Весна была ранней и стремительной. Ещё совсем недавно казалось, что завалившие город сугробы не сойдут никогда. Но вот прошла неделя, и неожиданная теплынь опустилась и на столицу, и на Подмосковье. Нежная листва опушила березняки, и воздух наполнился пьянящими запахами мокрой коры и смолистых почек. Земля просыпалась. Но радость нежной весны была краткой. Леса и города накрыла почти летняя жара.

Андрей Малахов вел машину по тенистым закоулкам Тучково к дому, где жил его отец. Андрей не виделся с ним долгих четыре года и уже подзабыл точные подъезды к участку. Тем более, что поселок все время перестраивался, постепенно трансформируясь из рабочего в элитный. Но даже такая запутанная дорога рано или поздно кончается, если не барахлит навигатор. Наконец Андрей затормозил у невысокого кирпичного забора. Он узнал его сразу. За этим забором, на зеленой лужайке под старой грушей прошло его детство. Лучшие годы жизни. Отец уехал сюда подальше от Москвы, от службы, от всего, что хоть как-то напоминало ему о Зоне.

Именно тут, на проселочной дороге, Клава Моисейчик впервые усадила Андрея за руль. Раз пятьдесят погоняла по буеракам и даже не сердилась, когда однажды он помял капот так, что его пришлось менять. А потом у нее внуки родились, и жизнь у тёти Клавы стала совсем другой… Однако несколько тех простых уроков навсегда вбили в мышечную моторику Андрея высший пилотаж водителя.

Именно тут Тимур показывал Андрею, как уйти от ножа в любой драке и оказывать первую медицинскую помощь при ранениях, в том числе и себе. Гера Тельбиз долго и непонятно объяснял, как взламывать защиту любого банка, и потом, когда Андрей познал это искусство в совершенстве, взял с него честное слово, что он никогда и ни при каких обстоятельствах не использует это знание. Но за это рассказал, как защитить свой компьютер от любого вируса. Даже преуспев в цифровых технологиях, Андрей так и не смог с такой скоростью и так безошибочно набирать код на клавиатуре, как это делал Гера.

Андрей, тогда его иначе, чем Андрюша, не звали, любил этот дом и, в общем-то, считал его своим, хотя жил давно самостоятельно, далеко отсюда, в новом Академгородке на Урале.

«А он осунулся, совсем седой стал», – с горечью подумал Андрей, когда увидел отца на пороге деревянного дома, старинного, из темных струганых досок, с резными балясинами.

– Вера, смотри, кто к нам приехал! – крикнул Вадим Малахов, обернувшись к двери.

Вероника, а Андрей так всегда обращался к жене отца, выбежала на порог, вытирая руки о передник. Она, как всегда к приезду гостей, готовила на кухне что-то вкусное.

– Ну, наконец ты у нас! – обнял сына Вадим. – Что-то ты там, на службе, совсем погряз в делах. Отдыхать надо хоть иногда!

Вероника в первую очередь отвела Андрея в ванную, чтобы он «хотя бы помыл руки после поездки», потом практически через силу заставила съесть немного очень вкусных запечённых баклажан с чесноком, в которые завернула острую овечью брынзу. Андрей никогда не подумал бы, что Вероника окажется такой отличной стряпухой. Для него мачеха, хотя он никогда, даже в мыслях, её так не называл, была скорее настоящим бойцом, чем домашней хозяйкой. Но ведь прошло столько лет…

Отец, с легкой иронией следя за этой суетой, подхватил один из наиболее аппетитных бутербродов и предложил:

– Давай пойдем к реке?

Уставший с дороги Андрей после сытных закусок слегка осоловел, но от прогулки не отказался. Пологий берег Москвы-реки подходил прямо к краю участка. Темный хвойный лес, словно его заставили, отступил от своих владений и освободил от елей пятачок, на котором стоял дом Вадима Малахова. К речке можно было спуститься по уже густому, даже в это время ранней весны, разнотравью. Солнце скатывалось к закату, и лягушки, казалось, устроили праздничный концерт в честь приезда Малахова-младшего.

– Как бы я хотел, чтобы ты приехал к нам надолго. Мы соскучились. И просто отдохнул бы… Ты жениться еще не надумал?

– Да нет, папа, пока нет. Работа…

– Да что работа?

Тут на ботинок Андрея, выскочив из травы, вскарабкался коричневый пупырчатый лягушонок, словно герой-первопроходец.

– Это не те, которые сейчас заходятся в воде, – отец увидел, куда смотрит сын. – Это древесная. Они смешные, ничего не боятся. Им, таким маленьким, уже нет смысла бояться. Живут и радуются каждой минуте. Почти нечего терять. В любой момент могут или прибить, или съесть, или раздавить… Я в детстве таких в пионерлагере надувал… Страшно подумать, насколько ребенок может быть жестоким.

– А ребенок не понимает еще, что такое жестокость. Жизненного опыта маловато.

– Ну да, в ребенке все может уместиться. И жалость к одинокому котёнку, и безжалостность к древесной лягушке…

– Ладно, пап, спрашивай. Я же понимаю, ты меня специально подальше от Вероники увел, чтобы посекретничать.

– Ладно, спрошу. Это правда? – Вадим Малахов внимательно посмотрел на сына, словно пытаясь понять его затаенные мысли.

– А как ты узнал? – Андрей сразу понял, о чем пойдет речь. – Я сам хотел тебе рассказать.

– Когда старт? – строго, совсем по-деловому спросил отец.

– Через неделю.

– То есть ты просто приехал попрощаться? – с неожиданной тоской в голосе спросил Вадим.

– Пап, ты же понимаешь, я не мог.

– Я все понимаю, но мне-то мог бы сказать. У меня-то и допуск повыше твоего будет.

– Вот потому я и говорю. Остальные члены экипажа такой возможности не имеют. Их близкие узнают все только после старта.

Вадим опустился на самый берег, чтобы перед ним шумел и играл брызгами на полузатопленной коряге только бурный поток весенней реки. Пошарив в траве, он нашел светло-коричневую сосновую иголку, взял её в рот и стал осторожно пожёвывать, словно пытаясь ощутить вкус прошлогодней осени. Потом, выплюнув иголку, неожиданно резко спросил:

– Но зачем тебе лететь? Ты же не космонавт!

– Пап, я конструктор. И бортинженер. Ну, по судовой роли. И потом… Ведь сердце корабля – та самая пирамидка. Это же мое. Это наше! Ничего страшного не произойдет. На беспилотнике уже испытывали. Установили в точке выхода квантовую связь. Отдельный космический модуль. Мы сможем нормально с Землей говорить. Три световых года, а связь будет моментальная!

– Как можно доверить свою жизнь какой-то антигравитационной пирамидке? Ведь никто не понимает, как она работает! Только и можете, что управлять ею вслепую.

– Половина человечества не знает, как устроен мозг. Однако все им пользуются! Можно сказать, вслепую.

– Я не доверяю ничему, что связано с Зоной! – резко сказал Вадим. – Тем более, когда это касается моего единственного сына.

– Папа, ты же сам когда-то в той же Зоне рисковал собой, уйдя в никуда на колесе обозрения. Ты сам пустышку использовал. Не зная даже, чем все кончится! А здесь все рассчитано, все проверено тысячу раз. И это реальный шанс – узнать все о Зоне! Понять, как её наконец уничтожить! Она же плодится! Мы Москву потеряли! «Московская зона» – замечательно звучит, не правда ли?! А я бы хотел по Красной площади прогуляться. И чтоб без оружия.

– А с чего ты взял, что это позволит изучить и уничтожить Зону? Сколько таких, отважных, уже пыталось. И какой результат? С каждой попыткой улучшить всё только хуже становится.

– Ну как, ведь откуда-то всё взялось? Радиант Пильмана никто не отменял. Беспилотник именно в ту точку и проскочил.

– Да неужели тебе не понятно, что радиант Пилимана – это чушь собачья?! На три световых года разброс по Земле такой, что никакую статистику невозможно вычислить!

– Но ведь совпало?

– Я ненавижу Зону. Ведь не мы её изучаем – она нас. И это не пафос из фантастических романов. На каждое наше действие Зона откликается таким противодействием, что усомниться в её разуме всё труднее.

Вадим задумался, мысли унесли его далеко в прошлое. В тот последний день на Байкале. Когда за несколько минут до отъезда в аэропорт Иркутска к домику, где жил Малахов, подъехало такси. Меланхоличный водитель погрузил в багажник два небольших чемодана, и Вадим с сыном устроились на заднем сиденье. Андрюша порывался сесть рядом с шофером, но тот напомнил ему, что надо подождать до четырнадцати лет. Вадим тогда ещё подумал, что сыну уже четырнадцать, а он, оказывается, так мало его знает. Вот теперь-то он никогда не расстанется с ним, они будут вместе ходить на рыбалку, на футбол, мастерить модели и будут часто отдыхать где-нибудь в уютном домике у моря. Но с тех пор поехать к морю так и не получилось ни разу.

– Ладно, о чем это мы? Ведь тебе через неделю лететь, – уже спокойно сказал Вадим. – Веронике сам скажешь?

– А она не знает?

– Конечно, знает. Но лучше будет, если ты сам ей сообщишь. Идем в дом.

Дома Вадим провел сына в свой кабинет. Прямо из светлой прихожей на второй этаж вела винтовая резная лестница. Андрей помнил её. Когда он был ещё маленьким, она тонко скрипела и остро пахла свежим деревом. Сейчас этот запах практически не ощущался.

– Вот ещё, – отец открыл шуфлядку письменного стола и достал оттуда коробку из красного дерева с медной защелкой. – Возьми. Это мой.

Андрей, уже догадываясь, что в коробке, осторожно открыл крышку. Да, отцовский пистолет «Дезерт Игл». Он хищно поблескивал из темно-синей бархатной оббивки светлым металлом. И хотя пистолет прошел непростой боевой путь, выглядел как новенький.

– Но ведь нельзя на борт… – тихо произнес Андрей.

– Я тебя научу, как пронести. Пойдем в столовую, Вероника, наверное, уже накрыла стол.

После обеда Андрею пришел вызов – за ним летел вертолет. Срочный сбор экипажа. Уже на трапе вертолета Андрей обнял Веронику и тихо шепнул ей на ухо: «Я вернусь. Вы меня дождитесь».

Вертолет плавно набирал высоту, словно давая Андрею время проститься с родителями. Маленькие фигурки отца и Вероники, прижавшиеся друг к другу плечами, улетали вниз, и казалось, что они оставались одни-одинешеньки на всей Земле, окруженные рекой, лесом, лугом. Они долго смотрели в небо, тоже прощаясь с сыном, будто навсегда.

Постановление высшей государственной аттестационной комиссии о назначении членов экипажа космического корабля «Федерация-2» для полета на Шестую космическую станцию с дальнейшей процедурой перемещения методом подпространственного прыжка.

Корабль «Федерация-2», состав экипажа:

командир, подполковник Протасавицкий Константин Петрович;

первый пилот, майор Степанов Борис Михайлович;

штурман, Переверзев Виктор Тимофеевич;

бортинженер, Малахов Андрей Вадимович;

врач, Синельникова Екатерина Андреевна.

Москва 20… год.

Дождь усердно барабанил в стекло. Стучал упорно и безнадежно, как заблудившийся путник в темное окно пустого дома. Иногда порывы ветра заставляли звук капель затихать или усиливаться, но все равно дождь не переставал. Андрей проснулся и не мог сразу понять, где он находится. Глаза, хоть и были открыты, не видели ничего. Внезапно дождь и все звуки, связанные с ним, прекратились. Наступила полная тишина.

– Доложить по постам! – раздался в наушниках хриплый голос командира.

– Место положения неизвестно, провожу анализ, – первым доложил штурман Переверзев.

– Системы в норме, жизнедеятельность станции в норме, – доложил пилот.

– Состояние экипажа – удовлетворительное, – доклад врача был краток.

– Гамма-лазер заглушен, мощность реактора в норме. Включаю защитные электромагнитные поля, – штатно ответил Малахов. И спросил не по инструкции: – Скажите, я один слышал шум дождя?

– Отставить, – мягко сказал командир.

Полусферы скафандров высшей защиты с легким механическим шипением спрятались за креслами экипажа.

– Господи, как много звезд! – раздался голос Тимофеича. – Это совсем не наше небо.

В иллюминаторы глядели чужие созвездия. И казалось, мириады незнакомых светил пытались разглядеть космонавтов.

– Есть данные по позиции, – совершенно обыденно доложил штурман, словно он считал данные с автомобильного навигатора, а не провел сложнейшие вычисления. – До станции квантовой связи пятьсот километров. Короче, мы практически тютелька в тютельку попали туда, куда летал беспилотник.

– Скажи спасибо Малахову, – вмешался пилот. – Это он последовательность импульсов задавал.

– Бортинженеру – установить связь с системой квантовой связи. – Командир сохранял протокольное общение, используя только фразы, положенные по инструкции.

Малахов подключил борт к модулю связи, для этого понадобилось всего лишь несколько манипуляций с терминалом главного компьютера.

– Связь установлена, – стараясь говорить так же бесстрастно, как командир, сообщил он.

– Связь на мой пульт, – отрывисто произнес командир. – Акустику на громкоговоритель.

– Земля, говорит командир станции «КС-6» подполковник Протасавицкий. Находимся в конечной точке броска. Самочувствие экипажа нормальное. Станция готова к работе.

В ответ была только тишина.

– Когда нам рассказывали об этой системе, то говорили, что квантовая связь будет работать мгновенно. – Тревожный Катин голос только больше усилил напряжение паузы.

– Должна работать, – сдержанно ответил Малахов.

– «КС-6» – рады вас слышать, – ожил динамик. – Поздравляем вас с успешным окончанием первого этапа полета. Президент лично передает вам наилучшие пожелания.

– Кто на связи? Всеволод Кондратьевич, ты? – Протасавицкий был уверен, что с ним должен говорить именно глава ЦУПа Всеволод Кондратьевич Бородин.

– «КС-6» – сообщите данные состояния станции, – сухо отозвался ЦУП, но потом добавил уже теплее: – Я это, Константин Петрович, кто же ещё.

– Станция в порядке, все системы работают штатно. Самочувствие экипаж хорошее.

– Приступайте к работе по регламенту. До скорой связи по расписанию.

– Какие-то они безразличные, – удивилась Катя.

– Ну, им сейчас телеметрию принимать – расшифровывать. Голова пухнет, наверное. Включить гравитационный стабилизатор, – командир перешел к штатной процедуре.

– Есть включить стабилизатор, – ответил Малахов и добавил: – Ребята, держитесь в креслах, вначале может и покачать.

Практически вся энергия реактора, которая раньше была задействована на работу гамма-лазера, сейчас пошла только на электромагниты, расположенные вокруг стыковочного узла посредине тора. Станция сначала почти незаметно, а потом все сильнее и сильнее начала вращаться вокруг своей оси. Центробежная сила создавала искусственное тяготение. Еще несколько минут, и тяжесть вдавила экипаж в кресла. Так же, или почти так же, как вдавливает любого человека на Земле. Гравитация больше земной на одну десятую была установлена без каких-либо проблем.

Но процедура стабилизации на этом не окончилась. Гамма-лазер в очередной раз задал последовательность импульсов, и теперь от центра станции, метров на двадцать, распространилась зона невесомости, плавно ослабевающая по направлению к тору. Это было сделано для того, чтобы уменьшить механические нагрузки на системы управления прыжком.

– Ну что, все в норме? – Радостный голос пилота разрядил обстановку. – А где тут у нас бар?

– Кого в команду набрали? – засмеялся Протасавицкий. – Одному выпить, другой дряхлый пистолет на борт протащил, третья послушалась командира и половину бортового спирта заменила на коньяк… Один Тимофеич – честный служака.

– Вот же что за народ, – отозвался штурман. – Знал бы я, что командир наберет бухла, стал бы тащить бутылку? Я бы полезное что-нибудь прихватил.

«Они что, совсем с ума сошли?» – подумал Андрей, для него полной неожиданностью был такой внезапный переход от строгого протокола к обычной жизни. – «Лететь на другой край Вселенной, чтобы бухать?»

– Товарищи, а не рано? – не выдержал он. – Мы даже не понимаем, где находимся. А уже праздновать собрались.

– Экипажу провести регламентные проверки и через полчаса собраться в кают-кампании. Форма одежды – партикулярная, – кашлянув, произнес капитан.

– Какая? – не поняла Катя.

– В твоей каюте есть шкаф, там и одежда, и ее названия, – объяснил Тимофеич.

Малахов поймал себя на мысли, что, оказывается, известная ему до винтиков станция имеет свои секреты. Он без труда нашел свою каюту, на двери красовалась маленькая табличка «Малахов А. В. бортинженер». Естественно, внутри всё было достаточно аскетично и рационально. Удобная койка, туалет за перегородкой, полка для личных вещей, небольшой выдвижной столик, на который можно было поставить ноутбук, и табуретка с мягким сиденьем.

Тот самый шкаф в каюте, скрытый за панелью возле кровати, содержал три повседневных комбинезона и смокинг, к плечу которого была пришпилена бирочка – «партикулярное». Лаковые туфли нашлись внизу на полочке. Андрей подумал, что такое мог придумать только жуткий извращенец. Или враг. Надев смокинг и глянув в зеркало, все же остался удовлетворённым. Малахов впервые нарядился так торжественно, но смокинг с атласными лацканами и рубашка с галстуком-бабочкой, как ни странно, смотрелись на нем неплохо. А вот туфли оказались жестковаты.

Кают-кампания выглядела как банкетный зал. Стол по центру накрыли белой скатертью и включили полную иллюминацию. Видимо, этот ритуал – прием по случаю начала экспедиции – был задуман заранее. Командир в белоснежном парадном мундире, с золотым шитьем на стоячем воротнике блистал элегантностью. И штурман, и пилот тоже были в армейской торжественной форме. Малахов в гражданском смокинге почувствовал себя здесь немного чужим.

– А теперь наш уважаемый доктор! – объявил командир.

Катя, а Андрей её видел всегда только в медхалате поверх рабочего комбинезона, вошла в кают-компанию в длинном черном платье, которое сверкало блестками, словно хотело затмить в иллюминаторах все звезды, которые неслись хороводом мимо вращающейся станции.

– Я так и знал, – прошептал Тимофеич за спиной Малахова.

– Итак, товарищи, – командир поднял бокал, – за наш первый день на орбите! Угощайтесь!

Высокие бокалы на тонких ножках с вычурной резьбой по хрусталю были аккуратно расставлены на столике.

Но внезапно праздник был нарушен. Гадкий звук тревоги прервал импровизированный бал. Электронный голос компьютера произнес:

– Нарушение гравитационной стабильности. Ожидается десять минут невесомости до стабилизации.

– Малахов, что такое? – сердито спросил командир и глянул в иллюминатор.

Вращение тора станции не прекращалось, и причина потери притяжения явно была не в этом.

– Разрешите разобраться? – Андрей хотел вложить как можно больше официальности в вопрос. Но подумав, добавил: – Мне надо на мостик, к компьютеру.

– Давай, только быстро.

Быстро не получилось. Как и предсказал искусственный интеллект станции, гравитация исчезла.

Катя, уже успевшая сесть у столика, плавно, практически не шелохнувшись, стала взлетать вверх. Бокалы, оставленные экипажем на столе, тихо звякнули и тоже поднялись над скатертью.

– Ничего страшного, – произнес Степанов. – Обычная отдача твердых тел после снятия нагрузки. Андрюха, ну давай разберись скорее, а то сейчас будем коньяк в шариках губами ловить.

Малахов, так и не успевший поднатореть в перемещениях при невесомости, неуклюже двинулся на мостик.

На своем инженерном мониторе Андрей видел тревожную красную надпись. Но тест систем показал, что все работает нормально. Пришлось с помощью гравитометров искать источник нарушения. Чуткие датчики начали сканировать пространство вокруг станции. Пройти процедуру до конца они не успели. Сила тяжести придавила Малахова в кресле. Аномалия исчезла так же внезапно, как и появилась. Андрей чертыхнулся, опять запустил тестирование систем и, убедившись, что всё в порядке, пошел в кают-кампанию.

А там, устроившись вокруг стола, экипаж весело что-то обсуждал.

– Ну что, Андрей, все починил? – поинтересовался командир, жестом предлагая взять бокал.

– Оно само, – не очень убедительно сообщил Малахов. – Все системы были в норме, это внешнее воздействие.

– Ладно, давайте все-таки выпьем за начало нашей экспедиции. Хотя и немного странное, – поднял свой бокал Протасавицкий.

Никто не стал возражать, и, чокнувшись, выпили до дна.

– Так что ты хочешь сказать? – спросил командир, хотя Малахов и не собирался ничего говорить. – Это было внешнее воздействие?

– Это было очень странное внешнее воздействие. – Андрей поставил бокал на стол. – Не просто приближение большой массы. Как будто некий источник гравитации, или даже скорее антигравитации, стал подавлять наше искусственное тяготение.

– Умышленно, хочешь сказать? – спросил Степанов.

– Боря, я не знаю. Может, здесь существует некая аномалия гравиполей, которую мы не видим и не ощущаем. До поры до времени.

– Странно, сколько Вселенную изучали – не находили, а тут раз – и напоролись? – Штурман подсел поближе. Он, как навигатор, хорошо разбирался в конфигурации гравитационных полей, но в ближнем космосе.

– А что же здесь странного? Судя по всему, мы прилетели, нет, перескочили в ту точку Вселенной, откуда наш движитель родом. Я так думаю, мы здесь много интересного ещё увидим, – не согласился Малахов. – А с другой стороны, мы же ведь так ни на микрон не приблизились к пониманию того, что такое гравитация. Ну да, в руках у нас инструмент, которым мы умеем пользоваться. Но этот инструмент… скажем так, как электронные часы в руках неандертальца. Возможно, он научится ими пользоваться, но понять, как они работают, – вряд ли.

Несмотря на то что Андрей спорил уверенно, его грыз червь сомнения. Ведь может оказаться, что неведомая сила сыграет с ними какую-нибудь очень злую шутку, которой они противостоять не смогут.

– А что, неандертальцы знали, что такое время? – немедленно включился в спор пилот. – Еще скажи, что они сообразят батарейки в часах поменять.

– Хорошо, часы на солнечных батарейках, – вяло парировал Малахов.

– Ладно, давайте не выдвигать преждевременные гипотезы и не спорить на абстрактные темы. – Спокойный голос командира погасил начинавшуюся дискуссию. – Мы же не просто путешественники, мы исследователи. И мне кажется, что наших средств и знаний должно хватить, чтобы понять, где мы и что вокруг происходит. Конечно, в идеале мы должны понять – откуда взялась Зона, или зоны. Ну, скорее не откуда, а почему. Откуда – рабочая версия, пока что отсюда. Возражений нет?

Возражений не последовало.

– Тогда предлагаю ещё по одной, потом ужин и спать. Завтра у нас первый рабочий день. Доктор, подготовьте утром сводку для ЦУПа о состоянии экипажа.

– Хорошо, Константин Петрович, – кивнула Катя и добавила так, чтобы услышали все: – Утром натощак ко мне, анализы сдавать.

– А если алкоголь обнаружится в крови? – Степанов сделал вид, что обеспокоен.

– Тогда я попрошу нашего бортинженера в фотошопе графики подправить, – совершенно серьезно сообщила Катя.

Вой тревожной сирены не дал Малахову поспать и трех часов. Он бегом примчался на мостик, следом за ним вбежал штурман, и вот уже вся команда была в сборе. Кроме Кати, которая находилась в медотсеке, как и полагалось в таком случае.

– Мне кажется, – произнес командир, – мы на пороге самого великого открытия в истории человечества. По данным радаров к нам приближается гигантский космический аппарат. Смотрите!

Капитан вывел на главный монитор изображение с радара. На мониторе появилось неизвестное тело. Громадная капля длиной в пару километров висела посреди экрана.

– А теперь визуальные данные, – продолжил Протасавицкий.

Синтезированная из данных локатора картинка сменилась реальным изображением. На фоне бесчисленных звезд застыла темно-синяя, переливающаяся разными оттенками, похожими на цветами побежалости, обтекаемая капсула. Её можно было принять за личинку морского животного, плавно мигрирующую в водах Мирового океана. Но было одно но.

При увеличении изображения стало понятно, что поверхность этого объекта казалась гладкой только издалека. На фоне циклопических размеров терялись мелкие детали. Люки, иллюминаторы, сопла ориентационных двигателей и антенны. Еще больше увеличение показало, что капля не образована однородным веществом, на поверхности ее происходит движение – непонятные для землян механизмы совершали эволюции: вращались, перемещались и перемигивались сигналами. Это придавало капле вид существа, постоянно меняющего оттенки своего цвета.

– Ну и дура… – произнес Степанов. – Какая его траектория? Откуда оно?

– Ниоткуда, – ответил Тимофеич, который был занят изучением данных с радаров. – Возникло десять минут назад прямо тут!

– Возмущений гравиполей не было? – спросил Малахов.

– Нет.

– Безумие физического состояния этой части космоса становится его отличительной чертой, – сказал Андрей. – То без каких-либо причин скачки гравитации, то прилетает мегамиллионнотонный объект – и никаких возмущений!

– До связи с ЦУПом четырнадцать часов. Как считает экипаж, надо ли начинать протокол «Контакт?» – поинтересовался Протасавицкий.

– Я считаю, что, в общем-то, ради этого мы и ныряли в кротовую нору. И протокол ради этого составлялся. – У пилота не было сомнений.

– На мой вопрос, согласно тому же протоколу, надо получить согласие всей команды. Кто против?

Молчание было ответом.

– Катя, вопрос к тебе, – по телекому обратился командир, – согласна ли ты к активации протокола «Контакт»?

– Да, конечно, только… – Катя замялась. – Мальчики, пожалуйста, осторожно!

– Осторожность – наше второе имя, – ответил Протасавицкий. – Так как наш визитер стоит не очень удобно, для наблюдения за ним предлагаю переориентировать станцию, чтобы он стал на оси вращения. По крайней мере, не будет мелькать перед глазами. Степанов, приступайте.

– Есть, командир.

Пилот занял свое место и отдал приказ: «Экипажу пристегнуться, совершаем перемещение».

Задача не представляла из себя ничего сложного. Необходимо было развернуть тор станции таким образом, чтобы условный перпендикуляр, проведенный из центра бублика, проходил через неведомый объект. В этом случае даже для вращающегося капитанского мостика пришелец всегда будет в поле видимости.

– Тимофеич, а не выдал бы ты мне траекторию разворота? – совсем по-домашнему попросил пилот. – А то что я буду мотылять народ!

– Боря, держи, кинул на твой терминал, – так же не по-уставному сообщил штурман.

Андрей ещё с тренировок знал, что общение пилота и штурмана никак не соответствует протоколу. Но для слётанного экипажа правил не существовало.

– Начинаю, – тихо сказал Степанов.

Правую руку он положил на джойстик, управляющий вектором тяги. Левая рука управляла силой тяги.

В первый момент показалось, что все элементы «КС-6» застонали от нестерпимой боли. Но это только в первый момент. Скрип конструкций, напрягшихся от импульсов ориентационных движков, постепенно затих, и вот величественный тор начал медленно, словно неохотно, разворачиваться. Опять взвыли, сопротивляясь, силовые составляющие станции, и тор застыл в новом положении.

– Станция стабилизирована, – уже официально сообщил пилот.

– Молодец Боря, – отозвался Протасовицкий. – Бортинженер, активировать протокол «Контакт».

– Щас… – попробовал так же по-свойски ответить Малахов, но понял по повисшей тишине, что ему такое не позволено. – Секвенцию световых сигналов протокола «Контакт» – активирую.

Первый этап протокола состоял в подаче световых сигналов, позволяющих показать, что на станции находятся разумные существа, и предложить схему, по которой можно в дальнейшем общаться.

Световые пушки, установленные на внешней стороне тора, начали выдавать сигналы. Сначала простая последовательность. Одиночный сигнал, который то нарастал, то спадал. Подразумевалось, что это будет демонстрацией того, что световые вспышки никак не являются оружейными и агрессивными. Потом, после того как секвенция переменных сигналов закончилась, пошли на среднем уровне яркости сигналы цифровых последовательностей. Одна вспышка, пауза. Две вспышки, пауза, три… И так далее до девяти. Таким образом подразумевалось, что удастся передать десятичную систему исчисления.

Реакции от пришельца не было никакой.

Все так же его поверхность переливалась синими оттенками, все так же деловито работали неведомые механизмы. Чужая капля не проявляла ни агрессии, ни дружелюбия, ни даже хоть какого-нибудь интереса.

После простой последовательности пошли двоичные сигналы. Одновременно с вспышками, соответствующими десятичной системе, на поверхности тора, покрытой сетью светодиодных микропрожекторов, стали появляться двоичные коды.

Сначала появились четыре квадрата, очерченные контуром. Подразумевалось, что это ноль. Потом одна вспышка прожектором – единица, и одновременно осветилась одна из ячеек, засверкав ярким квадратиком.

Две вспышки – уже светится вторая слева ячейка на матрице, потом три вспышки и две светящиеся ячейки. Повторяя десятичный код и соответствующие цифрам их двоичные значения, дошли до десяти. Капля не обратила внимание и на это.

– Так, – громко, чтобы слышали все, сказал Андрей. – По нашему протоколу уже сейчас мы должны были получить хотя бы какой-то отклик от оппонента. У меня в протоколе дальше написано: «после светового или какого-либо другого сигнала с противоположной стороны начать передачу простых математических формул».

– А если у них вообще не та система обмена? Может, они слепые?

– Вообще, все сигналы дублировались в инфракрасном диапазоне и повторялись слабыми рентгеновскими импульсами, – спокойно заметил Малахов.

– А может, динамики врубить? – спросил штурман и огляделся, чтобы оценить реакцию остальных на его слова.

– Кхм… – Андрей чуть не поперхнулся. – В космосе динамики?

– Я так и вижу анонсы на интернет-форумах: «Они включили звук на полную мощность, и инопланетяне проснулись от грохота рок-н-ролла!» – Переверзев громко засмеялся. – Я всегда считал, что все эти протоколы сочиняют эээ… малокомпетентные люди.

– А ты знаешь хоть одного человека, компетентного в общении с инопланетянами? – вмешался пилот. – Мы имеем только вот этот протокол, которому надо следовать.

– Я знал одну женщину, она слепоглухонемых учила общаться. Вот таким надо доверять, а не экспертам, которые инопланетян только в компьютерных играх видели. Даже не в кино, – произнес Тимофеич.

– А как она, эта твоя знакомая, контакт находила? – поинтересовался Малахов.

– Ну, деталей не знаю. Сначала просто пальцами касались, потом она кошку им приносила. Ласковую. Чтобы гладили.

– О, сейчас наш штурман начнет двигать теорию, что человек, который не гладит кошку, – злодей, – фыркнул Степанов. – Начитался книжек.

– Подождите! Сейчас. И вправду, зачем все усложнять. – Малахова осенило.

Он затарабанил по клавишам, переключая окна разных программ, и стал передвигать мышкой по экрану картинки.

– Вот теперь проверим, кто тут кошек не гладит.

Ярчайшие прожектора на той стороне тора, что была обращена к гостю, сначала заиграли всеми цветами радуги, потом буйство красок пропало, и световой экран стал повторять ту же последовательность цветовых переливов, что была на капле. Сейчас и станция, и гость словно повторяли свою игру цветов. А потом на фоне переливов, на поверхности тора появилась анимация. Маленький котёнок забавно играл с мячиком. Он бегал по кругу, кувыркался, подпрыгивал и время от времени садился и чесал лапкой ухо.

Это последнее неожиданно вызвало реакцию пришельца. На боку капли вдруг откинулся громадный люк, превращаясь в посадочную площадку. Несмотря на то что люк был открыт, понять, что же таит в себе корабль, было невозможно. Черный проем шлюзового отсека был непроницаем. Однако зеленый свет по периметру открытого портала был гостеприимен.

– Вот так-то! – Андрей был доволен.

– Не кажется ли вам, господа, – торжественно произнес штурман, – что это приглашение в гости?

– Я согласен, – присоединился к нему Малахов. – И мне кажется, что его надо принять.

– А если мы туда прилетим, а они нас прихлопнут, как мух? – возразил командир.

– Но ведь хотели бы – давно прихлопнули. – Пилот тоже подержал Тимофеича. – И ещё такой аргумент: они, а это несомненно они, прислали нам средство, при помощи которого мы смогли сюда добраться. Какой смысл теперь нам причинять вред?

– Да ладно-ладно. – Протасавицкий махнул рукой. – Я просто хотел ваше мнение услышать. Конечно, надо действовать по протоколу. А следующий пункт его гласит: «установление прямого физического контакта». Приказываю. Переверзев и Степанов – провести первую разведку и физический контакт. На разведкатере приблизиться к объекту на минимальное расстояние. В случае отсутствия опасности произвести посадку. Дальнейшее действие, а именно проникновение на объект, обсудим по выполнению этой части задания.

– Константин Петрович, а может, я вместо Тимофеича? – осторожно предложил Малахов. – Все-таки там может быть что-то, похожее на то, с чем я в Зоне сталкивался?

– Нет. Ты в это время должен будешь привести в полную готовность систему скачка. Потому что все может обернуться необходимостью немедленного возвращения.

– Понял, – уныло ответил Андрей.

– Гамма-лазер запущен, обратная секвенция загружена, – доложил Малахов через десять минут.

– Отлично. Только раньше времени не выбрось нас домой. – Протасавицкий в шутку показал Андрею кулак. – А то знаем вас, молодых горячих. Лучше пересядь на другое место.

Андрей не стал возражать. На самом деле он никак не ожидал, что может произойти что-то экстраординарное, что приведет к спешной эвакуации. Чужой корабль не внушал ему никаких опасений.

Малахов видел, как экипаж катера вошел в шлюзовую, как быстро и споро облачился в скафандры. Было понятно, что и для пилота, и для штурмана это очень хорошо знакомая и привычная процедура. Андрей в душе позавидовал их ловкости. Он, несмотря на тренировки, так и не научился моментально облачаться в даже в лёгкий скафандр.

– Взлет разрешаю, – скомандовал Протасавицкий, когда экипаж разместился внутри катера и задраил прозрачный колпак на носу. – Удачи, ребята.

– Стартуем, – прозвучал голос Степанова. – Все будет хорошо, Константин Петрович. Я уверен.

Старт катера Малахов наблюдал в иллюминатор. Плавно, словно крадучись, челнок стал удаляться от тора, приближаясь к неведомому кораблю по спирали.

– Перехожу на линейную траекторию сближения, – сообщил пилот.

Усы выхлопа ориентационных движков стали притормаживать движение и переводить катер на траекторию, позволяющую максимально подойти к кораблю пришельцев и застыть рядом с ним.

Командир переключил на главный монитор изображение с носовой камеры катера. Теперь чужак был виден в самых мелких деталях. Вблизи, когда стало возможно рассмотреть каждую деталь, механизмы, покрывающие инопланетный корабль, выглядели ещё более завораживающе. Словно кто-то взял и усеял корпус корабля миллиардами работающих часовых механизмов. Крутились шестеренки, коленчатые валы толкали тяги, приводящие в движение другие шестерни. Все непрерывно шевелилось, при этом цель этого движения людям была непонятна.

– Разрешите начать облёт объекта, – поступил запрос с катера.

– Давай, Боря, только осторожненько, – ответил командир.

– Да уж постараюсь им боковые зеркала не посбивать, – хмыкнул Степанов.

Челнок двинулся вдоль корпуса таинственного звездолета, непрерывно сканируя его поверхность.

– Странно, я до сих пор не нашел ни одного устройства, хоть отдаленно напоминающее или антенну, или объективы видимого диапазона. Словно чужак совершенно слепой, – раздался голос Тимофеича. – Или у них совсем другие технологии.

– Делай круг и иди к открытому шлюзу, – приказал Протасавицкий. – Толку от этих облётов никакого, поведение корабля не меняется.

– Выполняю, – кратко ответил пилот.

Катер чуть сменил положение относительно длинной оси корабля и начал новый облет по кругу. По всей поверхности – непонятные механизмы, суета шестерней и передаточных узлов.

– Иду к шлюзовой, – доложил Степанов.

Челнок лихо, как на тренировках по пилотажу, сделал полубочку с разворотом, уходя по направлению к открытому гигантскому люку.

– Опасности не наблюдаю, – передал пилот, когда катер завис в каких-то ста метрах от открытого люка.

– Поверни камеру, чтобы мы могли видеть их шлюзовую, – попросил Андрей.

Изображение переместилось, и теперь была хорошо видна откинувшаяся дверь шлюзового отсека корабля, превратившаяся в посадочную площадку. Конечно, если земляне правильно понимали её назначение. Но рассмотреть, что же скрывалось внутри корабля, было невозможно даже сейчас. Словно на месте открывшегося люка кто-то повесил черную штору.

– Просканируй по всем диапазонам, что там внутри, – приказал командир.

– Сканировал уже, – недовольно ответил Степанов. – Них… ничего не видно. Как будто вход туда закрыт сверхпоглощающим материалом. Чёрное тело какое-то, притом абсолютное.

– Ну что, попробуем сесть? – раздался голос Тимофеича. – Иначе мы так и будем круги наворачивать, хлеб-соль ждать.

– Ребята, попробуйте начать сближение, только как можно медленней, чтобы, не дай бог, не напугать наших гостей.

– Да мы сами скорее тут гости, – ответил пилот и добавил уже официально: – Приступаю к сближению.

Вход в корабль стал медленно приближаться, настолько плавно, что Андрею казалось, что это не катер движется, а просто работает зум носовой камеры наблюдения.

– Опасности не вижу никакой, разрешите сесть на открытый люк.

Челнок был уже в нескольких сантиметрах от превратившегося в посадочную площадку входного портала.

– Решение за вами, если нет опасности – садитесь, – ответил Протасавицкий. – Удачи.

Изображение, которое до сих пор менялось плавно, на секунду дрогнуло – это просто катер коснулся посадочной площадки и резко остановился.

– Есть контакт, никакой активности или изменений не наблюдаю, – поступил доклад.

– Сколько от вас до этой самой чёртовой ширмы?

– Метра три.

– Зонд с камерой может выдвинуться на пять метров. Приступайте к исследованию. – Протасавицкий не спешил пускать людей на борт чужака.

Изображение с зонд-камеры командир вывел на главный экран, чтобы Андрей и Катя, которая не выдержала и тоже поднялась на мостик, могли видеть происходящее.

Чернота, неземная и тревожащаяся, приближалась, и вот уже объектив камеры коснулся непроницаемой пелены. И тут произошло нечто совсем неожиданное. Камера, пройдя черную пелену, оказалась по ту сторону, и… там был обычный земной пейзаж.

От самого входа в корабль вдаль уходила ложбина, поросшая мелким ельником и чахлыми лиственными деревьями. Далеко за деревьями стояли городские многоэтажки. Дома даже с такого расстояния выглядели нежилыми. Черные провалы окон, обрушившиеся балконы. Местами вьющиеся растения достигли окон и пробрались внутрь брошенных квартир.

– Это Припять, – прошептал Малахов.

– Какая на… Припять?! – взревел командир.

– Вот там колесо обозрения… Я знаю эти места, – бесстрастно произнес Андрей. – Это Первоначальная Зона.

– Что за чушь! На этой картинке видно пространство в тысячи раз больше, чем этот самый корабль. – Командир говорил отрывисто. – Нам, скорее всего, кино крутят!

– Я говорю, то, что знаю. Давайте просто смотреть, – предложил Малахов. – Только ребятам я не советую туда заходить. А микрофон на зонд-камере есть?

– Откуда он там? – ответил Протасавицкий. – Микрофон – это отдельный зонд. Тимофеич, можешь звук добавить?

– Сейчас сделаем. Послушаем симфонию звезд, – с нескрываемым сарказмом ответил штурман. – А над динамиками смеялись…

Через несколько секунд капитанский мостик наполнили звуки. Обычные земные звуки. Шумел ветер в кронах деревьев, время от времени птичьи крики нарушали этот тихий шелест. Где-то, совсем недалеко, скрипела калитка, хлопая по деревянному забору.

– Пастораль какая-то, – тихо произнесла Катя.

– Только в этой пасторали много всякого, скажем так, неожиданного водится. – Малахов, не отрывался от экрана.

И тут, словно отвечая на его слова, картинка поменялась. Ярко-синее небо, которое только что оттеняло зеленую листву и хвою, внезапно стало черным, словно налетели грозовые тучи. На фоне мрачных клубящихся облаков замелькали чудовищные молнии, разрывая небосвод и долбя землю. Запылали несколько самых высоких деревьев. Колесо обозрения, приняв на себя один из электрических разрядов, завертелось, набирая обороты. Прогнившие ржавые кабинки стали разлетаться в стороны от колеса, не выдержав бешеного вращения смерчей.

– Вот она, Зона, во всей своей красе, – сказал Малахов.

– Не может этого быть! – Командир ударил ладонью по столу. – Лететь на другой конец Вселенной и смотреть видео про земную Зону? Ещё бы поиграть на компьютере предложили. Это же бред какой-то!

– А кто сказал, что Зона находится на Земле? – спокойно спросил Андрей. – Ведь когда в нее заходишь, то это не так просто, как перейти тротуар. Любой вход в Зону связан с преодолением туманного морока. Может, нет никакой Зоны на Земле? Может там, когда мы думаем, что входим в Зону, просто перелетаем сюда? Вот если шарахнуть по этой, вот именно этой, – Малахов ткнул пальцем в монитор, – да так, чтобы от нее клочья полетели, может тогда и всё? И на Земле её не будет? Ни тут, ни там!

– Чем ты шарахнешь? Рогатку сделаешь? – поморщился Протасавицкий.

– А гамма-лазер? Это какая же мощь! – Андрей разгорячился от своей идеи. – Ведь и вправду можно ее уничтожить. Раз – и всё!

– Так, прекрати. Терминатор нашелся, – остановил его командир. – Ребята, попробуйте изменить ракурс камеры и осмотреть как можно больше.

Но изменить положение камеры не удалось. Раздались сердитые гортанные крики, скорее всего, их издавала крупная птица. Через мгновение стало понятно, что это действительно птица. Громадная, похожая на ворону пернатая тварь подлетела к камере и, судя по тому, как задрожало изображение, уселась прямо на нее. На экране крупным планом сверху появилась перевернутая птичья голова с крепким клювом. Птица внимательно изучала блестящую оптику видеокамеры.

Видимо, птичке незнакомое устройство не понравилось, и она принялась долбить клювом прямо в объектив. Сначала робко, но потом, видя, что так просто разбить линзу не удается, всё сильнее и сильнее. Результата достичь птица не смогла и решила действовать иначе. Голова с круглыми сердитыми глазами исчезла из кадра, но изображение стало трястись и раскачиваться. Всё это сопровождалось птичьими воплями. Ещё немного – и камера стала подниматься в небо. Быстро удалялись кроны деревьев, у домов можно было рассмотреть только крыши.

– Эта зараза украла наше видео! – воскликнул штурман.

Камера поднялась уже совсем высоко, настолько, что мелких деталей на земле было не рассмотреть, и потом стремительно понеслась вниз. Хитрое пернатое создание решило разбить ее о землю. Еще мгновение – и изображение пропало.

– Вот же гадина! – Тимофеич был зол. – Обломать титановый щуп, это же надо! Теперь понятно, что это не кино.

Единственным источником информации о происходящем за чёрной завесой остался микрофон. И словно понимая это, с той стороны раздался нестройный птичий гвалт, словно стая в тысячу пернатых особей праздновала свой странный праздник. Очень скоро раздался оглушительный скрежет и хруст и наступила полная тишина. Птички добрались и до микрофона.

– Немедленно уходите! – приказал командир. – Хватит этого безумия. Переключите видеоканал на носовую камеру.

Опять на экране появилась черная пелена. И на ее фоне грустно поникшие обломанные зонды.

– Есть возвра… – начал Степанов и замолчал. – Ох. Вы видите нас?

Малахов рефлекторно глянул в иллюминатор и понял, что произошло невероятное. Никакого чужого корабля не было. Только разведывательный челнок и бесконечное море звезд. И сразу же прозвучал голос пилота:

– Сообщаем об отсутствии объекта изучения.

– Вижу, – буркнул Протасавицкий. – Кто-то над нами издевается в особо изощрённой форме. Давайте домой.

Он развернулся в своем кресле к Кате и Андрею.

– Что это такое? Что? – Командир был в бешенстве.

– Нельзя здесь ожидать логических событий. Пирамидка нас сюда привела неслучайно, – попытался хоть как-то объяснить произошедшее Андрей.

– Нас нарочно, я не знаю, кто оно, троллит? – В сердцах Протасавицкий встал и стал нервно ходить по мостику. – Кинули кость, обрадовали. Думал, что вот она, победа, вот оно, открытие, которое Землю спасет, а в итоге? Морок, массовая галлюцинация или даже не знаю что это! Идиотизм. И что теперь… Докладывать в ЦУП?

– Константин Петрович, – прервал его Малахов. – Я считаю, что ничего страшного не произошло. Ну не получилось сразу, ну не вышел контакт. Но ведь нам же ясно дали знать: Зона – это порождение именно этой точки Вселенной!

– Гадина эта твоя Зона, – буркнул командир. – Я чувствовал, что тут нас не ждет прогулка автостопом по Вселенной. Ничто разумное и доброе не может породить такую мерзость.

Протасавицкий включил связь с катером:

– Ребята, давайте домой. – И посмотрев на Андрея, добавил уже ему: – Глуши лазер, никуда мы пока отсюда не полетим.

Возвращение катера прошло без каких-либо неожиданностей. А когда пилот вернул станцию на место, так чтобы по оси был опять модуль квантовой связи, командир приказал: «Всем – отдыхать!»

Толпа, окружившая место катастрофы, напряженно молчала. Не было слышно обычного в таких случаях бормотания случайных свидетелей и не было вопросов праздных любопытных: «А что случилось?»

«Коллективное сознательное»

– Итак, – Протасавицкий внимательно обвел взглядом команду, – судя по отчетам нашего доктора, экипаж готов к выполнению основной программы экспедиции. Я свяжусь с ЦУПом, что они скажут.

Командир задержал взгляд на Кате, и она поняла, что про состояние Малахова – ни слова.

– ЦУП, «КС-6» на связи. – Константин Петрович включил громкую связь, разговор с Землей был важен для всей команды.

– С вами говорит руководитель дальней космической разведки полковник Павлов.

– Руководитель чего?

– У нас на Земле произошли некоторые изменения. Мы вам сообщим по мере развития событий. Всё в порядке. Продолжайте работу по регламенту. Сообщайте обо всём происходящем. Конец связи.

– Конец связи, – произнес Протасавицкий положенную в этом случае фразу. – И это все? Какой Павлов? Не понимаю. Там что, за два дня власть поменялась?

– Ой, да ну их с их склоками. – Штурман в сердцах шлёпнул ладонью по подлокотнику. – У нас своя власть, и ты, командир, не бери дурного в голову.

– Задание наше несложное, мы же первопроходцы. Никаких больше псевдоконтактов. Нам важно лишь показать возможность путешествия человека через кротовую нору, – продолжил Константин Петрович. – Сканирование пространства в точке перехода, определение нашего местоположения и выдача данных для обратного скачка. Скажу сразу, практически все это проводилось в автоматическом режиме, да вы это знаете. Но вот для того чтобы осмотреться, машины мало. Так что приступайте к работе согласно заданию. Ни у кого вопросов нет?

Вопросов не последовало.

– Ну ты, Андрюха, тогда на старте и выдал, – похлопал Малахова по плечу штурман. – Классический старт новичка. Напыжился, словно тянул ракету сам.

– Ой, да отстань от человека, сутки уже прошли, пора и забыть, – вступился за Андрея Степанов. – Ты что, не помнишь, как сам первый раз испугался, когда датчик гравитации тебе в нос полетел. Кстати, надо было ЦУП запросить, как вчера «Спартак» в итоге сыграл. Обидно, если опять «Зенит» в чемпионы прорвется.

– Ну, ты и придумаешь! – возмутился командир. – У «Зенита» шансов против «Локо» никаких.

– Ну что за народ! – Катя тоже не осталась в стороне. – Нашли время говорить о хоккее!

– Катя, я присоединяюсь к твоему мнению, но осторожно замечу, – Андрей улыбнулся, – это футбол.

– Давайте лучше говорить о звездах. – Кате был неинтересен ни хоккей, ни футбол. Она была мастером спорта по плаванию.

– Катя, поверь мне, да ты и сама прекрасно знаешь, – заметил командир, – через несколько дней тебя от них тошнить будет!

Команда не спешила разойтись. Все стали переговариваться между собой, словно сидели за столом на обычной вечеринке, а не на космической станции в трех световых годах от Земли.

– Да! Добавлю – в ночное время вводим вахты. Два часа без бодрствующего сменщика. График я сообщу ближе к вечеру. По местам! – Протасавицкий воспользовался моментом всеобщего благодушия и сообщил неприятную новость.

– Вот он, родимый! – Степанов с неиссякаемым энтузиазмом вошел в тороидальную галерею, туда, где игр с тяготением уже не предвиделось.

Инженерный модуль, или лаборатория, как его называли между собой, походил на компьютер столетней давности – практически все стены были заполнены стойками с электроникой. Сейчас, в режиме ожидания они вяло перемигивались контрольными индикаторами.

– Ну что, начнем. – Малахов, окончательно придя в себя от перехода через переменное притяжение, занес ладонь над кнопкой запуска системы.

– Вперед! – весело произнес пилот.

Андрей подумал, что прогулка в переменном поле тяготения на товарища подействовала как наркотик, слишком он был возбужден.

Нажатие на кнопку запуска, Андрей так и хотел её назвать «Большая красная», привело к оживлению практически всех приборов. На приборах сначала загрузились тесты готовности аппаратуры, чуть постанывали вентиляторы охлаждения в форсированном режиме, освещение в модуле заиграло всеми цветами радуги от оживших дисплеев и информационных табло.

– Включаем силовую, – предупредил Малахов.

Основная мощность подавалась на датчики. Первыми под нагрузку стали лидары – системы лазерного сканирования. Они должны были обнаружить ближайшие к станции предметы и дать примерный анализ их состояния. Никто, конечно, не ожидал найти рядом со станцией чужой корабль или скопление космического мусора с деталями умерших кораблей. Это и автономные станции не нашли. Но процедура есть процедура, и через несколько минут пилот доложил:

– Данные с лидаров – отсутствуют.

– Не понял, – немедленно ответил Константин Петрович. – Не работают или?

– Да нет, всё работает. – Малахов махнул рукой, словно разговаривал с командиром не через телеком и камеру, а как с рядом стоящим коллегой. – Обычное рамановское рассеяние от слабой космической пыли. Такой же результат где-нибудь на Альфа Центавра получили бы. Я имею в виду, что отсутствуют какие-либо интересные данные.

– Понятно. Только в следующий раз не фантазируй, а говори по делу. И что дальше?

– А дальше работа только начинается. – И чтобы уменьшить пафос своих слов, Андрей скорчил комическую физиономию. – Продолжаем.

– Короче, докладывайте, только если что-то важное будет. – Командир был явно недоволен.

– Вот так, начальство в гневе, – уныло сообщил Борис. – Теперь лишат компота на ужин!

– На ужин чай, – машинально поправил Андрей. – Давай рентген проверим, посмотрим, что тут у нас светится из космоса.

– Ты начальник, в смысле, инженер, ты и изучай рентген. Мне он как-то не особо интересен.

– Не ёрничай. Запускаю гамма-сканер.

Малахов переключил энергопотоки на главный инструмент станции – лазер на свободных электронах. Гамма-лазер был самым мощным источником излучения борту, он мог не только управлять прыжком в подпространстве, но и позволял использовать его для тонких исследований. Сконцентрированный, высокоэнергичный луч начал ощупывать пространство вокруг станции. Получасовая последовательность не принесла никаких результатов.

– Опять час работы в корзину, а содержимое корзины в мусор, – недовольно протянул пилот. – Может, будем жевать бумагу и плевать в иллюминатор? Я думаю, будет тот же эффект. Я знаешь как здорово попадаю с двух метров жеваной бумажкой в цель? Вот надо было тащиться за… э… Ну, навигатор скоро скажет, сколько световых лет мы пролетели, чтобы получать такую ошеломительную хрень с датчиков.

– Мы не летели, мы перескочили. Давай теперь в следующем диапазоне… Подожди, – у Андрея возникла неожиданная идея: – А давай ещё раз лидаром пройдемся.

– Хозяин – барин, – буркнул Борис.

– Бар в семнадцатом прогнали, – пояснил Андрей, глядя на полученные результаты.

Впрочем, его работа заключалась только в регистрации полученных данных. Опять вздохнули силовые линии станции, опять глухо пыхнули системы накачки лазеров.

– И как? – поинтересовался Малахов.

– А то я понимаю? – ответил пилот. – Ну, спектры, но ни одной отметки с систем контроля, что мы нашли что-либо необычное.

– Я хочу сравнить данные по спектрам рассеяния. – Андрей словно забыл о том, что он за несколько световых лет от Земли, что вокруг мёртвый, как кажется, космос. Обычный разговор исследователя в обычной лаборатории.

Но одна мысль всё-таки тревожила его:

– Понимаешь, Боря. Тут такая вещь. Как лидар работает? Мы шарахаем лазером в пространство. Если на пути луча есть хоть какое-то вещество, оно начинает под действием столь мощного излучения светиться. Условно скажем – святится, там всякие рассеяния, люминесценции. Причем, свечение это, как правило, близко к длине волны нашего лазера. И эта разница – фундаментальный параметр вещества. А тут… Мы два раза светили в одну и ту же точку пространства и получили разные спектры. Такого не может быть! – Андрей был крайне возбужден, в его голове продолжала вертеться какая-то смутная мысль, которую он не мог выразить. – Давай ещё раз!

– Ну, давай, – без энтузиазма согласился Борис.

Третий замер дал новые результаты, отличающиеся от двух предыдущих.

– Считай, мы уже что-то нашли! – радостно сообщил Малахов.

– Ага, ура, мы поймали тайну Зоны, – вяло ответил пилот. – Великая тайна космического источника возникновения Зоны открыта! Мировые агентства наперебой стали печатать новости с «КС-6» о том, что группа российских исследователей поймала хвост внеземного злодея! Ерунда это всё. Вокруг нас миражи и космическая пыль! Только она, и никто не мешает ей двигаться и менять состав. Ну, меняется спектр, но это ведь только спектр. На сегодня всё? Пошли на доклад.

Послеобеденное собрание в кают-компании прошло как обычная рабочая планёрка. Штурман доложил, что их местоположение практически ничем не отличается от того, которое было у беспилотного зонда, и что выработанная последовательность воздействия гамма-квантов на пирамидку позволит вернуться с высокой точностью назад. Возможно, даже точно на орбиту Земли. Потом Андрей несколько сумбурно, потому что волновался, рассказал о странности спектров рассеяния лидара.

– Ну что, отчёты, прямо скажем, впечатляющие. Можно докладывать на Землю и продолжать работу. Вот только есть одна проблема, – замялся командир, – ЦУП не отвечает. То есть, очевидно, связь есть, телеметрия принимается, приходят подтверждения целостности файлов, но… к микрофону никто не подходит.

– Может, у них обед? – пошутил штурман. – Всем кушать хочется, станция наша в порядке, волнений нет, вот и ушли.

– Ага, обед, плавно переходящий в ужин. В общем – работаем по программе, пока коррективов на планы исследований нет. Сами будем продолжать и разбираться, – подытожил Протасавицкий. – Все свободны, Малахов – останься.

– Слушаю, Виктор Тимофеевич, – сказал Андрей, как только последний член экипажа покинул помещение.

– Скажи мне, насколько твой сумбурный доклад по лидарам действительно так тревожен? – мрачно спросил командир.

– Почему сумбурный? И почему тревожный? Все по полочкам разложено, несколько замеров представлено. Честно скажу, если одна и та же точка пространства три раза сообщает, что в ней находится разное вещество, да, это странно, – еле сдерживаясь от обиды, ответил Малахов. – Но никак не тревожно. Просто что-то странное.

– Андрей, ты не думай, что раз я командир экипажа, то всю свою жизнь провел, сжимая в руках штурвал летающих транспортных средств. И не только транспортных, но и боевых… И не надо на каждое мое слово обижаться! Ты же не сопливая институтка! Дальше, – Протасавицкий продолжил уже без металла в голосе, – сосредоточься в основном на этих исследованиях. И не по одной точке долбить лазером. Сделай карту, хотя бы в каком-либо значащем по площади куске пространства вокруг корабля. Ты понимаешь?

– А что тут не понять? – пожал плечами Малахов. – И вы не обижайтесь, это было совершенно очевидное продолжение мониторинга. Так что… Разрешите выполнять? И… Почему институтки сопливые? Они как раз, если верить классическим книгам, были очень аккуратные.

– Естественно, разрешаю. Только остальные сканы не забрасывай. Не дуйся. – Протасавицкий примирительно улыбнулся. – Ты должен понимать, от тебя очень многое зависит. Кстати, твоя вахта в четыре утра по бортовому времени, можешь лечь спать раньше. А сопливая институтка – это образ такой. Вроде как выбивающаяся из общего ряда.

У Малахова было прескверное настроение. Перед стартом он надеялся, что, перескочив на триллионы километров, на выходе из кротовой норы будет интересная, серьезная исследовательская работа. И вроде она началась, но случай с кораблем-фантомом, помятым трубопроводом, грохотом, галлюцинациями в невесомости, нервное поведение командира – все это сбивало с нормального делового ритма. Но распорядок есть распорядок, и Андрей хоть и плохо, но сумел поспать до начала вахты.

От каюты до мостика нужно было пройти совсем немного. Ночное освещение переходной галереи было слабым, чуть синеватым. По пути Малахов кинул взгляд на один из иллюминаторов в галерее и опять, в который раз увидел несущиеся мимо звезды. Почему-то от их вида ему стало не по себе. Он сделал несколько шагов и остановился.

Андрею показалось, что за ним кто-то идет. Идет, стараясь шагать след в след, так чтобы звуки шагов сливались. Как только Андрей остановился, шаги затихли, вернее, ощущение того, что есть звуки, исчезло. Он оглянулся. Естественно, никого в галерее не было. Малахов, проклиная себя за мнительность, пошел дальше. Чужие шаги, уже более явственно, зазвучали опять. Андрей резко остановился. Призрачный преследователь не успел так же резко затормозить и сделал ещё два шага. Но всё равно вокруг никого не было. В сердцах выругавшись, Андрей уверенно двинулся к отсеку управления, пытаясь не обращать внимания на звуки за спиной. И тут его догнал совсем странный звук. Словно кто-то бросил на каменный пол стальной шарик. Он попрыгал по полу и затих. При том, что пол на станции был покрыт мягким ворсистым пластиком. Внешне оставаясь спокойным, Малахов вошел на мостик. Там заканчивал свое дежурство штурман.

– А, Андрюха, заходи, – обрадовался Переверзев. – А я все думал, будить тебя или не будить. Давай заступай.

И добавил, усмехнувшись:

– За время моего дежурства происшествий не случилось! Чего бы ни ждал босс.

Пожав друг другу руки, штурман и бортинженер поменялись местами.

– Давай не скучай. Там на компе моем пару игрушек есть, развлекайся!

Но у Малахова были свои планы на дежурство. Он собирался составить программу управления лидаром, чтобы зондирование пространства проходило постоянно и не только в одной точке, а охватывало все возможные направления. Тишина и уединённость были самыми лучшими условиями для такой работы. Он так погрузился в работу, что время вахты пролетело незаметно. От дела его отвлек стук в дверь.

– Да заходи, чего стучишь, – отозвался Андрей, уверенный, что пришел сменщик, Борис Степанов. – Хочешь, чтобы я спросил «Кто там?».

Стук повторился.

Малахов, так и не понимая, зачем вообще стучать, подошел к двери и убедился, что за смотровым окошком стоит Степанов, открыл её. Борис был неестественно бледен. Он не сделал ни шага и медленно стал заваливаться вперёд, Андрей еле успел подхватить его за подмышки. Вся спина пилота была в крови. Комбинезон был разорван.

– Там… – успел прохрипеть пилот и потерял сознание.

Малахов осторожно уложил товарища на пол и ударил по кнопке общей тревоги, расположенной на центральном пульте. Взвыл гадким голосом сигнал, вспыхнуло освещение в галерее. Андрей бросился на свет в надежде увидеть, что же там произошло. В галерее было пусто. Хотя показалось, что какая-то неясная тень мелькнула в самой глубине. Но только показалось. По коридору уже бежали товарищи, гремя ботинками по пластиковому полу.

– Почему покинул пост? – заорал на Малахова командир. – На место!

Андрей юркнул к своему рабочему столу, решив не злить начальство.

– Доклад! – Капитан уже выводил общую обстановку по станции на свой экран. – Доклад, вахтенный!

– Нечего докладывать. Вахта шла нормально. Потом стук в дверь и на пороге – Боря.

– Состояние тяжелое, большая потеря крови, – это уже Катя хлопотала у раненого. – Ввожу каспарамин, нужно транспортировать в медотсек.

– Медотсек разблокирован, – сообщил Андрей, выполняя обязанности вахтенного по капитанскому мостику.

– Носилки нужны, так тащить его опасно. Я даже не знаю, что у него с внутренними органами. – Катя беспомощно глянула на своих товарищей.

– Разрешите, принесу? – вызвался Малахов.

– Неси, – тихо ответил командир. – Толку от твоей вахты всё равно никакой.

Андрей бегом рванул к медотсеку, не поняв, почему командир сказал последнюю фразу. И опять ощущение, что кто-то бежит за ним, настигло его. Плюнув на ощущения, Андрей добежал до медотсека, схватил носилки из стойки у входа и ринулся назад.

– Осторожно укладывайте. – Катя отошла от Бориса, давая место мужчинам. – Я ввела обезболивающее, он сейчас в медикаментозной коме. Я побежала к себе, включу системы.

Бережно положив товарища на мягкое полотнище носилок, Виктор и Андрей понесли Бориса в медотсек.

– Куда? – заорал командир. – Головой вперед, идиоты!

Когда Степанова донесли до медотсека, Катя уже включила всё необходимое оборудование. Колпак камеры интенсивной терапии был откинут, операционный стол сиял белой простыней под бестеневой лампой.

– Осторожненько его, сюда. – Катя показала, как надо уложить раненого. – Так. Помогите с него снять комбез.

Быстрым, профессиональным движением она рассекла стилетом одежду на спине, разрезала рукава.

– Вытаскивайте тряпки из-под него. Стоп! Медленно! – Здесь, в своем рабочем отсеке, Катя из милой девушки превратилась в жесткого, не терпящего возражений специалиста.

– Теперь возьмите утиль-мешок, вон у входа, рядом с носилками, сложите туда эти тряпки. Завяжите его и оставьте в углу.

– Может, утилизировать? – осторожно поинтересовался штурман, видимо, вид крови был для него очень неприятен.

– Нет. Идите, дверь закройте. Я на связи. – Катя была немногословна и категорична. – Мне раны шить, так то пока не беспокойте.

– Как он? – уже на пороге спросил Андрей.

Катя просто покачала головой в ответ.

Обратная дорога на мостик прошла в полном молчании.

– Малахов, – сразу обратился командир, как только увидел вернувшихся на мостик. – Хочу от тебя услышать больше подробностей. Штурман ушел отдыхать, у вас вахта следующая. Итак, Андрей, – уже спокойным голосом продолжал Константин Петрович, – расскажи всё, что происходило здесь. Все, даже самые мелкие детали.

– Я боюсь, что заметил мало, но… Ведь от моей вахты же мало толку. – Малахов припомнил обидные для него слова. – Ну, хорошо. Было несколько странностей.

– Рассказывай.

– Первое, когда я вышел из каюты перед вахтой, ну, из своей каюты, – зачем-то уточнил Андрей, – у меня появилось странное ощущение, что за мной кто-то идет. Шаги за спиной. Остановлюсь – исчезают. Оглянусь – никого.

– Эхо здесь может быть очень явным. Ведь вокруг полная тишина.

– Да, но один раз, после того, как я остановился, было слышно еще несколько шагов.

– Это, это… – Было ясно, что командир хочет найти рациональное объяснение случившемуся. – Так, станция, «КС-6» наша – бублик. Звуки при определенных условиях могут по кругу пролететь и вернуться с задержкой.

– Да, конечно, видимо, так и было, – не стал возражать Малахов. – Хотя есть одна мелочь. Звуки шли все время из-за спины. Даже те, с задержкой. А если бы они пролетели по кругу…

– Ладно, – помрачнел Протасавицкий. – Ещё что?

– Когда Боря рухнул на мостик, я выскочил в коридор, я понимаю, что нарушил… Но я видел, как вдали мелькнула какая-то тень.

– Ну, может, это ребята к тебе бежали?

– Тень убегающего. Я даже не знаю, человека или… непонятно чего. Или кого. И…

– Подожди, Катя вызывает, – остановил его командир. – Говори, Катя. Что там?

Малахов про себя отметил, что командир никогда не обращался к врачу формально, по уставу. Всегда по имени, как с хорошей знакомой.

– Вот посмотрите, я вам фото кинула. Это раны на спине у Бори.

Командир вывел фото на монитор, так чтобы и Малахов мог увидеть.

– Это что же такое? – изумился Протасавицкий.

– Это следы от когтей. Или какого-то оружия, имитирующего лапу зверя, – объяснила Катя. – Я такое на патанатомии видела.

– Для жизни опасно?

– Уже нет, помощь пришла вовремя. Сами раны, конечно, не слишком глубокие, но…

– Что ещё?

– В ранах трупный яд. Это вообще безумие. Это значит, что травмы получены от кого-то, кто уже несколько раз охотился, и под когтями скопились разлагающиеся ткани жертв. Но у меня есть хорошие антибиотики. Пока, конечно, ни о каком скором выздоровлении речь не идет. Кроме ран есть ушибы внутренних органов – удар был очень сильный. Словно кто-то сначала нанес тупой удар по спине, а потом прошелся когтями.

– Хорошо, Катя, подготовь отчет для ЦУПа.

Первое, что сделал Малахов, вернувшись в свою каюту, – достал из сумки подарок отца. Пистолет отливал в свете лампы хромом. Андрей не любил оружие. Он невзлюбил его после своего детского похода в Зону. Как он сам себе говорил: «настрелялся на всю жизнь». Но отцовские уроки стрельбы выполнял и прекрасно знал, как обращаться с «Дезерт Игл». Оружие было начищено перед самым вылетом и полностью готово к работе. Андрей взял в руки магазин, выщелкнул из него патроны, потом сам, один за другим вернул обратно. Эта простая работа помогла ему собраться с мыслями и слегка снять напряжение, которое накопилось за последние часы.

Утро началось с нервного собрания на капитанском мостике. Константин Петрович, бледный, он, видимо, так и не заснул, пригласил всех, за исключением Кати, которая неотлучно находилась в боксе жизнеобеспечения, присесть возле командирского монитора.

– Итак, у кого какие соображения? – обратился он к штурману и инженеру. – Сразу скажу: ни одна из камер наблюдения ничего не зафиксировала. Так что давайте думать.

– А что говорит ЦУП? – поинтересовался штурман.

– ЦУП молчит, как и прежде. И так же, как и прежде, идет формальный обмен данными. Такое ощущение, что там никого нет. Только комп принимает и отсылает информацию.

– Как такое может быть? – изумился Виктор.

– Откуда я знаю, – поморщился командир. – Вон, Малахов уже не удивляется.

– Честно говоря, я бы пустил обратный скачок, – тихо произнес штурман. – Пока не поздно.

– Ты боишься? – спросил Малахов.

– Андрей, не говори глупостей. Да, я боюсь, что наша миссия кончится ничем! Мы не подготовлены к изучению этого места. Скорее, здесь дальний космос изучает нас, ставя над нами какие-то зверские эксперименты! И кончится это всё ректальным зондированием!

– Не смешно, но он, кажется, прав, – сказал Протасавицкий. – Я предлагаю все-таки продержаться некоторое время, собрать больше данных, попытаться хоть как-то понять происходящее, а потом вернуться. Чтобы на Земле лучше подготовились к такой экспедиции. Чтобы на «КС-7» никто не пострадал и экипаж знал, с чем встретится.

– С этим я согласен, – ответил Малахов. – Надо хотя бы минимум информации собрать. Хоть какую-то толику, что поможет оснастить следующую экспедицию.

– Ты говорил, что программировал лидар. Программа запущена? – перешел к делу командир.

– Так точно! – по-военному ответил штатский Малахов. – Сканируем пространство на триста шестьдесят градусов.

Но поняв, что со своим псевдовоенным отчетом он выглядит не очень адекватно, добавил:

– Я думаю, сутки надо, чтобы набрать достаточную для анализа статистику.

– Хорошо, – кивнул командир. – Штурман, позаботьтесь о том, чтобы стартовать обратно мы смогли в самый короткий срок. Заложите необходимые данные в компьютер гамма-лазера. Малахов пусть подготовит секвенцию импульсов на движитель.

– Понял, сделаю, – кивнул Переверзев.

– Ну, при… – командир не успел продолжить.

В динамике раздался крик Кати: «Помогите!!!»

– Катя, что?! – Командир включил камеру наблюдения медотсека.

Монитор показал крупным планом лицо врача.

– Они ломятся сюда! – Испуганная Катя показывала рукой на дверь в медотсек.

– Кто?

– Я не знаю! Стучат в дверь, орут. Я не понимаю!

– Катя, держись, сейчас!

Андрей, не дожидаясь команды, сам переключил внешнюю камеру на главный монитор мостика. На ней толпа в десяток человекообразных существ ломилась в медотсек. Что-то очень знакомое было в облике этих тварей.

– Держись, Катя! – заорал ещё раз Андрей и выскочил в коридор.

Через несколько секунд он был уже рядом с медотсеком. Пистолет отца словно сам лег в ладонь, и Андрей открыл огонь не раздумывая.

«Только в башку, только в башку», – твердил себе Андрей. Черепные коробки зомби, а это были именно они, те самые отвратительные зомби из старой, казалось прочно забытой Зоны, разлетались кровавыми фонтанами, заливали слизью стены галереи. Когда затвор пистолета застыл, давая знать, что патроны кончились, из мерзкой толпы остался только одна тварь.

– Ааа! – закричал Андрей, возбужденный азартом схватки.

Он ринулся на зомби и сверху загнал ствол уже бесполезного пистолета прямо в глазное яблоко. Тот заревел, замотал головой и рухнул на пол.

– Сволочи! – Андрей плюнул на гору дергающегося мяса и постучал в дверь медотсека. – Катя, все в порядке!

Дверь отсека немедленно распахнулась, видимо, Катя следила за схваткой через смотровое окошко.

– Андрюша! – успела сказать она, перед тем как обнять его и заплакать.

Такую, смертельно напуганную, всю в слезах, и привел её Андрей на мостик.

Командир сидел в кресле и сжимал ладонями подлокотники. Костяшки пальцев были белыми от напряжения.

– Ты объясни мне, – еле сдерживаясь, сказал Протасавицкий после того, как Малахов усадил Катю и налил ей воды. – Ты решил сегодня же закончить нашу экспедицию?

– Почему, я же…

– Какого черта ты при первом удобном случае стал размахивать стволом? Тебе же отец небось говорил: «Не обнажай в таверне!» Попади ты в иллюминатор, мы бы уже в вакууме пытались легкие руками разорвать. Это образ, – уже спокойно добавил командир. – Сдохли бы, как… Ладно, не буду новые образы придумывать.

– Я знал, куда стреляю, – спокойно, слишком спокойно, чтобы это было не позой, ответил Малахов.

– Тоже мне, Вильгельм Телль. На, возьми на будущее.

Командир набрал на клавиатуре своего рабочего места команду. Одна из панелей мостика с тихим жужжанием отъехала в сторону. За панелью обнажился арсенал. Крупнокалиберные помповые ружья, Андрей никогда такого оружия не видел. Впрочем, он никогда таким и не интересовался.

– Оружие для боя на станции, – сообщил Протасавицкий. – Безоткатные патроны, стреляет только шрапнелью. Рассчитано так, чтобы не пробить обшивку.

– А на что это, вообще, рассчитано? – Штурман взвился в негодовании. – Мы летели из расчёта вступать в ближний бой? Мы, оказывается, должны были воевать с чудовищами?

– Это простые зомби, – безразличным голосом сообщил Андрей. – Им главное в голову попасть. Но вообще, в обычной обстановке с ними легко договориться. Вот сегодня, к примеру, была необычная.

– Как здорово! – заёрничал Переверзев. – Бах, мозги по стене – и всё хорошо.

– Смотрите, – командир жестом позвал экипаж к своему монитору, – вот так выглядит сейчас коридор возле медотсека.

На картинке не было никаких следов недавнего боя. Ни трупов зомби, ни стекающих по стенкам галереи кровавых мозгов. Словно бригада уборщиков только что вылизала все до зеркального блеска.

– Пойдёмте туда, посмотрим на месте, – предложил Протасавицкий.

В реальности место недавнего нападения зомби выглядело так же, как и на мониторе.

– А вот это что? – Малахов наклонился и подобрал с пола несколько пуль. – Что это? Они же не могли в воздухе остановиться?

Пули были расплющены, как и положено им быть. Но никаких признаков тех, в кого они угодили, не было. Словно встретили пули невидимое препятствие в воздухе и остановились.

– Есть такое слово – морок, – угрюмо произнес штурман. – Но если бы не реальная стрельба и не вот эти пули.

– Можно я пойду к своему пациенту? – вмешалась Катя, которая до этого хранила полное молчание.

– Конечно, – разрешил командир. – Иди и ничего не бойся. При запертой двери никто туда не прорвется. Кстати, как Борис?

– Стабилен. Воспаление не развилось, пусть поспит, восстановится. Раны хорошо заживают, – сказала Катя и скрылась за дверью медотсека.

– Ну что, товарищи члены экипажа, – спросил Протасавицкий таким тоном, словно в происходящем был виноват именно экипаж. – Какие будут идеи?

– Идея у меня только одна. Но она похожа на фантастику, – начал Малахов.

– Излагай. – Командир ткнул пальцем в сторону мостика. – По пути излагай.

– Мы столкнулись с неким симулякром жизни. Понятно, что не могут у нас внутри станции просто так появиться зомби. Если, конечно, их не погрузили тайно от всех, как эти самые ружья.

– Это камень в мой огород? – сердито спросил Протасавицкий. – Никакой тайны нет, но я не обязан экипажу докладывать то, что должен знать только командир.

– Нет, никаких камней, так, фигура речи. То есть вы подтверждаете, что зомби на нашу станцию не грузились?

– Подтверждаю! – хмуро произнес Протасавицкий. – А также нет бенгальских тигров, мертвых фашистов и бродячих чернобыльских псов!

– Про псов вы зря. У меня был чернобыльский пес по кличке Бруно. Он бы нам сейчас сильно помог.

– Ох, ты ж, твою… нам только этого не хватало, – только и смог вставить Тимофеич.

– Не отвлекаемся. Итак, предположим, что на станции исходно отсутствовали и зомби, и то, что напало на Борю. Значит, единственно возможная версия – они появились на станции уже здесь, – продолжил Малахов.

– Да… – протянул штурман. – Я думаю надо тебе присвоить военное звание. Например, капитан. Капитан Очевидность.

– Так вот, – Андрей сделал вид, что не обратил внимания на этот выпад, – здесь вариантов может быть два. Первый: они проникли на станцию извне. И это мы сейчас сможем легко проверить.

Мужчины как раз подошли к мостику. Малахов уселся на свое рабочее место.

– Я могу отсюда легко проверить все отсеки, из которых, в теории, можно получить доступ в открытый космос, а также отсек, где хранятся наши исследовательские катера. – Он набрал на клавиатуре нужную команду.

На экран один за другим вывелись данные по шлюзам.

– Мы видим, никаких несанкционированных вторжений не было, – все так же, не меняя учительских интонаций, продолжал Малахов.

– Слушай, Андрей, тебе бы передачу вести, что-нибудь вроде «расследуем кражу валенков вместе».

– Валенок, – машинально поправил Малахов. – Значит, остается вторая версия. Эти самые зомби материализовались уже внутри корабля.

– Из чего, позвольте поинтересоваться? – Штурман передразнил манеру Малахова.

– Значит, предположение, что они материализовались, принимается? – В свои слова Андрей вложил максимум сарказма.

– Прекратить цирк! – не выдержал командир. – Про валенки ты, вообще, запомни: командира поправлять – нажить себе проблемы на будущее!

– Да нет, Константин Петрович, это я так, – стушевался Малахов. – Просто пытаюсь отбросить все лишнее.

– Хватит болтать, давай проверим те камеры, которые установлены в коридоре, – приказал Протасавицкий.

– Хорошо. – Малахов выбрал просмотр камеры возле медотсека. – Вот за минуту до того, как Катя позвала на помощь. Все кругом чисто, никого нет. Так. Десять секунд и…

На экране было хорошо видно, как с двух сторон к медотсеку типичной развинченной неустойчивой походкой из глубины галереи движутся зомби. Они начинают стучать в дверь и заглядывать в смотровое окошко.

– Вот что здесь странно – эти зомби ведет себя не типично, – прокомментировал кадры Андрей. – Зомби, вообще, не самые опасные твари. Они не организованы, они мало мотивированны. А эти – прямо как боевая группа. И так настойчиво!

– Звук включи, – попросил штурман.

– Ага, есть.

Из динамика вырвались вопли. Зомби ревели непрерывно, словно только одними звуками они хотели разрушить станцию.

– Выключи, и так тошно, – попросил Протасавицкий.

В тишине смотреть на эти кадры было легче.

– Ага, вот один падает! Это ты со своей пушкой. – Штурман хлопнул ладонью по колену. – Так их!

– Неплохо стреляешь, – похвалил командир.

– Наследственное. Только последнего пришлось завалить примитивным образом.

Как раз на экране промелькнули кадры, где Андрей вгоняет разряженный пистолет в голову последнего зомби.

– Так, теперь ты забираешь нашу бедную Катю, уходишь, – под нос себе комментировал ролик командир. – Вот они всё ещё валяются, валяются и…

Одномоментно, за время, которое невозможно было оценить визуально, всё кровавое месиво из тел исчезло. Только удалось заметить, как по полу покатились расплющенные пули.

– Вот оно было́ – и нету, – пропел фразу из старинной песни штурман.

– Кто оно? – не понял командир.

– Зомби. Зомби же – оно? – спросил Виктор.

– Не тупи. – Протасавицкому было не до шуток.

– Какая разница, – махнул рукой Андрей. – Просто мы видим, что это остается материальным до определенного момента, потом аннигилирует. Хотя аннигиляция подразумевает выделение энергии. О! – У Малахова загорелись глаза. – А проверим датчики температуры! У нас же они стоят на каждом метре.

Опять стук по клавишам, и новые данные на экране.

– Хорошо. Сравниваем время исчезновения этих тварей и температуру. Вот – повышение температуры на четыре градуса. Немного, но есть. – Андрей пальцем показал точку на графике контроля температуры. – Можно сказать, что эти твари малоэнергетичны.

– Что это значит? – спросил штурман.

– Это значит, что они легко распадаются. Я так думаю: не приди Андрей на помощь Кате, они бы сами распались через такое же время. – Командир все понял без пояснений Малахова.

– А если, когда они аннигилируют, повышается температура, то… – Малахов поднял вверх указательный палец.

– То когда они появляются, температура должна падать! – продолжил штурман.

– И значит, мы можем построить простую систему контроля над появлением этих тварей? – спросил командир.

– Ну, как первый шаг – конечно, – произнес Андрей, уже полностью увлеченный перепрограммированием датчиков температуры. – И по скачку температуры мы можем определить даже, сколько тварей тут появится…

– А не проще просто следить камерами? – Переверзеву не нравился такой метод.

– Можно, но программу проще написать, чем сидеть и пялиться во все камеры сразу.

– Ясно, – буркнул Тимофеич. – Блин… Мы исследованиями будем заниматься или сидеть выискивать этих тварей? Сидеть – бояться?

– Мы будем выживать, – недовольно прошипел Протасавицкий. – А все остальное время – работать! Бортинженер, доложить по ситуации с лидаром.

– Да, Константин Петрович. – Малахов не обратил внимания на тон командира и продолжил как ни в чем не бывало: – Ситуация следующая. Исходно, так как считается, вернее, считалось, что нас будет окружать изотропное пространство, и в первую очередь дисперсные элементы будут тоже изотропны, то программа работы лидара была простой, а именно…

– Повтори по-человечески, – прервал его командир. – У меня мозги плавятся, когда ты начинаешь излагать. Ещё скажи, что вы что-нибудь «постулировали».

– Ну, таки да, постули… извините, Константин Петрович, – запнулся Малахов. – Всё на самом деле просто. Объемы и расстояния в космосе настолько велики по сравнению с нашей станцией, что считалось, что такие простенькие исследования, как измерения состава космической пыли вокруг нас, совершенно не зависят от того, в какой точке около станции мы будем их делать. Это как мухе в пылевой буре все равно куда смотреть – вокруг одна и та же пыль.

– При чем тут муха? – не удержался Тимофеич.

– Ни при чем, – спокойно отреагировал Малахов. – Просто мне нравится такой образ. Короче, согласно различным теориям и опыту считалось, что нас будет окружать некая совершенно однородная среда, крайне разреженная, но исследования её могут дать какую-то информацию о генезисе Вселенной в этой ее части.

– Кто на ком стоял, – буркнул штурман.

– Так вот! – повысил голос Малахов. – Выявилось нечто неожиданное. В каждой точке пространства вокруг станции космическая пыль разная и ее концентрация превышает предсказанную в десятки раз. Посему…

– Ой, а «доколе» скажешь? – Штурман поморщился, слушая риторику Андрея.

– Заткнись! – оборвал его командир.

– Так вот, доколе мы не поймем, почему нас окружает такая аномалия, мы не вправе бросить исследования. Мне пришлось перепрограммировать лидар так, чтобы мы могли каждое измерение связывать с конкретной точкой пространства. Теперь мы будем иметь спектры, разложенные по полочкам – этот отсюда, этот оттуда.

– И как это нам поможет? – не унимался штурман.

– Нам – никак. Но мы работаем и собираем данные для ЦУПа. Пусть они решают, важно это или нет, – все так же хладнокровно продолжил Андрей. – Учтите, у нас еще есть датчики и в гамма-диапазоне, и в рентгеновском, и в видимом. Просто картинки снимать и собирать. Что они в себе будут содержать – мы не в силах понять. Это пусть на Земле думают.

– Кстати о Земле. – Протасавицкий прервал монолог Андрея. – У кого-нибудь какие-нибудь мысли есть по этому поводу?

– Это ты про связь? – Штурман был с командиром на «ты», ещё со времен летного училища в Каче.

– Именно.

– А можно я предложу? – Малахов осторожно привлек к себе внимание, подняв руку, как ученик в классе.

– Шарахнуть лазером? – не удержался штурман.

– Тимофеич – отцепись от человека! – остановил его командир.

– Так вот, – как ни в чем не бывало продолжил Малахов. – У меня простое предложение. Надо вызвать ЦУП на видеосвязь. Может, мы увидим, что у них там происходит?

– А если они не ответят или не включат видео?

– Константин Петрович, я знаю, как можно включить их видео с нашей станции.

– Как знаешь?

– Ну как… Ведь если мы входим в прямой цифровой контакт с ЦУПом, то есть всегда варианты, чтобы некоторые команды можно было послать от нас на их главный компьютер. Это не совсем законно, но…

– Давай начинай, – не стал вдаваться в подробности командир.

– Только мне нужен ваш логин. – Андрей потупил взгляд. – Права на это есть только у вас.

– А ключи от квартиры…

– Но вы потом его можете поменять, и я больше никогда не смогу снова воспользоваться каналом без вашего разрешения, – поспешил убедить начальника Малахов. – Риска для вас никакого.

Командир пересел к своему монитору, залогинился и бросил через плечо Малахову: «На, ковыряйся». Он не заметил, что Малахов внимательно следил за пальцами командира, заглядывая через плечо.

По своей, как он считал, отвратительной привычке Андрей стал бормотать себе под нос не очень связные слова, что он делал всегда, когда работал с компьютером. Впрочем, штурмана и командира, уже привыкших к такому поведению Андрея, это не раздражало.

– Так, сейчас… минутку, такое ощущение, что там весь софт поменяли, но кода пока на месте и… – Малахов, не поднимая головы от клавиатуры, указал рукой на общий монитор, – тада-ммм!

На экране появилась хорошо знакомая всем картинка главного зала ЦУПа. Но зал был пуст.

– У них что, опять обеденный перерыв? – буркнул Протасавицкий.

– Да, боюсь, этот перерыв слишком затянулся, – произнес Андрей, вглядываясь в экран. – Не помню такого, чтобы в ЦУПе бумажки на полу валялись, половина мест отключена…

И вправду, многие мониторы не работали, тусклый и серый от пыли зал ЦУПа казался заброшенным и неуютным.

– А это что? – воскликнул Тимофеич. – Что это?

На экране было хорошо видно, как на один из столов запрыгнула кошка. Обычная беспородная полосатая кошка. Она была возбуждена охотой. Припав на брюхо, кошка всматривалась во что-то, заметное только ей одной, и нервно подергивала хвостом. Потом последовал резкий прыжок, и охотница с мышью в зубах неторопливо ушла из кадра.

– Вот тебе и обед, – протянул командир. Он помолчал и вдруг резко приказал: – Прекратить! Отключи видео, Малахов.

Андрей не стал возражать и выключил трансляцию.

– Так, продолжаем работу, с ЦУПом я сам разберусь, – резюмировал Протасавицкий.

У себя в каюте Малахов полностью закрыл наружный обзор. За несколько дней несущиеся мимо звезды в своем круговом танце стали у него вызывать слабое головокружение. Но на рабочем месте, в лаборатории по ту сторону станции, такого сделать было нельзя, шторы были не предусмотрены. Поэтому Андрей просто старался не отрываться от монитора без особой надобности.

Данные с лидара накапливались и систематизировались. Все остальные сенсоры – и в рентгеновском, и в инфракрасном диапазонах – не давали ничего необычного. Никаких данных, отличных от тех, что получали при исследовании близкого космоса с Земли, не наблюдалось. Поэтому сегодня, проверив, что все системы работают штатно, Малахов решил сократить свой рабочий день и проведать в медотсеке своего товарища. Катя сообщила, что Борис уже почти в порядке, заживление идет быстро и он просто тоскует от одиночества и бездействия.

В лабораторию с утра Андрей пошел по кругу, не стал срезать через диаметральный тоннель. Уж слишком ему был неприятен этот переход со скачками притяжения. Но обратную дорогу он решил все-таки сократить. Не столько от того, чтобы выиграть время, а просто чтобы попытаться перебороть свою фобию. Путь до середины переходного тоннеля, с плавным понижением притяжения прошел без происшествий. По привычке Андрей бросил взгляд на сердце станции – пирамидку и двинулся дальше. И тут опять у Малахова появилось странное ощущение. Если раньше он слышал шаги за спиной, то теперь это были не шаги. Словно где-то совсем рядом над ухом тяжело дышала собака. Андрей решил не обращать внимания, никакая собака не могла лезть по скобам радиальных переходов, но постарался как можно скорее добраться до главного тоннеля станции.

– Ну что, несчастный, живот не отлежал? – так Малахов поприветствовал пилота.

Борис лежал уже не под реанимационным колпаком, а на обычной медицинской койке. Плотную повязку на торсе Бориса Катя поменяла на пластырь, который закрывал заживающие раны.

– Отлежишь тут с нашим врачом, – кивнул в сторону Кати Степанов. – Она включила антипролежневую систему, трясет, как на вибростенде. Она хочет, чтобы я себе все зубы повыбивал.

– Вот не надо такое говорить! – возмутилась Катя, которая что-то колдовала с анализами в углу отсека. – Ты не представляешь, какая это гадость – пролежни. А зубы мы тебе новые вставим. Железные!

– Так взяли бы отправили меня туда, где нет гравитации, делов-то!

– Там нет медотсека, хотя в новой модификации станции надо предусмотреть. Никто не думал, что нам придется столкнуться с таким случаем. – Катя вздохнула. – Рваные раны на спине!

– Ой, подумаешь. Пустяки! – бравируя, сказал Борис. – Моего деда как-то медведь порвал в тайге. Вот то раны были!

– Раны не страшны сами по себе, у нас регенерационных препаратов полно. Вопрос в том, что тебя сильно ударили.

– Ну да, это конечно, спасибо тебе, Катюша, быстро меня на ноги поставила, – улыбнулся Борис. – А можно хотя бы сесть? А то в такой позе принимать посетителей мне неловко.

– Пожалуй, уже можно попробовать, – ответила Катя. – Но будет больно, давай я помогу.

– А я что, не могу помочь? – вмешался Малахов.

– Без тебя никак, – сказала девушка. – Ты под левую, я под правую руку, а ты, Боря, старайся нам не помогать, а то будешь напрягаться, это тебе не надо.

Усадить коллегу оказалось не так сложно, но все-таки в один момент Борис чуть крякнул от боли.

– Ну что, рассказывай, что же случилось, когда ты на смену мне пришел. – Малахов сел напротив пилота на круглый вращающийся стульчик.

– Я, вообще-то, уже целый отчет командиру написал, вернее, надиктовал. – Борису явно не хотелось вспоминать. – Спроси у него.

– Да нет, Боря, ты не понял. Мне не отчет нужен. Просто вдруг и я что-то такое слышал. Ведь это моя вахта была. У меня в тот день тоже странные ощущения были.

– Ну, мое ощущение, – пилот показал рукой за спину, – сильно странным не назовешь. Вполне себе естественная боль.

– Хорошо, вот ты шел по коридору…

– Да, шел, все нормально, но тут за спиной такое – топ-топ-топ… Наверное, так в лесу медведь шатун за жертвой ходит. И шаги такие… мягкие.

– Шаги, и как только ты останавливался, они исчезали?

– Так ты читал мой отчет? – Борис удивленно глянул на Малахова. – Чего же тогда спрашиваешь?

– Нет, мне тоже казалось, будто кто-то идет за мной. Но никого вокруг не было.

– Ну да, я ещё как раз про деда вспомнил. Он рассказывал, что за ним косолапый шел. Шаги хрустят, а самого не видно. А потом рев и удар по спине. Хорошо, дед мой крепкий был и в кожухе. Он же на шатуна шел. Шатун тогда пятерых человек уже задрал, свирепый был, страх! – Борис разволновался. – А на пороге мостика меня и догнала эта… или что там было. Недобрые у нас дела на станции делаются, ой недобрые.

– Так знаешь, мы и в местах недобрых. Но сейчас есть способ хоть заранее узнать, что тварь на станции. Вот как раз, когда эти зомбаки сюда пёрлись в медпункт, удалось хоть немного разобраться в этом явлении.

– Ничего себе явление, – вмешалась Катя. – Явился черт во сне. Лучше бы только во сне.

– Катя, а почему они пошли именно к тебе? Не понравилось, что Боря отделался легким испугом?

– Ничего себе испуг, – возмутился Борис. – Теперь рубашку на пляже не снимешь. Чтобы девушек не распугать.

– Девушек ты этим только привлечешь, – улыбнулась Катя. – Но не думаю, что зомби Борей интересовались. Он тогда в медикаментозном сне был, достаточно глубоком.

– Ох, ладно. Не будем себе голову ломать. Но прошу тебя, Катя, – запирайся всегда. И без оружия не выходи. – Андрей сразу заметил, что у входа в отсек стоит помповое ружье. – Я на мостик, надо с кэпом обсудить, как дальше жить.

– Нет, Андрей, никуда ты сейчас не пойдешь. Я должна тебе анализы сделать и проверить твоё состояние, – остановила его Катя.

– О! А я пока пойду погуляю, – вдруг обрадовался Борис. – Чтобы вам не мешать.

– Ты нам не мешаешь! – возразил Андрей и, уже обращаясь к Кате, спросил: – Кровь брать или как?

– Я бы, конечно, положила тебя на пару дней, уж больно были твои показатели неважные, но ладно, давай давление померяю, и пока всё.

Андрей терпеливо закатал рукав и протянул руку Кате. Та обернула плечо манжетой тонометра и стала смотреть на показания прибора, пока тот гонял воздух, сжимая и разжимая руку Малахова.

– Ладно, свободен, – почему-то без особого удовлетворения сказала Катя.

В коридоре Андрей опять услышал все то же тяжелое дыхание. С учетом рассказа пилота где-то в груди Малахова пробудилось очень нехорошее предчувствие. Придерживая ружье, чтобы не хлопало по спине, Андрей рванул к мостику. Он бежал и ждал удара по спине. Но все обошлось, и он, чуть не споткнувшись о комингс, пулей влетел на мостик.

– Что за спешка? – настороженно встретил его Протасавицкий.

– Тревожно там, снаружи, – ответил Малахов. – Неприятно…

Андрей не успел окончить фразу, как завизжала тревога.

– Что-то часто, – буркнул командир. – Это твой температурный датчик сработал.

– Сейчас. – Малахов занял рабочее место и немедленно доложил: – Понижение температуры на десять градусов в районе лаборатории.

– Десять, говоришь?

– Да, это много, в прошлый раз пять было. Камеры включите.

– Твою мать! – только и вымолвил Протасавицкий. – Это что же за мерзость?!

– Тааак, – совершенно спокойно протянул Малахов. – Зомби, куда же без них, псевдоплоть, две штуки, крупная, ну и излом… Я, ещё разговаривая с Борей, предположил, что это был излом.

– Откуда ты их знаешь?

– Оттуда, оттуда. Не зря же я Зону прошел в детстве. Потом уже по книжкам изучал да по рассказам отца. Одно непонятно, они вот так, толпой, не шастают. Они же в реальной жизни бы порвали друг друга на тряпки! – Малахов, увидев на мониторе тварей, словно обрел силу. Он почувствовал себя как будто дома. В том далеком детском мире, который казался таким простым и весёлым.

– И что теперь? – Командир, наоборот, спокойным не выглядел. Скорее злым. – Они же нам станцию разнесут!

– Константин Петрович, я думаю, что у них небольшое время существования, вы же помните, как с первой атакой зомби было.

– Но температура же как скаканула! – возразил Протасавицкий. – Я так понимаю, энергии на них больше пошло? И они будут стабильнее.

– Но их и больше.

– Вот этот факт никак не может вселить в меня оптимизм. – Командир включил общую связь: – Внимание, до особого приказа никому отсеки не покидать. Двери задраить, оружие держать наготове!

– Я думаю, надо подождать немного, тогда зомби продержались минут десять, не больше. Ну, пятнадцать. Эти твари столько идти до нас будут. Эх, не зря у меня предчувствие было.

– Какое? – не понял командир.

– Чувство, будто кто-то за мной топает, не человек, хекает так, ну, дышит, как собака…

– Ты же сам предложил, что без скачка температуры ни одна тварь не появится…

– Да знаю, а оно все равно ходило следом. Кстати, и Борис чувствовал, что за ним что-то ходило, перед тем как шарахнуло.

– Что ходило? – Казалось, командир сейчас взорвётся. – Что ходило? Ты в своем уме? По станции за тобой что-то ходит, а тебе как опытному первопроходцу Зоны все равно – я из Зоны, я крутой!

– Да не крутой я! – взвился Андрей. – Я от страха еле в дверь вписался. Поймите, Константин Петрович, не могу же я по каждому своему предчувствию тревогу поднимать! Вы и так уже видели, что мои анализы ни к черту. И что, из-за меня возвращаться?

– Самое последнее, что мы сейчас можем сделать – это вернуться, – грустно признался Протасавицкий. – Нам надо сначала разобраться. Считай, что это приказ из ЦУПа.

– Товарищ командир, – раздался голос Степанова из медотсека. – Тут мимо нас некоторое количество всякой твари прошествовало. Направилось к вам. Я могу выйти им в тыл, вдарить из помповухи.

– Сиди там, штопаный! Спину залечи, потом вдаришь из главного калибра. – Было непонятно, командир то ли шутил, то ли злился.

Разговор прервал протяжный тревожный звук. Словно кто-то огромным стальным крюком царапал по переборке станции. К звукам прибавилось ещё нечто более неприятное – обшивка командного пункта со стороны коридора прогнулась – точно в том месте, откуда исходил жуткий звук.

– Уже штурмуют? Ты же говорил, что они пятнадцать минут идти будут! – только и смог сказать командир. – Камеру!

Камера, закрепленная напротив входа в кокпит, показала масштабы наступления. Все твари, материализовавшиеся возле лаборатории, пришли сюда, к командному пункту. Но как только картинка появилась на мониторе, излом, махнув по большой дуге, своей большой рукой снёс ее и лишил экипаж возможности видеть происходящее.

– Они сейчас вспорют наш отсек, как банку со шпротами, – совершенно спокойным голосом сказал командир.

– Какими шпротами? – не понял Андрей.

– Ты этого не можешь помнить, так что не напрягайся. Были такие рыбные консервы. Редкие. В итоге пропали.

– Почему пропали? – не отставал Малахов.

– Оно тебе именно сейчас надо? У тебя истерика? – фыркнул Протасавицкий. – Пропали, так как не соответствовали политической ситуации момента. А потом про них забыли. Там в банке были рыбы. Их ели. Консервным ножом, бжиик – и открыли. И съели. У тебя нет аллюзий с нынешней ситуацией?

Сарказм командира был неуместным с учетом непрекращающихся атак на командный пункт. Обшивка уже вся вздулась от попыток вскрыть переборку.

– Где твой распад? Пятнадцать минут прошло! – жестко спросил Протасавицкий. – Так, оружие в руки, я пойду наружу, ты прикрывай.

– Командир, вы последний, кто должен идти на эту бойню!

– Последним на станции останется тот, кто сможет вернуть её назад. Что бы там дома нас ни ожидало. Я – не смогу. Так что приказываю: прикрывай мне спину!

И тут Малахов увидел, что командир изменился. До сих пор он был просто начальник, хоть и космический волк, у которого за спиной сотни дней в космосе. Сейчас подполковник стал псом войны. Непреклонным, жестким. Ружье в его руках лежало так, словно он с ним никогда и не расставался.

– На, возьми, тут коды доступа. – Протасавицкий кинул Андрею записную книжку. – И позаботься, чтобы отсюда поскорее выпрыгнуть обратно, к Земле.

Командир разблокировал дверь и уже занес ногу, чтобы ударом распахнуть ее. Но внезапно прямо за дверью раздался заливистый лай. Лай перешел в протяжный вой, угрожающий вой вожака стаи.

– Константин Петрович, стойте! – крикнул Андрей – Стойте!

Командир был непреклонен. Он все-таки распахнул дверь, но сделать шаг не успел. Громадное лохматое чудовище, в прыжке оттолкнув Протасавицкого так, что он упал на спину, прыгнуло на Малахова, завалило его и, упершись лапами в грудь, стало яростно вылизывать Андрею лицо.

– Не стреляйте! – отплёвываясь, только и смог прокричать Андрей. – Бруно!

Страшный, совершенно неестественных размеров мохнатый пёс, скорее похожий на чудовище из преисподней, услышав своё имя, обрадовался и стал как безумный носиться по капитанскому мостику, время от времени останавливаясь и крутясь на месте. Потом, словно вспомнив о чем-то, пёс рванул в коридор и через секунду втащил в рубку растерзанный труп излома. Видимо, так и не решив, куда его деть, пёс поколебался и положил его под ноги Протасавицкому.

– Это что такое? – тихо, стараясь не привлечь внимание зверя, прошипел Протасавицкий и рывком захлопнул дверь.

– Да ничего особенного, – беззаботно сообщил Малахов. – Обычный чернобыльский пёс. Ручной. Зовут Бруно.

– Ты его что, на станцию притащил? – Командир явно не любил собак, тем более чернобыльского пса никак нельзя было назвать симпатичным. – Научился материализовать тварей сам?

– У меня есть некоторое слабое подозрение, – ответил Малахов, гладя псину между ушами, – на предмет того, что происходит… Дело в том, что Бруно этот уже помереть давно должен был. Столько лет собаки не живут. А он как был щенком неуемным, так им и остался. Правда, Бруно?

Андрей обнял собаку за шею. Зрелище было, конечно, не для слабонервных, страшное чудовище с клыками, способными проткнуть человека насквозь, пыталось лизнуть Малахова в щеку.

– Ну, а мысль у тебя какая? – поинтересовался Протасавицкий. – Кроме как этого монстра облизывать.

– Я не облизываю! Наоборот! – обиделся Малахов. – А мысль такая, что надо быть осторожным в своих мыслях здесь. Они материализуются.

– У тебя была мечта это чудище увидеть? – удивился командир. – Это результат твоей сбычи мечт?

– Нет… Я даже не знаю, почему он появился. Не знаю. Может, в момент, когда эти твари полезли… – Андрей кивнул в сторону все ещё топчущихся за дверью мутантов, – я вспомнил, как Бруно мне помогал. Тогда, в Зоне.

– Меньше думать надо, – заключил Протасавицкий. – И что мы делать будем? Почему-то твое предсказание о нестабильности наших гостей не претворяется в жизнь.

– Я могу натравить на них пса, – предложил Малахов.

– Я понимаю, он уже завалил одного монстра, но разве он будет твои команды выполнять? Это же тварь из Зоны.

– Бруно, давай, фас! – Малахов подтолкнул пса к двери.

Но Бруно, видимо, понимая, что дверь сейчас откроется, заскулил и забился под ближайший стол, чуть не сорвав столешницу.

– Что это вообще такое? – недовольно произнес командир. – То вон какое чудовище завалил, то боится всего?

– Так он меня спасал! Ну, или нас. А теперь считает, что мы его должны защищать. Они же хитрые. Но добродушные! – Андрей погладил страшную собаку по прижатым к голове ушам.

– Ясно, – пробурчал командир. – Что делать-то будем? Сидеть ждать? Мне это очень не нравится.

– Есть одна идея…

– Опять идея, – помрачнел Протасавицкий. – Конкретно?

– Я просто хорошо помню, как нашли нашу пирамидку. Тогда она работала как приманка для всякой нечисти в Москве, – начал Малахов. – Твари просто лезли на нее, как мухи на мед.

– А почему они сейчас лезут на нас, а не на пирамидку?

– Тогда пирамидка выдавала определенную последовательность гравитационных импульсов. Потом, когда ее стали исследовать и нашли возможность управлять ею с помощью гамма-квантов, она перестала работать как манок. Сейчас она, вообще, ничего не генерирует.

– И чем нам это поможет?

– Надо стимулировать пирамидку лазерными импульсами определенной последовательности, той самой, что она генерировала, когда ее нашли в Москве. Если удастся это сделать, то все твари полезут к ней. А в радиальном тоннеле их легко изолировать, пусть там сидят, пока не распадутся.

– Так чего ты ждешь?

– Да не жду, просто надеюсь, что в моих файлах, на лаптопе, она сохранилась, последовательность эта. А то что-нибудь не то наколдую.

– Давай же быстрее! – поторопил его Протасавицкий, увидев, как по переборке пролегла новая вмятина.

– Как давать? – Малахов в досаде махнул рукой. – Файлы на моем ноутбуке, а он в каюте. Я же и говорю…

– Ты этих тварей сюда привел, так что оружие в руки и вперед! – жестко приказал капитан.

– Как это я? – От обиды у Андрея запылали щёки.

– Вперед! Я тебя прикрою.

Малахов молча взял ружье, которое до сих пор лежало на его столе, и обреченно пошел к двери.

– Бруно! – попытался он снова позвать пса.

Но тот, словно понимая, зачем его зовут, пискнул и забился глубже под стол.

– Идиот, – буркнул Андрей и решительно распахнул входную дверь, сразу же выстрелив в проём.

Он вспомнил, чему его учил Тимур Рымжанов, с кувырком вылетел в коридор и лежа выстрелил в маячившие недалеко фигуры. Протяжный рык свидетельствовал о том, что Андрей попал. Малахов вскочил на ноги и, держа ружье наизготовку, медленно двинулся в сторону своей каюты. Впереди него, покачиваясь, стояли три зомби. Они были в смятении и не могли решиться напасть. Но потом, видимо, перебороли сомнения. Прижавшись к стене, они нетвердой походкой стали приближаться к Андрею. Что-то подсказывало ему, что сейчас не стоит стрелять. И вправду, зомби, поравнявшись с Малаховым, прошли мимо, словно он их не интересовал. Путь к каюте был свободен. Андрей продвигался спиной вперед, опасаясь нападения сзади. Но все твари, казалось, забыли о нем и толпились у входа на мостик.

Так, пятясь, Малахов добрался до своей каюты и крепко закрыл дверь. Теперь он был в безопасности. Но он понимал, что никакой опасности в коридоре для него не было. И это мучало его. Стрелять в зомби, которые ему никак не угрожали, было неверным решением. Андрей прислонился к стене и закрыл глаза. Он понимал, что надо действовать именно так, как это было тогда, в Зоне, которую он прошел, так и не вступив ни в один серьёзный конфликт с её обитателями. Опять, в который раз воспоминания, словно лента хорошо знакомого кино, захватили Малахова.

Это был выброс. Все вокруг стало меняться, и в первую очередь стали меняться его друзья из Зоны. Первым преобразился Бруно. Вместо страшного мордатого, зубастого и косматого чернобыльского пса он вдруг стал невероятно пушистой симпатичной собачкой. С веселой острой мордочкой, как в мультике. Весь серый с черным и хвост бубликом. Он улегся, положив голову на лапы, и преданно смотрел на Юрку, приятеля Андрея.

Потом незаметно изменились зомби. Они прекратили бормотать, даже в мареве амбара стало видно, что их лица уже не такие смертельно бледные, и глаза заблестели и перестали таращиться в разные стороны. Они были обычными военными, в старомодной форме. Военные сели кружком на ящики и поленья, которых тут было много, и стали шепотом разговаривать. А прапорщик, видимо, старший по званию, подошел к Андрею. Он тоже выглядел как обычный человек. Его всклокоченные до этого волосы теперь словно кто-то причесал. Они были коротко стриженные и совсем седые.

– Меня зовут Василий Андреевич, – представился он и протянул руку. – Я бывший прапорщик. Теперь зомби.

Андрей даже не смог сказать ни слова. Он не был испуган, он был ошеломлён. А что может сказать пацан в такой ситуации? И его приятели, Юрка и Толик, тем более онемели.

– Ты не бойся, пацан. Сейчас выброс, и все мы на час-другой становимся теми, кем были до катастрофы. Так что можем просто поговорить. Парни мои вон – сейчас болтать будут, вспоминать. Мы ведь практически не помним ничего, что с нами случается между выбросами. Я вот только смутно помню, что вы нам помогли. Помню, что помогли, а как и где… не соображу. Я ведь помню только выбросы. Как короткие обрывки нашего настоящего. И каждый раз вижу, что нас все меньше. Или уходят ребята, или погибают. Когда-нибудь мои люди и меня не досчитаются.

– А как вы зомбями стали? – вырвалось тогда у Толика, который немного пришел в себя.

– Да это мы все помним, – и тут Василий Андреевич рассказал свою историю.

Он, оказывается, был старшиной в роте охраны системы загоризонтной локации. Он даже обещал показать эту систему потом. Странно, сказал он, что вы ее еще не заметили, антенны там знатные. И вот, когда уже все рухнуло, ему приказали эвакуировать материальные ценности. Прапорщик объяснил, что ценности – это обмундирование, продукты и даже какое-то вооружение со склада, который находился в расположении части.

Василий Андреевич собрал контрактников и поехал с ними к складу. А когда они проезжали мимо антенны, их накрыл пси-импульс. В первый выброс, когда к ним вернулось сознание, они узнали, что кто-то в те несколько дней, пока комплекс локатора не контролировался, успел подвести к нему психотронный сигнал. В общем, так они за секунду и превратились в зомби. Хорошо отпечатавшийся в мозгах приказ все время толкал их к складу, но они ничего не могли понять, не могли ничего сделать – зомби ведь не мыслят так, как люди.

Андрей вспоминал это, и ему становилось не легче, а всё труднее и труднее определиться – что он должен делать? С одной стороны, понятно, все пришельцы на станции – виртуальные и нестабильные, но с другой…

Запустив свой ноутбук, он начал перебирать материалы по пирамидке, которые там сохранились.

– Что у тебя? – раздался командирский голос в динамике внутреннего коммуникатора. – Долго нам в осаде сидеть?

– Ищу, – кратко ответил Малахов. – Кстати, эти твари меня трогать и не собирались. Может, и вам не сделают ничего плохого.

– Не пори чушь! – Протасавицкий был в бешенстве. – Работай.

Продираясь через кучи директорий и папок с данными, проверяя содержимое каждого сомнительного файла, Малахов наконец добрался до самых ранних данных. Чудом было то, что они вообще сохранились за столько лет. Он скинул нужный файл на флешку и включил телеком.

– Константин Петрович, есть. Иду к вам, приготовьтесь меня впустить.

Обратный путь Андрей решил проделать без спецназовских кувырков и стрельбы. Он спокойно вышел из каюты. В коридоре никого не было, только с той стороны, где находился мостик, доносилось неприятное ворчание. Зомби и прочие твари все ещё пытались взять штурмом мостик. Пройдя с десяток метров, Андрей увидел, как возле двери рубки толкалась всё та же компания.

– А ну пошли вон! – закричал он, скорее не в надежде прогнать мутантов, а привлечь их внимание.

Результат был совсем неожиданным. Никто на вопль Малахова не отреагировал. Твари как топтались у двери, стараясь открыть её или поломать переборку, так и остались. Андрей подошел ближе, он уже был на расстоянии вытянутой руки от ближайшего зомби, уже чуял его отвратительный запах неживой плоти, но реакции на присутствие человека не последовало. Тогда Малахов решился на совсем безумный шаг. Он взял двумя руками свое ружье поперёк груди, как палку, и стал расталкивать зомби. Те заворчали недовольно, но посторонились. Андрей стал спиной к двери, наведя ствол на толпу тварей, демонстрируя им свою полную решимость.

Зомби отступили на пару метров, и только псевдоплоть, видимо, считавшая себя самой сильной, стояла чуть впереди. Её кожный покров переливался, она явно пыталась слиться с интерьером станции, но безуспешно. И вдруг, совсем отчаявшись, это создание стало издавать членораздельные звуки: «Окало наноко! Гэть. Короеды понадусэ! Ыку-ыку-ыку-ыыыы, хто нэ то той нэ то». Но эта акустическая атака была скорее комичной, чем страшной. Андрей постучал пяткой в дверь, надеясь, что командир все-таки поймет, что это он. Дверь моментально распахнулась, и Малахова резко затащили на мостик.

– Получилось? Нашел секвенцию? – без всяких вступлений спросил Протасавицкий. – Учти, там ещё одна группа, она медчасть пытается вскрыть. Поторопись. И что там эта тварь орет?

– Доступ к лазеру откройте. – Малахов сел на свое рабочее место, но без командирского разрешения доступ к главным системам станции был невозможен. – А орет она то, чего боится больше всего. Безмозглая тварь, что с неё возьмешь.

– Да открыл давно! Думаешь, я тут сижу и не соображаю, что нужно сделать? – Протасавицкий говорил с Андреем все так же резко.

– Так, вот оно… – начал свой обычный бубнёж под нос Малахов, – вот мы его…

– Только осторожнее с лазером, не запусти нас обратно, у нас тут ещё дел полно.

– Мощность ставим на одну тысячную… – продолжал Андрей, – начинаем последовательность.

На мониторе появилась трехмерная модель лазера и пирамидки. Вертикальные полосы-шкалы отображали последовательность импульсов, которые стал испускать гамма-лазер. Сначала никакой реакции со стороны пирамидки не было, но потом чувствительные гравитометры зарегистрировали пульсацию пространства. И тут же, словно зов этого артефакта причинял страшную боль пришельцам, по коридору пронесся протяжный вой. Камеры показали, как все твари, до этого штурмовавшие вход в рубку, ринулись по коридору куда-то прочь.

– Откройте тоннель к пирамидке, – попросил Малахов. – Но промежуточную переборку не открывайте. Пусть они зависнут там, поболтаются.

– Переходной люк открыт, – сообщил командир.

– Ну, теперь ждем, когда они туда натолкутся. – Малахов откинулся в кресле. И вдруг обеспокоенно спросил: – А где Бруно?

– Кто?

– Ну, пес чернобыльский, Бруно.

– А он исчез сразу же, как за тобой дверь закрылась. Просто «пых» и только жаром из-под стола пахнуло. Ни вспышки, ни хлопка. Ничего не было, – спокойно ответил Протасавицкий. – Еще одной тварью меньше, уже хорошо.

– Да что он вам сделал? – с сожалением спросил Андрей.

– И хорошо, что ничего не сделал! – Протасавицкий отвернулся и стал опрашивать остальных членов команды: – Катя, как у вас, не прорвались?

– Нет, Константин Петрович. – Голос Кати был спокоен. – Вот только Боря не слушается! Все рвался идти стрелять тварей.

– Товарищ первый пилот, пожалуйста, не спорьте с доктором, – совершенно серьезно и строго произнес командир. – Так, штурман, доложите, что у вас?

В момент нападения Переверзев отдыхал перед вахтой в своей каюте.

– Тимофеич, не молчи! – повторил вопрос командир. – У тебя всё в порядке?

Никакого ответа от штурмана не было.

– Андрей, проверь по камерам, есть ли где ещё твари, или все в переходном тоннеле, – приказал Протасавицкий. – Надо пойти проверить Тимофеича.

– Секунду. – Малахов приник к монитору. – Так, вроде нигде никого, закрываю вход в тоннель. Константин Петрович, разрешите я сам к нему схожу.

– А если с тобой что случится, как мы отсюда улетим?

– Вы знаете, мне кажется, что нашим гостям до меня нет никакого дела. Я ведь к себе сходил, и они меня не тронули.

– Ох, с огнем играешь, – поморщился Протасавицкий.

Малахову показалось, что эта фраза была вовсе не о том, что он рискует, отправляясь сам проверить товарища.

– Я пошел, – не стал дальше спорить Андрей и вышел в коридор.

Там, где только что топтались гости, стоял отвратительный смрад. Запах нежити и разлагающегося мяса. Стараясь не дышать глубоко, Андрей пошел по коридору к каюте штурмана. До нее было метров тридцать. Какое-то неявное, неприятное чувство подсказывало Малахову, что там произошло что-то нехорошее. Дверь в каюту не была задраена, и Андрей легко открыл ее и ступил на порог.

– Константин Петрович, – Андрей вышел на связь с командиром.

– Что такое?

– Плохо. – Голос Андрея чуть дрогнул.

– Что значит плохо?! – рявкнул командир. – Что с штурманом?

– Его нет. Нет в каюте, дверь открыта.

– Возвращайся, – кратко приказал Протасавицкий.

– Я проверил все логи камер, – такими словами командир встретил Малахова. – Смотри.

Вход в каюту Тимофеича осаждали точно так же, как и медчасть, и мостик. Несколько зомби и какое-то мерзкое существо, смахивающее на жирную бесформенную свинью, которое Андрей не смог идентифицировать. Они без особого успеха вяло ломились в каюту. Но внезапно картина поменялась. Из глубины коридора появилось странное создание. Было похоже, что кто-то сделал карикатуру на человека. Слабое, тщедушное тело с громадной уродливой головой. На висках пузырились жуткие язвы, было, вообще, непонятно, как оно может выживать с такими ранами. Самое удивительное, этот монстр был одет. На тощих бедрах болтались старые, вспузырившиеся на коленках синие тренировочные штаны. Голубая майка-алкоголичка, вся в жирных пятнах, еле держалась на острых плечах. Впрочем, наряд хорошо гармонировал с болезненной опухшей рожей визитёра.

– Твою мать, – прошипел Малахов, – контролер!

– Что? – Протасавицкий скорчил гримасу отвращения. Непонятно, что его возмутило – или вид монстра, или то, что Малахову он тоже был знаком. – Что это убожество может сделать?

– Смотрите. – Андрей отстранился от экрана. – Сейчас, я думаю, всё станет понятно.

Появление контролера произвело на зомби и прочих тварей сильное впечатление. Зомби моментально выстроились вдоль стен, лицом к этим самым стенкам и начали протяжно гудеть, не смея даже оглянуться. Бесформенная свинья, видимо, совсем потеряла мотивацию и легла на пол, тихо похрюкивая, закрыла глаза, на морде у нее была написана полная покорность.

А контролер тем временем подошел к двери в каюту штурмана и стал раскачиваться из стороны в сторону, как будто пытался эту дверь загипнотизировать. Через несколько секунд дверь открылась, и из каюты вышел штурман. Шел он неестественно, словно во сне. Движения неуверенные, ноги то и дело заплетались. Он прошел мимо контролера, даже не посмотрев в его сторону, и направился по коридору. Контролер последовал за ним на расстоянии около метра. Через некоторое время они скрылись из зоны видимости камеры.

– Куда они ушли?

– Вот, смотри, – командир показал на монитор с технической информацией. – Шлюзовой отсек открыли.

– Они идут к разведкатерам? – Малахов не мог поверить, что контролер способен на настолько продуманное действие.

– А что у нас ещё в шлюзе есть? Скафандры есть, два катера, – ответил Протасавицкий. – Но не представляю, как они смогут хоть что-то сделать без моего разрешения.

Командир проверил статус техники в шлюзовой и одной командой, набранной на клавиатуре, заблокировал и катера, и доступ к скафандрам.

– Теперь никуда не денутся. Надо спасать штурмана. Как с это тварью бороться – знаешь?

– Вопрос в том, насколько это сильный контролер. Если под пси-удар попасть, то можно, вообще, все мозги себе выжечь… Надеюсь, этот не такой. Можно камеру в шлюзовой посмотреть?

Протасавицкий переключил камеру на общий монитор.

На экране крупным планом была видна рожа контролера. Он, как будто чувствуя, что за ним наблюдают, глядел в объектив, подойдя максимально близко. Немигающий взгляд непроницаемо черных глаз, вздувающиеся язвы на лице. Отвратительная злобная тварь словно пыталась залезть в сознание людей, здесь, далеко от шлюзовой.

– Ну и мерзость, – произнес Протасавицкий, не отрывая взгляда от экрана. – Бери ружье, вперед!

– Ножом его надо брать, – сказал Андрей.

– Все-то ты знаешь, – недовольно буркнул командир. – Где я тебе возьму боевой нож? На камбузе только пластик.

Андрей, прихватив ружье, направился к двери. Уже на пороге он оглянулся. Протасавицкий все так же не отрываясь смотрел на контролера.

Путь до шлюзовой, а идти надо было на противоположную сторону тора, прошел без происшествий. Зов пирамидки притянул к ней всю нечисть, и станция была свободна. Не считая, конечно, контролера, засевшего со штурманом возле разведкатеров. У шлюзового отсека Андрея ждал сюрприз. Дверь была закрыта и заблокирована. Малахов заглянул в смотровое окошко и увидел, как контролер забирается в челнок. Штурман уже был там, в кресле пилота.

– Константин Петрович! – немедленно связался с командиром Малахов. – Почему нет блокировки? Они садятся на катер!

– Блокировка снята, – глухо ответил командир. И повторил: – Блокировка должна быть снята. Они должны улететь.

После этого связь прервалась. Малахов с ужасом видел, как вспыхнули габаритные огни катера, как распахнулся внешний люк и один из двух исследовательских челноков покинул станцию. Андрей ринулся назад, на мостик, догадываясь, что там произошло.

Первое, что увидел Малахов в рубке, это безвольно поникшее тело, откинувшееся на спинку кресла.

– Товарищ командир! – вскрикнул Андрей.

Он стал тормошить Протасавицкого. Но никакого результата не добился.

– Катя, срочно сюда, командир без сознания, – по общему селектору позвал он врача.

Катя прибежала, нет, ворвалась на мостик через минуту.

– Что с ним?

– Я думаю это результат пси-удара от контролера, – ответил Малахов.

– Чего?

– Короче, скорее всего, что-то вроде глубокого гипноза.

– Так, его нужно срочно в медотсек. Беги за носилками, я пока тут попробую что-то сделать.

Андрей не стал возражать, только подумал, что таскать носилки становится для него слишком частой обязанностью.

– Что там? – встретил в медотсеке Малахова пилот. – Что вообще происходило? Мы тут сидели без связи, боялись дверь открыть.

– Командир в отключке, – кратко ответил Андрей. – Надо сюда его тащить. Я за носилками.

– Давай вместе его принесем. – Борис кряхтя решительно подошел к ячейке с носилками.

– Ты же раненый! – Малахов показал пальцем на спину пилота.

– Ерунда! Катя слишком скрупулёзна. Все давно зажило, а она боится, что вдруг я ослабну и сознание потеряю. Все, я могу пластырь даже содрать! Хороший она доктор, но уж слишком большая перестраховщица. У нее прямо какой-то маниакальный страх за здоровье экипажа.

– Боря, не преувеличивай. Катя нормальная девушка, – возразил Андрей. – И навалилось на нее сразу столько, что мама не горюй. Она же просто должна была нам температуру мерять и за давлением следить. А тут полевая хирургия.

– Да уж. Ладно, я в порядке. Пошли. – Степанов первым вышел из медотсека.

На мостике их ждал приятный сюрприз. Капитан, всё еще бледный, был в сознании и что-то тихо обсуждал с Катей. В рубке явственно пахло нашатырным спиртом.

– О, носилки не понадобятся, – обрадовался Малахов.

– Да, можешь отнести их обратно, – согласилась Катя.

– Нет, боюсь, что носить носилки станет моей второй профессией. Пусть тут постоят, – улыбнулся Андрей.

– Так, бортинженер, объясните мне всё происходящее. – Командир строго посмотрел на Малахова.

Такая нарочитая официальность не понравилась Андрею. Тем более, что совсем недавно командир обвинял его во всех бедах.

– Товарищ командир, разрешите докладывать? – Хоть Малахов и не хотел этого, но показалось, будто он передразнил капитана. – Видимо, сила контролера оказалась больше, чем обычно, и он смог на вас повлиять. Ведь вы же не по своей воле отключили блокировку шлюзовой?

– А ты мне лучше вот что скажи. – Протасавицкий был недоволен словами Малахова. – Почему вред наносится всем, но не тебе? Почему у нас один ранен, другой, вон, улетел, меня твой контролер чуть не убил, а ты все такой же веселый и остроумный? Не ты ли являешься источником всех наших проблем?

– Каким образом? – Андрей напрягся, словно перед дракой.

– Я не знаю, каким образом! Но то, что происходит здесь, не имеет никакого отношения ни ко мне, ни к остальному экипажу! Заметь, мы даже не знаем, как эти твари называются, а приблудная мразь, которую ты Бруно называешь, вообще твой домашний питомец!

– Константин Петрович, – устало произнес Малахов, – давайте сначала Тимофеича выручим, а потом устраивайте суд офицерской чести, хорошо?

– Ты не офицер! Ты штатский! В отличие от нас всех! – Командир перешел на крик.

– Ну, тогда товарищеским судом. Сами решите, каким. – Малахов был взбешен от таких обвинений, но пока сдерживался.

– Почему тебе этот контролер вообще никакого вреда не нанес, а меня он достал даже через монитор? – не унимался Протасавицкий.

– Не знаю, – ответил Малахов.

– Не знаешь – не надо! – Командир сказал как отрезал. – Так, Борис, доложить ситуацию по катеру!

Степанов, давно мечтавший вернуться в строй, немедленно занял свое место, набирал на клавиатуре, которая у пилота была встроена в подлокотник, необходимые команды.

– Константин Петрович, – всполошилась Катя, – может, не стоит Борю пока тревожить? Он же ещё не выздоровел окончательно.

– Потом будем долечиваться, – буркнул командир.

– Удаление двести километров. На связь не выходят. Ускорение ноль. Они отскочили от станции и застыли. Состояние здоровья штурмана…

– Состояние штурмана, – вмешалась Катя, которая уже связалась с катером по медицинскому каналу, – скорее похоже на ваше состояние, Константин Петрович, полчаса назад. Понижена активность всех функций мозга. Мышечный тонус слабый.

– А по-русски? – спросил командир.

– В глубоком гипнозе, если по-вашему. Проще не объясню.

– Зачем этой твари наш штурман?

– У твари спрашивайте. – Катя была очень напряжена и не настроена на какие-либо рассуждения. – Насколько я понимаю в таких терминальных состояниях, час-другой – и мы останемся без штурмана навсегда. Психика не выдержит.

– Надо на втором катере их перехватить, – предложил Степанов. – Я смогу пристыковаться. К ним можно попасть, если удастся разблокировать вход…

– Как попасть? А если штурман без скафандра? – перебил его командир.

– Я видел, что Тимофеич был в скафандре. А вот контролер… – Малахов вспомнил, что он видел в смотровое окно на двери в шлюзовую. – Он как раз был в своей алкоголичке.

– Борис, можешь проверить?

Пилот вывел на общий обзор вид с камеры внутри челнока.

– Скафандр в порядке, наш штурман даже в состоянии полного гипноза не забыл о правилах.

– Так. – В голосе командира опять зазвучал металл. – Боря, ты сможешь сесть за штурвал?

– А куда я денусь. Андрюха наш вообще даже на тренажерах не пробовал.

– Так это не моё дело, – отозвался Малахов. – Я просил, чтобы меня научили, но руководство решило, что это лишнее.

– Приказываю, – продолжил командир, – пилот и бортинженер. С помощью второго катера попробуйте пристыковаться и освободить штурмана. Борис – твоё дело только управление машиной. Никакого вмешательства в работу бортинженера. А тебе, Малахов, заниматься только нашим штурманом. Раз ты уверен, что твари тебя не трогают.

– Ну, это вы уверены, – вяло возразил Андрей. – Задание понял, выполню.

Он встал и направился на выход.

– Андрей, подожди, – мягко остановил его командир. – Ты говорил, что контролера ножом надо брать. Вот, возьми.

Он открыл верхнюю шухлядку своего стола и извлек оттуда кортик.

– Не ты один подарок от отца на борт протащил. Это кортик ещё с Великой Отечественной, от моего прадеда. Он тебе сейчас нужнее.

Исследовательский катер станции «КС-6» для работы на удалении был достаточно продвинутой машиной. Управлять им можно было, как обычным космическим челноком, с места пилота, так и полностью в автоматическом режиме. Но из соображений веса и габаритов катер был максимально упрощен и не рассчитан на долгие путешествия.

Сейчас от этого транспорта требовалось одно – выйти на сближение со своим двойником, в котором находились штурман и контролер, и перейти в режим физического контакта. Когда-то, в давние времена, это называли абордажем. Для пилота не было большой проблемой запрограммировать бортовой компьютер на одну простую задачу.

Катер плавно, за счет центробежной силы тора вылетел в открытое пространство. Маршевый двигатель ещё не включался, Борис легонько выводил машину в нужную ориентацию, чтобы потом, уже под управлением компьютера, бросить ее в погоню за украденным катером.

Он спокойно, словно это был не открытый космос за триллионы километров от дома, а тренажер на Земле, и это была не погоня в открытом пространстве, а тысячи раз повторенное упражнение, манипулировал джойстиком системы ориентации.

– Ну что, Андрюха, погнали. – Катер был уже готов к работе главного двигателя.

– Чего спрашиваешь. Дави на газ! – кинул Малахов и машинально вжался в спинку ложемента, готовясь к рывку.

Взревел главный движок, экипаж катера действительно вдавило в кресла нарастающее ускорение.

– Через минуту будем на месте, главное, чтобы системы оттормозили как надо, – сообщил пилот, видимо для собственного успокоения.

Никаких проблем в работе систем транспорта не было, и вот Малахов увидел, как на лобовых иллюминаторах второй катер, сначала казавшийся точкой, начал увеличиваться. Через несколько секунд, совершив разворот, их челнок застыл в нескольких метрах от своего близнеца.

– Станция, подтвердите, что скафандр у штурмана герметичен. – Степанов связался с мостиком. – А то это будет не спасение члена экипажа, а наоборот.

– Да, Боря, мониторинг показывает, что Тимофеич будет в безопасности, если откроете входной люк, – успокоили со станции. – Так что – вперёд!

Оба катера не обладали высоким уровнем защиты. Они были сконструированы так, что в них отсутствовала система шлюзования, и экипаж должен был работать в легких скафандрах, поддерживающих жизнедеятельность, на случай если произойдет разгерметизация.

– Ну что, Андрюха, – готов разобраться с этим твоим контролером? – Борис задал вопрос, не отрываясь от иллюминатора.

Он опять, как на старте, аккуратно манипулируя джойстиком, подгонял катер на минимальное расстояние к другому борту. Конусы конденсированного газа из маневровых движков казались усами гигантского жука, который сердился и время от времени их топорщил.

– Только учти, надо успеть открыть кабину и проникнуть внутрь быстрее, чем за сто секунд, – стал повторять инструкцию пилот, хотя Малахов знал ее назубок. – Защита скафандра слабая.

– Знаю, – пробурчал Андрей, отстегивая страховочный ремень. – Только не дергай, когда я буду с борта на борт прыгать. Невесомость – это не мой конёк.

– И своим кинжалом не распори себе скафандр. – Борис пальцем ткнул в сторону кортика. – Вообще, дурдом какой-то. В космосе с кортиком мочить сказочных персонажей.

– Спину свою вспомни, сказочник, – незло ответил Андрей. – Вот такие тут сказки. А к сказкам положены мечи и волшебные палочки.

– Тут волшебная трава прежде всего положена. Приготовься, – мрачно произнес пилот.

Борта катеров соприкоснулись практически без толчка. Сказывался класс пилота. Малахов замкнул системы жизнеобеспечения своего скафандра. Теперь он дышал только автономными запасами и связь с пилотом шла только по радиоканалу.

Распахнулся люк, и Андрей, не выпуская страховочный фал из рук, осторожно оттолкнулся от своего ложемента. Самым сложным было задать траекторию прыжка, чтобы долететь до борта другого челнока. Никаких возможностей корректировать своё перемещение не было. Малахову повезло. Уже вылетая из кабины, он несильно столкнулся с люком, и это изменило траекторию так, что он перелетел точно на поверхность угнанного катера. Ему удалось сначала схватиться за одну из скоб-ступенек, а затем закрепиться на ней с помощью карабина.

– Кнопка в метре слева от тебя, – раздался голос пилота. – Это внешнее управление доступа в кабину. Давай, только осторожно.

– Даю, – кратко ответил Андрей.

Он осторожно переполз по направлению к кнопке и нажал её. Первое, что он увидел внутри катера, это сидящего без движения штурмана. Никаких признаков контролера не было. Малахов без особого труда проник в кабину и закрыл люк. Он сделал это совершенно машинально, подсознательно считая, что в изоляции ему будет спокойнее и безопаснее.

– Тимофеич, жив? – Андрей потрепал за плечо штурмана.

Но тот никак не отреагировал на прикосновение. Впрочем, после того, что случилось с командиром, Малахов и не надеялся, что штурман будет в сознании.

– Докладываю. – Андрей вышел на общую связь и со станцией, и со Степановым. – Контролера нет, я думаю, распался, как и все остальные. Штурман без сознания.

– Да, но жизненные показатели у него уже некритичные. Он словно в глубоком сне, – отозвалась Катя.

– Ну что, поехали домой? – предложил Борис. – Передай управление твоего корытца мне.

– И? – Малахов не знал, ни как управлять катером, ни как передавать управление.

– Ты передавай, потом узнаешь! Выполняй, что я буду говорить. Сначала перемести Борю на свое место, а сам займи пилотское.

Усадить тяжелого и безжизненного штурмана в условиях малого объема кабины оказалось непростым делом. Отсутствие тяготения в тесноте никак не помогало. Андрей несколько раз чуть не порвал свой скафандр так и не пригодившимся кортиком, два раза сильно ударился локтем, но в итоге он сидел на месте пилота, а Тимофеич был надежно зафиксирован на пассажирском кресле.

– Готово!

– А кряхтел-то как, жуть прямо, – прокомментировал командир.

Судя по добродушному голосу Протасавицкого, настроение у него улучшилось, и он уже не был так зол на Малахова.

– Так, Андрюша, теперь скажи, что ты видишь на пилотском дисплее. – Пилот начал не спеша вводить Андрея в курс дела.

– А ничего нет на экране. Я так понимаю, выведены иконки основных агрегатов, и все они отмечены зелёным.

– Это значит, что все системы исправны. Нам надо найти иконку в виде штурвала. Есть такая?

– Сейчас. Ага, есть.

– Нажми на нее.

Малахов выполнил указание пилота, ткнув пальцем в сенсорный экран.

– Теперь она на весь монитор, и выпало меню. Там разные варианты.

– Выбирай «удалённое управление».

– Так, тут ещё варианты.

– Выбирай «следовать за мастером». И когда появится «установить связь», выбирай «подтвердить». Ага, молодец! – обрадовался пилот. – Теперь ты под полным моим контролем.

– На моем экране надпись «заблокировано». А если я захочу взять управление в свои руки?

– Там есть простая команда, но можно я тебе её пока не скажу? Учти, двигаться будем на дистанции сто метров, сначала я, потом вы. Скорость будет невысокая, так что возвращение затянется, – уже строго, как и положено мастеру в полете, объяснил пилот. – «КС-6» – готовы принять нас?

– Готовы! Майор, стартуйте, – приказал командир.

– А что мне-то делать? – растерянно спросил Малахов. Он никак не мог смириться с тем, что ему придется быть статистом.

– Ничего. Наблюдай и сообщай о внештатных ситуациях, – ответил пилот. – Стартуем!

Андрей почувствовал, как дрогнул катер, теряя механический контакт со вторым бортом. Он наблюдал, как челнок Степанова совершил разворот по большой дуге и вышел на траекторию полета к станции. Малаховский же катер развернулся на месте, работая маневровыми движками. Было что-то в этом движении завораживающее и убаюкивающее.

Андрей, уставший от звездного неба на станции, все время стремительно летевшего по кругу, был заворожен неподвижными звездами, которые, как казалось, пытались ему что-то сказать, на секунду прекратив свой безумный бег.

– Нравится? – внезапно раздался за спиной Малахова тихий голос.

Именно за спиной, а не в наушниках гермошлема. Эти слова проникали сквозь скафандр без каких-либо препятствий и возникали прямо в голове.

– Нравится, – нашел в себе силы ответить Андрей.

Он хотел оглянуться, увидеть говорящего, но тот остановил его:

– Не стоит пытаться увидеть меня. Тебя, скорее всего, это совсем не удовлетворит. А с большей вероятностью, ты просто меня не увидишь.

– Кто ты? – уже спокойно и уверенно спросил Андрей.

– Я тот, кто, пытаясь творить добро, творит зло. Я тот, кто пытается создать мир, но не может даже понять его.

– Претендуешь на звание бога?

– Ни в коем случае. Но и на дьявола тоже не претендую.

– Все, что с нами происходит, это ты делаешь? Эти зомби, эти контролеры… Зачем ты катер угнал?

– Я ничего не делаю. Я просто даю возможность этому свершиться… А катер мне нужен был, чтобы встретиться с тобой. Вернее, мне не нужен был катер, мне нужно было, чтобы ты оказался вдали от станции. Мне очень мешает шум.

– Встретиться, чтобы говорить загадками? Скорее, похоже, что ты хочешь полюбоваться собой. – Малахов нервничал и потел под скафандром. Капли противно щекотали затылок.

– Зачем мне любоваться собой? Это удел молодых и амбициозных. И если я буду говорить не загадками, а разгадками, ты не сможешь понять сути. Познавать надо, не услышав ответ, а найдя его. Получив своим трудом, мыслительным трудом. А пока у тебя только прыжки и стрельба. – Таинственный голос звучал ровно, слегка поигрывая обертонами.

– Ты хочешь сказать, что похитил меня ради какой-то тайной миссии?

– Нет, я не хочу тебе поручать никакой миссии. Я хочу, чтобы ты понял и донес до других главную мысль.

– Хочешь дать разгадку?

– Не надо меня ловить на логических нестыковках. Я не хочу ничего разгадывать. Мысль в том, что понятие Зоны появилось на Земле не потому, что произошла единовременная катастрофа или Землю закидали мусором с вселенского пикника.

– А почему именно мне ты хочешь это открыть?

– Потому что ты пока единственный, кто был в первоначальной Зоне и понял ее суть.

– Мне никто не поверил. Знаешь, что мне говорили те, кто читал отчет, записанный с моих слов?

– И что же они говорили?

– Конечно, точно не помню, но примерно так: мол, дети без оружия и защиты, шатающиеся вдоль и поперек всей Зоны, ручные собаки-мутанты, говорящие кровососы и их поселения, одушевленные паровозы, подводная лодка посреди леса – это бред. Зашкаливающая концентрация галлюциногенного трэша. Типа, нанюхался грибов, или что там нюхают.

– Это вполне естественно. Все знали аномалии и Зону по той картинке, которую создавали и информационные каналы, и сами, как их там называли… Сталкеры, да?

– Сталкеры вообще уроды, которых героями объявили. В Зоне много прекрасных людей, много прекрасных нелюдей. И там нет зла первобытного.

– Вот видишь, тебе не надо давать готовых ответов. В природе нет зла. Есть целесообразность. И не будет орел убивать мышей ради забавы. Зачем? И не будет он нападать на медведя, чтобы прокормиться. Бессмысленно. Зачем же тогда кровососам нападать на вооруженных сталкеров? Шансов никаких. Проще найти себе пищу не такую вооруженную.

– Ну да. Это я видел там, в Зоне. Но когда я про паровозы и их детёнышей рассказывал, меня хотели вообще на обследование положить. В психушку. – Андрей почувствовал, как от старой детской обиды у него начали гореть щеки.

– Ну, я не знаю, что там за локомотивы, это же не я создавал их.

– А остальное ты создавал?

– Нет, я ничего не создавал. Я давал вам, людям, возможность. И создавать, и уничтожать. И воевать, и жить мирно. И заметь, я не стал это делать на всей вашей планете. Только в отдельных зонах, не угрожая всей вашей цивилизации.

– А зачем тебе это?

– Мне? Я просто познаю мир. Не более того. Знание – это всё, что я могу получить, и всё, что мне надо.

– Но ведь сколько людей погибло и гибнет! Целые города, великие города, превращаются в необитаемые зоны!

– Ты думаешь, это я делаю? Ошибаешься. Нет ничего, что не делает сам человек. А за штурмана не беспокойся. Я не дал ему мозги выжечь. Пусть поспит пока.

– Не уверен, что ты говоришь мне правду, если знаешь. И если не знаешь, не делаешь вид, что знаешь. Зачем мне было делать всё то, что происходит на станции? Зачем?

– А почему ты решил, что это ты сделал? – В голосе промелькнули нескрываемые иронические нотки.

– Только я знаю, что такое зомби, что такое кровососы и прочие псевдоплоти. Только я мог это воплотить в реальность! – чуть не закричал Андрей. – Зачем я это делал?

– Я чувствую в тебе горечь обиды. Тебе кто-то внушил эти мысли?

– Это ни у кого из экипажа не вызывает сомнений!

– Худшее, что может быть в характере человека, – это отсутствие сомнений.

– Ты говоришь банальности.

– Малахов! Очнись, Малахов! Хватит спать! – раздался голос в наушниках. Он сопровождался неприятным сигналом зуммера на пульте управления.

– Что, тревога? – Андрей словно вырвался из тёмной пропасти.

– Да ты хоря придавил так, что мы тебя несколько минут пытаемся вызвать. – Голос пилота был весёлым. – Подлетаем, пора стыковаться.

– А что мне делать?

– Ты на всякий случай. Если что пойдет не так, нажмешь вон ту большую красную кнопку на пульте. Видишь, она засветилась сейчас.

– А долго я…

– Да минуты три или четыре. Нормально! Молодец, не теряешь ни одной возможности выспаться! Так – готовься, начинаем подстраиваться к нашей станции.

Малахов видел впереди катер пилота, а ещё дальше по курсу величественный тор станции. Махина вращалась, и для стыковки оба катера должны были начать двигаться синхронно с ней.

– Начинаем переходить в координатную систему тора, – раздался сухой отчет Бориса.

Ориентационные движки развернули оба катера, чтобы маршевые двигатели смогли завертеть транспорты по траектории параллельно шлюзовой камере со скоростью вращения тора. Это была виртуозная процедура. Маршевые двигатели работали одновременно с ориентационными, превращая прямолинейный полет мелких челноков в круговой. Через минуту Малахов уже видел неподвижный тор, и люк шлюзового отсека, и несущиеся в диком танце звёзды.

– Прошу выдвинуть причальную штангу, – запросил Степанов.

– Выдаю причальную штангу, – ответил командир.

Шлюзовой отсек гостеприимно распахнул входной люк, и оттуда выехал еле видный тонкий стержень, как будто какой-то рыбак решил наловить космической рыбы.

– Андрей, приготовься, стыкуемся перед шлюзованием.

Катер Малахова начал незаметно сближаться со своим близнецом, и вот уже Андрей почувствовал легкое столкновение корпусов. Теперь оба транспорта были единым целым.

– Отлично, – оценил работу пилота Протасавицкий. – Добро пожало…

– Не спеши, еще надо причалить, – остановил его пилот.

Но Борис перестраховывался. Вот уже бугель стыковочной штанги точно вошел в систему стыковки катера, и, уже влекомые механической системой посадки, оба катера вошли в шлюзовую камеру. А ещё через короткое время шлюз заполнился воздухом и поступила команда покинуть транспорт.

– Андрей, не спеши, я помогу штурмана достать, – услышал Малахов по громкой связи.

– А объясните, пожалуйста, почему я здесь и почему меня надо доставать? – раздался недовольный, но вполне бодрый голос Переверзева.

– Мы, Тимофеич, на прогулке были, а ты прикорнул слегонька в конце, – как ни в чем не бывало сообщил Борис. – Давай тогда выбирайся сам.

– Или у вас шутки идиотские, или я чего-то не знаю, – пробурчал штурман.

– Ты просто забыл, – раздался голос командира, который, как оказалось, слушал все переговоры. – Давайте все немедленно в медблок. После медосмотра собираемся на мостике.

– Давайте обсудим. – Протасавицкий был мрачен и разговаривал с экипажем, не отрывая глаз от своего монитора. – Мы столкнулись с тем, с чем меньше всего ожидали столкнуться. Мы не исследуем причины возникновения Зоны на Земле. Станция сама стала Зоной. Я могу быть неправ, но мне кажется, что основная вина в этом лежит на нашем бортинженере. Только он знает досконально, что такое Зона, и только он знает, как себя в ней вести.

– Сразу нашли виноватого, – возмутился Малахов. – А других вариантов нет?

– У меня есть один вариант. – Командир был непреклонен. – Тебя надо изолировать от команды на максимально большое расстояние. Жаль, нельзя тебя на катере укатить на сотню километров. Так что пока – давай в свою лабораторию на ту сторону тора и, пожалуйста, постарайся не генерировать новых тварей на станцию. Договорились?

Малахов растерянно огляделся. Остальные члены экипажа скромно отводили взгляды. Видимо, все были согласны с Протасавицким.

– А почему бы нам не вернуться назад? Ситуация же экстраординарная. Прыгнем назад, на орбите разберемся, ресурсы нам обновят, новую технику подгонят. Мы же практически лишены сейчас нужной аппаратуры. Да и… – Малахов отчаянно хотел найти другой выход из ситуации.

Но командир перебил его.

– Нам некуда возвращаться, – тихо и мрачно сказал он и включил на мониторе изображение.

Андрей узнал кадр из трансляции с ЦУПа, тот самый с кошкой.

– Мало ли что, может, у них какой-то день особый. – Андрей всё ещё пытался найти рациональное объяснение этим кадрам.

– Всмотритесь и скажите, что здесь необычного, – командир пригласил всех к экрану.

Через мгновение Катя вскрикнула и посмотрела на командира.

– Это не сбой? – Она показывала на большие часы-календарь, висевшие на стене ЦУПа.

– Нет. Это пятнадцать часов двадцать минут пятого марта две тысячи триста восемнадцатого года, – жёстко, скорее даже жестоко, сказал Протасавицкий. – На Земле прошло триста лет. Нам некуда возвращаться.

– Почему некуда? – испуганно воскликнул штурман. – Нас же встретят.

– О нас забыли давно. ЦУП заброшен. Оказалось, скачок через кротовую нору позволяет проникнуть не только сквозь пространство.

– Я считаю, что это какая-то ерунда, – не выдержал Степанов. – Мы же связывались с ЦУПом после скачка! Все было нормально. Что, потом время бах – и того? Это же бред сивой кобылы.

– Не забывай, где мы находимся и что вокруг нас происходит. – Малахов был невероятно подавлен и говорил глухо, глядя в сторону. – Не могло время полететь так вот нелинейно с того момента, как мы здесь. Надо разобраться, я думаю, надежда есть.

– Оптимист, – буркнул Тимофеич.

– Так, Андрей, давай поселишься пока в лаборатории. И будет тебе время заняться исследованиями. Может, и вправду решение найдешь, – без тени оптимизма завершил собрание командир.

Малахов, не прощаясь и не оглядываясь, покинул рубку. Он вошел в свою каюту, запаковал необходимые вещи и уже собрался отправиться в лабораторию на другой конец станции, но остановился и взял с полки пистолет отца. Он помнил, что в сумке с компьютером есть ещё одна обойма. Помповому ружью Андрей не доверял.

Лаборатория встретила Малахова тусклым светом экранов и индикаторов и легким жужжанием вентиляции. Андрей, не особенно задумываясь, как он себе организует быт в изгнании, бросил сумку на пол и сел на свое рабочее место. Погружение в работу было лучшим способом избавиться от тягостных мыслей.

За то время, как Малахов написал программу управления лидаром и запустил его в автоматическую работу, скопилось множество данных. Вот их обработкой он и занялся. Сортировка массивов данных, синхронизация по времени, отсеивание сбоев в системе заняло очень много времени, но в итоге на экран были выведены уже десятки графиков, выстроенные один над другим. Каждый график относился к определенной точке пространства. Вместе они никак не были похожи на что-либо связанное. Единственное, что можно было сказать, что в каждой из исследованных точек вещество космической пыли, а другого здесь и не было обнаружено, пульсировало и изменялось.

Андрей решил отложить графики, чтобы подумать о них позже. Он собирался уже устроить себе импровизированную постель из принесенного спальника, но его внимание привлек красный сигнал на системе контроля квантовой связи. Сигнал говорил о временном сбое в передаче данных. Ничем серьезным это не грозило, но Малахов насторожился. Ведь квантовая связь просто так сбиться не может. Мог произойти сбой в работе лазера связи или в системах питания. Но здесь… На момент сбоя все функционировало нормально. И вдруг сигнал пропал на какое-то время. Причем произошла полная потеря обоих каналов. И на Землю, и с Земли. Как будто какой-то неизвестный фактор перекрыл полет связанным фотонам системы.

Андрей проверил время сбоя и все данные на тот момент по системам станции. В общем, он получил то, что подсознательно ожидал. Квантовая связь была нарушена в тот момент, когда возникли сбои в гравитации на станции. Два крайне маловероятных и совершенно непонятных события одновременно. Малахов подошел к иллюминатору. Мимо, как обычно, бесконечным хороводом летели звезды. И только модуль связи, висевший точно по оси вращения тора, можно было различить на расстоянии. Он висел неподвижно в небе, как висит Полярная звезда над Землей. Естественно, модуль рассмотреть невооруженным глазом на таком расстоянии было невозможно, но проблесковый маячок радостно подмигивал, словно говоря: «Я здесь!»

– Константин Петрович, – Малахов немедленно связался с командиром, – у меня есть подозрение, что много интересного мы узнаем на модуле связи. Дело в том, что не все его параметры нам доступны со станции. Никто бы не мог подумать, что именно они могут поменяться.

– О! А мы уже подумали, что тебя твои друзья из Зоны взяли в осаду и ты с ними сейчас трубку мира куришь. – Веселый голос командира немного смутил Малахова. Он считал, что и у всей команды сейчас должно быть настроение не лучше, чем у него. – Говори, что там у тебя?

– Мне удалось выяснить, что в тот момент, когда у нас на станции был сбой в гравитации, помните?..

– Ну да, послестартовый банкет нам испортили. Всё потом так и пошло, через… э…

– Так вот в тот же самый момент был сбой на модуле связи. Причем все элементы работали штатно, но сама связь прерывалась. Ненадолго, но прерывалась.

– Ну и что? Смысл-то какой ты вкладываешь в свое наблюдение?

– А смысл простой! Гравитация просто так скакать не может. Это совершенно нереальное и необъяснимое явление. Общая теория поля нам говорит, что в любом случае колебания гравитации могут привести к нарушениями пространства. Как рождение нашей кротовой норы. Но нора наша контролируемая, а здесь…

– Ты хочешь сказать, что мы могли провалиться куда-то? – с сомнением спросил командир.

– Нет, я не думаю, что все настолько плохо. Мне кажется, но идея эта безумная.

– Конечно, кто же спорит? Сейчас у нас все на твоем безумстве замешано. Ну, излагай, нам интересно послушать.

– Так вот. Что вы знаете о мультиверсуме? – Малахов пропустил колкость мимо ушей. – Это очень популярная теория.

– Сказочная? – раздался глухой голос Степанова, видимо, он тоже был на мостике.

– Нет, это совершенно строгая теория, которая, правда, пока не получила подтверждения. Но послушайте, то, что мы оказались на триста лет в будущем уже после прыжка, ничем не объясняется, так ведь?

– А можно поконкретней? Не думаешь же ты, что мы тут сидим и ждем погоды. Мы занимаемся тем, что оцениваем шансы вернуться домой. – Командир начал терять терпение.

– Моя идея такая. Нарушения гравитации могли запустить изменения квантовой структуры пространства, локально осуществив соединение двух вселенных мультиверсума.

– Ох, – только и смог возмущенно вымолвить командир. – Мы теперь в мире рептилоидов? Андрей, тебе бы отдохнуть немного, а?

– Да поймите же! Наш квантовый узел связи мог просто связаться с другой, очень похожей на нашу, вселенной, но у которой течет время не по-нашему. Там все, как, но… Ведь это значит, что наш мир, мир, из которого мы улетели, остался прежним. Просто у нас связь, грубо говоря, не с тем ЦУПом!

– И что делать?

– Надо лететь на катере к модулю связи.

– И что ты можешь там сделать? Ты что-нибудь в устройстве модуля понимаешь?

– Немного понимаю, знаком с принципом действия. Модуль устроен так, что мы с ним имеем только радиоканал связи и всю телеметрию только по этому каналу. В оптический канал мы никак не можем проникнуть на расстоянии.

– Что ты можешь понять в этом оптическом канале? Малахов, перестань предлагать странные прожекты! Связь окончена, – жестко отрезал командир.

– А ты что, другого ждал? – раздался голос из спины.

Малахов от неожиданности резко вскочил с рабочего кресла, сильно ударившись коленом о столешницу. Голос был знакомый. В стороне в одном из рабочих кресел сидел Ыду. Как и при прошлой встрече, он выбрал такое место, где его лицо находилось в тени, почти в сумраке, однако фигура, облаченная в дорогой костюм, просматривалась хорошо.

– Здесь все всегда появляются неожиданно? – Малахов уже взял себя в руки и вернулся на свое место. – Хотя запах серы чувствуется.

– Если мы бы могли контролировать наше появление, то смогли бы делать его не таким пугающим для вас. Но мы не вольны в своей реализации. – Ыду развел руки в стороны, изображая сожаление. – И чем тебе запах моего одеколона не нравится? Знаешь, как трудно настоящий «Обсешен» в Зоне добыть?

– И о чем желаешь поговорить? – хмыкнул Андрей. – Расскажешь мне, что мы ищем не там и сами во всем виноваты? Как обычно.

– То, что вы виноваты, – это, скорее, неправда. Просто вы попали в то место, где реализация подсознательного материальна в определенном…

– Если бы подсознание реализовывалось, я бы давно сидел дома! На своей вилле на Южном берегу Крыма!

– Не перебивай, – мягко возразил Ыду. – Здесь реализация подсознательного имеет строго определенный набор вариантов. Во-первых, ты уже заметил, страх является основой реализации. Как бы сказать – каждый чего-то боится, и не дай бог, чтобы страхи реализовались. Можно, конечно, бояться запаха фиалок, и они по ночам будут расцветать у твоей кровати. Но не здесь. Здесь если ты боишься фиалок, то обязательно попадешь на какую-нибудь ржавую плесень. В лучшем случае с запахом фиалки.

– Ты думаешь, у меня нет подсознательных страхов? Я такой же, как все, и страхи есть. Но почему-то ничто страшное или опасное для меня на станции не появляется, – ответил Малахов.

– Ты так уверен? – спросил Ыду. – Просто ты не знаешь своего страха. Вернее, еще не знаешь, как он реализовался.

– Ладно, страх так страх. А ты мне можешь что-либо сказать о временном прыжке, который мы совершили? И что это было?

– Каждый из нас – чей-то страх. Я не твой страх, и я ничего не могу сказать о том, что меня не касается. Ты же сам понимаешь, нас нет в реале. Мы – синтез по чьей-то воле.

– А пришел-то чего? – не отставал Малахов.

– Я же повторяю. Не мы решаем, когда нам и куда приходить. Но в чем я уверен – каждый наш приход должен для вас что-то значить, подталкивать к решению.

– Как?

– Слушай, ты что, совсем тупой? – Ыду взвился, и его лицо расцвело розеткой щупалец. – Ой, извини. Не знаю я ничего. Не знаю.

– Ну, на нет и суда нет. А то, знаешь, тут все всё знают. Все решили, что я во всем виноват, выгнали меня в лабораторию. Они думают, если я буду вдалеке от экипажа, то на той стороне нашего бублика всё будет отлично, и они спокойно завершат миссию и вернутся домой. – От излишнего возбуждения Андрей стал говорить громко, чуть ли не переходя на крик.

– Что я могу сказать – веди себя так же, как вел тогда в Зоне. В итоге все будет хорошо. Решения будут.

– Это ты точно знаешь? – Андрей хотел подойти поближе к Ыду, даже привстал, но передумал. – Я же стал убивать зомби без разбору. Совсем как какой-нибудь сталкер. А ведь помнишь, я к твоим родителям там, в Зоне, приходил.

– Очень смутно, но помню. Я же совсем маленьким был, – грустно сказал Ыду.

– Ваших мелких зверьков в загоне помнишь? Я так думаю, в нормальном мире это были бы свиньи или овцы. А у вас все было не так. Смешные, величиной с собаку, с копытцами и с тремя рожками на голове. Шерстка у них была такая мягкая-мягкая. И вели они себя потешно. Они всё время какие-то игры устраивали. Бегали, толкались. А один зверек не бежал, сидел посередине и тщательно следил, чтобы все было честно, никто не выскочил раньше свистка и чтоб никто не толкался. Он же и свистел.

– Так это тубикушки! – обрадовался Ыду. – До сих пор у родителей целый выводок.

– Я сначала не понял, чем он свистит, а когда разобрался, то очень смеялся. Видно было, что твои родители очень гордятся этими животными, – продолжал вспоминать Малахов. – Они показывали их нам, помнишь, брали зверьков на руки, гладили и почему-то с гордостью показывали третий, средний рог. Я так понимаю, это был очень важный рог? А потом они повели нас в какой-то погребок. Помнишь?

– Скорее всего, это был комариный улей.

– Ну да. Сначала я ничего не увидел, там было темновато, но, присмотревшись и прислушавшись, я понял. В сарайчике под потолком висело два десятка рамок, на которые были натянуты плотные сетки. Эти сетки были почти не видны, потому что миллионы комаров облепили их толстым слоем. Комары вяло шевелились, как мне показалось, организованно. Они сдавали кровь, которая по сетке стекала вниз, в большие стеклянные банки. Мне стало немного не по себе, и я выскочил наружу. Ты помнишь это? Ведь можно было просто мирно жить рядом и никого не обижать. Почему сейчас это невозможно?

– Конечно. Тот, кто это затеял, делал это не для того, чтобы всех уничтожить. Это бы он, наверное, сделал легко и сразу, – уверенно произнес Ыду. – А вот то, что ты стрелять стал без разбору, это, конечно, не очень хорошо. Но ты же не за себя волновался? И запомни, этот посыл, это твое желание защитить конкретного человека – неспроста. Это один из шагов к пониманию.

– Он – ты его называешь, как человека? – Андрей постарался не отвечать на слова Ыду про стрельбу. Он и сам понимал, что был неправ.

– Ну, оно. Какая разница? А ты думаешь, там, в Зоне, когда я вырос, когда понял, что так существовать нельзя, не задумывался над этим вопросом? Хорошо, нашу Зону изначальную закрыли от доступа, и немного спокойнее стало жить. Не стало всяких сталкеров, исследователей и прочих искателей смысла… Мы жили спокойно, как ты и видел в ту встречу, – с грустью сказал Ыду и вдруг добавил: – А ты все-таки попробуй проверить модуль связи. Вдруг чего и узнаешь.

Малахов машинально посмотрел в иллюминатор на мигающий модуль. А когда оглянулся, то лаборатория была пуста.

Чертыхнувшись, Андрей опять попытался выйти на связь с командиром.

– Константин Петрович, я хочу повторить свою просьбу. Сформулировав ее более четко, – решительно заявил он.

– Ну говори, зануда, – устало протянул командир.

– Я считаю, что раз произошел сбой в системе связи и сбой этот необъясним, то необходимо проверить функциональное состояние модуля связи. Ведь вы же не станете возражать, что все беспилотные станции, которые перепрыгивали сюда, возвращались без каких-либо временных аномалий, так?

– Так. Но повторюсь и я. Что ты хочешь увидеть на модуле связи? – Вопрос прозвучал строго, как требование.

– Я хочу установить там спектральный прибор. Я проверю, не изменилась ли энергия связанных фотонов по сравнению с тем, как было установлено изначально. И понять, работаем ли мы с тем же самым адресатом или нет.

– И что тогда? – По тону Протасавицкого стало понятно, что у него нет никакого желания посылать катер.

– И тогда у нас есть шанс перескочить обратно в наше время. Где нас ждут и готовы принять в любой момент.

– Я не могу рисковать жизнью членов экипажа. Ты не умеешь управлять катером, – отрезал командир.

– Боря может спокойно управлять дистанционно, он же мне это показал. Тем более, что цель, модуль связи, стационарен относительно нашей станции и никаких неожиданностей в полете быть не должно.

– Жди, мы посоветуемся. – Командир выключил связь.

Ждать пришлось недолго.

– Хорошо, Малахов, готовь своё оборудование. Завтра с утра вылет, – уже спокойно и без эмоций сообщил командир. – Утром, в восемь, как только пилот запрограммирует катер, мы с тобой свяжемся.

– Принято, – радостно ответил Андрей. – Готовлю оборудование. В восемь ноль-ноль по бортовому времени я у шлюзовой.

Поужинать он смог только пачкой галет и водой, которую он нашел в лаборатории. Но это его сильно не расстроило.

Когда Малахов подошел к шлюзовому отсеку, его дверь сама гостеприимно распахнулась с тихим жужжанием приводов. Холодный воздух пахнул неприятным, тревожным запахом. Остывая, маршевые двигатели катеров заполнили воздух вонью раскаленного метала и остатков топлива на дюзах. Никто из экипажа не пришел его проводить, впрочем, Андрей особенно и не надеялся. Весь багаж бортинженера состоял из небольшого чемоданчика с оптическими элементами и приемниками излучения и спектрометра.

Шлюзовая, как только Малахов в нее вошел, немедленно осветилась десятком прожекторов. Сразу стало понятно, что воздух отсека наполнен то ли пылью, то ли туманом, которых не было раньше. Тревожные столбы света не освещали его, а только мешали рассмотреть расположение машин и приборов, делая их призрачными и размытыми.

Понимая, что за ним наблюдают по камере слежения, Андрей спокойно облачился в скафандр, подошел к катеру, стоящему ближе к внешнему люку, и включил телеком.

– Бортинженер к посещению модуля связи готов, – сообщил он по-уставному.

Отъехавший в сторону ситалловый колпак катера открыл вход в кабину, и Малахов, чуть скользя ботинками по скобам, забрался внутрь. Колпак сразу вернулся на место, в походное положение, засветились сигналы на панели управления. Андрей даже сквозь закрытую кабину услышал, как зашипела, герметизируясь, внутренняя дверь шлюза и распахнулась та, что вела в открытый космос.

– Прошу начать полет, – запросил Малахов.

Ответа не последовало, но катер, словно услышав его слова, плавно покинул шлюзовой отсек без всякой команды из рубки.

– Ладно, спасибо, что не мешаете мне работать. – Андрей отключил связь, добавив уже про себя: – «Захотят – свяжутся».

Зависнув на некоторое время у вращающегося тора, словно собираясь с силами, катер ринулся к модулю связи с такой скоростью, что Малахова вдавило в кресло, как на экстремальной тренировке на перегрузки.

«Нервный что-то сегодня пилот», – пронеслось в голове бортинженера.

Перед самым модулем челнок затормозил настолько резко, что от перегрузок у Малахова засверкали фосфены. Но катер застыл в нескольких сантиметрах от цели и перейти на блок квантовой связи особого труда не составляло.

– Разрешите перейти на модуль связи, – опять запросил он станцию и ответа не получил.

Хотя гадкое предчувствие поселилось глубоко в груди Малахова, он стал выполнять свою задачу.

Распахнулся люк катера, Андрей легко перескочил на модуль, закрепился на нем карабином и набрал на маленьком пульте, на борту станции связи, команду на вход. Входной люк послушно отъехал в сторону, внутри вспыхнул свет, и Малахов плавно влетел внутрь модуля.

Система квантовой связи была разработана как необитаемый космический аппарат, но на случай такой ситуации, как сейчас, а именно контроля или ремонта, подразумевались запас воздуха и отопление, рассчитанные на несколько часов работы в легком скафандре. Подождав, пока давление и температура внутри модуля дойдут до необходимых значений, Андрей откинул гермошлем. Запах внутри станции был неестественно неприятный, как будто это была старая заброшенная электросиловая будка. Скорее всего, сказывалось, что за несколько лет здесь смогли накопиться всевозможные испарения и от работающих лазеров, и от высоковольтной электроники, и просто от пластиковых деталей внутренней обшивки.

Андрей проходил тренировки на таком же модуле на Земле, но сейчас с учетом невесомости он сначала растерялся. В его задачу входила установка делителя пучка информационного лазера, исследование его спектра, сравнение его со спектрами, которые хранились в памяти компьютера ещё с того момента, как лазер настраивали на Земле. Но сначала надо было оборудовать дополнительное место внутри тесного помещения, на которое можно было поставить необходимую аппаратуру.

В итоге удалось накрепко привязать кейс к одной из несущих конструкций и расположить привезенные приборы на твердой пластиковой крышке кейса. Работа ещё осложнялась тем, что освещение внутри модуля было совсем неудобное. Несколько ярких светодиодов, пучки света, отбрасывающие резкие тени, направленные совсем не туда, куда нужно было. «Если вернусь домой, устрою полный разнос тем, кто организовывал иллюминацию в общей системе. Вредители какие-то», – сам себе пробурчал Андрей.

Проклиная все на свете, он собирал оптическую схему из деталей, которые никак не предназначались для такого размещения. Оптика любила полированные стальные и гранитные столы, фиксирующие ленты и большой простор. Но работа на тренажерах прошла не зря, и вот уже слабый пучок инфракрасного лазера, отщепленный от основного луча, был сфокусирован и согласован со световодом, загонявшим сигнал в нутро портативного интерферометра. Программа измерения уже работала на встроенном в кейс планшете. На измерение спектров ушло около десяти минут и столько же ещё на то, чтобы списать данные с бортового компьютера. Работать над анализом данных Малахов решил уже на борту станции. Тесное нутро модуля связи к такой работе не располагало.

Но тут ко всему прочему запищал сигнал встроенной системы мониторинга в скафандре. «Вредные вещества в воздухе, опасность отравления». К сожалению, сигнал поступил поздно. Сознание Андрея помутилось. Пошатнувшись и стараясь найти опору, он прикоснулся к лазерной установке, и тут его накрыли те же ощущения, что и при прохождении кротовой норы. Полная темнота и полное отсутствие чувств. Исчез модуль связи, исчезло все. Но чернота в итоге рассеялась. Андрей стоял посреди ЦУПа. Того самого ЦУПа, картинку с которого он недавно видел. Спустя триста лет.

В реальности зал ЦУПа оказался гораздо запущенней, чем это выглядело на картинке с камеры. Помещение не просто оставленное на время, а давно заброшенное. Листки бумаги, валявшиеся на столах, были пожухлыми, заплесневелыми и покрылись пылью. С прохудившегося потолка в некоторых местах капала вода. На полу скопились большие кучи грязи совершенно непонятного происхождения. Столы покрылись ярко-зелёным мхом. Пахло плесенью и ядовитыми грибами. И только часы на стене ЦУПа показывали время и дату. Было в этих цифрах нечто настолько страшное и безысходное, что Андрей невольно отвел глаза.

Помещения ЦУПа Малахову были хорошо знакомы. Неделю назад именно здесь проходили официальные проводы экипажа. Неделю или триста лет назад… Андрей решил выйти наружу, ведь не может случиться такое, что вся Земля стала такой покинутой и заброшенной. Ботинки хрустели по битому стеклу и пластиковой крошке, в изобилии покрывающей пол, и в голове Малахова мелькнула ненужная мысль – хорошо, что он в скафандре.

Перед входной дверью в здание ЦУПа Андрей остановился, опасаясь, что открыть её не сможет. Но дверь, внешне выглядевшая неприступными дубовыми вратами, рассыпалась от его простого прикосновения. В лицо пахнул свежий воздух. Совсем не такой затхло-прокисший, как внутри Центра. А свежий и чистый. И ещё пахло дымом, как от камина в отцовском доме.

Лес, раньше далеко отступавший от комплексов ЦУПа, казалось, решил взять реванш и подползал прямо к постройкам. Громадная антенна дальней связи лежала поверженная, чуть проглядывая из буйной зелени. Малахов двинулся через лес, он помнил направление к железнодорожной станции, ведущей в город. Но идти было трудно: дорога, а раньше это было высококлассное шоссе, полностью исчезла, и даже тропинки среди вековых сосен не нашлось.

Очевидно, люди покинули эти места давным-давно. Андрей, хоть и не любил оружие, чувствовал себя в этом диком лесу очень неспокойно. За триста лет в этих чащах мог поселиться кто угодно. Через какое-то время удалось найти нечто, похожее на тропу. Еле приметную, но реальную. Андрей выбрал направление в сторону станции и пошел по тропке, хотя она виляла и и не очень точно вела к цели.

Истошный вопль, чем-то напоминающий ржание, остановил его и заставил сойти с дороги и спрятаться за деревья. Из укрытия Малахов увидел, как мимо проскакало животное, отдаленно напоминающее лошадь, но с хищной мордой и страшными острыми зубами, торчащими из-под верхней губы. На спине животного сидел человек, на скаку он крепко обхватил мускулистую длинную шею зверя и прижался к ней щекой. Буквально через несколько секунд вслед за ним промелькнули ещё три всадника. Но в отличие от первого седока они размахивали в воздухе оружием, похожим на кавалерийские шашки. Правда, даже отсюда и на такой скорости было видно, что это были грубо обработанные полоски металла. В любом случае было ясно – что преследуемому не поздоровится.

Малахов подождал немного. Скоро вопли животных повторились, к ним присоединились крики людей. Видимо, с беглецом было покончено. Андрею не оставалось ничего другого, как продолжить свой путь, хотя он понимал, что ему предстоит ещё дойти до места схватки. На всякий случай он пошел не по тропинке, надеясь вернуться потом на нее, как только станет ясно, что опасности нет. Малахов скоро дошел до того места, где беглец был настигнут. Там посреди тропы лежало три трупа. Все они были обезглавлены. Это были преследователи. Рядом с ними валялось их варварское оружие, которым они так и не успели воспользоваться. А чуть в стороне на земле сидел тот самый человек, за которым гнались, и чистил нож. Андрей замер, не зная что делать.

– Не прячься, не обижу, – подняв лицо к верхушкам сосен, произнес сидящий на тропе человек.

Понимая, что прятаться нет смысла, Малахов вышел из укрытия.

– Здравствуйте, меня Андрей зовут.

– Мальф, – кратко ответил мужчина.

Был он немолод, одет в домотканую рубаху, холщовые штаны и короткие сапоги из сыромятной кожи. В руках он держал нож, который тщательно вытирал от крови, но в отличие от примитивных палашей преследователей нож был тонкой изящной работы.

– А как вы так… – хотел было спросить Андрей, но казалось, Мальф предугадал вопрос:

– Они тупые. Не заметили тросик поперек тропы, – он показал пальцем за спину.

Малахов оглянулся и увидел, как в лучах солнца блеснула тонкая стальная нить.

– Хитро.

– Не хитро. Который раз на одно и то же налетают, – равнодушно сказал Мальф. – Ну – бандиту и смерть такая – бесчестная. А ты откуда?

– Я из другого времени, – только и нашел что ответить Андрей.

– Ну, как знаешь, – не стал возражать Мальф. – Дело твое.

– Я не был на Земле триста лет.

– Порядочно, – так же безразлично согласился Мальф. – А что ищешь?

– Я и не знаю даже, что искать. Остались города, ну, места, где люди живут.

– Я знаю, что такое город. Но там выродки живут. Биороботы шатаются, в общем, в лесу лучше. Я вот живу здесь.

– И давно так? Что хоть случилось-то?

– Да какая разница, – пожал плечами Мальф. – Люди всему виной. Как всегда. Триста лет, говоришь? А что, в твое время всё хорошо было?

– Да как сказать… В мое время тоже было не очень. Москва вообще была закрытой Зоной, полной всяких тварей.

– Ну, сейчас её, конечно, никто не закрывает, но гулять по ней опасно. Только в Кремле какой-то порядок и есть.

– А здесь в лесу? – Малахов решил, что в ногах правды нет, и присел рядом с Мальфом в траву. – Тоже небось всяких тварей полно?

– Тварей полно. Особенно людских. Вон, вояки решили меня домой загнать и поживиться. Ну, и поживились. Ты, я смотрю, с пустыми руками совсем, возьми хоть палаш, – Мальф кивнул на лежащий ничком безголовый труп. – Пригодится. Хотя одежка у тебя занятная. Думаешь, шлем поможет? От стрелы твоя роба не убережет, уверен.

– Так одет я не для того, чтобы воевать. Это костюм для космоса.

– Для космоса, говоришь? А что, разве там можно оказаться?

– Ты знаешь, триста лет назад ведь туда часто летали. К звездам.

– Да, есть у нас такие сказки. Так это же сказки, не более. Но раз говоришь, значит знаешь. Ну что, пойду я, мне тут рассиживаться нет времени. Хочешь, возьми одного фенакодуса, мне три не надо.

– Кого?

– Ну, этого, – Мальф ткнул пальцем в заросли, где мирно паслись похожие на коней звери.

– А я с ним справлюсь?

– Ты не умеешь ездить верхом? Как же там, триста лет назад-то управлялись? Неужто только с помощью машин ездили? Так вон машины все кучками ржавыми вдоль дорог валяются. Ненадежные они были, совсем ненадежные.

Мальф свистнул, подзывая свое животное. Один из фенакодусов с готовностью подбежал к хозяину. Два других, тоже привыкшие идти на свист, потянулись за ним.

– Вот смотри, делай как я, и все будет хорошо.

Мальф привязал уздечку одного из фенакодусов к упряжи своего животного и ловко вскочил в седло.

– Пятками в бока и вперед, уздечкой управляй.

– А можно я с тобой? – спросил Андрей, с трудом взобравшись на животное, которого он побаивался.

– Нет, – категорично ответил Мальф. – Нельзя. Не принято у нас так. Я домой еду, никто не должен знать, где я живу.

– Ладно, нельзя так нельзя, – согласился Малахов.

Мальф уже было собрался ехать, однако помедлил и спросил:

– Так что, раньше лучше было?

– Как тебе сказать, – задумался Андрей. – Раньше было иначе. Но все шло к тому, что станет хуже.

– Понятно, – кивнул Мальф и пришпорил своего фенкодуса, направив его вперед по тропинке. Второй зверь с некоторой неохотой поплелся сзади, влекомый уздечкой.

Малахов сидел на теплой спине странного зверя и смотрел вслед удаляющемуся путнику.

Казалось, этот мир спокоен и почти безопасен. Но оставаться здесь не хотелось. Андрей на секунду вспомнил о доме, о родителях, о Кате. Он закрыл глаза, а открыл их уже внутри модуля связи.

Сигнал о вредных испарениях в кабине орал как сумасшедший. Андрей захлопнул гермошлем, вой тревоги исчез, но запасы воздуха были на исходе. Придя в себя от странных галлюцинаций, Андрей собрал аппаратуру, проверил, что никак не повредил оптические системы связи, и уже собрался набрать код на открытие люка. Но тут переходной люк сам по себе открылся, словно предугадывая действия человека. Впрочем, Малахов уже давно понял, что на вопрос реальности или нереальности происходящего здесь сложно ответить. Проклиная всё про себя, он покинул модуль и почти без труда добрался до катера. И опять без всякого его вмешательства или запроса на станцию челнок закрыл люк и резко рванул обратно на станцию.

– Ну вот, а вдруг бы я не успел пристегнуться и лоб разбил… – в никуда сердито произнес Андрей.

Он снова попытался связаться с рубкой, но результат был тот же. Катер в автоматическом режиме без особого труда совершил маневр синхронизации орбиты со станцией и через минуту, влекомый причальным шестом, легко, без толчка опустился на палубу внутри шлюза. Опять в полной тишине.

Андрей понимал, что произошло нечто экстраординарное. Он еле дождался момента полной герметизации и, сбросив скафандр, ринулся на капитанский мостик. Вход был открыт. Внутри царил полный хаос. Перевернутые кресла, разбитые мониторы, и самое ужасное – следы крови на полу. Малахов попытался включить общую связь, но в ответ из уцелевшего динамика на потолке раздавались только шипение и скрип.

Андрей решил обследовать всю станцию. Он огляделся, увидел, что в стойке у выходной двери стоит помповое ружье. Видимо, им никто не успел воспользоваться. Проклиная себя за то, что оставил пистолет в каюте, Малахов прихватил помповик, вышел в коридор и, поколебавшись секунду, ринулся к медотсеку. Он был закрыт, из смотрового окошка пробивалось освещение. Андрей заглянул и увидел, что Катя лежит на полу. Пришлось вернуться на мостик и дистанционно разблокировать медчасть. Все-таки пароль командира он запомнил не зря.

– Катя… – Малахов стал на колени и повернул девушку лицом вверх.

Катя была бледна, но дышала, пульс был слабым, но – был. Андрей не нашел ничего лучшего, как смочить в воде салфетку и приложить к Катиному лицу. Она чуть дернулась и раскрыла глаза. Первым движением девушки было желание вскочить.

– Лежи-лежи. Катя, ты была без сознания! – Малахов переборол спонтанное желание привлечь Катю к себе и обнять.

– А ты – это ты? – слабым, тревожным голосом спросила она.

– Да, конечно я, – не пытаясь искать смысла в вопросе, ответил Андрей. – Что мне тебе дать, чтобы ты пришла в себя?

– Второй шкафчик третья снизу полка. Красная коробка экстренной помощи, – уже немного окрепшим голосом сказала Катя.

Малахов быстро нашел нужную коробку.

– Каспарамин там, в желтой ампуле, – подсказала девушка.

Андрей, как и все члены экипажа, проходил курс первой помощи и учился делать уколы. Он понимал, что должен сделать, но учился на макете. Сейчас у него все валилось из рук от волнения. Малахов с трудом вставил ампулу в автоматический шприц.

– Куда колоть?

– Дай, я сама… – Катя протянула руку, но та безвольно упала. – В бедро.

Андрей, смущаясь, обнажил бедро девушки и неловко сделал инъекцию.

– Кто тебя учил? – Катя дернулась от боли. – Как будто резиновую задницу колешь. Это же автомат, зачем надо было им тыкать?

Чувствовалось, что инъекция работает практически моментально. Щеки девушки порозовели, взгляд стал ясный, и через полминуты она уже твердым голосом произнесла с досадой:

– Ведь всех же учили делать уколы.

– У меня только такой опыт и был, – оправдывался Андрей. – В резиновый зад.

– Помоги встать. – Катя протянула руку. – У меня зад, если ты удосужился заметить, не резиновый.

– Может, тебе лечь в модуль жизнеобеспечения? – Малахов не знал, чем еще помочь девушке.

– Нет. – Катя крепко сжала руку Андрея и встала на ноги. Поддерживая девушку за талию, Малахов довел ее до кресла.

Постепенно приходя в себя, она начала дрожать, как от холода.

– Тебе плохо?

– Это нервы. Дай мне воды, пожалуйста, – слабым голосом, как при ознобе, произнесла Катя. – Сейчас всё пройдет.

Слегка постукивая зубами о край стакана, она сделала несколько глотков, и это помогло.

– Все случилось внезапно. – Катя начала сама рассказывать, не дожидаясь вопросов. – Пилот готовил программу для твоего катера, уже совсем утро наступило, а я должна была пойти к шлюзу. Ну, сначала проверить твое состояние, готов ли ты к полету, и передать тебе паёк, а то ты на одних чипсах далеко не улетишь. Но тут внезапно погас весь свет и началось такое… Как будто станция стала вибрировать, и это сопровождалось страшным гулом. И словно какое-то поле накрыло меня. Я не могла ни пошевелиться, ни даже позвать на помощь. Рев нарастал, рвал барабанные перепонки. Меня просто какая-то сила придавила к полу. И это было не постоянно, словно волны накатывались.

– Невероятно. На противоположном конце я мирно спал и ничего этого не слышал и не видел, – недоуменно произнес Андрей. – А программу он успел загрузить? Как-то странно катер работал.

– Да нет, ничего он не успел! А ты крепко спал, видать. Здоровый сон – признак чистой совести. Так вот, рев все усиливался, я нашла силы в какой-то момент, когда это поле, или как его назвать, ослабло, выскочить из каюты и побежать на мостик. А там было что-то страшное – все лежали на полу, а у Константина Петровича из носа текла кровь. А потом начался ужас. По всей станции полетели электрические разряды, прямо молнии. Но они не такие сильные были, как при грозе. Просто больно жалили, не оставляя следов. Потом смерч пронесся. Но это не воздушный смерч, а, скажем так, как будто силовой. Какая-то волна увлекала за собой все, что могла. Стулья, людей. Меня понесло по коридору, хорошо, была открыта дверь в медотсек, и я за нее зацепилась. Эта самая сила, поле, не знаю, как называть, ударила меня, я влетела в отсек и потеряла сознание.

Катю снова затрясло, пришлось дать ей ещё воды.

– Но это не все. – Девушка вернула стакан и, казалось, не решалась сказать что-то ещё. – Я даже не знаю…

– Ну, говори же, не стесняйся.

– Да при чем тут стеснение? Дело в том, что всё началось после того… – Катя опять замялась, но потом, решившись, сообщила: – После того, как ты подошел к моей каюте, постучал в дверь и сказал, что пора вставать!

– Я? Я же был на той стороне станции, – изумился Малахов.

– Но я видела твое лицо в смотровом окошке. Это был ты.

– Я не мог быть там!

– Я понимаю, – произнесла Катя, но в голосе её уже не было уверенности, что всё произошло именно так.

– Идем, камеры слежения посмотришь. Я спал в лаборатории. – Андрей встал.

– Ну, я так думаю, что это был не совсем ты, а твой образ, который тут проецировался. Только почему твой? Я понимаю, что это все имитация реальности. Но… зачем нужна была имитация тебя?

– Катя, я не уверен, что моя имитация была нужна, чтобы как-то дискредитировать именно меня. Все, что происходит, не имеет конкретной цели, это проявление каких-то наших несформированных мыслей и желаний. Но давай мы об этом подумаем потом, хорошо? – тихо сказал Андрей. – Нам бы найти остальных.

– Не знаю, может, все же камеры просмотреть? Но… это же командирский пароль нужен.

– Я подглядел, когда Константин Петрович его набирал… – скромно признался Малахов. – И вообще, я всегда считал, что замыкать все элементы станции на одного человека – это ошибка. Может, тебе лучше пока не ходить? Я пойду на рубку управления, а ты пока полежи.

– Нет! Я здесь одна не останусь! – испуганно воскликнула девушка. – Я с тобой. А воровать пароли начальства – это все же неправильно.

– А не сомлеешь? – с сомнением произнес Андрей. – И не укради пароль, что бы я сейчас делал? Что бы мы делали. Кстати, все остальные коды доступа он мне сам отдал. Книжечка эта у меня в каюте.

– Не сомлею! Я сильная, идем. – Катя решительно вскочила с кресла.

От падения её спас Малахов, вовремя подхватив под локоть.

– Вот так и пойдем. Я расхожусь, – уже не так уверенно добавила девушка. – Ты же не против того, что я тебя за руку держать буду?

– Пойдем, – вздохнул Андрей, которому было очень ее жалко.

В командном отсеке Малахов еле нашел несломанное кресло, куда и усадил Катю. Почему-то он не хотел использовать полетный ложемент, словно боясь чего-то. Потом, согнувшись в три погибели у командирского пульта, единственного уцелевшего, стал вводить пароль. Он не был уверен, что запомнил движение пальцев Протасавицкого правильно, но оказалось, что войти в систему смог с первого раза.

– Так, тебе видно? – окликнул девушку Малахов. – Вот, смотри ролик из лаборатории. Вся ночь. Я спокойно сижу, готовлюсь к полёту. Вот уже устроился на спальнике, спать собираюсь. Вот, в одиннадцать вечера я уже отключился. Вот пять утра, вот… Черт.

На записи было отчетливо видно, как рядом со спящим Андреем материализовался темный приземистый силуэт.

– Бюрер, – выдохнул Малахов. – Это плохо.

– Почему? Он же тебя не трогает?

– Это давняя история. Бюреры – одни из самых страшных созданий Зоны.

– Ты с ними знаком? Это тоже твой приятель из Зоны? Чем он от остальных гадов отличается?

– Я не знаю, чем он отличается. – Андрей прикрыл глаза рукой. – Как-то я встретился с ними в Зоне. Я был уверен, что это бюреры. Они были точно такими, как их описывали. Невысокие, квадратные, в длинных мятых плащах до пола. Из-под плащей виднелись широкие лапы, а ручищи болтались ниже колен. И еще я понимал, что нам всем пришел конец. Бюреры нападут и размажут нас по стене телекинезом. Они убивали всех моментально, не раздумывая. Но тогда случилось нечто, совсем неожиданное. Они подошли к нам, все так же по-дурацки переваливаясь с ноги на ногу. Ничего не делали плохого, только ворчали, как злые коты. Один из карликов подошел, встал на цыпочки и погладил Ыду по голове. А тот загудел радостно в ответ. Потом тот же бюрер подошел почему-то ко мне. Он посмотрел на меня своими маленькими жгучими глазками, они такие страшные были. И вдруг у меня прямо в голове раздался голос: «Пошли». Вернее, он и не раздался. А словно кто-то беззвучно сказал, а я понял. Я это сейчас помню так, словно все произошло только сегодня. Теперь понятно, что он защищал меня от чего-то. Или просто сделал так, чтобы я не знал, что происходит на том конце станции. Только не спрашивай меня, зачем. Вопрос «зачем» сейчас вообще не имеет смысла.

– Ну и что нам сейчас твои воспоминания? – Катя с трудом выдержала монолог Малахова.

– А к тому, что бюрер сидел и полностью держал моё сознание под контролем. Но с другой стороны, они могут управлять гравитацией. Так что… Я думаю, пока этот меня баюкал, остальные крушили станцию.

– Ладно, пусть будет так, ищи экипаж, – устало произнесла девушка.

– Есть, сэр! – Малахов хотел хоть как-то развеселить Катю. – То есть мэм. Или гёрл? Я совсем в этих американских обращениях запутался.

– Малахов, не зуди! Ищи! – Катя откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. – Нашел время шутить.

Андрей не стал возражать и запустил просмотр камер. Он просто выбрал секвенцию: определённое время – просмотр кадров с каждой камеры. Он надеялся, что удастся зацепить последовательность событий в то время, когда началось нападение на капитанский мостик. Кадры мелькали, как будто хотели загипнотизировать. Вот ночь, темная галерея станции, тишина и спокойствие. Спокойствие во всех отсеках. Команда отдыхает. Вот лаборатория. Андрей, и теперь уже Андрей в компании бюрера. А вот…

Кадры изменились, словно их обработали в каком-то супермощном графическом редакторе. Интерьеры начали искажаться, закручиваясь спиралью, как в гигантской воронке. Именно так и говорила Катя. Малахов успел на одном кадре разглядеть, как невидимый смерч несет Катю по галерее, но и галерея искажалась, как будто пространство вытекало в воронку. А вот следующий кадр – экипаж, словно это не люди, а набитые соломой чучела, кувыркаясь, как не может кувыркаться ни одно живое существо, несутся по коридору. И все сопровождается диким воем, который прорывался даже на нарезанных коротких фрагментах записи. И вдруг всё резко изменилось, картинка восстановилась, все искажения плавно исправлялись, и картинка застывала. Застывал и весь интерьер, ещё секунду назад представлявший собой хаос вещей в гравитационном торнадо. Исчез и жуткий вой.

– Ничего не понятно. Нужно обшаривать все углы станции, – резюмировал Андрей. – Ты можешь тут побыть. Я схожу в каюту, возьму оружие и потом…

– Я не останусь одна, – четко разделяя слова, сказала Катя. – Можешь меня на себе тащить, можешь меня…

– А если остановить станцию? – вдруг пришла Малахову в голову безумная идея. – В невесомости легче.

– Ты ещё воздух выпусти, – рассердилась девушка. – Я нормально уже, пошли, воин.

Катя, словно и не была ещё полчаса назад без сознания и сил, легко поднялась из кресла и шагнула к выходу.

– Катя, я знаю, что потом действие каспарамина пройдет и тебе будет очень нехорошо, – попытался остановить её Малахов. – Это сильное средство, ничто не дается даром.

– Я врач, я и вылечусь сама, – отрезала девушка. – Идем. Ты во всём такой нерешительный?

– Ну… – Андрей почувствовал, как загорелись щеки. – Это только в данном случае.

– Дурак ты, – просто ответила Катя и повторила: – Пошли!

Малахов вдруг вспомнил, что оставил помповое ружье в медотсеке. Вроде всё спокойно на станции и никаких проблем у него не возникало до сих пор, но…

– Иди рядом, держись за меня, – скомандовал Андрей. – Вот, за руку держись.

– Да я и сама!

– Нет, это не с твоим состоянием связано, это вопрос безопасности.

– А, ну да. – Катя согласилась таким тоном, словно понимала, что всё происходящее теперь зависит от Малахова.

– Идем спокойно, не оборачиваясь, – тихо прошептал Андрей. – Если что увидишь – не обращай внимания.

Они робко переступили порог отсека. Сказывался страх перед незваными гостями. Впрочем, вначале ничего странного или опасного они не увидели. Но через пару десятков метров навстречу Андрею и Кате выдвинулось странное создание. Вроде это был человек, но любая попытка рассмотреть его приводила к тому, что внешность встречного начинала изменяться и расплываться. Охватить взглядом полностью идущего навстречу не представлялось возможным.

– Девушка, а не хотите купить тени? – неожиданно произнесла расплывающаяся фигура.

– Что? – Катя напряглась всем телом, чуть не выпустив руку Андрея.

– Тени! Прекрасные тени. У вас тень будет оранжевого цвета!

– Не обращай внимания, это просто кто-то пытается нам мозги выжечь.

– А вас, молодой человек, прошу не вмешиваться. – Непостижимая фигура подошла чуть ближе. – Девушка, а вы что, прихворали? Ой, какая беда. У меня есть таблетки. Вам от жизни или от смерти?

– Засохни, гнида! – взревел Малахов.

– Ой, и шо вы таки такой грубый молодой человек! – Странное существо захохотало, разнося свой смех по станции. – Или вы не понимаете, шо девушка хочит?

Нарочитый южнорусский акцент был настолько грубым и вызывающим, что Малахову захотелось ударить призрака, но отпустить Катю он не мог.

– Уйди, – жестко сказала Катя. – Ты мне не нужна!

– О! Она таки поняла, что мы с ней одного пола! Девушка, комплименты! – продолжала ёрничать тень. – А вы знаете, этот юноша таки на вас запал. Только толку от него не будет. Он через четыре года сгинет в Зоне и оставит ваших деток сиротами! А детки будут непростые. У девочки будет три ноги, а у другой девочки… Ой, лучше вам за это не знать.

– Погадай еще мне! – не выдержал Андрей – Исчезни, сука.

– Молчу, молчу, молчу, – сообщила тень. – Только ты не боишься того, кто вместо меня придёт?

Ответить Малахов не успел, тень растворилась искрящейся пылью, словно кто-то выпустил на волю мешок светлячков.

– Вот и ладно, – спокойно сказал Андрей. – Надеюсь, что больше никого не будет. Они не страшные, Кать, ты спокойно на них реагируй.

– Ну и куда вы собрались, молодые люди?

Дорогу преградил высокий тощий человек.

– А тебе чего надо? – Катя, несмотря на свою слабость, задала вопрос так, что обычный собеседник бы не выдержал и убежал.

Но это, естественно, был не обычный прохожий. Вставший на пути был скорее похож на мифического странника. Серый балахон, обтрёпанный снизу, патриаршая борода, длинные седые волосы, и посох из узловатой палки в руках.

– Мне ничего не надо, – смиренно ответил странник. – Я просто хочу наставить вас на путь истинный!

– У нас путь один, по кругу или поперек круга, – с неприязнью бросил Малахов. – Что это вы сегодня тут разбегались?

– Не мое это дело указывать вам дорогу! Я только сказать вам должен и указать путь!

– Андрей, идем скорее. – Катя с опаской косилась на странную фигуру. – Не нравится мне всё это. То они всё крушат, а теперь вот… проповедуют.

– Отвали, – устало произнес Малахов. – У нас дела.

Он увлек за собой Катю, обошел бородатого и двинулся дальше, даже не оборачиваясь. И сразу же за это поплатился. Крепкий удар по спине посохом заставил Андрея вскрикнуть.

Он резко развернулся, но позади никого не было.

– Какая сволочь, – только и смог сказать Андрей.

– Катя, ты, наверное, уже поняла, – попытался объяснить Андрей. – У нас тут постоянно происходит связь реальности и мнимых событий. Так что ничему не удивляйся.

До самой лаборатории больше никто со странными разговорами им не встретился.

– О, я здесь никогда не была. – Вид лаборатории удивил Катю обилием приборов.

Малахов, все так же не выпуская руки девушки, подвёл ее к креслу.

– Так, Катя, посиди немного, отдохни.

Он первым делом достал пистолет, из сумки для ноутбука вытащил второй и последний магазин, зарядил оружие и засунул его за пояс за спиной.

– Ты прямо как в кино, – услышал он голос Кати. – Тебя хоть в мультиках про Шварценеггера снимай.

– О, ты шутишь, значит, ты поправляешься, – улыбнулся Андрей.

– Именно! Не одному же тебе шутить в неподходящее время. А что это у тебя за графики на экране? – Катя показала пальцем на множество кривых с лидара.

– Да намерял тут. Потом разбираться буду, – Малахов махнул рукой. – Может, всё-таки останешься, а я пойду на разведку?

– Я одна не останусь, – настаивала Катя. – Я уже вполне пришла в себя. Могу взять твою помповуху. Ты и так, вон, вооружен и крайне опасен.

– Бери, только неудобно под руку и с ружьем будет.

– Не надейся, я в норме, и мне твоя рука не особенно нужна уже.

– Как знаешь, – с легким сожалением согласился Андрей. – Итак, мы полстанции обошли, теперь надо вернуться к мостику по второй половине тора. Ну а если ничего не найдем, придется в радиальные тоннели идти. Ты тоже невесомость не любишь?

– Что значит – тоже? – удивилась Катя. – Я нормально тренировалась, нормально её переношу.

– А я нет! – почему-то гордо сказал Малахов. – Так что будешь мне помогать.

– Ну, может, туда лезть и не придется.

Андрей и Катя двинулись по станции, проверяя каждое служебное помещение, каждый отсек и каждую каюту. Следов экипажа не было. В итоге приняли решение пройти радиальную галерею, ведущую к силовому лазеру и пирамидке. Опять перепад притяжения, опять легкое головокружение у оси – Малахов боялся, что снова на него нападет очередной морок, но перенес переход легче, чем в предыдущие разы.

Естественно, команду в галерее не нашли, это было видно с самого начала, как только открылся вход в тоннель. Зато перед системой управления скачком открылась жуткая картина. Прямо перед отсеком, где хранилась пирамидка, парили в невесомости тела всех трех пропавших членов экипажа. Командир, пилот и штурман. Они висели в воздухе, не касаясь стен. По их обмякшим телам было видно, что они в лучшем случае без сознания.

– Почему камера их не показывает? – в сердцах воскликнула Катя. – Вот же они!

– Ох, я вообще перестаю верить во что-либо реальное здесь, на станции, – ответил Малахов. – Я даже не вполне верю тому, что сейчас вижу.

Пойдем.

Андрей решительно поплыл туда, где была команда. Он пролетел с десяток метров и чуть не столкнулся лбом с Катей. На последнем метре, когда, казалось, уже можно дотянуться рукой до товарищей, он каким-то непостижимым образом развернулся в пространстве и уже двигался в обратную сторону.

– Ой! – воскликнула Катя. – Ты словно растворился в воздухе на мгновение, а потом вернулся назад. Ты смог до них добраться?

– Мне отец о таком рассказывал. – Малахов был одновременно и разочарован, и разозлен. – Он с таким в Зоне сталкивался. Там невозможно было пройти определенный участок, человека постоянно разворачивало назад. Он тогда нашел какое-то решение, надо вспомнить. Эта ловушка сразу меня разворачивает, не дает войти за невидимый барьер. Я думаю, что… Нет, ничего я не думаю. Давай понаблюдаем за ними, я хочу понять, живы они или нет.

– Они дышат, – сообщила Катя. – Я вижу это. Я думаю, живы, но без сознания или в коме. Надо нам убираться отсюда. Ничего мы не узнаем, ничего не поймем.

– Еще надо понять, что мы видели на картинке с ЦУПа, и я даже не успел обработать результаты моего полета к модулю связи. Надо возвращаться. Пусть они тут пока повисят. А мы разберемся и решимся на обратный скачок. Я в одном уверен – хуже не будет. Никто нас спасать не прилетит, нет второй антигравитационной пирамидки. Пойдем в лабораторию. Но тут Андрей резко переменил решение: – Нет, не могу я их бросить. Неправильно это будет! Отец каким-то образом научился обманывать эту ловушку. Ложка… помню только что-то про ложку… Нет, я ещё раз попробую.

И опять Малахов приблизился к невидимой границе, но теперь он решил двигаться совсем медленно, чтобы понять, в какой момент пространство переворачивается. Сантиметр за сантиметром он проникал через барьер. Еще несколько сантиметров – и можно будет достать командира рукой. Но здесь Андрей опять увидел перед собой Катю.

– У меня почти получилось. Видимо, переворот наступает, когда я полностью перехожу барьер. Ну конечно! – осенило Малахова. – Если бы я не полностью прошел этот барьер, то меня бы пополам разорвало.

– Ты в своем уме? – Катя была в ужасе. – Ставишь над собой такие эксперименты, которые могут окончиться совсем… слово «плохо» тут даже не подходит!

– Нет-нет! – Андрей, казалось, не слышал девушку. – Ведь если я возьму в руки какой-нибудь предмет, то я смогу дотянуться до человека за барьером и вытащить его! Это решение!

Малахов снял ремень со своего комбинезона. Смысла в такой детали одежды особого не было, кроме того, что он держал пистолет, и вот оказалось, что эта полоска прочной ткани может помочь. Андрей привязал ремень к рукояти оружия и, не обращая внимания на отчаянные Катины протесты, опять пошел к гравитационному барьеру.

И вот беспомощно висящая фигура Протасавицкого уже близко. Малахов выбросил вперед пистолет, и ремень, влекомый грузом, обвился вокруг руки командира. Начать движение назад оказалось серьезной задачей, но в конце концов Андрей смог дотянуться до поручня и медленно двинулся обратно. Учитывая большую массу груза, это было непросто. И тут Малахов почувствовал, что его потянули за ногу, и через мгновение он уже оказался вне ловушки вместе с командиром.

– Это было тяжкое зрелище. – Улыбающаяся Катя отпустила Андрея. – Ты царапался по стенке, как раздавленная муха, практически не передвигаясь!

– Я не мог дотянуться до поручней, надо было с самого начала за них держаться.

Девушка немедленно приступила к своим врачебным обязанностям и осмотрела командира.

– Пульс, дыхание, сердцебиение в норме. Похоже на очень глубокий сон, – объявила она после беглого осмотра. – А как остальных вытаскивать? Длины твоего ремня не хватит. Возьмешь еще и мой?

– Нет, лучше командирский. Ему он сейчас ни к чему, – решил Малахов.

Через десяток минут весь экипаж был освобожден.

– Ну что, тащим всех в медотсек? – предложил Андрей, вытирая пот со лба.

– Я понимаю, что какое-то время по радиалке будет просто, но потом же начнется притяжение, и как мы их будем волочь? – Катя нахмурилась.

– Ну, говорил же я, надо вращение останавливать. Иначе никак.

– Как это никак? А носилки? – не согласилась девушка.

– Опять носилки? Всё время носилки. И все время я за ними должен бегать!

– Учитывая сложившуюся ситуацию и отсутствие каких-либо повреждений, – стала рассуждать Катя, – давай сначала дотащим их до зоны гравитации, а потом подумаем и опять подумаем.

– Ага, размышления по разделению. Думай раз, думай два. Ты же у нас военный врач. Ты врач, но все-таки воинское звание сильно сказывается на твоем образе мыслей.

– Андрей, зачем ты так? – Неожиданно у Кати на глаза навернулись слёзы. – Зачем ты всё время меня пытаешься обидеть? Зачем?

– Извини. – Малахов смутился. – Юмор у меня такой. Извини. Ты, конечно, правильно все говоришь. Потащим их, пока будет возможно. В любом случае не бросать же здесь.

Он подхватил за ноги штурмана и уже было начал тащить его, цепляясь за поручень галереи, но Катя резко остановила его:

– Головой вперед! Что ты никак не запомнишь?

– Ох, точно, – вспомнил наставление командира Андрей и продолжил, уже держа Тимофеича за руки.

Боковым зрением он заметил, что Катя тоже принялась за работу, но ее метод был другим. Она, зафиксировав себя поручнем, просто толкала по очереди командира и пилота. Так, время от времени отдыхая, они перетащили команду до того места, где заработало притяжение. Здесь уже пришлось сдерживать бессознательные тела, чтобы центробежная сила не потащила их по тоннелю к границам тора. Тут на помощь пришли все те же пояса. Но всему приходит конец, и вот уже Катя и Андрей сидели на полу тороидальной галереи, а рядом лежали остальные члены экипажа.

– Никогда не думал, что у нас такая массивная команда, – тяжело дыша, проговорил Малахов.

– Я знала. Я же всех взвешивала и должна была контролировать вес, – устало ответила Катя. – Но теперь надо передохнуть и тащить их дальше.

– У меня предложение. До капитанского мостика всего ничего. Какой смысл их тянуть в медотсек? Тем более, что там у тебя места немного.

– Ты прав. Во-первых, есть ложементы и там им будет комфортно. Да и мучить их, таща волоком каждого, долго не будем.

Отдышавшись, Андрей с Катей опять принялись за тяжкую работу. Первым подхватили под мышки капитана и поволокли его по полу. Через несколько метров, чтобы перевести дух, остановились. Малахов, глядя на дожидавшихся своей очереди пилота и штурмана, сказал:

– Вы только никуда не уходите, ребята!

И вот уже вся команда располагалась на своих местах, устроенная в ложементах. Специальные кресла были предназначены только для случаев перемещения станции и остальное время, пока «КС-6» была в стационарном положении, не использовались.

– Ну что, доктор, – Андрей уже пришел в себя после силовых упражнений и готов был работать, – пора в лабораторию? Нам надо обработать последние данные и после этого решить, что делать.

– Хорошо, только я сейчас им сделаю инъекции, пусть восстанавливаются.

Катя быстро и ловко ввела лекарства всем троим и, подхватив помповое ружье, направилась на выход.

До лаборатории добрались без проблем, на станции было тихо и мирно, словно и не было недавнего кошмара.

– Ты отдохни пока. – В лаборатории Андрей сразу же сел к одному из компьютеров и стал перекачивать снятые на модуле связи данные.

– Посижу, куда я денусь, – согласилась Катя. – Только скажи, зачем ты энцефалограммы записываешь? И чьи они?

– Сейчас, минутку, я должен запустить анализ спектров. Ага, пошло. – Малахов повернулся к девушке. – Что ты спросила?

– Я спросила, с чего это ты исследованием энцефалограмм занялся? – Катя показала пальцем на монитор с данными с лидара.

– Да нет, Катя, какие энцефалограммы, – отмахнулся Андрей. – Это совсем не…

– Ты думаешь, я не знаю, как выглядят кривые с энцефалографа? Я даже отсюда могу тебе сказать, где альфа-ритм, бета-ритм, а вот эта медленная осцилляция – дельта-ритм.

– Ты так хорошо в этом разбираешься?

– Вообще, я диссертацию делала по энцефалографии при шизотипических расстройствах личности. – В голосе Кати промелькнула гордость. – Боле того, я точно могу сказать, что это не энцефалограмма кого-то из членов нашего экипажа. Здесь явные признаки шизофрении. Снижение индекса альфа-активности и повышенная синхронизация дельта- и тетта-активности просто в глаза лезут.

– Круто, – улыбнулся Малахов. – Только никакая это не энцефалограмма, это данные по изменению спектрального состава в космической пыли, окружающей нашу станцию. Примерно на несколько тысяч километров вокруг.

– Ну… – с сожалением протянула Катя, – сходство просто поразительное.

– Дай я доделаю свою работу, хорошо?

– Конечно, я же просто так, давай, – грустно согласилась она.

– Это не спектры, а сумасшедший дом! – в сердцах произнес Малахов. – Смотри, Катя! Я понимаю, в пределах нескольких мод можно ждать отклонения, но у нас отклонение в фундаментальной линии лазера, этого не может быть!

– Что? – только и смогла произнести девушка, пытаясь понять хоть одно слово.

– Ой, Кать, извини, это я вроде как сам себе говорил. – Андрей смутился.

– Нет, почему, это очень интересно, но абсолютно непонятно. Ты можешь мне объяснить на русском языке?

– Ладно, попробую. В общем, у лазера есть определенные параметры, которые являются неизменными, фундаментальными. Я думал, что могли произойти какие-либо изменения в пределах этих параметров. А тут… В общем, этого не может быть. Лазер работает не на той частоте, на которой должен и может. И это не просто так, что-то там, в кристалле произошло. Частоту излучения лазера определяет сумма различных параметров. И какой кристалл, и как он легирован. А потом надо ещё и внешние оптические элементы использовать, которые только этому кристаллу и подходят. Чтобы он продолжал так работать, надо всю оптическую схему переделывать. Короче, Катя, это уже не тот лазер, который был на модуле связи. Это его двойник, очень похожий, не отличимый, но совсем другой. Пришелец из другого мира. Понимаешь?

– Нет, не понимаю, но тебе верю. И что теперь? – Катя слушала внимательно, стараясь вникнуть в новые для нее термины.

– А это значит, что или мы связывались не с ЦУПом, или связывались, но не с нашим ЦУПом. Вернее, где мы, в какой вселенной – совершенно неопределено.

– По-моему, ты запутался, – остановила его Катя. – Попробуй сформулировать для меня. Понятнее.

– Нет, я просто боюсь предположить, меня уже высмеяли один раз, – замялся Андрей.

– Я не буду смеяться, – совершенно серьёзно заверила его девушка. – Я и тогда не смеялась.

– Ну, так вот. Или сама система связи попала к нам из другой реальности, или же мы в другой реальности. В другой вселенной. Я опять про мультиверсум.

– Ну и?

– У нас есть два варианта при обратном скачке. Если наш узел связи работает с другой реальностью, то мы просто прилетим домой, и я представляю, как там ждут этого. Мы же все эти дни на связь не выходили.

– А второй?

– Второй – мы после скачка оказываемся там, где уже прошло триста лет. И мы никому не нужны. Вот этого я боюсь больше. – Андрей сжал кулаки.

– А выбор есть? – без особой надежды спросила Катя.

– Нет, конечно. И более того, во втором случае мы можем вернуться на орбиту, но там не будет посадочного модуля.

– Но мы же не можем вечно сидеть тут? У нас просто не хватит ресурсов. – Катя говорила совершенно понятные вещи. – Надо возвращаться. Какой смысл сидеть и мерять твои осциллограммы космической пыли. У нее не спросишь, что делать, так ведь?

– Да, Катя, мы не можем ничего изменить. Да и спрашивать не у кого. – Но тут Малахова словно осенило. – Подожди! Ты сказала, что эти графики похожи на энцефалограмму?

– А? – Катя не ожидала такого вопроса. – А, те! Ну да, очень похожи. Но ты же сказал, что они ничего общего не имеют с мозговой деятельностью.

– Слушай, а ведь это же гениально! – Андрей вскочил и стал стремительно ходить по лаборатории. – Катя, ты не представляешь, какой ты нам сейчас шанс дала!

– Я ничего не давала, – испуганно возразила девушка, не понимая столь бурной реакции.

– У меня сейчас родилась совершенно безумная идея. Послушай. Нас окружает нечто, что творит с нами все это безумие. Нечто, что создает Зоны на Земле, нечто… в общем, нечто непонятное. Но посмотри, вокруг нас нет ничего, кроме космической пыли. В святого духа я не верю, уж извини.

– Ну да, а пыль-то ведь тоже, скажем, не очень одушевлена.

– Вот видишь, вроде бы да, но те измерения, которые я делал с помощью лидара, говорят, что всё это облако вокруг нас находится в постоянных изменениях. Они же не могут происходить сами по себе, так ведь? Идут некие процессы, которые ты как специалист именно в области высшей нервной деятельности определила как энцефалограмму. У нас есть энцефалограф? – Малахов был возбужден, его полностью захватила новая идея, которая могла бы помочь решить все проблемы.

– Ты что задумал? – Катя посмотрела на Андрея скорее с надеждой, чем с иронией.

– Вот ты скажи мне, энцефалограмма же отображает мыслительный процесс? Я имею в виду – если человек о чем-то думает, это как-то отображается на ней?

– Отображается, только пока никто не научился ее расшифровывать детально. Но, скажем так, роботом управлять с помощью сигналов с энцефалографа уже умеют.

– А если ты мне сейчас на голову такой энцефалограф наденешь, я смогу свои… э… мысли передавать?

– Не мысли, а сигналы мозговой активности. Только как передавать? Энцефалограф не передает, а принимает.

– Это уже доверь мне. Я любой сигнал и приму, и передам. Так есть у нас этот девайс?

– Ну… – засмущалась Катя, – я еще не проверяла. Это, наверное, экзотический прибор для космической станции… Нет, конечно, должен быть! По регламенту раз в полгода надо с экипажа энцефалограмму снимать и отсылать. Так что точно должен быть в медотсеке.

– Мы сюда на неделю летели! – разозлился Малахов. – А ты говоришь – раз в полгода!

– Андрюша, не психуй. Станция наша достаточно универсальная. Пойдем поищем энцефалограф у меня в блоке.

– Конечно, пойдем вместе, я тебя точно больше одну не оставлю. – Андрею эта мысль почему-то была приятной.

– Слушай, тебе не кажется, что мы так и будем бегать из отсека в отсек? – выйдя из лаборатории, спросила Катя. – Это напоминает какой-то сериал с плохим сценарием.

– Вот зачем ты так? – вспыхнул Андрей. – Иди сама, я тут посижу.

– А что я там встречу по дороге? Сценарий-то плохой. – Катя вложила свою ладонь в ладонь Андрея.

– Чего боишься, то и встретишь. – Малахову почему-то захотелось сказать девушке неприятное. Он сам не понимал, почему.

Но Катя восприняла слова Андрея совсем по-другому:

– Ты хочешь сказать, что мы видим здесь свои страхи? Я никогда не боялась, что на меня нападут зомби. Я вообще о них никогда не думала. Какие страхи? Да, я готова всех зомби, или кто там ещё у тебя в запасе, порвать ради здоровья экипажа!

– Опять ты за свое, как и команда вся. Я тут ни при чем!!! Мне совершенно не страшны ни зомби твои, ни изломы, ни бюреры, ни кровососы. Они мои друзья. В них нет ни зла, ни ненависти, ни опасности! Это всё в нас!

– Ага, друзья. Вот ты своих друзей и уговариваешь…

– Катя… – Малахов остановился, взял девушку за плечо и развернул лицом к себе. – Зачем ты так? Я хочу одного – чтобы все вернулись обратно. Чтобы я опять увидел своего отца. Ничего мне больше не надо.

– Отпусти, больно. – Катя дернула плечом, сбрасывая руку Андрея. – Ты боишься не увидеть своего отца? Какая-то инфантильность.

– Да что ты понимаешь! – Андрей потерял контроль над собой и закричал: – Кроме него у меня больше никого нет!

– Андрюша, – Катя в свою очередь положила ладонь ему на плечо, – извини. Я тебя очень хорошо понимаю. Я знаю всё о тебе – я же как врач изучала досье каждого и давала заключение о психологической готовности. Я знаю, как для тебя важен отец. И это не потому, что ты от него зависим, а потому, что ты являешься частицей того мира, который существует вокруг твоего отца. Ты составляющая этого мира, не менее важная, чем твой отец.

– Ну, если ты понимаешь это, ты также должна понимать, как мне важно вернуться! А если мы на триста лет улетели…

– Андрей… послушай. Только если всё хорошо кончится, ты не проболтаешься?

– Я пробалтываюсь?

– Извини. Константин Петрович мой дядя. Об этом не знает никто. Так вышло, что мой отец погиб почти сразу после моего рождения. Это отдельная история. И… Дядя Костя поддерживал меня всю жизнь. Благодаря ему я и образование получила. И место в экспедиции… Он не хотел. Но я так его просила. Сказала, что уеду от него врачом в африканские племена, если не пустит… Никто в отборочной комиссии не знал о том, что он мой дядя, я пробилась сама. Но вот… Он просто знал, как правильно оформить документы, как правильно отвечать. Он ни слова за меня не замолвил. Но я понимаю, что… У меня есть страх, ты теперь знаешь. Но при чем тут… Ладно, хватит. Вот уже медблок.

За этим трудным разговором дорога пролетела незаметно. Катя, словно забыв о Малахове, молча начала исследовать высокие белые шкафы в медотсеке.

– Ага, вот он!

Девушка вытащила небольшой пластиковый пакет, в котором были уложены провода с датчиками.

– Это всё? – удивился Андрей.

– А что ты хотел? Датчики, подключение к обычному компьютеру на инструментальный вход – и всё. Дальше дело в программе. На, пользуйся. Только можно я спрошу тебя? Почему ты решил, что это облако, эта пыль, даже если она и разумная, во что мне как врачу не очень верится, вдруг сможет, а тем более захочет с тобой общаться? Вдруг между нашим и его разумом пропасть?

– Он уже говорил со мной, – тихо произнес Малахов, словно стесняясь этих слов. – Когда я находился вне станции. Видимо, общаться, когда я здесь, ему сложно. И более того, он прекрасно нас понимает. Помнишь, я летал к модулю связи? Так вот, катер был запрограммирован не нами, не пилотом, не мной, а именно им, этим… Пылью.

Возникла неловкая пауза. То, что сказал Андрей, было полной неожиданностью для Кати. Она даже сразу и не смогла понять, как к этому относиться.

– А где… куда его надо выткать? Я же не будут сейчас писать программу полностью, – спросил Малахов.

– Вот же, спец. Давай устраивайся рядом, я тебе покажу.

Катя села перед единственным компьютером, который был в медотсеке.

– Давай поближе, я что, сама всё буду делать? – Она жестом повторила приглашение.

Андрей подтащил крутящуюся табуретку, стоявшую у бокса жизнеобеспечения, и расположился рядом с Катей. Настолько близко, что их локти соприкоснулись. И тут он понял, что вот это соприкосновение – что-то самое важное, что может сейчас произойти. На секунду не стало ни космоса, ни монстров, ничего…

– Ты что? – Катя удивленно подняла глаза на застывшего Андрея. – Тебе плохо?

– Нет. Давай работать, – ответил Андрей.

Девушка посмотрела Андрею в глаза долгим и внимательным взглядом и тихо сказала:

– Не сейчас, да? Потом.

– Да, конечно. – Андрей словно скинул с себя наваждение, которое налетело теплой и нежной волной. – Показывай, как оно работает.

– Проще некуда. Смотри, – Катя взяла в руки датчики энцефалографа. – Это надо закрепить на голове, каждый датчик в своем месте. Именно так и будут регистрироваться электрические импульсы мозга. Потом они выводятся на комп в виде графиков на экран. Вот разъем, видишь?

Девушка споро, все-таки она была в этом деле профессионал, закрепила сетку чувствительных элементов на голове Малахова, застегнула специальный ремешок на подбородке и подключила их к компьютеру.

– Теперь смотри.

На экране появилась целая куча графиков. Андрей увидел, что они удивительно похожи на его результаты по исследованию спектров.

– Вот, – продолжила Катя. – Ты что-то думаешь, рукой шевелишь, на экран смотришь. Видишь, как меняются кривые. Это слепок с твоей высшей нервной деятельности.

– Катя, твой компьютер в сети?

– Ну а как же? – удивилась девушка. – Странный вопрос от бортинженера.

– Тогда позволь мне, я тут слегка поколдую.

– А что ты задумал? – встревожилась Катя.

– Я хочу сделать так, чтобы эти сигналы, эта энцефалограмма транслировалась в открытый космос. Мне надо подключить выход с твоего прибора на усилитель и излучающую антенну. Так как наша станция крутится, то сигналы будут охватывать практически триста шестьдесят градусов пространства. – Андрей, пытаясь объяснить Кате свою идею, говорил, энергично помогая себе жестами.

– А если нечто, что нас окружает, примет твои сигналы? Как ты узнаешь? Как узнаешь, что оно реагирует, что воспринимает и как-то отвечает?

– Я не уверен, но мне кажется, если моя идея верна, то этот сверхразум сам решит, как мне ответить.

– Давай просто запишем твою энцефалограмму и ты будешь ее транслировать без датчиков на голове. – Катю одолевали сомнения, она боялась, как бы такой эксперимент не повредил Андрею.

– Нет, – решительно отверг ее идею Малахов. – Так ничего не получится.

Он погрузился в работу с компьютером. Набирал команды, вызывал конфигурационные файлы технических схем станции, что-то переносил, соединял и рассоединял. Как обычно, увлечённый такой работой, Андрей бормотал себе под нос, комментируя свои действия. Катя, чуть отъехав от рабочего места на своем кресле с колёсиками, молча наблюдала.

– Вот! – радостно сообщил Малахов. – Готово! Можно включать!

– А чем всё может кончиться, представляешь?

– Давай так договоримся. Возможно, я буду на некоторое время недоступен, просто я могу напрямую подключиться к нашему внешнему э… партнеру. Если я буду в нормальном состоянии, просто смотри. Если что-то пойдет не так, выдерни разъем энцефалографа. Отключи, в общем.

– Тогда давай сделаем это по правилам. Я на тебя навешаю датчиков для мониторинга твоего общего состояния. Не буду же я трогать твой лоб и щупать пульс.

– Я бы не возражал, но ты права.

В итоге к датчикам энцефалографа Катя добавила ещё кардиограф, измеритель давления и установила мониторинг температуры тела.

– Я теперь похож на новогоднюю ёлку в терапевтическом отделении, – сообщил Малахов. – На меня повесили все, что нашлось в клинике.

– Чтобы ты не выпендривался, я ещё бы поставила несколько катетеров, – усмехнулась девушка.

– Чтобы что?

– Чтобы ты был серьёзнее. Я готова. Твои показания в норме. И ещё я точно могу сказать, что никаких отклонений в твоей энцефалограмме, говорящих о психических расстройствах, нет.

– Ну что, поехали?

– Полетели летать, – пропела Катя старую мелодию.

Андрей театральным жестом нажал клавишу «энтер», запуская систему.

На экране запрыгали все те же, уже знакомые кривые, и ничего не произошло.

– И что, Катя, как мои объективные показатели? – спросил Малахов.

– Все в порядке, медосмотр пройден. – Она деловито и резко отдирала контакты энцефалографа с головы Андрея, обрывая приклеившиеся волоски.

– Какой медосмотр? – не понял Малахов.

– Как какой, полугодовой, – пояснила Катя.

Она поджала ярко накрашенные губы, заправила темную прядь под белую медицинскую шапочку и зло продолжила:

– Ну что ты смотришь, как остолоп? Иди, работай, мне ещё командиру снимать показания. Вас много, а я одна. Зови Протасавицкого.

Не понимая, что происходит, Андрей как в тумане вышел из медотсека. Коридор станции тоже претерпел изменения – словно постарел. Краска потерлась, местами с потолка свисали оборванные провода. Жуткое, невозможное подозрение закралось в душу Малахова. Он зашагал к капитанскому мостику. Там в кресле капитана сидел громадный немолодой негр.

– Товарищ командир, – робко обратился Андрей.

– Не товарищ, а господин! – рявкнул негр. – Всех товарищей в девяносто первом прогнали. Чего тебе надо?

– Вас в медотсек приглашают.

– Что этой истеричке надо?

– Катя медосмотр проводит, ваша очередь.

– Какая Катя? Чего это ты нашу Кэт так обзываешь? Она же за это убьет.

– Ну… – так, по-русски.

– Ладно. Садись, проверь системы, тут все в упадок приходит. Хоть раз в год профилактику сделай.

– Раз в год? – ужаснулся Андрей.

– Ты что, обкурился? У всех крыша едет! Всё, пора вызывать эвакуаторов. Иначе всем конец, – прорычал командир и отправился на медосмотр.

Малахов немедленно сел за свое, если оно, конечно, было его, рабочее место и стал проверять бортовой журнал.

Чтение заняло где-то минут десять. Сначала все как обычно. Старт, скачок, исследования по программе. Никаких инопланетных кораблей, никаких зомби, никаких происшествий. За две недели выполнена программа исследований. Потом команда на обратный старт, и… авария в системе. Обратно в кротовую нору улетел только гамма-лазер с пирамидкой. И вот команда уже больше года ждет спасательную экспедицию, которая требует больших денег.

– Ну, и чего ты тут делаешь? – окликнул из-за спины Андрея знакомый голос.

Это был штурман Переверзев. Но обернувшись, Андрей увидел какого-то обросшего нечёсаной седой бородой мужика, в котором с трудом можно было узнать франтоватого Тимофеича.

– Что ты все роешь, копаешь? – Штурман говорил злобно, словно он и Малахов были заклятыми врагами. – Вынюхиваешь? А что вынюхивать, никто нас отсюда не заберет! Вот жратва скоро кончится, кислородный регенератор загнется – и привет! Отлетался герой космоса Малахов!

Тимофеич плюнул на пол и ушел с мостика. Только сейчас Андрей заметил, что полы в рубке покрыты толстым слоем грязи. То ли роботы-чистильщики поломались, то ли просто никого это не заботило.

– Чумичка, психопатка! – раздался раскатистый голос командира.

Он вошел на мостик, оглушительно грохнув дверью. Малахов про себя отметил, что или устройство дверей другое, или просто вся механика на станции поломалась.

– Что за сука! Она без мужа тут совсем озверела! Зачем ей брать столько крови из вены на анализ? Она что, пьет ее по ночам? – Негр был в ярости. – А ты чего тут сидишь? Иди своими делами занимайся.

– А что у меня по плану?

– У тебя по плану одно и то же – составляй послания в ЦУП, говори, что скоро мы все тут подохнем! – Капитан сказал это и отвернулся от Малахова, резко крутнувшись всем грузным телом на вращающемся кресле.

Андрей понял, что ничего хорошего больше от этого человека не услышать, и вышел в коридор. Он прошел метров пятнадцать и заметил, что каюта пилота открыта. Там внутри в тусклом свете сидел Степанов. Он тоже сильно изменился. Худое лицо с ввалившимися щеками было нездорового серого цвета. Борис, одетый в странный черный балахон, сжав ладони на уровне груди и сцепив пальцы, монотонно раскачивался.

– Боря? Можно? Как дела? – решил поговорить и с ним Андрей.

– Какие наши дела, – слабым голосом ответил пилот. – Нам только остается молиться и уповать на то, чтобы Господь от нас не отвернулся.

– О чем ты, Боря?

– Я много думал, проводя время в молитвах, я понял! – Пилот воздел указательный палец вверх. – Я понял!

– Ты стал набожным? – с удивлением спросил Андрей.

– Я всегда жил с Богом в сердце, – все так же безлико ответил Степанов. – Но теперь я понял!

– И что ты понял?

– Я прозрел! Книга Иова наконец открыла мне правду! – пафосно заявил Борис.

– И в чем правда, брат? В силе? – решил пошутить Малахов и понял, что шутка не удалась.

– Правда в том, что Книга Иова – это истина! Но кто в нашей жизни Иов, а кто дети его? – Глаза пилота загорелись, он заговорил горячо, голос окреп, и даже в тусклом свете каюты было видно, как порозовело его лицо.

– И кто есть кто? – Андрей задавал вопросы машинально, с ужасом пытаясь представить, какие еще изменения ожидают его на станции.

– Вот ты напрасно так говоришь, ой напрасно! – сверкнул глазами Степанов. – А ведь Господь испытывал Иова, но ведь в этом испытании он отнял у него детей!

– Как отнял?

– Как, как! Бог дал, Бог взял! Умерли они! Ушли в царствие небесное! – Борис начал истово креститься. – А мы кто? Мы? Нас Господь испытывает, или мы дети Иова, которые просто ушли на небо. Кто мы? И думаю я, а вдруг мы не те и не другие?

– А кто? Космонавты?

– Не надо юродствовать! Вдруг мы жена Иова?

– Как это? – Андрей уже понял, что в голове у бедного пилота не все в порядке, но просто так разговор прекратить не решался.

– А так! – Голос Бориса уже гремел. – Мы предали Иова и решили, что он наказан Богом! И бросили праведника!

– А кто тут праведник?

– А, это не важно, – совершенно нормальным, беспечным голосом ответил Борис. – Это я потом выясню.

– И что теперь делать?

– Каяться!!! Каяться! Все равно спасение к нам с Земли не придет! Только с неба! И блудницу вавилонскую на костер! На костер! От нее весь грех у нас на станции.

– Это Ка… э, Кэт?

– Да! Она дьяволица!!! Ты видел, какими она иголками нас колет? Видел? А ты видел, как она в душе моется, видел?

– Нет, не видел, – признался Малахов.

– Она голая моется! Голая. От нее блуд идет!

– А ты что, видел?

– Нет, но я знаю. Мне видение было! – Борис снова поднял палец к небу. – Давай помолимся за спасение души!

– Да, конечно, только я должен пойти умыться, не могу без этого молиться.

– Истинно говоришь. Я буду ждать! – на удивление легко согласился Степанов.

Но как только Андрей вышел из каюты, тот высунул голову в коридор и заорал:

– Грешники!!! Покайтесь! Он грядет!

Проповедь Степанова прервалась сигналом тревоги. Борис на него не обратил внимания, а вот Андрей выскочил в коридор и чуть не столкнулся с командиром.

– Что случилось, господин командир?

– Это идиот опять хочет с собой покончить! – рявкнул Протасавицкий. Вытаращенные глаза сверкали белками на его черном негроидном лице.

– Какой? – не понял Андрей.

– Как какой? Тот же, что и в прошлый раз! Переверзев. И он же, подонок, не просто так с собой покончить хочет! Он нас всех разнести хочет, бегом, в инструментальную! Делай что хочешь, но уговори его!

Андрей бросился по тору в лабораторию. Запыхавшись, он постоял секунду у двери, чтобы хоть как-то перевести дыхание, и осторожно постучал в дверь.

– Тимофеич, это я, Малахов. Открой, пожалуйста.

– Не заперто.

Стараясь не делать резких движений, Андрей вошел в лабораторию. Там прямо у центрального пульта сидел Переверзев и держал ладонь над клавиатурой, готовый нажать одну из кнопок.

– Сделаешь лишнее движение – и я нажму, – предупредил штурман. – Хотя всё равно нажму. Чего тебе надо? Негр послал?

– Он мне сказал, что ты себя плохо чувствуешь, что надо помочь, – нашелся Малахов.

– Я? Плохо? – Штурман громко делано расхохотался. – Я себя чувствую лучше любого из вас! И я не хочу загнуться в муках! Лучше умереть здоровым и сильным, чем видеть, как вы начнете подсыпать мне яд в воду и еду. Вы же все сумасшедшие!

– Ну почему? – изумился Андрей. – Я же никогда тебе ничего плохого не желал. Почему ты меня подозреваешь?

– Когда закончатся продукты, даже такие мерзкие, что еще осталось, каждый будет рад отравить каждого! Чтобы прожить хоть на день больше! А я не хочу этого! – взвизгнул Переверзев. – Я сейчас нажму кнопку и запущу катер прямо в шлюзовой! Я перепрограммировал всё тут к черту! Воздух хлоп – и улетит. Пару секунд, и всё! Ничего больше не будет.

Малахов понял, что штурман говорит глупости. Шлюзовой отсек от таких случайностей был застрахован простой механической системой. Оба люка одновременно невозможно было открыть просто потому, что один блокировал другой механическими засовами. Но все таки сбрасывать со счетов, что безумец мог сделать там что-то, не стоило.

– Тимофеич, слушай, а давай попробуем найти другой выход? Ведь смотри, кто-то же нам прислал на Землю эту пирамидку? И мы прилетели сюда, откуда эта пирамидка родом. Может, мы попытаемся выйти на связь с этим кем-то?

– О чем ты? – Переверзев, кажется, заинтересовался.

– Ты знаешь, когда я измерял спектры рассеяния, у меня родилась идея, что это не просто спектры!

– О чем ты? – Переверзев убрал руку от клавиатуры.

– Можно я тебе покажу?

– Не подходи! – опять всполошился штурман и снова занес руку над кнопкой.

– Да не волнуйся, я с другого монитора покажу. Я к тебе не буду подходить.

– Показывай, – кивнул в сторону дальнего монитора Переверзев.

Андрей внутренне молился, чтобы и здесь, в этом мире, данные с лидара были такими же, как и в его реальности. Но его надежды оправдались. В нужной директории он нашел свои спектры.

– Вот смотри, если эти графики поставить один над другим, то они невероятно похожи на энцефалограммы. Я у Кэт спрашивал, она подтвердила!

– Ну, эта соврет и недорого возьмет, – поморщился штурман.

– Я ей тоже не доверяю. Я порылся в справочниках, и это-таки правда.

– А если попытаться их расшифровать? Может, мы поймем его мысли. Или что оно там!

– Расшифровать не просто. Можно просто ему передать наши.

– Нет! Я никому не доверяю и доверять не буду. Я их сам расшифрую и все узнаю!

Переверзева эта мысль захватила, глаза его засверкали, он покраснел, вскочил и подбежал к Малахову:

– Пусти меня, иди отсюда! Я буду делать это один!

Андрей замешкался, но штурман грубым толчком в спину выгнал его из лаборатории. Новая идея завладела им полностью.

Малахов, уже окончательно убедившийся, что попал в какой-то вариант мультиверсума, не надеясь на счастливый исход, пошел искать свою каюту. Он не ожидал, что она находится в том же месте, где и была в его реальности. Постоял у закрытой двери, боясь заходить внутрь, и прошел к медотсеку, чтобы еще раз посмотреть на Катю, или как там её звали.

– Можно? – скромно спросил Андрей, заглянув в дверь. – Я на минутку.

– О, господи, опять ты, – встретил его унылый голос Синельниковой. – Что тебе теперь надо?

– Да ничего мне не надо. Вот представь, я вдруг забыл всё то, что происходило за последний год. Я хочу вспомнить.

– А я хочу забыть всё, что произошло за это время! Особенно как ты клеился ко мне! Дай сигарету.

– Так я не курю, – удивился Малахов.

– Вот только мне не ври, да? – Кэт подошла к Андрею и запустила руку в карман его комбинезона. – О, куда спрятал?

– Ка… Кэт, я не курю. И вообще я не понимаю, что происходит. Я и вправду всё забыл.

– Блин, один склеротик, другой псевдохристианин, третий свихнувшийся бомж… Единственный остался в своем уме, и тот – негр! – Кэт открыла верхний ящик в медицинском стеллаже и достала оттуда ампулу. – Приходится заменять табак!

Девушка ловко сделала себе инъекцию, и на мгновение её лицо расслабилось, а глаза стали смотреть в никуда. Она просидела в таком состоянии несколько минут, потом очнулась.

– Сколько можно? Я год вдали от мужа, я год жру эти переработанные из дерьма пищевые брикеты, воду из регенератора пью. А фильтры уже старые, от воды мочой несет. – Кэт говорила нервно и зло, повышала голос, словно слова все больше ее возбуждали. – Я хочу домой! А эти сволочи, ЦУП этот долбаный, врёт, что пока угрозы здоровью и опасности для жизни нет. И не шлет спасателей!

– Ну, может, не успели построить ещё?

– Да что там строить? Нам же не станцию посылать надо, а спасательное судно! Сволочи! Сволочи! – Девушка уже кричала. – Нет опасности для жизни? Нету? Я вам сейчас покажу!

Кэт с пылающими нехорошим багровым цветом щеками выбежала вон из медотсека. Малахов слышал затихающий грохот ее ботинок по коридору. Понимая, что здесь ему уже нечего делать, он вышел из медотсека. И увидел, как девушка возвращается, неся в руках скоростную дрель. Кэт увидела его и остановилась.

– Вот вам опасность! – истошно прокричала она и, включив инструмент, впилась сверхтвердым сверлом во внешнюю оболочку станции.

Дрель взвыла, и через секунду в образовавшееся отверстие с воем стал уходить воздух.

– Вот теперь мы все в опасности! Пусть летят! – гомерически хохоча, сообщила Кэт.

– Идиотка! – закричал на нее Андрей. – Мы же все погибнем!

– Лучше сразу, чем долго и мучительно!

Малахов бросился к Кэт, вырвал из ее рук дрель и, схватив девушку за плечи, почти волоком потащил в медотсек. После этого он запер вход, чтобы хоть как-то уменьшить скорость потери воздуха, а сам побежал на капитанский мостик.

– У нас пробоина в корпусе! Надо заделывать! – тяжело дыша, доложил он командиру.

– Опять эта… дырку просверлила? – спокойно спросил негр.

– Как опять?

– Да у нее каждый месяц такое. На, залепи, – капитан достал из своего стола тюбик с герметиком и прямоугольную металлическую пластину.

Ошарашенный Малахов молча принял ремнабор и через минуту, накрыв отверстие пластиной, на которую нанес герметик, ликвидировал утечку. Понимая, что находиться рядом с членами этого экипажа опасно, он поспешил скрыться в своей каюте.

К удивлению Андрея, здесь его каюта практически не отличалась от той, что была в другом мире. И тот же ноутбук на столике. Малахов с интересом стал изучать его содержимое. Первое, что ему попалось в папке «Работа», это файл «Автобиография». Во второй строке Андрей прочел то, что его поразило. Родители не известны, сирота, воспитывался в детском доме. Потом учеба в МФТИ, работа в Королёве, потом отряд космонавтов.

Не было ничего в его прошлом, что ему дорого. Отец неизвестен. И на Земле его никто не ждет.

Потрясенный Малахов сидел и смотрел на экран, не различая ни слов, ни букв. У него не было его жизни. Можно было терпеть в команде безумцев ради того, чтобы прилететь домой. Но дома не было.

В какое-то мгновение Андрею показалось, что у него изо рта пошел пар, как будто он дышал на морозе. Он не успел даже подумать о причине такого явления, как в его каюту стали громко стучать. Малахов оглянулся. Вход был заперт на толстенную, обитую бронелистом, дверью с небольшим люком посередине. В верхней половине этой жуткой двери было круглое грязное оконце. Дверца посередине открылась, и гадкий голос с той стороны проорал: «Кружку!!!» Малахов не то чтобы растерялся, он просто не понял, что от него хотят. Он оглянулся, соображая, что должен поставить на эту откинувшуюся дверцу какую-то кружку. И с ужасом осознал, что нет уже никакой маленькой и уютной каюты, нет бархатистого бежевого пластика обивки, нет удобной кровати с принимающим форму тела матрацем. Нет ни откидного стола, ни лаптопа.

Есть железная койка на цепях и намертво прикрепленная к полу скамейка из сварного стального уголка. «Кружку!» – опять проорал гнусный голос, и немедленно, ещё даже не затихло эхо от этого вопля, с той стороны двери просунулся видавший виды алюминиевый половник и вывалил прямо на пол кучу зеленоватого варева. Вслед за этой порцией дурно пахнущей массы полетел кусок черного хлеба. Почему-то хлеб от удара об пол разлетелся на кусочки.

Изумлённый Малахов сел на скамейку, которая сразу впилась в ягодицы острыми краями железного профиля. Завороженно, словно смотрел кино по телевизору, Андрей наблюдал, как из-под койки выскочило три странных небольших создания, лохматых, грязно-бурых, похожих на крыс, но почему-то с рожками. Они деловито, явно не первый раз, подхватили с пола хлеб и потащили кусочки обратно под койку. Последний зверек остановился напротив Малахова и дернул головой, будто благодаря. Андрей автоматически ответил зверьку кивком.

Совершенно не воспринимая окружающее как что-то естественное, Малахов попробовал закрыть глаза и просто расслабиться. После станции с идиотами верить в реальность происходящего не было никаких сил. Но не тут-то было. Опять загремела дверь. Кто-то открывал чудовищный накладной замок, звеня ключами. Дверь распахнулась. На пороге с дубинкой в руках стоял Протасавицкий в незнакомой черной форме, расшитой белыми галунами, с рядом орденских планок на груди. Он похлопал дубинкой по голенищу несуразного кирзового ботфорта и мрачно произнес:

– Заключенный тринадцать двадцать два тридцать один, на прогулку!

– Что? – Андрей при виде командира рефлекторно поднялся с табуретки.

– Отвечать! – рявкнул Протасавицкий.

– Что отвечать? – пролепетал обескураженный Малахов.

– В ответ на обращения начальства заключенный должен назвать свою статью и срок! – бесстрастно заявил Протасавицкий.

– Я… – растерялся Малахов, – я не знаю. Я же не заключённый. Я ни в чем не виноват!

Командир отступил на шаг от двери, и в камеру вошли штурман и пилот, в такой же форме, но, судя по меньшему числу нашивок и планок, ниже по званию. Малахов сделал шаг вперёд, надеясь, что хоть они объяснят, что происходит. Переверзев немедленно нанес удар дубинкой ему по голени, так что Андрей рухнул на пол.

– Все заключенные в тюрьме особого режима уверены, что они ни в чем не виноваты. – Протасавицкий громко засмеялся, словно эта мыль его очень обрадовала.

– Я не помню, почему я в тюрьме, – решил схитрить Малахов.

– Тебе напомнить? – Командир наклонился и ткнул его концом дубинки с металлическим наконечником в лицо. – Статья сто девяносто восемь, пункт шесть. Несанкционированное проникновение в Зону отчуждения, отягощённое преступлениями против личного состава охраны Зоны, и коллаборационизм с выродками. Приговорен к смертной казни!

– Меня казнят? – совсем растерялся Андрей. – Когда?

Почему-то его вопрос вызвал радостный смех у всей троицы.

– Заключенный тринадцать двадцать два тридцать один, – все еще сияя улыбкой, произнес Протасавицкий. – Для всей Империи тебя уже казнили! Но степень твоего преступления не подразумевает такого лёгкого наказания. Ты отправлен на станцию Криминальной Санации-6 для прохождения пожизненного наказания! Чтобы ты, сука, всю свою вонючую жизнь мечтал умереть! На прогулку!

Малахов, понимая, что если замешкается, снова получит тычок дубинкой и возможно в зубы, тяжело поднялся с колен и двинулся на выход.

– Руки! – рявкнул пилот, или тот, кого Андрей знал как пилота Бориса Степанова.

На всякий случай Малахов сложил руки за спиной.

– О, уже не прикидывается, что ничего не помнит, – пробурчал штурман. – Какие же они все, твари, одинаковые.

Малахов вышел из камеры и на мгновение остановился, не зная, куда дальше надо идти. Очередной удар дубинкой по спине указал направление. Андрей побрел по коридору, только сейчас почувствовал, что его руки и ноги сковывают тяжелые цепные кандалы.

– За-пе-вай! – рявкнул конвоир, считавшийся Виктором Переверзевым.

– Что? – от неожиданности переспросил Малахов, чем опять привел охрану в ярость.

Еще один крепкий удар дубинкой был лаконичным ответом.

– За-пе-вай! – повторилась команда.

– Белая армия, черный барон… – тихо затянул Андрей старый марш.

– Что?! – Вопль командира прервал малаховскую унылую песню. – Ты забыл слова гимна «КС-6»?

– Я не знаю… – осторожно ответил Малахов.

Удар по почкам отключил дыхание, Андрей, остановившись на секунду, согнулся, но следующий, еще более жестокий, погрузил его в темноту.

Резкий запах, режущий слизистую носа, вернул Малахова в сознание. Он открыл глаза. Над ним склонилась Катя. Черепа в ее петлицах дрожали и расплывались белыми пятнами.

– Очухается, – резким, как звон циркулярной пилы, голосом сказала девушка. – Только надо его ко мне, иначе он может потом не встать. Кто вам, прапорщик, позволил вышибать из него дух?

Катя обращалась к Протасавицкому. Ещё не совсем четко воспринимая окружающее, Андрей отметил, что на Катиных плечах торчали в стороны жесткие погоны, чем-то напоминающие привычные подполковничьи.

Грубо, так что Малахов чуть опять не потерял сознание, его подхватили под руки и потащили по коридору.

– Носилки… – пробормотал Андрей.

– Вот сам и принесешь в следующий раз, – ухмыльнулся конвоир Степанов.

Малахова притащили туда, где в другой реальности был медотсек. Но ни модуля реанимации, ни мягкого света, ни белоснежных шкафов там не было. В центре стоял большой цинковый стол, на который водрузили заключенного, а рядом небольшой столик на колесиках. На нем аккуратно расположились разнообразные щипцы, трепанационные пилы и зловеще мерцающие в полумраке шпицы.

– Можете идти, – строго приказала Катя. – Обойдусь без вас.

Как только дверь закрылась, Андрей слабым голосом произнес:

– Катя, это всё безумие!

– Заключенный, я вам не Катя! Я старший есаул медицинской службы охранного куреня Синельникова! – зло прошипела девушка. – И если ты ещё хоть раз назовешь меня по-другому, я с тобой сделаю то, что прошлый раз.

– Я ничего не помню, – устало произнес Малахов, уже не веря, что всё это наваждение кончится.

– Он не помнит! – Девушка рывком сбросила с левой ноги Андрея ботинок, который оказался без шнурков. – И это не помнишь?

С трудом приподняв голову, Малахов увидел, что на ноге отсутствуют три пальца.

– Ещё один акт неповиновения – и я тебе отрежу уже совсем не палец! – Есаул злобно осклабилась.

– Я не помню, где я и почему. – Андрей без сил откинул голову на цинковый стол.

– Заключенный тринадцать двадцать два тридцать один находится в федеральной тюрьме по обвинению в преступлениях против человечности, – отчеканила девушка. – Ты что, совсем дебил? Ты не помнишь, как выволок из зоны эту пирамидку, как за тобой в города нашей страны ринулась вся эта мерзость? По твоей вине погибли сотни тысяч мирных подданных! Только благодаря нашему атаману, избранному великим собранием, удалось остановить это нашествие. И это именно он, своей милостью, отменил тебе смертный приговор! Но это был приговор нам! Торчать тут, на этой богом проклятой тюрьме за несколько световых лет от Земли… Хорошо, хоть скоро смена.

– А мой отец?

– Ты не знаешь, куда отправляются члены семьи изменника Империи? Сто лет без права переписки. А на Земле знают, что ты казнен. В прямом эфире тебя асфальтным катком раскатали. Сколько было шуму, нельзя, мол, для такого мерзавца такую гуманную смерть… – Синельникова склонилась над столиком с инструментами, словно не знала, что выбрать. – Но вот в чем не откажешь нашему атаману, так это в справедливости! Каждую неделю тебе положены инъекции. От них ты не умрешь, но будешь молить о смерти! Месть таким, как ты, должна быть разумно жестокой.

– Я ни в чем не виноват, – безнадежно прошептал Малахов. – Ни в чем!

– И до тех пор, пока ты будешь упираться и не признаваться в своём преступлении, доза инъекций будет только расти. А ведь ты же уже не возражал последнее время, почему вдруг опять за своё?

Холодная и острая игла впилась в ногу Андрея. Сначала по телу пробежало тепло, но потом, словно наваливаясь извне, его стала захватывать нестерпимая боль. Судороги сковали мышцы, тело изогнулось в кататоническом ступоре. Малахову слышался явственный хруст ломаемых костей рук и ног. И как страшное видение – лицо Кати, обрамленное светлым пушистым ежиком волос, наблюдающей за его агонией с явным удовольствием. Боль прекратилась только тогда, когда сознание Малахова заволокла чернота.

– Вставай, товарищ! Хватит валяться. Утро красит нежным цветом! – Задорный девичий голос выхватил Малахова из глубокого забытья.

Андрей открыл глаза. Повертев головой по сторонам, он понял, что лежит на железной койке в длинном помещении, похожем на казарму. И только после этого до него дошло, что казарма – часть галереи станции. Почему-то вместо отдельных кают кровати экипажа размещались в ряд вдоль стенок коридора станции.

– Чего головой мотаешь? – строго спросил Протасавицкий. – Подъем уже был!

Малахов пулей выскочил из-под одеяла.

– О, действует приказ командира! – весело сказала Катя. Она стояла возле койки Андрея, облаченная в спортивный костюм.

– Прошу прощения, господин… – начал оправдываться Малахов.

– Господ мы ещё в две тысячи двадцатом году последних прогнали. Чего это ты вдруг? – недовольно пробурчал командир. – Шутки у тебя неумные, товарищ Андрей.

И только сейчас Малахов рассмотрел Протасавицкого. Хоть в общем командир остался таким, каким он и помнил, но узкие монголоидные глаза и черные как смоль волосы говорили о большой примеси китайской крови. И только потом Малахов сообразил, что стоит перед Катей в одних только черных сатиновых трусах. Он немедленно нашарил на прикроватной табуретке синие трикотажные штаны и такую же майку с длинными рукавами.

– Экипаж, к утренней зарядке стройся! – скомандовал Протасавицкий.

Степанов, Переверзев и Катя выстроились квадратом, толкнув Андрея в левый его угол. Было понятно, что у каждого есть своё место. Пошли команды, какие обычно подают при гимнастических упражнениях: «ноги шире плеч», «руки в стороны» и тому подобное. Для Малахова, привыкшего к тренажерам, это было несколько странно, но постепенно он вошел в ритм. После разминки командир приказал пробежать два круга по галерее. Что было совсем непривычно, ведь раньше за медотсеком размещалась специальная электрическая беговая дорожка. Понимая, что удивиться придётся еще не раз, Андрей вместе с остальными побежал по кругу. Утренняя зарядка окончилась приказом всем явиться после туалета и завтрака на мостик для утреннего развода. Что такое развод, Малахов не знал.

Завтрак проходил в общем помещении и состоял из куска хлеба, кусочка сливочного эрзацмасла и двух кусочков сахара для чая. Судя по цвету и рыбному запаху, чай тоже был не настоящий.

– Хорошо, что благодаря нашей самой гуманной, самой справедливой системе даже здесь, вдали от родины у нас всегда накрыт стол и есть уверенность в завтрашнем дне! – в конце трапезы неожиданно заявил Степанов.

Пилот, одетый в белоснежную, тщательно отутюженную форму, с мужественным ежиком волос, выглядел так, будто сошел со старинного плаката. Он строго осмотрел остальных, видимо, желая убедиться, что его слова приняты с должным энтузиазмом.

– Конечно, хорошо! – в ответ закивали Катя и штурман.

– А ты, Малахов, что, не согласен? – строго спросил Степанов.

– Согласен-согласен, какие могут быть сомнения! Просто у меня рот был занят, и я не хотел на такие светлые слова отвечать невнятно, – нашелся Андрей, понимая, что эту странную игру надо поддерживать.

– То-то, – буркнул пилот.

Утренний развод заключался в нескольких пунктах. Сначала командир, дождавшись, когда все выстроятся перед ним короткой шеренгой, прочел краткую лекцию о политической ситуации момента. Он так и сказал: «А теперь о политической ситуации момента». По его словам, как передали из ЦУПа, сегодня на Земле прошли массовые демонстрации в поддержку линии партии мира по сокращению личных расходов граждан. Огласил также телеграмму приветствия от правительства и Совета Старейшин экипажу, мужественно продолжающему бороздить просторы космоса.

– А теперь, товарищи, я предлагаю посвятить первые три часа рабочего времени изучению трудов лидера мировой партии, товарища Липского. Конспекты предъявите на вечерней поверке. – Командир оглядел строй и добавил: – Наши цели ясны, задачи определены. За работу, товарищи!

Тут Константин Петрович подошел к своему компьютеру и нажал клавишу. Из динамиков интеркома послышались бравурные звуки, и команда запела какую-то песню, став по стойке смирно. Малахов понял, что выделяться не стоит, и последовал за остальными. Единственное, что он не знал слов гимна, а это определенно был гимн, и для вида старательно открывал рот. Хорошо, что динамики были включены на полную громкость и его неучастие в пении не было заметно.

– А какой смысл конспектировать? – полушепотом спросил Андрей у Кати, когда все расселись на свои рабочие места. – Ведь это просто механическая работа.

– Ты, Малахов, всегда отличался политической безграмотностью, – строго заметила Катя. – Во-первых, конспектируя политический материал, ты выражаешь таким образом свое отношение к гениальным работам, выбирая то, что наиболее тебя впечатлило и что, по-твоему, наиболее важно в данной работе. Во-вторых, представь себе, враги каким-то образом узнают, что на станции форпост человечества в нашем лице не занимается политической подготовкой. Что тогда будет?

– А как враги узнают? – осторожно спросил Андрей, даже не пытаясь выяснить, кто эти враги.

– Если наша колыбель, Земля, нашла способ отправить нас сюда, в неведомые дали, то что мешает врагам сделать то же самое? – удивленно ответила девушка.

– А разве враги могут достичь таких же вершин в познании Вселенной, как и мы? – Андрей включился в эту безумную игру словами.

– Нет, никогда они нас не смогут ни догнать, ни перегнать! – громко заявила Катя, гордо окинув взглядом остальной экипаж, склонивший головы над конспектами. – Но коварству врага нет предела!

– Украдут? – Андрей с трудом сдерживался, чтобы не смеяться.

– Малахов! Ты своим поведением ставишь себя на грань благонадежности! У тебя есть сомнения в линии партии? Откуда это у тебя? Ты же всегда был самым благоразумным из нашего экипажа! Что с тобой?

– Со мной всё в порядке. Я просто хочу укрепить веру в разумное будущее и производственную дисциплину, специально задавая самому себе провокационные вопросы. – Малахов про себя ужаснулся той чуши, которую он произнес. – А получив правильные ответы от соратников, я становлюсь ещё более подкованным!

– Вот теперь я вижу тебя таким, каким ты и должен быть, товарищ! – Катя встала и протянула ладонь Андрею.

Когда он ответил тем же, Катя энергично пожала ему руку.

– Ты меня, конечно, напугал! Я даже подумала, не перевести ли тебя во вторую очередь. Но нет! Первый мой ребенок будет наш! А Борис пусть подождет!

– Это правильно! – Малахов ужаснулся словам девушки, но перечить не стал.

– С тех пор как партия стала регулировать наши половые отношения, когда стало понятно, что надо расширять генное разнообразие, жить стало веселее! – горячо заговорила девушка. – Вот товарищ Липский что писал в своей работе «Как нам реорганизовать постель»? Помнишь?

– Конечно, помню! – с повышенным энтузиазмом соврал Андрей.

– Конечно, кто этого не помнит! «Только освободив планету от пут капиталистической семьи и сетей ячеек общества, только передав воспитание подрастающего поколения обществу, мы сможем построить светлое общество свободных граждан». Какая гениальная идея! Ведь как было раньше? Конечно, это относится к закрытой информации, но мы-то с допуском, и я думаю, можем говорить об этом в присутствии лиц с допуском. – Катя бросила взгляд на Переверзева и Степанова, которые тщательно делали вид, что не подслушивают. – Ты, конечно, знаешь, о чем я, меня всегда ужасало – люди жили не коллективом, а в отдельных помещениях! У каждого была своя, отдельная от общества зона обитания. Во-первых – это же безумные расходы на гражданское строительство, а во вторых – ведь так, изолируясь от сотоварищей, можно договориться до оппортунизма или, ещё хуже, до антиреволюционных мыслей!

– Да вообще, это позор какой-то! – согласился Малахов. – Они же ведь могли там неконтролированно производить потомство!

– Именно! Это отвратительно – без медицинского контроля, без помощи консультантов. Это же возврат назад, в проклятое прошлое! – раздался голос Бориса. – Но даже если моя очередь вторая, я горжусь, что выбор комиссии пал на нас с тобой, товарищ! С другой стороны, быть вторым у соратницы – это гарантия хорошей производительности тебя, Катя, как матери! Не всем выпадает честь иметь ребенка от матери сертифицированной.

Андрею этот разговор был неприятен до тошноты. Но Борис и Катя были совершенно серьезны и спокойно обсуждали вопросы контролируемого размножения, как будто шла речь о сборке автомобиля.

– Так, бортинженер Малахов конспектирование работы закончил, – не выдержал Андрей, встал и вышел вон.

Он собирался пойти в свою каюту и только в коридоре вспомнил – нет каюты, только казарма. Добравшись до своей койки, он завалился на нее, чтобы хоть немного побыть одному, попытаться собраться с мыслями. Но как только его голова коснулась тощей подушки, взвыла сирена. От неожиданности Андрей пружиной подскочил с койки, и одновременно с этим в казарму вбежала вся команда. Сзади, тяжело дыша, более молодых космонавтов догонял Протасавицкий.

– Ты что?! – заорал командир. – Позволил нарушить распорядок дня? Почему ты лёг на койку в то время, когда твои товарищи бодрствуют?

– Я… – Андрей совсем растерялся, – я попытался обдумать главные тезисы после работы над трудами товарища Ленского… э… Липского.

– Твои оговорки сильно смахивают на предательство, – угрюмо произнес Протасавицкий. – Давно у нас не было общественного собрания членов экипажа! Пора с тобой, товарищ Малахов, разобраться, пропесочить и вывести на правильный путь!

– Лучше вы меня в Зону отправьте! – не выдержал Андрей этого бреда. – Там и то меньше меня доставали!

Возникла гнетущая тишина. Малахов понял, что таких слов от него никто не ожидал и сказал он что-то очень неприличное и запретное.

– Я вас, гражданин Малахов, попросил бы бредни буржуазных пропагандистов не повторять, – побледнев, прошипел Протасавицкий. – Что значит в Зону? Ты что, хочешь сказать, что на территории нашей планеты, нашей всепланетной республики, есть какие-то «зоны»? Давай излагай, тут все свои. Если ты хочешь клеветать, так делай это открыто, чтобы твои товарищи смогли тебе достойно возразить!

– Я считаю, что настало время, – раздался звонкий голос Кати, – отказаться от кандидатуры гражданина Малахова как первого родителя моего ребенка. Я считаю и надеюсь – товарищи меня поддержат, что в такой сложный период нельзя идти на поводу тех, кто пытается очернить нашу действительность.

– Присоединяюсь к мнению предыдущего оратора, – радостно поддержал Катю Борис.

– Вы, товарищи, считаете, что всё настолько плохо? – с выражением глубокого сожаления на лице переспросил командир. – В такой ситуации у нас один путь – товарищеский суд!

– Ага, судите! – Малахова понесло. – Тоже мне судьи. Зоны у них нет! А откуда у вас подпространственный движитель? Как вы кротовую нору преодолели? А я сам эту Зону в детстве прошел. Так что, мне вычеркнуть эти воспоминания?

– Мы используем достижения наших ученых и инженеров. А как они достигают таких вершин – не каждому дано знать! Допуск нужен. И не третий, как у тебя. А если ты знаешь что-то и болтаешь при этом – ты и есть первый вредитель!

– Подождите. – Андрей недоумевал. – Как же так! Ведь Зона…

– Молчать! – рявкнул Протасавицкий. – Сказали нет, значит нет! На гауптвахту его! Потом разберёмся.

Штурман и пилот, словно репетировали много раз, быстро встали по обе стороны от Малахова, готовые к любому его сопротивлению.

– У нас и гауптвахта есть! – Андрей присвистнул. – А есть расстрелочная?

– Тебе, предатель и волюнтарист, всегда найдем! – неожиданно зло заявила Катя. – Идем от этого позора, Борис, законспектируем тезис шестой конференции!

Андрей с Протасавицким остались в казарме наедине, и командир, устало опустившись на смятую койку Малахова, спросил:

– Вот зачем ты выпендриваешься? Зачем ты сегодня всё своё будущее испортил? Согласно директивам я тебя должен немедленно поставить к стенке. Правда, с другой стороны, я не имею права этого делать без постановления собрания экипажа. А так как ты тоже член экипажа, то результаты тайного голосования могут быть разными. И уже неизвестно, чем это для меня закончится на Земле. Зачем ты это всё устроил? Я не пойму, что тобой движет и какие цели ты преследуешь!

– Я ничего не преследую, – ответил Малахов, уставший от идиотской дискуссии. – Это же нормально, чтобы все знали правду.

– Идиот! Ты думаешь, что никто не знает правды? Все знают всё! Но нельзя показывать, что ты знаешь то, что не положено знать никому. Каждому члену общества положены свои знания! В реальности каждый член общества афиширует только то, что ему положено знать. А остальное нельзя ни разглашать, ни строить на этом свои рассуждения! Неужели тебе это на курсах по политподготовке лиц с высшими допусками не объясняли? Как ты только в экипаж попал? – уже не так зло, а даже с некоторым сочувствием сказал Протасавицкий.

– А потому, что мой отец нашел в Зоне эту пирамидку, которая нас сюда перенесла через кротовую нору. Потому, что только я смог разгадать, как она работает! И тут уже нельзя обойти молчанием ни Зону, ни артефакты, ни нашествие мутантов на Землю. И как можно объяснить, что наша станция переместилась на три световых года от Земли?

– Слушай, ты все-таки пойдешь под расстрельную статью. За ересь, которую ты несёшь. Какая пирамидка? Какая, нахрен, кротовая нора?! Ты в своем уме? Какой отец в нашем справедливейшем обществе, где родитель имеет право только дать жизнь, а дальше обо всем заботится наше государство, самое справедливое во Вселенной! – Командир был крайне возмущен. – Суд, немедленный суд!

Андрею показалось, что командир сейчас говорит в основном на камеры мониторинга и их микрофоны.

– Какие три световых года? Ты, видимо, болен! Я понимаю, тренировка происходит в условиях, приближенных к реальным, насколько это вообще можно, но… Наша тренировочная база находится на самом секретном объекте нашей родины, и мы – первые, кому доверили имитировать полет в дальний космос! Зоны остались в далеком прошлом, когда человечество, заключенное под гнетом капиталистического общества, было вынуждено рабски трудиться в отдалённых от народа местах! О чем ты вообще говоришь? На гауптвахту и тройную дозу успокоительного. – У Протасавицкого, видимо, уже совсем кончилось терпение.

Немедленно вбежали Степанов с Переверзевым и опять Малахова повели в камеру.

Последнее, что он запомнил, – это блеснувшую в тусклом потолочном свете иглу шприца, который над ним занесла Катя.

– И что, Катя, как мои объективные показатели? – спросил Малахов.

Катя никак не отреагировала. Она сидела не шелохнувшись, с остановившимся взглядом, как каменная статуя.

– Катя, – протянул к ней руку Малахов.

Как только он коснулся девушки, мир кругом рассыпался, как рассыпается высохший замок из песка, когда налетает ветер.

Малахов опять был где-то вне времени и пространства, а его собеседник незримо присутствовал рядом.

– Ну что, тебе нравится? – ироничный голос прозвучал в голове Андрея.

– Что мне может нравиться? – с горечью спросил Андрей.

– Ведь ты говорил о возможных вариантах мультиверсума. – Голос был вкрадчивый, даже ласковый. – Но не расстраивайся, это не твои реальности.

– Что это было? Реальность или просто наведенное на сознание несуществующих мест и событий? – спросил Андрей, начиная успокаиваться.

– А какая разница? В мультиверсуме может быть какая угодно реальность. А навел ли я на тебя иллюзию или ты действительно там побывал… Этого даже я сам не знаю.

– А как я, если это ты навел на меня галлюцинации, мог рассуждать о Библии? Я не могу ни рассуждать, ни судить о том, что я плохо знаю! Я же в библейских текстах практически ничего не понимаю. А там такие рассуждения у Бориса, это что – мое проецирование?

– А может, знание вашего Святого Писания тоже есть у тебя в подсознании? Читал, не запомнил, но где-то глубоко в памяти отложилось. Мозг – штука сложная.

– Ну ладно, проехали, хотя, конечно, урок впечатляющий. Мне уже нет смысла жаловаться на то, что нам плохо. Никаких монстров на станции, никаких зомби, но вот остальное… Это будет пострашнее всякой нежити.

– Ага, ты правильно все понял. Теперь тебе надо вернуться на свою, именно свою станцию. Катя скоро начнет беспокоиться.

– Но скажи мне, скажи правду, если активировать гамма-лазер, куда мы вернемся? В какой мир?

– Как в какой? В тот, в который вас отправит, как ты ее называешь, пирамидка. Определенности нет. Ты же видел кадры с ЦУПа. Пойдем прогуляемся.

Не было станции, не было космоса. Была уходящая за горизонт морская коса. Ни одно дуновение ветерка не нарушало покоя, только еле слышное шуршание коротких волн на песчаном берегу делало окружающее реальностью, а не красивой фотографией. Прелые водоросли, выброшенные волной на кромку прибоя, пахли йодом.

– Наконец можно поговорить. – В голове Малахова зазвучал голос, так хорошо знакомый своими интонациями. – А ты хорошо придумал. Теперь мы можем с тобой общаться, не опасаясь, что нам помешают. Ты понял, что я могу с тобой говорить только тогда, когда ты полностью изолирован от других людей. И показать тебе то, что я хочу, тоже можно в таких условиях. Я хочу повторить, всё, что ты сейчас пережил, – это крайние, очень отдаленные друг от друга варианты вселенных. Но ты должен понимать, что жизнь разнообразна.

– Я бы хотел понять, есть ли у того, что вокруг нас происходит, какой-то смысл. Это же ты создаешь. Какая у тебя цель? И почему ты выбрал такое море? – Андрей постучал ботинком о ботинок, стряхивая моментально налипший песок.

– О, как ты сразу быка за рога! А может, мне просто интересно экспериментировать? А море – это твоё, не моё. Разве тебе не нравится?

– Нравится. Но каждый эксперимент ставит перед собой цель. И цель эта – знания. Если ты просто так что-то делаешь, для удовольствия, то это уже что-то иное, а не исследования. Так что ты делаешь? Исследуешь или развлекаешься?

– Развлекаюсь исследуя. Я же нахожусь в гораздо менее выгодном положении, чем ты. Многое могу, многое знаю. Но я не могу покинуть место своего существования. Я думаю, ты понимаешь, почему?

– Да, догадываюсь. По большому счету – ты просто пылевое облако.

– Не груби. – Голос стал недовольным. – Я же не называю тебя структурированным студнем. Я переходное состояние между полем и веществом. Я простираюсь на миллионы километров, но не бесконечен. По крайней мере в пространственном смысле. И мне просто интересно познавать то, что находится за пределами моей локализации.

– И как ты познаешь нас? Или ещё кого-то?

– Спасибо за вопрос. – Голос вложил в эти слова максимальный сарказм. – А вот так и познаю. Даю вам шанс показать, каковы вы. И смотрю на результат.

– И всё?

– Пока и всё. Мало данных. О, смотри, какая ракушка замечательная!

У Андрея возникло странное ощущение. Он не видел говорящего. Тот или не имел телесной реализации, или не хотел придумать себе аватар, или не мог. Но Малахов совершенно четко ощутил, как кто-то, идущий рядом с ним, наклонился и поднял ракушку с прибойной полосы. Она была небольшой, но черный перламутр её спирали переливался всеми цветами радуги.

– Да, красивая… А нельзя ли поподробнее? Ты хочешь сказать, что ты протянул свои… можно я использую термин «щупальца», к Земле, стал портить нам Землю и…

– Зачем ты так усложняешь и вульгаризируешь? Я делаю куда проще. Я посылаю в разные части Вселенной зёрна. Вам попалось зерно, которое материализует подсознательное. Только это никак не золотая рыбка или волшебная палочка. Нельзя вот так просто подойти к зерну и пожелать что задумаешь. Реализуются только эмоции. И оказалось, что самая сильная эмоция человека – это страх. Думаешь, я сам придумал всех этих чудовищ в вашей Зоне, как вы её назвали? Все эти артефакты, эти выбросы и полные пустышки? Зачем мне это нужно? Я просто отправил к вам некий энергетический континуум, который привел к материализации ваших самых сильных эмоций. Кроме того, зерно материализует средство обратной связи.

– Ты о пирамидке? – догадался Малахов.

– Да. Я надеялся, что в достаточно развитом, в индустриальном смысле слова, обществе найдется кто-то, кто сможет использовать ее, чтобы переместиться сюда, ко мне. И тогда, тогда, – голос зазвенел, – я смогу понять, насколько эффективным оказался мой метод. Я же смог узнать о вас все! Это свершилось! Вы здесь. И самое главное, что здесь ты!

– Подожди. – Андрей изумился. – Ты хочешь сказать, что до нашего перемещения сюда ты ничего не знал о том, что у нас творится?

– А как бы я узнал? – удивился голос. – Вот ты, Малахов, человек образованный, где-то даже умный, а не понимаешь таких элементарных вещей.

– Ты хочешь сказать, что засылаешь свои вирусы по всей Вселенной и сидишь ждешь, когда к тебе прилетят те, кто наелся от твоих щедрот? И почему ты решил, что во Вселенной много разумных миров?

– Простыми размышлениями. Если бы я был одинок, представляешь, сколько бы зря пропадало пространства?.. И не по Вселенной, а по вселенным. Ты забыл, как сам только что по разным реальностям пробежался?

– Ты и это можешь? – У Малахова слегка засосало под ложечкой, он понимал, что от этого вопроса может зависеть его судьба, и Катина, и судьба всего экипажа.

– Это же ерунда. Главное, создать зерно и осознать, что такое антигравитация.

– Да, непросто. И как, везде один и тот же результат? Зоны разорения, войны и смерти? – Андрей, сам не понимая зачем, поддел носком очередную черно-перламутровую ракушку, и та, пролетев несколько метров, плюхнулась в воду.

– Честно скажу, первые и пока единственные, кто ко мне прилетел, это вы. Как в остальных местах – это мне неизвестно. – Впервые Малахов услышал в голосе собеседника нотки сожаления.

– И как, ты удовлетворён результатом? Теперь можно завершить эксперимент?

– Удовлетворен? Ничего хорошего я не узнал. Страх, только страх, животный, скрытый в лабиринтах разума страх управляет вами.

– Слушай, не кажется ли тебе, что я могу тебя уличить в обмане? – Андрей решил перевести разговор в жесткое русло. – Откуда ты знаешь, что такое страх? Насколько я понимаю, тебе нечего бояться.

– А не кажется тебе, что все, что ты думаешь, собираешься подумать и более того, я и так знаю? – так же жестко спросил голос. – Вы прибыли сюда, и я узнал, что такое страх. Всё просто.

– Но объясни мне тогда. Вот эти разные реальности, разные вселенные, ты их мне хорошо показал. Что, оттуда к тебе тоже не прилетали? Или все-таки прилетали?

– Да зачем было им прилетать? Все эти варианты легко материализуются, если изучить ваше подсознание. Эти миры не мое порождение – я просто экстраполировал то, что у вас, всех вас пятерых, глубоко зарыто в тайных закоулках мозга. Всё очень просто. И ничего нового.

– Ну, и о чем мы тогда будем разговаривать? – недоумённо спросил Малахов.

– Давай о погоде. Насколько я правильно понял, вы любите говорить о погоде, когда не о чем говорить. Сегодня редкий солнечный ветер случился.

– Солнечный ветер, тут, в трех световых годах от Солнца… – Андрей вложил изрядную порцию сарказма в эти слова.

– Неудачный заход. Тогда давай поговорим, почему на станции произошли такие странные события.

– Можно подумать, это не ты их спровоцировал. – Малахов еле удержался, чтобы не перейти на крик. – Зачем ты мучаешь сейчас мою команду? Да, мы боимся! И твои чудовища только добавляют страха. Как же без страха выживать? Идти в пасть излому? Подставлять спину?

– Ха-ха-ха, – раздельно произнес голос. – Ты так ничего и не понял. Я ничего не делаю. Я только созерцаю. Вы всё делаете сами.

– Ага, Катя сама позвала зомби напасть на её медотсек?

– Тебе объяснить или сам поймешь? Страх, всё тот же страх порождает ваших демонов! Катя боялась и боится за здоровье любого члена экипажа. Но ещё больше она боится, что ей придется столкнуться со случаями, в которых она не специалист. Например – полевая хирургия. Она очень боится, что у нее нет опыта лечения ранений. А боится она потому, что дядя устроил ее в команду будто бы не вполне честно и она не оправдает своего назначения. Вот видишь, и понеслось. Но ничего, смелая девочка. Переборола, никто не прорвался к людям. Да и ты вмешался.

– Я их не боюсь. Но стрелять в них для меня было тоже… непросто. Я же знаю, что такое зомби. Что внутри каждого зомби – человек, раздираемый муками.

– Но ведь стал стрелять? Не остановился? А почему?

– Не знаю. Надо же было Катю спасать, – развел руками Андрей.

– Ну, об этом позже. Вот скажи, пилот твой…

– Не мой, а наш!

– Не наш, а ваш! – парировал голос. – Так вот, такая трагедия. Такие ранения. И всё почему?

Малахову не понравилось, как голос говорил о его товарище. С издевкой.

– Я знаю, что ты скажешь. Потому, что он не вовремя вспомнил историю о своём деде? С медведем в тайге.

– Не «не вовремя»! – воскликнул голос. – Эта история сидела в нем с раннего детства! Маленькому мальчику, вечером перед сном рассказывали такую милую сказку. «Твой дедушка шел по тайге, и тут на него сзади напал медведь. И разорвал когтями спину!» И никто не догадывался, что ребенок слишком впечатлительный. Ведь пилот никому не говорил, что он до двадцати лет боялся темноты. Вернее как… боялся, но шел в темноту. А тут шаги за спиной.

– Шаги он тоже придумал?

– Нет, шаги не он придумал. Шаги – это ваше коллективное бессознательное. Все боятся в пустой галерее, что за ними кто-то будет красться. Шаги слышали все. Но каждый на них реагировал по-своему. И учти – я просто наблюдал. Всё это вы создавали сами! Вот ваш пилот и схлопотал.

– А тебе надо было именно посмотреть, как излом терзает человека? Как пилот оказывается на грани…

– Я ни-че-го не де-ла-ю, – по слогам произнес голос. – Я наблюдатель. Сколько раз это повторять. У меня есть средство, которое в вашей реальности реализует ваше подсознательное. Но я этим средством не управляю.

– Ладно, дальше. Почему контролер захватил штурмана? Штурман так боялся быть захваченным контролером?

– Андрей, можно я тебя буду по имени называть? – спросил голос. – Я ведь знаю, что ты и без моих разъяснений уже все понял. У тебя есть страх ошибаться? Не думаю. Ты в себе достаточно уверен, и уверенность эта обоснована. Но штурман… Тут проще простого. Он же аналитик, спец, математика – основа его работы. Чего он боится? Конечно, ошибки в своей умственной работе. Он боится ошибиться в расчетах, в анализе ситуации. Он боится, что не сможет контролировать работу своего мозга! Очень глубоко в подсознании, но всё равно боится, боится, боится.

– Как всё просто! У каждого свой таракан в голове, и этот таракан при определенных обстоятельствах выползет и перекусит шею.

– Да, примерно так, – удовлетворенно сообщил голос.

– Хорошо, что тогда нашего командира мучает? Я нарочно себя напоследок оставляю. Чтобы худшее – в конце.

– Ну, там просто! Страх за экипаж, страх за свою племянницу, страх за судьбу экспедиции.

– Но у командира должен быть не страх, а ответственность. Он же матерый пилот!

– Катя твоя – племянница командира. Только этого никто не знал. А командир очень боится за неё. О считает себя ответственным за нее перед погибшим братом.

– Почему моя? – удивился Андрей.

– А чья же? Она теперь только твоя. Короче, командир ваш боится больше всего. И этот страх у него практически материализован! И он постоянно боится какого-нибудь подвоха, внештатной ситуации. До такой степени степени опасаясь за всех вас, что он боится, что ни он, ни его команда не смогут контролировать ситуацию. Вот и сидят они в ловушке.

– Но почему ты не прекратишь это? Ты же всё о нас понял! Отпусти! Мы улетим, потом прилетят другие, тебе будет больше знаний, новых открытий.

– Да я уже все себе открыл. И знаешь… обратного пути нет. Нельзя ничего изменить. И вот тут уже твоя вина.

– В чем моя вина?! Я не боюсь Зоны! Ты сам это знаешь!

– Да, Зона практически твой родной дом. Но вот… Твой страх – потерять отца.

– И как он реализовался?

– Самым простым и потому самым неприятным образом. Ни тебе, ни твоему отцу не причинен вред. Все живы и здоровы. Каждый по отдельности… А ведь как это тяжело – прожить жизнь порознь. Зная, что самый дорогой тебе человек жил, тоскуя по тебе, умер триста лет назад, и ты с ним никогда уже не встретишься.

– Так мы все-таки… – упавшим голосом спросил Малахов.

– Да… Ты в другом мире, и ничего исправить нельзя.

– А ты говоришь правду?

– Я не знаю. Я говорю то, что считаю нужным. Ваш мир – это мир страха. И страх управляет вами.

– А ты уверен, что именно страх? А как же люди, которые жертвовали собой на войнах? Неужели ты думаешь, они не боялись? Но страх можно перебороть!

– Ну, вот перебори свой страх, и, может, что-то произойдет. Если вдруг найдется чувство, которое сильнее страха. Но, наверное, нет. Я пока такого среди вас не увидел.

– Подожди, но есть же Золотой шар? Тот, который все-таки исполняет желания? Который в первоначальной Зоне где-то под экскаватором затаился и все-таки существует? Не могут же легенды лгать?

– Вот когда он выполнит чье-либо желание и я это увижу, тогда и поговорим, – спокойно ответил голос. – Хорошо мечтать о несбыточном. А в реальности сбывается совсем не то и не так. А только то, что сильнее всего тебя волнует.

– И что, так никто и никогда не скажет: «Будь оно все проклято, ведь я ничего не могу придумать, кроме этих его слов: «СЧАСТЬЕ ДЛЯ ВСЕХ, ДАРОМ, И ПУСТЬ НИКТО НЕ УЙДЕТ ОБИЖЕННЫЙ!»?

– Я боюсь, что после этих слов уже и обижаться будет некому. Ибо страх человека, который это скажет, может быть бесконечен. Только тот, у которого нет подсознательного страха, нет этой жуткой силы, вас раздирающей, сможет добиться от Золотой сферы добра. Да и не сфера она вообще. Тоже, сами же всё напридумывали. Пока нет никаких способов изменить эту реальность. Твой страх держит ее крепче любых цепей.

– Мне надо подумать, – тихо и безнадежно произнес Андрей. – Все равно надо возвращаться.

Но ответа на эти слова не последовало.

Малахов сидел в медотсеке и смотрел в одну и ту же точку на мониторе перед ним. Не видя, что там изображено, не ощущая ни времени, ни места. Датчики энцефалографа лежали на столе, Катя их сняла с него.

– Андрей, что с тобой? Ты в порядке? – Катин голос вернул его к реальности.

Ее рука лежала на плече Малахова, и почему-то именно это казалось для него сейчас самым важным.

– Ты знаешь, Катя, боюсь, что у нас нет шансов. Конечно, надо стартовать, но тот мир, куда мы прилетим…

Андрей посмотрел Кате в глаза, и та ужаснулась боли, которая была в этом взгляде.

– Мы там не найдем своих близких. Я не увижу отца, ты тоже не сможешь встретиться со своими родителями.

– Андрей, я и так бы с ними не встретилась. Я давно потеряла их, ещё совсем маленькой. Сначала отца, потом и маму, – печально ответила девушка. – Жизнь, к сожалению, устроена так, что каждый из нас вынужден терять своих родителей.

– Я ведь в Зону пошел, чтобы отца спасти. – Андрей словно говорил не с Катей, а сам с собой. – Он тогда нас всех спас, но столько времени пробыл непонятно где, внутри Зоны, в потустороннем мире. Я целых три года перед вылетом не видел его. Приезжал… Они там с женой совсем одни в своем доме живут. Я вот думал – прилечу, приеду к ним надолго…

– Андрей, послушай. Нельзя изменить течение времени. Мы с тобой будем вместе, может, ребята в себя придут. Как-то обустроится. Ты, наверное, скажешь, что я дура. Я ведь давно хотела просто так с тобой посидеть. Поговорить. Чтобы никого не было. Мир не пропал, пока мы вместе. А если и пропадет – лучше быть вместе.

– Катя… – У Малахова дрогнуло и заколотилось сердце. – А я просто боялся к тебе подойти.

– Вот видишь, что-то хорошее все-таки происходит. Может, ради этого и стоило полететь сюда?

– Но он, – Андрей ткнул в иллюминатор пальцем, – говорит, что все вокруг управляется нашим бессознательным страхом. И страх этот побороть невозможно. Всё, что здесь произошло, – плод нашего страха. Даже то, что зомби нападали, – это был твой страх.

– При чем здесь зомби? Я испугалась позже… Да кто он такой? И что он может знать о нас? Что он вообще? Пыль!

– Да – Пыль. Та пыль, что вокруг нас. Организованная в разум. Громадный, но одинокий разум. Он следит за нами, слушает нас, испытывает нас. Ты знаешь, я очень люблю одно стихотворение. Был такой бард, Саша Маслов. Он точно написал про нас:

– Я наизусть его помню. И вот мы прямо в этой мгле, в этом болоте с мороком. И надо его победить, и нет у нас сил. Мы бежим на свет в окошке, а это, оказывается, светится гнилушка на пне… Как убедить Пыль? Ведь он же не просто рассказал мне, что происходит на станции, но и вообще отправил в какие-то альтернативные реальности. Где нет монстров, но команда наша – набор психов. И командир – негр. Потом какой-то фашистский режим, тюрьма. Ну и в конце – морок, извините за выражение, светлого будущего. Где всех в счастье волоком за волосы тащат и плакать не дают.

– А можно я с ним поговорю? Как женщина? С Пылью.

– А он захочет? К тому же я не знаю, насколько ты будешь в безопасности, а вдруг…

– Опять страх? Андрей, я вижу цель, я знаю, чего я не боюсь. Да ладно. – Катя решительно водрузила на голову датчики.

Андрей увидел то, что Катя наблюдала, глядя на Андрея, бывшего в гостях у Пыли. Как застыло лицо и остекленели глаза, как безвольно опустились руки. Но в отличие от того, как это происходило с Малаховым, внешнего вмешательства не потребовалось. Через несколько минут Катя ожила, резко сбросила с головы датчики и спокойно сказала:

– Все, летим домой.

– Что у вас там произошло?

– Летим домой, – категорично повторила девушка. – Готовь секвенцию.

– А экипаж? Как они перенесут скачок? Они же в коме!

– ПОЛЕТЕЛИ! – повторила Катя.

Было в ее словах и вообще во всём её облике такое, что говорило Андрею – девушку надо слушать.

– Идем на капитанский мостик. – Малахов принял решение. – Надеюсь, ребята без сознания перенесут кротовую нору нормально.

– Перенесут, перенесут! – убежденно ответила Катя. – Куда они денутся?

– Катя, ты так изменилась, – изумленно произнес Малахов.

– Я беру на себя обязанности командира, – строго сказала девушка. – Твое дело выполнять то, что я тебе прикажу. Я смогу нас вернуть.

Глянув на Катю, Андрей понял, что более разумного решения не будет. Он понимал, что Катя знает что-то, что не хочет ему говорить или не может сказать, и Андрею даже не хотелось её спрашивать. Он просто верил ей.

– Приготовиться к стартовой секвенции. – Малахов сидел в своем ложементе, в то время как Катя села в командирский.

– Андрей, ты сначала пароль дай мне командирский, мне же запускать систему!

Малахов даже не стал возражать, говорить, что он его не знает. Конечно, он его знал, подглядев за работой командира, и без всяких возражений встал, подошел к Кате и набрал на клавиатуре код.

– Вот теперь отправимся домой! – весело сообщила Катя. – Скафандры высшей защиты привести в действие.

Защитные полусферы опустились над ложементами.

– Поехали, – кратко произнесла девушка.

Андрей, включив автоматическую последовательность команд для управления маршевым гамма-лазером, подсознательно ощущал то, что сейчас происходило. Заработали магниты торможения тора. Медленно уходило притяжение, и противная тошнота опять подкатила к горлу. Магнитные ловушки термоядерного реактора сжали пучки плазмы, увеличивая мощность. Вся энергия станции пошла на ондуляторы лазера. Андрею показалось, что он чувствует, как мощные импульсы гамма-квантов ударяют в пирамидку. И ещё он поймал себя на том, что дает обратный отсчет самому себе.

– Андрей – я люблю тебя, – голос Кати прорвался сквозь вибрацию и электрические разряды. – Всё будет хорошо.

– Три два, один, – пробормотал Малахов.

Секвенция гамма-лазера заработала. Сначала наступила полная, нереальная тишина.

– Ну что, конец походу, – нарушил тишину голос Пыли. – Я думаю, ваша экспедиция будет успешной в итоге.

– Что тебе сказала Катя? – Этот вопрос мучал Андрея даже сейчас, когда станция летела в кротовую нору.

– Э-э-э, ты опять ищешь ответы на свои вопросы самым простым методом. – Голос Пыли стал язвительным. – А вот пришла ко мне девочка и сказала такое, что ты и постичь пока не можешь.

– Зачем ей надо было приходить? Ты же и так всё знаешь?

– Я повторюсь – я же не бог. Я знаю только то, что могу знать. Но вот, оказывается… Ладно, возвращайся домой. Всё будет хорошо. Почти как ты хотел. Только… не думай, что будет просто.

Опять тьма поглотила сознание Малахова. Исчезли время, пространство, ощущения и запахи. Даже открытые глаза не видели ничего, хотя обычно мерцания в сетчатке оживляют кромешную темноту. Андрей помнил, как произошёл переход с орбиты Земли, но сейчас все пошло немного иначе. Он словно стал наблюдателем странного кино, где не было изображения на экране, а просто он подсматривал что-то, что никогда бы не смог ни увидеть, ни услышать.

Вот знакомый дом отца, его кабинет. Вадим Малахов сидит за столом и читает какую-то книгу. Андрей стоит напротив него и, кажется, мог бы дотронуться, если бы ощущал свою материальность. Отец как будто почувствовал, что на него смотрят, оторвал глаза от книги и внимательно посмотрел на сына. Вадим Малахов был намного старше, чем когда они виделись в последний раз. Глубокие морщины исполосовали лицо, особенно у глаз и на лбу, волосы стали совсем белые и невесомые.

– Вероника, иди сюда, – позвал Вадим жену.

Заскрипели деревянные ступеньки, и на второй этаж к нему поднялась Вероника.

– Иди сюда. – Отец привлек Веронику к себе. – Сядь рядом.

Вероника тоже поседела, но выглядела ещё молодо, хотя глаза выдавали в ней возраст.

– Ты знаешь, – дрогнувшим голосом сказал отец, – я не верю, что они погибли. Мне кажется, что я вижу иногда, как Андрей смотрит на меня через эти световые годы и хочет сказать мне, что надо просто дождаться.

– Я знаю. И я тоже не верю в это. Они просто летят сейчас через миры. Вадим, он будет жив, пока мы живы, пока мы помним о нем. – Вероника обняла мужа и отвернула лицо, чтобы он не увидел её слезы.

– Я всегда мечтал, что его дети, наши внуки, будут играть у нашего дома на лужайке. Что никогда ни у Андрея, ни у кого вообще, больше не будет необходимости воевать с материализовавшимся злом, не будет проклятия Зоны, не будет монстров, не… Не будет самого страшного, что у нас есть сейчас – разлуки. Липкого страха ожидания в безызвестности. Я не понимаю, Вероника, почему нам, мне, тебе, Андрею, людям, которые боролись с этим ужасом, достаются такие испытания? Почему это дьявольское зло уничтожает наши города, сеет безумие в души людей. А ведь есть многие, которым это нравится. Они же идут в Зону развлекаться! Им нравится убивать! И они прекрасно себе живут.

– Да что ты, Вадим. – Верника взяла себя в руки. – Какая у них жизнь? Убил, собрал хабар, выпил, опять по кругу? И не доживают даже до сорока. Не надо им удивляться. Надо просто ждать, когда наш сын вернется.

Вероника и отец сидели рядом и смотрели перед собой, прямо в глаза Андрею, словно видели его. И казалось, эта пауза, эта тишина и эти встречные взгляды дарили им надежду. Пространство вокруг родителей Андрея стало расплываться в черную пургу, как будто злой туман окутал и поглотил их. И только чернота осталась перед глазами Малахова, растворив его в небытие.

– Дебилы, – буркнул Протасавицкий. – Катя, быстро на свое место, устроили тут самодеятельность!

Он без труда поменялся с Катей местами, легко вспорхнув в воздухе капитанского мостика.

Ничего не говоря, командир запустил системы разгона тора, и вот опять сила тяжести вернулась в нормальное состояние.

– Ждем гостей. Знаю я эти комиссии, кишки вынут и не заметят. Попросили, чтобы каждый был у своего основного компьютера. Всем говорить только правду. Ни одного слова, которое нельзя подтвердить ни снимками с камер, ни логами из компьютера, ни чем-либо ещё, не произносить. Только то, что можно доказать. Всем по рабочим местам.

– А почему бы нам не остаться здесь вместе? – удивилась Катя. – Они нас что, в каютах будут допрашивать?

– Всем собрать данные по полету согласно своим обязанностям, приготовить отчеты по экспедиции, сколько успеете. И допрашивать нас будут по одному. – Командир был неумолим.

Малахов с Катей поднялись со своих кресел. На мостике остались командир, штурман и пилот, их рабочие места были как раз там. Катя, бросив грустный взгляд на Андрея, первой вышла из рубки. Малахов с тяжелой душой направился в лабораторию.

– Пистолет свой спрячь, – в спину ему бросил командир, – а то торчит за поясом, как у ковбоя.

Андрей кивнул, не оборачиваясь. В коридоре он, немного помедлив, решил было сначала пойти в сторону медотсека, но потом передумал и зашагал в лабораторию.

Тряска при торможении, рывок от раскрытых парашютов. Приземление в казахстанской степи прошла в штатном режиме, отработанном сотнями таких же посадок. Когда несильный толчок обозначил, что опоры корабля уже коснулись Земли, командир уставшим, как после нечеловеческой нагрузки, голосом произнес:

– Вот теперь уже точно всё.

Снаружи команду ждали пять вертолетов, отдельный для каждого члена экипажа. Но дальше что-то в традиционном сценарии встречи космонавтов пошло не так. Делегацию местных старейшин, которые по казахской традиции хотели надеть на космонавтов цветные, шитые золотом халаты и национальные головные уборы, люди в военной форме близко не подпустили. Не было репортеров, телевидения, только суровый строй оцепления в двадцати метрах от места приземления капсулы.

Малахов, поднимаясь по хлипкой лестнице в кабину вертолета, на последней ступеньке чуть не ударился головой о верхнюю кромку двери – каждый шаг словно подкидывал его, как при прыжке. После возвращения из полета у Малахова появились странные изменения в походке. Но судя по тому, как вели себя остальные члены команды, эти отклонения были у всех. Легкая перегрузка во время полета сделала своё дело.

На летном поле, откуда экипаж должен был на комфортабельной «тушке» перелететь в Чкаловск, экипажу не позволили собраться вместе. А каждого по очереди препроводили на борт и рассадили так, чтобы между ними было минимум два ряда кресел. Самолет, кстати, тоже был не традиционный, предназначенный для перевозки космонавтов, с раздельными кабинками, где можно было лежать, а обычный гражданский рейсовый. Ряды кресел, и, кроме молчаливых людей в штатском, никаких стюардесс.

«Угрюмо нас встречают, – подумал Малахов. – Не нравимся мы им, ох не нравимся».

Но, несмотря на холодный прием, Андрей заснул в неудобном кресле и проспал без сновидений до самой посадки. Это был, наверное, первый спокойный сон со времени старта. Гул двигателей Малахов слышал даже во сне, ему просто снилось, что самолет все готовится к взлету, ожидая очереди, перемещается по летному полю и никак не решается взлететь.

Разбудил его тяжелый вздох турбин на реверсе перед тем, как остановиться. Самолет сел в Подмосковье, но из иллюминатора удалось рассмотреть, что это отнюдь не Чкаловск, куда по отработанному десятилетиями ритуалу привозили космонавтов. Да и встречающие были мало похожи на тех, кого обычно Малахов видел в официальной хронике. Никаких почетных караулов, никаких красных дорожек. Угрюмые мужчины излишне спортивной формы, по очереди, взяв под локоть, выводили экипаж. Катя попыталась возразить, и Андрей со своего кресла даже вскрикнул, что-то вроде «А ну, не тронь!» – но атлет, который стоял рядом с Малаховым, грубо схватив за плечо, усадил его в кресло.

Всех развели по скромным небольшим номерам. От обычной гостиницы они отличались бронированными дверями и решетками на окнах. После скромного обеда, который принесли прямо в номера, опять начались долгие, нудные беседы со следователями. Опять просьбы описать руками на бумаге все время пребывания на станции поминутно. Опять все те же дотошные, без капли доверия, опросы, откуда в памяти компьютера взялись те или иные данные. Допросы были долгие и утомительные. Одни и те же вопросы повторялись многократно в разных формулировках, видимо, в надежде поймать на несоответствиях.

В какой то момент, где-то на десятый час, допросы прекратились. Экипаж собрали в одной комнате. Андрей сел рядом с Катей, хотя мускулистый сопровождающий настаивал на другом месте. Через несколько минут в помещение вошли несколько официальных, судя по важному виду, персон. Никогда раньше Малахову эти люди не встречались. И как он понял по выражению лиц товарищей, им тоже. Вошедшие сели за стол напротив экипажа; сухой высокий мужчина с лысым черепом открыл папку и начал читать:

– Результаты работы…

– Именем Российской Федерации… – перебил его Степанов.

Глава комиссии строго глянул на него поверх очков, но ничего не сказал.

– …комиссии, – продолжил он, – привели к следующим результатам. Данные средств регистрации станции, включая записи камер и логи компьютерных программ, не позволяют оперативно определить их достоверность. Показания членов команды отличаются полной идентичностью, что может свидетельствовать о преступном сговоре. Медицинские показания всей команды в норме, но…

– Короче – расстрелять, – это уже угрюмо пошутил Тимофеич.

– Но, – докладчик опять метнул гневный взгляд, – в медицинских показаниях присутствуют данные, подтверждающие длительный срок пребывания станции вне орбиты Земли. Мышечный тонус всех членов команды соответствует пребыванию некоторого времени в системе повышенной гравитации. Как известно, конструкция станции «КС-6» предусматривает гравитацию, повышенную, по сравнению с земной, примерно на десять процентов. Выводы комиссии следующие.

Докладывающий положил на стол листочек, с которого он читал, и наклонился к сидящему рядом члену комиссии. Хотя они были все в гражданском, по прическе и выправке было понятно, что оба военные. Посовещавшись, они согласно кивнули, и старший опять начал читать.

– Комиссия из присутствующих здесь членов постановила, – снова пристальный взгляд на сидящий напротив экипаж, – признать данные, полученные с систем наблюдения и регистрации данной космической станции, сомнительными и не принимать как достоверные. Показания членов экипажа станции также отнести к таковым.

– Твою… – раздался голос штурмана.

– Однако! – повысил голос глава комиссии и снял очки. – Факт объективного медицинского обследования показал, что настоящее состояние членов экипажа, а именно их мышечно-рефлекторное состояние, не может быть достигнуто медикаментозно. С учётом того, что последние дни пребывания экипажа на Земле имеют документально подтверждённое хронометрирование, которое говорит о том, что привести экипаж в подобное состояние до полета не представлялось возможным, комиссия признает. Первое – признать факт пребывания экипажа вне Земли на время, ими заявляемое.

– Ох, – раздался Катин вздох облегчения.

– При этом, – докладчик не обратил внимания на эмоции, – разрешить команде находиться на свободе, при условии контроля над перемещениями.

– В нужник не надо отпрашиваться? – мрачно спросил пилот. – А то уже готов подать заявку. За три дня рассмотрят.

Председатель комиссии, раздраженный репликами экипажа, бросил на стол листок, с которого читал, и произнес:

– Команда свободна. При необходимости вас вызовут. Комиссию прошу проследовать за мной.

Малахов и его товарищи остались в комнате, предоставленные сам себе. Ушла охрана, осталась открытой дверь.

– Ну и что это значит? – спросил Тимофеич. – Мы можем идти? И что мы, вообще, можем?

– А кто вас за язык тянул? – Протасавицкий был очень зол. – Трудно было вежливо с комиссией говорить? Прояви мы чуть больше терпения, сейчас бы нас на машине везли в аэропорт. И полетели бы домой. А теперь? Что нам теперь делать?

– Ну… Может, пойдем отсюда? – осторожно, словно опасаясь кого-либо обидеть, предложила Катя.

– Да уж пойдем, – ответил Константин Петрович. – Только куда?

– Давайте пойдем, а потом решим куда, – сказал Малахов. – Я почти уверен, что мы дальше этой комнаты без инструкций начальства не продвинемся. Это же всё поза и демонстрация пренебрежения к нам.

– Да, мы же не будем тут сидеть вечно? – Командир приготовился к решительным действиям. – Пойдем, остановят так остановят.

Но никто не остановил их ни в коридорах, ни на выходе из здания. Более того, на проходной военного городка, в котором, как оказалось, они находились, сонный дежурный просто махнул рукой: «Идите себе».

Пригородная станция Черное была пустынна и тосклива. Экипаж шестой космической станции, первой в мире проникшей через кротовую нору в неизведанную часть Вселенной, грустно стоял на платформе, совершенно ошарашенный тем, что они остались одни и никому до них нет дела. Тут еще начался мелкий дождь с ветром, и хотя над головами была шиферная крыша, капли залетали под нее и оседали противной моросью на одежде и лицах.

Электричек не было, касса, в которой можно было узнать хотя бы о расписании поездов, была закрыта. А телефон-автомат, висевший возле кассы, наотрез отказывался работать без специальной карточки. Когда уже назрело решение дойти под дождем до ближайшего места, откуда можно было бы позвонить, с небольшой круглой площади возле станции раздался протяжный гудок клаксона. Потрёпанный «УАЗ-Патриот-Сталкер» к дополнению к звуковому сигналу помигал фарами.

– Так, мне кажется, за нами приехали, – сказал Малахов. – Катя, идем, я тебя познакомлю. Ну, а вы чего стоите? Пошли! В этой машине места хватит на всех.

Когда до «УАЗа» оставалось метров десять, открылись передние двери и навстречу экипажу вышли два человека.

– Ну что, Андрюша, – домой поедем. – Вадим Малахов обнял сына. – Только сначала остальных развезем. Тут их уже давно автобус дожидается. А то мы от самого Монино за вами гонимся, никак догнать не можем.

– Пап, познакомься, – Андрей отступил чуть в сторону, – это моя Катя. Катя, ты же со мной поедешь?

– Что ты спрашиваешь, Андрюша? – вмешалась в разговор Клава, естественно, за рулем «Патриота» была она. – Конечно, поедет.

Уже позже, трясясь по проселочной дороге на задних сиденьях «УАЗа», Андрей тихонько спросил у сидящей рядом Кати:

– А что ты сказала ему, ну, Пыли?

– Какая разница, главное, что он понял.

– Но все-таки?

– Да простые вещи. Что кроме страха, который убивает нас, есть ещё что-то другое, что спасает. Да ты догадался, наверное, и сам.

Малахов молча обнял Катю за плечи и прижался щекой к ее стриженой пушистой макушке. На мокрое ветровое стекло «Патриота» с размаху влепился алый кленовый лист. Стеклоочиститель подхватил его и потащил за собой по дуге. Вправо-влево, вправо-влево. Андрей отстраненно следил за листком взглядом, наслаждаясь покоем и умиротворением. Потом спросил:

– А почему осень?