"Финикиянки" — трагедия великого греческого драматурга Еврипида, в которой он дал отличную от Эсхила и Софокла интерпретацию событий фиванского цикла.
Финикиянки
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Иокаста
Креонт
Старик
Тиресий. При нем дочь Манто
Антигона
Менекей
Хор
Вестник
Полиник
Другой вестник
Этеокл
Эдип
Действие происходит в Кадмее перед дворцом Лабдакидов[1]. Дворец имеет на крыше род балкона. Перед дворцом находится алтарь Аполлона — гения улиц[2]. У Иокасты черный пеплос[3] и обрезанные седые волосы. Она опирается на посох, который бросает при виде сына. Тиресий носит обычную сетчатую одежду предсказателей и на голове золотой венок. У Антигоны фата и шафранный пеплос. Хор состоит из 15 молодых и красивых девушек семитического типа.
ПРОЛОГ
ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
Из ворот дворца выходит Иокаста[4]. Закат солнца.
ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
Старый раб на вышке дворца. Потом Антигона.
Уходят по внутренней лестнице: раб впереди и снимает Антигону с крыши.
Между ними перед дворцом показывается хор молодых девушек в пестрых одеждах. Большая часть черноволосых, с матовым овалом лица. Корифей — девушка высокого роста и мужского типа.
ПАРОД
Пение сопровождается медленными мимическими движениями.
Во время последней части хоровой песни набегает мрак. В небе со стороны аргосского лагеря поднимается розовое зарево костров.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
Входит Полиник. Он идет крадучись, озираясь, и в руке у него длинный меч.
Выходит луна, и делается светло как днем.
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Те же и Иокаста — идет, опираясь на посох, в черной одежде и простоволосая.
Полиник подходит к ней.
ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
Те же и Этеокл в вооружении и со свитой.
Полиник поднимает голову, но старается не смотреть на брата.
Иокаста в ужасе бежит.
ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
Те же, без Иокасты.
ПЕРВЫЙ МУЗЫКАЛЬНЫЙ АНТРАКТ
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ
Этеокл в царской одежде, но без полного вооружения, как дома. За ним стража.
ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ
Те же и Креонт.
ВТОРОЙ МУЗЫКАЛЬНЫЙ АНТРАКТ
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ
Креонт и Тиресий в золотом венце (идет, нащупывая путь палкой и ступая мелкими шагами старого слепца)
ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ
Креонт и Менекей. Продолжительная пауза.
Креонт уходит.
ЯВЛЕНИЕ ОДИННАДЦАТОЕ
ТРЕТИЙ МУЗЫКАЛЬНЫЙ АНТРАКТ
ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
ЯВЛЕНИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ
Вестник-оруженосец.
Продолжительный и нетерпеливый стук в дверь.
Ворота отворяются, и вдали видна идущая Иокаста.
ЯВЛЕНИЕ ТРИНАДЦАТОЕ
Вестник и Иокаста.
Иокаста с легким стоном делает шаг назад и закрывает лицо руками.
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТЫРНАДЦАТОЕ
ЯВЛЕНИЕ ПЯТНАДЦАТОЕ
Иокаста и Антигона.
Уходят поспешно.
ЧЕТВЕРТЫЙ МУЗЫКАЛЬНЫЙ АНТРАКТ
ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ
ЯВЛЕНИЕ ШЕСТНАДЦАТОЕ
Креонт, за ним слуги несут тело Менекея.
Тело уносят.
ЯВЛЕНИЕ СЕМНАДЦАТОЕ
Креонт и вестник.
Креонт молча закрывает глаза краем гиматия[80].
В хоре плач.
ИСХОД
ЯВЛЕНИЕ ВОСЕМНАДЦАТОЕ
Те же. Антигона и толпа.
Показывается процессия: впереди идет Антигона, с пеплосом, спущенным с одного плеча, горящими глазами и волосами, выбившимися из-под фаты; за ней толпа несет три одра с мертвыми, Этеокла впереди. Когда их ставят, то мать помещают у сыновей в головах.
ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТНАДЦАТОЕ
Те же и Эдип.
Движение у Эдипа и Антигоны.
ЯВЛЕНИЕ ДВАДЦАТОЕ
Эдип и Антигона.
Антигона прилаживается вести Эдипа.
За ним медленно идет Антигона.
Комментарии
Трагедия поставлена в период между 411 и 409 гг. до н. э.; вместе с несохранившимися "Эномаем" и "Хрисиппом" она заняла второе место. Лежащий в основе трагедии миф о вражде сыновей Эдипа был до Еврипида обработан в фиванской трилогии Эсхила (467 г.), от которой дошла только ее заключительная часть "Семеро против Фив", а также отчасти в "Антигоне" Софокла (ок. 442 г.). Об отличии Еврипида от своих предшественников в трактовке образа Этеокла см. вступительную статью, с. 571.
Здесь необходимо только вкратце остановиться на генеалогии фиванских царей, поскольку эта тема часто затрагивается в трагедии (ст. 5–13, 638–682, 818–832), и на взаимоотношении Эдипа с сыновьями после того, как стали ясны совершенные им по неведению преступления. Фиванцы возводили родословную своих героев к аргосской царевне Ио, которая от союза с Зевсом родила Эпафа; его дочь — Ливия родила от брака с Посейдоном двух близнецов — Бела и Агенора; первому достался царский трон в Египте, второму в Финикии (в Тире или Сидоне). Когда дочь Агенора, красавица Европа, была похищена Зевсом, он разослал на розыски сестры своих сыновей, и среди них — Кадма. Добравшись до Эллады и не найдя Европы, Кадм, вопросив Дельфийский оракул о своем будущем, получил указание следовать за коровой, которая ему повстречается на пути, и там, где она, устав, ляжет отдыхать, основать город. Корова привела Кадма на то место, где затем были основаны Фивы. Здесь Кадму пришлось вступить в битву с драконом Ареса, охранявшим местный источник: зубами убитого дракона Кадм, по совету Афины, засеял близлежащий участок земли, из которой тотчас выросли вооруженные воины, начавшие избивать друг друга в ожесточенной схватке. От пяти уцелевших "спартов" (т. е. "посеянных") вела впоследствии свою родословную фиванская знать. Что касается Кадма, то Apec со временем простил ему убийство дракона и выдал за него свою дочь Гармонию, рожденную ему Афродитой; пышную свадьбу Кадма и Гармонии почтили своим присутствием сами боги. По имени Кадма получила название Кадмея — фиванский акрополь. Внуком Кадма был Лабдак, правнуком — Лаий, от брака которого с Иокастой родился Эдип. В свою очередь, Иокаста и ее брат Креонт, дети Менекея, возводили свое происхождение к дочери Кадма Агаве, выданной замуж за одного из "спартов", Эхиона. Таким образом, все участники драмы, разыгравшейся в Фивах после гибели Лаия, связаны с их общим предком, финикийцем Кадмом, что дает основание хору трагедии, введенному Еврипидом по достаточно случайному поводу, в какой-то мере обосновать свою заинтересованность в происходящем (см. ст. 243–249, 291 сл.).
История рождения Эдипа и его дальнейшая судьба излагается в "Финикиянках" (ст. 13–62, 379–381, 801–817, 1043–1050, 1589–1611) в общем в согласии с традиционной версией, обработанной Софоклом ("Царь Эдип"); отступление представляют только ст. 47–49, 1204–1206, из которых следует, что рука Иокасты была уже заранее обещана Креонтом тому, кто избавит город от Сфинкса, в то время как у Софокла Эдип стал мужем Иокасты только в силу стечения обстоятельств.
О взаимоотношениях Эдипа с его сыновьями повествовала послегомеровская эпическая поэма "Фиваида", из которой сохранилось несколько небольших отрывков. Суть дела сводилась к тому, что, хотя ослепивший себя Эдип продолжал жить в своем дворце в Фивах, Этеокл и Полиник запретили ему появляться на людях, надеясь таким образом погасить мрачную молву о своем происхождении (ср. ст. 63–65). Постепенно они стали относиться к отцу со все меньшим почтением: один раз они послали ему неподобающую часть мяса от жертвенного животного, в другой раз подали кубок убитого им самим Лаия. Эдип увидел в этом оскорбительное напоминание о его прошлом и в гневе проклял сыновей, завещав им делить мечом отцовское наследство. В такой, наиболее естественной, последовательности эти события излагаются в "Финикиянках" в ст. 872–877. Наряду с этим, однако, уже в "Семерых…" Эсхила можно наблюдать известное смещение хронологической перспективы, находящее отражение и у Еврипида, в ст. 66–68, 253–255, 474–479, из которых возникает представление, будто Эдип проклял сыновей без всякого повода с их стороны. Логическая связь между событиями, конечно, этим нарушается, но зато сгущается трагическая атмосфера, окутывающая образы Иокасты и обоих братьев.
Уже древние критики ставили в вину Еврипиду "переполнение" "Финикиянок" побочными эпизодами, не имеющими прямого отношения к основному конфликту; к числу таких сцен, несомненно, относится обозрение вражеского войска с крыши Фиванского дворца (ст. 88–192), мотив жертвоприношения Менекея (ст. 889–1018), спор Антигоны с Креонтом о погребении Полиника (ст. 1643–1671), и в новое время не раз делались попытки заподозрить в подлинности тот или иной эпизод "Финикиянок". Подобные стремления нельзя признать всегда основательными. Прежде всего по самому замыслу "Финикиянки", наряду с "Троянками", принадлежат к типу трагедий, которые уже Аристотель называл "эпизодическими", вполне допуская существование такой жанровой разновидности. А затем некоторые сцены, на первый взгляд кажущиеся лишними, играют существенную роль в замысле целого; так, индивидуализм и антиобщественное поведение обоих братьев выявляются еще отчетливее при сравнении с патриотическим самопожертвованием Менекея.
Анненский напечатал свой перевод "Финикиянок" в журнале, рассчитанном на широкого читателя ("Мир Божий, 1898, Э 4), и не успел переработать его для переиздания. Отсюда некоторая избыточность в ремарках. Самый смелый домысел в них — "закат солнца" в начале и ночной "мрак" при появлении Полиника — опирается только на молитву к Артемиде-Луне (ст. 176) и на неправильно понятые слова Полиника (ст. 276: в подлиннике — "темные ножны"). Вряд ли "смотр со стены" Антигоны и старика можно себе представить в вечерних сумерках.