Перевод: Kuromiya Ren

Когда молодая темноволосая женщина прошла в его кабинет, Арчибальд Клэр был лишь немного заинтригован. Ее спутник вызывал больше интереса: высокий мужчина в узком бархатном пиджаке двигался с грацией, что раскрывала опыт. Он нес себя легко, экономя движения, его взгляд двигался точными дугами, и все кричало об опасности. Он был без шляпы, носил любопытные туфли.

Цепочка заключений привела Клэра в неожиданную сторону, он взглянул на женщину, чтобы убедиться в этом.

«Да», — она была среднего роста, хрупкой и в темно-зеленом. Ткань была хорошей, чуть устаревшей, хотя рукава были близки к нынешней моде, ее шляпка сидела на каштановых кудрях, поля были достаточно узкими, чтобы не мешать ей видеть по бокам. Но ее юбки были разделены, ее туфли были практичными, а не декоративными, хоть и хорошего качества, как и у мужчины, ее украшения были причудливыми, иначе не скажешь. Изумрудные капли, стоящие целое состояние, покачивались на ее ушах, а кулон был янтарным кабошоном размером с глаз. Два кольца на руках в перчатках, одно с тусклым и не драгоценным черным камнем, другое со звездным сапфиром, которому позавидовала бы королевская семья.

У мужчины было узкое лицо, подходящее ему, странные желтые глаза и аккуратные черные волосы в каплях дождя, шедшего над Лондинием этой ночью. Влага к ней не прилипла. Еще одна деталь, и Клэру не нравилось, куда она вела.

Он опустил скрипку и смычок, осторожно и точно отодвинул стопку бумаг и ждал первого шага. Как он и подозревал, заговорила она:

— Добрый вечер, сэр. Вы — доктор Арчибальд Клэр. Выдающийся автор «Искусства науки и наблюдения», — она замолчала. Аристократический нос, сжатые губы. Очень решительно для детского лица. — Бакалавр. И незарегистрированный ментат.

— Колдунья, — Клэр сцепил пальцы под длинным чувствительным носом. Ее духи были с мускусом, это было естественно для брюнетки. Но запах был необычным, в нем было что-то едкое, что должно было раздражать, а не манить. — И Щит. Я бы пригласил вас сесть, но не думаю, что вы это сделаете.

Слабая улыбка, она подняла голове. Она не назвала свое имя, словно ожидала, что он угадает. Ее кудри не были пышными, словно не были натуральными. В них было немного неопрятности, может, от каких-то недавних действий?

— Раз здесь нет свободных мест, сэр, полагаю, это была ваша догадка?

Даже на пуфе была гора бумаг и книг ужасающей высоты. Он проводил исследования, конечно. Пересечения между музыкальной шкалой и поведением некоторых зверьков. Интервалы. Каждая нота занимала свое место. Он хотел понять, какие места заставят насекомых, а потом и других существ…

Клэр взмахнул бледной рукой с длинными пальцами. Эмоции покалывали горло. С определенным раздражением он определил эмоцию как страх и отогнал ее. Вряд ли она собиралась вредить. Мужчина был под вопросом, но, если она не станет ему вредить, то и он не тронет.

— Если вы не против, говорите быстрее. Я занят.

Она окинула его комнату взглядом. Если бы не усилия владелицы дома, миссис Джинн, грязные тарелки стояли бы на всех горизонтальных поверхностях. Но его квартира все равно была полна перегонных кубов, горелок, стеклянных сосудов с разными жидкостями, плоских блюдец для прочищения трубки. Табачный дым приглушал чувствительность его носа, и ему сейчас это не помешало бы. Едкость ее запаха становилась выраженной все сильнее, хоть это и не казалось неприятным.

Беспорядок в комнате добрался даже до камина, заваленного сверху стопками книг, рукописей, напиханных как попало.

Колдунья, закончив неспешное созерцание, осмотрела его с головы до пят. Он был в халате, трубка давно остыла. Его ноги были в стертых тапочках, и, если бы не позднее время встречи, он бы смутился, что леди видит его в таком состоянии. Красные глаза, спутанные волосы, небритый. Он был не в состоянии принимать гостей.

Он был изображением ментата, взрывающегося от скуки. Если бы она знала о его недавней неудаче, она поняла бы, как близок он был к трате способностей на бред, что было попыткой скрыться от безумия.

Если бы она знала об обстоятельствах его неудачи, была бы она такой спокойной? Он не знал достаточно. Раздражение покалывало его глаза, кипение в его черепе ослабело немного, пока он обдумывал варианты причины ее прибытия.

Ее ладонь в перчатке поднялась, она подняла карту. Она была коричневой, и раньше, чем женщина бесстрастным и точным движением бросила ее, он уже угадал и убедился в верности мыслей.

Он поймал карту в воздухе.

— Меня вызывают служить Короне. У вас мой поводок. Это, конечно, срочно. Это связано с профессором искусств? — он недавно пересекался с доктором Вэнсом, а это так удобно отвлекло бы его. Мужчина был чертовски хорошим советником.

Его слова удостоились лишь приподнятой брови. Она, наверное, отрабатывала этот вид у зеркала. Ее черты были удивительно детскими, и взрослое выражение лица смотрелось… странно.

— Нет. Это срочно, и Микал постоит на страже, пока вы… оденетесь. Я буду в экипаже снаружи. У вас десять минут, сэр.

На этом она развернулась. Ее юбки издали тихий приятный звук, мужчина уже придерживал дверь. Она подняла взгляд, ее темные глаза вспыхнули, тень улыбки коснулась ее нежных губ.

«Интересно», — Клэр добавил это в цепочку дедукции. Он надеялся, что его проблема займет больше одной ночи, подарит ему облегчение. Если карту вызова прислала юная королева или один из министров, то это обещало серьезное дело.

Было приятно столкнуться с чем-то неизвестным, но в пределах угадываемого. Он понюхал карту. Слабый след мускуса, но без фиалок. Не сама королева. Он на это и не рассчитывал. Зачем Ее величеству заниматься этим? Было приятно убедиться в своей правоте.

Его способностям было рано опускаться до бреда.

Чернила были правильными, со слабой горечью вяжущего средства, когда он глубоко вдохнул. Крест спереди был настоящим, он перевернул карту и увидел твердый, мужской и знакомый почерк.

«Да это же Седрик».

Другими словами, канцлер казначейства, лорд Грейсон. Он был еще неопытен как премьер-министр, королева прогнала тех, кто работал на ее мать, из Кабинета министров. Грейсон задержался там, несомненно, благодаря хитрости, или кто-то посчитал его неспособным вредить. Клэр видел его лично, так что склонялся к первому.

Старый добрый Седрик постарался, чтобы Клэра только лишили регистрации, а не заточили в темницу, но теперь наступил час расплаты. Даже интереснее.

«Наш представитель — Эмма Бэннон. Прошу, будьте быстрыми и незаметными».

Эмма Бэннон. Клэр еще не слышал этого имени, значит, колдунья не любила светить свое имя. Так делали и ментаты, зарегистрированные или нет. Он отметил это, добавил все, что знал о женщине, в ментальный выдвижной ящик с ее именем. Она не была бы рада резной табличке. Нет, мисс Бэннон предпочла бы пожелтевший пергамент с чернилами из крови дракона, и ее имя было бы выведено женской рукой.

Ящик мужчины был непримечательным металлом, но сияющим. Он ждал у открытой двери. Кашлянул, издав низкий звук. Без сомнений, поторапливал Клэра.

Клэр приоткрыл глаз.

— Еще девять минут с четвертью, сэр. Не шумите лишний раз.

Мужчина — Щит колдуньи, защищающий от физического вреда, пока колдунья имела дело с другими сложностями — молчал, но сжал губы. Он не был впечатлен.

Микал. Его цвет был слишком темным, а черты — слишком орлиными для чистого британца. Из медников? Или даже из Индии?

Он решил пока что оставить ящик мужчины металлическим. Он мало знал о нем. Пока что. Одно было ясно: если колдунья оставила один из Щитов с ним, она сторожила снаружи не из-за примитивной угрозы. И это делало проблему, что ему собирались поручить, чудесно сложной, очень важной и способной занять его голову на день или два.

«Слава богу», — его облегчение было осязаемым.

Клэр вскочил на ноги и начал собираться.

Эмма Бэннон, Главная колдунья и слуга Британии мысленно перебирала все гадкие слова, которые леди произносить не стоило. Она мысленно произносила их в такт стуку копыт механической лошади, она усиленно ощущала все вокруг. Кипящий котел улиц не менялся, здесь все еще было нечем дышать.

Конечно, проблема была в том, что она на четверть часа опоздала прибыть за другим незарегистрированным ментатом. Это была одна из сторон этой ситуации, созданной, чтобы пошатнуть ее терпение.

Микал должен был бежать по крышам, пока она сидела в нанятом экипаже. Ее хоть немного успокаивало то, что он, пока бежал, мог забывать о некоторых вещах.

Он все же был Щитом. Он не пустил бы ее в повозку, пока не был уверен в ее безопасности. Но в двухместном экипаже места для маневра не было, даже если бы он захотел вмешаться.

Ей надоели нанятые экипажи. Ее кареты были куда удобнее, но им требовалась скрытность. Ее кареты кричали бы, что это она, это отпугнуло бы противников, а так им было бы сложнее напасть, а она могла ударить неожиданно. Такой метод ей нравился.

«Даже Главные порой прибегают к обману», — отмечал часто Ллев. Конечно, она подумала о нем. Она, похоже, не могла оставить это в покое, и это ее раздражало.

Клэр дремал рядом с ней. Он был очень худым, с длинным скорбным лицом, его перчатки были заштопаны, но жилет был из хорошей ткани, хотя видал лучшие дни. Его глаза были голубыми, лихорадочно блестели под приоткрытыми веками. Ментату без регистрации было сложно найти должную работу, судя по его квартире, Клэр страдал от скуки несколько недель, отчаянно проводил серии экспериментов, чтобы занять активный мозг.

Ментат был талантом, как и магия. Если его не тренировать и не использовать, он ударял по носителю.

Он хотя бы нашел время побриться и взял две сумки. Одна была точно с одеждой. Только бог знал, что было во второй. Может, ей стоило применить дедукцию, но ее разум сейчас занимали другие проблемы.

Главной были убийства, которые убийства, которые ускользали от ее стараний. Королева Виктрис была юной, только недавно освободилась от оков доминирующей матери. Ее новый супруг, Альберик, имел среднее влияние, но не достаточно власти при дворе, зато пока показывал себя эффективным щитом Британии.

Правящий дух был старым и мудрым, но Ее сосуды… они не были неразрушимыми.

«И тут, — строго сказала себе Эмма, — стоит остановить этот поток мыслей», — она поймала себя на том, что потирает темный оникс на левом среднем пальце, полируя его противоположным большим пальцем. Даже сквозь тонкие перчатки камень источал жар. Ее поза не менялась, но осознание сократилось. Она искала источник беспокойства, перебирая и отбрасывая невидимые нити.

«Взрывай и разбирайся», — другие слова, не такие вежливые, тоже поднялись. Ее пульс и дыхание не изменились, но она ощутила слабый укол адреналина, пока уроки колдовства не подавили эти функции, чтобы освободить ее от самых… отвлекающих реакций плоти.

— В чем дело? — голубые глаза Арчибальда Клэра были теперь широко открыты, он выглядел заинтересовано. Даже почти заинтриговано. Это не изменило его длинные, почти уродливые черты. Его одежда была удобной, но не изящной, ментат предпочитал не моду, хотя следил за качеством. Но он уже был чище, чем до этого, прибыл к экипажу четко в полдесятого. Теперь они были на улице Сарпессон, двигались среди искателей развлечений и тех, кого ночной дождь не отвлекал от ночных дел.

Беспокойство усилилось, и вспышка пороха зажглась в сетке ее сознания.

Лошадь завопила, поводья дернулись, и экипаж опасно накренился. Рука Арчибальда Клэра потянулась к ручке двери, но Эмма уже двигалась. Ее руки обвили высокого хрупкого мужчину, она прокричала Слово, и повозка разлетелась вокруг них. Осколки и щепки усеяли поверхность улицы. Стекло окошек экипажа разбилось со звоном и превратилось в хрустальную пыль.

Крики. Визг. Топот. Эмма с трудом встала, отряхнула юбки онемевшими руками. Лошадь обезумела, молотила копытами воздух, вставая на дымы, отбрасывала кусочки металла, капли масла и одинокие искры магии, но поводья запутались и не давали ей убежать. Возница пропал, она быстро обернулась на крыши, но тут из-за мелкого дождя появились силуэты собак странного вида, они пригибались, свет лампы озарял их гладкие вздымающиеся бока.

«Сажепсы. О, как неприятно», — прыгнувший на крышу экипажа явно забрал возницу, и Эмма теперь ругалась вслух, пес приземлился со стуком, с сияющей шкуры стекала вода.

— Вот это да! — вопил Арчибальд Клэр. Он встал на ноги, его глаза сияли. Скука пропала. Он вытащил странного вида пистолет, который не помог бы против волшебный созданий, похожих на псов, собравшихся тут. — Вот это развлечение!

Звездный сапфир на третьем пальце ее правой ладони потеплел. Купол-щит замерцал, появляясь, и к дымящемуся дереву, пороху и страху добавился еще один запах: дымка магии. Один из сажепсов прыгнул, врезался в щит, и от содрогания Эмма упала на колени, мрачно держась. Ее руки были вытянуты, она не переставала произносить слова.

Улица Сарпессон была не очень людной в позднее время. Люди, собравшиеся увидеть, что случилось с экипажем, толкались с теми зеваками, что уже поняли, что происходит нечто не веселое. Получившийся хаос был шумом, который она отодвинула в сторону, сосредоточившись.

«Где Микал?».

У нее не было времени на размышления. Сажепсы пригнулись и приближались, рыча. Их бока цвета золы вздымались, черные языки висели между обсидиановых зубов, они могли обглодать взрослого мужчину до костей за минуту. Нужно было помнить о зеваках, и Клэре позади нее и справа. Они смеялись, когда он поднял странного вида пистолет. Но он целился не в собак, что хорошо. Он целился в крышу.

«Идиот», — она не переставала произносить заклинание. Она не могла сейчас сказать ему не стрелять, ведь Микал…

Главный пес врезался в щит. Тело Эммы содрогнулось, удар раздался по ней, но она держалась, сапфир теперь пылал синим огнем. Ее голос громким чистым контральто, она приступила к сложным нотам, которые разделили бы ее фокус, сделав еще одну Работу возможной.

Это было частью того, что делало ее Главной — способность сосредотачиваться на множестве каналов эфирной силы. Вместимость не была безграничной, заряд силы прибывал и обновлялся волнами.

Но безграничная вместимость и не требовалась.

«Нужно лишь чуть больше вместимости, чем требует проблема», — часто говорил профессор софологии на третьем курсе.

Микал прибыл.

Его темно-зеленый плащ развевался, он приземлился посреди собак, Взглядом было видно ярость Щита, она вспыхивала яркими искрами, которые не видели обычные глаза. Появлялись предметы из магии: его мечи вырвались из скрытых ножен. Зачарованное серебро на лезвиях будет куда полезнее пистолета мистера Клэра.

А он был позади нее, шарик прорвал щит с внутренней стороны, которая не защищала. Ткань щита обрушилась, Эмма успела отразить ответный удар, пробив дыру в кирпичной ткани улицы и разрывая механическую лошадь на куски металла и плоти. Один из псов развернулся на пугающей скорости и бросился на нее и мужчину, которого она должна была защищать.

Она прокричала еще одно Слово, ее рука вскинулась снова, пальцы сложились в не самый приличный жест. Луч эфирной силы пробил пыль, разрушая еще больше поверхности дороги, врезаясь в сажепса.

Эмма вскочила на ноги, взмахнула рукой, и линия силы полетела от нее, пес сжался, скуля, разлетаясь на осколки. Она не могла долго удерживать хлыст силы, но если придет больше псов…

Последний умер от сияющих клинков Микала. Он пробормотал что-то на своем родном языке, развернулся и пошел к Главной. Это означало, что бой закончен.

Но разум Эммы не унимался. Она обернулась, слова умерли на ее губах, она искала взглядом. Она слышала шепот испуганной толпы. Магия пульсировала и капала с ее пальцев, фонтан алых искр вырывался в дождливый воздух. На миг настроение толпы чуть не отвлекло ее, но она закрылась от шума, сосредоточилась и искала источник беспокойства.

Следы колдовства сияли, слабые и угасающие, а мужчина, выстреливший, приняв врагов за собак, убежал. Он был чем-то защищен, раз колдунья не заметила его.

«Может, маг и не заметил бы его, но не Главная. От меня не скроешься. Мертвые все видят», — ее дисциплина была Черной, в такие моменты она была рада пользе, если бы у нее было время это.

Время менялось, она преследовала его по крышам к плохо пахнущему переулку, каждый шаг был недовольным, вкус страха и крови был у него во рту. Что-то его ранило.

«Микал? Тогда почему он не убил…».

Мир вылетел из-под нее из-за ошеломляющего удара по плечу, боль раскатилась в ее груди. Микал закричал, а она не могла дышать. Колдовская сила полилась свободно, без контроля, раздались другие крики.

Она могла кого-нибудь ранить.

Эмма вернулась в себя, держась за плечо. Жаркая кровь текла между пальцев, зеленый шелк был испорчен. И перчатки.

Но они хотя бы попали в нее, а не в ментата.

«Ох, черт», — боль усилилась, стала большим зверем с зубами в ее плоти.

Микал поймал ее. Его рот двигался беззвучно, Эмма с отчаянной яростью пыталась закрыть бушующую силу. Будет еще хуже для улицы и зевак, если она отпустит ее.

Неуправляемая сила Главной не была пустяком.

Традиционной функцией Щита было сдерживать этот избыток, но если он только ранил человека на крыше, она не могла быть уверена, что он не часть…

— ОТПУСТИТЕ! — проревел Микал, эфирные связи между ними с болью вспыхнули. Она боролась, пыталась вобрать в себя все, что могла, в голове взорвалась боль.

Больше она ничего не знала.

Эта часть Уайтхолла была полна тяжелой и некрасивой мебели, поражало качество материалов. Клэр не сильно разбирался во вкусе, мода была бесполезной мишурой, пока не давала подсказки. Но он подумал, что мисс Бэннон мысленно скривилась бы от вида Не нужно было следить за модой, чтобы иметь представление об эстетике.

Для чувствительных людей это было важно.

Лорд Седрик Грейсон, нынешний канцлер казначейства, тяжко вздохнул, опуская грузное тело на мягкое кожаное кресло, наверное, сделанное по заказу для его размера. Он всегда был большим и полным, хорошие ужины давно влияли на его силуэт. Клэр осторожно поднял стеклянный бокал. Ему не нравился херес и в лучшие времена.

Но это все еще было… интригующе.

— Пока вы — единственный ментат, которого мы нашли, — борода Грейсона опустилась, словно он сам не верил. — Мисс Бэннон великолепна.

— Она серьезно ранена, — Клэр тихо понюхал. Дешевый херес, а ведь Седрик мог позволить лучше. Это было неприлично. Но Грейсон всегда экономил, даже в Итоне.

«Экономьте на мелочах», — часто говорила миссис Джинн.

— Итак. Кто-то убивает ментатов.

— Да. В основном, зарегистрированный, — широкое лошадиное лицо канцлера было бледным, седеющие волосы примялись от давления парика. Было поздно сидеть в залах, но, если кто-то выслеживал и убивал ментатов, весь Кабинет должен был выглядеть должным образом.

Проблема была серьезной. Ментаты Ее величества были хорошо обучены, были опытными и использовались в разных сферах империи.

«Британия лежит на спинах колдовства и гениальности», — говорили многие и почти не ошибались. Ментаты просчитывали интерес, угадывали движение экономики, а еще видели военные тактики за действиями. Их работа ценилась.

Зарегистрированный ментат мог выбирать клиентов и дел. Нестабильный без регистрации был не так удачлив.

— Я регистрации не имею, может, меня и не убьют, — Клэр опустил бокал и сцепил пальцы. — Я не уверен, что я был жертвой этого нападения.

— Боже правый, — Грейсон не стал уточнять, откуда у Клэра такие выводы. Это, по мнению Клэра, возвышало его над многими. Конечно, Грейсон смог бы достичь нынешнего положения, если бы был глупым, даже если у него была душа скряги. — Вы же не хотите сказать, что целью была мисс Бэннон?

Пальцы Клэра двигались, постукивали друг по другу без спокойствия.

— Я не уверен. Атака была колдовской и физической, — на миг его способности натянулись в уголках памяти.

Ему, похоже, повезло. Другой ментат, столкнувшись с нелогичностью магии, отступил бы к удобным абстракциям, ему снилось бы рациональное, чтобы не видеть иррациональное. Арчибальд Клэр признавал нелогичное, хоть и не понимал всей сложности системы.

Ментат не мог, строго говоря, сойти с ума. Но он мог отступить, и это сделало бы его нестабильным, лишило бы данный и толкнуло бы по пути ненадежности и изоляции. И в конце пути была бы удобная палата в психушке, если ментат был с регистрацией, или в богадельне, если без нее.

— Если еще и колдунья… — Грейсон покачал тяжелой потной головой. Капли проступили на его лбу, он посмотрел на бокал хереса Клэра. Его налитые кровью голубые глаза печально моргнули. — Ее величество сильно раздосадована.

Еще несколько интересных замечаний.

— Может, вам стоит рассказать все. У нас есть время, пока мисс Бэннон лечат.

— Мисс Бэннон сложно долго удерживать, — Грейсон потер лицо большой ладонью. — В любой момент она может пройти в эту дверь в подземелье. Скажу лишь, что четыре королевских гения уже потеряны в этой грязной игре.

— Четверо? Как интересно, — Клэр вжался в кресло, сцепив пальцы у длинного носа.

Грейсон сделал глоток хереса.

— Интересно? Правильно сказать тревожно. Мисс Бэннон первым обратила внимание на Томлинсона, его нашли мертвым в его кабинете без царапинки. Подозревался инсульт, так сказал прибывший колдун-медэксперт. Мисс Бэннон вызвали как представителя Короны, Томлинсон занимался важными исследованиями, вроде криптографии. Мисс Бэннон прибыла, посмотрела на беспорядок, обвинила колдуна в некомпетентности, сказала, что он размазал следы, и она не сможет ничем помочь. Устроила сцену.

— Точно, — буркнул Клэр. В это было легко поверить. Мисс Бэннон казалась женщиной, не прощающей некомпетентность.

— Потом был Мастерс и Питер Смит из Роквэй. Смит только прибыл из Индии, решал там щекотливое дело, как мне сказали. Последним был Трокмортон. Мастерса убили на Пиксадоне, Смита зарезали в переулке у Ночного рынка, а Трокмортон, бедняга, сгорел дома на улице Грейс.

— И…? — Клэр держал в узде нетерпение. Почему он подавал информацию так медленно?

— Мисс Бэннон обнаружила в огне у Трокмортона истоки магии. Она убеждена, что дела связаны. После гибели мастеров, по настоянию мисс Бэннон колдунов отправили ко всем ментатам с регистрацией. Колдун Смита пропал. Трокмортона… сами понимаете.

Это было все занимательнее. Клэр вскинул брови.

— Да?

— Он в сумасшедшем доме. Думаю, вы захотите осмотреть его.

— Конечно, — вопрос был очевидным, но его интересовал ответ Грейсона. — Зачем меня привели сюда? Должны быть и другие без регистрации, желающие работать.

— Вы были довольно полезны для Ее величества. В этом нет сомнений, — Грейсон замолчал. — Дело не в регистрации. Я не виню вас за это. Если бы это дело всплыло… кто знает?

Ах. Сладость в яде. Клэр обдумал это.

— Я так понимаю, мисс Бэннон такая же непокорная и непреклонная, как я. И ее так же можно потратить в такой ситуации, — он не считал мисс Бэннон расходным материалом.

Но он хотел увидеть реакцию Седрика.

Грейсон покраснел. И кашлянул. Он смотрел на херес Клэра, словно хотел выпить его сам.

«Я думал, он был сентиментальнее. Может, вкусы изменились», — Клэр запомнил это и вернулся к теме.

— Более того, ментатов с регистрацией укрыли, иначе их ждет огромный риск, а время важно, и у вас нет сил, иначе я все еще гнил бы дома, учитывая природу моих… ошибок. Я подозреваю, что были смерти и среди тех, кому, как и мне, не повезло быть без регистрации.

Грейсон покраснел сильнее. Клэр отметил, что наслаждается собой. Не совсем так. Он гордился собой.

— Сколько? — спросил он.

— Ну, это… кхм, — Грейсон кашлянул. — Позволь мне быть честным, Арчибальд.

«Вот и началась игра», — Клэр сосредоточился.

— Прошу, Седрик.

— Ты — единственный ментат без регистрации класса гения, оставшийся в живых в Лондинии. Другие… их тела были растерзаны. Отдельные части… отсутствуют.

Пальцы Арчибальда надавили друг на друга.

— Ах.

«Все интереснее и интереснее».

Ее глаза медленно открылись, и в свете свечей появилось лицо Микала. Его губы были поджаты. На жуткий миг всплыло воспоминание, сдавив горло; она была убеждена, что находилась в круглой комнате под поместьем Кроуфорд, со стен стекала пода, ее голова болела, а Щит бормотал: «Тише, Прима, он не ранит тебя снова». Обмякшее изорванное тело в углу, колдун был задушен и изуродован; запах смерти и оковы на ее запястьях, которые убирал Микал.

Сердце Эммы подпрыгнуло к горлу, биение было все быстрее.

Она резко вернулась в настоящее, мокрый платок был на ее лбу, от него пахло фиалками и лавандой, и от этого ее желудок сжимался. Руки Микала опустились на ее плечи, он прижал ее к дивану.

— Лежите смирно, — он удивительно умудрялся говорить сквозь сжатые зубы. — Ментат с лордом Грейсоном, он в безопасности. Вы получили свинцовую пулю в плечо.

Это почти не беспокоило. Если она была жива, и Микал был жив и в сознании, ее плечо было маленькой и уже решенной проблемой. И она не была в комнатке из ее кошмаров.

Облегчение было неописуемым. Всего месяц назад она выбралась из той каменной комнаты, гнилые изорванные тела ее бывших Щитов остались там, как мусор. Она не плакала. Даже после кошмаров она не плакала.

Слезы не приходили. И это, как она считала, делало ее Главной. Вместимость ее фокуса была лишь симптомом.

— Это было оно? — она убрала платок со лба. Это был ее платок, пропитанный жидкостью, что пахла фиалками и лавандой. Ее желудок снова сжался.

— Я осушил избыток. И обработал вашу рану, — его глаза сияли в тусклом свете. — Я бы не советовал делать быстрые движения. Но вы, скорее всего, не послушаетесь.

Она смяла ткань и кружево в ладони. Ее жакет был расстегнут, корсет пропитался потом и кровью, хоть шнуровка была ослаблена, корсет все еще давил, и плечо чесалось от исцеляющей магии. Она была в одной из пыльных, забытых комнат Уайтхолла, полной шепотов, которые толком не расслышать. Мебель была ужасной, хоть и современной, и она тут же догадалась, что эта комната была частью кабинетов Грейсона. Тусклое освещение было бальзамом для ее чувствительных глаз.

— Я не могу защитить вас, — продолжил Микал. Он был заметно бледным. Ни крови, ни пороха не было на его одежде, но его окружал едва заметный дым. Или это был его гнев. — Вам лучше прогнать меня.

«Только не снова».

— Если ты не будешь на службе, тебя казнят меньше, чем за день. Если ты это забыл, Микал.

Он пожал плечами.

— Вы мне не доверяете.

Она едва могла спорить с этим.

«Если ты задушил одного колдуна, которого клялся защищать, что мешает сделать это с другим?».

— У меня почти нет причин не доверять тебе, — ложь была с привкусом меди, она тут же захотела бокал хорошего вина, чувственный роман и удобство своей кровати.

Микал чуть скривился. Он опустился на стул у дивана и смотрел на дверь. Щит был настороже, не забывал о выходе ни на миг.

— Я убил своего прошлого колдуна своими голыми руками, Прима. Вы не так глупы, чтобы это забыть.

«Ведь ты врешь, Эмма, и я это знаю», — но это, как всегда, не было озвучено.

И она выбрала правду:

— Я убила бы его сама, если не ты, — она протянула платок. — Вот. Мне немного не по себе от запаха.

— Спирта не было, — улыбка с болью. Он забрал платок, мозолистые, но чувствительные пальцы задели ее пальцы.

Она невольно улыбнулась.

— Имеем дело с тем, что есть. Не будем больше говорить об увольнении. У нас есть другие дела.

Он опустил голову. Когда он хмурился или смотрел упрямо, он был почти уродливым. Его лицо не было красивым.

Так почему от выражения его лица ее сердце так странно билось?

Эмма осторожно приподнялась, опустила голову, чтобы осмотреть плечо. Под изорванным зеленым шелком, покрытым пятнами, двигалась бледная кожа без следов. Плечо чесалось глубже, плоть и кости возмущались из-за того, что их соединили силой.

«Что ж. Это было поучительно».

— Простите. Я побежал по восточной стороне, а потом псы. Та угроза была опаснее.

Она кивнула. Ее волосы упали прядями, шляпка пропала, а шелк был испорчен. Теперь он подозревал о ее недоверии и… обижался. Ему это было важнее, чем она думала?

Почему ей было дело до гордости Щита, она не понимала. Щиты защищали Главную от физических угроз, забирали избыток, только и всего.

«В теории, но не на практике. А у нас дело в практике, да? Мы не достигли бы этого места без практики. Да, это королевское «мы», да, Эмма?».

Однажды назойливый голос в ее голове проглотит язык и отравит себя. А пока что она терпела его ужасающую привычку быть правым, как и привычку быть бесполезным.

Она спустила ноги с дивана, юбки смялись, шурша. Через минуту она привела их в порядок. Она запачкала кровью переднюю часть платья, на ткани остались пятна и брызги, швы были изорваны и опалены. Края нижних юбок обтрепались и тоже обгорели. Ее сапоги были в грязи и пятнах крови, но все еще пригодные для носки.

Гнев был бессмысленным. Гнев не спас бы платье. Она с усилием подавила его и переключила внимание на другое.

— Тот, кто выстрелил в щит, наверное, пытался нас отметить. У него была защита. Я упустила его в переулке, но мы можем найти след после посещения сумасшедшего дома.

— У ментата, похоже, есть идеи. Не сомневаюсь, их будет больше после разговора с Грейсоном.

«Будто можно верить словам с раздвоенного языка лорда канцлера», — ее отвращение к нему было без причины. Он был слугой Британии, как и она.

И все же ей не нравилось его общество. Все же Кроуфорд тоже был слугой. Опасным, но слугой.

Микал напомнил о ментате, Щит был прав. Она кивнула, приглаживая волосы. Пара быстрых движений, шпильки, и беспорядок был взят под контроль.

«Черт возьми. Я любила ту шляпку».

— Я пришлю Грейсону список со всей одеждой, что я испортила в этом деле, — она рывком встала, пошатнулась и села на диван. Резко.

Глаза Микала блестели, желтые в тусклом свете. Он не сказал «Я же говорил». Он просто придержал ее, убирая пропитанный платок.

— Мило выглядите.

Ее горло пылало, румяней добрался до щек.

— Растрепанный вид тебе нравится больше?

— Лучше растрепанный, чем мертвый. Если вы будете осторожны, сможете встать.

Он снова был прав. Как обычно. Ее ноги дрожали, но удержали ее. Микал тоже встал, его рука была у ее локтя.

— Я справлюсь, благодарю, — Эмма резко выдохнула, смятение, что Взгляд видел медным, окутало ее, и она отогнала его подальше. Еще одна слабость, которую можно было преодолеть при обучении. — Заберем ментата. Не хочу теперь потерять его.

— Эмма, — Микал поймал ее за руку. — Ты думала, я оставил того, что выстрелил в тебя, намеренно?

То, что он назвал ее по имени, было небольшой победой, но она решила даже мысленно это не праздновать.

«Была такая мысль, Микал».

— Я была слишком занята, чтобы думать о таком. Брось эту тряпку, идем за ментатом.

Он не отпустил ее. Он держал ее за локоть — или не давая упасть, или по другой причине. Эмма вырвалась из его пальцев, шелк скользнул по ее ушибленной руке.

— Вам нужен еще Щит. Больше Щитов, — спокойно сказал он. — Хотя бы шесть. Лучше полный комплект.

«У меня было четыре, Микал. Они умерли, защищая меня».

— Сожги уже эту тряпку и сопроводи меня туда, где Грейсон рассказывает ментату ненужное вступление, — рявкнула она. — Если тебе не нравится служить мне, Щит, то оставь меня и иди в Коллегию для наказания.

Он побледнел. Это не должно быть заметным из-за цвета его кожи.

— Вам бы еще хоть один Щит, которому вы можете доверять, чтобы не терять время на борьбу с избытком, потому что вы не даете мне исполнять мою функцию.

Это жалило. Может, потому что он был прав. Снова.

— Нет времени на этот спор, — диван чуть застонал, она могла резать лед своими словами. Эмма обуздала свой характер. Это было ее вечной проблемой. — Когда тайна будет разгадана, мы обсудим этот вопрос, и я решу, брать ли мне ответственность за еще один Щит или три, или двенадцать в добавок к нынешнему индийскому принцу. Мы устроим хорошую жизнь нашим врагам, твоим и моим, если так продолжим. А теперь замолчи и избавься от этого платка, Микал. Мне нужно найти лорда Грейсона и мистера Клэра, и я рассчитываю на твое сопровождение.

Она вырвала руку из его хватки и пошла к двери. Ее юбки странно шуршали, пол странно двигался под ее ногами. Янтарный кулон болтался на серебряной цепочке, он стал точкой тепла. В нем хранилось достаточно силы на две небольшие сильные Работы, на множество Слов, хватало сил, чтобы она шла прямо, пока Прилив на рассвете не восстановит энергию колдунов мира. Ее оникс был осушен, лучше бы этой ночью больше не случалось неприятностей.

Не важно. Лучше перейти к заданию как можно быстрее.

Шум, хлопок, и Микал за ней разжег огонь. Кожу спины тут же покрыли мурашки. Он был вооружен и…

Это было смешно. Если бы он хотел ее смерти, у него было много возможностей каждый день исполнить это желание. Было глупо тратить время и силы на эти страхи.

«Если это не часть плана, Эмма. Как долго ты ждала бы ради мести? И причины его становления твоим Щитом под сомнением».

Но если бы Микал не нарушил клятву, данную колдуну, что чуть не убил ее, она бы уже была мертва.

Она повернула хрустальную дверную ручку и вышла в коридор. Здесь жались мертвые, серые шторы плохих намерений или смятения прилипли к стенам. Свет лампы — в Уайтхолле появился газ — озарял каждую поверхность, она слышала голоса неподалеку. Один точно принадлежал ментату. Он справился с магической атакой лучше, чем она ожидала бы от логической машины, запертой в хилую плоть.

— Эмма, — Микал сказал из потемневшей комнаты за ней. — Я хотел бы, чтобы ты могла доверять мне.

Она не ответила, уходя прочь.

«О, Микал. И я хотела бы».

Дверь была бесцеремонно раскрыта, и Грейсон заметно вздрогнул. Клэр был рад узнать, что его нервы еще в порядке. И он слышал решительный топот женских шагов, каблучки стучали властно, так что он догадывался, что у мисс Бэннон было хорошее настроение.

Ее кудри цвета сандалового дерева были уложены иначе, она была без шляпки, платье было безвозвратно испорчено. Дым и ярость окружали ее почти заметными вуалями, она была мертвенно-бледной. Ее темные глаза пылали, как угли, и Клэр не сомневался, что любое препятствие на ее пути будет перевернуто, отброшено или раздавлено.

Зеленый шелк был разорван на ее плече, полоску нижнего платья было видно, но ни следа раны. Только бледная кожа и янтарный кабошон сиял странным образом.

Грейсон встал на ноги движением моржа. Он стал бледным, но так бывало со многими, увидевшими злого колдуна.

— Мисс Бэннон. Очень рады видеть вас на ногах! Я только привел Клэра сюда…

Она пронзила его затыкающим взглядом и коротко отчеканила:

— Чтобы заполнить его голову бредом. Мы имеем дело с жутким заговором, лорд Грейсон, и, боюсь, я больше тянуть не могу. Мистер Клэр, вы задержитесь, или сопроводите меня? Уайтхолл относительно безопасен, но ваши навыки могут пригодиться.

Клэр был рад оставить гадкий херес. Он опустил бокал, так и не попробовав его.

— Для меня было бы честью сопровождать вас, мисс Бэннон. Лорд Грейсон сообщил мне о смертях нескольких ментатов и печальных обстоятельствах стража мистера Трокмортона. Думаю, мы идем в сумасшедший дом?

— Можно и так сказать, — но уголок ее губ дрогнул. — Вы справляетесь со своим призванием, мистер Клэр. Видимо, ранены вы не были?

— Нет, благодаря вашим стараниям, — Клэр взял шляпу и посмотрел на свои сумки. — Мне потребуются вещи, мисс Бэннон, или я могу оставить их как лишний вес?

Теперь она была удивлена, стальная улыбка появилась на ее детском лице. С горящими темными глазами мисс Бэннон можно было бы назвать привлекательной.

— Думаю, вещи получить будет не так сложно, куда бы мы ни прибыли в Империи, мистер Клэр. Эти можете отправить в мой дом в Мэйефейр. Они должны быть доставлены должным образом.

— Хорошо. Седрик, отправишь их за меня? В сумке мой любимый жилет. Мы вернемся, когда разберемся в этом бардаке, или если нам потребуется помощь. Рад был видеть, старик, — Клэр протянул руку и отметил с долей изумления, что ладонь Седрика вспотела.

Он не винил мужчину.

Ментатов боялись не так, как колдунов. Бесстрастная логика воспринималась лучше, чем вопиющие изменения того, что считалось нормальным, как делали колдуны. Логику было легко скрыть, многие ментаты были скрытными. Бывали, конечно, исключения, но никто из них не привлекал столько внимания, как странные дети колдовства.

— Да прибудут с вами Господь и Ее величество, — выдавил Седрик. — Мисс Бэннон, вы уверены, что…

— Мне ничего сейчас не требуется, сэр. Благодарю Господа и Ее величество, — она с достоинством развернулась и пошла прочь, хлопая порванными юбками. Клэр взял свой вид под контроль, забрал небольшую черную сумку с рабочими записями и поспешил за дверь.

Его ноги были длиннее, но мисс Бэннон шагала удивительно энергично. Он догнал ее на середине коридора.

— Я не очень-то верил предположениями лорда Грейсона, мисс Бэннон.

Ее голова была высоко поднята. Казалось, у нее нет одежды взамен испорченного платья.

— Вы были с ним в одной школе?

«Это была дедукция?» — он решил не спрашивать.

— В Итоне.

— Он и тогда был слепым и невыносимым педантом?

Клэр подавил смех усилием воли. Забавно. Он зацокал языком, подстраиваясь под ее скорость. Мрачный коридор вел их в галерею, она, наверное, хотела, чтобы они вышли из врат Колокола, где можно было найти еще один экипаж.

— Бестактно, мисс Бэннон.

— Я не люблю играть в политику, мистер Клэр.

«Думаю, вы смертельно опасны, когда опускаетесь до такого, мисс».

— Политика играет, даже если вы — нет. Если вы не заботитесь о своей карьере, подумайте о моей. Грейсон поманил меня возвращением регистрации. Почему он так сделал?

— Он не ожидает, что вы доживете, чтобы забрать этот приз, — ее тон показывал, что ее такая мысль оскорбляла, но вариант развития действий был вероятным. — Как вы потеряли регистрацию, можете сказать?

На миг непоследовательность чуть не ослепила его.

— Убил человека, — сказал он ровным тоном. — К сожалению, не того. Ментат себе такого позволить не можно.

«Даже если зверя нужно было убить. Даже если я не сожалею об этом».

— Хм, — ее шаги не стали медленнее, но каблучки перестали вонзаться в деревянный пол с такой силой. — В этом, мистер Клэр, ментаты и колдуны схожи. Вы убили только маленького лорда, но вдруг ваша карьера пропала. Я рада, что не могу потерять карьеру.

— Да? Тогда зачем вы… — вопрос был смешным, но он хотел узнать ее ответ. Она послала ему изумленный взгляд темных глаз, и он мысленно кивнул. — Ах, вижу. Вас можно потратить, как и меня теперь.

Ее ответ заставил его задуматься о многом.

— На службе Британии всех можно потратить, мистер Клэр. Идемте.

— Не понимаю, почему часто так сложно найти экипаж, — бормотала она, убрав руку от Микала.

— Я применял логику к этому вопросу, — тон Клэра был задумчивым. Он тряхнул шляпой, и с полей слетело немного пыли. Он решительно вернул шляпу на голову. — Честно скажу, я ни разу не получал подходящий ответ.

Возница, потрепанная одежда криво сидела на нем, скрывая грузное тело от холода, хлестнул кнутом по медной спине механической лошади, копыта стучали по темной улице. Искорки магии отлетали за ними. Мерцал огонь, тусклый свет едва касался брусчатки, не показывая трещины между камнями.

— На нас хотя бы не нападут в этом коротком пути, — продолжил Клэр. — Должен признаться, я рад.

«Да? Потому что я — нет, — враг был находчивым и опытным, а еще с неплохими деньгами, раз отправлял сажепсов и наемников, и ему точно хотелось бы покончить с силой Главной. Рассвет был слишком далеко, но даже прилив энергии не подавил бы усталость и голод. — Переживать о таком стоит, когда событие произойдет, Эмма. А пока делай то, что нужно», — она выпрямила спину. Перед ними виднелась больница Бетельгем, длинный ряд кирпича и камня жалко блестел.

Сами кирпичи сумасшедшего дома были искажены, но все же их перенесли со старого места двадцать лет назад из-за фальшивой экономии регента. Колдуны просили не использовать строительные материалы, повторно, но толку не было.

Огромное чудовище с куполом до небес и золотыми украшениями занимало много места, физическое и психическое смешалось здесь, ведь уже двести лет безумие старались лечить, а не запирать или казнить пациентов. Не так далеко поднимался дым из дымохода, цвет его был мрачным.

Эмма сглотнула, рука Микала сомкнулась на ее плече. Она отпрянула. Ни один Щит не обрадовался бы пускать в это место колдуна.

Конечно, Микал не был обычным Щитом, как и она не была просто колдуньей. Было время, когда колдуний ее специальности убивали, как только проявлялись признаки таланта, была она Главной или просто ведьмой. Мужчины с темной специальность, как и с белой или серой, боялись меньше.

Мужчины всегда боялись меньше.

Эмма вскинула голову. Огонь лампы выхватывал кричащие лица в кирпичной стене, на миг было сложно отделить слышимые крики от беззвучных. Похоже, ночь в больнице была веселой, крики и вой доносились из глубин здания, приглушенные камнем, словно в ракушке ревел шум. Эфирные защиты здесь звучали нескладным хором разбитых о камни скрипок.

Ее кулон потеплел на груди. Этого должно было хватить.

Она направилась к боковой двери, каблуки стучали по брусчатке. Ее юбка была потрепана, край ее — изорван. Она выглядела не лучшим образом. От этого в ней вспыхивало раздражение.

Клэр поравнялся с ней.

— Могу я спросить, что здесь делает колдун? Других мест нет?

Ее зубы были так стиснуты, что она с трудом ответила:

— Не при полном цикле. Левеллин — не ведьмак или адепт. Он… был Главным, даже в безумии его сложно сдерживать.

— Ах. Был Главным?

«Мне придется учить его основам колдовства?».

— Для этого титула нужный ясный разум. Хотя с колдунами это понятие размыто.

«И он — пэр, его не могут бросить в обычную темницу».

На миг ее кожа остыла, и Микал приблизился, чтобы она ощущала его тепло. Она знала, не глядя, что он недовольно сжимает губы. Она вела себя так же.

— Ясно, — Клэр впитал это. — Мисс Бэннон?

«Вы замолчите?».

— Да, мистер Клэр?

— Стоит ли входить в боковую дверь?

Для мужчины, пользующегося логикой и дедукцией, он казался глуповатым.

— Главный вход закрывают в сумерках. Мне не хочется тратить время, ожидая, пока они вызовут главу. И, чем незаметнее мы будем, тем лучше.

— Вряд ли мы будем незаметными.

Резкие слова умерли на языке Эммы. Может, он просто пытался общаться, хотел успокоить ее. Или хотел понять, была ли она пустоголовой, ведь такими женщин считали многие мужчины, даже полные логики.

— Левеллин близко к этой двери.

— Ясно.

«Да? Боюсь, что нет», — страж снаружи почти спал, прижавшись к двери над неровными ступеньками. Бородатый и пахнущий джином, он моргнул, когда трио приблизилось, взял себя в руки, когда Эмма забралась на первую ступеньку. Его глаза расширились, он выпрямился и поправил высокий воротник плаща формы.

— Время для посещений с одного до трех…

Микал вдруг оказался там, толкнул его к стене и исполнил ловкое движение. Всхлип мужчины почти не было слышно в звуке удара по подбородку и животу. Пальцы Микала выхватили кольцо с тяжелыми железными ключами с широкого кожаного пояса. Острый металл вспыхнул, и разрезанный пояс упал на верхнюю ступеньку. Мужчина обмяк, Микал осторожно опустил его.

Брови Клэра были почти у волос.

— Это было необходимо?

Эмма замерла на второй ступеньке, подавляя нетерпение.

«Как же раздражает этот ментат».

— Если это сделал Микал, да.

Микал уже выбрал нужный ключ и вставил в дверь.

— От него пахнет джином, — отметил он. — Он был проблематичен. Мелочи, — он оскалил зубы, презрение было заметным в его широких плечах. — Он этого не вспомнит.

— Понадеемся, — Клэр не был убежден.

Дверь открылась со скрипом, Микал заглянул внутрь. Он кивнул, и Эмма пошла дальше по ступенькам.

Они прошли в серый коридор здания. Газовые лампы шипели у стен, Эмма взяла себя в руки. На миг стены замерцали голодом, камень заметил, кем она была.

«Эндор! Эндор здесь!» — шепот не слышали живые уши, он задевал ее кожу и одежду. Серые дымчатые фигуры толпились близко, их вздохи становились громче, словно они поняли, что она их слышит. Призрачные пальцы задевали ее, скользили по гладкому панцирю воли Главной, Микал обернулся и поймал ее за руку. От прикосновения Щита коридор с щелчком вернулся в норму.

Еще одна функция Щита — якорь. Чем больше эфирной силы мог нести колдун, тем сильнее была опасность затерять в потоках остатки человечности.

— Мисс Бэннон? — голос Клэра был с ноткой тревоги. — Вы побелели.

— Все хорошо, — пробормотала она привычным сухим тоном. — Благодарю, я в порядке. Микал? Левеллин дальше по коридору справа. Пятая дверь, полагаю.

— Он не будет рад нам, — отметил Микал, но хватка его была крепкой.

Нет, ему не нравилось, что она пришла в это место. Было глупо не доверять ему. Предательское тепло растеклось в ее животе, и она строго отогнала его. Как скоро он решит, что от нее можно избавиться, как от Кроуфорда?

«Не время для таких мыслей».

— Мы пришли не чай с ним пить, — она ощущала его давление на руке. Не было слабостью испытывать благодарность. Если бы она пришла сюда одна… было бы неуютно. — Все как раньше, Микал…

«Готовься, я устала. Более того, Левеллин может ранить нас обоих».

— Молчите, — он пронзил ее мрачным взглядом, его губы были тонкой линией. Он сократил шаги, чтобы поравняться в темпе с ней, пока ментат плелся за ними. Коридор был с каменным полом, пахло болью и грязью. Тут хотя бы подметали, а железные решетки по бокам лишь вибрировали тревогой. Место было тихим физически, тихие стоны разбивали тишину вдали.

Остальные чувства успокоить было не так просто. Она обвила руку Микала второй ладонью, не обращая внимания на его чуть испуганный взгляд. Дополнительный контакт заглушил крик шепотов агонии, звенящий в коридоре, от которого пряди ее волос покачивались, как на незаметном ветру.

— Что-то не так, — она едва понимала, что говорит. — Плохо дело.

Микал замедлился, напряженный. Их шаги отдавались эхом.

— Полагаю, нет смысла просить вас…

«Отступить? На службе королеве? Вряд ли».

— Не стоит, Щит.

— Мисс Бэннон? — Клэр догнал их и предложил руку с другой стороны. — Я могу помочь.

Жест был любопытным, но она оценила его. Она ослабила хватку на руке Микала и взяла Клэра за руку. Она теперь была леди. Хоть ей и хотелось порой говорить плохие слова.

— Благодарю, мистер Клэр. Это место… беспокойно для любого колдуна.

Коридор пошатнулся под ее ногами, но рука Микала удерживала крепко, как и Клэра. Страдания этого места были темным вином в ее рту, гладили ее волю шершавым языком кота.

— Пятая дверь, — сказал Микал встревоженным тоном. Его рука была напряжена, мышцы выпирали под ее пальцами, он замедлился. — Ментат. Ключ в замок.

— Ах, да, — ментат нахмурился, и это отличалось от его веселого настроения до этого. От него отлетело немного неприязни, голубой пыли для Взгляда, и кулон Эммы заискрился. Он забирал больше силы, чем ей хотелось, от мертвых, толпящихся в этих коридорах, и отчаяние в стенах здания тоже беспокоило.

Если у Левеллина Гвинфуда, лорда Селвита, оставались крупицы разума, это место могло избавить его от них.

Дверь была заперта и закрыта решеткой, золотые цепи и символы спускались по неровной железной поверхности. Клэр посмотрел в щель, не трогая ее. Он моргнул, поглощая все, что ему было видно.

— Мисс Бэннон? Открывать дверь безопасно?

— Символы вас не ранят, мистер Клэр, — ее голос доносился издалека, но был все таки же сухим.

«Это уже хорошо».

— Их функция — не выпускать пациента.

— Хорошо, — он вставил неуклюжий ключ в замок. Он даже поднял железный засов из скоб с поразительной силой для его худобы. — Скажу сразу, пациент, похоже, не спит и ждет нас.

— Отлично, — в ее тоне была резкость. — Не хотелось бы мешать сну джентльмена. Или допрашивать его труп.

Воздух дрожал, Клэр осторожно обхватил дверную ручку, потянул, и дверь открылась без проблем, была смазана. Символы трепетали, но Микал тихо выдохнул, и они успокоились.

Левеллин не спал.

Каменный куб был неудобным и прохладным. Соломенный матрас был брошен в углу, но он не мог скрасить жизнь мужчины, скованного эфиром посреди пола. Символы мерцали золотом на стенах, Эмма моргнула.

«Странно. Очень странно. Кто запер его здесь? Старая работа, очень старая».

Колдун сидел в центре Круга, голубые линии сияли на камне. Он был удивительно грязным, словно втер грязь в свою одежду — оперный костюм был в грязи и порван в интересных местах. Его лицо было в пятнах грязи, было сложно сразу различить черты его лица. Они были размазаны, как чернила на влажной бумаге, но, может, это у нее все расплывалось перед глазами от усталости.

Микал сильнее сжал руку. Она знала, о чем он думал.

«Где его Щиты?».

Она не собралась сообщать ему, что Щиты нашли выпотрошенными. Если подумать, только такой ущерб мог помешать Щиту сражаться и убить его.

— Добрый вечер, Левеллин.

«Я звучу достаточно спокойно. Хорошо».

Ему нужно было немного, чтобы вывести ее из себя.

Его голова поднялась, грязные светлые волосы ожили, они смешивались с сединой, которая злила бы Гвинфуда. Чары не удерживали их цвет, и без таких украшений он выглядел не таким величавым, как обычно.

Его длинные пальцы сжались, переплелись, на них засияли чары. Она напряглась, как и Круг, голубые линии пошли узлами. Линии были на полу влажными линиями, что-то в них казалось не таким, как должно быть.

— Эмма, — слово эхом отражалось от меняющихся вуалей магии. Он звучал разумно. И ужасно спокойно. Это было худшей участью для них.

Эмма Бэннон была уверена, что справится с безумным колдуном, но разумный и насмешливый Левеллин был другим делом.

Ее хватка на руке Микала ослабла. Если что-то произойдет, ему нужна свобода для сражения. Она подняла голову, разглядывая Круг, отмечая странности в нитях. Память колдунам тренировали так же жестоко, как и способности, порой даже сильнее. И эту работу она не видела раньше.

— Боюсь, условия жизни тут плохие. Вы в порядке?

Его смех донесся со дна темного колодка. Вуали магии менялись, сдерживая силу Главного. Его воля, даже сломленная и искаженная, боролась с ограничениями, Главный не любил оковы. Воздух стал плотнее, ожил от эфирной силы, размывая его очертания.

— Я заперт в подвале сумасшедшего дома, Эмма. Естественно, я не в порядке, — его темные глаза сияли за прядями волос. — И мне не дают менять одежду. Дикари.

«Ваши слуги могли бы подкупить кого-то и принести вам вещи», — ее настороженность усилилась, если это было возможно.

— Если будете тратить мое время, лорд Селвита, я уйду.

Конечно, это была игра. Это уязвит его гордость, он мог отказаться говорить. Но это могло и оживить неприятности, ждущие за углом, символы могли странно отреагировать. Она была знакома с работой почти всех колдунов Британии, магия всегда несла штамп своего канала. Но это было… странно.

И, как и ожидалось, Левеллин очень боялся потерять зрителей.

— Я бы не хотел тратить твое время, дорогая Бэннон, — он произносил слова нараспев, раскачивая головой. Пряди волос задевали друг друга и ткань его плаща, шурша, магия трещала. — Особенно, когда ты привела заклинателя змей и собачку.

К счастью, Клэру хватило ума не перечить. Микал чуть не сжался в беспокойстве, улыбка Левеллина стала шире.

— Как скоро он задушит тебя, как сделал с Кроуфордом? И ты, Эмма. Королева, страна, как скучно. Ты не хотела бы настоящую власть?

«Странно для тебя быть таким прямолинейным», — Эмма сосредоточилась.

— Трокмортон, Левеллин. Ваше поручение. Вы охраняли его по просьбе Британии. Он мертв, ваши Щиты мертвы, а вы… здесь. Что могло произойти? — сухие точные слова, словно профессор посмеивался над не самым умным учеником. Левеллин ненавидел этот тон, особенно, когда он звучал от женщины.

Его лицо на миг исказилось. Влияние магии усилилось, ленты сияющей краски рисовали на невидимой сфере, воля Главного пыталась вырваться из клетки.

— Ментат, — прошептал он. — Это ментат. Какой-то дурак позволил тебе получить одного. Глупо…

«Получить…» — но сумасшедший дом содрогнулся, дрожал огромный колокол среди сетей. Что-то ударило ее сбоку, сбивая на пол.

Разговор был невероятно интересным, слои заключений и догадок покалывали под поверхностью сознания Клэра, и он задумался на миг, когда именно колдун, попавший в Круг, перестал быть возлюбленным мисс Бэннон. Они точно были близки хотя бы раз, а дети магии имели не такие стандарты, как у обычных людей, но это все равно было довольно интересно. Судя по всему, мисс Бэннон разорвала отношения, но не было заметно, чтобы она все еще сожалела.

Размышления Клэра прервал странный запах.

«Наверное, сера?» — и тихий шорох, словно чиркнула спичка. Пространство в круге замерцало, на миг став лишь раскрашенным холстом.

Он вскочил и сбил мисс Бэннон. Миг ужасающего жара за его плащом. А потом он покатился в смятении теней, кто-то бросился на него, убийственно безмолвный и с сияющими клинками. С запахом влажной дымящейся шерсти мисс Бэннон пыталась встать на ноги, янтарь вспыхнул желтой звездой во мгле, когда она рявкнула два слова. Ее ладони взлетели, как белые птицы, тонкие пальцы трепетали. Треск, и появился запах влажной соли.

— Микал? — Бэннон едва дышала во внезапной тишине.

— Здесь, — это слово было таким мрачным, что Клэр напрягся.

— Ментат…

— Вполне неплохо, — Клэр выбрался из пиджака. Шерсть дымилась, запах был неприятным. — Что ж, это было занимательно.

— Быстрые рефлексы, — другой мужчина склонился, протягивая руку, — как для вашего вида.

«Он считает это комплиментом».

— А ваши рефлексы?

Волшебница шептала. Тонкие нити дыма поднимались от ее платья. Желтоглазый мужчина взглянул на нее.

— Видимо, недостаточно быстрые. Нет… — он схватил Клэра за плечо. — Пока к ней не подходите.

Губы волшебницы шевелились, на миг Клэр ощутил тревогу, как перед ударом молнии, волоски на руках и шее встали дыбом, горло сдавило.

Он решил, что к ней лучше не подходить.

— Это должны были услышать. Стражи вот-вот будут здесь, нужно как-то объясниться.

В стене была большая дымящаяся дыра, странные кривые письмена покрывали края. Здесь была волшебная защита, но не отвечала мисс Бэннон. Конечно, Клэр не мог быть уверенным. Но мисс Бэннон предупредила бы его, да?

Следующие слова Щита прогнали все сомнения.

— Хитрая ловушка. Умело устроена. Нам нужно уходить, — худое лицо Микала испещрили морщины. — Но у моей Примы есть характер. Погодите минутку.

Волшебница дрожала. Она смотрела на дыру в стене рядом с тьмой камеры, ее губы двигались беззвучно. Письмена по краю дыры вдруг ярко вспыхнули.

Клэр нервно посмотрел на дверь в стальной раме. Грейсон не мог дать ценные предположения, но оказался не бесполезным, как и думала мисс Бэннон. Пара вариантов казалась неплохой, учитывая знание Грейсоном событий. И круг волшебных слов был странным.

Но это было чем-то другим. И пугающим.

— У мисс Бэннон есть враги?

Профиль Микала смутно напоминал Клэру древнюю статую. Щит склонился, упираясь весом на носки, его длинный плащ был удивительно чистым. Его внимание было сосредоточенно на женщине, чья дрожь растеклась по воздуху вокруг нее. Как от жара над костром, воздух стал почти плотным, мерцал, словно что-то невидимое его гладило.

— Она — Прима, — сказал тихо Щит, словно это все объясняло. — И не все дураки ей рады.

— Это я заметил, — Клэр похлопал пиджак пару раз, чтобы убедиться, что огня нет, а потом поднял его. Он встряхнул пиджак и надел его. Шляпа отлетела, и он нашел ее в останках соломенного матраса. Он посмотрел в дыру в стене по пути, но неровный свет не позволял раскрыть ее тайны. Они были в подземной темнице, с тем же успехом можно было смотреть на черный нарисованный круг. — Мисс Бэннон? Мисс Бэннон. Если можно, нам пора идти.

Желтоглазый мужчина резко вдохнул, но, когда Клэр поднял голову, он увидел, что волшебница взяла себя в руки. Она держалась за плечо, словно снова поранилась, красные искры появились в ее огромных зрачках, а потом они погасли.

— Вы правы, — удивительно хрипло. — Благодарю, мистер Клэр. Микал, нам нужно уходить отсюда.

— Колдун… — Клэр не хотел сообщать ей новость, но это нужно было сказать.

От Левеллина Гвинфуда остались лишь куски обгоревшей плоти и обломки костей, и они все еще были заперты в круге голубого огня и ряби.

— Выглядит мертвым, конечно, — она резко вдохнула и пошатнулась. Желтоглазый мужчина посчитал ее безопасной, шагнул вперед и снова взял ее за руку. Как только он сделал это, Бэннон содрогнулась сильнее, напряжение оставило ее. — Хорошо, что устранили. Хотя, подозреваю, он не думал, что они расправятся с ним в такой манере.

«Они?».

— В какой манере? — поинтересовался Клэр, Микал повел волшебницу к двери и выглянул в коридор.

— Используют как наживку, — тон мисс Бэннон был мрачным. — Теперь они знают, что я у них на хвосте, и знают точно. Микал?

Он тащил ее за собой.

— Я слышу шаги. Там, откуда мы вошли, и шагают легко.

Мисс Бэннон пьяно покачивалась, ее каштановые волосы выбились из шпилек.

— Я… я не могу…

Ее глаза закатились, стало видно белки, она обмякла. Щит не замер, подхватил ее на руки и мрачно взглянул на Клэр.

— Она истощила себя.

— Похоже на то, — согласился Клэр, он шел следом в коридор. Отовсюду раздавались крики и стоны, корабль раскачивался на волнах в море безумия. — Давно она себя так мучает?

— С рассвета прошлого дня, не спала и очень мало ела. А до этого неделя была полной работы.

Клэр прижал шляпу к голове.

— Это меня не удивляет. Куда мы теперь?

— Домой, — и мужчина больше ничего не сказал.

Рассвет разнесся над Лондинием как гром. Прилив покатился по улицам, и каждая ведьма и маг, а также чародейки и собиратели искр, замирали, позволяя потоку наполнить их. Прилив двигался вверх по реке, растекаясь по улицам, пока рассвет пытался пробиться сквозь пелену сажи, и Эмма ненадолго почти проснулась и перевернулась, затерявшись в собственной кровати. Она пыталась отогнать сонливость, но, хотя Прилив пополнил волшебную энергию, она лишала себя других ресурсов слишком сильно, и сон утащил ее за собой.

Когда ее глаза, наконец, открылись, ее поприветствовала своя комната, тускло освещенная, синие бархатные шторы были задернуты, а часы из золоченой бронзы тикали на камине сами себе. Мягко мерцал шар ведьминого огня, закованный в серебро над ее рукомойником, став ярче, когда она приподнялась на локти и зевнула.

Ощутив ее возвращение в сознание, комната задрожала. Она взмахнула рукой, пальцы трепетали, и шторы медленно раздвинулись, колокольчик на них низко пропел. Тусклый серый свет Лондиния лился в окно. Дом пробуждался вместе с госпожой, и она услышала шаги в коридоре.

— Бонжур! — пропищала Северина, распахивая дверь. Ее пухлое лицо озаряла широкая солнечная улыбка, ее чепчик был поразительно белым. — Chocolat et croissant pour ma fille, — ее юбки задевали величественный голубой ковер, ее глаза весело сияли. Ошейник с договором прижимался к ее горлу, сияя, поверхность металла была с любовью отполирована.

По ошейнику можно было многое сказать о слуге. Ошейник с договором давал определенный статус, рекомендации и законные права. Многие маги выше уровня Мастера могли и нанимали только слуг с такими ошейниками, это был вопрос верности и безопасности.

Были и другие, темные причины такого предпочтения, но Эмма предпочитала не думать о них. Не утром, по крайней мере. Она потянулась, кривясь, когда несколько мышц заныло.

— Бонжур, Северина. Твоя внучка уже родила?

— Нет еще, нет еще, — аромат поднимался над серебряным подносом в ее пухлых руках, за Севериной шли вместе Кэтрин и Изобель, горничные, чистые и бодрые. Шрам на лице Изобель уже неплохо залечился от новой методики сшивания плоти. Эмма кивнула, когда они опустились в реверансе. — Monsieur le bouclier с нашим гостем. У них такой завтрак! Повару придется послать за ветчиной.

— Оставлю это умелым рукам повара, — Эмма зевнула и выбралась из постели. Все болело, волосы загрубели от грязи. — Изобель, милая, набери мне ванну. Кэтрин, сегодня что-нибудь старое. Я ужасно быстро порчу платья.

— Зеленый шелк подойдет, мэм, — светлое в веснушках лицо Кэтрин сжалось, когда она заговорила, ее ошейник тоже сиял. Она часто вздрагивала в конце предложения, хотя ее воротник был относительно простым. Или Эмма считала его относительно простым. Слабые от плохого обращения часто теряли верность, даже если на них был ошейник, она видела достаточно, чтобы знать это.

Кэтрин пришла к ней без рекомендаций, и Северина не хотела надевать ошейник на девушку без бумаг. Финч тоже был против.

Но они не могли перечить. Собачья верность Кэтрин и ее навыки с иглой — она была хорошей портнихой, настолько хорошей, что Эмма подозревала в ней ограниченный талант зачаровывания иглы, но магии было не так много, чтобы надевать на нее ошейник стало незаконно — а еще неутомимое желание работать доказали, что госпожа сделала верный выбор.

Если бы она ошиблась, она сама смогла бы наказать нарушителя.

Северина занялась столиком у окна, суетясь, пока все не было готово.

— Вы бледны, мадам. Перетрудились. Идемте, шоколад горячий. И круассаны свежие! Очень свежие!

— Минутку, cher Северина, — Эмма снова потянулась, не спеша, Кэтрин пропала в гардеробной, а Изобель напевала в ванной поверх шума падающей воды. Девушка всегда что-то напевала. Сегодня это была мелодия из Пиксадона, девушка из деревни оплакивала неудавшуюся любовь к городскому джентльмену. Это было не совсем уместно, но Изобель была хорошей. Они с Кэтрин переделывали и донашивали платья, что Эмма уже не носила, но не сожженные или изорванные, и они часто творили чудеса за минуту, когда гардероб Эммы нуждался в этом.

Служба Британии порой требовала от Эммы Бэннон то выглядеть незаметно в грязном переулке, то блистать на балу.

В обоих случаях были свои опасности. На службе были и другие, как Эмма, но она не общалась с ними. В мутном тайном обществе можно было лишь находиться. И у нее были определенные свободны, ведь она действовала соло.

И, что не случайно, другие маги ощущали страх, когда имели дело с женщиной, что была и Главной, и представительницей Черной ветви дисциплины. Хоть она и скрывала эту ветвь, она вряд ли могла бы сойти за Серую, тем более, Белую. В одном она была ужасно практична.

А в другом была не против крови и криков, как истинная женщина.

Эмма коснулась обсидиановой сферы на тумбочке у кровати. Поверхность сферы с серебром в плавающих символах, замерцала и пошла рябью, как вода. Ее пальца гладили, и дом задрожал снова. Вся эфирная защита дома была четкой и плотной, воля Главной и эфирная сила курсировали по каналам в физической субстанции, ловко и крепко связанные сложными невидимыми узлами, как и должно быть.

Вокруг сферы лежали стопками книги, и все они были неприличными и чувственными, и Эмма печально улыбнулась им.

«Когда это закончится, я буду лежать в кровати и читать неделю».

Она давала себе это обещание месяцами. Но всегда возникала новая проблема. Принц-консорт был не опытен, а королева — слишком юна, хотя она была Британией, и тут не было интриги. Матушка Виктрис недавно перестала давить на нежную спину дочери, и ее влияние медленно покидало юную королеву, которая оказалась не поддающейся на управление дражайшей мамой (как ее непочтительно, но очень тихо называли).

Если бы посвященные не интересовались службой королеве Виктрис, а не ее маме… кто знал? Британия правила бы, несомненно, долго после ее нынешнего подъема до старости, после долгой жизни Эммы как Главной.

Но это не означало, что она могла пренебрегать долгом.

«Королева и страна, как скучно. Ты не хотела бы настоящей силы?» — и прощальные слова Левеллина. Эмма заполучила ментата.

Несомненно, у мистера Клэра были некоторые идеи. Несколько идей было и у нее, например, откуда начать распутывание этого клубка в дальнейшем. Но пока что она надела халат и устроилась за столиком, Северина суетилась вокруг нее какое-то время, пока она пила утренний шоколад. Она быстро закончила, платье было выбрано, и она не успела вдоволь насладиться горячей водой, как уже была в гардеробной, и на нее надевали платье с не тугим корсетом, высоким воротником из почти тусклого коричневого бархата, ее волосы высушили и мило уложили быстрые пальцы Изобель, немного духов нанесли за ее уши, в шкатулках с украшениями были обнаружены нужные, и шкатулки убрали. Кэтрин ушла в ванную, а Изобель в спальню, чтобы привести комнаты в порядок.

Это было сделано, и ее мысли становились организованнее. Эмма посмотрела на себя в большое зеркало над ее белым рукомойником, чуть хмурясь. Не модно, да. Но зато, если это платье будет испорчено, она не расстроится.

— Северина. Пусть Кэтрин отправит мистеру Финчу отчет о платьях, что я испортила за последнюю неделю, а Финч подготовит подробный счет на каждое. И для тех, что я точно испорчу в ближайшем будущем.

— Oui, madame, — Северина сжала пухлые руки, замерев у двери. — Повар захочет узнать меню…

— Я оставляю меню в ваши с поваром руки на грядущую неделю. Мистер Финч должен знать, что пока что я не принимаю.

— Oui, madame, — щеки Северины побледнели. Оставлять меню им с поваром было приемлемо, но главная служанка боялась совершить ошибку, а еще боялась за госпожу.

Прошлый договор Северины не был приятным. И Эмма знала, что ее лучше не утешать, от этого она только сильнее нервничала. Вести себя нужно было как с лошадью, лучше быть четким и понятным, но нежным.

— И, прошу, пусть Финч доставит больше простыней для нашего гостя и найдет ему приличного слугу. Думаю, мистер Клэр у нас задержится на какое-то время.

Зал был длинным и пропитанным солнечным светом, а еще приглушенным сиянием ведьминых шаров в клетках из тонкого алюминия, дерево на полу местами скрывали маты, чтобы падения во время тренировок Микала были не такими опасными. Конечно, падение для Микала было недопустимым. Но маты были предосторожностью.

Или были тут для редких дней, когда со Щитом могли сразиться. Как сегодня.

Хотя, может, она погорячилась со словом «могли». Микал двигался мягко, отражая удары ментата. Клэр был обучен, но для глаз, привыкших к движениям кандидатов в Щиты, он казался медленным и неуклюжим. Он потел, разделся до пояса и оказался удивительно мускулистым. Эмма скрестила руки, наблюдая, как Микал отступает, разворачивается и нарушает равновесие ментата. Один удар, и Клэр согнулся, потеряв почти весь воздух. Микал странно улыбнулся, явно наслаждаясь собой.

Эмма заметила, что стоит не как леди, и сцепила ладони в перчатках перед собой. Кольцо из сардоникса покалывало, она оставила янтарь, сияющий зарядом волшебной силы Прилива. Серьгами сегодня были длинные кинжалы, ожерелье тоже было заряжено. Еще два кольца — рубиновое и из толстой тусклой полоски золота — дополняли набор сегодня. Она была готова, насколько это было возможно.

«Ему это не понравится», — она терпеливо ждала, глядя, как улыбка Микала становится шире, пока Клэр поднимался с матов.

— Не нужно так радоваться, сэр, — Клэр задыхался.

— Прошу прощения, — улыбка Микала стала шире. — Еще раунд? Вы довольно ловкий ментат.

Клэр отмахнулся от комплимента.

— Нет, нет. Боюсь, я больше не смогу. И мисс Бэннон появилась.

«О, так вы заметили мое отсутствие?».

— Джентльмены, — она приняла традиционный поклон Микала и не такое официальное движение Клэра с кивком. — Хорошо спалось, мистер Клэр?

Он покраснел до корней песочных волос.

— Неплохо, благодарю. А вам, мисс Бэннон?

— Хорошо, спасибо. Я уйду сегодня, поохочусь на интересные догадки в этом заговоре. Здесь для вас самое безопасное место, мистер Клэр, и Микал за вами присмотрит…

— Прима, — одно слово, но на лице Микала была буря.

— Не вмешивайся, Щит, — ее предложение несло предупреждение. — Тебе нужно защищать ментата. Похоже, ментаты в центре этих событий, так что он должен быть в безопасности, пока я охочусь в других кварталах. Я надеюсь вернуться к ужину. Мистер Клэр, мы ужинаем довольно рано, надеюсь, это удобно для вас?

— Мое пищеварение не против, — но его длинное потное лицо стало печальным, он надел тонкую рубашку и отогнул воротник. — Но, мисс Бэннон, я не уверен, что целью нападений, что мы недавно пережили, был только я. Прошлой ночью…

«Я не только из-за этого хочу оставить вас тут».

— Эти лисы знают, что я иду за ними по пятам. Моя повозка сегодня ездит по обманным путям, и я проскользну незаметно, — она с усилием расцепила пальцы, не обращая внимания на напряжение Микала, пыльца темного цвета была заметна Взгляду. — Уверяю вас, мистер Клэр, я способна выполнить долг, что мне назначила Ее величество, а именно — защитить ментата и избавиться от источника неприятностей, — ее плечи болели, она с усилием расслабила их. — Мои слуги принесут вам чистые простыни — ваши прибыли и были выстираны — и вам предоставят слугу, раз вы будете моим гостем какое-то время. Вы ответите на вопросы мистера Финча по этим делам, как только освежитесь?

— С радостью, — выражение его лица кричало об обратном. Но он не тратил время. Он пожал руку Микалу и ушел. Конечно, он посчитал ее ужасно неженственной.

«Пускай. Его мнение не важно, я защищаю его существование».

Она выдержала взгляд Микала, дверь зала закрылась с решительным щелчком, и скулы Щита потемнели под медным цветом.

От боя он так не краснел.

— Ты будешь защищать ментата, — от ее тона бледнел свет солнца, проникающий в окна. Ведьмины шары трепетали, один из них выпускал голубые искры.

— Моя Прима, — он стиснул зубы. Дрожь пробежала по нему, ее воля стала сильнее, и связь между ними натянулась.

«Моя Прима. Мой долг — защищать вас».

— Он в большей опасности, чем я. И у меня свои причины, Микал.

Маленькое беспокойное движение. Она почти подумала, что он будет спорить с ней.

А это не было позволено.

— Хорошо, — она коснулась юбок, ее сумочка задела бархат. Чепчик был еще хуже платья, но она не расстроилась бы, потеряв его или повредив. И он не мешал ее обзору. — Тогда до ужина.

Она бы ушла, если бы не его упрямство.

— Эмма, — он выдавил ее имя сквозь сжатые губы. — Прошу.

Волшебная сила пылала в ней. Он боролся, но она была Главной, ее воля заставила его встать на колени. Когда он подчинился, сев на колени и прижав ладони к бедрам, склонив голову, с напряжением во всех мышцах, она тихо выдохнула между зубов.

— Я Прима, — слова стали потоком, обжигающим горло. — Я не слабая чародейка, чтобы мне указывать. Я позволяю тебе многое. Микал, но не потерплю непослушания. Ты будешь охранять ментата.

«Угрозы, что ты меня задушишь, мало, чтобы я терпела приказ от Щита. Мало».

Он перестал бороться. Он обмяк в клетке ее воли.

— Да, — прошептал он.

— Да…?

— Да, моя Прима.

Удивительно, что он не ненавидел ее. Конечно, он мог. Но, пока он хотел выживать, они были союзниками. Ненависть мало значила в таком союзе.

«Или я так себе говорю. Пока он не найдет сделку выгоднее. А потом? Кто знает».

— Хорошо, — она развернулась, шурша юбками, и пошла к двери. Ее воля ослабла, но Микал не двигался.

— Эмма, — теперь мягко.

Она не замерла.

— Будь осторожна, — чуть громче, чем нужно, и яркий воздух зала задрожал, пыль тихо кружилась. — Я не могу потерять тебя.

Презрение к себе ударило по ее груди, Чувство было знакомым.

— Я не собираюсь теряться, Микал. Благодарю.

«Не стоило так делать. Прости», — слова дрожали на языке, но она проглотила их и оставила его в залитом солнцем зале.

Дом волшебницы был странным. Адрес был хорошим — Мэйефейр была очень уважаемой частью Лондиния, и мисс Бэннон жила с удобствами. Редко бывали волшебники с плохой деловой хваткой, но они презирали такие дела. Торговля несла свой стыд, порой это было хуже клейма магии.

Дом казался больше, чем снаружи, и ему не нравилось это отступление от логики. Ему было не по себе, пока он не сунул это в ментальный ящик сложный проблем, которые стоило позже рассмотреть, если до этого дойдут руки.

Комнату ему показал бледный Финч — высокий, худой и со следами недоедания в детстве вокруг челюсти, с кривыми ногами и в черном, с любовно отполированным ошейником. Комната была просторной, темной и тяжелой, замах гари говорил, что к его комнате недавно применяли очищающие амулеты. Темная обшивка, кожа и темно-красная обивка мебели, но кровать была заправлена чистыми простынями. Огонь весело трещал в камине, и Клэр был рад видеть, что за время его тренировки принесли газеты, что теперь лежали аккуратной стопкой на большом столе. Многие документы тоже доставили, включая полный набор «Британской энциклопедии» в пятьдесят восемь томов, что стояли на полке вместе с двумя словарями и лучшими работами химика.

Мисс Бэннон отдавала приказы. Это займет его на какое-то время.

Слуги были гордыми, не делали ничего лишнего. У каждого был ошейник с договором, и они были странными. Финч, например, говорил с хрипотцой, но Клэр со своим хорошим слухом уловил следы юности, проведенной с произношением растянутых слов, как в Уайтчепле, и сленгом. Мужчина был худым, но некоторые его движения привели Клэра к выводу, что Финч знал не изящный танец боя с ножом во тьме переулка.

А еще две горничные — одна с длинными каштановыми кудрями, стянутыми сзади, угловатая и в черном платье, а другая низкая, пухлая и с ирландской внешностью, она прибыла навести порядок в его комнате через пару мгновений после того, как он зазвонил в колокольчик, проснувшись. И главная служанка дома — круглая веселая француженка с ужасным акцентом Пикардии, провела его в комнату для завтрака, цокая из-за его вида.

Горничные вздрагивали порой, домоправительница поправляла все, чего касались ее пальцы. Но они не казались испуганными, чуткий нос Клэра не уловил ни нотки свежего страха. Еда, конечно, была превосходной, хотя мисс Бэннон появилась только к середине утра в зале.

И как появилась.

Микал все еще был растерян. Клэр устроился в кресле у камина, разжег трубку, задумчиво дымил ею. Он был готов направить все внимание на проблему Щита, но в дверь постучали.

И он разозлился на миг, потому что его отвлекли.

— Войдите!

Дверь открылась, и появился Щит, его желтые глаза пылали, его тело было напряжено.

— Не хочу беспокоить… — начал он, но Клэр просиял и поманил его проходить.

— Заходите! Вы можете побыть здесь. Мисс Бэннон ушла?

— Я проводил ее до двери, — мужчина сжал челюсти, и Клэр догадался, что такой поворот событий ему не по душе. Насколько он помнил, волшебники, особенно сильные Главные, не ступали наружу без Щита, а то и трех.

Конечно, Клэр знал о магии чуть больше обычного человека. Не было смысла долго думать о нелогичных трюках, которые могли творить такие люди. С другой стороны, изучение таких вещей дало бы ему шанс догадаться, какой у мисс Бэннон характер.

«Проверим».

— Вы ведь можете поведать мне ее истинную причину оставить нас тут, — он затянулся дымом, распробовал его и почти улыбнулся от ощущения. Ментаты все ощущали иначе, логика была радостью, к которой они тянулись, а от глупости и странности они прятались, как от боли. Эмоции подавлялись, их анализировали и оставляли на полке дедукции.

Клэр решил, что редкие ментаты были лишены эмоций. Они просто не полагались на Чувство, было проще видеть проблему у других, чем у себя. Они защищались от эмоций, но восхищались их многообразием.

— Она думает, что защищает вас, — Щит опустился в кресло у огня, сидел прямо, прижав ладони к коленям. Его длинный серый плащ, застегнутый до шеи, не скрывал мышцы под собой. За окном Лондиний просыпался под голубыми небесами, смешанными с темным туманом. Дым и пар поднимались к небу, нотка меди из Темзы говорила Клэру, что днем будут тучи, а вечером — туман. — Ведь королева через лорда Грейсона назначила ее опекать вас.

— Занимательно, — пробормотал Клэр, выпуская дым, прикрыв глаза. Печаль оставалась на его лице. — Скажите, мистер Микал…

— Просто Микал, — мужчина чуть приподнял голову.

«Ага, ранены гордостью?».

— Мистер просто Микал, сколько Щитов волшебник уровня мисс Бэннон — Главная — обычно нанимает?

Микал задумался. Его короткие волосы были примяты, словно он водил по ним руками. Он заметно решил, что информация не навредит, и ответил:

— Минимум шесть, но моя Прима считает по-своему. У нее было когда-то четыре Щита, и… Это опасная работа.

— Четыре Щита. До вас?

— Да, — Микал заметно замкнулся. Клэр почти слышал щелчок. Уже интереснее.

— И она занимается этим заговором…

— Три дня. Сэр. С тех пор, как ее вызвали осмотреть тело ментата в…

— Наверное, Томлинсон. Первый умер.

— Первый, кого она осмотрела, — желтые глаза сияли. Их цвет теперь выделялся сильнее, Щит обратил на Клэра внимание.

«Хорошо. Ты не глуп, но и не рассудителен».

— Ваша леди подозревает, что их больше.

— Она не видела повода делиться со мной своими мыслями.

«Что же, это приятная игра».

— Мы ничего не найдем, если вы будете скрывать сведения.

— Или если вы продолжите дразнить меня.

Удивительная гипотеза была на поверхности. Клэр долго молчал, дымя трубкой. Копыта и колеса гремели по артериям города, вечная приглушенная песня Лондиния.

— Вы мне не доверяете.

Он пожал плечами.

— Вам ясно — или мисс Бэннон — что ментат, а то и не один, задействован в этом заговоре не как жертва, а как конспиратор.

Он снова пожал плечами.

«Что ж, вы еще умнее, чем я думал».

— Мы можем на миг предположить, что я — нет, ведь меня чуть не убили за последние сутки.

Медленный кивок.

«Уже хоть что-то».

— Премного благодарен, сэр. Итак. Начнем. Скажите мне, что случилось, с момента, как нашу дорогую волшебницу оторвали от обычной работы — в которой она доводила себя до истощения — и вызвали на сцену.

Микал долго смотрел на него. Мысли двигались за его взглядом, его лицо стало острее.

— Мою Приму вызвали в дом на Эльнор Кросс, она прибыла и нашла тело ментата и угасающие следы магии. Судмедэксмерт на месте размазал несколько следов, и моя Прима была в хорошем настроении…

— Нет, нет, — Клэр помахал трубкой. Сладкий дым парил, принимая угловатые силуэты, словно ощущал напряжение другого мужчины. Он был не таким темнокожим, как медные. Скорее всего, индус, но его скулы были… странными. — Сначала дом. Где он находится? Назовите адрес, количество комнат, а потом опишите, в какой комнате было тело. А потом назовите имя мага, и только тогда говорите о прибытии нашей Бэннон и всего, что было дальше.

Микал моргнул.

— Хотите Воспоминание?

«Как интересно».

— Воспоминание?

— Магу порой требуются глаза Щита. Есть два способа — Перчатка и Воспоминание. Мы обучены наблюдать и предлагать замеченное. Это Воспоминание.

Клэр решил, что он Перчатке спросит в следующий раз.

— Хорошо. Могу я расспросить вас в процессе, или мне приберечь вопросы на потом?

Мелкое движение.

— Приберегите их. Вы не знаете, как правильно задавать вопросы.

«И вы меня вряд ли научите этому, сэр», — Клэр выдохнул дым. Табак был хорошим, на миг он подумал, что туда добавили коку для обострения ощущений. Он отогнал мысль, ведь, если бы отвлекся, Микал мог передумать.

— Хорошо. Приступайте, когда будете готовы, сэр, и я обращу все внимание.

Томлинсон был обнаружен в тяжелом кресле, был в пиджаке без складок, не было видно следов насилия. Это выглядело как обычный инсульт, не странно для ментатов, которые могли расплавиться от скуки, но оживали от логических задач. Томлинсон был занят несколькими делами, что должны были отвлекать его достаточно.

Присутствовавший мастер-волшебник, Хью Девон, казался удивленным, когда мисс Эмма Бэннон появилась как представитель короны. Он был еще больше удивлен, когда она начала расспрашивать, зачем он размазал нежные эфирные следы, и в комнате слышалось ворчание: «Бормочет как дурак. Теперь мы не сможем раскрыть дело!».

Мистер Девон покраснел, и один из его Щитов, высокий светловолосый мужчина, выступил вперед. Микал только смотрел. Мисс Бэннон вскинула изящную бровь.

— Уходите, — одно слово перебило шипение волшебника, и воздух в гостиной стал ледяным.

Девон и его два Щита вышли из комнаты, как только они сделали это, Прима подошла к книжному шкафу и вытащила три папки из тех, что используют стряпчие и адвокаты. Она проверяла их, поглядывая на труп Томлинсона, и вдруг посмотрела на Щита с пристальным взглядом.

«Он без тапочек, Микал».

Она была права. На ногах ментата были потертые шерстяные носки.

«И я не могу даже допросить его тень. Дурак Девон запутал все так, что не исправишь. Идем, Микал. Мы должны осмотреть комнату, а потом отыскать канцлера. Тут что-то странное».

Мастерса убили на улице Пиксадон между 14 и 15 домами, но свидетелей не было. Там были зеваки, но никто не мог описать стрелявшего. В этой части города загадок было мало. Не было ясно, что Мастерс тут делал, и почему он выстрелил три раза — в сердце и дважды в череп. Его тень тоже нельзя было допросить, это мисс Бэннон сообщила Щиту.

«Очень интересно».

Смит был зарезан возле Ночного рынка перед Приливом. И снова зеваки, а не свидетели, когда мисс Бэннон прибыла, его тело было лишено эфирных следов, их размазали. Это мог сделать тот, кто подбирал тело, вряд ли кто-то еще трогал бы тело.

Волшебника, что следил за Смитом, некого мистера Ньюберри, не было видно. Мисс Бэннон приказала Микалу сторожить тело, а сама пропала в ближайшем переулке, вернулась пугающе бледной. Она не дала ему заглянуть туда самому, но он видел, как оттуда уносили тела, когда прибыла помощь.

Он не мог поклясться, что они были Щитами…

Дом Троксмортона еще горел, когда они прибыли. Мисс Бэннон подавила огонь с удивительной сложностью, магия, питавшая огонь, боролась с ней. Алая саламандра с раздвоенным язычком, раскаленным добела, бросилась на Приму Микала, и он убил существо. Пепел саламандры сиял голубым, доказывая, что ею управляли. Значит, замешана была огненная магия, и вся цепь событий принимала пугающий поворот. Труп Тормортона был разбит и обгорел, плоть свисала лентами. Или саламандра питалась его останками, или его пытали перед смертью.

Или оба варианта. Голова была пробита, мозги испеклись, так что его тень тоже не вышло и от этого волшебница была в прекрасном настроении.

За несчастным Трокмортоном следил Левеллин Гвинфуд, его нашли в публичном доме Уайтчепла, он лепетал и был без Щитов, его переправили в сумасшедший дом нервные работники. И потом нашли первых незарегитрированных ментатов мертвыми, их тела были обезображены, и мисс Бэннон уже не могла держать себя в руках.

Она начала, казалось, принимать это как личное оскорбление.

— Интересно, — Клэр разжег трубку снова. — И мисс Бэннон обыскала дом Трокмортона?

— Тщательно. То, что от него осталось.

«Искажены. Неприятно», — его кожа на миг остыла, он отогнал мысль. Были вопросы важнее.

— И… простите за вопрос, но какая дисциплина у мисс Бэннон? У каждого волшебника ведь есть дисциплина?

Микал кивнул. Он все еще сидел прямо, но его лицо чуть смягчилось.

— Да.

— И у мисс Бэннон…

Губы Микала стали тонкой линией.

«Не оскорбляйте мой разум».

— Ладно вам. Я и без того понял, что она одна из Черных. Волшебники не допрашивают тени, если их дисциплина не пересекается с Черной, верно?

Это было не так приятно. Волшебники и без того не были общительными, но мисс Бэннон выделялась даже по их стандартам. Она вела себя как женщина, которая привыкла, что ее боятся остальные и Седрик Грейсон бледнел и потел. Три ветви магии считались равными, но ходил шепот о Серой, и все боялись Черную. Но ничего точного… хотя что-то можно было почерпнуть даже из слухов.

Маленький недовольный кивок Щита.

Клэр подавил вздох.

— Я не неопытен, мистер Микал. Логика говорит, что на службе Британии должны быть те, кого обычные люди считают опасными. Мисс Бэннон, может, и опасна, но она не людоедка, она для меня не опасна. Я спросил про ее дисциплину, чтобы прояснить для себя несколько моментов, чтобы проверить свою цепь догадок…

— Она из Черных, — Микал встал на ноги. — Вот. Теперь ты знаешь, ментат. Будь осторожен. Она — моя Прима. Будешь ей угрожать, я найду способ заставить тебя пожалеть.

«Угрожать ей?» — Клэр опустил трубку.

— Кем был Кроуфорд? — имя было обычным, ничего не вспоминалось. Может, скандал был недавним?

Микал стал пепельным за медью. Его глаза пылали ядом. Рука дернулась едва заметно.

Клэр напрягся. Он не мог сравниться со Щитом, но приказ волшебницы защищал Клэра.

Он надеялся, что таким был ее приказ. Ему могли навредить так, что физически Клэр останется целым, но приятно не будет.

— Кроуфорд, — в слове звучал призрак акцента. — Он был первым человеком, которого я убил для нее, — язык Микала скользнул по тонким губам. — Он не был и не будет последним.

И Щит прошел по комнате, распахнул дверь и вышел в коридор. Он будет стоять там стражем, чтобы совладать с собой.

«Мертв. Это нужно обдумать», — Клэр потягивал трубку. Он слабо улыбался. Успешная цепочка заключений, больше сведений, чем было раньше, и теперь был понятнее Щит Микал.

Утро оказалось удивительно занимательным.

Прилив оставил дымку тонкой ткани на следах эфирной защиты убийцы, сбежавшего прошлой ночью. Эмма сжимала руки перед собой, опустив голову в концентрации, невидимые нити пели, она осторожно управляла ими. Ее радовала сложность действий, ее прикосновение было точным и быстрым.

Как чешуйки на крыльях бабочки, отпечаток работы волшебника на ткани видимого мира трепетал. Ее память поглотила узор целиком, сравнила с эфирными сгустками, что были прошлой ночью у Левеллина Гвинфуда.

Пересечений не было. Не удивительно, что тут замешан не один маг.

Кульминация событий прошлой ночи тревожила ее. Она должна была угадать, что сбои в чарах и символах могут так отреагировать, может, она смогла бы сохранить Ллевеллина живым для дальнейшего допроса.

«Но ты этого не сделала, Эмма. Потому что мысль о его смерти тебя не тревожила? Это даже обрадовало? Будь честной».

Если быть абсолютно честной, она предпочла бы задуть свечу Левеллина сама. Это было не женственно. Или желание быть дотошной не подобало леди? Ллев был тупиком.

Он почти в точности понял, что произошло в круглой комнате Кроуфорда, как и понял, что Эмма будет уязвимой. Он был куда опаснее, раз знал о такой слабости.

«Хорошо, что он мертв, а у нас есть дело с живыми», — она пришла в себя, покачивая головой. Переулок был полон мусора, и, если бы не чары, очищающие воздух, которые знал каждый волшебник Лондиния и постоянно использовал, ее стошнило бы. Камни под ногами были склизкими, и она осторожно двигалась вперед.

«Вот, — она уловила блеск, медный диск, оторванная лента, отброшенная после использования. — О, глупо же ты поступил. И твоя глупость даст мне шанс».

На солнце без Щита ей нужны были все предосторожности. Эмма шла по скользким камням, с трудом дышала ровно. Улица Сарпессон была тихой в этот час, но мимо проносились повозки, гремя и искря, звуки странно отражались эхом в глубине переулка.

«Он пришел сюда, включил защиту и отбросил. Сложно видеть в темноте, он надеялся, что мусор это скроет. А потом… куда бы он пошел?».

Она пригнулась, платье впилось в тело, хотя корсет был затянут не сильно, не стоило глупо гнаться за модой, хотя полностью отрицать ее Эмма не хотела. Луч солнца пронзал крышу переулка, здания склонялись над головой, и даже это ранило ее чувствительные глаза.

«Переживать будешь от взрыва», — она осторожно сжала ленту пальцами в перчатке и медленно выпрямилась, удерживая диск защиты в стороне от себя, он тускло сиял. Амулет был сделан неплохо, хотя физическая форма была неуклюжей. Это была работа мастера-волшебника, она присмотрелась. Эмма поняла, что вещь ей знакома.

Она выдохнула то, от чего уважаемая себя леди упала бы в обморок, и потом оглянулась, словно кто-то мог видеть ее огрех. Нет, переулок был пустым. Почему же ей вдруг показалось, что за ней следят, и волоски на шее встали дыбом, а спину покалывало?

«Осторожно, Эмма. Он должен понять, что ты покажешься у его двери, если не мертва».

И Константин Серафимович Гиппиус не поверил бы в слухи о смерти Эммы Бэннон, пока сам не увидел бы ее искаженное тело.

Может, и тогда не поверил бы.

Даже в начале дня Уайтчепл кишел вонючими людьми — сборщиками мусора, карманниками, уличными торговцами, бездельниками, публичные дома сдержанно торговали стаканами джина и бочками пива, прачками и проститутками, искры магии трещали на грязной улице. Сверкали красками вывески, витрины сияли амулетами, двери были усилены. Механические лошади ржали и топали, раздавались крики, и масса была не только из живых, но и из умирающих. Дети в лохмотьях бегали в толпе, на углу улиц Дрэй и Сефрин телега везла бочки, и мужчина стонал, раздавленный, зеваки старались рассмотреть банду рабочих — вокруг не было мантов — они пытались утащить телегу. Механические лошади кричали, их шестеренки гремели, и энергия вырывалась опасно без контроля.

На возвращение порядка требовались мгновения, но колебания эфира все испортили бы.

«Все равно возчик будет мертв через четверть часа, — сказала она себе строго, пока шла в толпе, ожерелье на шее согревалось, тонкие нити морока превращали ее в другую уважаемую женщину, идущую к Уайтчепл. — Ради общего блага я не стану здесь отвлекаться».

Но крики и стоны звенели в ее ушах, она вышла на Троул, замедлилась в давке людей. Пальцы вора-манта коснулись ее кармана, но ее кольцо из сардоникса вспыхнуло, и прикосновение пропало. Проститутка с искаженным лицом повернулась к свету утра и наносила испорченную пудру, пела бред неприятным альтом, толпа мальчишек вспыхивала на углу Кросс и Сполдерс искрящимися амулетами. Мальчишки сверкали один ярче другого, зарабатывая имя блесков. Один был с черной механической рукой, искры вырывались из пальцев, у другого был зеленый стеклянный глаз в костяной открытой глазнице. Дешевая работа, но это был Уайтчепл.

Тут все было дешевым. Даже жизнь человека.

Небо уже темнело, но не достаточно, свет вспыхнул в ее голове. После сумерек будет проще.

Но будет проще и для Гиппиуса. И Эмма заморгала, не убрала платок от носа, сплетала тонкие нити морока. Несколько магов поглядывали на нее, но она была Главной, а они — искрами. Они не увидят, какая она, пока она не пожелает.

Вены переулков обрамляли Троул, кривые здания с лохмотьями, сушащимися на веревках, несмотря на сажу, мусор в углах. Дети кричали и бегали, играли в то, что понимали сами, у них были акценты восточного края. Они были голодными, но ловкими, они были опаснее взрослых, порой дети пронзали взглядом морок так, как даже Адепт не смог бы.

Она нашла крысиное гнездо переулков, которое искала, и погрузилась в приятную мглу. Некоторые двери были приоткрыты, тени проникали туда, бесцветные испарения джина и безнадежности вырывались оттуда. Постоянно плакал ребенок где-то в глубинах здания. Мужчина сидел на ступеньке у неровной деревянной двери. Приглушенные крики было слышно внутри, и мужчина следил за тенью Эммы, пока стриг ногти коротким ножом, собирая грязные обломки в рот, чтобы его не заколдовали.

В дальнем конце переулка была дверь подпольного акушера в гвоздях. Эмма взяла себя в руки и пошла туда, сапоги скользили на осадках на полу переулка. Конечно, Гиппиус скрылся тут, редкие констебли сунулись бы в эту дыру.

И редкие волшебники.

Невидимые нити задрожали под видимой поверхностью. Камея грела ее горло, и эфирная защита на стенах Гиппиуса понемногу отвечала.

«Плохой знак», — у двери не было ручки, она сосредоточилась и прошли, дрожащий занавес морока искрился, ее воля отгоняла поток чар и символов.

Гиппиус был быстрым и опасным, но не местным. В его стране она была бы чужой, и борьба привела бы к другому исходу. Она взмахнула рукой, и казак, исполняющий роль щита Константина, отшатнулся в груду одежды, ожидающей бедняков, другая рука Эммы в перчатке любопытно взмахнула, и она произнесла низкое Слово. Ведьмин огонь вспыхнул, и Константин Гиппиус отпрянул, держась за горло. Строка низких и опасных слов вырвалась изо рта Эммы, яростная магия полилась через нее, и казак завизжал, эфирные оковы обвили его.

Чары угасли до гула живой магии. Эмма поднялась на ноги, отряхнула платье. Визг казака перешел в бульканье, она скривилась, и поправила чепец. Большие стеклянные банки стояли на каждой полке, они звенели, и жуткие внутренности извивались, пока Гиппиус бился на полу в соломе. Он стал чудесного багрового цвета.

— Ведите себя прилично, — строго сказала она, щелкнула пальцами и отпустила тишину.

Горло Гиппиуса надулось от звука. Магия понеслась к ней, она отбила ядовитые желтые ленты, сжала кулак в перчатке, прогудев низкую ноту. Тишина снова обрушилась, ожерелье жгло ее грудь.

— Я сказала, ведите себя прилично, Гиппиус! Или я задушу вас и заберу из дома все, что пожелаю.

Русский отплевывался и бился. Его сапоги били по полу. Когда она посудила, что выразила серьезность условий, она снова ослабила хватку.

Мерзости в банках тоже двигались, плескались в янтарной жидкости у мутного стекла. Было слышно тихие крики, их большие головы и маленькие искаженные тела дрожали. Щелкал металл, кто-то из них был Изменен. Наука Гиппиуса не давала результатов и была отвратительной.

«Хорошо, что у меня крепкий желудок», — Эмма смотрела на Гиппиуса, а он лежал и сверлил ее взглядом. Жирные черные волосы висели прядями, опилки с пола испачкали кудри. Алые искры горели за его зрачками, но быстро потускнели и погасли, его лицо становилось все ближе по цвету к сливе.

Она ослабила удушение. Он не скоро смог выровнять хрипы, казак стонал на боку. Эмма смотрела в это время на мерзости в банках, разглядывала грязную занавеску, отмечающую вход в операционную Гиппиуса, тусклый свет кривых ведьминых шаров, что искрился оранжевым в дешевых клетках. Печь в углу сияла, большая кастрюля кипела на ней, воняло капустой.

Она решила, что уже безопасно, что Константин смотрит на нее, и вытащила диск защиты на разорванной ленте из кармана.

— Итак, — тихо сказала она, ведь кричать без необходимости не стоило, — я вас допрошу, Константин Серафимович. Если ответов не будет, если я заподозрю вас в нечестности, сначала я убью казака. Если вы продолжите врать, я разобью ваши банки. Если вы не перестанете врать, мне придется сделать неприятные вещи с вашим телом, — она замолчала, давая ему осознать это. — И мне не придется прекращать, когда вы умрете.

Теперь и он стонал. Мужская агония была почти музыкой.

Эмма начала снимать перчатки палец за пальцем, хотя кожу покалывало от мысли, что она коснется чего-то в этой дыре голой плотью.

— Начнем с этого амулета защиты.

Вырезки из газет усеивали стол, были повернуты под разными углами, он проверял связи между ними. Два тома «Энциклопедии» были открыты, еще три лежали на стуле, и он расхаживал между камином и окном. Больше бумаг с его сжатым почерком трепетало, когда он проходил стол. Стол был в сугробе записок и книг.

Порой Клэр замирал, проводил руками по тонким волосам. Его трубка давно погасла.

— Связи, — пробормотал он несколько раз. — Должно быть больше сведений!

Он вытерпел визит мистера Финча, перебившего его исследование глупостями о простынях и слуге, а потом испытал измерения и расспросы от нового слуги. Его чистые простыни, присланные Грейсоном, были доставлены и отложены. К счастью, потом они оставили его в покое, хотя напряжение все портило.

В дверь постучали, и, когда он открыл ее, Щит увидел взрыв бумаги и расхаживания Клэра.

— Чай, — сказал он одно слово так бесцветно, насколько это было возможно. Его уголки опустились, он был серым за медным напылением. — В оранжерее.

— Она не там пьет чай! — завопил Клэр, разворачиваясь по полукругу. — Я это знаю! Я обязан такое угадывать. Но нет кусочка, важного кусочка. Может, не одного. Не могу сказать. Мне нужно больше сведений!

Лицо Микала не выдало удивления. Серый и монотонный.

— Моя Прима пьет чай в своем кабинете, но вы — гость, и оранжерея подой…

Клэр застыл и уставился на него.

— Боже, да вы ужасно выглядите.

Щит склонил голову в слабом кивке.

— Благодарю. Чай, ментат. Идемте.

— Почему вы… — Клэр замолк. Он склонил голову, цепочка догадок развернулась. — Вы же не настолько обеспокоены безопасностью мисс Бэннон, что…

— Чай, — повторил Микал и удалился в коридор, прикрыв дверь. Это остановило разговор, но лишь до момента, когда Клэр вышел из комнаты.

К сожалению, Щит понял это и был в конце коридора раньше, чем Клэр собрался. Он повел Клэра по дому, всегда держась в конце коридора или лестницы, не замедляя шагов, пока Клэр не оказался в жемчужном сиянии оранжереи. Тонкое напыление дождя было на стеклянных стенах, изгороди из кованого железа с символами, что сияли на железе золотым маслом. День стал дымчато-серым, но растения в горшках и маленькие, жутко подрезанные большие кусты — апельсин, лимон, лайм, розмарин, лавр и подобные — все еще жадно пили свет. В северном конце были ароматные губительные травы — рута, болотная мята, паслен, аконит, крапива и прочие. Восток и запад были с обычными травами — пиретрум, несколько видов мяты, ромашка и разные травы для кулинарии и простых чар. Южный край был с экзотикой — помидор с зеленым незрелым плодом на стебле, усиленном амулетом, орхидеи, чьи названия Клэр не знал, маленький горшок огненно-алых тюльпанов, карликовая роза, чьи лепестки были бархатно-лиловыми, близкими к черным. Все растения были в хрустальных куполах магии, тихие звуки раздавались, когда атмосфера внутри шевелила листья — звук был приятным, как звон колокола вдали.

Чтобы осмотреть каждое растение, ушло бы не меньше часа с половиной. Тут была роскошь. Не в такой комнате Клэр ожидал увидеть мисс Бэннон, и его оценка ее характера резко переменилась. Это повело его по другим интересным и пугающим тропам.

Мебель была белой, стулья — с подушками из синего бархата. Белоснежная ткань, украшенная голубым кружевом, укрывала стол, сервиз стоял там, сверкая серебром, в три уровня, все мерцало чарами хранения. Воздух ожил от магии.

Микал прошел у северного края комнаты, его сапоги двигались беззвучно по сияющему деревянному полу. Свет выделял рыжие пряди в его темных волосах, гладил его бархатный плащ, и все цвета выделялись сильнее.

Домоправительница в черном переднике, шурша, подошла к столу, присела в реверансе. Ее чепец держался так, что Клэр ожидал, что он сам поклонится. Ее круглое лицо сияло искренней радостью, и ни одна прядь черных волос не выбилась. Ее ошейник сиял.

— Бонжур, месье Клэр! Чай такой, каким его предпочитает мадам. Налить вам?

Он мог налить чай сам, но был шанс задать пару вопросов для цепочки.

— Я был бы рад, мадам Нойон. Присоединяйтесь. Похоже, мистер Микал не хочет чай.

— Он никогда не пьет. Мадам может заставить его сесть, но сейчас он вряд ли сядет, — ее пухлые нервные руки двигались, и Клэр размышлял, какой стул она ему предложит.

— Как часто мисс Бэннон оставляет его переживать?

Он получил мрачный французский взгляд. Ее ошейник вспыхнул, серьги-кинжалы дрогнули.

— Месье, — ледяная вежливость. Она указала на стул, что он выбрал. Хоть тут его не подвели инстинкты.

— Хорошо. Я просто переживаю за безопасность мисс Бэннон, мадам Нойон.

— Что ж, — чуть смягчившись, она начала ритуал чаепития с легкостью, что говорило о большом опыте. Ее рука дернулась к молоку, значит, обычно мисс Бэннон пила чай с ним, но была чем-то занята, пока мадам Нойон наливала ей чай. Угощения тоже были любимыми, хоть хозяйка дома отсутствовала. — Не нужно бояться, месье. Наша мадам — отличная волшебница. Когда она говорит, что что-то сделается, оно делается.

«Трогательная вера», — он добавил еще пару звеньев в цепочку догадок.

— Он спасла вас, да?

— Она спасла всех нас! Лимон?

— Нет, спасибо. Всех вас?

— Финч был вором. Кэтрин — без рекомендаций, как тут говорят. Уилбур в конюшне был…

Микал резко оказался у стола, желтые глаза сияли.

— Довольно. Домашние дела — не ваше занятие, ментат.

Мадам Нойон охнула, прижала ладонь ко рту. Чайный сервиз загремел, стол под ним ответил на это.

— Вы могли бы выпить чаю, — ответил спокойно Клэр. — Чем больше я знаю, мистер Микал, чем больше могу помочь вашей госпоже. Ментат бесполезен без сведений.

— Вы хуже, чем бесполезен, в любом случае, — мрачное лицо Щита потеряло еще больше красок. — Если ее ранят, пока я должен сидеть…

— Monseiur le bouclie, — мадам Нойон постучала по чайнику ножиком для лимона. — У вас плохие манеры. Месье Клэр — наш гость, мадам оставила указания. Сядьте или расхаживайте, но не нависайте над столом, как хищник!

Клэр смотрел, как лицо Щита покраснело, а потом он развернулся и пошел прочь к северному концу. Дождь усилился, стучал по стеклу и железу, от символов поднимались облачка тумана, когда их касалась холодная вода.

Мадам Нойон заметно сглотнула. Ее пальцы подрагивали, она сжала губы и вернула бодрое выражение.

— Мадам скоро вернется, месье. Угощайтесь. Вы худой, как мистер Финч, вам нужно есть.

Клэр так и хотел поступить. Его так еще не угощали, и только дурак отказался бы.

Но он отодвинул стул и встал. Он пошел к северному концу оранжереи, сжимая руки за спиной, дождь снова усилился. Ручейки стекали холодными пальцами по стеклу.

— Мистер Микал, — он надеялся, что его тон не слишком фамильярный, но и не высокомерный. Разбираться в этом было так сложно. — Прошу прощения, сэр. Я не хотел быть обузой, и мои вопросы о мисс Бэннон были без злых намерений, а чтобы я мог помочь ей, когда необходимо, улучшить свою способность. Я могу быть бесполезным, у меня нет магии, но я хочу стать полезнее, и я хотел бы вашей помощи в этом деле.

Микал остановился, голова была склонена, он смотрел на ядовитого вида растение с шипами в низком горшке. Его плечи были опущены, словно он ожидал удара, но он быстро выпрямился.

Клэр вернулся к чайному столику. Но на половине второй булочки Микал опустился на стул напротив него. Брови мадам Нойон поднялись к волосам, но она налила чай и ему. Лицо Щита не стало мягче, он оставался бледным. И серым, как дождь.

Но он выпил чай, глядя поверх головы Клэра в одну точку, и Клэру было сложно…

…подавлять большую радость.

«Мне нужно домой, — яркая кровь проступала под ее рукой в перчатке, прижатой к ребрам, капала на юбку, и Эмма точно оставляла след шириной в милю. Эфирные струны дрожали, остатки сил шли на то, чтобы сбить тех, кто искал бы ее. — Почему тут никогда нет экипажа?».

Она едва смогла бы нанять такой, так сильно истекая кровью. Уважающий себя возница и не остановился бы, даже если бы ее морок держался. Огонь пронзил ее, эфир извивался, кричащий поток воздуха почти коснулся ее сбившихся прядей, и на миг старания скрываться от зевак чуть не провалились. Горячая кровь текла между ее пальцев.

Если бы не ее корсет, она бы уже умерла. Корсет немного сдвинул нож, замедлил его, и мужчина, напавший на нее, умер от вспышки дикой бушующей силы. Константин не соврал, он выдал ей все, что мог. Но те, кто заказал услуги одного из настоящих убийц с крыш — одним из имен было Чарльз Книгсбери, блеска, который добыл защиту у акушера для своих дел — убедились, что убийца ничего не раскроет Эмме Бэннон.

Или кому-то еще.

Магия, которую она использовала на мальчишке-блеске с крысиным лицом, пахнущим порохом и ужасом, запустила взрыв сильной жалящей магии, тело Книгсбери разорвалось на куски, облако крови покрыло переулок Дорсет. Смятение эфира позволило ей ускользнуть, а потом она ощутила движение невидимой хищной птицы и поняла, что мальчишка был другой наживкой.

«Не думала я, что попаду сегодня в ловушку», — неровный шум вырвался из нее, она вытянула руку и прижалась к кирпичной стене в саже. Она выглядела знакомо, этот угол она выглядела почти каждый день, но из окна экипажа. Дождь усилился, пронзал ее морок холодными каплями, и она вот-вот стала бы выглядеть как тонущая кошка.

Еще и истекающая кровью кошка. Колени подкосились.

«Эмма, так не пойдет. Встань! — приказ был не ее. На миг она оказалась в женском общежитии Коллегии, ее волосы были острижены, а кожу болела от чистки, сирота среди девочек старше, что знали, что делать и куда идти, а еще — как издеваться над новенькой. И Прима Гринод, высшая колдунья младших классов, с осиной талией и строгим видом, облаченная в черный шелк, рявкала каждый раз, когда Эмма плакала. — Хватит шуметь. Волшебницы Коллегии не хнычут».

Эмма мало узнала. К сожалению, казалось, все знания выливаются на грязную улицу.

«Нет, не грязную. Там изгородь. Я почти дома», — вместо кирпича ее ладонь задела лавровую изгородь, мокрую от дождя и зеленую среди дыма. Это же был дым? Ее зрение туманилось, но она не ощущала ничего, кроме запаха влажного камня и самого Лондиния.

И острого запаха крови.

Нет, это был не дым. Ее подводили чувствительные глаза. Все было таким ярким до этого, несмотря на тучи, ее голова болела, виски пульсировали. Калитка задрожала, железо отвечало недовольно, и она не могла мгновение вспомнить эфирный взмах, что успокоит стража, соединенного с металлом и камнем.

Или она держалась не за ту калитку. Но нет, она моргнула в дымке пару раз и посмотрела на волну магии, проносящуюся мимо нее, касающуюся ее волос и почти задевающую юбки. Когда они увидели след крови…

«Я дома», — цифры из серебряного металла танцевали, символы поднимались на поверхности золотыми трещинами, и сочетания милее она еще не видела. Калитка с высокой аркой задрожала, пока она не успокоила стража, пока не нашла дыхание, чтобы напеть простую мелодию.

Она пыталась. Было сложно вдохнуть.

Наконец, она смогла. Калитка задрожала и открылась, половина отъехала, и вуали эфирной энергии разделились, волна волшебного поиска вырвалась и пронзила ее стрелой, узнала, и Эмма шагнула вперед. За ноги дернула эфирная нить ее же крови, что тянула ее обратно на улицу.

Но она была в безопасности за своей калиткой, защиты ее убежища сомкнулись, и Эмма Бэннон рухнула на колени на влажной дорожке, кусты сирени шумели, дом узнал ее и наполнился тревогой. Дождь лился, а она перевернулась, прижимая ладонь к ране. Жаркая кровь снова вырвалась, она услышала бегущие ноги, восклицания, боролась с серым коконом, что закрывался вокруг нее.

«Хорошо, что платье уже было страшным, — подумала она. А еще. — Я должна жить. Должна. Я знаю слишком много, чтобы умереть сейчас».

Обычно, как думал Клэр, женщина, чуть не умершая от удара ножом в легкое, обнаруженная в луже воды и крови у собственной входной двери, была бы в кровати неделями. Она не пришла бы, бледная, как молоко, с синяками на половине ее детского, почти красивого лица, на ужин в чистом темно-зеленом шелке с узкими рукавами и юбками в складку, вычищенных сапогах. Камея обвивала ее горло, новые серьги — сапфиры в серебре — покачивались с поворотом ее головы. Ее пряди были уложены, хотя она была без шляпки, он был уверен, что подходящая уже готова руками мадам Нойон.

Было легко понять, что день мисс Бэннон не закончился.

Щит сжимал челюсти так, что казалось, что он сломает свои сильные белые зубы. Он возвышался за ее стулом, похожим на трон, во главе длинного стола из красного дерева, чьи ножки были в виде больших грифонов, которые беспокойно шевелились. На фоне красной обивки и бронзовых стен оливковых бархат и желтые глаза Микала не подходили эстетически, но не были неуместными. Он уже не был серым, но кипел от сдерживаемого гнева.

Клэр мог описать это только яростью. Или гневом. Но злость была бы слишком бледным словом для мрака, что вырывался дрожью из его пор.

Клэр посмотрел на крем-суп из спаржи с подозрением, попробовал и обнаружил превосходный вкус. Это не удивляло, мисс Бэннон не скупилась, а повар, как и мадам Нойон, был из Франции. Сервант был большим, но не затмевал, растения в горшках были околдованы и приятно шуршали. Ширмы были чудными, и Клэру хотелось рассмотреть их ближе. Канделябр в центре стола был тоже чудесным, при своей высоте он выглядел изящно и тонко, а не перегружено.

Конечно, маги жили так роскошно, как могли, но мисс Бэннон ограничивалась вещами со вкусом и качеством, а не дикостью роскоши. Серебро было хорошим, но простым, а простыни — белоснежными.

Он кашлянул.

— Я полагаю, ваш день был успешным, мисс Бэннон?

— Вполне, — ее голос был хриплым, она вздрогнула, потянувшись к стакану воды. Словно ее беспокоил бок. — Кстати, мистер Клэр, я хочу задать вам пару вопросов.

«О, ясное дело».

— У меня тоже есть вопросы. Допросим друг друга за ужином? У вас, наверное, задумано развлечение на вечер.

— Если под развлечением вы подразумеваете раскрытие заговора и неприятности, то да, — круги под ее глазами сочетались с синяками на лице, она скривилась и опустила стакан. — Прощу прощения. Надеюсь, мое состояние вашему пищеварению не вредит.

— Мадам, в этом мне почти ничто не вредит. В этом преимущество ментата, — он насладился ложкой супа. — Есть наблюдение. Группа ментатов. Некоторые убиты по какой-то причине. Других — из-за другой, но связанной причины, при этом их тела искажены. Как говорил Грейсон, Смит только вернулся из Индуса. Вряд ли он был бы вовлечен, если только…

— Смит не был в Индусе, — взгляд мисс Бэннон вспыхнул. Она оживилась? Наверное. — Грейсону сказали, что он туда отправился. На самом деле он был в Кенте, в загородном доме, принадлежащем короне.

— Ах, — веки Клэра опустились. Он попробовал еще ложку. — У вас было много разных причин оставить меня в доме с вашим Щитом, не только моя безопасность.

Слабая вспышка удивления мелькнула на ее пострадавшем лице. Казалось, ее кто-то сильно ударил и хотел раздавить. Следы угасали, ее кожа мерцала тускло, древние символы появлялись и пропадали на бледности. Исцеляющее волшебство.

Если бы не его отличный аппетит, его бы стошнило от зрелища. Но было бы глупо позволять такому вмешиваться в трапезу.

— Да, — признала она, — хотя вы должны признать, что тут для вас безопаснее, и…

— О, я ему скажу, — прорычал Микал. — Вы не можете доверять мне, так что бродили по Лондинию, пока не упали на нож.

Клэр с трудом сдержал смех от новых поворотов, которые открыла ему эта фраза.

— Если ты не дашь мне спокойно поужинать, Щит, можешь ждать в коридоре, — но мисс Бэннон не звучала резко. Только утомленно.

Щит склонился к ее плечу.

— А если бы вы умерли, Прима? Что тогда?

— Тогда я была бы избавлена от такого представления за столом, — мисс Бэннон пристально смотрела на Клэра. — Прошу прошения, сэр. Мой Щит забывается.

— Я не забываю, — Микал застыл, скрестив руки. Высокая резная спинка стула мисс Бэннон не притупляла силу ярости, исходящую от него. — Это мое проклятие.

— Если хочешь проклятие, Микал, продолжай в том же духе, — мисс Бэннон попробовала суп. Финч появился, держа тонкими руками поднос с графинами, он остался у серванта. Слуги подавали блюда с удивительной точностью и тихим поведением. У одного из них не хватало мизинца, что было интересно. — Мистер Клэр, Томлинсон и Смит получили разные… кусочки головоломки. Они были близки к решению своими путями. Мастерс и Трокмортон получили другие кусочки, и…

«Вы мне рассказываете осторожно подобранную историю, и с правдой она связана мало».

— Я понял, спасибо. Что они исследовали?

«И почему незарегистрированные ментаты обезображены? Вы так стараетесь избежать этой темы, мисс Бэннон».

— Если бы я могла раскрыть это, мистер Клэр… — ей больше не нужно было говорить.

— Хорошо, — он перевел взгляд на суп на миг, а потом дедукция повернула в другую сторону в его голове. — Это меняет вещи. Вы знаете о природе этой головоломки, и лорд Грейсон теперь тоже. Значит, канцлер подозревается, или ваши приказы из другого источника или…

— Или я — часть конспирации, удерживаю вас в живых по своим гнусным причинам. Мистер Финч? Я хочу ром. Не лучший выбор для ужина, но мои нервы его требуют. Микал, или сядь на свое место, или выйди в коридор. Я не потерплю такого поведения за ужином.

— Я буду ждать рядом, моя Прима, — было странно видеть такое вызывающее поведение от взрослого мужчины. Он вел себя как ребенок, ожидающий трепки.

— Тогда жди в коридоре, — тарелки загремели, стол дрогнул, и растения зашептали под зачарованными куполами. Клэр сильнее сосредоточился на супе.

Щит выдвинул стул слева от мисс Бэннон, справа был Клэр, и слуга поспешил к нему. Финч вытащил графин и маленькую рюмку, налил то, что чувствительный нос Клэра определил как ром, и мисс Бэннон быстро его выпила, словно это было привычно.

Ее лицо стало менее бледным, цвет был естественным, если не учитывать синяки.

— Спасибо, Финч. Мне стоит поведать вам самые интересные события моего дня, мистер Клэр, раз ваше самообладание так сильно, и вы проанализируете то, что я расскажу вам.

— Хорошо, — Клэр устроился на стуле. Ножки-грифоны успокоились, и это уже было заметным улучшением. То, что она ему расскажет, будет близким к правде.

Она не теряла время.

— Прошлой ночью один из напавших на нас сбежал. Я хотела проверить его следы после посещения сумасшедшего дома, но это было невозможно. Но, если бы я не дождалась света дня, сегодня все сложилось бы иначе. Я узнала, что напавший получил защиту от знакомого мне волшебника. Я посетила его обитель в Уайтчепле, получила информацию о том человеке, блеске, если вы знаете термин.

— Человек низкого класса. Измененный. Если точнее, преступник, гордящийся этим, — такие люди были опасны. Если Изменение не делало их нестабильными, это делало преступление. У них был противный характер, и они быстро срывались.

И мисс Бэннон одна ходила среди грязи, опасности и разрухи Уайтчепла. Интригующе.

— Точно, — мисс Бэннон кивнула, осушила еще рюмку рома, подали жареную курицу. — Я получила информацию, что наш блеск прибыл, получил защиту, заплатил и ушел.

— Сколько он заплатил?

— Два золотых соверена, гинею и пять пенсов. Казалось, у него мало времени, и у него была метка доверия нанимателя.

— Это Уайтчепл, — отметил Клэр, — и пять пенсов — не чаевые.

— Нет, волшебник выдавил из блеска все, чем он мог заплатить. В общем, я нашла кровать блеска и убедила его выдать информацию, а потом он напал на меня. Я защищалась, но не убила его. В процессе ужасное количество магии включилось в нем, — она смотрела на Клэра, цвет ее лица заметно улучшился. Она принялась за жареную курицу с рвением, и Клэр последовал ее примеру. — Это была старая магия, как прошлой ночью в сумасшедшем доме. Наш блеск не был волшебником, так что… сила его разорвала. И она была намерена не только сделать это, но и напасть на волшебного гостя, чтобы его наниматель тут же узнал, что в его дела лезут.

— Его?

— Сомнительно, что это женщина, сэр.

Клэр хотел согласиться, но Микал не мог больше терпеть. Щит смотрел на курицу на тарелке и шарики картофеля в золотом масле и петрушке так, словно там кишели змеи.

— Ранил вас? Пронзил легкое и…

— Не перебивай, Микал, — между изогнутых бровей мисс Бэннон появилась складка. — Я уверена, мистер Клэр знает о моих ранах. Так что, ментат, ваш анализ, если позволите.

Клэр попробовал шарик картофеля. Отличный.

— Я читал весь день бумаги. Ваше гостеприимство чудесно, мисс Бэннон. «Энциклопедия» тоже была полезна, хотя мне потребуются другие тексты…

Она взмахнула рукой, кольца заблестели. В этот раз огненные опалы, два камня на бронзе, окруженные маленькими необработанными бриллиантами.

— Просто сообщите мистеру Финчу о своих требованиях. Анализ, прошу.

— Он вам не понравится.

— Это не лишает его ценности.

— Вы — сильная женщина, мисс Бэннон.

После этого последовала долгая пауза, приборы Клэра подрагивали на тарелке. Принесли окорок, с ним было покончено, а потом и с фасолью в соусе с лимонным вкусом. Устриц не было, но он не был обижен.

И только во время шербета он понял, что тишина неприятная. По крайней мере, так показалось бы обычному человеку. Она была тяжелой, холодной почти… как рептилия. Грифоны, вырезанные на ножках стола, ерзали, поверхность стола была ровной, но под ней шла рябь, и от этого даже ему чуть не стало не по себе.

Нелогичность этого беспокоила его. Стол не должен так двигаться.

— Мой анализ… — начал он.

— В том, что я — «сильная женщина»? — спросила мисс Бэннон почти сладко. Тон встревожил его, и он оторвал взгляд от изящного фарфорового блюдца с шербетом.

Он не зря тревожился, ведь заметил, что Микал напрягся. Голова Щита поднялась, он смотрел на волшебницу с видом гончей на поводке. Локоны волшебницы упали вперед, она играла с ложечкой, выводила узоры на лимонном шербете.

«Ага, вот и брешь в вашей броне, Прима-волшебница».

— Что вы знаете больше, чем рассказали мне, и ваше предложение проанализировать — ловушка. В лучшем случае, я буду выглядеть как идиот, а в худшем — потрачу ценное время.

— Именно, — она отклонилась на спинку стула, шербет унесли. Как и у Микала, нетронутый. — Простите. Мне нужно провести приготовления перед тем, как я снова покину дом. Наслаждайтесь кофе, мистер Клэр, — она встала, и Микал вскочил на ноги.

— Надеюсь, я смогу сопроводить вас? — Клэр отодвинул стул и поднялся на ноги. — Теперь ведь вы убедились, что я — не часть этого заговора?

— Я не убедилась в этом, сэр. Но вы можете меня сопровождать, — она взглянула на Микала. — Я хочу, чтобы вы были там, где я смогу наблюдать за вами. Мы уходим через полчаса.

Эмма почти все эти полчаса рылась в кабинете, опухлость лица спадала. Она водила пальцами по кожаным корешкам книг, пытаясь прояснить голову. Череп на ее столе скрипел каждый раз, когда она проходила, крошка сыпалась с кости в его изгибах. Микал знал этот ритуал, стоял у двери, ладони были скрещены в привычной позе Щита.

Обрывки страниц в ее записях была рассыпаны по столу, разные амулеты и символы, эксперименты, записки и рисунки были разложены системой, которую больше никто не мог разгадать. Сфера малахита на медной подставке тихо поскрипывала, шуршали ее юбки. Длинные черные шторы трепетали, и ведьмины шары в бронзовых клетках плевались искрами, источая тусклый кровавый свет, что совпадал с ее чувствами в этот миг.

Тихие звуки только сильнее оттеняли молчание Микала. Эмма замерла у кожаных кресел с высокими спинками у камина. Она впилась в спинку одного из них, пальцы побелели. Грудь болела, и она сжала сильнее. Магия исцеления могла сделать только это, и способность Микала не была безграничной, хотя тут она не была уверена.

Карта империи висела над камином с медными линиями и в рамке из цейлонского эбонита, она отливала золотом, показывая солнечный путь между доминионами империи. Солнце никогда не садилось, Британия была огромной.

Но даже она не была безграничной или непоколебимой.

Эмма смотрела, напрягая колени, мгновение обдумывая желание скрыться за стенами и ничего не делать. Она заплатила более, чем достаточно за каждую полученную мелочь.

Но это было бы изменой другого сорта. Оставить королеву без волшебницы, готовой заниматься худшим.

А еще ее гадкая гордость поднимала голову. Может, были Главные сильнее, чем Эмма Бэннон, и некоторых общество принимало лучше, может, один или двое были такими же верными. Но никто из Главных не опустился бы на те глубины, куда она была готова пойти, ради службы Британии.

Ради службы девушке, которую усадили на трон, и которая с удивительным умением и яростью боролась с теми, кто хотел ее использовать.

«Потому я так хочу оставаться в этих оковах?» — Эмма повернулась, с усилием разжимая ладонь. Щит встретился с ней взглядом.

Что она могла сказать?

— Пока я не ушла… это было несправедливо, Микал. Я… была не в себе.

Кивок. Или принятие извинения, или просто подтверждение того, что он услышал.

Ее Щит был гордым. Этому она уже научилась за месяц. И события этого дня были как ведро холодной воды. После… дела с Кроуфордом она сосредоточилась только на службе Британии. Словно работа до истощения и нервные срывы могли дать ей ответ.

«Другого шанса спросить может и не выдаться».

— Микал?

— Прима.

— Зачем ты сделал… что сделал?

«И как поверить, что ты не пренебрежешь снова клятвой Щита, если осудишь меня, как осудил его? Или ты пренебрежешь? Я мало знаю, чтобы понять, что тебя подтолкнуло. Может, стоит попросить мистера Клэра обдумать это», — на миг она подумала, как объяснит ментату, что была закована в цепи, и Главный круг не ее создания чуть не вырвал волшебство из нее с корнями, и как она слышала, как пальцы Микала сжались на горле Кроуфорда. Треск костей, ужасные звуки удушения смешивались с ее криками паники.

Беспомощности хватало, чтобы довести Приму почти до безумия. Или дальше. И Эмма не знала, осталась ли в здравом уме после испытания.

Может, Микал решил не так понять ее вопрос.

— Был выбор между служением Приме и смертью, — его бесстрастное выражение не дрогнуло. — Вы сами это сказали, Прима. Они убили бы меня, если бы я не служил у волшебника, который мог бы защитить меня, и только вы были готовы сделать это.

«Как ты сделал вывод».

Было ли опасно продолжать? Она взяла себя в руки и сделала следующий ход.

— Ты можешь, если хочешь, оставить службу мне, но остаться в доме, как в убежище. Коллегия осудит меня, но ты будешь жив, — а ей не нужно будет переживать, в какой миг он нападет на нее и задушит.

— Нет.

Она хотя бы заставила его выразить предпочтение.

— Хорошо. Ты можешь передумать в любой…

— Нет, — его глаза пылали. Она не в первый раз задумалась, сколько ее подозрений насчет его происхождения были правдой. — Не спрашивайте снова, Прима.

«Хорошо. Просто нужно быть настороже. Как и до этого. И наблюдать, как это будет продвигаться», — он все еще не напал на нее.

— Этой ночью тебе нужно быть полностью вооруженным.

Алый свет делал его похожим на статую, но глаза сияли.

— Уже.

— Уже? — она звучала насмешливо, как ей казалось.

— Я не собираюсь играть, когда мою Приму ранили в легкое.

«Твою Приму. Ты думал так же и месяц назад?».

— Я же вернулась?

— Едва, Эмма. Нам продолжать этот разговор, или ты снова поставишь меня на колени, чтобы не тратить время?

«Я извинилась, Микал».

— Будто тебе это не понравилось, — его резкий характер был не лучше ее.

Он решил не спорить в этот раз.

— Не больше, чем вам, Прима. Могу я спросить, куда мы сегодня отправимся? Прилив близко? Через четверть часа.

«Я знаю это», — она посмотрела на тихо тикающие часы дедушки, циферблат показывал разное время дня в виде стадий жизни человека из драгоценных камней. Магия бурлила в глубинах часов, шестеренки, зубцы и пружинки отмеривали каждую секунду вечности. С должной заботой часы будут работать, даже когда толстое дубовое покрытие и металл превратятся в пыль. Торговец клялся, что часы были из лаборатории алхимика, намекая, что когда-то они принадлежали такому персонажу, как фон Такель. Сомнительно… но все же Эмме они нравились, и каменные фигуры были напоминанием.

Особенно грязный рабочий в полдень, поднимающий кружку пенного пива к почерневшим губам, и проститутка с джентльменом в одиннадцать.

Большая голова дракона была вырезана над циферблатом, глаза сияли мягкой магией, челюсти были раскрыты в постоянном беззвучном реве.

«Время, — говорила голова, — зияющая пасть, как моя. Ты избежала худшего».

Да, даже до того, как Майлс Кроуфорд так хитро поймал ее. Но, если бы так сложилась судьба, она могла сама стать проституткой и трущобах, где бродила этим днем.

— Саусворк, — услышала она себя. — Мы посетим Мехитабель.

Она обрадовалась, увидев, как побледнел ее Щит, а потом прошла мимо него и миновала двери кабинета.

Клэр протянул руку, но волшебница не обратила внимания и забралась в двухместный экипаж, ее юбки не шуршали.

— И все же, хороший человек, бросаться на улицу, чтобы привлечь внимание возницы — это слишком, — Клэр посмотрел на дом, он казался черным, закрытым на ночь, врата к дорожке заперли невидимые руки.

— Я же остановился, — нос возницы был красным от джина, щеки пылали в сумерках. Солнце быстро садилось, и туман сгущался. Обычный туман Лондиния покрывал Темзу. — Больше никто не повез бы вас по тому мосту, нет, сэр. Не в Саусворк так близко к Приливу. Вам повезло.

— Очень повезло, особенно когда мы платим двойной тариф, — мужчина не помогал дедуктивным целям, он был задирой с военным ранением левой ноги, от него несло джином, он был женат на женщине, что повязала ему традиционную ленту на месте отсутствующей пуговицы.

— Мистер Клэр, — волшебница склонилась вперед. Ее синяки почти сошли, и раздражение вызвало морщины на лбу. — Хватит спорить, забирайтесь в экипаж.

Он послушался, дверь захлопнулась, и медные бока механической лошади вздымались от ударов хлыста.

«Измененная лошадь и Измененный мальчишка-блеск, — прошептал его мозг. — Логичной связи нет».

Ему было не по себе. Еще и грифоны на ножках стола. Нелогичность тревожила его, как тревожила бы любого ментата. И все.

«Нет. У тебя мало информации. Просто потерпи», — терпеть было сложно, когда мисс Бэннон так виртуозно избегала темы обезображенных тел незарегистрированных ментатов.

А удар был почти по нему.

Микал пропал, хотя Клэр подозревал, что беда вызовет его появление. Щит уже не выглядел серым и осунувшимся, хоть и остался мрачным, а волшебница все еще была бледной и чуть кривилась, когда двигалась определенным образом. Рана могла оказаться смертельной.

«Я его не убила», — поспешила сказать она, словно он заподозрил бы это. Ментальный выдвижной ящик с именем мисс Бэннон превратился в большой шкаф с несколькими уголками и закоулками. Она куда сильнее интересовала его способности, чем заговор.

И это добавляло ему тревожных свойств, он был уверен.

Экипаж дрогнул, мисс Бэннон качнулась к нему, и Клэр прошептал извинение.

— Тесно тут.

— Точно, — она была пугающе белой, ее локоны покачивались. — Мистер Клэр, я была не до конца откровенной с вами.

— Конечно. Вы никому не открываетесь, мисс Бэннон. Вы этому научились.

— Еще одно заключение.

— Вы читали мою монографию, мадам? Дедукция — моя жизнь. Как и у любого ментата, но у меня — особенно, — он позволил себе приподнять брови, взглянул на нее и был награжден слабой улыбкой. — Я подозреваю, что вас больше злит собственная плохая удача, чем я или ваш Щит. Я подозреваю, что вы были сиротой, и ранняя жизнь научила вас ценить роскошь. А еще я думаю, что этот «заговор» — на самом деле раздор из-за какого-то предмета, куда вовлечены ментаты…

— Погодите, — она склонила голову, подняла ладонь в перчатке и поежилась. Клэр сверился с карманными часами.

Прилив.

Золотые символы вспыхнули на ее коже. Ее украшения искрились, камея стала маленькой лампой, заполнила салон экипажа мягким светом. Клэр зачарованно смотрел, как символы пропадают на ее коже, и волшебная пыль слетает со складок ее платья, пропадая в воздухе. Появились свежие символы, река рунических надписей окутывала ее.

Мисс Бэннон резко выдохнула, свет угас. Она тряхнула пальцами, лопнули искры. Одна из лошадей дернулась, и экипаж содрогнулся.

— Так гораздо лучше, — пробормотала она, ее темные глаза посмотрели на Клэра. На ее лице и горле пропали ужасные синяки, она перестала вздрагивать от резких движений. — Вы говорили о предмете?

— Предмет, в создание которого были вовлечены ментаты, но по частям, чтобы они не знали, какой предмет в целом виде, — он осторожно убрал часы. Для него волшебным образом появилось чистое белье, к его одежде применили чары, что позволяли ей подходить для его тела. Слуга оказался, по крайней мере, способным и не старался отвлекать его разговорами.

Гостеприимство мисс Бэннон потрясало размахом.

— Хм, — ни подтверждение, ни отрицание.

— Предмет, о котором лорда Грейсона намеренно не поставили в известность.

«Или вы надеетесь, что он не знает».

— Что означает, что вас вовлекли в дело с ментатами на время, пока они умирали, и ваши приказы на самом деле были от другого лица.

— И кто же мог отдать приказ, сэр? — экипаж содрогнулся, они вскинула голову, но тут же расслабилась. Желудок Клэра сделал сальто, наверное, ожидая повторения игр прошлой ночи.

— Я заметил королевскую печать на паре предметов в вашей чудесной библиотеке, которую оценивал перед тем, как мы уехали, и статую Британии в прихожей из чистого серебра, еще и с королевским одобрением. Несомненно, вы оказали большую услугу и получили награду, но, даже если бы не получили, вы бы продолжили служить. Вы искренне произносите бога и Ее величество. От сердца.

Она надула губы. Ее ладони были сцеплены, лежали изящно на ее коленях. Несмотря на прохладу вечера, она была без шали. Она была и без шляпки, несмотря на его догадки об обратном. Наверное, она ожидала неприятные события, где чепец пострадает.

Это наблюдение его не успокоило.

Тишина затянулась, ее нарушал только шум усиленных металлом копыт и вопли возницы, пока они двигались на юг. Другие возницы отвечали ему, людные улицы вокруг них заполнял приглушенный рев. После Прилива город освежался, и бормочущей массы было много, особенно у Темзы.

— Предположим, вам можно доверять, — мисс Бэннон поглядывала на толпу в окно. — Что тогда?

— Тогда, мисс Бэннон, мы узнаем, кто убивал волшебников и ментатов, обнаружим недостающие части этого предмета, узнаем, кто изменил Ее величеству среди ее подданных, решив украсть этот предмет и использовать против Британии, и…

— Отправимся домой на чай?

Он не ожидал этого, как и того, что хрипло рассмеется. Он посерьезнел сразу же, экипаж замедлился, плыл против течения на северной стороне Железного моста.

— Будем надеяться.

— Точно. Тогда проясним кое-что, мистер Клэр: я в ответе за вашу безопасность, я не потерплю непослушания или неспособности. Вы относительно способны, могу я верить, что вы не станете спрашивать?

«Удивительно сильная женщина».

— Можете, мисс Бэннон. Если ваша просьба в пределах моей способности.

— Справедливо. Мы на Мосту, и наш возница точно скоро остановится. Вы — джентльмен, но не выходите первым из экипажа. Вы уязвимее меня.

Раздражение пронзило его. Он с трудом убрал чувство на полку.

— Хорошо.

— Благодарю, — она взяла себя в руки, и, словно в ответ, экипаж остановился.

Королевский мост, известный еще как Саусворк или Железный, был создан для равновесия Каменному мосту, одной из артерий Лондиния, он возвышался в сумерках, туман скрывал его концы. Черное железо влажно сияло, Темза мерцала золотом под его изгибами, Прилив отступал в море. Наверное, это был самый страшный мост в Лондинии, и символы на его длинном теле были с алым отливом. Некоторые говорили, что Мосты держат Темзу под контролем, подчиняя голодного древнего полубога, спящего в глубинах реки.

Это было жутко нелогично, но холодное железо успокаивало.

На южном конце Моста поднимал колонны густого дыма Варк, озаренный алым, не спящий литейный завод было слышно даже издалека. Зола опадала тут как снег, и мост неприятно гудел под ногами.

— Дальше я не повезу, — возница был бледным, хотя щек касался румянец джина. — Черный Варк сегодня нестабилен. Это ощущается на Мосту.

Микал появился у локтя мисс Бэннон, желтые глаза отражали последний блеск Темзы. Он шепнул волшебнице, она кивнула резко, ее серьги покачнулись.

— Дай ему монетку, Щит. Он постарался. Мистер Клэр, идемте.

— Благодарю вас, — Клэр отряхнул шляпу. Зола Варка ее испортит. — Вот только не пойму, — отметил он волшебнице, — почему же экипаж так сложно найти?

Микал бросил монету, движение его пальцев было незаметным в неровном свете. Возница поймал монету в воздухе, и она тут же пропала. Он приподнял шляпу волшебнице, подмигнул и поднял поводья.

— Заговор, — мисс Бэннон смотрела, как экипаж разворачивается, как Измененные лошади стучат копытами по поверхности моста. Искры магии угасали за ними. Хлыст затрещал, и их возница спешил уехать.

— Возможно, — ужин Клэра сидел в животе уже не так хорошо. Он расправил плечи, пытаясь избавиться от дискомфорта.

Середина Моста была пустой. На другом конце Лондиний кипел, Королевская улица на той стороне была полна складов и кривых помещений. Между ними мерцали огни, пламя газа и редкое сияние ведьминых сфер. Саусворк кроваво сиял и издавал низкий недовольный звук.

Мисс Бэннон расслабилась, когда экипаж пропал из виду на дороге за Мостом. Но ее напряжение снизилось, так и не пропав.

— Теперь безопаснее, — прошептала она. — Идемте, мистер Клэр. Внимательно слушайте по пути.

Он протянул руку. Зола опадала кусочками, создавая серый занавес.

— Мы вот-вот войдем на Саусворк, — она не прислонилась к нему, хотя ее ладонь в перчатке легла изящно и правильно на изгиб его локтя. Микал отошел, плелся с другой стороны от мисс Бэннон.

— Это очевидно.

— Не перебивайте. Как только мы сойдем с Моста, как бы важно ни было, не говорите без моего позволения. Леди… к которой мы идем, эксцентрична, большая часть Черного Варка — ее уши. И она очень опасна.

— Достаточно опасна, чтобы так вас тревожить, мисс Бэннон. Поверьте, я последую вашим указаниям. Кто она?

— Ее зовут Мехитабель, — мисс Бэннон стиснула зубы, она выглядела бледно. — Черная Мехитабель.

— Любопытное имя. Скажите, мисс Бэннон, ее стоит бояться?

Ее детское личико с аристократичным носом было серьезным, она скованно улыбнулась ему.

— Вы разумны, мистер Клэра. Это значит да.

Сердцем Саусворка был Черный Варк, серых и красных оттенков. Серый от гор золы, которые убирали с дороги метлами пепельники, телеги грузили предметами, что отвозили на традиционных деревянных колесах на мыльные фабрики. Красный от сияния заводов, красный от бьющегося сердца под безумием улиц и переулков Варка. Газовые лампы ржавели от золопада, желтый туман тонкими щупальцами вился над брусчаткой. От тусклого красного сияния туман вздрагивал, обнимал углы и занимал места темнее.

Из всех мостов Лондиния Железный выделялся, гладя шелк Темзы большими темными пальцами, пока заводы пили и отсылали продукты производства дальше. Металл и механизмы для Изменения, огромные склады для создания механических лошадей рядом с рынком кожи. Блэкфриар, мост Лондиния, Великий Доверборо и Суррей на западе и востоке, Гринвич на юге были границами Черного Варка. Некоторые говорили, что под этими улицами закопаны сильные чары, и из-за них чистое серебро поддерживает. Варк. Шептали о магазинах в Варке, продавцы в которых были так Изменены, что становились просто металлическими скелетами, что улыбались и прыгали, а улицы с темным механизмом менялись, когда туман сгущался, и зола опадала особенно сильно.

В Варке жила Измененная молодежь. Иммигранты, в основном ирийские, прибывали работать на заводах и складах, жили чуть больше двадцати лет в вонючих комнатах, пока создавали сияющие механизмы и огромные творения из металла, которые отполировывали до блеска, и они искрились при каждом Приливе.

Если джентльмен шел в Варк, он нанимал Измененных проводников, блесков, что работали группами человек по шесть или больше, и они даже гордились тем, что защищали нанимателей. Блесков из Варка боялись даже в худших Восточных трущобах, ходили слухи, что они часто соглашались на темную работу, от которой вздрогнули бы даже индусы.

В конце Железного моста Микал вышел вперед, и занавес золы разделился.

— Проход за пенни! — прохрипел грубый голос. — Три за компанию!

Хранитель моста появился в круге света газовой лампы, зола слетала с полей его шляпы. Он был пухлым и странным, металл блестел там, где было видно его Изменения — клешня лобстера вместо левой руки, металл в саже сиял на очищенных участках, стеклянный глаз пылал желтым, как туман. Он двигался странно, пошатываясь, и интерес Клэра обострился.

«Он был Изменен куда сильнее. Смотри, там колеса. Вместо ног у него колеса», — это были не лучшие Изменения. Грубые края и щелкающие зубцы от жира и золы, не было поверхностей, сияющих чистотой.

Клэр с трудом держал язык за зубами.

— Микал, — волшебница не замедлилась, тянула его за собой.

— Вам нужны проводники, особенно после Прилива, — хранитель моста рассмеялся. — Еще и с дамой!

Движение в тенях. Клэр напрягся, но мисс Бэннон просто склонила голову.

— Мне не требуется проводник, Картамус, тебе стоит прочистить глаз. Прикажи собакам отступать, иначе я сорвусь, и ты большую часть потеряешь.

Рука Микала дрогнула. Три пенни звякнули о брусчатку, чуть не затерялись среди сугробов золы. Щит отступил, почти жеманно, и хранитель моста выругался.

— Следите за языком, — рявкнула мисс Бэннон, ее пальцы сжали руку Клэра с удивительной силой. — Сюда.

— Их несколько, — тихо сказал Микал.

— О, я так и думала. Она меня ждет.

Они прошли в Варк, и Клэр насторожился сильнее, уже почти жалея, что не остался в Мэйефейре.

Шакалы собрались, как только они сошли с Моста, а Эмма не пыталась нанять экипаж. Микал был напряжен, его шаги следовали за ней, его готовность пахла резко, как порох, не такой алый цвет, как у тусклого сияния завода. Для Взгляда Варк был полон резких рунических силуэтов, дрожащих всюду, где было видно, странный язык направлял древнюю магию Лондиния. Зола шуршала искаженными голосами, Эмма жалела, что не взяла шаль. Искры лениво поднимались в тумане, Варк все еще гудел после Прилива, как большой колокол, дрожал, но не был слышен.

Вкус волшебства тут был металлическим, и помех было так много, что почти радовало, что рука Клэра была плотной и крепкой под ее ладонью. Микал не мог придерживать ее, он будет занят, если блески-шакалы решат напасть.

«В такие моменты хочется больше Щитов», — мысль пропала мгновенно, у нее были другие дела.

Золопад поменял направление, крупицы пепла кружились, хотя ветра не было. Туман все сгущался, пальцы скользили по трещинам, но красное сияние Варка отгоняло его.

Резкий поворот вправо, нельзя было заходить в темные переулки. Эмма вела их и решила подойти к Блэкверку с севера. Это было логично, чем меньше времени она проведет в Варке с ментатом у ее руки, тем лучше.

Он уже выглядел позеленевшим. Она подозревала, что нужно было упомянуть о магии в Варке, не только нелогичной, но и чужой, ведь ему это не нравилось.

В тенях что-то шуршало, щелкало по брусчатке и грязи. Шепот, блеск глаз с крыш. Маленький завод стало видно справа, металл сиял, переливаясь из одного котла в другой, искры летели, рабочие внутри были тенями. Среди врат и в переулках она замечала блеск и понимала, что крысы на улицах, их бока вздымались, а голые хвосты оставляли следы за ними.

Она ткнула Клэра. Он замедлился, вытягивая шею, чтобы все рассмотреть. Он мог искать смысла в падении золы, но свет вел себя не так, как должен был, в тенях шуршали силуэты.

— Просто наблюдайте, — прошептала она, словно он был начинающим Щитом, и она учила его Перчатке. — Не анализируйте.

Он посмотрел на нее большими потрясенными глазами.

Это не обманет Черную леди. Они повернули резко на улицу Парк, и это было не ее воображением — лампы тускнели. Зола падала пеленой, была все плотнее. Мерцание в переулках становилось ближе, зола покрывала их мокрые бока.

«О, небеса», — она выдохнула невежливый термин, взглянула на Микала и вскинула свободную руку, пальцы подрагивали, заклинание для предосторожности сорвалось с ее губ и заскользило в густой тьме.

Вспыхнул яркий серебряный свет. Волшебный круг появился среди золы, знакомые символы вспыхнули, извиваясь, там же, крысы разбежались. Они тоже были Измененными, шестеренки крутились в их задних лапах, масло капало с механизмов, их бриллиантовые коготки царапали брусчатку.

— Довольно! — рявкнула она, лампы снова засветились. Туман корчился, его щупальца становились толще. — Ты меня не обыграешь, Мехитабель!

Все движение на миг замерло, зола застыла в воздухе, искрясь. Свет угас, ведьмин шар появился за Эммой, потускнев, когда она отвела от шара взгляд. Как она и подозревала, когда время снова пошло, мальчишка-блеск оказался на границы ее сферы нормальности, его шляпа была сдвинута, бархатный поеденный молью лиловый пиджак выглядел тщательно вычищенным. Его правая рука была чудом Изменения, черный металл выглядел совсем как настоящая конечность, и металлический рисунок на его юном лице без возраста был знакомым.

Он был в почете у Мехитабель, пробудет таким еще долго. Его рефлексы были хороши, а жестокость точно ее радовала.

— Имя леди, — он улыбнулся, зубы были стальными. Правая рука сжалась с сухим масляным звуком, Микал шагнул вперед. Один шаг, но этого хватило. Блеск взглянул на него, а потом снова обратился к Эмме. — Имя леди. Ты его сказала.

— Она мое имя тоже знает, — сухо ответила Эмма. — Я по делу, Ловкач, так что хватит этой ерунды.

— Поведу тебя, шутить не буду, — блеск повернулся, гвозди на каблуках его сапог высекли искры из грязной брусчатки. — Знает имя леди.

Она издала невеселый смешок.

— Я бы не осмелилась звать ее иначе. Веди, бестия, и помни о манерах. Думаю, леди не хотела бы тебя потерять.

— О, да. Я быстрый. Сбережениям каюк через три шага, тряпку оставлю бродягам, — он махнул другой рукой, мелькнула бледная кожа.

Эмма снова сжала руку Клэра. Ведьмин шар стал ярче.

— Он говорит, что сможет обчистить карманы за три шага, а платок оставит ворам хуже. Но это не опасно, Микал отрежет ему все пальцы, если он подойдет к нам. Идемте, у меня еще есть дела ночью.

Блеск взглянул на Клэра.

— Глухарь, да?

Она топнула ногой, жест потерялся под юбкой, но все же, как она надеялась, выражал ее недовольство.

— Но не глухой и не глупый, но это и не твое дело. Мы идем дальше, или я поджигаю твои волосы и иду к твоей госпоже в плохом настроении?

Он не ответил, снова показал стальные зубы. Эмма на миг представила, как эти зубы впиваются в плоть, и кровь вырывается, пачкая сияющий металл. Она подавила дрожь.

Она видела как-то раз, как кормятся блески Мехитабель.

Но Ловкач пошел, Микал кивнул, мрачно сжимая губы, и она повела Клэра, потянув его за руку. Они шагали по Варку, их преследовал серебряный шар ведьминого огня.

Через два шага она заметила, что Микал пропал.

Хорошо.

Блэкверк поднимался, хребты черного металла были перегреты. Череп Клэра, казалось, стал тесным. Тут было слишком много нелогичного. Зола, например. Завод не мог производить ее в таких количествах. Но откуда-то она сыпалась. И крысы. Такие мелочи не должны быть Изменены. Их глаза жутко сияли, они разбегались со скрипом.

Измененный мальчик шел впереди, свистел, сунув руки в карманы. Он порой забавно подпрыгивал, но Клэр не мог понять ритм. Напряжение мисс Бэннон передавалось через ее хватку на его руке. Если это прогулка, то самая жуткая, и каждый ее угол был искажен.

Как только он подумал об этом, давление на череп ослабло. Он начал искать углы, просчитывать странности и пытаться придумать к ним теории. Было сложно, и он с трудом осознавал, что пот стекал по его лбу, но радость от занятия была огромной.

Пара больших ворот, чьи вершины были ужасно горячими, были приоткрыты. Пепел собрался кучами по сторонам, вылетал из трещин в кирпичной стене. Оловянная табличка сообщала, что это Блэкверк, Измененный мальчик прошел врата, развернулся и низко поклонился.

— Проходите. Да славится леди. Проходите в Веркс, — два удара левой ногой по полу, его каблук звенел по брусчатке, и он ушел в оранжевое сияние.

Веркс занимал все впереди, был открыт и выдыхал жар. Механизмы дергались внутри, котлы накренились и выливали содержимое. Он не давал себе думать об этом. Шестеренки щелкали, зубцы зацеплялись за другие, большие цепи в саже дрожали, гремели, натягивались. Зола падала еще сильнее. Клэр был рад шляпе. Зола не падала на мисс Бэннон, ведьмин огонь за ними отгонял в своем сиянии все, что было не тех пропорций. Он не знал, каких усилий стоит мисс Бэннон удерживать эту сферу нормальности, и решил не спрашивать.

Тонкая фигура поплыла вперед среди сияния жара.

«Что это?».

Это была женщина. Или когда-то была. Длинные черные юбки из бумазеи, загрубевшие от пепла, гладкая черная металлическая кожа, взрыв пепельно-серых конских волос удерживали украшенные шпильки. Руки существа были чудом Изменения, металлические кости и ладони с изящными шестеренками двигались, пока она катилась вперед. Лицо было металлическим и с шестеренками, гладким, нос был лишь впадинами, глаза были большими рубинами, горящими опасным умом.

Мисс Бэннон сжала его руку снова в предупреждении. Клэр уставился.

Рот существа — отверстие, что служило ртом, — двигался.

— Прима, — голос был с треском огня, юбки содрогались, словно что-то под ними столкнулось с неровностью пола.

«Это платье было модным лет десять назад, — он заметил лупу, висящую на тонкой металлической цепочке, среди складок юбки. — Это для чтения? Как давно это существо было человеком? У него осталась плоть?».

— Мехитабель, — мисс Бэннон кивнула. — Я пришла за тем, что оставила

Хриплый скрежет вырвался из груди существа. Клэр не сразу понял, что это за ужасный звук.

Смех.

Жуткий шум резко оборвался, и мальчишка, что вел их, нервно отпрянул, как неизмененная лошадь, учуявшая металл и кровь. Нечто по имени Мехитабель повернуло голову, сервоприводы в шее гремели с жуткой грацией. От кривого подражания движению человека Клэра чуть не стошнило.

«Может, мой желудок не такой и крепкий», — отметил он, поймав себя на том, что прижимал ладонь Бэннон к своей руке. Он похлопывал ее ладонь, словно она была напугана, а он успокаивал. Его горло сдавило.

«Эмоция. Сгинь».

Но чувства не слушались.

— О, Мехитабель, — мисс Бэннон звучала печально. — Только не ты туда же.

— Ты не знаешь своих врагов, волш-ш-шебница, — ржавчина сыпалась с локтевых суставов существа, оно подняло руки. Рот стал шире, Красное сияние углей сверкало в горле вдали. Мисс Бэннон шагнула вперед, отцепилась от Клэра умелым взмахом ладони, и ведьмин огонь за ними вспыхнул сильнее, отбрасывая хрупкий чистый серебряный свет против едкого алого сияния Веркс. Механизмы гремели и гудели, тело Мехитабель дернулось, и мисс Бэннон прокричала анатомический термин. Клэр и не думал, что дама может знать о таком.

Грохот стал тише. Металлическое тело Мехитабель застыло.

— Я могу не знать своих врагов, — тихо сказала мисс Бэннон, ее ладони сцепились перед ней. — Но я — Главная, змейка, а ты терпишь здесь.

Металлическое существо задрожало. Мелькнуло движение, предупреждение Клэра затерялось в потоке обжигающего воздуха. Микал вдруг оказался там, ударил по руке Ловкача с легкостью, нож сиял, отлетая в пепел в сторону. Щит сделал ловкое движение, словно вспомнив, и Измененный мальчишка отлетел, пропадая в красной дымке света и потревоженной золе.

— Терплю? — низкий смешок прозвучал среди шума горячего неприятно пахнущего воздуха Веркс. Голос был жутким, чудище с чешуей произносило человеческие слова поверх стона металла и треска огня, смешанных с токсичной пылью. — О, я так не думаю, дитя обезьяны. Ты у меня дома.

Ведьмин огонь вспыхнул серебром.

— Микал, — голос мисс Бэннон перебил смех существа. — Бери его. И беги.

Из ее горла вырвалась песня, она сосредоточилась, большое извивающееся металлическое существо боролось с ее хваткой. Ее левая рука сжалась, пылая, она удерживала силой симулякр Мехитабель, обтрепавшийся по краям. Ей нужно было выбрать — истинный облик или металлическое эхо, слои физической и эфирной дрожи, магия растекалась узорами, Варк содрогался, пока она подавляла его магию своей волей.

«Я заплачу за это позже», — Великое Слово поднялось среди пения, вплелось в слова. Оно опустилось на металлическую форму, и та свернулась, как бумага от огня.

Жуткий крик поднялся от невидимого истинного облика Мехитабель.

«Это должно жечь».

Но это позволило Эмме сосредоточиться на одном, на раскаленной волшебной силе, что бежала по ее венам. Блэкверк кипел от топота ног и криков. Блески Мехитабель, муравьи-рабочие суетились в пещере, заполненной жаром, их теперь было видно среди падающей золы.

Ладони Эммы взлетели, магия трещала между ними. Она сжала, дым поднимался от ее колец, прожигающих ее перчатки, и Мехитабель закричала снова. Мальчишки застыли, рабочие упали. Песня затихла, и Эмма получила хватку.

— Я могу сокрушить плоть так же просто, — крикнула она, слова пронзали треск огня и грохот металла. Лицо симулякра продолжало таять, ручейки жидкого железа стекали, немодное платье пылало. — Даже твою плоть. Где она, Ме-хи-та-бе-ру-ла-гуруш Ме-хи-лва? — чужие слова пронзали искаженный воздух, горло Эммы горело, глаза слезились, она подчеркивала нужные места.

Часы изучения, тщательная работа были вознаграждены. Мехитабель и не знала, что Эмма может раскрыть ее истинное имя, тем более использовать его.

Змея не забудет и не простит такого.

Блэкверк… остановился.

Искры и зола застыли в воздухе. Пылающий симулякр был картинкой, огни застыли, лицо было испорчено.

Большая узкая голова с тремя коронами и языками поднялась из раскаленного металла на гибкой шее с черной чешуей. Глаза были огненными камнями, напоминали рубины симулякра, кожистые крылья развернулись под золой, их острые края пронзали замершие искры.

Языки мелькнули, дым поднимался от длинного тела змеи любопытными вуалями. Мехитабель держала Веркс вне Времени, ее крылья шуршали, они терзали сонный воздух. Жар был сильным, чаша металла, что удерживала ее нижнюю половину тела, кипела с громким треском. Она повернула голову, один рубиновый глаз вспыхнул, но Эмма отклонилась, пальцы пылали, тонкий поводок ее воли сдавливал морду дракона.

«Они — дети Времени, — говорил давным-давно ее учитель. — Они — Силы, их старейшие спят. Мы должны радоваться их сну, ведь, если проснутся те змеи, они сотрясут этот остров и не только его, сбросят со спин, и вернется Огненный век».

Голова Мехитабель отдернулась, она хмуро смотрела, лапа с когтями впилась в чашу с жутким звуком. Языки мелькнули в пасти.

— Ты мертва.

— Пока нет, — Эмма встала тверже. — Где оно?

— Не здес-с-сь, — жар касался боков Мехитабель, ее ребра двигались как меха.

— Где оно? — ладони Эммы сжались, змею охватило давление. Она пригнулась. Ощущение отличалось от сдавливания металла — скользкое и усиленное, сопротивляющееся и пытающееся сбежать. Дракон мог создать другой симулякр, но истинный облик тоже был уязвимым, особенно для злой волшебницы, знающей его имя.

Это означало быть Главной — произносить имена такой силы, не сжигая язык, и глаза не превращались в горячие ручьи на щеках. Некоторые думали, что только огромная гордость Главных защищала от такой агонии. Другие говорили, что дело было в размере эфирного разряда, который могли вынести Главные. Никто не решил задачу, да и исследования Эммы не дали результат.

Микал унес ментата? Она на это надеялась. Такая концентрированная магия была опасной, а то, что она собиралась сделать — вдвойне. У них был шанс сбежать от мальчишек Мехитабель и других опасностей Варка, пока она держала змею в плену.

Дракон шипел, опустив голову. Зубы были обсидиановыми, в стеклянной сердцевине каждого была красная линия.

— Один пришел и освободил меня от груза. Дрожи от страха, маленькая обезьянка…

Кулаки Эммы дрогнули. Мехитабель зарычала, порыв дыхания, воняющего горячим маслом, отбросил назад волосы Эммы, и горячие слезы потекли по ее щекам, воздух рвал юбки. Когда змея перестала шуметь, Эмма ослабила давление. Но лишь на капельку, ее сосредоточенность была на одной раскаленной добела точке.

— Имена, Мехитабель. Кто приходил и от кого?

— Я убью тебя з-з-за это. Ты умреш-ш-шь, — слово переросло в пронзительный скрежет.

Ее голос был ножом в раскаленной стали.

— Имена, Мехитабель! Истинные! Или мы посмотрим на твои внутренности, железная змея! — сила Прилива скоро начнет ослабевать в ней. Камея была раскаленным жаром на ее горле, кольца сияли, оставив дыры в перчатках на пальцах. Огненные опалы с символами, мерцающими в глубинах, выплевывали искры, что замирали и опадали с грацией.

Мехитабель охнула.

«Нет огня без воздуха», — мысленно произнесла Эмма, пение вырвалось из ее горла. Это было низким и темным, одно слово на языке Разложения, она не успела закончить, дракон забился в ее хватке, его сияние потускнело.

Когда дракон обмяк, но еще горел янтарем, Эмма остановилась.

— Имена, — она звучала странно даже для себя, жестоко и резко. — Настоящие. Живо.

— Левеллин, — прошипела Мехитабель. — Левеллин Гвинфуд.

«Я даже не удивлена».

— Кто еще?

— Один из наших…

«О, ты не сыграешь со мной в загадки».

— Имя, Мехитабель. Настоящее.

— Глупый толс-с-стяк. Он говорил лишь имя Грейс-с-сон.

Холод пронзил ее, пот стал липким льдом.

— Кто еще?

— Старый, — посмеялась Мехитабель. Звук был скрежетом железа. — Его ты так легко не околдуеш-ш-шь, макака.

Пение поднялось снова. Ее сосредоточенность ускользала. Даже юную змею держать было сложно, а ей еще нужно было сбежать из Варка. Серебряный ведьмин огонь за ней пылал, ее тень была от этого черной бумагой на сугробах пепла высотой до колен.

Мехитабель билась, беззвучно хрипя. Металл растекался рядом с ней.

— Кто? — потребовала Эмма, когда дракон притих. Времени оставалось так мало. Ее руки дрожали, как и ноги. Капля пота текла по щеке, ее волосы были мокрыми. Горячие капли крови выступали между ее сжатых дымящихся пальцев, впитываясь в изорванные перчатки.

— Вортис-с-с, — прошипела Мехитабель. — Вортис-с-с круца эс-с-ст.

«Это не имя», — но хватка Эммы на миг соскользнула, и Мехитабель вырвалась…

…и бросилась стрелой к мучительнице, голова вскинулась, крылья истекали жидким металлом, пасть раскрылась.

Один миг волшебница стояла, хрупкая и собранная, между Клэром и жутким металлическим существом. Ощущение было любопытным, словно собиралась гроза, волоски вставали дыбом на его теле, странное невесомое головокружение заполнило его. Микал был тенью сбоку, то появлялся, то пропадал.

А потом смятение. Он отлетел на землю, жар и вонь обрушились на него маслом и потом. Его шляпа улетела, он выхватил перцовый пистолет, как только голова прояснилась, искал, к чему применить оружие.

Существо, похожее на рептилию, извивалось, Микал отскочил, рисуя алые полосы на его плоти. Вкруг все двигалось, потрепанные мальчишки с сияющими Изменениями разбегались, как муравьи, рабочие — пугала в бесформенных серых костюмах с тусклыми глазами — ползли дерганными движениями. Не двигалась только волшебница, она рухнула лицом в сугробы пепла, как кукла. Зола падала на ее обмякшие окровавленные ладони, перчатки обгорели и порвались, плоть прожглась почти до кости.

Клэр дополз до нее, рептилия издала ужасный звук, клинки Микала снова вспыхнули.

Она была поразительно легкой. Клэр просунул руку под нее, пепел дымился вокруг рукава его пиджака. Она кашляла, ее глаза слезились, сажа была на лице, и он поздравил себя. Она хотя бы не задохнулась.

Блеск в алом пиджаке прыгнул. Клэр вскинул руку, выстрелил, но шум затерялся в оглушительном грохоте. Мальчишка-блеск согнулся, его Изменение — рука уже не была рукой, теперь это была коса из кости и железа — вспыхнуло в последний раз, и он упал в пепел, оставшись там, глаза сияли точками красного разума.

«Как крысы, — Клэр содрогнулся, но не обращал внимания. — Еще три выстрела, а потом придется импровизировать», — от грохота содрогнулся весь Блэкверк, раскаленный металл плескался высокими обжигающими дугами, и Клэр пришел в себя, оттаскивая неподвижную волшебницу к входу, откуда прохладный воздух приносил снежинки золы в пасть Веркс. Инстинктивное движение, тело пыталось защититься, но это было приемлемо, логично и…

Волшебница проснулась, ее темные глаза открылись, ребра расширились, она судорожно вдохнула. Веркс с силой содрогнулся. Камея на горле мисс Бэннон сдвинулась, сияла серебряным светом.

Микал кричал без слов, мисс Бэннон моргнула. Она посмотрела на Клэра, ее взгляд был таким пустым и жутким, что он сомневался, что она узнавала его. Шпилька выпала из ее волос и затерялась в пепле.

Ее губы произнесли слово в шуме. Он легко расшифровал его.

«Микал?».

Ее наполнило напряжение. Эмма вскочила на ноги, и Клэр тоже, хотя земля содрогалась. Толпа мальчишек и рабочих была близко, они выбирались из-за механизмов, направляясь к волшебнице, потому и к Клэру.

«Это быстро станет приятным», — словно неприятно уже не было.

Щит закричал снова, змея издала звук, с каким кипело раскаленное железо, лопались эти пузыри. Волшебница вскинула руки, пальцы вспыхнули в сложном жесте, что закончился судорожно, и Клэр подозревал, что такой жест больше подходил мантам, а не леди.

Мисс Бэннон становилась все интереснее.

Магия трещала, алые искры летели с ее бледных пальцев, и волшебница вжалась, словно поднимала тяжелый вес, ее тело выгнулось, слово вырвалось из ее рта. Кровь полетела с ее истерзанных ладоней, Клэр скривился, его горло сжалось от чего-то, подозрительно похожего на страх, он поднял пистолет. Еще два выстрела. Может, он отгонит так толпу.

Ему ну нужно было переживать. Мисс Бэннон двигалась, взмахнула руками, ее юбки зашуршали, и длинное тело змея с черной чешуей отлетело, как мокрая тряпка, в толпу мальчишек и рабочих.

Щит плавно двигался, его любопытные сапоги с тихой подошвой шуршали по пеплу. Он оглянулся на них. Его желтые глаза сияли, худое лицо горело от яростной радости.

Крики, визг, вой змея. Микал добрался до них, кивнул, пепел короновал его темные волосы, и все его тело источало жуткое счастье. Мисс Бэннон повернулась, ее кровавые ладони были полны тусклого кранного света, что был чище сияния Варка.

Свет полился между ее пальцев, она бросила его на пол. Дым поднимался, и Клэр понял, что они сбегают.

Его легкие пылали, ребра сдавило. Клэр хрипел, прижимаясь к стене переулка, отчаянно пытался восстановить дыхание. Пепел падал сильнее, теплый убивающий снег. Они хотя бы не замерзнут здесь, но могли задохнуться.

Микал осматривал руки волшебницы, его пальцы гладили и постукивали, пока символы перетекали от его плоти к ее. Клэр не хотел смотреть, как ее плоть восстанавливается, это было против законов логики. Он не хотел смотреть на белое от боли личико мисс Бэннон. Серебряный ведьмин огонь пропал, как и сфера нормальности, и все было не под тем углом, падающая зола не слушалась законов, кроме движения вниз. В этом плане лицо мисс Бэннон раздражало меньше всего.

— Это все, что я могу, — радость покинула лицо Микала. Его плащ был изорван, пепел в волосах сделал его седым.

— Нужно сбежать из Варка, — мисс Бэннон закрыла темные глаза, прижалась утомленно к той же стене, что поддерживала Клэра. — Она скоро все увидит.

— Куда? — Микал не отпускал ее ладони, критично разглядывая их. Порезы были глубокими, все еще были опухшими и раздраженными, несмотря на мягкое сияние магии, сшивающей плоть.

— Запад, — тени залегли под глазами мисс Бэннон. Ее юбки были изорваны, на щеке осталась полоска пепла. Но зола все равно почти не попадала на нее, грязь на волосах была от того, как она упала на пол. — Боро или Ньюингтон. Лучше первое, но в обоих местах она не будет видеть четко. По крайней мере, пока там Эфес.

— Хорошо, — Щит отпустил ее ладони в крови. — Нас скоро начнут преследовать.

— О, я знаю, — прядь упала на ее лицо, она сморщила гордый носик. — Ментат?

— В порядке, — Микал даже не взглянул на Клэра. — Вам нужно…

— Нет, Микал. Спасибо, — она открыла глаза. — Мистер Клэр, и вам спасибо.

Ему стало легче дышать, тошнота отступала.

— Как… занимательно, — давление за глазами стало сильнее, он искал узор в углах, в кружении золы. — Хотя я очень хотел бы покинуть этот район, мисс Бэннон. Мне тут… неудобно.

— Вы пережили первую встречу с драконом. Они сильно влияют на восприятие Времени, и нелогичность здесь — результат ее присутствия, — Бэннон поежилась. — Я, помнится, приказывала вам бежать.

— Хорошо, — Клэр сглотнул. Нелогичность влияла на само Время? От одних слов ему стало не по себе.

«Я мог бы прожить остаток дней спокойно без повторения этого опыта», — но объяснение искажению помогло.

— Думаю, мы справились неплохо.

Микал склонил голову.

— Ноги, — тихо сказал он. — Маленькие и большие.

— Ньюингтон, — мисс Бэннон выпрямилась. Останки ее перчаток трепетали, она впилась в изорванные юбки. — Идемте, господа. Нельзя терять время.

Улицы Черного Варка подрагивали, как маленький зверек. Здания были с пустыми лицами, света в них не было, окна часто были разбитыми, эти дыры закрывали разные ткани и бумага, чтобы отогнать стихии. Склады прислонялись друг к другу, сжимаясь среди сугробов не-снега. Крыши были сморщены, и из звуков только шуршала зола по крышам, скатываясь. Газовые лампы появлялись изредка, светили слабо оранжевым сиянием.

Клэр смаргивал пепел и спешил за шорохом изорванных юбок Бэннон. Он смотрел на неровный подол, ткань вела себя как ткань. Это радовало, и ему стало легче, виски сдавливало уже не так сильно.

— Далеко еще? — прошептала мисс Бэннон.

— Три улицы, думаю, — шаги Микала были беззвучными. — Крысы. Возможно Ловкач. Не думаю, что я убил его. Может, еще двое.

— Она думала, что я пойду в другую сторону, — мисс Бэннон звучала задумчиво. — Интересно, в какую.

— Проходить близко к Хорсмонгеру опасно. Не говоря уже про Квинсбенч, — Микал был тихим и тоже задумчивым.

«Что ж, — подумал Клэр, — он явно уважает ее силы. Это радует».

— Эфес — не проблема, капитан Галл — тем более. Но я тебя поняла, — мисс Бэннон замерла. — Мистер Клэр? Вы в порядке?

Становилось все сложнее вдыхать.

— Относительно. Атмосфера тут плохая.

— О, небеса, — она отчасти обернулась, щелкнула пальцами и пробормотала неразборчиво слово. Тут же пепел слетел с его волос, рассеялся, и он уже не ощущал себя так, словно дышал через шерстяное покрывало. — Лучше?

— Гораздо, — он смотрел на носки ее сапог, выглядывающие из-под изорванного края платья. Если он будет смотреть на то, как они стоят рядом с сугробом пепла до лодыжки высотой, и пепел ведет себя рядом с ними, как полагается пеплу, он сможет игнорировать остальное какое-то время.

Тихий скрежет. Металл из ножен.

— Идите, — Микал был напряжен.

— Бери ментата. Я задержу…

— Нет, — Щит был не согласен. — Они пришли убивать, Прима. Я догоню вас.

— Микал… ох черт.

Клэр вскинул бы брови от такого языка женщины, но был слишком занят, разглядывая ее сапоги. Он мог многое сказать о тому, как она стояла, носки были чуть отодвинуты наружу, правая нога была чуть впереди, что означало, что она — правша.

«Наверное, хорошо и легко танцует. И может двигаться тихо, если захочет. Лучше это помнить».

Ее носки пропали, она развернулась, ее рука обхватила его локоть. Она потянула Клэра за собой, и он послушно шел.

Раздался низкий скрежет, но Клэр не хотел озираться.

— Не думала, что это на вас так сильно повлияет. Идемте, мистер Клэр. Лучше двигаться быстро. Чем ближе мы будем к тюрьме, тем меньше лишней магии побеспокоит вас.

— Это хорошо, — его череп снова сдавило. Все случайные углы, что он отмерял, ступив в Варк, все расчеты скорости и падения золы отказывались соединяться в единое. Что это за жуткий скрежет? Это не его зубы, его челюсти были сжаты.

— Не поднимайте голову, — тихо сказала мисс Бэннон, ведя его за собой. Их шаги приглушал пепел, доставал до лодыжек. Как часто тут чистили улицы? Наверное, часто, иначе все живое задохнулось бы.

Ужасный скрежет продолжался, мисс Бэннон пробормотала еще одно страшное слово. Жаркое неприятное дыхание ударило по плащу и шляпе Клэра, хлопнуло юбками волшебницы. Он не поднимал взгляд, но размышлял.

«Улица. Улица двигается», — он мог представить это по ряби под потрескавшейся брусчаткой, стены отодвигались, а другие выпирали, Варк менял облик. Мисс Бэннон быстро выдохнула.

— Хитро, — бормотала она. — Очень хитро.

Его желудок сжимался. Все в нем бунтовало. Но, пока они спешили, сапоги мисс Бэннон тихо постукивали, а не были приглушены пеплом, и это его успокоило. Она напевала странную нескладную мелодию по кругу, и Клэр обнаружил, что звук прекрасно перекрывает скрежет. Но не сдавленный крик слева от них или шорох маленьких металлических лапок. Хватка мисс Бэннон стала крепче, но он не знал, ради его или ее спокойствия.

Пепел под ногами стал скользким и жирным вместо сухого, напев мисс Бэннон стал напряженнее. Скрежет притих слева, и волшебница бросилась вперед, потащив Клэра за собой. В теле Клэра раздался хлопок, оковы, сдавливавшие его грудь, немного ослабли. Он осмелился поднять голову, серый массив тюрьмы Квинсбенч мерцал точками света. Огромные врата тюрьмы зияли, виселица на небольшой площади перед ней была в кроваво-красных амулетах. Они ускорились, пепел бил по ним как град. Резкий поворот влево, и он понял по резко возникшему гулу дорог, что они обходили оживленную улицу. Тьма подступила ближе, они бросились в лабиринт домов должников. Еще один крик раздался справа, а потом грохот стали.

«Микал», — Щит старался задержать погоню. Но тени теперь ожили красными глазками и постукиванием.

Жутко, что в этот миг он хотел, чтобы мисс Бэннон была больше похожа на Микала.

— Мисс Бэннон? — прошептал Клэр, их шаги ускорились еще сильнее.

— Что? — ее тон никак нельзя было описать терпеливым.

— Думаю, нам пора бежать.

Эмма редко была так рада желтому туману Лондиния, окутывающему здания и кареты. Клэр споткнулся, моргая, они выбрались на дорогу Гринвитч, и фонари радостно встретили их. За ними кипел Варк, пепел отлетал, шипя, пока они мчались к улице. Мимо проносились экипажи по Гринвитчу, но толпа старательно не смотрела на то, что могло появиться из-за пепла.

Ментат снова споткнулся, рухнул на колени, его стошнило. Эмма прижимала ладонь к боку, недавно вылеченная глубокая рана еще не успокоилась из-за спешного и грубого исцеления. Ее корсет был свободным, но все равно впивался. Она тряхнула волосами, процедила очищающее заклятие, не думая, потребуется ли ей энергия потом. Варк пропал за вуалью, пепел притих с выпущенным заклятием.

Но изо рта металлический вкус Саусворка так просто она убрать не могла.

Механическая крыса пробежала по краю улицы, слабо шевелясь, борясь с потоком времени. Ладонь Эммы взлетела, золотое кольцо блеснуло, но появился Микал. Резкий удар ногой, скрежет металла и облачко алого дыма. От крысы остались куски метала и мех, поеденный молью. Глаза Щита яростно горели, его грязный плащ покрывали пятна крови и других жидкостей. Он выглядел неплохо, но весь в саже.

Она поежилась. Клэра снова громко стошнило.

— Скиталец! — выдавил он. — От тридцати трех до восьмидесяти девяти процентов! Объяснить можно только диапазоном!

«Боже, он все еще пытается анализировать Мехитабель? Или крыс?».

— Клэр, — выдавила она, кашляя.

«Думаю, мы выжили. Наверное».

— Клэр, спокойнее. Есть проблемы, требующие вашего внимания.

— Прима, — ладонь Микала на ее плече, пальцы — железные тиски. — Эмма.

Она чуть пошатнулась.

— Ты хорошо постарался.

«Да? Даже чудесно. Один Щит, маленькая армия блесков Мехитабель, крысы. Не понимаю, как мы не погибли».

Или она ранила железную змею сильнее, чем думала, или Мехитабель ждала, что Эмма побежит в другую сторону, может, на север, откуда они и пришли в Варк. Был вариант страшнее, но все же вероятный — что Черная Мехитабель отпустила их по своим странным причинам, хотя Эмма использовала ее истинное имя.

— Это было просто, — уголок рта Микала приподнялся в гримасе. Пепел сделал его волосы седыми, набился в брови и падал с плеч. — Ее отряды неуклюжие, громкие. И им приходится проверять каждый темный угол.

— Какие проблемы? — выдавил Клэр, пока его снова тошнило. — Никогда. Ни за что.

— О, мы пойдем туда снова, если потребует долг, — Эмма судорожно выдохнула. Мысль о возвращении домой, броске корсета в огонь и наблюдении за его горением была невероятно привлекательной. — Но не сегодня. Сейчас, мистер Клэр, мы на Гринвитч, и я хочу, чтобы вы помогли мне найти экипаж.

— О, отлично, — простонал Клэр. — Чудесно. Чего ради?

— Ради поездки, мастер дедукции, — ее тон был резче, чем она хотела. — Нам нужно доставить новости.

Было за полночь, и конюшня пахла сеном и шерстью. В стойлах шуршали движения, глаза были приоткрыты.

Грифоны нервничали. Радужное оперение шуршало, острые янтарные или обсидиановые клювы щелкали, нарушая тишину. Рыжие или угольно-темные бока двигались, когти сжимались в темноте. Эмма не шевелилась, осторожно стояла посередине прохода по центру. Микал был так близко к ней, что она ощущала его жар.

Клэр посмотрел поверх двери одного из загонов. Его глаза расширились.

— Поразительно, — выдохнул он. — Голова под крылом. Точно. И мускулатура чудесна. Чудесно.

Загон грифонов был длинным и высоким, тусклым, но не темным. Гордые скакуны Британии сонно шуршали, ощущая Главную.

Из всего мяса грифоны особенно предпочитали то, что было пропитано магией.

Ладонь Микала лежала на плече Эммы, приятный вес. Дверь в дальнем конце открылась, тихо зашуршали юбки, донесся запах розы и фиалок. Эмма застыла. Клэр не выпрямился, заглядывал над дверью загона, словно ребенок на магазин сластей.

— Мистер Клэр, — прошептала волшебница. — Прекратите это, сэр. Они опасны.

— Несомненно, — женский голос, высокий и юный, но с печатью абсолютной власти на каждом слоге. — Нет, друг мой, не нужно реверансов. Мы знаем, что вам тут неудобно.

Эмма все равно присела в реверансе, радуясь, что применила очищающие заклинания к ним троим. Ладонь Микала осталась на ее плече, Клэр отпрянул от двери загона и поправил шляпу.

— Кому мы обязаны честью…. о боже! — он поспешил поклониться. — Ваше величество!

Александрина Виктрис, новая королева Британии, сдвинула большой темный бархатный капюшон. Ее большие глаза весело мерцали, но уголки рта были опущены.

— Это ментат?

— Да, Ваше величество, — Эмма заставила ноги выпрямиться. — Один из нескольких оставшихся в Лондинии, мистер Арчибальд Клэр.

— Ваше величество, — Клэр порозовел, хотя волшебница сомневалась, что это увидел кто-то, кроме нее.

Губы Эммы хотели дрогнуть, но важные дела лишали веселья.

— Я принесла мрачные новости для Британии.

— А когда было иначе? Вы — наша Зловещая ворона, стоит сделать вам мантию из черных перьев, — юное лицо королевы не могло долго быть мрачным, но тень ушла за ее глаза. — Мы шутим. Не считайте, что вас недооценивают.

— Я бы не подумала, — ответила Эмма чуть скованно. — Ваше величество… я подвела вас. Ядро отсутствует.

Молодая женщина пару минут молчала, ее темные волосы, заплетенные в кольца за ушами, были чуть растрепаны, словно ее разбудили, и сияли в тусклом свете. И все же с ее нежных ушей свисал жемчуг, простые жемчужные бусы были на тонком горле. Тень в ее глазах стала темнее, юное лицо изменилось.

— Отсутствует?

— Я оставила его с Мехитабель, — Эмма не опускала голову. — Она дала его с согласия. Она дала мне имена.

— Драконы вовлечены? Интересно, — королева постучала по губам тонким белым пальцем, под плащом ее красный халат был в золотых лилиях. Тень возраста и опыта на ее лице стала четче, черты менялись и размывались, как глина под водой. Перстень на ее левой ладони вспыхнул, один символ засиял и погас. — Это был наш просчет, Прима. Черная госпожа раньше была верна своему слову, и… обескураживает знать, что это уже не так. Что за имена она дала?

«Очень неудобные».

— Я почти боюсь сказать.

— Боитесь? Вы? — смех королевы разнесся эхом, рябь веселья без возраста. — Вряд ли. Я хочу доказательства и закончить это дело к вашей радости, если не к нашей.

Эмма чуть не скривилась. Британия была старой и мудрой. Дух правления видел, как приходило и уходило много таких, как она. Она — была силой империи, Главной, но она была лишь человеческим слугой.

— Она упомянула канцлера казны и Левеллина Гвинфуда лорда Селвита. А еще другое имя. Вортис.

Перья шуршали, как пшеница на летнем ветру в поле, грифоны замечали их. Глаза открывались, загорались блестящей пылью. Пальцы Микала сжались в тихой поддержке.

Голосок в ней шептал, что мальчишки Мехитабель преследовали их не слишком тщательно. И Левеллина, конечно.

«Как скоро он задушит тебя, как сделал с Кроуфордом?».

— Это имя… мы не очень хорошо знаем. Но слышали, — морщины залегли на щеках королевы. Волоски на руках и ногах Эммы встали дыбом, покалывая, словно она стояла на тропе Великой работы или даже отпускала Дисциплину. Грифоны снова пошевелились, голубая искра мелькнула в глазах королева, знак, что Британия пробудилась и смотрит из своего сосуда. — И канцлер, говорите? Грейсон?

— Змея сказала… — начала спешно Эмма, но палец королевы дрогнул, и она проглотила конец предложения.

— Если он невинен, но ему нечего бояться, Прима. Решение должно быть верным, нужны доказательства, — голубая искра стала ярче, пока не заполнила расширенные зрачки королевы.

«Не простое напоминание», — во рту Эммы пересохло. Она соврала Виктрис про Кроуфорда, соврала потому и Британии. Правящий дух империи или решил поверить ее версии событий в круглой каменной комнате, или, что вероятно, догадался о правде и решил придержать наказание, потому что Эмма была полезна.

— Мне не по себе, Ваше величество. Столько неизвестного.

Британия отступила, как Прилив в Темзе, этот вес скорее ощущался, чем слышался. Королева моргнула и плотнее укуталась в плащ.

— Тогда вам нужно все раскрыть. И ментат…?

— Да, мэм? — Клэр встал прямо, длинный и худой, как кочерга. — Ваше величество?

Королева улыбнулась, снова став девушкой.

— Ему можно доверять, Прима?

«У меня не стоит спрашивать, королева. Я и себе не доверяю».

— Думаю, да. Он выдержал встречу со змеем, сохранив рассудок.

— Тогда расскажите ему все. Мы не можем закончить это без ментата. Похоже, Британии они нужны не меньше волшебниц, — Виктрис сделала паузу. — И Эмма…

Ее пульс ускорился, Эмма пыталась успокоить предательское тело.

— Да, Ваше величество?

— Будьте осторожны. Если канцлер вовлечен, защита Британии может… истончиться, а наш консорт Альберик не очень любит волшебников. Вы понимаете?

«Британия правит, но мы не можем открыто пойти против канцлера казначейства, не подставив кабинет. Ваша матушка хотела бы внедрить кого-нибудь из своих созданий в кабинет, а ваш консорт не только мало влияет, но и не любит волшебников почти с религиозным рвением. Так что все должно быть тихо и как можно лучше».

— Вполне, Ваше величество.

«И, если какая-то часть этого станет скандалом, удар почувствую я».

— Мы ужасно используем вас, — королева отступила, шурша бархатом, грифоны бормотали и шумели острыми перьями.

— Я — подданная Британии, — она напряженно присела в реверансе. — Меня и нужно использовать.

— Хотела бы я… — но королева покачала темной головой, ее косы покачнулись, и она ушла. В открытую дверь проникал запах ночного сада, а еще ее любимых фиалковых духов. А потом дверь тихо закрылась.

Рот Клэра был подозрительно приоткрыт.

— Это была королева, — он звучал потрясенно.

«Это точно».

— Мы встречаемся здесь из-за дел, — и разве она не звучала гордо? Гордость была одним из ее грехов.

— Маленькая волшебница, — перья шуршали, голос был мрачным и тихим, но полным боли. Янтарный клюв скользнул над ближайшей дверью загона, и колени Эммы стали удивительно слабыми.

Глаза были глубокой тьмой, окруженной золотом, орлиный взгляд головы, чтоб была больше ее тела. Шея с чернильными перьями пропадала в полумраке загона, Микал как-то оказался перед ней, закрыл плечами вид на грифона, а тот щелкнул клювом, звук напоминал столкновение двух лакированных брусков дерева.

— Близко, небесный кузен, — спокойно сказал Микал.

— И на один укус не хватит, — грифон рассмеялся. — Но я не голоден сегодня даже для магии. Слушай.

Клэр шагнул вперед, словно очарованный, смотрел на левую переднюю лапу грифона, что сжимала толстое дерево двери загона, обсидиановые когти погрузились туда.

— Поразительная мускулатура, — пробормотал он, грифон снова щелкнул клювом, выглядя… удивленно, его глаза жестоко блестели.

— Мистер Клэр, — Эмма испуганно зашептала, горло пересохло. — Они плотоядные.

— Выглядят откормленными, — ментат отклонил голову, его худое лицо сияло почти с радостью. — Да, этот клюв точно от хищной птицы.

— Довольно, — голова грифона повернулась, он посмотрел на Эмму ярким глазом. — Волшебница. Мы знаем Вортиса, — когти сжались. — Ты охотишься на змея.

Из-за древнего альянса грифонов с духом Британии на острове был загон с ними, еще когда Огненный век задыхался от своего пепла, и драконы возвращались к спячке. Так говорили, но изучение зверей было опасным, так что редкие волшебники пробовали его. Эмма смотрела на клюв существа, острый, над ноздрями мерцал тусклый свет. Было загадкой, как существо говорило без губ, грифонов не расчленяли после смерти.

Они съедали своих. Эмма подавила дрожь, радуясь, что Микал стоит между ней и существом.

— Возможно. Слово змея — замок из песка.

— Или воздуха, — гордая голова опустилась, напоминая кивок. — Тебе нужно больше Щитов, волшебница.

— У меня их столько, сколько сейчас нужно.

«Железный змей схватил бы меня, если бы не Микал. И все».

— Нас много, а ты заманчива, — смех был похож на грохот камней. — Но мы засыпаем. Тебе нужно уходить.

«И я так думаю», — она заметила напряжение в лапе существа, вороньи перья переходили в иссиня-черный мех.

— Благодарю. Мистер Клэр, идемте.

— Новая область исследований… — глаза Клэра были пронзительными и лихорадочно блестели, он приблизился к когтю грифона.

Микал бросился вперед. Дерево двери застонало, треща, Щит оттащил Клэра, разрывая его уже пострадавший пиджак. Когти грифона сомкнулись на пустом воздухе, существо рассмеялось.

— Довольно, — мирно сказал Микал. — Встаньте рядом с моей Примой, — он не сводил взгляда с чудища. — Это было глупо, небесный кузен.

— Он даже не закуска, — глаза грифона были наполовину прикрыты. — Не важно. Уводи их. Попутного ветра.

— Хорошего полета, — Микал отошел. — Прима?

— Сюда, мистер Клэр, — она разжала ладони и схватила ментата за рукав. — Не проходите слишком близко к загонам.

Клэр молчал. Но не возражал. Когда они вышли из северной двери загона в туман над дорогой, Эмма поняла, что дрожит.

Зеленые парки были пустыми, желтый туман местами становился непроницаемым и черным, скрывал луга и спутанные деревья. Рядом с дворцом тени были без воров или бандитов. В других парках было иначе.

Они прошли немало, чтобы добраться до Пиксадон, Клэр бормотал под нос про мускулатуру почти весь путь. Это было потрясающе, и он размышлял, что еще мог бы открыть, если бы труп грифона оказался бы на столе. Он мало знал о существах, кроме того, что только они тянули карету Британии, их всадниками были тщательно обученные офицеры, и были отряды всадников на грифонах, воевавших с чертовыми корсиканцами…

Мисс Бэннон рядом с ним кашлянула. Она пыталась восстановить изорванные перчатки.

— О, да, — он почти забыл о ее присутствии, заинтригованный видом неизвестного. Того, что подчинялось законам, что помогло забыть хоть немного Саусворк. — Вы точно хотите что-то мне рассказать, мисс Бэннон.

— Именно, — ее голос дрогнул? Щит по другую сторону от нее шагал легко, но чуть ближе, чем обычно.

Грифоны потрясли мисс Бэннон. Она была бумажно-белой, ее пальцы нервно впивались друг в друга, пока она боролась с перчатками. Но она шла по гравию, ее шаги не дрогнули.

— Что вы знаете о Мастерсе? О Трокмортоне?

— Ничего, кроме имен: ментаты лишь так знакомы с ровней. Я могу догадываться, мисс Бэннон, но вы хотите от меня анализа. Может, вы просто можете меня просветить.

Ее вздох вышел судорожным и мрачным.

— Может, и смогу. Королева приказала…

— Она не здесь, чтобы проверить приказ.

Осязаемый удар, она замерла на миг, а потом сказала сухо и вежливо:

— Постарайтесь так меня не оскорблять, сэр. Мастерс был занят строением ядра. Трокмортон делал важные прорывы, он и Смит работали вместе, несмотря на опасность. Были сделаны определенные открытия.

Тут, к ужасу Клэра, она перестала объяснять. Хотя он не сходил с ума, ведь теперь поглотил новую проблему. Его нервы все же получили неприятный шок к списку прочих неприятностей ночи.

— Ядро? Госпожа, вы же не… — что за холодок по спине? Его пиджак был изорван, но это было похоже на страх. Он отогнал это чувство.

Оно не уходило.

— Трокмортон и Смит с ядром Мастерса достигли невозможного, — она остановилась, но, может, потому что его ноги замерли. Туман сгущался, Щит смотрел на свою волшебницу сияющими желтыми глазами. — Передающий, устойчивый и сильный логический двигатель.

Туман, наверное, украл весь воздух в парке. Клэр отпрянул, гравий скрипел под его пострадавшими туфлями. Он смотрел на волшебницу, которая не могла знать, о чем говорила. Он сверлил ее взглядом, его челюсть отвисла.

— Такой двигатель… — он облизнул губы и продолжил. — Этот двигатель не невозможен. Теоретически. Невероятно сложный и никогда не был успешно…

— Я прекрасно знаю, что его еще не делали. Я не ментат, но у меня есть определенные таланты посредника и организатора, многую работу для королевы делают тихо. Я в ответе за организацию такого. Ментаты, которых недавно убили, были в той или иной степени вовлечены в создание двигателя. Остальные… думаю, многих убили из-за замечания Трокмортона насчет особой природы логических двигателей. Для их использования требуется ментат.

— Да, — Клэр поежился. Ему не было холодно. Обычный человек, решивший включить логический двигатель, стал бы автоматом с растаявшим мозгом, и его никто не исцелил бы. Лавлейс первой пережила подключение к очень слабому двигателю, несколько гениев решили, что, если женщина смогла пережить это, мужскому мозгу — даже не ментата — будет не так сложно.

Случаи в результате стали скандалом. Некоторые говорили, что скандал возник из-за ранней смерти Лавлейс, другие винили недейственность двигателя — работа Бэббеджа, да, но, может, не по тем стандартам, что все хотели бы. Одна жестокая записка была написана Сомервиль, она отомстила за своего ученика Бэббеджу. Редкие женщины-ментаты были зарегистрированы по требованию короны в результате дела, они были при дворе до брака.

Он услышал свой голос, удивительно сильный и чистый.

— Передающий логический двигатель. Передающий, подозреваю, получающим двигателям. Усиление могло бы спасти ментата, что подключается к нему, от гибели.

«Незарегистрированные ментаты были обезображены», — он не мог отогнать эту неприятную мысль.

— Проводили тесты в пригородном доме в Суррей. В отчетах все было удивительно хорошо. Двигатель бесполезен без ядра Мастерса, я решила поступить осторожно и передала ядро в Варк, где Мехитабель согласилась хранить его. Представьте мое удивление, когда Мастерс и Смит оказались мертвы. Их даже не должно было оказаться в Лондинии. Двигатель пропал. А теперь, похоже, пропало и ядро, — она замолчала. — Ее величество обеспокоена.

«Это не странно. Боже».

— Полагаю, вы разделяете ее тревоги, — пробормотал он.

— О, да. Канцлер, ваш друг, может быть вовлечен. Ллевеллин мог быть частью заговора, насколько я знаю, он мг убить Трокмортона сам. Но не все понятно. Работа была теоретической, логический двигатель ценен, да, но все знаки указывают на то, что заговорщики уже знают, как его использовать.

— Да… Они знают, — он начинал, казалось, приходить в себя от потрясения.

— Я подозреваю военное применение, — сказала она терпеливо, словно ожидала от него какой-то реакции.

Клэр моргнул.

— Возможно.

— Вопрос, для чьей армии. Вы понимаете сложность, — ее пальцы все еще суетились, борясь, не совпадая с ее спокойным тоном. Огненные опалы на кольцах тускло сияли.

— У Британии много врагов. Это может быть кто угодно, кто не побоялся использовать двигатель, — но для чего? — Даже если это не военное применение, последствия одного создания могут быть поразительным. И даже в Изменении, — его ужин, если от него что-то еще осталось, мог попытаться сбежать от следующей мысли. — Незарегистрированные ментаты. Их тела были истерзаны?

— Не хватало определенных кусков. Изменение тоже возможно. Я не знаю толком, — темные глаза Эммы Бэннон блестели. — Но сейчас, мистер Клэр, это война. Я не потерплю измены или угрозы сосуду Британии.

— Это достойно похвалы, — пробормотал Клэр. — Конечно, вы заперли меня в своем доме.

«Уберегая меня. И любой ментат — подозреваемый. Вряд ли я отказался бы коснуться такого двигателя. Возможности исследования… просто ошеломляющие».

Но он не стал озвучивать эту мысль.

— Вы можете стать невероятно необходимым, мистер Клэр, — она перестала теребить обрывки перчаток. — Если нет, то вы будете хотя бы полезным. Но, в любом случае, вас нужно защищать.

— Поражаюсь этому заключению.

— В результате, нам нужно нанести визит, — она опустила руки, но взгляд все еще был пугающим. Клэр не сразу понял, что его так настораживает.

«Женщина не должны выглядеть такой… решительной».

— Чтобы получить защиту для моей нежной персоны? — он шутил лишь отчасти. Он смог пока что взять себя в руки. Нерациональные чувства мешали, и он хотел в тишине привести нервы в порядок.

— Верно. Пока мы будем идти, займитесь вопросом, как вы определите местоположение ядра и двигателя. Мои методы дали мало ответов большой ценой, и мне нужно разгадать другую загадку.

Он снова мог идти. Парк был поразительно тихим, но Лондиний рычал вдали, как дикий зверь, и дворец был пятном неразборчивого света за густым туманом. Если мисс Бэннон отойдет на четыре шага, то он перестанет ее видеть, так что он поспешил за ней, его разорванный пиджак хлопал.

— Что же это за загадка, мисс Бэннон?

— Загадка дракона, сэр. Идемте.

Они направились на северо-запад от Святого Жиля, Тоттхэм, под покровом тумана. Магазины были закрыты от тумана, кроме некоторых брокеров, тускло сияющие ведьмины огни в медных клетках было едва видно над их дверями, блеск или два часто караулили на крыльце, чтобы металл не пропал. Боковые двери вели в комнаты продавцов, что занимались продажей лично, но они были заперты в такой час, хотя в тенях были заметны движения.

Механическая лошадь с тусклыми боками не тряхнула потрепанным хвостом, когда они выбрались. Возница, облаченный во все, что попалось, не был проблемой, он скрывал Изменения его юности, когда он был блеском. Клэр решил, что он был из молодежи Суссекса, что прибыла в Лондиний ради блага, а во взрослой жизни жалея, что не остался, где родился. Это было очевидно по стилю его одежды и акценту, хотя говорил он мало, лишь о том, как им сесть, и назвал цену. Микал снова появился из ниоткуда, заплатил мужчине, пока они сидели, и мисс Бэннон все еще молчала, как провела и всю дорогу, она быстрыми легкими шагами пошла к дальней стороне Тоттхэма.

Микал, тихий, как всегда, следовал за ней, оглядываясь на Клэра, спешащего за ними. Туман отступал от нее, извиваясь пальцами. Она шла к двери брокера, там были мальчишки-блески — один был худым и темным, половину лица покрывал сияющий металл, а другой тоже был темным, но высоким, и сияющие щупальца были вместо его левой руки. Они ткнули друг друга локтями. Худой захихикал, открыл рот, чтобы обратиться к ней.

Микал зашагал быстрее, но то, что мальчишки увидели на лице мисс Бэннон, заставило их замолчать. Они отскочили в сторону, высокий двигался неуклюже, и волшебница прошла мимо них, тонкая яхта миновала военные корабли.

— Мудро, — буркнул Клэр, запрыгивая на каменную ступеньку цвета бисквита. Изменения-щупальца шуршали друг о друга, с металла упала капля золотого масла. Высокий мальчишка выдохнул ругательство.

Внутри их окутал сладкий дым табака, пыль, бумаги и запах плесневеющего товара, лежащего горами. Инструменты плотника лежали в передней части магазина, груда кожаных сапог была под висящими уздечками и мотыгами. Облако платков было над длинной стойкой перед боковой дверью, дальше были комнаты, где свои товары могли обменять робкие люди.

Мисс Бэннон развернулась по кругу, ее ладони стали кулаками, и сапфиры на ее ушах пылали.

— Твистнидл! — позвала она, груда ткани зашевелилась в дальней части магазина. Полки стонали от товаров — фарфора, металла, одежды, пары дуэльных пистолетов в длинном пыльном стеклянном ящике, спутанные в клубок дешевые украшения, не такие дешевые табакерки угрожали занять место вокруг себя. Узоры появлялись с молниеносной скоростью. Разум Клэра прояснился, ощущая вдруг категории, догадки, быстро разбирая кусочки головоломки.

Впервые за эту долгую ночь он был успокоен.

— Не кричи, женщина, — раздраженный скрипучий голос. Больше дыма табака поднялось в задней части магазина. — Я старик. Мне нужен отдых.

— Не злите меня. Людовико. Я хочу его.

— Многие хотят. Многие, — широкое жабье лицо над полосатым шарфом поднялось там, где Клэр до этого видел безжизненную груду вещей, отполированная медная серьга сияла. Круглый маленький человечек отодвинул груду юбок и широко улыбнулся, показывая гнилые зубы. Трубка в его мягкой пухлой коричневой руке дымилась, пока кольца сияли на толстых пальцах. На одном был настоящий бриллиант, как заметил Клэр. — Что вам предложить, мисс? Я не выдаю ничего бесплатно даже тем, кого люблю.

— Микал, — смертельная тишина.

Щит плавно пошел вперед, и мужчина сжался, поднял пухлые ручки.

— Не надо! Он наверху. Спит, наверное.

Клэр определил акцент — этот мужчина в жизни не бывал дальше, чем на полмили от Тоттхэма. Он строил догадки по всем предметам в узком помещении. Он не знал, почему раньше не бывал в магазине ростовщика, где он мог быть занятым неделями. И с каждой цепочкой догадок Саусворк отступал, становился все больше похожим на сон.

Движение за висящими сюртуками разных цветов, слабый трепет.

«Там дверь сзади», — понял Клэр, а Микал уже двигался, отбил летящий нож, и его лезвие в дымке вонзилось в груду жилетов, сорвавшихся с полок.

На некоторых жилетах были следы крови на ткани. Это место было не только ростовщика. Кожа Клэра похолодела.

Магазин сборщика трупов.

— Ах, — мисс Бэннон забавлялась, — вот вы где.

— Отзовите своего заклинателя змей, сеньора, — сюртуки снова пошевелились. — У меня еще есть ножи. Использовать?

«Неаполь, — подумал Клэр. — Не больше двадцати шести. Щита боится больше, чем волшебницы. Интересно».

— Он разозлится, если бросать в меня ножи, синьор Валентинелли, — мисс Бэннон не двигалась. Микал шагал между двумя грудами свертков одежды. — Не уверена, что я смогу его успокоить.

Невидимая сила освободила поток итальянских ругательств, но мисс Бэннон просто кивнула и пошла к груде жилетов. Ее губы были сжаты, она вытащила нож, и Микал замер перед сюртуками, напряженный в готовности.

Ругательства утихли.

— Деньги есть?

Мисс Бэннон выпрямилась.

— Разве я когда-то не оплатила ваши услуги, синьор? Будьте добры, заварите чай. Я бы хотела чашечку после такой ночи.

Темная голова появилась, раздвинув сюртуки движением в стиле рептилии. Лицо еще было красивым, но со шрамами от сыпи и плохой жизни, близко посаженные темные глаза скользнули по магазину.

— Что там? Нож, пистоль, гаррота?

«Точно неаполитанец», — определил Клэр по его акценту с удовлетворением. Мисс Бэннон имела необычных знакомых.

— Может, ничто, а, может, все сразу, — мисс Бэннон звучала удивленно. — Я даю шанс ранить себя по-новому. Вы хотите обсудить это здесь?

Валентинелли издал хриплый звук, похожий на смешок.

— Идемте. Но уберите il serpente. Я от него нервничаю.

— Бедный Людо, нервный. Микал, следи за ним, — мисс Бэннон держала нож подальше от юбок, но изящно. Она убрала выбившуюся прядь волос с лица. — Нам не нужно, чтобы он потерял сознание.

Лицо неаполитанца скривилось от отвращения и пропало со скрипом петель. Микал отодвинул сюртуки, и мисс Бэннон поманила Клэра вперед.

— Идемте, мистер Клэр. Синьор Валентинелли будет вашим ангелом-хранителем.

Комната Людовико была такой же: скромной, узкой и темной, здесь была только кровать на одного, маленький кожаный сундук и свеча, отбрасывающая танцующие тени на ободранные стены. Микал проверил комнату взглядом и кивнул. Эмма передала ему нож, и оружие пропало без его эмоций.

Неаполитанец бросился на кровать, следя за Эммой. Он был быстрым, но его движениям не хватало грации, они говорили о его любви к физической жестокости. Тонкие черные волосы, темные, близко посаженные глаза на лице в шрамах — оспа в детстве была с ним жестока. Он потянул неспешно руки над головой, зевнул и удобнее устроил плечи. Он напоминал рабочего, рубашка была поношенной, но целой, брюки грубыми, а ботинки — пыльными.

Начинала она.

— Даже чая нет. У вас страдает гостеприимство, синьор.

— Поздно пришли, синьора.

— Я не слежу за временем. Не злите меня. Это человек, которого вы будете защищать.

Людовико почесал ребра, другую руку сунул под голову.

— Зачем? Что он сделал?

— Не ваше дело. Вы будете защищать его, пока я буду занята другими делами, — она замолчала, Микал чуть напрягся, свеча трепетала. — Возможно, при этом вам придется убить парочку волшебников.

Эффект был мгновенным и поразительным. Валентинелли сел прямо, прищурил глаза, и стилет с двусторонним лезвием появился в его левой руке. Он крутил стилет над костяшками, Эмма не упустила дрожь ладони Микала.

Это был высокий комплимент от ее Щита.

— Почему он не может стереть il bambino, а? — он указал на Микала, все еще крутя нож над костяшками, ловя его за рукоять. Грязь под короткими ногтями, черные полумесяцы, сочеталась с жиром на шее.

Она подавила желание сглотнуть.

— Не ваше дело. Мне пойти куда-то еще, синьор?

— Ночью? Валентинелли — лучший. Я защищу его от самого дьявола, но вы заплатите. Золотом.

— Гинеями, — улыбка на ее лице не была приятной, как подозревала Эмма, но скрыла гримасу отвращения. — Раз вы джентльмен.

Он направил на нее пальцами и зашипел:

— Даже за золото я не позволю женщине насмехаться надо мной, стрига.

Она собрала терпение.

— Я не насмехаюсь, убийца. Так мне поискать в другом месте?

Он пожал плечами.

— Я беру работу. Двадцать гиней. Больше, если я умру.

— Хорошо, — она не упустила того, как он моргнул от ее готовности к его первой цене. Было плохо не торговаться, но у нее не было терпения на нежности. — Подойдите, синьор. Вы будете к этому привязаны.

— О, вы серьезны, — он встал с кровати и пошел к ней, без грации, но тихий. — Что он сделал, что вы так хотите ему жизнь?

— Не ваше дело, — Эмма не сдавалась, вдруг поняв, как близко к ней неаполитанец. Глаза Микала пылали в тусклом свете, сочетаясь с сиянием свечи. — Мистер Клэр, прошу, подойдите сюда.

Ментат смотрел на Валентинелли в неровном свете, чуть прикрыв глаза. Цвет его лица был намного лучше, он, казалось, пришел в себя от шока в Варке.

— Вы, — вдруг сказал он, — одно время были женаты, сэр.

Валентинелли застыл. Эмма хотела отругать ментата.

— Она умерла, — сказал неаполитанец. — Вы стрига? Или инквизитор?

— Ни то, ни другое, — веки Клэра опустились сильнее. — У вас чудесный акцент. Кое-что…

— Мистер Клэр, — Эмма шагнула вперед и выхватила черный стилет из грязных пальцев Людо. — Хватит уже, идите сюда. Вы знаете, что делать, Людовико.

— Если он инквизитор… — его голос стал выше, на миг из мягкого распева став сухим, образованным и опасным.

— Нет, ради всего святого, не глупите! Он просто ментат. Дайте руку, мистер Клэр.

— Не знаю, что вы имеете в виду под простым… — он звучал раздраженно. Эмма схватила его за руку, нож мелькнул, и он вскрикнул от укуса лезвия. — Что вы делаете?

«Обеспечиваю ваше выживание, несмотря на вашу недальновидность».

— Вы — кошмарная неприятность, сэр. Вашу руку, Валентинелли.

Микал приблизился. Людовико посмотрел на Щита, стиснув зубы, грязные пальцы шевелились, словно под ними была шея. Пот каплями стекал по спине Эммы, холодный и неприятный.

— Ментат? Mentale? Ах, — от него пахло кожей и мужчиной, резким запахом граппы и кислого пота. — Я его прощаю, — его ладонь была удивительно чистой, учитывая состояние его ногтей. Но она видела его разным, и эта сторона была лишь одной из многих.

Она задержала дыхание, пульс угрожал пуститься в галоп, пока она не взяла себя в руки. Мужчина заставлял ее нервничать.

Он напоминал ей детство. То, что лучше было оставить в глубинах памяти и не тревожить.

— Вежливо с вашей стороны, — пробормотала она, коснулась лезвием. Порез на ладони неаполитанца был таким же, как у ментата, она сжала их ладони вместе. Людовико уже так делал, а Клэр сопротивлялся, и ей пришлось пронзить его взглядом и громко цокнуть языком.

Их ладони были сжаты, она ощутила медный запах горячей крови чувствительным носом, закрыла глаза. Ее пальцы были белой клеткой вокруг их.

— С…! — выдохнула она.

Это было Великое слово сковывания, заряд Прилива покалывал ее плоть, проникал в мужчин и жадно лизал кровь. Она отдернула руки, выхватила платок, вспышка пороха отлетела на ободранные стены.

Она пошатнулась, и Микал, как обычно, подхватил ее. Его зубы были сжатыми, Эмма не знала, что выражало ее лицо.

— Вот, — она обрадовалась, что еще могла говорить деловито. — Готово. Приходите к моей двери не позже следующего Прилива, Валентинелли, и после этого мистер Клэр и шага не ступит без вас.

— Как долго? — неаполитанец разглядывал ладонь — гладкую целую кожу, пересеченную тонкими линиями других ран. Он приподнял бровь, его белые зубы стало видно, когда двинулась губа.

— У вас есть другие срочные дела? Так долго, как будет необходимо, Людовико. Пока я не сниму оковы. Надейтесь, что со мной ничего не случится, — даже свеча жалила ее чувствительные глаза. Они зажмурились без ее желания, слезы тут же выступили.

— Домой? — Микал потащил ее, и она не сопротивлялась.

— Да. Домой. Идемте, мистер Клэр.

— Да, — Клэр кашлянул. — Арчибальд Клэр. Ментат. Вот и познакомились.

Она приоткрыла глаз и увидела, как Клэр протягивает неаполитанцу руку.

— Людовико Валентинелли. Убийца и вор. К вашим услугам, сэр, — темные глаза сверкали удивлением.

— Убий… — Клэр решил не заканчивать слово. — Что ж. Очень интересно. Я сопровожу мисс Бэннон к ее дому и буду ждать нашей следующей встречи.

— Хорошо. И будьте осторожны с синьорой, не хотелось бы потерять ее милое лицо. Отдайте мой нож, стрига.

— О, нет, — ее пальцы сжались на рукояти, обмотанной кожей.

«Лезвие теперь заряжено, может разрезать оковы на вас. Не удастся, бандит».

— Не выйдет, Людо. Микал оставит вам тот, что вы в меня бросили. Приятных снов.

С резким звуком нож Людовико вонзился в стену, Микал скривил губы. Ругательства неаполитанца звучали за ними, пока они уходили, но Эмма видела, что он заинтригован.

Хорошо.

Сила, что поддерживала ее после танца с Мехитабель, почти угасла ко времени, когда они добрались до Мэйефейр. В любом случае она не могла найти больше ответов до утра, когда обиралась посетить Коллегию. Темная прихожая была бальзамом, дом сонно замечал ее возвращение. Комнаты будут готовы, слуги привыкли, что она приходит и пропадает в поздние часы.

Эмма хотела бы, чтобы это не было всегда.

— Думаю, вам нужно отдохнуть, мистер Клэр, — она смогла снять обрывки перчаток с болящих рук.

Ментат был заметно оживленным.

— О, естественно. Я буду спать хорошо. А у вас интересные друзья, мисс Бэннон.

«У меня мало «друзей», мистер Клэр».

— Валентинелли — не друг. Он скорее… не враг. Я его забавляю, он надежный. Особенно с кровавой клятвой.

— Да, не уверен, что мне понравилась кровь грязного итальянца на мне, — Клэр шмыгнул. — Но если вы говорите, что он умелый, мисс Бэннон, я верю вашему слову. Я буду ждать его на рассвете или чуть позже.

Она оставила попытки с перчатками и склонилась к ладони Микала на ее руке.

— Завтрак будет сразу после Прилива. Полагаю, вы даже теперь думаете, как и где…

— О, да. И у меня на завтра запланировано исследование.

Ее уколола совесть, но она слишком устала, чтобы переживать.

— Хорошо, — она шагнула к лестнице, Микал двигался с ней. Смятение и раздражение Щита была ярким лимонным цветом для Взгляда, ее виски пульсировали от этого.

— Мисс Бэннон?

«Что на этот раз?».

— Да?

— Вы вдруг решили, что Валентинелли подходит для защиты моей хрупкой персоны. Или вы верите в его способности, или…

«Или брошу вас в воду и посмотрю, кто всплывет. Подозревайте меня, сэр».

— Я стала для заговорщиков большей угрозой, чем вы, мистер Клэр. И они это теперь знают. Вы можете успокоиться хотя бы в этом.

Клэр мудро оставил тему. Эмма пошла по лестнице и коридорам. Ее юбки тянулись, пепел Варка все еще был на ней, несмотря на очищающие чары. Щит был готов взорваться.

Он молчал, пока не открылась дверь ее гардеробной, и она попыталась высвободиться из его хватки. Ее кровать редко казалась такой уютной.

— Эмма, — тихо.

«Прошу. Не сейчас», — но он решил, что сейчас время для обсуждения.

— Дракон, Эмма.

«Один из безвременных, хоть и юная змея».

— Да, — она посмотрела на силуэт шкафа, бледно-серый ковер тускло сиял в гардеробной, свет проникал из-за простых шелковых штор. — Нужно было забрать ментата и бежать.

— Оставить тебя Мехитабель, — он тряхнул темной головой, и она ощутила его через его ладонь на ее руке. — Не стоило от меня такого ждать.

— А что я должна была просить? Я очень устала, Микал.

— Дракон, Эмма.

«Повторяешься».

— Я прекрасно знаю, что произошло в Блэкверк. У железной змеи был приказ убить меня. Эти приказы могли поступить только у другого Безвременного, дракон не стал бы слушаться волшебника, даже если бы тот просил убить другого из нас, — она смотрела на шкаф. — И Британия предупредила меня, что, если Грейсон связан со змеями, ее защиты не хватит. Они опасны, а договор с ними старый и хрупкий. Для них мы — лишь временные гости, а наша империя — облачко.

— Тогда зачем им… — он понял. Он застыл, пальцы впились в ее плоть. — Ах.

— Кто-то заставил их задуматься об этой части, Микал. Я должна узнать, кто, и нейтрализовать угрозу Британии, а то и возможное использование логического двигателя в военных целях. Я невероятно устала. Можешь идти.

Он не отпустил.

— А если я не хочу?

— Тогда можешь танцевать в консерватории или разрисовать кухню, мне все равно. Развернись.

Он послушался, но, когда она на дрожащих ногах прошла в гардеробную, он прошел следом и закрыл дверь с тихим, но решительным щелчком.

Все украшения на ее усталом теле были темными и потраченными. Она едва стояла, и, если он хотел освободиться от оков долга к еще одному волшебнику, лучше шанса и не найти. Она замерла, покачиваясь, в квадрате лунного света из стеклянной панели в потолке, символы сонно двигались по ним созвездиями.

Она ждала.

Его дыхание коснулось ее волос. Близость слишком успокаивала, она закрыла глаза и подумала о грязных пальцах Людовико, запахе зверя и алкоголя от него. От Микала пахло только сажей и знакомой магией, а за этим была тонкая мужская нотка.

Это было бесполезно. Бессмысленное желание поднялось в горле. Она его не подавила в этот раз.

— Трент, — прошептала она. — Джордиан. Гарри. Намал.

— Они вас предали, — воздух интимно коснулся ее уха. Она поежилась, пошатнулась, но он не коснулся ее. — Потому и умерли.

Высокий темный Трент. Маленький светловолосый и хрупкий Джордиан. Гарри с его улыбкой. Намал с его степенностью.

— Они не предавали меня. Он убил их, — последнее имя. Она облизнула сухие, истерзанные дымом губы, сказала, чтобы лишить его силы. — Майлс Кроуфорд.

— Он вас ранил, — так тихо. — И он умер. И они позволили себе не ожидать атаки, их предательство было в их беспечности. Я бы сам убил их за это, если не он.

«Они убили других его Щитов, пока Кроуфорд был занят ловушкой для меня. Это была моя вина, конечно. Я слишком высоко себя оценила».

— Очень успокаивающе, — но дыхание прервалось. Он склонился ближе, почти прикосновение было интимнее, чем могли хоть когда-то быть его пальцы.

— Вы знаете, что я, — выдох.

«Я не уверена».

— Есть подозрения.

Еще одна причина не доверять ему. Кое-что в Щите ее беспокоило, и, если ее подозрения были верными, легкость, с которой он задушил Кроуфорда, была плохим знаком.

— Легко доказать.

— А если я хочу, чтобы подозрения ими и остались? — ее голос звучал как чужой. В нем не было едкости, которую Эмма обычно ставила за каждым словом.

— Нельзя потакать тайнам, Прима. Это, — он коснулся ее, теплые пальцы скользнули под спутанную массу ее волос, погладили ее шею, — маленькая слабость.

«Хорошо, что ты не знаешь о других моих слабостях», — она вскинула голову, расправила плечи и отошла от ладони Микала.

— Благодарю, Щит. Можешь идти.

Он опустил руку.

— Хотите, чтобы я спал у вашей двери, как пес?

«Ты стал бы? Как очаровательно, — ее обувь была грязной, она принесла в дом золу и еще много всего. Слуги разберутся утром. Еще одно платье было испорчено. И счет, посланный Грейсону, вряд ли получит денежный ответ.

Она не хотела звать колокольчиком на помощь для снятия платья, Микал это мог сделать. Частью дел Щита было служить как паж или фрейлина.

— Как хочешь, — не женственно. Но ее плоть чесалась, и настроение портилось.

— Это да или нет? — он даже был удивлен.

Она лишь пошла в спальню. Ее испорченные юбки тянули грузом, как и панталоны, и она хотела отомстить корсету, но сил не было. Пусть делает, что хочет. Она слишком устала, чтобы переживать.

Так она пыталась себе сказать, но услышала его шаги за спиной.

Прилив пришел после рассвета, заполнил город гулом ожидания. Туман не рассеялся, и дождь не разгонял его, лишь моросил порой. Город пах едко, и этот запах проникал даже в убежище мисс Бэннон.

Завтрак был, как и ожидал Клэр, роскошным. Радость притупило только присутствие неаполитанца в следах сыпи, который фамильярно прошел в дом и показывал плохие манеры. Ногти мужчины уже не были грязными, он нашел где-то черную шерстяную жилетку, а еще цепочку часов блеска, булавку для галстука с лиловым камнем без ценности. Его рубашка с высоким воротником была хорошего качества, но он все еще не подходил для высокого общества. Ментат решил, что это намеренный ход.

Туфли Валентинелли когда-то принадлежали джентльмену, и Клэр задумался, как они добрались до ног неаполитанца.

Мужчина мог двигаться бесшумно, как кот. Он этого не делал, топал по красивой бежевой комнате. Убийца не обратил особого внимания на украшения, он один раз взглянул на комнату, чтобы понять окружение, хмыкнул Клэру, нагрузил тарелку и оскалился одной из служанок. А та проигнорировала его, вскинув голову с медово-каштановыми волосами.

Клэр понял, что с мужчиной этим она уже пересекалась.

Очень интересно.

Валентинелли набил рот сосиской в яйце, жевал шумно. Он хлебал чай, вытирал пальцы о жилет, при этом стоял меж двух горшков с пальмами, волшебные прозрачные купола на которых позвякивали. Клэр разглядывал его пару мгновений, потягивая чай расслабленно и пробуя копченую рыбу на тосте. Судя по размеру столиков, мисс Бэннон обычно завтракала одна.

Мадам Нойон оставила его, налив чай, наверное, ушла помогать мисс Бэннон с нарядом и заниматься делами по дому. Стол для завтрака был из бледного ясеня, ножки были вырезаны в виде кувшинной, скатерть была поразительно белой, а блюдо — из изящного серебра, украшенного лебедем и молнией. Очень необычно.

Клэр доел, запил чаем с лимоном и решил начать разговор.

— Синьор, вы выглядите даже благородно.

Неаполитанец зло посмотрел на него. Он откусил еще кусок сосиски, чавкал, пока жевал. Его щеки в шрамах побледнели.

Клэр протер губы салфеткой.

— Ужасно интересно, что грубость для вас не естественна. Вас учили хорошим манерам. Вы привыкли действовать иначе, чтобы манеры вас не выдали.

Шея неаполитанца покраснела. Клэр мысленно улыбнулся. Ему нравилось угадывать.

— Кампанский аристократ? Ваш акцент, который вам сложно скрывать, слишком силен для другого. Но вы оставили родину рано, синьор. Вы научились пить чай английским методом, вы носите часы на цепочке как часть костюм. И хотя вы хороши с кинжалом, рапира — ваша истинная любовь. Вам подходит старый дом, где такие вещи — признак чести.

Неаполитанец хмыкнул. Его плечи были напряжены.

Клэр… да? Да. Он наслаждался собой. Мужчина был решаемой головоломкой, не без опасности, но хорошим отвлечением утра.

— Хорошо, храните секреты, — он подумывал об еще одной чашке чая, постукивая носком. — Этим утром нам нужно навестить моего друга. Скорее, близкого знакомого. Он важный, вам может стать скучно.

Неаполитанец проглотил оскорбление. Когда он заговорил, его тон был как у хорошего студента Эксфолла, он сухо произносил гласные.

— Если вы будете говорить, сэр, мне не будет скучно. Мне будет гадко, может, но не скучно, — ни следа Италии в словах, он почти идеально подражал. Он скривился, на языке были кусочки сосиски и жареного яйца, когда он его высунул.

Тут дверь открылась, появилась мисс Бэннон. Под ее темными глазами были тени, она склонила голову, когда Клэр спешно поднялся.

— Доброе утро. Вижу, вы познакомились, — сегодня у нее было платье из голубой шерсти для путешествия. Украшения тоже были простыми, на горле еще одна камея, четыре простых серебряных кольца на левой руке, сапфир на правой руке, на ушах — длинные капли, что смотрелись бы вульгарно, если бы она была в трауре. Ансамбль дополняла брошь из изящного серебра с золотыми символами, со шляпки свисали нити с мерцающими голубыми бусинами. Сама маленькая голубая шляпка была дорогой и сидела под углом на ее темных кудрях. Это был не чепец, и он был этому рад. Шляпка была приятнее на вид.

— Я рад видеть, что вы в порядке, мисс Бэннон. Доброе утро.

Неаполитанец фыркнул и уткнулся в еду.

— Вы кажетесь обеспокоенным, синьор Валентинелли. Людовико, прошу сядьте, — она пересекла комнату, не выдавая ран или неудобств, но она чуть скривилась, опускаясь на мягкий стул напротив Клэра, а тот смотрел на чайник.

Микал появился с чистыми темными волосами и в чистом плаще из темно-зеленого бархата, его туфли были беззвучными, он кивнул Клэру и начал наполнять тарелку.

Валентинелли смотрел на волшебницу, проглатывая массу еды.

— Когда снимете кровавую клятву, стрига, я убью его, — итальянец вернулся, пел за его словами. Утренние лучи падали бледным светом на его шрамы, выделяли свежие пятна жира на его жилете.

Мисс Бэннон долго разглядывала его, ладони лежали на резных подлокотниках.

— Это меня расстроит, — спокойно отметила она. Символы на стеклянных панелях задрожали, закружились, приняли новые узоры. Их касался дождь, тут же испарялся, оставляя полоски пыли.

— Может, я дам ему жить. Ради вас, — неаполитанец издал отрыжку.

— Ваше великодушие достойно моей благодарности, — мисс Бэннон приняла тарелку фруктов с тостом от Микала. На ее шее был свежий и яркий синяк, низко, у изящного изгиба ее ключицы, брови Клэра почти приподнялись. Было очень неприятно такое видеть.

«Она же волшебница, так что может делать, что захочет».

Щит был непроницаемым. Но его пальцы задели ее плечо, когда он закончил подавать ей завтрак, его желтые глаза были немного сонными. Оценка их отношений у Клэра повернула в опасную сторону. Его Память искала по пыльным закоулкам, подавала кое-что интересное.

Скандал между Майлсом Кроуфордом, герцогом Эмбрейта, и Главной был лишь поверхностно упомянут бывшим нанимателем. Клэр просто сохранил детали и не думал о них, не заинтересованный, но он не мог оставить информацию вне своей хватки. Герцог пытался предать корону, насколько он понял, ходили слухи, что он в плохом состоянии, что могло означать что угодно от не вовремя вытертого носа в клубе до наслаждений Содома. Магии не было замешано в его гибели, и это тогда немного удивило Клэра, но не заслужило его внимания. Магия его не интересовала, и он был… занят.

Тогда он в последний раз пересекался с доктором Вэнсом, и воспоминания были приятными и горькими одновременно. Этот оппонент был приятным, но это ощущение воевало с горечью от хитрости.

Мисс Бэннон цокнула языком от Валентинелли.

— Вам нужно так себя вести? Мистер Клэр, надеюсь, вы хорошо спали.

— Хорошо, как и ожидалось. Сегодня важное дело.

Изящный кивок.

— Определенно. Микал?

Щит налил волшебнице чай. Как только он принес чай, он достал бумаги. Он безмолвно вручил их Клэру, пронзил неаполитанца обжигающим взглядом, а потом повернулся к своей тарелке. Его завтрак был большим, как у Валентинелли, но ел он куда грациознее. Он сел слева от мисс Бэннон и пользовался серебром.

— Что это? — заметки были интересными, Клэр просмотрел три страницы, замер, комната пропала, он сосредоточился. Все мысли о Вэнсе и скандале пропали. — Боже.

— Да. Это должно помочь вашим исследованиям, и мне не нужно говорить о доверии, из-за которого я отдала вам эти бумаги.

— Рабочие записи… Полагаю, это Смита?

Кивок, она неспешно потягивала чай.

— Я не смогла найти записи Трокмортона. От его дома мало осталось. В конце несколько страниц Мастерса, они тоже могут пригодиться.

— Несомненно. Благодарю, мисс Бэннон. Это очень поможет моим исследованиям.

— Еще одно, — пальцы ее левой руки щелкнули, серебряные кольца тускло засияли, маленький хрустальный кулон покачивался на металлической цепочке. Он сиял даже в слабом свете солнца, смесь серебряной проволоки и бесцветной твердой субстанции, которую он не смог сразу узнать. — Вам стоит надеть это. Если будете в беде, я пойму, и я помогу, как смогу, на расстоянии и постараюсь поскорее добраться до вас. Вам могут мешать в исследованиях.

— Могут. Это настоящий Боканнонский орех? — Клэр принял кулон, и мисс Бэннон кивнула, намазывая тост маслом.

Валентинелли выдвинул последний стул у маленького круглого стола, протащил его по ковру. Он рухнул на стул, сминая подушку, и опустил тарелку справа от мисс Бэннон.

— Зачем вы это ему дали? Заботитесь о нем, это я вижу.

— Не ваше дело, — детское личико мисс Бэннон было мрачным, а не решительным. — Поблагодарите, когда все будет закончено. Помните, как я использовала ваши услуги во второй раз?

Неаполитанец побелел, следы сыпи на щеках стали ужасным, когда отступила кровь.

— Ci. Incubo, e la giovana signorina. E il sangue. Я помню.

— Этот раз может быть хуже, — мисс Бэннон занялась тостом и фруктами, изящно поднесла кусочек абрикоса к решительным губкам. — Можете уходить из дома в любое время, мистер Клэр, и возвращаться, когда пожелаете. У ворот ждет карета, можете использовать ее весь день, — кивок, кудри над ее ушами подпрыгнули. — Советую не мешкать.

Возница был широколицым приятным мужчиной, радовался тому, что весь день будет занят оплачиваемым делом, его бордовая карета была чистой и в порядке. Механические лошади были смазаны и начищены, хлыст щелкал, и Валентинелли вдруг стал деловитым. Оскал пропал, и на его месте оказалось неподвижное спокойствие.

Неаполитанец доказал, что в пути он был не таким ужасным. Клэр вышел из дома мисс Бэннон с неохотным спутником. Теперь он сидел рядом с опасным мужчиной. Он молчал, следил за неподвижным Валентинелли и туманом на улице за окном.

Дом Зигмунда Баэрбарта был на Кларни Гринс, два этажа просторных, но старых комнат. Баварец хранил их антикварными, потому что его магазин находился сразу за зданием королевы Анны, в голубом строении, что когда-то было фабрикой.

На деревянной двери в здании не было круга, нарисованного мелом, Клэр постучал дважды и вошел. Валентинелли пробормотал проклятие, прошел мимо него и осмотрел запутанный интерьер? Ужасный шум доносился из глубин здания, но это было нормально. Неаполитанец кивнул, скалясь Клэру вместо того, чтобы сказать, что входить безопасно.

Солнце проникало в пыльную комнату, машины стояли по сторонам. Металл блестел, шестеренки были высотой с ногу Клэра, куски маслянистой кожи и волос лошадей, бруски дерева и детали лежали всюду.

— Зиг! — позвал Клэр. — Зигмунд! Ставь чайник, у тебя гости!

Ответом был грохот и гул. Металл дернулся, дрожа, и Клэр смотрел, как он три раза дрогнул, пар вылетал из щелей. Силуэт стал понятным, он увидел лапы насекомого с высокими суставами в масле. Тело было между ними, подрагивало. На спине металлического существа решительно держалась низкая фигурка, рука поднялась, и черное чудище поднялось с этим. Мужчина резко опустил руку, грохот продолжился, груда металла обмякла, и зеленый пар, что пах гадко, вырвался из него.

Пухлый мужчина бил по железной спине, шумя, пока существо не растянулось на полу в опилках, истекая темной смазкой и пыхтя обжигающим паром. Раздался богатый бас, ворчал жуткие слова, и Клэр покраснел бы, если бы они были на английском.

— Зиг! — позвал он снова. — Хорошее зрелище! Ты почти заставил штуку работать.

— А? — лысоватая голова Зигмунда поднялась, очки из кожи и меди прилипли к его лицу, и глаза казались яйцами. — Арчибальд? Гутен таг, друг! Wer ist das?

— Это Валентинелли, моя охрана. У меня проблема, старик. Нужен совет.

— Хорошо! — баварец бросил гаечный ключ с грохотом и спрыгнул, опилки отлетели от его ног. Он был в фартуке, снял очки, и стало видно водянистые карие глаза под кустистыми седыми бровями. Его усы были потрясающими, хоть немного обожженными, а бакенбарды были широкими, чтобы уравновесить лысину на голове, ведь он был тщеславным. — Проходи, заварю чай. Есть колбаса! Сыр и твои гадкие рыбки. Заходи, заходи, — он стукнул Клэра по руке, потряс руку Валентинелли. — Маленький и худой. Итальянец, йа? Не важно, и вы угоститесь. Баэрбарт не гордый.

Неаполитанец по-волчьи улыбнулся.

— Как и Валентинелли, синьор. Чао.

— Ja, ja, заходите. Сюда, сюда…

Он повел их между машин в часть, где металлические каркасы были меньше. Свет газовых ламп и солнца из пыльных окон слабо пытался пробиться в углы, сияя на острых краях.

Четыре стула горбились у решетки с углями, большой стол с бумагами, шестеренками и прочими деталями склонялся на бок. Эта часть старой фабрики была лучше освещена, тут было теплее, а на конструкции из обрезков металла над столом высели кольца колбасы и большая головка сыра в мешке из сетки. Чайник у решетки был горячим, второй завтрак быстро был готов. Валентинелли и Баэрберт приступили к нему, а Клэр остановился на горьком чае с почти испорченным молоком.

— Итак, — глаза Зигмунда сияли с интересом. — Скажи, герр Клэр, что за проблема?

Можно было лишь перейти к ней, хоть и не напрямую.

— Мне нужны прусские конденсаторы.

Зигмунд пожал плечами, расслабленно жуя колбасу толщиной с его запястье. Он был гением, его способности были не совсем как у ментата, он дважды провалил сложные экзамены Вурзбурга. Он был щедрым, верным и честным. Если бы не старания его арендодательницы МакАллистер и его помощник Чомптон — худой хищный паренек с поражающей любовью к механическим лошадям — его бы уже обманули и лишили всех денег.

— Конденсаторы, — сияющая голова кивнула. — Прусские? Нету. Джентльмен купил мои месяц назад, больше нет. Я могу найти тебе французские, ха! — он скривился, показывая свое отношение к ним. Для Зига немецкие механизмы были высшим творением, английские были сносными, а французские — слишком изящные, чтобы считаться механизмами вообще. — Но нет, mein Herr, прусских нет. Даже у моего Беккера их нет.

«След не такой холодный, как я боялся»

— Это очень странно, — Клэр опустил нос в чашку. Его стул был широким чудищем, от него резко пахло гнилью, как от всего на фабрике. Голова Валентинелли дернулась, как у кота, он посмотрел на пустой деревянный стул рядом с камином — обычно там сидел Чомптон. — Где юный Чомптон?

— У реки, хороший мальчик. Вернулся до Прилива, как я и говорил, но ворчал и махал руками. Молодежь! — он закатил глаза. — Я найду тебе прусские, но придется ждать.

— Хорошо. Есть еще вопрос, мой друг…

— Конечно. Хочешь колбасы? Или сыр? Хлеб хороший, только соскреби плесень. Еще чаю?

— Нет, спасибо. Зиг, старик, как отследить определенную партию прусских конденсаторов? Не привлекая внимания к себе?

Баварец широко улыбнулся. Один из его передних зубов был без цвета, но он боялся заклинателей зубов.

— Ага! Вот и раскрылось!

«Нет, но так и думай».

— Да. И?

Зигмунд вжался в голубое кресло, розы жутко пылали на его поверхности, как плесень. Кресло заскрипело, когда он заерзал пухлым телом.

— Сложно. Очень сложно.

— Но возможно, — чай было трудно пить, но он был крепким. Это помогало решить ситуацию должным образом. — И если кто и может, Зиг…

— Арчи. Ты просишь сложное, — Зигмунд помрачнел, откусил колбасу и жевал. Как корова, он думал лучше, когда ел.

Клэру стало не по себе. Он посмотрел на стул у камина.

Валентинелли пропал.

Темно-зеленый парный экипаж был быстрым и легким, особенно с Микалом на месте возницы и бодрыми механическими лошадьми. Слишком вычурно для леди, но хватало взгляда на ведьмины огни, сияющие в позолоченных клетках, покачивающихся на завитках, и амулета скорости, сияющего алым, отражающего от пассажира грязь и камни, чтобы понять, что там не просто леди, а дитя магии, и Щит управлял повозкой в давке на дорогах Лондиния, напоминающих седьмой круг Ада.

Экипаж резко повернул влево, срезая путь среди людей. Крики и возмущения раздались, Эмма не обращала внимания. Ее глаза закрылись, она отклонилась на сидении, невидимые нити вспыхивали друг за другом в ее сознании, она не шевелилась. Одна ладонь в перчатке сжимала кожаное кольцо слева, ее пальцы почти онемели. Микал подвинулся, лошади двигались в унисон, стуча копытами, словно одно существо, прохладный туманный день трепал ее вуаль. Даже самое сильное заклинание, очищающее воздух, не могло сделать запах спящего огромного зверя города приятнее в такие дни, когда одна из склянок доктора Белла спустилась на все от дороги Святого Павла до Овала и дальше. Ночной туман задержался надолго, заглядывал в окна, играл с прохожими, укутывал улицы одеялами желтых испарений. Некоторые заклинатели, занимающиеся ямами и изгородями, клялись, что Лондиний менялся за туманом. Но редкие верили им, не побывав в Черном Варке, стоке Уайтчепла и прочих странных местах.

Но те, у кого была магия, не смеялись над словами. Не вслух и не долго.

Улицы стали шире, они двигались на северо-запад к пару Регента. Экипажей вокруг становилось меньше, и Портленд-плейс стоял гордо, сияя чарами. Редкие были домами магов, остальные платили за защиту, и чем ярче, чем лучше.

Защита магов была не такой видимой и более опасной.

Микал издал короткий резкий звук, заерзал, и лошади бросились вперед. Здесь ехать было смело, и она не задавалась вопросом, почему он выбрал именно этот путь. Она собиралась сегодня выставлять себя напоказ, чтобы враг видел ее серьезной угрозой и не заметил дела Клэра.

Если они все это вообще замечали. Валентинелли был лучшей защитой, какую она могла обеспечить, кроме себя. Людовико стал бы хорошим Щитом, если бы его покорили раньше. С ним нужно быть мягче, а это было у редких волшебников.

Было интересно, кто решит напасть на ментата и убийцу. Они были приманкой, но Эмма не собиралась терять ни крюк, ни наживку сегодня.

Механические лошади сияли и бежали как пена на обрушивающейся волне. Эмма нашла нити, которые хотела, ее ладони сжались, расслабились, она сделала пальцами Жест, и Слово сорвалось с языка:

— Экс…кэ-т! — как обычно, Слово было беззвучным, заполнило ее громом. Экипаж дрогнул, искры полетели из-под копыт лошадей, зловещая тишина окутала их, колеса и копыта били по воздуху.

Ее веки трепетали, свет дня пронзал череп, Микал стоял, сжимая поводья, пока лошади мчались. Сжатые пальцы Эммы удерживали невидимые нити, тянули, ловили свежие, когда старые рвались.

Карета летела.

Они взбирались все выше, летели искры, туман смыкался над парком Полумесяца под ними, болезненно-зеленый из-за испарений. Они поднимались над парком, было слышно лишь, как свободно крутятся колеса, одна из лошадей фыркнула, вскинув голову. На ногах были соединены шестеренки, они двигались, детали работали как симулякр костей лошади, скелет был усилен магически, коричневый металл был без царапин, за ним любовно ухаживал горбун Уилбур, конюх, который лепетал так сильно, что его не понимали. Шрам на его лбу показывал причину, но он прекрасно ладил с механическими лошадьми. Она была рада, что заключила с ним договор, ее доброта принесла отличные плоды. Ее обычный кучер Хартхелл был другим случаем, но у нее не было времени размышлять о своей коллекции изгоев.

Потому что впереди парила легко, как мыльный пузырь, Коллегия, стоящая на воздухе. Решетка поддерживала здание, окутывала строение из белого камня, и ее было ясно видно Взглядом, но обычным глазам казалось, что Коллегия просто… парила. Она медленно и величаво двигалась над Парком, заключенная там, чтобы мятежники боялись, что здание рухнет на их трущобы или высыплет на их головы мусор.

Хотя они радостно посыпали себя отходами, волшебные отходы для них были чем-то другим. Никто не хотел сказать им, что эти отходы смывали в Темзу, как и их.

Лошади поднимались, как по невидимому склону, Микал дергал поводья, а Врата открывались. Черный камень тускло блестел, ему придали форму парящих фантастических зверей, по которым пробегали кровавого цвета символы. Врата построили первыми. Они стояли открытыми с тех пор, как Мордред Черный заложил первый камень, а он называл себя потомком левой руки Артура. Кто знал, как было на самом деле?

Те времена были утеряны не просто так. Как и про Эру огня и Эру бронзы, записей о Потерянной эпохе почти не было, как и записей об инквизиции Крамвелля. Физический сосуд Британии тогда убили, и шок гибели пронесся по всему острову. Она нашла новое тело и остановила жестокую ненависть Крамвелля к волшебству.

Как отмечал историк лорд Бевелл, амбиции делали опасным даже заклинателя изгороди.

Сложнее всего во входе в Коллегию было приземление на скользкий мрамор. Нужно было избегать даже треск силы, что держала здание в воздухе. Работа была сложной, осторожной и утомительной, копыта механических лошадей опускались мягко, как перья, колеса кружились так, чтобы совпадать в скорости, они поднимались постепенно, и каждый шаг по белому холодному камню был маленькой победой. Серебряные кольца на левой ладони Эммы были теплыми, ее внимание было сосредоточено на ощущениях, она осторожно открыла глаза.

Тяжелая вуаль защищала от резкости солнечного света среди тумана, тут он был ярче, чем в густом тумане на земле. Но она все равно щурилась, а потом прикрыла глаза веками, как должна делать леди. Экипаж проехал по длинной круглой дорожке с фонтаном в центре сада, который играл приветствие, разноцветные ручьи света и воды смешивались на его поверхности. Полуобнаженная Леда отдыхала под Йовом в облике ослепительно-белого лебедя. Она ласково гладила существо со змеиной шеей под подбородком, когда двигались крылья, двигались сонно и ее конечности. Свет и вода ласкали их, придавая красок.

Эмма размышляла, пока Микал вел лошадей мимо огромной белой лестницы. Две фигуры на фонтане были метафорой магов.

Белый купол библиотеки был низким, по сравнению со снежными шпилями остальной Коллегии, но он все еще был достаточно большим, чтобы за секунды накрыть Кожевенный рынок. Микал остановил лошадей, и слуга Коллегии в ошейнике договора пришел забрать их, ее Щит спрыгнул с экипажа, Эмма подобрала юбки.

«Это должно быть интересно».

Купол библиотеки сиял, камень был таким тонким, что пропускал солнце. В этом рассеянном свете двигались тени. Они кружили стайками, порой залетали на верхние полки, другие трепетали вокруг огромной стойки. В центре было пусто, вокруг поднимались пять этажей книжных полок, лестницы поднимались спиралью, и от одного вида могла закружиться голова. Перламутр, синие ковры. Библиотека сияла, запах бумаги смешивался с тонким ароматом соли и песка. Порой слышались тихие крики, некоторые книги набирали высоту и резко пикировали с грацией.

Микал шел за ней ближе, чем требовало. Но его жизнь здесь была в опасности. Щита не могли отобрать от Главной, пока он ей служил, какое бы преступление он ни совершил. Закон в этом плане был понятным — даже если Щит совершил кошмарное и убил своего мага.

Никакой другой маг не решился бы забрать его. Никто из знакомых ей Главных — ни маг, ни кто-нибудь еще — не знал, что именно случилось в той комнатке под домом Кроуфорда, потому что она хранила молчание. Как и Микал, насколько она знала. Его жизнь зависела от службы ей, и гибель Кроуфорда кричала о том, что могло произойти.

«Вы или казнь, — сказал он, стиснув зубы, глаза едко сияли. — Я предпочту вас. Если вы не захотите мои услуги, убейте меня сами. Вам я позволю».

И Эмма поверила ему. Ее пальцы все еще покалывало от ощущения его груди под ее ладонью. Вырвался выдох…

«Прекрати. Ты здесь не для фантазий», — она пошла к столу, беря себя в руки с усилием. Было так просто, что Микал чувствовал… что?

Она не могла ему доверять. Лучше было это помнить.

За столом сидела ведьма со спутанными волосами в сером шерстяном одеянии, и она вздрогнула от приближения Эммы. Конечно, каждая ведьма ощущала приближение Главного, как бури. Особенно здесь, в Коллегии, где волшебство пропитывало воздух.

Эта ведьма была пухлой, ее ореховые глаза были рассеянными, она покачивалась, схватилась за край стола, пока не привыкла к беспокойству, которое вызывала Эмма.

— Название? — пискнула она без эмоций. Ее волосы были крысиным гнездом, одни пряди висели, а другие были собраны высоко костями, кусочками металла и перьями. — Автор? Номер каталога? Цвет обложки? Тема?

— «Principia Draconis», — Эмма подавила оскал. Ведьмы. Мужчины и женщины были умелыми в юности, но после двадцати их мозги могли удерживать лишь их Дисциплину. И у них были не глубокие Дисциплины Неутомимых — огонь, вода, магнетизм, создание, разрушение — а маленькие ниши. Норки на склоне горы, что не уходили далеко от края.

«Не жалей ведьм, — говорил учитель. — Они не хуже волшебников. Они счастливее, чем будешь ты, ведь у них нет амбиций. Их радует их Дисциплина, а не опасность».

— «Principia Draconis», — медленно повторила ведьма. Стаи книг зашуршали, полки двигались, библиотека искала в себе. — Де Баронис, оригинал, 1533. В 1746 обновил и починил Эмберфорт, в 1801 — Джеймс Уилсон. Восемьсот страниц, переплет, обложка…

— Бэннон, — вопль сзади мог быть лишь от одного мужчины. — Все еще приносишь мусор в залы.

— Лорд Хастон, — она склонила голову, но не обернулась. — Все еще не запомнила основы этикета.

— Леди должны вести себя правильно, Бэннон, — трость директора — притворство с серебряным набалдашником в виде утки — ударила по ковру. Наверное, он забыл, что тут пол не каменный, там стук вызывал волну страха в чувствительной ткани реальности.

Микал двигался, шурша одеждой, встал перед директором. Эмма смотрела на бубнящую ведьму. В любой миг появится книга, и она сможет ответить директору и устроиться за столом для тихого чтения.

— А мусор еще и смыслящий, — насмешливое удивление. — Когда у тебя будет хороший Щит, Бэннон? Таким может быть кто угодно, по сравнению с этим убийцей за тобой.

— Осторожнее, — Бэннон стукнула правым носком по полу. Ее юбки скрывали это, но он все еще была раздражена. Он был Главным, да, но едва. Не будь он удачливым, был бы сейчас лишь Адептом, а то и Мастером-волшебником, ведь оценки на экзамене у него были ужасными. — Я не ученица.

— «Волшебник, что перестает учиться, не растет», — процитировал он. — Что ты здесь делаешь, если больше не учишься?

— Библиотека открыта всем ранга Адепта и выше, в любой час, — теперь она звучала едко. — Или ты забыл этот Закон?

Прямое попадание.

— Я не забываю Законы, — прошипел он. — Это у тебя Щит, который точно убил своего подопечного. Ты должна передать его суду.

Ее терпение лопалось.

— Если ты начнешь бросать мне вызов из-за моих вещей, Хастон, я могу подумать, что тебе надоело дышать.

Шуршащая тишина библиотеки стала тревожно глубокой.

«У меня нет сегодня времени на дуэль, Альфред, лорд Хастон. Довольствуйся этим», — на миг она подумала, как просто было бы посчитать его заговорщиком и расправиться.

Эта мысль почти успокоила ее.

— «Principia Draconis» не здесь, — ведьма склонила голову, слова были тихим шепотом, она сцепила ладони. Ее взгляд ускользал, она не видела драмы перед собой. — Ее взяли.

— Это невозможно, — Эмма снова злилась, но боролась с этим. Этот день уже был неприятным, еще рано так раздражаться. — Это один из Великих текстов, он не покидает библиотеку.

Хастон оскалился, она это слышала.

— О, «Principia»? Думаю, лорд Селвита читает ее на досуге. Я разрешил. Он ведь особый друг Коллегии.

Эмма Бэннон минуту не могла поверить ушам. Книги нервно трепетали, некоторые улетали с полок. Тени мелькали, она повернулась на каблуках, камея на горле опасно нагревалась. Ее юбки раздулись, и Микал отпрянул в сторону на шаг, его широкая спина напряглась под зеленым бархатом. Клинков пока не было видно, конечно, если он их достанет, ей будет сложно успокоить слои древней защиты для учеников.

Даже простое заклятие могло убить здесь. Но за это в Коллегии платили огромную цену.

Хастон, пугало в черном костюме, с высоким воротником и белоснежным шейным платком под подбородком, словно Джордж IV все еще был сосудом Британии, побелел и отпрянул на шаг. Тонкие черные волосы были на его куполообразной голове, и Эмма, если бы занималась таким, могла бы решить поискать в его черепе органы Трусости и Глупости.

С молотком и прочими тупыми инструментами.

Его брюки были без пятен, платок с духами был в его свободной руке. Мужчина был в туфлях денди, с острым носком и каблуком. Стук его трости обычно сопровождало постукивание подошвы, этот звук преследовал учеников в кошмарах. Длинные тонкие пальцы, на его правой руке была тяжелая печать Коллегии, он сжимал серебряную голову утки.

Свет здесь был слишком ярким, но жалящие глаза напоминали Эмме о ее приоритетах. Вуаль, к счастью, могла скрыть выражение ее лица.

— Ты… — она не кашлянула, но сделала паузу. — Ты позволил Левеллину Гвинфуду взять Великий текст из библиотеки Коллегии? «The Principia Draconis»? — она поздравила себя с тем, что удивление в голосе было умеренным. — Когда? Я спрашиваю, лорд Хастон, чтобы составить точный отчет.

— Отчет? — теперь Хастон побелел. Он не знал, кому она отправит отчет, но трусость пронзала его позвоночник. Печать скрипнула, сердолик изменился от вырезанного пегаса до двойных змей эпохи Мордреда. Кольцо было слишком большим ему.

— Да, — она не впервые задалась вопросом, какими чарами он красил волосы. Мысли притупляли ее гнев. Опасное спокойствие охватило ее. — Когда это было, сэр?

— Посмотрим… хмм…это… — он постукивал тростью по ухоженному указательному пальцу. — Даже не могу толком…

— «Principia Draconis». Взята. Две недели назад, — сонно сказала ведьма. — Книги по психометрии в тот день буйствовали. И секция бестиария. Пришлось поработать, чтобы их успокоить. Они не достаточно обучены.

Выражение лица Хастона было бесценным. Эмма пригладила перчатки.

— Благодарю. Это все. Идем, Микал, — она направилась к входу.

«Что ж, снова время потрачено впустую. Но теперь я знаю, что доверять вам можно еще меньше, чем раньше. А это важные знания».

Ее Щит шагал за ней. Сверху раздался звук — ученики, наверное, видели их разговор. Для них это был праздник. Только внезапность нападок Хастона делала мятеж в рядах учеников редким. И он позволял профессорам делать, как они пожелают, и им нравилась власть так сильно, что они удерживали его во главе Коллегии.

Или он так считал.

— Проститутка, — прошептал он достаточно громко, чтобы это считалось оскорблением. — Потаскушка.

Это было старейшее оскорбление для волшебницы — да и для любой женщины, что сделала не так, как хотел мужчина. Он думал, что это ее ранит.

«Если бы ты знал, мерзавец», — она сдерживала другие слова, ведь леди не подобало их произносить.

Ее спина ощущала близость Микала. Она вышла из библиотеки с шумом крови в ушах. Снаружи волшебно очищенный воздух все равно вонял, как в Лондинии. Но она замерла и глубоко вдохнула.

— Прима? — тон Микала обещал месть, если бы она того захотела. Она имела право вызвать Хастона на дуэль, но свидетелями были бы тогда только Микал и ведьма. Так не пойдет.

Она запомнит это, как помнила много другого. Жизнь Главной была долгой, она увидит, как Хастон оступится.

— Брось, — ей не нужно было стараться, чтобы звучать устало. — Он не важен. И есть другая копия книги.

— Да? Где?

— У Чилда. Нужен экипаж.

Тайна исчезновения Валентинелли была решена поразительным образом. Клэр решил, что тело, упавшее с балок было связано с неаполитанцем, и он прыгнул, показывая ловкость, которой удивил даже себя, и ударил Зигмунда, сбив крупного баварца и его кресло. Руки и ноги спутались, колбаса Зига и сыр отлетели, тело рухнуло на ковер, огонь в камине вспыхнул голубым.

Клэр высвободился с усилием, потеряв шляпу, и поднялся на колено, его свежезаряженный перечный пистолет был в руках. Дым поднимался, Зигмунд перевел дыхание, судя по объему немецких ругательств, вылетающих из его рта. Было уже сложно видеть, дым жалил глаза Клэра, на миг он вспомнил жуткую прошлую ночь.

«ЛОГИКА! — мысленно закричал он, отдернувшись, когда в дыму что-то пролетело возле его головы. — Дым, тело с потолка — разные нападающие, неаполитанец может быть раненым, но вряд ли. Дым должен нас запутать».

Мотивом было не простое убийство, как он решил. И появлялись интересные вопросы, но не хватало времени обдумать их. В дыму что-то двигалось.

«Слишком высокий для итальянца, еще и двигается без осторожности. Сделай что-то, Клэр!».

Зигмунд все еще ругался.

— Тихо! — рявкнул Клэр, его свободная рука сжалась на гаечном ключе Зига, лежавшего рядом с упавшим креслом. Он схватил его и бросил, просчитывая так быстро, что едва заметил движение. Он попал, раздался приглушенный крик боли, и Клэр нырнул в сторону, оказался рядом с баварцем. — Не поднимайся, — прошептал он и искал в голове подходящие слова на немецком. — Unten blieben!

— Ja! — шепнул в ответ Зиг, и они поползли от камина, откуда поднимался черный дым. — Verdammt sie! Meine Wurst!

«Лучше колбаса, чем твоя жизнь!» — Клэр направлял пистолет в сторону.

— Ползи! Kriechen!

— Я помню английский, герр! — он звучал обиженно. — Моя мастерская! Что они сделают с ней?

«Выстрела только три. Выбирай с разумом».

— Оружие! У тебя есть оружие?

— Есть… — но Зигмунд не договорил, раздался крик и скрежет металла. — Нет! Scheisse, не Спиннэ! Мерзавец!

Клэр схватился за пиджак Зига и потащил его. Баварец прижался к полу, еще одна темная фигура появилась в едком дыму. Клэр отдернул руку в последний миг и промазал.

— Идиот, — Валентинелли склонился. Его рубашка была опалена, брызги крови были на щеке. — Убери это! Идем!

— Что там? — Клэр догадывался, но вопрос не мог навредить.

— Измененные, — его лицо пылало, убийца сжимал нож у руки. На его левом колене было темное пятно, жир или кровь, Клэр не хотел узнавать. — Поймать, не убивать. Сюда.

«Блески, наверное. Пришли за мной или Зигом? Стоит узнать».

— Хорошее шоу. Зиг, старик… — прошептал он. — Зигмунд!

— Ага! — баварец вернулся, ползая с поразительной ловкостью для его крупного тела, он нашел свою колбасу. Он сунул остатки в рот и догонял Клэра.

Неаполитанец был призраком в дымы, согнулся и двигался сбивчиво. Один рука его бледной рубашки тихо хлопал, он оглянулся на Клэра и пропал в дыму. Клэр кашлял, отплевывался. Механизмы нависали над ними. Зигмунд тихо выругался. Скрежет — Зиг нашел оружие.

Хорошо.

Он прислушивался, глаза пылали от едких испарений, левая рука двигалась по твердой земле и соломе, он держал в правой пистолет. Клэр понял, что после появления мисс Бэннон ему ни разу не было скучно. Это удивляло, и он был рад своей занятости, но он все еще хотел, чтобы события были не такими кровавыми.

И почему он подумал о ней? Кулон под его рубашкой был удивительно холодным. Эта ситуация была достаточно серьезной для ее внимания? Наверное, нет. Он хотел бы найти шляпу перед тем, как выйти из мастерской Зигмунда…

Хлюпанье и тихий вскрик. Дым вихрился, продолжал неприятно пахнуть. Клэр поманил Зигмунда в сторону, рядом с механизмами можно было хотя бы спрятаться. Внутри кололись углы, но Клэр полз дальше, а Зиг — рядом с ним.

— Ох, вот это запах! — прошептал он, Клэр был вынужден согласиться.

— Сера и агат, полагаю.

«Уголь горит не так сильно, чтобы разжечь это. Как тогда? Проверю позже», — он приготовил пистолет, обломки металла цеплялись за его одежду.

— Не шуми.

Тихий шорох. Стук металла, Зигмунд дернулся и тихо выругался. Дым странно себя вел, был густым, словно двигался пальцами над разбитой механической лошадью. Металл звенел, отзываясь на тихую жажду крови, и Клэр смотрел, как за дымом появляется силуэт.

Он был Измененным, но не блеском. Худой, темноволосый, небритый, в сером костюме не по размеру. Он шагал осторожно в дыму. Изменения не было видно, но Клэр заметил, что рубашка мужчины топорщится. Конечности часто меняли, но Изменение в основе тела? Это было не только опасно и дорого, но и неправильно.

Зигмунд, к счастью, застыл. Или от удивления, или от гнева. Клэр поднял пистолет, движение было медленным. Сухость в горле была неприятной, он боролся с животным страхом из-за охоты на него. Его уши слышали каждый приглушенный удар, и все это сливалось в отвлекающий рев.

Измененный застыл, отклонил голову. Лицо Валентинелли появилось над его плечом, колени врага подкосились, неаполитанец схватил его за черные волосы и потащил голову назад. Ловкое движение, и он перерезал Измененному горло. Полетели брызги крови, дым отпрянул, и убийц выдохнул тихое слово, Измененный обмяк.

Валентинелли взмахнул ножом и вытер его об одежду жертвы. Клэр опустил пистолет, серебро мерцало. Его голова была полна шума.

«Почему это так меня беспокоит?».

Взгляд неаполитанца был пустым. Он выглядел как человек, который выполнял неприятное, но не очень сложное поручение.

— Гадость, — тихо сказал он. — Даже не сходишь на него. Пришел помешать работе Людо? Не сегодня. Теперь безопаснее, — он продолжил, даже не взглянув на двух мужчин, прячущихся как дети. — Выходите. Людо все исправил.

Едкий дым рассеивался. Клэр кашлял, глаза наполнились горячими слезами, горло сдавило.

— Зиг? — прохрипел он. — Прости за мастерскую.

— Schweine, — гений пролез мимо Клэра, отряхнулся. Он посмотрел на мертвое тело, дым отступал. Клэр увидел безжизненные тела, разбросанные по фабрике. — Моя прекрасная колбаса. И Спиннэ. Надеюсь, ей не навредили, — он посмотрел на Клэра. — Эту проблему ты принес Баэрбарту, друг? Я найду тебе прусские конденсаторы. Помогу тебе. Они за это заплатят.

— Хорошее шоу. Валентинелли, очень хорошо, — Клэр выбрался из-за металла, моргая. — За кем они были, как думаете? — вряд ли за Зигом, но он должен был уточнить. Его нервы требовали ответа на любой вопрос, чтобы он не сорвался.

— Просто, — неаполитанец вернул нож в ножны. — Если бы они были за толстяком, я бы его отдал.

Клэр сглотнул. Кулон снова потеплел, уже не был кусочком льда под рубашкой. В горле поразительно пересохло. Он выпил бы даже отвратительный чай Зига.

— Ясно. Я так и думал. Зиг, поищи сумку. Нам нужно идти за конденсаторами. Откуда начать?

Зигмунд снял шляпу с круглой головы, отряхнул ее и вернул на место, пока шел к дымящемуся камину.

— Пристани. Всегда начинать нужно оттуда. Расскажи мне все.

Пристани Лондиния кипели под куполом желтого тумана. Тут шипели нервные окончания империи, товары закрывали в ящики, заворачивали, и рабочие-манты поднимали грузы и зачаровывали их от падения, магия шипела и трещала среди гор товаров каждых размеров. Корабельные ведьмы ходили между ними и накладывали чары. Табак, мука, вино, ковры, сундуки, чай, кофе, ткани разных видов и цветов тянулись горами на пристани. Большие группы рабочих магией снимали груз с кораблей, корабельные ведьмы и ведьмы соли напевали и успокаивали ветра. Рабочие поднимали, носили, они были в лохмотьях и надеялись получить пару монет за помощь здесь. Склады стояли высоко и гордо с Измененными стражами — несколькими блесками, а другие были серьезно модифицированы. Они смотрели на людные улицы. Многие из них точно торговали, чтобы оплатить свои Изменения и обслуживание металла.

Они оставили экипаж с кучером у ближайшей конюшни, возница радовался, что день работы выдался таким легким. Клэр и Зигмунд пошли дальше пешком, вскоре затерялись в толпе. Валентинелли шел за ними, в суете и шуме пристани Тредвист никто не замечал кровь на его одежде. В желтом свечении кровь казалась просто темными пятнами. Но Клэру было сложно смотреть на него.

Зигмунд все еще жаловался на потерю завтрака, болтая всю дорогу. Клэр отвечал кратко, не слушая, размышляя. Он рассказал баварцу требуемый минимум, и теперь они шли туда, где начиналась торговля прусскими конденсаторами. Бумаги мисс Бэннон включали записи о некой «Lindorm Import Co.» и пристани Тредвист. И то, что он прочитал после того, как мисс Бэннон уехала утром, дало удивительные плоды: знакомый почерк.

Он много раз видел этот почерк в Итоне в бумагах Седрика Грейсона. Канцлер точно был вовлечен, и Клэр очень хотел поделиться новостью с мисс Бэннон. Слово дракона — он поежился при мысли о существе и ускорился — не служило достаточным доказательством, а это могло. И это давно было у нее, никто не знал о важности бумаг.

Это само по себе радовало.

Чилд жил на улице Титэ, его жена была в Дублине, счастливо проживала там с сыном. Миссис Чилд, наверное, думала одомашнить мужчину, но Главных сложно приручать, особенно таких. Но она теперь была женой волшебница, она не хотела поддержки. Чилд заботился о себе сам, хотя бросал деньги на юных спутниц. Он обеспечивал миссис Чилд то ли из-за того, что она родила ему сына, который был склонен к магии, то ли потому что когда-то был неравнодушен к ней, то ли из-за того, что так обязан был сделать. Никто не знал. Эмма больше верила первому, публика второму, а наивные — в третье. Некоторые считали, что Чилд настолько был занят своими прихотями, что деньги он отправлял в Дублин, чтобы женщина не мешала его удовольствиям и ухаживала за сыном.

Дом на улице Титэ был одним из лучших, с террасой, изящный, поднимался на четыре этажа над широкой авеню, низкая каменная стена огибала его, внутри был хороший сад. Микал замер у ворот, невидимая защита заработала, все сплетения и узлы шептали имя Чилда сверхъестественным ощущениям, шептали о Главной, тревожащей ткань реальности.

Чилд был дома. Защита даже толком не мерцала, напоминала занавес, театральная, как и всего его жесты. Микал направил лошадей на дорожку.

Щеки Эммы были влажными. Поднять на земли Коллегии — одно, спуститься — другое дело. Она яростно моргала, и текло все больше слез. Чертово солнце, как и все остальное, проверяло ее терпение на прочность сегодня.

Порой она хотела, чтобы ее Дисциплина не давала ей такое отвращение к свету дня. Но не сильно и не глубоко, ведь этот путь был опасным. Говорили, что Главный не должен сомневаться в своей Дисциплине. Но было бы приятно создавать, не рискуя ослепнуть.

Лестница, мрамор с позолотой и острыми краями, вела к большой алой двери. Только Чилд мог позволить себе такую вульгарность. В вазах на ступеньках стояли красные маки, их головы кивали в унисон, желтое свечение тумана странно обесцвечивало их. Воздух был неподвижным, хотя оставалась надежда на дождь, может, во время Прилива. Это могло смыть гадкий запах города, хотя Эмма сомневалась в этом.

Внутри было тускло, к ее счастью, просторная прихожая была освещена только несколькими лучами солнца и парочкой шипящих ведьминых огней в клетках в форме раскрытого наполовину амариллиса. Многострадальный дворецкий Чилда, мистер Герндроп, поклонился и взял визитку у Микала. Его ошейник был тусклым, но щеки и нос пылали.

— Он в кабинете, мэм. Выдалась еще та ночка.

«Удивительно, что он принимает», — но Чилд редко прогонял ее.

— Благодарю, Герндроп. Как ваш артрит?

Он чуть выпятил грудь, хотя она у него и без того была широкой.

— Сносно, мэм, благодарю.

Эмма кивнула, он не провел ее к кабинету. Это могло указывать на отношение Чилда к ней или его плохое настроение. Или на оба варианта. У двери стоял удивительно худой Щит, его каштановые кудри были короткими, но усы — пышными.

— Льюис, — тихо и вежливо сказал Микал.

Льюис лишь кивнул. Его горло покраснело, он заметно сглотнул. Редкие Щиты открыто общались с Микалом. Пока Эмма не заставлял их, сегодня ей было не до того.

Эмма подобрала юбки, зашагала быстрее к двери, белой с золотыми листьями в узорах и ручкой в виде хрустального черепа. Это было новым, раньше были красные шторы и роскошь паши за ним.

— О, небеса, — отметила она. — Почти страшно думать, что в этот раз за дверью.

— Мэм, — Льюис звучал придушенно, но потянулся к ручке. Микал не издал смешок, но был близок к этому.

Дверь открылась, яркий свет ударил по ее глазам, но Эмма потянулась за вуалью. Чилд сделал комнату голубой с французскими нотками, с завитками, столиками на тонких ножках и мягкой мебелью. К камину прислонялся юноша, Эмма взглянула на него и мысленно вздохнула. Кричащий плащ, нежные белые ладони, ароматные волосы кричали о пантере, приведенной домой с привычной для Чилда нехваткой разума. Лицо у него было еще свежим, почти юным, но хмурое выражение, что очаровывало, когда он был младше, портило остатки привлекательности. Он беспечно посмотрел на Эмму, изогнул губы, и она подавила вспышку негодования.

— Надо же! — Дориан Чилд с тонкими волосами и сильной хромотой, один из самых сильных Главных империи, был в черно-зеленом кимоно с большим узором, но выглядел аккуратно. — Разве это не дражайшая Эмма? На чай или для разговора?

Эмма дала ему ладони, невольно улыбнулась. Слеза скатилась из уголка ее правого глаза. Он цокнул языком.

— Как я глуп. Вот, милая, — Низкое слово слетело с его губ, чувственно сложившихся для каждого слога, и портьеры цвета индиго выбрались из веревок и изящно закрыли окна. Ведьмины огни потемнели, юноша у камина задрожал. — Так лучше? Ты, наверное, все утро страдала. Проходи.

— Я пришла в твою библиотеку, Дориан. Вижу, ты сменил стиль.

— Вижу, тебе не нравится. Не все из нас сдержаны, как ты, милая. Все еще носишь с собой багаж, — но он смотрел на Микала без злости. Просто с хищным интересом, и Эмма не упустила сдержанное отвращение своего Щита.

— О, не начинай, — ее плечи немного расслабились. Чилд был монстром, чья верность была не под вопросом. Как грифон. — Я видела Хастона утром. Ты знаешь, чем он красит волосы?

— Уверен, это ужасно. Присаживайся, библиотека подождет пару минут, пока ты освежишься. Пол, будь душкой, принеси немного чая. Повар знает, что мы любим.

— Я вам не слуга, — пантера у камина оскалился, но выпрямился и пошел к двери.

— Вкусный он, да? — прошептал Чилд. — И такой послушный. На этом этапе.

— Ты рано или поздно получишь нож в ребра, — пробормотала Эмма, послушный Пол хлопнул дверью. — Где твои Щиты?

Чилд не сказал, что пока его убивали бы ножом, он принес бы нападавшему жуткую смерть от магии, но изгиб его бровей и раздутые ноздри сказали это за него.

— О, всюду. Твой неплох. Я мог бы дать тебе Льюиса, он уж слишком вырос. Или даже Эли. Красавица, как ты, не должна бродить одна.

— Хочу ли я еще один Щит? Они требуют заботы и кормления.

«Эли. Я его помню. Темный и очень тихий. Он был с Элис Брайтли, но она вернула его Коллегии. Если он вернется снова, это будет неприятно».

— Тебе надоел Эли?

— Нет, но он все время такой спокойный. Это мешает моему веселью. Итак, моя библиотека. Что хочешь взять? Что-то интересное? Что уважаемые себя девушки не должны читать? Роман?

Она не дала себе сказать, что у нее не было времени прочитать романы, что собирали пыль на столике у ее кровати.

— Я пришла за Великим текстом. «Pricipia Draconis». Помнится, у тебя неплохое издание.

— И ты была до этого в Коллегии. Значит, их копия пропала. Интересно, — глаза Чилда мерцали. — Милая, что ты скажешь, если я тебе скажу, что недели две назад жуткий Мастер-волшебник пришел ко мне с письмом от кое-кого очень важного и мило попросил меня одолжить ему эту книгу?

Эмма моргнула.

«Вот как».

— Ах, неужели это был некий Девон?

— Ты прекрасна, — интерес Чилда вырос еще сильнее. — Угадаешь, чьим было письмо?

«Левеллин?», — она притворилась, что думает, постучала по губам пальцем в перчатке.

— Хмм. Может, это Гвинфуд? Сам лорд Селвита?

— О, нет, милая. Нет, — Чилд радовался, что перехитрил ее. Он хлопнул ухоженными руками и опустился в кресло, как только Эмма устроилась на диване, покрытом голубым шелком с золотой вышивкой. — Это чудо пера было от некого сэра Конроя.

«Конрой? Палач герцогини. Герцогиня… мать королевы. О, боже», — Эмма не пошатнулась, хотя мир под ней покачивался.

— Инспектор? Зачем это ему?

— Мать Ее величества, герцогиня Кентская хотела прочесть книгу, — Чилд забавлялся. — О, я тебя удивил. Вкусно. Это большая интрига? Я был прав, что грациозно отказался? Я сказал Девону, что не могу одолжить ее, ведь это Великий текст, но герцогиня может прибыть, когда ей будет удобно, и прочесть ее. На досуге.

Эмма похолодела. Это была ужасная ситуация, проверяющая верность Чилда.

— Она приняла твое приглашение?

— Нет. Девон выглядел так, словно проглотил кол. Конечно, ему не мешало бы сделать что-то с волосами. Уверяю, милая, он был бы неотразим, если бы следил за собой.

— Забавно, — облегчение, что его не нужно подозревать, было таким же сильным, как новая тревога.

«Как сильно вовлечена герцогиня? Или это только Конрой? Где он, там недалеко и она. Она хотела бы подставить королеву».

— Нет, он довольно скучный, но украсить им можно, — фыркнул Чилд.

— Не в моем вкусе. Что именно сказал Девон, когда ты отказался дать дражайшей матери Ее величества свою «Principia»? — она сказала с ноткой сарказма, зная, что это его порадует.

Так и было. Его лицо просияло.

— Вот так интрига! Ты не наскучиваешь, милая. Он дал мне понять, что герцогиню расстроит мой отказ, а я ответил, что не боюсь бури — потрясает, знаю, но он разозлил меня, только не смейся. Я сказал, что ее расстройство меня не пугает, даже если она споет арию в туалете. А потом он нагло попросил увидеть книгу! Я сообщил его, что не дам книгу, что библиотека Коллегии открыта для мастеров-волшебников и Главных, хоть и в разное время, — он чуть не смеялся, вспоминая, как оскорбил Девона. — Я правильно сделал, милая?

— О, абсолютно, — Эмма села прямее. — Если я хорошо попрошу, милый Дориан, ты позволишь мне почитать «Principia»?

— Моя очаровательная Эмма, ты могла бы сжечь ее по странице в моей спальне, глядя, как я резвлюсь с мальчишками, что ты не одобряешь. Ты хотя бы никогда не была невежливой, в тебе нет ничего лишнего, — он изобразил зевок. — Но сначала чай. И, милая, я хочу вернуть Эли в Коллегию, а себе взять кого-то активнее. Ты хочешь его?

Сердце Эммы колотилось. Другой Щит не помешал мы в свете этих новостей. Она не могла рисковать возвращением в Коллегию с публичным выбором на службу, а Эли будет рад не возвращаться в общежитие Щитов.

— Да, — она опустила ладони на колени. — Да, думаю, это хорошая мысль.

Наверное, ей повезло, что она не видела лицо Микала.

После прекрасного чая Дориан оставил ее в библиотеке, в одной из нескольких комнат, которые он не переделывал с тех пор, как отец дал ему дом и магию. Комната сохранилась или потому, что Чилду не нужно было меня, или он редко проводил время за редкими текстами, которые сочинял. Эмма не видела смысла разгадывать эту загадку.

Комната была в два этажа высотой, на потолке были греческие боги среди бледных нимф, библиотека была из темного дерева с удобной кожаной мебелью, что принадлежала отцу Дориана, в камине горел огонь, бордовые шторы закрывали от света дня. Она вдыхала запах бумаги, пыли, старой кожи, магии, ее плечи стали легче. Другой Главный взрывался от любопытства, и она рассказала ему столько, сколько осмелилась. Слухи, что он пустит, отлично запутают ее врагов.

Микал хотя бы дождался, пока они останутся одни.

— Еще один Щит, моя Прима?

Она отвернулась от полки, «Principia Draconis» была в ее руках. Том был в кожаной обложке, ему не хватало блеска Уилсона, но это не имело значения. Уилсон только подчистил архаизмы.

— Думаю, это мудро, раз герцогиня Кентская и ее палач вовлечены в дело. И мне интересно, где заговорщики получили деньги.

— Вы можете доверять Щиту с его службы?

— Чилд верен.

«Он потеряет много из-за законов о содомии, так что другим быть не осмелится».

— А Эли умелый, насколько я помню. Лучший в классе в свое время в Коллегии, как и ты был. Разве ты не хотел, чтобы я добавила себе Щиты?

Он притих, но подбородок был упрямо выпячен. Эмма вздохнула и понесла книгу к своему столу. Том был размером с ее торс, был ужасно тяжелым. Микал дал ей пройти два шага, а потом забрал книгу из ее рук. Удивленный весом, он выдохнул, отпрянул и развернулся. Она шла за ним, ее юбки приятно шелестели.

Сияние, что она ощутила перед Приливом, проснувшись в его руках и ощущая спиной его грубую кожу, пропало.

«Я — Главная, — напомнила она себе. — Это его долг. Я не должна вести себя глупо из-за этого».

И все же.

— Микал…

— Ничего. Если он умелый, — книга ударилась о столик из розового дерева, и Эмма скривилась.

— Это Великий текст, Щит. Не испорть его.

— Обязательно. Если вы постараетесь не ранить себя.

— Я возьму дополнительный Щит, Микал. Того, кто будет служить мне, а не Чилду, и того, кто умеет сдерживаться и слушаться, — она убрала ненужную вуаль, но она и без того была в стороне. — Может, он покажет тебе, что это ценится.

— Может, — он отвернулся. — Он тоже будет делить ваше ложе, Прима?

«Вот так? — миг тишины был таким глубоким, словно книги задержали дыхание, ожидая удар. Жар поднимался по горлу Эммы, пятнал ее щеки. Он тоже назвал ее потаскушкой? Она ожидала этого от Хастона. — Я Главная. Твои правила ко мне не применяются».

Но это не смягчало удар. Почему ее волновала мысль Щита?

«Потому что он не просто Щит, Эмма. Это Микал, и ты, наверное, слишком уж ему благодарна за спасение своей жизни и убийство Кроуфорда».

Она взяла себя в руки, глубоко вдохнула и опустилась на стул. Ладонь в перчатке скользнула по обложке книги, и два замка на томе раскрылись. Позеленевшие от старости, они разлетелись, словно не собирались больше застегиваться. Сила магии поднялась, и левая ладонь Эммы впилась в книгу, что стала скользкой, как угорь, проверяя ее волю. Книга быстро сдалась, ведь все книги хотели, чтобы их прочли.

Когда она убедилась, что книга поняла, кто главнее, она осторожно перевернула тяжелую обложку. Толстые страницы зашуршали.

— Прима, — Микал звучал странно сдавленно. — Я…

«Хочешь извиниться? Это будет означать, что я приняла оскорбление, еще и от Щита».

— Я не хочу тебя слышать, — глаза в слезах смотрели на книгу. Чернила извивались, стало видно слова. Змеиные иллюстрации двигались, как вода, в пределах страницы. Она склонилась и выдохнула запрос страницам.

— Вортис-с-с, — имя перешло в шипение, страницы зашелестели быстрее. Поднялся жаркий ветер, коснулся ее волос, скользнул по всей библиотеке. Шторы затрепетали, бумага на большом столе у камина шуршала, ведьмины огни в бронзовых клетках шипели и стали красными. Тяжелая масляная картина отца Чилда над камином хмурилась, на черном плаще, в котором был мужчина, побежали золотые следы символов.

Страницы замедлились, книга запела, словно проснулась. Страницы замерли, и Эмма отклонилась, смаргивая горячую соленую воду. Ее горло сдавило.

Вспышка гнева и боли стала льдом. Холодный металлический палец скользил по ее спине. Она дважды сглотнула, кашлянула, но не от боли, а от другой эмоции.

Две страницы. На левой стороне была гравюра большого черного змея с тремя крыльями и множеством рогов, он обвивал холм с белой башней. Справа мелким почерком уместились слова, еще помнящие перо, что их написало. Они сливались, пока она не сосредоточилась, а потом стали четкими. На вершине страницы задрожал золотой лист, и появилось слово.

«Вортис» не было личным именем. Все тело Эммы дрожало, серьги покачивались, ударяя по щекам. Камея на горле потеплела, и она смутно слышала, как дверь открылась, Микал что-то сказал. Ее память пропала, книга говорила с ней на древнем языке, ее губы двигались, мир вокруг притих, золотая пыль висела, ведьмины огни замерли, перестав шипеть.

Она редко молилась, лишь в определенные моменты, и волшебниц гнали из каждой церкви, римской англиканской и прочих. Но она была набожной, и Эмме казалось, что пока молиться.

«Вортис круца эст», — прошипела Мехитабель.

Книга захлопнулась, замки закрылись. Эмма моргнула. Ее щеки были в соли, желудок урчал. Сколько времени она потеряла, глядя на страницы, пока Текст притуплял ее интуицию и разум, говоря с ней?

Ладонь Микала сжала ее плечо.

— Вы у Чилда на улице Титэ. Почти Прилив, — он звучал пристыжено?

Какое ей дело?

У двери стоял другой Щит. Темноволосый, немного ниже Микала, но шире в плечах, нож открыто висел на его бедре, его глаза закрылись. Его черты были ровными, и она поежилась, просыпаясь, его глаза открылись. Он склонился, сжав губы. Он выглядел как солдат, хотя Чилд, в своей раздражающей манере украшать, дал ему блестящую жилетку поверх хорошей белой рубашки с высоким воротником. Его одежда была хорошей, даже хотя сапоги выглядели ужасно непрактичными.

Она мгновение не помнила, чем или кем была. Это пришло к ней, и она поежилась снова. Пальцы Микала сжались. Ей не требовалась боль, чтобы прийти в себя, хотя герцогиня Кентская вдруг стала довольно мелкой проблемой.

«Вортис круца эст».

Или, если говорить не шипением змея:

«Вортиген вернется».

Не удивительно, что знакомый Зига Беккер жил недалеко от пристани Трашнидл, в гадкой дыре, где воняло капустой и джином, но было чище, чем ожидалось. С бодрыми ругательствами на немецком Зигмунд хлопнул юношу по спине, и получились очки из пива.

Беккер был худым, в традиционных красных нарукавниках грузоманта и шерстяной шапке в елочку, тяжелых ботинках и с широкой улыбкой без левого клыка. Наверное, он тоже ненавидел заклинателей зубов или не мог себе такого позволить. Клэр подозревал, что почти все деньги юноши уходили на его больную мать в шали, которая шуршала между одной кроватью и древней печью, тыкала котелок с чем-то кипящим и смотрела на единственного выжившего сына мутными глазами. Женщина не говорила на английском, но Беккер родился в Лондинии, ему повезло больше. Если бы он родился в Германии, здесь им было бы сложнее, и они голодали бы.

— Линдорм, — сказал Беккер, он стоял, потому что предложил Клэру единственное кресло. Валентинелли стоял у двери, разглядывал ногти, комната была слишком маленькой для четырех мужчин и старых женских юбок — Ja. Чуть больше двух недель назад только открылся, делает доставки, — его акцент был смесью языка его матери и песней в нос, как делали на пристани. — Мы удивились. Но они хорошо платили пруссам, и товар разгребали. Никто не стал бы сидеть просто так, без выгоды.

— Что они платили? — Клэр осторожно устроился. Кресло было удивительно хрупким, а пол — кривым.

— Два шиллинга за один, больше за больше. Хепс на Мокгейле принес им ящики и получил целый фунт. Все оживились. Все пытались продать кусочек металла, который можно было назвать прусским, — лицо Беккера скривилось, он снял шапку и почесал голову. — И я пытался. Но законно.

«О, конечно. А я — жилетка обезьяны».

— Уверен, вы действовали по закону. И после двух недель и нескольких дней Линдорм закрылся?

— Ага. Прилив прошел, а потом — бац! Пропал, как рыба в море. То место странное. Мы ощущали что-то не то, да, и там был мант. Большой, не грузчик или корабельная ведьма. Там была магия лорда. Сильная.

— Любопытно. Кто теперь покупает прусские конденсаторы?

— Никто. Некоторые господа готовы волосы рвать в ожидании; некоторые говорят, что они во Франции, другие — что задержались по пути, еще один или два говорят, что их задерживают прусские фабрики. И потому французы стараются сейчас продавать свое, раз прусские не приходят.

Клэр прикрыл глаза, тонкие пальцы сцепились под длинным гордым носом. Зигмунд мечтательно смотрел на котелок в печи, фрау Беккер что-то пробормотала и угрожающе помахала деревянной ложкой, сделав шаги в его сторону.

Зигмунд тяжко вздохнул.

Клэр обдумывал историю юного Беккера.

— Вы случайно не знаете, куда Линдорм продавал конденсаторы?

— О, это просто, — худая грудь Беккера выпятилась, он сунул большие пальцы под нарукавники. — Он нанимал грузчиков, чтобы чарами разгрузить повозку и телеги. Два дня переноски грузов к Сэнт-Кэт были оплачены как четыре дня работы. Там большой склад, угольно-черный.

— Вы пользовались этой простой работой?

— Не было ничего простого, сэр. Лошади были беспокойными, груз ускользал, тяжелый, как кошелек священника. Каждый грузчик получил по два фунта, сэр.

— Ясно. Что можете рассказать о господах, что просили о ваших услугах?

Тут Беккер не был фонтаном знаний, работа просто была доступна, и он ее взял. Когда Клэр закончил расспросы, он заплатил юноше за беспокойство две гинеи, часть его кошелька заранее пополнила утром мисс Бэннон, хоть и не сказала об этом. Это его подозрительно обрадовало. Беккер отдал одну монетку матери, та подняла ее и проверила зубом, хоть зубов у нее не было, и юноша убедил их, что, если им потребуется грузомант, Беккер всегда готов помочь.

Улица снаружи была такой же активной, проезжали повозки, грузоманты скандировали резкую песню, произнося слова в нос. Желтые огни сияли у стены напротив, их перемежали только низкие двери публичных домов, соперничавших между собой уже в такой ранний час. Бородатый Джек, только с моря, судя по его пьяной походке, остановился, и его начало тошнить джином и чем-то еще, прохожие спешили пройти, а пара костлявых дворняжек обрадовалась и тут же принялась доедать рвоту.

Неаполитанец не смотрел туда. Он схватил Клэра за локоть.

— Э, синьор, вы не хотите посетить la Torre?

— Только по необходимости. В аду, мистер Валентинелли. Британии нужна помощь, а это не интересно.

— Стрига ничего не говорила о la Torre.

— Если вы не можете, синьор, идите, — Клэр плотнее прижал шляпу к голове. — Зиг! Старик, найди нам сносное место, чтобы покурить трубку. Мне нужно подумать.

Но Валентинелли схватил его за руку еще крепче.

— Вы меня оскорбляете.

«Тогда вы бы уже пытались убить меня, хоть и была кровавая клятва».

— Нет, синьор. Знаете, что сильнее всего потрясло в истории юного Беккера?

Неаполитанец выругался в ответ, показывая, что ему все равно, а лицо Зигмунда было осунувшимся и серым, пока он наблюдал за этим. Рука баварца была в кармане плаща, он был наготове с ножом, и Клэр решил быть мягче. Люди были такими сложными.

— Поразительно, что юный Беккер еще жив, — он посмотрел краем глаза на Валентинелли. — Это значит, что Тень Тауэра Лондиния — меньшая из наших хлопот, ведь куда опаснее те, кто следят, чтобы грузоманты не проболтались. Или им платят, чтобы они сообщали, когда спрашивают об определенных товарах. Или — и это пугает сильнее всего, сэр — их план так близок к завершению, что им плевать на гончую, что идет по их следу.

Убийца замер. Его лицо было неподвижным, но челюсти сжимались уже не так сильно, как и ладонь на руке Клэра.

Клэр кивнул.

— Вы понимаете. Хорошо. Идемте, мой благородный неаполитанец. Мне нужно подумать, и я предпочитаю места удобнее, — он замолчал. — И, наверное, более защищенные.

Тауэр Лондиния был собранием башен, которым не давали упасть на город серые руки Сорроусволла, держащиеся за каждый шпиль. Уайт Тауэр была выше всех, волшебным образом облаченная в блестящий светлый мрамор, кровавые символы скользили по нему ручейками. Там находили свой конец предатели и те преступники, что были слишком благородны, чтобы вешать их при всех. Там был ров с мутной водой, и под поверхностью что-то мерцало. Ходили слухи, что там было чудище, и все соглашались, что оно ест тела после их казни, а после выставления напоказ и головы.

А порой питается живыми людьми.

Но люди Лондиния боялись не Обитателя рва, а Тени.

Порой она корчилась на башнях, опускалась по стенам, касалась маслянистой воды рва. Это был не туман, не облако — просто нечто серое лазало вокруг Тауэра, как тихий зверь. Ее не сдерживали чары или символы, только Мастер-волшебник и те, кто выше, могли прогнать ее, но почему-то скрывали это.

Волшебники не любили окружение Тауэра, наверное, из-за пропитавших все там бедности и смерти. Самые тихие места Лондиния были под давлением Тени. Но некоторые искали там убежища — те, кому не нужно было, чтобы их поймали по закону.

Или те, чьи Изменения пошли не так. У стен Тауэра жили морлоки. Днем их не нужно было бояться.

К счастью, этим днем Тень цеплялась за Уайт Тауэр. Туман стал темнее, погода портилась с северной стороны неба. Клэр хотел, чтобы дождь уже смыл все это. Вот только в дождь никто не знал, как поступит Тень.

Склад, который описал Беккер, был на улице Лоуэр-Тэмз, оттуда было видно Сорроусволл, и здание было черным. Клэр разглядывал строение, Зигмунд сыто напевал. Он накормил баварца вместо его испорченного завтрака, и ментат смог собраться с мыслями и выкурить трубку, Валентинелли предпочел вместо тушки зайца сбегать в публичный дом в стороне от жилища Беккера. Темный людный интерьер не был идеальным, но Клэр смог собраться с мыслями и отогнать тревоги на время. Кучер не стал близко подъезжать к Тауэру, им оставалось несколько улиц. Возница был доволен, когда ему дали немного джина и щедрый сверток с ужином, купленным в пабе на гинеи мисс Бэннон.

Каменные стены склада когда-то могли быть серыми, но угольная пыль впиталась в грубую поверхность. После дождя такие здания становились бледными, но Клэр, пока смотрел, уловил мерцание в воздухе вокруг него.

Магия.

Валентинелли тоже заметил это, но, похоже, ждал, когда изменится выражение лица Клэра.

— Maleficia, — его лицо театрально раздулось. — Подождем стригу, си?

— У мисс Бэннон другие дела, — Клэр не видел смысла говорить убийце, что он сомневался о способности мисс Бэннон все бросить и разобраться в проблеме волшебства. — Думаете, мы можем войти в это здание? Это возможно?

Валентинелли прищурился.

— Си, — он потер руку, размышляя, и Клэр решил, что в его рукаве был спрятан нож. — Но не долго. Это сделал большой стригон. Сильный.

— О, я так и думал, — Клэр постучал по левому карману брюк, почти не заметив движения. Маленькая металлическая коробочка коки была в безопасности, и он успокоился, хотя кулон под горлом тревожно потеплел. — Зиг, это может быть сложно. Уверен, ты…

— Я пойду домой, и они попробуют снова? И не так вежливо, — баварец расправил широкие плечи. — А это дело конденсаторов интересное.

— О, очень интересное. Ладно, господа, не будем медлить.

Выбивать дверь было непривычно. Валентинелли понюхал и заявил, что мерцание в воздухе было опасным для волшебников, а потом прошел. Два удара, и гнилое дерево рассыпалось, он заглянул внутрь.

— Идемте.

Они прошли в тусклое помещение, пыль и запах масла смешивались со странной вонью. Кулон раскалился, логика говорила Клэру, что кулон его не обожжет, но он с усилием не давал себе прижать ладонь к груди. Зигмунд боролся с чиханием, но все равно при этом шумел. Темный узкий коридор вел их вдоль стены десять шагов, а потом резко расширялся, и перед ними раскинулось помещение склада, озаренное лучами желтого сияния Лндиниума, проникающего в дыры в крыше.

Они стояли рядами, каждый был в ткани, силуэты были в три раза выше человека, еще и широкими. Из-под ткани всюду виднелись по два бугорка, и Клэр заморгал, размышляя.

«Неужели…»

Но времени думать не было. Один из загадочных силуэтов затрепетал. Раздался щелчок в тусклом помещении, и незнакомый мужской голос нарушил тишину:

— Двинетесь, и я выстрелю.

Улыбка Клэра была широкой, он надеялся, что в плохом освещении ее не видно. Он поднял свой пистолет и без удивления заметил, что Валентинелли снова пропал.

— Мистер Сесил Дж. Трокмортон, полагаю?

Экипаж покинул отличную конюшню Чилда, и Бэннон была рада, что Главный был в хорошем настроении. Она не только получила еще один Щит, но Чилд еще и настоял, чтобы она использовала бежевую колесницу с бело-серебряными лошадьми, и эта повозка ужасно содрогалась в пути, зато двигалась быстро.

Она подозревала, что Клэр в беде. От кулона, что она дала ему, пахло опасной магией, его невидимая нить дергалась в ее сознании. Значит, хищник решил напасть на Арчибальда Клэра и скоро схватит его когтями.

Эли вез их, неплохо справляясь с повозкой. Он бы не просто спокойным, а казался сонным, и только хватка его рук на поводьях выдавала, что он настороже. Его волосы убрал с лица ветер, воздух вызвал румянец на его щеках, а Микал рядом с ней был красно-черной тучей сдерживаемого недовольства.

«Так ему и надо, — но она не могла сильно винить его. Она была не очень умела в женском, кроме слабости. Прошлой ночью так и было. Родилась бы она мужчиной… — Что? Тогда ты была бы как Левеллин. Это тебя к нему тянуло? В глубине души, Эмма, тебе все равно».

Тогда зачем она вызывала беду?

«Хватит. Думай, что сделаешь, когда доберешься до мужчины, которому в защиту дала лишь Валентинелли. Ситуация переменилась, даже без участия дракона, такого старого, что он спал еще до Огненной эпохи. Если герцогиня и Конрой в этом замешаны, добром это не кончится. Виктрис не поблагодарит меня, если я обвиню — или, не дай боже, убью — ее мать, даже если она ненавидит эту женщину, и Британия одобрит».

Тонкая невидимая нить дернулась снова, в этот раз ощутимее. Ее ладонь в перчатке взметнулась, и ведьмин шар появился рядом. Ее концентрация сузилась, шар света полетел вперед, устроился перед лошадьми. Искры магии отлетали, треща, и повозки на улице отъезжали, как вода отступала от масла. Эли склонил голову в тени кивка, и Эмма устроилась, нетерпение удавалось с трудом подавлять, Щит направлял грохочущий экипаж по улице следом за ведьминым шаром. Нить дернулась еще раз, еще сильнее, и кулон, что она дала ментату, полностью пробудился.

Клэр точно был в беде. Прилив приближался, повозок было много. Даже со Щитом, что гнал лошадей вперед, и свободным ведьминым шаром, показывающим всем, что волшебник спешит, она опоздает.

Склад сжимался под некрасивым желто-зеленым небом, туман отступал, грохотал недовольно гром. Буря надвигалась над Темзу, а то и дальше. Кокон магии скрыл бы здание от взгляда Эммы, заставив ее посмотреть мимо, если бы кулон уже не был внутри, и если бы она не сжимала руку Микала до боли в пальцах.

«Вот!».

Ведьмин огонь зашипел, разгоняясь. Эли потянул за поводья. Микал вскочил, вуаль прилипла к влажному лицу Эммы, молния ранила ее нежные глаза. Гром раздался на севере. Ведьмин шар летел вперед, разбился о мерцающий заметный щит над складом, и вспыхнули серебряные следы, они добрались до стен, покрытых сажей. Лошади встали на дыбы, вылетали искры, и экипаж остановился. Эмма уже двигалась, подбирая юбки, и Микал уже опередил ее. Его сапоги ударили по земле, он развернулся, его ладони оказались на ее талии, он поднял ее одним движением.

— Клэр! — рявкнула она. — Найди его и защити!

Желтый пылающий взгляд, и он ушел. Одна из маленьких дверей склада была разбита — Валентинелли, она была готова поставить на это — и другой Щит оказался рядом с ней, пока она бежала за Микалом.

Здание содрогалось, защиты на нем пробудились, трещины бежали по угольному покрытию, пока Эмма толкала силу в ведьмин шар. Сфера волшебной энергии сложно управлялась, но была гибкой, реагировала на борьбу с защитой с жестоким рвением. Туман покраснел, солнце опускалось, снова зазвучал гром, и сажа кусками отваливалась от серого камня. Микал проник в дверь на поиски Клэра.

Эмма бросилась в узкий вонючий проход, глаза уже не страдали от яркого света, и она замечала детали на деревянных стенах. Она попала на сам склад, ее юбки хлопали, ладонь Эли обхватила ее руку, от движения ее плечо щелкнуло.

Щит потянул ее за собой, что-то врезалось в арку, откуда они вышли. Земля дрожала, Эмма пыталась понять, что нападает. Это была не магия, Эли толкнул ее в сторону и издал вопль.

«Что же…».

Оно поднималось из деревянных обломков, сияло механическим телом, странные руки трещали, мужчина в капсуле внутри издал пронзительный вопль радости. Эмма закричала, ужас охватил ее, и ударила волшебная сила. Атака была слепой, инстинктивной, сила тратилась беспечно, эффекта было мало.

Механические доспехи согнулись, зловеще подражая движениям человека внутри. Голова была гладким куполом, плечи были так высоко, что задевали голову, ноги были овальными чашками. Шестеренки крутились. Масло капало с сияющего металла, и существо визжало, как адская гончая.

Мужчина тряхнул головой, шестеренки заискрились, куполообразная голова повторила движение. Создание напоминало бронзовую лягушку, управляющий опустился, и оно согнуло большие колени. Руки взметнулись, и дым полил из левой, дыра была направлена на Эмму.

— Приве-е-ет! — вопль вырвался из человеческого горла, но скрежет поглотил конец. Металл блеснул, Эмма чуть не забыла обо всех своих силах, когда выбралось второе такое чудище, его руки-обрубки поднялись в зловеще изящной дуге. Левая рука-пушка первого существа была отбита, прозвучал оглушительный рев, и дыра появилась в крыше. Стало видно молнии, волшебные защиты трещали и ломались.

Эмма отпрянула вслепую, ноги запутались в юбках, вуаль оторвалась, шляпка сбилась, кудри упали ей на лицо. Эли потянул ее снова, ее плечо тускло болело. Она поняла, что кричит, но сдержаться не могла. Существо не было волшебным, она не могла сокрушить его ментальной хваткой. Оно просто использовало силу без пользы, и ужас сдавил ее внутри.

Правая рука-пушка опустилась, направленная на нее. Мужчина внутри пронзительно хохотал. Мелькнуло движение, вспыхнули клинки, ноги Микала скользили, он пытался удержаться на куполообразной голове чудища. Он упал, но извернулся, как кот, в воздухе, и ножи снова вспыхнули, он вонзил клинки в грудь существа, где был управляющий. Они промазали, один скользнул по золотому диску, затрещал, высекая искры.

Второе чудище пошатнулось, голова-купол повернулась. Но оно дернулось и ударило по второй пушке.

Смятение. Шум, гейзер грязи и щепок. И что-то еще, невидимые нити натянулись.

В тенях был волшебник, она ощущала его Щиты. Она узнала его, как только Микал приземлился, сжавшись, и бросился в бой. Она видела спутанные волосы, пальцы, сжатые в отчасти узнаваемом Жесте, символы алыми вспышками слетали с его ладоней.

«Убить его Щитов. Не его. Он нужен живым для допроса, и он лишь…».

Но она не успела додумать, он метнул вспышкой алых чар. Он не мог верить, что удержит ее или ранит, так что тут же отпрянул, но Эли врезался в ее бок, вспыхнул порох, добавив смятения, Эмма резко выдохнула, и пение оборвалось.

Один из Щитов волшебника выстрелил. Микал был занят.

Скрипели механизмы, шум смерти волшебника заполнял склад.

«Нет! Не убивай его. Он нужен мне для допроса, Микал!».

Что-то надавило на нее. Она боролась, предательские юбки стали оковами, ее запястья держали до синяков.

— Мир! — кто-то кричал в ее ухо, голова звенела и кружилась. — Мир, Прима!

Она обмякла, ребра трепетали от глубоких вдохов.

«Что это было? Что же это было?».

Эли откатился, он поднял ее на ноги. Эмма смотрела на груду металла. Грудь чудища была пустой, золотой круг — без жизни. Крики и звон металла, Микал издал в шуме боевой клич.

Второе существо щелкнуло, гудя, опустило руки, и Арчибальд Клэр с весельем на худом лице висел в его груди. Существо зловеще повторяло его движения, золотой круг сиял на его груди, как плоский ведьмин шар. Сияние отбрасывало резкие тени на его лицо, его волосы отбросило назад, и металлической чудище вокруг него скрипело и содрогалось.

Круг света потускнел. Появился Микал, посмотрел на Клэра в металлической мерзости, решил, что это не угроза, и развернулся. Он посмотрел на Эмму, чьи колени не слушались, не держали ее на ногах. Эли держал ее за руку, не сильно, но прочно поддерживая ее.

Свет на груди Клэра погас.

— Это… — речь ментата была запутана. — Самое интриг… ох, черт.

Людовико Валентинелли в крови и обгоревшей одежде появился из мглы. С ним пришел и плотный пожилой мужчина с большими бакенбардами, и Эмма моргнула.

«Что тут произошло? Что это за… штуки?».

— Зиг! — Клэр звучал пьяно, может, так устал, что губы немели. — Иди… чертовы ремни. Помоги мне.

— Йа, — незнакомец с опаленными бакенбардами забрался по металлической штуковине с ловкостью. Он занялся ремнями, держащими Клэра внутри, ментат утомленно вздохнул и закрыл голубые глаза.

Эмма твердо говорила себе, что сейчас не время кричать или радоваться, хотя оба варианта были очень уместными.

— Вы в порядке? — Микал появился перед ней, лицо было в дюймах от нее. — Прима? Эмма?

— Магия на него не влияла, — выдавила она не своим обычным тоном. — Боги, магия даже не касалась его.

Это заметил Клэр.

— Очень… неприятный… побочный эффект, — слова жутко сливались. Он пил джин? Если да, то Эмма надеялась, что у него осталось немного. Она выпила бы сейчас что-нибудь крепче чая.

Кожа заскрипела, мужчина с бакенбардами тихо выругался. Валентинелли посмотрел на развалины другого металлического монстра, свистнув низко и не в такт.

— Вот, — Микал прижал к ее губам флягу. Ром обжигал, но она благодарно глотнула. Ее глаза жалило, хорошо, что Прилив скоро. Она потратила много эфирной силы на существо, даже не навредив ему.

Под тканью были силуэты, стоящие рядами по всему зданию. Они были примерно одного размера и формы, такими же, как механические мерзости перед ней. Эмма сделала еще глоток огненной жидкости, и она пылала, проникая в тело. Она вернула флягу Микала онемевшими пальцами.

И… да, ее чувствительные глаза легко видели во мгле. На полу было тело. Она посмотрела на него и выдохнула невежливое слово.

— Это… Девон. Хью Девон, — она звучала глупо даже для себя. — Он требовался мне для допроса… о, огни ада.

— Это… меняет дело, — Клэр чуть не упал, мужчина с бакенбардами придерживал его, они спустились грациознее, чем ожидалось, учитывая речь Клэра и толстое тело незнакомца. — Мисс… Бэннон. Нужно… поговорить.

— Меняет, — раздражение лечило, она прижала кулаки к бедрам, склонила голову. Тот, кто был внутри мерзости, сбежал, и это злило. — Скоро все это увидят. Предлагаю восстановить это место. Где экипаж, который я отправила…

— Стрига, я их возьму, — Валентинелли не отворачивался от трупа. — Что делать с телом?

Клэр прислонялся к крупному другу. Сияние, проникающее в дыры в крыши, тускнело, Эмме это не нравилось, хотя глазам стало лучше.

— Если бы он был живым, я могла бы его допросить, — она постучала пальцем в перчатке по губам.

«Я звучу так, словно нервы под контролем. Хорошо. Кто был в той… штуке? И Девон мертв».

— Я сломал его шею. Его голова еще цела, — тон Микала был мрачным.

«Уже неплохо».

— Ах. Да. Вижу, — она решилась. — Хорошо, несите его. Людовико, забери мистера Клэра и его товарища в мой дом. Знакомство подождет, пока мы не окажемся там. Мы скоро к вам присоединимся, — она посмотрела на покачивающегося ментата. Его цвет был плохим, волосы торчали, испачканные сажей. — И следи за ментатом, он выглядит немного…

Глаза Клэра закатились, он рухнул. Эмма ощутила холодок пальцами рук и ног, Тень заинтересовалась происходящим. Она не знала, как скоро прибудет Тень, и она потратила больше сил, чем стоило, на эту металлическую… штуку.

— Ох, черт, — выдохнула она, свет пропал полностью.

Клэр прижимал шуршащую коричневую бумагу, пропитанную уксусом, к болящей голове.

— Неприятно, — бормотал он. — Очень неприятно. Но поучительно.

— Я рада слышать, что ваш день прошел так хорошо, — ответила мисс Бэннон. — Мой тоже был познавательным, хотя сталкиваться с Тенью у Тауэра не хотелось. Но, мой дорогой мистер Клэр, прошу, ответьте, что за… штуки то были? Магия их не трогала, и это сильно меня расстраивает.

Он заерзал в кресле. Гостиная была очень удобной, несмотря на напряжение в каждом углу.

— Очевидно, я пытаюсь подобрать слово, что объяснит их непрофессионалу, но лучшие варианты — гомункул или голем. Они не точные, но…

— Мистер Клэр, — тихо, но с силой. — Лучше не отвлекайтесь, сэр. Мертвое тело в моем кабинете свежее не становится, а я не могу допросить тень мужчины, пока у меня не будет части ответов от вас, — ее тон стал резким. — И, Людо? Перестань свистеть, или я запечатаю тебе губы.

Клэр приоткрыл глаз и увидел мисс Бэннон на низком стуле рядом с собой, ее щеки пылали, а волосы были растрепаны. За ней виднелось широкое лицо Зигмунда. Баварец жевал нечто, похожее на колбасу, и кусочек желтого сыра.

— Ах, — Клэр кашлянул. — Мисс Бэннон, представляю вам мистера Зигмунда Баэрбарта, гения и моего друга. Зиг, это мисс Бэннон — самая интересная волшебница.

— Как поживаете? — бросила мисс Бэннон через плечо, Зиг кивнул, быстро проглотив.

— Seer geehrte, Fraulein Бэннон.

Волшебница мрачно посмотрела на Клэра, и он смог ответить ей спокойным видом. Уксус толком не помогал.

— Прошу, дайте мне немного льда и соли. Голова ужасно болит.

Бэннон оглянулась за плечо, ее серьги покачнулись, у двери было слышно шепот. В гостиной было много людей. Начался дождь, и его стук по окнам раздражал дополнительно. Когда она снова посмотрела на него, ее взгляд смягчился.

— Вы спасли мне жизнь, мистер Клэр, — ее детское лицо было серьезным. Ее пальцы в перчатке нежно держали его свободную руку. — У той штуки были пушки в… руках. Думаю, их можно так назвать. Кто управлял другой?

— Хм. Да, — неприятный жар вспыхнул на его щеках. Ее ладошка дрожала, он ощущал это сквозь перчатку. — Это было хитро. Это был ментат. Трокмортон.

— Проворно для мертвеца. Он сбежал. Ему помогли Щиты мистера Девона, как мне сказали, и это поражает. Я расстроена, что мистера Девона не поймали живым.

— Ах. Мисс Бэннон, позвольте мне минутку собраться. И я на все отвечу. Есть чай?

— Конечно. Вы будете?

«Она удивительно спокойна в таких обстоятельствах».

— С лимоном, пожалуйста.

Лед принесли в зачарованной ткани, с этим и чаем он скоро смог сесть прямо, моргая в неровном от дождя свете. Он не хотел знать, как попал в дом мисс Бэннон, но был рад, что так вышло. Боль в голове утихала.

Микал нависал над плечом мисс Бэннон, пока она задумчиво потягивала чай, приподняв мизинец. Лицо Щита было мрачным, и Клэр подозревал, что причиной был другой Щит, темноволосый мужчина, что напоминал статую у камина. Вопрос о том, откуда он взялся, мог подождать. Так решил Клэр, пока пульсировали его виски.

Людовико Валентинелли у камина чистил ногти одним из множества его ножей, с любопытством поглядывая на новый Щит. Зиг был за столиком и радостно ел. Неаполитанец часто подходил туда и перекусывал. Было приятно видеть, что их аппетиты не угасли, хотя они были в саже и с большими глазами.

— Итак, — сказал Клэр, когда убедился, что его голос останется ровным. — Все хуже, чем мы боялись, мисс Бэннон. Те творения, механистерум гомункули, другого термина нет, Зиг готов звать их меха, не работают от Измененной магии. Они могут работать от маленьких логических двигателей в их грудных полостях. Вы точно заметили сияние на моей груди, пока…

— Да. Продолжайте, — одна из шпилек у ее шляпки была сломана. Он задумался, нашла ли она кусочки, но решил не отвлекаться сейчас на этом.

— Ими может управлять ментат. Мое состояние сейчас — цена обращения с двигателем без подготовки. Условия… сложные. Но проблема не в этом, — он скривился, сделав еще глоток чая. — Может, немного тостов?

— Конечно. Микал, прошу, принеси тарелку, — мисс Бэннон успокаивалась и опустилась на мягкий стул. Ее юбки красиво легли при этом.

Клэр вспомнил, что в этот раз она закончила столкновение без лохмотьев вместо одежды. Она точно радовалась.

Он вернулся к теме разговора.

— Крупного, главного логического двигателя, как видите, на том складе нет. Его хранят в безопасном месте. Главный двигатель передающий, а в тех механизмах — получающие, с ограниченной способностью двигаться отдельно. С довольно большим предающим двигателем и ограниченной независимостью, если через ядро пустить много силы, ментат, присоединенный к передающему двигателю, будет управлять армией.

Тишина.

Мисс Бэннон побелела. Она смотрела не на него, а сквозь него, ее взгляд был поражающе прямым и отдаленным одновременно.

— Армия, — задумчиво и очень тихо. Она сделала глоток чая. — Им не нужна еда или отдых. И магия их не трогает.

— Поле от логических двигателей…

— …сложно пробить магией. Да, мистер Клэр. И мистер Трокмортон жив, — сухо продолжила она после долгой паузы. — Чей же труп был на улице Грейс? И что Трокмортон делал там с Девоном?

— Был на страже? Кто искал бы ментата в Тени? — он подавил дрожь от мысли. — Я немного не в себе, мисс Бэннон. Прошу, не расспрашивайте сильно, иначе я стану недоразумением с растаявшим мозгом.

Улыбка с оттенком вины ответила ему. Микал пришел с тарелкой с едой.

— Прима?

— Хм? — она подняла голову, а Клэр благодарно впился в тост.

— Есть идея.

— Да?

— Думаю, будет лучше узнать о недавних действиях мертвого Мастера-волшебника, — Щит выпрямился и скрестил руки. — Работавшего на лорда Селвита.

«Селвит? Да, мертвый Главный», — Клэр снова скривился. Даже воспоминания заставляли голову болеть от напряжения.

— Видимо, да, — она сделала глоток чая. Она все еще была пугающе бледной. — Интересно, видел ли кто-нибудь мистера Девона недавно? Чилд видел его недели две назад. Я видела его в последний раз у Томлинсона. Там он и запутал следы, как оказалось, — она закрыла глаза, собираясь с силами. Когда она открыла их, ее взгляд был прямым и очень-очень холодным. — Труп, чтобы запутать расследование, найти не сложно, и останки на улице Грейс были так сильно сожжены… Если Трокмортон жив…

Тишина заполнила комнату. Клэр надеялся, что она не потребует сейчас от него распутывать узел. Он хрустел тостом, наслаждаясь маслом и хлебом.

— Меня интересуют действия Хью Девона, — продолжала мисс Бэннон. — Но преследовать его — трата времени, ведь он мертв. Если Трокмортон жив…

— На бумагах, что вы мне дали, мисс Бэннон, подпись Седрика Грейсона. Вы могли не знать его почерк так хорошо, как я, — вспомнил Клэр и издал смешок, что его удивило. — Херес был отравлен. Конечно.

— Херес?

«Потому он так вонял. Он был дешевым, но еще и с ядом».

— Когда мы были у канцлера. Я тогда подумал, что херес был ужасно дешевым, но Седрик не так плох…

— Яд. Ясно. Медленного действия, чтобы сохранить ваши части.

— Сохранить?

— У других незарегистрированных ментатов отсутствовали мозг и спинной мозг. Я подумала, что это связано с безумным волшебником Изменений.

— О, — Клэр поежился. Конечно, она скрыла эту информацию. Это меняло сложность дела, но его голова слишком болела, чтобы использовать открытие с пользой.

— И ловушка в сумасшедшем доме, — продолжила мисс Бэннон, — должна была убрать меня, ведь я закрывала вас. Хитро. И появляется другой вопрос.

«Только не заставляйте сейчас отвечать».

— Какой?

— Где лорд Селвита? Если Трокмортон жив, сложно поверить, что и он погиб.

«Точно».

— Ах. Ну. Я не могу помочь.

— Не нужно, — она сделала глоток изящно, и он понял, что лорд Селвита вряд ли сможет укрыться, серьезно заинтересовав мисс Бэннон в поисках. — Скажите, мистер Клэр, как скоро вы восстановитесь?

Он задумался, кривясь.

— Несколько часов и один ваш прекрасный ужин, и я буду в порядке, мисс Бэннон.

— Очень хорошо. Тогда приходите в себя, сэр, поговорим за ужином, — она открыла глаза и встала, рассеянно махнула ему, когда он захотел встать следом. — Нет, нет, останьтесь. Вы хорошо постарались, мистер Клэр. Очень хорошо. После ужина.

Во рту у него пересохло.

— Конечно. Но, мисс Бэннон?

Она уже была на половине пути к двери, ее чашка была передана Микалу, она ускорилась, и юбки хлопали.

— Да?

— Когда в следующий раз будете использовать меня как наживку, хотя бы сообщите мне. Я не против быть на крючке. Я даже получил от этого удовольствие. Но я бы не хотел рисковать друзьями.

Она замерла.

— Вы не были наживкой, мистер Клэр. Вы были скорее таксой, что должна была учуять добычу.

— И все же.

Королевский кивок. Она невольно скопировала движение у Виктрис? Этот вопрос тоже мог подождать, пока не пройдет головная боль.

— Да, мистер Клэр. Вы это заслужили. Прошу прощения, — она вышла из комнаты, дверь придержал новый Щит.

Дверь закрылась, он остался с убийцей и Зигмундом. Тот хрустел чем-то с тарелки, облизывал пальцы, а потом сыто отрыгнул.

— Вот так женщина, — мечтательно сказал он. — Ein Eis Madchen. Арчибальд, mein Herr, думаю, я влюбился.

Неаполитанец, услышав это, подавился от смеха. Клэр прижал ткань со льдом к голове и вздохнул.

Ужин был хорошим, но спешным.

Мисс Бэннон пришла в черном шелке и с удивительными украшениями, она ждала до овощных блюд.

— Я разберусь с лордом Селвита, Грейсоном и Трокмортоном. А вы, мистер Клэр, займетесь поиском и — если необходимо — уничтожением большого логического двигателя.

— Отлично, — он протер губы салфеткой. Валентинелли рядом с ним перестал играть грубые манеры и вел себя прилично. Микал и новый Щит, Эли, напротив него были сдержаны. С другой стороны от неаполитанца Зигмунд восхищался ужином на немецком. Его не тревожили вопросы, например, что подумает арендодательница и его ученик, увидев, что он пропал, и состояние мастерской. Он уже написал для них записку, на этом прогнал их из головы и занялся другими проблемами. — Как предлагаете сделать это? Конечно, у меня есть свои идеи…

— Но вы хотите знать, не допросила ли я тень мертвого волшебника, чтобы я пролила свет на ситуацию. Я сделала это, мистер Клэр, и я помогу.

Клэр отметил, что новый Щит побелел и смотрел на тарелку, а потом тряхнул головой и продолжил ужинать.

«Интересно», — было приятно снова догадываться без боли в голове, словно в нее налили кислоту. Уравнения чуть не убили его, маленький логический двигатель так ударял по нему, что голова была тыквой, готовой лопнуть. Он не ощущал себя таким пострадавшим с тех пор, как сдал экзамен.

Новый Щит был юношей из Ливерпуля, темноволосым и ощущающим себя не очень уютно в плаще с высоким воротником в стиле Микала. Его туфли были неудобнее, чем у Микала или волшебницы, и Клэр подумал, что мисс Бэннон сама не ожидала, что потребуются его услуги. Еще один изгой в ее коллекцию?

Или мисс Бэннон думала, что опасность ситуации потребовала еще один Щит? Почему лишь один?

Этот вопрос беспокоил, ответов могло быть много. Как беспокоила и информация о сборе органов ментатов.

Он вернулся к делу, что они обсуждали. Порой после сильного шока разум ментата уходил в сторону, берясь за все пути, кроме прямого.

— Прошу, сделайте это.

— Мой метод добывания информации…

— Меня совсем не беспокоит, мисс Бэннон. Думаю, я достаточно напереживался за последнее время. Посмотрим, — его желудок держался, уже хорошо. — Ничто не расшатает меня сильнее, чем приключение этого дня.

Ее болезненная улыбка сказала ему, что она сомневалась, но из вежливости она этого не сказала.

— Хорошо. Тень мистера Девона, когда я надавила, сообщила мне, что заговор близок к результату. Похоже, не хватает только поставки чего-то из Пруссии.

— Прусских конденсаторов, видимо, — кивнул Клэр. — Особенно если они хотят, чтобы передающим двигателем управлял один ментат, каждый поможет с уравнениями. Я не уверен, зачем им нервные органы, но, конечно, у них есть какая-то роль. Вопрос лишь, какого ментата они отправят управлять этим…

— Это сейчас не важно. Прусские штуковины задерживаются из-за погоды и прибудут в Довер завтра утром, — мисс Бэннон снова побледнела. — Вы и ваши товарищи должны перехватить эту поставку и сделать все, чтобы задержать и испортить часть заговора, что зависит от них.

— А вы чем займетесь? — он уже знал, но хотел услышать от нее. Она была самой необычной женщиной, и было приятно говорить с той, кто не требовал смягчать до глупостей.

С той, что могла думать.

— Пора лорду Грейсону ответить на пару вопросов, — она была холодной, ее глаза смотрели на красивую серебряную подставку для посуды в центре стола. Ножки стола в виде грифонов тревожно корчились, но белоснежная скатерть была ровной. Мистер Финч без указания принес графин и рюмку к мисс Бэннон, и та не глядя приняла рюмку и осушила с дамской гримасой. — Благодарю, мистер Финч. Простите, господа, но мне нужна поддержка. Это неприятное дело.

— Согласен, — Клэр потянулся к бокалу с вином. Он завидовал ее рому, но это притупило бы его разум, хоть и принесло бы облегчение. Немного коки могло помочь, но не за столом. Позже. — Меня кое-что беспокоит, мисс Бэннон.

Ее бровь приподнялась.

— Что же?

— Заговор необычен. Что хотят достигнуть эти лица с армией такой силы? И откуда деньги на такое дело? Это странно. И очень любопытно.

Ром на нее не подействовал.

— Это вам лучше не знать, мистер Клэр. Простите.

— Ах. Ладно, — он потягивал вину. — Но я лучше работаю, когда у меня есть данные, мисс Бэннон. Вряд ли кто-то хочет свергнуть нынешнюю инкарнацию Британии с одной армией или планом. Даже если эту армию не могут тронуть маги.

Стол чуть загремел. Даже Зигмунд поднял голову, перестав на миг жевать.

Детское лицо мисс Бэннон стало хмурым. Искры алого мелькали в ее глазах, а потом пропали.

— Это не просто заговор, мистер Клэр. Мы имеем дело с гадким альянсом разных интересов, и никто из них не честен перед другими. Одна часть хочет разрушения самой Британии, еще одна, возможно, хочет лишь навредить нынешней ее инкарнации, чтобы заявить, что инкарнация поддается принуждению, а третья хочет посеять смуту и хаос, чтобы разбить империю, — ее длинные серьги-кинжалы покачивались, хотя она не двигалась, и большой камень на серебряном чокере на ее тонком горле вспыхивал раскаленным белым символом. Ее кудри подрагивали на медленном прохладном ветерке, что прилетал из ниоткуда, касаясь и лица Клэра. — Я этого не позволю, и я завершу это дело для собственного спокойствия и лучшим образом.

Тишина была огромной. Все в комнате смотрели на нее. Людовико Валентинелли задумался, его лицо было открытым и заинтересованным. Баварец не жевал, глаза были огромными, как у испуганного ребенка. Новый Щит побледнел, отложил вилку. Микал просто смотрел на нее, его выражение было не замкнутым, и Клэр такого еще не видел.

«Интересно, знает ли она, что он чувствует? И знает ли он о своих чувствах?».

Клэр отклонился на стуле. Он сцепил пальцы под длинным чувствительным носом и разглядывал неподвижную мисс Бэннон. Наконец, он организовал мысли, чтобы заговорить.

«Осторожнее, Арчи, старик».

— Мисс Бэннон. Судя по всему, что я увидел, королева доверяет вам. И это доверие оправдано. Вы не глупа, ответственна, и вы, осмелюсь сказать, одна из лучших подданных Британии. Несмотря на то, что вы меня подозревали и не давали данных о заговоре, я тоже вам доверяю. Я… — он расцепил пальцы и поднял бокал вина, — ваш слуга, мадам. Я сделаю все, чтобы справиться с долгом, возложенным на меня богом и Ее величеством. Как думаете, можем мы угоститься сластями, как в последний раз, или нам стоит это пропустить из-за ужаса ситуации?

Мисс Бэннон стиснула губы в тонкую линию, на миг он был уверен, что сказал неправильно. Люди были слишком разными, она была женщиной, а их обвиняли в нерациональности, хотя эта волшебница была наименее нерациональной из всех, кого он встречал.

Но ее губы расслабились, и улыбка озарила лицо, как рассвет.

— Думаю, ситуация ужасна для меня, но не для вас. Так что вы и ваши товарищи можете угоститься сладостями и за меня. Я хочу увидеть лорда Грейсона как можно ближе к Приливу. Благодарю, господа.

Она встала, еще улыбаясь, и мужчины вскочили на ноги. Она вышла из столовой, и Щиты поспешили за ней.

Неаполитанец выругался.

— Последний раз стрига так выглядела… — он опустился на стул, мистер Финч и два лакея принесли сладости. Дворецкий не удивился тому, что госпожа ушла из-за стола.

— Что случилось, когда мисс Бэннон выглядела так в прошлый раз? — спросил Клэр.

Валентинелли позволил лакею в шрамах убрать с его стороны стола.

— О, ничего. Людовико почти повесили, и il sorcieri смеялись в темноте. Стрига, зараза, спасла Людо жизнь, — но пожал плечами. — Когда-то я прощу ее. Но не сегодня.

— Ах, — Клэр сохранил это. Ящик Валентинелли в его ментальном шкафу становился почти таким же интересным, как мисс Бэннон.

Но не совсем. Он все еще ощущал ее пальцы в перчатке на своей ладони, их дрожь. И три отдельных пересекающихся интереса делали заговор еще опаснее, а эту головоломку все интереснее.

Зиг был печален.

— Мы заканчиваем ужин, да?

— Именно, — Клэр медленно встал, мистер Финч налил херес. — Мы заканчиваем ужин, дорогой Зиг.

«Он может быть нашим последним, если я правильно подозреваю».

Дождь прекратился, Прилив рассеялся по улицам, но с наступлением ночи туман вернулся. Он прижимался к улицам, экипаж гремел в ровном ритме, направляясь к станции, кучер порой щелках хлыстом, Клэр снова сцепил пальцы и старался не отвлекаться.

Это было сложно из-за множества причин. Во-первых, Зигмунд не мог перестать бормотать о своем восторге к мисс Бэннон. Валентинелли порой фыркал, но молчал. Повозка мчалась, копыта стучали, они подпрыгивали, и это отвлекало, особенно когда Клэр принял немного коки перед отправлением. Обострение разума и размытость ограничений были бы чудесно успокаивающими, если бы он был один.

— Какая грация! — бормотал Зиг. — Баэрбарт будет героем! И Клэр. Хороший Клэр.

«Боже, мы можем умереть, а он не угомонится. Не обращай внимания, Клэр».

Три игрока, о которых сказала мисс Бэннон. Дракон, что очевидно. Он не хотел верить в этих существ, от того и получил шок. Грифоны не так пугали, но змеи могли останавливать само Время, были вестниками разрушений и нелогичности, могли быть в ответе за обучение Магистра Саймона, великого мага, предложившего золото Петрусу ради божественных сил, и толпа вокруг назвала его чудотворцем сильнее учения Христоса…

… это было совсем другое. Хотя логические двигатели создавали поле порядка, которое не могла пробить магия, но нерациональность дракона была такой сильной, что это не помогло бы. Другие заговорщики могли думать, что это сработает, но вопрос был: кто эти другие заговорщики? Клэр не понимал даже мотивы дракона.

Кроме того, что мисс Бэннон сообщил ему. Разрушение Британии? Можно ли было уничтожить правящий дух империи? Она была без возраста, без изменений, копила знания и власть с каждым сосудом. Что драконы не поделили с ней? Он не знал, так что приберег вопрос на потом.

«Седрик и волшебник… лорд Селвита. Граф Селвита, о котором я мало знаю. Что могло заманить Седрика? Власть, скорее всего. А волшебника? Тоже власть. Амбиции, говорят, у волшебников в крови».

— Колдунья, конечно. Но это можно преодолеть, да, Клэр? Я построю ей что-нибудь. Что бы она захотела от механика? Не мою Спиннэ, нет. Но…

— Не думаю, что мисс Бэннон решит выйти замуж, старик.

«Почему прусские конденсаторы? — вдруг задумался он. — Они высокого качества, да… но для мехи, что я видел, такое качество не обязательно. Дейвенпортс или Хопкинс подошли бы, а их доставлять можно было бы более скрытно. Почему прусские?».

Людовико оскалился. Он молчал, и Клэр был этому рад. Он хотел пару мгновений побыть в тишине и спокойствии, чтобы следовать за цепочкой логики.

— Почему прусские? — пробормотал он, глядя в окно на туман, озаренный лампами, тусклые тени двигались в его глубинах.

А почему нет? Процесс строения мехи стал бы проще, и в этом была еще одна проблема, как думал Клэр. Кто построил эти штуковины, включая маленькие двигатели? Два или три ментата на такое не подошли бы, и исследования мисс Бэннон должны были тогда найти завод или два с производством этих механизмов, если их делают в Лондинии. Или должна быть поставка их в город откуда-то, а они велики для такого.

А еще… части… незарегистрированных ментатов. Забранных.

«Что-то тут очень неправильное».

Он вспоминал, пока Зигмунд бормотал о черных глазах мисс Бэннон.

Беккер. Грузомант. Что-то в том разговоре.

«Любопытно. И кто покупает прусские конденсаторы сейчас?

«Никто. Некоторые готовы рвать волосы в ожидании, некоторые говорят, что они где-то во Франции или задержались в Лоу, некоторые думаю, что их задерживают прусские фабрики. Французы и Хопкинс продают сейчас, раз пруссы не справляются.

— Ага, — пробормотал он, его пальцы сжались друг на друге. Радость решения растеклась по нему, щекоча нервы.

Вторая группа, конечно, хотела как-то управлять Виктрис, она была инкарнацией Британии, конечно, но пока она была не замужем, ею мог управлять тот, кого выберет ее мать. Герцогиня Кентская была изгнана на площадь Бэлгрейв, конечно, и так было с ее брака. Принц-консорт, говорили, давил на воссоединение Виктрис и ее матери, но пока это не произошло.

Третья группа со слов мисс Бэннон? Было очень просто, когда он подумал логически. Конечно, эта линия логики зависела от предположений…

— Я построю ей львов! — завопил вдруг Зигмунд. — Что думаешь, Клэр? Львы для ее карет! Сияющие и медные!

— Помолчи, Зиг, — Клэр нахмурился из-за резкого вмешательства. В этом была проблема коки. Если вырваться из размышлений, было сложно потом отогнать от себя шум и ухватиться за след. — Я думаю…

— Что думаешь, mentale? — неаполитанец не скалился. — Я скажу, что я думаю. Стрига послала меня с вами, так что ожидает беды. Все до этого было пустяком! — он недовольно взмахнул рукой, но места для этого в салоне не было. — Нет, тут начнутся беды. Людо наточил ножи.

— Они вам потребуется, — парировал Клэр. Они не дадут ему подумать? — Ведь я думаю, что мы столкнемся не только с мехами, мой дорогой неаполитанский принц, а с глубоким предательством.

«И белые утесы Довера его не остановят».

Канцлер, конечно, не обнаружился в официальной резиденции в Лондинии. Его неофициальное жилище было возле площади Кавендиш, некрасивое поместье с садами, сжавшимися, как тонкие юбки на холодных ногах. Высокое и пульсирующее волшебной защитой, место было почти таким же уродливым, как кабинеты канцлера в Уайтхолле.

Микал спустил Эмму из экипажа, Эли был за ней, его глаза в этот раз были большими. Казалось, в прошлой жизни Щит шел за ней, а другой бежал по крышам.

Она ждала, пока повозка пропадет в тумане, а потом пошла по улице, ощущая, как дом Грейсона пульсирует, как больной зуб. Среди защиты напоказ было несколько эффективных слоев, и, если то, что она думала, пряталось там, то это был хитрый способ спрятать это.

— Прима? — осторожно сказал Микал.

Прилив пришел и ушел. Туман сгустился, ядовито-желтый с тусклым сиянием. Эмма задумывалась, не кормили ли газовые лампы туман ночами. Может, он впивался в них, как поросята в свинью, и сияние растекалось по его венам.

— Думаю, будет неприятно, — камень на горле был ледяным, как и кольца на ее пальцах. Кольца эти были любопытными, из эбонита, серебро изящно вбили в них, четыре кольца соединял мостик холодного гематита на подушечках ладоней. На гематите было вырезано Слово, и от него кольца эбонита сжимали пальцы.

Ей не нравилось носить такое, Слово прижималось к коже и все время покалывало. А перчатки надеть не позволялось.

Микал не ответил. Эли переминался, кожа его туфель поскрипывала.

— Как неприятно? — спросил он легким тенором.

Чилд, наверное, выбрал его за голос. Это было в его стиле.

— Мы найдем внутри как минимум одного мертвеца, — она была без шали, без накидки, без шляпки. Хорошо воспитанные женщины так на улицы не выходили.

«Хорошо, что я не такая, хоть и леди. Почти леди».

Она мешкала.

— Что ж, — сказал Эли, — на одного меньше убивать.

— Не обязательно, — ответила она и опустила голову. Они следовали за ней, пока она шла к сияющей груде магии. — Совсем не обязательно.

К счастью, он не уточнял, что она имела в виду. Эмма не знала, могла ли удержать остроту языка. Она не хотела тратить это на Щита, который хотел приободрить ее. Может, Чилд требовал от него споров.

Конечно, ее Дисциплина потрясла юношу.

Железные врата низкой стены, окружающей дом, не были заперты, и Микал осторожно толкнул их, открыв щель, чтобы проскользнуть. Эли последовал за Эммой, гравий хрустел под ногами, дорожка дрожала под давлением тумана. Сады были смутными тенями, входная дверь над тремя потертыми ступеньками была чудищем из дуба в стальных оковах. Там у ступенек сердце Эммы дрогнуло и стало холодным в груди.

Дверь слева была приоткрыта.

Он ждал ее.

— Микал?

— Да, — он был за ее правым плечом, как обычно, и ее плоть похолодела.

Он сломал шею Девона, сохранив голову целой, чтобы она могла допросить тень, но лишив тело контроля над тенью. Словно догадывался, что она захочет допросить мертвого волшебника, и обеспечил безопасный способ сделать это.

Это было… интересно.

— Он мой. Займешься Щитами.

— Да, Прима, — словно ему было все равно.

«Позже будет долгий разговор, Микал. Но пока что…».

— Эли.

— Да, Прима?

— Очень осторожно открой левую дверь сильнее. Очень осторожно.

Не нужно было переживать, тяжелая дверь легко и тихо двигалась. Тьма внутри была кромешной. Защита мерцала перед Взглядом, но не заискрилась и не стала плотнее. Эмма осторожно сдвинула слои, проверяя следы за ними.

Не требовалось, она узнала бы его работу всюду. Казалось, она давным-давно училась завиткам его презрения, змеиным кольцам его интеллекта.

Может, он не понимал, что учил ее каждый миг, который проводил с ней. Уроков было много, они были разными. Она послушно применила сейчас один из них.

«Не лезь в ловушку, не зная ее вида и серьезности, дорогая Эмма, — чуть саркастично и с ядом звучал его голос в голове. — Но, когда поймешь, действуй быстро. И все выйдет».

Она вскинула голову, подобрала юбки и пошла в дверь.

Мгновение тянулась тьма, мерцало черное полотно, но чары были такими простыми, что она сломала их без Слова или заклятий, просто силой воли. Конечно, за ними должно быть заклинание сложнее, опаснее, но она так не думала.

И угадала. Прихожая была узкой, но очень высокой, большие ступени вели к комнатам, и это было отвратительным решением в доме. Казалось, Грейсон специально собирал все самое уродливое.

«Где он будет? Кабинет или спальня?».

— Микал?

— Они не стараются молчать, — прошептал ее Щит. Он указал в сторону. — Там.

«Тогда кабинет», — это было не очень удобно.

— Даже без слуг, — отметила она. — Ужасно грубо.

Фарфоровая ручка на двери кабинета щелкнула. Полоска света расширилась, и дверь, украшенная рисунком херувимов в стиле, что не оценили бы даже десять лет назад, открылась без звука.

«Дешевый театр, дорогой мой», — но она шла осторожно дальше, два Щита плелись за ней. Ее юбки шуршали, но не было смысла двигаться тихо. Она пересекла порог и попала на гадкий, но дорогой ковер в пятнах, что были попыткой изобразить цветы.

Мебель была неуклюжей, но тоже дорогой. Кто-то собирал салфеточки, некоторые были самодельными, и она ожидала подобных бессмысленных мелочей от той, кого Грейсон заставил выйти за него. Вкусы и суждения Грейсона ушли в политику, он был там опасным противником.

Но сейчас вся его острота и хитрость была красными пятнами на ужасном ковре. Запах смерти заполнял душный кабинет, из незаметного кожаного кресла у камина в сиянии и жаре бодрого огня посмеивался Левеллин Гвинфуд. Его длинные светлые волосы были убраны назад, как для мертвеца, он выглядел довольным собой.

— Пунктуальная Эмма, — якобы мертвый Главный поднял маленький хрустальный бокал красной жидкости, и внезапное напряжение Микала сказало ей, что в комнате были другие Щиты. Скрытые, конечно, и она задумалась, знали ли они о судьбе прошлых защитников Ллева, обученных Коллегией.

Тело Грейсона было обезображенным, лежало на его коричневом диване, и внутренности вылезали из него. Она посмотрела туда и задумалась, не убил ли Главный сам своих Щитов.

Или помогла Черная Мехитабель.

— Симулякр, — ответила она. — И хороший, тебе такой не по зубам. Ты и твой спящий хозяин думали, что нападение в сумасшедшем доме меня убьет?

На его лице мелькнуло раздражение. Длинный нос, пухлые губы, голубые глаза, хоть и посажены близко… он был красивым, но только для тех, кто его не знал.

Только пока не открывалась гниль внутри.

— У меня нет хозяина, милая. Один из двух наших партнеров ожидал, что ты уже погибнешь, но они не знают тебя так, как я, — он покрутил бокал, жидкость тихо плескалась под рев огня.

— О, у тебя есть хозяин. Не Мехитабель, она не могла бы создать такой хороший симулякр, находясь в Черной линии, — она постучала пальцем по губам, не опустив, что веки Левеллина чуть опустились. Он почти позволил себе вздрогнуть, глядя на нее на тщательно продуманной сцене. — Но не переживай, с твоим хозяином я скоро разберусь. Я решила начать с тебя.

Рычание и вспышка белых зубов.

— Я польщен.

— Не стоит. Ты — меньшая из проблем.

Трещали искры, напряжение росло. Огонь был большим, но он не создал бы столько жара. Что-то было с жидкостью в бокале, тени цеплялись за стены, и в каждой могли прятаться Щиты. Может, даже шесть. Тело лорда канцлера беспокоило, и весь дом Грейсона стонал и скрипел, наступала ночь, и туман давил так, как не должен был. Звуки были слишком резкими и тяжелыми.

Левеллин Гвинфуд все подготовил намеренно. Эмма отошла на полшага от тела Грейсона.

— Канцлер этого не ожидал, — отметила она, Эли и Микал двигались с ней — Микал без звука, туфли Эли чуть поскрипывали.

Левеллин не дрогнул. Он поднял бокал и посмотрел, как кружится жидкость.

— Ты нашла еще один Щит. Кого убил этот?

Он намекнул на Кроуфорда, чтобы увидеть, собьет ли ее. Конечно.

— Не стольких, сколько ты, полагаю. Все твои бывшие Щиты были мертвы и вскрыты в переулке, — она указала на растянутое тело Грейсона резким движением и была награждена тем, что Левеллин дрогнул. — Как он. У вас свой стиль, лорд Селвита, — ее рука опустилась. — Верно. Селвита. Динас Эмрюс — часть имущества твоей семьи, да? — длинная пауза. — Я всегда хотела там побывать. Может, пора это сделать.

Древняя крепость Динас Эмрюс была с Огненного века связана с драконами. Там симулякры змеев встречались для света в присутствии спящего предка, Третьего змея, от которого произошли все змееныши.

Первые два Великих змея были или мертвы, или спали очень крепко. Волшебники надеялись на это. Но Вортиген лежал под поверхностью острова, и мощь была такой, что даже Британия его не подавила бы.

Другой Главный застыл. Он цокал языком.

— Ты такая быстрая, дорогая Эмма. Послушай пару минут.

— Я — внимание. Пока что.

— Это одна из твоих лучших черт, дорогая, способность слушать с большими глазами, которую ты иногда применяешь, — его язык облизнул полные губы. — Волна поднимается, — он приподнял бровь, но все же оставался серьезным.

Ужасно серьезным.

Он продолжал, осторожно подбирая тихие слова:

— Как долго ты будешь заниматься своим долгом? Ты такая талантливая и милая. Мне не нравилось наше расставание.

«Ты бросил меня как горячий камень, как только подумал, что та француженка даст преимущество, и я не собиралась делить твою постель с другой женщиной. А потом был Кроуфорд, и ты даже не показался после этого», — Эмма чуть склонила голову. Камень на горле был ледяным.

— Ты здесь. Но еще не напала на меня. Значит, ты хочешь выдавить из меня данные, или ты заинтригована. Первое, скорее всего. Но, если ты заинтригована, дорогая, как тебе идея бессмертия?

«О, Левеллин, глупая приманка даже для тебя».

— Бессмысленно. Главные так долго живут, и у бессмертия есть условия. Еще попытка, Гвинфуд.

— Есть бессмертие без условий.

«Ах».

— Философский камень.

«Это тебе предложили? Или уже предоставили? Если последнее…».

— Я должна сделать вывод, что тебе предоставили Камень, и это, а не симулякр, причина твоего чудесного возрождения? О, Левеллин. Правда. Я не люблю, когда оскорбляют мой разум.

— Как только сосуд Британии будет разбит, и наш большой друг проснется, змеи не упустят такого преимущества.

«Ты-то это запомнил», — жар был неприятным.

— Камень можно сделать из сердца змея. Убийство змея навлекает проклятие. Ты это забыл?

— У Вортиса много детей.

Ей было холодно, несмотря на удушающий жар.

— И он убьет ради тебя своего дитя. Левеллин, ради Бога, не будь идиотом.

— Два, вообще-то. Два камня. Один был для Грейсона. Но, раз его постигла несчастная участь, один я могу отдать, — он облизнул губы, и сердце Эммы резко подпрыгнуло. — Только ты удерживала мой интерес долго, так что достойна такого подарка. Подумай, Эмма. Ты и я. Это не звучит мило?

«И ты убедил герцогиню Кентскую, что поможешь ей управлять дочерью. Вы друг друга стоите».

— Ты, — сообщила она, — сошел с ума. Я — слуга Британии, или ты забыл?

— Ты кланяешься этой волшебной гадине, потому что не видишь преимуществ. Хватит уже со мной играть. Я тебя знаю, Эмма. Внутри и снаружи.

Он не ошибался. Он был точнее, чем она хотела признавать, и осознание было холодной воды.

— Нет, — вода стала льдом, окутавшим ее. — Ты думаешь, что я предам Британию ради идиотских обещаний? Я бросила тебя, Левеллин, потому что ты стал скучным, — она глубоко вдохнула и произнесла непростительное. — Со Щитом проблем меньше, и он куда… атлетичнее, к тому же.

Щеки лорда Селвита побледнели. Его глаза вспыхнули, бледно-голубые, стекло запело, когда его пальцы сжались.

«Почти слишком просто. У всех мужчин одна проблема, и она в их штанах».

Он спешно вскочил на ноги, отбросил бокал. Он ударился о решетку камина и разбился, жидкость вспыхнула бело-голубым огнем. Магия бросилась к ней, и Эмма отбила ее с легкостью. Часть потолка разбилась, волшебный огонь пробил этажи и вырвался в ночь Лондиния. Губы Левеллина произносили Слово, и воздух наполнила удушающая пыль. Она была быстрее, выпалила заклятие, вода хлынула на разгорающееся заклинание, сбило Главного в кресло, откуда он выскочил. Кресло отъехало, ножки терзали ужасный ковер, и оно врезалось в обшивку из дуба.

Зазвенела сталь, раздались крики, но она их не слушала. Щиты Левеллина выбрались из коконов невидимости, но это была не ее проблема. В дуэли ее интересовал только другой волшебник. Щиты боролись сами.

И кольца нагрелись на ее ладонях, Левеллин встал с кресла с грохотом грома.

Еще никто из Главных не побеждал в дуэли с лордом Селвита.

Хорошо, что он принял коку. Иначе поездка была бы полным кошмаром. Стук шестеренок, пар и чары в жутком ритме могли вывести из себя чувствительный мозг ментата, недавно пострадавший, и довести до состояния полного безумия. Но место было неплохим, сидения с обивкой, и окно он закрыл, потому что не хотел, чтобы в салон залетел пепел, которыми были знамениты паровозы.

Сложность поиска, когда они прибыли в холодный туманный Довер, была почти заманчивой. Валентинелли мало помогал, потому что ему было все равно, куда он опустит свою голову, а Клэр требовал комфорта. А еще был вопрос анонимности, но потом был найден уважаемый отель, комната была защищена, и Клэр смотрел из окна на точки желтых фонарей на склоне города, а потом неаполитанец оттащил его и задвинул шторы с узором из ананасов. Зиг, поспавший в поезде, занял одну из кроватей, растянулся на покрывалах, не снимая туфли, и храпел порой.

— Porco, — оскалился Валентинелли, сев на стул у камина с углями. Клэр устроился в кресле, опустил ноги на неудобной твердой подушке для сидения, что была покрыта той же тканью с узором из ананасов, что и шторы. Его разум все еще был обострен, способность просила использовать ее.

Он сцепил пальцы под носом, закрылся от храпа Зига. Валентинелли смотрел на него, темные глаза были задумчивыми и почти скрытыми. Лампа на столике у локтя Клэра тепло сияла, огонь был приятным.

Вся тряска дороги чуть не вывернула из него отличный ужин. Кулон мисс Бэннон был холодным на его груди, и он задумался, как справлялась волшебница.

Клэр закрыл глаза.

— Э, mentale, — Валентинелли заерзал. — Используй кровать, нет? Я тебя вовремя разбужу.

— Мне удобно, спасибо. Я хочу подумать.

— Она и тебя зацепила, — смех неаполитанца не был веселым. — Стрига задела каждого из нас.

Раздражение Клэра росло.

— Раз вы не можете сказать ничего полезного, синьор, можете оставить меня в покое?

— О, полезное, — голос Валентинелли стал мрачным. — Мы очень полезны, mentale. Она отправила нас найти поставку. Опять как наживка. Посмотрим, что выйдет.

— Мы — не наживка, — Клэр тут же не согласился.

— О, нет?

— Нет. Более того, я верю, что мы — последняя надежда мисс Бэннон.

Неаполитанец молчал.

— Обдумайте это, мой благородный убийца. Мы — трое мужчин против врагов, что хотят разрушить Британскую империю, может, убить Ее физический сосуд. Если учесть связь мисс Бэннон с королевой Виктрис, вам не кажется, что она оставила нам защиту Ее величества? Это она сделала, отправив нас сюда. Она преследует врага, что намного опаснее, по ее мнению, чем мятеж или даже убийство. Она оставила нам эту часть заговора, и я нахожу эти сложности тревожными. А еще — вы заметили второго Щита? Должны были, он был на ужине. Мисс Бэннон подобрала себе того, кто похож на Микала, хотя так сильно сопротивлялась, и это заставляет думать, что ситуация очень плоха, — он склонил голову, глаза еще были закрыты. Приятная тьма за веками была с геометрическими узорами, там соединялись догадки и возможности. — И она оставила нас за столом и покинула дом, уводя преследование, давая нам все шансы, сэр, и она дал слово не использовать меня как наживку. Нет, мой благородный убийца, мисс Бэннон рассчитывает на нас. А я не думаю, что она привыкла на многих рассчитывать.

Тишина заполнила комнату. В тишине было несколько компонентов — шепот огня в лампе, треск углей и стук капель за окном. Туман тут был не желтым супом Лондиния, но все равно давил на город от белой скалы до железнодорожной станции, приглушая звуки пабов. Приглушал он и стук копыт механических лошадей, гул колес у отеля, и в теплой комнате сухо пахло солью.

Валентинелли выдохнул ругательство на своем языке.

— Вполне, — сухо отметил Клэр. — Не шумите, сэр. Я должен подумать. Буду жестоко честен: я не надеюсь выполнить задание, что дала нам мисс Бэннон, но я не хочу расстраивать ее.

А еще Лондинию — да и всей Британии — будет долго неудобно, если королеву Виктрис убьют, и Британия будет искать другой сосуд, или если королева будет снова несчастна под контролем матери.

«Несчастный сосуд означает несчастный остров», — а это плохая погода, урожай, болезни, что проникнут потом и во всю Европу.

И все это дело было оскорблением порядка, который предпочитал любой хороший подданный Британии.

Клэр вжался в кресло. Его дыхание стало глубже.

«Логических двигателей будет больше. Я должен быть готовым».

Со стороны казалось, что он спал, но он исполнял двойственность ментата: половина способностей была занята загадкой трех групп, желающих вреда Британии ради своих целей, искала, как развернуть все к хорошему результату. Другая половина, обостренная кокой, закрытая от отвлечений, совершала сложные ментальные упражнения. Логический двигатель заставлял его решать уравнения без подготовки, и они теперь были на ментальных досках, он решал их на досуге, искал узоры за их белыми взглядами.

Клэр работал, не двигаясь, пот был на его лбу.

Он всплыл от хватки неаполитанца на его руке.

— Просыпайся, mentale, — прошептал убийца. — Корабли прибывают.

Лампа дымилась, тени падали на обои с ананасами. Чертова комната была храмом тропических фруктов. Клэр осторожно вытянул ноги. Тело порой протестовало после долгого периода бездеятельности. После пары минут растяжек, за которыми наблюдал удивленный Валентинелли, он нашел шляпу и не удивился, когда Зигмунд зевнул и почесал ребра, осторожно выглядывая из окна.

— Слишком тихо, — пробормотал баварец. — Не нравится мне это.

— Людо тоже, — убийца в этот раз не звучал едко. — Но дело может быть в приливе. Или тумане.

Клэр умылся в чаше, через четверть часа они шли в густом тумане к пристани. После похода там они уже не жаловались на тишину.

Порты, как и в Лондинии, редко спали, тут вседа кипел активность. Даже в густом хлопке тумана было слышно крики и ругательства, тянулись тросы, раздавались вопли грузомантов. Соляные ведьмы скандировали и шевелили пальцами в сложном ритме, отгоняли туман, сплетая его, и манили в порт корабли. Корабельные ведьмы стояли на корме, направляли суда к пристаням; матросы ругались и плевались, торговцы и агенты терлись локтями. Все торговцы со свежими зачарованными товарами нетерпеливо ждали, им платили порой по шиллингу за штуку, меньше, если товар был деформирован, на корабли у них покупали смолу. Тем, у кого было хоть немного таланта к магии, их услуги не требовались. Таких было много, но торговцы все равно ждали на пристани. Некоторые соглашались купить их товары с неохотой, чтобы им не мешали и дальше стоять на пристани.

Толпа была большой даже в ранний и темный час. Они осторожно поспрашивали и убедились, что корабль из Старого Эмстердама прибыл.

Он прибыл ночью с приливом, никто не знал, куда, и офис в гавани не отвечал на такие запросы. Клэр не переживал, потому что Зигмунд, гений в таких вещах, завел разговор с грузомантом, который помогал разгружать тот корабль, несколько ящиков отправили потом в поместье у Верхнего Хардреса. Ящики были тяжелыми и вели себя странно под поднимающими и опускающими чарами.

Клэр подозревал, что в том поместье и доделал ядро Мастерс, хоть это и была собственность короны. Зиг заплатил грузоманту еще одной пинтой эля, они ушли в толпу, и Клэр почему-то нервничал. Может, причина просто пока не была видна, но уже пробивалась из наблюдений, которые он пока не обдумал.

Когда он заметил источник тревоги, он впился в руку Зига и потянул баварца к себе в темный переулок с неприятным запахом.

— Смотри, — шепнул он, Зигмунд знал, что протестовать нельзя. — И там. Что видишь?

Валентинелли выругался, сливаясь с тенями за ними. Клэр даже обрадовался, что увидел их до неаполитанца.

В другом конце улицы плотный мужчина с большими бакенбардами расхаживал, словно не привык к ногам. Его плащ был из ткани, которую редко видели в Британии, вел он себя по-военному. Он бродил перед безымянной гостиницей, выпил джина и продолжил ходить.

Как только Клэр заметил его, стало сразу видно, что еще не так.

— Мужчина в сером в другом конце. Видите, как он держит трубку? Англичане так не делают. И его туфли — гессенские, да и сияют слишком хорошо. Посмотрите туда. Еще один в таких же туфлях и плаще. Он только вывернут наизнанку. Еще двое у двери таверны — те же туфли и плащи. Им пришлось скрыться — один с шарфом, а другой с ужасными брюками. Посмотри на их бакенбарды. На этой стороне канала так не носят, дорогой Зиг. Что это тебе говорит?

Баварец раскинул руки, ожидая, пока Клэр объяснит свой риторический вопрос.

— Пруссы, Зиг. Наемники. Готов поставить десять фунтов. Смотри, как те двое держат руки — они привыкли к ружьям. Этот — капитан, он выпятил грудь, чтобы никто ниже рангом не упустил значок, который ему пришлось снять. А видишь там? Он следит за улицей.

— Это Довер, — тяжко сказал Зигмунд. — Тут разные люди из разных стран.

— Несомненно, — нахмурился Клэр. — Но там двое у двери, еще один там в дозоре, и капитан патрулируют. Ищут отставших, наверное? Или проверяют, чтобы никто не заметил, что гостиница, все комнаты в ней, полны прусских наемников. Потому конденсаторы прусский, это было на корабле помимо них. Я так и думал.

Валентинелли выругался.

— Мы уходим сейчас. Сейчас.

— Да, — Клэр прижал шляпу к голове. — Мы должны найти лошадей. Вряд ли паровоз идет до Верхнего Хардреса до полудня.

Главный круг сиял под ней, серебряные символы в кругах шипели и искрились, Левеллин бросил в нее Слово. Она отбила его, горло сдавило заклинание, еще одна дыра возникла в двери кабинета, чуть не попав по одному из Щитов Левеллина, мужчина прыгнул к Микалу. Тот повернулся, экономя движения, и вонзил нож в горло противника со звуком топора, вонзающегося в дерево.

Другой Главный был рассеян, у нее всегда лучше получалось разделять концентрацию. Он был зараженной водой, проникал в ее волю, и она боролась с озером и океаном, и Слово сложилось из ее заклинания, расцвело ярким огнем, вырвалось из поверхности океана и обожгло его. Левеллин отступил на полшага в своем Круге, его бледные глаза сузились, его ответное Слово лишило огонь воздуха, и тьма надавила на Эмму.

Она этого ожидала, это был один из его любимых трюков. Она вскинула ладонь, и проклятие сорвалось с колец, символ был тонким и убийственным, пронзил вуали эфирных защит. Левеллин чуть не прыгнул в этот раз, его левая рука отдернулась, кровь вырвалась из его плеча. Он не обращал внимания на рану, вскинул вверх правую руку, сила беспечно летела к ее защитам. Они замерцали, задрожали… и с трудом выстояли.

Алая, почти черная в плохом свете, кровь текла по руке Левеллина. Его фраку пришел конец. Внезапная вспышка удивления чуть не сбила хватку Эммы, но она узнала атаку и дала ей пролететь, ее пение стало в стиле гимна. Лицо Левеллина исказилось, она была уверена, что и ее лицо не гладкое.

«Хорошо, что я не леди», — она наступал, ее воля давила, голос становился громче, а он запинался. Кровь капала с его рукава, но слишком медленно, капли замирали под его сжатой рукой, крутились в воздухе. Волоски встали дыбом на шее Эммы.

Левеллин согнулся. Кровь замедлилась, и она учуяла начало Великой работы, зависшей на краю возможности и вероятности, ее структура была спутанным хрусталем и раскаленным добела железом.

«Он питает его кровью, осторожно, Эмма!».

Если бы она не был так близко к Левеллину, она бы не увидела слабость, осторожно защищенную гнездом шипов.

«Не мешкай, — говорил он ей снова и снова, его ладонь была на ее бедре, теплая и безопасная, когда они делили постель. — Промедление в дуэли — поражение».

Она ударила в брешь с шипами, эфирная сила превратилась в сияющий острый меч, что согнулся, и она содрогнулась, ее Работа менялась, отвечая на форму его Работы. Момент был критическим, если она ошиблась, сила ее защиты будет рассеяна, и его атака уничтожит ее.

Но она не ошибалась.

Тело Левеллина сжалось, отлетело как тряпичная кукла, его Работа взорвалась под ним. Разбитые символы кружились, отплевывали искры разных оттенков, и весь дом содрогнулся до фундамента. Другой Главный обмяк и врезался в камин, голубой огонь ослепил чувствительные глаза Эммы, два его Щита упали на середине движения, он пожертвовал ими.

«А вот это плохо…».

Микал закричал, ярость была яркой медной нотой в сдавливающей горло тишине. Он бросился к ней, выхватив клинки. Эмма зря дернулась защищать себя.

Микал целился не в нее. Он прочитал угрозу Левеллина точнее, чем она, и отреагировал быстрее. Она застыла, ее ненужная защита искрилась, камень на горле нагревался, Эмма смотрела, как Микал пролетел мимо нее…

…и попал в бурю лезвий магии, черный от огня Левеллин поднялся из развалин камина. Эфирные клинки вспыхнули, и кровь вырвалась во второй раз, ее Щит упал.

— Придерживай его голову, — руки Эммы были в горячей крови. — Вот. И тут, — магия текла из ее пальцев. Ее серьги покачивались, заряд в длинных камнях изящно спускался по ее шее, мимо ключиц к рукам, пока она закрывала рану на животе Микала.

Веки Микала затрепетали. Эли держал его плечи, бледные щеки были в крови и других жидкостях. Эмме нельзя было отвлекаться. Она разглаживала плоть, символы вспыхивали алым, погружались в изорванное мясо, язык Исцеления слушался ее губ, произносящих слоги. Он была не из Белых, чья Дисциплина усиливала исцеление. Она была даже не из Серых, искателей равновесия. Нет. Дисциплина Эммы была Черной, первобытные силы были такими большими, что не думали о мелочах, типа разорванной кожи и мышц.

В этот миг ей было все равно. Исцеление сработает, она так решила. Непослушания не будет. Плоть соединилась, искра жизни ответила сильнее, чем она думала, и глаза Микала раскрылись, желтые радужки сияли огнем. Он закричал, протяжный бесформенный звук был схож с громом, она села на пятки. Кирпичная пыль сыпалась на ее лицо, Левеллин пробил стену, спеша убежать от нее.

«И он убежит», — мрачно подумала она. Но сперва то, что важнее. Она подняла голову и встретилась взглядом с Эли. Младший Щит был очень бледным и с большими глазами. По-детски, но она не могла дать ему задание.

— Он исцелится, — тяжело сказала она. — Слушай меня внимательно, Щит.

— Слышу, — ответил автоматически Эли. Он был хорошо обучен, но без воображения. Глаза Микала закрылись, он обмяк, в крови, но целый, в руках другого Щита. Тело Грейсона было разорвано, диван — перевернут и разбит на куски. Она не помнила, когда во время дуэли это произошло.

Не важно. Микал был жив, и этого хватало. Ее долг тяжело давил на плечи.

— Ему нужно во дворец Святого Джеймса. Скажи тому, кто на страже, что тебя послал Рейвен. Тебя отправят к определенному человеку. Скажи ему, что лорд Селвита жив, что он — предатель. Скажи «Динас Эмрюс». Опиши тому человеку все, что увидел, слово в слово, и Микал добавит свои наблюдения. Там и оставайся, охраняй того человека своей жизнью. Мои указания ясны, Щит?

— Да, — Эли сглотнул. Его одежда была в плохом состоянии, все они были в грязи, лица тоже были в пыли. — Прима, куда…

Он спрашивал ее.

— Тише. Я отправлюсь за лордом Селвита, — она замолчала, решив, что ему нужно было объяснить больше. Он только вступил в игру. — Эли, я хочу открыть врата своей Дисциплины. Микал путь будет здесь, пока он не исцелится достаточно для пути, — она сделала паузу длиннее, коснулась щеки Щита. Ее пальцы оставили кровавый след на пыли. — Я… не хочу, чтобы он это видел. И ты тоже, — добавила она запоздало и не дала себе продолжить.

«Если он не доберется до Святого Джеймса целым, если кто-то ранит его по пути, я тебя найду. То, что я сделаю с Левеллином, будет милосердием по сравнению с твоим страданием».

Но это было не совсем правильно. Она убрала руку и встала, прогоняя пыль и грязь с треском очищающих чар.

Следы разрушения усеивали стены, весь дом дрожал после дуэли. Участки стен были из стекла или гладкого железа, падали чернильные перья, нерациональность изменила обычные вещи. Влага капала с потолков, капли поднимались с пола в некоторых местах. Сила притяжения была побеспокоена, и нерациональность еще не скоро утечет отсюда к другим магам в округе.

Она прошла через стену, тряся головой, когда края дыры в кирпичах дрогнули. Они стали красной шелковой бахромой, что трепетала в тумане и без ветра, касалась ее щек и ладоней зловещими поцелуями.

Левеллин и его оставшиеся Щиты отправились в конюшни. Как канцлер, Грейсон имел право ездить с грифонами в карете по делам государства, пока он платил за их содержание.

И, конечно, с его Щитами лорд Селвита ускорит побег на этих существах.

«Я сильно его напугала».

Они замерли, чтобы сменить лошадей на грифонов. Куски лошадиной плоти усеивали загон, по носу ударили запахи отходов и медной крови. На полу были кусочки кости. У Грейсона была коллекция, но все механические лошади стали кусками костей, металла и мяса.

«Не важно, Эмма. Пора».

Она встала, сжимая кулаками изорванные юбки. Видение изломанного тела Микала встало перед ней, она с усилием отогнала его, проступил пот. Пыль стала липкой, и она боролась за власть над силой, растущей в ней.

Когда она совладала с собой, Эмма оглядела конюшню, словно видела впервые.

«Смерть здесь».

Очень хорошо. Она была из Эндора, и пора было напомнить Левеллину Гвинфуду об этом. Если он доберется до пункта назначения, приступит к следующему шагу, о котором она догадывалась, ее королева будет в опасности.

Эмме Бэннон, Главной, эта мысль не нравилась. Она вдохнула, отогнала все о себе, повернулась к запертой двери в глубине себя.

И ее Дисциплина… развернулась.

Эта магия была меньше, сила хранилась и обновлялась с каждым Приливом. Там была Дисциплина, освобождение силы не слушалось волшебника. Оно просто было, сила вылетала из ворот, вдруг открытых для нее, пока сила проводника не угасала. Когда врата закрывались, мир менялся.

И была опасность потерять себя.

Яростный цветок расцвел в ней, его шипы были в гниющей пыли, земля ощущалась во рту. Пятна проказы покрыли ее кожу, появился вкус костей и горечь пепла.

— Аула наат гиг, — прокричала она Язык, что был старее Исцеления, и заклинание обрело форму, вырвалось из нее. Магия поднималась, чистая и без оков.

Кости, мясо и металл на полу загона… подрагивали.

Хорошо, что мисс Бэннон оставила им кошелек с деньгами. Цена за лошадей до Верхнего Хардреса была кошмарной. Людовико сказал об этом, и договориться было сложнее, чем Клэр ожидал, Людовику нравилось спорить больше, чем было вежливо. Неаполитанца назвали грязным цыганом, и он только подтвердил бранное слово, не вовремя ругаясь. Зигмунд, конечно, не помогал, баварца могли обмануть во всем, и это было без вмешательства убийцы. Клэр с большим терпением смог заключить сделку в вежливом разговоре.

И все же они помчались верхом на рассвете над утесами Довера, через полчаса они были за городом.

Дорогу окружало зеленое и серое, размываясь в пути, Клэр смотрел вперед, уравнения наполняли его ментальный котел до краев. Модель не давалась. Он не знал, что сделал Трокмортон, а были и другие влияния — он прочел монографию Родерика Смита про логические модели, но уравнения напоминали примеры Смита как ноготь шестеренку.

Туман пытался преследовать их, но через пять миль после Довера они вырвались на водянистый серый свет солнца. Мир просыпался, не шумя, даже птицы забыли поприветствовать рассвет.

Их вид был перекрыт зелеными изгородями по сторонам, Валентинелли сжимался в седле, словно хотел быть в другом месте. Зигмунд сжимал поводья и выглядел жалко. Клэр насладился бы собой, если бы не постоянная работа разума. Он был не ближе к нахождению ответа к модели уравнений, когда они забрались на холм и посмотрели на деревни Верхнего и Нижнего Хардреса. Поместье было в дальнем конце Нижнего, дым от углей и другого поднимался к серым тучам, погода вдали была ветреной.

Несмотря на недовольный вид, Валентинелли хорошо ехал верхом, его лошадь бежала так быстро, как было безопасно. Копыта ударяли в ровном ритме, порой его даже встряхивало, но неаполитанец считал это уместным. Время давило на Клэра, тикало, оно было ограниченным. Они прибудут к поместью, и время будет давить на них еще сильнее.

Они миновали потрепанную табличку «Хардрес, карьер», гордо указывающую на заросшую дорогу, которую недавно точно использовали, на что указывали примятые растения на полу. Клэр отметил это, тревога росла. Солнце не показывалось, воздух был тяжелым от свежего запаха дождя.

— Mentale, — неаполитанец оглянулся через плечо. — Что мы здесь найдем?

Было даже приятно отвлечься от уравнений. Доски в голове сменились лесом записей мелом.

— Больше мех, это точно, — ответил он, вяло переключаясь на новый вопрос. — Может, ментата, занятого новыми конденсаторами. Меня больше тревожит, что мы точно найдем нескольких людей, способных на жестокость. Мы не так далеко от Лондиния, и если пруссы прибыли в Довер, они могли прибыть и в другие места. Брайтон и Хардвитч, конечно.

«План потрясающий. Но им не нужно много — столько, сколько требуется для удержания замка и Уайтхолла, а еще оружейной у подножия Тауэра. Дальше будет зависеть от того, что они запланировали для Британии или Ее сосуда».

Мысль о гибели Британии или королевы Виктрис заставила его желудок сжаться. Это не мог быть его последний ужин, ведь этот ужин у мисс Бэннон был прекрасным.

«Если он был последним, он хотя бы был хорошим. И в хорошей компании».

— Хмм, — Валентинелли улыбнулся, белые зубы сверкнули на его темном лице. — Вот, что я скажу. Я убиваю наемников, а вы — другого mentale. Все просто.

— Я не могу убить его, пока не узнаю больше о плане.

Неаполитанец кивнул в сторону Зигмунда.

— Он пытать умеет?

Зиг ответил:

— Да, я буду пытать тех, кто разбил Спиннэ. Баэрбарт изобретет новые методы пытки!

— Вряд ли старик Зиг сможет, — Клэр подавил вздох. — Небеса, ментат в этом не так опасен, как наемник.

Валентинелли фыркнул, шедеврально проявляя отвращение.

— Человек чувствует боль, отвечает на вопросы. Особенно, когда просит Людо, mentale. Ладно, увидим, когда прибудем.

— Если перестанете говорить, как плохая копия куклы, синьор, мы будем легче ладить друг с другом, — на миг Клэр пожалел, что сказал это. Его раздражение достигло значительной отметки. Зиг и убийца не были логичными. Не как мисс Бэннон. Конечно, и она не была логичной, но…

«Погодите», — он уцепился в мысль, но не успел ее развить.

— Мне говорить языком королевы? — резкий тон образованного ученика. Он звучал недовольно, перестал склоняться над лошадью. — Если бы я не был связан кровавой клятвой, была бы у нас стычка.

— Я — ваш человек, синьор, — напряженно ответил Клэр. — Пока это чертово дело не окончено. Можете пока что не оскорблять меня, прошу, говоря как дурень? Я уважаю ваш ум, но не хочу тратить время, споря с вами, пока вы ведете себя так, словно вы играете, что этот ум.

Тишину нарушал лишь топот копыт. Клэр моргнул.

«Мне очень плохо от мысли, что мисс Бэннон в опасности. Это не логично, но… о, небеса, она волшебница! Ты становишься смешным, Арчибальд!».

Валентинелли, наконец, заговорил:

— Это привычка, сэр. Я хочу, чтобы все без исключения меня недооценивали. Так жить проще.

— Все? И мисс Бэннон?

— Наверное, только она этого не делает, — тихий культурный тон пугал. — И я ненавижу ее за это.

«Вот как».

— Ах, — что он мог ответить? — Я обрадовался бы этому.

— Мужчина не любит женщин, которых не может удивить, mentale.

«Многое в вас становится понятным».

— Ясно.

Валентинелли ускорил лошадь, и Клэр поспешил за ним. Зигмунд застонал, они были все ближе.

А Клэр все еще не разгадал модель уравнений.

— Там никого нет, — сообщил Зигмунд. Он был покрасневшим, потным, широкое лицо блестело.

Клэр зашипел на него, глядя на рушащееся поместье из укрытия разросшейся изгороди.

Это была плоская коробка в стиле шато с печальной глиняной крышей, сады разрослись, окна стали шире из-за того, что дерево разъели черви. Сорняки выбились среди камней дорожек, и все место источало ауру отчаяния, что он хотел согласиться с Зигом.

Но не согласился.

Валентинелли указал. Сорняки были раздавлены, по ним проехала тяжелая повозка. След указывал на три ступеньки, ведущие к пострадавшей от огня входной двери.

«Огонь был недавно. Химикат в основе, насколько я вижу. Это странно».

Неаполитанец склонил голову, глаза сияли.

Клэру вдруг стало холодно, он обрадовался, что они оставили лошадей в маленькой роще за разрушенными вратами поместья. Зелень, скрывавшая их, казалась тонкой ширмой.

Стало слышно скрежет металла, шорох искр. Поместье содрогалось, по камню бежали зигзаги трещин. Земля гудела, дрожа, словно огромный зверь, спящий в ее глубинах, переворачивался во сне.

Клэр тут же подумал о карьере каменоломни дальше по дороге.

«Да. Им не нужно сильно стараться, чтобы оставаться скрытыми. Конечно, там следы повозки. Здание под землей, почему я такое не учел?».

Поместье снова задрожало, оно рушилось. Передняя стена обвалилась с паром и дымом, с голубыми дугами электричества. Способности Клэра подавали данные, которым он не доверял. Он обдумывал их, и они становились неоспоримыми. Он не сходил с ума.

Огромный механический гомункул был встроен в дом.

Зигмунд недоверчиво рассмеялся, но этого не было слышно в грохоте.

— Спиннэ! — вопил он. — Мерзавцы! Schweine!

Меха поднималась из поместья, куски поместья сыпались, как дождь со спины утки. Клэр впитывал каждую деталь, которую мог видеть, пока у существа разворачивались ноги, безумный механический паук появлялся перед ним в свете солнца. Конечности стучали по одной за раз, цефалоторакс и его брюшко поднялись, сияя. Прусские конденсаторы мигали, ряды были упорядочены вдоль дна его тела, постоянный гул сотрясал зубы в голове Клэра. Он понемногу осознавал опасность, скрытую за огоньками. Стеклянные склянки в стали были с зеленой жидкостью на спине мехи, и в каждой плавали…

«Вот зачем им были головной и спинной мозг, — его конечности отказывались двигаться, мозг кипел. — Ментат из Измененной магии? Но как? Как это возможно?».

Земля не прекращала дрожать, и воображение Клэра рисовало ему другую меху в глубинах заброшенного карьера, золотые диски на их груди искрились, оживая, а рабочие, что построили их — а он вдруг стал почти уверен, что они были собраны существами как металлические пугала в глубинах Блэкверк, — прыгали с яростным механическим смехом, их глаза сияли безумным алым умом.

Если дракон мог управлять шумом и адским жаром Блэкверка, он мог легко заставить не спящих металлических миньонов строить во влажной тьме подземелья. Другая мысль сделала Клэра еще холоднее, может, в этом жутком искусства механизмов существ было несколько.

— Вниз! — завопил Людовико, толкая его к Зигмунду. Они рухнули кучек, шляпа Клэра пропала в переросшей изгороди. Пахло соком сломанных веток, озоном, нагретым машинным маслом, раскаленным металлом и каменной пылью.

Меха была огромной.

«Конечно, уравнения такие сложные. Это меняет все».

Валентинелли пригнулся, давил бедром на плечо Зига. Баварец оказался в грязи, Клэр подумал, что неаполитанец радуется шансу сделать так… но это не сработало. Большая меха, поднимающаяся из развалин дома, похоже, как-то могла уловить их. Глаза на паучьей голове искрились золотым током, существо двигалось среди дымящихся руин. Громкое щелканье раздавалось в дрожащем воздухе, и щели появлялись там, где у живого паука был бы прядильный орган. Пушки появились на месте, и желудок Клэра сжался, отправляя ему тревожное послание.

Пушки зловеще направились на Клэра и его товарищей. Неаполитанец выругался…

…и грохот был таким сильным, что все другие звуки пропали, когда меха выстрелила.

Белая кость, красные мышцы, темный металл. Пар, куски спин разных цветов дергались, стряхивали с себя солому и отходы. Копыта срастались из металлических кусков, магия трещала, соединяя обломки костей, и они становились ногами.

Эмма Бэннон стояла, глаза были открыты, но ничего не видели, были черными полностью. Ее руки были вытянуты, ладони — сложены чашей, она склонилась, словно от сильного ветра, но ее кудри лишь немного подрагивали. Ее изорванные юбки трепетали, а на бледной коже мелькали символы. Острые края их не сияли.

Не совсем. Символы скользили по ее коже, были черными, а их острые края подсвечивались зловещим зеленым огнем.

Пение вырывалось из ее неподвижного рта, но она не озвучивала его. Ее губы были приоткрыты, язык не двигался, слова вырывались из пассивного горла. Язык был не Исцелением, не Разрушением, не Именованием, не Связью. Это не был Язык Белого или Серого. Это был темнейший Черный, и этому языку дали свободу.

Дисциплина была не с рождением, но и не выбиралась толком. Предрасположенность и характер ведьмы, колдуна, манта или волшебника сужали выбор, пока в последний год обучения в Коллегии практикующий не прибывал к Дисциплине, которая, казалось, была определена заранее.

Неволшебники боялись Серых и презирали Черных, придумывая названиям значениях, которых там не было. Белые часто вредили сильнее, чем исцеляли, и Черные были спокойны ночью после тяжелой работы днем, так говорили.

Белые спорили. Серые держали мнение при себе.

Но даже среди Черных Эндор… не боялись. Но относились с опаской. Когда-то один из их вида вернул тень к плоти, чтобы ответить королю, об этом до сих пор шептались потрясенно.

Ноги согнулись, мясо и мышцы цеплялись к вернувшимся костям. Металл с шестеренками покрывал каждую кость, бежал нитями по мышцам, трещал тем же зеленым гнилым свечением, что и символы на коже Эммы.

Фигура появилась за ней, неразличимая в пыли и дыму магии. Две фигуры, одна прислонялась к другой, оба были высокими мускулистыми мужчинами, они шли среди разбитых кирпичей и прочих следов разрушения. У одного мужчины глаза были темными, радужки другого горели желтым во мгле.

Изящные пальцы Эммы напряглись. Пение стало поразительно низким. Появилась холка, это точно была лошадь, но очень большая. Сшитые куски спины лошади соединились с ногами, обтянутыми мышцами с железным кружевом. Шея поднялась в гордом изгибе, кость блестела, удлинялась до тонких коротких шипов гривы. Хвост был с металлическими волосинками, и голова была из двух механических черепов, слитых вместе для большой, немного измененной. В голове были острые зубы не лошади, а в костяных глазницах было темно и пусто.

Конь застыл. Рябь бежала по законченной спине. Больше металла дрожало и поднималось с пола, магией притягиваясь, становясь броней. Седло появилось из обрывков кожаной сумки.

Плоть, металл, кость и магия стали большим боевым конем, его плечи напряглись, эфирная сила боролась с Природой. Броня, зелено-черное сияние и ткань из пыли и свечения закрывали хрупкие места, и существо выглядело зловеще.

Пальцы волшебницы взметнулись. Пение остановилось, развернулось в ее горле и стало Словом:

— Кс…в!

Эха не было, но звучали слоги долго, дыра в ткани мира, занавес был сдвинут в сторону. И что-то… спустилось.

Хлорос поднял огромную голову. Зеленые искры вспыхнули в глазницах. Щелканье пробежало по телу существа, броня двигалась, устраивалась, ее окутала пыль и эфир.

Потрескивающая тишина. Но Работа была не закончена, волшебница прошла вперед, и черный камень на ее горле вспыхнул зеленым огнем, как обжигающий глаз и разум. Она прыгнула, схватилась за луку седла, ее нога нашла большое серебряное стремя. Она легко, как листик, забралась в седло, и после этого звякнули музыкально шпоры. Ее броня появилась, окутав ее кожу в Черной магии, растеклась по телу, как жидкость, опустившись по ногам и сковав ее бедра и торс. Ее голова отклонилась, темные кудри дрожали, как перья, и шлем поднялся над плечами в шипах. Зеленые узоры чар потекли по почерневшему от магии металла, острые рукавицы затрещали, ее пальцы сжались, их бледность пропала, как прутья березы в потоках чернил.

Из глубин снова раздалось Слово:

— Кс…в!

Хлорос, Бледная лошадь, заржала. Звук разбивал оставшиеся куски конюшни, и двое наблюдающих вздрогнули.

— Кс…в! — последний раз Слово зазвучало треском огромного костра.

Хлорос тряхнул гривой, передние копыта поднялись. Конь встал на дыбы, всадница двигалась с поразительной грацией, сливалась с этой ядовитой красотой. Когда гром Слова утих, прекрасный Хлорос горел бледно-зеленым огнем. В центре каждого языка пламени была тьма между звездами, нить отрицания.

Три шипа на шлеме искрились, отлетали светлячки магии. Хлорос развернул с жуткой элегантностью. Его копыта оставляли лед на дрожащей протестующей земле. Из тьмы под шипами раздался голос волшебницы, но он был не ее. Это был выдох без губ от старейшего спутника Жизни.

— Смерть, — прошептала она.

Хлорос вырвался со стуком металла по камню, сотрясающее ржание выбило стену в оставшейся стене загона. Она вылетела волной, и двое мужчин рухнули на колени в развалинах. Крыша опасно трещала, но они не двигались. Щиты цеплялись друг за друга, как дети, проснувшиеся от кошмара. Один был бледным, дрожал, а потом склонился, и его стошнило.

Желтоглазый Щит покачивался. Его лицо сияло.

— Прекрасно, — прошептал Микал.

Вдали начались крики.

Они ехали.

Сама земля отвергала Хлороса, его копыта высекали пепельно-зеленые искры из кричащего воздуха. Конь бежал, выгнув шею, его металлический хвост искрился на ветру. Всадника двигалась с существом как единое целое, крики Лондиния были музыкой за грохотом копыт.

Всадница не только вызвала бледную лошадь к жизни. Магия в ней еще не достигла пика. С каждым ударом копыт город дрожал, как натянутая струна.

И мертвые отвечали.

Они поднимались из могил, бледные тени с широкими улыбками. Хлорос не мог ступать по земле, не запятнанной Смертью, несколько мест было закрыто для него. Священная земля такой не была, ведь мертвые были частью освящения.

Оттуда были и крики. Бледная Лошадь бежала, Всадница смотрела вперед из шлема с тремя шипами, мертвые поднимались вокруг них вуалями. Сильнее всего среди них были недавно похороненные, они бежали, как псы, за ними, но вместо копыт у призраков были мягкие лапы.

Пока тут был Лондиний, лошади служили, работали… и умирали.

Живые дрожали и убегали, хотя смерть убегала от их теплого страха. Некоторые говорили, что видели лицо Всадника, ведь все решили, что это был мужчина. Те, кто видел, что за тенями шлема, молчали, они узнавали женщину с белыми щеками и пылающими глазами. Молчали те, чьи свечи уже трепетали, и за неделю их ждал отдых в холодной земле.

На западе ехала Мертвая охота, холодный ветер трепал ставни на каменных домах, бились окна, ломались трубы, гремели камни и кирпичи. Дома на западе были богатыми и влиятельными, дрожали от ударов Вечного. На Пиксадоне были те, кто заявлял, что видел, как мертвые поднимались на улице, и большой Черный колокол без язычка на Тауэре ударил раз, пронзительно, Тень подняла бесформенную голову и смотрела глазами, похожими на две серебряные монеты. Купол эфирной защиты окружал дворец Святого Джеймса, как белый костер, ощущая нечто ужасное рядом.

Всадница срезала угол Хайдпарка, месяцами потом там оставался черный шрам среди зелени у ворот Камбер, и многие старались не замечать его, когда там гуляли.

Она повернулась резко на север, двигаясь как большая птица. За ней следовала волна отчасти зримых теней, они видели, как голова в шлеме поднялась, словно она разглядывала небо в поисках… чего? Что такое существо могло преследовать в такую ночь?

Что бы это ни было, она это нашла. Вдруг тело Всадницы сковало напряжение, ее рукавицы с чешуей сжались на поводьях. Хлорос вскинул большую голову, словно мог ощутить призрачные следы предателя под бархатными желтыми облаками, отражающими ночное сияние Лондиния. Бледная лошадь застучала копытами в спешном темпе.

Последнее Слово вырвалось из горла Всадницы. Оно было обрамлено бриллиантовым льдом, звук был без веса, мертвые текли вперед, устремляясь за Хлоросом. Всадница мерцала, словно была под тяжелым холодным маслом, туман вспыхивал льдом, разлетались искры магии. Копыта Бледной лошади ударяли по подушке пала, конь прыгнул как рыба.

Хлорос и Всадница летели на белом облаке мертвых. Их тающая тень касалась земли внизу, ужасно черная и четкая, хотя света вокруг было мало. Вопли вырывались из темной дыры в той тени, они летели, и живые в домах под ними сжимались, не зная причины.

До Динас Эмрюс было больше двух сотен миль, Всадница должна была добраться туда до рассвета. Пока проводник держался, Хлорос нес ее на эфирной силе.

За предателем на грифоне следовала Смерть.

В ушах звенело, кровь текла по его лицу. Клэр пошатнулся.

«В этом проблема пушки. Сложно целиться, особенно, когда стреляешь из подвешенного состояния, — он тряхнул головой, Валентинелли оказался перед ним, он был в крови. Тонкие губы мужчины двигались, темные волосы были отчасти опалены и растрепаны. Клэр моргнул и понял, что оглох. — Временно или…».

Словно в ответ, мир полился в его уши. Вдруг его голову захлестнул шум, угрожающий превратить его мозги в суп-пюре. Его колени ударились о дымящуюся землю, Зигмунд появился и ручейком яркой крови на лице, покрытом сажей.

Клэр пытался понять, но голова не слушалась. Кока сработала против него. И выстрел мехи не помог.

«Выстрел. Электрический? Мех была полна электричества, конденсаторы были на пределе. Ядро! Ядро Мастерса!

Мысль была бревном для утопающего. Он впился в него, ментальная хватка была крепкой от отчаяния.

«Вот оно!».

На миг он увидел все — Блэкверк, где все менялось, а не было в порядке. Проблемой была не иррациональность. Просто рациональность не могла уместить в себя все.

«Мир шире, Горацио, чем в твоей философии».

Давление в голове ослабло. Чудесное облегчение хлынуло на него, он открыл глаза и увидел над собой лицо неаполитанца. Он упал, и убийца держал его. Земля была обожжена, сажа танцевала черными хлопьями, изгородь почернела и обсыпалась в идеальном круге, что чудом не попал по ним. Если бы Валентинелли не оттолкнул бы их, они попали бы под удар и сами стали бы дымом.

Земля была теперь тихой, успокоилась. Гром слышался лишь вдали, и то это могло быть последствие удара.

«Высчитай длину шага. Этот паук будет двигаться медленнее мехи поменьше, но он не устанет. Об этом позаботятся дополнительные уравнения в ядре. Как он общается с передатчиками? Невидимый сигнал в радиусе действия? Чистое электричество? Нет, не магнетизм. Может, сочетание? Как? Это магия? Нет, логический двигатель не допустил бы этого, и мозги в склянках наверху не Изменены. Мне нужно больше данных».

Рот Валентинелли все еще двигался. Зигмунд кивнул, склонился… и ударил Клэра по лицу. Сильно ударил мозолистой от труда ладонью по щеке Клэра.

Шок оттолкнул голову Клэра, он рухнул со звуком, с каким колесо присоединяют к повозке.

— Спасибо, — прохрипел он. — Небеса, это было неудобно.

Неаполитанец немного расслабился. Он выругался на итальянском, но выражал так свое счастье. Клэр моргнул, тело слушалось его, и он встал на ноги с помощью Валентинелли, заметил шляпу среди дыма.

— Спиннэ! — прокричал Зигмунд. — Ты видел это, Арчи? Мерзавцы построили Спиннэ! И красивого. Мы же им отомстим? Посмотрим, как они сделали Спиннэ!

Склониться за шляпой было сложно, но Клэр справился, он повернулся к груде дымящегося мусора, где когда-то был неплохой, хоть и старый дом.

— Обязательно.

— Стрига за это не платила, — мрачно пробормотал убийца. — Та штука. Дьявол, — и убийца перекрестился.

— Двадцать гиней, — напомнил ему Клэр чуть веселее, чем ощущал себя. — И вы сказали, что справились бы с самим дьяволом.

— Двадцати гиней мало, — акцент мужчины был уже ближе к настоящему голову, резким и образованным, но с песней его родного языка в смеси с немузыкальным королевским британским. — То было не пушечное ядро, синьор.

— Как и не поцелуй в щеку, — Клэр водрузил шляпу на голову. Пахло жжеными волосами, жженой зеленью, нагретыми камнями и пылью. Если Валентинелли и знал, что у него не было бровей, он не показывал этого, и Клэр задумался, на месте ли его. — Идемте, господа. Нужно найти лошадей, если они не убежали. У нас есть работа.

— Погоди. Та… штука, — ладони Валентинелли были напряжены, его одежда все еще дымилась. Его плащ уже нельзя был носить, черные волосы тоже были опалены. Теперь все они выглядели печально. — Как ты хочешь ее остановить? Чем, синьор? И что нам делать?

Зиг смотрел в сторону, куда ушла большая меха, его грубые ладони двигались в воздухе, словно он был строителем.

Клэр ощупал себя и карманы. Пистолет еще был заряжен. Часы были на месте, и он отметил время и спрятал часы на место привычным движением.

— Сначала найдем лошадей, — он опустил рукава, отряхнул пиджак. Он топал, пытаясь избавиться от пыли и сажи на туфлях. Деньги мисс Бэннон еще были при нем. — А потом посетим карьер в трех милях отсюда. Если повезет, там будет меха, которую мы сможем украсть, ведь вполне возможен такой вариант, — он сделал паузу. — Если нет, что-нибудь придумаем. А потом отправимся в Лондиний и постараемся задавить мятеж в зародыше.

У карьера были Измененные стражи, но Валентинелли оставил Клэра и Зига в тени и пропал за поворотом. Через пару минут он вернулся, вытирая темное лезвие ножа о кусок ткани, который бросил в пыль. Клэр не разглядывал там алые следы, он и без того догадался о правде — кусок ткани был с рубашки врага, что перестал дышать.

Трупы лежали лицом от входа, их шеи были под странными углами. Их Изменения были едва заметны в одежде — кривые ребра, слишком толстые ноги говорили об изменениях человеческого тела, от которых Клэру было не по себе, но он смог отвлечься.

— Килстоун, — пробормотал он. Подземный карьер. Этот камень резать можно было в любом направлении, не как слюду, и залежи его извивались под землей. Он сопротивлялся магии, его нужно было добывать руками. Даже следы камня скрывали мех, пока в них не включили логические двигатели.

Вход был черной пещерой даже в свете дня. Облака стали тоньше, и вскоре могла наступить красивая весна. Меха будут сиять на солнце по пути к Лондинию.

Были ли в других карьерах вокруг древнего города спрятаны металлические монстры? Вероятно. Как много?

«Больше, чем хотелось бы, Клэр. Думай о задании, что важнее».

— Арчи, — Зигмунд побелел под маской из сажи. — Туда?

— Идем, Зиг. Ты — лев для мисс Бэннон, да? Смотри, — Клэр указал. — Там будут лампы. Или светящиеся камни. Синьор Валентинелли, будьте добры.

Вскоре сияющие камни у них были закованы в сталь, темная и гладкая поверхность камней напитывалась светом солнца. Они были хорошо заряжены, но Валентинелли на всякий случай нашел лампу с фитилем и запасом масла. Клэр не знал, будет ли им чем ее зажечь, но блеск темных глаз неаполитанца сказал ему, что вопрос глупый.

Они вошли в пещеру. Двадцать шагов во мгле, и камни засияли. Внизу был камень, вытертый и в шрамах, вдоль стен стояли инструменты — лопаты, кирки, веревки, ящики разных размеров, хворост и груда касок шахтеров, подставки для свеч. Пятьдесят шагов, и они шагали в маленьких сферах серебряного сияния, тьма давила отовсюду. Сотня шагов привела их к развилке. Главный проход продолжался, ведя к тому, что было решеткой подъемника, справа был узкий проход.

Валентинелли был карикатурой, свет пропадал в его глазах и на лице в саже.

— Синьор?

Клэр сухо сглотнул и указал на проход, что был узким.

— Этот.

— Как они… — Зиг кашлянул. — Конечно. Этот для деталей. Этот для людей.

Клэр радостно подтвердил. Валентинелли убрал клетку с камнем и пошел в маленький проход. Если внизу были стражи, он не хотел быть ослепленным. Это была хорошая идея. Но они далеко не ушли. Узкий проход довел их до деревянной платформы. Две хрупкие рейки над черной ямой с деревянными поручнями лестницы.

— Ох, — голос Зига ударил по краям ямы, разнеслось тихое эхо.

— Выше нос, Зиг. Человек умирает лишь раз.

Валентинелли издал смешок без юмора.

— Тогда идите первым, — но он отодвинул ментата с раздраженным цоканьем, схватил свою клетку с сияющим камнем и вытащил платок. Он привязал клетку к поясу, проверил лестницу. — Безопасно. Двадцати гиней точно не хватит.

Спуск был сложнее ментально, чем физически. Зиг потел и возмущался под нос, чуть не сломал лестницу из-за своей дрожи. Через каждые двадцать футов лестница кончалась на платформе. Камни сияли все сильнее, и Клэр пытался угадать, что за кошмар ждет их в глубинах, когда Валентинелли спрыгнул с лестницы на твердую землю. Неаполитанец присвистнул и поднял клетку с камнем.

Большая комната в камне приветствовала их. Там было почти пусто, но следы на земле были свежими. Слева от Клэра была другая часть грузового лифта в нише. Бока и пол пещеры были удивительно гладкими, почти стеклянными. Крыша пещеры была как свод собора, но выступы были странными. Почти… живыми.

«Куда пропали рабочие, что это построили?» — на миг он представил, как они проникают в трещины в полу, металл становится жидкостью и возвращается в объятия земли. Он отогнал это неприятное зрелище.

Зиг радостно рассмеялся, добравшись до земли. Большие капли пота стекали по пеплу на его лице.

— Арчи, я тебя ненавижу.

— Ха! — победоносный вопль Клэра разбил спокойствие.

На полу пещеры лежало несколько мех, как они видели на складе у Тауэра. Они казались удивительно одинокими, стояли лицом к тьме в задней части пещеры, и Клэр представил, что там стоят ряды и ждут сигнала к пробуждению.

— Ха! — повторил он и подпрыгнул. — Как я и подозревал! Некоторые не получили тот зов, Зиг. Мы с тобой разберемся с ними и отвезем в Лондиний, — ответом были потрясенные взгляды товарищей. — Не видите? У нас будут свои мехи!

— Безумен, — пробормотал Валентинелли. — Ты сошел с ума.

Зигмунд смотрел на него еще пару мгновений. А потом на его широком лице появилась улыбка.

— Так их! — он хлопнул Клэра по плечу так, что ментат пошатнулся. — А потом я заберу это в мастерскую, да?

— Зиг, старик, если это сработает, у тебя будет полно этих механизмов. Времени мало, посмотрим, что нам оставили.

Первая нить серого на восточном горизонте была серебряной лентой под тяжелой дверью чернил. Она ускорила Хлороса, и пригород внизу тянулся как черное масло на влажной тарелке. Всадница склонилась, шлем с шипами кивал, плечи в броне дрожали от усилий. Дверь ее Дисциплины закрывалась, и она не могла это остановить.

Прилив мертвых, что обрамлял ее в темном небе, был как пена на морских волнах. Они поднимались дымом из могил и ям в тени Хлороса и Всадницы, реки дыма присоединялись к ним. Они ехали на том, что отдаленно напоминало лошадей, или бежали по воздуху, духи были целыми, как при жизни, или ужасно обезображенными, как было в смерти. Утопленники, убитые, потерянные, умершие от голода бежали за Хлоросом.

Потому Эндор опасались. Кто доверял бы мужчине или женщине, собравшей такую толпу? Или Главному, что мог вызвать Хлороса?

Бледная Лошадь бросилась вниз. Серебряная лента на востоке стала серой бахромой. Она прогоняла реки мертвых, касалась сшитой плоти лошади. Броня пыталась защитить волшебную кожу.

«Не важно. Конец близко».

И сознание вернулось Всаднице. Она мгновение колебалась, дрожа, на пороге, безымянная и нерешительная. Казалось, она ехала вечность, следовала за следами предательства на крыльях грифона. Он знал, что она преследовала? Возможно, она была такой громкой, что было слышно в нескольких графствах от нее.

Между ударами сердца она миновала дверь, память была чашкой, которую нужно было наполнить. Даже разум волшебника не мог терпеть такое. Лучше забыть поскорее.

Белый меч появился на восточном горизонте. Серый свет усиливался, шумел волны. Хлорос, понимая ее человеческие нужды, ускорился. Он был изящным даже в отчаянной гонке, броня, плоть, кости и металл становились чистым эфиром. Он взорвался красками, бледными частичками света.

Волна настигла Всадницу, мертвые руки превращались в пар.

Она падала.

Свет солнца. Теплый, как масло, на ее щеках, гладил ее чувствительные глаза за веками. Она лежала на холодной влажности, кусочки впивались в спину, волосы и юбки. Она не осмеливалась открыть глаза, лежала пару мгновений, пыталась уловить все вокруг себя.

Утренняя прохлада, соль моря вдали, металлический привкус реки ближе. Солнечный свет падал узорами, она была под листьями. Слабый ветерок шуршал ими. Что это за звук? Не волны, не грохот земли. Это не топот копыт Хлороса, точно не ее голос.

Крики. Щелканье острых клювов, яростный и высокий голос. Влажная и твердая земля под ней содрогнулась.

«Что?».

Ощущения вернулись. Каждая частичка тела болела. Открытие двери Дисциплины никогда не было легким. Те, чья воля была слаба, могли пострадать, Дисциплина истощала тело и разум. Эмма Бэннон села, быстро моргая, и увидела лохмотья платья, корсет чудом уцелел. Темные кудри выбились, утренняя роса покрывала ее. Слева поднимался каменистый холм, покрытый лозами. С вершины холма доносился этот шум.

Она встала, шатаясь, вырвалась из веток. Ее колени дрожали, она тихо проклинала их. Они заработали, но с трудом. Ее кольца сверкали, Прилив был, пока она лежала без сознания, и в ней был весь заряд волшебной силы. Он жалил, как солнце на уже покрасневшей коже.

Она осмотрела себя. Эмма была целой. Черный камень на горле был ледяным, кольца на онемевших пальцах искрились символами, серьги покачивались у шеи, задевая кожу в росе. Если она не заболела от того, что лежала долго на холодной земле, это будет чудом.

«Там Левеллин, — она встряхнулась и пошла к холму. Тропы не было видно. — О, всегда все плохо. Где я? Бог знает где с безумным Главным наверху и судьбой Британии на кону, и даже тропки поблизости нет».

— Чертов ад, — пробормотала она, другие слова, что были уместнее, тоже срывались с языка, она развернулась по кругу. Звон и вопли над ней усилились.

«Что ж, ничего не поделаешь».

Она добралась среди кустов до холма, ее ладони прижались к грубому камню за мхом и лозами, и она начала взбираться.

Зигмунд выругался, ударил по лягушачьей голове мехи гаечным ключом. Звон эхом наполнил пещерку. Сияющие камни тускнели.

— Вот. Попробуй.

«Да? Бить ключом? Зигмунд, я разочарован», — Клэр, пристегнутый к груди мехи, вздохнул и встряхнулся. Каждый раз, когда Зиг что-то бил, он боялся, что череп треснет и у него, и он обмякнет в ремнях мехи.

Он сжал кулаки на рукоятях, повернул запястья, чтобы металл соприкасался с его кожей.

— Думаю, сработа…

Золотое сияние вырвалось из круга на его груди. Маленький логический двигатель заработал, и Клэр был так удивлен, что его меха чуть не упала. Загудели конденсаторы. Концентрация Клэра сузилась. Уравнения побежали в его разуме, посылая покалывания по рукам.

«Ха!».

Он решал уравнения. Теперь это было детской игрой, он мог управлять мехой. Он сделал два шага, и машина слушалась, а не боролась, одна невозможность следовала за другой.

В пещере раздавалось гудение. Золотые диски, висящие на грудях обмякших меха, засияли бело-голубым.

«Ага! Расхождение. Потому они отвечали. В них, наверное, были встроены датчики избыточности. Их должно быть несколько, и, если рядом нет большого двигателя, они слушаются моего. Это хорошо».

— Клэр? — Валентинелли звучал нервно.

— Все хорошо, — отозвался он. Слова звучали внутри, но он направил звук повторяющим уравнением. Он легко овладел этим трюком. — Залезай в меху, но не трогай контакты!

Ответ Валентинелли был неповторимым, и Клэр рассмеялся. Обжигающая радость логики пронзала его сиянием.

— Внутрь! — завопил он, механический гомункул топал. — В Лондиний! Но не трогай контакты!

Бег на железных ногах и с пылающим шаром логики на месте сердца было быстрее, чем ехать в экипаже, чем ехать на паровозе. Дым поднимался в небо колонной, и металлические ноги неустанно несли его вперед.

Это была радость.

Зигмунд весело вопил почти весь путь, опьяненный скоростью. Лицо Валентинелли было поразительно бледным, он дергался на ремнях, как дикарь. Убийца отчаянно старался ничего не касаться, не только контактов.

Клэр радовался ветру на лице, логике в костях, и он рассмеялся снова.

Они были в половине мили от Лондиния, когда двигаться стало сложно. Уравнения путались, рычали друг на друга, пот выступил на лбу Клэра, воздух вдруг стал тяжелым.

«Ну уж нет».

Воля с силой давила на них, поддерживаемая большим логическим двигателем, где ядро было сильнее, чем крохотное на груди Клэра. Но эта сила была неловкой, создавала столько помех, что было относительно просто отразить силу атаки.

Он не знал, отвечала ли меха, которой он управлял, на беззвучный зов крупного логического двигателя, когда была пробуждена. Казалось, что нет, пока ментат, управлявший пауком не разгадал их ходы.

Клэр надеялся, что он и не сможет.

Теперь другой ментат знал, что он здесь. Внимание Клэра было занято, его вереница мех замедлилась. Зиг понял, что что-то не так.

«Перенеси это, сбрось, свяжи вместе. Пусть ошибка повторяется, ага! Вот так, сэр!».

Для Клэра этот бой был схож с игрой в шахматы, но досок была дюжина, каждая из них была в пяти измерениях, и у игроков было столько фигур, сколько он мог поддерживать, не превращая мозг в пюре.

К сожалению, времени на сравнения или объяснение не было. Он толкал дюжину меха вперед, двигал по земле, и металл гремел, он склонился, натягивая ремни напряженным телом. Детали скрипели, фонтаны искр выливались на Кентскую дорогу.

Мерцающие вуали уравнений крутились, расступились, мир пересекал поля силы и реакции. На миг перед ним раскрылся весь город, пересечения и тупики, и он увидел атаку другого ментата.

Парк Святого Джеймса был усеян дымящимися трупами меха. Но бесконечная череда их двигалась на север к дворцу. Отряды были у Уайтхолл и Тауэра, и Клэру нужно было решить, куда ударить.

«Спаси Виктрис. Остальное не важно».

Словно мисс Бэннон шепнула ему на ухо. Кулон на его груди был ни холодным, ни горячим, конечно, поле логического двигателя мешало ему. Но даже после этого Клэру показалось, что Природа говорила сквозь время и пространство, передавая ему именно то, что сказала бы Эмма Бэннон. Может, это была его дедукция.

Он так не думал.

Решение уже было принято. Он быстро провел вычисления, передал несколько приказов логическим двигателям и поддержке, сияющим прусским конденсаторам, их путь теперь был исправлен, они старались избегать прохожих и повозки, насколько это возможно, а не несли его и его товарищей по прямой, как пешек. Дорога Гринвитч, но подальше от Варка, а потом дорога Святого Георгуса, мост Вестминстер мог быть под атакой, но он нападет на нарушителей там, где они меньше всего ждут. Если он проберется через мост, то будет бой за Уайтхолл, пересечение парка и дворец.

— Британия! — завопил он, меха заскрипели в ответ какофонией. — Бог и Ее величество! — и меха бросились вперед, а другой ментат слился с ядром разумом так, что уже не напоминал человека, и он понял, что насекомое, что зудело на юго-восточном краю Лондиния, не раздавлено, а собирается напасть снова.

— Пушки! — закричал Клэр, но Валентинелли уже, к радости Клэра, решил, что лучше так поступить. Крик затерялся в грохоте. Металл скрипел, стонал, пушки выстреливали жаркой энергией, что трещала в воздухе, но это не помогало. Валентинелли порвал ремни на контактах своей меха, как и Зигмунд где-то в пути по Лондинию. Риск того, что диски в кожаных шлемах коснуться их кожи и устроят фатальную отдачу, был очень высок.

Особенно, когда меха дергались при выстреле. У Клэра осталось восемь из двенадцати, четыре осталось на Вестминстре — один был сломан, еще трое поддерживали стражей в алой форме в саже и дырах, их послали удерживать мост. Они сорвали шлемы контактов и захватили контроль над меха.

Мост был усеян телами и дымящимися обломками меха, у некоторых еще сияли целые золотые ядра. Многие тела были волшебниками, ведьмами и их Щитами, чары не работали, и они погибали.

Парк был выжжен и в металле, деревья лишились листьев, озеро кипело в дырах от выстрелов пушек. Клэр замер, и его товарищи-меха тоже.

«Погодите. Они нападают на Букингем, а не Сэнт-Джеймс. Наверное, там королева».

Это место было лучше защищено, но это меня его планы. Не было времени объяснять, Клэр повел мех вперед, забрав управление у товарищей. Земля гремела от их ног, отлетали куски земли и металла. Дым вызывал слезы в глазах, но это было пустяком. Другой ментат за сильным логическим двигателем, перестал отбиваться от Клэра, как от мухи. Вместо этого меха бежали вместе, как металлические острые капли по окну. Клэр ощущал их, нарыв под кожей Лондиния. Город дрожал, как пациент в руках врача.

Количество подавит то, что не могла разбить логика. Разум другого ментата был смазанной вспышкой живого света, больной и слишком большой, разбухшей среди сияющих двигателей.

Грязь затягивала ноги, парк боролся. Дворец держался, разбитые окна зияли, кусочки стен обваливались, а пушка большой мехи в виде паука была готова стрелять. Вой напоминал призраков, мозги в сосудах на пауке бурлили, пытались сбежать, их крики были обреченным хором, другой ментат беспощадно использовал их для усиления.

— ВПЕРЕД! — проревел Клэр, отпуская мехи Зига и Валентинелли. Он не хотел тащить их в бой, ему хватало силы с оставшимися пятью меха так близко к большому ядру и двигателю, пылающему в брюхе паука. Конденсаторы сияли, восемь лап топало по очереди, больше существо напряглось, пушка засияла. Другой — так Клэр окрестил ментата-противника — заметил опасность на секунду позже, и пять меха Клэра бросились на огненное брюшко большого паука. Металл рвался, скрипя. Прусские конденсаторы разбивались, перегруженные ядра выли, и Другой бросил в Клэра вспышку чистой логики.

Дело было не в слабости в конечностях Эммы. Земля дрожала, как поверхность пудинга, когда тарелка дрожала. Это тревожило, но не так, как звуки сверху.

Щелкали острые клювы, крик грифонов мог ломать метали и кости, хрипло вопил мужчина и произносились заклинания, и это терзало ее уши и прочие ощущения. Заклинание было сложным, многослойным, Работу эту готовили месяцами, если не годами. Слоги почти насвистывались, странно цокали, словно язык волшебника был языком сухого пламени и медленного солнца.

«Чары пробуждения, конечно, — она мрачно поднималась, сапоги скользили по камням в росе, лозы рвались под ладонями. Она поняла, что нужно сильнее отталкиваться ногами, тихо проклиная ткань юбок. Простые чары не давали коже на руках рваться, но руки дрожали от усталости, пальцы сводило, шея пылала от боли. — Дракон. Скорее, Эмма».

Она удивилась, когда добралась до вершины почти вертикального склона. Она втащила себя, словно на стену сада во времена учебы в Коллегии, и легла во весь рост, тяжело дыша мгновение, защищенная листьями кустов.

Тени проносились над головой, взмахивая крыльями. Они моргнула, солнце вызывало слезы на незащищенных глазах. Силуэты были большими, изящными, подвижными в воздухе, пылали камнями.

«Грифоны. Один, два, небеса, шесть, семь… У Грейсона не было столько!».

Не важно. Она перевернулась на бок, отодвинула ветви. Если спешить туда, толку не будет. Заклинание поднималось среди их шума, ломаный ритм сшивал звуки, и Эмма сморгнула воду с глаз и попыталась понять, что увидела.

Повозка грифонов лорда Грейсона лежала разбитой рядом с древней разрушенной башней, покрытой мхом. Холм дрожал, башня двигалась, словно цемент был подвижным. Молочный купол волшебной энергии мерцал вокруг смутной фигуры, чья поза сразу узнавалась: Левеллин Гвинфуд, граф Селвита, его светлые волосы трещали от волшебной энергии, ладони взлетали в длинных пассах, как и требовало выученное заклинание. Приготовление такой Работы требовало движений, что напоминали, как пропевать его дальше.

Она узнала и башню.

«Динас Эмрис. Вот, где я. Хорошо».

Пять оставшихся Щитов Главного рассеялись широким полукругом, защищаясь от злых грифонов. Трое грифонов — два рыжевато-коричневых и один черный — были с кусочками кожи и дерева, они тянули разбитую повозку мертвого канцлера, которая мешала им взлететь. Оставшиеся четыре львоптицы были чуть меньше, их оперение было не таким блестящим. Дикие, как она поняла с потрясением.

«Грифоны верны Британии. Они поняли его цель. Это удача».

Два тела — массы меха и перьев в крови — лежали на камнях. Щиты смогли убить двух львоптиц, может, черный был потерян в аварии колесницы.

Эмма заставила себя замереть. Она глубоко вдохнула, слушая заклинание, судя о структуре волшебного купола, защищающего Левеллина. Поверхность холма мерцала, и ей было бы плохо, если бы она подумала об этом, так что отогнала эти мысли и сосредоточилась.

«Ты одна, грифоны убьют тебя, как и Ллева, у них силен голод к плоти магов, они злы. И там Щиты, конечно, я буду для них угрозой. То, что они заняты, не значит, что они не смогут потратить на мое убийство минутку».

Ее пальцы задумчиво щипали юбки. Они нащупали что-то твердое, и из кармана она вытащила тупой нож Людовико. Микал нашел для него кожаные ножны, и она убрала его, подозревая, что не на ней неаполитанец нашел бы его. Она не могла недооценивать его, и она надеялась, что ей и не придется.

«Уже сентиментальна. Ах», — камень на горле стал холоднее, лед сковал шею, и ее пальцы болели, словно она ходила по улице в зимний день.

Она вытащила нож с черным лезвием из ножен, сунула их в карман на юбке и задрала левый изорванный рукав. Она приготовилась, сжала кулак и провела лезвием по предплечью.

Кровь потекла яркой линией. Она зашипела сквозь сжатые губы. Нож голодно дрожал, тупое лезвие пило волшебную силу и энергию пролитой крови. Земля под ней выгнулась, волна плавного движения отцепилась от шпиля башни. Камень рушился, и ее чуть не сбросило с края холма. Эмма дернулась, грохот ее падения в кусты затерялся среди какофонии. Заклинание разворачивалось, становясь чем-то схожим с низким и протяжным шипением Черной Мехитабель, грифоны удвоили усилия. Один из Щитов — тонких блондин — отвлекся на ее внезапное появление, один из грифонов повозки стал мутным пятном, бросившись вперед, клюв и когти атаковали. Плоть человека рвалась под железными когтями как бумага.

Эмма бежала, каждый шаг пронзал ноги болью, и ударяя по телу, доставая до шеи. Нож был опущен низко, голодно голося. Она бросилась в место, освобожденное Щитом, и тень пролетела над ней, дикий грифон нападал.

Она покатилась. Острые когти задели ее спутанные волосы, отрезая пару темных прядей. Она выплюнула Слово, волшебство ударило змеей, грифон закричал и отлетел со вспышкой крови в ясное небо. Она вскочила на ноги в броске, ее мышцы вспомнили уроки танцев в Коллегии, мерцающий купол вокруг Левеллина напрягся, готовясь к волшебному удару. Щиты кричали, другой Главный ревел заклинание, оглушая, добавляя шума к общему скрежету. Башня шевелилась, и ей не казалось, что поместье двигалось, как вода, меняясь, когда один огромный коготь дрогнул.

«Вортиген — Великий дракон, Бесцветный, — шептала «Principia», — и остров на его спине. Когда он проснется, половина острова обвалится, остальное станет дымящейся пустошью. Когда Вортиген поднимется, Британия умрет».

Но этого не будет, пока Эмма Бэннон еще дышит.

Она опустилась на колени, обрывки юбок рассыпались по неровным камням. Грифоны вопили, и один из Щитов выругался, хотя слово ее ни капли не удивило. Ее левая рука взметнулась, и яркий слабый заряд магии врезался в купол. Но это было лишь отвлечение. Щит неподалеку бросился в ее сторону, его широкая ладонь тянулась к ее левому запястью, но ему нужно было переживать из-за правой руки. Движение шло от бедра, как ее учил Джордиан.

Даже мертвыми ее бывшие Щиты хорошо ей служили. Воспоминание о терпении Джордиана было уколом, оно угасло, и она поняла, как сильно по ним скучала.

Нож вспыхнул, кровавая магия на лезвии пронзила купол. Тот вспыхнул красным, а нож освободился из оков эфирной энергии и полетел, тупое лезвие поймало на себе луч солнца…

…и вонзилось по рукоять в спину Левеллина Гвинфуда.

«Я тебя знаю», — понял Клэр, его меха приземлилась с сотрясающим грохотом. Паук скрипел, одна из больших лап извернулась и висела на металлической полоске. Эта полоска была большой, но огромная меха склонилась, потеряв равновесие. Две мехи из поддержки Клэра терзали прусские конденсаторы на брюшке, стекло разбивалось, потоки энергии искрились.

Меха Зига пригнулась на ступенях дворца внизу, пушка трещала, он старался удержать наплыв сгорбленных мех, которыми управлял Другой. От него зависела жизнь королевы и стражей королевы, в дыме и грязи за ним мелькало алое и синее. Стражи стреляли в стену металла. Среди них было много хороших стрелков, и баварец указывал им стрелять в золотые диски. С разбитым ядром меха дико дергалась, а потом умирала, разбивая окружающих товарищей, пока падала на землю грудой дрожащего металла.

Меха Валентинелли висела смесью металла и стекла с полоски, что удерживала почти отсеченную лапу. Он не видел, жив ли неаполитанец, но ситуация была опасной.

Арчибальд Клэр сам терпел невзгоды.

Паук дернулся, одна из мех Клэра полетела по изящной дуге и разбилась падающей звездой в парке, гейзер грязи взметнулся от удара.

«Это плохо».

Его меха была со сломанной пушкой, и обломки напоминали крючки. Он пытался забраться на лапу перед собой, добраться до места, где внутри паука должен был сидеть Другой, контакты прижимались к голове, борясь с холодной логикой Клэра. Если Клэр подберется ближе, будет шанс вырвать контроль над большим логическим двигателем у Другого. А им был Сесил Трокмортон, все еще не мертвый, и он заставлял мозги других ментатов слушаться его, он все еще был безумен.

Толпа мех не останавливалась, хотя Зиг и стражи отвержено бились. Их было слишком много, ядро Трокмортона было слишком большим.

Клэр напряг все мышцы, меха вокруг него хрипела и скрипела, уставшие детали отвечали.

«Что я задумал? Это безумие. Это нелогично. Это самоубийство».

Не важно.

Клэр прыгнул, меха прыгнула с ним. Обломки металла ударяли по лапе паука, он бил руками, чтобы взобраться. Детали скрипели и впивались, ядро на груди яростно пылало, куски мехи падали серебряным дождем. Машины не уставали, но Клэр мог поклясться, что металлический экзоскелет устал. Куски сыпались все сильнее, конденсаторы не справлялись, уравнения так быстро мелькали, что он напрягался, пытаясь решить их и отогнать Другого. Бой был обреченным, и когда ядро на груди Клэра разбилось, он упал, чудом не оказавшись пронзенным сталью и стеклом. Сила падения лишила его дыхания с протяжным воем, голова стукнулась о дорогу.

Нелогическое чудо, что он не рассек голову.

Шок сотряс его, руки и ноги свело. Ладони на нем потащили куда-то, дым от огня был едким, жалил горло, пока он пытался вдохнуть. Уравнения кружились в голове, танцевали, как существо над ним.

Он застыл, его тащили, а он смотрел, как механизм над ним раскачивается на тонких ногах. Одна нога задела крышу дворца, и камень разбился. Насекомое ползло по щитку, тонкая тень на сиянии механизма. Пыль глушила свет дня, но Клэр прищурился. Он, казалось, увидел…

— Назад! — прокричал знакомый голос, рев боя заставил бы гордиться тевтонского берсерка. Меха Зигмунда дымилась грудой, два стража с мрачными лицами — один из Дорсета, судя по носу — тащили Клэра. Он пытался шевелить ногами, но не мог. Они могли и отсутствовать, раз не слушались.

— Внутрь! — крикнул кто-то еще. — Они идут! ВПЕРЕД!

Этот голос тоже был знакомым, и Клэра несли в дверь замка как мешок картошки, а он пытался понять, что тут делал Микал.

Низкий вопль поднялся среди атакующих меха.

— Пруссы! — крикнул Микал, Зигмунд ругался на немецком. — Отступаем! Заприте двери! Двигайтесь, псы!

«Мисс Бэннон не просто так выражается, — веки Клэра трепетали. Зиг склонился над ним, что-то влажное и холодное задело лоб Клэра. Платок, пропитанный чем-то. — Пруссы. Наемники. Они уверены, что побеждают. Да, меха не так полезны во дворце. Некоторые в этом заговоре хотят, чтобы Виктрис схватили живой или доказали ее смерть. Меха не могут говорить о своих жертвах так, как люди».

— Ментат, — хрипло сказал Микал рядом с ним. — Почему я не удивлен. И… где убийца?

— Большой Спиннэ снаружи, — сказал Зигмунд, рот Клэра не открывался. — Мертвый, наверное. Wer weiss?

Теперь Клэр видел Щита. Лицо было серым, желтые глаза яростно сияли, мужчина выглядел плохо. Эли за ним говорил с капитаном стражи, часто поглядывая на укрепленную железом дверь.

— Долго не продержится, — мрачно сказал Микал. — Несите его. Ваше величество?

И, что было невозможно, королева Виктрис появилась в поле зрения, ее лицо было в пыли поместья и ужасно усталым. Безвременная тень в темном взгляде была Британией, правящий дух был отвлечен, несмотря на угрозу сосуду.

— Я должна добраться до Трона.

— Верно, — Микал не дрогнул от сильного удара по двери. Несколько стражей закрывали дверь всем, что можно было двигать, включая обломки камней. — Идемте. Эли!

— Что теперь? — другой Щит был мрачен. Половина его лица была в крови, но он хотя бы нашел обувь лучше. Он сиял яростным оживлением, не осталось ни капли сонливости, и Клэр ощутил, как оковы на легких ослабли.

Зиг перевернул его так, что мог сломать пару ребер. Клэр закашлялся, чуть не запачкал пыльные юбки королевы. Она не заметила, вышла с Эли из виду, и Микал взглянул на Клэра.

— Молодец, ментат. Один из стражей найдет вам оружие. Мы выступим перед Троном.

«О», — Клэр подавил тошноту.

— Да, — он закашлялся с силой, повернул голову. Его тошнило, а потом Зиг поднял его, и Клэр обнаружил, что ноги его несут. Они дрожали, но работали. — Так и будет. Бог и Ее величество. А мисс Бэннон?

— В другом месте, — Микал развернулся и пошел за королевой. Зиг похлопал его по спине, но уже не сильно.

— Арчи, — баварец тряхнул грязной лысеющей головой. — Ты безумен, друг. А мерзавцы заплатили.

Клэр закашлялся снова, прислоняясь к широкому плечу Зига.

— Да, Зигги. Точно.

«Если я должен умереть, то это едва ли плохая компания».

Кулон у его горла стал ледяным, и кожу вокруг него начало покалывать.

Купол защитной магии разбился, острые дротики эфирной энергии пронзали дрожащий воздух. Эмма застыла, Левеллин пошатнулся, запнулся. Она хотела дотянуться до рукояти, выхватить его и ударить снова и снова, столько раз, сколько будет нужно, чтобы он замолк.

Она не успела.

За ней раздался протяжный вопль и влажный хруст. Пал еще один Щит. Она оглянулась через плечо, два оставшихся Щита были заняты грифонами. Птицы-львы нападали, дикие бросались опасными дугами. Их было слишком много, даже Щит калибра Микала не смог бы сдержать пернатую волну.

А грифоны не перестали бы нападать, пока не насытят голод.

Но Эмму тревожил Главный, рухнувший на колени перед башней. Алтарь — простой кусок камня — сиял перед ним тускло-красным эфиром, пошел трещинами. Он пытался продолжить заклятие, брешь в ноте открылась и стала бездной, сложные звенья отваливались.

Ее горло сжалось. На миг она пожалела его, Взглядом она видела собор заклинания, прекрасный и целый, а потом по нему пошли трещины, он начал искажаться, портя работу Главного.

Работа жизни. Как долго Левеллин планировал это?

Вопросы могли подождать. Она потянулась к ножу, но Главный выгнулся, его тело ударила магия, вышедшая из-под его контроля. Она обрушилась на него, его плоть дернулась, физическое тело не могло столько выдержать, мышцы и кровь расслаивались.

Смерть была неприятной. Так было с симулякром в сумасшедшем доме, когда от него остались лишь разбитые кости и куски кровавого мяса. Его глаза лопнули, волосы сожгло заклинание, отомстив ему. Нож вывалился, звякнул о камень. Эмма рефлекторно потянулась за ним, схватила пальцами скользкую рукоять. Что-то прокатилось еще, и ее свободная рука схватила это и спрятала в карман юбки.

«Ох, Ллев».

Башня со стуком вернулась к своему обычному облику. Она уже не была когтем рептилии, а стала просто грудой обломков поместья и мха, склонившись, словно от сильного ветра.

Тени кружили над головой, грифоны ныряли, триумфально крича, и Эмма отвернулась от тела на земле, от кипящей крови, ее ладонь закрыла лицо.

Земля перестала дрожать. Вортигерн, бесцветный дракон, Третий змей и праотец всех Безвременных детей, что еще не спали, погрузился в сон, остров на его спине натянулся зеленью и серым.

А Эмма Бэннон, Главная волшебница, плакала.

Тишина была такой же сильной, как какофония до этого, она подняла голову, вытирая щеки.

Многие грифоны питались павшими Щитами и трупами птиц-львов. От звуков разрывания и глотков не по себе было даже ей. Даже Клэру стало бы плохо от этого.

«Клэр», — она сглотнула, невидимые нити подрагивали. Лондиний был далеко. Она уехала на Хлоросе до Уэльса.

Один из грифонов приблизился. Он поглядывал на нее, зрачок с золотой радужкой отражал маленькое идеальное изображение уставшей волшебницы, вооруженной зубочисткой.

«Ох», — Эмма сглотнула.

Синий язык грифона мелькнул, когда он открыл клюв. Он был черным, оставшимся от тех, кто управлял повозкой, его блестящие перья на солнце отличали синим.

— Вортигерн, — свистнул он. — Вортигерн еще спит, волшебница.

«Для этого все и было, да? И теперь у меня есть другие дела», — рукоять была мокрой от крови и ее пота, пульсировала в ее сжатом кулаке.

— Да.

— Мы голодны, — щелкнул клюв.

— Пируйте мертвыми, — указала она. — И Вортигерн спит.

Другими словами: «Я оказала вам услугу, я верна Британии, как вы». Или проще: «Прошу, не ешьте меня».

Он рассмеялся. Он сжал когти, от него воняло кровью, это терзало нос Эммы. Кровь могла доводить зверей до безумия…

Невидимые нити, привязанные к кулону, снова дрогнули. Если так было здесь, то Клэр был в беде.

— Прости, — сказала она грифону, ее хватка на ноже стала крепче. Камень на горле был ледяным, это жалило, и она знала, что символ поднимается из его глубин, мерцает, принимая форму спутанных линий эфирной силы.

Зверь рассмеялся снова, его лапы шевелились, он готовился прыгнуть. Перья шуршали, его зрачки были темными, а золото радужки — ярким.

— И ты прости, волшебница. Но мы голодны.

Сила извивалась в ней. Она устала ментально и эмоционально от открытия Дисциплины. Ее волшебная Воля была сильной, да, но эфирная сила истощила ее физическое тело. Это замедлит ее в момент, когда скорость и сила требовались сильнее всего.

«Я не готова умирать», — она знала, что это не важно. Смерть все равно была здесь, плата за Хлороса. Смерть была неизбежной.

Ее пальцы сжались на рукояти ножа. Эмма Бэннон не собиралась тихо умирать.

Даже ради Виктрис.

Грифон бросился.

Внутренний двор дворца в пыли и обломках открылся перед ними. Входная дверь разбилась, прусские наемники в коричневой форме с белыми повязками выбежали, стреляя и приближаясь. Многие стражи пали, подарив Виктрис время убежать по коридорам. Оставалось пересечь двор и добраться до относительной безопасности тронного зала.

Хотя Клэр не понимал, как их защитит большой зал со стеклянной крышей. Он подозревал, что размышляет нечетко.

Клэр хромал, Зигмунд тащил его, большая тень меха-паука раскачивалась наверху. Рушился камень, за миг разбивались века строения и починки. Что-то было не так, паук пьяно раскачивался, стекло падало с него кинжалами.

Виктрис споткнулась. Микал и Эли несли ее, идя по бокам, и стражи окружали их. Выстрелы попадали по камням вокруг них, пруссы набирали высоту и стреляли из окон. Дверь тронного зала казалась ужасно далекой.

Они погрузились во тьму с пылью, грохот звучал во дворе. Огромная теплая рука схватила Клэра и бросила, он приземлился с хрустом и на миг потерял сознание. Он пришел в себя с туманом в голове, его несли Зиг и окровавленный страж с перевязанной головой и рукой, который двигался все равно удивительно быстро. Стекло трещало над головой, кулон на его груди полыхал жаром.

Крики. Смятение. Хриплый боевой клич Микала. Королева Виктрис визжала, нота расстройства и ужаса. Наемники повалили в боковые двери.

Клэр поднял голову. Он моргал в тумане. Огромный взрыв, и он понял, что был без сознания слишком долго. Они были окружены. Микал и Эли защищали королеву, ее юное лицо было бледным, на щеке был синяк, и темные волосы упали прядями.

«Мисс Бэннон растрепанной выглядит лучше», — подумал он, и нелогичность замечания потрясла его сильнее, чем сложность управления телом.

Зиг откуда-то взял пистолет. Он был мрачным и бледным, покрытым пылью и сажей, и уголки его рта были опущены. Грудь Клэра ранил укол сожаления. Он не должен был втягивать друга в это.

Они все умрут. Кроме, возможно, Виктрис, чье лицо за секунду постарело, откуда-то всплыла Британия, Ее внимание теперь уже было приковано к сосуду.

Больше битого стекла. Земля сильно дрожала, Клэр чуть не упал.

И они спустились.

Стекло падало ливнем. Древняя крыша тронного зала трещала и падала осколками, некоторые были размером с человека. Они чудом не попадали по стражам, Щитам и ментату с гением. Звук был оглушительным, скрежетали льды, словно сама земля сошла с ума и решила избавиться от людей.

Огромный черный грифон. Его глаза были дырами красного пламени. В его черепе сверху пылал огонь ослепительной звездой.

На его спине была потрепанная, изможденная и полуодетая мисс Бэннон. Ее платье было изорвано, волосы запутались с грязью, ветками, перьями и кровью. Она была в синяках, через крышу пробивались другие грифоны, пока мисс Бэннон слезала со спины зверя. Красный огонь угас, и мертвое существо упало на пол. Оно извивалось, пыль покрывала его перья, их блеск пропал.

Мертвый грифон обмяк. Мисс Бэннон склонилась и выдернула что-то из его головы.

Это был нож в красном. Она обернулась. Толпа пруссов отпрянула, перья на их шапках покачивались, пока она медленно и жутко скользила по ним взглядом.

— Грифоны, — прошептала Британия ртом королевы. Одно слово ужасало, было холодным и безвременным, как сама Темза, выражало власть и приказ.

Мисс Бэннон кивнула. Она не пошатнулась, ее спина была прямой, но что-то было не так, ее взгляд был ужасающе пустым. Клэр пытался понять, что не так.

Волшебница выглядела так… словно забыла саму себя.

— Кто умрет следующим? — прошептала она четко, слова падали в тишине, грифоны спускались, их когти впивались в обломки камней и дерева, царапали сталь. — Кто?

Первый прусс закричал.

И грифоны пировали. Но Клэр закрыл глаза, перестав думать. Голова внутри была чистой и подозрительно открытой. В этот раз он не хотел видеть.

Звуков хватало.

Сосуд Британии остановилась в стороне.

— Эмма? — Виктрис вдруг зазвучала очень юно. Может, из-за пыли в воздухе. Или из-за звона в ушах Эммы.

Она подозревала, что скоро заплатит за это кровью.

Грифоны наступали. Они быстро разобрались с наемниками, и во дворе пахло металлом и стеклом, чего она не замечала, пока вела грифона с пробитым мозгом по воздуху. Похоже, Клэр и компания преодолели свои препятствия.

— Ваше величество, — она пошатнулась, и Микал тут же оказался рядом с ней. Его пальцы сомкнулись на ее руке, она прислонилась к этой поддержке, слишком уставшая, чтобы благодарить. Она ощущала только невероятную усталость. — Я убила одного из них, Британия. Можете наказать меня, как пожелаете. Но, пока вы не ушли, я хочу доложить, что граф Селливит мертв, и Вортигерн все еще спит. Ваши грифоны помогали остановить лорда Селлвита. Я плохо с ними обошлась.

Тело черного грифона — нож умело пронзил крохотное пространство на затылке — быстро гнило из-за стресса тканей, ведь она заставила его лететь в Лондиний, пока за ними гнались его товарищи.

Грифоны не смогут его съесть, и это было худшим, что могло ожидать кого-то из них.

Они не простят ее за это.

— Лорд Селвита, — лицо королевы было в синяках, но непоколебимым. Британия устроилась в сосуде и смотрела на Эмму яркими глазами, сияющей пылью над рекой древней силы. — Он хотел пробудить Вортгерна.

«Не уверена, что он один хотел это сделать. Я знаю, что он почти смог».

— Я поймала его в Динас Эмрис. А это, думаю, часть его семейной собственности, — она старалась держать себя в руках, слышала слабость в голосе. Эли появился с другой стороны, выглядел плохо. — Прошу прощения за метод возражения, но я должна была спешить.

«Где Клэр? — она посмотрела на Микала, а тот глядел на Британию, мышца дергалась на челюсти. — Не нравится, что я его не вижу. И где Людовико?» — нож в правой ладони дрожал, она не могла разжать пальцы.

Слово, чтобы украсть дыхание грифона, еще Слово, чтобы сломать железные оковы у его крыльев, и она вонзила нож в его мозг и произнесла третье Слово, самое жуткое и обжигающее, потратившее столько ее накопленной силы, что она чуть не потеряла сознание, держалась лишь одной мысли: «Лондиний. Найти королеву».

Мертвое тело слушалось Эндор в ней. Оно летело.

— Ясно. Мы сообщим о наказании позже, — медленно кивнул королева. — Мы не думаем, что оно будет слишком строгим.

— Богохульство! — взвыл один из грифонов. Они шуршали, приближаясь, и Микал рядом с Эммой напрягся. Она прижалась к нему сильнее, ноги не держали ее, и даже в тусклом свете зала в пыли ее глаза слезились. — Она ограбила мертвого!

«Я сделала куда больше. Они меня не простят, а память их долгая».

— Микал, — ее сердце трепетало, тело протестовало. — Микал.

Он склонил голову, не сводя взгляда с королевы.

— Эмма.

«Он убьет Британию, если посчитает ее угрозой для меня», — осознание тихое, но опасное, ослабило последнюю хватку на ее воле.

— Я была жестока с тобой, — шепот был таким тихим, что он мог ее не услышать. — Не стоило… Прости.

— Не нужно… — начал он, но тьма проглотила Эмму целиком.

— А это убийца того гигантского механизма, — Виктрис склонила голову. — Мы благодарны, мистер Валентинелли. Вы сильно помогли Британии.

Неаполитанец с болью поклонился. Его глаза опухли так, что едва открывались, половина волос обгорела, его лицо было в порезах и синяках, и было сложно увидеть на коже шрамы от сыпи. Его одежда была изорвана на ленты, один из сапог стал лишь полоской кожи на лодыжке, остальное было отрезано, носок был грязным.

— Пустяки, maestra. Валентинелли к вашим услугам.

Шея Клэра болела. Напряжение не покидало его.

— Сесил Трокмортон. Он был безумен, Ваше величество, но его использовали.

— Кто использовал? — королева оглянулась, отходя, Клэру пришлось шевелить ногами. Они с Зигмундом поддерживали друг друга, как пара пьяниц.

Маленькие грифоны летали, их тени скользили по обломкам стекла и камня. Звук был оглушительным, шуршали их перья. Пыль опускалась.

Клэр подавил вздох. Но это было важно, он должен был объяснить королеве.

— В заговоре три части. Мисс Бэннон расправилась с теми, кто хотел стереть Британию и весь остров, она решила, что эта угроза сильнее. Часть заговора просто хотела подавить Британию, но я не знаю, для чего им это. Я бы проверил посла Пруссии, который точно все будет отрицать, потому что то были наемники, их можно тратить. Третья часть беспокоит меня сильнее всего, Ваше величество. В ней хотят управлять вами, нынешним сосудом Британии.

— Управлять, — Виктрис замолчала на миг. Ее плечи поднялись, и она прошла к трону с высокой спинкой, Камень презрения под передней северной ножкой мерцал серебром, пока она приближалась. Трон был целым и сиял драгоценными камнями.

Он смотрел, как казалось Клэру, и от этого было неловко. Но Виктрис взобралась на семь ступеней, резко развернулась, зашуршав пыльными юбками, и села. Зигмунд хотел подняться, но Клэр впился пятками и удержал его.

Виктрис прижала локоть к северному подлокотнику трона, прижала подбородок к ладони. Стражи искали среди обломков раненых товарищей, тихо бормоча между собой. Люди стонали от боли и шока. Королева закрыла глаза, и Клэр мог поклясться, что весь остров дрожал, когда Британия на троне уходила в себя.

— И вы думаете, — сказала королева, — что Британией можно управлять?

— Не Британией, — исправил он. — Виктрис, Ваше величество. Ранить, запугать, надавить тремя заговорами в тандеме? Ваше величество может положиться на… неправильный совет, — он закрыл рот, почти… да, почти боясь, что наговорил лишнего.

— Хорошо сказано, сэр, — вздохнула Британия, ее подбородок давил на ладонь, словно голова весила больше, чем должна была. — Но, пока у нас есть подданные, схожие с вами по смелости и верности, нам не стоит сильно переживать.

— Мисс Бэннон заслужила похвалы, Ваше величество, — он звучал неловко даже для себя, но это усталость давила на него. Стоять и говорить было очень сложно.

Призрак удивления мелькнул на замкнутом лице Британии.

— Несомненно, она с вами расплатится.

— Она очень добра.

— Не совсем, ментат. Думаю, вам лучше уйти сейчас. Приближается наш консорт, мы хотим поговорить с ним наедине.

Клэр хотел возразить. Валентинелли схватил его за свободную руку, и он понял, что уйти было умнее, чем все, что он мог сказать, какой бы логикой не пользовался.

— Да, мэм. То есть, Ваше величество. С вашего позволения.

«О, как вежливо вести себя, когда нужно уйти от правителя?».

— Ментат. Мистер Клэр, — глаза Британии приоткрылись, и старое лицо проступило под юной внешностью Виктрис, от этой нелогичности дрожь пробежала по спине Клэра. Ее глаза были синими от века до века, искры, как звезды, плавали в глубинах, куда он не хотел заглядывать. А как было бы сжимать такое существо в руках?

Нет, он не завидовал консорту. Совсем.

— Да, Ваше величество?

— Убедитесь, что мисс Бэннон найдет вас и ваших товарищей. Мы хотим наградить вас, когда разберемся с неприятностями, — ее веки опустились, и Клэр услышал стук приближающихся шагов, крики и хруст стекла.

Что сказать в такой ситуации?

— Да. Кхм, спасибо, Ваше величество.

Зиг потянул его в одну сторону, а Валентинелли — в другую. Они выбрали курс, Клэр опустил голову и видел только свои туфли, которые тянулись по обломкам и пыли. Терпеть вязкий туман в голове было сложно, и его перегруженный разум решил, что пора удалиться от происходящего. Клэр сердечно согласился.

Последним он услышал бормотание Зига, согласное хмыканье Валентинелли.

— Только одну, — повторял баварец. — Слышишь, итальянец? Одну меху. Мы оттащим ее в мастерскую. Я накормлю тебя колбасой за помощь.

Эмма спала два с половиной дня, не просыпаясь даже, когда Прилив насыщал ее силой. Она пришла в себя ясным утром четверга, весенний свет пронзал туман Лондиния, запах города даже радовал, проникая в ее гардеробную.

Слуги были чуть нервными, не привыкли видеть ее в таком ужасном состоянии. Потрепанной она бывала, но даже ее корсет пострадал, она кривилась при мысли, сколько плоти показала. Горячая ванна, помощь Изобель и Кэтрин, вопли Северины заставили ее снова почувствовать себя человеком. Горячий шоколад и круассаны не удовлетворяли, ведь зеркало сообщило ей, что она была тощей, хоть синяки почти сошли. Она вызвала мистера Финча, как только это было возможно, и попросила его за газетами. Они прибыли со свежими влажными чернилами, и Эмма спустилась к насыщенному завтраку.

Повар тоже по ней скучал.

В газетах писали, что эксперимент Измененного вышел из-под контроля. Это удовлетворило почти всех, а остальные поняли, что не стоит высказывать сомнения. Эмма облизывала пальцы от варенья и подумывала об еще одной тарелке сосисок, когда дверь распахнулась, и появился Микал.

Он был таким же от плаща до пылающих желтых глаз. За ним Эли шел, опустив темную голову. Они явно тренировались, от них пахло недавними упражнениями. Было приятно видеть, что Эли был в правильных туфлях, мистер Финч постарался.

Ее сердце дрогнуло за ребрами и платьем, вес кармана юбки стал вдвое больше. Она игнорировала ощущения, хотя от взгляда Микала румянец вины чуть не поднялся по ее горлу.

— Доброе утро, Щиты, — поприветствовала она их. — Если не завтракали, присоединяйтесь. Но предупреждаю, что, если встанете между мной и теми сосисками, я буду раздосадована, — она коснулась кармана юбки и с усилием убрала руку. — Микал. Какие новости?

— Из дворца пришла почта, ментат каждый день спрашивает о вашем здоровье. Он придет сегодня на чай. Валентинелли все еще ходит за ним, хоть ему и заплатили, — Микал наполнил тарелку и посмотрел на Эли. — Эли находит службу у вас потрясающей.

— Слишком страшно? — она старалась не звучать удивленно, но не смогла.

— Нет, мэм, — другой Щит смотрел на стол. Было приятно быть в обществе того, кто понимал голод волшебника после таких событий. — Это заметная перемена. Я горжусь быть здесь.

«Это хорошо».

— Если передумаешь, Щит, не бойся высказаться. Я не держу никого силой. Микал, насчет Людовико…

— Я дал ему пятьдесят гиней, Прима. Он заслужил это, убил мистера Трокмортона и опрокинул большую меха почти в одиночку. Хотите услышать об этом сейчас? Клэр давал мне сведения.

Она устроилась в кресле удобнее.

— Конечно. Эли, перед едой, прошу, принеси почту из дворца. Думаю, она в моей библиотеке…?

— Конечно, — он пропал мгновенно, тихо закрыв дверь.

Микал не смотрел на нее. Он сел на свое место, тарелка была перед ним.

Эмма ждала. Тишина затянулась. Комок в кармане давил все сильнее.

Он играл с вилкой, длинные и удивительно изящные пальцы гладили серебряные изгибы. Он не смотрел на Эмму.

«Ты не делаешь это проще».

— Спасибо.

— Не нужно…

— Прими мою благодарность, Щит.

Желтые глаза посмотрели на нее.

— Только благодарность?

Жар проступил на ее щеках.

— За столом — да.

— А иначе?

«Иначе? Я буду поступать, как захочу, Щит. Но сейчас поговорим о главном».

— Селвит мог тебя убить.

— И чуть не убил вас. Думаете, я не знаю? Не важно, Эмма. Я — твой Щит. И все, так что перестань играть.

Она слабо улыбнулась.

— Ты отдал мне приказ?

— Если бы вы перестали проверять, серьезен ли я, можно ли мне доверять…

«Я не забуду звук, с которым Кроуфорд умер от твоих рук. Но ты сделал это для меня. Ведь даже Щит может быть лишь мужчиной. И я благодарна за это».

— Я не так поняла тебя, Микал. Это больше не повторится.

— Уверены? — искра в его взгляде ей понравилась.

— Завтракай, — она развернула газету и разглядывала ее. — Но сосиски не трогай. Иначе я разозлюсь, Щит.

— Не дай боже, — пробормотал он. Но он улыбался, она заметила это, выглянув из-за газеты. Любопытная легкость появилась в груди Эммы. Она подавила это и вернулась к работе.

Оранжерею наполнял золотой полуденный свет, символы на стекле остужали лучи солнца, делая их приятными. Растения пели в куполах с нужным климатом, и Эмма наливала чай. Столики и стулья сияли чистотой.

Когда она передала чашку, она достала плотно скрученный пергамент с красным воском.

— Вашу лицензию восстановили. И вы будете королевским, вас сделают рыцарем. Поздравляю.

Длинное лицо ментата чуть порозовело, он взял свиток, но все еще выглядел мрачно.

— Остались вопросы без ответа, мисс Бэннон.

«А ты этого не любишь».

— Их главный платил Грейсону. Хоть он был канцером казны, хоть у него и был доступ к казне, — Эмма кивнула, кудри задели щеки. Было очень приятно сидеть и тихо пить чай, быть в вечернем платье, которое не изорвалось в неприятностях. — Если вкратце, есть персоны, против которых мы не можем идти прямо, как бы высоко не стояли в глазах королевы. Но мы ударили по их пальцам, и теперь я слежу за ними. С недавними событиями будет проще делать это.

— Ах, да, вы стали графиней Селвита. Поздравляю.

«У Британии свое чувство справедливости, и она хочет, чтобы Динас Эмрис был под присмотром».

— Я не об этом, — она указала на ярусы лакомств.

«Я не хочу, чтобы вы истерзали мозги, переживая из-за вопроса, кто создал симулякр в «Бедламе». Даже если этот вопросы вас не интересует, его слишком опасно решать».

— Прошу. Вы на себя не похожи, мистер Клэр

Он приступил к еде с охотой. Его пищеварение все еще было отличным.

— Меня беспокоит кое-что еще. Семья Селвита поколениями владела тем местом. Почему они решили, что сейчас — верное время, чтобы освободить, кхм, жителя?

«Ему предложили то, от чего он не смог отказаться, — Эмма пожала плечами. — А теперь мне нужно понять, от чего я не могу отказаться. Мы с ним похожи больше, чем он думал».

— Кто знает? Он точно платил Трокмортону, ментат хорошо это скрывал. Жаль, Валентинелли убил его, хотя это было необходимо. Он был не в себе из-за магии Изменения?

Клэру было неловко пару мгновений.

— Безумен. Он был безумен. Я про Троумортона. О. Мистер Баэрбарт расстроен, что не смог на досуге изучить одну из мех.

— Может, тут удастся чем-то помочь, — ядро и большой логический двигатель, конечно, спрятали. Создание подобного было лишь вопросом времени, и Эмма подозревала, что первым проектом Клэра, как гения королевы, будет сделать что-то с подготовкой империи к такому.

— Он будет рад. И синьор Валентинелли…

— Скоро перестанет преследовать вас. Если он придет ко мне завтра, я сниму связь.

— Я не о том, — Клэр снова порозовел. — Он говорит, что не хочет этого. Ему нравится волнение, хотя я сказал ему, что жизнь ментата скучна. Он говорит, что стал стар для своей работы, а за мной нужно приглядывать. Говорит как старая тетушка, и, чем скорее вы его прогоните, чем лучше.

— Ах, — ее губы хотели дрогнуть.

«О, Людо, ты что-то придумал».

— Что ж, вы ему все-таки понравились, — она манерно сделала глоток чая, он уже приятно остыл. Угощения выглядели аппетитно, а она снова проголодалась. Она не скоро вернет потерянный вес.

— То есть каждый раз, когда он угрожает дуэлью, как только вы снимете заклятие, он проявляет симпатию? Ему нравилась эта угроза.

— Ему нравится ваша компания, — «и слежка». — Чудно.

Разговор перешел к другим темам, Клэр старался говорить о приятном. Это его раздражало, она видела, как раздражение растет в нем. После еще одной чашки чая и пары пирогов он собрался уходить. Его ждало исследование, он сожалел, что так скоро покинет ее, и так далее.

Не удивительно, хотя она ощутила укол недовольства.

Эмма встала и протянула руку.

— Мистер Клэр. Будьте разумны. Вы многое пережили на службе у Британии, и я благодарна вам за смелость и заботу, которые вы проявили в интересах империи. Вы больше не обязаны слушаться меня. Я знаю, как магия… неудобна для вас.

Он взял ее за руку, дважды тряхнул. Он был алым теперь.

— Не в том дело, — пробубнил он, сглотнув. — Не в том. Мисс Бэннон, вы… вы…

Она терпеливо ждала. Он не отпускал ее ладонь. Он мог выбрать много слов. Волшебница. Сволочь. Потаскушка. Неправильная женщина.

Наконец, он подобрал подходящее и выпрямился.

— Вы, мисс Бэннон, очень логичная волшебница.

Ее рот чуть не раскрылся. Из всех эпитетов, что летели в нее, этот она не слышала. И легкость появилась в груди Эммы.

— Благодарю.

Он кивнул, отпустил ее руку, словно обжегся, и повернулся, чтобы уйти.

— Мистер Клэр.

Он остановился у дерева. Купол климата позвякивал вокруг него. Волосы Клэра не скрывали того, что его кожа была алой.

К счастью, у нее был подарок, что мог сравниться с его.

— Думаю, ваше пищеварение все еще здоровое?

— Прекрасное, мадам, — он не повернулся лицом к ней.

Эмма глубоко вдохнула.

— Могу я пригласить вас на ужин? Например, в воскресенье? Можете привести Людовико и мистера Баэрбарта. Если они захотят прийти.

«Если захотят появиться за моим столом без необходимости. Странно. Такое со мной впервые».

Клэр повернулся, подошел, схватил ее ладонь и затряс.

— Я скажу! Конечно! Будет честью. Честью. И Зиг обрадуется.

— Тогда воскресенье. В шесть? Я ужинаю рано.

— Именно! — он еще пару раз потряс ее руку и ушел. Она закрыла глаза, отслеживая, как он движется по дому. Мистер Финч выпустил его из дома, Клэр насвистывал, пока шел к лавровой изгороди.

Она переключила внимание на оранжерею. Микал придет в любой миг. Ее ладонь скользнула в карман юбки, она вытащила камень, что выпал из тела Левеллина. Он был у нее на столике у кровати, когда она проснулась.

Микал оставил его там? Он знал, что это?

Камень был темно-красным, плоским с одной стороны и изогнутым с другой. Гладкий и прозрачный, он пульсировал, когда она склонила камень. Пульс был слишком глубоким для камня, медленным ровным биением.

Как сердце дракона.

«Два камня, и он был с одним? Один дали ему заранее, а другой позже? Или камень был только один, и ему заплатили сразу? Но как они могли быть уверены, что он сделает то, что они хотели? И кто среди змеев убил одного из юных для этого? Кто создал симулякр в сумасшедшем доме?».

Она обхватила камень ладонями в перчатках. Пульс замедлился, пока камень пил солнечный свет.

«Грифоны были у его тела. Если я отправлюсь в Динас Эмрис, то найду лишь чьи-то кости. Но… это беспокоит меня».

Левеллин Гвинфуд всегда беспокоил ее.

Было сложно ослабить завязки корсета, но она смогла. Она прижала камень к голой кожи груди, спрятала под корсетом. Неудобно, но это временно.

«Вы правы, мистер Клэр. Еще остались вопросы без ответов».

Она медленно выдохнула одно волшебное Слово.

Над сердцем таяла кожа, и философский камень погружался в ее тело. Тепло пробежало по ее плоти. Ее голова отклонилась, и оранжерея потускнела. Огонь в ее венах был приятным жаром, нежным и оживляющим.

Она решила, что это имело мало значения. Она была Главной на службе у Британии, и если змей поднимет голову, она раздавит его каблуком.

Улыбаясь, Эмма Бэннон поправила платье и решила выпить еще чашку чая.

Низкие:

Одаренные (палец света) — способность рисовать магический символ доступна и не-магам. Они могут исполнять это, пока символ привязан к физическому предмету. Их можно брать себе в слуги.

Заклинатели — могут удерживать символ в воздухе, заслуживая этим право обучения.

Мант (вор-мант, рабочий-мант)

Скеллерейн (не использовался после 1715)

Обычные:

Ведьма — относятся к этой ступени, потому что Дисциплина занимает весь их мозг, не оставляя место для разделения концентрации, которую могут исполнять все ранги выше волшебника.

Высокие:

Волшебник — может использовать Великую работу, не теряясь.

Мастер-волшебник

Адепт — как и мастер-волшебник, может двигаться при использовании Великой работы.

Главный (Прима) — может успешно использовать больше одной Великой работы за раз.