлетел официант и услужливо замер.
"Розенбаум" мигом сунул Ольге бокал, взял себе другой и по-гусарски лихо предложил:
— А что, Оленька, может партиичку бильярда со мной?!
— Сашенька, — весело ответил "нос", — а ведь Оленька уже играет партиичку, ты разве не видишь?! — он нежно взял её под локоть и отвёл в сторону, прихватив с подноса бокал шампанского.
Вспышки фотокамеры юркого папарацци блистали снизу, сверху, справа, слева.
Ольга была на "седьмом небе", её ручка то прикрывала дрожавшие губки, то прижималась к груди, стараясь успокоить частое дыхание, она резко оглянулась на отца и помахала ему.
Он высоко и торжественно показал большой палец, а Николай Николаич, стоявший рядом с отцом, послал ей короткий воздушный поцелуй.
— Ой! — сказала счастливая Ольга. — Что вы наделали, Сергей Романыч!
— Ничего-ничего, привыкайте. Всё нормально, — спокойно ответил "нос".
— Где же нормально, Сергей Романыч? Я же не в Российской сборной.
— Значит, будете там, а мои всенародные слова по поводу Российской сборной считайте авансом, — он достал из кармана рубахи визитную карточку и протянул ей. — Здесь все телефоны, по которым меня смело можно тревожить. Вернётесь в Москву, позвоните мне первая, а я сразу позвоню Арине Бренер, главному тренеру сборной России.
— Ой… да что вы… — хитро и ловко забеспокоилась Ольга, — так неудобно вас обременять: Сергей Романыч…
"Нос" улыбнулся и разгадал её "беспокойство":
— А вы разве обременяли? По-моему я сам предложил. Звоните-звоните. Бренер обязательно примет вас и посмотрит после моей рекомендации. Мы очень хорошие с Ариной друзья, она мне часто заказывает свои портреты, да и вообще охотно покупает мою живопись, а недавно я расписал ей потолки на даче в стиле итальянского модерна.
— Ой, это очень здорово — показаться Арине Бренер, об этом можно только мечтать, но: Сергей Романыч, вы же не видели моих выступлений, разве можно говорить с ней, не зная меня в деле? — Ольга быстро крутила в руках визитку.
— Сокровище, — "нос" приподнял свой бокал, — мне достаточно того, что я вижу вас здесь, сейчас, сию минуту. И потом: если я прошу Арину Бренер о чём-либо, она непременно выполняет, так же как и я всегда выполняю её просьбы. А вот по породу "узнать вас в деле" есть другие соображения, связанные лично с моим творчеством. Поделиться с вами?
— Конечно-конечно, делитесь.
— Я давно хочу написать большой цикл полотен под названием "Рождение грации". Название пока условное, но не в этом суть. Суть в том, что вы напрямую можете мне помочь и поучаствовать в этом проекте. Вот здесь-то я как раз и должен увидеть вас в деле, рисуя по ходу вашего выступления карандашные наброски самых эффектных моментов, а затем мы вместе с вами уже в моей мастерской создадим по этим эскизам красочные шедевры. Как вам моё предложение?
— Это настолько интересно, что хочется уже работать, Сергей Романыч. Я готова показать свои выступления, когда вы только захотите, мне это безумно интересно, — Ольга, казалось, действительно загорелась его идеей.
— А уже зате-е-ем, — интриговал "нос", — эти шедевры, вдохновлённые гибкими линиями вашего волшебного тела, покорят не только Российские, но и мировые картинные галереи. Нет, я серьёзно, у меня есть великолепные выходы на международную арену. Ну, как?
— У меня: у меня нет слов: Я всегда мечтала о таких перспективах, мечтала, чтобы их было как можно больше, с ними хочется и жить, и творить, и быть счастливой! От них же зависят успехи и в жизни, и творчестве, а в моей спортивной гимнастике без творчества нельзя!
— Какие слова! Какие эмоции! Ай-яй-яй! — с восхищением оценил "нос".
— Где и когда, Сергей Романыч?! Я готова показать вам самые лучшие программы, рисуйте, пишите, я готова!
— А вот позвоните мне насчёт Бренер, и мы параллельно решим вопрос нашей: творческой встречи, я ведь очень часто бываю в Москве, моё Сокровище: Идёт?.
— Идёт!
Он звучно коснулся бокалом до её бокала, и торжественно раздался чистейший малиновый звон хрусталя…
Когда я поздно вечером приехал от Майкла на дачу и уже тормозил у высокого забора своего участка, то сразу заметил, как сквозь щели штакетника пробивался яркий свет из окон дома. Я прекрасно помнил, что покидая дачу четыре часа назад, мной был выключен весь свет кроме подсобного помещения, где взаперти сидела Наталья.
Я насторожился, потом выскочил из машины и подбежал к большой щели забора.
В доме горел свет на террасе, в большой комнате, а так же в коридоре второго этажа.
Где-то перекликались собаки на соседних дачах, и доносилось далёкое пьяное пение.
Стараясь не шуметь, я осторожно открыл ворота, сел в машину, почти неслышно — на малом ходу — въехал на участок и остановился около гаража. Прихватив чёрный пакет с заднего сиденья, я широким шагом полетел к дому, тихо поднялся по ступенькам, прислонил ухо к двери, но не услышал не единого шороха, затем осторожно достал ключ, сунул в замочную скважину, резко щёлкнул два раза и распахнул террасу, желая застать врасплох нежданных гостей.
Но гостей не было, в глаза сразу бросилась живописная картина под названием "ОСВОБОЖДЕНИЕ ЗАКЛЮЧЁННОЙ": в глубине моей комнаты под ярким торшером в широком удобном кресле утопала Наталья с книжкой в руке; на ней был толстый Ольгин тренировочный костюм, должно быть найденный в дачных сестринских вещах, на ногах плотно сидели шерстяные пушистые тапочки — тоже Ольгины; спокойствие и комфорт окружали Наталью, она медленно поднялась, положила книжку на журнальный стол, где дымилась чашка горячего чая, и мягким полусонным голосом сказала:
— Не удивляйся, Костик, проходи-проходи.
Я был не только удивлён, я был шокирован. Хлопнув за собой дверью и стремительно закрыв на ключ, я прокричал, буквально задыхаясь от бешенства:
— Ты… ты чего здесь?! А ну, быстро в подсобку!
— Успокойся, — всё также мирно продолжала Наталья, — на двери твоей подсобки оторвалась задвижка, вот она, — и тут же показала, достав её из кармана.
Я подскочил к Наталье, вырвал чёртову задвижку, злобно уставился на этот кусок металла и спросил:
— Как это: "оторвалась"?!. — меня до ужаса колотило.
— А так. Когда ты уехал и оставил меня одну, я страшно обозлилась и стала сильно толкать дверь изнутри, толкала-толкала, и задвижка отвалилась. Потом я посмотрела, а в двери такие старые гнилые дырки — как же тут не отвалиться.
— Немедленно в подсобку! — грубо повторил я. — В камеру! А дверь я шкафом припру! Чего стоишь?! Мне что — опять тебя волоком тащить?!
— Костик, не надо меня никуда тащить, — ласково и нежно сказала Наталья, — это очень хорошо, что задвижка отвалилась, я смогла помыть полы во всём доме, пропылесосить ковры. Ты разве не видишь?
Я машинально поглядел под ноги.
— И мебель протёрла, — доложила она. — А в этой комнате кое-что переставила: маленький стол ближе к окну подвинула, чтобы днём тебе было светлей работать, большой стол — за печку, чтобы комната просторней стала, ты же любишь ходить, когда сочиняешь, а кресло с торшером — к батарее.
Я невольно осмотрелся и действительно заметил какое-то новшество, но тем ни менее грозно приказал:
— В подсобку!
— А я ещё обед приготовила, нашла в ящике картошку, свёклу, лук, капусту и куриный кубик, получился великолепный супчик, а на второе у нас с тобой — отменная солянка с сосисками, пальчики оближешь, потому что там лежат лаврушку и перчик. Вкуснятина невероятная. Ты же голодный, Костик, я щас разогрею.
— В подсобку! Сколько раз можно говорить?! — и решительно схватил её за руки.
— Костик, подожди, послушай внимательно, — застонала она. — Не надо никаких подсобок, никаких задвижек, я никуда не собираюсь убегать, я хочу быть с тобой здесь, на даче, на природе. Хочешь, открой сейчас террасу и ты увидишь, что я шагу не ступлю отсюда. Я сидела в этом доме совершенно одна целых четыре часа и если бы хотела убежать, меня бы никакие окна не остановили, неужели ты не понимаешь этого? И дай мне мобильник, умоляю, я позвоню мамочке, в конце-то концов, она же там с ума сойдёт. Я скажу, что нахожусь на даче у подруги. Если я сейчас не позвоню в двенадцать часов ночи — мама точно позвонит в милицию.
— В камеру! — и я силой поволок Наталью в подсобку. — С твоей мамочкой я как-нибудь сам разберусь!
— Дурак! — и Наталья уцепилась ногами за притолоку двери. — Она же поднимет такую тревогу, о которой ты просто представить не можешь! Я же лучше знаю свою маму! Она же заявит, что я пропала и расскажет про тебя, потому что ты недавно ей звонил, дурачок, а значит, являешься косвенным свидетелем, и тебя начнут искать, чтобы допросить! Тебе это надо?! Она же сообщит милиции марку твоей машины, твои телефоны, Московский и здешний адреса! Тебя вычислят как дважды два! Тебе это надо, Костик?!
Я вдруг остановился, секунду подумал и ответил:
— Нет: мне этого не надо:
— Тогда дай мне сказать маме несколько слов и успокоить! Ты можешь сам держать телефон у моего уха, а палец на кнопке отбоя, если не доверяешь!
— Не доверяю! После твоего шантажа с видеозаписью ни в чём не доверяю! — я отпустил Наталью, но тут же крикнул. — Стоять рядом! — потом вытащил из куртки мобильник, отыскал номер, нажал на вызов и сам поднёс телефон к её уху. — Вперёд! И без глупостей!
— Алё, мамочка! — весело сказала Наталья, когда номер соединился. — Привет! Я конечно! Всё нормально! Не волнуйся!
Мой палец лежал на кнопке отбоя и был наготове.
— Мамочка, я у Кати на даче! Здесь всё очень здорово: большой и тёплый дом, прекрасная природа! Что-что?!. По Рязанской дороге! Мамочка, мы ехали на машине, я не помню! — Наталья врала очень складно, уверенно и неотрывно глядела на меня. — Катя?! Она с бывшего параллельного класса! А?!. Да-да, я приеду и расскажу, ты не знаешь её!. Ну что делать, мамочка, так неожиданно пригласили, я сразу сорвалась! Не волнуйся, очень весёлые
"Чай: " ребята, всё хорошо!. Да-да, мобильник не работал, сейчас в порядке, ты же слышишь?!. Мамочка, я пока не знаю когда приеду! Я хочу нормально отдохнуть на природе, нельзя что ли?!. Ну вот и чудесно! Всё, родная, послезавтра звякну! Целую!
Она отвела в сторону мою руку с телефоном и явно ждала похвалы.
— Неплохо, — сказал я сдержанно. — По-моему, ты начинаешь исправляться…
— Знаешь, Костик, за эти четыре часа, когда тебя не было, я совсем исправилась. Я поняла очень важное: не надо ссориться, драться, кусаться, не надо кулаков и синяков, не надо оскорблять и унижать друг друга. Я буду делать тебе только самое хорошее: варить обед, убирать наш дом, каждое утро с величайшим удовольствием мыть нашу машину, работать на участке, сажать для тебя самые красивые цветы, ты какие любишь? Я буду тебя ласкать, лелеять, и ты поймёшь, что без меня не сможешь в этой жизни. Я так благодарна отвалившейся задвижке, что готова носить её на груди словно крестик.
— А цепочка есть к этому крестику? А то могу одолжить, у меня валяется одна от старого туалета, — с издёвкой заметил я.
— Ничего ты не понял: пока, но поймёшь:
— Да нет, я даже очень понял, что ты ни капельки не исправилась. Ладно. Будем считать, что у тебя кратковременное свидание с родными. Я сейчас немного выпью водочки, потому что дико устал, потом намертво прикреплю задвижку и всё-таки отправлю тебя обратно в камеру предварительного заключения.
— Костик, я щас обед разогрею, и ты закусишь горячим, — и она метнулась к плите.
— Стоять! Сядь на этот табурет и никуда не прыгай!
Она замерла на полпути, медленно повернулась, опустилась на табурет и покорно сказала:
— Хорошо, села, как скажешь.
Я раздражённо взял с полки стеклянный стакан, соль в солонке, вынул из холодильника бутылку водки и поставил всё на стол. Скинув куртку с плеч и швырнув на вешалку, я рванул из пакета буханку чёрного хлеба и шмякнул рядом с бутылкой водки.
— Костик, — осторожно сказала Наталья, — а вот если бы ты съел горячего и оценил мои кулинарные способности, ты бы сразу подобрел и забыл про камеру заключения, потому что в тебе говорит злость от холодного и голодного желудка, впрочем, как и у всех усталых мужчин, которые приходят в семью после работы. Всё от желудка, Костик: оскорбленья, обиды, нервозность.
Я тяжело плюхнулся на табурет и предупредил:
— Если ты не сменишь пластинку, я немедленно посажу тебя в сарай на дрова, вместо подсобки — думаешь, не дотащу?
— Дотащишь, только ты сам сказал, что у меня свидание с родными, а на свиданиях, Костик, заключённый всегда хочет откровенно поговорить, а родные всегда отвечают по-доброму.
— Я тебе не родной, и дай мне выпить, ведьма, — проскрипел я зубами. — Через минуту твоё свиданье закончится.
— Пей, Костик, сколько хочешь, Костик. Но свиданье, Костик, меньше семи минут не бывает, Костик.
— Издеваешься?! Что ты заладила "Костик да Костик", "Костик да Костик"?!
— А как же? — удивилась она, продолжая придуряться. — Ведь ты же Костик.
— Да, я Костик! Но я же не "Костик-Костик-Костик-Костик-Костик"! Сколько можно?!
— Для меня — сколько угодно. Для меня это очень приятное имя.
— А может сарай с дровами для тебя будет приятней?! Ты дашь мне спокойно выпить, а?!
— Дам, — сказала она и притихла.
— Фу-у-у-у, — я открыл бутылку водки, налил полстакана, отломил кусок чёрного хлеба, обмакнул в соль и тут же выпил, потом занюхал черняшкой и съел её.
Глядя на меня, Наталья с невероятным трудом проглотила слюну, страшно сморщилась и спросила:
— А мне можно выпить?.
— А ты не помрёшь, девочка?
— Нет, я как-то пробовала: давно: в школе…
— Давай, если не будешь буянить и глупости молоть.
— Какой там "молоть", — махнула она рукой, — я тогда выпила, и меня сразу в сон склонило, так приятно.
— Что же ты раньше молчала? Я б тебя водкой поил, а то мучаюсь тут с тобой!
— Мог бы не мучиться. Ты же знаешь, что для тебя я всегда доступна во всех отношениях.
— Опять?! А ну, быстро взяла стакан, выпила снотворного, и спать! А то, понимаешь, свиданье себе устроила, чтобы вдоволь чепуху болтать целых семь минут!
— Это не я устроила, ты устроил. Вместо всяких свиданий могли бы давно с тобой нормальной жизнью жить.
— Что?! Стакан, я сказал! И молчать!
Она поднялась, принесла стакан и с грохотом поставила на стол.
— И не стучать! — помотал я пальцем. — Ты же только что так сладко пела песни будто "поняла что-то важное", а сама стаканы бьёшь?!
— Прости, Костик.
— Пей! Чёрт бы побрал тот вечер, когда я припёрся к тебе на "Планерную"! — и налил ей пятьдесят граммов.
Наталья отломила кусок чёрного хлеба, окунула в солонку, взяла стакан, смешно и шумно выдохнула и стала медленно пить маленькими глотками. Когда стакан опустел, её лицо превратилось в кислое мочёное яблоко, а рот приоткрылся и начал жадно глотать воздух.
— Хлебом занюхай! Хлебом!
Она с таким усердием принялась нюхать кусок хлеба, что из глаз покатились слезы.
— Да хватит нюхать, ёлки-палки! — остановил я, насмотревшись на это несчастье. — Теперь жуй и глотай!
Прожевав и проглотив, Наталья облегчённо положила руки на стол и объяснила:
— Я просто, Костик, тогда: давно: запивала сладким соком…
— Ну, извини "дорогая", что забыл купить яблочный нектар!
— Да ладно, ничего, — махнула она рукой, словно не заметив мою злую иронию. — А знаешь, наша Ольга иногда любит при всех "цирк показать", когда сидит за общим столом. Выпьет рюмку водки и не закусывает, даже не запивает и сразу начинает разговор вести, будто ей нипочём, вот гадость. У неё внутри всё горит, а она выпендривается.
— Я знаю, приходилось видеть.
— Так же нельзя, Костик. Такие дешёвые и глупые "цирковые номера" только шофёры показывают.
Сто граммов хорошей водки немного расслабили нервы, и я спросил:
— А за что ты: так ненавидишь сестру?.
Довольная Наталья улыбнулась, начиная хмелеть, и сказала:
— А-а-а, я ждала этот вопрос. Не столько, Костик, ненавижу — сколько презираю. Вся история на самом деле по-житейски очень проста, и ничего сверхъестественного нет. Я — папина дочка, Ольга — мамина. Физиономия нашего папы далека от совершенства, его в подъезде все звали Квазимодо, копия этого Квазимодо сейчас перед тобой сидит. А вот мама — красавица, Ольга — в неё. В детстве с этой красавицей как только ни носились, все уши прожужжали: "Картинка ты наша! Да где ж тот художник, чья кисточка плачет по твоим глазкам, носику, губкам!". Фу, гадость.
При слове "художник" я невольно кашлянул.
— Ой, Костик, извини, я про художника не нарочно, — пояснила она, — это действительно было так, словно напророчили.
Моя рука схватила бутылку и плеснула в стакан пятьдесят граммов.
— А тебя-то хвалили? — спросил я и выпил.
— Меня тоже хвалили, "прелестью" звали, льстили. Я эту прелесть каждый день в зеркале видела и однажды так поколотила Ольгу, что она неделю не могла ходить в детский сад, а наш папа сразу всё понял в отличие от других.
— Ну, а потом, — хмыкнул я, нюхая черняшку, — когда выросли, ты тоже колотила красотку?
— Несколько раз била в школьные годы, даже до крови квасила нос.
— А после?
— А после — всё больше молчали. Я внешне дурнела с каждым днём, господи, хоть к зеркалу не подходи. А Ольга цвела на глазах, к ней мальчишки табунами ходили, я ревновала, она всё видела и всё назло делала.
— Что назло?
— А то: пригласит парня в моём присутствии, запрётся с ним в комнате, хохотушки во всё горло, звон рюмок, музыка, а потом тишина… подозрительная…
— Это когда приглашала? — невольно вырвалось у меня.
— До знакомства с тобой, неужели ревнуешь, Костик?
— Ещё чего. Мне вот что не понятно: как она могла доверить тебе свои откровенные похождения с моим отцом, если всю жизнь между вами была такая петрушка? Неужели не боялась, что ты можешь проболтаться?
— А почему ты решил, что именно ОНА мне рассказала и доверилась?
— Так-так, а кто же?
— А вот здесь, Костик, к сожалению — стоп. Ты, видно, забыл моё условие: полюбить меня всем телом и душой, и только после этого я тебе открою ТАКОЕ…
— Да не надо мне от тебя никаких открытий! — заорал я.
— А зачем тогда спросил, почему я ненавижу сестру?! — крикнула она прямо мне в лицо.
— Слушай, ты снотворное выпила?! Выпила! Почему не спишь, ведьма?!
— Потому что мало налил! А твой ор, между прочим, вряд ли меня убаюкает!
— Нашла няньку! Убаюкивать её! На, пей и только попробуй не заснуть!
Я с большой охотой налил ей пятьдесят граммов, хотел убрать бутылку, но Наталья быстро цапнула её, наклонила и плеснула в стакан солидную добавку.
— Обалдела?! Ты утром-то проснёшься?! Мне на даче покойники не нужны!
— Могу и не проснуться! — хмельным голосом крикнула Наталья и с ужасом поглядела на стакан, — Ой! Я такую дозу в жизни не пила! Ой, мамочка, как много!
— Дай-ка сюда, ну тебя к чёрту!
— Не да-а-а-м! Моё-о-о-о! — и она спрятала стакан под стол.
— У-у, бешеная ведьма! Ты хоть возьми своей тюремной баланды, закуси как следует! — и я кивнул на газовую плиту, где стояли кастрюля со сковородкой.
Наталья теперь грустно хмыкнула, оценив мои слова, и уже на редкость спокойно сказала:
— Какие вы оба разные — Ларионовы. Один как старательный паучок тщательно и кропотливо плёл свою паутинку, чтобы поймать красавицу мушку — золотое брюшко, а другому и делать ничего не надо, к нему счастье само идёт, а он его б а л а н д о й называет.
— Счастье это — твой картофельный суп что ли?! Или солянка?!
— Суп и солянка это — образ моей любящей души, моё горячее отношение к тебе, мои хлопоты ради того, чтобы твоя жизнь вместе со мной была такой же вкусной, полной и сытной.
— Браво! Я обязательно вставлю в роман!
— Ты опять: ничего не понял: писатель…
— Пей, а то щас отниму к чёрту! — проревел я.
Она быстро поднесла стакан ко рту, выдохнула и начала пить размеренными глотками.
Я отломил кусок хлеба с толстой коркой, макнул в соль и держал наготове.
Тяжело поглощая водку, Наталья зыркала то на стакан, то на меня, то на стакан, то на меня и реально пьянела с каждым глотком. Одолев горький напиток, она даже не могла поморщиться, а только широко открыла рот, округлив мокрые маленькие глазки полные страха, и часто замахала пальцами обеих рук словно веером.
Я тут же сунул ей под нос корку хлеба, сорвался к плите, схватил чайник, налил в чашку воды и вернулся к Наталье.
Держа в ладонях спасительный хлеб, она жадно нюхала его.
— Хватит! Жуй, глотай и сразу — водой!
Она проглотила, попила воды и обмякла.
— Ну, жива?!
Казалось, я впервые в жизни видел, как моментально после водки человек пьянеет и вдрызг ломается, в общей сложности Наталья приняла на свою юную девичью грудь граммов сто сорок. Она неровно помахала мне рукой, абсолютно дурашливо улыбнулась и пропела:
— Ля-ля-а-а! Жив-жива-а-а! Ля-ля-а-а! — глаза её буквально окосели.
Я посмотрел на неё, подумал и решил пойти на хитрость, пока Наталья была ещё в состоянии шевелить языком.
— Ну: и как же мой отец плёл эту самую паутинку, чтобы поймать Ольгу? — спросил я доверительным тоном, как ни в чём не бывало. — Ты вроде начала рассказывать и: недоговорила:
— Прада, недогрила? Ля-ля-а-а!
— Правда, — и я развёл руками, — не вру тебе, клянусь.
— Пжалуста, тода слушшш, — охотно пролепетала она и всё рассказала, как могла. — Кода твоя Олья однажы мыласса в ване, твой хитрый отес тиха-тиха подпозал пуучком к двери и начнал плести пуутинку. "Ольненька! Душа моя!" — стучасся он в дверь. — "Открой мне, прошу тебя! Очень хоссу взглянуть на тебя на гольненькую!".
— На голенькую?
— Да, гольненькую. Ты слушшш.
— Слушаю: Вот паризит:
— Парзит натуральный. Чужая деушка моесся, а он — "Дай взглянуть на тебя гольненькую! Открой двер, сразу сто басов дам!".
— Сто баксов?
— Ну да.
— Открыла?
— Открылла. Он полюбовасся и дал сто басов. А потом ещё подпозал таким же пуучком и ещё просил.
— И она опять открывала, пускала и получала по сто баксов?
— Ну да, несколько раз любовасся и кидал басы на пол.
— Так ведь она тоже — паразитка:
— Парзитка натуральна. Она же твоя деушка, а себя гольненькую покзала твому осу. А твой осес — пуук, он вот так и плёл пуутинку.
— Они оба хороши! Ой, хороши-и-и!
— Ещё как хорши-и-и! — она попыталась погрозить пальцем, подняв руку, но чуть не упала, ухватившись за край стола.
Я вовремя поймал её за плечи и спросил:
— Послушай, а кто тебе всё это рассказал?
— Во-о-о! — и она протянула мне фигу, теперь уже совсем потеряв равновесие и свалившись на пол.
Я вскочил, поднял Наталью, усадил на табурет, держа одной рукой, а другой похлопал по щекам:
— Эй, подруга! Ку-ку!
Она ничего не могла ответить, глаза закрывались, а голова клонилась на бок.
— Чёрт! — пришлось быстро взять её на руки и понести в комнату, она тянула губы и пыталась поцеловать меня в подбородок.
Я буквально кинул дурнушку на диван и укрыл пледом, и Наталья тут же заснула, сладко засопев.
Дрова в печке почти сгорели, я подкинул несколько поленьев, вернулся на террасу, сел за стол, рванул к себе бутылку, плеснул в стакан всю оставшуюся водку и выпил, закусив неизменной черняшкой. А в голове отчётливо и во всех подробностях вдруг пробежала ужасно горькая для меня сцена: отец-паук со сладострастной слюной на губах стучит пальцем в ванную комнату, а мокрая Ольга распахивает дверь и артистично выставляет на показ свои прелести, стряхивая с них мыльную пену, и зелёный шуршащий дождь из баксов обильно покрывает пол…
Император медленно и задумчиво бродил по Двору Пыток, замедляя шаги около двух огромных котлов, стоящих на высокой каменной подставке, около большого металлического колеса с толстыми ремнями для рук и ног, около деревянной уютной беседки, внутри которой лежала на круглом столе пиала для яда.
Пристальный взгляд императора вдруг замер на двух бамбуковых лестницах, прислонённых к тростниковой бочке, на лице императора вспыхнуло недовольство, и он громко хлопнул два раза в ладоши.
На тропинке, ведущей от стены частого и плотного кустарника, появился охранник и замер в ожидании.
— Позвать ко мне управляющего Двором Пыток! — велел император.
Охранник быстро кивнул и ушёл, а по всей дворцовой территории тут же стали слышны звучные мужские окрики, удаляясь всё дальше и дальше:
— Управляющего Двором Пыток к императору!
— Управляющего Двором Пыток к императору!
— Управляющего Двором Пыток к императору!
Окрики не успели закончиться, как на тропинке Двора уже стоял управляющий — маленький, щуплый старичок с редкой седой бородкой. Он поднял к лицу ладони аккуратной лодочкой, поклонился и сказал с готовностью выполнить любой приказ:
— Я здесь, император!
Даже почтенный возраст этого старца не мог охладить горячего пыла Великой Особы, возмущённой до предела:
— Почему бамбуковые лестницы лежат не возле котлов, а где попало?!!! Что происходит?!!!
— Император… у нас была очередная дезинфекция Двора Пыток… мы чистили котлы от накипи крови и на время убрали лестницы, а поставить обратно забыли… извините, император…
— Следующий раз, Суан Сен, вы рискуете забыть в этом Дворе свои раздавленные уши или сваренную в кипятке голову!!! Поставьте лестницы на место!!!
Несмотря на свою хилую фигуру, управляющий цепко схватил две лестницы, лежавшие на бочке, легко понёс по Двору и прислонил к огромным котлам.
— И запомните, Суан Сен, во Дворе Пыток всегда должен быть порядок! — продолжал император, расхаживая туда-сюда. — Если его не будет з д е с ь, его никогда не будет в мозгах моего народа, а значит и во всём государстве! Все будут друг друга обманывать, изменять, наставлять друг другу рога шанхайского буйвола и смеяться за спиной того, с чьей женой или наложницей переспали! Идите, вы свободны!
— Слушаюсь, император… Впредь такая оплошность не повторится… извините, император… — ответил осипшим голосом управляющий, поклонился и мелким, дробным шагом начал уходить.
Как только старичок скрылся за стеной кустарника, на тропинке вырос охранник и доложил:
— К вам наложница Май Цзе, император!
— Пусти, — спокойно проговорил он и встал около беседки, положив руку на периллу.
Май Цзе осторожно вошла во Двор, пугливо оглядев страшную обстановку. Она держала подмышкой длинный и круглый пенал из бамбука, куда были вложены свёрнутые листы бумаги. Наложница склонила голову и замерла, ожидая указаний императора.
— Иди за мной в беседку, — велел он и поднялся по ступенькам.
— Император, — удивилась наложница и довольно смело сказала, — мне разве пора выпить яду? — и в этом была лёгкая игра с далёкой-далёкой смертью.
Улыбнувшись, император успокоил:
— Не волнуйся, тебе действительно рановато принимать яд, к тому же пиала сейчас пуста, сегодня во Дворе Пыток была дезинфекция янтарной смолой РУССКОЙ СИБИРСКОЙ СОСНЫ.
— Император так часто говорит о русской стране СИБИРЬ, будто лучше неё ничего на свете не существует, — заметила Май Цзе, поднимаясь в беседку следом за ним.
— Такой страны СИБИРЬ нет. Есть страна РУСЬ, в которой находится очень холодная провинция СИБИРЬ, — и он сел за стол, где лежала пиала.
— Да-да, я помню РУСЬ, — оживлённо заговорила Май Цзе, тоже села за стол и мельком кинула взгляд во внутрь пустой пиалы, — император привёз оттуда большие подарки всем наложницам, когда был в гостях у главного Мандарина РУСИ после Великого Пути, особенно я запомнила и полюбила тягучую сладкую воду.
Император сокрушённо схватился за голову:
— О, Великий Будда, прости меня за эту глупую, необразованную наложницу, — и он терпеливо поправил её. — Во-первых, не "главный Мандарин РУСИ", а Царь. Во-вторых, не "тягучая сладкая вода", а мёд. А в-третьих, ты права: лучше страны, чем РУСЬ на свете не существует, потому что там нет измены, и никто друг другу не наставляет рога шанхайского буйвола… как у меня во Дворце:
— А, по-моему, рога шанхайского буйвола наставляют во всех Дворцах и странах, и РУСЬ, наверное, не исключение.
— Не перечь мне! — повысил голос император. — Ты всё равно ещё до конца необразованна! Зачем ты топчешь своими грязными словами мои чистые, светлые мысли о РУСИ?! Я не хочу! Я хочу по-другому! Пускай хотя бы на РУСИ, где меня принимали с такой открытой и щедрой душой, не будет этой гадости, как измена и рога шанхайского буйвола! Что ты понимаешь?! Ты же там не была, ты же не видела, какие замечательные люди меня встречали после моего тяжёлого Великого Пути! Хватит, давай вернёмся к нашим баранам, как говорят в той же РУСИ!
— К чему… вернёмся?.
— К твоему пеналу, в котором лежат рисунки! У меня такое ощущение, что ты специально оттягиваешь время!
— Это не я оттягиваю время, это император оттягивает время… — и в ней вдруг прорвалась такая страсть женской плоти, которой император совсем не ожидал, пригласив наложницу в это ужасное место пыток, она простонала взахлёб. — Не могу-у! Хочу-у! Вместо всяких рисунков мы давно бы наслаждались друг другом в Комнате Любви до полного самозабвения! Не могу больше, император! Не оттягивайте время!
И Май Цзе, трепеща всем телом, так близко скользнула к нему, что император даже подскочил, боясь оказаться в её объятиях. Он хлопнул два раза в ладоши и прокричал:
— Охрана!!! Охрана!!!
Человек двадцать здоровенных парней с дубинками из толстого бамбука в один миг заполнили Двор Пыток, их зверская одержимость спасти императора была страшна не на шутку.
Май Цзе перепугано запищала и закрыла ладонями лицо:
— Простите, император… я молчу… больше не буду… молчу: пускай они уйдут…
— Охрана! — ещё раз крикнул он, но гораздо тише. — Если меня спросят, я занят! Никого не подпускать даже на один Ли!
Они синхронно кивнули и разом пропали за стеной кустарника.
Император посмотрел на Май Цзе и тихо, внушительно проговорил:
— Если ещё раз в тебе взыграет необузданная плоть во время наших серьёзных деловых встреч, я всё-таки велю накапать в эту пиалу Чанжойского яда, — он помолчал и спросил. — Ну, ты остыла?
— Остыла…
— Знаешь кто ты? Ты — несчастье на мою императорскую голову. Тебе же известно, как я люблю тебя в пастели: пожалуй, больше всех остальных наложниц, но пойми раз и навсегда, что не везде уместна твоя страсть, тем более во Дворе Пыток.
— Я поняла…
— Тогда быстро показывай рисунки, я весь внимание.
— А я вся дрожу… когда беру их в руки…
— Почему? Что ещё такое, Май Цзе?
— Мне кажется, что я… предала сестру…
— Глупость. Ты уличила подлеца. Хватит. Я жду.
Она опрокинула пенал, вытянув рисунки, и положила своё художество на стол.
— Сколько? — спросил император.
— Тринадцать штук…
— Молодец. В один день и сразу после моего приказа это — неплохо, и число "13" мне очень нравится.
Император взял первый рисунок, лежавший сверху, внимательно рассмотрел и процедил сквозь зубы:
— Вот оно доказательство. Вот она — грязная крыса, проникшая в чистое лоно моих запретных владений.
На рисунке был начертан слуга Ван Ши Нан, целующий в щёку наложницу Юй Цзе, которая очень мило принимала его поцелуй, закрыв глаза и затаив дыхание. Они стояли среди редких высоких тростников на фоне блестевшей воды чистого пруда.
Художница Май Цзе беспокойно смотрела то в лицо императора, то на своё творчество и ждала вопросов, но их не было. Император теперь молчал и сосредоточенно глядел на рисунки.
Вот слуга Ван Ши Нан нежно поправляет прядь волос Юй Цзе.
А здесь рука Юй Цзе смело лежит на плече Ван Ши Нана, Юй Цзе с открытой любовью взирает на своего соблазнителя.
А тут Юй Цзе робко тянет к Ван Ши Нану губы хоботом слоника, зажмурив веки и словно боясь первого жаркого поцелуя, а Ван Ши Нан наклонился и готов прикоснуться своими губами.
А здесь явно видно, с какой страстью Ван Ши Нан прижимает к своей груди ладонь Юй Цзе.
А вот они нарисованы сзади, Ван Ши Нан обнимает Юй Цзе за талию и вплотную прижимает к себе, они смотрят на берег, где видна маленькая лёгкая лодочка.
На следующем рисунке рука Ван Ши Нана проникла под кимоно Юй Цзе и лежит на её груди, они целуются в губы.
А здесь они стоят среди тростников, и Ван Ши Нан скинул с плеч Юй Цзе кимоно и оголил прекрасную юную фигуру.
А тут Ван Ши Нан наклонился над ухом Юй Цзе и лижет его своим языком, Юй Цзе хохочет.
А вот слуга-соблазнитель у другого уха, здесь он целует Юй Цзе в самую мочку. Юй Цзе счастлива.
А здесь она раздула щёки шаром и дурачится, он жмёт пальцами "шар" и смеётся.
А на этом рисунке Ван Ши Нан и Юй Цзе стоят в пруду обнажённые по пояс и крепко обнимаются, страстно отдаваясь ласке и неге.
На последнем рисунке они оба одеты, и слуга на руках переносит Юй Цзе через ручей, она держит букет из цветов лотоса, а другой рукой обнимает Ван Ши Нана за шею и нежно прикасается щекой к его щеке.
Император медленно положил на стол рисунки, задумчиво повернулся к Май Цзе и посмотрел на неё мрачнее грозовой тучи.
Май Цзе даже вздрогнула:
— Что-то не так, император?. Я честно старалась…
— Перестань пугаться, нет никаких оснований не верить твоей честности. Я вот о чём: в прошлый раз ты хотела мне поведать рассказы твоей сестры относительно Ван Ши Нана. Говори, теперь самое время.
— Император, я очень боюсь, что Вы жестоко накажите соблазнённую глупышку Юй Цзе, она не виновата…
— Ты глухая?! — повысил голос император. — Тебе прочистить уши горячей смолой?! Я, кажется, просил передать мне рассказы твоей сестры, а не выражать беспокойство по поводу наказания соблазнённой глупышки! Кстати твоя глупышка не настолько глупа, судя по этим зарисовкам! Она, как я вижу, прекрасно отличает тростниковую палку от возбуждённого мужского члена! Говори, я слушаю!
— Да-да, я сейчас, я готова… — засуетилась Май Цзе и тут же поведала тайну сестры. — Ещё задолго до этих событий, которые только что император увидел в моих рисунках, слуга Ван Ши Нан очень часто приставал к Юй Цзе, чтобы та хоть разок скинула свои одежды и показала свою девственную красоту, а за это он сулил сразу вознаградить её десятью кэши.
— Десятью кэши?!
— Десятью, император.
— Вот хитрый скряга! Вот крыса экономная! Эта девочка только в одной одежде бесценна, а уж если разденется… И что, она скинула одежды?!
— Да.
— Где?!
— В тростниковой роще у дальнего болота, где всё время висит забытый бамбуковый фонарик.
— И он дал ей десять кэши?!
— Дал, император, и не один раз.
— Значит, она часто раздевалась?!
— Часто, император. Медные кеши совсем закружили голову моей сестры, и она раздевалась тогда по нескольку раз в день, заработав триста кэши.
— О-о, ВСЕМОГУЩИЙ БУДДА! О-о, ВСЕМОГУЩИЙ УЧИТЕЛЬ, прости меня, что такая мерзость и безнравственность процветает в моём Дворце! — в сердцах проговорил император, подняв лицо вверх и поднеся к нему сомкнутые ладони. — Это надо же: поддаться каким-то медным кэши моего слуги, вместо того, чтобы: — он осёкся, помолчал и продолжил. — И что дальше?! Она раздевалась, а он просто так смотрел на обнажённые прелести, кидал деньги и ни разу не дотронулся до этих прелестей?! Ведь можно с ума сойти!
— Он не просто так смотрел, император, он дотрагивался… только не до сестры, а до себя… и тут же извергал обильный поток мужского семени прямо на глазах Юй Цзе.
— А-а-а, вот оно что! Ну, подлецу и гнусные вещи к лицу! А что интересно в этот момент говорила Юй Цзе, глядя на него?!
— Она жалела его и плакала.
— Почему жалела и плакала?! Что за чушь?!
— А потому что при этом он сильно обвинял Юй Цзе, будто виновата она, что ему приходится орошать своим целебным драгоценным семенем тростниковую землю, а не плодородное тело Юй Цзе, что он сейчас идёт против своей воли, отдавая могучие силы пустым тростникам, а не ей.
— Оригинально! Ишь ты! Жертвуя плотью и семенем, он целенаправленно и верно шёл к соблазнению Юй Цзе, вызывая у неё жалость к пустым и скотским действиям! Какая мерзость!
Император схватил со стола рисунок, где обнажённые Ван Ши Нан и Юй Цзе стоят в пруду, крепко обнимаясь и наслаждаясь друг другом.
— А здесь Юй Цзе отдалась "крысе" после этих длительных соблазнений?! Я так понял?!
— Да, император… Я кое-что постеснялась изобразить… там была некоторая подробность…
— Почему постеснялась?! Какая подробность?! Говори немедленно!
— В тот момент, когда я быстро рисовала эскиз, вся вода вокруг них была красная… от крови…
— А-а-а: естественно, если такое у девушки первый раз в жизни: Обязательно добавь на рисунке красной краски! Я проверю! И запомни: где есть место вещественным доказательствам, нельзя забывать ни одну подробность, и не должно быть никакого стеснения, иначе пустые факты загонят нас в тупик! Что значит ты "постеснялась"?! Здесь же прямая улика: лишение девственности императорской наложницы! Кем?! Императорским слугой! Ты только вдумайся! То, что даровано мне ВСЕМОГУЩИМ БУДДОЙ, с потрясающей наглостью берёт и делает самый простой слуга! А может и страной будет править слуга вместо меня?! — император помолчал и уже спокойно добавил. — Ладно, через тридцать минут я жду тебя в Комнате Любви, ты заслужила императорского вознаграждения. Всё, иди.
Лицо Май Цзе вспыхнуло, озарилось невероятным счастьем, и наложница полетела со Двора лёгкой порхающей бабочкой.
Император немного подождал, хлопнул два раза в ладоши, и появился преданный охранник.
— Она ушла?
— Ушла, император!
— В какую сторону?
— В сторону Дворца, император!
— Чжоу Дунь здесь?
— Здесь, император!
— Зови!
Охранник поклонился и заспешил по тропинке.
Чжоу Дунь, одетый во всё тёмное и строгое, был высоким молодым человеком с утончённым аскетичным лицом. Он дошёл до середины Двора, поклонился и смело направился к беседке, не дожидаясь императорского приглашения, что говорило о его явных привилегиях.
Чжоу Дунь по-деловому поднялся по ступенькам, сел за круглый стол рядом с императором и тут же начал рассматривать острым взгляд разбросанные рисунки, приподнимая то один, то другой рисунок ближе к себе.
— Что скажете, Главный Министр? — тихо спросил император.
— Это — ложь, — ответил Чжоу Дунь хорошо поставленным голосом, чётко и по-военному. — Я неотступно следовал за ней: она действительно была на пруду, была около реки, и около болотистых тростников, но ни вашего слуги, ни вашей юной наложницы там не было. Она рисовала исключительно пустые пейзажи.
— Что-что?. — император словно испугался его слов и резко повернул к нему голову.
— Май Цзе рисовала одни пейзажи, которые представлены перед вами, и я подтверждаю эти места, император. Однако ни Ван Ши Нана, ни Юй Цзе тут не было, — размеренно повторил Чжоу Дунь.
— Она никуда потом не отлучалась?
— Нет, император, она разу вернулась во Дворец и никуда не выходила, пока её ни позвали к Вам сюда.
— Значит…
— Значит, император, это — подделка документа, элементарная подрисовка Ван Ши Нана и Юй Цзе на фоне готовых пейзажей. Для более-менее способного художника это — сущий пустяк.
— Вот змея… а как же играла, как играла: "я боюсь за сестру! я вся дрожу! не надо её наказывать! я предатель после этого!"… Ну, погоди, змея… — зло прошипел император и хлопнул в ладоши.
Снова появился охранник как заводной болванчик…
Май Цзе стояла возле зеркала в Комнате Любви и распускала красивые смоляные волосы, расстегнув наполовину халат и оголив часть упругой груди, лицо наложницы блестело тонким слоем традиционной натирки.
Раздался сильный стук в дверь, которая тут же распахнулась, и твёрдым шагом вошёл охранник, держа в руке длинную прямоугольную тростниковую коробку, обвязанную широкой атласной лентой.
Май Цзе ахнула, увидав его в зеркало, мигом запахнула халат и в полной растерянности повернулась к охраннику.
Он монотонно сказал:
— Подарок от императора!
Май Цзе скользнула к нему, взяла коробку и хотела что-то спросить, уже приоткрыв рот, но охранник мгновенно исчез.
Широкая атласная лента была расшита рисунком яркой многоцветной змеи с языком-жалом. Май Цзе дёрнула за кончик языка, лента-змея скользнула, развязалась и легко полетела на пол. Открыв подарок, наложница вздрогнула и тут же закричала с таким надрывным стоном, словно с этого момента вся жизнь для неё навсегда закончилась.
Дрожащей рукой Май Цзе начала медленно вынимать содержимое: это был длинный мощный и оголённый мужской пенис, искусно сделанный из бамбуковой палки. Такой убийственный подарок красноречиво говорил о том, что несчастная наложница вряд ли когда увидит в императорском Дворце настоящий живой предмет горячей мужской любви, а держать его в руках ей и вовсе не придётся, кроме этой холодной бамбуковой деревяшки, отныне ставшей для Май Цзе единственной усладой.
Истошный крик наложницы стал теперь отчаянным воплем…
А во Дворе Пыток в уютной беседке продолжался разговор императора с Чжоу Дунем.
— Она меня совсем запутала, зачем она соврала?. — в раздумье проговорил император, тяжело вздохнул и даже потёр вспотевший лоб, а потом с надеждой посмотрел на Чжоу Дуня. — Мой тайный советник Чжоу Дунь, он же агент по безопасности, он же Главный Министр и Главный Мандарин, что Вы думаете по этому поводу?
— Я думаю, что смог бы распутать Вашу запутанность, император, успокойтесь, — ответил Чжоу Дунь. — Я бы начал: от печки как говорит Ваша любимая РУСЬ.
— О-о-о, спасибо, Чжоу Дунь, что цените мои привязанности, Ваши слова внушают доверие. Начинайте, я слушаю.
— И так. Ни для кого не секрет, что жена императора бесплодна, и ждать от неё наследника бессмысленно. Правильно?
— Да, бессмысленно, — подтвердил император.
— Дальше. Для рождения наследника — как важнейшего акта государственной важности — Вами избрана непорочная красавица наложница Юй Цзе, которая до сей поры находилась на отдалённых задворках, а именно: "во дворцовых девушках". Ваше желание поднять Юй Цзе с последней дворцовой ступени на самую первую и сделать из неё Хуан Гуй Фей — "императорскую драгоценную любовницу", ребёнок от которой будет само совершенство — вызвало у многих наложниц огромную зависть и ревность. Не так ли, император?
— Я как бы ни спрашивал у каждой наложницы, ревнует она или нет, у меня других более важных государственных дел хватает, нежели устраивать такие опросы… извините, конечно:
— Ничего-ничего. Но не обязательно спрашивать, император, достаточно уловить совершенно иной взгляд женщины или девушки на её лице, иное поведение, допустим — нервозность или больную страсть. Император случайно не замечал п о д о б н о е у своих наложниц?
Император подумал и ответил:
— Пожалуй… вот эта самая художница Май Цзе — старшая сестра Юй Цзе — стала какой-то чрезмерно сексуальной психопаткой.
— Вот мы и подошли совсем близко к истине ВСЕМОГУЩЕГО БУДДЫ, — удовлетворённо сказал Чжоу Дунь. — Художница Май Цзе, находясь на самой низшей ступени "бинь" и мечтая сама родить наследника, до того приревновала быстрый взлёт своей младшей сестры, что готова опорочить красавицу и привести её под ручки во Двор Пыток, а за одно и слугу Ван Ши Нана для полной убедительности в измене к вам. Отсюда, император, и ложные рисунки.
Чжоу Дунь замолчал, откинулся к задней перилле беседки, и по его лицу было видно, как он доволен собой.
Император с возмущением сказал:
— Неужели Май Цзе на столько глупа и совсем не понимает, что ей нельзя доверить рождение наследника, который должен произрастать в благодатной почве, никем до этого не перепаханной?! Я кстати взял её когда-то в наложницы уже совсем не девочкой!
— Женская ревность не поддаётся логике.
— Допустим, — согласился император и взял со стола рисунок, где слуга и Юй Цзе отдаются любви в чистой воде сверкающего пруда, — но этот Ван Ши Нан действительно постоянно вьётся около Юй Цзе и рассказывает ей какие-то любовные истории! Мне призналась в этом сама Юй Цзе!
— Ну и что? Вы же не можете изолировать девушку и посадить на цепь, лишив юное существо элементарного человеческого общения? Вы думаете, что во Дворце с ней никто не пытается заговорить, кивнуть ей, улыбнуться, остановить, полюбезничать? Она же молода, до безумия красива. Тогда уж закройте Юй Цзе в тёмной комнате, и ближе к родам она совсем одичает и ослепнет.
— Тоже верно, верно-верно! А как же: а как же онанизм?. — опять в растерянности спросил император.
— Простите… не понял…
— Мне тут Май Цзе поведала одну мерзкую историю, будто Ван Ши Нан неоднократно просил раздеться Юй Цзе догола, обещая за это деньги, и действительно давал деньги. Она якобы соблазнилась медными кэши и неоднократно оголялась перед ним, а он на глазах у неё страстно онанировал, взирая на прелести Юй Цзе. И при этом гнусный подлец всё время обвинял девушку, что впустую орошает землю, вместо того, чтобы орошать плоть Юй Цзе. Что Вы на это скажете?
Чжоу Дунь сразу ответил, не думая ни секунды:
— Я докажу вам, что это тоже — неправда, мне надо знать точное место где это происходило: по словам Май Цзе.
— По словам Май Цзе: это происходило в тростниковой роще у дальнего болота, где висит забытый бамбуковый фонарик. Когда докажите?
— Сегодня. Ровно через час я готов вместе с вами, император, отправиться на это место и лишний раз уличить во лжи художницу Май Цзе.
— Почему через час? — обеспокоился император.
— Мне надо завершить важнейшие Дворцовые дела.
— Хорошо-хорошо, через час так через час, мне просто не терпится, поэтому я и спросил. Меня распирает любопытство, как можно разоблачить в тростниковой роще онанизм Ван Ши Нана без самого Ван Ши Нана?
— 106 —
— Император, вы всё наглядно увидите своими глазами, оценив по достоинству мой исключительный способ дознания…
Я сидел на раскладушке в полосатой ночной пижаме, с плеч свисало толстое ватное одеяло, пальцы стучали по клавишам ноутбука, стоявшего передо мной на табурете, а рядом с ноутбуком в широком блюдце почти совсем растаяла большая ледышка для синяка под глазом.
— … Император, вы всё наглядно увидите, оценив по достоинству мой исключительный способ дознания… — шептали мои губы, повторяя слова Чжоу Дуня.
Я хотел взять ледышку, чтобы охладить синяк, но лежавший на подушке мобильник заиграл и отвлёк меня. Определитель номера показал мне фамилию ПЧЕЛИНЦЕВ, быстро поднял с раскладушки и погнал на террасу, я мельком огляделся — увидел десять утра на большом будильнике, спящую на диване безмятежную Наталью и яркий свет начавшегося дня, который давно заполнил комнату, перебивая включённый тусклый торшер.
— Здравствуйте, Евгений Саныч, — и я плотно закрыл дверь террасы.
— Привет, Константин Юрич! — бодрым голосом воскликнул главный редактор. — Что с нашим китайским чаем?
— Закипает, Евгений Саныч! — я постарался ответить тем же тоном.
— И как думаешь, через недельку вскипит? — спросил он с явной улыбкой.
— Обязательно!
— Значит, уложишься в срок?
— Конечно!
— Молодец, жду с нетерпением! Как съездил в Петербург?
— Не совсем удачно, Евгений Саныч! Не тот художник, о чём я думал!
— И ладно! Для общего развития съездил и нормально! Тут художников на твою тему целая очередь, я тебе говорил!
— Понял, Евгений Саныч!
— Добро! Через неделю жду! Рад был слышать твоё отличное ЗДРАВИЕ! — и дал резкий отбой.
По поводу "отличного ЗДРАВИЯ" он немного ошибся, приходилось накачивать себя, чтобы удачно завершить писанину, уж очень подводили гнуснейшие события личной жизни. Я стукнул кулаком по притолоке двери и громко настойчиво сказал, даже не сказал, а приказал:
— Писать! Писать! Во что бы то ни стало писать и дописать! Ты понял?!
Дверь террасы вдруг медленно приоткрылась, вошла Наталья с копной взъерошенных волос и тихо сказала сонным голосом:
— Не убивайся, Костик. Ты же всё время пишешь и пишешь, и очень хорошо пишешь, и обязательно допишешь, я верю.
— Это кто тут такая? Откуда тебе знать: хорошо или плохо? Ты что, успела прочитать?
— Я не читала, клянусь. Я за водой пришла, — и Наталья шатко направилась к чайнику. — Костик, я вчера лишнего ничего ни болтала?
— Не успела, свалилась и заснула: иди-ка досыпать, не раздражай меня с утра:
— Ой, гадкая водка, воды-воды. У меня во рту, как в пустыне, такая сухота.
— Сухота — на дорогах, а в пустыне — сухость, тоже мне знаток русского языка. Чему вас только в школах учат?
Она меня сильно нервировала, я пулей влетел в комнату и взял из шкафа большое чистое полотенце.
— Костик, какой же ты образованный и умный писатель, — проговорила Наталья, жадно глотая воду из алюминиевой кружки, — и как же тебе здорово в этой пижаме, ты в ней такой домашний, такой хорошенький.
— Слушай, ты: пей воду и ступай досыпать! Очень прошу тебя!
И я решительно двинулся обратно на террасу — прямо на Наталью, стоявшую в проёме двери. Она ахнула, отпрянула в сторону и закрыла лицо руками, подумав совсем о другом.
— Да ты что, сдурела?! Больно ты мне нужна, чёрт бы тебя побрал! — я промчался мимо, завернул на направо и распахнул смежную дверь, ведущую по лестнице на второй этаж.
Пробежав по ступенькам наверх, я ворвался в ванную комнату, швырнул полотенце на вешалку, хотел открыть воду, но в кармане пижамы снова заиграл мобильник. Я вынул телефон и посмотрел на него.
Там вспыхнуло знакомое имя — ОЛЕНЬКА.
Пришлось опять врать, будто радуюсь до глубины души:
— Здравствуй, Оленька! Здравствуй, дорогая моя!
— Костик, любимый! Как ты там?! — она играла похлеще меня. — Как же я соскучилась по тебе, по твоим рукам, по твоим глазам, по твоим ласкам, ты просто не представляешь себе!
— А уж я-то как, если бы ты знала! Когда приедешь?!
— Через два дня!
— Наконец-то! Какой поезд?! Я встречу!
— Нет-нет, сама доберусь!
Я заранее знал, что она откажется, потому что никакого поезда не будет, а будет машина моего отца из Петербурга в Москву, но я уверенно продолжал свою линию, слушая наглое враньё.
— Как это сама?! Я люблю тебя и хочу встретить?!
— Любишь-любишь, только не надо! Я ещё не знаю, какой поезд… а потом с вокзала мы поедем на базу на нашем автобусе! Понял?!
— Не понял, зачем с вокзала — на базу, вы что совсем "ку-ку"?!
— Это не мы "ку-ку", это тренер "кукукнулся", хочет сразу учинить разборки!
— Значит, приеду на базу и дождусь тебя! — не унимался я. — Во сколько приехать!
Её голос нервозно задребезжал:
— Костик, не надо суеты изо всяких пустяков! Я буду дома около часа дня! Я сама! Если любишь, то пойми — сама!
— Тихо-тихо!
— Всё, Костик, меня зовут в зал! До встречи! Целую! — и дала отбой.
Я секунду помолчал, набрал отцовский номер и стал глупо мрачно повторять одно и то же:
— Целую… Целу-ю… Целую:
— Я тоже, сын мой! Но почему так немило?! — пробасил голос.
— О-о, привет, родной! Ты совсем загулял, отец, а потом ещё претензии: "почему так немило"! А почему не звонишь?!
— Хотел звонить, не вру, но эта бесконечная тусовка, пьянки, вылазки на природу окончательно закрутили, а Миша Саенко просто какой-то неугомонный тип!
— Как выставка?!
— Шедевр двадцать первого века! Безумно смелое откровение! Вернусь, расскажу, сын мой!
— И когда вернёшься?!
— Думаю… через два дня!
— Ну, надо же! — удивился я вполне правдоподобно. — И Ольга через два дня!
— Да ты что?! — засмеялся он и радостно заорал в трубку. — Невероятное совпадение! Не может быть?!
— Может, отец! Она недавно звонила!
— Прекрасно! Цирк-шапито собирается снова: акробаты и клоуны, птицы и звери!
— Ладно-ладно, слушай… клоун: во сколько приедешь?! Хочу быть дома и встретить, как положено!
— Ах, похвально! Вот это — сын: "ВСТРЕТИТЬ, КАК ПОЛОЖЕНО!": Жди, часам к трём буду!
— Отлично, отец! Всё! Спешу! Пока! — и дал резкий отбой, убрав мобильник в карман, потому что разговаривать дальше было тошно, а затем прошептал сам себе. — Жду, циркачи мои, приезжайте, с нетерпением жду…
Чисто выбритый, освежённый душем и почти одетый, я стоял на террасе, допивал кофе и поглядывал на диван, где спала Наталья.
Сунув ноги в ботинки и нацепив куртку, я вышел из дома и закрыл дверь на два замка:
Как только мои шаги закончили стучать по ступенькам, Наталья сбросила одеяло, вскочила с дивана, метнулась к тюлевой занавеске окна и осторожно начала наблюдать.
Моя машина стояла у ворот, а я спешил по тропинке участка к высокой калитке, быстро открыл её, и тут же влетели четыре породистых здоровенных овчарки, а за ними следом вошёл сторож в длинном плаще защитного цвета. Собаки бегали, носились друг за другом, а мы со сторожем пожали руки и стали беседовать.
— Интересненько… — проговорила Наталья, продолжая следить.
Я достал из кармана деньги, отсчитал, отдал сторожу и кинулся к воротам, он мигом догнал меня и услужливо помог распахнуть. Сказав ещё пару слов и дружелюбно хлопнув его по плечу, я нырнул в машину и рванулся за ворота, скрылся.
Собаки кинулись за мной, но громкий хозяйский окрик вернул их на участок, сторож торопливо закрыл ворота на засов, широко расставил ноги, закурил папиросу и внимательно посмотрел на окно, за которым стояла Наталья.
— Глупо, — сказала она и отошла на середину комнаты, — было бы очень глупо, Костик, бежать от собственной дачи, своего хозяйства и лесных просторов, я никуда отсюда не стремлюсь, хоть сторожи меня сотнями собак, дурачок…
На моём рабочем столе к великому несчастью мелькал монитор ноутбука.
Наталья смело шагнула к нему и радостно воскликнула:
— Ой! Опять забыл выключить! Который раз!. Видит Бог — я не виновата! Костик, ты сам забыл! Не виновата я! — она потёрла руки, села на стул, примостилась поудобней и с нетерпением нажала клавишу. — Так-так-так:
Монитор красочно засветился, и быстро возник титульный лист моего китайского романа:
ЧАЙ ИЗ УТРЕННЕЙ РОСЫ
фэнтези
— Ага-А-А! Врёшь, от меня не уйдёшь! Забыл — так забыл!
Нажав очередную клавишу, она быстро подняла страницы вверх, отыскала необходимую строчку и увлечённо продолжила читать дальше, когда-то остановившись раньше именно на этом месте:
Накрапывал то ли дождь, то ли мокрый снег, и я спешил по сырому и мрачному двору к своему дружище Майклу. Место нашей встречи оставалось всё тем же — огромный скелет заброшенного "Москвича". Однако Майкл не сидел в нём как раньше, а стоял рядом, держа в руке открытый зонт, и смотрел в мою сторону, как я приближаюсь всё ближе и ближе.
Он протянул мне руку:
— Держи кардан, Костяшка!
— Привет! — ответил я.
Мы хлопнули ладонями, и Майкл сказал:
— Посмотри, Костяшка, как безжалостно пытали эту голимую машину: ободрали, покорёжили, сожгли… как человеческую душу: Атасс местечко, сколько здесь бываю, оно всё больше и больше нравиться — в нём есть страшная боль и жалкая беззащитность.
— Ты чего? — удивился я.
— Ничего, просто мерзкая погода, и какой-то дикий смурняк… — и он спросил. — Коньяк привёз?
— Привёз, — и я протянул ему пакет.
Он вынул оттуда рифлёную бутылку похожую на большую гранату и воскликнул, прочитав этикетку:
— Ой-ёй-ёй!" МАРТИН ЛУИС ТРИНАДЦАТЫЙ"! Ну, Костяшка, угодил! Такого в моём баре нет! Да-а-а, другарёк ты мой, спасибо! — он положил коньяк обратно и вытянул из-под куртки упакованный свёрток. — А вот подарочек тебе! Чай из утренней росы, здесь две пачки "Индийского", да смотри сам случайно не выпей! Я умоляю тебя, будь осторожен!
И у меня вдруг неожиданно вырвалось:
— Прямо чертовщина какая-то! — я словно заворожённый держал в руках этот свёрток и глазел на него. — Как ты сказал? Чай:
— Чай из утренней росы, Костяшка.
— Кошмар, просто чертовщина какая-то.
Майкл, конечно, ничего не понял:
Ворота моего участка были распахнуты настежь, и предвещали что-то неладное, я въехал вовнутрь, остановился и выскочил из машины.
Уже темнело, и в этих лёгких сумерках около дома игриво носились все четыре ряженые овчарки. Именно ряженные. На голове одной из них пикантно сидела круглая женская шляпка с дырками для ушей. Другая собака красовалась в старой Ольгиной куртке, в рукава которой были просунуты лапы, а молния застёгнута на спине. Третья была одета в мой тренировочный костюм со спортивной шапочкой. Четвёртая напоминала кухонную хозяйку, обвязанную пёстрым передником и косынкой между ушей, а на лапе болталась щётка для чистки кастрюль.
Запыхавшийся сторож ловил собак, то падая сверху, то осторожно подползая на четвереньках, но безуспешно.
— Что происходит?! — крикнул я
Смешные овчарки кинулись ко мне, дружелюбно закружились и залаяли.
Сторож схватил палку и бросил в них, отгоняя в сторону.
— Что за карнавал?! — опять крикнул я.
— Хозяин, ну что я мог поделать, что я мог поделать?! — начал оправдываться он, разводя руками. — Убежала твоя девчонка!
— Как убежала?! — я остолбенел.
— Да так, нашла дырку в заборе и — с приветом! Я даже моргнуть не успел!
— А как она вышла?! Я же запер её!
— Откуда я знаю! Смотрю: дверь открылась, и вот она — на пороге!
Собаки визжали и теперь скакали на него, требуя продолжения игры.
— Сиде-е-ть!!! — истошно завопил он. — Сиде-е-ть, бесы!!!
Овчарки то ли устали, то ли, наконец, испугались и начали приседать к земле.
— У-у-у!!! — и он потряс кулаком перед их носами.
— Ты: сторож хренов: ты можешь толком объяснить, что случилось?! — я решительно шагнул к нему.
— Только тихо, хозяин! — сторож резко поднял руки, как бы ограждаясь от меня. — Без оскорблений!. Значит так: вышла из дома с огромной кастрюлей супа и целым мешком тряпок, накормила этих бесов, а бесы что — конечно мигом возлюбили девчонку и стали с ней наряжаться. Я говорю "иди девочка в дом, не велено!", а она своё — "меня всегда пускали на крыльцо дышать свежим воздухом, и вы не смеете мне запрещать, дядя!".
— Слушай, дядя, — процедил я сквозь зубы, — о чём тебя просили, когда оставляли здесь и платили деньги, а?! Тебя просили не выпускать её из дома ни под каким видом! А ты что?!
— А что я?! Между прочим, я второй ключ ей не давал!
Его слова моментально охладили меня и заставили задуматься:
— Чёрт, действительно, откуда она взяла ключ?.
— У себя спроси, чем оскорблять без причины! — обиженно ответил он.
— Ах, ведьма: — догадался я, — наверно в подсобке подобрала, там же полно ключей: — и снова с диким остервенением навалился на сторожа, чуть ли ни брызжа слюной. — А какого чёрта ты тогда упустил её с крыльца и дал убежать в дырку?! Проворонил?!
— Да кто же знал, что она рванётся как сумасшедшая?! Сидела так мирно и спокойно, наряжала себе кабелей и вдруг как дёрнит! Собаки за ней, я тут же следом, кричу им "держать!", а они — на меня! У-у-у, бесы! — и сторож снова погрозил им. — Я не успел, хозяин, не успел! Она как коза сиганула за сарай и нырнула в дырку и — через поле, прямо к электричке! Куда мне за девчонкой?!
— Старый ты хрен, а не сторож! Хрен вонючий! — у меня задрожали кулаки.
— Но-но, потише, хозяин!
— Ты бы только знал, старый хрен, что она теперь натворит в Москве! Пошёл вон отсюда!
— Но-но, без этого! — защищался он. — Ты сначала разберись со своими девками, запасными ключами и дырками в заборе, а потом предъявляй претензии! Понял?!
— Пошёл вон, я сказал! Вон отсюда со своими ряжеными котятами! — меня судорожно колотило.
— Да пошёл ты сам: знаешь куда?! Больно мне нужно сторожить твоих шлюх! — он громко и визгливо брал на голос. — На, запихни себе в задницу эту подработку, не нужна она мне! — и стал швырять деньги на землю. — На! На! На!
— Пошёл отсюда, иначе я двину тебе в нос, старый хрен, вонючка! — и я замахнулся, абсолютно теряя контроль. — Что же ты наделал?! Ты просто не представляешь! — я схватился за голову и зажмурил глаза. — Уйди, быстрей! Быстрей!
Собаки лаяли то на него, то на меня и совсем потеряли ориентир.
— Спятил, ей Богу, спятил! — визжал сторож. — Люди, вы только поглядите! Спятил!
Он с горем пополам выгнал своих овчарок, и сам наконец-то исчез.
Я перевёл дух, спокойно собрал разбросанные деньги и сел на землю, прислонившись спиной к переднему колесу.
И вдруг по щеке побежала скупая слеза, она завернула в ложбинку губ, промчалась по ней и скатилась вниз по дрогнувшему горлу. Моя несчастная слеза — она, наверное, давно ждала этого момента.
Где-то далеко тревожно и жалобно прокричала электричка:
— У-у-ю-ю-ю! — и голос её разом пропал:
Чжоу Дунь — императорский тайный советник и агент по безопасности — стремительно завернул за угол подсобных зданий Дворца и вышел на хозяйственную территорию, где трудились рабочие: кто-то промывал рис, кто-то чистил рыбу на длинных мокрых столах, кто-то сбивал бочки, а кто-то сушил чай на тонких сетках.
Возле открытого широкого ангара Чжоу Дунь заметил Ван Ши Нана, сплетавшего из больших листьев плотные веники.
Слуга Ван Ши Нан, увидав его, оставил работу и повернулся к нему лицом.
Чжоу Дунь подошёл совсем близко, на всякий случай внимательно посмотрел по сторонам и спокойно сказал:
— Вот что… наш плотоядный… бросай свои веники, бери лопату и лети стрелой к тростниковой роще, к дальнему болоту. Оно знакомо тебе?
— Знакомо, — настороженно ответил Ван Ши Нан, — где висит забытый бамбуковый фонарик.
— И где ты занимался скотским делом в присутствии оголённой Юй Цзе.
Ван Ши Нан смело ответил, глядя в глаза Чжоу Дуню:
— Я прошу вас, Главный Мандарин, не называйте это дело скотским, оно было бы таким, если бы я заперся один в своей комнате. Передо мной стояла во всём своём великолепии юная девственница, и я просто показал, что происходит с настоящим мужчиной при виде такой небесной красоты.
— Перестань болтать о юных девственницах и настоящих мужчинах, Ван Ши Нан. И та и другой могут запросто отправиться поутру в маленькую беседку и получить в руку гладенькую пиалу с ядом. Так вот, чтобы этого не случилось — быстро лопату в руки и перекопать все те места в тростниковой роще, где ты орошал землю своим семенем, плотоядный конь. И чтобы не было заметно ни единого перекопа, а потом обильно всё польёшь вот этим ликёром, который предаст земле очень специфический кислый вкус. Так надо.
Чжоу Дунь вынул из кармана небольшой серебряный сосуд и протянул Ван Ши Нану.
— Спеши-и-и, ровно через час император желает быть со мной в этой роще, поэтому держи лопату крепче и поработай на совесть во имя спасения своей жизни нашего общего дела.
— Я понял, я мигом… — и слуга Ван Ши Нан кинулся в сарай за лопатой…
Ровно через час император и Чжоу Дунь направились к тростниковой роще у дальнего болота, где последний собирался доказать очередную ложь в словах художницы Май Цзе о том, что якобы слуга Ван Ши Нан неоднократно онанировал в присутствии обнажённой девственницы, а именно — юной наложницы Юй Цзе.
Тайный советник и агент по безопасности уверенно вёл на поводке большого чёрного кота. Предчувствуя важность события и возложенные на него огромные надежды, кот шагал впереди всех, сильно тянув за собой Чжоу Дуня. Четвероногий сыщик был одет в блестящее атласное платье красного цвета, которое закрывало его спину, брюшко и часть торчащего хвоста. На голове кота аккуратно и пикантно сидела маленькая круглая соломенная шляпка с дырочками для ушей и завязанная снизу чёрными тесёмками.
За императором, Чжоу Дунем и котом спешили следом четыре здоровых охранника.
— А что у вас в мешочке, который вы несёте в руке, мой Главный Министр? — с интересом спросил император.
— Соль, всего лишь соль, которую мы употребляем в пищу, — просто сказал Чжоу Дунь.
— А зачем вам соль?
— О-о-о, император, я сначала отвечу на Ваш первый вопрос, который Вы задали до того: зачем с нами идёт вот это четвероногое создание?
— Да-да, Вы ещё не ответили, — император посмотрел на чрезмерно важную поступь кота и добавил. — Вообще-то его место как священного животного около домашнего очага.
— Вы сейчас ошиблись, император… прошу прощения… Его место в данный момент на тростниковой роще дальнего болота, где он лучше всякого эксперта поможет нам определить — онанировал Ван Ши Нан или нет.
— Вы шутите?
— Отнюдь, император, это — правда жизни. Я прошу послушать меня, как бы вам ни было неприятно, и отбросить на время всякую брезгливость, потому что я говорю о величайшей и неповторимой науке "ТАЙНОЙ МЕДИЦИНСКОЙ ЭКСПЕРТИЗЕ".
— Я постараюсь.
— И так, хочу сказать сразу: вкус мужской спермы зависит от еды. У мужчин, употребляющих исключительно одну рыбу — вкус спермы солёный. По моим профессиональным наблюдениям, которые я веду за вашим слугой каждый день и чуть ли не каждую ночь, он употребляет одну лишь рыбу. Следовательно, вкус его спермы может быть только солёный. Мой четвероногий помощник бесподобен в своих кошачьих способностях и возможностях. Он — как известно — имеет идеальный нюх и обоняние, тончайшую природную привязанность отличать запахи и восстанавливать их мгновенно в своих рецепторах, даже если капли какого-нибудь вещества были пролиты месяц тому назад или даже больше. Этот кот — лучший эксперт во всём Китае.
— А на РУСИ? — вдруг спросил император.
— Я слышал, император, что на РУСИ есть коты и похлеще, — хитро ответил Чжоу Дунь, всегда помня его привязанность.
Император даже с облегчением вздохнул:
— Это очень хорошо, что на РУСИ есть даже похлеще! Я Вас понял, Чжоу Дунь и по поводу рыбы, и по поводу: спермы, и по поводу кота. И мы, кажется, пришли.
— Да, император, вот оно — наше место.
Перед ними расстилалась небольшая тростниковая роща, где на одном из тростников висел забытый бамбуковый фонарик, а вдали за рощей виднелось "квакающее" болото.
Кот остановился вместе с Чжоу Дунем, присел и в раздумье стал оглядывать окрестности.
— А как вы думаете, Чжоу Дунь, кто и почему мог забыть здесь этот бамбуковый фонарик?
— У меня есть предчувствие, которое очень редко обманывает Вашего тайного советника и агента по безопасности, а за этим предчувствием есть и точное предположение: этот фонарик специально повесила художница Май Цзе.
— Зачем?
— Чтобы навести тень подозрения на Ван Ши Нана и Юй Цзе, которые будто сами нацепили фонарик для своего постоянного места встречи. Май Цзе глупа и наивна в своих выдумках, она погрязла во лжи: никто из тайных любовников никогда не будет оставлять для себя и после себя такие явные предметы улик.
— Скорее всего, это верно… Ну, давайте, раскройте главную ложь Май Цзе, ради чего мы и пришли сюда.
— С величайшей охотой и тончайшим профессионализмом, — отчеканил агент по безопасности и широко развязал мешочек с солью.
Его кот насторожился, закрутив и задёргав носом, и поднял голову на Чжоу Дуня.
— Император, вы обратили внимание, как этот "нюхач" почуял запах любимой соли, которую он с удовольствием лизнул бы своим чувствительным языком?
— Да-да, — подтвердил с интересом император, — я это прекрасно сейчас видел… Я, например, совершенно не слышу этот запах соли, а он уже напрягся как струна…
— Коты любят полизать солёное, — многозначительно ответил Чжоу Дунь. — И так, мы берём небольшую щепотку соли… вот она… и кладём её на тропинку, где сейчас стоим… вот сюда… то есть, подальше от того места бамбуковой рощи, в которой происходили неоднократные события с Ван Ши Наном, подальше. Берём кота и несколько секунд выдержим его, чтобы шепотка соли растаяла и осела в землю.
Он очень осторожно поднял кота на руки и погладил.
Император внимательно наблюдал.
— Во-о-от, теперь уже пора, — с большим таинством продолжал Чжоу Дунь, — мы можем, наконец, отпустить кота. Как вы думаете, куда он пойдёт?
— Он пойдёт к растаявшей шепотке соли.
— Посмотрим-посмотрим.
Кот без промедления подбежал к солёному месту на земле и начал аккуратно лизать его языком.
— Естественно, — подтвердил Чжоу Дунь, указав рукой на своего помощника. — Вот оно начало нашей истинной правды и гремучей лжи художницы Май Цзе. Дальше, император, последует самое главное и ответственное. Мы идём вместе с котом на место происшествия, заранее крепко завязав мешочек с солью и спрятав его в карман, — он завязал и спрятал мешочек.
Чжоу Дунь теперь приподнял кота с тропинки и нежно понёс в обеих руках на тростниковую рощу.
— Прошу за нами, император. Мне помнится, что со слов Май Цзе Ваш слуга онанировал последний раз именно здесь, и было это позавчера.
— Да-да, так сказала художница…
— Повторяю, даже если следы спермы упали на эту землю и больше месяца тому назад, этому чувствительному четвероногому, обожающему всё солёное, не составит никакого затруднения почуять их, а вчерашние и позавчерашние следы тем более. И так, смотрим и делаем выводы "ТАЙНОЙ МЕДИЦИНСКОЙ ЭКСПЕРТИЗЫ".
— Прошу вас, ставьте кота быстрее, быстрее… Я весь в нетерпении…
— Пожалуйста, император, — и Чжоу Дунь опустил кота на землю тростниковой рощи. — Наш завершающий ответственный шаг.
Кот потоптался на месте, огляделся, зашагал вперёд и понюхал землю то там, то здесь, потом без всяких признаков удовольствия фыркнул, почесался мордочкой о стебель тростника и решил пройтись дальше по роще, нашёл себе местечко и навалил небольшую кучку. Затем подпрыгнул, словно лихой скакун, и подбежал к ногам Чжоу Дуня, покорно сел рядом и стал глядеть вдаль, где "квакало" болото.
Возникла пауза, император прошёлся, осмотрел землю под ногами и поглядел на кота.
Чжоу Дунь не мешал и молчал, давая возможность осмыслить произошедшее.
— Мне всё понятно… понятно: — проговорил император.
— И так, — подвёл итог уверенный Чжоу Дунь, — вы только что имели честь видеть естественное доказательство посредством чувствительного организма этого животного, что ни грамма соли, а следовательно и выбросов спермы Ван Ши Нана здесь не наблюдается. Неповторимая вибрация тончайших органов этого кота никогда в жизни не обманет, обманывают только люди.
— Я вас понял, не сомневайтесь. Я верю вам, вашей науке и этому священному животному. Мне сейчас на секунду представилось, как завистливая лгунья Май Цзе на моих глазах начнёт опустошать пиалу с ядом: у неё внутри всё свернётся и покорёжится: она будет орать на весь Дворец от нестерпимой боли: О-о-о, ВСЕМОГУЩИЙ БУДДА, как же жалко эту чудачку, жалко:
— Что поделать, император, — Чжоу Дунь развёл руками, — поорёт секунды три-четыре и вскоре замолчит. Такие беспощадные наказания должны стать в нашем Дворце регулярными и наглядными, чтобы неповадно было остальным лгунам, ворам, предателям, изменщикам, прелюбодеям, пьяницам, развратникам и так далее, иначе в государстве…
— Я без вас знаю, что будет в государстве! — резко и громко оборвал император. — И, пожалуйста, подсказывайте мне тогда, когда я вас об этом попрошу! Я вас просил провести э к с п е р т и з у?!
— Да, император, просили… — тихо ответил Чжоу Дунь и неприятно затаился, глядя исподлобья.
— Вы провели?!
— Как видите, император…
— Спасибо! Свободны! По другим вопросам я ваших тайных советов пока не спрашивал! Я ухожу один и очень быстро, мне надо прилечь, что-то разболелась голова! Ничего-ничего… — запричитал император и зашагал прочь, заложив руки за спину, — ничего: я выпью чаю из утренней росы, и всё должно пройти…
Охрана двинулась за ним.
Чжоу Дунь бережно взял на руки кота, почесал его за ухом, погладил брюшко и задумчиво сказал в сторону ушедшего императора:
— Хвала ВСЕМОГУЩЕМУ БУДДЕ, если чай поможет вам…
Чжоу Дунь с котом на руках вошёл во Дворец со стороны служебных комнат и кухонь. Простой придворный люд, завидев его на пороге, низко поклонился, поднимая к лицам свои ладошки-лодочки.
Из приоткрытых комнат клубился пар подручных прачечных и гладилен, доносился звон кастрюль и тарелок, долетала частая рубка ножей по деревянным настилам — должно быть рубили мясо или рыбу, и в коридор струился запах варёного и жареного.
Чуткий нос кота заёрзал ходуном.
Чжоу Дунь остановился у последней комнаты большого коридора и заглянул туда, к нему сразу выскочил мальчишка лет семи и протянул руки. Чжоу Дунь бережно передал кота и наставительно сказал:
— Дашь ему тёплого молока с пенками и сладкой рисовой пыльцы!
— Слушаюсь, Главный Мандарин, — поклонился мальчишка и исчез.
Чжоу Дунь смело шагнул в соседнюю комнату, где на стенах висел длинный ряд металлических раковин для мытья и умыванья. Пожилая женщина оставила посуду, поклонилась и тут же зачерпнула кувшином чистую воду из высокого жбана.
Чжоу Дунь вытянул руки и подошёл к раковине.
— Как настроение, Хуань-Куа? — спросил он, думая о своём.
— Когда сияет солнышко над Дворцом, — прошамкала женщина, омывая ладони Чжоу Дуня, — на душе очень хорошо, Главный Мандарин. Когда же над Дворцом долго-долго висит чёрная туча, на душе очень-очень плохо, Главный Мандарин.
— И часто ты видишь чёрные тучи над нашим Дворцом?
— Каждый день, — откровенно ответила она, — солнышко давно не было, всё тучи и тучи. Мне кажется, что во Дворце произойдёт что-то нехорошее.
— Почему ты так думаешь?
— Слишком часто обжигаюсь кипятком, когда мою посуду, плохая примета.
— Моя несчастная старушка, — нежно сказал Чжоу Дунь и успокоил, — эти тучи мы скоро разгоним, а твои руки обязательно вылечим от злосчастного кипятка, и ничего плохого не произойдёт, потерпи немного.
— Вся надежда, что на императора и на Главного Мандарина, — вздохнула она.
Чжоу Дунь взял полотенце с её плеча и заметил:
— А вот это — неверно, Хуань-Куа. Среди нас тут нет императора, где он, где ты видишь его? — и посмотрел по сторонам и даже заглянул по углам, а потом постарался мягко объяснить. — По-моему, здесь умываю руки только я один, и было бы в высшей мере уважительней сказать в моём присутствии другое: вся надежда на Главного Мандарина.
Пожилая женщина быстро исправила ошибку, поклонившись и приложив ладошки к морщинистому лицу:
— Вся надежда на Главного Мандарина… конечно, на Главного Мандарина… на Главного:
— Ну, хватит, — перебил Чжоу Дунь. — Ты не знаешь, где сейчас Май Цзе?
— Май Цзе бродит по Дворцу вот с таким огромным мужским членом из бамбука и всем хвастает, что это подарок императора. А может быть ВСЕМОГУЩИЙ БУДДА уже лишил её рассудка?
— Не думаю, эти шатания Май Цзе по Дворцу вполне осмысленны, мне так кажется, — он вернул полотенце и сказал. — Я прошу тебя, найди Май Цзе и немедленно отправь ко мне в кабинет, — Чжоу Дунь покопался в кармане, вынул монетку и сунул ей в руку.
— Слушаюсь! — покорно ответила она.
Главный Мандарин вышел в коридор и небрежно пихнул перед собой высокую дверь, ведущую в императорские апартаменты.
— ФАН ЗУИ СИ! ФАН-ФАН-ФАН! — раздался весёлый девичий голос и добавил по-русски. — А вот и я с последней электричкой!
Я бросил печатать, испуганно поглядел на террасу, где горел свет, и буквально обалдел.
В проёме распахнутой двери на фоне ночной темноты стояла Наталья в ярком узорчатом китайском платье и соломенной шляпе на голове, под платьем виднелись блестящие мелкими звёздами широкие шаровары, а в руке она держала бамбуковую дубинку.
— ФАН ЗУИ СИ! — повторила Наталья, махнула дубинкой, ловко сменила позу китайского стражника и швырнула под вешалку чёрный пакет со своими вещами.
Я монотонно и строго спросил, стараясь не обращать внимания на потрясающий костюм, который мне — чёрт возьми! — очень понравился:
— Что тебе надо?.
— Как? — не поняла Наталья, явно ожидая бурных аплодисментов. — Ты разве не видишь, это же — Китай.
— Что надо?.
— Тебе неприятно? А я хотела порадовать Костика: это же — типичное платье охранника, это же то, о чём ты пишешь: — она, казалось, расстроилась.
— Откуда ты знаешь, о чём я пишу, ведьма? — я становился грубым. — И зачем ты припёрлась обратно, если убежала!
И вдруг Наталья, забыв о костюме, заявила таким смелым и наглым тоном хозяйки, который не требовал никаких возражений:
— Я не понимаю твоего вопроса, что значит "припёрлась"?! Приехала к тебе, приехала на свою дачу, в свой загородный дом!
— Ах, на свою дачу, в свой дом?! А ну-ка, вот отсюда, на станцию, к электричкам!
Я вскочил со стула, опрокинув его, вихрем сорвался к ней и схватил Наталью за плечи. Она резко присела, свернулась в клубок, сильно обхватила мои ноги и заорала истерично:
— Не пойду-у-у!!! А-а-а-а!!! Костюм порвёшь!!! А-а-а-а!!!
— Сдурела?. Второй час ночи, соседей разбудишь: А ну, пусти ноги:
Как я ни пытался, но сдвинуть её с места не получалось, к тому же я сам чуть не свалился, еле удержавшись за притолоку.
— А-а-а-а!!! — орала она. — Не пойду-у-у!!! Помогите!!! Помогите!!!
— Замолчи, ведьма: разбудишь: — я с отчаяньем плюнул в темноту двора, дотянулся до двери и захлопнул её. — Да чёрт с тобой, иди ты: куда хочешь, только мне не мешай! Пусти, я же дверь закрыл!
— А ты не будешь выгонять, если отпущу?! — она смотрела на меня снизу каким-то диким "китайским зверьком", всё ещё крепко обвивая мои ноги.
— Я же сказал, иди к чёрту куда хочешь: в подсобку, в сортир, на второй этаж, на крышу, в трубу, только мне не мешай! Фу-у-у-у!
Наталья ослабила руки и шарахнулась в сторону подальше от меня.
— Сумасшедшая: — я зашагал в комнату и плюхнулся за рабочий стол, глядя на неё тупым усталым выражением лица.
Она вскочила с пола, взяла свой чёрный целлофановый пакет, покопалась там, достала ключ, а потом быстро закрыла им дверь террасы.
— Так, — процедил я сквозь зубы, — этот ключ, который ты своровала, положить сюда, ко мне на стол.
— Ещё чего, так я и подошла к тебе! Вот он, на вешалке, сам возьмёшь! — и зацепила его за крючок.
— А ты, погляжу, обнаглела до предела, воруешь ключи, открываешь дом, уезжаешь, приезжаешь: кстати, ты не забыла показать мамочке видеозапись моего насилия?
— Кстати, я у мамочки не была, и ничего никому не показывала. Если бы это свершилось, мамочка давно оборвала бы твой телефон или примчалась сюда сломать тебе голову! Я ездила к подруге-костюмерше за китайским платьем, хотела тебе подарок сделать! А что касается "я обнаглела до предела" — ты до предела озверел! Ещё раз будешь так жестоко обращаться с женщиной, выгонять на улицу поздней ночью и распускать руки — пырну ножом, когда заснёшь!
Моё сердце трепыхнулось — не от страха, от вопиющей дерзости этой девчонки.
— Я и говорю — обнаглела, а что пырнёшь ножом — не сомневаюсь, с таким достойным поступком тебя возьмут в Юридический без экзаменов, — я откинулся на спинку стула и звучно шлёпнул ладонями по столу. — Всё, мне надо работать, и прошу не мешать своими глупыми бреднями, чёрт побери!
— Пожалуйста, мой любимый, — неожиданно ласково ответила она, — я тебе не мешаю и никогда не буду этого делать, я только быстро разденусь и ухожу в ванну, мой любимый Костик.
Я стиснул зубы и простонал.
А Наталья отвернулась и начала меня мучить, демонстративно раздеваясь на моих несчастных глазах. На пол полетело китайское платье, блестящие шаровары, потом — майка, лифчик, колготки, носочки и трусики.
Я смотрел на голую фигуру "моей ведьмы" и не мог оторваться от гладкой спины, безумно манящей к себе девичьей попки, стройных ног и застонал ещё громче.
— Ты уйдешь, наконец-то, бессовестная!
— Ушла-ушла, любимый, работай, — она накинула халат, повесила китайский костюм на вешалку и заспешила по ступенькам наверх в ванную комнату.
— Да, совсем забыла, — долетел её голос, — через два дня приезжает Ольга! Знаешь?!
— Знаю! — прокричал я, держась из последних сил. — Всё?!
— Всё-всё, только один вопрос: ты случайно ни задумал прибить её?!
— Я сейчас прибью тебя-а-а!
Шаги по лестнице застучали быстрей и замолчали где-то на верхнем этаже, наступила тишина.
Я выждал несколько секунд, встал из-за стола и направился на террасу к вешалке, подошёл и с огромным интересом замер около китайского костюма, висевшего на крючке:
Чжоу Дунь снял чёрную накидку, бросил на широкий шёлковый диван и хотел присесть, но с треском распахнувшаяся дверь заставила дёрнуться и повернуться назад.
На порог комнаты развязано ввалилась Май Цзе с весёлым полоумным взглядом, держа в руке подарок императора — мужской пенис, сделанный из бамбука.
Чжоу Дунь вздохнул и с холодно сказал:
— Для начала не мешало бы стучаться и потом уже входить, а не врываться, и вообще… не строй из себя сумасшедшую…
Она громко засмеялась, глядя на него, и обхватила притолоку двери, страстно прижавшись к ней всем телом.
— Закрой дверь, ты перепугаешь охрану, она сейчас на особом режиме и может примчаться, во Дворце запах нехороших перемен.
Май Цзе поднесла к носу бамбуковый пенис и ответила, всё так же дурно смеясь:
— Я чувствую только один запах!
Чжоу Дунь шагнул к двери и хотел оторвать Май Цзе от притолоки, но она прочно прилипла к ней и продолжала голосить:
— Я чувствую только один запах!
— Прекрати идиотские сцены и зайди сюда, — сказал он и опасливо оглядел коридор.
Там никого не было.
Чжоу Дунь снова рванул Май Цзе за руку, но результат был тот же, и тогда он коротко и цепко запустил свою ладонь прямо ей сзади между ног. Она облегчённо ахнула, ослабла, и только теперь он смог толкнуть её в комнату, быстро закрыв дверь на ключ.
Май Цзе пролетела несколько шагов, чудом удержалась за стол, упав на него и выпятив свой зад. В долю секунды Чжоу Дунь подскочил к ней, и всё дальнейшее случилось мгновенно: он ловко поднял кимоно наложницы, стянул с неё трусы, оголив атласные ягодицы, мигом достал из штанов совсем не бамбуковый пенис, и вонзил его по назначению.
Май Цзе охотно поддалась, застонала на всю комнату и в лёгкой блаженной истоме начала смешно попискивать, а Чжоу Дунь, цепко ухватившись за покатые гладкие бёдра, упоённо наслаждался этой прекрасно сложенной женщиной…
В большой комнате жены императора было много простора и воздуха, здесь, казалось, не было ничего лишнего.
На полу — ковёр.
На четырёх стенах — большие зеркала, сделанные полумесяцем.
Под зеркалами — тумбочки с вазами и цветами лотоса, каждая ваза со своим расписным драконом: красным, зелёным, синим и чёрным.
По середине комнаты под высоким шёлковым пологом — широкая постель, по углам которой — круглые светильники на бамбуковых подставках, на краю постели мирно сидела жена императора.
У окна — глубокое просторное кресло-качалка, в котором утопал сам император, вдоль кресла протянулся низкий длинный стол, усыпанный исписанными листами бумаги и заставленный толстыми книгами и фолиантами.
Император глядел на жену и тихо объяснял:
— Какое-то нехорошее предчувствие вдруг надломило мои нервы, и я закапризничал и, по-моему, нагрубил Чжоу Дуню, и сильно заболела голова… и вообще мне показалось в тот миг, что все вокруг меня постоянно обманывают… а я вроде и видеть не вижу: а вроде вижу:
Жена императора — худая красивая женщина — была укутана в зелёный халат и, казалось, мёрзла, хотя за распахнутыми окнами стояло лето, она спросила с лёгким придыханием, что говорило о тонкой натуре:
— Это — твоё предположение или всё-таки видишь?
— Пока не пойму… то ли предположение, то ли… А ну-ка, Чау Лю, что у тебя есть о грубости? — спросил император и повернулся к исписанным листам бумаги.
— Вон там, справа под зелёным флаконом, — ответила Чау Лю, — но я ещё не дописала.
— Неважно, хотя бы несколько строк.
Император приподнял флакон, взял лист бумаги, вгляделся и прочитал вслух тёмно-зелёные иероглифы:
Император откинул голову на спинку кресла и сказал:
— Неплохо, Чау Лю, неплохо. Ты способная жена… к стихам…
Она мягко усмехнулась и без всякой обиды ответила с тем же придыханием:
— Я так и думала, что ты нагрубишь. Ты имеешь в виду, что способна к стихам, но не к зачатию наследника?
Император вытянул губы хоботом слоника, повращал ими в раздумье и проговорил:
— Я ничего не имел в виду плохого относительно своей законной жены, но… факт остаётся фактом…
— А может быть всё дело в муже?
— Всё покажет наложница Юй Цзе, которая сегодня ночью будет со мной, а потом второй ночью, третьей, четвёртой… Если она забеременеет наследником, значит дело не в муже.
— Это было бы прекрасно, и я не спорю ни с тобой, ни с ВЕЛИКИМ БУДДОЙ, но если Юй Цзе тоже не забеременеет?
— Я не хочу думать о плохом! — повысил голос император. — Я хочу думать о хорошем, что у нас с тобой обязательно будет наследник! Юй Цзе чистая девственница, и в этом я сегодня заочно убедился благодаря Чжоу Дуню, и она неспособна обмануть! У тебя, кстати, что-нибудь написано про обман?! — раздражённо спросил император и снова повернулся к столу с бумагами.
— Я пыталась, но там пока совсем сырое место, и многое надо исправить.
— Не имеет значения, мне важна мысль моей законной жены!
Чау Лю вскочила с края постели, быстро подошла к столу, отыскала нужный лист бумаги и протянула мужу:
— Успокойся, нельзя так нервничать, у тебя сегодня ответственная ночь. Держи, вот здесь. Читай и только успокойся.
Император перехватил лист бумаги, сосредоточился и прочитал вслух:
Император снова откинул голову на спинку кресла и задумчиво проговорил:
— Удивительно, твои мысли всё время совпадают с моими. Ты очень хорошая жена… в плане мыслей…
Она улыбнулась и всё так же без обиды ответила:
— Я знаю, можешь не повторяться… но плохая в плане зачатья.
— А вот сейчас я этого не сказал.
— Но опять подумал.
— Я подумал о другом: чтобы мне успокоить нервы, надо выпить чай из утренней росы. Прошу тебя, сходи в мою комнату, там в бамбуковом шкафчике стоит заварной чайник с остатками чая, подогрей и принеси сюда. Мне что-то не хочется просить об этом Ван Ши Нана…
Она поднесла ладони к груди и попросила умоляющим тоном:
— Может быть император освободит меня от этой процедуры? Он же знает моё отношение к чаю из росы, я ненавижу этот напиток, я не могу глядеть на этот заварной чайник, а уж тем более до него дотрагиваться.
— Ну-ну-ну-ну-ну… — запричитал император — Ну вот, теперь и ты на нервах… Я знаю твоё отношение к этому чаю, но…
— Что "но"? — её придыхания стали ещё сильней. — Я даже никогда не хожу на твои утренние чаепития, чтобы не видеть, как ты подносишь чашку к губам, я просто панически предчувствую, что ты однажды глотнёшь и тут же упадёшь со стула.
— Я знаю твою панику…
— Если знаешь, зачем заставляешь идти?
— Не заставляю, Чау Лю, а прошу: могла бы ты принести чаю из утренней росы своему законному мужу? А заварной чайник я всегда после чаепития беру с собой и запираю в толстый бамбуковый шкафчик. Вот, смотри: один единственный ключ, который постоянно находится у меня, — он вынул из кармана кимоно длинный ключ и показал жене. — Я прошу, очень прошу тебя… мне не хочется звать Ван Ши Нана…
— Потому что ты боишься, что по дороге он чего-нибудь подсыпит в чайник… ты всё-таки боишься… — вздохнула она.
— Чау Лю!!! Император ничего не боится кроме молнии!!! Она действительно вызывает у меня панический страх, потому что от неё может всё загореться, она и людей не жалеет!!! И вообще оставайся лучше хорошим поэтом и учёным, напичканным вот этими книгами и фолиантами, но не углубляйся в провиденье!!!
— Хорошо-хорошо. Я сию минуту пересилю себя и принесу, а ты пока ещё раз прочти мой "Жёлтый лист" и тут же подумай о Ван Ши Нане и Чжоу Дуне, только подумай спокойно, с холодным рассудком, не кипятясь. Надеюсь, что император понял, почему "жёлтый"? Это есть древнейший знак продажных проституток… кстати, очень распространённый в твоей любимой РУСИ.
— Чау Лю!!!
Она молча взяла ключ из его руки и ушла, тихо прикрыв дверь.
Император помолчал, глядя на строчки стихотворенья, а потом неспешно прочитал ещё раз — внимательно, жадно и почти по слогам:
Май Цзе прикрыла дверь смежной комнаты и шагнула в кабинет своего сексуального спасителя Чжоу Дуня, где несколько минут назад для неё произошло самое сладкое и жизненно важное событие, она была счастлива и снова держала в руке мужской бамбуковый пенис.
Чжоу Дунь расслабленно сидел на широком диване, откинувшись на его спинку, и теперь уже ласково взирал на императорскую наложницу, которая довольно быстро поплескалась в воде и вернулась.
Май Цзе, поправила волосы, одёрнула кимоно и сказала игриво:
— Император убьёт главного Мандарина…
— За что? — удивился хитрый Чжоу Дунь будто не понял её.
— За мелкие шалости… — она покрутила в руке бамбуковый пенис и показала ему.
— Во-первых, выброси эту гадость во-о-он туда, в ту мусорную корзину, всё должно быть естественно, без всяких искусственных палочек и тычинок. Во-вторых, шалости шалостям рознь. Есть шалости, от которых становится прекрасно, легко и радостно жить, неправда?
— О-о-о-о, — в тягучей истоме протянула она, — я в этом полностью согласна! Но… император будет взбешён, если узнает…
— Он узнает только тогда, когда ты ему расскажешь. Однако я думаю, Май Цзе не желает навлечь на себя лишнюю беду?
— Лишнюю? А что, у меня их много?
— Ты сначала выброси гадость, а потом приляг ко мне сюда, — и он похлопал себя по ноге, — мы с тобой мирно побеседуем.
— Но как же я могу выбросить, если это — императорский подарок?
— Перестань играть, Май Цзе, умоляю тебя. Ты же знаешь, что это не подарок, а самое откровенное унижение, унижение тебя как женщины. Ну, я жду.
— Главный Мандарин и Главный Министр очень смел в своих выражениях, — опасливо заметила она, — как бы чего-нибудь…
— А ты не думай о том, "как бы чего-нибудь", ты стань такой же смелой, как я. Ну.
— Хорошо… попробую стать…
Май Цзе быстро подошла к рабочему столу и кинула бамбуковый пенис в корзину, стоявшую на полу, а потом скользнула к дивану и легла, опустив голову на ногу Чжоу Дуня.
Он нежно провёл пальцем по её щеке и сказал:
— А ты не глупа, красавица Май Цзе, не глупа.
Она взяла его руку и положила себе на грудь:
— Стараюсь, но Главный Мандарин хотел побеседовать о моих бедах, я слушаю.
— Я об этом и говорю: ты очень умело используешь гуманное правило нашего императора — не давать пиалу с ядом сумасшедшим, как бы они до этого ни провинились ещё в здравом уме.
— Главный Мандарин имеет в виду мои рисунки? — невозмутимо спросила она.
Чжоу Дунь погладил грудь Май Цзе, улыбнулся и ответил:
— Да, твои л о ж н ы е рисунки и поклёпы на Ван Ши Нана и свою сестру. Вот тебе и беда, первая беда.
— Разве? Ведь главный Мандарин прекрасно знает, что это абсолютная правда, а не ложь, — ласково продолжала Май Цзе, — он просто-напросто перевернул все факты моих рисунков и заморочил императорскую голову, я же знаю, что он зашёл во Двор пыток сразу после меня, и только не надо говорить, что это тоже ложь. А уж когда я следом получила бамбуковый подарок, мне всё окончательно стало ясно, что вмешался министр по безопасности. Да простит мои слова Главный Мандарин, но я стараюсь быть смелой, как он и хотел.
— Это хорошо, что ты смелешь с каждой секундой, но вместе с этим ты меня расстраиваешь, потому что я разоблачён… — Чжоу Дунь засмеялся, а потом спросил. — Кстати, раз уж такое откровение между нами: как ты узнала, что я следом за тобой зашёл к императору в беседку? Я же стоял за высокой стеной густого кустарника.
— А потому что я не только умна, но и о-о-о-чень наблюдательна. Когда рядом с охранниками находится Главный Министр, они всегда держат свои дубинки на плечах. Если с ними рядом император, они всегда их держат на груди. В тот момент дубинки были на плечах, значит, где-то совсем близко стоял Главный Министр по безопасности. Вот и вся наука.
— Молодец, я бы охотно взял тебя первым помощником в своё министерство, но, к сожалению, умалишённым вход воспрещён. Если император действительно поверит в твоё сумасшествие, ты минуешь пиалу с ядом, но я приложу все усилия, чтобы он отправил тебя в провинцию для психически больных. Ты слышала о такой?
— Ещё бы, — продолжала Май Цзе с абсолютным спокойствием, прижимая его руку к своей груди. — Но мне совсем не хочется лежать связанной на досках, поэтому если Главный Мандарин только попробует приложить усилия, я моментально выйду из роли сумасшедшей и расскажу императору, что министр меня изнасиловал.
— А вот это будет твоя вторая беда, — улыбнулся он, — потому что тебе император не поверит, глупышка. Тоже мне сравнила, я и ты. Кому из нас больше доверия? В твоём положении надо не играть сумасшедшую, а признаться императору, что в известных тебе рисунках — полный обман.
— Как же можно ложью предать правду и ни за что выпить яд?
— О-хо-хо, ВСЕМОГУЩИЙ БУДДА, откуда у этой наложницы такие высокие слова? Ты подумай о себе: если не пиала с ядом, то провинция для сумасшедших тебе обеспечена! — и Чжоу Дунь, перестав улыбаться и поглаживать Май Цзе, сильно и грубо стиснул её грудь.
Она вскрикнула от боли, вскочила с дивана, а на глазах навернулись слёзы.
— Тогда, — простонала она, — пусть Главный Мандарин тоже подумает о себе: у меня в кармане прямое доказательство его насилия! — и Май Цзе быстро достала совсем маленький стеклянный пузырёк, наполовину заполненный светло-серой мутноватой жидкостью. — Вот здесь находится сперма Главного Мандарина, я только что наскребла и собрала её, этого будет достаточно для дворцового лекаря! Император не остановится ни перед кем, если дело касается неприкосновенности его наложниц, и Главного Мандарина насильно заставят вызвать свою сперму, а потом дворцовый лекарь сравнит её вот с этим пузырьком и сделает выводы!
Чжоу Дунь с трудом проглотил подступивший ком в горле и с возмущением сказал:
— Пошлячка! Ты до того мерзко говоришь об этих вещах, что меня всего коробит, как бы ни стошнило! О, ВСЕМОГУЩИЙ БУДДА, сдержи меня! Императорская наложница Май Цзе, ты где этому научилась, подлая?!
— В книгах Дворцовой библиотеки!
— Ай-яй-яй… — расстроено покачал головой хитрый Чжоу Дунь, — у неё беда за бедой, а она ещё издевается. А мы так упоительно начали нашу встречу около этого стола и можем продолжить её каждый день уже в постели. Я буду приносить тебе постоянную радость в отличие от обещаний императора, я подниму тебя во Дворце на одну из высших ступеней — на ступень ГУЙ ФЕЙ, и ты будешь драгоценной любовницей.
— Главный Мандарин так часто упоминает императора не очень хорошим словом и берёт на себя его прямые обязанности, что просто диву даёшься, не задумал ли он… чего-нибудь?. — настороженно спросила Май Цзе.
Чжоу Дунь медленно встал с дивана:
— Конечно, задумал. Я задумал помочь тебе. Откажись от своих рисунков, и ты сразу получишь всё, что я сказал, иначе — провинция для сумасшедших. А сегодня поздно вечером я жду тебя в своей спальне или ты предпочитаешь наслаждаться императорским бамбуковым подарком?
— Нет, не предпочитаю: только не это: — всё так же настороженно ответила она, медленно подходя к двери, — только не это: я подумаю о вашем заманчивом предложении: и скорей всего приду к Вам: сегодня поздно вечером:
— Подумай и приходи, а этот пузырёк всё-таки тоже выброси: подальше от беды, своей беды.
— Я подумаю: может быть выброшу:
— Подумай-подумай.
— Подумаю:
— Да-да, подумай.
— Я подумаю: — и коротким стремительным шагом Май Цзе покинула кабинет, сильно хлопнув дверью.
Чжоу Дунь секунду постоял, глядя на дверь, а потом в сердцах так ударил кулаком по своему рабочему столу, что все письменные принадлежности разом попадали на пол.
— Подлая тварь! — проревел он. — Подлая! Подлая! Подлая!.
В четыре часа ночи меня резко сморил сон, заставил бросить писанину и мертвецки упасть на диван.
Я не помню, сколько прошло времени, когда неожиданно пробудился и увидел, что мой живот обнимают и тискают.
— А-а-а, хочешь пырнуть?! — заорал я и соскочил на пол словно ошпаренный. — А ну, брось нож! Брось!
На краю дивана в тусклом свете фонаря, который бил прямо в окно, ко мне тянула руки обнажённая Наталья и нежно шептала:
— Господи, Костик, какой нож? Иди сюда. Я же ласкаться пришла, мне так плохо без тебя.
— Марш обратно наверх! — крикнул я.
— Перестань, мучитель мой, иди ко мне, — простонала она и захлюпала носом.
— Ах, так?! Тогда наверх пойду я!
— Костик, останься, сними пижаму и ложись, любимый.
Я подскочил к столу, взял ноутбук и помчался на второй этаж.
Наталья громко зарыдала, содрогаясь бледно-матовым телом.
На площадке второго этажа ярким светом горело настенное бра, а висевшие часы с ужасом для меня показали только 5: 40 утра. Площадка вела к трём раздельным комнатам, но я остался здесь, плюхнулся на диван, положил ноутбук на маленький журнальный стол, отвалился головой на подушку и закрыл глаза. Сон не шёл. Повертевшись туда-сюда и тяжело вздыхая, я приподнялся.
— Чёрт бы вас всех… — вырвалось у меня. — Тогда: надо писать: Писать и дописать, во что бы то ни стало. Нет, сначала немного выпить… коньячку, да-да, коньячку…
Я метнулся к барному шкафу, стоявшему у окна, рванул дверцу, достал неполную бутылку коньяка, стеклянный стакан и плеснул на дно граммов пятьдесят, отыскал завалявшуюся конфету, выпил и закусил. Потом вернулся к дивану, раскрыл ноутбук на журнальном столе, занёс пальцы над буквами клавиш и сказал себе бодрым голосом:
— Вперёд!.
Вылетев из кабинета Главного Министра, Май Цзе завернула за угол коридора, закрыла глаза и прижалась к стене.
— Императорской наложнице плохо? — вдруг раздался мужской голос.
Она испугалась, ахнула и увидела щуплого старичка, проходившего мимо, это был Суан Сен — управляющий Двором Пыток, он нёс в руке пустую пиалу.
— Может позвать дворцового лекаря? — заботливо спросил старичок.
— А? Да-да, лекаря… то есть, нет-нет, спасибо… — сбивчиво пролепетала она, — я сейчас сама… то есть, потом… — и стремительно побежала наверх по ступенькам лестницы.
Старичок покивал головой и сокрушённо сказал:
— Точно — болезнь Шау Муня на лицо: то шляется по Дворцу с бамбуковым членом и смеётся, то совсем нечленораздельно отвечает на вопросы. Жалко милашку.
Май Цзе поднялась на императорский этаж и замерла в раздумье.
По всему коридору стояла цепочка ревностных строгих охранников.
Она робко шагнула к одному из них и с волнением в голосе сказала:
— Передайте, что наложница Май Цзе — к императору! Очень срочно!
Охранник опустил глаза, оглядел её с головы до ног и мрачно потребовал:
— Ступень?!
— Третья ступень ФЭЙ! — быстро ответила она.
И только теперь он громко прокричал в сторону остальных стражей:
— К императору наложница Май Цзе, ступень ФЭЙ! Срочно!
По всему коридору зычно прокатилось от одного к другому:
— К императору наложница Май Цзе, ступень ФЭЙ! Срочно!
— К императору наложница Май Цзе, ступень ФЭЙ! Срочно!
— К императору наложница Май Цзе, ступень ФЭЙ! Срочно!
Дальняя дверь открылась, вышел император и что-то сказал охраннику, тот кивнул, развернулся и громогласно передал назад по цепочке:
— Пропустить наложницу Май Цзе!
И снова прокатилось от одного к другому:
— Пропустить наложницу Май Цзе!
— Пропустить наложницу Май Цзе!
— Пропустить наложницу Май Цзе!
Когда последний охранник повторил то же самое, Май Цзе склонилась и быстро засеменила к открытой двери.
В комнате на широком кресле сидел император и пил горячий чай из утренней росы, рядом стояла жена Чау Лю и держала на его плече изящную ладонь.
Май Цзе вошла, закрыла дверь и замерла, окунув лицо в ладошки.
— Ну и что? — спокойно спросил император, сделав глоток любимого напитка. — Я вижу, что ты пришла повиниться за свою ложь?
Май Цзе подняла голову и с опаской взглянула на его жену.
Император понял и заверил глупую наложницу:
— У меня от жены нет никаких секретов, смелей.
Май Цзе смело ответила:
— Император, мне не за что виниться, мои рисунки — истинная правда. Я пришла сказать, о другом: меня только что изнасиловал ваш ближайший министр Чжоу Дунь.
Чашка императора мелко затряслась по блюдцу, и Чау Лю быстро перехватила чайный прибор.
— Что?! — коротко крикнул император и застыл с открытым ртом.
— Меня только что изнасиловал Чжоу Дунь.
Император, не веря ушам, замотал головой и крикнул теперь на всю комнату:
— Он не мог такое сделать! Не мог! Не мог! Ты просто больна своей бешеной плотью и тебе приснилось! Как ты смеешь болтать всякие бредни?!
Чау Лю схватила мужа за плечи.
— Император, — смело продолжала Май Цзе и вынула из кармана маленький пузырёк, — вот доказательство, что это — полная явь, а не сон. Я успела вовремя проявить ловкость, потому что свято чту законы ВСЕМОГУЩЕГО БУДДЫ, которые вверены только моему императору. Здесь находится сперма Чжоу Дуня.
— О-о-о! — простонал император, закрыв лицо руками. — Опять эта сперма! Куда ни кинь, во всём Дворце одна сперма! Все с ума посходили! Что мне с ней делать?!
Май Цзе поняла по-своему и тут же подсказала:
— Этот пузырёк надо отдать дворцовому лекарю, а Чжоу Дуня заставить насильно вызвать своё семя, тогда лекарь сравнит две спермы и убедится в их схожести, а император получит доказательство, что мне это не приснилось.
— Ты ещё будешь учить императора, больная?! — и он замахал на неё руками. — Убери от меня эту мерзкую склянку, притащила всякую гадость!
Она мгновенно убрала пузырёк.
А Чау Лю спешно вставила рассудительное слово:
— Ты напрасно нервничаешь. Май Цзе просто золото, все бы женщины были такими умными. Она уберегла от позора себя и прежде всего — ТЕБЯ, собрав в эту склянку вещественные доказательства. Нельзя так слепо верить своему Министру Чжоу Дуню, мой император. Я, например, сейчас верю Май Цзе.
Император тяжело задышал, глядя на жену, и хотел подняться с кресла, но снова падал в него, падал и падал.
Чау Лю помогла ему и протянула руки.
Он встал, наконец, и в полном недоумении спросил:
— Веришь?.
— Да, верю! И могу повторить несколько раз: верю, верю, верю! Достаточно, мой император?
— Достаточно: но, если: если это — правда, то как же он: как же он мог?. Он же нарушил: он же нагло посмел с моей наложницей: Кто? Главный Министр?.
— Император, — добавила Чау Лю, — до сей поры Вы всегда ценили слово своей жены и всегда к нему прислушивались. Так вот, я как женщина прекрасно понимаю Май Цзе, и надо немедленно без всяких проволочек отдать этот пузырёк дворцовому лекарю, немедленно, а самому Чжоу Дуню предоставить комнату для личных интимных действий пусть даже и позорных для него!.
Ольга спросонья громко вскрикнула и перепугано вскочила на кровати, разбудив рядом спящего отца.
— А? Что? — он резко оторвался от подушки и очумело уставился на неё, моргая глазами. — Ты кричала?
Ольгу трясло мелкой дрожью, она куталась в ночную рубашку, поднимая воротник, и часто кивала головой:
— Да-да-да, мне приснилось страшное… да-да: я кричала, кричала, кричала…
Отец укрыл её одеялом, обнял и прижал к себе:
— Успокойся, душа моя, — он зажёг мягкий свет настенного бра и ласково прошептал ей на ухо. — Посмотри: уже шесть утра, в такое время ничего страшного не должно сниться, страшное снится обычно поздней ночью, успокойся.
— Не могу… У меня перед глазами до сих пор этот ужасный сон, словно я видела всё наяву… Ой, Юра, ой…
— Успокойся, что ты видела?
Ольга сбивчиво начала:
— Видела двор нашего дома. Наш двор — мой, твой и Костика, понимаешь? И Костика тоже… — и замолчала, тупо уставившись в одну точку.
— Я понял, Оленька, — осторожно прошептал отец, — был наш двор нашего дома, и Котика тоже. А дальше?
— А дальше… мы с тобой лежали по середине двора и пытались заняться любовью на виду у всех жильцов… О-о-й…
Отец быстро заглянул в её глаза, секунду подумал, отстранился и оценил:
— Действительно… страшно интересно: ну-ну:
— Любопытные жильцы прикатились как горох и заполонили весь двор, но некоторые смотрели из окон… И Костик тоже смотрел из окна…
— И он смотрел? — озадаченно спросил отец.
— Да… Костик широко распахнул рамы, перегнулся и глядел на нас, но ничего не выражал на лице, я очень отчётливо видела… Ты знаешь, Юра, это плохо, что он ничего не выражал…
— Душа моя, ты не углубляйся в психологию, ты по сути давай, по сути. Что было дальше с нашей дворовой любовью?
Ольга проглотила подступивший ком и с большим трудом стала продолжать, и было видно, что она реально представляет перед собой картину ужасного сна:
— Среди жильцов во дворе было много калмыков-дворников, они буквально стояли через одного…
— Откуда их столько взялось-то? У нас дворников раз-два и обчёлся! — сказал отец и вдруг осёкся. — О, Господи, это же сон… ну-ну:
— А ты… — её голос задрожал, — а ты никак не мог в меня попасть, всё тужился-тужился и никак… И тогда один из калмыков насмешливо крикнул: "Им надо помочь как неопытным собачкам во время случки: я сейчас возьму его за член и направлю в дырочку!" — и Ольга всхлипнула. — А все жильцы так засмеялись, так загоготали… Ой, Юра, это что-то страшное…
Отец заревел басом:
— Это я-то не мог попасть?! Гнусная ложь! — и снова осёкся. — О, Господи, это же сон… Извини, Оленька. Ты скажи, я ответил что-нибудь этому идиоту калмыку?
Ольга вытерла слёзы краем одеяла и сказала:
— Ты крикнул всем сразу: и калмыкам, и жильцам: "Чего собрались, мать вашу! Никогда не видели, что ли?!".
— А они?
— А они тебе с тем же смехом: "Чужого никогда не видели! Очень интересно посмотреть, как вы будете спариваться!" — и Ольга тоненько завыла.
— Тихо-тихо. Что ты. Успокойся. Вот мерзопакостные люди! Вечно эти соседи и дворовые лезут в личную жизнь и наяву, и во сне!
— Ничего себе во сне, он был такой реальный, что я прямо всей спиной чувствовала сырую землю… — жалобно простонала Ольга.
— А мы что… были раздеты?
— Ясное дело, мы были совсем голые…
— И ты лежала подо мной?
— Ну конечно, если я спиной сырую землю ощущала — значит лежала…
— Вот так и простудиться можно, вот почему ты дрожишь! О, Господи, это же сон… извини, я настолько поверил в эту страшную историю: Скажи, я всё-таки попал в тебя?
— Нет, так и не попал, и калмыку не дал помочь: Но самое страшное впереди, Юра… — и она плотней прижалась к нему.
— Что ты говоришь?!
— Да… Представляешь, этот калмык как заорёт вдруг: "Хватит! Сколько можно девушке мучиться?! А ну, давайте вольём ей сперму ишака!".
— Какой кошмар!
— Да… И все жильцы согласились, ой-ёй-ёй…
— Вот гады, а при встрече так мило улыбаются, кивают! Подожди, а Костик тоже был "за"?
Ольга громко всхлипнула:
— Он молчал, как истукан, и это было страшнее страшного, лучше бы поддержал всех жильцов…
— Ещё чего! Он просто знал и верил, что я обязательно попаду!
— Но ты же никак не мог этого сделать…
— Вот я и не пойму — почему?! Наверное холодно было, чёрт побери!. Ну и что со спермой ишака, в конце-то концов?
— Приехала "скорая", врачи оттащили тебя в песочницу, а мне вот таким огромным шприцем влили сперму ишака-а-а… ой-ёй-ёй…
— Та-а-к, — констатировал отец, — значит, душа моя, родишь ослика!
Ольга посмотрела на него растерянным взглядом, из глаз полились слёзы, и она с надрывом в голосе проговорила:
— Зачем ты смеёшься?! Мне до сих пор страшно, а ты смеёшься! Может этот сон — нехороший вещун!
— Да какой там вещун? Сон и есть сон — пустышка, фьють и нет его. Ты что старая бабушка, чтобы верить? Перестань, Оленька, нам только рыданий не хватало, — отец нежно вытер слёзы на её лице, чмокнул в припухшие губы и доверительно сказал. — Вот что, душа моя: раз уж мы проснулись так рано, пойдём-ка с тобой к воде Финского залива, пока спит наш Миша Саенко, умоемся целебной водичкой, глубоко надышимся чистейшим воздухом, и ты сразу успокоишь свои нервы. А? Идём?
Ольга освободила руки из-под одеяла, обхватила отца за шею, прислонила свой лоб к его лбу и спросила, всё ещё хлюпая носом:
— А что же всё-таки будет с Костиком, Юра? Что с ним будет?
— А что с ним может быть — будет великим писателем. А мы с тобой пригласим его в Эль-Фуджейру на творческую встречу с местной арабской элитой, и однажды ночью ты хорошенько подумаешь-подумаешь и убежишь обратно к нему. А я превращусь от горя в дряхлого Юр-хан-бабая, прикреплю к макушке здоровенный рог буйвола и стану завывать на луну с утра до вечера.
Ольга грустно усмехнулась и сказала:
— О, боже, какой же ты актёр-актёрище… скоморох ты мой любимый…
Я проснулся на диване второго этажа, куда ночью удрал от голой Натальи, крепко прижимал к груди ноутбук и большой почтовый конверт.
Бра на стене не горело, в окно глядел светлый день, а часы показывали 12: 15.
Ноутбук — это понятно, обнял и заснул, а конверт откуда? А-а, конечно, Наталья подсунула.
Я приподнялся, сел на диване и прочитал адрес отправителя:
САНКТ-ПЕТЕРБУРГ, КОЧЕТКОВ АЛЕКСАНДР, НЕВСКИЙ ПРОСПЕКТ, ДОМ 12.
Кочетков Александр — папарацци из Петербурга, я познакомился с ним на выставке, откровенно подкупил парня и попросил проследить за моими подопечными на территории дачи Миши Саенко. Молодец Александр, не подвёл, прислал.
Распечатав конверт, я вытянул одну из нескольких больших цветных фотографий: в рассеянных клубах белого пара русской бани на деревянной лежанке отец и Ольга занимались любовью.
Скорее всего — Александр снимал через отверстие в стене, резкость по краям кадра была размыта, но сами персонажи банной любви узнавались на все сто процентов.
Я хотел посмотреть другие фото, уже почти вынул из конверта, но передумал, ну их к чёрту этих персонажей, противно всё это, сунул обратно и спрятал конверт под подушку.
Одёрнув пижаму и причесав ладонью шевелюру, я спустился по ступенькам вниз и распахнул дверь, ведущую на террасу.
Терраса была вымыта, проветрена, в ней пахло свежестью, табуретки стояли на столе и торчали вверх ножками, будто чуткие антенны.
Я заглянул в свою большую комнату.
Наталья, закатав штанины и рукава, широким и крепким движением драила там полы. Услышав шаги, она поднялась во весь рост, придержала тряпку над тазом и внимательно уставилась на меня.
— Кап, кап, кап-кап-кап! — музыкально шлёпала вода с её тряпки.
Облокотившись на притолоку двери, я спокойно спросил:
— Когда принесли конверт?
— Час назад, ты спал, — грустно ответила она и примостила тряпку на край таза. — Пришёл дядька из местной почты, постучал в ворота и сказал, что заказной конверт на имя Ларионова Константина Юрича.
— Сколько взял?
— Сто пятьдесят.
— Хапуга твой дядька, а тебе спасибо, сейчас отдам.
— Вот квитанция, я не вру, вот она, сто пятьдесят, — Наталья достала из кармана мокрый клочок бумаги.
— Убери, я же не тебя хапугой назвал. Ладно, — я помолчал, подумал и спросил. — Ты где, говоришь, китайский костюм брала?
— У подруги, она — костюмер в институте Культуры.
— Ещё три таких можешь взять? За прокат заплатим.
— Конечно, я всегда готова помочь тебе.
Я хмыкнул:
— Ты хоть бы спросила — зачем, сразу — "всегда готова", может я нехорошее дело задумал, а ты как будущий юрист совершенно небдительна.
— Всё равно для тебя готова, — она ответила так же грустно и тихо.
— И ты уверена, что подруга не откажет?
— Уверена. У неё там полно всякого, а этих китайских вообще навалом, есть и сказки.
— Я думаю, что сказки мы оставим на потом, — я тяжело вздохнул и ударил кулаком по притолоке, — сейчас на первом плане жестокая реальность.
Наталья посмотрела на меня внимательней и каким-то чутьём попала в самую точку:
— Ты хочешь в этих костюмах встретить Ольгу и своего отца?
— Молодец, — скупо похвалил я, — вот сейчас как будущий юрист ты проявила точную прозорливость. Как догадалась?
— Очень просто: другой жестокой реальности, кроме их приезда для тебя не существует.
— Не существует, — акцентировал я.
— А что задумал, если не секрет?
— Гениальное феерическое шоу, которое завтра должно состояться с помощью твоих костюмов.
— Да что ты говоришь? — она теперь слегка улыбнулась. — Выходит, Костик, мой вчерашний приезд тебе подсказал что-то интересное?
— Выходит подсказал: только смотри не зазнайся, а то опять: обозлишь меня…
— Всё-всё, злить больше не буду. А что за шоу?
— Узнаешь попозже, а если захочешь — можешь поучаствовать.
— Хочу, безумно хочу! — она заметно прибодрилась.
— Сначала — костюмы, сегодня, сею секунду, для меня это очень важно.
— Хорошо, я готова!
— Значит, поехали?
— Поехали!
— Сбор через пятнадцать минут, иди, одевайся.
— Извини, Костик, можно один вопрос?
— Извиняю, можно.
— А ты Ольгу с отцом: будешь убивать?
— Буду делать из них лапшу:
Моя тёмно-вишнёвая "Honda" летела по загородной трассе.
Наталья расслабленно утопала в соседнем кресле, ей было очень приятно мчаться на моей машине, глядеть вперёд в бесконечную даль и ловить минуты счастья, она повернулась ко мне и с улыбкой пропела:
— "Капитан, капитан, улыбнитесь! Ведь улыбка это — флаг корабля!"… Капитан, а у нас сегодня только один причал — института Культуры? Или ещё какие?
— Институт Культуры — первый и главный причал, — ответил я задумчиво.
— Так, — она загнула палец, — первый причал. — А второй?
— Зачем тебе сразу второй? Ты видишь, что там впереди?
— Окружная.
— Ну, говори.
— А-а-а, да-да. По окружной до Химок, а там будет огромный указатель "Платформа Левобережная", потом я покажу.
— Понял. Дальше, второй причал — московский двор, встреча с калмыком.
— Зачем?
— Без комментариев, я же сказал — попозже всё узнаешь. Терпенье.
— Ясно. Второй причал — калмык, — и Наталья загнула второй палец.
— Третий и последний — моя квартира, подготовка феерического шоу, репетиции, генеральные прогоны и терпеливое ожидание главных участников из Петербурга.
Наталья загнула третий палец.
— Значит так, — пояснил я, — своей подруге меня представишь двоюродным братом, всё-таки родственник, лишь бы костюмы дала.
— Женихом! — предложила Наталья.
— Нет, — категорично ответил я, — женихом слишком круто.
— Ну и что? Круто и красиво! А костюмы нужны для свадьбы, у нас может задумка такая, она вообще тогда без проката отдаст, без всяких денег!
— Да?
— Конечно! Ленка как узнает про мою свадьбу — какие там деньги!
— Молодец Ленка, ладно. Ты только смотри там: слишком не переигрывай про свадьбу, не хочу, — и я серьёзно посмотрел на неё.
— Не хочешь — не буду, хотя напрасно, свадьба — очень классное мероприятие, но: конечно: смотря с кем:
— Ты опять злишь?!
— Нет-нет! — и Наталья замахала руками. — Давай дальше, Костик, про калмыка!
— Дальше — дворник калмык. У меня с ним серьёзный разговор, ты сидишь в машине и ждёшь.
— Хорошо, сижу и жду!. А почему меня не возьмёшь к своему калмыку?
— Сказал же: серьёзный разговор!
— Всё-всё, Костик, сижу и жду!
Я откинул голову на спинку кресла и вздохнул:
— А теперь давай помолчим, хочу тишины.
— Молчи-молчи, — она понимающе закивала головой, но всё же шёпотом спросила. — Извини, Костик, один вопрос:
— Ну.
— Можно посмотреть фотографии в том большом конверте? Почему ты скрываешь от меня? Я же тебе помогаю с костюмами.
Я перегнулся к заднему сиденью, протянул руку, взял заказной почтовый пакет и положил ей на колени.
Наталья не знала суть фотографий, спокойно вынула первое фото и тут же громко ахнула:
— Ой! Боже! Это: это они?! Боже! — и даже на секунду прикрыла глаза от увиденного ужаса, потом вынула второе фото похлеще первого, и по щекам покатились неожиданные слёзы. — Как же такое получается?. Это что же творится, Костик?. — она до того поразилась, вынимая одно фото за другим, что начала тихо плакать.
— Ой… Какой кошмар… Ко: Костик:
Я рванул из рук Натальи фотографии вместе с конвертом и кинул обратно на заднее сиденье.
Наталья сочувственно продолжала реветь, неотрывно глядя на меня и прижав ладошки к своей груди…
Ленка-костюмер, обманутая нами, была весёлой светловолосой и пышнотелой девицей с открытым русским лицом, Радостно встретив нас, она по-простецки сказала:
— А ты никак плакала, невестушка? Я не пойму: глаза красные как у крысёнка: нос на свёклу похож, ты в зеркало-то глянь, страхолюдна, — и засмеялась, повернувшись ко мне. — Вы уж, Костик, простите, мы с Наташкой по-свойски.
Я кивнул и улыбнулся собачьей улыбкой.
Наталья глянула в зеркало и также по-свойски ответила:
— Ты — злыдня, а не подруга, как можно при любимом женихе меня крысёнком обзывать?
Я закашлял.
Наталья с удовольствием врала:
— Ещё как плакала, Ленка, ой, как плакала. Мы только вышли из ЗАГСА, когда заявку подали, и я — в слёзы, лью и лью.
— Вот, дурёха, ей счастье привалило, а она — в слёзы.
— А как же без них-то, подруга? Ну, думаю, всё, новая жизнь началась, и мне так страшно стало, а Костик парень весёлый, вроде тебя, сидит за рулём, поёт и утешает:
И тут Ленка-костюмер схватила меня под руку, прижала к себе и радостно заголосила:
— Ой, Костик, так вы такие прелестные песни знаете?! А давайте целый куплет споём, это же моя любимая песня, я ведь раньше в этом институте на хоровом отделении училась, а потом бросила и сюда пошла!
— Давайте-давайте… можно куплет… чего же не спеть с хорошим человеком: — ответил я и покосился на Наталью.
Наталья развела руками.
Мы с Ленкой-костюмером дружно спели, к тому же слова я прекрасно знал:
Ленка без всякого стеснения чмокнула меня в щёку, Наталью — в губы и с восторгом прокричала:
— Вот, сразу видно — писатель, культурный и душевный человек! Ну, Наташка, люби Костика больше жизни! Поздравляю и жду приглашенья на свадьбу! Та-А-К, значит ещё три китайских?! Щас отгрузим! Слушай, а ни хочешь костюмы Кикиморы и Лешего?! До того классные костюмчики, вся свадьба со смеху помрёт!.
Грустная Наталья осталась одна в машине, слушала музыку и уплетала батон белого хлеба, запивая молоком из пакета. Сквозь лобовое стекло она смотрела в глубину двора, где я сидел в детской песочнице с тремя калмыками.
Внимательно дослушав меня, Коля-калмык покивал головой, поцокал языком и сказал:
— Да-а-а-а, карашо придумал Константина, настоящая кино, детектива, — и повернулся к своим друзьям.
Они сразу подхватили:
— Да-да, очень шустрый придумка, интересный придумка.
— Однако страшно хлопотный придумка, много работай придётся.
Коля-калмык поднял руку, остановил друзей и для пущей важности переспросил меня:
— Значит, Константина, будешь по честный платить и накормить-напоить тоже будешь? Так тебя понимай?
— Так, — подтвердил я.
— Карашо: сколько платить и чем накормить-напоить?
Я ответил:
— Пятнадцать тысяч на троих. Королевского стола не обещаю, но водку, картошку с селёдкой, колбасу и сыр гарантирую.
Все трое калмыков сгрудились, что-то заговорили по-своему, и старший Коля снова обратился ко мне:
— У нас есть мало-мало вопроса.
— Давай.
— А сухари в турму ты тожа нам носить будешь?
Я тупо посмотрел на него:
— Какие сухари? Какая тюрьма? С чего ты взял?
— Опасно, однако, — покачал головой Коля-калмык, — твой Ольга и твоя папа узнавать нас могут, в милиция скажут, а в милиция что: сухари и турма. Э-э-э, Константина, опасно бывай.
— Да перестань, Коля, как же они узнают, если на вас будут китайские костюмы, я же объяснял, а на лицах — страшные маски. Чего тут опасного?
— Э-э-э, а вот страшный маска как раз можно до смерти запугать, особенно твой Ольга. Он у тебя спортсмен тонкий и хрупкий как былинка в степи, шибко эмоциональный как травка на ветру, так закричать может — ой-ёй-ёй!
— Тьфу ты чёрт! — не выдержал я и хлопнул себя по колену. — А вы для чего?! Для чего я вас собираю и хочу хорошие деньги платить, чтобы всякие Ольги крик подняли?! Ваша задача в том и состоит: не единого писка с их стороны не должно быть, припугнули, связали, поставили куда следует и ушли, остальное — моя проблема! — я безнадёжно махнул рукой. — Эх, Коля, брат называется, калмык, товарищ, друг степей! Я-то думал — приеду, поговорю, он поможет, а Коля сдрейфил! Милиция! Сухари!
— Тихо-тихо, — успокоил Коля, — ты шибко кипячий, Константина, остывать надо и трезво бывает глядеть надо.
Остальные калмыки снова затараторили, обсуждая что-то, но старший Коля одёрнул друзей и сказал мне:
— Есть ещё мало-мало вопроса.
— Если про сухари, лучше не спрашивай, давай сразу разойдёмся! — строго ответил я.
— Про другой хочу, зачем сухари.
— Про "другой" давай!
Коля-калмык откашлялся и выдал:
— Тутва через два дом в третий двор татарин-дворник есть, у него подсобная кобыла на ходу. Я с этим дворник близко дружить. Мы пригоняй сюда кобыла, вязать к ней сзади твой Ольга длинный верёвка и катать по наш двор на виду всех жилец, лучший позор и наглядный урок для твой предатель Ольга не может быть. Я же тебе говорил кода-то.
— Ты шутишь или рехнулся?! — прорычал я. — Ты что мелишь?! Может нам прокатить Ольгу за этой кобылой прямо перед окнами двадцать третьего отделения милиции, оно здесь рядом, через дорогу, тогда уж сухари точно обеспечены! Я что-то не пойму: то ли ты дурачишься надо мной, то ли цену набиваешь?!
Он хмыкнул и ответил:
— Спокойся, Константина, спокойся. Цену-цену, конечно, цену.
— Ну и сколько вы хотите?! Только не морочьте мне голову татарскими кобылами!
— Нам можно пошушукнуть?
— Можно, только быстрей!
Они довольно быстро пошушукались, и Коля доложил:
— Карашо, Константина. Мы не берём кобыла татарин-дворник, чёрта с нея. Мы берём твоя рискованный плана, но отченно просим: повышать деньги — не пятнадцать тысяча, а восемнадцать тысяча. Плюс — кормиться не один колбаса, сыр и селёдка, а молоденький курочка, красный икра, оченно короший водка и ещё не мешай бы нам овощи-фрукты. Вот так-то, Константина.
Я кисло улыбнулся и укорил его:
— Эх, Коля-Коля, ты думаешь, я сразу не понял, к чему ты тянешь резину? Ладно, будь по-вашему. Что — рады? Обобрали человека до нитки и рады?
Они все трое хитро захихикали, и Коля ответил:
— Однако боязно, Константина, поэтому рады. Твой Ольга и твоя папа мы карашо знай, карашо к ним относись, а затра придётся мало-мало на них свой рук применяй. Ты понимай как это трудно по-человечному? Мы рады, что побольше деньги нас успокоит и наша совесть очень хорошо смягчайся.
— Ладно-ладно, по рукам, ну вас… — сказал я и протянул ладони, — так и быть, меняю расценки, меняю обычный закусочный стол на королевский обед, и каждому калмыку — по Мерседесу.
Они все трое громко засмеялись и хлопнули меня по ладоням.
Мне было не до смеха, потому что совсем скоро наступит завтрашний день…
И ЗАВТРАШНИЙ ДЕНЬ НАСТУПИЛ…
ЧЕРЕЗ ТЕМНОТУ…
ЧЕРЕЗ РАННЕЕ ХМУРОЕ УТРО…
ЧЕРЕЗ БЕГУЩИЕ С БЕШЕНОЙ СКОРОСТЬЮ ЧЁРНЫЕ ОБЛАКА НА СЕРОМ НЕБЕ…
ЧЕРЕЗ СУМАСШЕДШЕЕ БИЕНИЕ МОЕГО СЕРДЦА, СТУК КОТОРОГО СЛЫШАЛСЯ, КАЗАЛОСЬ, ВО ВСЕЙ ВСЕЛЕННОЙ…
Моё воспалённое воображение быстро рисовало яркую картинку: чёрный "Lend Rower" подвозит Ольгу к метро, она целует отца, открывает дверцу машины, стройные ножки в красных полусапожках касаются тротуара и топают по лёгкому снежку в сторону нашего дома, который виден совсем близко. "Lend Rower" срывается с места, и отец мчит куда-нибудь скоротать несколько часов, чтобы вскоре вернуться обратно к тому же дому.
Пока я фантазировал на тему их приезда, Ольга действительно шла по двору в тёмно коричневой куртке с большой спортивной сумкой на плече, она завернула к подъезду, стремительно подходя к нему.
Четвёртый калмык-дежурный, взятый мной специально для улицы, опёрся на длинную палку метлы и достал телефон…
Три "китайских стража" в полной готовности сидели на кухне, я был с ними, но без костюма. В моей руке резко зазвонил мобильник, и все насторожились.
— На связи! — ответил я.
Голос дежурного торопливо доложил со двора:
— Ольга вошёл в подъезд!
— Понял! — сказал я и кивнул всем троим. — Вперёд, "китайцы"! Началось!
— Мы сделай всё, как ты велел, Константина! — строго и чётко уверил Коля-калмык.
Нацепив на лица страшные маски с большими красными ушами, с белыми клыками в открытых пастях, широкими синими носами и узкими щелками для глаз, они мгновенно заняли места в прихожей: два спрятались за одежду вешалки, а другой притаился у входной двери.
Подождав несколько секунд и убедившись в полной готовности, я скрылся за дверью своей комнаты.
На краю дивана настороженно сидела Наталья, прикрыв уши ладонями. Она испуганно посмотрела на меня и тихо спросила:
— Идёт?.
Я кивнул.
— О, Господи, скорей бы, скорей бы, скорей бы… — пролепетала она.
Я прилип к стене и внимательно начал слушать.
И вот: Ольгин ключ наконец-то открыл замок, который звучно лязгнул два раза, входная дверь открылась с тихим скрипом, и шаги ступили в прихожую.
— Эй, Костик! — раздался весёлый Ольгин голос. — Ты где?! Ау-у-у!
Наталья закрыла глаза и ещё сильней обхватила уши.
В прихожей резко щёлкнул включатель, Ольга коротко взвизгнула и тут же замолчала, на несколько секунд зависла бурная суета, потом перешла в чёткие размеренные движения рук и ног, и всё невидимое действие переместилось, по-моему, в отцовскую комнату, как и должно быть по плану.
Я заглянул в щелку своей приоткрытой двери и увидел на полу Ольгины сапоги, куртку, спортивную сумку и скомканные джинсы, потом шагнул к Наталье и потрепал её за плечо.
Она открыла глаза, отпустила уши и с надеждой прошептала:
— Всё?.
— Пока, думаю, всё, — ответил я. — Сейчас войдёт Коля, и будет продолжение. Ясно?
Она кивнула и снова прижала уши ладонями.
Я отрицательно помотал головой.
Наталья поняла и опустила руки.
— Не бойся, — сказал я, — она уже не сможет ни визжать, ни кричать, будет только мычать, потому что рот заклеен пластырем.
Наталья ужаснулась, сдержалась и тихо произнесла:
— Почему ты так спокойно об этом говоришь, Костик… она ведь моя сестра: какая-никакая, а сестра:
— Потому что я ненавижу её. А тебя что жалость обуяла? Ты же совсем недавно так ревела в машине, глядя на фотографии.
Вошёл Коля-калмык со спущенной маской и шёпотом доложил:
— Ольга готов, можно поставлять на горох.
— Молодец, — похвалил я и показал на Наталью, — она пойдёт с нами ставить Ольгу на горох. Пойдёшь?
Наталья проглотила тяжелую слюну и с огромным трудом ответила:
— Пойду:
Когда мы втроём — я, Наталья и Коля-калмык — вошли в костюмах и масках в отцовскую комнату, Ольга лежала на полу в одних трусах и лёгкой кофте, руки и ноги были завязаны назад, причём кисти и ступни — ловко перехвачены единым узлом. Её рот был заклеен широким пластырем, она нудно и противно мычала, лицо выражало дикий испуг, а слезливые глаза умоляли о пощаде.
Казалось, Ольга узнала меня и Наталью, но: это только казалось, потому что костюмы и маски были абсолютно одинаковы, и ничего заподозрить было невозможно.
Мы все трое чётко и делово подошли к длинному ряду серых бумажных пачек, на которых было написано ГОРОХ, взяли по пачке, открыли и демонстративно стали высыпать в большой продолговатый деревянный жбан, с каждой секундой всё больше и больше устрашая Ольгу. Повторив несколько раз этот процесс, мы с Колей теперь дружно приподняли "несчастную пленницу" и опустили голыми ногами на горох. Высокие края жбана, которые были Ольге почти по плечи, никак не позволяли выбраться из него со связанными руками и ногами, как бы этого ни хотелось.
Ольга молчаливо заплакала, затряслась и поняла всю свою безысходность: твёрдые круглые шарики совсем скоро начнут давить на ноги и мышцы.
Недалеко от неё стоял точно такой же жбан, уготованный для другого пленника.
Мы все трое развернулись, почтительно поклонились Ольге, поднеся к маскам ладошки-лодочки, и вышли:
За кухонным "праздничным" столом я и Наталья ничего не ели и не пили, всю еду и водку поглощали только калмыки, мирно и тихо о чём-то курлыкав на своём языке.
Я крутил пустой стеклянный стакан и напряжённо думал.
Наталья изредка глядела на меня, мазала хлеб красной икрой и заполняла тарелку.
Коля перегнулся через стол и сказал:
— Константина, мне пойти проверяй Ольга, она много-много на горох стоять, кабы чего ни случайся, — и кивнул на часы.
Я поднялся и мрачно ответил:
— Сам проверю, ешь, — и протянул ему мобильник. — Будь на связи, может Саша звонить.
— Я с тобой, — решительно сказала Наталья и вышла из-за стола.
— Пошли.
Мы запахнули костюмы, нацепили маски, я взял большую чашку и налил холодной воды из-под крана…
Войдя в отцовскую комнату, я заметил, что Ольгина голова безжизненно повисла в сторону.
Наталья хотела кинуться к ней, но я остановил её прыть и двинулся один.
Ольгины глаза были закрыты.
Я налил в ладонь воды и плеснул ей в лицо, потом ещё раз и ещё.
Голова мотнулась, веки открылись, Ольга простонала, посмотрела на меня и замычала.
Секунду-другую я глядел на неё, а потом хлёстко ударил по лицу. Она заплакала.
Наталья ахнула из-под маски, но звук был глухим и совсем неразличимым — мужской или женский.
Дверь комнаты вдруг резко распахнулась, и я увидел, как из глубины прихожей меня отчаянно манил Коля-калмык и тыкал пальцем на кухню.
Я выскочил из отцовской комнаты, утащив за собой Наталью, и плотно закрыл дверь.
Когда я влетел на кухню, все калмыки стояли в полной готовности, а Коля поспешно сказал:
— Твоя папа приехал, из машин выходит.
— По местам, "китайцы", быстро, — я скинул костюм с маской и отдал Коле.
— Константина, — впопыхах заметил он, — твоя папа есть не твой Ольга, он шибко здоровый, одним пальчик не скрутить, надо вдарить мало-мало.
— Вдарь, только синяков не надо.
— Я умей так, что синяк не будет.
— Всё, Коля, вперёд.
"Китайцы" заняли места, а мы с Натальей опять скрылись в комнате.
На этот раз она была очень серьёзна, сосредоточена и вовсе не стремилась закрыть уши, стояла рядом со мной и слушала прихожую.
Когда раздался щелчок замка, наши взгляды жёстко перехлестнулись, и до нас долетело, как шумно и весело отец ввалился в прихожую, пропев на всю квартиру:
А потом добавил ещё веселей, должно быть разглядев праздничный стол на кухне:
— Ага! Они уже пируют, голубки мои! Не дождались и пируют! Вы где?!
Больше отец ничего не пропел и ничего не сказал, а только издал короткий неразборчивый возглас и тяжело упал. Возникла суета, которая нарастала с каждой секундой, кто-то упал ещё, затем — шлепки, удары, и всё якобы стихло, а стремительное действие перенеслось в отцовскую комнату, и ясно послышалось, как бьётся дробью сыпучий горох о пустое дно здорового жбана.
— Щас на горох посадят, — прошептала Наталья, — лишь бы устоял, он у тебя такой огромный.
— Устоит. Коля всю ночь возился с этими жбанами, опорами и верёвками, всё рассчитал на совесть.
Из комнаты отца теперь громко и даже зверски раздались крики "китайцев":
— Ху зан ши фу!
— Ху зан ши фу!
— Ху зан ши фу!
— Фай-фай-фай!
— Фай-фай-фай!
— Фай-фай-фай!
— Зачем так долго? — я покачал головой. — В роль вошли, что ли?
— Нормально, — проговорила Наталья, — чем дольше, тем страшней. Сам же вчера просил на репетиции: "Кричите злее, будто хотите сожрать!".
— Злее, но не долго — разница есть?
В прихожей, наконец, послышались шаги, и к нам в комнату вошли все три "китайца", они скинули маски и тяжело отдышались, а Коля протянул мне отцовские брюки как доказательство серьёзной работы.
Я взял, брезгливо швырнул их на пол, но всё же сказал:
— Спасибо за честную работу, молодцы.
— Кирдык, однако, — ответил Коля и стал поспешно снимать костюм, подав сигнал своим друзьям.
Я быстро попросил Наталью:
— Пожалуйста, сходи на кухню, уложи в пакеты еду и водку для ребят, убери со стола и помой посуду.
Наталья кивнула и вышла.
Калмыки аккуратно положили костюмы на диван и замерли в ожидании.
Я вынул с книжной полки "Агату Кристи", достал из середины тома бумажный конверт и протянул Коле:
— Пересчитай.
Он цепко взял его, вытряхнул деньги и довольно лихо пересчитал — по уголкам и двумя пальцами.
— Карашо, всё порядка, — кивнул Коля. — Ладна, наша уходить прочь, а ты, Константина, будь здеся осторожна: держать нога долго на горох оченно есть больно и бывать оченно опасно.
— Я разберусь…
: Отцовская комната превратилась в камеру пыток. "Несчастные пленники" были крепко привязаны толстыми верёвками каждый к своему жбану и сидели голыми согнутыми ногами на горохе, а центр тяжести попадал на колени и лодыжки ступней. Они смотрели друг на друга бессмысленными взглядами и тупо мычали заклеенными ртами. Когда Ольга теряла последние силы, валилась от усталости на боковые крепления и закрывала глаза, отец начинал мычать ещё громче, как бы подбадривая её. Она на секунду оживала и снова резко "исчезала".
Дверь комнаты открылась и вошла Наталья в китайском костюме и маске, она держала в заскорузлых раскрашенных перчатках три бокала для шампанского. Следом за ней в комнату шагнул и я, но без китайского костюма и маски, во всём своём цивильном и привычном одеянии, в руке я держал закрытую бутылку шампанского. Шоу продолжалось.
Увидав меня, отец и Ольга замычали с такой силой, завертели головами с такой проснувшейся энергией, что мне действительно после этого только и оставалось развязать их, поцеловать и попросить извинение за свой спектакль.
Я саркастически улыбнулся и показал обоим две фиги:
— Накось, выкуси! Спешу и падаю к вашим ножкам!
Наталья быстро поставила бокал перед жбаном отца, другой — перед жбаном Ольги, третий — на журнальный стол, около которого стоял я, и где лежали питерские фотографии со свёрнутым рисунком обнажённой Ольги.
Завершив свой "китайский" ритуал трёхкратным хлопком перчаток, Наталья исчезла из комнаты, предоставив мне полную свободу действий согласно моему плану.
И я сразу начал — радостно, широко, с издёвкой, иронией и прочая, прочая, прочая:
— Ну-у-у! Что приуныли, что замолчали, будто рты завязаны, а?! Вот мы и здесь, мои дорогие, под крышей, так сказать, дома своего! Я вам скажу откровенно, что пригласил вас для того, чтобы сообщить пренеприятнейшее известие: к нам едет ревиз… э-э-э-э… простите я — молодой писатель, начитался подряд всех классиков, учусь уму-разуму и иной раз говорю прямо цитатами то Гоголя, то Достоевского. Вот, к примеру, замечательная цитата Фёдора Михалыча: "раньше были Образы, а теперь — образины", прекрасно, не правда ли?! Ни к вам ли это относится?!. Так бишь о чём я?! А, да-да! Я пригласил вас для того, чтобы сообщить пренеприятнейшее известие: я остался в дураках! И по этому поводу хочу по-свойски предложить вам вмазать холодненького шампанского!
Я ловко открыл бутылку шампанского и дал громыхнуть брызгами салюта, стрельнув пробкой в потолок.
Когда я плескал игристое вино в бокалы отца и Ольги, они глядели на меня такими очумелыми глазами, что прямо мороз по коже продрал.
— Ну-ка, отец, махни! И ты, Оленька… отсоси: глоточек! — потом я налил себе, пригубил и продолжил. — А-а, понимаю, вам не пьётся: у вас ни рук, ни ног, ни ртов! А что ты, Оленька, так испугалась и так взблЯднула?! Всё страшное ещё впереди, вот оно — на журнальном столе лежит! Там, отец, и про тебя есть, много про тебя есть! Одним словом, не будем терять времени и перейдём к доказательству моего дурацкого положения!
Я подошёл к журнальному столу, поставил бокал, взял свёрнутый лист ватмана с рисунком обнажённой Ольги и разложил его на полу перед глазами моих "несчастных", придавив концы ватмана пакетами оставшегося гороха.
Отец неистово замычал, а за ним и Ольга, только очень тоненько и плаксиво.
— И так, пробежав лёгким взглядом по шедевру великого мастера глины, пластилина, кисти и карандаша, я как д у р а к узнаю в этой обнажённой девице знакомое мне… блядское существо, которое до сей поры таким мне совсем не казалось! Вот ведь парадокс нашей жизни!
Ольга замотала головой и заплакала.
Отец что-то мычал в её сторону и видно призывал к спокойствию, хотя сам начинал откровенно нервничать, дёргаясь в своём жбане.
— Оказывается: чёрт побери: я был не просто дураком, а насквозь дураком: если с меня снять дурацкий пиджак, то под ним окажется дурацкая рубаха и дурацкие брюки; если с меня снять дурацкую рубаху и дурацкие брюки, то под ними окажутся дурацкие трусы и дурацкое тело; если с меня снять дурацкие трусы, то под ними окажется дурацкий член, очень униженный и оскорблённый другим не дурацким членом, а членом моего родного отца! Вот ведь парадокс нашей жизни!
Ольга молчаливо плакала, а отец мычал, дёргался и что-то явно хотел мне сказать.
— Что-что?! — прислушался я к нему. — Вы хотите ещё доказательств?! Они есть у меня, — и я ехидно улыбнулся. — Только держите себя в руках, в завязанных руках, когда увидите это! Хорошо?! Вы даёте мне слово, что не будете шалить, падать в обморок, грызть свои кадушки и писаться на горох?!
Отец так характерно промычал, что мне отчётливо почудилась его басистая брань: "Да пошёл ты!".
— Хорошо-хорошо, я пошёл за другими вещдоками!
Подойдя к журнальному столу, я схватил несколько фотографий и вернулся обратно, разложив их на полу:
— Прошу внимания! Фанфары! Дробь!
Из прихожей громко раздались фанфары и барабанная дробь — Наталья вовремя включила аудиозапись.
— И вот он! — торжественно подхватил я. — Санкт-Петербург, "Белый зал дома Бажанова", улица Марата, 72! Презентация выставки скандального Миши Саенко! Чёрт возьми, и что мы видим на фото?! Знакомые радостные лица, которые сейчас торчат как кочаны капусты из этих паскудных кадушек, плачут и гниют на моих глазах! Где справедливость?! Где чувство такта у того дурака который так бессовестно проник в святую ложь этих двух "несчастных" и набрался хамства самолично приехать и тайно запечатлеть это историческое событие?! Кстати Оленька, осмелюсь спросить, а что у тебя с географией?! Да-да, с обычной географией, которую ты учила в школе?! Как же можно перепутать Астрахань с Петербургом?! И где же всё-таки проходили твои "спортивные сборы"?! В принципе неважно, знаешь, у моего друга был сосед, который называл гитару пылесосом и ничего, ничего, ничего!
Наглядевшись на фотографии глазами полными слёз, она затряслась и опустила лицо.
Отец мычал то в сторону Ольги, то в мою и дёргался как сумасшедший.
— Что-что? — и я опять прислушался к нему. — Тебе мало доказательств?! Пожалуйста! — я вернулся к столу и взял новую пачку фотографий, а затем аккуратно разложил перед ними. — Финский залив, дача Миши Саенко, русская баня! Узнаёте?! По счастливой случайности некий папарацци за немалую сумму согласился мне помочь в моей нелёгкой судьбе! Здорово, не правда ли?! Какая отменная клубничка, пальчики оближешь, секс в русской бане!
Отец вдруг перестал дёргаться и мычать, Ольга — плакать и стонать, они были в шоке, жестокая правда колола глаза.
Я вздохнул и тихо сказал:
— Всё, я устал от вас, вы мне надоели. Через несколько минут я уеду отсюда к чёртовой бабушке, но прежде хочу услышать пару слов от каждого. Кто первый?
Они оба смотрели в пол, отец глухо кашлял.
Я принял решение сам и медленно подошёл к Ольге, зацепил пальцами край пластыря и сильно его рванул, освободив ей рот.
Она громко вскрикнула от нестерпимой боли и стала жадно глотать воздух.
Я вернулся к журнальному столу, упал в кресло и с вопросом на лице уставился на неё.
Какое-то время Ольга смотрела на меня мокрыми глазами, потом тяжело проглотила ком в горле и сдавленным голосом проговорила:
— Костик, я сначала очень… очень попрошу тебя… умоляю… развяжи мне руки и ноги… Они совсем онемели, это опасно для меня, Костик… мне же выступать… у меня ноги в крови от этого ужасного гороха… помоги…
Отец резко оторвал взгляд от пола, перестав кашлять, и в ожидании посмотрел на меня.
Я отрицательно помотал головой:
— Увы, я не в силах сделать это, потому что на горох тебя посадила китайская охрана, а по закону освободить тебя должна она же. Однако китайская охрана ушла далеко, у них там своих дел во Дворце хватает.
Ольгина щека затряслась, и она просипела буквально на одних связках воспалённого горла:
— Не глупи, Костик: ты сам завёл серьёзную тему, а шутишь как… как ребёнок: Мне действительно плохо ногам… пожалуйста, развяжи, иначе я не смогу ничего сказать…
— Если не сможешь ты — скажут другие, — безжалостно оборвал я.
Я вскочил с кресла, подлетел к отцу и так же с силой сорвал пластырь с его рта. Он заревел от боли, потому что на губах были усы, и при этом успел плюнуть мне в лицо.
— Садист!!! — прокричал отец. — Садюга!!! Развяжи Ольгу, а я для твоей писательской потехи посижу здесь, сколько захочешь, только её развяжи!!! Ты же загубишь ей ноги!!!
Его плевок противно завис на моём глазу, а меня моментально охватил нервный смех:
— Ого-о! Он ещё плюётся! Вы только посмотрите! Какое хамство виновного человека! — я достал из кармана платок и вытерся. — Это я должен плевать тебе в харю, папочка! Только этого не будет, я лучше дам тебе вволю напиться шампанского!
Я цапнул со стола бутылку, сильно взболтал два раза и пустил шипящую струю прямо ему в рот.
Он фыркал, ловил воздух губами, словно рыба, и бешено мотал головой из стороны в сторону, пряча лицо.
— Пей, подлец! Пей! — я был неумолим. — Ухажёр чёртов! Ты же — подлец! Отец-подлец! Отец-подлец! — с великим наслажденьем рифмовал я.
— Прекрати-и-и-и!!! — резанул Ольгин голос, да так отчаянно, что моя рука с бутылкой разом опустилась. — Прекрати-и-и-и!!! — она, должно быть, собрала последние силы. — Я тебе всё расскажу!!!
— А мне "всё" не надо, мне тут ни хватало твою сучью ересь часами выслушивать! Мне надо два слова: как ты докатилась до таких успехов в спорте?!
И тут вклинился отец, тяжело сопя:
— Душа моя… не вздумай этому садисту… молчи: я ему сам… сам такие два слова скажу:
— Не понял, — я удивлённо поглядел на Ольгу, — мне что, продолжить поливать это дохлое растение или оно на время завянет и даст тебе сказать?!
— Завянет!!! — взмолилась Ольга и повернулась к отцу. — Завянь, прошу тебя!!!
— Садист: — пробубнил отец и "завял", замолчал.
— Я заигралась, Костик… Боже, я никогда не думала, что так далеко зайду… Одним словом Юрию Семёнычу для его официальных поездок и презентаций нужна была красивая высокая и стройная девушка… Костик, извини, что я так о себе говорю…
— А как ещё тебе о себе говорить?! — гаркнул я. — Ты что — чудище косоглазое, страшила косоротая?! Что ты здесь мнёшься передо мной?!
— Нет-нет… не мнусь… не кричи, а то мне трудно…
— А мне легко от твоих похождений?! А ну-ка, короче и быстрей!
— Да-да… И вот… для его серьёзных встреч с начальством и бизнесменами нужна была такая… как я… У них там условие: являться на деловые встречи со своими дамами… Юрий Семёныч мне однажды и говорит: "Выручай, у меня очень важное мероприятие, а без дамы своего сердца там не могу показаться, закон у них такой". Только, говорит, Костик ничего не должен знать, он не поймёт, начнёт ревновать, а у меня пустячное дело — пару раз прокатишься со мной, прикинешься моей женщиной, и всё: Я думала, что пару раз съезжу, помогу человеку, сделаю вид, что я его женщина, а получилось… миллион с лишним раз, господи… Я запуталась в этих бесконечных фуршетах, дорогущих столах, элитных знакомствах… И всё тайком от тебя, всё тайком от тебя… я вся истерзалась: — и она заплакала.
— Ишь ты, — покачал я головой, — так запуталась и так истерзалась, что прямым ходом угодила в постель к моему отцу! А переспав с ним, всё сразу распутала и мигом поняла, что терзания были напрасны, что бывают оказывается постели послаще Костикова дивана! Не так ли, отец?! — и я повернулся к нему.
Он мрачным басом объяснил, с ненавистью глядя на меня:
— Во-первых, она тебе не жена, чтобы прилипать только к твоему дивану, и ваша бумага из ЗАГСА ещё совершенно не говорит о том, что вы "официальные" супруги. А во-вторых: я тебе не отец:
— А я тебя только за одни эти слова уже вряд ли смогу назвать отцом!
— Ты не понял: я тебе по жизни не отец:
Ольга ахнула:
— Зачем ты, Юрий Семёныч?. Не надо:
— Молчи, дура, — одёрнул он, — ты свою правду сейчас рассказала. Разве так можно, Ольга? Ты же совсем недавно мне говорила: "любимый", "люблю". А в рассказе твоём получился не "любимый", а насильник, который повязал юную душу скользкой авантюрой.
— Интересно, — протянул я, — интересно… пожалуй, я на минуту ещё задержусь…
— Задержись-задержись.
— Задержусь, Юрий Семёныч:
— Вот именно — Юрий Семёныч или, в крайнем случае — Юра, только не отец. Твой отец погиб в 1987 году, он был испытателем машин, Тогда новые модели ЗИЛОВ выпускали, а он гонял их как сумасшедший по сложнейшим трассам, и где-то под Тулой долбанулся и загорелся: ни машины, ни его:
Героический человек был, смелый. Тебе тогда было года три или четыре. Вот так дело и пошло, что довольно быстро твоя мама утёрла слёзы, потому что жизнь молодой красивой женщины с маленьким ребёнком должна обязательно продолжаться. И однажды в Третьяковке мы с ней и познакомились: около картины Пукирева "Неравный брак"…
Меня будто обдало ледяным душем, и моё сердце учащённо забилось.
— Так и получилось, что все втроём — я, твоя мама и ты — стали жить да поживать в этой квартире. Мы с твоей мамой оженились, она меня прописала: я не москвич тогда был: а вот усыновить тебя не дала. У Костика, сказала, есть геройский отец и пусть он останется одним единственным, хотя Костик и не должен знать о его гибели, "не надо травмировать ребёнка", а ты, Юрий Семёныч, будь ему просто добрым и ласковым дядей. А наш Костик, постоянно видя Юрия Семёныча, возьми и назови его папой. Так и пошло: папа, а потом отец. А уж после болезни и смерти твоей мамы слово "отец" приклеилось ко мне намертво. Вот так. Хочешь вещдоки?
— Естественно… — монотонно ответил я словно пришибленный.
— Пожалуйста, они есть у меня. Но прежде — одно совпадение, которое бывает очень редко, но метко. Мы даже с твоей мамой хотели письмо написать товарищу Капице в его программу "Очевидное невероятное" — один человек погиб и появился второй точно такой же: твой отец — Ларионов Юрий Семёныч. Видал, как чёртова жизнь крутит? Я ещё помню, когда в детстве болел свинкой, мой лечащий врач был тоже Юрий Семёныч только не Ларионовым, правда:
— Мне эмоции не нужны! Доказательства! — я будто очнулся.
— Прошу. Правая секция с номерами моих скульптурных коллекций, дверца тридцать пятая, — и он кивнул на маленький шкаф, — откроешь, вытянешь узкий ящик, в глубине ящика лежат документы.
— Почему раньше не показывал?!
— Чтил слова твоей покойной мамы: "Костик не должен знать о его гибели, не надо травмировать ребёнка, а ты, Юрий Семёныч, будь ему добрым дядей!".
Я ничего не ответил и направился к шкафу, где была дверца под номером тридцать пять, открыл её, выдвинул узкий ящик с разноцветными мелками и достал документы, завёрнутые в лёгкий прозрачный целлофан. Я поспешно раскрутил его, взял первую верхнюю бумагу, развернул и прочитал про себя:
МОСКОВСКИЙ АВТОЗАВОД ИМЕНИ И. А. ЛИХАЧЁВА
МОСКОВСКИЙ СОБЕС "АЛЕКСЕЕВСКИЙ"
Ларионовой Надежде Александровне
УВЕДОМЛЕНИЕ О СМЕРТИ
Уважаемая Надежда Александровна!
С огромным прискорбием сообщаем Вам, что Ваш муж Ларионов Юрий Семёнович скоропостижно скончался во время испытания грузовой машины ЗИЛ на трассе Тула-Новомосковск в результате автоматических неполадок конструкции машины. Выполняя приказ государственной важности, Юрий Семёнович оставался до конца верен любимому заводу и отечественной продукции машин, выходящих с его конвейеров.
Его имя навсегда останется в сердцах заводчан и будет навечно занесено в книгу ПАМЯТИ!
Мы верим, что сын Юрия Семёновича — Ларионов Константин Юрьевич — будет достойным продолжателем отцовского мужества, стойкости и верности своему делу, которое он изберёт в будущем!
Все затраты на похороны в обязательном порядке берёт на себя Московский автозавод имени И. А. Лихачёва и Московский собес "Алексеевский". Необходимая денежная ссуда по смерти кормильца будет Вам незамедлительно предоставлена.
Потом шли подписи, печати, и я быстро свернул обратно эту невесёлую бумагу. В целлофановом пакете лежало письмо в конверте, справка с кучей разных штампов и три слегка пожелтевших фотографии. На одной из них был запечатлён пейзаж незнакомого мне двора со старыми качелями, покосившейся лавкой и кургузым подъездом дома. На другом фото средним планом — молодая мама рядом с молодым мужчиной, моим отцом. У отца была забавная причёска "ёжик", черты лица — приятные, даже миловидные, но смотрел он сурово и строго, словно хотел мне что-то высказать не очень лестное. На третьей фотографии — один отец в шоферской спецовке, а на голове лежала кепка с повёрнутым на бок козырьком, здесь он слегка улыбался.
Я собрал документы, положил в карман рубахи и поглядел на "своих несчастных".
Ольга тихо стонала в забытьи и что-то шептала с полузакрытыми глазами.
Юрий Семёныч холодным волчьим взглядом смотрел на меня.
— Ну, что? — протянул он, — мой паспорт, надеюсь, не нужен? Там другой Юрий Семёныч, чужой тебе человек который подвергся сейчас страшному истязанию вместе со своей женщиной, что повлекло за собой физические и моральные травмы. Ты понял, о чём я?
— Да пошёл ты вместе со своей…
— Я-то пойду и прямо в милицию! — снова заорал и задёргался он. — Я тебе не отец, она тебе ещё не жена, подумаешь — они заявление подали, ну и что?!
ЖИЗНЬ взяла и плюнула на это заявление, распорядилась по-другому, и Ольга полюбила меня, для этого в наших ЗАГСАХ испытательный срок и даётся! И таких случаев среди людей масса, так что же теперь пытки устраивать, самосуды?! Ты что, совсем сбрендил?! А ну, быстро развязал меня, если не хочешь осложнений!
— Сам себя развяжешь, и пусть это будет заключительный аттракцион нашего шоу! — я достал из кармана нож, вытянул лезвие, кинул к его жбану, выскочил из комнаты, захлопнул за собой дверь и почему-то сильно заволновался.
— Садист!!! Фашист!!! — долетел во след истерический бас. — Вернись и развяжи!!!
Наталья сидела в коридоре, обхватив голову руками, и полоумными глазами глядела на меня:
— Что же теперь будет, Костик?. — прошептала она. — Ведь он отчасти прав…
— Быстро уходим, я должен успеть на САПСАН, мне в Петербург надо! Что ты расселась?! Собирай костюмы!
Я влетел в свою комнату и начал сам запихивать костюмы в большой целлофановый пакет.
— Какой САПСАН? — вбежала удивлённая Наталья. — Какой Петербург? Зачем? Ты же ничего не говорил.
— Быстро! — мои руки тряслись, а сердце неуёмно бухало тяжёлым молотом. — Хватай костюмы, чёрт тебя побери! Я же опоздаю! — мой нервный голос предательски срывался на противный фальцет.
— Подожди, Костик, я прекрасно понимаю — тебя потрясло, что он не твой отец, но успокойся, подожди: может их правда развязать?.
— Что-о-о-о! — меня закрутило по комнате. — Всё, я тебя освобождаю от себя! Держи свой мобильник и езжай куда хочешь! На, возьми! А мне надо на САПСАН! — и вдруг вспомнил. — Чёрт! Я же забыл чай для этих мразей! Чай! Чай! Чай!
Как угорелый я ворвался на кухню, достал со шкафа заветный свёрток, разорвал, вынул две пачки отравленного "Индийского чая" из утренней росы и поставил на видное место рядом с чашками…
Во дворе я никак не мог отцепить Наталью от распахнутой дверцы своей машины.
— Я с тобой!!! — визжала она. — Ты какой-то бешеный, мне страшно за тебя!!! Пусти!!! — и успела швырнуть пакет на заднее сиденье.
Мне ничего не оставалось, как только ударить её по руке и сильно оттолкнуть.
Наталья споткнулась о ближайший куст, перевернулась и упала.
— Извини, но ты ничего не понимаешь! — я нырнул в машину и дал по газам.
Наталья вскочила, еле удержалась на склизкой земле и отчаянно кинулась к жёлтому такси.
— Стой! Стой! — во всю мощь закричала она и пустилась наперерез машине, отъезжавшей от подъезда дома. — Шеф, стой!
Такси притормозило, дверь приоткрылась, Наталья пулей влетела на переднее сиденье и приказала:
— Вперёд, за той Хондой! Скорей, плачу сполна!
— Сполна я люблю, барышня! — усмехнулся водитель лет пятидесяти и спросил. — А как "вперёд", преследуем, или остановить?
— Преследуем!
— Понял!.
Юрий Семёныч, тяжело пыхтя от злости, дёргая руками и ногами, с остервенением глядел на нож, который недоступно валялся на полу хотя и рядом с его жбаном. Он плюнул на него и повернулся к Ольге.
Она бессмысленно что-то шептала в полусонном обморочном состоянии, всё так же откинувшись на бок.
— Не спать! — крикнул Юрий Семёныч. — Держись! Говори со мной, болтай, пой, но не спи!
Она услышала, очнулась и уставилась на фотографии и большой рисунок на листе ватмана, которые лежали перед ними.
— А что петь, Юра?.
— Не знаю! — раздражённо ответил он и тут же предложил. — "Врагу не сдаётся наш гордый варяг"!
— Убери… убери от меня эти фото… этот голый рисунок: — жалобно простонала она и всхлипнула.
— Как я уберу?! Мне самому эти вещдоки все глаза изрезали! Не плакать, отставить слёзы, собрать последние силы и подумать, как мне достать этот чёртов нож?!
Ольга увидела нож и пропищала:
— Он хотел нас зарезать?.
— Да! И покромсать на куски, — съязвил Юрий Семёныч, — а потом передумал и сказал: "Ну, вас к чёрту, вот вам нож, сами себя развяжите и сами себя зарежьте!".
— Значит… ты меня сейчас зарежешь, когда развяжешь, да? — более чем серьёзно спросила она и заплакала. — Мама!
— Оля-А-А! Очнись, Оля-А-А!.
Я вцепился в баранку руля и летел вперёд, мысленно видя свою цель уже совсем близко, и только дотошные светофоры со своими вечными пешеходами тормозили мой полёт и сильно меня нервировали. Но когда зелёный свет наконец-то давал дорогу, моя "Honda" облегчённо вздыхала и снова взлетала со свистом реактивного самолёта, обгоняя всё и вся.
В тот момент я совершенно и думать не думал, что Наталья с такой прытью поймает такси и устроит за мной слежку…
— А кто за рулём-то, барышня? — спросил водитель такси. — Ни каскадёр случайно?
Наталья неотступно глядела в лобовое стекло и словно держала на мушке убегающую Хонду.
— Почему каскадёр?
— Да гонит больно рискованно.
— А вы тоже гоните, — забеспокоилась Наталья, — а то отстанем и потеряем, точно потеряем.
— Не потеряем. Мы гнать не будем, а сделаем вот таким Макаром. Видали, барышня? — и он аккуратно, по правилам объехал неспешащих соседей, и до моей Хонды ему оставалось машины четыре.
— Да вы ближе давайте, ближе, всё равно далеко, щас рванёт — и всё.
— На этом участке не рванёт, вон какой поток перед ним.
— А если он нырнёт в переулок? Успеем?
— Если каскадёр, можем не успеть. Я поэтому и спросил: каскадёр или нет, как его понимать?
— Он писатель.
— Ничего себе — писатель. Я всегда думал, что писатели очень медлительный, ленивый народ, и если писатель едет на машине, то только по обочине и всем уступает дорогу.
— Нырнул! — вдруг истошно закричала Наталья. — В переулок нырнул! Я же говорила!
— Ах ты, ядрёна корень, вижу-вижу! Не волнуйтесь, барышня, мы щас сами там будем! — и он настойчиво стал сигналить, требуя уступить дорогу…
Юрий Семёныч — весь потный и багровый — во всю мощь пытался раскачать жбан, чтобы тот свалился на бок. Сделав ещё несколько энергичных толчков, он остановился и отдышался:
— Фу-у-у, не могу больше… пустая и бредовая затея…
— Попробуй ещё, прошу тебя: — умоляла Ольга, она была бледнее бледного, и глаза её закрывались. — Главное упасть, Юра, а там ухватишь ножик губами… хотя бы губами… О, господи, мои ноги… мои ноги…
— Да ничего не получится, ты сама рассуди: даже если упаду, у меня же не хобот слона, чтобы ухватить нож, закинуть его к верёвкам за спину и обрезать эти верёвки… — он не выдержал и прокричал в истерике. — Не хобот, понимаешь?! Не хобот!.
Водитель такси довольно успешно настигал мою Хонду, однако естественный вопрос родился сам собой:
— Барышня, а вообще-то у вашего любимого писателя есть конечный маршрут?
— Есть! Ленинградский вокзал, он спешит на поезд "Сапсан", ему приспичило в Петербург! Не могу понять зачем?! Он ничего не объяснил!
— А причём здесь Ленинградский вокзал?. — удивился водитель.
— Как причём?!. — не менее удивлённо спросила Наталья и посмотрела на него.
— Да потому что ваш писатель гонит совсем в другом направлении:
— Это как?!.
— Да так. Ленинградский вокзал находится на Комсомольской площади рядом с Ярославским и Казанским. Верно?
— Верно…
— Ну, а он же летит в другую степь…
— В какую степь?!.
— А я щас скажу, — водитель огляделся по сторонам, присмотрелся и ответил. — Он летит не к Ленинградскому вокзалу, а к Ленинградскому шоссе. Вон, смотрите, уже пошёл по нему, и мы естественно за ним, а для чего?
— Как "для чего"?!.
— Вот и я говорю, для чего мне это надо? Я же не повезу вас до Петербурга, согласитесь, а он явно поменял свой план, решил махнуть своим ходом до северной столицы. Ленинградка как раз туда и ведёт, щас будет окружная и так далее — по прямой.
Наталья опешила:
— Как же… он ведь сказал — на Ленинградский вокзал…
— Видать передумал, барышня.
— Да не хотел он своим ходом! — закричала она. — Не хотел! Здесь что-то не так, не так, я чувствую! Скорей!.
Юрий Семёныч последний и решительный раз так напрягся, так надулся в надежде освободиться, что даже жилы вспухли на висках и шее, а потом с диким стоном выдохнул и обмяк.
— Всё-о-о-о… — протянул он сиплым голосом, — кто-то на совесть помог "нашему Костику"… Судя по всему, он давно готовился к этой пытке… уж очень всё добросовестно сделано…
Ольга дослушала и ответила невпопад — казалось, что разум покидал её, и от этого становилось жутко:
— Да-да… ты ещё раз добросовестно попробуй… может какую верёвку и разорвёшь: добросовестно…
— Оля-А-А! Очни-и-и-сь!
— Господи, мои ноги… ноги… ноги…
— Значит так, — приказал он, — будем орать во всю глотку, чтобы соседи услышали! Другого выхода нет! Услышат и поймут неладное, что-нибудь сделают — сломают замок, дверь вышибут! И ты ори, как только можешь! Давай! Три-четыре! Э-э-й, кто-нибудь! Помогите-е-е! Э-э-й! Со-се-е-ди-и-и!
Ольга приоткрыла рот, хотела громко заорать, но вылетел мертвый шёпот, и голова её безжизненно повисла.
Юрий Семёныч орал один:
— Э-э-э-э-й! Со-се-е-ди-и-и! Помогите-е-е! Э-э-э-э-й!.
Я посмотрел на часы и резко прибавил скорость, крепко сжимая ладонями баранку руля и внимательно глядя в лобовое стекло — там где-то впереди уже должна быть цель:
Наталья развернулась к водителю всем телом и подняла ладошки "китайской лодочкой", умоляя плаксивым голосом:
— Прошу вас, езжайте за ним хоть ещё немного! Он не может своим ходом, он сейчас где-то остановится, я чувствую!
— Да еду-еду, пожалуйста, услуга наша — деньги ваши, только теперь точно видно, что он действительно не своим ходом… странно…
— Как видно?!
— Так и видно. Химки проехали? Проехали. Планерная позади? Позади. Ваш писатель щас гонит по окраине Новоподрезково в сторону Сходненской поймы. А теперь, барышня, поглядите налево.
Наталья резко посмотрела влево.
— Железные пути "Москва-Петербург", — пояснил водитель, — вон рельсы тянутся.
— Да-да, точно тянутся!
— То-то и оно. Куда он летит? До Ленинградского вокзала не стал, в поезд не сел, по дороге "Москва-Петербург" не поехал, а просто шпарит и шпарит по каким-то просёлкам параллельно железным путям. По-моему, этот писатель нарочно терзает и милую барышню, и жёлтую машину такси? Надо ему позвонить и строго спросить: как тебя понимать, писатель?!
— Точно! Позвонить надо! — и Наталья быстро достала мобильник…
Юрий Семёныч без передыха орал:
— Э-э-э-э-й, кто-нибудь! Помогите! Со-се-е-ди-и-и! Э-э-э-э-й!
Ольга окончательно затихла.
— Оля! Держись! Я сейчас громче попробую! Э-Э-Э-Э-Й! ПОМОГИТЕ! ЭЙ! КТО-НИБУДЬ! СО-СЕ-Е-ДИ-И-И!.
Удручённая Наталья, держа мобильник около уха, сообщила водителю:
— Не отвечает! Недоступен!
— И сколько нам гнаться за этим "недоступным"?
— Давайте ещё погонимся, я очень прошу!
— Вы бы сначала деньги пересчитали, барышня, а потом уже гнались.
— Я расплачусь, как надо, клянусь вам!.
— Э-Э-Э-Э-Й! ПОМОГИТЕ-Е-Е! СО-СЕ-Е-ДИ-И-И! ГДЕ ЖЕ ВЫ, ЧЕРТИ! ПОМОГИТЕ-Е-Е! Э-Э-Э-Э-Й! — с каждой секундой силы Юрия Семёныча начинали таять…
Наталья возбуждённо спросила:
— А он видит нас, как вы думаете?!
— Если иногда глядит в зеркало, может и видит мой жёлтый гребешок, но вас лично не видит, мы на целых три машины отстаём.
— А если нам не преследовать, а конкретно — остановить?!
— Каким образом?
— Ехать с ним вплотную с боку, и он как раз увидит меня!
Водитель усмехнулся и помотал головой:
— С боку никак не получится, милая барышня, там же встречное движение, создадим аварийную ситуацию, мы же не милиция с вертушкой и сиреной, мы можем только преследовать:
Глаза Юрия Семёныча слезились:
— Э-Э-Э-Э-Й! ПОМОГИТЕ-Е-Е! СО-СЕ-Е-ДИ-И-И! ПОМОГИТЕ-Е-Е!.
На лестничной площадке около входной двери Ларионовых собрался немногочисленный народ.
Участковый милиционер — лейтенант средних лет.
Молодой боец с автоматом.
Сотрудники МЧС.
Две женщины, одетые по-домашнему, и бородатый старик в коротком пальто, накинутом на пижаму.
"МЧС" торопливо крепил к замкам двери свою "адскую машину", похожую на огромный отбойный молоток с круглым железным рычагом наподобие руля.
Участковый слушал женщин и записывал в блокнот.
Одна из них взахлёб объясняла:
— Они же мои соседи по стене, я как услышала, сразу — на площадку и стала звонить, никто не открывает, один крик да и только! Беда, товарищ лейтенант, беда!
— Когда услышали?
— Полтора часа назад, точно!
— Да какой там "полтора", — возразила другая соседка, — час!
— Прямо "час", скажете тоже! Я как раз на часах пыль вытирала и в этот момент крик услышала, а было половина пятого, а щас гляньте — шесть!
— Вы хоть часы-то сверяете?!
— Тихо-тихо, женщины! — остановил участковый. — Все скажут по очереди!
— СО-СЕ-Е-ДИ-И-И! ПОМОГИТЕ-Е-Е! СКО-О-РЕ-Е-Й! КТО-НИБУДЬ!
— Вот бедолага, как бы ни помер… — покачал головой бородатый сосед.
— Дедушка, вы мне тут накаркаете, ей богу! Нельзя же так! — грозно одёрнул лейтенант и крикнул МЧСу. — Ребята, как у вас?!
— Секунду, лейтенант, секунду, — ответили они.
Участковый снова спросил женщину:
— А вы случайно не слышали подозрительных шумов: ударов, торопливых шагов, шёпот?
— Нет-нет, только крики, больше ничего!
— ПОМОГИТЕ-Е-Е! СО-СЕ-Е-ДИ-И-И! УМИРАЕМ!
— Готовы! — доложил сотрудник МЧС и схватился за рычаг своей "адской машины".
Участковый скомандовал:
— Всем соседям — по квартирам, вас позовут! Мигом-мигом!
Соседи разбежались.
— Ерохин, за мной! Я — первый, ты — следом, дальше — по обстановке!
— Понял, товарищ лейтенант! — доложил боец и уже метнулся к двери.
— ПОМОГИТЕ-Е-Е! УМИРА…
Лейтенант дёрнул из кобуры пистолет, поднял другую руку, секунду выждал и махнул МЧСу:
— Давай!
Рычаг "адской машины" резко повернулся, замки железной двери звонко хрустнули, посыпался металл осколков, ослабленная дверь распахнулась наотмашь, и первым в квартиру ворвался лейтенант, вытянув перед собой пистолет, а за ним — молодой боец.
— ПОМОГИТЕ-Е-Е! ПОМОГИТЕ-Е-Е! — долетело из комнаты.
Лейтенант вихрем рванулся туда, и ужасное зрелище поразило его.
— Ё-К-Л-М-Н! — он сунул пистолет в кобуру и бросился к Ольге.
Она, казалось, не дышала, вовсе не жила.
— Помогите: — прошептал Юрий Семёныч дрожащими губами.
Сотрудник МЧС кинулся к нему, а второй — уже откинул крышку медицинского чемодана.
Молодой боец замер на пороге комнаты и доложил:
— Всё тихо, товарищ лейтенант!
— Соседей зови, соседей! Быстро!.
Я едва не промчался мимо лесной просеки, чудом успел врубить левый поворот и резко крутанул руль, подскочив на ухабе…
— Во даёт писатель! — вырвалось у водителя такси. — Видали?! По лесной тропе погнал!
— Господи, куда же он?! Там же — пути!
— Ну да! Может он через рельсы на ту сторону хочет?!
— Давайте за ним, давайте!!!
— Даю-даю, щас повернём! На лесной просеке он шибко не разгонится!.
Проехав несколько метров, я остановил машину, как полоумный выскочил из неё и во всю прыть побежал к железнодорожным путям.
Вдали послышался пронзительный голос сверхскоростного САПСАНА.
А такси уже со свистом завернуло на лесную просеку.
— Вот он!!! Вот!!! — кричала Наталья. — К рельсам бежит!!! Скорей!!!
Я спотыкался, падал, вставал, задыхался и настойчиво приближался к путям.
Такси обогнуло брошенную Хонду, промчалось немного вперёд, Наталья буквально на ходу сиганула наружу, распахнув дверцу, и стремглав полетела за мной.
Я перепрыгнул рельсу и как вкопанный встал на шпалы. Сердце колотилось миллионом телячьих хвостов, глаза с ужасом смотрели, как впереди неистово гудел и приближался ко мне могучий смертельный САПСАН. Вот-вот подлетит ближе, вот-вот прощально прогудит пару раз и разорвёт на куски Костика Ларионова…
Ольга стонала и плакала, наконец освобождённая от ненавистных верёвок, лейтенант аккуратно приподнял её со злосчастного гороха и понёс скрюченное тело к дивану, положив головой на подушку.
Ольгины ноги были в крови.
Женщина-соседка участливо кинулась к ней, причитая и охая.
Шприц в руках сотрудника МЧС наполнялся спасительной жидкостью:
— А-а-а-а-а-а-а!!! — истошно вырвалось у меня, ноги тряслись, но я упорно продолжал стоять на шпалах. — А-а-а-а-а-а-а!!!
Между мной и САПСАНОМ оставалось метров шестьдесят.
— Ко-о-сти-и-ик! — голосила Наталья и неслась ко мне. — Ко-о-сти-и-ик!
Я не видел и не слышал её, я видел и слышал только страшную громаду САПСАНА.
— А-а-а-а-а-а-а!!!
И вдруг Натальино тело — как волна урагана — отшвырнуло меня от железного полотна и накрыло собой с раздирающим душу женским воплем.
В нескольких шагах от нас с бешеным грохотом колёс промчался мимо спешащий поезд, сотрясая землю, на которой мы лежали.
Когда наступила тишина, я медленно повёл плечом, потом дёрнулся, и Наталья приподнялась надо мной огромным, тяжело дышащим и потным лицом.
— Дурррак… — прохрипела она и зарыдала, уткнувшись в мою куртку.
Ошарашенный таксист сломя голову бежал к нам:
Три женщины со СКОРОЙ ПОМОЩИ, наклонив белые фигуры, усердно хлопотали над Ольгой, лежавшей на диване.
Юрий Семёныч сидел на кухне, укутанный в халат, и допивал стакан водки. Участковый был здесь же — напротив него и держал в руках фотографии, он подождал секунду и спросил:
— Полегчало?
— Да… — тихо ответил Юрий Семёныч и на секунду прикрыл глаза, чувствуя расслабление. — Ненавижу таблетки, уколы: водочка, только водочка: вам не предлагаю, вы на службе:
— И себе больше не надо, а то под стол рухнете.
— Я под стол?. Да ну что вы, лейтенант: простите, как вас?.
— Виктор Иваныч.
— Юрий Семёныч: Виктор Иваныч, отдайте мне фотографии, прошу вас: там — глубоко личное, мне бы не хотелось:
— Вы напрасно волнуетесь, Юрий Семёныч, они мне интересны по моей должности всего лишь как важная зацепка. Любопытно: все фото были так разложены перед вами на полу, будто кто-то настойчиво напоминал вам щекотливые дела минувших дней, либо шантажировал, либо разоблачал. Я скажу откровенно, Юрий Семёныч: эту девушку я всё время привык видеть с вашим сыном, однако же здесь, — и он удивлённо развёл руками, — здесь я вижу совсем другой коленкор: ни в этом ли зерно столь жестокого и кровавого дела?
— Виктор Иваныч, давайте не сейчас: я устал, выпил, непременно выпью ещё, потому что имею на это полное право… а завтра я к вам приду и всё расскажу, обещаю:
— Дойдёте?
— Дойду: мелким дробным шагом но дойду, приползу в крайнем случае: это в моих интересах всё рассказать, поверьте: только не сейчас, умоляю:
— Хорошо-хорошо, давайте завтра в десять утра, — лейтенант достал из кармана визитку и протянул ему. — Если не сможете, обязательно позвоните, я сам подойду, я хочу как можно быстрей дать ход этому делу.
— Вы, однако, серьёзно взялись…
— Я всегда и за всё берусь серьёзно, а здесь — где откровенные пытки и кровь семейных разборок — возьмусь ещё серьёзней.
— А-а-а-а: — протянул Юрий Семёныч, — вы уже что-то помыслили?.
— Не помыслил, а до: мыслил, домыслил.
— Я завтра буду у вас, Виктор Иваныч, — Юрий Семёныч пьянел, — я хотел бы тоже дать быстрый ход.
— Вот и отлично, жду. А сейчас к вам заглянет эксперт и займётся бочками, в которых вы сидели. Он возьмёт необходимые пробы, кое-что замерит и уйдёт. Добро?
— Добро, — ответил Юрий Семёныч. — Добро всегда побеждало зло, и в нашем деле, Виктор Иваныч, победит обязательно. Я, пожалуй, тяпну ещё пятьдесят граммов…
Жёлтое такси уже давно укатило, и моя тёмно-вишнёвая "Honda" стояла на лесной просеке, где с каждой минутой всё больше и больше сгущались вечерние сумерки.
Я сидел один в тёмном салоне машины, и глаза упирались в лобовое стекло, за которым виднелся тупик лесной просеки, где тянулись блестящие рельсы, освещённые придорожными фонарями, и в голове вдруг яркой вспышкой молнии промелькнула ужасная картина: я стою на шпалах и ору благим матом:
— А-а-а-а-а-а-а!!!
Я быстро зажёг свет и проскользил взглядом до панели приборного щитка, где лежали документы, бумаги, справки и фотографии.
Непослушная рука потянулась туда, и пальцы как палочки настройщика рояля суматошно запрыгали, я с горем пополам схватил фотографии отца и мамы, попытался посмотреть на милые и далёкие мне лица, но сильный психоз и сумасшедшая тряска всего тела не давали держать фото и заставили вернуть их обратно на приборный щиток.
Я сильно выдохнул и решительно взялся за ключ зажиганья, хотел повернуть, но рука бешено рванулась вправо-влево, а ноги до того невпопад запрыгали по педалям, что я просто-напросто испугался и снова откинулся на спинку сиденья.
Передняя дверь неожиданно открылась, и в салон заглянула Наталья, прижимая к себе большой бумажный пакет.
— Это… ты?. — прошептали мои губы.
— Я, кто же ещё, — тихо ответила она и осторожно опустилась на соседнее сиденье.
— Мне почудилось, что прошла целая вечность…
— Неправда, я очень быстро вернулась, магазин здесь рядом на дороге.
— Купила?.
— Купила, а ты пробовал?
Я тупо уставился на ключ зажиганья и протянул вперёд руки, их било мелкой дрожью.
— Пробовал, только сейчас… Видишь?. Всё тоже…
— Ещё бы, — вздохнула Наталья и бережно, будто ребёнку, опустила мои руки и даже погладила их. — Это настоящий стресс, Костик, можно просто умом рехнуться от этого САПСАНА, который летит на тебя: ой, обалдеть: ты больше так не делай, это очень опасно:
Я грустно хмыкнул, оценив её горький юмор по поводу "опасно".
— Поцелуй меня, спаситель мой… — попросил я.
Наталья приблизилась и нежно поцеловала в щёку, потом второй, а потом и третий раз.
И вдруг где-то впереди, совсем недалеко от машины с невероятным железным грохотом промчалась по путям свистящая электричка.
Я дёрнулся и шарахнулся к Наталье.
— Тихо-тихо, — успокоила она, обняв мою голову. — Крепись, Костик, крепись, тебе просто нельзя видеть эти гадкие рельсы, эти противные поезда, и мы больше ни секунды не должны здесь оставаться, мы же не станем ночевать в лесу, Костик?
— Не станем… я сейчас соберусь, заведу машину, и поедем… мы с тобой спокойно поедем… мне только обязательно надо выпить граммов сто…
— Давай, — с готовностью сказала Наталья и полезла в бумажный пакет, вынимая бутылку водки и апельсин. — Я всё принесла, держи, — и сунула мне в руку пластмассовый стакан. — А сто граммов ни много будет? — с опаской спросила она.
— В самый раз, чтобы убить нервы и прекратилась дрожь… ты не веришь?.
— Верю, милый, верю. Главное, чтобы помогло, — она мгновенно очистила апельсин, разломив сочные дольки, и открыла бутылку водки. — Наливать?
— Да…
— Вот, готово, пей.
Моя рука предательски тряслась, и Наталья быстро помогла, направив стакан к моим губам.
Я разом выпил, закинул в рот три дольки апельсина и стал усиленно жевать, а потом проглотил.
— Двухминутная готовность… — облегчённо сказал я.
— Конечно-конечно. Ну как, лучше?
— Лучше… — я кивнул на приборный щиток и попросил. — Положи мне в карман документы и фото…
Она аккуратно собрала архив, завернула в целлофановый пакет и положила в карман моей куртки.
— Вот что, спаситель мой… — сказал я, — пока идёт время, пожалуйста, набери мой домашний телефон… если кто ответит, значит, они освободились и живы, чёрт бы их побрал…
— Хорошо-хорошо, я сделаю всё, как ты просишь, только соберись и заведи машину, — она вынула мобильник, набрала номер и стала ждать гудка.
Я повернулся и с надеждой посмотрел на неё, она быстро поднесла телефон к моему уху, и раздался пьяный голос Юрия Семёныча:
— Алле! Алле! Кто там звенит ко мне?! Кто звенит, я спрашую?!
Я махнул рукой, и Наталья резко дала отбой.
— ОН подошёл… — объяснил я и щёлкнул себя по горлу, — уже празднует, значит, каким-то образом достал нож… А ну-ка, плесни ещё тридцать граммов… плесни-плесни, не бойся…
— Может хватит? Может когда приедем?
— Не ссорься, я чувствую силы. Мы же в Центр не поедем, где на каждом шагу светофоры и милиция, мы глухими закоулками доберёмся до окружной, а там — на Калужское направленье, и полный порядок.
— Ой, Костик, как будто на окружной нет милиции, да?
— Там реже, и вообще они смотрят на грузовой транспорт, плесни-плесни.
Она вздохнула и медленно, чтобы не перелить ни грамма, накапала в стакан водки. Я теперь послушными руками, совершенно самостоятельно выпил ещё пятьдесят граммов и закусил оставшимся апельсином. И вся моя нервная система до мельчайших окончаний наконец-то ощутила бодрящий кураж, постепенно приходящий на смену страшному холодному стрессу.
Рука уверенно потянулась вперёд, быстро повернула ключ зажиганья, нога точно попала на сцепленье, руль плавно поддался вправо, и машина двинулась к шоссе.
— С Богом, — прошептала Наталья.
Я промолчал и был уже мысленно далеко в пути…
Мы лежали с Натальей на широкой дачной пастели, и два тусклых торшера освещали наши бледные обнажённые тела, летавшие где-то в заоблачной выси сказочно-блаженного сладострастия.
Сквозь прозрачные тюлевые шторы с величайшей завистью глазела в комнату притихшая ночь — такую прекрасную и долгую любовь она вряд ли наблюдала в каких-нибудь других людских окнах.
"Сплетенье рук, сплетенье ног и тел сплетенье" красиво виднелось в настенных зеркалах, которые от пола до потолка окружали всю комнату. Такова была прихоть моей бывшей девушки Ольги — именно так назеркалить Комнату Любви, чтобы тысяча отражений во время секса возбуждали тебя в тысячу раз сильнее, и мы с Натальей, невольно озираясь по сторонам, загорались и бушевали с новыми силами.
На журнальном столе у самого края нашего ложа возвышалась большая бутылка коньяка в виде старой причудливой башни, а рядом с ней — две хрустальные рюмки и блюдце с пышной гроздью чёрного винограда.
Я мягко поцеловал Наталью в маленькие соски упругой груди, осторожно откинулся в сторону и с великим наслаждением выдохнул.
Наталья — счастливей всех счастливых — продолжала тихонько и нежно постанывать в лёгком забытье, а потом повернулась ко мне, обняла и уткнулась губами в моё плечо.
— Дурачок, — проговорила она, приоткрыв глаза, — мы с тобой только жить начинаем, а ты на тот свет собрался.
— Перестань:
— Не перестану. Они довели тебя до такого предела, что хоть под поезд бросайся, тебя бы со мной уже не было: ой-ой: — и она захныкала.
— Тихо-тихо: — я коснулся губами до её виска, — разве нам сейчас нехорошо?.
— Очень хорошо, милый, очень, но если вспомнить:
— Лучше не вспоминать:
— Пока не могу, перед глазами летящая громада и ты на рельсах: как же так, Костик?.
— Да так: до того всё противно стало, ты себе представить не можешь, это необъяснимо: отец — вдруг не мой отец, Ольга — вдруг не моя Ольга… чёрти что, а не жизнь: в голове было страшное помутненье и возникло желанье куда-то кинуться:
— Ни куда-то, а под поезд: какой кошмар:
— Скорей всего — в тот момент я просто-напросто помешался умом: мне трудно осознать:
— А тебе не хотелось убежать с путей, когда САПСАН летел на тебя?
— Хотелось: я точно помню — хотелось, а ноги словно прилипли к шпалам, и страху было уже предостаточно, уже хватит его, уже выше головы, но я не мог убежать:
— Этот гадкий САПСАН заворожил тебя, притянул как магнит, я читала: такое часто случается в пограничных ситуациях.
— Всё, я больше об этом ни слова: Слышишь?. Ни слова:
— Хорошо-хорошо, милый, больше не будем, — и Наталья поцеловала меня в подбородок, — а вот скажи мне, что ты запомнил несколько минут назад, когда мы были так долго близки?
— Запомнил: твои чудесные губы, твои ласкающие руки, твоё горячее тело, оно как бурлящая морская волна бросала меня к пушистым облакам и снова ловила в свои объятья — вверх-вниз, вверх-вниз…
— Спасибо, милый Костик, мне так никто и никогда не говорил.
— Серьёзно?. А тот парень в девятом классе?.
— Ой, о чём ты? Он всегда как угорелый вскакивал с постели, смотрел на часы и кричал, что опоздал на секцию футбола.
— Нормальный мальчишка, шизанутый на спорте:
— Да Бог с ним.
— Да чёрт с ним…
— Костик.
— Что?.
— А ты ведь безумно устал ото всей этой Ольгиной мерзости, тебе надо серьёзно отдохнуть, и твой вечный отдых теперь — я.
— Ладно, мой милый спаситель: буду отдыхать только с тобой и заброшу все плохие мысли:
— Правильно, только давай поставим все точки над i, а то некоторые вопросы очень противно зависают между нами, и хотелось бы освободиться от них.
— Какие вопросы?.
— А вот, например: тебе интересно знать, от кого я услышала про Ольгины похождения? Она же мне не сама рассказала, я тебе говорила, помнишь?
Я спокойно ответил, поцеловав её в губы:
— Вообще-то неинтересно и уже довольно скучно, но: если окончательно закрыть эту тему, то — пожалуй:
— Про Ольгины похождения я услышала от мамы.
— Браво! — я даже оживился. — Вот тебе и точечка над i, значит, мама всё давно знала?!
— Неделю назад. Ольга раскрыла ей тайну перед самым отъездом в Петербург.
— А почему же Тамара Петровна мне ничего не сообщила?!
— Ты думаешь, что это так просто? А потом наверняка ей запретила Ольга.
— Да-а-а-а!!! А я-то с Тамарой Петровной разговаривал на даче по телефону и в тот момент уже был в круглых дураках!!! Какое скотство!!!
— Успокойся, Костик, я не для того начала, чтобы ты бесился, я не хочу так, успокойся.
— Извини, меня занесло: извини, я слушаю:
— Так вот, Ольгин рассказ сопровождался бурными слезами и отчаянным откровенным признанием в полной любви к Юрию Семёнычу и в полной запутанности личных отношений с тобой. Истерика, прыжки спортивного тела к распахнутым окнам и желание швырнуть с девятого этажа свою юную жизнь. В конце концов, мама напрочь слегла от такой новости.
— И решила скрыть от меня — пусть ходит в дураках: Ну что же, это действительно остаётся последним вопросом, который не даст мне покоя: я чувствую, что не даст: Мне надо обязательно услышать Тамару Петровну и поглядеть в её глаза: Ты знаешь, мне хочется съездить на "Планерную" и навсегда закрыть тему:
— Съезди, милый Костик, съезди, закрытие этой темы мне снится уже которую ночь…
В комнате жены императора находились всё те же: император, жена и наложница.
Он медленно подошёл к наложнице и сказал:
— Посмотри мне в глаза!
Она посмотрела.
Император внимательно глядел на зрачки красивых глаз, которые иногда прятались в сторону.
— Не бегай туда-сюда!
— Я не бегаю, они сами, — тихо ответила Май Цзе.
— Если сами, значит, ты чего-то боишься!
— Я боюсь того, что император мне всё время не верит.
— Хочу поверить! Если бы не хотел, у нас бы не было того разговора в беседке! Ты помнишь, о чём мы говорили?! В глаза смотри, в глаза!
— Помню. Говорили о моих способностях. Говорили, что я могу стать Главным художником Дворца и Главным хранителем будущей библиотеки, которая будет создаваться и пополняться из года в год интересными делами и событиями. Говорили о государстве, о предательстве, измене…
Император остановил:
— Достаточно! У тебя, однако, память как у нормального человека и голос не дрожит, а сама ты — умалишённая дура! Ничего не пойму!
Жена Чау Лю быстро вмешалась:
— Император, оставьте наложницу в покое, об этом прошу Вас я — Ваша жена.
Он резко повернулся к ней, хотел грубо ответить, но осёкся и тихо спросил:
— Ты так думаешь, моя жена?
— Да, сейчас не время разглядывать друг у друга зрачки и вспоминать разговоры при ясной луне в беседке для пыток.
Он подумал, пристально глядя на Чау Лю, и кивнул:
— Точно, я увлёкся: я — увлекающийся император: Вот что, Май Цзе, поставь этот пузырёк со спермой Чжоу Дуня на край стола, ступай к моему слуге Ван Ши Нану и вели позвать сюда самого Чжоу Дуня.
— Мне к Ван Ши Нану… — растерялась Май Цзе, — и велеть ему?.
— Не тебе велеть, а велеть естественно от моего имени. Что из того, если императору захотелось доверить это важное Дворцовое поручение своей наложнице Май Цзе? Что из того? — и он повернулся к жене.
— Ровным счётом ничего страшного, а если они там устрашатся — будет полезней для них, — ответила Чау Лю.
— Я тоже так думаю, хватит со всеми сюсюкать. Пусть Ван Ши Нан вместе с Чжоу Дунем перевернутся с ног на голову от своих догадок и подивятся моему странному поведению.
— Исключительно правильному поведению, — добавила Чау Лю и дала команду наложнице. — Иди, глупышка Май Цзе, иди, и ничего не бойся! Ты должна гордиться таким доверием к тебе!
Май Цзе быстро поставила пузырёк на край стола, поклонилась и спешно вышла из комнаты.
Когда муж и жена остались одни, он с лёгкой иронией заметил:
— Чау Лю, иногда мне кажется, что в этом Дворце два императора.
— Но ты же сам читал мне записи, которые сделал на РУСИ. Как там у них… "муж и жена — одна страна". Ведь так?
— Да-да: примерно так: — усмехнулся он. — Вот что: тебе лучше переждать в соседней комнате, когда придёт Чжоу Дунь.
— Конечно, я не стану мешать мужскому разговору и надеюсь, что с твоей стороны он будет именно таким — мужским и жёстким.
Император вдруг повысил голос и в сердцах ответил:
— Со своей стороны я бы не стал заниматься этим козлиным делом, как говорят на РУСИ, а разогнал бы всех к чёртовой бабушке, как говорят там же!
— Интересно… — протянула Чау Лю, — я такого от тебя ещё никогда не слышала…
— О-о! Я исписал целых три фолианта, когда был по Великому Пути, проезжая мою любимую РУСЬ, ещё не то услышишь!
— И что же такое "козлиное дело"?
— Это — самое низкое и мерзкое дело типа спермы Чжоу Дуня, — и он кивнул на пузырёк, стоявший на краю стола, — и занимаются такими делами не императоры и цари, а козлы к твоему сведению!
— Любопытно… Значит, наш Дворцовый лекарь — козёл. Какое замечательное слово по своему звучанию, для моего творчества это будет не лишнее с точки зрения познания. "Козлиное дело", надо же. А кто такой "чёртовый бабушка"?
— Не "такой", а такая! На РУСИ это — злая беззубая старая женщина, и если к ней всех разгоняют, то обратно уже никто не возвращается!
— Надо же, я это тоже запомню… Но зачем тебе всех разгонять к чёртовой бабушке в эту РУСЬ? Это так далеко и так дорого, возьми и разгони на правый берег нашей Жёлтой реки, и пусть себе растят рис, осваивают пустые земли, если речь идёт о мягком наказании.
— Я, пожалуй, придумаю что-нибудь пожёстче, чем растить рис и осваивать пустые земли на правом берегу Жёлтой реки!
— Но прошу тебя — только не к этой далёкой бабушке, ты же всю казну истратишь:
В дверь постучали.
Он резко махнул рукой, и Чау Лю быстро исчезла за толстой бамбуковой шторой смежной комнаты.
— Входи, Ван Ши Нан! — крикнул император.
Слуга появился в проёме двери, мигом огляделся по сторонам, поклонился и доложил:
— К Вам — Главный Министр.
— Пусть войдёт!
Ван Ши Нан попятился задом и скрылся.
Главный Министр Чжоу Дунь вошёл в комнату и весело сказал:
— Император, какая "честь", я просто "польщён", сама Май Цзе просила зайти к Вам!
Император строго поправил:
— Это Я просил зайти ко мне, послав Май Цзе к Ван Ши Нану!
— По-моему, император поступил опрометчиво! — смело сказал Чжоу Дунь.
— Почему же?!
— Доверять сумасшедшей наложнице такие Дворцовые поручения, пусть даже и мелкие?! Она же могла по дороге всё перепутать и пригласить к Вам туалетного работника!
— Главный Министр хочет сказать, что сейчас передо мной стоит туалетный работник?!
Чжоу Дунь проглотил тяжёлый колючий ком и ответил всё так же подозрительно весело:
— Что Вы, император, я до него ещё не дорос!
— Значит, Май Цзе ничего пока не перепутала, и я могу смело дать ей новое поручение, чтобы до конца проверить здравие ума этой наложницы, прежде чем отправить несчастную в деревню для сумасшедших!
— Император надеется на хорошие результаты?! Смотрите, как бы она окончательно не запутала Вас… здравием хитрого ума!
— Пока что, Главный Министр, меня очень запутала Ваша: сперма!
— Чья-чья?. Я что-то не понял…
— Ваша, — император указал на угол стола, где находился пузырёк.
Чжоу Дунь повернулся туда, пригляделся и воскликнул невинным простачком:
— А-а-а, теперь я понял! Она приходила к Вам не с пустыми руками! Представляете, император, этой сумасшедшей взбрело в больную голову, что я изнасиловал её! Она несколько дней просто не давала мне проходу: то грозила перед моим лицом каким-то бамбуковым мужским пенисом, то орала, что соберёт мою сперму и принесёт Вам в доказательство! И вот, пожалуйста, налила в пузырёк тростникового мыла и принесла!
— А если не мыло?! Это же легко проверить с помощью дворцового лекаря!
— Я не отрицаю, там может находиться и сперма, но почему именно моя?! Я Вас умоляю, оградите меня от этой озабоченной наложницы!
— А наложница умоляет оградить её от Министра-насильника!
Чжоу Дунь решил взять голосом и резкими жестами:
— Что?! Да как смеет эта сумасшедшая?! Почему я — достойный человек, Главный Министр — должен терпеть идиотские наговоры от свихнувшейся наложницы?! Мало ли чью сперму она запихнула в эту склянку — может дворовых собак, в которых она души ни чает!
— Не надо крайностей, Чжоу Дунь!
— А почему?! — ретиво напирал Главный Министр. — Она же больна, у неё бешенство плоти, и Вы об этом прекрасно знаете, император! Почему же не собаки?! Она может лечь с кем угодно!
— Запомните, Чжоу Дунь: даже заболевшие наложницы… временно заболевшие… спят только со своим императором!
— Так может это — Ваша сперма?!
— Вы хотите мне дерзить?!
— Я хочу задать вопрос, пользуясь своим статусом особо приближённого к императору: кому Вы больше верите — мне или ей?!
— Безусловно, Главному Министру, но привык прислушиваться ко всем мнениям своих дворцовых: уборщиков, стряпух, рабочих и особенно наложниц!
— Очень демократично, очень достойно императорской Дворцовой Политики! Будущие потомки оценят Вас по достоинству!
— Благодарю за красноречие, но мне не стало легче и думаю Вашей сперме тоже, которая томится в этом пузырьке!
— Вы продолжаете считать, что это — МОЁ?!
— Если не ВАШЕ — докажите!
— Разве не есть прямое доказательство преданные годы службы во благо безопасности и спокойствия императора?!
— Чжоу Дунь, я призываю Вас остаться таким же преданным ко мне и к священному закону ВЕЛИКОГО БУДДЫ! Вам напомнить его?! ИМПЕРАТОРСКИЕ НАЛОЖНИЦЫ НЕПРИКОСНОВЕННЫ, И ЕСЛИ ХОТЬ МАЛЕЙШЕЕ ПОДОЗРЕНИЕ ПАДАЕТ НА ДВОРЦОВЫХ ЛЮДЕЙ МУЖСКОГО ПОЛА, СВЯЗАННЫХ С НИМИ ЛЮБОВНОЙ НИТЬЮ, ТО НЕМЕДЛЕННО ПРОВЕРЯЕТСЯ КАЖДЫЙ ИЗ НИХ! ИСКЛЮЧЕНИЕМ НЕ ЯВЛЯЮТСЯ ДАЖЕ ОСОБО ПРИБЛЕЖЁННЫЕ К ИМПЕРАТОРУ! На Вас падает подозрение, Чжоу Дунь, и я ничего не могу с этим поделать! — и вдруг повысил голос. — Или мы будем припираться с Вами до самого захода солнца?!! С каких это пор даже особо приближённые перечат моим словам?!!
— Что я должен сделать?.
— Вы совсем недавно так классически доказали на дальних болотах невиновность Ван Ши Нана, что опровергнуть содержимое этого пузырька Вам не составит никакого труда!
— Что… я должен… сделать?.
— Пойти в личную комнату, искусственно вызвать свою сперму, а затем путём анализа дворцовый лекарь сравнит её: с тростниковым мылом в этом пузырьке!
Чжоу Дунь без всяких раздумий ответил:
— Император, распорядитесь налить мне полную пиалу, я зайду в беседку Двора Пыток в любое угодное Вам время, но подвергаться ужасному позору в личной комнате я не стану.
Он поклонился, повернулся и независимо зашагал к выходу.
— Я Вас не отпускал!!! — громко крикнул император.
Но Чжоу Дунь поспешно удалился.
Зазвенев бамбуковой шторой, влетела жена императора.
— Ты слышала, Чау Лю?!!
— Слышала.
— Как тебе это нравится: развернулся и ушёл, будто перед ним не император, а мальчишка!!! Может взять его под стражу?!!
— Я прошу тебя подождать со стражей до моего возвращенья, очень прошу.
— Но ты погляди, каков!!!
— Я прекрасно слышала "каков", успокойся и оставайся здесь, я скоро вернусь.
— Идите!!! Все идите от меня!!! Я кажется знаю, какие мне меры принять!!! — кричал император.
Схватив со стола пузырёк, Чау Лю выскочила за дверь…
Высокая стройная фигура Чжоу Дуня широким шагом удалялась по длинному коридору мимо стоявшей у стены охраны.
Чау Лю прибавила ходу и быстро заскользила следом за ним.
Чувствуя чьё-то приближенье, Главный Министр беспокойно повёл глазами, но продолжал уходить дальше и дальше.
Чау Лю упорно догоняла, она летела и была уже совсем близко, как вдруг он резко остановился и обернулся.
— Ты?. — удивлённо спросил Чжоу Дунь.
— Я, — Чау Лю чуть ни столкнулась с ним. — Куда так спешишь, красавчик Министр?
— Искать тебя… — правдиво ответил он с огромной надеждой в голосе.
Чау Лю в упор глядела на Чжоу Дуня с превосходством сильной и старшей по годам женщины, она заметила страх в глазах мужчины:
— Вот оно что — искать меня? Мне очень льстит. А что стряслось, мой милый мальчик? Чем помочь?
— Прошу тебя потише… — и он кинул взгляд на чутких охранников.
Она поняла, смело повернулась и приказала:
— Вы — четверо! Сейчас же отойти к императору и усилить охрану! Вы там нужней!
Постучав ногами и двинув руками, что означало преданность жене императора, все четверо кинулись туда.
— Что ещё смущает моего мальчика? — высокомерно спросила Чау Лю.
— Пожалуйста, не говори так со мной… Если я в чём-то провинился перед тобой, я непременно исправлюсь, клянусь…
— "Провинился"? — удивлённо сказала она. — Это не то слово. Ты предал меня, ты уже третий месяц не ублажаешь мою плоть, и я почти каждую ночь провожу со спящим императором, интерес которого давно угас к моей особе. А тут ещё эта наложница, которую ты сполна осчастливил, — Чау Лю вынула из кармана пузырёк со злосчастным содержимым и показала ему. — Не по этому ли поводу Чжоу Дунь ищет меня?
— Ты… всё знаешь?.
— Мало того, что я всё знаю, я ещё и масло подлила в огонь императорской злости, потому что сама настолько зла за твоё предательство, за твою безотказную любовь к молодым кухаркам, молодым прислужницам, молодым швеям, молодым скотницам, молодым… — она рванула из кармана большой носовой платок и стала безжалостно стегать его по лицу. — Кто там ещё у тебя?! Кто?! Вот тебе! Вот! Получи! Ты весь дворовый молодняк перепахал, а теперь за дворцовых наложниц принялся?! А как же я?! Вот тебе, подлец, вот! Он теперь меня ищет, а сам три месяца под другими трусами пропадал! Получи, вот тебе!
Чжоу Дунь стоял на месте, покорно принимая удары, и бубнил:
— Я исправлюсь, клянусь, я на колени встану… только помоги… исправлюсь, клянусь… помоги Чау Лю… я не могу видеть ни пиалу, ни личную комнату… не могу…
Она перестала стегать, убрала платок и спокойно спросила:
— Не можешь видеть? Ты же только что с такой бравадой заявил императору — "налейте мне полную пиалу!", "не пойду в личную комнату!". Ты — самый обычный показной шанхайский павлин. Ты в этот момент, наверное, думал обо мне как о заступнице? Не так?
— Так, так, так…
— А если не заступлюсь?
— Чау Лю, заступись… исправлюсь, клянусь… никакой мне дворовый молодняк больше не нужен, никакие дворцовые наложницы… только ты, только ты… помоги… придумай что-нибудь…
Она цепко схватила его за руку и потащила в одну из комнат.
— А ну иди сюда! — приказала Чау Лю. — Если хочешь моей помощи, то я хочу, чтобы ты немедленно исправился как настоящий мужчина!
Комната, куда влетели они, представляло собой небольшое полутёмное хранилище фолиантов, где высокие стеллажи почти закрывали собой все окна.
Чау Лю толкнула Чжоу Дуня к стене, крепко прижала его ладони к своей груди и прошептала, тяжело дыша:
— Бери, бери меня и терзай, как тебе будет угодно… давай: давай:
Император, находясь в комнате жены, вдруг услышал в коридоре несколько торопливых шагов и насторожился. Тихо приоткрыв дверь, он выглянул.
По приказу Чау Лю охрана строила двойной кордон, а старший по званию чётко командовал:
— Встать здесь! Идти сюда! Бегом туда! Замкнуть крыло!
— Это что за суета?. — спросил император, распахнув шире дверь и выйдя в коридор.
Увидав его, стражи порядка замерли.
А старший охранник, сделав шаг вперёд и постучав ногой три раза по полу, ответил:
— Усиляем кордон, император!
— Зачем?
— Приказ жены императора!
— Во Дворце что-то случилось?
— Нет, император!
— Для чего тогда усилять?
— Приказ жены императора!
— А зачем она приказала?
— Не можем знать, император! Приказ!
— Странно… — император кинул взгляд по сторонам коридора и спросил. — А где: моя жена?.
— Шла по коридору, император!
— Одна?
— Одна, император!
— Она за кем-нибудь спешила?
— За Главным Министром, император!
— Догнала?
— Догнала, император!
— И что — сразу приказала строить кордон?
— Нет, император!
— А когда приказала?
— Когда немного поговорила с Главным Министром!
— О чём?
— Не могу знать, император! Я был в дальнем крыле, не слышал!
— Так-так-так-так… — забубнил император и задумался, потом прошёлся вдоль охраны и спросил. — А кто из вас был рядом с ними, когда они… немного поговорили?.
Четверо охранников вышли вперёд.
— Ну, и что вы слышали?
Один из них ответил за всех:
— Ничего, император! Они очень тихо шептались!
— Так-так-так: А около какой двери вы стояли?
— Около хранилища Ваших фолиантов!
— И вы оставили такой пост?
— Приказ жены императора!
— Как же она приказала?
— "Вы — четверо! Сейчас же отойти к двери императора и усилить охрану! Вы там нужней!".
— А кто-нибудь заметил что-либо особенное во время их разговора, как они вели себя?
Старший охранник ответил:
— Император, когда я по приказу забирал охрану, чтобы усилить здесь кордон, чётко заметил, как жена императора била по лицу Главного Министра!
Император даже рот приоткрыл:
— Вон как?. Интересно… за что же?.
— Не смею знать, император!
— Ну да, зачем вам: это я про себя… За что можно бить по лицу? За измену, за предательство, за грубость, за подлость, за обман, за… А чем била?
— Большим носовым платком, император!
— Понятно… не ладонью, а платком — жалела… А почему жалела?
— Не смею знать, император!
— Да нет, это я про себя… А кто видел, куда они ушли после разговора?
— Я, император! — опять ответил старший охранник. — Они ушли в хранилище фолиантов! Я невольно оглядывал весь коридор, когда строил кордон, и увидел это!
— Вон как?. Вы не ошиблись дверью?.
— Нет, император! Я видел это настолько ясно, как сейчас вижу своего императора!
— Ну и как они туда ушли? Спокойно? Быстро? Потаённо?
— Жена императора поспешно тащила за руку Главного Министра!
— Вон как?. Поспешно?.
— Да, император!
— Благодарю! Я поднимаю лично вас со ступени Старшего охранника на ступень Инспектора всей охраны! Приказ будет готов к завтрашнему утру!
На последнем слове он повернулся и зашагал по коридору, но вскоре остановился и позвал:
— Дворцовый Инспектор охраны, подойдите ко мне!
Зашлёпав лёгкими широкими сандалями, новоиспечённый Инспектор подлетел к императору и с большим пристрастием уставился на него, готовый к любому действию.
— Инспектор, прошу Вас продолжить усиление кордона и запомнить: я ни о чём не спрашивал, и мне никто ничего не рассказывал, моя жена не должна знать о нашей беседе. Я очень надеюсь на Дворцового Инспектора.
— Император может быть спокоен как вода его Жёлтой реки при тихой безветренной погоде!
Император коротко кивнул и продолжил стремительный путь. Проходя мимо хранилища фолиантов, он без раздумья открыл дверь и замер.
В хранилище никого не было.
Император вошёл в комнату, устало опёрся руками о полку высокого стеллажа и тяжело выдохнул, оглядев фолианты в тёмных переплётах. Он пробежал глазами по соседним стеллажам, опустил взгляд на нижние полки и вдруг: вдруг заметил на полу около деревянной стеллажной ножки золотой отблеск ювелирного изделия маленького дракона с надорванной цепочкой.
Он медленно нагнулся, осторожно взял, подержал на ладони, а потом крепко зажал в трясущемся кулаке и закрыл глаза:
— О, ВЕЛИКИЙ БУДДА! О, ВЕЛИКИЙ ИЗ ВЕЛИКИХ! Не дай мне уверовать в то, что здесь произошло! Не дай! Не дай! Не хочу! Не хочу!.
Настроение Чау Лю после сладких минут, проведённых с молодым Чжоу Дунем в хранилище фолиантов, окрылилось таким лёгким и счастливым полётом юной девочки, что она совершенно не заметила, как миновала подсобные помещения, уже прыгнула со ступенек во двор и запорхала по нему к маленькому жилищу Дворцового лекаря.
Быстро спрятав улыбку ликующей плоти, и стараясь выглядеть серьёзной, она дёрнула за тонкую палочку бамбука, висевшую на тростниковой верёвке. С той стороны двери раздался мелодичный стеклянный звон, однако дверь никто не открыл. Чау Лю дёрнула ещё раз, стеклянная мелодия повторилась, и на сей раз Дворцовый лекарь распахнул своё жильё.
Это был толстый круглый мужчина лет под пятьдесят с очень добродушным пухлым лицом, одетый в белые чистые шаровары, в такую же ослепительно белую рубаху и светло-голубой жилет, расшитый золотыми змейками. Его крупную голову покрывал синий платок, завязанный сзади двумя узлами.
Увидав жену императора, он приветливо улыбнулся, поклонился, отступил в сторону, пропуская Чау Лю, и сказал удивительно тёплым перекатистым тембром:
— Я безумно рад, что меня посетила столь Великая и Яркая Особа, совсем не гнушаясь скучного общества моих склянок, пробирок, банок, порошков и пилюль.
Переступив порог, Чау Лю ответила:
— Это всё потому, что Вы сами столь Большой, Белый и Чистый лекарь, и посещать Вас — одно удовольствие. А ваши молчаливые склянки, баночки и порошки с пилюлями навивают такое умиротворение и такое спокойствие. О-о-о, здесь нет грязной шумной суеты, здесь только стерильная тишина и полное взаимопонимание между Вами и приходящими к Вам.
— Ваша нежная и тонкая словесность никогда не иссякнет в этой жизни. Да пусть же ВЕЛИКИЙ БУДДА даст этому Дворцу как можно больше времени, чтобы мы сполна насладились Вашим поэтическим даром, — и он прикрыл дверь, приглашая рукой пройти дальше.
Охотно ступив на ковровую дорожку, Чау Лю спросила:
— Сан Гуан, Вы мне льстите, как жене императора, или действительно потрясены моим талантом?
— Действительно, — ответил он и раздвинул перед ней бамбуковую штору, закрывавшую одну из комнат.
— Меня очень радует Ваш ответ — короткий, лаконичный и не требующий никаких добавлений.
— Я не сомневался в этом, Чау Лю, потому что сам ВЕЛИКИЙ БУДДА наделил меня исключительной способностью дарить людям радость, а значит — здоровье.
Комната, куда Дворцовый лекарь пригласил жену императора, была абсолютно круглой, а мебель из тёмно-красного дерева — полукруглой: шкафы, кушетки и диваны. Здесь также стояли белые раскладные ширмы, белые кресла-качалки, белые пуфики, множество пробирок и банок на бамбуковых треногах. Середину комнаты занимал круглый и высокий стол с большой картотекой лекарств.
Три полукруглых окна были распахнуты, на подоконниках стояли тонкие голубые фарфоровые чаши, из которых мило глядели цветы чудесного лотоса.
— Мне можно в качалку? — спросила Чау Лю и показала рукой на самую широкую.
— Вам можно куда угодно, о Великая и Яркая, — поклонился Дворцовый лекарь.
— Зачем "куда угодно", — поправила она, — например, за эту ширму я не пойду, потому что здорова, а значит — радостна, вы же так сказали?
Он присел на пуфик почти рядом с ней и ответил:
— Суть всё та же. Я сказал: радость, значит — здоровье. Вы сказали: здоровье, значит — радость. От перестановки этих соответствий ничего не меняется, но попробуйте заменить одну из половинок, и сразу получится ужасное недоразумение или чушь: здоровье — не радость, радость — не здоровье.
— А наш Дворцовый лекарь здоров?
Сан Гуан выглядел рядом с ней огромным сдобным и мягким кругляшом только что испечённого пирожка, он спокойно ответил:
— Конечно, я очень здоров и обязан быть таким, потому что без хорошего здоровья невозможно лечить людей.
— А наш Дворцовый лекарь испытывает радость? — продолжала она, раскачиваясь в кресле.
— Меня переполняет радость, потому что я здоров.
— А Вы не боитесь, что эти две половинки вдруг превратятся для Вас в ужасное недоразумение или чушь? — спросила она с явной провокацией.
— Не понял… — он добродушно улыбнулся.
— Ну, как же не поняли? — хитро удивилась Чау Лю. — Сейчас Вы являетесь лекарем Императорского Дворца, у вас хорошее здоровье и вас переполняет радость, а завтра, допустим, Вы уже лекарь в провинции умалишенных, у Вас по-прежнему хорошее здоровье, но радости никакой, да и здоровье исчезнет, постоянно общаясь с таким сортом страшных людей. Вот Вам и суть двух соответствий: и то, и другое элементарно развалится в пух и прах.
Сан Гуан выслушал, подумал и уже спросил без улыбки:
— Осмелюсь уточнить: за что вдруг такая нелюбезность Ваших слов и такая плачевная перспектива именно мне?
Она резко качнулась, по инерции почти вылетела из кресла, встала перед лекарем и теперь холодным тоном сказала:
— Откровенно говоря, я пришла сюда не любезничать. А во-вторых, это есть действительно не самая лучшая перспектива, которая может стать жестокой реальностью, если Добрый, Большой, Белый и Чистый лекарь мне не поможет в одном очень важном деле:
Сан Гуан медленно приподнялся с пуфика, его руки растерянно повисли, и глаза беспокойно забегали по её лицу, вмиг ставшему враждебным и далёким.
— В каком… деле?. — он опешил, совсем не ожидая такого поворота.
— Мне надо немедленно получить от Вас официальную бумагу, которая по всем медицинским показателям снимет все подозрения с Главного Министра Чжоу Дуня. Он наглым образом обвиняется в изнасиловании императорской наложницы. Вы знаете, что грозит такому человеку?
— Знаю… — медленно ответил Сан Гуан, — в случае доказательства поступка… человеку грозит Двор Пыток, а значит… смерть:
— Совершенно верно, — и она довольная развела руками. — Так вот, Вы сейчас возьмёте свою тонкую палочку, обмокнёте в красную красочку и напишите бумажечку, о которой я только что сказала, и никакой смерти не будет. Зачем нам смерть, правда, Сан Гуан?
— Да… но… я ещё ничего до конца не понял…
— Объясняю. Наложница Май Цзе, которая с некоторых пор слывёт во Дворце сумасшедшей, явилась к императору с пузырьком спермы Чжоу Дуня. Эту сперму, как она уверяет, ей очень ловко удалось собрать после насилия, якобы учинённого над ней самим Чжоу Дунем. Очередная сумасшедшая выходка Май Цзе.
— А если… — подумал вслух Сан Гуан и осторожно поглядел на Чау Лю, — если это действительно… изнасилование?.
— Вас это не касается! — грубо заметила она и крикнула. — Я Вам рассказываю для того, чтобы подвести Вас к нужной мне бумаге!
— Я прошу Вас, потише… там, за окном играют мои дети с женой… они могут испугаться… или подслушать…
— Держите окна закрытыми, когда я прихожу!
— Хорошо, впредь буду держать…
— Так вот: император, не смотря на сумасшествие Май Цзе, требует от Главного Министра позорного действия — пойти в личную комнату, искусственно вызвать свою сперму, а затем передать Вам ту и другую для сравнения.
— Правильно, таков закон Китайской науки. Давайте мне ту и другую, а я сравню путём тончайшего лабораторного анализа.
— И подведёте Главного Министра к смерти! — опять крикнула она. — Я же Вам сказала: никакой смерти не надо, зачем она нам?!
— Прошу Вас потише: — и Сан Гуан снова посмотрел на распахнутое окно, поднеся ладони к груди. — Смерть, конечно, нам не нужна, но:
— Ладно, я больше не буду шуметь, даю Вам слово, — тихо проговорила Чау Лю, — а Вы сейчас без всяких "но" сядете за стол и быстро напишите бумагу, снимающие все подозрения с Чжоу Дуня.
— Но… у меня нет ни того, ни другого образца продуктов Чжоу Дуня, и я… не произвёл лабораторный анализ…
Чау Лю взглянула на него глазами ядовитой змеи:
— У Вас есть и тот, и другой продукт, ясно? Чжоу Дунь сегодня всё честно Вам принёс, вы всё честно проверили и честно написали бумагу о несоответствии того и другого продукта.
— Я Вас понял, но я пока ничего не написал и вряд ли напишу. Перед тем, как стать Дворцовым лекарем я присягал императору делать всегда добро и писать на своих бумагах одну лишь сердечную правду.
— В далёкой провинции для умалишённых я Вас избавлю от всяких присяганий и подобных сердечных хлопот. К тому же Вы совершенно не думаете о своей жене и детях, которые играют за этим окном, они будут обязаны поехать за Вами.
Сан Гуан собрался с силами и двинул своё мощное тело к выходу:
— Я вынужден идти к императору и доложить ему, что меня шантажируют.
— Удачного похода. Я как раз в это время крикну охрану, и она со знанием дела легко отыщет в Ваших склянках, банках и пробирках некую запрещённую в нашем Дворце чудо-травку, которая дурманит головы всей нашей молодёжи. И вот тогда, Сан Гуан, прямой путь в провинцию умалишённых Вам обеспечен без проблем, лечите своих дураков себе на здоровье и на радость.
Сан Гуан потерял дар речи:
— Да я… я никогда этим не занимался… я… я ничего запрещённого у себя не держу… а вот Вы хотите мне подбросить эту гадость…
— Я хочу, чтобы Ваши дети всегда были счастливы во Дворце своего императора и никогда не знали о той ужасной провинции, где папа Сан Гуан хоть завтра уже приступит к работе. Я хочу, чтобы охрана у Вас ничего не нашла, потому что Вы — Добрый, Большой, Белый и Чистый, а можете стать грязным птичьим гуано на тростниковой палочке. Быстро мне бумагу, быстро.
Губы Сан Гуана затряслись…
Скрестив ноги и сидя в своей уютной библиотеке на толстом ковре, император внимательно изучал страницу большого раскрытого фолианта. Прочитав про себя одну из выбранных строк, он решил повторить её вслух:
— "МУДРОСТЬ И ДОБРОДЕТЕЛЬ ПРЕОБРЕТАЮТ НОВЫХ ЛЮДЕЙ".
Было видно, что фраза ему очень нравилась, он повторил ещё раз:
— "МУДРОСТЬ И ДОБРОДЕТЕЛЬ ПРЕОБРЕТАЮТ НОВЫХ ЛЮДЕЙ".
Бамбуковая штора зазвенела, и вошла Чау Лю, держа белый лист рисовой бумаги, исписанный красными иероглифами. Она подошла к императору, села рядом и смело положила перед ним заключение Дворцового лекаря.
— Уже? — подозрительно тихо спросил император, приподняв лист бумаги.
— Уже, — подтвердила она, — я, наконец, завершила это неприятное дело.
— Мне читать? — спросил император.
— Читай.
— Вслух?
— Хочешь — вслух, хочешь — про себя.
— Мне что-то хочется вслух, — он слегка дёрнул лист бумаги, выпрямил и стал читать. — "Его Императорскому Величеству от
Главного Дворцового лекаря, сего дня и полчаса тому назад написанное. Понимая всю серьёзность вопроса, возложенного на меня императором, и получив лично из рук Главного Министра Чжоу Дуня два экземпляра продукта, я подверг то и другое тщательным лабораторным исследованиям, произведя тончайший анализ старого продукта и нового, который Главный Министр Чжоу Дунь искусственно вызвал в личной комнате. Со всей ответственностью своего профессионального навыка берусь сделать вывод, что два указанных продукта ничего общего друг с другом не имеют. Более того, ПЕРВЫЙ напоминает сходство с неким растительным веществом типа дикого ириса, перемешанного с мыльными хлопьями старого риса, а ВТОРОЙ явно подтверждает своё отношение к естественной субстанции человеческой жизни.
Главный Дворцовый лекарь Сан Гуан".
Император выпустил из рук бумагу, очень просто и спокойно сказав:
— Понятно, тут и нечего обсуждать: Май Цзе по-прежнему больна, а Главный Министр невиновен.
— Это всё, что ты хочешь сказать? — удивилась Чау Лю, желая слышать о наказании Май Цзе и поощрении Чжоу Дуня.
— Ах, да-а… — спохватился император, — ты права, чуть не забыл… Я тут заглянул в хранилище фолиантов, взял себе почитать один том, и вдруг вижу: на полу валяется твоя оборванная золотая цепочка с золотым драконом, надо же.
Чау Лю заметно растерялась, и рука машинально поднялась к груди.
— Ой, император, как же я Вам благодарна! — она вышла из трудного положения. — А я-то обыскалась, всё перерыла, нигде не найду! О, ВЕЛИКИЙ БУДДА!
— Вот он, держи-держи, — император протянул ей дракона.
— Я вспомнила! Я недавно тоже была в хранилище, хотела взять нижний фолиант… с нижней полки… и должно быть сильно нагнулась, а дракончик с цепочкой наверно обломился и выпал! Да-да!
— Да-да, — иронично поддержал император, — когда ещё раз захочешь побывать в хранилище, смотри осторожней: так сильно не нагибайся, а то все мои подарки растеряешь…
Я допечатал последнюю фразу, и она мне очень понравилась: "когда ещё раз захочешь побывать в хранилище, смотри осторожней: так сильно не нагибайся, а то все мои подарки растеряешь…".
Мои губы, словно губы самого императора, иронично прошептали:
— … так сильно не нагибайся, а то…
Я оторвался от ноутбука и увидел через распахнутую дверь как Наталья старательно мыла пол террасы: концы пёстрой домашней юбки были подняты за пояс и оголяли длинные стройные ножки вместе с белыми трусиками в красный горошек, а упругое быстрое тело перегнулось вниз, и руки с мокрой тряпкой усердно скользили вправо-влево, и заманчивая попка легко вращалась из стороны в сторону.
Я заёрзал на стуле как озабоченный пятиклашка и громко сказал:
— … так сильно не нагибайся, а то…
— Что-что? — не поняла Наталья и словно нарочно выгнулась ещё сильней.
— Замри! Я лечу! — и меня сорвало с места и понесло на террасу.
Мои пижамные штаны вмиг слетели, её трусики разом упали, и я в долю секунды уже прилип к Натальиной попке, крепко обхватив атласные бёдра.
— Ко… Ко-о-сти-и-ик! Ай-ай-ай!
— Натаха! Ой-ой-ой!
Стол, за который держалась Наталья, скрипел и шатался.
Она визжала.
Я бесился.
Когда адские силы всё же иссякли, Наталья скользнула от меня, опустив юбку, и пулей помчалась по лестнице в ванную комнату.
— Ну, мы и дали! — озорно и весело крикнула она. — Как с голодного царства!
Я задрал пижамные штаны и словно натруженный паровоз выпустил изо рта горячий пар, заорав во всю глотку:
— Уф-ф-ф-ф!!! Хорошо-то как, Натаха!!! Чёрт возьми!!!
— Уж так хорошо, что жить хочется!!! — ответила она и скрылась наверху.
Меня приятно шатало, я неровным шагом вернулся в комнату, добрался до дивана и упал на него:
— Чёрт возьми, хорошо-то как!!! Лю-ди-и-и, как же хорошо!!!
И пьяный от любви я стал громко и бесшабашно декламировать:
— Люди!!! — орал я в потолок и казалось, что ору на всю Вселенную. — Стелите под себя плащи, стелите!!!
— Народ, делай как мы, делай лучше нас!!! — раздался Натальин голос, и тапки быстро зашлёпали вниз по ступенькам.
— У них никогда не получится так, как у нас!!! Натаха, иди ко мне, приляг немного!!!
— Какой "приляг", Костик? У меня по дому столько работы.
— Да ладно, "работа", а трусики тут же сбросила и про работу забыла.
— Вот хулиган, ведь сам же первый налетел сзади и сам же первый свои штаны скинул.
— Ладно-ладно, иди сюда, приляг на секунду, прошу тебя.
— Только на секунду, — она подошла, плюхнулась на диван, положила мне руку на грудь и чмокнула в щёку.
— Натаха, а как там на воле?
— На дворе что ли?
— Ну да.
— На дворе двенадцатый час дня, пасмурно, скоро настоящая зима, скоро снег выпадет, надо все саженцы и деревья тепло обвязать.
— Да брось ты "снег", рано.
— Пора, Костик.
— Слушай, чего спросить-то хочу: мы тут веселимся, орём-кричим… а они там, небось: милицию вызвали: как думаешь, могут вызвать?.
— Боишься?
— Я ничего не боюсь: кроме молнии, она действительно вызывает у меня какой-то панический страх: она не щадит даже людей: ясно?. Я просто спросил: как ты думаешь?
— Ясно, Костик. Мне не хотелось заводить об этом разговор, но если сам начал… я думаю, что могут вызвать, особенно Юрий Семёныч. И если приедет милиция, то на лицо откровенное издевательство над личностью: злостное физическое унижение — голыми ногами в кадушки с горохом, абсолютно садистский способ завязыванья рук и ног за спину в один узел, явная пытка. Если конкретно — преднамеренный сговор нескольких лиц в организованном преступлении. Это может быть МЕСТЬ, это может быть ВЫМОГАТЕЛЬСТВО ДЕНЕГ, это может быть ЗАХВАТ ЗАЛОЖНИКОВ, это может…
— Достаточно, экзамен в институт ты сдала.
— Погоди-погоди, — загорелась Наталья своим любимым предметом, — ещё одно: если ко всему прочему Ольга повредит свои спортивно-балетные ножки, то…
— Хватит, ты с таким наслаждением объясняешь все ужасы уголовного дела:
— Но ты же спросил.
— А ты ответила. И всё, достаточно.
— А можно последнее и самое главное, два слова?
— Ну, хорошо-хорошо…
— Самое главное это — их заявления. Вызов и приезд милиции это — только полдела. Если не будет заявлений, то никакая милиция ничего делать не станет. Я, например, уверена, что Юрий Семёныч напишет, а вот Ольга вряд ли. Вот здесь и начнётся.
— Что начнётся?
— Пока оба потерпевших не напишут, ничего не сдвинется с места.
— Натаха, мне как-то наплевать — кто будет писать, а кто не будет, клянусь тебе. Мне настолько осточертела вся эта история, что хочется нормальной жизни и нормальных отношений. Хочется утром проснуться и видеть рядом любимого человека, которого можно обнять и поцеловать с величайшим блаженством, — я повернулся к ней, обнял и нежно поцеловал в губы, а потом прошептал. — Мы должны с тобой жить и наслаждаться жизнью. А то, что спросил про милицию, так это ради писательского интереса: что будет дальше? как поведут себя люди? как отреагируют? куда кинутся? куда бросятся? что у них на уме? понимаешь?
Её большие губы зашевелились совсем близко от моих глаз:
— Понимаю. Ты же писатель, тебе надо всё прочувствовать, до всего докопаться, очень сильно себя изнервировать, перевернуть себя с ног на голову. Творческие люди, наверное, без этого не могут, — и она хмыкнула.
— Наверное не могут: А по поводу "потерпевших" вот что: они сейчас круто помучились, пострадали за свой подлейший обман, а пройдёт всего несколько дней и такая радость охватит обоих, и все болячки разом пройдут именно оттого, что я наконец-то оставил их в полном покое.
— Вау! — вскочила Наталья и даже перепугала меня. — Ой, настоящий снег пошёл! Гляди! Зима!
Я резко повернулся, поглядел на окно и увидел большие мохнатые хлопья.
— Точно, вот теперь вижу — наступает зима.
Снег опускался бесконечным сплошным покрывалом, застилая не только дачный участок, а должно быть и всю Вселенную…
Юрий Семёныч открыл входную дверь и грустно сообщил с порога:
— Настоящий снег пошёл…
Ольга с больным бледным лицом вышла из кухни, опираясь на костыли, её ноги двигались как поленья и совершенно не сгибались.
— Да, снег-снег-снег: — мрачно протянула она, застегнув молнию на спортивной кофте. — Зима на носу:
Он тут же вспомнил классику:
— Коротконосый Денис Давыдов прибежал к длинноносому Багратиону: "Ваше Сиятельство, французы на носу!". Багратион ответил: "Смотря на чьём носу, Денис! Если на твоём, то мы опоздали, если на моём, то мы ещё успеем!". Александр Сергеич Пушкин.
— Ты хочешь сказать, что твой нос длинней моего, и мы успеем подготовиться к зиме?. — тем же тоном спросила Ольга.
— Нет, я ничего подобного сказать не хотел. Это — вообще, и никаких частностей. А потом, чего нам готовиться? У нас всё есть, — он скинул кожаный плащ, кожаную кепку, сбросил ботинки, нацепил тапки и заковылял в ванную комнату, слегка хромая, однако ноги его успешно сгибались.
— Надо бы заварить чайку покрепче, — сказал он, — там две пачки Индийского чая, правда, не знаю… чьи они…
— Я уже заварила, ты об этом просил перед самым уходом.
— Неужели? Чёрт возьми, как постоял на этом горохе — башка совсем дырявой стала.
Он открыл воду в ванной комнате и стал мыть руки.
Ольга осторожно развернулась и потащила свои ноги обратно на кухню, резко включила электрический чайник и под ровным прямым углом опустилась за кухонный стол, прислонив костыли к стенке.
На столе стояли две чашки, толстый заварной чайник, широкая стеклянная банка мёда и две пачки Индийского чая из утренней росы, одна из которых была открыта.
Юрий Семёныч неспешно вошёл и сел напротив Ольги.
— Достань мёд, — попросил он.
— Он же на столе. Что с тобой?
— Со мной?. Ах да, на столе… Со мной что-то неладное, потому что всё время думаешь об одном и том же, и ничего не видишь, чёрт возьми.
Чайник вскипел, и Юрий Семёныч сам разлил по чашкам заварку и кипяток.
— "Об одном и том же" это — участковый? — уточнила Ольга.
— Да, это — участковый, это — наше унижение на горохе, это — твои искорёженные ноги и твоё заявление, — ответил он, зачерпнул мёд большой ложкой, отправил в рот и сделал два шумных смачных глотка вкусного Индийского чая из утренней росы.
— А-а-а… — догадалась Ольга, — ты всё-таки написал?.
— Да, не смотря на твои просьбы, я прямо сейчас в кабинете участкового взял и написал заявление, и теперь очередь за тобой.
— А как же твоё честное мужское обещанье подумать, всё взвесить и пока ничего не предпринимать?
— Я действительно подумал, всё взвесил, но не один, а вместе с участковым милиционером и решил немедленно написать, отбросив подальше своё обещание, потому что оставлять безнаказанным такое злодеяние я всё-таки не могу, моё человеческое достоинство мне не простит этого.
— Замечательно, какие красивые слова, может ещё найдёшь парочку? — она медленно мешала ложкой горячий Индийский чай из утренней росы.
— Найду, потому что существует такое понятие, как право человека на жизнь. Потому что любое преступление против личности человека должно быть обязательно наказано. Потому что жестокое посягательство на человеческое "Я" не входит ни в какие рамки современного цивилизованного общества. Потому что твоя тонкая душа и твои красивые ноги не достойны такого мучительного испытания… между прочим, мои душа и ноги тоже.
— Ой, Боже, как же всё это пахнет нафталином старого шкафа: а я почему-то надеялась, что участковый тебе скажет другое, что-нибудь посвежее.
— Что здесь может быть свежее, Оля?
— Ну как же, вот это, например: "Граждане влюблённые, не выносите грязное бельё на улицу! Разберитесь сами в своих семейных проблемах! И вообще лучше разбегитесь по разным сторонам, Костик забудет вас, вы забудете Костика, и живите, как хотите! Виноваты все в равной степени: вы жестоко обманули Костика — Костик жестоко наказал вас! Всё!".
— Оля, участковый так говорить не может и не должен, потому что он профессиональный милиционер, а милиция получает деньги за то, что постоянно обращается к уголовному кодексу и наказывает неблагонадёжных.
Юрий Семёныч снова опустил ложку в банку, зачерпнул мёд, съел и запил уже тремя шумными и смачными глотками вкусного Индийского чая из утренней росы.
— И потом, Оля, что за дурацкая привычка оставлять в жизни всё безнаказанным? Если ты не напишешь заявленье, я сам накажу этого подонка. Хороша будет жизнь: всё время вспоминать, как с тебя стянули штаны, посадили на горох голыми ногами, обвязали как свинью перед закланьем, облили морду сладким шампанским, а ты после этого ничего не предпринял.
— Ну-ну, и как ты накажешь "подонка"?
— Подвешу за ноги в дремучем лесу и головой — в муравьиную кучу.
— О, Боже, один — на горох, другой — в муравьиную кучу.
— Оля, давай серьёзно. Юридически ситуация такова, что милиция не в силах открыть дело и привлечь "нашего Костика", пока не будет заявления с твоей стороны как второго потерпевшего, одного моего заявления недостаточно. И ты не должна с этим тянуть — получится, что мы просто морочим милиции голову.
— Ладно, не будем морочить, тебе надо немедленно пойти и забрать заявление.
— Оля, я не буду забирать заявление, это ТЕБЕ надо немедленно пойти и написать.
— Ладно, — покорно сказала она, — завтра же пойду и напишу, что мы сами попросили связать себя по рукам и ногам и посадить на горох, чтобы искупить перед честным Костиком свою вину.
Она зачерпнула ложкой мёд, отправила в рот и запила жадным глотком вкусного Индийского чая из утренней росы.
— Ты соображаешь, о чём сказала? Я понимаю — можно шутить, веселиться, вспоминая известный "Пир во время чумы", но зачем повторять этот классический мазохизм? Если ты действительно так напишешь, то поднимешь себя на смех в глазах участкового.
— Мне наплевать, куда я себя подниму. Я не только напишу, а дам ему совет заняться более важными делами: в районе столько откровенной преступности и малолетней проституции, что отдавать свои милицейские силы любовным мелодрамам недопустимо.
— У тебя всё в порядке с твоим рассудком?
— Абсолютно. Особенно после того, как ты не сдержал слово. Меня теперь просто подмывает во что бы то ни стало докостылять завтра до нашего участкового.
Юрий Семёныч тупо уставился на Ольгу, вслепую протянул руку за открытой пачкой Индийского чая, потом нарочито близко поднёс к своим глазам и вкрадчиво прочитал:
— "Чай Индийский, г. Краснодар". Удивительно вкусный чай из Индийской провинции Краснодар. Тебе не кажется?
Она прекрасно поняла, что Юрий Семёныч иронизирует не по поводу "Индийской провинции Краснодар", а насмехается над ней.
— Кажется, — ответила она, глядя на него как на дурачка, — такой аромат чая мне ещё никогда не попадался.
— Да-да, — подхватил он, — аромат. Мне тоже очень нравится. И сколько же граммов аромата в этой пачке? — он покрутил её в руках, резко поднял глаза на Ольгу и ответил. — В этой маленькой пачке сто пятьдесят граммов АРОМАТНОГО достоинства, а в тебе нет и грамма ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО. Тебя на долгие месяцы лишили любимой гимнастики, зарубежных соревнований, единым махом зачеркнули Эль-Фуджейру…
— Что-что? — оборвала Ольга. — Я не поняла последних слов… С гимнастикой действительно придётся подождать, и то я надеюсь быстро войти в норму, но причём здесь Эль-Фуджейра?. — её глаза растерянно забегали по его лицу.
Юрий Семёныч разом допил чашку до дна, с удовольствием причмокнул и сказал:
— Ты что, решила ехать туда на костылях и в таком виде принимать египетских бизнесменов на моей выставке? Или с этими деревяшками ты хочешь участвовать в открытии нашего египетского офиса, или в открытии моей школы Живописи и Ваяния?
— Но… до поездки ещё две недели…
— Полторы.
— Пускай полторы! Юра, я займусь интенсивной терапией, и буду ходить на неё день и ночь, но в Эль-Фуджейру я поеду! Юра, как же так?! Ты что?!
— Оля, пустые хлопоты, ты же не ребёнок! Ты поставлена перед фактом долгой и нудной болезни, и скажи за это спасибо Костику! Даже если через полторы недели ты бросишь костыли, нормально двигаться ты не сможешь, а в таком важном деле, которое пахнет очень хорошими деньгами и реальной перспективой, хромые девушки моему шефу не нужны, да и мне тоже! Увы, но тебе придётся забыть об этом проекте!
Ольга секунду помолчала, глаза покрылись влажной поволокой, рот стал медленно приоткрываться, и она понимающим тоном проговорила:
— А-а-а-а… ты ставишь условие… ясно… Мне значит надо написать обвинительное заявление на Костика, милиция Костика сгноит, и только тогда я поеду с тобой в Эль-Фуджейру?.
— Какая глупость! — вспылил Юрий Семёныч. — Я таких мерзких условий не собираюсь ставить! Заявление остаётся заявлением, а поездка — поездкой, и никакой связи между ними нет! И если бы ты осталась со здоровыми ногами, но отказалась писать заявление, ты бы всё равно поехала со мной, глупышка! Ты что, считаешь меня подлецом?!
— Я… мне… мне трудно понять ход твоих мыслей, а в голову к тебе не влезешь… может это действительно есть твоё условие, и ты его скрываешь, а выдаёшь за мою глупость… в этой идиотской ситуации настолько всё запуталось…
— Я спросил: ты меня считаешь подлецом?!
— Нет! И я поеду в Эль-Фуджейру!
— Езжай, кто тебе не даёт! Давай купим тебе отдельный билет, и езжай, отдыхай, лечись! Но в моём бизнес-проекте ты не можешь участвовать! Всё!
Он налил себе ещё заварки, плеснул кипятку и зачерпнул мёду.
— А с кем же ты поедешь?! Я знаю, что без женщины тебя не пустят!
— Откуда ты знаешь?!
— Твой шеф сказал!
— Вот болтун! Небось, заигрывал с тобой?!
— Не только он!
— Немудрено!
— Ты не ответил, Юрий Семёныч, с кем поедешь?!
— Буду искать с кем поеду! И говорю тебе об этом откровенно: буду искать! Для меня это вопрос жизни и смерти, потому что вся затея может накрыться медным тазом! Ты понимаешь или нет, что наконец-то возникло прекрасное дело, которому я могу отдать за границей все свои профессиональные силы, и в котором ты могла бы тоже участвовать, не бросая своей спортивной гимнастики, а сочетая то и другое, и мы нашли бы с тобой вариант как это сочетать! И что теперь в результате — пойти и поклониться до пояса "нашему Костику"?! Ты же через неделю в лучшем случае только начнёшь учиться сгибать колени!
— Юра, клянусь, я войду в норму ровно через неделю! Этого не может быть, чтобы я не поехала!
— Перестань! Я вынужден искать кого-то другого! И не думай, пожалуйста, что это изменит наши с тобой отношения! Я любил, люблю, и буду тебя любить, но дело есть дело!
Ольга хотела зареветь, скорчив кислое лицо, но сдержалась и только прокричала:
— Ну и, пожалуйста, ищи другую! Ищи-ищи! Мне от тебя не надо никаких отношений и никакой любви! Я сейчас выпью весь этот заварной чайник, мне станет плохо, и я умру у тебя на глазах! — и потянулась к маленькому пузатому чайнику.
Юрий Семёныч успел двинуть его в сторону и ударил ладонью по столу:
— Прекрати детский сад! Тебя же стошнит от этого чифиря, и все таблетки пойдут насмарку! Ты не просто ребёнок, ты — какая-то дура безмозглая!
— Что-о-о?! — Ольгина шея оттянулась вперёд, влажные глаза блеснули, и она переспросила. — Кто-кто я?! Дура?! Безмозглая?!
— Оля… Оленька… — он поднял руки, словно сдаваясь, и стал тихо успокаивать, — извини… вырвалось в сердцах… пойми, не хотел я… как-то случайно вырвалось…
— Дура?! Безмозглая?! — Ольга начала медленно приподниматься из-за стола.
— Оля, Оленька, извини, не сдержался, ну… — и вдруг заорал, бросив свои утешенья. — Это всё потому, что ты не хочешь писать заявление, потому что ни черта не понимаешь суть вопроса, бестолково нянчишься со своим Костиком, который испортил тебе всю перспективу, и при этом на костылях мечтаешь отправиться в Эль-Фуджейру, чтобы опозорить меня?! И кто же ты после этого как ни дура безмозглая?!
— Да пошёл ты со своей Эль-Фуджейрой и со своей новой подругой… знаешь, куда пошёл!?.
— Догадался!
— Какой догадливый! А я сейчас же напишу заявленье именно так, как хочу и во что бы то ни стало доползу сегодня на костылях к нашему участковому, сегодня! — она ловко сунула под мышки костыли и покинула кухню.
— Оля, прекрати! Я закрою дверь на все замки, отберу у тебя ключи и никуда не пущу! Ты этого хочешь?!
Она развернулась и ответила:
— Хорошо, мне всё равно ему звонить, так я приглашу его сюда, чтобы забрал заявление! Надеюсь, милиции ты откроешь или предупредить, чтобы ломали дверь?!
— Что ты болтаешь?!! Что ты болтаешь?!! Да идите вы все к чёрту!!!
Он громко простонал диким зверем и влил себе в чашку одной чёрной заварки…
Я подошёл к подъезду, быстро набрал цифру сто сорок на обшарпанном домофоне, он загудел, и голос Тамары Петровны вскоре спросил:
— Кто там?!
— Костик.
— Да, Костик, жду тебя, заходи!
Раздался щелчок, и моя рука нетерпеливо дёрнула дверь.
Войдя в подъезд, я влетел в распахнутый лифт и нажал кнопку девятого этажа.
Тамара Петровна стояла на пороге своей квартиры и наглядным образом ждала меня: на широкой фигуре было чёрное платье, а на плечах висела наброшенная красная кофта, такой знак откровенного траура мне показался неслучайным.
— Добрый день… — поклонился я.
— Добрый, Костик, добрый, — она шагнула в сторону и пропустила меня.
Я тут же поглядел наверх и серьёзно спросил:
— Ваши камеры снимают?
Она сокрушённо ответила, устремив глаза в потолок:
— Все камеры заглохли! Это ужасно, мне теперь невозможно следить за уборкой своих киргизок!
— Да-а-а, беда. Но в этой технике я, к сожалению, ни "бум-бум", — и саркастически добавил. — А вы не горюйте, ваши киргизки уже давно унесли отсюда всё что могли, — я снял куртку и быстро повесил на вешалку.
— Твой юмор меня ни капли не веселит, наоборот — настораживает, ты какой-то странный!
— Увы, моя странность ещё в том, что я сегодня без цветов и подарков. Прошу прощения, это мой умышленный поступок.
— Да какие цветы и подарки?! — громко вздохнула она. — Мне всё прекрасно понятно!
— А что вам понятно?
Она удивлённо поглядела на меня и сказала:
— А мне можно вопрос на вопрос?!
— Пожалуйста.
— Тебе не кажется, что твой тон несколько вызывающ, будто я виновата во всей вашей истории?!
— Но вы же — Ольгина мама, разве родители не в ответе за поступки своих детей?
— О, Боже! — она всплеснула руками и в отместку мне сказала с лёгкой издёвкой. — Товарищ следователь, давайте не здесь, пройдёмте в "тюрьму"!
Я хмыкнул, зашагал за ней, вошёл в богатую комнату, Тамара Петровна указала на королевское кресло и уже спокойней предложила:
— Прошу.
Я плюхнулся в него и задрал ногу на ногу.
Она же аккуратно опустила своё широкое тело в такое же кресло и начала:
— Костик, мне прекрасно понятно, что для тебя произошло ужасное и самое противное событие для всего твоего разума.
— А для вашего, простите?
— И моего отчасти.
— Почему отчасти?
— Дорогой, не надо перебивать и бежать впереди паровоза.
— Извиняюсь, — ответил я, хотя совсем не извинялся, а продолжал свои надменные выпады.
— Ты думаешь, когда Ольга рассказала об этом — по моей душе разлился бальзам? Да я тут же упала пластом, заболело сердце, поднялось давление, мне так стало плохо, хоть бери да помирай у неё на глазах, ты себе представить не можешь.
— Я не могу себе представить, как вы могли скрыть от меня то, что узнали, почему смолчали и не забили тревогу во все колокола, ведь это касалось нашей с ней жизни и любви.
— И что бы изменилось? — спросила она обречённым тоном. — У них же эта связь ни день, ни два, ни три, а вон с каких пор длится. Я же себе и помыслить не могла, мне Ольга рассказала перед самым отъездом в Петербург.
— Вот именно, в Петербург, а не на сборы в Астрахань, — резонно добавил я и наклонился к ней, напирая на своё. — Почему вы скрыли от меня, когда вам стал известен этот гнусный обман? Вам было наплевать на Костика, да? У вас хотя бы чуть-чуть трепыхнулась совесть по отношению ко мне после того, что совершила ваша дочь?
Она воскликнула, хлопнув ладонями:
— Боже, да я совсем не собираюсь просить у тебя прощенье за свою дочь! Родители, конечно, отвечают за поступки детей, но не за такие, тоже мне "поступок"! Ты сначала в себе разберись!
— Я уже разобрался.
— Вот-вот! — она начинала кричать и ёрзать в кресле. — И хорошенько поразмысли, чем ты занимался все эти годы до вашего похода в ЗАГС, своей писаниной или Ольгой?!
— Прошу до моей писанины не прикасаться.
— Боже, я прикасаюсь до его писанины! Да я бы с радостью прикоснулась до вашего ребёнка, которого ты прошляпил в первую очередь, сиднем просидев у компьютера! Как говорил один чеховский герой — "молодую женщину надо обрюхатить и этим самым привязать к себе"! Грубо, но по жизни верно!
— Спасибо за советы чеховского героя, большое спасибо.
— На здоровье, тебе ещё дать советы великих писателей?!
— Лучше несколько коротких ответов на мои вопросы, и я — ушёл отсюда.
— Хорошо! Я готова слушать, только быстрей и не больше трёх вопросов иначе у меня голова заболит! — и она дотронулась толстыми пальцами до своих висков, сощурив глаза.
— Почему вы всё-таки сразу не сообщили мне?
— Потому что Ольга слёзно просила тебе не говорить! Дальше!
— Ваши первые действия после услышанного.
— Крик!" Это непристойное поведение сродни глупой и легкомысленной девчонки! Какой позор и ужас! Разве это моя дочь?!", именно так я кричала, хватаясь за таблетки и корвалол!
— А что Ольга?
— Она ревела и твердила: "люблю Юру, но ужасно стыдно перед милым Костиком"!
— Ей "стыдно перед милым Костиком", ёлки-палки, как же таким стервам легко живётся.
— Но-но, поосторожней! Она моя дочь!
— И моя законная невеста, в которой я видел свою настоящую жену, глупец.
— Если глупец, так возьми себя в руки и начни жизнь заново без моей Ольги!
— Именно это я и собираюсь сделать.
— Наконец-то! — она всплеснула руками. — Наконец-то я слышу слова не мальчика, а мужа… я имею в виду мужчину! Правильно, Костик, начни новую жизнь и успокойся, ничего страшного не случилось! Ты просто не знаешь, какие бывают роковые влюблённости?! О-о-о, Боже мой! Люди так влюбляются, что бросают свои семьи, а у вас ещё и свадьбы-то не было! Пока ещё не поздно, найди себе другое утешение, Костик!
— Секунду, — перебил я, — как же вы можете такое говорить? Вы же сами благословляли нас на законный брак и были безумно рады нашему заявлению в ЗАГСЕ?
Она помолчала и на удивление мне спокойно ответила:
— Потому что не хочу, чтобы ты мешал Юрию Семёнычу и моей дочери, я поняла, что он предложил ей более интересную и разнообразную перспективу, чем ты, который предлагал смотреть только на свою спину за письменным столом. Когда я несколько дней валялась в постели с таблетками и корвалолом, я о многом мучительно передумала, и мои первые слова о "позорном и непристойном поведении легкомысленной девчонки" мне показались совершенно пустыми, Боже мой, какими же пустыми. Ведь Юрий Семёныч предложил ей ВЕСЬ МИР. Я не собираюсь уточнять подобную аллегорию, умный да поймёт, глупец даже ни одной извилиной не шевельнёт. И потом, Юрий Семёныч не совершил никаких родственных безобразий, он же тебе не отец.
— Благодарю, мне вполне ясна позиция МАМЫ, и я готов бежать отсюда сломя голову, закрыв лицо, глаза и уши. У меня возникло желание глубоко вдохнуть свежего воздуха, у вас тут ужасная духота и затхлость.
— А нет ли желания послушать про Ольгины ноги? — резко остановила Тамара Петровна.
Я уже спешил покинуть комнату, но замер и насторожился.
— Все ноги в бинтах, в руках костыли, — она плаксиво шмыгнула носом. — Да повернись же ты и послушай, Боже мой.
Я медленно повернулся.
— Почему… в бинтах… и костылях?. — осторожно спросил я.
Она достала платок и промокнула глаза:
— А ты не в курсе?
— Нет…
— Ольга с Юрием Семёнычем попала в автомобильную катастрофу, возвращаясь из Петербурга. Она совсем не сгибает ноги, а Юрий Семёныч охромел так, что ходит дряхлым стариком.
Я внутренне облегчённо выдохнул и хладнокровно ответил:
— Ну что же, скоростная трасса Петербург-Москва очень опасна, остаётся только сожалеть, что наши общие знакомые так неосторожны.
— Радуешься? Небось, думаешь — вот она, Божья кара? Небось, доволен? — и она со злостью посмотрела на меня.
— Доволен. Насчёт Божьей кары — не знаю, а справедливость существует.
— Ну и давай, беги отсюда! — опять крикнула Тамара Петровна, тараща на меня глаза, словно сумасшедшая. — Беги-беги! И пусть тебе твой свежий воздух застрянет в горле осиновым колом, бездушный твердолобый сухарь!
Я до предела возмутился и хотел немедленно ответить, чтобы поставить на место чёртову мамашу, но в этот момент сильно хлопнула входная дверь, на порог комнаты влетела Наталья и беспокойно спросила:
— Что такое?! Что за крик?! Ой, Костик, привет, давно не виделись!
Она чётко соблюдала конспирацию.
Я тоже.
— Привет, Наталь! Всё нормально! Борьба мнений! А ты, гляжу, цветёшь и хорошеешь, девчушка!
— Куда уж там, парнишка! — Наталья улыбнулась. — Как живёшь, Костик?!
— Живём, хлеб жуём! Пока! — и я стрелой полетел к выходу, прихватив куртку с вешалки.
— Боже! — воскликнула мамаша, забыв про меня и протянув руки в сторону младшей дочери. — Это ты, гулёна дачная?! Ты что, влюбилась — так долго не едешь?!.
Я нырнул в машину, стоявшую в глубине двора, откинул голову на спинку сиденья, тяжело выдохнул, и тут же заиграл мобильник.
— Ты где? — спросил я.
— В туалете… — раздался Натальин шёпот, — мама напилась корвалола с таблетками и легла, говори-говори…
— Да чего там говорить, она несла такую чушь, а с другой стороны я безумно рад, что могу поставить жирную точку в этом деле.
— А что за чушь?
— Даже не чушь, а бред сивой кобылы.
— Перестань… не надо обзывать: она же мне мама…
— Извини. Вобщем полоскала меня как грязное бельё, учила мужеству в преодолении любовных неудач и терпеливому ожиданию новых прелестей от природы. Одним словом всё свелось к тому, что я — несчастный писака, влюблённый только в компьютер и глупо упустивший своё сокровище.
— Какая действительно чушь. Ты же так любил "своё сокровище", просто на руках носил. А деньгами как швырял с каждого гонорара? А как одевал, совсем забывая про себя? И все мы прекрасно это видели: и мама, и я, и Юрий Семёныч.
— Стоп, Натаха, давай без продолжений. Ты услышала что хотела?
— Да.
— Умница. Когда приедешь?
— Костик… я немного с мамой пообщаюсь и к вечеру приеду…
— Последней электричкой?
— Нет, пораньше.
— Ладно, до встречи.
— Погоди. А почему ты не спросишь, о чём я буду общаться с мамой?
— Я полагаюсь на твой ум и понимание ситуации.
— Ты — прелесть, я люблю тебя и целую, — и дала отбой.
Я кинул мобильник на соседнее кресло и включил зажиганье…
Звучно шлёпая лёгкими сандалиями, Май Цзе торопилась вверх по лестнице. Влетев на порог длинного коридора императорского этажа, она едва ни столкнулась с животом здоровенного охранника и прокричала запыхавшимся голосом:
— Быстро… немедленно… сию секунду доложи императору: к нему наложница Май Цзе!
— Ступень? — монотонно спросил он.
— Третья ступень ФЭЙ!
— Наложница Май Цзе третьей ступени ФЭЙ уже приходила сегодня к императору! — грозно ответил охранник.
— Я могу быть у него сколько угодно! — нетерпеливо сказала она.
— Для повторного прихода наложница Май Цзе должна взять разрешенье у Главного Министра Чжоу Дуня, с этим разрешеньем пойти к Дворцовому лекарю и получить справку о своём состоянии здоровья на данный час! — непреклонно отчеканил он, соблюдая инструкцию.
— Ещё чего?! А ну-ка, быстро доложи императору! Это касается его жизни и смерти! Ты не поняли?! — и Май Цзе смело кинулась на него с кулаками.
Охранник поймал её за руки, развернул от себя и толкнул в сторону.
— Разрешенье и справку! — громко повторил он.
Май Цзе еле удержалась, скользнув ладонями по полу, мгновенно поднялась и с тем же напором снова подскочила к охраннику, умудрившись стукнуть его по широкой груди.
— Ты-ы-ы, безмозглый бамбук! Доложи скорей! Скорей!
По коридору, где поднялось лёгкое волненье среди остальных молодчиков, уже мчался с дубинкой наперевес Дворцовый Инспектор всей охраны.
Несчастная Май Цзе, угодив опять в крепкие клещи блюстителя порядка, настойчиво кричала и пыталась вырваться:
— Доложи! Это — очень важно, вопрос его жизни и смерти! Скорей!
Охранник хотел закрыть ей рот, но Май Цзе изловчилась и сильно укусила его за ладонь. Он захрипел от боли и рванул из-за пояса толстую дубинку.
— Доложи! Доложи!
И теперь уже двое — подоспевший Инспектор и укушенный охранник были готовы нанести единый беспощадный удар по хрупкому телу наложницы.
— Импе-е-ра-а-то-ор! — она истошно закричала на весь коридор, отскочила к стене, слёзы брызнули из глаз, а на лице отразился неописуемый ужасом. — Импе-е-ра-а-то-ор!
— Не тро-о-га-а-ать! — раздался повелительный голос. — Не трогать её!
Дубинки повисли над головой Май Цзе, и мощные тела бойцов застыли.
Император спешил по коридору, и шаг за шагом уже был совсем близко.
— Император! — и наложница кинулась к его ногам.
— Что за крик, Май Цзе? Что случилось? — беспокойно спросил он и явно не желал прогонять её. — Мы с тобой расстались час назад, ты уверяла, что абсолютно здорова, а сама ползаешь на коленях.
— Император! — взмолилась она. — Я совершенно здорова и всегда была такой! Я и сейчас в полном сознании, а стою на коленях, потому что прошу немедленно выслушать меня! Вам грозит опасность!
Он пристально посмотрел в глаза наложницы и вдруг заметил ничем не замутнённую правду и в этих светлых белках, и в этих карих зрачках.
Не отрывая взгляда от Май Цзе, он махнул рукой, и охрана отошла.
— Встань и говори, нам никто не мешает.
Она поднялась и торопливо сказала, потому что время нещадно уходило:
— Я прошу вас быстрей пойти за мной! Я только что подслушала страшный разговор ваших особо приближенных Мандаринов и вашего слуги! Вы сами всё услышите, если приложите ухо к вытяжной трубе, которая идёт с чердачного коридора прямо вниз на кухню, где они все собрались! Спешите! Вам грозит опасность! Вы поймёте, что я не сумасшедшая!
Император нервно повёл головой и ответил, проглотив слюну:
— Но… но подслушивать разговоры… не есть хорошо…
— Это есть о ч е н ь х о р о ш о, если дело касается вашей жизни и смерти! Скорей! Мы можем опоздать!
— Инспектор! — крикнул император.
Дворцовый Инспектор охраны был тут как тут.
— Возьмите с собой два человека и — за нами! Веди, Май Цзе, я готов!.
Недолгий путь всех пятерых во главе с наложницей сначала вёл по узкому полутёмному проходу с одним единственным окном, затем — по лестнице в чердачный коридор, где с нижних этажей длинными рукавами поднималось множество труб и уходило на крышу.
— Здесь… — тихо сказала Май Цзе и недоверчиво зыркнула на охрану.
Император понял и велел:
— Инспектор, встаньте внизу лестницы, а двое — в начале прохода.
— Слушаюсь! — ответил Инспектор и увёл остальных.
Только теперь Май Цзе на цыпочках подошла к заветной трубе, совсем бесшумно вынула боковую заглушку и открыла отверстие по размеру чуть больше средней книги, император осторожно шагнул, придвинулся к нему ухом и чутко прислушался — долетел знакомый уверенный голос Чжоу Дуня:
— И так, Ван Ши Нан, прошу тебя повторить всё, что я сказал.
Голос Ван Ши Нана бойко ответил:
— Когда буду пить пробный глоток, наливаю левой рукой, когда даю пить императору, наливаю правой…
В маленькой кухне для прислуги, куда спускалась вытяжная труба и низко свисала широким круглым концом, сидели за столом несколько человек: Чжоу Дунь, Ван Ши Нан и три серьёзных Мандаринов. На столе стоял пузатый заварной чайник, пиала, чашка и лежала бамбуковая плошка, наполненная солью.
Ван Ши Нан продолжал:
— Когда даю пить императору, наливаю правой рукой. Три моих пальца — мизинец, безымянный и средний — с самого начала чаепитья держат в ладони порошок. Протянув руку к чайнику, легко отрываю пальцы от ладони, и струйка порошка мгновенно стекает на дно императорской чашки, куда сразу наливаю чай.
— Теоретически верно, — похвалил Чжоу Дунь. — Но ты забыл одну деталь. Когда левой рукой налил себе пробный глоток, обратно ставишь чайник впереди чашки императора и ближе к ней, это немного скроет движенье пальцев. Смотри, вот здесь — его чашка, а здесь — чайник.
— Я понял, Главный Министр.
— Очень важно н е з а м е т н о дрогнуть тремя пальцами и дать свободу порошку, надо сделать всё так искусно, чтобы сам Шанхайский цирк — будь он завтра на чаепитии — смог бы позавидовать этому фокусу. Теперь покажи нам, как практически работает правая рука. Возьми щепотку соли и зажми тремя пальцами.
Ван Ши Нан взял соль, зажал пальцами в ладони и на глазах у всех превратил теорию в практику, потянувшись рукой к чайнику и наполнив чашку водой.
Чжоу Дунь тут же цапнул чашку и быстро показал трём серьёзным Мандаринам — там благополучно растворялись на дне кристаллики соли.
— Кто-нибудь заметил огрехи? — спросил он.
Мандарины отрицательно покрутили головами, а один из них — самый скуластый — восторженно ответил:
— Хорошо сработано! Я очень сильно напряг зрение, но совсем не увидел, как соль упала в чашку! Молодец, способный человек!
Второй Мандарин — щекастый и красный — сказал:
— Позвольте вопрос. Вам не кажется, что император может запросто заметить игру левой и правой руки? Себе слуга налил левой, а ему налил правой. Почему?
Чжоу Дунь хмыкнул и объяснил:
— Поверьте мне, во время чаепитья император заботится только об одном: как быстрей наполнить своё толстое брюхо целебным напитком из утренней росы, и ему всё равно — нальёт Ван Ши Нан левой рукой или правой: ногой…
Император, стоя у трубы, так резко отдёрнул ухо, будто в него вонзилось остриё иголки.
— Какой же подлец… — прошептал он, посмотрев на Май Цзе.
Она испугалась, поднеся палец к своим губам, и призвала к тишине.
Император покорно кивнул и с большим интересом снова прилип к трубе.
— Тебе, Ван Ши Нан, — долетел голос Чжоу Дуня, — совсем не надо забивать голову: заметит император или нет. Как только твои мысли шевельнутся в эту сторону, правая рука немедленно дрогнет, порошок упадёт не в чашку, а на стол, и на следующий день все сидящие здесь окажутся во Дворе Пыток.
— Зачем же так грубо, Чжоу Дунь?! — раздался голос третьего Мандарина…
Этим третьим был прыщавый и самый худой Дворцовый Мандарин, он сидел на кухне рядом с Чжоу Дунем и действительно весь содрогнулся, повернувшись к нему:
— Зачем же так грубо, Чжоу Дунь?!
Чжоу Дунь объяснил:
— Это — не грубость, а жестокая реальность, и Ван Ши Нан должен понять, как мы все зависим от него. Только безукоризненная точность твоей завтрашней работы сделает, прежде всего, самого тебя Главным Министром императора: то есть, моим Министром…
Стоящий у трубы император пошатнулся, чудом удержался на дрогнувших ногах, прикрыл на секунду глаза и стиснул зубы.
Подоспевшая наложница хотела подставить ему плечо, но он мягко отстранил Май Цзе и опять прильнул ухом к трубе.
— … то есть, моим Министром, — продолжал уверенный голос Чжоу Дуня. — Мандарина Чан Буй, как всем известно, сделает военным министром. Мандарина Хуан Ми…
— Я знаю, кем меня сделает Ван Ши Нан в случае его завтрашней удачи: стоит ли повторять?. — раздражённо оборвал чей-то голос…
Этот голос был щекастого и красного Мандарина, он заёрзал на месте и двинул от себя пузатый заварной чайник:
— …стоит ли повторять? Пусть лучше Ван Ши Нан идеально отрепетирует: свой фокус и не обольщается сиюминутным успехом, который мы только что увидели.
— Вот именно, дорогие и ближайшие мне Мандарины, — подхватил Чжоу Дунь, — вся моя речь только о нём, о Ван Ши Нане, и я прошу тебя довести механизм своих пальцев до полного совершенства, впереди целая ночь, проделай без перерыва ровно сто раз. Если ошибёшься — ещё сто, и так далее — до полной идеальной попытки, ясно?
— Ясно, — ответил Ван Ши Нан.
— Если ясно, приведи сюда Юй Цзе.
Ван Ши Нан кивнул и вышел.
Самый скуластый Мандарин тут же спросил:
— А что прикажете делать с женой императора?
— Мы обвиним Чау Лю в убийстве мужа…
Стоящий у трубы император насторожился, продолжая слушать слова Чжоу Дуня:
— Мы обвиним Чау Лю в убийстве мужа. Ядовитый порошок подействует только к вечеру и совершенно внезапным ударом в голову, а Чау Лю — как неоднократно видел Ван Ши Нан — сама приносит императору среди дня остатки любимого утреннего чая, она и подсыпала отраву. А мы потом огласим при всём народе её коварное злодеянье.
— Но зачем жене травить мужа? Нужны, между прочим, веские оправдания такого жестокого поступка, — раздался голос щекастого Мандарина.
— Они есть — острый супружеский конфликт, который и привёл к трагедии. Во время наших постельных встреч жена императора мне часто плакалась именно о том, как ей ужасно надоел император своими идиотскими шутками по поводу её бесплодия и как она страдает, видя смешливые взгляды всего Дворца. "Я готова убить его, он во всём винит меня, а сам не в состоянии зачать как достойный мужчина!", — и голос Чжоу Дуня акцентировал. — Обратите вниманье: ГОТОВА УБИТЬ.
Голос прыщавого Мандарина добавил со знанием дела:
— О-о-о, она — настоящая змея: и позволит погладить, и тут же проглотит. Всё пичкает мужа своими стишками об истинной добродетели, а сама ненавидит его.
— Почтенные Мандарины, мне ли ни знать её змеиную хватку, — горько прозвучал голос Чжоу Дуня, — два часа тому назад я чуть ни шагнул под пытки в знакомый вам дворик, и всё потому, что резко оборвал с ней постельные отношения.
— Да, это Вы — опрометчиво, опрометчиво, — заметил кто-то, усмехнувшись.
— Ничего не мог с собой поделать, вдруг потянуло на молодых наложниц.
Мандарины засмеялись.
— Однако, если Вы сидите с нами живой и невредимый, значит, благополучно исправили свою ошибку, — хихикая, сказал голос щекастого и красного Мандарина.
— Увы, пришлось исправить прямо на ходу, в драгоценном хранилище фолиантов среди исторической китайской пыли.
Все снова засмеялись.
Император закрыл глаза и стал очень бледен, слушая всё это. Из трубы долетел скрип двери и чьи-то шаги…
На кухню вошли Ван Ши Нан и наложница Юй Цзе.
Она поклонилась, поднесла к лицу маленькие ладошки, опустила глаза в пол и замерла.
— Пожалуйста, — попросил Чжоу Дунь, — подойди к столу и смотри на нас, не бойся. Я никогда не думал, что после близости с Ван Ши Наном ты станешь ещё пугливей.
Очень довольный Ван Ши Нан громко хмыкнул, а Юй Цзе подошла к столу.
— Вот так. Нам очень приятно видеть твоё очаровательное личико, не правда ли, почтенные Мандарины?
Мандарины один за другим воскликнули:
— Очень! Такая милашка!
— Очаровашка!
— Лепесток свежего лотоса!
— Ты давно видела старшую сестру Май Цзе? — спросил Чжоу Дунь.
— Давно не видела, — ответила она. — Май Цзе, говорят, сошла с ума?
— Это — хитрая уловка. Твоя сестра крутит-вертит и водит всех за нос, идя к своей заветной цели.
— Какой цели?.
— А ты не знаешь?
— Нет, Главный Министр.
— Она мечтает вместо тебя родить наследника нашему императору…
Император, стоя у трубы, покосился на Май Цзе.
Май Цзе увидела, коротко вздохнула и опустила глаза…
А на кухне продолжался разговор.
— О, ВЕЛИКИЙ БУДДА! — сказала Юй Цзе. — Да пускай себе рожает! Я смертельно боюсь этих родов, меня всю трясёт! Я не хочу, не хочу! Мне кажется, что я сразу умру, наша мама умерла, когда рожала третью дочку! Я готова сколько угодно и когда угодно ублажать каждого из вас как любовница первой ступени, только бы не рожать! Только не рожать!
— Нам это очень нравится: "сколько угодно и когда угодно", — сладострастно ответил Чжоу Дунь.
— Да-да, а то мы решили, что Ван Ши Нан уже стал частным собственником, — весело добавил прыщавый Мандарин…
Император, слушая трубу, прискорбно прошептал:
— Какая пошлость… они окончательно испортят её…
На кухне все смотрели на дурочку Юй Цзе, которая не хочет рожать императору, и слушали её глупую речь.
— Ван Ши Нан — не частный собственник, он — мой гениальный учитель во всех любовных премудростях, искусно сломавший преграду между девушкой и зрелым мужчиной! Он открыл мне дорогу в жизнь, и я совсем уже не ученица и могу смело дарить всем вам свои жаркие ласки, крепкие объятья и страстные поцелуи, только спасите меня от ненавистных родов! Спасите! — и она плаксиво шмыгнула носом.
— Успокойся, — остановил Чжоу Дунь, — тебя никто не просит рожать.
— Как же "не просит"?! Император не только просит, а требует!
— Мало ли что требует император, мы спасём тебя, спасём, успокойся. Скажи, Юй Цзе, ты была у Дворцового лекаря?
— Да, Главный Министр, я была сразу, как только приказал Ван Ши Нан. Сегодня к ночи ВЕЛИКИЙ БУДДА пошлёт очищенье всей моей плоти.
— Замечательно, — и Чжоу Дунь прищурился, внимательно глядя на неё. — Как замечательно всё складывается. Твой сегодняшний приход к императору на ночь — о чём он всё время мечтал — даст ему абсолютную веру в то, что он сделал тебя женщиной, это усыпит его бдительность, и он сладко отоспится перед утренним чаем из любимой росы.
— О, Главный Министр, сегодня мне понятно, я даже не боюсь за себя, но… но ведь он захочет потом через несколько дней, когда уже пройдёт очищение плоти, и я могу забеременеть… — Юй Цзе всхлипнула.
— Я тебе обещаю, — ответил Чжоу Дунь, — после завтрашнего чая император уже ничего не захочет.
— Позвольте, Чжоу Дунь, — вклинился щекастый и красный Мандарин, — неужели вы думаете, что в постели император совсем не отличит девственницу от женщины?
— В море крови? Он как раз и примет эту кровь за результат своих бурных порывов, "сломавших преграду".
— Я не об этом, Чжоу Дунь. Вспомните себя в постели с юной девушкой. Вы разве не ощущали никаких внутренних трудностей во время первого сближения?
— Ощущал и всегда ощущаю! При этом я безумно вдохновляюсь на праведный ратный подвиг во имя крушения неприступной девственной стены! — по-бойцовски ответил он. — Ощущенье императора-импотента давно притупилось, если вовсе ни отсохло! И он ещё хочет наследника, обвиняя свою жену!.
Очумевший император зажал уши руками, отскочил от трубы как можно дальше и прошипел сдавленным голосом:
— Нет, он — не подлец, он — пошляк, ничтожество… Немедленно закрой… прошу тебя… я не могу больше слушать эту гадость, эту гнусность, это предательство… Быстро отсюда, иначе мне станет совсем плохо… — и на бледном лице появились капельки холодного пота.
Май Цзе осторожно прикрыла трубу и заспешила за ним к лестнице, он повернулся и тихо приказал:
— Только после меня… тебя со мной никто не должен видеть, если уже ни увидели… — он подумал и неожиданно спросил. — Ты знаешь, в чём твоё несчастье?
— В чём?.
— В том, что ты отдалась Чжоу Дуню, и никакого насилия не было. Если бы это случилось, ты обязательно показала бы мне синяки, потому что насилие без них — ненасилие. А я ведь тогда ждал: покажет Май Цзе хоть одну ссадину, хоть одну? Может ты прямо сейчас оголишь своё тело со следами побоев?
— Их там нет, император… — жалобно пропищала Май Цзе.
— И не может быть. Вы оба х о р о ш и — что Главный Министр, что моя наложница.
— Простите… — она опустила голову и заплакала. — Я так долго ждала императорской постели, так долго мучилась и мечтала, что просто не выдержала… и всё случилось так неожиданно…
— Смерть тоже бывает неожиданной, когда в моей беседке выпивают пиалу с ядом. Но вас — обманщиков и подлецов — собралось так много, что не хватит и яда, а Двор Пыток развалится от такого количества предателей.
Май Цзе заплакала сильней.
— Прекрати реветь как недойная корова. Я, может быть, учту твои правдивые рисунки и эту бесценную трубу… может быть… но гарантий мало, потому что слишком страшен твой поступок, который не укладывается ни в какие рамки преданных императорских наложниц, впрочем, как и поступок твоей мерзопакостной младшей сестры, — он отвернулся и стал спускаться по лестнице…
Мне очень понравилась последняя фраза, я допечатал её и с большим удовольствием произнёс вслух:
— "… поступок, который не укладывается ни в какие рамки преданных императорских наложниц, впрочем, как и поступок твоей мерзопакостной младшей сестры".
На столе заиграл мобильник, звонил Майкл.
— Привет, Майкл.
— Привет, Костяшка. Как дела, чувачок? — серьёзно спросил он.
— Дела идут — чай пьётся с великим удовольствием.
— Так думаешь?
— Не думаю, уверен. Я же весь остальной выбросил, а твои пачки поставил прямо на виду, на кухонный стол, наверняка давно хлещут за милую душу.
И тут Майкл выдал такое, что потрясло меня до глубины души:
— Ништяк, пусть рисуют кресты Господу Богу и радуются жизни, что их не отравили.
— Что-что?.
— Слушай, хочу своим калганом тебе в ножки стукнуть и повиниться. Совесть меня загрызла перед Костяшкой-одноклашкой, не могу молчать, обманул я тебя.
— Что случилось, ты чего несёшь?.
— Я ж тебе фуфлыжный чай подсунул, абсолютно нормальный чай из магазина, неотравленный. Усёк?
— Как?. Зачем из магазина?. Почему неотравленный?.
— Всё по тому же — ты что, захотел в тюрягу сесть?
Я стал заикаться:
— Ты… Ты… Ты чего сделал, бол… болтун?. Да я с тобой… я с тобой больше…
— Погоди, Костяшка, тормози!
— Да как ты посмел?! — закричал я. — Ты для чего мне целых два часа мозги морочил?!"Помогу-помогу"! Может, такого чая у тебя и вовсе нет?! Болтун!
— Ещё как есть, только не тебе с ним дело иметь, не моему Костяшке! Есть такой чай, что в раз кишки разорвёт, но ты прикинь — отравить людей, значит убить! Я же не мразот голимый, чтобы лучшего одноклашку своими руками на тюремные нары сажать! Я отлично видел твоё настроение, и просто решил подыграть, поддержать тебя что ли, уж больно сильно в тебе твоя горькая желчь бродила, ей выход был нужен, немедленный выход наружу, иначе ты с катушек слетел бы! Понял?!
Я схватился за голову и отчаянно прошептал:
— Что же ты наделал, Майкл?! Что ты наделал?! Ты же ни черта не понял мою душу, моё больное сердце, мои с треском лопнувшие нервы!
— Да хорош тебе, Костяшка! Ты за это время немного поостыл, и я теперь скажу тебе откровенно: БЫВАЕТ НАМНОГО ХУЖЕ! Это не те кранты по жизни, чтобы соплями давиться! А если невмоготу — возьми и к едрене фене рвани куда-нибудь подальше, хоть заграницу, там всё сразу забудешь! И потом — писатель и злодейство… или как там… гений и злодейство — две вещи несовместны, внатуре!
— Да пошёл ты, трепач!!!
— Не гони пургу! Слушай сюда — приезжай ко мне, раздавим твой коньячок, за судьбу покалякаем!
— Да пошёл ты!!!
Я больше не стал слушать и дал отбой, швырнув мобильник на диван.
Мой кулак поднялся и сильно ударил по краю стола, экран ноутбука резко моргнул, старый большой будильник подпрыгнул, удержался и неожиданно громко зазвенел, а стрелка скакнула на 19: 30…
Машина Юрия Семёныча стояла напротив ярких и блестящих рекламных окон Центрального Дома железнодорожников — чуть дальше Ярославского и Казанского вокзалов. Держа ладони на баранке руля и часто барабаня пальцами, Юрий Семёныч ждал.
Через лобовое стекло он видел большие круглые часы на фасаде здания.
Чёрная стрелка скакнула на 19: 30.
Пора! Юрий Семёныч вылез на тротуар, освещённый светом вечерних фонарей, плотней натянул кожаную кепку, поднял воротник кожаного плаща и устремил глаза к подземному переходу, внимательно следя за потоком людей.
Холодная погода конца ноября заставила прохожих одеться в зимние куртки, тёплые пальто, завязать горла шарфами и спрятать уши под шапки.
Юрий Семёныч жадно хватал острым взглядом то одно, то другое девичье лицо и наконец-то увидел.
От подземного перехода прямо к его машине спешила Наталья. На высокой стройной фигуре аккуратно сидела короткая белая курточка с голубой меховой оторочкой, на ногах были тёмные джинсы и белые полусапожки.
Нетерпеливо махнув рукой, он открыто оживился и шагнул вперёд.
Она же коротко подняла ладошку в перчатке — "вижу-вижу!".
— Ну, здравствуй, милое создание! — приветливо сказал Юрий Семёныч. — Рад! Очень рад!
— Добрый вечер. С каких это пор я стала милым созданием?
— Почему "стала"? — смело заметил он. — Для меня ты всегда была такой!
Наталья иронично хмыкнула и предупредила:
— Юрий Семёныч, у нас — двадцать минут, и я сразу бегу на электричку.
— Слышал! Слышал по телефону, хватит пугать своей противной электричкой! — он улыбнулся, открыл дверцу своей чёрной машины и предложил. — Прошу садиться!
— Боже… — хитро спохватилась Наталья, — вы же недавно с Ольгой кувырнулись на этой машине… и двух дней не прошло… Уже починили?.
— Да нет, совсем на другой, на приятельской "БМВ"! — ничуть не сконфузился Юрий Семёныч. — Мой славный приятель абсолютно не умеет водить, а берётся за руль! Прошу-прошу! — и держа Наталью под локоток, он помог ей опуститься на переднее кресло.
— Зачем же вы поехали и подвергли страшной опасности мою любимую сестру? — недовольно спросила Наталья, играя полный серьёз. — Я, гляжу, вы совсем не знаете своих приятелей.
— Никогда не знаешь, кто чего стоит, милая Наташа! — многозначительно ответил он и добавил. — Интересно откуда такая забота о сестре? Вы, кажется, с детства не признавали друг друга и были с ней в какой-то ссоре?
Юрий Семёныч закрыл дверцу, не дождавшись ответа, и стал огибать машину, чтобы сесть с другой стороны.
Пока огибал и смотрел на неё сквозь лобовое стекло, Наталья мягко прикусила губу и с лёгкой улыбкой тоже глядела на него.
— Вот что, Наташенька! — он стремительно забрался в машину и опустился на соседнее кресло. — Я попросил тебя встретиться естественно не для того, что бы обсуждать ваши давние распри с сестрой, а для более важного вопроса! Скажу сразу и без лишних, как говорится, заездов: я приглашаю тебя ровно через полторы недели полететь со мной в Эль-Фуджейру, но не просто слетать туда и обратно, а заменить Ольгу в моём деле! — и замолчал, дав оценить безумное предложение.
Наталья осипшим голосом сказала:
— Ку… Куда-куда?.
— Ты прекрасно слышала "куда"! Я вполне серьёзно приглашаю тебя принять участие в моём перспективном заграничном бизнесе!
— Вы… вы что-то не то… вы… вы подумали… о чём сказали?.
— Я не только подумал, Наташенька! Я перестрадал, перемучился и решительно уповаю на тебя, потому что рушится моя поездка, которая может стать нашей с тобой общей! Ольга не в состоянии лететь, костыли там не нужны!
— Прекратите… Юрий Семёныч! Я сейчас выйду и… и поеду другой электричкой! — она попыталась грозно крикнуть, но получилось очень жалобно, пискляво и совсем неубедительно, потому что Эль-Фуджейра сейчас не на шутку ударила по юной ветреной голове и встала перед глазами тем далёким мерцающим идеалом, о котором она неоднократно слышала от Ольги и в тайне дико ей завидовала. — Я… я выйду и… убегу… убегу!
Юрий Семёныч развернулся всем телом и настойчиво продолжил:
— Я прошу оставить поступки глупой девчонки и войти в моё катастрофическое положение как понимающей женщине, за которую я всегда тебя принимал! Мимо нас может пройти великое дело, тебе немедленно надо броситься в омут, помочь мне и начать прекрасную заграничную жизнь! А именно: быть полной хозяйкой всех моих выставок, продвигать открытие моего Египетского офиса и моей школы Живописи и Ваяния, стать вместе со мной руководителем как того, так и другого, получать очень хорошие доллары! Чёрт возьми, кому я это всё говорю — свободной, ничем необременённой девушке с чистой светлой умной головой! Лети! Работай! Радуйся!
Наталья дёрнулась, цапнула за ручку дверцы и начала теребить её, но дверца не поддавалась.
— А ну, откройте! — взвизгнула она. — Пустите меня!
— Да погоди, ты трезво подумай! Ведь такое счастье раз в жизни бывает, это — судьба, Наташенька!
— А ну-у-у! — она задёргалась сильней и стала колотить по стеклу кулаком.
Кое-кто из прохожих, идущих близко от машины, невольно поворачивал голову.
— Да нажми кнопку, кнопку нажми, чёрт бы вас всех побрал! — досадливо крикнул Юрий Семёныч. — Им предлагаешь великие блага, а они!
Нажав пальцем кнопку, Наталья распахнула дверцу и вылетела наружу, но бурная волна эмоций понесла ее не к вокзалу и не к подземному переходу, а кинула к стене Дома железнодорожников, где было меньше народу и бесконечной суеты. Тяжело дыша, она остановилась у рекламного окна, закрыла глаза полные слёз и подняла кверху голову.
Юрий Семёныч, зорко наблюдая за ней, твердил сам себе:
— Ничего-ничего, вернётся! Вернётся! Ничего!
— Господи, что это? — беспорядочно шептала Наталья, задавая вопросы и тут же отвечая на них. — Это слёзы? Да, слёзы. Почему? Потому что ты хочешь лететь. Хочешь? Да, хочу. О, Господи, я же — настоящая тварь. Разве я могу быть тварью? Да, можешь, потому что ты предала Костика. Почему предала? Потому что ХОЧЕШЬ, ХОЧЕШЬ, ХОЧЕШЬ ЛЕТЕТЬ. А как же Костик? Костик — писатель, он тоже обязательно улетит куда-нибудь. Костик, улети куда-нибудь, я тебя очень прошу. Господи, помоги ему куда-нибудь улететь.
Она опустила глаза с вечерних небес и метнулась обратно к машине.
Юрий Семёныч был наготове, мгновенно нагнулся к дальней дверце и открыл её — Наталья проворно забралась в кресло, плаксиво шмыгнула носом и спросила, не глядя на него:
— И как же с такой у р о д и н о й лететь в Эль-Фуджейру?
— Прекрати, Наташенька! Кто тебе сказал?! Я вырву язык каждому, кто повторит о тебе это гадкое слово! Для меня ты всегда была милым созданием!
Она вдруг прокричала в паническом замешательстве:
— О, Господи, Юрий Семёныч, у меня осталось пять минут до электрички!
— У тебя осталось пять минут, чтобы принять решенье: летишь или нет! От этого зависит всё — подавать мне новые документы или распрощаться раз и навсегда со своей хрустальной мечтой!
— Но Юрий Семёныч! — завопила она от нестерпимых мучений и своей глупой нерешительности. — Вы посмотрите, сколько на улице прелестных девушек, которые жаждут уехать отсюда да ещё в придачу с новоявленным бизнесменом! При чём здесь я со своей рожей?! Я что — не вижу её в зеркало каждый божий день?!
— Я не хочу подбирать с улиц всякий мусор, понимаешь ты или нет?! За мной стоят такие ВЕЛИКИЕ ТУЗЫ, что предлагать подобную поездку незнакомой девушке с Комсомольской площади — значит быть без мозгов и царя в голове! Неужели не ясно?! И прекрати позорить себя какой-то "рожей", как тебе несовместно! Всё! Я лечу с тобой и только с тобой!
Она откинула голову на спинку кресла, прикрыла глаза, секунду помолчала, а потом уже тихо спросила:
— С чего я должна начать?.
Юрий Семёныч облегчённо и даже со свистом выдохнул:
— Во-первых, Наташенька…
— Вы всё время "Наташенька" и "Наташенька"… — оборвала она и повернулась к нему. — Это очень приятно, но я пока не привыкла, лучше… Наталья…
— Наталья, во-первых, позвони на дачу и скажи своим друзьям, что сегодня не приедешь. Я во что бы то ни стало должен сделать за сегодняшний вечер эскиз твоего портрета, чтобы завтра написать уже сам потрет, а послезавтра отправить с пробными документами. Времени совсем мало.
— Почему послать портрет, а не фото?.
— Таково условие Эль-Фуджейры. Они там перво-наперво хотят знать каков образ моей будущей помощницы и спутницы. Не забывай, это — не промышленный, а художественный бизнес.
— Ольгин портрет вы тоже когда-то отсылали?.
— Когда-то отсылал. Теперь всё заново и как можно быстрей.
— И что же они скажут, увидав портрет "новой спутницы"?.
— По закону они дают право выбора, и окончательное решение за мной.
— А фото тоже отправите?.
— Конечно, чуть позже, следом за портретом, вместе с официальными документами.
— Вот тут-то, Юрий Семёныч, и откроется вся ложь: вы на бумаге меня подмажете, подкрасите, а фото возьмёт и всю истину скажет:
— Я тебя очень прошу, не возвращайся к старому разбитому зеркалу! Сколько можно?! Зачем ты заставляешь меня как китайского болванчика постоянно тюкать головой то вниз, то вверх и повторять одно и то же: нет, это — неправда, ты высокая, стройная, милая девушка… ты высокая, стройная, милая… Хорошо, чтобы ты бросила свои комплексы, я готов уже завтра тратить деньги на твоего парикмахера, визажиста, массажиста… кто там ещё существует?! Делай какую угодно супер-причёску, массаж и макияж лица, оденься по самым лучшим образцам модных журналов, и вот тогда, наконец, ты полюбишь совсем другое зеркало и совершенно новую фотографию, которую мы немедленно отправим в Эль-Фуджейру! Но учти, времени мало, если этим заниматься, то уже завтра! Ты поняла меня?! К тому же, я естественно обещаю тебе личного парикмахера, личного визажиста, массажиста, кутюрье и в самой Эль-Фуджейре в придачу к чистейшему воздуху бесподобного оазиса неповторимой природы, лучезарному берегу Индийского океана, прогулкам на яхте, подводным путешествиям среди сказочных караловых рифов и прочее, прочее, прочее! Такое дело пойдёт?!
Она приоткрыла рот, часто захлопала глазами и в полном недоумении протянула:
— Господи… что вы сказали?. Кому же это не пойдёт?. Неужели такое может быть и для МЕНЯ?.
— А ты что думала?! Неужели для ТЕБЯ останутся на всю жизнь только грязная вонючая электричка, душное подземелье метро со своим бесконечным толпизмом и постоянный страх за завтрашний день?!
— Но ведь Ольга лопнет от зависти… ведь эта роль в Эль-Фуджейре была приготовлена для неё…
— А ни твоя ли мечта, чтобы Ольга "лопнула"?! Роли всегда остаются, только часто меняются исполнители!
— Не кричите, Юрий Семёныч, спокойно… — сказала она дрогнувшим голосом, — я уже беру телефон и пробую звонить на дачу… пробую… Господи, помоги мне…
Юрий Семёныч снял кепку, взъерошил волосы и устало протёр ладонью вспотевшее лицо:
— Фу-у-у-у… — и откинул голову на спинку кресла.
Наталья достала мобильник, торопливо набрала номер и со страхом в глазах поднесла к уху.
— Привет, — отозвался мой грустный голос, ещё не отошедший от подлого поступка Майкла. — Ты где?
— Привет, Костик! — вдруг забывчиво ляпнула Наталья и мигом осеклась, кинув безумно растерянный взгляд на Юрия Семёныча и крепко прикрыв руками телефон. — Ой!
Юрий Семёныч округлил глаза и с удивлением прошептал:
— Костик?. Любопытно…
Она быстро поднесла палец к губам, призывая к полной тишине.
Он покорно кивнул, усмехнувшись, и замер.
— Костик! Я сегодня не смогу приехать, надо посидеть с мамой, она плохо чувствует! — на одном дыхании сказала Наталья.
— А ты где? Почему звук пропал?
— Я? Я: в аптеке, мама послала! Звук пропал? Алло-алло!
— Да сейчас нормально, теперь слышу.
— Останусь с мамой, говорю! Она плохо чувствует! Завтра утром позвоню!.
Я сидел за своим рабочим столом, глядел на экран ноутбука и говорил с Натальей.
— Хорошо, если так надо — посиди… с мамой.
— Надо! Она очень просила!
— Ладно, я тогда посижу со своей писаниной и попробую за ночь всё закончить. Давай, завтра жду звонка, — и выключил телефон.
Я секунду подумал, глядя на монитор, и продолжил печатать…
Поздним вечером император сидел в своей тихой спальне на краю расстеленной широкой постели и думал, медленно скользя глубокомысленным взглядом по толстому фолианту, лежавшему на столе, по зашторенным окнам, по круглым красным светящимся фонарям и по длинной стене, расписанной китайским пейзажем. Император был в легком, чуть распахнутом зелёном халате.
На постели рядом с ним мирно спала маленькая собачонка, иногда дёргая во сне тонкими лапками.
В дверь негромко постучали, и вошёл слуга Ван Ши Нан.
Собачонка вскинула голову и чутко насторожилась, сразу поняв, что её сладкий сон на мягком ложе хозяина испорчен.
Император лишь немного выпрямил спину, но к двери не обернулся.
Ван Ши Нан поклонился спине и доложил:
— Император, к вам пришла на ночь наложница Юй Цзе!
— Пусть зайдёт.
— Слушаюсь! — ответил слуга и позвал к себе собачонку. — Ци-Ци!
Она неохотно прыгнула с постели, замерла у ног хозяина и пристально поглядела на него, словно задавая вопрос: "И тебе это надо?".
Император кивнул и развёл руками — "что поделать, Ци-Ци, надо".
Собачонка зевнула, побежала по ковру и покинула спальню.
Поклонившись ещё ниже, слуга задом удалился за ней.
И тут же без промедленья в комнату мягко шагнула Юй Цзе, а дверь за ней крепко прикрылась.
— Император, я здесь, — робко сказала наложница, приложив ладошки к белому чистому личику.
Теперь император медленно приподнялся, медленно обернулся, посмотрел на неё и неторопливо сказал:
— Подойди ко мне… нежнейший лепесток лотоса, подойди… прозрачная капелька утренней росы…
Юй Цзе быстро-быстро засеменила к нему и встала напротив, всё ещё держа ладошки в покорном приветствии.
С тихой тайной в голосе он продолжил:
— Я весь день безустали молил ВЕЛИКОГО БУДДУ о помощи нам с тобой, мы должны этой ночью зачать достойного наследника знатного рода Чоу-Чанов.
— Я тоже молила ВЕЛИКОГО БУДДУ.
— Вот видишь, мы оба молили его, и он увидел нас. Его истинное слово снизошло до моих ушей, и вот что я услышал… — император коснулся до плеч Юй Цзе, — но сначала скинь кимоно, подними глаза и внимательно следи за словом БУДДЫ, которое я сейчас перескажу тебе. Оно слишком тонко и поэтично, чтобы прятать свой взор и не отдаться этой музыке вечного блаженства.
Юй Цзе сбросила на ковёр лёгкое кимоно, оставшись обнажённой, и подняла лицо.
Он глубоко утонул в глазах очаровательной наложницы, словно в чистых озёрах, потом вынырнул, заскользил тёплым ласкающим взглядом по обнажённому телу наложницы и начал нежнее нежного поглаживать его руками, будто осторожно и бережно прикасался к поверхности хрупкого сосуда, при этом увлечённо "читая слова БУДДЫ":
Император вдруг резко замолчал, отдёрнул руки от тела наложницы, снова сел на край постели и тупо уставился на её гладкий живот.
— О, ВЕЛИКИЙ БУДДА, — задумчиво проговорил он, — прости меня… я снова чувствую влияние Руси, даже в стихах: "скажу — покажу", "радость — сладость", "дана — весна", "диво — стыдливо", "кровь — любовь"… Ты знаешь, Юй Цзе, что это совсем не наше построение слога и рифмы?. — спросил он, всё так же глядя на живот.
— Я знаю, что император очень полюбил какую-то далёкую Русь, когда отправился по Великому Шёлковому Пути, — робко ответила наложница.
Он хмыкнул, передразнив её:
— "Какую-то Русь"! Русь — удивительная страна, в ней нет подлости и предательства, но я… не об этом… В то время, проплывая с караваном через Русь, мне удалось приобрести удивительную Книгу Стихов, и сейчас я вспомнил одно из стихотворений и немного перефразировал его. Эту Книгу, как и другие Книги, с русского языка перевёл для меня сын достойного Чжан Цзяня — дипломата, разведчика и основателя Великого Шёлкового Пути.
— Но император сказал, что это — слово ВЕЛИКОГО БУДДЫ, а не слово стихов.
— Конечно ВЕЛИКОГО БУДДЫ, ведь только он мог сказать мне такое слово, которое расшевелило моё воспоминание о Весне, Любви, Непорочной Красоте Девичьего Тела. И ничего странного нет, что все эти нетленные вещи я вспомнил в связи с любимой Русью, — он помолчал и очень грустно добавил, всё так же обращаясь к животу наложницы. — Ступай к себе, у меня сейчас почему-то нет желанья… Я обязательно позову… свою Юй Цзе… через несколько дней…
Юй Цзе словно ждала этого момента, она мигом подняла с ковра кимоно, быстро нацепила его, завязала и помчалась прочь из комнаты, находу кивая и прикладывая к лицу ладошки-лодочки.
Император горько ухмыльнулся:
— О, ВЕЛИКИЙ БУДДА, ты только посмотри как она рада, как рада… мерзкое создание… о-о-о, мерзкое…
Когда исчезла наложница, в спальню восторженно прискакала собачонка Ци-Ци, подбежала к хозяину, лизнула его в ногу, прыгнула на постель, заняла своё прежнее место и облегчённо вздохнула.
Ван Ши Нан явился на порог комнаты несколько удивлённый и настороженный. Он снова поклонился спине, потому что император опять не обернулся.
— Ван Ши Нан, позови Инспектора охраны, и ты на сегодня свободен.
— Слушаюсь! — ответил слуга, хитро смерил его спину недобрыми глазами и покинул комнату.
Оставшись один, император начал бессмысленно, как казалось, повторять рифмы прочитанного стихотворенья, но было прекрасно видно, что в голове его работала адская машина — он явно решился на что-то очень серьёзное и важное:
— Император! — возвестил о себе голос Инспектора охраны.
Император даже не слышал, как тот вошёл — настолько глубоки были его раздумья, он встрепенулся и приказал через плечо:
— Инспектор, я постараюсь заснуть, ко мне никого не пускать, даже жену.
— Охрана уже у дверей, император!
— Вся надежда на вас. Идите.
— Слушаюсь! — ответил Инспектор и зашагал из комнаты.
Одним движением ног император развернулся, оторвавшись от пола, лёг на постель и прикрыл усталые глаза.
Собачонка Ци-Ци уже снова крепко спала и дёргала во сне тонкими лапками…
В императорском утреннем саду среди изумрудной зелени и буйства цветущих растений молодая прислуга Дворца собирала с лепестков и травинок чистую росу, согнувшись к земле и молчаливо продвигаясь вперёд с пиалами в руках.
Осторожно наклонив лепесток лотоса, девушка скатила с него капельку росы, капелька упала в почти полную пиалу и чуть потревожила прозрачную жидкость лёгким еле заметным всплеском.
Парень, который шёл поодаль, мягко пригнул цветок орхидеи, и несколько маленьких блеснувших шариков побежали по соцветию и нырнули в его наполненный сосуд, взбудоражив зеркало хрустальной поверхности бесценной влаги.
Позади прислуги вышагивал внимательный Инспектор, он держал большой кувшин белого цвета с высокой крышкой, похожей на императорский головной убор. Рядом с Инспектором шагали по обе стороны охранники с толстыми дубинками бамбука в крепких руках.
Одна из девушек, медленно приподнявшись и держа в ладошках полную пиалу, затаила дыханье.
Инспектор заметил и направился к ней, открывая крышку кувшина. Стараясь не пролить ни одной капли, она умело опрокинула пиалу и вылила росу в кувшин, потом опять нагнулась к земле и стала продолжать свой нелёгкий труд.
Утро светлого тёплого дня, уже давно влетевшее в большие распахнутые окна спальни, укрепило императора в абсолютно правильной мысли, неожиданно озарившей вчера вечером его беспокойную голову. Император, чисто вымытый и свежо одетый, спокойно шагнул к столу и открыл закладку толстого фолианта, потом отыскал строчку и прочитал её вслух:
— "МУДРОСТЬ И ДОБРОДЕТЕЛЬ ПРЕОБРЕТАЮТ НОВЫХ ЛЮДЕЙ", — и повторил. — "МУДРОСТЬ И ДОБРОДЕТЕЛЬ ПРЕОБРЕТАЮТ НОВЫХ ЛЮДЕЙ".
Он закрыл фолиант и поглядел в распахнутое окно.
Там виднелся Двор Пыток: беседка с пиалой, огромные котлы для человеческого тела, страшное колесо для ломки костей.
— "МУДРОСТЬ И ДОБРОДЕТЕЛЬ ПРЕОБРЕТАЮТ НОВЫХ ЛЮДЕЙ".
В дверь постучали.
— Войди, Ван Ши Нан!
Слуга вошёл, поклонился и доложил:
— Чай из утренней росы готов! — и отошёл в сторону, учтиво пропуская вперёд императора…
Соседняя комната была большой и просторной.
На полу лежал пёстрый дорогой ковёр.
С потолка свисали голубые и лёгкие драпировки, напоминавшие застывшие морские волны.
Все стены украшались мечами, кинжалами и круглыми щитами; с блестящих поверхностей щитов глазели барельефы тигров, львов, леопардов и драконов.
У каждой из трёх дверей комнаты находилось по два стражника с тонкими и длинными пиками. Как только вошёл император — стражи порядка, словно заведённые механические болванчики, одинаково потоптались на месте в знак приветствия, подняли пики и снова успокоились.
По обе стороны открытого окна красовались в шёлковых платьях особо приближённые Мандарины, человек десять. Среди них император быстро успел разглядеть подлых, ненавистных заговорщиков: самовлюблённого красивого Чжоу Дуня, щекастого и красного Чан Буя, скуластого Хуан Мия и худого прыщавого Ухай Ли. Недалеко от них и совсем в другой компании стоял Главный Дворцовый лекарь — толстый и круглый Сан Гуан с добродушным пухлым лицом. Все Мандарины поклонились и на несколько секунд застыли в этих согнутых подобострастных позах.
В центре комнаты, куда направился император, выделялся круглый инкрустированный стол с императорским чайным прибором, одной пиалой, большим белым кувшином с утренней росой и пузатым заварным чайником, из носика которого струился пар.
Император старался казаться совершено спокойным, он сел за стол в широкое удобное кресло и одними глазами дал команду Ван Ши Нану.
Тот подошёл к столу, взял ЛЕВОЙ РУКОЙ заварной чайник и налил себе в пиалу немного тёмной пахучей жидкости, затем поднёс ко рту и начал пить мелкими глотками, делая после каждого небольшую осознанную паузу.
Император смотрел на слугу-предателя совершенно безразличным взглядом.
А Ван Ши Нан пристально глазел на императора, продолжая делать глотки, его бровь многозначительно скакнула вверх, голова вскинулась к потолку и замерла.
Император не шелохнулся, всё так же безразлично наблюдая за фокусом Шанхайского цирка.
Ещё несколько секунд подержав голову приподнятой, слуга опустил её и сделал, наконец, низкий поклон, что означало — он жив! чай не отравлен! можно пить!
Лишь одним движением мизинца в сторону своей чашки император дал сигнал немедленно наливать.
Ван Ши Нан теперь поднял ПРАВУЮ РУКУ с двумя прижатыми нижними пальцами, которые держали щепотку порошка.
Император заметил уловку, потому что знал о ней, и быстро убрал глаза в сторону, чтобы не выдать себя, а внутренний голос неистово бушевал: "Какая же тварь, даже не дрогнул! Ну, давай-давай, насыпь отравы, подлый ты человек!".
Чжоу Дунь и скуластый Хуан Ми затаили дыханье.
Прыщавый Ухай Ли и щекастый Чан Бу тяжело проглотили подступившие комья.
Ван Ши Нан взял ПРАВОЙ РУКОЙ заварной чайник и налил чай в императорскую чашку, искусно украшенную золотой лепкой драконовских голов.
А внутренний голос императора продолжал: "Вот подлюга! Ловко насыпал! Я даже ничего не заметил!".
Он секунду смотрел на отравленную жидкость и вдруг сказал капризным тоном ребёнка:
— Я сегодня совершенно не хочу эту росу, надоела… может мне выпить молочка? Ван Ши Нан, ты не знаешь — утром доили наших молодых буйволиц?
Ван Ши Нан очумел, вздёрнул плечи и ничего не мог ответить.
— Впрочем, не пойму… и молока тоже не хочу… я, по-моему, заболеваю… — император прикоснулся руками до висков, потёр один висок, потом другой и приказал слуге. — Позови ко мне Дворцового лекаря, вон он стоит у окна… пусть пойдёт со мной в спальню… а ты пока свободен…
Слуга покорно устремился к лекарю.
А красный и щекастый заговорщик Чан Бу торопливо и растерянно прошептал Чжоу Дуню:
— Вам не кажется странным, что вчера император отказался от Юй Цзе, а сейчас — от чая?
— Ничего странного не вижу, — хладнокровно и с большим достоинством осёк его Чжоу Дунь, — он просто напросто заболевает "осторожностью" как собака, которая чувствует смерть. Чем больше будет заболевать, тем больше будет страха в глазах, а это нам как раз на руку. А по поводу чая успокойтесь: не выпил сейчас, выпьет завтра, главное — не спугнуть момент. И вообще не суетитесь, Чан Бу, и не трясите своими красными щеками, они могут нас выдать, вы весь горите и полыхаете.
Дворцовый лекарь Сан Гуан уже подоспел к императору, уже заботливо подставил плечо, бережно обхватил за талию и осторожно повёл по ковру…
Как только они шагнули в спальню, император отбросил свои ложные капризы, раздражённо скинул мягкие ладони лекаря и твёрдым, но негромким голосом сказал:
— Не лапайте меня, пустите. Я совершенно здоров, но для всех остальных — я захворал, прошу запомнить это.
Лицо Сан Гуана дрогнуло в растерянной улыбке, и он непонимающе развёл руками.
Император, не спуская с него пристального взгляда, плотней прикрыл дверь и спросил:
— Чему вы так удивлены?
— Вашим превращением… из больного человека в здорового…
— А я — вашим… из преданного Мандарина в гадкого обманщика.
Сан Гуан стал медленно и широко открывать рот, словно всё сразу понял, и буквально остолбенел.
— Мне необходимо сейчас же удостовериться в своей правоте и поставить окончательную точку в одном деле, — добавил император.
Не медля ни секунды, он решительно подошёл к столу, где лежал большой фолиант, открыл первую страницу, вытащил исписанный лист бумаги, резко повернулся к лекарю и тут же зачитал:
— "Его Императорскому Величеству от Главного Дворцового лекаря, сего дня и полчаса тому назад написанное. Понимая всю серьёзность вопроса, возложенного на меня императором, и получив лично из рук Главного Министра Чжоу Дуня два экземпляра продукта, я подверг то и другое тщательным лабораторным исследованиям, произведя тончайший анализ старого продукта и нового, который Главный Министр Чжоу Дунь искусственно вызвал в личной комнате".
Не в силах больше слушать Сан Гуан отрицательно замотал головой, кинулся к императору, рухнул своим толстым телом на колени, протянул дрожащие руки и тоненько застонал:
— Император, не читайте дальше, прошу… я не виноват, ваша жена угрожала и заставила меня…
— Не читать?
— Не надо, пожалейте меня…
— Значит это — ложь?
— Ложь:
И тогда император прямо перед глазами стонущего толстяка начал комкать в кулаке исписанный лист, потом взял и обеими руками помял его, а затем швырнул Сан Гуану:
— Можете с этой бумагой сходить в туалет, она вполне стала пригодной, сейчас же положите себе в карман.
— Простите меня, император: — Сан Гуан запихнул бумагу в карман и спрятал лицо в ладони, — простите меня…
— Как же вы дошли до такого позора? — с болью в голосе укорил император. — Вы, мой Главный Дворцовый лекарь, предназначение которого говорить правду людям, лечить, возвращать к жизни, беречь хрупкие человеческие организмы, у вас же профессия ТВОРИТЬ ДОБРО, а вы-ы-ы: вы предали меня, предали мою веру в истинность вашего врачеванья, в истинность ваших слов и поступков.
— Император: я же говорю: меня заставила написать ваша жена, она угрожала:
— Встаньте.
Тяжело дыша, Сан Гуан с огромным трудом поднялся, его жалкий взгляд упёрся в ноги императора, а руки безжизненно повисли по бокам.
— И чем она угрожала? — не без интереса спросил император.
— "Если вы не напишите", — сказала она, — "я вместе с охраной подброшу вам очень плохую травку, которая дурманит головы дворцовой молодёжи и отправлю вас вместе с семьёй в провинцию умалишённых, где вы всю жизнь будете лечить дураков, пока сами не свихнётесь!". Император, у меня же дети, молодая жена: — и он едва ни зарыдал. — Ой-ёй-ёй:
— А может, вы и правда дурманили молодых людей? По какой цене продавали, Сан Гуан?
Дворцовый лекарь весь затрясся как хлипкий холодец и снова хотел плюхнуться на колени.
— Стоять, — приказал император, — стоять и смотреть мне в глаза.
Сан Гуан едва удержался, чтобы не свалиться, поднёс ладони к сердцу, поднял мокрые глаза и пролепетал слезливым голосом:
— Я в жизни не торговал подобной гадостью, вы прекрасно об этом знаете, император: не шутите так, прошу вас:
— Я знаю одно: если вы сегодня обманули меня этой бумагой, то могли обмануть меня и раньше. А почему бы и нет? Мне помнится, что не так давно я отправлял вас по Великому Пути вместе с торговцами шёлком, у вас был особый интерес — лекарства. Как известно караван всегда проходит по Чуйской долине Кыргызстана, вот там-то вы и могли тайком купить дурную травку, а?
— О, ВЕЛИКИЙ БУДДА, — взмолился Сан Гуан и посмотрел на потолок, — помоги мне объяснить моему императору, что этого не было и не могло быть:
— Хватит призывать ВЕЛИКОГО БУДДУ, если гнусное дело уже сделано, — прервал император.
— Но только не травка, только не травка: — содрогнулся несчастный лекарь. — Вы же прекрасно знаете: как только эта молодёжь выходит за ворота Дворца, она тут же находит себе и травку, и горькое вино, и любую гулящую девчонку: вы же об этом прекрасно знаете, император:
— Прошу не тыкать мне на больные язвы дворцовой молодёжи, я всеми силами стараюсь удалить эти язвы: и не только эти.
— Но травка не моя, не моя: — простонал Сан Гуан.
— Испугались?
— Испугался, потому что никогда не травил молодёжь:
— Зато стали обманывать императора. Почему, когда моя жена Чау Лю начала шантажировать вас, вы раскисли как гнилой овощ и поддались на провокацию? Почему сразу не пришли ко мне и всё не рассказали?
— Испугался вашей жены:
— Она что — имеет полномочия судить и наказывать?
— Нет, только вы:
— Так почему же?
— Она могла повлиять на вас и выставить меня в плохом свете:
— Интересно как это можно повлиять на императора, который имеет собственное мнение?
— Через постель мужа и жены, через ласки, нежность и прочие интимные вещи. С точки зрения медицины всё это очень действует на сознание мужчины, и даже на принятие им важнейших решений. Император, я испугался этого:
— Вы — дурак, Сан Гуан, — вдруг сказал император. — Вы, оказывается, плохо меня знаете. И вообще как вы можете жить в постоянном испуге, вы — такой большой, крупный и, безусловно, умный человек? Этот испуг вас и сделал предателем. Что же с вами станет, когда я прикажу вам выпить полную пиалу? Придётся вливать насильно?
— Как?. Я уже приговорён к пиале?. — безумным взглядом посмотрел Сан Гуан. — О, ВЕЛИКИЙ БУДДА: — он зашатался и готов был тут же упасть.
— Не падать, — велел император, — если упадёте, выпьете немедленно.
— Пощадите: пощадите:
— Вон отсюда, и дайте мне подумать: пощадить вас или нет. И учтите, если кто-нибудь из дворцовых людей узнает о нашем разговоре, ни о какой пощаде не может быть и речи. Вы были у меня, потому что я немного прихворнул. Ясно?
— Да-да-да: — закивал головой Сан Гуан и словно каракатица попятился к двери.
— Вон, и быстрей, — поторопил император.
Лекарь собрался с силами, утёр мокрое лицо и вышел вон.
Император положил руку на фолиант, прикрыл глаза и тихо проговорил:
— Всё, точки поставлены. "МУДРОСТЬ И ДОБРОДЕТЕЛЬ ПРЕОБРЕТАЮТ НОВЫХ ЛЮДЕЙ":
Я проснулся от того, что никак не мог найти подушку под своей головой. Окончательно открыв глаза и резко вскочив с дивана, я увидел, наконец, что подушка вместе с одеялом валялась на полу.
"Да-а-а", — подумал я, — "однако во сне меня сильно крутило!".
Я поднял своё постельное хозяйство, без малейшего удовольствия потянулся вялым телом и огляделся сумрачным взглядом.
В приоткрытой печной двери дышал редким умирающим огоньком чёрный пепел, и последний жар, уходящий в трубу, ещё что-то шептал таинственно-прощальное.
В окно робко глядел серый зимний день, а на больших круглых часах, стоявших на подоконнике, было 10: 35.
На табурете мелькал монитор включенного ноутбука, возвышалась белая стопка печатной бумаги на низкой тумбе, и горел забытый с ночи торшер.
В нише серванта около белой китайской вазы стояли в тёмно-коричневых рамках фотографии отца и мамы. И мама, и отец смотрели в мою сторону.
Я встал, накинул пижаму на голые плечи, подошёл к серванту и заглянул в родные мне лица, от них всегда струилась неугасимая теплота далеко ушедшего времени.
— Доброе утро, — сказал я, и тут же исправился, — то есть: добрый день. Хочу сообщить, что этой ночью мой китайский роман наконец-то закончен, сейчас еду к редактору. Вот такие дела, — я подумал и добавил. — Вы знаете, очень привязался к Наталье: как ни странно. Она вчера осталась дома на "Планерной", а мне без неё: уже неуютно и кисло, представляете? — я снова подумал и решил на этом закончить. — Ну, ладно, пойду собираться к редактору, пока-пока! — и помахал рукой как большой ребёнок, получилось смешно и очень трогательно:
Мой верный япошка по кличке "Honda" уже довёз меня почти до самой Москвы, спустился с моста окружной дороги и полетел по общей трассе, ведущей в город.
В кармане заиграл мобильник, я достал его и быстро вгляделся.
"Ого! Звонила изменщица Ольга! С чего бы это?! Ответить или нет?! Может дать отбой к чертям собачьим, и пусть сразу поймёт, что не желаю общаться?! А с другой стороны интересно, о чём может говорить это подлое существо?!".
И я отозвался — холодно и безразлично:
— Слушаю.
Она очень робко и осторожно сказала, не сказала, а почти пропела:
— При-и-ве-е-т:
— Добрый день.
— Для кого "добрый", — хмыкнула она, — а для кого: Я тебя не оторвала от романа?.
— Нет.
— Ты ещё не закончил?.
— Закончил.
— Поздравляю:
— Слушай, к р а с а в и ц а, я бы на твоём месте постеснялся звонить, неужели не хватает соображенья?
— Как раз-то хватает, чтобы позвонить тебе, объясниться и, в конце концов: извиниться:
— Тебе, по-моему, есть с кем объясняться и перед кем извиняться. Удачи.
— Секунду, Костик! — умоляющим голосом крикнула она. — Значит между нами — всё, кирдык?!
— Кирдык. И прошу мои любимые слова больше не повторять. И вообще не мешай мне — я за рулём.
— Погоди-и-и!!! — она крикнула ещё сильней, и моя барабанная перепонка аж содрогнулась. — Мне не с кем объясняться и не с кем говорить!!! Я стала ЕМУ не нужна как кусок мокрого полена, из которого ничего не сделать!!! Куча таблеток и два костыля — вот мои собеседники!!!
— Это — твой выбор, я тут не причём. Будь здорова.
— Погоди, дай полсекунды!!! Ты — человек или нет?!! — и так заспешила, так затрещала, как пулемёт. — Я вчера вечером бродила по квартире, случайно подошла к окну, глянула на улицу и увидела ЕГО со своей сестрой Натальей! Они вышли из машины с большим тортом, двумя бутылками шампанского и зашагали в подъезд!
— Что-что?. — меня словно пристукнуло по голове тяжёлым предметом, да так, что сердце ёкнуло. — С кем увидела?.
— Вот-вот, даже ты очумел от его поступка! Я сначала решила, что он ведёт сестру к нам в гости, а лифт поднялся на самый верх в его мастерскую, значит, повёл рисовать её портрет!
— Что-о-о?! — я еле удержал руль.
— То! Он давно плюнул на меня и в эту самую Эль-Фуджейру повезёт теперь сестру!
— Что-о-о?! — на сей раз в моих глазах реально потемнело, и я опасно крутанул баранку руля куда-то вправо.
Соседние машины яростно загудели и закружились рядом со мной.
"Honda" истерично взвизгнула и шарахнулась на обочину.
Секунды промчались одним свистящим мгновеньем — сквозь пелену помутневшего рассудка я разглядел, что стою где-то за асфальтом в полузамёрзшей грязи, а рядом со мной застыло несколько иномарок, чуть ни столкнувшись своими передками. По счастливой случайности никто никого не задел: кто-то рванул в сторону, кто-то вовремя тормознул, кто-то пролетел стрелой и замер. Все четыре машины, перепуганные мной, сгрудились у края трассы.
Выскочив наружу, водители безумно орали в мою сторону:
— Дубина! Если не умеешь болтать по телефону во время езды, не болтай!
— Идиот!
— Твоё счастье, что ни одной царапины!
— Дай ему в морду!
Один из них, самый ретивый уже кинулся ко мне, но подоспевший сотрудник ГИБДД остановил его.
Я будто никого не видел вокруг: медленно открыл дверцу, развернулся как тяжёлый робот, шмякнул ноги на землю и с трудом поднёс мобильник к уху.
— Ну?. — спросил я онемевшими губами, не выходя из машины.
Ольга испуганно кричала в трубку:
— Что там с тобой?! Что случилось?!
— Затор: Ну?.
— Что "ну"?! Что с твоим голосом?!
— Затор: Ну, ты всё сказала?. Говори пока затор:
Она навзрыд заплакала:
— Костик, я глупо обманулась, я как последняя дура беспечно заигралась с этим Юрием Семёнычем, я так виновата перед тобой!
— Ну?.
— Короче, он не пришёл из мастерской, и всю ночь машина стояла у подъезда, а утром исчезла! Я взяла и поднялась в мастерскую, у меня запасной ключ есть, и точно: лежит Натальин портрет, стоят пустые бутылки шампанского, два бокала, а на диване с двумя подушками разбросаны фотографии сказочных видов Эль-Фуджейры! А ты говоришь — Юрий Семёныч, Юрий Семёныч!
— Ну?.
И тут в моём мозгу вдруг отчётливо вспыхнула "китайская сценка", она словно разряд молнии так больно резанула моё сознанье, что я даже схватился за голову:
"Вода стремительно затопляла комнату, поднимаясь до самого потолка. Главный Министр Чжоу Дунь беспомощно тонул и задыхался без воздуха, пуская пузыри. Две сестры — наложница Май Цзе и наложница Юй Цзе — бултыхались поодаль и со страхом в глазах глотали воду и хватались за ноги Чжоу Дуня.
Беспредельное отчаянье в лицах говорило о неминуемой гибели всех троих".
Я наконец-то разглядел короткие сапоги, синие шаровары, жёлтую куртку и озабоченный взгляд сотрудника ГИБДД.
— Вам плохо? — спросил он.
Я быстро прошептал в мобильник:
— Всё: сам перезвоню: сейчас перезвоню: — и дал отбой, безжизненно опустив руки и тупо глядя на блюстителя порядка.
— Вам плохо?
— Нет: то есть, да: то есть, ничего-ничего:
— Как же "ничего"? На вас лица нет. Что — плохой разговор?
— Не то слово: сообщили тут: неприятность: — и я сокрушённо помотал головой.
— Я вас понимаю по-человечески, но вы нарушили правила.
Кто-то из водителей смело подсказал:
— Лейтенант, да ты сдери с него штраф в тройном размере, и нам не забудь за моральный ущерб, ещё цацкаться с этой дубиной!
Должно быть мой вид был до того несчастным и до того жалким, что лейтенант тут же заступился:
— Ладно-ладно, я как-нибудь сам разберусь: в тройном или двойном. У вас царапины или вмятины есть? Нет. Тогда взяли, развернулись и спокойно уехали.
— Секунду, а lave за моральный ущерб?!
— Пожалуйста, это ваше право, — согласился лейтенант. — Сейчас вызовем экспертов, всё замерим, восстановим путь движения, зафиксируем на видеокамеру ваши показания во время экстремальной ситуации — кто и что видел. Потом найдём пеших свидетелей, соберём заявленья, протоколы и подадим в суд. В течение десяти дней дело будет рассмотрено, а там уж как пойдёт судопроизводство. Да, про адвокатов мы забыли:
— Лейтенант, — перебил самый ретивый, — а может, без этой волокиты обойдёмся?! Вроде не первый день живём!
— Нет, не обойдёмся. Без волокиты и кошки не рожают.
— Тогда позволь-ка, лейтенант, записать номерок твоего жетона!
— Да ради Бога, — ответил тот и постучал жезлом по металлической бляхе на груди. — Пост номер шестнадцать, двадцать второй квадрат. Позвонишь в нашу справку, тебе там скажут фамилию и даже имя с отчеством. И не забудь грамотно наврать, что я не хотел делиться lave за моральный ущерб.
— Не беспокойся, ты лучше подумай, как сберечь погоны! А вот номер этой дубины мне особо нужен! — он быстро черканул на клочке бумаги номер моей машины и крикнул на ходу. — Слышь, дуб, мы с тобой по поводу lave на днях лично поговорим! — и заспешил к своей иномарке, как и все остальные.
— Не обращайте внимания, — сказал лейтенант. — Я вижу, вы перепуганы всем сразу.
— Да нет, — я протёр ладонью лицо, шумно выдохнул и ответил откровенно, — вообще-то я не из пугливых людей, но здесь: т а к о е: — и кивнул на мобильник.
— Хочу вам дать совет, он очень прост и банален — во время езды никогда не беседуйте по телефону, это опасно для жизни.
— Я не беседовал, я только ответил на звонок.
— Вот видите — "ответил на звонок", и вас так ошарашили, что ваша "Honda" могла бы с десяток трупов наделать. Прошу вас запомнить раз и навсегда: когда вы за рулём, желательно выключать телефон. Вам зачитать статистику, сколько смертей за одну неделю из-за этих мобильников?
— Не надо, давайте я штраф заплачу.
— И что будет? У вас настроение и так на нуле, а возьми я штраф — оно вообще упадёт до минуса, а вам ещё ехать. Да ну вас к лешему, этим штрафом ещё навредишь вам. Послушайте, может эвакуатор вызвать? А может "скорую"?
— Нет-нет, — я сразу встрепенулся и сел за руль. — Товарищ лейтенант, если не возьмёте штраф, то разрешите ехать. Я вам даю слово, что доберусь нормально и прямо сейчас при вас выключу мобильник, — и действительно взял, выключил и показал ему.
Он помолчал, внимательно оглядел меня, козырнул и строго сказал:
— Добро. Буду надеяться, что этого больше не повторится, и что профилактика прошла успешно. Счастливого пути.
— Спасибо, спасибо большое, — я кивнул, захлопнул дверцу, повернул ключ зажиганья и стал осторожно вливаться в общий поток:
Уже в городе, проехав метро "Каширская" и миновав огромный комплекс Онкологического Центра, я тормознул в каком-то тихом переулке, обхватил руль обеими руками, положил на них голову и просидел таким образом целую минуту, потом резко откинулся на спинку кресла, решительно достал мобильник, включил и набрал номер.
— Да-да! — нетерпеливо ворвался Ольгин голос. — Я ждала тебя, я внимательно слушаю, Костик!
Я мирно спросил:
— Ты можешь мне помочь?
— Конечно! — с готовностью сказала она.
— Юрий Семёныч с тобой?
— Только приехал: но мы по разным углам:
— Ничего страшного, — поддержал я. — Ты чего сразу сникла? Ты давай там не кисни, бодрей, бодрей.
— Вот как?! — удивилась она и опять воспрянула духом. — Хорошо-хорошо! Твой тон меня радует! И что?!
— Передай Юрию Семёнычу, а так же позвони Тамаре Петровне, Наталье и сама имей в виду, что сегодня часа в два я хотел бы всех видеть на "Планерной". Я хочу вас собрать, чтобы сказать очень важные и очень тёплые слова.
— Ой, как это здорово и неожиданно! — воскликнула Ольга. — Костик, я расшибусь в доску, но всех соберу, можешь на меня положиться и не волноваться, все будут ждать тебя в два часа на "Планерной"! А мы с тобой поговорим отдельно?!
— Конечно. Только, пожалуйста, не разбивайся в доску, зачем мне говорить с какой-то деревяшкой, — пошутил я.
Она очень довольная хмыкнула:
— Ты какой-то странный! Что за превращенье?! Хотя мне безумно нравится твоя затея, я сделаю всё, как ты прикажешь!
— Молодец, и ещё одно: никаких хлопот, я сам привезу фрукты, шампанское, вино, и посидим за лёгким столом. Поняла меня?
— Я уже же лечу звонить и всем говорить! Уже лечу!
— Лететь не надо, — бережно остановил я, — Оленька, в твоём положении необходимо спокойствие и только спокойствие.
— Ой, "что-то слышится родное в долгой песне ямщика"!
— Ладно, ямщик поехал по делам и на всякий случай позвонит тебе в начале второго. И помни, для меня просто необходима эта встреча.
— Я всё поняла и запомнила, Костик! Боже, скорей бы два часа!
— Уже скоро, пока-пока:
Мой верный япошка наконец-то добрался до старого двухэтажного здания и резко замер у входа. Я вылез из машины, взял целлофановый пакет, в котором лежали страницы романа, и задумчиво пошёл в редакцию.
Поднимаясь по ступенькам крутой лестницы, я вдруг ощутил в затылке и висках сильное напряжение, мои усталые ноги замедлили шаг и дрогнули, руки быстро уцепились за перилла, не дав мне упасть, и в голове снова вспыхнула яркой молнией "китайская сценка":
"Вода стремительно заполняла комнату, поднимаясь до самого потолка. Главный Министр Чжоу Дунь беспомощно тонул и задыхался без воздуха, пуская пузыри. Две сестры — наложница Май Цзе и наложница Юй Цзе — бултыхались поодаль и со страхом в глазах глотали воду и хватались за ноги Чжоу Дуня.
Беспредельное отчаянье в лицах говорило о неминуемой гибели всех троих".
Я встряхнул головой, поморгал веками, желая освободиться от навязчивой картины, собрался с силами и потащился по тусклому коридору к высокой двери с большой табличкой:
ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР Е. А. ПЧЕЛИНЦЕВ
Я постучал и вошёл.
Пчелинцев поднялся из-за стола, отложил книгу и протянул руку, шагнув ко мне:
— Вот он! Вот он! — громко и приветливо воскликнул редактор и загорелся всеми десятью солнцами. — Рад видеть! Здравствуй, Константин Юрич! Очень рад!
— Взаимно! Здравствуйте, Евгений Саныч! — я пожал его ладонь и старался в этот момент быть похожим на него, хотя было очень и очень трудно.
— Проходи, дорогой, проходи! — он буквально втянул меня в кабинет, похлопал по плечам и спросил с добрейшей улыбкой. — Ну, как?! Одолел?!
— Одолел! — гордо ответил я и выдохнул, словно сбросил с плеч тяжёлый камень.
— Ай, молодец! И привёз ровно в срок! Молодец! — Пчелинцев кивнул на кожаные чёрные кресла, стоящие вокруг низкого журнального стола, и спросил. — Может присядем, кофейку выпьем?
— Спасибо, Евгений Саныч, не могу, дела! — я вынул из пакета китайский роман и протянул ему. — Вот, оставляю вас наедине с ним и с нетерпением жду звонка!
Он взял роман, взвесил на руках и с большим удовольствием громко прочитал титульный лист:
Ч А Й И З У Т Р Е Н Н Е Й Р О С Ы
ф э н т е з и
А потом сказал:
— Ты уж извини, что пригнал тебя в редакцию, но никак не могу привыкнуть читать с компьютера, привык вот так держать страницы, видеть буквы именно под таким углом, править ручкой на полях и слышать постоянное шуршание бумаги! Ну что со мной поделать?!
— Да ничего, я прекрасно знаю вашу привязанность, Евгений Саныч.
— Но разделить не можешь.
— Нет, не могу, я наоборот привык стучать по клавишам и видеть монитор.
— Что поделать, Константин Юрич, привычка есть вторая натура! Ладно, нашей короткой встрече — конец, я начинаю читать и постараюсь не затягивать твоего ожидания! — он снова протянул руку и вдруг что-то вспомнил. — Да, секунду, чуть не забыл: не столь важно, но всё-таки: Представляешь, тут одна японская кинокомпания ФУДЖИ-ТАТО-ФИЛЬМ и китайская ШАНХАЙ-ТИВИ уже проявили к тебе преждевременный интерес, к твоему детищу.
— Это как?
— Дуриком, иначе не назовёшь. Сидя в ресторане Дома литераторов, мой младший редактор Витя Тарасов в разговоре со своим знакомым киношником из Японии возьми да скажи между делом о твоей задумке, а тот загорелся, уже хочет почитать, уже шепнул китайцам на ШАНХАЙ-ТИВИ. Во как! Вперёд батьки — в пекло! Даже Я ещё не открыл ни одной страницы, ещё не принял решения издавать роман или нет, а эти шустрики уже снимать навострились!.
Уходя от главного редактора по тусклому коридору и спускаясь по той же крутой лестнице, я подумал: "ФУДЖИ-ТАТО-ФИЛЬМ и ШАНХАЙ-ТИВИ это — совсем неплохо, но конечно преждевременно, всё ёщё вилами писано. Меня больше задело другое: почему Пчелинцев сказал о привычке как о второй натуре? Он ничего зря не говорит. Почему акцентировал на этом? Случайно? Конечно, случайно, но попал в точку. Моей привычкой с некоторых пор стала м е с т ь, значит моя вторая натура — м с т и т е л ь. "Неуловимый мститель", да нет — злостный мститель. Чёрт! Как это всё надоело и мешает жить, какой-то сплошной бред, надо немедленно с этим покончить, немедленно!".
Я встряхнул головой, часто поморгал веками, достал мобильник, включил и набрал номер. Возбуждённый голос Ольги тут же опередил меня:
— Костик! Полный порядок! Все соберутся в два часа и будут ждать! Можешь приезжать!
— Понял! Еду! — и вышел на улицу.
Там падал пушистый чистый снег — на крыши машин, на скамейки сквера, на плечи и шапки прохожих, на спины собак, на ворон, голубей:
Когда я шагнул из лифта на лестничную площадку, держа в руках пакеты с фруктами и вином, уже точно знал, какие слова надо сразу сказать с порога квартиры.
Нажав кнопку звонка, мой палец отпустил её, и почти сразу послышался деревянный стук, быстро приближавшийся к двери, потом щёлкнул замок, и дверь открыла Ольга, неуклюже пятясь на костылях и пропуская меня.
Ольгино лицо было бледное, похудевшее, с очень большими влажными глазами — они смотрели на меня с глубоким внутренним страхом. На ней аккуратно сидело ярко-праздничное длинное платье, скрывавшее ноги почти до самых ступней.
— Проходи: — тихо шевельнулись её сухие губы.
Я вошёл и заметил молчаливую Тамару Петровну, почему-то робко глядевшую из ванной комнаты своим мощным "портретом" с голубым бантом под воротником, зато в коридоре смело появился Юрий Семёныч в тёмном костюме и ослепительно белой рубахе с галстуком, он замер в напыщенно-актёрской позе и вопросительно уставился на меня.
— Я приехал просить прощенье, я хочу извиниться, — стеснительно проговорил я, словно провинившийся ребёнок, и протянул пакеты Юрию Семёнычу.
Он пренебрежительно хмыкнул и резко ответил:
— Что ты мне тычешь?! А вдруг там у тебя килограмм тротила, сейчас возьмусь, и как шарахнет!
— Перестаньте, Юрий Семёныч, — заступилась Ольга и закрыла за мной дверь. — Там фрукты, вино, шампанское. Человек с миром пришёл, даже извиниться хочет, а вы со своими: шахидскими шутками: Костик, раздевайся, проходи, — и хотела сама взять пакеты.
— И правда, Юрий Семёныч, — сказала Тамара Петровна, наконец-то выйдя из ванной комнаты в шикарном шёлковом голубом платье и схватив пакеты из рук дочери. — Вы разве не видите, что Костик явился чинно и благородно? Значит, он что-то понял, осознал, перестрадал. Ведь так, Костик?
Я покорно закивал головой:
— Понял, Тамара Петровна. Осознал, Оленька. Перестрадал, отец.
Юрий Семёныч вдруг сильно схватил меня за руку и толкнул в комнату:
— Не называй меня отцом, умник! Я приехал сюда, скрепя сердце лишь по одной причине — набить тебе морду, иначе другого случая никогда не будет, даже белую рубаху надел, чтобы сохранить брызги твоей мерзкой крови, как доказательство своего удовлетворенья!
Кто-то в ужасе вскрикнул — то ли Тамара Петровна, то ли Ольга, и бросились мне на помощь.
Юрий Семёныч действительно хотел ударить, но в комнату вовремя влетела Наталья, где-то сидевшая до сих пор, она опередила мамашу с сестрой, подскочила ко мне и властно шикнула на Юрия Семёныча:
— Только попробуйте! Я тут же откажусь от своих слов, а у вас осталось всего несколько дней!
Он моментально поостыл, секунду подумал, натянуто улыбнулся и "доброжелательно" предложил:
— Действительно: ты чего стоишь "сынок": как бедный родственник?. Давай-давай, раздевайся, проходи, будем пить и закусывать фруктами…
Он гордо развернулся и зашагал из комнаты, цитируя на ходу:
— "Собрание друзей не видел лучше я!
Мы все в одном ключе,
Мы все в одном созвучии!" — и громче громкого закончил. — Уильям Шекспир "Укрощение строптивой", четвёртый акт, действие третье!!!
Наталья очень волнительно смотрела на меня и будто ждала чего-то.
— Я всё знаю, — спокойно ответил я на её молчаливый вопрос. — Желаю удачи в сказочной Эль-Фуджейре, ты долго мучилась, искала и, по-моему, нашла своё счастье. Верно? — и посмотрел на совершенно оторопевших Тамару Петровну и Ольгу.
— Прости: Костик: — прошептала Наталья.
— Что ты, что ты, это я у тебя прошу прощенье, у Ольги прошу, у вашей мамы.
Тамара Петровна распорядилась:
— Наталья, помоги мне помыть фрукты и оставь, пожалуйста, Ольгу с Костиком наедине.
Наталья с мамашей мигом удалились, а Ольга взяла мою куртку и осторожно сообщила:
— Ты не пугайся, но я тоже всё знаю — про тебя и Наталью, про вашу кратковременную связь.
— Я не пугаюсь, "мы же все в одном ключе и все в одном созвучии", поэтому в этой семье всё очень быстро меняется и быстро узнаётся.
— Хорошо ответил, мне нравится, — она кисло улыбнулась, — но почему ты так безжалостно бил Наталью, просто кошмар какой-то?
— В каком смысле? — не понял я.
— В прямом, она показала нам видеозапись.
— Показала?!. А-а-а, да-да, я хотел её изнасиловать в коридоре: но я потом извинялся и сейчас тоже, и ещё буду извиняться: я в тот момент был так одинок: просто невыносимо: да и ты, между прочим, тогда уехала с Юрием Семёнычем:
— А я тебя и не виню, хотя эта запись до ужаса страшная, но виновата только я, что ты кидался на сестру, прости меня.
— Да что вы извиняетесь передо мной? Поймите, это я приехал просить прощенье, и ты пойми в первую очередь, Оленька, — я чмокнул её в щёку.
— Ой, — вырвалось у неё. — А ещё?
Я чмокнул ещё и ещё несколько раз.
— Господи, неужели я чувствую твои губы? Неужели всё может вернуться на свои места? — и она прикрыла глаза, а веки дрожали как крылышки пугливой бабочки. — Господи, я не хочу никакой Эль-Фуджейры, я хочу на нашу с тобой дачу в деревню Рогово к маленькой речушке под милым названием Мочка, я хочу каждое утро брать у бабы Клавы парное молоко, свежие куриные яйца из-под её несушек и ходить за вкусным серым хлебом в деревенский лабаз. Неужели всё может вернуться?
— Может, если вы сейчас с сестрой будете во всём меня поддерживать и защищать от нападок Юрия Семёныча.
Она открыла глаза и протянула губы:
— Будем, будем, будем, поцелуй сюда, прошу.
Я поцеловал и тут же отпрянул назад:
— Увидят.
— Ну и что, глупенький. Мама только и мечтает, чтобы мы опять сошлись с тобой, а ЕМУ наплевать, он исправил своё положение за счёт моей сестры, а теперь спит и видит, когда улетит, наконец, в Эль-Фуджейру вместе с Натальей.
Тамара Петровна, проходя мимо нашей комнаты и неся тарелки с фруктами, пригласила:
— Оля! Костик! Всё готово! За стол!
За ней быстро шмыгнула Наталья и весело повторила:
— За стол! За стол! Оля! Костик!
— Костик, — сказала мне тихо Ольга, — мама и Наталья ничего не знают про горох, этой темы даже не касайся.
— Я в курсе, вы: попали в аварию, а если со злости коснётся Юрий Семёныч?
— Не коснётся иначе Эль-Фуджейры ему не видать, сейчас Наталья на моей стороне.
Я понимающе кивнул.
Когда мы с Ольгой вошли в большую гостиную, Юрий Семёныч стоял у стола, открывал шампанское и вино, а Тамара Петровна и Наталья расставляли тарелки и клали на салфетки ножи для фруктов.
— Я гляжу "мой сын" дорогое извиненье купил! — уколол Юрий Семёныч, увидав меня. — Лучшее шампанское, Итальянское вино, груши, персики, виноград, сливы, абрикосы, яблоки, вай-вай-вай! Однако, как говорится в моём любимом фильме "Кавказская пленница", ошибки надо не признавать, прячась за фруктами и вином, их надо смывать кровью!
— Юрий Семёныч! — раздался недовольный Ольгин голос.
— Юрий Семёныч! — поддержала Наталья.
— А что: Юрий Семёныч молчит: — он сразу притих, но язвить не перестал, — просто вспомнил любимый фильм: там товарищ Саахов тоже пил шампанское с фруктами, а потом получил в задницу порцию соли из винтовки. Я боюсь как бы "мой сын" ни влепил всем нам подобный солёный продукт.
— Юрий Семёныч! — укоризненно сказала Тамара Петровна и посмотрела на меня. — Костик, а ты-то чего молчишь?! Приехал просить прощенье, значит, проси публично, приехал извиняться, значит, извиняйся публично, иначе Юрий Семёныч просто не даст тебе продохнуть своими колкими шутками, и ты задохнёшься от его желчи!
— А вот это сказано здорово и точно! — оценил Юрий Семёныч и стрельнул пробкой шампанского.
Я смело подошёл к столу, первый взял бокал и поднёс к его бутылке.
— Ого! Гусары рвутся в бой! Ну-ну! — и Юрий Семёныч брезгливо капнул мне шампанского.
— Отец, прошу налить всем женщинам и себе, — попросил я.
— Опять "отец"?! Опять?! — и бутылка нервно задрожала в его руке.
— Да, опять, — ответил я спокойно и даже обиженно, — потому что ты для меня всю жизнь был отцом, и не надо мне никаких рассказов о прошлых временах, пойми ты это. И я буду всегда называть тебя именно так, другого человека у меня нет. И если хочешь, это — моё первое извинение. Я извиняюсь перед тобой, что когда-то наговорил тебе кучу гадостей, не поняв твоего искреннего влечения к Ольге, я тогда не осознал, что жизнь диктует своё.
— Это когда "тогда"?! — он в упор посмотрел на меня и будто обдал кипятком. — Ни тогда ли, когда ты меня и Ольгу посадил:
— Юрий Семёныч! — мгновенно оборвала Ольга. — Вы разве не хотите принять от Костика такое сердечное извиненье?!
— И правда, — добавила Тамара Петровна, — мне особенно понравилось вот это: "жизнь диктует своё". Он не сказал: измена, предательство, а "жизнь диктует своё", жизнь знает лучше всех — с кем нас соединить, в кого нас влюбить, а кого откинуть подальше. Молодец, Костик.
— Юрий Семёныч, вы разве нам не льёте и разве сами не выпьете за это? — удивилась Наталья.
— Что "Юрий Семёныч"? Если вы так просите: я могу выпить бокальчик, конечно: давайте, подставляйте:
Он стал наполнять бокалы, потом все женщины двинули хрусталь в мою сторону, звякнули, и Наталья настойчиво заметила:
— Юрий Семёныч, а вы не желаете коснуться своим бокалом до бокала Костика?
— Я желал коснуться до его морды, а вы мне не дали!
— Мы даём вам другую возможность, — ласково сказала Наталья и улыбнулась, — более приятную.
— И правда, — поддержала Тамара Петровна, — коснитесь бокалом, ну что вам стоит? Ну, ради меня.
Он скривил недовольную рожу, повращал губами, покрутил головой и нехотя прикоснулся.
Все выпили и сели.
Я немного пригубил шампанского, остался стоять и продолжил, стремительно идя вперёд и только вперёд:
— Тамара Петровна, дорогая: я весь дрожу: дрожу как школьник: у меня внутри всё трясётся от полного осознания своей вины… Я теперь прошу прощенье у вас: прошу прощенье за тот несдержанный и грубый тон, когда приехал сюда к вам: вы, наверное, помните? Я был невнимателен к вашим словам, был дерзок и противен, простите, — и я склонил голову.
Она указала пальцем на меня, оглядела всех и сделала вывод:
— Вот она — истина. Он пришёл к ней. Он наконец-то открыл её для себя, и посмотрите, как ему стало легко и радостно на душе, признавая себя несдержанным, грубым, невнимательным, дерзким и противным. Он понял, что его поведение в тот день было невыносимым. Что я могу сказать тебе, Костик? Ты страдал от того, что Ольга по велению жизни увлеклась Юрием Семёнычем, а страдания есть единственный путь к счастью, так сказал Великий Достоевский. Значит, ты воистину счастлив, и счастье снова вернулось к тебе в образе Ольги. Я прощаю тебя и вот что скажу: в тот тяжёлейший для тебя момент не надо было ломать дров, а надо было признать себя несостоятельным и немощным мужчиной в отличие от тогдашнего Юрия Семёныча.
— Действительно, золотые слова! — согласился Юрий Семёныч, опустошая тарелку с мягкими сочными грушами, и вдруг спохватился, — а почему "тогдашнего"?!
— Потому что сегодня у вас другая жизнь, — назидательно ответила Тамара Петровна, — и прошу вас: побыстрей улетайте с ней за границу, а то неизвестно как эта жизнь поведёт себя, — и посмотрела на Наталью, которая сосала персик.
— Я сам жду и не дождусь! Остались какие-то четыре дня, а тянутся как вечность! — и он активно принялся за тарелку со сливами. — Но всё-таки почему "тогдашнего", Тамара Петровна?!
— Потому что тогда вы были выше Костика, устремлённей, богаче своими жизненными предложениями — интересными и перспективными, но удержать Ольгу не смогли, авария на дороге вам подставила ножку, и Ольга снова упала Костику в руки, чему я очень рада. Оставьте фрукты, Юрий Семёныч, и налейте нам шампанского, я принимаю извиненье Костика и хочу выпить за это!
Он вытер салфеткой пальцы, взял шампанское и налил всем женщинам кроме меня.
— А Костик что, не человек? — недовольно спросила Ольга.
Юрий Семёныч принципиально грохнул бутылку на стол и ответил:
— Нет, не человек, он — злодей! Я злодеям больше не наливаю, избавьте меня хотя бы от этого, я и так на удивление себе во всём слушаюсь вас!
— Тогда налью я, — и Ольга схватилась за костыли, чтобы встать.
Я хотел остановить и сам налить, но Тамара Петровна уже цапнула бутылку и сочувственно сказала:
— Сиди, моя милая, тебе только не хватало прыгать на своих деревяшках! Если "тогдашний" Юрий Семёныч не смог уберечь тебя, то нынешний Костик, надеюсь, исправит положение! — она приподнялась, плеснула в мой бокал шипучего вина и закончила. — Я пью за твоё искреннее и тёплое извиненье!
Все женщины глотнули шампанского, а Юрий Семёныч зло усмехнулся:
— Он, пожалуй, исправит положенье — ещё добавит пару костылей!
Ольга поперхнулась, но сдержалась, не закашляла.
— Отец, — скромно попросил я, — разреши мне теперь извиниться перед Ольгой?
Он с ненавистью посмотрел на меня и ответил:
— Чёрт бы тебя побрал, "сынок! Если ты ещё раз о чём-нибудь спросишь "папу", он точно чокнется с твоей головой вот этой самой бутылкой! — и стал шумно взахлёб выпивать свой бокал.
— Костик! — быстро вмешалась Ольга и положила на мою ладонь свои дрожащие холодные пальцы. — Не обращай внимания, я слушаю твоё извиненье! А вы, Юрий Семёныч: откройте, пожалуйста, вторую бутылку и не держите на столе пустую, очень плохая примета!
Недовольно бубня под нос, он всё же выполнил просьбу.
Я начал извиняться:
— Оленька, жизнь действительно диктует свои незыблемые правила. Я последние дни и помыслить не мог, что снова буду находиться рядом с тобой за одним столом, пить за тебя божественный нектар, говорить тебе самое сокровенное, дышать лёгким ароматом твоих духов и видеть большие как озёра глаза. Я не хочу быть многословным и утомительным, скажу одно. Я был обыкновенным частным собственником. Не имея никакого официального права — ни брака, ни штампа, ни свадьбы с тобой — я не должен был ограничивать твою нежную натуру в её законных природных интересах, в сердечных влечениях и желаниях, в радостных побуждениях и стремлениях к чему-то другому, более интересному и светлому чем моя эгоистичная персона. Я прошу у тебя извиненья. Прости.
— Браво, ой, как браво: — с наслаждением прошептала Тамара Петровна, откинув голову назад и прикрыв глаза, — какой чудесный слог, какое классическое извинение, какая справедливая жертвенность во имя новой супружеской жизни, ай да Костик! Юрий Семёныч, шампанского!
Ольга посмотрела на меня, грустно улыбнулась и сказала:
— Спасибо, я принимаю твоё извиненье, и очень хочу выпить за это, ты не представляешь себе, я всё разом забыла — и страх, и боль, и страданье, и каждодневные слёзы.
— Юрий Семёныч, шампанского! — повторила Тамара Петровна.
Он вынул пробку, стрельнул салютом, наполнил женские бокалы, налил себе, а меня опять пропустил.
Мне плеснула сама Наталья, она настороженно поглядела в моё лицо и тут же сконфузилась.
— Ну вот, друзья мои, — злорадно проревел Юрий Семёныч, — наконец-то мы подошли к самому главному, к нашей Наталье! — ему не терпелось, он весь выходил из себя. — "Сын мой", чёрт бы тебя побрал, мы тут час назад смотрели любопытную видеозапись, и возникла большая неувязочка: как можно было обвинять меня и Ольгу, когда сам хотел изнасиловать Наталью, жестоко избивая невинное хрупкое существо?!
— Я протестую! — воскликнула Наталья. — Мы уже во всём разобрались сами!
— Секунду, Наташенька! Вы могли сколько угодно разбираться, это было вашим личным делом в мягкой дачной постели! Я говорю не об этом, я спросил о другом, неужели непонятно?!
— Всё понятно! Всё понятно! — застучала ножом по тарелке Тамара Петровна. — Не ссорьтесь, у вас скоро отъезд за границу! В данном случае, дочь моя, Юрий Семёныч прав, он говорит о поведении Костика, которое вызывает всякое отсутствие логики! Если человек обвиняет другого человека в нечистоплотности, то он сам должен быть абсолютно чист в своих поступках! У меня до сих пор от этого просмотра мелькают в глазах кошмарные синяки и ссадины жестоких побоев! Костик, будь любезен ответить на справедливый вопрос Юрия Семёныча, иначе мы не примем твоё извиненье перед Натальей!
— Я протестую! — повторила Наталья.
— Я тоже! — поддержала Ольга и подняла руку как на суде.
А я постарался успокоить обеих сестёр и обратился ко всем:
— Ничего-ничего, мне не трудно ответить и объяснить, потому что я скажу сейчас неоспоримую правду и только правду, коснувшись физиологии моего поступка и вполне понятного инстинкта. Суть мужской природы такова, что когда у самца с п р а в е д л и в а я ж и з н ь отбирает самку, его плоть начинает беситься и бунтовать, происходит необратимый физиологический процесс, который может довести мужчину-самца до крайнего помешательства. Оставшись один, без Ольги, без ощущения сексуального комфорта я был на грани сумасшествия своей плоти и бросился на Наталью как невменяемый зверь, но ничего не мог сделать наперекор своему природному желанию. Я виновен лишь в том, что беспредельно распустил руки и за это прошу прощенья у милой Натальи, хотя в такой известной ситуации между мужчиной и женщиной, наверное, не может быть мирного исхода, — секунду помолчав, я закончил вполне эксцентрично. — Я не знаю, что ещё добавить: чтобы вы поверили: хотите, я откушу кусок бокала, прожую и проглочу?.
— Зачем же кусок?! — с радостным ехидством заметил Юрий Семёныч. — Ты сожри целый бокал, тогда поверим!
— Прекратите! — громко оборвала Наталья то ли Юрия Семёныча, то ли нас вместе, а затем тихо сказала. — Костик, я принимаю твоё извиненье, оно было очень обосновано, конкретно и понятно, я тебя прощаю.
— Спасибо, — ответил я и покорно склонил голову.
— А вот мне вдруг стало жалко такую слабую незащищённую мужскую природу! — осудила Тамара Петровна, аппетитно доедая чёрную ветку винограда. — Эх, до чего же вы хлипкие нытики, мужчины! Слушая Костика, я восторгалась нами, женщинами, мы в силах выдержать любые невзгоды нашей плоти, мы терпеливы и суровы! И многие из нас несут на своих слабых плечах тяжелейшее бремя одиночества и не стонут, не плачут, не рыдают! Но ты, Костик, достойно вышел из трудного положения, говорил всё честно как на духу, не боясь выглядеть униженным и оскорблённым! В этом ты молодец! У меня к тебе больше нет вопросов!
— Зато у меня остаётся куча вопросов, решить которые без помощи кулака я всё же не вижу никакой возможности! — не унимался Юрий Семёныч, швырнув на тарелку обглоданный огрызок яблока.
Ольга прикрикнула:
— Юрий Семёныч, а может хватит махать кулаками как пьяный извозчик в ресторане?!
Если бы она только знала как вовремя и своевременно прозвучали её слова. Не теряя ни секунды, я тут же выдал своё заготовленное предложение:
— Кстати, я ото всего сердца приглашаю вас в ресторан. Этот день моих извинений я бы хотел отметить по полной программе.
— В ресторан?! — Тамара Петровна даже рот приоткрыла.
Ольга с Натальей вздёрнули брови.
Юрий Семёныч противно хмыкнул:
— Разгулялся "сынок"!
— Да, разгулялся, потому что чувствую очищение души, и хочу настоящего праздника вместе с вами. Я приглашаю в тихий уютный загородный ресторан, уже заказан столик, нас ждут ровно через два часа, и настоятельно прошу не отказывать мне.
— А почему загородный? — с интересом спросила Ольга.
— А потому что он находится совсем недалеко от нашей с тобой дачи, Оленька. "Соколиное гнездо". Ты о нём не знаешь, но когда побываешь, не захочешь уезжать. Я подумал так: если загуляем допоздна, а загуляем наверняка, то очень быстро и без проблем доедем до нашей фазенды на моей машине, переночуем и отдохнём на природе, к тому же отец может абсолютно не утруждаться и оставить свой Lend Rower здесь.
Юрий Семёныч подавился виноградом, желая что-то грубо ответить, но восторженная Наталья опередила его:
— Ой, как здорово! Я "за"!"За"!"За"! — она схватила бутылку и стала наливать шампанское во все бокалы.
— Я тоже "за"! — хлопнула в ладоши Ольга. — И все остальные, пожалуйста, поддержите Костика и нас с сестрой!
— Между прочим: я не против: но это так неожиданно: — в раздумье сказала Тамара Петровна, потом улыбнулась и погрозила мне пухлым пальчиком. — Ах ты, затейник! Ах, затейник! Мне же надо успеть надеть свой выходной костюмчик, вы все при параде, а я?!
— Юрий Семёныч, — обиженно спросила Наталья, — вы почему молчите? Вы разве меня не поддержите?
— Что "Юрий Семёныч"?. Юрий Семеныч, пожалуй, поедет. Мне, чёрт возьми, интересно посмотреть, чем закончится этот цирк-шапито. Минуточку, а что за меню в этом райском ресторане?! Огласите, пожалуйста, примерный список!
Я быстро и вкусно огласил по памяти:
— горячие жульены в сметанном соусе и горчичном пюре;
— хрустящие кольца кальмаров с болгарским перчиком;
— салат "Цезарь" с креветками и луком парей:
— баварская мясная закуска с помидорами черри и цветной капустой;
— запечённая осетрина с хреном и ананасом;
— филе лосося на гриле с тушёным картофелем и шпинатом;
— свиная ножка "Айс Бан" с морковной приправой;
— утиная грудка с картофельным пюре на майонезном соусе и ореховым маслом;
— ягнячьи рёбрышки с гречневой кашей, сваренной на курином бульоне;
— говяжье карпаччо с зелёными листьями салата, пармезаном, соусом песто и оливковым маслом;
— говяжий стейк с беконом, запечёнными фасольками, картофельными ноки и соусом грейпфрута;
— нежный десерт из сыра с малиновым соусом;
— штрудель яблочный;
— мятовый крем-брюле с ананасом и клубникой в горячем коньячном или карамельном соусе:
— Достаточно! — прервала довольная Тамара Петровна, хлебнула шампанского и встала. — Так, я бегу одеваться! Оля, доченька, идём со мной, подскажешь!
Ольга опёрлась руками о край стола, быстро поднялась, ловко и привычно подкинула костыли под мышки и поскакала за мамашей.
— Костик, — вскочила Наталья. — Ты можешь зайти ко мне? — и стремительно зашагала в смежную комнату.
А Юрий Семёныч, пользуясь моментом, тихо прошипел в мой адрес:
— Это ресторанное меню ты будешь сегодня хавать в последний раз, жди повестки из милиции, тебе там приготовят другие блюда на несколько лет вперёд.
Я глотнул шампанского и спокойно ответил, уходя за Натальей:
— Жизнь везде прекрасна, отец: и в ресторане, и в тюрьме, и на том свете, к ней надо только приноровиться: к жизни:
Он скрипнул зубами и что-то яростно прорычал, но я не расслышал, уже был в другой комнате, Наталья прикрыла дверь и с волнением спросила:
— Ты наверно сильно расстроен, что я показала видеозапись?
— Ничуть, это — твоё право. Была, значит, необходимость.
— Была. Ты бы знал, как убивалась Ольга, что обманула кристально чистого Костика, мне казалось — она вот-вот сойдёт с ума прямо на моих глазах, и я вдруг подумала: Ольгу необходимо чем-то успокоить и прекратить истерику, но чем успокоить? И я: прости меня, Костик: включила видеозапись, рассказав Ольге о твоём якобы ужасном поступке, и ты не можешь представить, как ей тут же стало легче, невероятно легче.
— Немудрено, ты всё верно просчитала в этот критический для неё момент. Ольга наглядно увидела чёрные пятна в моей кристально чистой душе и успокоилась, перестав себя терзать. Зачем терзаться, когда он сам здесь ТАКОЕ творил — сестру хотел изнасиловать. Ты правильно сделала, вот только зачем другим показала?
— Я ничего другим не показала. Мы настолько увлеклись, что не заметили, как сзади нас стояли и тоже смотрели мама с Юрием Семёнычем, я тебя не обманываю, Костик. Да, это — моя оплошность, я вовремя не успела выключить.
— Ладно, мне уже всё равно: в принципе: — и я поглядел на часы. — Ого! Однако время-время-время! Надо двигать, не опоздать бы!.
Моя "Honda" мчалась где-то в районе Ледового Дворца, вырываясь к Ленинградскому шоссе.
На часах приборного щитка — 16: 50, в голове — одна и та же фраза: "Однако время-время-время!".
Справа от меня в соседнем кресле — Ольга, она прижимала к себе костыли, вытянув ноги.
Сзади — Юрий Семёныч, Наталья и Тамара Петровна.
Вся "божья семейка", включая "отца", была достаточно пьяна. Они тянулись белыми бумажными стаканами к Юрию Семёнычу, а тот разливал Итальянское вино и голосил на весь салон:
— Костик, — торопливо сказала Ольга, протянув ко мне наполненный стакан, — быстро поверни нос, одна секунда!
Я повернул, хотя совсем не хотел этого делать, она дотронулась до него стаканом и с восторгом добавила:
— За нас с тобой!!!
"Смело сказано!", — мелькнуло в голове, и я снова посмотрел на часы, а потом резко прибавил скорость.
"Однако время-время-время!".
Никто с пьяна не заметил, как "Honda" рванула быстрей и летела вместо Калужского шоссе по Ленинградскому — совсем в другом направлении от ресторана и моей дачи.
Вокруг меня витал какой-то шумный разговор, невыносимый идиотский смех Юрия Семёныча, гоготанье Тамары Петровны и хихиканье сестёр.
— Костик! Костик! Костик! — услышал я и поглядел на верхнее зеркало.
Хмельная Наталья неугомонно звала сзади:
— Костик, послушай! А что означает "Honda" с японского?! Ты мне однажды объяснял, помнишь?! Так здорово: коротко и всё понятно!
— А мне тоже объяснял! — ревниво сказала Ольга. — Костик, скажи ещё раз, у тебя так классно получалось!
Я сказал:
— В основе японской машины "Honda" лежит принцип сохранения гармонии между людьми, что позволяет наслаждаться вождением в полной мере.
Юрий Семёныч злорадно заметил:
— С наслаждением! Ха-ха! Особенно на наших чёртовых дорогах! Для них нужен "Lend Rower" — как трактор, как танк!
— Это же светлый образ совершенства, Юрий Семёныч! — пояснила Тамара Петровна. — Вы же художник, должны понимать!
— Я прекрасно понимаю, дорогая вы наша! Не дурак! Я только не могу понять, почему у такого светлого образа японской машины такой далеко не светлый образ её хозяина!
Я ничего не ответил, молчал и терпел.
— Юрий Семёныч, — подсказала окосевшая Ольга, — бросьте грубить Костику, давайте-ка лучше продолжим пьянку! — и протянула назад свой бумажный стакан. — Наливайте ещё и читайте стихи о любви!
— Правильно! — поддержала Тамара Петровна, подставила свою бумажную тару и развязано крикнула. — Хочу выпить за Петрарку, Шекспира, Бальмонта, Брюсова! Даёшь любовь! — и вдруг присосалась своими губами к губам Юрия Семёныча.
Он трепыхнулся пару раз, оторвался от неё и заржал радостным смехом:
— Охо-хо-хо!!! Ой-ёй-ёй!!! Вот это МАМОЧКА!!! — потом разлил в стаканы вино и провозгласил. — Брюсов!!! Для нашей любвеобильной МАМОЧКИ!!!
И прочитал:
— Браво!!!
— Класс!!!
Уже темнело.
Я, наконец, свернул на лесную просеку, и с этого момента время поскакало с неимоверной быстротой, громко тикая в голове как мой дачный будильник.
А Наталья — чуткая крыса — вдруг огляделась по сторонам, потом стала пялиться в лобовое стекло и удивлённо спросила, перегнувшись ко мне:
— Костик, а куда мы приехали, Боже?. Это же та самая просека, а впереди железные пути, где ты хотел броситься:
— Ты явно ошиблась! — ответил я и дал по газам.
Из-под колёс хлёстко рванулась грязь вперемешку со снегом.
— Точно, Костик, это то самое место: Зачем мы здесь?.
— Ты ошиблась, говорю! Ошиблась! — прикрикнул я. — Мы сейчас перескочим пути и сократим дорогу! — и упорно продолжал гнать машину на рельсы.
— Какую дорогу?. Мы никогда не ездили в сторону дачи по этой дороге: Боже, куда ты?. — и она вцепилась в мою руку.
— Пусти! А ну, пусти! — я грубо откинул Наталью назад и случайно задел её по носу, она громко завизжала.
А Юрий Семёныч противно заорал, пытаясь ухватить моё плечо:
— Эй, водила, полегче! Щас как тяпну!
И в этот момент "Honda" подпрыгнула, сотрясая всех сидящих, и плюхнулась своей серединой на одну из рельсов железных путей — точно как я хотел, как и задумал раньше, она прочно застряла. Мгновенно выдернув ключ зажиганья, я словно каскадёр вылетел из машины в заранее приоткрытую дверь, сильно прихлопнул её обратно и нажал жёлтую кнопку на брелоке, намертво перекрыв не только двери, но и окна, всё свершилось в какие-то считанные секунды
Вдали раздался до боли знакомый и тревожный вой сверхскоростного поезда САПСАН.
Я кинулся к носу машины, быстро вытащил из кармана отвёртку и дрожащими руками стал откручивать винты переднего номера, освещённые тусклым светом придорожного фонаря.
Казалось, что САПСАН уже был совсем близко, оглашая окрестность невыносимым стоном.
Я метнулся к багажнику и принялся снимать задний номер, но винты с гайками как назло заели, тогда я схватил валявшийся камень и начал нещадно колотить, задыхаясь от бешеной спешки, номер наконец-то поддался.
Юрий Семёныч безнадёжно долбил кулаком по приборному щитку, желая добраться до проводов зажиганья. Наталья и Тамара Петровна с безумными лицами колотили руками в стекло и что-то истерично орали мне, а Ольга пыталась подняться на костылях, но ударялась головой о крышу машины и падала.
Яркий луч убойного САПСАНА насквозь резанул машину и выкрасил в бордово-жёлтый цвет.
От дикого ужаса надвигавшейся смерти меня всего колотило, раздирало душу и сердце, но я собрался с силами и прошептал сухими губами:
— МУДРОСТЬ И ДОБРОДЕТЕЛЬ ПРЕОБРЕТАЮТ НОВЫХ ЛЮДЕЙ, — и побежал прочь, спотыкаясь, падая и слыша за спиной пронзительный визг САПСАНА.
Почти у самого шоссе я свалился в сугроб снега, и вдруг там, на рельсах раздался мощный удар, а за ним — взрыв, звук которого разлетелся по всему лесу.
Я поднял заплаканное лицо и увидел пламя огня отброшенной машины и летящие в разные стороны куски железа, а смертельный САПСАН, не имеющий право тормозить свой сумасшедший полёт, проскочил дальше, протянув за собой длинную линию светящихся вагонов и сохранив сотни жизней своих пассажиров:
Главный редактор Пчелинцев сидел в своём кабинете с чашкой чёрного кофе и увлечённо дочитывал последние страницы романа под яркой настольной лампой:
"Слуга Ван Ши Нан осторожно раздвинул бамбуковую штору, вошёл в библиотеку, поклонился, поднеся ладони к лицу, и произнёс одно лишь слово, что означало полную готовность выполнить приказ:
— Император!"…
Император закрыл книгу, приподнялся с ковра и приветливо сказал:
— Да-да, дорогой Ван Ши Нан, проходи.
Слуга удивился такому мягкому тону и шагнул ближе, бровь его дёрнулась.
Император доверительно продолжил:
— Я вот что намерен сегодня сделать: буквально через час, когда солнце начнёт клониться к закату, хочу отправиться в короткую прогулку на своём императорском корабле по нашей чистой Жёлтой реке.
Слуга опять поклонился.
— Я прошу тебя передать моё искреннее приглашение отправиться со мной Главного министра Чжоу Дуня, министров Чан Буя, Хуан Мия, Ухай Ли, Главного Дворцового лекаря Сан Гуана, сестёр-наложниц Май Цзе и Юй Цзе. Я естественно приглашаю и тебя, Ван Ши Нан.
— Верный слуга всегда с Вами, император!
— Я не о том. В данный момент ты приглашён не как слугу, дорогой мой, а как почётный гость, — император даже приятно улыбнулся.
Ван Ши Нан был несколько озадачен:
— Это для меня так неожиданно: "как почётный гость":
— Я уверен, что подобная неожиданность будет и для всех остальных, потому что во время прогулки я намерен сказать очень тёплые, очень важные для меня слова, хочу кое в чём извиниться: да-да, извиниться: и поговорить о нашей дальнейшей жизни и процветании государства на правах друзей равных между собой.
Ван Ши Нан насторожился и проговорил:
— Осмелюсь заметить, император, что такой разговор на Вашем корабле будет чрезвычайно лестным для всех, но подобает ли Вам извиняться?.
— Подобает-подобает, — сердечно ответил император, и по-дружески дотронулся до руки Ван Ши Нана, — мой милый, когда голову озаряет гениальная мысль о будущем, извиняться подобает даже императорам.
Слуга недоверчиво спросил:
— Мне, значит: идти приглашать?.
— Иди-иди, и ровно через час я всех жду на причале.
— А что прикажете взять из тёплых вещей, всё-таки: вода?.
— Не утруждай себя, Ван Ши Нан, успокойся, я всё возьму сам, ты же едешь как почётный гость.
— А-а, ну да: Значит, я пошёл приглашать?. — повторил слуга.
— Иди-иди, мой самый преданный человек, иди. И прошу тебя: развей свои сомненья, я абсолютно искренен перед тобой.
Ван Ши Нан поклонился и вышел:
Однопалубный деревянный корабль, скорее похожий на огромную лодку, мирно покоился у причала тихой Жёлтой реки, где угасающие лучи заходящего солнца всё ёщё радостно отражались и блестели на поверхности воды, словно металлические бляшки.
Длинные вёсла, поднятые высоко вверх, торчали из круглых отверстий борта и напоминали собой большое крыло с толстыми перепонками.
Причал был украшен жёлтыми лентами и красными бумажными фонарями, которые слегка колыхались от малейшего дуновения предвечернего ветерка.
Около широкого трапа, соединявшего корабль с причалом, в окружении охраны и Главного Инспектора стоял сосредоточенный Император и ждал приглашённых лиц.
— Император! — громко воскликнула Чау Лю, возглавляя торжественное шествие. — Я просто-напросто польщена, что Вы пригласили меня не в качестве законной жены, а как почётного гостя! — она подошла ближе и добавила. — Мне это очень нравится, нет слов, приятно и неожиданно! Ах, император: — и Чау Лю сочувственно покачала головой, — если бы раньше как сейчас Вы бы открыли во мне не только жену, а кое-что другое:
Император быстро взял её ладонь и положил на свою грудь.
— Моя любимая, моя верная жена, — сказал он ласково, — по закону ВЕЛИКОГО БУДДЫ ты создана моим звучным эхом, ты — эхо мужа. Но не всегда твой муж слышал его. Он порой был очень глух к своему родному отзвуку. Прости меня, Чау Лю, извини мои глупые уши.
— Хорошо-хорошо, я извиняю глухого мужа, — она улыбнулась. — У тебя сегодня вечер извинений?
— Что-то вроде этого: Я, кажется, пришёл к истине:
— Мне нравится твой тон и твоё небывалое обращение ко мне. Я надеюсь, что за праздничным столом мы продолжим тему извиненья?
— Конечно, непременно: — и он крикнул охране. — Проводить почётного гостя Чау Лю за праздничный стол!
Она очень довольная усмехнулась, нежно поскребла пальчиком по его щеке и пошла по трапу следом за охранником.
Перед глазами императора уже вырос Чжоу Дунь — молодой, красивый и стройный. Он быстро занял место Чау Лю и поклонился, поднеся ладони к лицу.
— Мой дорогой Чжоу Дунь, — с неподдельным откровением сказал император. — Для меня большая радость, что Вы приняли моё приглашение.
Чжоу Дунь ответил и в шутку и всерьёз:
— Покажите мне того, кто откажется от ваших приглашений?
— Да-да, — кивнул император, — вы умны, прозорливы, вы прекрасно знаете своё дело, я вас недооценивал, извините. Я иногда был мнителен и недоверчив к Вам, а история с наложницей Май Цзе вообще не имеет никакого отношения к моему Главному Министру. Я напрасно отправил Вас к лекарю, всё это было неверно и неправильно со стороны императора, таких помощников как Вы мне никогда не найти: извините и простите, Чжоу Дунь:
Главный Министр ловко сыграл смущение:
— Я: я даже не знаю, что ответить: промолчу — не так поймёте, скажу "извиняю и прощаю" — тут же попаду во Двор Пыток, кто же такое осмелится говорить императору?.
— Вы осмелитесь. Ну, давайте и тут же попадёте за праздничный стол, никуда больше.
Чжоу Дунь хмыкнул, пронзительно взглянул на императора, опустил глаза и проговорил:
— Если император настаивает сам: я его прощаю: извиняю, если хотите:
— Хочу, мне стало легче, поверьте.
— Я смею надеяться, император, что мы обязательно продолжим наш "извинительный разговор", он меня очень заинтриговал, очень.
— Конечно, непременно: Проводить почётного гостя Чжоу Дуня за праздничный стол!
Теперь к императору шагнули все четыре министра: Чан Бу, Хуан Ми и Ухай Ли, они натянуто улыбались и кивали, поднося ладони к лицам.
— Я не верю гла-а-за-а-м! — радостно протянул император. — А мне казалось, что знатные Мандарины на меня в обиде и вовсе не придут!
— За что нам обижаться на Вас? — торопливо проговорил Чан Бу и выразил на лице полное удивление.
— Нет-нет, — замахал руками император, — вы вправе обижаться, но и вправе извинить. Мне помнится, что я обещал когда-то повысить вам звания и расширить ваши земли да всё оттягивал, сомневался, несправедливо придираясь к вашим якобы огрехам по Дворцовой службе.
— Что вы, разве может император быть несправедливым? — заметил Хуан Ми.
— Может, — ответил император, — я был, к сожалению, таким: не хотел отличить в рисовой шелухе кристально чистые рисенки: Извините меня, достойные Мандарины, простите. Завтра же вам воздастся должное. Хотя зачем завтра? Я сейчас же напишу за праздничным столом приказ к исполнению, и знайте, что отныне щедрая рука императора будет сполна одаривать вас.
— Император, благодетель, — заголосил Ухай Ли, — позвольте кинуться в ножки! — и крикнул остальным совершенно обалдевшим министрам. — Кидайтесь, олухи, кидайтесь!
— Никаких "ножек", Ухай Ли, — остановил император, — никакого подобострастия, — и велел охране. — Проводить почётных гостей за праздничный стол!
И кланяясь ниже пояса, три министра заспешила за охранником, топая по деревянному трапу, словно ретивые кони.
А следом подошла очередь и Сан Гуана — толстого и круглого Дворцового лекаря с тихим приятным "врачующим" голосом.
— Император, — начал он первый и поклонился, — великое счастье быть приглашенным Вами, сидеть за одним столом и слушать Ваши справедливые речи!
— Перестаньте, Сан Гуан, расслабьтесь, Вы обращаетесь к вашему другу, а с другом надо быть проще, — добродушно сказал император.
— О, нет, — затрепетал Сан Гуан, — я никогда не осмелюсь называть Вас другом, император!
— Попробуйте, у Вас легко получится, ну.
— Нет-нет!
— Я прошу Вас, для меня это очень важно, очень. Я совсем не приказываю, а прошу, прошу, прошу.
Сан Гуан собрался с силами и промямлил:
— Дру: друг:
— Ну вот, — улыбнулся император, — Вы сбросили тяжёлый камень с плеч и простили меня за грубые слова во время нашей последней встречи, не правда ли?
— Я: простил императора?!. О, ВЕЛИКИЙ БУДДА, мне сейчас станет плохо! — и он пошатнулся.
— Охрана! — позвал император. — Поддержите добрейшего человека и помогите дойти до праздничного стола! Сан Гуан, прошу прощенья, что тогда при встрече не понял ваших опасений за жизнь своих детей и жены, я только этой бессонной ночью осознал ваш справедливый компромисс — написать бумагу, но спасти семью. Если есть благополучие в семье, оно есть и в государстве. Извините и простите:
Сан Гуан, казалось, ополоумел, он обмяк в руках охраны, улыбнулся как последний идиотик, помахал императору безвольной рукой и ответил:
— Я Вас простил, император, расслабьтесь! Ха-ха-ха! Я простил императора! Император, а можно мне смешать пиво с вином?! Ха-ха-ха!
— Конечно, непременно! Можно смешать и вино с пивом, тоже очень вкусно!
— Благодарю! Охрана: — простонал Сан Гуан, — отведите меня в деревню для сумасшед: э-э-э: за праздничный стол:
Ван Ши Нан продолжал сохранять осторожность, он неспешно подошёл и сказал:
— Император, что я вижу? Сан Гуан послушал Вас и сразу лишился рассудка?
Император спокойно ответил:
— С той минуты, когда я сделал тебя почётным гостем, Ван Ши Нан, ты стал смел и разговорчив, это неплохо, но ты ошибся. Послушав меня, он получил огромное наслаждение, стал до того счастлив, что его голова до сих пор кружится в завидном блаженстве, словно он смешал рисовое пиво с тростниковым вином. А тебе спасибо, мой старый друг, ты сделал всё, как я хотел, впрочем, ты всегда выполнял мои просьбы, желания, приказы с удивительной точностью и любовью, а я всегда шипел на тебя, незаслуженно обвинял в порочной связи с моей наложницей, грозил сломать кости на железном колесе, угрожал страшной пиалой. Ах, до чего же я был ужасен и жесток, извини меня.
— Император, можно быть откровенным?
— Не можно, а должно.
— Спасибо, — слуга чуть прищурил глаза. — Я раньше никогда не слышал от Вас подобных речей. Мне кажется, Вы что-то задумали:
Император искренне рассмеялся:
— Только самое хорошее. Ты настолько напуган прошлой жизнью, что никак не хочешь поверить в новую. Что мне сделать, чтобы ты верил?
— А вот что, император: только не сочтите за дерзость: разрешите не прикасаться к еде, пиву и вину до тех пор, пока Вы сами не попробуете?
Император продолжал смеяться, Ван Ши Нан умилял его:
— Не делай из меня злодея, только не это: Ладно-ладно, хорошо, иди занимай место за праздничным столом и скажи всем, что для общего спокойствия приглашённых я первый отведаю по кусочку от каждого блюда и по глотку каждого напитка. Так устроит?
— Простите, но именно так устроит.
— Охрана! Проводить почётного гостя Ван Ши Нана!
Слуга недоверчиво смерил взглядом здоровенного охранника, поклонился императору и осторожно пошёл по трапу, щупая ногами каждую доску.
Две сестры-наложницы, словно бабочки, легко припорхнули к ногам императора и учтиво поклонились.
— Вот они! — развёл руками император, будто хотел обнять обоих. — Вот они, последние, но самые главные! Как редко я вижу вас рядом друг с другом, но теперь вы будете всё время вместе, и никакие прежние конфликты уже не разлучат двух сестёр. Вы должны извинить своего императора за то, что именно он создавал эти конфликты — кому рожать наследника, а кому не рожать: простите меня:
— Нет-нет-нет, — замахала Май Цзе, — какое прощенье?! О, ВЕЛИКИЙ БУДДА, мы ничего сейчас не слышали!
— Не пугайте нас, император! — взмолилась младшая сестра Юй Цзе. — Вы просите прощенье у наложниц?!
— Да, милые девочки, да-да-да. А по поводу наследника вот что: рожать будет Май Цзе, Юй Цзе слишком молода, чтобы понять всю ответственность материнского счастья, — он поднял пальцем подбородок Юй Цзе и глубоко заглянул в глаза, — поживи и наберись женского опыта:
Старшая сестра Май Цзе была на седьмом небе, она воскликнула:
— Император, Вы меня простили?!
— Я принял решение, а сказать "простили" должны вы.
— Умоляем Вас: не заставляйте произносить это слово, считайте, что мы его сказали, лучше разрешите бежать за праздничный стол, так хочется пировать вместе с Вами!
— Охрана, проводить почётных гостей за праздничный стол!
Как только наложницы убежали, к Императору тут же подоспел Инспектор и замер в ожидании.
— Немедленно отплыть! — серьёзно приказал император. — Быстро!
— Я оставлю с Вами несколько человек! — торопливо ответил тот.
— Не надо! Я хочу остаться один!
— Слушаюсь! — Инспектор заспешил по трапу, высоко поднял руку и резко махнул в сторону дальнего угла причала.
Оттуда мгновенно появились две лодки с двумя гребцами в каждой.
Инспектор быстро скрылся в корабле, а проворная охрана убрала за ним трап.
На причале остался один император, напряжённо глядя за всем происходящим.
По обоим бортам корабля уже дрогнули вёсла и стали быстро работать, развернув длинный загнутый нос к широким просторам Жёлтой реки:
В большой корабельной комнате, увешанной картинами речных пейзажей и освещённой небольшими окнами, сидели за праздничным столом жена императора, министры, дворцовый лекарь, слуга и две наложницы.
Стол был застелен щёлковой скатертью с расписными павлинами, уставлен серебром чеканных пузатых сосудов с тёмным тростниковым вином, глиняными кувшинами с рисовым пивом золотистого цвета и гладкими подносами из бамбука, где лежали рыба, дичь, фасоль, фрукты, овощи.
— Ну, и где же: благодетель? — озабоченно спросил Чжоу Дунь. — Мы уже плывём, а его нет. Он, кажется, хотел первым отведать эту прелесть? Ван Ши Нан, сходите за своим императором.
— Он такой же мой, как и ваш.
— По-моему вы дерзите, слуга?
— Я сейчас не слуга, а почётный гость.
— Перестаньте, — вмешалась Чау Лю, — император должно быть на корабельной кухне, он сегодня всё взял на себя, вы же знаете. Я схожу за ним, и вообще, что за глупые мысли, никто не собирается вас травить.
— Идите за мужем, Чау Лю, идите! — потребовал Чжоу Дунь.
Она встала, подошла к двери, дёрнула за ручку, но дверь была закрыта, Чау Лю рванула сильней, но безуспешно.
Все разом застыли с перепуганными лицами:
Император стоял на причале и неотрывно смотрел вдаль.
Он видел частые взмахи корабельных вёсел, они были похожи на единый неутомимый механизм, который гнал корабль к середине широкой реки, а за кораблём плыли две устремлённые лодки:
В комнате поднялась истерика — помимо того, что дверь оказалась закрытой, с той стороны её забивали вдобавок прочным деревянным щитом, такими же щитами закрывались окна, гости кидались от стены к стене, задевая стол и бросая на пол всё, что на нём находилось. Сквозь редкие щели неожиданно пробились несколько лучей заходящего солнца, прорезая темноту комнаты и царапая узким светом мелькавшие лица с очумевшими глазами.
Ван Ши Нан истошно голосил:
— Ах, я дурак! Ах, дурак! Я же чуял, что это — капкан! Я же вчера предлагал задушить его подушками! А вы-ы-ы-ы!
Кто-то из министров орал до хрипоты:
— Это всё Чжоу Дунь! Фантазёр бесплодный!" Пойдёмте, там стол переговоров"! Мальчишка слащавый!
— Да провалитесь вы все! — плаксиво кричал Чжоу Дунь. — Я жить хочу! — и яростно стучал кулаками в стенку. — Пустите меня, жить хочу!
Женщины визжали:
Император по-прежнему смотрел на корабль и ждал самого важного момента:
Важный момент наступил сразу, как только Инспектор отдал громкий приказ своим подчиненным:
— Открыть заглушки!
Охрана рванулась по лестнице в нижний отсек, бросилась к деревянным заглушкам обеих бортов и стала вытягивать их.
В комнату гостей хлынул поток воды, заиграв радостными бликами солнечных угасавших лучей.
— Вода-а-а! — запищала младшая Юй Цзе. — Император, помогите! Откройте! Я Вам рожу наследника, рожу!
— Молчи, гулящая тварь, надо было раньше делать это, а не кувыркаться с Ван Ши Наном! Всё! Мы погибли! — прокричала Чау Лю, срывая голос и со страхом хватаясь за волосы.
— Не-е-е-е-ет! — издала дикий вопль старшая Май Цзе.
Толстый лекарь Сан Гуан не выдержал и замертво рухнул на стол, сломав его своей тяжестью.
Чжоу Дунь дрался с Ван Ши Наном.
Мандарины колотили и того, и другого:
Император напряжённо смотрел.
Он видел, как корабль уверенно начал крениться и опускаться носом под воду — всё ниже и ниже:
Вода стремительно заполняла комнату, поднимаясь до самого потолка. Главный Министр Чжоу Дунь беспомощно тонул и задыхался, пуская пузыри. Две сестры — Май Цзе и Юй Цзе — бултыхались поодаль, глотали воду и бесполезно хватались за ноги Чжоу Дуня:
По лицу императора текли слёзы.
Теперь он ясно видел: корабль полностью утонул, погружая в Жёлтую реку остатки верхней части палубы.
Император собрался с силами и твёрдым голосом проговорил:
— МУДРОСТЬ И ДОБРОДЕТЕЛЬ ПРЕОБРЕТАЮТ НОВЫХ ЛЮДЕЙ.
Две лодки, где сидела охрана и корабельная служба, стремительно отплывали от места затопленья в сторону причала.
Солнце совсем скрылось, вода потемнела, и где-то вдали жалобно стонали летящие цапли.
Император поднял заплаканное лицо, отыскал в небе белую стайку и проследил за ней, пока она совсем ни скрылась за лесом и ни перестала будоражить душу своим невыносимым стоном…
Главный редактор Пчелинцев закончил читать последние строки романа: "Император поднял заплаканное лицо, отыскал в небе белую стайку и проследил за ней, пока она совсем ни скрылась за лесом и ни перестала будоражить душу своим невыносимым стоном: ".
Он отложил роман, взял чашку с кофеем, жадно допил до конца, откинулся на спинку кресла, помолчал и решительно сказал:
— Молодец, Константин Юрич! Мо-ло-дец! — и схватил со стола мобильный телефон:
В этот момент я ввалился на территорию своей дачи с бутылкой водки и двумя номерами от бывшей машины, широко распахнул калитку и еле удержался за неё, потому что меня здорово штормило, а водитель жёлтого такси шмякнул за мной открытую дверцу, громко фыркнул мотором и сорвался с места.
Я тупо оглядел заснеженный участок в сумерках раннего вечера и сделал несколько глотков жгучего напитка, меня хорошо продрало, заставило отчаянно крякнуть, встряхнуть головой и помчаться к родному домику.
В глубоком снегу я промочил ботинки с брюками и с горем пополам добрался до крыльца, устало плюхнулся на ступеньки, тяжело выдохнул и снова выпил.
Далеко за моим участком неожиданно промчалась в тишине свистящая электричка, больно резанула моё сердце и заставила заорать во всю глотку:
— Вон отсюда!!! Во-о-он!!! Все поезда и все железки — во-о-он!!!
В кармане заиграл мобильник, я достал его и поднёс ближе к пьяным глазам — звонил Пчелинцев.
И вдруг моё тело затрясло с такой ужасной силой, что вместо ответа я заплакал навзрыд, заревел белугой прямо в телефон не в состоянии сказать ни одного слова:
П Р О Ш Л О П О Л Т О Р А Г О Д А
ФЕСТИВАЛЬ КИТАЙСКОГО КИНО В ПЕКИНЕ
13 ИЮЛЯ, ВОСКРЕСЕНЬЕ, 19: 00
В огромном концертном зале "Хайдянь" не смолкали бурные овации зрителей.
Я твёрдым уверенным шагом вышел из-за кулис в сопровождении двух продюсеров: китайца Чан Суинга и японца Тосино Кухара.
На мне прекрасно сидел шикарный тёмный смокинг с белой рубахой и синей бабочкой, а длинная коса сплетённых волос спадала до самой поясницы.
Продюсеры спешили за мной и прямо в спину радостно хлопали в ладоши, улыбаясь до ушей.
У микрофона, куда мы держали свой стремительный путь, стоял высокий европеец средних лет и торжественно объявлял на русском языке:
— Уважаемые гости! Главным призом ЗОЛОТОЙ ДРАКОН удостоен режиссёр фильма "ЧАЙ ИЗ УТРЕННЕЙ РОСЫ" господин Ларионов Костя сан, который так же является автором сценария по своему одноимённому нашумевшему роману!
Овации не прекращались, напоминая бушующий океан.
Мы все трое шагнули вперёд чуть дальше микрофона, и я низко поклонился залу, приложив руку к сердцу, а затем почтительно указал на своих продюсеров.
Высокий европеец сразу подхватил:
— Уважаемые гости! С господином Ларионовым Костей сан сегодня присутствуют продюсеры фильма: господин Чан Суинг — китайское
ШАНХАЙ-ТИВИ и господин Тосино Кухара — японская кинокомпания ФУДЖИ-ТАТО-ФИЛЬМ!
Продюсеры скромно опустили головы, а европеец теперь быстро повторил весь текст на английском языке:
— Dear visitors! The GOLD DRAKON is awarded by the main prize director mister Larionov Kostja san dignity for a film "TEA FROM MORNING DEW", the written scenario under sensational novel with same name! Dear visitors! With mister Larionov Kostej san producers of a film mister Chan Suing — Chinese Shanghai-TIVI and mister Tosino Kuxara — the Japanese movie companies the FUDZHI-TATO-FILM are present a dignity today!
Из глубины сцены плыла в лёгком розовом платьице очаровательная молодая китаянка, держа в руках блестящего ЗОЛОТОГО ДРАКОНА.
Европеец, сохраняя ту же торжественность, уже говорил на китайском языке, и мы все трое склонились перед зрителем, а девушка подошла ко мне, мило улыбнулась и протянула высочайший приз.
Я чмокнул девушку в щёку, взял ЗОЛОТОГО ДРАКОНА, поднял и показал всему фестивалю, потом резко развернулся и зашагал обратно за кулисы, мои верные продюсеры семенили за мной.
Зал продолжал бушевать, летали крики "Браво! Браво! Браво!".
Как только я скрылся со сцены, меня тут же окружили четыре китайских полицейских с автоматами, я аккуратно и бережно передал награду Чан Суингу, а сам привычно и послушно протянул ладони — браслет наручников быстро щёлкнул на моих запястьях.
Я шёл под конвоем по длинному коридору, а смелые журналисты кидались в мою сторону, тыча в лицо видеокамеры, фотоаппараты, плееры и микрофоны, не смотря на то, что Тосино Кухара и Чан Суинг бойко ограждали меня.
— Журнал "Эмигрант"! — крикнула русская девушка. — Господин Костя сан, Вам не кажется, что ЗОЛОТОЙ ДРАКОН — слишком дорогая награда за убийство четырёх человек?!
Я невозмутимо ответил:
— "Награда" за убийство ещё впереди.
— А когда Ваша экстрадиция?! — продолжала она.
— Теперь уже скоро — фильм снят, ДРАКОН получен.
— Какое наказанье Вас ожидает в России?!
— Думаю, пожизненное заключение.
— Это правда, что Ваш китайский продюсер Чан Суинг помог оттянуть экстрадицию?
— Правда. Только благодаря его невероятным усилиям я смог реально задержаться здесь в Китае, закончить работу над фильмом и даже дождаться фестиваля.
— Это — беспрецедентный случай: взятому под стражу иностранцу, которому грозит экстрадиция, разрешают закончить своё мирное дело!
Газеты пестрят Вашими фото и кучей вопросов по этому поводу! Что лично скажете Вы?!
— А что тут сказать? В производство фильма вложено много денег, продюсеры никого не хотели видеть кроме меня, как режиссёра. Моё отстранение от работы могло принести огромные убытки как китайской, так и японской стороне. Россия временно пошла навстречу.
Девушку резко прервал пожилой журналист:
— О, да! Я представляй "Фигаро"! Есть один вопрось! А когда узналь Ваш знаменитый продюсеры, что Ви есть преступник?!
— Могу Вас уверить, что не тогда, когда я был в России, а когда снимал фильм и меня взял Интерпол.
— Ви снималь фылм в наручник?
— В общем да, меня привозили на съёмки и увозили обратно в тюрьму в арестантской машине.
— Ого-го-о! — воскликнул французский журналист. — Это очень интерес: снимай фылм в наручник, почти что "Репортаж с петля на шей"!
Женщина средних лет с пышной копной рыжих волос опередила француза на хорошем русском языке:
— Журнал "Шпигель", Ева Моцак! Вы сняли гениальное кино! Вы раньше думали о режиссуре?! Мне известно, что Вы только писали!
— Я никогда в жизни не думал об этом. Это — великий Мистер Случай. Прочитав мой роман, меня пригласили китайско-японские продюсеры снять фильм как режиссёру, я согласился, вот и всё.
— У Вас отличный дебют! Какие планы, какой будет новый фильм у режиссёра-убийцы?!
— Как режиссёр — ещё не решил, а убийце надо остаться в живых, чтобы строить планы.
— Гуд-гуд! — настойчиво лезла рыжая журналистка. — Если господин Ларионов Костя сан задумает снять фильм об ограблении банка, он сначала ограбит его лично для ощущения правды?!
— Скорей всего: хотя совсем не обязательно:
— Как же не обязательно?! Вы себе противоречите! Два месяца назад господин Ларионов сказал моему журналу, что роман "Чай из утренней росы" он писал на опыте личных поступков!
— Без комментариев, я устал! — голова действительно закружилась, а в висках гулко застучало. — Чан Суинг, я что-то устал от них! Воды мне! Скорей! Воды! Ну: — меня вдруг сильно пошатнуло, и я упал в обморок, свалившись на пол.
"ЭТО БЫЛ ОБЫЧНЫЙ ОБМОРОК ОТ ДИКОГО НАПРЯЖЕНИЯ ВСЕЙ ИЗМУЧЕННОЙ НЕРВНОЙ СИСТЕМЫ, ОТ ПОСТОЯННОГО ОЖИДАНИЯ НАДВИГАВШЕЙСЯ ЭКСТРАДИЦИИ И НЕМИНУЕМОГО СТРАШНОГО ПОЖИЗНЕННОГО ЗАКЛЮЧЕНИЯ. Я ЛЕЖАЛ С ЗАКРЫТЫМИ ГЛАЗАМИ И СЛОВНО ВО СНЕ СЛЫШАЛ ОТДАЛЁННЫЕ ГОЛОСА ЧАН СУИНГА И ТОСИРО КУХАРА, ОНИ ЗВУЧАЛИ УВЕРЕННЫМ НАСТОЙЧИВЫМ ЭХОМ, ПОДБАДРИВАЯ МЕНЯ:
— ОЧНИСЯ, КОСЯ САН, ОЧНИСЯ И УСПОКОСЯ!!! ТЫ — БОЛЬСОЙ ТАЛАНТА, И МЫ НЕ ОТДАТЬ ТЕБЯ НИ В КАКОЙ РОССИЙ!!! МЫ ПЛЕВАЛ ЭТА ЭКСТРАДИЦА И БУДЕМ ОСТАВЛЯЙ ТЕБЯ В КИТАЙ!!! ОЧНИСЯ, ТОКА ОЧНИСЯ!!! ВО-О-ДЫ-Ы-Ы!!! ВО-О-ДЫ-Ы-Ы!!!
Я СОВЕРШЕННО НЕ ПОМНЮ, КОГДА ОЧНУЛСЯ, ВПРОЧЕМ: ЭТО УЖЕ ДРУГАЯ ИСТОРИЯ И МОЖЕТ БЫТЬ СОВСЕМ ДРУГОЕ КИНО":
Через миллиард лет после конца света
Терминатор убирался все дальше в море и скоро солнечная колесница прочно утвердилась на своей проторенной дороге, благоволя просыпающемуся городку. Освеженные сном люди с удивлением, восторгом, благоговением, страхом замечали, что среди множества рыбацких лодчонок в порту у пирса высится устрашающая трирема с собранными парусами. И ладно, что граждане были привычны к непонятному, но все-таки корабль был артефактом значительных размеров, не то что выкапываемые из земли железные предметы или пластмассовые обломки. И корабль был нежданным, как пришествие господа бога.
У самых ворот легата Прокла что-то застопорило. Он затаращил глазами, покачал головой: — "Туда ли я попал?", а наши ребята, саркастически перебрасываясь фразами, с любопытством за ним наблюдали. Мило звякали клинки о стенки ножен, перекликаясь с благородным звоном багряной бронзы бокалов. Он еще раз оглядел наше общество, еще раз покачал головой, осматривая обнаженные загорелые стальные торсы, приветливые лица, протянутые руки, привыкая к этим и стараясь понять эти глаза, и тут:
"Пью за непобедимость нашей манипулы! — вдруг игриво вскричал Мариус, — и пусть привилегированный заморский гость, внезапно врывающийся в общность великолепных бойцов, вместе с нами осушит кубок, наполненный божественным эликсиром, в ознаменование всех людских побед и на суше и на море".
Прекрасный ликом юноша, до этого сидевший на сухом бревне и внимавший застольному разговору доблестных воинов, которым подражал, тотчас встал, поправил веревочный пояс на тонкой талии, поправил яички, зачерпнул из расписного сосуда сладкого бодрящего напитка и поднес оробевшему легату со словами: — "Ступите в лоно друзей".
— Благодарю, — оправился от неожиданности Прокл. Ему было все в новинку. — Приятно сознавать, что и вдали от родины…
Тут Мариус приблизился к нему и так схватил в свои обьятья, что чуть не затрещали кости, и громко воскликнул:
— Дружище! Давай забудем про все нормы и будем как брат с братом. Допивай сок — чувствуешь как наливаются члены твоего тела энергией? — и пойдем я покажу тебе город.
Они вышли за ворота и стали подниматься по мощеной камнем улочке с высокими бордюрами.
— Брат мой, так значит Ваше Государство в семи днях плавания от нас?
— Да, брат. Будем мы торговать или воевать — это вопрос политический и вопрос времени, но что мы узнали друг о друге — вот что чудесно.
— Что верно, то верно, — сказал Мариус и немного посторонился. Мимо них пробежали здоровяки бойцы, делающие утреннюю пробежку. Все они весело поприветствовали идущих и пожелали парящего настроения.
— Велик ли Ваш полис, — поинтересовался Прокл.
— На главный военный сбор приходит до пяти тысяч воинов.
— Это с женщинами?
— Да, разумеется! Кстати, тут и мой дом недалеко, я познакомлю тебя с женой.
Они прошли под аркой, на чуть-чуть остановились посмотреть борьбу двух легионеров, которую те затеяли без зрителей, не для развлечения, а для поддержания крепости мышц своих; миновали еще два дома и попали во двор к Мариусу.
На лавке у крыльца сидела девушка — но как только увидала гостей, сразу вскочила, поклонилась им и вбежала в дом. Несмотря на худобу, Прокл заметил упругость ее тела и сказал об этом Мариусу.
— Настоящая львица. Дочь моя, Клео.
Тут внимание легата привлекла разлапистая куча железяк в углу каменного забора.
— Артефакты? — подтвердил он у Мариуса страшную догадку, подошел и наклонился к куче. В руку сами запросились гладкие красивые предметы. Он взял некоторые в ладонь и покачал, примериваясь на вес. — Зачем они здесь?
Мариус неопределенно пожал плечами.
— Так… Может сгодятся.
— Вот как? — изумился Прокл. Это его непритворно смутило. Он со звоном бросил предметы обратно в кучу и поднялся.
Из двери дома показалась хозяйка.
— Ой, я даже и не ожидала.
— Познакомься, — кивнул Мариус, — это моя супруга и мать моих детей Прозерпина. А это наш заморский посол.
Легат улыбнулся. Прелестные гладкие руки. И жира под кожей везде — в самый раз, чтобы только-только сгладились острые углы, а покатые бугорочки и ямки остались. Изумительный живот.
— Прозерпина, — сказал Марий, — обними бойца после великого путешествия.
Женщина подошла, улыбнулась ослепительно ровными зубами и ласково обняла Прокла, скрестив пальцы у его лопаток. Прокл задрожал. Пенис его дернулся, уверенно протолкнулся через шелковистую черную паутину нитей и нижним боком своим уперся в теплый женский живот.
— Прозерпина, вы очень красивая, — нисколько не лукавя, произнес Прокл и та загадочно улыбнулась.
— Все мы такие, — шепотом.
Через распушенные волосы ее Прокл видел, как к Мариусу стройно подошла Клео, и он ей хитро подмигнул.
Шалости аристократов
Ужин закончился, и лакей распахнул двери в десертную залу.
Сквозь полог из голубого газа Марлен различила два черных силуэта на ярко-желтом квадрате дверного проема. Через секунду Дживз включил верхний свет, больно ударивший по ее глазам, привыкшим к темноте. Марлен зажмурилась. Приближающиеся шаги хозяина и гостя гулко звучали в огромной пустой комнате. Они подошли совсем близко…
— …А теперь, сэр Генри, позвольте угостить вас немного экзотическим десертом. Он вам, я уверен, понравится.
— Признаться, я не любитель сладкого… но если ваш кондитер так же искусен, как ваш повар, я, вероятно, не смогу устоять.
— Я просто УВЕРЕН, что вы не устоите перед таким соблазном…
— Я заинтригован, лорд Эрдингтон. Слухи о чудесах вашего дома дошли даже до Франции. Друзья в Париже не раз спрашивали меня, зная, что я знаком с Вами, не доводилось ли мне обедать у Вас.
— Мне жаль, что я не мог пригласить вас к себе раньше. Я думаю, вы меня поймете…. Однако, чудо, которое вам предстоит увидеть, создано большей частью не моим кондитером, а самой природой…. Но довольно разговоров. Приступим скорее к десерту. Дживз!
Дворецкий потянул за шнур, и легкий полог взмыл к потолку.
Реакция гостя превзошла все ожидания лорда. Сэр Генри шумно вдохнул и замер, лицо его сперва побледнело, потом покрылось красными пятнами. Несколько секунд он молчал и стоял, не двигаясь, в то время как лорд Эрдингтон любовался произведенным эффектом, явно не скрывая этого.
— Однако, сэр Генри, я не ожидал, что мой сюрприз произведет на вас такое впечатление. Может быть, вы так потрясены внешним видом этого блюда, что откажетесь попробовать его?
—
Эти слова привели молодого джентльмена в чувство. Он вспыхнул и поспешил заверить лорда в желании и готовности приступить к десерту.
Марлен прислушивалась к разговору. Сквозь полу сомкнутые веки она видела лорда Эрдингтона и его гостя. Когда они подошли поближе, она даже уловила их запахи — привычный густой аромат дорогих сигар хозяина дома и тонкий, свежий запах парфюма сэра Генри.
— Советую начать с фруктов, мой друг.
Марлен почувствовала, как теплая рука лорда взяли ее за левое запястье. Она чуть напрягла кисть, чтобы фруктовый сироп не просочился сквозь пальцы. Лорд поднес ее ладонь ко рту, и она ощутила прикосновение его губ, осторожно и медленно берущих тонкие ломтики груши и гуавы. Сэр Генри, последовав примеру хозяина, тоже приступил к десерту. Движения его губ и языка, сперва неловкие, становились все более и более уверенными.
Марлен почувствовала, как капля густого сиропа поползла вниз по левому запястью. Когда она спустилась почти до изгиба локтя, лорд Эрдингтон заметил ее и длинным движением слизнул всю сладкую дорожку. Фруктов в ладонях Марлен было немного, и они быстро закончились. Хозяин и сэр Генри почти одновременно выпрямились, оставив кисти ее рук.
Девушка не могла видеть их лиц, но была почти уверена, что оба выглядят так же непринужденно, как если бы они ели десерт из обычной розетки с помощью вилки и ложечки.
— Ну, а теперь, может быть, немного вина, прежде чем мы перейдем к шоколадному крему?
Сэр Генри оглядел стол в поисках того, о чем говорил лорд. Коричневые завитки (так соблазнительны на розовом!) поднимались вверх по… плоскому сексуальному животу, подбираясь совсем близко к… совсем-совсем близко, даже заползая в ложбинку между…
— Простите, лорд, я не расслышал… что вы сказали?
— Немного вина, прежде чем мы перейдем к… Правда, мой друг, я вижу, голова у вас и так кружится.
— Вино в ваших погребах превосходно, я не могу отказаться.
— Дживз! Наполни бокал сэра Генри.
— Но… вы, лорд?
— После вас, мой друг, не беспокойтесь.
Дживз подошел к столу, держа в руке бутылку, обернутую белоснежной салфеткой. Почувствовав, как дворецкий наклоняется к ней, Марлен приоткрыла губы. Дживз осторожной струйкой наполнил ротик девушки вином, смахнул салфеткой прозрачную каплю с нежного подбородка и отошел.
— Прошу вас, сэр, поторопитесь. Когда вино согреется, оно уже не будет столь приятным в контрасте с жаркими губами Марлен.
— Ее зовут Марлен?
— Да, но у вас еще будет возможность познакомиться с ней поближе. А сейчас — не теряйте времени.
—
Сэр Генри наклонился над лицом девушки. Опущенные веки дрожали, по щекам разлился очаровательный румянец. Пухлые розовые губки были чуть влажными от вина, приоткрытый рот манил… Осторожно приникнув к губам Марлен, сэр Генри ощутил приятный волнующий вкус вина. К нему примешивался странный привкус слюны девушки — не менее пьянящий и безумно возбуждающий. Прохладное вино и в самом деле удивительно контрастировало с горячими губами и языком. Стараясь допить все до капли, сэр Генри пролез языком за щеки девушки, лизнул зубки, на которых еще оставались сладкие капли. И напоследок — приятный сюрприз — на кончике язычка Марлен подала гостю сочную вишню…
Когда молодой джентльмен выпрямился, все плыло у него перед глазами. Сэру Генри потребовалось несколько секунд, чтобы прийти в себя, встретить взгляд лорда Эрдингтона и выразить глазами свое восхищение.
— Сэр Генри, не теряйтесь, приступайте к шоколаду…
С этими словами лорд прильнул губами к удивительному бокалу, уже вновь наполненному Дживзом.
Молодой джентльмен, тем временем, затаив дыхание, наклонился к самому началу кружевной шоколадной дорожки. Она шла из самого низа живота Марлен, и сэр Генри едва не потерял сознание он пьянящего аромата, исходившего от главного деликатеса… опершись руками о край стола, гость старого лорда наклонился совсем низко и тронул кончиком языка коричневый завиток. Слизнув его и ощутив языком теплый бархат кожи, сэр Генри перешел к следующему, затем стал двигаться дальше… Удивительный вкус шоколада, всегда и во всех пробуждающий жадность и страсть, заставил его на несколько мгновений забыть о приличиях и осторожности — неожиданно, со сдавленным стоном, молодой джентльмен промчался по сладкой тропинке до самого пупка, окруженного венком белого шоколада, жадно впился в него языком, но задержался лишь на мгновение и уже двинулся дальше, вперед, размазывая по коже Марлен мягкие завитки. В то мгновение, когда девушка ощутила, что щека сэра Генри коснулась ее груди, гость остановился. Слизнув последние лепестки из пленительной ложбинки, молодой джентльмен заставил себя оторваться от десерта. Вытирая испачканные шоколадом губы поданной Дживзом салфеткой, сэр Генри посмотрел на хозяина дома. Тот медленно и со вкусом, прикрыв глаза, двигался вверх, не оставляя на розовом бархате коричневых следов. Что-то подсказывало молодому джентльмену, что в этой ситуации стоит забыть об этикете и просто продолжить. Он вопросительно посмотрел на Дживза, и тот, понимающе кивнув, сделал гостю знак подождать. Через секунду он уже выкладывал из серебряного блюда на розовую грудь Марлен белоснежные кубики мороженого. Сэр Генри смотрел, не отрываясь, как они ложатся на горячую бархатную кожу, как сразу же чуть подтаивают, спуская вниз белые густые ручейки… как касается тела Марлен металлическая лопатка для мороженого… как морщатся, твердеют и удлиняются коричневые соски девушки… как Дживз заливает мороженое тонкими струйками сиропа… Увлеченный зрелищем, он не заметил даже, что лорд закончил с шоколадом и встал чуть в стороне, наблюдая за гостем. Когда, наконец, ловкие руки в белых манжетах перестали мелькать над столом, сэр Генри, справившись с головокружением, медленно наклонился к груди Марлен. Огромных сил стоило ему перебороть безудержное желание схватить, сжать в ладонях груди девушки, размазать по ее телу холодную массу, жадно приникнуть к ее соскам… закрыв глаза, он предельно медленно опускал лицо вниз, вдыхая сладкие ароматы до тех пор, пока обжигающий холод не коснулся его губ. Он замер на мгновение и остановился, наслаждаясь легким жжением на коже, водя губами по мороженому, наслаждаясь пока не вкусом, но холодом и предвкушением… Потом сэр Генри лизнул лакомство, потом еще, и еще раз… сквозь удовольствие он подумал, что мороженое на самом деле холодное, и очень сильно, должно быть, обжигает кожу Марлен. Ему захотелось поскорее спасти ее от боли, он начал есть быстрее… когда его язык касался кожи, он ощущал, как сквозь холод пробивается жар ее тела…
Несмотря на то, что Марлен уже привыкла к своим весьма странным обязанностям, ей раз от раза не становилось легче бороться с нарастающим возбуждением. Она прекрасно ощущала каждое движение языка гостя, она вздрагивала от контраста его горячих губ и холодного десерта… но, в отличие от молодого джентльмена, она обращала внимание и на то, что делал Дживз. Привычно раздвинула ноги, когда он коснулся ее колен… осторожно приподняла попу, чтобы он мог подложить под ее ягодицы подушечку… Марлен почувствовала, как холодный металлический носик специального сосуда входит в ее сильно увлажнившееся лоно… она приняла его с удовольствием и ощутила, как в нее вливается густая и горячая жидкость. И вот тогда, когда ее пещерка заполнилась, когда гость последний раз облизал каждый из ее сосков, пальцы Дживза ловко вставили в отверстие Марлен оливку, и она привычно сжала ее, чтобы не дать напитку вылиться.
Даже тогда, когда на раскрасневшейся груди Марлен не осталось ни одной капли десерта, сэр Генри все еще продолжал целовать ее… из оцепенения гостя вывел стук двери — он резко поднялся и увидел, что остался в комнате один с Дживзом. Молодой джентльмен в тревоге посмотрел на дворецкого, боясь, что своим поведением оскорбил хозяина.
— Не беспокойтесь, сэ-э-эр. Лорд Эрдингтон не хотел отрывать вас и велел мне просто передать, чтобы вы заканчивали без него. Он любит вздремнуть после обеда в гостиной. Вы сможете присоединиться к нему, когда закончите.
Сэр Генри все же чувствовал смущение оттого, что совсем забыл о гостеприимном хозяине. Но страсть, любопытство и возбуждение заставили его перестать думать обо всем в ту же секунду. Он снова жадно смотрел на Марлен, стараясь угадать, что ждет его дальше. Она лежала перед ним теперь уже на самом деле обнаженная, и изысканные лакомства не отвлекали сэра Генри от природной красоты ее тела. Он хотел ее так страстно, что едва мог сдерживаться.
— Не желаете горячего пунша, сэ-э-э-р?
— Это было бы превосходно, Дживз.
Дворецкий жестом предложил гостю обойти стол. Взволнованный джентльмен послушно встал между ног девушки, которые теперь были чуть согнуты в голенях. Только теперь он заметил, что лобок Марлен прикрыт белоснежной салфеткой. Он представил, что это могло значить и перед глазами у него пошли круги… Стоило Дживзу сорвать белую ткань, как гость со стоном приник губами к лобку девушки. Он не был уверен, но ему показалось, что она вздрогнула от его поцелуя. Это возбудило его еще больше, и он решительно раздвинул языком розовые губы… слизнув с них проступивший сок желания, сэр Генри как бы нечаянно коснулся языком клитора Марлен и снова почувствовал, как она вздрогнула, с трудом сдерживая возбуждение. Молодой джентльмен дрожал от страсти и холода, он решил все-таки поскорее добраться до пунша… но, проникнув языком в отверстие, он обнаружил, преграду… сперва он попытался протолкнуть оливку языком, но Марлен изо всех сил сжала ее… Тогда гость приник к лону девушки долгим сосущим поцелуем, оливка поддалась, а за ней к нему в рот медленно потек пряный горячий напиток… Зажмурившись и постанывая, сэр Генри пил его, боясь упустить хотя бы каплю. Больше всего ему хотелось сейчас, чтобы его оставили наедине с Марлен… Чтобы она была обычной женщиной и принадлежала ему. Мысль о том, что ему придется расстаться с девушкой, когда он допьет последнюю каплю, сводила его с ума, делая еще более жадным. Сэр Генри высосал все до последнего, несколько раз облизал каждую складочку… он боялся разогнуться, так как понимал, что это будет означать КОНЕЦ… но вот ему все-таки пришлось это сделать. Он выпрямился, несколько секунд постоял, держась за край стола, чтобы прошло головокружение. Сделав глубокий вздох, чтобы успокоиться, гость взял предложенную Дживзом салфетку.
— Понравился ли вам десерт, сэ-э-эр?
— Да… Дживс. Это было превосходно.
— Тогда, возможно, вы не откажетесь принять участие в еще одной традиции.
— О какой традиции ты говоришь Дживз?
— Видите ли, сэр… в доме лорда Эрдингтона так заведено, что самые почетные гости сами убирают со стола и моют посуду после десерта. Ванная комната находится вон за той дверью, там вы найдете все необходимое… и, если вам понадобится помощь…
— Спасибо, Дживз, я думаю, не понадобится.
С этими словами сэр Генри поднял на руки Марлен и уверенно понес ее в ванную…
Шантаж Шерил
Тихонько приоткрыв дверь, Шерил заглянула в комнату Тима. Он лежал на своей кровати на животе и увлечённо рассматривал глянцевый журнал. Войдя в комнату и прикрыв за собой дверь, она неслышно подошла к нему и заглянула поверх его плеча. На странице роскошная зрелая женщина занималась сексом с двумя мужчинами. Один был рослым мускулистым парнем лет 25, а другой ещё совсем молод, примерно возраста Тима. Рослый парень трахал женшину сзади, а она стоя на четвереньках сосала крепкий набухший член подростка. Мальчик был видимо близок к оргазму, и ускорял движения женщины, вцепившись ей в волосы и загоняя свой член как можно глубже в её бездонное горло. Предоргазменное выражение на его лице было очень удачно поймано фотографом, и хорошо передавало всю динамичность и эмоциональную насыщеность сцены.
— И ты думаешь отцу понравится, когда он узнает, что ты берёшь его журналы? — шёпотом спросила Шерил.
Застигнутый врасплох Тим совершенно растерялся, не зная что предпринять. Он спешно закрыл журнал и суетливо стал сгребать остальные, лежавшие на полу около кровати. Комичные действия подростка рассмешили её, а осознание того, что она является хозяйкой ситуации, привело Шерил в прекрасное расположение духа. Засунув собранные журналы под подушку Тим лёг на неё головой перевернувшись на спину скрыв таким образом предмет преступления.
— О! — насмешливо сказала Шерил- Видимо картинки пришлись тебе по вкусу! — и она показала глазами на бугор, выпирающий из штанов Тима, член которого несмотря на такие события не захотел успокоиться. Тим попытался было стянуть со стоящего рядом кресла плед и укрыться им, но Шерил перехватив его руку не позволила ему этого.
— Не надо стесняться, — промурлыкала Шерил — мужчине не стоит стыдится своей силы.
Она присела на кровать рядом с Тимом и положила руку ему на грудь.
— А что тебе больше всего понравилось на фотографии? спросила Шерил — то, как трахали красивую женщину, или то, что это делал такой же молодой парень как ты?
Тим в смятении молча лежал, не зная, что говорить, и что вообще из этого выйдет.
— Ну же — слегка потормошила его Шерил, — ты хотел бы оказаться на его месте?
— Нне знаю, — проблеял Тим
— Ну же, будь мужчиной, скажи мне правду, — прошептала Шерил наклоняясь к самому уху мальчика. Обращение к нему как ко взрослому мужчине, аромат волос Шерил и тёплая мякгость её груди которой она касалась его плеча наклоняясь к нему, сделали его отчаянно храбрым.
— Да хотел бы. Очень хотел бы, — выдохнул он прямо в склонённое над ним лицо.
Убедившись в полной своей власти над ним, Шерил сменила позу привалившись к Тиму своим мягким боком, отчего её большая грудь расплющилась на животе Тима, аппетитно выпирая из выреза халатика униформы горничной.
— А если бы это была не какая то совсем чужая женщина, а я?
Тим чувствовал себя как в плену. Он был более не властен над собой. Его язык говорил сам по себе, его член тоже жил своей жизнью, реагируя на слова произносимые Шерил, которая обволокла его тело как ароматное, мягкое облако.
— Ооо…
— Так хотел бы?
— Да, Шерил, очень хотел бы
— А тебя не смущает моя чёрная кожа, то, что я служу горничной у твоих родителей, то, что я старше тебя в два раза, и то, что тебе всего четырнадцать лет?
— Нет, что ты! Ты очень красивая. Я давно наблюдал за тобой и…
— И тогда на кухне… Это тоже был ты?
— Да, но я испугался, что ты меня заметишь, и убежал.
— Жаль… Всё могло бы случиться гораздо раньше, если бы ты был не так робок, — улыбнувшись сказала Шерил. — Ведь я слабая женщина и мне нужен мужчина, как тогда на кухне…Всегда нужен.
С этими словами она легла рядом с Тимом на кровати, и повернулась на бок лицом к нему. Огромные полушария её грудей оказались прямо перед лицом мальчика. Тёмная кожа разительно контрастировала с кипельно белым воротником униформы, подчёркивая теплоту и бархатность кожи.
— Ну же, мой мальчик…
Тим не мог больше сдерживаться. Расстегнув две большие пуговицы её халатика он выпустил на свободу её грудь, освободив её от сдерживающих оков униформы. Шерил глубоко вздохнула, и её груди, окончательно освободившись, предстали во всей своей красе перед возбуждённым подростком. Тим и не заметил как чёрные ягоды сосков легли ему в ладони. "Наверно и руки перестали меня слушаться" с усмешкой подумал мальчик. Ощутив в полной мере их полновесность он зарылся лицом между этим "кофейным" великолепием. Специфичный аромат кожи Шерил дурманил голову. Мир потерял границы. Весь смысл жизни сейчас был только в том, чтобы ласкать эти кувшины плоти и противиться этому у Тима не было ни сил, ни желания.
Взяв обоими руками одну из её грудей, Тим провёр языком по окружности соска, заставив женщину задышать чаще. Потом он тронул языком сам сосок и наконец втянув его полностью в рот начал посасывать, заставив Шерил застонать от удовольствия.
— О Тимми, никогда бы не подумала, что я твоя первая женщина, — прошептала она, — ты быстро учишься.
Он гладил её грудь от ключиц до кончиков топорщившихся сосков, мял между ладонями и сжимал то сводя их вместе, то разводя в разные стороны.
— Тимми, грудь у меня очень эрогенна, я могу кончить от одних таких поглаживаний, — простонала Шерил.
Но Тим не останавливался. Он продолжал ласкать её груди то попеременно, то вместе оба соска, то с силой оттягивая их губами, то лишь лаская языком огромные шоколадные окружности вокруг них. Наконец оторвавшись от груди он опустил руки на бёдра Шерил и приподняв полы форменного халатика положил ладони на её ягодицы. Трусиков, как вы знаете на ней не было, и ничто не мешало рукам Тима спуститься в расселину между ногами женщины, которые тут же разошлись в стороны, давая ему более лёгкий доступ ко всем точкам её пещерки, куда бы только он ни захотел проникнуть. Исследовав жёсткую растительность на её лобке, его рука поднялась было выше, поглаживая попавшийся на пути, подрагивающий от возбуждения животик с ямкой пупка, до груди, но затем, словно передумав снова нырнула к влажной расселине влагалища. Ощутив как пальцы мальчика проникают в её заветные глубины, Шерил стянула с Тими спортивные брюки и взяла его закаменевший член в руку. Прижавшись бёдрами к его паху она приставила член ко входу в пещерку и стала то слегка погружая его во внутрь и смачивая соками, то поглаживая им клитор ласкать его ствол. Затем потянув его на себя она зашептала:
— Давай же, мальчик, выеби свою чёрную служанку, быстрее…
Тими перекатился на распростёртое под ним тело Шерил и полностью вогнал свой член в кипящую страстью чёрную вульву. Шерил раскинула ноги как можно шире, помогая его члену проникать как можно глубже в её утробу. Влагалише служанки было хорошо разработано и обильно смазано вытекающими из неё соками, поэтому Тим почти не ощущал фрикций, но Шерил от этого не страдала и первый оргазм она получила через первые два десятка его толчков. Затем через некоторое время второй. А Тим от перевозбуждения никак не мог прийти к финишу. Тогда Шерил стала на карачки, утопив голову в подушку и высоко подняв свой пышный зад. Тим тут же пристроился сзади. Опустив полы халатика на её голову (она так и не успела его снять), Тим взялся руками за её крутые ягодицы и снова принялся долбить её влагалище.
— Нет хозяин, я хочу получить его в попку. Пожалуйста!
Тим руками развёл пошире ягодицы Шерил и приставив головку к "глазу" сфинктера слегка надавил. Зад её был так же хорошо разработан как и перед, и Тим с наслаждением ощущал, как прямая кишка женщины плотно охватывает его член, "высасывая" его сперму. И через несколько минут, он зарычав, залил её зад своей густой кашей.
— Следующий раз кончай мне во влагалище. Я обожаю ощущать себя наполненной спермой, — промурлыкала Шерил.
Его член выскользнул из попки Шерил, и Тим вытянулся на кровати, ощущая блаженное раслабление во всём теле. Прикрыв глаза он смотрел на Шерил, которая так и продолжала стоять на карачках, с задранной на голову униформой, с растрёпанной сочащейся пиздой, и чуть раскрытым после бурного секса сфинктером. Она воплощала само желание. Желание самки полностью отдаться самцу.
Отдаться на его милость. Полностью удовлетворить его желания, в этом смысл её жизни. Такие мысли заставили его член опять затяжелеть.
— Как приятно ощущать, как твоя сперма перетекает внутри меня, — сказала Шерил, — ты получил удовольствие?
— Да. Мне и сейчас приятно смотреть как ты стоишь в этой позе. В такой подчинённой. Всегда готовой дать мужчине удовлетворение.
— А так и есть. Я люблю секс, люблю мужчин и люблю им подчиняться. Сексом я готова заниматься всегда. Видимо от меня исходят какие то волны. И мужчины это замечают и пользуют меня. Всегда, когда захотят, не спрашивая моего согласия. И мне это очень нравиться. Может это моя негритянская рабская кровь?
— Возможно. Главное, что ты получаешь удовольствие.
— Да. И ещё я могу добиваться того, чего хочу любой ценой.
— Например?
— Например, я хочу чтобы ты всегда трахал меня когда захочешь, ведь здесь очень мало мужчин. И я добьюсь этого любой ценой.
— То есть?
— Ты ведь не захочешь, что бы твои родители узнали, что ты смотришь порножурналы отца и трахаешь меня, служанку, которой они платят жалование?
— Ну, для этого совсем необязательно меня шантажировать, — рассмеялся Тим. — Мне и так очень приятно тебя трахать. Что я и буду делать.
Тим теперь с иронией вспоминал тот испуг, который он испытывал, когда Шерон его застукала с журналом. Сейчас он ощущал свою власть, власть мужчины над ней, и её робкая попытка шантажа только усилила его увереность. Ему нравилась власть над этой красивой, взрослой женщиной которая теперь будет выполнять все его сексуальные желания. Об этом он мог только мечтать, листая отцовские журналы.
— А что тебе ещё нравится? — спросил Тим.
— Мне нравится когда мужчина берёт меня внезапно, не спрашивая моего желания, просто вгоняя в меня своего дружка и получая удовольствие. Мне нравится когда меня унижают, называют чёрной блядью, дыркой, соской. Нравится когда меня трахают несколько мужчин по очереди и когда кончают в меня. Нравится исполнять любые приказания мужчины и нравится называть его хозяином и господином. Наверно я очень развратная?
— Ха! И ты чёрная блядь ещё спрашиваешь? Твой рот годится лишь для того, чтобы в него кончать!
— Прости меня господин, — с радостью ответила Шерил, — Я буду послушной. Только не лишай меня своего внимания.
От таких слов отдохнувший член Тима налился силой и он тут же вставил его так и продолжавшей стоять раком Шерил и стал покрывать её по-собачьи. Та, так же возбуждённая, стала подмахивать навстречу его толчкам, ощущая как его яйца, шлёпаются по её животу. Через несколько минут она кончила, а через мгновение кончил и Тим, выпустив свою сперму в её ненасытное нутро так, как она любила.
— Всё. Можешь уйти к себе, а ночью, ты придёшь ко мне.
Спасибо, хозяин, — сказала Шерил поправляя измятую униформу и застёгивая пуговицы на своей огромной груди, — Вы будете довольны Шерил.
Она счастливая, выскользнула из комнаты Тима.
Если кого зантересовало продолжение (или начало:)) мыльте msn9@yandex.ru
Шерше ля фам
Щелк!.. Массивная стальная дверь захлопнулась, и Кларк оказался в ловушке. Чертов старик Симмонс успел-таки нажать на кнопку и отрезать путь к бегству. Впрочем… Кларк усмехнулся, глядя на распластанное возле стола тело директора концерна «Симмонс и сыновья». Ну разве можно было предположить, что девять граммов свинца окажутся предпочтительнее трех миллионов долларов?
Самоуверенность старшего поколения всегда приводила его в бешенство. «Сынок, ты знаешь, сколько раз мне угрожали такой вот штуковиной? Опусти-ка лучше свой ствол и, может быть, я разрешу тебе уйти. К тому же ты, кажется, не знаешь, откуда из него вылетают пульки? Дай-ка, покажу…»
И вот теперь эта наглая жирная свинья валяется у его, Кларка, ног и не может ничего добавить к сказанному. Продырявленные головы, как правило, немногословны. Так… А что же дальше?
Кларк обвел взглядом комнату. Справа от него — сейф с вожделенными тремя миллионами, скрытый от глаз любопытных посетителей подлинником Пикассо, напротив — директорский стол из черного дерева, заваленный кипами документов, слева — стол поменьше, наверное, для секретарши… Внезапно Кларк ощутил чье-то присутствие. Сощурившись, он еще раз осмотрел владения Симмонса и… обмер. Из-за портьеры за ним внимательно наблюдала пара ослепительно голубых глаз, принадлежащих, вне всякого сомнения, особе исключительных достоинств, — других старый ловелас Симмонс в своем кабинете прятать бы не стал.
— Выходи! Медленно… — Ствол пистолета указывал теперь на окно, рассеивая иллюзии прятавшегося относительно намерений Кларка. Портьера заколыхалась, и в комнате появилась очаровательная длинноногая блондинка лет двадцати пяти, одетая в классический деловой костюм: юбка чуть выше колена, белая блузка и пиджак.
— Ты … его секретарша? — Кларк кивнул в сторону покойника. — Как тебя зовут, детка?
— Джоди, — голос девушки дрожал от страха. — Ты — одна из этих крутых… парней? Погоди, погоди… — лицо его внезапно стало серьезным. — Может, у тебя и оружие имеется?
— Конечно, — ответила Джоди и полезла в карман своего пиджака.
Одним прыжком Кларк оказался рядом с ней и выхватил из ее рук «Беретту». От неожиданности девушка вскрикнула и ударила его коленкой в пах. Кларк ахнул и, скорчившись от боли, закрутился волчком по комнате.
— Я…. я не хотела! — с ужасом наблюдая за пируэтами Кларка, Джоди снова спряталась за портьерой. — Ну, пожалуйста! Ты ведь сам виноват.
С трудом переведя дыхание, Кларк разогнулся и в ярости отшвырнул «Беретту» к двери.
— Выходи, не трону… Ну же!
Девушка осторожно вышла из укрытия и опустилась в директорское кресло.
— Он даже не заряжен, — минуту спустя промолвила она.
— Вот как? — Кларк подошел к ней поближе и присел на край стола. — Тогда зачем он тебе?
— Пистолет был нужен не мне, а мистеру Симмонсу. Ему нравилось, когда я вводила ствол в его… ну, анус. И еще он заставлял меня брать пистолет в рот.
— Ты трахала его этой пушкой? — Кларк весело рассмеялся и пнул тело Симмонса ногой. — Слышишь, ты, кусок дерьма? Девчонка рассказала мне все! Хочешь дам тебе пососать свой пистолет? Он у меня побольше! Ладно, повеселились и хватит…
Кларк в задумчивости посмотрел на Джоди. Интересно, много ли знает эта кукла о службе безопасности ее шефа?
— Послушай, детка, мы сможем выбраться отсюда? Думаю, такой девочке, как ты, полмиллиона «зеленых» не будут лишними, верно? Давай, откроем эту чертову дверь и свалим, а?
— Не получится. — Джоди с сожалением пожала плечами. — Впрочем, один раз такое уже было, и…
— И что? — Кларк уставился на девушку в ожидании ответа.
— Дверь можно открыть только снаружи, и однажды мистер Симмонс случайно нажал на кнопку. Когда вошли охранники, мы с ним занимались любовью. Шеф как раз ласкал меня там, внизу… Я лежала на столе, задрав ноги, а он сидел передо мной в кресле. Охранники это увидели, и на следующий день их уволили. Думаю, на этот раз мне удастся обвести наших ребят вокруг пальца. Если, конечно, ты не против.
Кларк протянул к лицу Джоди руку, и она прильнула к ней своими восхитительными пухлыми губами.
— Я сделаю все, что ты хочешь, — сказала девушка, расстегивая блузку. — Только учти: мы должны быть настоящими!
Одного вида обнаженной, безумно красивой груди оказалось достаточным для Кларка, и он грубыми, торопливыми движениями сорвал с Джоди одежду.
— Ты ведь меня поласкаешь, ты поцелуешь меня… там? — голос ее срывался, а ноги сводило от сладкой истомы. — Мистер Симмонс любил это делать долго, очень долго… Но у него не было такого большого и твердого, как у тебя… Боже! Как я хочу его, прямо сейчас!
Кларк, задыхаясь от желания, буквально швырнул Джоди на стол и, перевернув, вошел в нее сзади. Намотав длинные волосы девушки на руку, он сделал несколько сильных толчков и, наклонившись, прошептал:
— Надеюсь, эти парни не появятся здесь прежде, чем я накачаю тебя спермой всю? Кто знает, может, ближайшие лет двадцать мне придется мастурбировать в тюремной камере или, того хуже, сосать у какого-нибудь негра.
— А я бы не отказалась! — Джоди ловко выскользнула из-под Кларка и опустилась перед ним на колени. — Хотя… — Она с силой сжала в ладони его член. — У тебя он ничуть не хуже, разве что белый, а не черный. Хочешь, — продолжила девушка, — я сделаю тебе то, от чего мистер Симмонс терял сознание, когда кончал? Клянусь, после этого ты станешь умолять меня остаться с тобой… Хочешь?
Грациозно покачивая бедрами. Джоди подошла к двери и подняла «Беретту». Затем она вернулась на прежнее место и, обхватив губами плоть Кларка до самого основания, осторожно ввела в него сзади ствол.
… Почувствовав, как теплая, вязкая жидкость вливается ей в рот, девушка с наслаждением проглотила ее и, резким движением метнувшись влево, выстрелила. Несколько секунд Кларк, не понимая, что происходит, смотрел на образовавшуюся под ним лужицу крови, после чего медленно осел на пол.
— Бедный, бедный мальчик! — облизнувшись, телохранитель мистера Симмонса поднялась на ноги и потянулась. — Старушку Джоди давно никто не кормил так вкусно. Жаль, что нельзя этого повторить!
Одевшись и приведя себя в порядок, Джоди наклонилась над телом шефа и вытащила из кармана его пиджака связку ключей. Открыв сейф, она аккуратно упаковала в приготовленный Кларком чемоданчик деньги и, удобно устроившись в кресле мистера Симмонса, закурила. Спешить было некуда, дверь открывалась легким нажатием той же самой кнопки, а охранники накануне уик-энда давно разъехались по домам. По большому счету, безопасность директора концерна — старого скряги с червячьей душой, всерьез никого не интересовала. Ну, а Джоди… Далеко, за тысячи миль от этого замшелого городка, ее ждала шикарная вилла на берегу океана, все радости жизни и … мужчины! Много красивых мужчин!..
Шорочка
После окончания школы, я не смог поступить в институт на дневное отделение, не хватило баллов, и мне пришлось, пересдав один экзамен, подать документы на вечернее отделение. После зачисления мне, как и другим товарищам по несчастью, пришлось искать работу. Мне казалось, что в наше время найти работу это проще простого. Но как ее найти, если в течении десяти лет кроме пишущей ручки в руках ничего не держал. А том, что что-либо сделать своими руками, вообще нечего говорить. Помыкавшись по предприятиям родного города и не найдя ничего подходящего я обратился за помощью к родителям. Поиздевавшись над моей самоуверенностью, прочитав море нотаций, по блату меня все же устроили на работу в одну из лабораторий завода, где целый год я должен работать младшим лаборантом, а точнее электромонтером второго разряда.
Был конец августа. В первый же день моей трудовой деятельности меня вызвал начальник.
— Значит так, — начал он, глядя поверх очков, так как ты у нас самый молодой завтра в колхоз.
В те времена в цехах сколачивали бригады из молодняка и на две-три недели отправляли в колхоз помогать собирать урожай. Домой приезжали только на выходные, да и то не всегда.
— А как же работа? У меня скоро начнутся занятия. Я не хотел бы пропускать занятия с первого дня.
— Не волнуйся. Занятия начнутся не раньше конца сентября, к этому времени, надеюсь, ты вернешься.
Я стоял и не знал что возразить. Мне было как-то не по себе. Только пришел и сразу в колхоз, даже не побывав на рабочем месте. Меня не очень устраивала перспектива провести остатки лета в колхозе. Обречено опустив голову, я поплелся к дверям.
— Да не переживай ты сильно, — добродушно сказал начальник, — колхоз это здорово. Я сам бы по-ехал, но кому там я нужен. Вот увидишь, здорово там. Днем поработаете, а вечером водку пить будете, девочек трахать.
При этих словах меня бросило в пот. В мои семнадцать лет, мне ни разу не приходилось быть так близко с представительницами противоположного пола, а очень хотелось. Правда, несколько раз, зажав в углу соседку по площадке, залазил к ней в трусики, но это не в счет. До большего дело ни когда не доходило. Услышав многообещающие слова своего начальника, я приободрился, вдруг повезет.
На следующий день колонна из семи автобусов везла нас в колхоз. Было ясное утро. Радостные лица ребят, не раз бывавших в колхозах, шутки и смех, как-то прогнали мерзкое мое настроение. Незаметно я вступил в разговор. Девчонок было полно, намного больше, чем парней и это вселяла уверенность. Возраст не превышал лет двадцати и, только старшему группы было лет шестьдесят.
Расселили нас в специальных вагончиках на краю деревни у самого озера. Каждый вагончик состоял из трех секций, в центре прихожая с печкой, а по бокам, мужское и женское отделение. В общем жить было можно. Руководство колхоза достаточно хорошо позаботилось о быте и досуге городских помощников. Городок получился достаточно людный, а главное, девчонок полно. Но вечером, иллюзии на счет богатого выбора, быстро рассеялись. Деревенские парни, как мухи на мед, липли к нашему городку. Весь день мы работали на уборке моркови, а вечером, разводили большой костер, рядом с вагончиками, пекли большое ведро картошки, а после устраивали танцы, под музыку привезенного магнитофона. Мне было смешно наблюдать за девчонками. Целый час они просиживали пе-ред зеркалом с косметичкой, старательно наводя макияж, затем полчаса у костра, пока тени не побегут по щекам и мигом под душ.
Незаметно танцы переходили в разговор у костра, который всегда заканчивался разговором о сексе. Постепенно, парами, народ покидал городок, и только я, да свободные девушки, оставались скучать у костра. Не помню кто, но однажды один из наших заводил предложил организовать небольшой сабантуй. Так как в уборочную страду в деревнях спиртное не продавали, пришлось за ним ехать в го-род. Жребий пал на меня и Наташу, довольно симпатичную шорочку. Небольшого роста, с красивой фигурой, на поле, она часто маячила перед глазами, возбуждая меня до предела. Больше всего меня поражало лицо. Она совсем не походила на шорку. Милая улыбка, веселые глазки, румяные щечки, кокетливый взгляд. И только волнистые, черные волосы, да смугловатое личико, смутно говорили о ее происхождении. Старше меня она года на два.
На попутной машине, в город добрались мы без проблем. Дорога назад, это какой-то кошмар. Пере-полненный рейсовый автобус доставил нас до развилки, от которой десять километров напрямик, через лес. Тяжелые сумки, хрупкая тара, доставили нам немало проблем. Да и напарница не отличалась большой силой, большую часть пришлось нести самому. И о чем только думал Сергей, посылая ее со мной. Потихоньку, с частыми остановками, мы приближались к деревне. Наташа сильно устала и взмолилась об отдыхе. В душе я обрадовался, ведь устал я и сам, но мне было стыдно признаться хрупкой девчонке. Расположились мы под сосной у ручья. Встав на четвереньки, она нагнулась к воде. Сердце мое замерло. Я глядел, не моргая и, кажется, не дышал. Утолив жажду, она встала, обворожительно улыбнулась и повалилась рядом со мной, на мягкий ковер из сосновой хвои, нечаянно уронив голову мне на колени.
— Давай ни куда не пойдем, останемся здесь, — блаженно потягиваясь, проговорила она, пытаясь подняться, — как здесь хорошо!
Не знаю почему, но я просто нагнулся и поцеловал ее в губы. Раскрыв от удивления рот, ошалелыми глазами, она смотрела на меня и не знала, что делать — то ли влепить мне пощечину, то ли попросить еще. А я взял, да поцеловал ее снова. Она вырвалась и, отбежав в сторону, села на бревно, лежащее у самой воды и, о чем-то задумалась. Не знаю, что случилось со мной, но я осмелел. Я подошел сзади и обнял ее плечи. Наташа напряглась как пружина. Я чувствовал ее прерывистое дыхание, поцелуй мой достал ее. Я не знал, что она до сих пор, все еще девственница. Эта мысль, меня волновала меньше всего. Не получив отпора, я обнял ее сильней, прижав ладонями великолепные груди и, прижавшись к ее голове, губами стал нежно теребить ее волосы. Я чувствовал, ее дыхание останови-лось совсем, а под левой ладонью, неспокойное сердце. Близость нежного тела быстро возбудило меня. Я чувствовал, как приятная истома завладевает моим телом, заставляя его трепетать. Так продолжалось какое-то время.
Мои ласки были не так энергичны, но этого с излишком хватило ей. С прерывистым дыханием, она резко повернулась и прижалась к груди. Я повалился на спину, она оказалась на мне. Подтянув ее выше, я обнял ее за талию, а через мгновенье наши губы слились. Целоваться толком я не умел, как и она, ведь не было школы. Но и так как умели, нам хватало и избыт-ком. Дурное дело не хитрое, и мы на глазах совершенствовали свое мастерство. Через десять минут нам могла позавидовать любая пара на свете. Я не скажу, что я был на небесах от счастья, мне хотелось большего и я, осторожно попытался проникнуть под джинсы.
— Саша, не надо туда. Прошу, — дрожащим голосом, сбивчиво заговорила она. Дыхание стало чаще, казалось она задыхается от захватившей истомы, а может быть просто от страха.
Наглеть я не стал. Через мгновенье Наташа оказалось внизу, на хвое. А еще, через короткое время, мои губы коснулись грудей. Привкус ткани мешал в полной мере познать вкус женского тела и я, как бы нечаянно зацепив рукой, поднял ее майку вверх, оголив прекрасные груди. Это было как сказочный сон. Наполовину отдавшись, задыхаясь от захватившей истомы, сильно прижав к груди мою голову, она что-то шептала, но что, я не мог разобрать.
После этого случая, я стал полноправным обладателем верхней половины ее великолепного тела. Вечером, когда все собирались возле костра, заходил на женскую половину, присаживался рядом с Наташей и, не теряя ни минуты, мы вместе продолжали давно начатую любовную игру. Она просто сияла от удовольствия. Стоило мне нагнуться к ее налитым грудям, как она, закрыв глаза и пред-вкушения удовольствие, быстро задирала майку, обнажая свои прелести и моментально улетала в мир внеземных наслаждений. Так продолжалось несколько дней. Мне казалось что, работая на поле, она с нетерпением ждет вечера, когда можно уединившись в вагончике или где-нибудь в стороне от посторонних глаз, заняться понравившимся ей делом. Но большего она не позволяла, да я сильно и не настаивал. Рад был и этому.
Однажды в пятницу вся наша бригада, как и соседи, на выходной собрались в город. Наталье некуда было ехать, ее родители жили далеко от города, в глухой таежной деревушке, а в общежитие воз-вращаться ей не хотелось. Предвидя что-то необычное, я тоже остался в деревне. В это время дере-венские парни, не получив ожидаемого, охладели к нам и редко посещали наш городок, в котором на этот раз осталось всего четыре человека: я, старший, Наташа и еще одна девушка, ну пусть будет Татьяна, не помню как ее звать. Моложе Наташи, приблизительно разница около года. После ужина мы молча сидели у костра, от нечего делать, слушая рассказы старшего. Скоро ему надоело наше общество и он ушел спать. Не знаю, то ли от скуки, то ли поняв, что мешает нам, вскоре и Татьяна покинула нас, оставив одних у костра. Мы молча сидели, прижавшись, друг к другу. Но, неожиданно начавшийся дождь, загнал нас в вагончик. Не включая свет, Татьяна спала, не раздеваясь, мы легли поверх одеял.
При тусклом свете уличных фонарей, проходящем через занавешенное окно, я любовался прекрасной фигурой Наташи. Крепко сжав ноги и, подложив руки под голову, он смотрела на меня, а в глазах играл огонек. Поцеловав ее в губы, руку положил на упругую грудь. Наташа не заставила уговаривать долго себя, она моментально скинула майку со свитером, обнажив красивую грудь. Дальше все как по хорошо отрепетированному сценарию, я ласкал ее грудь. Она лежала, чуть задыхаясь от охватившей истомы. Так продолжалось минут пять. Мы были одни, не считая крепко спящей Татьяны, в постели, вдвоем, какой обалделый соблазн. Я совсем потерял рассудок, мне было не хуже На-тальи. Незаметно моя рука легла на талию, затем между бедер и вверх, к ее бугорку. Она неестественно вздрогнула, когда я коснулся его. Приятная дрожь, как барабанная дробь, мигом вселилась в меня. Лаская ее грудь и, почти полностью потеряв контроль, я расстегнул молнию джинс.
— Дальше, больше, — чуть слышно сказала она, — не надо, прошу…
Но я не слушал ее. Рука, непослушная своему хозяину, уже проникла под резинку и мягкие, кудрявые волосики, дразня, ласкали ее. Наташа сильней сжала бедра и, крепко закрыв глаза, что-то говорила мне. Но я не слышал ее. Ее всю трясло. Оставив в покое грудь, я прильнул к губам, стараясь глубже проникнуть меж бедер и это мне удалось. Ее затрясло сильней. Она заметно расслабила бедра, дав полную свободу моей шустрой руке. Я был сам поражен своей смелостью. Мои пальцы утонули в горячей, влажной ложбинке и сильная волна возбуждения, быстро накрыла меня. Джинсы давно я спустил до колен, и только легкие трусики оставались на ней. Наташа лежала, то с силой прижимая к себе мою голову, то, отстраняя меня для глубокого вздоха. Моя рука, то ласкала волосики девственного бугорка, то скользила по глади ее ягодиц. Она сама поднимала свой таз, и только тихо стонала. Джинсы давно слетели на пол.
— Саш! Хватит. Я устала, — взмолилась она, — я ж, не железная.
— Еще немного, — сам, задыхаясь от волнения, без голоса попросил я, — ведь тебе хорошо?
— Мне нужно выйти, — и она, натянув плавки, которые были уже ниже колен и майку, выбежала из вагончика. Я остался один. В дальнем углу заворочалась Татьяна. Мы совсем забыли о ней. Мне показалось, что она не спала и слышала все. Через минуту вернулась Наташа. Она нагнулась за джинсами и попыталась надеть их.
— Не надо, — запротестовал я, — не надо, прошу…
Но, не слушая меня, она быстро надела их и легла чуть в стороне от меня. Я пододвинулся ближе.
— Саша, иди спать. Завтра рано вставать. Ну, прошу: пожалуйста, — голос ее все дрожал.
Мне стало обидно, ничего не получилось, и я снова потянулся к ширинке. Она как-то резко убрала мою руку.
— Ну не надо:, чуть не плача просила она, — хватит, на сегодня…, - и отвернулась к Татьяне, которая вновь замерла.
Я лежал как оплеванный. Мой друг вырывался наружу. А зачем? Ведь она прогоняет меня. Я взял его в руку, когда Наташа повернулась на спину. Я быстро нашел ее руку, казалось, что она успокоилась. Высвободив своего друга на волю, ее руку потянул к себе. Она не противилась этому. Через секунду ее, как стрела прямая ладонь, легла на мой член и вмиг обхватила его. Я чуть не кончил, оставив его вдвоем с ее нежной рукой. Наталья быстро убрала руку, и я повторил попытку. На это раз я не отпускал ее. С трудом сдерживаясь, я чувствовал, как ее колотит мелкая дрожь.
— Наташа! Давай согрешим, — вырвалось у меня, когда повернулся я к ней.
В испуге, она отдернула руку.
— Ты что, обалдел? Я не хочу, что бы ты был первым, — она чуть дышала.
— Ты что, девочка?
— А ты не заметил? У меня парень есть, в армии… Я хочу дождаться его…
— Ну давай — я запустил свою руку к ней в трусики. Она застонала.
— Нет, не могу… И Татьяна…
— Да она спит:
— Ага. Сейчас, пожалуй, уснешь…
Губами я накрыл ее губы, чтобы не так слышны были стоны. Мы оба дрожали.
— Ну, давай… Ну, хоть меж ног… Я уже не могу:, - терпеть больше не было сил.
Джинсы опять слетели на пол и плавки за ними, ниже колен. Осторожно, я лег на нее. Бешеная волна возбуждения прокатилась по нашим телам. Не в силах сопротивляться, она только крепко вцепилась в матрац. Мой член проник меж ее гладеньких ног, слегка придавив бугорок. Она застонала, а я чуть не кончил. Туман застелил мне глаза. Не знаю, сколько времени мы так пролежали. Но, я немного пришел я в себя. Мне казалось, что она умерла. Но, новое движение моего члена, заставили громко ее застонать.
— Саша! Я не могу:, нараспев протянула она. — Ты измучил меня, — она расслабила бедра.
На мгновение я испугался. Ее руки обхватили меня, рывок и, майка летит к ее джинсам. Правда, брюки пришлось снимать самому. Сняв свои плавки, я начал снимать ее трусики, нечаянно, а может специально, щекой прижался к ее голени и стал целовать ее. Она сильней застонала и потянула меня на себя. Душевные силы покидали ее. Она совсем забыла Татьяну, как мышь, лежащую в дальнем углу. Меня охватил какой-то беспричинный страх, я не знал, что делать дальше, а может быть, про-сто боялся. До этого момента казалось все ясно, зачем я здесь. И вот я близко, на ней, мой член упирается прямо в ее прелести, а начать не могу. Легкие движения ее бедер придали мне смелости. В такт ей, я стал совершать неумелые движения и, почувствовав ответные действия, слегка надавил между бедер. Наташа ойкнула, шире развела бедра и накрылась подушкой.
В это время мой член, без особого труда преодолев девственную преграду, проник в святая святых и сразу, неизведанная волна новых ощущений прокатилась по моему телу. Какой-то неестественный стон, приглушенный по-душкой, быстро наполнил вагончик. В дальнем углу я услышал возню и на мгновение замер. Конечно, она не спала. Разве можно уснуть, когда рядом творится такое. Я боялся, что Наташа испугается постороннего шума. Но, я ошибался. Она давно отключилась от реального мира, душа ее где-то там, далеко и нет никакого дела ей до реальности. Ей хорошо… Избыток возбуждения, переполнившее ее тело, быстро передался мне. В голове зашумело, и я вслед за ней полетел в мир внеземных наслаждений…
Ошалелыми глазами я смотрел на старшего и не мог понять, что ему нужно. Зачем он здесь? Зачем он будет меня? Я же хочу спать. Я не спал совсем.
— Саша! Вставай. Все давно приехали. Пора на поле, — тормошил он меня.
"Боже мой! Уже утро. А, кажется, только лег", — перед глазами всплыли события прошедшей ночи. "Во сколько же мы разошлись?" — только помню, что, заходя в свою комнату, я споткнулся о старшего и, сразу лег спать. Но ведь это было минуту назад. И вот уже утро. Нужно вставать.
На поле весь день я искал встречи с ней, но она меня избегала. Стоило мне приблизиться к ней, как она бросала начатую работу, и переходила на другое место, подальше от меня. "Чем я ее обидел?" — не мог понять я. Вроде все было хорошо, мы даже расстались мирно. Она не хотела меня отпускать, но ведь утром приедут ребята. Нет, она не могла обидеться за то, что ночью покинул ее. Здесь что-то другое.
— Как ночевали одни? — услышал я вопрос одной из девчат, когда подошел к куче моркови.
— Нормально. Саша ночевал с нами. Нам было не страшно. Но, вел он себя смирно, — ответила Татьяна, с улыбкой кинув на меня многозначащий взгляд. — Правда, Саша? — лукаво подмигнула она мне.
Меня бросило в пот. Вот это дела. Она слышала все. Я смутился, но сел рядом, в надежде узнать, что она знает еще. Но нового я так ничего не узнал. Те быстро сменили тему. Да что там знать, она не спала и слышала все.
И вечером я не смог побыть рядом с Наташей. Она не покидала подруг. Мне казалось, что она меня ненавидит. Мне было стыдно и больно, сердце разрывалось на части. Вечером, перед сном, я вошел в комнату девочек. Наташа лежала поверх одеяла, точно так, как тогда. Но, стоило мне присесть на край кровати, как она подскочила, сжалась в комочек, руками поджав прелестные ножки и, прижалась к стене, сев на подушку. Я понял, мне нечего делать здесь. Так продолжалось почти всю неделю, она избегала меня. Я скучал. И только Татьяна подбадривала меня, неоднозначно улыбаясь, и, подталкивая меня к ней. Неоднократно она давала намек, но я не понимал ее.
В пятницу снова все собрались в город. Старший собрался, собрался и я, зная, что Наташа собралась тоже. Мне нечего делать здесь. Ко мне подошла Татьяна.
— А ты куда собрался? — таинственно улыбнулась она. — Наталья не едет, — отрицательно покачала она головой.
Кровь хлынула в голову.
— Я остаюсь, приходи:, я буду спать… — сладко потянулась она, подмигнув, тихо добавила. — При-ходи:
Скоро мы остались одни. Вместо старшего остался Антон, гнусный тип… Его не любили девчонки, не знаю за что.
Я сидел у костра, Наталья напротив, опустив глаза вниз. Она боялась смотреть мне в глаза. Мне было как-то неловко. Загадочно улыбаясь, Татьяна ела картошку. Антон хотел сесть рядом с ней, но она его прогнала.
— Пойду-ка я спать, — нарушила затянувшееся молчанье Татьяна. — И ты иди… — почти приказала Антону.
Наташа встала следом за ней, но я поймал ее за руку. Уже знакомя волна возбуждения от кончиков пальцев, от ее нежной руки, быстро заполнило тело. Перед глазами поплыли круги. Я "уходил". Мгновенье и Наташа у меня на коленях. Нежность снова в моих руках. Мне хочется петь. Я пьянею. Наташа пытается встать, но я не пускаю ее.
— Ребята, а у меня вот что есть, — вернулась Татьяна с бутылкой в руке. — Коньяк. Я совсем про него забыла. По пять грамм, — лукаво улыбнулась она.
Темная прозрачная жидкость, переместилась в стаканы.
— А мне — завопил Антон, видя, что ему не достался стакан.
— На! — Татьяна налила полный стакан. — Только иди, не мешай.
— А чем я вам мешаю? — обиделся тот, и залпом опрокинул коньяк.
— Ты даже пить не умеешь. Кто ж его так пьет? — деревня…
Я понял, вечер обещает быть интересным, куда клонит Татьяна. Такого я не ожидал никак. Я даже испугался, один с двоими. Не много ль на второй раз. С надеждой, я посмотрел на Антона. Но, тот хмелел на глазах. Татьяна специально налила ему полный стакан. Вот в чем дело. Вот откуда такая забота. Я струсил. Наташа смирно сидела у меня на коленях, уткнувшись лицом в плече и, не пред-принимала попытки покинуть меня. Я слышал бешеный ритм ее сердца, легкую дрожь в руках. Она "покидала" нас.
— Все! Он готов. Он уже пьяный, — глядя на Антона, улыбнулась Татьяна. — Саша! — обратилась ко мне. — Помоги проводить его до постели.
С неохотой Наташа покинула удобное место. Ее всю трясло, она еле держалась на ногах. За весь вечер она не проронила ни слова. Осторожно я усадил ее на бревно. Взяв под мышки изрядно захмелевшего Антона, мы проводили его в вагончик.
— Приятно провести время, — чуть слышно, грудью и низом живота, сильно прижавшись ко мне, произнесла Татьяна, когда Антон, одетым, был уложен на место. В ее голосе звучало желание. Низ живота заскользил по моему телу, друг моментально проснулся, уткнулся ей в пах. Она, закрыв глаза, с шумом глубоко вдохнула и запрокинула назад голову. Ее тело дрожало. Щекой она прижалась к моей щеке и, прерывисто дыша, стала тереться об нее. Алкоголь уже завладел моим мозгом, но когда ее рука проникла мне в ширинку, я отстранил ее. Ведь там ждет Наташа. Я должен быть с ней. На Татьянином лице не было разочарования, Возбуждение полностью охватили ее. Мечтательно улыбаясь, она просто смотрела на меня, как бы говоря "не куда ты не денешься". Что, парней не хватает, что ли? Ну что она пристала ко мне?
Наташа сидела на том же месте, где я ее усадил. Она смотрела широко раскрытыми глазами и, кажется, не дышала. Не успел я подойти, как она встала, уступая мне место и тут же села мне на коле-ни, губами прижавшись к моим. Ее даже не смутило появление Татьяны, которая села по другую сторону костра. Казалось, что она просто ее не видела. Ей не до неё. Она у меня на коленях. Ей хорошо…
Новая порция алкоголя, быстро сняла остатки напряжения, скованности. Мы потеряли контроль. Что-то, задумав, Татьяна вошла в вагончик. Я думал, что, потерпев неудачу, она пошла к Антону, но я ошибался.
— Я не могу… Я соскучилась… Я хочу тебя:, - лаская поцелуями, шептала Наташа. — Сейчас… Здесь… Нет, пошли в вагончик, — повторяла она срывающимся шепотом.
— Но, там, наверное, Татьяна. Она еще не спит…
— К черту Татьяну:, Все к черту:, - она потянула меня в вагончик.
Не успели мы войти, как Наташа скинула с себя майку, шортики, а за ними полетели ее белоснежные трусики. Закончив, она принялась за меня. Я стоял, как парализованный. Такой страсти, от юной девушки, ожидать я не мог. Мы даже не заметили Татьяну, под одеялом лежащую в дальнем углу. Мы покидали земной мир. Наташа не отпускала меня не на миг. Казалось, она никогда не насытится. Такая была неудержимая страсть. И я сам не понимал, что творю. Ни мер предосторожности, от не-желательной беременности, ни элементарные правила личной гигиены, не соблюдали мы. Но нам повезло…
Очнулся я, когда почувствовал, как чья-то рука, осторожно взяла мой ослабевший член. Руки Наташи были на мне. Без сомнения, это Татьяна. Ее губы заскользили по верхней плоти и, мгновенно мой член утонул в ее рту. Я просто взвыл от обилия нового ощущения. А она продолжала игру. Я не сразу заметил, как она оставила в покое его и, сев верхом, широко разведя бедра, впустила его в себя. Пока мы с Наташей занимались любовью, она полностью себя извела. Сил больше не было. По-пробуйте Вы спать спокойно, когда рядом творится такое…
Скоро закончилась уборочная страда, и я вернулся на родной завод. Поработать на производстве я так и не успел. Появилась возможность перейти на дневное отделение, и я не упустил ее. С Наташей я больше не встречался, не знал, где работает, где живет. В общежитии я ее не нашел. Наверное, сменила адрес или устроилась жить на квартиру. Часто пытал я Татьяну, с которой встречались в течение года, где мне найти ее. А, она только смеялась.
— Тебе что, одной меня мало?
Потом я познакомился с прекрасной девушкой, с которой и связал судьбу. У нас двое детей. Но, милую шорочку, не забуду я никогда. Странно, настоящее имя Татьяны не помню, хотя с ней встречался я дольше, а Наташа помнится до сих пор. До сих пор она приходит во сне…
Элис в зазеркалье
Она очнулась одна в лесу. Вокруг стояла необычайная тишина и было тепло. Элис лежала на мягкой траве и разглядывала странное фиолетовое небо, покрытое белыми перьями облаков. О том, что небо не должно быть таким, она знала точно, но почему — вспомнить не могла. Также было странным и то, что она не была одета.
"Вот точно, все должны носить одежду… все… кто все?" — мучительно пронеслось в голове. Элис уселась на пригорке и принялась оглядываться вокруг.
Она находилась на полянке, вокруг стеной стояли странные, незнакомые деревья.
Постепенно память прояснялась, и самое главное, что она поняла — это то, что положение вещей было крайне ненормальным. Элис жила в городе, там было много людей, она работала в гостинице, горничной… Да, вот оно — это случилось во время уборки в одном из номеров. Внезапно память скачком вернула все на свои места, но легче от этого не стало. Наоборот, в свете пришедшего прозрения ее теперешнее положение стало еще более странным. И страшным. Девушка постаралась припомнить как все произошло…
Она открыла своим ключом двери номера и вкатила тележку, полную обычных орудий труда горничной. В этом номере проживала крайне интересная особа, поселившаяся в отеле совсем недавно. Элис оглядела номер. Обстановка вполне соответствовала репутации своей хозяйки.
"Удивительно, как можно изменить стандартный гостиничный номер всего за пару дней!" — подумала девушка.
Номер и вправду, являл собой нечто необыкновенное. Стены были затянуты черным бархатом, на котором повсюду висели небольшие картины. Приглядевшись к ним, Элис почувствовала, что ее щеки загорелись — на картинах были изображены девушки, самозабвенно и страстно занимавшиеся любовью. Это нельзя было назвать порнографией, картины дышали жизнью и были выполнены столь искусно, что казалось их обитательницы просто на мгновение замерли, перед тем, как окончательно кинуться в бурю наслаждения.
С трудом оторвавшись от картин, Элис подошла к огромному трюмо, стоявшему у дальней стены. На нем стояло огромное зеркало, рама которого из черного дерева была выполнена в виде сплетенных страстью тел. Перед зеркалом стояли многочисленные флаконы, очевидно косметика. Таких красивых, тяжелых бутылок из темного стекла девушка раньше никогда не видела. Некоторые из них имели форму фаллосов. Один из флаконов, черный с золотом привлек внимание девушки — его форма была настолько совершенной, что ей невыносимо захотелось его потрогать. Как в полусне, Элис протянула руку к загадочному предмету и вдруг резко отдернула — на секунду ей показалось, что флакон чуть шевельнулся.
"Господи, что это со мной твориться!" — с испугом подумала Элис. И вспомнив, зачем пришла в номер принялась за уборку.
Привычная работа несколько успокаивала, но взгляд ее снова и снова возвращался к волшебному зеркалу.
"Надо вытереть с него пыль!" — неожиданно подумала девушка.
Подойдя к трюмо она осторожно стала смахивать пыль с флаконов маленькой щеточкой, изредка поглядывая на столь напугавший ее. Когда она слегка провела щеточкой по полированному стеклу этого странного сосуда, тот снова совершенно явно вздрогнул, подобно живому члену.
Резко отдернув руку, Элис зацепила стоявший рядом большой зеленый флакон. Тот упал на трюмо и открылся, разлив содержимое. Ловко подхватив его, Элис снова воткнула пробку и поставила флакон на место, рукой стерев пролившуюся лужицу. И вдруг она почувствовала запах…
Сначала он не показался ей каким-то особенным — густой и сладкий запах каких-то трав. Но он становился все сильнее и казалось теперь исходил отовсюду. Медленно Элис поднесла руку к лицу и вдохнула этот запах полной грудью…
Словно горячая волна пробежала по всему телу от головы к ногам и обратно, оставив жар в груди и где-то там, внизу живота. Элис почувствовала слабость в ногах и опустилась на коврик подле трюмо. Повинуясь внезапному импульсу она медленно расстегнула пуговку на кофточке и осторожно провела рукой по груди. Ей внезапно овладело острое желание раствориться в этом аромате, стать его частью.
Она откинулась назад и слегка коснулась коврика щекой. Коврик был сделан из мягкого, но упругого меха какого-то животного и это прикосновение привело ее в неистовство. Совсем забыв, кто она и зачем здесь, девушка лихорадочно сбросила с себя одежду и прогнувшись коснулась коврика грудью. Прикосновение меха к набухшим соскам вызвало небывалый взрыв ощущений и со стоном она упала на коврик, отчаянно извиваясь на нем. Казалось, все тело терзал огонь — ее руки неистово блуждали по телу в тщетных попытках успокоить пламя, но лишь разжигали его. Она вдруг поднялась и взглянула затуманенными глазами в зеркало.
Вид собственного обнаженного тела вызвал новый приступ возбуждения. Она склонилась над столом и вдруг коснулась черного флакона губами. Руки сами обхватили стеклянный член и стали нежно бегать по вздувшимся венам. Стекло пульсировало в руках у Элис, подобно живой плоти. И снова горячая вспышка в паху…
С резким вскриком она прогнулась назад и изо всех сил ввела флакон в себя, едва не упав на пол. Она почувствовала внутри себя горячую струю и уже теряя сознание взглянула в зеркало. Зеркало было полностью черным и эта чернота мягко втянула ее себя, как втягивал холодное стекло влажный жар ее лона. Она растворилась в волнах затопившего вдруг сознание покоя и полностью отключилась…
И вот она одна, раздетая, в незнакомом лесу. Воспоминания поразили ее. Несмотря на сложность и неопределенность своего положения, девушка вновь почувствовала возбуждение. Что же произошло с ней тогда, в номере? Медленно встав на ноги, Элис вгляделась в окружавший ее лес. Между деревьями виднелась небольшая тропинка.
"В любом случае, надо как-то выбираться отсюда…".
И осторожно ступая по мягкой траве, она отправилась вперед.
Эротический массаж Тани Арцыбашевой
Будучи лишь в светлом набедренном полотенце, Демьян Сергеевич невольно остановился у двери выделенной ему массажистки.
"Татьяна Арцыбашева: — не без усмешки прочел он выгравированное на медной табличке имя. — Похоже, мне прямо таки везет на различных Танечек: "
Быстро проматывая в голове все свои сексуальные подвиги, связанные с одноименными женщинами, он тихонько постучал в дверь.
— Да-да, войдите! — тут же откликнулся за ней приятный женский голос.
Не томя излишне себя, он вошел и тут же увидел уютную белую комнату, в центре которой стояла уже подготовленная симпатичная девушка.
— Здравствуйте, — вспыхнув милой улыбкой, подала она руку. — Меня зовут Таня.
— Очень приятно, — в ответ улыбнулся он, учтиво целуя её. — А меня Демьян Сергеевич: Значит, это вы будете мне делать массаж? Не ожидал, что в этом центре работают этакие красавицы.
Он с интересом оглядел её: высокая и стройная, она обладала удлинённым каре золотистых волос, бледным прекрасным ликом, большими лучистыми зелеными глазами, прямым остреньким носиком и пухлыми губами, сочно накрашенными блестящей алой помадой. Облаченная лишь в белую майку и трико она потрясала сексуально фигуристым телом и выделяющейся грудью 3, 5 размера.
— Спасибо, Демьян Сергеевич: — блеснув травянистыми очами, поблагодарила она его за признание. — Ложитесь на этот диван и постарайтесь расслабиться…
— С превеликим удовольствием, Танечка, — игриво подмигнул он. — Я полностью отдаю себя в ваши руки:
Предвкушая приятное действо, он повалился всем своим грузным телом на ровный стол и впал в трепет сладкого ожидания.
"Блин, и эта прекрасна словно наяда! — восторженно вздохнул он, заметив у противоположной стены большое зеркало. — Будь я проклят, если сегодня же не отымею её!"
Белокурая массажистка же, не догадываясь о его похотливой натуре, включила расслабляющую музыку и, достав янтарный флакон какого-то масла, оросила им руки.
— О, Шанди, Нирвана: — приятно изумился Демьян Сергеевич, следя за нею в отражении. — Приятная музыка, одобряю, вас Танечка:
— Я рада, — улыбнулась Арцыбашева, вся благоухая маслом. — Теперь закройте глаза, слушайте эту музыку и: получайте удовольствие:
"Конечно, моя наяда: — мысленно произнес он, следуя её совету. — Уже просто видеть тебя одно удовольствие: "
Чувствуя себя уже чуть ли не в раю, наполненным светом, сакральной индуисткой музыкой, да ароматным маслом, он, наконец, ощутил её первые прикосновения — положив под его ноги какие-то светлые валики, она принялась нежно массировать его стопы!
"Ох: ух ты! — вздохнул он, разом накрывшись "мурашками" удовольствия. — А, она действительно знает своё дело: Ух: ох: "
Ощущая от её намасленных пальцев приятные токи, он, едва: не захрюкал от счастья!
— Ну, как, вам хорошо, Демьян Сергеевич? — подала веселый глас белокурая массажистка. — Вам приятно?
— Да, Танечка, о, да! — признался он. — Ваши руки божественны!
Она, издав легкий смешок, продолжила дело — обхватив ладонями его левую ступню, она синхронными движением пальцев помассировала её центр и плавно перешла к округлой пятке.
— Ой, Танечка, щекотно-то как! — тут же рассмеялся Демьян Сергеевич, задергавшись на столе словно морж. — Как щекотно!
— Потерпите немножко: — улыбнулась Арцыбашева. — Вы же мужчина: Защитник:
— Так точно, Танечка! — откликнулся он. — Я мужчина! Самец! Лев городских джунглей!
Они прыснули взаимным смехом, но, она не отвлеклась от работы — помяв левую пятку, да игриво подергав щиколотку, она принялась за правую ногу.
"Ох, как же хорошо! — продолжил кайфовать Демьян Сергеевич — Ай, наяда! Ай да умелица!"
Арцыбашева же, хорошо промассировав иную стопу, вскоре, откровенно раздвинула ему ноги, и, встав меж ними на колени, уже обеими руками стала массировать голени!
"Ух, какая смелая! — весело усмехнулся он в стол. — Обычно это я раздвигаю бабам ноги, а тут: Хе-хе: Умница!"
Всё сильней трепеща от её откровенных прикосновений, он вдруг ощутил в мясистых гениталиях: тепло томного мужского желания!
В этот же миг, массажистка, раскачиваясь под взвивающееся пение женско-сакрального хора, стала мять его бедра, слегка подцапывая ноготками и мягкие ягодицы сдобной задницы! "Да, детка, о, да: — с новою дрожью затрепетал Демьян Сергеевич. — Боже, неужели я уже оказался в раю: " Балдея от нежного массажа, благоухающего масла и витающих женских хоралов, он все-таки открыл глаза и, в отражении амальгамы увидел усердно работающую над ним Арцыбашеву — блондинка, казалось, позабыв обо всем, продолжала "намыливать" ему бока, чарующе трепеща свешивающейся в майке грудью!
"О, мой бог: — возбужденно вздохнул он. — Она трясет надомной своими дойками: Своими обворожительными дойками: "
Хищно "вцепившись" взглядом в "вымя" массажистки, он, с новым разрядом возбуждения ощутил меж ног томную тягучесть и, тут же вздыбил: массивную "колбаску" члена!
Белокурая массажистка же, стоя коленями на его бедрах, добралась до спины, непринужденно замяв пальцами её теплую широченную поверхность.
"Да, это рай: — констатировал Демьян Сергеевич, просто млея от её рук. — Это какой-то сладостный парадиз: "
— Хорошо, вам, Демьян Сергеевич? — всё тем же веселым тоном спросила его Арцыбашева, мягко перейдя к плечам и шее. — Вы довольны массажем?
— Очень, Танечка: — с чувством признался он. — Ваши руки бесподобны: Они будто руки самого ангела:
— Спасибо: — улыбнулась массажистка. — Рада, что угодила:
Изогнувшись над ним словно кошка, она, так и царапая его длинными светлыми ноготками, продолжила окучивать спину, плавно покачивая свисающими в майке "зефирами".
"Черт, она пробудила во мне желание: — вздохнул он, вновь устремив свои "лупы" в отражение её "доек". — Эх, вот бы стянуть с неё эту маечку, да зарыться носом в сию ложбинку: Натянуть губами сосочки, да ласково подоить упругую мякоть: Эх: "
Через пару минут, Арцыбашева, под непрекращающиеся "трели нирваны", вновь снизошла на пол и: снова стала шествовать руками по линии его позвоночника.
"Ты смотри, уперлась в спину и всё! — с весельем подумал Демьян Сергеевич. — Словно у меня иных частей тела нет!"
Однако, не смотря на выданную иронию, его тело продолжало радостно трепетать в её "ангельских" руках, расслабляюще обмякая в потоках потрясающей нежности.
Вскоре, белокурая массажистка, всё же закончив со спиной, снова поднялась меж его ног — сызнова обмочив пальцы маслом, она, подняв его левую стопу так, что та уперлась ей в грудь, вновь принялась за "окучивание"!
"Ух ты! — улыбнулся Демьян Сергеевич. — Похоже, Танечка, наконец, перешла к открытому соблазнению: "
Снова взвиваясь в приятный балдеж, он, почувствовав пальцами ног упругую округлость женского вымени, невольно вздрогнул и: потек первыми "поллюциями"!
— Блин, Танечка, мне снова щекотно: — выдохнул он, подмигнув ей в отражении. — По ходу, вы хотите, чтобы я просто уссался:
— Нет, Демьян Сергеевич, — широко улыбнулась она. — Просто я хочу вам доставить удовольствие:
— Правда, милая? — игриво толкнул он её "дойку".
— Да, Демьян Сергеевич: — с тем же сияньем улыбки, тихо отозвалась она.
И, с сими словами, прижав его замасленную стопу к выдающейся груди, стала откровенно: потираться ею! Потираться, в одно мгновенье, омочив майку так, что сквозь него стал сразу просматриваться бледно розовый ореол торчащего сосочка!
— Ух, наяда! — только и присвистнул Демьян Сергеевич. — Ну, ты и "жжешь"!
Арцыбашева, больше не говоря ни слова, вовсе обнажила левую сиську и, уже вольно заскользила ею по его 44-му размеру!
— Да, детка, да! — завопил он в восторге. — Ты просто красотка!
Емко ощущая пальцами ног упругую мякоть пышной "дойки" с твердою "вишенкой", он, вновь томно прыснул под себя белесыми росинками желания!
Она, будто не замечая сего сладкого трепета, спокойно "обтершись" стопой, взялась за вторую: умаслив её, она также заводила ею по иной обнажившейся сиське, щекотно лаская её невероятной бархатистой поверхностью!
Он же, просто коченея от столь изощренного "грудного" массажа, уже в полной мере залюбовался зеркальным отражением: красиво мерцая умасленной грудью в ярком свете помещения, белокурая массажистка сама покрылась розовостью внутреннего возбуждения!
— Танечка, — ласково обратился к ней он. — А у вас, оказывается, не только ангельские руки, но и довольно приятная грудь: Признаюсь, ещё никто мне не делал массаж своей грудью: Как это необычно!
— Всё только начинается, Демьян Сергеевич: — таинственно улыбнулась Арцыбашева. — Всё только начинается:
Чарующе благоухая маслами под гипнотические звуки нескончаемой мантры, она, уже с обнаженной грудью, вновь поддалась вперед и: в один миг стянула из-под него полотенце, разом обнажив округлые холмы его великолепного зада!
"Началось: — только и подумал Демьян Сергеевич. — Она наконец-то добралась до моей "пятой точки": "
Оголив его зад, Арцыбашева тут же принялась беззастенчиво массировать ягодицы, веерными движениями пальцев искусно заскользив по их нежной поверхности!
— Ух, Танечка! — сразу занялся он в этих ласках. — Какая же вы бесстыдница!
— Я массажистка, Демьян Сергеевич, — томно стрельнула она взором. — Мне чужды всякие комплексы:
И, протянув руку меж его ног, она нежно "проехалась" пальцами по: крупным яйцам и члену!
— Вау, Демьян Сергеевич! — тут же оскалилась она в пошлой улыбке. — Да у вас тут довольно приличное хозяйство! Теперь, я сама чувствую, что мой массаж вам и вправду по нраву!
— Уммм, Танечка: — лишь вздохнул под ней он, просто пригвожденный волнением. — Вы: вы не наяда: вы белокурая бестия:
Чувствуя, как её масляные пальчики приятно заелозили по вспухшему венозному стволу, он, стиснув зубы, невольно извлек из себя глухой стон желания.
— Возможно и бестия: — с улыбкой продолжила она. — Тогда вы, пусть будете: чародеем!
— Как скажете, Танечка: — глухо откликнулся он, ощутив её "возвращенье" к яичкам. — Буду чародеем:
— Тогда, мой чародей, прошу, перевернитесь на спину — я желаю свободно заняться вашей волшебною палкой!
— Слушаюсь и повинуюсь, моя прекрасная бестия:
И, под разлив её приятного смеха, он перевернулся на спину, уже открыто выставив перед ней сладко сочащееся "волшебство"!
— Ууу! — восторженно вытянула губы Арцыбашева. — Какая у вас она большущая и изящная! Прямо одно загляденье! Сейчас, я её хорошенько умаслю, сейчас, приголублю:
— Да, Танечка, да: — вновь затрепетал Демьян Сергеевич, стыдливо поджав яички. — Пожалуйста, умаслите: Приголубьте:
Игриво улыбнувшись ему, белокурая массажистка обмаслила грудь и, поддавшись вперед: "приобняла" ею его горячую половую "колбаску"!"Приобняла", тут же принявшись неспешно умасливать её пикантной "шлифовкой"!
— Уммм-х: — судорожно втянул ноздрями Демьян Сергеевич, мгновенно ощутив упругую мякоть её великолепных "зефиров". — Ух, чертовка:
Арцыбашева же, в очередной раз, стрельнув в него зеленью глаз, лишь сильнее навалилась на него сиськами, разом умасливая ими как вытянутое изящество члена, так и странно сжавшийся мешочек мошонки!
"Боже мой: боже мой! — от сего, заполыхали в нем новые зарницы восторга. — Она скользит по мне "дойками" словно по маслу! По маслу!"
— Вам приятно, Демьян Сергеевич? — уже тихим гласом спросила его массажистка. — Я, прямо-таки, чувствую вашу пульсацию:
— Приятно, Танечка: — сдавленно охнул он, мгновенно распознав "предмет" её осязания. — Ваши дой: груди прекрасны: Божественны:
— Правда?! — озарилась она румянцем стыда. — А у вас, в свою очередь, довольно великолепный ху: член. Признаюсь, я уже давно не занималась с таким массивным и изящным:
Не в силах, что-либо ответить на это, он лишь кивнул в знак признательности. Она же, томно глядя ему в глаза, продолжила "шлифовку", приятно скользя по его умасленной "колбаске" своими бархатистыми "сдобами".
Так, сладостно "по терзав" его грудью с пару минут, об румянившаяся Арцыбашева соскочила на пол, и, окончательно избавившись от майки, снова стала намасливать пальцы.
"Ах, Таня-Танечка, что же ты опять задумала? — вздохнул про себя Демьян Сергеевич, уже не на шутку взведенный её "дойками". — По ходу, если бы не лежал на спине то, точно бы давно кончил: Ах, экая оказалась развратница!"
Чувствуя невероятный напор возбуждения, да приятное пощипывание масла, он, не сводя глаз от своей грудастой мучительницы, вновь извлек из себя тяжкий вздох.
Тем временем, Арцыбашева, подойдя к нему с краю, теперь навалилась приятно мерцающей грудью на его левое бедро и: снова стала умасливать пальцами его давно затвердевшую "колбаску"!
— Какой, ты все-таки замечательный: — засим делом, ласково обратилась она к мясистому члену. — Какой большой, длинный, красивый:
"Извращенка: — в ответ, покрываясь уже 7-м потом, мысленно "ухнул" Демьян Сергеевич. — Если так любишь члены, так возьми в рот, всосись: Или, введи наконец в свою "киску": Сделай же, уже хоть что-нибудь, но, избавь меня от этой затянувшейся пытки: Избавь, милая Танечка: "
Но, белокурая массажистка, словно не замечая сих сладких стенаний, продолжила окучивать пальцами предмет своего восхищения. Окучивать, одновременно с этим невероятно нежно "умасливая" грудью его просторную левую ляжку!
"Уммм, блин, как хорошо! — уже чуть ли не выл он, слезясь от такого обилья тактильного счастья. — По ходу, у неё и у самой грудки возбужденно встопырились! Да и я, ещё чуть-чуть, если не кончу, то явно описаюсь! Ей-богу, описаюсь!"
— Демьян Сергеевич: — именно в сей момент, словно издалека окликнула его массажистка, стопкой пальчиков нежа взбухшую головку. — Я вижу, вы уже просто течете: Не уж-то желаете меня? А, Демьян Сергеевич?
— Желаю: — каким-то глухим, неестественным тоном, наконец, признался ей он. — Очень желаю, Танечка:
— Что-ж, — расплылась в улыбке Арцыбашева. — Желание клиента для меня закон!
Не успел он опомнится, как она, до конца избавившись от одежды, снова оказалась верхом, на сей раз: став пристраивать умасленный ею член меж нижних губ хорошо выбритой "киски"! "Уммм: мучительница! — вновь, про себя занялся Демьян Сергеевич, емко почуяв концом её нежные половые губы. — Моя милая грудастая мучительница!" Арцыбашева же, вдосталь "нацеловавшись нижними "устами" с его текущей головкой, разжала свои масляные пальцы, и, все-таки приняла в себя дико пульсирующую "колбаску"! Приняла, уже в следующие мгновенья плавно заскакав на нем как лихая наездница!
— Ох: — только и ухнул под нею Демьян Сергеевич, наконец, сполна почувствовав такую заветную нежность горячего женского естества.
От уже просто ослепляющих искр страсти, он тут же попытался было схватить её красиво забродившие сиськи, но, пальцы предательски лишь скользнули по ним словно по маслу!
Тихо "промурлыкав" в ответ, Арцыбашева ещё ритмичней поскакала на члене, в свете хлещущего удовольствия затрепетав уже всем своим волшебно сверкающим телом!
Отвечая сим страстным наскокам, Демьян Сергеевич, (слившись с ней учащенным дыханьем, потом, да благоуханием масла!), в отчаянье вцепился в её ягодицы!
— Ай-ааа! — в ту же секунду слетел с алых губ стон Арцыбашевой.
Не менее охмеленная пряной страстью (с воспаленным блеском глаз, горящим лицом, хаосом златых волос!), она стала совершать тазом более подкрученные движения!
— О, да, Танечка, дааа: — сразу завопил он, всей мужской сутью ощутив невероятную хватку сочащегося влагалища.
И, больше не сдерживая себя, он, сжав её ягодицы, вдруг выгнул свой таз и: что есть мочи, взорвался целым фонтаном горяченькой спермы!
— Ууу-аааах! — тут же откликнулась наполняемая Арцыбашева, взметнувшись в высоковольтные сферы экстаза.
Сотрясаясь в охватившем их сладостном вихре, они судорожно забились друг о друга лобками, и, тут же: друг на друге затихли, унимая занявшийся дух в расплывающемся эфире невероятного потрясения!
— Ну, Танечка, вы и дали мне жару: — спустя минуту, расплылся в довольной улыбке, словно пропаренный Демьян Сергеевич. — Должен признать, что, вы, действительно оказались отличной массажисткой!
— Благодарю, вас, Демьян Сергеевич: — в ответ "расплылась" Арцыбашева. — А, я признаюсь, что у меня уже давно не было такого страстного клиента как вы:
Он рассмеялся, и, глядя в её искрящиеся глаза, впился в её пухлые губы долгим потрясающим поцелуем!
Эротический массаж
Мне бы хотелось снять с тебя хоть немного усталости после тяжёлого дня — давай я сделаю тебе массаж? Смотри, какой удобный и мягкий массажный стол. Давай я тебе помогу раздеться, моя милая — расстегну пуговички на блузке и сброшу её с твоих плеч, расстегну твою юбку и сниму её с тебя. Садись на стол — я сниму с твоих уставших ног туфельки, встану и помогу тебе расстегнуть бюстгальтер. Его чашечки упадут тебе на бёдра, а я нежно поглажу тебя ладонями по спине и по груди, там где на коже остались следы жесткой ткани бюстгальтера.
Ты приподнимешь бёдра и я сниму с тебя твои трусики. Ложись поудобнее, моя соблазнительная, и почувствуй, какой это комфорт и расслабление — снять с себя всю надоевшую одежду и лежать совершенно голой, расслабившись и растянувшись поудобнее на массажном столе. Я остановлюсь у твоих ног и начну массировать твои ступни, так уставшие за день, твои прелестные пальцы ног, твои пяточки и изящный подъем стопы.
Мои ладони переместятся выше, на икры и на чувствительные коленки — тебе нравится, когда мои пальцы вот так массируют твою коленку? Вот так ещё и ещё, мои ладони двигаются по нежной коже твоих ног, нажимают на усталые мышцы, массируют каждый сантиметр твоего тела. Я медленно перемещаюсь чуть выше, вот мои руки уже на твоих бёдрах — ты лежишь закрыв глаза и чувствуешь, как я втираю массажное масло в твои ноги, ласкаю внутреннюю и внешнюю сторону бедра.
На твоём теле остался едва заметный след от ткани твоих трусиков — резиночка на поясе и две линии на бёдрах, сходящиеся прямо к интимным губкам. Это выглядит так мило и так соблазнительно — я провожу кончиками пальцев по этому следу, зная, какой чувствительный этот участок кожи. Пусть он отдохнёт под моими прикосновениями, пусть твоя нежная белая кожа разгладится и забудет о белье и одежде до самого утра.
Я нежно-нежно массирую твой животик и затем кладу ладони на твои груди, на твои прекрасные соски. Убираю руки, массирую ложбинку между грудей и уставшие мыщцы над ними — они такие чувствительные к массажу, вот эти мыщцы прямо над грудью, ммм… Твои плечи даже вздрагивают, когда я провожу ладонью по линии от плеча до груди.
Кладу руки на твои плечи и делаю массаж здесь, от шеи и к самому краю плечей — это очень уставшая кожа. Твоё лицо тает в блаженной улыбке, а я начинаю массировать твои предплечья, локотки, руки, беру твои ладони и нажимаю пальцами на чувствительные зоны между пальцев, на тыльной стороне кисти и на самой подушечке ладони.
Твои глаза закрыты и я начинаю с удовольствием делать массаж твоего очаровательного лица. Подушечками пальцев нажимаю на усталые мышцы щек, разглаживаю твои бровки, массирую лоб и запускаю пальцы в твои волосы, чтобы сделать массаж кожи головы. Она такая сверхчувствительная, ммм… Я пропускаю твои шелковые волосы сквозь пальцы, массируя твою прелестную головку.
Ты улыбаешься, я целую тебя в розовые губки и переворачиваю на животик. Снова запускаю руки в твои волосы, заканчивая массаж затылка, и массирую сзади твою уставшую шейку, твои плечи и спинку. Мне нравится, какая у тебя красивая спина — она такая нежная и бархатная наощупь. Я упругими движениями постепенно спускаюсь к твоей соблазнительной попке, массирую полушария и с удовольствием мну их своими ладонями.
Затем я перехожу на мышцы ног, их особенно удобно массажировать, когда ты так лежишь — сзади они очень чувствительны, и я разминаю их столько, сколько нужно. Мои пальцы массируют тебя под коленками, расслабляют твои уставшие икры и спускаются к пяточкам.
Я массирую твои ступни и любуюсь тобой, полностью расслабленной и довольной, такой красивой и полностью обнаженной. Мне нравится, что ты сейчас доверила своё прекрасное тело мне, и поверь, я получил от этого массажа не меньшее удовольствие, чем ты…
Это мог быть только сон
Это был сон, иначе я упустил свое счастье, упустил ту золотую искорку, которая вспыхивает и моментально может погаснуть в наших, таких коротких жизнях!!!
Я пошел ранним утром к морю, когда солнце восходит и природа, раскрывая свои силы, просыпается после ночи. Мне хотелось полежать на золотистом песочке: позагорать. Берег был еще пуст. Я расположился у небольшого бугорка, так что меня можно было увидеть только со стороны моря:
Лучики солнышка и слабенький ветерок придали мне расслабленное состояние. Я заснул или просто отключился: Очнулся, от звуков плещущейся воды. Оглядевшись вокруг, я увидел обнаженную молодую девушку, которая плескалась в море: Лучи солнца предавали ей золотой ореол, а брызги воды были словно драгоценные камешки на теле: Это была словно прекрасная фея в золотых лучах: Мне не хотелось отрывать от нее глаз: это было ведение: в этом состоянии мне казалось, что я сплю и вижу прелестный сон: Я испугался, что вот проснусь и все: очаровывающая женщина: голубое море: золотое солнышко пропадет: Но прекрасная девушка вышла из моря и встала под тепленькие лучи: она стояла под солнцем, тихонько поднимая и опуская руки: поворачиваясь: я был очарован ее прелестным танцем: Я смотрел на нее из-за бугорка, но мне хотелось подойти к этой богини: Она была красива: носик: щечки: влажные яркие губы и глаза полные ласки и счастья: Каштановые волосы развевались, в которых сверкали капельки морской воды словно драгоценные камни: Ее фигура, от которой нельзя оторвать взгляда: шея: волнующая грудь, ровно поднимающаяся от равномерных вздохов: тоненькая талия и ровная спинка: прекрасные руки с нежными пальчиками: ее ножки и прекрасные ягодицы: Она, стоящая под золотыми лучами солнца, сама была ценностью: ценностью жизни. Нет: но это был сон, и я боялся проснуться, что бы не потерять такую прелестную богиню, вышедшую из моря. Я боялся, что меня кто-нибудь разбудит и все в миг исчезнет:
Мне захотел обнять ее и крепко прижать: но это был только сон: вставь и выйдя из-за бугорка я шел к божественной красавице и боялся одного, что она заметив меня, исчезнет, а я очнусь: ничего не будет: Она, заметив меня, улыбнулась: и ее ласковая добрая улыбка, моментально взволновала меня: по телу прошла мягкая дрожь и какие то внутренние силы: я смотрел в ее глаза: они были светлы и с глубокой добротой:
Я подошел к ней. Ее взгляд выражал удивление. Притронувшись к ее пальчикам, я опустился перед ней на колени. Она стояла и улыбалась: смотрела взглядом, который пронзает насквозь: этот взгляд мог испепелить и дать жизнь. Это был взгляд богини: я затрепетал, стоя перед ней на коленях: мне захотелось поцеловать ее тело: прикоснуться губами к животику: к пупку: это мог быть только сон. Я прикоснулся губами к ее телу: оно было влажное и нежное: она не отпуская моих рук, опустилась на колени на золотой песок:
Мы стояли друг против друга. Мой взгляд стремился проникнуть в нее. Ее губы коснулись моих губ, легкое дыхание коснулось моего лица. Она провела своей ручкой по моему лбу и коснулась волос: я гладя провел руками по ее плечикам, и беря в руки ее пышную грудь начал нежно целовать ее, пытаясь языком погладить ее набухшие сосочки: ее нежна теплая грудь в моих руках: это мог быть только сон:
Я вел своими руками вниз по бокам, целуя ее руки, а она ласкала мои плечи, прижимаясь к груди губами. Ее тело становилось влажным от маленьких капелек пота. Я ласкал ее ягодицы язычком, проводя мягким движением рук по ножкам. Это может быть лишь сон: божественное соединение мужчины и женщины. Миг зажигающей любви овладел нами. Наши тела пульсировали жизнью и наслаждением, свободой и нашим взаимным притяжением. Это только сон-сказка: и мне не хотелось просыпаться:
Но вдруг она произнесла таким чистым голоском, как будто звон ручейка:
— Мне пора, — и схватив лежащее рядом с нами золотистое полотенце, побежала от берега. Мне захотелось закричать, но я верил, что это сон: мне слышался лишь ее добрый, звонкий смех:
Меня разбудил смех: я быстро встал, но никого кругом не было: только слабенький смех доносился в стороне дороги: Солнце у же было в зените и очень сильно пекло: я улыбнулся, а в памяти был мой прекрасный сон и прелестную драгоценная молодая девушка.
Но что то было, вся эта память казалась мне такой близкой: я не мог представить себе, что это был только лишь сон: Перед тем как пойти домой, я решил разок окунуться в море:
Я шел домой. Солнце уже не очень сильно пекло. Проходя мимо кафе, куда вечерком постоянно заходил выпить кружечку холодного пива или стаканчик добротного вина, меня окликнул хозяин, мой давний знакомый, очень болтливый парень:
— Дима, зайди выпить пивка, уже свежее привезли.
Я остановился и повернул к стойке. Он подал мне кружечку пива и с хитрецой в глазах произнес:
— Дима, тебе молодая красивая девушка, примерно за полчаса до твоего прихода, оставила записочку.
Я быстро поднял на него взгляд и спросил:
— Где эта записка?
— Вот.
И он протянул небольшую бумажку, на которой было написано:
"Спасибо за сладкий сон!!!"
Я не хотел серьёзных отношений
На одной вечеринке, в честь, кажется дня рожденья моего друга, я познакомился с одной девушкой. С самого начала я не хотел заводить никаких серьёзных отношений. Я думал… отдохну на дискотеке, повеселюсь на какой-нибудь тусовке. Я люблю пускать пыль в глаза, кто этого не любит, тем более девочка оказалась не избалованной, её небогатые родители не могли достойно содержать своего ребенка, может это звучит некрасиво, но других слов я не могу подобрать, да и хорошую работу ей найти не удавалось. Девочка не могла позволить себе крутые тусовки и модные сейшены. Скромный, но всегда опрятный вид, врятли, зацепил кокого-нибудь парня из толпы. У меня же были лишние деньги, хоть и немного, продвинутые друзья, которые были завсегдатыми поситителями дорогих дискотек и клубов, вобщем всё для полного оттяга.
Я подошел к ней, не зная с чего начать разговор, слегка обняв за талию, я ощутил под легким платьем, её не по возрасту сформировавшееся тело. Не знаю сколько секунд продолжалось моё оцепенение, но, кажется много. Мой неожиданный столбняк прервола она, сказав… <Потанцуем>. И под музыку Тони Брекстона мы слились в страстных объятиях. Почему-то в её интонации я не слышал вопроса, долго думал над этим во время танца. Мне показалась, что она повеливает мной, но, придя в себя, я решил, что стоит возвести стену мужского самолюбия и оградится от подобных вещей… Друзья давно уже танцевали под какой-то хаус, когда мы поняли, что порабы прекратить наше небольшое безумство. В течение вечера мы почти не общались. После всего я предложил проводить её до дома, она согласилась. Мы шли молча… Через несколько дворов мы подошли к её дому. Было уже поздно, и по иронии судьбы во дворе горел единственный фонарь у её подъезда. Меня смущал этот свет, и я решил просто уйти.
Но она взяла меня за руку и завела в темный подъезд. Здесь очень дурно пахло сыростью и ни чего не было видно, но неожиданно я почувствовал очень приятный и знакомый запах… Я не мог вспомнить, где я его слышал. Я спросил у неё…
— Можно нескромный вопрос?
— Да.
— Чем так вкусно пахнет?
— Мной… Не задавай больше вопросов.
Я почувствовал нежное прикосновение к своим губам… Она взяла меня за волосы и начала целовать, её язык проник ко мне в рот, и тут я словно сорвался с цепи. Я со страстью присущей, пожалуй, дикому зверю, а не человеку, начал целовать её маленькие губки, мой язык оказывался в самых немыслемых уголках её рта. Мои руки уже расстёгивали ёе платье, оно плавно скатилось с её плеч, но я поймал его, не дав ему упасть в грязь подъезда. Я аккуратно положил его на подоконник. Предомной в полутьме предстало великолепное тело в шелковом нижнем белье… Я не заметил, как моя рубашка оказалась на перилах, началось настоящие "рукоблудие", неожиданно моя рука почувствовала что-то очень мокрое, я понял где оказалась моя рука, но чтобы было так мокро…
— Что мы делаем? — спросила она.
Эти слова были для меня каким-то ударом, я остановился.
— Действительно, ЧТО я делаю в этом вонючем подъезде?
— Прости я не хотела тебя задеть.
— Всё нормально, ведь это безумие.
Я помог ей одется.
— Как тебя зовут, спросила она.
— Макс, почему-то соврал я.
После прощального поцелуя я, взяв рубашку, быстро вышел из дома.
Я вызвал такси со своего мобильного, машина приехала через пару минут. Сев на задние сидение, я одел рубашку. Таксист усмехнулся… <Что, бурная ночь?>. Я ничего не стал отвечать.
Утро…
Проснулся очень рано, голова не болела, все было отлично, будто вчера, а точнее уже сегодня, ничего не было. Наверно, хорошая спортивная форма помогла мне избежать похмелье, но моя форма изрядно пошатнулась. Я решил позвонить своей новой знакомой, поняв, что я не знаю её имени, не говоря уже о номере телефона — я впал в депрессию. Я стал искать в карманах своих брюк записную книжку, хотел позвонить своему другу, может он знает её телефон. Неожиданно я наткнулся на небольшуя бумажку с именем и телефоном. Оксана, её звали Оксана, но как она положила записку в мои брюки, или я был настолько пьян. Не думаю, что от двух стаканов мартини я мог так опьянеть, может меня пьянило что-то другое.
Я позвонил…
К телефону долго никто не подходил, почувствовав себя эгоистом, пожалев несколько раз, что делаю ранний звонок, я наконец услышал приятный мне голос.
— Прости, я тебя разбудил?
— Нет, сегодня я не спала.
— А почему так долго не подходила к телефону? (Глупый вопрос, но надо как-то поддерживать разговор).
— Я была в душе, услышав звонок, я сразу побежала к телефону, я не успела даже на себя ничего одеть.
После этих слов, мне сразу захотелось примчаться к ней. Но разум и "закованное" сямолюбие не позволили мне этого.
— Извини, вчера немного глупо всё вышло.
— Ничего, у меня всегда всё глупо получается.
— Нет, нет виновата не ты, а я и только я. Может быть позавтракаем где-нибудь?
— Конечно.
— Я за тобой заеду. Пока…
— До встречи.
Я заехал за ней через пол часа и мы отправились в уютное кафе.
Немного поели, говорили неочем, больше молчали, смотря друг на друга.
Я любовался её глазами, я никогда не видел таких глаз… голубые, словно свежее, утреннее небо, капельки росы казались блистели на девственно чистых лугах. Не омраченные похотью глаза ждали новых красот кристальной, на первый взгляд, взрослой жизни. Сверкающие, золотистые брови были венцом прекрасной картины, глаза должны созерцать нечто необычное, но в эти глазах — наоборот, я видел дивные пейзажи.
Закончив трапезу, мы поехали ко мне.
Дома я предложил ей коньяк, но решив, что утром крепкие напитки пьют только алкаши, пить мы не стали. Я поставил новый диск с медленной музыкой, сделал апельсиновый сок, и мы вместе с ней легли на разобранный диван. Долго ничего не происходило, то ли любовались друг другом, предвкушая любовную прилюдию, то ли ждали кто сделает первый шаг.
Сплетение рук, тел… божественное тепло… непорочность и в тоже время ненасытность желаний… воссоединение похоти с прекрасным… всепоглощающая гармония. Богоугодные ангельские дияния с горящей страстью присущей сатане — все это было между нами. Были потеряны границы добра и зла, неба и земли, преисподни и рая. Белая, незагорелая грудь манила своей непорочностью, её живот трепетал, словно лепесток тюльпана на ветру, при каждом прикосновении моих губ. Абсолютно голыми мы не занимались сексом…. мы любили друг друга, мы действительно любили…, как лучшие представители земной рассы, мы не уподоблялись животным, получая воистину неземное удовольствие. Подобно Адаму и Еве мы любовались первозданной красотой свох, казалось бы безупречных тел, мы не стыдились комплексов, потому что были открыты как два цветка лотоса.
Оргазм доставил не животное удовольствие, а действительно чисто духовное наслаждение, достойное великих мудрецов тантры и камасутры.
— А что было бы, если бы ты сегодня не позвонил? — прервола она наше молчание.
— Я не знаю.
— А я не знаю, как бы я смогла жить, не познав этого величайшего удовольствия… быть богиней.
— Я не могу что-то говорить, я пока ещё живу ощущениями случившегося.
— Я очень боялась, что ты не позвонишь… Ты лежи, а я приму ванну…
— Там у меня есть соли для ван, очень расслабляют.
— Спасибо, я сегодня так расслабилась… (усмехнулась она). Я лежал на диване, думая о вечности и о смысле жизни… затем я погрузился в глубокий и обволакивающий сон. Хотелось уснуть и не проснуться, избавиться от мирских забот и сует, просто умереть…
Когда я проснулся, был уже глубокий вечер, в квартире было пусто.
Я позвонил своей подруге, никто не брал трубку… Я звонил ей в течение нескольких дней, приезжал, но дверь никто не открывал.
От своего друга я узнал, что Оксана уехала домой, что квартиру она снимала, а живет где-то на Дальнем Востоке.
Прошло много лет, а мне всё кажется, что я вот-вот увижу её в толпе улиц холодного без неё города…
Я недостоин, меня недостойны
Холодно. За окном яркое апрельское солнце, и все лужи давно высохли, а мне холодно.
За окном ходят красивые девушки, выставляя на всеобщее обозрение длинные стройные ноги. Даже если летом на пляже эти ноги и не окажутся такими уж длинными и стройными, то сейчас, после холодной слякоти и куч ноздреватого больного снега, они все равно вызывают восхищение.
А мне холодно. Теперь я понимаю несчастных пьяниц, безуспешно пытающихся выгнать этот холод при помощи алкоголя. Это бесполезно. Я не пью, но точно могу сказать, что даже надравшись до отключки, я не согреюсь.
Было бы здорово, если бы какая-нибудь симпатичная барышня вдруг зашла в мой подъезд, поднялась по не очень чистой лестнице и позвонила в мою дверь. Я бы спросил, кто там, а она бы сказала, что ее зовут… ну, допустим, Лена — самое обычное имя — и она очень хочет со мной познакомиться.
Но этого не произойдет.
Этого не будет, потому что я не нужен красивым девушкам в мини-юбках, дефилирующим по залитым солнечным светом улицам. Они насмотрелись рекламы и считают, что они достойны. Им нужны высокие, красивые, рисковые, самоуверенные парни, им нужны успешные самцы, у которых есть свой черный бумер, сорокапятисантиметровый бицепс и член, какого их подругам не видать никогда. Кое-кто из них ищет парня, который бы их обожал и бегал за ними. Кто-то считает, что все парни — скоты, которым нужен только секс (и не сильно в этом ошибается), и поэтому откровенно разводит богатых мальчиков на подарки и ужины в ресторанах. Красивых девушек много, и каждая преследует свои цели. Некоторые хотят вырваться из нашего города и уехать в Москву или Питер, или еще куда-нибудь, где я никогда не был и, скорее всего, не буду.
Но я им не нужен. Может быть, кому-то нужно мое лицо. Моя походка и тяжелые ботинки. Моя доброта и сентиментальность, которую мне до сих пор так и не представился случай проявить. Или то небольшое количество мышц, которое я все-таки нарастил, несмотря на свою любовь к покою и безмятежности. Но целиком я никому не нужен. Гордая и самоуверенная красотка выберет то, что хочет, а остальное в лучшем случае будет терпеть как неизбежную плату за то, что ей понравилось.
Совсем другое дело те девушки, которым не так повезло с внешностью, и которые по счастливому стечению обстоятельств еще способны трезво оценивать свои шансы подцепить успешного и перспективного молодого человека. Но они не нужны мне. Не то чтоб я как бодрые молодые люди с сайта пикапер ру сильно выбирал, просто так получается, что они не вызывают у меня особенного желания заводить с ними какие-то отношения. Вполне вероятно, что где-то мое счастье снимает очки, чтобы протереть опухшие от слез глаза после того, как модный и энергичный парень сказал ей, что таких как она, он может набрать десяток в любом чушке. Но мне от этого не легче.
Мне все так же холодно.
И я как всегда включаю компьютер. Так. Локальный диск Д. Энтертэйнмент. Порно. Старс энд нэймс.
Вот где лежат красивые девушки, которые рады мне всегда, у которых не бывает ПМС, которые всегда красивы как картинки, потому что они и есть картинки. Я уже не помню имена всех, но каждая папка подписана, а самых любимых я назову, даже если меня разбудить среди ночи.
Когда я говорю кому-нибудь, что у меня около пятидесяти тысяч картинок разной степени откровенности, (а три или четыре тысячи из них я знаю по именам), то я знаю, что думает большинство. Гребаный дрочила! Не может снять девчонку, чтобы присунуть ей! Лузер, одним словом. Я привык. Я даже не уточняю, что я не дрочу на эти картинки. Если я скажу правду, то это будет даже хуже. Иногда я воспринимаю их как живых людей. Непроизвольно обратившись к джпег файлу "Ну как дела, милая?", понимаешь, что не все так хорошо, как кажется.
А вот и они все, терпеливо ждут, когда я обращу на них внимание. Они не хотят от меня ничего, ни о чем не просят, они всегда рады мне. Давненько же я их не смотрел.
Вот забавная японочка Анри Хошино, не красавица даже с моей точки зрения, но довольно милая.
Хлоя Джонс, настоящая порнозвезда, на которую приятно иногда посмотреть, но она красива по-американски, вызывающе, и быстро утомляет.
Гаудж, которую я так и зову, потому что настоящее имя узнать невозможно: полтора метра ростом, около сорока килограмм весом, она играет развратных малолеток, которых долбят куда можно и нельзя. Но я храню у себя несколько десятков фоток, на которых она просто не очень одетая маленькая забавная девушка (как ни смешно, но другие слова я не могу подобрать).
Мария Чека, загорелая, со следами купальника, отливающими розовым по сравнению с молочным шоколадом остальной кожи.
Андреа Ридер, немецкая блондинка с ослепительной улыбкой и безупречной фигурой, стоит в воде, одетая во что-то тонюсенькое и насквозь мокрое, и кажется смеется над тем что она, по сути дела, голая, не пытается прикрыться, а ты на нее смотришь и смотришь.
А это кто? Джезабель Бонд, выкрашенная в угольно-черный цвет, с пропирсингованными сосками и несколькими татуировками.
Лисса Томбасова.
Хэлей Альтман, снятая со спины прислонившейся к какой-то сетке, красивый калифорнийский оттенок кожи и маленькие белоснежные трусики.
Вивьен Хеберлейн в шелковом корсете и розовых чулочках, самозабвенно нюхающая цветочек.
Барби Гриффин, лениво лежащая в бассейне с таким лицом, словно ее утомила ее силиконовая грудь (слабо верится в натуральность таких размеров).
Дебра Фондрен в одних босоножках расчесывает свои роскошные волосы. Снято в сентябре семьдесят седьмого.
Кэрол Фикатье — типичная французская красавица, не девочка, конечно, но что-то запоминающееся в ней есть.
Кэйтрин Бердж, оставившая верх, но снявшая низ бикини, чтобы продемонстрировать, что она натуральная блондинка.
Ну ладно, пора к самым родным. Ария. Без фамилии, потому что другой Арии для меня не существует. У меня около двух сотен картинок, включая совсем ранние, когда простая девушка из Сан-Диего хотела подработать, чтобы оплатить учебу в колледже. Все они скачаны с халявных сайтов и не отличаются особенным качеством, но это не имеет значения. Когда я увидел ее впервые, мне снесло голову. Наверное, я ее даже любил какое-то время. Но как бы там ни было, она замечательная. Наверное, она по чьим-то меркам толстая, но ей можно. Кто не согласен, может зайти на фанатский форум, где ему быстро все объяснят. Несмотря на то, что ее чаще всего относят в категорию "биг титс", мне очень нравится ее улыбка. Она похожа на живого человека. Она рада мне, и не имеет значения, почистил ли я сегодня зубы и готов ли я сказать ей что-нибудь приятное. Я согреваюсь.
Я долго сижу перед экраном, забыв позавтракать, и мучаю несчастный ЭйСиДи Си.
Я смотрю их всех безо всякой системы: Эрика Кэмпбелл и Моника Беллуччи, Кэрри Весткотт и Олли Бэджет, Дженни МакКарти и Шае Маркс, Вероника Земанова и Надя Торн, около пятисот имен, не считая пары-тройки сотен киноактрис и фотомоделей. Когда я наконец поднимаюсь, я чувствую, что я отсидел ногу и у меня устали глаза. Глупо верить, что ты нужен этим полуголым женщинам, бесстыдно показывающим себя каждому желающему. В одном интервью Ария так и сказала: "Надо ценить своих поклонников уже потому, что если один из них сочтет тебя сукой, то он скажет об этом остальным, и твой бизнес рухнет."
Но иногда я верю. Иначе я замерзну насмерть.
Я отомщу
Когда-нибудь я обязательно отомщу тебе за все, что ты со мной делаешь…
Хочешь узнать как это будет?! Что же я тебе расскажу…
Сначала мы примем с тобой горячую ванну… Представь как это приятно… Вода проникающая всюду и обдающая тебя теплом и влагой, пена, пар подымающийся над водой… И мои руки… Повсюду… Ласкающие тебя везде… Гладящие твое тело, грудь, твои прекрасные бедра, проникающие в самые интимные места твоего возбужденного тела… Твои глаза, в которые все чувства, сменятся одним, один единственным… Желанием… Тем самым, что охватывает тебя, когда я рядом… Я приподымусь и ты стоя на коленях будешь ласкать меня ртом, не потому, что я прошу, а чтобы хоть отчасти утолить свою жажду, хоть немного насытится… Но я не дам тебе довести начатое до конца… Чуть позже…
Но не сейчас… Еще рано…
Мы выйдем из ванной, я слегка оботру твое тело и уложу на постель… Руки привяжу к спинке кровати… А потом завяжу твои глаза… Пусть твое воображение и тело подскажет тебе то, что не смогут увидеть глаза… Сначала я проведу кусочком льда по всему твоему разгоряченному телу, начиная, от бедер, вдоль животика, вокруг сосочков и дальше к шейке… Это чтобы ты не много остыла перед тем, что я сделаю с тобой… Потом наступит время мои губ и языка… Я буду целовать, лизать, ласкать и кусать тебя везде где пожелаю, и ты будешь истекать влагой, извиваться и стонать, но просить меня войти в тебя и прервать эту пытку ты не будешь, потому что тебе она нравится так же как мне… И вот когда ты уже не будешь выдерживать, когда твое тело изогнется, когда ты приподымешься, предлагая мне себя, вот тогда я войду в тебя и ты закричишь от наслаждения…
И я буду двигаться все быстрее и быстрее, все глубже и глубже вонзаясь в твое тело…
И это будет месть, моя месть, тебе, такой далекой, такой соблазнительной, такой запретной и такой желанной… И когда ты достигнешь оргазма, и твоя жажда будет утолена, я сорву с твоих глаз повязку, приподыму голову, и войду в твой ротик, и ты будешь ласкать меня языком и губами, без рук, до тех пор пока я не кончу… И ты почувствуешь мой вкус у себя во рту…
А потом я снова начну терзать твое утомленное тело, пока жажда и желание опять не завладеют тобой… И ты снова возьмешь меня ртом, возбуждая и подготавливая к продолжению…
Затем я переверну тебя на живот, и войду в тебя сзади, и мне будет все равно испытываешь ли ты боль или наслаждение, потому что месть сладка… Я буду входить поочередно, то сзади, то погружаясь в твое истекающее влагой тело… Пока ты снова не забьешься в спазмах, только теперь ты будешь не одна… Потом что сзади тебя, внутри тебя, вместе с тобой в точно таких же спазмах и судоргах буду биться я… И мы будем одним целым, пусть не надолго, всего на мгновение, но ради таких мгновений и стоит жить…
Я помню
Я помню…
И было сказано, что пора ставить точку…
А как ее поставишь, если не осталось ни одного кабинета, где бы не были мы с тобой вместе, где бы не остались следы от твоей попки, твоих коленок, да и от моих то же…
Только сейчас обратил внимание, что стол в лаборатории совсем вогнут, может, поэтому на нем так было хорошо перекатываться, вперед-назад, как на качелях, и стол тихонько поскрипывал в такт…вперед-назад…скрип-скриппп…
А в библиотеке… Длинные стеллажи вдоль стен, в проходе- стул. Ты сидишь на нем, откинувшись назад, короткая юбочка задрана, ноги подняты вверх, ты ступнями уперлась в полки, под левой- классика, под правой- техническая литература, а по середине- тайна наслаждения, ровный бобрик над входом, который манит меня к себе. Твой запах пьянит, влага восхитительна на вкус и мой язычек начинает долгое путешествие по укромным уголкам, стараясь достать все скрытое в складочках. Пальцы теребят и гладят шерстку, ныряя в теплую и влажную темноту, изгибаются в поисках бугорка и нежно массируют изнутри. Один из проказников, как бы в невзначай, ныряет в соседское гнездышко, ты отзываешься легким движением бедер, и вот уже две дырочки- подружки вприпрыжку волновыми движениями устремляются навстречу наслаждению…Стул раскачивается в такт движениям, ножки его стучат о пол, подавая сигнал всем и вся- не мешайте, подождите, не беспокойте нас, нам так хорошо. Я прижался к тебе, зарывшись лицом в твои волосы и дурея от запаха духов, от бархатистости твоей шеи. Мой дружок скользит по проторенной дорожке, тараня все на своем пути, вперед, к намеченной цели, а цель путешествия уже близка, она все ближе с каждым глухим вздохом, с каждым твоим стоном…
…Во…бля… хрипло срывается с твоих губ…
И было сказано, что пора ставить точку…
Я всегда буду помнить о тебе, о твоей нежности, о твоих ласках, о твоих губах и твоих стихах.
Я помню о тебе!
Я хочу просыпаться рядом с тобой
Я хочу просыпаться рядом с тобой… каждое утро. Просыпаться от твоего запаха — запаха парного молока вперемешку с детским мылом… просыпаться от твоего нежного сопения и, конечно, тепла — тепла дорогого родного тела… Ты ещё спишь, а я любуюсь твоей забавной мордашкой, ямочкой на подбородке, чуть приоткрытым пухлым ротиком, двумя узкими сопелками, и ресничками закрытых глаз… Нежно целую твой висок, ощущая трепет его пульса… тук тук-тук… Он каждый раз хочет мне о чём-то сказать, что-то объяснить, но мне вечно не хватает терпения понять его удивительную музыку ритма… Я коварно стягиваю нагретое одеяло, ты спросонья пытаешься свернуться калачиком… Взгляд успевает поймать мелькнувшие передёрнутые холодом носики ёжиков, ёршик пушистика пониже… Ты, не просыпаясь, переворачиваешься на животик, пытаясь отогреть его о ещё теплую простынь… А мой взгляд уже скользит по лодыжкам, выше… ещё выше…задерживается на тугой возвышенности… Крутой склон к талии, гладь спинки чуть передёрнутая угловатыми лопатками… Шея… О боже, как приятно её касаться языком, одновременно вдыхая твой аромат, твоё тепло Губы уже тянутся ниже, совершая обратно путь, который уже прошли глаза…
Ты раздвигаешь ножки, открывая путь к твоей влажной щели… Я уже в тебе, я уже часть тебя, живу твоим пульсом, хриплым дыханием, вздрагиванием твоего тела… дрожью, она словно ток передается, проходит сквозь тело, она захватывает… Ты уже задыхаешься, переходишь на крик… Вот оно блаженство — сдерживать твой трепет своим телом, заражаясь его дрожью, одержимостью, и срываться, падать вместе с тобой на самое дно — дно океана, именуимым оргазмом… Кажется, что дно бездонное и никогда не кончится, но ничто не вечно, и оргазм тоже заканчивается, оставляя приятную истому во всех клеточках, отдаваясь покалыванием в подушечках пальцев, перестукиванием сердца и конечно сладкую усталость… Ты переворачиваешься на спину, оставляя позади море… хотя морем назвать это громко… скорее лужицу твоей и моей нежности… Я люблю тебя, и я хочу просыпаться рядом с тобой… каждое утро.
Я хочу тебя
Как я скучала по тебе, нет таких слов, чтобы выразить это, да мне не нужен голос, чтобы ты понял всё то, что я хочу донести до тебя.
Уселась бы напротив, закинула ногу на ногу, чтобы юбка соскальзывала с бедра, невзначай открывая кружево чулка, и молча бы тебе улыбалась… Я не могу убрать чувственность и страсть из взгляда, для этого мне бы пришлось закрыть глаза и не открывать их в твоем присутствии… Хочу ловить твой горящий взгляд, такой глубокий, чувственный притягательный взгляд, которому нельзя противиться… и кончиком языка облизывать вдруг пересохшие губы… И уже перед моими глазами плывет серебристый туман… и непроизвольно пальцы теребят край юбки…
И вот уже воздух искрится между нами. И ты уже не таясь, следишь взглядом за моими пальчиками и как будто пытаешься их подтолкнуть, чтобы они начали двигать край юбки еще выше… и, ловя взглядом эти искры, я скидываю туфельку и она раскачивается на кончиках пальцев… а ладони медленно скользят по бедру вверх, собирая шелк юбки в мягкие складки… Одна моя ладонь скользит по внутренней поверхности бедра… Пальчики другой руки расстегивают верхнюю пуговицу блузки… Я чувствую твое прикосновение к моим волосам, прикосновение к моему ушку, мягко, едва касаясь, сначала мочку, потом нежное местечко за ушком, там начинает разгораться маленький огонек.
Легкая приятная дрожь пробегает по спине. Запрокидываю голову и смотрю на тебя снизу вверх, облизывая пересохшие губы… Коснись же моих губ, впейся в них жадно, страстно! Мой язычок встречает твой и в нежном прикосновении сплетается с ним… Губы чуть подрагивают, стараясь плотнее прижаться к твоим… язычок выскальзывает и нежно, самым кончиком проходится по твоим губам… Одной рукой обнимаю твою шею, а другой накрываю твою ладонь на своей груди… слышишь, как стучит мое сердце? Чувствуешь, как твердеет под твоими пальцами сосок? Сосочек буравит твою ладонь, прожигая ее насквозь! Ловлю губами пальцы другой твоей руки и нежно втягиваю их в ротик…
Язычок трется о них, описывая круги, зубки чуть сжимают… Мои собственные ладони глядят мои бедра, скользя вверх и вниз… И вот ты уже на коленях передо мной, разводишь мои ножки. Мои бедра сами раскрываются перед тобой… Ладони мягко ложатся к тебе на плечи… пальцы гладят шею… соскальзывают к пуговицам рубашки и торопливо их расстегивают… губами припадаю к открывшейся коже… Я ощущаю, как по твоему телу пробегает озноб… Ты припадаешь к моей коленке губами и начинаешь скользить вверх — туда, где манит кружево чулка и нежная гладкость. Звон в ушах и весь мир летит к черту… сердце стучит в бешеном ритме и каждый мой вдох — для ТЕБЯ.
Чувствую твое горячее дыхание, твой нежный язычок, твое нетерпение. Страсть и чувственность буквально разлиты в воздухе… Твой язычок скользит по бедру, по самой кромке уже влажных трусиков… Вот… вот… наконец-то твои пальцы сдвинули ткань и скользнули по уже раскрывающимся и набухшим от сладострастия лепесткам. Буквально одно прикосновение и я готова взлететь на фантастической волне. И ты обнимаешь губами клиторочек, слегка втягиваешь его и языком ласкаешь его верхушку… Твой язычок раздвигает нежные губки… Я чувствую как входит твой палец, нащупывает заветную точку на передней стеночке и начинает её гладить…
Твоя ладонь натягивает кожу на моём животике, полностью освобождая клитор, и жадный язычок стучит по нему со всех сторон… Вторая твоя ладонь ложится на мой лобок и поглаживает синхронно с пальчиком, который внутри… Что это за безумный восторг… Сначала мягкая чувственная пульсация появляется внизу живота, потом волна сладкой судороги поднимается вверх, к солнечному сплетению, еще выше — к горлу и дыхание перехватывает… ощущение пульсации в кончиках пальцев, и тело скручивает судорога восторга. Она нарастает, постепенно ступенями… и взрыв! будто разом разлетаются тысячи бабочек внутри… потом медленно вниз, под стучащее сердце, дрожащие пальцы…
Я провожу ладонью по твоим волосам, наклоняюсь и целю твои губы, хранящие мой вкус.
Я художник
Я художник. Женская натура — волнует. Но мужчина во мне всегда оказывался сильнее художника. Теперь рисую на этой самой натуре. Если бы вы только знали, как это прекрасно: под твоими руками женское тело расцветает и раскрывает свою истинную красоту. Уверен, лишь художнику под силу возвести красоту обнажённой Женщины в ранг искусства. Мне это доступно. Хочу, чтобы вы тоже знали, что так может быть.
И совсем необязательно представлять меня странноватым типом, купающим визжащих девушек в краске. Совсем нет. Во-первых, потому, что работаю я только с Женщинами. И во-вторых: я обычный парень, работаю дизайнером в рекламном агентстве, получаю неплохие гонорары за рекламу бульонов, колготок и стального проката.
Спросите: кто же соглашается на то, чтобы "лечь под кисть"? Первая среди кандидаток — девочка с тусовки. Модная, крутая. Тату? Да вот же она, дяденька, розочка на попке-то. Колечко в пупочке? Пожалста. Экстази? Бывало. Модная стрижка на лобке? А как же без неё? А сколько лет тебе? 16-ть: Такие приходят, когда всё остальное уже перепробовано, когда тусовку уже нечем удивить. Она совершенно не реагирует на прикосновение, старается комментировать каждый мазок, и раз в две минуты спрашивает: дяденька, а вы мне фотки отдадите? Как я уже говорил, с такими я не работаю.
Гораздо больше привлекает в этом отношении Женщины, знакомые со своим телом, Женщины, ищущие новых глубин, Женщины, которых хочется познать, Женщины, в телах которых скрыта какая-то загадка. В основном это Женщины от 25 до 37 (Младше — не люблю, старше — не встречал).
Невозможно описать гамму чувств во время сеанса и до него. Вот ты ей впервые показываешь свои работы. Здесь нужно внимательно следить за малейшими проявлениями её эмоций. Вот, она увидела первую фотографию — удивлена.
— Саша, что это такое?
— Ты спрашивала про моё хобби?
— Да, но я не думала, что ты занимаешься ЭТИМ:
— Тебе не нравятся мои работы, или тебя напрягает, что их сделал я?
— Не знаю, просто это как-то:
— Смотри на это проще: ведь ты каждое утро рисуешь что-то у себя на лице, так почему бы не нарисовать что-нибудь на теле? Но так как до собственной спины тебе будет довольно трудно дотянуться, то проще будет позволить мне сделать это:
— Ну, знаешь ли: и всё в таком духе.
Наблюдаю дальше: дыхание стало более глубоким, зрачки расширены, на губах полуулыбка: И говорю, завлекаю, опутываю, пожираю глазами. Нет более приятного зрелища, чем вид Женщины, пытающейся скрыть своё возбуждение. Она ведь и не подозревает о том, что как только она подумала о своём теле и решила "держать себя", её тело тут же стало подавать множество сигналов, доступных поему взгляду: вот она чуть свела ноги и поставила одну слегка под углом, вот убрала прядь за ушко и чуть наклонила голову: Всё. Кажется, я дошёл до основательно укреплённых позиций. Что-ж, временно отступим.
Затем идёт игра, очень, надо заметить, интересная. Дело в том, что я уже сказал "Да", перед тем как показать ей свои работы. Её тело сказало "Да" ещё перед пятой фотографией. А вот её мозг был против. Так цель игры и заключается в том, как, сговорясь с её телом, затуманить ей мозг. Ладно, пропустим дальнейший этап, и переместимся ко мне в мастерскую (на самом деле — обычная квартира в спальном районе).
Открываю дверь, заходим. Она слегка напряжена, по лицу вижу, что внутри у неё примерно такой диалог:
— И зачем я на это повелась? Может отказаться? Переведу всё в шутку, у меня хорошо получается, а он не обидится.
— Но, с другой стороны, я ведь буду глупо выглядеть. Кроме того, Сашу я знаю давно, от него вряд ли можно ожидать неприятных сюрпризов.
— Но я не хочу серьёзных отношений с ним, он конечно хороший парень, но:
— Так не будет ведь никаких отношений, он просто нарисует что-нибудь на мне, посмеёмся, и разбежимся в разные стороны.
— Ксюш, улыбнись. (это уже я говорю). Ты как-никак бояться меня начала?
Сажаю её на диван, даю в руки бокал вина, а сам начинаю готовить "рабочее место". Достаю кисти, приношу тёплой воды, салфеток, смешиваю краски. Сам при этом краем глаза наблюдаю за ней. Какое наверное странное при этом у неё состояние: С одной стороны, она чувственная Женщина, и сама ситуация (да и вино) её слегка пьянит. С другой стороны она видит мои приготовления, и понимает, что всё это предназначено для неё, что именно я буду именно с ней (как такое возможно?) делать именно это! Ей проще и понятней обычный секс: прелюдия, переходящая в постельную борьбу со взрывным финалом.
Всё готово. Пауза несколько секунд. Смотрю ей в глаза (какая в них смесь!). Улыбаюсь.
— Ксюш, на диване нам будет неудобно, да и одежда, наверное, мешать будет.
— Что, раздеваться? (таким голосом, будто я ей аппендицит вырезать буду)
— Ну, хочешь, я вместе с тобой?
Поднялась. Кофточка легла на диван, потеряв своё содержание и превратившись в простую тряпку. Грудь. Пока скрыта бюстгальтером. Наблюдаю. Впитываю каждой клеткой. Джинсы. Туго сидят на бёдрах. Прилагает усилие. Поддаются, сантиметр за сантиметром обнажая ткань трусиков, стройность ног. Да, видели бы вы её нижнее бельё: Наверное лучшее из всего её гардероба. Вот чертовка, знала ведь, чем дело кончится! Перешагивает. Пауза. Граница. Заводит руки за спину. Грудь. Я не ошибся в выборе холста. Как и всё прекрасное, её грудь невозможно описать словами. Она уже решилась. Граница пройдена. Трусики, медленно, призывно, томно. Так. Теперь она, кажется, решила со мной поиграть. Глупая мышка, дёргающая кота за усы! Ниже, ещё ниже, перешагнула — и вот передо мной ОНА. Прошу распустить волосы. Блеск глаз. Поднимает руки, чуть прогибается. Каскад кащтановых волос. Пауза. Любуюсь. Хочу увидеть её всю.
— Ксюш, ты меня просто дара речи лишила:
— Теперь нужно определиться, что именно мы на тебе изобразим.
— Повернись пожалуйста.
— Так, волосы забери вперёд. Так
— Ножки чуть пошире, полуобернись.
— Одну руку повыше, волосы приподними, Так,
— Немного прогнись, одну ножку немного назад. Возьми левую грудь, приподними, да, вот так (бедняжка, неужели она правда думает, что всё это нужно для моего художетсва?)
— Подойди. Присядь рядом. Волосы убери. Вот так. (Именно в такие минуты, когда я вежлив с обнажённой Женщиной, мне больше всего хочется накинуться на неё и разорвать на части).
Сажусь за спину, начинаю с плеч. Они напряжены. Первый удар кисточкой. Её кожа покрывается мурашками. Выдох. Её тепло, её запах. Не зря написал "удар" — её тело дёргается, как от разряда тока. Удар. Мазок. Ещё удар. Дыхание быстрее и быстрее. Меняю дислокацию. Прошу лечь на живот. Работаю со спиной. Её тело похоже привыкло. Расслабилась. Не, красавица, так не пойдёт: Значит, думаешь, следующее прикосновение между лопаток? Не угадала — и кисточка работает внизу спины. Поясница чуть прогибается. Удивлена? Думаешь, позвоночник — нет, поработаем над шейкой. Каждое прикосновение — в новом месте, прерывисто, дразняще. Кажется, в воздухе запахло электричеством. Кажется, ты всё поняла. Но ты себе уже не хозяйка. В тебе есть только голос тела: "ХОЧУ". И лишь одна мысль: "Пусть он начнёт первым". Вдох. Вдох. Вдох. Всхлип. Тело само подаётся навстречу кисти. Теперь я хозяин твоего тела, и я говорю тебе нет.
Прошу тебя подняться. Лицом к лицу. Деловито тычу в тебя кисточкой. Делаю вид, что не замечаю. Но твои глаза прожигают меня. Волны твоего желания пытаются сорвать меня с места и бросить навстречу тебе. Я говорю нет. Стараюсь не смотреть вниз — не удержусь. Беру себя в руки. Грудь. Как хочется прикоснуться губами, почувствовать вкус, вобрать сосок, почувствовать губами трепет твоего тела. Прикасаюсь кисточкой. Ближе, ближе. Соски тугие, никогда не думал, что они могут быть такими напряжёнными. Ты на грани. Я говорю нет.
Прошу встать на ноги, сам остаюсь на коленях. Живот. Гладкая как атлас кожа. Не владею собой. Прямо передо мной просящий ласки бутон. Твой запах. Нет, ЗАПАХ. Последний момент. Любуюсь красотой Женского влагалища. Для меня сейчас существует только это тело.
Роняю кисточку. Кладу руки на твою попку — не хочу, чтобы ты от меня убежала. Наконец-то чувствую твою кожу. Прижимаю твой бутон к своему лицу, прогибая тебя навстречу себе. Пью тебя. Наслаждаюсь твоей упругостью. Трогаю языком каждую складочку. Стон. Протяжный, сладкий стон. Отпускаю. Поднимаю глаза, стоя перед тобой на коленях. В твоих глазах — смесь превосходства и подобострастия. Бросаешься на меня. Надеешься заполучить инициативу? Не тут-то было.
Я уже раздет. Неистовый поцелуй. Никаких преград. Ты моя. Вся. Твоя рука наконец добирается до моего члена. Всё, я твой. Нет воли, нет больше никого, только эта рука:
Вот чёрт, зря я себя столько себя сдерживал: мой член никак не может поверить в такое счастье, и застрял где-то на половине пути к нужному состоянию. А ты, девочка, молодец, понимаешь, что мне сейчас нужно:
Лежу на спине. Твой язычок скользит по уздечке, губки обхватывают головку. Ты не спешишь идти дальше, как будто пробуя меня на вкус. Вот, рывок, и я чувствую, как по моему позвоночнику идёт волна, заканчиваясь тупым ударом в мозг. Ещё и ещё. Всё глубже и глубже. Нет эмоций. Нет тебя. Только этот язычок теперь может просить от меня чего угодно, только лишь бы это продолжалось:
Тут всё заканчивается. Где ты? Открываю глаза. Твоя киска замерла над моим членом. Любишь сверху? Скорей. Ты не торопишься. Медленно, миллиметр за миллиметром мой член входит в тебя. Твоё лицо. Глаза, губы говорят о муке любви. Стон. Ты вся моя. Замерла. Смотришь в мои глаза. Ну что же ты. Движение. Ещё и ещё.
Больше так не могу, грубо сгоняю тебя, одним рывком раскидываю в стороны твои ноги, грубо вхожу. Начинаю работать как зверь. Подчинись. Я трахаю тебя со всё нарастающим темпом. Твои ноги обнимают мои бёдра. Волна, ещё волна. Ты кричишь. Я приближаюсь.
Взрыв. Ничего нет. Только мой поток в тебе. Ещё и ещё. Чувствую, как сокращается твоё влагалище, принимая мою сперму. Падаю. Нет сил. Ты в каком-то астрале. Рядом со мной только тело. Нет слов, нет чувств:
Чёрт, мы все в краске: Что ты говоришь? Ах, картину испортили? Какую картину? Ах, бодиарт и всё такое: А кто тебе сказал, что я бодиартом занимаюсь?:. Да нет конечно, фотки мне знакомый по интернету прислал (тут нужно заткнуть ей рот поцелуем, пока она чего-нибудь этакого не ляпнула).
Вот и всё. На самом деле, я действительно никакой не художник, хотя бодиарту симпатизирую. Но, оговорюсь: если бы в реальной жизни были девушка, кисточка и я — всё произошло бы точно так же.
Если кому-то тема боди, тема арт интересна, пишите: him1970@bk.ru